на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава пятая, в которой Николай Самойлов поступает в несвойственной ему манере, но Любовь Соловьева это не оценивает

Его она заметила сразу, как он вошел. Трудно не заметить такого здоровенного амбала — сколько в нем росту, интересно? Люба придирчиво разглядывала Ника, пока он сначала осматривал кафе в поисках ее, а потом, увидев, улыбнулся и пошел к ней. Черный пуховик, темно-синие джинсы. Он одет так, как десятки тысяч парней в этом городе. Но все равно выделяется — своим огромным ростом и темно-рыжим ежиком.


— Привет еще раз.


— Привет. Раздевайся, давай, и садись.


Широченные плечи обтягивает обыкновенная темно-зеленая толстовка. Ник Самойлов явно не слишком заморачивается своим внешним видом.


— Ты на машине?


— На метро, — он устраивается за столом, берет в руки меню. — Ты забыла, что ли?


— Ах, да, — усмехается Люба. — У тебя же мотоцикл. Ты же у нас великий мотогонщик.


— Просто гонщик, если верить Варьке, — он возвращает ей усмешку. — В смысле, гоню постоянно — по ее утверждению.


— Чудесные у вас отношения.


— С сестрами всегда так. Ты-то должна понимать.


— Понимаю. Ну что, выбрал? Рекомендую черничный чизкейк — свежий и довольно приличный.


— Не хочу есть, — он откидывается на стуле. — Кофе только выпью.


— Коля! Кто тебя сглазил?! ТЫ не хочешь есть?!


— Угум. Новогодние праздники не прошли даром. Не могу уже есть — надоело.


Она смеется в ответ, он же даже не улыбается. Интересно, сколько мужиков в кофейне пялились на нее? Сколько ему сейчас смертельно завидуют? И — если бы они знали правду…


Подходит официант, чтобы принять заказ, Николая начинают уговаривать попробовать фирменные блинчики с лесными ягодами. А она снова принимается разглядывать его. Подсознательно сравнивает Ника с Марком.


Обыкновенная одежда, ничем не примечательная. Стилягой Ника точно не назовешь. Приехал на метро. И Марк — холеный, со стильной стрижкой, со вкусом одетый, на пижонском «Кашкае». Тут ей почему-то еще странным образом припомнился парфюм Марка, который ей категорически не нравился — слишком сладкий. А от Ника не пахло ничем. Или чем-то… чем-то трудно уловимым. От кожи.


— Уговорили все-таки, — ворчит Ник, и она отвлекается от своих мыслей. Парадоксально, но сравнение вышло все равно не в пользу Марка отчего-то.


Заказ приносят быстро, они успевают переброситься лишь парой фраз — про родителей, погоду. А потом… он же хотел у нее узнать…


— Ты как вообще?


— Вообще — прекрасно, — она демонстративно пожимает плечами. Жест изящный, как и плечи в тонкой, синей с темно-красными цветами, блузке.


— Как… самочувствие?


— Нормально, — еще одно пожимание плечами. — Насморк еще пару недель назад прошел.


— Люб, я не про насморк. Я про другое.


— Про что? — она смотрит ему прямо в глаза, и тут же легкий румянец выступает на щеках. — А, ты про… это. Все… — прокашлявшись, — все в порядке.


— Слушай, я сказать хотел, — он отхлебывает кофе. — Там же произошел разрыв мягких тканей…


— Что? А… ну и… Произошел и произошел! — румянец на щеках становится ярче, она даже отворачивает лицо, демонстрируя опять все ту же идеальную линию скулы и беззащитную натянутость шеи.


— После разрыва… гхм… девственной плевы… там образовалась раневая поверхность. На стенках…


— Ты мне тут лекцию по анатомии читать собрался?!


— Нет. Я к тому, что края разрыва зарубцуются через полторы-две недели. И раньше этого времени не стоит… заниматься сексом. Может наступить повторное кровотечение. И вообще… — он замолкает — выражение лица у собеседницы способствует.


Румянец ее становится совсем ярким — два темно-красных пятна на побледневших щеках. И глаза у нее такие… В жизни не видел у Любы такого выражения в глазах.


— Так, значит… — и голос ее очень тихий, но он отчетливо слышит его почему-то. — Значит, так ты об этом думаешь, да? Что я пришла к тебе тогда за избавлением от… от лишних мягких тканей? А теперь… как только добрый доктор Самойлов помог пациентке Любе Соловьевой — вуаля! Можно пускаться во все тяжкие! Ничего же не мешает! — голос ее стремительно набирает силу, превращаясь из шепота в гневный звон. — Отлично! Я только и ждала от тебя разрешения! Может быть, ты и справку мне напишешь? Что я уже пригодна… к употреблению?! Или что — тебе требуется провести еще одно обследование? Так ты скажи, не стесняйся! Прямо здесь будешь проверять — как зарубцевалось?


— Люба… — он реально ошарашен ее словами, ее тоном. Совсем не это же имел в виду, и, правда, беспокоился. — Ты меня не так поняла. Я же…


— Нет, Самойлов, ты не ящер! Ты… ты… ты придурок! Идиот! Кретин!


Последние слова она уже кричит, не стесняясь. А потом хватает шубку и сумочку — и вот ее уже нет.

Теперь он узнает Любу Соловьеву — ведет себя так, как и положено. Да что он такого сказал?! Все перевернула с ног на голову. Вот и старайся, беспокойся о людях!


Он допивает остывший кофе, блинчики на тарелке тоже выглядят холодными и невкусными. Ник поворачивает голову к стеклянной стене кофейни. Чтобы увидеть, как Люба падает. Поскальзывается прямо напротив того места, где он сидит, где еще недавно сидели они вдвоем. Падает навзничь, взмахнув руками, о ледяной асфальт ударяется сумочка, рассыпая вокруг содержимое. Он вскакивает с места. Люба тоже поднимается — только медленно и на четвереньки. Так же, стоя на четвереньках, начинает собирать рассыпавшееся — насколько ему видно, в основном, это содержимое косметички. Движения у нее торопливые и неловкие, а на повернутой к кафе щеке видна блестящая дорожка. Люба плачет?!


Она все-таки встает на ноги и уходит — быстро и все же чуть прихрамывая. На границе света от окна кофейни остается лежать ярко-розовый цилиндрик. Губная помада. Какое-то время он смотрит на этот розовый цилиндр. А потом просто срывается с места.


У дверей его решительно перехватывают. Ник оборачивается: тщедушный парнишка-официант держит его за локоть — вид испуганный, но храбрится.


— Молодой человек, а расплатиться?!


Ник чертыхнулся.


— Сколько с меня?!


В ответ на названную сумму сунул купюру в протянутую руку.


— Сдачи не надо!


На улице его ждал лишь розовый цилиндр помады. Любы не было видно.


Поначалу. Потом он заметил ее голосующий силуэт у края проезжей части, дальше по улице. Рванул бегом, думая только об одном: как бы самому не грохнуться на этом гололеде, как Люба только что.


— Отпусти меня!


— Не отпущу. Люба, что с ногой? Больно? Где?


— Не твое дело! Отпусти, я кому сказала! — у нее получается не так грозно, как ей хотелось бы, потому что говорить приходится ему в пуховик — Ник прижимает ее к себе, и у нее хватает здравого смысла не пытаться вырваться силой.


— Нет. Нам надо поговорить.


— Уже поговорили!


— Ты меня неправильно поняла. Я не хотел тебя обидеть.


— И, тем не менее — у тебя прекрасно получилось!


— Любаша…


Его прерывает звук автомобильного клаксона. Ник оборачивается. У обочины стоит такси, стекло на пассажирской двери опущено.


— Молодые люди, едем?


— Едем! — кивает решительно он.


В такси Люба демонстративно отвернулась к окну. На названный адрес не соизволила прореагировать. А он достал из кармана телефон.


«Ты дома?»


«Нет»


«Во сколько будешь?»


«Во сколько надо?»


«Не раньше десяти»


«Помни — бл*дство в таких объемах до добра не доводит. Не забудь помещение проветрить и резинки выкинуть»


На последнюю смс-ку он не стал отвечать. А телефон через пару минут снова пиликнул.


«И ужин приготовь — сегодня твоя очередь»


Это было чистой воды шантажом и вымогательством, но он не в том положении, чтобы спорить с сестрой.


В прихожей он помог ей снять шубку, как-то даже привычно уже. И они замерли, прямо там — наверное, на том месте, где все и началось. Ей там стоять ужасно неловко, но куда идти? В гостиную, где они целовались на диване? На кухню, где было то утро после? В его комнату? О, да, там самое подходящее место, чтобы перестать чувствовать себя неловко.


— Пошли, — он взял ее за руку, но она резко высвободила ладонь. В спальню? Сама дойду, дорогу знаю!


В комнате уселась в кресло за компьютерным столом, сложила руки на груди.


— Ну-с, Николай Глебович, я вас внимательнейшим образом слушаю.


Он вздохнул, сел напротив нее, на кровать, провел ладонью по голове, ероша короткие волосы. Наверное, это ему помогает думать. Ну, давай, выкладывай, Ник, что там у тебя на уме?


— Люб, я… — еще раз вздохнул, — я, правда, не думал, что… Я просто… Ну, раз уж так получилось у нас…


После этого многословного монолога он замолчал. Бросил на нее короткий взгляд и отвернулся. Отличный у них разговор, занимательный.


— Хорошо. Я сама расскажу, что все это значит. Ты на самом деле вправе. Вправе составить обо мне… об этой ситуации такое мнение. Нет, ну а что еще ты мог подумать? Пришла, пристала с поцелуями, влезла в койку…


— Люба, ну что ты…


— Молчи, ты все равно говорить не умеешь! Значит так, о чем это я?… А, ну вот. Влезла в койку, потом обрадовала приятной… новостью. Понимаю, тебе деваться уже некуда было.


— Люба!


— Коль, давай просто все забудем, а? Как страшный сон. Ну, было — и было. Я перед тобой извинилась. Все, проехали. Дальше каждый сам за себя.


Она несла такую откровенную чушь, что ответить он мог только одним — сдернуть ее за руку с этого чертова кресла и…


— Что ты себе позволяешь?!


Он молча уткнулся носом в ее шею, удерживая обеими руками Любу у себя на коленях. Пахнет она офигенно. Слабый, почти неуловимый, нежный запах…


— Самойлов! Ты что там себе придумал?! Что у тебя теперь есть право?!


Он ее поцеловал. Сначала в шею, но уже после этого она не смогла ничего произнести. А потом в губы — и это сделало продолжение дискуссии вовсе невозможным.


— Люб, — прервавшись, задыхаясь. — Дай мне еще один шанс.


— Второй бесплатный урок от секс-инструктора? — она умеет держать марку до последнего.


— Угу, — улыбается ей — как-то совсем растерянно. А потом, посерьезнев: — Я постараюсь сделать в этот раз… как надо.


— Ладно, — да почему же она не может просто послать его на фиг?! — Я тоже постараюсь вести себя прилично, не рыдать и не орать.


— Надеюсь, повода не дам.


Она зажата, это чувствуется. Вроде бы отвечает на поцелуи, прогибается под его руками. Но все равно, что-то есть внутри — словно нетающая льдинка. Помнит, ждет — возможно, подсознательно даже. Что будет больно. И он ни хрена не представляет, что с этим делать! Не эксперт он по девственницам, первый раз… так. А у самого уже в ушах гудит кровь — так завелся.


— Чего ты ждешь? — дыхание у нее все же сбившееся, жаркое. — Начинай уже…


— Давай, ты не будешь меня учить, а?


— Я готова, правда.


Вот что ты с ней будешь делать?! Ломает все его стереотипы — о себе, о том, как ведут себя неопытные девушки в постели. И он же не железный, в конце концов — чтобы отказываться от того, что ТАК предлагают.


— Люба, не зажимайся, пожалуйста… Будет только больнее.


— Я не специально! Я стараюсь…


Она все такая же невозможно, почти болезненно узкая. Видно, как она захлебывается собственным вдохом на его проникновение, замирает, прикусывает губу. Он двигается чуть вперед, она отвечает дрожью тела — дрожью, которую не в состоянии унять. Пара движений, взгляд на ее лицо… Смачно выругавшись, он резко выходит из нее.


— Ну, и зачем ты остановился? — она поразительно быстро приходит в себя.


Все повторяется. Он снова сидит на краю постели, голый, спиной к ней. Люба быстро смахивает с глаз совершенно непроизвольно выступившие слезы. Она обещала ему не рыдать, но они покатились как-то сами собой, без ее участия… По-прежнему почему-то очень больно.


— Чего молчишь, Ник?! Какого остановился, я тебя спрашиваю! Я тебя об этом не просила!


— Знаешь… — у него такой безразличный голос, что ее только от этого тона начинает потряхивать. — Заниматься сексом с девушкой, которая плачет от боли подо мной, не входит в число моих излюбленных занятий.


— Ах, это снова я виновата?!


— Я этого не говорил, — все так же ровно и безразлично.


— Тебе вообще лучше не говорить! — она резко садится на кровати, чуть поморщившись от легкой боли, нисколько не смущаясь собственной наготы. — А вот я тебе, скажу, Николай Глебович! Свою вторую попытку ты с треском провалил! Третьей не будет! И не звони мне больше, понял?!


Он в ответ лишь дергает плечом, все так же не оборачиваясь. Вот теперь она снова ведет себя предсказуемо. Как и положено девчонке Соловьевой. Стерва. Не будет он ей звонить, одного раза хватило.


Глава четвертая, в которой герои много думают и вспоминают — им есть, о чем подумать и что вспомнить | Мандаринка на Новый Год | Глава шестая, в которой на сцене появляются: пироги с капустой, инструктор по рукопашному бою и еще куча разного. А заканчивается все совсем уж неожиданно