Книга: Шотландец говорит, что да

Глава Первая

— Лорд Тивертон, вы слишком забавны, — сказала Кэтрин. Ей было больно притворно хихикать. Она так ненавидела хихиканье. И Тивертон не был забавным — ни в малейшей степени — но это была вежливая вещь, чтобы сказать.

Она бросила взгляд на Элизабет, стоявшую рядом с лимонадным столиком, и та сочувственно захлопала ресницами.

Или, возможно, забавляясь затруднительным положением Кэтрин, негодяйка.

Хотя Элизабет Сент-Клер была замечательной лучшей подругой, она была печально известна тем, что получала слишком много удовольствия от неудобств своей подруги. По крайней мере, когда дело касалось высокомерных, пускающих слюни лордов. И действительно, их было слишком много.

Это не должно быть чем-то ужасным, когда лорд королевства видит ее. Особенно такого богатого лорда, как Тивертон.

Но он считал свои пыльные шутки забавными.

И у него действительно была склонность брызгать слюной, когда он говорил.

И от него действительно пахло старым сыром.

Хотя Кэтрин была в том возрасте, чтобы выбрать себе мужа, и занимала такое положение, чтобы выбрать почти любого по своему вкусу, Тивертон не был таким человеком. Ни один из мужчин, которых она встречала, не был похож на этого человека.

Все они были гарцующими попинджеями, землевладельцами, которые, казалось, интересовались только лошадьми и азартными играми.

Ни один из них не был высоким и мускулистым.

Ни у одного из них не было очаровательной ямочки прямо на подбородке, или танцующих голубых глаз, или улыбки, которая всегда слегка наклонялась влево. Ни один из них—

Черт побери, она снова думала о нем. Этот мерзкий человек, о котором она поклялась никогда не думать.

Выпрямив спину и проглотив слегка горьковатый привкус во рту, она вновь сосредоточилась на птичьих чертах лица Тивертона и его редеющих светлых волосах. Ее напряженность едва ли была вынужденной. Но прежде чем она успела придумать какой — нибудь глупый вопрос, который мог бы задеть его алчное самолюбие, он заметил друга, махавшего ей рукой с другого конца бального зала.

— О, я говорю. А вот и Прейбл. Вы извините меня, дамы? — спросил он, хотя это был едва ли вопрос, так как слова слетели с его губ, когда он рванулся прочь.

Элизабет вздохнула, довольно мелодраматично, если можно так выразиться. — Ну, это уже было унижением.

Кэтрин резко повернулась к ней. — Так ли это?

— Дезертировал ради Прейбла? — Длинные черные ресницы затрепетали в этом совершенно раздражающем стиле.

— Так уж случилось, что я молилась о Прейбле. Или, по крайней мере, кто-то вроде него.

Зеленые глаза Элизабет расширились. — Я нахожу это трудным для понимания.

Кэтрин сердито посмотрела на подругу, но не смогла сдержать улыбки. — Ну ладно. Она оглянулась через плечо на самого дорогого друга Тивертона, который носил парчовый жакет самого необычного оттенка пурпурного. По крайней мере, она думала, что это был Пюс. Трудно сказать, потому что Пюс и так был пюсом. — Но я надеялась найти предлог, чтобы избежать этого конкретного разговора.

— Неужели? — Элизабет взяла ее за руку и начала пробираться сквозь толпу в дамскую комнату отдыха. Кэтрин была более чем счастлива последовать за ней. — Я бы этого не поняла. Учитывая, какой забавный собеседник этот Тивертон.

Кэтрин была вынуждена признать, что фальшивое хихиканье Элизабет намного превосходило ее собственное.

— Может быть, ты захочешь, чтобы он ухаживал за тобой? — хотя Тивертон был слишком эгоцентричен для женщины с таким острым умом, как у Элизабет. Она съела бы его живьем. Это был бы нечестный брак. — У него действительно есть десять тысяч в год.

Элизабет сморщила нос; каким-то образом он все еще казался идеальным. Какая прелестная пуговица. Все в ней было восхитительной пуговицей, начиная от ее черных завитушек и заканчивая раздражающе тонкими пальцами ног.

Кэтрин не возражала быть высокой, особенно когда ей приходилось самой постоять за себя — что она часто делала с таким братом, как Питер, — но рядом с Элизабет она иногда чувствовала себя жирафом, сплошь ноги и шея.

Только один мужчина когда-либо заставлял ее чувствовать себя маленькой и нежной, а также… —

Взрыв.

Опять он.

— Есть вещи поважнее, чем десять тысяч в год, — сказала Элизабет.

— Скажи это Питеру, — пробормотала Кэтрин. Элизабет услышала ее. Она всегда так делала.

— Тебе вовсе не обязательно выходить замуж за Тивертона. Ты не должна выходить замуж ни за кого из них. — все мужчины, которых ее брат выставлял перед ней напоказ с почти отчаянным неистовством.

— Питер был очень настойчив.

— О, тьфу. Твой брат, вероятно, хочет, чтобы дом принадлежал ему самому, чтобы он мог предаваться декадентским занятиям без присмотра своей старшей сестры.

Но, по правде говоря, Кэтрин не понимала, почему Питер так торопится выдать ее замуж. И, честно говоря, ей было больно думать, что он может захотеть от нее избавиться. Единственное, что всегда было постоянным в ее жизни, — это семья. А теперь, когда папа ушел, остался только Питер. Они двое. Вместе против всего мира.

И он хотел, чтобы она… ушла.

Девушки проскользнули в элегантную гостиную и уселись на пухлый диван, а Кэтрин скинула туфли. — А…

Элизабет улыбнулась и сделала то же самое. — Я действительно ненавижу эти события.

— Как и я. Помнишь, когда мы были помоложе и мечтали танцевать всю ночь напролет и за нами ухаживали бы лихие герцоги?

— Жизнь складывается не так, как ты хочешь, не так ли?

— Нет, — ее тон, должно быть, был слишком сентиментальным, потому что Элизабет рассмеялась. Кэтрин нахмурилась. — Что?

— Это лицо. Так что рассказывай … Леди Тивертон.

Желудок Кэтрин болезненно сжался. — Честное слово. Тебе следует подумать о нем. — массировать одну ногу было так приятно, что она принялась за другую.

Элизабет рассмеялась. — Это не имеет значения. Тивертон никогда не примет меня в расчет.

— Чепуха. Твой кузен-герцог.

— Шотландский герцог. Для членов высшего общества они едва ли в счет идут.

— Что за идиотизм.

Элизабет пожала плечами. — Так оно и есть. Так что, мой дорогой друг, — она наклонилась и улыбнулась — Тивертон весь твой. И Прейбл тоже, если ты страстно желаешь одного из них.- Ее хихиканье ясно дало понять, что Элизабет этого не сделала.

Впрочем, и Кэтрин тоже. Она порывисто вздохнула. — Ни один из них не очень интересен, — сказала она. Ни один из нынешнего урожая подходящих партийцев. Это было, мягко говоря, удручающе, особенно учитывая решимость Питера увидеть ее замужней.

— Ты ведь знаешь, в чем проблема, не так ли? — спросила Элизабет.

— Пожалуйста, не говори “инбридинг".

— Ну, это так. Но дело в том, что твой отец погубил тебя.

Кэтрин моргнула. Совсем не то, что она ожидала услышать. — Прошу прощения?

— Ты знаешь, что я имею в виду. Тащить тебя в Шотландию в твои юношеские годы—

— Мне было двенадцать.

— Вот именно. Годы твоего становления. Момент, когда девушка сама решает, что для нее привлекательно. Как только это ожидание установлено… вы потеряны.

— Я действительно не верю, что ты болтаешь?

— Нет. Я веду себя совершенно логично. Твоё представление об идеальном мужчине искажено. Вместо того, чтобы влюбиться в идею о красивом лорде в пальто и тончайших деталях, ты стремишься к обнаженной груди дикаря в килте—

— Совершенно точно не знаю.- Хотя, возможно, это была вина ее отца, благослови его Господь, который после смерти матери увез ее и ее брата в свое поместье Халкирк-Уайлдс на севере Шотландии. Мужчина, на которого она с детства смотрела, никогда бы не надел цветущий галстук и развевающиеся кружева.

— Напомни, как его звали?

Кэтрин замерла. У нее кровь застыла в жилах. — Гм… кто?

— Сама знаешь кто. Человек, который спас тебе жизнь. Этот шотландец с голой грудью.

— Я уверена, что понятия не имею, кто ты.—

— О, пожалуйста, Кэтрин. Ты говоришь со мной. Элизабет. Неужели ты думаешь, что я забыла? — Она нахмурила брови. — Потому что, уверяю тебя, это не так. Я помню каждую историю, которую ты мне рассказывала об этом славном шотландце—

— Он не был славным. Он был настоящим зверем. — Так оно и было. Это был ужасный, ужасный, отвратительный человек, и она никогда больше не хотела его видеть. И она никогда этого не сделает.

Она подавила вспышку необъяснимого горя при этой мысли. По прошествии пяти лет не было никакого повода для скорби.

— О, да. — Элизабет схватилась за грудь и откинулась на подушки дивана. — Быть спасенным таким славным человеком. Чтобы он держал меня в своих объятиях. Чтобы меня поцеловал—

— Это был не поцелуй. — Не совсем. Он вдувал ей в легкие воздух. Это едва ли можно было считать поцелуем.

— Я уверена, что упала бы в обморок от восторга, если бы такой мужчина обнял меня.

— Кажется, я упоминала, что была без сознания. Я все-таки тонула.

— Но в какой-то момент тебе пришлось проснуться.

С его губами на ее.

И она влюбилась.

Глупая маленькая девочка. Думала, что такой мужчина, как он, захочет ее.

А он-нет.

Он ясно дал ей это понять.

* * *

На самом деле, после этого он изо всех сил старался относиться к ней как к младшей сестре. Дразнил ее. Он шутил о том, как она молода. Как же она была невинна! Как же она была глупа.

Убедившись, что она видит, как он целует хорошенькую Сандру.

Как больно. Как это было унизительно!

А потом, без предупреждения, вообще без предупреждения, он ушел. Просто исчез, даже не попрощавшись.

Эта часть болела больше всего.

О, как же она его ненавидела!

Она ненавидела его даже сейчас.

От мыслей о нем ее захлестнула горячая волна унижения.

Слава Богу, она была в Лондоне, а он был далеко — в Мее, или Дунри, или Кейтнессе, куда бы он ни поехал, — ел Хаггис, целовал Сандра и подбрасывал кеберов ничего не подозревающим волосатым кукам.

Она больше никогда его не увидит.

— Слава Богу.

— Слава Богу. — Слава Богу. — Слава Богу.

— Кэтрин? — Элизабет коснулась ее руки. По какой-то причине лицо ее подруги было расплывчатым. — Кэтрин, с тобой все в порядке?

— Все в порядке? Конечно. Я просто прелесть. Идеальная. Вне себя от радости.

Судя по выражению лица Элизабет, это были не совсем правильные ответы. — Ты уверена?

— Да. — Да, конечно. Лучше и быть не может.

— Тогда почему ты плачешь?

— А я нет.

— У тебя мокрые щеки.

— Чепуха.

— Наверное, нам пора. Может быть, я найду тетю Эсмеральду и девочек?

— О, нет. — Семья Сент-Клеров сопровождала Кэтрин на сегодняшнее мероприятие, потому что у Питера были свои планы. Она не могла вынести мысли о том, что испортит всем вечер только потому, что вся пошатнулась. — Я в порядке. Действительно. Это было всего лишь… мгновение.

— Минутку? — Временами это раздражало-иметь друга, который так хорошо тебя знает, но Элизабет была милостива и отступила. — Принести тебе тряпку, смоченную в розовой воде?

— Это было бы чудесно. — Так оно и было. Прохладная ткань расслабила ее и помогла отодвинуть эти непрошеные воспоминания туда, где им самое место. Теперь они редко всплывали на поверхность, но когда появлялись, то прорывались самым неприличным образом.

Когда-нибудь Дункан Маккей станет таким смутным воспоминанием, что она с трудом вспомнит его лицо. В этом она поклялась.

Однажды.

Кто знает, как долго ей придется ждать этого? И сколько бессонных ночей она будет мучиться, желая ему смерти, прежде чем настанет этот чудесный день?

* * *

Так уж случилось, что тетя Эсмеральда и девочки — сестры Элизабет, Виктория, Энн и Мэри — пришли в комнату отдыха, чтобы найти их. Очевидно, у Эсмеральды начался приступ, и она хотела вернуться домой.

Хотя Кэтрин понятия не имела, что такое люмбаго, и хотя ей было искренне жаль неудобства тети Эсмеральды — что бы это ни было, — она была в восторге от отсрочки приговора. Ей ничего так не хотелось, как вернуться домой, забраться в постель и страдать мигренью в течение следующих нескольких дней.

Не то чтобы у нее когда-нибудь были мигрени, но они были очень полезны в этом смысле.

Мужчины — особенно Питер — были в недоумении, когда у женщины были мигрени, и, несомненно, склонялись перед силой непостижимого мигренческого недуга. Что, конечно же, означало провести день в одиночестве, читая в постели, получая чай с пирожными и угощаясь, как царица Савская.

По мнению Кэтрин, она заслужила хотя бы это за то, что терпела присутствие Тивертона в этот вечер. А Нордхоффта-накануне вечером. И о том, как на прошлой неделе невыносимый Лорд Уинтерстон щупал ее на вечеринке у Элли Грэнтем.

Разговор в карете домой вращался главным образом вокруг поясничных аберраций тети Эсмеральды, с намеком то тут, то там на то, что могло бы вызвать у нее неконтролируемые и иногда неудачные порывы ветра с запахом изо рта. Затем он, как это часто бывало, направился к герцогу Кейтнесскому Лахлану Синклеру.

— Да, я послала ему еще одно письмо, — кивнула тетя Эсмеральда.

— Прелестно. — Энн, старшая и всегда спокойная, похлопала тетушку по руке.

— Я уверена, что он постарается приехать в Лондон и посмотреть ваш дебют. — Тетя Эсмеральда, хотя и с удовольствием сопровождавшая племянниц в течение всего сезона, становилась уже в годах и добивалась, чтобы герцог посещал своих кузин или, по крайней мере, подбирал более энергичную компаньонку. Поспевая за Элизабет, она утверждала, что это вызывает желчь.

— Конечно, будет, — сказала Энн.

— Возможно, он приведет с собой шотландцев, — Элизабет заслужила хмурый взгляд своих сестер и тети за это предложение, вероятно, из-за того, что она пускала слюни. Ни для кого не было секретом, что Элизабет была очарована шотландцами, что, учитывая все обстоятельства, было, вероятно, ошибкой Кэтрин. Ей не следовало рассказывать подруге все эти истории о Дункане.

— Он наверняка не приведет с собой шотландцев, чтобы сопровождать нас, — фыркнула Энн. — Вряд ли это будет правильно.- Не было секретом и то, что Энн не любила шотландцев. На самом деле ее антипатия граничила с отвращением.

— Я слышала, что они ничего не носят под килтами, — сказала Элизабет.

Даже когда Энн ахнула от ужаса, а Виктория-от восторга, тетя Эсмеральда хихикнула. — Это правда, моя дорогая, — сказала она с напоминанием, которое, возможно, было слишком непристойным для настоящего общества. — Всегда приятный сюрприз для девушки.

— Тетя Эсмеральда! — воскликнула Энн.

— Я не всегда была старой, — сказала Эсмеральда, потрясая веером.

— Только не в присутствии Элизабет. Пожалуйста. Она слишком легко поддается влиянию.

— А я нет. Виктория гораздо более внушаема.

— И Кэтрин Тоже. Господи. Что скажет Питер, когда ты расскажешь ему об этом разговоре?

— Я не собираюсь ему говорить, — заверила ее Кэтрин, но Энн, будучи Энн, только покраснела еще больше. — Все в порядке, Энн. Нет никакой необходимости паниковать.

— Иногда мне кажется, что я единственная взрослая в этой семье, — пробормотала Энн.

Тетя Эсмеральда кивнула и похлопала ее по руке. — Иногда я чувствую то же самое, дорогая.

Элизабет, Виктория, Мэри и Кэтрин рассмеялись, но Энн лишь тяжело вздохнула и поплотнее закуталась в плащ, словно это могло защитить ее от унижения со стороны родственников.

Жаль, что карета замедлила ход и как раз в этот момент свернула в Росс-Хаус. Кэтрин заметила перемену в грохоте колес, когда они переезжали с грубой булыжной мостовой на гладкую брусчатку, которую ее отец привез из Италии перед смертью. Через несколько минут они обогнут подъездную аллею и остановятся перед большими дверями, Уинстон будет там, чтобы приветствовать ее, и этот вечер закончится.

— Большое вам спасибо за ваше общество, — сказала она сестрам Сент-Клер, а затем, обращаясь к Эсмеральде, добавила: — надеюсь, вы скоро поправитесь.

— Благодарю вас, моя дорогая. Спасибо.

— И еще, Элизабет, мы должны поехать туда, о чем говорили.

— Совершенно верно. Киппер ждет на пробежку.

— Завтра я пришлю тебе записку.

— Превосходно.

Карета остановилась, и дверь открылась. После нескольких быстрых объятий Кэтрин позволила Уинстону помочь ей спуститься по ступенькам. Затем она повернулась и махала рукой, пока карета Сент-Клеров не скрылась из виду.

— Она вздохнула. — Такой чудесный вечер.

— Очень хорошо, мисс.

— Ты хорошо провел вечер, Уинстон? — спросила она, беря его под руку. Она знала, что не должна была этого делать. Едва ли прилично быть знакомым с дворецким, но он был их человеком всю жизнь — приехал с ними в Шотландию, а потом снова вернулся в Лондон, когда папа решил, что Кэтрин достаточно взрослая для сезона. И она действительно обожала Уинстона. И было уже темно. Конечно же, соседи не следили.

— Это был, гм, интересный вечер, мисс.

Что-то в его тоне привлекло ее внимание. — Интересный?

— Да, мисс. Ваш брат дома.

Кэтрин подняла брови. — Так рано? — В эти дни он обычно отсутствовал всю ночь.

— Он привел… гостя.

Ах милый. Такие обычные слова обычно не требовали такого зловещего тона.

— Кто?

— Они ждут вас в библиотеке.

Эгады. Еще более зловещий.

Кэтрин подобрала юбки, поднялась по лестнице и вошла в дом, а затем, бросив короткий взгляд на бесстрастное лицо Уинстона, направилась в библиотеку.

Библиотека по большей части принадлежала Питеру, хотя он редко читал. Здесь пахло виски и сигарами, и она уже давно спасла действительно достойные внимания книги и приготовила для них место в своей гостиной.

Она толкнула тяжелые двойные двери и вошла внутрь. Комната была окутана тенями, вызванными мерцающим огнем в очаге; лампы были погашены.

И комната, казалось, была пуста.

— Питер? — крикнула она, и ее голос, словно призрак, пронесся сквозь мрак.

Ее сердце замерло, когда предчувствие ласкало ее. Крошечные волоски на ее руках встали дыбом. Тишина билась с каждым ударом ее сердца.

Из темноты перед костром поднялась фигура.

Кэтрин вздрогнула при виде этого зрелища. Хотя она не могла разглядеть его лица, что-то внутри подсказывало ей, кто это. И у нее кровь застыла в жилах.

— Ах, Кэтрин, — произнес он с томным, мелодичным акцентом, который она так хорошо знала и так ненавидела. — Наконец-то ты дома.

А потом, когда он поднял свой бокал, он вышел на свет, и ее сердце остановилось.

Это был он. Дункан Маккей.

Последний мужчина на земле, которого она ожидала увидеть.

Она понятия не имела, почему у нее подкашивались колени.

Глава Вторая

Конечно, он поймал ее. И так будет всегда.

И ах, она была сладкой тяжестью в его объятиях. Как котенок.

Тогда она замахнулась на него — точно так же, как этот котенок, заставляя мужчину думать, что она хочет погладить, а затем обнажая свои когти. Она замахнулась на него и рявкнула:- Отпусти меня!

Как джентльмен, он сделал именно так, как она просила, и она упала задницей на Обюссонский ковер. Он попытался не рассмеяться, но улыбка сорвалась с его губ. И, может быть, и фырканье.

Ее возмущение позабавило его еще больше.

Она всегда была самым восхитительным созданием, да к тому же еще и забавной. Он хорошо знал ее, и, конечно же, знал достаточно хорошо, чтобы держать свои руки при себе, а не помогать ей подняться.

По какой-то странной причине это, казалось, тоже раздражало ее.

Но тогда так много всего произошло.

По крайней мере, когда он был рядом.

Пытаясь изобразить равнодушие, он наблюдал, как Кэтрин Росс с трудом поднялась на ноги, отряхнула юбки и сердито нахмурилась.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычала она.

Все еще страстная девка.

Слава Богам, что она выросла.

В юности она сбивала его с толку и ставила в недоумение. Ему потребовалось все его слабеющее самообладание, чтобы держать руки при себе, позволить ей повзрослеть в свое время, держаться подальше, когда ее отец решил перевезти их семью обратно в Лондон.

Конечно, Дэвин Росс, скорее всего, принял это решение из-за Дункана. Хотя он изо всех сил старался изображать безразличие и относиться к Кэтрин как к младшей сестре, барон заметил интерес молодого жениха к ней.

Дункан никогда не был достаточно хорош для нее.

Росс сказал ему об этом в недвусмысленных выражениях.

Но теперь все изменилось. Во-первых, Дэвин Росс мертв.

— Ну и что же? — Кэтрин властно выгнула бровь.

Дункан фыркнул, она не изменилась. — Ну и что?

— Что ты здесь делаешь? — Практически визг, но она каким-то образом сделала его мелодичным.

— Здесь, в Лондоне, или в вашей библиотеке?

Она кинула на него пронзительный взгляд. — И то, и другое.

Его поклон был насмешливым, и она приняла его за насмешку. Ее прекрасные губы сжались. — Я приехал в Лондон, чтобы поговорить с твоим братом по поводу долга.

— О, черт, — пробормотала она себе под нос, показывая, что знает о безрассудной склонности брата подвергать опасности семейное состояние. Дункан сомневался, что она понимает всю правду, и на мгновение его охватили сожаление и сомнение. Он отогнал их прочь.

Эта ситуация была не его рук дело, но он, безусловно, воспользуется ею, как сможет.

В конце концов, именно так он прошел путь от скромного конюха до состоятельного человека и капитана нескольких преуспевающих компаний, которые держали его в шелках и перинах.

— А почему ты здесь? — Она раскинула руки, обнимая роскошную библиотеку. В ее тоне прозвучала насмешка, напомнившая ему о его скромном начале, но он отбросил и это давнее сомнение. Он больше не был тем мальчиком, и он не будет реагировать как раньше.

— Он сделал глоток виски и откинулся на спинку большого королевского кресла перед камином. — Это вопрос сегодняшнего вечера, не так ли? Возможно, именно Питеру следовало бы ответить.

Ее лицо приобрело хмурной оттенок. Это было восхитительно на ней. — Почему бы тебе просто не сказать мне?

Он глубоко вздохнул и придал словам тот вес, которого они требовали. — Я думаю, что это будет легче сделать, услышав его, — Хотя новость будет трудной, независимо от того, кто ее доставит.

Кэтрин, при всей своей сообразительности, все поняла. Она замерла. Побледнел. Ее ресницы затрепетали. — А где же он? — Почти карканье.

— По-моему, он там потерял сознание. — Дункан махнул рукой в сторону дивана в углу, окутанного тенями.

— Черт! — она расправила плечи, подошла к брату и потянула его за пальто, пока он не скатился на пол.

К несчастью, этим вечером Питер старательно искал забвения. Он упал как подкошенный.

Кэтрин фыркнула от отвращения, а затем, прежде чем Дункан успел остановить ее, взяла стакан из его рук и выплеснула содержимое Питеру в лицо. Результат оказался удачным — разбудив брызгающего слюной Росса, — но это был настоящий ужас.

— Сударыня! — Заблеял Дункан. — Это был скотч сорокалетней выдержки! — В придачу сказочный. Одну он привез с винокурни, которую купил в Бауэре.

— Плевать я хотела на твое чертово виски! — прорычала она. Затем она толкнула Питера носком ботинка, что было вежливым способом сказать, что она пнула его.

Питер, слегка затуманенный и все еще отплевывающийся — хотя, по правде говоря, он, возможно, слизывал сорокалетнее виски с лица — резко сел. — Что это? — проревела она. И когда сестра снова ткнула его носком ботинка, — Прекрати!

— Не буду. — Она указала на Дункана, и от него не ускользнуло, что она сказала это так, как можно было бы говорить о незаконнорожденном ребенке, привезенном домой, или о зубастой крысе, несущей чумных блох. Или шотландец.

Питер откинулся на спинку дивана и потер лицо. — Ты же помнишь Дункана Маккея. — Практически обвинение.

— Конечно, я его помню. Что он здесь делает? В нашем доме? — Она скрестила руки на своей роскошной груди и сердито посмотрела на брата, хотя он отказывался встречаться с ней взглядом. Как и следовало ему, гнилецу. — Ну и что?

Питер снова потер лицо и вздохнул. Он опустил голову и пробормотал что-то в ответ. Разумеется, Кэтрин ничего не слышала. Он этого не хотел.

— Что? — резко спросила она. — Говори, — в ее голосе прозвучали нотки паники. Она начинала понимать, что этой ночью ее жизнь изменилась безвозвратно. — Почему он в нашем доме?

— Потому что… — Питер попытался улыбнуться, но это была неудачная попытка. — Теперь это… его дом.

Кэтрин отшатнулась назад, по воле судьбы, в объятия Дункана, но когда она поняла, что это его тело держит ее, она отпрянула и посмотрела на него с отвращением. — Что… что ты имеешь в виду?

Было ясно, что Питер не способен признаться в своих преступлениях, и Дункан подумал, что в этот момент было бы очень любезно вмешаться с безличным отчетом. — Питер потерял поместье Росса.

— Потерял поместье? — Она несколько раз переводила взгляд с брата на Дункана, как будто между ними волшебным образом возникал логический ответ. Он мог бы заверить ее, что никакого логического ответа не существует. — Как можно потерять поместье?

— Фаро, — сказал Питер с тонким смешком.

— Ты проиграл его в азартные игры? — Неужели раньше Дункан думал, что она в ярости? Это было ничто по сравнению с этой Кэтрин. Она выглядела достаточно сердитой, чтобы выплюнуть огонь.

— Это всё.

— Все? — Наконец до нее дошло, и Кэтрин на ощупь добралась до кресла и с глухим стуком рухнула в него. — Потерял все? — Призрачный шепот. — Даже в Дербешире?

— Всё. — Тон Дункана был мрачен.

Выражение лица Кэтрин было тревожным. А Дункан хотел утешить ее, но знал, что лучше и не пытаться.

— Вряд ли это моя вина, — сказал Питер, наконец вставая на ноги и одергивая жилет. Он откинул назад волосы, и непослушные кудри снова упали ему на лоб.

— Как же это не твоя вина? — Спросила Кэтрин.

Ее раздражало, что она бросила обвиняющий взгляд на Дункана, потому что, черт возьми, он тоже не был виноват.

— Я просил тебя выйти замуж за настоящего лорда.

Кэтрин фыркнула.

— Тивертон. Нордхофф. Любой из них подошел бы. Но нет. Вы должны были быть очень придирчивы.

— Привередливость? Я отказываюсь выходить замуж за человека, который осыпает меня слюной, когда говорит, и это называется придирчивостью? Нордхоф на три года старше, чем был бы отец, и скрипит при ходьбе. У Прейбла слабый подбородок, и он фыркает, когда смеется, а у Малберри есть мать, которая слишком задыхается—

— Прекрасно. Я понимаю. Это не самый лучший урожай женихов. Но у них у всех есть деньги.

— Так вот в чем суть брака?

— Конечно, это так. Какой смысл заводить сестру, если ты не можешь выдать ее замуж?

Кэтрин вскочила на ноги. “Я не могу поверить, что ты это сказал. И это все, что я для тебя значу? Пешка на твоей шахматной доске?

— Не будь иррациональной, Кэтрин.

— Иррациональной? Иррациональной? — Дункану пришло в голову, что эта дискуссия быстро катится под откос. — Ты в одиночку разрушил наши жизни. Ты нас обанкротил. Сделал нас бездомными и должниками одним махом.”

— Честно говоря, для этого потребовалось значительно больше, чем один взмах, — заметил Дункан.

Она резко повернулась к нему. — А ты!

— Да?

— Как ты смеешь стоять здесь и ухмыляться нашим несчастьям?

— Я что, ухмылялся?

— Ты довел его до нищеты.

— Я совершенно точно этого не делал.

— Ты же сам подбил его все проиграть!

— Я совершенно точно этого не делал.

— Ах ты, Баст… что значит-нет?

— Я не поощрял твоего брата играть в азартные игры.

— Действительно, он посоветовал мне остановиться, — сказал Питер. — Но я был уверен. Я был так уверен… мои карты были превосходны, Кэт. Так оно и было.

— Не называй меня так. — она ненавидела это прозвище. В основном потому, что Дункан подарил его ей. — И ничто не изменит того факта, что этот человек держит твои долги.

Ну, хватит об этом. Дункан чертовски устал от обвинений и оскорблений, потому что Питер был слишком слаб, чтобы сказать сестре правду. — Я держу его долги, потому что купил их, — сказал он.

У нее отвисла челюсть. Это было захватывающее зрелище, которое он старательно пытался игнорировать. — Ты купил их?

— Он так и сделал, — сказал Питер. — От некоторых очень неприятных людей, я бы даже сказал.

— Тебе не следовало играть с ними, — сказал Дункан. Как Питер попал в эту трусливую толпу, оставалось загадкой. Или, учитывая их склонность обирать тех, кого они называли маленькими лордами, возможно, и нет.

Тот факт, что один из поклонников Кэтрин, по слухам, был вовлечен в это дело, заставило его заподозрить, что беднягу Питера подставили.

— Он вообще не должен был играть, — отрезала Кэтрин. — Только не с семейным состоянием. Что приводит к следующему вопросу… откуда у тебя были средства, чтобы купить его долги?

Вот и горько тебе еще раз. Ах, это будет гораздо труднее, чем он себе представлял.

— Как же скромный жених может накопить состояние за пять лет? Ты это имеешь в виду?

Вопрос застал ее врасплох. Ее горло сжалось, когда она сглотнула. — Да. Я полагаю, что именно это я и спрашиваю.

Но это было не так. Она спрашивала его, не преступник ли он. Вот о чем она спрашивала. И он не собирался отвечать. Сам факт того, что она могла принять эту мысль, ранила его до глубины души.

Он приподнял одно плечо. — Мужчина делает то, что должен делать мужчина. И я думаю, что все это к делу не относится, не так ли?

Она снова сглотнула. — Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, что реальная проблема заключается в том, что вам теперь делать?

Ее прелестное личико побледнело, и Дункан снова почувствовал угрызения совести. — Куда… куда мы пойдем отсюда?

— Полагаю, это зависит от тебя, Кэтрин, — сказал он как можно мягче.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала она сквозь сжатые губы.

Дункан взглянул на Питера, который снова упал на диван и закрыл лицо рукой. В данный момент от него не было никакой пользы. Кроме того, это дело касается только его… и Кэтрин. Он мягко усадил ее в королевское кресло, сел рядом с ней и развернул так, чтобы оказаться лицом к ней. — У вас с Питером теперь нет дома.

— Даже в диких местах?

— Даже на конюшне нет. — Он старался быть как можно более сочувствующим. Это было очень трудно для нее. Потрясающе. А дальше будет только хуже. — Для тебя все не так уж плохо. Ты очень милая девушка. Ты можешь удачно выйти замуж. — Он проигнорировал ее фырканье. — Но для Питера… — он позволил ей повиснуть там, как острая как бритва сосулька, цепляющаяся за край крыши, когда приближался тающий снег.

— Но как же Питер?

— У него есть и другие долги.

— О нет.

— Маленькие, но достаточно солидные, чтобы его кредиторы потребовали возврата.

Они оба знали, что это значит. Долговая тюрьма. Поистине скверный конец для беспомощного парня. Но Дункан был склонен позволить Питеру томиться там — по крайней мере, некоторое время — чтобы преподать мальчику урок.

— Ньюгейт убьет его, — прошептала Кэтрин.

— Все не так уж плохо.

Ее взгляд метнулся к нему. — А ты откуда знаешь?

— Он приподнял бровь. Он не собирался рассказывать ей, что навещал и помиловал не одного глупого друга.

— Бедный Питер.

— Он сам навлек это на себя. Он играет, как дьявол. — Дьявол, который думает, что никогда не проиграет.

— А ты не можешь ему помочь?

Дункан подавил возмущенный смешок. — По — моему, я уже это сделал.

— Я имею в виду, помочь ему больше?

— Выкупить все его долги? Вернуть ему его богатство и собственность? Погладить его по голове и заставить пойти и рискнуть еще раз? Какой же я, по-твоему, дурак?

— Очень бессердечный. — Она встала и пошла прочь, что дало ему повод последовать за ней.

Но, честно говоря, он не был здесь бессердечным.

Когда она обернулась, он был прямо за ней — и они были слишком близко. Кончики ее грудей коснулись его груди, и он чуть не проглотил язык. Она тоже вздрогнула, как будто это прикосновение было подобно удару молнии. Она посмотрела ему в глаза, широко раскрытые и влажные. Ее губы приоткрылись, розовый язычок высунулся, чтобы смочить их, и колени чуть не подкосились.

Черт возьми, она была так красива. Так славно. Он хотел поцеловать ее сейчас, изнасиловать. Заявляй на нее права. Он хотел… —

— Я не могу вынести мысли о замужестве на одном из моих поклонников, — сказала она, и он вернулся к своим намерениям с большей силой.

— Может быть, и есть решение.

Она храбро вздернула свой изящный подбородок. — И что же это может быть?

Так просто. Так прекрасно.

— Выходи за меня замуж.

У нее отвисла челюсть, и он замер при виде ее открытого рта. Если это не было требованием поцелуя, то он не знал, что это было.

Он притянул ее к себе, наслаждаясь теплом, изгибами ее хрупкой фигуры, и опустил голову.

На вкус она была как рай. Сладкое блаженство. Точно так же, как он помнил тот день, когда вытащил ее из озера и заставил снова дышать. Ее запах наполнял его, очаровывал, приводил в ярость давно затаившийся в нем огонь.

Она будет принадлежать ему.

Он будет обладать ею.

Окончательно.

Кэтрин Росс станет его невестой, как он и мечтал столько лет. Так же, как он боролся, скреб и работал. К нему пришла мечта всей его жизни, и этот момент был так прекрасен…

Пока она не отстранилась и не уставилась на него со странной смесью шока и страха в глазах.

— Она отвела назад свой изящный кулак.

И ударил его в челюсть.

К тому времени, как он оправился от шока, вызванного тем, что он мог истолковать только как ее отказ от его ухаживания, она развернулась и убежала в свои покои — Бог знает куда — на верхние этажи огромного особняка.

Но это был только первый залп в его кампании по завоеванию ее.

И он завоюет ее.

Глава Третья

Излишне говорить, что Кэтрин плохо спала в ту ночь.

Самым худшим во всем этом — если не считать того, что Дункан снова появился в ее жизни, — была потеря диких земель. Ей нравилось здесь все-красивое поместье, озеро… конюшни. Она всегда мечтала вернуться туда в один прекрасный день. Возможно, чтобы жить там. Каким-то образом, несмотря на все ее испытания, мысль об этом волшебном месте и тот факт, что оно принадлежало ей, поддерживала ее.

А теперь они исчезли.

После того, как она ворочалась с боку на бок и дергалась в предрассветные часы, она наконец задремала среди ужасных снов, с кислым желудком и влажными щеками.

Когда Дейдре пришла раздвинуть занавески — слишком рано, как это случилось, — она застонала. — Дай мне поспать, — всхлипнула она.

— Прошу прощения, мисс, — сказала Дейдре. — Но у вас есть посетители.

Кэтрин с усилием открыла веки и поморщилась.

Неужели солнце всегда было таким ярким?

— Мисс?

— Да. Кто это звонит? — спросила она. Впрочем, ей было все равно. Она должна сказать им всем, чтобы они ушли. После вчерашней ночи ей нужно было время, чтобы прийти в себя, привести себя в порядок, разобраться с возмутительным предложением Дункана Маккея выйти за него замуж.

Выйти за него замуж! Выйти за него замуж!

А потом он поцеловал ее. Его рот.

Ей было невыносимо даже думать об этом. Но она не могла.

— Мисс Элизабет Сент-Клер и Леди Эсмеральда.

— О, Лиз, какое облегчение. Кэтрин ожидала, что это будут Тивертон и Прейбл, чего она действительно не могла вынести. По крайней мере, она могла поговорить с Элизабет о том ужасе, в который превратилась ее жизнь с прошлой ночи. Конечно, они вдвоем могли бы придумать какой-нибудь заговор, чтобы все исправить. Элизабет была мастером придумывать заговоры, чтобы все исправить.

Поэтому она откинула одеяло, вытянула ноги и позволила Дейдре помочь надеть на себя утреннее платье. Оно было ярким и веселым и не соответствовало ее настроению… ни в малейшей степени.

Тяжело вздохнув, она уставилась на свое отражение в зеркале, пока Дейдре приводила в порядок её кудри. Кто она теперь? Уже не та красивая, привилегированная девушка, какой она была в детстве.

О, она все еще была хорошенькой, но ее внешность стала ей во вред. Теперь она была всего лишь пешкой на шахматной доске. Лошадь с великолепными зубами, одетая в шелк и кружева, чтобы мужчины могли за нее торговаться.

Неужели она действительно когда-то мечтала о любви? О красивом мужчине, который придет, чтобы упасть к ее ногам? Неужели она действительно думала, что у нее есть выбор?

Но она этого не сделала.

И никогда еще ей не было так ясно, как сейчас.

Питер лишил ее всего этого.

Ее собственный брат.

Она вздернула подбородок и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась слабой. Ей придется придумать что-нибудь получше, иначе Элизабет сразу поймет, что что-то не так. И Кэтрин не хотела портить себе день этим несчастьем. По крайней мере, не сразу.

Спускаясь по лестнице в гостиную, она услышала смех Элизабет, и это заставило ее улыбнуться. Это была одна вещь, которую она любила в своей подруге-способность осветить комнату своим смехом.

А потом она услышала то, что ей очень не понравилось.

Фырканье Прейбла.

Она чуть было не повернулась и не отправилась обратно в постель, но, очевидно, леди Эсмеральда уже высматривала ее. — А, вот и ты, дорогая! — пропела она во всю глотку и без малейшего намека на панику. Вздрогнув, Кэтрин приподняла юбки и шагнула в комнату.

Ошеломляющий аромат роз почти вырубил ее.

Ей никогда не нравился этот запах, но в саду она его терпеть могла. В такой маленькой комнате, как эта, с сотнями цветов, расположенных повсюду, это было просто отвратительно.

— Доброе утро, дорогая! — Элизабет щебетала, как та прыгучая Синяя птица, которая любит то, что наступило утро, потому что мир прекрасен.

Кэтрин с трудом подавила желание поморщиться. — Доброе утро. — Ее ответ был немного более сдержанным, произнесенным сквозь стиснутые зубы, когда она и ее подруга прижались щеками. — Леди Эсмеральда. — Она кивнула гостю, который сидел в кресле-качалке, помахивая тростью, как королевским скипетром. — Лорд Прибл. Так мило, что вы пришли.

Прейбл прихорашивался, а потом застенчиво рассмеялся, отличившись лишь легким фырканьем. — С превеликим удовольствием, леди Кэтрин, — сказал он с поклоном. — Хотя я должен извиниться. — Он указал на цветы, стоявшие в вазах почти на каждой поверхности. — Я забыл отдать вам должное.

— О, не беспокойтесь, лорд Прайбл, — сказала она, стараясь не чихнуть. Но ей это не удалось. К счастью, у нее был под рукой носовой платок. — Я уверена, что мне больше не нужны цветы. — Она подошла к окну и открыла его, жадно вдыхая свежий ветерок.

— Все они, кажется, из Тивертона, — сказала Элизабет, покачивая бровями. — Похоже, он просто влюблен.

Ох! Элизабет была злобной девкой.

— Я тоже сражен наповал, — пожаловался Прейбл, комкая свою фетровую шляпу.

— Не сомневаюсь, добрый сэр. И уверяю вас, розы я не люблю.

— Ну что ж. Приятно это слышать, — донесся до нее из холла страшный голос, и Кэтрин, резко обернувшись, сердито посмотрела на Дункана. А потом замерла.

У нее отвисла челюсть, и она уставилась на него в полном шоке и, возможно, с оттенком возмущения.

Несомненно, это было возмутительно.

Ибо вот он стоит в дверях ее вполне респектабельной гостиной… полуголый! Ну, почти так. Он был одет в нормальную рубашку и жилет, но под ним был только килт. Кроме носков и ботинок, его ноги были совершенно голыми.

Если бы она была из тех, кто падает в обморок, она бы так и сделала.

К счастью, она была из тех, кто сердится.

— Ты должен вернуться в свои покои и закончить одеваться, — прошипела она, на что он рассмеялся.

— Это вполне приемлемый наряд во всех лучших приемных Шотландии, уверяю тебя.

— Ну да. Но ведь ты не в Шотландии, не так ли?

Его взгляд упал на Элизабет, и губы растянулись в медленной непристойной улыбке. — Нет. Я-нет, — и он прошел мимо Кэтрин, даже не поздоровавшись с ней, и отправился к ее подруге.

Элизабет, со своей стороны, вскочила на ноги и с глазами, полными звезд, уставилась на Дункана, как будто она была выброшенной на берег треской. — Ох! — Она ворковала. — Вы действительно шотландец?

Взрыв и двойной взрыв.

Элизабет всегда питала страсть к шотландцам. Как же это раздражало-смотреть, как они вот так смотрят друг на друга?

Кэтрин протиснулась между ними и, прижав ладонь к его груди, оттолкнула его назад.

Он нахмурился, но это был один из тех раздражающих, игривых взглядов. — Ты не собираешься нас познакомить? — спросил он.

— Нет, — отрезала она.

— Я, Элизабет Сент-Клер, — представилась Элизабет, отодвигая Кэтрин и протягивая руку Дункану. Он взял ее, конечно, зверь, и наклонился, чтобы поцеловать, что было неловко, потому что его голова коснулась груди Кэтрин в процессе.

Она подозревала, что он хотел именно это, поэтому сердито посмотрела на него еще сильнее.

Он проигнорировал ее, сосредоточив все свое внимание на Элизабет, как будто она была единственной женщиной на планете и вдобавок богатой. — Дункан Маккей, — промурлыкал он.

Губы Элизабет сложились в букву "О". она бросила взгляд на Кэтрин. — Тот Самый Дункан Маккей? Из озера?

Взрыв!

— Тот самый. — Он снова ухмыльнулся Кэтрин. — Я вижу, что моя репутация опережает меня.

Элизабет захлопала ресницами в таком бешенстве, что Кэтрин подумала, не попало ли ей что-нибудь в глаз.

— Я говорю. Рассказывайте, — сказал Прюбл, явно пытаясь вмешаться в разговор.

— Это очень волнующе, — выдохнула Элизабет. — Кэтрин тонула в шотландском озере, и Маккей спас ее.

— Все это было очень давно, — проворчала она. — Это едва ли имеет значение.

— Но он же спас тебя!

"О господи, как же я люблю утку!" — ее подруга начинала раздражать Кэтрин до последнего нерва. Но Элизабет ничего не значила для Дункана, который повернулся к ней.

— По-моему, я вас поблагодарила! — огрызнулась она.

— А ты что? — Он постучал пальцем по губе. — Я что-то не припомню. Тогда ты была так благодарна.

На ее щеках появился румянец. Да. Вот и все. Этот дразнящий, грубый тон, которым он обычно обращался к ней, приводил ее в ярость. Ей так хотелось ударить его! Если бы только их не было в компании. Тогда она ему все покажет. Так и будет.

— Да сядьте же, — рявкнула леди Эсмеральда. — Вы оба заставляете меня нервничать.

— Конечно, мэм, — ответил Дункан и сел на диван, ближе всех к пожилой женщине, что вызвало раздражение, потому что Кэтрин пришлось сесть рядом с ним, так как Прюбл устроился рядом с Элизабет. Кроме как вклиниться между ними, это был ее единственный выбор.

Несмотря на то, что они не соприкасались, его тепло поглотило ее.

— Итак, — Эсмеральда пронзила Дункана сверлящим взглядом. — Я заметила, что дворецкий не доложил о вас.

У Кэтрин кровь застыла в жилах. Она взяла салфетку и принялась скручивать её в узел. Когда она поняла, что делает, то разгладила его на коленях и взяла с блюда пирожное.

— Нет. Я… остановился в Росс-Хаусе.

Как и ожидала Кэтрин, брови присутствующих поползли вверх.

Это уже само по себе было достаточно скандально. Если он упомянет о долге Питера, все будет потеряно. Все ее будущее — вместе с репутацией — будет разорвано в клочья.

— Я так понимаю, вы друг Питера?

— Ну да. Давний друг… нашей семьи. — Дункан нахмурил брови и почти злобно посмотрел на нее.

На нее накатила волна возмущения. Как он смеет вторгаться в эту элегантную обстановку в своем грязном килте и заляпанных грязью ботинках? Как он смеет предполагать, что его присутствие здесь приветствуется? Как он смеет так улыбаться Элизабет?

Ее пальцы в ярости сжались в кулаки, а торт рассыпался на мелкие кусочки. Это был настоящий беспорядок, из-за глазури и всего остального, и она поспешно убрала его. Больше никто ничего не заметил, потому что все уставились на него, возможно, завороженные видом его узловатых коленей.

И насколько раздражало то, что они вовсе не были шишковатыми? Они были идеально сложены, как и все остальное в нем, и испещрены очаровательной шерстью мужественных волос на ногах.

Кэтрин сглотнула и заставила себя отвести взгляд, когда поняла, что тоже пялилась на его наготу — и, возможно, пускала слюни. К несчастью, ее взгляд метнулся вверх… к нему.

Он наблюдал за ней со своей раздражающей кривой улыбкой.

А потом, к ее ужасу, он подмигнул.

Стук в дверь был долгожданной передышкой. — Лорды Тивертон и Нордхоф! — она вскочила на ноги, когда вошел Уинстон. — лорды Тивертон и Нордхоф!”

О, черт.

Это становилось только хуже.

— Милорды, — пропела она, когда они подошли к ней и покорно поцеловали ее руку. Она с трудом удержала улыбку, но в этот момент решила, что если и не сделает ничего другого сегодня утром, то только для того, чтобы доказать Дункану Маккею, что у нее есть поклонники. Все они хотели на ней жениться.

Это означало бы показать ему, что у нее есть выбор.

Ей-богу, так оно и было.

Дав им достаточно времени на то, чтобы поухаживать за ней, она взяла их за руки, ввела в комнату и представила всем присутствующим. Они оба были подобострастны к леди Эсмеральде, милостивы к Элизабет и враждебны к Прейблу, который опередил их, но когда их взгляды остановились на Дункане, они застыли. Они уставились на него так, словно кто-то привел обезьяну в гостиную.

Кэтрин попыталась посмеяться над их презрением, но не смогла. Ее раздражало, что лорды Лондона считают себя лучше шотландских лэрдов. Хотя Дункан не был ни тем, ни другим, он был прекрасным человеком — возможно, лучшим человеком, чем они или их друзья могли когда-либо надеяться стать.

Как бы то ни было, она не имела права высказывать свое мнение по этому поводу. После этого мгновения шока и смятения они оба сумели взять бразды правления в свои руки и приготовиться к утреннему визиту.

Однако они совершенно не обращали внимания на Дункана. Как будто его здесь и не было.

По мере того как беседа продвигалась вперед, охватывая самые банальные темы, которые только можно было себе представить, эта грубость становилась все более и более явной до такой степени, что Кэтрин хотелось встать и закричать.

По иронии судьбы, Дункан оставался спокойным, расслабленным и, казалось, слегка удивленным.

Но ведь Тивертон и Нордхоф не знали того, что знала Кэтрин.

Дункан Маккей не сидел в гостиной Кэтрин.

Она сидела в его кресле.

Он имел полное право выбросить этих поп-соек на их тщательно накрахмаленные задницы. Но он этого не сделал.

— Итак, — сказал Тивертон после слишком долгого разговора о своей мельнице в Беркшире. — Что вы думаете о цветах? — Он поднял руку, чтобы обнять цветущую комнату.

— О, — сказала Кэтрин. — Они просто прелесть. Просто прелесть.

— Неужели? — Спросил Дункан. Он все еще сидел рядом с ней, и ей пришлось поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Они просто прелесть.

— Но ты же не любишь розы.

Ее сердце дрогнуло. Ах милый. Ну и зверь. — Она нахмурилась. — Я не испытываю к ним неприязни.

— Ты же сама сказала, что они тебе не нравятся. — Дункан повернулся к Прюблу. — Разве она не говорила, что они ей не нравятся? Я был уверен, что слышал именно это.

— Она действительно так и сделала.

— Ну, я говорю, — пробормотал Тивертон. — Я приношу свои извинения.

О, черт возьми! — Нет нужды извиняться, лорд Тивертон, уверяю вас, розы просто восхитительны—

— Но они заставляют тебя чихать.

Разве это невежливо-пинать кого-то на утреннем везите?

Хотя, учитывая ее воспитание и тщательную подготовку, было гораздо более вероятно, что она просто поскользнулась.

Как бы то ни было, Дункан не был напуган. На самом деле он мог бы рассмеяться.

— Я помню, когда ты была девочкой, ты предпочитала вереск причудливым цветам.

— Вереск? — Прейбл попятился. — Такое вульгарное растение.

Вульгарное? Кэтрин вскочила на ноги. — Это прекрасный цветок. Красивый и благоухающий. Да ведь он растет в диком виде на холмах высокогорья, целыми массами пурпурных, зеленых и желтых цветов.—

Она замолчала, потому что все они смотрели на нее, все ее поклонники, как будто она совсем сошла с ума.

Нордхоф повернулся к Тивертону и хмыкнул. — Наверное, ты был прав насчет нее, — сказал он. — Она немного некультурна.

Тивертон фыркнул. — Она действительно провела свои, гм, созидательные годы среди дикарей.

Кэтрин бросила взгляд на Элизабет, которая вчера сказала почти то же самое, но гораздо более любезно. Ее подруга сделала то, что обычно делала, и захлопала ресницами.

— Ну да. Нордхоф оглядел ее с ног до головы таким самонадеянным взглядом, что Кэтрин захотелось показать ему зубы, как у лошади, которую он принял за нее, но она сумела сохранить свой апломб, в то время как холодное, твердое понимание сформировалось в ее животе. А вместе с ним и бесповоротная решимость.

Она послушно сложила руки чашечкой, улыбнулась обоим мужчинам и включила сюда Прейбла.

— Спасибо вам всем за визит, — сказала она ледяным, но любезным тоном. Однако выражение ее лица было свирепым. — Я очень надеюсь, что вы скоро снова сможете меня навестить.

— Хм, — сказал Нордхофф, услышав едва уловимый намек на то, что аудиенция закончилась. Он двинулся к двери, его сапоги скрипели, как сломанный аккордеон. Тивертон и Прюбл следовали за ним по пятам. Они, все трое, повелительно кивнули ей и поспешно покинули комнату.

Она последовала за ними в фойе, но только потому, что хотела увидеть, как дверь захлопнется за их напыщенными задницами.

Кэтрин не ожидала, что Элизабет последует за ней, но она была рада, что ее подруга была там, когда она поняла, что сделала.

Она только что распустила своих самых достойных поклонников.

Ее единственные достойные поклонники.

Она не могла этого объяснить, кроме того, что ее душа восставала при мысли о том, чтобы жить с кем-то из них, терпеть их глупые разговоры, терпеть их желчные приставания. Она скорее будет просить милостыню на улице, чем так жить.

И она чувствовала то же самое, даже зная, что это вполне возможно.

— О, моя дорогая, — сказала Элизабет, заключая Кэтрин в свои объятия в поздравительном объятии. — Ты была великолепна.

— А. Я была? — Она не чувствовала себя великолепной. Она чувствовала себя опустошенной. И безнадежной. И избитой.

Элизабет взяла Кэтрин под руку. — Ты все равно не была бы счастлива ни с одним из них.

— А разве нет? — спросила она. Но в этот момент ее взгляд упал на Дункана Маккея, и ее сердце дрогнуло.

Она тоже не будет счастлива с ним, с этим чудовищным человеком, который так мучил ее в детстве. Она понятия не имела, почему он хочет жениться на ней, и была так расстроена этим предложением — и последовавшим за ним поцелуем — что даже не подумала спросить.

Впрочем, это не имело значения. Не совсем.

На данный момент у нее не было другого выбора.

Ее судьба была предрешена заранее. Словно высеченной из камня.

Если она хочет уберечь брата от тюрьмы, а себя-от уличной жизни, то должна выйти замуж за Дункана Маккея.

Да поможет ей бог.

Глава Четвертая

Дункан не совсем понимал нюансы взаимоотношений Кэтрин и ее поклонников — в некотором смысле, казалось, что все они говорили на непонятном и иностранном языке, состоящем из подергивания носа и поджатых губ, — но он понимал и ценил результат. Они исчезли. Все они.

Он потянулся к тарелке и положил себе кусок пирога. Это была странная привычка-торт на завтрак, но он был уверен, что она ему понравится. Хотя на самом деле он предпочел бы ломтик бекона. Ему придется поговорить с Уинстоном о своих предпочтениях.

— Голодны? — голос справа привлек его внимание, и он повернулся к леди Эсмеральде, которая смотрела на него свысока. Что было подвигом, потому что она была довольно маленькой для такой свирепой женщины. На самом деле ей пришлось запрокинуть голову довольно далеко назад, чтобы повлиять на результат превосходства.

— Ну да. — Да, это я, — сказал он, взяв еще один пирог.

— Она фыркнула. — И вы удивляетесь, почему они считают вас дикарем.

— Что вы имеете в виду? — спросил он. Он всего лишь ел пирог.

Леди Эсмеральда помахала ему рукой. — Посмотрите на все эти крошки, которые вы сделали.

Крошки? Он ловко смахнул их со своего килта на ковер. Он понятия не имел, почему она вздрогнула. — По моему опыту, пирожные имеют тенденцию создавать крошки, когда их едят.

— Джентльмен старается избегать крошек. Кроме того, джентльмен ничего не пожирает.

— Джентльмен, наверное, не голоден.

— Если вы намерены остаться в Лондоне, вам следует немного набраться лоску.

— А можно будет? — Он был совершенно уверен, что никогда не слышал в Шотландии слова "лоск", ни разу.

— Это, конечно, могло бы, скажем так, сгладить ситуацию.

Дункан взглянул на Кэтрин, которая разговаривала с Элизабет в холле. Он прикусил губу на мгновение, а затем сделал решительный шаг. — Леди Эсмеральда?

— Да, мой мальчик?

— Возможно, вы могли бы помочь мне стать более… цивилизованным.

Эсмеральда проследила за его взглядом и улыбнулась. — Может быть, и смогу. — Ее глаза потеплели. — У меня был любовник-шотландец, когда я была моложе, — сказала она. Трудно было себе представить, что она- молодая девушка, но он сделает все, что сможет. И она, казалось, действительно хранила это воспоминание с нежностью. — И я вижу, как она смотрит на тебя.

Дункан судорожно сглотнул. — К-как она на меня смотрит? — Боже мой, он заикался, как школьник. Ему действительно нужно было взять под контроль свои эмоции или, по крайней мере, свои реакции на них. Не годится ему становиться болтливым идиотом.

Леди Эсмеральда наклонилась вперед и похлопала его по колену. Ее рука задержалась чуть дольше, чем следовало бы, учитывая тот факт, что он был без штанов. — Она ослеплена.

Ослепленна? — Кэтрин?

Он снова посмотрел в ее сторону. Теперь она уже не казалась ослепленной. На самом деле, она смотрела на него с самым мрачным выражением лица. Она была похожа на взбунтовавшегося ребенка, которому приказали принять дозу рыбьего жира.

Но Элизабет…

Элизабет смотрела на него так, словно он повесил Луну. Или, по крайней мере, как будто она хотела поглотить его.

Что, конечно, было пугающей перспективой.

Она выглядела ненасытной.

— Она всегда испытывала определенное, скажем так, восхищение к горцам.

Хороший парень. Неужели Эсмеральда все еще говорит?

— И герцог приказал мне обеспечить хорошие браки для всех девушек.”

Он повернул голову и изумленно уставился на нее. — Всех девушек?

— Их тут четверо. — Ее глаза блеснули. — Энн, конечно, вышла.

— Ну конечно.

— Она не одобряет ничего шотландского. Из-за несчастного поцелуя, случившегося давным-давно, как вы понимаете. — Старуха добавила это ужасающе доверительным тоном.

— Гм, конечно.

— Виктория слишком причудлива для человека вашего склада. Она порхает, как пух одуванчика, и говорит о феях и эльфах. — Нет, нет. Это не сработает. А Мэри еще слишком молода. Но Элизабет… — она сжала пальцы в кулак и победоносно взмахнула им. — Она идеально подошла бы вам.

— Я действительно прошу прощения. — Он вынужден был прервать ее. Просто должен был. — Какой герцог приказал нам пожениться?

— Какой? Кейтнесс, конечно. Он их двоюродный брат. Ну, то есть кузин, очень дальний. Мы даже не подозревали об этой связи до тех пор, пока не скончался лэрд Дирло, у которого, как оказалось, были документы, подтверждающие происхождение некой Элизабет длинноногой… — она сделала паузу, чтобы наклониться и прошептать: — прирожденная дочь Эдуарда, разве вы не знаете…

— Ну конечно.

— Которая родила наследника Сент-Клера. Конечно, тогда это был не Сент-Клер. Не прошло и столетия с тех пор, как имена были изменены, и, конечно, это было частью всей путаницы.

— Конечно… конечно. — Он понятия не имел, о чем она говорит, но продолжал кивать.

— Но я отвлеклась. — Она широко улыбнулась. — У Дирло была еще одна бумага, которая связывала нашу ветвь Сент-Клеров с Синклерами. А точнее, Лахланом Синклером.

— Герцог Кейтнесс.

Ее глаза заблестели. — О! Вы его знаете?

— Я родом из Халкирка, так что да. Я знаю его. — и какое облегчение. — Хотя, должен признаться, леди Эсмеральда… я последний человек, с которым Лахлан хотел бы породниться.

Пусть Бог поразит его за такую ложь.

Он и Лахлан были хорошими друзьями и наслаждались не одной охотой вместе. Но это был слишком удобный предлог, чтобы избежать этой ловушки.

— Неужели? — Изумилась Эсмеральда.

— Действительно. Должен сказать, что в данный момент он недоволен мной.

— Недоволен? — Ее черты лица сморщились.

— Моя лошадь победила его в недавнем забеге. И вот я здесь. Изгнанный. — Он беспомощно пожал плечами. — Вы же знаете, какими беспечными бывают герцоги.

Ох, Бог накажет его за это.

Не то чтобы он не победил лошадь Лахлана. Так оно и было. А Лахлан без обиняков хлопнул Дункана по спине и купил животное для жеребца.

— Действительно, беспомощный. — Эсмеральда выпятила нижнюю губу. — Какая жалость. Вы был бы идеальной парой для Элизабет.

— А вы подумали о Питере?

— Питер? — Ее ноздри раздулись, как у терьера, почуявшего крысу. Жирная, сочная крыса. — Питер Росс… Хм… — она постучала пальцем по подбородку.

Он должен был бы испытывать угрызения совести за то, что бросил своего друга на растерзание волкам, но в этот момент Питер заслужил все страдания, которые получил. И если это заставит Эсмеральду и ее росомах потерять его след, тем лучше.

И так уж случилось, что именно в этот момент появился сам Питер, выглядевший немного потрепанным, но по крайней мере презентабельный.

— Доброе утро, — сказал он с поклоном и легкой улыбкой леди Эсмеральде.

Дурак. Он понятия не имел, во что ввязался.

— Доброе утро, мой мальчик, — выпалила она. — Проходите и садитесь. — Она похлопала по дивану справа от себя.

Питер, к его чести, запаниковал, но было уже слишком поздно для этого.

— Элизабет. Дорогая. Иди и ты сюда тоже. Ты ведь знакома с Питером Россом, не так ли? Садись, девочка. Сидеть.

Пока Эсмеральда приводила их в порядок, Дункан улыбнулся Питеру и, воспользовавшись возникшей суматохой, выскользнул из комнаты. — Он остановился рядом с Кэтрин и пробормотал: — нам надо поговорить, как ты думаешь? — К его бесконечному облегчению, она кивнула. Он взял ее за руку и повел к оранжерее, совершенно не обращая внимания на тревожный вскрик Питера.

* * *

Да. Им действительно нужно было поговорить, но Кэтрин нервничала, когда Дункан повел ее в заднюю часть дома. Она понятия не имела, о чем он хочет поговорить… а может, и знала. Ее смущение было вызвано тем, что ее часть разговора могла повлечь за собой. Она не знала, что сказать, поэтому молчала, когда они вошли в теплую, благоухающую оранжерею. Эту комнату она любила с тех пор, как они сюда переехали. Яркий свет и тщательно подобранные цветы привели ее в восторг, а роз нигде не было. Если бы ее жизнь закончилась в комнате, она бы выбрала именно эту—

— Ты уже обдумала мое предложение?

Ну и черт с ним. Он должен был сразу перейти к делу, не так ли?

Ее гнев усилился, но она изо всех сил старалась сдержать его, стоя спиной к нему и глядя в окно, выходящее в сад.

Дункан не виноват, что все это случилось. Хотя иногда ему казалось, что он сам во всем виноват.

— Я, э-э… да. У меня есть.

Он нежно взял ее за плечи и повернул лицом к себе. — И что же?

— Это очень трудно.

— Думаю, что да.

— Быть вынужденной выйти замуж за кого угодно. И уж тем более… — она прикусила язык, чтобы не произнести эти слова.

Выражение его лица стало жестким. — Тем более за скромного шотландца?

— Ну и что же? — Она изумленно уставилась на него. А потом, против своей воли, она рассмеялась.

Он нахмурился еще сильнее.

— Нет, Дункан. Не говоря уже о мужчине, который дразнил меня до тех пор, пока я не расплакалась. Ты был для меня чудовищем.

Ее слова, казалось, ошеломили его. Его губы шевельнулись. — Ну… я… ты… это было…

— У тебя ведь нет оправдания? — Действительно. Но он этого не сделал. — Откуда у меня будет уверенность, что теперь ты будешь добр ко мне? Я не могу жить с человеком, который бы издевался надо мной и мучил меня.—

— Конечно, все было не так уж плохо.

— Это было ужасно. — Так оно и было. Душераздирающе. Потому что она была влюблена в него, глупая девчонка. Теперь она стала умнее.

— Я не понимал, что причинил тебе боль. Я… прошу прощения. — Он приложил руку к сердцу и сказал: — Клянусь богом, я не буду с тобой жесток. Я никогда больше не причиню тебе такой боли.

Она почти поверила ему. Но он всегда был очаровательным, слишком очаровательным, если ей есть что сказать по этому поводу. Ей нужно было нечто большее, чем извинения и обещание. Ей нужно было знать…

— Он моргнул. Он казался несколько потрясенным. — Почему, что? — Его кадык медленно двинулся вниз по шее и обратно.

— Почему ты хочешь на мне жениться?

— О! Вот это! — Он фыркнул от смеха, а затем протрезвел. Он сжал губы, обдумывая вопрос.

И, правда? Нужно ли ему обдумывать этот вопрос?

— Разве ты не знаешь? — резко спросила она.

— Ну конечно. — Конечно, знаю. Мне… нужна жена.

Он кивнул и отступил назад, выглядя весьма довольным собой.

Она покачала головой, и его самодовольная улыбка испарилась, как суфле. — Любая женщина подойдет, если тебе просто нужна жена.

— Мне нужны наследники. Теперь у меня есть поместье, — она предположила, что он имеет в виду поместье Питера, — и мне нужны наследники.

— Еще раз. Любой племенной кобылы будет достаточно.

— Он нахмурился. — Ты же не племенная кобыла.

— Что же, большое тебе за это спасибо. Но ты все равно должен ответить на этот вопрос. Почему ты хочешь жениться на мне?

Его горло снова сжалось. — Разве это не очевидно?

— Она скрестила руки на груди. — По-видимому, нет.

Другое дело, что это было не так, даже отдаленно романтично, но она полагала, что женщина в ее положении знала лучше, чем ожидать таких капризов.

— Ну, ты же… — он махнул рукой в ее сторону. Вверх и вниз в иллюстративной манере, которая не была иллюстративной ни в малейшей степени.

— Я полагаю, что мы установили тот факт, что я женщина детородного возраста. — Племенная кобыла, если хотите.

— Ты нечто большее, Кэтрин. Теперь я кое-что понял.

— Например?

— Ты очень элегантна. Благородна. Обучена искусству светских тонкостей. Из тебя вышла бы хорошая жена.

— Она фыркнула. Вряд ли она вела себя прилично. И уж конечно, она не стремилась вести себя прилично. — В Лондоне найдется тысяча дебютанток, которые подходят под это определение.

Он сделал такое лицо, что ей захотелось рассмеяться. Если бы она не была так настойчива в раскрытии его истинных мотивов, то могла бы это сделать.

— Дебютантки? Лондонские дебютантки? Какая отвратительная мысль!

— Я, сэр, одна из таких созданий.

— Ты совсем не похожа на них, моя маленькая кошечка, — его непреклонный тон взволновал ее, как и его пристальный взгляд. Она настаивала, чтобы эти чувства отступили. — У тебя сердце горца. Ты же любишь вереск. Ты ездишь без седла. Ты бегаешь босиком по траве на рассвете—

— Боже мой, Дункан. Ни одна из этих вещей не является правильной, и я делала все это, когда была ребенком. — Она не знала такой радости с тех пор, как отец запер ее в пансионе мисс Уэллс для девочек в Кенте. Несмотря на дружбу Элизабет, школа сделала многое, чтобы вытеснить дикое дитя из ее души — даже сейчас она глубоко переживала эту потерю. Но, по-видимому, она была истинной английской леди, обреченной выйти замуж за истинного английского лорда, и—

Но нет. А она-нет. Больше нет, не так ли?

Как странно, что эта мысль наполнила ее необъяснимой радостью.

— Ты не такая, как они, — продолжал Дункан, не обращая внимания на ее прозрение. — Ты умная, веселая и интересная. Этим девушкам нечего сказать интересного.

— Скорее всего, потому, что я рано повзрослела, — сказала она, иронизируя. — Мне говорили, что я провела годы своего становления среди дикарей.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она шутит, а затем его сердитый взгляд сменился улыбкой. — Ну да.

— Значит, ты хочешь жениться на мне, потому что я больше склонна терпеть твои грубые манеры? — Сейчас она дразнила его, но, честно говоря, он это заслужил.

Его лицо покраснело, и он начал оправдываться.

— Или потому, что я могу беседовать с тобой на низшие темы, такие как субпродукты и разведение?

— Кэтрин!

— Или так оно и есть—

— Перестань.

— Я остановлюсь, если ты скажешь, почему хочешь жениться на мне-настолько сильно, что шантажом заставишь меня произнести клятву. — У меня и в мыслях не было шантажировать тебя, — казалось, он обиделся на это предложение.

— Неужели? Зачем же тогда эти угрозы насчет Ньюгейта?

— Он нахмурился. — Это была констатация факта. И конечно, я не хочу жену, которая чувствовала бы себя вынужденной выйти за меня замуж, которая чувствовала бы себя в ловушке с меньшей душой в качестве мужа. На самом деле, если это так, я решительно отказываюсь от своего предложения. — Он уставился на нее на мгновение, его глаза покраснели, а затем развернулся, чтобы выйти из комнаты.

Ах милый. Возможно, она зашла слишком далеко. Она не собиралась оскорблять или ранить его, или унижать его личность.

— Дункан — ее голос был тихим, но он услышал ее. Он остановился как вкопанный, но даже не взглянул на нее. — Я не чувствую, что ты-меньшая душа. Ты должен знать, что лучше, чем это. Ты всегда был одним из лучших людей, которых я встречала.- Ей стоило признать это из-за горькой воды, разделявшей их, но это было правдой.

Он тяжело вздохнул, и вся комната содрогнулась. — Я ценю это, мой маленький кот. Я делаю это…

— И я ценю твое предложение спасти нас. — И снова тихий голос выдавил из нее слова, потому что острые шипы застряли у нее в горле. Смирение было шипастой розой.

— А ты знаешь? — Затем он медленно повернулся и поймал ее взгляд.

— А я знаю.

— Значит, ты выйдешь за меня? — Его тон заставил ее сердце дрогнуть — наполненное слабой надеждой и ранившее щупальцем страха.

— Она поджала губы. — Ты сделаешь мне предложение, как полагается?

Он уставился на нее так, словно она только что заговорила по-китайски. — Что?

— Она театральным жестом указала на пол. — Некоторые мужчины опускаются на одно колено.

Его улыбка была злой. — Когда я встану на одно колено, это будет не предложение, моя девочка.

У нее не было времени подготовиться к его следующему шагу, и, честно говоря, она никогда не ожидала этого. Он бросился к ней, подхватил на руки и притянул к себе.

— Выходи за меня замуж, Кэт, — сказал он. Это была команда. — Выходи за меня замуж.

А потом он поцеловал ее с такой яростью, что она вся затрепетала. Горячий, жесткий, дикий и влажный, его поцелуй заставил ее разум кружиться, тело дрожать, сердце глухо стучать в ушах.

А потом она поняла, что это было не столько ее сердце, сколько аплодисменты и крики Элизабет: — Ура!

Потому что, очевидно, за ними следили.

Глава Пятая

Как только леди Эсмеральда пронюхала о предстоящей свадьбе, она стала одержима идеей устроить настоящую английскую свадьбу, и все вышло из-под контроля Дункана. Это было вполне приемлемо для него, учитывая тот факт, что он понятия не имел, как действовать дальше.

В Шотландии он просто пошел бы за угол к кузнецу или в церковь в соседнем приходе.

В Лондоне все было по-другому.

Совсем по-другому.

Во-первых, была задержка. И такая отсрочка, которую он и представить себе не мог. Дело было не только в том, что слишком много женщин — Кэтрин и Сент-Клеры, и, очевидно, все друзья, которых Кэтрин когда-либо встречала в своей жизни-теперь были вовлечены в планирование свадьбы, которая была слишком грандиозной. Дело было не только в приготовлениях, приглашениях, цветах и церкви… даже не в самой искренней решимости леди Эсмеральды превратить его в респектабельного джентльмена до этого благословенного дня.

По правде говоря, самым худшим из всего этого было раздражающее требование придерживаться запретов, что было действительно неприятно, потому что, как только Дункан получил согласие Кэтрин, последнее, что он хотел, это дать ей шанс изменить свое мнение.

Три недели — это слишком долго, чтобы быть на крючке.

По словам леди Эсмеральды, об особом разрешении и побеге не могло быть и речи, а поскольку она, сказав это, ударила его веером, он вынужден был ей поверить. Он не хотел, чтобы репутация Кэтрин в высшем свете пострадала в результате их скоропалительного союза. Достаточно того, что она опустилась до того, чтобы выйти замуж за шотландца… да еще и без титула.

Поэтому он приготовился ждать.

Что привело к еще одной досадной неприятности.

Леди Эсмеральда утверждала, что Кэтрин просто позорно оставаться в Росс-Хаусе, пока там Дункан. Она настаивала, что для девушки было бы вполне логично переехать к Сент-Клерам. Это, конечно, оставило Дункана наедине с Питером в доме Росса, что делало его фактическим опекуном щенка. Несмотря на то, что парень, похоже, усвоил урок, учитывая его досаду во время многочисленных лекций Дункана и угрозу богадельни, это все еще было отвлечением внимания, в котором Дункан не нуждался и не ценил его.

Он подозревал, что все это было просто частью заговора леди Эсмеральды, чтобы свести его с ума.

Если он и хотел видеть Кэтрин, то только по утрам, во время визитов, на которых все девушки Сент-Клера и несколько их хихикающих друзей собирались в элегантной гостиной герцога, принимая открытки, цветы и комплименты от различных поклонников.

Ему не разрешалось сидеть рядом с Кэтрин, держать ее за руку или говорить с ней напрямую. Другие поклонники могли, однако, что привело к тому, что некоторые сильно скрежетали зубами, а один слегка травмировал Суэйна. Хотя, по правде говоря, едва ли Дункан был виноват, что этот человек испачкался, когда увидел выражение лица Дункана, когда ублюдок подошел слишком близко к Кэтрин.

Но, пожалуй, худшей частью утренней пытки было то, что Дункану пришлось надеть “приличный костюм.” По-видимому, леди Эсмеральда не могла позволить себе, чтобы лели падали в обморок при непристойном виде его голых ног.” Подходящий костюм включал в себя приспособление для наказания, известное как “галстук”, который, как был уверен Дункан, изобрела мстительная жена.

В остальное время ему разрешалось видеться с невестой только по вечерам, которые были для него особым адом. Это может быть музыкальный прием, предназначенный для того, чтобы лишить человека уважения к Моцарту или навсегда оставить шрам на его слуховом канале. Или многолюдный бал в слишком маленьком бальном зале какого-нибудь помпезного лорда, на котором воняло перегруженными и желчными пудингами, когда они скакали по комнате, и горячие брызги воска, капающего с канделябров в разбавленный водой лимонад.

И действительно, за этот долгий месяц он быстро начал сожалеть о том, что поступил глупо, попросив леди Эсмеральду помочь ему стать более цивилизованным. Это была определенно не та жизнь, которую он хотел бы прожить. Некоторых зверей невозможно приручить. Да и не должны были.

Он мог только надеяться, что Кэтрин чувствует то же самое — она действительно казалась достаточно несчастной в те несколько раз, когда ему удавалось подойти достаточно близко, чтобы заметить это. У него определенно не было возможности спросить ее об этом.

Женщины действительно сомкнулись вокруг нее. Если бы Эсмеральда была генералом, война с Францией закончилась бы в два раза быстрее.

И только через две недели после помолвки кто-то допустил ошибку. Или решил проявить к нему немного милосердия.

В тот вечер не было ни маскарада, ни званого вечера. Это был просто карточный вечер в Синклер-Хаусе на Гросвенор-сквер, оргия архитектуры с семью заливами и коринфскими колоннами. Поскольку герцог проводил большую часть своего времени в Шотландии, Дункан считал это огромной тратой денег.

Но в этот вечер он был благодарен Лахлану за его щедрость, потому что это означало, что он может провести вечер с Кэтрин в доме, достаточно большом, чтобы два человека могли заблудиться, если бы захотели.

И он действительно желал этого.

К его бесконечной благодарности, она тоже.

В тот редкий момент, когда леди Эсмеральда и сестры Сент — Клер отвлеклись на хриплый спор о модных шляпках-откровенно говоря, странный для Дункана, никогда не задумывавшегося, что шляпы могут быть столь противоречивой темой, — он незаметно подошел к Кэтрин, стоявшей у окна, и поймал ее взгляд в отражении.

— Не хочешь ли прогуляться? — прошептал он.

Ему понравилось, что ее губы изогнулись, и она кивнула, почти незаметно. — Ночью в оранжерее очень красиво.

— Превосходно. — Он предложил ей руку, и, едва взглянув на нарастающую ссору позади них, они выскользнули из комнаты. Холл был погружен в полумрак, освещаемый лишь редкими светильниками. Это было идеальное место для обольщения или, по крайней мере, украденного поцелуя, но он сумел подавить эти порывы. Это был первый раз, когда у него появилась возможность поговорить с ней после их помолвки, и ему не следовало набрасываться на нее, как голодному льву, хотя он скорее был им. — Тебе придется идти впереди, — сказал он, когда она замедлила шаг. Он добродушно улыбнулся, хотя это ему дорого обошлось. — Я никогда не был в оранжерее в Синклер-Хаусе. — Хотя у него остались приятные воспоминания о той, что была в Росс-Хаусе.

— Конечно, — спокойно ответила она, хотя в ее голосе послышались нотки тревоги.

И он понял, что она нервничает так же, как и он.

И это действительно было нервно.

Как можно успокоить женщину в подобной ситуации? Как вернуть себе то утешение, которое они когда-то чувствовали? Утешение, которое он разрушил в своих неуклюжих попытках держаться подальше от девушки, которая была слишком молода?

Вероятно, залечить эти раны было невозможно, но, возможно, они могли бы начать все сначала. Начни все сначала.

— Скоро свадьба, — сказал он, и она вздрогнула, как будто его голос или слова испугали ее.

— Да. Они повернули за один угол, потом за другой.

— Тебе нравится этот… процесс?

Она слегка шмыгнула носом. — Это действительно кажется глупым, вся эта суета вокруг свадьбы.

— Не могу не согласиться, — сказал он. Осмелится ли он предложить побег?

— Я имею в виду, что мы вовсе не влюблены друг в друга.

Его сердце на мгновение остановилось, а голова скрутилась от боли.

Она пронзила его мрачным взглядом. — Так ли это?

Он не мог сказать ей истинную причину, по которой хотел на ней жениться. Она наверняка будет смеяться над ним. Он решил уклониться от ответа. — Я надеюсь, что любовь придет к нам со временем. А ты бы на это согласилась?

— Наверное. — Этот неуверенный тон уничтожил его.

Он прочистил горло. — Кажется, мы хорошо целуемся.

Она снова уставилась на него, на этот раз с большим интересом. Определенно, больше любопытства. — Разве люди… плохо целуются?

Он понятия не имел, но и не собирался говорить ей об этом. — Мне говорили, что целоваться — это отличный предвестник счастливого брака. Мне нравится целовать тебя, и я верю, что тебе нравится целовать меня, Кэтрин.

Поднявшийся румянец на ее щеках ответил за нее.

— Я также слышал, что необходима усердная практика.

— Естественно. — Это слово застряло у нее в горле. — Я… а-а… вот и оранжерея. — Она открыла двойные двери в застекленную комнату, заполненную садом изысканных растений и цветов.

Дункан шагнул внутрь и глубоко вздохнул. Влажный запах земли с ароматом духов наполнил его чувства, пробуждая в нем что-то примитивное и инстинктивное. — Прекрасно, — сказал он и тихонько прикрыл за собой дверь.

— Правда? — спросила она, поглаживая орхидею. Ее прикосновение было таким мягким, таким нежным, таким манящим. Его колени сжались, но он заставил себя следовать за ней, пока она шла по тропинке. — Мне нравится, что здесь чувствуешь себя как на улице. Мы даже можем увидеть луну.

Он последовал ее примеру и откинул голову назад, оценивающе глядя на светящийся шар в небе. Но на самом деле он думал только о том, как бы побудить ее снова поцеловать его. И будет ли это уместно.

Ладно, к черту приличия. Разумно это или нет.

Чувствуя себя так же, как сейчас, как он хотел ее в течение многих лет, он сомневался, что у него хватит сил остановиться на поцелуе.

И самое главное, меньше всего ему хотелось пугать ее своей страстью. Она была милым молодой девушкой. Невинной. И уж точно не из тех женщин, которые на это способны.—

— Ты действительно думаешь, что мы хорошо целуемся?

Он оторвал взгляд от соблазнительного лика луны и посмотрел на нее. Она смотрела на него, слегка приоткрыв губы, широко раскрыв глаза и нахмурив брови от восхитительного любопытства. Дрожь пробежала по его спине. — Да, моя маленькая кошечка. Я знаю.

Ее ноздри раздулись, когда он подошел ближе, но ценой больших усилий ему удалось взять себя в руки. Он поднял палец и провел им по изгибу ее щеки.

— Во всем христианском мире нет другой девушки, которую я предпочел бы поцеловать. — Его шепот завибрировал во влажном воздухе. Он придвинулся ближе, и на этот раз она не отступила.

— Неужели? — Может быть, это был намек на волнение в ее голосе?

— Я клянусь. — Он взял ее за щеку и наклонился вперед, достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание. — А теперь можно тебя поцеловать?

— Она моргнула. — Разве мужчина спрашивает?

— Леди Эсмеральда отдала бы мои кишки за подвязки, если бы я этого не сделал.

— Как мне реагировать на это? Если я говорю "нет", значит, я дразню. Если я говорю "да", значит, так оно и есть—

— Невеста?

Он поймал ее, и она рассмеялась. — Тогда все в порядке. Один поцелуй.

Ах, как ему нравилась эта улыбка на ее губах, когда он наклонился, чтобы коснуться их своими.

Ах, как ему нравилось, как она отвечала. Теплый, любопытный и сладкий.

Ему не потребовалось много времени, чтобы скользнуть глубже в объятия, и, к его радости, она была с ним всю дорогу. Когда он скользнул языком в ее рот, она замерла, но только на мгновение, а затем — о боги — ответила взаимностью.

Вспышка возбуждения пронзила его тело. Если бы он уже не был тверд, как скала, это было бы сделано. Не в силах сопротивляться, он притянул ее ближе и прижал свой член к ее животу. Она застонала и выгнулась ему навстречу.

Он провел ладонью по ее спине, а затем медленно, о, так медленно, обхватил ее грудь. Все это время он ласкал ее губами, целовал в щеку и покусывал за шею. Когда он решительно поднял большой палец, то обнаружил ее сосок, твердый и готовый к работе.

Ее стон был неровным. Она теснее прижалась к нему.

Он прижал ее к себе и пристально посмотрел ей в лицо. Как прекрасны были эти влажные глаза, этот хорошо поцелованный рот, этот сладостный вздох, когда он снова погладил ее.

— Дункан, — простонала она. — Что ты со мной делаешь?

— Он ухмыльнулся. — Всего лишь поцелуй, моя дорогая кошка, — сказал он. — Всего лишь поцелуй.

* * *

Всего лишь поцелуй?

Она не думала, что сможет выжить после этого.

Это была мучительная, но восхитительная агония.

Ее тело пульсировало, болело, плакало. Голод поднялся в ее животе, которого она никогда не чувствовала раньше и не могла полностью понять.

Она должна была верить, что это так.

— Дункан, — сказала она, когда он попытался вырваться. Она запустила пальцы в его волосы и притянула его ближе.

— Да, Кэт?

— Сделай это еще раз.

Что-то похожее на ужас мелькнуло на его лице. — Опять?

— Ну да. — Она обхватила его ладонь и прижала к своей груди. Что бы он ни сделал, она хотела большего.

— Нам, наверное, пора возвращаться. — В его голосе послышалось легкое напряжение.

— Но почему?

— Они будут нас искать.

— А нам какое дело?

— Было бы неприлично, если бы нас застали здесь одних. — Был ли в его глазах намек на панику?

— А что они будут делать? — спросила она. — Заставят нас пожениться?

На это у него не нашлось ответа. На самом деле, его губы слегка шевелились, но Кэтрин знала, когда она брала верх. — Ну же, Дункан. Ты же говорил, что поцелуи требуют усердной практики.

— Я так и сделал. Однако…

— Однако что? — Честно. Его внезапное нежелание уже начинало раздражать ее. Неужели она сделала что-то не так, целуя его? Неужели она была слишком смелой? Неужели она заставила его больше не хотеть ее? Неужели она все испортила?

— Кэт, ты не понимаешь…

— Тогда объясни мне. — она скрестила руки на груди, морщась, когда это было слишком чувствительно, и сердито посмотрела на него. Ее тело все еще гудело, болело, жаждало новых прикосновений.

— Когда мужчина целует женщину…

— Ну и что?

— Возникают определенные, гм, вещи.

— Например?

Господи. Неужели это румянец на его щеках? — Я… гм… — он посмотрел вниз. — Его, гм, страсть.

Она изумленно уставилась на него. — Ты имеешь в виду его член?

Он отшатнулся и уставился на нее.

— Неужели ты думал, что я не знаю о таких вещах? — Славная слава. Она выросла на шотландской ферме.

— Ты невинна. — Его лицо сморщилось. — Ты невинна, не так ли?

Она шлепнула его по плечу. — Ну конечно же. Но я знаю, как все устроено. Чего я не понимаю, так это почему ты хочешь прекратить целоваться. — Она сделала глубокий вдох. — Я… сделала что-то не так?

С минуту он молчал, хотя губы его шевелились. — Это неправильно? — в конце концов он зашипел.

Она отвернулась, не в силах вынести унижения. Вряд ли она виновата, что не умеет целоваться.—

Тяжелая рука легла ей на плечо и повернула к себе лицом. Ее взгляд встретился со взглядом Дункана, и она вздрогнула, увидев в нем ярость.

— Ты не сделала ничего плохого, — прорычал он, и что-то в его мрачном выражении лица заставило ее взволноваться, как летний шторм.

— Ничего?

— Нет, моя маленькая кошечка. Ничего. — И тогда он поцеловал ее, крепко и быстро.

— Тогда почему ты хотел остановиться?

Его глаза сузились, ноздри раздулись. — Почему я хотел остановиться? Потому что я боялся, что не смогу себя контролировать, Кэт. Ты сводишь меня с ума от похоти. Ты заставляешь меня чувствовать себя обезумевшим зверем. И я не хочу тебя пугать.

Она едва сдержала смех — смех облегчения и веселья.

— Напугать меня? — Он пугал ее только тогда, когда она думала, что он может ее не хотеть.

— И ради бога, я не хочу в первый раз брать тебя на полу оранжереи.

Перспектива была не совсем неприятной. В конце концов, они могли видеть луну.

— Там есть диван, — сказала она, махнув рукой в дальний конец комнаты. Она улыбнулась ему и подошла ближе, довольная тем, что он не отступил. Она обняла его за шею, приподнялась на цыпочки и поцеловала в подбородок.

— Еще один поцелуй? — раздраженно спросила она.

— Мы оба знаем, что это будет не один поцелуй, — прорычал он.

И она ответила ему широкой улыбкой. Это превратилось в смех, когда он подхватил ее на руки и бросился к дивану.

— Ты непослушная девчонка, раз так дразнишь меня, — пробормотал он. — Ты же знаешь, что я не могу сопротивляться.

Отлично. Действительно, превосходно. Она чувствовала то же самое-дикость, потерянность и желание. Ей не терпелось узнать, что же будет дальше.

Он усадил ее на диван, но, к ее удивлению, сам не сел рядом. Скорее он опустился перед ней на колени.

— Помнишь, как ты просил меня опуститься на одно колено? — спросил он.

Несколько озадаченная, она кивнула.

— Ну вот, сейчас я встану на одно колено. — его взгляд был пристальным, жестким, пленительным. На его щеке напрягся мускул. — Ты готова к своему поцелую?

— Да, Дункан.

— Во-первых, это. — Он взял ее за запястья и прижал ладони к груди.

Она с любопытством посмотрела на него.

— Пока я буду целовать тебя, ты должна ласкать себя. Здесь.

Он провел большим пальцем по ее соску, и шокирующее наслаждение пронзило ее, и она ахнула.

— Ну да. Вот так, мой маленький кот.”

— Я не могу. — стыд и смущение, а также… что-то еще питали горячий прилив, поднимающийся по ее щекам.

— Ну да. Ты можешь. — Он подмигнул ей. — Ты не можешь ожидать, что я сделаю все это в одиночку.

— Что делать? — Боже правый! Что он собирается…

Она ахнула, когда он провел ладонями по ее юбкам и обхватил лодыжки.

— Дункан?

— Тише, дорогая. Просто расслабься.

— Что ты…?

— Тише. — Его руки скользнули вверх по ее ногам, увлекая за собой юбки. Его кожа была теплой над ее, вызывая самые восхитительные вихри удовольствия, когда его ласки нарастали. Она попыталась успокоиться. Она попыталась вспомнить, что нужно трогать себя, как он велел, но по мере того, как ее огония нарастала, она теряла всякую способность мыслить и переходила непосредственно к инстинктам.

Ее тело, пальцы, грудь, казалось, знали, чего хотят.

Она смотрела на него из-под полуопущенных век, ее дыхание вырывалось из груди, когда он наклонился, чтобы поцеловать одно бедро, а затем другое. И все же он поднялся еще выше.

— Дункан— ее горло сжалось от этого слова.

— Кэт, — сказал он со вздохом, приподнимая ее юбки, которые обнажили ее полностью. — Ах, моя маленькая кошечка. — он нежно прикоснулся к ней, проводя линию блаженства вдоль ее щели, наполняя ее невообразимым удовольствием. Конечно же, ничто не могло быть так восхитительно. Конечно же, это был рай.

Но нет. Ему было чем поделиться с ней. Он кружил вокруг ее твердого комочка, играл с ним, мучил его, заставляя ее извиваться, дергаться и умолять.

Он взглянул на нее, его лицо было напряженным и нуждающимся.

— Ты готова к своему поцелую?

Она не могла удержаться, чтобы не дернуться. Она понятия не имела, что у него на уме, но знала, что ей это понравится. Все, что он делал до сих пор, было совершенно восхитительно.

— Ну да. Да. Пожалуйста! — и затем, она издала сдавленный стон. Потому что Дункан опустил голову и взял ее в рот.

Мир взорвался, расширился, разлетелся вдребезги.

Кэтрин закружилась в водовороте эмоций, ослепленная блаженством и не в силах сопротивляться.

А Дункан, чудесный Дункан, продолжал лизать, ласкать и покусывать ее нежную плоть, поднимая ее все выше и выше.

На каждом плато она клялась, что лучше уже не будет… но это было так.

Когда она уже была уверена, что умрет, когда она была уверена, что не сможет больше получать такое удовольствие и останется в своем смертном кольце, он откинулся назад и со вздохом положил голову ей на бедро.

Кэтрин заставила себя принять сидячее положение — так как во время этой атаки она слегка ссутулилась — и нахмурилась, глядя на него.

— Почему ты остановился? — спросила она.

Он одарил ее улыбкой, хотя на его лице был намек на боль.

— Я не остановлюсь, моя дорогая. Я думаю, что ты готова к следующему шагу.

Она изумленно уставилась на него, и восторг захлестнул ее. О-о-о! Она уже открыла рот, чтобы приказать ему продолжать, когда с другой стороны оранжереи донесся какой-то звук.

Она всмотрелась сквозь пальмовые листья и замерла, когда двери открылись и вошли леди Эсмеральда, Элизабет и Питер.

— Черт возьми! — Она о ее устила юбку и потянула Дункана за рукав. — Они уже идут.

— Что? — Его ответ был почти таким же паническим, как и ее. — Кто идет?

— Вставай с пола. Садись рядом со мной. Но не слишком близко.

Он так и сделал, но очень медленно. Она взглянула на его пах и поморщилась. Бедняжка.

— Мне так жаль, — прошептала она.

Он выдавил из себя улыбку. — Не то, к чему я привык, — сказал он с болью в голосе. Но у нее не было времени спросить его, что он имеет в виду, так как Питер обогнул пальму.

— Возвращайтесь в гостиную. — рявкнула леди Эсмеральда. Это было не праздное предложение, а приказ.

— Ну конечно. — Дункан встал, подал Кэтрин руку, и они пошли обратно через дом. Кэтрин терзали многочисленные противоречивые чувства, и не последнее из них-сожаление. Жаль, что они не закончили свои исследования. И, возможно, намек на разочарование.

Когда они вошли в гостиную, Дункан наклонился ближе и прошептал:

— Надеюсь я тебе дал пищу для размышлений на последующие дни, недели?

Хотя в этих словах была ирония, Кэтрин не видела ничего забавного в сложившейся ситуации.

Ни в малейшей степени.

Глава Шестая

Ну что ж, все прошло хорошо.

Не идеально, как обычно бывает при соблазнении, но достаточно хорошо.

Хотя это общение оставило у Дункана сильную потребность — которая сохранялась до тех пор, пока они с Питером не вернулись в Росс — Хаус и он не нашел себе немного уединения-он должен был признать, что это было прекрасное введение в страсть Кэтрин.

И он нисколько не испугал ее.

Он надеялся, что благодаря этому опыту она придет к брачному ложу с большим энтузиазмом и любопытством, чем если бы они вообще никогда не заходили в оранжерею.

Но это значительно усложняло ему задачу.

Всякий раз, когда он думал о ней.

Когда бы он ее ни увидел.

Всякий раз, когда он подходил достаточно близко, чтобы почувствовать запах ее духов.

Было очень тяжело.

Эта последняя неделя будет худшей в его жизни.

Но случилось нечто такое, что сделало ожидание более терпимым.

Когда на следующий день он явился на очередной утренний прием и вручил дворецкому шляпу, его встретил знакомый смех. Мрачный звук, донесшийся из гостиной, вызвал в нем радостную дрожь, и он бросился к двери.

Конечно же, он не ошибся. Так и должно быть.

Но нет. Завернув за угол и заглянув в комнату, он увидел не кого иного, как своего шотландского соседа и партнера по виски-концерну Ранальда Ганна, барона Бауэра, а вместе с ним и хорошего друга Дункана Хэмиша Робба, обладателя этого безошибочно узнаваемого смеха. Его блестящие рыжие волосы тоже были безошибочно узнаваемы. И чертовски красивое зрелище.

“Клянусь всеми богами! — воскликнул Дункан, прежде чем успел напомнить себе о приличиях. Конечно, приличные джентльмены не кукарекают в гостиных.

Но, черт возьми, он устал сдерживать себя. Он определенно устал быть приличным.

Хэмиш резко обернулся и уставился на него, а затем издал вопль, от которого задрожала люстра. Леди Эсмеральда предусмотрительно поставила чашку на блюдце и нахмурилась, как туча.

— Ну, правда, — сказала она.

Мужчины не обращали на нее внимания, приветствуя друг друга крепкими объятиями и мужественными хлопками по спине.

— Что, черт побери, ты здесь делаешь? — Спросил Хэмиш, когда они наконец все поздоровались.

Дункан осмелился взглянуть на Кэтрин, которая наблюдала за ним с легкой улыбкой на лице. Боже, она была прекрасна этим утром. От одного ее вида ему стало тепло. Он вспомнил ее стоны, крики и мольбы прошлой ночью. Которые заставили его—

— Я говорю, Дункан. по-видимому, у Хэмиша была еще одна пощечина. — Какого чёрта ты делаешь здесь, в Лондоне?

— Ваш язык? — леди Эсмеральда заблеяла.

— Ах, я прошу прощения, девушки, — сказал Хэмиш с той кривой усмешкой, что ни одна женщина, независимо от ее возраста или уровня крахмала, не могла устоять. Действительно, Эсмеральда смягчилась, захихикала и даже захлопала ресницами, что, по мнению Дункана, было тревожным зрелищем.

Она помахала Хэмишу сложенным веером. — Никогда не забывайте, что вы находитесь в присутствии невинных леди, сэр.

— Ох, как же я мог забыть? — сказал Хэмиш со смешком. Он отвернулся и набросился на Дункана. Затем он наклонился ближе и сказал заговорщическим тоном: — нас послал герцог.

— Кейтнесс?

Бауэр кивнул с болезненной улыбкой на лице. — Ну да. Герцог прислал нас в качестве своих представителей на сезон.

Леди Эсмеральда скривила нос — довольно пугающее зрелище.

- Этот чертов герцог. Он должен был сам прийти.

— Да, миледи, — ответил Хэмиш с соответствующим выражением досады на лице. — Но его жена… в положении. Он не хотел оставлять ее одну.

— Ба. Шотландская девушка достаточно крепка, чтобы путешествовать.

— Его светлость предпочитает быть осторожным.

На леди Эсмеральду это не произвело никакого впечатления. — Его светлость должен был благословить нас своим присутствием.

— Вместо этого он послал нас, — сказал Хэмиш, хлопая себя по груди. — Мы защитим ваших маленьких ягнят от волков из высшего общества.

Леди Эсмеральда закатила глаза.

— Вот этого я и боюсь, — сказала она. — Мы должны выдавать их замуж, а не гоняться за женихами.

— Мы простые шотландцы, — сказал Хэмиш. — Мы не собираемся прогонять женихов. — Он подмигнул Бауэру, и тот сдержал улыбку. Из них двоих Бауэр был сильным молчаливым типом, в то время как Хэмиш был более склонен к озорству.

Лахлан, вероятно, послал их обоих в надежде, что они уравновесят друг друга.

— Я не понимаю, почему герцог не мог приехать сам, — повторила леди Эсмеральда.

— Его жена "растет", — повторил Хэмиш.

— Он мог бы приехать и без нее. Он в долгу перед своей родней.

Энн, спокойно сидевшая рядом с Элизабет, которая притворялась, что вышивает, фыркнула.

— Тебе есть что сказать, девочка? — пропела леди Эсмеральда.

— А я знаю. Герцог был более чем щедр. Забирает нас к себе. Финансирование наших гардеробов. Добыть для нас самую элегантную, уважаемую компаньонку в Лондоне…

Она помолчала, давая возможность леди Эсмеральде оправиться.

— И все это ради четырех девушек, которых он никогда не встречал.

— Это его обязанность, — провозгласила леди Эсмеральда.

— Я, например, не хочу быть никому обязанной, — сказала Элизабет.

— Я тоже, — вмешалась Виктория.

— Я не возражаю, — сказала Мэри. Другие девочки сердито посмотрели на нее, но Кэтрин рассмеялась.

Этот звук привлек внимание Дункана. Нет, даже больше. Он схватил его за живот и дернул. Его взгляд метнулся к ней, и он поймал ее смех. Их глаза слиплись, и это тепло снова стало жарким.

— Послушай, Дункан, — пробормотал Хэмиш. — Ты так и не сказал мне, зачем приехал в Лондон. — И его пристальный взгляд проследил за взглядом Дункана, и его улыбка ясно дала понять, что он все понял. Или, по крайней мере, часть его.

Семь голубоватых адов. Дункан знал эту ухмылку.

И он боялся этого.

Может быть, это и не так уж хорошо, что его друзья все-таки приехали в Лондон.

* * *

Кэтрин всю ночь не сомкнула глаз. Как она могла, воспоминания рук Дункана, его губы на ней, кружились в ее голове? Она слышала истории о занятиях любовью, странные шутки там и тут, вещи, которые она не понимала. Теперь она знала. Или, по крайней мере, у нее было представление об этом.

Она знала, что это было больше, чем то, что она испытала, и у нее было смутное представление о том, что будет дальше.

Чего она не понимала, так это почему от таких мыслей у нее кружилась голова и она чувствовала слабость. И… желание.

Короче говоря, прозаическое описание акта не соответствовало эмоциональному водовороту. На самом деле, сводясь к самому акту, он не казался приятным ни в малейшей степени. И мысль о том, что ей придется проделывать подобные вещи с Тивертоном или Прюблом, оставляла ее совершенно равнодушной.

Но Дункан?

Ах, совсем не холодно.

Она бросила на него потеплевший взгляд и пришла в восторг, обнаружив, что он наблюдает за ней. Ее губы сами собой изогнулись в улыбке. Ее сердце бешено колотилось, когда он медленно отдал честь в ответ. Его ухмылка была действительно злой, что заставило ее улыбнуться еще шире.

Оглушительный кашель разнесся по комнате, пронзая мгновение. Вздрогнув, Кэтрин обернулась и встретила сердитый взгляд леди Эсмеральды.

Странно, как крышка может так дергаться.

— Леди Кэтрин. — какой ужасный тембр. Никогда еще при звуке собственного имени ее не пробирала такая холодная дрожь. — Не соблаговолите ли вы спеть нам песню на фортепьяно?

Кэтрин постаралась не поморщиться. Вряд ли она была совершенством.

— Конечно, леди Эсмеральда, — сказала она и кивнула, извиняясь перед мужчинами. К ее удивлению и радости, Дункан направился к ней.

— Может быть, я буду переворачивать для тебя ноты? — спросил он.

Как мило.

— Я и не знала, что ты читаешь музыку, — сказала она.

Его ухмылка была лукавой.

— Я не знаю. — Но это шанс встать рядом с тобой.

Ах милый. Как она могла сосредоточиться на нотах, когда он так смотрел на нее? Возвышаясь над ней. Наклонившись вперед. Дыхание…

Излишне говорить, что она искалечила Моцарта. По правде говоря, даже жестоко обращалась с ним. И это был такой красивый кусок когда-то. Один из ее любимых.

Когда она закончила, все вежливо зааплодировали, но когда она игриво предложила сыграть еще, Мэри и Энн с готовностью вскочили и с чрезмерным пылом заявили, что ее выступление было настолько захватывающим, что они просто не могут больше слушать.

Что вполне устраивало Кэтрин. Она вообще не хотела играть.

Хотя она не могла отрицать, что ей это понравилось.

Она соскользнула со скамейки и повернулась к Дункану.

— Не хотите прогуляться? — спросила она, подмигнув.

Он моргнул, возможно, ошеломленный ее дерзостью.

Возражал ли он против ее дерзости? Или это отталкивало его?

Ей придется спросить об этом во время прогулки.

— С удовольствием, — пробормотал он и взял ее за руку.

Они прошли уже половину комнаты — так близко от этой чудесной двери, — когда что-то похожее на визг остановило их обоих на полушаге. — Я говорю.

Кэтрин оглянулась через плечо на леди Эсмеральду. Выражение ее лица было напряженным.

— И куда же вы собрались?”

— На прогулку, леди Эсмеральда.

— В консерваторию? — Боже, как эта женщина громко говорить. — Думаю, что нет. Только не без сопровождающей.

— С компаньонкой? Но, леди Эсмеральда, — сказал Дункан. — Мы помолвлены.

— Что? — рявкнул Хэмиш. А потом он рассмеялся.

Кэтрин нахмурилась. Заметив это, он плотно сжал губы. Он бросил на Дункана любопытный взгляд. — Но я думал, что ты влюблен в другого человека.—

— Заткнись. — лицо Дункана побагровело. Он взглянул на Кэтрин, а затем сердито посмотрел на Хэмиша.

— Нет, правда. Сколько раз ты говорили о ней—

— Заткнись. Сейчас же.

Бауэр наклонился и прошептал что-то на ухо Хэмишу, что заставило молодого человека замолчать и сглотнуть, а затем бросить полный раскаяния взгляд на Дункана.

Кэтрин не понимала, о чем идет речь, и даже не пыталась понять. Она была слишком подавлена тем фактом, что Хэмиш случайно раскрыл тайну Дункана. Он был влюблен в другую женщину.

Эта мысль сильно ударила ее. Сильнее, чем она могла себе представить.

Боль в груди была почти парализующей.

Это было действительно смешно. Они оба согласились, что не были влюблены. С ее стороны было бы глупо воображать, что он может полюбить ее. Особенно так скоро. После одного свидания, или… как там это было.

И разве не он настаивал на том, что однажды к ним придет любовь? Это было далеко от ослепительного обожания.

Глупо было ожидать большего.

И он был взрослым мужчиной. Конечно, у него была и другая любовь. По крайней мере, она знала о Сандре. Она не имела права отнимать у них его время или страсть, и не имела права осуждать его за такое прошлое.

Но — если отбросить все эти отчаянные рассуждения — было одно, чего она просто не могла понять.

Если он влюблен в другую женщину, почему так настаивает на женитьбе?

* * *

Дункан сердито посмотрел на Хэмиша. Он пришел и хорошенько все испортил. По выражению лица Кэтрин он понял, что она обижена и, возможно, немного рассержена, но не было никакой возможности поговорить с ней наедине, никакой возможности успокоить ее, потому что она тут же схватилась рукой за голову и потребовала отдыха из-за начавшейся мигрени.

Девочки Сент-Клер вскочили на ноги и сомкнули ряды вокруг нее, хлопая крыльями, воркуя и унося ее Бог знает куда.

— Спасибо тебе большое, — прорычал он своему другу, наблюдая, как его невеста исчезает.

Хэмиш пожал плечами. — Прости.

Мерзавец не знал значения этого слова, но Дункан был бы рад возможности научить его этому.

— Это было крайне неудачное время, — сказал Бауэр, хотя выражение его лица было слишком веселым, чтобы понравиться Дункану.

— Я всегда был импульсивным. И ты это знаешь, — сказал Хэмиш.

— Но сказать моей невесте, что я влюблен в другую женщину?

— Так и есть.- Для Хэмиша не было никакого повода дуться. Он не был здесь потерпевшей стороной. — Ты все время говорил об этой девушке.

— Только когда я пил.

— Как я уже сказал, все время. Это мой маленький кот. Это мой маленький кот. Ты поклялся, что однажды найдешь ее снова. Ты поклялся, что однажды женишься на ней… — он замолчал, когда его осенило. А может быть, именно выражение лица Дункана заставило его наконец замолчать. — О, — сказал он. — Он бросил взгляд на дверь. — Ее зовут Кэтрин, не так ли?

— Мне кажется, именно так ее и представила леди Эсмеральда.

В этот момент все трое мужчин поняли, что леди, о которой идет речь, все еще находится в комнате и наблюдает за ними ястребиным взглядом.

— О, продолжайте, — она махнула рукой в их сторону. — Это очень интересно.

— Вас забавляет эта загадка, — пробормотал Дункан.

— Ну конечно, — хихикнула она. — Я люблю смотреть, как мужчины переворачиваются на бок от любви. Очень приятно. Очень приятно.

Он открыл было рот, чтобы ответить, что его едва ли опрокинули на бок, но понял, что это ложь. Все, что касалось Кэтрин, сбивало его с толку.

Тот факт, что он не отрицал своей любви, никто не упустил.

— Ты хочешь сказать, что нашел женщину своей мечты, и она согласилась выйти за тебя замуж, а ты еще не признался ей? — спросил Хэмиш.

Если бы они не находились в гостиной леди Эсмеральды, Дункан мог бы разбить ему лицо.

Потом Хэмиш захохотал, и кулак Дункана сам собой сомкнулся.

Гостиная или нет—

К счастью, прежде чем он успел что-то предпринять, леди Эсмеральда встала между ними и похлопала обоих по груди. Ее ласки продолжались с благодарностью. — Ну-ну, не надо так осуждать, — сказала она, грозя пальцем Хэмишу. — Вы едва ли знаете всю историю.

Дункан фыркнул. — Нет. Конечно нет!

— А ты! — Она резко повернулась к Дункану. — Я настоятельно советую тебе немедленно отвести её в сторону и рассказать ей о своих чувствах.

— Увести ее в сторону? Как я могу отвести ее в сторону, если она охраняется с большим усердием, чем драгоценности короны?

— У тебя ведь не было никаких проблем прошлой ночью, не так ли? — Она приподняла брови, и Дункану стало жарко. К счастью, она не стала настаивать. — Сегодня вечером у лорда Долтри маскарад, и я сопровождаю их туда. Я рекомендую вам присутствовать там и упасть к её ногам.

— У меня нет приглашения.

— Если вы не забудете надеть домино, попасть внутрь не составит труда. Прокрадитесь через сад. — Она замолчала и злобно посмотрела на него. — У вас это так хорошо получается.

Он не обратил на нее внимания. — Было бы гораздо проще, если бы вы оставили Кэтрин дома и позволили мне навестить ее сегодня вечером.

— Чепуха. Вряд ли это правильно.

— А похищение ее на балу-это правильно?

— Глупый мальчишка. Похищение-это такая романтическая штука.

— Так и есть? — спросил Хэмиш. Он бросил быстрый взгляд на Бауэра, который пожал плечами.

— Конечно, это так. Найди ее в толпе. Уведите ее из духоты в сад. Скажи ей, что любишь ее. Что ты всегда любил ее. Она — твоя жизнь. Твоя яркая сияющая звезда. Песня в твоем сердце—.

— Может быть, тебе стоит это записать? — предложил Хэмиш.

— Думаю, я смогу придумать, как сказать ей, что люблю ее, — отрезал Дункан.

— Пока еще нет, — возразила леди Эсмеральда.

Честно. Чем он заслужил такое оскорбление?

Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

— Куда это ты собрался? — крикнул Хэмиш.

— Мне нужно раздобыть домино. И женщину, чтобы победить. — И сегодня вечером он ей все расскажет. Все до единой правды. Каждый отдельный секрет.

Надеюсь, она не возненавидит его.

Глава Седьмая

Они говорят, что подслушивать нехорошо.

Но они часто ошибаются.

На самом деле, можно было бы узнать много блестящих фактов, слушая его.

Кэтрин опустилась обратно в нишу в холле, когда Дункан прошел мимо нее, слишком расстроенный, чтобы даже заметить ее присутствие.

Ее сердце затрепетало при виде его, его сильных мускулов, так плотно сжатых, его решительного настроя, его решительного выражения, когда он направился к двери.

Ей следовало бы остановить его, но тогда ей придется признаться, что она подслушивала. Она не хотела портить этот момент.

Все, что имело значение-это то, что он действительно любил ее.

Он всегда любил ее.

И он собирался объявить ей о себе сегодня вечером.

Головокружительная трель возбуждения пронзила ее при этой мысли.

О, и леди Эсмеральда была права. Похищение-это довольно романтично, если подумать.

Она не могла дождаться, когда он похитит ее.

Но она не станет облегчать ему задачу. Она должна была хоть немного отомстить ему за его зверское обращение с ней много лет назад. И ей нужно было знать почему.

Почему он оттолкнул ее?

Почему он обращался с ней как с маленькой девочкой?

Почему он так старался сделать вид, что не интересуется ею, когда она была ему интересна?

И что хуже всего, почему он вдруг уехал? Однажды он просто… исчез.

Она была сбита с толку его поведением.

Но потом леди Эсмеральда сказала, что мужчины как порода сбивают с толку, и Кэтрин сочла своим долгом согласиться.

Дверь за Дунканом захлопнулась, и Кэтрин осторожно выбралась из ниши. Это был шок-наткнуться на твердую как камень грудь. Она пискнула, отступив назад, чтобы посмотреть на серьезное лицо Бауэра.

— Что вы здесь делаете, маленькая кошечка? — Хотя выражение его лица было мрачным, в его тоне чувствовалась нотка юмора. Она помнила его еще с тех времен, когда жила в Шотландии. Он был трезвым, уравновешенным лэрдом, которого все уважали.

И все же она нахмурилась. — Не называйте меня так, — это было особое имя Дункана. Никто другой не мог им воспользоваться.

Бауэр поклонился. — Прошу прощения, леди Кэтрин. Что вы здесь делаете?

— По-моему, это было очевидно.

— И всё же? — его улыбка стала еще шире. — Подслушивали?

Шмыганье носом. — Вряд ли.

— Вы, конечно, не "вытираете пыль в нише"?

Ее хмурый взгляд превратился в сердитый.

— Не обижайтесь, девушка. Я не стану портить ему настроение и не скажу, что вы уже все слышали. Вы ведь все это слышали, не так ли?

— Да, я так и сделала. Хотя я едва понимаю.

Его брови изогнулись, и она вдруг поняла, что он очень красивый мужчина. Не такой красивый, как Дункан, но симпатичный. — Тогда чего же вы не можете понять? — спросил он.

— Если он всегда любил меня, то почему был так груб со мной?

Бауэр, этот трезвый серьезный человек, запрокинул голову и рассмеялся. Он смеялся и смеялся, пока Кэтрин не шлепнула его по груди.

— Прекрати это.

— Прекратить что?

— Смеется надо мной.

— Я вовсе не смеюсь над вами, крошка. Это больше похоже на то, что я смеюсь над ним.”

— Над Дунканом?

— Ну да. Можете себе представить его страдания?

Нет. Не совсем. Она не могла понять.

— Вот он, конюх, тоскует по дочери лэрда. Вы видите проблему, не так ли? А твой отец… я встречался с ним несколько раз. Его едва ли можно было назвать добродушным лэрдом.

— Его там не было.

— Мы называли его "хладнокровный британец". И вдобавок ко всему, сколько тебе было?

Она пожала плечами: — Двенадцать.

— И, если мне не изменяет память, вы не делали секрета из своей любви к Дункану Маккею.

— Вряд ли это любовь, — ей было всего двенадцать. А, ну ладно. Она была без ума от него. Она практически пускала по нему слюни.

— Итак, вот он, человек без средств, влюбленный в девушку, которая слишком молода, чтобы это было прилично, и дочь лэрда в придачу. Можете ли вы понять, зачем ему понадобилось отговаривать вас?

Ну и черт с ним. Она могла. Но это не облегчило боль от ее унижения. Даже сейчас. Ее душа все еще болела. Когда он исчез, не сказав ни слова, она была совершенно раздавлена.

Бауэр положил руку ей на плечо. — Если вас это утешит, он всегда клялся, что будет достоин вас. Он заработает свое состояние и снова найдет тебя. И он это сделал. Теперь между вами нет приград.

Кэтрин замерла. В голове у нее все закружилось.

Между ними не было приград.

Какая прекрасная мысль!

Она улыбнулась, когда внезапно мир снова засиял ярким светом. Затем, не колеблясь, она повернулась и побежала к лестнице.

— Куда это вы собрались?” — позвал Бауэр.

“Мне нужно подготовиться к маскараду, — сказала она, смеясь.

Будь прокляты приступы мигрени!

* * *

Подготовиться к маскараду оказалось не так просто, как можно было бы ожидать. Дел было так много, что это заняло практически весь день.

Кэтрин вместе с Элизабет, Энн и вездесущей леди Эсмеральдой провели большую часть дня в лихорадочных покупках, выискивая подходящее платье, идеальное домино, ленты, шляпки и меховые накидки. День был чудесный, особенно если учесть, как Кэтрин предвкушала предстоящий вечер.

Ничто не могло испортить ей настроение.

По крайней мере, она так думала.

И тут она заметила Тивертона и Прейбла, направлявшихся к ним по улице.

Она почувствовала внезапное желание заглянуть в соседний магазин, но это была табачная лавка.

— О, фу, — сказала Элизабет и подхватила Кэтрин под руку в знак поддержки. Она заставила себя улыбнуться, но Кэтрин подумала, что это больше похоже на гримасу.

— Леди Кэтрин. Леди Элизабет, — сказал лорд Тивертон, приподнимая шляпу. — И леди Эсмеральда. Хорошая встреча.

— Джентльмены. — леди Эсмеральда высокомерно кивнула и направилась дальше.

Однако лорд Тивертон резко остановил их, довольно грубо схватив Кэтрин за руку. Она многозначительно посмотрела на его руку, но он не убрал ее. — Что вы, милые дамы, делаете в этот прекрасный день?

— Ходим за покупками, — сказала Элизабет, указывая на лакеев, следовавших за ними с коробками.

— Маскарад Далтри, разве вы не знаете? — снова пренебрежительно кивнула леди Эсмеральда. — Прошу нас извинить. У нас так много дел.

Тивертона не отступал. Он перевел свой острый взгляд на Кэтрин. — Послушайте, я слышал, что вы помолвлены.- Его нос задрожал, как у крысы, почуявшей гнилые потроха.

— За шотландца, — сказал Прейбл, сжимая свой галстук. — Никогда не думал, что это правда.

— Она действительно помолвлена, — сказала леди Эсмеральда, втискиваясь между Кэтрин и Тивертоном. Волей-неволей он отпустил ее.

— Я не могу передать вам, насколько это тревожно. — Тивертон откинул голову назад, чтобы посмотреть на Кэтрин сверху вниз, давая ей прекрасный взгляд на внутреннюю сторону его ноздрей. У нее хватило присутствия духа заметить, что они напоминают пещеру. И пушистые.

— Дочь барона, выходящая замуж за нищего дикаря, — цыкнул Прейбл.

— Вряд ли он остался без гроша, — заметила леди Эсмеральда с легкой усмешкой. — На самом деле, если то, что я слышала, правда, он мог бы купить вас обоих сразу.

Оба лорда отшатнулись назад, словно оскорбленные до глубины души. Тивертон фыркнул, хотя это было также что-то вроде влажного фырканья. К тому же он был весь мокрый-брызнул слюной и воскликнул: — Да, у него нет титула. Никакого стояния. Этот человек-настоящий дикарь. О чем вы только думали, девушка?

Что он был в два раза больше, чем Тивертон? Может быть, трижды?

— Это возмутительно, говорю вам. Скандально. — Прейбл содрогнулся от ужаса. — Свет никогда не простит вам этого предательства. Все лучшие семьи подвергнут вас остракизму.

По какой-то причине эта страшная угроза не внушала ей никакого ужаса. На самом деле, это было что-то вроде облегчения. Она была довольно раздражена ограничениями "приличного общества", со всеми балами и событиями и банальными разговорами с людьми, которые были слишком одержимы своими собственными последствиями. Насколько приятнее было бы уехать из города и жить в деревне? Возможно, в Шотландии. Ей придется спросить у Дункана, что он предпочитает.

— Скажите же, что вы передумаете, — с пеной в голосе произнес Тивертон.

— А вы можете говорить, что хотите.

— Чепуха. — Завопила леди Эсмеральда. — Помолвка была объявлена.

— Еще не поздно рассмотреть моё предложение, — сказал Тивертон.

— Или моё, — добавил Прейбл. Он проигнорировал сердитый взгляд друга.

Тивертон одернул жилет. — Я уверен, что найду в своем сердце силы простить вам этот безвкусный эпизод.

— Простить? Ах глупый. — Слова сорвались с ее губ. Высокомерие и презрение этих двух мужчин к Дункану заставили ее покрыться мурашками.

А еще у нее мурашки побежали по коже от мысли, что она выйдет замуж за кого-то из них.

Или любой другой, кто не был Дунканом Маккеем, если честно.

Эта мысль ошеломила ее. Не столько суть ее, сколько огромный колодец эмоций за этой мыслью. О, когда же это случилось?

Или, что еще важнее, когда она, наконец, полностью приняла свою судьбу?

Но ведь она знала ответ, не так ли?

Это случилось задолго до оранжерее. За долго до его опрометчивого предложения.

Это случилось у чудесного озера, давным-давно, когда она очнулась с его губами на своих.

— Я так ценю вашу заботу, — холодно сказала она. — Но я уверена, что уже приняла решение. Вздернув подбородок, она проплыла мимо них, желая только одного-как можно больше увеличить расстояние между ними. Остальные поспешили догнать ее.

Но Тивертон еще не закончил. Крикнул он ей вслед. — Попомните мои слова. Вы еще пожалеете об этом, моя дорогая. — Злоба в его голосе заставила ее вздрогнуть.

В ответ Кэтрин проигнорировала его.

— Ну, это было досадно, — проворчала леди Эсмеральда, когда они шли по улице.

Кэтрин слегка споткнулась, потому что ее ослепила красная волна гнева. Как они смеют оскорблять Дункана? Как они смеют думать, что он недостоин ее? Её любви? Ни о чем таком?

— Кэтрин, — тихо позвала Элизабет. — Помедленнее.

— О да. Она остановилась и подождала остальных, хотя инстинктивно ей хотелось бежать.

— А ты не знаешь, что нам нужно? — спросила леди Эсмеральда. — Мороженое.

— О да! — воскликнули Элизабет и Энн одновременно.

Кэтрин тоже кивнула, хотя лед ей был не нужен. Не совсем.

Хотя это было прекрасное угощение, оно мало охладило ее гнев на этих ханжей.

Но когда она наконец успокоилась и немного поразмыслила, то почувствовала благодарность к доброму Господу на небесах. Потому что, если бы все пошло по-другому, она могла бы выйти замуж за одного из них, а не за человека, которого любила.

Мужчину, которого она всегда любила.

И так будет всегда.

* * *

Кэтрин не могла дождаться вечера, когда увидит Дункана, но ей было очень досадно, что бал оказался маскарадом. Поскольку все были одеты в домино, невозможно было сказать, кто из них он.

На самом деле, каждый раз, когда к ней приближался высокий мужчина в развевающемся плаще, ее сердце замирало. А потом он заговорит с ней, и ее сердце падало.

— Как же мне его найти? — спросила она Элизабет, когда они остановились у колонны возле столика с лимонадом. — А как он меня найдет? — Взрыв. Но все шло не очень хорошо.

Элизабет улыбнулась: — Не беспокойся, Бауэр и Хэмиш обещали помочь. — Двое мужчин, пришедших на вечеринку по приглашению, которое было послано отсутствующему герцогу, отказались носить домино. На самом деле они шокировали всех — за исключением леди Эсмеральды — тем, что носили килты. Они стояли в противоположных углах бального зала, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, наблюдая за Энн и Элизабет орлиными глазами. Излишне говорить, что они выделялись в толпе, что, как предположила Кэтрин, и было их намерением. Они ясно дали понять, что находятся здесь, чтобы защитить кузин герцога, и ни один человек в здравом уме не осмелится взять подойти к одной из них.

— Чем могут помочь Бауэр и Хэмиш?

— Разве это не очевидно?

Но это было не так.

— Дункан сразу же их узнает. Он пойдет к ним за помощью, и они укажут ему на твой путь.

— О, конечно. Это было бы замечательно.

— А пока давайте выйдем наружу. Здесь уже так тесно.

Это было правдой. От приторного запаха духов, пота и дыма у нее сводило живот. Разговор был оглушительным, и, кроме того, событие было многолюдным. Кэтрин искренне не любила толпы.

Когда они вошли в садовую дверь, она глубоко вздохнула. Воздух был прохладным, чистым и освежающим. — О, гораздо лучше, — сказала она.

— Да. — Элизабет взяла Кэтрин за руки, а затем подняла голову и посмотрела на небо. — Жаль, что здесь нет луны.

— Она за облаками. — Сад был погружен в тень, если не считать редких факелов на дорожке. Они прошли мимо нескольких других пар и спустились по лестнице, медленно пробираясь сквозь кустарник. — Это гораздо приятнее, — сказала она через мгновение.

— Я тоже так думаю.

— Элизабет?

— Да, Кэтрин?

— Как ты думаешь, Дункан предпочел бы жить в городе? — Этот вопрос мучил ее уже несколько недель.

— Похоже, он не из тех, кто предпочитает город. Но тебе придется спросить его самого.

— Я так и сделаю. Но должена сказать, я очень надеюсь, что он предпочитает деревню.

Элизабет кивнула. — Я тоже предпочитаю деревню.

Ее голос звучал печально, и Кэтрин сжала ее руку. — Что случилось?

О, ее вздох был сентиментальным. — Мне предложили руку.

— Но, Элизабет. Это просто замечательно. — Кто это?

— Лорд Твиггенберри.

У Кэтрин отвисла челюсть. — Твиггенберри? Он — настоящая находка.- Такой красивый, почти симпатичный, с двадцатью тысячами годового дохода и лордом королевства в придачу.

— Наверное.

— Ты полагаешь? Разве не каждая дебютантка мечтает заполучить себе такого мужа?

— Наверное.

Кэтрин остановилась, обхватила ладонями щеки Элизабет и пристально посмотрела ей в глаза.

— Тогда в чем же дело?

Ей было больно, что на глаза Элизабет навернулись слезы.

— Даже не знаю. Я просто не…

— Что не?

Она наклонилась к ней и заговорщицким тоном прошептала: — Просто он мне… не нравится.

— А ты с ним уже познакомилась? Помнишь, я совсем не любила Дункана, когда он снова появился в моей жизни. И как все изменилось!

— Уверяю тебя, он совсем не похож на Дункана.

— Ты всегда можешь сказать "нет".

— О. Я не могу? Все рассчитывают, что я сделаю блестящую партию.

— Но не ценой своего счастья.

— Тетя Эсмеральда совершенно непреклонна в том, что он совершенен. И, по-видимому, он был одобрен герцогом….

— Тогда пусть герцог выйдет замуж за него сам.

Смех Элизабет был влажным. — Не говори глупостей. Герцог уже женат.

— Я сомневаюсь, что твой кузен захочет, чтобы ты вышла замуж за того, кто тебе безразличен.

— Люди делают это каждый день.

Элизабет была светлой душой, волшебным созданием, которое было бы раздавлено тяжестью такого несчастья. — Завтра я поговорю с леди Эсмеральдой.

— О, а ты бы могла?

— Ну конечно. — Кэтрин обняла подругу. — Ну конечно.

— А можно мне переехать жить к вам с Дунканом, когда я останусь старой девой и навсегда останусь на полке?

Кэтрин откинула голову назад и рассмеялась. — Совершенно верно. На самом деле, мне бы очень хотелось чтобы мы были вместе.

Они взялись за руки и начали спускаться вниз по тропе, настроение значительно улучшилось. Не только Элизабет чувствовала себя более непринужденно, но и Кэтрин тоже. По правде говоря, она нервничала из-за встречи с Дунканом сегодня вечером, но теперь она была более чем готова.

На самом деле, она не могла больше ждать.

Когда перед ними замаячила темная фигура, ее сердце застучало в груди, а дыхание перехватило.

— Леди Кэтрин?

Она вздрогнула от неприятного голоса Тивертона. А потом вздохнула. — Да, милорд.

— О, черт, — пробормотала Элизабет.

Тивертон не обратил на нее внимания. Он вышел на свет и сосредоточился на лице Кэтрин. — У меня ужасные новости.

Она приподняла бровь, хотя он не мог разглядеть этого под маской.

-И что это такое?

— Ваш брат, дурак. Он участвовал в дуэли.

Ее сердце дрогнуло. — Нет.

— Он тяжело ранен. Он попросил меня привести вас к нему.

— О, это ужасно, — Кэтрин взглянула на Элизабет. — Мне пора идти.

— Ну конечно. Мы все пойдем. Подождите здесь, а я приведу Бауэра и Хэмиша.

— Благодарю вас.

Кэтрин обмахивалась веером, глядя, как Элизабет вбегает в дом. Жар и беспокойство захлестнули ее. Ей следовало бы повнимательнее следить за братом, но трудно было понять, чем он занимался, пока она жила в Сент-Клер-хаусе. Дункан уверял ее, что держит Питера на коротком поводке, но с его планами на сегодняшний вечер ее брат явно ускользнул.

— Скажите мне, лорд Тивертон. Насколько все плохо?

Его улыбка действовала на нервы. От этих слов у нее по спине побежали мурашки.

— Лорд Тивертон?

Но он не ответил. На самом деле, его взгляд блуждал по ее плечу, и он кивнул кому-то невидимому.

Кэтрин резко обернулась и увидела двух дюжих мужчин в рабочей одежде, приближающихся к ней. Один из них держал мешок, который он накинул ей на голову, заглушив ее крик. Прежде чем она успела отреагировать, мужчина перекинул ее через плечо и побежал.

Глава Восьмая

Кэтрин застонала, когда ее голова ударялась о спину похитителя с каждым шагом, заставляя его кружиться и заставляя ее горло подниматься.

— Будь с ней осторожен, — отрезал Тивертон. — Она будет моей женой.

О. Ужас. Кэтрин возобновила сопротивление, размахивая руками и ногами. Она ударила своего похитителя в пах — или куда — то мягко-и он споткнулся. Грязное проклятие сорвалось с его губ, и хотя это было ниже ее достоинства, она скорее наслаждалась им.

Но потом человек, который нес ее, передал ее другому, и этот парень стал гораздо осторожнее относиться к ее пальцам.

Она услышала скрип калитки, а затем ее бросили на пол кареты. Экипаж снова накренился — надо полагать, чтобы впустить Тивертона-и затем, по его приказу, рванулся вперед.

Когда он наклонился, чтобы поднять ее на сиденье, она вырвалась, и он рассмеялся. Это был вовсе не смешной смех. — Я действительно люблю женщину, в которой есть немного борьбы, — сказал он, связывая ей руки.

Веревка была грубой и царапала ее запястья.

Только когда он убедился, что она надежно связана, он снял капюшон.

Она сердито посмотрела на него. — Какого черта вы тут делаете?

— По-моему, это было очевидно.

— А Питер? Да, она была совершенно уверена, что это была всего лишь уловка.

Тивертон подтвердил это со смехом. — Ваша единственная слабость.”

— Значит, мой брат не участвовал в дуэли?

Он небрежно дернул плечом.

— Насколько мне известно, ваш брат сейчас в Росс-Хаусе зализывает свои раны. Хотя, должен сказать, обобрать его было совсем нетрудно. Он такой доверчивый парень.

— Это вы обманом заставили его все проиграть?

— Это было совсем нетрудно. Как я уже сказал, он парень доверчивый. Все бы хорошо кончилось, если бы не вмешался этот проклятый шотландец и не предложил свою кандидатуру. Но мы уже положили этому конец, не так ли?

— Ах ты ублюдок! Да как вы смеете?

Никогда в жизни она не была так возмущена.

— Да как я смею? Моя дорогая, я владыка этой земли. И я спасаю вас от вас самой.

— От самой себя?

— Да, — он похлопал ее по руке. Она ударила его. — Вы не выйдете замуж за этого шотландца. Я просто не могу этого допустить.”

— Это не ваше дело.

— Мне кажется, я ясно дал понять, что это мое дело. Потому что я хочу вас. И…” сказал он, откидываясь на спинку стула, — я беру то, что хочу.

— Я не выйду за вас замуж.

Тивертон усмехнулся. — Конечно, вы

сделаете. Вам придется это сделать.

— Она прищурилась. — Но почему?

— Все очень просто, моя дорогая. Я похитил вас. Я совершенно опорочил вас. К тому времени, как об этом станет известно — а я уже позаботился о том, чтобы все мои друзья знали о моих планах сбежать с вами в Гретна — Грин, — от вашей репутации останутся одни клочья.- Его улыбка превратилась в поистине ужасающий оскал зубов. — Никто другой вас не возьмет.

— Что за чушь.

— И Дункан тоже. Разве не так?

Даже если она была… запятнана?

Струйка страха пробежала по ее телу, но она сделала глубокий вдох и намеренно отогнала её. Она не позволит Тивертону иметь над собой такую власть. Она не позволит ему усомниться в любви и преданности Дункана. И она ни за что не позволит этому червяку заставить ее бояться.

На самом деле, в тот момент она решила превратить его жизнь в сущий ад, пока они вдвоем будут находиться в обществе друг друга.

С этой целью она пнула его в голень. Хотя ее туфелька была плохим выбором для такого приветствия, и ее палец болел, она полностью наслаждалась его воем.

* * *

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что она ушла? — У Дункана все внутри перевернулось, когда его охватила паника. Он стоял с Бауэром и Хэмишем в отдельной комнате у лорда Долтри. Они отвели его в сторону, чтобы сообщить ему эту новость.

— Ее забрал Тивертон.

Он прищурился, глядя на Хэмиша, как будто сердитый взгляд мог изменить факты. — Что значит, он ее забрал?

— Я говорил с кучерами в конюшне. Они увидели, как Тивертон и несколько человек бросили в его экипаж какой-то сверток. — Выражение лица Бауэра было суровым. — Сверток брыкался и кричал.

В то же самое время Дункана захлестнула волна гордости и ужаса. Конечно, Кэтрин будет драться. Она была сильной и упрямой девушкой. Но то, что она перенесла такое унижение, было больше, чем он мог вынести.

Вместе с тем, он испытывал холодок страха за ее безопасность.

Клянусь Богом, если Тивертон причинит ей боль, если он хотя бы прикоснется к волосам на ее голове, он выпотрошит его ножом для масла. Или, может быть, ложкой.

— А мы знаем, куда он направился? — спросил он.

Бауэр почесал бороду ладонью.

- Говорят, он везет ее в Гретна-Грин.

Дункан нахмурился. — Ты уверен?

— Именно это он и сказал своим друзьям в "Уайтс".

— Ублюдок.

— А куда еще он мог ее отвезти? — Можно было заподозрить, что Тивертон лжет даже своим друзьям.

— У него есть поместье в Лидсе, — сказал Бауэр.

— Превосходно. Дункан сорвал дурацкое домино, бросил его на стул и направился к двери.

— Куда это ты собрался? — Крикнул ему вслед Хэмиш.

— Я собираюсь спасти свою женщину.

— Только не без нас, — проворчал Бауэр.

Дункан вздохнул. — Я ценю вашу помощь, но у вас здесь есть работа. Что скажет герцог, если вы бросите его кузин?

— Они могут отложить сезон до нашего возвращения, — пожал плечами Бауэр.

— Они и есть женщины, — отрезал Дункан. — Они не захотят ничего откладывать.

— Они также друзья Кэтрин, — напомнил ему Хэмиш. — Они захотят, чтобы она была в безопасности. Они поймут.

— Совершенно верно. — Бауэр кивнул. — А теперь давайте отвезем их домой и подготовимся к поездке на север. Нам нужно успеть на карету.

И если они будут достаточно быстры, если им повезет, они вернутся с Кэтрин на буксире еще до рассвета.

* * *

Им не повезло.

Хотя они ехали всю ночь напролет, они не видели ни самой кареты, ни даже следов кареты Тивертона. Хотя это значительно замедлило их продвижение, они останавливались у каждого почтового двора, чтобы расспросить конюхов и трактирщиков, но без особого толку. Дункан был уверен, что в какой — то момент Тивертон остановится на ночлег-у него определенно не хватало сил ехать прямо в Шотландию, но когда на второй день сгустились сумерки, а у них не было ни одной подтвержденной стоянки, он начал беспокоиться.

Неужели они пошли не в ту сторону? Выбрали не ту дорогу? Неужели они каким-то образом разминулись с ним в одном из многочисленных почтовых отделений?

Или — и это была поистине ужасная мысль-он решил ехать без остановки и спать в карете? Дункан мог только догадываться, через что прошла Кэтрин, если это было так.

Когда они добрались до Лидса, Хэмиш свернул и направился к поместью Тивертона, а Дункан и Бауэр продолжили путь на север. С каждой пройденной милей беспокойство Дункана росло. А вместе с ним и его ярость на Тивертона.

Его ярость на весь мир в целом.

От отца Кэтрин до гарцующих лордов Лондона, казалось, все были полны решимости держать их врозь.

Но, клянусь Богом, он не ждал ее так долго, не работал так усердно и не боролся так решительно, чтобы потерять ее сейчас.

Только когда они добрались до Йоркшира, у них появился первый намек на надежду. Трактирщик вспомнил, что накануне вечером здесь остановилась карета с таким же гербом, как у Тивертона. Ему показалось странным, что никто не вышел, кроме одного из возниц, который заказал еду для лорда и леди, а затем покатили дальше.

Ему также показалось странным, что из кареты донесся какой-то шум, визг лэрда и приглушенные проклятия леди.

Дункан был измотан и с затуманенными глазами, но эта новость придала ему сил. Хотя Бауэр и рекомендовал им немного отдохнуть, он вскочил на своего нового скакуна и помчался за ней.

Теперь они были слишком близко, чтобы отдыхать. Слишком близко.

* * *

Кэтрин была несчастна. Мало того, что она оказалась запертой в маленьком экипаже с таким отвратительным типом, как Тивертон. Он также настаивал, чтобы они не останавливались, за исключением крайне коротких периодов, чтобы сменить лошадей, собрать еду и облегчиться. Было унизительно, что ее пленнитель или один из его людей стоял и наблюдал за ней, пока она это делала.

Хотя он соизволил развязать ее после той первой ночи, у нее не было возможности сбежать из-за их бдительности.

Кэтрин никогда не испытывала удовольствия от ощущения плена — кто бы мог? но она развлекалась тем, что находила новые способы досадить Тивертону. Разбудить его от крепкого сна, петь не в своей тональности и подпрыгивать на сиденье — это хорошо. Хотя в какой-то момент она поняла, что, возможно, перестаралась, так как он становился все более кислым.

В какой-то момент он отдернул руку, как будто собирался ударить ее. Как ни забавно было злить его, у нее не было никакого желания встретить конец его кулак.

Вместо этого она решила сосредоточиться на возможностях побега. Они приближались к границе, и ей нужно было избавиться от Тивертона до того, как они доберутся до Гретна-Грин.

Когда они остановились в Йоркшире, обед состоял из хорошего ростбифа и пудинга, и хотя было трудно есть в движущемся экипаже, это принесло одно большое преимущество.

Нож.

А когда с едой было покончено, Тивертон, который в последнее время почему-то почти не спал, забыл взять у нее еду.

Она сунула его в карман своего домино, которое все еще было на ней. Хотя он и не был ужасно острым, это было оружие, и она использовала бы его в случае необходимости.

За обедом Тивертон выпил вина, что, как и предполагала Кэтрин, вскоре заставило его заснуть. Она подождала немного, наблюдая, как он сопит и храпит, время от времени поглядывая в окно, чтобы оценить пейзаж. Хотя была уже ночь, луна освещала поля, когда они проезжали мимо. Она подождала, пока карета замедлит ход и свернет за угол, потом открыла дверцу и…

О. Ее сердце бешено заколотилось, когда она увидела проносящуюся мимо землю, но времени обдумывать свой опрометчивый план не было.

Она глубоко вздохнула и бросилась на дорогу.

Ее тело ударилось о землю с глухим стуком, от которого перехватило дыхание, и она чуть не вскрикнула от боли. Ей потребовалось все ее мужество, чтобы промолчать. Она посмотрела на проезжавшую мимо карету и замерла, насколько могла. Кучер, конечно, ее не увидит, но другой человек, которого привез Тивертон, сидел на багажном отделении и хорошо ее мог видить.

Она чуть не упала от облегчения, когда поняла, что он надвинул шляпу на лицо и, скорее всего, спит. И все же она не двинулась с места, пока карета не скрылась из виду.

А потом-медленно и с громким стоном она встала. Все болело. Бедро, на которое она упала, лодыжка, которая подвернулась, и плечо, которое наткнулось на камень. Должно быть, она была похожа на старуху, когда ковыляла обратно по дороге туда, откуда они пришли.

Она понятия не имела, как вернется в Лондон, но твердо решила это сделать. С каждым шагом она проклинала Тивертона за его вероломство.

Одно дело — ругать ее за то, что она решила выйти замуж за другого. Совсем другое — украсть ее у него.

Но, клянусь Богом, никто не сможет разлучить ее с Дунканом. Нет, если бы у нее было хоть какое-то право голоса.

Она шла всю ночь и к рассвету смертельно устала. Ей ничего так не хотелось, как лечь, свернуться калачиком и уснуть. Но она не остановилась. Если она успеет вернуться в гостиницу до того, как Тивертон поймет, что она ушла, и найдет ее, то, возможно, ей удастся найти карету до Лондона.

Но удача была не на ее стороне.

Все еще в нескольких милях отсюда она услышала, как с севера быстро приближается карета. Она знала, просто знала, что это Тивертон пришел забрать ее, и сердце ее дрогнуло. Дорога в этом месте была со всех сторон окружена ровными полями. Ей следовало бы остаться в лесу в нескольких милях отсюда, но спрятаться было негде.

Поэтому она сделала единственное, что могла. Она повернулась лицом к приближающемуся экипажу с прямой спиной и твердой решимостью. О, и с ножом в ее кулаке.

Она не поедет с Тивертоном. Чего бы это ни стоило.

Карета остановилась в облаке пыли, и Тивертон спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока спустят ступеньки.

— Ты сука, — проревел он. — Как ты посмела сбежать?

Кэтрин была усталой, грязной и обиженной, ошеломленной и разъяренной, поэтому у нее не было абсолютно никакого желания смеяться ему в лицо, но в данный момент абсурдность его крика была ошеломляющей.

Тивертон отшатнулся и уставился на нее, разинув рот. — Что тут смешного? — рявкнул он.

— Так и есть, — сказала она.

Его лицо приобрело странный пурпурный оттенок, а затем он сделал то, чего она все время боялась. Он отскочил назад и ударил ее.

Он был намного больше и сильнее ее, поэтому она пролетела по воздуху и приземлилась на спину на твердую дорогу. Ошеломленная на мгновение жестокостью и болью, она не двигалась.

Тивертон стоял над ней с оскалом на лице, потом повернулся к своим приспешникам и рявкнул:

— Запихните её обратно в карету.

Но она не собиралась возвращаться в карету. С нее было довольно всего этого, большое вам спасибо. Праведный гнев поднялся в ней, и когда первый мужчина наклонился, чтобы поднять ее, она выхватила нож и замахнулась на него.

Он с воем отшатнулся и уставился на нее так, словно она сошла с ума.

И, возможно, так оно и было.

Потому что, когда второй мужчина бросился на нее, она вскочила на ноги и тоже ударила его. Только в плечо, но по тому, как он визжал, можно было подумать, что в пах.

Она развернулась и снова направилась к первому мужчине. Издав писк, он побежал за каретой.

— Хватайте ее! — рявкнул Тивертон.

— У нее нож! — хором закричали мужчины.

— Она же девочка!

— Она просто бешеная девчонка, — сказала она угрожающим тоном и, радостно улыбаясь, направилась прямо к Тивертону. Возможно, это был не самый умный ход, но, честно говоря, она была за гранью логики.

Во всяком случае, Тивертон бросил один взгляд на ее лицо и окровавленный нож в руке, затем прыгнул в экипаж и захлопнул дверцу.

— Ты сошла с ума, — пробормотал он. — Ты просто сумасшедшая.

Трудно было сказать, что могло бы произойти дальше, учитывая ее чувство оправдания, силы и возмущения, но эта безвкусная маленькая сцена была прервана стуком копыт с дороги.

— Слава Богу, — выдохнул Тивертон. — Я спасен.

Но это было не так. Не совсем.

Потому что впереди ехал Дункан Маккей, и, судя по выражению его лица, Тивертону было бы лучше иметь дело с безумной Кэтрин и ножом.

Глава Девятая

Как только Дункан поднялся на холм, он увидел остановившуюся на дороге карету и мужчин, круживших вокруг девушки в изодранном платье и с растрепанными волосами.

В одно мгновение он понял, что это его маленькая кошка. Его тут же захлестнуло облегчение и полнейшая, кипящая в крови ярость.

А потом он увидел только красное, когда Тивертон поднял руку и ударил его женщину.

Он никогда не испытывал такого страха, такой ярости и такой полной беспомощности, как в тот момент, когда она отшатнулась и упала, как кукла, на землю.

Его сердце перестало биться. Дыхание болезненно застряло в горле. Боль пронзила его виски. Он пустил лошадь в галоп, устремив горящие глаза на открывшуюся перед ним сцену.

Разочарование нарастало — его лошадь двигалась слишком медленно, а карета была слишком далеко, — он наблюдал, как оба дюжих человека бросились на нее, один за другим. Гордость росла в его груди, когда она отбивалась от них, а затем направилась к Тивертону.

Хнычущий червь прыгнул в карету, чтобы спастись от нее.

Но от гнева Дункана ему не уйти.

Он прискакал к месту происшествия, спрыгнул с лошади и подбежал к Кэт. Его колени чуть не подкосились, когда он увидел растущий синяк на ее прекрасном лице и — о боги — она была вся в крови.

— Кэтрин! — взревел он и порывисто заключил ее в объятия. Она вздрогнула, и он отпрянул, испугавшись, что сделал ей больно. — С тобой все в порядке, дорогая?

Она открыла рот, чтобы ответить, но ее губы лишь слегка шевельнулись. Затем она кивнула. Это было все, что ему было нужно. Он повернулся и крикнул Бауэру: — Возьми ее! — Затем он бросился к карете, рывком распахнул дверцу и вытащил Тивертона из его убежища. Ублюдок упал на землю, но Дункан поднял его за шею и пристально посмотрел на него.

— Я могу убить тебя, — прорычал он.

— Помогите! — Помогите! — Взвыл Тивертон. — Меня убивает шотландец!

Дункан понятия не имел, к кому он обращается за помощью. Его приспешники, едва взглянув на выражение лица Дункана, поджали хвосты и помчались в поле. Больше некому было прийти ему на помощь, кроме ворон, которые, казалось, не собирались этого делать.

— Как ты думаешь, куда они направляются? — Спросил Бауэр, глядя им вслед.

— Мне все равно, — прорычал Дункан. А потом он сделал то, что хотел сделать с тех пор, как узнал, что Тивертон сбежал с единственным человеком, которого он любил больше всего на свете. Он замахнулся мясистым кулаком и отпустил его.

Ах, как это было приятно-хруст, вой, брызги крови. Он отпустил Тивертона, который снова упал на землю. Дункан стоял над ним, уперев руки в бока, и ждал, когда он снова встанет.

Тивертон, по-видимому, был слишком мудр, чтобы попытаться. Он просто смотрел на Дункана, хныча.

Ну и червяк.

Он даже не пытался защищаться.

Это лишило его всего удовольствия.

Чье-то теплое присутствие привлекло его внимание, и он взглянул на Кэт. Его любимая, очаровательная, бесстрашная кошка. Она встретилась с ним взглядом и неуверенно улыбнулась. — Ты собираешься убить его? — спросила она, поигрывая ножом.

Дункану пришлось ухмыльнуться, потому что он знал, что этот угрожающий жест предназначен для блага Тивертона. В самом деле, этот человек мог испачкаться.

Ему нравилось, что она была такой же свирепой, как и он, когда того требовала ситуация.

— Я еще не решил, — сказал он, поглаживая подбородок. — А ты как думаешь?

Она подняла хрупкое плечо. — Никто не узнает. Только не здесь. — Она указала на пустые поля.

О, пожалуйста! — воскликнул Тивертон. — Пожалуйста, не убивайте меня!

— Верно, — согласился Бауэр, не обращая внимания на протест Тивертона. — Но подумай, сколько труда стоило бы похоронить его здесь.

— Да, — кивнул Дункан и задумчиво посмотрел на лорда. — Я думаю, мы могли бы оставить его здесь.

— О, да. Да, пожалуйста.

— Мне действительно нужен Мне этот экипаж.

— Что?

— Я думаю, что это достаточная плата за его преступления, — сказала Кэтрин с блеском в глазах.

— Вы не можете оставить меня здесь, — пробормотал Тивертон.

— Наверное, он прав, — вздохнул Бауэр. “Мы должны хотя бы отвезти его к судье.—

— Отличная мысль, — сказал Тивертон, вставая и поправляя пальто. По выражению его лица Дункан понял, что он не сомневается в том, что это оскорбление его персоны со стороны скромных шотландцев будет жестоко пресечено.

— К шотландскому судье, — сказал Дункан со злой усмешкой. — Мы находимся довольно близко к границе—

Но не успел он договорить, как Тивертон повернулся и помчался по дороге на юг.

Бауэр усмехнулся. — Полагаю, это означает, что мы можем взять его экипаж.

— Полагаю, так оно и есть. Ты ведь не против стать кучером? — спросил Дункан.

В ответ Бауэр хлопнул его по плечу. — Вовсе нет. Вернемся в Лондон?

— Черт возьми, нет.

Кэтрин бросила на него любопытный взгляд. — Не в Лондон?

— Нет, моя маленькая девочка. Мы гораздо ближе к Шотландии, и после пережитого ужаса я подумываю о том, чтобы отвести тебя к первому же кузнецу, которого увижу, и хорошенько выдать замуж.

Ее ресницы затрепетали. — А как же наша настоящая английская свадьба?

Его внутренности сжались. — Ты… ты хотела эту настоящую английскую свадьбу?

То, как она смотрела на него, заставило его чресла согреться.

— Я этого не хотела.

— Я так и думал.

Он усмехнулся, поднял ее на руки, отнес обратно в карету и осторожно опустил на сиденье. Он нежно поцеловал ее, стараясь не задеть синяк. — Я никогда ничего не хотел, кроме тебя, моя маленькая кошечка.

И она улыбнулась ему так, что его душа наполнилась радостью, которой он никогда не знал. — Тогда мы едем в Гретна-Грин, мой конюх. Для настоящей шотландской свадьбы!

Глава Десятая

Свадьба была чудесной.

То есть она была короткой. И очень просто. И все быстро кончилось.

Ни Дункан, ни Кэтрин не потрудились переодеться, но она настояла на том, чтобы смыть кровь с рук. Хотя она и была дикой женщиной, но у нее были определенные стандарты.

Бауэр снял для них комнаты в местной гостинице, так что, когда церемония закончилась, они пошли по дороге, где их ждали хорошая еда и мягкая постель.

По мнению Кэтрин, это было действительно все, что нужно в жизни.

И, возможно, новое платье.

Ее платье было ужасно изодрано.

Бауэр также распорядился приготовить ванну в их комнате, и эта роскошь едва не довела Кэтрин до слез. Она была в дороге уже несколько дней и чувствовала себя покрытой грязью и песком, и ей не нравилась мысль о том, что она выйдет замуж за Дункана с грязными ногтями.

Показав себя заботливым мужем, каким он должен был бы быть, он не стал поднимать шум из-за этой задержки. И действительно, он казался вполне довольным перспективой искупать ее. Когда дверь за ними закрылась, заперев их в этой отельной комнате как мужа и жену, он прислонился к ней и скрестил руки на груди. Его глаза загорелись, а губы злобно скривились.

— Ты готова принять ванну? — спросил он.

— Так и есть.

— Тогда вы должны раздеться.

Что-то зашипело у нее в животе. Она храбро вздернула подбородок.

— Вы должны повернуться, — сказала она.

— Но почему?

— Я никогда раньше не раздевалась перед мужчиной.

— Я рад это слышать, — сказал он с усмешкой.

— Дункан Маккей. Вам не приходит в голову, что я могу быть застенчивой?

Он поморщился от досады, но это продолжалось недолго. Его красивый подбородок напрягся. Он обхватил ее плечи ладонями. — Теперь мы женаты. Нет никакой необходимости в застенчивости.

— Я ничего не могу поделать. — это было не похоже на нее, и она не совсем понимала свою робость, но это было так.

— У меня есть идея. — Закрой глаза.

— Что? — она изумленно уставилась на него.

— Закрой глаза. Таким образом, тебе не нужно будет стесняться.

— Дункан, в этом нет никакого смысла.

— Конечно, это так. Попробуй, — он положил ладонь ей на глаза, и она послушно закрыла их. — А сейчас ты стесняешься?

— Она со смехом покачала головой.

— Превосходно. Обернись.

Она так и сделала и почувствовала, как домино соскользнуло с ее плеч. А затем дохнуло прохладным воздухом, когда верхняя пуговица ее платья расстегнулась. За этим последовало влажное тепло, когда он прижался губами к ее затылку. — Ах, Дункан… — она попыталась обернуться, но он остановил ее.

— Держи глаза закрытыми.

Пока он пробирался вдоль длинного ряда пуговиц, она заставляла себя не шевелиться, даже несмотря на то, что ему требовалось много времени, чтобы медлить и мучить каждый клочок кожи, который он открывал. К тому времени, когда она была полностью расстегнута, ее бока дрожали.

Она не открывала глаз, пока он снимал платье с ее плеч, а затем вздрогнула, услышав его вздох. — Ты прелестна, маленькая кошечка, — прошептал он и повел ее в ванную.

Вода была теплой и восхитительной, и она погрузилась в нее с дрожью восторга. Она крепко зажмурилась, пока Дункан любовно мыл ее тело, намыливал волосы и умывал.

Но потом в его прикосновении что-то изменилось. Оно стало восхитительно страстным. Он начал закручивать ткань вокруг ее сосков, пока они не начали болезненно выделяться. Когда она застонала, он спустился к ее животу и еще ниже, стараясь тщательно вымыть ее и там.

Он должен был знать, что делает с ней. Он должен был знать.

Действительно, он так и сделал. Он медленно возносил ее к абсолютному небу, заставляя страдать и задыхаться. А потом, положив пальцы на ее затылок и прикоснувшись губами к груди, он перенес ее в то безумное место, где она побывала лишь однажды.

Когда она пришла в себя и смогла вылезти из воды, он уже был там с теплым полотенцем, которое обернул вокруг нее. Но когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она остановила его.

Выражение его лица было бесценным. — Что? — пронзительно закричал он.

— Она указала на ванну. — Я думаю, тебе тоже нужно принять ванну.

Он нахмурился, взглянул на ее прикрытые груди, на ее непреклонное выражение лица… и затем начал безумно стаскивать с себя одежду.

По-видимому, он нисколько не стеснялся.

И она нашла в себе мужество не отводить взгляда.

Действительно, это было захватывающе. Он был очарователен.

Как только он плюхнулся в воду, она встала перед ним и намеренно уронила полотенце.

Как восхитительно видеть, как его член вытягивается по стойке "смирно". Она лукаво улыбнулась ему.

— Я думаю, тебе нужно, чтобы я искупала тебя, — сказала она, наклоняясь, чтобы поднять тряпку. — Закрой глаза.

— Черт возьми, нет. Я хочу видеть это.

— Вряд ли это справедливо. Я стесняюсь, помнишь?

Мускулы на его щеке напряглись. — Я наблюдаю. — Он кивнул в ее сторону. — Приступай к делу.

Так она и сделала.

О, она мыла его очень тщательно и с изысканным вниманием к его набухающим мускулам, бархатной орехово — коричневой коже, соблазнительной спутанности волос на груди. А еще была самая завораживающая его часть, этот длинный толстый корень, который отвечал на каждое ее прикосновение.

— Дункан? — спросила она, когда ее пальцы сомкнулись вокруг него.

— Он поморщился. — Да, любовь моя?

— Помнишь, что ты делал в оранжерее?

— Он застонал. — Ну конечно. Я думаю об этом каждую ночь.

— Каждую ночь?

— И почти каждый день. — О чем ты спрашивал?

— Разве женщины когда-нибудь так поступают также с мужчинами?

Боже правый! Она никогда не видела, чтобы мужчина двигался так быстро!

Он мгновенно вынырнул из воды, подхватил ее на руки и понес к кровати. Он швырнул ее на кровать, а сам опустился на нее сверху.

— Дункан, ты весь мокрый, — взвизгнула она.

— Мне все равно. Все, что меня волнует, все, о чем я думаю, все, что мне нужно, — это и это.

И он поцеловал ее.

Это был чудесный поцелуй, такой же дикий, как Шотландские горы, такой же свежий, как вереск, растущий на полях, такой же сладкий, как поцелуй летнего бриза.

Его руки блуждали, касаясь ее повсюду, заставляя забыть о его влаге, заставляя ее осознать свою собственную. Когда она была дикой, задыхающейся и обезумевшей, когда она царапала его нетерпеливыми ногтями и требовала, чтобы он пошёл до конца, он делал это.

О господи! Он сделал.

Он наклонился над ней и мягко развел ее ноги в стороны. Держа член в кулаке, он кружил вокруг ее нежной горошины, терся о нее, покрывая себя ее возбуждением, а затем… а затем… он скользнул внутрь.

Она втянула в себя воздух, а затем тихо застонала.

Он тут же замер. — Я делаю тебе больно? — спросил он с болью в голосе.

— Нет, нет, — простонала она. — Еще. Пожалуйста.

— О, слава Богу — выдохнул он и скользнул глубже.

Она никогда не испытывала такого восторга, никогда не знала, что это может быть так. Полнота, жар, его запах, окружающий ее, — все это заставляло ее голову кружиться. Он вышел, но прежде чем она успела возразить, вернулся обратно, и она радостно завопила. Не в силах сдержаться в своем экстазе, она укусила его за шею. Всего лишь слабо прикусила, но это, казалось, тоже сделало его диким.

Он отпустил поводья и двинулся вперед, сильнее, быстрее, грубее.

Он откинулся назад, приподнял ее ноги и держал за бедра для опоры, когда он вошел в нее. Ее первый кризис быстро приближался. Он накрыл ее, как буйная волна. Но что ее удивило, так это то, что там был еще один и еще один человек.

Пока Дункан любил ее, ее тело сжималось на его, а его на ее, пока не возникло ощущение, что они оба находятся на краю пропасти, терзая обнаженные нервы друг друга и направляясь к восхитительному, но стремительному падению.

Когда он взял их, они упали вместе в великолепном падении, которое, казалось, длилось вечно. Бурлящий в ней и в нем, связывающий их вместе не только физически, но и духовно. Когда все закончилось, у нее перехватило дыхание, но даже это было великолепной болью. Ее сердце бешено колотилось, но билось в унисон с его.

Затем он медленно двинулся вперед и назад, как будто не мог вынести, когда все это закончится.

Но ведь и она не могла.

Это было все, чего она хотела, и даже больше. Он был всем, чего она хотела, и даже больше.

Он снова поцеловал ее, выходя из неё, и она вздохнула.

— С тобой все в порядке, любовь моя? — спросил он, перекатываясь на спину.

Она рассмеялась, но это был усталый смех. — Это было великолепно.

Он выпятил грудь.

— Неужели? Великолепно?

Она повернулась и улыбнулась ему, ее Дункан лежал рядом с ней на подушке. — Конечно, великолепно. Неужели это всегда так?

— Полагаю, что да. Я ведь советовал тебе хорошо целоваться вместе со мной.

— Мы определенно подходим друг другу в этом.

Какое-то время они молчали, глядя в потолок, прислушиваясь к потрескиванию огня в камине и наслаждаясь закатом. — Кэтрин, как ты думаешь, ты будешь счастлива со мной?

Намек на беспокойство в его словах обеспокоил ее. Как он мог не знать ответа на этот вопрос?

— Я имею в виду, что ты упоминала, что все еще была раздражена моими действиями все эти годы назад.

— А, это. — Бауэр объяснил мне, почему ты был так груб со мной.”

— Неужели я был таким ужасным?

— Ты был жесток.

— Прости меня, моя дорогая. А я и не собирался им быть. И как это объяснил Бауэр?

— Он сказал, что я поставила тебя в трудное положение, будучи одурманеной тобой.

— А ты была?

— Ты же знаешь, что была.

— Я помню только, что был от тебя без ума и вынужден скрывать это.

— Я понимаю это… но есть кое-что, чего я все еще не понимаю.

Он притянул ее ближе и уткнулся носом ей в лоб. — В чем дело, моя дорогая?

— Почему же ты ушел, не попрощавшись?

Его улыбка была болезненной. — А ты разве не знаешь?

— Нет. Я не знаю.

Он издал смешок, но в нем было мало юмора. — Твой отец уволил меня.

Она отшатнулась и села, хмуро глядя на него. — Что? Почему?

— А ты разве не знаешь?

Она вздохнула. — Почему ты думаешь, что я все это знаю?

Он притянул ее обратно в свои объятия. Где, честно говоря, ей самое место. — Твой отец подозревал, какие чувства ты испытываешь ко мне.

— Как он мог подозревать? — она фыркнула. Она никогда никому не рассказывала.

— Он увидел это в твоих глазах, любимая. И он знал, как я к тебе отношусь.

— Ты любил меня?

— Конечно, я любил тебя. Он видел, что надвигается, что это неизбежно. И это привело его в ярость.

— Потому что я была так молода?

Тогда он рассмеялся. — Будь я герцогом или графом, твой возраст не имел бы ни малейшего значения. Я был конюхом. Нищим. Для него я был худшим, кого ты могла полюбить, а он этого не хотел. Он прогнал меня со страшным предупреждением никогда не возвращаться.

— И ты это сделал?

— Ну да. Я это сделал. Но когда я вернулся, тебя уже не было. Из всех мест, где я тебя искал ты оказалась в Лондон.

— Время не было к нам благосклонно.

— Вряд ли это имеет значение, не так ли? Теперь мы есть друг у друга. Отныне и навсегда.

— Это подводит меня к другому вопросу.- Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него сверху вниз, но его больше всего интересовал ее сосок, который он взял губами. — Прекрати это, — сказала она.

— Но почему? — Он стал сосать сильнее.

— Потому что ты заставляешь меня забыть, что я говорила.

— М-м-м, — пробормотал он, а затем продолжил заставлять ее забыть еще больше.

Через некоторое время ей пришлось отстраниться, потому что ей нужно было задать очень важный вопрос, если бы только она могла его вспомнить—

— О да.

— Тебе нравится жить в Лондоне?

— Ну и что же?

Очевидно, это был не тот вопрос, которого он ожидал, если вообще ожидал. Его рука скользнула вниз, к ее животу, и он делал там очаровательные круги.

— В Лондоне. Тебе нравится жить в Лондоне?

Он замер и посмотрел ей в глаза. — Если ты там.

— Она тяжело вздохнула. — Будь серьезен, Дункан. Это очень важно.

— Я говорю совершенно серьезно. Разве ты не знаешь? Я бы с радостью жил на Луне, если бы ты была там.

— Осмелюсь предположить, что Луна холодная.

— Скорее всего. Но ведь ты там и мне этого достаточно.

— Ты бы скучал по Шотландии, если бы мы жили в Лондоне?

Его улыбка погасла. — Я бы так и сделал. Но я бы предпочел, чтобы ты была рядом.

Она старалась не вздыхать, но честно. Он был таким трудным. Почему он не может просто ответить на этот вопрос? — А если бы у тебя был выбор, где бы ты предпочел жить?

— С тобой.

— Она хлопнула его по плечу. Она должна была это сделать. — Дункан, я пытаюсь понять, какой жизнью ты хочешь жить.

— И я уже говорил тебе. Мне все равно. Пока ты рядом со мной. Почему бы тебе не решить?

— Это я должна решить, где мы будем жить? — Казалось, что на ее плечах лежит огромная ответственность.

— Тебе нравится жизнь в Лондоне?

— Совсем немного. Кое-что.

— Например?

Она скорчила гримасу. — Мои друзья. Мороженое у Гюнтера?

— А что тебе не нравится?

Она сморщила нос. — Честно?

— Да, честно.

— Все остальное.

Его глаза заблестели, и она почувствовала необычайное удовлетворение от того, что сказала правду. — Значит, ты предпочитаешь жить в Шотландии? — спросил он с легкой надеждой в голосе.

— О да. — Она вздохнула. — Я люблю горы и озера. Я люблю людей и погоду.

— И вереск.

— Особенно это.

— Тогда все решено. — Он поцеловал ее в нос. — Мы будем жить в Шотландии и, может быть, время от времени навещать твоих друзей в Лондоне.

— Я бы с удовольствием, — она наморщила лоб. — Но где же мы будем жить?

— Он широко улыбнулся. — У меня есть дом.

— А. У тебя есть что?

— Прекрасное поместье. Тот, с которым ты, возможно, знакома.

Она замерла и уставилась на него, чувствуя, как по шее пробегают мурашки предчувствия. — Это не Халкирк Уайлдс? — Дом, который она так любила. Место, где она влюбилась в человека, совершенно неподходящего для девушки ее положения. Совершенно неприлично, но совершенно идеально.

— Единственный и неповторимый. — Он пристально посмотрел на нее из-под опущенных ресниц. — Ты счастлива, любовь моя?

Он и понятия не имел.

— Я так счастлива, — сказала она, нежно целуя его. — Так очень счастлива.

А потом поцелуй стал каким-то диким. И потом, что-то очень неприличным.

Больше книг на сайте - ^Knigoed.net