Глава 12

Судья Эверсон Флинт мельком взглянул на заместителя окружного прокурора, сидевшего вместе с Гамильтоном Бюргером за прокурорским столом для совещаний.

– Окончательное слово за общественным обвинением, – сказал он.

– Мы пропускаем окончательное слово, – заявил заместитель.

Судья Флинт взглянул на стол защиты.

– Окончательное слово за защитой, мистер Мейсон, – сказал он.

Мейсон встал с жестом признательности, который отчего-то вдруг оказался столь же красноречивым, как тысячи слов.

Защита, – произнес он, – полностью удовлетворена присяжными.

– Прекрасно, – сказал судья Флинт, – теперь присяжные должны быть приведены к присяге.

Заместитель окружного прокурора глумливо передразнил жест Мейсона, широко поведя вперед левой рукой.

– Нет необходимости выступать на этот счет, – сказал он.

Улыбка Мейсона в направлении прокурорского стола погасла, в его серых глазах зажегся огонь.

– Зачем же тогда браться за дело? – спросил он.

– Давайте все же возьмемся за дело, – сварливо откликнулся судья Флинт, – и попытаемся обходиться без личностей, джентльмены. Присяжные сейчас принесут присягу, чтобы начать изучение дела.

После клятвы присяжных Колтон Парма, заместитель окружного прокурора, по кивку окружного прокурора Гамильтона Бюргера, откашлявшись, начал вступительное заявление:

– Это краткое вступительное заявление с позволения высокого суда и вашего, леди и джентльмены, члены суда присяжных, – сказал он. – Мы показываем, что обвиняемая по данному делу унаследовала состояние от Харпера Миндена. Но у нее были опасения, что есть и еще родственники Харпера Миндена, имеющие право на долю в наследстве. Речь идет о молодой женщине по имени Дорри Эмблер, которая была дочерью сестры матери Минервы и, следовательно, двоюродной сестрой Минервы…

Мать Дорри умерла незамужней, и предполагалось, что она не оставила никакого потомства. Однако у обвиняемой, по ее собственному заявлению, имелось добытое ею свидетельство, что Дорри Эмблер в самом деле была дочерью сестры ее матери, рожденной вне брака, более того, кузины имели одного и того же отца. Мы не собираемся вдаваться в аспекты нравственности этого семейства, а просто излагаем факты так, как я имел честь сообщить вам, чтобы показать, как угнетен ум обвиняемой.

Обвиняемая была в загородном клубе Монтроуза на танцевальном вечере шестого сентября. Там подавались спиртные напитки, и обвиняемая выпила несколько рюмок. Она поссорилась со своим провожатым и в приступе раздражения решила оставить его, покинув клуб. Мы показываем, что обвиняемая избалованна, импульсивна, а временами чрезвычайно самонадеянна. На автостоянке она отыскала автомобиль, в нем кто-то оставил ключи, и был включен мотор. «Кадиллак» с номерным знаком YXY—694 был украден у его владельца в Сан-Франциско, хотя обвиняемая и не знала в то время об этом. Она прыгнула в беспризорный автомобиль и укатила, явно направляясь домой.

На перекрестке Западной улицы и Голливудского бульвара она проехала под запретительный сигнал светофора, сбила пешехода, в течение какого-то мгновения даже колебалась, выскочила из машины, кинулась было к раненому пешеходу, потом передумала, забралась в машину и быстро умчалась прочь.

Теперь мне хотелось бы подчеркнуть, леди и джентльмены, члены суда присяжных, что всякое свидетельство, имеющее целью как-то подчеркнуть непредсказуемый, сумасбродный характер обвиняемой (например, бегство с места наезда или любое иное нарушение закона), представлено единственно с целью показать предпосылки данного дела и побуждения обвиняемой. Мы показываем, что обвиняемая состряпала великолепный план освобождения от ответственности. Она наняла частных детективов и поместила объявление в газете, предлагая работу молодой женщине, которая отвечает определенным физическим характеристикам, при этом проинструктировала лиц, проводивших отбор претенденток, чтобы они подыскали ее максимально близкого физического двойника.

Дорри Эмблер отозвалась на объявление. Как только лицо, отвечавшее за отбор претенденток, увидело ее, стало очевидно, что Дорри Эмблер обладает поразительным сходством с обвиняемой, сходством столь удивительным, что оно совершенно ошеломило обвиняемую, поскольку ясно, что Дорри Эмблер находилась в родстве с ней и являлась незаконнорожденной дочерью сестры ее матери. Мы показываем, что план, задуманный обвиняемой, заключался в том, чтобы Дорри Эмблер прогуливалась в непосредственной близости от свидетелей, которые видели обвиняемую в момент того происшествия с наездом и бегством. Обвиняемая надеялась, что Дорри Эмблер будет опознана. И как только свидетели сделали бы это ошибочное опознание, обвиняемая оказалась бы чиста перед лицом правосудия.

Тем не менее, когда она воочию увидела, до какой степени Дорри Эмблер похожа на нее саму, обвиняемая осознала, какого джинна выпустила она из бутылки и какая лавина событий надвигается на нее, не подвластная ее контролю.

Она поняла, что газеты моментально ухватятся за это сверхъестественное сходство и выяснят близкую степень родства обеих девушек… Именно на этой стадии развития событий обвиняемая вступила в заговор с неким Джаспером Данливи, который выследил ее, и в результате заговора…

– Прошу минуту внимания, – остановил заместителя окружного прокурора Мейсон. – Нам не хотелось бы прерывать вступительное заявление обвинения, однако обвинение сейчас вносит свидетельства о совсем иных преступлениях с единственной целью повлиять на присяжных. Мы определяем подобные высказывания как должностной проступок и просим высокий суд сделать замечание прокурору и одновременно дать указания присяжным не принимать во внимание данные замечания.

– Мы ясно осознаем, что делаем, – повернулся Парма к судье Флинту. – Мы намерены точно придерживаться протокола, но имеем право предоставлять свидетельства о любых преступлениях в качестве мотивировки того убийства, в котором обвиняется Минерва Минден.

– Существует закон, – сказал судья Флинт, обращаясь к присяжным, – согласно которому обвиняемый, судимый за одно преступление, не может быть признан виновным на основании свидетельств о других преступлениях, иногда по ходу дела подобные свидетельства приводятся, чтобы показать мотивировку преступления. Учитывая заверение прокурора, что здесь именно такой случай, предупреждаю вас, господа присяжные, что вы не должны обращать никакого внимания на любые свидетельства о любых других преступлениях, совершение которых приписывается данной обвиняемой… Итак, это частный случай, призванный показать мотивировку убийства покойного Марвина Биллингса, и не более того. Продолжайте, мистер заместитель, и, пожалуйста, будьте внимательны и контролируйте свои замечания.

– Мы ясно сознаем то, что делаем, ваша честь, – сумрачно повторила Парма. – Наши замечания контролируются и будут контролироваться впредь. Свидетельства о прочих преступлениях приводятся единственно с целью показать мотивировку.

– Очень хорошо, продолжайте, – сказал судья Флинт.

– Я фактически закончил, ваша честь, – ответил Парма и повернулся к присяжным. – Мы показываем, что Джаспер Данливи присмотрел этот украденный автомобиль, чтобы им завладела обвиняемая… Обвиняемой было известно, что Джаспер Данливи имеет репутацию уголовника и автомобиль ворованный… И наконец, она тайно сговорилась с Джаспером Данливи похитить Дорри Эмблер, дабы устранить возможную претендентку на долю в наследстве Миндена, а также дискредитировать мисс Эмблер, создав впечатление, что именно она и скрывалась с места наезда…

Мы показываем, что частный детектив Марвин Биллингс имел несчастье выйти на этот заговор. К сожалению, вполне естественно для наших нравов, что Биллингс пытался шантажировать обвиняемую. Если бы Марвин Биллингс не почувствовал, что примечательное сходство между женщинами проистекает из наличия общих предков, если бы ему не показалось, что вместе с Дорри Эмблер и он урвет свой куш, это дело никогда бы не было возбуждено, потому что в нем еще отсутствовал состав преступления…

Мы не выступаем в защиту покойного. Свидетельства показывают, что он, в сущности, вел двойную игру с обеими сторонами. Но независимо от того, насколько коварен он мог быть, независимо от того, насколько подл и низок он мог быть, закон защищает его. Его жизнь была человеческой жизнью. Его умерщвление было убийством.

И вот Марвин Биллингс отправился в квартиру Дорри Эмблер и появился там в тот самый момент, когда Минерва Минден с Джаспером Данливи пытались переместить мисс Эмблер вниз, в другую квартиру этажом ниже. Биллингс позвонил в дверь. После секундного колебания обвиняемая открыла, доверив своему редкостному сходству с Дорри Эмблер завершить сей спектакль.

Поначалу Биллингс был введен в заблуждение, но, когда заговорил с обвиняемой, тут же распознал ее самозванство. Именно тогда он пытался прибегнуть к шантажу, и именно тогда обвиняемая застрелила его из револьвера двадцать второго калибра. Вскоре после выстрела в дверь квартиры вновь позвонили.

Мы показываем, что те, кто звонил тогда в дверь, были не кто иной, как Перри Мейсон, адвокат защиты, и Пол Дрейк, частный детектив. Заговорщикам пришлось бежать через черный ход квартиры. Полагая, что их незваные гости не знают об этом ходе, они поспешно сволокли матрацы со сдвоенных кроватей в спальне, перетащили их через гостиную на небольшую кухню, а затем при помощи кухонного стола и матрацев забаррикадировали дверь.

Когда Мейсон и Пол Дрейк вошли в квартиру (что случилось буквально спустя несколько минут), они обнаружили Марвина Биллингса в бессознательном состоянии. Они увидели, что кухонная дверь забаррикадирована так, что им даже показалось, будто ее держит, противостоя их усилиям, кто-то на кухне.

Мы показываем, что несчастной Дорри Эмблер, которую переместили в квартиру восемьсот пять, сделали подкожное впрыскивание морфия, как она ни сопротивлялась.

– Одну минуту, – перебил Мейсон. – Мы снова вынуждены остановить заместителя окружного прокурора и возразить против любых свидетельств о том, что могло произойти с Дорри Эмблер.

– Это должно показать мотивировку, – важно объяснил Парма.

– Это не может показать мотивировку убийства Марвина Биллингса, – возразил Мейсон, – поскольку то, о чем сейчас рассказывает заместитель прокурора, произошло уже. когда Марвина Биллингса застрелили…

– Я думаю, замечание справедливо, – постановил судья Флинт.

– Очень хорошо, меня хотят ограничить в доказательствах… Я пока пройду мимо этого вопроса в моем вступительном заявлении, леди и джентльмены, но мы вернемся к нему, когда начнутся показания свидетелей.

Не собираюсь утомлять вас деталями. Я рассказал вам об основной природе этого дела так, чтобы вы могли понять свидетельства, которые услышите. Вы услышите признание участника заговора, а также, вероятно, услышите свидетельство о признании вины, сделанном самой обвиняемой…

Мы намерены просить вынести вердикт об убийстве первой степени на ваше рассмотрение. Вам необходимо определить всего лишь одну вещь. – Парма поднял указательный палец левой руки высоко над головой и, потрясая им, воскликнул: – Всего лишь одну вещь, леди и джентльмены, а именно: доказывают ли улики в этом деле виновность обвиняемой в совершении преступного убийства Марвина Биллингса. Мы будем просить вынесения на ваше рассмотрение вердикта о виновности, вердикта об убийстве первой степени…

Парма повернулся и с бесстрастным лицом прошествовал за стол прокурора.

– Не желаете ли сделать вступительное слово, мистер Мейсон?

– Нет, – ответил Мейсон, – кроме того, что попрошу высокий суд указать присяжным: заявление прокурора, с точки зрения закона, было неправомочным.

– В каком же отношении? – спросил судья Флинт.

Мейсон встал и вознес над головой левую руку, особенно вытягивая указательный палец.

– Дело не в том, ваша честь, чтобы явить миру лишь одну сторону истины: улики указывают на виновность обвиняемой. Дело в том, чтобы явить миру истину в совокупности, – и Мейсон медленно поднял правую руку, вытягивая подальше указательный палец. – То есть доказать, что обвиняемая виновна вне всяких приемлемых сомнений. Полагаю, высокий суд должен известить об этом присяжных. Впрочем, присяжные, я полагаю, понимают, что в любом уголовном деле улики должны доказывать виновность обвиняемого вне всяких приемлемых сомнений. В противном случае обвиняемый имеет право на оправдательный вердикт.

– Высокий суд учтет этот вопрос в своих определениях, – сказал судья Флинт.

Мейсон медленно опустил руки с вытянутыми пальцами и сел на место. Судья Флинт с трудом удержался от улыбки: Перри Мейсон в искусной манере отказался от вступительного слова, но тем не менее впечатляюще выиграл у обвинения очко.

– Вызовите вашего первого свидетеля, – приказал судья Флинт.

– Я вызываю Эмили Диксон.

Мисс Диксон, довольно привлекательная женщина лет сорока с небольшим, приняла присягу и, назвав имя и адрес, уселась на свидетельское место.

– Назовите род ваших занятий на шестое сентября сего года, – начал Парма протокольный церемониал.

– Я заведовала меблированными комнатами Паркхэрста.

– А сами вы жили там же, в меблированных комнатах?

– Да.

– Знали ли вы Дорри Эмблер при жизни?

– Одну минуту, – вступил Мейсон. – Если высокий суд позволит, прошу отвести этот вопрос. Прошу также, чтобы прокурору было вынесено замечание за должностное нарушение. Я протестую против любого заявления, подразумевающего, что Дорри Эмблер мертва. Это предполагает факт недоказанный.

– Я не говорил, что она мертва, – стал оправдываться Парма. – Я просто спросил свидетельницу, знала ли она Дорри Эмблер в течение ее жизни. Это абсолютно допустимый вопрос. Я всегда могу спросить это о ком бы то ни было. Я могу спросить, знала ли, например, она вас в течение вашей жизни.

– Сие выражение стабильно предполагает, что лица, о котором так осведомляются, уже нет в живых, – сказал Мейсон, – и я слышу, что вопрос умышленно искажен, чтобы внушить именно такое впечатление…

– Я тоже так полагаю, – сказал судья Флинт. – Итак, джентльмены, давайте избегать любых неверных толкований… Я с готовностью дам обвинению представить свидетельства о другом преступлении при условии, что оно строго имеет отношение к данному вопросу и призвано показать мотив, метод либо основной стиль убийцы…

Постановляю, что здесь не будет представлено никаких свидетельств о каком бы то ни было преступлении, совершенном после того, как предполагаемое в данном деле преступление было уже завершено.

– Снимаю этот вопрос, – с неудовольствием сказал Парма.

– Рекомендую присяжным не придавать значения любым намекам, содержащимся в этом вопросе, равно как и любым мыслям, которые могли бы зародиться в ваших умах вследствие природы вопроса… Я намерен заявить прокурору, что объявлю о нарушении процессуальных норм, если будут сделаны повторные попытки обойти постановление высокого суда.

– Я вовсе не пытался обойти постановление высокого суда, – обидчиво сказал Парма.

– Что ж, – сухо заметил судья Флинт, – вы слишком опытны, чтобы не понимать воздействия вашего вопроса. А теперь предлагаю вам продолжить и быть очень осторожным.

– Очень хорошо, – кисло сказал Парма, поворачиваясь к свидетельнице. – Вы знали Дорри Эмблер до шестого сентября?

– Да.

– Как долго вы знали ее до шестого сентября?

– Приблизительно… о, я полагаю, месяцев пять-шесть.

– У мисс Эмблер была квартира в меблированных комнатах Паркхэрста?

– Да, была.

– Назовите номер, пожалуйста.

– Квартира девятьсот семь.

– Ответьте, сдавалась ли квартира восемьсот пять до двенадцатого сентября, и если да, известно ли вам имя арендатора?

– Теперь я его знаю. Его имя – Джаспер Данливи, но в тот раз он представился Уильямом Кеймасом.

– Когда вы сдали ему квартиру восемьсот пять?

– Одиннадцатого сентября.

– Этого года?

– Да.

– Я еще задам этой свидетельнице вопросы по поводу другого аспекта дела, – сказал Парма, – но вызову ее позднее…

– Очень хорошо, – сказал судья Флинт, поворачиваясь к Мейсону. – Приступайте к перекрестному допросу.

– Вы можете описать Дорри Эмблер? – начал Мейсон.

– Да. Ей было примерно лет двадцать пять – двадцать шесть.

– Глаза?

– Карие.

– Волосы?

– Темно-каштановые.

– Общий вид?

– Она была почти точной копией обвиняемой по этому делу, сидящей вон там, слева от вас…

– О, так вы заметили сходство? – спросил Мейсон.

– Я заметила такое редкое сходство, поразительное сходство…

– Вы когда-нибудь высказывались по этому поводу?

– Ну да, естественно.

– А можно ли было перепутать обвиняемую с Дорри Эмблер и наоборот?

– Да, еще бы…

– Когда вы впервые увидели обвиняемую?

– Когда ее ввели в комнату для опознания.

– И в тот раз вы опознали ее как Дорри Эмблер? – прищурился Мейсон.

– Возражаю, – закричал Парма. – Некомпетентно, неуместно и несущественно. Неверное ведение перекрестного допроса.

– Возражение отклоняется, – резко бросил судья Флинт.

– Ну, мне сказали, я приглашена для опознания Минервы Минден, и я им сказала…

– Не имеет значения, что вы сказали им, – остановил ее Мейсон. – Что они сказали вам!

– Что они хотят, чтобы я опознала Минерву Минден.

– А вы сказали, что никогда раньше не видели Минерву Минден?

– Да.

– И тем не менее от вас хотели опознания женщины, которую вы никогда не видели?

– Они хотели, чтобы я посмотрела, не похожа ли она на Дорри Эмблер.

– Итак, вы увидели ее впервые в комнате для опознания?

– Да.

– И заметили сходство?

– Да.

– Насколько сильным оно было?

– Ох, крайне поразительное…

– Хочу повторить вопрос, – настаивал Мейсон. – Вы опознали обвиняемую как Дорри Эмблер?

– Возражаю, ваша честь, – воскликнул Парма.

Возражение отклоняется, огрызнулся судья Флинт.

– Да, опознала. Я сказала им, что у них там в комнате сидит Дорри Эмблер, а потом они убедили меня…

– Не имеет значения, в чем там они вас убедили, – сказал Мейсон. – Я лишь пытаюсь выяснить, что произошло. Вы опознали женщину, находившуюся в комнате для опознаний, как Дорри Эмблер?

– Сначала опознала. Да.

– О, так вы сделали два опознания?

– Ну да, мне же сказали… Ох, если вы не велите говорить, что они мне сказали, то я… В общем, сначала я опознала ее как Дорри Эмблер, а потом опознала как Минерву Минден…

– Несмотря на то что никогда не видели Минерву Минден?

– Я видела ее фотографию.

– Где?

– В газетах. Потому-то полиция прежде всего вызвала меня.

– Но как полицейские узнали, что вы видели ее фотографию в газетах?

– А я позвонила им и предупредила, что фотография Минервы Минден в газете на самом-то деле является фотографией Дорри Эмблер, которая снимала у меня квартиру…

– И тогда полиция приехала поговорить с вами?

– Да.

– А когда Дорри Эмблер сняла у вас квартиру?

– В мае.

– Так откуда же вы знаете, что это была не обвиняемая, не Минерва Минден, что не она сняла у вас квартиру?

– Потому что в то время я ее не знала. В то время я никогда ее и не видела.

– Но вы ведь признали, что не можете отличить ее от Дорри Эмблер.

– О нет, я могу, мистер Мейсон. После того как я сообразила, что это всего-навсего сходство, и внимательно изучила обвиняемую, то, как я вам говорила, сделала второе опознание. Присмотревшись более внимательно, я сказала тогда, что та, которую я опознала как Дорри Эмблер, была кем-то другим и выглядела очень похоже на нее, но это была не мисс Эмблер.

– И в тот момент вы были уверены, что мисс Минден, обвиняемая, не была тем лицом, которое снимало квартиру?

– Да, абсолютно уверена.

– Из-за того что вам так сказала полиция?

– Нет. Совсем, совсем по-другому. Я убедилась сама…

– Благодарю вас, – наклонил голову Мейсон. – У меня больше нет перекрестных вопросов.

– Вы свободны, миссис Диксон, – сказал Парма. – А теперь я намерен вызвать на свидетельское место лейтенанта Трэгга, совсем ненадолго, просто по вопросу опознания…

– Очень хорошо, вызывается лейтенант Трэгг, – провозгласил судья Флинт.

Трэгг подошел, принял присягу, дал свидетельские показания о том, что прибыл в квартиру 907 в меблированных комнатах Паркхэрста в ответ на вызов, обнаружил там умирающего, и тот впоследствии был опознан как частный детектив Марвин Биллингс.

Итак, что же произошло с мистером Биллингсом?

Он умер.

– Когда?

– По дороге в больницу. Он получил ранение в грудь, и эта рана оказалась смертельной. Это произошло двенадцатого сентября.

– А как скоро после вашего прихода его увезла «скорая помощь»?

– В пределах десяти, ну, самое большее – пятнадцати минут.

– Благодарю вас, – сказал Парма и повернул голову к адвокату. – Вы можете приступить к перекрестному допросу.

– У меня нет вопросов, – развел руками Мейсон.

– Вызовите Делберта Комптона, – приказал Парма.

Комптон, солидного вида грузный субъект лет пятидесяти с небольшим, осторожно втиснулся в кресло для свидетелей и внимательно изучил зал суда колючим запоминающимся взглядом.

– Ваше имя – Делберт Комптон, вы проживаете в этом городе на протяжении нескольких последних лет и являетесь младшим компаньоном и управляющим делами детективного агентства «Биллингс и Комптон». Верно?

– Да, сэр.

– На вас лежала основная часть работы в конторе, а ваш компаньон, Марвин Биллингс, отвечал за внешние операции?

– Да, сэр.

– Если высокий суд позволит, – поднялся прокурор Гамильтон Бюргер, – замечу, поскольку мой младший коллега несколько тушуется, что вот этот мужчина, свидетель, настроен враждебно. Я хотел бы получить постановление высокого суда о том, что это – свидетель, настроенный враждебно, и разрешить нам задать основные вопросы.

– Но он пока что не выказал никакой враждебности, – рассудительно сказал судья Флинт. – Если же до этого дойдет, вы сможете возобновить ваше ходатайство. На данный момент высокий суд примет реплику к сведению. Продолжайте, мистер Парма.

– Вы продолжали заниматься своей работой в этом городе шестого сентября?

– Да, сэр.

– Были ли вы в течение сентября наняты обвиняемой в данном деле?

– Ну… полагаю, что так… да.

– Кто вас нанимал?

– Представитель обвиняемой, управляющая ее делами миссис Генриетта Халл.

– Какова была задача найма?

– Я получил указание поместить в газете объявление, подыскивающее незамужних женщин с определенной внешностью.

– Вы поместили в газете такое объявление?

– Да.

– Вознаграждение было высоким?

– Тысяча долларов в месяц.

– Что вы делали дальше?

– Я поручил одному из моих оперативников, женщине, снять номер в гостинице и провести беседы с претендентками.

– Какие указания вы дали вашей оперативнице?

– Возражаю против этого вопроса, – приподнялся Мейсон, – как некомпетентного, неуместного и несущественного, основанного на слухах и домыслах, вне пределов, доступных подсудимой…

– Поддерживается, – сказал судья Флинт.

– Хорошо, я поставлю вопрос иным образом, – сказал Парма. – Какие указания были даны вам Генриеттой Халл для передачи вашей оперативнице?

– Она мне ничего не говорила.

– Она не говорила, что вам надлежит делать? – изумился Парма.

– Нет, я этого не сказал. Я буквально сказал сейчас, она не говорила мне, какие указания надо давать моей оперативнице.

Парма как-то беспомощно посмотрел на судью Флинта.

– Хорошо, – сказал судья Флинт. – Берите дело в свои руки. Задавайте основные вопросы.

– Я поставлю вопрос вот так, – ожил Парма. – Не советовала ли вам Генриетта Халл, выступающая от имени обвиняемой, придумать некий спектакль с этим отбором: устроить тщательно разработанную систему опроса претенденток, но при этом их данные, какими бы они ни были, не должны были иметь никакого отношения к результату отборочного конкурса, вам надо было просто дожидаться, пока не явится молодая женщина, похожая на фотографию, которую вам вручили? Нанять следовало ту особу, у которой будет наиболее полное сходство с фотографией…

Свидетель колебался довольно долго.

– Отвечайте на вопрос, – сказал судья Флинт.

– Ну… да.

– Вы наняли молодую женщину по имени Дорри Эмблер, она потом звонила вам каждый день по незарегистрированному номеру для того, чтобы получить указания, что ей следует делать, так?

– Да.

– И вы сообщили Генриетте Халл, что смогли не то что нанять претендентку, похожую на молодую женщину на той фотографии, но наняли именно эту самую особу, снятую на фотографии, так?

– Да.

– Генриетта Халл воскликнула, что это невозможно, а вы предложили ей взглянуть самой и для этого отправили молодую женщину прогуляться в установленное время через определенный перекресток, чтобы Генриетта Хачл могла тайком за ней понаблюдать и убедиться сама, так?

– Так.

– Затем Генриетта Халл поручила вам начать изучение прошлого молодой девушки, да?

– Да.

– И вы, исполняя указания, полученные от Генриетты Халл, поручили ей прогуливаться взад-вперед по Голливудскому бульвару, поблизости от перекрестка с Западной улицей, вдруг да свидетельница миссис Элла Грэнби опознает в ней особу, управлявшую шестого сентября автомобилем, который совершил наезд и скрылся с места происшествия, так?

– Ну нет, не совсем так.

– Что вы подразумеваете под «не совсем так»?

– Я не говорил ей всего этого…

– Но вы же велели ей прогуливаться по Голливудскому бульвару, вблизи от перекрестка с Западной улицей, да?

– Ну… да.

– И велели сообщить вам обо всем, что бы там ни произошло?

– Да.

– И что же, она сказала вам, что неизвестная женщина опознала в ней кого-то?

– Да.

– И после этого вы велели ей в течение следующего дня отдыхать и ничего не делать?

– Я не помню во всех подробностях своих указаний, но что-то в этом роде, возможно, имело место…

– И все это делалось по указаниям, полученным от Генриетты Халл, не так ли?

– Да.

– Вы регулярно отчитывались Генриетте Халл?

– Да.

– У меня все. Перекрестный допрос, – проскрежетал Парма.

– Откуда вам известно, – начал Мейсон, – что Генриетта Халл – представительница обвиняемой?

– Она мне сама так сказала.

– В каком-то разговоре?

– Да.

– Лично или по телефону?

– По телефону.

– Стало быть, Генриетту Халл вы не видели никогда. Это верно?

– Да, верно. Я говорил с ней только по телефону.

– Вы получили вознаграждение за вашу работу?

– Да.

– Выписали вы обвиняемой счет?

– Нет, не выписал.

– Отчего же?

– Мне заплатили авансом.

– Кто вам платил?

– Я получил деньги от Генриетты Халл.

– В виде чека?

– Наличными.

– Но раз вы никогда не встречались с Генриеттой Халл, она не могла вручить вам наличные.

– Она мне их прислала.

– Каким образом?

– Через посыльного.

– Сколько именно?

– Три с половиной тысячи долларов.

– Вы лично видели Дорри Эмблер?

– Да.

– А обвиняемую?

– Да, совсем недавно. И, разумеется, вижу сейчас.

– Существует ли поразительное физическое сходство между Дорри Эмблер и обвиняемой?

– Да, сверхпоразительное сходство.

Мейсон пристально посмотрел на свидетеля.

– Насколько нам известно, мистер Комптон, – раздельно сказал он, – вы были наняты не обвиняемой, но Дорри Эмблер.

– Что? – ужаснулся свидетель, бледнея.

– Дорри Эмблер, – продолжал Мейсон, – хотела доказать претензии на состояние Харпера Миндена, нуждалась в определенной доле известности, чтобы начать свою кампанию… Ей нужна была газетная реклама. Поэтому она позвонила вам, заявила, что она Генриетта Халл, и…

– Одну минуту, одну минуту, – закричал Парма, вскакивая. – Все это неожиданные факты. Это только версия адвоката, и я возражаю на основании…

– Я снимаю вопрос, – улыбаясь, сказал Мейсон, – и спрошу иначе. Мистер Комптон, если бы Дорри Эмблер пожелала привлечь внимание к своему сходству с обвиняемой, если бы она позвонила вам, что она Генриетта Халл, и попросила бы вас поместить объявление в газете, нанять Дорри Эмблер, когда та появилась, – мистер Криптон, вы ведь не опровергли бы такую возможность происходящего.

– Возражаю против этого вопроса, – торопливо сказал Парма, – как спорного и требующего от свидетеля вывода. Это противоречит нормам перекрестного допроса и предполагает недоказанные факты.

– Поддерживается, – согласился судья Флинт.

Мейсон, сумевший изложить свою версию так, чтобы присяжные могли усвоить ее, улыбнулся свидетелю.

– Вы ведь не знали наверняка, что особа, с которой говорили как с Генриеттой Халл, и была Генриетта Халл, не так ли?

– Нет, сэр, не знал.

– А вы сами хоть раз в течение всего срока звонили Генриетте Халл?

– Нет, сэр, она звонила мне сама.

– А почему же не вы ей?

– Потому что она просила меня не делать этого. Она распорядилась, что сама будет звонить мне, и все тут.

Мы не пререкаемся в таких случаях.

– Следовательно, вы никогда не звонили к ней домой или на работу?

– Таковы были указания…

– …данные вам кем-то, кто, насколько вам известно, мог быть Дорри Эмблер или любой другой женщиной?

– Возражаю против этого вопроса, как спорного и противоречащего правилам перекрестного допроса, – поторопился Парма.

Возражение отклоняется, отрезал судья Флинт.

– Это был всего лишь чей-то голос в телефоне, – сказал Комптон.

– И время от времени тот же самый голос в телефоне давал зам инструкции, что делать дальше?

– Да.

– Голос приказывал, какие инструкции вы должны давать Дорри Эмблер?

– Да.

– Вы никогда не встречались с обвиняемой до ее ареста?

– Нет.

– И никогда не вели с ней каких-либо разговоров по телефону?

– Нет.

– Вы никогда не звонили обвиняемой, чтобы узнать, поручала ли она Генриетте Халл делать вам подобные предложения, и уж ни в коем случае не звонили Генриетте Халл, так?

– Да, это так.

– У меня больше нет вопросов, – откинулся в кресле Мейсон.

– С позволения высокого суда, – торжественно сказал, вставая, Гамильтон Бюргер, – следующий свидетель, несомненно, вызовет споры. Я вызываю его отчасти вне всяких правил. Заявляю высокому суду, что намеренно не приношу извинений за временное освобождение свидетеля из места заключения. Мы…

– Одну минуту, – вмешался Мейсон, поднимаясь, я намерен представить это неправомочное действие на рассмотрение присяжных… Конечно, сейчас не время спорить по этому поводу, не время извиняться за подаренную какому-то уголовнику прогулку из тюрьмы, раз дело идет о высших интересах, интересах правосудия…

– Спокойно, джентльмены, спокойно, – засуетился судья Флинт. – Призываю обе стороны не переходить на личности, да здесь и нет необходимости в каких-либо аргументах. Мистер Бюргер, если у вас есть дополнительный свидетель, вызовите его.

– Очень хорошо, – сказал Бюргер, поворачиваясь и улыбаясь присяжным, поскольку успел донести до них мысль, которую хотел сообщить им. – Вызовите Джаспера Данливи.

Джаспер Данливи оказался довольно стройным молодым человеком лет тридцати с небольшим, который, как ни странно, ухитрился, однако, произвести самое неблагоприятное впечатление за то время, пока он подходил, поднимал руку, принимая присягу, и усаживался в кресло для свидетелей.

– Итак, – начал Гамильтон Бюргер, – ваше имя Джаспер Данливи. – Где вы проживаете, мистер Данливи?

– В окружной тюрьме.

– Вы находитесь там в заключении?

– Да.

– Вас обвиняют в каком-то преступлении?

– Да.

– Вы знаете обвиняемую?

– Да, сэр.

– Когда вы впервые встретились с обвиняемой?

– Примерно одиннадцатого сентября.

– Вы знали Дорри Эмблер при жизни?

Так, одну минуту, – живо запротестовал судья Флинт, – я уже выносил постановление по этому вопросу. Слова «при жизни» неуместны. Присяжным дается указание не обращать внимания на эту часть вопроса. Итак, мистер Данливи, вопрос таков: знали ли вы Дорри Эмблер?

– Да, сэр.

– Как вы познакомились с Дорри Эмблер?

– Это длинная история.

– Вы отвечайте, пожалуйста, на вопросы. Не имеет значения, сколько времени это займет. Нам всем, да и вам в первую очередь, абсолютно некуда торопиться… Следите, чтобы ваши ответы точно соответствовали вопросу, и расскажите, как познакомились с ней.

– Она украла мой автомобиль для побега.

Большинство зрителей, находившихся в зале, от изумления разинули рты. Присяжные вдруг разом подались вперед в своих креслах.

– Не могли бы вы повторить ответ? – сказал Гамильтон Бюргер.

– Она украла мой автомобиль для побега.

– А что за автомобиль у вас был для побега?

– «Кадиллак» с номерным знаком YXY—694.

– Что, это был ваш личный автомобиль для побега?

– Мы с приятелем собирались использовать его для побега. Само собой, у нас нет документов на этот автомобиль, сэр…

– Где же вы его раздобыли?

– Мы украли его в Сан-Франциско.

– А кто такой ваш приятель, о котором вы упомянули?

– Один мужичок по имени Барлоу Дэлтон.

– Стало быть, говорите, что это автомобиль для побега?

– Да, сэр.

– А где он был, когда его у вас украли?

– Стоял у загородного клуба Монтроуза.

– А почему, собственно, вы назвали его автомобилем для побега?

– Потому что только мы с приятелем обмозговали планчик, как пробраться в женский гардероб, набрать меховых пальто, кошельков, всего ценного, что там есть, потом удрать, и тут…

– Что же произошло?

– И тут какая-то женщина украла нашу машину.

– Вы можете пояснить это?

– Эта женщина была на танцевальном вечере. Она сильно напилась. Она что-то не поделила со своим спутником, ушла от него, прыгнула в нашу машину для побега, стоявшую там с включенным мотором, и укатила прочь.

– И что же вы делали после этого?

– Ну, нам оставалось только одно. Нам пришлось отыскать нашу машину.

– Почему?

– Потому что мы оставили десять тысяч долларов наличными в отсеке для сигарет и перчаток.

– А откуда взялись эти деньги?

– Мы ограбили отделение банка в Санта-Марии и взяли примерно восемнадцать тысяч баксов. Десять тысяч завернули и положили в машине в отсек для сигарет и перчаток, а остальные поделили и держали при себе, по три-четыре тысячи долларов у каждого.

– Это были украденные деньги?

– Ну, естественно.

– А как насчет денег, положенных, как вы выражаетесь, в отсек для сигарет и перчаток?

– Они все были в банкнотах по сотне долларов. Другие деньги, что остались при нас, были в более мелких купюрах: двадцатки, десятки, несколько купюр по пятьдесят… Но десять тысяч было в стодолларовых бумажках, и мы решили, что эти деньги опасные.

– Что вы хотите сказать словом «опасные»?

– Что банк, возможно, знает их серийные номера.

Мы решили на некоторое время попридержать их.

– Продолжайте.

– Ну, надо было сперва отыскать автомобиль, поэтому мы навели справки через некоторых знакомых в нашем мире и узнали, что на нашем автомобиле был совершен наезд и с места происшествия она скрылась.

А потом нам дали сведения, что машина припрятана в гараже Дорри Эмблер, вот так мы и нашли автомобиль, только деньги уже исчезли. Ну и тогда мы стали следить за Дорри Эмблер.

– Так вы следили за ней? – спросил Бюргер.

– Ну да. У нас были сначала трудной и в поисках ее следов, но в конце концов мы ее нашли и несколько часов за ней следили.

– И куда же она шла и когда? – спросил Бюргер.

– Возражаю против этого вопроса как некомпетентного, неуместного и несущественного, – быстро сказал Мейсон.

– Мы свяжем это воедино, ваша честь, – пообещал Бюргер.

– Возражение отклоняется.

– Она шла в контору Перри Мейсона, – сказал свидетель.

– А потом? – спросил Бюргер, и присяжные тут же с напряженным интересом подались вперед.

– А оттуда она поехала в аэропорт, где все прогуливалась, дожидаясь, пока обвиняемая зайдет в женский туалет. В тот же момент она подскочила к газетному киоску, крикнула: «Это не ограбление», выстрелила три раза из револьвера и бросилась в женский туалет.

– Что же произошло дальше? – спросил Бюргер.

– Вскоре после этого обвиняемая вышла из туалета и была арестована. Поначалу ее вид сбил нас с толку, но в их голосах была некоторая разница. Поэтому, после того как полиция увезла обвиняемую с собой, мы подождали, и, конечно же, Дорри Эмблер появилась из туалета. На ней для маскировки было пальто, скрывавшее ее одежду, и темные очки в пол-лица.

– И что же вы сделали? – спросил Бюргер.

– А двинулись за Дорри Эмблер обратно, к ее квартире. К тому времени мы уже услышали по радио, что другой женщиной, той, которую арестовала полиция, была Минерва Минден, наследница. Поэтому мы решили, что напали на след чего-то грандиозного.

– Что вы сделали потом?

– Мы подождали, пока обвиняемую не освободили под залог, а потом установили с ней контакт.

– Под «ней» вы подразумеваете обвиняемую?

– Да.

– Вы оба, вместе с Барлоу Дэлтоном, вошли с ней в контакт?

– Да, сэр.

– И где же вы встретились с ней?

– В коктейль-холле, так она предложила.

– Что же произошло там?

– Ну, у нас пошел разговор, мы-то было решили ее поприжать, чтобы вытряхнуть деньги, она ведь богата, но только не на ту напали. Она оказалась слишком ловкой для нас…

– Что вы хотите этим сказать?

– Она посоветовала нам отправиться в полицию, если мы, мол, считаем, что что-то не так…

– И что случилось дальше? Продолжайте.

– Ну, естественно, для нас полиция – слишком непозволительная роскошь, и, короче, в итоге она с помощью того да сего выяснила, кто мы такие есть… Короче, я знаю, что она сама нас вычислила… Да. Пламенная женщина, в натуре…

– Что вы имеете в виду, говоря «вычислила»?

– Она предложила нам похитить Дорри Эмблер. За работу обещала заплатить нам двадцать пять тысяч долларов.

– А она объяснила почему?

– Да.

– Почему же?

– Она рассказала нам, прямо-таки пожаловалась, что Дорри Эмблер увидела ее фотографии в газетах и решила поживиться на их сходстве, мол, она дочь сестры ее матери и что у них один и тот же отец, ну, в натуре, отец Дорри был также и ее отцом. Она сказала, что Дорри умная и попытается сделать такой финт ушами, что ее ошибочно примут за обвиняемую; что за спиной Дорри стоит какой-то тип с уймой денег и он, мол, своего не упустит, вытряхнет из обвиняемой всю душу и придется откупаться от Дорри многими миллионами.

Ну, и мы тоже пожаловались обвиняемой, что Дорри прикарманила десять кусков, которые принадлежат нам, и мы решили получить их обратно; ей, мол, не следовало так с нами поступать… Словом, то да се – и в конце концов обвиняемая спросила нас, а не сможем ли мы убрать Дорри… ну, с поля действий.

– И что же вы ответили на это? – спросил Бюргер.

– Что ж, мы сказали, если цена будет подходящей.

Ну, она предложила нам двадцать пять кусков, а мы на это посмеялись, и тогда она в конце концов подняла гонорар до пятидесяти кусков да плюс пять кусков дополнительно, чтобы покрыть первоначальные расходы и еще как бы гарантировать добросовестное отношение с ее стороны…

– Продолжайте, – сказал свидетелю Гамильтон Бюргер. – Что вы сделали после этого?

– Мы начали составлять планы.

– Немедленно?

– Да, сэр, совершенно верно, прямо в ходе того разговора.

– Итак, когда вы сказали, что мы начали составлять планы, кого вы имели в виду?

– Там была обвиняемая, то есть Минерва Минден, мой приятель, Барлоу Дэлтон, и я.

– И что же вы делали?

– Ну, она дала нам пять кусков и сказала, что нам, вообще-то, пора бы заняться делом…

– И что же?

– Мы поехали в меблированные комнаты Паркхэрста, то есть я туда поехал и принялся упаковывать ситуацию.

– Так-так, а что вы имеете в виду под упаковкой ситуации?

– Ну, я осмотрел место и составил для себя план.

– И на чем остановились? Что вы конкретно сделали?

– Прежде всего я вступил в контакт с управляющим, узнал, нет ли какой-нибудь свободной квартиры на восьмом или девятом этаже. Нужно было подсобное помещение поблизости, такая база для операции…

– И что вы нашли?

– Я нашел пустующую квартиру на восьмом этаже, номер восемьсот пять, она была совсем близко к лестнице и почти точно под квартирой девятьсот семь, где и жила Дорри Эмблер.

– Вы сняли квартиру?

– Да, сэр. Я сказал управляющему, что мне нужна квартира и номер восемьсот пять вроде бы подходит, но я, мол, хочу, чтобы жена взглянула на нее, жена должна приехать из Сан-Франциско. Я предложил, что заплачу сто долларов задатка, чтобы иметь на три дня гарантию, жена, мол, приедет, взглянет на жилье, и если ей понравится, тогда я и подпишу договор об аренде и уплачу арендную плату сразу за весь срок.

– А какое имя вы назвали?

– Я представился Уильямом Кеймасом.

– И вот на этом основании вам вручили ключ от квартиры?

– Да, сэр.

– И что же вы делали потом?

– Ну, с обвиняемой было решено, что сразу же после слушания ее дела в суде, на следующий день, она примчится в меблированные комнаты, мы приведем в исполнение наш план и избавимся от Дорри Эмблер.

– Итак, вы сказали: «избавимся от нее». Вы имеете в виду… Так что же вы имеете в виду?

– Ну, это ведь только в итоге выяснилось, что мы должны избавиться от нее, а поначалу разговор шел только о похищении.

– Хорошо, что же случилось?

– Ну, видите ли, обвиняемая собиралась приехать к нам сразу, как завершится слушание ее дела в суде…

– А она сказала, почему выбрала это конкретное время?

– Да, сказала, что это, по идее, будет время, когда она освободится от шпиков, репортеров и всей этой чепухи… Адвокат, мол, увезет ее из суда на своем автомобиле и провезет несколько кварталов до места, где она припарковала свою машину, потом адвокат, в натуре, прочтет ей нотацию, что надо сидеть тихо, не высовываться, не лезть на глаза газетным писакам… Они расстанутся, она приедет и присоединится к нам. Обвиняемая сказала, что, если что-нибудь в нашей операции пойдет не так, она запросто подойдет к двери и, выдав себя за Дорри Эмблер, объяснит любой шум или суматоху… ну, и все прочее в этом роде. Так что мы не подвергались бы никакому риску…

– Хорошо, и что произошло?

– Ну, у нас был шанс утащить Дорри Эмблер, пока она была на кухне. Мы постучали в дверь с черного хода и сказали, что на ее имя телеграмма. Она открыла дверь, и мы сразу ее сграбастали.

– Что вы сделали?

– Мы засунули ей в рот кляп, приставили к спине пистолет и быстренько сволокли вниз по черной лестнице в квартиру восемьсот пять. Потом одурманили ее уколом морфия и уложили отдыхать.

– И что дальше?

– Вскоре после этого появилась обвиняемая. Она психовала, хотела, чтобы мы побыстрее убирались оттуда. Она сказала, что Дорри Эмблер советовалась с Перри Мейсоном и у нас мало времени, Мейсон не тот субчик, чтобы заблудиться в трех соснах. Но мы напомнили ей о своих десяти кусках. Мы буквально разнесли эту квартиру в клочья, разыскивая их.

– И вы их нашли?

– Нет… То есть, думаю, что не нашли.

– Что вы хотите сказать этим?

– Ну, мой приятель, Барлоу Дэлтон, вел себя, в натуре, странно. Уже позднее я усек, что он, гад, их и нашел и запросто сунул в карман, а сам делал вид, что ничего нету.

– Но вы не знаете наверняка, что он нашел деньги?

– Нет, сэр. Все, что я знаю, – это что я не нашел их.

– Очень хорошо, очень мило. Что же было потом?

– Потом я сказал обвиняемой, что лучше бы подготовиться к бегству, если что-нибудь пойдет не так.

– И что же вы сделали?

– Я стал баррикадировать кухонную дверь, то есть дверь между кухней и гостиной, чтобы нам самим ее открывать, но удерживать любого, кто бы ни вошел из передней. И именно в то время и позвонили в дверь, там был этот мужчина…

– Какой мужчина?

– Ну, детектив, этот тип, который был убит, Марвин Биллингс.

– Хорошо, продолжайте. Расскажите нам, что случилось.

– Пардон, я забежал немного вперед в своем рассказе. Обвиняемая тоже обыскивала квартиру, что-то там высматривала. Она не говорила что именно, но скоро нашла револьвер двадцать второго калибра.

– И обвиняемая взяла его?

– Да, взяла. Она сказала, что при случае покажет этой Дорри Эмблер разницу между свинцовыми пулями и холостыми патронами.

– И дальше?

– Ну, и дальше мы как раз подошли к тому, о чем я вам рассказывал. Раздался звонок, этот Марвин Биллингс стоял там, а обвиняемая подошла к двери и стала базарить оттуда с ним…

– И что произошло?

– Да он просто прямо ворвался в квартиру, ну и, конечно, сразу же увидел, что тут все вверх дном, ее уже обыскивали, и он взъярился: что тут происходит, что тут происходит? А обвиняемая, делая вид, что она, в натуре, Дорри Эмблер, сказала, мол, кто-то, очевидно, побывал здесь, искал что-то… и вот как раз тогда Биллингс взял ее в оборот.

– А что вы подразумеваете под этим?

– Ну, он хотел выжать из нее деньги.

– А где находились вы?

– Я был в спальне.

– Он вас видел?

– Нет, он не мог меня видеть. Я был за дверью.

– И что случилось?

– Он сказал обвиняемой, что ему известно, что она замышляет. Он думал, что разговаривает с Дорри…

– Не следует рассказывать нам, что вы думали и что он думал, – с важным достоинством перебил его Гамильтон Бюргер, создавая призрачную видимость собственной абсолютной беспристрастности. Все, о чем можете свидетельствовать: что вы видели и слышали в присутствии обвиняемой.

– Ну, он сказал ей, мол, знает, что мадам задумала, она, мол, самозванка и ей надо бы иметь управляющего получше, мол, тоже хочет поучаствовать в этом дельце и ему нужна доля от ее дурных денег… И еще он сказал что-то насчет того, что он, мол, не вчера родился и…

Ну, вот тогда-то она и выдала…

– Минуту, вот когда вы произнесли «она», кого имели в виду?

– Минерву Минден, обвиняемую.

– Хорошо, и что же она сказала?

– Она сказала: «Ты, вероятно, и не вчера родился, но вот до завтра ты точно не доживешь», и я услышал выстрел, а потом тяжелый удар тела, рухнувшего на пол.

– И что вы сделали?

– Я выбежал и говорю: «Вы его застреляли!» А она кричит: «Конечно, я его застрелила. Этот вымогатель-ублюдок всех нас скрутил бы в бараний рог, если его не пристрелить. Но им никогда не удастся пришить мне это дело! Тут квартира Дорри Эмблер, вот ее-то в нем и обвинят»…

– И что дальше?

– Ну, дальше я наклонился над ним и говорю, что этот парень еще жив, а она сказала: «Ну, мы это быстро уладим» и подняла револьвер, а потом опустила его и заулыбалась. У меня, честно говоря, мороз по коже прошел… И говорит: «Нет, будет еще лучше дать ему прийти в сознание на такое время, чтобы он успел рассказать свою байку. Он-то думает, что его застрелила Дорри Эмблер. Вот это и объяснит исчезновение Дорри. Все будут думать, что она пристрелила этого парня, а потом удрала».

– Обвиняемая так сказала?

– Да, именно так. И вот с того момента она стала веселиться, как безумная, как все они, психопатки… Ей казалось, что она до конца провернула удачное дельце.

– И что же случилось?

– Ну, почти сразу после этого зазвонил звонок, я схватил другой матрац и быстренько поволок его на кухню, там мы придвинули к двери стол и сложили матрацы так, что все это забаррикадировало кухонную дверь.

Потом мы обождали с минуту, посмотрели, что получится. И вот тогда обвиняемая впала в панику и решила бежать вниз по лестнице. Я шлепнул ее, а она закричала. Мне пришлось сграбастать ее в охапку и зажать ей рот рукой.

– Почему? – спросил Гамильтон Бюргер.

– Потому что уже кто-то стоял у двери, мы не могли добраться до лифта. Этот путь был отрезан. Так что пришлось спускаться вниз по черной лестнице. Я не хотел, чтобы они добрались до двери кружным путем и схватили нас там, поэтому мне надо было иметь гарантию, что они все время будут находиться в квартире и думать, что на кухне кто-то есть, пока мы не ускользнем через заднюю дверь. У обвиняемой к этому моменту нервы были совсем на пределе.

– И что вы сделали?

– Я оставил дверь за нами открытой.

– А где был ваш партнер, Барлоу Дэлтон?

– Внизу, в восемьсот пятой, присматривал за Дорри Эмблер.

– Продолжайте, что было дальше?

– Ну, этими людьми у двери оказались Перри Мейсон и детектив Пол Дрейк. Я подождал, пока они прорвутся в квартиру и зайдут в гостиную, а потом мы с обвиняемой тихонько выскользнули через черный ход, спустились по лестнице и отсиживались в восемьсот пятой квартире вместе с Барлоу Дэлтоном и Дорри Эмблер. Дорри Эмблер, правда, к тому времени была под кайфом, то есть от укола… потеряла сознание.

– Продолжайте, что было дальше?

– Ну, мы стали отсиживаться. Повсюду кругом были легавые, так что мы просто сидели тихонько, и, поверьте, я до смерти перепугался и сказал обвиняемой, что если легавые начнут проверку квартир и обнаружат нас, всех тогда ждет газовая камера, и нечего ей было убивать этого парня!

– А что она ответила?

– К тому времени к ней уже вернулась ее знаменитая наглость. Она засмеялась, назвала меня птенцом, вытащила откуда-то карты и предложила нам поиграть в покер.

– И что произошло дальше?

– Мы околачивались там до позднего вечера, а потом обвиняемая сказала, что наденет одежду Дорри Эмблер, выйдет наружу и поглядит, свободен ли путь, а мы должны осторожно выглянуть в окно, и, если путь свободен, она мигнет нам пару раз фарами своего автомобиля, припаркованного там, у мостовой, и мы можем вытаскивать Дорри наружу.

– А Дорри к тому времени была в сознании?

– Она была в сознании, но в такой полуотключке.

Мы убедили ее, что никто ей не думает наносить вреда, если она будет в точности делать, что скажут.

– Итак, что же случилось дальше?

– Ну, обвиняемая вышла из квартиры. Она оставила нам револьвер тридцать восьмого калибра.

– У вас с ней был какой-то разговор, как развивались события дальше?

– Да, она рассказывала об этом на следующий день.

– И что же рассказала?

– Прямо как назло, она открыла лифт и оказалась в компании с женщиной и с собакой, которые в это время, видимо, спускались вниз на прогулку. Причем женщина вела себя так, как будто знала ее, но обвиняемая повернулась спиной и стояла так перед дверью лифта с видом задумчивым и недоступным. Собака, должно быть, знала Дорри Эмблер, потому что уловила запах Дорри от ее одежды, подвинулась и ткнулась носом ей в юбку… Она сказала, что испытала, пока ехала, поистине тяжелые минуты…

– Дальше, дальше!

– Я аккуратно выглянул в окно, она подъехала на своей машине к условленному месту и помигала фарами, так что мы знали, путь свободен, и спустили Дорри Эмблер вниз.

– И что же случилось с мисс Эмблер?

– Мне известно лишь то, что рассказал Барлоу Дэлтон.

– А вы не поехали вместе с ним и Дорри?

– Нет, мы договорились, что он позаботится о Дорри, а я прогуляюсь по квартире с масляной тряпкой и протру все места, где остались отпечатки пальцев…

Между прочим, в квартире Дорри Эмблер, где все перерыли вверх дном, мы все надели перчатки и я повсюду прошелся тряпкой…

– Ну а теперь, – сказал Гамильтон Бюргер, – я задам вопрос, на который вы ответите «да» или «нет».

Барлоу Дэлтон рассказывал, что сделал с Дорри Эмблер?

– Да.

– Вы позднее связались с полицией, чтобы сообщить, о чем вам рассказал Барлоу Дэлтон? Имейте в виду, я спрашиваю вас не о слухах. Я не спрашиваю, что вам рассказал Барлоу Дэлтон. Я спрашиваю о ваших действиях.

– Да. Я связался с полицией.

– С кем именно?

– С лейтенантом Трэггом.

– И что вы ему сказали? Не пересказывайте сейчас, что вы поведали ему, просто опишите, как было дело.

– Я рассказал ему, что узнал от Барлоу Дэлтона.

– Где сейчас Барлоу Дэлтон?

– Он мертв.

– Когда он умер и как?

– Он умер двадцатого числа.

– Как умер?

– Он был убит полицейским во время ограбления.

– Можете приступать к перекрестному допросу, – сказал Гамильтон Бюргер, повернувшись к Перри Мейсону и поклонившись ему.

Минерва Минден ухватила Мейсона за рукав пиджака и придвинулась поближе к его уху:

– Это сплошная ложь, – прошептала она, – от начала и до конца ужасная ложь. Я никогда в жизни не видела этого человека.

Мейсон кивнул, поднялся и подошел к свидетелю.

– Откуда вам известно, что Барлоу Дэлтон мертв? – спросил он, пристально глядя свидетелю в глаза.

– Я видел его убитым.

– А где тогда были вы?

– Я стоял с ним рядом.

– Вы были вооружены в тот момент?

– Возражаю против неверного ведения перекрестного допроса, – сказал Гамильтон Бюргер. – Некомпетентно, неуместно и несущественно.

– Отклоняется, – отрывисто ответил судья Флинт.

– Вы были вооружены в тот момент? – спросил Мейсон.

– Да.

– И что вы сделали с револьвером?

– Я бросил его на пол.

– И полиция забрала его?

– Да.

– Где был ваш приятель, когда его застрелили?

– В универсаме «Экми».

– В какое время дня?

– Около двух часов ночи.

– И что же вы там делали?

– Возражаю против этого вопроса, как нарушающего правила ведения перекрестного допроса, некомпетентного, неуместного и несущественного, – сказал Гамильтон Бюргер.

– Отклоняется, – возразил судья Флинт.

– Мы с приятелем брали кассу…

– И ваш приятель был убит, а вы арестованы?

– Да.

– Вас отвезли в тюрьму?

– Да.

– Спустя какое время, уже будучи в тюрьме, вы рассказали полиции об обвиняемой и Дорри Эмблер?

– Да немного времени прошло. Видите ли, мою совесть отягощало и это убийство, и то, что случилось с Дорри Эмблер. Я никак не мог почему-то выбросить это из головы, думал о них, не спал…

– Повторяю вопрос, спустя какое время после того, как были арестованы, вы целиком рассказали полиции всю эту историю?

– Это было… ну, это было спустя пару дней.

– Вас захватили на месте преступления в той ночной краже со взломом?

– Да, сэр.

– Вы это знали?

– Да, сэр.

– А ранее были судимы за уголовные преступления?

– Да, сэр.

– Сколько раз?

– Три раза.

– За какие преступления?

– Ограбление, крупная кража и ночная кража со взломом.

– Вы, разумеется, знали, что вам грозит пожизненное заключение, как закоренелому преступнику?

– Одну минуту, – вмешался Гамильтон Бюргер. – Возражаю против этого вопроса, как некомпетентного, неуместного и несущественного, нарушающего правила перекрестного допроса.

– Я всего лишь пытаюсь показать наклонности и мотивировку данного свидетеля, – ответил Мейсон. – И намерен согласовать это с моими следующими вопросами…

– Думаю, мне понятен подтекст ваших вопросов, – милостиво сказал судья Флинт. – Возражение отклоняется.

– Да, – ответил свидетель. – Да. Знал.

– Вы знали, что похищение наказывается смертной казнью?

– Ну это при определенных обстоятельствах. Да, знал.

– Вы знали, что вы вступили в тайный сговор с обвиняемой с целью совершения убийства?

– Да.

– Равно как и похищения?

– Да.

– Вы знали, что стали соучастником убийства Марвина Биллингса?

– Ну… хорошо, полагаю, что знал.

– И находились в крайне затруднительном положении, когда официальные лица допрашивали вас, так?

– Да уж, находился.

– А не предложили ли вы свое признание в преступлении, которое полицейским хотелось раскрыть, поменять на освобождение от судебного преследования по всем этим остальным обвинениям?

– Ну… хм… не совсем так.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ух, раз такое дело, они сказали, что мне стоило бы очистить душу и отдать себя на их милость и… Ну, это были те самые, которые говорили, что у них есть на меня убийственные материалы, а это значит, мол, я получу пожизненное заключение, как закоренелый преступник, и они проследят, чтобы я был там при деле каждую минуту… если только не стану с ними сотрудничать и не помогу распутать кучу нераскрытых преступлений.

– И после этого ваш разговор с ними принял другой оборот, и вы стали говорить с ними в иной тональности, – угадал Мейсон. – Вы начали торговаться с ними по поводу перемены своей участи, если сумеете помочь раскрыть убийство, за которое они хотят отчитаться…

– Ну, что-то в этом роде…

– Вы напрямик выложили лейтенанту Трэггу, что поможете распутать полиции дела, если вас освободят от вашей доли в этом преступлении и если с вас снимут ночную кражу в универсаме… Не так ли было?

– Ну, полагаю… да, я поднял этот вопрос.

– Иными словами, вы сказали лейтенанту Трэггу, что не прочь совершить сделку? Так?

– Не такими словами.

– Но так, что дело к этому и свелось.

– Ну… да.

– К тому же вы хотели получить гарантии об отпущении грехов, будем это именовать так, прежде чем расскажете вашу историю окружному прокурору.

– Ну, это была выгодная сделка.

– Вот к этому аспекту я и подбираюсь, – жестко сказал Мейсон. – Ваша совесть не заговорила сразу же. Вы решили немного поторговаться, даже не дав своей совести заговорить.

– Ну, я же не собирался рассказывать полиции то, что знал, пока не получу это, как вы говорите, отпущение грехов. Я не собирался совать голову в петлю, просто лишь бы угодить им.

– И вы получили отпущение грехов?

– Мне пообещали это отпущение…

– Твердо обещали?

– В известном смысле, да.

– Так, одну минуту, – сказал Мейсон. – Давайте-ка обновим ваши воспоминания. Не носило ли это отпущение грехов оттенок шантажа. Не говорил ли окружной прокурор, что не может его вам предоставить, пока не услышит вашу версию убийства? Что, если ваша версия приведет к доказательству убийства и поставит перед судом, то вам будет дано отпущение грехов, кхм…

– Ну, что-то вроде того.

– Вы ведь как раз к такой сделке склонялись, так?

– Да.

– И вы это получили?

– Да.

– Итак, – Мейсон направил палец на свидетеля, – поскольку вы сидите здесь, на свидетельском месте, вы обвиняетесь в преступлении, которое, вкупе с вашими предшествующими подвигами, означает для вас пожизненное заключение, вы заключили сделку с окружным прокурором, что состряпаете басню, которую потом сумеете рассказать нам, басню, которая убедит присяжных настолько, что они признают обвиняемую виновной в совершении убийства первой степени, и вы сможете выйти из зала суда чистеньким и вернуться к своей преступной деятельности. Но если, с другой стороны, ваша басня окажется недостаточно бойкой для присяжных, никакого отпущения грехов вам не светит.

– Так, одну минуту, одну минуту, – закричал, вскакивая, Гамильтон Бюргер. – Этот вопрос неуместен, он требует вывода от свидетеля, и он спорный…

– Думаю, что поддержу возражение, – сказал судья Флинт. – Адвокат может поставить вопрос по-иному.

– Окружной прокурор сказал вам, что, если ваш рассказ приведет к раскрытию преступления, вы получите это самое отпущение грехов?

– Да.

– Но он не может его вам гарантировать, пока он не услышит все с этого свидетельского места?

– Не совсем так…

– Суть соглашения в том, что сначала ваши показания – потом отпущение грехов.

– Ну, я должен был завершить свои показания, да.

– И они приводят к раскрытию убийства, так?

– Да.

– И ставят убийцу перед судом?

– Да.

– Иными словами, добиваются осуждения, – сказал Мейсон.

– Ну, никто не говорил об этом так многословно.

– Я говорю об этом так многословно. Загляните в ваши собственные мысли. Там ведь есть одна мыслишка, в глубине вашего сознания, вот она барахтается, верно? Вы хотите, чтобы обвиняемую признали виновной в убийстве, и тогда вы отряхнетесь от груза совершенных вами преступлений?

– Я хочу быть честным с самим собой. Я хочу рассказать правду.

Мейсон сделал негодующий жест.

– Правду! – гневно воскликнул он. – У вас не было ни малейшего желания рассказывать вашу историю полиции, пока вас не арестовали в самый разгар ночной кражи. Разве не так?

– Ну, я думал об этом.

– Вы думали об этом до определенного момента – до того самого момента, когда поверили, что у вас на руках козырной туз, который вы сможете выкинуть, когда попадете в беду. Вы собирались шлепнуть им об стол и сорвать банк. Вы собирались развлекаться преступными кутежами и возомнили себе, что, если вас схватят, вы сумеете заключить сделку с прокурором, чтобы раскрыть ему убийство в обмен на свободу!

– У меня и в мыслях не было ничего подобного!

– Сколько у вас на счету преступлений между эпизодом с Дорри Эмблер и ночным грабежом?

– Ни… ни одного.

– Минуту, минуту. – Крупные пальцы Мейсона дрожали, он был белый от гнева. – А разве после сделки с полицией за вами не тянется шлейф преступлений, которые вы собирались раскрыть?

– Что ж… да.

– Короче, вы хотели разом сознаться во всех них?

– Да.

– И получить свободу?

– Да.

Так вы совершали или нет эти преступления, в которых собирались сознаться?

– С позволения высокого суда, – сказал багровый Гамильтон Бюргер, – заявляю, что этот перекрестный допрос совершенно не правомочен. Вопросы все время дискредитируют свидетеля в глазах присяжных и задаются только за этим…

– Возражение отклоняется, – непреклонно сказал судья Флинт.

– Так вы совершали или нет вер эти преступления, в которых собирались сознаться? – вновь повел атаку Мейсон.

– Не все, нет…

– Значит, некоторые из них?

– Да.

– Итак, по другим преступлениям, – сказал Мейсон, – вы стали бы лгать, чтобы прояснить протоколы и дать департаменту полиции списать их из своих архивов, а вы получаете освобождение от ответственности за все эти преступления, так?

– Ну, не совсем так, – пробормотал свидетель подавленно. – Они не стали бы брать кота в мешке. Я должен был сначала помочь.

– Каким образом?

– Свидетельскими показаниями.

– Вот именно, – сказал Мейсон. – Если ваши показания недостаточно убедительны, чтобы засудить обвиняемую, – сделка будет расторгнута. Разве не так?

– Я… я не говорил этого в такой форме.

– Можете считать, что не говорили, – сказал Мейсон, поворачиваясь на каблуках и спокойно направляясь к своему креслу. – Это все мои вопросы к свидетелю.

Гамильтон Бюргер, лицо которого стало свекольным от гнева, сказал:

– Вызываю… на свидетельское место… лейтенанта Трэгга.

– Вы уже принимали присягу, лейтенант Трэгг, – сказал судья Флинт, – так что просто займите свидетельское место.

Трэгг кивнул и устроился поудобнее.

– Лейтенант Трэгг, – сказал Бюргер, – я хочу спросить, не совершили ли вы после разговора с Джаспером Данливи поездку в окрестности Грэйс-Велл на автомобиле?

– Да.

– И что же искали?

– Я искал на пути некое место, где автомобильная колея врезается на несколько футов в наклонную песчаную дюну, столь пологую, что один человек может стащить чье-нибудь тело вниз по песчаному скату…

– С позволения высокого суда, – поднялся Мейсон, – возражаю против последней части заявления свидетеля, поскольку вывод свидетеля не отвечает на вопрос и не имеет никакого отношения к фактам данного дела.

– Возражение поддерживается, – слабо сказал судья Флинт. – Последняя часть ответа снимается.

– И что же вы нашли? – спросил Гамильтон Бюргер, тихо радуясь от сознания того, что сумел четко внедрить свою версию в умы присяжных.

– После трех или четырех ложных ландшафтов мы нашли песчаный холм с незначительными признаками того, что нечто потревожило поверхность песка; следуя по этим отметинам к подножию песчаного холма, а потом, копая, мы нашли сильно разложившееся женское тело.

– И вам удалось опознать тело?

– Возражаю против вопроса, как некомпетентного, неуместного и несущественного, – вступил Мейсон.

– Возражение отклоняется, сие свидетельство, леди и джентльмены, члены суда присяжных, принимается ради ограниченной цели: исключительно для подтверждения показаний предыдущего свидетеля, повторяю, единственно с этой целью. Вы также не должны, леди и джентльмены, принимать в расчет любые последующие преступления, о которых пойдет речь, даже с целью подтверждения мотивировки, но единственно с целью подтверждения показаний предыдущего свидетеля.

Продолжайте, мистер прокурор.

– Я вот о чем спрошу вас, лейтенант Трэгг. Было ли на теле что-либо, дающее нить для опознания?

– Да, было.

– Не будете ли вы любезны это описать?

– Кончики пальцев сильно разложились. Погода была чрезвычайно жаркой. Тело лежало в довольно мелкой песчаной могиле. Гниение и начальная стадия разложения сделали трудным проведение точного опознания.

Тем не менее при помощи протравки пальцев в растворе формальдегида и укрепления их мы смогли получить хороший набор отпечатков пальцев, вполне достаточный, чтобы провести опознание.

– А теперь, лейтенант Трэгг, спрошу вас, сняли ли вы отпечатки больших пальцев?

– Да, конечно. Мы сняли наиболее сохранные отпечатки всех пальцев.

– Меня в данный момент особенно интересуют большие пальцы. Я намерен спросить вас, обнаружены ли иные физические свидетельства на теле?

– Да.

– Что же?

– Мы обнаружили кошелек, а в нем квитанцию о получении денег за аренду квартиры девятьсот семь в меблированных комнатах Паркхэрста. Квитанция выписана на имя Дорри Эмблер. Мы также нашли ключ от квартиры девятьсот семь. И некоторые другие расписки на имя Дорри Эмблер.

– А вы нашли водительские права на имя Дорри Эмблер?

– Но не там.

– Пожалуйста, обратите внимание на мой вопрос, лейтенант. Я ведь связно и грамотно формулирую свои вопросы. Я спросил вас, не нашли ли вы водительских прав на имя Дорри Эмблер.

– Да, нашел.

– Где?

– Водительские права находились у обвиняемой в момент ареста. Они были глубоко засунуты в потайной кармашек ее кошелька.

– И в этих водительских правах приводится отпечаток большого пальца владельца?

– Там приводится фотоснимок/отпечатка.

– А не пытались ли вы впоследствии сличить отпечаток большого пальца обнаруженного вами трупа с отпечатком большого пальца на водительских правах Дорри Эмблер?

– Да, пытался.

– И каков же был результат?

– Возражаю против этого вопроса, как требующего вывода от свидетеля, – запротестовал Мейсон. – Вопрос некомпетентен, неуместен и несуществен. Это не самое лучшее свидетельство. Присяжные имеют право сами взглянуть на отпечатки больших пальцев, предоставленные им для сравнения, а лейтенант Трэгг может, если пожелает, указать признаки сходства на фотоснимках. Но он не может свидетельствовать в пользу своего вывода.

– Полагаю, я должен поддержать данное возражение, – сказал судья Флинт.

– Очень хорошо. Это затянет слушание дела, – недовольно проскрипел Гамильтон Бюргер.

– В деле подобной важности, – назидательно, хотя и несколько рассеянно, сказал судья Флинт, – элемент времени не слишком существен, мистер прокурор.

Гамильтон Бюргер отвесил степенный поклон. Он велел принести из комнаты для совещаний старенькие судебные пюпитры и прислонил к их резным барьерчикам увеличенную фотографию отпечатка большого пальца Дорри Эмблер, переснятую с ее водительских прав, а также фотоснимок отпечатка большого пальца неизвестной, тело которой нашел лейтенант Трэгг.

– Итак, лейтенант Трэгг, – сказал Гамильтон Бюргер, – можете ли вы отметить какое-то сходство на двух увеличительных снимках; кстати, подвиньте так, чтобы присяжные могли их лучше видеть…

– Да, могу. Я записал признаки сходства.

– Сколько же вы нашли?

– Шесть.

– Не будете ли вы любезны указать на них присяжным? Возьмите указку и покажите, пожалуйста…

Лейтенант Трэгг потыкал указкой в признаки сходства.

– И это все? – разочарованно спросил Гамильтон Бюргер.

– Нет, сэр. Не все. Это только те, в которых я могу быть достаточно уверен, дабы провести полное опознание. Вы же понимаете, что из-за процесса гниения и разложения было чрезвычайно трудно получить хороший разборчивый отпечаток с кожи покойной. Мы сделали лучшее, что смогли…

– Была ли у вас возможность составить мнение о возрасте и поле останков?

– О да. Это было тело женщины, видимо, лет двадцати с небольшим.

– А вы взяли образцы волос?

– Да, конечно. И сравнили их с цветом волос Дорри Эмблер, упомянутым во вкладыше к водительским правам.

– Не нашли ли вы чего-нибудь на теле женщины или рядом с ним? – спросил Гамильтон Бюргер.

– Мы нашли револьвер тридцать восьмого калибра с одной стреляной гильзой и пятью патронами. Это «смит-и-вессон» с двухдюймовым стволом, его номер С—48809.

– Вы впоследствии проводили испытания этого револьвера в отделении баллистики?

– Да, проводил.

– И производили из него пробные выстрелы?

– Да, сэр.

– А не проводили ли вы сличения с какой-нибудь другой пулей?

– Да, сэр.

– С какой же?

– С той пулей, которая была извлечена из черепа трупа, найденного мною там, в дюнах.

– И что же вы обнаружили?

– Пули дали идентичные бороздки и были выпущены из одного и того же огнестрельного оружия, то есть пуля, нанесшая смертельное ранение, полностью соответствовала проверочным пулям.

– У вас есть фотографии, показывающие результаты стрелковых экспериментов?

– Да, есть.

– Не могли бы вы представить нам их?

Лейтенант Трэгг достал из папки фотографические снимки пули, нанесшей смертельное ранение, и контрольных пуль…

– А что означает эта разграничительная линия посередине?

– Разграничительная линия проведена для сравнения под микроскопом. Сверху этой линии – пуля, нанесшая смертельное ранение, а внизу – контрольная пуля.

– И пули чередовались под микроскопом для сравнения до тех пор, пока вы не добрались до точки, в которой эти индивидуальные линии совпали? Там, где бороздки стали продолжением друг друга?

– Да, сэр.

– И когда такое происходит, что же сие означает, лейтенант?

– То, что обе пули были выпущены из одного и того же револьвера.

– Это так и обстоит в данном деле?

– Да, сэр.

– Можете приступить к перекрестному допросу, – резко произнес Гамильтон Бюргер в сторону адвоката обвиняемой.

– Лейтенант Трэгг, – начал Мейсон, подойдя к свидетелю, – принадлежало ли обнаруженное вами тело Дорри Эмблер? Пожалуйста, ответьте на этот вопрос «да» или «нет».

– Думаю, что… – заколебался лейтенант Трэгг.

– Я не желаю знать, что вы думаете, – перебил его Мейсон. – Я желаю доподлинно и достоверно узнать то, что вы знаете. Было ли это тело Дорри Эмблер?

– Я не знаю, – опустил голову, словно школьник, лейтенант Трэгг.

– Вы ведь не получили в необходимых размерах признаков сходства на этих отпечатках пальцев, чтобы зафиксировать идентичность?

– Заявляю, – вспыхнул лейтенант Трэгг, – что мы получили достаточно признаков идентичности, чтобы показать очень сильную вероятность.

– Но ведь вероятность, лейтенант, это еще не идентичность.

– Ну…

– Будьте искренни, лейтенант, – перебил его Мейсон. – Требуется как минимум двенадцать признаков сходства, чтобы установить точную идентификацию, разве не так?

– Ну… нет, это не так, – замялся Трэгг. – У нас немало раскрытых дел, в которых нам удавалось провести идентификацию на основании еще меньших признаков сходства.

– И сколько же признаков?

– Ну, в некоторых случаях девяти или десяти признаков достаточно в тех обстоятельствах, когда мы отвергаем возможность случайного дублирования.

– Но в данном деле таких обстоятельств не было?

– Нет.

– Так вы не считаете, что шести признаков сходства достаточно для того, чтобы доказать идентичность?

– Самих по себе недостаточно, конечно… Но ведь есть и другие доводы. Если учесть правдоподобие хотя бы шести признаков сходства в отпечатках пальцев (это допускается в случаях, когда невозможно добиться абсолютно четкого впечатления), учесть квитанции на аренду, выписанные на имя Дорри Эмблер, ключ от квартиры, обнаруженный в кошельке покойной, а также принять во внимание пол, возраст, фигуру, цвет волос, если объединить все слагаемые, можем определить очень большую математическую вероятность…

– Именно так, – сказал Мейсон. – Вы и располагаете большой математической вероятностью идентичности. И все-таки вы не можете свидетельствовать, что это тело принадлежало Дорри Эмблер.

– Да, не могу поклясться в этом, нет, сэр…

– Итак, вы говорите о математических вероятностях пола в числе прочих вещей, – сказал Мейсон. – Но только пол имел бы весьма слабую ценность как доказательство, не так ли?

– Что ж… да.

– Итак, сходство шести признаков при идентификации не может доказывать, что отпечатки пальцев были идентичными?

– Нет, я уже объяснил это. Тем не менее я могу с их помощью подтвердить вероятность. Идентичность этих двух признаков сходства должна дать нам, я бы сказал, примерно один шанс из пятидесяти, что тело не принадлежит Дорри Эмблер. А ключ от квартиры создает другой математический фактор. В Лос-Анджелесе сотни подобных домов. В доме с меблированными комнатами. о которых идет речь, десять этажей На каждом из них по тридцать квартир, и то, что именно ключ от квартиры девятьсот семь был при убитой, составляет один шанс из трехсот, а при умножении соотношения один к тремстам на пятьдесят мы получаем коэффициент один к пятнадцати тысячам и …

– Так, одну минуту, – вмешался Мейсон, энергично потерев виски. – Вас не назначали здесь экспертом-математиком, лейтенант Трэгг…

– Но я эксперт в области криминальных расследовании и в состоянии проделать простые магматические расчеты.

– Именно, именно, – насмешливо сказал Мейсон, – и вы запросто можете вывернуть свою абракадабру так, что в результате придете к совершенно астрономической цифре, которая отвечает вашим целям. Мы можем, например, взяться за это и таким образом: скажете, что существует только два пола (и поэтому тот факт, что обвиняемая – женщина, дает один шанс из двух), далее, существует только десятая часть взрослых женщин в рамках определенной возрастной группы, которых вы способны опознать (значит, вы получаете соотношение двадцать к одному за то, что это была особа, о которой идет речь); далее, из женщин данной возрастной группы лишь приблизительно одна из двадцати имеет такой цвет волос, так что вы можете перемножить все и получить коэффициент четыреста к одному…

– Ну это же нечестно, – перебил его лейтенант Трэгг. – Какое искажение фактов!

– Но мой прием продолжает ту же самую линию аргументации, которую вы используете, пытаясь вывести математическое правило вероятностей. Ну хорошо. Я ставлю перед вами вопрос в последний раз. Вы ведь не можете констатировать вне пределов разумных сомнений, что тело принадлежало Дорри Эмблер, или можете?

– Нет, не могу.

– Это все, – сказал Мейсон.

– А теперь я хотел бы вызвать еще одного свидетеля, это будет, леди и джентльмены, возможно, вне протокола, – объявил Гамильтон Бюргер. – Я вызываю Рози Честер.

Рози Честер, рыжеволосая, чувственная женщина с вульгарным ртом и настороженными глазами, вышла к столу и приняла присягу.

– Где вы проживаете? – спросил Гамильтон Бюргер.

– В настоящее время в окружном суде, – стрельнула она в зал густо подведенными глазами.

– Вы знакомы с обвиняемой?

– Да.

– Когда вы впервые увидели обвиняемую?

– Мы были соседками по камере в течение одной ночи.

– Благодаря этому стечению обстоятельств не говорили ли вы с обвиняемой о Дорри Эмблер?

– Да.

– И что же обвиняемая говорила о ней?

– Она сказала, что Дорри Эмблер никто и никогда больше не увидит.

– Было ли какое-нибудь продолжение этого разговора? – пожевал губами Бюргер.

– Я спросила, не беспокоит ли ее, что Дорри Эмблер может потребовать свою долю наследства, а она рассмеялась и сказала, что Дорри Эмблер никогда больше не появится и не потребует никакой доли…

– Было это до или после того, как было обнаружено тело?

– Думаю, тело уже обнаружили, но обвиняемая об этом не знала. Публично о находке еще не было объявлено.

– Перекрестный допрос, – бросил Гамильтон Бюргер.

– Вам предстоит суд по какому-то обвинению? – спросил Мейсон.

– Да.

– За что?

– За хранение марихуаны.

– Как только у вас состоялся этот разговор с обвиняемой, вы связались с прокурором, не так ли?

– Вскоре после этого.

– А как вы добрались до него?

– Он добрался до меня…

– О, – проницательно прищурился Мейсон, – выходит, вам сказали, что вас поместят в одну камеру с обвиняемой и надо попытаться вызвать ее на разговор, да?

– Что-то вроде этого.

– И вы попытались вызвать ее на разговор?

– Ну… Конечно, когда вы сидите вместе в камере под таким соусом, то не очень-то много тем для разговора, ну и…

– Вы пытались или не пытались вызвать ее на разговор?

– Ну… да.

– И вы стирались подвести ее к тому, чтобы заставить высказаться насчет предъявленного ей обвинения?

– Я пыталась вызвать ее на разговор, только и всего.

– Но согласно инструкциям, полученным вами от окружного прокурора?

– Да.

– А почему же это вы взяли на себя такой труд быть информатором у окружного прокурора?

– Он меня об этом попросил.

– И что же, чем же он собирался вас отблагодарить, если вы добьетесь успеха?

– Он ничего такого мне не говорил…

– Не давал никаких обещаний? Не вселял никаких надежд?

– Ни малейших.

– Итак, – спросил Мейсон, – как же он объяснил тот факт, что не в состоянии дать никаких обещаний?

– О, – вздохнула она, – он сказал, что, если подарит какие-то иллюзии, какие-то радужные надежды, это, мол, собьет мой психологический настрой, поэтому мне следовало просто довериться его чувству горячей благодарности…

– Это все, – сказал Мейсон, с улыбкой поворачиваясь к присяжным.

– Это все, – повторил побагровевший Гамильтон Бюргер.

– Суд объявляет перерыв до половины десятого завтрашнего утра, – поднялся, разминая ноги, судья Флинт. – В течение этой паузы обвиняемая будет водворена на место заключения, а присяжные не должны обсуждать между собой данное дело, и они не должны позволять, чтобы оно обсуждалось в их присутствии, равно как не положено составлять и выражать какое бы то ни было мнение по поводу виновности или невиновности обвиняемой…

Судья Флинт встал и покинул судейскую скамью. Минерва Минден ухватила Мейсона за руку.

– Мистер Мейсон, – прошептала она, – я должна сделать признание.

– Нет, не должны, – отстраняюще глянул на нее Мейсон.

– Должна, должна! Вы должны знать кое-что, просто должны. В противном случае я… Я буду обвинена в убийстве, которого не совершала.

Взоры Мейсона и Минервы скрестились.

– Я намерен сказать вам кое-что, что очень редко позволяю себе говорить своим клиентам. Заткнитесь. Не разговаривайте со мной. Не говорите мне вообще ничего.

Я не желаю знать чего бы то ни было о фактах этого дела.

– Но, мистер Мейсон, если вы не будете знать, то они же… Разве вы не видите, что свидетельства против меня тяжелы непомерно? Они же обвинят меня в убийстве, которого…

– Заткнитесь, – повторил Мейсон. – Не разговаривайте со мной, а я не желаю разговаривать с вами.

К ним приблизилась женщина в полицейской форме.

Мейсон поднялся на ноги и двинулся к выходу. Уже уходя, он бросил своей клиентке, словно прощальную оплеуху:

– Не обсуждайте этого дела ни с одной живой душой.

Я не хочу, чтобы вы отвечали ни на какие вопросы. Я хочу, чтобы вы сидели абсолютно тихо. Ничего не говорите, ни единого слова.