1

Пробуждение

Первое сообщение разбудило меня рано утром. Эсэмэска сообщала: «Вам пришло письмо. Пожалуйста, ответьте как можно быстрее. С уважением, «Ромео и Джульетта».

Я зевнула и потянулась на кровати. Кто бы мог подумать! Только вчера я заполнила заявку в офисе брачного агентства – и уже получила ответ. Интересно, кем окажется первый кандидат?

Я встала с кровати и пошла к компьютеру. Мой электронный почтовый ящик содержал четыре непрочитанных письма. Последнее было от «Ромео и Джульетты». Заинтригованная, я открыла его.

Здравствуйте, Мария!

Вам пришло письмо с фото. Пожалуйста, отправьте на наш адрес как можно более подробный ответ. Не меняйте тему в заголовке.

С уважением, администратор Руслан

Далее следовал такой текст:

Дорогая Мария, как дела? Меня зовут Фредерик, мне 44 года, и я живу на юге Дании. Я прочитал о тебе и понял, что у нас много общего. Я люблю путешествовать и открывать для себя новые культуры. Люблю животных – посмотри на фотографию, которую я тебе послал. Позволь мне рассказать о себе. Мой рост 1 м 80 см, а вес – 90 кг. Я спокойный и легкий в общении. У меня нет детей, но я хотел бы завести ребенка. Ты ведь не думаешь, что я слишком старый, чтобы стать отцом? Я очень надеюсь, что ты согласишься познакомиться поближе. Жду твоего ответа!

С уважением, Фредерик

К письму прилагалось фото человека, который кормил обезьянку в зоопарке. Его нельзя было назвать мужчиной моего типа – круглое лицо, маленькие глазки, глуповатая прическа и странноватый наряд. Но в агентстве настоятельно рекомендовали не отшивать мужчин вот так сразу. Поэтому я решила познакомиться поближе. Сказать «нет» я всегда успею.

Мой ответ выглядел так:

Дорогой Фредерик!

Большое спасибо за твое письмо!

Прежде всего должна сказать, что возраст – это не проблема. После сорока люди наконец-то понимают, чего ждут от жизни. Я хочу, чтобы на моего спутника можно было положиться, и очень хорошо, если ему за сорок. Кстати, твоя фотография с обезьянкой такая милая! Похоже, ты очень добрый человек.

Я никогда не была в твоей стране, но много ездила по Европе.

Да, пожалуйста, расскажи мне о себе. Кем ты работаешь? Любишь ли ты спорт? Какое у тебя хобби?

Ты уже бывал на Украине?

Жду твоего ответа!

Мария

Затем я отправила свое письмо на адрес агентства. Моя часть работы была сделана. Теперь сотрудники должны были передать это послание по нужному адресу.

Отлично – вот и первая ласточка улетела!

Я проверила другие письма. Два спама. И послание от Винсана, французского фотографа, который написал мне по поводу съемки. Он собирался в Киев – проветриться и заодно немного поснимать. Винсан нашел мое портфолио на одном из модельных сайтов и спросил, соглашусь ли я стать для него гидом, а заодно и попозировать на городских улицах для фотосессии. За это он предлагал мне гонорар в сто евро. После возвращения на Украину я еще не снималась и потому с радостью согласилась. Мы договорились на первую половину июня.

Я также проверила отправителя спама. Им оказался Роджер, чей адрес я занесла в «черный список».

Роджер…

С тех пор, как я отшила его, прошло немало времени. А он все продолжал писать. Мне было непонятно, чего он хочет. Да Роджер и сам, наверно, не знал. Первые двадцать писем, которые он прислал мне после разрыва, были однотипными: «Малыш, прости, пожалуйста, подойди к телефону, давай поговорим». Такими же однотипными были и эсэмэски. Но я могла слово в слово предсказать наш телефонный разговор и потому оставила бесконечные звонки без ответа.

Затем последовала новая волна: «Ты-сука-разбила-мне-сердце-и-сломала-жизнь». Это было еще проще игнорировать. Ну а теперь… Теперь Роджер опустился до жалкого скулежа, всяких там: «Помнишь, как хорошо нам было вместе?» и «Помнишь, что ты мне сказала?» Я хранила молчание. Было бы просто недопустимо сломаться и снова увязнуть в этой трясине. Тогда все мое болезненное прошлое снова обрушилось бы на меня. Английское прошлое. Прошлое унижений, и боли, и несбывшихся надежд, и самоуничтожения. Прошлое любви к англичанину, который, как и предсказал мой словацкий друг Янек, «использовал и бросил меня». Прошлое, которое я всячески старалась забыть – и пока что неплохо справлялась.

Каким-то образом мне удалось заморозить все свои прошлые чувства. Сделав это, я совершила большой шаг – научилась не оглядываться назад и верить в будущее. Теперь я готова была начать все сначала. Опять.

А помогла мне одна спасительная, хоть и отчасти шуточная идея – записаться в брачное агентство. Правда, от идеи до практики прошло довольно много времени. Меня останавливали вещи, которые постоянно приходится слышать о подобных агентствах – мол, «там все сутенеры» и они «торгуют клиентами как скотом». Поэтому сначала я выбрала более спокойный путь – путь поиска работы в Киеве.

Подходящая позиция помощника главного редактора в крупном журнале нашлась на удивление быстро. Я прошла очень серьезное собеседование и услышала от хозяина медиа-холдинга: «Поздравляю! Вы только что отобрали работу у всех возможных конкурентов!» Но эта победа почему-то не принесла мне особой радости. Весь вечер меня грызли сомнения. И в конце первого же рабочего дня я оставила секретарше записку, что больше не приду. Я почему-то больше не видела себя журналистом и по-прежнему не могла найти свое место в родной стране. Меня уже инфицировал «западный вирус», и отрицание этого было бы отрицанием очевидного. Оно могло отсрочить мою очередную попытку смыться отсюда, но никак бы ее не отменило.

Поэтому я сняла с депозита все деньги, которые так нужны мне были в Англии и которые я не смогла тогда заполучить. Теперь это была моя инвестиция в ожидание перемен.

Я начала собирать информацию о брачных агентствах. Посещала их сайты и офисы, разговаривала с их хозяевами и читала отзывы клиентов. В конечном счете мой выбор остановился на трех агентствах – «Ромео и Джульетта», «Slavic Bride» и «InterLove».

К каждой кандидатуре применялись жесткие требования. Прежде всего невесте были необходимы профессиональные фотографии – портрет и в полный рост. Плюс к тому, в «Ромео и Джульетте» меня попросили распечатать несколько фото для их каталога, по которому находящиеся уже в городе мужчины могли выбрать девушку и пригласить ее на свидание. А кроме того, надо было написать презентацию, которая бы рассказывала обо мне, моих привычках и планах на будущее.

Я должна была придерживаться правил общения – не врать, отвечать быстро, быть ответственной и вежливой. Также запрещалось вступать в переписку напрямую, поскольку агентство являлось моим официальным представителем и получало оплату за каждое адресованное мне письмо.

В случае запроса по каталогу следовало пойти на свидание и, по возможности, не отказывать мужчине с ходу, всегда давая ему шанс на вторую встречу.

А еще были подарки от поклонников. С каждой доставленной вещью, будь то игрушка, цветы или конфеты, надлежало сфотографироваться, а к снимку приложить рукописное послание с благодарностью.

Но дальше этого ни одно агентство не шло. Никто не предлагал мне оказывать клиентам дополнительные «платные» услуги, ничего такого. В общем, не так оказался страшен черт, как его малюют.

Для меня, с моим английским и модельным прошлым, оформить анкету оказалось плевым делом. Я выбрала из своей коллекции десять убойных фото, которые вряд ли кого-то могли оставить равнодушным.

Над презентацией долго сидеть не пришлось. Я сразу поймала музу и через пять минут выдала на-гора следующий текст:

Привет, моя Вторая Половинка!

Меня зовут Мария. В моей жизни было много всякого. Работая журналисткой, я руководила большими проектами и путешествовала по разным странам. Я также успела пожить в Лондоне и стать фотомоделью.

Но…

Недавно я поняла, что не этого хочу на самом деле. Даже самая лучшая и интересная работа не сможет заменить семью. Я знаю, что говорю. В моей жизни было слишком много потерь. Почти все мои близкие больше не со мной. И я не хочу оставаться одинокой – это очень страшно, даже в моем, пока еще молодом возрасте.

Поэтому я решила начать все сначала, с чистого листа. Моя цель – простое человеческое счастье. Партнер, который всегда поддержит, родной дом, собака… и со временем ребенок.

Я не верю в случайности. Счастье надо найти и заслужить. И, если ты читаешь это, значит, ты чувствуешь то же самое. Тебе нужен кто-то особенный, так же, как и мне. Может, это судьба?

Напиши мне, и давай узнаем!

Мария

Все это, фото и презентация, было размещено на сайтах трех агентств только вчера. И вот тебе на – сразу же началось движение!

Делая все это, я слепо верила. Не то чтобы агентства казались панацеей от всех бед, но некая невидимая сила придавала мне оптимизм и подталкивала вперед. Впереди ждало что-то особенное и большое. Не знаю, откуда пришла такая уверенность, но она была прямо-таки всепоглощающей. И она помогла мне окончательно забыть Роджера.

* * *

– Значит, ты это сделала? – спросила меня подруга Инна.

– Угу.

– Прямо вот так записалась в агентство?

– Да. Точнее, в три, – ответила я, не скрывая улыбку.

– Ну, не знаю, – протянула Инна. – Как по мне, так это авантюра какая-то.

– Не больше, чем поездка в Англию!

– Маш, но она ведь была ужасной!

– Да нет же. Все нормально. Я должна была съездить, чтобы увидеть все своими глазами.

Инна передернула плечами. Узнав историю моих злоключений, она прониклась ко мне безмерным сочувствием, сделав из всего трагедию, а из меня – мученицу.

После возвращения домой я какое-то время не хотела ни с кем разговаривать. Но затем мне удалось собраться. Я связалась со своими близкими и сообщила им о своем приезде. Конечно, на меня сразу же посыпался шквал вопросов, на которые пришлось отвечать. Я изрядно урезала самые неприятные моменты, и моя история сразу же приобрела несколько другой оттенок. Не было там больше трагедий – так, лишь несколько незначительных разочарований. Но впечатлительной Инне и этого хватило с головой. Она пришла в ужас от моего опыта с Роджером и теперь называла его не иначе как Старый козел. Это меня смешило. В последнее время у меня заметно прибавилось сил, и прошлое порой казалось какой-то шуткой. Я о нем нисколько не жалела. Оно дало мне бесценный опыт и новое видение мира. Не знаю, как именно мне удалось превратить свою скорбь в большой внутренний потенциал и силу. Но теперь я чувствовала себя намного лучше. Я была окрепшей и готовой к любым жизненным поворотам.

– И что, ты собираешься связаться с каким-то мужиком из Интернета? – спросила Инна. – Там, знаешь ли, много извращенцев. Я об этом в журнале читала.

– Извращенцев разглядеть я сумею. Они мне часто попадались в Англии, – засмеялась я.

Не слишком ли часто мне хотелось смеяться? Судя по удивленному лицу Инны, она находила мою постоянную веселость довольно странной. Но я на самом деле искренне радовалась всему, что меня окружало. Будто отсидевший полгода в тюремной камере человек, который вышел на свободу и хотел наверстать упущенное.

– О’кей. Думаю, ты знаешь, что делаешь. Что бы ни случилось, я буду на твоей стороне. Можешь рассчитывать на мою поддержку, – сказала Инна.

– Спасибо, ты настоящий друг.

Мы чокнулись нашими мохито. Я снова улыбнулась. Как здорово было обрести контроль над своей жизнью!

– И ты выйдешь замуж, если будет подходящее предложение? – спросила Инна.

– Конечно, почему нет! – ответила я.

– А ты… – Инна опустила глаза и покрутила пальцами соломинку, – будешь ждать одного-единственного или подойдет первый более-менее нормальный?

– Не знаю, как будет, – сказала я. – Предчувствие. Да, пожалуй, именно оно. Правда. Я записалась в агентство по наитию. Не могу объяснить почему, но знаю, что это правильно. И мне кажется, что я скоро выйду замуж. Это чуйка какая-то.

– Скоро?

– Да, очень скоро.

– Может, у тебя уже и дата есть?

– Нет. Но есть предчувствие. Знаешь, как тогда, когда я искала работу?

– О да, тогда ты поразила нас всех, – сказала Инна.

В самом деле, моя биография насчитывала несколько весьма необычных случаев. Со мной порой случалось невероятное – в часы невезения и полной беспросветности внезапно приходило ощущение того, что совсем скоро все изменится. Стоило только осознать свою цель и действительно захотеть. Так, после окончания университета я всем заявила, что теперь буду работать в крупном издании с многочисленными командировками. Менее чем через неделю меня нашел представитель навороченного журнала и пригласил на высокую должность. Похожее случилось и с модельной карьерой в Англии. Чем дольше я думала о своих лондонских похождениях, тем более невероятными они мне казались. Пожалуй, именно четкое видение цели сделало свое дело. Тогда как сотни других, более молодых, красивых и талантливых девушек даже мечтать о подобном не могли…

Конечно, все эти примеры имели несколько иную природу. Карьеру ведь делаешь в одиночку, а семью – вдвоем. И второй человек всегда здорово влияет на ситуацию. Но я верила, что у меня и теперь все получится.

– Думаю, свадьба будет в сентябре.

Сама не знаю, почему это сказала! С чего вдруг сентябрь? Как будто кто-то молниеносно показал мне эту дату на бумажке.

– Смело, если учесть, что сейчас уже май, – заметила Инна.

– Мы простых путей не ищем.

– Ну, давай тогда за это выпьем, – Инна заказала еще два мохито. – У тебя уже есть кандидат?

– Я общаюсь с тремя.

– О-о, расскажи подробней!

– Один из Дании. Без детей, не был женат. Не красавец, но, похоже, очень позитивный и надежный. Такой серьезный тип.

– Скучно, – прокомментировала Инна. – Следующий?

– Другой из Испании. Адвокат. Тридцать с лишком. В разводе, есть восьмилетний сын.

– Не-не, слишком много проблем. Бывшая жена и алименты – это кошмар.

– Знаю, – сказала я. – Мужчина с багажом мне нужен в последнюю очередь. Ты же меня знаешь, я не умею делиться. Но он настоящий красавчик, и меня к нему тянет чисто физически. Есть еще третий. Сорок один год, продавец машин из Германии. Он умный и пишет мне очень длинные интимные письма. С ним интересно общаться.

– И все это за сколько дней?

– За четыре. Писем было больше, но в основном какой-то мусор, так что я написала: «Извините, вы мужчина не совсем моего типа, желаю вам всего наилучшего».

– Есть кто-то из Англии?

– Пока нет.

– Будешь ждать?

– Не знаю. Посмотрим. Я не хочу привязываться к какой-то стране. Можно поискать счастья где-то еще. Интересно, куда меня в конце концов занесет?

– Ой, подруга, вечно ты что-то затеваешь, – сказала Инна.

– Ну да, я такая.

– Маша, я тебе желаю только счастья. Можешь мне кое-что пообещать?

– Наверно.

– Я буду свидетельницей у тебя на свадьбе.

– На это можешь рассчитывать, – заверила ее я.

В этот момент затрезвонил мой мобильный. Я могла предугадать, что это Роджер.

– Вот блин!

– Что? Опять он?

– Да. Знает, что не отвечу, и продолжает доставать.

– Чего он от тебя хочет?

– Думаю, он сам не знает. Поболтать. На свой обычный манер.

– А ты пыталась его отшить?

– Миллион раз. В письмах, в эсэмэсках. Но это не работает. Он продолжает надоедать.

– Ну и козел! – сказала Инна.

– Я могу ответить, но что ему сказать?

– Fuck ooooo-off! – пропела Инна. – Как насчет такого варианта?

Я подавилась коктейлем и закашлялась.

– Он не очень любит, когда я пою. Хотя идея мне нравится.

– Тогда скажи ему, что у тебя есть другой. Что ты подала анкету в брачное агентство и нашла нового мужчину. И что у тебя в сентябре свадьба.

– Может, так и сделаю, – сказала я.

Но мне не хотелось врать даже Роджеру. Так что я просто отключила телефон в надежде забыть на этот вечер о бывшем английском любовнике.

Самое удивительное, что чем дальше, тем легче мне это давалось.

2

Кандидаты и свидания

На пятый день моей невестинской активности раздался звонок из «Ромео и Джульетты». Администратор Руслан сообщил, что мои фото в каталоге приглянулись одному из клиентов и теперь тот хотел встретиться лично.

– Это очень хороший мужчина. Американец, – сказал Руслан.

– Сколько ему лет?

– Сорок пять. Отлично вписывается в твои рамки.

В своей анкете я указала, что ищу мужчину в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти лет. Честно говоря, сорок пять было многовато, и я надеялась, что кандидаты будут по возрасту скорее ближе к началу этого десятилетнего промежутка, чем к концу. Но мужчины попадались в основном постарше. А для агентства все, кто хоть как-то вписывался в указанные рамки, были идеальными.

– О, – протянула я. – Ну ясно. И как его зовут?

– Егор.

– Американец Егор?

– Да. Он эмигрант. Сам из Киева, но живет в Америке уже семнадцать лет и давно получил гражданство.

– Ясно. И когда я должна с ним встретиться?

– Как насчет сегодня после обеда? Он будет ждать у нас в офисе.

Вот так скорость! Но оно и понятно – в интересах агентства было организовать встречу как можно быстрее. А я не имела права отказываться, не увидев моего воздыхателя воочию.

– Хорошо, я приеду. Во сколько?

– В три часа тебе подходит?

– Договорились. В три. До встречи!

– Пока-пока!

* * *

Я добралась до офиса «Ромео и Джульетты» за десять минут до назначенного времени. Мужчина еще не приехал, но зато я застала саму хозяйку агентства.

Это была женщина пятидесяти-с-чем-то лет, очень серьезная и даже строгая на вид. Стену за ее рабочим столом украшала детальная карта Украины, на которой были отмечены Одесса, Киев и еще несколько крупных городов – видимо, как поставщики наибольшего числа невест.

– Ну, Маша, как дела? – спросила меня шефиня.

Я забыла ее имя. Впрочем, я его особо и не пыталась запомнить.

– Пока все хорошо.

– Отлично. Ты сегодня встречаешься с очень хорошим мужчиной. Он ищет достойную невесту, и, думаю, ты можешь ею стать. Пожалуйста, будь с ним милой, вежливой, постарайся узнать его получше. Даже если он тебе не понравится, сразу ему об этом не говори. Подожди до завтра и сообщи нам о своем решении.

– Конечно, – беззаботно кивнула я, в душе ненавидя ее за подобный инструктаж. Мне были известны правила и назидания не требовались.

– А как дела с остальными? – спросила она.

– Пока все отлично, – ответила я. – Есть очень интересные варианты.

– Трое, да? – Агентство было в курсе всех контактов, которые поступали ко мне через их базу.

– Ага. – На самом деле недавно появился еще один человечек, с которым у меня завязалась переписка. Но его подослало другое агентство, и я об этом умолчала. Вообще работать сразу с несколькими конторами не возбранялось, но, конечно, никто бы не обрадовался, если бы я про это сказала. Как говорится, меньше знаешь – лучше спишь.

– Трое за пять дней – это, девочка моя, достижение! – сказала шефиня. – Немногие девушки так популярны, как ты. У тебя невероятная харизма. Да и фотографии говорят сами за себя. В общем, ты у нас в числе самых-самых.

– Большое спасибо! – сказала я.

– Так что не торопись с выбором, – посоветовала шефиня. – Все наши клиенты – хорошие мужчины. Есть о чем подумать. Кстати, про сегодняшнего мужчину. Он снимает квартиру тут, на верхнем этаже. Каждый год приезжает, поэтому мы его хорошо знаем. Он веселый. Думаю, тебе понравится. О, а вот и он!

В этот момент дверь распахнулась, и в помещение ввалилась двухметровая глыба весом килограммов под сто двадцать, которая своей могучей спиной закрывала солнечный свет.

– Егор, здравствуйте! – сказала шефиня.

– Приветствую! – пробасил тот в ответ. – Как погляжу, прекрасная Мария уже здесь!

– Да, позвольте вам представить нашу красавицу.

– Мадемуазель, – Егор поцеловал мне руку, которая полностью утонула в его могучей лапище.

Я была так шокирована размером этого человека, что потеряла дар речи.

– Доб… й… де… – только и удалось промямлить мне.

– Я очень рад познакомиться с самой прекрасной девушкой в городе! – отвесил комплимент Егор.

Его театральные фразы, сказанные абсолютно серьезным голосом, вкупе с великанской фигурой и непривычным поведением, заставляли меня чувствовать себя неловко. Мне на самом деле не хотелось идти с ним на свидание, потому что я уже точно знала – мы друг другу не подходим. Ради всего святого, да он бы сделал из меня пюре, если бы попытался заняться со мной сексом!

Но говорить «нет» сразу было нельзя. Чертовы правила!

– Ну что, наслаждайтесь вашим вечером, – благословила нас шефиня. – Увидимся позже.

– Прошу, – Егор открыл мне дверь, как самый настоящий джентльмен.

Глубоко вздохнув, я приготовилась к непростому свиданию и шагнула на улицу.

* * *

Все оказалось не так уж и плохо. Егор был не скучным человеком, и вся его манерность вскоре уступила место естественности. Он пригласил меня в хорошее кафе и заказал шоколадный торт.

– Рассказать обо мне или ты первая? – спросил он.

– Пожалуй, я уступлю.

– Оки. Я компьютерный инженер, живу возле Сан-Франциско, руковожу небольшой фирмой. Не миллионер, но на хлеб с икрой хватает. А икра у нас ой как недешево стоит!

– Почему ты переехал?

– Как и многие. Вскорости после коллапса нашей любимой системы. Я был достаточно умным, чтобы вовремя свалить.

– Трудно было выбраться?

– Мне – нет. Я еврей.

Это многое объясняло. Понятно, что Егору выехать было нетрудно. Он оказался одним из тех, кто повалил в сторону Запада после развала Союза. И выбрал очень модное направление – Соединенные Штаты.

– Ясно.

– Я был женат, но после пятнадцати лет жизни с моей женой мы… ну, так сказать, начали действовать друг другу на нервы. И разбежались. Так что теперь я свободен как птица и каждое лето приезжаю в родной город. В этом году я решил соединить приятное с полезным. Одному быть скучно.

– Значит, ты хочешь жениться?

– Не сразу. Я хочу посмотреть, подумать. Зачем торопиться? Знаешь такую пословицу – поспешишь…

И Егор сделал паузу, давая мне возможность закончить. Но я промолчала.

– Правильно, людей насмешишь, – сам закончил он. – Я не дурак бежать в ЗАГС через неделю. Свадьба – дело серьезное. Но если я найду подходящего человека – женюсь!

– И почему ты ищешь девушку именно здесь? – спросила я.

– Думаю, ты сама себе можешь ответить, – сказал Егор. – Потому что американки… – и он сделал жест, в своей характерной манере приглашая меня продолжить фразу.

На этот раз я включилась в процесс.

– Толстые, – закончила за него я.

– Да. А еще?

– Некрасивые.

– Просто фу! И?

– И? – спросила я, передавая ему эстафету.

– Помешанные на феминизме. Карьеристки. Неласковые. Плохие хозяйки. Они максимум могут разогреть пиццу в микроволновке. А меня, нашего человека… Которому есть с чем сравнивать… В общем, сама понимаешь… Американки – не вариант. Наши красавицы лучше всех.

– А жена твоя тоже из Украины?

– Из России. Но ты же понимаешь, это по сути одно и то же. Наша. Связаться с американкой – это самоубийство.

– Понимаю.

– Оки, а теперь твоя история.

Я вкратце рассказала Егору о своем путешествии в Англию, о трудностях и отказе в новой визе. Также я упомянула Роджера, но очень вскользь. Сказала лишь, что был человек, с которым мы пробыли некоторое время вместе и не сошлись характерами.

– А ты бы могла представить себя в Америке? – спросил Егор.

– Честно, после всего, что со мной случилось, я могу представить что угодно. Даже что завтра прилетят инопланетяне.

– Ну, один из них уже напротив тебя, – засмеялся Егор. – Ты милая девушка. С тобой приятно. Легко. У тебя должна быть куча поклонников. Ты уверена, что готова выйти замуж? По-моему, тебе еще можно погулять.

– Честно говоря, я устала от всех этих гулек. Хочется стабильности. Я уже старая для всякой ерунды.

– Старая? – Егор хмыкнул. – Не говори чепухи. Ты из вечно молодых. Да, лет до сорока останешься такой же девчушкой-хохотушкой. А может, и еще дольше.

– Спасибо за комплимент, – сказала я.

– А это не комплимент. Это правда. Поверь мне, я уже давно живу и повидал много людей. Я знаю, что говорю.

– И все равно спасибо! – сказала я.

Так мы и сидели, и болтали, и я наслаждалась компанией Егора… Компанией, но не более того. Я не смогла бы пойти дальше и когда-либо выйти замуж за такого человека, как он. Мы просто не подходили друг другу как партнеры. Но мы могли бы стать хорошими приятелями. Только вот сказать об этом прямо я не могла. Согласно инструкции, следовало закончить свидание на мажорной ноте.

Через несколько часов Егор предложил переместиться в другое место, и мы отправились в суши-бар. Там нам удалось полноценно пообедать и выпить несколько коктейлей. Егор рассказывал мне всякие забавные истории, я смеялась, и в какой-то момент он взял и поцеловал мою ногу. Прямо так, без всяких предупреждений, он сгреб ее своей огромной ладонью и страстно приложил к губам. Это было настолько неожиданно, что я зашлась хохотом. Затем Егор принялся читать какие-то странные стихи собственного сочинения, а я громко аплодировала. Люди вокруг смотрели на нас так, словно мы были парочкой психов, незаконно покинувшей лечебное заведение.

– Ты заметила вон ту компашку? – неожиданно указал палочкой себе за спину Егор.

Там сидел неприятного вида старый дядька, который периодически поковыривал в носу. С ним были две девушки.

– А что такое?

– Ты ничего не замечаешь?

Я присмотрелась повнимательнее. Дядька был иностранцем – скорее всего, голландцем или немцем, – а девушки нашими. Разговаривали не очень громко, но мне удалось расслышать, что они договаривались о совместном посещении ночного клуба.

– Он, наверно, таблеточки там всякие принимает, – сказал Егор.

– Какие? – не поняла я.

– Две девушки сразу. Храбро с его стороны.

– А-а… – протянула я. – Ну да, может быть.

Разница в возрасте между этим мужичком и девушками составляла, наверно, лет тридцать. А еще он был лысым и мерзким. Чур, меня, чур!

– Ты слышала, о чем они говорят? Эти девушки?

– В общем и целом.

Егор придвинулся ближе и прошептал:

– А я хорошо слышал. Они обсуждают, как получше его напоить и обобрать.

Я прислушалась. Действительно, время от времени девушки отпускали отвратительные комментарии в адрес своего спутника, планируя для него веселенькое приключение, которое тот никогда не забудет. А мужик хлопал себя ушами по щекам и слюняво улыбался. Он и понятия не имел, о чем на самом деле идет речь. Видимо, считал себя царем горы, которому все готовы кланяться в ножки. Это было очень печально и плохо пахло. Я скривилась.

Егор угадал мое настроение.

– Да-да, ты права. Гадость. Таких случаев полно. Я давно наблюдаю. Трудно не заметить. Город кишит такими компашками.

– Я никогда особо не присматривалась, – сказала я.

– А ты присмотрись. Много интересного увидишь, – сказал Егор.

Но мне, если честно, не очень хотелось. Зачем было заполнять свою жизнь подобной мерзостью? Мне хватало негатива. Я же искала что-то позитивное. Хотя, признаю, теперь и сама оказалась в этой обойме.

– Ну что ж, мы-то, по крайней мере, играем честно, – сказал Егор, поднимая бокал. – За нас. За нормальных.

– Да, – отозвалась я. – Нормальные. Конечно же, мы такие.

* * *

Письмо от: Пол Деннен

Тема: Встреча

Привет, Мария!!

Меня зовут Пол, мне 46 лет, 176 см, 77 кг. Я знаю, это старше, чем ты ищешь, но решил проверить, действительно ли наша разница в возрасте для тебя проблема. Надеюсь, нет!!!

Мой бизнес – инвестиции. У меня много красивых домов в Англии, Новой Зеландии, Германии, а теперь и в Украине, где я сейчас живу. Я покупаю квартиры в Киеве под сдачу в аренду. Да, я очень богатый, но деньги – не главное для счастья.

Мое хобби – разведение лосося, у меня в Шотландии три фермы. Я люблю поло, футбол и другие виды спорта. Играю на пианино, обожаю классическую музыку. Мне нравятся простые вещи в жизни.

Я хочу жену, а не подружку. Хочу детей. Я добрый, откровенный и спокойный. Я надежный партнер.

Если ты серьезно настроена, пожалуйста, ответь. Я люблю все делать быстро и хочу встретиться лично, в Киеве это будет легко организовать. Если мы друг другу понравимся, это может быть началом счастливой жизни.

Ты можешь мне звонить в любое время.

Искренне твой,

Пол

Вот такое письмо пришло ранним утром шестого дня. К нему прилагался телефон с украинским номером. Это меня обескуражило.

Для начала – какой нормальный мужчина будет первым делом писать, что он богат? Ответ был прост: только такой, который хочет впечатлить недалекую девушку.

Я не верила в чудеса и не думала, что стала внезапной страстью публичного миллионера. На сайтах знакомств люди переписываются со многими другими – и мой личный пример был тому отличным подтверждением. Так что поверить, будто это милое послание предназначалось мне и никому иному… Спасибо, я уже выросла из сказок.

И потом – даже если это действительно было чудо, какой человек стал бы инвестировать в украинскую недвижимость? Многочисленные кризисы последних лет уничтожили многих бизнесменов и покалечили еще больше. Рынок недвижимости заглох и еле шевелился. Так что вся история Пола казалась более чем неправдоподобной.

Плюс к письму не прилагалось никакого фото. Если мужчина хотел серьезного знакомства, он мог и показать личико.

Наверно, по его расчетам, упоминание многочисленных домов должно было отбить мне мозг. Не вышло.

Но правила агентства предписывали ответить на это письмо. Более того, мне было просто любопытно. Хотелось вывести этого лгуна на чистую воду.

Поэтому я ответила таким образом:

Привет, Пол!

Была рада получить письмо от человека, который уже здесь. Это значит, что ты многое знаешь о жизни на Украине и о том, чего от нее ожидать:)

Твой возраст не проблема. У нас неплохая разница – вполне подходящая для счастливой жизни.

Я правильно поняла, ты из Англии? Если да, я знаю ОЧЕНЬ МНОГО о твоей стране, потому что долго там жила. Ты из какого города?

Я тоже предпочитаю личную встречу. Давай договоримся. У меня много свободного времени. Когда тебе удобно?

И не волнуйся о нашем общении – английский для меня как второй родной язык. Если ты мне ответишь, я дам тебе номер моего мобильного.

Надеюсь, до скорого.

Мария

P.S. Пожалуйста, отправь мне свою фотографию, потому что у меня ее так и нет.

Ответ пришел в течение часа. Это заставило меня засомневаться еще сильнее – какой бизнесмен сидел бы дома в понедельник утром и строчил письма? Ответ оказался слишком длинным и вряд ли мог быть написан за столь короткое время. Оно больше походило на трафарет.

Привет, Мария!

Спасибо за быстрый ответ.

Я до завтра в Лондоне, а потом вернусь на Украину. Мы можем встретиться? Чем ты занималась в Англии? Как так вышло, что ты не нашла хорошего английского парня? Посылаю тебе фото моих домов, но не чтобы впечатлить тебя, а потому что я хочу показать, что люблю их и что я ответственный и могу предложить тебе стабильность – пожалуйста, пойми меня правильно.

Как я упоминал, мне 46 лет, у меня рост 176 см и вес 75 кг. У меня свои волосы и зубы, все настоящее.

Я очень честный и хочу найти жену, потому что в моем возрасте уже не стоит играть в игры, я хочу ребенка, потому что люблю детей. Я преданный и был с моей бывшей женой 16 лет и никогда ей не изменял. У нас был замечательный брак.

По профессии я дизайнер интерьеров, после окончания Школы искусств создал свою компанию. Она быстро стала успешной и самой большой на юге Англии. На меня работало 150 человек. Я много трудился, а недавно продал компанию в мультимиллионной сделке и теперь хочу сконцентрироваться на другом бизнесе. После развода я был два года сам не свой, а потом сумел взять себя в руки и перебрался на Украину. Я раньше жил в Болгарии, купил несколько квартир, но мне там не понравилось, я сдал эти квартиры и приехал сюда. Тут я покупаю недвижимость и сдаю ее крупным фирмам. Мне нужна жена, чтобы жизнь была полноценной. Я устал быть один, я ищу кого-то, кто станет и моей любовницей, и лучшим другом, и опорой. А ты сможешь ожидать того же от меня, я буду тебя защищать.

У меня легкий характер. Я очень люблю свои дома, не курю и не пью. Стараюсь держать себя в форме и хожу в спортзал. Я люблю путешествовать, мое любимое место – Гозо на Мальте, это просто рай. Обещаю, мы поедем туда вместе на медовый месяц. Я хочу сидеть на пляже рядом с кем-то особенным.

Я буду с нетерпением ждать твоего ответа, пожалуйста, будь всегда честной со мной. И если ты хочешь надежное будущее, очень скоро мы сможем быть вместе, я жду этого с нетерпением! И, надеюсь, ты тоже. Я готов к новой жизни!!!

Пол

К письму прилагалась целая куча всякого – фото с домами и квартирами, чертежи (видимо, с ними же)… Все имели очень маленькое разрешение, а тусклые цвета и крупное зерно давали ощущение того, что они были сканами из журналов. Последний снимок изображал мужчину неопределенного возраста, явно отфотошопленный. Может быть, этот мужчина был и привлекательным. Но фотография выглядела как одна из тех, что печатаются в газетах про НЛО – «Вон же он, за всеми этими полосами и пятнами, смотрите внимательнее!». Богатый бизнесмен мог бы заказать снимок и получше.

Кроме того, я не могла не заметить неточность, которую он совершил со своим весом. Сомнительно, что человек мог похудеть за час на два килограмма. Хорошо хоть, он не забыл, сколько ему лет.

Все эти маленькие моменты просто вопили о том, что мужик – самозванец. Но я не хотела делать окончательный вывод, пока мы не поговорим. Я решила позвонить Полу – не сразу, а на следующий день, выдержав достойную паузу.

«Что ж, посмотрим из какого теста ты сделан!» – подумала я.

* * *

На седьмой день меня пригласили в офис «Ромео и Джульетты». Кто-то прислал мне подарок. И теперь я должна была его получить.

Увидев меня, шефиня сахарно улыбнулась. Я однозначно была среди ее фавориток. Агентство извлекало прямую выгоду из всех оказанных мне знаков внимания. Для иностранных клиентов оно также работало как служба доставки, чьи услуги, думаю, стоили не меньше, чем у DHL.

– Мария, ты прямо нарасхват! – сказала шефиня. – Мне только что звонил Егор, он хочет завтра с тобой встретиться.

– Эээ… – я была, в общем-то, не против его компании. Но мне совсем не хотелось дурить голову такому, в общем-то, приятному мужчине надеждами на что-то большее. При этом агентство хотело, чтобы я удерживала его возле себя. Надо было подумать и выиграть время. – Как насчет послезавтра?

– Ты занята, да?

– У меня встреча с косметологом. Чистка. Я потом буду не самым лучшим образом выглядеть, с красным лицом, – соврала я.

– Ну да, конечно. Я ему передам. Мы договоримся на другой день.

Я с облегчением кивнула.

Таковым было еще одно правило – все свидания назначались только через офис, и сама я только выбирала день, не более. Мы не устраивали персональные договоренности, пока наши отношения не приобретали более конкретный статус.

– А сегодня у нас для тебя подарок, – администратор Руслан достал с полки большой пакет. – Вот.

Я развернула упаковку и обнаружила милейшего плюшевого медведя. Он был огромным, белым, мягким и при этом каким-то беззащитным. Трогательно-грустным. Кто-то угадал для меня лучший подарок!

– Ой, какая прелесть! – протянула я.

– А вот еще сообщение, – Руслан передал мне бумажку с небольшим посланием.

Дорогая Мария!

Твой профиль на сайте знакомств запал мне в душу. Я считаю, что ты удивительная девушка! Посылаю тебе мистера Мишку. Он будет для тебя хорошим другом. Пока это все, но я скоро снова тебе напишу. Целую,

X

Вот и все.

– Там нет имени, – сказала я Руслану.

– А он не хотел называться. Пока. Так бывает, – по голосу Руслана было ясно, что для него это действительно будничное дело. Никакой романтики. Только бизнес.

Но для меня это было чем-то большим. Я обняла Мишку и улыбнулась. Какой все-таки красивый жест!

– Вот-вот, молодец. Стой так! – Руслан взял камеру и сделал несколько кадров. – Доказательство доставки, – объяснил он.

Я не возражала. Бесспорно, человек, который прислал мне этот подарок, заслужил благодарность.

– Пожалуйста, напиши для него что-то. Типа: спасибо, очень мило, бла-бла и тэ дэ. – Руслан подал мне бумажку и ручку.

Придумать ответное послание не составило труда. Я написала:

Дорогой Незнакомец!

Не знаю, как тебя зовут, и не имею понятия, как ты угадал, что я люблю мишек. Может, это волшебство? Большое тебе спасибо, и надеюсь, что ты мне скоро напишешь.

С уважением, Маша

Руслан пробежал записку глазами.

– Замечательно! – сказал он. – Я ее передам.

– Спасибо, – ответила я.

– Если что-то еще придет, я дам тебе знать. Не забывай проверять свою почту.

– Обязательно, – пообещала я.

* * *

Дома меня и моего нового друга Мишку уже ждали новые письма. Одно от датчанина: «Дорогая Мария, по-моему, между нами все просто замечательно. Не хотела бы ты поговорить по телефону? Если ты пришлешь мне свой номер, я буду счастлив позвонить тебе…» Другое от немца: «Мария, в следующем месяце я буду в отпуске в Черногории, у моего друга там квартира, которую он мне даст на несколько недель. Давай встретимся?» Испанец поведал последние новости и закончил словом «Целую». Четвертый кандидат, парень из Нидерландов, ничего нового не прислал.

Но зато появились два совершенно новых мужчины. Один из Италии, а второй из Германии. Итальянец написал нечто вроде «белого» стиха в псевдоромантическом стиле:

Милая Мария,

Я увидел твою улыбку,

Увидел твои глаза,

И мое сердце дрогнуло…

Я был покорен!

Ты очень особенная.

Я хочу быть с тобой, милая Мария,

… что скажешь?

Как нам начать?

Я – симпатичный, добрый и веселый,

У меня отличная работа.

Рост 187 см.

А вес 83 кг.

У меня темные волосы и глаза,

Я не курю.

Я люблю путешествовать, заниматься спортом…

Я из Италии.

Что ты представляешь, когда слышишь об Италии?

Ты хотела бы сюда приехать?

Можно к тебе в гости?

Я буду ждать, милая Мария.

Фабио

«Фабио, ты хреновый поэт и никудышный маркетолог», – подумала я.

Письмо было каким-то фальшивым и совсем не личным. Он не написал ничего конкретного о своей работе и о городе, в котором живет, не прислал свою фотографию… Как будто я уже должна была растаять от одного только слова «Италия». Не надо нам такого счастья!

Я отправила Фабио в число неинтересных.

Письмо от немца, напротив, было слишком конкретным:

Дорогая Мария!

Меня зовут Райнер, и я живу в маленьком городке Кобург в Германии. Мне 42 года.

Мой друг нашел свою жену Елену через агентство. Она русская. Они живут вместе три года, и у них двое детей.

Я никогда не был женат, и у меня нет детей.

Ты мне очень нравишься. И очень хорошо, что ты говоришь по-английски.

Я учитель и люблю свою работу.

У меня дома три кошки.

Я занимаюсь спортом и люблю гулять с друзьями.

Посылаю тебе фотографии, сделанные на свадьбе моего друга.

Надеюсь, ты мне ответишь.

С уважением,

Райнер

К концу письма я уже зевала. Оно больше походило на резюме. Вообще никакой изюминки. Тоска зеленая.

Фото было таким же скучным. На нем невзрачный лопоухий мужчинка с залысинами сидел на сером диване и застенчиво улыбался. Одет он был в обычные, незамысловатые джинсы и рубашку.

Вежливый отказ – и в мусор!

Я внезапно поняла, что становлюсь все более привередливой. Эх, если бы только можно было создать идеального мужчину самостоятельно! Взять лучшие черты каждого из кандидатов и сложить их воедино: внешность испанца, место жительства итальянца, возраст и отсутствие багажа от предыдущих браков немца, веселый характер Егора, романтичность приславшего мне Мишку мистера Х, дома Пола – если таковые существуют в природе. Я посмеялась над своими мыслями.

Кстати, об англичанине. Решив не откладывать дела в долгий ящик, я набрала его номер. Он ответил не сразу и, поняв, кто это, вначале как бы растерялся. Мы поболтали минут десять, и чем дальше, тем больше Пол напрягался. Его речь совсем не выдавала в нем аристократа, а мои коварные наводящие вопросы о жизни на Украине и его инвестициях ставили собеседника в тупик. Кроме того, он явно не ожидал от меня такого уровня владения языком. В общем, не желая его больше мучить, я предложила созвониться «как-нибудь потом». Пол с облегчением согласился и даже не попытался уточнить, когда же будет это самое «потом».

И его в топку!

Этот разговор меня позабавил. Но, подумав немного, я поняла, что гораздо больше расстроена. Все претенденты, крутящиеся рядом, по большому счету меня не устраивали. Мне хотелось принца на белом коне, хотя я прекрасно понимала, что его в природе не существует.

Может, стоило снизить свои запросы и выбрать более-менее нормального?

Да, но как мне было определить этого «более-менее»? По правде говоря, ни один из них не вызывал какие-то сто́ящие эмоции. Даже испанец – все его заслуги заключались в том, что он был симпатяшкой, с которым мне вполне хватало общения на расстоянии. Не слишком-то много для начала семейной жизни! Сам по себе он, как и все остальные, оставался для меня пустым местом. Каким словом можно было описать мое отношение к этому сонму женихов? Ах да – фиолетово!

Я честно ответила на все имеющиеся письма. Это уже стало ежедневной рутиной. Да-да, именно механикой, потому что я испытывала все меньше и меньше радости от переписки со своим квартетом. Мне удавалось оставаться дружелюбной, позитивной, но мои чувства молчали. Не знаю, как только датчанин умудрился разглядеть какой-то прогресс в отношениях. Наверно, он выдавал желаемое за действительное. Или я просто была хорошей писательницей. Но, по его словам, он уже начал влюбляться. А я и симпатию-то выжать была не в состоянии.

Закончив с ответами, я загрустила. Что же мне было делать? Могла ли я жить с человеком, к которому ничего не испытывала?

Говорят ведь, что любовь и брак – совершенно разные, а порой даже несовместимые вещи?

Как бы там ни было… Я бы не сумела. Мне бы не удалось сломать и запрограммировать себя…

Если бы только Роджер не был таким дураком! Мы бы смогли быть счастливы вместе! Все проблемы между нами казались такими надуманными! Эх, добавить бы ему мозгов за счет размера его мужского достоинства!

Что бы там ни было в голове у Роджера, он продолжал закидывать меня письмами.

Поток жалких, полных патетики признаний постепенно иссяк. Теперь уже Роджер докатился до стихов. Сегодня он прислал письмо с пометкой «Поэма для моей любимой». Я не выдержала и открыла его. Так, поглазеть.

Оказалось, что заголовок был всего лишь затравкой. Внутри обнаружилось довольно бездарное сочинение в стиле «Розы красные, фиалки синие, я люблю тебя, ты такая красивая». Поэзия никогда не была сильной стороной Роджера. К горе-стишку прилагалось такое послание:

Мой дорогой малыш!

Ты не отвечаешь на звонки, это ужасно, я очень несчастлив и скучаю. Я все еще тебя безумно люблю. Не важно, что мы там наговорили и сделали. Человек не понимает своего счастья, пока его не потеряет. И то, что я тебя отпустил, это моя самая большая ошибка… Я не вижу смысла в жизни без тебя, я сделаю все, что угодно. Только вернись ко мне. Пожалуйста, приезжай в Англию, мы сделаем тебе новую визу. Сядем и поговорим обо всем…

…я люблю тебя, малыш…

Вернись ко мне… Пожалуйста…

Если бы я не прошла через все это в Англии и не выработала иммунитет, такое послание могло бы заставить меня подумать дважды. Но по опыту нашего общения с Роджером, я не стала думать даже единожды. Просто криво усмехнулась и отправила все это творчество в корзину.

«Как было бы здорово встретить человека, который одновременно и романтичный, и адекватный», – с тоской подумала я.

Моя проблема состояла в том, что я переставала верить, будто такие люди существуют.

3

Безумие любви

Все случилось двадцать пятого мая. Эта дата четко отпечаталась в моем сознании, потому что с самого утра денек не задался, а к вечеру стал и вовсе паршивым.

Сперва у меня сломался мобильный. Пришлось ехать покупать дешевый лапоть, потому что на большие траты я не рассчитывала. Мне совсем не хотелось повторить на родной земле английскую историю нищенства и тотальных финансовых катастроф.

Потом пришлось встретиться с Егором. Продолжать откладывать наши свидания стало уже просто неприлично. Все получилось куда хуже, чем в первый раз. Егор пытался установить какой-то телесный контакт, обнять-поцеловать, а я все искала причины отстраниться и продолжить разговор. В результате он сделал вывод, что совсем мне не нравится, и попросил честно во всем признаться. По договоренности с агентством я не могла его вот так прямо отшить. Пришлось юлить и выдумывать причины, чтобы этого не делать. Но он и сам все понял. Отправил меня домой на такси и попросил хорошенько обо всем подумать. Я обещала дать ему ответ как можно скорее.

Дома пришлось разбирать письма. Датчанин уже практически требовал номер моего телефона. Зато испанец внезапно самоликвидировался, сообщив, что помирился с бывшей подружкой. Закончив с рутиной и опять оставив датчанина без телефона (пришлось воспользоваться историей с гибелью мобильника), я поняла, что откровенно грущу. Вся эта мышиная возня начинала меня напрягать. Прошло каких-то десять дней, но я уже была сыта по горло всеми этими знакомствами. Мне всерьез захотелось прекратить свои поиски, причем прямо сейчас. Но я заставила себя подождать до завтра. А чтобы как-то развеяться, позвонила своему зубному врачу, который давно хотел сходить поиграть со мной на бильярде.

Он приехал со своей подружкой, о которой я ничего не знала. От досады мне захотелось плюнуть и уйти. Он был красавчиком, и, несмотря на то, что я и не думала начинать с ним какие-то отношения, вечер легкого флирта нам бы не помешал. А теперь пришлось тупо играть, причем под пристальным взглядом этой девушки, которая не умела держать в руках кий, но, видимо, очень ревновала и ни за что бы не отпустила своего парня одного.

Я вернулась домой незадолго до полуночи. Раздосадованная и раздраженная. Села к компьютеру и, несмотря на то, что это выбивалось из моего привычного распорядка, проверила почту. Так, бесцельно, чтобы хоть чем-то себя занять.

Меня ждало письмо.

Одно.

С заголовком «Петер».

Я открыла его…

И увидела фото!

Мое сердце екнуло. Как тогда, когда я увидела Роджера в спортзале и влюбилась с первого взгляда. Но на этот раз гораздо сильнее. Оно практически остановилось.

С фотографии на меня, слегка улыбаясь, смотрел симпатичный блондин с яркими голубыми глазами. В них одновременно отражались спокойствие, надежность, симпатия, нежность и много-много всего другого. Именно этот взгляд убил меня наповал. Враз. Бах – и я пропала.

Никогда не думала, что такое может случиться и что меня покорит обычное фото. Да, я верила в возможную симпатию по Интернету, в начало неких взаимоотношений. Но не в такое яркое чувство, которое обрушилось на меня незнамо откуда и, главное, незнамо почему. Это даже немного пугало.

Я пришла в себя, только когда поняла, что глазею на фото уже минут пять. А ведь было еще письмо, причем немаленькое. С замиранием сердца я принялась читать:

Дорогая Мария!

Пишет тебе Петер из Австрии. Я живу в Тироле. Может, ты знаешь курорты Ишгль, Китцбюль и Зельден? Все они находятся недалеко от меня. Я живу в городе, расположенном в 100 км от Италии и Германии.

Думаю, мы друг другу очень подходим. Я тоже хочу найти человека, с которым мое сердце будет биться в унисон. От жизни я очень многому научился и, думаю, стал идеальным партнером для гармонии, а также для всяческих маленьких безумств.

Да, я немножко сумасшедший, потому что люблю приключения. Мне нравится делать сюрпризы и видеть людей счастливыми. Мне это доставляет больше удовольствия, чем самому получать подарки.

По жизни я романтик и оптимист.

Моя работа связана с налогами. Я помогаю компаниям снизить финансовые расходы. Но не волнуйся, я не какой-то скучный консультант. И работа никогда не влияет на мою личную жизнь.

Я люблю ездить на спортивной машине под клевую музыку в Италию. Люблю спорт (бег и фитнес). Часто встречаюсь с друзьями на барбекю. Все это я хочу разделить с одной-единственной женщиной, которая чувствует жизнь так же, как и я. Хочу семью и детей. Дети делают жизнь светлее.

Но хватит обо мне. Ты очень красивая девушка. Чего ты ждешь от жизни? О чем мечтаешь?

Дорогая Мария, очень надеюсь получить от тебя ответ.

Петер

Боже, он был идеален! Романтичный и адекватный! И такой красивый! Он был именно тем, кого я искала, даже не совсем понимая это. Прочтя письмо, которое прямо-таки излучало тепло, и, снова взглянув на фото, я поняла, что Петер – это мужчина моей мечты… И, пожалуй, всей моей жизни…

Дрожащими пальцами я набрала ответ:

Дорогой Петер!

Даже не знаю, с чего начать… Я открыла твое письмо, и оно сразило меня наповал. Ты похож на рок-звезду и выглядишь именно так, как описал, – веселым, спонтанным и романтичным. Мне кажется, мы действительно друг другу подходим. И я очень рада, что ты меня нашел!

Отвечу на твои вопросы. Да, я была в Австрии несколько лет назад по работе. Я журналист, и меня посылали в командировку в Ранквайл. Это невероятно красивое место! Никогда не забуду отель, в котором останавливалась, – он находился на вершине горы! Также я делала пересадку в Вене, и этот город мне очень понравился.

Ты спросил о моих ожиданиях от жизни. Все очень просто – я ХОЧУ семью. Не по какой-то конкретной причине, а просто потому, что чувствую себя готовой к этому. Мне надоела неопределенность и отношения по схеме «встретились-погуляли-разбежались». Я не хочу быть одна и ищу родственную душу.

По-немецки я почти не говорю, но свободно общаюсь на английском. Так что, думаю, проблем у нас не будет.

У меня есть к тебе несколько вопросов. Ты любишь животных? Какую музыку ты любишь? Какие приключения с партнером ты бы хотел пережить? И, если хочешь, расскажи о себе еще что-то – мне очень интересно знать как можно больше.

Посылаю тебе несколько моих фотографий – их нет на сайтах. Это эксклюзив.

И пришли мне свои, пожалуйста.

Я очень, очень жду твой ответ!

Мария

Придирчиво перечитав письмо несколько раз и поправив так, словно готовлю особо важную статью в журнал, я отослала его Петеру.

После этого я не спала несколько часов, каждую минуту проверяя почту. Мне так хотелось получить ответ немедленно и написать еще одно письмо, а потом еще! Но я прекрасно понимала, что в столь поздний час Петер вряд ли отзовется. В четыре часа ночи я выключила компьютер, приказав себе запастись терпением.

«Утро вечера мудренее» – неспроста эта поговорка пользуется такой популярностью.

Мне приснилось, что Петер стоит на берегу моря и зовет меня к себе. Он протянул мне руку и улыбался, а я бежала навстречу, пытаясь до нее дотянуться. За секунду до того, как мне это удалось, я проснулась. Но у меня почему-то была абсолютная уверенность, что эта история будет иметь продолжение в реальной жизни.

* * *

Ответ пришел ближе к полудню. Это было большое, обстоятельное и очень личное письмо, прочитав которое я почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Мне в буквальном смысле хотелось прыгать и танцевать, будто я вернулась в детство и получила самый долгожданный подарок на свете.

Дорогая Мария!

Ничего себе! Какое замечательное письмо и фотографии! Я так рад, что ты ответила! Для меня все это очень серьезно. Я хочу быть с тобой откровенным, потому что не могу тратить время на глупости. Твоя улыбка гипнотизирует меня. Она может сделать мужчину счастливым на всю жизнь. Она разжигает огонь в моем сердце! Я чувствую что-то особенное!

И я рад, что тебе нравится Австрия. Здесь можно отлично жить десять месяцев в году. Ноябрь и февраль мне не очень нравятся, поэтому я использую их, чтобы съездить в отпуск куда-нибудь в теплую страну. А летом стараюсь ненадолго выбираться в Италию, Испанию или Францию.

Мария, поверь мне, у меня те же самые желания и планы, что у тебя. Я хочу жену, чтобы делать ее счастливой каждый день, и если ей хорошо, то будет хорошо и мне. На работе я достиг всего, чего хотел. Теперь мой приоритет – это семья.

Я зарегистрировался на сайте знакомств, потому что женщины из Западной Европы слишком часто концентрируются на своей карьере и забыли, что они прежде всего женщины. А мне нужен искренний, любящий человек с желаниями и мечтами. Если у кого-то нет мечты, его жизнь пуста.

Отвечу на твои вопросы. Нет, у меня нет домашних животных. Я живу один, и о них было бы некому заботиться, когда я на работе. Но я готов завести, например, собаку. Особенно, когда у меня появятся дети.

Я готов пережить с любимой женщиной самые разные приключения. Я открыт ко всему. Кататься на лыжах, посещать экзотические места, путешествовать с кемпером. Мне нравится быстрая езда, это дает всплеск эмоций. Но не волнуйся, я ответственный водитель, и со мной ты будешь в безопасности. А еще у меня есть лицензия частного пилота, и я люблю летать. Мне также нравится заниматься велосипедным спортом.

Музыка для меня очень важная часть моей жизни. Мне нравятся рок и блюз, хаус, очень много всего. Я люблю фанк, поп. На самом деле, мне нравится множество разных групп, у меня в машине и на компьютере большая коллекция музыки.

Дорогая Мария, мне кажется, что мы идеально друг другу подходим! Ты сама скоро увидишь. Ответь мне поскорее. Может быть, у меня для тебя есть сюрприз…:)))

Целую. Твой Петер из Австрии

К письму прилагались две фотографии – одна лучше другой. Рассматривая их, я прямо задыхалась от волнения и нахлынувшего желания. Этот человек сводил меня с ума, ничего особенного при этом не делая. Просто потому, что он мне написал. Просто потому, что он был таким. Просто. Потому…

Я ответила:

Дорогой Петер!

Спасибо тебе за письмо! Все, что ты пишешь, дарит мне радость и чувство полета. Ты прав, я тоже думаю, что мы друг другу подходим. Не знаю почему. Это просто ощущение, которое не отпускает. И, по-моему, оно самое правильное, и лучше, чем тысяча слов.

Чтобы объяснить, почему я задала тебе все эти вопросы, я отвечу на них сама. Так ты поймешь, что наши интересы действительно совпадают.

Во-первых, я люблю собак. У меня был ротвейлер. Сейчас я одна, но мне очень хочется завести собаку. Например, бигля, спаниеля или джека-рассела. Я считаю, что собака может сплотить любую семью. Совместные прогулки, игры – для меня это идеальная картина.

Для меня приключения могут быть самыми разными. Я очень открытый человек и готова ко всему. Но мне не хочется ничего делать в одиночку – только с любимым человеком. Например, мне хотелось бы поехать на мотоцикле путешествовать по Европе. Или спрятаться вдвоем на далеком острове, выключить мобильные телефоны и наслаждаться друг другом. Или… да что угодно! Главное – разделять это желание со своей второй половинкой.

Я тоже люблю машины и скорость, но, по иронии, у меня нет прав. Из-за моей работы и частых переездов мне пока не удалось заняться этим вопросом вплотную. Но я очень хочу научиться водить. Несколько раз я ездила на картодроме, и у меня неплохо получалось. Думаю, машины – это мое.

Путешествия… Это очень важная часть моей жизни! Я много поездила по Европе и жила некоторое время в Англии. Но есть еще много стран, которые мне хотелось бы посетить. Могу тебя заверить, я подходящий партнер для путешествий.

Мою жизнь трудно представить без музыки. Я все время что-то слушаю. Мои любимые группы – это ветераны рока. «Queen», «Beatles», «Deep Purple», «Led Zeppelin», «Uriah Heep», «Sweet», «Slade», «Genesis» и особенно «Jethro Tull». Но я не скучный консерватор и вполне открыта для всего нового – главное, чтобы мелодия была приятной.

Также я не могу жить без спорта и успела попробовать баскетбол, плаванье, футбол, бильярд. Сейчас я предпочитаю фитнес. Надеюсь, ты не имеешь ничего против девушки, которая хочет быть физически сильной?

Обо мне все. У меня к тебе еще несколько вопросов. Ты так мне и не сказал, сколько тебе лет. У меня есть предположение, но давай посмотрим, правильно ли оно:)). И расскажи о своей семье. Например, у тебя есть братья или сестры?

Если хочешь, мы можем организовать разговор онлайн. У тебя есть Skype? Очень хотелось бы пообщаться с тобой вживую.

Меня заинтриговали твои слова о сюрпризе…

Жду твоего ответа!

Мария

Признаюсь честно, я сама не ожидала от себя такой прыти. Приглашать мужчину на разговор в Skype после дня знакомства… Это было для меня верхом активности. Но речь ведь шла о НЕМ, особенном, поэтому и все остальное тоже должно было быть особенным. Письмо вышло немного спонтанным, и теперь я его уже не особо перечитывала перед отправкой. Это говорило мое сердце… А мозг, похоже, передал ему все бразды правления и удалился на покой.

Что касается моего вопроса про возраст… По фотографиям я сделала вывод, что Петеру года сорок два, не больше. Его лицо было совершенно гладким и молодым. За последний день я уже успела выучить его до последней черточки, каждая из которых стала для меня родной и любимой.

* * *

Вечером Петер прислал новое письмо:

Дорогая Мария!

Я очень счастлив, что ты мне так быстро ответила! Твои письма – это для меня как глоток воздуха, и я уже становлюсь от них зависимым.

У тебя много интересов, и ты не только красивая, но и умная. Такие люди встречаются редко, и я рад, что мы нашли друг друга!!!

Что ж, если ты хочешь собаку прямо сейчас, мне надо будет завтра построить забор вокруг дома:))) Нет проблем. Я живу за городом, и здесь очень много мест для прогулок, так что нашей собаке будет не скучно.

Похоже, ты настоящая путешественница! Я объездил всю Европу и Америку, был в Канаде, Бразилии, Доминикане, Мексике, Таиланде, Шри-Ланке… Всего и не упомнишь. Я часто летаю на взятых напрокат самолетах и много всего вижу. Прямо сейчас мне очень нужен отдых. Недавно я закончил свою последнюю учебу и получил диплом магистра. Так что в своей профессии я достиг потолка. За последние три года я почти не отдыхал и теперь не могу дождаться поездки в отпуск…

Чтобы поддерживать себя в форме, каждую неделю я несколько раз хожу в спортзал в Имсте. Мне нравятся спортивные девушки. Но не с большими мускулами, как у мужчин, это непривлекательно. Девушка должна всегда оставаться женственной.

Если ты любишь картинг, думаю, мы сможем как-нибудь прокатиться вместе:))))

По музыке: у тебя замечательный вкус! Мне нравятся все группы, которые ты перечислила. А на прошлой неделе я ездил в Вену на концерт «AC/DC», было очень круто!

Про меня: надеюсь, я тебе буду нравиться даже тогда, когда скажу, сколько мне лет. Как ты думаешь? Угадай! Ладно, не буду тебя мучить. Мне сорок семь. Но ведь возраст не имеет значения, правильно? В душе я чувствую себя лет на тридцать. Мария, поверь мне, мужчина с возрастом становится только лучше. Я знаю, как сделать тебя счастливой. Главное, чтобы нам было хорошо вместе! Все остальное не важно.

Да, у меня есть брат, который работает в страховой компании. Он чемпион Европы по гонкам на мини-куперах. У меня тоже есть мини.

Моя сестра работает в больнице. Ей бы не помешало побольше заниматься спортом и сбросить несколько килограммов.

Ты можешь найти меня в Skype под именем steuerberater62. Давай попробуем поговорить. Мне этого очень хочется!

Про сюрприз я скажу тебе в следующий раз. Так для тебя будет еще интереснее:).

Крепко целую! Твой Петер

Сорок семь! Это немного расстроило меня. Петер никак не выглядел на свой возраст, и я ни за что не дала бы ему сорок семь. Разница между нами составляла двадцать один год – очень много. Но назад пути не было. По большому счету, я бы не изменила своего отношения к Петеру, даже если бы выяснилось, что ему пятьдесят семь и что он ест на завтрак маленьких детей. Я влюбилась в него до одури, и это чувство заняло всю меня, полностью. Ничтожным остатком разума я понимала, что так нельзя, что я попала в какую-то сеть и капитулировала без всякой борьбы, что думаю и веду себя как заводная жабка и что общение с Петером в одну секунду стало единственным смыслом моей жизни. И, может быть, все это неправильно. Нельзя так безрассудно кидаться в крайности… Наверное… Теоретически… А на практике получалось иначе. Почему-то все это мне нравилось, и я хотела еще и еще. Как наркоман. Как самый настоящий торчок.

Мой ответ был таким:

Дорогой Петер!

Не могла дождаться твоего письма и сразу же отвечаю.

Конечно, разница в возрасте – это не страшно. Если мы подходим друг другу – остальное совершенно не важно. Но для того, чтобы окончательно во всем убедиться, нам надо встретиться. В какой-то момент писем становится недостаточно. Мне было бы очень интересно пообщаться с тобой с глазу на глаз.

Думаю, стоит немного рассказать тебе о моей семье. Я практически одна. Родители умерли. Папы не стало совсем недавно, и я до сих пор не могу прийти в себя после его смерти. Из всей семьи остался только брат, которому 36 лет. Он живет в другом городе, и мы не очень часто видимся.

Когда ты пишешь, что объездил всю Европу, – это значит, что и на Украине ты тоже был? А в Киеве? Если да, как тебе наш город? Было бы очень интересно узнать твое мнение!

Я поищу тебя в Skype. Если увидишь сообщение от кого-то со странным именем Whistler-m – это моих рук дело. Имя взято из песни «The Whistler» моей любимой группы «Jethro Tull». Она отражает оптимистичную сторону моей натуры.

Буду заканчивать. Надеюсь скоро услышать твой голос!

Целую!

Мария

К письму я приложила несколько портретных фото, которые еще не присылала Петеру.

А отправив письмо, набрала в поиске Skype имя steuerberater62. Система немедленно выдала мне профиль с той самой, первой и моей любимой фотографией Петера. Я послала запрос на добавление в контакты и написала незатейливое: «Hi! It’s Maria»^[1]. Видимо, Петер не был онлайн, потому что ответа сразу не последовало. Но я даже обрадовалась. Первый разговор вживую был очень важным, и я безумно волновалась. Мне хотелось поговорить, но одновременно с этим – и оттянуть разговор. Я сама напросилась на общение, а теперь пасовала. Все мои чувства сплелись в какой-то невероятный клубок, и я не могла в них до конца разобраться. Единственное, в чем у меня не было сомнений, – это в том, что я люблю этого человека.

Надо сказать, что волновалась я еще и по другой причине. Петер писал по-английски не идеально, он допускал немало ошибок, и видно было, что владеет он этим языком отнюдь не в совершенстве. Поэтому я боялась, что вживую мы можем друг друга не понять или понять как-то неправильно.

Хотя – чему быть, того не миновать.

И все же…

Я поняла, что меня бьет мелкая дрожь. Напряжение было невыносимым.

«Завтра!» – решила я и отключила Skype.

Этим вечером я решила просто тихо помечтать о Петере…

* * *

Утром уже пришло письмо от Петера:

Дорогая Мария!

Спасибо большое за твои фотографии! Они все разные, но ты везде одинаково красивая. Твое лицо, твои губы, твои глаза… Все идеально. Извини, что не могу тебе прислать такие же хорошие фото со мной.

Мне очень жаль, что твоего отца больше нет. И мне близка твоя боль. Я сам недавно потерял отца, и это трудно пережить. Но, если ты живешь достойно, по зову сердца, твой папа будет доволен. Я думаю, наши умершие родственники все видят и все знают. И мы должны поступать в жизни так, чтобы они могли нами гордиться.

Я был на Украине, но только не в Киеве, а в Симферополе. Мы с друзьями прилетели на самолете. Было очень ветрено, посадка получилась довольно сложной. Но мы отлично погуляли по городу. О Киеве я, конечно же, много слышал. Он, должно быть, очень красивый.

Мария, когда ты мне пишешь, я уже заранее знаю, что ты скажешь. Как будто мы знакомы много лет. Разве это не странно?

Я очень хочу семью. Ты действительно думаешь, что уже готова? У меня была девушка из Чехии. Мы жили вместе, но каждые две недели она уезжала домой к своей семье. Это было ужасно, почти все уикенды я проводил один. Но я доверял ей. А она изменила мне с мужчиной из Чехии. Поэтому теперь мой самый большой страх – это что женщина не может справиться с серьезными отношениями. Я немного боюсь начинать что-то новое, хотя очень этого хочу. Не думай, я не стану ограничивать ничью свободу, я просто мечтаю о настоящих, зрелых отношениях. Я готов отдать себя любимой женщине на 100 %. Главное, чтобы она не предала меня… Все остальное не важно. Может, я наивный? Как ты думаешь?

А мой маленький сюрприз – это то, что я могу прилететь в Киев через две недели. Ты хочешь встретиться? У тебя будет для меня время?

Если хочешь, мы можем сегодня поговорить в Skype. Я буду ждать онлайн во время обеденного перерыва в 12.30. У нас разница во времени один час, так что для тебя это 13.30. Очень надеюсь услышать твой голос!

До связи, дорогая Мария! Целую и обнимаю.

Твой Петер

К концу письма я завизжала в голос. Как это, должно быть, глупо смотрелось со стороны! Благо я была одна, и никто не смог бы застать меня визжащей в монитор.

Петер хотел прилететь на Украину и встретиться! В это было бы трудно поверить, если бы не мое странное, всепоглощающее чувство, что иначе и быть не могло. Так что его сюрприз оказался на поверку не таким уж и сюрпризом. Я знала, я верила, я была уверена. Моя жизнь неожиданно превратилась в сказку, а сказки строятся по законам жанра, ведь так? И законом жанра именно этой, моей сказки был скорый приезд любимого. А после… Мне казалось, что дальше должно было последовать логичное продолжение: «И жили они долго и счастливо».

Окрыленная, преисполненная энтузиазма, я немедленно открыла Skype. Нет, волнение по-прежнему оставалось, но оно было приятным, а не удушающе тошнотворным, как вчера вечером. Теперь разговор с Петером казался логическим продолжением письма, которое сделало меня счастливой. А значит, он тоже должен был принести мне счастье.

Пока я ждала половины второго – а до назначенного времени оставалось чуть больше часа, – мои мысли кружились вокруг одного и того же: «Интересно, какой у него голос? Что он скажет? Каким будет первое слово?» Я не стала заранее готовить фразы. Мне хотелось, чтобы наш разговор был непринужденным и естественным. А для этого, как написал Петер, надо было следовать зову сердца.

Наконец, незадолго до тринадцати тридцати, Skype оповестил меня, что Петер вошел в систему. И буквально сразу после этого последовал звонок…

Я с нетерпением нажала на зеленый значок телефонной трубки. На том конце послышался легкий шумок, а затем:

– Мария?

Голос был необычным. Нежным и приятным, но не совсем таким, как я его себе представляла. Хотя уже через секунду мне показалось, что это был единственно возможный голос для такого человека. Все мое Я безоговорочно принимало Петера и впитывало все, что с ним было связано.

– Да?

– Привет.

– Привет. У тебя приятный голос.

– М-м… Спасибо. Я как раз собирался сказать тебе то же самое.

– Спасибо.

Мы оба запнулись. Последовала секундная пауза.

– Как дела? – спросили мы одновременно и рассмеялись.

– Хорошо, – ответили оба в унисон и снова принялись смеяться.

– Я не мог дождаться, когда мы услышим друг друга, – сказал Петер. – Извини, я немного волнуюсь.

– Ничего страшного. Я очень рада, что ты позвонил.

– Я тоже очень рад!

А затем наше волнение разом как рукой сняло, и мы принялись непринужденно болтать на самые разные темы. Говорили об Украине, об Австрии, о наших интересах, о наших мечтах. Почему-то Петер общался на английском лучше, чем писал. Он делал мало ошибок, на которые я совершенно не обращала внимания. Для меня важнее было то, что он говорил, а не как.

Пятьдесят минут пролетели словно одно мгновение. И только когда Петер воскликнул: «Ох, да ведь мой обеденный перерыв скоро заканчивается!» – я поняла, что наш разговор длится необычайно долго. И, хотя нам обоим очень хотелось продолжить, пришлось прерваться.

– Мне совсем не хочется прощаться, – сказала я. – Но если тебе пора идти…

– Дурацкая работа, – фыркнул Петер. – Сейчас приедет важный клиент. Если бы не он, я бы пробыл с тобой в Skype целый день… А может, послать все к черту?

– Нет, что ты, – я хохотнула. – Не надо. Работа – это важно. А мы скоро с тобой еще поговорим.

– Знаешь, Мария, со мной происходит что-то странное, – сказал Петер. – Ты появилась в моей жизни несколько дней назад. А я чувствую себя так, как будто знаю тебя много лет.

– Понимаю, – сказала я. – Потому что чувствую себя точно так же.

Петер на мгновение замолчал.

– Спасибо тебе, – сказал он, и его голос будто дрогнул.

– Да нет, это тебе спасибо! – горячо подхватила я.

– Спасибо, – повторил он. – Я напишу тебе вечером.

– Буду ждать, – пообещала я.

– Целую тебя, Мария! – сказал Петер.

– А я – тебя.

– Нет-нет, ты не поняла. Я не просто тебя целую, – сказал Петер серьезным голосом.

– А что?

– Я целую тебя сильно-пресильно.

– Спасибо. Мне приятно, – засмеялась я.

– До скорого, Мария, – сказал Петер. – Знаешь, что говорят на прощанье у нас в Тироле?

– Что?

– Сервус! – сказал Петер.

– А-а… Тогда… Сервус? Я правильно повторила?

– Абсолютно! Ты удивительная, Мария! До вечера!

– До вечера!

И мы разъединились.

Я осталась сидеть напротив компьютера с улыбкой идиотки и долго смотрела на «иконку» с фотографией Петера. Мне открылась какая-то параллельная реальность, в которой я была бесконечно счастлива. У меня словно выросли крылья, а все вокруг окрасилось розовым. Мне было ясно, что мир уже никогда не будет таким, как прежде. Мое прошлое Я растворилось в нем без остатка… И этот новый мир носил имя Петера.

4

Долгожданная неожиданная встреча

В последующие три дня мы общались с Петером практически постоянно. Утром и перед сном обменивались письмами, а в обед и вечером выходили в Skype. Это сблизило нас еще сильнее, и я уже не могла представить себе, будто когда-то жила без Петера. Похоже, и он чувствовал что-то похожее. О нашем первом разговоре он написал так:

Когда ты позвонила мне, мое сердце перестало биться, и я не мог дышать. Я весь дрожал. Наверное, наговорил много глупостей. Извини. Я не спал до трех часов утра и все время думал о тебе. Безумие! Обычно я выступаю перед людьми, веду бизнес-переговоры, и это всегда легко. Но когда я слышу твой голос, слов не хватает и мне трудно взять себя в руки. Надеюсь, тебя не пугают мои эмоции. Просто они искренние. Я никогда ничего подобного не чувствовал. Пожалуйста, притормози меня, если я чересчур тороплю события. Но я должен тебе об этом сказать, иначе не смогу работать.

После такого письма у меня на глазах выступили слезы, и я ответила, что чувствую то же самое. Это было чистой правдой!

Петер объяснил мне свои планы по поводу Киева. Он написал, что давно собирался посетить со своими клиентами Минск, а после знакомства со мной приложил все усилия к тому, чтобы убедить их скорректировать свои планы и сделать остановку в Киеве. Путешествие планировалось на частном самолете с вылетом из итальянского Бользано. Перелет в Киев означал дополнительные сложности, и Петер написал мне:

Я намучился, но сумел их уговорить. Я должен был это сделать, потому что ты важнее и прекраснее любого города мира. Скоро мы будем вместе! Если у тебя есть время, можно будет сразу пойти и пожениться:))) Ладно, шучу, ты ведь еще не сказала «да». Для начала мы сможем погулять по городу, и ты решишь, действительно ли я тебе нравлюсь…

Я усиленно готовилась к приезду любимого человека. Петер настоял, что будет ночевать в отеле. Было бы замечательно, если бы он остался со мной, но настаивать я не стала, боясь испортить наши отношения и показаться ему распущенной. Мне хотелось, чтобы первая встреча прошла идеально, чтобы она принесла нам истинное душевное единение… А с единением телесным можно было и подождать. В конце концов, так было еще волнительнее.

К слову, моя квартира тоже не была королевским дворцом. Обычная панелька в спальном районе с обычным, скромным ремонтом. Не то чтобы я ее стеснялась, но и для первой встречи с дорогим мужчиной она не особо подходила. Поэтому я нашла приличную гостиницу в центре, которая должна была Петеру понравиться. Тихое место, откуда можно было легко добраться и до Крещатика, и до Андреевского спуска, показалось мне вполне подходящим. Я не стала делать бронь на конкретную дату, потому что сам Петер еще не был уверен, в какой именно день сумеет прилететь. Он обещал дать мне знать в самое ближайшее время.

А затем случилось неожиданное.

Поздним вечером шестого дня Петер написал мне в Skype. Он никогда не звонил без предупреждения, а все текстовые сообщения обычно отправлял по электронке. Но тут был совсем особый случай:

«Ты не спишь? Знаю, это покажется тебе неожиданным, но Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ЖДАТЬ!!! Я должен тебя увидеть как можно быстрее. Можно прилететь послезавтра? Я нашел билеты до Киева и готов забронировать их прямо сейчас. Пожалуйста, ответь!»

Возбужденная и взволнованная, я немедленно напечатала:

«Конечно! Я буду рада. У тебя все в порядке?»

Ответ был:

«Нет».

«Что случилось?» – мои пальцы летали по клавиатуре еще быстрее, чем билось мое сердце.

«Я скучаю. И должен буду сказать тебе что-то очень важное!»

«Конечно, прилетай послезавтра. Тебе забронировать гостиницу и такси?» – написала я.

«Да, пожалуйста. Если тебе нужны для этого какие-то деньги, я тебе завтра вышлю».

«Не будь смешным! Не надо ничего высылать!»

«Это ты не будь смешной! Ты не должна ни о чем беспокоиться. Я плачу за все!» – отрезал Петер.

«Как скажешь», – написала я.

«Тогда я бронирую прямо сейчас», – написал Петер.

Последовало минутное молчание. Я ждала, нервно щелкая пальцами.

«Готово! Прибытие в Борисполь послезавтра в двенадцать тридцать пять», – сообщил Петер.

В ответ я отправила смайлик с улыбкой и еще три – хлопающие в ладоши.

«Я очень счастлив!» – написал Петер.

«И я!»

«Скоро мы будем вместе!..»

* * *

Весь следующий день я была сама не своя. Забронировала гостиницу и такси, перебрала свой гардероб в поисках подходящего наряда, привела себя в порядок, обзвонила подходящие рестораны. Петер сказал, что любит итальянскую кухню…

Мои приготовления прервал звонок из агентства. Это был Руслан.

– Маша, как у тебя дела? – спросил он.

– О, здравствуй! Все отлично!

– Точно? Ты совсем перестала отвечать на письма.

Это правда. После знакомства с Петером вся моя остальная активность свелась к нулю. Я совершенно запустила переписку с другими мужчинами и довольно решительно отказала Егору. Естественно, агентству это не нравилось. Наверно, стоило отказаться от дальнейшего сотрудничества прямо сейчас.

– Понимаешь, я кое с кем познакомилась…

– И что?

– Ну как… Я хочу быть честной. Это особенный человек.

– Маш, да хоть сто раз особенный. При чем тут остальные?

– Как же я могу крутить амуры с другими, если хочу быть с ним?

– Ты что, совсем ребенок? Будь себе сколько хочешь. Но не переставай отвечать другим.

– Это мерзко.

– Это нормально. Тебя твой распрекрасный жених завтра бросит – и что? С начала начинать?

– Вот бросит – тогда и поговорим.

– Нельзя выпадать из обоймы. Если ты прекратишь переписку с остальными, мы с тобой не сможем дальше работать. Нам нужны надежные клиентки, которые не мечутся туда-сюда. Пойми меня правильно.

Мне захотелось ответить какую-то гадость, но я сдержалась. Не было никакого смысла грубить Руслану. Он просто выполнял свою работу.

– Хорошо, я отвечу на письма, – нехотя отозвалась я и мысленно добавила: «А вот как – это уже мое дело».

– Маш, поверь моему опыту. Многие девушки встречают таких из себя принцев, уходят, а потом принцев поминай как звали. Я тебе добра желаю. Просто не торопись.

«Надо было вас с Янеком познакомить, благодетели хреновы!» – подумала я.

Хотя Янек-то как раз оказался прав.

Только бы Руслан ошибся!

– Да-да, я поняла, поняла. Сегодня отвечу.

– Спасибо! Тогда до связи! И удачи с твоим женихом.

Я не стала уточнять, что технически Петер пока еще никаким женихом не был.

Заставить себя ответить опостылевшим дядькам было нелегким делом. Я буквально вымучивала из себя повседневные рассказы о себе, о погоде и о Киеве. Письма получились неинтересными и короткими. А датчанин снова остался без телефона.

В почтовом ящике были также послания от Роджера, а-ля «Малыш, я скучаю, ответь, пожалуйста», и от Винсана, который сообщал, что приедет через неделю. С фотосессией все складывалось очень удачно. Немного наличных мне бы никак не помешали. Радовало и то, что приезд фотографа не совпадал по срокам с приездом Петера. Поэтому я могла полностью посвятить себя дорогому человеку, а после этого ударно поработать.

Кстати, Петер тоже прислал мне новое письмо: очень длинное и, как всегда, очень нежное. В нем он писал:

«Завтра я наконец-то увижу тебя! Не могу поверить!.. Я самый счастливый человек на земле! Мария, ты – удивительная девушка с особыми мечтами, с замечательным характером. Обещаю быть достойным тебя. Я никогда тебя не предам и не обману. Ты можешь полностью доверять мне во всем. Я буду о тебе заботиться!»

Может, у Руслана и был большой опыт, но на этот раз он ошибался. Петер не был похож на других, я это чувствовала. И если он говорил, что никогда не обманет меня, – значит, так оно и было!

* * *

И вот настал тот самый день! Одетая в эффектную белую юбку до пола и в белую блузку, я ждала Петера в аэропорту Борисполь.

Мое состояние было совершенно особенным. Я безумно нервничала, мне хотелось плакать и смеяться от счастья, все органы чувств напряглись до предела, я изнемогала от нетерпения и переполняющей меня нежности… Эмоции, мысли – все сплелось в единый клубок и перемешалось самым невероятным образом. Время замедлило свое течение, но при этом происходящее ощущалось невероятно остро. Я ждала момента, который должен был изменить все на свете. Такие моменты происходят в жизни очень редко и остаются в памяти навсегда. И по-своему мне даже хотелось продлить его… Это было абсолютное счастье.

Объявили посадку самолета из Вены, и я внезапно поняла, что заломила руки, как в молитве. Мне пришлось совершить неимоверное усилие, чтобы расслабить их и выпрямиться. Для этого я взялась обеими руками за сумку и опустила ее перед собой. Но стоило это сделать, как ноги стали отбивать чечетку. Да, никогда я еще ни о чем так не переживала!

Через пятнадцать минут стали выходить люди, болтавшие на немецком. Я вглядывалась в лица, ожидая увидеть своего красавчика-блондина. Но Петера нигде не было видно.

Я занервничала. А вдруг что-то случилось? А вдруг он не приехал? Но если бы что-то сорвалось, Петер дал бы мне знать! Что же тогда? Проклятье!

И когда я уже готова была заплакать, ко мне подошел невысокий человечек с чемоданом на колесиках.

– Мария? – сказал он.

– Да, – неуверенно ответила я.

– Здравствуй! Я так рад! – и он заключил меня в свои объятия.

Не сразу до меня дошло, что это и был Петер.

Я медленно сомкнула руки у него за спиной, а мозг в это время лихорадочно соображал.

Это был ОН. И в то же время это был кто-то другой. Незнакомый. Не такой, каким я видела его на фотографиях. И не такой, каким я себе его представляла. Но голос… Да, конечно, это был тот самый голос, который я регулярно слышала в Skype. Родной голос. Почему же тогда все остальное оказалось совершенно чужим?

Петер ослабил объятия, и я смогла его хорошенько рассмотреть. Первый шок сменился шоком вторым. Этот Петер действительно имел лишь отдаленное сходство с человеком на фото…

Во-первых, он был намного старше. Как будто снимок был сделан лет семь назад. На лице Петера сегодняшнего было много морщин, а под глазами образовались внушительные мешки. Цвет волос совершенно не соответствовал тому, к чему я привыкла, и был скорее русым, с заметной проседью.

Во-вторых, само лицо напоминало лишь копию того, кто был запечатлен на фото. Смазанную, неудачную копию. Общие черты, конечно, угадывались, но казалось совершенно невероятным, что это лицо может послужить материалом для такого прекрасного портрета, как тот, который я получила по почте.

А в довершение ко всему Петер был низким. Я как-то забыла спросить его про рост. А зря. Оказалось, что он не выше меня – это при том, что я пришла в балетках на плоской подошве.

Все это довершало небольшое брюшко, четко угадывающееся под черной рубашкой.

Меня словно огрели поленом по голове. В висках как-то неприятно запульсировало. Я почувствовала обман. Почему, ну почему мы ни разу не включили видеокамеры? Я как-то предложила, но Петер отказался. А следовало настоять! Тогда все это не было бы таким ударом…

Но теперь уже поздно было об этом думать. Передо мной стоял живой человек, который счастливо улыбался и явно хотел меня поцеловать. Я подставила щеку, все еще не понимая, что мне делать дальше.

– Мария, ты себе не представляешь, как я ждал нашей встречи! – восторженно сказал Петер. – В жизни ты еще лучше, чем на фотографиях.

«Чего не скажешь о тебе!» – с горечью подумала я.

А вслух сказала:

– Да, я тоже ждала.

Мы отошли с прохода, потому что все это время оставались на пути выходящих из зала прилета пассажиров.

Надо было как-то продолжать разговор, и я сказала:

– Такси скоро подъедет. Я заказала на час.

– Отлично, – Петер улыбался, не сводя с меня глаз.

Мне стало неловко. Я отвела взгляд.

– Как долетел?

– Очень хорошо.

– Пойдем, подождем в кафе. Выпьем чего-нибудь.

– Давай, – согласился Петер.

Мы присели за свободный столик. Я принялась заглядывать в телефон, ожидая приезда такси, тогда как Петер продолжал меня пристально рассматривать.

– Извини. Они сейчас приедут. Немножко опаздывают, – пробормотала я.

– Ничего страшного, – сказал Петер. – Я не тороплюсь. А ты?

– Что? Я? Нет, конечно. Просто хотелось, чтобы они были пунктуальными.

– Это не страшно, – повторил Петер. – Чего ты хочешь? Чаю? Кофе? Чего-нибудь покрепче?

– А ты что будешь?

– Кофе.

– Пойду тебе возьму.

Петер попытался возразить, но я настояла.

– Нет, я угощаю. Ты же мой гость!

И я поспешила к барной стойке, оставив его одного.

Уже делая заказ, я немного перевела дыхание и оглянулась на Петера. Он сидел в одиночестве и показался мне немного потерянным. Не удивительно, если учесть, как я припустила от него наутек!

Пока готовился кофе, я посмотрела на Петера другим взглядом. На самом деле все было не так уж и плохо. Даже в такой вот, более пожилой версии, он выглядел вполне нормально. И, если подумать, рост его был не такой уж важной деталью. А брюшко только показалось мне большим. Просто я была совершенно не готова к тому, что в реальности этот человек будет хоть как-то отличаться от фотографий. Я создала в воображении образ, местами додуманный и неоправданный, который хотела видеть во плоти. И это была полностью моя вина – даже несмотря на то, что Петер постарался выглядеть более привлекательным и молодым, прислав старые снимки. Мне следовало приготовиться к тому, что он будет немного другим. Причем не обязательно хуже. Просто другим.

Шок медленно отступал, сменяясь нежностью и любовью. Ведь именно этот человек писал мне письма, именно он звонил и осыпал меня комплиментами. Именно он дарил чувство полета. И его рост никак не влиял на внутренний мир, которым Петер покорил меня. Это была другая, неведомая мне раньше любовь, и ее надо было принять во всей ее необычайности.

Теперь мне предстояло открыть для себя настоящего Петера… Такого, каким он был в реальности. И я решила дать ему шанс, стерев из воображения все надуманные образы.

Я вернулась с кофе.

– Извини. Получилось немножко долго.

– Я уже успел соскучиться, – он благодарно улыбнулся. – А ты что, ничего не будешь?

– Нет, спасибо. Я не пью кофе.

– Чай?

– Не-а. Я просто посижу с тобой.

Я посмотрела ему в глаза. Нет, все в порядке. Это были те же самые, мои любимые глаза! И это был тот же самый человек!

Петер взял мою руку в свою и принялся ее пристально разглядывать.

– Ты чего? – я засмеялась.

– Не удивляйся. Я постеснялся попросить тебя прислать мне фотографию твоих рук, но для меня было очень важно их увидеть…

– О-о-о… – протянула я.

– Руки говорят о женщине очень многое. Больше, чем все остальное, – его пальцы нежно скользили по моим.

– Да? И что тебе говорят мои руки? – спросила я.

– Что я не ошибся. Они прекрасны.

Я почувствовала, как любовь, которая сжалась после первой минуты встречи, снова расправляет крылья.

– Спасибо, – с чувством сказала я. – Мне никто никогда такого не говорил.

Петер улыбнулся краешком рта, продолжая гладить мои пальцы. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы нас не прервал звонок из такси.

– Они приехали, – сказала я.

– Пойдем.

И мы отправились к машине, которая ждала нас для того, чтобы увезти в Киев.

* * *

До гостиницы мы добрались на удивление быстро. Номер был забронирован на фамилию Петера – Бергер, – но ресепшионист упорно называл моего кавалера «мистер Петер». Может быть, потому что тот держался совершенно по-особенному, чем вызывал у окружающих уважение.

Я заметила эту манеру еще в такси, когда Петер дал водителю на чай пять евро. Тот принялся расшаркиваться и дотащил наш чемодан до дверей гостиницы. Двигался Петер неспешно, с какой-то едва уловимой грацией и достоинством. Разговаривал с обслуживающим персоналом как будто свысока, но при этом с уважением. В общем, нельзя было не проникнуться к нему особыми чувствами.

Мы поднялись в номер. Он оказался вполне приличным. Петер поблагодарил меня за удачный выбор. На мгновение мне захотелось обвить руками его шею, но я сдержалась. А Петер тоже не стал на меня кидаться. Вместо этого он достал из чемодана внушительных размеров пакет, который занимал его бо́льшую часть.

– Я не знал, что тебе привезти. Поэтому извини, если не угадал.

– Это все мне?

– Скромный подарок из Тироля.

Я открыла пакет и увидела парфюм «Calvin Klein» и набор шоколадных конфет с надписью «Hand made».

– Это ручная работа, – объяснил Петер. – Сделано недалеко от места, где я живу.

– Ух ты!.. – протянула я. – Спасибо.

– А, еще вот это. Чуть не забыл, – Петер протянул мне коробку с МР3-плеером. – Купил в аэропорту.

– Это тоже мне?

– Ну а кому же? Конечно.

– Спасибо!

Этот подарок был как нельзя более кстати. Мой плеер приказал долго жить буквально на днях.

– Я даже не знаю… Это так… много… всего…

– Ой, да ладно, – сказал Петер. – Это так, мелочь.

– Ну прямо-таки!

– Самые главные вещи в жизни не купишь. Они здесь, – и он приложил руку к сердцу.

Получилось это так искренне!

– Спасибо!

Мне снова захотелось броситься ему на шею, и снова я удержалась. Что-то меня смущало. Я не хотела начинать физический контакт, который мог перерасти в нечто большее, прямо сейчас.

Петер переступил с ноги на ногу. У него вроде была та же дилемма.

– Хочешь пойти погулять по городу? – спросила я.

– Да. Сейчас, только вот душ приму.

– Я подожду на ресепшене, – сказала я.

– О’кей.

– Можно тут подарки пока оставить?

– Конечно, ты ведь вернешься?

– Ну… да.

Я поспешила из номера. У меня были какие-то противоречивые чувства. Мне хотелось остаться с Петером, но что-то не пускало меня. Что-то подсказывало – надо ждать.

Петер спустился очень быстро. Не прошло и десяти минут, как он уже в новой одежде – футболке и джинсах, которые делали его значительно моложе, – появился на лестнице. Походка – королевская. Завидев его, ресепшионист учтиво заулыбался.

– Пойдем, – Петер кивнул мне и, не меняя траектории, направился прямо к выходу.

Я поспешила за ним.

Мы вышли на улицу и поймали машину. Она доставила нас прямо на Крещатик. Уж если и начинать знакомство с городом, то лучшего места не придумаешь!

Денек выдался на редкость прелестный, и мы совершили очень приятную прогулку по центральной улице города. Затем отправились на Андреевский спуск и поглядели на изделия народных умельцев. Петер все порывался купить мне какую-нибудь вещь, но я отказывалась, поскольку и так чувствовала себя заваленной подарками. Тогда он купил мне милую набивную белочку и сказал, что это я. Себе же он приобрел старинную флягу и шапку танкиста.

После этого мы обосновались в милой кафешке с видом на город. До нее пришлось карабкаться по лестнице, и это тоже стало для нас своеобразным приключением.

Я выпила коктейль, а Петер взял пиво. Затем мы заказали по салату и блины с икрой.

В кафе было несколько иностранцев, и я обратила внимание, насколько все-таки по-особенному держался Петер. Мой кавалер излучал невозмутимое спокойствие, тогда как американец за соседним столиком сучил ручонками, а другой дядька неизвестной национальности то и дело чесал уши и локти.

Мы много болтали обо всем на свете. А потом взяли кальян, и Петер стал его неспешно покуривать, упершись левой рукой в колено, – ни дать ни взять император после трапезы.

К черту фотографии! Человек напротив меня был другим, новым, совершенно не таким, как я себе его представляла, но эта версия ничуть не уступала первоначальной. Пожалуй, она была даже лучше. Эта горделивая осанка и уверенный вид не могли не покорить меня. Они с успехом компенсировали и невысокий рост, и все до единой морщинки. Все складывалось отлично.

Пока…

– Так, значит, у тебя нет детей? – спросила я скорее для проформы.

Конечно, не было! Иначе он бы мне об этом сказал во время переписки.

– Почему, есть, – невозмутимо ответил Петер.

Я почувствовала, как улыбка медленно сползает с моего лица. Только неимоверным усилием мне удалось сохранить ее вялые остатки. Иначе бы Петер понял, как я расстроена.

Не может быть! Только не это! Все изменилось в один миг. Из идеального свободного мужчины он превратился в отца с обязательствами…

Почему, ну почему он не сказал мне этого раньше?.. Разве нельзя было подготовить меня, когда я спросила его о семье? Ведь дети – это важно. Гораздо важнее, чем истории о весе его сестры и о спортивных победах брата.

Настроение от нашей встречи постоянно менялось – мое сердце то взмывало ввысь, то обрывалось. Вот и теперь оно сжалось от грусти.

– Да?.. Ты не говорил о детях… – сказала я, стараясь выглядеть как можно более невозмутимой.

– Ты не спрашивала.

Я не стала убеждать его в обратном и напоминать о самых первых письмах.

– Сколько?

– Двое.

– Мальчики?

– Девочки.

Еще хуже! С парнями хотя бы легче найти общий язык!

– Сколько лет?

– Восемнадцать и двадцать один.

Вообще катастрофа! Они были еще и взрослыми, причем возраст их был сопоставим с моим. Это значило, что между нами могут возникнуть проблемы – если вдруг они начнут ревновать отца за то, что его потянуло на молоденьких. Понятно, что в мачехи я не годилась. Но можно ли было с ними подружиться?

– Ясно… – мне хотелось заплакать.

– А у тебя?

– Что?

– Есть дети? – спросил Петер таким будничным голосом, будто интересовался, хочу ли я еще коктейль.

– Нет, конечно. Если бы были, я бы тебе сразу сказала.

– О’кей. Будешь? – и он протянул мне трубку от кальяна.

– Спасибо, – пришлось взять ее и быстро засунуть в рот, чтобы Петер не заметил, как дрожат мои губы.

Я была очень расстроена. Самое обидное, что относиться к самому Петеру иначе я не стала. Для меня уже не было пути назад. Но все вышло так нечестно! Если бы он сказал заранее, я бы, может, имела возможность подумать. А теперь приходилось принимать эту информацию как факт. С детьми или без – я любила его и хотела быть с ним.

Я очень постаралась как-то выровнять свое настроение – или хотя бы сделать вид, что все в порядке. На десять минут разговор сдулся, но я в конце концов сумела взять себя в руки. Петер улыбался и смотрел на меня так, что я вскоре совсем растаяла. «Что ж, будем решать проблемы по мере их поступления», – подумала я. Прямо сейчас дети были далеко, и думать о них, по большому счету, не имело никакого смысла.

После кафе мы отправились бродить по Подолу. Вообще-то мне хотелось повести Петера в Музей Булгакова, но я не была уверена, понравится ли ему. Все-таки самое важное значение имело именно наше общение. А культурные мероприятия можно было отложить.

Петер вскоре заболтал меня, и я заметно повеселела. В самом деле, стоило так переживать из-за детей! Их наличие уже не казалось мне такой уж и проблемой!

– А машины ты какие любишь? – спросил Петер.

– Ой, разные. Вообще жаль, что у меня нет прав.

– Ничего, мы этим займемся, – подмигнул мне он. – А если бы у тебя была возможность выбирать, ты бы какую хотела?

– Ну… – была у меня одна любимая модель. – Мне нравится «Honda».

Петер остановился и внимательно на меня посмотрел.

– «Civic», – сказал он, как бы даже и не спрашивая, а скорее уточняя.

– Да, – медленно произнесла я, чувствуя себя так, словно он в этот самый момент читает мои мысли. – Черная.

– Это моя машина, – всматриваясь в мое лицо, сказал он.

Я обалдела. Это было невероятно! Мы никогда раньше не обсуждали эту тему и узнать предпочтения друг друга по части машин ну никак не могли.

Хотя… На самом деле именно так все и должно было быть. Так, и никак иначе. Мы ведь любили одно и то же, мы подходили друг другу во всем – а значит, и в машинах наши вкусы должны были совпадать.

– Знаешь, я так и подумала, что это твоя машина, – сказала я.

– Мария, по-моему, между нами происходит что-то невероятное, – и Петер притянул меня к себе.

А затем мы впервые поцеловались.

У него были сухие, какие-то необычно твердые губы, но мне очень понравилось. Поцелуй длился достаточно долго, и я, не отрываясь от Петера, негромко промурлыкала:

– А ничего, что здесь люди?

Он на миг остановился и посмотрел на меня с ухмылкой.

– Мне до них нет никакого дела. Я привык делать то, что хочу, а недовольные всегда найдутся.

– Да, ты прав, – и я снова прильнула к нему.

Так мы целовались, а потом снова гуляли, а потом был итальянский ресторан. И, хоть он обычно не испытывал недостатка в клиентах, сегодня нам повезло, и мы оказались практически одни – не считая пары, которая подошла чуть позже.

– О, да в Киеве ресторанное дело процветает! – хихикнул Петер, когда увидел эту непривычную пустоту.

В ресторане мы засиделись допоздна. Пили вино, ели прошутто и пасту с морепродуктами, причем Петер сам все выбирал. Объективно я уступала ему в кулинарных познаниях и поэтому молча согласилась со всем, что он заказал. Было приятно, когда мужчина взял все в свои руки.

А после ресторана мы поехали в гостиницу. Петер действовал на меня по-особенному – все его поведение, манеры и осанка вызывали во мне, помимо любви, еще и уважение пополам с каким-то благоговейным трепетом. Поэтому я не решалась первой целовать его, первой обниматься и первой что-то решать. Это было мне совершенно не свойственно, и все же я наслаждалась своей ролью ведомой, а не ведущей. Всего за один день из боевой девушки, решительно действовавшей в аэропорту и готовой рулить своим гостем, я превратилась в покорную и внимательную слушательницу.

Но разве не для того существовали сильные, уверенные в себе мужчины, чтобы перенимать инициативу?

Поэтому, когда мы вошли в номер и Петер снова поцеловал меня, я осторожно спросила:

– Мне уехать домой? Или ты хочешь, чтобы я осталась?

– Конечно, хочу. А ты?

– Я тоже хочу остаться.

– Тогда оставайся. Обещаю не приставать к тебе.

Вот те на! Я хотела, чтобы он ко мне приставал, и как можно активнее. Но если сам Петер этого делать не собирался, мне не хотелось настаивать.

Я получила от него чистую футболку и отправилась в душ. Трудно было поверить, что наш замечательный день не получит продолжения в постели. Но у мужчины вполне могли быть свои принципы, которые я собиралась уважать.

После душа я пропустила в ванную самого Петера и, ожидая его, удобно устроилась в постели. Он вернулся очень скоро и лег рядом.

– Спокойной ночи, – сказала я и повернулась к нему спиной, мысленно умоляя его не засыпать и прикоснуться ко мне.

С минуту все было тихо, а затем я почувствовала, как Петер придвинулся ближе. Его дыхание участилось. Я лежала неподвижно, стараясь не проронить ни звука, хотя это ожидание сводило меня с ума, а из груди уже рвался умоляющий стон.

Мне на бедро легла рука. Пальцы медленно, словно в нерешительности, двигались по коже. Скользнули вниз, погладили мою попу. Вернулись назад… Это возбудило меня до такой степени, что пришлось прикусить уголок подушки. Между ногами все пульсировало, мышцы сжались до предела…

Наконец Петер решительно сжал мое бедро и притянул меня к себе.

Я тяжело выдохнула. Это было куда более волнующе, чем если бы мы после прогулки просто перешли с поцелуев на секс. Это было… особенным. Как и все, связанное с Петером.

– Что ты со мной делаешь? – прошептал Петер. – Что ты со мной делаешь?

Я повернулась к нему. Наши губы сомкнулись, и это было еще лучше, чем раньше.

– Ты хитрец! – негромко произнесла я.

– А ты сексуальная кошечка!

Его руки уже вовсю гуляли по моему телу. Я же, в свою очередь, потянулась к его члену. Нашла его и сжала… К моему удивлению, он свободно поместился у меня в руке. Вот так так! Даже в эрегированном состоянии размер его оказался, мягко говоря, небольшим.

Но разве это имело значение? Небольшой рост, взрослые дети, маленький член… Плевать на все на свете! Главное, что я любила этого человека, хотела его и уже буквально молилась на него.

– У тебя есть? – прерывисто дыша, спросила я.

– Что?

– Ну как… презерватив.

– Нет.

– У меня есть, – я потянулась к своей сумке, которую оставила лежать возле кровати. Странно, что Петер всего не предусмотрел. Неужели он и в самом деле не собирался ко мне прикасаться? А я его – как это… соблазнила?

Торопливо разорвав упаковку, я вытащила презерватив и принялась вертеть его в руках. Мне уже давно не приходилось использовать резиновые изделия по назначению. С Роджером мы предохранялись прерыванием акта, что, признаю, было достаточно глупо. Отныне же я дала себе слово быть куда более ответственной. И собиралась неукоснительно следовать этому правилу – ради нас с Петером.

Наконец мне удалось разобраться с презервативом. Затем я повернулась лицом вниз и расслабилась, зарыв обе руки под подушку.

– Откуда ты знаешь мою любимую позу? – выдохнул Петер.

– Оттуда же, откуда и твою машину.

– Привстань, – скомандовал Петер.

Я повиновалась и встала на колени, упершись локтями в матрац.

Не теряя ни секунды, он немедленно вошел в меня. Ощущение было приятным – точно таким же сладковатым, как и от его поцелуев. Он взял меня руками за талию и стал энергично двигать туда-сюда. Я прерывисто дышала, тихо постанывая.

Кончил Петер минуты через четыре – намного быстрее, чем мне хотелось. Я была готова продолжать всю ночь, но у него были свои планы. Зато все это было компенсировано громким криком, какого я никогда не слышала от мужчин. Затем Петер опустился мне на спину.

– Извини, что так быстро. Я просто давно этим не занимался, – сказал он.

Я повернулась к нему и нежно коснулась губами взмокшего лба.

– Все отлично, – сказала я. – Мне очень понравилось.

Он взял мою руку и поцеловал ладонь.

– Ты удивительная, – сказал он.

– И ты тоже.

Мы обнялись, и вскоре я задремала.

Ночь прошла как-то странно. Несколько раз я просыпалась и видела, что Петер не спит. Приподнявшись на локтях, он внимательно смотрел на меня, а глаза его как-то необычно блестели – будто в них стояли слезы.

– Что с тобой? – пробормотала я, не уверенная, реальность это или сон.

– Все хорошо.

– Ты не спишь?

– Я хочу на тебя посмотреть.

– А?

– Я очень счастлив, – и он поцеловал меня. – Спи.

И я снова заснула.

* * *

Мы проснулись в объятиях друг друга. Мне хотелось немного понежиться и поласкаться в постели, но, увидев, что я открыла глаза, Петер поцеловал меня и быстро поднялся.

– Доброе утро, – сказал он. – Я в душ.

– Ага, – мне совсем не хотелось вставать.

Пока из ванной доносился плеск воды, я закопалась поглубже в одеяло и стала рассматривать картины на стене. Затем мой взгляд упал на прикроватную тумбочку, и я увидела, что Петер оставил на ней свой билет. Недолго думая, я взяла его, чтобы уточнить время вылета и…

Боже мой!

На билете стояла цена – тысяча двести евро. Учитывая, что Петер прилетел только на три дня, это было уму непостижимо! Такая сумма казалась мне космической.

Когда Петер вышел из ванной, завернутый в полотенце, он заметил мои глаза-блюдца.

– Все в порядке?

– Я заглянула в твой билет…

– И что там такого страшного?

– Цена!

– О, это все ерунда, – махнул рукой он.

– Но тысяча евро!..

– Мне надо было тебя увидеть. Это стоило любых денег.

– Петер…

– А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что я тебя люблю.

На секунду меня парализовало, и я буквально задохнулась. Это были самые важные и желанные слова на свете!

– Ты не рада?

Спазм отпустил меня, и я смогла выдохнуть.

– И я… я тоже… я люблю тебя!

– Ну, видишь, значит, все правильно. А остальное не важно. – Петер обнял меня и поцеловал.

* * *

Следующий день был просто восхитительным! Мы провели его в полной идиллии. Омрачилось все только звонком из «Ромео и Джульетты». Это, скорее всего, был Руслан, который собирался пожурить меня за очередной перерыв в переписке. А может, он хотел пригласить меня на встречу с каким-то женихом, который увидел меня в каталоге. Как бы там ни было, на звонок я не ответила. К этому времени я твердо решила, что с брачными агентствами покончено. После всего случившегося я бы просто не смогла ни с кем встречаться. Моя жизнь встала с ног на голову, и дороги назад уже не было.

Мы с Петером прокатились по Днепру и побывали в нескольких замечательных кафешках. А ночью у нас был отличный секс – гораздо более продолжительный, чем в первый раз. Видимо, Петер действительно давно не был с женщиной. По нашим разговорам я поняла, что он тяжело переживал разрыв с бывшей, которая обманула его самым подлым образом и забеременела от другого. И мне было очень важно подарить Петеру чувство комфорта и надежности. Я считала себя ответственной за него и старалась быть идеальной. Такой же, каким мне казался он.

Третий день омрачился предстоящим расставанием. Я больше не представляла себя без Петера. И, если бы могла полететь с ним, сделала бы это не задумываясь. Но у меня не было визы. Мы даже зашли в туристическое бюро и справились о порядке оформления документов для Австрии.

– О, у вас почти нет шансов, – сказала девушка, просмотрев мой паспорт.

– Почему? – я была убита этим приговором.

– Отказ английского посольства, – сказала она. – Они же там все проверяют. С английским отказом в Шенген тоже не пускают.

– И что, нет никаких шансов?

– Очень, очень мало. Можете, конечно, пробовать. Но я не думаю, что у вас получится. Надо сначала разобраться с Англией.

Хренова Англия! В этот момент я дико разозлилась на всю страну, и на Роджера особенно. Призраки прошлого не давали мне насладиться настоящим и тянули назад, в бездну. Мне хотелось дать кому-то в морду, и, если бы мой бывший бойфренд подвернулся под горячую руку, вполне возможно, что ему бы досталось.

Увидев мою грусть, Петер увлек меня на улицу. Уже там, на свежем воздухе, он сказал:

– Не переживай. Мы что-нибудь придумаем.

– Да что тут придумаешь… – я махнула рукой. – Это бесполезно.

– Нельзя сдаваться. Выход есть всегда.

– Ну какой выход!.. – неожиданно я поняла, что близка к тому, чтобы разозлиться и на Петера тоже. Он просто не мог понять. Какая знакомая история!

– Наилучший выход – пойти и поесть. Я проголодался.

Окончательно поникнув, я позволила Петеру увлечь меня за собой. Неподалеку располагался японский ресторанчик, и, вопреки своим пристрастиям к итальянской еде, Петер завел меня именно туда. Он знал, что я люблю суши, и явно хотел сделать мне приятное.

Когда подали меню, я ткнула пальцем в первые попавшиеся роллы. Мне было не до еды. Я даже почувствовала тошноту. Но мне не хотелось демонстрировать свои разгулявшиеся нервы перед Петером. И так уже почти психанула у турфирмы.

Принесли заказ. Я начала ковырять палочками ролл, борясь с то и дело накатывающими слезами.

Петер взял меня за руку.

– Мария… – тихо сказал он.

«Только бы не всхлипнуть», – подумала я.

Пришлось посмотреть на него.

– Я… Я хотел тебе… хотел сказать…

Видимо, он тоже боролся с какими-то внутренними эмоциями. Это меня отрезвило. Я непонимающе поглядела на Петера и почему-то занервничала по поводу того, что он скажет.

– Я…

Слова никак не желали складываться в предложения. Петер отпил воды.

Не знаю, как бы все происходило дальше, если бы в ресторанчик не зашла женщина с цветами – из тех, что настырно предлагают мужчинам купить подарочек для дамы.

– Мальчики, девочки, пожалуйста, – она подошла к нам и помахала букетом роз.

– Не надо, – сказала я.

Но у Петера было свое мнение. Он выбрал самую красивую алую розу и вручил женщине купюру в десять евро. Та, просияв, удалилась.

Петер не отдал мне цветок сразу же. Он подождал еще несколько секунд, а потом снова взял меня за руку.

– Мария, – и он протянул мне розу. – Ты могла бы… Ты хочешь стать моей женой?

На последнем слове его голос дрогнул. Даже не думала, что Петер мог так волноваться!

Это его необычное поведение немного смягчило тот шок, который я испытала. Иначе не знаю, как отреагировала бы. Но, поняв, как Петеру непросто, я отставила в сторону свои собственные эмоции, чтобы поспешить ему на помощь.

– Дорогой, успокойся!

У него даже задрожали губы. Он нервничал, как маленький ребенок. Мне самой захотелось всплакнуть. Но я поняла, как для него это важно, и должна была взять все под контроль.

Петер продолжал судорожно сжимать розу и смотреть на меня умоляющим взглядом.

Я погладила его по руке и бережно взяла цветок. Затем посмотрела ему прямо в глаза.

– Мой ответ – да. Конечно же, да.

Его напряженное лицо немедленно разгладилось, а губы расплылись в улыбке.

– Спасибо тебе! Я очень счастлив!

Он наклонился через стол и поцеловал меня.

От всего случившегося впору было ошалеть, но я мыслила и действовала достаточно бодро. Наверно, потрясения постепенно стали входить в мою привычку. И потому мне удалось быстро свыкнуться с новым ощущением того, что я теперь – невеста.

Собственно, так и должно было случиться.

Это ведь была судьба…

* * *

На следующее утро мы прощались в аэропорту Борисполь. Время пролетело удивительно быстро, но для меня все изменилось до неузнаваемости. Еще недавно я ждала в зале прилета друга по переписке, а теперь провожала его уже в качестве будущей жены.

Петер как-то стушевался и не проявлял бурных чувств. Он быстро прикоснулся к моим губам и обнял меня, похлопав рукой по спине. Получилось как-то смазанно. Наверно, виной всему было волнение.

– Ты не передумала? – перед выходом в зону контроля спросил Петер.

– Нет, конечно. Почему?

– Ну, все-таки. Я всего лишь обычный бухгалтер. Может, когда я улечу, к тебе посватается какой-то миллионер.

– Не хочу миллионера! Я все для себя решила. Кроме тебя мне никого не надо!

– Спасибо. – Петер улыбнулся и просветлел. – Я пойду к адвокату и узнаю все, что нужно для приглашения на визу. Думаю, проблем не будет.

– У нас все получится, – да, я уже в это верила. Теперь все должно было стать иначе.

– Не планируй ничего на следующие два месяца, – улыбнулся Петер.

И, подарив мне на прощанье еще один недолгий поцелуй, он направился в зону паспортного контроля. Я ждала, пока он не скрылся из вида. А после этого пошла к автобусу.

Меня пронизывал миллион эмоций. Пожалуй, я еще никогда не была так счастлива!

Уже в автобусе я получила эсэмэску от Петера. Она была длинной, и поэтому пришлось открывать ее по частям: «Извини, что не поцеловал тебя как следует. Я жалею об этом. Меня будто парализовало. Иногда я веду себя как идиот. Ты – самая удивительная женщина. Я ждал тебя всю жизнь и никогда не отпущу!»

В ответ я написала: «Мы оба искали, а теперь нашли. Спасибо тебе за все. Ты сделал мои мечты реальностью».

5

Когда тебя хотят все…

После возвращения в город я, как и собиралась, первым делом отказалась от дальнейшего сотрудничества со всеми брачными агентствами. В «Ромео и Джульетту» заехала лично. Руслан и шефиня смотрели на меня как на свихнувшуюся малолетку, которая за своими любовными переживаниями света белого не видит. Я мило улыбнулась и попрощалась с ними навсегда.

Затем я разослала всем мужчинам, которые томились в ожидании ответа, типовое письмо: «Извини, я встретила своего принца, поэтому не могу больше с тобой общаться. Желаю тебе счастья. Надеюсь, ты найдешь ту девушку, которую искал». Все прореагировали на удивление спокойно и уважительно, а датчанин предложил остаться друзьями по переписке. Чтобы не обижать его еще больше, я обещала подумать.

После этого мы списались с Винсаном и уточнили детали его прилета. До фотосессии оставалось всего несколько дней, и я решила настроиться на нужный лад. С выросшими у меня за спиной крыльями любви все казалось плевым делом.

А потом зазвонил телефон. Номер был английским, но неизвестным. Я взяла трубку.

– Алло?

В трубке отчетливо заиграла знакомая мелодия. Я напрягла память. Что это было? Ах да! Ну конечно, “When We Dance” Стинга. “I would love you more than life if you’ll come and be my wife“^[2]. Видимо, кто-то решил покорить меня романтикой.

– Алло? – повторила я.

– Мария?

Бог мой, это был Роджер! Наверно, он решил сменить тактику и попробовать достать меня с нового номера.

– Очень умно, – укоризненно сказала я. – Решил зашифроваться и поменял телефон?

– Нет, мой сел, я звоню с телефона Фила. Помнишь, мой друг?

– Не помню.

– Как же, я тебе рассказывал…

– Это он там голосом Стинга поет?

– Нет, это у меня. Фил пришел ко мне домой. У него принтер сломался, и он…

– Ладно. Ну, допустим. Ты чего хочешь?

– Поговорить.

– Роджер, мы уже сто раз обо всем говорили. Мне больше нечего сказать.

– Мария, послушай, пожалуйста…

Я закатила глаза. Как же он меня достал! Это было уже просто смешно!

– Ну что ты от меня хочешь?

– Послушай. Когда я сказал, что хочу отношений без обязательств, я не это имел в виду. Я сегодня говорил с мамой, и она не против, если мы поженимся. Она даже сказала, что может достать свадебное платье. Ее двоюродная племянница выходила недавно замуж, и у нее твой размер. Она может продать нам платье, оно почти как новое.

– С какого такого перепугу ты решил, что я хочу за тебя замуж?

Роджер осекся.

– Ну как же… Ты ведь хотела…

– Я уже давно перехотела!

– Мария, этого не может быть. Ты ведь любишь меня.

– Нет.

– Конечно, любишь. И мы оба это знаем.

– Я тебя не люблю!!! Ты у меня уже в печенках сидишь, – разозлилась я. – Хватит меня доставать!

– Мария, любишь. И я тебя люблю. Я хочу, чтобы мы поженились.

– Где ж ты раньше был? – хмыкнула я.

– Как где? Я тебе звонил…

– Роджер, Роджер…

– Ты не брала трубку, но я знаю…

– Роджер!

– Мы будем вместе. Мы поженимся, как и должны были… Я просто был раньше не готов.

– Послушай меня! Это все уже не важно. Ты опоздал. Я выхожу замуж.

В трубке воцарилась гробовая тишина.

– Эй, ты там? – спросила я.

– За кого? – спросил Роджер.

– За мужчину.

– Я понимаю, что за мужчину. Но как это возможно? Мы ведь совсем недавно расстались. Я что, совсем ничего для тебя не значу?

Можно было что-то объяснять, можно было ругаться, можно было просто бросить трубку. Я выбрала наименьшее из всех зол. Моя новая сущность, рожденная для новой жизни, была очень миролюбивой, умела прощать и никого не хотела обижать. Спасибо Петеру!

– Роджер, все кончено. Я хочу, чтобы ты это понял. Ты хороший человек… наверно. Но не для меня. Просто успокойся. Не звони мне больше.

Роджер молчал.

– Скажи, что ты меня понял.

– Понял… – тихо отозвался Роджер. – Ты разбила мне сердце. Но знай, что я никого никогда больше не полюблю.

– Никогда не говори никогда, – сказала я. – Пока.

* * *

Через несколько дней я снова была в Борисполе. На этот раз самолет прилетал из Парижа, а на борту был Винсан. Нам предстояло – как я надеялась – провести плодотворную фотосессию а-ля «романтический Киев».

Хорошо, что в Сети на странице Винсана была его фотография. Я старательно всматривалась в лица прибывающих пассажиров, выискивая коротко выбритого мужчину с тонкими губами и печальными глазами.

Он вскоре появился, неожиданно высокий и какой-то нескладный. Можно было совершенно точно ожидать, что и Винсан меня не пропустит – ведь мои-то фото он видел в большом количестве.

Но совершенно неожиданно мой гость прошел мимо, а взмахи руками отнес явно не на свой счет.

Пришлось его догонять.

– Винсан!

Он обернулся.

– Привет! Ты меня не узнал? Ай-яй-яй!

Я протянула ему руку.

Он пожал ее, все еще не совсем уверенно рассматривая меня.

– Что, на фотографиях с макияжем я выгляжу совсем иначе? – я рассмеялась.

– Мария!

– Привет, Винсан. Извини, если в жизни я совсем другая.

– Да нет, наоборот. В жизни ты намного лучше.

– Мерси за комплиман! Пойдем, такси уже ждет.

Мы отправились в центр города. Не мудрствуя лукаво, я забронировала Винсану тот же отель, в котором останавливался Петер, – это было уже проверенное, приличное место. Сама я заходить внутрь не хотела, потому что несложно было догадаться, как на меня посмотрят (и главное, что подумают!) работники отеля. Но Винсан принялся канючить, что ему нужна помощь. Пришлось его сопроводить.

К моей большой неудаче, на ресепшене сидел тот же парень, что селил нас с «мистером Петером».

– Здравствуйте, – сказала я, стараясь не глядеть на него и молясь, чтобы он меня не узнал.

Но увы!

– Здравствуйте, здравствуйте! Кого сегодня селите?

– Француз, – сказала я и, как бы оправдываясь, добавила: – В отпуск приехал, – и, подумав еще немного: – На экскурсию.

– Экскурсия – это отлично! – воскликнул парень и подмигнул мне крайне двусмысленно. – Думаю, ему все очень понравится.

Наверно, он намекал на наши с Петером ночи, которые были совсем не тихими. Пожалуй, персонал отеля хорошо выучил голос моего жениха в особо кульминационные моменты.

От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю. Представляю, что этот парень там себе нафантазировал! Мне казалось, что он вот-вот ткнет в меня пальцем и выкрикнет: «Ш-л-ю-х-а!»

– Ладно, я вот тут все заполнила, – наспех начеркав ручкой в карточке гостя и злясь на Винсана за то, что тот такой несамостоятельный, я буквально вырвала ключ из рук ресепшиониста.

Винсан просиял:

– Спасибо большое за помощь!

– Ну что, тогда до завтра?

Он немедленно снова погрустнел.

– Мария, ты разве не сможешь мне сегодня показать город?

– Я думала, ты хочешь отдохнуть, – было уже почти шесть вечера, и мне представлялось куда более рациональным оставить французского гостя одного. – А завтра с утра встретимся.

– О… – Винсан скуксился. – А я хотел пригласить тебя поужинать.

– Ну я…

– Ты не хочешь? – он сделал такое лицо, будто вот-вот заплачет.

– Ну почему… – нехотя протянула я.

– Тогда пойдешь?

Я перевела взгляд на ресепшиониста, и могу поспорить – он едва удержался, чтобы сально не улыбнуться и не поднять вверх большие пальцы. Какой ужас! И позор!

– Пойдешь? – повторил Винсан.

Пришлось согласиться. Как-никак, я ведь обещала помочь ему в поездке. А он, судя по всему, был даже не в состоянии найти в чужом городе ресторан. По крайней мере, вел он себя как малое дитя.

– Часа тебе хватит, чтобы собраться? – спросила я.

– Да! – просиял Винсан.

– Отлично. Я за тобой вернусь. Встретимся в холле.

И я поспешила удалиться.

По счастью, совсем недалеко был дворик со скамеечками, и я уселась на одну из них, чтобы подождать Винсана. В холле гостиницы было бы куда удобнее, но я бы не выдержала целый час под взглядом ресепшиониста.

Мы с Петером были теперь на связи постоянно. С писем перешли на эсэмэски, а живое общение устраивали по Skype. Он отправлял мне маленькие приятные послания, а также рассказывал о том, как идет приготовление документов. Дела уже были переданы иммиграционному адвокату. Сегодня Петер сообщил о том, что посетил BH (как он объяснил, «БэХа» был австрийским районным органом, отвечающим за все административные вопросы, а также ведающим делами переселенцев). Пока мы с Винсаном были в отеле, Петер прислал мне эсэмэску: «Here I am to rock U like a hurricane:)). Listen to Scorpions. Kisses»^[3]. Я улыбнулась и отправила в ответ очередное признание в любви.

Мы с Петером успели обменяться несколькими эсэмэсками, прежде чем я собралась обратно в отель. Прошло даже больше времени, чем час, но Винсан оказался редкостным копушей, так что пришлось дать ему дополнительные десять минут. Если честно, я уже начала жалеть о нашем договоре. Если бы в процессе переписки у меня возникло подозрение, что Винсан такой, как в жизни, я бы, наверно, отказалась от совместной работы. Хотя фотографом он был первоклассным – это да!

Вскоре после того как я вернулась в отель подоспел и Винсан. Он разоделся и надушился, как на свадьбу. В руках у него был пакетик из Duty Free.

– Ты готов? – для проформы уточнила я.

– Мария, это тебе, – и он протянул мне пакет.

– Это что?

– Подарок.

Внутри обнаружился парфюм от «Lacoste». Вот так неожиданность!

– Это точно мне? – спросила я.

– Ну а кому же еще!

– Что ж, спасибо, – я положила подарок в сумку. – Куда ты хочешь пойти?

– А ты?

Это было слишком! Он вел себя так, словно и в самом деле приглашал меня на свидание.

– Мне все равно.

– Ну, какую кухню ты любишь?

– Японскую.

– Тогда пошли в японский ресторан.

– Ладно, – согласилась я без особого энтузиазма.

Мы отправились в довольно неплохой ресторан, который был прямо на той же улице. Он был скорее смешанным, но японская еда там тоже имелась.

Всю дорогу Винсан не проронил ни слова, но смотрел на меня, как голодный щенок.

В ресторане он проявил инициативу и заказал сашими, а также большой набор суши для двоих.

– Это поразительно, суши – моя любимая еда тоже, – сказал он.

– Ну здорово! – глухо отозвалась я.

– У нас, кажется, во всем совпадают вкусы!

«А вот это вряд ли!» – подумала я.

Мне не хотелось разговаривать о чем-то, кроме работы. Поэтому я сидела молча.

Винсан решил сам разговорить меня.

– Мария, расскажи мне о себе, – попросил он.

– Так ведь все написано на моей странице в Интернете, – сказала я. – И рост, и вес, и размер обуви.

– Нет, я имею в виду о своей жизни. О семье. О своих интересах.

– Ну, особо нечего рассказывать.

– У тебя нет парня?

– А, да! Пожалуй, это стоит рассказать. Поздравь меня, я скоро выхожу замуж.

От того, как Винсан в одночасье весь поник, становилось ясно, что у него были на меня конкретные планы.

– Как? Ты мне ничего об этом не говорила.

– Конечно, потому что мы общались по работе.

– Кто твой жених?

– Австриец. Очень хороший человек.

– Ты его любишь?

Этот допрос был мне крайне неприятен. Винсан вел себя так, будто имел на меня какие-то права. Мне захотелось ответить грубостью. Но я напомнила себе о том, что я теперь новый, очень корректный и добрый человек и что надо относиться ко всем с пониманием – ради Петера.

– Конечно, люблю.

Винсан отвернулся.

– А я их не люблю, – пробормотал он.

– Кого?

– Австрийцев.

– Это почему?

– Потому что они агрессивные.

– Да ну, ерунда! – засмеялась я.

– Да? А ты знаешь, что Гитлер был на самом деле австрийцем? А Моцарт – немцем. Но они это скрывают. Они агрессивные и лживые. Я не знаю ни одного нормального австрийца.

– Это стереотип. У всех наций какие-то проблемы с другими. Вот, например, бельгийцев ты любишь?

– Они совершенно нормальные.

– Видишь! А «Монти Пайтоны» их называли снобами, флегмами и толстозадыми придурками.

– А! Ты смотришь «Монти Пайтон»! – воскликнул Винсан, как бы полностью игнорируя смысл моих слов.

– Да.

– Вот видишь, сколько у нас общего! Почему я не познакомился с тобой раньше!

– Это все несерьезно, – попыталась урезонить его я. – Ты меня совсем не знаешь.

– Не важно, – отрезал Винсан. – Я уже давно одинок, и я искал девушку, как ты. Это нельзя объяснить словами. Ты – та самая! Я знаю. И теперь я тебя нашел, но ты занята!

– Если уж на то пошло, у меня есть правило – я никогда не смешиваю личное и работу, – выдвинула я последний аргумент.

– Правильно. И я тоже. Я еще никогда не говорил таких слов ни одной модели. Обычно это просто работа. Но, когда ты видишь человека, с которым хочешь связать свою жизнь, можно сделать исключение!

– Как бы там ни было, я люблю другого и выхожу за него замуж, – подвела черту я.

Винсан насупился.

– Может быть, ты передумаешь, когда узнаешь меня поближе.

И я поняла, что помимо своей воли вляпалась в очередную историю.

* * *

Винсан действительно был отличным фотографом. За время наших съемок он сделал лучшие снимки из всех, что у меня когда-то были. Мы прогулялись по центру города и выбрали в качестве антуража самые интересные места. Причем у Винсана был явно наметан глаз, потому что он умел находить очень интересные виды и выстраивать невероятные композиции. Особенно нам удалась серия, которую мы условно назвали «Старый и неизвестный Киев». Оказалось, что в городе множество потайных подъездов и двориков с особенной атмосферой. Мне очень понравилось позировать в легком платье на фоне старинных лестниц и обветшалых домов.

Одним словом, все было бы просто идеально… если бы Винсан вообще не открывал рот.

У него обнаружилась одна неприятная манера – он периодически выдавал шутки (или думал, что выдает, потому что меня они нисколько не смешили), и тут же радостно над ними гоготал. Раздражало это невероятно, так что мне постоянно приходилось сдерживаться. Ну и, конечно, имели место быть разговоры о личном.

К концу второго дня Винсан объявил, что я – самая-пресамая, и если только дам ему шанс, он готов жениться немедленно. Пришлось вежливо отказываться. Всю свою печаль Винсан немедленно вымещал на австрийцах. Он сыпал рассказами о несносности этих людей и пугал меня всяческими ужасами.

Поэтому я была несказанно рада, когда повезла его обратно в аэропорт. Мои сто евро были честно заработаны – что называется, потом и кровью.

В аэропорту Винсан принялся лить слезы. Это было уже слишком! Я попыталась его успокоить, но он только всхлипывал и просил еще раз подумать. На нас уже стали обращать внимание, так что я обещала подумать и поскорее проводила его на паспортный контроль.

Если уж и было о чем думать, так это о том, чтобы нам больше никогда не встречаться.

Пока я занималась отправкой моего гостя, пришла эсэмэска от Петера:

«Любимый котенок, я все устроил. Угадай, когда у нас свадьба?»

Мы еще не оговаривали конкретную дату, поэтому вопрос был немного неожиданным. Но я принимала происходящую в моей жизни сказку в полном объеме и без всяких сомнений написала:

«Думаю, в сентябре, дорогой».

«Откуда ты знаешь???» – написал Петер.

«Я просто умею читать твои мысли!» – ответила я.

Все эти эсэмэски писались на ходу. Я летящей походкой шла по терминалу к выходу на автобус. Мое существо излучало позитив, легкость и уверенность. Я знала, для чего живу. Наверно, в этот момент я была очень привлекательна. Так всегда – если в твоей жизни случается что-то очень хорошее, меняется и твое мироощущение. А значит, и то, как тебя воспринимают другие. Это самое обычное волшебство, которое может посетить каждого. Главное, найти искру, которая зажжет твой внутренний огонь.

На улице у автобуса меня окликнул мужской голос:

– Девушка, можно с вами познакомиться?

– Я замужем, – не оборачиваясь, с улыбкой ответила я.

6

Австрия

Уже через несколько недель я снова встречала Петера в аэропорту. Он вез для меня пакет документов, с которыми мы должны были явиться в посольство. Дата собеседования была уже назначена, свадьба – подтверждена, и сомнений в том, что мне дадут визу, практически не возникало.

Я настояла, чтобы Петер остановился у меня. Мне хотелось побыть по-настоящему вместе. В быту. Чтобы Петер увидел, как я живу, и попробовал мою стряпню.

Но все оказалось не так просто.

Сначала Петер отказался ехать в лифте.

Дело в том, что наш лифт периодически поджигали наркоманы, и выглядел он внутри словно кабинка из ада. Признаю, для западного человека это было страшное зрелище, но я искренне надеялась, что Петер не захочет подниматься на восьмой этаж по лестнице. Однако он сказал, что не хочет рисковать своей жизнью и куда охотнее прогуляется.

– А почему он сгорел? – тяжело дыша, спросил Петер у меня где-то между шестым и седьмым этажами.

– Его подожгли.

– Зачем?

– Ну… как объяснить… от нечего делать. Настроение у них такое было.

– За это в Австрии бы посадили! – негодующе воскликнул он.

– Нет, тут не станут.

– Знаю, что не станут. Я в курсе, что Украина очень сильно отличается от Австрии, – и в его голосе послышалось некое пренебрежение.

Затем Петер увидел елку, которую выбросили мои соседи и которая до сих пор валялась возле мусоропровода.

– А это что? Рождественское дерево?

– Ага.

– В июне? Ну что ж, – хмыкнул он. – От украинцев можно и этого ожидать. Я уже скоро перестану удивляться.

Если честно, мне стало неприятно. И не из-за того, что мы, такие несуразные, выбрасываем елки летом и поджигаем лифты. Это было ненормально, неправильно, но это было частью нашей жизни, то, над чем мы уже научились смеяться. А Петер отреагировал на это крайне пренебрежительно. Как будто хотел подчеркнуть разницу между нашими странами и показать нас отсталыми. Понятно, что Австрия обгоняла Украину по развитию. Но зачем было так на этом концентрироваться?

– Кстати, а ты в курсе, что, если начнется пожар, мы все сгорим? У вас нет аварийных лестниц, – сказал он. – Этот дом построен по стандартам каменного века. У нас такое невозможно.

– Ой, ладно, – я почувствовала еще большую досаду и, чтобы не разозлиться, махнула рукой.

Но и в квартире это не закончилось. Видимо, у Петера сегодня было плохое настроение. Выглядел он и вправду каким-то напряженным.

Мы мало обнимались и целовались. Я приготовила ужин, и Петер съел его молча, без всяких там «спасибо» и «было вкусно». Затем мы отправились в спальню и занимались сексом. Это было тоже не особо торжественно. А в какой-то момент, когда я взобралась на него верхом, Петер сгреб мои волосы и перекинул их на одну сторону.

– Почему ты так не носишь? – спросил он.

– Что? – не поняла я.

– Прическу. Тебе так намного лучше, – сказал он.

– Ну… если тебе нравится… я буду так для тебя носить.

– Очень. У тебя сразу становится совсем другое лицо. И, думаю, тебе бы больше пошли прямые волосы.

– Я могу для тебя распрямить, – сказала я, хотя на самом деле мне этого совсем не хотелось.

– Нам будет над чем поработать, когда ты приедешь ко мне, – сказал Петер и провел ладонью по моей щеке.

– Хорошо, – я уже привыкла с ним во всем соглашаться.

* * *

А наутро Петер положил передо мной купюру в сто евро.

– Это зачем? – удивилась я.

– На хозяйство, – ответил он.

– Да у меня все в порядке…

– Не будь смешной, – вспомнил он мою же фразу, которую я выдала ему когда-то по Skype. – Я все видел. Тебе явно не хватает. Вон, даже туалетная бумага страшная. Это ненормально. Купи, пожалуйста, все, что тебе нужно.

– Да нормальная у меня туалетная бумага, – удивилась я. – Что тебе не нравится?

– Это не бумага, это наждак. Просто купи другую и не спорь, – сказал он.

Я специально отправилась в туалет – посмотреть, что его так испугало. Ничего нового я там не обнаружила. Обычная туалетная бумага украинского производства. Серая. Из вторсырья. Не импортная с розочками, которая была такой нежной, что рвалась от малейшего прикосновения. Но вполне нормальная.

– А знаешь, раньше, в советские времена, люди резали газетки. И все были довольны, – съязвила я.

– Ну и отлично, что эти времена прошли, – парировал Петер. – Пожалуйста, купи бумагу.

Внезапно я почувствовала желание защищать атрибуты нашей жизни и нашего прошлого. Что это? Патриотизмом я никогда не отличалась. Но когда иностранец так открыто, так спокойно разносил в пух и прах наш уклад, во мне что-то начинало протестовать. Что-то, о чем говорил Михаил Задорнов и о чем я никогда раньше не подозревала. Гордость за то, что мы такие несуразные. Любовь к тому, что вызывало смех сквозь слезы. И, если бы это был не Петер, я бы могла сорваться на какую-нибудь грубость.

Хотя… как знать – если бы это был кто-то другой, может, меня бы эти слова совсем не трогали.

Одно мне стало ясно – Петер настолько овладел всем моим Я, что пробуждал во мне совершенно неведомые и очень сильные эмоции. Сейчас это была бесконечная, всепоглощающая любовь. Но она перемежалась и с другими острыми чувствами. Как, например, с вышеупомянутой досадой. И ревностью.

Оправдать все ожидания Петера и доказать, что он не ошибся с выбором, становилось для меня жизненно важной задачей. Поэтому я покорно отправилась выбирать туалетную бумагу и в результате купила именно ту, дурацкую, с розочками, которая рвалась и прилипала к попе. Но Петер остался доволен. И это было самое главное.

Очередная внутренняя борьба развернулась, когда мы приехали к австрийскому посольству подавать документы на визу.

Петер шел уверенной походкой, обогнав меня на пару шагов. Я держалась чуть позади, причем чем дальше, тем больше мои шаги замедлялись.

Возле входа в австрийское посольство развевался австрийский флаг. Я посмотрела на него и неожиданно дрогнула.

Мне в голову внезапно пришло то, о чем я ни разу не задумывалась.

А ведь я снова собираюсь уезжать в другую страну! Причем совершенно незнакомую и чужую. Сама бы я ее никогда не выбрала. Просто так совпали обстоятельства. И в эйфории от моей любви и от каких-то неземных отношений с Петером я ни разу не нашла времени для того, чтобы сесть и все обдумать. Впрочем, обдумывать тут было в общем-то нечего. Я любила этого человека и пошла бы за ним на край света. Но, сделав это, я становилась от него полностью зависимой. Это был даже не добровольный выбор. Это была данность. Я приносила все в жертву своим чувствам и готовилась отправиться в страну, о которой не знала вообще ничего. Положа руку на сердце, мне совершенно не нравился немецкий язык, я его не понимала и понимать не хотела. Очень трудно было представить себя в заснеженных горах, учитывая, что зима и холод были мне ненавистны. Еще я считала моду на короткие мужские штанишки глупой. А больше Тироль у меня ни с чем не ассоциировался.

Мы остановились перед посольством и стали ждать вызова на собеседование.

– Знаешь, для меня все это очень серьезно, – прошептала я, поглаживая Петера по руке.

– Знаю. Для меня тоже.

– Потому что, если нет… лучше давай закончим все прямо сейчас.

– Почему мы должны заканчивать?

– Просто… я уже обжигалась… я верила в то, чего не было…

– Но ведь это в прошлом, – сказал Петер. – А я не живу прошлым. Оно для меня ничего не значит. У меня нет для него времени. У нас с тобой теперь другая, новая жизнь.

– А ты знаешь фразу: «Вы в ответе за тех, кого приручили»?

– Это откуда?

– Из одной известной книги. Просто… я как дикая кошка. А ты сейчас очень близок к тому, чтобы меня приручить. Если ты это сделаешь, пожалуйста, не бросай меня. Я тебе посвящу всю себя. Может, это покажется тебе слишком.

Петер серьезно посмотрел на меня.

– Это навсегда. Я тебя никогда не оставлю. Я искал такой бриллиант, как ты, всю жизнь. Я всегда буду с тобой. Даже если вдруг что-то случится, я посвящу все свое время заботам о тебе. И я никогда не обману тебя. Ты можешь быть во мне уверена.

И я доверилась ему. Когда назвали мою фамилию, я шагнула вперед – в новую страну и в новую жизнь.

* * *

Визу мне дали без проблем. По-моему, на мои документы вообще никто не смотрел. Стоило предъявить жениха и сказать, что я еду выходить замуж, как у работников посольства отпали все вопросы. Видимо, им стало просто неинтересно – меня уже нельзя было помучить, потому что рядом стоял мужчина, готовый взять на себя все проблемы и расходы.

Через несколько дней виза была готова.

А еще через неделю я сидела в самолете, направляющемся в Вену. Инна пришла меня проводить. Почему-то она за глаза прониклась симпатией к Петеру и теперь была в его команде поддержки.

– Ты там им всем покажи, – напутствовала она меня на дорожку.

– Ага, покажу, – с улыбкой пообещала я.

Все-таки здорово было, когда рядом с тобой стоял близкий человек! Может, если бы я так ото всех не закрывалась, когда собралась в Англию, у меня и настрой был бы другой, и вся поездка прошла бы лучше?

Впрочем, к чертям собачьим эту Англию! Все получилось именно так, как должно было. Ведь не зря же говорят – «Что ни делается – к лучшему»! Судьба уготовила мне кое-что другое. И я была готова к этой новой, такой неожиданной жизни.

В самолете меня посетила тысяча мыслей. Я вспомнила о том, как перед отъездом Петер купил мне этот билет и дал тысячу евро. Я должна была начать собирать документы для австрийской свадьбы – взять справку о несудимости, походить по нотариусам и бюро переводов, поставить апостиль. А еще Петер сказал, что надо срочно купить мне права, потому что без машины в Тироле делать нечего.

Права! Машина! Австрия! Свадьба! Все эти невероятные вещи сваливались на меня одна за другой. Впрочем, я уже научилась воспринимать их совершенно спокойно. И поэтому просто пообещала заняться делами. Благо, один дальний родственник имел связи в ГАИ.

Думала я и о словах Петера. Мне не терпелось увидеть его дом. Он поведал о нем как-то пространно. Сказал, что у него есть старенькая квартирка, которая ему надоела. И что недавно он закончил строительство дома. По словам Петера, тот получился маленьким – две комнаты и кухня. Посетить этот дом, который мне уже два раза приснился, стало моей мечтой. Я хотела и могла стать хорошей хозяйкой! Я пообещала себе, что буду хранить семейный очаг и всеми силами создавать в доме уют. Пусть бы он даже был совсем крохотным.

Но больше всего меня заставляло трепетать ожидание встречи с семьей Петера. Я должна была произвести хорошее впечатление на маму, брата и сестру. Но больше всего – на дочерей. Теперь, когда наши с Петером отношения перешли на новый уровень, уже не было смысла переживать о детях. Я их заочно полюбила. Как подруг. Они должны были стать и моей семьей тоже, и я хотела установить с ними теплые отношения. Тем более что Петер хотел детей, и скоро у его дочерей могли появиться братик или сестричка.

Я везла с собой подарки – для каждого австрийского родственника и отдельно для Петера. В числе прочего я купила любимому в Duty Free подарочный набор из водки и двух рюмок. И с этим набором неожиданно возникли проблемы.

Меня беспрепятственно пропустили на самолет до Вены. Но когда я пересаживалась на рейс до Инсбрука, стоящий на контроле работник аэропорта сказал:

– С этим нельзя!

На мое «почему нельзя» он ответил, что, мол, товары из стран третьего мира не являются безопасными и запрещены к перевозу по зоне ЕС. То, что водка была куплена в официальном магазине Duty Free, ровным счетом ничего не значило.

– И что же мне теперь делать? – спросила я, начиная закипать.

– Оставьте здесь.

– Да? Чтобы вы ее выпили? Я знаю, что вы отнимаете продукты, а потом берете их себе! – негодующе воскликнула я.

От такой наглости он аж присел. Но меня это мало волновало. После успешной истории с посольством я настроилась на другое обращение. Ан нет – оказалось, что страны меняются, а отношение остается.

– Мы ничего себе не берем… – попытался возразить он.

– Я вам ничего не отдам. Лучше не полечу тогда и тут останусь. Из принципа! – продолжала бушевать я.

– Это невозможно.

– Тогда давайте искать другой выход.

– Я не могу вас пропустить. Можете купить чемодан и отдать вашу водку в багаж.

– Спасибо за совет, – процедила я и отправилась искать магазин чемоданов.

Оказалось, что самый дешевый стоит пятьдесят евро. Естественно, я не собиралась покупать чемодан по такой цене, чтобы отправить водку, которая стоила чуть ли не в пять раз дешевле. В отчаянии я принялась бродить возле стоек регистрации, надеясь найти какого-то пассажира, который согласится взять мою водку к себе в сумку.

Но неожиданно нашелся другой выход. Я заметила стойку с надписью «Bulky Luggage»^[4] и устремилась туда, где, скучая, сидел молодой парень.

– Помогите мне, пожалуйста, – с налета воскликнула я и, сделав несчастный вид, принялась жаловаться на злобного мужика с контроля.

Наверно, мне удалось этого парня очаровать. Потому что он так проникся моей историей, что обещал помочь и лично проследить за бережной погрузкой водки на борт.

– Только вы ж ее не пейте, – подмигнула ему я.

– Не буду, – он вернул мне улыбку. – Только на регистрации скажите, что у вас теперь две единицы багажа.

– Спасибо вам! Вы – самый лучший австриец в аэропорту! – сказала я.

– А я из Латвии, – ответил он.

– Ой, а я из Украины, – воскликнула я на русском.

– Я так и понял, что откуда-то оттуда. Ну как же своим не помочь! – тоже на русском сказал он.

– Спасибо еще раз. Тогда вы самый лучший мужчина в аэропорту!

На регистрации мне сперва не поверили. Оказалось, что ручная погрузка водки – это что-то из области фантастики. Но парень одобрительно помахал рукой из-за своей стойки, и меня пришлось оформить – причем совершенно бесплатно.

Водка долетела без всяких проблем. Я очень волновалась, что она разобьется, и после посадки припустила прямиком к хвосту самолета.

– Фрау, вы это куда? – встал у меня на пути один из диспетчеров.

– У меня там водка! – воскликнула я.

– Русские, – услышала я комментарий откуда-то сзади.

В этот момент за спиной диспетчера появился грузчик, который перекладывал мою водку на машину-перевозчик. Я облегченно вздохнула.

Вот такими были мои первые шаги на тирольской земле.

* * *

Петер встретил меня с букетом цветов, в который был вплетен камешек с надписью «Willkommen»^[5]. Это было так мило! И я бросилась Петеру на шею. Вот и еще одна мечта стала реальностью! Я очутилась в загадочной Австрии, которая волею судьбы должна была стать моим новым домом. А рядом стоял мой любимый мужчина – мой будущий муж!

Мы сели в машину Петера (это действительно была черная «Honda Civik»!) и под звуки песен «AC/DC» отправились навстречу манящей меня неизвестности. Именно сейчас мне предстояло открыть для себя жизнь Петера и все, что его окружало.

Дорога вдоль аэропорта сменилась автобаном, и я увидела горы. Их было много, они поражали своими размерами и казались такими необычными! Словно я стала принцессой и попала в какую-то сказочную страну… а за руку меня в это время держал прекрасный принц, который вез нас в свой замок.

Минут через пятьдесят мы оказались в городе под названием Имст. Я знала, что здесь находится офис Петера, а также та самая маленькая квартирка, о которой он мне рассказывал. Меня раздирало любопытство.

Квартира оказалась в том же здании, что и офис. На работу мы заходить не стали. Вместо этого Петер взял меня за руку и повел по лестнице. Мы поднялись на самый верх и оказались у входа в квартиру под номером тринадцать.

– Ну вот, добро пожаловать! – и Петер открыл передо мной дверь.

Я зашла внутрь и не поверила своим глазам.

Это действительно был замок!

Хотя агенты по недвижимости обычно используют другое слово – пентхаус.

Квартира состояла из двух этажей и явно была спланирована не без помощи архитектора – повсюду дерево, стекло и металл. Такой интерьер можно было найти в журнале о жилищах знаменитостей.

Петер не дал мне оправиться и потащил меня, совершенно ошеломленную, на второй этаж. А там оказалось еще круче, нежели на первом. Огромная кухня-гостиная с кожаным диваном и Hi-Fi-системой имела выход на крышу, где был разбит самый настоящий сад с прудиком и деревьями. А добраться до него можно было по зеркальному полу с разноцветной подсветкой.

Но почему-то больше всего меня поразило, что в этом необычайном саду росли две березки – довольно крупные и непонятно как там вообще державшиеся. А между ними был подвешен гамак. Одним словом, картина получилась просто идиллическая!

– И это все теперь твое. – Петер обнял меня за плечи.

– Но это… я даже не могла… – удивительно, как этот человек умел каждый раз лишать меня дара речи. – Это восхитительно!

– И всему этому нужна хозяйка. Такая, как ты. – Петер подвел меня к краю террасы. – Смотри, вон там – Германия. Мы туда скоро поедем. А с противоположной стороны Италия. Мне в Италии очень нравится. Туда мы поедем тоже.

– С тобой – куда угодно, – я поцеловала его руку.

– Ну, а сейчас надо отпраздновать твое прибытие! – и Петер увлек меня обратно в комнату. – Здесь у меня было кое-что припасено!

И он достал из холодильника охлажденную бутылку, которую открыл буквально несколькими движениями.

– Ух ты, шампанское! – я захлопала в ладоши. – Спасибо!

– Это не шампанское, а просекко, – поправил Петер, наливая напиток в бокалы.

– А в чем разница? – спросила я.

– Просекко – итальянское. А шампанское – это торговая марка. И называть так в Европе можно только те игристые вина, которые сделаны в регионе Шампань во Франции.

– Как все сложно, – хихикнула я. – А у нас все называют шампанским и не заморачиваются.

– Это потому, что у вас Украина и никто не соблюдает закон. А здесь – цивилизация и правила ведения бизнеса.

От этого казалось бы незначительного замечания мне стало обидно. Петер снова будто невзначай опустил нашу страну, подчеркнув превосходство своей. Может, это было и незаконно, о чем я раньше не догадывалась, но у нас игристые вина называли шампанским, и я их любила. Потому что они были родными, привычными и вкусными.

Но, прежде чем я успела прочувствовать всю глубину обиды, Петер снова вернул меня в сказку, чокнувшись своим бокалом с моим. Я отогнала от себя мысли о несправедливости и улыбнулась. Просто мой избранник был перфекционистом и любил порядок. Я собиралась принимать его таким, какой он есть. И эту его черту – тоже.

Сделав несколько глотков, мы принялись обниматься, и очень скоро это переросло в приятный, медленный секс на диване. В домашней обстановке Петер был очень хорошим любовником – он ласкал меня и говорил много приятных слов. А потом он даже несколько раз шлепнул меня по попе, как я любила. Все это продолжалось больше часа, не сравнить с несколькими минутами в Киеве.

– Я так рад, что ты теперь со мной, Ванес…

Он осекся.

– Что? – не поняла я.

– Я очень рад, – тихо повторил Петер, становясь неожиданно более сдержанным.

И уже через минуту он слез с меня, так и не завершив нашу идиллию. Его эрекция неожиданно пропала.

Я почувствовала, что что-то произошло. Но ничего не поняла.

– Поехали, я хочу тебе еще кое-что показать, – и Петер снова куда-то меня повел.

Мне ничего не оставалось, кроме как покорно следовать за ним по пятам и ждать очередных сюрпризов.

Но то, что произошло дальше, я предугадать никак не могла.

Через двадцать минут езды по проселочным дорогам, а затем непродолжительного подъема в гору мы очутились у шикарной, просто огромной виллы. Петер, ни слова не говоря, подъехал ко входу и заглушил мотор.

– Вот! Это наш дом.

Я плохо помню, что было дальше. Как во сне я поднималась по ступенькам этого дворца. В сравнении с ним квартира в Имсте показалась обветшалой каморкой. Петер, обычно более сдержанный, открыл дверь с широкой улыбкой на лице. Он явно гордился собой и сюрпризом, который мне устроил.

Я вошла в холл. Это было что-то! Мраморный пол, каменные колонны, витые лестницы… Классика и хай-тек. Дизайнерская мебель. Множество комнат. Все новое. И большое, очень большое.

Петер повел меня по дому. Вначале мой ослабевший мозг пытался как-то анализировать происходящее и следить за маршрутом. Но уже на втором этаже я потерялась в этом обилии коридоров, дверей и переходов. Одних только туалетов я насчитала пять!

Ну а третий этаж с выходом на гигантский участок и бассейн меня просто убил!

Причем не могу сказать, что все это меня сильно обрадовало.

Первой мыслью было: «Бедный бухгалтер? Ну как, как он мог все это скрывать?!»

А второй: «Кошмар, это сколько здесь придется убирать!..»

Когда путешествие по дому закончилось, я сумела выдавить из себя вопрос:

– Но почему ты мне ничего не сказал?

– Хотел сделать тебе приятно.

– Знаешь, такие новости могут и в ступор вогнать. Это все как-то чересчур.

– Тебе не нравится?

– Да нет же, конечно, нравится. Но я не ожидала этой роскоши.

Петер пожал плечами.

– Ничего особенного. Хочешь, примем вместе ванну?

Конечно, отказаться от его предложения было невозможно. Из холодильника тут же была извлечена еще одна бутылка шампанского. Ах, простите – просекко! А затем мы отправились в джакузи, которое было отделено от громадной спальни стеклянной стеной.

Уже сидя в воде и массируя мне шею, Петер сказал:

– На самом деле я не сказал тебе, потому что хотел проверить тебя. Да, я очень богатый человек. Ты можешь представить, сколько женщин хотели бы оказаться на твоем месте? Но мне они не интересны. Я хотел настоящих чувств. Чтобы ты любила меня, а не мои деньги. И ты показала, что тебе нужен именно я. А это все… ну, бонус, что ли. Награда за твою искренность.

– Хорошая награда!

Все же почему-то я не могла в полной мере ею насладиться. Что-то во мне протестовало. Как будто Петер использовал меня в качестве лабораторной мышки для своих тестов. Пусть и во благо, но он меня обманул. А ведь обещал никогда не врать! Все это время он добросовестно играл роль бедного парня, а потом одним взмахом руки все изменил, не спросив, хочу я этого или нет. Так было нечестно! Он притворялся, тогда как я все это время была с ним до конца откровенна.

Внезапно мне в голову пришла еще одна мысль.

– Скажи, – осторожно поинтересовалась я. – А тогда, в Киеве, наша с тобой ночь…

– Какая ночь? – спросил он, будто ничего не помнил.

– Ну, наша первая ночь.

– Да?

– Она все никак не выходит у меня из головы. Ты сказал, что не будешь меня трогать, а потом мы все-таки сделали это.

– И что?

– Я не поняла логику твоих поступков. Это тоже была какая-то проверка?

– Конечно. Мне нужна жена с принципами. Если бы ты на меня с лету запрыгнула, ты бы не была такой интересной и желанной.

– Но ведь ты сам, первый, в результате все начал.

– Н-да… Я ведь не железный. Попробуй устоять, когда рядом лежит такая красота.

– Не понимаю, – сказала я.

– Ты как маленький ребенок, – сказал Петер. – Тебе и не обязательно все понимать.

Очень хотелось возразить, но было как бы и нечего. Словами «маленький ребенок» Петер минимизировал мою роль в этой ситуации. Возражать – значило бы спорить. А я – снова! – не хотела портить момент.

– Просекко – дрянь. Кисляк какой-то, – неожиданно заявил Петер и вылил три четверти бутылки в ванну.

И тут я поняла, что мне предстоит жить совершенно не с тем человеком, который приезжал ко мне в Киев. Но назад пути не было. Какая-то частичка меня обычной отмерла, и я сама стала другим человеком. Новая Мария уже была не способна отказаться ни от Петера, ни от этого дома. Почему-то она оказалась намного слабее прежней Марии. Она разучилась самостоятельно принимать решения. Она покорно следовала за своим поводырем – Петером.

В тот момент я не подумала о том, что в моей жизни уже было нечто подобное. И ничего хорошего это не принесло.

* * *

Следующие несколько дней Петер показывал мне Тироль и знакомил меня со своим жизненным укладом. Постепенно я научилась не путаться в доме и уже безошибочно находила спальню или гардеробную. К слову, мои скромные платье, юбка и три футболки в этой гардеробной просто потерялись. Здесь могли поместиться пятьдесят пар обуви и бесконечные штабеля одежды. Я оказалась явно не подготовлена и даже стеснялась распаковывать сумку.

Очень скоро Петер заявил:

– Тебя надо приодеть. Поедем, купим тебе что-то приличное. А свои вещи можешь выкинуть.

Я думала, что он шутит, но сказано все было очень серьезным голосом.

– А тебе разве не нравится моя одежда? – спросила я.

– Честно – ужас просто!

– Как? И юбка?

– Юбка вообще хуже всего!

Я задохнулась. Именно в этой белой юбке я встретила Петера в день его первого приезда.

– Но я думала, она тебе понравилась…

– Ну… – Петер поцеловал меня в лоб. – Как тебе сказать… Когда ты заявилась в ней в аэропорт, ты была похожа на белый гриб. Но я не стал тебя расстраивать.

Если это была попытка быть деликатным, то она с треском провалилась. Я почувствовала себя так, словно меня оплевали.

– Значит, все это время ты… А я так старалась!

– Не бери в голову, – махнул рукой Петер. – Главное, что я увидел в тебе потенциал. И я понял, что, если с тобой поработать, ты будешь самой красивой девушкой на свете. Тебе просто надо сменить имидж.

Я совсем повесила нос. Каждое его слово убивало во мне веру в себя. Оказывается, Петеру в принципе не нравился мой внешний вид. По крайней мере, он заставил меня это почувствовать.

– Я поняла.

– Не переживай, я тебе расскажу, что не так. У меня вообще безупречный вкус. Все мои знакомые женщины со мной советуются.

На фоне общего расстройства фраза про других женщин прозвучала для меня еще более обидно. То, на что я, может, и не обратила бы внимания в другой момент, усилилось мгновенным понижением моей самооценки и вызвало во мне ревность.

– Все? А у тебя их много? – спросила я и неожиданно поняла, что помимо своей воли повышаю голос.

– Куча. Но все дуры, – сказал Петер.

Этот комментарий не принес мне облегчения. У меня было испорчено настроение, но парадоксальным образом восхищение и любовь к Петеру только возросли. Он всегда был так уверен в себе, что его мнение звучало как единственно правильное.

И я снова безропотно поплелась за ним.

Уже в машине я решилась спросить:

– А прическа моя тебе нравится?

– Ну как… Сама прическа ничего, но вот эти кудряшки несуразные надо бы распрямить. Я люблю прямые волосы. С кудряшками ты похожа на совсем маленькую девочку. Правда, моему брату бы понравилось. У него всегда были девушки с кудряшками.

Слова про брата были мне не интересны, а вот все остальное буквально вдавило меня в сиденье. Выходит, Петеру не нравилось во мне вообще все. И как он мог после этого говорить, что любит меня? Почему? Может, это вообще не так? Ведь один раз он уже соврал!

Червяки сомнения принялись грызть меня со всех сторон.

Но, говорят, шопинг-терапия помогает от всего на свете. И после двух часов в магазине я уже снова чувствовала себя счастливой.

Да, у Петера действительно был неплохой вкус, и он купил мне вещей на полторы тысячи евро. Платья, юбки, курточки, джинсы, две пары обуви. Все дорогое и красивое. При этом он потребовал, чтобы я немедленно переоделась.

– Пожалуйста, сними это все. Ты похожа на Алису в Стране чудес, – сказал он мне.

– Ну так отлично! Это одна из моих любимых книг.

– Для таких маленьких детей, как ты, – да. Но она дурацкая. Для Тироля в Алису одеваться точно не стоит.

Очередное замечание я восприняла уже полегче и послушно переоделась.

Петер сгреб мое платье и кинул в мусорник.

– Нет, ты что! – это платье купил мне папа лет девять назад, оно было стареньким, и я носила его только по особым датам. – Оставь!

– Ладно, бери. Сгодится на тряпки, как раз полы нечем мыть, – пожал плечами Петер. – Пошли, купим что-то из косметики. Думаю, тебе очень пойдет красная помада.

И своим чеканным шагом он направился к косметическому магазину.

Подобрав платье, я потрусила за ним.

* * *

Вскоре меня ожидало знакомство с семьей. Встреча совпала с днем рождения брата, так что повод получился самый что ни на есть подходящий. Я очень переживала – особенно меня тревожило, как сложатся наши отношения с дочерьми. Мне было непонятно, увижу ли я их сегодня, потому что ничего о них не знала: где они живут, с кем и как. Петер сам не рассказывал, а доставать его расспросами не хотелось.

В качестве подарка на день рождения Петер купил брату ящик пива. Вещь, скажем так, в моих глазах не совсем традиционную.

– Это мы сегодня и выпьем, – сказал он.

– А не много ли для одного дня?

– Нет, ты просто не знаешь мою семью.

Жил брат рядом с мамой, и пункт сбора назначили у нее в доме. Мне было сложно запомнить ее имя, и пришлось записать его на бумажке, а потом учить по буквам: «Фе-ли-си-тас». Брр! Только бы не забыть, думала я.

Когда мы приехали, все уже были в сборе. Сестра Франциска, которая оказалась действительно объемной женщиной, с другом Хайнцем, брат Мартин, друг Петера и Мартина Вольфганг и мама. «Фе-ли-си-тас», – повторила я про себя. Дочерей нигде не было видно. Я сразу расслабилась.

Петер представил меня по-простому, так же все и отреагировали. Церемония знакомства получилась очень короткой, и уже через пару минут мы сидели за столом и уминали жареную картошку с сосисками и пивом.

Общение у нас вышло то еще! Мама Фе-ли-си-тас по-английски почти не говорила, поэтому мы друг другу все время только улыбались – с каждым разом все шире. Со стороны могло показаться, что мы заключили пари кто кого перелыбит. Брат оказался вполне свойским парнем и очень мне понравился. В этот день ему исполнялось тридцать девять лет, и он напоминал молодую версию Петера, но гораздо более приземленную и простую. Сестра вежливо задала мне несколько вопросов про Украину и вроде как потеряла ко мне интерес, а ее друг был самым настоящим тихоней и не общался практически ни с кем. Но все это было ничего. А вот с кем мне пришлось туго – это с Вольфгангом. Как выяснилось, он был архитектором, который спланировал дом Петера. Его английский был лучше, чем у всех присутствующих тут австрийцев вместе взятых, но он явно не горел желанием со мной о чем-то говорить. Толстый и лысый, он лишь изредка поглядывал в мою сторону и дарил вроде как милую ухмылочку, от которой пробирало неприятным холодком. Было бы понятнее, если бы он злобно скалил зубы. Но так… Я прямо физически чувствовала, что ему не нравлюсь, и его подобие доброжелательности меня не на шутку тревожило.

Однако незадолго до подачи десерта эти мои тревоги улетучились. Потому что случилось кое-что похлеще.

В комнату откуда-то с улицы, вошли две девушки. Одна – пухленькая симпатичная блондиночка, небольшого роста, с круглым лицом, буквально копия Петера. Вторая – большая деваха с темными волосами и очень грубыми чертами лица, некрасивая и с первого взгляда неприятная. Одета она была в тирольскую национальную одежду, на поясе висел бочонок.

Не надо было обладать сверхразумом, чтобы понять – это дети моего будущего мужа.

Я улыбнулась и пару раз помахала рукой, пытаясь поздороваться. Блондиночка посмотрела на меня с интересом и слегка улыбнулась в ответ. Вторая даже не удосужилась никак отреагировать. Фелиситас принялась с ними о чем-то болтать на немецком, а остальные, включая Петера, их как бы и не очень заметили. Я чувствовала себя очень глупо, потому что меня, очевидно, никто не собирался им представлять.

Вскоре обе девушки собрались уходить, и Петер что-то сказал им на прощанье. Та, которая повыше и побольше, сделала недовольное лицо. Фелиситас поставила перед ней рюмку, и она налила туда жидкость из своего бочонка. Затем обе сказали: «Чао», и ушли.

Вся семья отозвалась тем же «чао». Я сделала то же самое, хотя им, по-моему, было все равно.

Петер взял рюмку и подал мне.

– Это шнапс, – сказал он.

– Давай, Мария, посмотрим, какая из тебя получится тиролька! – воскликнул брат.

Ну, это было не сложно. Я пожала плечами и одним махом опрокинула в себя содержимое рюмки. На вкус оно оказалось как очень слабенькая, сладенькая водочка.

Все дружно зааплодировали и заулюлюкали.

– Ты поняла, кто это был? – спросил затем негромко Петер.

– Наверно. Но лучше ты мне скажи.

– Это были мои… в общем, ты знаешь.

Ему как будто сложно давалось слово «дочери». Будто он стеснялся.

– Его дочери! – громко сказал Мартин. – Правильно?

Петер еле заметно кивнул, глядя куда-то в сторону.

– Да, я так и подумала, – попыталась разрядить обстановку я.

– Ничего, скоро с моими познакомишься. У меня тоже две. Только помоложе, – сказал Мартин.

– А жена? – спросила я.

– Жена ушла, – сказал Петер, словно это было хорошим тоном – подкалывать друг друга такими вещами.

– Они не были женаты, – отозвалась сестра.

– Ага, она побоялась с ним связываться, – продолжил эстафету Петер.

Я перевела взгляд на Мартина, ожидая, что тот обидится. Но ничуть не бывало.

Фелиситас подала десерт. Это было мороженое, залитое подогретым клубничным вареньем.

– М-м, спасибо! – сказала я.

– Это называется «Heiße Liebe», – объяснила Фелиситас.

– «Горячая любовь», – перевел для меня Петер.

– Кушай, Мария, кушай. Знаю, что дома ты на горячую любовь можешь не рассчитывать, – подмигнул мне Мартин.

Все заржали, даже Петер. А я так и осталась сидеть с ложкой в руках, не понимая, как мне на это реагировать…

* * *

Новость о предстоящей свадьбе вся семья восприняла как-то слишком спокойно. Момент получился вообще не торжественный – как будто Петер сообщил им, что пойдет на огород накопать картошки. Не знаю, правда, как отреагировали дочери. Им он собирался сказать потом.

Уже дома Петер показал мне документы, которые до этого времени лежали у него в сейфе. Я мало что поняла, но дату «девятнадцатое сентября» разобрала.

– Это дата нашей свадьбы? – спросила я.

– Да. Уже назначили.

– Ох, здорово! Это еще и день рождения моей подруги Инны! Я ее обязательно приглашу.

– Это и день рождения моей дочери тоже.

– Которой?

– Моники.

– Это какая? Темненькая или светленькая?

– Темненькая.

Плохие новости! Не думаю, чтобы она очень обрадовалась, когда папа вместо празднования дня рождения позовет ее на свадьбу с девушкой, которая, судя по реакции, ей не очень-то и понравилась! А все последующие годы!.. Ой-ой! Ведь я захочу отмечать годовщину вместе с Петером, вдвоем, без остальных членов семьи. Может, даже за границей. Это значит, что он не сможет приходить на дни рождения дочери или ему придется разрываться. Неужели Петер об этом не подумал? Он ведь собственноручно спровоцировал конфликт интересов!

– А ты считаешь, что это хорошая мысль? Делать свадьбу в день рождения дочери?

– Конечно, почему нет?

– Наверно, она захочет повеселиться по-своему.

– Я тебя умоляю! Они обе дико скучные. Веселиться вообще не умеют. Иногда я даже думаю, что они не от меня.

Никогда в жизни я еще не слышала, чтобы отец так отзывался о своих детях. Разве только они действительно были от другого. Мне вообще уже все стало непонятно. Это было как-то тяжело. Я постоянно находилась в напряжении.

Мне хотелось только одного – прижаться к Петеру, чтобы он погладил меня по голове и успокоил, сказал, что все в порядке.

– Может, пойдем в джакузи? – предложила я.

– У меня есть идея получше, – сказал Петер. – Хамам!

Возле спальни была расположена крайне навороченная кабинка, про которую он как-то мельком сказал, что это хамам. Но я там, равно как и в сауне на первом этаже, еще не была.

– Отличная идея! – воскликнула я и радостно закивала головой.

– Ты киваешь, как робот, – насмешливо сказала он. – У вас на Украине все так делают?

Очередная подножка! Мое лицо скривилось само собой.

– Да ладно, вот уж в самом деле ребенок! Пошли, – и Петер повел меня в хамам.

Там, в клубах пара, я снова расслабилась. Все-таки эта люксовая жизнь мне нравилась. Мы сели друг напротив друга на скамейки, обнаженные, разгоряченные, и у меня вскоре появилось игривое настроение. Петер наклонил голову вниз, по его лицу стекали крупные капли. Ноги его были широко расставлены, и я могла хорошо видеть маленький, но такой любимый член.

Моя ступня сама потянулась вперед и легла ему на колено. Петер не двигался. Тогда я придвинулась еще ближе и пальцами ног принялась водить туда-сюда. А потом дотронулась и до его промежности.

Он поднял голову.

– Что ты делаешь?

– Играю с тобой, – сказала я, пристально глядя ему прямо в глаза.

– Зачем?

– Потому что я тебя хочу.

Петер скептически покачал головой.

– Тут?

– Ну да. Разве тебя это не заводит?

– Что именно?

– Мы оба голые, здесь очень жарко. По-моему, отличный повод заняться сексом.

Петер встал. Моя нога соскользнула на пол.

– Не вижу ничего общего между хамамом и сексом, – сказал он и открыл кран. – Лично я хочу просто расслабиться.

Мне стало горько. Меня еще никто и никогда вот так не отвергал. Я почувствовала себя глупой и некрасивой. Мне захотелось уйти.

– Пожалуй, я все. Пойду.

– Нет, подожди. Сейчас будет самое интересное. Смотри, – и Петер принялся объяснять мне принцип работы душа.

Оказалось, что тот был с подсветкой и контролировался специальной электронной программой. Петер установил мне режим водопада в сиреневом цвете. Я стояла под струями воды и чувствовала себя совсем растерянной.

– Это последнее слово техники, – сказал Петер. – Стоит, наверно, больше, чем вся твоя квартира.

Он хохотнул, а потом отвернулся и стал мыться.

* * *

Жизнь в Австрии продолжалась. Петер был внимательным, дарил мне цветы, водил по местным барам и ресторанам, говорил приятные вещи. Его специфический юморок временами продолжал проявляться, но я уже начала к нему привыкать. По крайней мере, так мне казалось.

Мы заглянули к Петеру на работу. Оказалось, его офис занимал два этажа, и работали там пятнадцать человек. Фирма обеспечивала налоговое сопровождение доброй половины всех компаний Тироля. Но, естественно, об этом я уже узнала по факту. Сокрытие правды было очередной проверкой Петера, чтобы удостовериться в моей благонадежности. Да уж, «бедный бухгалтер»! Трудно было представить, какие тут крутятся деньжищи!

По ходу дела Петер познакомил меня со своими друзьями. В их числе была семейная пара, которая содержала ресторан на первом этаже здания, где находились офис и квартира. Выяснилось, что Петеру здесь принадлежит пятьдесят процентов всех помещений, и вообще это он построил весь комплекс десять лет назад, а вложенные деньги вернул за счет продажи квартир. Когда я спросила его, сколько же еще недвижимости у него есть, он беспечно махнул рукой:

– Тринадцать или пятнадцать квартир. Точно не помню.

– Тут, в Тироле?

– И тут, и в Вене. Не за все еще выплачена ссуда, но некоторые скоро будут полностью моими. Может, я и тебе смогу какую-то из них подарить.

Семейная пара, управлявшая рестораном, оказалась очень милой. Он был австрийцем, а она – из Финляндии. Роберт и Астрид. Он стоял за стойкой бара, а она готовила. В общем, образцовый пример семейного бизнеса.

Мы сразу нашли общий язык с Астрид, которая хорошо говорила по-английски и, будучи эмигранткой, прекрасно меня понимала. Она сразу пригласила меня в гости и обещала выслушать в любое время, если мне будет грустно. Так и сказала – «грустно». Я не стала уточнять, почему мне вдруг должно взгрустнуться. Но по ее лицу было видно, что она знает, о чем говорит.

Когда мы вышли из ресторана, Петер кивнул:

– Ты молодец. Очень всем нравишься. Видела, как они на тебя смотрели?

– Нет, по-моему, ничего особенного.

– Еще бы! На тебя сейчас весь Тироль смотрит. Всем интересно. Но ты отлично держишься.

– С чего им на меня смотреть?

– А они любят поговорить. Все здесь. Меня знают, вот и тебя захотят пообсуждать. Но ты не волнуйся, ты со мной. Я всегда буду рядом и не дам тебя в обиду.

В такие моменты мне хотелось одновременно восхищаться Петером и плакать у него на плече. Я понимала, что мне очень повезло с таким мужчиной – сильным, властным, но внимательным ко мне. Он действительно обо мне заботился и помогал интегрироваться в новую жизнь. Кроме того, Петер как-то вывез меня в поле и дал поуправлять своей машиной. Мои покупные права были пока не готовы, а сама я еще ни разу в жизни не сидела за рулем. Так что для меня это было целое событие! Петер терпеливо объяснил мне, что к чему, и я поехала. Сама! Со скоростью пять километров в час, но какое же это было замечательное чувство! Мне хотелось визжать от счастья! Что я и сделала.

Петер снисходительно улыбнулся:

– Какой же ты еще все-таки ребенок! За это я тебя и люблю.

А на следующий день он нашел мне инструктора. Это был какой-то родственник какого-то знакомого, старый дядечка в тирольской шляпе. Бывалый инструктор по вождению, он взялся меня наставлять. И все бы ничего, если бы он хотя бы слово знал по-английски. Все его попытки хоть что-то объяснить доставляли мне почти физическую боль. Он медленно и, наверно, для местных вполне доходчиво мне все разжевывал, сыпал непонятными словами, показывал на руль, на педали… Но мне от этого легче не становилось.

– Не понимаю, – только и могла повторять я, глупо улыбаясь. – Извините, я не понимаю вообще ничего.

Мне было стыдно перед этим дядечкой – могу представить, какой тупой я ему казалась. Мне было неудобно перед Петером – он ведь так старался все для меня организовать. Мне было обидно, что я не говорю по-немецки. Но сделать я ничего не могла. Внимательно слушала, кивала, напрягалась – и все равно ничегошеньки не понимала.

Через два занятия дяденька сдался. Я запомнила слова «Kupplung»^[6] и «Erste Gang»^[7], хотя и не знала, к чему они относятся. Заводила машину чисто по наитию раз через три и ехала точно так же, без особого понимания, что и как делаю. На этом мои тирольские учения завершились.

А затем Петер повез меня на своем ретрокабриолете Honda в Германию. Он знал, что мне нравятся замки, и поэтому выбрал город Фюссен. А там как раз выступала обожаемая мною группа «Blackmore’s Night». Вот мы и поехали на концерт.

Что это был за день! Я порхала! Погода стояла солнечная, весь мир нам улыбался, и счастье казалось безграничным. Сняв обувь, я шагала по теплым камням мостовой Фюссена и предвкушала вечерний концерт. Мы выпили пиво из больших глиняных кружек и купили мне блузку в средневековом стиле. Когда я, увидев ее в одном из магазинов, стала хлопать в ладоши и прыгать, Петера сперва перекосило. Но я так искренне умоляла, что он в конце концов сдался и оплатил покупку.

– На, – он протянул мне пакет. – Только носить ее будешь, когда меня нет. Или на Хэллоуин.

– Спасибо, спасибо! – я бросилась его обнимать.

А потом мы слушали концерт, сидя в первом ряду. Перед началом Петер угостил меня просекко, и мое настроение стало еще более приподнятым. Глядя на одетых в средневековые костюмы музыкантов, я чувствовала себя на другой планете. Или в другом измерении. Здесь были только я, Петер, исполнившиеся мечты и бесконечная радость!

* * *

Чтобы укрепить мои связи с семьей, Петер пригласил всех своих родственников к нам на барбекю под открытым небом. В мои обязанности входило: сервировать стол, сделать салат по-итальянски, а также хорошо выглядеть. Петер разложил гриль и перетаскал из гаража ротанговую мебель. Мяса было закуплено просто немереное количество, равно как и пива. Приближалось грандиозное застолье.

Настроение у Петера сегодня было какое-то странное. До самого прихода гостей он не спешил одеваться и ходил по участку в семейных трусах. Я, вся при параде, чувствовала себя, прямо говоря, неловко и в какой-то момент ему об этом сказала.

– И что? Это мой дом – хожу как хочу, – ответил Петер.

– Но есть все-таки правила приличия, – попыталась урезонить его я.

– Правила для слабаков. Я не люблю правила.

– Но ты ведь не станешь разгуливать голым. Так что каких-то правил приличия все же придерживаешься, – сказала я.

– Могу и голым, – отрубил Петер.

– При детях? – зная, что брат придет с дочерьми, я нашла эту реплику абсурдной.

– А что? Они уже взрослые. Им пора учить анатомию.

– Ладно, – я не стала больше спорить и решила прибегнуть к другой тактике: – Но мне бы очень хотелось увидеть тебя сегодня в моих любимых джинсах. Ты в них очень сексуальный.

Были у Петера синие драные джинсы, которые мне и правда очень нравились.

– Я всегда сексуальный, – ответил Петер, но уже куда менее вызывающе.

Хвала небесам, незадолго до приезда родственников он все же оделся.

Гости стали собираться строго в назначенный час, без опозданий. Приехали сестра с другом, мама, брат с двумя детьми, вездесущий друг Вольфганг и тетя из Италии, которую я пока не знала и которая была очень старенькой. Эта тетя являлась сестрой отца Петера и прибыла погостить в Тироль буквально день назад. Она плохо слышала и видела и, когда нас знакомили, никак не могла разобрать мое имя.

Дочери Петера не пришли, и мне в мой дебютный вечер это сыграло на руку. Так оно было спокойнее. Я не хотела лишний раз бояться опростоволоситься, а времени на более тесное знакомство в будущем у нас и так было немерено.

Дети Мартина, девочки пяти и восьми лет, немедленно окрестили меня «английской женщиной». Из-за языкового барьера общения у нас не получалось, поэтому я просто выдала им по заранее заготовленной шоколадке.

Мы отлично посидели. Я честно выполняла роль радушной хозяйки, вовремя меняла тарелки и приборы, следила, чтобы всем было удобно, а когда итальянская тетя Марианна устала и прилегла, принесла ей подушку. Фелиситас меня похвалила – даже мне с моим нулевым немецким стало это понятно. Я была сегодня явным молодцом.

Раньше всех разъехались представители более старшего поколения – мама увезла тетю отдыхать. Затем отбыл и брат с детьми. Как воскресный папа, после ужина он должен был отвезти детей к их матери. Остались Вольфганг, Франциска с Хайнцем и мы с Петером.

Пиво уже давно закончилось, и на смену ему пришло вино. А затем Петер подал на стол легендарную водку, которую я ему привезла из украинского Duty Free. Он также принес сигары, и, к моему удивлению, все дружно закурили.

– Будешь? – Петер предложил мне тоже.

– Нет, я не курю.

– А ты попробуй. Затянись один разок.

Я заметила, что он изрядно набрался. И хотя Петер еще в Киеве мне объявил, что никогда не пьянеет, глаза его заметно окосели.

Спорить не хотелось, да и выбиваться из общей семейной массы тоже. Я неуверенно взяла сигару и сделала затяжку. Это была редкая гадость, но мне удалось не закашлять.

– Ну как? – спросил Вольфганг с таким видом, будто делал мне вызов. Отношения между нами так и не улучшились.

– Нормально, – я попыталась выглядеть как можно более благостно.

– Вот видишь! – восторжествовал Петер. – Я говорил, что тебе понравится. Я всегда прав!

– Ерунда! – хохоча, отозвалась Франциска.

– Что?

– То, что ты всегда прав. Иногда такое гонишь, ахтунг!

Остальные заржали.

Похоже, набрались решительно все. Я была единственным трезвым человеком, потому что в заботах о сервировке стола и комфорте гостей не нашла времени на еду и питье.

– Что с вами говорить, вы все равно ничего не понимаете! – махнул рукой Петер. – Правильно? – обратился он ко мне.

Все посмотрели на меня. Следовало бы с ним согласиться, но идти против остальных тоже не хотелось. А промолчать – значило, прослыть дурочкой без собственного мнения.

И я совершила ошибку. Я решила быть честной, как всегда и обещала.

– Э… ну, бывает, – осторожно ответила я.

– Что бывает? – спросил Петер.

– Иногда ты говоришь такие… непонятные вещи.

– Это когда же?

Мне не хотелось задерживаться на данной теме.

– Давай не будем.

– Нет, ты скажи. Если у тебя нет конкретного примера, значит, ты просто врешь.

Все продолжали на нас смотреть. Я уже ненавидела Франциску за то, что та подставила меня своими выступлениями.

– Давай, скажи ему! – подбодрила меня она.

– Ну? – ждал Петер.

Я зажмурилась и выпалила:

– Например, сегодня.

– Конкретнее?

– Конкретнее – когда ты сказал, что будешь гулять голым при гостях.

– Ха-ха! – захохотал Петер. – А они не возражают! Могу прямо сейчас все снять. Вы не против? – обратился он к остальным.

Похоже, всех это только забавляло – чего не скажешь обо мне. Они одобряюще загикали. И в следующую секунду Петер спустил джинсы вместе с трусами. Я с ужасом наблюдала за тем, как он победно помахал своим небольшим «достоинством» из стороны в сторону. Остальные зааплодировали и засвистели.

Тогда он скинул и остальную одежду. Она полетела в сторону бассейна и шлепнулась в воду. А Петер принялся совершать смешные телодвижения, которые привели всех в полный восторг.

Я медленно развернулась и ушла в дом. Для меня это было чересчур. Я оставалась в спальне, пока Петер, уже одетый, не пришел за мной.

– Все уезжают, – сказал он. – Надо пойти их проводить.

Только невероятным усилием воли мне удалось подняться и пойти к этим людям, которые в одночасье потеряли для меня свое человеческое обличье. Наверно, в Австрии все это было нормально. И может, тут так просто веселились. Но это было сильнее меня. И мне никак не удавалось найти оправдание их недавнему поступку. Причем больше всего меня испугал не поступок пьяного Петера, а реакция куда более трезвых гостей. Хорошо еще, что дети ушли! Чего доброго, это случилось бы при них! Даже подумать страшно…

Никто не подал виду, будто что-то произошло. Я тоже постаралась абстрагироваться и попрощалась максимально корректно.

– Спасибо тебе, Мария, за хороший вечер! – сказала Франциска и чмокнула меня на прощанье в щеку – тут так было принято.

– Спасибо, что пришли, – ответила я.

Остальные тоже попрощались, причем Вольфганг не пошел дальше протянутой руки, да и то с явной неохотой.

А когда мы остались одни, Петер сказал мне:

– Это было не очень-то вежливо.

Я промолчала. Мне было тяжело смотреть на него.

– У нас не принято уходить из-за стола.

– А у нас – снимать штаны.

– Вы какие-то слишком чувствительные, – сказал Петер. – Не могу вас понять.

– Да, мы такие, – слова вылетали сами собой, и я совсем не хотела этого говорить – но должна была. – Я не уверена, смогу ли с этим справиться.

– Что за чепуха, с чем ты должна справляться?

– Я не уверена, смогу ли тут жить. Может, нам лучше отменить свадьбу?

– Из-за маленькой шутки? Да ну, это глупо.

Я не удержалась, и у меня по щеке побежала слеза.

– Это не глупо. Я в жизни такого не видела. Меня это пугает.

– Ничего себе! – Петер вытер мою слезу. – Ладно, извини. Я не думал, что ты это примешь так близко к сердцу. Ну, хочешь, я больше никогда так не буду делать?

Я вытерла вторую слезу и слабо улыбнулась.

– Хочу.

– Договорились. Я обещаю. В будущем, если тебе что-то неприятно, сразу об этом говори. А я постараюсь привыкнуть к твоему чудному украинскому менталитету. Потому что люблю тебя.

7

Замуж

Перед тем как окончательно перебраться в Австрию, мне предстояло вернуться домой и доделать все важные дела. Прежде всего следовало забрать из ГАИ мои липовые права. Это была необычная процедура! Мой дальний родственник отрекомендовал мне своего знакомого, который все и провернул. Мы поехали в Бровары, потому что в Киеве такие дела бы не прошли. Там мне быстренько состряпали справку от психиатра и все остальные необходимые бумажки, а затем меня привели в соответствующее отделение, где я без очереди прошла якобы на экзамен. Предупрежденный заранее милиционер выдал мне клочок бумажки с написанными на нем циферками – правильными номерами ответов – и наказал очень внимательно скопировать их в компьютер. Я управилась за минуту, и меня отправили погулять. На вопрос о том, стоит ли мне где-то расписаться, милиционер сказал, что за меня распишутся «девочки» и что у них уже «рука набита». Через час мне выдали свеженькие права с чужой корявой подписью.

Затем я забрала недостающие справки для свадьбы, которые заказывала еще до отъезда. Это был отдельный геморрой, мне хотелось проклясть всех бюрократов, которые заправляют делами и бумагами. Но в результате я со всем справилась.

Сумела я также сдать в аренду мою квартиру. Коль скоро она оставалась пустой навсегда, надо было с ней что-то делать. Не хотелось никого в нее пускать, но по счастливому стечению обстоятельств сестра моей подруги Инны как раз искала жилье. Я решила, что это все-таки не чужой человек, и по выгодной для нее цене заключила контракт на год.

Куда сложнее получилось с визами для гостей. Я очень хотела, чтобы на свадьбу приехал мой брат. Кроме того, я обещала Инне, что она будет моей свидетельницей. Петер вызвался оплатить им дорогу и сделать визы, а также поселить в нашем доме – чтобы мне не было одиноко. И теперь нам троим предстояло еще раз навестить посольство, чтобы оформить новые визы.

Мой брат Сергей прибыл в Киев из Одессы с неохотой. Он вообще был малоинициативным человеком и предпочитал жить в своем мире, без лишних эксцессов. Ему явно не улыбалась идея ехать в Австрию, но я попросила его повести меня к алтарю. Естественно, в такой ситуации он не мог мне отказать. Но ворчал всю дорогу до посольства знатно.

Инна, в отличие от Сергея, уже подавала документы на визу и выезжала за границу, так что она была куда более покладистой и внимательной.

Перед собеседованием мы зашли в Макдоналдс, чтобы повторить заученные ответы на возможные вопросы работников посольства. Из-за более доступной цены Петер купил билеты для гостей до аэропорта города Мимминген, что в Германии, а оттуда он собирался привезти всех на машине в Тироль. Инна и Сергей должны были выучить детали предстоящей поездки, чтобы не путаться в своих, так сказать, показаниях.

Я не на шутку переживала. Пожалуй, экспедиция за визами для моих гостей волновала меня больше, чем до этого моя собственная. Инна честно старалась и вызубрила всю информацию о свадьбе. А вот Сергей концентрироваться не собирался – он скучал.

– Ты не спишь? – я помахала перед ним бумагами.

– Не, – ответил он. – Я устал после поезда.

– Ты все помнишь?

– Да все, все.

– Ну и куда вы тогда летите?

– В этот, как его… Мирмингем!

Инна подавилась пирожком и выплюнула половину на меня. Я только покачала головой. Сергей был неисправим. Я могла два часа вдалбливать ему имена людей и названия городов – если бы не захотел, он бы ничего не запомнил. Ладно, будь что будет, решила я. Нам пора было выдвигаться в посольство.

У входа, как всегда, стояла огромная толпа людей. Но нам она была нипочем – Петер заранее записал всех на собеседование, и мы ждали, когда нас вызовут. Вскоре работник посольства зачитал имена Инны и Сергея. Только за счет моей настырности мне удалось просочиться внутрь вместе с ними. Я заявила, что, как невеста, должна сопровождать их при оформлении виз на мою свадьбу.

Сергей умудрился нахамить работнику посольства прямо у входа, а затем уселся посередине зала, раскинув ноги на полкилометра. На него уже хмуро смотрел какой-то австриец за стойкой.

– Сереж, – сквозь зубы процедила я, ткнув его локтем.

– Чего?

– Веди себя прилично.

– Мне тут не нравится, – резюмировал он.

– Мне тоже, – тихо прошептала я. – Но, пожалуйста, ради меня. Потерпи.

– Ладно, – неохотно отозвался он.

Я дрожала при мысли о том, что будет, когда Сергей подойдет сдавать документы. Но, к моему удивлению, его практически не мучили расспросами. Может, по скучающему лицу поняли, на чем он вертел всю их Австрию, и не увидели в нем потенциального невозвращенца.

А вот Инну терзали вовсю. Она проторчала возле окошка минут десять. Я порывалась кинуться ей на помощь, но работник посольства сделал мне замечание и наказал вернуться на место. Очень хотелось показать ему фигу, тем более что с визой в кармане я чувствовала себя вправе держаться куда более вольно. Но здравый смысл сдержал мои порывы.

Когда мы вышли из посольства, я спросила Инну, о чем ее пытали.

– Знаешь, редкие идиоты, – сказала она. – Он меня спрашивает – вы куда едете? Я говорю – на свадьбу. Он спрашивает – откуда вы знаете невесту. Я отвечаю – мы вместе в школе учились. Он – я понимаю, но откуда вы ее знаете? Я – со школы. И так несколько раз. Наверно, ждал, что я запутаюсь и проколюсь.

– Хрен их знает. Они все неадекваты, – подытожил Сергей.

И он был прав.

Это подтвердилось в очередной раз, когда мы с Инной пришли забирать паспорта. Свой она получала сама, а я пришла с доверенностью от Сергея, который второй раз в Киев ехать не хотел.

Работник посольства, коротко стриженный, со шрамом через пол-лица, хищновато улыбнулся и выдал мне паспорт Сергея. Я заглянула внутрь. Там стояла свеженькая виза. Есть!

А затем к окошку подошла Инна. И в следующий момент я услышала, что она выдохнула:

– Как?!

Сразу стало понятно, что у нее какие-то проблемы. Я метнулась к окошку.

– В чем дело?

– Сядьте, – сказал Лицо со шрамом.

– Мы вместе подавали. Это моя свидетельница. Что случилось?

– Ваша свидетельница принесла неполный пакет документов. Мы не можем дать ей визу.

– Как неполный? Я лично собирала все документы и сверяла со списком.

– Она не предоставила бронь билета.

– Но этого совершенно не может быть!

Да, это действительно было невозможно – если человек подавал неполный пакет документов, их у него просто не принимали. И предупреждение об этом висело на сайте посольства. Говоря, что Инна не предоставила бронь билета, которая стопроцентно была в папке, собранной мною для нее, работники посольства противоречили сами себе. И я не преминула об этом сказать.

– Девушка, ну что вы мне рассказываете? Я вам сказал: пакет документов неполный. Принесете билет – будем говорить дальше.

– Мы принесем, а вы их снова потеряете?

– Не задерживайте очередь. Выйдете, пожалуйста, на улицу!

Я почувствовала, как закипаю.

– Это несправедливо! Я лично распечатала билет, лично положила его в папку и передала моей подруге. И брату тоже. Документы взяли. Брат получил визу, а она – нет. Как так может быть?!

– Маша, – Инна потянула меня за руку. – Пошли.

– Никуда я не пойду. Мы должны разобраться во всем прямо сейчас! Или прикажете мне свадьбу без свидетельницы делать?

Меня понесло. Казалось бы, еще свежа была память о том, как я сама мыкалась по посольствам, как боялась открыть рот и промолвить слово. Но теперь я уже чувствовала себя совершенно иначе. Одной ногой я была в Австрии, за мной стоял всемогущий, уверенный в себе Петер, и мне захотелось выплеснуть на это подлое Лицо со шрамом все то возмущение, которое скопилось во мне за годы.

– Маша! – Инна дернула меня сильнее. – Идем, я потом все донесу.

– Может, это все потому, что она не замужем и вы боитесь, что она не вернется? – бушевала я.

– Выйдите на улицу! – повторил Лицо со шрамом.

– Ко мне вы так не придирались!

– Вы уезжаете замуж, к вам другие требования.

– Ах, другие? Ну так, может, и мою визу заодно аннулируете, а я потом билет донесу?

Лицо со шрамом смотрел на меня с непроницаемым видом. Казалось, передо мной андроид, а не человек.

Меня трясло от негодования.

– Пошли, пошли, – Инне удалось наконец утянуть меня на улицу.

Уже там, снаружи, отдышавшись, я неожиданно поняла, что устроила самую настоящую истерику в посольстве. Что это на меня нашло? Прежняя Мария и пикнуть бы там раньше не посмела! А теперь у меня было уже совершенно другое мировосприятие. Я чувствовала себя сильной и вправе разговаривать с другими так, как хочу. Более того, у меня был человек, которому можно пожаловаться, если меня обижали.

Я набрала номер Петера.

– Любимый, эти дебилы вообще ничего не соображают! – даже не удосужившись отойти подальше от посольства, принялась кричать я.

– Котенок, у меня встреча.

– А мы под посольством, и нас только что опустили по полной!

Я рассказала Петеру все, что случилось. Несмотря на встречу, он выслушал и обещал немедленно помочь. Судя по всему, ему вообще нравилось решать проблемы других людей. А мои – особенно. И получалось это у него просто великолепно. Не знаю, что сказал или сделал Петер, но уже через два дня у Инны была виза. Когда она снова пришла в посольство с распечаткой билета, никто даже на эту распечатку не посмотрел. А визу дали в тот же день.

Похоже, я выходила замуж за супермена!

* * *

Наконец настал день моего отъезда.

Петер приехал за мной на машине. Он мчался из Австрии больше суток. Выехал после укороченного рабочего дня, в пятницу, прямо из офиса. Я очень волновалась и попросила Петера написать после пересечения границы, но он этого так и не сделал. Я просидела всю ночь возле телефона, переживая. Написала эсэмэску, но она так и осталась без ответа. А потом, уже утром, задремала.

Петер прибыл вечером, совершенно замученный. Я не стала допекать его вопросами, почему он ни разу не отозвался. Мне было неприятно, однако дать ему выспаться было куда более мудрым решением. Петер рухнул на кровать и отрубился.

На следующий день мы собрали мои вещи (их было, как оказалось, совсем немного). Пожалуй, больше всего места занимало свадебное платье французской фирмы «Divina Sposa», которое я купила накануне. Оно стоило больше тысячи евро и отличалось ото всех, что я когда-нибудь видела. Главным его украшением был прозрачный корсет. Я решила, что раз уж в Тироле никого не шокирует снятие трусов на людях, то я могу позволить себе немного провокационный наряд. А к платью прилагались изящные туфли – на небольшом каблуке, чтобы быть ненамного выше жениха. Деньги на всю эту красоту, разумеется, выделил Петер.

Ехали мы через венгерскую границу. Всю дорогу я не могла сдержать свой восторг и нетерпение, безостановочно болтая обо всем на свете. Петер, как всегда, был спокоен и немногословен. Увы, садиться за руль мне было нельзя – несмотря на купленные права и курс вождения на немецком, я пока была в этом вопросе абсолютным нулем. Но в Австрии Петер уже забронировал для меня полноценные курсы с англоязычным инструктором. И мне не терпелось начать!

На границе мы довольно долго простояли в очереди. Пограничник вроде захотел нас потрясти, но увидел свадебное платье и пропустил без особых расспросов.

Вот это да! Мой статус невесты творил чудеса. Никогда бы не подумала, что все настолько проще, когда выходишь замуж!

Добрались до Тироля мы только на следующий день, в дикий ливень. Петер открыл очередную бутылку просекко и заснул, едва отпив несколько глотков. Я укрыла его одеялом и бродила по дому несколько часов. Теперь это был и мой дом тоже! Нам предстояло здесь жить и строить семью! Невероятно!

Петер сказал, что создал этот дом для своей принцессы, которая придет и спасет его от одиночества. Здесь все было совершенно новым. Очень многие комнаты пустовали и имели необжитой вид. Нам предстояло много работы.

К этой работе на следующий день я и приступила. Сперва распаковала и расставила свои вещи, а затем занялась уборкой. Буквально через неделю к нам должны были приехать Инна и Сергей, которым предстояло провести тут пять дней перед свадьбой.

Я выкатила пылесос, запаслась тряпками и пошла обходить комнаты. Конечно, привести в порядок абсолютно все было нереально – площадь дома превышала четыреста квадратных метров. Да и уборщица приезжала сюда каждую неделю. У нее были специальные моющие средства, которые надо было использовать строго по науке – для каждого камня и материала свое. Но я хотела создать комфорт именно в тех комнатах, где будут жить мои гости. В детской и гостевой.

Гостевую Петер обставил просто шикарно. Оставалось только установить диван, который должны были подвезти в ближайшее время.

А вот детская оказалась попроще. Полностью меблированная, но почему-то вещами из IKEA. Меня еще раньше удивило, отчего это Петер поторопился с ее оформлением – в новом-то доме! Но, как бы там ни было, именно здесь предстояло жить Сергею.

Я поставила на розовом столике кое-какие безделушки, которые привезла из дома. Вазочку, салфетку, несколько статуэток. Смахнула пыль с телевизора, поправила постель. В поисках второй подушки выдвинула из шкафа ящик… и оторопела.

Он был полон игрушек и книг. Причем вещи были явно не новые. Они принадлежали какому-то ребенку, которого сейчас здесь не было. Я перелистала книги. «Пиноккио», «Хоббит», сказки… Все издания были не старше двух лет, а одно – даже прошлогоднее. Не похоже, чтобы они остались от дочерей Петера – тем было не по возрасту читать такие вещи, да и временны́е рамки как-то не совпадали. А затем я увидела книгу на чешском. По крайней мере, я так поняла. Потому что с обложки на меня смотрел тот самый знаменитый чешский крот, мультики с которым нам показывали во времена советского детства. «Krtek a kamarádi»^[8] – было написано большими буквами.

Я медленно отложила книгу в сторону и почувствовала, что у меня бешено колотится сердце. Впервые я ощутила незримое присутствие в этом доме кого-то еще. И тут же из подсознания выпрыгнули усыпленные на время мысли о том, как часто и напряженно Петер общался по телефону непонятно с кем. И как странно он повел себя в день моего первого приезда, когда осекся на слове «Ванес…». И как упоминал чешскую подружку, которая однажды его очень ранила и ушла к другому.

Дальше мои руки действовали самостоятельно, оставив мозг лихорадиться в одиночестве. Они извлекли из ящика девчачий браслетик с надписью «Тамара». Я уже знала, что дочерей Петера зовут Фиона и Моника. Так что принадлежал он явно кому-то другому. Рядом лежала студийная фотография девочки лет восьми. Она не была похожа ни на кого из семьи Петера – черные глаза и волосы. А под этой фотографией было еще несколько. На всех – три человека: эта девочка и двое взрослых, мужчина и женщина. Одеты они были в лыжные костюмы, но рассмотреть их лица было невозможно, потому что у взрослых оказались выколоты глаза!

По спине у меня пробежал холодок. Я отложила фотографии в сторону и беспомощно оглянулась. Хорошо, что Петера не было дома. Иначе я побежала бы к нему за объяснениями. А делать этого, пожалуй, не стоило. Возможно, узнав о моей находке, Петер бы разозлился.

Я походила по комнате минут десять, нервно покусывая губы. А затем сделала что-то, совсем мне не свойственное, – отправила все эти фотографии в мусорный пакет. Пусть они уйдут из нашего дома, и все будет хорошо и спокойно, решила я. Наверняка они попали сюда по ошибке. Весь образ Петера никак не вязался с этими фотографиями и с выколотыми глазами. Может, здесь ночевала какая-то дочка одного из его многочисленных знакомых. Или даже дочь Мартина. Я ведь так и не запомнила, как зовут его детей. Да мало ли, что угодно! С глаз долой – из сердца вон.

Точно так же я закрыла глаза и на найденные в кладовке прокладки. Наверно, от уборщицы остались, сказала я себе.

* * *

– Машаа-а-а!

Инна буквально налетела на меня при выходе из зала прибытия. Взявшись за руки, мы запрыгали, как маленькие девочки.

Сергей вышел следом и снисходительно покачал головой.

– Привет, сестра!

– Привет! – я поцеловала его в щеку.

Он смущенно улыбнулся.

Петер радушно поприветствовал наших гостей.

А затем мы все погрузились в машину и отправились из аэропорта Миммингена в Тироль.

Шел дождь, и погодка была не очень. Но стоило нам пересечь границу Германии и проехать под аркой с крупной надписью «Tor zu Tirol»^[9], как выглянуло солнышко, и все наладилось.

– Видите, вот она разница между Австрией и Германией! – сказал Петер. – У нас даже погода лучше!

Я уже давно подметила, что в пути мой будущий муж развлекался унижением других. Про немцев он говорил, что они тупые, про голландцев – что те не умеют ездить. Англичан вообще за людей не считал. Стоило ему увидеть машину с британскими номерами, как он начинал сыпать гадостями. Может, тут свою роль сыграли мои рассказы о прошлом. Но доставалось и другим, никак со мной не связанным людям. Женщин на дороге он вообще не терпел и обзывал их тупыми курицами. При этом неизменно добавлял: «Ну ничего, скоро ты сядешь за руль, станет совсем весело!» И я уже заранее начинала бояться.

Мои гости прониклись настроением Петера, и вскоре Инна тихо спросила:

– Ма-аш? А чего Петер так ненавидит всех, кроме украинцев?

– Как тебе сказать? Он и украинцев, наверно, не особо любит. Просто они редко встречаются.

Дома мои гости расположились в приготовленных для них комнатах. Накануне нам доставили шикарный белый диван, который Петер почему-то поручил устанавливать мне. «Ну хотя бы на первый этаж затащи, а то дождь пойдет и все испортит», – сказал он мне по телефону будничным тоном. Но я не то чтобы затянуть диван внутрь – я его в одиночку с места сдвинуть не могла. В результате тот простоял на улице целый день, и Петер, вернувшись домой, высказал мне свое «фи».

Но теперь все было готово. Инна освоилась достаточно быстро, а вот Сергей мучился. Выйдя из комнаты на кухню, он неизменно терялся и начинал бродить по дому, открывая все двери подряд. Периодически он возникал на пороге нашей спальни и с грустным видом констатировал:

– Опять мимо!

А затем уходил бродить дальше.

Чтобы как-то нас развлечь, Петер устроил поездку в замок Нойшванштайн. Сергей подхватил насморк и пугал всех громкими чихами. Инна смеялась. В замок мы поднимались на повозке с лошадьми, а обратно шли пешком, потому что зазевались и остались наверху одни. Я натерла ноги, и Петер нес меня на руках. Мечта!

Но между нами двумя нет-нет да и пробегала черная кошка. Дело в том, что Петер сильно затянул со всеми приготовлениями к свадьбе. Он постоянно жаловался на занятость. А я в чужой стране почти ничего не могла сделать самостоятельно. Единственное, что мне удалось организовать, – это сюрприз для жениха. Мы ангажировали на свадьбу тирольскую рок-группу, которая должна была петь песни из нашего собственного списка. Тайком от Петера я умудрилась договориться с вокалистом о встрече на их репетиционной базе, куда меня после моего очередного урока вождения, в обстановке страшной конспирации, увез гитарист. Там мы в течение часа разучивали песню «Lavender» группы «Marillion». В ней была строчка – «IOU for your love»^[10], и я хотела спеть это Петеру. Репетиция прошла успешно, и все мы остались довольны.

А вот с кольцами, цветами, тортом и рестораном выходила полная катастрофа. Кончилось тем, что ресторан и торт Петер в спешке заказал без меня, а цветы мы поехали выбирать с его мамой и очень мучились от невозможности понимать друг друга. Кольца купили за два дня перед свадьбой, при этом поссорившись. Петер психанул, когда я сказала, что у нас ничего не готово, и крикнул: «Если у нас вообще ничего не готово, значит, все можно отменить!» Но самое невероятное случилось со свадебными приглашениями. Их полностью спланировала и заказала Фелиситас, а меня она только поставила в известность, когда все было напечатано. Под не самыми нашими удачными фотографиями в дурацких рамочках стояло, как мне, смеясь, перевела сестра Петера: «Пожалуйста, не дарите нам подарки. Принесите деньги – мы передадим их в фонд помощи Lebenshilfe». Когда я спросила у Петера, что это такое, он ответил: «Да это фонд для умственно отсталых придурков». В общем, моя свадьба оказалась полностью под контролем других людей. Хорошо, хоть платье уже было готово, и меня не пытались переодеть.

За день до торжества к нам приехал друг Петера Эли. Он был ливанцем, жил в Бельгии и занимался продажей подержанных автомобилей. Его семья осталась в Брюсселе, а к нам он прибыл с любовницей Талией. Они появились уже затемно и привезли с собой три бутылки шампанского «МОЕТ», а мы приготовили шикарный стол с итальянскими деликатесами.

Эли оказался приятным человеком. Он немедленно подружился с Сергеем, который, если хотел, мог быть воплощением компанейского парня. Жаль только, что желание посещало его крайне редко. И то, что Эли разбудил в Сергее эту дремлющую сущность, было хорошим знаком.

С Талией мы общались жестами, потому что она говорила только на французском и на арабском. Эли же вполне свободно изъяснялся и по-английски. В промежутке между распитием шампанского он отвел меня в сторону и доверительно сказал:

– Мария, ты береги его. Он очень хороший.

Благо, Петер нас не слышал – он уже перешел на стадию курения сигар и немного улетел в космос.

– Конечно. Я его люблю и буду беречь, – пообещала я.

– Он очень переживал, когда расстался с Ванессой.

Это имя резануло мне ухо. То самое имя, которым чуть было не назвал меня Петер в день моего первого приезда.

– А кто это? – осторожно поинтересовалась я.

– Его бывшая, которая ушла к другому.

Так, значит, интуиция меня не подвела!

– А! Ну да, конечно. Я поняла, – мне удалось сделать невозмутимый вид.

– Когда это случилось, он приходил ко мне плакать. Я очень хорошо знаю его боль. Никто другой не слышал того, что он мне рассказывал. Будь с ним терпеливой.

– Буду, – пообещала я.

Упоминание о прошлом, которое постоянно каким-то незримым образом присутствовало в нашей жизни, очень меня расстроило. Но уже завтра Петер должен был стать моим мужем, и я собиралась приложить все усилия, чтобы он был счастлив и чтобы мы вместе строили наше светлое будущее.

– Я думаю, ты именно та, которая ему нужна, – Эли улыбнулся. – В тебе он нашел свою судьбу.

И от этих слов я почувствовала необычайное воодушевление.

Мы еще пили и танцевали под Верку Сердючку, курили кальян и рассказывали друг другу анекдоты. С пьяных глаз Сергей окрестил Талию Тотошкой в честь собачки из своей любимой книги «Волшебник Изумрудного города». Эли переименовывать не пришлось. Зато тот вскоре назвал Сергея своим братом и пригласил в Брюссель. А затем он сообщил, что дарит нам в качестве подарка на свадьбу путешествие в Ливан – семь дней в одном из лучших отелей Бейрута. Мы еще долго громко ржали, а потом все заснули по углам. Я отвела совсем пьяного Петера в постель, переживая, как он будет себя завтра чувствовать. Инна ушла в гостевую. Эли с Тотошкой переместились в детскую, а Сергей остался спать в кресле-мешке, прямо у стола, громко похрапывала.

Я же еще долго убирала, а потом повторяла слова песни, которую собиралась спеть завтра Петеру на свадьбе.

* * *

Я проснулась рано утром и прислушалась. В доме было тихо. Похоже, никто еще не пришел в себя после вчерашнего. Уф, ну и вечерок у нас выдался! Такое не забудется никогда.

Петер спал рядом. Я повернулась на бок и смотрела на него, не отрываясь. Еще несколько часов – и мы станем мужем и женой. Несколько часов… И случится нечто особенное.

На мгновение я задумалась: а действительно ли я готова к этому? Хочу ли остаться здесь и продолжать свой австрийский путь, или же стоит остановиться прямо сейчас? Существовало много моментов, которые меня откровенно смущали. Уклад жизни, немного странноватая семья, проявляющийся временами и совсем мне не понятный цинизм Петера… Но все перевешивала моя любовь. Она полностью отключала мозг и порабощала тело.

Хотя однажды я уже повелась на что-то подобное. И закончилось все трагически. Не выйдет ли так и на этот раз?

Но, если быть честной, было еще кое-что. Этот дом. Я не любила его, он никогда не вызывал у меня того восторга, на который, видимо, рассчитывал Петер. Но дом лишал меня воли. Он будто был живым и не отпускал. Он уже стал моим или… я стала его. Такой вот парадокс. Петер и дом. Нет. Я не могла их оставить. Я приняла решение и не собиралась его менять! Будь что будет!

Решительным рывком я отбросила одеяло и вскочила.

Петер проснулся и слабо застонал.

– Ты как, любимый? – спросила я.

– А? Сейчас… Сейчас все будет хорошо.

– Голова болит?

– Нет, у меня нет на это времени. У нас сегодня свадьба, голова подождет.

В этом был весь Петер. Если у него появлялись какие-то трудности – физические или, скажем, на работе, – он напускал на себя важный вид и заявлял, что на это у него нет времени. А потом шел напролом вопреки всему.

Вот и я решила не отставать. У меня не было времени на сомнения.

Мы разбудили остальных. Эли встал на удивление быстро, а вот Талия все никак не могла прийти в себя. Сергей, оказалось, уже сидел на кухне и поедал овсянку, которую привез с собой из Украины. Он выглядел как огурчик – будто вчера ничего и не было.

– А я уж думал, что вы передумали жениться, – сказал он.

Я показала ему язык.

Подошла Инна. Она выглядела не очень и кривила рот.

– Что, кошки нагадили? – спросила я.

– Ага, собачки, – ответила она. – Дай мне кофе, и я буду в порядке.

После кофе и легкого завтрака мы все почувствовали себя лучше. И очень кстати, потому что именно в это время приехали операторы и дама, которая должна была делать меня красивой.

И начался свадебный процесс. Фотографом был друг Петера, журналист из местной газеты. Он тоже вскоре появился и присоединился к толпе людей, бегавших за мной и колдующих каждый в своем ремесле.

Затем к нам приехали Фелиситас, Мартин и Вольфганг, который был свидетелем Петера. Тут уж и вовсе воцарилась какофония. По этажам носились толпы людей, которые что-то готовили и каждый из которых что-то от меня хотел. Наулыбавшись на камеры, я запрыгнула в маленькое черное платье и приготовилась ехать в Standesamt^[11] коммуны Миминг, где должен был быть зарегистрирован наш брак. Роскошное белое платье дожидалось своего часа, чтобы появиться на сцене во время второй части торжества – венчания.

Моим водителем был назначен Мартин, и, помогая мне сесть в машину, он как бы невзначай бросил:

– А ты точно уверена, что выбрала того брата?

Я с удивлением обернулась на него. Зная, какой он шутник, можно было подумать, что это подкол. Но Мартин казался серьезным.

– Сейчас уже слишком поздно что-то менять, – не зная, как мне реагировать, я ответила полушутливо.

– А жаль, – ответил он, и на этот раз его слова прозвучали совсем искренне.

В Standesamt нас уже ждала вся Петерова семья. Обе его дочери, одетые на удивление нелепо, со своими бойфрендами, сестра с другом, тетя и еще какие-то люди, которых я вообще не знала. Мы быстренько заняли свои места в зале и приготовились к официальной части.

А она оказалась ужасной. Какой-то нескладный дядька больше сорока минут вещал нам на немецком. Более того, для меня и моих гостей, как того требовал закон, Петер пригласил переводчика на украинский. Это был единственный дипломированный специалист в Тироле, и говорил он ужасно. Из его несвязного бормотания мы с Инной поняли, что речь шла о каких-то тирольских альпинистах, на которых похожи молодожены. И, мол, наша будущая жизнь – это как подъем на гору. Что ж, очень типичная для Австрии метафора.

– Лингвистический калека, – шепнула Инна мне на ухо, и я тихонько захихикала.

Сергей, который говорил только на русском, не понял вообще ничего и вскоре заснул, пару раз громко всхрапнув и развеселив этим гостей. Так что моя украинская гвардия внесла хоть какое-то веселье в этот бесконечно нудный процесс.

Когда дело дошло до колец и вопроса «Согласны ли вы?..», я уже ни капельки не сомневалась. А вот у Петера, похоже, голос дрогнул. Впрочем, я надеялась, что это лишь волнение.

По окончании церемонии мы получили жиденькие поздравления и пошли фотографироваться с шампанским на улицу. Обстановка была какая-то совсем уж будничная. Ничего общего с привычными славянскими гуляниями. Но еще оставался шанс реабилитироваться в церкви.

И вскоре мы понеслись обратно домой – переодеваться, поправлять макияж, готовиться. Все надо было сделать очень быстро, потому что времени оставалось в обрез.

Визажистка с подоспевшей помощницей споро напялили на меня мой наряд, а вот Инна, которая тоже решила прихорошиться, где-то застряла. Поэтому в церковь мы приехали в самый последний момент.

Петер уже был у алтаря. Мое платье он не видел – оно должно было стать для него сюрпризом. Гости сидели на своих местах.

Сергей взял меня под руку, и мы двинулись вперед, а откуда-то заиграла песня Брайана Адамса «Heaven». Так вот какое музыкальное оформление выбрал Петер! Это было очень романтично!

– Смотри только не наступи мне на платье, – прошептала я Сергею.

– Не боись, – ответил он. – Все под контролем.

Мы медленно прошли по залу, и, да, я была безумно счастлива! Мне стало понятно, о каком таком волшебстве момента пишут про свадьбы в книгах. Такое чувство действительно возникает один раз в жизни. Все замирает, как в замедленной съемке, остаешься только ты… и это мгновение, которое кажется одновременно и бесконечно долгим, и очень быстротечным. Аж мурашки по коже…

Передавая меня Петеру, Сергей все же умудрился наступить мне на платье. Я искренне надеялась, что этого не будет видно на видео. Остальные, похоже, ничего не заметили.

Началась церемония. Священник был католическим, но приехал он из-под Львова и жил в Тироле уже больше десяти лет. Звали его отец Александр. Он провел венчание на двух языках – немецком и украинском. Все получилось легко и очень красиво. Мы зажгли традиционную в Австрии свечу нашей совместной жизни, и у Петера заметно дрожали руки. Вообще, волновался он куда больше, чем в Standesamt. Мы заранее репетировали церемонию обмена кольцами, но в самый ответственный момент он все забыл и сделал неправильно. Меня это лишь умилило. Сейчас он казался таким родным, таким беззащитным, понятным – и любимым!

Когда отец Александр разрешил нам поцеловаться, Петер будто немного оробел, и я взяла инициативу в свои руки. Точнее, в свои губы. Мы целовались очень долго и даже вызвали какие-то комментарии со стороны – но кто и что сказал, я не разобрала.

А после нас поздравляли на улице. Ко мне подбежал коренастый толстячок, который сперва пожал мне руку, а потом набросился с поцелуями. Начали подходить и другие, совершенно незнакомые персонажи. Они что-то говорили – кто на английском, кто на немецком. Петер, которого окружила его семья, не спешил меня со всеми знакомить. Поэтому, отвечая на непонятные поздравления, я беспрестанно думала: «Кто, черт возьми, все эти люди?»

Наконец появились Роберт и Астрид. Их я была очень рада видеть. Астрид искренне обняла меня, а Роберт почему-то пожелал большого терпения. Инна и Сергей, все это время жавшиеся в сторонке, подошли вслед за ними.

– Маш, а чего они все лижутся? – спросил Сергей.

– Это у них мода такая, – сказала Инна.

– Честно говоря, не очень хорошая мода. Не хочу с каждым целоваться, – сказала я.

– А придется! – Сергей скорчил рожу и оттащил Инну в сторону, потому что ко мне уже приближались дочери Петера.

Обе поздравили меня крайне сдержанно, причем целоваться Моника не стала. Честно говоря, и я не горела особым желанием с ней лобзаться. Мне были понятны ее эмоции. Я прямо физически ощущала неприязнь, с которой она на меня смотрела. Неудивительно – ведь папа устроил не самый лучший подарок в ее день рождения. Редкий человек бы не обиделся.

Подошли Эли и Талия. И одновременно с ними подбежал еще какой-то мужчина – совершенно мне не знакомый. Его седые волосы стояли торчком. Одет он был в белую рубашку, кожаные штаны и крокодиловые туфли – вещи явно дорогие, – но выглядел при этом как алкоголик, только что проснувшийся в подворотне. От него несло перегаром.

– Ты Мария? – он сгреб меня в объятия.

– Э-э… да.

– Я Петер. Друг Петера.

– Тоже Петер, да? Приятно познакомиться.

– Ты просто красавица. Я ему завидую! Такую жену нашел!

– Спасибо…

– А это… – ханыжка ткнул пальцем практически в нос Талии. – Это твоя очаровательная мама?

Только с пьяных глаз можно было брякнуть такое про женщину восточного вида, которая выглядела никак не старше сорока и внешне ничего общего со мной не имела. Талия с ее минимальным английским ничего не поняла. Но я испугалась, что эти слова услышит Эли.

– Пойдем, познакомишься с моим братом, – и я потащила Петера-2 за руку, но тот вырвался.

– Ты, – громко и медленно повторил он, указывая на Талию. – Ты – мама Марии?

На этот раз до нее дошел смысл его слов, и она медленно скривилась. Я испугалась, что сейчас Эли совершит какую-то восточную расправу. Но тот лишь рассмеялся и сказал, указывая на любовницу:

– Нет. Это не ее мама. Это – моя мама.

Бедная Талия чуть не разрыдалась, а я поспешила удалиться.

Постепенно гости начали двигаться в сторону ресторана. Мы с Петером задержались для фотосессии, но она оказалась недолгой – мой теперь уже муж терпеть не мог фотографироваться. После нескольких кадров он заторопился к гостям, и я потрусила за ним.

В ресторане меня наконец-то познакомили с гостями. Оказалось, все они были сплошь адвокатами, финансистами и прочими шишками тирольского разлива. Появились Фелиситас и Франциска с корзиночкой, на которой было написано: «Lebenshilfe». Они обошли всех присутствующих, и те бросили в нее деньги – кто сто, кто двести евро. Сердце обливалось кровью при виде этого зрелища. А ведь Петер постоянно жаловался, что свадьба влетела ему в копеечку и что он потратил на нее слишком много! Видимо, идея со сбором денег в пользу благотворительности полностью принадлежала его семейке.

Сергей наклонился и прошептал мне на ухо:

– Я им не дам ничего. Наш с Инной подарок будет потом. Только мужу сразу не показывай, а то отправит дурачкам в психушку.

– А что? – мне стало интересно.

– Золотой слиток. Небольшой. Но отдавать все равно жалко.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Самое смешное, что и Петеру я приготовила похожий подарок. Из фамильного бабушкиного золота выплавила по спецзаказу сердце с нашими инициалами и поместила его в рамку, обрамленную лепестками той самой розы, с которой он делал мне предложение. Мне хотелось, чтобы это был особенный подарок и чтобы он остался с нами навсегда.

После легких закусок и аперитива мы перешли за стол. Ели молча, как-то скучно, и общения не было никакого. Я чувствовала своим долгом развлекать Инну и Сергея, а поэтому решила не концентрироваться на всех этих новых знакомых, которые и не особо-то стремились со мной пообщаться. Приглашенная рок-группа играла великолепно, но ничего кроме жиденьких аплодисментов они не дождались. Танцевали мало и вяло. Если бы не Сергей, который после трех порций виски неожиданно сделался заводилой вечера, свадьбу можно было бы назвать провальной. Мою песню – исполнение получилось вполне приличным – никто, включая Петера, особо не воспринял. Тостов и выкриков «Горько!» не было. И хотя меня в результате все-таки украли, получилось тоже как-то скучно. А довершило эту картину бросание свадебного букета. Несмотря на то, что в одной только семье Петера были три незамужние женщины, никто, кроме Инны, ко мне не вышел. В результате я просто передала ей цветы и тем самым еще раз поздравила ее с прошедшим днем рождения. Все разошлись задолго до полуночи.

Приехав домой, Петер заявил, что смертельно устал, и завалился спать. Не было у нас ни первой брачной ночи, ни обмена подарками. И, несмотря на все позитивные моменты, мне взгрустнулось. Что называется, начали за здравие – закончили за упокой…

8

Обратная сторона сказки

Следующее утро выдалось каким-то недобрым. Если накануне погода нас порадовала солнышком, то теперь дождь лил стеной. За окном было серо и неприятно. Не самая романтичная обстановка, чтобы дарить Петеру свадебный подарок, но я решила не отступать и торжественно вручила ему рамку с золотым сердечком. Однако он едва на нее взглянул. Вид у него был какой-то совсем замученный. Для меня подарок не предполагался.

«Ну и ладно, – решила я. – Подарок – не главное».

Я обняла Петера и прикорнула у него на груди. Наверное, мы могли бы пролежать так еще долго, но я внезапно обратила внимание на свою руку. А там не было кольца. Папиного, которое тот мне подарил незадолго до смерти и которое я носила не снимая. Точнее, кольцо было. Но только его половина. Каким-то невообразимым образом оно лопнуло… или взорвалось… или разлетелось на части.

Если бы я не увидела это своими глазами, ни за что бы не поверила. Такое возможно в мистических фильмах, но никак не в реальной жизни. Еще понятно, если бы накануне у нас была бурная ночь – или хотя бы бурный вечер. Но мы легли спать, как богобоязненные пенсионеры. Не было совершенно ничего, что могло бы покорежить кольцо извне. Оно будто самоуничтожилось. Что это значило? Что я теперь была не папиной дочкой и принадлежала другому мужчине?

Я рассказала обо всем Петеру. Но он не проникся. У него вообще сегодня была какая-то странная меланхолия. Или отходняк.

Тогда я поспешила к Сергею и Инне. Выслушав меня, подруга резюмировала:

– Даже не пытайся это понять. Не выйдет. Пусть это навсегда останется для тебя тайной. Будет о чем рассказать внукам.

Сергей только поддакнул.

После завтрака мы отвезли остатки свадебного торта родственникам Петера, а потом целый день провели с моими. Назавтра Инна и Сергей уезжали, так что мне хотелось уделить им как можно больше внимания.

А через два дня мы с Петером, Эли и Талией вылетали в Ливан. Получалось, что наше свадебное путешествие должно было стать не таким уж и уединенным. Петер заранее предупредил меня о буйном нраве ливанцев – особенно знакомых Эли и Талии. Но альтернативы не предвиделось. Петер сказал, что и так потратил кучу денег и что другую поездку он никак не потянет. Мне в очередной раз вспомнились деньги, ушедшие в фонд помощи дурачков, и довольные мамаша с сестрой, которые, чтоб им было пусто, у нас эти деньги отобрали.

В результате поездочка в Ливан получилась в самом деле еще та! Вместо того чтобы остаться наедине, мы с Петером были вынуждены постоянно находиться в компании жаждущих веселья друзей и родственников Эли. В принципе, все они оказались хорошими, доброжелательными людьми. Но их общество было, мягко говоря, не в тему. Нам приходилось есть по четыре раза в день, постоянно пить и до рассвета зависать в ночных клубах. К этому прилагались кальян и экзотические танцовщицы, одной из которых мне так и хотелось врезать за ее навязчивость. На пятый день бесконечных гулек я просто расплакалась и стала умолять Петера дать мне выспаться. Он счел это за неблагодарность, и мы в первый раз серьезно поругались. А еще дров в огонь подбросило его неожиданное нежелание секса. Точнее, у Петера все перестало получаться. Как-то вечером перед выходом на очередную дискотеку он обмяк в самый ответственный момент и, перевернувшись на спину, принялся всхлипывать.

– Не могу. Не знаю почему, но не могу. Ничего не выходит.

– Ты устал, – попыталась успокоить его я.

Но он только огрызнулся.

– Это все из-за наших ссор. Тебе постоянно что-то не нравится, и у меня пропадает желание.

– Так что, получается, я во всем виновата? – меня не на шутку разозлили его слова.

– Вот видишь, ты агрессивная. Все время орешь. Я так не могу!

– Я ору? – на сей раз я действительно повысила голос. Но удержаться было практически невозможно. Петер меня по-настоящему провоцировал – уж и не знаю почему, – а я велась на это, потому что очень обо всем переживала. Его слова ранили, как никакие другие, и будили во мне совершенно неведомые доселе эмоции.

– Ты орешь, и мне после этого надо несколько дней, чтобы прийти в себя. Вот, опять все испортила, – и Петер начал одеваться.

– Ты уходишь?

– Нас ждут Эли с Талией.

– Скажи, что я не приду.

Петер поморщился.

– Вот! Зачем ты себя так вызывающе ведешь?

– Петер, любимый, скажи им, пожалуйста, что я заболела. Ну я на самом деле больше не могу. Я устала. Придумай что-то.

– Хорошо. Скажу, что у тебя понос. Но учти – это невежливо.

Уж если что и было невежливо, так это говорить, будто у меня понос. Но я промолчала. Лучше так. Пусть себе веселятся со своими экзотическими танцовщицами, несмотря на то, что мне это неприятно. По крайней мере, я хоть высплюсь.

В общем, медовый месяц не удался. После всего мы еще и умудрились поругаться в день отлета. Почему-то Петеру вздумалось меня подгонять, хотя до запланированного выезда оставалось еще десять минут. Он громко вздыхал, стонал и поминутно бросал: «Вот они, женщины! Ну все одинаковые!» В результате я снова не выдержала и сорвалась. А потом обнаружилось, что в этой сумятице мы потеряли навесной замок на мой чемодан. В аэропорту лицо у меня было такое, что Эли сказал:

– Мария, мне прямо больно на тебя смотреть. Ты такая недовольная. Улыбнись!

На что я, взвинченная, резко ответила:

– А ты не смотри!

Петер на меня шикнул. Было больно и обидно. Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Наверно, со стороны все это смотрелось непривлекательно. Только вот никто не знал подоплеку моего поведения. А Петер, который меня до него довел, полностью отстранился. И, конечно, никто меня не поддержал…

* * *

По приезду домой началась рутина. Муж пожелал, чтобы я пока оставалась домохозяйкой. Моей главной обязанностью было как можно быстрее «въехать» в новую жизнь и хорошо выглядеть. Стараясь быть образцовой женой, я покорилась.

Обычно день проходил так: Петер просыпался рано утром на работу, я вставала, чтобы приготовить ему завтрак, а потом мы вместе ехали в Имст. Там я посещала курсы вождения. Петер также записал меня на фитнес – чтобы не скучала. А по вечерам у меня были курсы немецкого.

С фитнесом проблем не возникало. Я была в состоянии самостоятельно справиться со всеми тренажерами, и поэтому немецкий язык мне там не требовался. С вождением дела обстояли похуже. Англоязычный инструктор, молодой парень, оказался вполне компанейским. Мы свободно общались и понимали друг друга. Но была незадача – поскольку все знали, что у меня уже есть права, я считалась состоявшимся водителем и посещала курсы якобы для адаптации к Австрии. На самом же деле мне было практически ничего не известно. Я плохо разбиралась в правилах, а остальное вообще оставалось для меня темным лесом. Но Петер строго-настрого запретил задавать водителю лишние вопросы, чтобы не выдать свою некомпетентность. Поэтому я молчала, дико боялась и каждый раз шла на курсы как на смерть. Обучение проводилось, что называется, методом тыка.

Но хуже всего оказалась ситуация с языком. Земля Тироль выделила мне дотацию на изучение немецкого, и, чтобы не терять времени, я отправилась на курсы немедленно. Однако дело «не пошло». Немецкий мне категорически не нравился. Более того, я оказалась в компании одетых в платочки турчанок и гнилозубых работяг-сербов. После здешнего высшего общества, состоящего сплошь из адвокатов и финансистов, я себя чувствовала, мягко выражаясь, неуютно. Говорили все лучше меня, и мне казалось, что я тупая. После первого урока мне захотелось сбежать с этих курсов и никогда больше не возвращаться. Но я продолжала – ради нас с Петером.

А еще мой муж послал меня на обход всех врачей. Не знаю почему, но он сказал, что это просто необходимо сделать. И в первую очередь я должна была посетить гинеколога. Им оказался старенький чех, который плохо слышал и, думаю, не очень хорошо видел. Петер пошел на прием со мной и поинтересовался, когда нам можно будет заводить ребенка. На это я, совершенно не готовая к такому повороту событий, возразила, что об этом говорить пока рано и что мне куда больше нужны противозачаточные таблетки. Врач мне их выписал, а Петер насупился. Похоже, он уже запланировал для нас будущее, не желая спрашивать при этом мое мнение.

Сразу же после гинеколога я была направлена к стоматологу. У меня был немного потемневший передний резец, и Петер требовал немедленно что-то предпринять. Чтобы заставить меня пойти к врачу, он называл меня Черный зуб. Это прозвище было очень обидным, но я старалась не реагировать. Стоматолог, однако, сказал, что ничего трогать не следует и что цвет моих зубов совершенно нормален. Петер остался недоволен, но отступил.

Затем он повел меня на общий анализ крови – выявить возможные скрытые болезни. Не знаю почему, но посещения врачей меня вконец измотали. И, глядя на то, как врач берет у меня из вены кровь, я впервые в жизни потеряла сознание. Упала прямо на пол и, судя по всему, какое-то время билась в конвульсиях. Петер не на шутку обеспокоился и отвез меня к своей матери. Несмотря на мои просьбы никому ничего не рассказывать, он немедленно разболтал, что «Мария боится крови» и «она совсем слабенькая». К вечеру всей семье было о чем поговорить. Почему-то все сочли своим долгом высказаться на эту тему. Франциска, жившая вообще в другом городе и забежавшая как бы невзначай, похлопала меня по плечу и сообщила: «Ничего, Хайнц тоже боится крови». А Мартин пришел из гаража, где крутил гайки на мини-куперах, чтобы узнать о моем печальном опыте. С одной стороны, это было трогательно, а с другой – я не хотела, чтобы все считали меня дефективной. Поэтому вечером, когда Петер приехал с работы и забрал меня домой, я ему высказала свое «фи». В ответ он заметил:

– Ну что ты такая чувствительная? Это нормально! Привыкай к своей новой семье. Да если бы я ногу сломал, они бы месяц ржали!

– Это твое дело, – ответила я. – Но лично мне не нравится, когда надо мной смеются. И вообще, некоторые вещи давай держать между нами.

– Какие вещи?

– Как эта. Мои визиты к врачам. У твоей мамы на кухне висит календарь, на котором отмечено: «Мария – гинеколог».

– И что?

– Зачем ты ей сказал?

– Чтобы она тебя забрала, если я не смогу.

Возразить было вроде нечего. Так у моей тирольской семьи было принято. Так они жили, так общались друг с другом. Но именно из-за этой непривычной для меня публичности мне хотелось как можно быстрее стать самостоятельной и самой решать, кому и что рассказывать.

– Ладно, прости, – я прильнула к Петеру и захотела примирительно лизнуть его в нос.

Он отстранился.

– Что ты делаешь?

– Хочу тебя лизнуть.

– Не надо. Мне это не нравится, – сказал он.

– Но почему?

– Мне щекотно, – он потер нос. – И мокро.

– Хорошо, больше не буду, – хотя его реакция была для меня странна.

И уж совсем я не поняла то, что Петер сделал дальше – он меня укусил за ухо. Очень больно. Я дернулась и подумала, что сейчас пойдет кровь.

– Вкуснятина! – причмокнул он.

– И что это было?

– Что?

– Ты не даешь мне тебя лизнуть, а сам кусаешь за ухо?

– Да!

– Но мне больно!

– Ой, все тогда! Я не буду тебя больше кусать, раз ты такая.

– Какая?

– Все, ничего с тобой нельзя. То не нравится, это не так. Тоже мне, королева!

– Но Петер!.. – я не могла найти слова, чтобы выразить свое недоумение. – Ты же сам… Тебя не поймешь!

– Это тебя не поймешь! – у него начала прослеживаться эта привычка – постоянно повторять мои же слова и использовать их против меня в спорах. В спорах, которых у нас, к сожалению, становилось все больше.

* * *

Прошла еще одна неделя. Лучше не стало. Более того, появились новые проблемы. Петер взял моду водить в дом гостей, и шесть дней из семи я проводила, развлекая самую различную публику. Когда появились Мартин и Вольфганг, я сперва даже обрадовалась. Мне хотелось наладить связь с самыми близкими и показать, что я хорошая хозяйка. Но моя готовка их не особо интересовала. Проглотив жареную курицу и не сказав спасибо (кажется, здесь это было вообще не принято), они перешли на алкоголь. В традиционном порядке были выпиты пиво, вино, виски, шнапс и водка. Меня записали в кальянщицы, и, в промежутке между уборкой и подачей на стол, я должна была раскуривать для них табак. У меня болела голова, но спорить не хотелось. Более того, компания потребовала, чтобы я с ними выпила. Пришлось подчиниться. В результате мне всучили сигариллу, и на этот вечер я пропала. Алкоголь и курение меня просто вырубили. Проснувшись в ужасном состоянии, я обнаружила, что все трое дрыхнут вповалку на кухне – просто на ковре, – а вокруг валяются пустые бутылки, пепел и какая-то жеваная бумага. Это было ужасно, потому что убираться предстояло мне. Я растолкала Петера, и тот поплелся на работу – как был, во всем мятом и вонючем. Совершенно никакие Мартин и Вольфганг решили остаться в комнате для гостей. Уж и не знаю, что они там решили со своей работой, но провалялись полдня, а потом я их кормила ужином. Но, что самое кошмарное, когда Петер вернулся домой, загул продолжился. Бутылки снова были выстроены в ряд, меня отправили за кальяном, а гостиную заволокло табачным дымом. И снова все потребовали моего участия. И снова я осталась. Все повторилось. Разошлись только на третий день. А перед этим Мартин успел отпустить шуточку в своем фирменном стиле – с подтекстом.

– Ну что, Мария. Теперь, когда ты член семьи Бергер, ты должна все о нас знать. Вот какое второе имя у брата твоего мужа?

– Мини, – не задумываясь, ответила я – намекая в основном на его любовь к мини-куперам.

– О-хо-хо! – загоготал Вольфганг. – Нет, Мария, поверь мне, я его давно знаю, и он совсем не Мини.

– Да, я не Мини, – подтвердил Мартин. – Я – Макси!

И все трое снова заржали.

Я ничего не поняла и стала ждать дальнейших комментариев.

– Он действительно Макси, – Петер вытер губы.

– Максимилиан, – уточнил Мартин. – Если не веришь, могу паспорт показать.

Больше веселых воспоминаний от встречи с гостями у меня не осталось.

Потом приходили какие-то клиенты, которым Петер гордо показывал дом и которые восторженно кивали головами. Обо мне забыли ровно до того момента, когда пришло время садиться за стол. Хорошо, хоть холодильник не был пустым, и я умудрилась наколдовать незапланированное застолье.

А вот в следующий раз так просто выкрутиться не получилось. Следующим вечером Петер позвонил пораньше и сообщил, что через час приедет домой. Пюре показалось мне отличной идеей для ужина, и я почистила все имеющиеся в доме шесть картофелин.

Через два часа, когда они совсем уже разварились, я набрала номер мужа:

– Ты скоро?

– А что такое? – вызывающе отозвался он.

На заднем фоне играла музыка, кто-то громко хохотал и кричал на немецком.

– Просто я тебя жду и уже давно начала готовить.

– Ну, бабы, ну что за народ! Ты за мной следишь?

Я поняла, что Петер уже изрядно выпил. Надо было оставаться понимающей женой и не конфликтовать – сегодня что-то выяснять уже не было смысла.

– Любимый, я волнуюсь, вот и все.

– А ты не волнуйся! Я зашел к Роберту и Астрид выпить.

– Ладно, поняла. Я тогда подожду, когда ты вернешься.

– Уже скоро. Только это, Мария, – со мной будет еще кое-кто.

– Мартин?

– Нет, ты его не знаешь. Это адвокат, с которым я работаю.

– Так, значит, надо накрывать на стол? – я была к этому совершенно не готова – особенно учитывая, что время близилось к девяти вечера.

– Нет, ничего не надо. Мы здесь поедим.

– Ладно, хорошо.

Я поняла, что пюре на сегодня отменяется, и поужинала разваренной картошкой. Готовить для себя совершенно не хотелось.

Петер явился в половине одиннадцатого. С ним были еще три человека. Все уже, что называется, в кондиции. И совсем не похожие на солидных людей. У одного был бандитский вид и серьга в ухе.

– Здравствуйте… – только и смогла протянуть я, совсем шокированная таким визитом.

Со мной небрежно поздоровались, и компания направилась на кухню.

Я удержала Петера за руку.

– Это кто?

– Это? Мои друзья.

– Адвокаты?

– Бог мой, ты что, записываешь все, что я тебе говорю?

– Я вообще ничего не понимаю!

– Адвоката не будет. Он уехал домой. Но я встретил своих старых друзей, они еще не видели дом.

– Ну замечательно! А мне что делать?

– У нас есть что-то поесть? – вопросом на вопрос ответил Петер.

– Что? Поесть? Ты же сам сказал, что ничего готовить не надо.

– Как у тебя все сложно! Я тебе даю в месяц пятьсот евро! У нас в доме всегда должно быть что-то для гостей.

– Для незапланированных гостей! – резко бросила я.

– Ты опять орешь?

Когда Петер так говорил, мне действительно хотелось заорать от беспомощности. Как же он умел всегда все перевернуть и выставить меня виновной!

Я сделала глубокий вдох и немного успокоилась. В самом деле, он давал мне деньги на хозяйство, и, наверно, я должна была получше все организовывать. Если случался промах – это был мой промах.

– Пойдем, мы что-то придумаем. – я попыталась обнять Петера, но он отстранился.

И куда только делся тот нежный, любвеобильный мужчина, который еще несколько месяцев назад писал мне письма!

Я выгребла из кладовки консервы и наколдовала из них ужин для четверых. Не знаю, что там Петер ел у Роберта и Астрид, но уплетал он еду вместе с остальными как голодный. А потом они пили, и я снова сидела рядом – скорее для мебели, как молчаливый собутыльник. Со мной никто так и не заговорил, но зато выпить пришлось изрядно.

А вскоре мы уже принимали других гостей – по той же программе «Пожрать-бухнуть-покурить».

Постепенно я заподозрила, что у Петера, может быть, проблемы с алкоголем. Но со мной – уж точно!

* * *

Однако все это оказалось только цветочками. Самые ягодки начались позже.

После приезда из Ливана Петер не переставал давить на меня с требованиями сменить имидж. Он продолжал покупать мне дорогие и сексуальные вещи, которые были совершенно неуместны в сельской местности, где мы жили. На мои робкие возражения, что носить майку-сеточку, когда я выхожу в магазин, это чересчур, Петер заявил, что ему другие не указ и что на общественное мнение можно наплевать. Приходилось наряжаться.

Но особенно Петер напирал на меня по поводу моей прически. Он заявил, что я просто обязана постричься, и высказано это было в приказной форме. Может, мне бы и удалось сохранить свой привычный облик, но Петер пустил в ход запрещенные приемы и как-то за завтраком недовольно сказал:

– Ты совсем заросла. Когда пострижешься?

– Милый, ну давай оставим эту тему. Мне нравятся мои волосы.

– У меня есть клиентка с такой же прической, ну чистая ведьма! Если ничего не поменяешь, скоро станешь на нее похожа.

– Петер! – меня откровенно начали доставать его придирки. – Это моя голова. Давай я буду носить, что мне нравится! Хорошо?

Он удивленно посмотрел на меня, и лицо его напряглось, а губы дрогнули в некоем подобии оскала.

– Хорошо. Но тогда давай договоримся, что ты будешь вставать попозже и кушать отдельно, а то, когда я на тебя смотрю, у меня пищеварение портится.

Это был удар в самое сердце. Если бы Петер встал и отвесил мне со всей силы пощечину, и то не было бы так обидно. Как он мог? За что? За то, что я делала для него все, что могла, и даже то, о чем раньше не догадывалась, что могу? Он умел унизить походя, и делал это мастерски. Моя самооценка с каждым днем опускалась все ниже и ниже, а воля к сопротивлению делалась все слабее.

Поэтому я ничего не ответила на слова Петера и проглотила обиду, за которую, по большому счету, надо было запустить в него чашкой.

А на следующий день мы отправились в парикмахерскую.

Там Петер безапелляционно заявил, что волосы мне надо укоротить, подровнять и… выкрасить в черный цвет. Я, шатенка, никогда в жизни еще так радикально не менялась. Но ради Петера и ради его удовольствия пришлось согласиться. «Будь что будет, лишь бы нам стало лучше», – подумала я.

Парикмахер споро выполнила все указания и превратила меня в совершенно другого человека. Не могу сказать, что черные прямые волосы до плеч мне совсем не нравились. Но это была не я. Какая-то другая девушка. У такой девушки должны были быть совершенно не знакомый мне внутренний мир и необычные мысли.

Этот новый имидж очень завел Петера. Мы заехали в секс-шоп, где он купил мне пять комплектов нижнего белья, платье, перчатки, малюсенькую юбочку и сапоги на платформе. А потом он приказал мне надеть все это и прямо-таки на меня набросился. Никогда еще у меня не было секса с переодеваниями. Парадокс, но я чувствовала себя вполне счастливой. Хоть так! Наконец-то он возбудился! Правда, все мои проявления инициативы Петер пресекал на корню. Он хотел, чтобы я покорно стояла на четвереньках, задом к нему, не двигалась, не издавала звуков и не поворачивалась. Я попыталась включиться в процесс и потянулась было к Петеру, но он оттолкнул мои руки – как это уже часто бывало. «Я не животное. Не надо меня теребить!» – строго сказал Петер.

Вот я и выполняла то, что он говорит, не думая о собственном удовольствии. Мне хотелось, чтобы у нас было как раньше, потому что в последнее время я уже начала чувствовать себя непривлекательной. Петер получил вожделенный оргазм. О да, это было просто невероятно! Он кричал и кричал, а потом повалился на меня.

Затем Петер взял фотоаппарат – чего он никогда раньше не делал – и попросил меня позировать для него. Но опять же со спины. То есть он взял крупным планом мою попу, а лицо в кадре не предполагалось.

– Теперь ты – самая красивая девушка из всех, – с восторгом сказал Петер.

На фоне скудости обычных комплиментов это прозвучало грандиозно. Я почувствовала облегчение, и моя самооценка сразу немного приподнялась.

После этого Петер занимался со мной сексом каждый день, и всякий раз я должна была представать в новом наряде. Его мужская сила полностью восстановилась. А значит, эта стрижка стоила того! По крайней мере, я так считала.

* * *

Но очень скоро все белые краски моей жизни сменились на черные.

А случилось это, когда Петер завез меня на квартиру в Имсте и попросил подождать его, пока он закончит дела в офисе. Приехали мы на старенькой голубой «Тoyota», которую он купил для меня и которая должна была стать моей уже совсем скоро – когда я начну водить более уверенно. На обратном пути мы собирались совершить очередной тренировочный заезд, который, кстати, меня не радовал. Каждый раз во время таких «учений» мы ругались. Петер был совершенно нетерпелив и придирался ко мне по каждому поводу.

От нечего делать я решила немного прибраться. Квартира была совершенно запущенной – Петер решил сэкономить на уборщице, и поэтому никто, кроме нас, сюда не ходил.

Я прошлась пылесосом по комнатам и полила цветы. На столе и на полках покоился почти сантиметровый слой пыли. Я принялась все методично вытирать. Мне очень хотелось сделать Петеру приятное. Мой муж ценил порядок и должен был заметить изменения в квартире.

С полки упала фотография. Маленький, 3 × 4, снимочек. Он лежал совсем незаметно, и я бы ни за что его не нашла, если бы не смахнула нечаянно тряпкой. Я подняла снимок с пола и пригляделась. На нем была девушка с черными волосами и стрижкой точь-в-точь как у меня. На обратной стороне было выведено почерком Петера: «Nessi».

Я уже привыкла к манере тирольцев давать всем уменьшительно-ласкательные имена, заканчивающиеся на i. Меня Петер называл Mari, маму – Feli, дочь – Moni. А Несси… Я стала перебирать возможные варианты, и кровь стучала у меня в висках. Несси… Несса… Ванесса!.. Наверняка именно так!

Имя его бывшей!

А это… ее фотография! И именно в том виде, в котором я теперь Петера так возбуждаю!

И в том виде, в котором он предпочитает брать меня исключительно сзади.

Все мои подозрения последних месяцев внезапно прорвались наружу. Разом, грубо, шквально. Я перестала что-либо соображать. Мои руки сами потянулись к шкафчикам, и я принялись шарить в поисках других зацепок. При любых иных обстоятельствах мне бы и в голову не пришло копаться в личных вещах Петера. Но тут был особый случай. Что-то постоянно происходило прямо у меня перед носом, кто-то третий беспрестанно присутствовал в нашей жизни, и я должна была знать, что к чему.

Очень скоро я нашла множество вещей, которые, оказывается, лежали практически на виду – стоило лишь открыть дверцу. Счета на имя «Ванесса Вагнерова» с адресом этой квартиры, расписка от Петера на покупку картин от Вагнеровой, общая стоимость которых составила семь тысяч евро, какие-то любовные записочки на немецком… Каталог работ, оформленный в том же стиле, что и рекламная продукция фирмы Петера. Так, значит, она была художницей! И картины, которые висели у Петера в офисе до сих пор и на каждой из которых красовались крупные буквы VV… Я обратила на них внимание в первый же раз, когда увидела… Эти картины он купил у своей бывшей! Я судорожно вцепилась в расписки и принялась разбирать даты. Оказалось, они были куплены буквально за несколько дней до того, как мы познакомились. Получается, Петер по-прежнему поддерживал контакт со своей чешкой! Может, и сейчас тоже. А мне он плакался в жилетку и жаловался на душевные раны. Нет-нет, теперь я вообще ничего не понимала!

А потом я нашла еще одну фотографию. На ней ненавистная Ванесса обнимала ребенка, в котором я узнала ту самую девочку со снимка из детской. Того, где у взрослых были выколоты глаза. А на руке у девочки был браслетик с надписью «Тамара», который я откопала в куче барахла перед свадьбой. Так, значит, это ее дочь. И они жили в доме – нашем доме – совсем недавно. Когда же?! Ведь Петер говорил, что дом совсем новый и в нем еще никого не было, кроме меня…

Но мысли об этом выветрились в одно мгновение, стоило мне обнаружить еще одну находку. Это был диск, на обложке которого красовалось фото Петера и этой самой Ванессы. Они открыто лизались, язык к языку – то есть делали именно то, что он никак не хотел делать со мной. Невероятно!!!

Никогда в жизни мне еще не было так больно! Наверно, если бы я застала Петера в постели с другой, это не ранило бы меня сильнее. Хотя, как знать – я начинала узнавать в себе какую-то новую, пугающую меня, неконтролируемую дикарку. Мне приходилось превращаться в нее под влиянием нового окружения. И, думаю, она могла отреагировать на вещи самым неожиданным образом.

Мне хотелось открыть диск и посмотреть, что там. Какие бы гадости я ни нашла, главное было узнать правду до конца. Но компьютер Петера был запаролен, а больше просмотреть диск было не на чем. Поэтому я продолжала рассеянно крутить его в руках, лихорадочно соображая, что же мне делать дальше. Под фотографией было написано: «Viel Spaß». Отлично! Я уже успела выучить кое-какие слова на немецком и понимала, что это значило «Много веселья». Или как-то так. Вот уроды!

Я положила диск на стол и извлекла с самого дна ящика диктофон. Какое-то шестое чувство подсказывало мне, что там продолжение темы «Веселья». Наверняка. И я совсем не удивилась, когда, включив его, услышала аудиозапись того, как Петер трахает стонущую и визжащую бабу. Это продолжалось довольно долго, и оба, судя по всему, изнемогали от наслаждения. А потом он громко кончил – да так, как никогда – никогда! – не кончал со мной. Он орал, и с каждой секундой его крика во мне умирал рассудок. А попутные стоны его подружки – это точно была ВВ! – били меня в самое сердце. Эта запись растоптала и уничтожила все – веру в мужа, надежды на счастливую жизнь, желание быть хорошей женой. Зато на их место пришла слепая ярость, ненависть и бесконечная обида, которая никогда не забудется. В какой-то момент я не выдержала и отбросила диктофон в сторону. А потом, не соображая, что делаю, я схватила сумку и побежала вниз по лестнице. В глазах было темно. Я ничего не видела и не замечала. Дверь квартиры осталась нараспашку, а ноги понесли меня прямиком в гараж. Там стояла моя будущая машина, на которой мы буквально через час должны были отправиться в путь. Рука нащупала в сумке ключ. Я спешно запрыгнула на водительское сиденье и завела мотор, как делала это много раз в школе вождения. Машина тронулась, и только невиданная доза адреналина, или хрен знает выброс чего там у меня произошел, позволила мне четко вырулить из тесного гаража. Зачем я это делала? Мне хотелось одного – оказаться как можно дальше от проклятой квартиры, от этого гиблого места и от Петера.

Дальше все, однако, пошло не так гладко. Стоило мне выбраться на дорогу, как меня охватили рыдания. Тело все тряслось, а из глаз полились слезы. Я перестала разбирать, что творится вокруг. Руки била мелкая дрожь, и я с трудом удерживала руль. Не прошло и нескольких минут, как я запуталась в круговом движении. Слева появилась машина, которую я не увидела сквозь пелену слез. Она хотела выехать направо, и водитель мне посигналил. Я дернулась и поспешила убраться с дороги, выехав при этом из кругового движения в совершенно неположенном месте. Меня развернуло, колеса чиркнули по траве, и я на полном ходу влетела в знак с надписью «Imst». Тот покосился и только чудом не упал и не придавил никого вокруг. Я пролетела через бордюр и выехала на перпендикулярно идущую дорогу. К моему счастью, рядом была заправка. Мне удалось на нее заехать, хотя далось это непросто – у меня спустило колесо. Люди на заправке как один смотрели на меня, пока я тащилась к парковочным местам, а потом, заглушив мотор, некоторое время сидела неподвижно. Наверняка многие из них знали Петера. А может, понаслышке, и меня саму. Петер ведь сказал, что весь город за мной наблюдает. Теперь эти слова вызывали у меня паранойю. Наверное, кто-то меня узнал и завтра начнет чесать языком. А потом пойдет недобрая слава…

Мне хотелось кричать от безысходности. Что можно было предпринять в подобной ситуации? Я не знала, что мне делать, и не могла никого попросить о помощи. Кроме Петера, конечно. Я ненавидела его сейчас больше всех на свете, но мне пришлось набрать его номер.

Он ответил только с пятой попытки. Была у него такая манера, проявившаяся после свадьбы, – не брать трубку, когда ему звонят. Это меня еще больше взбесило. Я рыдала навзрыд.

– Алло?

– Ты!.. Это ты во всем виноват! Ты врал мне! – у меня не осталось ни капли самообладания.

– Что с тобой происходит? Ты где?

– Я видела ее! Ты делаешь все за моей спиной, а мне постоянно врешь!

– Да о чем ты говоришь?

– Я знаю про твою бывшую! Или не бывшую!

– Слушай, у меня сейчас нет времени, – его голос был раздраженным. – У меня клиент.

– Я попала в аварию!

Голос немедленно изменился.

– В какую аварию? Как?

– Я уехала на машине. Потому что ты… ты прятал…

– С машиной все в порядке? – перебил меня Петер.

Так вот что его интересовало! Машина. Не мои чувства. Не я. Машина!

– Нет, с твоей машиной не все в порядке. Колесо спустило и, думаю, перед разбит. Я снесла знак.

– Какой знак?

– Имст. На выезде из города.

– Вот идиотка! – заорал Петер. Раньше он никогда меня так не называл, и это отрезвило. – Почему вы, бабы, такие истерички?

Я молчала. Своей вспышкой ярости он меня полностью деморализовал.

– Ты где?

– На стоянке «Shell».

– На какой стоянке? Ты вообще с ума сошла? У тебя галлюцинации? Нет такой стоянки!

Я шумно сглотнула. Когда он злился, мой мозг разом отключался.

– То есть я хотела сказать… на заправке.

– Ну отлично, что на заправке! Там и оставайся! Я скоро приеду.

– Хорошо, – тихо ответила я.

– И Мария… – уже чуть спокойнее добавил он. – У тебя поразительный талант создавать мне проблемы. Попытайся, пока я еду, больше ни во что не вляпаться.

– Хорошо.

Все ушло. Осталась только безграничная усталость. И боль.

Я покорно ждала Петера в машине минут двадцать. Он приехал за мной и отвез меня домой. Машину как-то откатили в шиномонтаж. По счастливейшему стечению обстоятельств он оказался на той же самой улице, совсем недалеко.

Когда Петер закончил с делами и вернулся домой, я уже не могла с ним ругаться. У меня поднялась температура. Я плакала и просила хоть что-то мне объяснить.

Петер снисходительно покачал головой, погладил мои волосы и назвал меня маленьким ребенком. Про историю с бывшей он сказал, что я ничего не поняла. Что все осталось в прошлом, а на вещи, которые он не убрал, ему абсолютно наплевать. И были они в квартире только потому, что он о них забыл за ненадобностью. Его голова была занята совершенно другими вещами – нашей новой жизнью. А мелочи из прошлого могли подождать. Но, чтобы я больше не расстраивалась, он пообещал все выбросить.

И я поверила. Или просто хотела убедить себя в том, что поверила, – иначе все это не укладывалось у меня в голове. И я не стала спрашивать Петера о фотографиях с выколотыми глазами, о прокладках в шкафу и о том, почему он хотел назвать меня Ванессой в день моего первого приезда. В конце концов, наша семья была важнее. И я готова была на все ради нее – даже убедить себя, что я дура и сама во всем виновата.

А когда Петер сказал, что любит меня, и подарил мне короткий поцелуй, я и вовсе растаяла.

9

И так далее, и тому подобное

На некоторое время все успокоилось. Я свыклась со своим новым имиджем и каким-то образом сумела убедить себя, что все случившееся – досадное недоразумение. Петер был внимательным, делал мне милые подарочки, а как-то раз принес букет цветов и написал маленькую любовную записочку. На выходные мы ездили в небольшие поездки по Тиролю и слушали в машине музыку, которая нравилась нам обоим – «Toto», «Foreigner» и «ELO». Правда, периодически странный юмор Петера все же прорывался. И когда начиналась, к примеру, песня «Evil Woman»^[12] он говорил: «Давай подпевай, это же про тебя». Но я научилась стоически выносить подобные заявления. Более того, мне уже казалось, что они меня больше совсем не обижают.

С вождением получалось все лучше и лучше. Сразу после аварии я некоторое время боялась садиться за руль, но мне удалось побороть этот страх. Петер уладил все неприятности с полицией и обещал об этом больше не вспоминать. Так что я осмелела и стала водить уже гораздо увереннее.

Немецкий тоже пошел бодрее. Я по-прежнему не любила его, но уже делала первые попытки общаться. Все затруднялось тем, что в Тироле практически в каждой деревне существовал свой диалект. И частенько сами местные не понимали друг друга – что уж говорить обо мне! Но я честно старалась. Многие меня хвалили. Но Петер оставался строгим критиком и требовал куда большего усердия. Так что я бросалась на амбразуру языковых курсов еще отчаяннее.

Но хрупкое равновесие вскоре снова пошатнулось.

И это совпало по времени с тем моментом, когда Петер уволил уборщицу.

Эта азиатка начала работать у нас сразу после нашего приезда из Ливана. Она была то ли филиппинкой, то ли индонезийкой – в общем, откуда-то с островов. Если честно, я была против ее кандидатуры и попросила Петера найти кого-то местного. Но он обвинил меня в барских замашках и чрезмерной разборчивости. Эту женщину рекомендовала его клиентка, владелица клининговой фирмы. Азиатка работала уборщицей уже несколько лет, а в Австрии жила и того больше. У нее тут были муж и ребенок. Казалось бы, все о’кей. Но мне она сразу не понравилась.

А с течением времени неприязнь только усилилась. Уборщица постоянно ходила за мной по дому и что-то рассказывала, работала как-то лениво, приходила позже и уходила раньше условленного времени. А однажды она разбила утюг и сложила его так, будто ничего не произошло. Я поняла все только тогда, когда взяла его, чтобы погладить Петеру рубашку, и отвалившееся днище упало прямо мне на ногу.

Но все это было лишь полбеды. Самое неприятное началось после того, как я начала замечать, что кто-то роется в моих вещах.

В первый раз у меня зародились подозрения, когда я недосчиталась десяти евро в кошельке. Затем новенькая упаковка носовых платков в моем бельевом ящике оказалась вскрыта и выпотрошена. Я рассказала об этом Петеру, но тот лишь отмахнулся, решив, что мне все привиделось.

И все же вскоре он должен был признать, что с уборщицей творится какая-то ерунда. Как-то раз мы приехали из супермаркета, разгрузили продукты и пошли прогуляться. А когда вернулись, половина только что купленных кексов была сожрана. Тут уж все было очевидно. Кроме одного, конечно, – как можно быть такой дурой?

Петер позвонил хозяйке фирмы, а та вызвала свою работницу на ковер. Азиатка расплакалась и очень быстро во всем призналась – и в том, что ела нашу еду, и в том, что рылась в моих вещах. На вопрос, почему она это делала, та ответила, что это ее заставил злой дом. Мол, она уже давно прибирается в самых разных местах, но у нас в нее словно кто-то вселился и вынудил все это сделать. И что в нашем доме ей всегда было грустно и неуютно.

Ее быстренько уволили.

Узнав про эту историю, я и сама взгрустнула. Действительно, этот дом влиял на людей. Я и сама чувствовала себя здесь как-то… не так. Временами мне хотелось убежать отсюда, но мне казалось, что дом в меня просто врос. Или это я в него вросла. И что я сама никогда не смогу отсюда уйти. Даже если придется. Проще будет закопаться под фундамент, чтобы остаться тут навсегда. Это чувство пугало. Постепенно я начинала чувствовать себя в золотой клетке, которая полностью мной завладела. Я никогда не была суеверной. Но после ухода уборщицы сказала Петеру скорее для шутки:

– Ну вот, теперь она нас проклянет, и нам конец!

Эти слова оказались будто пророческими.

* * *

Все полетело к черту очень скоро. Говоря это, я имею в виду окончательно и бесповоротно. Если раньше у нас были проблемы, которые удавалось пусть и не решать, но хоть как-то улаживать, то теперь настал окончательный и беспросветный трындец!

Вначале оказалось, что моя «новая старая» машина поломалась. Вскоре она стала глохнуть без всякой видимой на то причины. Причем делала это как-то выборочно, словно назло мне. Стоило Петеру сесть за руль – все работало отлично. Стоило сесть мне – машина будто специально умирала во время переключения передач. Не говоря о том, что это было очень опасно, у меня снова пошатнулась вера в себя. Особенно потому, что Петер мне не верил и думал, будто я сама виновата. Он специально садился рядом, машина постепенно замедлялась, а он орал на меня: «Ну что же ты спишь, жми на газ!» Конечно, это сопровождалось и параллельными выкриками в стиле «Все бабы дуры!», что вскоре довело меня до истерики. Однажды под аккомпанемент Петеровой ругани я просто встала посередине автобана, давясь слезами. От ужаса Петер завизжал, как девчонка, и в буквальном смысле попытался вылезти в окно. А потом, когда я все же как-то дотащилась до заправки, обвинил меня во всех смертных грехах и впервые в жизни выдал эту чудовищную фразу: «Я с тобой разведусь». Только неимоверными мольбами я сумела упросить Петера отдать машину на диагностику. И что же выяснилось? После тщательного осмотра вскрылся небольшой дефект в электронике. Эта проблема вроде как отпала, хотя я не дождалась ни извинений, ни раскаяния. Но сразу возникли другие.

Петер стал совсем нервным. Его словно подменили. Он мог мне нагрубить по малейшему поводу или даже без него, и я ровным счетом не понимала, чем заслужила такое отношение. От ожидания новых придирок я сделалась рассеянной и частенько роняла вещи. Это вызывало еще больший шквал эмоций. Теперь уже Петер позволял себе откровенные оскорбления. Вскоре я узнала, что такое «Blöde Kuh», «Dreckige Sau»^[13], а также выучила другие замечательные немецкие слова.

Попытки инициировать близость заканчивались в лучшем случае ничем, а в худшем – скандалами. Приглашение, например, забежать в туалет в баре, чтобы пошалить, было воспринято криками: «Со своими бывшими это делай! Я не животное!» Физический контакт теперь сводился к каким-то издевательствам. Петер продолжал свою моду кусать меня за ухо, а если я возражала, реагировал новыми порциями оскорблений.

Однажды он ухватил меня зубами прямо в гостях у матери. Я попыталась остановить это и ущипнула его за руку. А он в ответ лягнул меня со всей дури ногой. Фелиситас это видела и даже на него прикрикнула. А потом отвела меня в сторону и наполовину жестами, наполовину на немецком, насколько я его понимала, объяснила мне, что Петеру надо дать отпор. «Он всегда был такой, – сказала, она мне. – С самого детства ко всем цеплялся. Брата бил, сестру называл Холодильником и в четырнадцать лет довел ее до нервного срыва. Она потом в школу не ходила целый месяц, стеснялась себя. Первую жену долбил постоянно. С детьми никогда не нянчился. Поэтому мы очень удивились, когда он к тебе привязался. Он еще никогда так никого не любил. Но характер дает о себе знать. Терпи, его отец тоже бывал таким».

Дельный совет, ничего не скажешь. Неожиданно я поняла, что с молчаливого согласия всех членов семьи попала в руки неуравновешенного типа. Видимо, они хотели, чтобы я его как-то утихомиривала. И на это я должна была теперь положить свою жизнь.

Словно в подтверждение этих слов, Петер тут же облил грязью своих дочерей, назвав одну из них ленивой, а вторую тупой. И если старшая была куда чувствительнее и явно расстраивалась, младшая почти не реагировала. Я уже заметила, что она подходила к Петеру только с классической просьбой: «Папа, дай денег!» Очевидно, за это она готова была терпеть любые слова. Само по себе его мнение было ей параллельно.

В этот же визит Петер совершил еще один подвиг – когда все чокались, он встал и громко сказал приехавшей тете из Италии: «Марианна, а чего ты так часто к нам таскаешься? Выпивай свое вино и уезжай умирать в Милан». После этого настала секундная пауза – даже твердолобые австрийские родственники не были готовы к такому выступлению. Но никто не сказал Петеру ни слова. Даже тетя никак не отреагировала. Может, потому, что она была старенькой и не расслышала. А может, она просто понимала, что лучше промолчать.

Именно тогда до меня дошло, что Петер – тиран в этой преимущественно женской семье и что все его, пожалуй, боятся. Боятся и восхищаются, поскольку при этом он был еще и тираном с деньгами, так или иначе поддерживающим всех материально. Одним словом, кто платил, тот и заказывал музыку. Пресловутые три «К»^[14] оказались правдой, – по крайней мере первые два точно, – и я попала в самый эпицентр экстремального патриархата.

С семьей отношения у меня складывались своеобразно. Несмотря на все попытки наладить отношения с дочерьми Петера, у меня ничего не выходило. Старшая, Фиона, действительно оказалась хоть и не злой, но туповатой. Она вообще ничего не понимала по-английски, а работала медсестрой в больнице. Общаться нам было решительно не о чем, и мы лишь изредка друг другу глуповато улыбались. А вот младшая, Моника, была двуличной, злопамятной и недоброжелательной. Она периодически выпрашивала у Петера машину на выходные и уезжала на ней кататься. После очередной такой покатушки я обнаружила свою фотографию, которую Петер хранил приколотой к откидному зеркалу, измятой и надорванной. При этом в самой машине как бы невзначай обнаружилась маленькая фотография самой Моники. Увидев это, Петер лишь рассмеялся: «Ревнует!» А вот мне смеяться совершенно не хотелось. Я прямо чувствовала разлившуюся в машине ненависть. И, увы, Петер совершенно ничего не делал, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.

Сестра Петера постоянно держала дистанцию. Она вроде как относилась ко мне благожелательно, но при этом могла подколоть не хуже своего братца. Франциска напрочь была лишена женской солидарности, да и вообще женственности. Одно слово – Холодильник.

Мама Фелиситас держалась на короткой ноге и настаивала, чтобы я ее называла просто Фели – на «ты». Вообще, как выяснилось, в Тироле было нормальным, когда сопливый школьник тыкал пожилым женщинам. И невоспитанностью считалось как раз обращение «вы». Но я как-то не могла к этому привыкнуть. «Все из-за вашей зажатости, – в своей манере прокомментировал Петер, когда я поделилась с ним своими трудностями. – Опять проблемы на ровном месте».

Я старалась доказать, что зажатость – это не про меня, и активно поддерживала отношения с Фелиситас. Но меня убило, когда во время моего очередного визита она внезапно указала мне на дверь: «Сейчас придет моя вторая семья, я должна идти готовить». Оказалось, что вторая семья – это бывшая жена Петера со своим новым мужем, которые жили в соседнем доме и о которых мне никто даже не удосужился сказать. Просто, когда я увидела их всех, шествующих через сад в сопровождении Моники, и поняла, насколько похожи лошадиные челюсти двух женщин, сопоставить факты уже не составило труда. Под напором моих расспросов тем же вечером Петер сдался и сказал, что ничего мне не рассказывал, поскольку все это «не важно». Как всегда, то, что не имело значения для него, ранило меня просто бесконечно. И все снова закончилось криками и плачами. После этого я старалась к Фелиситас без лишнего повода не наведываться. Мне было неприятно ее разделение семей и то, какая роль при всем при этом отводилась мне. И автоматически – все остальное.

От всей этой компании выгодно отличался брат Мартин. Он всегда был внимательным, улыбчивым, он оказался единственным австрийцем с чувством юмора. И к своим дочерям он относился совершенно особенно и нежно. У нас с ним даже образовалось кодовое приветствие, которое кроме нас никто не понимал. Если честно, он подходил мне гораздо больше, чем Петер, – и по темпераменту, и по взглядам на жизнь. В какой-то момент я поймала себя на том, что слишком часто думаю о Мартине. Если бы можно было все отмотать назад – как знать, может, я бы и выбрала другого брата. Но теперь это было невозможно, и я приказала себе об этом не фантазировать.

* * *

Очередная крупная ссора с Петером не заставила себя долго ждать.

Мой муж, надо отдать ему должное, почистил квартиру в Имсте и убрал все непотребности, связанные со своей бывшей. Но у меня возник психологический блок. Казалось, стоит мне появиться в этой квартире, как меня снова постигнет какое-то разочарование… или боль… или призрак из прошлого схватит за горло. Но Петер уверил меня, что теперь все в порядке. Он привел меня в квартиру и принялся демонстративно открывать ящики и показывать полочки.

Неприятные вещи и правда исчезли. Я расслабилась, и мы в кои-то веки занялись более-менее страстным сексом. Петер расцарапал мне лицо своей бородкой, которую, по его словам, отрастил специально для меня. А потом сказал, что нам надо сходить в его офис за специальными игрушками, чем очень меня возбудил. Правда, дальше слов дело не пошло, и оказалось, что никаких игрушек нет и в помине. Но это было вполне в стиле Петера, и я уже научилась воспринимать такие его «шуточки». Он мог загадочно выдать: «Я должен сообщить тебе кое-что очень важное», а потом молчать целый день. Когда я уже начинала сходить с ума от неизвестности, он раздражался и выдавал: «Вот бабы! Да что вы все психички такие! Я уже и забыл давно, что хотел сказать».

Буквально через несколько дней на меня обрушился новый удар.

Я решила прибраться в доме и привести в порядок барную стойку. Уборщица здесь руку особо не прикладывала, поэтому бутылки запылились. Дела пошли довольно споро, и я находилась в прекрасном настроении, пока не наткнулась на пустую коробку из-под виски «Macallan». Точнее, не совсем пустую. На дне лежал плеер. И не просто какой-то там, а тот самый, из квартиры в Имсте. Меня словно окатили ведром ледяной воды. Руки немедленно затряслись, дыхание стало прерывистым, на лбу выступил пот. Моя находка в одно мгновение сделала меня больной. А дальше все пошло как обычно: я уже не контролировала себя, а пальцы сами нажимали на кнопки.

Да, так все и оказалось – это была та же запись, которая в свое время чуть было не свела меня с ума. Она стала воспроизводиться примерно с того же момента, на котором остановилась в прошлый раз. Оргазменные крики Петера, стоны Ванессы… Не выдержав, я швырнула плеер в стену. Он разлетелся на мелкие кусочки, а пленка размоталась по полу. Я упала рядом и принялась рыдать. Удивительно, насколько быстро мне теперь удавалось впадать в истерику. Мое настроение менялось словно по щелчку пальцев, и я могла потерять контроль за считаные мгновения…

Вслед за плеером в стену полетела и картонная коробка. А потом, от злости на Петера и на себя саму, я запустила туда еще и несколько рюмочек с полки. Казалось, если бы мой муж хотел причинить мне самую большую боль на свете, лучшего способа было не придумать. Принести то, что так меня ранило, домой и спрятать у меня под самым носом!.. Это было верхом цинизма!

Когда Петер вернулся домой, он застал меня в плачевном состоянии. У меня было распухшее от слез лицо и красный нос, меня трясло, и я никак не могла взять себя в руки. Хорошо хоть, мне удалось прибрать осколки рюмочек.

А вот погибший плеер я убирать не стала. Мы должны были об этом поговорить.

– В чем дело? – загромыхал Петер с порога.

– Это я тебя хотела спросить! – мой голос сорвался на визг, а из глаз потекли ручьи. – Почему ты это со мной делаешь?

– Что я делаю?

– Что? Почему ты прячешь это дома, а мне говоришь, что выбросил?!

Петер понял, что прокололся, и на секунду застыл в замешательстве. А затем попытался перехватить инициативу.

– Ты, корова тупая, ты чего лазишь по моим вещам?

– Это наши вещи, забыл? Мы тут вместе живем!

– Ненадолго. Будешь себя так вести – вылетишь отсюда по-быстрому.

– Это я виновата?! – от несправедливости у меня перехватило дыхание. – Да ты…

– Заткнулась быстро! – обрушился на меня Петер, приступая вплотную. Несмотря на свой небольшой росток, в этот момент он был страшен. – Мне нет дела до твоего дерьма! Ты сидишь дома и тупеешь от нечего делать! А я работаю, и у меня голова другим занята. Я тебе своими проблемами не тыкаю. А у меня их хватает! И никто мне не помогает, я один должен все за всех решать!

И с этими словами он со всей дури зафутболил мусорную корзину. Она полетела через комнату, усыпая все вокруг мятыми бумажками, яблочными огрызками и всяким непотребством. Куда сразу делись разговоры про бережное отношение к вещам и про любимый дом!

Такая вот шокотерапия отлично работала по отношению ко мне. Стоило Петеру выкинуть подобную штуку, как я сразу успокаивалась. Сработало и на этот раз – от страха я замолчала и, сама того не понимая, вытянулась по стойке «смирно».

А Петер продолжал бушевать.

– У меня сегодня был трудный день, эта свинья вонючая, жена бывшая, денег требует, в офисе проблемы. А теперь ты лезешь со своими придирками. У меня нет времени думать о всякой фигне. Если тебе что-то не нравится – выметайся. Или принимай мою жизнь такой, какая она есть.

И он ушел на второй этаж, в хамам.

А я принялась за ним убирать. Собрав все, включая плеер, в мусорный пакет, я пошла извиняться перед Петером.

* * *

Следующий конфликт произошел в декабре – в день моего рождения.

Накануне мы поехали на концерт обожаемой мною группы «Jethro Tull» в Мюнхен – это был такой подарок. День не заладился, потому что Петер пребывал в одном из своих странных состояний – все дерьмо, все тупые, всех ненавижу! По пути туда он прошелся по группе и провозгласил, что их музыка ему на самом деле совсем не нравится. Потом его разозлила манера вождения немцев, и, проезжая по городу, он совал средний палец во все стороны. Удивляюсь, как никто не остановил машину и хорошенько ему не вмазал. По прибытии на место Петер обложил матом концертную площадку. На мою просьбу купить мне футболку с символикой группы он громко проорал: «Они все большие, для толстых уродливых англичанок». Во время концерта Петер без остановки ковырялся в мобильнике и критиковал происходящее на сцене. А когда все закончилось, харкнул в стену и чуть не получил за это по лицу от охранника. В общем, поездочка получилась еще та!

А продолжение последовало на вечеринке в мою честь. Петер вызвался ее организовать. Он пригласил свою семью и друзей, потому что никого другого я в Австрии пока еще не знала.

Все началось довольно весело. Алкоголь буквально тек рекой, все хохотали и чокались, один раз меня даже поздравили. Некоторые гости пришли с подарками – в основном с бутылками.

Праздновали мы на ретродискотеке в Имсте, где крутили музыку моих любимых рок-групп. В какой-то момент ко мне привязался посторонний парень, который начал выспрашивать подробности моей жизни. Я сразу указала ему на Петера и сказала: «Это Петер Бергер, мой муж». Парень быстро протрезвел и промямлил: «О, Бергер! Мэни мани!»^[15] – и удалился. Да уж, моего мужа действительно знали все!

Равно как и подвыпившие мужики, которые присоединились к нам чуть позже. Петер кивнул на них и шепнул: «Мои клиенты. Очень важные люди». Глядя на эти расплывшиеся лица, трудно было с ним согласиться, но я с готовностью протянула им руку. После чего один из них спросил:

– А ты из Чехии, да? Ванесса?

Я чуть не подавилась. Но мне хватило самообладания, чтобы сказать:

– Нет.

– Ну как же, ты же художница!

– Нет. Я другая девушка, – процедила я.

– А-а-а! – протянул мужик и икнул. – Другая! – он многозначительно подмигнул моему мужу.

Я повернулась к Петеру.

– Этот козел принимает меня за твою бывшую.

– Да? – он хихикнул.

– Да, и это не смешно. Могу я о ней не слышать хотя бы в день своего рождения?

– Ну что ты опять придираешься? У меня нет времени ходить всем рассказывать, что мы поженились.

– Зато про бывшую, видимо, рассказывать было время.

Я понимала, как по-стервозному это звучит, но не могла остановиться.

– Если я еще раз услышу ее имя, я уйду.

Петер больно сжал мне руку.

– Не начинай!

Но это не подействовало. И я полыхнула праведным гневом:

– Серьезно – уйду!

– Ну так иди, корова тупая!

Меня настолько достало равнодушие моего мужа и то, как он каждый раз бросал меня наедине с им же созданными проблемами, что я просто развернулась и ушла. Оставила их всех веселиться на моем дне рождения. Представляю, что подумали гости. Пусть подавятся! Сейчас вся эта толпа казалась мне чем-то враждебным, хотя и вызвано это было чисто субъективными причинами – Петером. И ладно!

У меня были ключи от квартиры. Именно там мы и собирались сегодня заночевать. Я отправилась пешком, а внутри у меня все трепетало. На улице валил снег, и мои ноги в сапогах на шпильках то и дело разъезжались. Один раз я поскользнулась, рухнула на колени в сугроб и выругалась. В этот момент я ненавидела Австрию и Петера. Собственно, для меня они были одним целым.

В квартире я прождала часа три. Петер все не возвращался. Похоже, он положил на меня кое-что большое, и его абсолютно не волновало отсутствие жены на вечеринке в ее же честь. Если, конечно, все действительно планировалась для меня, а не как очередной повод собраться вместе и напиться.

Когда Петер наконец заявился, я уже заснула на диване. Прямо как была – в одежде. Он хлопнул дверью, и я проснулась.

Не говоря ни слова, Петер прошлепал в спальню и рухнул на кровать.

Я, честно говоря, не была готова к такому окончанию вечера и пошла за ним.

– Эй, ты спишь?

– А-а-а-а? – прокряхтел он, пьяный в стельку.

– Ты спать будешь?

– Мари-и-и, оставь меня в покое. Я устал.

Видимо, мне было не дождаться не то чтобы извинений, но хотя бы более-менее человеческого отношения. Петер вонял, как подзаборный пьяница. Нам было не суждено спать сегодня рядом.

– Петер? – я снова потормошила его.

– Ну отвали, будь человеком!

Я криво усмехнулась. «Отвали» было самым подходящим словом молодой жене в день рождения.

– Где у тебя одеяла? Я буду спать наверху.

Ни протеста, ни ответа – ничего. Петер отреагировал молчанием, а через несколько секунд захрапел.

– Петер!

– Отвали!

– Где одеяло?

– Иди поищи!

Я понимала, что больше не могу рыскать по тайникам этой квартиры. У меня был какой-то патологический страх, что я найду очередной «привет» из прошлого. А сегодня я бы этого не выдержала. Но попытки объяснить это Петеру ни к чему не привели. Он лишь пустил пузырь и хрюкнул. Пришлось отправиться на поиски самостоятельно.

Поразмыслив, я пошла в гардеробную. Мне не очень хотелось открывать все эти отделения, но пришлось, потому что спать без одеяла было холодно и неуютно.

Как я и боялась, вместо одеяла я сразу же нашла ворох колготок и белье из того самого секс-магазина, в котором Петер покупал мне всякие соблазнительные штучки. Похоже, он там был постоянным клиентом! Белье оказалось явно ношеным, а на одной из юбочек с рюшечками даже остались белые следы, о происхождении которых нетрудно было догадаться. Петер любил кончать на спину.

Я поняла, что вскрикнула только после того, как это уже случилось. Схватив одну из пар колготок, я метнулась к Петеру в спальню. Он лежал в той же нелепой позе, в которой я его оставила. Мои руки сами собой накинули колготки ему на шею и придушили. Он застонал, но не проснулся.

– Тебе это нравится? Это ты хранишь, да? – казалось, я сейчас задохнусь от гнева. – Сволочь!

– Несси-и-и-и… – протянул Петер сквозь сон.

Нет, это было невероятно! Мне захотелось взять стул и проломить ему голову. Чтобы сдержаться, я вытянула у него из штанов ключи от стоящей в гараже машины и выбежала на улицу.

Все было как в прошлый раз – отчаяние, гнев, дикое желание отсюда уехать. Только теперь я оказалась намного пьянее, успев выпить на дискотеке несколько коктейлей. И все же мне удалось доехать до дома без приключений. Если бы меня остановила полиция – выпившую, без прав, практически в истерике… ой, что бы со мной тогда было! Но все обошлось. Дело в том, что к этому моменту у меня уже была практика подобных заездов. Петер взял моду сажать меня за руль после каждой попойки – даже если у меня с собой не было прав. «Твои украинские права и так купленные, а мои мне терять не хочется», – говорил он, когда я пыталась возразить. Так что я хорошо натренировалась в пьяной езде без документов.

Дом был пустым и тихим. Я легла в постель и сразу же заснула.

А Петер приехал только к полудню, на такси. Он жутко матерился и обзывал меня последними словами. Запустив в меня плюшевой белкой – это была вторая часть моего подарка, – он ушел в ванную.

Вот такой у меня получился двадцать седьмой день рождения.

* * *

А затем настал день рождения Петера. По счастливому – или, наоборот, несчастливому – стечению обстоятельств он отстоял от моего всего на несколько дней. И не успела я отойти от нервных переживаний предыдущего празднования, как добавились новые.

Мой подарок – купленный на пару с Мартином милый винный шкафчик – остался без комментариев. Зато в своей обычной манере Петер поручил мне подготовить «небольшой ужин» для нескольких человек. Он так и сказал – «нескольких». Я уже усвоила, что в его случае это могло быть сколько угодно – вплоть до десяти. На десятерых я и закупилась. Но когда дом заполонила толпа из восемнадцати человек, из которых я знала только пятерых, мне стало по-настоящему страшно. Продуктов, как обычно, катастрофически не хватало, но зато выпивкой Петер запасся по-полной. Каждому приходившему он выдавал пиво, а мне не то чтобы не предложил выпить, но даже не удосужился представить незнакомых гостей. Петер вспомнил о моем существовании только тогда, когда все захотели есть.

– Ты скоро? – он подошел ко мне со своим пивом.

– Спасибо, это мне? – и я отхлебнула из его бутылки.

– Эй, ты чего? – он выдернул ее у меня из рук.

Мне стало противно, и, вместо того чтобы проглотить пиво, я выплюнула его в раковину.

– Ладно, раз тебе жалко.

– Э-э-э-э-эй! – воскликнул Петер недовольно. – Ты чего харкаешь? Мы отсюда едим!

– Ты брезгуешь?

– Конечно!

– Странно, ведь когда ты меня целуешь, тебе в рот попадает то же самое. Хотя нет, стой – ты ведь меня уже почти и не целуешь больше?

– Что? Ты бредишь, что ли? – вызверился Петер.

– Наверно, раз согласилась готовить для твоего скотского сборища! – это я сказала довольно громко.

И готова поспорить, что до тех присутствующих, которые понимали английский, дошел смысл моих слов.

– Вообще охренела? – взревел Петер. – Ты кем себя возомнила?

– Действительно, я ведь никто, – лопатка полетела в раковину, а затем я отправила туда же содержимое сковороды.

Думаю, если бы мы были одни, Петер вполне мог бы меня за это убить. Но в доме было полно людей, и ему не хотелось потерять лицо. Поэтому он схватил меня за руку – так сильно, что на ней должны были остаться синяки, – и тихо прошипел:

– Ты об этом пожалеешь!

Но с некоторых пор его угрозы действовали на меня все меньше.

– А я уже жалею! Счастливо оставаться.

Я направилась к лестнице и по дороге бросила собравшимся:

– С именинником! До свидания, друзья.

Мои слова не произвели практически никакого эффекта. Наверное, многие даже не поняли, кто я такая. Это было вполне в стиле Петера – не сказать никому о моем существовании.

С чувством выполненного долга я ушла в спальню. Не знаю, что они там жрали, но бухали до раннего утра – не заснуть. И я много раз успела пожалеть о том, что в их еде не было стрихнина. С ним эта вечеринка получилась бы куда лучше и продуктивнее.

* * *

Наступившее вскоре католическое Рождество стало достойным завершением года.

Вообще-то этот праздник был мне совершенно чужд. Но я частенько видела в американских фильмах, как его справляют. Елка, символические носки для подарков, сами подарки… А в Австрии ко всем прочим атрибутам прибавился еще и глинтвейн, четыре свечи, каждая из которых символизировала оставшиеся до Рождества недели, календарики с дверками-створками, за которыми были спрятаны шоколадки… На улице выпал снег, и настроение было бы практически праздничным, если бы не наши, теперь уже постоянные, дрязги с Петером.

Сперва в честь Рождества мы отправились на семинар в Ишгль. Точнее, он только назывался семинаром. На практике же оказалось, что это была просто многодневная попойка с коллегами – «большими шишками». В компании этих коллег Петер был самым юным. Остальным уже давно перевалило за шестьдесят. Но, несмотря на свой преклонный возраст, пили и гуляли они по-черному. Лыжный курорт Ишгль сам по себе оказался довольно злачным местом – дорогим, никогда не спящим, полным самых разных и поголовно пьяных туристов. Петер с компашкой таскались от одного бара к другому, а мне приходилось их сопровождать. В какой-то момент я даже задумалась – а зачем Петер меня с собой взял? По инерции? Либо покрасоваться? Какой бы ни была причина, удовольствия от общества ретивых старичков я не испытала. В первый же день они зависли в апре-ски^[16], а на меня накатил сон. Я сидела, подперев кулаками подбородок, и изо всех сил старалась не заснуть. Видимо, это была защитная реакция моего организма – бесконечные пьянки-гулянки меня до того утомили, что я теперь просто отключалась.

А на следующий день вся компания отправилась кататься на лыжах. Мне же Петер забронировал занятия с частным инструктором и в приказном порядке отправил на гору. Я шла, сгибаясь под тяжестью лыж, которые постоянно норовили соскользнуть с плеча, и проклинала все на свете. Учиться кататься мне совершенно не хотелось. Более того, за свои несколько месяцев в Австрии я уже успела помочь одной больнице и перевести для ее русского пациента диагноз. Лыжник с десятилетним стажем, он раздробил себе колено так, что от него практически ничего не осталось. И в качестве благодарности он дал мне один совет: «Никогда не катайся, оно того не стоит». Но Петер в ответ на все мои протесты заявил, что это «тупые русские» и что «ты теперь должна кататься».

День на горе прошел ужасно. Я падала, чертыхалась, меня раздражал инструктор, который оказался совсем молодым и незаинтересованным парнем. Я растянула плечо и вечером уже умоляла Петера оставить эту затею. Но он был непреклонен и заявил, что если я хочу жить в Тироле, то должна придерживаться здешних обычаев и разделять здешние интересы. Второй и третий дни я выдержала просто стоически, стиснув зубы. Научилась держать баланс, тормозить, заходить в повороты и даже освоила одну из красных трасс. Но ненависть к лыжам у меня не прошла, а наоборот – удвоилась. Равно как и раздражение от этого общества. И когда один из его коллег-старичков сказал: «Ну что, Мария, нравится тебе кататься на лыжах?» – я честно ответила: «Нет». Чем заслужила от Петера пинок под столом.

Апогеем поездки стало совместное посещение сауны в отеле. Одев бикини, я бодрым шагом вступила в кабинку… и обнаружила там все это «высшее общество» австрийских финансистов в чем мать родила. Причем на самом видном месте, раскинув ноги, сидел самый старый дед. То, что я увидела… так лучше бы я этого не видела! Меня охватила паника, и мне захотелось выскочить наружу. Но это было бы совсем неприлично – если такое понятие было применимо к обществу вальяжно развалившихся голых дедов. Пришлось остаться и пялиться себе под ноги, дабы не «созерцать». В результате я и в сауне оказалась белой вороной, а Петер меня снова отчитал, приказав раздеваться, привыкать и приcпосабливаться.

А по приезде муженек выкинул новую штуку. И не одну.

Петер все время ратовал за здоровый образ жизни, но вести его перестал, и походы в спортзал стали для него перспективой далекого «когда-то». Поэтому я решила простимулировать мужа и подарить ему спортивный костюм. Выбор подходящего стал для меня настоящей мукой. Я специально поехала в Имст, совсем одна, со страхом в душе припарковалась возле гудящего в канун Рождества торгового центра и со словариком в руках принялась мучить продавцов. Общими усилиями мы выбрали костюм марки «Champion», и, в случае если размер не подойдет, мне обещали его поменять. Довольная, я приготовилась ждать Рождество.

Накануне праздника к нам в дом прибыла Фелиситас с коробкой украшений. Она вроде как привезла их, чтобы дать мне задекорировать обстановку. Но кончилось тем, что Фелиситас делала все сама, не давая мне прикрепить ни одну звездочку по-своему. Я махнула рукой и отступила. Мое мнение все равно никого не интересовало.

Само Рождество праздновалось у нас. Приехали все родственники – даже дочери Петера. Мне пришлось готовить на всю эту ораву, а Петер знай критиковал меня: то это не по-австрийски, то это не так. Перед ужином состоялась «раздача слонов». Все выложили приготовленные для остальных подарки под елку, а потом началась распаковка. Коробок и свертков с моим именем было пять, и, открыв их, я обнаружила: свечку, бутылку просекко, шоколадные конфеты, свитер и часы «Police» с черепом и комментарием: «Это злые часы, как раз для тебя», – от Петера. Не знакомая с европейской рождественской практикой, я преподнесла свои подарки каждому лично, в пакетах, без подписи имен и всего такого. Дочери подарили Петеру фотокалендарь со своими младенческими фото и рамку со снимком, на котором они были запечатлены втроем. От меня они получили набор блеска для губ, а мне в ответ не дали ничего. Все их поведение этим вечером намекало на то, что я не должна слишком радоваться – Петер их, фотографии тому подтверждение, и они его никому так просто не отдадут. Я чувствовала напряжение, скрытое натянутыми улыбками, и гадала, почему сегодня все так странно. Может, у меня уже развилась паранойя? А может, они ревновали, потому что раньше всегда встречали Рождество по-другому и дарил он им больше? Я терялась в догадках, а Петер и не думал мне никак помогать.

Ситуация еще больше ухудшилась, когда после основного застолья мы переместились на диваны в гостиной и подвыпивший Петер принялся тыкать мне в попу бутылкой просекко. Я три раза попросила его перестать, но это не помогло, а только вызвало нездоровое веселье присутствующих. Наконец он все же прекратил и открыл бутылку. После тряски она буквально взорвалась и облила полкомнаты. Убирать, разумеется, пришлось мне, причем тут же – чтобы все не слиплось. Помогать мне никто не стал. Все сидели и ржали, будто произошло самое веселое на свете событие. Мне хотелось материться, и, оттирая тряпкой пятна с дивана, я тихо всех ненавидела.

А потом гости ушли. Петер примерил мой подарок – спортивный костюм – и завизжал диким голосом: «Маленький, он совсем маленький и меня душит». Он начал дергать за воротник и визжать: «Я толстый! Разжирел как свинья! Это ты меня откармливаешь!» Спортивная куртка разорвалась по шву, и Петер отшвырнул ее в сторону. Я наблюдала за этой сценой с ужасом. Мне действительно стало казаться, что Петер сошел с ума. И единственное, что я сделала, – это подняла разорванную куртку и попыталась успокоить мужа. Я пообещала поменять ее в магазине, уверила Петера, что он не толстый, и потянулась его обнять. Но он отпихнул меня в сторону, и, не в силах больше сдерживаться, я зарыдала. Тогда Петер сказал, что это мерзко, что все бабы нюни сопливые, и ушел спать.

На следующий день в магазине на меня смотрели со скепсисом. Я что-то пыталась лепетать про неудовлетворительное качество, но вид этой несчастной куртки каждому давал понять, что ее просто порвали. Менять никто ничего не собирался, и я снова расплакалась от беспомощности. Продавец оставил меня наедине с моими эмоциями и ушел заниматься своими делами. Тогда моя растерянность сменилась яростью. Мне надоело, что в этой стране меня почитали за какашку и что я везде и всегда была виновата. Догнав продавца, я швырнула куртку ему под ноги и сказала, что он может ее теперь использовать в качестве половой тряпки – на большее она не годится. А затем, полистав словарик, который всегда возила с собой, и, найдя слово «жалоба», я пообещала ее подать. Хлопнув дверью, я выбежала на улицу, уже готовая искать инстанции для жалоб. Но минут через десять мне позвонил Петер и сказал, что все улажено – с ним связались и перед ним извинились. Впечатленные моим выступлением, продавцы пробили по базе данных клиентскую карту Петера, с которой я пришла, и увидели имя великого и могучего. Естественно, подействовало оно безотказно. Выслушав всю эту историю, я снова расплакалась, а Петер вызверился. Как было ему объяснить, что меня так расстроило? Почему мне было так важно различное к нам отношение в Австрии, которая кичится мнимым равенством? Почему меня так ранила моя беспомощность? Безразличие окружающих, и в первую очередь его собственное? Почему переезд в эту, изначально ненужную мне страну, обернулся самой настоящей травмой, а все иллюзии развеялись сразу после свадьбы? Я попыталась объяснить, но Петер не понял.

– Тебе все не подходит, ты капризная и испорченная! Совершенно несамостоятельная! Ты только и умеешь, что создавать мне проблемы! Чего опять нюнишь? Что тебя не устраивает?

– Петер, все. Как ты не видишь? Я здесь чужая, мне очень трудно. Я приехала ради тебя, а ты совсем не хочешь мне помочь.

– Я сделал тебе документы, купил машину и даю тебе деньги. Что тебе еще надо?

– Ты. Ты мне нужен! Мы совсем чужие. Мы поторопились…

– Тогда будем разводиться!

– Нет, послушай. Давай попробуем заново друг друга узнать. Мы ошиблись, мы поженились раньше, чем нужно было. Но ведь можно все наладить – вместе. Просто постарайся быть ближе ко мне.

– Я занят, давай потом. У меня клиент.

И Петер оборвал меня в своей жесткой манере – положил трубку. Как обычно.

С таким вот настроением мы и завершили этот год, а затем вошли в год следующий.

10

Одиночество, Билли и русские

Прошло некоторое время. Жизнь стала более рутинной, и я к ней понемногу привыкла. Мы общались с Петером натянуто, за ужином никогда не разговаривали, сексом занимались раз в две недели минут пять, и я чувствовала себя ужасно одинокой. Совместный быт тоже был совершенно несносным. Например, Петер не разрешал мне включать сауну – по его словам, она съедала много электроэнергии, поэтому ходить туда надо было, как минимум, вдвоем. А составить мне компанию он никогда не хотел – из-за стресса на работе, усталости или просто от нежелания. Если я выходила из комнаты и оставляла свет включенным больше чем на несколько минут, Петер опять же орал. Он мог поставить свои ботинки на стол или испоганить до неузнаваемости все после очередной попойки, но виновата всегда была только я.

Кстати, о попойках. Постепенно я поняла, что заболеваю алкоголизмом, и решила отныне в них не участвовать. А еще я перестала обихаживать гостей и подавать на стол. Это сделало отношения между мной и остальными еще более непростыми.

Послушав, как тирольцы любят сплетничать и как за глаза перемывают друг другу кости, я старалась вообще не участвовать в каких-либо посиделках. Когда мы с Петером выбирались в кафе к Астрид и Роберту, приходилось держаться особняком. Почему-то все чувствовали себя большими знатоками украинской жизни и меня частенько провоцировали на споры. Один противный долговязый адвокат стал мне как-то доказывать, что в Киеве в канализации живут дети, а я, мол, не знаю об этом, поскольку наше правительство замалчивает факты. «Ну да, ты-то знаешь все!» – с сарказмом заметила я. Петер немедленно бросился на защиту своего друга и заявил: «Да, мы знаем, это показывали по телевизору, а у вас – пропаганда». Я как можно спокойнее заметила, что это бред, местное телевидение преувеличивает, и австрийцы далеко не такие уж и всезнающие. Реакция последовала самая агрессивная: «Ну так выметайся отсюда, если тебе не нравится!» Потом оба прошлись по Украине, а я сжимала и разжимала кулаки, стараясь не пустить их в ход. Петер вообще обожал сравнивать все, что было плохо, с Украиной – например, мусорку или вонь от коровника. Но про Австрию и слова поперек нельзя было сказать.

Уборщица стала наведываться к нам все реже и реже, и Петер заменил ее мною. Ежемесячно он экономил таким образом хорошие полтысячи евро, а я каждую неделю вылизывала четырехсотметровый дом. Мне никак не удавалось запомнить, для какого камешка и для какой плиточки было предназначено то или иное моющее средство. Петер ругался и обвинял меня в тупости. Равно как и в отношении всего остального – немецкого: «Когда ты говоришь, вообще ничего не понятно!» и вождения: «У тебя к этому нет никакого таланта, водишь просто отвратительно!» Его мнение было для меня непререкаемым. И я, стиснув зубы, продолжала учить, делать, убирать и стараться интегрироваться в это, ставшее мне противным общество.

Когда-то я читала о стокгольмском синдроме. О том, что в состоянии сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, а попавшие в зависимость жены ищут оправдание тиранам-мужьям. Но мне никогда не приходило в голову, что я сама окажусь в подобной ситуации. Правда, изменить это было уже не в моей власти. Я пропала как личность. Теперь я ощущала себя лишь придатком мужа. Даже если бы у меня хватило сил остановиться, оглянуться по сторонам и все проанализировать, я бы не сумела ничего изменить. Я не могла уйти и не представляла себе другой жизни. Мне было страшно. Я чувствовала себя беспомощной, глупой, бестолковой и никому не нужной. Петерова психологическая обработка растоптала меня и окончательно уничтожила. И моей главной задачей было просто выжить.

Все мои, теперь уже крайне осторожные попытки заговорить о самостоятельности и о поиске работы поднимались на смех. «Ну что ты придумала? Тебя кроме как уборщицей никуда не возьмут. Язык еще надо подтягивать, учиться», – говорил Петер. Действительно, я уже поняла, что в Тироле перспектив было мало. Работа вблизи от дома не годилась – меня бы не приняли кассиршей в супермаркет или сиделкой с дурнями просто потому, что мой немецкий был не тирольским и я не все понимала. А более-менее подходящие вакансии концентрировались на курортах. Чтобы там работать, надо было попросту там жить. Петер, естественно, выступил против. Тогда я попросилась в модельную подработку, но ему это, опять же, не понравилось. «Я тебе дам денег, только не дергайся никуда!» – заявил он. Но дальше слов дело не пошло. Даже на хозяйство выбивать финансы становилось все сложнее. Он как будто забывал. А когда холодильник пустел и я напоминала, Петер дико раздражался и обзывал меня несамостоятельной попрошайкой. Вот так и получалось – он держал меня на коротком поводке и сам же за это лупил по заднице.

А для еще большего моего усмирения Петер постоянно использовал технику мелких тычков. Помимо уже упомянутых замечаний про «черный зуб» и прическу, которую я сменила и которая его снова не устраивала, он придирался ко мне по поводу роста, веса и размера груди. По настроению я внезапно становилась для него то слишком высокой, то худой, то плоской. «Я таких маленьких сисек еще в жизни не видел», – как-то заявил он. Постепенно у меня развился бесконечный комплекс по поводу внешнего вида. Я начала казаться себе уродливой и перешла к самоненависти. Естественно, о том, чтобы уйти от мужа, не могло быть и речи. Мне казалось, что такую кикимору, как я, никто и никогда не полюбит.

Кстати, про зубы. Зная, что у меня чувствительный верхний резец и что при надавливании я потом долго чувствую боль, муженек мог запросто ткнуть в него пальцем, а потом радостно гоготать веселой шуточке.

Петер редко хотел секса, но при этом требовал, чтобы я спала голой. Мне было некомфортно, но я согласилась ради него. А сам он вскоре взял ужасную моду просыпаться посреди ночи и с криком «Ты слишком громко дышишь!» бить меня подушкой по голове. Сначала я думала, будто это его очередной прикол, но потом поняла, что он раздражается по-настоящему. Тогда я начала бояться засыпать. Можно было часами лежать и стараться не дышать, но стоило мне только начать расслабляться, как снова раздавались вопли и в меня летела подушка. Я вставала и голышом шлепала в гостевую комнату. Мы стали спать раздельно все чаще и чаще. И мне это совсем не нравилось – ведь шел первый год нашей совместной жизни… Впереди был только мрак.

Случилось, правда, и несколько просветов. Однажды Петер пригласил меня на уикенд в Париж. Но пригласил в своей обычной манере: «Я нашел дешевые билеты, полетели!». Без всяких вопросов, хочу ли я этого, и если хочу, то как и когда. На дворе стоял февраль, и Париж произвел на меня довольно мерзкое впечатление. Никакой романтики – только морозец, дождь и ветер. Остановились мы во вшивой гостинице в районе «красных фонарей». Поэтому никакой романтики не получилось. Петер, который сам забронировал гостиницу через Интернет, материл всех на чем свет стоит и высказывал самые фашистские вещи в адрес французов. Комната его раздражала, поэтому он кидался яблочными огрызками в стену и пи́сал в раковину. Честно говоря, меня интерьерчик тоже не радовал, но я сохраняла спокойствие, дабы, как обычно, успокоить мужа. Из всех развлечений мы ограничились походом в книжный магазин и посещением нескольких ресторанов. Мы не были ни у собора Парижской Богоматери, ни на Елисейских Полях, ни возле Эйфелевой башни. Петер сказал, что все это для тупых туристов и что все это он уже видел, а мне и не обязательно. Но хуже всего были постоянные звонки. Кто-то настойчиво пытался с ним связаться, и его телефон просто разрывался. Полная самых нехороших предчувствий, я тайком глянула на дисплей – ровно за секунду до того, как Петер успел его закрыть рукой, – и увидела слово «Несси». Все вокруг почернело. Снова она! Мне хотелось встать, взять тарелку и разбить ее Петеру об голову. Увидев, как у меня изменилось лицо, Петер заерзал и фальшиво объявил: «Клиент. Совсем уже достал!» Лучше бы он молчал! Его ложь была такой жалкой, что буквально сводила меня с ума. А по возвращении выяснилось, что у Моники был выпускной в училище, и Петер не пришел из-за Парижа. Если бы я знала заранее, то, наверно, отказалась бы от этой поездки. Но Петер мне ничего не сказал, а его дочь, естественно, расстроилась и обозлилась на меня. Наши отношения испортились еще больше.

Но апогеем сволочизма стал переезд Вольфганга в наш дом. Я уже давно заметила, что особо высокими моральными принципами он не отличался и на публике в присутствии жены мог спокойно щипать других женщин за задницы. В этой семье, похоже, оба давно вели параллельную жизнь и развлекались поодиночке. Жена никогда не приходила с ним на попойки, но зато я видела ее как-то одну на дискотеке. И все же, видимо, ее терпению пришел конец, потому что однажды она просто выставила Вольфганга на улицу. А тот, не имея лучших вариантов, приперся к нам. Поскольку он был лучшим другом Петера, тот, не задумываясь, его приютил. Меня, конечно же, никто спрашивать не собирался. И наступила преисподняя.

В свое время Вольфганг спланировал наш дом и поэтому чувствовал себя у нас полноценным хозяином. Он поселился в детской, но его присутствие чувствовалось буквально повсюду. Вечеринки с Петером стали отныне еще более регулярными. Ведь Вольфгангу больше не надо было ехать домой – достаточно было просто спуститься на один этаж и рухнуть в кровать. Он вел себя как хотел: приходил поздно, по три часа сидел в сауне (ему это, разумеется, не запрещалось) и делал в мой адрес пошлые замечания. Периодически он сваливал мне на стирку свои заскорузлые труселя, а я добросовестно мыла и чистила. Так продолжалось месяц, и за все это время мы с мужем ни разу не занялись сексом – Вольфганг всегда появлялся в самый неподходящий момент и требовал внимания. Но, когда он однажды привел к нам в дом откровенную проститутку, я не выдержала и сказала ему, что хорошенького понемножку.

На следующий день я приехала с тренировки пораньше и услышала, как Вольфганг говорит Петеру:

– Не понимаю, почему ты живешь с этой украинской дурой? Чего не найдешь себе нормальную девушку, нашу?

Сказано это было на тирольском диалекте. Видимо, оба считали, что, даже если я неожиданно вернусь, моего знания языка недостаточно, дабы понять смысл фразы.

Мой муж не спешил меня защищать и только хмыкнул.

Вольфганг продолжил:

– Ну или на худой конец чешку. Бывшая получше была. Хотя бы нормальная. Может, замутишь с ней по новой?

Меня затрясло. Я больше не могла выносить упоминаний про бывшую, равно как и этого мерзкого свинью-архитектора в нашем доме. Я пулей влетела по лестнице и предстала перед сидящими с бутылкой мужиками.

– Что, не отвечаешь? – угрожающе посмотрела я на Петера.

Он как бы и не отреагировал на мое появление. Только досадливо поморщился.

– Мария, как ты умеешь не вовремя прийти!

– Да я, похоже, всегда не вовремя.

– Ну, что я тебе говорил? – сказал ему Вольфганг и помахал у себя перед глазами рукой, имитируя движение дворников в автомобиле.

И снова моих знаний местной эстетики хватило для того, чтобы понять – так обозначают психов.

– Ты вообще охренел? – обратилась я тогда к нему. – Живешь здесь, жрешь, я тебя обслуживаю, а ты за моей спиной говоришь гадости?

– Ой, было бы о ком говорить! – махнул на меня рукой он.

– Ты, дружочек, забыл, в чьем доме находишься? – спросила я.

– Мария, замолчи немедленно. Он в моем доме. Уйди, – сказал Петер.

– А я как-то и не ожидала от тебя, что ты будешь защищать свою жену. Ее ведь только что назвали сумасшедшей. А бывшая-то лучше. Но это теперь и мой дом тоже, запомни! И если ты дрейфишь, я сама за себя смогу постоять.

– Ты и правда сумасшедшая. Тебе повсюду что-то мерещится. Ты не понимаешь языка и придумываешь…

– Хватит мне тут гнать! Заткнись! – рявкнула я на него.

– Ты, шалашовка украинская, сама пасть закрой-ка, – влез Вольфганг. – Ты здесь ноль и место свое должна знать.

– Ноль где? Здесь? Ты считаешь себя элитой? Может, на фоне коров ты и выделяешься, но если бы ты приехал в нашу страну, то проиграл бы в умственном развитии третьекласснику.

– Так, дура, хватит… – начал Петер.

– Сидеть! – рявкнула я и в первый раз сделала то, о чем так давно тайно мечтала, – влепила ему по роже. И не пощечину, а кулаком в ухо.

Петер заорал и упал со стула. Я била не настолько сильно, чтобы вызвать такую реакцию. Видимо, он просто до чертиков испугался. Не ожидал, что покорная женушка вломит ему по заслугам.

– У меня кровь! – завизжал он, хотя никакой крови не было. Скорее просто от страха.

Вольфганг, видимо, тоже перепугался. Он замолчал и следил за нами округлившимися от страха глазами.

Я повернулась к нему:

– А ты – пошел вон! И чтобы здесь больше не появлялся!

Вольфганг медленно отодвинул стул и стал пятиться. Видимо, в этот момент я выглядела действительно пугающе. Я полностью потеряла над собой контроль.

– Психичка! – заорал Петер, поднимаясь.

– Еще захотел? – я замахнулась на него.

Он сразу присел обратно под стол. Тогда я повернулась к Вольфгангу все в той же угрожающей позе.

– Ладно, я уйду. Но ты об этом еще сильно пожалеешь! – медленно сказал он.

А потом Вольфганг собрал свои пожитки и в течение получаса покинул наш дом. Наш – потому что сегодня я выбила свое право так его называть.

* * *

После инцидента с Вольфгангом я неожиданно обнаружила две вещи. Первое – что силой и агрессией можно было держать мужа в узде. Он оказался необычайным трусом и перестал меня беспощадно гнобить. И второе – что я внезапно оказалась в Тироле персоной нон грата. Думаю, Вольфганг всем разболтал о происшествии в доме. Вкупе с возрастающим охлаждением отношений между мной и семейством Бергер это привело к почти полной моей изоляции. То есть Петер по-прежнему приглашал родственников к нам в дом, или они сами приходили без приглашения, но как-то с опаской, и в основном когда меня не было. Хотя однажды я застала очередной визит: Фиона и ее друг свалились как снег на голову. По иронии, в этот день мы с Петером не ругались, и у нас даже вроде стала наклевываться перспектива секса. Не вышло. Пришлось сидеть за столом и давить из себя улыбку, которая уже давно была фальшивой. Воскресенье оказалось потерянным, и разговаривали только об участке, который Петер собирался подарить им на свадьбу. Это в то время, как мне он при каждом удобном случае говорил, будто у него вообще нет денег. В какой-то момент гости так меня утомили, что я врубила музыку на максимальную громкость и развернула колонки в сторону сада, где они сидели. Не помогло. Ну как еще было намекнуть им, чтобы они уходили? В десять вечера я не выдержала и просто выкинула сумку Фионы на улицу, закрыв двери. После этого гости очень быстро удалились. Увы, здесь не понимали намеки – только грубость и силу. И постепенно я превращалась в зверя. Так было легче выжить.

Очередной случай с незваными гостями заставил меня крепко задуматься. Я была слишком одинока, и нуждалась в друге, собеседнике, защитнике – в том, о ком можно было бы заботиться и кому можно было бы подарить все те нереализованные чувства, которые я когда-то хотела отдать мужу. А лучшим другом, как известно, могла стать собака. Мне очень давно хотелось завести питомца, и мы уже обсуждали это с Петером, но в результате тот сказал, что ему жалко дом и никого не хочется. Кроме, пожалуй, ребенка – однако тут уже я была не согласна, потому что в нашей ситуации забеременеть было бы для меня катастрофой. У меня хватило мозгов выждать в самом начале, и с каждым днем я убеждалась, что это было правильное решение.

А теперь я поняла: собака мне просто необходима – иначе я сойду с ума. Кто-то должен был быть на моей стороне. И чем больше будет этот «кто-то» – тем лучше.

Я принялась штурмовать Петера. Он и сам понимал, что надо меня как-то отвлечь и сделать более покладистой. Я обещала себя хорошо вести – как когда-то в детстве. А в уме я крутила идею о том, как огромный, свирепый пес будет отпугивать всех незваных визитеров от нашего дома. Вариант ротвейлера и добермана Петер отверг сразу – они, по его словам, были тупыми. Равно как и черный терьер с питбулем. Немецкая овчарка ему казалась скучной, мастиф – некрасивым, ирландский волкодав – слишком большим и так далее. Он заброковал и более миролюбивых сенбернара с ньюфаундлендом и сказал, что ему вообще кроме колли никто не нравится. Как мне успела в свое время рассказать Фелиситас, в детстве у Петера была колли, которая провожала его в школу. А потом она укусила соседа, и ее застрелили, наняв для этого охотника. Труп забыли у дверей, и маленький Петер увидел свою любимую собаку мертвой. Он не разговаривал три дня. Сам Петер, вспоминая эту историю, теперь только веселился. И, судя по спокойствию, с которым мне обо всем рассказывала Фелиситас, бессердечность у него была наследственной.

Вопрос с собакой грозил повиснуть в воздухе. Наученная опытом, я поняла, что на мужа, увы, можно воздействовать только силой и шантажом. Поэтому я сказала, что, если не будет собаки, он может забыть про уборку дома. Это подействовало, и Петер вроде сразу согласился, но при условии, что я все-таки найду интересную породу. В отчаянии я выпалила: «Ну вот давай тогда кавказскую овчарку заведем, да побольше». И, на удивление, это подействовало. Петер заинтересовался. Я сначала подумала, что он шутит, но все было серьезно.

– А ты понимаешь, какая это ответственность? Эти собаки очень непростые.

– Отлично! Мне подходит.

– Они сильные, медведя могут завалить.

– Еще лучше! Я хочу собаку, с которой никто не сможет справиться, кроме меня.

– Может, хотя бы сначала почитаешь о них?

– У меня на это нет времени. Можешь искать щенка.

Я поняла, что это случай, про который говорят: «Куй железо, пока горячо». Кавказская овчарка – сильная и довольно агрессивная собака. Она могла бы стать моим защитником, компаньоном и лучшим другом. Я решила: либо сейчас – либо никогда. И принялась искать в Интернете объявления о продаже щенков.

Оно нашлось очень быстро. Не в Австрии – потому что экзотических кавказцев тут было мало. Подходящий питомник отыскался в Чехии, где как раз родились щенки. Я написала письмо и немедленно получила ответ. А уже через две недели мы с Петером сели в машину и направились под Прагу забирать будущего члена семьи. Его, по всеобщему согласию, назвали Баффало Биллом. Или, сокращенно, Билли.

Малыш, которого выбирали по фотографии, оказался самым крупным в помете из 12 щенков. Он стойко выдержал дорогу до дома и был до того мил, что полностью завоевал наши сердца. Петер даже вроде как расчувствовался – я уже и забыла, когда он в последний раз проявлял такие эмоции.

По приезде на место мы выпустили Билли в холл на первом этаже. Петер потискал его и вскоре ушел спать, а я осталась. Поглаживая пушистую головку и ощущая безграничную радость, я почему-то внезапно осознала, что это мой самый счастливый момент в Австрии. И что он скоро закончится. А впереди мне померещились битвы, боль и унижение. Я ощутила это четко, всем своим существом. Такое чувство посещало меня крайне редко, но никогда не обманывало. Я знала, что ситуация безнадежна. Но теперь я была не одна. Теперь у меня был друг, пусть даже еще маленький, вместе с которым мы сможем выдержать все, что угодно.

Я обняла Билли и поцеловала в нос.

Да, мое одиночество закончилось.

* * *

А вскоре совершенно неожиданно у меня появились и другие друзья.

Петер пригласил меня на концерт в Имст. Играл Жон Лорд из «Deep Purple». Я, как истинный ценитель рок-музыки, не могла пропустить такое событие и с радостью составила компанию мужу. Тот, правда, все испортил очередной придиркой. Поскольку концерт организовывали друзья Петера, нас пригласили также на фуршет для избранных. Я, довольная игрой классика, наложила себе на тарелку всяких вкусностей и уже готова была начать отправлять их в рот, как Петер недовольно пробурчал:

– Ну что ты, как свинья, себе навалила? Так никто не делает.

– Что-о-о-о? – протянула я.

– У нас не принято накладывать все подряд. Понемножку. Пора тебе уже научиться, не первый месяц все-таки в Тироле.

– Но что, если я хочу все попробовать?

– Потом за следующей порцией сходишь.

– Знаешь, я буду делать, как мне удобно. Я не собираюсь бегать за каждым кусочком, – в последнее время мне надоело постоянно оправдываться перед Петером.

– Вот же дикари! – поняв, что со мной не сладить, процедил он сквозь зубы. А затем, чтобы хоть как-то уколоть, добавил: – Кстати, рот широко не открывай, у тебя из него воняет.

Такой вот маленький комментарий осадил меня на сто процентов. Я уже давно растеряла веру в себя, и все попытки вернуть равновесие в жизни, пусть даже при помощи агрессии, на самом деле не работали. Я очень нуждалась в поддержке. Если бы не Билли, я бы уже, наверно, сошла с ума.

И мне снова захотелось врезать Петеру за то, как он бессовестно меня гнобит всеми возможными способами. Но ситуацию спасло появление незнакомца.

Это был мужчина лет пятидесяти. Он подошел к Петеру и пожал ему руку. Они негромко заговорили – как я поняла по долетавшим до меня обрывкам фраз, о работе. А затем мужчина повернулся ко мне и протянул руку:

– Здравствуйте – Андрей. Помните меня?

Сказано это было на хорошем немецком, но я все равно безошибочно узнала русского. Впрочем, по имени было несложно догадаться.

– Очень приятно, – ответила я на русском языке. – Не помню, потому что мы никогда не встречались. Будем говорить по-русски?

Андрей явно смутился. Он принял меня за кого-то другого.

– Извините, – сказал он наконец-то на русском. – Вы меня, наверно, просто не узнали. Я был на вашей выставке.

– У меня никогда не было выставок, – сказала я, предчувствуя недоброе.

– О-о-о-о… – совсем сконфузился он. – Но как же?.. Вы ведь Ванесса?

– Нет, я Мария.

– А… А! Ага, – до него не сразу дошло, каким именем я назвалась, а затем он рассмеялся. – Извините, я вас принял за…

– Догадываюсь за кого, – перебила я его, не желая снова слышать про бывшую девушку Петера. – Но я совершенно другой человек. Я жена Петера. Мария.

– Он мне ничего не говорил о свадьбе… – протянул Андрей.

– Неудивительно. Он такой скрытный, – и с фальшивой улыбкой я притянула Петера за пояс.

Тот ничего не понял в нашем разговоре, но отстраняться в своей привычной манере не стал. Видимо, хотел произвести приятное впечатление на Андрея.

– Когда вы успели?

– Да уж больше чем полгода как.

– Вот это да! – Андрей был удивлен и смущен одновременно. – То-то я думаю, почему вы так хорошо говорите по-русски.

– Да, я на русском говорю лучше, чем на чешском, – сказала я, намекая на свою осведомленность.

В присутствии людей, которые общались на непонятном ему языке, Петер всегда чувствовал себя неуютно. Он поспешил удалиться.

После его ухода Андрей придвинулся чуть ближе и еще раз извинился.

– Мне правда очень неудобно. Правда. Но вы так похожи…

– А вы здесь какими судьбами? – я поспешила сменить тему, потому что каждый раз, когда кто-то говорил про бывшую Петера, это было подобно удару в живот.

– Я здесь живу.

– Давно?

– Уже двадцать лет.

– Ого. И как вы только выдерживаете? – не удержалась от сарказма я.

– Мне тут очень нравится. А вам разве нет?

– У меня по-разному, – не хотелось мне вдаваться в подробности нашей с Петером жизни. – Я еще прохожу адаптацию.

– Да, это непростой период, – кивнул Андрей. – Я знаю. Мы сами через это прошли. Если вам захочется с кем-то поговорить, вот наш телефон. Мы с женой будем рады.

И он передал мне визитку, из которой значилось, что у ее хозяина есть своя туристическая фирма. Как ни крути – интересное знакомство.

– Я позвоню, – пообещала я.

– Звоните, – повторил Андрей. – Вместе веселее.

Вскоре после этого вечера я набрала оставленный Андреем номер и проговорила с его женой часа два. Она пригласила меня в гости, и я с радостью согласилась. Так у меня в Австрии появились русские друзья.

* * *

Вскоре я уже почувствовала что-то, отдаленно напоминающее удовлетворение. Не счастье, нет – о таких вещах пришлось забыть. Мне казалось, что все хорошие эмоции остались далеко в прошлом. Я разучилась радоваться солнечной погоде, походу в ресторан или интересному фильму, тем более что девяносто девять процентов всех совместных просмотров заканчивались комментарием Петера: «Это идиотство!» Но благодаря новым русским друзьям и Билли я наконец почувствовала облегчение. Меня покинуло постоянное ощущение войны с окружающими. Точнее, оно притупилось и стало не таким навязчивым. А это уже был прогресс.

Вскоре у нас образовался своеобразный клуб по интересам – как я его называла, «русский клуб». Мы встречались при каждой возможности, делились опытом жизни в Австрии, вспоминали родные фильмы и книги. Андрей познакомил меня с русской девушкой, которая жила в Имсте. Звали ее Оля, она была замужем за местным плотником и родила ему троих детей. Мы как-то сразу друг друга поняли и сблизились. В лице Оли я нашла поддержку. За двенадцать лет жизни в Австрии она успела возненавидеть все вокруг, включая мужа. Тот не был птицей высокого полета. Типичная туповатая деревенщина с коровником и братом-придурком – действительно умственно отсталым и требующим постоянного ухода. Как объяснила мне Оля, все эти бесчисленные дурачки, к которым ушли деньги с нашей свадьбы, были для Тироля нормальным делом. В исконно местных семьях без примеси иностранной крови при наличии более трех детей неизменно рождался умственно неполноценный. Тирольцы издавна славились своей закрытостью и нетерпимостью к другим. Еще пятьдесят лет назад взять себе жену даже из соседней деревни считалось зазорным. Тем же фактом объяснялось множество диалектов – два селения, разделенных горой, относились одно к другому как к загранице. В результате кровь так застоялась, что люди в буквальном смысле слова стали вырождаться. И без нас, эмигрантов, тирольцам грозила демографическая катастрофа. Но узколобость осталась, и они продолжали воспринимать нас в штыки. Оля поведала мне местную фразу: «Bisch a Tirola bisch a Mensch, bisch koa Tirola bisch a Oasch»^[17]. Причем ее применяли ко всем без исключения – даже к другим австрийцам. Что, правда, не помешало наводнить Тироль многочисленным туркам. Но за это местные жители могли поблагодарить «лояльные» общеевропейские законы.

Кстати, тут также было много чеченцев. Со мной на курсы ходила девушка – очень милая, но совершенно не говорящая на немецком. Она переехала сюда пять лет назад как беженка и за это время родила пятерых детей, потому что за них полагалась хорошая социальная помощь. Делать домашнее задание ей помогал старший сын. Ее пример помог мне еще сильнее почувствовать социальную несправедливость. Ни одному украинцу или русскому в подобной ситуации ничего, кроме пинка под зад, не светило.

К слову о курсах. К моменту знакомства с русскими я уже успела сдать экзамены продвинутого уровня В1. По большому счету мне полагалось отходить на курсы еще полгода и только потом приступить к более простым экзаменам А2. Но я нажала на газ и освоила все в кратчайший срок. Мне хотелось иметь необходимые бумаги как можно скорее. Я получила диплом с отличием, но Петер едва на него взглянул.

– Тебе все равно еще надо подтянуть грамматику и произношение, – таким был его единственный комментарий.

Вообще, мой муж к этому времени превратился в абсолютного буку и с каждым днем становился все более недовольным. Попытки поговорить с ним он обрывал обидным: «Господи, ну почему ты не немая?!» Похоже, у него был какой-то кризис, о котором он не говорил, но который в полной мере отражался и на мне.

Зато Билли меня радовал. Это был невероятно потешный щенок, который стремительно мужал. Мы быстро выучили все команды, а также записались в школу дрессировки. Надо было подготовиться к опасному возрасту, когда Билли станет огромным и тяжело управляемым. Что касается Петера, он с собакой дальше «ути-пути» не пошел. Как и мне когда-то, он купил Билли много вещей, включая большой уличный вольер за три тысячи евро, и самоустранился. Мой муж всегда предпочитал компенсировать деньгами любовь и время, которые он мог бы нам дать. К этому когда-то привыкли его дети. К этому постепенно привыкала и я.

Как-то раз в приступе диареи Билли обделал дорогой ковер, и Петер сильно пнул его ногой. Совершенно инстинктивно я подлетела к мужу и дала ему такого же пинка. Начался очередной скандал, и Петер в привычной манере пообещал вышвырнуть меня вон. Но теперь я была сильнее. Теперь у меня были друзья готовые выслушать и поддержать. Я немедленно позвонила Оле и рассказала, какой мой муж козел. А она поделилась со мной, какой козел ее муж. Я немедленно развеселилась и возблагодарила небеса за то, что у меня есть такие замечательные друзья. И Билли. Вместе с ними выдерживать все эти ужасы было гораздо легче.

Но вскоре между нами с Петером произошла ужасная драка.

Все началось в День матери. Мы поехали поздравить Фелиситас, причем я задержалась, поскольку после моего пробуждения Петер устроил мне скандал из-за неубранного дома. Пришлось остаться убирать. Мой муж уехал раньше, без меня. А я прибыла в уже неприятный мне дом Фелиситас на час позже. С собой у меня была белая орхидея. Поздравить Фелиситас также приехали Мартин и Франциска с Хайнцем. Подарком Петера оказался обычный букетик полевых цветов, о которых Мартин сказал: «Он их, наверное, собирал, выставив руку из окна машины». Остальные привезли более приличные подарки. Как то: Франциска – плед и тирольскую косметику на основе меда, а Мартин – букет роз и набор мыла «Lush». Но, что самое ужасное, Петер пришел в трусах. То есть просто в трусах, без штанов или шортов. Я не проследила, в какой одежде он покинул дом. А ему было лень надевать что-то поверх труселей. Он приехал вот так, а потом прошел в подобном виде от стоянки до дома матери. Это уже было верхом вседозволенности. Если эдакая штука сходила ему с рук, и все боялись сказать слово поперек, диагноз напрашивался сам собой: это была полная клиника.

Петер прекрасно все понимал и пользовался попустительством других. Мы тихо обедали, а он расходился все больше и больше, словно тестируя границы нашего терпения. Сперва он громко испортил воздух. Потом рыгнул. Потом принялся харкать на пол. Меня так и подмывало ему врезать, но я даже слова не сказала. В конце концов, это была территория его матери, которая в свое время совершенно не сумела привить ему основы приличия. И сделать замечание было ее обязанностью, не моей. Но ничего подобного – она промолчала.

Наконец мы дошли до десерта, и Петер развалился на стуле, раскинув ноги и почесывая пах. Он достал сигару и стал ее курить, приговаривая, какая она говенная, и ежеминутно сплевывая. Я стиснула зубы, стараясь не проронить ни слова. Похоже, в этой семье я была единственным человеком, которого это волновало.

Петер нажрался до безобразия. Он попытался было посадить меня за руль, но со мной эти штучки больше не проходили – я сама немало выпила и отказалась. Как Петер дорулил до дома, не убив нас, – это загадка. Но, когда мы приехали, он начал цепляться к собаке, а потом и ко мне. Билли, который был еще маленьким и проводил часть времени в доме, сжевал в наше отсутствие свою игрушку. Петер принялся материться и кричать, что от этой собаки только вред и грязь, и что напрасно он согласился его купить, и что я – попутно – дура. Затем он навалился на щенка всем телом и плюнул ему в морду.

– Ты что творишь? – не выдержала я.

– А это чтобы он знал, кто тут хозяин.

– Чтобы он знал, кто тут дебил!

– Чего-о-о-о-о?

– Ты вообще уже в скотину превратился! Посмотри, что ты делаешь!

– Заткнись! – взревел он.

Билли пищал и пытался вырваться. Ему явно было больно.

– Отпусти его, – я попыталась оттащить Петера, но тот почему-то вцепился зубами Билли в ухо.

Щенок завизжал, а Петер заржал.

– Будешь знать, как себя вести в моем доме!

В приступе паники я пнула Петера ногой, и он ослабил хватку. Я успела вытащить из-под него Билли и поволокла щенка к выходу. Увы, тот был тяжелым, и я не могла передвигаться достаточно быстро.

Петер схватил меня за щиколотку и дернул. Я потеряла равновесие и, еле успев отбросить Билли в сторону, рухнула лицом в дверь. Я успела осознать, что рискую остаться без зубов, но сделать уже ничего не смогла.

К счастью, острая стальная ручка угодила мне в подбородок. Зубы остались на месте, но ссадина все равно получилась немаленькая. Лицо пронзила боль, а меня обуяла ярость. Это уже переходило все границы!

Я вскочила на ноги и со всей силы вмазала все еще лежащему на полу Петеру ногой. Он заорал.

– Сука!

– Вставай, пьянь!

Он снова меня дернул, и я опять рухнула на пол. Пока я старалась подняться, он успел вскочить на ноги и рвануться к Билли.

– Ну все, тварь, завтра ты отсюда выметаешься вместе с этим дебильным псом. Я пойду и разведусь с тобой за час! Тебя даже не спросят! А ты вернешься в свою дебильную Украину!

В ужасе, что он убьет или покалечит собаку, я рванулась вперед, вновь обретая почву под ногами. Петер был уже возле Билли, и я поняла, что не успею ничего сделать. В этот момент я боялась всего – было совершенно не понятно, на что в таком состоянии способен мой муж. А также на что способна я.

Петер поймал Билли за шкирку, и тот завизжал. Это было настолько ужасно, что я отреагировала как могла – схватила стоящую на столе бутылку пива и запустила ею Петеру в голову. В этот момент я готова была сесть в тюрьму – только бы с собакой все было в порядке.

Бутылка пролетела в нескольких сантиметрах от Петера и угодила в стеклянную дверь, ведущую на улицу. Петер всегда кичился качеством материалов и рассказывал, что, не важно, какие неприятности могут случиться, мы будем всегда надежно защищены. Ан нет – внутреннее стекло разлетелось вдребезги, а внешнее покрылось сетью трещин. А может, это я вложила в свой бросок нечеловеческую силу отчаяния?

Как бы там ни было, уже через секунду пол был усыпан стеклом.

– Вот падла! – заорал Петер и, бросив Билли, побежал в мою сторону.

Я постаралась было убраться с пути, но не успела. Со всей дури он сбил меня с ног, и я больно ударилась об пол. В моей голове успел пронестись ужас по поводу возможного перелома, но времени это обдумывать совершенно не было. Следовало спасаться – и чем быстрее, тем лучше. Я поползла, но Петер успел нагнать меня и дернуть за волосы. Я со всех сил врезала ему в пах, и он согнулся пополам. Это дало мне время пробраться в ближайшую комнату, схватив Билли за передние лапы. Щенок в панике пищал и вырывался. Трудно было представить, как вся эта ситуация смотрится его собачьими глазами.

Увы, комната на замок не запиралась. Двери здесь тоже были стеклянными. Поэтому закрыться от Петера не представлялось возможным. А он, совершенно озверевший, уже следовал за мной по пятам. Не найдя ничего лучшего, я загородила собой Билли и схватилась за любимое кресло Петера. Какие-то неведомые внутренние источники добавили мне силы и злости. Наверно, это все же были адреналин и безысходность. Я подняла тяжеленное кресло над головой и швырнула его вперед, никуда особо не целясь.

Оно упало, а витая спинка раскололась. Петер заорал и рухнул на колени.

– Нет! Не-е-е-ет! Ты что? Это же мое любимое!

Я знала, что оно было его любимым, и, наверно, только это спасло нас от всех возможных катастроф. Петер упал на спину и принялся корчиться. Я подумала, что у него припадок, и кинулась к нему на помощь. Он схватил меня за руку и расцарапал ее ногтями. Из ранок сочилась кровь, но я пыталась его как-то удерживать. Постепенно у Петера прекратились конвульсии, а затем он расплакался. В промежутках между всхлипываниями он приговаривал, как меня ненавидит и как однажды заставит меня пожалеть о том, что я сегодня сделала. В этот момент он был таким уязвимым и несчастным, что я невольно стала ему сочувствовать. Меня и раньше волновал вопрос, почему мы все еще вместе. Ответ был запутанным и сложным. Точнее, его не было. Тут сплелось многое. И болезненная безответная страсть, и абсолютная зависимость, и принципы, и отчаяние, и какая-то израненная, ненормальная любовь. Я ненавидела его, но при этом каким-то уму непостижимым образом продолжала любить и оправдывать. Будь он проклят!

Против своей же воли, презирая саму себя, я обняла его и поцеловала. Он не отстранился, как всегда, и это сделало момент еще более интимным.

Петер тихо всхлипнул:

– Ты еще пожалеешь! Вот увидишь. Я тебя вышвырну, даже пикнуть не успеешь. Ты – ведьма. Я еще никогда не был так несчастен.

– Сам дурак, – почему, вместо того чтобы еще раз ему врезать, я его обнимала?

Но хуже всего стало, когда Билли приковылял к нам и улегся у нас в ногах. Со стороны можно было подумать, что мы – настоящая семья. Семья, ненавидящая друг друга.

11

Когда совсем невмоготу

Отныне в устах Петера я так и осталась ведьмой. Это в лучшем случае – помимо монстра, твари и злобного гоблина.

После драки и мнимого примирения я подумала было о том, чтобы пойти в полицию. У меня совершенно не было представления о том, как это все здесь функционирует, но синяк на полтела так и напрашивался стать публичным. Очевидно, что подобные вещи не следовало оставлять безнаказанными. Кроме того, у меня еще долго болела голова, и я подозревала сотрясение мозга. Но Петер попросил меня ни о чем никому не рассказывать. Он сказал, что иначе будет плохо нам обоим, а меня в случае быстрого развода могут депортировать. Я позволила ему снова на меня повлиять и ничего не сделала.

Но, как показало будущее, напрасно.

Однако в тот самый момент Петер пытался меня задобрить и использовал для этого все возможные способы. Я, разумеется, растаяла и по глупости своей поверила, будто у нас еще может что-то наладиться. А что мне было делать? Я все равно не представляла свою жизнь за пределами Австрии. Бывало, ночами старалась вообразить альтернативное развитие событий – если я прямо сейчас развернусь и уйду. Но ничего не выходило. Австрия стала для меня единственно возможным вариантом, дом – единственно возможным местом, а Петер – единственно возможным человеком, с которым мы, по большому счету, только существовали вместе, но уже давно не говорили и практически не спали. Все это, пожалуй, было вызвано разрушением моей психики и моего Я. Если из Англии вернуться было сложно, но можно, то здесь я как бы очертила свою жизнь, разделив ее на «до» и «теперь». «После» уже не существовало. Если бы я задумалась, может, до меня бы дошло, насколько все это страшно. Но мне в тот момент было не до самоанализа.

Вскоре Петер пригласил меня в Италию. Причем не просто так, в отель. А на кемпере, так сказать всей семьей. Это было достаточно романтично и обещало нас по-настоящему сблизить. Я, конечно же, с радостью согласилась.

Только получилось, как всегда, ужасно. Мы поехали в Чесенатико – город на берегу моря. Погода почему-то сразу не задалась, а Петер начал раздражаться уже через час после выезда. К тому же, признаю, в закрытом пространстве с подрастающей кавказской овчаркой пахло, прямо скажем, не очень. Мы попали в дождь, а Билли закапал слюнями все сиденья. Стараясь приготовить что-то вкусненькое и экзотическое, я сделала пасту с брокколи, но Петер истерично заявил, что ее не любит. А на мою единственную попытку заняться-таки сексом он ответил: «Я не хочу! Ты умеешь вообще о чем-то другом думать?!» А потом добавил: «Вообще, если бы вас тут не было, я бы лучше отдохнул! Вечно все портите и мешаете!» Так что, как всегда, у нас ничего не получилось. И самым лучшим воспоминанием о поездке стал эпизод, когда я вместе с Билли, без Петера, ранним утром пошла гулять по побережью.

Именно там я внезапно поняла, как же нам хорошо вдвоем. И решила, что стоит попробовать другую поездку на двоих – только я и собака. Тем более оставался шанс, что Петер соскучится и все каким-то невообразимым образом наладится.

Но ничего не вышло.

Петер не стал возражать против нашего отъезда. Для дебютного вояжа я выбрала мюнхенское направление. Расстояние от нашего дома до Мюнхена составляло 160 километров, и я думала об этом с замиранием сердца. Никогда еще мне не доводилось так долго сидеть за рулем. Но я справилась.

Мы остановились в пригороде и сняли на ночь комнатку в гастхофе^[18], где разрешалось поселяться с собаками. Билли сразу стал всеобщим любимцем, и гости норовили его потискать. Он не возражал. Билли вообще был слишком податливым для кавказской овчарки. И каким-то невероятно пугливым. Вечером я долго смотрела на него, спящего возле моей кровати, и мне было горько. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Мне уже было понятно, что Петер наигрался и отстранился. Куда только подевались разговоры о том, как он хочет большую, сильную собаку! Но я не собиралась отказываться от своей ответственности. Кроме меня, о Билли было некому позаботиться. Мы оба были так одиноки! И так похожи. Нас обоих били ни за что.

На следующий день мы отправились гулять по Мюнхену, а к вечеру вернулись домой, в Тироль. Петер вроде даже обрадовался, и у нас был секс. Он сказал, что волновался за нас. Но, когда я спросила: «Очень?» – он ответил: «Нет, потому что ты училась вождению у меня».

Наши отношения немножко наладились, но буквально на пару дней. И уже скоро начались новые придирки, упреки и нарекания.

Тогда я снова уехала. Уже даже не спросив Петера – просто хлопнув дверью. Мне хотелось поехать на квартиру в Имст, но ключей у меня больше не было. Петер отобрал их, сказав, что нашел арендатора. Так что теперь квартира была занята, и мы с Билли ночевали в машине в лесу. Мне было страшно, однако вернуться домой я просто не могла. А Петер даже ни разу не позвонил, чтобы узнать, где мы.

Вернувшись утром домой и обнаружив, что муж как ни в чем не бывало уехал на работу, я поняла, что надо приступать к совсем уже крайним мерам. Наш брак – или, точнее, его осколки – надо было срочно спасать!

Я записала нас на прием к семейному психологу.

* * *

Никогда в жизни я не могла предположить, что докачусь до такого. Идти к какому-то дядьке, который будет копаться в нашем грязном белье и советовать, что нам делать! Но другого выхода уже не было. Оставался только маленький шанс, что третье, незаинтересованное лицо станет арбитром в наших разборках и поможет нам услышать друг друга.

Узнав о моей инициативе, Петер немедленно обложил меня последними словами и в очередной раз пригрозил развестись. Он отказался идти. Но я и не думала его уговаривать – я поставила мужа перед фактом. Он орал и махал руками, обзывал меня психичкой и утверждал, что это мне нужно пройти курс индивидуальной терапии. Тогда я молча взяла один из его обожаемых винных бокалов за пятьдесят евро и шлепнула об пол. Визгу было на полдома! Я уже взяла было второй бокал, но Петер быстро переменил свое мнение и, проклиная меня, согласился пойти. Увы, на нем срабатывала только такая вот тактика уничтожения вещей, и другого выхода просто не было.

Психолог оказался толстым длинноволосым тирольцем, который только и делал, что слушал наши пререкания. Сам он в разговор практически не встревал, а весь первый сеанс вообще молча просидел с блокнотиком. Когда я спросила, не хочет ли он нам что-то посоветовать, тот ответил вопросом на вопрос: «А сами вы как думаете, что можно сделать?» У меня на этот счет были вполне конкретные предложения, как то: научиться друг друга слушать и не перебивать, запретить физическую агрессию и бранные словечки, постараться проводить побольше времени вместе, установить какие-то правила поведения с системой штрафов и поощрений. Психолог внимательно послушал, сказал: «Это можно попробовать» – и назначил нам следующий сеанс, предварительно выписав счет на сто евро за сеанс сегодняшний. Когда мы вышли, Петер материл меня на чем свет стоит. Стало не только не лучше – стало хуже.

Но мы вернулись сюда еще раз. Теперь психолог совершил хоть какое-то усилие и начертил нам диаграмму наших взаимоотношений, в которой была куча фактических ошибок и которая сводилась к ключевой фразе: «Развод состоялся». Мы снова рассказывали о нашей жизни, перебивая и махая друг на друга руками, сыпали взаимными упреками, два раза я даже расплакалась, а Петер взбесился. Психолог невозмутимо записывал, подавал мне в нужный момент бумажные салфетки, а затем по обыкновению назначил следующий сеанс.

Так мы ходили к нему еще два раза. К концу нашего «оздоровительного модуля» единственным практическим результатом было выяснение причин, которые побудили нас обоих быть вместе. На вопрос психолога: «Что тебя привлекло в Петере?» – я долго перечисляла все качества, которые очаровали меня в будущем муже: его уверенность в себе, его доброта, его активность, его нежность (и куда только она подевалась!), его надежность и тэ дэ и тэ пэ. Петер же, услышав в свой адрес аналогичный вопрос, только пожал плечами: «Ну, не знаю. Она производила впечатление очень умного человека. Я думал, ей понравится у меня в доме и она захочет завести детей».

Вот так! Пожалуй, стоило с самого начала смотреть на вещи трезво и задать себе этот же вопрос: почему? А теперь оказалось, что Петер с самого начала видел во мне инкубатор с интеллектом. Я снова расплакалась, а муж покачал головой с видом «Ох уж эти бабы!».

Тогда психолог подытожил, что у нас серьезные проблемы, которые очень непросто решить. А то мы сами не знали! Он не забыл выписать очередной счет и предложил продолжить нашу так называемую «терапию» – забронировать следующий модуль из четырех занятий. Мне захотелось плюнуть ему в глаза. Он оказался совершенно бесполезен!

Естественно, продолжать мы не стали. Я чувствовала досаду и еще большее одиночество, поскольку передо мной внезапно всплыло горькое осознание, что любви у Петера, наверно, и не было никогда. Он женился чисто из своих, каких-то неведомых соображений – может, потому, что хотел отомстить бывшей, а может, потому, что ему меня, «невыездную», стало жалко. Я еще острее поняла, насколько я здесь одинока и насколько не нужна никому, кроме Билли. А на Петера вся эта терапия вообще никак не подействовала. Единственное, что он сказал: «Только зря четыреста евро промотали! Ну конечно, тебе все равно – ты ведь деньги не зарабатываешь, а только тратишь!» Я не стала напоминать ему, что сам же Петер меня на работу и не пускал. Это было вполне в его характере – обвинить меня в том, что он сам спровоцировал своим действием или бездействием.

В остальном же отношение Петера не изменилось. Разве что он стал еще более дерганым. И непредсказуемым.

* * *

Очередная выходка Петера не заставила себя долго ждать.

Как-то раз мы с Билли вернулись с прогулки и застали на веранде людей. Они разбирали камни, которыми был выложен пол и которыми Петер всегда гордился. Но сейчас эти суперкамни просто крушили ломиками. Мне стало плохо. Я кинулась к телефону и набрала номер мужа.

– У нас дома какие-то люди рушат твою веранду! – от волнения завизжала я.

– Да, рабочие. И зачем так орать?

– Что происходит?

– Они расчищают место под зимний сад.

– Зимний что?

– Так, все, я занят, у меня нет времени. Приду вечером – поговорим.

Я заперла все двери и в ужасе следила за пришельцами через окно.

Вечером выяснилось, что Петер с Вольфгангом разработали план пристройки зимнего сада. И теперь у нас начались работы на два месяца, прямо возле вольера Билли. Впрочем, его уже начали демонтировать.

– И куда девать собаку? – спросила я с негодованием.

Вообще-то мне хотелось спросить куда больше: например, почему меня нельзя было поставить в известность заранее. Или на хрена тут вообще нужен зимний сад. Но ответ был предсказуем – это мой дом, не лезь. Поэтому я ограничилась вопросом о будущем Билли.

– Побудет в гараже, ничего страшного, – сказал Петер.

– Где в гараже? – спросила я.

– Внизу, в гараже, – передразнил меня Петер.

Какой ужас! В нижнем гараже дома стояла моя «Toyota». По бокам от нее места было крайне мало. И собака – вообще любая, не говоря уже о кавказской овчарке, – там жить никак не могла.

– Это садизм! – запротестовала я.

– Перебьется, – парировал Петер. – У твоей дурацкой собаки жизнь лучше всех!

И Билли переселили вниз. У меня сердце кровью обливалось, глядя, как Петер приматывает его к подставке под зонтик. В этой тюрьме Билли предстояло провести два месяца.

Как же мне хотелось раздеть Петера догола, намазать скипидаром и самого посадить в гараже на цепь! В этот момент я ненавидела его сильнее, чем когда-либо, и, не удержавшись, сказала ему об этом.

– Ты сволочь! Как ты мог…

– Ты мне уже тоже давно не нравишься, – парировал он.

Просто удивительно, насколько он меня бесил! В порыве я замахнулась на него кулаком, и он присел от страха.

– Ты психичка! Тебе в дурдом нужно!

– Сам иди сначала подлечись!

– Наглая, тупая, агрессивная истеричка! Я подаю на развод!

И Петер куда-то направился. Мне стало страшно – я испугалась, что он действительно поедет подавать заявление. Я побежала за ним с криками «Вернись!». Догнать его удалось только на улице. Там были двое рабочих, а из-под горки на нас смотрела соседка, которая поливала розовые кусты. Я поняла, насколько невыгодно смотрюсь в данной ситуации. Пришлось вернуться в дом. Меня трясло, я ощущала самую настоящую панику. А где-то в гараже Билли заливался припадочным лаем.

Неожиданно я поняла, что мое главное желание – схватить собаку, выбраться из этого дома и убежать как можно дальше, навсегда. Но я знала, что мне не удастся это сделать. У меня просто не хватит сил и уверенности в себе.

Я легла на постель и зарыдала.

* * *

Чертова стройка продолжалась без малого три месяца. Рабочие оказались ленивыми и делали все кое-как. Билли оставался в заточении, поэтому я старалась проводить с ним как можно больше времени на прогулках. Его переполняла нереализованная энергия, и справиться с ним становилось все сложнее. Он очень быстро сделался агрессивным и начал нападать на меня. В школе дрессировки Билли прокусил руку инструктору. Нам предсказали большие трудности и посоветовали собаку кастрировать. Но это было исключено. Я пыталась как-то занять его, давать ему нагрузки, но ничего не помогало. У Билли буквально начало сносить крышу.

Я жаловалась Оле. Мы допоздна засиживались у нее и костерили наших мужей. Ее плотник тоже выделывал штуки будь здоров. Оля рассказывала, как макает его зубную щетку в унитаз, и как это ее успокаивает. В моем же случае в унитаз надо было опустить самого Петера.

Мой муж собакой практически не занимался. Но в один из моих приездов к Оле он решил дать сидящему в гараже Билли поесть. Я узнала об этом, когда Петер позвонил и начал орать:

– Эта тупая тварь! С его дебильным кормом! Все засрано! Приезжай сейчас же!

Я и приехала. Оказалось, что Петер поскользнулся на лестнице, и полная миска еды улетела в потолок, а потом сползла по стенке, и содержимое размазалось по всему этажу. Выглядело это ужасно – специально не устроишь. Но в чем был виноват Билли, я не поняла. Все произошло из-за Петера. Отсюда напрашивался вывод, что Петер – криворукий дебил. Это я ему и сказала.

И случиться же такому – именно в этот момент Билли как будто одобрительно гавкнул из гаража. Надо заметить, голосок у него был звучный.

Ответная реакция Петера оказалась непредсказуемой.

– Опять он орет! Невозможно уже! Я сейчас убью эту тупую тварь! – и он побежал к гаражу.

– Я сама тебя сейчас убью! – и я бросилась за ним.

По дороге Петер успел схватить швабру, которую я неосмотрительно оставила после уборки. С ней он на всех парах помчался в гараж. Я понимала, что не успеваю за ним, и закричала.

Но тут случилось неожиданное – впервые в жизни Били дал отпор нашему домашнему террористу. Когда Петер влетел в гараж со шваброй, накопленная агрессия выплеснулась наружу, и Билли кинулся на него с ревом. Петер отпрыгнул в сторону и бросил швабру в собаку.

К этому моменту я уже успела подоспеть на место происшествия и кинулась на мужа сзади, стараясь его утащить.

– Не трогай его! – орала я.

Петер постарался сбросить меня, но я врезала ему кулаком под ребро. Не сильно, но тот заверещал как резаный.

– Суки! Пошли вон из моего дома!!!

– Оставь собаку! – я продолжала тянуть его в сторону, а Билли бесился и, похоже, был готов разорвать нас обоих.

– Я его пристрелю! – орал Петер. – Эта сучья тварь только жрет и гадит. На работу не ходит, денег не приносит, пользы никакой, а теперь еще и укусить меня хотел.

– Ты придурок! Какая работа у собаки! Ты уже сам со своей работой свихнулся!

Наконец Петер стал уступать, и мне удалось увлечь его за собой. Похоже, он понял, что Билли сегодня лучше не дразнить.

Я затащила Петера в дом.

– Эта собака бешеная. Соседям не нравится. Увези его! – продолжал повторять он.

– Куда его увезешь? Это наша собака. Мы его выбрали. Мы за него отвечаем. Он просто нервный из-за того, что в гараже сидит.

И кому только я это пыталась объяснить!

– Увези, – повторял Петер. – И сама уходи. Я не хочу вас. Вы мне портите жизнь.

– Думаешь, так легко выкинуть кого-то, когда тебе надоело? – вознегодовала я.

– Мы договоримся. Найдем выход. Я тебе дам денег. Только уйдите. Я хочу жить один. Без вас.

– Ага, я поняла, – сказала я. – Но ты уж потерпи. Мы же тебя терпим.

Петер повернулся ко мне. В его глазах полыхало адово пламя ненависти.

– Если не уйдете по-хорошему, я все устрою по-плохому. Не зли меня. Я могу быть очень жестоким!

– Куда уж больше! – сказала я и ушла наверх.

12

Крах

Декабрь выдался просто ужасным. Кошмарным, катастрофическим, невозможным. Мы дошли до абсолютной точки невозврата. Я никогда не могла себе представить, что два человека могут так друг друга ненавидеть. Каждую секунду мы готовы были сцепиться, как два питбуля, и драться до последнего. Между нами больше не произносилось ни одного хорошего слова. Даже простое «Привет» могло превратиться в грандиозный скандал. Чего мне Петер только не наговорил! Психологический прессинг шел такой, что, послушав его, впору было покончить жизнь самоубийством. Дом наваливался на меня и душил, я чувствовала приступы клаустрофобии. Петер обещал выкинуть меня на улицу по десять раз на дню и больше. Он сказал, что я «шваль» и «мусор» и что мне место на помойке. Я уже разучилась плакать, разучилась обижаться. Я только кидалась на него в ответ, и эта агрессия помогала мне держаться на плаву. Петер меня боялся и ограничивался только угрозами. Он так и не начал бракоразводный процесс, хотя, выпив как-то раз, обмолвился, что у него припасен для меня сюрприз и я могу «готовиться». Прозвучало это неприятно, однако я не восприняла его слова всерьез. Если бы я слушала все, что он говорит, то уже давно сошла бы с ума.

К этому времени мне удалось более-менее разобраться в устройстве австрийской жизни. Я твердо решила, что после Нового года пойду работать. И не важно, как бы отреагировал Петер. Надо было постепенно становиться на ноги. Не ради себя, нет – я с ужасом поняла, что уже ничего не жду от жизни и согласна хоть сейчас умереть. Но у меня был Билли, о котором никто другой не позаботился бы. Петер перестал давать мне деньги на хозяйство, и надо было искать альтернативные варианты.

Вообще у меня появилась твердая уверенность, что наш брак – если его еще можно было так назвать – скоро окончательно развалится. Слишком долго зрел этот гнойник, и я предчувствовала катастрофу. Внутренний голос подсказывал мне, что в декабре случится какое-то ужасное событие, а может, даже не одно. И это был тот самый голос, который никогда не ошибался.

Я принялась готовиться. Спешно сдала экзамен по вождению и поменяла украинские права на австрийские. Получила языковой сертификат уровня В2. Тайком от Петера открыла банковский счет и перевела туда полторы тысячи евро. Начала собирать чеки на приобретенное в браке имущество и читать в Интернете про семейное право…

На очередной семинар в Ишгль Петер меня не взял. Он сказал, что я его раздражаю и что ему будет неприятно ехать туда вместе со мной. Очевидно, куда лучше было шляться в одиночку по стрип-барам. Я ничего не сказала и напоила его на дорожку кофе со слабительным. Жаль только, что увидеть эффект мне было не суждено.

Мы с Билли пробыли в доме три дня одни. Я разрешила ему оставаться со мной внутри, чтобы хоть как-то компенсировать все те месяцы, которые он провел в гараже. Билли был теперь огромным псом, который с трудом проходил в дверной проем. Все соседи его боялись и ненавидели. Похоже, как и меня.

Когда Петер вернулся, он долго орал из-за того, что унюхал в доме запах собаки. Особенно его разозлило, что я пускала Билли в недавно отстроенный зимний сад. Он снова пообещал устроить нам веселую жизнь, а я устало показала ему средний палец. Ругаться уже просто не было сил.

Сразу после этого Петер устроил корпоратив со своей фирмой. Меня, разумеется, не позвали. Муж вернулся на такси, пьяный, и вспомнил обо мне только наутро, когда ему понадобилось забрать машину со стоянки отеля. Без моей помощи Петер бы не справился. Я сообщила ему, что он мудак, а тот назвал меня стервой. После чего мы поехали-таки за машиной.

На мой день рождения я пригласила «русский клуб». Пришли Оля с детьми, Андрей с женой и дочерью, которая, несмотря на русских родителей, по-русски вообще не говорила, и еще одна девушка, с которой меня уже давно хотели познакомить. Я сделала празднование в азиатском стиле и наготовила суши, а также рисовой лапши. Стол был накрыт и на Петера тоже, но тот заперся в спальне и отказался выходить. Пришлось носить ему еду прямо в кровать, но он так ни к чему и не притронулся – только и сказал, что мы хотим его отравить. Гостям я соврала, что муж заболел. Но, по-моему, они все поняли как есть.

В подарок от мужа я не получила ничего. После дня рождения мы с Петером поскандалили на почве его негостеприимности, вслед за чем он приказал мне искать новое жилье. Я не сдержалась и плюнула ему в морду. Тогда Петер взял нож и спросил, как мне понравится, если он меня порежет. Я понимала, что это лишь слова труса и ничего такого он не сделает. Но терпеть подобное обращение дальше не было никаких сил.

Я встретилась с Фелиситас и обо всем ей рассказала. Честно, как на духу, выложила нашу историю и попросила совета. Оказалось, семья Петера за нами внимательно наблюдала и была в курсе всего, что происходит. Даже несмотря на его скрытность и попытки обставить наше знакомство как встречу в Англии, они как-то вынюхали про брачное агентство. Но при всей своей осведомленности никто ничем помочь не хотел. Фелиситас ограничилась комментарием: «Бедная ты!» – и предложила мне уехать на Украину. Криво усмехнувшись, я пожелала ей счастливо оставаться.

Приехав домой, я в очередной раз почувствовала себя физически нездоровой. Когда я сюда возвращалась, мне становилось плохо. Как в доме с привидениями. Я не могла здесь больше находиться. Еще день – и пришлось бы разнести все к чертовой матери, чтобы хоть как-то снять стресс.

В общем, я поняла, что пора снова собираться в путь – терапии ради. А чтобы терапия получилась подлиннее, я решилась на отчаянное предприятие – отправиться в гости к Сергею. На машине.

Это значило, что я смогу пропустить день рождения Петера и Рождество. О счастье!

Оставалась только одна проблема – я уже не могла взять с собой Билли. Если мне еще как-то удавалось ненадолго втолкнуть его в машину на заднее сиденье, то длительный переезд он бы никак не выдержал. Но главное – его бы не выдержала я. Выход был только один – оставить собаку с Петером. Мне очень не нравилась эта идея, но такая жертва была необходима. Если бы я осталась, произошло бы нечто ужасное. А так у меня было время собраться с мыслями и предотвратить возможную катастрофу.

Петер отнесся к новости о моем отъезде в своем стиле – проорал, что на Украине опасно, по дорогам бегают маньяки и ему страшно за машину. Проклял нас с Билли. Пригрозил вышвырнуть меня по приезде. Но я пообещала устроить ему веселенькую жизнь, если с собакой что-то случится, и он прикусил язык. Удивительно, как мой муж меня боялся!

Уже на следующий день я попрощалась с Билли и отправилась в путь. С Петером мы перед дорогой даже словом не обмолвились.

* * *

В Одессе было хорошо. Брат принял меня очень радушно, и я впервые за долгое время смогла более-менее расслабиться.

Сергей был уже в курсе моих проблем и внимательно меня выслушал. Рассказ растянулся на весь вечер и на бутылку виски. Я поделилась всем без утайки. Говорила про семейные скандалы, про драки, про непонимание, про бедную собаку. Временами брат качал головой и отпускал комментарий: «Вот мудозвон!» или «Удавил бы!» Да, думаю, если бы я не была в Австрии совсем одна, Петер вел бы себя иначе. Но он чувствовал свою вседозволенность. Некому было прийти и наказать его. Я должна была постоять за себя сама. И эта необходимость постоянно защищаться совершенно меня вымотала.

Но теперь я ненадолго забыла о бесконечной борьбе за выживание. Мы с братом погуляли по городу, сходили в ресторан, съездили в дельфинарий. Я даже слегка развеселилась и начала смеяться. Давно уже со мной такого не случалось. В Австрии мое лицо всегда напоминало какую-то посмертную маску.

Но при этом я прекрасно понимала, что поездка на Украину – это для меня отпуск. Не жизнь. Если уже после Лондона я не сумела интегрироваться в здешнюю жизнь, то теперь о возвращении не могло быть и речи. Я стала человеком без страны. Австрия вызывала у меня только негативные чувства, но и вернуться домой насовсем было совершенно невозможно. Слишком часто я начинала все сначала, слишком часто ломала себя снова и снова. У меня не осталось сил. Мне просто хотелось лечь на пол, вне времени и пространства, и остаться навсегда неподвижной.

Петер ни разу не поинтересовался, как я доехала. А дорога в две с половиной тысячи километров, надо сказать, выдалась очень нелегкой. Поэтому я не стала ему ничего писать в день рождения. Здесь он для меня не существовал, и это было большим, хоть и временным, облегчением.

На Рождество, однако, я все же отправила в Австрию несколько эсэмэсок – поздравила членов семьи, которым накануне передала подарки через Фелиситас. Ответ пришел далеко не ото всех. Дочери молчали.

Я справилась у Петера о том, как поживает Билли. Ответ был предсказуем: «Сдох!» Тогда я потребовала фотографию, и Петер ее прислал. Несмотря на то, что строительство зимнего сада было закончено, Билли снова сидел в гараже с очень грустной мордой. Эх, если бы я только могла его оттуда забрать! Но мне и одной было некуда идти. А вместе – что уж говорить…

Проведя еще несколько дней в Одессе, я внезапно поняла, что не хочу возвращаться в Австрию. Даже сама мысль ввергала меня в панику. Это было как вернуться в тюрьму отсиживать пожизненный срок. Видя мои метания, Сергей предложил остаться. Но я не могла, потому что уже себе не принадлежала. Будущее было размытым и, пожалуй, даже нежеланным. Я знала лишь, что несу ответственность за Билли и должна вернуться к нему. Но моя бесконечная усталость от жизни оттягивала момент возвращения.

А еще мне казалось, что, когда я вернусь, мои вещи уже будут выставлены на улицу. Страх быть выселенной превратился в навязчивую идею, которой я поделилась с Сергеем.

– Пусть только попробует, я ему хрен бантиком завяжу! – сказал брат.

Но я прекрасно понимала, что это лишь слова. У Сергея больше не было визы, и даже при всем желании он не мог ко мне приехать. А я не могла его пригласить. Единственным, кому было под силу все устроить, оставался Петер. А это значило, что наши шансы равны нулю.

Как-то ночью я в очередной раз не могла заснуть и присела к компьютеру почитать про австрийский развод. Информация была очень запутанной и вгоняла меня в ужасную тоску. Все выглядело безумно сложным. С целью отвлечься от темных мыслей я вышла в Фейсбук… И увидела свежие предложения друзей. Первым номером в этом списке стояла Ванесса Вагнерова. Я чуть не взвыла. А особенно меня убило то, что под значком с фотографией ненавистной чешки стояла надпись: «Четыре общих друга». Я не могла не проверить, в чем дело.

Оказалось, нашими общими друзьями на Фейсбуке были Мартин, Франциска и дочери Петера. Смутно понимая, что впадаю в то самое неконтролируемое состояние поиска правды, я стала клацать дрожащими пальцами по клавишам. Выяснилось очень много неожиданного: Ванесса проживала в Тироле, причем совсем недалеко от нас. Вся семья Петера дружила с ней на Фейсбуке, а может, и в жизни. Совсем недавно у нее был день рождения – по иронии, в один день с Петером, – и все ее поздравили. А Моника даже написала на ее стене: «Несси, когда в следующий раз к нам в гости?»

Я почувствовала себя величайшей идиоткой на свете. Петер, лживая тварь, сказал мне, что она уже давно в Чехии. Он врал мне всегда, с самого начала, не переставая. Оказалось, эта девка постоянно была рядом. И весь год они водили меня за нос. Учитывая, как Петер вешал мне лапшу на уши, я бы уже не удивилась, если бы узнала, что он продолжал трахаться с этой Ванессой за моей спиной.

А может, они делали это прямо сейчас, в нашей спальне, пока я сидела тут и пыталась хоть как-то собрать воедино осколки своей жизни…

Я не сомкнула глаз до утра. А как только Сергей проснулся, сообщила, что еду обратно в Австрию.

– Что, вот так сразу?

– Да, я решила.

– Сестра, с тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь.

– Это я просто ночью не спала.

– Тогда тебе нельзя ехать. Ты вырубишься по дороге.

– Все будет хорошо. Так надо.

Сергей был озабочен моим состоянием. Наверно, я выглядела совсем уж безумно – со стоящими торчком волосами, опухшими глазами и подергивающимися руками. Поэтому, чтобы не волновать его еще больше, я прекратила дальнейшие дискуссии и уехала как можно скорее. Даже не позавтракав – мне кусок в горло не лез. Я чувствовала себя как зомби. И моей единственной целью было доехать до Австрии. Что делать дальше, я так и не решила. Но если бы в доме оказалась Ванесса… Пожалуй, я бы ее придушила. А следом и Петера. И это были не просто мысли, а совершенно конкретные намерения.

* * *

Путь в Австрию получился ужасным. Я едва не теряла сознание от усталости и нервного истощения. Мне хотелось плакать, но слез не было. Я прислушивалась к своему внутреннему голосу и начинала бояться саму себя. Такие черные мысли меня не посещали никогда в жизни. Ненависть ко всему полностью завладела мной. Трудно было представить, на что я способна…

Я ехала два с половиной дня. Ночевала в машине и совсем ничего не ела. После всех переживаний декабря от меня остались только усталые глаза. Я была похожа на узницу Освенцима.

Петер не знал, что я возвращаюсь. И, добравшись наконец-то до дома, я его не застала.

Это было тридцатого декабря…

Стоило мне переступить порог, как меня затрясло с новой силой. Я прямо-таки почувствовала, что мне недолго здесь осталось. Может, благоразумнее всего было собрать вещи и немедленно уехать? Но мне некуда было податься. И после поездки на Украину я с новой силой ощутила, насколько я теперь оторвана от всех стран. Мне было некомфортно в своей собственной жизни, и я уже вообще ничего не хотела. Только обнять собаку. И съездить по морде сволочи, которая формально пока еще оставалась моим мужем.

К моему облегчению, сегодня Билли оказался не в гараже, а в вольере. Он был очень рад меня видеть, и тут я наконец разрыдалась. Как же мне было жалко нас обоих! Я попыталась обнять его, но Билли так прыгал, что чуть не сбил меня с ног. Миска была пуста, а сам он казался дико тощим. Я насыпала Билли корма и оставила его спокойно поесть.

Затем я вернулась в дом и разобрала вещи. Несмотря на всю мою ненависть к Петеру, ему причитались подарки: водка, красная икра, сигары. Хотя, пожалуй, ненависть объяснялась тем, что я все же его по-прежнему любила. И чем больнее он мне делал, тем больше усиливались оба чувства – ведь между ними, как известно, лежит всего один шаг.

Петер появился часов в восемь вечера. Сперва он удивился, что я здесь, а потом сделал очень недовольное лицо. Мы еле выдавили из себя по привету. Я ждала, что он скажет дальше, но Петер молча уселся в кресло с телефоном.

– Как дела? – спросила я.

– Много работы, – буркнул Петер.

– Чем занимался все это время?

– Работал.

– А еще?

– Ничем.

Я прикусила губу. Главное было – не сорваться.

– А какие планы на завтра? – предприняла я еще одну попытку.

– Никаких.

– Но ведь завтра Новый год.

– И что?

– Чем займемся?

– Занимайся чем хочешь!

В этот момент Петеру пришла эсэмэска, и он погрузился в чтение. Мне хотелось достучаться до мужа, хотя бы один раз в жизни заставить его открыться. Я подошла ближе, но он только дернулся, инстинктивно закрывая дисплей. У меня не осталось сомнений в том, кто ему написал. Я отвернулась и ушла на кухню.

Эсэмэски сыпались одна за другой. И каждый раз сигнал о доставке причинял мне острую боль. Я сжала кулаки так, что ногти впились глубоко в кожу. Почему Петер делал это со мной? Почему они все это делали?

Внезапно Петер встал и ушел в спальню. Я слышала, как внизу хлопнула дверь. Значит, он отправился спать пораньше. Это было бы странно, если бы я уже не разучилась всему удивляться.

Мне не хотелось идти в спальню. Эта комната давно стала мне чужой. Я должна была погулять с Билли, а потом… наверно, стоило… наверно… я не знала.

Одно было известно точно – мне бы до самого утра не удалось сдвинуться с места, если бы я не увидела эти эсэмэски и не поняла раз и навсегда, что мои подозрения оправданы. Подглядывать в телефон было последним делом. Но на кону стояло мое психическое здоровье. Так что у меня не было выбора.

Петер всегда блокировал свой мобильный. Но вскрыть его было нетрудно – стоило лишь вытащить сим-карту, и защита автоматически снималась. Так я и поступила. Передо мной возник список входящих сообщений. Как я и предполагала, последние пришли от «Несси». Видимо, Петер стирал их, чтобы замести следы, поскольку большая часть переписки была потеряна. Осталось лишь несколько.

Петер: «Хорошо, давай. Только никому не говори, у меня и так проблем достаточно».

Несси: «Не волнуйся, я все равно ни с кем об этом не говорю».

Петер: «Ну тогда до послезавтра».

Телефон вывалился у меня из рук. Я снова впала в это странное состояние полной потери контроля над собой. Пелена застлала глаза. И, не помня себя, я бросилась вниз, в спальню.

Правда, перед тем как открыть дверь и вбежать внутрь, я все же на секунду остановилась. Что-то меня задержало и заставило задуматься. В голове пронеслась мысль: «А может, не стоит? Может, лучше сделать вид, что ничего не случилось, а потом взять его за яйца?» Но я не умела делать вид, что ничего не случилось. И не умела никого брать за яйца. Я умела только реагировать прямо, без интриг и притворства. Единственным выходом было врезать ублюдку с ноги, даже если бы это оказалось величайшей глупостью. Но по-другому у меня бы не получилось. Мне надо было выпустить пар последних дней – иначе безумия избежать бы не удалось.

Распахнув дверь, я влетела внутрь. Петер лежал в постели. Я наскочила на него, как ураган, схватила и встряхнула:

– Сволочь, падло! Ну почему?! Почему ты всегда врешь?!

От неожиданности он подскочил под самый потолок.

– Ты что?..

– Я тебя ненавижу! Лживая скотина!!!

Петер сгреб меня в охапку и отшвырнул от себя. Затем он выпрыгнул из постели и рванулся в сторону гардеробной. Пытаясь схватиться за Петера, я только и успела, что на ходу полоснуть его ногтями по спине.

– Я звоню в полицию, стерва!

Он уже засовывал ногу в штанину, когда я догнала его. Увидев мои безумные глаза, он перехватил меня и попытался согнуть пополам. Но, когда я теряла контроль, все было бесполезно. Вывернувшись, я со всей силы толкнула его. Петер потерял равновесие и начал падать назад. При этом он успел схватить меня за руку и оставил на ней глубокие царапины. Я дернулась и въехала рукой в шкаф. Один из моих ногтей обломился почти до мяса. Было безумно больно.

Воспользовавшись моей заминкой, Петер выбрался из гардеробной и побежал по лестнице наверх. В совершенно невменяемом состоянии я взяла маникюрные ножницы и отрезала висящий на честном слове ноготь. Мне было совершенно непонятно, что делать дальше. Но все решил крик Петера:

– Сейчас приедет полиция!

Не разбирая дороги, я кинулась вслед за ним. Влетела на верхний этаж, все еще сжимая в руке злосчастные маникюрные ножницы, и закричала:

– Оставь телефон!

Петер сражался с вынутой мною сим-картой, пытаясь засунуть ее обратно.

Я подскочила и попыталась отобрать у него телефон. Он ударил меня в плечо, а я подняла руку с ножницами и отмахнулась. Лезвие пришлось Петеру под локоть.

Он заорал:

– Ну все, за это я тебя посажу!

– Подонок, ненавижу!

Зажав телефон в руке, Петер припустил вниз. Я бежала вслед и думала только о том, как отобрать у него телефон. На нижнем этаже Петер бросил в меня вешалку, и это помогло ему выиграть несколько драгоценных мгновений. Он успел выскочить в гараж. А я, совсем уже вне себя, закрыла за ним дверь на ключ.

Погода стояла холодная. Гараж не отапливался, и Петер в одних штанах и с голым торсом сразу же замерз. Не прошло и минуты, как он постучался обратно.

– Мария, пусти меня.

– Тебе жить надоело? – крикнула я по громкой связи.

– Мне холодно.

– А мне больно.

– Пусти!

– Нет, иди лучше к своей Ванессе!

– У тебя бред!

– Давай вали, пока еще не получил!

– Ты об этом пожалеешь!

– Напугал!

Петер еще немножко поскребся, а потом затих. Я стояла и наблюдала за ним через установленную в гараже камеру. Он все-таки унес с собой телефон и теперь куда-то звонил. «Что делать, что же делать???» – билась в голове мысль. Стоило впустить его. Открыть дверь. Договориться. Но нет, это было невозможно. Я боялась – себя, его, нас обоих. Что же тогда? Я стояла, упершись рукой в стену, и смотрела на видеоэкран. Выхода не было. Всему пришел конец.

Неожиданно к гаражу подъехала машина. Я увидела, как из нее выходят люди в синих куртках. Полиция! Он все-таки позвонил! Что я могла теперь сделать? Ничего. Только открыть дверь и отступить внутрь дома. И рассказать наконец обо всем, что копилось внутри весь год. Это была катастрофа, но у меня не оставалось выбора.

Полицейские вошли в дом. Это были молодая девушка и мужчина средних лет. Петер следовал за ними, прячась за их спины и опасливо на меня поглядывая. Наверно, он думал, что я на них брошусь. Но вместо этого я сказала:

– Здравствуйте. Спасибо, что приехали.

А потом разрыдалась.

Девушка отвела меня на кухню, а Петер ушел в спальню с мужчиной. Там они о чем-то долго разговаривали, параллельно щелкая вспышкой фотоаппарата. Я поняла, что они снимают побои. Все было очень серьезно.

Глотая слезы и проклиная себя за такую несдержанность, я поведала девушке о своей жизни. О психологическом прессинге и обещаниях вышвырнуть меня на улицу, об издевательствах над собакой, о придирках и физических нападках. Чем больше я говорила, тем сложнее мне становилось. К концу у меня от слез полностью заложило нос и пропал голос. Полицейская слушала и беспристрастно записывала мои показания. Раньше подобные сцены я видела только в кино.

Вернулись Петер и второй полицейский. У моего мужа был торжествующий вид. Увидев его, я совсем сникла.

Полицейские отошли в сторону и принялись негромко переговариваться. Мы с Петером сидели за столом и старались друг на друга не смотреть. Мне хотелось придушить его, и только присутствие третьих лиц сдерживало меня.

Наконец полицейские вернулись к нам.

– Мария, вы знаете про закон о домашнем насилии? – спросили они.

– Нет, – покачала головой я.

– Сейчас мы должны решить, кто из вас агрессор. Ему придется покинуть дом на четырнадцать суток.

Это была шутка? Принудительное выселение сроком на две недели? Вот так, простым решением, без суда и следствия?

И, прежде чем они сообщили о своем решении, я уже знала, кто должен будет уйти.

– Очевидно, здесь речь идет о двустороннем насилии. Я вижу, что Мария в плачевном состоянии. Имеет место эмоциональный прессинг, – сказал полицейский.

Петер, который уже потирал руки в предвкушении, после этих слов аж вскинулся:

– Да не важно это, не важно!

– Как раз важно, – парировал полицейский.

– Да вы на меня посмотрите, – Петер продемонстрировал нам крохотную ранку от ножниц. – Она напала на меня! Она ненормальная.

– Мария, это правда? – спросил у меня полицейский.

Отрицать очевидное не было смысла – ранка была совсем свежей.

– Да, я его поцарапала, но не специально. Это несчастный случай.

Полицейские переглянулись.

– Мария, у вашего мужа порезы и расцарапана спина. Кроме того, это его дом. Так что уйти придется вам.

Я помолчала, обдумывая этот ужасный вердикт.

– Может, получится найти какой-то другой выход, – мое горло мгновенно пересохло, а конечности онемели.

– К сожалению, это закон.

– Но мне некуда идти… – сказала я.

– Ничем не можем помочь, – парировали полицейские. – Пожалуйста, собирайтесь.

Сама не своя, на ватных ногах я проследовала в спальню и совершенно машинально запихала вещи в сумку, из которой я их всего несколько часов назад доставала. Я плохо соображала. Я брала первую попавшуюся одежду, даже не глядя, подходит ли она по сезону. В голове и в душе воцарился хаос. Мне не хватало воздуха. Голову словно зажали в тиски.

На пороге гардеробной возник Петер. Он самодовольно усмехался.

– Я тебя предупреждал! – сказал он.

Совершенно инстинктивно я бросилась вперед, но, прежде чем мои руки коснулись его, он заорал:

– Нет, не трогай меня!

И побежал обратно к полицейским.

– Она кинулась на меня, – услышала я его голос.

И снова вспышка камеры.

В общем, что бы я ни делала, мне все равно приписывали вину. Волоча за собой сумку, я поднялась в кухню. Петер стоял и притворно потирал руку, на которой красовались отпечатки ногтей. Не моих, но другие об этом не знали.

Полицейский укоризненно покачал головой:

– Это было совсем не хорошо.

– Но я ничего не делала…

– Видите, она совсем не контролирует свои действия! – взвизгнул Петер, прячась за девушку.

– А как насчет моих ран? – спросила я.

– Каких?

– Этих, – я показала царапины на руке.

– Вы вполне могли пораниться, когда били мужа, – сказал полицейский.

Это было так нечестно! У меня по щеке побежала слеза.

– А синяки?

– Мы не видим никаких синяков.

Я вытерла слезу, но на ее месте тотчас появилась другая.

– Они проявятся завтра.

– Мы не можем ждать до завтра. Нам пора, – сказал полицейский. – Идемте.

– А собака?

– Сейчас на это нет времени.

– Но я не могу его тут оставить!

– Все дополнительные вопросы будете решать через адвоката, если ваш муж подаст на развод.

– Конечно, подам, – заверил их Петер. – После всего, что случилось, другого варианта нет.

Я медленно поднялась и, прижимая сумку к груди, направилась в сопровождении полиции к выходу.

Итак, когда мне казалось, будто выхода нет, я была права. Но трудно было предположить, что все окажется настолько плохо. Со мной произошло нечто совершенно ужасное… нечто отвратительное…

Пока меня вели на улицу, я еще не совсем понимала, что именно.

И поняла только намного позже.

Но, как говорится, это уже совсем другая история…

Апрель – июль 2014

Россия – Франция – Австрия

1

Привет, это Мария (англ.).

2

Я бы любил тебя больше жизни, если ты придешь и станешь моей женой (англ.).

3

«Я здесь, чтобы встряхнуть тебя, как ураган:)) Послушай «Scorpions». Целую (англ.).

4

«Громоздкий багаж».

5

«Добро пожаловать» (нем.).

6

Сцепление (нем.).

7

Первая передача (нем.).

8

«Крот и друзья» (чеш.).

9

Дверь в Тироль (нем.).

10

Я должница твоей любви (англ.).

11

Учреждение, где регистрируют акты гражданского состояния (Прим. автора.).

12

«Злая женщина» (англ.).

13

«Тупая корова», «Грязная свинья» (нем.).

14

Kinder, Küche, Kirche – дети, кухня, церковь (нем.) – основополагающее представление о социальной роли женщины в консервативной системе ценностей.

15

«Many money» (англ.) – Исковерканное «Много денег».

16

Бар, в котором собираются после катания на лыжах.

17

Если ты тиролец – ты человек, если ты нетиролец – ты задница (тирольский диалект).

18

Небольшая гостиница.