В тюремном лазарете

Ко входу подъехала коляска. Остановилась прямо возле будки, в которой бдил часовой-жандарм. В скучное ночное время служивый был рад всякому развлечению. Он внимательно смотрел, как вылезает, покряхтывая, седок в мятой чиновничьей фуражке, как расплачивается с молчаливым возницей.

— Ходиль-ходиль! — прикрикнул извозчик, нерусский человек, на лошадку.

Увидав, что ночной посетитель шагает прямо к будке, часовой достал фонарик и долго, обстоятельно изучал документ.

Документ был в порядке. Разовый пропуск на имя стенографиста, подписан господином начальником тюрьмы, с печатью. Внутри, на контрольном пункте, где хороший свет, проверят еще раз.

— Проходьте.

У караульного начальника пропуск тоже сомнений не вызвал.

— Что-то не видал вас раньше, господин Башмачкин, — сказал вахмистр, возвращая бумагу с фотографической карточкой.

— Первый раз я, — охотно объяснил суетливый, траченный жизнью чиновник. — Я при суде губернском вообще-то состою. Кузьменко Прокофий Матвеич приболели, так я заместо них. Лишняя копеечка когда ж помешает?

— Это само собой.

Еще раз про копеечку и приболевшего Кузьменко новенький объяснил в спецкамере, принимая смену. Уходящий стенографист хорошо знал Прокофия Матвеевича и обеспокоился его хворобой.

— Почечуй, — объяснил словоохотливый Башмачкин. — Так скрутил — ужас.

— А я думал, опять подагра.

Сменившийся коротко объяснил, что нужно делать, попрощался с охранником и поехал домой спать. На прощанье порадовался:

— Хорошо, отчет писать не надо. Этот только мычал, всего пару слов внятных произнес. Вот, я зарегистрировал. Может, вам повезет больше. Ну, счастливо. Еще свидимся. Коли вам в секретной части допуск дали, будете сюда часто наведываться.

Новичок стал устраиваться на рабочем месте. Стопку бумаги выровнял, чернильницу понюхал, ручку и запасные перышки достал собственные — казенными не польстился. Потом обеспечил уют: выложил на стол сверток с провизией, термос и яблоко-антоновку.

— Люблю, знаете, в чаек построгать, — сказал он охраннику, который наблюдал за обстоятельным человеком с одобрением. — Не желаете? Горяченький.

От горяченького чайку охранник отказываться не стал. Инструкция этого не запрещала, а смена у него была до шести, долго еще.

Быстро перешел с легким собеседником на «ты», разговорились. Башмачкину было интересно разузнать про арестанта: кто он такой, весь перевязанный да закованный, и какая от него секретная польза.

— Пользы пока что никакой, — коротко ответил охранник. — Но, может, еще будет. Твое дело — слушай да записывай.

А про арестанта, что за фрукт, ничего рассказывать не стал. Инструкция запрещала.

— Чай у тебя духовитый. С травами, что ли?

От бессонной ночи у агента начинала кружиться голова. Чтоб не сомлеть, лучше всего разговаривать.

— С морфей-травой.

— Что за трава такая?

— Полезная. От всех болезней лечит.

Охранник расстегнул ворот. Ишь, натопили — задохнешься.

— Так уж и от всех.

— От всех, — убежденно молвил Башмачкин, начиная двоиться и расплываться. — Выпьешь — и никогда больше болеть не будешь… Да ты подремли, подремли. Если что, я тут.

— Не положе… — пробормотал охранник, обмякая на стуле.