Глава 8

Через два дня Элеонор представилась такая возможность. Родственники собрались посетить Фестиваль Британской империи, и все в доме Веры пребывали в радостном оживлении.

– Представляете, настоящие дикари из Африки! – воскликнула Беатрис за рюмочкой хереса вечером накануне.

– И летательный аппарат! – вторила Вера. – А еще живые картины!

– Да, триумф мистера Ласселза, – согласилась Констанс и с надеждой добавила: – Интересно, а сам он там будет? Я слышала, он большой друг короля.

Хрустальный дворец^[11] сиял в солнечных лучах, когда «Даймлер» остановился у входа. Матери Элеонор, тете и кузине Беатрис помогли выйти из машины, за ними последовала сама Элеонор, которая задрала голову, любуясь великолепным строением из стекла. Оно оказалось точно таким, как про него рассказывали, красивым и впечатляющим, и щеки Элеонор вспыхнули от предвкушения. Впрочем, перспектива провести весь день, любуясь сокровищами Империи, ее не прельщала, у Элеонор был свой план.

Компания направилась в секцию, посвященную Британии, провела там добрых полчаса, согласившись, что все экспонаты превосходны, а затем перешла к экзотическим чудесам из колоний. В зале цветоводства родственники восхитились роскошными цветами, у бивака кадетских корпусов из доминионов оценили атлетические фигуры курсантов, потом посмотрели живые картины, раскритиковав их в пух и прах. Элеонор плелась сзади и с умным видом кивала, когда к ней обращались. Наконец, когда они подошли к Средневековому лабиринту, Элеонор улыбнулась удача. В лабиринте толпился народ, и Элеонор без труда отделилась от компании. Просто свернула налево, пока остальные поворачивали направо, вернулась и вышла там, откуда они зашли.

Опустив голову из боязни столкнуться с кем-либо из маминых знакомых, она торопливо шагала мимо Имперской спортивной арены к павильону сельского хозяйства и не останавливалась до тех пор, пока не дошла до выхода к железнодорожной станции. Там настроение Элеонор сразу улучшилось. Она вытащила карту, позаимствованную в кабинете дяди Вернона, и еще раз сверилась с маршрутом, который загодя составила в ванной. Согласно ее плану, сейчас всего-то нужно дождаться на Норвуд-роуд трамвая номер семьдесят восемь и доехать на нем до вокзала Виктория. Оттуда остаток пути можно проделать пешком: пересечь Гайд-парк, пройти через Мэрилебон-стрит, и вот он, Риджентс-парк. Лучше держаться парков, решила Элеонор. Улицы Лондона походили на ревущие реки, стремительно несущиеся через город, и движение на них такое ужасное и быстрое, что иногда она почти чувствовала, как ее сбивает с ног.

Впрочем, сегодня Элеонор было не до страха. С прыгающим от предвкушения сердцем она спешила по тротуару к трамвайной остановке, радуясь, что скоро увидит тигров, а еще больше тому, что впервые за несколько недель осталась одна. Тяжело покачиваясь, подъехал семьдесят восьмой трамвай. Элеонор остановила его взмахом руки, заплатила за проезд монетками, тоже позаимствованными в кабинете дяди Вернона, и вот так запросто отправилась навстречу мечте. Она чувствовала себя взрослой и бесстрашной, искательницей приключений, готовой преодолеть любые препятствия. Оборванные, казалось бы, связи с детством, жизнью в Лоэннете и собой прежней, снова окрепли, девушка наслаждалась радостным трепетом, какой она испытывала, когда играла в приключения дедушки Хораса. Пока трамвай проезжал по Воксхольскому мосту, а потом катил по рельсам через Белгравию, Элеонор незаметно гладила под блузкой подвеску из тигрового клыка.

У вокзала Виктория царила суета, люди спешили во всех направлениях – море цилиндров, тростей и шуршащих юбок. Элеонор сошла с трамвая, торопливо проскользнула сквозь толпу и очутилась на улице, где в обе стороны теснились конные экипажи, развозя приглашенных на приемы с чаем. Она едва не запрыгала от радости, что не сидит в одной из карет.

Помедлив пару секунд, чтобы собраться с духом, Элеонор пошла по Гросвенор-плейс. Она двигалась быстро и вскоре запыхалась. В Лондоне смешалась вонь навоза и выхлопных газов, старого и нового, и Элеонор обрадовалась, когда свернула в Гайд-парк и вдохнула аромат роз. По красной глине аллеи Роттен-роу няни в накрахмаленных форменных платьях торжественно катили детские коляски, на газонах виднелись зеленые шезлонги, в которых можно было отдохнуть за шесть пенсов. Пруд Серпентайн пестрел лодками, похожими на больших уток.

– Покупайте сувениры! – кричал уличный торговец с лотком, полным флажков в честь коронации и открыток с изображением огромной новой статуи, которая стояла перед Букингемским дворцом, символизируя мир. («Мир? – фыркал дядя Вернон всякий раз, когда карета проезжала мимо внушительного беломраморного монумента, выделяющегося на фоне темных каменных стен дворца. – Да нам повезет, если хотя бы одно десятилетие обойдется без войны!» После этих слов на лице дяди появлялось самодовольное выражение: больше всего на свете он любил предрекать что-нибудь плохое. «Папа, не будь таким ворчуном! – выговаривала ему Беатрис, но тут же отвлекалась на проезжающий экипаж. – Ой, смотрите! Это же карета Мэннерсов, да? Вы слышали, что недавно устроила леди Диана? Нарядилась черным лебедем на благотворительный бал, где все должны были быть в белом! Представляете, как разозлилась леди Шеффильд?»)

Увидев табличку с названием «Бейкер-стрит», Элеонор снова вспомнила дядю Вернона. Тот считал себя в некотором роде сыщиком, и ему нравилось ломать голову над делами Шерлока Холмса. Элеонор взяла из дядиного кабинета парочку детективов, но поклонницей жанра так и не стала. Самонадеянность рационализма шла вразрез с ее любимыми сказками. Даже сейчас, подумав о самоуверенном заявлении Шерлока Холмса, что любую загадку можно решить методом дедукции, Элеонор разозлилась. Разозлилась до такой степени, что, подходя к Риджентс-парку, совсем забыла о моторизованной реке, которую предстояло пересечь. Не глядя, она шагнула на дорогу и не замечала омнибус, пока чуть не оказалась под его колесами. Видя, как на нее несется огромная реклама чая «Липтон», Элеонор поняла, что сейчас погибнет. В голове мелькнула мысль: они с отцом снова будут вместе и не надо больше печалиться о потере Лоэннета, но как жаль, что она не посмотрела тигров!.. Элеонор зажмурилась, ожидая, что на нее обрушится боль, а потом забвение.

Неожиданно у нее перехватило дыхание – какая-то сила схватила ее за талию, а потом швырнула на землю. Смерть оказалась совсем не такой, какой ее представляла Элеонор. Вокруг клубились звуки, в ушах звенело, голова кружилась. Элеонор открыла глаза и увидела очень близко самое прекрасное лицо из всех, какие только можно представить. Хотя Элеонор никому в этом не призналась, но и много лет спустя она с улыбкой вспоминала, как в тот миг подумала, что видит лицо бога.

Но это был не бог, а всего лишь юноша, молодой человек ненамного старше ее самой, с песочно-каштановыми волосами. Он сидел на земле рядом с ней и одной рукой придерживал ее за плечи. Губы у него двигались, однако Элеонор не разобрала ни слова. Юноша внимательно посмотрел ей в один глаз, потом в другой. Наконец, он улыбнулся, хотя шум стоял несусветный – вокруг них собралась толпа, – а Элеонор подумала, какой красивый у него рот, и потеряла сознание.