на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава четвертая, в которой герои много думают и вспоминают — им есть, о чем подумать и что вспомнить

Второй том «Хирургических болезней детского возраста» был с раздражением отброшен в сторону, на подушку. Надоело. И читать надоело, и Интернет надоел, и вся эта новогодняя атрибутика уже тошноту вызывала. А больше всего надоело безделье. Ему не дали дежурств на новогодние праздники. Молод еще, видимо, как обычно. Он привычно нахмурился, но одернул себя. Что толку злиться? Молодость, как любил говорить отец, единственный недостаток, который с возрастом проходит. Но работать в полную силу хотелось уже сейчас. Делать нужное дело, пользоваться уважением коллег. Только вот медицина — сфера настолько консервативная, что на репутацию и уважение ему еще работать и работать. А пока есть только собственные амбиции, которые разбиваются о недоверчивые взгляды родителей. «Вот этот парень будет оперировать моего ребенка?!». Ладно, сколько можно даже дома о работе думать?


Ник встал, потянулся, подошел к окну. Уже начал угасать короткий январский день. Делать было совершенно нечего. Даже поговорить не с кем, Варвар где-то шляется, как обычно, родители в кои-то веки, по настоянию матери, уехали на неделю в санаторий — отдохнуть и подлечиться. Правда, отец там сразу же спелся (и спился — по утверждению мамы) с главным врачом и лечился по собственной методике. Но, несмотря на ворчание матери, вроде бы отдыхалось родителям хорошо.


За окном шли куда-то люди. Может быть, и ему прогуляться? Куда? Да некуда, в том-то и дело. Все визиты вежливости он уже нанес, если можно так сказать. Только вчера вот был в гостях у Вика. Вообще, странное дело. Когда его закадычный друг детства, Витька Баженов, он же Вик, он же Вектор, вдруг неожиданно добился-таки взаимности от своей великой любви (хотя лично Ник считал это блажью и дурью), Николай решил, что — все. Потерял он друга. Сожрет его Королевишна Надька и косточек не выплюнет друзьям. Вышло, к его огромному изумлению, иначе — и друга не потерял, и приобрел… Ну, не подругу, конечно, но Надька Соловьева, точнее, уже Надя Баженова оказалась человеком. Неплохим человеком, надо сказать. Коза и выдерга, не без этого, но, как говорится, у всех свои недостатки. Так что они вполне смогли найти с ней общий язык. А уж после появления на свет Ванечки Баженова…


Ник усмехнулся. Господи, родители, тоже мне. Сами ведут себя как дети. Ник вспомнил, как ему тогда позвонил Вик — перепуганный до икоты молодой папаша. «У Вани опухоль на животе!». Где-то там, на заднем фоне, подвывала Надька. Нет, он в опухоль сразу не поверил. Но примчался тут же. Угу, так он и думал. Самая обыкновенная пупочная грыжа, которую он, молодой и только-только набирающийся опыта детский хирург распознал сразу. Отпаивал Витьку вискарем, кормящую мать Надю — чаем с лимоном и сахаром, приняв на себя командование на их кухне. Успокоил, как мог, молодых родителей, чувствуя себя ужасно мудрым и опытным. Предложил периодически еще хлюпающей носом Наде свозить сына на консультацию к Владимиру Алексеевичу — своему начальнику, наставнику и заведующему отделением, где Ник работал. На что Надя ответила ему фразой, за которую он ей простил все ее прегрешения перед Виком — былые, будущие, мнимые и настоящие. «Своего сына я могу доверить только тебе, Коля!». С тех пор мир между ними установился окончательный и бесповоротный, а Ванечка Баженов стал его пациентом номер один.


Поначалу приезжал каждую неделю — проведать, посмотреть на динамику. Надя оказалась совершенно сумасшедшей мамашей, но он к этому уже привыкнуть успел — что нормальные с виду женщины могли вести себя на редкость неадекватно, когда дело касалось их детей. Но с Надей было проще — выяснилось, что, в крайнем случае, на нее можно даже грозно рыкнуть, и она послушается и перестанет дергаться. Поэтому Надежда дисциплинированно выполняла все его рекомендации по консервативному плану лечения, включая массаж, гимнастику и пластырь. Об операции думать пока было рано — в этом он Надю тоже смог убедить. В общем, Надька оказалась действительно неплохим человеком. И еще она сестра…


Ник вздохнул. Вчера, сидя на кухне у Нади с Виком, с маленьким крестником, бодро скачущим у него на коленях: молодые родители радостно сбагрили ему ребенка, Ник, глядя на Надю, вдруг поймал себя на совершенно крамольной мысли. Что он прекрасно представляет, как выглядит жена друга без одежды. Ведь они же с Любой близнецы, у них должно быть все одинаковое, не только лицо, но и тело. Эта мысль его так смутила, что даже Витька заметил. Подкалывал, что Ник какой-то странный и задумчивый. Да как тут не быть задумчивым?!


Решив занять руки, он двинулся на кухню, открыл холодильник. Но от мыслей ему это не помогло отгородиться. К сожалению, рот и мозг у него функционируют абсолютно автономно. Он запретил себе думать, потому что без толку — только голову сломаешь в попытке понять и объяснить. Но забыть… забыть не мог. Что-то сидело занозой и не давало сдать произошедшее в новогоднюю ночь в архив памяти. Да и хрен такое забудешь!


Поначалу он был уверен, что это какой-то очередной розыгрыш. Нет, он, конечно, ответил на поцелуй — кто б на его месте не ответил? Но ждал, все ждал подсознательно, что вот-вот откуда-то выскочит Соня с криком: «Ага!». Что там дальше, за этим «Ага», он не мог представить. Потому что смысла в таком розыгрыше не было. Но и на реальность ситуация мало походила.


Окончательно сомнения он отбросил только когда увидел… нет, даже не столько увидел — темно же было — ощутил ее. Голую. Под собой. Нет, так далеко в шутках нормальные люди не заходят. Даже выдерги-тройняшки Соловьевы. А она умудрилось еще раз выдать такое, что он снова подумал о том, что его разыгрывают, что с ним играют в какую-то неизвестную игру. Ну, потому что невозможно же было в это поверить. Что Люба — красавица Люба Соловьева, которая никогда за словом в карман не лезла, самоуверенная, прекрасно знающая, какое впечатление производит на противоположный пол и умеющая это впечатление производить, да что там — просто Люба Соловьева и этим все сказано! — что она… И ведь это оказалось правдой.


Ник снова подошел к окну — теперь кухонному. Начало шестого, а уже скоро совсем стемнеет. Именно тот факт, что сказанное ею действительно оказалось правдой, и не давал ему покоя. Ни разу еще… Нет, он не мнил себя великим героем-любовником. Но ни разу еще в постели с ним девушки не рыдали. Ни разу он не причинял такую сильную боль. Да, ему бывало непросто — в силу физиологических особенностей. Это только в порнофильмах круто выглядит. А когда в реальной жизни, в постели с реальными, нормальными девушками, выясняется, что у тебя член несколько больше среднестатистического, то это приносит тебе только дополнительные сложности. Но Ник как-то привык, знал, как избежать дискомфорта, более того, девушкам это все же (да здравствует порно!) обычно нравилось. Но не в этот раз. Видимо, Люба совсем не смотрела фильмы для взрослых.


Но больше всего его потрясло даже не то, что он оказался у Любы и в самом деле первым. И не то, как у них крайне неудачно все вышло. А то, что она… она! потом перед ним извинилась. После того, как он ей причинил, судя по всему, довольно сильную боль, гордая красавица Люба Соловьева извинилась перед ним! Ник отвернулся от окна и привалился спиной к стеклу. Черт, кажется, он ее совсем не знает. Не могла та Люба, которую он знал, все это сделать. Идеальная красавица Любаша Соловьева, которую он знал — она должна иметь кучу парней, на любой вкус, на каждый день недели. И даже если бы она ждала с вступлением в половую жизнь до… а сколько Любке, кстати? на год младше его, значит, двадцать пять — так вот, и в этом случае его она бы никогда не выбрала, не обратила бы внимания на него ни за что. И даже если бы все это невозможное случилось, то, после того, что он с ней сделал…


Тут Ник поморщился, вспоминая ее слезы. Поежился. Это было чертовски неприятное воспоминание. Именно оно, скорее всего, и было занозой, что не давала забыть. Если быть совсем честным с собой, то он должен был остановиться. Должен был это сделать, когда она попросила. Но в тот момент он уже ни хрена не слышал и не соображал. Завелся просто как мальчишка шестнадцатилетний. Правда, у него в последние пару месяцев как-то не складывалось с сексом — но это даже для него было слабеньким оправданием, а уж для Любы… А Любе никаких оправданий не потребовалось. По какой-то непонятной причине она, вместо того, чтобы вспылить, наорать на него, как он подсознательно ожидал, взяла ответственность за эту ситуацию на себя. Извинилась перед ним! Перед тем, кто сделал ей очень больно, пусть и ненамеренно. Это была какая-то другая, совершенно незнакомая ему девушка. И перед этой девушкой он испытывал странное, непонятное, не дававшее ему покоя чувство вины. Он просто не мог забыть произошедшее новогодней ночью.


Не дав себе времени передумать, он достал из кармана телефон. После такого взрослые люди не делают вид, что ничего не произошло. Это несерьезно. Он ей позвонит. И… и скажет что-нибудь. Или спросит. Или… Длинные гудки прервались нежным голосом.


— Да?


В окно светило яркое январское солнце, и Люба встала, чтобы задернуть жалюзи — монитор страшно бликовал. Таким служебным рвением можно было бы гордиться — прийти в новогодние праздники на работу. Обманывать себя Люба не имела желания: за ее приходом в редакцию стояло что угодно, но только не карьерные устремления. Просто хотелось чем-то занять голову. И иметь хоть какой-то легальный повод послать Марка на фиг, сославшись на занятость.


В итоге на экране был открыт текст, в который она никак не могла вникнуть. Понапишут молодые талантливые авторы всякого бреда, а ей читай! За рабочий стол возвращаться не хотелось. Люба взяла лейку и методично полила все цветы на подоконнике и тумбочке — Светлана Васильевна будет ей благодарна.


— Боже мой, кто это на работу в праздники пришел! — Люба резко обернулась. В дверях стоял Виталий Федорович Кольчевский, заведующий редакцией. Неизменный пиджак в клетку, зачесанные назад в артистическом, как ему казалось, беспорядке редеющие волосы. Но Люба, несмотря на то, что в редакции неизменно подшучивали над внешностью шефа, не позволяла себе недооценивать Виталия Федоровича. Мама советовала, да и сама не дурочка. Начальник был себе на уме и очень, очень проницателен.


— С наступившим, Виталий Федорович!


— И вас, Любовь Станиславовна, с праздником, — церемонно ответил шеф. Улыбнулся. — Любушка, я чувствую себя настоящим тираном — самая красивая девушка в моей редакции работает во время праздников… Тебе что, заняться нечем?


— Как раз есть чем, — она кивнула в сторону своего стола.


— Нет, я точно тиран! — ухмыльнулся Кольчевский. — Ну, пойдем, хоть кофе тебя угощу — за усердие.


Повода отказываться не было, да и кофе хотелось. И с умным человеком поговорить — чем не повод не думать о всяком… неприятном.


— Как Новый год встретила, красавица? — Виталий Федорович подвинул ей шоколад.


Люба отхлебнула кофе. У шефа отличная кофеварка в кабинете и всегда пахнет свежесваренным кофе.


— Чего молчишь и загадочно улыбаешься?


— Кофе очень вкусный, — дипломатично оправдала Люба свое молчание. Опять же, если она честно ответит на поставленный вопрос, начальство рискует поперхнуться кофе. Поэтому пришлось ответить уклончиво: — Как Новый год встретила? Необычно. И… познавательно.


Кольчевский ее все равно раскусил. Словно смог как-то догадаться.


— Однако… Кому-то повезло, — шеф мягко рассмеялся. — Ох, Люба, Люба, сколько сердец разбила, признавайся?


— Ни одного, — она невинно распахнула глаза. — Я человек мирный.


Ее телефон разразился гитарными переборами в исполнении неизвестного испанского виртуоза.


— Вот и еще одна жертва «мирного человека», — усмехнулся Виталий Федорович.


— Спасибо за кофе, — Люба улыбнулась, вставая с места. — Не буду больше вам надоедать.


Только за дверью кабинета она посмотрела на экран. Марку отвечать не хотелось. Это странно, очень странно, но она почему-то ждала все эти дни звонка от другого человека. Но он так и не позвонил. Впрочем, о чем она вообще думает?! Мавр сделал свое дело, мавр может не звонить. Забыть. Забыть. Зато самое главное сделано. Только вот чувства удовлетворения это не принесло.


Телефон зазвонил снова. Марк не отстанет. Да и нельзя же от него постоянно бегать?


— Да?


— Солнышко, ты еще не наработалась? Давай, в кино сегодня сходим? Твой любимый Нолан.


— Хорошо, — прикрыв глаза. — Давай.


— Заеду за билетами и через час примерно буду у тебя перед офисом. Буду развлекать мою сладкую девочку.


— Хорошо, — повторяет она. Почему ее даже от голоса Марка тошнит? А при мысли, что она должна будет теперь с ним проделывать то же самое что с Ником… Вот, она все-таки произнесла его имя, хотя бы мысленно! А ведь обещала себе! Но, с другой стороны, не может же она все время игнорировать его существование, учитывая, что они дружат семьей с Самойловыми. Да и, вроде бы, ничего страшного и необратимого не произошло. Ну, подумаешь, переспала с другом детства. Никто от этого не умер. Только вот она никак не могла, несмотря на все свое приличное литературное образование, дать хоть какую-то оценку тому, что произошло.


Было стыдно, ужасно стыдно за свою истерику. А еще она ждала от него хоть какой-то реакции. Непонятно с чего, но упрямо ждала хоть чего-то. Звонка, например. Ждала и боялась. Не позвонил. И ко всему прочему, она теперь точно знала, что секс ей не нравится. Те, кто говорил, что это приятно — врут. Или это просто не для нее. Или… слишком много «или»!


— Опять? Марк, я терпеть не могу эти места для поцелуев!


— Отличный VIP-диван. Киса, ну, не злись.


Отличный диван, как же! И она отлично знает, что на этом диване будет происходить! Пусть только попробует руки начать распускать. Она не в том настроении.


Ее подозрения подтвердились. Спустя десять минут после начала фильма рука Марка легла ей на бедро. И была так резко убрана, что попыток он больше не предпринимал. Если раньше такие его действия вызывали глухое раздражение, которое она списывала на свою неопытность, то теперь… Теперь его руки на своем теле вызывали почти отвращение. При том, что, когда Колька лапал ее за грудь или попу своими огромными ручищами, это вызывало совсем другие чувства. Странные. Будто он имел на это право — так лапать. Вот какого черта она снова о нем вспомнила?! А, все-таки, наверное, было бы замечательно… если бы он ее только трогал вот так… А все остальное, что было дальше… слишком больно.


Он ей все-таки позвонил. Звероящер сделал свое дело, но звероящер все же позвонил. Она несколько раз вдохнула-выдохнула, прежде чем ответить, чтобы голос звучал ровно. Благо, Марк был занят протиранием стекол на машине, а она неосознанно отошла на несколько шагов в сторону.


— Да?


— Привет.


— Привет.


Он хотел ей что-то сказать, задать какие-то вопросы. Но по телефону так и не мог сказать ничего умного кроме:


— Давай встретимся?


Пауза. Она смотрит, как Марк любовно протирает зеркала на своем «Ниссане».


— Давай.


— Ты где? — он слышит какой-то шум.


— Только что из кинотеатра вышла.


В кино была? Интересно, с кем? Он как-то сразу растерялся.


— Ник, ты тут?


— Угу.


— Через сколько будешь в «Кофе-Хаус» на Профсоюзной?


— Минут через сорок.


— Там и встретимся.


Короткие гудки. Он несколько секунд смотрит на телефон в своей руке. А потом резко стягивает через голову домашнюю футболку.


— Марк, у меня дела.


— Какие еще дела? — совершенно искреннее недоумение.


— Мне только что позвонили. Извини, у меня сейчас встреча. Срочная. Так что…


— Что-то серьезное? Неприятности?


Надо же, какой заботливый. Нет, он и в самом деле постоянное демонстрирует заботу и внимание. Но почему-то не оставляло ощущение, что это именно демонстрация, напоказ.


— Нет, никаких неприятностей. Просто одному человеку нужна… моя консультация.


— Кого ты можешь консультировать?!


Она так презрительно выгнула бровь, что Марк тут же спохватился.


— Любонька, извини, я не то имел в виду. Просто… Извини, пожалуйста! Давай, я подвезу. Куда тебе на встречу?


— Тут недалеко, я лучше пешком. До встречи.


От прощального поцелуя она отвернулась, подставив лишь щеку. Она просто не могла сейчас поцеловать Марка в губы.


Глава третья, в которой наступают последствия поступков героев — неотвратимо и неизбежно, как последствиям и положено | Мандаринка на Новый Год | Глава пятая, в которой Николай Самойлов поступает в несвойственной ему манере, но Любовь Соловьева это не оценивает