ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ ЗА 1000 ЛЕТ Введение Ведомства по руководству внешней политикой Рос­сии существуют уже 500 лет. Однако Русь как государство существует более 1000 лет (с 859 г.), и руководство ее внешней политикой велось, как указывают не только лето­писи, но и сохранившиеся международные договоры, по крайней мере с X—XI вв. Как же осуществлялось это руководство и кто им ведал, если не существовало для этого особых учреждений и аппарата, и почему вопрос об учреждении ведомства встал перед государственной властью России лишь спустя 500 лет после основания государства, в XV в.? Как сформировались и какие носили названия, какую имели структуру первые внешнеполитические учреждения России иих последующие модификации? Кто осуществлял руководство, как выкристаллизовы­вались из общего государственного управления люди, ве­давшие только внешнеполитическими делами? Кем они были на протяжении веков по своему социальному поло­жению? Как, в какие сроки сменяли друг друга? На все это дает ответ предлагаемый небольшой, но вместе с тем полный справочник. Он отвечает языком хро­нологии, языком дат, фамилий, имен на все вопросы, ка­сающиеся истории возникновения и развития в нашей стране дипломатической службы и внешнеполитического ведомства, а также персонального состава руководителей внешней политики, будь то фактических или номинальных, на протяжении более 1000 лет. Все эти исторические факты призваны дать объектив­ную справку и картину, столь необходимую в наши дни, когда точность исторических данных начинают заменять, к сожалению, исторические эмоции, исторические домыс­лы, построенные на их основе субъективные исторические гипотезы и необоснованные рецепты исторического разви­тия страны. Справочник рассчитан на всех, кто интересуется исто­рией своей страны, и одновременно может служить надеж­ным пособием и практическим консультантом для специа­листов — историков, дипломатов, искусствоведов, произ­водящих атрибуцию различных памятников и произведений искусства, для студентов и аспирантов вузов и т. д., и т. п. Читатель может пользоваться справочником как учеб­ным пособием, читая его «от доски до доски» или же используя для однократных справок, выборочно. Для связи между собой исторических периодов и луч­шего понимания приводимых таблиц (хронологических, именных и т. д.) в справочник введены объяснительные тексты и комментарии. Читатель должен иметь в виду, что отличием данного справочника от других пособий по истории России, СССР и других национальных государственных образований на территории нашей Родины является следование следую­щим принципам: Полное отсутствие модернизации в названиях стран, учреждений, терминов: все исторические объекты именуются только так, как они назывались в свое время, а непоболее принятому или чаще распространенному наименованию (так, например, по возможности избегается вневременной термин «Россия» и вместо него в соответствующих случаях употребляются Киевская Русь, Влади­мирская Русь, Новгородская феодальная республика, Московское княжество, Московское великое княжество, Московское централизованное государство, Русское государство, Российская империя, РСФСР, Советское государство, СССР). История далеких эпох (раннее средневековье, сред­невековье) преподносится в смысле справочного материала и объяснительных текстов с равной степенью подробности, а иногда и еще подробнее, чем новое и новейшее вре­мя, лучше исследованные и полнее изложенные в обыч­ной исторической литературе. Равная степень подробности справочного материала разных эпох обеспечивается следующими приемами изложения: а) подавляющее большинство исторических дат, независимо от эпохи, включает год, месяц и число, а данные на исторических лиц содержат, как правило, имя, отчество, фамилию, второе имя (схимное или данное при крещении) и прозвище,если это допускает состояние источников; б)отсутствие дат рождения и смерти того или иного лица, упомянутого в справочнике, означает, что подобные данные не сохранились.Так,например,в справочнике не указаны даты рождения и смерти известного дипло­мата XVII в. Афанасия Власьева, но подробно сообщены даты его службы, отставки, ссылки, возвращения из ссылки, имеющиеся в источниках (см. Энциклопедический Лек­сикон. — СПб., 1838.— Т. XI.— С. 101 — 102); в) нет пропусков, принятых обычно в исторических учебниках и энциклопедиях, исключающих все лица и факты, которые «неважны», «кратковременные, отверга­ются по конъюнктурным соображениям или в связи с их политической одиозностью. Так, в справочнике перечис­ляются все киевские великие князья, побывавшие на престоле, даже если их пребывание длилось один сутки, четыре дня или неделю. 3. Уточнена и введена последовательная периодиза­ция (нумерация) правящих монархов русских династий, особенно в тех случаях, когда в исторической литературе существовали разночтения или наблюдалась тенденция вообще избегать последовательности. Так, в справочнике все великие князья киевские приводятся по основному славянскому имени с сохранением отчества и второго пра­вославного имени, если оно имеется. Все великие князья владимирские и московские, носящие имя Иван, Василий, Дмитрий, нумеруются последовательно, начиная с родона­чальников их династии (династической ветви), так, как это принято по международным генеалогическим правилам. Вследствие этого нумерация Василиев начинается с Васи­лия I Костромского, Иванов — с Ивана I Калиты, Димит­риев — с Димитрия I Александровича (сына Александра Невского), а Димитрий Донской именуется, как и положе­но ему, Димитрием IV Ивановичем Донским (последний Великий князь Владимирский и одновременно Московский). В результате всех указанных дополнений и уточнений привычные для учебной исторической литературы пропор­ции между ранними эпохами и новым и новейшим вре­менем в данном справочнике резко изменились. Период с IX до XIII в. охватывает 90 страниц справочного текста, XIII—XV вв. — 65 страниц, XV—XVII вв. — 35 страниц, XVIII в. — 10 страниц, XIX в. — 10 страниц, XX в. — 15 страниц. Иными словами, сумма приводимых фактов по каждой эпохе примерно соответствует протяженности ее во времени, степени ее изученности в исторической литературе. Настоящая книга является первым выпуском справоч­ника «Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет». Второй выпуск посвящен войнам и мирным догово­рам, третий — внешнеэкономическим отношениям. История внешнеполитического ведомства России История внешнеполитического ведомства России началась задолго до формального создания Министерства иностранных дел Александром I в 1802 г. Истоки формирования российской дипломатической службы восходят к периоду Древней Руси и последующему времени, когда создавалась и укреплялась российская государственность. Древняя Русь являлась активным субъектом международных отношений с момента создания своей государственности, т.е. с IX-XIII вв., и оказывала заметное воздействие на формирование политической карты Восточной Европы от Карпат до Урала, от Черного моря до Ладожского озера и Балтийского моря. Одной из начальных вех в развитии древнерусской дипломатии стало направление в 838 г. русского посольства в Константинополь с целью установления прямых контактов с Византией. Первый в истории договор "О мире и любви" был заключен с Византийской империей в 860 г. и означал международное признание Руси. К IX-X вв. относится и зарождение древнерусской посольской службы, формирование иерархии дипломатов. Со второй половины XI в. вплоть до ордынского нашествия на Руси происходил процесс распада государства на княжеские уделы, полусамостоятельные земли. Политическое расчленение страны разрушило и единство внешней политики и дипломатии. Однако к XV в. в связи с окончательным свержением ордынского ига и созданием централизованного русского государства со столицей в Москве, удельная дипломатия уступила место единодержавной. В конце XV в., при Иване III, перед русской дипломатией встали настолько важные задачи, что для их решения потребовалось создание особого дипломатического ведомства. Сначала вопросы внешней политики входили в компетенцию самого великого князя и Боярской думы. В качестве послов поначалу направлялись преимущественно иностранцы, состоявшие на московской службе, но уже при Василии III их заменили русские. В 1549 году Иван Грозный передал в ведение одного из наиболее образованных людей того времени подьячего Ивана Михайловича Висковатого, впоследствии думного дьяка, все "посольское дело". Тем самым было положено начало Посольскому приказу как особому учреждению, ведавшему внешнеполитическими делами. После казни Висковатого в 1570 г. во главе Посольского приказа стояли братья Щелкаловы. В первой половине XVII в. можно отметить И.Т.Грамотина, возглавлявшего приказ четырежды. Наиболее выдающимися руководителями приказа во второй половине XVII в. были бояре А.Л.Ордин-Нащокин, А.С.Матвеев, князь В.В.Голицын, Е.И.Украинцев. Структура и функции Посольского приказа приобрели законченные формы к 50-70 годам XVII в. Его отделы или управления, называвшиеся повытьями, именовались по фамилиям их начальников-подьячих; затем по номерам: 1-е, 2-е, 3-е, 4-е. Лишь в 80-х годах XVII в., когда во главе Посольского приказа появились европейски образованные люди, распределение дел по отдельным повытьям стало приобретать региональный характер. В этот период делаются первые шаги по организации постоянных дипломатических представительств в соседних странах (Швеция – 1634 г., Польша – 1673 г.). До 1699 г. это были единственные постоянные русские миссии за рубежом. Особое место в истории внешней политики России занимают петровская и екатерининская эпохи. Победы в Северной войне, принятие Петром I императорского титула (1721 г.) знаменовали принципиально важные перемены в международном положении России. Признание нового титула российского государя, неотделимое от признания новых границ России, способствовало упрочению престижа страны и возводило ее в ранг великой европейской державы. В дипломатическом отношении это подкреплялось созданием сети постоянных дипломатических представительств России в ведущих европейских государствах. В 1699 г. в Голландию был направлен опытный дипломат А.А.Матвеев, в 1701 г. в Турцию – П.А.Толстой. В 1700-1706 гг. были основаны также миссии в Дании, при Венском дворе, во Франции и Великобритании. В период правления Екатерины II (1762-1796 гг.) внешнеполитические и дипломатические усилия России были сфокусированы на расширении позиций в Причерноморье, присоединении Крыма (1783 г.), обеспечении свободы мореплавания в Черном море, завершении процесса воссоединения Украины и Белоруссии с Россией, защите единоверцев на Балканах, продвижении на Кавказ и Закавказье. Крупным успехом российской дипломатии стал Кючук-Кайнарджийский мирный договор (1774 г.), завершивший русско-турецкую войну 1768-74 гг. Все более активное воздействие России на развитие международных отношений сопровождалось укреплением внешнеполитического аппарата, установлением постоянных дипломатических отношений с большей частью европейских государств, модернизацией управления ведомством иностранных дел. В 1718-1720 гг. Посольский приказ был преобразован в Коллегию иностранных дел (КИД). КИД действовала "по особому регламенту" и заведовала сношениями России с иностранными государствами. Во главе Коллегии стояли Президент и его заместитель. Она разделялась на два отделения: политический департамент (или секретную канцелярию) и "публичную экспедицию". Секретная канцелярия занималась приемом и отзывом иностранных дипломатов в России, отправкой российских дипломатов за границу, дипломатической перепиской, делопроизводством, составлением протоколов. "Публичная экспедиция" ведала хозяйственными и почтовыми делами, а также делами народов, живущих в пограничных губерниях. Расширение иностранного дипломатического представительства в России привело к образованию в Коллегии в 70-х годах XVIII в. так называемого "церемониального департамента". В 1796 г. был создан особый департамент азиатских дел. В период деятельности КИД выросла плеяда талантливых дипломатов, заложивших основные принципы и приемы русской дипломатии на длительный будущий период (Г.И.Головкин, Б.И.Куракин, П.П.Шафиров, А.И.Остерман, А.П.Бестужев-Рюмин, Н.И.Панин, А.А.Безбородко и др.). 8/20 сентября 1802 г. Манифестом императора Александра I было образовано Министерство иностранныхдел. С его созданием КИД не прекратила своего существования, однако постепенно все важнейшие политические вопросы были переданы в ведение различных подразделений МИДа. Окончательно Коллегия была упразднена в 1832 г. Первый министр иностранных дел А.Р.Воронцов сформировал временную канцелярию, которая первоначально делилась на 4 экспедиции, занимавшиеся политической перепиской. Позднее, в 1806 г., была установлена новая структура Канцелярии министра. В составе МИД появился ряд новых департаментов, в том числе Экспедиция консульских дел, Учебное отделение восточных языков, Внутренняя хозяйственная часть, департамент внутренних сношений, департамент внешних сношений и др. К 1816 г. МИД обрел четкую структуру, которая сохранялась стабильной до 40-х годов XIX в. Главой МИД являлось второе после императора лицо в государственном управлении - министр иностранных дел в чине канцлера. Заместителями или помощниками министра назначались два статс-секретаря МИД. Чиновникам присваивались ранги в соответствии с международной классификацией, установленной Венским конгрессом (1815 г.). Принятые в 1815 г. дипломатические ранги просуществовали в России до октября 1917 г. Центральный аппарат МИД включал: Канцелярию, Департамент внутренних сношений (в ведение которого входили все политические и консульские дела, а также вопросы, касающиеся русских подданных); Азиатский департамент и Департамент личного состава и хозяйственных дел. В состав центрального аппарата МИД наряду с тремя департаментами входили также Архивы МИД, Комиссия по изданию государственных грамот и договоров и редакционные конторы официальных изданий МИД на русском и французском языках. Заграничные подразделения составляли: посольства России в великих державах, миссии, резидентуры в небольших и зависимых восточных странах, генеральные консульства, консульства, вице-консульства и консульские агентства. В 1846 г. по предложению канцлера К.В.Нессельроде было принято "Учреждение Министерства иностранных дел" (Положение о МИД), определившее новую структуру и функции Министерства. Согласно статье 1 "Учреждения" - "Министерство иностранных дел имеет предметом: политические сношения с иностранными государствами, ходатайство о законной защите российских подданных в чужих краях и содействие удовлетворению справедливых домогательств иностранцев по делам их в России". Статья 4 закрепила структуру МИД. В результате Крымской войны (1853-1856 гг.) международное положение России серьезно осложнилось. В этот непростой для России период в 1856 г. МИД возглавил А.М.Горчаков, с именем которого связаны крупнейшие достижения на международной арене, а также реорганизация самого ведомства. Вошли в историю знаменитые циркуляры Горчакова - 1856 г., излагавший основы внешней политики России, и 1870 г., объявлявший, что Россия более не считает себя связанной условиями Парижского мирного договора, ограничивавшими ее суверенные права на Черном море. В 1859 г. А.М.Горчаков утвердил новые "Правила для определения на службу и к должностям" в Министерстве иностранных дел. В 1868 г. было введено в действие новое "Учреждение МИД", а также изменены в сторону сокращения штаты центральных подразделений ведомства. Если в 1839 г. в штате МИД числилось 535 чиновников, то при Горчакове были оставлены лишь 134 штатные должности. Вместе с тем департаментам предоставлялось право иметь "для усиления их средств" чиновников сверх штата. К 90-м годам XIX в. в связи с усложнением внешнеполитических задач вновь назрела необходимость структурного преобразования Министерства. В ноябре 1895 г. член Совета Министерства известный юрист-международник Ф.Ф.Мартенс подготовил план реорганизации МИД с учетом опыта дипломатических ведомств западноевропейских стран, однако этот проект не был осуществлен. Только после назначения в мае 1906 г. министром иностранных дел А.П.Извольского в МИД была проведена очередная, растянувшаяся на несколько лет реформа с целью модернизации структуры ведомства в соответствии с новыми политическими условиями, созданными революцией 1905 г. и созывом Государственной думы. В частности, тогда был создан Отдел печати, в обязанности которого входило отслеживать публикации русской и иностранной прессы по международной тематике и "давать общественному мнению объяснения относительно деятельности министерства". К 1913 г. Россией была создана разветвленная сеть дипломатических и консульских загранпредставительств. Так, если в 1758 г. существовало 11 российских загранучреждений, в 1868 г. - 102, в 1897 г. - 147, в 1903 г. - 173, то к началу первой мировой войны Россия поддерживала дипломатические отношения с 47 странами и имела более 200 представительств за рубежом. В 1914 г. при министре С.Д.Сазонове был одобрен законопроект о новых штатах МИД, который не был реализован в связи с началом первой мировой войны. Усложнение и расширение задач и функций министерства в военное время повлекли за собой необходимость внести изменения в структуру МИД и работу его загранпредставительств. Появилось новое подразделение - Юрисконсультская часть, в декабре 1915 г. был создан Особый отдел военнопленных, а в апреле 1916 г. Осведомительный отдел с целью получения и разработки сведений "о развитии политической мысли в зарубежных странах". Для поддержания постоянного контакта со Ставкой верховного главнокомандующего была создана Дипломатическая канцелярия. В марте 1917 г. Временное правительство приняло Постановление об изменении действующего "Учреждения МИД". Были созданы Экономический и Правовой департаменты, Шифровальная часть МИД. После октябрьской революции 1917 г. в соответствии с Декретом II Всероссийского съезда Советов от 26 октября (8 ноября) "Об учреждении Совета Народных Комиссаров" был образован Народный комиссариат по иностранным делам во главе с Л.Д.Троцким. Работать с советской властью согласилась лишь незначительная часть сотрудников министерства, из загранаппарата - временный поверенный в делах в Испании Ю.Я.Соловьев и секретарь миссии в Португалии Р.Р.Унгерн-Штернберг. В течение ноября была проведена реорганизация НКИД. К концу января 1918 г. общее число сотрудников комиссариата достигло 200 человек. В их числе оказались ставшие впоследствии видными дипломатами В.В.Воровский, Л.М.Карахан, М.М.Литвинов,Я.З.Суриц и другие. В мае 1918 г. наркомом по иностранным делам стал выдающийся государственный деятель и дипломат Г.В.Чичерин. В июне 1918 г. было утверждено Положение о работе НКИД РСФСР, определившее структурный состав ведомства и порядок организации представительств за границей. Обобщенный опыт работы НКИД лег в основу принятого в июне 1921 г. Положения о НКИД РСФСР. В связи с образованием СССР НКИД РСФСР был реорганизован в Народный комиссариат по иностранным делам СССР. В 1923 г. было одобрено "Положение о НКИД СССР", которое формально просуществовало до 1995 г. Восстанавливалась Коллегия как руководящий орган наркомата. В течение 20-х годов НКИД провел огромную работу по выводу Советской России из политической изоляции, восстановлению ее как признанного, равноправного и неотъемлемого субъекта международных отношений. Россия участвовал в Генуэзской и Лозаннской конференциях, заключила Рапалльский договор с Германией. В 1924 г. началась "полоса признания" СССР, когда были установлены дипотношения с Великобританией, Францией, Италией, Норвегией, Австрией, Швецией, Грецией, Данией, Японией, Китаем и Мексикой. Развивались отношения со странами Востока. В 1921-1927 гг. были заключены договоры с Афганистаном, Турцией, Ираном, установлены отношения с Хиджазом (Аравия). К началу 1924 г. дипотношения существовали с 10 государствами, а в 1925 г. – уже с 22. В 1925 г. в соответствии с изменившимися условиями была предпринята реорганизация структуры НКИД, которая шла по пути увеличения числа территориальных подразделений и веса экономического отдела. Сложившаяся структура наркомата сохранялась до 1934 г. В 1930 г. наркомом иностранных дел стал М.М. Литвинов. В условиях образования очага войны в центре Европы и нарастания военной опасности на Дальнем Востоке советская дипломатия последовательно выступала за создание системы коллективной безопасности. Важными шагами явились установление дипотношений с США (1933 г.), вступление СССР в Лигу наций (1934 г.). В мае 1939 г. главой НКИД был назначен В.М.Молотов. Бесплодность усилий по созданию союза со странами Запада против фашистской агрессии, провал переговоров с Англией и Францией по этому вопросу и стремление избежать военного столкновения с Гитлером привели к вынужденному подписанию в августе-сентябре 1939 г. пакта о ненападении с Германией и секретных протоколов. В 1989 г. Съезд народных депутатов СССР принял специальное постановление, в котором признал секретные договоренности с Германией "юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания". В годы второй мировой войны советская дипломатия проводила линию на создание и укрепление антифашистской коалиции, открытие второго фронта в Европе, участвовала в разработке всех основополагающих межсоюзнических документов. На заключительном этапе войны внешнеполитическому ведомству принадлежала значительная роль в координации политических подходов союзников в деле завершения разгрома стран фашистской коалиции, налаживании отношений с освобожденными государствами Европы, восстановлении мира в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Советская дипломатия внесла значительный вклад в создание Организации Объединенных Наций. Работники наркомата не только трудились на дипломатическом поприще. Многие из них приняли участие непосредственно в боевых действиях. 62 человека ушли в московское ополчение. Имена 71 сотрудника, павшего в боях, значатся на мемориальной доске в здании МИД России. На денежные отчисления сотрудников советских посольств была сформирована и отправлена на фронт танковая колонна. С приходом в НКИД В.М.Молотова (1939 г.) и в ходе войны (1941 г., 1944 г.) структура наркомата подвергалась реорганизациям, главное содержание которых состояло в переформировании европейских территориальных отделов так, чтобы в зависимости от конкретных обстоятельств по составу курируемых стран они отвечали политической реальности и целесообразности. В 1941 г. были введены дипломатические ранги чрезвычайного и полномочного посла и чрезвычайного и полномочного посланника, а в 1943 г. – ранги для других дипсотрудников. Также в 1943 г. была утверждена дипломатическая форма для сотрудников НКИД и его загранучреждений (отменена в 1954 г.). Решающий вклад нашей страны в разгром фашистской Германии и ее союзников способствовал укреплению международного престижа СССР. В этой связи значительно возросло количество стран, с которыми СоветскийСоюз установил дипломатические отношения - с 28 в 1941 г. до 41 в мае 1945 г.). В марте 1946 г. название внешнеполитического ведомства было заменено на Министерство иностранных дел СССР. Послевоенная организация Германии, создание ООН, выход на международную арену национально-освободительного движения нашли отражение в структуре и задачах деятельности МИД СССР. С 1953 г. началось укрупнение европейских отделов. Новым моментом стало расширение подразделений МИД, занимающихся вопросами Северной и Южной Америки, Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии, Африки и Дальнего Востока. Сложившаяся к середине 50-х годов новая структура МИД отвечала тому состоянию международных отношений, которое существовало в то время и последующиегоды. Она сохранялась без существенных изменений в течение 30 лет - до 1986 г. Министром иностранных дел СССРс февраля 1957 г.по июль 1985 г., т.е. 28 лет являлся видный советский дипломат А.А. Громыко. Приоритетным направлением внешнеполитической деятельности советской дипломатии в тот период стали борьба за мир, международнуюразрядку и разоружение. Много делалось для упрочения авторитета ООН как универсального инструмента, призванного регулировать международные отношения. Однако биполярный характер установившейся мировой системы приводил к кризисным ситуациям (корейская война, венгерские события 1956 г., карибский кризис 1962 г., война во Вьетнаме, чехословацкий кризис 1968 г., ввод советских войск в Афганистан и др.). Усилия советской дипломатии позволили выйти на практические договоренности вдвусторонних отношениях с западными странами(Договор с ФРГ 1970 г., документ "Основы взаимоотношений между СССР и США" 1972 г.). Наша дипломатия внесла крупный вклад в общеевропейский процесс, важной вехой в развитии которого стало подписание в 1975 г. в Хельсинки Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. В ходе переговоров, совещаний и встреч экспертов МИД СССР способствовал достижению договоренностей с ведущими западными странами, прежде всего с США,в области ограничения гонки вооружений и разоружения (Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (СНВ-I, 1972 г.), Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-II, 1979 г.). Советскому Союзу и его дипломатической службе принадлежит ведущая роль в политико-правовом обеспечениидеколонизации афро-азиатских народов. Перестроечные процессы, проходившие в СССР во второй половине 80-х годов, сопровождались коренными сдвигами в его внешнеполитическом курсе, в основу которого было положено видение единства и взаимозависимости мирового сообщества. На этом историческом отрезке удалось добиться потепления международного климата, вывести из арсеналов целые категории вооружений. Военно-стратегическое противостояние по оси Запад-Восток было минимизировано, окончательно урегулирован германский вопрос, нормализованы отношения с Китаем. Были проведены структурные изменения центрального аппарата МИД, существенно обновлен его руководящий состав, а также посольский корпус. В ноябре 1991 г. было принято решение о преобразовании МИД в Министерство внешних сношений с одновременной передачей ему функций Министерства внешнеэкономических связей. С 1991 г. года происходило становление внешней политики России как нового демократического государства, правопреемника СССР. Указом Президента Российской Федерации 14 марта 1995 г. было утверждено новое Положение о Министерстве иностранных дел. Россия в сложнейших условиях сумела отстоять свои коренные национальные интересы на международной арене. Внешняя политика России приобрела системный, прагматический характер. Воссоздан необходимый геостратегический баланс российской внешнеполитической деятельности. На сегодняшний день Российская Федерация поддерживает дипломатические отношения со 178 странами и имеет в зарубежных странах 140 посольств, 12 представительств при Международных организациях, 74 генеральных консульства и 4 консульства.В центральном аппарате МИД России трудится свыше 3 300 сотрудников. 28 июня 2000 года Президент Российской Федерации В.В.Путин утвердил разработанную с участием МИД России Концепцию внешней политики Российской Федерации, в соответствии с которой "Министерство иностранных дел ведет работу по непосредственной реализации утвержденного Президентом Российской Федерации внешнеполитического курса, осуществляет координацию внешнеполитической деятельности федеральных органов исполнительной власти и контроль за ней". I. РУКОВОДСТВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКОЙ РУСИ ДО СОЗДАНИЯ МОСКОВСКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА (IX-XV вв.) I. РУКОВОДСТВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКОЙ КИЕВСКОЙ РУСИ 1. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ Руководство внешней политикой в Древней Руси в ее домонгольский период, т. е. до 1238 г., в течение 366 лет (862—1238 гг.) осуществлялось лично великим князем или лично удельными князьями в самостоятельных уделах. Это объяснялось следующими обстоятельствами: 1. Объектом внешней политики являлись в первую очередь все дела, связанные с династическими отношениями: а) браки между великими князьями, их потомками, родственниками, членами их семей и иностранными государями, с одной стороны, и членами удельных династий — с другой; б) дела по наследованию прав и земель от лиц выше указанного круга в связи с их личными отношениями с великими князьями. 2. Объектом внешней политики являлись все дела, связанные с вопросами войны и мира: а) завоевание новых земель, уделов, территорий; б) потеря в результате неудачной войны или уступка, дарение в мирное время части своей территории соседям по тому или иному поводу; в) колонизация, освоение ранее не заселенных или слабо освоенных земель, приобретенных путем войны; г) переговоры или обмен пленными с существующим или бывшим военным противником; д) упорядочение пограничных земель или иных территориальных вопросов в мирное время на основе личной Договоренности великого князя с тем или иным соседом. 3. Объектом внешней политики являлась на Руси и вся внешняя торговля, что сложилось исторически: а) иностранные купцы должны были получить разрешение князя на проезд через его владения; б) иностранные купцы обязаны были первыми представить все свои ввезенные товары князю, из которых он мог выбирать лучшие, после чего эти товары (их остатки) могли поступать на вольный рынок; в) иностранные купцы, объединяясь в сообщества по национальному признаку, добивались от князя заключения соглашения, по которому их нации предоставлялись иные (лучшие, особые) права, чем другим купцам. Отсюда купцы разных стран старались сделать такие особые уступки великому князю и его администрации, которые бы обеспечили особо благоприятные права за их нацией. Так внешняя торговля стала частью внешней политики. 4. Наконец, объектом внешней политики являлись в значительной степени вплоть до установления патриаршества в России (т.е. до 1589 г.) и все дела, связанные с положением различных конфессий, т. е. с отношением великого князя, его государства к иностранным религиозным организациям. Их льготы (как религиозно-идеологические, так и таможенно-имущественные) утверждались княжеской, светской администрацией. Как видно из этого перечня проблем, входивших в область внешней политики, все они требовали личного участия главы государства, т. е. великого князя (а в отдельных княжествах — их удельных князей), ибо дела династии, военное дело, налоги (или льготы по ним), как и вся остальная казна, сосредоточивались в руках князя и не могли быть отделены от его персоны. Вместе с тем, поскольку все эти вопросы касались во многом личных дел (брак, наследство, дарение) или требовали только личного решения князя (война, войско, приобретение вооружения и боеприпасов за границей, отпуск на это денег из казны) и к тому же по своему характеру должны были быть секретными, тайными, ведение внешней политики, дипломатии неизбежно с первых же дней своего зарождения приобрело строго тайный, узкий по кругу лиц характер. Практически все дела решал князь в совете с двумя-тремя особо близкими людьми, не занимавшими никакой официальной должности. Это могли быть близкий военный деятель, доверенный боярин или даже дворецкий, жена или любовница князя, его казначей, иногда какой-либо весьма умный и доверенный слуга (иногда даже повар!) и, наконец, чаще обычного — духовник князя. Но всегда этот круг людей менялся, был непостоянным и неофициальным, все зависело от личности его участников, от степени их личного таланта, влияния и практического значения для того или иного князя, которого они обслуживали, а не от их номинальной должности н положения при дворе. Таким образом, мы можем смело утверждать, что фактическим и номинальным руководителем внешней политики на Руси, чье имя фиксировалось в документах, был в домонгольский период только сам великий князь, имевший в каждом отдельном случае эпизодических и во многом случайных доверенных советчиков-непрофессионалов. Вот почему, чтобы представить себе ряд последовательных руководителей внешней политики на Руси в период 862—1238 гг., надо перечислить всех великих князей за это время с указанием хронологических рамок их пребывания у власти. Год 862-й берется для начала отсчета как год начала правления Рюрика в Новгороде. Год 1238-й берется как формальный год конца удельной Руси в домонгольский период, потому что в этом году произошла битва при реке Сить, окончившаяся разгромом и порабощением Владимн-ро-Суздальского княжества — последнего русского, независимого от татар (не вассального, суверенного) политического государственного образования. Вместе с ликвидацией самостоятельности (политической) Киевской и Владимиро-Суздальской Руси была ликвидирована и ее самостоятельная внешняя политика, определявшаяся с 1240 г. в Орде великим ханом. Вот почему с 1240 г. начался новый период в развитии внешнеполитической деятельности русских великих князей, период, когда русская внешняя политика сосредоточивалась целиком на взаимоотношениях с Золотой Ордой и одновременно контролировалась ее великими ханами. Этому периоду будет посвящен в нашем справочнике разд. Ш, ч. I. Здесь же, в разд. I, мы даем перечень великих князей — руководителей внешней политики Киевской Руси. Прежде чем перейти к хронологическому перечню этих исторических лиц, перечислим те страны, которые существовали в то время наряду с Киевской Русью и являлись объектом внешней политики русских князей. При этом сохраняем подлинные, а не современные названия тогдашних государственных образований с указанием периода их существования. 2. ГОСУДАРСТВА, С КОТОРЫМИ КИЕВСКАЯ РУСЬ ВСТУПАЛА ВО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ Введение Киевская Русь имела внешнеполитические отношения с тремя типами государств за период своего существования: Русские независимые или удельные и родственно (династически) зависимые от великого князя Киевского княжества и земли. Нерусские государственные образования и земли, являвшиеся ближайшими соседями Киевской Руси, граничившие с ней, вступавшие с ней в войны, союзы, договорные отношения. Западноевропейские государства, не имевшие непосредственных границ с Киевской Русью. А. Русские княжества 1. Владимир-Волынское княжество: 988—1240 гг. (с 1214 г. — Королевство Лодомерня). Включало города-княжества Белз, Берестье, Бужск (Межебожье), Городно, Дорогобуж, Каменец, Луцк, Овруч, Пересопица, Червень, где сидели свои князья — вассалы Волынских князей. 2. Галицкое княжество (Червонная Русь, Золотая Русь): 1124—1235 гг. 3. Курское княжество: 1096—1224 гг. 4. Муромское княжество: 988—1015 гг. 5. Переяславское княжество: 1054—1228 гг. 6. Полоцкое княжество: 988—1180 гг. В него входили следующие княжества-уделы, подчинявшиеся полоцкому князю в вопросах внешней политики, войны и мира: Витебское (существовало самостоятельно лишь до 1209 г.), Друцкое, Изяславское, Васильевское и Красненское, Логожское (или Логойское), Минское, Стрежевское. 7. Псковское княжество: 988—1226 гг. 8. Рязанское княжество, затем Рязанское великое княжество (с 1224 г.): 1114—1237 гг. В него входили княжества-города Коломна (Коломенское княжество), Пронск (Пронское княжество). 9. Северские княжества: 1097—1185 гг. Союз городов-княжеств, группировавшихся вокруг Новгород-Северского княжества: Вщиж, Путивль, Рыльск, Трубчевск и собственно Новгород-Северское княжество. 10. Смоленское княжество: 988—1226 гг. В него входило Торопецкое княжество как союзно-вассальное. 11. Суздальское княжество, позднее — Ростово-Суздаль-ское, затем — Владимиро-Суздальское княжество: 1096—1238 гг. В него входили следующие княжества-уделы: Ростов (988—1238 гг,), Переяславль-Залесский (1175—1232 гг.), Юрьев-Польской (1212— 1223 гг.), Стародуб (1218—1228 гг.), Белозерск (с 1096 г.), Ярославль (с 1096 г.), Москва (с 1237 г.). 12. Тмутараканское княжество: 988—1094 гг. 13. Туровское княжество: 988—1207 гг. В него входили мелкие города-княжества Дубровица, Клеческ, Пинск, Слуцк, Турово-Пинская земля — Земля Дреговичей. 14. Черниговское княжество: 988-1226 гг. Б. Непосредственные соседи Руси: земли, страны, государства в IX—ХШ вв. 1. Северо-Запад: Норвежское королевство; Таваст (Тавастия, Емьская земля); Корела (Карьяланд); Свея (Свейская земля, Свейское королевство). 2. Северо-Восток: Заволочье (Санлёке), Бьярмия (Бьярмаланн); Удорская земля (Удория); Малая и Великая Пермь. 3. Запад: Литва (Ятвяжская земля), Литовское княжество; Леттские городки: Герцике, Кукейнос; Чудь (Чудская земля); Ляшская земля: Поляшье, Великая и Малая Польша, Мазовия (Великое герцогство, Королевство Польское). 4. Юго-Запад: Тиверцы; Уличи; Болгарская сторона (государство Аспаруха); Молдова; Угорская земля, Угрия (Угория), Угорское королевство. 5. Юг, степные племенные союзы: печенеги; половцы; торки, черные клобуки, берендеи. 6. Юго-Восток: хазары, Хазарский каганат: 552—1083 гг. 7. Восток: Волжская Булгария (Великая Булгария, булгары): IX—XIII вв.— 1236 г. В. Западноевропейские государства, не имевшие непосредственной границы с Киевской Русью Королевство Англия, 880—1066 гг. — англосаксонская династия; 1066—1240 гг. — норманнская династия до Генриха II. Священная Римская империя германской нации, 800—1245 гг. (от Карла Великого до Фридриха II). Восточная империя (Византия, Царьград, Константинополь), 379—1259 гг, до Палеологов и 1259—1453 гг. до гибели Константинополя и империи под ударами турок-сельджуков. Маркграфы и герцоги Австрийские (Бабенберги), 886—1246 гг. Французское королевство (государство Капетингов), 987—1328 гг. Выводы Как видно из этого обзора, не только Русь, но и другие государства Европы прекратили (оборвали) свое существование в середине XIII в.: Англия, Германия, Австрия. Таким образом, Киевская Русь имела в общей сложности отношения с почти четырьмя десятками внешнеполитических объектов, из которых чуть более трети составляли русские княжества, менее трети — западноевропейские, организованные ранее, чем Киевская Русь, монархии, а остальные приходились, как правило, на дикие, находившиеся на более низкой стадии исторического развития «союзы племен», рассеянные по всей периферии обширных уже в то время русских границ. Уже из этого чисто количественного, фактического перечня видно, что в самый момент своего зарождения и организации русская внешняя политика неизбежно должна была сталкиваться со сложными, разнообразными и часто противоречивыми задачами, ориентироваться и проявлять внимание сразу к нескольким различным фронтам. Это не могло не сказаться на том, что в результате многих временных ошибок и просчетов русская внешняя политика в конце концов выработала свое основное тактическое правило: быть осторожной, терпеливой, стараться не спешить, не торопиться с выбором как друзей, так и врагов и, многократно перестраховываясь от провалов, сохранять и развивать постоянную бдительность, воспитывать в своих внешнеполитических руководителях чувство недоверия и настороженности. Сосредоточение всей внешней политики, руководства ею в руках одного лица — великого князя — создавало благоприятные условия для укрепления и развития этой тактики осторожности, обеспечивало величайшую тайну, неожиданность и внезапность всех внешнеполитических важнейших решений руководителя государства. И в этом было огромное преимущество Киевских великих князей перед всеми другими европейскими монархами, вынужденными уже в X—ХШ вв. предварительно обсуждать, советоваться по поводу своей внешней политики с влиятельными феодалами или с аристократическими олигархическими советами, что резко ослабляло возможность сохранения в тайне внешнеполитических решений. Кроме того, в планы европейских монархов в области внешней политики, особенно с XI в., стала сильно вмешиваться римская католическая церковь, получившая через духовников и институт исповеди, возможность проникать во внешнеполитические тайны государств и отдельных государей. В Киевской Руси подобного отрицательного фактора не существовало, что повлияло на иное, более здоровое развитие внешнеполитических планов и тактики. 3. ПЕРИОДИЗАЦИЯ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КИЕВСКОЙ РУСИ Во внешней политике князей Киевской Руси можно выделить три периода: а) От Рюрика до Ярослава Мудрого (862—1054 гг.) Период безраздельно личной, династической внешней политики, основной чертой которой являются накопление земель, постоянные территориальные приобретения и расширение государства за счет внутренних ресурсов — уделов ослабевших и обедневших князей — родственников великого князя. Это период активной, «наступательной» внешней политики, подкрепляемой силой оружия. б) От Ярослава Мудрого до Владимира Мономаха (1054—1125 гг.) Период стабилизации внешнеполитических продвижений, период закрепления успехов внешней политики и ограждения от вмешательства в нее других Рюриковичей, удельных князей, попытки отстоять и канонизировать единоличность проведения внешнеполитической линии как личной политики князя или по крайней мере как единой общегосударственной политики, отграничить ее от удельных интересов. в) От Мстислава I до Даниила Романовича Галицкого (1126—1237 гг.) Период оборонительного направления внешней политики, главной задачей которой ставится сохранить приобретения прежних веков, не дать растащить и ослабить Киевское государство, Киевскую Русь усиливающимся региональным княжествам. С этой целью активизируется общеевропейская «дальняя» внешняя политика, в то время как с ближними соседями ведется линия «на оборону» и частично на конфронтацию. Это приводит к утрате единой концепции внешней политики. 6 этот период ослабевшим киевским князьям приходится делиться монополией на внешнюю политику с родичами Мономаховичами. А это ведет к тому, что исчезает преемственность внешнеполитической линии, сохранявшаяся при личной внешней политике князя. Часто сменяемые, правящие год-два великие князья не могут уже видеть внешнеполитические перспективы. В результате при первом же сильном внешнем давлении татаро-монголов вся Русь разваливается. 4. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ КНЯЗЕЙ—РУКОВОДИТЕЛЕЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КИЕВСКОЙ РУСИ (859-1019) ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КИЕВСКОЙ РУСИ Княжеская резиденция—Ладога (859—862 гг.) Столица — Новгород Великий (862—882 гг.) Столица — Киев (с 882 г.) 1. Рюрик (Рёрик) 859—862—879 гг. Титул: Князь. Внешнеполитические события: Занятие Ладоги. Затем занятие прилегающего к р. Волков и оз. Ильмень бассейна и превращение Новгорода в столицу. Объединение разноязыких племен, живущих на территории четырехугольника: оз. Ладожское — оз. Онежское и оз. Белое — оз. Ильмень — оз. Чудское, а именно: чуди, веси, мери (финноязычных племен), словен, кривичей (славянских племен) в едином государстве. 864 г. Посылка Аскольда и Дира в Грецию, вниз по Днепру. Они захватывают Киев и создают свое княжество. 866 г. Аскольд пытается взять Константинополь, но поход оканчивается неудачей. 2. Олег (Хельг) 879—882 гг. Новгород 882—912 гг., Киев Титул: Князь. Внешнеполитические события: После смерти Рюрика переезд из Новгорода в Киев с перенесением туда столицы. Объединение Киевской и Новгородской Руси. Продолжение правления в Новгороде до 882 г. наездами, через наместников. Затем обложение с 882 г, новгородцев данью в 300 гривен в год, которую они платят до 1054 г. («мира деля»). Вслед за Новгородом данью облагаются словени, кривичи и меря (внутренние крупные племена). 883 г. Завоевание древлян (наложена дань); в отношении северян, полян, радимичей, плативших дань хазарам, установлена легкая дань или такая же, как прежде, с запретом платить эту дань хазарам. С 884— Против отказавшихся добровольно платить дань 885 гг. сулян — война. С находящимися на периферии Киевской Руси (в Бессарабии, по Днестру) тиверцами и уличами в 890— 900 гг. постепенно, тактично установлены отношения военного союза против степных народов (угров, печенегов) без всякой дани. 907 г. Поход на Византию. Успешно. Императоры Лев VI Мудрый н Александр уплатили дань Руси в 24 тыс. гривен, а также согласились дать средства и материалы для укрепления следующих русских городов: Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова Великого, Любеча. 911—912 гг. Заключение мирного договора с Византией. 913 г. Поход к берегам Каспия (на хазарские границы). 3. Игорь (Ингвар) Рюрикович 912—945 гг. Титул: Великий князь. Советница: жена, кн. Ольга (Хельга). Внешнеполитические события: 915 г. Мир с печенегами. 941 г. Неудачный поход на Царьград. Поражение от Византии. 943 г. Поход на Северный Кавказ. 944 г. Посольство к императору Роману в Византию для заключения мира. 945 г. Договор с Византией о мире, дружбе, торговле. 945 г. Неудачный поход на древлян. 4. Святослав* Игоревич * Святослав — первое чисто славянское имя у русских князей. Весьма примечательно, что оно не представляет собой славянского перевода скандинавского имени, а как бы половинная его калька. Так, первая половина имени Святослав является калькой (Святой-Хельг), в то время как вторая половина Слав — чисто славянская. 945—972 гг. Титул: Великий князь. Советница: мать, кн. Ольга (регентша). Советник: воевода Свенельд. Внешнеполитические события: 945 г. Окончательное покорение древлян (Ольгой). 946 т. Установление дани в погостах Новгородской земли (Ольгой). 955 г. Поездка Ольги в Царьград к императору Константину VII (10). Крещение ее. 964 г. Походы на Оку и Волгу. 965 г. Разгром столицы хазар Белой Вежи. Завоевание ясов и касогов (Северного Кавказа — Черкесии, Осетии, Кабарды). 966 г. Присоединение вятичей, обложение их данью. 967 г. Поход к Дунаю, в Болгарию, завоевание 80 городов. 968 г. Поход на печенегов, подошедших с юга к Киеву. 969 г. Попытка переноса временной столицы в Переяславль Дунайский. 971 г. Война за Болгарию с Византией. Мир с императором Иоанном I Цимисхием, военный союз с Византией. 5. Ярополк 1972—980 гг. Титул: Великий князь. Советники: воеводы Свенельд, Блут (Блют). Жена: пленная греческая монахиня (с 930 г.). Внешнеполитические события: 976 г. Начало междоусобия варяжских дружин, поддерживающих разных князей. Соперничество и влияние военачальников и их дружин на князя. 978 г. Победы Ярополка над печенегами. 979 г. Переход печенежского хана Илдея на службу к Ярополку. Заключение мира с греками (Византией). 980 г. Погиб в битве при р. Друч (под Смоленском) и, как сказано в летописи, «сражен не силою и храбростью, а предательством воевод». «Нелюбим» у варягов-дружинников и людей «зане христианам даде волю великую». На этом историческом этапе (начало 80-х гг. X в.) победил Владимир, поддерживавший древние языческие традиции вопреки все более и более проникавшему на Русь христианству как новой «универсальной», «интернациональной», а не племенной и узконациональной идеологии. Владимир опирался в данный момент на поддержку как языческого большинства простого народа (смердов), так и тех варягов-ландскнехтов, которые пришли с ним из Скандинавии (в основном из Норвегии) как противники христианства, проникавшего в это время и в Скандинавию, и ушли с Владимиром в качестве его ландскнехтов на Русь, страну чисто языческую, свободную от христианства. 6. Владимир I Святославич 980—1015 гг. Титул: Великий князь Руси. Владимир Великий (в русской историографии). Святой Владимир (по церковному наименованию); после крещения — Василий, но это имя не было легитимировано даже церковью как государственное, а осталось частным, ибо церковь признала святым Владимира. Владимир Красное Солнышко {в народном эпосе, былинах, сказаниях). Начиная с Владимира I титулом князя на Руси становится «Великий князь Руси» и приравнивается к западноевропейскому «Великий герцог». Родственные связи: Владимир I — прямой правнук Рюрика с чисто скандинавской родословной. Но он первый, кто нарушает традицию, и его дети уже полускандинавы. Владимир I имел свыше 300 жен и официальных наложниц, помимо кото-рык для него еще во многих городах держали постоянно что-то вроде гаремов на 20—50 девиц на время его наездов в эти города, чтобы он не возил с собой никого из своих киевских жен. Однако в качестве законных княгинь, дети которых признавались за княжеских, считаются лишь пять следующих женщин: 1. Рогнеда (Рагнхильд), норвежка, дочь убитого Владимиром полоцкого князя скандинава (норвежца) Рагнвальда (Рогволода). Рогнеда стала в 980 г. женой Владимира под именем Горислава, которым она была насильно переименована по настоянию князя. В 988 г. Постриглась в монахини под именем Анастасии. Упоминается в летописях и исторической литературе под всеми своими четырьмя разными именами в разных текстах, вследствие чего происходит путаница и разнобой у разных авторов, не идентифицирующих ее как одно и то же лицо. 2. «Грекиня», бывшая греческая монахиня, вывезенная Святославом I за свою красоту и ставшая женой Ярополка. Была взята в 980 г. в жены Владимиром I после убийства им своего брата. Имя ее неизвестно. Годы жизни также. По-видимому, играла незначительную роль в политических и семейных делах Владимира 1. 3. «Чехиня». Имя неизвестно, родственница (по-видимому, сестра?) герцога Богемского Владивоя, сына Мечислава I Польского (981 г.). 4. «Болгарыня». Имя неизвестно. Дочь (?) правителя Тырнова — столицы Болгарии как византийской провинции, области (985 г.). 5. Анна, царевна византийская, сестра византийских императоров — соправителей Василия П Болгаробойцы и Константина VIII (11) (988 г.). Дети: Вышеслав, Изяслав, Всеволод, Станислав, Позвизд, Борис, Глеб, Святослав, Ярослав, Мстислав, Судислав, Святополк (приемный сын). Внешнеполитические события: 977 г.-980 г. Владимир бежит в Норвегию. Возвращается с варяжской дружиной в 1000 человек, захватывает Полоцк и Полоцкое княжество, убивает князя Рогволода, обманом захватывает Киев, убивая брата, князя Ярополка. Отсылает затем спустя месяц варяжскую дружину в Царьград к императору Византии как бы на отдых и «посмотреть мир», но просит в тайном письме к императору не возвращать варягов на Русь, «даря» ему дружину. 981 г. С новой, уже полуваряжской-полурусской местной, киевской дружиной совершает поход на Ляшскую землю, затем походы на Перемышль, на Червень (Юго-Западная Русь), на вятичей: их покорение и наложение на них дани. (Вятичи — древнерусское племя в бассейне р. Оки.) 982 г. Второй, еще более жестокий поход на вятичей. Наложение крупной дани. 983 г. Захват земли ятвягов (граничили с Полоцким княжеством — область между средним течением р. Неман и верховьем р. Нарев, так наз. Судовия). 984 г. Покорение радимичей (славянское племя в Верхнем Поднепровье, в бассейне р. Десны и р. Сож) — битва при р. Пишане. Радимичи теряют с этих пор всякую политическую самостоятельность, сливаются с киевским древнерусским населением. 985 г. Победоносный поход на Болгарию. Заключение мира. 988 г. Взятие Херсонеса Таврического (в русской летописи — Корсунь), крымской колонии греков. Новый мир с Византией, договор об «обмене»: согласие на крещение Руси в обмен на брак с царевной Анной. Сам Владимир принимает крещение а Корсуни. 991 г. Поход на белых хорватов (среднее и верхнее течения Днестра). 991 г. Владимир принимает послов папы римского и посылает своих в Рим, на что следует раздраженный демарш Царьграда: «Не приобщайтесь зловерию, от переписки с ними уклониться должно». Это первое вмешательство в русскую внешнюю политику по идеологическим причинам. 998 г. Заключение мира и союза со Стефаном I Угорским (св. Стефаном), с Болеславом I Храбрым, великим герцогом Польским, и с Болеславом II Богемским, королем Чехии. 7. Святополк I Ярополкович 1015—1019 гг. Святополк Окаянный. Святополк Владимирович (официально именовался так в русской исторической литературе вплоть до 1855 г.). Титул: Великий князь Руси. Родственные связи: Считался сыном Ярополка и Владимира одновременно, т. к. был сыном «Грекини» — беременной жены Ярополка, ставшей женой Владимира I. Летописец объясняет этим обстоятельством жестокость Святополка: «Володимер, залеже жену братьню... и бо непраздна. От греховьного бo коре ни зол плод бывает, прелюбодейчищь бысть убо, тем и отць его не любяше, бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Володимера». Был усыновлен Владимиром I. Считался с 988 г. официально его старшим сыном. Зять Болеслава I Храброго. Удельный князь Туровской земли был женат на дочери Болеслава и по наущению тестя хотел отделиться от Руси, за что был посажен Владимиром I в темницу вместе со своим политическим советником — католическим епископом Рейнбертом. Незадолго до смерти Владимира I был прощен. Внешнеполитические события: 1015 г. Правление начал убийством трех братьев (Бориса, Глеба, Святослава), чтобы устранить их от наследования престола. 1016 г. Бежал в Польшу, побежденный Ярославом. 1018 г. Пришел с войсками Болеслава I, своего тестя, но после победы в Киеве повернул оружие против поляков. Вновь свергнут Ярославом. Бежал за помощью к печенегам. 1019 г. Вернулся с печенегами, но был побежден в битве при Альте, бежал в Польшу, где и умер. (1019-1126) ВТОРОЙ ПЕРИОД ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КИЕВСКОЙ РУСИ 8. Ярослав I Владимирович 1019—1054 гг. Ярослав Мудрый. Ярослав Великий Титул: Великий князь Руси. Родственные связи: Мать — норвежка, принцесса Рагнхнльд, княжна Полоцкая (Рогнеда). Жена — принцесса Ингегерда Олафсдоттир, дочь Олафа I Шётконунга, короля Швеции и Норвегии (1019 г.)* (* В исторической литературе приводятся и другие даты женитьбы Ярослава I на Ингегерд: 1020 г. (Рыдэевская Е. А. Ярослав Мудрый в древнесеверной литературе КСИИМК. — М. — Л., 1940. — Вып. 1 — С. 67) и 1016 г. (Лященко А. И. Эймундова сага и русские летопи-си//Имеетия АН СССР. — Серия IV.—Т. 20. — 1926. — № 12. — С 1068—1071). Дети: Сыновья — Владимир (Вольдемар), Изяслав, Святослав, Всеволод (Виссивальд), Вячеслав, Игорь. Дочери: Елизавета (Эллисив), замужем за Гаральдом III Сигурдссоном Хордроде, королем Норвегии (с 1043 г.). Анна, замужем за Генрихом I Капетом, королем Франции из династии Капетингов, Анастасия, замужем за Андреем I Угорским, королем Венгрии из династии Арпадов. Сестра — Доброгнева (Мария), замужем за Казимиром I, королем Польши (с 1043 г.). Внешнеполитические акции и события: 1015 г. Будучи наместником Новгорода, призвал варяжскую дружину из Швеции и воевал против своего отца Владимира I, т.к. был не согласен с назначением Святополка наследником и не желал платить дань отцу от Новгорода. 1018 г. Начал войну против Святополка (подробности борьбы изложены в исландской Эймундовой саге) , войско — 6 тыс. варягов, 40 тыс. новгородцев. 1019 г. Победил Святополка, взял Киев. Заложил собор св. Софии в Новгороде, намереваясь сделать его центром Руси, перенести столицу из Киева ближе к Скандинавии. В своей внешней и внутренней политике опирался исключительно на варяжские дружины (наемную гвардию), заново ежегодно набираемые то в Швеции, то в Норвегии. 1023 г. Война с братом Мстиславом Тмутараканским. Неудача, так как на юге ослабил свое влияние. 1024 г. Призвал новую варяжскую дружину из Скандинавии и с ней снова потерпел поражение от Мстислава. 1026 г. Мир с Мстиславом в Городце, раздел Киевского княжества по Днепру: Левобережье — за Мстиславом, Киев и Правобережье — за Ярославом. 1026 г. Захватил Белз, Юрьев (Тарту). 1031 г. Война с Ляшской землей, захват и вывод на Русь пленных поляков. 1035 г. Льготы Новгороду — Грамота об освобождении от дани. 1036 г. Присоединение Левобережья, установление контроля над Новгородом и Псковом, объединение всех русских земель под своим скипетром. 1036 г. Разгром печенегов, с X в. непрестанно беспокоивших Русь и использовавшихся Византией для борьбы с Русью. После решительного поражения, нанесенного войсками Ярослава, печенеги фактически оставили Причерноморье, отойдя к Дунаю и Карпатам. Их место заняли в XI в. половцы. Ярослав считается поэтому избавителем Руси от печенежских набегов. Его войско впервые объединяло силы варяжских дружин (центр боя), киян, т. е. киевское ополчение (правый фланг) и новгородское войско (левый фланг). 1037 г. Закладка собора св. Софии в Киеве и каменного Киевского града. Окончательное обоснование столицы Руси в Киеве. 1038 г. Усмирение ятвягов. 1040 г. Поход на Литву, в Мазовию. 1043 г. Неудачный морской и сухопутный поход на Царь-град. Последняя война с Византией. 1047 г. Покорение Мазовии для союзника — Казимира I. 1051 г. Сам поставил митрополита Киева Иллариона. 1054 г. Разделение Руси на уделы: в Новгороде — посадник, остальные — уделы. 9. Изяслав I Ярославич 1054—1067 гг. Изяслав I (Дмитрий). Титул Великий князь Русский. Родственные связи Мать — Ингегерда Олафсдоттир Шведская. Жена — дочь племянника польского короля Казимира I. Тетка — королева Польши, жена Казимира I, сестра Ярослава I. Дочь— Параскева, замужем (с 1075 г.) за князем Моравии — Конрадом I. Внешнеполитические события: 1058 г. Победил голядь (голядов) — белорусско-литовское племя. 1060 г. Отогнал торков, угрожавших Киеву. 1067 г. Неудачный поход на половцев. Бегство в Польшу за помощью. 10. Всеслав Брячиславич Полоцкий 1067—1068 гг. (всего 7 месяцев) Титул: Великий князь Русский (правнук Владимира I). Внешнеполитические события: Вел борьбу против Пскова и Новгорода, конкурентов Полоцка в двинской торговле. Безуспешно боролся с Ярославичами. Несостоятелен как князь, преследующий узкоудельные интересы на великокняжеском престоле. Бежал в свой удел — Полоцк, не приняв сражения с приведенным Изяславом польским войском тестя. 11. Изяслав I Ярославич 1068—1073 гг. Титул Великий князь Русский (во второй раз). Внешнеполитические события: 1068 г. Восстановил свою власть в Киеве с помощью поляков. Был приглашен князьями и киевлянами на условии, что не приведет с собой на постой польские оккупационные войска. Нарушил это условие, дав полякам села на разграбление, что вызвало народное возмущение и изгнание поляков. 1071 г. Языческая оппозиция как реакция на иностранную политику Изяслава, усилившего ориентацию на пришлых людей, распространение антихристианских и антигреческих пророчеств волхвов о... конце Русской земли, о будущем захвате ее греками-иноземцами. Подавление этой оппозиции Изяславом. 1073 г. Изгнан с престола братьями, безуспешно обращался за помощью к Болеславу П Смелому, королю Польши, Генриху IV (сокоролю Немецкому, с 1084 г. — императору) и к папе Григорию VII. Победы над голядами и сосолами (Западная Литва). 12. Святослав II Ярославич 1073—1076 гг. Титул: Великий князь Русский. Внешнеполитические события: Посажен на великокняжеский престол по договоренности между остальными братьями как популярный в народе князь-патриот, видный военачальник, победитель половцев (битва при Сновске в 1068 г.). В выдвижении Святослава впервые сыграла политическую роль русская церковь, которая была крайне недовольна прозападной, прокатолической внешней политикой Изяслава I, стремившаяся посадить на престол провизантийскую креатуру. В 1072 г. русской церкви удается добиться у Константинополя канонизации князей-мучеников Бориса и Глеба, в связи с чем начиняется наступление на язычество и «латинскую ересь» и осуждение князей-«грешников» — вначале Святополка, которому именно церковь присваивает эпитет «Окаянный», а затем и его отца Владимира Великого как «грешника». С 1073 г. церковь выступает за ограничение контактов с заграницей и иностранцами (иноверцами), ограничивая паломничество в Иерусалим для простых людей, дружинников и купцов. Запрещается вступать в брачные и иные родственные связи с иноверцами, пить с ними из одной посуды, предоставлять им кров. Все это служило психологическому отгораживанию русских людей от иностранцев. В 1075 г. Святослав II ведет переговоры с немецкими имперскими (кесарскими) послами о восстановлении на троне Руси Изяслава I, но отказывается уступить, чувствуя прочность своего положения и поддержку народа и церкви. 27 дек. 1076 г. Святослав II неожиданно умирает в возрасте 50 лет (есть предположения, что он был отравлен) . На престол немедленно ставится креатура церкви — Всеволод Ярославич, женой которого является греческая (византийская) царевна. 13. Всеволод I Ярославич 1077 г., январь — июль Титул: Великий князь Русский. Родственные связи: Жена — византийская царевна (принцесса), дочь императора Константина IX (12) Мономаха. Старшая дочь — Анна, в юности принявшая монашество и посвятившая себя церковному просвещению среди женщин [основала женский монастырь, женскую церковную школу (училище) в Киеве]. Была проводницей церковного византийского влияния на русскую внешнюю политику. Выполняла фактически обязанности связного с византийским двором. Часто бывала в Константинополе. Младшая дочь — Адельгейд (позднее, в конце жизни, также монахиня под именем Евпраксни). В 1087 г. выдана замуж за императора Священной Римской империи германской нации Генриха IV (1084— 1105 гг.), до того немецкого короля, знаменитого своим спором с Григорием VII и папским престолом («Хождение в Каноссу», 28 января 1077 г.). Посажен на великокняжеский престол по договоренности между остальными братьями как популярный в народе князь-патриот, видный военачальник, победитель половцев (битва при Сновске в 1068 г.). В выдвижении Святослава впервые сыграла политическую роль русская церковь, которая была крайне недовольна прозападной, прокатолической внешней политикой Изяслава I, стремившаяся посадить на престол провизантийскую креатуру. В 1072 г. русской церкви удается добиться у Константинополя канонизации князей-мучеников Бориса и Глеба, в связи с чем начиняется наступление на язычество и «латинскую ересь» и осуждение князей-«грешников» — вначале Святополка, которому именно церковь присваивает эпитет «Окаянный», а затем и его отца Владимира Великого как «грешника». С 1073 г. церковь выступает за ограничение контактов с заграницей и иностранцами (иноверцами), ограничивая паломничество в Иерусалим для простых людей, дружинников и купцов. Запрещается вступать в брачные и иные родственные связи с иноверцами, пить с ними из одной посуды, предоставлять им кров. Все это служило психологическому отгораживанию русских людей от иностранцев. В 1075 г. Святослав II ведет переговоры с немецкими имперскими (кесарскими) послами о восстановлении на троне Руси Изяслава I, но отказывается уступить, чувствуя прочность своего положения и поддержку народа и церкви. 27 дек. 1076 г. Святослав II неожиданно умирает в возрасте 50 лет (есть предположения, что он был отравлен) . На престол немедленно ставится креатура церкви — Всеволод Ярославич, женой которого является греческая (византийская) царевна. Внешнеполитические события: 1 янв. 1077 г. Всеволод заключает так наз. Волынский мир с Изяславом I, пришедшим с польским войском завоевывать престол. По договору уступает трон Изяславу, но под давлением церкви отказывается затем выполнить свое обещание. Июнь — июль 1077 г. Войско Всеволода I разбито войсками его племянников на берегах р. Сожицы, выступаю-щих сторонниками пропольской и прозападной политики Изяслава I, не согласного с вмешательствам церкви в династические и внешнеполитические споры князей. 14. Изяслав I Ярославич 15 июля 1077 г. — 3 октября 1078 г. Титул: Великий князь Русский (в третий раз). Внешнеполитические события: 1077—1078 гг. Непрерывная борьба с братьями, не желающими оставления Изяслава I на троне, вопреки поддерживающим и любящим великого князя киевлянам (население Киева и прилегающих к нему по Днепру земель). Братья науськиваются и поддерживаются церковью, активно агитирующей против Изяслава среди населения. 3 окт. 1078 г. В битве против объединенного войска братьев под Черниговом, в местечке Нежатина Нива, Изяслав I убит 15. Всеволод I Ярославич 3 октября 1078 г. — 13 апреля 1093 г. Титул: Великий князь Русский (во второй раз). Внешнеполитические события; 1078— 1079 гг. Всеволод по восшествии на престол проводит спешно следующие мероприятия по централизации управления Киевской Русью: Сажает на престол в Чернигове (второй по значению) и во Владимире (третий по значению) своих родственников. Присоединяет Туровское княжество как пограничное с Польшей и связанное с нею чисто династически. Лишает эту пограничную область всякой самостоятельности. Сажает своего посадника в отдаленную Тмутаракань. Таким образом, фактически объединяет все русские земли. 1080-1084 гг. При Всеволоде резко усиливается византийское влияние на внешнюю политику Руси, проводником которого выступают церковь (греческие митрополиты), жена князя и его старшая дочь Анна. Всеволод I ведет политику широких европейских связей, будучи образованным человеком (знал пять языков). 1081— 1084 гг. Император Генрих IV обращается к Всеволоду I за помощью против папы Григория VII к против норманнов Южной Италии, надеясь на влияние Всеволода, его военную силу и связи с норманнскими правителями. Всеволод, желая освобо-диться от стеснительного засилья церкви, связывающей ему руки, дает обещание помочь Генриху IV против венгров (Ладислава I Святого, союзника папы) и отдать за Генриха IV младшую дочь, что и осуществляет в 1087 г., когда первая жена Генриха IV умирает. 1087— 1089 гг. Этот шаг Всеволода I, являющийся всего лишь тактическим ходом, чтобы ослабить византийское давление, вызывает резкие ответные шаги церкви по ограничению связи Руси с Западной Европой. Киевский митрополит грек Иоанн II вмешивается в династические отношения княжеских родов, запрещая и осуждая выдачу замуж русских княжон за «латинских» правителей — королей и герцогов Польши, Богемии (Чехии, Моравии), Венгрии (Угрии). В связи с этим пересматривается и трактовка истории крещения Руси, и оценка роли Владимира I. Он характеризуется как князь-язычник, допускавший широкие связи Руси с Западом, странами Европы, особенно дальними — Скандинавией, Германской империей, Францией, Англией, что резко осуждается. Создается версия, что только влияние церкви, переломившей волю Владимира I, привело Русь к православию. 1089 г. Княжна Анна возвращается из Царьграда и привозит оттуда нового греческого митрополита — Иоанна III взамен умершего Иоанна II. Этот грек оказывается настолько «неученым», что не пользуется авторитетом. К тому же, как скопец, он не импонирует русским своим внешним видом. Умирает через год. Влияние церкви заметно ослабевает, ее агитация против «греховности князей» вызывает раздражение в народе. Активизируются внутренние языческие силы — антихристианское, угро-финское население Северо-Восточной Руси. Церковь немедленно реагирует на эту «опасность». 1091—1092 гг. Происходит обострение отношений церкви к угро-финскому населению Руси, составлявшему большинство в Ростово-Суздальском и Муромском княжествах. Это первое по времени обострение национального вопроса и межнациональных отношений на Руси, происходящее по науськиванию церковников. 1092—1093 гг. Война с половцами, проведавшими о новых затруднениях на Руси. Перемирие с ними в том же году; но Всеволод I, решивший пойти на компромисс, не успевает начать переговоры о мире и умирает внезапно 13 апреля 1093 г. 16. Святополк II Изяславич 24 апреля 1093—1113 гг. Церковное имя: Михаил Святополк II Михаил Титул: Великий князь Русский. Родственные связи: Сын Изяслава I, представитель антигреческой, антивизантийской группировки князей. Жена — дочь половецкого хана Тугора (с 1094 г.). Дочь — Сбыслава, замужем (с 1102 г.) за польским королем Болеславом III Кривоустым. Дочь — Предслава, замужем (с 1104 г.) за сыном венгерского короля Каломана I (1095—1114 гг.). Внешнеполитические события: 24 апр. 1093 г. Начал великое княжение после двухнедельного междуцарствия, во время которого добился предоставления ему трона своей решительностью и резким нежеланием считаться со старшинством, настаивая на том, что великим князем должен быть самый умный, решительный и сильный. Апр. —май 1093 г. Начал княжение с внешнеполитического скандала: заточил в тюрьму половецких послов, приехавших, заключать мир по договоренности со Всеволодом I. Май — июль 1093 г. Вызвал мощное объединение против себя всех сил степняков: половцев, торков, берендеев. Был дважды разбит их соединенным войском — 26 мая и 23 июля 1093 г. Бежал в Киев с третью войска, просил половцев о мире. 1094 г. Заключил невыгодный мир с половцами (ханом Тутором), должен был взять в жены его дочь, сделал важные имущественные и территориальные уступки. 1095 г. Святополк II при поддержке населения, Руси дважды пытается взять реванш над половцами, вероломно нарушая мир с ними. Вновь терпит неудачу. 1096 г. 19 июля 1096 г. Святополк II одерживает наконец победу над половцами в битве под Переяславлем. Убивает своего тестя хана Тугора. 1097 г. Святополк II участвует в Любечском съезде князей, вновь утвердившим его великим князем. 1099— 1100 гг. Ведет войны за Волынские земли (Пинск, Бужск, Дубно, Чарторыйск, Берестье) с целью включить их в состав Киевской Руси и ликвидировать там местные княжеские династии. Просит помощи против волынских князей у Польши и Венгрии (своих зятьев). 15 окт. 1102 г. Заключил Саковский мир с половцами. Навязал своего сына в наместники Новгороду против желания горожан. 4 апр. 1103 г. Разгром половцев. 1106—1107 гг. Повторение походов на половцев. 27 марта 1111 г. Победа над половцами в битве при Сальнице. Чрезвычайно покровительствовал евреям — торговцам и ростовщикам, допустив их на Русь. Ввел соляную монополию как великокняжескую регалию, отняв ее у Печерского монастыря. 17. Владимир II Всеволодович р. 1053 г., ум. 19 мая 1125 т. Владимир Мономах 1113—1125 гг. Титул Великий князь Руси. Родственные связи: Внук Ярослава Мудрого (по мужской прямой линии) и внук византийского императора Константина IX (12) Мономаха (по прямой женской линии). Отец — Всеволод I. Мать — византийская принцесса (царевна), дочь императора Константина Мономаха. Жена — (с 1074 г.) Эдгита, дочь (или младшая сестра?) Гаральда II, последнего англосаксонского короля, пав-шего в битве при Гастингсе с норманнами (1066 г.). В русской истории известна как Гида (в скандинавских источниках — Гюда). Дети: Сыновья; Мстислав 1, Ярополк II, Вячеслав, Юрий Долгорукий. Дочь— Ефимья, замужем (с 1112 г.) за королем Венгрии Стефаном II. Внешнеполитическая деятельность до вступления на престол и внешнеполитические собнтня во время княжения: С 20 лет занимался военной деятельностью и долгое время жил за границей, вне Руси, у своих, родственников в Константинополе, Кракове, Вроцлаве, Брно и других местах. Приобрел огромный внешнеполитический опыт, знал 5—6 иностранных языков. 1075—1076 гг. Находился в Силезии (Глогау) с русскими войсками, помогавшими Польше воевать с Бoгемией (Чехией) за Тешинскую Силезию. 1076— 1080 гг. Непрерывно участвовал как профессиональный военачальник во всех войнах русских князей с половцами и во всех усмирениях непокорных удельных князей по велению великого князя. В 1090-х гг. неоднократно выступал как гарант законного занятия престола по старшинству, поддерживая претендентов как военачальник. В 1095 г. согласился но требованию дружины на вероломное убиение половецких послов (Итлара и Кытана), пришедших с миром, и уговорил великого князя дать на это свою санкцию. 1090—1100 гг. Активно участвовал во всех съездах князей, пользуясь у них неизменным авторитетом и вниманием: на Любечском, Золотчинском, Саковском, Долобском и др. Был непримиримым врагом половцев, неоднократно выступал организатором совместных военных походов князей, проявляя дипломатические способности. Его походы всегда оканчивались успешно. В 1103 г. настоял на убийстве взятого в плен половецкого хана Бельдюза. Проявлял черты византийского вероломства во внешней политике, особенно в отношении степняков, рассматривая их как варваров, в отношении которых не должны действовать законы цивилизации. В 1111 г. главный организатор решающей победы над половцами при Сальнице — 27 марта 1111 г.. после которой половцы фактически начали сходить с исторической сцены. В 1113 г. после крайне долгих уговоров всех князей, церкви и народа Киева согласился занять великокняжеский престол, требуя беспрекословного послушания подданных и неограниченных полномочий. Фактически стал первым самодержцем в русской истории. К 1116 г. раздвинул границы Руси (Киевского княжества) до Дуная на Западе и до Дона на Востоке, превратив эти два водных рубежа в естественные границы Киевской Руси. 1120 г. Оказывал военную помощь Польше как союзной стране. 1121 г. Разгромил остатки степняков на юго-западных границах Руси — берендеев, торков, печенегов. После смерти Мономаха в 1125 г. Совет князей, собравшийся на его похороны, решил, что в связи с тем, что род Рюриковичей разросся и споры между ними, кому быть на Киевском престоле, стали перерастать в серьезные распри, войны между княжествами и приносить разорение и ослабление Киевской Руси, следует, прислушиваясь к. требованиям дружины великого князя, киевских, новгородских и черниговских княжеских мужей, тысяцких и посадников (т. е. тогдашней исполнительной администрации) и всего киевского народа (горожан, гостей-купцов), избирать в дальнейшем великих князей только из рода Мономаховичей, т. е. из прямых потомков Владимира II Всеволодовича Мономаха. Так, начиная с 1125 г. на Киевском великокняжеском престоле утверждается, по сути дела, новая династия Владимировичей-Мономаховичей (полускандинавская). Правда, и в этот период время от времени в среду новой полуангло -византийской династии «вклиниваются» и другие Рюриковичи, но это уже становится исключением, а не правилом. Со второй четверти XII в. меняется и титул великого князя — отныне он Великий князь Киевский, а не как со времен Владимира I — Великий князь Русский (или Руси). Вместе с тем воздействие великих князей на внешнюю политику после Владимира Мономаха ослабевает. Основная причина этого — краткие сроки пребывания князей на своей «должности»: год-два и даже по полгода. Вторая причина — необходимость считаться с мнением всего клана Мономаховичей и даже иногда Делить власть с его членами (диумвираты, частая смена — по два-три раза — на престоле одних и тех же лиц). Таким образом, стремление к «демократии», к «равенству», к «справедливости» в распределении власти, в ее точном дозировании всем родственникам одинаково приводит к резкому ослаблению власти, к падению ее авторитета, к невозможности решать большие дела внешней политики, успешно руководить ею. Все это видно из простой хронологии и имен нижеследующего списка: (1126-1239) ТРЕТИЙ ПЕРИОД ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КИЕВСКОЙ РУСИ (после откола Новгорода и до монголо-татарского завоевания) 18. Мстислав I Владимирович р. 1076 г., ум. 1132 г. Православное имя — Гавриил В скандинавских сагах — Харальд Мстислав Великий. 1125—1132 гг. Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Старший сын Владимира Мономаха. Сын Гиды (Эдгиты), дочери англосаксонского короля Гаральда П. Первая жена — шведская принцесса Кристина, дочь шведского короля Инге Старшего (ум. 1122 г.). Вторая жена — Любава, дочь новгородского посадника Дмитрия Давидовича (замужем с 1122 г.). Первая дочь от первого брака — Мальмфрид, замужем за норвежским королем Сигурдом Иорсальфаром (до 1130 г.); вторично замужем с 1134 г. за датским королем Эриком II Эмуне. Вторая дочь от первого брака — Ингеборг, вышла замуж за датского принца Кнута Лаварда (сына короля Эрика Эйегуда.), убитого в январе 1131 г. и канонизированного католической церковью (патрон Зеландии). Ее сыном был датский король Вальдемар I, названный так ею в честь деда — Владимира Мономаха. Третья дочь от первого брака — Добродея, замужем за византийским царевичем Алексеем Комненом (с 1122 г.), сыном императора Алексея 1, соправителя с 1123 г. императора Иоанна II {до 1142 г.) (у В. Н. Татищева ошибочно указана как жена Иоанна). Четвертая дочь от первого брака — Ефросинья Умная, королева Угрии (с 1131 г.) под именем Елена, замужем за венгерским королем Гейзой II. (Играла видную роль в истории Венгрии.) Сыновья: Изяслав, Всеволод, Ростислав. Внешнеполитические события: С 1095 г. Мстислав правил в Новгороде, приобрел огромную популярность и любовь новгородцев. При попытках уйти из Новгорода (1102 г.) не был отпускаем Новгородским вечем. Вся его политика до начала великого княжения была сосредоточена на Севере. 1112—1116 гг. Расширил пределы Новгорода за счет завоевания Южной Эстонии до Отепяя. 1125—1128 гг. Занялся усмирением половцев и наказанием князей, прибегавших к помощи половцев в решении своих межкняжеских распрей. Жестоко наказал Всеволода, своего зятя, за привод половцев в русские земли как союзников, поклялся лишить его за это права на правление в Чернигове. Церковь, однако, вмешивается вновь во внешнюю политику и удерживает Мстислава от выполнения его клятвы. Чрезвычайно характерна аргументация Мстислава I, отказывающегося от нарушения клятвы даже при условии того, что церковный собор (в отсутствие митрополита) готов взять на себя этот «грех» князя: «Как я, яко глава государства, могу клятву преступить, стыдно бо и грех мне слово мое с разумом реченное, пременить. Також как я могу, видя неправду и явную обиду, терпеть, и сам, учиня суд неправный, как я могу от подданных и от подчиненных моих правости, справедливости и клятвохранения требовати, а за преступления их, сам перво быв преступник, наказывати?» * * Татищев В. Н. История Российская. — Т. II. С, 139.М. — Л„ 1963. — 1128— 1130 гг. Воевал против сепаратизма Полоцка и полоцких князей, нанес им сокрушительное поражение, пленил весь их род и сослал (депортировал) в Константинополь, где император использовал их в войнах с сарацинами. В Полоцк посадил своего сына Изяслава, дав начало новой династии полоцких князей Изяславичей. 1131 г. Наложил новую, более тяжелую дань на вновь усмиренных эстов. 1131—1132 гг. Предпринял успешные походы на Литву, совершавшую набеги на полоцкие земли. 19. Ярополк II Владимирович 1132—1139 гг. Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Брат Мстислава I, Жена (с 1116 г.) — дочь ясского князя (осетинка). Внешнеполитические события: Внешнеполитические и семейно-династические интересы этого князя лежали в основном на юге Руси. 1103—1107 гг. По поручению великого князя Ярополк был назначен оборонять степную границу государства от половцев. Он не только наносит половцам ряд поражений, но и с целью закрепления военного успеха подкрепляет его политическим шагом — соглашением о союзе против половцев с их юго-восточными соседями — осетинами. 1132— 1139 гг. Ярополк основное время отводит на улаживание споров между братьями и родичами, особенно удерживая агрессивного Юрия Долгорукого от его постоянных распрей с другими князьями. Характерно сохраненное увещевание Ярополка II к братьям: «Любезные братия моя, суетно есть житие человека и все есть мимо текусчее. Едино благочестие, правда и мир бессмертных нас творит. Противно же тому зависть, злоба и ненависть... что и по смерти от человек поношение оставляет. Где Ярополка братоненавистного наследие? Где Ольга завистливого имение и слава? Его же делами и дети стыдятся. А отца нашего и деда кротость, справедливость и братолюбие по смерти их сияет и всюду прославляемо. Ныне же мы им должны последовать...»* * Татищев В. Н. Указ. соч. — Т. Н. — С. 144. Однако, поскольку увещевания не возымели действия, Ярополк был вынужден применять к «возмутителям спокойствия» карательные меры. В 1138 г. он попросил у короля Венгрии помощи против Ольговичей, призвавших половцев для сведения счетов с другими князьями. Бела II Слепой, отец его зятя, в то время принца, будущего Гейзы II, немедленно прислал отряда 10 тыс. берен-дейской конницы, что с войсками самого Ярополка составило армию в 60 тыс. человек, и это заставило главу Ольговичей — Всеволода Ольговича немедленно смириться и просить униженно простить его. Однако в 1139 г. Ярополк II умирает. 20. Вячеслав Владимирович 22 февраля — 4 марта 1139 г. Получив известие о смерти Ярополка II, Вячеслав, находившийся ближе всего к Киеву в этот момент, вступает со своей дружиной в город и захватывает его, провозгласив себя Великим князем. Однако его «правление» длится всего десять дней: киевляне с позором изгоняют его в Туров. Престол захватывают Ольговичи. 21. Всеволод II Ольгович 1139—1146 гг. Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Зять Мстислава 1 (из Черниговских князей). Дочь —Звенислава (или Велеслава), замужем за польским королевичем Болеславом, сыном короля Владислава II (с 1142 г.). Сын — Святослав Всеволодович, женат на дочери Василька Полоцкого. Ольговичи породнились с полоцкими князьями, создав коалицию аппозиционных династий по отношению к Мономаховичам-Владимировичам. Внешнеполитические события: Ольговичи, князья-внутренники, занимавшие своими владениями середину русских земель (от Припяти, Сожа и Десны до среднего течения Оки), резко меняют русскую внешнюю политику по всем ее трем принципиальным линиям: 1) в отношении к степнякам; 2) в отношении к Галицкой Руси и 3) в отношении к Полоцкой Руси, т. е. с южными, западными и северными соседями. 1139—1140 гг. Вечные непримиримые враги Руси — половцы, опустошавшие ее целое столетие набегами, объявляются друзьями и союзниками, у них покупают «вечный мир» ценой уступок, лишь бы не сражаться военными средствами, так как Ольговичи не имеют военного опыта, являются преимущественно князьями-интриганами, а не князьями-военачальниками. Их земли никогда не испытывали половецких набегов, находясь в центре других русских земель, прикрытые ими. 1140—1142 гг. Всеволод II оказывает постоянную помощь польскому королю Владиславу II, ссорится ради польских интересов с галицкими князьями, ослабляет их, хотя они — часть Руси. Эти про-польские действия вызывают глубокое недовольство народа, особенно на фоне «примирения» с половцами, против которых Ольговичи отказываются использовать военную силу. 1142—1143 гг. Окончательно обособившийся в период борьбы Ярополка II с Ольговичами Новгород (1136 г.) совершенно откалывается от Руси при Всеволоде Ольговиче, что вызывает, естественно, оживление шведско-тавастских нападений на новгородские земли в 40-х годах XII в. 1143—1145 гг. Всеволод II изменяет также политику Мономаховичей в отношении Полоцкой династии: он возвращает двух оставшихся в живых полоцких князей из Царьграда, восстанавливает старую династию на троне и фактически содействует обособлению Полоцкого княжества, отколу его от Руси. «Утишив» таким образом Русь, купив мир ценой предательства общегосударственных интересов всего Русского государства и обеспечив себе сохранение престола, Вячеслав умирает в 1146 г., взяв на смертном одре слово с остальных князей, что они будут верны его брату Игорю, которому он завещает трон. 22. Игорь Ольгович 1146 г. (правил всего 4 дня!) Титул: Великий князь. Родственные связи Брат Всеволода II Ольговича. Испытывая жгучую ненависть к внешней политике Ольговичей, изменившей привычным русским идеалам, киевляне не захотели, чтобы кто-либо из этой династии остался Великим князем, и поэтому сразу же по воцарении Игоря послали гонцов к наемникам-берендеям, чтобы они прогнали Игоря из Киева. Узнав об этом, Игорь готов был отречься от престола и просился в монастырь, но был все равно убит, «ибо мертвый враг смирнее живого». 23. Изяслав II Мстиславич 1146—1149 гг. Православное имя Пантелеймон Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Старший сын Мстислава Великого. Первая жена — полька Рикиня (Регина?), дочь Болеслава III (1127— 1130 гг.) Кривоустого, до этого под именем Рикисса — жена шведского короля Магнуса I Нильссона Сильного. Вышла замуж за Изяслава II в 1135 г.* (Ряд исследователей скандинавских саг считают Рикиссу женой то Володаря Глебовича Полоцкого (К Равн, Я Галлен), то Во-лодаря Глебовича Городецкого-Минского (Е. Л. Рыдзевская), то Владимира Всеволодовича Новгородского (Н Баумгартен, Т. К Джаксон); эти предположения опровергаются датами ее замужества за шведскими королями и Изяславом II). Ее дочь Софья (от Изяслава) — королева Дании, с 1154 г. жена Вольдемара I. Рикиня развелась с Изяславом II в 1148 г. и стала женой шведского короля Сверкера I. Вторая жена — литовская княжна. Имя неизвестно (ум. 1161 г.). Третья жена — абазинская (абхазская) княжна (ум. 1154 г.). Первый зять (муж сестры) — венгерский король Гейза II. Второй зять — Вальдемар I, король Данин (с 1157 г.), муж Софьи — дочери Изяслава II. Третий зять — Рогволод (Рагнвальд) Борисович Полоцкий (1144—1151 гг.), муж дочери Изяслава II, имя которой неизвестно. Тесть— Болеслав III Кривоустый, король Польши. Сваты: Болеслав IV Кьеджиржавый (Кудрявый) Мазо-вецкий, Владислав II Богемский. Внешнеполитические события: Был призван в великие князья по двум причинам: как «Мономахович» и потому, что был «свободен», ибо потерял в середине 30-х гг. свой удел — Минск и с тех пор стал бродячим князем-кондотьером. Обладал выдающимися способностями полководца. В Киеве практически не сидел: продолжал заниматься «любимым делом» — воевать на стороне разных княжеских группировок, которые поддерживали его на троне; привлекал к своим военным операциям и родственников — королей Чехии, Польши, Венгрии, заставив их «работать» на Русь, а не наоборот — пользоваться ее услугами, как при Ольгови-чах. Основные противники Изяслава — Ольговичи (черниговские князья) и Давидовичи (смоленские князья). Изяс-лав был исключительно любим киевлянами. Они трижды призывали его на Киевский престол. В 1147 г. сделал вторую попытку создать независимую русскую церковь, поставив русского митрополита Климента, своего внешнеполитического советника. 24. Юрий Владимирович Долгорукий 1149—1150 гг. Титулы: Великий князь Киевский. Князь Ростово-Суздальский. Родственные связи: Сын Владимира II Мономаха. Первая жена — дочь половецкого хана Аепы (с 12 янв. 1107 г.). Вторая жена — гречанка. Имя неизвестно. Имел 11 сыновей и несколько дочерей (точное количество неизвестно, не учтено). Дочерей отдавал за Галицких и Северских князей. Внешнеполитические события: Долгорукий ведет борьбу со своим племянником Изяславом П, не признающим Юрия старшим в роду; в этой борьбе Юрий объединяет Ольговичей и Давидовичей в единый союз, во главе которого становится сам. Однако, добившись Киевского престола, вынужден все же удалиться в свой удел — Северо-Восточную Русь, ибо отвергается киевлянами, не любившими его и желавшими видеть великим князем Изяслава П. Начинается непрерывная война между княжескими кланами, в ходе которой разные группировки князей обращаются к «иностранцам» — чехам, полякам, венграм, половцам, торкам, берендеям, призывая их участвовать в русской междоусобной войне. Происходит разорение страны, массовая гибель людей в войнах (дружинников и мирных жителей). В результате на великокняжеском престоле происходит частая смена правителей. 25. Изяслав II Мстиславич (во второй раз) 1150 г. Титул: Великий князь Киевский. 26. Юрий Владимирович Долгорукий (во второй раз) 1150 г. 27. ДИУМВИРАТ Изяслав II Мстиславич (в третий раз) Ум. 13 нояб. 1154 г. Вячеслав Владимирович (во второй раз) 1150—1154 гг. Воевал с половцами, беспокоившими Посулье. 28. Ростислав I Мстиславич 1154 г. Титул: Великий князь Киевский. Сын Мстислава II, призванный князем временно, как компромиссный выход, до выборов нового великого князя. 29. Изяслав Ш Давидович 1154 г. Титулы: Князь Смоленский. Великий князь Киевский. Родственные связи: двоюродный брат Изяслава II. Изяслав III, типичный князь-кондотьер, военный-профессионал, не дожидаясь выборов великого князя, силой изгоняет Ростислава из Киева. То, что с этим фактом примиряются остальные, объясняется лишь стремлением всех закончить наконец изнурительную борьбу за власть между двумя группировками князей и выдвинуть сильную военную личность, которая способна восстановить порядок вооруженной силой, но в то же время не имеет «опасных» претензий на политическую роль в стране. Однако этот выбор оказывается неудачным. Изяслав III совершенно не обладает способностямн политика, не способен принимать самостоятельные меры, нуждается в чьем-то политическом руководстве. Его единственный «самостоятельный» коронный ход — призыв на помощь для вмешательства в русские дела степняков (половцев и других), который применялся и другими князьями все истекшее шестилетие смуты (1149—1154 гг.) и был всего лишь вариантом политики Изяслава II, — обнаруживаетсвою гибельность для Руси и решительно отвергается народом. Поэтому киевляне, хотя и без особого энтузиазма, склоняются в конце концов к тому, чтобы призвать в князья Юрия Долгорукого, заявившего еще в 1150 г. при вторжении венгерских союзников Изяслава II, чтобы они оставили Русскую землю, «бе бо мы, де, и сами уладимся». Согласиться на выбор Юрия Долгорукого в великие князья, несмотря на явную нелюбовь к нему народа, заставляет князей и увещевание главного политического советника Юрия Долгорукого — его тезки князя Юрия Ярославича, главного врага Изяслава III, или, как его называет летопись, «Изяславичева злодея». Этот князь из боковой, женской линии Мономаховичей призывал к установлению мира, к послушанию старшему в роду, как ко времена Рюрика и Олега, когда «подвластные князи были и без воли великого князя ничего не начинали. Но ныне видим все иначей, поссоряся о владениях или о чем другом, начинают войну друг противо друга: един против другого приводит половцов, другой угров или поляков, и сии, а наипаче половцы, пришед на помосчъ, не жалея, землю русскую разоряют, людей побивают, в полон отводят и сами, что далее, то более усиливаются, а христиане руськие, погибая, умаляются и в безсилие приходят. Яко же и Христос рек: «асче царство разделится, не может стоять», тако ныне видим Руськую землю на мнози части разделенную, не иное может уповать и вскоре ожидать, что иноплеменники, пришед, всеми обладают, погубят землю Руськую и славу отец наших, которыми мы пред многими цари и князи хвалимся, угасят вовеки. Ты же отче, имеешь владение великое Руское, Белоруское и Новгородское. Почто боишися им противиться и не хочешь их в надлежасчее покорение привести?» (Татищев В. Н. Указ. соч. — Т. III. — М. — Л., 1964. — С. 53—54). Эта речь решила исход спора: киевляне хоть и не любили Изяслава, но, как подчеркивает летописец, «противное рассуждать удержались». 30. Юрий Владимирович Долгорукий (в третий раз) 1155—1157 гг. Титул: Великий князь Киевский Однако Юрий, которому в 1155 г. было уже более 70 лет, вскоре умирает, и вслед за тем снова вспыхивает распря за трон между сильным военачальником Изяславом III и Мономаховичем, имеющим право на трон, Ростиславом Мстиславичем, которая идет с переменным успехом, пока наконец в 60-е годы Ростислав утверждается прочно в Киеве. 31. Изяслав III Давидович 1157—1158 гг. (во второй раз) 32. Ростислав I Мстиславич 1159—1161 гг. (во второй раз) 33. Изяслав III Давидович 1161 г. (в третий раз) 34. Ростислав I Мстиславич Православное имя Михаил 1161—1167 гг. Титулы: Великий князь Киевский (в третий раз) Первый Великий князь Смоленский, 1125—1159 гг. Родственные связи: Сын Мстислава Великого. Внук Владимира II Мономаха. Жены Ростислава были русские княжны, но через браки своих семи сестер Ростислав находился в родственных отношениях с королями Норвегии, Венгрии и князем (герцогом) ободритов Никлотом, с византийским императором Иоанном II. Имел пять сыновей и одну дочь (Агапия). Сыновья: Святослав, Роман, Рюрик-Василий, Давид, Мстислав Храбрый. Ростислав вновь начинает восстанавливать широкие внешние связи: В 1161 г. послал посольство в Царьград, прося прислать митрополита для русской церкви. В 1163 г. заключил мир с половцами, упрочив его династической связью (женил сына на половчанке). 1163—1165 гг. Принял греческое посольство, оказывал помощь Византии против половцев, «действуя на последних уговорами, как на друзей, а не военным образом». 1167 г. Удалился с великого княжения по старости, назначил на Киевский престол племянника, который был последние годы помощником Великого князя в управлении, — Мстислава П. 35. Мстислав II Изяславич 1167—1169 гг. Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Сын Изяслава П. Правнук Владимира Мономаха. Сыновья: Роман, Святослав, Ярополк. Жены — русские княжны. Внешнеполитические события: Призван и поддержан как великий князь большинством князей, киевлянами н черными клобуками — союзниками Мстислава. Возглавил в 1168 г. всеобщий поход на половцев, окончившийся победой. Вступил в борьбу с Андреем Боголюбским, организовавшим коалицию 11 князей для борьбы за Киевский трон. Овладевает вновь Киевом, но оставлен союзниками и сдает город и трон. Возвращается на свое Волынское княжение. 36. Глеб Юрьевич 8 марта 1169 г. — 20 января 1171 г. Титул: Великий князь Киевский Родственные связи: Сын Юрия Долгорукого. Брат Андрея Боголюбского, Великого князя Суздальского. Зять Изяслава III. Внешнеполитические события: В 1169 г., выбивая из Киева Мстислава II, дружины Андрея Боголюбского и его союзников взяли город после ожесточенного сопротивления киевлян — «на щит», что по тогдашним понятиям означало, что город отдается осаждающим войскам на беспощадное трехдневное разграбление. Это был первый случай в истории Киева и вообще русской столицы, чтобы ее брали «на щит». Столицы испокон веков были застрахованы самим фактом присутствия в них великого князя и митрополита от подобного унижения и ущерба. И естественно, что это вызвало, как говорит летопись, «на всех людях стон и тоска, печаль неутешныя и слезы непрестанные». Но несчастья киевлян на этом не кончились: только лишь утвердившийся в разгромленной столице, Глеб подвергся неожиданному нажиму половцев, желавших тоже взять с князя «магарыч» за его дальнейшее безопасное пребывание в Киеве. Половцы подошли двумя отрядами с двух разных сторон — к Переяславлю и к Корсуни. Пока Глеб улаживал мир с половецкими старшинами у Переяславля, корсунские половцы не стали ждать (хотя их предупредили, что князь скоро явится и к ним) и буквально «очистили» огромную область, уведя в полон много людей и скота (лошадей, рогатого скота и овец). Это усугубило несчастье в Киевской земле — и города, и села ее лежали в руинах. Эти два события, связанные непосредственно с вое княжением Глеба, вызвали глубокое недовольство населения Киевской Руси всей Суздальской династией, породили ненависть к ней как к носительнице зла. И хотя Мстислав II, вторично взявший Киев, продержался в нем недолго, ибо был лишен собственных военных сил, и бежал в августе 1170 г., Глеб тоже недолго просидел на престоле и умер в январе 1171 г. скоропостижно и при необъяснимых обстоятельствах. Его смерть и оголение трона открыли дорогу к новой чехарде на Киевском престоле, к ожесточенной внутриполитической борьбе за власть, заставляющей князей совершенно забыть о внешних делах и внешней опасности, хотя именно внешнеполитическое и оборонное ослабление Руси и являлось первопричиной ее внутренних смут. Все это ослабляет Киевскую Русь в конце XII в. 37. Владимир III Мстиславич 1171 г. Титул: Великий князь Киевский. Сын Мстислава I. 38. Роман Ростиславич 1171 г. Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Внук Мстислава I. Сын Ростислава-Михаила Мстиславича Смоленского. 39. ДИУМВИРАТ Святослав III Всеволодович Внук Мстислава I по женской линии из Ольговичей. Ярослав II Изяславич 1171—1174 гг. Брат Мстислава II Святослав III — бывший предводитель войск Андрея Боголюбского в битве при Вышгороде. Ярослав II, наоборот, вмешался в свое время в борьбу Андрея Боголюбского, остановив ее. Диумвиры борются и друг с другом, проводя разные линии в политике, ибо они принадлежат к разным княжеским кланам. Но их поставили именно «для равновесия», чтобы ни одна из противостоящих сторон не считала, что ее «обошли» на Киевском троне. 40. Роман Ростиславич 1175—1177 гг. (во второй раз) Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Женат на княжне из рода Ольговичей Марии Святославне (Черниговской), всегда поддерживал Изяслава II и Изяслава III. Внешнеполитические события; Узнав о подходе половцев к Киеву, послал против них в 1177 г. своего брата Рюрика и сыновей вместо того, чтобы отправиться во главе войска самому. Войско без князя оказалось неуправляемым и было разбито. Это было вполне естественно и обычно в тех условиях, ибо в Древней Руси полководцем, военачальником мог быть только князь: во-первых, только его слушалась дружина, т. е. воины-профессионалы, его «команда», которая привыкла к нему и понимала с полуслова; во-вторых, беспорядочное земское ополчение также боялось и слушалось лишь одного князя, тем более что оно не знало военного дела и могло действовать только по знаку, по приказу (крику) князя. Вот почему князь мог проиграть сражение, если сам лично не участвовал в нем, хотя бы его войско и располагало перевесом над противником. Так, даже члены военного совета — или, по нашим меркам, штаб целой армии — были бессильны без князя, ибо воевод не слушались на войне, если не видели, что они получили приказание лично от князя, а не сами дают его. Практически князь должен был всегда личным примером увлекать войско, быть впереди него. Вот почему «бранние мужи» говорили князю: «Ты, княже, голова всем полкам; если кого из нас пошлешь вперед, то будут ли слушать? Ты, княже, знаешь и воинский чин и ратный обычай — всякий тебя усрамится и убоится. Изыди сам вперед». Роман Ростиславич пренебрег этим правилом и потому должен был оставить Киевский престол, уступив его Святославу Ш. 41. Святослав III Всеволодович 10 июля 1177 г.— 1194 г., июль (ум.) (во второй pas) Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи: Из рода Ольговичей, сторонник Юрия Долгорукого и враг обоих Изяславов — II и III, но неоднократно мирился с ними. Сыновья Владимир, Олег, Глеб, Мстислав, Всеволод. Находился в родстве с польским герцогом (Владиславом II Краковским, свергнут в 1162 г., был зятем отца Святослава III). Святослав ходил с войском в Польшу помогать Владиславу в борьбе за престол с Болеславом IV Кудрявым (королем Мазовецким). Сам Святослав III породнился с королем Малой Польши Казимиром II Справедливым, женив своего сына Всеволода Чермного на его дочери. Первая дочь — Болеслава, жена Владимира Ярославича Галицкого. Вторая дочь — жена Романа Рязанского. Внешнеполитические события: За свое долгое правление начал восстанавливать внешнеполитические связи, в основном с родственными династиями в Польше, Венгрии и в Галицкой Руси. Сосредоточил усилия на борьбе с половцами. В 1180 г. войско киевское, предводительствуемое Святославом III и Рюриком, его братом, взяло реванш над половцами, отогнав, разбив их. В 1180 г. заключил мир с Всеволодом Суздальским и оказал ему помощь в борьбе с волжскими булгарами и мордвой. 1183—1184 гг. Вновь отразил половцев, победив их в двух походах. 1185 г. В союзе с берендеями одержал решительную победу над половецким ханом Кончаком (21 апреля 1185 г.). 1190 г. Победил торков, занимавших территорию в междуречье Роси и Росавы, и взял в плен их князя Кунтувдея, «утишивши землю русскую», как отмечает летопись, подводя итог его правлению. 42. Рюрик II Ростиславич 1195—1202 гг. Титул: Великий князь Киевский. (С XIII в. также Великий князь на Малой Руси, ибо появился титул «Великий князь на Белой Руси» для суздальских князей.) Родственные связи: Внук Мстислава I. Брат Романа Ростиславича. Внешнеполитические события: Оказался плохим политиком: воевал с венграми, галичанами, с черниговскими, суздальскими князьями, возобновил распри с Всеволодовичами и Ольговичами. Изгнан из Киева Романом Галицким. 43. Ингварь Ярославич 1202 г. Внук Изяслава II. Молодой, нескомпрометированный князь посажен на Киевский престол своим родичем Романом Галицким-Волынским, но не удерживается. 44. Рюрик II Ростиславич 1203—1205 гг. Титул: Великий князь Киевский (во второй раз). Великий князь на Малой Руси. Внешнеполитические события: Рюрик, подговорив половцев содействовать ему в овладении троном, врывается неожиданно с половецкими ордами в Киев. «И сотворися великое ало в русстей земли, яка же зла не было от крещения Киева», — город был сожжен дотла и разграблен. Рюрик сел на трон, но ему пришлось воевать с галицко-волынскмми князьями, основными претендентами на Киев с этого времени. 45. Ростислав II Рюрикович Православное имя Михаил Ростислав-Михаил Рюрикович 1205 г. Родственные связи: Сын Рюрика II Ростиславича. Правнук Мстислава I. Внешнеполитические события: Рюриковичи теряют с этого времени совершенно свои прежние скандинавские признаки. По крови они больше славяне и половцы, чем скандинавы, по внешнеполитической ориентации — союзники либо польских, либо венгерских католических князей, герцогов и королей. Единственным их отличительным признаком становится их православие, приверженность византийским традициям, что позволяет четче маркировать государственную особенность Киевской Руси и что начинает резче проявляться в Северо-Западной Руси, в великом княжестве Ростово-Суздальском. В связи с этим православное имя, которое дается князьям начиная с Владимира I и лишь «числится» на учете церкви, не известное практически ни дружине, ни в быту, ни народу и применяемое лишь при смерти князя, ибо под этим именем он принимает перед смертью схиму, начиная с ХШ в. вносится в официальные документы как второе имя и чаще упоминается летописцами. 46. Рюрик II Ростиславич 1206—1207 гг. Рюрик-Василий Ростиславич, Титул: Великий князь Киевский. (в третий раз). Родственные связи: Тесть Романа Галицко-Волынского. Выдает дочь за Романа Галицкого, пытаясь этим шагом найти поддержку у западнорусских князей против усиливающихся северо-восточных великих князей. 47. Всеволод III Святославич Чермный 1206, 1207, 1210—1212 гг. Титул: Великий князь Киевский. Родственные связи; Сын Святослава III. Жена — дочь польского (малопольского) короля Казимира II Справедливого (1172 г.). Несколько раз оказывается на Киевском престоле, но не получает в 1206 и 1207 гг. поддержки других князей и изгоняется нз Киева силой Рюриком Ростиславичем. В 1212 г. также бежит из Киева при угрозе свержения Мстиславом Романовичем. 48. Мстислав III Романович 1212—1224 гг. Мстислав-Борис Романович. Титулы: Великий князь Смоленский. Великий князь Киевский. Родственные связи: Сын Романа Ростиславича Смоленского. Правнук Мстислава I. Породнился в 1196 г. со Всеволодовичами. Поддерживал с 1197 г. Рюрика Ростиславича и посажен на престол в Киеве Мстиславом Удалым. Внешнеполитические события: Распри князей и чехарда на Киевском троне в начале XIII в. заставляют обратиться к «центристам» — смоленским князьям-кондотьерам, сильным в военном отношении и относительно «нейтральным» в смысле внешнеполитической ориентации. В 1220 г. Мстислав Ш «лояльно» помогает Мстиславу Галицкому восстановить свою власть в Галиче, отвергнув притязания других родичей, т. е. выполняет «классические» функции великого князя. Благодаря «объективности» или «угождению» разным сторонам Мстислав III просидел на троне 12 лет, что по тем временам было целой вечностью. Однако татаро-монгольское нашествие прояснило сразу его политику «и нашим, и вашим». В 1224 г. Мстислав III, как и другие князья, при известии о нашествии выступил в поход. Но вместо того, чтобы в качестве великого князя предводительствовать в бою при Калке, смотрел на битву с другого берега реки и, видя поражение русских войск, «недвижеся ни-како же с места», как писал впоследствии летописец, ибо, во-первых, решил, что не стоит подвергать себя риску, а во-вторых, считал, что, не будучи участником боя, он свободен от ответственности за его исход, а главное, будет освобожден от своей постоянной зависимости на престоле Киева от остальных, более сильных, чем он, князей и останется единым правителем на Руси. Эти расчеты оказались совершенно неверными. Татары не учли, что Мстислав не сразился с ними, наоборот, они не только взяли его в плен, но и, узнав, что, как Великий князь, он оставил своих товарищей и подданных без поддержки, замучили его как предателя, а не убили его как воина. На него положили дощатый настил, покрыли ковром, поставили котлы с едой, и десятки высших татарских мурз пировали на нем целые сутки. 49. Владимир IV Рюрикович 1224—1235 гг. Владимир-Димитрий Рюрикович Владимир IV Дмитрий Дмитрий Рюрикович Титулы: Великий князь Киевский. Князь Смоленский. Родственные связи: Правнук Мстислава I. Второй сын Рюрика Ростиславича (Рюрика II). Сыновья: Ростислав и Андрей (родоначальник князей Вяземских) . Сестра — Всеслава Рюриковна, замужем за Ярославом Глебовичем Рязанским (1225 г.). Внешнеполитические события: После битвы при Калке, будучи раненым, не оставил поле боя, а единственный из всех князей остановил и объединил всех бежавших в панике и, перестроив их в ряды, хитростью и смелостью отбил большой табун лошадей из татарского тыла и на них со спасшимися от битвы воинами вернулся в свой удел. Киевляне позвали его к себе Великим князем как единственного храброго и единственного оставшегося из Ростиславичей. Он был, таким образом, первым избранным народом Великим князем, а не назначенным князьями. Воевал с 1216 г. с владими-ро-суздальскими князьями, с венграми (уграми), у которых отбил занятый ими Галич. После избрания Великим князем проявил себя как дипломат: послал посольство к Даниилу Галицкому и к польскому королю для создания союза против татар и одновременно попытался прекратить столетнюю распрю с владимиро-суздальскими князьями, призывая их объединиться для защиты Руси, пошел с этой целью на династические связи с ними. Выступил посредником в 1230 г. между Ярославом III Всеволодовичем и Михаилом Черниговским, предотвратив войну между ними. В 1232 г. помогал Даниилу Галицкому против венгров, в 1234 г. заключил с ним военно-политический союз. В 1234 г. в битве с половцами был взят в плен, но выкуплен киевлянами. В 1235 г. вынужден был уступить престол Ярославу III под давлением владимиро-суздальских князей, в основном Юрия Всеволодовича, стремившихся к отстранению этого авторитетного и храброго деятеля от руководства Русью. 50. Ярослав III Всеволодович 1235 г. Ярослав-Федор Всеволодович Титулы: Князь Новгородский Великий князь Киевский. Великий князь Владимиро-Суздальский. (позднее, с 1238 г. - Ярослав II на великокняжеском престоле Владимирском) Родственные связи: Правнук Владимира Мономаха. Сын Всеволода Юрьевича Суздальского. Первая жена — дочь половецкого князя Гюрги Кончаковича, неизвестна по имени (внучка Кончака). Вторая жена — Ростислава, дочь Мстислава Удалого, по прозвищу Смарагда (Изумрудная), в иночестве Ефросинья. Дети от второго брака: Федор, Александр (Невский), Андрей, Михаил Храбрый (Хоробрит), Даниил, Ярослав-Афанасий, Василий, Константин, Мария. Внешнеполитические события; До вступления на великокняжеский трон проделал большую военно-дипломатическую карьеру. С 7-летнего возраста «правил» самостоятельно в уделе, в 12-летнем возрасте успешно участвовал во главе полка в походе против половцев. Отличался коварством, жестокостью, вероломством, проявив эти качества в отношениях с Рязанью, Новгородом, Псковом. Отличился в период после битвы при Калке в обороне западных рубежей Руси: в 1226 г. — отразил емь (тавастов) в Финляндии, в 1227 г. крестил карелов, в 1228 г. участвовал в новых походах на емь и мордву, в 1234 г. на границах Пскова отразил наступление ливонцев, в том же году нанес поражение литовцам, беспокоившим Тверь (битва при Дубровне). Был властен, несправедлив, за что и был изгнан киевлянами, возмущенными его распоряжениями. После битвы при Сити 4 марта 1238 г. и смерти князя Юрия по старшинству занял великокняжеский престол во Владимире. Хитростью вошел в доверие к ордынским ханам. 51. Михаил Всеволодович Чермный (Черниговский) 1235—1237 гг.*, 1238 г.**, 1239 г.*** (* Погодин М.Н. Исследования. — Т. IV. — М.,1855.—С. XXXVI. ** Советская историческая энциклопедия. — Т. 9. — С. 513. *** Русский биографический словарь. — Пг., 1918. — Т. Ро — Ря. — С. 178). Михаил Всеволодович Черниговский Михаил Чермный Черниговский Михаил Чермный Всеволодович Черниговский Св. Михаил Черниговский Титулы: Князь Черниговский. Великий князь Киевский. Родственные связи: Сын Всеволода Святославича Чермного. Внук Казимира II Справедливого, короля Малой Польши» Мать — дочь польского короля. Жена — венгерская принцесса. Внешнеполитические события: Присутствовал на Совете князей перед битвой при Калке в качестве «младшего князя». После битвы был приглашен в Новгород князем-военачальником: служил там в 1225—1226 и в 1228—1232 гг. Занял престол в Киеве по соглашению и при содействии Даниила Галицкого. В 1238 г. при приближении татарских войск к Киеву позорно бежал, хотел укрыться в Польше у своего деда, но не был там принят. Скрылся в Венгрии, затем вернулся на Русь после 1240 г. Убит в 1246 г. ханом Батыем в Сарае за отказ поклониться монгольским бурханам (идолам). Был канонизирован православной церковью как «Святой благоверный князь Михаил Черниговский» (20 сент. в том же г.). 52. Ростислав III Мстиславич Смоленский 1239 г. Титулы: Великий князь Смоленский. Великий князь Киевский. Родственные связи: Сын Мстислава Давидовича Смоленского. Жена — Анна, принцесса Венгерская (Угорская). Внешнеполитические события: Участвовал в битве при р. Калке в 1224 г. в возрасте 22 лет, был ранен, но не оставил поле боя. С 1229 г. Жил в Польше. Узнав о бегстве Михаила Чермного из Киева, вступил со своей небольшой дружиной в город и провозгласил себя Великим князем (в возрасте 35 лет). Однако спустя несколько месяцев был изгнан оттуда Даниилом Галнцким как старшим из рода Рюриковичей, четвероюродным братом. Был взят в плен Даниилом и увезен им в Венгрию, где и умер (1240 г.). 53. Даниил Романович Галицкий 1239 г. Даниил Волынско-Галицкий. Даниэль I, король Галиции и Лодомерии (с 1253 г.) Титулы: Князь Владимир-Волынский. Князь Галицкий. Великий герцог Галиции. Великий князь Киевский (последний князь Киевской Руси) . Внешнеполитические события: В детстве и юношестве жил в Польше и в Венгрии у своих родственников-королей. В Венгрии занимал видное положение при дворе короля Андрея II Иерусалимского, который, не имея мужского потомства, хотел выдать свою дочь за Даниила и оставить ему венгерский трон. Однако в 1214—1220 гг. Галицию захватил венгерский бан — Каломан, провозгласивший себя королем Галиции, и Даниилу пришлось вернуться в свой старый удел — Владимир-Волынское княжество, чтобы не потерять и его. В 20— 30-е гг. XIII в. Даниил принимает активное участие в русской внешней политике. Он храбро участвует в битве при Калке, причем его дружина выстояла, сохранила себя в большей степени, чем другие, и отступила в порядке, избежав пленения. В 30-е годы с помощью своих западных связей Даниилу удалось вернуть себе Галицию, Поэтому он участвовал в различных коалициях католических держав, в частности выступал на стороне папы римского против германского императора Фридриха II Гогенштауфена. Заняв по праву старшего в роду Рюриковичей Киевский престол, Даниил оставляет Киев в конце 1239 — начале 1240 г. под натиском татаро-монгольских войск. Но, возвратившнсь в Галицию, он еще пытается в 1240—1242 гг. организовать антитатарскую коалицию восточноевропейских государств: Галицко-Волынского королевства, Польши, Венгрии, Чехии и Силезии. Однако несогласие монархов этих стран, а также активизация набегов литовских князей с севера на Волынь заставляют Даниила оставить планы возвращения на Русь и фактически связать судьбы своего княжества-королевства с католической Европой, что оторвало эту часть Руси от России на целых 700 лет (1239—1939 гг.), когда Западная Белоруссия и Западная Украина (т. е. Волынское и Галицкое княжества) вновь были воссоединены с Россией (СССР). 5. ДИНАМИКА СКЛАДЫВАНИЯ, ОБЪЕДИНЕНИЯ И РАЗДРОБЛЕНИЯ ТЕРРИТОРИИ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА КИЕВСКОГО И ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ, СЛОЖИВШАЯСЯ НА РУСИ К 1240 г. В РЕЗУЛЬТАТЕ МОНГОЛО-ТАТАРСКОГО ВТОРЖЕНИЯ 907—911 гг. Устанавливаются пределы Древней Руси в виде неширокой полосы от Финского залива и Ладожского озера до Крыма и Черного моря, идущей вдоль речного пути «из варяг в греки» и имеющей два значительных «расширения» — в районе Новгорода до Чудского озера и в районе Киева до Переяславля и течения р. Суда. Таким образом, к началу X в. северные и южные пределы Руси уже обозначены четко и проходят по капитальным географическим рубежам, «от моря и до моря», в то время как западные и особенно восточные рубежи еще совершенно неясны, аморфны, расплывчаты. Фиксация северных и южных пределов Русского государства — заслуга дипломатии Олега. 912— 957 гг. Игорь, не обладая дипломатическими способностями Олега, поступал во внешней политике как мелкий скандинавский конунг, руководствуясь лишь требованиями своей дружины и не понимая, что руководство большой державой обязывает ориентироваться не иа свое ближнее, дворцовое окружение, а на массовые настроения народа в целом, на его коренные интересы. Эта коренная ошибка в политике (свойственная, кстати, и в другие эпохи, например Николаю [I и ряду иных деятелей) неизбежно влечет крах подобной политики. Игорь ради дружины нарушил договор с греками (Византией), за что пострадал, а второй раз, также по совету дружины, пошел дважды собирать дань с древлян, в результате чего вызвал их восстание и был убит. Он чуть было не поставил Русь спустя меньше чем столетие после ее образования на грань распада. И лишь мудрая, терпеливая и в то же время целеустремленная и жесткая внешняя политика Ольги спасла положение, держава вновь укрепилась. 957—972 гг. Святослав отличался выдающимися полководческими способностями, но политически был беспечен и недальновиден. Ради участия в войне, в военной добыче и в завоеваниях он фактически превратился в наемника хитрого византийского императора Никифора Фоки, для которого вел войны с болгарами, разбил болгарского царя Петра. Но когда он сам захотел воспользоваться плодами своих побед в Болгарии и перенести столицу поближе к византийским границам, то император Византии Иоанн Цимисхий не только двинул против него все военные силы империи, причем вероломно, ибо Святослав считался союзником, но и натравил на Святослава, уходящего на Русь с малой дружиной, печенегов, напавших на княжескую ставку ночью и убивших князя. 972 г. После его смерти Русь оказывается раздробленной на 3 княжества: Киевское (Ярополк); Древлянское (Олег-младший); Новгородское (Владимир). 988— 1014 гг. Владимир I Великий ценой убийства братьев и войны объединил Русь. Но перед своей смертью он разделил ее вновь на 12 административных единиц — земель: 1) Новгородское княжество (Вышеслав); 2) Полоцкое княжество (Изяслав); 3) Черниговское княжество (Вячеслав); 4) Туровское княжество (Святополк); 5) Ростовское княжество (Ярослав); 6) Муромское княжество (Глеб); 7) Древлянское княжество (Святослав); 8) Владимир-Волынское княжество (Всеволод); 9) Тмутараканское княжество (Мстислав); 10) Псковское княжество (Судислав); 11) Переяславское княжество; 12) Киев и собственно Киевское княжество (Киевский стол). Это вновь вызывает междоусобия. Объединителем выступает Ярослав Мудрый. Вновь войной он подчиняет себе слабейших и договаривается только с одним сильным, как и он, Мстиславом Тмутараканским, разделяя с ним с 1026 г. Русь на две части: западнее Днепра (Правобережье) и восточнее Днепра (Левобережье), а после смерти Мстислава (1036 г.) вновь объединяет в своих руках всю тогдашнюю Русь. Границы Руси к 1054 г., т. е. к середине XI в., обозначились ясно: на западе граница шла по Финскому заливу, р. Нарев, р. Западный Буг и до истоков Вислы и Карпатских гор. На юге граница доходила до верховьев рек Прут, Ингул, Ворскла, Хопер и Медведица. На востоке достигала устья р. Оки и шла на север по р. Волге до впадения в нее р. Мологи, а оттуда на север до Белого озера и озер Онежского и Ладожского. Ярослав перед своей смертью разделяет Русскую землю на пять частей: 1) Киевское княжество; 2) Черниговское княжество; 3) Переяславское княжество; 4) Смоленское княжество; 5) Владимир-Волынское княжество. Кроме того, остаются совершенно обособленными от великого князя еще два русских государственных образования: 6) Новгородское княжество (в 1054—1126 гг.) и 7) Полоцкое княжество (со скандинавской династией). И вновь начинаются междоусобия между владельцами семи частей Руси. Эти распри продолжаются в течение почти полустолетия и дополняются нажимом на Русь с юга степных кочевых народов. В 1097—1100 гг. На съездах в Любече и Витичеве Владимир Мономах военной силой наводит порядок на Руси, объединяет князей на борьбу с основным внешним врагом этого времени — половцами с целью обезопасить южную, степную, самую беззащитную границу страны, в результате победоносной войны с кочевниками устанавливает мир в стране в течение 30 лет. Перед своей смертью он разделяет Русь на два рода княжеств: 1. Подвластные непосредственно Мономаховичам: а) Киевское; б) Переяславское; в) Смоленское; г) Владимир-Волынское; д) Суздальское; е) Новгородское (номинально). 2. Неподвластные его династии, но союзные независимые княжества: а) Черниговское; б) Полоцкое; в) Червенское. Кроме того, в период правления Владимира Мономаха и его старшего сына Мстислава Великого устанавливается связь Руси с Чудью (Южная Эстония) и с Камской Булгарией на началах данничества последних. 1125 г. Мстислав I, следуя политике объединения Руси, уничтожает прежде всего главного аутсайдера — Полоцкое княжество, ликвидируя его самым радикальным образом — путем выселения (депортации) всего княжеского рода, всех старших князей полоцких, а также троих их сыновей, двух внуков с женами и детьми, т.е. не оставляя «на семя» ни единого мужчины из этого княжеского клана в пределах России и высылая их в Византию. Однако междоусобица вновь вспыхивает из-за притязаний Юрия Долгорукого на Киевский престол. Занимая крайний северо-восточный угол «империи Рюриковичей» своим Суздальским княжеством, Юрий объединяется с независимыми черниговскими и червенскими (позднее галицкими) князьями, занимающими юго-западный угол и центр «империи», и таким образом стратегически «взрывает» и «разрывает» на части единую сплошную территорию под властью Киевского князя, превращая ее в трудноуправляемые или даже неуправляемые изолированные «куски». 1136 г. В этот же период окончательно отпадает от Киевской Руси Новгородское княжество (1136 г.). Гибель Руси и ее раздробление на мелкие части наподобие Германии предотвращает только смерть «главного возмутителя спокойствия» Юрия Долгорукого в середине XII в. (1157 г.). С 1157 г.развитие идет не по линии измельчания дробных территориальных единиц, а по линии падения влияния Киевского княжества, на троне которого оказываются бездарные, слабые лица, и по линии сокращения военной силы и территории Киевской Руси, по линии превращения Киевского трона в номинальный. Киев приходит в упадок. Начинает расти новое государство на северо-востоке — вначале Ростово-Суздальское, а затем Владимиро-Суздальское и Владимирское великое княжество. Этот процесс происходит на рубеже XII—XIII вв. и резко усиливается в первые десятилетия ХIII в. Однако он прерывается монголо-татарским завоеванием в 1238 г. С 1240 г. начинается монгольский период истории Руси. 1240 г. После нашествия татаро-монголов и падения Киева Русь фактически уже не представляла единой державы, а состояла из следующих независимых государств: 1) Новгородской феодальной республики; 2) Полоцкого (восстание.) княжества; 3) Ростово-Суздальского великого княжества (затем Владимирского); 4) Смоленского великого княжества; 5) Галицко-Волынского княжества; 6) Псковской городской феодальной республики; 7) Рязанского княжества (позднее — Рязанского великого княжества). Из этих семи государственных единиц четыре — а именно две республики (Новгород и Псков) и два княжества (Полоцкое и Смоленское) — сразу же повернулись спиной к Востоку, постарались всячески отгородиться от остальной Руси, взяв курс на западную ориентацию, ва которую их толкали уже не только географическое положение и торгово-экономические интересы, но и военно-политическая необходимость: агрессивное соседство Литвы и Ливонского Ордена, с одной стороны, и нежелание попасть в татарскую неволю — с другой. Пятая русская держава — Галицко-Волынское княжество, ставшее с 1253 г. королевством, отгороженное от остальной русской территории гигантским пространством владений двух государств — Литовского и Ордынского, прижатое к Венгрии и Польше, испытывающее их военно-политическое давление, — вообще совершенно теряет связь с Русской землей и русской историей на целые 700 лет (с 1239 по 1939 г.). От Руси практически к середине ХIII в. остаются лишь две государственные единицы: Ростово-Суздальское, или Владимиро-Суздалъское, княжество, скрытое в лесах, труднодоступных татарской коннице, но тем не менее разбитое и покоренное после решительной битвы при р. Сити в 1238 г. и готовое вынужденно встать в вассальную зависимость от Золотой Орды, и Рязано-Муромская земля, или Рязанское княжество, чья территория непосредственно граничит с Ордой и руководство которого, чтобы сохранить себя, идет на подневольный, вассальный, но союз с Ордой и затем все более определенно ориентируется на Орду как на дружественное, союзное государство и тем самым все более противопоставляет себя остальным русским землям, и в первую очередь Владимирскому великому княжеству. Практически Владимирское великое княжество остается последним и единственным осколком Древней Руси на протяжении целого столетия (1240—1340 гг.). Формально из его состава в 1247 г. выделяется Тверское княжество. Но фактически это та же самая часть территории, которая ранее составляла Владимирское княжество, и потому речь идет лишь о дроблении все той же вассальной Руси, дроблении, которое затем в следующие 100 лет еще более усиливается. Но именно оказавшееся в самом центре остатков русских земель Владимирское княжество и становится тем ядром, вокруг которого начинают зреть силы для новой консолидации Руси. Точнее говоря, в самой Владимирской Руси начинает вызревать новый центр объединения русских земель, и этот центр не совпадает с самим Владимиром, а перемещается в течение столетия-полутора по всей территории Владимирского великого княжества, пока наконец прочно не обосновывается в Москве. Москва становится во главе Русской земли все заметнее с конца XIV — начала XV в. и уже совершенно заметно тогда, когда столица переносится из Владимира в Москву (1426 г.). Но и с этого времени должно пройти по крайней мере еще полстолетия, чтобы московские великие князья настолько сильно осознали свое могущество и сложность стоявших перед ними исторических задач, что решили начать создание особого внешнеполитического ведомства, т. е. порвать с традицией единоличного, секретного ведения внешней политики — традицией, которая насчитывала уже половину тысячелетия. Тот момент и был, несомненно, видным историческим рубежом в истории внешней политики Русского государства. Но чтобы он наступил, необходимо было, чтобы прошло почти 250 лет — два с половиной века после ордынского завоевания, т. е. с 1240 г. Этот период был переходным и в развитии Русского государства, и в истории российской внешней политики, и особенно в истории русской дипломатии. В этот переходный период действовало несколько русских государств, из них крупных оставалось все время два: Владимирское великое княжествои Новгородская феодальная республика. От них отпочковались и начали собственное независимое развитие или сохранились после 1240 г, следующие русские государства меньшего ранга: Тверское великое княжество; Московское великое княжество; Рязанское великое княжество; Смоленское великое княжество; Псковская городская феодальная республика. Из последних пяти исторически выжило и продолжило историческое развитие лишь Московское государство. Остальные погибли и были проглочены Литвой или Москвой. Поэтому, чтобы получить правильное и последовательное представление о том, какие государственные образования действовали на территории России в переходный период, как они взаимодействовали между собой и в какой форме являлись наследниками друг друга, какую линию внешней политики вели и в какой степени их внешнеполитический курс, их организация дипломатической службы, их метод выработки и принятия внешнеполитических решений, их дипломатия нашли продолжение, отражение и стали традиционными для всей последующей внешнеполитической службы России, обратимся к обзору внешней политики двух непосредственных крупных наследников Киевской Руси: 1) Новгородской феодальной республики, просуществовавшей как самостоятельное государство до конца XV в., и 2) Владимирского великого княжества, существовавшего с 1243 по 1426 г., когда Владимир окончательно уступил место Москве и Московское государство стало единственным признанным правопреемником государственности во всей Русской земле. II. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА НОВГОРОДСКОЙ ФЕОДАЛЬНОЙ РЕСПУБЛИКИ: ЕЕ ОСОБЕННОСТИ, НАПРАВЛЕННОСТЬ, ОРГАНИЗАЦИЯ И РУКОВОДСТВО (1136—1471 гг.) 1. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ Обособление Новгорода как государства от остальной Руси началось с 30—40-х гг. XI в. В основе этого обособления формально лежал акт об освобождении Новгорода от уплаты ежегодной дани великому князю, дарованный городу и его «пригородам», т. е. всей Новгородской области от Ладоги до верховьев Днепра, Западной Двины и Волги, Ярославом Мудрым в 1019 г. Происхождение этой льготы таково. Ярослав был посажен в Новгороде князем в качестве наместника еще своим отцом Владимиром I. Победив Святополка при явной и сильной поддержке новгородцев и утвердившись в Киеве великим князем, Ярослав, видимо, в силу предварительного обещания даровал новгородцам за эту помощь освобождение от дани, что и было письменно засвидетельствовано в так наз. «Ярославовых грамотах». Этот документ, однако, до нас не дошел. Его полного содержания и его формулировок мы не знаем. Неизвестно нам и то, даровалось ли освобождение от дани навечно или же на время жизни Ярослава Мудрого. Возможно даже, что подобного документа не существовало или что он был изготовлен позднее или фальсифицирован, ибо в XV в. новгородцы не могли предъявить его московскому правительству, и Новгород был как республика ликвидирован в 1471 г. Иваном III и присоединен к Москве. Важно, однако, то, что начиная с середины XI в., т. е. сразу после смерти Ярослава Мудрого, его льгота стала интерпретироваться новгородскими местными городскими властями как свидетельство внешнеполитической автономии, а затем и независимости Новгорода и в течение следующих ста лет — с 1054 по 1136 г. — служить для постепенного выторговывания и отвоевывания у киевских князей все новых и новых льгот, поблажек и прямых отступлений от своих суверенных прав в отношении Новгорода и всей Новгородской земли. Это и привело в конце концов к формальному отделению Новгорода, к созданию и провозглашению Новгородской феодальной республики как совершенно самостоятельного, независимого Русского государства со своей особой внешней политикой. Конечно, не сам акт Ярослава, носивший вначале чисто финансовый, фискальный характер, был истинной основой обособления Новгорода от Древней Киевской Руси, а различия в хозяйстве, в экономике Киева и Новгорода, во внешнеэкономической, внешнеторговой, а потому и во внешнеполитической ориентации этих двух государственных образований. Но акт Ярослава Мудрого был важным стимулом, предлогом и формальным толчком к такому обособлению. Поскольку наличие или отсутствие даннических отношений было в ту эпоху (X—XI вв.) главным мерилом суверенитета и внешнеполитической независимости, то чисто финансовый акт объективно приобрел характер основополагающего внешнеполитического документа, на который всегда (в течение 250 лет!) ссылались новгородцы, оправдывая свой сепаратизм. Внешнеэкономическая и внешнеполитическая ориентация Новгорода и его «пригородов» — Ладоги, Изборска, Белооэера, Яма и Торжка, Пскова, Порхова, Великих Лук — объяснялась, во-первых, их географическим положением, во-вторых, историческими связями и, в-третьих, хозяйственными особенностями новгородских земель. 1. Центром Новгородской земли, т.е. Новгородского государства и его колоний, был северо-западный угол Руси, тесно примыкавший к Балтийскому морю, В этом регионе географически господствовала так наз. Алаунская возвышенность, откуда начинались все сколь-ннбудь значительные русские реки. На юг отсюда истекал Днепр; на запад — Западная Двина, Свирь, Нева; на восток и юго-восток — Волга; на северо-восток — Сухона; на север — Волхов, Онега и Северная Двина со своими притоками, из которых крупнейшими являлись Вага и Юг (Юки). В условиях лесистой, болотистой, бездорожной, непроходимой и непроезжей для конницы местности реки как транспортные артерии имели колоссальное стратегическое и хозяйственное значение. Кто владел рекой, тот владел и страной, лежащей в ее бассейне. Теснее всего Новгород был связан с западом и севером, куда шли от него полноводные и относительно короткие водные пути. 2. Исторически Новгород тесно был связан со Скандинавией. Оттуда пришли первые князья. Из Новгорода они часто выезжали туда в изгнание, для набора новых дружин, за оружием и просто в гости. Из Скандинавии — из Норвегии и Швеции — в Новгород непрерывным потоком приезжали скандинавы: отчасти для службы, но главным образом в гости либо к своим родственникам -князьям, либо к своим родственникам-купцам, либо к своим родственникам — наемным дружинникам. При княжеских дворах именно в Новгороде чаще, чем в Киеве, воспитывались скандинавские принцы из семей изгнанных из Норвегии и Швеции конунгов. Эти частые и многочисленные гости приезжали нередко со своими слугами, с купцами-торговцами да и сами привозили товары для продажи или чаще скупали в Новгороде и увозили с собой в Скандинавию разные товары, в основном легкие для транспортировки, и дорогие, ценимые в Европе новгородские меха. Отсюда понятия «гости» и «купцы», «торговцы» оказались тесно связанными и в конце концов полностью стали отождествляться с торговцами, которые не являлись вообще ни родственниками, ни гостями тех иностранцев, которые проживали в Новгороде. За скандинавами, частыми посетителями Новгорода в IX, X и до середины XI в., стали приезжать и немцы — вначале датские, «балтийские» немцы, затем вообще ганзейцы, затем голландцы. Так укрепилась, сделалась традиционной связь Новгорода с Балтикой (балтийскими странами). Новгородцам легче было сделать набег на Финляндию или Швецию, чем добраться до лесостепи внынешних Тульской, Калужской или Орловской областях. Нарва, Ревель, Дерпт, Рига, Выборг, Або, Стокгольм, Висбю (о-в Готланд), Данциг, Любек — эти адреса как пункты регулярных поездок новгородских купцов отмечают летописи, акты и договоры Новгорода в XI, XII, XIII и XIV вв. До сих пор сохранились тексты договоров Новгорода со Скандинавией и Ганзой в 1195, 1252—1256, 1270, 1323, 1326 гг., не говоря уж о более поздних годах. Новгородско-ганзейская, новгородско-европейская внешняя торговля велась интенсивно, масштабно и регулярно, в то время как внутренней торговли в нашем современном понимании у Новгорода практически совершенно не существовало. И уже одно только это обстоятельство должно было сильно отличать Новгород от других русских государств и придавать его внешнеэкономическим связям основополагающее значение для его внешнеполитической ориентации. Изменить же свою ориентацию он не мог — это было бы равносильно его ликвидации как особого государства. Вот почему он держался своей прозападной (проганзейской) ориентации до последнего, до конца XV в., т.е. до того момента, когда эта ориентация пришла в явное противоречие с внешнеполитическими интересами Московского государства. Весьма показательно, что фактическое обособление Новгорода от остальной Руси было настолько разительно, настолько бросалось в глаза современникам, что уже спустя 40 лет после формального провозглашения новгородской независимости даже тогдашние русские князья воспринимали Новгород как иностранное государство, а не Русь. Так, в 1178 г. летописец отмечал: «Прислаша новгородци мужи свои ко Мьстиславу Ростиславичу, зовучи и Новгороду Великому. Он же нехотяше ити из Руськой земли... Хотя страдати за отцину, хотя исполни-ти отечьствие свое. Мужи свои ре куче ему: брате, аще зовуть тя с честью, иди. Он же рекучи: А тамо ци не наша отцина»*. (Цит. по Русские юридические древности. — Т. II. — СПб., 1896. — С. 345). К сожалению, историки новейшего времени совершенно упускали из виду это обстоятельство и даже игнорировали его, приписывая все факты (в том числе и внешнеполитические) из истории Новгорода общерусской истории, общерусскому государству, хотя они вовсе того не касались, а относились, строго говоря, к иностранному государству с другой, не русской, часто совершенно противоположной внешней политикой. 3. Хозяйственной особенностью Новгорода, спецификой его экономики было то, что она целиком базировалась не на производстве, а на двух экономически преходящих, конъюнктурных устоях: 1) экстенсивном использовании природных экономических богатств страны, выражавшемся в собирательстве, охоте, рыболовстве и в ограблении (буквальном) подвластных даннических народов (кареов, чуди, пермяков, манси, ненцев, лопарей, югров, комиутиров), в хищнической эксплуатации природных ресурсов; 2) внешней торговле (уже охарактеризованной по своему направлению выше) и в реэкспорте (спекулятивном) западных товаров в глубь Руси, а русских и восточных товаров — на Запад. Сам Новгород ничего не производил, в том числе и не вел даже сельского хозяйства, закупая хлеб каждый раз там, где было выгоднее и удобнее, — либо в Германии, либо в русских княжествах, расположенных южнее и восточнее самого Новгорода (Суздальском, Нижегородском, Московской). Отсюда и непонятные нам ныне резкие смены экономической конъюнктуры в Новгороде — от пышного процветания, когда пуд хлеба и пуд меда стоили несколько копеек — буквально 2 - 2,5 коп., и до жесточайшего голода, когда ели человеческие трупы, крыс и собственных детей, причем подобные периоды сменялись не спустя десятилетия, а нередко спустя год-два. Беспечность, неумение и нежелание делать запасы, экономно расходовать ресурсы, непредусмотрительность и наряду с этим бездумное растранжиривание природного сырья и дешево доставшихся товаров зачастую просто поражают историка. Чтобы стали понятны масштабы и характер экстенсивной экономики, которая велась Новгородом на протяжении почти трех столетий непрерывно и привела к истощению природных ресурсов и тем самым к ликвидации экономической и политической независимости этой феодальной республики, перечислим статьи поступлений от экстенсивных промыслов и от грабежей колоний: 1. Охота на пушного зверя: белку, куницу, горностая, соболя, рысь, лису, волка и медведя. Масштабы этой охоты исчислялись десятками, сотнями тысяч и даже миллионами шкурок пушных зверей. Это привело к полной ликвидации популяции соболя в европейской части России уже в XIII в., к резкому снижению количества рысей к XV в. и медведей к XVII в. 2. Охота на красную дичь — лосей, благородных оленей, барсуков, зайцев, кабанов, и пернатую дичь — рябчиков, куропаток, глухарей, тетеревов, диких серых гусей, лебедей. До XIII в. этот род охоты носил хищнический, истребительный характер и был в XIV—XV вв. несколько сокращен из-за более строгого введения постов. Зато усилилось хищническое истребление рыбы в результате затон-ного (закольного) и неводного рыболовства лососевых пород рыбы, распространенных в землях Новгорода (семга, лосось балтийский, рыбец, сиг и др.). 3. Собирание ягод в лесах (клюквы, голубики, черники, морошки, куманихи, водяники, земляники, малины, брусники) и грибов (сотнями тысяч, миллионами бочек). 4. Бортничество, т. е. собирание меда и воска, производимых дикими лесными пчелами в колодах и в дуплах деревьев (в бортях). Бортничество сопровождалось в большинстве случаев полным разорением бортей в дуплах (чтобы добыть мед, иногда даже подрубали или спиливали высокое толстое дерево, уничтожая ради единичного сбора всякую перспективу дальнейшего производства, а также саму по себе пчелиную семью, ибо, выгребая мед и выскабливая воск из дупла острыми скребками, не только варварски уничтожали рабочих пчел, но и раздавливали матку). В результате к началу XV в. ресурсы меда и воска были сведены почти на нет, хотя в XI—XII вв. с новгородских буянов (складов под открытым небом) отправляли сотни тысяч тонн меда и воска в Западную Европу и Средиземноморье, в том числе в такие далекие «точки», как Брюгге, Остенде, Кёльн, Константинополь, Александрия (Египет). Особой статьей доходов было ограбление колоний и населяющих их народов, которое велось либо по линии сбора ежегодной дани (ясака), либо просто путем непосредственных наездов-грабежей, совершаемых по мере необходимости (особенно когда Новгород должен был уплачивать контрибуцию в результате поражения в войне). Дань и грабежи были нацелены на получение следующих товаров и продуктов: 1) Драгоценные металлы и драгоценные камни. В них входили: а) уральские драгоценные камни — топазы, аметисты, халцедон, хризолит, сердолик и полудрагоценные — яшма и малахит; б) самородное золото (собиралось на Урале и у лопарей); в) серебро, составлявшее основной драгоценный и денежный металл для Новгорода. Оно получалось в двух видах — в виде так наз. закамского серебра, т. е. готовых серебряных кубков, серебряного оружия работы сассанидских и арабских мастеров, которые скопились на Урале и в Приуралье в период III—VI вв. и находились в капищах и кладах. Второй источник серебра — самородное жильное серебро и серебро в примитивных плавках древних чуди, находимое в заброшенных шахтах в Приуралье (от Тиманского кряжа и до Урала) и в Зауралье. В отдельные годы Новгород собирал от 5 до 15 т. литого серебра самых высших проб (98 % серебра, иногда даже электрума, т. е. серебра с примесью золота, которое древние не могли отделять при плавке от чистого серебра). Серебряный запас концентрировался и хранился в соборе св. Софии в Детинце; г) мелкий речной жемчуг рек, впадающих в Белое море. Употреблялся в основном на изделия (отделку одежды) и продавался поэтому не в чистом виде, а «в деле». Меха только ценные — голубой песец, чернобурая лиса, соболь, получаемые в Обдорье, т. е. не только в результате грабежа, но и отчасти путем мены с народами Сибири. Произведения морского промысла: моржовый «зуб», «зуб» нарвала, тюленьи и моржовые шкуры, ворвань. Продукты охоты на пернатых Севера: а) живых соколов, кречетов как боевых, охотничьих птиц, пользующихся огромным спросом в феодальной Европе и Азии. Новгород поставлял соколов не только в Германию, Францию, Англию, Польшу, Венгрию, но и в Византию, Арабский халифат, Персию, Среднюю Азию; б) сбор гагачьего и лебяжьего пуха на птичьих базарах Севера. 5) Кроме всех перечисленных выше товаров и продуктов, получаемых исключительно путем экстенсивной эксплуатации природных ресурсов, Новгород в конце XIV в., в XV в. стал также производить товарный лен и пеньку, а также реэкспортировать из Московского государства и Тверского княжества по рекам (Западной Двине, Волхову) ценную древесину — дуб. Таким образом, все перечисленные выше продукты служили статьями новгородского экспорта в Западную Европу. При этом следует подчеркнуть, что Новгород обслуживал верхушку западноевропейского общества, удовлетворял его нужды и нужды католической церкви, ибо лишь королям, герцогам, князьям, марк- и ландграфам шли соколы, кречеты, нарвалий «зуб» и моржовая кость, лишь им шли горностаевый и соболий меха, а также чернобурки, шкуры рыси, медведей, гагачий пух и драгоценные и полудрагоценные камни; лишь римская курия нуждалась и могла себе позволить тысячетонные закупки воска, лишь к столу знати шел русский ставленый питный мед, сделанный из меда лесных пчел и сока русских лесных ягод, лишь на военные нужды западноевропейских государств, на их военные флоты шли дуб, пенька, лен и ворвань из Новгорода. Именно этим «антипатриотичным» характером новгородской торговли объяснялось то, что Запад снабжал Новгородскую республику тем, чем он всегда отказывался снабжать другие русские государства, т. е. «стратегическими товарами» — свинцом, оловом, латунью, чистой рафинированной медью, бронзой, железом, изделиями из металлов, инструментами для плотников и столяров, сельскохозяйственными орудиями личного труда (серпы, косы), а также красками, тканями [сукнами и тонким (голландским) полотном) и продовольственными товарами, являвшимися предметами роскоши для русских [фруктами, сухофруктами, французскими и мозельскими (рейнскими) винами, голландскими сырами и сельдью]. Важной массовой статьей импорта Новгорода «от немец» был, к сожалению, хлеб. Бездумно и безрассудно тратить серебро и соболей на то, что с успехом можно было получить в самой стране, лишь употреби добросовестный труд, т. е. менять истинные и непреходящие ценности вроде драгоценных камней на такой дешевый и обыкновенный и к тому же бесследно уничтожаемый «товар», как хлеб, зерно и мука, было в характере русских (новгородских) правителей еще 500—800 лет назад. Получение заморских товаров, особенно инструментов, разумеется, давало преимущества Новгороду перед другими русскими государствами, в виде чисто внешней «культуры», «показного благополучия», но практически с самого начала факт построения экономики исключительно на внешнеторговом обмене и привел к глубокой стагнации Новгорода — он консервировал там производственную отсталость, во-первых, маскируя ее внешними «заграничными» приметами, во-вторых, сдерживая развитие собственных производительных сил, собственных производств, собственной мысли, изобретательства, поисков, предприимчивости в области производства, направляя все силы новгородского народа на «предприимчивость» чисто извращенного характера — торговый обман, фальсификацию продуктов, обвес и обмер, обсчет,подделку денег и т. п., ибо торговля Новгорода не была связана с производством товаров, а носила чисто посреднический характер, поскольку в остальную Русь заграничные изделия поступали через новгородские руки с наценкой и нередко с ухудшением их качества. Таким образом, новгородская внешняя торговля носила антипатриотический, антирусский характер, подрывала экономические потенции русского народа, развращала его исподволь. И поскольку эта внешняя торговля была источником и основой политики и политического статуса Новгорода с его «демократией», то новгородские вольности получили в целом плохую репутацию у русского народа остальной Руси, оставили о себе плохую память в историческом сознании народа, оценивались всегда презрительно, уничижительно, и потому Новгород политически пал при общем равнодушии к этому падению, а отчасти и при явном злорадстве остальной Руси. Только этим обстоятельством и объясняется успех Ивана III, уничтожившего мощную (казалось бы) республику при помощи весьма немногочисленного карательного отряда. Разумеется, иностранные партнеры Новгорода и не думали помогать ему. Они просто радовались, что их конкурент на Балтике и посредник в русской торговле устранен и они непосредственно смогут грабить остальной русский народ, выкачивая из него сырьевые ресурсы, как это они делали в отношении новгородских земель в течение 250 лет. Новгород пал. Это было прямым результатом его внешней политики: откола от остальной Руси, выделения себя из русских земель, ориентации на торговлю с Западом, допущения иностранных купцов, их факторий н капиталов в Новгород как «партнеров», а фактически как непримиримых и корыстных конкурентов, политики обсчета и обмана в торговле с другими русскими землями, т. е. нарушения их интересов ради корысти, политики предоставления Западу сырьевых капитальных ресурсов страны в обмен на эфемерные товары — предметы роскоши и обычный хлеб. Кто же и как практически вел такую губительную внешнюю политику? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ознакомиться с составом новгородского внешнеполитического руководства. 2. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО В НОВГОРОДЕ ВЕЛИКОМ В XI—XV вв. Руководство внешней политикой Новгорода не было централизовано так, как это было в великокняжеской Киевской Руси. а) Решение главных внешнеполитических дел в Новгороде формально принадлежало вечу. Только вече могло дать окончательное согласие на объявление войны или заключение мира с иностранной (или соседней русской) державой, землей, племенем. Только вече санкционировало выплату контрибуции в случае военного поражения (на основе своего древнего права определять все, что связано с монетой в Новгородской республике), а также устанавливало размер дани с колоний, т. е. и в этих как будто бы чисто финансовых вопросах фактически осуществляло и затрагивало высшую внешнеполитическую компетенцию государства. На деле все эти внешнеполитические прерогативы веча, конечно, узурпировались фактически управлявшим в тот или иной период Правительственным советом и составлявшими его высшими должностными лицами, которые закулисно подготавливали решение веча и стремились провести и утвердить это свое решение на открытом вече как якобы «общенародное» и «демократическое». Это обстоятельство создавало дополнительные сложности в осуществлении внешнеполитических акций республики, лишало их абсолютной гарантии, вносило элемент риска и неуверенности при их проведении, заставляло не идти и искать в радикальном, четком внешнеполитическом направлении, а прибегать к компромиссным, часто аморфным внешнеполитическим действиям, что в конечном счете давало негативный результат, ибо вместо сбалансированности, осторожности, осмотрительности внешнеполитической линии на деле получалась туманная, уклончивая, боязливая, нечеткая внешняя политика, которая не прибавляла международного авторитета Новгороду, а постепенно, исподволь лишала республику престижа крепкого государства. Чтобы конкретно показать, по каким линиям «растаскивалась» единая внешнеполитическая линия Новгородского государства, какие конкретно должностные лица и группы, стоящие за ними, могли оказать и оказывали влияние на выработку внешнеполитического курса республики, перечислим состав Правительственного совета Новгородской феодальной республики в период его наибольшего полновластия в XIII в. б) Архиепископ Великого Новгорода, председатель Совета. Видная роль архиепископа в новгородских делах, приобретенная не сразу с XI в., а лишь к XIII в., объяснялась несколькими обстоятельствами: Посреднической и «умеряющей страсти» ролью церкви, которую она приобрела в глазах новгородцев постепенно, выступая всегда арбитром при спорах на самом вече, при спорах веча с князем, при конфликтах и драках новгородских партий и «концов». Часто владыка с крестом буквально разнимал спорящих. Усилением общего политического влияния церкви в Европе в ХШ—XIV вв. в связи с кризисом светской власти. На Руси эта тенденция сказалась еще резче в связи с кризисом княжеской власти в результате поражения князей во время татаро-монгольского завоевания в 20—30-х годах XIII в. Наличием в числе ближайших соседей Новгорода военно-теократических государственных образований — Рижского архиепископства и Ливонского ордена, которые не только давали Новгороду, так сказать, западноевропейский «образец» главы государства, но с которыми легче было вести дела «на равных» представителю однопорядкового церковного сана — архиепископу, чем любому светскому представителю власти. Иными словами, выдвижение архиепископа в Новгороде на роль первенствующего во внешнеполитическом руководстве лица объяснялось локально исторической ситуацией и чисто прагматическими, практическими соображениями новгородских торговых людей. Большей грамотностью архиереев по сравнению со светскими властями (посадником, князем), знанием высшими служителями церкви двух важнейших международных языков средневековья: греческого для сношений с Византией и Востоком и латинского для сношений с Западом (главный язык всех дипломатических документов); общим высоким доверием, которым представители церковной иерархии пользовались у иностранцев по сравнению со светскими деятелями, вероломства и клятвопреступления которых тогда опасались. Далеко не в последнюю очередь влияние церкви объяснялось резко возросшими к середине XIII в. ее реальными экономическими позициями, сосредоточением огромных земельных, денежных (золото и серебро) и имущественных богатств в руках монастырей и соборов, превратившихся в XIII в. фактически в... сберкассы, арсеналы, склады и ломбарды всех состоятельных людей республики, ибо не только их «святости», но и их каменным стенам, чугунным дверям и решеткам, глубоким подвалам и крепким «немецким» замкам доверяли в эту неспокойную эпоху войн и пожаров больше, чем деревянным хоромам и теремам. Так, в соборе св. Софии хранились все реальные и идеальные (т. е. все символические, престижные, политически значимые) ценности Новгородской республики: - серебряный и золотой запасы; - государственная канцелярия и архив; - внешнеполитическая и внешнеторговая документация (грамоты о привилегиях, ратифицированные договоры с иностранными государствами, счетные книги по обмену и ценам на иностранные товары); - печати всех главных должностных лиц — архиепископа, посадника, тысяцкого, князя и большая вечевая печать Новгорода Великого. По всем этим причинам архиепископ автоматически превращался в постоянного и непременного председателя Совета республики, в ее верховного арбитра, в вершителя, оформителя и идеолога ее внешней политики, в первоприсутствующего и в первоподписующего под всеми ее внешнеполитическими актами, особенно под государственными международными договорами. Так, архиепископ не только подписывал договор первым, но и привешивал к важным международным соглашениям Новгорода с иностранными государствами свою кустодию, часто золотую, т. е. золотой футляр, в котором была запломбирована восковая печать с оттиском личной печати архиепископа, которая на особых шелковых шнурах привязывалась через особые проймы к пергаментному листу договора. Чтобы понять истинную роль архиепископа в Новгороде, следует учитывать и то, что архиепископ как лицо, тесно связанное не только с церковными делами, но и с административным и политическим управлением Новгорода Великого, обладал собственной военной силой — имел так называемый «архиепископский полк». Это давало ему возможность не только усиливать или умалять по желанию общую военную силу республики, то придавая свой полк основным вооруженным силам, то изымая его из них, но и реально влиять на те или иные внешнеполитические решения, реально поддерживая или лишая военной поддержки любые внешнеполитические планы и акции. Владыка (как титуловали архиепископа) был и самым крупным землевладельцем на всем протяжении новгородской истории: в его личном владении и во владении подчиненных его юрисдикции монастырей находились не только обширные территории на Севере, равные по площади некоторым европейским королевствам, но и целые процветающие города в главных пятинах Новгородской земли. Без благословения архиепископа даже вече не решалось начать войну или заключить мир. Так что санкция архиепископа во внешнеполитических делах решала в конечном счете все. Лишь такие исключительно сильные в военном отношении князья, как Александр Невский и его отец Ярослав III, могли себе позволить не считаться во внешнеполитических делах с архиепископом, во всяком случае, не всегда советоваться с ним, предпринимая внешнеполитические акты. Но и они задним числом принародно и формально старались сделать так, чтобы их действия воспринимались народом как якобы полностью согласованные и одобренные архиепископом, владыкой. С морально-политическим воздействием церкви принуждены были в то время считаться все без исключения. Иначе и не могло быть в средневековом обществе. Не только князья, но и тем более посадники избегали открытых конфликтов с архиепископом во внешнеполитических вопросах. Борьба если и была между высшим руководством внешней политикой Новгородской республики, то она всегда шла бурно лишь за кулисами и заканчивалась, как правило, «гнилыми компромиссами». Это-то и подтачивало Новгород — исподволь, незаметно, но неуклонно, как червь. в) Новгородский Правительственный советпредставлял собой сложную организацию. Он состоял как бы из трех частей. В первую — основную, главную и решающую — входила тройка администраторов, собственно и составлявших правительство Новгородской республики, каким оно представлялось для внешнего мира. В его состав входили: а) посадник— глава Правительства; б) тысяцкий— начальник над так наз. земщиной и командующий ополчением; в) князь— главнокомандующий вооруженными силами республики. Вторая часть состояла из представителей местной администрации — кончанских, улицких старост и сотских, т. е. из выборных представителей «концов» (районов города), «улиц» (главных городских магистралей) и «сотен» — отдельных кварталов города или ремесленных слобод и артелей. Эти лица, участвуя в правительстве, внешнеполитическими вопросами хотя и занимались, но лишь в плане выражения своего мнения по ним, а не в смысле информированности или подготовки решения по ним. Члены первой и второй частей Правительственного совета, т. е. собственно правящая тройка и группа выборных лиц местной администрации республики, в течение срока исполняемых ими государственных обязанностей носили наименование «степенных» (степенный посадник, степенный тысяцкий, степенный кончанский староста и т. д.), т. е. восходящих на степени (ступени) или помост перед вечем, их избравшим. Титул «степенный» означал, следовательно, «полномочный», «активный» политический деятель. «Степенные» деятели обладали решающим голосом в Правительственном совете. В отличие от них, третья часть членов Совета, в количественном отношении вдвое-втрое большая, называлась «старыми»(старый посадник, старый староста и т. д.) и состояла из лиц, отбывших на активной государственной службе свой срок и вошедших после этого автоматически в состав Совета с совещательным голосом и с правом неограниченной критики действий фактического правительства республики, а также с правом контроля за этими действиями. Все «старые» деятели своим опытом, своими знаниями и в немалой степени своей памятью прошлых государственных дел и обстоятельств, своим политическим и хозяйственным советом должны были содействовать наиболее эффективному проведению внешней и внутренней политики республики. Их опыт аккумулировался и использовался действующим правительством. «Старые» деятели не уходили в политическое небытие, не становились ненужными н разорительными для государства «пенсионерами», а получали полную возможность проявить свои независимые суждения и мудрость на благо Новгороду Великому. Их мнение по внешнеполитическим вопросам имело часто немалое значение, ибо они выступали как главные хранители внешнеполитических традиций. Но они не имели возможности настоять на своих мнениях силой: их авторитет носил чисто морально-политический характер. Их задача состояла в том, чтобы убедить Совет и Правительство в правильности или ошибочности той или иной линии в политике. Главными лицами в области внешней политики оставались кроме уже охарактеризованного архиепископа посадник, тысяцкий и отчасти князь. г) Посадник Посадник Новгорода — это высшее государственное должностное лицо, совмещавшее прерогативы главы правительства Новгородской республики н бургомистра столицы государства. Посадники назначались киевскими князьями с 997 по 1126 г. Сам этот термин указывает на то, что до того, как посадники стали самостоятельными, они сажались, т. е. назначались, приказом великого князя в качестве его наместников в различные города, в том числе и в Новгород. Лишь с 1126 г. новгородские посадники стали выбираться вечем, и в связи с этим прежние функции посадника как наместника князя изменяются: они переходят вначале к новгородскому князю, призываемому вечем посоглашению с великим князем, а затем, с XIII в., просто приглашаемому новгородцами из числа живущих на Руси удельных князей. Посадник же превращается с 1136 г. целиком и полностью в независимого главу правительства Новгородской республики и в этом качестве в главного официального представителя Новгорода Великого в сношениях с другими государствами, хотя теоретически считается, что глава государства в Новгороде — коллективный. Своеобразие должности посадника состояло в том, что он объединял функции главы правительства государства и главы бургомистра столицы, две эти функции с лихвой покрывали третью функцию главы государства. Посадник в области внутренней политики управлял делами «вятших», или «лутших», новгородских людей, т. е. ведал делами боярского и купеческого сословий, распоряжался всем, что касалось господствующих классов республики, держал в своих руках боярство, купечество и своеземцев (крупных землевладельцев), обеспечивающих прочность или, наоборот, неустойчивость посаднической власти. Своеобразие посаднической должности и ее функций, ее непохожесть на должности других глав республик в феодальном обществе определялись особенностями самой сущности Новгородской республики и ее центра — Новгорода. Новгород был не просто городом, но и «империей», хотя о ней не упоминали, но считали, что существуют лишь полноправная столица и ее «пригороды», т. е. все другие города страны. Но кроме «пригородов», некоторые из которых, такие как Псков, сами стали со временем государствами, существовала еще обширная страна с колониями, тянувшимися вплоть до устья Оби, за Уральский хребет. И отмахнуться от этого факта было невозможно даже по чисто практическим причинам, ибо как раз колонии и были объектом притязаний иностранных государств и именно в них в первую очередь сталкивались внешнеполитические интересы и даже решались некоторые вопросы внешней политики Великого Новгорода, как, например, в Заволочье, где новгородско-норвежское противостояние было по крайней мере пару веков очень острым. Вот почему если на Западе города-республики выделялись, изолировались от окружавшей их империи и потому невольно становились в положение сепаратных, независимых оазисов-точек в море феодальной страны, то с Новгородом дело обстояло совершенно иначе: он как спрут пускал свои щупальца во все стороны и все поры обширной империи и высасывал из нее все соки ради своего роста, своего распухания, но совсем не хотел «отделяться» и изолироваться от этой окружающей питательной среды, без которой он сразу бы погиб. На Западе города-республики имели своей социальной базой ремесло и торговлю, т. е. ремесленную в основном и торговую во вторую очередь, чуждую феодальному обществу буржуазию. Она противилась, она откупалась, она стремилась выделиться, обособиться от феодального общества, ибо оно ей мешало. В Новгороде же, наоборот, город выступал самым крупным и монопольным феодалом, он сливался с феодальным государством в абсолютно нерасторжимый, неразрывный организм, о чем красноречиво свидетельствовало соединение в должности посадника функций главы правительства феодальной республики и функций главы городского магистрата, бургомистра столицы. Именно столица, она же государство, выступала в качестве руководителя всей торгово-промысловой деятельности, не опиравшейся на то или иное производство, т. е, ремесло, сельскохозяйственное производство и т. п. В Новгородской республике город-столица выступал в качестве основного централизатора всей политической и хозяйственной жизни страны, а на Западе, наоборот, в роли сепаратиста. Иными словами, вопреки видимости сходства формы — городской республики — сущность феодальной республики на Руси и на Западе была абсолютно различна, кое в чем даже противоположна. Короче говоря, история, опыт, практика веков убедительно доказывали и доказали, что без централизации и монополизации всякой деятельности существование русских государств невозможно, независимо от того, какие они по форме государственного устройства — наследственная монархия, выборная монархия или республика. Все эти формы были опробованы одна за другой веками с одним и тем же результатом: все они разваливались, как только образовывалась брешь в едином, крепкам, тотально централизованном управлении. И Новгород Великий доказал это одним из первых и весьма дорогой ценой для всей остальной России. Сосредоточение в руках республиканского руководителя — посадника — двух важнейших государственных функций феодального города уже говорило о том, что провести принцип «равенства», «демократизма», «равной ответственности» было невозможно в реальных условиях русского общества даже в ту весьма патриархальную и простую, примитивно-демократическую эпоху. Прерогативы должности посадника еще более подтверждали, что общества вынуждено было в силу прагматических соображений идти все более в сторону усиления единоначалия, даже тогда, когда теоретически оно стремилось к совершенно противоположному идеалу. Так, срок службы посадника вначале не определялся. Считалось, что он может быть сменен в каждую минуту, как только лишится поддержки веча. Но он мог просидеть на этом посту и пожизненно, если вече не имело ничего против. Более того, посадников могли призывать по нескольку раз, если на опыте обнаруживалось, что новые (или новый) посадники ведут дела хуже какого-то прежнего, старого, В таком случае их безжалостно сменяли и выбирали вновь того, кто запомнился Новгородскому вечу как более справедливый, мудрый и сильный. В то же время посадники избирались традиционно из довольно узкого круга одних и тех же боярских (благородных) новгородских семей (фамилий), так что в известной степени эта должность на протяжении XII—XIV вв. начинает носить некий «наследственный» характер. Это объясняется опять-таки чисто прагматическими соображениями — лиц из посаднических фамилий с детства воспитывают весьма тщательно, внушают исторические традиции семьи, посылают на учебу за границу, дают возможность совершать ознакомительные поездки по республике и за рубеж в юношеском возрасте. Как правило, все посадники владели одмим-двумя иностранными языками, в первую очередь разговорными, — немецким, шведским, польским — для непосредственного ведения переговоров с представителями Швеции, Ганзы, Литвы и Польши, т. е. с западными соседями Новгородской республики. Однако вражда между посадническими семьями, их борьба за власть, создание вокруг этих семей фактических партий — все это нивелирует те положительные черты, которые имеются в посаднической должности и ведет к неуклонному подрыву и посаднического авторитета в целом и к подтачиванию политического единства республики как по внешнеполитическим, так и внутриполитическим вопросам. С 1126 по 1354 г. в Новгороде существовал один «степенный» посадник при наличии любого числа «старых», остававшихся к тому времени в живых. С 1354 г. была введена коллегия посадников из шести человек, из числа которых ежегодно правящим («степенным») избирался один, так что за шесть лет каждый из членов этой коллегии правил один раз. В Новгороде все это было «опробовано» еще 500 лет назад. Система шести посадников при одном правящем сохранялась до 1416 г. В 1417 г. коллегия посадников была увеличена до 12, а в 1423 г. — до 24 человек, и «степенные» посадники стали избираться на каждые полгода, т. е. «демократия» так развратила всех, что никто не хотел никому уступать, лишь бы «вкусить от власти» хоть на несколько месяцев. Как же это все повлияет на страну и народ, никому не было до этого дела. Результатом был полный кризис государственной власти, который через 60 лет, в 1471 —1478 гг., привел к ликвидации Новгородской республики, к присоединению ее к Московскому княжеству и к «выводу», т. е. к переселению из Hoвгорода почти половины его населения в другие города в глубь России. Посадник в Новгороде в период своей реальной власти, т. е. в XII—XIV вв., был вторым после архиепископа лицом, подписывающимся под международными договорами и другими внешнеполитическими документами. Он также прикладывал или привешивал (в зависимости от важности документа) свою кустодию, или печать, справа от печати архиепископа. Кроме того, в договор вписывалось, что он, посадник, целовал крест в верность данному договору и данной при этом клятве, чего не требовалось от архиепископа как духовного лица. д) Тысяцкий В Новгороде эта должность была связана с управлением земщиной, т. е. основным сельским населением Новгородской республики на всем ее протяжении, включая колонии, и «черными людьми», или «меньшими людьми», в самом Новгороде и в его «пригородах», т. е. во всех других городах республики. Таким образом, тысяцкий «управлял» трудовым, производственным населением государства или, иными словами, большинством населения. Вследствие этого он соединял ряд разнородных функций: возглавлял земское войска, т. е. гражданское ополчение, призываемое в случае серьезной опасности войны, когда профессиональные военные формирования Новгорода были недостаточны. Кроме того, в его постоянные «военные» обязанности входил надзор за всеми укреплениями Новгородской республики — пограничными, фортификационными и т. д., т. е. саперно-инженерная и оборонно-строительная службы армии, поскольку средства для этой деятельности взимались также в основном с земства; в более широком смысле тысяцкий нес ответственность и за всю службу тыла армии (транспорт, снабжение войск, связь), поскольку для этих целей необходимо было участие всего населения страны; как глава выборной администрации «черных людей», тысяцкий представлял на вече интересы этого сословия и в целом рассматривался как заместитель посадника по всем вопросам, касающимся низших классов, в том числе осуществлял в отношении этого сословия судебную и полицейскую власть; будучи, таким образом, представителем низшего сословия в правительстве, тысяцкий участвовал в решении всех государственных вопросов, в том числе и внешнеполитических. Он обязательно принимал участие во внешнеполитических переговорах, следя за тем, чтобы при экономических соглашениях с иностранными государствами были учтены интересы и «черных людей» или, во всяком случае, не были ущемлены. Тысяцкий был поэтому третьим подписующйм договоры лицом и также прикладывал к ним свою должностную восковую печать. Тысяцких, как и посадников, избирали на вече, но голосами только «черных людей». Выбор тысяцких происходил из более широкого круга фамилий, чем посадников, и в роли тысяцких иногда могли оказаться вообще люди из семей, ранее никогда не связанных с этой должностью. Однако тысяцких избирали только на один год, и их смена всегда происходила регулярно, даже если какое-либо лицо было особенно приемлемо на данной должности. В истории Новгорода не было случая, чтобы тысяцкий оставался два срока подряд. Таким образом, в период правления какого-либо посадника мог смениться десяток и более тысяцких. В этом ярко проявлялись сословное неравенство в Новгородской республике, весь аристократический олигархизм новгородской «демократии». И это обстоятельство, несомненно, отражалось на реальном влиянии тысяцких на внешнеполитические проблемы при их показном, формальном равенстве в этом отношении с посадником и архиепископом. Но наиболее талантливые и сильные тысяцкие иногда становились кандидатами в посадники, так что должность тысяцкого была в какой-то степени ступенью к посадничеству. е) Князьв Новгородской республике С 11Зб г., т. е. спустя десять лет после объявления о формальной независимости Новгорода, там устанавливается обязательная выборность князя вечем. Вече окончательно решает, кто из русских князей и какой местной династии должен быть призван «княжить» в Новгороде, хотя кандидатуры на эту должность выдвигаются обычно правящей тройкой. Вопрос о выборе (призвании) князя являлся поэтому всегда важным внешнеполитическим вопросом в новгородской жизни, ибо каждый раз приходилось заново решать его в зависимости от сильно менявшейся обстановки, соотношения сил между десятком княжеств и в зависимости от чисто личных свойств и характера того или иного князя. Сопрягать династи-ческо-политические и личные оценки было в то время большим дипломатическим искусством, и поэтому столь нередки были в то время ошибочные решения, которые исправлялись тем, что новгородцы попросту выгоняли неугодного им князя, или, как тогда говорили, «указывали ему путь». Может показаться странным, что, имея уже трех персональных представителей высшей власти в лице архиепископа, посадника и тысяцкого, обладая обширным и репрезентативным Правительственным советом и, наконец, располагая таким «всевластным» органом, как вече, новгородцы, только лишь освободившиеся от монархической формы правления, все же продолжали приглашать к себе чужих князей и не только сохраняли «должность князя», но и терпели приведенных им своих людей — его двор, его бояр, его охрану. Каковы были мотивы этого? Во-первых, не следует забывать, что то был XII в. — средневековье, когда монархическая форма правления и, главное, патриархально-монархический менталитет были всеобщими, распространенными и естественными явлениями. Князь нужен был прежде всего для престижа и легитимности даже у... республики. (Кстати, будучи уже республикой, Новгород еще сто лет продолжал официально именоваться... княжеством.) Во-вторых, князь нужен был Новгородскому государству прежде всего как военачальник, полководец, предводитель, главнокомандующий всеми вооруженными силами республики и как командир-профессионал собственного наемного войска (дружины). Эти два обстоятельства имели решающее значение при установлении в Новгородской феодальной республике «должности» князя. Но при этом права, обязанности, прерогативы н ограничения княжеской службы были самым скрупулезным образом оговорены в специальном договоре, который вече заключало с князем-военачальником. Самым примечательным в этом договоре, который все время ужесточался по мере укрепления Новгорода, было лишение князя в первую очередь важных политических прав, в том числе ограничение свободы его передвижения по республике, что ставило это высшее должностное лицо чуть ли не в положение иностранца. И, по сути дела, русские князья и были на службе Новгородской республики иностранными наемниками. Отсюда понятен и весь комплекс отношений между князем и вечем (правительством) в Новгороде. Князь, изъявивший согласие на предложение веча быть новгородским военачальником, должен был оставаться в Новгороде до тех пор, пока его держит вече, или на срок, указанный в договоре. Вече могло изгнать князя раньше этого срока найма. Но князь, пожелавший самовольно уехать из Новгорода до истечения срока или вообще самовольно оставить службу, если срок ее все равно не был определен, силой задерживался вечем или против него осуществлялись определенные санкции (брались заложниками его сыновья, конфисковывалось имущество и т. д.). Основными критериями при выборе князя в Новгороде были его личные качества: он должен был быть умелым, квалифицированным военачальником и лично порядочным, справедливым человеком, обладающим государственным умом. Все это выражалось термином «добр». Князь должен быть «добр», т. е. добрым душевно, защищать слабых, не давать грабить сильным, удерживать своих тиунов и слуг, чтобы они не делали «пакостей» народу; и он должен быть «добр» в смысле добросовестного отношения к делу, т. е. лично вникать во все, что касалось его компетенции, войска и управления, самому, не доверяя другим, доглядывать за всем и вообще не лениться нести государственные обязанности; князь должен быть и «добр» в смысле степени своей квалификации, быть «добротен», «добрым молодцем» в ратных делах, опять-таки лично показывая пример отваги, храбрости, мужества. Если князь был «добр», то вече жило в полном согласии с ним. Но если он не был «добр», то вече прогоняло его, «указывало ему путь» — прочь из Новгорода. И выбирало тотчас же другого князя. Если князь был недобр и силен, так что с ним было трудно сладить и невозможно выгнать или наказать, то вече не только шло на открытый разрыв, но и готово было вести войну против такого князя. Примером таких отношений был конфликт Новгорода с Юрием Всеволодовичем, дядей Александра Невского. Сын Юрия, Ярослав III, ушел тайно ночью из Новгорода, нарушив договор, раньше срока. Новгородцы говорили ему: «Не ходи, князь». Но он не послушался и пошел в Торжок, где с войском находился его отец Юрий. Новгородцы послали сказать Юрию: «Князь! Отпусти нам сына своего, а сам пойди с Торжка прочь!» Юрий велел отвечать: «Выдайте мне Якима Ивановича, Никифо-ра Тудоровича, Иванка Тимошкинича, Сдилу Савинича, Вячка, Иваца, Радка (т. е. ряд новгородских должностных лиц, конфликтовавших с князем. — В. П.), а если не выдадите, то я поил коней Тверцой, напою и Волховом». (Иными словами, Юрий намекнул, что, подобно тому как он расправился с враждовавшим с ним Тверским князем, он расправится и с Новгородом, приведя в город, через который протекал Волхов, свои полки, свою конницу.) Новгородцы на это отвечали: «Князь! Кланяемся тебе, а братьи своей не выдадим и ты крови не про-ливай. А впрочем, как хочешь, — твой меч, а наши головы». Одновременно они подготовились к войне: сделали засеки на дорогах, расставили дозорных, укрепили городские стены, поставили вокруг дополнительный острог — словом, твердо решили воевать. Князь не решился идти поить своих коней Волховом, а стал торговаться и за 7 тыс. рублей серебром ушел из Торжка. Итак, основная функция князя в Новгороде — военачальник наемного профессионального войска, кондотьер, обеспечивающий обороноспособность государства и полицейскую власть, внутренний порядок. Одновременно князь — престижный, формальный представитель государства: он созывает вече, посылая своих бирючей бить в набат (эту прерогативу князь делил с посадником), он может председательствовать на вече (вместо посадника или наряду с посадником) и, во всяком случае, должен сидеть в «президиуме» во время веча, придавая тем самым легитимность и престижность этому высшему органу. Но будучи полностью самостоятельным во всем, что касалось военных дел, т. е. организации дружины, войска в целом, выбора стратегии и тактики военных действий, князь был ограничен во внешнеполитическом смысле: внешняя политика, а следовательно, и определение возможного противника вырабатывались не им, а помимо него. Более того, князь был резко ограничен в своих личных внешнеполитических действиях: он не имел права вести сношение с иностранцами, особенно не имел права вести торговлю с иностранными купцами; с 1218 г. князья дают «подписку» никого не лишать жизни в Новгороде; с 1130 г. князья дают присягу, что без согласия веча никогда не оставят Новгорода и не будут въезжать в колонии Новгорода и его пятины из города; с 1136 г. князь лишается права вмешательства в выборы посадника вплоть до того, что не может даже агитировать за угодную ему кандидатуру; с 1156 г. князь отказывается от своего прежнего права приглашать в Новгород епископа из знакомых ему лиц. С этих же пор князю решительно воспрещается разбирать судебные дела и иные жалобы иностранцев, особенно их торговые дела. Он не имеет права подписывать международные договоры Новгородской республики, т. е. в этом отношении стоит ниже тысяцкого. В то же время как военный эксперт князь мог и даже должен был участвовать во всех внешнеполитических переговорах, касающихся пограничных, территориальных и мирных вопросов. Но ему воспрещен въезд во все пограничные районы Новгородской республики: в Карелию, Ижорию, Заволочье, к Финскому заливу, т. е. на шведскую, норвежскую и немецко-ливонскую границы. Что касается управления дружиной, то князь хотя и буквально владел ею как собственностью, ибо набирал и оснащал, содержал свое войско за свой собственный счет, но он в то же время не имел возможности просто приказать дружине и дружинникам выполнить любое его указание. Он должен был... уметь убедить дружину, что то или иное его распоряжение необходимо и в интересах самой дружины. Это обстоятельство заставляло князя, с одной стороны, быть дипломатом, а с другой — сильно связывало свободу его действий по отношению к новгородской администрации. Таким образом, во внешнеполитическом отношении роль князя в Новгородской республике была не только не руководящей, как в Киевской Руси, но и чрезвычайно ограниченной, имевшей лишь совещательное и экспертное значение. Отсюда на практике сильный князь в Новгороде, такой, например, как Александр Невский, пытался всегда вести втайне от новгородской правящей верхушки свою личную внешнюю политику, точно так же как и правящая верхушка в лице архиепископа, посадника и тысяцкого не всегда считала возможным и необходимым извещать князя о своих внешнеполитических планах, если не требовалось их осуществления силой оружия. Внешнеполитическое руководство Новгородской республикой было не только не централизованным, но и усложненным. Оно предусматривало участие в выработке и принятии внешнеполитического курса разных инстанций и специалистов. Внешнеполитические прерогативы предоставлялись разным учреждениям: - вечу — принятие, одобрение или отклонение намеченных принципиальных внешнеполитических решений; - архиепископу — выработка и обоснование внешнеполитического курса, участие в важнейших внешнеполитических действиях, обеспечение грамотности технического выполнения дипломатических акций (документация, язык); - посаднику как главе исполнительной власти государства принадлежало принятие решений по внешнеполитическим вопросам и практическое проведение внешнеполитического курса республики; - тысяцкому как представителю, облеченному доверием простого новгородского люда {т. е. новгородских масс), надлежало обеспечивать поддержку внешнеполитического курса правящего слоя всем населением республики, и потому он также активно участвовал в принятии решений; - и, наконец, князю отводилась роль эксперта и советника по всем внешнеполитическим вопросам, затрагивающим обороноспособность, безопасность, погранично-территориальные дела и оценку военных сил того или иного внешнеполитического партнера или противника, с совещательным голосом в иностранных делах. В соответствии с этим счет «министров иностранных дел» Новгородской республики ведут по посадникам как лицам, официально ответственным за принятие внешнеполитических решений в Новгороде, хотя такой подход можно принять лишь условно, ибо Новгородская республика не знала должности единого руководителя внешнеполитического ведомства. Совершенно аналогичное положение с организацией внешнеполитической службы и в распределении внешнеполитических функций существовало и в Псковской феодальной городской республике (См. Кафенгауз Б. Б. Посадники и боярский Совет в Древнем Пскове //Исторические записки. — Т. 33. — М., 1950). За 317 лет существования независимого посадничества в Новгороде (1161 — 1478 гг.) можно отметить примерно 248 сроков, на время которых избирались посадники. Из них персонально известны замещения на 133 срока, в то время как лица, замещавшие должность посадника втечение 115 сроков, остаются невыясненными. Однако общее число известных нам посадников, исходя из нижеприводимых списков, составляет 85 человек. Возможно, что те же самые или почти те же самые лица замещали посадническую должность и в продолжение невыясненных 115 сроков. Во всяком случае, число новых неизвестных нам посадников крайне незначительно, ибо известно, что вся посадническая коллегия за 317 лет состояла примерно из 90—95 конкретных лиц. Таким образом, средний срок пребывания на посаднической должности составлял 1,5 года, а в отдельные периоды — даже год и полгода, что было, разумеется, неудобно для посадников при вхождении в сложные внешнеполитические дела. Однако практически, поскольку каждый посадник исправлял свою должность порой трижды и четырежды, эти неудобства кратковременного пребывания на должности отчасти нивелировались. Тем не менее все же неуклонно проявлялась общеисторическая тенденция: кратковременность пребывания на должности руководителя внешней политики отрицательно сказывается на внешнеполитическом руководстве любого государства. Поэтому в самой «демократической» организации внешнеполитической службы Новгородской республики была заложена ущербность, слабость ее внешнеполитического статуса. 3. НОВГОРОДСКИЕ ПОСАДНИКИ Попытки составить и опубликовать списки новгородских посадников неоднократно предпринимались русскими историками начиная с 20-х годов XIX в. Однако вплоть до нашего времени такие списки были чрезвычайно неполными, фрагментарными, поскольку отсутствовали необходимые для этого источники. Основным источником служили летописи, но в них встречались крупные пропуски и разночтения или отсутствовала достоверная хронология. Важным источником были внешнеполитические акты, под которыми стояли подписи и печати посадников. Этот источник был надежен в отношении хронологии, но редко использовался и был фрагментарен, труднодоступен. Новым источником в наше время явились берестяные грамоты, в результате чего стало возможным пополнить и уточнить старые данные. Велась и сопоставительная исследовательская работа, особенно в последние гады. Все это привело к пополнению списка посадников, к сокращению в нем пропусков и лакун. За последние 170 лет списки посадников публиковали следующие историки: И. И. Григорович (1821 г.), С. М, Соловьев (1845 г.), И. Д. Беляев (1864 г.), А. И. Никитский (1869 г.), Н. И. Костомаров (1886 г.). Все они были крайне отрывочны и неточны. В советское время наиболее полные перечни посадников опубликовали В. Н. Вернадский (19S1 г.) и В. Л. Янин (1962, 1990 гг.). Последняя публикация самая полная, хотя и в ней остались лакуны. Мы приводим самые последние данные, разбив список новгородских посадников по историческим периодам, связанным с внешнеполитической историей Новгорода и с указанием на все этапы реформы посаднической должности и посаднических коллегий. Вместе с тем мы указываем те даты, когда не установлено имя бывшего в этот период посадника, чтобы создать полную картину в этом вопросе и побудить историков к новым поискам. 4. ДИНАМИКА НОВГОРОДСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ В XI—XV вв.: ЕЕ РАЗВИТИЕ И РЕЗУЛЬТАТЫ (1054—1478 гг.) Во внешней политике Новгородской республики по отношению к остальной Руси (Киевской, Владимирской и Московской) можно выделить 5 периодов. 1054—1156 гг. Борьба с Киевской Русью, постепенное высвобождение от зависимости и опеки киевских великих князей. 1156—1240 гг. Борьба против сильных соседей на востоке от Новгорода — ростово-суздальских, а затем владимирских князей, расширявших свои владения в направлении новгородских колоний на севере и угрожавших Новгороду военной силой. 1240—1340 гг. Татаро-монгольское завоевание Руси приводит к полному отсечению от Новгорода Киевской и Владимирской Руси как объектов и субъектов внешней политики для Новгородской республики. Это обстоятельство на целый век снимает с повестки дня важный внешнеполитический вопрос, до тех пор раскалывавший новгородское общество на два лагеря: должен ли Новгород участвовать в общерусских внешнеполитических и внутриполитических делах, действовать как автономная, суверенная, но все же часть Руси или же встать на путь изоляционизма, отойти совершенно от Руси, встать на путь внешнеполитического сепаратизма? В исторических условиях XIII—XIV вв., когда острота вопроса об ориентации на Русь и о характере и степени этой ориентации совершенно снимается, Новгородская республика полностью поворачивается в торгово-политическом отношении к Западу, в связи с чем вступает в стабильные мирные отношения со своими соседями на северо-западе: Ганзой, Ливонией, Рижским архиепископством, Швецией и Норвегией, а также с более отдаленными германскими государствами — Вестфалией и Саксонией. В ознаменование этой внешней политики мира и торговли заключается ряд международных договоров: 1269 г. — договор с Ганзой; 1284 г. — договор с Ливонией и Ригой; 1323 г. — договор со Швецией о мире и границе; 1326 г. — договор с Норвегией о мире, границе и торговле в Заволочье и Лапландии. Торговля Новгорода с иностранными государствами, и прежде всего с Ганзой, носит вплоть до XV в. исключительно меновой характер, ибо Новгород не знал металлических денег до 1420 г., а серебром (литым) обычно выплачивал контрибуцию при военном поражении или оплачивал приобретаемое на Западе оружие. 1340—1425 гг. Новгород укрепляет свою связь с Московским государством, видя в нем единственную гарантию защиты от татар. Всвязи с этим новгородцы недальновидно перепоручают вести свою внешнюю политику в отношении Орды московским великим князьям и тем самым «отдают» часть своих суверенных прав Московскому государству, ограничивая сферу своей внешней политики добровольно. В силу растущего политического влияния Москвы и ее внешнеполитического веса и престижа в глазах Орды новгородцы, опять-таки из конъюнктурных соображений, начинают выбирать в новгородские военачальники исключительно московских князей, которые постепенно становятся «своими» в Новгороде, привыкают к своей «незаменимости» и начинают все более настойчиво вмешиваться во внутренние и внешние новгородские дела, оказывая поддержку то «боярской», то «народной» партии в республике и играя на их противоречиях. Наконец, Новгородская республика, опять-таки из чисто конъюнктурных соображений, позволяет Москве расправиться с соседним Новгороду Тверским государством, отделявшим Новгородскую Русь от Московского княжества. Это усиливает Москву и позволяет московской дипломатии остаться в конце концов один на один с Новгородом, изолировав его от потенциальных союзников и даже ликвидировав их вообще. Все это своевременно не настораживает новгородских руководителей внешней политики, они ведут близорукую, сиюминутно-прагматическую внешнюю политику, не задумываясь о ее последствиях. 1426—1478 гг. После перенесения общерусской столицы из Владимира в Москву (1426 г.) начинается период все более растущей конфронтации в новгородско-московских отношениях. Московское государство полно решимости ликвидировать независимость Новгорода и ведет активную политику подрыва его экономических и политических позиций, используя те преимущества своего положения по отношению к Новгороду, которые московские великие князья приобрели своей осторожной, целенаправленной политикой в предыдущий век. Новгород же находится в состоянии пассивной обороны. Наконец, в 1471 г. Иван III наносит решительное военное поражение Новгороду в битве при Шелони, а в 1478 г. вообще ликвидирует Новгородскую республику и как знак утраты Новгородом его былой независимости вывозит новгородский вечевой колокол в Москву, а новгородцев частично «выводит», т. е. насильно переселяет, из Новгорода в глубь Московского государства, за 500—800 км от Новгорода. Масштабы этого выселения по тому времени грандиозны — не менее 20 тыс. семейств! Покончив с политической обособленностью Новгорода, Иван III немедленно наносит удар по основе новгородской внешнеполитической обособленности — ликвидирует новгородскую внешнюю торговлю с Ганзой, с Европой. В 1494 г. он решительно разрушает, рвет ган-зейско-Новгородские связи, напав на торговые склады и ганзейскую контору в Новгороде и конфисковав находившиеся там товары на сумму 100 тыс. гульденов. Надежда Ганзы, что она станет продолжать торговлю с Россией и после падения Новгорода и что Московский великий князь станет наследником Новгорода как ганзейского торгового партнера, оказалась совершенно не оправданной, а именно она, эта надежда, останавливала ганзейцев от активной военной поддержки Новгорода. Москва не стала использовать проложенные и проторенные новгородские пути на Запад. Иван IV и его преемники нашли иные пути связи с Западом: центральный — через Польшу и Австрию на Италию и северный — из Архангельска в Англию и Голландию. Ганза и Германия вообще были обойдены. Москва нашла выход и в том, чтобы активизировать свою торговлю с Востоком — Крымом, Турцией, Персией, Закавказьем н Сибирью. Иными словами, Москва нашла выход из положения, не осталась изолированной даже тогда, когда Балтика была закрыта для нее более чем полтора столетия. Именно за это время традиционные новгородские и русские балтийские связи были совершенно забыты, и вообще связь в сторону северо-запада перестала быть для России в XVI— XVII вв. необходимой в такой же степени, в какой она была ранее для Новгородской республики. В этом и состояло существенное, коренное отличие внешней политики Московского централизованного государства от внешней политики, основанной на внешней торговле, Новгородской феодальной республики. III. ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ВЛАДИМИРСКОЕ, ЕГО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ И ОРГАНИЗАЦИЯ РУКОВОДСТВА ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКОЙ (1239—1362 гг.) 1. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ, ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ После ликвидации Киевского великого княжества, разорения Киева, уничтожения и рассеивания основного населения столицы и после бегства последнего Киевского князя Даниила Галицкого в Венгрию политический центр бывшей Киевской Руси был перемещен на Север, в дотоле периферийное Владимирское княжество, которое приняло титул Великого как законный преемник Киевского Русского государства. И хотя на Владимирское княжество обрушились те же самые несчастья в виде татаро-монгольского завоевания, как и на остальную, степную Русь, оно не погибло. После гибели в битве при р. Сить в 1238 г. Великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича и всего его семейства, включая малолетних детей, сожженных татарами в Успенском соборе г. Владимира, Великим князем стал его брат Ярослав Всеволодович, бывший Великий князь Киевский Ярослав Ш, находившийся в то время на юге Руси. Он-то и возглавил новую, «самостоятельную» Северо-Восточную Русь как Ярослав II Владимирский и заложил основы новой внешней политики этого государства, исходя из совершенно заново сложившейся международной обстановки: на западе и на севере Владимирское княжество граничило с Новгородской республикой, на юго-западе — с Литвой, на юге — с Рязанским княжеством, на юго-востоке — с низовыми землями и непосредственно с Ордой. Таким образом, Владимирское княжество полуприкрывалось как с Запада, так и с Востока русскими государствами — Новгородом и Рязанью — и в то же время имело и непосредственные границы со стопроцентно иностранными державами — Литвой и Ордой. Это была одна сторона, так сказать, количественно-географическая, проблема территориального расположения, диктовавшая уже из-за простого соотношения сил проведение осторожной, сбалансированной, компромиссной политики, не имевшей ничего общего с внешнеполитическими традициями Киевской Руси, основанными на двух факторах: династическом праве, наследственных привилегиях и на праве сильного, на праве применять военную силу, когда угодно и когда удобно. Вот почему в Киевской Руси внешняя политика не знала, что такое «компромисс» или «соломоново решение». Выбор всегда был между «да» и «нет», «хочу» и «могу». Положение Владимирского великого княжества заставляло пересмотреть эти незыблемые в течение почти 300 лет внешнеполитические концепции. Другим мощным обстоятельством, оказавшим влияние на формирование внешней политики Владимирской Руси, были учет и переоценка значения для направления внешнеполитической линии таких факторов, как военная сила и идеология. В Киевской Руси подобные обстоятельства практической роли для направления и выработки внешней политики не играли, хотя и существовали. Ни «идейные» связи со скандинавскими викингами, ни принадлежность к православию существенного влияния на внешнюю политику Киевской Руси, киевских великих князей не оказывали. Конечный выбор линии, направления политики, выбор меры, действия принадлежал лично князю и исходил из его интересов, понимаемых как интересы государства. Великие князья русские свободно входили в династические связи с католическими государями Европы, не спрашивая на то разрешения константинопольских патриархов и византийских императоров. Женщины княжеского рода легко меняли веру: в этом вопросе никаких проблем не возникало. Что же касается силового давления внешних врагов, то и с этим фактором как постоянно действующим не считались. Враг был врагом всегда, при любых обстоятельствах, и единственным языком, на котором с ним считали необходимым говорить, был язык силы оружия. Когда сил для войны не было — заключали мир. Но как только сила обреталась вновь, с врагом продолжали войну. Так было в отношении печенегов, половцев, войны с которыми велись веками, до полного уничтожения противника. Так было и с поляками и венграми, с которыми вступали в союзы, ссорились, воевали, мирились и снова воевали, как только чувствовали, что соседи имеют намерения, даже пусть под родственными предлогами, вмешиваться в русские дела. Иными словами, с силой внешнеполитического контрагента, конечно, считались, ее не могли не учитывать, но расценивали ее лишь как исключительно временный военный фактор, а вовсе не внешнеполитический, т. е. такой, который бы заставлял длительное время приспосабливаться, изменять политику, называть врага другом или оказывать ему услуги, уступки в надежде, что тот не будет использовать свою силу во вред Руси. Подобный менталитет был не только чужд, но и противоестествен для русско-скандинавских князей. Татаро-монгольское завоевание и в этом пункте заставило пересмотреть внешнеполитические традиции Киевской Руси, отойти от них, перейти к новым концепциям. Пришлось действовать по обстоятельствам и гибко сочетать оценку и взаимодействие как идеологических, так и военно-силовых факторов во внешней политике. Прежде всего произошла дифференциация внешнеполитических концепций или принципов ведения внешней политики в отношении Востока и Запада. Дотоле разделение внешней политики на западную и восточную не было принято в Киевской Руси. Принципы ведения внешней политики были, в общем-то, едины. Европейская и азиатская внешняя политика, их разные задачи возникли в Русском государстве как результат монголо-татарского завоевания. Обычно наличие этих двух направлений во внешней политике приписывается Московскому государству в его уже зрелом «возрасте» — в XVI в. Однако на самом деле зарождение, обособление, формирование этих двух направлений происходят значительно раньше — на 300 лет — и относятся к началу существования Владимирского великого княжества сразу после татаро-монгольского нашествия. Зарождение этих двух направлений произошло стихийно, целиком под влиянием конкретных исторических событий. 2. ОСНОВНЫЕ СОСЕДИ Первой возникла и определилась политика Руси в отношении Запада: в 1239—1242 и 1246—1251 гг. В 1238 г. литовские князьки, теснимые на западе Тевтонским орденом, пользуясь сумятицей; происшедшей на Русской земле в результате татаро-монгольского завоевания, захватывают приграничные русские земли — Полоцкое и Смоленское княжества. Получив об этом известие, Ярослав II совершает поход в Смоленск, изгоняет и разбивает литовское войско, пленит одного из литовских князьков (кунингасов) в 1239 г. В том же 1239 г. сын Ярослава II — Александр Невский заключает династический брак с дочерью последнего независимого от Литвы Полоцкого князя Брячислава, чем подтверждается линия на поддержку западнорусских земель великими князьями владимирскими как гарантами общей независимости Русской земли. Как и Ярослав II, Александр Невский, являвшийся до 1246 г. представителем Великого князя, т. е. своего отца Ярослава II, в Новгородской республике, осуществляет политику военного обеспечения внешнеполитической независимости от Запада. Он сочетает при этом и идеологические аргументы с целью усилить тем самым мотивированность решительного военного отпора Западу, посягающему и военным, и идеологическим путем на независимость и территориальную целостность Руси, оказавшейся в состоянии распада из-за татаро-монгольского нашествия. Так, Александр Невский резко отвергает все попытки Ватикана направить против ослабевшей Руси волну крестовых походов или установить «дружественный» контакт с русскими князьями, чтобы склонить их к принятию католичества, к отказу от идеологии православия в обмен на военную, экономическую (торговую) и политическую помощь Запада якобы против монголо-татарского завоевания. Поскольку Запад не может и не хочет предложить реальный военный союз против татар, Александр решительно отказывается от кабального сотрудничества с Западом и избирает тактику решительного отпора всем вооруженным попыткам нападения или отторжения русской территории, независимо от того, кто, какими силами на это посягает. Так, в 1240 г. Александр Невский разгромил объединенное норвежско-шведско-финское войско под руководством шведского ярла (главы шведской администрации) Биргера, проникшего внутрь новгородских земель по Ладожскому озеру и р. Неве с военно-морским десантом (15 июля 1240 г.), а в 1242 г. разгромил на льду Чудского (Псковского) озера армию крестоносцев Ливонского ордена. В 1246, 1247 и 1249 гг. Александр Невский последовательно отражает новые нападения шведских и шведско-финских вооруженных отрядов под командованием того же ярла Биргера и даже сам переходит в наступление и подвергает разорению территорию Восточной Финляндии, откуда происходят нападения шведских завоевателей. Сражения происходят также в 1249 г. на р. Нарве, на стыке новгородских и эстонских земель, где также нападают шведско-финские отряды. В результате этой настойчивой борьбы в течение всех 40-х годов на западной границе Руси (к этому добавляются еще и походы против нападений литовских князей, подвергающих набегам Тверское княжество, псковские и новгородские земли) Александр Невский и другие Ярославичи добиваются в конце концов прекращения набегов с Запада, и в 1250—1251 гг. Александр Невский (после смерти своей первой жены) ведет уже переговоры с королем Норвегии Хоконом IV (Хокон Хоконсон Старый) о династическом браке для себя или для своего сына с норвежской принцессой Кристиной, дочерью Хо-кона. Брак этот предполагался в целях обеспечения северо-запада Руси надежной обороной от Швеции, ибо Швеция и Норвегия были в то время враждебными государствами, а Хокон Старый считался крупным военным авторитетом своего времени, ибо даже папа Иннокентий IV поручал ему объединенное командование европейским войском крестоносцев в 1248 г., а немецкие князья прочили его в германские императоры. Правда, из русско-норвежского династического союза ничего не вышло, ибо за Кристину сватались более влиятельные и более известные женихи, чем Александр Невский (например, король Кастилии и Леона Альфонс X Мудрый, выдающийся астроном и философ своего времени, также кандидат в немецкие императоры, который намеревался сделать Кристину женой своего брата, принца Филиппа), но договор о временном перемирии и о добрососедстве между Русью и Норвегией Александру Невскому удалось в 1251 г. все же заключить. Таким образом, тактика обеспечения мира на западных границах Руси силой оружия, исключительно решительным военным путем, блестяще удается и полностью оправдывает себя как абсолютно правильная исторически. Такая тактика определялась следующими историческими условиями и обстоятельствами: во-первых, наличием на западных границах сильных и независимых республиканских торговых государств — Новгорода и Пскова, связанных торговыми отношениями со странами Запада через Балтику — Ганзой, Нидерландами — и обладавших силой и оружием, чтобы защищаться, а также такими крупным» интересами, которые стоило защищать оружием, решительно. Во-вторых, противостоящие на западной границе Руси государства — Норвегия, Швеция, Ливония, Литва — были государствами, в сущности, небольшими и в военном отношении действовавшими «наскоками», эпизодическими «набегами», без способности систематически оказывать военное давление на Русь, но зато умевшими сконцентрировать силы для «набегав». Стоило проиграть в такой ситуации одну-две битвы, дать развиться успеху противника в результате одного такого «набега» — и годы и десятилетия зависимости были бы перспективой такого военного проигрыша. И наоборот, стоило сокрушить агрессора один раз — и угроза повторного нападения отодвигалась на долгие годы. В-третьих, немаловажным фактором в определении внешнеполитической доктрины Владимирской Руси в отношении Запада были и специфические для того времени (ХШ в.) военно-стратегические и идеологические соображения. Поскольку Русь открыта с запаса равниной, не обладает естественными преградами, в стратегическом отношении крайне уязвима на этом участке своей границы с чужеземцами, то только сильный, быстрый, решительный и беспощадный военный отпор может быть здесь гарантией остановки от территориальных посягательств противника. Иной политики для Запада, как жесткий, твердый, стабильный отпор, просто не может быть — всякая иная линия губительна, ибо провоцирует противника на нападение, демонстрирует слабость Руси. Только демонстрация твердости может заставить технически более совершенный Запад отказаться от завоевания Руси, от попыток завоевания — такова концепция Александра Невского. Она же поддерживается и усиливается и идеологическим аргументом: близость христианских религий как раз и может служить средством «смягчения» русской твердости вотношении Запада. Поэтому и здесь никаких уступок, никаких поблажек, никаких компромиссов на основе «общехристианских», «общечеловеческих» мотивов, ибо в них-то и заключается главная ловушка. Только твердость, чистота собственной идеологии (религии, православия, веры), только резкая неуступчивость во всех идеологических вопросах может быть гарантией того, что Запад «отстанет» от Руси, «махнет на нее рукой» как на безнадежный объект для легкого околпачивания. Это — второй постулат Александра Невского. Вот почему сразу же вслед за беспощадным военным разгромом финнов, шведов, норвежцев, литвы, немцев-лифляндцев Александр Невский направляет резкий, категорически отрицательный ответ на предложение папы Иннокентия IV пойти на идеологический союз, на церковную унию с Западом, на политический компромисс с ним. Тот, кто полагает, что Александр Невский ответил просто грубо, как солдат, а не дипломат, тот, конечно, мыслит механически и не знает истории Руси. Резкий, презрительный ответ на папскую буллу, источающую миролюбие, — это не следствие неумения вести переговоры, а мастерский дипломатический ход, продуманный стратегический маневр, осуществленный при помощи точно рассчитанной тактики: за военным разгромом — звонкая дипломатическая пощечина. Она означает: нас не проведешь ни на поле боя, ни за столом переговоров. Мы вас видим насквозь: вам не терпится воспользоваться временно сложившейся слабостью Руси и купить ее дешевыми подачками и обещаниями. Нет, нам они не нужны. Мы своими силами решим свои трудности. И нечего надеяться, что мы станем «мягче», т. е. утеряем бдительность. Отстаньте от нас. Держитесь лучше дальше от границ Руси. Мы не уступим ни нашу землю, ни наши убеждения. Такова была линия внешней политики Владимирской Руси в отношении Запада, Европы. Она продержалась несколько столетий, стала позднее существенным компонентом внешней политики Московской Руси, Московского государства в XV, XVI вв. и до середины XVII в. И исторически эта линия оказалась по крайней мере до конца XVII в. вполне оправданной. Другой была концепция внешней политики, разработанная Ярославом II и Александром Невским для отношений с Золотой Ордой. Отношения эти, полностью прерванные военным разорением русской территории в 1238—1240 гг., возобновляются лишь с 1243 г. В 1243 г. хан Батый созывает в Сарае съезд всех оставшихся в живых русских князей. Ярослав II приезжает в ставку Батыя первым и завоевывает его расположение. Одновременно он направляет своего сына Константина заложником в Монголию, в столицу великого хана, на поклон, доказывая этим жестом свое полное подчинение и доверие к монголам. В 1245 г. Константин возвращается, получив полное признание Чингизидов. Ярослав же получает с 1243 г. от Батыя ярлык на старейшинство среди русских князей. В 1245 г. Ярослав II вместе с младшими братьями, некоторыми сыновьями и племянниками вторично направляется в Орду по вызову хана Менгу (формально занимавшего трон при жизни Батыя до 1256 г.). На фоне других русских князей он производит столь сильное впечатление на монголов, что в нем усматривают сильного и «опасного» государственного деятеля. Вернув на Русь всех других князей, Батый отправляет Ярослава во Внутреннюю Монголию, к великому хану Гаюку, где его отравляют по навету боярина Федора Яруновича, сопровождавшего Ярослава II (30 сент. 1246 г.). Характерно, что русские летописи, крайне неодобрительно отзывавшиеся о Ярославе II как Киевском и даже как Владимирском князе и порицавшие его беспощадность и жестокость, высоко оценивают восточную внешнюю политику Ярослава, прямо подчеркивая, что в этом вопросе он «положи душу за други своя и за землю Рус-ськую». Абсолютно ту же самую тактику в отношении Орды проводит и Александр Невский, от которого современники ожидали совершенно иной, по-видимому, линии. Более того, Александр Невский яростно пресекает любое выступление на Руси против татар, любое осуждение татарского ига, расценивая подобные проявления «патриотизма» как самое опасное нанесение удара по своей внешней политике. Еще более последовательно, чем его отец, Александр Невский подчеркивает вассалитет Руси по отношению к ханам внешними личными знаками внимания. Он ежегодно лично отвозит в Орду русскую дань, лично следит за ее полным и своевременным сбором. Как и Ярослав II, Александр совершает многомесячное путешествие в Монголию, в столицу великих ханов, в «логово зверя», лично наблюдая организацию войска, хозяйства, административного управления империи Чингизидов. Эти наблюдения только укрепляют Александра Невского в правильности взятой его отцом и им внешнеполитической линии в отношении Орды. Ее, эту линию, он изавещает фактически новой, московской династии, родоначальником которой становится. Это линия на беспрекословное, полное подчинение требованиям Орды и выполнение всех ее условий. Мотивировалась она тем, что татаро-монголы как противник сильны, бесчисленны, необозримы. Бороться с ними как регулярным военным путем, так и путем «наскоков», т. е. народных восстаний, саботажа их требований и т. п., — совершенно бесперспективное дело* (Чтобы представить себе хотя бы приблизительно то подавляющее впечатление, которое производили монголо-татары Чингизиды, их завоевания, их военная система и их империя на современников, особенно на политиков и монархов, обладавших знаниями, надо иметь в виду, что Чингиз-хан начал свои войны всего лишь с 13 тыс. воинов. К концу же его жизни ему подчинялись 720 народов (наций и племен); при его внуках империя Чингизидов включала Китай, Корею, Внешнюю и Внутреннюю Монголию, Синьцзян, Среднюю Азию и Средний Восток (Афганистан, Иран), северную часть Индии, Переднюю Азию до Евфрата, всю нынешнюю центральную и южную части Европейской России. И все эти «приобретения» были сделаны в течение каких-нибудь 70 лет — непрерывно). Необходимо не подвергать Русь опасности уничтожения, а сохранять силы всечасно и всемерно. Надо, чтобы на Русь и ее народ работало только время. Кроме того, с монголами можно договориться, не поступаясь национальными и идеологическими принципами, своим государственным устройством или народной самобытностью, т. е. откровенно проводить политику задабривания татар, посылая им не только государственно определенную дань, но и подарки, взятки. Поскольку татары, Орда довольствовались в политическом отношении выражением вассалитета, а экономически — денежными взносами (данью), подарками и имущественными уступками и поскольку золотоордынскому руководству были присущи подозрительность и недоверие к своим вассалам, то была взята линия на всемерное честное, лояльное и отчасти даже угодническое (впоследствии) выполнение всех условий и требований Орды ради поддержания мирных, нормальных отношений, исключающих трения и всякий повод для татарских репрессий. Этой же позиции наряду с князьями придерживалась и русская православная церковь, иерархи которой сами «дружили» с ханами и советовали проводить подобную же тактику великим князьям и всячески одобряли «политику мира» с татарами («царем», как они называли хана). Другое дело, к каким чертам национального характера русских привело неукоснительное выполнение этих предписаний в течение почти трех веков. Но политически эта линия хотя и крайне медленно, но полностью «сработала». Исторически же она, по-видимому, была единственно возможной, по крайней мере в условиях XIII в. Итак, к середине ХШ в. сложилось совершенно новое по своему политическому устройству и качеству государственное образование — Великое княжество Владимирское, определилось его внутрироссийское и международное положение и были установлены основные постулаты его внешней политики, основные направления его внешнеполитической деятельности, разной по качеству и по тактике на Западе и на Востоке. Эти постулаты были определены и выкристаллизовались практически на основе политического, военного и внешнеполитического опыта двух виднейших представителей руководства Владимирской Руси XIII в. — Ярослава II и Александра Невского. 3. ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ВЛАДИМИРСКОГО ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА Внешняя политика Владимирской Руси, таким образом, принципиально отличалась от внешней политики Киевской Руси тем, что, во-первых, была целенаправлена, имела дальнюю перспективу, во-вторых, разделялась на два различных направления — западное и восточное, каждое из которых обладало своими особыми задачами, правилами и целями. В-третьих, тактическое разнообразие приемов дипломатии Владимирской Руси не только возросло количественно, но и претерпело огромные качественные изменения. В-четвертых, — и это было весьма существенным нововведением — резко повысился личный характер планирования и руководства внешнеполитическими мероприятиями со стороны князя. Внешняя политика Владимирской Руси в еще большей степени, чем внешняя политика Киевской Руси, осуществлялась исключительно лично великим князем. Для этого были веские причины. Во-первых, поскольку великий князь был одновременно и полководцем, командующим вооруженными силами государства, то сосредоточение в одних руках военного и дипломатического обеспечения оборонительных, защитных задач внешней политики давало только хороший результат. И такое соединение функций «военного министра» и «министра иностранных дел» могло осуществляться только в персоне князя. Во-вторых, возрастает значение сугубой секретности из-за опасности предательства, сильно повысившейся после монгольского завоевания. Гибель Ярослава II, искуснейшего, хитрого, опытнейшего политика и дипломата, в результате предательства его дипломатического советника боярина Федоpa Яруновича была сильным аргументом против того, чтобы великие князья посвящали приближенных в тайны внешней политики. Александр Невский лично разрабатывает все военные и внешнеполитические мероприятия и осуществляет их только лично, в результате чего его действия вплоть до момента их реализации являются пол-нейшей тайной для всех и потому всегда оказываются успешными. Александр Невский становится своим собственным и безраздельным министром иностранных дел. Он не посвящает в свои планы и внешнеполитические замыслы ни духовенство в лице духовников или митрополитов, ни лиц гражданской и военной администрации, т. е. бояр и воевод. Он формирует новые принципы ведения внешней политики. Она не только становится лично руководимой князем, но и еще более засекречивается и становится узкосемейным, а потому наследственным, строго последовательным мероприятием династии, обязательным для всех ее поколений. Если в Киевской Руси личное ведение внешней политики князем было следствием патриархальности и неразвитости в целом общественных отношений и общественных институтов, то во Владимирской Руси источником, основанием личного руководства князем внешнеполитических дел государства служат высшие интересы династии и государства в целом перед лицом враждебного иностранного окружения и повышенного риска государственной измены как прямого следствия нравственного разложения общества, перенесшего ужасы татаро-монгольского нашествия. Условия, в которых приходится князьям практически осуществлять внешнюю политику, еще более закрепляют эти секретно-семейные приемы ее ведения. Главным контрагентом Владимирской Руси надолго становится Ордынское государство, а все переговоры вОрде должен неизбежно был вести лично великий князь. Именно князь получал лично из рук хана главный внешнеполитический документ, утверждавший его в его владельческих и властных правах, — ханский ярлык на великое княжение. Именно князь должен был быть основным гарантом лояльного выполнения ханских условий и лично проводить и демонстрировать лояльно компромиссную, а подчас и вынужденно рабскую линию внешней политики своего государства в отношении Орды. Так, с одной стороны, произошла неизбежная концентрация всех внешнеполитических вопросов в руках лично князя, что повысило ее секретность и практически исключило всякое участие в ее определении каких-либо советников, сделало ненужным, неприемлемым знание вопросов внешней политики кем-либо, кроме великого князя, а с другой стороны, мменно подобная ситуация привела к тому, что великий князь вынужден был стать великим мастером внешней политики, вынужден был научиться сочетать, и притом довольно гибко, и жесткие, и «мягкие» внешнеполитические приемы, проникнуться пониманием того, что ведение внешней политики требует высокого искусства, строжайшей секретности и безошибочной адекватности принимаемых решений в реальной ситуации, а также быстроты исполнения. Все эти условия, сложившиеся исторически, и вызвали тот «византизм» русской внешней политики в XIII—XIV вв., о котором часто вспоминают историки, но который неверно квалифицируют как сумму приемов дипломатии, заимствованных якобы из практики Византийской империи. Русские условия заставляли русских великих князей быть гораздо более «византийскими», чем сами императоры Византии, и притом на одно-два столетия раньше, чем византийские учителя приехали в Московское государство после крушения Византийской империи в 1453 г. Таким образом, ситуация, сложившаяся к середине XIII в. для Руси и продолжавшаяся по крайней мере до конца XV в. или, точнее, до его последней четверти, по существу, автоматически снимала вопрос о необходимости создания внешнеполитического ведомства. Оно не могло быть создано, оно было не нужно и даже вредно исходя из интересов государства, пока существовало «татаро-монгольское окружение», пока формально государи Руси продолжали быть вассалами золотоордынских ханов. В то время как в «свободной» Новгородской республике внешняя политика была рассредоточена, разделена под ответственность нескольких лиц в высшем государственном управлении и тем самым была по крайней мере формально «демократизирована»до того, что некоторые внешнеполитические вопросы обсуждались непосредственно на Новгородском вече, т. е. фактически на общегородском собрании взрослых мужчин, во Владимирской Руси восторжествовали совершенно противоположные принципы: строжайшее засекречивание внешней политики, сведение ее руководства к одному лицу (лично князю) и превращение ее в узкосемейную профессию и дело. Вот почему великий князь во внешнеполитических вопросах был {мог быть) гораздо откровеннее со своими потомками, которым он оставлял подробные указания во внешнеполитических завещательных актах, и в то же время хранил крепко внешнеполитические секреты от своих родственников, домашних и близких современников. Такую внешнюю политику мы потому и можем характеризовать и обозначать как лично-семейную, родовую, а не просто лично-патриархальную или узкодворцовую, какой она была в эпоху Киевской Руси. При таких условиях, когда цели, методы, приемы и тактика внешней политики были заранее определены на столетие вперед и требовалось лишь точно, неукоснительно следовать этим предписаниям, храня их в глубокой тайне от всех, не принадлежащих к династии, успех такой политики был обеспечен даже в случае появления на великокняжеском престоле заведомо бледных, политически слабых фигур. Все, что от них требовалось, — это слепое, неукоснительное осуществление предписаний предков. Публикуемый ниже список великих князей владимирских 1239— 1362 гг. дает наглядное представление как о последовательности смены этих личных руководителей внешней политики Руси в ХШ—XIV вв., так и о полной семейно-родовой замкнутости этого круга потомков Александра Невского. Не удивительно, что первое время они старались соблюдать заветы своего великого предка в области ведения дипломатии, хотя фактически большинство из них не обладало и десятой долей военных и дипломатических способностей своегр пращура. Но зато они были дисциплинированны и точны в буквальном выполнении «инструкций» Ярослава II и Александра Невского (насколько и пока это позволяли обстоятельства). И этого, как подтвердила история, было вполне достаточно для достижения общей исторической задачи, для ее успешного решения* (Интересно отметить то, как история решила спор между секретным и общественным характером ведения внешней политики. Успех оказался безраздельно на стороне личной, секретной, тайной дипломатии. Московское государство, наследник Владимирской Руси, дипломатически переиграло не только Золотую Орду, но и Великий Новгород, Новгородскую феодальную республику с ее хваленой демократией, гласностью и безудержной болтовней на вече о сугубо внешнеполитических делах, за одно упоминание о которых в Москве казнили, четвертовали на Лобном месте. Гласность погубила Новгород, Он был разбит, завоеван, присоединен к Москве, а его жители «выведены», т. е. насильно переселены за тысячи километров от Новгорода — рассеяны по всей необъятной России). 4. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ ВЕЛИКИХ КНЯЗЕЙ ВЛАДИМИРСКИХ — РУКОВОДИТЕЛЕЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КНЯЖЕСТВА 1. Ярослав II Всеволодович 1238— 1246 гг. Сын Всеволода III 2. Святослав II Стародубский 1246— 1250 гг. Сын Всеволода III, брат Ярослава II 3. Андрей I Ярославович 1250— 1252 гг. Сын Ярослава II 4. Александр I Невский 1252— 1263 гг. Сын Ярослава II 5. Ярослав Ш Ярославович (Ярослав Тверской) 1263— 1272 гг. Сын Ярослава II 6. Василий I Ярославович Костромской 1272— 1276 гг. Сын Ярослава [I 7. Дмитрий I Александрович 1276— 1294 гг. Внук Ярослава II, сын Александра Невского 8. Андрей II Александрович 1294— 1304 гг. Сын Александра Невского 9. Михаил III Ярославович (Михаил Тверской) 1304— 1319 гг. Сын Ярослава III, внук Ярослава II 10. Юрий III Данилович Московский 1319— 1325 гг. Внук Александра Невского 11. Дмитрий II Михайлович Тверской 1325— 1326 гг. Сын Михаила III, внук Ярослава III 12. Александр II Михайлович Тверской 1326— 1328 гг. Сын Михаила III, правнук Ярослава П 13. Иван I Данилович Калита 1328— 1340 гг. Внук Александра Невского 14. Симеон Иванович Гордый Владимирский и Московский 1340— 1353 гг. Сын Ивана Калиты, правнук Александра Невского 15. Иван И Иванович Красный 1353— 1359 гг. Сын Ивана Калиты, правнук Александра Невского 16. Дмитрий III Константинович Городецкий 1359— 1362 гг. Внук Андрея I, внучатый племянник Александра Невского 17. Дмитрий IV Иванович Донской 1362— 1389 гг. Внук Ивана Калиты, праправнук Александра Невского. Начиная с Дмитрия Донского престол Великого князя начинает передаваться по наследству прямо, от отцак сыну, без выбора старшего в роду. Великое княжество с этих пор именуется только Московским. Дмитрий IV — последний князь с титулом Владимирский и Московский. Как же конкретно развертываются внешнеполитические события в середине XIII — конце XIV в. вокруг Владимирской Руси, какие конкретные мероприятия внешнеполитического характера осуществляют великие князья, следуя выполнению двух задач русской внешней политики, определенных в 40—50-х гг. ХШ в.? 5. РАЗВИТИЕ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ С СЕРЕДИНЫ XIII в. ПО СЕРЕДИНУ XIV в. И ЗНАЧЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ОПЫТА ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ВЛАДИМИРСКОЙ РУСИ 1. После смерти Александра Невского в 1263 г. обнаруживается полная невозможность для Владимирской Руси стать верховным гарантом безопасности всех русских земель на Западе. Особенно выдвинутые на запад и оказавшиеся в изоляции от Владимирской Руси бывшие территории Киевской Руси становятся объектом агрессии Литовского государства, действующего безнаказанно в силу его соглашения о союзе с Ордой. В 1260 — 1262 гг. Литва окончательно захватывает и ликвидирует Полоцкое княжество, Полоцкую Русь. В 1264 г. Галицко-Волынское княжество под ударами Орды распадается на 4 части. В 1340 г. Галицко-Волынские земли окончательно попадают во владение Литвы. В 1386 г. Литва захватывает территорию Смоленского княжества. Граница Литвы и Руси проходит у Можайска. Еще один рывок литовских полчищ, еще одно усилие Литвы или одно проигранное сражение Москвы — и последняя будет поглощена Литвой. Однако как раз в этот исторический момент происходит коренной поворот и в общей международной внешнеполитической ситуации, и во внешней и внутренней политике Московского княжества, которое заступает на место поглощенной им Владимирской Руси. Что же происходило в эти почти полтора столетия? Почему на Западе были сделаны такие колоссальные территориальные уступки и почему не выполнялись предписания Александра Невского в отношении жесткого сдерживания агрессора с Запада? Причины фактического отказа владимирских князей от проведения какой-либо активной политики на западе Руси были объективно-исторически следующими: Недостаток средств, людей, ресурсов и военной техники для ведения активной военной политики на западе Руси. Оказалось, что необходимость выплаты ордынской дани, людские потери в войнах с татаро-монголами и за счет ежегодного увода «должников» в полон в Орду, а так же трудности в восстановлении разоренных и сожженных городов и посадов лишили великих князей возможности отвлекать какие-либо силы и ресурсы для помощи западнорусским княжествам в военном отношении. Нежелание самих западнорусских земель быть зависимыми от помощи Владимирской Руси. Стремление Новгородской, Псковской республик ориентироваться на Запад, на торговлю с ним. Ориентация Смоленского княжества также на торговлю с Западом и надежда на то, что Запад в обмен на сырье, крайне нужное ему, — мед, воск, лен, пеньку, смольчуг (деготь), смолу-живицу, корабельный (дубовый) лес — не даст погибнуть ни Смоленску, ни тем более Новгороду и Пскову, которые снабжали Запад еще более ценным и редким сырьем. Нажим Орды, нисколько не ослабевающий десятилетиями, заставлял концентрировать все силы, все ресурсы и умение на внешней политике в отношении Орды. 4. Непредвиденным для основателей владимирской внешней политики обстоятельством было дробление Владимирской Руси на удельные княжества, еще более многочисленные и более мелкие, чем в Киевской Руси, и, главное, беспрерывно дробящиеся и вступающие между собой в обостренные конфликты. Образование нескольких великих княжеств и развернувшаяся между ними борьба за гегемонию и за привлечение союзников из числа мелких княжеств создают обстановку внутриполитической нестабильности Владимирской Руси, в условиях которой уже нельзя и думать о проведении большой внешней политики, а приходится обращать все силы на ведение малой дипломатии среди множества мелких удельных княжеств. Таким образом, великие цели освобождения Руси от монгольского ига и задачи русской внешней политики по отстаиванию Руси от агрессии с Запада отходят на второй план и постепенно подменяются задачами выживания отдельных княжеств и их группировок. Первым из состава Владимирской Руси выделилось Тверское великое княжество в 1247 г., т. е. спустя всего семь лет после порабощения Руси Золотой Ордой. С этого момента дробление Владимирской Руси на уделы приняло поистине катастрофические размеры. Чтобы получить хотя бы приблизительное представление о процессах дробления Руси в XIII—XIV вв., достаточно привести пример лишь одного, притом самого «тихого», княжества, выделившегося из состава владимирских земель, — Ярославского, где не было войн и жестоких междоусобиц. Ярославское княжество было выделено в удельное в 1218 г. как чисто хозяйственное ленное владение, без всяких политических прав, второму сыну Владимиро-Суздальского князя Константина. Как самое небогатое, лежавшее на пустопорожних землях, заросшее лесами и пронизанное болотами, оно до начала XIV в. не меняло ни своего хозяйственно-административного статуса, ни границ. Но затем в первой четверти XIV в, разделилось на княжества Моложское, Новленское, Заозерско-Кубенское, Курбское, Шехонское, Ухорское. В свою очередь, к концу XIV в. и эти мелкие княжества разделились на мельчайшие княжеские уделы: так, Моложское княжество раздробилось на Шуморовское, Сицкое, Прозоровское. Точно так же на три-четыре части разделились и другие 5 вышеуказанных княжеств. Естественно, что по отношению к этим удельным князькам ярославские князья со временем стали «великими», и потому ранг небольшого Ярославского княжества, при всей скромности его правителей, был постепенно повышен до Великого княжества. То же самое происходило в Тверском и Московском княжествах, где возникли Можайское, Старицкое, Звенигородское, Верейское, Серпуховское, Коломенское, Боровское, Дмитровское, Зарайское княжества. Вполне естественно, что при таком развитии управления во Владимирской Руси, при такой степени ее децентрализации никакой речи об организации отпора зо-лотоордынскому порабощению не могло быть и речи. Владимирские великие князья, сменяемые по тому же принципу старшинства в роду, как и киевские великие князья, оказались неспособными выполнить внешнеполитические заветы своих пращуров в силу того, что стали стремиться только к возвышению своих личных уделов. Отсюда и борьба между ними за перенесение столицы из Владимира то в Тверь, то в Москву, то даже в... Кострому, отсюда и доносы хану друг на друга, отсюда и разорение уделов соседа и нанесение ущерба его крестьянам, как только для этого представлялся удобный случай. Только решительный и жесткий переход московской ветви Александровичей к целеустремленной политике централизации и собирания Руси, только их претензии на общерусское руководство как непосредственных наследников линии Александра Невского во внешней политике оказались способными сломить многовековые традиции в области династической политики, наследования и внешнеполитической концепции Русского государства. В сочетании с общей изменившейся исторической обстановкой эти новые внешнеполитические концепции московской династии позволили, как мы увидим дальше, изменить всю устремленность внешнеполитических усилий, направить их в новое русло и способствовали с конца XIV в. изменению всей внешнеполитической ситуации для Русского государства. Оно было спасено, его дальнейшее историческое существование оказалось обеспеченным. Но никогда не следует забывать, что не наступи сочетание этих исторических условий — и история могла бы распорядиться иначе: великой России могло бы и не сложиться, она бы в точности последовала по пути Германской империи, раздробленной на сотни курфюршеств, герцогств, пфальцграфств и маркграфств. Подводя итоги внешнеполитической деятельности руководителей Владимирской Руси и давая оценку общего исторического значения этого государства в русской истории, следует подчеркнуть, что Владимирская Русь была крайне нестабильным государственным образованием переходного типа и потому, вполне естественно, не могла обладать стабильной внешней политикой, была крайне чувствительна к колебаниям внешнеполитической конъюнктуры как внутри Руси среди русских государств, так и вовне по отношению к Литве и Золотой Орде — двум и единственным своим «иностранным» соседям. Внешняя политика Владимирской Руси по отношению к Орде носит явные черты вассальной зависимости, но одновременно имеет и дальние прицелы, рассчитана на определенную историческую перспективу (фактически на преобладание Орды в обозримом историческом будущем). Опыт такой внешней политики имеет немалое историческое значение, хотя этот опыт далеко не всегда положительный. Однако было бы неправильно забывать, не учитывать, а тем более отрицать необходимость изучения подобного опыта. Это — опыт дипломатии, проводимой в крайне неблагоприятных внешних условиях, в обстановке практически полной международной изоляции, политики, ориентированной фактически лишь на одного основного «партнера»-врага — Орду. Уже одна эта ненормальная обстановка должна была оказывать и, конечно, оказывала воздействие на искаженное складывание внешней политики Владимирской Руси. Русские великие князья, монархи в своей стране, в то же время чувствуют себя постоянно вассалами (подневольными слугами) иностранного государства, глубоко чуждого им и их народу по всем параметрам: национальной истории, этническому происхождению, религии, быту и психологическому складу, а также по таким важным государственным факторам, как организация и боевой опыт военного дела, принципы административного управления и административного деления, иерархия монархии. Внешняя политика Владимирской Руси в подобных условиях не случайно отличалась скованностью, сдерживалась не только ханами, не только внешним давлением, но и собственными рабскими установками, самоконтролем, превращающимся нередко в стабильно сохранявшиеся десятилетиями перестраховочные приемы, методы работы. И все же и в этих подневольных условиях русская внешняя политика ведется князьями, вдохновляется далекими стратегическими целями и постепенно отрабатывает для достижения этих целей чрезвычайно тонкую, изощренную, детально «расписанную» тактику. Именно изучением этой стороны дипломатического искусства интересна и поучительна для историка эта эпоха. Именно в этот период резко усиливается руководящая и исключительная роль великого князя в руководстве внешней политикой и в ее проведении на практике. Князь становится в эту эпоху всеобщего недоверия своим собственным и единственным «министром иностранных дел» в полном смысле этого слова в большей степени, чем это было в Киевской Руси. Ибо в обстановке, когда положение русского великого князя на троне зависит уже не столько от факта его происхождения и рождения, ни даже от силы и могущества его государства, ни от его войск и ресурсов, а исключительно от настроения и доверия хана Золотой Орды к нему лично, князю-монарху приходится волей-неволей становиться не только выдающимся дипломатом, но и умелым царедворцем, т. е. играть совершенно несвойственную сюзеренам роль, превращаться в лицедея на троне. При этом важно подчеркнуть, что в сравнительно короткий исторический период, в течение каких-нибудь 50—100 лет, происходит такой строгий «естественный отбор» среди великих князей, что их качества дипломатов и царедворцев на троне закрепляются даже чисто генетически — ведь в великие князья люди, не обладающие указанными качествами, просто не пробиваются. Ханская воля и власть буквально «выбраковывают» из всего огромного состава князей Рюриковичей всех непригодных к дипломатии на ханских условиях, ибо все князья-«неумехи» неизбежно погибают в Орде или лишаются ханского ярлыка. Кроме того, часть княжеских детей в эту эпоху подолгу живет вОрде в качестве заложников (аманатов) и тоже учится там не только языку и обычаям ханского окружения, но и искусству не расставаться с головой раньше времени. Княжеские отроки получают примерные уроки того, как не только избегать ханского гнева, ханского меча и ханской немилости, но и как эффективно противостоять десяткам русских доносчиков, завистников и скрытых врагов из княжеской или боярской среды, из тех, кто также претендовал на ярлык, дающий право на великое княжение на Руси. Десятки русских князей в течение нескольких поколений, на протяжении более двух веков проходят эти строгие испытания на выдержку, терпение, хладнокровие и хитрость перед лицом коварства и вероломства, этот, по сути дела, селекционно-политический отбор и отсев, и поэтому нет ничего удивительного в том, что в конце концов золотоордынские ханы «воспитывают», а вернее сказать, «выращивают» таких блестящих дипломатов, как Иван III, и таких безжалостных, циничных и жестоких политиков, как Иван IV, представляющих, по существу, итог их, татар, «селекционной работы». Таково историческое значение периода вассальной зависимости Руси от Орды для формирования определенной «породы» русских дипломатов и определенной направленности и «стиля» русской дипломатии, главными сильными чертами которой становятся строжайшая секретность, жесткий контроль за кадрами, безжалостная расправа не только с явными отступниками, но и с лицами, позволявшими себе хоть на йоту отклониться от инструкций. Это — традиционные, краеугольные, исторически выработанные вековой практикой принципы русской дипломатии, и их нельзя поэтому огульно зачислять в «отрицательные», нельзя считать «отсталыми», «негибкими» или навязанными каким-либо отдельным лицом, руководителем. Любая из таких оценок антиисторична, абстрагируется от времени и обстоятельств. Все перечисленные черты «стиля» русских дипломатов XIV—XV вв. возникли исторически, и они были приемлемы в той степени, в какой служили или могли служить процветанию и укреплению Русского государства. Для своего времени они были, несомненно, исторически необходимы, и без них вряд ли могло когда-либо состояться возрождение и создание Русского централизованного государства. Это — исторический факт, и его следует воспринимать таким, каким он предстает на фоне тогдашней истории, а не с каких-то абстрактных и вневременных «моральных» позиций. Истина конкретна, и истина в высшей степени исторична. В этой связи важно подчеркнуть еще одно обстоятельство: особенности русской дипломатии ХШ—XIV вв., вырабатываясь в период существования Владимирской Руси, были окончательно сформированы лишь в период Московской Руси и дали наибольший практический эффект лишь в качествe дипломатии Московского великого княжества. Отсюда ясно, что Владимирская Русь послужила своего рода «инкубатором» для формирования московской традиционной дипломатии. Методы, формы и приемы последней вызревали во Владимирской Руси. Вот почему нельзя вычеркивать, как это обычно делается в «школярских» курсах истории России (школьных, институтских, университетских, академических), период внешнеполитических действий Владимирского великого княжества ни из общей истории страны, ни из истории русской внешней политики и дипломатии. И хотя Владимирское княжество не было единым, хотя оно целиком зависело от Орды и было связано в своей внешней политике и могло вести ее лишь в отношении ближайших соседей, вроде Литвы и Рязанского княжества, объективно являвшихся в то время «задворками Европы», где, казалось бы, нечему было научиться в смысле дипломатии, тем не менее и владимирские великие князья проводили свою особую внешнюю политику, несмотря на то что были отрезаны от большого европейского мира настолько сильно, как никогда не были отрезаны от него их предки — киевские князья. Более того, владимирские князья вынуждены были относиться к этой сфере государственных дел, быть может, более тщательно, чем монархи других государств, ибо во Владимире хорошо знали и усвоили, что за ошибки во внешней политике князь должен будет расплачиваться буквально собственной головой. Борьба за великокняжеский трон на Руси велась в эту эпоху крайне ожесточенно, и поэтому на Владимирском престоле оказывались порой самые неожиданные личности — очень серые, случайные, когда все сильные противники были уничтожены в ходе борьбы соперниками, либо же выживал и достигал трона действительно сильнейший и достойнейший. II. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА И ЕЕ РУКОВОДСТВО В МОСКОВСКОМ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОМ ГОСУДАРСТВЕ – ВЕЛИКОМ КНЯЖЕСТВЕ, ЦАРСТВЕ И В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В XV-XIX вв. I. СОЗДАНИЕ НОВОГО ЦЕНТРА РУСИ — МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА И ПЕРЕХОД К НЕМУ ФУНКЦИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА И ЦЕНТРА УПРАВЛЕНИЯ РУССКИМ ГОСУДАРСТВОМ И ЕГО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКОЙ 1. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВЫДЕЛЕНИЯ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА Московское княжество как часть Владимирского великого княжества отпочковалось и было создано как отдельный удел во Владимирской Руси как раз накануне того страшного года, когда пала Киевская и Влади-миро-Суздальская Русь, т. е. в 1237 г. В этом году Великий князь Владимиро-Суздальский Юрий II Всеволодович посадил в Москве своего 19-летнего сына Владимира Юрьевича, дав ему этот город в удел. Однако после гибели Юрия II в битве при Сити 4 марта 1238 г. татары вошли в Москву, взяли в плен молодого князя и замучили его во Владимире, в Кремле, перед лицом народа вместе с двумя другими братьями-детьми Мстиславом и Всеволодом. Так, начав как княжество свою историю, Москва спустя несколько месяцев «осиротела» и вновь осталась всего лишь «пригородом» Владимира, а не стольным городом хотя и маленького, но отдельного удела. Как «пригород», она управлялась самим Великим князем Владимирским, которым стал с 1238 г. Ярослав II (см. табл.). Перед смертью в 1246 г. Ярослав II распределил все княжество Владимирское между сыновьями и своему седьмому сыну Михаилу Хоробриту отдал в удел Москву. Но Михаил спустя два года, в 1248 г., погиб в битве на р. Протве с литовцами, и Москва вновь перешла к Великому князю Владимирскому, на этот раз к Александру Невскому. Именно он, Александр Невский, и отдал Москву (в третий раз!) своему самому младшему сыну, двухлетнему Даниилу, который после смерти Александра Невского находился по малолетству под опекой Ярослава IIIТверского, своего дяди. С Даниила и ведут свою линию московские князья, потом московские великие князья, а затем московские цари — Рюриковичи или Александровичи, именуемые так по родоначальнику этого рода Александру Невскому. Московское княжение пережило несколько этапов, пока вышло на общерусскую, а затем и общеевропейскую арену. Первый период был коротким, менее полувека (1237— 1272 гг.). В это время московские удельные князья были вассалами вассала — ибо, как младшие князья, они подчинялись Владимирскому великому князю, являвшемуся вассалом хана Золотой Орды. Естественно, что в этот период московские князья не обладали никакими внешнеполитическими функциями да и вряд ли вообще имели какие-либо политические амбиции, поскольку были лишь административно-хозяйственными управителями своего малюсенького удела [границы Московского удельного княжества проходили в этот период на западе где-то в районе Рузы, на севере — у Загорска (Троице-Сергиева); на востоке они не доходили до Бронниц, а на юге шли севернее р. Лопасни и р. Протвы]. Ввиду всего этого данный период можно обозначить как «инкубационный» в истории Московского княжества, и не случайно, что именно поэтому он обычно остается вне внимания историков. Важно, однако, отметить, что в это время московские князья были лишь владельцами вотчины на основе родового права и, по сути дела, политических прав не имели. 2. РАЗВИТИЕ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ Московские удельные князья (владетельные) (Князья — вотчинники на основе родового права) 1237—1238 гг. Владимир Юрьевич сын Юрия II Всеволодовича 1238—1246 гг. Ярослав II Всеволодович брат Юрия П 1246—1248 гг. Михаил Ярославнч Хоробрит сын Ярослава II 1248—1263 гг. Александр Невский сын Ярослава II 1263—1272 гг. Даниил Александрович сын Александра Невского, при нем регент — Ярослав Ш , брат Александра, сын Ярослава II За этим периодом политического бесправия Московского княжества наступил период быстро возрастающего политического значения Москвы в составе Владимирской Руси. Этот второй период занял 100 лет. Он привел к. сильным качественным изменениям в государственном и историческом значении Московского княжества, ставшего уже через полвека Великим. Московские удельные князья (правящие) (Великие князья на основе семейного владения) 1272—1303 гг. Даниил Александрович сын Александра Невского 1303—1325 гг. Юрий Даниилович сын Даниила, внук Александра 1325—1340 гг. Иван I Даниилович (Калита) сын Даниила, внук Александра 1340—1353 гг. Симеон Иванович Гордый сын Ивана I, правнук Александра 1353—1359 гг. Иван II Иванович Красный сын Ивана I, правнук Александра 1359—1389 гг. Дмитрий IV Иванович Донской сын Ивана II, праправнук Александра Невского Скачок этот произошел не сразу. Более полувека Московское княжество не выходило запределы своих политических полномочий как удела Владимирской Руси (1272—1325 гг.). Затем оно вступило в борьбу со своим западным соседом — Тверским великим княжеством, подрывая его политическое влияние и косвенно «оппонируя» его внешней политике сотрудничества с Литвой, т. е. вмешиваясь в нее. Начиная с 30-х гг. X[V в. московские князья единолично определяют направление внешней политики своего княжества и формулируют ее как собирание земель вокруг Москвы. Спустя еще полвека, при Дмитрии Донском, Москва становится фактически признанным центром в Русской земле, который может взять на себя ответственность вести борьбу с Золотой Ордой. Однако главной задачей своей внешней политики в этот период да и в дальнейшем на протяжении столетня московские великие князья все еще считают собирание земель и борьбу за преобладание во Владимирской Руси. Они проводят эту внешнюю политику целеустремленно, последовательно, наступательно и непрерывно, являясь и ее инициаторами, и руководителями, и исполнителями. Увеличение территории своего удела — эта главная цель внешней политики Москвы — достигается самыми разнообразными средствами: династическими браками, покупкой, захватом у слабейшего, политическим обманом, экономическим давлением, войной или изгнанием того или иного князя из его родного удела, а иногда и убийством. Что же касается внешней политики в отношении Золотой Орды, то она в этот период Московского великого княжества чрезвычайно осторожна и в принципе не меняется в степени своей осторожности даже после Куликовской битвы 1380 г. Нанеся впечатляющее поражение войскам темника Мамая, Дмитрий Донской использовал свою победу для усиления борьбы с русской раздробленностью, для проведения непреклонной политики консолидации русских земель, ставшей надолго альфой и омегой всех действий московских государей, их внешнеполитическим кредо. Может показаться странным, что эта задача выдвигается на первый план именно тогда, когда Орде был уже нанесен сильный удар и когда народ и страна ожидали, что первоочередной будет задача освобождения от монголо-татарского ига. Однако и Дмитрий Донской, и его преемники «почему-то» медлили с решительным ударом по Орде еще целое столетие, который откладывался до второй половины XV в. Причина этого заключалась вовсе не в «нерешительности» и «осторожности» московских государей (хотя и эти соображения, конечно, имели место), а в том, что все они действовали наверняка, сообразуясь с общеисторическими условиями, с общим развитием международной обстановки. 3. ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ ПРИЧИНЫ ВЫДВИЖЕНИЯ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА В КАЧЕСТВЕ ЦЕНТРА СОБИРАНИЯ РУСИ И ПРИЧИНЫ УСПЕХА ЕГО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ Как ныне представляется очевидным на основе комплексного изучения всей данной эпохи, московские государи не только оказались лучше других княжеских династий на Руси осведомленными о том, что происходило вокруг Московии, но и вполне сознательно вели глубокую внешнеполитическую разведку и свои действия всегда сообразовывали только с ее данными. Сверхсекретность московской дипломатии, ее концентрация и персонификация в лице самого князя создавали благоприятные условия для вызревания, терпеливого вынашивания и осуществления самых смелых, но медленно действующих, требующих усилий нескольких поколений династии внешнеполитических планов. Московские великие князья почти все без исключения, начиная с Даниила и кончая Иваном III, оказались на высоте поставленных исторических задач. Все они овладели методом ведения такой внешней политики, которая требовала скрытности и даже сверхскрытности в ту весьма и весьма скрытную и недоверчивую эпоху. Они умели сочетать показную покорность с отчаянно смелыми, дерзкими, но тайными действиями, направленными на подрыв своих потенциальных противников — будь то Тверское или Рязанское княжества, Новгородская республика или Орда. Обычные для эпохи средневековья политическая изворотливость, коварство, вероломство, предательство союзников, бесчестность в исполнении обязательств наряду с использованием как прикрытия своих действий угодливости, готовности пойти на унижение, мнимые изъявления покорности и верности сформировали в конце концов психологию коварства и лицемерия как основную черту тогдашних умелых дипломатов, какими и являлись московские князья. Эти качества руководителей московской внешней политики позволили в историческом, государственном плане добиться известных внешнеполитических успехов для Московского великого княжества, но в личном и во внутриполитическом плане, в плане формирования психологии ведущих политических деятелей Русского государства эти же качества имели явно отрицательные исторические последствия. К счастью, не только они и не только методы тактики, но и верная стратегия внешней политики, намеченная в конце XIV в., в частности Дмитрием Донским, оказали решающее влияние на успехи московской внешней политики, результатом которой было создание централизованного Русского государства. Основной причиной успеха внешнеполитических действий московских великих князей явилось, несомненно, то обстоятельство, что их верная стратегия и умелая тактика совпали (хронологически пришлись на ту же самую пору) с объективным поворотом в экономической конъюнктуре и с резким изменением международной внешнеполитической обстановки в Азии. Каждое из этих изменений было исторически благоприятно для Московского великого княжества, каждое способствовало успешному осуществлению внешнеполитической линии, намеченной московскими великими князьями. В чем же состояли конкретно указанные выше изменения и как и почему они соотносились напрямую с задачами московской внешней политики? Изменения в экономике сводились к переходу сельского хозяйства Московского государства, т, е. основы его экономики, на трехпольную систему земледелия, результатом чего явился избыток зерна и другой сельскохозяйственной продукции, что способствовало увеличению благосостояния населения, укреплению экономических и демографических позиций и потенций Московского княжества по сравнению с соседними государствами. Этот подъем экономики произошел в середине XV в. Вот почему 40—60-е гг. XV а считаются самым сытым периодом в истории России, когда потребление хлеба, мяса, рыбы, молока, овощей и жиров возросло в 2—3 раза по сравнению с XIV в. и в 4—5 раз по сравнению с XIII в. В этих условиях Московское государство стало притягательным объектом для населения всей Руси, сюда бежали люди из более голодных княжеств — Тверского, Владимирского, Рязанского. Такое изменение экономической конъюнктуры укрепляло Москву, выделяло ее из рядов других русских государств — великих княжеств, усиливало ее экономический, людской и военный потенциал, давало все основания князьям проводить решительную, наступательную внешнюю политику, ибо тыл был хорошо обеспечен. Вот почему внешнеполитическая активность Московии в отношении Орды резко усиливается лишь в конце XV в. Благоприятно для Московского княжества стала складываться и внешнеполитическая обстановка в Азии. Во второй половине XIV в. начались завоевательные походы Тимура (Тамерлана) в Средней Азии, сокрушившие тыл Золотой Орды, нарушившие ее организационную структуру, подорвавшие ее администрацию и военную мощь. Полчища Тимура проникли в Закавказье, на. Северный Кавказ, в Прикаспий, захватили Приазовье и Крым. Золотая Орда оказалась отрезанной от своих монгольских истоков. Она была смертельно ранена в свое самое уязвимое место, в свое «мягкое подбрюшье». И после этого удара Орда уже исторически была обречена, ей не суждено было оправиться. Но московские великие князья, осведомленные и через своих лазутчиков и полонянников, и через западноевропейских (генуэзских) купцов о событиях в тылу Орды, не спешили с антиордынскими действиями, а ожидали реальных проявлений, явных признаков ослабления ордынской власти. Вот почему они прибегли к тактике выжидания, даже после победоносной Куликовской битвы. Они, по-видимому, решили не форсировать освобождение от татарского ига, а предоставили Орде возможность «преть» и разлагаться в собственном соку еще целое столетие, терпеливо наблюдая за ее агонией. Ибо существование Золотой Орды с 1408 по 1477 г. было с исторической точки зрения всего лишь агонией: ее возрождение не имело перспектив. В то время как тактика в отношении Орды не менялась [русские князья регулярно продолжали посылать подарки ханам — так называемые «поминки» — даже в 1460 г. и позднее (!)] в отношении окружавших Московское государство подвассальных ордынцам русских земель и земель, населенных другими народами (коми, вотяками, манси, пермяками и т. д.), тактика Московского государства приняла откровенно наступательное направление: все внешнеполитические вопросы стали решаться в большинстве случаев силой оружия или военно-политическим давлением. Таково содержание внешнеполитической деятельности третьего периода в истории Московского княжества до организации дипломатического ведомства. Эта внешняя политика осуществлялась уже преемниками Дмитрия Донского на посту монарха и руководителя внешней политики великого княжества. В этот период московские великие князья становятся совершенно полновластными, самодержавными и, главное, наследными, они занимают престол на основе личной передачи наследования от отца к сыну (старшему сыну). Московские великие князья (наследные) 1389—1425 гг. Василий II Дмитриевич. 1425—1462 гг. Василий III Васильевич Темный. 1462—1505 гг. Иван Ш Васильевич. 1505—1533 гг. Василий IV Иванович. 1533—1584 гг. Иван IV Васильевич Грозный. Результаты внешнеполитической деятельности этих монархов наглядно видны из приводимой ниже таблицы. 4. ДИНАМИКА ПРИСОЕДИНЕНИЯ ЗЕМЕЛЬ К МОСКОВСКОМУ ГОСУДАРСТВУ В XV - НАЧАЛЕ XVI вв. (Результаты дипломатической деятельности Московского великого княжества после Куликовской битвы 1380 г. Использование военного престижа и военного нажима для достижения основной внешнеполитической цели — объединения русских земель вокруг Москвы и создания Московского русского государства — царства) 1392—1521 гг. 1392 г. Присоединение Суздальско-Нижегородского княжества. 1428 г. Слияние Владимирского великого княжества с Московским. 1460 г. Присоединение Удории. 1463 г. Присоединение Ярославского княжества. 1471-1478 гг. Нанесение военного поражения и захват, присоединение к Московскому государству Новгородской феодальной республики. 1472 г. Присоединение Великой Перми. 1474 г. Присоединение Ростовского княжества. 1485-1488 гг. Присоединение Тверского княжества. 1489 г. Присоединение Арской земли (Удмуртии). 1489 г. Присоединение Вятской земли. 1494 г. Присоединение Верховских княжеств (в верховьях Оки) по договору с Литвой от 1494 г. В составе: Новосильское, Воротынское, Одоевское, Перемышльское, Мезецкое, Белевское, т. е. мелкие княжества-города с пригородной территорией в нынешних Калужской и Тульской областях. 1499 г. Присоединение Югорской земли (Югории) и Обдории. 1500-1503 гг. Присоединение Северской земли (остатков Чернигово-Северских княжеств), также по договору с Литвой. 1510 г. Присоединение Псковской городской республики. 1514 г. Присоединение Смоленского княжества от Литвы к Москве в результате умелых дипломатических действий (династический брак). 1517 г. Присоединение Шемякинского удела (части Костромской и Вологодской областей). 1517— 1521 гг. Присоединение Рязанского великого княжества в результате серии умелых династических и военно-дипломатических акций Василия IV. Таким образом, к началу 20-х гг. XVI в. Московское княжество настолько территориально разрослось, что и формально, н фактически представляло собой уже не великое княжество, а царство, империю. Территория Московского великого княжества в это время простиралась от Ледовитого океана на севере до Уральского хребта на северо-востоке и линии Чудское озеро — верховья Западной Двины, Днепра, Оки — на западе. Самой уязвимой и неопределенной была южная граница — как юго-западная, так и юго-восточная, не имевшая ясных, устойчивых природно-географических рубежей. Она проходила примерно по южным границам нынешних Калужской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Пензенской, Нижегородской областей, выходя к Волге в районе Козъмодемьянска, но не переходя еще нигде на ее восточную, луговую сторону. Здесь русская граница просто-напросто обрывалась, натыкаясь на земли Казанского ханства, одного из остатков, обломков Золотой Орды, и возникала вновь лишь где-то далеко к востоку, на далекой Каме, Чепце и Вятке, где она уже с северо-востока подходила к тем же землям Казанского ханства, к землям марийцев и потомков древних булгар* (Соединить в единую линию русскую восточную границу означало вторгнуться в Казанское ханство или захватить его. Эта внешнеполитическая задача стояла перед русской внешней политикой уже в 30-х годах XVI в. Но осуществлена она была лишь в середине 50-х годов того же столетия во время войн Ивана IV Грозного. Как известно, Грозный не остановился на полумерах — он осуществил программу-максимум, присоединив к Московскому царству все Поволжье до Астрахани и сделав Волгу и Каму великой водной единой естественной границей, отделявшей Русское государство от орд степняков. Правда, и эта граница просуществовала в XVI в. недолго — уже при преемниках Ивана IV она продвинулась вначале вплотную к Уралу, а затем даже перешла Уральский хребет и стала проходить по Иртышу. Но это было уже в другой период русской истории, когда перед Русским государством встала новая внешнеполитическая задача — продвижение в неизведанную Сибирь с ее неисчерпаемыми, как казалось тогда, запасами пушнины). В 20—40-х гг. происходил процесс «переваривания» всех этих вновь присоединенных обширных территорий, т. е. процесс введения в них русской администрации и русской налоговой системы. Этот процесс завершается примерно к середине 40-х гг., уже при Иване IV Грозном, который провозглашает себя царем, т. е. фактически императором, владетелем целой империи. При Иване IV задачи русской внешней политики вновь претерпевают значительное изменение. Во-первых, встает вопрос о проведении активной политики на Востоке по захвату и присоединению к Русскому государству «обломков» Золотой Орды — татарских и ногайских ханств юго-востока. Во-вторых, возникает впервые для Московского государства проблема проведения внешнеполитических акций (от активной обороны своих границ на западе до защиты торговых интересов) в отношении стран Запада, как ближних, так и дальних, поскольку Москва становится преемницей внешнеполитических отношений Новгородской и Псковской республик со Скандинавией, Ганзой, Голландией и другими странами Западной Европы. С конца 70-х гг. XV в. от присоединенной к Московскому государству Новгородской феодальной республики перешло большое внешнеполитическое наследство: отношения с расположенными к западу и к северу от них государствами — Литвой, Ливонией, Швецией и Норвегией. Особенно важны были в этом ряду отношения с Ливонией, ибо они касались не только военной политики, но и торговли, поскольку большая часть всей общерусской внешней торговли с Западной Европой шла в то время через Балтику, а именно — через ливонские порты, и главные из них были Рига и Ревель (Таллинн). Но антирусская направленность политики Ливонии делала этиотношения крайне сложными. Сложность эта усугублялась еще более от того, что международно-правовое положение Ливонии было крайне запутано. Ливония представляла собой чрезвычайно сложное федеративное государство с разными правовыми нормами и разными международно-правовыми статусами. В ее состав входила территория орденского Тевтонского теократиче-ско-военного государства рыцарей-меченосцев со столицей в г. Марбурге (Восточная Пруссия) во главе с гохмей-стером, которому подчинялся великий магистр Ливонского рыцарского ордена со столицей в Вендене (Латвия). Кроме того, в Ливонию входили земли Архиепископст-ва Рижского, Епископства Дерптского, ганзейского города Риги, Епископства Ляанесского (Сааремааского), ганзейского города Ревеля, комтурства Феллина и Гарриена (Эстония). Эта федерация феодальных военных, военно-теократических и просто теократических владений наряду с ганзейскими городами-бургграфствами была чрезвычайно непрочной, но в то же время достаточно цепкой, поскольку фактически опиралась на Германию: Ливонский орден был юридически частью Священной Римской империи германской нации; ганзейские города Прибалтики хотя и были самостоятельны, но также опирались на силу всего Ганзейского союза, ориентировались на германскую сердцевину Ганзы — Гамбург и Любек. Вот почему отношения с Ливонией затрагивали по сути дела отношения Русского государства с Германией в целом. Кроме того, отношения с Ливонией и особенно с частями ее федерации и после падения независимости Новгорода считались в Москве отношениями местными, региональными и практически перепоручались царем и Посольским приказом — вплоть до распада Ливонии в 1561 г. — новгородским наместникам. В связи с этим даже внешнеполитический архив, касающийся отношений Новгорода с его западными и северо-западными соседями, не был перевезен в Москву, а оставлен в Новгороде (в нескольких километрах от самого города, в так наз. Городище, резиденции новгородских князей) для справок в нем в связи с местными пограничными и торговыми отношениями. В 1617 г. осуществлявшие оккупацию Новгородской области в 1610—1617 гг. шведские войска Понтуса Делагарди вывезли в Швецию значительную часть новгородского внешнеполитического архива, а частью вовсе уничтожили его. О размерах архива и о размерах гибели документов можно судить по тому, что в настоящее время в Стокгольме оставшаяся (меньшая) часть новгородского архива внешней политики Руси составляет 28 тыс. листов рукописей, до сих пор не полностью описанных и до сих пор недоступных для русских исследователей русской истории и русской внешней политики. Точно так же все внешнеполитические документы, относящиеся к сношениям Новгорода со Швецией и Норвегией, в том числе важнейшие государственные мирные и территориальные договоры, оставались в Новгороде, и Московское государство, осуществляя юридически правопреемство внешнеполитических отношений Новгорода со Скандинавией фактически до середины XVI в., оставляло эти отношения в ведении новгородских наместников. В-третьих, в середине 40-х гг., при Иване IV, возникает и получает решение вопрос о создании специального органа по ведению внешней политики и установлении должности руководителя внешнеполитической деятельностью государства, или, иными словами, решается один из кардинальных вопросов организации русской внешней политики впервые за 500 лет. Дело в том, что тем самым происходит резкий разрыв с традиционной, исторически сложившейся практикой: на Руси внешняя политика планируется, определяется, направляется и осуществляется только самим монархом — князем, великим князем, царем. В середине XVI в. личный, персональный, а в период 1389—1547 гг. семей но-династический характер руководства и осуществления внешней политики сменяется профессионально-государственным: во главе руководства внешней политикой ставится высокопоставленный и доверенный царя чиновник-профессионал, а координирует и занимается практическим осуществлением внешнеполитических акций государства особое учреждение — внешнеполитическое ведомство и его аппарат, назначаемый также на строго профессиональной основе. Отсюда ясно, что поворот этот был разительным, имеющим огромное историческое значение. Однако хотя формально ведомство внешних сношений было создано в 40-х годах XVI в., поворот этот произошел не в один год (1549 г.) и не в несколько лет (1547— 1549 гг.), как это обычно принято считать, исходя из даты организации Посольского приказа при Иване IV, а в течение по крайней мере 75 лет или даже почти века, если считать с того момента, когда у московских великих князей возникают зачатки подобной организации в общей системе управления, или почти в течение 175 лет, если считать с тех пор, когда впервые возникает вопрос о необходимости ввести должность руководителя внешней политики в великокняжеский аппарат. 5. ПРИЧИНЫ ОТКАЗА ОТ СЕМЕЙНО-ПАТРИАРХАЛЬНОЙ ДИПЛОМАТИИ Первым мысль о необходимости создания особой должности освобожденного от других дел руководителя или координатора всей внешнеполитической деятельности государства высказывает Дмитрий IV Донской. Он мыслит эту должность как существующую помимо великого князя, который должен оставаться главным инициатором и вдохновителем внешней политики Московского княжества, в то время как профессиональный руководитель внешней политики должен заниматься чисто практическими вопросами иностранных дел. Показательно, что Дмитрий Донской ставил вопрос не об учреждении, не о ведомстве, а об отдельном лице, об отдельной новой должностной функции. Разумеется, это объяснялось эпохой, для которой вообще не было свойственно создание «контор», «бюрократического аппарата», а многое в государственном управлении все еще покоилось на доверительных, личных и единоличных патриархальных отношениях. Однако впоследствии, когда тот же вопрос о создании органа внешнеполитического руководства встал перед московскими великими князьями вновь, сто лет спустя, в 80-х годах XV в., явственно обнаружилось различие между должностью руководителя иностранной политикой и ведомством по ведению внешней политики. Сложилось так, что оба эти института и возникли, и складывались вначале параллельно друг другу и даже не совсем одновременно на протяжении примерно века. Поэтому в представлениях современников они долгое время означали далеко не одно и то же, т. е. не были вполне тождественны. Потребовался длительный период, чтобы к середине XVI в. произошло их слияние, совмещение, когда канцелярия и аппарат внешнеполитического ведомства — «контора» стали орудием, инструментом руководителя внешней политики, а должность руководителя внешнеполитической «конторы», ведомства, до тех пор чисто техническая, слилась с должностью руководителя внешней политики в одном лице. Вернемся, однако, к идее Дмитрия Донского заменить уже в 1376 г., за пять лет до Куликовской битвы, систему личного и сверхсекретного, узкосемейного и династического руководства внешней политикой чиновническо-профессиональной, всецело подчиненной контролю князя. Какова ее судьба? Была ли она осуществлена? И если нет, то почему? Идея Донского была для своего времени «радикальна» и смела, если иметь в виду то, что она рвала с практикой лично-семейного руководства внешней политикой со стороны монархов. Однако она была достаточно осторожна. Дмитрий Донской не предлагал никакого «ведомства», никакого «учреждения». Он хотел иметь лишь одно-единственное лицо — внешнеполитического советника и помощника, доверенного человека. Князь не предлагал в то же время в качестве советника себе «совет бояр», хотя, казалось бы, это было для него и почетнее, и удобнее. Для этого были свои причины. Во-первых, на бояр нельзя было полагаться, особенно во внешнеполитических делах. Эти мелкие феодалы не только привыкли иметь собственные суждения и мнения о-политике, но и все еще обладали в XIV в, правом «отъехать» к другому сюзерену, к другому князю, в том числе и к заграничному, в другое зарубежное государство. И тогда прощай государственные внешнеполитические секреты. Вот почему ни о каком «совете по внешней политике» и ни о каком учреждении с несколькими лицами, посвященными во внешнеполитические дела, в условиях XIV в. даже и нельзя было помышлять. Во-вторых, внешняя политика в это время, да еще в условиях Московского княжества, ни в коей мере не могла отчуждаться от личности Великого князя и утрачивать свою сугубую секретность. Но поскольку техническая помощь в ведении внешнеполитических дел и дельный совет доверенного знатока этих дел были князю все же необходимы, то он мог пойти на то, чтобы прибегнуть к поручению всех этих занятий под своим полнейшим «доглядом» какому-либо лично известному ему лицу, пользующемуся его личной симпатией и доверием. Первоначально такими лицами уже с начала XIV в, становятся духовники князей. Но в этом не наблюдается особой регулярности, ибо не всякий духовник мог быть компетентным советником во внешнеполитических вопросах. И далеко не всякому духовнику князь мог поверять и доверять внешнеполитические тайны. Да и сам характер внешнеполитической работы требовал, чтобы этим занимался мирянин, светский человек, полностью зависимый от князя, в то время как духовник был подчинен духовным властям, епископу или митрополиту. Словом, проблема выделения внешнеполитических дел из общей системы княжеского управления и поручение их профессионалу, знающему языки, могущему подать дельный совет и сведущему в техническом оформлении государственных внешнеполитических актов, назревала уже с середины XIV в., со времен Ивана Калиты, но решить ее все не было случая. Наконец в 70-х годах XIV в. Такой случай подвернулся: у Дмитрия Донского появился при дворе человек незнатного рода, но в то же время энергичный, волевой, преданный и честный, к которому князь испытывал особое доверие и симпатию. Это был священник Дмитрий Митяй, духовник князя. Он-то и стал первым поверенным князя во внешнеполитических делах и секретах, прототипом первого руководителя русской дипломатической службы. Но поскольку Митяй не имел никаких сословных или родовых полномочий, не имел даже элементарной «служебной» карьеры и, следовательно, не мог на законном основании занять место в государственной иерархии, Дмитрий Донской, разумеется, не думая о последствиях своего шага, а желая лишь легализовать и формально укрепить влияние Митяя на государственные дела, задумал дать ему достоинство митрополита Московского. В связи со смертью митрополита Алексия в 1378 г. Великий князь добился от церковного клира пострижения Митяя в монахи под именем Михаила и явочным порядком ввел его в управление делами Московской митрополии как и. о. митрополита. Однако этот шаг князя вызвал сильную оппозицию духовенства, отказавшегося признавать распоряжения Митяя, и князю волей-неволей пришлось послать Митяя лично (как тогда было принято) на утверждение его сана в Константинополь, к вселенскому патриарху Нилу. Этот план, однако, был сорван в связи с внезапной смертью Митяя во время путешествия, уже на византийской земле. Донскому пришлось скрепя сердце согласиться на назначение греческого митрополита Киприана в качестве главы русской церкви, не говоря уж о том, что он потерял ценного и нужного государству сотрудника по ведению внешнеполитических дел. Случай с Митяем совершенно ясно показал, что решить проблему официального доверенного внешнеполитического советника, назначая фактически н тайно на эту должность своего личного духовника, невозможно, ибо тогда встает проблема полномочий, требуемых таким рангом в государственных делах, и обойти эту проблему ни в высшей иерархии государственной администрации, ни в формальных внешнеполитических делах не удастся никогда. Невозможным оказался для московских князей и другой ход — подобрать в качестве внешнеполитического доверенного советника главу Московской церкви, ибо эта персона так или иначе всегда будет зависима в первую очередь от константинопольского (заграничного) патриарха и его решений, а также в немалой степени и от московского клира, могущего легко встать в оппозицию к князю. Таким образом, случай с Митяем наглядно показал невозможность использовать в качестве внешнеполитического органа высшую церковную иерархию (хотя она очень подходила по своей грамотности, знанию иностранных языков и дипломатической опытности) и вообще убедил княжескую власть, что церковь привлекать к внешней политике не стоит: она сыграла свою дипломатическую роль в период татарского ига, а ее дальнейшее участие во внешнеполитических делах лишь усложнит государственные проблемы. Отсюда неизбежно вытекал вывод, что внешней политикой должно заниматься светское доверенное лицо князя. Но какое? Этот вопрос также решила практика. Внешняя политика — и большая (сношения с иноземными государями), и малая (сношение с русскими князьями) — неизбежно требовала заключения разного рода письменных соглашений, договоров, обязательств, торжественных обещаний, грамот дарения и межевания территорий и подобных документов. Эти документы заверялись не только крестным целованием, но и подписями, печатями, кустодиями, а кроме того, украшались орнаментом, золотописью, раскрашивались в соответствии с их значением и важностью лица, которому они адресовались. Кто-то должен был оформлять эти документы, хранить их, проверять качество пергамента, бумаги, красок, свинца, дресвы (специального песка, которым присылалось написанное, чтобы чернила быстро сохли), шнурков, воска, чернил, туши, а также разного инструментария (перьев, кисточек, ножичков для подчистки пергамента) и т. п. Словом, всем этим довольно большим хозяйством, а заодно и секретами, заключенными в договорах, ведал один человек, который получил наименование «печатника», ибо у него, кроме всего прочего, хранились и все великокняжеские (царские) печати. Именно печатники еще задолго до появления внешнеполитического ведомства в Московском великом княжестве стали первыми «министрами иностранных дел» или по крайней мере их прототипами, ибо не все печатники были освобождены для исключительно иностранных дел и далеко не все князья пользовались услугами специальных печатников: одни из князей по старинке сами исполняли эту роль, считая, что так оно с документами вернее, свой глаз — алмаз, а другие нагружали печатников н другими, чисто хозяйственными делами, не считая нужным отделять «казенную канцелярию» иноземных дел от всей остальной «казенной канцелярии». Таким образом, с конца XIV в. и до 30—40-х гг. XV в. регулярного определения и занятия поста печатника не происходило, как и не осуществлялось все еще ясное выделение иностранных, внешнеполитических дел из общей сферы административно-хозяйственных государственных вопросов: вначале водораздел устанавливался лишь между всем казенным — государственным и лично княжеским, семейным, родовым. Однако поскольку первым в Русском государстве должность и наименование печатника получил Дмитрий Митяй при Дмитрии Донском, то формально с него идет счет печатников. Митяй Дмитрий (Михаил в иночестве) 1376— 1383 гг. Духовник великого князя. До 1378 г. — священник. С 1378 г. — митрополит Московский (и. о.). Печатник великокняжеский Год рождения не известен, ум. в 1383 г. Лично Дмитрия Донского неудача с назначением Митяя не обескуражила, ибо он нашел себе деятельного помощника и единомышленника во внешнеполитических делах в лице своего двоюродного брата князя Владимира Андреевича Серпуховского. Но это было возвращение на проторенный путь «семейной дипломатии» и, по сути дела, лишь подчеркивала, что в условиях тогдашней политической действительности переход к созданию должности «министра иностранных дел» в Московском государстве преждевременен. Понадобилось еще сто лет, чтобы вопрос о профессиональном руководстве внешней политикой в государстве был поставлен вновь при Иване III. И как и во времена Дмитрия Донского, так и в XV в., и в XVI в. главной побудительной причиной создания ведомства и должности по руководству внешнеполитическими делами были практика, практические соображения, вытекающие из расширяющегося общения Московского государства с другими странами и народами по мере того, как Золотая Орда хирела и ее отгораживающее, изолирующее влияние на Русь исчезало. Чтобы наглядно увидеть, как происходили изменения в международной обстановке вокруг Московского княжества на протяжении конца XIII — первой половины XVI в., достаточно привести таблицу государств, окружавших Московское государства в начале и в конце этого периода. 6. ГОСУДАРСТВА — СОСЕДИ МОСКОВСКОГО ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА 1. Русские государства вокруг Москвы 1. Владимирское великое княжество 1239—1426 гг. Сливается с Москвой в 1426 г. 2. Суэдальско-Нижегородское княжество 1247—1390 гг (самостоятельное), 1390—1450 гг.(зависимое). Отходит к Москве в 1450 г 3. Тверское великое княжество 1247—1485 гг. В 1485 г. отошло к Москве. 4. Рязанское великое княжество 1129—1521 гг. В 1521 г. отошло к Москве 5. Новгородская республика 1136—1478 гг. Захватывается Москвой. 6. Псковская городская республика 1268—1348 гг (фактически) 1348—1510гг. (официально) Присоединена к Москве. 2. Иностранные государства на запад отМосквы Византийская империя: до 1453 г. Захвачена турками Великое герцогство (княжество) Литовское: 1238—1569 гг. Вошло в состав Польши по унии 1569 г. Сурож (Кафа)—Генуэзская колония: ок. 1255—1475 гг. Разорена Тамерланом Ливония [земли Немецкого (Тевтонского) ордена]: 1237—1561 гг. Разделены между Польшей, Швецией, Литвой и Данией в 1561 г. Курляндия осталась самостоятельной. 3. Иностранные государства на восток от Москвы Волжско-Камская Булгария («Великие Булгары») Xв.— 1236 г. — самостоятельное государство. 1236—1410 гг. — полностью зависимое от Орды. Золотая Орда (ханство) 1240—1434 гг. 4. Государства — наследники 3oлотой Орды Большая Орда 1434—1502 гг. Ногайская Орда 1440—1560 гг. Большие Ногаи 1560—1634 гг. Малые Ногаи 1550—1770 гг. Казанское ханство 1438—1552 гг. Крымское ханство 1443—1783 гг. Астраханское ханство 1460— 1556 гг. Сибирское ханство 1420—1600 гг. 5. Государства, сложившиеся на основе угро-финских племенных союзов в бывших колониях и полуколониях Новгорода Малая Пермь Вычегодско-Вымская земля до 1379 г. Удория до 1460 г. Великая Пермь до 1503 г. (Чердынская земля) Обдория до 1554 г. Югория (Югорская земля) а) Кода (Сорыкодская земля): до 1557 г. независимая; с 1644 г. — в составе России б) Ляпинские князьства (городки) до 1593 г. в) Пелымское княжество до 1593 г. г) Кондинское княжество до 1642 г. д) Вас-Пукол и Кол-Пукол 1593—1644 г. 6. Западноевропейские государства, с которыми в XV—XVI вв. существовали отношения Польша. Венгрия. Швеция. Ганза. Дания — Норвегия. Римская курия (Святой престол). Венеция. Пруссия. Цесарская земля (Священная Римская империя германской нации — СРИГН). Англия (Великобритания). Франция. Испания и ее нидерландские владения. Выводы Расширение сферы внешнеполитических контактов должно было, таким образом, неизбежно возрастать с конца XV в. и до начала XVI в, даже независимо от желаний руководства Московского государства, ибо к этому времени границы Московской Руси не только расширились, но и непосредственно вышли на рубежи государств, прежде либо московским князьям неизвестных, либо просто ненужных для непосредственных сношений. Такое изменение международной обстановки повлияло на то, что прежняя практика, прежние средства ведения дипломатических: отношений должны были претерпеть некоторые изменения. 7. ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОВОЙ ПОДГОТОВКИ ДИПЛОМАТОВ В МОСКОВСКОЙ РУСИ Прежде всего возникла необходимость для руководителей внешней политики Руси знать иностранные языки, для того чтобы вести на достойном и высоком уровне сношения с другими странами. Современному читателю может показаться странным, что почти 500 лет такая проблема в государствах Руси не возникала и по-настоящему возникла лишь в конце XV — начале XVI в. На первый взгляд это кажется парадоксальным, однако объясняется весьма просто: до XV в. руководители внешней политики русских государств, их великие князья не нуждались для ведения переговоров с другими государствами в каких-либо посредниках-толмачах. Они могли сноситься с потентатами других стран непосредственно. Дело в том, что до XII в. все Рюриковичи практически знали скандинавские языки — шведский, норвежский, датский и даже исландский (полоцкие князья). Поэтому языковых проблем для сношений со странами Скандинавского Севера и германоязычного Запада для руководителей внешней политики Киевской Руси не существовало. Кстати, скандинавские языки знали и при дворе византийских императоров, так что первые русские князья не встречали трудностей и в сношениях с греками, хотя знали лишь родной скандинавский язык. Начиная же с Владимира Мономаха уже все русские князья говорили или понимали, некоторые даже писали по-гречески, а в случае каких-либо затруднений в языковых вопросах всегда могли воспользоваться услугами греческих митрополитов и монахов, живших в Киево-Печерской лавре и в Киеве. С X в. русские князья Рюриковичи, естественно, хорошо говорили и по-славянски и обязательно знали церковнославянскую грамоту. Поэтому среди Мономахо-вичей не встречалось практически такого великого князя, который бы не мог без всяких затруднений объясниться со своими польскими, мазовецкими, куявскими, чешскими и иными славянскими родственниками, а с XII в. большинство южнорусских великих князей знали еще венгерский и латинский (или в крайнем случае вульгарную латынь). Поскольку существовала частая практика брать второй или третьей женой дочерей половецких ханов, то в княжеских семьях дети-полукровки владели и кипчакским языком, который впитывали буквально с молоком матери. Это было большим подспорьем для тех великих князей, которым приходилось вступать в переговоры с половцами: в большинстве случаев переводчик был не нужен. Далеко не все князья, но во всяком случае хорошо образованные из них знали в XII и XIII вв. латинский и немецкий, как, например, Даниил Романович Галицкий; некоторые, ожидая своего выбора на Киевский престол, выезжали даже за рубеж «попрактиковаться» в том или ином иностранном языке у своих родственников. Ввиду того что Киевская Русь была открытым государством, фактически не знавшим, не ведавшим жестких государственных границ, которые со всеми своими атрибутами (заставами, столбами, сторожами, рогатинами, засеками и т. д.) появляются лишь в Московском государстве, то древнерусские князья, как великие, так и удельные, беспрестанно выезжали за рубеж, воспитывали детей в разных странах у своих родичей, уезжали на Запад в изгнание или, наоборот, сами принимали на воспитание иностранных принцев и принцесс до юношеского возраста. В результате всего этого знание двух-трех, а порой и четырех-пяти языков было довольно естественным явлением в среде Рюриковичей, особенно из ветви Монома-ховичей, поскольку они обязаны были готовиться к занятию Киевского престола и получали более тщательное образование, чем остальные. Но одним знанием языков дело не ограничивалось. Рюриковичи были также практически подготовлены с детства как к ведению военных действий (отроки в 10— 11 лет уже участвовали в военных действиях наравне со взрослыми), так и к личному ведению дипломатических переговоров, поскольку младшие князья часто, еще будучи детьми, присутствовали с разрешения старших на военных советах и при дипломатических переговорах. Как руководители внешней политики государства князья не только могли решать тот или иной вопрос в принципе, но и технически и психологически всегда были готовы лично осуществить свое решение. Владимирские и московские князья представляли во всех этих отношениях полную противоположность киевским. Во-первых, они воспитывались и действовали в совершенно иных условиях. Их государства со всех сторон были окружены русской территорией, русскими государствами с XIII в. и вплоть до крица XV в. и даже по начало XVI в. Иных «иноземных» соседей, кроме русских, исключая, конечно, далекую Орду, эти северорусские князья не ведали. Образно говоря, в течение 200—250 лет эти монархи, по сути дела, жили в лесу, ни с кем из иностранных государей не общались, никуда за пределы -своих уделов не выезжали (опять-таки кроме Орды, которая была для них единственной «заграницей»), и все их сношения шли через ханских переводчиков, хорошо знавших русский язык. Самим им татарский язык не надобился. В Москве же, принимая татарского посла, баскака или иное административное лицо из Орды, сносились с ним при помощи многочисленных татар-мурз, либо постоянно живших в Москве, либо выехавших в Москву на службу к великому князю и со временем обрусевших. Именно такие обрусевшие мурзы достигали постепенно при Московском дворе высоких и даже наивысших должностных рангов, примером чему могут служить хотя бы два русских царя — Борис Годунов и Симеон Бекбулатович. Так что с татарским языком в высших сферах Московского государства в XIV—XVI вв. никаких проблем не было, а знания западноевропейских языков в этот период еще не требовалось из-за отсутствия сношений с Западной Европой вплоть до конца XV в. К концу же XV в. ситуация радикально изменилась: Москва поглотила вокруг себя все русские княжества, все русские государства-республики и вышла вплотную к границам иностранных государств — Литвы, Польши, Немецкого (Тевтонского) и Ливонского орденов; Московское государство стало ближе к Молдавии, к владениям Крымского хана и Турецкого султана, оно вынуждено было вступить со всеми этими государствами в те или иные сношения. Между тем знание иностранных языков было в это время совершенно неслыханной вещью в великокняжеских семьях. Более того, мало кто имел даже смутные понятия об иноземных языках даже в ближайшем великокняжеском окружении: ни бояре, ни родичи великого князя, ни тем более его дети — сыновья и дочери, воспитывавшиеся в строгой изоляции, в теремах, окруженные мамками, безграмотными бабками, юродивыми, богомолками и полуграмотными монахами. Вот почему и великие московские князья, руководители внешней политики, совершенно не знали никаких иностранных языков. То, что государь не мог сам непосредственно говорить с представителем, послом или гонцом иностранного монарха, резко меняло весь характер осуществления внешней политики, внешнеполитических мероприятий. Прежде всего произошла бюрократизация внешнеполитических, дел; они стали осуществляться чрезвычайно медленно, требовали проверок и перепроверок. Кроме того, князь утратил непосредственный контроль над ними и тем самым лишился доверия к лицам, через которых он вынужден был вести переговоры. С одной стороны, для осуществления руководства внешней политикой потребовались доверенные князя, знающие люди, с другой — возрастала подозрительность монарха, что «специалисты» воспользуются его некомпетентностью для нанесения внешнеполитического ущерба государству и особенно ему, князю, лично. Ясно было, однако, одно: князь лично и абсолютно единолично уже не мог руководить внешней политикой страны, не совершая ошибок и промахов. Не мог он и освоить все те языки, знания которых потребовали новые внешнеполитические обстоятельства. Только на одном «восточном направлении» надо было знать кроме единого и единственного татарского языка начиная с середины XV в. уже и ногайский, турецкий, караимский, бухарский, персидский и даже итальянский. Что же касается «западного направления», то здесь крайне необходимым стало знание столь презираемого в Москве «папежского» — латинского — языка для любых письменных сношений с Западной Европой, а также разговорных литовского, польского, немецкого, датского и хотя бы самое элементарное знакомство с французским и итальянским. Отсутствие в Московском государстве подготовленных вязыковом отношении кадров для дипломатической работы буквально затянуло установление отношений Московии с западноевропейскими государствами по крайней мере еще на полвека (1450—1490 гг.). Вот почему установление отношений с восточными государствами, возникшими на развалинах Золотой Орды, опередило установление отношений Москвы с Западом: найти людей, знающих язык ногаев, турок, крымчаков, персов, черкесов, аварцев и бухарцев, в средневековой Москве оказалось легче среди выкупленных на Востоке русских полонян-ников, чем научить кого-либо в царском окружении латинскому, немецкому или итальянскому. Конечно, к середине XV в. и особенно ко второй его половине в Московском государстве уже имелись профессиональные дипломаты, знающие европейские языки, но это были, во-первых, греки и болгары, прибывшие в свите Зои Палеолог после падения Византийской империи, а во-вторых, буквально единицы из числа русских, побывавших с дипломатическими поручениями за границей (см. ниже: братья Курицыны). Такие специалисты были исключением во всех отношениях: они знали по три — пять языков, не были знатного происхождения и не принадлежали к высшему, боярскому сословию. Их языковой опыт приобретался часто в плену, следовательно, был случайным и вынужденным, но никак не запланированным, сознательным приобретением. Все это привело к тому, что русские великие князья вынуждены были пойти в конце концов на беспрецедентный для всех других государств акт: поручить ведение внешнеполитических дел не знатным, но знающим специалистам-профессионалам, занимающим чрезвычайно скромное, почти рабски подчиненное положение в общей иерархической и сословной системе тогдашнего государства, и допустить этих неродовитых, нетитулованных, часто совершенно простых, но талантливых людей в высшую администрацию сословного государства. Во-первых, так князьям было спокойнее: к тайнам внешней политики допускался раб, которого можно было уничтожить в любую минуту и в два счета, так, чтобы эти государственные тайны исчезли вместе с ним неразглашенными. (Братья Курицыны, например, были со временем сожжены, другие дипломаты казнены, обезглавлены.) Во-вторых, допуск простых людей к внешнеполитическому руководству обставлялся целым рядом перестраховочных мер: решающее определение линии внешней политики и ее тактики оставалось целиком за князем, над специалистом-руководителем ставился для контроля и представительства знатный, титулованный наблюдатель и начальник, часто не разбирающийся в сути внешнеполитических дел, но с тем большим рвением и подозрительностью «опекавший» и контролировавший действия специалиста, и, кроме того, руководителю-специалисту придавался еще помощник или напарник, осуществлявший наряду с технической помощью своему начальнику негласный, но со знанием дела «контроль» и наблюдение за ним и объективно выступавший как соперник — претендент на его место. Такая структура внешнеполитического руководства действовала более полувека, пока наконец практика еще раз не вынудила признать, что громоздкий, но надежный в смысле перестраховки «триумвират» по руководству внешней политикой малоэффективен и должен быть заменен в новых условиях царства (при Иване IV Грозном) предоставлением специалисту по внешнеполитическим вопросам большей самостоятельности и возможностью возглавить внешнеполитическое ведомство как орган, помогающий ему в техническом ведении иностранных дел. Однако складывание должности руководителя внешней политики государства и создание ведомства по ведению внешнеполитических дел не были в Московском государстве единым и единовременным процессом, а шли независимо друг от друга, иногда параллельно, да и разными темпами. Так, вопрос о создании должности руководителя внешней политики был впервые поднят в 1376 г., а вопрос о создании ведомства — в 1450-х гг. Слияние же «руководителя» и «ведомства» произошло лишь в 1540-х гг. Во всем этом сказалась специфика исторического развития Московского государства, специфика условий его внешнеполитического существования и внешнеполитического окружения на протяжении двух с половиной веков, специфика внутреннего сословного устройства. О том, как конкретно шли эти процессы, рассказывается в след. разд. II. ПРОЦЕСС ВЫЗРЕВАНИЯ И ВЫДЕЛЕНИЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО ВЕДОМСТВА В ГОСУДАРСТВЕННОМ АППАРАТЕ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА (середина XV — середина XVI в.) Первоначально аппарат государственного управления вырастает на основе великокняжеской казны. Примерно к середине XV в великие князья, до тех пор только лично, в глубокой тайне владевшие и считавшие (и пересчитывавшие) свою казну, состоящую из драгоценных камней, утвари и предметов религиозного и столового обихода, изготовленных из золота и серебра, а также непосредственно из денежных богатств в виде древнерусской (гривны), московской и новгородской (серебряной) и западноевропейской (золотой и серебряной) монет (золотые дукаты, гульдены и др.), хранимую вих интимных помещениях (спальнях, тайниках, связанных со спальней, и т п.) в сундуках и упоминаемую лишь в завещаниях при передаче этого богатства наследникам, приходят к решению завести особое должностное лицо, которое могло бы нести обязанности хранителя и контролера сохранности хотя бы той части этого богатства, которую великий князь определял на государственные расходы. Так возникает должность казенного дьяка — еще не казначея, не ответственного хранителя государственного богатства, государственной казны или государственного скарба (поскольку наряду с деньгами, драгоценностями, золотом в царскую казну входили и государственные документы, международные договоры, хранимые столь же тщательно и чуть ли не в тех же сундуках, что и деньги, — и все это вместе именовалось царским скарбом}, а лишь писца-регистратора, которому доверяли произвести опись этих сокровищ, сверять их наличие время от времени с этой описью и хранить как зеницу ока только саму опись, в то время как реальные богатства продолжали охраняться во внутренних покоях лично великим князем. Такой казенный дьяк, т. е. дьяк, находящийся при описи казны и следивший за регистрацией доходов и расходов денежных средств, впервые упоминается уже в середине XV в.— в 1450 г. Возможно, что он существовал и несколько ранее. Но в середине XV в. должность его уже определенно сложилась. Спустя полтора-два десятилетия упоминается уже и второе должностное лицо для ведения казенных дел — подьячий. Первый раз такое упоминание встречается в 1467 г. Это значит, что у казенного дьяка появился помощник, ибо дела расширились и один человек с ними не справлялся. А еще через четверть века появляется уже целое учреждение для ведения государственных дел — Казенный двор. Оно складывается вокруг должности казначея, хранителя печати великого князя, и его первого «министра» и неизбежно возникающего вокруг этой персоны вспомогательного технического аппарата. В его состав входит и канцелярия или лишь «стол», где особые писцы изготавливают внешнеполитические документы — грамоты, договоры, завещания и акты дарения в отношении великокняжеских родственников («шертные грамоты») и т. п. Так дела казны как финансового отдела тесно сливаются с делами казны, связанными с внешней политикой и с общими делами внутреннего хозяйственного управления, ибо ведутся они первоначально одним лицом — казначеем, в одном помещении, но только разными помощниками — подьячими. Со временем, в основном в третьем десятилетии XVI в., происходит разрастание и в связи с этим выделение отдельных «столов», или повытий, из системы Казенного двора. Одним из первых происходит выделение по вытья, занимающегося посольскими и иноземными делами, в силу специфики его деятельности, крайне непохожей на деятельность других административно-хозяйственных повытий. Так постепенно рождается первое в истории страны внешнеполитическое ведомство Русского государства, получившее наименование Посольский приказ. Таким образом, его постепенное складывание продолжается ровно сто лет, если считать с 1450 по 1549 г. Но параллельно созданию центрального внешнеполитического ведомства как учреждения шел и процесс формирования практического, фактического руководства внешней политикой по линии чисто персональной и профессиональной. Этот процесс не был связан напрямую с созданием внешнеполитического ведомства и получил развитие даже в известной степени позже, чем возникли зачатки казенного учреждения, занятого изготовлением внешнеполитических документов и хранением архива государства. Практик-дипломат и хранитель внешнеполитических тайн, зафиксированных в документах прошлого, были первоначально совершенно разными лицами, не связанными своей деятельностью друг с другом. Иными словами, кристаллизация и выделение в особое занятие внешнеполитической службы идет параллельно (и немного позднее) созданию централизованного управления другими важными государственными делами, в том числе конторы (канцелярии) внешнеполитического ведомства. Такая «контора», зародившись где-то в середине XV в., отпочковывается как внешнеполитическое посольское повытье (отдел) в конце 30-х годов XVI в. от общего органа государственного управления — Казенного двора. А особое положение руководителя внешней политикой, дипломата-профессионала (посольского дьяка), зародившись в 80-х гг. XV в., превращается в постоянную государственную должность лишь к концу 40-х гг. XVI в., и только после этого, к началу 50-х гг. XVI в., эти две части внешнеполитического управления — его голова, руководство (посольский подьячий, дьяк), решающий и планирующий вопросы внешней политики орган и его руки (посольское повытье Казенного двора) — вспомогательный аппарат — сливаются вместе, образуя внешнеполитическое ведомство — Посольский приказ. III. ОРГАНИЗАЦИЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ СЛУЖБЫ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ ДО СОЗДАНИЯ ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА И ЛИЦА, ОТВЕТСТВЕННЫЕ ЗА ВЕДЕНИЕ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ В 1480—1349 гг. 1. ПРИНЦИПЫ ФОРМИРОВАНИЯ РУКОВОДСТВА ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ СЛУЖБЫ Б КОНЦЕ XV в. С 80-х гг. XV в., т. е. с момента превращения Московского великого княжества в Русское централизованное государство с титулом и рангом царства, провозглашенного Иваном III в качестве продолжателя византийских исторических традиций «третьим Римом», начинается выделение и формирование внешнеполитической службы в недрах общего государственного управления. И начинается это формирование исподволь, постепенно, практически, а не на основе определенного волевого решения и не путем создания какого-то органа, учреждения, в которое стали бы набирать персонал, как это обычно делается теперь, в XX в., в нашей стране, а путем выявления отдельных лиц, наиболее способных к внешнеполитической деятельности, и поручения именно им ведения иностранных дел преимущественно, но еще не исключительно. Так, одним поручается несколько «посольских дел», одно за другим; другие действуют эпизодически, время от времени призываясь для несения «посольского тягла»; третьи появляются в качестве «посолъских людей» периодически, по нескольку раз, иногда с большими интервалами в своей внешнеполитической деятельности, но все же также специализируются все более и более на ведении дел с иноземцами. Закрепления руководства внешнеполитическими делами только за одним ответственным лицом еще не наступает. Более того, царь, а вернее, ряд царей, начиная с Ивана Ш и кончая Иваном IV, все еще не могут долгое время решить основной вопрос: кому поручать внешнеполитические дела — представителям ли знати, родового боярства, аристократии, которая по своему рангу и происхождению недалеко стоит в смысле знатности от самого царя, или же представителям служилого дворянства, чиновникам царя, не являющимся выходцами из боярства и потому покорным, исполнительным и беспретенциозным служакам, лишь безропотно выполняющим внешнеполитические предписания монарха, но не смеющим вмешивать-ся в их суть, как это могут позволить себе бояре, представители старой родовой аристократии. Существует не только социальная проблема при выборе руководителя внешней политики государства, но и проблема профессиональной компетентности. Кому отдать предпочтение: безродному чиновнику, знающему языки, имеющему красивый слог, грамотному, талантливому, или же не знающему языки, но родовитому боярину, наделенному прирожденным чувством достоинства, солидностью, настойчивостью и жесткостью, способностью отстаивать свое мнение, имеющему благодаря своей родовитости вес и престиж также и в глазах иностранцев? Вопрос этот в течение почти века остается открытым н решается на практике прагматически в каждый отдельный исторический период по-разному и довольно часто в духе «гнилого компромисса», когда монарх пытается сочетать в составе внешнеполитического руководства оба принципа — и профессиональную компетентность, и исполнительность незнатных, простых чиновников — подьячих, и знатность, родовитость, престижность бояр. Это зависит, как правило, от разных причин. Во-первых, от личных качеств лиц, выполняющих внешнеполитические поручения, от их личных знаний (языков, грамоты, посольских иностранных обычаев и т. д,) и навыков (умения лавировать среди прочих царедворцев, ладить с разными боярскими группировками), а также от реальных результатов их работы (успехов или провала на дипломатическом поприще). Именно в зависимости от всего этого царь либо смещает, либо задерживает долее, чем обычно, на дипломатической работе то или иное лицо. Во-вторых, играет огромную роль и психологический фактор — недоверие царя к потенциальным руководителям внешнеполитической службы. Монархи никак не могут в течение почти ста лет свыкнуться с мыслью, что кто-то помимо них или даже наряду с ними будет руководить внешнеполитическими делами, заниматься только ими, иметь в этом преимущество перед другими царедворцами. Цари определенно опасаются выпускать нити внешнеполитической службы из своих рук и тем более делать это так, чтобы результатом было усиление при дворе какого-то определенного лица. Именно эти соображения задерживают создание отдельной внешнеполитической службы в Московском государстве. Царь предпочитает даже в случае наличия талантливого и преданного ему руководителя внешнеполитической службы все равно не оставлять одному и тому же лицу ведение исключительно одних лишь внешнеполитических дел, а вводить совместителей или перемежать дипломатические поручения иными, часто хозяйственными. Вот почему наряду с дьяками, занимающимися в основном непосредственной черновой и текущей работой и разбирающимися в ней хорошо, царь выдвигает всегда время от времени и боярина, наблюдающего за этой работой, и одновременно или периодически подключает к внешнеполитической работе и своего главного советника, каким в то время является казначей и печатник, т. е. канцлер государства, по сути дела, первый (и единственный в то время) министр. Но единое ответственное за ведение внешней политики государственное лицо еще не появляется до самого момента создания внешнеполитического ведомства — Посольского приказа. Более того, деятельность дипломата высокого ранга принадлежит к «опасным» профессиям в XV—XVI вв.: большинство из них кончало жизнь либо смертной казнью, либо ссылкой, опалой. 2. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ ДЕЯТЕЛЕЙ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО РУКОВОДСТВА ВКОНЦЕ XV — НАЧАЛЕ XVI в. 1480—1500 гг.Дьяк Федор Васильевич Курицын в течение 20 лет доминировал в ведении внешнеполитических дел Московского государства. Ему поручались самые ответственные дела — устройство династических браков с европейскими монархами: 1) проект брака дочерей Ивана III — Елены или Феодосии с племянником германского короля Фридриха III (императора Св. Римск. империи Фридриха IV) — маркграфом Б аденским Альбрехтом; 2) переговоры о сватовстве Конрада Мазовецкого к дочерям Ивана Ш; 3) посольство в Вильно к Великому князю Литвы Александру II для утверждения условий его брака с Еленой, дочерью Ивана Ш. Ф. В. Курицын вел переговоры лично с королем Венгрии Матвеем Корвиным, вел дела с Германской империей, с итальянскими государствами, с Крымским ханством и с Турцией. Находился одно время в турецком плену, неоднократно выезжал за рубеж с дипломатическими поручениями. Его брат Иван-Волк Васильевич Курицын вел дела с Ганзой, Германской империей, Литвой и Молдавией. Таким образом, Курицыны сосредоточили в своих руках все стороны ведения внешней политики Москвы. Однако оба брата были в 1500 г. арестованы, а в 1504 г. — сожжены живыми в клетке, поскольку оказались под сильным влиянием западноевропейской культуры и идеологии. 1501-1509 гг. После неудачного, с точки зрения Ивана III, опыта с концентрацией внешнеполитической работы в руках двух братьев царь распределяет ее на несколько лиц. Верховное и общее наблюдение и контроль за ведением внешнеполитических дел осуществляет боярин, казначей князя — Дмитрий Владимирович Овца. Техническую, текущую и всю черновую работу ведет дьяк Волдырь Паюсов (до 1508 г.). Кроме того, во внешнеполитическую работу с 1506 г. вовлекается и третье, но основное, главное компетентное лицо — печатник, хранитель печати Ю. Д. Траханиот, грек, специалист в области языков и дипломатического этикета, а с 1509 г. — другой грек (или болгарин) Мануйла (Эммануил) Иванович Ангелов, которому поручаются поездки за границу как представителю царя и царской внешней политики. 1509-1512 гг. Рассредоточение ведения внешнеполитических дел на трех лиц сохраняется, но сами эти лица мельчают: дьяк Семенов и придаваемые ему дьяки Долматов и Маклаков. 1515-1520 гг. Обнаруживается доминирование как самого активного деятеля в ведении внешнеполитиче ской работы царского казначея и печатника Юрия Дмитриевича Малого Траханиота, оказавшегося самым компетентным и самым разносторонним помощником царя в ведении внешней политики. В его руках она и сосредоточивается в это пятилетие. 1522-1539 гг. Роль ведущего руководителя внешней политики поручается следующему царскому казначею — Федору Ивановичу Карпову. Однако его знаний и компетентности не хватает для ведения внешнеполитических дел так, как это делал Траханиот. В связи с этим ему придается в 1523 г. печатник — И. И. Третьяков, а в 1537— 1539 гг. подьячий — Н. Иванов. 1539-1549 гг. Эта система сохраняется на следующее десятилетие: руководителем становится боярин и казначей (по основной должности) Иван Иванович Третьяков, а для не посредственной черновой внешнеполитической работы используются подьячие И. М. Висковатый (с 1542 г.) и дополнительно еще А.Щека (с 1548 г.). С 1549 г.на фактическую роль руководителя внешней политики Московского государства выдвигается талантливый и активный дипломат, подьячий И. М. Висковатый, получающий чин дьяка, а затем и посольского, и думного дьяка, когда организуется специальное ведомство — Посольская изба. Но даже при наличии талантливого дьяка-дипломата, при условии, что только он сам фактически руководил и осуществлял всю внешнеполитическую работу со своими техническими помощниками-подьячими, все равно первое время, по крайней мере первые пять лет, все еще имелся и формальный руководитель внешней политики — наблюдатель-контролер из числа бояр. В 1549-1553 гг. таким последним номинальным «руководителем» внешней политики при наличии фактического, активного и практически все время действующего руководителя дьяка И. М. Висковатого был боярин Никита Фуников-Курнев, являвшийся в это время печатником. Только с 1561 г., когда Висковатый получает титул печатника, пост руководителя внешней политики Русского государства делается неделимым. Вместе с тем 1549 г.(начиная с февраля) определяется как время начала существования первого русского внешнеполитического ведомства не только потому, что оно выделяется в особую Избу, но потому, что во главе его появляется с этого времени действительно особый руководитель — И. М. Висковатый, который действовал и до 1549 г. на внешнеполитическом поприще и в январе 1549 г. был еще только подьячим. Но с февраля Висковатый назначается дьяком — думным и посольским — и берет исключительно в свои руки ведение всех практических внешнеполитических дел, но главное — не занимается уже никакими иными делами, кроме внешней политики. Именно этот факт имеет решающее, так сказать, принципиальное профессиональное значение. До Висковатого мы не можем назвать ни одно лицо, какое бы положение оно ни занимало в государстве, которое бы занималось исключительно внешними, посольскими делами. Именно с февраля 1549 г. такой человек появляется, и именно ему в это время придается отдельное, профессионально ориентированное на ведение внешнеполитических дел учреждение. Вот почему именно с этого времени и датируется существование Посольского приказа как особого ведомства и должности его руководителя как особой позиции в государственном управлении, отдельной от казначея, печатника. Однако, как было неоднократно указано выше, регулярное ведение внешнеполитических дел начинается за сто лет до организации Посольского приказа особым «столом», или повытьем, Казенного двора, и результаты этой деятельности, совместной с великим князем и создаваемой в каждый период особой «коллегией» из трех лиц для руководства внешней политикой, выражаются прежде всего в установлении внешнеполитических, дипломатических отношений с соседними и дальними странами. 3. УСТАНОВЛЕНИЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ МОСКОВСКИМ ГОСУДАРСТВОМ И СТРАНАМИ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ И ВОСТОКА (до организации Посольского приказа) Введение Вначале дипломатические отношения устанавливаются с восточными соседями, затем, чуть позднее, с западными странами. Итак, первое государство Востока, с которым Москва вступает в регулярные дипломатические отношения, — Крымское ханство, первое государство Запада — Папский Престол. Разница во времени — всего 7 лет. Таким образом, еще до создания особого внешнеполитического ведомства, особого учреждения, которое бы занималось исключительно вопросами сношений с другими государствами, великие московские князья установили регулярные отношения с двумя десятками иностранных государств. И хотя отношения в то время были отнюдь не интенсивными и посольства, а также переписка из одной страны в другую шли месяцами, тем не менее два десятка корреспондентов, употребляющих разные языки, требующих оформления посланий по всей строгости канонов тогдашнего дипломатического этикета н при соблюдении крайне высоких и сложных технических стандартов (телячий пергамент, киноварь, китайская тушь, арабский гуммиарабик, золотопись, каллиграфия), невольно заставляли подумать о выделении для этой цели специальных людей, о закреплении у них определенных знаний и навыков и об освобождении их от всех иных побочных занятий, мешающих им тщательно и точно выполнять эту важную государственную работу. Если обратить внимание на выбор тех стран, с которыми желали преимущественно вступить в дипломатические отношения, то окажется, что в Европе это были, как правило, дальние и дружественные государства. С ними шли на контакт гораздо охотнее, чем с непосредственными соседями, т. е. с ближними и недружественными, какими являлись Швеция, Польша и страны Прибалтики — Литва и Ливония, хотя эти государства были известны в России, что называется, с первых же дней рождения Русского государства. С ними веками развивались военные отношения, отношения перманентной войны, прерываемой редкими и нестабильными перемириями. Но постоянные дипломатические отношения с этими государствами вплоть до конца XV — начала XVI в. не налаживались, и поэтому получилось так, что они позднее вступили в официальные дипломатические отношения с Русским государством, чем многие далекие от России страны. Отношения с ними устанавливались трудно в результате долгих переговоров да и при наличии постоянных сомнений, надо ли вообще вступать в регулярные дипломатические отношения с «вечными врагами». Считалось, что их можно знать, иметь, наконец, в период мира торговые сношения (как правило, местные, пограничные), но в постоянные дипломатические, а тем более политические, регулярно-дружественные отношения вообще не вступать. Дипломатические же отношения мыслились как отношения друзей с далекими, непограничными странами, с которыми никогда воевать не намерены, а рассчитывают обмениваться новинками в области товаров, инструментов, изобретений и людьми — специалистами своего дела: военными, строителями, архитекторами, медиками, ремесленниками и т. п. Оттого страны романские, особенно дальние — Италия (Рим, Венеция), Испания и Франция, были представлены полностью, страны германского региона — в основном за счет своих западных и центральноевропейскнх частей (Любек, Гамбург, Австрия, Западная Пруссия), страны Скандинавии — в первую очередь непограничными с Русью (Дания), Венгрия — как далекое и традиционно связанное с Россией государство. И, наконец, Швеция, Литва и Ливония — «вынужденно», как «враги», в отношения с которыми приходится вступать, ибо они достались как соседи Московскому государству по наследству от Новгородской республики в конце XV в. С ними в дипотношения Москве пришлось вступить «волей-неволей». Так что и здесь принцип невступления в отношения с врагами еще не был полностью поколеблен, а в нем были просто сделаны логичные исключения в силу сложившейся международной обстановки и внешнеполитической конъюнктуры. В Азии принцип установления отношений был иным: там надо было дружить, поддерживать добрососедские отношения именно с потенциально неспокойными и агрессивными пограничными государствами-соседями. Этого требовал весь исторический опыт общения Русского государства с татарами, а также диктовали сложившиеся географические реальности. УСТАНОВЛЕНИЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ МОСКОВСКИМ ГОСУДАРСТВОМ И СТРАНАМИ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ (до организации Посольского приказа) 1. Папский Престол (Римская курия) – 11 февраля 1469 г.: обмен посланиями (Иван III – папа Иннокентий VIII). 2. Дания (королевство) – 1481 г. – июль 1493 г., 8 нояб. 1493 г.: обмен посланиями. Первый союзный договор «о любви и братстве» (Король Ханс I – Иван III). 3. Венгрия (королевство) – 1485 г.: договор о братстве и союзе (Король Матиаш Корвин – Иван III). 4. Венцианская республика – 1485 г.: обмен посланиями (Иван III – дож Джованни Моцениго). 5. Крулевство Великопольско – 6 окт. 1487 г.: обмен посланиями (Казимир IV – Иван III). 6. Ливонский орден меченосцев – окт. 1488 г.: предложение Ливонии установить отношения и отказ от имени Ивана III гермейстеру ордена Иоганну Фрайтагу фон Лорингхофу. 7. Цесарский двор (император Священной Римской Империи (СРИГН) и Австрии) – 30 янв. – 22 марта 1489 г.: обмен послами и установление регулярных дипломатических отношений (Фридрих III – Иван III). 8. Епископство Любекское (23 марта 1489 г.): обмен послание и установление регулярных торговых отношений (показательно, что царь отказался устанавливать отношения с Ганзой в целом). 9. Великое княжество Литовское – 5 февр. 1494 г. – Договор о мире и союзе и об условиях выдачи замуж великой княжны Елены Ивановны за великого герцога (с 1501 г. – короля) Александра II (Иван III – Александр II). 10. Ливонский орден, или Немецкий орден в Ливонии – 1503 г.: возобновление переговоров об установлении нормальных отношений; 13 октября 1504 г. – соглашение о перемирии на 6 лет. 11. Испания – 16 июня 1505 г.: обмен посланиями (Филипп I Красивый, король Кастилии, эрцгерцог Австрийский, за Хуану Сумасшедшую – Иван III). 12. Немецкая Ганза – 19 февраля 1509 г.: восстановление отношений и торговли (по решению нового Великого князя Василия IV). 13. Королевство Швеция – 25 марта 1510 г.: начало регулярных дипломатических отношений. Установление перемирия на 60 лет. Приезд Шведского посольства в Москву (Сванте Нильссон Стуре, риксфорестондаре, глава государства – Василий IV). 14. Пруссия – 1516 г.: обмен посланиями; 24 февраля 1517 г. – приезд первого посла Пруссии в Москву (герцог Казимир Байретский – Василий IV). 15. Франция – 16 апреля 1518 г.: обмен письмами (Франциск I – Василий IV). УСТАНОВЛЕНИЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ МОСКОВСКИМ ГОСУДАРСТВОМ И СТРАНАМИ ВОСТОКА (до организации Посольского приказа) 1. Крымское ханство – 1462 г.: установление отношений, обмен посланиями; 1474 г.: Договор (шертная грамота) о сохранении дружбы и братства между Москвой и Крымом (Хан Менгли-Гирей – Иван III). 2. Югра и Кода – 31 дек. 1484 г.: Мирный договор (Усть-Вымский) об установлении добрососедских отношений. Отпуск заложников (заключен между князьцами и царскими воеводами). 3. Ногайская орда – 1489 г.: грамота о дружбе и союзе с Ногаями (Хан Орды-Ибрагим Ивак – Иван III). 4. Османская империя – 31 авг. 1492 г.: об установлении торговли и мирных отношений между Москвой и Турцией (Баязет II – Иван III). IV. ПОСОЛЬСКИЙ ПРИКАЗ: ОРГАНИЗАЦИЯ, СТРУКТУРА, СОДЕРЖАНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, ЛИЧНЫЙ СОСТАВ I. ЭТАПЫ ОРГАНИЗАЦИИ ВЕДОМСТВА Посольский приказ как первое на Руси внешнеполитическое ведомство, дотоле в течение 500 лет отсутствовавшее и не имевшее никакого аналога или хотя бы прообраза, отдаленного подобия, сформировался не сразу, не на основе волевого решения царя или боярской Думы, а складывался и видоизменялся постепенно, в зависимости от конкретных потребностей в течение всего времени своего существования за более чем 150 лет, т. е. с 1549 по 1700 г. (фактически) и по 1717 г. (формально). Изменялись за это время не только структура и объем работы этого учреждения, состав н звания должностных лиц, но менялось также и само наименование этого учреждения, которое, однако, стало принято называть в популярной и даже в научной исторической литературе одним термином — Посольский приказ, независимо от даты, когда он упоминается. В действительности и наименования этого ведомства менялись следующим образом. Как видим, Посольский приказ как учреждение креп весьма быстро и существовал весьма длительно, стабильно, а его функции разрастались, что отражало степень расширения его задач, объема дел и личного состава. Наиболее законченные, развитые формы Посольский приказ приобрел к 50—70-м гг. XVII в. Именно в этот период определились его структура, его службы, а состав персонала и его функции приобрели стабильный, традиционный характер, в силу чего о Посольском приказе и его деятельности чаще всего судят именно по этому периоду (особенно в исторической популярной и энциклопедической литературе) и нередко смешивают ее, контаминируют («объединяют») с деятельностью Посольского приказа в другие эпохи — ранее и позднее этого периода, — когда она выглядела несколько иначе. Уже в период десятилетия 1671 —1681 гг. руководители Посольского приказа обнаружили тенденцию еще более повысить ранг своего учреждения в государственном управлении, выделив его особым названием от других «министерств». В популярной исторической литературе сохраняется также тенденция считать Посольский приказ единым учреждением за все время его 170-летнего существования или, во всяком случае, не подчеркивать, что внешнеполитические дела в Московском государстве наряду с Посольским приказом вели и другие ведомства, тесно связанные с ним, и что сам по себе Посольский приказ как центральное учреждение занимался не только чисто дипломатическими, посольскими делами, но и массой административных н хозяйственных, финансовых. Лишь реорганизация в начале XVIII в., перестройка Посольского приказа в Коллегию иностранных дел привела к «очищению» этого ведомства от ряда не свойственных ему функций и к превращению его (да и то не сразу) в чисто внешнеполитическое, дипломатическое ведомство. Ниже мы приводим структуру Посольского приказа в разные периоды (насколько для этого дают материал существующие источники), а также полный перечень учреждений, занимавшихся в XVI—XVII вв. внешнеполитическими вопросами наряду с Посольским приказом и примыкавших к нему по характеру своей деятельности, т. е. по связям с заграницей. 2. ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА И ЕГО ЛИЧНЫЙ СОСТАВ НачальникПосольского приказа — глава внешнеполитического ведомства. Им мог быть думный дьяк (вначале) или затем все чаще — боярин, ближний боярин, т. е. особо доверенный царя человек. В начале XVIII в. — канцлер, т. е. высшее должностное лицо первого ранга в государстве, второй после царя человек в управлении. В этом наглядно проявляется возрастание роли внешнеполитических дел в общем государственном руководстве в России. Товарищи начальникаПриказа. Вначале, в XVI в., — подьячие, в XVII в, — дьяки, но не думные, а только посольские, в конце XVII в, — бояре. Товарищ (т. е. заместитель) начальника Приказа был, как правило, один, хотя могло быть от одного до трех одновременно, или параллельно, или последовательно. По крайней мере один из них должен был обладать такой компетенцией, чтобы в случае необходимости суметь заменить начальника либо как и.о., либо как фактический начальник Приказа. Повытья— отделы или управления Посольского приказа. Как правило,с середины XVII столетия существовало пять повытий, хотя вначале, в XVI в., их было всего два или три, в первой половине XVII в. — четыре, а к концу XVII — началу XVIII в. появилось даже шесть. В то же время, несмотря на стабильное число повытий, дела между ними распределялись по-разному, т. е., во-первых, в состав отдельных отделов входили в разные периоды разные страны, во-вторых, по-разному распределялись и административно-хозяйственные функции между отделами в разные периоды. Однако основной принцип деления на отделы с самого начала существования русского внешнеполитического ведомства был страноведческий. Во главе повытья стоял старый подьячий, т. е. старший из числа подьячих, работавших в повытьях. Всего старых подьячих в составе Посольского приказа было пять — строго по числу повытий. Каждому старшему подьячему подчинялись еще 4 младших подьячих, с последней четверти XVII в. они стали делиться на средних подьячих, младших (или молодых) подьячих и новых неверстан-ных, или «новеньких», — практикантов, стажеров, назначенных в повытья без жалованья, чтобы они «присматривались к делам», т. е. для обучения. Общее число персонала, занятого таким образом дипломатической работой в центральном аппарате Посольского приказа, было следующим: 5 старых подьячих — начальников отделов (повытий), 10—12 младших. С 1689 г. были установлены штаты: 5 старых, 20 средних и молодых и 5 новых, т. е. всего 30 человек. Однако на практике внешнеполитические кадры всегда недобирались из-за отсутствия подготовленных лиц, и их бывало в составе Посольского приказа в разное время от 18 до 28 человек. Именно на них, на этом небольшом числе людей, лежала главная тяжесть внешнеполитической работы в течение полутора веков. При распределении функций от старого подьячего (начальника отдела) до референта (т. е, младшего подьячего, перешедшего в данный чин только что из числа практикантов-стажеров, или «новеньких») сохранялся последовательно проводимый принцип дифференциации в строгой зависимости от знаний и опыта работы. Это отражалось прежде всего в оплате труда дипломатов. Она колебалась от 1600 руб. (для начальника отдела) до 50 руб. в год (для референта) в сопоставимых ценах на конец XIX в. На последний год работы Посольского приказа (1701 г.), перед его фактической ликвидацией, в нем работали 6 старых подьячих, 7 средних и 11 молодых, что дает некоторое представление о распределении ролей. Распределение обязанностей между повытьями. Повытья (отделы) занимались каждое определенным числом стран, как. правило, далеко не равным. Это зависело на каждом историческом этапе от конкретного состояния международных отношений, от наличия часто меняющихся контрагентов (партнеров), т. е. иностранных держав, с которыми Россия поддерживала отношения, от реального значения и отсюда от фактического объема работы с той или иной страной, от компетенции отдельных старых подьячих, от их конкретных знании определенных стран и, наконец, далеко не в последнюю очередь от воли царя и начальника приказа и их усмотрения насчет того, какова должна быть «равная» нагрузка для работников каждого повытья, какими критериями при этом руководствовались и по каким признакам она в каждый конкретный исторический период определялась и сопоставлялась. Если учесть все эти сложные обстоятельства, то для нас станет объяснимой та структура повытий, которая никогда не была постоянной, а менялась и формировалась путано и бессистемно. Хотя в основе работы повытий уже с конца XVI в. явно возобладал принцип специализации отделов по странам, но сама компоновка этих стран в повытьях, их сочетание могут показаться нам бессмысленными, фантастическими и просто-таки неудобными, если мы не будем учитывать вышеизложенных обстоятельств и подходить к оценке работы тогдашних отделов Посольского приказа с современной точки зрения. Отделы (повытья) вначале назывались по фамилии их начальников-подьячих: повытье Алексеева, повытье Волкова, Губина, затем по номерам; 1-е, 2-е, 3-е, 4-е, Так, уже в середине XVII в. (1646 г.) существовало 4 повытья (в 70-х гг. — 5, в 90-х — 6). Обязанности между ними распределялись так: 1-е повытье: Кызылбаши (Дагестан, азербайджанские ханства, Персия), Дания, Голландия. 2-е повытье: Бухара, Юргенч (Хивинское ханство), Индия, Крым. 3-е повытье: Швеция, Молдавия, греческие власти (т. е. Константинопольский патриарх, Киевский митрополит) . 4-е повытье: Литва и турецкий султан. «Непонятное» на современный взгляд включение отношений Москвы с Данией и Азербайджаном (Персией) в один отдел на самом деле объясняется тем, что эти страны находились в постоянно, стабильно дружественных отношениях с Россией, и поэтому работники этого отдела должны были выработать и культивировать определенный дипломатический язык, определенную мягкую, вежливую, уважительную форму обращения при составлении документов. Наоборот, в 4-м повытье, где надо было говорить довольно жестко, но в то же время не срываясь и не допуская оскорблений, с двумя «вечными» врагами России — с султаном и великим герцогом литовским, с самыми непредсказуемыми соседями России, — естественно, должны были вырабатываться другие качества у дипломатов. Гибко менять на ходу форму отношений не позволяли ни традиции, ни предписания; и все, что касалось изменения политики, решалось царем, его Думой, а на долю чиновников Посольского приказа оставалось неукоснительное выполнение предписаний. Вот почему все оттенки дипломатических отношений — от враждебных до разной степени дружественных — были распределены по пяти наивозможным категориям, а уже распределение стран в этих категориях менялось в зависимости от конкретно-исторических обстоятельств. Так, например, поссорившись с молдавским господарем, царь мог распорядиться перевести ведение дел с Молдавией в 4-е повытье, и этого было уже достаточно, ибо чиновники этого повытья автоматически писали бы молдавскому господарю таким же тоном и в том же духе, как и турецкому султану или великому герцогу литовскому. Переучивать же сотрудников одного и того же отдела, менять формы работы в зависимости от конъюнктуры считалось в XVI и XVII вв. крайне неудобным и непрактичным: сами подьячие могли бы запутаться, да и для престижа царя это было бы ущербом. Царь не должен был менять свои распоряжения так, чтобы эта перемена политики была заметна его подданным: они привыкли, чтобы все было неизменным и стабильным, иначе они либо терялись, либо, наоборот, теряли уважение к власти как к стабильному институту. Лишь в 80-х гг. XVII в., когда во главе Посольского приказа начинают ставиться европейски образованные люди и когда сам характер и интенсивность европейских дел начинают слишком резко отличаться от дел азиатских да к тому же начинает играть все большую роль языковой фактор, знание отдельных европейских и азиатских языков, в то время как прежде достаточно было знания двух или трех «интернациональных» — церковнославянского (для всех славянских и православных стран), латинского (для всех западноевропейских) и греческого (для всех восточных и для сношений с церковными иерархами — патриархом Константинопольским и митрополитом Киевским), разбивка дел отдельных повытий начинает приобретать современный региональный характер. 1-е повытье: Папский престол, Священная Римская империя германской нации, Испания, Франция, Англия и все протокольные вопросы. 2-е повытье: Швеция, Польша, Валахия, Молдавия, Турция, Крым, Голландия, Гамбург, ганзейские города, греки и приезды «греческих властей» (Константинопольский патриарх). 3-е повытье: Дания, Бранденбург, Курляндия и все дела, относящиеся к ведению технического обеспечения сношений: переводчики, толмачи, драгоманы, переписчики, золотописцы. 4-е повытье: Персия, Армения, Индия, Калмыцкое государство, донские казаки, а также все, что относилось к связи: диппочта н почта в целом, курьеры, гонцы, вестовые, связные, служба обеспечения безопасности дипломатических работников («расправные дела») и торговое представительство. 5-е повытье: Китай, Бухара, Ургенч (Хива), сибирские калмыки (Чжунгарское государство), Грузия и обеспечение экипировки посольских работников и оформление приемов (суконное дело, позументное, полотняные заводы и т. д.). Таким образом, в 80-е гг, XVII в, три отдела занимались европейскими делами, а два — азиатскими. Здесь уже была более рациональная организация дипломатической работы, при которой была возможна специализация работников не только на форме работы, но и на стране, на самом содержании дипломатической работы. И все же даже в конце XVII в. еще не пришли к решению об отделении от дипломатической работы всех вспомогательных отделов — безопасности, связи, хозяйственных служб, торгпредств. Их давали «в нагрузку» понемногу каждому из основных повытий, не догадываясь избавить дипломатов от не свойственных им функций завхозов или охранников. Эта структура остается, по сути дела, до самого конца существования Посольского приказа, ибо еще в 1701—1702 гг. было следующее деление на повытья (отделы), где виден, с одной стороны, сдвиг в сторону еще большей рациональности в делении стран, а с другой — слепое следование традиции в сохранении старого порядка: 1-е повытье: Папский Престол, Германская империя, Франция, Англия, Португалия, Флоренция, Италия, Венеция, курфюрсты Германии, а также протокольное (церемониальное) дело и медицинское обеспечение (карантины, доктора, аптекари). 2-е повытье: Греческие вопросы (Константинополь), Дания, Бранденбург, Курляндия, а также вопросы безопасности (приставы и сторожа) и технического обеспечения (переводчики, толмачи, переписчики, золо-тописцы и т. д.). 3-е повытье: Польша, Швеция, Голландия, Турция, Крым, Молдавия, Валахия. (Нетрудно увидеть, что в этом отделе были объединены все важнейшие, ключевые внешнеполитические отношения того времени, этим повытьем интересовался и вел его дела нередко сам царь, и потому здесь объединялись и европейские, и азиатские дела, касающиеся военно-стратегических и военно-внешнеполитических вопросов: это был отдел стран-соседей на западной границе империи.) Голландия же попала в эту компанию по двум причинам: во-первых, это была страна, которую отличал в это время сам царь (Петр I), во-вторых, она была тесно связана с решением военно-дипломатических вопросов, оттуда шло все флотское снаряжение и обучение, необходимые для войн Петра I на море как с Турцией, так и со Швецией; кроме того, Голландия соперничала со Швецией в торговле на Балтике. 4-е повытье: Персия, Армения, донские казаки, ганзейские города, Рига, регулирование положения иностранных купцов в России — занималось делами нейтральных стран. 5-е повытье: Грузия — Карталиния и Грузия — Имеретия, Китай, Средняя Азия — Бухара, Ургенч (Хива) — носило чисто азиатский характер. 6-е повытье: Отдельно были выделены вопросы отношений с Севером и Сибирью, так наз. строгановские дела, т. е. впервые правительство брало в свои руки обширную область отношений с сибирскими и северными народами, которой стали ведать с XV в. фактически различные частные лица по личной доверенности царя. В результате отношения России с народами Сибири, в том числе с различными местными (туземными) государствами, приобрели искаженные, колониально-принудительные формы, исходившие при этом даже не от государства, а от частных, лиц, допускавших веками произвол в узкокорыстных целях. Таковы были отношения с Великопермскими, Вымскими, Пелымскими, Кондинскими, Ляпинскими, Обдорскими, Сургутскими «князьствами», т. е. с местными государственно-племенными образованиями мансийского (вогульского) и хантыйского (остяцкого) народов, а также с Чжунгарскими, Ойратскими и другими племенными союзами и государствами (ханствами), расположенными от Урала до границ Китайской империи. Начиная с 1700 г. отношения в этом регионе впервые ставились под непосредственный контроль государства и потому включались в ведение Посольского приказа, его особого, б-го, повытья. Такова была структура внешнеполитического ведомства России перед реорганизацией его в Коллегию иностранных дел. В Посольском приказе кроме собственно работников-дипломатов центрального аппарата работали постоянно и различные вспомогательные работники, обеспечивавшие техническое выполнение дипломатических поручений и актов. 1. Переводчики— так назывались только письменные переводчики с различных иностранных языков, изготовлявшие русские тексты иностранных грамот и сверявшие идентичность текстов русских договоров с их иностранной версией. Помимо собственно дипломатической работы они были загружены и составлением различных справочных и познавательных «государственных книг». Так, именно в Посольском приказе были составлены «Титулярник», «Космография», сборник церковно-государственных канонических правил и законов «Василиологион» и другие книги, носившие непреходящий энциклопедический характер и к тому же связанные с обработкой и собиранием сведений из иностранных источников. Переводчики были, по сути дела, и первыми пресс-атташе тогдашнего внешнеполитического ведомства. Число переводчиков с момента организации Посольского приказа и до его роспуска в начале XVIII в. Сильно колебалось, но все время росло по мере роста объема работы и числа стран, вступивших в дипломатические отношения с Москвой. Переводчиков с языков было от 10 до 20 (оплата от втрое до впятеро выше, чем толмачей, устных переводчиков): 1) греческого классического (древнегреческого, или эллинского); 2) греческого разговорного (новогреческого); 3) волошского (валахского, румынского); 4) латинского (классического); 5) цесарского латинского (т. е. с вульгарной латыни); 6) польского; 7) голландского; 8) английского; 9) цесарского (австрийско-немецкого); 10) татарского; 11) калмыцкого; 12) турского (турецкого); 13) арабского; 14) немецкого (нижнесаксонского); 15) шведского. 2. Толмачи— всего от 12 до 16. Каждый знал от 2 до 4 языков. Сочетания: татарский, турецкий и итальянский — обычные для того времени, а также латинский, польский, немецкий. Переводили со следующих языков: 1) татарский; 2) ногайский; 3) хивинский (узбекский); 4) персидский (фарси); 5) турский (турецкий); 6) итальянский; 7) голландский; 8) цесарский (австрийско-немецкий); 9 ) волошский (румынский); 10) французский; 11) греческий; 12) калмыцкий. 3. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ, ВЕДАВШИЕ ИНОСТРАННЫМИ ДЕЛАМИ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ в XVI—XVII вв. В Московском государстве в XVI—XVII вв. наряду с Посольским приказом, т. е. ведомством, занимавшимся дипломатической и политической деятельностью, постепенно сложились и действовали и другие учреждения, которым так или иначе приходилось вступать в контакт с зарубежьем по хозяйственным, пограничным, военным, административным и другим вопросам, носящим либо локальный, либо специфический характер. Эти учреждения работали независимо от Посольского приказа, многие из них были даже «старше» его, но всегда координировали свою деятельность с Посольским приказом. Так сложилась целая сеть из десятка ведомств, которые в совокупности образовывали государственный аппарат, державший в своем поле зрения все стороны отношений Московского государства с «заграницей». Вот перечень и характеристика всех этих учреждений: 1. Посольский приказ — главное ведомство по ведению иностранных дел. В его функции входили сношение с монархами иностранных государств, с их временными и постоянными представителями — гонцами, послами, посланниками и резидентами, отправка, встреча и оснащение посольств, придворный протокол, внешнеторговые дела (Подробнее см. раздел о структуре Посольского приказа.) 2. Панский приказ ведал делами, связанными исключительно с Литвой и Польшей. Выделение этого ведомства из состава Посольского приказа объяснялось своеобразием отношений Руси (Московского государства, России) с Польшей и Литвой как с соседями. Во-первых, это были основные ближайшие соседи Москвы с запада, которые с одной стороны загораживали выход России на Запад, а с другой — были постоянными открытыми воротами со стороны Запада в Россию. Во-вторых, это были древнейшие соседи Руси, с которыми уже с X—XI вв. существовали династические союзы и одновременно непрерывно шли войны. Это были «иностранцы», которые постоянно вмешивались в русские дела. В-третьих, с ХШ в. это были страны, которые включали в себя большую часть русской исторической территории, по сути дела, всю территорию Киевской Руси, как она сложилась до XI в. В-четвертых, на территории этих «иностранных» государств жила не только значительная часть русского населения (русского, белорусского в Литовско-русском государстве и южнорусского, украинского — в Польше), но и в церковном отношении Литовско-русское государство входило долгое время в Русскую митрополию, глава которой митрополит сидел в Москве. В-пятых, частые сношения с Москвой, смешанное русско-польское и русско-литовское население делали эти государства (Литву и Польшу) не такими неизвестными, как другие, для русских, и языковых препятствий для сношений с ними у Москвы, по сути дела, не возникало никогда и ни в какой степени — в Московском государстве было много людей, говоривших по-польски. Вот почему Литва и Польша и в глазах народа, и тем более в глазах великокняжеской и царской администрации были не иностранными, а как бы полуиностраннымн государствами. И для сношения с ними, для всех дел, касающихся их, был выделен поэтому Панский приказ из состава Посольского. Он активно действовал в 1614—1623 гг. 3. Такими же «полуиностранными» ведомствами с еще меньшей степенью «иностранных» дел, а с большей степенью хозяйственных и национальных вопросов были и примыкавшие к Посольскому приказу так называемые областные приказы: Новгородская четь, Смоленский приказ, Казанский дворец, Сибирский приказ, Малороссийский приказ, Литовский и Лифляндский приказы, ведавшие городами по Западной Двине. Два последних существовали в 1657—1674 гг. и в 1658—1662 гг. Эти области, рассматриваемые как буферные, управлялись комплексно не центральными приказами, а едиными для каждой области специально приспособленными учреждениями. Так что принцип автономии этих территорий и одновременно их связь с Москвой имеют древние традиции, 4. Полонянничий приказ также имел отношение к иностранным проблемам, поскольку ведал делами о военнопленных, как русских в чужих государствах, так и иностранных военнопленных, содержавшихся в Московском государстве. Так как это ведомство вело учет, переписку, обмен, выкуп и сбор выкупных денег, а также обмен их на иностранную валюту (поскольку все расчеты велись в «ефимках», т. е. в талерах Германской империи), то и сношения Полонянничьего приказа с заграницей были довольно интенсивными и охватывали не только западные, но и азиатские страны — Орду, Ногаев, Крым, Турцию, Бухару, Хиву, Персию. Приказ литовских полонянничьих дел особо выделялся в 1634—1636 гг. 5. Еще одним «иностранным» приказом был Иноземный, «ведавший» в 1624—1701 гг. всех иностранцев, живших в России, т. е. купцов, ремесленников, медиков, художников, ученых, персонал посольских дворов, а также войска иноземного строя, т. е. наемную царскую гвардию и отборные (парадные) и технические войска, состоящие из иностранцев — немцев, западных славян, албанцев, отчасти швейцарцев и шотландцев. В этом ведомстве также работали люди, которые должны были знать иностранные языки, иностранные порядки, обычаи и не в последнюю очередь знакомые с экономической конъюнктурой в Европе (чтобы не переплачивать лишнего за услуги иностранных специалистов). 6. Приказ тайных государевых дел (1654—1676 гг.) вел фактически предварительную подготовку важнейших внешнеполитических вопросов. Его главой был сам царь. Ликвидирован после смерти Алексея I. Первоначальное наименование всех этих центральных учреждений было Изба, т. е. каждое из них занимало с самого момента своего образования отдельны» дом — избу и вначале не совмещало своик помещений с каким-либо другим ведомством. Поскольку именно для этих «министерств» постарались в первую очередь соорудить более представительные каменные, а не деревянные здания (заботясь о сохранности документации, которой всегда угрожала опасность пожара в деревянных строениях), то они были вскоре переименованы из изб в палаты, а иные в дворцы, поскольку стали обрастать подсобными административными помещениями, и лишь после смерти Ивана IV Грозного, в 1587 г., им дано было общее наименование приказов, что на тогдашнем языке означало управление разрядом дел. Это название и Посольский приказ, и сопутствующие ему приказы, ведшие различные стороны сношений с иностранцами, сохранили вплоть до XVIII в. Итак, наряду с Посольским приказом иностранными делами в разной степени ведали в XVI—XVII вв. следующие учреждения (в алфавитном порядке): 1. Иноземный приказ. 2. Казанский дворец. 3. Литовский приказ. 4. Лифляндский приказ. 5. Малороссийский приказ (1662—1722 гг.). 6. Новгородская четь. 7. Панский приказ. 8. Полонянничий приказ. 9. Сибирский приказ. 10. Смоленский приказ. 11. Тайных дел. Таким образом, как главное внешнеполитическое ведомство фактически Посольский приказ, основанный в 1549 г., просуществовал до 1700 г., т. е. 151 год. На его месте было создано иное учреждение по структуре, но сохранившее свое главное назначение — внешнеполитического ведомства, — Посольская канцелярия при царской особе. Формально же Посольский приказ, т. е. его другие отделения (избы) и службы, кроме дипломатической, просуществовал до 15 дек. 1717 г. 4. РУКОВОДИТЕЛИ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА В XVI—XVII вв. Начальники Посольского приказа 2.1.1549-2.8.1562 – Висковатый Иван Михайлович: Посольского дела подъячий, с 1561 г. – печатник. 9.1562-28.8.1570 г. – Васильев Андрей: думный дьяк. 11.1570-17.6.1594 – Щелкалов Андрей Яковлевич: думный дьяк, с 1587 г. – Ближние думы «большой дьяк». 1572-1582 гг. (второй печатник), «разъездной» – Олферьев-Безнин Роман Васильевич: печатник с 1572 г., думный дворянин, позднее – посол по особым поручениям. 30.6.1594-5.1601 – Щелкалов Василий Яковлевич: ближний и посольский думный дьяк; посольский дьяк; печатник с 1595 г. 5.1601-8.5.1605 – Власьев Афанасий Иванович: думный дьяк. 8.5.1605-6.1606 (вторично в правительстве Лжедмитрия I) – Власьев Афанасий Иванович: канцлер, казначей и посольский дьяк; великий секретарь и подскарбий надворный (с июля 1605 г.). 8.1605-14.2.1606 – Грамотин Иван Тарасьевич (Курбатович): думный дьяк. 25.6.1608-8.1610 – Третьяков Петр Алексеевич: думный дьяк, руководитель внешней политики Лжедмитрия II (перебежчик от Шуйского). 8.6.1606-3.1611 – Телепнев Василий Григорьевич: думный дьяк, с 8.1610 – «канцлер», руководитель внешней политики Шуйского. 20.11.1611-9.1612 – Грамотин Иван Тарасьевич: печатник и думный дьяк. 1610-6.1613 – Андросов Федор: думный дьяк, и.о. нач. Посольского приказа в отсутствие печатников. 6.1613-16.5.1618 – Третьяков Петр Алексеевич: думный дьяк, первый глава Посольского приказа при Романовых. 5.1618-21.12.1626 – Грамотин Иван Тарасьевич: думный дьяк. 22.12.1626-30.7.1630 – Телепнев Ефим Григорьевич: думный дьяк, печатник. 21.9.1630-25.12.1631 – Лихачев Федор Федорович: думный дьяк (с 1629 г.). 1.10.1632-17.4.1634 – Грязев Иван Кириллович: думный дьяк. 19.5.1634-19.7.1635 – Грамотин Иван Тарасьевич: печатник и думный дьяк; думный дворянин. 21.9.1635-1.9.1643 – Лихачев Федор Федорович: думный дьяк; с 27.10.1641 г. – печатник; с 1643 г. – думный дворянин и печатник. 1.9.1643-27.12.1646 – Львов Григорий Васильевич: думный дьяк. 6.1.1647-2.6.1648 – Чистой (или Чистого) Назарий Иванович: думный дьяк, думный посольский дьяк, одновременно глава Новгородской чети. 4.7.1648-4.1653 – Волошенинов Михаил Дмитриевич: думный дьяк. 28.9.1653-10.3.1667 – Иванов Алмаз (Иван) Андреевич: думный дьяк, с 1648 г. – и.о. нач. Приказа, печатник с 1667 г. Одновременно управлял Печатным приказом. 1653-1665 (одновременно, в качестве и.о.) – Лопухин Ларион Дмитриевич: думный посольский дьяк, и.о.нач. Приказа в отсутствие А.Иванова и в походной царской канцелярии. 18.2.(15.7.)1667-21.2.1671 – Ордин-Нащекин Афанасий Лаврентьевич: ближний боярин. Царственные большие печати и государственных посольских дел оберегатель. 22.2.1671-3.7.1676 – Матвеев Артамон Сергеевич: думный дворянин, окольничий; боярин; с 1674 г. – ближний боярин; оберегатель посольских дел. 4.7.1676-21.12.1680 – Иванов Ларион Иванович: думный дьяк; врио.нач. Посольского приказа с помощниками – дьяками В.Бобининым, Ем.Украинцевым, П.Долгово и Домниным. 21.12.1680-6.5.1681 – Волынский Василий Семенович: ближний боярин, посольской печати оберегатель, наместник Обдорский; переведен на воеводство в Великий Новгород. 6.5.1681-15.5.1682 – Иванов Ларион Иванович: думный дьяк, и.о. нач. Посольского приказа. 17.5.1682-6.9.1689 – Голицын Василий Васильевич: ближний боярин; наместник Новгородский; царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель (с 1685 г.). 6.9.1689-19.4.1699 – Украинцев Емельян Игнатьевич: думный дьяк (с 1689 и.о., с 1697 – нач. Посольского приказа). 1697-1699, 1702-1705 – Нарышкин Лев Кириллович: боярин, заменял царя по всем иностранным делам в его отсутствие (1-м начальником Посольского приказа в этих случаях оставался Е.И.Украинцев); затем управлял Посольским приказом и Коллегией в отстутвие Ф.Ф.Головина. 19.4.1699-18.2.1700 – Головин Федор Алексеевич: управляющий посольскими делами; последний администратор Посольского приказа. 5. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА ПО УСТАНОВЛЕНИЮ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ МОСКОВСКИМ ГОСУДАРСТВОМ И ЗАРУБЕЖНЫМИ СТРАНАМИ А. Установление дипломатических отношений с европейскими странами и регулярных мирных (дипломатических или даннических) со странами Востока За всю 150-летнюю историю своей деятельности Посольский приказ установил отношения с 10 новыми европейскими государствами и 8 азиатскими, в то время как до образования Посольского приказа всего за 70 лет, т. е. за вдвое меньший срок, были установлены отношения с 18 странами. Если же учесть, что из 10 стран, вошедших в отношения с Россией в период деятельности Посольского приказа, реальными странами, с которыми «работал» Посольский приказ, можно считать лишь 5 (поскольку Мальтийский орден не мог считаться «страной», а Бавария, Ганновер, Генуя и Сардиния могут быть фактически записаны в актив Посольской канцелярии Петра I, а не аппарата Посольского приказа), то надо признать, что Посольский приказ почти... бездействовал. В Азии количественные результаты деятельности Посольского приказа по установлению дипотношений с новыми странами выглядят еще более обескураживающе: если исключить марионеточные полугосударства-полуколонии, которые спустя полвека были поглощены Москвой, то остаются Персия и Грузия, отношения с которыми поддерживались крайне нерегулярно и превратились в постоянные лишь с XVIII в., т. е. за хронологическими рамками деятельности Посольского приказа. Эти количественные результаты работы Посольского приказа позволяют сделать вывод о характере и направлении деятельности этого ведомства. Ведомство, разумеется, не бездельничало, а работало в полную силу и даже, как мы знаем из документов, с большим напряжением. Но главной задачей русской дипломатии были контроль и наблюдение за сношениями с заграницей, а не поощрение этих сношений, не их развитие и стимуляция. Наоборот, ставилась задача держать сношения с любой державой в жестких, строго определенных рамках. И за соблюдением этих правил неусыпно следили дьяки и подьячий внешнеполитического ведомства. Другая важная задача русской дипломатии заключалась в постепенном собирании державы, в неустанном приобретении и присоединении к Русскому государству новых территорий. В этом деле русские дипломаты проявляли исключительное рвение, настойчивость и целеустремленность, последовательность и терпение и нередко — самоотверженность, т. е. самые лучшие, самые светлые государственные и человеческие качества. Этот факт нельзя не отметить и не подчеркнуть, ибо памятником деятельности именно дипломатов Посольского приказа является Русское государство, Россия как великая держава. Десятилетиями, даже порой полустолетиями, веками шли они упорно, настойчиво к поставленной цели, не форсируя событий, чтобы не допустить какой-либо промашки, что всегда считалось в русской дипломатии непростительной ошибкой. Лучше меньше, да лучше, тише едешь — дальше будешь — вот принципы, которыми всерьез руководствовались в Посольском приказе, никогда не стремясь к быстрому, но преходящему и эфемерному успеху, к внешним эффектам. Так, например, полное присоедине-ние племенных государств Приобья — задача, казалось бы, заранее «обреченная» на успех, — тем не менее растянулось на 50 лет, но прошло исключительно гладко, без всяких эксцессов; присоединение Грузии (Кахетии, Карталинии, Имеретии) потребовало столетия с лишним, но зато прошло в полном согласии и единстве с правящими кругами и сословиями этого государства, с согласия и одобрения всего грузинского народа. Именно в этой поистине пчелиной, кропотливой работе по сбору и приобщению новых территорий к Русскому государству и состояли смысл и историческое значение всей деятельности Посольского приказа как внешнеполитического ведомства. Особенно показательна деятельность Посольского приказа в отношении европейских стран. Она служит прекрасной иллюстрацией методов работы этого учреждения. Если мы внимательно посмотрим вышеприведенную таблицу, то заметим, что установлению отношений с европейскими новыми странами в период существования Посольского приказа всегда предшествовали длительные, предварительные, «прощупывающие» переговоры, тянувшиеся нередко годами. Они шли о том, можно ли и стоит ли признавать то зарубежное государство, которое обращалось к царю с просьбой вступить в дипломатические отношения. Нередко на такое обращение следовала вообще резкая отповедь московских бояр, заявлявших от имени царя, что-де нашему государству «неподручное», невыгодное, ненужное дело — вступать с кем-то в отношения. Посольский приказ выяснял, проверял и перепроверял всеми доступными тогда средствами, солидное ли это царство-государство, которое просит вступить в отношения с Россией, и не уронит ли «знакомство» с ним достоинство Московского царства и его царя. В результате этой придирчивой, строгой политики Москва установила отношения с такими странами, как Великобритания (так она стала называться со времен Тюдоров!), Голландия — в то время владение Испании при Филиппе II и Изабелле Испанской, — т. е. с двумя крупнейшими государствами тогдашней Европы, политически сильными и экономически чрезвычайно полезными для сношений с Россией. Что же касается их политической ориентации, то реакционный режим Филиппа II в Европе (охватывающий Испанию, Португалию, Королевство Обеих Сицилии, Милан, Бельгию и Нидерланды) не нуждается в особой «презентации», его историческое значение хорошо известно. В отношении «малых» государств — Тосканы и Швейцарии — и тут московские дипломаты показали себя полностью на высоте, не ошибившись в выборе друзей. Тоскана и Швейцария отвечали принципу «мал золотник, да дорог». Это были наилучшие в тогдашней Европе центры подготовки специалистов высочайшей квалификации. Именно отсюда вербовались в Московское государство военные, инженеры, архитекторы, строители, ремесленники, врачи, ученые, художники, артисты, используемые и непосредственно как специалисты своей профессии, и как учителя, подготавливающие русских специалистов той же отрасли. В то же время такие страны, как Курляндия, которую московские дипломаты за государство совсем не считали, ибо ее территория равнялась всего-навсего двум уездам (Митавский и Голдингенский), а ее глава был вовсе не знатным человеком, а обедневшим внуком бывшего гермейстера Ливонии Готхарда Кеттлера, давнего врага Русского государства, были вовсе не нужны России в качестве «друзей», но могли стать, если бы их «приласкать», невыгодными нахлебниками. А посему московские дипломаты заставили герцога Якова I целых 11 лет уламывать подьячих Посольского приказа присылать им ценные подарки и иные «поминки», чтобы они только замолвили словечко о нем и его герцогстве перед Его Царским Величеством. Так что «бедные родственники» и прочие ненужные «для дел», а лишь способные увеличить число иностранных контрагентов «невыгодные» государства отсеивались как пустой балласт для внешнеполитических дел России бдительными дипломатами Посольского приказа. Они вовсе не гнались за численностью дипкорпуса и не помышляли о расширении штатов своего ведомства, скромно работая над поддержанием отношений с тремя десятками стран, что было вполне тогда достаточно. Основным направлением работы Посольского приказа било не допустить просачивания в Россию разной западной «крамолы», изолировать иностранцев в России и русских от иностранцев, а также собирание военных, политических и экономических данных о положении в странах Европы и Азии. Лишь при Петре I, еще до полной ликвидации Посольского приказа, произошел перелом в прежних методах работы и в принципах установления дипотношений с зарубежными странами. Петр 1 внес во внешнюю политику массу субъективизма и волюнтаризма, не считаясь с прежними русскими традициями. Он устанавливал дипломатические отношения со всеми, кто о том либо просил, либо был ему лично так или иначе знаком. Вот почему он уже в первые годы своего правления установил отношения с массой мелких немецких монархов, с которыми он познакомился во время своего пребывания и наездов в Западной Европе (их мы даже не указываем, ибо большинство этих «государств» просто исчезло с политической карты после Северной войны и особенно после наполеоновских войн в конце XVIII — начале XIX в.). Именно в силу этих качеств Петра I в числе «друзей» России или стран, имеющих с ней дипотношения, оказалась всякая «шушера» вроде дряхлеющей Генуэзской республики, полумарионеточного «королевства» Сардинии и Сицилии, зажатой между Австрийской империей и Пруссией Баварии или крошечного Мальтийского ордена, отношения с которым могли щекотать лишь самолюбие таких монархов, как Петр I и его «правнук» Павел I. Старые подьячие Посольского приказа установления отношений с подобными странами не допустили бы. Они (т. е. аппарат Посольского приказа) обладали при старых царях, при всей своей якобы рабской подчиненности воле государя, умением заставлять монарха принимать лишь те решения, которые были традиционны для русской дипломатии, и имели полную возможность с фактами в руках доказать все невыгоды признания той страны, которая была не нужна, бесполезна или даже вредна для России. Петр I сломал эту проверенную, работавшую безошибочно, хотя и страшно рутинную, медленно действующую машину. За время своей жизни он отстранил дипломатов-профессионалов от принятия решений во внешнеполитических делах. Но эта практика длилась недолго — всего четверть века. Пришедшая на смену Посольскому приказу Коллегия иностранных дел вскоре после смерти Петра I превратилась, как мы увидим ниже, в орган полновластно планирующий, строящий и решающий принципиально все внешнеполитические дела, не считаясь вовсе с безвольными монархами-немцами на русском престоле. Причем все дела Коллегии решались вовсе не коллегиально, а абсолютно единолично самым властным и самым сильным в данной Коллегии лицом — ее главой или его заместителем. И руководствовался он исключительно историческими интересами России, хотя случалось и так, что попутно, но не нарушая государственных интересов, тот или иной канцлер решал и свои личные дела (например, А. И. Остерман, А. П, Бестужев-Рюмин, Н. И. Панин). Б. Первые постоянные представительства иностранных государств в России, разрешенные Посольским приказом 1) Торговые агенты, консулы, но не дипломаты 1. Англия — 1585 г. 2. Дания — 1627 г 3. Франция — 1629 г. Первое ходатайство французского короля об открытии постоянного консульства. Отклонено Москвой- незачем, Франция далеко, французов в Москве мало 4. Голландия — 1631 г. Первая голландская просьба об открытии торгового агентства. Не отклонена официально, но оставлена без ответа 5. Швеция — 1631 г 6. Шлезвиг-Гольштейн — 1634 г. Договор об обмене постоянными агентами. Гольштинский агент с января 1639 г. в Москве. В 1641 г. представительство закрыто из-за невыгодности для Гольштинии 7. Бранденбург — 1675 г. 8. Голландия — 1678 г. 2) Первые постоянные дипломатические представительства в Москве иностранных государств 1. Швеция— сент. 1666 г. Резидент Юхан де (аф) Лилиенталь 2. Дания — 1672 г. Резидент (17 сент.) Магнус Гейм (Монс Ойе), посланник с 24 октября 3. Польша — Сент. 1673 г. Аблегат (посланник) Павел Свидерский 4. Голландия — 23 янв. 1678 г. Резидент и торговый агент — Марешалль фон Келлер В. Создание первых русских постоянных миссий в европейских государствах Посольским приказом 1634 г. — Швеция (в Стокгольме). 1673 г. — Речь Посполитая (в Варшаве). 1699 г. — Голландия (в Гааге). 1700 г. — Дания (в Копенгагене). 1701 г. — Австрийская империя (в Вене). 1701 г. — Турецкая империя (в Стамбуле). 1702 г. — Франция (в Париже). 1706 г. — Великобритания (в Лондоне). Практически до начала XVIII в. существовали лишь две постоянные миссии — в Швеции и в Польше, т. е. в двух важнейших соседних государствах. Как видим, в деле создания миссий, особенно постоянных, у Посольского приказа были иные принципы, чем при установлении дипломатических отношений. В дипотношения преимущественно и легко вступали с далекими, но крупными престижными странами. Однако держать там постоянные миссии считали бессмысленным именно из-за их отдаленности и ненужности разведданных одальних друзьях. Наоборот, миссии как аванпост внешнеполитической разведки и наблюдения считали нужным держать у близких соседей, притом у потенциальных врагов: здесь миссии были действительно необходимы «для дела», и поэтому на них не жалели расходов. Петр I и в этом отношении поломал логичный, деловой, именно истинно русский порядок организации дипломатической службы, исходящий из соображений здравого смысла. Он установил постоянную миссию в самой дружественной ему и в самой отдаленной от России стране — в Голландии, притом в стране небольшой, вовсе не в великой державе. Ибо там у него было много знакомых и лично ему страна нравилась. Так субъективное, волюнтаристское решение царя поломало твердые принципы русской дипломатии, и она стала следовать западной «моде», западным принципам дипломатических отношений. Основание миссий в Копенгагене, Вене, Париже, Лондоне было явной данью западноевропейским дипломатическим обычаям и шло уже совершенно помимо Посольского приказа, ибо миссии эти и снабжались, и подчинялись исключительно царской Посольской канцелярии. Новым было и основание постоянной миссии в Турции, в мусульманской стране. Это было новостью для русской дипломатии, но в принципе все же лучше отвечало ее внутреннему духу, чем создание миссий в Париже и Лондоне. Турция ведь была врагом и к тому же соседним государством, и держать там наблюдательный пункт было необходимо, логично и в целом все же выгодно, хотя русские дипломаты в мусульманской стране были весьма связаны. Выводы Подводя итоги деятельности первого внешнеполитического ведомства России — Посольского приказа от его создания в виде аппарата из 5—7 человек (включая самого «министра») и до передачи этим учреждением всех дел Иностранной коллегии, когда его штат достиг 75—80 человек, следует подчеркнуть, что, во-первых, Посольский приказ практически создал все основы дипломатической службы во всех ее проявлениях и передал своему преемнику — Иностранной коллегии фактически законченное учреждение, которое необходимо было лишь совершенствовать и дополнять, но в котором были уже созданы все основные части — центральный аппарат, его отделы — и разработаны принципы их работы, определен их персонал от министра до референта, переводчика и переписчика. Во-вторых, были установлены дипломатические отношения со всеми важнейшими и нужнейшими европейскими странами. В-третьих, были созданы постоянные дипломатические миссии во всех великих державах того времени — Австрии, Турции, Швеции, Великобритании, Франции, Дании и во всех главных соседних странах — в Швеции, Польше, Турции, т. е. был создан необходимый и достаточный минимум зарубежной сети дипломатических представительств, который можно было лишь дополнять по мере надобности и меняющейся международной конъюнктуры. Следовательно, не будет преувеличением сказать, что Посольский приказ, несмотря на всю его архаичность, оказался эффективным и передовым учреждением и подготовил исподволь своей скромной, но целеустремленной работой основной хребет, крепкий фундамент внешнеполитического ведомства России, с которым было не стыдно и вполне надежно вступать в новый, просвещенный XVIII в. В своей дипломатии, в ее уровне Россия оказалась уже к началу этого века на самой совершенной высоте, и это лишь дало основу успехам Петра I, может служить им хорошим объяснением, но вовсе не было создано в результате его деятельности на этом поприще, а явилось следствием того, что во внешнеполитическом ведомстве в течение ряда предыдущих поколений, практически все полтора века работали и готовили кадры исключительно талантливые люди, цвет русской мысли, русской образованности и русского организаторского таланта. Петр I что-то поломал в этом уже сложившемся здании, чему-то дал, наоборот, новые импульсы, где-то расширил, а чем-то сузил рамки его деятельности, но в целом не изменил то основное условие, что во внешнеполитическом ведомстве продолжала сохраняться традиция привлечения лучших сил в государственную администрацию, что сюда привлекались наиболее крупные и талантливые личности и здесь было, также традиционно, всегда больше свободы мысли и меньше бюрократии, чем в любом другом внутриполитическом учреждении России. Именно это обстоятельство и обеспечивало «выживание» российского внешнеполитического ведомства в его борьбе с дипломатией других стран. И именно это обеспечивало в целом успешную работу русских дипломатов, хотя риск личного свойства, «опасный характер» дипломатической службы отнюдь не уменьшился н в XVIII в.: опала, ссылка, аресты и казни ведущих дипломатов продолжались в течение всего следующего столетия, хотя и не в столь жестоких формах, как в период деятельности Посольского приказа. V. ПОСОЛЬСКАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ (1700—1717 гг.) 1. ОРГАНИЗАЦИЯ, ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Наметив перенести на 1 января 1700 г. начало Нового года в России (Новый год в России переносился трижды с 988 по 1492 г Новый год праздновался 1 марта, с 1492 г. его стали отмечать 1 сентября, а с 1700 г — 1 января), Петр I решил с этого же времени начать и все административные преобразования, которые планировались им еще в период 1697—1699 гг. Реформу органов центрального управления необходимо было осуществлять как можно скорее, поскольку грозила возникнуть дисфункция старых учреждений, которыми Петр I все более пренебрегал, но которые никто не отменял, и новых, фактически незаконных и сугубо личных, группировавшихся вокруг персоны царя и составлявших его рабочий орган и его свиту. Лишь наличие самодержавной власти в России и решающее слово царя во всех делах государства сдерживали развитие тех практических противоречий, которые возникали между терявшими реальную власть и значение старыми Приказами как полноправными ведомствами и теми новыми структурами, которые возникали как личные кружки царя, с их мобильностью, крайне небольшим штатом компетентных людей и с постоянной поддержкой и контролем со стороны царя лично. В первую очередь это касалось военных и внешнеполитических дел. Посольский приказ с его сложной н разветвленной структурой, включающей наблюдение не только за иностранными делами, но и за внутренними, хозяйственными, которые касались разного рода «автономных» членов Российской империи, нуждался в скорейшей реорганизации, ибо малая Посольская коллегия вокруг царя и под его управлением, фактически взявшая в свои руки наиболее важные текущие дела Посольского приказа, не могла далее функционировать как некое временное, неофициальное учреждение. Она должна была либо подчиниться Посольскому приказу и вести свои дела лишь от его имени, либо отделиться от него и даже ликвидировать его и встать на его место. Петр I пошел по менее радикальному пути: оставив за Посольским приказом ведение всех внутренних, хозяйственных и регионально-территориальных вопросов, касающихся Малороссии, Смоленщины и других имперских «молодых» территорий, он решил совершенно выделить актуальные внешнеполитические вопросы (Западная Европа, Прибалтика и Швеция, Турция, Польша) в ведение особого ведомства, назвав его Посольской канцелярией. Посольский же приказ продолжал существовать и работать как штат чиновников, без формального руководителя, до 15 декабря 1717 г. Посольская канцелярия должна была находиться фактически все время при императоре, к его немедленным услугам. Она напоминала собой Походную внешнеполитическую канцелярию Карла XII и едва ли не создавалась по ее образцу. Ее местопребывание объявлялось так: «Пребывает там, где его величество». Во главе ее были поставлены руководители Посольской канцелярии, имевшие разные титулы и звания. Всего их было в общей сложности два. Посольская канцелярия просуществовала до 15 декабря 1717 г. и была преобразована вместе с Посольским приказом (т. е. тем, что от него осталось после 1700 г.) в Коллегию иностранных дел. Но впервые иностранные дела были полностью отделены от прочих нероссийских дел только в Посольской канцелярии. Поэтому именно она является первым чисто внешнеполитическим учреждением в России, прототипом современных министерств иностранных дел. Фактически Посольская канцелярия была внешнеполитическим ведомством, приспособленным к условиям войны, и как только война подошла к концу, ликвидирована была и канцелярия. 2. РУКОВОДИТЕЛИ ПОСОЛЬСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ 18.2.1700-2.8.1706 – Головин Федор Алексеевич: Посольской канцелярии начальный президент (Президент посольских дел). 2.8.1706-15.12.1717 – Головкин Гавриил Иванович: Посольской канцелярии первый министр, с 1709 г. – Государственный канцлер. 3. СТРУКТУРА ПОСОЛЬСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ О структуре Посольской канцелярии как учреждения временного и переходного, да к тому же полуофициального сохранились крайне неясные сведения, поскольку нет документа о ее основании в виде Положения о Посольской канцелярии. Вместе с тем известно, что она состояла из; - президента; - вице-президента; - четырех старых канцеляристов (начальников отделов); - семи молодых канцеляристов (их помощников). Таким образом, это учреждение было гибридом Посольского приказа и еще лишь намечаемых, планируемых Петром I Коллегий. VI. КОЛЛЕГИЯ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ (15.12.1717—8.9.1802) 1. ОРГАНИЗАЦИЯ И СТРУКТУРА В ведомственном обиходе, в исторической (неофициальной) литературе, в прессе при неофициальном упоминании — Иностранная коллегия; с 1725 г. официально наименована: Государственная коллегия иностранных дел. Руководство 1) Президент Коллегии — канцлер. 2) Вице-президент Коллегии — подканцлер (до 1725г.), с 1725 г. — вице-канцлер. 3) Совет Коллегии — Коллежский совет: 1-й советник Коллегии; 2-й советник Коллегии; асессор. Канцелярия Коллегии в Петербурге: секретарь; актуариус; нотариус (делилась на два департамента) а) 1-й Департамент по внешним сношениям Состоял из 4 экспедиций: 1-я Экспедиция: страны, союзные в Северной войне 2-я Экспедиция: страны-противники. 3-я Экспедиция: нейтральные и прочие страны. 4-я Экспедиция: вопросы технического обеспечения деятельности дипломатов: переписка, переводчики, личный состав. Во главе департамента — управляющий. Во главе экспедиций — секретари. б) 2-й Департамент счетных дел На экспедиции не подразделялся. Вел все административные, финансовые, хозяйственные дела. Глава департамента — начальник. В его подчинении — несколько (4—6) асессоров. в) Московская контора Коллегии иностранных дел (до 1781 г.) (представительство и отделение в Москве) Почтовое управление, включающее службу по перлюстрации и снятию копий с писем, идущих за границу из империи и из-за границы в империю, — так наз. «Черный кабинет», подчиняющийся непосредственно царю и канцлеру, затем был выделен из состава Коллегии. Высшее управление Малороссией 1717—1722 гг. Непосредственно из Петербурга (т. е. в Коллегии решались все дела, касающиеся Левобережной Украины). 1722—1734 гг. Управление через созданную в 1722 г. Малороссийскую коллегию из 6 офицеров, находившуюся в г. Глухове и решавшую дела на месте, но утверждавшиеся и контролируемые в случае надобности Иностранной коллегией в Петербурге (по политическим делам); в административном и хозяйственном отношении Малороссийская коллегия была самостоятельна, автономна. 1734—1749 гг. Управление Малороссией было изъято из ведения Иностранной коллегии. 1749—1756 гг. Управление Малороссией вновь подчинено Иностранной коллегии на прежних основаниях. 1756 г. Управление Малороссией полностью изъято из ведения Иностранной коллегии как страны, не имеющей внешнеполитического значения для России с этого времени и управляемой по внутренним законам империи. Управление делами калмыков и уральских казаков 1717—1737 гг. Непосредственное управление и контроль за беспокойной пограничной территорией на юго-восточной границе России. 1737—1744 гг. Управление через созданную на месте, в Оренбурге, так наз. Оренбургскую комиссию. 1744—1798 гг. Переход вновь к непосредственному управлению всеми пограничными политическими делами этой области. Экспедиция для управления гольштинскими — ангальт-цербстскими и эвернскими делами.Основана 16(27) ноября 1796 г. (До 1807 г. русские цари были наследниками и владельцами (господами) Эверланда — территории, примыкающей с юга к Бремену и имевшей титул графства: Екатерина II (1793—1796 гг.), Павел 1 (1796— 1801 гг.); Александр I (1801—1807 гг.). (Александр I продал это владение Голландии). Контора по выдаче заграничных паспортов и видов для иностранцев на проживание в России. Экспедиция для сношения с азиатскими народами. Основана и включена в состав Коллегии иностранных дел в 1797 г. Училище для обучения восточным языкам(китайскому, маньчжурскому, арабскому, персидскому, турецкому и татарскому). Основано в 1798 г. по специальному распоряжению Павла I. Училище сыграло огромную роль в сношении России с Азией, заложив основы серьезного научного изучения стран и народов Азии, их языков, истории, культуры и обычаев. В него были привлечены лучшие силы, талантливые ученые, как зарубежные, так и русские. Оно воспитало блестящие кадры русских востоковедов. 2. РУКОВОДИТЕЛИ КОЛЛЕГИИ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ 15.12.1717-20.1.1734 – Головкин Гавриил Иванович: граф, государственный канцлер, президент Коллегии, сенатор. 10.11.1731-24.11.1741 – Остерман Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих): с 1723 г. вице-президент, с 1725 г. – граф, вице-канцлер, с 1731 г. – вице-президент и и.о. президента Коллегии иностранных дел, с 1740 г. – первый кабинет-министр, генерал-адмирал (фактический безраздельный руководитель внешней политики). 20.1.1734-4.11.1742 – Черкасский Алексей Михайлович: князь, государственный канцлер, президент Коллегии. 4.11.1742-15.2.1758 – Бестужев-Рюмин Алексей Петрович: граф, генерал-фельдмаршал, сенатор, в 1742-44 гг. – вице-канцлер, в 1744-58 гг. – государственный канцлер. 23.11.1758-6.1763 – Воронцов Михаил Илларионович: граф, сенатор, государственный канцлер. 6.1763-1765 – Панин Никита Иванович: и.о. президента Коллегии. 1765-1766 – Воронцов Михаил Илларионович: граф, сенатор, государственный канцлер, президент Коллегии. 2.1766-5.1781- Панин Никита Иванович: граф, сенатор, первенствующий министр. 28.6.1781-27.4.1797 – Остерман Иван Андреевич (Остерман-Толстой): граф, вице-канцлер (с 1773 г.), сенатор; с 1783 г. – начальствующий над Коллегией иностранных дел. 27.4.1797-6.4.1799 – Безбородко Александр Андреевич: государственный канцлер, светлейший князь. 6.4.1799-11.3.1801 – Ростопчин Федор Васильевич: граф, обер-камергер, сенатор, вице-канцлер, первоприсутствующий Коллегии иностранных дел. 11.3.1801-30.9.1801 – Панин Никита Петрович: граф, вице-канцлер, член Коллегии (фактический руководитель). 30.9.1801-8.9.1802 – Куракин Александр Борисович: князь, вице-канцлер, управляющий Государственной коллегией иностранных дел. VII. МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (8.9.1802—1.3.1917 гг.) 1. ОРГАНИЗАЦИЯ И СТРУКТУРА Руководство Создание МИД не отменило вовсе Коллегию иностранных дел, которая сохранялась внутри МИД со своим особым главой — управляющим Коллегией еще в течение 30 лет. Однако уже в 1812 г. ее функции были изменены — она занималась исключительно вопросами дипломатического церемониала — внешней, показной стороной дипслужбы, т. е. выполняла роль Протокольного управления МИД и одновременно Двора. Коллегия иностранных дел официально «закрыта» 10 апреля 1832 г. Структура Министерства иностранных дел России фактически в течение всего XIX в. сохранялась стабильной, за исключением небольших частных изменений. В 1802— 1812 гг. руководство МИД было нечетким: в его дела вмешивался царь, функции министра и его зама не разграничивались, в период 1812—1816 гг. в МИД существовали параллельно три министра. Лишь с 1816 г. МИД обрел четкую структуру: 1. Глава МИД— министр иностранных дел в звании канцлера (высший государственный чин империи — 1-й класс), фактически второе после императора лицо в государственном управлении. 2. Заместитель,или помощник, министра— статс-секретарь МИД. С 1815 г. — два статс-секретаря МИД: 1-й по европейским делам, 2-й по азиатским делам. С 22 мая 1868 г. — товарищ министра иностранных дел. 3. При министре и статс-секретарях советники ичиновники особых поручений(высший консультационно-исполнительный эшелон). 4. Совет при министре иностранных дел(с совещательными функциями). 5. Коллегия иностранных дел 1802—1812 гг. Завершала и передавала дела бывшей Иностранной коллегии. 1812—1832 гг. Выполняла функции Церемониального управления МИД и Императорского двора. 1832 г. Преобразована в Экспедицию церемониальных дел МИД, т. е. фактически в его Протокольный отдел. 1868 г. Выведена вовсе из состава МИД и присоединена как учреждение к Министерству императорского двора с сохранением всех своих функций по организации государственных церемоний, вопросов дипломатического и придворного протокола, а также всех вопросов информации дипкорпуса, его приглашений ко двору и на государственные праздники. Эта реорганизация освободила МИД от всей мишурности дипотношений, придала деятельности подлинных дипломатов исключительно серьезный политический оттенок. Все функции обслуживания дипломатического корпуса перешли к Экспедиции церемониальных дел Министерства императорского двора. Центральные установления МИД, действующие в пределах империи 1. Канцелярия МИД(орган, где была сосредоточена вся политическая переписка МИД с миссиями за границей и с иностранными державами, а также между подразделениями МИД и внутри империи). 2. Департамент внутренних сношений В ведение департамента входили: 1) все политические дела, касающиеся Западной Европы иЗападного полушария; 2) все консульские дела, касающиеся Европы и Нового Света (с 1809 г. — Экспедиция консульских дел); 3) все дела, касающиеся русских подданных этих регионов, посещающих Россию. 3. Азиатский департамент В ведение департамента входили: 1) все политические дела, касающиеся всех стран Востока (т. е. всех стран Ближнего Востока и турецкой Европы, всех стран Средней Азии, всех азиатских стран вообще, Дальнего Востока, Африки); 2) дела, касающиеся признания и деятельности в России низших представителей восточных дворов, т.е. недипломатов, облеченных политическими полномочиями восточных стран, а также их торговых агентов; 3) дела, касающиеся русских подданных, выезжающих в страны Средиземноморья, Азии и Африки, и подданных этих стран, прибывающих в Россию; 4)учебное отделение восточных языков по подготовке переводчиков, переписчиков и драгоманов как собственно азиатских языков, так и некоторых редких европейских и других языков (новогреческого, сербского, болгарского, албанского, румынского, венгерского и амхарского); 5) заведование и высший контроль за делами оренбургских киргизов (т. е. Казахстана, Малого и Среднего Жуза) и Малой Орды (остатков ногайской Алтыулской Орды в бассейне р. Эмбы), вассальных образований, являвшихся буферными «государствами» между Российской империей и государствами (ханствами и эмиратами) Средней Азии. 4.Департамент личного состава и хозяйственных дел Ведал: а)личным составом (кадрами) всех установлений МИД как внутри, так и вне империи; б) составлением финансовых смет на расходы МИД ипрочими хозяйственными делами. Заграничные установления МИД, или Департамент внешних сношений Вего состав входила большая контора, занимавшаяся техническим обеспечением загранучреждений МИД России, а главное — получавшая информацию об их фактическом положении неполитического характера (пожар, наводнение, эпидемия, необходимость срочного ремонта, трудности приобретения недвижимости, перепродажа посольского здания и т. п.). Поскольку вплоть до 1905 г, большая часть хозяйственного обеспечения посольств и миссий за границей лежала лично на после или посланнике, которые на свои средства приобретали мебель, посуду, столовое белье, транспорт (лошадей, кареты) и другое необходимое оснащение и обстановку посольского помещения, то контора Департамента внешних сношений ограничивалась «платоническими участием в заботах загранучреждений и была лишь органом, собирающим информацию по данным вопросам, чтобы «быть в курсе» жизни загранучреждений. После 1905 г. контора была реорганизована как подразделе-кие Департамента хозяйственных дел и занималась составлением реальных смет на расходы загранучреждений. В состав загранучреждений Департамента внешних сношений входили: - посольства России в великих державах; - миссии во всех остальных странах, с которыми имелись дипотношения; - резидентуры в небольших и зависимых восточных странах; - генеральные консульства; - консульства; - вице-консульства; - консульские агентства. В состав МИД наряду с тремя департаментами входили также: 1) Архивы МИД а) Главный Московский архив (внешнеполитические документы, касающиеся XIII—XVII вв. и начала XVIII в.); б) Главный Петербургский архив (внешнеполитические документы с 30-х гг. XVIII в. по XX в.); в) текущий архив МИД (документы и их копии за конец XIX — начало XX в.). 2)Комиссия по изданию государственных грамот и договоров (существовала в 1811—1895 гг., до 1832 г. структурно входила в состав Коллегии иностранных дел, затем стала отдельным подразделением МИД). 3) Редакционные конторы официальных изданий МИД (на русском и французском языках): а) «Ежегодник МИД Российской Империи» ("Аnnuaire de l'empire de Russie"); б) газета официальных сообщений правительства России «Петербургский Правительственный Вестник» ("Journal de Saint Petersbourg") выходила а Санкт-Петербурге с 1825 г. по 27 окт. 1869 г. (т. е. фактически до 1870 г.). С 1869 г. заменена «Правительственным вестником» (до февр. 1917 г.), затем до окт. 1917 г. издавался «Вестник Временного Правительства», публиковавший как внутренние, так и внешнеполитические правительственные акты и распоряжения. 2. РЕОРГАНИЗАЦИЯ СТРУКТУРЫ МИД НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В июле 1914 г., накануне первой мировой войны, было утверждено новое «Положение о МИД», согласно которому департаменты внутренних и внешних сношений были реорганизованы и вместо них были созданы политические отделы МИД, основанные на строении по региональному принципу, традиционному для русской внешнеполитической службы: 1-й Политический отдел: Западная Европа, США, Канада и европейские колонии и Африке и Азии. 2-й Политический отдел: Турецкая империя и Балканские страны. 3-й Политический отдел: страны Ближнего и Среднего Востока и независимые страны Африки (Эфиопия). 4-й Политический отдел: страны Дальнего Востока (Япония, Корея, Китай, Тибет, Монголия). Новая структура МИД совершенно недвусмысленно отражала чрезвычайно важное значение, которое внешняя политика России придавала двум регионам — Турции и Дальнему Востоку, особенно Японии и Китаю. Политические отделы объединялись в Политический департамент. 3.МИД РОССИИ ПРИ ВРЕМЕННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ (1 марта 1917 г. — 25 октября 1917 г.) В период от Февральской до Октябрьской революции центральный аппарат и заграничные установления МИД России практически не подверглись никаким структурным изменениям, кроме одного: возвращения в состав МИД Экспедиции церемониальных дел (Протокольного отдела) из ликвидированного в связи с ликвидацией монархии Министерства Императорского Двора. Эта экспедиция вошла в состав Политического департамента. Все другие изменения свелись к персональной замене министра, его товарищей (замов), царских послов и посланников (но не всех) при практически полном оставлении нетронутым центрального аппарата. 4. МИНИСТРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ (1802-1917 гг.) А. Министры иностранных дел царского правительства 8.9.1802-16.1.1804 – Воронцов Александр Романович: граф, генерал-аншеф, государственный канцлер. 16.1.1804-17.6.1806 – Чарторыйский (Чарторижский) Адам-Юрий Адамович: князь, генерал-лейтенант, гофмейстер. 17.6.1806-30.8.1807 – Будберг Андрей (Готтхард) Яковлевич: барон, генерал-майор. 30.8.1807-1814 – Румянцев Николай Петрович: граф, обер-гофмейстер, государственный канцлер. 8.1812-8.1816 – Нессельроде Карл-Роберт Васильевич: статс-секретарь (зам., и.о.), с 10.8.1814 – статс-секретарь, «докладывающий по всем делам иностранного департамента». 11.2.1814-9.8.1816 – Вейдемейер Иван Андреевич: «управляющий Коллегией иностранных дел», член Государственного совета с 1810 г. 30.8.1815-8.1822 – Каподистрия Иоанн (Иоанн Капо д’Истрия): граф, «Управляющий азиатскими делами Министерства иностранных дел», статс-секретарь. 9.8.1816-15.4.1856 – Нессельроде Карл-Роберт Васильевич: граф, вице-канцлер с 24.3.1828, канцлер с 17.03.1845 г. 19.4.1819-11.5.1837 – Родофиникин Константин Константинович: член Государственного совета, управляющий Азиатским департаментом МИД, с 1832 г. – член Совета МИД. 15.4.1856-28.3.(3.4.)1882 – Горчаков Александр Михайлович: светлейший князь, вице-канцлер с 1862 г., государственный канцлер с 1867 г. 28.3.(3.4.)1882-14.1.1895 – Фон Гирс Николай Карлович: сенатор, товарищ министра с 1875 г., фактический управляющий МИД с 1878 г., с 1882 г. – министр. 7.3.1895-18.8.1896 – Лобанов-Ростовский Алексей Борисович: князь. 19.8.1896-1.1.1897 – Шишкин Николай Павлович: 14.1.-7.3.1895 – временный управляющий МИД, с 24.3.1896 – «статс-секретарь Его Величества». 1.1.1897-8.6.1900 – Муравьев Михаил Николаевич: граф. 9.6.1900-28.4.1906 – Ламздорф Владимир Николаевич: граф, гофмейстер. 28.4.1906-14.9.1910 – Извольский Александр Петрович 14.9.1910-7.7.1916 – Сазонов Сергей Дмитриевич 7.7.1916-10.11.1916 – Штюрмер Борис Владимирович: гофмейстер 30.11.1916-2.3.1917 – Покровский Николай Николаевич: член Государственного совета с 1914 г. Б. Министры иностранных дел Временного правительства 2.3.1917-5.5.1917 – Милюков Павел Николаевич: лидер Конституционно-демократической партии, профессор истории СПБУ. 5.5.1917-25.10.1917 – Терещенко Михаил Иванович: землевладелец, финансист. КОММЕНТАРИЙ К ТАБЛИЦЕ 1. В XIX в. вплоть до его конца, т. е. до 1895 г., должность и положение министра иностранных дел были чрезвычайно стабильны. За весь век (до царствования Николая II) сменилось всего 8 министров, средняя продолжительность пребывания во главе МИД составила, следовательно, 11 лет и 4 месяца. Однако за время правления Николая II, т. е. за 22 последних года существования царской монархии, также сменилось 9 министров иностранных дел, что красноречиво свидетельствовало о глубокой нестабильности всего режима и о крайней слабости внешнеполитических позиций империи в Европе, о растерянности ее внешнеполитического руководства, об общем кризисе царизма. Средняя продолжительность пребывания министра иностранных дел на своем посту сократилась до 2 лет и 9 месяцев, т. е. почти вчетверо по сравнению со средним показателем за XIX в. Если же учесть крайнее усложнение внешнеполитических задач и обстоятельств в начале XX в., то станет ясно, что царские министры за указанные сжатые сроки не успевали даже как следует войти в дела, а тем более глубоко продумать внешнеполитическую стратегию и тактику России. Результаты этого были плачевны. 2. Начиная со второй четверти XIX в. министры иностранных дел, как правило, находились на своем посту в течение всего царствования каждого отдельного царя. Сложилось правило, что царь, выбирая министра в начале царствования, сохранял его до конца. Министр уходил в отставку вместе со смертью царя. Новый монарх выбирал своего нового министра и также сохранял его в течение всего царствования. После смерти царя министр иностранных дел сдавал дела новому главе МИД, и тем самым сохранялась преемственность внешней политики государства, за которую отвечал не только монарх, но и в основном министр иностранных дел. Так, Николай I имел в течение 40 лет министром иностранных дел Нессельроде, Александр II — Горчакова, Александр III — Гирса, который сменил «несменяемого» Горчакова после убийства Александра II народовольцами. Эта система стабильности была принята после того, как Александр I, проводивший личную и весьма путаную, часто неудачную внешнюю политику, сменил за свое царствование (за 23 года) 6 министров, т. е. чуть меньше, чем Николай II в конце XIX — начале XX в.; средняя продолжительность их пребывания на посту составляла чуть-чуть менее 4 лет. Но и этот срок был признан нестабильным, чреватым для страны серьезными неприятностями, связанными с внешнеполитическими ошибками, и после восстания декабристов на этот счет были сделаны соответствующие выводы. Таблица дает наглядную возможность увидеть, как неясность и запутанность внешнеполитических целей, их частая смена «плешивым щеголем», «кочующим деспотом» Александром I привели к запутанности положения в МИД, в его структуре и в субординации МИДовских управлений н руководства. Не желая проводить линию, намеченную для внешней политики России графом Н. П. Румянцевым, Александр I буквально мешал ему вести дела, лично сносясь за его спиной с иностранными государствами. В то же время, зная международный авторитет своего министра, царь боялся сместить его, чтобы не обнаружить перед Европой нестабильность и противоречивость своей внешней политики. Поэтому он, оставляя Румянцева формально во главе МИД, уже с августа 1812 г. ввел в руководство МИД статс-секретаря и заместителя министра Нессельроде, лично ему преданного, а спустя два года еще более сократил «маневренность» Румянцева, введя с февраля 1814 г. должность «управляющего Коллегией иностранных дел», или, вернее, оставя на этой уже архаичной после 1802 г. должности послушного ему лично администратора и сохранив одновременно с ним Нессельроде в странной должности «докладывающего по всем делам иностранного департамента», лицемерно заменив последним словом министерство, ибо номинально министром (но без права доклада царю) все еще оставался для внешнего мира канцлер Н.П. Румянцев. Кроме того, была создана должность и «четвертого» министра иностранных дел — по всем «азиатским» делам МИД, к которым относились все вопросы политики в... Южной Европе, в Средиземноморье, Греции, Молдавии, Валахии и, само собой разумеется, Азии — от Турции до Китая и Японии. В результате МИД как учреждение не осуществлял и не мог осуществлять общего руководства внешней политикой страны. Царь, пытаясь удержать нити внешней политики в своих руках, конспирировал и вел закулисную игру против своего собственного МИД, сталкивал друг с другом четырех (!) руководителей МИД, не разграничивая между ними сферу их компетенции до конца, подключал к ведению внешней политики разведку (внешнеполитическая и военная разведка, тогда лишь создаваемая, еще не разделялась в своих функциях и сосредоточивалась с 1807 г в Генеральном штабе под руководством князя М. Н. Волконского. Формально внешнеполитическая разведка выступала под прикрытием топографического отделения квартирмейстерской части свиты Его Императорского Величества В числе видных агентов разведки, работавших в «тылу врага», т.е. выполнявших разведывательные внешнеполитические поручения, были полковник Турский, Ф. В Булгарин и другие люди, владевшие 5—6 языками и действовавшие по личным инструкциям царя, который фактически возглавлял разведку и направлял ее деятельность не только без консультации с МИД России, но и, как правило, вопреки распоряжениям, за спиной своего министра иностранных дел)и в результате допустил массу просчетов в своем дилетантском внешнеполитическом курсе. Именно это явилось одной из серьезных причин создания движения декабристов и их решения изъять из рук слабовольного и лавирующего среди своих царедворцев царя внешнюю политику, ограничить его власть в стране рамками конституции или же даже свергнуть, заменив его другим. Армия и особенно гвардия не могли допустить ослабления внешнеполитических позиций страны, победоносно закончившей труднейшую войну с Наполеоном ценой огромных народных тягот, но по воле царя сдавшей выгодные внешнеполитические позиции реакционной Австрии Меттерниха и особенно Англии в 1815—1822 гг. (на Венском и Веронском конгрессах). Вот почему, подавив восстание декабристов, новый царь Николай I тем не менее учел, что было причиной их недовольства, и сделал из этого соответствующие внешнеполитические выводы, укрепив позиции России в Европе. Принцип стабильности внешней политики России и принцип верховенства России в Европе соблюдались всеми последующими монархами вплоть до Николая II. 3. Общая политическая слабость и абсолютная неспособность Временного правительства сформировать стабильный внешнеполитический курс отчетливо видны из того факта, что средняя продолжительность пребывания на посту министра иностранных дел этого правительства составила 3,5 месяца! ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ПРЕБЫВАНИЯ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ НА ПОСТУ ГЛАВЫ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО ВЕДОМСТВА В ИСТОРИИ СТРАНЫ 1. СРЕДНЯЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ В РАЗНЫЕ ПЕРИОДЫ XVI—XVII вв. 1. Дьяки Посольского приказа, печатники, оберегатели государственной печати и посольских дел находились в среднем на своем посту с 1549 по 1699 г., т. е. за период в 150 лет, от 7 до 7,5 лет. XVIII в. 2. Руководители Посольской канцелярии держались на своем посту в среднем 8,5 лет (с 1700 по 1717 г.). 3. Президенты Коллегии иностранных дел, канцлеры находились несменяемыми на своем посту в среднем по 7 лет, хотя этот период был самым бурным в российской внутри- и внешнеполитической истории: переворотов (дворцовых), ссылок и казней в нем было гораздо больше, чем в XVII в. Тем не менее ниже 7 лет срок пребывания на посту президента Коллегии иностранных дел не падал: внешняя политика любит преемственность. XIX —начало XX в. 4. Министры иностранных дел царского правительства России держались за период с 1802 по 1917 г. в среднем на своих постах по 7 лет. И в этот период срок менее 7 лет стабильно не снижался. 5. Исключение составили министры иностранных дел Временного правительства в марте — октябре 1917 г. Их время пребывания на этом посту составило всего в среднем 3 месяца. XX в. 6. Народные комиссары иностранных дел Советского правительства были гораздо стабильнее. За период с 1917 по 1946 г. средний срок пребывания на посту наркома НКИД составил более 7 лет, совпав по стабильности с XIX в. 7. Еще большей стабильностью отличались министры иностранных дел СССР. За период с 1946 по 1991 г. средний срок пребывания на посту руководителя внешней политики СССР составил почти 9 лет. Отсюда ясно видно, что Советское правительства, Советское государство обладали стабильной, прочной внешней политикой, не подверженной частым и конъюнктурным колебаниям, что делало ее предсказуемой и достойной доверия во всем мире. Лишь в 1991 г. министры менялись 4 раза. Таковы самые общие, самые основные исторические выводы из приведенной хронологии и внешнеполитического ведомства и его руководителей. Кроме того, эта хронология дает возможность сделать и ряд частных выводов. 2. САМЫЕ СТАБИЛЬНЫЕ МИНИСТРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В ИСТОРИИ СТРАНЫ Для внешней политики России во все времена были характерны дипломаты, оказывающие долгое время личное влияние на целые периоды в истории страны. В XVI в. это был Андрей Щелкалов, первый из должностных лиц, получивших звание думного дьяка. Он возглавлял Посольский приказ 24 года (1570—1594 гг.), уцелев при Иване IV Грозном и оставшись «министром иностранных дел»и при его сыне Федоре I. Среди ветеранов XVI в. стоит также назвать и Ивана Михайловича Висковатого, занимавшегося дипломатической деятельностью еще до создания Посольского приказа, стоявшего у истоков организации внешнеполитического ведомства в качестве подьячего посольского «стола» в Казенном дворе (2 года), затем фактически возглавлявшего Посольский приказ со дня его организации в течение 20 лет, из них 10 лет официально носившего звание его руководителя. Его общий дипломатический стаж в руководстве внешней политикой Русского государства составил, таким образом, 22 года. Он был казнен Иваном IV Грозным, что косвенно говорит о его слишком возросшем влиянии на государственные дела и внешнюю политику. В XVII в. дольше всех на посту главы Посольского приказа пробыл Алмаз (Ерофей) Иванович Иванов: в общей сложности 19 лет, из них 14 официально, а остальные как исполняющий обязанности руководителя. В XVIII в. дольше всех удалось продержаться на посту президента Коллегии иностранных дел канцлеру графу Гавриилу Ивановичу Головкину — 28 лет. Правда, он в значительной мере был номинальным главой Коллегии, и в годы его номинального руководства заправлял фактически всеми иностранными делами Российской империи Андрей Иванович Остерман (1723—1741 гг.), т. е. 18 лет, не имея официально титула президента Коллегии, а оставаясь вице-президентом и вице-канцлером. Однако Остерман закончил свою дипломатическую карьеру ссылкой в Сибирь, на Обь (в г.Березов). На втором месте по продолжительности пребывания на посту руководителя Коллегии иностранных дел был сын А.И. Остермана — граф Иван Андреевич Остерман-Толстой, официально президент Коллегии в течение 16 лет. В XIX в. на посту министра иностранных дел было два «долгожителя»: Карл-Роберт Васильевич Нессельроде, управлявший МИДом 44 года, из них 40 в официальном звании министра иностранных дел, и князь Александр Михайлович Горчаков, возглавлявший МИД также целую эпоху — с 1856 по 1882 г. (26 лет), т. е. все царствование Александра П. В XX в. царские министры на посту главы внешнеполитического ведомства долго не держались. Только в Советском Союзе возродилась русская традиция дипломатов-«долгожителей»: среди наркомов иностранных дел был Г. В. Чичерин—12 лет, среди министров иностранных дел — А. А. Громыко — 28 лет. Особое положение занимает В.М. Молотов. Он был и наркомом и министром иностранных дел СССР, причем не в один срок, а трижды (один раз наркомом и дважды министром); общее время пребывания на посту руководителя внешней политики СССР составило у него 13,5 лет, так что он опережал бы Чичерина, если бы период его пребывания на этом посту не был составлен из трех разных отрезков времени. Во всяком случае, советские руководители внешней политики — самые стабильные в мире в Х.Х в. и самые, стабильные за всю историю России. 3. САМЫЕ КРАТКОВРЕМЕННЫЕ МИНИСТРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ «Рекорды» кратковременности пребывания на посту министров иностранных дел показали за всю историю внешней политики России и СССР лишь 4 человека: П. Н. Милюков, лидер Кадетской партии, — 64 дня, Д. Т. Шепилов — 52 дня (?), Э. А. Шеварднадзе (МВС) — 29 дней, Б. Д. Панкин — 14 дней. Самое кратковременное «нормальное» пребывание на посту руководителя внешней политики страны было в истории России — 1,5 года. Этот срок занимали в среднем руководители Посольского приказа при Федоре III Алексеевиче: А.С. Матвеев, В.С. Волынский и Л.И. Иванов; руководители Коллегии иностранных дел при Павле I: И.А. Остерман-Толстой, А.А. Безбородко и Ф.В. Ростопчин. III. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЕДОМСТВА СОВЕТСКОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ГОСУДАРСТВА И ИХ РУКОВОДИТЕЛИ (1917-1991) I. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЕДОМСТВА СОВЕТСКОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ГОСУДАРСТВА. ИХ ОРГАНИЗАЦИЯ И СТРУКТУРА 1. НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ РСФСР ПО ИНОСТРАННЫМ ДЕЛАМ Наркомат по инделам РСФСР НКИД РСФСР (1917—1922 гг.) Образован Декретом II Всероссийского съезда Советов от 26 октября/8 ноября 1917 г. Начал функционировать фактически лишь с ноября (середины — конца) 1917 г. из-за саботажа чиновников старого аппарата МИД России. В течение ноября реорганизация аппарата НКИД была проведена Н.Г. Маркиным (1893—1918 гг.), матросом Балтфлота, членом РКП (б) с 1916 г., который как контролер НКИД взял на себя груз всей черновой работы по чистке и созданию режима нормальной работы НКИД, освободив Л.Д. Троцкого от этой трудной функции. Н. Г. Маркин провел и первое опубликование секретных (тайных) договоров царской России с Антантой. Наряду с центральным аппаратом НКИД в Москве были открыты представительства уполномоченных НКИД в Петрограде, Архангельске, Ташкенте по поддержанию отношений с местными правительствами и зарубежными странами соответствующих регионов. Так, Петроград сносился с Финляндией и Эстонией, Архангельск — с Норвегией, Ташкент — с Бухарой, Хивой. В 1919 г. были открыты первые постпредства в Швейцарии и Германии, генконсульства в Берлине, Стокгольме, Вене, Иране, Афганистане, в 1920 г. в Турции, Финляндии, Латвии, Литве, Эстонии были открыты полпредства и торгпредства. Центральный аппарат НКИД РСФСР (1917—1922 гг.) 1. Нарком (народный комиссар). 2. Заместитель наркома. 3. Секретариат НКИД. 4. Отделы НКИД по региональному признаку: а) Отдел Запада (с 1921 г. — Политический отдел по делам Запада. В него входили страны Западной, Южной и Северной Европы, атакже все западные соседи СССР — лимитрофы Прибалтики и Польша); б) Отдел Средней Европы (в него входили страны Центральной Европы — Германия, Австрия, Венгрия, Чехословакия); в) Отдел нейтральных стран; г) Румынский отдел; д) Украинский отдел; е) Отдел Востока. 5. Отделы по отраслям дипслужб: а) Экономико-правовой отдел; б) Отдел виз; в) Отдел дипкурьеров; г) Информационное бюро. 6. Временный отдел по особым проблемам: Бюро по делам военнопленных. 7. Административно-хозяйственная часть; а) Отдел личного состава; б) Финансовый отдел; в) Отдел денежных ссуд и переводов; г) Хозяйственный отдел. 2. НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР (1923—1940 гг.) Наркоминдел СССР НКИД СССР Был реорганизован из НКИД РСФСР 6 июля 1923 г. На IV сессии ЦИК СССР было утверждено Положение о НКИД СССР, заменившее прежнее Положение о НКИД союзных республик (12 ноября 1923 г.) (см. Вестник ЦИК, СНК и СТО.— 1923—1924. — № 10.—С, 299). Центральный аппарат НКИД СССР (1923—1940 гг.) 1. Нарком (народный комиссар). 2. Два-три заместителя наркома. 3. Коллегия наркомата (10 чел., не более) (коллегия существовала до 1934 г., в 1934—1938 гг. была упразднена, в 1938 г. — возобновлена). 4. Секретариат. Региональные отделы НКИД (по странам): а) 1-й Западный отдел (Прибалтика, Скандинавия, Польша); б) 2-й Западный отдел (Центральная Европа, Балканы); в) 3-й Западный отдел (США, Англия, Франция, Бельгия, Италия, Испания и все испаноязычные страны Южной Америки); г) 1-й Восточный отдел (Ближний и Средний Восток, Турция, Иран, Афганистан, Йемен, Неджд и др.); д) 2-й Восточный отдел (Дальний Восток — Китай, Япония и др.). Отделы по отраслям деятельности: а) Отдел печати; б) Правовой отдел; в) Консульский отдел; г) Протокольный отдел; д) Экономическая часть (вопросы экономических отношений). Административно-хозяйственные отделы: а) Отдел кадров; б) Финансовый отдел; в) Хозяйственный отдел (АХО); г) Отдел по учету государственных имуществ; д) Учебный отдел; е) Литиздат НКИД. Существовал фактически с 1923 по 1934 г. Устав Литиздата НКИД был утвержден 18 мая 1927 г. Реорганизация НКИД РСФСР в НКИД СССР состояла не только в перестройке и расширении центрального аппарата в Москве, но и в том, что НКИД СССР с 6 июля 1923 г. брал в свое ведение руководство теми сношениями с зарубежными странами, с которыми устанавливали дипотношения союзные республики помимо РСФСР и с которыми эти республики вели дела до своего вступления в Союз ССР. Так, УССР имела отношения с Польшей, Германией, Австрией, Италией, Чехословакией, Турцией; БССР — с Польшей, Германией; ЗСФСР — с Германией, Турцией; Грузия — с Чехословакией. Тем самым СССР еще до «эры признания» вступил в отношения с Германией, Польшей, Турцией, Чехословакией, Австрией, Италией, Ираном. В 20—30-х гг., накануне второй мировой войны, НКИД СССР в основном сохранял вышеуказанную структуру, но в его крупных подразделениях — отделах — началось разукрупнение в связи с ростом объема работы, происходившим вслед за полосой признания СССР в 1924 г. К началу 1924 г. СССР имел дипломатические отношения с 10 государствами, с теми, с которыми непосредственно граничил: Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, Польшей, Турцией, Ираном, Монголией, Афганистаном, а из непограничных стран — с одной лишь Германией. За 1924 г. были установлены отношения с 12 государствами: Англией, Италией, Австрией, Швецией, Норвегией, Данией, Грецией, Францией в Европе, а из азиатских — с Китаем, Японией, Хиджазом (Аравией) и в Америке — с Мексикой. Первая реорганизация структуры центрального аппарата НКИД была предпринята в 1925 г. Она учитывала происшедшие изменения и шла по линии количественного увеличения подразделений центрального аппарата путем механического преобразования ряда подотделов в самостоятельные отделы. Так, например, подотдел Скандинавских стран в составе 1-го Западного отдела НКИД был преобразован в самостоятельный отдел Скандинавских стран, а подотдел стран-лимитрофов был «поднят» до ранга Отдела Прибалтийских стран. Аналогичные перемены происходили и в других крупных отделах. Такое положение, т. е. новое структурное деление НКИД, сформированное в 1925 г., сохранялось до 1934 г. неизменным. В годы мирового экономического кризиса обнаружились некоторые новые сдвиги в международных отношениях: увеличилось число стран, с которыми СССР установил дипломатические отношения, произошла перегруппировка стран на международной арене, изменилось соотношение сил между отдельными группами стран, сложилась иная расстановка сил в капиталистическом мире. Все эти перемены были учтены при корректировке соотношения между отделами НКИД и отчасти нашли отражение в изменении личного состава и даже в смене названия некоторых отделов, но основа структуры НКИД, заложенная в 1925 г., оставалась незыблемой. Более явной, более видимой стала лишь ориентация на Европейские отделы как на основное поле деятельности советской дипломатии, что объяснялось двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что главный узел напряженности находился в Европе в связи с созданием фашистской Германии и ростом внешнеполитической активности фашистских государств, и, во-вторых, тем, что США и находившиеся в орбите американской политики страны Северной и Южной Америки фактически устранялись от участия в международной жизни Европы (изоляционизм) и одновременно продолжали занимать враждебную позицию в отношении СССР: к 1933 г. лишь одни США из числа крупных капиталистических держав продолжали отказываться от признания СССР и от установления с нашей страной нормальных дипломатических отношений. Такое признание последовало 16ноября 1933 г., и это вызвало необходимость создания в Центральном аппарате НКИД особого Североамериканского отдела. За этими частными исключениями структура НКИД вплоть до второй мировой войны не подвергалась серьезным изменениям. Реорганизации НКИД были предприняты трижды в течение второй мировой войны в связи созначительными изменениями в международной обстановке: в 1939 г., в 1941 г. и в 1944 г. Суть этих реорганизаций состояла в переформировании Европейских отделов таким образом, чтобы они в каждый конкретный исторический момент отвечали по своему составу стран той реальности, которая складывалась на политической карте Европы. Последняя реорганизация 1944 г. учитывала те изменения на мировой арене, которые вытекали из разгрома гитлеровской Германии и из договоренностей СССР с союзниками по антифашистской коалиции. Учитывалось изменение роли малых стран в Европе, их региональное тяготение, что повлекло увеличение числа Европейских отделов. Послевоенная организация Германии, предстоящее создание ООН, выход на международную арену национально-освободительных движений — все это нашло отражение в структуре МИД, который пришел на смену НКИД в 1946 г. и подготовка к реорганизации которого была начата в 1944 г. Одновременно 1 февраля 1944 г. был принят закон СССР о праве союзных республик вступать в непосредственные отношения с иностранными государствами, В связи с этим в республиках были образованы национальные министерства иностранных дел, правда, носившие первое время несколько формальный характер. В первую очередь собственные МИД обрели Украина и Белоруссия, являвшиеся членами ООН, а также республики Закавказья — Грузия, Армения и Азербайджан. В 1953 г. в МИД произошли новые изменения. Прежде всего началось укрупнение Европейских отделов, их общее число сократилось, и Европа как регион вообще с этих пор стала составлять более скромную часть внешнеполитических проблем МИД СССР. Новым моментом в структуре МИД стало расширение подразделений, занимающихся проблемами Америки (Северной и Южной), Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии, Африки (особенно с 1960 г.) и Дальнего Востока, а также возникновение проблемных оперативных отделов. Результатом всего этого процесса стала новая структура МИД СССР, сложившаяся к 1955 г. и окончательно утвердившаяся после XX съезда КПСС. Она целиком отвечала тому состоянию международных отношений, которое существовало к 1956 г. Именно эта структура МИД сохранялась практически без существенных изменений в течение 30 лет — до 1986 г. 3. МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР (с середины 50-х гг., после XX съезда КПСС) Центральный аппарат МИД 1. Министр иностранных дел. 2. Первые заместители министра (число их не фиксировалось заранее, назначались по обстановке и надобности), обычно не более двух-трех. 3. Заместители министра (в количестве пяти—семи). 4. Члены Коллегии МИД (от трех до шести человек). 5. Генеральный секретарь МИД. В совокупности эти пять категорий должностных лиц МИД составляли Руководство МИД СССР. Министр утверждается Верховным Советом СССР. Назначается и освобождается от должности по представлению Председателя Совета Министров Президиумом Верховного Совета СССР с последующим внесением Указа Президиума на утверждение Верховного Совета СССР (объединенных палат, на пленарном заседании). Министр единолично отвечает за руководство министерством. Коллегия назначается Советом Министров СССР, в ее состав входят министр, его первые заместители, заместители и несколько членов Коллегии, в том числе Генеральный секретарь. Коллегия — совещательный орган при министре. Если Коллегия не согласна с министром, то она (ее члены каждый отдельно) имеет право апеллировать в Совет Министров о своем несогласии. Но министр все равно осуществляет, проводит свое решение, одновременно сообщая Совету Министров, что Коллегия с этим его решением не согласна. Вспомогательные и совещательные органы при Руководстве МИД: советники при министре (число их в разное время различно, чаще всего шесть-семь из числа послов с большим стажем дипломатической работы); Генеральный секретариат (основные функции: контроль, проверка исполнения во всем аппарате МИД, информация посольств и миссий СССР за рубежом по всем вопросам внутренней и внешней политики СССР, организация делопроизводства и всей внутренней оперативной работы МИД). Оперативные дипломатические отделы МИД 1. Территориальные отделы (всего 12 отделов): 1) 5 европейских отделов: а) 1-й Европейский; б) 2-й Европейский; в) 3-й Европейский; г) 4-й Европейский; д) 5-й Европейский. 2) Отдел Скандинавских стран (ОСС) — Дания, Швеция, Норвегия, Исландия, Финляндия. Вопросы, касающиеся Свальбарда (Шпицберген) и выполнения договора о демилитаризации Аландских островов. Вопросы, затрагивающие Полярный бассейн и Гренландию; 3) Отдел стран Америки (ОСА) — США и страны Латинской Америки: Центральной, Карибского бассейна и Южной; 4) Отдел стран Ближнего Востока (ОБВ); 5) Отдел стран Среднего Востока (ОСВ); 6) Отдел Юго-Восточной Азии (ОЮВА); 7) Отдел стран Африки (ОА); 8) Дальневосточный отдел (ДО). 2. Функциональные отделы (всего 6): 1) Консульское управление; 2) Протокольный отдел; 3) Отдел печати (все вопросы печати внешней ивнутренней в аспекте внешней политики); 4) Отдел международных организаций; 5) Отдел международных экономических организаций; 6) Договорно-правовой отдел. Оперативные недипломатические отделы: 1) Управление кадров; 2) Отдел дипломатической связи (дилпочта); 3) Архивное управление (АУ), Комиссия по изданию дипломатических документов при АУ; 4) Центральная научная библиотека МИД (ЦНБ); 5) Управление учебными заведениями: а) Высшая дипломатическая школа (ВДШ); б) Московский государственный институт международных отношений (МГИМО); в) Курсы иностранных языков — школа переводчиков; г) Техкурсы (секретари, делопроизводители, машинистки). Административно-хозяйственные отделы: 1) Управление делами; 2) Валютно-финансовое управление; 3) Управление по делам обслуживания дипломатического корпуса (УПДК). 4. МИД СССР В ПЕРИОД ПЕРЕСТРОЙКИ В 1988—1989 гг.структура МИД претерпела резкие изменения: были созданы новые управления, отделы, подразделения. В результате к декабрю 1989 г. МИД имел следующую структуру, которая, однако, не продержалась неизменной и года (до декабря 1990 г.). Руководство: Министр, его первый заместитель и 11 заместителей — всего 13 чел. В состав руководства входит также Коллегия МИД, состоящая из предыдущих 13 человек, которые входят в нее по должности, и из 13 человек, как правило, начальников управлений (но далеко не всех) и начальников некоторых отделов. Поскольку член Коллегии — это не штатное, а престижное должностное поручение, то ни сама Коллегия, ни число ее членов, ни тем более указание на совмещаемые ими основные их должности в официальный перечень личного состава МИД не входят. Не каждый начальник управления и далеко не каждый заведующий отделам является членом Коллегии, а главное — не обязательно члены Коллегии должны представлять одни и те же подразделения МИД в любой данный момент. Назначение членом Коллегии зависит как от складывающейся международной конъюнктуры, от важности того или иного отдела или управления, так и от личных качеств того или иного руководителя управления (так, на 1 июля 1991 г. в состав Коллегии МИД входили (кроме министра и его заместителей): 1) начальник общего секретариата; 2) начальник управления стран Восточной Европы; 3) зав. 3-м европейским отделом; 4) начальник управления кадров; 5) начальник управления оценок и планирования; 6) начальник управления по работе с совпосольствами; 7) начальник управления информации; 8) начальник управления государственного протокола; 9) председатель Комиссии СССР по делам ЮНЕСКО; 10) руководитель научно-координационного центра; 11) ректор Дипломатической академии; 12) ректор МГИМО; 13) главный редактор журнала «Международная жизнь»). В состав руководства входит также и постоянный представитель СССР в ООН. Как правило, начиная с середины 60-х годов это — один из заместителей министра иностранных дел, и он уже как таковой, по должности, входит в состав Коллегии. Таким образом, в целом руководство МИД — это коллектив в 26 человек. К этому коллективу примыкают в качестве консультантов иисполнителей наиболее важных поручений руководства МИД и правительства СССР советники министра, число которых не всегда строго зафиксировано, но которое не превышает 10 человек, чаще всего — 8, а также послы по особым поручениям—10 человек, т. е. еще 18—20 человек с совещательным голосом при решении важных дел руководства. Эти почти полсотни человек и составляют мозг и сердце МИД СССР. Координирует и обеспечивает бесперебойность работы МИД: Общий секретариат: начальник; 2 заместителя; заведующий приемной МИД и штат технических сотрудников. В состав главных оперативных дипломатических органов МИД входят: 3 Европейских отдела: 1-й Европейский (романские страны Южной Европы); 2-й Европейский (Скандинавские и нейтральные страны); 3-й Европейский (Германия, Австрия); 9 региональных управлений, построенных по страноведческому принципу: Управление социалистических стран Европы; Управление США и Канады; Управление латиноамериканских стран; Управление стран Ближнего Востока и Северной Африки; Управление стран Среднего Востока; Управление социалистических стран Азии; Управление стран Южной Азии; Управление стран Тихого океана и Юго-Восточной Азии; Управление стран Африки; 9 отраслевых управлений— по традиционным для МИД отраслям дипломатической службы: Консульское управление; Историко-дипломатическое управление (архивы МИД); Международно-правовое управление (юридическое); Управление информации {пресса, радио, ТВ); Управление по культурным связям и Секретариат Комиссии СССР по делам ЮНЕСКО; Управление международных организаций; Управление по работе с советскими посольствами; Управление государственного протокола; Управление международных экономических отношений. Новым явлением в структуре МИД является расширение работы проблемных подразделений и создание в связи с этим проблемных отделов и управлений. Таковы 4 управления и 2 отдела: Управление по проблемам ограничения вооружений и разоружения; Управление оценок и планирования; Управление по международному гуманитарному сотрудничеству н правам человека; Управление по вопросам международного научно-технического сотрудничества; Отдел по вопросам безопасности и сотрудничества в Европе; Отдел по вопросам Движения неприсоединения. Вновь были созданы также 2 отдела по связям МИД СССР с внутрисоюзными государственными структурами: Отдел по связям с Верховным Советом СССР и межпарламентскому сотрудничеству; Отдел по союзным республикам. Значительно разрослись к приняли многообразные формы те подразделения МИД СССР, которые прежде занимались вопросами науки, учебных заведений, издательской деятельности и подготовки личного состава МИД: Главное управление кадров и учебных заведений; Научно-координационный центр; Дипломатическая академия; Московский государственный институт международных отношений; Редакция журнала «Международная жизнь». Преобразовались и вспомогательные традиционные подразделения: Управление переводческого обеспечения и резерва международных организаций; Отдел днпломатнческо-курьерской связи; Отдел информатики и организации труда. Бывшая АХЧи административно-хозяйственные отделытакже приняли более внушительный вид в связи с резким изменением объема и характера хозяйственных дел, которыми стал заниматься МИД: Управление делами МИД; Валютно-финансовое управление; Управление капитального строительства и эксплуатации загранобъектов МИД СССР; Главное производственно-коммерческое управление по обслуживанию дипломатического корпуса при МИД СССР. МИД СССР помимо своего центрального аппарата в Москве имеет традиционно также свои представительствав ряде городов СССР, перечень которых неоднократно менялся начиная с 1918 г. в зависимости от складывавшихся обстоятельств. В 1990 г. МИД СССР имел представительства в следующих городах СССР: 1. В Санкт-Петербурге (традиционное, с 1918 г.) 2. В Батуми (открыто в послевоенные годы) 3. В Находке (традиционное) 4. В Одессе (традиционное) 5. В Сыктывкаре (Коми АССР) (открыто в 60—70-е гг. в связи с созданием в Коми АССР Болгарской лесозаготовительной концессии, фактически занимающей территорию всего обширного Удорского района, по площади равного Бельгии). 6. 18 нояб. 1991 г. МИД России открыл свое представительство в г. Биробиджане (Еврейская автономная республика). Представительству предоставлено право оформлять документы на выезд за рубеж и принимать иностранные делегации. После событий 19—21 авг. 1991 г. (путч ГКЧП) начатая еще летом реорганизация МИД СССР приняла совершенно иное направление — по линии сокращения аппарата МИД и персонала посольств. А в нояб. 1991 г. было решено создать вместо МИД Министерство внешних сношений, что и произошло 4 нояб. 1991 г. на заседании Госсовета СССР. Госсовет заслушал, обсудил и принял решение по докладу министра иностранных дел Б. Д. Панкина «Об основах дальнейшей деятельности МИД СССР и его радикальной реорганизации». В результате Госсовет пришел к выводу о необходимости сократить личный состав МИД СССР на одну треть, преобразовать его отделы и управления, а также изменить само наименование министерства, назвав его Министерством внешних сношений. Основное новшество в преобразовании МИД в МВС состоит в том, что помимо внешнеполитических функций ему были приданы функции Министерства внешнеэкономических связей — с учетом перехода к рыночным принципам как внутри страны, так и в отношениях с другими государствами. Советские торгпредства, существовавшие за границей, должны были быть упразднены и заменены торгово-экономическими отделами в советских посольствах. Центральный аппарат МИД должен был быть сокращен «побольше 30 %» (компромиссная формулировка Б. Н. Ельцина), а персонал посольств за рубежом — весьма сильно (в зависимости от конкретных условий в отдельных странах), но в то же время должен был быть дополнен представителями отдельных республик и торгпредами, так что общее сокращение не превысило бы трети. Однако все эти мероприятия не успели осуществиться, так как 8 декабря 1991 г. решением президентов трех славянских республик — России, Беларуси и Украины был принят акт об аннулировании действия договора 1922 г. о создании Союза ССР, и СССР таким образом и фактически, и формально прекратил существовать как государственный организм унитарного государства. Его правопреемниками стали первоначально три республики, заключившие соглашение о создании совершенно нового Союза Независимых Государств, присоединение к которому открыто для всех бывших республик СССР (как союзных, так и автономных) и которое не имеет центра, стоящего над ним, а координирует свои действия и мероприятия посредством договоренностей и взаимного обсуждения всех возникающих проблем. Координационным центром СНГ определен г. Минск в Беларуси. Все эти события сняли вопрос о существовании надреспубликанских учреждений, в том числе и МВС СССР, которое фактически должно было прекратить свое существование как союзный внешнеполитический орган. Таким образом, в декабре 1991 г. практически закончилась история существования центральных ведомств внешней политики в общесоюзном государстве. С момента своего зарождения (1537 г.) и до дня своей «кончины» (1992 г.) единые централизованные органы управления внешней политикой государства в нашей стране просуществовали 455 лет, или немногим менее половины тысячелетия. II. РУКОВОДИТЕЛИ СОВЕТСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ (1917-1991) 1. НАРОДНЫЕ КОМИССАРЫ РСФСР ПО ИНОСТРАННЫМ ДЕЛАМ 26.10.(8.11.)1917-13.3.1918 – Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович 9.4.1918-6.7.1923 – Чичерин Георгий Васильевич (нарком с 30.5.1918) 2. НАРОДНЫЕ КОМИССАРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР 6.7.1923-25.7.1930 – Чичерин Георгий Васильевич 25.7.1930-4.5.1939 – Литвинов (Валлах) Максим Максимович 4.5.1936-15.3.1946 – Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович 3. МИНИСТРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР 15.3.1946-4.3.1949 – Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович 4.3.1949-7.3.1953 – Вышинский Андрей Януарьевич 7.3.1953-24.12.1956(?) – Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович 2.6.1956-14.2.1957 – Шепилов Дмитрий Трофимович 15.2.1957-16.7.1985 – Громыко Андрей Андреевич 16.7.1985-20.12.1990 – Шеварнадзе Эдуард Амвросиевич 21.12.1990-15.1.1991 – в Правительстве СССР пост мининдел оставался вакантным 15.1.-23.8.1991 – Бессмертных Александр Александрович с 28.8.1991 – Панкин Борис Дмитриевич 9.9.1991 – Коллегия МИД СССР объявляет о самороспуске. 14.9.1991 – сформирована новая Коллегия. 4. МИНИСТРЫ ВНЕШНИХ СНОШЕНИЙ СССР 5.11.-19.11.1991 – Панкин Борис Дмитриевич 19.11.-8.12.1991 – Шеварнадзе Эдуард Амвросиевич 5. МИНИСТРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ 12.1991-1.1996 – Козырев Андрей Владимирович (министр иностранных дел РСФРСР с лета 1990 г.) 1.1996-9.1998 – Примаков Евгений Максимович 9.1998-4.2004 – Иванов Игорь Сергеевич с 4.2004 – Лавров Сергей Викторович IV. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ В 90-е гг. ХХ в. И.С.ИВАНОВ. Внешняя политика России на рубеже XXI века: проблемы формирования, эволюции и преемственности Опубликовано: Иванов И.С. Внешняя политика России и мир. — М.: РОССПЭН, 2000.— С. 3-55. Вступление России в новое тысячелетие ознаменовалось качественными изменениями во внутренней и внешней политике страны. После бурных событий 90-х годов начался процесс постепенной консолидации общества вокруг идеи укрепления демократической государственности как необходимого условия для успешного продолжения политических и социально-экономических преобразо­ваний. Избрание Президентом России В.В. Путина, а также сформирование но­вого состава Государственной думы по итогам парламентских выборов декабря 1999 г. обеспечили рост политической стабильности и позволили начать разра­ботку долгосрочной стратегии развития страны. В этих условиях особую значимость приобретает задача определения внешнеполитических приоритетов страны, ее места в мировом сообществе. Все последние годы, несмотря на огромные трудности государственного становле­ния Российской Федерации, наше государство активно участвовало в мировых процессах, находилось в центре усилий, направленных на формирование новой системы международных отношений. Российской дипломатией накоплен боль­шой практический опыт решения беспрецедентных по сложности и новизне внешнеполитических проблем. Осмыслить этот опыт важно для того, чтобы пра­вильно определить ту роль, которую внешняя политика призвана сыграть в ре­шении общенациональных задач в нынешний сложный, по-своему переломный момент в развитии процессов в России и ситуации на международной арене. I До настоящего времени в нашей научной и политической литературе гос­подствовало представление, что современная Россия не имеет сложившейся внешнеполитической стратегии. Тезис о том, что «российская внешняя политика продолжает переживать стадию становления», казался настолько бесспорным, что нашел отражение в вузовском учебнике по международным отношениям. Сегодня, пожалуй, впервые за последние девять лет, появились основания говорить о том, что эта стадия современной внешней политикой России в основ­ном пройдена. Такой вывод можно сделать, если под «становлением» понимать выработку основных принципов внешнеполитического курса, определяемых на­циональными интересами. Внешняя политика любого государства начинается не с чистого листа. Даже в условиях такой глубокой трансформации, которую пережила Россия в конце XX века, сам факт включения государства в систему международных от­ношений предполагает известный набор базовых внешнеполитических устано­вок, определяющих его лицо и долгосрочные интересы в мировой политике. Эти установки рождаются отнюдь не только по воле того или иного политического лидера, а, как правило, отражают объективные особенности исторического раз­вития страны, ее экономики, культуры, геостратегического положения. Они со­ставляют некую «константу» внешнеполитического курса государства, в наи­меньшей степени подверженную воздействию внутриполитической и междуна­родной конъюнктуры. В истории дипломатии элементы преемственности, при­сущие внешней политике, нашли обобщенное выражение в известной формуле: «Нет постоянных союзников, а есть только постоянные интересы». Эта преемст­венность, степень которой, разумеется, не поддается какому-либо точному изме­рению, характерна не только для стран с устойчивой политической системой, но и вообще для всех государств, включая и те, которые, подобно России, пережи­вают в разных формах переходный период на пути экономической и социально-политической модернизации. Современная Россия вышла на мировую арену, имея за плечами многовеко­вой опыт международного общения, сложившуюся инфраструктуру многосторон­них и двусторонних связей, богатейший опыт и профессиональные традиции рус­ской и советской дипломатических школ. В то же время ей предстояло во многом заново сформулировать и привести в систему общегосударственные взгляды на ключевые внешнеполитические задачи, наиболее адекватно отражающие особен­ности данного исторического этапа развития страны и ее положения в мире. Что же дает основания утверждать, что сегодня этот процесс в основном завершен? Прежде всего, об этом свидетельствует тот факт, что внешнеполитиче­ская доктрина, в отсутствии которой так долго упрекали российскую диплома­тию, теперь существует — и не только на бумаге, но и в повседневной между­народной деятельности государства. Одобренная Президентом Российской Фе­дерации В.В. Путиным 28 июня 2000 г. новая редакция Концепции внешней политики России воплотила в себе идеологию этой деятельности. Она во мно­гом подвела итог глубоким размышлениям государственных, политических и общественных деятелей, дипломатов и ученых о роли и месте нашей страны в мировом сообществе и путях реализации ее долгосрочных национальных инте­ресов на международной арене. То, что новая Концепция внешней политики появилась именно сейчас, конечно, не случайно. Ее разработка стала составной частью формирующейся общегосударственной стратегии развития страны и тесно увязана с другими ее направлениями— будь то экономика, государственное строительство, федера­тивные отношения, социальная сфера, оборона и безопасность. В начале 2000 г. в России была принята Концепция национальной безопасности — базовый до­кумент, содержащий анализ внешних угроз интересам Российской Федерации. На ее основе была разработана Военная доктрина, развивающая положения этой Концепции, относящиеся к оборонному строительству. Концепция внешней по­литики решает ту же самую задачу применительно к конкретным областям внешнеполитической деятельности государства. Важной особенностью новой Концепции является отсутствие в ней декла­ративных моментов, нацеленность на вполне реалистичные и реализуемые зада­чи. При этом речь не идет о кардинальной переориентации внешнеполитическо­го курса. Концепция сводит в систему принципы и установки по ключевым ас­пектам этого курса, многие из которых известны российскому общественному мнению и нашим зарубежным партнерам, поскольку составляли содержание ме­ждународной деятельности страны в последние годы и оправдали себя на прак­тике как наиболее эффективные с точки зрения обеспечения ее национальных интересов. Одним словом, это — «работающая» Концепция, основанная на опы­те прошлого и вместе с тем развернутая в будущее. Тем самым она придает рос­сийской внешней политике дополнительную открытость и предсказуемость. Это — сигнал мировому сообществу, указывающий четкие ориентиры не только нынешних, но и будущих шагов России в мировых делах. Путь к определению этих ориентиров, разумеется, был непростым, а по­рой болезненным и прокладывался в несколько этапов. По классической форму­ле, согласно которой внешняя политика есть продолжение внутренней, процесс становления новой России как субъекта мировой политики последовательно от­разил всю глубину и масштабность перемен, которые пережило наше государст­во в последнее десятилетие XX века. В декабре 1991 г. Российская Федерация вышла на мировую арену в облике, коренным образом отличающемся от всех предшествующих исторических форм существования Российского государства. Это в равной степени относится и к ее по­литическому строю, и к очертанию внешних границ, и к непосредственному геопо­литическому окружению. Понятие «новая Россия» приобрело для внешнего мира, да и нас самих вполне конкретный, можно сказать, буквальный смысл. Вместе с тем то обстоятельство, что Советский Союз сошел с историче­ской сцены не в результате военного поражения или насильственной социаль­ной революции, предопределило сложное переплетение элементов новизны и преемственности в российской внешней политике. Россия порвала с советским идеологическим прошлым, однако намеренно взяла все позитивное, отвечаю­щее национальным интересам, из наследия советской внешней политики. Пока­зательно, что свою практическую деятельность российская дипломатия начала с обеспечения международного признания правопреемства России как государ­ства — продолжателя СССР. Это позволило ей, в частности, сохранить за Рос­сией место постоянного члена Совета Безопасности ООН и решить ряд слож­ных вопросов во взаимоотношениях с бывшими республиками СССР. Форми­рование российской внешней политики пошло, таким образом, по пути слож­ного синтеза советского наследия, возрождаемых русских дипломатических традиций и принципиально новых подходов, диктуемых кардинальными изме­нениями в стране и на мировой арене. Внешнеполитическая деятельность Российского государства изначально стала осуществляться в качественно новой правовой и общественно-политической среде, основными чертами которой были: - радикальное изменение механизмов формирования внешней политики в результате демократизации политической и общественной жизни; все более активное воздействие на этот процесс парламента, средств массовой информации и общественного мнения; - ослабление координационного начала в развитии международных свя­зей, диапазон которых существенно расширился благодаря открытости общества по отношению к внешнему миру; - быстрый и поначалу неупорядоченный выход российских регионов и субъектов Федерации на прямые связи с сопредельными регионами и на уровень местных органов власти зарубежных государств; - резкий переход к информационной открытости внешней политики при полном разрушении аппарата советской внешнеполитической пропаганды и дру­гих государственных механизмов формирования образа страны за рубежом; - перевод на негосударственные рельсы развития целых направлений международных связей, ранее находившихся под жестким контролем государст­ва: торговля, инвестиционные связи, наука, культура и т.д. Начальный этап формирования российской внешней политики был отра­жением бурного и во многом стихийного процесса становления демократии и рыночной экономики в стране со всеми его противоречиями и издержками. Распад советской политической системы произошел столь внезапно и стремительно, что ни государственное руководство, ни тем более российское общество не имели, да и не могли иметь в тот момент полного представления о дальнейших путях развития страны, в том числе о ее внешнеполитических при­оритетах. Об этом прямо и откровенно говорил в 1992 г., выступая в Верховном Совете, первый Президент России Б.Н. Ельцин: «Болезненное переходное со­стояние России не позволяет пока четко разглядеть ее вечный и одновременно новый облик, получить ясные ответы на вопросы: от чего мы отказываемся? Что хотим сберечь? Что хотим возродить и создать вновь?» . В общественном сознании царила эйфория перемен. Тогда многим каза­лось, что стоит лишь резко сменить идеологические ориентиры, как большинст­во проблем начнет решаться само собой как во внутренних, так и в международ­ных делах. Например, подобно тому, как в экономической стратегии расчет строился на том, что резкая либерализация цен и включение рыночных механиз­мов сами по себе создадут положительную динамику развития, во внешней по­литике ожидалось, что радикальный поворот от конфронтации к сближению с западными странами автоматически изменит их отношение к России и мобили­зует массированную политическую поддержку и экономическую помощь. Эти завышенные ожидания оставили свой отпечаток в первой редакции внешнеполи­тической Концепции России, принятой в 1993 году. Следует признать, что для таких надежд в тот момент действительно было немало оснований. К концу 80-х — началу 90-х годов произошло реальное улучше­ние международного климата. Демократические перемены в СССР, а затем в Рос­сии вызвали массовые симпатии и поддержку во всем мире. Российское общест­венное мнение в большинстве своем приветствовало курс на сближение с бывшими противниками СССР, ожидая от него реальной отдачи для интересов страны. В действительности все оказалось намного труднее. На фоне серьезного осложнения социально-экономической обстановки в первые годы реформ про­изошло обострение идейной и политической борьбы в стране. Внешняя полити­ка стала одной из сфер государственной деятельности, которую также начали захлестывать споры о фундаментальном выборе пути развития страны. Не обошли они и проблему взаимоотношений России с западными странами. Стоит напомнить, что дискуссии вокруг Запада как определенной модели социально-экономического и политического развития имеют в России давнюю историче­скую традицию. Вновь, как и в середине XIX века, отношение к Западу стало в России своего рода знаком определенной идеологической ориентации, символом либо воинствующего неприятия западной цивилизации, либо столь же страстно­го желания как можно скорее интегрироваться в нее, нередко ценой существен­ных политических и экономических уступок. В этих условиях главная ставка была сделана на ускоренную любыми средствами интеграцию в евроатлантические структуры. Выдвигались нереали­стические задачи, такие как, по сути, немедленное установление «стратегическо­го партнерства» и даже «союзнических» отношений с Западом, к которым ни Россия, ни сами западные страны не были готовы, так как по-разному понимали их смысл. Причем многие в США, да и некоторых странах Западной Европы, попав под влияние ложного синдрома «победителя в "холодной войне"», не ви­дели демократическую Россию в качестве равноправного союзника. Ей в лучшем случае отводилась роль младшего партнера. Любое же проявление самостоя­тельности и стремления отстоять свои позиции воспринималось как рецидив со­ветской «имперской» политики. Курс США и НАТО на продвижение альянса к границам России, столь явно игнорировавший российские национальные инте­ресы, был в этом отношении наиболее серьезным отрезвляющим сигналом. В силу этого период достаточно явного «прозападного крена» во внешней политике России носил непродолжительный и поверхностный характер, и россий­ская дипломатия довольно быстро извлекла из него надлежащие уроки. К этому ее побуждала сама жизнь, поскольку реальное становление внешней политики про­исходило не в идеологических дебатах, а в процессе поисков решения конкрет­ных— и весьма серьезных— международных проблем. После распада СССР предстояло заново «организовать» постсоветское пространство, создать механиз­мы политического урегулирования конфликтов, возникших на внешних границах Содружества Независимых Государств; защитить права соотечественников, ока­завшихся за пределами России; заложить новый политический фундамент двусто­ронних отношений со странами мира. Именно эта кропотливая работа, не всегда заметная для широкого общественного мнения, диктовала логику формирования внешнеполитического курса и стала основным источником концептуальных нара­боток, которые затем постепенно кристаллизовались в устойчивые принципы и стиль международной деятельности Российского государства. Одним из главных итогов этой работы стал тот несомненный факт, что страна приступила к осуществлению невиданно сложных и болезненных внут­ренних преобразований в условиях благоприятного, в целом, международного окружения. Российскому государству удалось не допустить хаоса на границах с новыми соседями, обеспечить безопасность страны на уровне, позволившем ей резко сократить бремя военных расходов, мобилизовать широкую международ­ную поддержку российских реформ, во многих случаях носившую не деклара­тивный, а вполне действенный характер. Само существо проблем, с которыми столкнулась Россия в области внеш­ней политики, настраивало на реалистическую оценку международной обста­новки и прагматический подход к собственным целям и задачам. В условиях крайне противоречивой международной ситуации крепло убеждение в том, что единственно надежным ориентиром внешней политики является последователь­ная защита национальных интересов. Только на такой основе можно было адек­ватно реагировать на современные угрозы и вызовы, осознанно формулировать позиции по международным проблемам, целенаправленно выстраивать отноше­ния с другими государствами. Во внешнеполитических дебатах 90-х годов не раз — и вполне обосно­ванно — ставился вопрос: в чем именно состоят национальные интересы России? Ведь от ответа на него напрямую зависел конкретный образ действий Рос­сии на международной арене. Наследием советской внешней политики была психология «сверхдержа­вы», стремление участвовать во всех сколько-нибудь значимых международных процессах, зачастую ценой непосильного для страны перенапряжения внутрен­них ресурсов. Тем более это не могло быть приемлемым для России с ее огром­ным бременем нерешенных внутренних проблем. Здравый смысл подсказывал, что на нынешнем историческом отрезке внешняя политика призвана в первую очередь «обслуживать» жизненные интересы внутреннего развития. Это — обеспечение надежной безопасности, создание максимально благоприятных ус­ловий для устойчивого экономического роста, повышения жизненного уровня населения, укрепления единства и целостности страны, основ ее конституцион­ного порядка, консолидации гражданского общества, защиты прав граждан и со­отечественников за рубежом. О правильности такого подхода свидетельствует и исторический опыт. Так, великие освободительные реформы второй половины XIX века начинались в России в условиях, когда она была ослаблена поражением в Крымской войне и столкнулась с реальной угрозой превращения из великой державы во второраз­рядное государство, оттесняемое на задний план европейского «концерта». То­гдашний министр иностранных дел канцлер А.М. Горчаков в записке императо­ру Александру II о внешней политике России так определил ее задачи: «Наша политическая деятельность должна была... преследовать двойную цель. Во-первых, оградить Россию от участия во всякого рода внешних ос­ложнениях, которые могли бы частично отвлечь ее силы от собственного внутреннего развития; во-вторых, приложить все усилия к тому, чтобы в это время в Европе не имели места территориальные изменения, изменения равновесия сил или влия­ния, которые нанесли бы большой ущерб нашим интересам или нашему полити­ческому положению. При выполнении этих двух условий можно было надеяться, что Россия, оправившись от потерь, укрепив силы и восстановив ресурсы, вновь обретет свое место, положение, авторитет, влияние и предназначение среди великих держав». Такое положение, подчеркивал А.М. Горчаков, Россия сможет занять, «лишь развив свои внутренние силы, кои на сегодняшний день есть единствен­ный реальный источник политического могущества государств». При всех различиях между положением России в середине XIX века и тем, в котором она находится сейчас, можно утверждать, что во внешней политике ей приходится решать во многом схожие задачи: создавать максимально благопри­ятные условия для осуществления внутренних реформ и одновременно — а это, по сути, обратная сторона медали — не допускать ослабления позиций страны на международной арене. Из этого вытекает вывод принципиального значения: «экономия» внеш­неполитических ресурсов, отказ от дипломатического присутствия ради самого присутствия должны сочетаться с активной, многовекторной внешней полити­кой, нацеленной на использование всех возможностей там, где это способно принести реальную отдачу для внутреннего развития страны. Как отмечал Е.М. Примаков, министр иностранных дел России в 1996-1998 гг., «...без актив­ной внешней политики России трудно, если вообще возможно, осуществлять кардинальные внутренние преобразования, сохранить свою территориальную целостность. России далеко не безразлично, каким образом, и в каком качестве она войдет в мировое хозяйство — дискриминируемым сырьевым придатком или его равноправным участником. Это также во многом относится к функции внешней политики». Иными словами, необходимость сосредоточиться на решении внутренних проблем, с точки зрения внешней политики, отнюдь не означает национальный эгоизм или уход в самоизоляцию. Напротив, рациональная дипломатическая ак­тивность в жизненно важных для России и мирового сообщества вопросах спо­собна отчасти компенсировать недостаток экономических, военных и других внутренних ресурсов. Конкретный внешнеполитический опыт внес ясность и в вопрос об опти­мальной линии в отношениях с ведущими западными странами. Сегодня не толь­ко среди государственных деятелей и дипломатов, но и в широких кругах россий­ской общественности появилось ясное осознание того, что для России в равной мере неприемлемы как неоправданные уступки в ущерб собственным интересам, так и сползание к конфронтации с США, странами Западной Европы и Японией. Курс на последовательное, а там, где необходимо, и жесткое отстаивание нацио­нальных интересов ни в коей мере не противоречит задаче дальнейшей интегра­ции России в сообщество демократических государств и международные эконо­мические структуры. Об этом говорит, в частности, опыт последовательной инте­грации России в деятельность «Большой восьмерки». В рамках этого авторитетно­го форума наша страна получила весомую возможность активно участвовать в об­суждении с ведущими индустриальными державами вопросов, имеющих ключе­вое значение для глобальной и региональной безопасности и стабильности. Какие бы сложные проблемы ни возникали в отношениях с наиболее развитыми страна­ми мира, принципом деятельности российской дипломатии должны оставаться стремление к партнерству и совместный поиск взаимоприемлемых решений. Рос­сия заинтересована в расширении круга друзей и партнеров в мире — это тоже вклад внешней политики в укрепление Российского государства. Такая постановка вопроса дает ключ к разрешению и другого извечного спо­ра, является ли Россия европейской или азиатской державой. Жизнь доказала несо­стоятельность попыток противопоставить друг другу различные географические направления внешнеполитических усилий России. Само уникальное геополитиче­ское положение нашего государства, не говоря уже о реалиях мировой политики и экономики, диктует ей необходимость в равной мере развивать сотрудничество со странами Запада и Востока, Севера и Юга. И это также соответствует лучшим ис­торическим традициям России. Еще в конце XIX века великий русский ученый Д. И. Менделеев, разрабатывая долгосрочную концепцию промышленного разви­тия России, подчеркивал, что интересы страны требуют усилий по расширению торгово-экономических отношений как с западными, так и с восточными соседями. Он не сомневался в том, что «вся политика России рано или поздно неизбежно придет к тому направлению, которое определяется этим обстоятельством» . Так постепенно формировались базовые внешнеполитические принципы и установки, которые затем легли в основу обновленной Концепции внешней поли­тики России. Вместе с тем ее содержание было обусловлено не только осмысле­нием внутренних задач и интересов государства. Вторым важнейшим обстоятель­ством, ускорившим выработку внешнеполитического курса страны, была необходимость в принципиальном плане определить позицию России перед лицом но­вых глобальных вызовов, дать ясный ответ на вопрос, какая система международ­ных отношений в наибольшей степени отвечает ее национальным интересам. II На пороге нового столетия резко обострилась борьба вокруг базовых принци­пов миропорядка, идущего на смену биполярному миру второй половины XX века. Окончание «холодной войны», как казалось многим, открыло перед чело­вечеством небывалые возможности для переустройства мировых дел на справед­ливой, демократической основе. К началу 90-х годов совместными усилиями СССР, США и других государств удалось свести на нет угрозу ядерной войны, сократить стратегические арсеналы, укрепить атмосферу доверия в международ­ных отношениях, существенно разрядить военную напряженность в Европе, ци­вилизованным путем развязать сложнейший узел германской проблемы. Миро­вое сообщество получило уникальный исторический шанс для коренного пере­устройства международного порядка на демократических основах, для вступле­ния в XXI век свободным от конфронтационного наследия прошлого и в то же время при сохранении всего положительного массива международных соглаше­ний и договоренностей, наработанного в предшествующие годы. Однако этот исторический шанс не был полностью реализован. Как при­знают авторы исследования, проведенного американским Институтом «Восток-Запад», «была упущена уникальная возможность использовать окончание «хо­лодной войны» и крушение коммунизма для продвижения к новому мировому порядку, основанному на согласии великих держав, возросших авторитете и эф­фективности ООН, построении новой архитектуры европейской безопасности на смену балансированию между двумя противостоящими военными союзами, вне­дрении многосторонних режимов безопасности для Дальнего Востока, Цен­тральной и Южной Азии и других регионов. Была упущена беспрецедентная возможность крупных прорывов в ядерном разоружении и обезвреживании ядерных арсеналов «холодной войны», нераспространении оружия массового уничтожения и его носителей, в дальнейшем сокращений обычных вооружений в Европе и на Дальнем Востоке, в разработке эффективного механизма принуж­дения к миру и поддержания мира, основанного на совместном принятии Росси­ей и Западом решений о применении силы, в случае необходимости, и на совме­стном выполнении этих решений» . Возникает вопрос: в чем состоят причины этой неудачи? Думается, их несколько. С окончанием «холодной войны» международ­ные отношения утратили системообразующее начало, роль которого на протя­жении почти полувека играла жесткая дисциплина двух противостоявших друг другу и равновесных в военном отношении военно-политических блоков. Орга­низм международных отношений, долгие годы державшийся на страхе глобаль­ного уничтожения, лишившись его, оказался незащищенным от множества ста­рых и новых болезней. При этом современных механизмов поддержания между­народной стабильности не было создано. В частности, по оценке директора Стокгольмского международного института исследований проблем мира А. Ротфельда, «пока не выработано ни одного организующего принципа гло­бальной безопасности». На Западе сложилось — и до сих пор существует — убеждение в том, что широкое распространение в мире ценностей демократии и переход все большего числа стран на рельсы либеральной рыночной экономики сами собой играют роль мощного стабилизирующего фактора в международных делах. Показатель­ным примером подобных взглядов является характеристика современных меж­дународных отношений, применяемая американскими специалистами из Инсти­тута национальных стратегических исследований при Пентагоне. Суть ее со­ставляет классификация государств мира по четырем категориям: «стержневые» (corestates), «переходные» (transitionstates), «государства-изгои» (roguestates) и «потерпевшие неудачу» (failedstates). Согласно этой классификации, всем госу­дарствам мира выставляется своего рода «оценка за поведение», причем глав­ным критерием является уровень развития демократии и рыночной экономики, т. е., по существу, степень близости того или иного государства к «идеалу» в лице самих Соединенных Штатов. Между тем, как теперь становится очевидным, процесс демократизации, при всем его несомненном положительном значении, сам по себе не является «организующим принципом глобальной безопасности», о котором говорилось выше. Об этом свидетельствует характер угроз и вызовов, с которыми мировое сообщество столкнулось в 90-е годы, и, в частности, природа современных ло­кальных конфликтов. Хотя подавляющее их большинство носит внутренний ха­рактер, источником этих конфликтов являются не противостояние между демо­кратией и диктатурой, а межнациональная и религиозная вражда, социальная де­градация и воинствующий сепаратизм. Более того, пример некоторых развитых европейских стран, таких как Великобритания, Испания, Франция, Бельгия, го­ворит о том, что риск возникновения межнациональных конфликтов существует и в государствах с устойчивой демократической системой. Наличие такой сис­темы, в лучшем случае, позволяет предотвращать разрастание такого рода про­блем и находить их цивилизованное решение, но само по себе не устраняет их глубинных причин. Не отвечает демократизация и на ряд других серьезных вызовов, таких как международный терроризм, организованная преступность и распространение ору­жия массового уничтожения. Зачастую в региональную конфронтацию и гонку вооружений втягиваются вполне «респектабельные» демократические государства. Еще более неоднозначно обстоит дело с переходом подавляющего боль­шинства стран и целых регионов к открытой, рыночной экономике. Связанный с этим, а также с последствиями научно-технической революции глубокий пере­ворот в мировой экономической системе повлек за собой глобализацию, которая стала одной из главных тенденций мирового развития. Затронув поначалу сферу международных финансов, этот процесс быстро охватил практически все сторо­ны жизни современной цивилизации. Казалось, вызванные глобализацией все­стороннее сближение стран и регионов, рост взаимозависимости государств должны были создать мощные стимулы к решению мировых проблем на путях широкого международного сотрудничества. Реальность же оказалась значитель­но сложнее. Глобализация привнесла немалые дополнительные сложности и противоречия в международную жизнь. В то время как ее положительный эф­фект пока ощущает сравнительно небольшой круг развитых стран, негативные последствия этого явления в той или иной степени испытывает на себе все миро­вое сообщество. Возникает парадоксальная ситуация: глобализация таких проблем, как распространение международного терроризма и организованной пре­ступности, значительно опережает ее темпы в тех областях, где это могло бы принести реальную пользу человечеству: в здравоохранении, образовании, нау­ке, культуре. Подобную тенденцию верно подметил заместитель Генерального секретаря ООН Пино Арлакки: «Никогда раньше не имелось столько экономи­ческих возможностей для стольких людей. Но никогда ранее не было и столько возможностей для преступных организаций». Наиболее драматическим образом Россия испытала это в период чечен­ского кризиса. По существу, впервые имела место прямая вооруженная агрессия международного терроризма против суверенного государства. При этом Чечня стала лишь одним из очагов в «дуге» нестабильности, вызванной международ­ным терроризмом, которая протянулась от Балканского региона на Северный Кавказ, в Афганистан и страны Центральной Азии и далее до Филиппин. Появляется все больше свидетельств того, что глобализация не сокращает, а, наоборот, увеличивает разрыв между полюсами богатства и нищеты в отдель­ных странах и в масштабах целых регионов. У многих государств вызывает тре­вогу связанная с последствиями глобализма чрезмерная «экономизация» между­народных отношений, подчиняющая их стихии мирового рынка. Волна финан­совых кризисов, прокатившаяся по миру в 1998 г. и столь болезненно ударившая по России, является одним из убедительных тому примеров. Французский военный журнал «Дефанс Насиональ» отмечал в этой связи, что «несдерживаемый экономический либерализм», призыв к которому исходит из США, хотя сами они этому не следуют, расширяет пропасть между развиты­ми и развивающимися странами. Это порождает чувства возмущения неравенст­вом и несправедливостью, что становится питательной почвой для мятежей и терроризма в развивающихся странах. А такой приоритетный мотив человече­ской деятельности, как достижение прибыли, ведет к деградации нравов, толкая человечество в «самоубийственный дрейф». Очевидно и то, что глобализация оказалась не столь эффективной в реше­нии ряда долгосрочных общечеловеческих проблем, таких как предотвращение экологических и техногенных катастроф, борьба с эпидемическими заболева­ниями, массовая миграция и т.д. Скорее, напротив, в силу указанных выше при­чин в условиях глобализации мировые процессы все менее поддаются контролю международного сообщества. Суммируя, можно сказать, что глобализация в ее нынешнем виде не толь­ко не привела к созданию новых механизмов регулирования международных от­ношений, но и сама требует управления и серьезной корректировки в интересах всего мирового сообщества. В итоге формирование новой системы международных отношений приоб­рело сложный и затяжной характер. Зарубежные аналитики затрудняются дать современному этапу развития мировых дел какое-либо исчерпывающее опреде­ление. Одни называют его «новым международным беспорядком» (Г. Киссинджер), другие — «аморфной системой безопасности, лишенной бипо­лярной структуры и идеологической ясности времен войны» . Звучат прогнозы, что нынешняя «неопределенность» в развитии международной ситуации может затянуться на многие десятилетия. Строятся различные сценарии: от наступле­ния всеобщей эры благоденствия благодаря глобализации до полного хаоса и анархии в международных делах. Между тем одно представляется несомненным: международная система, как и в предшествующие исторические периоды после окончания крупных ми­ровых конфликтов и потрясений, находится в переходном состоянии, и ее «судь­ба» зависит от политической воли мирового сообщества. Именно ему предстоит определить параметры будущего мироустройства, выработать надежные меха­низмы обеспечения безопасности и стабильности в международных отношениях. Иными словами, человечество поставлено в такие условия существования, когда формирование нового миропорядка требует сознательных, целенаправленных усилий всех государств. В противном случае «стихия глобализации в условиях пассивности или национального эгоизма, а тем более возврата к соперничеству и попыток обеспечить собственные интересы за счет других приведет лишь к обо­стрению негативных тенденций, которые международному сообществу будет все труднее контролировать. К сожалению, по этому принципиальному вопросу в мире пока нет концеп­туального единства. Более того, в последнее время сталкиваются два принципи­ально разных подхода к формированию нового миропорядка. Один из них наце­лен на построение одномерной модели, при которой в мире доминировала бы группа наиболее развитых стран с опорой на военную и экономическую мощь США и НАТО. Остальной же части международного сообщества предлагается жить по правилам, удобным для членов этого «привилегированного клуба». Корни такой концепции достаточно глубоки и кроются, как уже отмеча­лось выше, в ошибочной оценке изменений в международной обстановке на ру­беже 80-х-90-х годов. По признанию министра иностранных дел Франции Ю. Ведрина, «считая себя победителем в третьей мировой, т.е. «холодной вой­не», Запад уверовал в беспредельность своих возможностей и, опираясь на тех­нологическое превосходство, не видит причин, которые помешали бы ему по­всеместно навязывать свои взгляды». Вопреки собственной проповеди демо­кратических порядков повсюду в мире, США и их союзники, по меткому заме­чанию бывшего Генерального директора ЮНЕСКО Ф. Майора, начали «дейст­вовать олигархическими методами в международных отношениях». Логическим следствием такого одномерного подхода стала постепенная ревизия демократических принципов мироустройства, которые начали было пробивать себе дорогу после падения Берлинской стены. Так, идея строительст­ва единой Европы начала постепенно подменяться «натоцентризмом» — попыт­ками строить европейскую безопасность на основе лишь одного замкнутого во­енно-политического альянса. Не ограничиваясь расширением на восток, НАТО приняла новую стратегию, предусматривающую расширение сферы деятельно­сти альянса за пределы, установленные Североатлантическим договором, и до­пускающую применение силы без санкции Совета Безопасности ООН, т.е. в на­рушение Устава ООН и основополагающих принципов международного права. Своего рода «полигоном» для отработки «нато-центристской» концепции стала агрессия НАТО против Югославии, вызвавшая острейший международный кризис с момента окончания «холодной войны». Последствия этого кризиса хо­рошо известны. Сильнейший удар был нанесен по устоям международного пра­вопорядка и стабильности. В мире снова на первый план стали выходить воен­ные аспекты безопасности. Во многих странах заговорили о том, что ускоренное довооружение — единственный способ избежать внешней агрессии. В результате появилась дополнительная, причем весьма осязаемая, угроза режимам нерас­пространения оружия массового уничтожения и средств его доставки. В настоящее время на Западе под давлением фактов идет неохотное пере­осмысление этой противоправной акции. Делаются выводы о том, что она не может служить «моделью» для подобных действий альянса в будущем. Между тем для России ошибочность натовской линии была видна с самого начала. Всё, о чем предупреждала российская дипломатия на этапе борьбы за предотвраще­ние агрессии, к сожалению, оказалось реальностью. Вооруженное вмешательст­во не только не сняло ни одну из проблем Балканского региона, но, наоборот, завело их решение в тупик, выбираться из которого приходится теперь ценой ог­ромных дипломатических усилий. В целях оправдания натовской военной операции задним числом на Запа­де были запущены в оборот концепции «гуманитарной интервенции» и «ограни­ченного суверенитета». Мировому сообществу пытаются навязать тезис о том, что для защиты прав человека и предотвращения гуманитарных катастроф до­пускается использование силы против суверенных государств без санкции Сове­та Безопасности ООН. Бесспорно, мы не можем и не должны оставаться безучастными и к гру­бым и массовым нарушениям прав человека, влекущим за собой страдания на­родов. Тем более, что гуманитарные кризисы могут серьезно осложнять поддер­жание региональной и международной стабильности. Однако недопустимо бо­роться с нарушениями прав человека методами, которые разрушают само право. Неуважение к закрепленным в Уставе ООН принципам суверенитета и террито­риальной целостности государств чревато подрывом всей сложившейся системы международной безопасности и полным хаосом в мировых делах. В основе концепции «гуманитарной интервенции» лежит глубоко оши­бочное представление, будто в условиях глобализации роль государства как субъекта международных отношений постепенно сходит на нет. Между тем опыт России и некоторых других стран, вставших на путь демократических ре­форм, свидетельствует об обратном: именно ослабление государственности ве­дет к распространению таких явлений, как международный терроризм, воинст­вующий сепаратизм и организованная преступность. Вот почему, укрепляя свои государственность, суверенитет и территориальную целостность, Россия дейст­вует не только в собственных национальных интересах, но и, по существу, — в интересах глобальной стабильности и безопасности. На фоне уроков косовского кризиса более рельефно предстала предло­женная Россией модель многополярного мироустройства, в которой центральная роль отводится коллективным механизмам поддержания мира и безопасности, а цементирующее начало — международному праву и равной безопасности для всех государств. Эти положения нашли концентрированное выражение в выдви­нутой Россией в 1999 г. «Концепции мира в XXI веке», представляющей собой свод ценностей и принципов взаимоотношений государств, направленных на ут­верждение миропорядка без войн и насилия. Тем самым мы фактически иниции­ровали концептуальную подготовку к Саммиту тысячелетия ООН, который прошел в сентябре 2000 г. в Нью-Йорке. Принципиальные положения Концеп­ции нашли отражение в итоговом документе Саммита. Следует подчеркнуть, что концепция многополярности — не умозритель­ный лозунг, а философия международной жизни, опирающаяся на реальности эпохи глобализации. По признанию многих зарубежных специалистов, многополярный мир в известном смысле уже существует. Сегодня ресурсов какой бы то ни было от­дельной страны или даже группы стран недостаточно для монопольного осуще­ствления своей воли в однополюсном мире при «ограниченном суверенитете» для всех остальных. В частности, ни США, ни НАТО не в состоянии в одиночку обеспечивать международную безопасность, играть роль мирового пристава. Помимо США и Западной Европы в современном мире есть многие другие цен­тры экономического и политического влияния. Это Россия, Китай, Индия, Япо­ния, мусульманские государства и др. Да и там, где делается заявка на однопо-люсность, в действительности сочетаются партнерство и конкуренция (а в целом ряде случаев — и прямое соперничество) Набирают силы интеграционные объе­динения в Европе, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке и Африке. Причем чем выше уровень экономической интеграции, тем сильнее тенденция к форми­рованию коллективной позиции по международным вопросам, проведению со­гласованной внешней политики. Это характерно, в частности, для Европейского Союза, который в последнее время стремится выработать собственную «иден­тичность» во всех областях, включая вопросы обороны и безопасности. По оценке известного американского политолога С. Хантингтона, нынеш­няя ориентация политики США на однополярный мир является контрпродук­тивной и ведет к столкновению с интересами мирового сообщества. «Соединен­ные Штаты, — пишет он, — явно предпочли бы однополярную систему, в кото­рой они были бы гегемоном, и часто действуют так, как будто бы подобная сис­тема действительно существовала. Крупные государства, напротив, предпочита­ли бы многополярную систему, в которой они могли бы обеспечивать свои ин­тересы как на односторонней, так и многосторонней основе, не подвергаясь сдерживанию, принуждению и давлению со стороны более сильной сверхдержа­вы. Они чувствуют угрозу того, что им представляется как стремление США к глобальной гегемонии». Некоторые российские аналитики полагают, что концепция многополяр­ности «неэкономична» с точки зрения ограниченных российских ресурсов, а также «в известной мере лишает Россию свободы рук, почти автоматически втягивает ее в противостояние с США и, отчасти, с Западом в целом». С такой оценкой трудно согласиться. Наш выбор в пользу многополярного мироустройства обусловлен, прежде всего, национальными интересами. Только в рамках такой системы Россия, в ус­ловиях нынешнего этапа своего развития, смогла бы наилучшим образом обес­печить себе достойное место в мировом сообществе. Следует подчеркнуть, что продвижение концепции многополярности ве­дется не в ходе абстрактных дискуссий, а в процессе поисков совместных реше­ний наиболее острых и сложных международных проблем, напрямую затраги­вающих жизненные интересы России: обеспечение стратегической стабильно­сти, урегулирование региональных конфликтов под эгидой ООН, строительство всеобъемлющей системы европейской безопасности без разделительных линий. В этих вопросах первостепенное значение для нас имеет укрепление роли основных международных институтов, прежде всего ООН.Многосторонний формат международных организаций и форумов открывает широкие возможно­сти для продвижения нашей позиции и формирования круга ее сторонников. Однако и с точки зрения двусторонних отношений борьба за многополярное мироустройство отнюдь не предполагает фатальной обреченности на противостоя­ние с Западом. Тем более, что многие индустриально развитые государства, осо­бенно европейские, сами не сочувствуют однополярной модели. Здесь, как и по другим вопросам, позиция России диктуется поиском областей совпадения интере­сов без сползания к конфронтации. Факты говорят о том, что конструктивная линия России в отношении ведущих стран Запада, сочетающая твердую защиту нацио­нальных интересов с поисками взаимоприемлемых решений спорных проблем, полностью себя оправдывает. Именно благодаря такой линии удалось, в частности, добиться возвращения косовской проблемы на рельсы урегулирования под эгидой ООН, сохранить важный для России потенциал двустороннего сотрудничества с США и странами Евросоюза. В острый момент проведения антитеррористической операции в Чечне западные государства, несмотря на всплеск антироссийской ри­торики, в целом выступили с позиций уважения территориальной целостности Рос­сии и признания необходимости дать отпор террористам. Жизнь показывает, что позиция России в отношении будущего мироуст­ройства имеет в мире немало единомышленников, и их ряды пополняются. На­пример, когда Россия, Китай и Индия твердо выступили с осуждением натовской агрессии против Югославии в марте 1999 г. и предостерегли от опасности край­не разрушительных последствий концепции «гуманитарной интервенции», голос этих государств, представляющих более половины населения Земли, был услы­шан и оказал воздействие на позицию других стран — членов ООН. В результа­те на международной арене постепенно расширяется единый фронт государств, выступающих в защиту основополагающих принципов Устава Организации. В итоговых документах XIII министерской конференции Движения неприсоедине­ния в Картахене 8-9 апреля и саммита «Группы 77» в Гаване 10-14 апреля 2000 г., в частности, записано: «Мы отвергаем так называемое «право» на гума­нитарную интервенцию, которое не имеет юридической базы ни в Уставе ООН, ни в общих принципах международного права». Движение неприсоединения в Картахене также единодушно вновь провозгласило «твердое осуждение любых односторонних военных акций, включая акции, осуществляемые без должного санкционирования Советом Безопасности ООН». Ярким свидетельством того, что подходы России по кардинальным вопро­сам современного мироустройства получают все большую международную под­держку, стали, несомненно, итоги Саммита тысячелетия и принятые в его ходе документы. В Декларации тысячелетия Организации Объединенных Наций от имени глав государств и правительств государств — членов всемирного форума выражается вера «в ООН и ее Устав как нерушимые основы более мирного, про­цветающего и справедливого мира». Заявляется о «приверженности целям и принципам Устава Организации Объединенных Наций, которые доказали свою неподвластность времени и универсальный характер». Наконец, подчеркивается «решимость установить справедливый и прочный мир во всем мире в соответст-вии с целями и принципами Устава». Российская дипломатия активно включи­лась в практическую работу по реализации решений Саммита тысячелетия. Последовательно наполняется конкретным содержанием и наше видение будущей архитектуры безопасности в многополярном мире. III Одна из ключевых проблем формирования нового мироустройства состо­ит в необходимости выработки коллективного ответа на новые вызовы, которые бросает мировому сообществу XXI век. Если вторая половина XX столетия прошла под знаком борьбы за предотвращение мировой ядерной катастрофы, то сегодняшние задачи значительно сложнее и многообразней. На смену стратегии выживания человеческой цивилизации призвана прийти стратегия устойчивого развития и процветания человечества. Основополагающими принципами этой стратегии должны быть признание неделимости международной безопасности, использование научных достижений на благо всего международного сообщест­ва, последовательное сближение уровней развития различных государств. Совершенно очевидно, что реализовать эти масштабные цели можно только в условиях устойчивой международной обстановки, в атмосфере пред­сказуемости и доверия в отношениях между государствами. Другими словами — в условиях стратегической стабильности в мире. Как известно, вопросы стратегической стабильности приобрели особую остроту в связи с намерением США пойти по пути создания национальной систе­мы противоракетной обороны, запрещенной Договором по ПРО 1972 года. Тем самым на карту была бы поставлена не только судьба этого договора, признанного во всем мире в качестве краеугольного камня стратегической стабильности, но и, по существу, вся система международных соглашений в области контроля над вооружениями, разоружения и нераспространения ядерного оружия, создававшая­ся на протяжении последних тридцати лет. Без преувеличения можно сказать, что ни один международный вопрос за последнее десятилетие не ставил мировое со­общество перед столь ответственным выбором, от которого в решающей степени будет зависеть архитектура международной безопасности XXI века. Перед серьезным выбором оказалась и российская дипломатия. Предстояло избрать линию поведения, наиболее адекватную нашим национальным интересам и реальностям современной международной обстановки. И здесь, пожалуй, с наи­большей рельефностью проявились собственный стиль, методы и принципы рос­сийской внешней политики, сформировавшиеся за последние годы. Очевидно, что для России были бы одинаково проигрышными как вариант втягивания в кон­фронтацию с США, как это было, например, в эпоху жесткой полемики между СССР и США по поводу американской «стратегической оборонной инициативы», так и позиция бездействия и пассивности перед лицом планов, столь существенно затрагивающих интересы безопасности России. В этих условиях российская ди­пломатия избрала принципиально иной путь, выдвинув конструктивную альтер­нативу слому Договора по ПРО и глобальной стратегической стабильности. Был предпринят комплекс мер, направленных на активное продолжение процесса со­кращения стратегических наступательных вооружений: ратифицированы Договор СНВ-2 и Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний, выражена готов­ность к скорейшему началу работы по подготовке Договора СНВ-3 с целью даль­нейших, более глубоких сокращений СНВ. Россия внесла ряд конкретных пред­ложений об укреплении режимов нераспространения оружия массового уничто­жения и средств его доставки, а также касающихся эффективного предупрежде­ния новых угроз международной безопасности. Вокруг этих предложений завя­зался активный диалог между Россией и США. При этом разоруженческие аспекты стратегической стабильности по сво­ему значению уже вышли за рамки чисто российско-американских отношений. В современном мире ядерное разоружение и нераспространение перестали быть предметом исключительного взаимодействия ядерных держав. К этим процессам все более действенно подключаются многосторонние механизмы ООН, все ми­ровое сообщество. Это — новое явление международной жизни, и оно приобре­тает все более важное значение в российской внешней политике. Красноречивое свидетельство тому — принятая по инициативе России резолюция 54-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН о недопустимости слома Договора по ПРО. В ходе Саммита и Ассамблеи тысячелетия Россия выдвинула концепцию всеохватывающей стабильности, в которой органически увязаны все главные направления борьбы за справедливый демократический миропорядок. Речь идет об укреплении в условиях глобализации стратегической стабильности в самом широком смысле этого понятия. Его составными элементами являются не только дальнейшее поступательное развитие процессов разоружения и нераспростране­ния оружия массового уничтожения, но и обеспечение международной инфор­мационной безопасности, урегулирование существующих и предотвращение но­вых региональных конфликтов, борьба с международным терроризмом и орга­низованной преступностью, защита прав и свобод личности, совершенствование и демократизация международных валютно-финансовых и торгово-экономических систем, защита окружающей среды. Все это — слагаемые всеох­ватывающей стратегической стабильности, базирующейся на принципах много­сторонности, равноправия и солидарности в решении глобальных проблем Совершенно очевидно, что для ее обеспечения необходимы конкретные и действенные механизмы управления мировыми процессами. Другими словами, реально существующей в мире многополярности должна соответствовать новая архитектура международной безопасности. «Строительный материал» для нее фактически уже существует. Это — разветвленная система международных ор­ганизаций во главе с ООН, мощные региональные отношения, плотная ткань двусторонних отношений. Проблема в том, чтобы придать этим структурам ха­рактер целостной системы, создать действенные механизмы согласования обще-цивилизационных и национальных интересов. Центральное место в новой международной системе должно принадле­жать Организации Объединенных Наций, являющейся уникальным и во многом безальтернативным механизмом регулирования всей системы международных отношений. Именно ООН является единственной международной структурой, способной взять на себя роль гаранта всемирной стратегической стабильности. Являя собой подлинное «всемирное вече», ООН служит материальным воплощением взаимозависимости и суверенного равенства всех членов мирового сообщества. В ней представлены все государства, все без исключения общеми­ровые и региональные группировки, совместные усилия которых создают наи­лучшие условия для выработки сбалансированных, общеприемлемых, а потому реализуемых подходов к мировым делам. Только на базе ООН можно объеди­нить потенциал всех государств и регионов для ответа на современные вызовы, эффективно сочетать национальные и международные усилия, гармонизировать национальные интересы и цивилизационное многообразие государств. Только ООН может объединить все мировое сообщество в целях построения мира без войн, основанного на верховенстве права. Несмотря на произошедшие с момента создания ООН в 1945 г. коренные изменения в мировой обстановке, всемирная организация продолжает ежедневно доказывать свою жизнеспособность, а ее Устав уже более полувека является главным документом международного права, основой цивилизованного общения государств. Да, в деятельности ООН были и ошибки, и неудачи. Однако общий баланс, с которым всемирная организация подошла к новому тысячелетию, не­сомненно, позитивен. Как справедливо отмечал Генеральный секретарь ООН К. Аннан, «актуаль­ность и вдохновляющая способность целей и принципов ООН не только не умень­шились, а даже возросли. Сегодня всеми признается, что без ООН и зафиксирован­ных в ее Уставе фундаментальных принципов неприменения силы, невмешательст­ва во внутренние дела, самоопределения, равноправия, уважения прав и свобод че­ловека, мир был бы значительно менее безопасным и менее стабильным». Настойчиво добиваясь устранения силовых методов разрешения споров между государствами, ООН создала теорию и практику миротворчества, которое продолжает развиваться с учетом новых реалий. Как отмечалось в докладе Гене­рального секретаря ООН о работе Организации за период с 49-й по 50-ю сессию Генеральной Ассамблеи, «было широко распространено мнение, что можно бу­дет быстро погасить многие вспыхивающие в различных частях мира регио­нальные конфликты... Как это ни печально, хроника мировых событий послед­них нескольких лет в значительной степени опрокинула эти оптимистические надежды. Многие старые конфликты по-прежнему не поддаются предпринимае­мым международным сообществом усилиям по их урегулированию, и по-прежнему вспыхивают новые войны, причем почти все — внутри государств». Эти слова, сказанные более пяти лет назад, актуальны и по сей день. С момента образования ООН было проведено 55 операций по поддержанию мира (ОПМ), из которых 42 были санкционированы в период с 1988 г. по настоящее время. Многие из них, без преувеличения, сыграли историческую роль. ОПМ ООН предотвратили развал Конго в 60-е годы, внесли ощутимый вклад в урегу­лирование конфликтов в Мозамбике, Намибии, Камбодже, Сальвадоре, Никара­гуа, Гватемале. Это снискало Организации авторитет справедливого и непред­взятого арбитра. Конфликтующие стороны все чаще ищут ооновского посредни­чества и ее миротворческих услуг. В большинстве из осуществляемых сейчас 17 ОПМ развертывание миро­творческих операций сопровождается активным вовлечением ООН в процессы политического урегулирования конфликтов в соответствующих регионах, в том числе на пространстве СНГ. Примером успешного и эффективного сотрудниче­ства миротворцев СНГ и Миссии ООН в этой области является опыт мирного урегулирования в Таджикистане. Благодаря совместным усилиям самих таджи­ков и международного сообщества, удалось вывести страну на путь националь­ного примирения, добиться возвращения более 1 млн. беженцев. Это, по сущест­ву, уникальный пример на фоне сохраняющихся региональных и внутригосудар­ственных конфликтов. Это и яркое свидетельство большого миротворческого потенциала Содружества Независимых Государств и России, которые несли ос­новное бремя внешней помощи межтаджикскому урегулированию. Практически невозможно назвать область международного сотрудничест­ва, к которой так или иначе не была бы причастна ООН. В рамках системы ООН объединены многосторонние механизмы, регулирующие, по существу, все сферы человеческой деятельности и межгосударственного общения. В их числе: проблемы разоружения и нераспространения ядерного оружия, борьбы с терро­ризмом и незаконным оборотом наркотиков, вопросы социально-экономического развития, народонаселения, экологии и т.д., другими словами — весь комплекс проблем, составляющих новые вызовы человечеству на рубеже третьего тысячелетия. Поэтому ООН призвана и объективно способна возгла­вить усилия по управлению процессами глобализации. Еще задолго до появле­ния самого термина «глобализация» всемирная организация стала инициатором дискуссий о необходимости комплексного подхода к политическим, экономиче­ским, природоохранным, социальным и иным факторам развития современной цивилизации с учетом взаимозависимости всех государств. Именно в ООН была разработана и получила универсальное признание концепция устойчивого раз­вития, впервые связавшая в единое целое экономические, социальные и приро­доохранные задачи. Как подчеркнул Генеральный секретарь ООН, «наша глав­ная задача сегодня — добиться, чтобы глобализация стала для всех народов мира позитивной силой, а не фактором, обрекающим миллиарды людей на нищету» . Одним словом, как заявил на Саммите тысячелетия Президент России В.В. Путин, «открылись реальные перспективы для продвижения к достойной жизни для всех государств и народов в условиях социально ориентированной глобализации». Разумеется, все это предполагает активное продолжение реформы ООН с целью ее адаптации к новым вызовам. Однако при этом следует помнить, что подлинным залогом эффективности ООН являются не столько те или иные ад­министративные усовершенствования, сколько политическая воля государств-членов. Подобно тому, как, согласно известному изречению, «короля играет сви­та», авторитет международной организации в решающей степени зависит от го­товности государств-членов выполнять ее решения и способствовать осуществ­лению в полном объеме ее уставной миссии. При наличии политической воли всех государств, опираясь на Устав ООН и на ее богатейший опыт, можно и нужно проводить разумные реформы в целях укрепления центральной роли ООН в мировых делах. В Уставе Организации есть весь требуемый потенциал для достойных глобальных ответов на глобальные вызовы времени. Но эффек­тивно задействовать этот потенциал можно только сообща, без претензий на бе­зоговорочное лидерство в мире со стороны кого бы то ни было и без попыток навязывать свое видение мироустройства. Будущее — в способности ООН со­единить новые идеи и тенденции в развитии мира с проверенными жизнью ос­новополагающими принципами международного права и законности. Итак, ООН предстает как основное звено будущей системы многополяр­ного мироустройства. Однако для обеспечения ее целостного характера важную роль призван сыграть и другой элемент — взаимодействие ООН с разветвленной сетью региональных организаций и объединений. Расширение и укрепление таких объединений является одной из главных мировых тенденций последних десятилетий, тесно связанной с формированием многополярного мира. Показательна в этой связи оценка Президента Франции Ж. Ширака: «Чтобы лучше организовать международную систему в XXI веке, нужно, прежде всего, двигаться в направлении многополюсного мира. Отвечая на процесс глобализации, большинство государств выбирают путь взаимного объединения на региональном уровне, чтобы быть хозяевами своей судьбы. Европейский союз является наиболее законченным примером, отвечающим этой необходимой региональной интеграции». Однако проблема создания новой европейской архитектуры в действи­тельности имеет более широкое значение. На протяжении столетий Европа была основным центром мировой политики, главным «законодателем» принципов и норм международного поведения. Именно здесь зарождались и распадались во­енно-политические коалиции и союзы, борьба между которыми приводила к са­мым кровопролитным войнам в истории человечества. И сегодня Европа в ми­ниатюре отражает многообразие и реальную многополюсность современного мира. Поэтому нет необходимости доказывать, что от того, какая система безо­пасности будет построена в Европе, во многом зависит будущее международной системы в целом. Для нынешней ситуации на континенте характерны те же сложности и противоречия, которые связаны с формированием нового мироустройства на глобальном уровне. Падение Берлинской стены открыло перспективу строитель­ства Европы как единого демократического пространства равной и неделимой безопасности. Появился уникальный исторический шанс построить в Европе всеобъемлющую систему безопасности, в которой нашлось бы достойное место каждому государству континента. Для этого есть и соответствующая региональ­ная структура — Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. При всех несовершенствах этой организации она была и остается центральной обще­европейской структурой, объединяющей все государства континента в интересах обеспечения мира и стабильности в Европе. Попытки противопоставить ОБСЕ другие европейские структуры с огра­ниченным кругом участников в качестве фундамента будущей архитектуры безопасности контрпродуктивны, поскольку заранее исключают из участия в ней другие государства или отводят им второстепенную роль. Такая архитектура может быть прочной и надежной только в том случае, если она будет действи­тельно общеевропейской. Стремление же обеспечить собственную безопасность, отгородившись от соседей новыми военно-политическими границами и раздели­тельными линиями, не только иллюзорно, но и уводит в сторону от реальных проблем континента. Все это отнюдь не означает принижения роли других европейских органи­заций и объединений, таких как Европейский союз и НАТО. Здесь, как и на гло­бальном уровне, многополярность предполагает не конкуренцию, а взаимозави­симость и партнерство между отдельными «строительными блоками» будущего миропорядка. Однако принципиально важно, чтобы взаимоотношения этих структур с другими участниками общеевропейского процесса строились на рав­ноправной, демократической основе и соответствовали принципам международ­ного права. В последние годы, в немалой степени благодаря дипломатическим усилиям России, для этого удалось создать реальные предпосылки. В частности, они заложены в Хартии европейской безопасности, принятой на Стамбульском саммите ОБСЕ (1999 г.), ставшей своего рода «кодексом поведения» государств и организаций в Европе. Документ фиксирует готовность стран — участниц ОБСЕ строить свои отношения в духе партнерства и взаимной помощи, а также нацеливает международные организации континента на строгое следование Ус­таву ООН, транспарентность и предсказуемость своих действий. Важные положения принципиального характера заложены и в Основопо­лагающем акте о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности, подпи­санном в 1997 г. между Россией и НАТО. Достаточно указать зафиксированный в нем принцип отказа от применения силы или угрозы силой друг против друга или любого другого государства, его суверенитета, территориальной целостно­сти или политической независимости любым образом, противоречащим Уставу ООН. Нет сомнений в том, что, если бы этот принцип соблюдался НАТО, Евро­па смогла бы избежать многих проблем, которые возникли в результате военной акции альянса на Балканах. Беспрецедентные по масштабам интеграционные процессы в экономической сфере развернулись в последние годы в Азии. Они сопровождаются активными по­исками механизмов обеспечения безопасности и укрепления баланса между раз­личными центрами силы. Активное развитие получили главная интеграционная структура экономики стран Тихоокеанского бассейна — форум «Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество» (АТЭС), механизм регулярных встреч «Азия—Европа» (АСЕМ) и др. Прорабатывается идея формирования дейст­вительно общеазиатской — от Ближнего до Дальнего Востока — системы диалога на базе создаваемого по инициативе Казахстана Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии. Возрастает роль субрегиональных объединений: «Шанхай­ского форума» с участием России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, а также Узбекистана; механизма консультаций АСЕАН+3 (Китай, Япония, Респуб­лика Корея); Ассоциации регионального сотрудничества прибрежных стран Ин­дийского океана (АРСИО); объединения экономического сотрудничества Бангла­деш, Индии, Мьянмы, Шри-Ланки и Таиланда и др. Стремление большинства государств региона к совместному противодей­ствию угрозам безопасности нашло отражение в упрочении авторитета и влия­ния многосторонних структур политического диалога. Важнейшей среди них стал сложившийся вокруг АСЕАН региональный форум (АРФ), объединяющий все ведущие «полюса» Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) — Россию, США, Китай, Японию, Индию, а также Евросоюз. Выступая за дальнейшее по­вышение роли АРФ как ключевого регионального механизма диалога в области политики и безопасности, мы придаем важное значение начавшейся в рамках этого форума работе над концепцией и принципами превентивной дипломатии для АТР, составной частью которых может стать инициируемый Россией проект декларации о руководящих принципах взаимоотношений в АТР «Тихоокеанское согласие» — своего рода регионального «кодекса поведения». Параллельно в АРФ наращиваются усилия по реализации согласованных и разработке новых мер доверия в военно-политической области, расширяется диалог по другим на­правлениям взаимодействия, также способствующим упрочению региональной безопасности. Все это — составные элементы общего движения АТР к многопо­лярному мироустройству. Картина быстро развивающейся системы региональных организаций и ин­теграционных объединений, разумеется, не будет полной, если не упомянуть о таких структурах, объединяющих страны арабского мира, а также государства Латинской Америки и Африки. Наш политический диалог с ними занимает все более важное место в российской внешней политике. Наконец, третьим базовым элементом новой системы мироустройства призваны быть двусторонние отношения между государствами. Разумеется, эту роль они способны сыграть лишь в том случае, если универсальным принципом двусторонних отношений будет их строгое соответствие международному праву. И здесь положительным примером также может служить общеевропейское нор­мотворчество. Так, Стамбульский саммит ОБСЕ подтвердил приверженность го­сударств-участников основополагающим принципам Устава ООН и Хельсинк­ского заключительного акта. Это означает, что основой межгосударственных от­ношений в Европе по-прежнему останутся уважение суверенного равенства го­сударств, их территориальной целостности, неприкосновенности границ, непри­менение силы или угрозы силой, мирное урегулирование споров, невмешатель­ство во внутренние дела, соблюдение прав человека. Таким образом, будущая глобальная архитектура видится нам как своего рода «пирамида», на вершине которой находилась бы ООН как основной инст­румент поддержания мира и безопасности, а ее основу составляло бы сотрудни­чество в рамках региональных организаций и на двусторонней основе. «Скреп­ляющим материалом» этой конструкции было бы всеобщее и неукоснительное соблюдение международного права. Эволюция глобальных процессов, несомненно, требует адаптации норм международного права к новым реалиям. Это касается и необходимости более оперативно и слаженно реагировать на гуманитарные кризисы, а еще лучше — предотвращать их возникновение. Однако такая работа должна вестись коллек­тивно и только на базе Устава ООН. Не следует забывать, что все имеющиеся инструменты международного гуманитарного права предусматривают меха­низм реакции на его нарушения, вплоть до передачи вопроса на рассмотрение Совета Безопасности. Такая процедура, закрепленная в многочисленных мно­госторонних конвенциях и договорах, является обязательной, если речь идет о возможности принудительных мер в ответ на гуманитарные кризисы. В ООН внесена российская инициатива о том, чтобы коллективно уточнить правовые аспекты применения силы в международных отношениях в условиях глобали­зации. Самого серьезного изучения заслуживают также конкретные пути раз­вития превентивной дипломатии и миротворчества, совершенствование санкционных режимов, методологии и практики постконфликтного миростроительства. Ряд конкретных предложений на этот счет внесен Россией в упоминав­шейся выше «Концепции мира в XXI веке». В последнее время одним из серьезных источников международной и регио­нальной напряженности, а также крупной проблемой с точки зрения международ­ного права является отношение США к т.н. «проблемным» государствам, против которых развязана фактически необъявленная война: вводятся санкции и торговое эмбарго, осуществляются меры политического и военного давления вплоть до при­менения военной силы, как это имело место в отношении Ирака и Югославии. Контрпродуктивность такой линии очевидна. США ни в одном случае не смогли добиться свержения неугодных им режимов, а реальной жертвой санк­ций и вооруженного вмешательства было мирное население этих государств. В этой связи возникает серьезная проблема отношения мирового сообщества к странам, обвиняемым в нарушении прав человека или других норм международ­ного права. Россия исходит из того, что средства силового давления, в том числе санкционированные мировым сообществом, следует применять крайне взвешен­но и осмотрительно, с тем, чтобы лекарство не оказалось хуже болезни. Важно, чтобы ни одна из т.н. «проблемных» стран не чувствовала себя загнанной в угол и не ощущала, что ее безопасность находится под угрозой. Это лишь толкает на обострение конфронтации. Между тем искусство политики, как писал француз­ский философ Гельвеции, — это «искусство делать так, чтобы каждому было выгодно быть добродетельным». «Проблемным» странам нужно дать осязаемую альтернативу позитивного участия в мировой и региональных системах безопас­ности. Примером такого подхода являются, в частности, усилия России по со­действию урегулированию ситуации на Корейском полуострове, поддержка уси­лий по национальному примирению двух корейских государств. Нуждается в переосмыслении и практика применения мировым сообщест­вом такого инструмента воздействия, как санкции. Опыт ООН в этой области неоднозначен. После того как в 70-е годы настойчиво осуществлявшиеся санк­ции мирового сообщества против ЮАР и Родезии привели к подрыву режима апартеида, трудно назвать другие примеры достижения справедливых целей с помощью санкций. Увлечение в начале 90-х годов всеобъемлющими санкциями (из 15 санкционных режимов за всю историю ООН 13 были объявлены после 1991 г.), которые вводились бессрочно и невыборочно, привело лишь к страда­ниям населения как подвергнутых санкциям стран, так и соседних государств. Особенно критические последствия санкций для жизни людей, экономики и в целом для судьбы гражданского общества проявились в Ираке. Важно, что и здесь ООН смогла извлечь правильные уроки из этого пе­чального опыта. По инициативе России, Китая, Франции и многих неприсоеди­нившихся государств осуществляется отказ от порочной практики невыбороч­ных санкций и переход к применению таких мер воздействия, которые были бы четко нацелены на конкретных лиц, виновных в нарушениях международного права и саботировании решений Совета Безопасности. Именно такие, точно вы­веренные, прицельные, санкции были введены против афганских талибов с це­лью заставить их прекратить поддержку международного терроризма, что осо­бенно актуально в свете последних разоблачений действий талибов по оказанию помощи чеченским бандформированиям. Кроме того, Россия вместе со своими единомышленниками добивается того, чтобы впредь СБ ООН вводил санкции не бессрочно, а на строго оговоренный период, причем с обязательным анализом их возможных гуманитарных последствий и принятием мер по недопущению стра­даний гражданского населения и негативного воздействия санкций на третьи страны. Тем самым реализуются рекомендации Генеральной Ассамблеи ООН, которая ранее единогласно высказалась именно за такой подход Совета Безопас­ности к применению санкционных режимов. Утверждающийся новый подход к применению санкций отражает и чаяния неприсоединившихся государств, кото­рые на министерской конференции ДН в Картахене 8-9 апреля 2000 г. подчерк­нули, что санкции должны вводиться с четко определенными на правовой осно­ве целями на ограниченный период и не должны использоваться как инструмент политического давления. В целом, одним из основополагающих принципов нового мироустройства должно быть максимально широкое вовлечение всех государств в совместные усилия по укреплению безопасности и стабильности. Только при таком условии можно сформировать предсказуемую атмосферу в мировых делах, создать «кри­тическую массу» многосторонних дипломатических усилий для политического урегулирования существующих и предотвращения новых конфликтов. IV Современный этап внешней политики России связан с укреплением ее внутренней базы, каковой является, прежде всего, само Российское государство. Излагая суть нового политического курса в ежегодном послании Федеральному Собранию, Президент Российской Федерации В.В. Путин отмечал, что «только сильное, эффективное, демократическое государство в состоянии защитить гра­жданские, политические, экономические свободы, способно создать условия для благополучной жизни людей и для процветания нашей Родины». Без укрепления государства, подчеркнул он, невозможен ответ и на внешние вызовы. Нет необходимости доказывать, что эффективность внешней политики напрямую зависит от четкой и слаженной работы всего государственного меха­низма. Успешная внешняя политика и дипломатия могут быть только консен-сусными, отражающими интересы основных политических партий и обществен­ных движений страны, всего общества. В этой связи нельзя не видеть положительные изменения общественно-политической атмосферы вокруг российской внешней политики. Если в началь­ный период, особенно в 1992-1993 гг., международная деятельность государства то и дело становилась полем острейшей идеологической и политической борьбы, то, начиная примерно с середины 90-х годов, в обществе начинает постепенно прорисовываться согласие вокруг базовых принципов внешней политики. Эту тенденцию можно проследить на примере эволюции взаимоотношений между исполнительной и законодательной ветвями власти. Процесс шел от жесткого противостояния к равновесию, а после парламентских выборов декабря 1999 г. — к конструктивному сотрудничеству. Символично, что новый стиль от­ношений между вновь избранными Президентом и Государственной думой на­шел свое первое серьезное проявление именно в области внешней политики: по предложению Президента Дума большинством голосов приняла столь крупное и ответственное решение, как ратификация Договора СНВ-2. Тенденция к укреплению политической стабильности в России позволяет российской дипломатии более уверенно проводить в жизнь внешнеполитический курс государства, выстраивать его в расчете на долгосрочную перспективу. Принятая Президентом новая редакция Концепции внешней политики вооружи­ла ее надежным компасом для продвижения национальных интересов страны в условиях сложной и труднопредсказуемой международной ситуации. Разумеется, нам еще не раз придется обновлять и корректировать свою линию в конкретных внешнеполитических вопросах, отвечать на новые пробле­мы и вызовы времени. Внешняя политика, пожалуй, как никакая другая функция государства, должна обладать гибкостью и способностью к модернизации. Уже сейчас отчетливо видны основные направления, по которым нам предстоит раз­вивать и наращивать свои дипломатические усилия, как в глобальном плане, так и в отношениях с приоритетными для России группами стран. Вполне естественно, что главным из таких приоритетов будут для нас от­ношения со странами — членами Содружества Независимых Государств. Опыт последнего десятилетия развеял иллюзии относительно быстрого и беспроблем­ного процесса интеграции в рамках СНГ. Однако он опроверг и предсказания о сведении роли Содружества к «цивилизованному разводу» между бывшими рес­публиками СССР. Россия действует исходя из твердого убеждения в том, что СНГ способно превратиться во влиятельную региональную организацию, сти­мулирующую процветание, сотрудничество и добрососедские отношения на всем постсоветском пространстве. Однако и здесь необходимо действовать с по­зиций реализма, принимая во внимание встречную открытость и готовность партнеров по СНГ учитывать наши интересы. Интеграция для России не самоцель. Для нас важно, чтобы она приносила позитивные результаты самой России и другим участвующим государствам. Первоочередной задачей является налаживание эффективного взаимодействия в экономической сфере. Поддерживая разноскоростное и разноформатное сотруд­ничество, Россия с готовностью идет на развитие более высоких форм интегра­ции в рамках СНГ. Пример тому — Договор о коллективной безопасности и Та­моженный союз России, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Пер­востепенной задачей для нас является и укрепление Союза Белоруссии и России как высшей на данном этапе формы интеграции двух суверенных государств. Традиционным внешнеполитическим приоритетом России остается Евро­па. Здесь на перспективу просматриваются две основные задачи. Первая — про­должить линию на создание стабильной демократической системы европейской безопасности. Вторая — придать дополнительный импульс разностороннему со­трудничеству с Европейским Союзом. Уже сейчас ЕС — один из наших главных партнеров в мировой политике и экономике. Есть все основания полагать, что значение взаимных отношений будет возрастать для обеих сторон. Наша цель — устойчивое, долгосрочное партнерство с ЕС, свободное от конъюнктурных ко­лебаний. В ближайшей перспективе речь должна идти о том, чтобы сконцентри­роваться на вопросах реализации встречных стратегий наполнения отношений. Новые возможности для нашего взаимодействия на международной арене открывает также формирование «европейской оборонной идентичности». Разви­тие этого процесса требует особого внимания, так как он может привести к су­щественному изменению всей европейской структуры. Россия, разумеется, не хочет остаться в стороне от этой трансформации. Более того, наше участие в ней способно стать одним из важных стабилизирующих факторов на континенте, раздвигающим горизонты безопасности и сотрудничества. Критерий реализма и прагматизма будет определять и наш подход к от­ношениям с НАТО. Взаимодействие Россия — НАТО способно стать сущест­венным фактором обеспечения безопасности и стабильности на континенте. Свернутые после известных событий на Балканах, эти отношения постепенно размораживаются. Однако степень эффективности сотрудничества и его уровень будут зависеть от способности сторон в полном объеме выполнять взятые на се­бя обязательства, прежде всего по Основополагающему акту. Мы будем и дальше убеждать наших партнеров по НАТО в непродуктив­ности линии на дальнейшее расширение альянса, которая ведет к появлению но­вых разделительных линий на континенте и закреплению в Европе зон с различной степенью безопасности. Это — ошибочный курс, противоречащий не только интересам России, но и широким интересам единства и стабильности в Европе. Россия настроена на продолжение активного диалога с США. Независимо от того, кто окажется в Белом доме в результате президентских выборов — де­мократы или республиканцы, линия на конструктивное взаимодействие двух стран остается, на наш взгляд, безальтернативной. У нас немало областей, где наши интересы объективно совпадают и создают базу для плодотворного взаимодействия. Обе страны несут особую ответственность за состояние дел в сфере поддержания стратегической стабильности, ядерного разоружения. Предстоя­щий период будет в этом смысле особенно важным. Те решения, которые пред­стоит принять в этой области, надолго предопределят направленность мировых процессов в целом. Во внешней политике России будет неуклонно возрастать значение Азии. Это обусловлено не только тем, что Россия является неотъемлемой частью этого дина­мично развивающегося региона, но и растущим значением международного сотруд­ничества в обеспечении экономического подъема Сибири и Дальнего Востока. Исходя из национальных интересов России, деятельность нашей диплома­тии в Азии будет, прежде всего, нацелена на решение задач по обеспечению безопасности рубежей российского государства, созданию благоприятных усло­вий для его социально-экономического развития. К решению этих задач Россия будет двигаться, во-первых, через активное участие на многосторонней и дву­сторонней основе в международных усилиях по поддержанию мира и военно-политической стабильности в регионе, а также в формировании в регионе сооб­щества безопасности, основанного, прежде всего, на общности интересов и эко­номической взаимозависимости государств; во-вторых, за счет углубления во­влеченности в стремительно прогрессирующие процессы региональной полити­ческой и экономической интеграции, интенсивного поиска новых форм развития широкого взаимовыгодного сотрудничества со странами Азии. Такая устрем­ленность встречает понимание со стороны наших партнеров, которые восприни­мают Россию как естественного участника региональных процессов. Основной упор в нашей азиатской политике будет делаться на углубление отношений с крупнейшими государствами Азии — Китаем, Индией, Японией. Уже в настоящее время Россия и КНР выходят на новый уровень развития политических отношений, который будет закреплен в Договоре о дружбе и со­трудничестве. Работа над этим важнейшим документом уже началась. Он при­зван определить основные направления нашего стратегического партнерства на длительную перспективу. Это партнерство уже стало весомым фактором гло­бальной стабильности. Однако еще предстоит многое сделать, чтобы столь вы­сокий уровень политических отношений был дополнен укреплением торгово-экономических связей. Локомотивом такого сотрудничества могут и должны стать крупные совместные проекты. Огромный потенциал взаимодействия име­ется в области энергетики, включая ядерную, строительства, топливной и транс­портной инфраструктуры, машиностроения, научных разработок и внедрения новых технологий. Все более возрастает значение прямых торгово-экономических связей на региональном уровне. Аналогичная проблема укрепления экономической составляющей двусто­роннего партнерства существует и в отношениях России с Индией. Ее решение позволило бы еще выше поднять значение традиционного российско-индийского взаимодействия на мировой арене, базирующегося на совпадении коренных ин­тересов обеих стран и их подходов к основным проблемам мировой политики. Качественные изменения происходят в наших отношениях с Японией. В основе этого процесса также лежит сближение позиций наших стран по таким ключевым международным вопросам, как утверждение верховенства междуна­родного права и укрепление роли ООН в мировых делах, упрочение стабильно­сти в Азии и во всем мире, совместный поиск ответа на глобальные вызовы, в частности на угрозу международного терроризма. На этой основе Россия будет продолжать линию на активизацию всего комплекса отношений с Японией, включая продолжение переговоров по мирному договору. Одним из приоритетных направлений внешней политики России будет ос­таваться активное участие в поисках всеобъемлющего урегулирования на Ближ­нем Востоке и в зоне Персидского залива, развитие сотрудничества со всеми расположенными там государствами. Для России этот регион, действительно, является «ближним» в геополитическом, историческом, да и многих других от­ношениях. Именно поэтому российским национальным интересам отвечают ус­тановление здесь прочного мира и стабильности, всеобъемлющее урегулирова­ние застарелого арабо-израильского конфликта, нормализация обстановки во­круг Ирака, обеспечение безопасности в зоне Персидского залива. Порой приходится слышать рассуждения и в нашей стране, и в арабском мире о том, что Россия будто бы «ушла» с Ближнего Востока, потеряв там былое влияние. Подобные представления не только поверхностны, но и, по сути, дале­ки от истины. Действительно, в начале 90-х годов, т.е. на раннем этапе формиро­вания российской внешней политики, когда вырабатывались ее новые принци­пы, в том числе применительно к этому региону, наша роль в ближневосточных делах не просматривалась так выпукло, как прежде. Но это объяснялось не толь­ко пересмотром наших внешнеполитических концепций, но и кардинальными изменениями обстановки в самом ближневосточном регионе, где обозначился исторический поворот к преодолению, казалось бы, непримиримой конфронта­ции между Израилем и арабскими странами. С учетом этого поворота и пред­стояло выстроить новую политику России на Ближнем Востоке. От поддержки одной из сторон в конфликте наша страна перешла к развитию сотрудничества со всеми государствами региона, что открыло для нее новые возможности вно­сить свою лепту в дело арабо-израильского урегулирования. Будучи, наряду с США, одним из коспонсоров мирного процесса на Ближнем Востоке, Россия активно содействует преодолению периодически воз­никающих кризисных ситуаций в мирном процессе. Серьезные усилия прилага­ются для нахождения приемлемых для израильтян и палестинцев развязок, в том числе по иерусалимской проблеме. При этом Россия исходит и из своих интере­сов: возрождающееся в нашем обществе духовное тяготение к Святой Земле не позволяет проявлять безразличие к судьбам святынь Иерусалима. Многое сделано Россией с целью сирийско-израильского и ливано-израильского урегулирования. Потенциал российского влияния на события в зоне Персидского залива неоднократно способствовал предотвращению эскалации напряженности вокруг Ирака. Россия последовательно добивается нормализации обстановки, ликвида­ции иракским руководством оружия массового уничтожения в соответствии с резолюциями Совета Безопасности ООН, но при этом твердо выступает за пре­кращение бомбардировок иракских территорий и, по мере выполнения Багдадом взятых на себя обязательств, снятие санкций, лежащих тяжелым бременем на иракском народе и создающих угрозу гуманитарной катастрофы. Одним словом, мы глубоко убеждены, что уже давно пришло время пре­вратить Ближний Восток и Персидский залив из источника нестабильности и противостояния в зону мира, сотрудничества и процветания, в которой не было бы места ни взаимной отчужденности, ни оружию массового уничтожения. Россия открыта к установлению взаимовыгодных отношений со всеми го­сударствами Африки, Латинской Америки, с их интеграционными объедине­ниями. Здесь есть серьезный обоюдный интерес к расширению экономического сотрудничества, политического диалога и большое поле для взаимодействия в создании справедливого демократического порядка в мире. Важной особенностью современной внешней политики является включе­ние в ее сферу широкого круга вопросов, которые прежде были далеки от инте­ресов «классической» дипломатии. Можно с уверенностью предсказать, что в предстоящий период в россий­ской внешней политике будет неуклонно увеличиваться удельный вес экономиче­ской дипломатии. Здесь на передний план выходят такие задачи, как содействие укреплению рыночной экономики в России, обеспечение полноправного участия в международных экономических организациях, защита интересов российского бизнеса в зарубежных странах, создание благоприятного климата для привлече­ния иностранных инвестиций, решение проблем внешней задолженности. Российская дипломатия будет настойчиво добиваться формирования та­кой международной финансовой архитектуры, которая обеспечивала бы наибо­лее благоприятные условия устойчивого, бескризисного развития российской экономики, ее органичное встраивание в систему мирохозяйственных связей при должном учете факторов, определяющих экономическую безопасность страны. Еще один существенный критерий, который в растущей степени будет применяться к оценке эффективности внешней политики страны, — это защи­щенность за рубежом интересов и прав граждан России и наших соотечествен­ников, где бы они ни находились и ни проживали. Эта тематика будет весомо и конкретно звучать в дипломатической деятельности России, как в рамках меж­дународных организаций, так и в двусторонних отношениях соразмерно той ост­роте, которая характерна для этих проблем в отдельных странах. Как отмечал В.В. Путин, «мы не имеем права «проспать» и разворачивающуюся в мире информационную революцию». Российской дипломатии предстоит действовать по двум направлениям: содействовать укреплению информационной безопасности государства, а также использовать современные информационные технологии для формирования объективного восприятия России в мире. О начале активной работы по этим направлениям свидетельствует, в частно­сти, принятие по инициативе России Генеральной Ассамблеей ООН резолюции «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте междуна­родной безопасности». В этой связи открывается перспектива на будущее — доби­ваться устранения существующих и потенциальных угроз в сфере информационной безопасности на многостороннем, двустороннем и одностороннем уровнях. Еще одна неотъемлемая область внешнеполитической работы — сфера культуры и науки. Место и авторитет российского государства в мире опреде­ляются не только его политическим весом и экономическими ресурсами, но и культурным и научным достоянием народов Российской Федерации, их духов­ным и интеллектуальным потенциалом. Развитие культурных и научных связей должно способствовать укреплению взаимопонимания и доверия с зарубежными странами и помогать дальнейшему освоению российской культурой мирового интеллектуального и культурного пространства. Российское культурное присут­ствие за рубежом должно способствовать утверждению за Россией достойного ее великой истории и культуры места и самобытной роли на мировой арене. * * * Главным итогом прошедшего десятилетия является то, что Россия состоя­лась как один из влиятельных центров современного мира, строящий отношения с другими государствами на началах равноправия и взаимной выгоды, обрела уверенность в своих силах. Мы знаем, какую систему международных отноше­ний хотим утвердить, знаем и то, что можно и чего нельзя ожидать от внешней политики. Российской внешнеполитической концепции одинаково чужды как национальный эгоизм и слепое поклонение военной силе, так и романтический идеализм в мировых делах, несостоятельность которого подтвердила сама жизнь. Наша концепция проникнута здоровым прагматизмом. Одна из ее ключе­вых идей состоит в том, что на нынешнем, во многом переломном этапе разви­тия России внешняя политика призвана быть действенным помощником реше­ния внутренних задач. Сегодня наши внешнеполитические ресурсы объективно ограничены. И они будут сосредотачиваться в первую очередь на жизненно важ­ных для нас областях. При этом первейшая цель, которая стоит перед россий­ской внешней политикой, — это обеспечение необходимых внешних условий для окончательного выхода страны из экономического кризиса и вступления на дорогу уверенного экономического роста и процветания. У России есть необходимые ресурсы и возможности, чтобы занять дос­тойное место в новом мировом порядке начала третьего тысячелетия. По прису­щим ей качествам — геополитике и демографии, истории и культурным тради­циям, по экономическому и военному потенциалу Россия объективно была, есть и будет важным центром мировой политики. А.О.Чубарьян. 10 лет российской внешней политики Текст выступления академика А.О.Чубарьяна на пленарном заседании Первого Конвента Российской ассоциации международных исследований(РАМИ)в МГИМО (У) МИД России 20 апреля 2001 года. Историческая дистанция, отделяющая нас от начала 90-х годов, уже дает основание для некоторого подведения итогов. В ретроспективе 10 лет – это малая величина для характеристики эпохи, но в периоды глубоких перемен и ломки многих старых представлений – этот срок вполне достаточен для того, чтобы вести глубокий анализ основных направлений российской внешней политики. Оглядываясь на прошедшие 10 лет российской внешней политики, прежде всего, следует поставить вопросы методологии. Один из таких вопросов состоит в том, в какой мере в эти годы проявились те общие проблемы международной политики, которые в целом присущи внешней политике и международным отношениям в истории. Приоритетный вопрос включает в себя механизм взаимодействия внутренней и внешней политики. Конец 80-х и начало 90-х годов ознаменовались фактической сменой внутриполитического курса страны, изменениями в социальном и экономическом строе. И сразу же возникает вопрос о том, в какой степени этот подход отразился на внешнеполитическом курсе, меняя международные ориентиры и приоритеты страны. Из государства с принципиально противоположным общественным устройством (в сравнении с подавляющим большинством других стран) Россия начала формировать рыночно ориентированное государство, сопровождающееся процессом приватизации. В стране утверждались принципы свободы слова, гласности и демократии, что также было призвано сблизить Россию с остальным миром. В то же время кардинальные перемены в области внешней политики начались еще в конце 80-х годов и они в немалой степени влияли на внутриполитические процессы. Ученым еще предстоит глубоко проанализировать динамику и специфику взаимодействия внутренней и внешней политики, чтобы понять те решающие факторы, которые определили стратегический курс России на рубеже 80-90-х гг. Во всяком случае уже сейчас можно сказать, что международная сфера проявила себя как самостоятельная область со своими особенностями и закономерностями, составляющими автономное поле деятельности. Международная деятельность России, формирование ее внешнеполитического курса находились в органической взаимосвязи и с общемировыми процессами. Глобализация мира не явилась только феноменом конца XX столетия. Путь к ней был долгим и противоречивым. Можно сказать, что после II мировой войны постоянно возрастала взаимозависимость – континентов, регионов, стран и народов. И внутреннее развитие каждой из стран, не говоря уже о внешней политике находилось в прямой зависимости от положения в мире, от расстановки сил. В этом смысле формирование российской внешней политики было неотделимо от тех кардинальных перемен, которые потрясли мир в конце 80-х годов. Прежде всего, это – крушение коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе, которое покончило с господством социализма и Советского Союза в этом европейском регионе. Другим решающим фактором стало окончание холодной войны. Постоянное противостояние Советского Союза и стран Запада после окончания второй мировой войны сменялось новой эрой и новой конфигурацией международных отношений. В широкой исторической ретроспективе конец 80-х и начало 90-х годов означали конец той международно-политической системы, которую мы называли ялтинско-потсдамской и которая преобладала в мире на протяжении более 40 лет. Такое же время действовала венская система после Венского конгресса 1815 года. Значительно меньший период времени просуществовала Версальская система, утвердившаяся после I мировой войны. Мы сопоставляем холодную войну и Ялтинскую систему, имея в виду, что холодная война была, по нашему мнению, не только конфронтацией, а определенной системой, включающей "пики" и "спады", обострения и улучшения отношений. В этом смысле следует особенно подчеркнуть, что становление российской внешней политики происходило одновременно и параллельно с формированием новой международной политической системы, которой было суждено определять мир на рубеже XX и XXI веков. Но еще и сегодня мы можем констатировать, что процесс формирования и утверждения новой системы находится еще в стадии становления. Одна из центральных проблем – определение места и роли России в мире. В течение 10 с лишним лет в различных кругах российского общества ведутся дискуссии вокруг проблем российской идентичности. Это было в большой мере связано с распадом Советского Союза и складыванием фактически новой страны, которая утратила статус сверхдержавы, лишилась значительных территорий и образований, которые составляли часть Советского Союза, и оказалась в новой геополитической ситуации. В этой обстановке в России началось обсуждение старых "вечных" русских проблем – что есть Россия и в чем состоит ее национальный интерес. Именно в те годы появилось желание сформулировать снова русскую национальную идею. И тогда же стало очевидным, что эту идею нельзя "навязать" сверху или извне. Национальная идея вырастает из глубинных интересов, она определяется сочетанием различных факторов и тенденций. В связи с этими дискуссиями в стране обнаружилась глубокая поляризация. Сформировались различные точки зрения на место России в мире – сторонники тесного сближения России с Западом и усвоения западных ценностей; приверженцы особой мессианской роли России, ее самобытности и ее противопоставления так наз. "западным ценностям" и сторонники средней линии. Во всех случаях это имело прямое отношение к формирующейся российской внешней политике, где идеи взаимозависимости или изоляционизма, имперского мышления или синдрома слабой и униженной страны давали представления о широком спектре мнений и дискуссий. *** Важнейшая проблема, вставшая перед российской внешней политикой, связана с историческим "наследством" и с исторической преемственностью. Немедленно после распада Советского Союза и начала российского государства возникли острые дискуссии о том, что следует взять России из ее Советского прошлого, и что надо "забыть". Ситуация в определенной степени была схожей с послереволюционной эпохой во Франции в конце XVIII века и в России после октября 1917 года. Робеспьер и его сторонники сначала хотели полностью покончить с монархическим прошлым. Особенно отчетливо эта проблема начала решаться после прихода большевиков к власти, которые объявили все прежние обязательства России недействительными и хотели подчинить внешнюю политику целям мировой революции. Но постепенно реальные политические интересы заставили большевиков перейти к нормальной дипломатии, разумеется с учетом нового революционного содержания советской внешней политики. Все схожие вопросы встали перед руководством России сразу же после 1991 года. У нас сейчас идут оживленные споры о содержании российской внешне политики вначале 90-х годов. Я бы воздержался от критических стрел. Это был переходный, трудный этап, когда на поверхности были и вопросы методологии и конкретные проблемы. Требовалось время для выработки новых ориентиров и для понимания новой ситуации, в которой оказалась Россия и все мировой сообщество. I этап российской внешней политики можно датировать с 1991 по 1993–1994 годы. В этот период делались первые попытки определить новую российскую идентичность и сформировать направления и приоритеты российской внешней политики. Россия подтвердила прежние обязательства Советского Союза, будучи официально признана его правопреемником. Именно в этот период Россия окончательно перестала напоминать осажденную крепость и объявила о своем органическом вхождении в мировое сообщество. Все упомянутые выше вопросы методологии были связаны прежде всего с периодом начала 90-х годов. Формирование нового социально-экономического строя, отказ от прежней идеологии, абсолютная смена окружения (из враждебного на благоприятное) – со всем этим столкнулись российские лидеры в начале 90-х годов. В какой-то мере начало процесса перемен относилось еще к эпохе Горбачева, когда рухнула социалистическая система и явно обозначился конец холодной войны, когда Советский Союз объявил о приоритете общечеловеческих ценностей (права человека, принципы гласности и демократизации и т.п.). Советский Союз не только признал европейскую интеграцию, но и объявил о строительстве общего "европейского дома". На этой основе в первый период российской внешней политики преобладала эйфория и многочисленные иллюзии. Руководители России заговорили не только о партнерстве, но и о дружбе со странами Запада, в том числе и с США. В те годы казалось, что наследие холодной войны уже почти преодолено. Этому во многом способствовало и экономическое взаимодействие; мировые фонды и банки заявляли о решимости помогать России. Для многих специалистов-политологов главный вопрос состоял в выборе наиболее предпочтительной модели – немецкой (по типу реформ Эрхарда) или шведской. Во внешних делах было весьма распространено ощущение, что Россия больше не нуждается в прежних идеологических союзниках и что в новых условиях отношения с Западом Россия мало нуждается в старых связях со многими странами Азии и Африки. В МИД происходила массовая смена кадров. Собственно "дипломаты" эпохи Громыко начали уходить уже в самом конце 80-х годов. Теперь же в начале 90-х начался массовый приток новых более молодых сил. Но в этот период довольно быстро обнаружились большие сложности и противоречия. Так собственно бывало в периоды многих мировых катаклизмов и перемен. Началось отрезвление от иллюзий. Прежде всего, возник острый внутренний кризис, серьезно повлиявший на международные дела. Экономические реформы выявили свою противоречивость, в стране нарастало социальное напряжение, поляризация общественных сил и глубокое разочарование различных слоев населения. На этой основе росло снова разочарование в Западе и его искренности и способности помочь российским реформам. Этому способствовали и действия стран Запада. Они наращивали связи с бывшими республиками Советского Союза, создавая ощущение, что Россия снова попадет в изоляцию, лишенная прежних возможностей и амбиций. В стране нарастали националистические настроения, стремление к обретению Россией новой идентичности. Оживилось стремление доказывать "русский особый путь" не только не тождественный, но даже противостоящий Западу. Раздражение российских элит подогревалось событиями в Восточной и Центральной Европе; бывшие советские союзники и сателлиты стремились в НАТО и в Европейский Союз, высказывая подозрительность и недоверие в отношении России. Россия вступила в новый этап своей внешней политики, датируемый примерно 1993-1999 годами. К тому же на Западе уходили с политической сцены старые российские союзники – Коль, Миттеран и др. Отрезвление от иллюзий проявилось в понимании важности азиатского направления в российской внешней политике и прежде всего, связей с Китаем и Индией. В отношении с Западом менялась даже терминология: вместо слов о дружбе и стратегическом союзе появились слова о партнерстве и прагматическом сотрудничестве. К концу этого периода в Москве почувствовали нарастающую опасность господства США и НАТО. В российском МИД появилась идея многополярного мира как антитезы однополярного американского преобладания. Апогеем таких трансформаций стали действия НАТО в Югославии, грозившие подорвать прежние международные институты и установления. В России росло стремление активизировать свою политику, в том числе и там, где она имела дивиденды во времена Советского Союза. Как это часто бывало в истории, отход от прежней эйфории и переход к более прагматическому курсу, сопровождавшийся большей сбалансированностью с Западом, вызывал в странах Запада ощущение, что Россия возвращается к своим имперским амбициям; соответственно усиливались и антирусские настроения. Но в российском общественном мнении ситуация менялась – антиамериканизм снова начал распространяться в различных слоях населения. В этих условиях Россия вступила в третий этап, начавшийся в 1999 году. Лидеры страны заговорили о прагматизме как главной составляющей российской внешней политики. Внутри страны преобладает идея укрепления российской государственной вертикали, нарастает стремление наведения порядка и борьбы с преступностью, коррупцией и бюрократизмом. В то же время новые российские лидеры подтвердили и проводят в жизнь либеральный курс в экономической сфере, закрепляя тем самым перемены в экономическом и социальном строе страны в 90-е годы. На этой основе можно обозначить и характерные черты российской внешней политики в конце XX и в начале XXI столетия. Внешняя политика России ныне стала более сбалансированной и четкой. Руководители страны повторяют часто слово "прагматичный", имея в виду внешнеполитический курс; но это отнюдь не должно означать наличие концептуальной основы и ясного понимания целей и направлений политики. Одна из задач сегодня – ясное осознание взаимодействия национальных интересов России и целей мирового сообщества. Или они будут находиться в состоянии гармонии или конфронтации. Россия пытается сделать свой курс многовекторным, стремясь к действиям и на Западе и на Востоке. Новый фактор российской политики – защита интересов российского бизнеса, содействие осуществлению экономических реформ. Россия также не имела в прошлом опыта многопартийности и контроля за внешней политикой внутри страны. Речь идет, прежде всего, о прагматическом измерении. Большинство стран имеют в этом отношении длительный опыт, но российская дипломатия только еще начинает осваивать опыт молодой российской парламентской демократии. Российская дипломатия находится в процессе поиска наиболее оптимального взаимодействия с Государственной Думой, при котором существует парламентский контроль и самостоятельность Президента, правительства и дипломатического ведомства. Следующая новая проблема – отношения со средствами массовой информации. Российская дипломатия должна привыкать к постоянному оппонированию своих действий со стороны средств информации. В общем плане это довольно естественный процесс, но в российских условиях обе стороны должны вырабатывать некие "правила игры", при которых общественность через средства информации стремится влиять на внешнюю политику, а дипломатия должна привыкать к реакции СМИ и к своей спокойной реакции на весьма различные реакции противоречивых и часто мало разборчивых российских средств информации. Российская дипломатия должна привыкать и к новой роли ее соседей, и к бывшим республикам Советского Союза. В течение многих десятилетий Россия привыкла к своей гегемонии или к преобладанию на востоке и в центральной Европе; тем более для России ныне весьма неожиданна роль ее бывших соседей по Советскому Союзу. Теперь нередко Россия колеблется от невмешательства к попыткам восстановления влияния. В целом – это сложный и длительный процесс, который потребует много времени для выработки и стабилизации ситуации. При этом Россия должна "привыкнуть" и к тому, что теперь ее взаимоотношения с соседями связаны и с политикой и интересами многих других государств, и не являются только российской монополией. Наконец, следует отдельно сказать об истории. В отношениях России с соседями, да и со многими другими государствами накоплено слишком много исторического опыта, часто весьма негативного и трудного, который отрицательно влияет на отношения с ними. Вопрос состоит в том, чтобы минимизировать отрицательное воздействие исторического опыта и трудностей и наслоений прошлого, оставив больше для "чистой исторической науки" нежели для современной политической жизни и международных отношений. История должна быть уроком, опытом, но не как причина политических трудностей и враждебных стереотипов. Россия – правопреемник прошлого (и Советского Союза, и имперской России), но она не должна нести ответственность за прошлые деформации, ошибки и даже преступления. К этому должны привыкать наши соседи и партнеры, но и сама Россия должна проявлять терпимость и гибкость, умение помнить свое прошлое и расставаться с ним, гордиться им и признавать ошибки. В целом российская внешняя политика проходит этап своего становления и эволюции, адаптации к новым мировым и российским реальностям, к пониманию своей исторической роли в условиях глобализации. В силу своей истории, территории, геополитического положения и обладания статусом ядерной державы Россия призвана быть великой державой. Понять, что это означает для страны на рубеже XX и XXI столетия после всех исторических катаклизмов и трансформаций – в этом состоит важнейшая задача российской внешней политики. V. БИОГРАФИИ ВЫДАЮЩИХСЯ ДИПЛОМАТОВ XVI-XX вв. И.М. Висковатый Первым из известных руководителей Посольского приказа был Иван Михайлович Висковатый. В 1549 году было "приказано посольское дело Ивану Висковатому". Наверное, не без оснований Иван IV поручил ему посольское дело через два года после того, как венчался на царство, считает кандидат исторических наук Дмитрий Лисейцев. Поначалу худородный Иван Михайлович не слыл любимцем царя, но через несколько лет оказывал на него большое влияние и благодаря своим природным дарованиям поднялся на самые высокие ступени служебной лестницы. Публицист Павел Одеборн так характеризовал Висковатого: "Муж, искусством красноречия замечательный более прочих", а составитель Ливонской хроники Руссов писал: "Иван Михайлович Висковатый - отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве; его уму и искусству - как московита, ничему не учившегося, - очень удивлялись иностранные послы". Накануне 1549 г. было несколько возможных претендентов на пост главы внешнеполитического ведомства. Однако с января привезенные послами грамоты царь все чаще приказывает принимать именно Висковатому. Он встречался с ногайскими послами и с бывшим астраханским "царем" Дербышем. Необходимо отметить дату 22 января, когда "с ответом к литовским послам ходили" бояре Юрьев, Морозов, дьяки Цыплятев, Карачаров и подьячий Висковатый. При этом царь приказал в присутствии иностранных послов называть подьячего Висковатого дьяком. Именно с этого времени начинается активная деятельность Висковатого в качестве главы Посольского приказа. Об этом говорят многочисленные записи, сделанные в дворцовых документах того времени. Иван IV уже давно тяготился опекой Избранной рады и нуждался в новых советниках. Может быть, именно поэтому 9 февраля 1561 г. он жалует Висковатого званием печатника - хранителя государственной печати, и даже называет его "своим ближним и верным думцем". С этого момента Иван Михайлович Висковатый в дипломатических документах одновременно именуется печатником и дьяком. Немец-опричник Генрих Штаден свидетельствовал: "Кто получил свою подписную грамоту, должен идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, и счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него грамоту в течение месяца". В 1558 году русские войска вошли в Ливонию, и началась война, затянувшаяся на 25 лет. С первых же дней войны в правительстве образовались два, если можно так сказать, блока. Любимец царя Адашев и его окружение считали необходимым продолжать военные действия на юге с крымскими татарами и Турцией. Московское дворянство вместе с начальником Посольского приказа Висковатым ратовало за продолжение Ливонской войны. Дворянство рассчитывало на новые поместные раздачи земель и расширение торговли со странами Восточной и Западной Европы. Висковатый принимал самое активное участие в ливонских делах. Чтобы обратить все силы против Литвы, он предпринял по тем временам достаточно неожиданный шаг: Иван Михайлович сам выехал в Данию для подтверждения договорной записи. Для XVI века поездки за границу непосредственного руководителя внешней политики - явление весьма знаменательное, можно сказать, знаковое. В поездке Висковатого сопровождал его родной брат Третьяк. Благодаря успешным переговорам был заключен союзный договор с Данией и достигнуто 20-летнее перемирие со Швецией. Участие в посольстве расширило представления Висковатого о реальном соотношении сил в Европе. Его личный дипломатический опыт способствовал в дальнейшем развитию и совершенствованию посольской службы. Война с Ливонией шла с переменным успехом, победы сменялись поражениями. Ряд военных неудач под Оршей, набеги татар, побег командующего русскими войсками в Ливонии князя Курбского в Литву сильно пошатнули позиции России. В 1566 г. в Москву прибыло из Польши Великое посольство для ведения переговоров о выходе из Ливонской войны и заключении мира. Послы не желали уступать России морской порт Ригу, и переговоры зашли в тупик. Висковатый на Земском соборе настоятельно рекомендовал заключить перемирие, не требуя у Польши уступки ливонских городов, но с условием вывода оттуда польских войск и нейтралитета Польши в Ливонской войне. К сожалению, участники специально созванного Земского собора высказались против уступки ливонских земель и заверили правительство в том, что ради полного завоевания Ливонии они готовы на любые жертвы. Историческая правда оказалась на стороне Висковатого - неудачные переговоры стали катализатором объединения Польши и Литвы в Речь Посполитую. 7 мая 1570 года Иван IV принял в Москве литовских послов, а "...встречи им были две: первая встреча, вышед из столовых сеней на рундуке печатник Иван Михайлович Висковатый да дьяк Андрей Щелкалов". В июне 1570 года Висковатый участвовал в переговорах боярской комиссии с польскими послами в Москве и 22 июня вручил послам грамоту. Но в целом обстановка в стране становилась все напряженнее. Иван Четвертый всюду видел измены и, воспользовавшись случаем, затеял "московское дело" высших приказных чинов. Был арестован и казнен родной брат Висковатого Третьяк. Сам Иван Михайлович объяснился с царем, убеждая его прекратить кровопролитие, но болезненно подозрительный Иван IV решил, что против него сложилась оппозиция. Висковатый советовал царю, чтобы он "...в особенности же не истреблял своего боярства, и просил его подумать о том, с кем же он будет впредь не то что воевать, но и жить, если он казнил столько храбрых людей". В ответ Иван IV разразился угрозами: "Я вас еще не истребил, а едва только начал, но я постараюсь всех вас искоренить, чтобы и памяти вашей не осталось". Висковатый обвинялся в заговоре с целью сдать Новгород и Псков польскому королю, в изменнических сношениях с турецким султаном и крымским ханом, которым он будто "предлагал" Казань и Астрахань. 25 июля 1570 года великий дипломат был казнен на рыночной площади. Вслед за ним казнили еще более 100 человек, в том числе главу Посольского приказа Васильева и государственного казначея Фуникова. Описывая казнь Висковатого, польский хронист Александр Гваньини заключил: "Таков конец превосходного мужа, выдающегося по уму и многим добродетелям, канцлера великого князя, равного которому уже не будет в Московском государстве"... Братья Щелкаловы Голландец Исаак Масса так отозвался об одном из братьев Щелкаловых, Андрее: "Был он человек необыкновенно пронырливый, умный и злой. Не имея покоя ни днем, ни ночью, работая как безгласный мул, он был недоволен тем, что у него мало работы, и желал еще больше работать. Царь Борис не мог достаточно надивиться его трудолюбию и часто говорил: "Я никогда не слыхал о таком человеке и полагаю, что весь мир был бы для него мал". А Карамзин написал о нем: "Положения в обществе он достиг благодаря уму гибкому и лукавому, совести неупрямой, смеси достохвальных и злых качеств". Братья Щелкаловы вошли в русскую историю конца XVI века как знаменитые деятели, важные люди Российского государства. Соловьев в своей "Истории России с древнейших времен" отмечал: "К чинам, участвовавшим в думе, совете царском, примыкали и думные дьяки - высшее звание которого мог достигнуть не военный человек, а человек пера". Они были выходцами из посадской среды. Их дед - конский барышник, торговал скотом, а отец Яков начинал как священнослужитель, был дьяком. Грамотные сыновья его - Андрей и Василий - служили в государевой канцелярии и, выявив не только прекрасную грамотность, но и сметку ума, широту взглядов, вошли в число главных деятелей русского государства. В 1570 году Андрей Щелкалов возглавил Посольский приказ. Через него проходили все дела, связанные с международной политикой. Когда Иван Грозный решил породниться с датским королем и надумал женить его сына Магнуса на своей племяннице Евфимии, то поручил организовать эту свадьбу братьям Щелкаловым, определив именно им быть за неё ответственными. Это было в 1570 году. Спустя три года, когда литовская рада вела с Иваном IV переговоры через посла Гарабурда, все беседы с ним от имени российского государя вели окольничий Умный-Колычев, думный дворянин Плещев да дьяки Андрей и Василий Щелкаловы. При Щелкалове Посольский приказ занимался также организацией придворных церемоний и торжеств. В его ведении находились почтовая служба, вопросы, относящиеся к пребыванию в Москве иностранцев, дела татар, плененных во время завоеваний Казанского, Астраханского, Сибирского и Касимовского ханств и получивших впоследствии свои вотчины в России, проблемы донских казаков. Здесь выдавались грамоты иностранцам и русским подданным для выезда из Российского государства. В функции Посольского приказа входило также улаживание пограничных конфликтов между Россией и Речью Посполитой, "размен" пленных, разрешение торговых споров. Влияние братьев год от года при дворе Ивана Грозного усиливалось. В 1583 году английский посол Боус, присланный королевой Елизаветой для устройства сватовства Ивана Грозного к племяннице Елизаветы Марии Гастингс, имел дело тоже с Андреем Щелкаловым, на которого даже пожаловался царю, будто "дьяк Андрей Щелкалов дает ему дурной корм: вместо кур и баранов ветчину, а он, Боус, к такой пище не привык". Иван Грозный велел исследовать дело и дьяка Андрея Щелкалова от сношений с послом английским удалил, а кормовцев посадил в тюрьму. Боус с удовлетворением даже добавил, будто Иван Грозный "прибил Щелкалова". Случай этот, однако, не пошатнул положения Андрея Щелкалова и его брата при дворе царя, а после смерти Грозного в 1584 году Боус, по его словам, "впал в руки врагов своих, и Андрей Щелкалов отомстил ему, держа две недели в заключении в его доме, и обходился дурно, так что он, Боус, каждый день ждал худшего". А большую услугу Боусу тогда оказал Борис Годунов, и сделал бы много больше, да ещё не имел, по словам Боуса, власти до коронации. Этим Боус как бы свидетельствует, что Андрей Щелкалов был одно время даже сильнее Бориса Годунова. Вся власть в России после смерти Грозного перешла в руки боярина Никиты Романовича, а главным советником у него и был Андрей Щелкалов. Но в 1585 году Никита Романович умер, опять началась вражда между боярами, и всех противников осилил Годунов, "соединясь с дьяками Щелкаловыми". Братья Щелкаловы продолжали играть ведущую роль и при царе Фёдоре, сыне Ивана Грозного, и позже - при воцарении Бориса Годунова. Годунов даже называл братьев Щелкаловых своими "отцами". Писатель Смутного времени Иван Тимофеев, работавший под началом Андрея Щелкалова в Посольском приказе, свидетельствовал, что Андрей Щелкалов был своего рода наставником Бориса Годунова. Голландец Исаак Масса отмечал позднее: "Борис, считая его необходимым для управления государством, был очень расположен к этому дьяку, стоявшему во главе всех прочих дьяков в целой стране. Во всех областях и городах ничего не делалось без его ведома и желания. Борис часто говорил: "Ему было бы прилично служить Александру Македонскому". С этой оценкой были согласны и русские современники, например, дьяк Иван Тимофеев. Историк Соловьев пишет об этом: "Пример вредных следствий местничества и мер, какие правительство должно было принимать при непослушании воевод, представляют известия разрядных книг под 1579 годом во время Ливонского похода: воеводы писали, что им быть невместно; из Москвы им дан был ответ, чтоб были по росписи; но воеводы опять замшились и к Кеси не пошли; тогда царь, кручинясь, прислал к ним из Москвы посольского дьяка Андрея Щелкалова". Цесарский посол Варкоч именовал Андрея Щелкалова "великим хранителем печати", а Ключевский писал, что он, управляя Посольским приказом, занимал должность казначея, но не обычного казначея - знатока приказного делопроизводства, а печатника, хранившего документальную часть казны. Без его "думы" в государстве не происходило решительно ничего важного. Когда после смерти польского короля Стефана Батория в 1586 году Россия решила повлиять на выборы там человека, который занял бы пророссийскую позицию, среди посланных туда верных людей, "великих послов", был и дьяк Василий Щелкалов. А в 1587 году, когда английские купцы получили разрешение торговать в России без пошлин, однако всё-таки с некоторыми ограничениями, следить за ними должен был Андрей Щелкалов - английским купцам предписывалось, выезжая из Москвы, являться в Посольский приказ не к кому-нибудь, а именно к дьяку Андрею Щелкалову. В 1588 году английская королева попросила русского царя предоставить английским купцам возможность в поисках Китайских земель "вольно брать в России проводников, судовых людей, корм на людей и все запасы", но Щелкалов ей ответствовал с учетом выгоды для своей страны: "Это дело нестаточное, государю нашему через свое государство пускать на обыскивание других государств непригоже". Когда же Россию посетил один из старейших византийских патриархов Иеремия, переговоры с ним нередко вели только Борис Годунов и Андрей Щелкалов, а принимая Иеремию со всеми почестями, всё-таки предупредили его, что "если какой иноземец станет проситься к патриарху или сам патриарх захочет видеться с каким-нибудь иноземцем, то приставы должны отвечать ему, что скажут об этом боярам" и - опять-таки! - "посольскому дьяку Андрею Щелкалову". Но в 1594 году Андрей Шелкалов покинул все посты. Это произошло не внезапно и не беспричинно. В чём-то и раньше расходились его взгляды со взглядами Бориса Годунова, фактически диктующего свою волю царю Фёдору. Но к 1594 году Андрей Щелкалов впал в немилость настолько, что потерял всякую власть; по словам Ивана Тимофеева: "Борис угрыз Щелкалова зубами, аки зверь", и тот скончался вскоре "в бесчестном житье". Английский путешественник Горсей дал свое определение Щелкалову, назвав его "хитрейшим скифом, какой когда-либо жил на свете". Английский посол в Москве Боус писал в августе 1584 г.: "Объявляю, что, когда я выехал из Москвы на второй день после смерти Иоанна, Никита Романович Юрьев и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими людьми, даже многими умнейшими и главнейшими советниками". Он умер в 1597 году в приходе одной из столичных церквей, приняв монашество. Опала на него была персональная, она не касалась его брата, и как раз с этого же времени, в 1595 году, Василий Щелкалов занял его место главного дьяка Российского и стал хранителем государевой печати. Он принимал участие во всех важнейших событиях в стране и после смерти царя Фёдора, когда на престол вступил Борис Годунов, однако через два года, в 1600 году, произошли и в его жизни крутые перемены - он тоже лишился своего поста печатника, а через год был отстранен и от всех других государственных дел. Что произошло, почему из союзника и советника Бориса Годунова братья Щелкаловы один за другим сделались его чуть ли не врагами? Ведь не досадуя ли на несправедливость опалы и не будучи в состоянии пережить смиренно свое падение, Василий Щелкалов и занял в конце концов при дворцовых интригах сторону тех, кто поддерживал врага Бориса Годунова - ставленника поляков Лжедмитрия? События Смутного времени полны ещё разных тайн, неисследованных белых пятен, загадок и непонятных поворотов в тот период борьбы русских против польского нашествия. Много неясного и в поведении Василия Щелкалова. С одной стороны, Лжедмитрий I, находясь ещё в Польше, утверждал, будто ему оказывали поддержку и покровительство некоторые русские вельможи, которые однажды даже спасли его, уберегли от расправы и отпустили в Литовскую землю. При этом он называл одно имя, и это было имя именно Василия Щелкалова. Может, потому так решительно, в одночасье, и расправился с ним Борис Годунов? Но с другой стороны - не лишил его думных чинов и имущества, и через три года именно Василий Щелкалов выставил из своих обширных владений в поле против самозванца пятьдесят вооружённых воинов. Однако через год, когда в 1605 году всё-таки воцарился в Москве Лжедмитрий I, наградил он Василия Щелкалова званием сокольничего. Принял ли Щелкалов эту награду с благодарностью, охотно, как заслуженную и желанную, или был обескуражен ею? Во всяком случае в следующем, 1606 году, при Василии Шуйском оказался он в опале, лишенный уже всех поместий и вотчин. И потребовал вернуть ему их позже, при кратковременном "царствовании" сына польского короля Владислава, когда поднялись все опальные предшествующего царствования - тогда Василий Щелкалов выхлопотал себе все поместья. Но эта последняя "милость" от врага земли русской окончательно его погубила как государственного человека - закатилось солнце его активности, славы и почёта. Он умер в 1610 году, а все его родственники, дети, близкие были подвергнуты преследованиям и изгнанию... А.И. Власьев Одним из самых авторитетных представителей российской дипломатической службы на рубеже XVI-XVII столетий был думной дьяк Посольского приказа Афанасий Иванович Власьев, возглавлявший это ведомство с 1601 по 1606 год. Профессиональный дипломат пользовался доверием Бориса Годунова, его противника и преемника Лжедмитрия I, ценивших опыт и образованность посольского дьяка. Первые упоминания о нем относятся к 1584 году, когда Афанасий Иванович был подьячим Мастерской палаты. Спустя 10 лет он числился первым по денежному жалованью и поместному окладу подьячим Посольского приказа: "был поверстан поместьем в 500 четей". В феврале 1595 года он отбыл в составе посольства в Германию ко двору императора Рудольфа II в качестве одного из руководителей и именовался дьяком. Перед послами миссии Вельяминовым и Власьевым стояли достаточно сложные задачи: побудить империю Габсбургов к вступлению в войну против Турции, убедить императора в поддержке России, но при этом добиться, чтобы участие Московского государства в "антитурецкой коалиции" было ограничено финансовой помощью Германии. В ноябре посольство вернулось в Москву, не сумев достичь поставленных перед ним целей. Эта неудача не оказала влияния на дальнейшую карьеру Власьева - за ним был сохранен дьяконский чин. В 1596 году он уже дьяк приказа Казанского и Мещерского дворца; спустя два года - думной дьяк. Его руководство этим ведомством, носило номинальный характер, поскольку, являясь опытным дипломатом, он периодически привлекался к внешнеполитической работе. Так, в 1597 году дьяк присутствовал на дворцовом приеме императорского посла. В июне 1599 года Власьев, на этот раз как глава посольства, вновь отправился в Империю. Официальной его задачей являлось извещение императора Рудольфа о воцарении Бориса Годунова. Главная цель миссии состояла в том, чтобы побудить Империю объявить войну Речи Посполитой, с которой у России к тому времени вновь обострились отношения. При постановке задачи руководство Посольского приказа следовало прежним представлениям об империи Габсбургов как о естественном союзнике против Польши. Но в 1599 году внешнеполитическая ситуация кардинально изменилась: польский король Сигизмунд III стал проводить дипломатический курс на сближение и союз со Священной Римской империей, о чем в Москве еще не было известно. И эта миссия Власьева окончилась провалом. Не удалось ему выполнить и другое тайное поручение: достигнуть договоренности о заключении брака эрцгерцога Максимилиана с Ксенией Годуновой. Несмотря на неудачу, Власьев продолжает продвижение по служебной лестнице: он становится вторым посольским дьяком. Вместе с Щелкаловым Власьев входил в ответную комиссию на переговорах с английским послом Ричардом Ли, прибывшем в Москву в 1601 году. В мае Афанасий Иванович возглавил Посольский приказ. Назначение его на этот пост было связано с опалой прежнего судьи приказа Щелкалова. В августе того же года Власьев вновь отбыл в Польшу в составе посольства Салтыкова-Морозова. В практике Посольского приказа это был первый случай, когда за границу отправился глава дипломатического ведомства. В январе 1602 года посольство вернулось в Москву, добившись ратификации договора о перемирии с Речью Посполитой на 20 лет. В августе 1602 года Афанасию Ивановичу вновь доверили ответственную миссию. В Россию прибыл датский принц Иоганн, который должен был жениться на Ксении Годуновой. Посольскому дьяку поручили ознакомить королевича с русскими обычаями. Власьев встретил его в устье реки Наровы и сопровождал в пути около десяти дней. Не доехав до Новгорода, Афанасий Иванович отправился к Борису Годунову, чтобы доложить о внешности жениха. Сохранилась "Память думному дьяку Офонасью Власьеву, чтоб еси ехал к государю да к сыну его царевичу по приезде прямо на стан, где государей сведает, а к Москве б еси однолично не заезжал". Свадьба так и не состоялась - жених скончался спустя месяц после прибытия в Москву. Нелегкая миссия - известить датского короля Христиана о смерти брата - была возложена на Афанасия Ивановича. В связи с этим в июле 1603 года он отправился в очередное посольство - в Копенгаген. Едва вернувшись в Россию, Власьев активно включается в работу Посольского приказа. До марта 1605 года Афанасий Иванович подготовил документы для российского посольства в Грузию, дважды отправлял подарки в Ногайскую Орду, допрашивал пленных татар, разослал несколько грамот в пограничные города, присутствовал на аудиенциях и участвовал в переговорах с крымскими и имперскими послами. Иностранцы в своих письмах именовали влиятельного посольского дьяка "канцлером", хотя подобным титулом наделялись печатники - хранители государственной печати. Власьев не был произведен в печатники, эта должность оставалась вакантной до 1605 года. Титулование же Власьева "канцлером" иностранцами вполне обосновано, так как государственная печать, за отсутствием печатника, находилась в Посольском приказе и фактически была под контролем думного посольского дьяка. Находясь на посту судьи Посольского приказа, Афанасий Власьев заботился не только о выполнении текущих дипломатических задач, но и стремился подготовить кадры для дальнейшей внешнеполитической работы. Именно во время его руководства за границу впервые были отправлены на обучение русские люди, которых по возвращении в Россию планировалось сделать толмачами и переводчиками этого ведомства. Он заботился и о сохранении старых, опытных служащих: из 16 посольских подьячих, находившихся под его началом, не менее половины имели 10 и более лет выслуги. Контактируя с иностранцами по посольским делам, Власьев держал иноземцев и у себя в услужении. Известно, что ему служил некий француз Бажен Иванов, которого "вывез с собою из цесарские земли диак Офонасей Власьев". Впоследствии, в 1609 году, Иванов был определен переводчиком в Посольский приказ. Был в услужении и голштинец Ганс Лакман, которого Афанасий Иванович привез из Любека. По показаниям самого голштинца, "... жил он у Офонасья во дворе 6 лет, и на всякие посылки в поместья и в вотчины его Офонасей надзирать над прикащики своими для всяких дел посылал". В конце 1604 года русскую границу перешло войско претендента на престол - Лжедмитрия I. Россия вступила в эпоху Смуты. Сам Афанасий Иванович участия в походе против "расстриги" Лжедмитрия не принял: он оставался в Москве, занимаясь дипломатическими делами. Но один раз ему пришлось выехать к войскам. В Разрядных книгах сохранилась запись: "И бояре и воеводы тогды от Рылска отошли в Севской, и государь послал к боярам с речью, и пенять, и распрашивать, для чего от Рылска отошли, окольничего Петра Никитича Шереметева да думного дьяка Офонасия Власьева". Вернувшись в Москву, Власьев принял участие в переговорах с английским послом Томасом Смитом. После кончины Бориса Годунова на престол взошел его сын, Федор, который не пользовался таким авторитетом, как его отец. Но Афанасий Иванович усердно служил и ему. О восшествии на престол нового государя немедленно оповестили незадолго до этого отпущенного из Москвы Томаса Смита. Трудно поверить в справедливость слов некоторых современников, обвинявших Афанасия Ивановича в измене династии Годуновых - многие считали, что посольский дьяк еще в 1601 г., во время переговоров с польским послом Львом Сапегой в Москве, договорился с польскими панами уничтожить Годуновых руками самозванца. Косвенным доказательством непричастности Власьева к "антигодуновскому заговору" является то, что к Лжедмитрию I в Тулу он отправился лишь в начале июня 1605 года, после свержения Федора Борисовича, в составе правительственной делегации: "А с Москвы встречали ево бояре князь Иван Михайлович Воротынской, да князь Ондрей Ондреевич Телетевской, да окольничий Пётр Никитич Шереметев, да думной дьяк Офонасей Власьев; а с ними стольники, и дворяне большии, и изо всех чинов люди". Первоначально, как и другие члены делегации, Власьев был встречен самозванцем довольно холодно, но вскоре новый царь пожаловал ему чин казначея, оставив при этом на посту главы Посольского приказа. На польский манер Власьев именовался "подскарбей надворной и секретарь великой". В первые месяцы правления царя Димитрия Ивановича Власьев активно работал на дипломатическом поприще: 8 июля 1605 г. он принимал в Посольском приказе крымских гонцов, 21 июля присутствовал на аудиенции, данной царем крымским гонцам, касимовскому царю Ураз-Магмету и шведскому королевичу Густаву; 6 августа слушал доклад пристава при крымских гонцах. При дворе Лжедмитрия I Власьев стал одним из самых влиятельных лиц. Бургомистры Любека в октябре 1605 года сообщали в своем письме в Бремен, что "Афанасий Иванович, прежний канцлер, у них опять в великой милости и определен главным казначеем и канцлером". 17 мая 1606 г. в ходе восстания Лжедмитрий I был убит. Смерть самозванца практически подвела черту под карьерой Власьева. Уже в июне в качестве судьи дипломатического ведомства упоминается Тепленев. Опала Афанасия Власьева первоначально выражалась в форме "почетной ссылки" - вместе с воеводой Годуновым его послали управлять Уфой. Однако высылка человека, занимавшего до этого ключевые посты в государстве, в один из окраинных городов была явным признаком немилости. Московский двор Афанасия Ивановича был конфискован, его имя старались не упоминать в разговорах с поляками. Однако активную и успешную работу Афанасия Ивановича в сфере внешней политики трудно было увязать с образом "вора и разорителя веры", создававшегося для польской стороны. Опала Власьева продолжалась, по всей видимости, до конца царствования Василия Шуйского. После свержения царя Василия и избрания на российский престол польского королевича Владислава Афанасий Иванович бил челом о возвращении ему двора и имения. На челобитную Власьева в январе 1611 года королем Сигизмундом был дан положительный ответ; кроме того, Власьева пожаловали в думные дворяне. В "Описи архива Посольского приказа 1626 года" отмечен "Лист Офонасья Власьева, велено его взять к Москве и быти ему по-прежнему в казначеях и в думных дворянех". По-видимому, вернуться в Москву он не успел: в "Боярском списке 1610-11 года" его имя среди думных дворян не упоминается. Дальнейшая судьба Афанасия Ивановича Власьева, одного из талантливейших дипломатов Московского государства рубежа XVI-XVII веков, неизвестна. И.Т. Грамотин Иван Тарасьевич Грамотин, судья Посольского приказа, на протяжении 44 лет последовательно служил всем московским царям, самозванцам и претендентам на российский престол. Он был вынужден некоторое время жить в эмиграции в Польше, дважды попадал в опалу, но потом занимал более высокие должности. Беспринципность и корыстолюбие сочетались в этом человеке с редкими политическими способностями и литературным талантом. Среди посольских дьяков Иван Грамотин также выглядит фигурой исключительной: он трижды выезжал за границу в составе посольств, а во главе Посольского приказа его ставили шесть раз. Больше того, он первый после Щелкалова руководитель внешней политики Московского государства, добившийся официального пожалования чина печатника. Год рождения Грамотина неизвестен. Первое упоминание о нем относится к 1595 году, когда ему доверили ведение документации дипломатической миссии. На начальном этапе своей карьеры Иван Тарасьевич именовался в официальных документах Иваном Курбатовым, и лишь с 1603 года, когда его произвели в думные дьяки, он фигурирует под фамилией своего отца - Грамотин. В 1599 г. Иван Грамотин в составе посольства Власьева посетил Германию, а по возвращении в Россию он упоминается в качестве подьячего приказа Новгородской четверти. Вскоре его дела пошли в гору, возможно, благодаря покровительству вернувшегося в 1602 году из Польши нового судьи Посольского приказа Афанасия Власьева, который знал Грамотина по совместному участию в двух посольствах. Спустя год Грамотин уже служил думным дьяком Поместного приказа. Он получил право участвовать в заседаниях высшего государственного органа России - Боярской думы. В это же время Грамотину впервые пришлось возглавить дипломатическое ведомство России: в отсутствие Власьева, находившегося с посольством в Дании, с июля 1603 по январь 1604 года Иван Тарасьевич исполнял обязанности судьи Посольского приказа. Первые месяцы 1604 года стали для Ивана Грамотина сложным временем: от руководства внешней политикой он был отстранен еще до возвращения Власьева из Дании; Поместный приказ он покинул не позднее начала апреля; с февраля по ноябрь 1604 года пока не удается найти ни одного упоминания о нем. Возможно, Грамотин подвергся опале, но подтверждений этому не существует. В ноябре Грамотин был отправлен в составе войска в Северскую землю для борьбы со вступившим на территорию России претендентом на престол - Лжедмитрием I. После смерти царя Бориса Годунова вместе с московским войском перешел на сторону самозванца. За это он получил думное дьячество. По возвращении в Москву, в августе следующего года, в связи с отбытием в заграничное посольство посольского дьяка Афанасия Власьева, Грамотин вновь был поставлен во главе отечественной дипломатии. В течение недолгого правления Лжедмитрия I Грамотин оставался одним из наиболее влиятельных лиц при дворе. Иван Тарасьевич продолжал участвовать в дипломатических делах и после возвращения из Польши Власьева. В частности, он встречал перед аудиенцией отца царской невесты - Юрия Мнишека. 8 мая 1606 г. Грамотин присутствовал на свадьбе царя и Марины Мнишек; в тот же день Иван Тарасьевич был отправлен Лжедмитрием к польским послам Гонсевскому и Олесницкому с приглашением на свадебный пир. В дальнейшем, накануне гибели самозванца, Грамотин вместе с главой Посольского приказа Власьевым вошел в состав ответной комиссии для переговоров с польскими послами. 17 мая 1606 г. Лжедмитрий был убит, царем провозгласили Василия Шуйского. Вскоре Грамотин, как и другие приближенные самозванца, был выслан из Москвы. В первые дни после переворота Грамотин в третий раз возглавил Посольский приказ вместо подвергнутого опале Афанасия Власьева. Временное назначение Грамотина на пост главы внешнеполитического ведомства объясняется, по всей видимости, тем, что он был наиболее осведомленным лицом о дипломатии Лжедмитрия I. Во главе Посольского приказа Иван Тарасьевич оставался недолго: уже 13 июня 1606 г. руководителем этого ведомства стал Телепнев. Ну а Грамотин, будучи приближенным самозванца, подвергся опале: его лишили думного чина и отправили в Псков, где ему пришлось прожить около двух лет. О деятельности Грамотина в псковский период сохранилось свидетельство: дьяк посылал своих людей "грабить христиан и приказывал гнать их скотину в Псков; сам же выезжал из Пскова, брал многих христиан в плен, пытал их, на мзде великой отпущаеще". Жестокость и мздоимство воеводы Шереметева и дьяка Грамотина стали одной из причин городского восстания 2 сентября 1608 г., в результате которого Псков присягнул Лжедмитрию II. Восставшие горожане убили воеводу Петра Шереметева; Иван Грамотин спас свою жизнь, перейдя на сторону нового "чудесно спасшегося царя Димитрия". Дьяк отъехал в подмосковный Тушинский лагерь самозванца и вскоре стал одним из ближайших советников "вора". Некоторые сведения об Иване Грамотине и его роли в московской администрации сохранились в наказе русским послам, отправленным в 1615 году на переговоры с поляками под Смоленск. Он пытался склонить бояр к избранию царем не королевича Владислава, а самого короля Сигизмунда - в наказе было записано: "А гетману Хоткееву говорити: он сам о том всем бояром говорил, и грамоту у себя королевскую сказывал, и князя Юрья Трубецкого, и Ивана Грамотина, и Василья Янова о том к нам ко всем бояром присылал, чтоб нам всем целовати крест королю самому". Русским дипломатам предписывалось говорить: "В уряде на Москве был ты, Александр, владел всем, как хотел, а в Посольском приказе был изменник Московского государства дьяк Иван Грамотин, ваш советник, и он по совету с тобою так писал, и печати боярские были у него, и вы писали, что хотели, и печатали, а бояре того не ведали". Согласно официальной версии, Грамотиным были составлены "боярские" грамоты к Сапеге с призывом идти под Москву против главы первого ополчения Прокопия Ляпунова, а также к королю с сообщением об аресте патриарха Гермогена по решению бояр. В 1611 году Иван Грамотин по приказу Гонсевского от лица бояр говорил с польским послом Жолкевским. Думный дьяк готовил посольство Трубецкого, Салтыкова и Янова, отправившееся в Польшу в сентябре 1611 года. На пути в Литву послы встретили войско гетмана Карла Ходкевича, который в обход всех международных норм изъял у них дипломатическую документацию, прочел наказ и вернул посольство в Москву, заявив, что король Сигизмунд будет недоволен предложениями русской стороны. По настоянию Ходкевича Иван Грамотин, прибыв в обоз гетманского войска, написал для послов новый наказ в том виде, в каком требовали поляки. В конце декабря 1611 года Иван Тарасьевич и сам отправился ко двору польского короля. Целью его миссии было ускорить приезд в Россию и воцарение польского принца. Отъезжая из осажденной Москвы, Грамотин изготовил сам для себя посольскую документацию, запечатал грамоты боярскими печатями и отправился в Польшу, не уведомив об этом бояр. Вероятно, он увез с собой боярские печати, поскольку в наказе русским послам указывалось: "А боярских печатей после Ивана Грамотина в Посольском приказе и не сыскали". Однако недалеко от Москвы думный дьяк был схвачен ополченцами и ограблен. После этого Иван Тарасьевич некоторое время прожил у гетмана Ходкевича, а затем написал для себя новую грамоту от бояр, с которой и прибыл к Сигизмунду III. В ноябре того же года он пришел к столице с польским отрядом, получив от Сигизмунда III поручение склонить Земский собор к избранию царем Владислава. Потерпев неудачу, Грамотин возвратился в Польшу и доложил королю, что "лучшие люди" желают видеть царем королевича, но не смеют открыто говорить об этом, боясь казаков. После этого некоторое время Ивану Грамотину пришлось прожить в Польше. Вплоть до сентября 1615 года в официальных русских документах Ивана Тарасьевича именовали изменником, "первым всякому злу начальником и Московскому государству разорителем". Тем не менее Грамотин вернулся в Россию и был не только помилован, но и вновь занял высокое место в московской администрации. 2 мая 1618 г. царь "указал свейское посольское дело ведати и в ответе з бояры быти дьяку Ивану Грамотину, а в ответех указал государь писатися ему думным". Уже на следующий день Иван Грамотин присутствовал на аудиенции шведским послам, во время которой исполнял функции, традиционно входившие в компетенцию посольского дьяка. Сделавшись руководителем русской дипломатии, Иван Грамотин продолжил начатое его предшественником, посольским дьяком Петром Третьяковым, восстановление нарушившихся в годы Смуты внешнеполитических связей Московского государства. Важнейшим шагом в этом направлении стало заключение Деулинского перемирия, завершившего войну с Польшей. В подготовке Деулинского договора Грамотин принял самое активное участие. По роду своей службы постоянно общаясь с иностранцами, Грамотин воспринимал отдельные элементы европейской культуры, о чем свидетельствует заказ им собственного портрета - явление, распространенное в Европе, но в России встречавшееся еще крайне редко. Он занимался и литературной деятельностью - его перу принадлежит одна из редакций "Сказания о битве новгородцев с суздальцами". Особенностью грамотинской редакции "Сказания..." является сочувственное отношение автора к "самовластью" новгородцев, которые "сами себе избираху" князей, и осуждение суздальских князей, которых Грамотин обвиняет в зависти к богатству Новгорода. 28 декабря 1626 г. Грамотин был сослан в Алтырь за незаконное расходование средств казны, отпущенных на Посольский приказ. После внезапной смерти И.К.Грязева в 1634 г. был срочно возвращен из ссылки, став в четвертый раз руководителем внешней политики Русского государства (случай беспрецедентный в истории дипломатии). Последний раз в приказной документации его имя упоминается в декабре 1637 года, когда он в последний раз уходит в отставку. 23 сентября 1638 г. Иван Тарасьевич Грамотин умер, не оставив потомства, приняв перед смертью постриг под именем Иоиля в Троице-Сергиевом монастыре, где и был похоронен. Голландский купец Исаак Масса охарактеризовал думного дьяка следующим образом: "похож на немецкого уроженца, умен и рассудителен во всем и многому научился в плену у поляков и пруссаков". В.Г. Телепнёв Посольский приказ в Смутное время работал достаточно эффективно, стремясь обеспечить России благоприятные условия в осуществлении контактов с зарубежными державами. В этом немалая заслуга руководителей дипломатического ведомства - судей Посольского приказа. Один из них - думский дьяк Василий Григорьевич Телепнёв. Он был человеком безусловно одаренным и не лишенным дипломатического таланта. Его продвижение по службе было самым стремительным для дипломатического ведомства той эпохи. Заняв пост судьи Посольского приказа с воцарением Шуйского в 1606 г., Телепнёв верно служил государю и вскоре после его свержения сошел с политической арены. Род Телепнёвых происходил от князей Оболенских. По документам, поданным в Разрядный приказ в конце ХVII века, происхождение Телепнёвых выглядит более скромным: они производили себя от выходца из Польши Степана Телепнёва, переехавшего на службу в Московское государство в XVI столетии. Брат Василия Телепнёва - Ефим - уже в 1604 году упоминается в качестве дьяка в Новгороде Великом, одном из крупнейших русских городов. Первое упоминание о Василии Телепнёве относится к началу июня 1604 года, когда в Москве находился гонец из Священной Римской империи Валтазар Мерл. Подьячему Василию Телепнёву было велено отнести на подворье к гонцу "опасную грамоту" для проезда в Москву императорского посла, вручить дипломату царское жалованье и вернуть кубки, которые тот подарил во время аудиенции царю Борису Годунову. Характер поручения позволяет предположить, что в то время он уже являлся подьячим Посольского приказа. Второй раз подьячий упоминается 14 октября 1604 г., когда он ездил на подворье к крымскому гонцу для переговоров о выкупе русских пленных, привезенных с собой в Москву этим дипломатом. Спустя три месяца, 7 января 1605 г., он вновь отправился к крымчакам: "...по приказу дьяка Офонасья Власьева ездил Василей Телепнёв на крымской двор для договору тех же полоняников". Интересно, что в росписи подьячих Посольского приказа, служивших в этом ведомстве при Власьеве, имя Телепнёва не названо. Видимо, на тот момент он был одним из "молодых" посольских подьячих, которые при составлении списка не были перечислены поименно. Следующее упоминание о Василии Телепнёве относится ко времени царствования Лжедмитрия I, когда Посольский приказ возглавлял Иван Грамотин, замещавший отбывшего с посольством в Польшу Афанасия Власьева. Новый царь пожаловал в дьяки "старого" посольского подьячего Петра Палицына, а на освободившееся место был переведен Василий Телепнёв: "А как подьячему Петру Палицыну велено быть в дьяцех, и на ево место был в подьячих Василей Телепнёв, а оклад ему был поместной 500 чети, денег 50 рублёв". Таким образом, Василий Телепнёв, незадолго до того служивший "молодым" подьячим, сразу был переведен в "старые" подьячие с максимальным для приказной системы Московского государства жалованьем. При этом он опередил в карьерном продвижении многих подьячих Посольского приказа, имевших гораздо более значительный стаж работы в дипломатическом ведомстве. По всей вероятности, уже в качестве "старого" подьячего Посольского приказа Василий Телепнёв ходил по поручению Лжедмитрия I на подворье к польскому посланнику Гонсевскому. В январе 1608 года, во время переговоров в Москве, Гонсевский напоминал посольскому дьяку: "А ты, государской диак Василей, приезжал ко мне на посольской двор, как я был от государя своего прислан к тому небощику и говорил ты мне, выславляя того небощика, что он прямой государь ваш, прироженной, милостивой и храброй государь". К сожалению, точно определить время пожалованья Телепнёву думного дьячества невозможно. Принято считать, что думным дьяком Василий Телепнёв стал одновременно с назначением на пост судьи Посольского приказа. Во главе внешнеполитического ведомства он находился на протяжении всего царствования Василия Шуйского. Эти четыре года были очень сложными для Московского государства: именно в то время внутренний кризис был дополнен кризисом в сфере внешней политики. Дважды Москва оказывалась в осаде: в конце 1606 года под ее стенами стояла повстанческая армия Ивана Болотникова, а с июля 1608 года по март 1610 года - войска Лжедмитрия II. Во время руководства Посольским приказом Телепнёва внешнеполитические связи Московского государства, несмотря на кризис, оставались довольно обширными: сохранились сведения о приездах в Москву дипломатов из Польши, Швеции, Крыма, империи Габсбургов, Ногайской Орды. Из Москвы были отправлены дипломатические миссии в Крымское ханство, на Дон, грамоты были посланы в Англию, Любек, к кумыцкому князю. Посольский приказ продолжил работу с дипломатическими миссиями, прибывшими в Москву и выехавшими из столицы в конце царствования Лжедмитрия I. Дипломатический курс России был продолжением внешнеполитической линии, намеченной еще в конце XVI века. Московское правительство стремилось сохранить мир на западных границах, уклоняясь при этом от ратификации русско-шведского Тявзинского договора 1595 года, по которому Московское государство отказывалось от претензий на прибалтийские земли. Одновременно с этим Россия пыталась нормализовать отношения с Крымским ханством и расширить свое влияние на Кавказе. Первоочередной задачей, стоявшей перед Посольским приказом в середине 1606 года, являлось оповещение соседних государей о воцарении Василия Шуйского. Кроме того, необходимо было добиться подтверждения Польшей 20-летнего перемирия. Обстоятельства свержения Лжедмитрия I в ночь на 17 мая 1606 г., когда в Москве было перебито множество поляков, давали основания для опасений. Посольский приказ сумел частично добиться решения вышеперечисленных задач, в чем, несомненно, есть неоспоримая заслуга посольского дьяка Василия Телепнёва. Смутное время внесло коррективы в отношения Московского государства с соседями; перелом в российской внешней политике пришелся именно на время руководства Посольским приказом Василия Телепнёва. В середине 1608 года, вследствие активной поддержки польской шляхтой движения Лжедмитрия II, внешнеполитический курс России принимает антипольскую направленность; окончательная смена ориентиров произошла в 1609 году, когда армия польского короля Сигизмунда III вторглась на территорию России. Углубление внутреннего и внешнеполитического кризиса вынудило московское правительство искать помощи извне. Уже летом 1608 года наметилось сближение России со Швецией, закончившееся подписанием в феврале следующего года русско-шведского договора, по которому Швеция в обмен на пограничный Корельский уезд обязалась поддержать Василия Шуйского в его борьбе с Лжедмитрием II. Этот шаг спровоцировал открытие Речью Посполитой боевых действий против России. В этих условиях Василий Телепнёв продолжал верно служить Василию Шуйскому и искать новых союзников. 21 августа 1609 г. он принимал в Посольском приказе шведских наемников, прибывших в Москву за жалованьем, и участвовал в двух аудиенциях, данных им Василием Шуйским. Василий Григорьевич также участвовал в переговорах со шведскими послами и в начале 1610 года. Были активизированы также контакты с Крымским ханством. Если раньше русские дипломаты отклоняли предложения хана оказать им помощь в борьбе против мятежников, то с 1608 года Посольский приказ сам просит об этом. В марте 1610 года были отправлены гонцы в Ногайскую орду, стараясь добиться помощи от князя Иштерека. Хотя грамота была написана от лица князя боярина Шуйского, но автором ее был судья Посольского приказа Телепнёв. Сохранился как первый черновой вариант с многочисленными правками, написанный самим посольским дьяком, так и окончательный текст, переписанный начисто более разборчивым почерком с пометкой: "А ся грамота списана с Васильева письма Григорьевича слово в слово для того, любо вскоре прочесть почище". Итогом данной миссии стало отправление ногайским князем части его орды на помощь Василию Шуйскому. В общении с иностранными дипломатами Василий Григорьевич не всегда умел соблюдать правила посольского этикета и вел себя подчас грубо. В апреле 1608 г. польские послы обратились к членам ответной комиссии с жалобой на Телепнёва: "... и то делалось при наших очах, что он, Василей, пана Миколая обесчестил не токмо словом, и рукою на него замахивался, и тем он обесчестил не посла. А если он и будет здесь бояры, и нам с ним ни о чём не говарить". Телепнёву приходилось решать и частные вопросы: в сентябре 1609 года - марте 1610 года судья Посольского приказа занимался расследованием дела по челобитью ногайского посла Нурагмета на толмача Тютчева, который взял у ногайца саблю и не уплатил за нее денег. К следствию было привлечено 4 толмача, причем Телепнёв лично расспрашивал их. 22 марта 1610 г. деньги были возвращены ногайскому послу. После свержения царя Василия Шуйского Телепнёв примкнул к боярской группировке, выступавшей за избрание на российский престол польского королевича Владислава. При приближении к Москве войска польского гетмана Жолкевского из столицы навстречу к нему была выслана делегация, возглавленная боярами Мстиславским и Голицыным. На переговорах 5 августа 1610 г. обсуждался вопрос о приглашении на престол королевича Владислава, причем Василий Телепнёв зачитывал гетману условия, которые ставила российская сторона. 13 августа посольский дьяк вновь ходил к Жолкевскому и от лица московского правительства требовал перехода Владислава в православие и отступления польских войск от Смоленска. Сведения о дальнейшей судьбе посольского дьяка отрывочны. 28 августа Телепнёв упоминается в документах в качестве "канцлера", а в марте 1611 года - думного дьяка Посольского приказа. Но уже в боярском списке среди думных дьяков Василий Григорьевич Телепнёв не назван. Известно также, что с сентября 1610 года печатником и посольским дьяком именовал себя также Иван Грамотин. Последнее упоминание о Василии Телепнёве относится к марту 1611 года, когда по указу королевича Владислава было дано распоряжение об отправлении денег "...в Посольский приказ к печатнику и к думным дьяком к Ивану Грамотину да к Василью Телепнёву". Согласно этой грамоте, он оставался в Посольском приказе в чине думного дьяка до марта 1611 года, но главой дипломатического ведомства являлся Грамотин. После исчезновения Телепнёва из Посольского приказа российская дипломатия в течение полутора лет находилась под контролем польского короля, проводником влияния которого был Грамотин. Родственники и потомки Василия Григорьевича Телепнёва занимали высокое положение при дворе после окончания Смутного времени, в царствование Михаила Фёдоровича Романова. Его брат, Ефим Григорьевич, после ссылки И.Т.Грамотина в 1626 году возглавил Посольский приказ, а с апреля 1630 – также и Приказ книжного печатного дела, пока в августе 1630 г. не был сослан в Пошехонье. Телепнев не был таким опытным и талантливым дипломатом, как его предшественник на посту судьи Посольского приказа Афанасий Власьев. В умении ориентироваться в придворных интригах и способности переходить из одного лагеря в другой он сильно уступал своему современнику - Грамотину. Но многие историки характеризуют Василия Телепнёва как опытного администратора, упорного и трудоспособного политика. Именно такой человек и был нужен дипломатическому ведомству в условиях кризиса начала XVII века. Ф.Ф. Лихачев Среди руководителей Посольского приказа XVI - первой половины XVII века Федор Федорович Лихачев, на первый взгляд, мало примечательная фигура. Его нельзя считать таким блестящим государственным деятелем и политиком, как Висковатый и Щелкалов. В его судьбе не было политических "приключений", как у Грамотина. Лихачев возглавлял ведомство внешних сношений в период внешнеполитического затишья, и ему мало представилось возможностей для проявления дипломатических способностей. Имя будущего думного дьяка впервые встречается в источниках 1582 года, когда он был еще ребенком. В кормовой книге Нижегородского Печерского монастыря есть запись о молитве "о здравии и спасении за Федора Федоровича Лихачева". В списках же государственных чинов он числится намного позже: в Кормленной книге за 1603 год - как подьячий. К тому времени он совсем недавно был поверстан на службу, о чем свидетельствует тот факт, что упомянут он как Федька Лихачев, а уменьшительным именем именовали "молодых" подьячих - низшую категорию приказных людей, имеющих небольшой служебный стаж. 21 сентября 1630 г. Федор Федорович Лихачев был назначен думным дьяком Посольского приказа и Новгородской чети и встал во главе внешней политики России. Трудно объяснить назначение на это место сановника, который за свою долгую службу ни разу не соприкасался с дипломатическими делами. Два его ближайших предшественника - Грамотин и Телепнев - были отрешены от должности и сосланы. Возможно, было решено, что непрофессионал Лихачев будет послушным проводником политического курса и не станет проявлять самостоятельности. Международное положение государства в это время было сложным. По Столбовскому миру со Швецией Россия утратила выход к Балтийскому морю, по Деулинскому перемирию с Речью Посполитой - Смоленск. Страна находилась в состоянии разрухи после Смуты и интервенции, нуждалась в мирной передышке, и правительство Михаила Романова в 20-х годах XVII века делало все, чтобы избежать конфликтов с соседями, в то же время не оставляя мысли о реванше. Возможность представилась к началу 30-х годов. Назревала новая польско-шведская война, и между Россией и Швецией начались переговоры о союзе против Польши. К союзу планировалось привлечь и Турцию. Федор Лихачев пробыл начальником Посольского приказа немногим больше года. При нем русская дипломатия продолжала работу по созданию русско-шведско-турецкой коалиции против Речи Посполитой. Первой важной акцией Посольского приказа под его руководством была отправка в январе 1631 года к шведскому королю Густаву II Адольфу посольства Племянникова и Аристова с извещением о готовности России открыть военные действия против Польши весной того же года. Впрочем, начало войны зависело от того, удастся ли договориться с Османской империей о совместном выступлении. С этой целью в Стамбул еще в мае 1630 года было направлено посольство Совина и Алфимова, но Порта, занятая войной с Персией, не торопилась с ответом. Московская дипломатия намеревалась также поднять против Речи Посполитой восстание Запорожского войска. Инициатива здесь принадлежала шведам; шведский эмиссар Барон, проезжая через Москву, поставил в известность о целях своей миссии царское правительство; тайные переговоры с ним вели боярин Шеин и Лихачев. Впрочем, думный дьяк был посвящен не во все тайны внешней политики. В марте 1631 года в Москву прибыл представитель Густава Адольфа Руссель, который устно изложил следующее предложение своего короля: московский государь вербует армию в Германии, которая официально будет состоять на его службе, и нанесет по Польше удар из Силезии. Лихачев не знал об этом проекте, переговоры Черкасский вел без его участия: "в Посольском приказе ни о чем не ведомо, потому что Яков Руссель приехал с великим и тайным делом". Только в мае Федора Федоровича посвятили в этот замысел. Тогда приехал шведский посол Мониер, вручивший королевское предложение Михаилу Федоровичу в запечатанном виде. Содержание этих предложений было известно Лихачеву, он участвовал в их рассмотрении и в составлении царского ответа, текст которого хранился у него "в тайном посольском столпу". Больше никто из служащих Посольского приказа не знал об этих планах. В январе 1632 года в Москве был установлен новый срок начала войны с Польшей - лето того же года. Русско-шведские переговоры вызвали озабоченность Дании - союзницы Польши и противницы Швеции. Датский король Кристиан IV предпринял шаги, чтобы воспрепятствовать сближению России со Швецией. С этой целью он предложил Михаилу Федоровичу свой союз. Прежде чем дать ответ, Посольский приказ проконсультировался со шведским королем и просил его прислать в Копенгаген на переговоры своего представителя. В Данию было направлено посольство Коробьина и Баклановского. Русское правительство выражало готовность заключить такой союз лишь в том случае, если к нему присоединится Швеция. Это условие, заведомо неприемлемое, было оговорено со шведами. Наказ, составленный под руководством Лихачева в декабре 1631 года, строго предписывал посланникам "править посольство" лишь в том случае, если датчане согласятся в документах ставить титул московского государя перед титулом своего короля. Этим создавался повод для срыва переговоров, в благоприятном исходе которых Россия не была заинтересована. 25 декабря 1631 г. Федор Лихачев был смещен с поста судьи Посольского приказа и разделил участь своих предшественников Грамотина и Телепнева - его лишили думного чина и отправили в ссылку. Чем он прогневил государя, неизвестно. Скорее всего, разногласия были в вопросах внешней политики. Государь взял курс на скорейшее развязывание войны с Польшей, не дожидаясь истечения срока Деулинского перемирия, прежде чем будет окончательно решен вопрос о союзе со Швецией и Турцией. К своей цели он шел напролом, не считаясь с сомнениями осторожных. Вероятнее всего, думный дьяк разделял эти сомнения и пытался противодействовать линии патриарха, что и послужило причиной его отставки. Примечательно, что новый думный дьяк Посольского приказа - им стал Грязев - был назначен только 1 октября 1632 г. Один за другим три посольских думных дьяка не оправдали надежд правителя и этим навлекли на себя опалу. Теперь на длительное время государь оставил ведомство внешних сношений без руководителя, чтобы облегчить себе непосредственное руководство дипломатией и не встречать препятствия своим планам. После смерти Филарета Никитича правительство возглавил боярин князь Черкасский, который вернул из ссылки "опальников": Грамотина, Телепнева и Лихачева. Грамотин вновь возглавил Посольский приказ, а Телепнев и Лихачев важного назначения не получили. Однако 6 апреля 1634 г. их приняли при дворе. Наконец, 21 сентября 1635 г. Федор Федорович упоминается как думный дьяк Посольского приказа и Новгородской чети. Первые два года Федор Федорович работал вместе с Грамотиным, который оставался начальником приказа. Нельзя сказать, что объем работы дипломатического ведомства возрос настолько, чтобы держать в нем двух думных дьяков. Лихачев был назначен для помощи престарелому Ивану Тарасьевичу. Лишь 25 декабря 1637 г., когда незадолго до смерти Грамотин ушел в монастырь, Федор Федорович единолично возглавил приказ. В 1641 году ему было пожаловано звание печатника - хранителя государственной печати. При Лихачеве произошли некоторые изменения в организации учреждения. До него в Посольском приказе был один дьяк - Матюшкин. С приходом Лихачева назначили еще одного - Львова, имевшего большой стаж службы в этом ведомстве и ставшего впоследствии преемником Федора Федоровича. Годы, когда Лихачев во второй раз стоял во главе Посольского приказа, были временем относительного затишья в русской внешней политике. В 1632 году Россия начала войну с Польшей, прежде чем удалось создать коалицию со Швецией и Турцией. Но Порта в войну не вступила; гибель Густава Адольфа под Лютценом помешала заключению русско-шведского союза. Военные действия под Смоленском велись неудачно. По условиям Поляновского мира 1634 года, завершившего Смоленскую войну, Речь Посполитая признала власть Михаила Романова де-юре и сделала России небольшие территориальные уступки, но удержала Смоленск. После военного поражения правительство Черкасского надолго оставило мысль о реванше, сосредоточилось на внутренних проблемах государства и заботилось лишь о спокойствии на своих рубежах. Оно во 2-й половине 30-х годов фактически отказалось от проведения какой бы то ни было внешней политики и свернуло контакты со всеми государствами, даже с Англией, с которой до тех пор традиционно существовали дружественные отношения и проводился частый обмен посольствами. Так, в наказе посольству Леонтьева, отправленного в 1637 году в Польшу для присутствия на церемонии бракосочетания короля Владислава IV, было категорически предписано избегать контактов с дипломатами других стран, да и само это посольство в Москве снаряжали неохотно, лишь по настойчивым просьбам поляков. Вообще Россия продолжала поддерживать контакты с Речью Посполитой, но при переговорах обсуждались главным образом вопросы о размежевании земель на новой границе и о порядке титулования московского царя. От рассмотрения более важных проблем в Москве уклонялись. Сохранилось немало сведений об имущественном положении думного дьяка и его хозяйственной деятельности. В отличие от своих предшественников, таких как Третьяков и Грамотин, ставших крупными землевладельцами, Лихачев не разбогател. Как думный дьяк он получал денежный оклад в 250 рублей. По-видимому, царских земельных дач у него было немного. В 1627 году Лихачев вместе с дворянином Боборыкиным получили в вотчину по четверти села Дурнева под Москвой. Спустя год за ним было 25 четей вотчинной земли и 34 чети поместной. Для думного человека Федор Федорович был просто беден. К примеру, Третьяков владел землями в семи уездах, только под Арзамасом у него было 300 четей вотчины и 473 чети поместья. Не дожидаясь пожалований от государя, Лихачев озаботился приращением своего состояния. В 1629 году дьяк купил в дворцовом селе Ильинском шесть пустошей на 116 четей. Кроме того, Федору Федоровичу принадлежало село Долгие Ляды под Рузой, к которому в том же 1636 году он прикупил из дворцовых земель три пустоши и деревни Осташова и Чередеева. Федор Федорович был энергичным хозяином, причем увеличивал свои доходы собственными усилиями, а не за счет государевых пожалований. Единственной наследницей Лихачева была дочь Прасковья Федоровна. Его сын, тоже Федор, умер при жизни отца в 1634 году. В 1643 году Прасковья вышла замуж за стольника князя Прозоровского, который впоследствии стал боярином и в 1670 году был казнен Разиным в Астрахани. В приданое дочери думный дьяк дал село Дурнево. Думный дворянин Федор Федорович Лихачев умер 25 января 1653 года, перед смертью постригшись в монахи под именем Филарета. 21 марта того же года его зять Прозоровский сделал вклад по душе своего тестя в Троице-Сергиев монастырь. И.К. Грязев Царствование Михаила Федоровича и первые годы правления его сына были временем относительного спада активности России на международной арене. Истощенная Смутой страна нуждалась в мирной передышке. Исключением стала русско-польская война 1632-1634 годов. Посольский приказ в это время возглавлял Иван Кириллович Грязев. Он руководил внешнеполитическим ведомством недолго - немногим более полутора лет. Он возглавил Посольский приказ, когда Смоленская война уже начиналась - войска Шеина выступили в поход 3 августа 1632 г. Патриарх Филарет Никитич взял твердый курс на скорейшее, до истечения срока Деулинского перемирия, открытие военных действий против Речи Посполитой. К этой цели он шел решительно, преодолевая противодействие оппозиции. После отставки Лихачева Посольский приказ полгода работал без думного дьяка. 1 октября Грязева назначили думным дьяком Посольского приказа. Его предшественники на посту посольского думного дьяка Третьяков, Грамотин и Телепнёв к моменту своего назначения на эту должность уже являлись влиятельными высокопоставленными лицами. Все они имели длительный опыт руководства иными важными ведомствами, входили в состав Боярской думы. Грязева выдвинули в первую шеренгу государственных сановников из второго эшелона приказной бюрократии - на протяжении 12 лет он был в приказах только вторым дьяком. По всей видимости, расчет строился на том, что он доказал свое "радение" на государевой службе и хорошо разбирался в международной обстановке. Международная обстановка складывалась благоприятно для России. Шведский король Густав II взял курс на войну с Речью Посполитой в союзе с Россией. Внешняя политика Османской империи также была сориентирована на борьбу с Польшей. Однако и Швеция, и Турция уже вели войну: с империей Габсбургов в Германии и с Персией соответственно. Русская дипломатия продолжала прилагать усилия, чтобы вовлечь в войну с Польшей Османскую империю. 8 февраля 1633 г. в Стамбул было отправлено посольство Дашкова и Сомова; они сопровождали возвращавшееся из России турецкое посольство Кантакузина. В тайном наказе послам предписывалось добиваться немедленного вступления турок в войну, а также просить замены на престоле Крымского ханства Джанибек Гирея, которого в Москве считали виновным в набеге 1632 года. Отправка платы за мир в Крым была прекращена. У русского правительства имелись основания надеяться, что эти требования султан удовлетворит: в декабре 1632 года турецкий посол Кантакузин заверил в этом руководство Посольского приказа. На переговорах в Стамбуле в этом же убеждал российских дипломатов великий визирь. Реальные поступки турецкого правительства свидетельствовали о его готовности выполнять обязательства. Посольские дела, помимо Посольского приказа, контролировал также боярин князь Черкасский, доводившийся двоюродным братом царю. Переговоры с дипломатическими агентами Швеции вел лично Черкасский, а не посольский думный дьяк, как это было принято. Так, когда в Москву прибыл шведский гонец де Вержье, Грязев подписал ответную грамоту Боярской думы шведским вельможам от 25 апреля 1633 г. Но сам он едва ли был в курсе дел, с которыми приехал гонец. Думный дьяк даже не участвовал в беседе гонца с князем 8 мая. О целях приезда де Вержье в Посольском приказе не было известно. Шведский агент Руссель, прибывший в Россию в июле 1633 года, послал из Архангельска своего курьера Кайзера, который 11 августа был принят только Черкасским, и в Посольском приказе также не знали, в чем суть его миссии. Но едва ли подобная практика была признаком недоверия лично к Грязеву. В июле 1633 года он лично вручил шведскому дипломату Беренсону в Посольском приказе "беловой" текст ответной грамоты в Стокгольм, хотя это полагалось сделать в присутствии бояр, от имени которых грамота была послана. Грязев также составлял тайный наказ и письма от имени царя и патриарха султану и великому визирю, отправленные с посольством Дашкова и Сомова. Стиль работы Грязева отличался некоторыми особенностями. Он уделял больше, чем его предшественники и преемники, внимания разбору текущих дел, организационных и иных второстепенных вопросов. Обычно эти обязанности исполнял второй дьяк Матюшкин, подпись которого стояла на грамотах и памятях, адресованных другим ведомствам, воеводам и посольствам. Грязев в большинстве случаев сам подписывал такие документы. В июле 1633 года международная обстановка стала приобретать неблагоприятный для России характер. Крымский хан по сговору с поляками послал в набег на русские земли своего сына Мубарек Гирея. Этот поход носил главным образом грабительские цели. Поэтому татары сами выступили с предложением переговоров. Мубарек Гирей из-под осажденного им города Дедилова 5 августа 1633 г. направил в Москву своего гонца, которого 16 августа дьяки принимали в Посольском приказе. Гонец заявил о намерении хана соблюдать мир при условии выплаты ему увеличенных поминков. 10 сентября, когда посланник Гирея был в Посольском приказе на отпуске, дьяки объявили о готовности царя платить, но в прежнем количестве. Уже 28 августа в Крым поехали русские посланники Анисимов и Акинфиев. Они должны были добиваться, чтобы хан повторно принес присягу о соблюдении мира и чтобы был освобожден без выкупа весь полон или хотя бы его часть. Но на успех этой миссии в Посольском приказе не очень надеялись. 27 августа 1633 г. вслед за Дашковым в Турцию были направлены подьячий Лазаревский и толмач Кучин. Письма от царя и от патриарха к султану и к великому визирю подписывал Иван Кириллович Грязев, он участвовал в их составлении, но авторство принадлежит Филарету: патриарх лично вписал на полях заверение, что осажденный Смоленск "вскоре возьмут". В наказ вновь было включено требование замены Джанибек Гирея на ханском престоле и безвозмездного освобождения татарами полона. Между тем в Москве стало известно, что надежды на вступление Швеции в войну против Польши не оправдались. Информация, поступавшая от губернатора Лифляндии Шютте, который вел переписку с Черкасским, вселяла уверенность, что условие о союзе останется в силе. Грамота посольству Пушкина по-прежнему предписывала договариваться о подтверждении Столбовского мира и об обязательстве начать войну с Польшей и не заключать сепаратный мир. А уже через день в Москве узнали о том, что посольство покинуло Стокгольм еще в августе. Из Ревеля Пушкин и Горихвостов проинформировали правительство, что Швеция продолжит войну с императором, но не обещает начать войну с Польшей; несмотря на это, шведы настаивают, чтобы Россия мира с польским королем Владиславом IV не заключала. Наконец, в Москву пришла весть с театра военных действий, что Шеин после неудач в боях с королевской армией 25 сентября вынужден был снять осаду Смоленска. 1 октября 1633 г. патриарх Филарет скончался. Руководство правительством перешло к боярину князю Черкасскому. Дальнейшие события показывают, что князь Иван Борисович к этому времени разошелся со своим дядей во взглядах на перспективы войны и, соответственно, на задачи дипломатии. Уже 5 октября вдогон за Лазаревским был послан толмач Дедяков, с поручением передать приказ о возвращении и взять у него грамоты, предназначенные для посольства Дашкова. Тогда же было подготовлено посольство в Крым во главе с Дворяниновым и Непейцыным, которое должно было доставить хану поминки за два года. Насколько взгляды Ивана Кирилловича Грязева совпадали со взглядами нового главы правительства, судить трудно, но теперь думный дьяк единолично редактировал посольские наказы. Впрочем, решение вопросов внешней политики 29 января 1634 г. было вынесено на обсуждение Земского собора. Собор открылся речью Грязева. 8 ноября 1633 г. к Шеину был направлен курьер Сычев с приказом предложить полякам разменять пленных и именно с этого начать переговоры; кроме того, боярин должен был договариваться о перемирии "до Троицына дня нынешнего 1634 году", а по возможности и на больший срок. Другой курьер, Огибалов 2 декабря повез "образцовый список" условий договора о перемирии и предварительные "статьи" для переговоров полномочных "больших послов". От обсуждения условий "замирения" русское правительство стремилось уклониться, при этом понимая, что Смоленск пока останется за Польшей; думный дьяк вычеркнул в тексте наказа вопрос о том, что его судьбу решат "большие послы". Король Владислав IV изъявил готовность вести переговоры. В Москву прибыл его посол Воронец, который 14 января 1634 г. был "в ответе" у Черкасского и Грязева. Одновременно в польский лагерь к гетману Казановскому и смоленскому воеводе Гонсевскому был послан толмач Иевлев с поручением взять "опасные грамоты" для русского посольства, и уже 21 января он привез их в Москву. В январе 1634 года Посольский приказ готовил миссию Горихвостова и Спиридонова, которые были направлены к Казановскому и Гонсевскому для предварительного обсуждения условий мирного договора. Посланники вернулись в столицу 10 марта 1634 г. В это же время в Москве снарядили очередное посольство в Стамбул, которое возглавили Коробьин и дьяк Матвеев. Посольство отправилось в путь вместе с турецким послом Алей-агой только 28 февраля. Армия Шеина под Смоленском уже капитулировала, но послам не разрешалось сообщать об этом в Турции, наоборот, они должны были утверждать, что Смоленск еще в осаде, а на помощь Шеину готовятся полки Черкасского и Пожарского. Заменить хана уже не требовали. Только высказывалось пожелание, что если султан все-таки сместит Джанибек Гирея, то пусть не назначает его преемником Шагин Гирея, который России "никоторого добра не делал, а делал всякое дурно", и что от него "вперед опричь дурна никоторого добра не будет". Грязев вычеркнул из письма султану условие об обязательстве "на общих наших недругов на польского короля и на всех поляков стояти за один: и рати своих на них ныне послать". Отношения с Крымом были временно урегулированы: 20 декабря 1633 г. хан принес предложение о мире; крымцы согласились на прежнюю цену "поминков". В мае 1634 года начался русско-польский посольский съезд на реке Поляновке, а уже 5 июня был подписан Поляновский мирный договор с Речью Посполитой, завершивший Смоленскую войну. Грязев ненадолго пережил заключение мира. Он умер 18 июня 1634 г. А.Л. Ордин-Нащокин Он был одним из виднейших государственных деятелей неспокойного XVII века. Незаурядный дипломат, специалист по военному делу, энергичный администратор, организатор почты, экономист - таким вошел в историю России Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Далеко не случайно англичанин Коллинс, врач царя Алексея, называл Нащокина великим политиком, который не уступит ни одному из европейских министров. Сам же Афанасий Лаврентьевич любил говаривать: "Какое нам дело до иноземных обычаев, их платье не по нас, а наше не по них". Родился он приблизительно в 1605 году в Пскове в семье небогатого помещика. Детство прошло в Опочке. Юноша получил хорошее по тем временам образование, знал математику, изучил немецкий и латинский языки. С 1622 года нес военную службу на псковской земле. В середине 1630-х годов обосновался в Пскове, завел дом, женился на дочери псковского дворянина Василия Колобова. Участвовал в городской жизни, стал доверенным лицом местных воевод, сумел установить контакты с представителями царского двора. На энергичного человека обратили внимание и с начала 1640-х годов стали привлекать к дипломатической деятельности. В 1642 году Ордин-Нащокин ездил на шведскую границу для осмотра и исправления ее, а также для принятия, на основании Столбовского договора, пограничных земель, вероломно захваченных шведами. Уже в ту пору об Ордине-Нащокине говорили, что он "знает немецкое дело и немецкие нравы". Внимательное наблюдение за иноземными порядками и привычка сравнивать их с отечественными сделали его ревностным поклонником Западной Европы и жестоким критиком отечественного быта. Он первый провозгласил, что "доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов". После него остался ряд бумаг, служебных донесений, записок или докладов царю по разным политическим вопросам. Это очень любопытные документы для характеристики как самого Ордина-Нащокина, так и преобразовательного движения его времени. Недаром даже враги признавали, что Афанасий умел "слагательно" писать. У него было и другое, еще более редкое, качество – тонкий, цепкий и ёмкий ум, умевший быстро схватывать данное положение и комбинировать по-своему условия минуты. Нащокин был одним из редких дипломатов, обладающих дипломатической совестливостью - качеством, с которым и тогда неохотно мирилась дипломатия. Он ничего не хотел делать без правды: "Лучше воистину принять злому животу моему конец и вовеки свободну быть, нежели противно правды делати". Современники отмечали: "Это был смелый, самоуверенный человек, знавший себе цену, но при этом заботливый и доброжелательный к управляемым, с деятельным и деловым умом; во всем и прежде всего он имел в виду государственный интерес, общее благо. Он не успокаивался на рутине, всюду зорко подмечал недостатки существующего порядка, верно соображал средства для их устранения, чутко угадывал задачи, стоявшие на очереди. Обладая сильным практическим смыслом, он не ставил далеких целей, слишком широких задач. Умея найтись в разнообразных сферах деятельности, он старается устроить всякое дело, пользуясь наличными средствами". Во время русско-шведской войны 1656-1658 годов он был друйским воеводой, показал себя талантливым полководцем и дипломатом. Участвовал в походе на Динабург, в штурме Витебска, самолично руководил штурмом Дриссы. Одновременно заключил договор с курляндским герцогом Иаковом, признавшим покровительство России. В 1658 году пожалован в думные дворяне и назначен шацким наместником. Царь хвалит его за то, что "он алчных кормит, жаждущих поит, нагих одевает, до ратных людей ласков, а ворам не спускает". Ордин-Нащокин на личном опыте убедился, что в армии нужно проводить коренные реформы, чтобы повысить ее боеспособность. Он предложил ввести рекрутские наборы, увеличить стрелецкое войско, резко сократить малоспособную дворянскую конницу за счет создания новых конных и пеших полков. Тогда эти мероприятия были прогрессивными. Современники отмечали: "Ордин-Нащокин вечно на все ропщет, всем недоволен: правительственными учреждениями и приказными обычаями, военным устройством, нравами и понятиями общества. Его симпатии и антипатии, мало разделяемые другими, создавали ему неловкое, двусмысленное положение в московском обществе". В 1658 году при активной роли Ордина-Нащокина было заключено перемирие со Швецией. За Россией сохранялись многие земли в Ливонии. В 1665-1667 годах он служил воеводой в Пскове. Стремился развивать промыслы, наладить производство селитры и солеварение. Об этом сохранилась переписка окольничего Ордина-Нащокина с царем. Он провел также ряд реформ городского управления, ввел элементы выборности. "Крепкое устроение градцкое во Пскове, - писал он, - необходимо для того, чтобы и внутренние обиды минули". Всем еще было памятно восстание городской бедноты под руководством Гаврилы Демидова в 1650 году. Как только Афанасий Лаврентьевич принял воеводские дела, то сразу же приблизил к себе наиболее энергичных людей, написал так называемые три "памяти", датированные 24 марта, 3 и 7 апреля 1665 года, и передал их для обсуждения в земскую избу. "Памяти" эти и составили "17 статей" псковской реформы, принятой горожанами в августе. В то же время воевода участвовал в переговорах с Речью Посполитой. Переговоры проходили успешно. Афанасий Лаврентьевич был искусным дипломатом, умел пойти на некоторые уступки, чтобы добиться успеха в главном. Заключение Андрусовского мира в 1667 году явилось несомненным достижением русской дипломатии. После этого Ордина-Нащокина пожаловали званием ближнего боярина и дворецкого. Он получил в управление Посольский приказ с титулом "царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель", то есть стал канцлером Московского государства. Это новое наименование сменило прежнее старинное звание «министра иностранных дел» Русского государства - думный дьяк и печатник. Царь Алексей Михайлович, заметив, что дьяки – начальники Посольского приказа часто вынуждены угождать родовитым боярам, хотя в государственном отношении являются, по сути дела, второй после царя персоной в администрации, решил повысить их статус, во-первых, дав им боярское достоинство и, во-вторых, изменив их титул и наименование должности. Позже А.Л.Ордин-Нащекину были вверены также Смоленский разряд, Малороссийский приказ, чети Новгородская, Галицкая и Владимирская и некоторые другие отдельные управления. В период руководства Посольским приказом Ордин-Нащокин значительно активизировал внешнюю политику России. Он выступал сторонником союза с Речью Посполитой для борьбы со Швецией за выход к Балтийскому морю и для отражения турецкой агрессии. Вдумчивый и находчивый, он иногда выводил из терпения иноземных дипломатов, с которыми вел переговоры, и они ему же пеняли за трудность иметь с ним дело: не пропустит ни малейшего промаха, никакой непоследовательности в дипломатической диалектике. Сейчас подденет и поставит в тупик оплошного или близорукого противника, отравит ему чистые намерения, самим же им внушенные, за что однажды пеняли ему польские комиссары, с ним переговаривавшиеся. Многими талантами обладал Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Он глубоко интересовался экономикой страны, способствовал развитию промышленности. Немало сделал по развитию внешней торговли. Создавал торговые компании, устраивал торговые дворы. Организовал металлообрабатывающую, кожевенную, бумажную и стеклодувную мануфактуры. При нем в России усилилась торговля шелком. Взгляды Ордина-Нащокина на торговлю нашли свое отражение в Новоторговом уставе, который он разработал в 1667 году. Устав всячески поощрял развитие торговли. Заботами канцлера были созданы судоверфи на Западной Двине и на Оке, в селе Дединове. Он всегда был уверен в необходимости страны иметь выход к морю, которое бороздили бы суда русского флота. Главный дипломат Московского государства интересовался и садоводством. И не просто интересовался, а немало сделал, чтобы улучшать и распространять его по стране. "На государственные дела, - писал он, - подобает мысленные очеса устремлять беспорочным и избранным людям к расширению государства со всех сторон, а это есть дело одного Посольского приказа". С именем Ордина-Нащокина связано и учреждение в 1666 году международной почты. Установилась почтовая связь с Польшей и Курляндией. Из Москвы в Вильнюс и Ригу и обратно стала регулярно доставляться корреспонденция. Причем торговый маршрут на Ригу проходил через Псков. В 1669 году вместо ямской гоньбы наладилась более надежная почтовая связь Москвы с Киевом, а затем с Архангельском и Сибирью. При Ордине-Нащокине улучшилась информация о европейских делах. Все более или менее заметные события становились известными Посольскому приказу в Москве из "вестовых писем" и иностранных газет. По почтовой связи русское правительство получало из-за границы более сорока газет на немецком, голландском, французском, польском, шведском и итальянском языках. На основе сведений, полученных из газет и "вестовых писем", составлялись "куранты" - первые русские рукописные газеты. "Куранты" писались на нескольких склеенных листах бумаги, иногда длиною в несколько метров. Современники отмечали, что Ордин-Нащокин был тверд в своих убеждениях, постоянно деятелен и совершенно неподкупен, вел постоянную борьбу с канцелярской рутиной и противниками-боярами, которым не по нутру были нововведения. Один его современник, поляк, отмечал, что заключение Андрусовского мира "воздвигает Нащокину благороднейший памятник в сердцах потомков". Если внимательно вдуматься в суть реформ, которые проводил глава Посольского приказа в различных областях русской жизни, и оценить его постоянное стремление вывести страну из отсталости, твердо укрепиться на берегах Балтийского моря, то станет ясно, что его деятельность во многом предвосхитила реформы Петра I. Но у самого Нащокина было много недоброжелателей. "Думным людям никому не надобен я, не надобны такие великие государственные дела... У таких дел пристойно быть из ближних бояр: и роды великие, и друзей много, во всем пространный смысл иметь и жить умеют; отдаю тебе, великому государю, мое крестное целование, за собою держать не смею по недостатку умишка моего". Последние восемь лет жизни Афанасий Лаврентьевич провел под Псковом, в Крыпецком монастыре. В 1672 году он постригся в монахи и получил монашеское имя Антоний. Только однажды, за год до смерти, к нему в монастырь прибыли гонцы от царя с просьбой принять участие в переговорах с поляками. Пришлось отцу Антонию сменить монашеское одеяние на золототканый камзол дипломата и снова стать Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным. Выполнив царское поручение, он вернулся обратно в монастырь, где и умер в 1680 году. А.С. Матвеев О нем всегда ходило множество легенд: любимец царя Алексея Михайловича, западник, открывший перед богобоязненным царем православным все соблазны европейского быта. Завзятый театрал, познакомивший московский двор с невиданным до тех пор искусством. Меломан, державший на западный манер большой музыкальный ансамбль. Библиофил с немалой библиотекой на разных языках. Муж англичанки, не признававшей теремного распорядка жизни, выходившей к гостям и спокойно ведшей беседу среди мужчин. Все это об одном человеке - Артамоне Сергеевиче Матвееве. Родился он в 1625 году. За услуги, оказанные отцом его в бытность послом у турецкого султана Магомета IV и персидского шаха Аббаса II, принят Артамон был в 13 лет в действительную службу между жившими в Москве боярскими детьми. Благодаря своим дарованиям и характеру скоро стал известен. В 16 лет Михаил Федорович удостоил его причислить ко двору с чином стряпчего, в 17 лет пожалован стрелецким головою. При вступлении царя Алексея на престол был пожалован в стольники и полковники. В 1669 г. заведовал Малороссийским приказом, но вскоре царь снова пожаловал своего любимца титулом думного дворянина - и приблизил к себе, сделав комнатным дворянином. Но по службе он продвигался постепенно и за большие дела - Матвеев отличился и в военном деле, и в гражданском, и в посольском. Возвращаясь из Львова, русское войско было постигнуто холодом и голодом. Командующий Бутурлин, бросив орудия, отправился в Москву, а Матвеев, поддерживая дух солдат, довез все в полной сохранности. Находясь под начальством Трубецкого, при поражении Матвеев отводными маневрами спас полки от гибели. На дипломатической службе он добился еще большего: договор с крымскими татарами и размен пленных; три раза ездил послом в Малороссию, уговаривая Украину перейти в российское подданство и отвлекая от союза со Швецией, и в результате ему это удалось. После смерти Хмельницкого он поддержал гетманство, в 1657 г. раскрыл измену Выговского и укротил волнения на Украине. 22 февраля 1671 года он был назначен начальником посольской печати. А через три года был пожалован чином боярина и дворецкого с титулом серпуховского наместника. Подавлял восстания в Коломенском, в Путивле, в Переяславле. Приобретая союзников против турецкого султана и крымского хана, Матвеев вовремя сумел отказаться от них, понимая, что союзники были мнимые, и спас Россию от измены. Заключил мирные договоры с Турцией, Крымом, Польшей и Швецией. Проникал в скрытые предприятия держав против России. Раскрыл интриги шведского посла графа Оксеннетирна, желавшего привлечь на свою сторону царский двор. Хорошо разбираясь в церковной литературе, он предостерегал государя от изречений, предосудительных его сану. Он отклонил некоторые статьи Андрусовского договора. В 1674 году Матвеев отправился к китайскому богдыхану в качестве посланника, поручив сочинить описание пути от Тобольска до китайской границы. Из территориальных претензий он хотел присоединить Молдавию и Валахию. Павел Львов писал о нем: "Боярин Матвеев жил в ХVII веке в славные уже Отечества нашего дни, во дни царствования самодержавца Алексея Михайловича. Высокие качества его и дивный опыт, народная к нему любовь, чему нет примера в летописях мира, должно притупить ядовитое жало наших порицателей. Едва поверить можно тому, чтобы один человек исполнил так много дел обществу полезных и совершил столь много подвигов государю своему драгоценных, сколь сделал боярин Матвеев, ежели не удостоверяло так описание жизни его, изданное по соизволению Екатерины Великой. В боярине Матвееве мы найдем и достоинства Сюлли, и достоинства Колберга, и токмо одни похвальные качества кардинала Ришелье. Боярин Матвеев не царствовал по чужим землям для снискания просвещения, нередко мнимого; он не погубил в том идущего времени жизни своя, а посвятил всего себя служению Отечеству, без малейшего преткновения шествуя стезею добродетели по следам предводительствовавшего ему смиренномудрия, достиг он самой высочайшей почести - наперсника и друга царя". Свидетельством тому являются и письменные доказательства и поступки царя Алексея. В одном из писем царь пишет: "Друг мой Сергеевич! Приезжай к нам поскорее; дети мои и я без тебя осиротили. За ними и просмотреть некому, а мне посоветоваться без тебя не с кем". Стремление помочь Родине выйти на мировой уровень владело обоими. Из такой близкой связи вытекает и то, что со своей второй женой, Натальей Кирилловной Нарышкиной, Алексей Михайлович познакомился именно у Матвеева. По западному обычаю все женщины в доме Матвеева принимали гостей вместе с мужчинами. Его жена Евдокия Григорьевна, природная шотландка и бедная родственница близких друзей Матвеева, Нарышкиных, также остались и в присутствии царя. Весь вечер царь присматривался к Наталье Нарышкиной, а потом обещал найти ей жениха. Через неделю он объявил Матвееву, что сам готов жениться на Нарышкиной. Единственное, необходимо было созвать по древнерусскому обычаю 300 девушек из древних боярских родов и выбирать из них невесту царю. После этого царь спокойно женился на боярышне Наталье, что после его смерти привело к вражде двух родов: его первой жены - Милославских и Нарышкиных. Матвеев отличился скромностью жилища, умеренностью во всем, но вместе с тем был дружелюбным и радушным. Иностранец, бывший в это время при дворе, писал про Матвеева: "Комната, в которой живет Матвеев и где он принимает послов, убрана иконами, картинами и часами разных форм, что является большой редкостью, Матвеев ревностный покровитель всего полезного: народ называет его отцом своим; он образованнее всех своих соотечественников, и только он один, вопреки древним обычаям, дозволил сыну своему учиться у иностранцев языку и разным наукам. Этот вельможа, известный своими дарованиями, по всей справедливости достоин истинного счастья". В русской истории можно найти не много примеров, когда боярин пользовался бы такой искренней любовью, какую внушал к себе Артамон Матвеев. Когда он собрался строить себе новый дом, то не мог достать плит нужного размера. В результате ему пришлось отложить строительство нового дома. Простолюдины и купцы не пожалели и понесли к нему могильные плиты с могил своих родственников. Настолько велико было уважение к боярину, и готовность пожертвовать владела всеми. 8 раз Матвеев отвергал их предложение, со слезами умиления на глазах, но отвечал ему народ, что обидится такому пренебрежению. И был выстроен дом Матвеева на надгробных плитах. Львов писал про него: "Боярин Матвеев обращает на себя удивление потомства со всеобщим почтением, что может соделать в своей земле муж ума глубокого и прозорливого, души твердой и великой. Был всегда блюститель истины и верный исполнитель законов; строгий хранитель чистейшего благонравия и взыскательный судья самого себя, как в словах, так и в делах своих, всегда справедлив, скромен, точен, последователен. Находясь при дворе царском, он сохранил свойственную воину умеренность, искренность и простоту в поступках. Он не терпел роскоши, ласкательства, надменности и праздности, коими нередко бывают заражены вельможи и царедворцы, благополучно тунеядствующие и пресчастливо прежде смерти умирающие. Честность его была столь примерна, что и самая зависть долженствовала ей уступить. Спокойствие душевное... было основанием величия добродетели его. Доброта сердца его, верою исполненная, была беспредельна. Он был судьею правосудным и судьею милосердным. В человеколюбии находил свое утешение". Народ любил его во многом из-за того, что он был доступен. Имел малочисленную свиту и был ласков в обхождении. Матвеев, кроме того, был меценатом и много делал для устройства быта в своей стране. Он устроил придворную аптеку, преобразовал питейный двор, построил в Москве три больших каменных здания: Посольский приказ, греческий двор и Гостиный двор. Сберег для казны 182 000 червонцев. Охотно беседовал с учеными иностранцами и покровительствовал им. Содействовал устройству первых театров и нанимал иностранных актеров. Написал три сочинения: "Все Великих московских и всея России самодержцев персоны"; "Избрание и посылка же на Кострому, прием, приход к Москве и венчание на Всероссийское царство царя Михаила Федоровича" и "Избрание в лицах Великих князей и благочестивых государей, Самодержцев Всероссийских, славных в ратных победах, поднесенное царевичу Федору Алексеевичу". К сожалению, все книги утрачены. Матвеев возобновил чеканку монет. Ввел новое обращение к царю - "Ваше величество" и утвердил обычай снимать шапки иностранным послам перед царем. Утвердил выгодные казне заведения. Одну часть доходов употребил на украшение столицы каменными зданиями, другую - в Мастерскую палату и для царского двора, а остальные деньги - на содержание приказов. Один из современников писал: "Он был сановит, имел величественный зрак, черты коего никогда не искажались нелепостью гнева. Пасмурная задумчивость никогда не омрачала его ясного, тихого взора, чистому небу подобного. При всем том он был одарен приятнейшим звуком голоса и сладчайшим красноречием, почерпнутым большей частью из Священного Писания". Посол польского короля отмечал: "Артамон Матвеев - человек обширного ума, говорит хорошо по-латыни, любит читать книги, с восхищением слушает рассказы обо всем, что происходит в Европе". Павел Львов писал: "Был велик без кичливости, величественен без напыщенности, тверд без жестокости, благосерден по непременной склонности к добру, мужественен без суровости". Достохвальное знание своего хозяйства, точное понятие об истинной бережливости всего нужного и умение употребить оное в свое время научило его хозяйству государственному и бережливости казны царской. В 1676 году, после смерти Алексея Михайловича, он был отлучен от двора под видом посылки на воеводство в Сибирь. Был обвинен в колдовстве на царя Федора. В Казани был лишен чинов и имения и заточен в Пустозерский острог, где сидел семь лет. Заговор был начат царевной Софьей и Милославскими с участием Апраксиных. Но Федор, воспитанный Матвеевым, разуверился в наговорах и вернул боярину свободу и честь. Но, вернувшись, Матвеев не застал Федора в живых. Начался кровавый бунт. Выступая на стороне Петра, Матвеев 15 мая 1682 года, на глазах царской семьи, был сброшен с Красного крыльца в Кремле и поднят на колы бунтовавшими стрельцами. За останками своего господина явился крещеный арап, служивший с детства в доме Матвеева. В ответ на вопрос, какую награду он хочет за свое доброе дело, арап попросил лишь об одном: когда наступит его срок, похоронить его подле боярина. Во время своего заточения Матвеев часто писал царю, но его письма не доходили до адресата. Похоронен он был при церкви Святого Николая у Столпа на Покровке. Правнук, граф Николай Петрович Румянцев, соорудил памятник в виде четырехугольного храма с надписью: "В 1682 году, мая 15, в смутное время от бунтовщиков убит шестидесятилетний страдалец Артамон Сергеевич Матвеев, три дня пробыл он в царствующем граде Москве, освободясь из-под стражи, из заточения Пустозерского острога". В.В. Голицын Василий Васильевич Голицын, родившийся в 1643 году, принадлежал к знатному роду, восходящему к великому князю литовскому Гедимину. В роду было немало знаменитостей. Достаточно назвать видного деятеля Смутного времени боярина князя В. В. Голицына, который даже рассматривался в качестве претендента на российский престол. Голицын получил редкое по тому времени образование благодаря стараниям матери, происходившей из рода князей Ромодановских. Начав службу в пятнадцатилетнем возрасте, Голицын долгое время занимал положение царского стольника - прислуживал за государевым столом, сопровождал царя в поездках, участвовал в придворных церемониях и выполнял другие незначительные поручения. Его первые военные назначения были связаны с обострением отношений России с Турцией и Крымом. В 1675 году Василий Васильевич находился с полком на Украине для "бережения городов от прихода турскаго салтана". Жизнь Голицына круто изменилась с приходом к власти молодого царя Федора Алексеевича. 4 мая 1676 года перед Голицыным открылись двери Боярской думы и появилась возможность напрямую влиять на государственные дела. Он возглавил вторую южную армию, прикрывавшую от османского нашествия Киев и Правобережье. Положение на юго-востоке Европы было критическим. Вся тяжесть боевых действий против Османской империи, Крымского ханства и их вассала - Правобережной Украины лежала на России и Левобережной Украине. На возвышение Голицына в это царствование, конечно, повлияло и то, что он заявил себя сторонником родственников царя Милославских. В 1680 году Василий Васильевич отправился на Украину как главнокомандующий всех русско-украинских войск, подчиняющийся непосредственно Боярской думе. Умелой дипломатической деятельностью в крымских владениях, Запорожье, ближайших областях османского владычества князь свел фактические военные действия на нет. Осенью полномочные послы Тяпкин и Зотов начали мирные переговоры в Крыму, увенчавшиеся 13 января 1681 года Бахчисарайским миром. Постепенно Голицын становился влиятельнейшим лицом при дворе. Он сблизился с царевной Софьей Алексеевной. Она еще в годы правления ее брата обратила внимание на Василия как на человека, способного возглавить ее дворцовую партию. Регентство царевны Софьи, при котором Голицын занимал ведущее положение, стало ярким явлением в истории России. 17 мая Голицын стал главой Посольского приказа. Ранее Василий Васильевич ни разу не выезжал с дипломатической миссией за рубеж. Спустя год Голицына пожаловали титулом "царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателя, ближайшего боярина и наместника новгородского". Этот титул до него носил только Ордин-Нащокин, он был равнозначен титулу канцлера. Именно канцлером называли потом Голицына иностранцы. Возглавив внешнеполитическую службу, Василий Васильевич быстро освоил азы дипломатического искусства своего времени. Правда, он унаследовал традиционное для московской дипломатии несколько мелочное внимание к ошибкам противоположной стороны по части протокола. За этим стояло своеобразное представление о престиже государства и о государственных интересах. Современники отмечали, что в "деле, которое касалось Его Царского Величества, он должен был показать твердость и приказал", чтобы неудачное место в грамоте было переписано. Как писал бранденбургский посол Рейер, "у князя была книжечка в 12-ю долю листа, где он особыми маленькими буковками помечал каждый пункт и почти все то, что я ему предлагал. Он дал мне понять через старшего переводчика Гросса, который все переводил, что я должен немного подождать, потому что он должен ответить на предыдущие пункты, и после краткого повторения сказанного мною на аудиенции он от имени Его Царского Величества ответил мне так, что я особенно удивился столь полно готовым выражениям". Русская дипломатия, готовясь к разрешению важнейшей из внешнеполитических проблем - проблемы отношений с Турцией и Крымом, предпринимала попытки обезопасить позиции России на северо-западе. С этой целью в Швецию и Польшу были направлены посольства с предложениями продлить ранее заключенные договоры - Кардисский мир 1661 г. и Андрусовское перемирие 1667 г. Желание западноевропейских дипломатов использовать московитов в своих целях на Балтике было учтено в первую очередь Посольским приказом. Уже осенью 1682 года в столице очутился хорошо подготовленный датский посол Гильденбранд фон Горн. Датчанин и не подозревал, что сама его миссия - заключение секретного военного союза Франции, Дании и Бранденбурга с Россией против Швеции - была подготовлена Посольским приказом с помощью продуманной "утечки информации" в Москве. Витавший по посольским кулуарам слух о том, что противоречия России со Швецией становятся неразрешимыми, возродил старые надежды ряда европейских дворов втянуть Москву в кровопролитную войну со Стокгольмом, чтобы нанести удар по шведской гегемонии русскими руками. Горн обнародовал перед боярской комиссией широкомасштабные планы антишведского союза. Но шведские и особенно активные нидерландские резиденты в Москве так же, как и датчане, имели средства на подкуп толмачей и других лиц. Обеспокоенные "доброжелатели" довели до сведения Стокгольма, что Голицын, видимо, склоняется к союзу с Данией и Францией. Вместо того чтобы устрашить Россию военными приготовлениями, шведское правительство поспешило пойти навстречу Голицыну. Иностранцы, описывая Василия Васильевича Голицына, отдавали должное его выдающимся способностям, знаниям, прекрасным манерам князя, искали его расположения, старались прежде всего узнать мнение русского канцлера по интересующим их вопросам. Князь был сторонником более свободных отношений с иностранцами, чем это было принято раньше. Помимо официальных переговоров и приемов, он вел беседы с дипломатами в неофициальной, домашней обстановке. Дом свой, расположенный в Белом городе между улицами Тверской и Дмитровкой, Голицын устроил на европейский лад и держал всегда открытым. Сам князь, человек начитанный в богословии, истории, философии, астрономии, медицине, был любезным и гостеприимным хозяином, умевшим поддерживать беседу и внимательно выслушивать собеседника. Голицын внимательно изучал учебники и уставы по военному делу, разбирался в технологии оружейного производства. Он свободно говорил на польском и немецком языках, знал греческий и латынь, что позволяло ему легко общаться с представителями различных государств. "Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он хорошо говорит по-латыни и весьма любит беседу с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе", - так характеризовал русского министра французский посланник. Под руководством Голицына Посольский приказ поддерживал отношения со всеми государствами Европы, азиатскими империями и ханствами, тщательно собирал информацию об американских и африканских делах. Переговоры с иностранными дипломатами велись в богато украшенных залах, за большим столом. В конце его садился канцлер, напротив друг друга в креслах располагались гости и хозяева. Канцлер обставлял приемы с должной роскошью. Встречи послов, церемонии вручения верительных грамот поражали приезжих блеском, продуманно демонстрировали богатство и мощь России. Сам Голицын отнюдь не желал уступать первым министрам могущественнейших европейских государств ни во внешнем виде, ни в обращении. Гардероб включал более ста костюмов из драгоценных тканей, украшенных алмазами, рубинами, изумрудами, вышитых жемчугом, затканных золотым и серебряным шитьем. Расточительность окупалась впечатлением, производимым на партнеров по переговорам. Французский иезуит писал: "Этот первый министр, происходивший из знаменитого рода, без сомнения, был самый достойный вельможа при дворе московском. Он любил иностранцев, особенно французов, потому что благородные наклонности, которые он в них заметил, совпадали с его собственными; вот почему его упрекали, что у него и сердце такое же французское, как и имя". В 1685 году в Москве были получены грамоты маньчжурского императора, содержавшие как территориальные претензии, так и предложение переговоров. В связи с этим Посольский приказ составил справку о предыдущих сношениях с империей Цин. В конце года было решено направить в Приамурье "великое и полномочное посольство, имевшее целью заключить договор о мире, открытии торговли и установлении границы..." Тогда же в Пекин выехали гонцы с известием об этом решении. Голицын был "деятельным участником организации посольства" во главе с Головиным. Послам готовили не только документы. Из Москвы были взяты "парадный шатер с полами в футляре", иконы, "ковер золотный... штандарт, лохань да рукомой золоченые..." Само же посольство к пограничным властям на Амуре было отправлено в начале 1686 года. Заключив вечный мир, Россия тем самым вступала в Священную лигу и начинала войну против Османской империи и Крымского ханства. В конце 1686 года русские и казацкие отряды начали боевые действия против Османской империи и Крыма на всем протяжении границы. Крымские походы 1687 и 1689 годов обычно рассматриваются как крупные неудачи Голицына. Действительно, летом 1687 года подготовка к походу затянулась, армия главнокомандующего Голицына и гетмана Самойловича выступила поздно и вынуждена была уйти из безводных, выжженных крымчаками степей, так и не достигнув Перекопа. Спешно вернувшись в Москву, Голицын использовал все средства для укрепления международного положения рассыпающейся Священной лиги. Его послы в Париже, Мадриде, Лондоне, Берлине, Амстердаме, Флоренции, Копенгагене и Стокгольме, имея официальное задание привлекать в Лигу новых членов и собирать средства на "священную войну", на деле должны были продлить хрупкий европейский мир. На Украине казаки переизбрали гетмана - им стал сторонник политики Голицына Мазепа. Различными средствами князь сумел стабилизировать свое положение при московском дворе. Второй поход на Крым в 1689 году тоже закончился неудачей. Полки Голицына и Мазепы с трудом дошли до Перекопа и повернули вспять. Тем не менее свою роль в войне Россия исполнила: 150-тысячное войско крымских татар было задержано в Крыму, и это дало возможность Священной лиге значительно потеснить турок на европейском театре. После возвращения Голицына из Крымских походов положение его при дворе пошатнулось. Враги Голицына воспользовались его военными неудачами, чтобы обвинить князя в небрежении и получении взятки от крымского хана. Подросший царь Петр начал предъявлять свои права на единоличное управление государством, что вело к неизбежному столкновению Софьи со своим младшим братом. Не поддержав мысль о коронации царевны Софьи, Василий Васильевич еще более осложнил свое положение. Даже в международных делах он ощущал как давление противников Софьи, так и вмешательство ее фаворита Шакловитого, получившего чин думного дворянина и действовавшего в обход Посольского приказа. Незадолго до своего падения Голицын поделился с французским дипломатом де ла Невиллем собственной программой реформ. Он собирался создать регулярное войско, установить постоянные дипломатические представительства за границей, заставить дворянство путешествовать за рубежом и учиться военному делу, отдавать своих детей в специальное училище, предоставить свободу вероисповедания, отменить откупа и монополии, улучшить положение крестьян. Во время переворота в августе 1689 года, свергнувшего царевну Софью, Василий Васильевич играл незначительную роль. Он уехал из Москвы в свое имение, затем вместе с приближенными прибыл к Петру I в Троицу. 9 сентября 1689 года у ворот Троице-Сергиева монастыря Голицыну и его сыну Алексею прочитали приговор. Они были заточены в монастырскую тюрьму, лишились боярских чинов, их имения были конфискованы. В 1693 г. Василий Васильевич был сослан в Пустозерск, в 1696 г. переведен на Мезень, затем в Пинегу. Умер В.В.Голицын в 1713 г., похоронен в 16 км от Холмогор в Богородицком Красногорском монастыре Пинежского уезда. Е.И. Украинцев Выдающийся дипломат и опытный администратор, "один из самых бойких дельцов московских", как писал о нем Соловьев, Емельян Игнатьевич Украинцев происходил из мелкого провинциального дворянского рода, осевшего на южной "Рязанской украине" государства. Прямые предки Украинцева, а также Украинцевы иных ветвей многочисленного рода принадлежали к служилому сословию, участвуя целыми семьями в военных кампаниях российской армии XVI-XVII вв. Многие из них сложили головы на поле брани, в числе последних - отец будущего дипломата, Игнатий Юрьевич, скончавшийся от ран в 1655 во время военных действий против войск Речи Посполитой под Брянском. Его старшему сыну в этот момент вряд ли было более десяти лет. Сейчас трудно сказать, почему Украинцев по достижении совершеннолетия не был поверстан в истинно дворянскую военную службу, как все мужчины его рода, а оказался в штате одного из московских приказов. Так или иначе, впервые имя молодого подьячего упоминается в 1665 г.; спустя семь лет Украинцев переходит на службу в Посольский приказ, ведавший дипломатическими контактами России с ее зарубежными соседями. Сразу по вступлении в должность последовало и первое задание - отправиться гонцом с "вестями" в Стокгольм и Копенгаген. В стенах Посольского приказа, каменные палаты которого находились в Кремле неподалеку от царского дворца, Украинцев провел почти четыре десятилетия. Побывав не единожды с дипломатическими миссиями за рубежом в Голландии, Польше и на Украине, в 1675 г. подьячий повышается в службе до дьяка, коих в приказном штате было всего трое и на плечи которых ложилась основная тяжесть по претворению в жизнь внешнеполитического курса правительства. "А чин строил думной диак Емельян Украинцов, а над ним надсматривал боярин князь Василей Васильевич Голицын", - читаем мы у Соловьева. В 1681 г. Украинцев стал первенствующим в приказной иерархии и в чине думного дьяка вошел в состав Боярской думы. Одновременно Украинцев "сидел" в ряде менее важных приказных ведомств, связанных с Посольским приказом, в частности в Малороссийском приказе. "А ставел ево светейши патриярх со влостьми, а на постонавлени был по указу великого государя боярин князь Юрья Семенович Урусов да с ним думнай дваренин Иван Петрович Кондырев, да думнай дьяк Емельян Украинцев", - пишет Соловьев. Один раз Украинцеву довелось принять участие в военных действиях - в качестве командира полка, сформированного из подьячих, когда в 1689 г. трехсоттысячная русская армия вторично ходила походом на Крым. Командовал ею князь Голицын, с которым Украинцева, похоже, связывала не только служба, поскольку Голицын "ведал" Посольский приказ, но и личные симпатии. Поход был не слишком удачным. Последовало крушение правительства Голицына. Не только его, но и думного дьяка обвиняли в плохом командовании. "Не положи, государь, на меня гневу, что вышеписанное написал к тебе так дерзновенно, потому что подлинно так было; и не затем я пишу, понеже должность моя повелевает здоровье твое, государя моево, во всяких мерах остерегать", - писал Украинцев Голицыну. И все же его высокий профессионализм при всех колебаниях политической конъюнктуры позволял ему оставаться на своем посту, независимо от отношения к нему "сильных мира сего". Не случайно дипломат "пересидел" и время Матвеева-Нарышкина, и Голицына и сохранил свой пост при Петре I, не очень жаловавшем "старые кадры". Невилль писал о нем: "Хотя он был одною из креатур великого Голицына и всем своим счастьем был обязан ему, бывши первоначально простым писарем, но он первый однако ж стал чернить своего благодетеля". Клевета на своего благодетеля, которую Невилль вменяет в вину Украинцеву, находит подтверждение в ответе одного из приближенных Петра Украинцеву, относящемся к первым месяцам после дворцового переворота 1689 г., из которого явствует, что именно Украинцев подсказал Нарышкиным отнять у опального князя его "карл". Помощь, оказанная Украинцевым организаторам розыска по делу о Федоре Шакловитом и его сообщниках, предопределила то, что он не просто сохранил свой пост в Посольском приказе, но и стал после переворота его фактическим главой - при формальном руководстве со стороны боярина Нарышкина. Заслуги Украинцева были оценены очень высоко. Трижды, в 1687, 1693 и 1701 гг. его жаловали крупными земельными угодьями (в третьем случае - целой подмосковной волостью с селом и несколькими деревнями). Один из весьма состоятельных москвичей, думный дьяк владел в столице двумя каменными палатами, одни из которых, в Хохловском переулке, сохранились и сегодня. Не имея собственных детей (дочь Украинцева скончалась ребенком), он умело опекал многочисленных двоюродных братьев и племянников, протежируя их на службу у "государева двора". Думный дьяк был и историографом многочисленного рода Украинцевых, тщательно собирая документы и сведения от родственников о службах предков. Составленная им "родословная скаска" отличается внушительным объемом и редкостной полнотой. "Звездным часом" в дипломатической карьере Украинцева стала миссия в Константинополь 1699-1700 гг., завершившаяся подписанием 30-летнего перемирия с Турцией. Задача отличалась редкостной сложностью. В 1696 г. русская армия под командованием Петра I захватила турецкую крепость Азов; впервые обретенный Россией форпост на море было решено превратить в базу первого русского морского флота. На верфях Воронежа развернулись беспрецедентные по масштабам работы, обещавшие сделать вскоре Россию могучим соперником Турции не только на Черном и Азовском морях, но и в Средиземноморье. "Великие государи, - говорил Украинцев, - хотят в это дело вступить не для того только, чтоб помочь цесарю римскому или королю польскому; если вечные неприятели церкви божией, турки и татары, теперь осилят цесаря и короля польского и приневолят их к миру, то потом встанут войною и на нас; на мир надеяться нечего: они привыкли мир разрывать; тогда к ним и польский король пристанет, и ему помощь подадут настоящие его союзники - цесарь, папа и республика венецианская". Но уже в ходе Великого посольства 1697-1698 гг. Петр убедился в необходимости смены внешнеполитического курса. Более перспективной теперь виделась активизация в Балтийском регионе, сулившем прямой морской выход в Европу. Однако для начала военных действий против Швеции надлежало обеспечить мир на юге, сохранив с минимальными потерями завоеванное. Отправлению Великого посольства предшествовала большая подготовительная работа в Посольском приказе во главе с Украинцевым: составлялись подробные наказы с изложением правил поведения и дипломатического церемониала в духе старомосковской дипломатии, заготавливались проездные и верющие грамоты, другие документы. В помощь посольству был подобран большой справочный материал: 33 переплетенные книги с копиями статейных списков целого ряда прежних российских посольств, начиная с посольства к папе римскому в 1580-1581 гг. В книгах подробно описывались дипломатические связи России с теми странами, куда направлялось то или иное посольство. К подготовке посольства привлекались и хорошо образованные молодые люди, преимущественно из привилегированного сословия, со знанием европейских языков. Задачу возложили на опытнейшего в Посольском приказе думного дьяка Украинцева и дьяка Чередеева, "чрезвычайных посланников к его султанову величеству". Прибытие миссии в Константинополь было обставлено беспрецедентно. Посланники приплыли на берега Босфора на российском военном судне "Крепость", недавно построенном для Азовского флота. Под салют корабельных орудий, давших понять туркам, что теперь они имеют дело отнюдь не с прежней, "сухопутной" Россией, начались долгие и непростые 11-месячные переговоры. Историк Костомаров так напишет об этом: "Украинцев, по наказу своего государя, ходатайствовал о преимуществах православных греков, относительно святых мест. Это был первый шаг к тому заступничеству за турецких христиан, которое потом так часто повторялось в русской истории и служило поводом к столкновениям с Турцией. На этот раз турки отклонили вмешательство России, объяснивши, что вопрос этот относится к внутренним делам, до которых нет чужим дела, но дозволили русским богомольцам посещать священные места". Результаты усилий Украинцева превзошли все самые радужные надежды Москвы: Россия сохранила за собой основные завоевания, в первую очередь Азов, и право иметь там собственный военный флот. Не дожидаясь окончательного подписания итоговых документов, думный дьяк отправил в Москву с долгожданным известием одного из дворян посольской свиты. По получении депеши в России немедленно начались приготовления к осеннему походу на шведскую крепость Нарву - страна стояла накануне начала Северной войны, ставшей своего рода рубежом во внешней политике петровской эпохи. Вклад в нее думного дьяка Украинцева невозможно переоценить. Заключением мирного договора с Турцией миссия не ограничилась. В это время в Константинополе проживал один из самых замечательных лидеров греческой церкви, патриарх Иерусалимский Досифей, верный друг России на Балканах, поддерживавший обширную переписку с Москвой. Ранее, в 1687 г., Досифей был вынужден бежать из Иерусалима: католическое духовенство при поддержке турецкой администрации захватило принадлежавшие православным святые места, лишив греков их исконных святынь. Украинцев неоднократно в неофициальной обстановке встречался с изгнанником. В итоге думный дьяк подал "на салтаново имя" личное ходатайство с просьбой восстановить права греческой церкви и дать возможность Досифею вернуться к своей пастве. В 1701 г. по инициативе думного дьяка с подобной же просьбой к константинопольскому двору обратился и Петр I. В благодарность за усилия и в знак заслуг Украинцева перед греческой церковью думный дьяк получил в подарок от патриарха Досифея драгоценную православную святыню - мощи преп. Марии Египетской. По возвращении в Москву помешенные в специально изготовленную для них серебряную шкатулку мощи до 1707 г. хранились в доме Украинцева, пока не были даны вкладом в храм Московского Сретенского монастыря. Ныне шкатулка-мощевик находится в коллекциях Государственного Исторического музея. В следующем, 1708 г. Украинцева ждала последняя в его жизни посольская миссия - в Венгрию для налаживания отношений с князем Ракоци. Похоже, дипломат был серьезно болен, но заменить его было некем. Там, вдали от родины, думный дьяк скончался в Эгере, где и был погребен. Петр I В период 1695-1699 гг. единого главы внешнеполитического ведомства как такового не существовало. Работой Посольского приказа с 1689 г. в качестве и.о., а в 1697-1699 гг. – в качестве начальника руководил Е.И.Украинцев, вторым начальником в отсутствие царя в России становился боярин Лев Кириллович Нарышкин (он же во время отсутствия Ф.А.Головина управлял Посольским приказом и Коллегией с 1702 г. до своей смерти в 1705 г.). С апреля 1699 г. до февраля 1700 г. управляющим посольскими делами и последним администратором Посольского приказа был Федор Алексеевич Головин. Однако фактически в эти годы Петр I, как некогда князья до XIV в., взял непосредственно в свои руки общее руководство внешней политикой, ее координацию. Его помощниками в этом были: - Ф.Я.Лефорт (по западноевропейским делам, по переписке и переводу с западноевропейских языков); - Ф.А.Головин (общие, административные, финансовые, хозяйственные и протокольные вопросы); - П.И.Возницын (Ближний Восток, Турция, Балканы, Польша, Прибалтика – соседи). "Великое посольство" 1697 г. было в истории дипломатии очень знаменательным событием. Необычность этого события была, прежде всего, в том, что впервые в Европу отправился русский царь собственной персоной. Официальная часть состояла в "подтверждении дружбы, любви для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов Господних, салтана Турецкого, хана крымского и других бусурманских орд". Но это было лишь официальное назначение "великого посольства". Сам Петр I, как отмечает доктор философских наук Константин Долгов, указывал на три цели: 1) увидеть политическую жизнь в Европе; 2) найти союзников; 3) изучить морское дело. Морское дело занимало Петра особенно сильно. Он поставил задачу изучить кораблестроение и кораблевождение в Англии и Голландии. Около полугода Петр сам проработал на верфях Саардама и Амстердама. Посольство посетило Польшу, Пруссию, Голландию, Англию, Австрию. В ходе переговоров выяснилось, что шансов на заключение союзов в Европе для войны с Турцией нет: Европа стояла у порога войны за испанское наследство. Это исключало возможность продолжения войны России с Турцией, однако в этих условиях можно было начать войну за выход к Балтийскому морю, потому что Швеция в сложившейся обстановке не могла рассчитывать на поддержку ни одной из крупных стран Европы. Василий Осипович Ключевский писал: "Простой токарь Нартов, 20 лет проживший при Петре, вспоминал о нем после: "Хотя нет более Петра Великого с нами, однако дух его в душах наших живет, и мы, имевшие счастие находиться при сем монархе, умрем верными ему и горячую любовь нашу к земному богу погребем вместе с собою". Россия решила попытаться привлечь на свою сторону Польшу и Данию, у которых были серьезные противоречия со Швецией в Прибалтике. Особенно важна была позиция Польши, в которой в это время происходила борьба в связи с выбором нового короля. Наибольшие возможности для сближения Польши и России открывала победа саксонского курфюрста Августа. Дипломатическая и военная помощь, оказанная ему Россией, способствовала его победе на выборах и утверждению на польском престоле. В итоге Россия в войне со Швецией имела союзниками Речь Посполитую, Саксонию и Данию - союзников, правда, ненадежных и незаинтересованных в укреплении России. Канцлер граф Головкин писал: "Вашими неусыпными трудами и руковождением мы из тьмы неведения на феатр славы всего света и, тако рещи, из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены". Но начинать войну со Швецией до заключения мира с Турцией было нельзя, т.к. это создавало реальную угрозу ведения войны на два фронта. 13 июля 1700 г. В Константинополе мир был всё-таки заключен. По его условиям Азов и часть азовского побережья, на котором строился Таганрог, отходили России. Успеху мирных переговоров в немалой степени способствовало то, что русское посольство, возглавляемое Украинцевым, неожиданно для турецких властей прибыло в Стамбул на 46-пушечном фрегате. С точки зрения достижения конкретных внешнеполитических задач, поставленных перед "великим посольством", оно завершилось неудачей. Однако по своим реальным практическим последствиям оно имело поистине историческое значение, прежде всего для отношений между Россией и европейскими странами. Петр ехал в Европу с решимостью направить свою страну по западному пути. На протяжении веков изолированное и замкнутое старое Московское государство теперь должно было догнать Европу и открыть себя Европе. Один из младших и даровитейших сотрудников Петра - Неплюев, получив в Константинополе, где он был резидентом, известие о смерти преобразователя, отметил в своих записках: "Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут". Ф.А. Головин Федор Алексеевич Головин происходил из старинного боярского рода, известного в России более четырех столетий. Его отец служил воеводой в Тобольске, с 1681 г. возглавлял Ямской приказ - ведал внутренними сообщениями и перевозками в государстве. Сын по государственным заслугам со временем превзошел отца. Федор Алексеевич имел статную и величественную внешность, своими знаниями, умом и способностями выделялся из среды современников. Являясь ближайшим помощником Петра I во многих государственных и военных делах, Головин первым был удостоен высшей государственной награды - ордена святого Андрея Первозванного, чинов генерал-фельдмаршала, генерал-адмирала и звания графа. В детские и юношеские годы Федор Головин получил отличное для того времени образование в доме отца и, как знатный дворянин, с молодых лет начал службу при высочайшем дворе. Он был в числе тех приближенных к царю Алексею Михайловичу лиц, которым тот завещал беречь царевича Петра как зеницу ока. В 1682 г. Головин оберегал 10-летнего Петра во время бунта стрельцов, приведшего к власти правительницу Софью, сестру юного царя. В число видных государственных деятелей Федор Алексеевич выдвинулся в 1686-1689 гг., когда в качестве великого посла и наместника Сибири он вел переговоры с Китаем. Вполне вероятно, что направление Головина с миссией на далекий Восток имело и оборотную сторону - желание Софьи удалить из столицы очевидного сторонника Петра. Переговоры с Китаем завершились подписанием Нерчинского договора, впервые определившего границы между двумя государствами. Вернувшись в Москву уже после заключения Софьи в монастырь, Головин с радостью был встречен Петром и вскоре пожалован в генерал-кригскомиссары. Обязанности генерал-кригскомиссара были подобны должности военного министра: он отвечал за комплектование армии и ее снабжение всеми необходимыми материальными средствами. Вместе с Лефортом Федор Алексеевич помогал царю укрепить его власть и приступить к государственным и военным преобразованиям. В 1696 г. Головин был привлечен царем к военно-морским делам: во время второго Азовского похода он прикрывал с моря русские войска, осаждавшие Азов, бывший тогда турецкой крепостью. После взятия Азова Федор Алексеевич участвовал в торжественном въезде в Москву, был награжден золотой медалью, кубком, вотчиной под Орлом. В следующем году он вместе с Лефортом и Меншиковым сопровождал Петра в первой поездке в Западную Европу. Головин фактически провел всю черновую работу по подготовке Великого посольства. Кроме представительства и переговоров за границей он занимался приглашением иностранных моряков и мастеров на службу в русском флоте, закупал для кораблей пушки, парусину, якоря, компасы и др. Во время возвращения Великого посольства в Россию Головин первым из бояр сбрил себе бороду. С собой он вез большой багаж; кроме того, через Архангельск он отправил 31 ящик с "полезными вещами". После подавления стрелецкого бунта царь наградил своего верного помощника и советчика специально выбитой серебряной медалью с изображением на одной стороне портрета Головина, на другой - фамильного герба с латинской надписью: "И советом и мужеством"; а учредив орден святого Андрея Первозванного, весной 1699 г. пожаловал Федора Алексеевича первым награждением этим орденом. Вскоре Головин был возведен в чин генерал-адмирала и получил под свое управление Воинский морской приказ, заведовавший комплектованием личного состава флота. Создав первый в России флот - Азовский, Петр I в августе 1699 г. совершил с ним учебный поход в Керченский пролив, при этом командующим флотом он назначил Федора Алексеевича. Одновременно в Керчь на 46-пушечном корабле "Крепость" был доставлен русский посол в Турции Украинцев, получивший задание выведать у османов: "мир ли хотят делать или войну". Одновременно с военно-морскими делами Головин исполнял другие важнейшие должности - главы дипломатического ведомства, начальника Ямского приказа, управляющего Малороссией и многими городами Великороссии, наместника Сибири. Его умная распорядительность простиралась необыкновенно далеко. Зная и поддерживая замысел Петра - начать войну со Швецией за балтийские берега, Головин как глава дипломатического ведомства настойчиво добивался мира на юге - с Турцией. 8 августа 1700 г. курьер из Константинополя сообщил о заключении мирного договора с Оттоманской Портой, а 19 августа Петр I объявил войну Швеции. В этот же день он произвел своего канцлера в чин генерал-фельдмаршала и назначил предводителем новонабранной 45-тысячной армии для войны со Швецией. Как можно видеть, в эти дни Федор Алексеевич - второе "я" Петра. Соловьев отмечал: "на первом плане русский человек Головин, превосходивший всех русских людей своею бывалостию". Дойдя с армией до Нарвы, Головин организовал осаду, но вскоре уехал с царем в Москву для решения срочных дипломатических вопросов. Среди них - подписание договора о военном союзе с Данией и русско-польские переговоры. Благодаря его усилиям польский король Август II обязался содействовать русским войскам в борьбе со шведами в Прибалтике. В 1701 г. Головин был поставлен во главе основанной в Москве, в Сухаревой башне, Навигацкой школы; позже, в 1715 г., на базе навигаторских классов школы, переведенных в Петербург, была создана Морская академия. Федор Алексеевич принимал участие в редактировании первой русской печатной газеты "Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах". В 1702 г. вместе с Петром и Меншиковым он отправился под Нотебург, помогал организовывать осаду этой крепости, взятой штурмом в октябре. Затем содействовал царю в руководстве военными действиями в Ингрии. 16 ноября Головин был возведен в графское достоинство. За первую морскую победу над шведами, одержанную в мае 1703 г. Петром и Меншиковым в устье Невы, Федор Алексеевич возложил на них орден святого Андрея Первозванного. Не оставляя дипломатических дел, Головин в 1703 г. подписал договор с Литвой о совместной борьбе против шведов. По его совету царь отклонил предложение Франции о союзе, поскольку это могло повредить отношениям России с рядом других стран, особенно с Англией и Пруссией. В 1704 г. канцлер вел переговоры с чрезвычайным послом Польши, завершившиеся подписанием нового договора с Речью Посполитой. Помогая Петру в осуществлении плана создания российского флота, Федор Алексеевич оказывал содействие строительству Олонецкой, Кронверкской и Лужской верфей, Адмиралтейства и верфи в Петербурге. С основанием Балтийского флота царь предписал "первому господину адмиралу на него смотреть яко высшему правителю". Заботясь о подготовке отечественных морских кадров, Головин вместе с тем привлекал на русскую морскую службу опытных иностранных офицеров. Наряду с заведованием Посольским, Воинским морским и Ямским приказами Головину было поручено руководство Оружейной, Золотой и Серебряной палатами. Он организовал работу Нерчинских серебряных рудников для увеличения выпуска серебряных монет, ввел гербовый сбор в России. С 1699 г. и до своей кончины Федор Алексеевич фактически был вторым после Петра руководителем внешней политики государства, ревностно и умело отстаивал российские интересы в международных делах, особенно в дипломатической борьбе со Швецией. В его канцлерство был создан институт постоянных русских представителей за рубежом. 15 августа 1704 г. представители польского короля и саксонского курфюрста Августа и представитель Петра Федор Алексеевич Головин подписали соглашение об оборонительном и наступательном союзе против шведского короля: "по силе того союза против короля Свойского до скончания сея войны всеми силами воевать, и друг друга не оставлять, и особливого мира с неприятелем не чинить... Дан в завоеванной крепости Нарве... 1704-го, месяца августа 15-го дня". Перегруженный массой обязанностей, Головин успевал заниматься и вопросами развития морских сил. При основании Балтийского флота адмирал получил обязанность "смотреть на него яко вышнему правителю". Фактически Головин не мог лично много заниматься флотом. Однако, управляя монетным двором, он за 1700-1702 годы увеличил выпуск монеты более чем вдвое; этому способствовало использование серебряной руды, найденной у Нерчинска. Средства от монетного двора шли на содержание и строительство флота. Головин держал под контролем обучение, набор кадров, судостроение. Сохранилась его переписка, из которой следует, что генерал-адмирал следил за постройкой судов на Олонецкой верфи. Понятно, что адмирал имел право с гордостью писать 3 мая 1704 года: "...В кратком времени флот в 20 кораблях и фрегатах состоящий купно с 7 великими галерами и 10 бригантинами на Балтийское море вывесть может и тако ныне неприятельские корабли за столько миль не могут сюда приближаться". С конца 1705 г. Головин занимался заключением дружественного союза с Пруссией, но не успел довершить задуманное. Он скончался 30 июля 1706 г. на пути из Москвы в Киев, в Глухове. Вероятно, организм Федора Алексеевича не выдержал груза всех забот и дел, порученных ему. Но вот что интересно: на могильном памятнике Головину в соборе московского Симонова монастыря написано: "Лета от рождества Христова 1706 года, июля 30 дня, на память Святых Апостол Силы и Силуана, преставился Его Высокографское Превосходительство Федор Алексеевич Головин, римского Государства Граф, Царского Величества Государственный Великий Канцлер и посольских дел Верховный Президент". Историк Скрицкий в своем очерке о Головине упоминает об интереснейшем факте. Оказывается, умерев 30 июля 1706 г., похоронен он был лишь спустя полгода. 5 февраля 1707 г. царь писал Апраксину, назначенному преемником: "Мингер! Писано о погребении Адмирала, и чтоб оное его тело достойному по его чину предать погребению с пушечной на каждой минуте стрельбою и впрочем не ожидая нас". Позднее Петр I более бережно относился к соратникам и не давал никому такого широкого круга обязанностей. После смерти Головина обязанности пришлось распределить между несколькими человеками: никто не мог выполнять их все в одиночку. Английский посол в России Витворт писал в Лондон, что Головин "считается самым честным и самым смышленым человеком во всей России". Федор Алексеевич успешно действовал в духе петровских реформ, когда другие только учились этому. Далеко не случайно Петр I, извещая в письме о его смерти, подписался: "печали исполненный Петр". А.П. Бестужев-Рюмин Граф Бестужев-Рюмин принадлежал к поколению "птенцов гнезда Петрова" - младших современников государя, уже пропитанных духом великих преобразований. Он родился 2 июля 1693 года в Москве в семье известного русского дипломата Петра Михайловича Бестужева-Рюмина. С юных лет Алексей Петрович жил на родине очень мало, учился вместе со старшим братом Михаилом в Копенгагене и Берлине, весьма преуспел в науках, особенно в иностранных языках. В 1712 году Бестужев-Рюмин оказался в составе русской дипломатической делегации на международных переговорах в Утрехте, которыми закончилась война за испанское наследство, а потом, с согласия Петра, поступил на службу при дворе ганноверского курфюрста, ставшего в 1714 году английским королем Георгом I. Молодой русский дворянин, прекрасно воспитанный и образованный, очень понравился королю, и тот направил Бестужева-Рюмина в Санкт-Петербург - известить дружественную ему Россию о своем вступлении на престол. Появление Бестужева-Рюмина в качестве посланника Великобритании обрадовало Петра, ибо это свидетельствовало о сближении молодой России с Западом. С этого момента и начинается дипломатическая карьера Бестужева-Рюмина, который позже становится русским резидентом в Дании. Задатки дипломата были заметны в Алексее Петровиче с ранних лет: он был умен, хладнокровен и расчетлив, хорошо разбирался в европейской политике. При жизни Петра I Бестужев-Рюмин пользовался признательностью и любовью своего государя. Во время пребывания Алексея Петровича в Дании император неоднократно писал ему, а в 1723 г., вызвав на время в Ревель, повесил ему на грудь свой портрет, украшенный бриллиантами. Получив известие о смерти Петра, молодой российский посол с обидой докладывал: "Генерально все здесь о том великую радость восприяли; не только знатные, но и все подлые с радости опилися было". В 1725 году взлет Бестужева приостановился: Меншиков, правивший Россией при императрице Екатерине I, плохо относился к Бестужевым-Рюминым. Мало изменилось положение Алексея Петровича и при Анне Иоанновне: он занимал должности посланников во второстепенных государствах. Однако к середине 1730 годов ему все же удалось найти путь к сердцу тогдашнего негласного правителя России Эрнста Иоганна Бирона, и тот стал покровительствовать Бестужеву-Рюмину. После казни кабинет-министра Артемия Волынского, в лице которого Бирон надеялся найти своего агента в кабинете министров, а нашел врага, Бестужев-Рюмин занял место погибшего вельможи в этом высшем органе управления империей. Произошло это в марте 1740 года. За преданность Бестужева-Рюмина можно было не беспокоиться - тот всегда ставил на сильнейших, а Бирон и был таковым. Уже в октябре, когда умирала Анна Иоанновна, Бестужев-Рюмин усердно содействовал тому, чтобы его покровитель стал регентом при младенце императоре Иоанне Антоновиче, но вскоре вместе с самим Бироном был арестован заговорщиками во главе с Минихом, решившим захватить власть. В итоге Бестужев-Рюмин был брошен в каземат Шлиссельбургской крепости, под допросом дал показания на Бирона, но при первом же удобном случае отказался от всех обвинений в адрес временщика, сославшись на угрозы и плохое содержание в тюрьме. Лишь благодаря заступничеству влиятельных друзей Алексея Петровича казнь была заменена в апреле 1741 г. ссылкой в единственное не конфискованное у него имение в Белозерском уезде. Пережив великое душевное потрясение, Бестужев-Рюмин резко поменял стиль своего поведения. Отныне его действиями стала руководить идея величия и процветания России. В том же 1741 г., вернувшись в Петербург, он принял участие в дворцовом перевороте, возведшем на престол Елизавету Петровну, в 1742-м получил титул графа и был назначен вице-канцлером, а спустя два года - канцлером России. Четырнадцать лет Бестужев-Рюмин фактически самостоятельно определял внешнеполитический курс России. Блестящий дипломат и ловкий царедворец, он сумел добиться полного доверия императрицы Елизаветы, ценившей не только знания и дипломатическое мастерство Алексея Петровича, но и его особую преданность, которую он не раз ей доказывал. Наследие бироновщины, выражавшееся в засилье иностранцев во всех сферах русской действительности, продолжало ощущаться во внешней и внутренней политике государства. Став канцлером, Бестужев в первую очередь положил своей задачей освободить Россию от влияния на политическую жизнь страны иностранцев, имевших достаточно твердые позиции при дворе. Ему удалось добиться высылки французского посланника Шетарди, удаления из России агентов прусского короля - принцессы Цербстской и Брюммера - и запрещения Лестоку вмешиваться в иностранные дела. Став канцлером, он нанес врагам еще один тяжелый удар, доказав в 1748 г. подкупленность Воронцова и Лестока. Воронцов потерял свое прежнее влияние, а Лесток после суда и пытки был сослан в Углич. У Бестужева-Рюмина было множество врагов - в основном идейных, которые стремились повлиять на внешнюю политику России. Самым опасным из них был Фридрих II, прусский король. "Главное условие, условие непременное в нашем деле, - писал Фридрих своему посланнику в Петербург Мардефельду, - это погубить Бестужева, ибо иначе ничего не будет достигнуто. Нам нужно иметь такого министра при русском дворе, который заставлял бы императрицу делать то, что мы хотим". Многие годы Фридрих интриговал против канцлера, подкупал его, но все безуспешно - Бестужев-Рюмин вел ту политику, какую считал нужной. При французском дворе поговаривали: "Бестужев очень плохо себя чувствует. Последние 50 лет. И это не мешает ему морочить всем голову". Ну а сам Алексей Петрович однажды заметил: "Неправду говорят, что я враг Франции. Я готов стать главным другом французской короны. Но это произойдет только тогда, когда они станут учитывать русские интересы". Василий Осипович Ключевский писал позднее: "Канцлер Бестужев приобрел мастерство держаться при дворе Елизаветы, в среде, лишенной всякой нравственной и политической устойчивости. Ум его, весь сотканный из дипломатических конъюнктур, привык додумывать каждую мысль до конца, каждую интригу доплетать до последнего узла, до всевозможных последствий. Раз составив мнение, он проводил его во что бы то ни стало, ничего не жалея и никого не щадя". Бестужев отказывался приезжать в коллегию иностранных дел, заявляя: "Я гораздо больше у себя дома, нежели сидя в коллегии, нужнейших дел исправлять могу". В течение нескольких лет пришлось добиваться Вольтеру позволения написать историю Петра Великого. Бестужев, распоряжавшийся официальной документацией и архивными материалами, насмешника Вольтера не жаловал, считал такое сочинение политически опасным для Российской монархии и долго противился просьбам исследователя снабдить его необходимыми документами. Столь же тщетны были и ухищрения французской дипломатии. Особенно неудачно действовал против Бестужева-Рюмина французский посол маркиз де ла Шетарди. В немалой степени благодаря ему Бестужев-Рюмин занял пост вице-канцлера: любезный Алексей Петрович внушил доверие влиятельному при дворе Елизаветы французу, и тот понадеялся сделать его "ручным". Но этого не произошло: уже первая попытка Шетарди прибегнуть к помощи вице-канцлера, чтобы заключить на выгодных для Швеции - союзницы Франции условиях мир с Россией в 1742 году потерпела неудачу: Бестужев-Рюмин не слушался Версаля и не смотрел в сторону Стокгольма. Более того, вскрывая и расшифровывая переписку французского посла, он сумел собрать против него такой разоблачительный материал, что императрица изгнала своего французского друга из России в 24 часа. Сила канцлера, по мнению раздосадованных неудачами пруссаков и французов, состояла в том, что он получал взятки от англичан и австрийцев, саксонцев и других дипломатов. Бестужев-Рюмин действительно не чурался мздоимства. Но это была половина правды. Вся правда состояла в том, что канцлер не брал денег у противников своей политической линии. В многочисленных докладах, записках, письмах Бестужева-Рюмина не раз излагалась концепция внешней политики России, которую он называл "системой Петра Великого". Она признавала важность для России трех союзов - с Англией, Саксонией и Австрией. Общность долговременных интересов должна быть главным и неизменным в политике России - так считал Бестужев-Рюмин. Англия и ее союзница Голландия нужны России для торговли, Саксония, чей владетель был польским королем, - для контроля за Польшей, а близость с Австрией продиктована и "польской проблемой", и "турецкими делами", и борьбой с Пруссией за влияние над Германией. Такое направление внешней политики дочь Петра Великого поддерживала, ибо, несмотря на ветреность и легкомыслие, она свято верила в сохранение начал политики отца как гарантию незыблемости своей власти. В этом-то и заключалась причина столь прочного положения Бестужева-Рюмина при дворе. Один из современников писал, что Бестужев изучал императрицу, как науку. Граф точно определял, когда нужно подойти к императрице с докладом, чтобы заставить ее слушать, а когда лучше удалиться. Он знал, как привлечь внимание Елизаветы, какие детали ей интересны, как незаметно вложить ей в голову нужную идею, а потом развить ее так, чтобы государыня считала эту мысль своей собственной. Зная, что царица бумаги читать не любит, Бестужев приписывал на конверте: "Ея Величеству не токмо наисекретнейшего и важнейшего, но и весьма ужасного содержания". Тут он мог быть уверен - любопытная царица конверт вскроет непременно! Но постепенно канцлер стал утрачивать способность легко разгадывать интриги врагов. В 1756-1757 годах Бестужев-Рюмин с тревогой видел, что здоровье Елизаветы ухудшается, а следовательно, на престол должен был вступить Петр III, не скрывавший своей любви к пруссакам. Единственное спасение для себя канцлер нашел в поддержке его жены, великой княгини Екатерины Алексеевны. Задуманный ими план должен был привести к свержению Петра III и воцарению Екатерины при ведущей роли в управлении самого Бестужева-Рюмина. Однако заговор был быстро раскрыт. Екатерина сумела выкрутиться в личной беседе-допросе с императрицей, Бестужев же, успевший уничтожить компрометирующие его бумаги, был арестован, лишен званий, чинов, орденов и сослан в дальнюю деревню. Интересен приговор по делу Бестужева. Доказательств его государственных преступлений так и не было найдено. Поэтому в манифесте сказано безо всяких ухищрений: если я, великая государыня, самодержица, вольная в своих решениях, наказываю бывшего канцлера Бестужева, то это и есть несомненное свидетельство его вины перед государством. Как и в первый раз, он был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в деревню Горетово Можайского уезда. Во время ссылки Бестужев находил утешение в чтении Священного Писания и духовных книг. Плодом его благочестивых размышлений стала книга "Избранные из Священного Писания изречения во утешение всякого невинно претерпевающего христианина". Она была издана в 1763 г. на русском, немецком и французском языках, а в 1764 г. переведена на шведский. Сам Бестужев однажды заметил: "Мне бы хотелось, чтобы о моих делах судили потомки, а не современники." Его вернули в столицу, когда на трон взошла Екатерина. По приказу императрицы его дело пересмотрели, и 31 августа 1762 г. Алексей Петрович был торжественным указом оправдан. Вернувшись ко двору, он вновь занял первенствующее положение среди вельмож, получил чин генерала-фельдмаршала, однако не смог вернуть себе прежнее влияние. Вплоть до своей смерти он более не играл никакой роли в политике, лишь изредка давая Екатерине II советы по иностранным делам. Императрица уже нашла новых, более молодых сподвижников... М.И. Воронцов Его секретарь Фавье писал о нем: "Этот человек хороших нравов, трезвый, воздержанный, ласковый, приветливый, вежливый, гуманный, холодной наружности, но простой и скромный. Его вообще мало расположены считать умным, но ему нельзя отказать в природном рассудке". Юношей он получил по тому времени неплохое домашнее образование, а в четырнадцатилетнем возрасте был удостоен своего первого звания - пажа; спустя два года он - камер-паж, с 1735 года - камер-юнкер при дворе цесаревны Елизаветы Петровны и вскоре становится ее секретарем; последнее обстоятельство и предопределило его дальнейшую судьбу. Михаил Воронцов всегда пользовался абсолютным доверием дочери Петра I. Более того, он был посвящен в тайну задуманного заговора против правительницы Анны Леопольдовны. Спустя пять дней после успешного дворцового переворота Михаил Илларионович был пожалован в действительные камергеры и ему был присвоен чин генерал-майора. Между тем влияние Михаила Илларионовича на внешнеполитические дела становилось определяющим, и это обстоятельство не могло не побудить иностранные дворы обратить на него особое внимание. Фридрих II пожаловал Воронцову орден Черного Орла, в 1743 году польский король Август III наградил Воронцова орденом Белого Орла, а годом позже он был возведен в графское достоинство Священной Римской империи. Тогда же ему было позволено пользоваться этим титулом в России. В 1744 году граф Воронцов, несмотря на то что, по утверждению некоторых современников, не отличался выдающимися дарованиями, назначается вице-канцлером, и ему присваивается звание действительного статского советника. В 1746 году граф Михаил Илларионович под стандартным в таких случаях предлогом "поправления здоровья" на два года отправляется в вынужденное путешествие по Германии, Италии, Франции и Голландии. Возвратившись из длительного вояжа, Воронцов приступает к исполнению своей должности вице-канцлера. В 1751 году "за усердие в пользу отечества" награждается высшим российским орденом Святого Андрея Первозванного. Воронцову понадобилось несколько лет, чтобы оклеветать в глазах Елизаветы Петровны и добиться свержения своего заклятого врага - графа Бестужева-Рюмина. Наконец-то сбылась его вожделенная мечта - он становится канцлером. В кратковременное царствование Петра III Михаил Илларионович пользовался особой милостью императора. При восшествии на престол Екатерины II, к удивлению многих влиятельных сановников, Воронцов еще какое-то время продолжал исполнять те же обязанности канцлера, хотя и не пользовался прежним влиянием - Екатерина II не любила Воронцовых, поскольку не могла им простить верноподданническую службу Петру III. В бытность свою канцлером при Елизавете Петровне, а затем и при Петре III Воронцов придерживался политики союза с Австрией против Турции, слыл пруссофилом и по указанию Петра III проводил курс на сближение России с Фридрихом II. Участвовал в заключении трактата между Россией и Швецией о возобновлении оборонного союза на 12 лет. В 1760 году был подписан Акт присоединения России к трактату, заключенному между Австрией и Францией, а спустя два года - Трактат между Россией и Пруссией о вечном мире. Перед тем, как присягнуть Екатерине II, канцлер Воронцов торопится просить императрицу "о милостивом увольнении от настоящего чина и пожаловать великодушно освободить меня от всех моих дел, дабы я мог досталъную жизнь мою в тишине и покое препроводить и скончать". Опытный царедворец не мог не знать, что неприсягнувший вообще не имел права претендовать на какую-либо службу. Екатерина II от всех его дел не освободила, правда, ненадолго. На коронацию Екатерину II в Москву в числе других вельмож сопровождал и Воронцов. Возвратившись в Петербург, Михаил Илларионович начинает уверенно заниматься не только европейскими делами, но его интересуют и восточные, в частности русско-турецкие отношения. Турция давно привлекала его внимание. Еще в 1744 году, узнав, что правители Османской империи продолжают всемерно противиться допуску российских дипломатов в Тавриду, поручает резиденту в Стамбуле Неплюеву всячески добиваться права России иметь консула в Крыму, поскольку даже расположенная за тридевять земель от полуострова Франция уже обладала таким правом. Однако это предложение было отвергнуто турками прямо с порога. И, как в связи с этим с горечью докладывал Неплюев в Коллегию иностранных дел, на министерских конференциях в Стамбуле в таких случаях дальше обычных сентенций великого визиря, вроде того, что "совместной дружбе надлежит быть так чистой, как двум зеркалам, чтоб между ними никакой тени не было", дело не шло. Положение дел в Крыму продолжало вызывать озабоченность петербургского двора и в дальнейшем. В одной из поданных канцлером в этой связи записок Екатерине II в начальный период ее царствования особо подчеркивалось, что Турция, кроме всего прочего, может также вредить России и через крымских ханов. Причем на будущее время для Российского государства надобно желать, чтобы приобретение полуострова Крым, или устья Дона, или какого-нибудь места, удобного для содержания флота на Черном море, "доставить себе на оном твердое основание", а тамошнюю коммерцию обратить в свою пользу и "оную распространить с полуденной стороны Европы". В одном из своих докладов императрице канцлер Воронцов подчеркивал: "По такому важному внутреннему усмотрению Порты Оттоманской, целость и сохранение ее зависит от воинских трудов и подвигов, которыми политическое тело ее крепнет и питает свои нервы, от долговременного же покоя приходит она не только в изнеможение, но и подвергается конечному разрушению". Пройдет 20 лет, и все поймут правильность рассуждений канцлера Воронцова о Крыме и намерениях турецких правителей. Именно графу удалось впервые четко и подробно обосновать насущную необходимость для России в интересах собственной безопасности присоединить Крым к империи. Спустя год после воцарения Екатерины II Воронцов почувствовал, что при дворе к нему стали относиться с каким-то подчеркнутым безразличием, и он решает в создавшейся обстановке поступить точно также, как он это сделал в 1746 году, - снова на время отправиться для поправления здоровья в чужие края. И уже 4 августа 1763 года последовал указ сенату следующего содержания: "Канцлер наш граф Воронцов представляет Нам, что он по слабости здоровья не в состоянии больше нести трудов звания своего, ежели переменою воздуха или целительными водами не воспользуется, и для того просил Нас всеподданнейше о увольнении его с фамилиею по крайней мере на два года в чужие край". Отпуск предоставлялся Екатериной II с сохранением канцлерской должности. Не успел граф Воронцов покинуть Петербург, как в Коллегии иностранных дел появился опытный дипломат граф Панин, которому суждено было стать одним из ближайших сподвижников Екатерины II. А Михаил Илларионович 8 сентября 17бЗ года из Данцига по пути в Италию писал в Лондон своему племяннику о внешнеполитическом ведомстве: "В Коллегии иностранных дел ежедневное упражнение происходит, подобно большой поварне, на которой огонь и стряпня никогда не перестают". 7 октября 1763 года Екатерина II подписала именной указ о назначении Панина первоприсутствующим Коллегии иностранных дел: "По теперешним небезтрудным обстоятельствам рассудили мы за благо во время отсутствия нашего канцлера препоручить Вам исправление и производство всех иностранной Коллегии дел, чего ради и повелеваем Вам до возвращения канцлера присутствовать в оной Коллегии старшим членом..." Почувствовав неладное, Воронцов решает досрочно возвратиться в Северную столицу. Узнав о таком намерении графа, императрица отдала князю Голицыну распоряжение: "Я желаю, чтобы вы по прибытии сюда канцлера, которое вскоре воспоследовать имеет, внушили ему, что как не совершился еще срок дозволенного ему па два года увольнения, то я желаю, чтоб он и дела и министров чужестранных оставил господину Панину; польза дел моих требует, чтобы он согласовал в том желаниям моим". Фактически это означало отставку графа Воронцова. 29 апреля 1765 года императрица в качестве отступного пожаловала Михаилу Илларионовичу 50 тысяч рублей в награждение. Воронцов к дипломатической деятельности больше не возвращался. И как несколько позднее подметила наблюдательная племянница графа, Екатерина Романовна Дашкова, в российской столице все делается волею императрицы и переваривается господином Паниным" Сам же граф Воронцов так попытался подытожить свое канцлерство: "Финансы же мои столь плохи и малы, что я почти ничего выгодного сделать не могу и ныне искусством вижу, какая разница быть канцлером честным и бескорыстным, или, в том же чине состоять быть богатым, а не добродетельным". В то же время "бескорыстие" и "добродетельность" Воронцова вызывали у императрицы большие сомнения. Известно было, что граф одно время пытался заняться торговыми делами и в 1757 году вместе с графом Шуваловым и генерал-прокурором Глебовым выхлопотал привилегию на исключительный отпуск из Архангельского и Онежского портов льняного семени, но в этом предприятии потерпел неудачу. В то же время, Михаил Илларионович интересовался научными изысканиями, выписывал много книг за границей, которые положили начало известной воронцовской библиотеки. Среди книжного собрания имелось много работ с дарственными надписями. Так, саксонский министр при петербургском дворе граф Брюлъ подарил графу Воронцову роскошное издание гравюр его картинной галереи. Стараниями Михаила Илларионовича было сохранено много важных документов, которые позднее составили знаменитый архив Воронцова, изданный Бартеневым в 40 книгах. Воронцов был известен своей дружбой с Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Великий ученый обращался к канцлеру зачастую с просьбой о "важном заступлении и предательстве". Граф, в свою очередь, проявлял интерес к его научным трудам, помогал деньгами. Еще в марте 1753 года Ломоносов писал Воронцову: "Непременная вашего сиятельства ко мне чрез долгое время без всяких моих заслуг милость толь мне чувствительна, что я никогда не могу иначе об вас вспомнить, как бы сын об истинном своем отце должен вспомнить". Екатерина II Принцесса София-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская, ставшая императрицей Екатериной Алексеевной, должна была показать и доказать, что иных интересов, кроме российских, для нее не существует. И всем своим правлением, в первую очередь ведением внешних дел, она это продемонстрировала: никаких особых отношений с родиной, с Германией, ни в политике, ни в жизни, ни в быту. Переписка с немецкими владетелями велась исключительно по-французски. Полный разрыв с родственниками - ни один из них не приглашался в Петербург. Сама Екатерина за 52 года пребывания в России ни разу не пересекала ее границ. Она отказалась от модного тогда обычая брать в услужение иностранцев - только россияне! Дипломатам, русским по происхождению, она предписала составлять депеши на родном языке. Российская внешняя политика при Екатерине вновь обрела присущий ей при Петре динамизм, утраченный было при его незадачливых преемниках, и импульс исходил от государыни, обладавшей способностью стратегического мышления, целеустремленностью, силой воли, упорством, отмечает доктор исторических наук Анатолий Игнатьев. Известный русский историк Сергей Федорович Платонов писал: "Если бы в конце царствования Екатерины встал из гроба московский дипломат XVI или XVII в., то он бы почувствовал себя вполне удовлетворенным, так как увидел бы решенными удовлетворительно все вопросы внешней политики, которые так волновали его современников". Вслед за Петром I Екатерина считала, что Россия должна занимать активную позицию на мировой арене, вести наступательную политику. Вступив на престол, она разорвала заключенный Петром III союзный договор с Пруссией. Благодаря ее усилиям был восстановлен на курляндском престоле герцог Бирон. В 1763-м, опираясь на поддержку Пруссии, Россия добилась избрания своего ставленника Станислава Августа Понятовского на польский трон. Это привело к охлаждению отношений с Австрией, которая, опасаясь чрезмерного усиления России, стала подстрекать Турцию к войне с Российской империей. С самого начала войны появились стратегические преимущества противника - обладание Крымом и господство на море, что позволяло наносить удары в любой точке побережья. Российское командование собиралось прежде всего овладеть выходом из Азовского моря, "дабы зунд Черного моря чрез то заполучить в свои руки и тогда нашим судам способно будет крейсировать до самого Царьградского канала и до устья Дуная". Русский флот обошел всю Европу, явился в Архипелаге, возмутил Морею против турок и одерживал над ними победы. Правда, он не мог, как было предположено, пройти в Черное море, ибо турки укрепили Дарданеллы; но эффект от блестящего морского предприятия получился полный как в Турции, так и в Европе. Не менее блестящи были победы Румянцева, перешедшего даже Дунай, и князя Долгорукого, занявшего весь Крым. Мир 1774 г. дал России берега Черного и Азовского морей и сделал крымского хана независимым от Турции. Результатом этих условий явилось присоединение Крыма в 1783 г. Прусский император Фридрих II писал своему брату Генриху: "Россия - страшное могущество, от которого через полвека будет трепетать вся Европа". Известный русский историк Сергей Федорович Платонов так отзывался о политике Екатерины: "При постоянном воздействии западных держав, при очень сложных политических затруднениях дипломатия Екатерины не всегда могла достигнуть того, к чему стремилась, не всегда ясно сознавала, к чему ей следует стремиться, - словом, терпела неудачи и делала ошибки, но завершила успешным концом вековые стремления нашего племени и, оканчивая решение старых задач, спешила ставить новые, вроде "аккорда" и греческого проекта, не всегда вытекавшие из реальных потребностей времени и народа, но иногда близкие народному делу". Н.И. Панин "Он любил Россию с пламенною и животворною преданностью, которая только тогда существует, когда человек принадлежит стране всеми связями, всеми свойствами своими, порождающими единство интересов и симпатий, в котором сказывается единая любовь к своему отечеству - его прошлому, настоящему и будущему. Только при такой любви и можно доблестно служить стране своей и родному своему народу, сознавая при этом все его недостатки, странности и пороки и борясь с ними насколько возможно и всеми средствами", - Никита Иванович Панин. Он родился 18 сентября 1718 года. Его отец, Иван Васильевич, всю жизнь отдал военной службе и вышел в отставку в чине генерал-поручика. Панин-старший пользовался расположением Петра I, но к числу его ближайших сподвижников не принадлежал, хотя был женат на племяннице знаменитого князя Меншикова Аграфене Васильевне Еверлаковой. Благодаря родству с Меншиковыми Никита Панин еще ребенком был представлен высшему петербургскому обществу, в том числе и великой княгине Елизавете Петровне. Панин проходил службу с самых нижних чинов в привилегированном Конногвардейском полку. В 1740 году из вахмистров конной гвардии его перевели в корнеты. Панин оказался в числе тех гвардейцев, которые помогли Елизавете взойти на престол. Он был пожалован в камер-юнкеры и стал приобретать некоторое влияние при дворе. После того как на него обратила внимание императрица, фаворит Елизаветы граф Шувалов забил тревогу. Молодого Панина срочно отправили посланником в Данию. В Дании Никита Иванович пробыл недолго. В 1746 году шведский король потребовал отозвать из Стокгольма русского посланника. Корфа. Шведским делам в Петербурге в то время придавали очень большое значение, поэтому решение канцлера Бестужева-Рюмина послать в Стокгольм талантливого, но неопытного Панина было неожиданным. В Стокгольме Никита Иванович прожил двенадцать лет. Ему удалось предотвратить назревавший разрыв дипломатических отношений с Швецией, подписав русско-шведскую декларацию о готовности обеих держав охранять торговое мореплавание в Балтийском море и препятствовать появлению британского военного флота на Балтике. В ноябре 1759 года Ее Императорское Величество повелела своему полномочному министру при шведском дворе, камергеру и генерал-поручику Никите Панину на время покинуть Стокгольм по случаю назначения его воспитателем и обер-гофмейстером великого князя Павла Петровича. При дворе Панин быстро стал человеком значительным. Его называли "самым сановитым вельможей империи". Он обладал редкой способностью располагать к себе людей, поэтому у него было много друзей и мало врагов. Он слыл искусным дипломатом и весьма образованным человеком. Панин долго жил в Европе и хорошо знал европейскую культуру, а таких людей в России в то время было немного, и их ценили. В период недолгого правления Петра III Панин выступал за отстранение императора от власти, имея в виду регентство Екатерины Алексеевны до совершеннолетия своего воспитанника, и за ограничение монаршей власти. Петр III не доверял Никите Ивановичу, хотя и пожаловал чином действительного тайного советника и орденом св. Андрея Первозванного. В июньском перевороте 1762 года Панин принял деятельное участие. Екатерина II наградила его за услуги ежегодной пенсией в размере 5 тысяч рублей. Первое время Панин был лишь неофициальным советником императрицы по вопросам внешней политики, и ему пришлось выдержать сильную конкуренцию со своим старым другом Бестужевым-Рюминым. Иностранные послы сообщали своим правительствам об интригах Орлова против Панина, который даже высказал желание отойти от дел. Однако именно Панин 4 октября 1763 года стал старшим членом Иностранной коллегии; в октябре же, после окончательного удаления от дел Бестужева, к нему отошло заведование делами коллегии. Не будучи официально назначен канцлером, он был поставлен, по сути, выше вице-канцлера князя Голицына и в течение почти двух десятков лет оставался главным советником Екатерины II и руководителем русской внешней политики. Панин был креатурой Бестужева, а потому положение его с падением последнего и с переворотом, происшедшим в половине 50-х годов в русской политике (сближение России с Францией, Англо-Прусская конвенция), стало очень трудным. Имея могущественного врага в лице графа Воронцова, заменившего Бестужева, Панин просился неоднократно в отставку, когда неожиданно был назначен (29 июня 1760 года), вместо Бехтеева, воспитателем Павла Петровича. П. сблизился с Екатериной, в особенности по смерти Елизаветы. Петр III, хотя и пожаловал его чином ДТС и орденом Андрея Первозванного, однако же, не доверял ему и всегда держал при нем одного из своих флигель-адъютантов. П. понимал необходимость переворота, но, по словам самой Екатерины, желал его в пользу Павла Петровича. Когда после переворота, в котором П., вместе с Дашковой, очень с ним близкой, принимал живое участие, власть осталась за Екатериной, П. сделал попытку ограничить произвол этой власти, представив Императрице проект учреждения императорского совета и реформы сената. В введении к проекту П. дает резкую критику господствовавшего в управлении произвола ("в производстве дел всегда действовала более сила персон, чем власть мест государственных"), и предлагает учреждение Совета из 6 - 8 членов - министров; все бумаги, которые требуют подписи государя, должны пройти через этот совет и быть контрасигнированы кем-либо из министров. - Сенату проект представляет право "иметь свободность представлять на Высочайшие повеления, если они... могут утеснить законы или благосостояние народа". Проект вызвал со стороны всех лиц, от которых Екатерина потребовала отзывов, опасения, что в нем скрыто стремление к ограничению самодержавной власти - и императрица, сначала колебавшаяся, отвергла его. В письме к Вяземскому она, подразумевая несомненно П. и подозревая его в симпатиях к конституционному правлению, писала "иной думает для того, что он был долго в той или другой земле, то везде по политике той или другой его любимой земли все учреждать должно". Несмотря на эту неудачу, П. не потерял своего положения, благодаря исключительным обстоятельствам вступления Екатерины на престол и своему влиянию на Павла. Всем своим значением П. обязан тому, что он был при наследнике воспитателем; Екатерина, по ее собственным словам, опасалась удалить его. Этой ролью П. объясняется и положение его во все последующее время среди борющихся придворных партий (он всегда должен был бороться против Орловых) и отношения его к императрице, которые никогда не были искренни и хороши. П. до самого последнего времени обвиняли, между прочим, в том, что он намеренно развращал Павла и из своих личных целей содействовал разладу между императрицей и ее сыном; но из записок Порошина видно, что он очень серьезно относился к своей задаче в качестве воспитателя. С именем П. связаны все вопросы внешней политики русского правительства за время от 1762 до 1783 годов. Будучи сначала неофициальным советником императрицы, он в 1763 году, по увольнении в отпуск Воронцова, сделан старшим членом иностранной коллегии. Вскоре затем, по удалении Бестужева, ему было поручено заведывание всеми делами коллегии, хотя канцлером он никогда не был. Разрешение вопросов об отношениях России к государствам северной Европы привело П. к созданию системы так называемого "Северного Союза" или "Северного Аккорда", навлекшей на него обвинение в доктринерстве; Системой этой П. хотел, для возвеличения престижа и значения России, создать вокруг нее союз всех северных держав, для противодействия стремлениям Бурбонской и Габсбургской династий: с этой целью он старался - в общем безуспешно - соединить государства, интересы которых были совершенно противоположны, как например, Пруссию с Англией и Саксонией. Фридрих II, которому нужен был союз только с Россией, мешал осуществлению панинского проекта. При реализации этой системы П. главное свое внимание обратил на отношения к Швеции, причем политика его в этом направлении была очень неудачна: его попытка подчинить Швецию исключительно русскому влиянию и устранить французское стоила России громадных денег и не привела к желанному результату. Как бы ища предлога к вооруженному вмешательству, П. малейшее изменение шведской конституции объявлял предлогом к разрыву; но когда, в 1772 году, Густав III восстановил самодержавие, Россия, занятая турецкой войной, должна была с этим примириться, и дело обошлось без войны с Швецией, особенно благодаря вмешательству Фридриха II. Одновременно с вопросом о "Северном Аккорде" должны были быть разрешены вопросы об отношениях к Польше и Пруссии. С Пруссией П. заключил союз, давший России возможность расширить свое влияние в Польше. До 1772 года П. не был, кажется, столь слепым сторонником Пруссии, каким его выставляли. Польшу он стремился включить, во всем ее объеме, в сферу влияния России и не был склонен делить это влияние, а тем более - саму территорию Польши. Его энергии до известной степени русская политика обязана была возведением на престол Станислава Понятовского; не менее энергично и вполне в согласии с Екатериной П. действовал в диссидентском вопросе, видя в расширении прав диссидентов усиление русского влияния; всех своих требований в этом направлении он не мог, однако, провести. В вопросе об уничтожении liberum veto, П. некоторое время расходился как с Екатериной, так и с Фридрихом, полагая, что усиление Польши может быть только выгодно для России, которая будет иметь в ней полезную союзницу. Но П. не предусмотрел тех осложнений, которыми грозило вмешательство во внутренние дела Польши, и был совершенно неподготовлен к вспыхнувшей в 1768 году войне с Турцией. Эта война весьма неблагоприятно отразилась на его положении; во всех неудачах обвиняли его; он был виновен и в разрыве с Турцией, и в том, что Россия осталась в этой борьбе без союзников. В то же время этой войной воспользовался Фридрих II, чтобы привести к осуществлению давно уже висевший в воздухе проект разделения Польши между Австрией, Россией и Пруссией. Соглашение по этому поводу приводило к концу войну с Турцией, так как устраняло вмешательство Австрии; Турция одна бороться долго не могла. На приобретение части Польши нельзя было смотреть как на победу, так как Австрия и Пруссия получили лучшие части даром. П. упрекали за усиление Пруссии; граф Орлов говорил, что люди, составлявшие раздельный договор, заслуживают смертной казни. С этого времени положение П. становится особенно тяжелым, он оставался сторонником союза с Пруссией, а императрица все более склонялась к Австрии; вместе с тем все более усиливался разлад между ней и Павлом, ближайшим другом и советником которого был П. В 1771 - 72 году особенно сильна была борьба между партиями П. и Орловых. Когда было решено вступление Павла в брак, П. сумел обеспечить за собой влияние на будущую его супругу. Екатерина была очень недовольна этим вмешательством П. в ее семейные дела и воспользовалась женитьбой Павла, чтобы удалить его от должности воспитателя. Она богато одарила П., но с радостью писала (октябрь 1773 года) госпоже Бьелке, что "дом ее очищен". Отношения между Екатериной и обоими братьями Паниными (см. Петр Иванович П.) были очень натянутые; с крайним неудовольствием назначила она Петра П. главнокомандующим против Пугачева. К этому времени относится записанный декабристом М. И. Фонвизиным рассказ о составленном, будто бы Д. И. Фонвизиным, который состоял секретарем П., под руководством самого П., проекте конституции и о заговоре против Екатерины (до нас дошло любопытное введение к этому проекту). После смерти первой жены Павла и после женитьбы его на Марии Феодоровне П. сумел сохранить свое влияние на молодой двор, так что даже родители последней действовали согласно его указаниям; этим влиянием П. пользовался, чтобы сохранить за собой прежнее положение и отстоять союз с Пруссией, срок которому истекал в 1777 году. Воспитанный П., Павел был страстным поклонником Фридриха II. Когда, после тешенского мира Екатерина, окончательно склонилась на сторону Австрии, П. пришлось вступить в борьбу с влиянием Иосифа II, который в конце концов успел сблизиться с великокняжеской четой, предложив выдать сестру Марии Феодоровны за своего племянника, наследника австрийского престола. Екатерина была очень недовольна происками П. против этого брака; об опале его ходили слухи уже в начале 1781 года. В некоторой, мало разъясненной связи находится опала П. и с деятельностью его по вопросу о декларации "вооруженного нейтралитета" и с отношениями его к Потемкину, который, вместе с английским послом Гаррисом, действовал против него. Вопрос о том, кому принадлежит инициатива декларации 1780 года, т. е. П. или Екатерине, остается открытым. В мае 1781 года П. взял отпуск и удалился в пожалованное ему имение Дугино, но в сентябре того же года вернулся в Санкт-Петербург и старался задержать заграничную поездку Павла, которая должна была повлечь за собой еще большее сближение "молодого двора" с Иосифом II. Во время этого заграничного путешествия П. поддерживал переписку с Павлом. В то же время разыгралось известное Бибиковское дело; в перлюстрованных письмах Бибикова к Куракину (близкому родственнику и другу П.), сопровождавшему Павла Петровича, Екатерина прочла жалобы на страдания отечества и "грустное положение всех добромыслящих". Екатерина придавала этому делу большое значение и искала за Бибиковым и Куракиным более важных лиц. По возвращении молодой четы из-за границы, отношения Павла к П. несколько изменились к худшему. 31 марта 1783 года П. умер. Увековечить свою признательность П. Павел мог лишь по смерти Екатерины, воздвигнув ему в 1797 году памятник в церкви св. Магдалины в Павловске. Екатерина, сравнивая в письме к Гримму П. с Орловым, ставит последнего гораздо выше и говорит, что у П. было много крупных недостатков, но он умел их скрывать. П. был одним из образованнейших русских людей своего времени, так что, по отзывам иностранных послов, "походил скорее на немца"; Екатерина называла его энциклопедией. Он интересовался самыми разнообразными вопросами из области государственных знаний и знаком был со многими классическими произведениями философской литературы. На гуманный образ мыслей и строгое чувство законности указывает в красноречивых словах один из наиболее близких к нему людей, знаменитый Фонвизин; о некотором свободомыслии в вопросах веры свидетельствует то, что, при приглашении в законоучители к Павлу Петровичу Платона, Панин больше всего интересовался тем, не суеверен ли он, а в письме к Воронцову, который заболел от постной пищи, говорил, что закон требует не разорения здоровья, а разорения страстей, "еже одними грибами и репой едва ли учинить можно". Панин принадлежал к масонам. О честности и доброте П. и в его время не было двух разных мнений; даже враги уважали его как личность гордую и честную. Из полученных им при вступлении Павла в брак 9000 душ он половину роздал своим секретарям, Фонвизину, Убри и Бакунину. П., по натуре был сибарит, любил хорошо пожить; по словам Безбородко, у него была лучшая поварня в городе; он не был женат, но увлечение женщинами часто ставилось ему в вину (невестой его была умершая от оспы графиня Шереметева). При всей разносторонней деятельности, которую П. приходилось проявлять, он был очень ленив и медлителен: Екатерина говорила, что он умрет когда-нибудь от того, что поторопится. *** Когда Панин вступил в должность старшего члена Коллегии иностранных дел, учреждение это было сравнительно небольшим. Числилось в ней около 260 служащих, из которых 25 находились в Москве. Панин свои "кадры" знал очень хорошо, ценил и, пожалуй, даже гордился ими. В Петербурге внешнеполитические вопросы при Панине решались по отлаженной схеме. Никита Иванович получал корреспонденцию из-за границы и внимательно ее изучал. Отобрав самое важное, он писал на полях свои замечания и предложения и отправлял все это императрице. Екатерина бумаги просматривала и тут же утверждала. Затем в коллегии составлялись рескрипт для отправки послу или иные официальные документы, которые императрица тем же порядком утверждала. Иногда Панин "для выиграния времени" вторично бумаги на утверждение императрице вообще не посылал. Такой порядок ведения внешнеполитических дел сохранялся довольно долго. Особых изменений в него не внесло даже создание в 1769 году Государственного совета, ибо его рекомендации по собственно политическим вопросам определялись в конечном счете мнением Панина и его предварительной договоренностью с Екатериной. Правда, иногда императрица и ее "министр иностранных дел" расходились во мнениях по существенным вопросам. В таких случаях Никита Иванович часто открыто выражал свое недовольство. Он мог, например, подолгу не являться ко двору или, сказавшись больным, демонстративно разъезжать по городу, а все присылаемые бумаги отправлять обратно с надписью "господину вице-канцлеру". С 1763 года Никита Иванович Панин помимо Коллегии иностранных дел руководил еще и Тайной канцелярией, занимавшейся расследованием наиболее серьезных преступлений, в том числе и вопросами контрразведки. Взяв в свои руки внешнюю политику, он быстро стал ее не только формальным, но и фактическим руководителем. Разработка внешней политики - изучение положения, обдумывание дальнейших шагов, подготовка детальных инструкций для русских представителей за границей - все это было сосредоточено в руках Панина. Первым делом ему пришлось решать польский вопрос. После смерти Августа III Екатерина в инструкции своим агентам поставила задачу - добиваться избрания на польский престол Станислава Понятовского, короля, "интересам империи полезного, который бы, кроме нас, ниоткуда никакой надежды в достижении сего достоинства иметь не мог". События в Польше развивались благоприятно для России. После того как сейм постановил выдвигать в кандидаты только поляков, иностранные послы - французский, австрийский, испанский и саксонский - в знак протеста покинули Варшаву. 26 августа 1764 года Коронационный сейм в спокойной обстановке избрал стольника литовского графа Станислава Понятовского королем. Получив сообщение об этом событии, Екатерина написала Панину записку: "Никита Иванович! Поздравляю Вас с королем, которого мы делали. Сей случай наивяще умножает к Вам мою доверенность, понеже я вижу, сколь безошибочны были все Вами взятые меры; о чем я не хотела обойтить показать Вам мое удовольствие..." У Панина были все основания быть довольным. Россия добилась избрания на польский престол своего кандидата, причем так, что и в Польше сохранялось спокойствие, и прочие европейские державы восприняли это событие как должное. Начинала складываться его, Панина, внешняя политическая система. В ее основу легла идея создания Северного союза. Панин считал, что "...самое верное для поддержания в Европе равновесия против союза двух домов: австрийского и бурбонского, заключается в том, чтобы северные державы составляли между собою систему, совершенно независимую. Они гарантируют себя этим от вмешательства во внешние раздоры..." Иными словами, профранцузской коалиции следовало противопоставить союз северных держав - России, Пруссии, Англии, Дании, Швеции и Польши. Необходимо было "единожды навсегда системой вывесть Россию из постоянной зависимости и поставить ее способом общего Северного союза на такой степени, чтоб она как в общих делах знатную часть руководств иметь, так особливо на севере тишину и покой ненарушимо сохранять могла". В Петербурге отдавали себе отчет, что в полной мере осуществить задуманное нереально. Но благодаря идее Северного союза внешняя политика России приобретала программный характер. Действия, предпринимаемые в отдельных странах, увязывались в единое целое. Первым серьезным шагом в деле создания Северной системы можно считать заключение в 1764 году союзного договора между Россией и Пруссией. Фридрих II начал искать пути к сближению сразу же после вступления на престол Екатерины II. В Петербурге к его просьбам относились благосклонно, хотя Панин сознательно откладывал заключение соглашения, стараясь добиться от короля все больших уступок. Наконец, когда России потребовалось активное участие Пруссии в польских делах, договор был подписан. Союз с Пруссией позволил Петербургу влиять на польские дела, сдерживать Турцию, "первенствовать на севере" и "играть первую роль в Европе... без больших затрат со стороны России". Переговоры с Данией оказались для Панина сравнительно легкими. Никита Иванович настоял на том, чтобы в секретных статьях договора Дания взяла на себя обязательства помогать России против Турции и противодействовать французскому влиянию в Швеции. Взамен Дания получила голштинские владения великого князя Павла Петровича. В феврале 1765 года договор был подписан. Затем Панин предпринял энергичные шаги, чтобы склонить и лондонский кабинет к подписанию союзного соглашения. Но ему удалось заключить лишь торговый договор. Англию связывали теперь с Россией и более широкие политические соображения, поскольку у них оказался общий противник - Франция. Своей семьи у Никиты Ивановича никогда не было. В 1768 году Панину приглянулась старшая дочь графа Шереметева Анна. Но буквально накануне венчания Анна вдруг почувствовала себя плохо. Через несколько дней появились признаки страшной болезни - оспы. 27 мая Шереметева умерла. Никита Иванович так и остался холостяком. Домом для него стал великокняжеский двор. С 1780 года началось новое сближение России с Австрией. И уже спустя год Панин, сторонник союза с Пруссией, был уволен в бессрочный отпуск. Лето Никита Иванович провел в своем смоленском имении Дугино, а в конце сентября получил отставку. С этого времени здоровье его резко ухудшилось. Утром 31 марта 1783 года граф скончался. Когда цесаревич, неотлучно дежуривший возле постели Панина, увидел, что жизнь покидает старика, он упал на колени и, плача, прильнул губами к руке своего наставника. Панина похоронили в Александро-Невской лавре, в церкви Благовещения. Траурная процессия оказалась многолюдной, были многие из тех, кто при жизни графа слыл в числе его недругов. Императрица на похороны не пришла. Вяземский написал о нем: "...Граф Панин, хотя и был вполне дипломат и министр иностранных дел, был, однако, Русским не только по характеру и направлению своей политики, но и истинно Русским человеком с головы до ног. Ум его напитан был народными историческими и литературными преданиями. Ничто, касавшееся до России, не было ему чуждо или безразлично. Поэтому и любил он свою родину - не тепленькою любовью, не своекорыстным инстинктом человека на видном месте, любящего страну свою - в силу любви к власти..." И.А. Остерман Иван Андреевич Остерман родился в 1725 году и был младшим сыном вице-канцлера графа Остермана. В пятнадцатилетнем возрасте он значился капитаном лейб-гвардии Преображенского полка, но после ареста отца в 1741 году переводится в том же чине в Троицкий пехотный полк (отец – Остерман Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих), фактический глава внешней политики с 1731 г., 24 ноября 1741 г. был сослан в Сибирь и умер 20 мая 1747 г. в Березове, Югория). На протяжении ряда лет внимание властей к сыновьям опального вице-канцлера не ослабевало, так как было известно, что у Остермана хранилась в голландских банках довольно крупная сумма, получить которую могли либо сам владелец, либо его сыновья. Маркиз де Парелло, сардинский посланник в Петербурге, писал по этому поводу, что императрица Елизавета Петровна "вместо того чтоб сослать в Сибирь Ивана вместе с отцом, выказала притворную умеренность и выхлопотала ныне здравствующему графу Остерману паспорт, необходимый для поездки в Голландию по его делам; но вместе с тем послано было русскому министру при Генеральных штатах приказание уловить минуту, когда он получит свои деньги, и, арестовав его под каким-нибудь благовидным предлогом, выслать в Россию вместе с его деньгами. Возмущенный столь явным предательством, русский посланник, вместо того чтобы исполнить такие варварские приказания, посоветовал молодому путешественнику проследовать далее, не востребовав своих капиталов. Тогда граф Остерман объехал почти всю Европу, преуспевая в изучении нескольких языков, на которых говорит свободно... Между тем его враги утратили свою силу, и лица, которые еще благоволили к нему, нашли средство добиться его назначения кавалером посольства в Париже, где тогда был послом известный Бестужев". На дипломатической службе в Париже Иван Андреевич находился до 1760 года, и, как принято считать, преуспел на этом поприще, ибо тогда же был назначен посланником в Стокгольм, сменив Панина, который вскоре стал идеологом так называемой "Северной системы", а Остерман - проводником этой идеи в Швеции. Северная система, реализацией которой на территории Швеции Остерман занимался 14 лет, должна была стать, как писал Ключевский, "небывалой в Европе международной комбинацией". По проекту Панина северные некатолические государства, включая католическую Польшу, "соединялись для взаимной поддержки для защиты слабых сильными". Северный союз противопоставлялся Южному, в состав которого входили Франция, Австрия и Испания. Костяк Северного союза составляли Россия, Пруссия и Англия, к которым должны были присоединиться Швеция, Дания, Польша и Саксония. Панин рассчитывал "поставить Россию способом общего Северного союза на такой степени, чтобы она как в общих делах знатную часть руководства имела, так, особливо в севере, тишину и покой ненарушимо сохранять могла". Идея Северного союза имела одно очень важное и бесспорное достоинство. Благодаря ей внешняя политика России приобретала последовательность, становились ясно видны задачи и средства их достижения, а действия, предпринимаемые в отдельных странах, увязывались в единое целое, в систему. Задачей русского правительства во время пребывания Остермана в качестве посла в Стокгольме было устранение давно утвердившегося в Швеции влияния Франции, а более широко - недопущение ее политического вмешательства на севере Европы. Учитывая два фактора - близость шведских границ и недружелюбные отношения с Францией, русское правительство имело особенное основание опасаться французского влияния в Швеции и бороться против него. Остерману был направлен рескрипт с подробными инструкциями. Ему предписывалось прежде всего противодействовать установлению самодержавия и добиваться строгого соблюдения шведской конституции 1720 года. Особенно важно было отменить постановление о расширении прав сената, принятое в 1756 году. Русскому посланнику было поручено объяснить всем друзьям России, что императрица от Швеции ничего не желает, кроме нейтралитета. В то же время она приветствует "внутреннее шведской нации приращение и благосостояние" и готова ему содействовать. В отношении королевской семьи необходимо было, не доводя дело до открытого разрыва, постараться отстранить монархов, в особенности королеву, от участия в грядущих политических событиях. Очень хорошо было бы попытаться разорвать франко-шведский союзный договор, но в Петербурге полагали, что это вряд ли возможно. Советник посольства Стахиев в своей депеше от 23 июня 1760 года приводит слова австрийского посланника в Стокгольме Гоеса: "Истребление остатка русских приверженцев, по-видимому, совершится на будущем сейме, если петербургский двор не пришлет сюда познатнее характеров и побогаче собственным капиталом министра, чем Остерман. Панин в каких стесненных обстоятельствах ни находился, однако содержанием хорошего стола приобрел себе любовь не только многих знатных особ, но и вообще большинства здешнего общества, которое сильно об нем жалеет". На это канцлер Воронцов заметил: "Рановременное, весьма тщетное и предерзостное рассуждение о графе Остермане учинено". Действительно, как показали дальнейшие события, Гоес поспешил со своими прогнозами. В августе 1765 года сейм единогласно принял решение упразднить поправки 1756 года к конституции. Все попытки королевской партии и французского посла добиться расширения прав монарха оказались тщетными. Основная задача русской дипломатии была решена, с чем Панин и поздравил императрицу, а та наградила Остермана орденом св. Анны. Иван Андреевич Остерман вступил в должность вице-канцлера в апреле 1775 года, сменив на этом посту князя Голицына. Свое первое впечатление об Остермане как вице-канцлере высказал 28 июля 1775 года Гунинг: "Я не имел иного пути, кроме переговоров с Паниным или с графом Остерманом, выбор, над которым нечего было задумываться, так как последний действует со столь необычайной сдержанностью, опасаясь по недостатку опытности и умения впасть в излишнюю откровенность, что я почти не имел случая говорить с ним о политике, между тем как первый почти ежедневно беседует со мной об американских делах". Получалось, что на высокий пост Остерман был поставлен благодаря счастливой случайности, но он никогда ни у кого не вызывал опасений относительно политических или служебных интриг, поэтому никто не думал о его смещении. Вице-канцлер Остерман после смерти Панина в 1783 году занял его должность. Он стал главноуправляющим Коллегией иностранных дел. В новом качестве Иван Андреевич преимущественно вел дела с иностранными дипломатами, находящимися в России, и благодаря этому они оставили о нем свои многочисленные отзывы. Де Парелло, описавший подробности его назначения вице-канцлером, отмечал, что положение Остермана в коллегии "не особенно блистательно", но он "по крайней мере, достаточно умен, чтобы понимать всю неловкость своего незавидного состояния. Он сетует об этом и оскорбляется настолько, что не может скрывать своего огорчения. Поэтому он всех принимает с дурным расположением духа, изощряется всегда истолковывать в невыгодном смысле все, что ему объясняют, по малейшим поводам дает понять, что ему известно, что уже обращались к другим лицам; но, как в сущности он человек честный, то наконец смягчается и обещает дать ответ по получении повелений от государыни. Обойти его невозможно, несмотря на то, что он занимает свое место только ради наружной представительности и что Остерману любой министр сообщает о своих действиях только для формы, когда дело уже почти доведено до конца". При этом де Парелло добавляет, что "при ближайшем знакомстве с ним можно легко сойтись и, наконец, жить с ним в добром согласии". Многие современники считали, что Остерман был лишь декоративной фигурой. Это был "очень ограниченный, напыщенный сановник, годный лишь для того, чтобы важно носить мундир и внушать почтение на торжественных приемах". Почему же Екатерина Вторая в течение более 20 лет терпела вице-канцлера, не приносящего никакой пользы? Принято считать, что императрица берегла его как "старого сановника, к которому привыкла". Но зачем было ей награждать его сначала орденом св. Владимира I степени в день учреждения ордена, а затем удостаивать высшей награды - ордена св. апостола Андрея Первозванного? Только ли за выслугу лет? И почему уже Павел I возводит 70-летнего старика в канцлеры? Может быть, потому что Остерман "всегда отличался честнейшими правилами и беспредельной преданностью к престолу"? Конечно, всеми иностранными делами управлял в то время не Остерман, а его ближайший помощник князь Безбородко, назначенный в 1784 году "вторым присутствующим членом Коллегии иностранных дел" с трактаментом вице-канцлера. Через его руки шли самые важные дела, а графу Остерману он оставлял "всю ту внешность, так сказать, обрядовую сторону его первенства, которая проявлялась в формальностях". Безбородко пользовался особым расположением императрицы и был для нее человеком не просто полезным, но даже необходимым. Он тоже не жаловал Остермана, писал, что этот "большой глухой, когда за руль брался, худо правил, да и вообще ничего еще не сказал, что бы не мною написано было". В то же время денщик фельдмаршала Суворова вспоминал: "Однажды граф спросил: "Чей это экипаж?". Я, взглянув в окно, доложил: "Графа Остермана!". Фельдмаршал выскочил из-за стола и выбежал на крыльцо так поспешно, что я, находясь ближе его к двери, не мог его предупредить; лакей Остермана только что успел отворить дверцу у кареты, как он вскочил в нее, благодарил Остермана за сделанную ему честь посещением и, поговорив минут десять, простился с ним..." В высшей государственной должности Остерман пробыл менее полугода. В начале апреля 1797 года 72-летний граф Иван Андреевич подал императору всеподданейшее прошение об отставке. На его просьбу 21 апреля Павел I обнародовал рескрипт, в котором говорилось: "С крайним сожалением усмотрел я из письма вашего желание ваше получить увольнение от всех дел по причине болезненных ваших припадков". Остерман был уволен с полным "трактаментом", им получаемым, и, кроме того, ему был подарен серебряный сервиз, находившийся у него "по месту канцлера". Остерман провел последние годы своей жизни в Москве. Кэтрин Вильмот (подруга княгини Е.Р. Дашковой) в своем дневнике записала: "Ныне из приверженцев Екатерины в живых остались лишь граф Остерман и княгиня Дашкова, и, если бы не стены и башни Кремля, в Москве не было бы ничего примечательного, кроме балов и ужинов, которые идут сплошной чередой и прерываются лишь обедами, завтраками, утренниками и игрой в карты". В последние годы Иван Андреевич вел переписку с митрополитом московским Платоном, которого называл своим учителем в старости. Граф посвящал свое время "дружеским с ним беседам", и вместе с братом своим Федором пользовался изустным учением богословия знаменитого сочинителя и проповедника, который собственноручно писал для них в виде уроков свои поучения. А.А. Безбородко Александр Андреевич Безбородко родился 17 марта 1747 года в Малороссии в семье генерального писаря. Как отмечают историки, он получил образование в Киевской духовной академии, хотя документальных подтверждений не сохранилось. В 1765 году он поступил на службу в канцелярию графа Румянцева. Безбородко довольно быстро завоевал доверие начальника и во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов успел проявить себя и храбрым офицером, отличившимся в битвах при Ларге и Кагуле, и способным чиновником - он вел секретную переписку фельдмаршала. В 1775 году по рекомендации Румянцева Безбородко назначили статс-секретарем Екатерины II. "Представляю Вашему Величеству алмаз в коре, - сказал Румянцев императрице. - Ваш ум даст ему цену". Действительно, среди утонченных екатерининских придворных этот "алмаз", доставленный из Малороссии, выглядел грубым провинциалом. Безбородко не говорил по-французски, не был обучен изысканным манерам. Но это не помешало ему сделать блистательную карьеру. В отличие от многих своих предшественников он оставался главным докладчиком императрицы 20 лет. Однажды в разговоре с Безбородко императрица коснулась какого-то закона; он прочел его наизусть, и когда государыня приказала подать книгу, он, не дожидаясь, когда ее принесут, сказал, на какой именно странице напечатаны те самые слова. Уникальная память Безбородко, пожалуй, более всего поражала современников. Комаровский рассказывал, что перед отъездом в Вену великий князь Константин послал его, своего адъютанта, к Безбородко осведомиться, кому и какие подарки надо будет делать при венском дворе. Александр Андреевич стал ему "рассказывать, как будто читал родословную венских вельмож, кто из них чем примечателен, кто и в какое время наиболее оказал услуг двору нашему". Комаровский слушал около часу с большим вниманием и любопытством. Безбородко перечислил всех вельмож, которых им предстояло увидеть. "Потом он сел и написал своею рукой список всех, которым должно дать подарки и какие именно... Граф, конечно, и о прочих дворах имел такие же сведения". При такой памяти Безбородко за два года выучил французский язык, а потом еще немецкий и итальянский. Уверяли, что он владел также латинским и греческим. Официально он ведал прошениями на высочайшее имя, но в действительности ему поручались особо трудные дела самого разного свойства, которые требовали деликатности и такта. Он обладал "редким даром находить средства для благополучного исхода самых щекотливых дел". Главным поприщем Безбородко стала внешняя политика. В России тогда вырабатывалась новая внешнеполитическая доктрина, в основе которой лежал так называемый "Греческий проект", предусматривавший восстановление Византийской империи со столицей в Стамбуле и русским ставленником на троне. Идея эта впервые была сформулирована Безбородко в меморандуме, который он составил и подал в 1780 году императрице. В том же году он сопровождал императрицу при ее свидании с австрийским императором Иосифом II в Могилеве и принимал участие в переговорах о тайном союзном договоре. Во время могилевской поездки Безбородко не только успешно справился со всеми организационными делами, но и проявил немалые дипломатические способности. Эта поездка положила начало его возвышению. Вскоре он был назначен в Государственную коллегию иностранных дел и в Государственный совет, оставшись статс-секретарем императрицы. Безбородко отличался выдающимися способностями в разработке новых дипломатических комбинаций и служил связующим звеном между царицей и коллегией иностранных дел. Никто из сотрудников Екатерины "не мог в труднейших случаях и по какой бы то ни было отрасли государственного управления представить государыне такого ясного доклада... когда императрица давала приказание написать указ, письмо или что-либо подобное, то он уходил в приемную и, по расчету самой большой краткости времени, возвращался и приносил сочинение, написанное с таким изяществом, что ничего не оставалось желать лучшего". В 1780 году Безбородко был причислен к коллегии иностранных дел, а после смерти в 1783 году Панина стал вторым ее членом. В этой должности он и состоял вплоть до кончины Екатерины II. Но поскольку место канцлера все это время оставалось вакантным, то главным исполнителем воли императрицы и ее первым советником в делах внешней политики был именно Безбородко. Ему направляли из-за границы депеши русские послы, с ним вели переговоры иностранные представители в Петербурге, он регулярно докладывал императрице обо всем, что обсуждалось и решалось в коллегии. Приняв деятельное участие в создании системы вооруженного нейтралитета, Безбородко подписал соответствующие конвенции с Голландией, Пруссией, Португалией и Неаполем. В 1770-1780-е годы Екатерина II много работала над новыми законами, и Безбородко активно помогал ей. Законодательные акты того времени, включая те, что издавались от имени императрицы, зачастую были написаны им собственноручно. Безбородко завоевал полное доверие Екатерины. В 1784 году он был пожалован титулом графа, а в 1797-м - светлейшего князя. Шубинский в "Исторических очерках и рассказах" писал: "Политический мир признавал за Екатериной "великое имя в Европе и силу, принадлежащую ей исключительно". В России по отдаленным захолустьям долго помнили и говорили, что в это царствование соседи нас не обижали и наши солдаты побеждали всех и прославились. Это простейшее общее впечатление Безбородко, самый видный дипломат после Панина, выражал в изысканной форме, говоря в конце своей карьеры молодым дипломатам: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела". Александра Андреевича Безбородко всегда волновала оценка его дипломатической деятельности Екатериной. Он ревниво осведомлялся у своего друга президента Коммерц-коллегии графа Воронцова, действительно ли им довольны, "или уже теперь жребий всякого, что никто так не угодит, как Потемкин, который все один знал и умел". Между тем великий визирь Юсуф-паша так отзывался о Безбородко: "Доброжелателен, благоразумен, проницателен и справедлив". Российский уполномоченный постоянно получал из разных источников сведения обо всех перипетиях закулисной борьбы в диване вокруг переговоров. А в нужные моменты, чтобы оказать давление на Порту, генерал Каховский по просьбе Безбородко демонстрировал силу российских войск. Наиболее оживленные споры вызывали две последние статьи договора: "О закубанских народах" и "О денежной компенсации". Екатерина писала Безбородко: "О закубанских народах надо настоять, чтобы в договоре было зафиксировано, что или Порта отвечает за все неустройства и набеги, которые от тех народов могут нам иногда причинены быть, или турки предоставили нам самим право обуздать и усмирить их, не почитая такового наказания за нарушение с нею мирного трактата". Императрица выражала опасение, что требование о денежной компенсации за понесенный Россией ущерб вызовет возражения со стороны Англии и других европейских государств. Окончательное решение этого вопроса она предоставила самому Безбородко, надеясь на его опыт и желание "приобрести выгоды для государства нашего". Руководствуясь этими распоряжениями, Безбородко с блеском завершил переговоры. Создав впечатление, что главное, на чем будет настаивать Россия, это денежная компенсация, он легко добился уступок по вопросу о закубанцах, а когда Порта наконец согласилась, что "она делается ответственной за все беспорядки, могущие произойти от закубанских племен... и обязуется вознаградить из своей казны все убытки, нанесенные корсарами подданным Российской империи", граф торжественно провозгласил: "Поскольку Порта соглашается на артикул мною предложенный, отвращающий разрыв и дальнее пролитие крови, объявляю, что Российская империя не требует никакого денежного удовлетворения и дарует мир многочисленным миллионам людей, населяющих Россию и Османскую империю". Так в торжественной обстановке 29 декабря 1791 года завершились переговоры. Оценивая дипломатическую деятельность Безбородко в Яссах, молодой в то время дипломат Ростопчин с восхищением писал: "Для успеха в самом трудном деле ему стоит только приняться за работу. Он оказал России самую важную услугу, какую только можно было сделать". Возвратившись в марте 1792 года в Петербург, Безбородко встретился с новым фаворитом Екатерины Зубовым. Сначала он избегал вступать в конфликт с дипломатом, тем более что по особо важным государственным делам императрица продолжала обращаться к Безбородко. Но Зубов со временем потянул за собой новых людей. Их всевластие огорчало и раздражало графа, он стал удаляться от дел и жаловался, что "все, что легко и с удовольствием делается, отдается в руки других: всякая дрянь и все, что влечет за собой неприличности, на меня взваливается". Безбородко обратился к императрице с письмом, в котором, напоминая о своих заслугах в урегулировании сложных шведских, русско-турецких и отчасти русско-польских дел и о доверенности государыни в течение 18 лет, заключал: "Если служба моя неугодна, то готов от всего удалиться... готов я, впрочем, всякое трудное и важное препоручение Ваше исправлять, не щадя ни трудов моих, ниже самого себя". Прямого ответа не последовало, но, наградив Безбородко за установление русско-турецкого мира грамотой и деревнями с 4981 душой крепостных, Екатерина дала понять, что по-прежнему считает своего секретаря и советника правой рукой и продолжает полагаться на него во всех важнейших государственных делах. Новая страница в карьере Безбородко открылась с воцарением Павла I. Из всех екатерининских министров его единственного император не только не отправил в отставку, но, наоборот, возвысил: на третий день после кончины матери Павел возвел Безбородко "в первый класс со званием фельдмаршала", к советам его прислушивался и в дальнейшем был беспредельно милостив. При коронации Павла Безбородко, который был ее главным устроителем, был возведен в княжеское достоинство с присвоением титула светлости, получил земли в Орловской и в Воронежской губерниях и право еще на 6 тысяч душ, "где сам выберет". Это породило слухи о том, что Безбородко оказал преемнику Екатерины какие-то особые услуги - возможно, доставил Павлу доверенное ему Екатериной II завещание передать престол внуку Александру в обход сына. Однако документальных подтверждений того, что завещание действительно существовало, а Безбородко выдал его Павлу, нет. А потому загадка особой милости императора к екатерининскому вельможе остается нераскрытой. В 1796 году, "расстроив силы свои 32-летним служением", Безбородко попросил Павла I уволить "от многотрудных занятий", но государь сказал, что "в нем нуждается Отечество". Безбородко вместе с Куракиным принял деятельное участие в составлении и заключении конвенции с мальтийским орденом, за что был награжден бриллиантовой звездой, крестом и орденом Св. Андрея Первозванного. В этом же году Безбородко получил чин канцлера. Когда Павел принял решение занять центральное место в антифранцузском союзе, канцлер Безбородко ревностно трудился над его организацией и упрочением. Он подготовил обширный план действий против революционной Франции. "Надобно же вырасти таким уродом, как французы, - чтобы произвести вещь, какой я не только на своем министерстве, но и на веку своем видеть не чаял, то есть: союз наш с Портою и переход флота нашего через канал, - писал Безбородко графу Воронцову. - Последнему я рад, считая, что наша эскадра пособит общему делу в Средиземном море и сильное даст Англии облегчение управиться с Бонапартом". Дальнейшее развитие событий, которое, вероятно, удивило бы старого канцлера еще больше, ему увидеть не привелось. Он скончался 6 апреля 1799 года. Как-то, подводя итоги царствования Екатерины II, Безбородко выразился так: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без нашего позволения выстрелить не смела". Русские посланники при европейских дворах, а также европейские дипломаты и другие государственные лица, которым привелось общаться с Безбородко, высоко ценили его дипломатические способности, умение быстро и легко решать самые сложные дела. Он был прекрасно осведомлен обо всем, что творилось за пределами России. Михаил Сперанский писал: "В России, в XVIII столетии, было только четыре гения: Меньшиков, Потемкин, Суворов и Безбородко..." Ф.В. Ростопчин Сам о себе он написал так: "В тридцать лет я отказался от танцев, в сорок перестал нравиться прекрасному полу, в пятьдесят - общественному мнению, в шестьдесят перестал думать и обратился в истинного мудреца или эгоиста, что одно и то же". Федор Васильевич Ростопчин родился 12 марта 1763 года в городе Ливны Орловской губернии. В своей знаменитой книге "Мои записки, написанные в десять минут, или Я сам без прикрас" он напишет об этом так: "Я вышел из тьмы и появился на Божий свет. Меня смерили, взвесили, окрестили. Я родился, не ведая зачем, а мои родители благодарили Бога, не зная за что. Меня учили всевозможным вещам и языкам. Будучи нахалом и шарлатаном, мне удавалось иногда прослыть за ученого. Моя голова обратилась в разрозненную библиотеку, от которой у меня сохранился ключ". Согласно преданию, Ростопчины происходили от крымского татарского князя Давыда Рабчака, дальнего потомка Чингисхана. Согласно порядкам того времени, Ростопчин был с раннего детства зачислен в штат гвардейского Преображенского полка и потому уже к двадцатидвухлетнему возрасту имел звание подпоручика. Молодой офицер был умен, талантлив, а главное, обладал огромной жаждой деятельности. Но, не имея знатных покровителей, он был вынужден довольствоваться скромной армейской карьерой. Хотя Ростопчин участвовал в русско-шведской войне 1788-90 гг. и в осаде Очакова во время русско-турецкой войны 1787-91 гг., он не получил даже Георгиевского креста, к которому был представлен за финляндский поход. Однако неожиданно в Яссах судьба свела его с графом Безбородко, прибывшим для проведения мирных переговоров с Османской империей. Ростопчин, принявший непосредственное участие в составлении протоколов, был направлен в Санкт-Петербург с вестью о заключении мира. Это событие положило начало его придворной карьере: 14 февраля 1792 года он получил чин камер-юнкера. Но и при дворе честолюбивый Ростопчин не желал довольствоваться скромными поручениями. В это время он всячески пытался привлечь к себе внимание Екатерины II, не только заслужив характеристику остроумного участника ее салонов, но и женившись на племяннице камер-фрейлины и фаворитки императрицы - Екатерине Петровне Протасовой. Но ни блестящий ум, ни женитьба не способствовали карьере, и отчаявшийся Ростопчин уже хотел уйти в отставку, когда ему снова помог случай. Как камер-юнкер он был должен дежурить при малом дворе великого князя Павла Петровича. Однако другие камер-юнкеры, стремясь угодить императрице, недобросовестно исполняли эту обязанность, часто не выходя на службу к наследнику. Поэтому добросовестный Ростопчин часто оставался замещать своих менее ответственных товарищей, но его терпение имело пределы, и он отправил письмо обер-камергеру Шувалову, в котором в довольно оскорбительной форме отозвался о своих товарищах. Письмо получило огласку и вызвало скандал. Ростопчин был вызван на дуэль несколькими придворными, но императрица успокоила всех, отправив его в деревню. Однако этот случай, разрушив надежды на карьеру, сделал Ростопчина в глазах наследника престола героем. Как он сам напишет позднее: "Никогда не обладая умением владеть своим лицом, я давал волю языку и усвоил дурную привычку думать вслух. Это доставило мне несколько приятных минут и много врагов". Прошло несколько лет, и когда 5 ноября 1796 года по Петербургу разнеслась весть о критическом положении императрицы, Ростопчин был в числе немногих людей, полностью уверенных в своем будущем. С это дня начался его блестящий взлет. Граф Российской империи, Великий канцлер Мальтийского ордена, кавалер многих высших орденов, директор почтового ведомства, первоприсутствующий в коллегии иностранных дел, наконец, богатейший человек России, Ростопчин, рассматриваемый всеми как фаворит, все же не превратился во временщика. Он заметит позднее: "Я был лишен трех великих радостей рода человеческого: кражи, обжорства и гордости". Ростопчин получал жалование третьего присутствующего в коллегии, демонстративно отказался от княжеского титула и от некоторых высших должностей. При дворе своенравного императора, не жалевшего даже своих любимцев, Ростопчин был единственным человеком, не боявшимся высказывать собственное мнение. Однако в остальном граф действовал в духе времени, организовывая интриги, устраняя соперников, и в конце концов сам пал жертвой собственных действий. Он был отправлен в отставку 20 февраля 1801 г., а уже 1 марта Павел I, лишившийся самых верных слуг - Ростопчина и Аракчеева, был убит. Как писал сам Федор Васильевич: "Я не любил глупцов и негодяев, женщин-интриганок, разыгрывающих роль добродетели; на меня неприятно действовала неестественность, я чувствовал жалость к накрашенным мужчинам и напомазанным женщинам, отвращение к крысам, ликерам, метафизике, ревеню; ужас - перед правосудием и бешеными животными". Отношения между отставным вельможей и новым императором не сложились с самого начала. Граф продолжал держаться своих убеждений, и до Александра I дошло его резкое высказывание о поражении русской армии при Аустерлице как Божьей каре за убийство отца. Отрицательно отзывался Ростопчин и об окружении царя, считая придворных тайными якобинцами и выскочками. Особенно враждебно он относился к Сперанскому, открыто обвиняя его в сотрудничестве с французским правительством. Все это привело к тому, что Ростопчин долгое время был вынужден прозябать в своем подмосковном имении Вороново, где он от скуки производил сельскохозяйственные опыты и даже вывел новую породу лошадей. Сам он напишет позднее: "Я всегда любил тесный кружок близких людей, прогулки по лесу. Питал к солнцу чувство невольного боготворения и часто огорчался его закатом. Из цветов больше любил голубой, из еды предпочитал говядину под хреном, из напитков - чистую воду, из зрелищ - комедию и фарс, в мужчинах и женщинах - лица открытые и выразительные. Горбатые обоего пола обладали в моих глазах привлекательностью, для меня самого необъяснимой". Однако деятельный характер требовал более активной жизни, и в эти годы граф начал пробовать себя как публицист. Литературными опытами он занимался и в прежние годы, но именно в это время им были сочинены произведения, прославившие его на всю Россию. В конце 1807 г. вначале без согласия Ростопчина, а позже им самим был издан памфлет "Мысли вслух на Красном крыльце". Книжка эта вызвала необычайный успех и разошлась невероятным по тем временам тиражом в 7000 экземпляров. В "Мыслях вслух..." простым народным языком критиковалось засилье французской культуры среди дворян и показывалась ценность русских традиций. Эффект от памфлета усиливался из-за высокого положения автора. Ростопчиным было опубликовано еще несколько произведений подобной направленности, что сделало его неформальным идеологом антифранцузской партии. Когда Россия оказалась на пороге войны с Наполеоном, Александр I решил приблизить к себе Ростопчина. В начале 1812 года граф приехал в Петербург, а 24 мая был назначен главнокомандующим в Москве, ее военным губернатором. Известие это было с восторгом воспринято москвичами. Ростопчин сразу же развернул активную деятельность. В городе, на который было обращено внимание всей Европы, началась беспримерная по масштабам патриотическая агитация среди простого народа. Знаменитые ростопчинские афиши, призывавшие не бояться неприятеля, пользовались огромной популярностью. В Белокаменной формировались новые полки и самое большое в России ополчение. С приближением русской армии Москва оказалась главной базой ее снабжения оружием и продовольствием. Сам Ростопчин активно вынашивал идею народной битвы у стен древней столицы. Не получая от командования никаких указаний насчет судьбы города, генерал-губернатор начал эвакуацию государственного имущества и учреждений. Участь Москвы была решена без него, граф даже не был приглашен на военный совет 1 сентября. На следующий день русские войска оставили город, и он сразу же загорелся в нескольких местах. Французские власти не без оснований обвинили в поджоге Ростопчина. В пользу этого говорили и показания поджигателей, и ряд документов, и свидетельства очевидцев. Но сам граф отказывался от своего участия в организации грандиозного пожара. Как он сам скажет позднее: "Я был упрям как мул, капризен как кокетка, весел как ребенок, ленив как сурок, деятелен как Бонапарт, - все как вздумается". После ухода неприятельских войск из Москвы, генерал-губернатор занялся восстановлением нормальной жизни. Город постепенно отстраивался, под руководством Ростопчина был составлен план реконструкции. Однако москвичи постепенно забывали свой патриотический подъем лета 1812 г. На смену пришла скорбь об утерянном в огне войны имуществе. Общественное мнение принялось искать виновника своих лишений, и вскоре он был найден - Ростопчин. Ведь именно генерал-губернатор призывал москвичей оставаться в городе, ведь именно он обещал, что город не будет сдан неприятелю, и именно по его приказу поджигались их дома. Окруженный злобой и недоверием Ростопчин пытался найти поддержку в Петербурге, но царь не хотел идти вразрез с общественным мнением, и 30 августа 1814 г. граф был отставлен с поста московского генерал-губернатора. Стремясь поправить здоровье, Ростопчин отправился за границу и встретил там восторженный прием. Европейцы чествовали его как героя, как человека, победившего Наполеона. Даже в парижских театрах останавливались спектакли, когда Ростопчин входил в свою ложу. Окруженный славой, граф вернулся в Россию только в конце 1823 г. Скончался он 18 января 1826 года. В своей книге "Мои записки", впервые опубликованной в парижской газете Temps в 1839 г. и в том же году переведенной на несколько европейских языков, он придумал себе эпитафию: Здесь нашел себе покой, С пресыщенной душой, С сердцем истомленным, С телом изнуренным, Старик, переселившийся сюда. До свиданья, господа! Время не пощадило тех зачатков крепкого хозяйства, которые были заложены Федором Ростопчиным. Больше века славилась ростопчинская порода лошадей, но ее генофонд серьезно пострадал в годы Великой Отечественной войны. Наследники распродали имения. Родовое поместье Козьмодемьяновское перешло к разбогатевшим ливенским крестьянам Адамовым. Однако заложенные здесь Ростопчиным основы земледелия были настолько прочны, что даже в годы советской власти в его бывшем имении был создан... образцовый зерносовхоз. От дворянского гнезда Ростопчиных, от колыбели, где родился и вырос Феденька Ростопчин, осталась лишь кирпичная стена со сторожкой возле ворот и каменный сарай. "Я ожидаю смерти без боязни и без нетерпения. Моя жизнь была плохой мелодрамой с роскошной обстановкой, где я играл героев, тиранов, влюбленных, благородных отцов, но никогда лакеев..." Н.П. Панин "Он был с большими достоинствами, и что его более всего отличало - какая-то благородностъ во всех его поступках и в обращении ко всему внимательность, так что его нельзя было не любить и не почитать: он как будто к себе притягивал". Никита Петрович Панин. Высокообразованный, воспитанный на передовых идеях, как и его дядя, Никита Иванович, он был сторонником конституционной монархии. "Воспитанный умным и просвещенным дядей, граф Панин усвоил свободный его образ мыслей, ненавидел деспотизм и желал не только падения безумного царя, но с этим падением - законосвободные постановления, которые бы ограничивали царское самовластие", - писал декабрист Фонвизин. Племянник незабвенного Никиты Ивановича обласкан при дворе и пользуется расположением императора. В 27 лет Панин едет послом в Берлин, спустя два года, сменив Кочубея, становится вице-канцлером. Граф Завадовский, сообщая о новом назначении Панина своему приятелю Воронцову, в августе 1799 года писал в Лондон: "В Панине довольно делового ума. В своей молодости и между своих сверстников отличается качествами, которые вряд ли и опытность усовершенствуют. Я предвижу в нем способности человека для политической карьеры. В молодости своей имеет приличное зрелому веку прилежание к работе и порядку, довольно знания и смысла и пером владеет изрядно. Благородная амбиция и негибкость духа суть в нем господствующие качества". Сторонник союза с Англией, Панин стремится к созданию сильной коалиции против революционной Франции. Он дружен с английским послом Уитвортом и с известным англофилом Воронцовым, русским послом в Англии. Панин пытается проводить свой внешнеполитический курс, но начавшееся сближение с Францией ставит его в незавидное положение. Записка Панина по внешнеполитическим вопросам от 11 сентября 1800 года не докладывается Ростопчиным императору и сдается в архив. Его попытка действовать самостоятельно приводит Павла в ярость. "Сказать графу Панину, чтоб меньше говорил с иностранными министрами и что он не что иное, как инструмент", - писал он в именном повелении в феврале 1800 года. Сам Панин, жалуясь на свое положение, писал Воронцову: "Я погибаю... Мы здесь точно рабы на галерах. Я стараюсь держаться против течения, но силы мне изменяют, и стремительный поток, вероятно, скоро унесет меня в какую-нибудь отдаленную деревню". Еще до приезда Панина в Петербург в конце 1799 года существовал "важный дружеский треугольник" - Уитворт, Кочубей, Воронцов, настроенный против Павла I и проводимой им политики. После отставки Кочубея его место в буквальном и переносном смысле занял вице-канцлер Панин. Еще до охлаждения отношений с Лондоном Уитворт в депеше к своему двору замечает: "Семен Романович Воронцов и Панин - англичане". Воспитанный на новых идеях, недовольный своим положением, Панин начинает действовать. Согласно запискам саксонского посла Розенцвейга, осенью 1800 года начались его тайные переговоры с наследником Александром о введении регентства наподобие английского. "Английский посол в Петербурге Уитворт мог дать по этой части полезные советы своему близкому другу Панину: он хорошо представлял английскую систему регентства, связанную с Георгом III, и был заинтересован в свержении Павла, охладевшего к Англии и сближавшегося с Наполеоном". "Англия, вероятно, субсидировала заговорщиков", - писал историк Валишевский со ссылкой на английские источники. Во всяком случае, "английское золото" и советы сэра Уитворта сыграли свою роль в свержении Павла I. "В Лондоне не только знали о готовящемся заговоре на жизнь императора Павла, но даже способствовали успеху заговора деньгами", - считал историк Шумигорский. "Племянник Никиты Ивановича Панина, разделявший "свободный образ мыслей" своего дяди, надеется с воцарением Александра I ввести в стране "законосвободные постановления, которые бы ограничивали царское самовластие", - писал Фонвизин. Известно, что и будущий Александр I "не раз говорил и писал в пользу ограничения безграничной власти". Немецкий историк Бернгарди писал: "С ранней своей юности Панин постоянно находился в соприкосновении с государем. По правде сказать, только такой человек, как Панин, с давних пор близко стоявший к императорской фамилии, мог составить подобный план, для проведения которого необходимо было заручиться сочувствием наследника, великого князя Александра; да и мог ли осмелиться кто-нибудь делать наследнику подобные предложения, кроме человека, который давно находился в близких отношениях к семье императора... Панин старался привлечь на свою сторону великого князя, говоря ему следующее: благосостояние государства и народ требуют, чтобы он, Александр, сделался соправителем своего отца, что народ решительно желает видеть великого князя возведенным таким образом на престол и что Сенат, как представитель народа, принудит государя без вмешательства великого князя в это дело признать Александра своим соправителем..." Никита Петрович Панин в письме к барону Крюденеру от 17 ноября 1800 года так объяснял свою отставку: "Из перлюстрации донесения прусского посла графа Мози к королю Фридриху Вильгельму III узнали, что прусскому дипломату было известно неодобрение Паниным резких мер, принятых Павлом против Англии, и это вызвало раздражение Павла". Ростопчин ловко использует представившуюся ему возможность нанести удар сопернику - он сообщает Панину о неудовольствии императора в тот момент, когда вице-канцлер собирается на обед с иностранными послами. На вопрос Павла, как воспринял Панин его внушение, Ростопчин ответил, что "Панин весело обедает с послами после объявленного ему царского неудовольствия". 2 ноября на утреннем докладе император спросил фон Палена о Панине. О содержании их беседы Муравьев-Апостол так писал Воронцову в Лондон: "Генерал Пален, чьи связи с графом Паниным не остались не замеченными сувереном, вошел в кабинет императора, и первым вопросом его величества было: видел ли Пален Панина и весел ли тот? "Я видел Панина, - отвечал военный губернатор, - но я его не нашел веселым. Ваше величество может быть уверенным, что тому, кто имел несчастье навлечь на себя вашу немилость, не придет в голову веселиться". "Он римлянин, - сказал император - Ему все равно". Отставка Панина последовала в два приема: 15 ноября было объявлено: "...вице-канцлеру Панину присутствовать в Правительствующем сенате, в иностранной коллегии его заменит Колычев". А в начале декабря "Панину велено было ехать в деревню". Павел сначала согласился на просьбу Панина "задержаться в Питербурге в течение трех или четырех месяцев, пока не родит его жена", однако Ростопчин находит еще какой-то повод для усиления опалы. Муравьев-Апостол сообщал Воронцову, что Панин "с отвращением" отнесся к предложению просить о помощи фаворитку Гагарину. В конце декабря Панин покинул столицу и выехал в свое смоленское имение Дугино. Софье Владимировне Паниной было разрешено поселиться в Петровско-Разумовском, близ Москвы. Муравьев, разделявший многие воззрения Панина, в письме Воронцову в Лондон от 16 февраля 1801 г., написанном симпатическими чернилами, с горечью сообщал об отставке и опале Панина, верного правилам чести и здравой политики: "Я сам расстроен, лишившись единственного человека, который привязывал меня к службе. Я некоторым образом лишился способности размышлять и потому неудивительно, что не умею выражаться". 12 марта 1801 г. в Петровско-Разумовское под Москвой, где жил тогда Панин, отправляется императорский курьер. Спустя девять дней Никита Петрович с необыкновенной сердечностью был принят государем. Обняв старинного друга императорской фамилии, Александр со слезами на глазах произнес: "Увы, события повернулись не так, как мы предполагали..." В этот же день Панин назначается министром иностранных дел. Воронцов писал ему из Лондона: "Для России несчастье, что вы были в отсутствии при вступлении на престол Александра. Начало этого царствования носило бы совсем иной характер". Панин пользуется особой благосклонностью императора и полон надежд на скорые преобразования. "Граф Панин ежедневно работает по несколько часов вместе с императором в его кабинете", - записывает лейб-медик Роджерсон. "Управление и кредит в делах имеют - по иностранным Панин, человек от природы с дарованиями и с большим характером; по внутренним Трощинский и генерал-прокурор Беклемишев", - сообщает в Лондон Воронцову граф Завадовский. Панин продолжает проводить свою политику сближения с Англией - в начале июля с ней заключается мирный договор. Александр желает мира и с Францией, но Панин всячески препятствует этому. Он заменяет посла в Париже и весьма холодно обходится с генералом Дюроком, личным представителем Бонапарта, приехавшим в Петербург, чтобы поздравить от его имени Александра I со вступлением на престол. Разразился дипломатический скандал, который удалось уладить, но Дюрок вскоре покинул Россию, не поехав на коронацию в Москву, куда был приглашен Александром I. Только благодаря ему в октябре был подписан и франко-русский договор. 23 августа 1801 г. в письме из Вены Муравьев-Апостол обращался к Панину: "Я знаю Вас, Вы способны противиться урагану, ненастью. Но способны ли Вы перенести низкие интриги? Сильный безупречной совестью, целиком преданный делу, верный подданный и пламенный радетель за благо отечества, Вы всегда пойдете прямо к цели, с поднятой головой, пренебрегая или презирая те маленькие предосторожности, без которых невозможно долго шагать по скользкому паркету царских дворцов". 30 сентября 1801 года Панин подает прошение об отставке и получает трехгодичный отпуск по болезни. В обществе строятся всевозможные догадки о внезапном удалении этого незаурядного человека, так близко стоявшего к трону. Говорили о расхождениях во внешней политике, о недовольстве его самостоятельностью в делах, об интригах Воронцова и о многом другом. О настоящей причине опалы знали немногие. В письме к Воронцову от 6 октября Кочубей приоткрывает завесу этой тайны: "Государь, насколько я заметил, имеет что-то против Панина из-за революции, которая возвела его на престол. Правда, Панин, как вам известно, первым говорил с ним о регентстве. Но теперь у государя явные угрызения совести и он считает преступлением то, что он, государь, думал о регентстве. Между тем ни один разумный человек не мог бы дать ему лучшего совета". А.Р. Воронцов В 1802 г. Александр I вместо коллегий учреждает министерства, каждое из которых возглавляет министр, ответственный лично перед императором. Первым российским министром иностранных дел, в современном понимании слова, стал канцлер Александр Романович Воронцов - чиновник, начавший свою дипломатическую карьеру еще в царствование императрицы Елизаветы. По письмам Воронцова видно, как настойчиво он готовил себя к дипломатической деятельности. Узнав о возможной встрече в Лионе французского и испанского королей, Александр Романович загорелся желанием не только увидеть, но и приветствовать короля Испании - страны, куда собирался вскоре отбыть. "Понеже, - писал он, - редко удастся видеть вместе двух государей, и сверх того уповательно, что там великие будут негоциации, и, ежели послы не поедут, думаю, что могу быть в пользу нашего двора, чтоб уведомить о тамошних делах". Одновременно Александр Романович предлагал завербовать в Лионе лучших мастеровых для России. Он постоянно сетовал, что в Россию попадают далеко не лучшие иностранные мастера, а скорее наоборот - более проходимцы парикмахеры или сапожники: "...Всякая дрянь французская к нам приезжает, и уж не один раз слышал пословицу: в государстве слепых кривые царями считаются". "Граф Воронцов, - свидетельствовали современники, - человек способный, предприимчивый и упрямый, держал себя строго и восставал против роскоши." В мае 1761 года, 20 лет от роду, Александр Романович начал дипломатическую службу. По воле императрицы Елизаветы Петровны он стал поверенным в делах при Венском дворе, сменив на этом посту графа Кейзерлинга, и пребывал в Вене до приезда нового посла князя Д.М. Голицына. В октябре того же года граф Александр Романович был пожалован в советники и назначен чрезвычайным посланником в Голландию, о чем и было объявлено письмом канцлера, так как указы и грамоты императрица подписать не успела из-за болезни и смерти. Петр III, естественно благоволивший графу как любимому брату своей фаворитки, подтвердил назначение и пожаловал Александру Романовичу придворный чин действительного камергера. Однако вместо Голландии в феврале 1762 года Воронцова определили полномочным министром в Англию, где он и находился по 1764 год. В новой стране он сблизился с оппозиционной партией, возглавляемой Уильямом Питтом-старшим. В России это оценили как шаг к ухудшению взаимоотношений с Англией, и новая императрица Екатерина II вскоре решила отозвать Воронцова из Туманного Альбиона и перевести его полномочным министром в Голландию. Только что отправленный в это время в отставку дядя Александра, граф Михаил Ларионович Воронцов, писал племяннику: "Вы не зазорно и с честью исполняли должность Вашу и приобрели себе похвалу при Английском дворе и сожаление об отъезде Вашем". Василий Осипович Ключевский писал: "Екатерине посчастливилось при вступлении на престол среди всяких людей найти под рукой таких, с которыми можно было бы вести дела хорошо". Одним из таких людей оказался и граф Александр Романович Воронцов. Его умственные способности и нравственные принципы разительно выделялись на общем фоне дворцовых вельмож, многие из которых не умели правильно писать даже по-русски. В царствование Павла Первого Александр Романович Воронцов находился в отставке, но с приходом к власти Александра Первого вновь сделал попытку заняться общественной деятельностью. Как отмечает доктор исторических наук Анатолий Игнатьев, в своей докладной записке императору "Примечания на некоторые статьи, касающиеся до России" Воронцов критиковал царствование Екатерины Второй и ее сына, сравнивал их правление с петровскими преобразованиями. Перу Воронцова принадлежат и написанные в то время "Примечания о правах и имуществах Сената". Эти действия дали повод Александру I назначить Воронцова главой внешнеполитического ведомства. Издавая 8 сентября 1802 г. Манифест об учреждении министерств, Александр I подчеркивал в нем: "Учреждая министерство, мы имеем лестную надежду, что оно споспешествовать нам будет к утверждению народного спокойствия, сего истинного и ненарушимого оплота царей и царств; к приведению всех частей государственного управления в прочное и намерению нашему соответственное устройство. Коллегии иностранных дел, - говорилось в указе, - быть под управлением государственного канцлера, действительного тайного советника I класса графа Воронцова". Александр Романович сформировал из чиновников коллегии Временную канцелярию министра во главе с правителем канцелярии. Канцелярия состояла из четырех экспедиций: первая экспедиция ведала азиатскими делами; вторая - перепиской с миссией в Константинополе, третья экспедиция занималась перепиской с российскими полномочными министрами за границей и выдачей заграничных паспортов, в ведении четвертой экспедиции была переписка с представителями иностранных государств. Для заседаний коллегии выделялась специальная министерская комната, где все три члена заседали за одним столом. Рассматривались "все вообще политические дела по Секретному департаменту..., а по Публичному только о принятии в Коллегию разных чинов, об определении их к миссиям и в разные должности, о производстве их, о помещении на жалованье". Обязанности канцлера или министра иностранных дел определялись следующим образом: "Он управляет всеми делами по иностранной части, без его согласия ни одна бумага из Коллегии не может быть отправлена. Канцлер по званию своему есть первый полномочный для заключения здесь всяких с иностранными державами трактатов и актов; он имеет конференции с иностранными министрами, и протоколы оных представляет; он контрассигнирует все за высочайшим подписанием ратификации, грамоты, дипломы и патенты по гражданской части, а также рескрипты или предписания послам, посланникам и другим в чужих краях аккредитованным особам". Первый этап формирования структуры внешнеполитического ведомства характеризовался частой сменой руководства министерства. Это был период наполеоновских войн, период образования и распада антинаполеоновских коалиций. В зависимости от момента, отношение к Франции могло быть поводом для назначения или отставки министра иностранных дел. Александр Романович Воронцов, назначенный министром в 1802 г., уже в январе 1804 г. был уволен в отпуск по болезни и в МИД больше не возвращался. Управление министерством было поручено товарищу министра князю Чарторыйскому. Адам Чарторыйский 27 января 1804 г. государственный канцлер граф Александр Романович Воронцов направил князю Адаму Чарторыйскому (Чарторижскому) свое последнее распоряжение, которое заканчивалось так: "Канцелярия моя переходит к вашему сиятельству..." Вряд ли князь мог предполагать, что он - поляк по происхождению - в 33 года станет министром иностранных дел Российской империи. Да еще в такое трудное для России время. Назначение на такой высокий пост вызвало неоднозначную реакцию при петербургском дворе; некоторые вельможи екатерининского времени считали его выскочкой, другие - завидовали, а откровенным недоброжелателем Чарторыйского считали влиятельного генерал-адъютанта Александра I князя Долгорукого. Одним из первых сотрудников, принятых на работу в министерство князем Чарторыйским, был известный впоследствии дипломат Бутенев, который так охарактеризовал главу внешнеполитического ведомства: "Он отличался очень красивой наружностью, но держал себя сдержанно, и выражение лица его было холодное, чтоб не сказать гордое". Другой современник князя писал: "Адам Чарторыйский обладает, по-видимому, всеми качествами для того, чтобы управлять министерством иностранных дел. Он одарен замечательным умом и спокойным характером; интересуясь предметом разговора, он всегда говорит то, что следует, никогда не теряет самообладания и не выходит из границ вежливости даже в таком разговоре, который ему неприятен. Под видом холодности и сдержанности у него весьма доброе сердце. Судя по нотам и мемуарам, выходящим из его канцелярии, он искусно владеет пером и имеет сжатый, энергичный и ясный слог". Сам он писал позднее: "В России Воронцов считался самым опытным государственным человеком". Именно у графа Александра Романовича учился Адам Чарторыйский дипломатическому мастерству; Воронцов не только делился своим богатым опытом, но вскоре стал давать ему важные поручения. В этой связи князь писал: "Я стал принимать участие во всех конференциях с иностранными представителями и мне было поручено составление протоколов, представляемых на высочайшее имя". Главным же недостатком князя было то, что он плохо говорил по-русски, и при нем вошло в обычай переписываться с русскими посольствами исключительно на французском. Попытки графа Воронцова вести делопроизводство только на родном языке в силу этого не увенчались успехом. 5 апреля 1804 г. Адам Чарторыйский в Совете Министерства иностранных дел делает важное заявление: "Вторжение в территорию Германского государства, которое позволили себе французы с целью увоза герцога Энгиенского и предания его немедленной казни, есть действие, дающее настоящее представление о том, чего должно ожидать от правительства, не знающего пределов в своих насилиях и попирающего ногами священнейшие принципы". Герцог Луи Антуан Энгиенский с начала Великой Французской революции находился в эмиграции в Германии и был вывезен оттуда отрядом французских драгун во Францию; заподозренный Бонапартом в заговоре, которого на самом деле не существовало, был расстрелян. Находившийся в то время в своем поместье Андреевском граф Воронцов считал, что следовало принять более жесткие меры по отношению к французскому правительству. Спустя месяц после сделанного заявления в Совете министерства Чарторыйский отвечал графу Воронцову: "Из ваших последних писем я с чувством искреннего огорчения вижу, что вы остались не совсем довольны мерами, принятыми после катастрофы с герцогом Энгиенским". Однако год спустя о казни герцога Энгиенского в Петербурге забыли, и 30 мая князь Чарторыйский обращается с миролюбивым посланием: "Его императорское величество узнал, не без истинного участия, о попытке касательно восстановления мира, сделанной французским правительством у короля Великобритании. Эта попытка подала императору надежду на восстановление всеобщего спокойствия..." В этот же день в Париж отправляется составленный князем Чарторыйским проект договора между Россией и Францией, долженствующий служить "основанием для восстановления мира". Но Наполеон не намеревался "восстанавливать мир", и князь отдает себе отчет в том, что "в это время и обнаружилось во всей своей силе ненасытное честолюбие главы французского правительства, и стало несомненно, что Бонапарт употребит все средства к последовательному осуществлению своих гибельных планов, задуманных им против всех европейских держав". Воронцов понимал, что в Петербурге после его отставки и болезни с ним не считаются. В этой связи в конце мая 1805 г. Александр Романович вынужден был обратиться к князю Адаму Чарторыйскому с письмом: "Читая и перечитывая с величайшим вниманием важные бумаги, присланные мне вами, я счел долгом изложить мое мнение обо всем этом деле в особой записке, которую прошу представить императору. Я никогда не премину исполнить то, что считаю своим долгом, хотя должен бы думать, что мои представления не очень-то ценятся, судя по тому равнодушию, которое встречают они в большинстве случаев". Главное, что заботило Адама Чарторыйского, насколько опасен России Бонапарт. Он составляет смелый план "по переустройству Европы", подчеркивая при этом, что на Пруссию полагаться нельзя, притом что и "на юге горизонт кажется еще более грозен". Ведь Турция поспешила признать Бонапарта императором, поэтому Чарторыйский понимал, что Наполеон потребует "нового закрытия Дарданелл". "Может ли Россия настолько забыть свои интересы, чтоб пассивно взирать на уничтожение своего влияния в Константинополе?" Отсюда вывод: "Система нашей пассивной политики может привести к самым печальным последствиям", - писал он в одном из писем. Но в Петербурге словно не слышали тревоги своего министра. Князь Чарторыйский продолжает бдительно следить за поведением турецких правителей. Депеша от 18 января 1806 г. послу в Турцию Италинскому: "Высочайший рескрипт" требует уверить "султана о непоколебимости дружбы его императорского величества. В связи с последствиями Аустерлицкой баталии вам поручено заявить "о готовности государя защищать Порту всеми своими силами. 18 марта Италинскому "поручено не выпускать из виду сношении Порты с французскими эмиссарами". 6 февраля Чарторыйский посылает депешу Воронцову в Лондон, в которой ему поручено стараться удерживать английское новое министерство от заключения частного мира с Францией. Однако ни дипломатические демарши, ни депеши, адресованные русским послам и посланникам за границей, не могли отвлечь князя Чарторыйского от главной мечты - добиться независимости своей родины. Он продолжал верить и надеяться, что Александр I в этом ему обязательно поможет. Император же, в свою очередь, назначил князя на высокий пост министра иностранных дел в надежде на сочувствие Польши в предстоящей тяжелой борьбе с Наполеоном. С другой стороны, Александр I вскоре убедился, что в Польше многие, если не все, надеялись на победу Наполеона и именно из рук своего кумира ожидали получить независимость. Эти надежды польских магнатов еще более окрепли после Аустерлицкого сражения 20 ноября 1805 г., когда французская армия Наполеона разбила русско-австрийские войска под командованием Кутузова, вынужденного действовать по одобренному Александром I неудачному плану. 17 июня 1806 г. Александр I под давлением своего ближайшего окружения отправляет князя Адама Чарторыйского в отставку с поста управляющего Министерством иностранных дел "с оставлением в других должностях". Князь несколько ранее сам просился в отставку, поскольку видел, насколько резко стали выступать против него некоторые влиятельные вельможи. В письме к своему другу Матусевичу признает: "Император Александр с самой первой нашей встречи, 17 лет тому назад, не переставал осыпать меня знаками своего благоволения и даже дружбы, какая редко бывает между государями и подданными. Приняв должность министра иностранных дел, я надеялся, без нарушения долга относительно этого государя, приносить пользу польским землям русской империи, а вместе с тем, которые поступили в раздел между тремя державами. Вы знаете, что эта надежда меня не обманула, и доказательством служит дарованное полякам позволение оставаться разом подданными трех держав, освобождение многих значительных лиц, задержанных со времени нашей революции, и введение народного воспитания в наших областях". Год спустя, когда князь Чарторыйский был только "в других должностях", временный французский посол в Петербурге Савари в одной из своих депеш характеризовал князя следующим образом: "Я нашел, что он ниже своей репутации, поведение его необъяснимо: он как будто ни во что не вмешивается, а общественное мнение приписывает ему почти все". В период Венского конгресса Александр I пригласил князя Адама Чарторыйского на должность своего советника по делам Польши, но помешать разделению Варшавского герцогства между Россией, Пруссией и Австрией князь не мог. Да и былое влияние на императора оказалось безвозвратно потеряно. Сам князь 8 мая 1814 г. писал из Парижа: "Впрочем, мне почти совершенно не удается видеться с государем, которого дела и удовольствия поглощают до такой степени, что никто кроме немногих избранных не может сообщаться с ним". После Венского конгресса наступило окончательное охлаждение царственного друга к князю Адаму Чарторыйскому. В 1810 г. он покинет Петербург навсегда. Спустя пять лет, после образования Царства Польского, Адам Чарторыйский вошел в состав его временного правительства, однако в следующем году вынужден уйти в отставку. Он получил отпуск и оставил Варшаву. Когда в 1830 г. вспыхнуло польское восстание, Чарторыйский принял пост президента Сената и национального правительства. После подавления восстания эмигрировал сначала в Англию, а затем в Париж, где и прожил последние 30 лет жизни. Там он за 160 тыс. франков купил дом, который сделался центром деятельности консервативной партии польских эмигрантов. Он основал школы и приюты для детей польских эмигрантов, особо заботился о женском образовании, считая, что просвещение не должно составлять привилегию только дворянства. А.Я. Будберг Андрей (Готтхард) Яковлевич Будберг принадлежал к дворянскому роду выходцев из Вестфалии, переселившихся в Россию еще во второй половине XVI в. Служить он начал во времена Екатерины II. Императрица поручила барону наблюдать за занятиями ее любимого внука - великого князя Александра, при котором он числился в качестве "помощника воспитателя". Надо сказать, воспитателем Андрей Яковлевич был строгим, однако Александр к нему привязался и выполнял все его указания безропотно. Приглашали Будберга и к великому князю Константину Павловичу, когда требовалось очень строгое педагогическое воздействие; известно было, что Константин рос "шаловливым и упрямым мальчиком". По свершении его совершеннолетия изъявила Екатерина II "монаршее признание" и подполковнику Будбергу - "по смерть пенсию по 2.000 рублей в год", а также "следующий чин". Императрица давно уже присматривалась к Будбергу и, наконец, решилась возложить на него секретные поручения, поскольку считала его "очень честным человеком". Еще в 1783 г. Будберг по ее приказанию отправился в Дрезден, где должен был вступить в тайные переговоры с графом Ангальтом, бывшим в то время генералом саксонской армии, по поводу его перевода тем же чином в русскую армию. Переговоры прошли успешно. В феврале 1796 г. Будбергу пришлось отправиться в Стокгольм с доверительной частной миссией. Предстояло вести переговоры относительно брака великой княжны Александры Павловны с несовершеннолетним тогда королем Густавом IV, но барон встретил там подчеркнуто холодный прием и в конце апреля того же года покинул шведскую столицу. На это событие не замедлил откликнуться граф Ростопчин, известный своими острыми и порою несправедливыми суждениями. В своем письме из Петербурга в мае 1796 г. он сообщал графу Воронцову: "Были крайне удивлены, когда сюда прибыл, будто с неба свалился, генерал Будберг, которому дано важное поручение вести переговоры о браке великой княжны Александры Павловны с королем шведским. Не можете себе представить до какой степени этот новый чухонский дипломат напыщен гордостью и как мало нужно, чтобы возбудить гордость этих немцев: они неразлучны с мыслью быть школьными учителями нас, русских. Полагают, что эти переговоры худым кончатся". Однако Екатерина II решает прерванные переговоры продолжить. Кроме всего прочего граф Платон Зубов внушил императрице мысль, что следует сделать родственный союз со Швецией через предполагаемое замужество... Это тот самый Зубов, о котором фельдмаршал Суворов говорил: "Князь - добрый человек: тих, благочестив, бесстрастен по природе, как будто из унтер-офицеров гвардии; знает намеку, загадку и украшается как угодно-с, что называется в общенародье лукавым, хотя царя в голове не имеет". Однако позиция шведского правительства смягчилась, и регент просил Екатерину II вновь назначить барона Будберга послом. Это обстоятельство сильно расстроило Зубова, который хотел, чтобы послом при шведском дворе был назначен его брат Валериан. Но Екатерина II отправила в Стокгольм Будберга, который прибыл туда в начале июня. Тогда же барон был награжден орденом Св. Александра Невского. Наконец Густав IV прибыл в Северную столицу и 24 августа 1796 г. просил у императрицы руки ее внучки. Королю принесли контракт и статьи брачного договора, согласно которому у великой княжны в Стокгольме в королевском дворце должны были быть особая часовня и особый причт; ставилось также условие, чтобы Швеция выполнила некоторые обязательства против Франции, которые держались в строжайшей тайне. Однако развязка оказалась неожиданной: Густав IV, несмотря на все уговоры, подписать документы отказался. Дерзость короля-мальчика не могла не поразить императрицу. Некоторые высокопоставленные сановники при дворе считали, что это неудачное сватовство много способствовало смертельному недугу Екатерины II. Пожалуй, оказался прав граф Ростопчин, который в этой связи заметил: "Тупоумие государственных людей того времени расстроило брак Густава IV с великой княгиней Александрой Павловной". Будберг продолжал выполнять в Стокгольме свои дипломатические обязанности в качестве русского посла. Но работать ему довелось в сложных условиях. Самолюбивый Густав IV был недоволен тем обстоятельством, что Швеция не играла тогда основополагающей роли на севере Европы. И его досада согласно донесениям Будберга в Петербург выражалась в издании мелочных и обременительных повелений шведских властей. К примеру, он запретил иностранным дипломатам иметь факелы, которые они употребляли ночью, проезжая по темным улицам столицы. После своего воцарения Павел I "позаботился" и о бароне Будберге; он выразил ему "высочайшее неодобрение" за недостаточную предупредительность по отношению к шведскому правительству и отправил в отставку, затем возвел в чин тайного советника, дал пенсию и дозволил отпуск "для поправления здоровья"; словом, типично павловская "мягкая" опала. При Александре I, в 1804 году Будберг был возведен в звание члена Государственного совета, а затем император уговорил барона принять Министерство иностранных дел; это назначение состоялось 17 июня 1806 г. Тогда ему казалось, что государь уже на этом этапе будет поддерживать его планы о необходимости вооруженной борьбы с Наполеоном. Спустя три недели, генерал от инфантерии Будберг читал на первом заседании Военного совета России свою записку, в которой в соответствии с повелениями императора был сделан краткий политический обзор положения в Европе. "Большая часть держав континента порабощена Буонапарте или силой оружия, или в результате его коварной политики... Он является полным хозяином Южной Европы, Голландии, Швейцарии и занимает своими войсками большую часть Германии; ему остается только поработить Восток и Север". Будберг призывает обратить особое внимание на Пруссию, Австрию и Турцию. Причем для Пруссии союз с Францией всегда оказывается "скорее гибельным, чем полезным. "Пруссия взяла на себя перед Францией обязательства, несовместимые с главнейшими интересами России. Она жестоко оскорбила нашего союзника, короля Великобритании, захватив Ганновер и закрыв порты Немецкого моря для английской торговли, она угрожала также другому союзнику России - королю Швеции". Кроме того, Австрия еще долго будет испытывать последствия потерь, понесенных ею в результате Аустерлицкого сражения. Политика Турции по отношению к России становится "все более двусмысленной", а ее поведение - вызывающим. 11 ноября 1806 г. Чарторыйский, Строганов и Новосильцев направили Александру I записку, изложив в ней, "что над Россией нависла смертельная опасность" в связи с нашествием "полчищ Наполеона, и они выступают за неотложное осуществление следующих мер: 1) Собрать все ресурсы, которыми располагает Россия; 2) Создать единый центр по руководству делами в стране; 3) Создать временные ополчения в помощь регулярной армии" Александр 1 откликнулся на это обращение и обратился к народу 30 ноября 1806 г. с манифестом, в котором указывается, что в связи с поражением Пруссии и Австрии и возросшей угрозой вторжения французских армий в пределы России необходимо создать ополчение в помощь регулярной армии. В 1806 г. Будберг всерьез занялся подготовкой профессиональных переводчиков для Коллегии, которая была не на должной высоте. Он составляет проект постановления "Об учреждении при Государственной Коллегии иностранных дел переводческого отделения, о посылке студентов в чужие край и о заведении в округе Казанского Университета училищ для восточных языков". "По елику студенты сии учение свое совершают на казенном иждивении для пользы службы по иностранной части, то Коллегия, желающих из них определиться к другим делам или выйти в отставку, увольнять не должна прежде выслуги по крайней мере шести лет в переводческой должности, дабы между тем другие могли приготовиться к сему служению и никогда не было бы недостатку в переводчиках для какого-либо языка". Но главной заботой Будберга была внешняя политика России в условиях смертельной угрозы, которая явственно витала над страной, вызванная захватнической политикой Наполеона. В это время Александр I, вопреки возражениям своего министра, отправляется па свидание с Наполеоном в Тильзит. Не было сделано соответствующих выводов после провала переговоров Убри во Франции. Характерно, что в переговорах о мире в июне 1807 г. Будберг, по желанию Наполеона, участия не принимал. Тильзитский мир был заключен 25 июня. Россия соглашалась на создание герцогства Варшавского и присоединялась к Континентальной блокаде. Был подписан русско-французский трактат о наступательном и оборонительном союзе. Стороны обязывались вести совместные действия в войне против любой европейской державы. За тилъзитскими переговорами внимательно следила императрица Мария Федоровна; информацию о них регулярно получала от полномочного представителя России на мирных переговорах в Тильзите действительного тайного советника Куракина. Последний, активный сторонник заключения мира с Францией, 3 июня 1807 г. сообщал императрице-матери, что Будберг является "единственным человеком, настаивающим на продолжении войны". Будберг, возвращаясь вместе с Александром I из Тильзита через Ригу, подал в знак протеста против заключенного союза с Наполеоном просьбу об отставке, которую получил только 12 февраля 1808 г. Действительно, тильзитские переговоры были с недовольством встречены и в России. Присоединение страны к континентальной блокаде нанесло ощутимый ущерб русской торговле. Временный французский посол в Петербурге Савари уже после переговоров заявил, что "Будберг весь наш со времен Тильзита". При этом Савари исходил, по-видимому, из того, что Будберг был награжден орденом Почетного легиона. Но уже две недели спустя, 28 августа 1807 г., он понял свою ошибку: "Будберг просил об отставке, которую император принял. Это небольшая потеря". Вообще-то особых талантов "по дипломатической части" у барона действительно не было. Опытный дипломат граф Нессельроде на закате своей долгой карьеры вспоминал: "Генерал был премилый человек, болезненный, ума не слитком возвышенного", совсем "не созданный для места министра на которое попал". Еще более нелицеприятно отзывался о Будберге великий князь Николай Михайлович; он считал его "малообразованным, устаревшим человеком", который не мог оставаться во главе русской дипломатии. Не лучше отзывался о Будберге и Вигель: "Этот Будберг был, кажется, лицо совсем без физиономии. При воспитании Александра находился он в числе наставников... Потом еще при Екатерине был назначен посланником в Стокгольм и там ничего не умел сделать... В 1806 г. дали ему название министра иностранных дел... Трудно определенно сказать что-нибудь на счет характера такого человека, который сквозь столь важные места и события прошел невидимкой..." Н.П. Румянцев Он не просто увлекался коллекционированием, а, судя по его духовной эволюции, пришел к этому занятию, выработав определенный взгляд на место культуры в обществе и государстве. На фронтоне его музея бронзовыми буквами была сделана надпись: "От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение", а над бюстом по латыни - "non solum armis" (не только оружием). Речь идет о Николае Петровиче Румянцеве. Он родился в 1754 году, получил прекрасное домашнее образование, затем по желанию императрицы Екатерины II обучался за границей. В 19 лет был пожалован камер-юнкером Высочайшего двора, затем назначен посланником во Франкфурт-на-Майне, где пробыл около 15 лет. В августе 1801 года Румянцев был назначен членом Государственного совета, а затем получил должность директора Департамента водных коммуникаций, которым управлял до апреля 1809 года. С учреждением в 1802 году министерств Румянцев одновременно был назначен министром коммерции и оставался на этой должности вплоть до упразднения Министерства в июне 1811 года и передачи дел в ведение Департамента внешней торговли Министерства финансов. Румянцев уделял внимание развитию экспорта российских товаров, торговле по Закавказскому побережью. При нем было положено начало производству сахара из сахарной свеклы: в Тульской губернии был построен первый завод. 24 февраля 1808 г. указом Александра I Румянцев был назначен министром иностранных дел с оставлением за ним должности министра коммерции. По своим политическим взглядам Николай Петрович был известен как приверженец союза России с Францией. Еще в 1805 году, после сражения при Аустерлице, он высказывался против разрыва с Францией, настойчиво советуя "беречь силы России для собственных ее ближайших целей". Придерживаясь линии на сохранение отношений с Францией, Румянцев предвидел, однако, что рано или поздно Франция с ее союзниками объявит войну России. Впервые в качестве министра иностранных дел на международной арене Румянцев заявил о себе в русско-французских переговорах по вопросу о разделе Турецкой империи, в которые внес некоторую долю собственных воззрений на задачи русской внешней политики на Ближнем Востоке. Не случайно многие современники считали, что он хотел выполнить на Востоке заветы своего отца - генерал-фельдмаршала Румянцева. Настойчивость Николая Петровича в отстаивании плана передачи проливов и Константинополя России французский посол в Санкт-Петербурге Коленкур объяснял тем, что он держит в своих руках не только пост министра иностранных дел, но и коммерции, и последняя должность побуждает его усиленно заботиться о русской торговле на Черном море, которая не может считаться обеспеченной без русского контроля над проливами. Петербургские переговоры закончились провалом, так как русское правительство не без оснований увидело во французских предложениях лишь стремление Наполеона облегчить завоевания на западе Европы путем отвлечения сил Англии и России на Восток. Осенью 1808 года Румянцев сопровождал Александра I в Эрфурт на свидание с Наполеоном, где вел переговоры с министром иностранных дел Франции Шампаньи. Результатом встречи двух императоров стала подписанная министрами 12 октября и в тот же день ратифицированная монархами секретная конвенция. Она была заключена сроком на 10 лет и подтверждала возобновление союза, заключенного Францией и Россией в Тильзите. В октябре 1808 года Румянцев выехал в Париж с полномочием Александра I на заключение мирного договора с Англией, которая, однако, от переговоров отказалась. После того как шведский король Густав IV отклонил требования о разрыве с Англией и присоединении к континентальной блокаде, русские войска, согласно условиям Тильзитского договора, вступили в Финляндию. 28 марта русское правительство объявило о присоединении Финляндии и приняло ряд мер, ставивших ее в особое положение, а спустя месяц жителям Финляндии было направлено обращение Румянцева, в котором разъяснялось, что финляндское дворянство и офицерство не понесут никаких убытков вследствие присоединения Финляндии к России, что это присоединение даст торговцам и ремесленникам возможность увеличить свои доходы. Опровергались слухи о закрепощении крестьян. В марте 1809 года император и Румянцев присутствовали на открытии финляндского сейма в Борго, где обсуждались вопросы о создании вооруженных сил Финляндии, о податях, о монетной системе, о назначении членов в Правительственный совет. 29 марта состоялась присяга сословий и оглашение грамоты Александра I о сохранении древних установлений и религии жителей Финляндии. В августе 1809 года Румянцев вел переговоры со шведским уполномоченным Стедингом, результатом которых стал подписанный 17 сентября Фридрихсгамский мирный договор, завершивший русско-шведскую войну 1808-1809 годов. Согласно договору, вся Финляндия, включая Аландские острова, отходила к России. Оценивая участие Румянцева в переговорах со Швецией, Александр I писал: "Невозможно было вести переговоры с большим талантом и мудростью. Россия обязана Вам признательностью". За успешное заключение Фридрихсгамского договора Румянцев получил звание Государственного канцлера - высший чин в гражданской иерархии Российской империи. В 1810 году Николай Петрович стал первым председателем только что реорганизованного Государственного совета - высшего законосовещательного учреждения страны Оставаясь одновременно руководителем российского внешнеполитического ведомства, Николай Петрович Румянцев в апреле 1812 года сопровождал Александра I в Вильно, куда император направился для осмотра войск, собранных на западных границах. На обратном пути в Петербург канцлер тяжело заболел, что задержало его возвращение в столицу. Однако он смог успешно завершить переговоры с испанским представителем о заключении союзного договора между Россией и Испанией. Подписанный 20 июля договор провозглашал дружбу и союз между Россией и Испанией. Стороны объявили о намерении вести войну против Франции и оказывать друг другу помощь. Это была последняя внешнеполитическая акция, в которой участвовал Румянцев, поскольку в дальнейшем, до августа 1814 года, когда император удовлетворил прошение Николая Петровича об отставке, он оставался во главе МИД России лишь номинально. Звание Государственного канцлера было оставлено за Румянцевым пожизненно. Приняв отставку Румянцева, император Александр I направил ему письмо, в котором отмечал: "По известному вам вниманию моему к достоинствам вашим можете вы судить сколь прискорбно для меня удовлетворить таковому вашему желанию. Надеюсь, я, однако несомненно, что из любви к отечеству, не отречетесь вы быть оному таки полезным вашими познаниями и опытностью, когда состояние здоровья вашего то дозволит". Закончив государственную карьеру, Николай Петрович, сохранивший к тому времени еще немало сил и энергии, по словам Ключевского, "из водоворота острых международных отношений наполеоновской эпохи укрылся в обитель археологии и палеографии", "стал горячим поклонником национальной русской старины и неутомимым собирателем ее памятников". Интерес к истории, у Румянцева появился еще в юности. В 1790 году он предложил Екатерине II приступить к изданию трактатов и договоров, заключенных Россией с другими государствами, выразив готовность принять на себя все расходы по изданию. Но в то время его предложение не было поддержано, и только когда Румянцев стал во главе Министерства иностранных дел России, он получил в 1811 году разрешение Александра I на учреждение при Московском архиве Коллегии иностранных дел Особой комиссии печатания государственных грамот и договоров. При личном участии и финансовой поддержке Николая Петровича были изданы "Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым и вторично изданные, с прибавлением 35 песен и сказок, доселе неизвестных, и нот для напева" и "Законы великого князя Иоанна Васильевича и Судебник царя и великого князя Иоанна Васильевича с дополнительными указами и с образцами почерков" На различные издания и научные предприятия Румянцевым было потрачено около 300 тыс рублей. С 1802 года Н.П. Румянцев жил в Петербурге в своем доме на Английской набережной, где занимал главный этаж дома, а в других залах и помещениях хранились рукописи, медали, монеты и обширная библиотека. Умирая, он поручил своему брату Сергею Петровичу Румянцеву предоставить "на общую пользу" все собрание своих коллекций. Согласно желанию канцлера, его прах был перевезен в родовую усадьбу в Гомеле, где Румянцев жил после отставки, и предан земле в соборе Св. Петра и Павла. Над его могилой воздвигли постамент из черного мрамора, на котором поясной бронзовый бюст канцлера стоял рядом с бронзовой фигурой Ангела мира с пальмовой ветвью в руке. На постаменте были высечены следующие слова: "Воздал Божия - Богови, Кесарево - Кесарю, Отечеству - любовию и жертвами". В 1826 году коллекции и библиотека были переданы С. П. Румянцевым Министерству народного просвещения. В 1861 году коллекции были перевезены в Москву и послужили основанием для "Московского публичного музеума и Румянцевского музеума", созданного в результате слияния коллекции Румянцева с собраниями Московского публичного музея. В 1921 библиотека выделена в самостоятельное учреждение. В народе ее так и называют - румянцевская. Дипломатическая деятельность Румянцева вызывала неоднозначное мнение его современников. Однако его служение российской исторической науке и делу просвещения в России снискало канцлеру единодушную признательность. Как писал позднее управляющий Московским архивом Коллегии и Министерства иностранных дел Малиновский, Румянцев "покинул суету дел мира и обратился к науке, показав, как и в отставке можно служить Отечеству". А Ключевский отметил: "Культ разума, в котором был воспитан Румянцев, превратился у него в почитание чужого ума, учености и таланта". Иоаннис Каподистрия Министерство иностранных дел возглавляли в разные годы швед и немец, австриец и поляк. И лишь один глава российского МИД был одновременно иностранцем и православным. Речь идет о графе Иоаннисе Каподистрии (Иоанне Капо д’Истрия), или Иване Антоновиче Каподистрии, греческом вельможе, завершившем свой необычный жизненный путь на посту первого президента своей родины. Судьба этого человека драматична: не найдя понимания ни в России, ни в Греции, он погиб от рук убийц. Для русского царя он оказался слишком большим либералом, а греки упрекали его в склонности к авторитарным методам правления. Он занялся политикой вынужденно. Тихий и застенчивый от природы, обладающий манерами настоящего аристократа, - титул графа был получен его семьей от герцога Савойского и подтвержден Венецианской республикой, - он рассчитывал посвятить себя медицине и словесности. Глубокие знания в этих областях он приобрел в Падуанском университете. В 1799 году он начал работать врачом, причем лечил бедняков бесплатно, хотя и сам был стеснен в средствах. Бурная эпоха наполеоновских войн докатилась, однако, и до благословенного острова в Ионическом море. Корфу, превращенный французами в неприступную крепость, не устоял перед десантом адмирала Федора Ушакова, который и обратил внимание на молодого Каподистрию. В 1801 году сенат Ионической республики поручил ему претворять в жизнь положения первой республиканской конституции, разработанной при участии Ушакова. В 1803 году он был назначен государственным секретарем республики по иностранным делам, торговле, судоходству, коммерции и образованию, а в 1806 году - председателем комиссии по разработке новой конституции, в соответствии с которой республика становилась протекторатом России. По инициативе Каподистрии на Корфу открылась впоследствии Ионическая академия - первый университет в Греции, где к тому же могли обучаться представители неимущих слоев. В эти же годы у Каподистрии сложилось убеждение, которое сохранится у него на всю жизнь и которому он будет следовать на практике. Оно заключалось в том, что для улучшения участи Греции и обретения ею в итоге независимости необходима опора на Россию. Как один из руководителей республики, Каподистрия тесно сотрудничал с представителем России на островах Мочениго. Не желая сотрудничать с появившимися на родине после заключения в 1807 году Тильзитского мира французами, Каподистрия отправляется по приглашению императора Александра I в Санкт-Петербург. Царь внимательно следил за деятельностью молодого графа и вскоре сделал его своим доверенным лицом и ближайшим советником. В январе 1809 года Каподистрия был зачислен на службу в российский МИД в чине статского советника с годовым окладом 3 тыс. рублей. Несколько лет спустя Каподистрия был направлен в российское посольство в Вену, затем стал управляющим дипломатической канцелярией Дунайской армии генерала Чичагова, участвовал в войне 1812 года и в заграничном походе русской армии 1813 года, руководя дипканцелярией у Барклая-де-Толли. Особого успеха в этот период Каподистрия добился в деле подрыва французского влияния в Швейцарии. Он участвует в составлении первой швейцарской конституции. Не только Швейцария, но и Франция обязана Каподистрии первой своей конституцией после свержения Наполеона. Англичане требовали возвращения во Франции абсолютной власти Бурбонов, а Каподистрия вместе с Разумовским настаивали на "конституционной хартии", чтобы иметь рычаги влияния на Париж. Их точка зрения победила. 20 ноября 1815 года Каподистрия от имени России подписал Парижский мирный договор. В 1814 году принимает активнейшее участие в работе Венского конгресса, ведя борьбу с главою австрийской дипломатии князем Меттернихом, который пытался высмеять высокие моральные принципы и "идеализм" Каподистрии и придумал ему кличку - Поэт. Правда, успех Каподистрии на русской службе продолжался недолго. Александр I, стремясь уравновесить различные влияния при дворе, назначил в конце 1815 года двух статс-секретарей по иностранных делам - Каподистрию и барона Нессельроде. Нессельроде курировал при этом отношения с Западной Европой, за исключением Швейцарии, а Каподистрия - отношения с Востоком и Левантом, включавшим Грецию и Восточное Средиземноморье. В восточных делах статс-секретарь был сторонником сильных, энергичных действий. Он считал, что, поскольку права балканских народов, предусмотренные Бухарестским договором, не соблюдаются, нужно заключить с Турцией новый договор, отвечающий экономическим и политическим интересам России. По его замыслам, Сербия, Валахия и Молдавия должны были превратиться в независимые от Турции государства, объединенные в политический союз и находящиеся под совместным покровительством всех великих держав. Таким образом, создавались необходимые условия для создания Греческого государства. Александр отклонил этот план, так как осуществить его мирным путем было невозможно, а русско-турецкая война могла ослабить Священный Союз и привести к росту революционного движения в Европе. Таким образом, надежды Каподистрии на кардинальные перемены в положении балканских народов не оправдались. Между тем Каподистрия стал к этому времени одним из самых известных дипломатов в мире, и Александр I - пожалуй, самый могущественный в то время государственный деятель - пишет теплое письмо отцу Каподистрии на Корфу в благодарность за такого сына... Но при этом Нессельроде стал формальным начальником Каподистрии, то есть как бы "первым" министром иностранных дел. Отношения между двумя статс-секретарями с самого начала не заладились. Каподистрия, как бывший чиновник республики, был заподозрен в либерализме. Основания для этого были: в 1820 году граф, хотя и не очень решительно, выступил против подавления неаполитанской революции силами европейских монархий. Да и от Священного Союза, в который объединились коронованные особы континентальной Европы для борьбы с либералами и революционерами, Каподистрия вовсе не был в восторге. Но наибольшие проблемы для графа вызвало его "профильное", восточное направление российской внешней политики. Современники вспоминали: тихий, застенчивый и добрый человек, граф выглядел довольно необычно для тогдашних аристократических петербургских салонов. Стройный, довольно высокий ростом, одетый весь в чёрное, бледный лицом, которое представляло изящный тип греческой мужской красоты. Этот костюм и эта бледная античная фигура оживлялись выразительными, большими чёрными глазами, смягчались в своей строгости белизной галстука и волос, причёсанных a la vergette и тщательно напудренных. Весьма вероятно, что личные качества - доброта, скромность, интеллект - определили стиль его деятельности, заключавшийся в осторожном поиске компромисса и согласия сторон. Статс-секретарь оказывал покровительство молодым дипломатам, среди которых были и выпускники Царскосельского лицея: мало кому тогда известный князь Александр Горчаков и его более знаменитый тёзка Александр Пушкин, член того же литературного общества "Арзамас", куда входил и не чуждый искусству Каподистрия. В 1820 году граф спас поэта от вероятной ссылки в Сибирь, отправив его с дипломатическим поручением в Молдавию, результатом чего, помимо прочего, явилась повесть "Кирджали". На Каподистрию возлагали надежды будущие декабристы, сочувствовавшие греческим повстанцам и обращавшиеся к графу со своими проектами освобождения Греции при помощи России. И не случайно: в России последних лет правления Александра I греческий аристократ был одним из немногих вельмож, не утративших симпатии к либерализму и способных понять людей, ценящих превыше всего свободу и честь. Естественно, Каподистрия никогда не забывал о делах и интересах родной Греции и греках, столетия живших под игом отсталой Турции. Он использовал любую возможность теснее связать греческие интересы с русскими. Он делал все возможное для международного признания права греков на свободу и независимость, преодолевая, в частности, яростное сопротивление Меттерниха, заявлявшего: "Греческой нации не существует". Иоаннис Каподистрия оказывал материальную помощь греческим студентам, желавшим учиться в европейских университетах, жертвовал на строительство православных церквей в Греции и за ее пределами, хорошо понимая роль православия в сохранении национальной самобытности греков. В 1820 году Каподистрия был полностью ознакомлен с деятельностью созданного в России в 1814 греческими купцами тайного общества "Филики этерия", готовившего антитурецкое восстание в Греции, однако отказался его возглавить, поскольку сомневался в приемлемости революционных методов и не считал для себя возможным совмещать такую роль со своим официальным высоким постом в России. Однако, когда великие державы, считавшие турецкого султана законным правителем, намеревались оказать ему помощь в подавлении вспыхнувшей в 1821 году греческой революции, он убедил царя и остальных монархов Европы, что в Греции происходит не "бунт", а национально-освободительное движение, хотя и считал, что восстание "преждевременно" и сопровождается грубым насилием с обеих сторон. Во время аудиенции, состоявшейся в мае 1822 года, Александр I тщетно убеждал Каподистрию следовать в Европе "австрийской системе". В конце беседы он предложил своему статс-секретарю отправиться "для поправления здоровья" на воды. 8 августа Каподистрия выехал в Швейцарию, понимая, что фактически получил отставку. Он поселился в Женеве, хотя формально оставался на русской службе. Окончательно он вышел в отставку лишь в 1827 году, уже полностью решив посвятить себя делу создания независимой Греции, где в тот момент повстанцы терпели одно поражение за другим. В результате, несмотря на свои прорусские симпатии, он оказался единственной приемлемой для всех и известной в мировом масштабе фигурой, кому великие державы были готовы поручить управление Грецией, освобожденной с их помощью от турецкого ига. Став президентом, Каподистрия стремился дружить с Россией и даже прибыл в страну на российском военном корабле. Но во внутренней политике не преуспел: пригласившие Каподистрию амбициозные вожди повстанцев не хотели контроля над собой со стороны приехавшего из Женевы графа. Президент пытался упорядочить систему госуправления, содействовать просвещению, а его противники утверждали, что он стремится к короне, протежирует своих родственников и насаждает в стране бюрократию. В этой ситуации недальновидно повел себя русский император Николай I. Он не пожелал поддерживать правительство, пришедшее к власти в результате революции, даже если глава этого правительства - русофил. Николай отозвал из Афин своего посла Катакази. Это было сильным ударом по Национальной партии, одним из главных принципов которой была нерушимая дружба с Россией. Складывалась немыслимая ситуация: Англия и Франция признали антизападное правительство Метаксы, а Россия - нет! 9 октября 1831 году Каподистрия был убит в Нафплионе (Навплии), тогдашней столице Греции, у входа в церковь Св. Спиридона, где до сих пор остались следы от пуль, выпущенных убийцей. Сегодня именем Иоанниса Каподистрии, похороненного в скромной усыпальнице на Корфу в монастыре Платитерра, названы по всей Греции тысячи улиц и площадей, высшие учебные заведения и медицинские учреждения... Спустя 30 лет после убийства Каподистрии в Санкт-Петербурге была заложена греческая православная церковь. Средства на ее постройку собирали по всей России. Церковь по проекту Романа Кузьмина возвели в 1864 году. А в ходе празднования 300-летия Санкт-Петербурга в северной столице был открыт памятник Иоанну Антоновичу Каподистрии - человеку, который внес огромный вклад в развитие российской дипломатии. К.В. Нессельроде 'Хотя сам граф был склонным к миру, но перо его всегда было готово по приказу монарха строчить без малейшего затруднения бумаги, прямо ведшие к войне, которую сам он никогда не одобрял'. Так отозвался саксонский посланник при петербургском дворе граф фон Экштед о российском министре иностранных дел графе Карле Васильевиче Нессельроде. Один из современников так написал о нем: 'Это был бесталанный, плохо говоривший по-русски человечек, известный ненавистью к Пушкину и тем, что считал Кутузова неподходящей кандидатурой на роль главнокомандующего русской армией'. Карл-Роберт Васильевич Нессельроде родился 2 декабря 1780 г. в Лиссабоне в семье российского посланника, немца Вильгельма Нессельроде (полное имя его отца было Максимилиан-Юлий-Вильгельм-Франц). По указанию Александра I Нессельроде в 1801 г. был зачислен в Коллегию иностранных дел и направлен в русскую миссию при берлинском дворе сверх штата. В Германии молодому Нессельроде довелось совершить ознакомительную поездку по Саксонии и Богемии, познакомиться с австрийским представителем в Дрездене графом Меттернихом. Молодой дипломат из-за своих неказистых внешних данных вряд ли мог с первого взгляда произвести благоприятное впечатление, поскольку был 'роста малого, худощавый, близорукий, с едва слышною походкою...' В конце 1802 г. Нессельроде служил секретарем русской миссии в Гааге. Там граф стремился осуществить на практике им же придуманную норму: 'Для молодого дипломата нет ничего желательнее, как иметь случай показать свое умение'. Спустя четыре года он был послан Александром I с дипломатическими поручениями в действующую армию; ему было приказано оставаться при фельдмаршале Барклае де Толли. Во время тильзитских переговоров он состоял при русском уполномоченном князе Куракине. Для русских уполномоченных по ведению переговоров в Тильзите был заготовлен проект инструкции, подписанный Александром I: 'Не сомневаюсь, что вы постараетесь способствовать осуществлению моих пожеланий, предпринимая все ваши демарши совместно и в полном согласии. Действительный камергер граф Нессельроде будет находиться в Вашем распоряжении для ведения переписки, которую Вам придется иметь как с французскими уполномоченными, так и с моими министрами'. В декабре 1812 г. Александр I из Петербурга отправился в главную квартиру армии. Именно тогда Карл Васильевич был включен в свиту государя и фактически исполнял обязанности начальника походной дипломатической канцелярии. В следующие два года граф почти неотлучно находился при императоре до вступления русских войск в столицу Франции. Указом Александра I от 10 августа 1814 г. статс-секретарю тайному советнику Нессельроде было повелено продолжать докладывать государю 'по всем делам иностранного департамента, как то исполнялось во все течение последней с французами войны'. Такое возвышение статс-секретаря по служебной лестнице вполне объяснимо: в это время граф почти неотлучно состоял при государе и выполнял огромный объем работы по иностранному департаменту; в то время как граф Румянцев фактически самоустранился от руководства министерством. Именно Нессельроде назначается вместе с графом Разумовским для переговоров о мирном договоре, который и был ими подписан 18 мая 1814 г. Статс-секретарь успешно осуществлял дипломатическую поддержку борьбы России против Наполеона, проводил важные переговоры с аккредитованными в Петербурге дипломатическими представителями европейских стран, вел оживленную переписку с российскими послами и посланниками, аккредитованными в других странах, с министрами правительства по важнейшим вопросам внешней политики государства, составлял доклады и записки императору. Что до дипломатических нот, то многие из них статс-секретарь составлял мастерски. "Черты лица его были тонки, нос с заметным горбом, сквозь очки сверкали удивительные глаза. Не будучи ни горд, ни слишком прост в обращении, он вообще избегал всяких крайностей", - так описывали его современники. Нессельроде успел прослужить при Александре I в дипломатическом ведомстве четверть века, и уже тогда в его послужном списке стали отчетливо проступать первые темные пятна. Некоторые современники, и не без оснований, считали Карла Васильевича большим легитимистом, чем сам государь. Так, граф решительно выступал против 'восстановления Польши', утверждая, что 'создание королевства восстановит против России многие государства, и прежде всего Австрию, союз с которой необходим'. На протяжении нескольких десятилетий Нессельроде продолжал уверять сначала Александра I, а потом и Николая I, что истинный монархический дух крепок только в Австрии и России. Стойкие антипольские настроения Нессельроде пронес через всю свою жизнь. Даже перед выходом в вынужденную отставку, 11 февраля 1856 г., канцлер убежденно утверждал: 'В разумных интересах России политика наша не должна переставать быть монархическою и антипольскою'. Это звучало как политическое завещание. Современники, близко знавшие Карла Васильевича, отмечали его патологическую осторожность в принятии решений, даже не самых важных; такая осторожность особенно проявилась в царствование Николая I, который терпеть не мог какой-либо инициативы по любому вопросу от своего ближайшего окружения. Однажды граф заявил посланнику Второй республики при петербургском дворе Ламорисьеру: 'Если во Франции вы принуждены считаться с общественным мнением, то здесь, у нас, есть император, непоколебимую твердость которого вы знаете'. Не любил граф Нессельроде давать и рекомендательные письма. В его личных бумагах удалось найти только одно письмо подобного рода, да и то незначительное. Речь в нем идет о саксонском подданном Августе Гримме, который в течение шести лет находился учителем при сыне Карла Васильевича. Нессельроде был краток: 'Он оказывал особое усердие в исполнении обязанностей по своему званию'. При Николае I Нессельроде удалось осуществить несколько важных проектов. В мае 1827 г. граф распорядился привести в порядок 'по новой системе' хранящиеся в министерстве дела с 1762 г. На бумаге есть резолюция императора: 'Быть по сему'. После воцарения Николая I восточная проблема заняла подчеркнуто доминирующее положение во внешней политике России. В беседе с французским послом при петербургском дворе графом Сен-При император счел необходимым сказать следующее: 'Брат мой завещал мне крайне важные дела, и самое важное изо всех: восточное дело...' В феврале 1826 г. Нессельроде обратился к Николаю I со специальной запиской. В довольно объемистом всеподданнейшем докладе Карл Васильевич сделал обзор основных событий, связанных с восточным вопросом. Нессельроде выступал за ужесточение политики в отношении Турции, считал, что нужно сделать последнюю попытку к переговорам с Портой Оттоманской и в случае неудачи получить предлог для применения военной силы. Россия требовала восстановления статус-кво в Дунайских княжествах, которое существовало там до восстания греческих патриотов, а также создания должных условий для российской черноморской торговли. Именно в это время Николай I пытался искать соглашения по восточному вопросу с Англией и Францией. В марте 1826 г. при активном участии Нессельроде был подписан англо-русский протокол по греческому вопросу. Однако за подписанием такого протокола легко просматривалось намерение Лондона закрепить свое влияние в Греции и Турции. В сентябре 1833 г. вице-канцлер участвовал в подписании Мюнхенграцских соглашений между Россией и Австрией. Месяц спустя аналогичная конвенция была подписана и с Пруссией. Однако если с Австрией такие соглашения касались восточного и польского вопросов, то с Пруссией - только польских дел. Державы подписали еще секретное соглашение о праве вмешательства во внутренние дела других государств. Карл Васильевич подписал от имени России Лондонскую конвенцию 1840 г. об оказании поддержки турецкому султану против египетского паши Мухаммада Али. Конвенцию эту также подписали Англия, Австрия и Пруссия; к ней, естественно, присоединилась и Порта Оттоманская. В соглашении содержалась важная статья о закрытии черноморских проливов для всех иностранных военных кораблей, пока Турция не ведет ни с кем военных действий. Режим Босфора и Дарданелл регулировался Лондонской конвенцией о проливах 1841 г. Был создан неблагоприятный для России прецедент, давший неприбрежным державам юридические основания претендовать на установление своей опеки над черноморскими проливами. Граф Нессельроде - один из виновников дипломатической изоляции России во время Крымской войны; после поражения России он вынужден был уйти в отставку. Умер он 13 марта 1862 г. в Петербурге. Тарле писал, что основной 'целью Нессельроде было сохранить свое место министра иностранных дел. Николай застал его, входя на престол, и оставил его на этом же месте, сходя в могилу'. Понадобилась крымская катастрофа, чтобы канцлер наконец немного прозрел: '...отныне можно уже определенно сказать, что война вызвала для России неотлагательную необходимость заняться своими внутренними делами и развитием своих нравственных и моральных сил. Эта внутренняя работа является первою нуждою страны, и всякая внешняя деятельность, которая могла бы тому препятствовать, должна быть тщательно устранена'. Один из английских историков: 'Разница между лакеем и министром состоит в том, что лакей исполняет приказания, которые ему дают, не заботясь о том, прав или нет его хозяин, тогда как министр отказывается быть исполнителем мер, вредных для его страны'. А публицист Скальковский считал, что граф Карл Васильевич Нессельроде был 'послушный чиновник, не умеющий говорить по-русски'. Зато он 'был отличным гастрономом и очень заботился о своих родственниках, которым оставил большое состояние'. Великий князь Николай Михайлович Романов однажды заметил, что при Николае I граф Нессельроде проявлял 'самоотверженную готовность стушеваться' и тем самым смог еще более упрочить свое положение при дворе. При этом Карл Васильевич делал все возможное и невозможное, чтобы показать себя незаменимым дипломатом, крайне необходимым российскому самодержцу. Поэт и дипломат Федор Иванович Тютчев постарался написать стихотворный портрет графа Нессельроде, который получился несколько грубоватым: Нет, карлик мой! Трус беспримерный!.. Ты, как ни жмися, как ни трусь, Своей душою маловерной Не соблазнишь Святую Русь... А. М. Горчаков 21 августа 1856 года новый министр иностранных дел Горчаков направил всем посольствам России циркуляр, в котором определил новые задачи внешней политики страны после завершения Крымской войны. В нем были слова, которые цитировала вся Европа: "Говорят, что Россия сердится. Нет, Россия не сердится, Россия сосредоточивается". Другими словами, Россия воздерживается от активного вмешательства в европейские дела. Она наводит порядок в собственном доме, оправляется от потерь и понесенных жертв. Это одна сторона новой политики. А другая состояла в том, что Россия больше не намерена жертвовать своими интересами в угоду кому-либо и считает себя совершенно свободной в выборе своих будущих друзей. Новый курс внешней политики, считает доктор философских наук Константин Долгов, во многом определялся мировоззрением и богатым дипломатическим опытом Горчакова. В 1850-1854 годах во Франкфурте-на-Майне - столице Германского союза он познакомился с послом Пруссии Отто фон Бисмарком, который позже признавал Горчакова своим учителем. "Молодой человек, - наставлял Горчаков Бисмарка, - не забывайте, что войны возникают от слов, тихонько сказанных дипломатами. А вы кричите даже слишком громко..." Известный советский писатель Валентин Пикуль назовет Горчакова и Бисмарка "железными канцлерами" и посвятит им роман "Битва железных канцлеров". Став министром, Александр Михайлович провел серьезные преобразования в МИДе: освободил министерство от ряда несвойственных функций (например, управления некоторыми окраинами империи), упростил его структуру, перешел к политике гласности (с 1861 года стал издаваться "Ежегодник МИД", где широко освещались вопросы текущей внешней политики), обновил состав дипломатического корпуса за границей, повысил требования к образовательному уровню дипломатов. Но все это прелюдия. Его цель была - добиться отмены унизительных для России статей Парижского мира 1856 года, вырваться из международной изоляции. Для этого требовались союзники, и Горчаков начинает многоходовую игру с Наполеоном III. Идя на союз с Францией, рассчитывает расколоть прежнюю англо-французскую коалицию, сыграть на противоречиях между Австрией и Францией. Ему это удалось - в 1859 году был подписан русско-французский договор о нейтралитете и сотрудничестве. Однако договор оказался недолговечным. Горчаков не мог не замечать, что большинство европейских стран, несмотря на разделявшие их разногласия, обнаруживали единство в противодействии требованиям России. Так, в начале 60-х годов Франция и Австрия отказались поддержать инициативу Горчакова о проведении реформ в христианских провинциях Оттоманской империи. И в ходе начавшегося в Польше восстания европейские правительства вновь солидарно продемонстрировали свое негативное отношение к России. Парижский и лондонский кабинеты министров настаивали на восстановлении в Польше Конституции 1815 года, проведении широкой амнистии. Первую скрипку в развернувшейся антирусской истерии играла тогда Англия. Во время польского восстания Горчакову пришлось трижды отвечать на коллективные демарши европейских держав, заявляя о недопустимости вмешательства во внутренние дела России. "Польский вопрос" вынудил внешнеполитическое ведомство России пересмотреть некоторые традиционные направления внешней политики и начать поиск новых союзников. В 60-е и 70-е годы Горчаков предпринял шаги, неоднозначно встреченные современниками. Прежде всего он с согласия Александра II решительно пошел на сотрудничество с Пруссией. Бисмарк нуждался в поддержке Россией своей политики объединения Германии под главенством Пруссии. Горчаков поддержал Бисмарка в обмен на пересмотр статей Парижского мира. В октябре 1864 года Горчаков представил Александру II доклад, где изложил программу действий в Средней Азии. На основе этого доклада МИД и МВД разработали детальный план, сутью которого стало ограничение нашего продвижения вглубь Азиатского континента. В нем говорилось: "Дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не согласно с интересами России и ведет только к раздроблению и ослаблению ее сил. Нам необходимо установить на вновь приобретенном пространстве земли прочную, неподвижную границу и придать оной значение настоящего государственного рубежа". Министр предписывал русской пограничной администрации не вмешиваться во внутренние дела среднеазиатских государств, оказывая на них только "нравственное влияние". В июле 1870 года Наполеон III объявил войну Пруссии. Россия заявила о нейтралитете. Пруссия имела более мощную армию, солдаты ее были воодушевлены идеей национального объединения. В краткосрочной военной кампании успех сопутствовал немецким войскам. В сражении под Седаном вместе с французскими войсками сдался в плен и Наполеон III. Горчаков решил, что наступил исторический момент, позволяющий "смыть пятно", оставшееся от крымского поражения. Александр Михайлович сумел убедить Александра II и Совет министров в необходимости действовать решительно. 19 октября 1870 года Горчаков направил циркуляр послам держав-участниц Парижского трактата. В нем говорилось, что Россия не считает себя более связанной обязательствами, ограничивающими ее суверенные права на Черном море. Турецкому султану сообщалось об аннулировании дополнительной конвенции о количестве и размерах военных судов, которые наши страны могли иметь на Черном море. Циркуляр Горчакова был полной неожиданностью для европейской дипломатии и вызвал решительный протест в Вене и Лондоне. Турция объявила сбор резервистов в армию. Обстановку разрядил Бисмарк, заявивший о том, что трактат 1856 года ущемлял суверенитет России. На последовавшей по его предложению конференции в Лондоне европейские государства были вынуждены признать правомерность действий России. Подписанный 1 марта 1871 года всеми участниками переговоров Лондонский протокол с восторгом встретила российская общественность. Благодаря усилиям Горчакова сложился Союз трех императоров, который стал стержнем мировой политики 70-х годов, оказал благоприятное воздействие на взаимоотношения европейских государств, в частности, обеспечил безопасность западных границ России. Впрочем, Горчаков отчетливо осознавал, что глубинные противоречия между этими тремя государствами оставались. "Славянский вопрос является причиной недоверия и "боязни" между государствами", - писал Горчаков Александру II в том же году. Пытаясь удержать Австро-Венгрию в качестве союзницы, Россия вынуждена была признать за ней право на влияние в славянских землях Турции. Это был очередной компромисс, которыми богата внешняя политика России тех лет. Князь пытается использовать Союз трех императоров для дипломатической подготовки новой войны с Турцией и обеспечивает нейтралитет европейских держав в очередной русско-турецкой войне (1877-78 гг.). Он была удачной для русского оружия: удалось добиться самостоятельности для Болгарского княжества, русский флот угрожал столице Османской империи - Константинополю. Однако в сторону Проливов выдвинулась английская эскадра. Могла начаться первая после 1853-56 гг. война с Англией. Последовавшие вслед за этим русско-турецкие и русско-английские переговоры привели к созыву Берлинского конгресса 1878 г., - таковы были события, составившие самые черные страницы в служебной карьере Горчакова, как он сам позднее признавался в своих записках. В ходе конгресса были пересмотрены более выгодные для России условия Сан-Стефанского договора. Берлинский трактат явился завершением русско-турецкой войны 1877-1878 гг., причем в его заключении приняли участие все великие державы, вынудившие Россию к пересмотру прелиминарного Сан-Стефанского мирного договора. В итоге приобретения России и воевавших на стороне России за свою независимость балканских государств были сильно урезаны, а Австро-Венгрия и Англия получили даже определенные приобретения от войны, в которой не принимали участия. Вскоре после этого светлейший князь уехал за границу на лечение, от активной политической жизни отошел, встречался с друзьями и диктовал воспоминания... А.М. Горчаков скончался в Баден-Бадене 27 февраля (11 марта) 1883 г. Н.К. Гирс Николай Карлович Фон Гирс - потомок древней шведской фамилии, один из членов которой при императрице Анне Иоанновне переселился в Россию; однако по рождению и воспитанию будущий канцлер Российской империи к высшему слою общества не принадлежал. Он родился в местечке Радзивилов, расположенном на русско-австрийской границе. Его отец, Карл Карлович, занимал там скромную должность почтмейстера. В их местах при поездках за границу останавливались видные государственные деятели - князь Адам Чарторыйский и генерал-фельдмаршал граф Витгенштейн. В 1829 г. он был отправлен в Петербург в пансион при Царскосельском Лицее, где проучился около трех лет, в 1832 г. поступил в Александровский, бывший Царскосельский Лицей, который окончил 13 сентября 1838 г. и в тот же день был зачислен в штат Министерства иностранных дел. Свое первое назначение он получил на скромный дипломатический пост в Азиатский департамент Министерства иностранных дел Гирс в своих мемуарах напишет: "Хотя я приобрел определенные знания и опыт в делах и общении с людьми, служба тем не менее не принесла никакой пользы моей карьере, ибо я не получил ни малейшего вознаграждения, а в конце-концов был назначен на пост за границей, которого мог добиться любой начинающий чиновник. Тем не менее я был рад покинуть Петербург, где мне так не везло, и увидеть свет". В 1841 г. Гирс добился назначения за границу в качестве младшего драгомана при консульстве в Яссах, где оставался до 1847 г. В первые же дни после своего приезда к новому месту службы он с помощью русского консула установил широкий круг знакомств в среде местной знати; одним из первых его визитов было посещение властного господаря Молдавии Михаила Стурдзы. С 1863 по 18б9 гг. - Николай Карлович был посланником в Иране, однако каких-либо воспоминаний о его службе не сохранилось. Зато переписка действительного статского советника Гирса с директором Азиатского департамента Игнатьевым свидетельствует, в частности, о том, что служба эта была не из легких. Вскоре после своего приезда в Тегеран вновь назначенный посланник по рекомендации министра иностранных дел Горчакова писал: "Вы, может быть, заметите, что я слишком увеличил переписку миссии с министерством и заваливаю ваш департамент бумагами, - но это только на первых порах; мне пришлось привести в ясный порядок много дел - затем все пойдет прежним чередом, и я обещаю не слишком Вам надоедать". Обещание аккуратного Гирса "не слишком надоедать" департаменту оказалось невыполнимым, поскольку возникали все новые и новые проблемы, требовавшие решения. Так, в этом же письме посланник спрашивает: "...очень был я Вам благодарен, если Вы мне, хоть в нескольких словах, дали знать, чего ожидают к весне - мира или войны?" Вопрос был вовсе не праздный - у русских дипломатов еще очень живы были трагические воспоминания о событиях 1829г., когда фанатичная толпа устроила погром российской миссии, во время которого погиб ее персонал, в том числе министр-резидент Александр Сергеевич Грибоедов. Через несколько лет Николай Карлович станет товарищем министра иностранных дел и управляющим Азиатским департаментом МИДа. 7 января 1876 г. с грифом "личное и доверительное" министр юстиции обратился к Гирсу с письмом, в котором сообщал: "Государь император соизволил на назначение вашего превосходительства к присутствованию в Правительствующем Сенате с 2 декабря 1875 г.". Гирс должен был присутствовать в общем собрании первых трех департаментов и департамента герольдии Правительствующего сената постоянно. В это же время, он замещал часто болеющего канцлера Горчакова, но при этом самостоятельной политики проводить не мог. С момента ухода в длительный отпуск по болезни светлейшего князя Горчакова фактическим руководителем внешней политики России становится военный министр, граф Милютин - либерал, сторонник серьезных внутренних преобразований в стране. Управляющий Министерством иностранных дел Гире считался с мнением Милютина и согласовывал с ним все вопросы при принятии важных решений. Одним из таких решений, одобренных Александром II, было заключение договора трех императоров, подписанного в 1881 г. между Россией, Германией и Австро-Венгрией. Переговоры по выработке условий договора оказались весьма длительными -они начались еще осенью 1879 г. При этом встреча Александра II и Вильгельма I, состоявшееся 3 сентября того же года, положительно сказалось на трудных переговорах с канцлером Бисмарком. Согласно договору, его участники взаимно гарантировали друг другу "благожелательный нейтралитет" в случае, если бы кто-либо из них "оказался в состоянии войны с Франция или с Турцией. Спустя год после своего прихода к власти, 8 апреля 1882 г., Александр III назначает министром иностранных дел Николая Карловича Гирса. Он был видным дипломатом второй половины XIX в., считался умеренным и осторожным политиком, сторонником прогерманской ориентации. Но как руководитель внешней политики Николай Карлович не представлял самостоятельной фигуры, являясь крайним монархистом и последовательным исполнителем воли Александра III. 17 ноября 1887 г. государственный секретарь Половцов сделал следующую запись в дневнике: "Однажды в Гатчине, за завтраком в присутствии государя, Гирс сказал графу генерал-адъютанту Игнатьеву: "У его величества такие ясные и определительные мысли в вопросах иностранной политики, что мне по обязанности министра иностранных дел ничего иного не приходится делать, как держать карандаш и писать под диктовку". В канцелярии министерства имелся специальный чиновник, который составлял для Александра III выписки из иностранных газет. Гирс распорядился не помещать ничего неприятного для государя для того, чтобы он не был в дурном расположении духа в те дни, когда Гирс имеет у государя "всеподданнейший доклад". В высочайшем рескрипте, опубликованном 13 октября 1888 г. в связи с пятидесятилетием дипломатической службы Николая Карловича Гирса, Александр III писал: "Отличные ваши качества и приобретенная вами обширная опытность побудила меня в 1882 г. вверить вам важный пост министра иностранных дел". Но это были только слова, приличествующие торжественному моменту, и ничего более. Александр III - вздорный, порою непредсказуемый самодержец, принимал неожиданно неординарные решения - окружил себя крайне реакционными элементами. У трона оказались такие одиозные фигуры, как издатель "Московских ведомостей" Катков и обер-прокурор Синода Победоносцев. Эти "советники" ненавидели Гирса. Да и сам император демонстративно часто не считался с его мнением, причем любил говаривать, что является "сам себе министр иностранных дел". Ему ничего не стоило неожиданно менять свои решения по важнейшим вопросам внешней политики, привык министр и к мелким придиркам его величества. Старший советник министра Ламздорф в январе 1887 г. записал в своем дневнике: "Когда-то в России министр пользовался поддержкой монарха, теперь считают, что угождают его величеству, нападая на Гирса и на дипломатию, и государь со своей стороны делает все, чтобы дискредитировать Гирса". Директор Азиатского департамента Зиновьев считал, что "его величество держит нашего министра "в черном теле". Однако вскоре Зиновьев окажется под влиянием Каткова и Победоносцева и, став посланником в Швеции, в один из своих приездов в Петербург не постеснялся отозваться тогда уже о тяжело больном Гирсе как об чрезмерно эгоистичном, неискреннем и ненадежном в дружбе. Александр III часто вычеркивал Николая Карловича из списков сановников, представленных к очередным наградам. "Многие должностные лица, - отметит позднее Ламздорф, - удостоены царской милости; только министр иностранных дел забыт и является жертвой неблагодарности, так как российский самодежец не решается вызвать неудовольствие Каткова и его приспешников". Однажды Гирс горестно заметит: "Поношение дипломатии совершенно во вкусе его величества". При этом, Александр III всегда хотел читать всю дипломатическую почту, именно всю, поэтому Гире не имел права при очередном докладе какую-то неудачную реляцию опустить. Показателен такой пример: посол России в Константинополе Нелидов, дипломат весьма опытный, решился направить в министерство донесение своего первого драгомана, которого посетило какое-то таинственное, но имевшее очень убежденный и влиятельный вид лицо, предлагавшее свои услуги на случай разрыва между Россией и Англией; Этот авантюрист, каких немало тогда водилось на Востоке, предлагал засыпать Суэцкий канал, отвести пресную воду от столицы Египта, двинуть 100 000 человек суданских племен и в то же время поднять на борьбу Индию и Пакистан. Конечно, Нелидов не должен был беспокоить министра такой фантастически неправдоподобной реляцией, но ведь и резолюция монарха оказалась соответствующей: "При случае можно вспомнить о нем". Узнав об этом, Ламздорфа горестно заметит: "Наш государь не всегда эстетичен". 13 октября 1888 г праздновали пятидесятилетний юбилей дипломатической службы Николая Карловича. Накануне торжества юбиляру были вручены знаки высшего китайского ордена Дракона 1-й степени. Японский император прислал знаки нового только, что установленного в Японии ордена, датский король пожаловал орден Слона; Гирсу были также вручены бриллиантовые знаки прусского ордена Черного Орла. В большой парадной зале квартиры Гирса собрались все чины министерства, в том числе некоторые представители русских миссий за границей, находившихся в то время в Петербурге. Первым приветствовал юбиляра товарищ министра тайный советник Влангали. В высочайшей грамоте, в частности, было сказано: "Постоянно встречал в вас просвещенного, усердного и крайне полезного сотрудника в направлении согласно с видами Нашими, международных отношений Наших, Мы, во изъявление искренней Нашей за это признательности, всемилостивейше жалуем вам бриллиантовые знаки ордена Нашего св. благоверного князя Александра Невского". С осени 1892 г. по апрель 1893 г. Николай Карлович уже был серьезно болен и находился в отпуске. Но болезнь продолжала прогрессировать, и в конце 1894 г., по его собственному признанию, не мог "даже ставить подпись на бумагах"; в это же время тяжело заболел Александр III. В результате, по утверждению одного из ближайших помощников Гирса, Ламздорфа, в Министерстве иностранных дел "установился режим подлинной анархии", начались "интриги и дергания". Николай Карлович Гирс умер 14 января 1895 г., пережив Александра III всего на три месяца. Н.П. Шишкин Он принадлежал к когорте тех редких дипломатов, которые следовали в своей жизни негласному девизу Гирса: "Не слыть, но быть". Николай Павлович Шишкин родился 11 августа 1827 г. в Ярославле в семье потомственного дворянина камер-юнкера Павла Сергеевича Шишкина. В 1841 г. он поступил в лицей. Как следует из писем Николая к отцу, в которых он регулярно сообщал родителям свои оценки в лицее, а также из самого лицейского свидетельства, юный Шишкин, хотя и не был самым послушным учеником среди лицеистов пятнадцатого набора, учился хорошо. В 1853 г. Николай перешел на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, во главе которого стоял Любимов, выпускник Московского университета, один из знакомых семьи Шишкиных. Он согласился взять Шишкина на службу канцелярским чиновником первого разряда. Ровно через год "за отличие" Шишкин был произведен в коллежские секретари, а 6 декабря 1855 г. назначен старшим помощником столоначальника департамента. 22 мая 1857 г. в ходе подготовки свидания Александра II с Наполеоном III министр иностранных дел Горчаков направил Шишкина курьером с депешами в Париж. Шишкин проявил себя "старательным, активным и сообразительным" работником, чем обратил на себя внимание Киселева, российского посла во Франции. 1 января 1859 г. Шишкин был командирован секретарем в российское генеральное консульство в Молдавии к Гирсу, будущему министру иностранных дел. Спустя полгода Шишкин, к тому времени уже коллежский асессор, получил назначение управляющим консульством в Яссах. Но и там он пробыл недолго - через пять месяцев был переведен на место консула в Адрианополь. Оценивая успешную деятельность Шишкина как консула в Адрианополе, Горчаков ходатайствовал перед Комитетом министров о награждении дипломата "вне существующих правил" орденом Станислава 2-й степени с императорской короной. 4 мая 1862 г. состоялось награждение, а 18 октября Шишкину было поручено управлять генеральным консульством России в Белграде. Главной задачей, которую поставило правительство перед Шишкиным, направляя его в Белград, было удержать сербское правительство от войны против Турции. Как указывалось в инструкции, "вы могли убедиться, что Императорское министерство столько же опасается нарушения спокойствия в христианских областях Турции, сколько желает продолжения мирных отношений между Сербией и Портою". Поводом для опасений служило нарастание напряженности на сербо-турецкой границе. Столкновение между Белградом и Константинополем грозило перерасти в крупный военный конфликт и лишить устойчивости обстановку на Балканах, вопреки интересам России. Слабость ее экономики, неподготовленность к "силовому" пересмотру результатов Парижского мирного договора 1856 г. и вместе с тем активизация российской политики на среднеазиатском направлении не позволяли Петербургу отходить от того уравновешенного курса в отношениях с европейскими державами, который проводил Горчаков и который обеспечивал России мирную передышку. В Сербии российской дипломатии пришлось вступить в соперничество с внешнеполитическими ведомствами Англии, Франции, Австрии и Турции. Из донесений генерального консула в Белграде 1863-1866 гг. следовало, что каждая из названных стран тем или иным путем подталкивала сербского князя Михаила Обреновича к войне с Портой. В уверенности, что Турция одержит победу, Англия и Франция надеялись на ликвидацию автономии княжества, замену неудобных для них Обреновичей династией Карагеоргиевичей и восстановление полного контроля Порты над Сербией. Поражение Белграда позволило бы Лондону и Парижу вести в Сербии двойную игру. Идея Шишкина о сближении Сербии с христианским населением Балкан нашла отклик в Петербурге. В ноябре 1867 г. не без помощи России был подписан договор о союзе между Сербией и Грецией,. 4 мая 1868 г. Шишкину было присвоено звание российского дипломатического агента и генерального консула. В Белграде Шишкин оставался по начало 1875 г., когда, откликаясь на давние просьбы, Горчаков решил перевести его в другое место, и 25 марта Николай Павлович, к тому времени уже в чине действительного статского советника, был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром в США. 20 октября 1875 г. новый посланник прибыл в Вашингтон. При назначении Шишкин получил указание Горчакова добиваться сближения с США по соображениям "большой политики", особенно в делах Дальнего Востока. По прибытии в Соединенные Штаты он первое время занимался организацией российской экспозиции на Всемирной выставке в Филадельфии, приуроченной к столетию провозглашения независимости США. В результате российская экспозиция была второй по величине после английской и произвела настоящую сенсацию. Шишкин также содействовал успеху миссии Менделеева, который не только представлял на выставке свои изобретения, но и изучал в США нефтяное дело. Он также обеспечивал дипломатическую поддержку третьей Американской экспедиции русского флота, решение о проведении которой было принято 8 октября 1876 г., в канун русско-турецкой войны. 8 февраля 1884 г. Шишкин был назначен посланником в Соединенное королевство Швеции и Норвегии; новое назначение сопровождалось присвоением ему чина тайного советника. Как и Гирс, бывший в 1872-1875 гг. посланником в этой стране, Шишкин уделял значительное внимание развитию экономических связей, тщательно изучал внутриполитическую ситуацию. По свидетельству Ламздорфа, Гирс, крайне недовольный директором Азиатского департамента Зиновьевым, хотел отправить его "отдохнуть и освежиться в Стокгольм", а на его место "для пользы министерства" пригласить Шишкина. Однако в связи с появившимися опасениями, что шведский король Оскар состоит в тайных союзных соглашениях с Берлином, решено было оставить Шишкина, опытного дипломата, в Стокгольме. В 1891 г. встал вопрос о замене товарища министра А.Е. Влангали, назначенного послом в Рим. Из представленных Гирсом кандидатур Александр III выбрал Шишкина, хотя на этот пост претендовал Зиновьев, который вскоре все же был отправлен в Стокгольм. В качестве товарища министра иностранных дел Шишкин занимался прежде всего внутренними, административными делами и лишь частично участвовал в выработке внешнеполитических решений. По указанию Александра III, Гирс не спешил раскрывать Шишкину подробности секретных русско-французских переговоров. Это серьезно затруднило его работу, приведя к тому, что на первых порах в ряде проблем, прежде всего европейской политики, Шишкин мог разбираться лишь "наполовину". Во время миссии начальника французского Генерального штаба Буадефра в Россию в августе 1892 г. Гире поручил Ламздорфу посвятить Шишкина в суть русско-французских соглашений, направленных против Германии. Тем не менее большинство секретов в этом вопросе Шишкин узнал только после смерти Александра III. Шишкин выступал за максимальное сохранение для России возможности дипломатического маневра между Германией и Францией. 5 августа 1892 г. в письме к Гирсу он заметит: "Насколько могу судить из беглого чтения, из нее можно было бы исключить всю политическую часть, добавив ее статьею, оговаривающею государю полную свободу решения вопроса начатия военных действий". Хотя это мнение было и запоздалым, но его суть совпадала с тем осторожным курсом, который старался проводить министр. Как напишет в одном из писем сам Шишкин: "К сожалению, всю нашу политику хотят подчинить эмоциям, так бы оно и получилось, если бы Гирс не находился у руля министерством и не останавливал эту чрезмерную пылкость". Ряд влиятельнейших российских политиков стремился как можно быстрее заключить союз с Францией, что, по мнению Гирса, было нежелательным, потому что вело к осложнению отношений между Россией и Германией, а в итоге ускоряло формирование противоборствующих коалиций государств - будущей Антанты и Тройственного союза. Частые недомогания Гирса при недостаточной осведомленности товарища министра зачастую становились причиной сбоев в работе центрального аппарата министерства. 7 декабря 1894 г., говоря о возможности передать временное управление Шишкину в связи с очередной болезнью Гирса, Ламздорф заметил в своем дневнике: "Это как раз то, что нужно сделать для наведения некоторого порядка и налаживания более или менее нормального хода дел. Бедного Шишкина держат в стороне; у нас установился режим полной анархии". И все же, работая нередко по 16 часов в сутки, Шишкин удачно справлялся со своими обязанностями и был на хорошем счету у императора. 30 августа 1893 г. он был награжден орденом Александра Невского за умелое управление министерством. Приняв в январе 1895 г. после смерти Гирса управление министерством, Шишкин вынужден был уделить первостепенное внимание ситуации на Дальнем Востоке. В это время российское правительство было обеспокоено политикой Японии, победившей Китай в войне 1894-1895 гг. и готовившейся предъявить Пекину условия мирного договора. Опасаясь усиления позиций Японии в Корее, российское правительство вынашивало намерение оккупировать острова Коджедо для обеспечения свободного прохода в корейском проливе своих судов. Не желая в будущем столкновений с Японией, Шишкин считал разумным по возможности воздерживаться на Дальнем Востоке от "агрессивных" шагов. В этом он продолжал линию, намеченную Гирсом. 20 января 1895 г. Шишкин заявил, что "нам не следовало бы занимать каких-либо территорий, дабы тем показать, что мы не преследуем на тихоокеанском побережье никаких агрессивных целей, и через то сохранить прежние дружественные отношения как с Японией, так и с другими заинтересованными державами". Отвечая управляющему Морским министерством Чихачеву, говорившему об угрозе интересам России, Шишкин заметил: "Более всего наши интересы были бы задеты, если бы Япония завладела Кореею". Когда в апреле 1895 г. между Китаем и Японией был заключен Симоносекский мирный договор, обеспечивавший Японии легкий захват Кореи, Россия организовала совместный с Францией и Германией демарш, требуя отказаться от захвата Ляодунского полуострова, что было предусмотрено договором. В результате Япония вынуждена была воздержаться от выполнения ряда его условий, а в ноябре 1895 г. вернула Китаю Ляодунский полуостров. Пробыв на посту управляющего министерством до 26 февраля 1895 г., Шишкин передал управление министерством А.Б. Лобанову-Ростовскому. 7 марта Шишкин был вновь назначен товарищем министра. Вновь руководить внешнеполитическим ведомством, нося при этом крайне редкий придврный титул «статс-секретарь Его Величества», Н.П.Шишкину пришлось после смерти князя А.Б.Лобанова-Ростовского, приключившейся 18 (30) августа 1896 г. в царском поезде, шедшем из Вены в Киев. После того, как 1 января 1897 г. на пост министра был назначен граф М.Н.Муравьев, Шишкин занял место в Государственном совете, завершив почти 44-летнюю карьеру в Министерстве иностранных дел. После перехода в Государственный совет он все меньше занимался внешнеполитическими вопросами. Слабеющее с каждым годом здоровье давало о себе знать. 11 декабря 1902 г. Николай Павлович Шишкин скончался. Его останки были похоронены на кладбище подворья Пятигорского Богородицкого женского монастыря в Гатчине. А.Б. Лобанов-Ростовский Алексей Борисович Лобанов-Ростовский родился 30 декабря 1824 года в имении матери Олимпиады Михайловны в Воронежской губернии. Он был четвертым сыном князя Бориса Александровича. Детские годы Алексея прошли в Москве, где у него был гувернер - француз Деманжо. В 1838 году Лобанов-Ростовский поступил в Императорский Александровский лицей, который окончил в 1844 году с золотой медалью. В декабре он был определен в департамент хозяйственных и счетных дел Министерства иностранных дел. Из аппарата внешнеполитического ведомства Лобанова перевели в заграничную службу: в 1850-1856 годах он был секретарем миссии в Берлине, в течение трех последующих лет - советником миссии в Стамбуле. В июне 1859 года Лобанова-Ростовского назначили чрезвычайным посланником и полномочным министром при Оттоманской империи. Это был редчайший случай в летописях российской дипломатии. К 1863 году на счету князя был ряд удачных дипломатических акций, за что он получил чины статского советника и камергера двора, стал кавалером отечественных и иностранных орденов. Много времени он уделял историческим изысканиям и коллекционированию. Пристальное внимание к русской генеалогии основывалось на уверенности князя в том, что "родственные связи играли в нашей истории роль значительно большую, чем это обыкновенно представлялось, и что от них существенно зависел и самый ход исторических событий". Ближневосточный кризис 70-х годов XIX века и Русско-турецкая война 1877-1878 годов многое изменили в системе международных отношений. В апреле 1878 года Лобанов-Ростовский был направлен в Стамбул Чрезвычайным и Полномочным Послом для проведения переговоров по заключению между двумя государствами соглашения, конкретные статьи которого не рассматривались на Берлинском конгрессе. Султан выразил удовлетворение персоной посла. "Сафет-паша, - писал Лобанов-Ростовский в Петербург, - принял меня с сердечностью. Он заявил, что мое назначение рассматривается как свидетельство благоволения Его императорского величества к султану и они рассчитывают на меня в деле установления дружественных отношений между Россией и Турцией". Князь успешно справился с миссией в Стамбуле, за что получил чин действительного тайного советника и орден Александра Невского с алмазными подвесками. Покинув берега Босфора, он получил назначение послом в Лондон, чтобы наладить резко обострившиеся отношения России с Великобританией. Император заявил также, что вскоре Лобанову-Ростовскому предстоит заменить Горчакова. Однако судьба распределила по-своему: погибшего после взрыва народовольцами бомбы Александра II сменил Александр III, а МИД возглавил Гирс. Лобанов-Ростовский же стал послом в Австро-Венгрии. Хотя в Вене российского посла считали звездой первой величины в дипломатическом мире, а его послужной список в эти годы был отмечен высшей наградой российской империи - орденом Св. Андрея Первозванного, новый император не симпатизировал Лобанову-Ростовскому. В австрийскую столицу Алексей Борисович перевез все свои обширные коллекции и библиотеку. Деятельность князя на поприще науки получила высокую оценку: его избрали почетным членом Императорской Академии наук и почетным членом Совета библиотек. Личная библиотека князя, насчитывавшая к концу жизни более 8 тысяч томов, поступила после его смерти в библиотеку Зимнего дворца. Лобанов-Ростовский полагал, что пребывание на посту посла в Австро-Венгрии будет продолжительным и едва ли не последним в его жизни. Но в октябре 1894 года неожиданно умер Александр III. В январе 1895 года Николай II подписал верительные грамоты Лобанову как послу в Берлине. Однако после того как посол в Лондоне Стааль отказался от поста министра иностранных дел, царь назначил на этот пост Лобанова-Ростовского, человека широко образованного, отлично владевшего языками и пером. Ламздорф подчеркивал уверенность и спокойствие Лобанова-Ростовского при обсуждении самых трудных вопросов, что вселяло бодрость и стимулировало, "словно заражая или оказывая магнетическое влияние". Алексей Борисович был остроумным собеседником и всегда имел большой успех у женщин. После захвата Ляодунского полуострова Японией Лобанов-Ростовский изложил свой взгляд на дальневосточную проблему в двух записках царю от 6 апреля 1895 года. Лобанов-Ростовский склонялся к мысли о соглашении с Японией на основе компенсаций за счет Китая. На особом совещании победила точка зрения Витте: было решено потребовать от японцев очистить Маньчжурию, а в случае отказа подчиниться не останавливаться перед применением силы. Эта политика, имевшая целью приобретение незамерзающего порта на Тихом океане и присоединение некоторой части Маньчжурии для более удобного проведения Сибирской железной дороги, требовала, по мнению министра, крайней осторожности. Лобанов-Ростовский запросил Париж о согласии совместно с российским и германским правительствами предпринять в Токио демарш - "дружески посоветовать" Японии отказаться от оккупации Ляодунского полуострова за соответствующую денежную компенсацию. "Дружеский совет" должен был подкрепляться морской демонстрацией трех держав. Лобанову-Ростовскому удалось убедить французского коллегу Аното в том, что совместные действия Германии с Россией ничего не меняли в отношениях последней с Францией. Он добился согласованного дипломатического давления на Токио и настоял на отправке правительствами координирующих инструкций адмиралам - командирам кораблей трех держав в Тихом океане. Дипломатический демарш заставил Японию отступить. Лобанов-Ростовский весьма гордился крупным дипломатическим успехом, достигнутым в начале деятельности. Со времени заключения русско-французского тайного союза в 1891 году Париж неоднократно, но безуспешно добивался его оглашения. Весной 1895 года Лобанов-Ростовский в этом вопросе пошел Франции навстречу. После неудачной попытки договориться с Ротшильдом об организации займа Китаю Петербург в начале июня обратился к помощи правительства Франции. Выступая во французском парламенте, Аното впервые сказал о "союзе" с Россией, что произвело огромное впечатление в Европе. После данного разъяснения китайский заем был легко размещен на парижском рынке. С начала ближневосточного кризиса, осенью 1894 года, российские и французские дипломаты тесно сотрудничали в комиссии послов по выработке реформ для христианского населения Оттоманской империи, противодействуя стремлениям англичан превратить вопрос в общеевропейский. Петербург сначала старался избегать давления на Турцию. Даже после уклончивого ответа султана в мае 1895 года на меморандум послов с проектом реформ Лобанов отказался присоединиться к предложенному Англией ультиматуму. "С самого начала армянских осложнений, - утверждал он, - нашей единственной целью было достижение гарантий для обеспечения независимости и благосостояния армян без компрометации существования Оттоманской империи. Власть любого правительства покоится не только на его материальной силе, она коренится прежде всего в том престиже, который ее окружает". В сентябре 1895 года после безуспешных попыток убедить султана принять проект реформ Россия и Франция перешли совместно с Англией от просьб к требованиям. Встречи Лобанова-Ростовского с Аното помогли согласовать позиции. Совместный нажим держав заставил султана в октябре утвердить проект реформ. Лобанов-Ростовский был удовлетворен результатом. Однако султан тянул с проведением реформ. Чтобы заставить его действовать, австро-венгерский министр иностранных дел Голуховский предложил державам, подписавшим Берлинский трактат, ввести в проливы по несколько судов. Султан отказался их пропускать. Тогда Лондон предложил назначить Порте 24-часовой срок для выдачи фирманов на проход судов. Париж поддержал английский демарш. Докладывая обстановку Николаю II, Лобанов-Ростовский 5 декабря писал: "Назначить срок весьма легко; но возникает вопрос: что же делать, если по прошествии назначенного срока султан не выдаст фирманов? Придется в таком случае согласиться на форсирование проливов. Так как в этом случае право на основании Парижского трактата совершенно на нашей стороне, то я полагал бы неизбежным согласиться на эту крайнюю меру". Как последний возможный вариант дипломатического решения министр предложил царю обратиться к султану с личным советом не противиться пропуску стационеров. Николай II одобрил идею. Лобанов-Ростовский стремился обеспечить для России более благоприятные условия сообщения с ее владениями на Дальнем Востоке. Решение проблемы он видел в нейтрализации Суэцкого канала, чему препятствовало монопольное положение Англии в Египте. Министр рассчитывал на поддержку Франции. Еще в марте 1896 года министр заявил британскому премьер-министру и министру иностранных дел Солсбери, что вопрос Египта прямо затрагивал интересы России. Не получив тогда ответа, Лобанов вернулся к этой проблеме в июне, изложив побуждения, которыми руководствовался Петербург: "С того времени как интересы России на Крайнем Востоке стали развиваться, вопрос свободного прохода судов через Суэцкий канал приобрел для нас первостепенное значение". Он утверждал, что хотя "Сибирская железная дорога предназначена, кроме прочего, для облегчения перевозки наших сухопутных сил, но она не будет влиять на морские перевозки, которые требуются ввиду прогрессирующего развития наших отношений с Дальним Востоком". Лобанов-Ростовский надеялся, добиваясь осуществления интересов России, сохранить с Англией нормальные отношения. К осени 1896 года у Лобанова сложилась конкретная внешнеполитическая программа: на Балканах поддерживать стабильность совместными усилиями с Австро-Венгрией; противодействовать Англии в Египте, добиваясь свободы плавания по Суэцкому каналу и стараясь привлечь к франко-русскому сотрудничеству в этом вопросе Германию. Важная роль в реализации этих планов отводилась обмену мнениями с руководителями внешнеполитических ведомств во время поездки Николая II в Европу. Министр готовился к переговорам в Вене, Берлине, Лондоне и в Париже. Но осуществить намеченную программу министру не удалось. 18(30) августа 1896 года он скончался от сердечного приступа в царском поезде, шедшем из Вены в Киев. В отечественной и иностранной печати выражалось сожаление об утрате "мудрого и осмотрительного руководителя внешней политики России" как раз в то время, когда перед европейской дипломатией встал ряд серьезных проблем. Похороны состоялись в Новоспасском монастыре Москвы. В Знаменской церкви - усыпальнице князей Лобановых-Ростовских - в тесном боковом проходе оставалась последняя могила: туда и опустили после отпевания 7 сентября 1896 года гроб с телом великого дипломата. М.Н. Муравьев 1 января 1897 г. Николай II после четырехмесячного фактически личного управления Министерством иностранных дел назначил преемника умершему графу Лобанову-Ростовскому. Выбор неожиданно пал на графа Михаила Николаевича Муравьева (из рода Муравьевых-Виленских). Сначала он был назначен управляющим министерством, а уже спустя три месяца - главой внешнеполитического ведомства. Вновь назначенный министр иностранных дел не стремился, да и не мог оказывать какое-либо благотворное влияние на молодого, неопытного монарха и даже поддакивал ему, когда тот по вопросам внешней политики принимал заведомо не совсем верные решения. Витте однажды заметил: "Граф - человек литературно малообразованный, если не сказать - во многих отношениях просто невежественный". Граф Муравьев был принят в Министерство иностранных дел в мае 1864 г. в девятнадцатилетнем возрасте. Начал дипломатическую службу с младшего секретаря. Состоял при русской миссии в Берлине, спустя два года был переведен младшим секретарем миссии в Стокгольме, занимал такую же должность с 1867 г. в Штутгарте. Спустя пять лет он вернулся в Стокгольм, где работал уже в должности старшего секретаря миссии, но уже год спустя был переведен на ту же должность в Гааге. В начале русско-турецкой войны граф находился на театре военных действий в качестве одного из уполномоченных Красного Креста, которому оказал, по заявлению командования, много полезных услуг. В 1880 г. занял должность первого секретаря посольства в Париже, откуда вместе с переведенным послом князем Орловым переселился в Берлин, заняв в 1889 г. должность советника посольства. Спустя четыре года он был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром в Копенгагене, где и пробыл до 1 января 1897 г. Вскоре после своего назначения на министерский пост Муравьев по высочайшему повелению отправился в ознакомительную поездку во Францию и Германию. В подробном всеподданнейшем докладе о посещении Парижа (на документе имеется помета Николая II: "Прочел с большим удовольствием") подчеркивалось, что переговоры Муравьева во французской столице были успешными. Министр провел в Париже два дня и произвел на французские политические круги благоприятное впечатление. Беседы графа Муравьева с министром иностранных дел Ганото и президентом Франции Фором касались ряда важных проблем. Так, в докладе особо подчеркивалось, что Муравьев полагал важнейшей целью России всячески препятствовать сближению Франции с Германией и Англией. На переговорах также обсуждался "турецкий вопрос". Обсуждая возможности возникновения смут в Константинополе и в этом случае необходимости соединенных флотов Франции и России войти в турецкую столицу, граф заметил: "В таком случае мы займем Босфор и господствующие высоты, или, иначе, такая акция приведет к приобретению навеки ключа в Черное море - наше внутреннее озеро". Муравьев знал, что о таком развитии событий мечтал еще Александр I. Если поездка в Париж полностью устранила сомнения по поводу возможности возникновения в дальнейшем каких-либо разногласий между Россией и Францией, то посещение Берлина привело германское правительство к убеждению, что, несмотря на тесную связь России с Францией, отношения между двумя странами "могут оставаться самыми дружелюбными". Граф по этому поводу заметил: "Как во Франции, так и в Германии я нашел одинаковую ненависть к Англии". При этом граф забыл, что еще совсем недавно сама Россия пыталась пойти на сближение с Туманным Альбионом. Спустя полгода, 23 августа 1897 г., президент Франции Феликс Фор нанес визит Николаю II. Во время прощального завтрака на борту французского броненосца Николай II сказал: "Я счастлив, что ваше пребывание между нами создает новые узы между нашими двумя народами дружественными и союзными, одинаково решившими содействовать всеми силами сохранению всеобщего мира, основанного на законности и справедливости". Эти слова свидетельствуют, что время единения с Германией прошло. Между тем военно-морские расходы всех великих держав все возрастали. Назрела необходимость созвать международную конференцию о мире. С этим предложением царское правительство выступило в специальном обращении 12 августа 1898 г. У России были свои резоны выступить с подобной инициативой: предполагалось таким образом создать для себя наиболее благоприятную международную обстановку, особенно для проведения политики на Дальнем Востоке. Сыграло свою роль и тяжелое состояние финансов империи, которое не давало возможности эффективно перевооружатъ армию. И это на фоне серьезного обострения русско-английских отношений в связи с продвижением России на Дальнем Востоке, о чем в свое время предупреждал граф Витте. Он же уверял, что идея созыва конференции была именно им подсказана Муравьеву. Правительство Голландии дало согласие на проведение конференции мира в Гааге. В циркулярной депеше российским представителям за границей от 11 марта 1899 г. граф Муравьев писал: "Государь император с удовольствием усматривает в единодушном сочувствии, сказавшемся одновременно с выраженным всеми правительствами согласием на конференцию в Гааге, - новый залог успеха стараний, направленных на развитие в общественном сознании и жизни всех государств плодотворного начала всеобщего мира". Международная конференция по инициативе России собралась в королевском Лесном дворце в Гааге 6 мая 1899 г. В ней приняло участие 27 государств, в том числе Великобритания, США, Германия, Франция, Италия и Япония. Были приняты три декларации, касающиеся ограничения средств ведения военных действий. Воспрещалось "на пятилетний срок метание снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров или при помощи иных подобных способов. Договаривающиеся Державы обязуются не употреблять снаряды, имеющие единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы, и не употреблять пуль, легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле.." "В случае важного разногласия или столкновения, прежде чем прибегнуть к оружию, Договаривающиеся Державы должны обращаться, насколько позволят обстоятельства, к добрым услугам или посредничеству одной или нескольких дружественных держав..." В отчете Министерства иностранных дел за 1899 г. отмечается, что заседания Гаагской конференции "обратили в минувшем году на столицу Голландии взоры всего мира. Представители держав встретили как со стороны официальных сфер, так и населения самое широкое и радушное гостеприимство", причем конференция носила всемирный характер. Созвав Конференцию мира в 1899 г., именно Россия стала во главе появившегося в Европе и в США могущественного движения в пользу всемерного изыскания средств к упрочению мира. В высочайшем рескрипте Николая II от 1 января 1900 г. отмечаются заслуги министра иностранных дел графа Муравьева в подготовке и проведении первой Гаагской конференции мира: "В ряду оказанных вами заслуг мне особенно отрадно упомянуть о приложенных вами усилиях и заботах для приведения в исполнение Моего душевного желания обеспечить всем народам блага действительного и прочного мира. Результаты трудов мирной конференции, созванной в Гааге, дают полную надежду, что осуществлению такой близкой Моему сердцу задачи положены твердые основы в виду признания всеми державами возможности и необходимости ее всестороннего разрешения". Граф Муравьев много времени уделял работе Санкт-Петербургского Главного архива МИД. Ему даже удалось уговорить Николая II посетить архив; произошло это в марте 1900 г. Это был единственный случай со времен Екатерины II, когда российский монарх проявил интерес к деятельности этого подразделения министерства. В том году в читальных залах архива занималось "с высочайшего разрешения 108 человек". Некоторые посещали архив как музей, ведь кроме важнейших документов имелась прекрасная коллекция портретов исторических лиц. В архиве иногда занимались и иностранцы. По ходатайству французского посла в Петербурге Монтебелло граф Вильнев делал выписки из переписки императора Наполеона I, перехваченной казаками в 1812 г. Существовала в архиве и своеобразная традиция: при назначении нового директора тот должен был поместить там свой портрет. Известный археограф Малиновский завещал повесить портрет только после своей кончины... Зато граф Муравьев почему-то именно для архива заказал свой портрет известному художнику Богацкому, но полотно было доставлено в архив уже после кончины графа. Муравьев счел необходимым 29 января 1899 г. утвердить новую инструкцию Санкт-Петербургскому Главному архиву. В ней, в частности, указывалось: "Имея назначением служить интересам всех учреждений министерства, он обязан руководствоваться следующими правилами": будучи учреждением неисполнительным, не может от себя выдавать никаких справок частным лицам и другим ведомствам, а должен "таких просителей обращать в подлежащее учреждение министерства, по требованию которого и сообщать требуемую справку или непосредственно просителю, или самому учреждению". Инструкция эта оказалась столь универсальной, что, пожалуй, не потеряла актуальности и сейчас. Близко знавшие Михаила Николаевича дипломаты считали, что граф может себе позволить в министерстве делами заниматься мало: он находился в полной уверенности, что за него все сделает самым лучшим образом товарищ министра иностранных дел опытный в делах Ламздорф. Это именно по его предложению накануне визита императора Франца-Иосифа в апреле 1897 г. в Петербург было решено поддерживать стремление Австро-Венгрии к сближению с Россией, но только в самой общей форме, не принимая при этом на себя никаких конкретных обязательств. 12 июня 1900 г. в Кушелевской церкви Троице-Сергиевской пустыни проходило погребение скончавшегося 8 июня министра иностранных дел графа Муравьева. Туда прибыли Николай II и государыня Александра Федоровна. Преемник графа на посту министра иностранных дел Извольский заметил: "Он заявлял всем, кто хотел его слушать, что является только исполнителем воли своего государя и что император, глубокое искусство которого в дипломатических делах он превозносил при каждом удобном случае, совершенно самостоятельно решает все мельчайшие вопросы международной политики". В.Н. Ламздорф "Одно из двух - или наш государь самодержавный, или не самодержавный. Я его считаю самодержавным, а потому полагаю, что моя обязанность заключается в том, чтобы сказать государю, что я о каждом предмете думаю, а затем, когда государь решит, я должен, безусловно, подчиниться и стараться, чтобы решение государя было выполнено", - это строчки из дневника Владимира Николаевича Ламздорфа, министра иностранных дел Российской империи начала ХХ века, как нельзя более точно определяют его характер. Семнадцатилетним юношей, выдержав экзамен после трех с половиной лет обучения в Пажеском корпусе, в 1861 году он был определен на службу в Собственную Его Императорского Величества канцелярию в качестве придворного камер-пажа. Спустя три десятка лет он с гордостью вспоминал, как 24 ноября Александр II спросил его на лестнице дворца, не из Ламздорфов ли он, опознав по фамильному сходству. Спустя пять лет в чине титулярного советника он переводится в Департамент внутренних сношений МИД. Вся дальнейшая его дипломатическая карьера - от должности переводчика до министра иностранных дел - проходит исключительно в аппарате внешнеполитического ведомства. В 1886 году Владимир Николаевич был назначен старшим советником МИД. По совместительству он состоит в Комитете шифров, сумевшем вскрыть все иностранные секретные дипломатические шифры, за исключением австро-венгерского. Сама по себе должность старшего советника не давала возможности быть знакомым со всеми деталями выработки политического курса, но благодаря тому, что Ламздорф пользовался неограниченным доверием своего начальника, был, по словам Гирса, его правой рукой, он знал даже то, чего не знал товарищ министра. За время службы в министерстве Ламздорф, ведя довольно аскетический образ жизни, систематически работая даже по воскресеньям и праздникам, приобрел богатый опыт и серьезные знания в ряде областей. Ему доводилось в составе экзаменационных комиссий участвовать в отборе лиц, желавших вступить на дипломатическую службу, в частности из числа выпускников Петербургского университета; среди проверяемых предметов были и такие, как политическая экономия. В январе 1895 года, после смерти министра иностранных дел Гирса, Ламздорф, располагавший всеми секретными внешнеполитическими архивами, оказывается на некоторое время единственным человеком, наиболее посвященным во все дипломатические тайны царствования Александра III. "Странным является мое положение в данный момент, - записывает он в дневник, - мои секретные архивы содержат все тонкости политики последнего царствования. Ни молодой император, ни почтеннейший Шишкин, назначенный временно управляющим министерством иностранных дел, не имеют ни малейшего представления о документах, доверенных в последние годы исключительно и совершенно бесконтрольно мне. Я оказываюсь в положении единственного обладателя государственных тайн, являющихся основой наших отношений с другими державами". В феврале новым министром стал князь Лобанов-Ростовский. За те полтора года, что он провел на этом посту, положение Ламздорфа заметно изменилось: все принципиальные вопросы отныне решал без помощников. Скромный и сдержанный Гирс был ближе Ламздорфу, чем высокомерный светский вельможа Лобанов. В январе 1897 года Ламздорф был назначен товарищем министра. К этому времени он - гофмейстер двора, кавалер ордена св. Владимира II степени, получает большое жалованье и занимает одни из лучших апартаментов в здании министерства. 8 июня 1900 г. Витте рекомендовал царю Ламздорфа на пост главы МИДа, а на следующий день Николай II подписал указ о его назначении, но лишь временно управляющим министерством. Через полтора месяца Владимир Николаевич стал постоянным главой МИД, а в день 56-летия, 25 декабря 1900 г., император назначил его министром. Он вступил на этот пост вполне зрелым человеком, с определенно сформированной временем и обстоятельствами системой взглядов. Если принять предложенный Никольсоном перечень качеств идеального дипломата: правдивость, аккуратность, спокойствие, терпение, хороший характер, скромность, лояльность, а также ум, знания, наблюдательность, осторожность, гостеприимство, очарование, прилежание, мужество и такт, - то Владимир Николаевич обладал большинством из них, за исключением, пожалуй, гостеприимства, очарования и мужества. Робость и замкнутость, переходящие порой в нелюдимость, по собственному признанию, весьма угнетавшие его, не способствовали успехам графа в свете и при дворе. Витте писал, что это был человек "с изысканными светскими манерами, но не любящий и даже не переносящий общества. В заседаниях не мог говорить, но наедине или в близком кругу всегда выражал свое мнение толково и с большим знанием". Новая расстановка сил на международной арене на рубеже веков - отчетливо проявившийся англо-германский антагонизм, сглаживание англо-французских противоречий, обострение русско-германских отношений и наметившаяся тенденция к русско-английскому сближению - требовала поиска новых политических решений. Ламздорф разделял традиционное для российской дипломатии того времени недоверие к политике "коварного Альбиона" и поэтому очень сдержанно и осторожно относился к попыткам английской стороны сгладить острые противоречия с Россией. Советнику министерства Таубе он заявил: "Ни за что на свете, пока я останусь министром, я не сделаю ни одним шагом больше в направлении Потсдама, чем к Букингемскому дворцу. В прессе и даже в моем собственном министерстве это квалифицируется как отсутствие всякой политики. Но поверьте мне, бывают в жизни великого народа периоды, когда подобное отсутствие явно выраженной ориентации в пользу государства икс или игрек есть лучшая политика. Я называю ее политикой независимости". К этому времени Япония практически завершила военную подготовку и намеревалась вступить в схватку с Россией за Корею и Маньчжурию прежде, чем будет завершено строительство Сибирской магистрали. Дипломатическим обеспечением войны стали подписанный в январе 1902 года договор о союзе с Англией и полученное из Берлина заверение, что ситуация 1895 года не повторится: Германия была весьма заинтересована в отвлечении сил России от западных границ на Дальний Восток. В переговорах с Японией российская дипломатия постепенно шла на уступки и в Корее, и в Маньчжурии, хотя посланник в Токио Розен с самого начала переговоров предлагал не отступать. Но несмотря на уступчивость соперницы, японское правительство заняло непримиримую позицию - в Токио были готовы к войне и ждали только подходящего повода ее начать. Предложение Японии начать переговоры о размежевании взаимных интересов как в Корее, так и в Маньчжурии остро поставило перед царским правительством вопрос о целях политики на Дальнем Востоке. Ламздорф настаивал на обсуждении его на особом совещании. Николай II согласился, но со своей стороны принял меры - накануне совещания назначил начальника Квантунской области генерала Алексеева наместником областей Дальнего Востока, получавшим право вести дипломатические отношения по делам этих областей с соседними государствами. В этот же день японский поверенный вручил Ламздорфу проект соглашения, предусматривавший отказ России от исключительного положения в Маньчжурии и признание интересов Японии не только в Корее, но и во всем Северо-Восточном Китае. В знак протеста против изъятия из ведения МИД политических вопросов на Дальнем Востоке Ламздорф обратился к Николаю II с просьбой об отставке, однако царь отклонил ее. Алексеев, считавший требования Японии неприемлемыми, настаивал на разрыве переговоров. Ламздорф, в очередной записке пытавшийся убедить Николая II в необходимости очень осторожных и взвешенных шагов, из резолюции царя понял: в сущности, тот ничего не имеет против войны, хотя делает вид, что избегает столкновения и подчеркивает свое миролюбие. 31 декабря 1903 г. Япония предъявила ультиматум. На совещании 15 января под председательством великого князя Алексея Александровича был намечен еще ряд уступок: Россия признавала права Японии в Маньчжурии и отказывалась от нейтральной зоны в Корее. Поздно вечером 26 января Николаю II была доставлена срочная телеграмма от адмирала Алексеева: "...японские миноносцы произвели внезапную минную атаку на эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артур". Утром Николай II поручил Ламздорфу составить манифест о войне, а вечером всем представителям России за границей были отправлены извещения о японском нападении. Известие о поражении русской армии и флота произвело тяжелое впечатление в России. Позиции на Дальнем Востоке оказались существенно ослаблены. Япония же, напротив, значительно укрепила свое положение и получила удобные плацдармы для развития экспансии. И все же благодаря действиям российской делегации в Портсмуте во главе с Витте у обеих сторон были основания чувствовать себя до известной степени удовлетворенными. Правительство смогло достичь мира, не слишком компрометировавшего великодержавное положение России. Помимо внутреннего эффекта мир позволял несколько поднять поколебленное влияние в европейских и ближневосточных делах. Япония сумела вовремя, уже будучи на пороге истощения, добиться признания своей победы, закрепить в договоре наиболее существенные из своих притязаний и фактически утвердить свой великодержавный статус. Витте сумел добиться "почти благопристойного" мира. Были также созданы известные предпосылки для русско-японского сближения на будущее. И во многом действия Витте облегчила поддержка министра иностранных дел Владимира Николаевича Ламздорфа, понимавшего необходимость мира. Однако после завершения дальневосточной авантюры правительства Ламздорфа назвали главным виновником позорного провала внешнеполитического курса, вдохновителем которого он не являлся. Дипломатическая карьера, начавшаяся и складывавшаяся в целом удачно, завершилась бесславной отставкой в мае 1906 года. В новой международной обстановке, сложившейся после русско-японской войны, нужны были новые дипломатические решения и новые люди для их осуществления. А.П. Извольский Александр Петрович Извольский родился 3 марта 1856 года в фамильном имении во Владимирской губернии, в семье чиновника, будущего губернатора. Он блестяще окончил Александровский лицей - его имя было занесено на мраморную доску почета, а экзаменаторы отмечали талант юноши в юриспруденции и, особенно, в иностранных языках. Вначале он служил в канцелярии МИД, затем на Балканах под началом посла в Турции князя Лобанова-Ростовского, которого считал своим учителем. В 26 лет Извольский был назначен первым секретарем российской миссии в Румынии, откуда вскоре был переведен на такую же должность в Вашингтон. Затем его продвижение по служебной лестнице замедлилось. Лишь в 1894 году он получил свой первый самостоятельный дипломатический пост - министра-резидента России при папском престоле. После 20 лет службы Извольский был произведен в действительные статские советники. Прослужив три года в Риме, он отправился посланником в Сербию, а еще через три года был аккредитован при баварском королевском дворе в Германии. Среди коллег он выделялся своими способностями и широтой политических взглядов и после смерти в 1900 году графа Муравьева рассматривался в качестве кандидата в министры иностранных дел. Министром ему стать не удалось, но назначение посланником в Японию позволило ему оказаться в центре борьбы великих держав за сферы влияния и раздел Китая. Александр Петрович выступал сторонником мирного урегулирования конфликта с Японией путем компромисса, в частности отказа России от сферы влияния в Корее в качестве компенсации за сохранение таковой в Маньчжурии. Однако политика примирения с Японией встречала противодействие Николая II и его советников, требовавших демонстрации силы. Осенью 1902 года Извольского отозвали из Токио в Петербург, и уже в октябре он был назначен послом в Данию. Этот пост рассматривался как весьма почетный, поскольку датскую королевскую семью с Романовыми связывали родственные узы. Обязанный назначением в Копенгаген придворным связям своей жены, Извольский этот шанс не упустил. В конце апреля 1906 года он стал министром иностранных дел России. Это назначение было приурочено к торжественной инаугурации Государственной думы. Извольский, динамичный и прагматичный политик либеральных политических взглядов, отвечал требованиям времени. Первые шаги Извольского на посту министра иностранных дел были связаны с задачей стабилизировать международное положение России, вытекавшей из "необеспеченности безопасности страны на всем протяжении ее дальневосточных границ вплоть до европейских границ". Требовалось принять срочные меры для предотвращения новой войны со стороны Японии, устранения опасной напряженности в отношениях с Германией. Следовало остановить Англию в ее продолжающемся наступлении на позиции России в сопредельных с ней азиатских странах, прежде всего в Персии. Он был убежденным сторонником европейской ориентации России. В Европе, как он считал, были сосредоточены ее основные интересы и назревали серьезные международные конфликты. Внешнеполитическая программа Извольского определялась необходимостью обеспечить стране длительную мирную передышку, продолжительность которой он определял в 10 лет. Практическая реализация этой задачи представлялась ему в виде политики неприсоединения к двум противостоявшим в Европе блокам государств и заключении с ними соглашений по спорным вопросам, а также разрешения противоречий с Японией на Дальнем Востоке и согласованных действий с Австро-Венгрией на Балканах. Первый этап переговоров России, начавшихся в мае - июне 1906 года с Англией, Японией и Германией, можно рассматривать как период дипломатического зондажа и выявления взаимных требований. Слабость внешнеполитических позиций России диктовала Извольскому тактику выдвижения на переговорах сначала неглавных вопросов, а также убеждения правительств трех держав в том, что политика соглашения с каждой из них не направлена против другой и не имеет целью нарушить сложившееся в Европе и на Дальнем Востоке соотношение сил. Тактика лавирования подсказывала и дипломатические методы ее осуществления - интенсивные и систематические личные контакты со своими зарубежными коллегами и главами правительств, как официальные, так и частные, впервые примененные в таких крупных масштабах российским министром иностранных дел. Однако главные трудности Извольского на этом этапе были связаны с внутриполитическими проблемами. Уже в июне 1906 года, едва освоившись с обязанностями министра, он был вынужден включиться в ликвидацию правительственного кризиса, возникшего в связи с разгоном Думы и отставкой правительства Горемыкина. Переговоры с Англией были приостановлены. Извольский выступил с предложением о создании "ответственного министерства" с участием либеральной оппозиции. Но самым трудным стало преодоление сопротивления курсу при выработке условий соглашений с Англией и Японией. Во время обсуждения условий договора с Англией о разграничении сфер влияния в Персии и об Афганистане его главным оппонентом выступал начальник Генштаба Палицын, настаивавший на расширении "русской зоны" в Персии. Впоследствии он признавался французскому послу в Париже: "Вы не можете себе представить всей той борьбы, которую мне пришлось выдержать за со всеми, вплоть до моих сотрудников по министерству". Пожалуй, впервые во внешней политике России в таких масштабах был реализован принцип политического компромисса. Как отмечали современники, все предшественники Александра Петровича Извольского считали, что Россия не должна идти на разграничительные линии. Отдавая себе ясный отчет в ослаблении позиций России в Средней Азии, необходимости отказа, хотя бы временного, от активной политики в этом регионе, но в то же время и защиты уже сделанных завоеваний, Извольский согласился на английское предложение о разделе Персии на три зоны: русскую, английскую и нейтральную, с равными возможностями для двух стран. Тем самым закреплялось реально сложившееся положение во всем комплексе отношений между двумя соперниками в Персии. Сам Извольский в итоговом меморандуме особо отметит: "Императорское российское правительство считает полезным, поскольку от него будет зависеть, не допускать, кроме как по предварительному соглашению с британским правительством, в течение трех лет со дня настоящего сообщения доступа в Тибет какой-либо научной экспедиции". Ожесточенные споры были связаны с Афганистаном, который Россия впервые признала лежащим вне сферы своих интересов. За уступки в Иране и Афганистане Извольский получил от британской дипломатии важную для его будущей политики на Ближнем Востоке компенсацию: обещание поддержать Россию в решении вопроса о проливах. Современники отмечали: Александр Петрович умел выделить главные проблемы, подчинить второстепенные вопросы основным - политическим. В проведении "политики соглашений" Извольской довольно успешно применял тактику активного внешнеполитического лавирования, используя заинтересованность в России обоих блоков держав. Практически эта позиция выражалась в том, чтобы не форсировать переговоры с Англией, не улучшив вначале отношений с Германией, причем ровно настолько, насколько необходимо, чтобы не посеять иллюзий в Германии о возможности возрождения монархического Союза трех императоров и в то же время не возбудить подозрений Антанты. Одновременно предполагалось не допустить антигерманской направленности соглашения с Англией. В переговорах с Японией и Англией ставилась цель использовать зависимость Токио от Лондона и Парижа, заинтересованность Антанты в скорейшем возвращении России в Европу. В результате Извольскому удалось достичь в целом приемлемых условий соглашений с Англией и Японией. Хотя современники и обвиняли его в излишней уступчивости своим партнерам, последних в том же упрекали их соотечественники. Большинство историков признает, что оба соглашения в целом соответствовали реальному соотношению сил на Дальнем Востоке и в Средней Азии и зафиксировали занимаемые к тому времени позиции держав. Подводя итог периоду военных поражений и революции, Извольский в октябре 1907 года в докладе Николаю II выражал уверенность, что Россия отныне получила "полную свободу действий" и "вернула себе место, подобающее ей в ряде великих европейских держав". Однажды он заметил: "Если вы видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею непоколебимую веру в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи - в руках Господа. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей". Некоторой эйфорией от собственных успехов министр заразил царя, не чуждыми ей оказались и военные круги. Для главы МИДа это обернулось потерей осторожности и реализма в оценке международной обстановки и действительного положения страны, за что ему пришлось заплатить министерским креслом. Через год после отставки, в июле 1911 года, он писал Столыпину: "Я могу по совести сказать, что я поставил Россию в более выгодные условия по сравнению с теми, в которых она была до меня, дал ей все те точки опоры, которые возможно было найти, и оградил ее от всяких случайностей на Дальнем и Среднем Востоке". Указывая на опасность возникновения общеевропейской войны, Извольский видел два ее основных очага: один - на Балканах, другой - в англо-германском колониальном соперничестве. По его мнению, России не удастся избежать участия в этом "грандиозном конфликте". К возможности предотвращения общеевропейской войны Извольский относился с пессимизмом, считая, что все будет зависеть от Германии: "Если она ее желает, то война будет". Это понимание обстановки в Европе стало программой его деятельности на посту посла России во Франции: укрепление франко-русского союза и Тройственного согласия, одним из фактических создателей которого он явился... Умер А.П.Извольский 16 августа 1919 г. в Париже. С.Д. Сазонов Сергей Дмитриевич Сазонов происходил из старинной провинциальной дворянской семьи. Он родился 29 июля 1860 года в имении своих родителей в Рязанской губернии. Семья Сазоновых была по духу монархической и религиозной. В юности он хотел избрать духовную карьеру, но окончание Александровского лицея открыло перед ним дипломатическое поприще, и в 1883 году он был принят в канцелярию Министерства иностранных дел. В 1894 году Сазонов был назначен секретарем русской миссии при Ватикане, где работал под руководством Извольского - одного из наиболее способных дипломатов того времени. Значение отношений с папским престолом определялось наличием довольно многочисленного в России католического населения, прежде всего в польско-литовских землях. Императорская миссия стремилась проводить применительно к Ватикану гибкую линию, учитывая, по возможности, его пожелания относительно интересов российских католиков. Сазонов зарекомендовал себя умелым и исполнительным чиновником. Это весьма пригодилось ему позднее, когда Извольский стал министром иностранных дел. Осенью 1904 года Сазонов приложил немало усилий для урегулирования Гулльского инцидента, когда эскадра вице-адмирала Рождественского, направлявшаяся на Дальний Восток, обстреляла в районе Доггер-Банки английские рыболовные суда, что едва не привело к крупному британско-русскому военному конфликту. 12 ноября удалось заключить временное соглашение, подписанное министром иностранных дел России Ламздорфом и британским послом в Петербурге Гардингом. Сазонову пришлось также вести сложные переговоры с британским министром иностранных дел Лэнсдауном по поводу англо-тибетского договора от 7 сентября 1904 года, нарушавшего обещания Великобритании не оккупировать тибетскую территорию и не вмешиваться во внутреннее управление этой страной. В 1906 году Сазонов вернулся в Ватикан в качестве главы российской миссии. При новом папе, Пии X, возросло влияние иезуитов и других реакционных кругов. Их русский посланник называл "католической черной сотней". Изменившиеся обстоятельства, а также, по словам Сазонова, "непреоборимая косность" петербургской администрации обрекли царского представителя при папском престоле на тягостное бездействие. Его не покидало чувство неудовлетворенности. В переписке с Извольским, ставшим в 1906 году министром иностранных дел, Сазонов просил назначения посланником в Бухарест или Пекин. Но перестановка кадров на таком уровне, даже при благожелательном отношении министра, была в России трудным делом. В 1909 г. разразился боснийский политический кризис, резко осложнивший русско-австрийские и русско-германские контакты. Глава русского МИД потерпел тогда неудачу, к тому же он вошел в конфликт с большинством правительства во главе со Столыпиным. Недоволен был министром и Николай II. Столыпину нужен был человек, который держал бы его в курсе действий министра. Таким человеком как раз и мог стать Сазонов. Для Извольского кандидатура бывшего подчиненного и ученика, чьи способности он оценивал не слишком высоко, тоже оказалась приемлемой. Сазонов получил предложение занять пост товарища министра и после некоторых колебаний принял его. В июне 1909 года в петербургском здании МИД на Певческом мосту появился новый высокопоставленный чиновник, почти 50-летний человек, отвыкший от жизни в России. Ему понадобилось немало времени, чтобы войти в курс дел. Правда, Извольский существенно помог ему в этом. Он требовал присутствия Сазонова при всех докладах начальников политических отделов, посвящал его в подробности своих переговоров с иностранными представителями. В сентябре 1910 года скончался русский посол во Франции Нелидов. Это позволило правительству осуществить давно намечавшуюся комбинацию: Извольский занял вакантный пост в Париже, а управление министерством целиком перешло в руки Сазонова. Сазонов прилагал серьезные усилия по упрочению позиций России на Дальнем Востоке. Он сумел добиться заключения секретной конвенции с Японией, подписанной в Петербурге 25 июня 1912 года, уточнявшей российско-японскую демаркационную линию в Маньчжурии и Внутренней Монголии. Этот документ рассматривался как успешное продолжение предыдущих соглашений, закладывавших основу для российско-японского союза при соблюдении "специальных интересов". На европейском театре серьезное значение имело расширение союзных обязательств России и Франции, подписавших при участии Сазонова военно-морскую конвенцию. В ходе визита в Россию премьер-министра Франции Пуанкаре 2 августа 1912 года французский лидер, в частности, высказал пожелание, чтобы Сазонов использовал свою предстоящую поездку в Лондон для согласования действий на море всех держав Антанты. Результаты визита русского министра в Англию в сентябре 1912-го оказались неоднозначными. Он получил твердое обещание короля Георга V и британского министра иностранных дел Грея, что в случае "большой европейской войны" британская сторона сделает все возможное, чтобы нанести удар по германскому военно-морскому могуществу. Однако от заверений перенести военные действия на Балтику англичане уклонились. Грей уточнил также, что Лондон вступит в войну только в том случае, если в роли агрессора, стремящегося сокрушить Францию, окажется Германия. Вечером 1 августа 1914 года Германия объявила России войну и оказалась в положении державы, первой обнажившей меч в защиту союзницы, на которую не только никто не нападал, но которая сама напала на соседнюю маленькую страну. Если российской дипломатии и не удалось сохранить мир, то с задачей выставить противника нападающей стороной Сазонов справился успешно. Это имело важное значение для вступления в схватку не столько Франции, которой Германия тоже объявила войну, сколько Англии, избравшей, впрочем, поводом для своего вмешательства нарушение немецкими войсками нейтралитета Бельгии. 8 августа на заседании Государственной думы, продемонстрировавшем единство перед лицом войны почти всех ее фракций, обычно сдержанный Сазонов плакал на трибуне, не в силах совладать с собой при этом зрелище. Последним крупным дипломатическим успехом Сазонова было заключение в Петрограде 3 июля 1916 года договора с Японией о союзных отношениях. Открытая часть текста предусматривала укрепление уже наметившихся ранее достаточно дружественных отношений, не исключавших, однако, соперничества. В секретной части говорилось о возможности совместных мер против любой третьей державы, которая захотела бы нанести ущерб российским или японским интересам в Китае. Но этот успех никак не повлиял на сложившуюся неблагоприятную для Сазонова атмосферу. В начале июля 1916 года, уехав с разрешения царя на отдых в Финляндию, он получил отставку. Правда, его опала назревала давно. Николай II не забыл ему участия в протесте группы министров против смены Верховного главнокомандующего. В то время Сергей Дмитриевич, оставаясь верноподданным монархистом, стоял на позициях, близких к Прогрессивному блоку. Задумываясь о своем будущем, он мечтал о месте посла в столице одной из великих держав. В декабре 1916 года умер Бенкендорф и, таким образом, открылась посольская вакансия в Лондоне. Ситуация, казалось, благоприятствовала Сазонову, тем более что о его назначении просил в письме Николаю II король Георг V. В Лондон сообщили, что место Бенкендорфа займет Сазонов. Но это вызвало недовольство в черносотенных и придворных кругах, и правительство под разными предлогами оттягивало реализацию дела. Только после Февральской революции министр иностранных дел Временного правительства Милюков подтвердил назначение Сазонова послом в Лондоне. Однако и он не спешил, учитывая недоверие к бывшим царским сановникам Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. После образования в России первого коалиционного правительства Терещенко отправил Сазонова, так и не успевшего уехать в Англию, в отставку. Общая политическая позиция Сазонова оставалась консервативной. К Временному правительству он, как и большинство дипломатических чиновников, отнесся сначала лояльно. Но по мере развития революционных событий пришел к заключению, что свержение монархии было ошибкой. Октябрьскую революцию Сазонов воспринял враждебно, а когда началась гражданская война, предложил свои услуги белому движению, ориентировавшемуся на Антанту. Он понимал, что к голосу белой России будут внимательно прислушиваться только при условии единства белого движения, и пытался способствовать его сплочению. В конце декабря 1918 года он от имени Русского политического совещания сообщил Колчаку в Омск: "Признаем верховную власть, принятую Вашим превосходительством, в уверенности, что Вы солидарны с основными началами политической и военной программы Добровольческой армии". 10 января 1919 г. он получил положительный ответ в связи с тем, что еще раньше Деникин, и тоже через Сазонова, известил Колчака о своей готовности к "полному и нерушимому согласию". Адмирал назначил Сазонова своим министром иностранных дел, так что в глазах белых именно Сергей Дмитриевич стал персонифицировать за рубежом единство белого движения. Сазонов видел свою задачу, как и ранее, в отстаивании извечных исторических интересов России, которые, как он считал, обязательно опять займут свое место, когда кончится преходящее "смутное время". В конечном счете, лидеры белого движения разочаровались в нем, и Деникин незадолго до конца своей эпопеи успел сместить его с поста министра иностранных дел. Сазонов долго не признавал "законности" этого смещения и считал себя находящимся на прежнем посту, пока главнокомандующий русской армией генерал-лейтенант Врангель не подтвердил увольнения и не назначил весной 1920 года вместо него бывшего лидера правых кадетов Струве. Некоторое время после отставки Сазонов еще рассчитывал, что его опыт и знания будут все же востребованы в эмиграции, но после поражения Врангеля остался не у дел. Мучительно переживая все то, что случилось в России после 1917 года, С. Д. Сазонов то пылал надеждой на возрождение ушедшего, то впадал в пессимизм. В 1927 году он опубликовал свои "Воспоминания", охватывающие его деятельность на посту товарища министра и министра иностранных дел царского правительства. Эта публикация мало что изменила в его затруднительном материальном положении. 25 декабря того же года Сазонов умер в Ницце. Б.В. Штюрмер Современники так описывали его: "Этот православный немец давно известен: неглупый, но бессердечный человек, известный ретроград, крайний правый, человек с умом, административной опытностью и с известным тактом. Спрашивается только, какое впечатление произведет и в России, и в армии назначение "премьером" немца как раз в это время. Доказывай потом, что он православный и по-русски говорит лучше, чем по-немецки". Речь идет о Борисе Владимировиче Штюрмере. Родился он 27 июля 1848 г. в семье помещика Бежецкого уезда Тверской губернии, ротмистра в отставке Владимира Вильгельмовича Штюрмера. Образование получил на юридическом факультете Петербургского университета, который окончил со степенью кандидата права. С 1872 по 1885 год занимал различные должности в Министерстве юстиции и в Сенате. В 1888 году ему было пожаловано звание камергера высочайшего двора. В апреле 1891 года он получил чин действительного статского советника. В сентябре 1904 года назначен членом Государственного совета по департаменту законов. Примыкал к правой группе, которую Витте называл "черной сотней Госсовета". После поражения русской армии в Польше летом 1915 года из-за тяжелого бремени военных расходов Россия настолько истощила свои ресурсы, что оказалась в финансово-экономической зависимости от союзников. Обострилась политическая обстановка и внутри страны, где шел необратимый процесс разрушения государственной власти, происходила частая смена министров и губернаторов и принимались скоропалительные и не всегда взвешенные решения. В такой накалившейся обстановке определяющую роль во внутренней политике стала играть императрица Александра Федоровна и ее окружение во главе с Григорием Распутиным. По их совету Николай II, пытаясь укрепить власть созданием "однородного" кабинета из представителей правомонархистских кругов, заменил 19 января 1916 г. одряхлевшего председателя Совета министров Горемыкина на 67-летнего Штюрмера. Фактический руководитель экономического департамента МИД России князь Урусов после смены премьера записал по следам событий в своем дневнике: "О Штюрмере не слышно нигде ни одного приличного слова - все недоумевают, почему его назначили, и таксируют его весьма низко; слышал, что он неглупый человек; что же касается его нравственных качеств и "государственных" убеждений, то все сходятся на том, что никогда ничем себя не проявил и никаких данных нет ожидать, что он будет на высоте положения. Кроме церемониальных дел он крестился обеими руками, доказывая тем свое необычайное рвение к православной вере, и в некоторых затхлых кругах считается знатоком церковных дел. Простые обыватели Петрограда смиренно негодуют на то, что Россией призван управлять немец, но это недоразумение. Какое дело России до Штюрмера и Штюрмеру до России?" Сам Штюрмер заявлял, что основную задачу он видит в достижении во что бы то ни стало победоносного конца не нами начатой войны" и что "навязанная" стране война должна быть выиграна "какой угодно ценой". Особый акцент при этом делался на верности России союзническим обязательствам и стремлении царского правительства обеспечить России "достойный мир". Предложения сепаратного мира, даже "самые заманчивые и выгодные" Штюрмер признавал неприемлемыми, поскольку, по его словам, "великая страна и великий народ могли заключить мир, находясь в полной солидарности со своими великодержавными союзниками". Во имя достижения победы и осуществления внешнеполитических целей он призывал к сохранению гражданского мира на основе полного повиновения воле монарха и его правительства и отказа от каких-либо оппозиционных и революционных выступлений. В то же время он обещал несколько "скорректировать" внутреннюю политику, "избегать крайностей" и выражал надежду "найти общий язык с законодательными учреждениями". Штюрмер высказывался также в пользу сотрудничества правительства с общественными организациями, признавая их деятельность полезной "не только в жизни местной, но и общегосударственной". Для отпора "английскому эгоизму", по мнению императрицы, нужен был более твердый в отношении союзников политик. Именно такой твердости и неукоснительного послушания самодержавной воле ожидала царская чета от исполнительного Штюрмера. Он неоднократно Пуришкевичу, что "нужно несколько сократить аппетиты союзников, потому что они слишком много от нас требуют". Конкретным поводом к решению назревшего вопроса стали разногласия Сазонова со Штюрмером по польскому вопросу. Заручившись поддержкой императрицы, Штюрмер убедил царя в необходимости отставки Сазонова, который находился в то время на отдыхе в Финляндии, где и узнал о своем освобождении с поста министра иностранных дел. 7 июля 1916 г. Россия узнала имя нового главы внешнеполитического ведомства. Союзники восприняли известие о назначении Штюрмера, имевшего и в России, и за границей непопулярную репутацию германофила, как победу закулисных германских влияний, как первый шаг царя к установлению мира с Германией. Английский посол в Петрограде Бьюкенен писал: "Обладая умом лишь второго сорта, не имея никакого опыта в государственных делах, преследуя исключительно свои личные интересы, он отличался "льстивостью и крайней амбициозностью". С неменьшей тревогой было воспринято известие о переменах в руководстве российского МИД в Париже, хотя уже 9 июля товарищ министра иностранных дел Нератов по личному указанию царя пытался успокоить французского и английского послов, говоря, что "перемена в лице министра иностранных дел не отразится на внешней политике России, которая останется неизменной". В Министерстве иностранных дел к появлению Штюрмера отнеслись настороженно. Как вспоминал один из ответственных чиновников МИД Михайловский, новый министр при личном знакомстве с каждым сотрудником "величественно кивал головой и двигался своим грузным телом с нарочитой торжественностью, от его рыжей завитой бороды и нафабренных усов веяло "оберцеремониймейстером". Было совершенно ясно, что Штюрмер будет министром не в фактическом, как был Сазонов, но в формальном смысле слова". Князь Урусов напишет позднее: "Отзывы о происшедшей смене единодушны - жалеют Россию, судьбы которой в столь решительный час из опытных, политически честных и государственно умных рук Сазонова вручены человеку, который себя ничем не проявил, не пользуется за границей никаким престижем, и о котором опередившая его деятельность молва говорит, что его приход в МИД знаменует собой готовность заключить с немцами преждевременный мир" . Провозгласив себя сторонником возрождения "национальной" внешней политики, он пообещал даже ввести некоторые "русские" элементы в дипломатический этикет. Однако на практике с приходом Штюрмера в МИД почти ничего не изменилось, наблюдалось лишь замедление в работе, которое фактический руководитель министерства товарищ министра Нератов объяснял некомпетентностью Штюрмера и "недостатком у него времени". По всем делам, требовавшим решения и ответственности, новый министр либо затягивал их рассмотрение, либо давал уклончивый ответ. Незнание рутинной дипломатической работы, недостаточный опыт ведения международных дел, боязнь совершить оплошность делали из Штюрмера чрезвычайно медлительного и нерешительного министра. Вопреки ожиданиям при Штюрмере всесильный, казалось бы, Распутин не оказывал ощутимого влияния на внешнеполитическую деятельность России. Николай Второй и его соратники в эту важнейшую область старца не допускали, хотя тот, вероятно, и рассчитывал с помощью своего ставленника вмешиваться во внешние дела государственного управления. Сильным политическим ходом Штюрмера, как отмечали его сослуживцы, было вовлечение в войну Румынии. Здесь он действительно проявил большую энергию, заставив румын переправить в Москву королевские драгоценности и золото, чтобы за счет неверной союзницы получить известные компенсации при мире с Германией. И в этом Штюрмер достиг успеха. Однако в МИД многие не одобряли этот шаг, полагая, что вовлечение Румынии в войну лишь растянет и без того широкий фронт, а Румыния стратегически не только не укрепит Россию, но и ослабит ее, заставив русские войска ее защищать, а в победоносные качества румынской армии никто не верил. 1 ноября 1916 г. на очередной сессии Государственной Думы была предпринята решительная атака на Совет министров. Лидер кадетов Милюков обвинил правительство и лично Штюрмера в измене и предательстве национальных интересов России. "Мы потеряли веру в то, что эта власть может привести нас к победе", - заявил он. Николаю II ничего не оставалось, как распроститься с Б. В. Штюрмером, дав ему отставку с обоих постов - главы Совета министров и министра иностранных дел. 10 ноября 1916 г. он получил бессрочный отпуск. Немалую роль в его отставке сыграли союзники, и в первую очередь английская дипломатия в лице Бьюкенена. "Я приму Штюрмера через час и буду настаивать на том, чтобы он взял отпуск, - писал царь жене. - Увы! Я думаю, что ему придется совсем уйти - никто не имеет доверия к нему, даже Бьюкенен говорил мне в последнее наше свидание, что английские консулы в России в своих донесениях предсказывают серьезные волнения в случае, если он останется. И каждый день я слышу об этом все больше и больше. Надо с этим считаться". Князь Урусов напишет в своем дневнике 20 ноября 1916 г.: "Штюрмер ушел - Трепов пришел и положение вовсе не определилось. Во внутренних наших делах за последние месяцы что-то пошло совсем не так, как следовало бы. Установить точный диагноз болезни, все более и более угнетавшей русский организм, есть и было чрезвычайно трудно - легко произнести слово измена, а пойди докажи обоснованность этого обвинения. В день отставки Штюрмера все друг друга в министерстве поздравляли - недостойное, могущее и нас запятнать отошло от нашей рабочей жизни. Назначение Трепова было принято сдержанно - известно было, что он не отвечает требованиям Думы. Но, в конце концов, успех, одержанный Думой над Штюрмером, смягчил известным образом депутатские сердца, и настроение общественного мнения сильно поправилось". В ходе Февральской революции 1917 года Штюрмер по распоряжению Временного правительства и с согласия Думы был арестован и содержался сначала в Таврическом дворце, а затем переведен в Петропавловскую крепость. Чрезвычайная следственная комиссия подвергла Штюрмера вместе с другими бывшими министрами царского правительства допросу. Скончался он в Петропавловской крепости 2 сентября 1917 г. в возрасте 69 лет. Н.Н. Покровский Николай Николаевич Покровский - последний глава внешнеполитического ведомства в последнем правительстве последнего российского императора. Родился он 27 января 1865 г. в Петербурге. Образование получил на юридических факультетах Московского и Петербургского университетов. В 1889 году в чине коллежского секретаря начал службу в Министерстве финансов. В апреле 1905 года получил чин действительного статского советника. С 1906 по 1914 гг. - товарищ министра финансов; заведовал преимущественно делами окладных сборов, под его руководством был выработан ряд законопроектов. К концу 1916 года, когда Николай Николаевич возглавил внешнеполитическое ведомство России, страна находилась в состоянии глубокого общенационального кризиса. Два года мировой войны обернулись для России большими жертвами, острой нехваткой финансовых средств, обострением социальных конфликтов. Страна находилась на пороге революции. В условиях войны Министерство иностранных дел вынуждено было внести существенные изменения в свою деятельность. Задачи и функции ведомства значительно усложнились и расширились. МИД занимался проблемами укрепления Антанты и вовлечения в нее новых стран, координации военных и военно-экономических отношений с союзниками, выработкой конкретной внешнеполитической программы. В его функции входили также вопросы об отношении к военнопленным разных национальностей, о собственности на территории России государств, с которыми страна находилась в состоянии войны, о судьбе русских подданных и русской собственности за рубежом. Новым направлением деятельности МИДа стало его взаимодействие со Ставкой Верховного главнокомандующего. Министерство было обязано информировать Верховного главнокомандующего о важных дипломатических акциях и отношениях с иностранными государствами, а Ставка сообщала руководству МИД об обстановке на фронте и стратегических планах. Для поддержания постоянного контакта при Ставке была создана Дипломатическая канцелярия. Служащие министерства вместе со значительной частью общества были охвачены, особенно на начальном этапе войны, патриотическим воодушевлением. Их работа отличалась высоким профессионализмом и дисциплинированностью. Как писал позднее заведующий юридическим отделом МИД Михайловский, "условия службы, требовавшие доверительности и близкого личного знакомства, делали из всего министерства одно большое посольство; это все были люди одного и того же круга, многие по наследству служили в этом ведомстве". По воспоминаниям современников, Николай Николаевич заслуженно считался одним из лучших финансистов России. Назначая его, император Николай II во второй раз нарушил вековую традицию, согласно которой на эту должность назначались карьерные дипломаты. Новый министр имел репутацию человека умного, неподкупно честного, интеллигентного. В заслугу Покровскому, в условиях "министерской чехарды" и влияния Распутина на государственные дела, общественность ставила его независимость от придворных кругов. Считалось, что Николай Николаевич был назначен для того, чтобы успокоить общественность после заседания Государственной думы 1 ноября 1916 г., на котором стоял вопрос о немедленной отставке кабинета Штюрмера, а лидер кадетской партии, в будущем ставший министром иностранных дел, Милюков, подвергая критике ряд провалов в политике правительства, произнес свою знаменитую фразу: "Что это: глупость или измена?". Кроме того, считалось, что отставка Штюрмера и назначение председателем Совета министров Трепова, а министром иностранных дел Покровского вызвали рост доверия союзных правительств к России. Английские газеты расценивали эти изменения как "признаки окончательного подавления германофильской агитации в России". Посол Великобритании в России, дуайен дипломатического корпуса держав Антанты в Петрограде Бьюкенен в своих мемуарах так охарактеризовал Покровского: "Будучи человеком широкого ума, честным и интеллигентным, он придерживался умеренных взглядов и был признанным авторитетом в финансовых и экономических вопросах; он выказал себя превосходным министром". Для сотрудников Министерства иностранных дел, по словам Михайловского, назначение Покровского было "труднообъяснимой неожиданностью" прежде всего потому, что "к дипломатии он не имел ни малейшего отношения". Вместе с тем они отмечали, что он "управлял министерством неизмеримо самостоятельнее, чем Штюрмер", что в "обращении он был человек простой и желавший быть любезным". Важным преимуществом Покровского перед предшественниками сослуживцы считали его специальные финансовые знания, которые имелось в виду использовать при заключении мирного трактата по окончании войны. Непродолжительное пребывание Покровского на посту министра иностранных дел фактически не внесло перемен в деятельность министерства: по-прежнему основные задачи ведомства сводились к дальнейшей активизации военных усилий, доведению войны до победного конца, реализации намеченных совместно с союзниками целей, необходимости достижения большей согласованности действий союзников как в военной, так и в дипломатической областях. Для координации военных и военно-экономических отношений державы Антанты в течение войны неоднократно созывали различные конференции и совещания. При Покровском, в частности, состоялись Парижская экономическая в ноябре 1916 г. и Петроградская в феврале 1917 г. конференции союзников. На конференции в Париже было принято решение об обязательстве союзных правительств снабдить Россию и Румынию "всем военным снаряжением по указанию конференции, которая состоится в России, хотя бы это вызвало известную задержку в снаряжении их собственных армий". Одновременно с общеполитической конференцией в Париже проходило военное совещание в Шантильи, на котором был выработан план военных действий, предусматривавший возможность перехода союзников в наступление во второй половине февраля 1917 года. Решения конференций в Париже и Шантильи были оценены российским военным командованием как попытка союзников установить общность военных интересов и добиться практического осуществления объявленного ими принципа совместного использования материальных средств. В канун 1917 года император назначил председателем Совета министров Голицына. Уже 1 января Покровский направил послам в Париже и Риме телеграмму, в которой говорилось, что в связи с происшедшими в последнее время переменами в личном составе Совета министров некоторые из русских представителей за границей сообщили об обращенных к ним запросах, не могут ли эти перемены отразиться в известной мере на направлении внешней политики царского правительства. "На случай, если бы подобные сомнения проявлялись также и в стране вашего пребывания, - предписывал министр, - прошу вас решительно опровергать их указанием на то, что внешняя политика России, направляемая единственно державною волею государя императора, остается непоколебимою как в общих своих основах, так, в частности, и в деле тесного единения с нашими союзниками и ни в малейшей степени не может зависеть от перемены в составе правительства". Месяц спустя Покровский передал послу Франции Палеологу записку, в которой была выражена готовность правительства России поддержать французские предложения. 26 февраля российский посол в Париже Извольский направил Покровскому телеграмму с текстом ноты французского министра иностранных дел, в которой правительство Франции в свою очередь подтверждало соглашение о Константинополе и проливах, а также признавало свободу России в определении ее западных границ при выработке мирного договора с Германией и Австро-Венгрией по окончании войны. Одним из аспектов внешней политики России, которому успел уделить внимание Покровский, являлось обозначившееся в годы Первой мировой войны экономическое сближение с США. Острая нужда в вооружении и кредитах, нарушение традиционных торговых связей с европейскими государствами, прежде всего с Германией, побуждали российских предпринимателей к установлению прочных деловых отношений с США, которые в этот период заметно активизировали свою внешнеполитическую деятельность на европейском, в том числе и российском, направлении. Информируя вашингтонское правительство о решениях Парижской конференции, посол США в России Фрэнсис советовал "подтолкнуть американский капитал и предприимчивость, с тем чтобы они могли противостоять выполнению широко задуманного Англией, а возможно и Францией, плана по захвату послевоенной торговли с Россией". Последним значительным актом в деятельности Николая Николаевича Покровского на посту министра иностранных дел стала его записка императору по ближневосточному вопросу и Константинополю от 21 февраля 1917 г. В этом документе уверенный в предстоящей победе над Германией министр полагал, что не следует чрезмерно доверять союзникам, особенно Англии, в константинопольском вопросе, и предлагал начать подготовку к октябрю 1917 года экспедиционного корпуса для высадки в Константинополе. В ответ на эту записку начальник Дипломатической канцелярии при Ставке Базили писал 26 февраля Покровскому мнение начальника штаба Алексеева, что "судьба настоящей войны зависит от нанесения решительного удара немцам" и только после этого можно будет думать о посылке десанта в проливы. Можно лишь предположить, что такой десант было решено направить сразу же, как только отчетливо определится исход войны и капитуляция Германии станет вопросом времени. Однако уже через несколько дней в жизни российского общества начались бурные перемены. Не обошли они стороной и Министерство иностранных дел. 27 февраля царского правительства уже не существовало, Покровский передал все текущие дела и управление ведомством товарищу министра Нератову. Последнее "частное совещание" некоторых министров, включая и Покровского, состоялось на квартире премьера князя Голицына. Как напишет позднее Михайловский, в этот день в МИДе фактически уже не работали, "ведомство на рубеже двух эпох в незабываемые часы неповторимого волнения и напряженного наблюдения в самом сердце революционной столицы, лицом к лицу с безмолвным и пустым Зимним дворцом, на котором в 5 часов дня 27 февраля под звуки кексгольмского марша был спущен императорский штандарт, было не министерством, а собранием людей, вместе со всей Россией присутствовавших при падении строя, который, казалось бы, был неразрывен с самим именем России". Дата смерти Н.Н.Покровского неизвестна. Л.Д. Троцкий Пожалуй, ни одна крупная политическая фигура ХХ столетия не вызывала такого противоречивого к себе отношения. Лев Давидович Троцкий (Бронштейн), один из лидеров партии большевиков, организатор Красной Армии, возможно, один из самых ярких русских публицистов начала века. Современники характеризовали Троцкого как политика противоречий, сам же он любил называть себя революционером во всем... Он родился 25 октября 1879 г. в семье земельного арендатора в сельце Яновка Елизаветградского уезда Херсонской губернии (Новороссия). Образование получил в Одесском реальном училище Св. Павла. Еще ребенком он выделялся среди своих сверстников умом, красноречием и честолюбием, но, конечно, тогда никто не мог бы представить, что через 20 лет о Троцком будет говорить весь мир. Переехав в Николаев, он создал Южно-русский рабочий союз, став одним из его руководителей. В дальнейшем - традиционный набор революционера начала столетия: тюрьма, ссылка, побег за границу. Именно за границей, в Лондоне, в 1902 год он впервые встретился с Лениным. Но уже через год, после II съезда РСДРП от взаимных симпатий не осталось и следа. В мае 1917 г. Троцкий вернулся в Россию, где не был после революции и ареста. Вступив в июле в партию большевиков, он быстро завоевал авторитет и уже в сентябре был избран по предложению Каменева на пост председателя Петроградского совета. В то время партия остро нуждалась в ораторах, а на этом поприще равных Троцкому не было. Быстро перейдя от слов к делу, он принял активное участие в деятельности Военно-революционного комитета, который осуществил государственный переворот. В первом кабинете министров Троцкому достался малопочетный, как он сам считал, и совершенно ненужный пост народного комиссара иностранных дел. Заняв пост наркома, Троцкий не счел нужным разрабатывать долгосрочную внешнеполитическую программу своей деятельности. В тот момент он был уверен, что революция сметет все границы, и надобности в дипломатах больше не будет. На первых порах Троцкий даже не собирался вообще приходить в министерство. Он направил туда уполномоченного Ивана Залкинда и своего секретаря по особым поручениям Николая Маркина. "Захватить и обезвредить" министерство иностранных дел в отличие от Зимнего дворца наркому оказалось не так легко. Дипломаты-чиновники не желали подчиняться новой власти. Вице-министр Нератов заявил, что будет говорить только с лицом, которому новый кабинет поручит внешние отношения. Пришлось Троцкому самому идти в МИД. 27 октября, без всякой охраны, он впервые переступил порог своего ведомства. Сначала он встретился с Нератовым и предложил ему службу в наркомате. Но Нератов категорически был против любого сотрудничества с новой властью и предпочел уйти домой. Встречу Троцкого с чиновниками министерства организовал другой заместитель министра Петряев. На собрание пришли все сотрудники, позвали даже машинисток и курьеров. Троцкий заявил, что новое правительство не собирается никого увольнять или репрессировать. Больше того, надобность в министерстве пока сохраняется и необходимо в кратчайшие сроки перевести на иностранные языки и разослать лидерам государств принятый Съездом Советов "Декрет о мире". Троцкий также выразил желание просмотреть все секретные договоры за последние пять лет. Бывший руководящий сотрудник российского МИД Михайловский позднее напишет: "Вид Троцкого, бледного, небольшого роста, вызывал труднопередаваемую реакцию. Никакие резолюции... абстрактные рассуждения не доказывали с такой очевидностью, что большевистский переворот есть катастрофа..." Сотрудничать с новой властью чиновники министерства отказались, указав, что тексты договоров с союзниками находятся в разных отделах и Троцкий найдет их сам, когда познакомится с работой внешнеполитического ведомства. Но второе лицо государства и не собиралось знакомиться с работой наркомата. Будущий полпред в Мексике Пестковский вспоминал: "Когда я попросился на работу в НКИД, Троцкий заметил: "Жаль вас на эту работу. Там у меня уже работают Поливанов и Залкинд. Больше не стоит брать туда старых товарищей. Я ведь сам взял эту работу только потому, чтобы иметь больше времени для партийных дел. Дело мое маленькое: опубликовать тайные договоры и закрыть лавочку". После своего неудачного визита Троцкий в здании МИД больше не появлялся. Ключи от так называемых "бронированных комнат" пришлось добывать Маркину. Но задание Троцкого было выполнено. Фактически министерством руководили посланные им сотрудники, включая и тех российских дипломатов, которые перешли на службу новой власти - Доливо-Добровольского, Петрова, Вознесенского, Полеванова. Именно Полеванову пришлось вместе с Маркиным заниматься выявлением документов, организацией их переводов и публикацией секретных документов. Уже в декабре основная часть секретных документов была сразу же опубликована в периодической печати. Больше того, вышла даже книга - первый выпуск "Сборника секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел", введение к которому написал Маркин. Затем под его редакцией вышло еще шесть выпусков. Впоследствии дотошные исследователи обнаружили некоторые неточности в написании фамилий отдельных российских дипломатов, поскольку они "переводились" с иностранных языков. Весной 1918 г. Н.Г. Маркин уйдет на фронт и погибнет 1 октября на борту канонерской лодки на реке Каме, сражаясь против мятежного чехословацкого корпуса. Но свою главную задачу - публикацию секретных протоколов - он выполнить успел. Одновременно Троцкий решал и другую проблему: выход России из войны. Друг и соратник Льва Давидовича по заграничной работе Иоффе возглавил российскую делегацию на переговорах по перемирию. После непродолжительных дискуссий договор о перемирии был подписан 2 декабря 1917 г. в Брест-Литовске сроком на 28 дней. Но надо было идти дальше и заключать мирный договор. 25 декабря 1917 г. российская делегация, возглавляемая. Троцким, прибыла в Брест-Литовск. Через два дня переговоры возобновились. Шли они трудно, поскольку в Германии все большую роль играла прусская военная партия. На заседании 5 января начальник Генерального штаба Восточного фронта генерал Гофман положил на стол карту, где была обозначена линия, определявшая российские западные границы. Троцкий, как истинный мастер экспромтов и неожиданных решений, был явно не готов терпеливо вести методические переговоры по каждому пункту будущего договора, тем более что, по его мнению, в этом не было необходимости в условиях приближающейся "мировой революции". Он сообщил в Петроград, что считает необходимым прервать переговоры, объявить состояние войны прекращенным и отказаться от подписания аннексионистского мира. В ответной телеграмме Ленин напишет: "Ваш план мне представляется дискутабельным". Иными словами, Троцкому было предложено сделать перерыв и выехать в Питер, на консультации в ЦК. Переговоры возобновились лишь 17 января. Но и в этот раз они продолжались недолго. Не в характере Троцкого было торговаться по мелочам. По свидетельству австро-венгерского министра графа Чернина, номинальный глава советского МИДа заявил: "Немцы хотят заставить меня признать, что присоединение иностранных территорий, которое осуществляется Германией, не является аннексией. Я не могу пойти на такое признание, даже если это будет связано с падением нового режима в России". Позднее в книге "Моя жизнь" Троцкий напишет: "Чтобы положить конец неуместному маскараду, я поставил вопрос, не расскажет ли немецкий штаб немецким солдатам чего-нибудь насчет Карла Либкнехта и Розы Люксембург? На эту тему мы выпустили воззвание к немецким солдатам. "Вестник" генерала Гофмана прикусил язык. Гофман, сейчас же после моего прибытия в Брест, поднял протест против нашей пропаганды в немецких войсках. Я отклонил на этот счет разговоры, предлагая генералу продолжать его собственную пропаганду в русских войсках: условия равны, разница только в характере пропаганды. Я напомнил при этом, что несхожесть наших взглядов на некоторые немаловажные вопросы давно известна и даже засвидетельствована одним из германских судов, приговорившим меня во время войны заочно к тюремному заключению. Столь неуместное напоминание произвело впечатление величайшего скандала. У многих из сановников перехватило дыхание". Уже через три дня, 28 января, Троцкий сделает свое сенсационное заявление о том, что мир с немцами он не подписывает, войну с Германией прекращает и дает приказ о демобилизации русской армии. Это был очередной парадокс, которые он так любил: "Ни мира, ни войны". Позже эту фразу будут ошибочно приписывать Каменеву. Между тем немцы не нашлись, чем можно возразить "посланнику в кожанке". Но так продолжалось недолго... Троцкий был снят с поста наркома по решению VII съезда ВКП(б) за срыв переговоров о мире с Германией. Решать практические вопросы, связанные с заключением Брест-Литовского договора и его воплощением в жизнь, пришлось Георгию Васильевичу Чичерину, которого 13 марта 1918 г. назначили исполняющим обязанности наркома. Троцкий напишет позднее: "Подписание Брестского мира лишило объявление о моем уходе из наркоминдела политического смысла. Чичерина я знал давно. Со вздохом облегчения я передал ему дипломатический руль. В министерстве я совершенно не показывался. Изредка Чичерин советовался со мной по телефону. Лишь 13 марта было опубликовано о моем уходе из наркоминдела одновременно с моими назначением наркомвоеном и председателем созданного по моей инициативе Высшего военного совета". В своей книге "Моя жизнь" Троцкий отметит: "В те дни в одной из немецких тюрем сидел человек, которого политики социал-демократии обвиняли в безумном утопизме, а судьи Гогенцоллерна - в государственной измене. Он писал: "Итог Бреста не нулевой, даже если теперь дело дойдет до мира грубой капитуляции. Благодаря русским делегатам Брест стал далеко слышной революционной трибуной. Он оказался в силах развязать в разных странах значительные массовые движения. И его трагический последний акт - интервенция против революции - заставил трепетать все фибры социализма. Время покажет, какая жатва созреет для нынешних триумфаторов из этого посева. Рады ей они не будут". 17 марта 1918 г. Троцкий был назначен наркомом по военным и морским делам, а осенью возглавил Реввоенсовет Республики. Как он сам напишет позднее, "В реввоенсовете работалось лучше, чем в обществе этой фрачной фронды. Ведь, с государственной властью в руках, с контрреволюцией за спиной, с европейской реакцией пред собою, мы сможем бросить своим собратьям во всем мире старый призывный клич, который будет на этот раз кличем последней атаки: Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"... 14 ноября 1927 г. Лев Троцкий был исключен из РКП(б), в 1929 г. выслан в Турцию, 21 августа 1940 г. убит в г.Мехико. Его могила находится в Кайокане – пригороде мексиканской столицы. Г. В. Чичерин Его приход в Народный комиссариат по иностранным делам был предопределен уже в первые дни Октября, когда Троцкий, взяв на себя обязанности наркома по иностранным делам и исходя из своей теории "мировой революции", полагал, что Министерство иностранных дел скоро будет ненужным. Многие руководящие деятели партии хорошо знали Георгия Васильевича Чичерина по работе в эмиграции и прочили его на пост главы внешнеполитического ведомства. Позже Троцкий признавал: "Наша дипломатическая деятельность происходила в Смольном без всякого аппарата Наркоминдела. Только когда приехал Чичерин и был назначен в состав Наркоминдела, началась работа в самом здании, подбор новых сотрудников, но в очень небольших размерах". Г.В.Чичерин родился 20 ноября (2 декабря) 1872 г. в родовом имении с.Караул Кирсановского уезда Тамбовской губернии. Образование он получил превосходное – на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Истории учился у самого В.О. Ключевского, академика, автора «Курса русской истории». Университет Чичерин закончил, по собственному замечанию, в состоянии полного душевного упадка, открыв в себе непохожесть на других сверстников. Он лишил себя права открыто проявлять свои чувства, замкнулся в себе, в своей работе и в музыке. Окружающие, видя, как он избегает женщин, догадывались, в чем дело. Но в те годы гомосексуализм не считался преступлением. В 1897-1903 гг. он состоял на службе в архиве МИД Российской империи. Эта работа его не интересовала, хотя он успел досконально изучить историю русской дипломатии ХIХ века. Он, как сам писал позднее, ощутил в себе зов к практической работе за освобождение страдающего человечества. В 1904 г. Чичерин выехал в Германию, где познакомился с К.Либкнехтом, который стал для него идеалом революционера. В 1905 г. Чичерин вступил в берлинскую секцию РСДРП(м). Он присоединился к меньшевикам, считая их наиболее близкими к немцким социал-демократам. В августе 1917 г. его арестовали в Англии за выступления против войны, которые считались тогда уголовным преступлением. Его вызволил Троцкий, отказав в выездных визах англичанам, находившимся в России (в т.ч. послу Бьюкенену): «Чтобы дать вам визу, нам нужно посоветоваться с Чичериным. Нет Чичерина – нет и визы». 3 января 1918 г. Чичерин был освобожден. После подписания Брестского мира Георгий Васильевич 13 марта 1918 года был назначен заместителем, а 9 апреля –исполняющим обязанности наркома и переехал в Москву. Считается, что Ленин призвал Чичерина в наркомат, чтобы он исправил то, что натворил Троцкий. На самом деле Чичерин нужен был самому Троцкому. 30 мая Чичерин становится наркомом. Лавина различных дел обрушилась на Георгия Васильевича. Его сильной стороной было прекрасное образование и знание иностранных языков, а слабой - "недостаток командирства". Но глава Советского правительства Ленин его очень ценил и нередко защищал от необоснованных нападок. В рамках Брест-Литовского мирного договора новая Россия установила дипломатические отношения с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. Но только в Берлине существовало официальное дипломатическое представительство. Полуофициальные миссии России - в Берне, Лондоне и Стокгольме, то есть в странах из другого воюющего лагеря. Со всеми руководителями первых советских дипломатических представительств Чичерин вел регулярную переписку, давал советы и указания. Готовясь к экономической конференции в Генуе, Чичерин включил в состав делегации самых лучших экономистов, которые составили ответные претензии России к Западу, а также разработали проекты экономического сотрудничества. На этом направлении тактика российской делегации оказалась успешной. Все дни, с 10 по 16 апреля 1922 года, в Генуе были заполнены заседаниями, переговорами, встречами. Чичерин объяснил, что Советскую Россию и капиталистические страны разделяет взгляд на судьбы мира, а приехала советская делегация для того, чтобы установить деловые отношения с торгово-промышленными кругами всех стран, и если ее условия будут приняты, то контакт будет возможен. Сразу же стало ясно, что Советская Россия не будет платить долгов так просто, а согласится на это лишь в том случае, если долги эти будут компенсированы кредитами, которые пойдут на восстановление народного хозяйства. Чичерин потребовал признания советских контрпретензий, установления мира на границах Советской России, юридического признания Советского правительства. И, наконец, Чичерин выдвинул предложение о всеобщем разоружении и мирном сосуществовании. Тогда, в 1922 году, главным событием в рамках Генуэзской конференции стало подписание Рапалльского договора между Россией и Германией. Это был первый для послереволюционной России договор с одной из ведущих европейских держав - Германией, означавший для обеих прорыв изоляции, переход к масштабному взаимному торгово-экономическому и политическому сотрудничеству. Два государства договорились признать друг друга де-юре и установить дипломатические отношения, отказаться от взаимных претензий, взаимно предоставить режим наибольшего благоприятствования. Так что для кого-то Генуя и Рапалло стали, возможно, провалом, но только не для России и не для Чичерина. При Георгии Васильевиче советскую дипломатию отличали прагматизм, приоритет национального интереса, поиск совпадающих позиций с другими государствами, отказ от риторики и пропаганды. Многие дипломаты утверждали, что организатор из Чичерина никудышный. Он хватался за все дела и сам и наставлял других: «Чтобы удостовериться, что что-либо делается, надо лично разговаривать, проверять исполнение. Надо изредка проверять, например, функционирует ли организация на случай пожара, или все ли делается для борьбы с крысами и молью, уничтожающими документы». Он практически никому не доверял, пытался читать все бумаги, приходившие в наркомат, даже те, на которые ему никак не стоило тратить время. Однажды он обнаружил, что на конверте, адресованном иранскому послу Мошавер-оль-Мемалеку, написано: «товарищу Мошаверолю»... Надо ли говорить, что Чичерин был вне себя от гнева... Нутомимый и добросовестный труженик, идеалист, преданный делу Чичерин казался товарищам странным человеком. Его аскетизм отпугивал. Убежденный холостяк, затворник, он превратил кабинет в келью и перебивался чуть ли с хлеба на воду. Он и жил рядом с кабинетом, считая, что нарком должен всегда оставаться на боевом посту, требовал, чтобы его будили, если надо прочитать поступившую ночью телеграмму или отправить шифровку полпреду. Дежурные секретари и шифровальная часть наркомата работали круглосуточно. Поздно ночью он диктовал записки в ЦК и Совнарком, указания членам коллегии наркомата и полпредам, писал проекты дипломатических нот и статьи. К утру все это перепечатывалось и раскладывалось на столе наркома, чтобы он мог подписать их и отправить. Он мало спал, ложился под утро. Иностранных послов мог пригласить к себе поздно ночью, а то и под утро. Чичерин читал в гранках все газетные статьи о международных делах и сам правил их. Он исправлял даже сообщения ТАСС, который находился в здании Наркомата иностранных дел. Он боялся, что журналисты своими ошибками могут поссорить Россию со всем миром: «Один из важнейших вопросов – контроль НКИД над прессой. Никакая внешняя политика не может вестись, когда газеты предаются всяким безобразиям». В кабинету у него стоял роял. Подсаживался к нему, когда уставал. Играл на дипломатических приемах. Любил играть Моцарта, иногда импровизировал. Георгий Васильевич был человеком непростым, и ладить с ним удавалось не каждому.Чичерин был недоволен организацией управления наркоматом. В письме Троцкому в 1921 г. он писал: «...все журналисты сбежали за границу от голода, я же сбежать за границу не могу и потому дошел до крайне слабости и постепенно гасну во славу «сиситеме». Троцкий жалобам на управление делами не внял, считая, что начальник обязать уметь навести порядок в своем хозяйстве. Но рассказу о том, что нарком голодает, порядком удивился и перебросил письмо председателю Совнаркома с короткой припиской: «Тов. Ленину. Неужели нельзя накормить Чичерина? Или это голодовка против «системы»?» Это сообщение расстроило Ленина, и он написал управляющему делами и члену коллегии наркомата П.П.Горбунову с просьбой «обеспечить Чичерина питанием получше»... Многое изменилось для Чичерина в связи с отходом Ленина в конце 1922 года от активной политической деятельности. Наследники Ленина начали ожесточенную борьбу за лидерство и власть в партии и государстве. Литвинов сумел правильно оценить соотношение сил и поддержал Сталина. "Начав с 1923 года ожесточенную борьбу с Чичериным, - писал дипломат Г. Беседовский, - Литвинов вел эту борьбу, не стесняясь в средствах. Весь аппарат Наркоминдела принял участие в этой борьбе, разделившись на две группы: "чичеринцев" и "литвиновцев", причем обе группы вели борьбу, очень мало заботясь об интересах работы". В Наркоминделе эти группы назывались "западниками" и "восточниками". Во главе первой группы стояли Литвинов и Копп, второй - Чичерин и Карахан. Суть разногласий между "западниками", которых поддерживали многие деятели Коминтерна, и "восточниками" состояла в том, что первые ориентировались на быструю победу "мировой революции", прежде всего в передовых странах Европы и США, и рассчитывали на подталкивание революции в слаборазвитых странах, прежде всего в странах-соседях СССР. В сентябре 1928 года Чичерин уехал лечиться за границу. Он еще был наркомом, встречался с германскими политиками, но уже знал, что на работу в Наркоминдел он не вернется. Ему было трудно решиться на этот шаг, и он его оттягивал. В так называемом "завещании" новому наркому (после того, как кандидатура его соратника Карахан оказалась абсолютно непроходной из-за личной неприязни Сталина, он надеялся, что его преемником станет В.В. Куйбышев) Георгий Васильевич писал: "С 1929 года были открыты шлюзы для всякой демагогии и всякого хулиганства. Теперь работать не нужно, нужно "бороться на практике против правого уклона", то есть море склоки, подсиживаний, доносов. Это ужасное ухудшение госаппарата особенно чувствительно у нас, где дела не ждут... Нельзя отсрочить международные дела. Демагогия в наших "общественных организациях" стала совсем нетерпимой. Осуществилась диктатура языкочешущих над работающими". В январе 1930 года он вернулся в Москву. 21 июля Президиум ЦИК СССР удовлетворил просьбу Чичерина и освободил его от обязанностей наркома по болезни (тяжелая форма диабета). Советник германского посольства Густав Хильгер, неоднократно встречавшийся с Чичериным, писал в своей книге: "Этот маленький человечек умел представлять интересы своей страны на международных конференциях с таким большим достоинством, такой замечательной эрудицией, блестящим красноречием и внутренней убежденностью, что даже его противники не могли не относиться к нему с уважением". После отставки Чичерин вел уединенный образ жизни, занимался исследовательской работой в области теории и истории музыки, написал книгу о Моцарте... Он умер 7 июля 1936 г. в Москве. 16 октября 1941 года немцы стояли на окраинах советской столицы. Над Москвой летал чёрный пепел - в учреждениях жгли документы, шла паническая эвакуация города. Среди других "ненужных" бумаг погибла тогда и рукопись книги Чичерина о Моцарте... М.М. Литвинов Максим Максимович Литвинов, чье настоящее имя Макс Валлах, родился 4 июля 1876 года в Белостоке Гродненской губернии Царства Польского в многодетной семье мелкого служащего. Окончив реальное училище, он подрабатывал в качестве вольнонаемного служащего в армии, бухгалтера. В жизни Литвинова неоднократно происходили резкие повороты. Одним из них стал арест в апреле 1901 года вместе с другими членами Киевского комитета Российской социал-демократической рабочей партии, а затем успешный побег в августе 1902 года из Лукьяновской тюрьмы. Он уезжает за границу, где займется изданием газеты "Искра". Осенью 1905 года Валлах приезжает в Петербург и вместе с Красиным создает первую легальную большевистскую газету "Новая жизнь". Он разъезжает по городам страны, скрываясь от полиции, меняет имена и фамилии. Его партийные клички - Папаша, Феликс, Граф, Ниц и другие - оседают в полицейских досье. В историю российской дипломатии он войдет под псевдонимом Литвинов, ставшим его второй фамилией. По поручению боевой группы ЦК партии, возглавляемой Красиным, он занимался закупкой оружия за границей и доставкой его в Россию. В 1908 году Литвинов был арестован во Франции. Царское правительство потребовало от французского правительства его выдачи в связи с нашумевшим тогда делом революционера-большевика Камо, который по заданию партии занимался экспроприацией денежных средств на Кавказе, организуя налеты на банки и почтовые кареты. На эти деньги Литвинов покупал оружие. Французское правительство ограничилось лишь высылкой Литвинова в Англию. Здесь он прожил 10 лет, работая в большевистской секции при Международном социалистическом бюро, выступая по заданию Ленина на различных форумах. В 1916 году Литвинов женился на Айви Лоу, молодой английской писательнице. Ему было уже сорок лет. Друзья подталкивали его к этому шагу. Наконец он заявил: "Скоро женюсь. Но она - буржуйка". С ней он прожил тридцать пять лет. Его биограф Шейнис писал: "Литвинов был поражен, как хорошо она знает Толстого и Чехова. Полнеющий, рыжеватый, среднего роста человек, с хорошими манерами, не очень разговорчивый, произвел на молодую писательницу большое впечатление..." 17 февраля 1917 года у них родился сын Михаил, в следующем году появилась на свет дочь Татьяна. 4 января 1918 года Литвинов был назначен уполномоченным Народного комиссариата по иностранным делам в Лондоне. "Итак, я стал полпредом, - вспоминал позднее Литвинов, - но у меня ничего не было: ни директив из Москвы, ни денег, ни людей. Излишне говорить, что у меня не было ни опыта, ни подготовки к дипломатической работе". Форин оффис отказался признать его в качестве официального уполномоченного, но согласился поддерживать с советским представителем отношения де-факто. Литвинов создал в Лондоне "Русское Народное посольство" и "Русское Народное консульство", наладил связь с Москвой, начал информировать НКИД о происходящих событиях, давал интервью местным газетам, выступал на собраниях. Летом в Москве был раскрыт так называемый "заговор послов", ключевую роль в котором играл английский посланник Брюс Локкарт. 3 сентября 1918 года Локкарт был арестован. Британцы предприняли ответные меры: Литвинов и некоторые сотрудники советского представительства оказались в Брикстонской тюрьме. В результате обмена Литвинов и его сотрудники в конце октября вернулись из Англии в Россию. 25 ноября 1919 года в Копенгагене, столице нейтральной Дании, начались англо-советские переговоры по обмену военнопленными. Глава советской делегации Литвинов успешно справился с задачей. В 1920 году он подписал также соглашение об обмене военнопленными с другими странами - Италией, Францией, Швейцарией, Австрией. При этом Копенгагенский договор с Австрией предусматривал, наряду с обменом военнопленными, нейтралитет Австрии в продолжавшейся войне против Советской России и начало фактических отношений между двумя странами. По возвращении из Дании Литвинов в течение пяти месяцев являлся полпредом в Эстонии, где одновременно выполнял функции торгпреда. 10 мая 1921 года его назначили заместителем наркома иностранных дел. Литвинов много занимался организационными вопросами, часто замещал наркома. Его отличали спокойная уверенность, целеустремленность, точность, аккуратность. Если заведующий отделом опаздывал к нему на прием в назначенное время, то он его в этот день уже не принимал. Иностранцам импонировала его точность и конкретность. Литвинов уверенно брал на себя ответственность, проявлял уступчивость в ряде спорных вопросов. Однако он, по словам германского посла в Москве фон Дирксена, "не любил около себя никаких других богов". В ноябре 1927 года Литвинов впервые во главе советской делегации принял участие в IV сессии Подготовительной комиссии Лиги Наций к конференции по разоружению, предложив по поручению Советского правительства проект немедленного всеобщего и полного разоружения. К сожалению, проект был отвергнут. Спустя год он фактически возглавлял наркомат. Чичерин находился долгое время на лечении за границей. Это давало Максиму Максимовичу широкие возможности для постепенной переориентации советской внешней политики. Он стремился к улучшению отношений прежде всего с западными странами: Великобританией, Францией и США. Литвинов считал, что для укрепления своего авторитета СССР должен участвовать в различного рода международных пактах и конференциях. Особенно высоко он ставил вопросы разоружения и уделял много внимания переговорному процессу, проводившемуся при его активном участии в Женеве. Одной из первых подобных акций было подписание Литвиновым с рядом соседних с СССР государств Московского протокола от 9 февраля 1929 года о досрочном введении в действие пакта Бриана-Келлога о запрещении войны в качестве орудия национальной политики. 21 июля 1930 года Литвинов был назначен наркомом иностранных дел СССР. Накануне назначения у него произошли неприятности из-за двоюродного брата  - Савелия Литвинова, который работал в торгпредстве в Берлине и подделал векселя. Савелий скрылся в Париже, а советские представители пытались уговорить французские власти выдать беглеца. Дело Савелия Литвинова рассматривал французский суд, который его оправдал. Об этом писала западная печать, вышла нежелательная огласка, и Политбюро специально обсуждало этот вопрос.   Но эта скандальная история не повредила Максиму Максимовичу, как и разговоры о том, что он примыкает к "правым" - Николаю Бухарину и главе правительства Алексею Рыкову. Вместе с тем Сталин писал Ворошилову из Сочи в 1929 году, где отдыхал: "Держитесь покрепче в отношении Китая и Англии. Проверяйте во всем Литвинова, который, видимо, не симпатизирует нашей политике". Но при этом Сталин доверял Литвинову. Не много в истории советской дипломатии найдется такого рода телеграмм, как та, которая была утверждена на заседании Политбюро в мае 1931 года. Она адресована Литвинову, участвовавшему в заседании подготовительной комиссии по разоружению в Женеве: "Ваши выступления в Женеве Политбюро считает правильными по существу и безупречными по форме и тону. Не возражаем против участия во всех названных вами Женевских комиссиях и подкомиссиях в форме, в которой вы найдете целесообразным". Вскоре после назначения новый нарком изложил свое кредо советскому полпреду в Лондоне Майскому: "Советская внешняя политика есть политика мира. Это вытекает из наших принципов, из самих основ Советского государства. До сих пор наилучшие отношения у нас были с Германией, и в своих действиях мы старались, насколько возможно, поддерживать единый фронт с Германией или принимать во внимание ее позицию и интересы. Не сегодня завтра к власти придет Гитлер, и ситуация сразу изменится. Германия из нашего "друга" превратится в нашего врага. Очевидно, что теперь в интересах политики мира нам надо попробовать улучшить отношения с Англией и Францией, особенно с Англией, как ведущей державой капиталистической Европы". Расчеты Литвинова на быстрое сближение с Великобританией не оправдались. Но было важно, чтобы она не противодействовала политике сближения СССР с другими странами. Уже в ноябре 1932 года был подписан договор о ненападении между СССР и Францией, аналогичные соглашения были заключены с Польшей и рядом других государств Восточной Европы. В 1933 году по приглашению большой группы государств СССР вступил в Лигу Наций. Черчилль в своих воспоминаниях писал: "Литвинов, который представлял Советское правительство, быстро приспособился к атмосфере Лиги Наций и пользовался ее моральным языком с таким большим успехом, что он скоро стал выдающимся деятелем". Успех сопутствовал Литвинову и в другом важном начинании - установлении дипломатических отношений СССР с Соединенными Штатами Америки. Переговоры Литвинова с Рузвельтом в ноябре 1933 года не были легкими. Потребовалась неделя, чтобы добиться соглашения об установлении дипломатических отношений. Одновременно был произведен обмен нотами о невмешательстве во внутренние дела друг друга, о правовой защите граждан, о пользовании религиозной свободой для американских граждан, проживающих на территории СССР. Вернувшись в Россию, Максим Максимович, докладывая об итогах своей поездки, отметил, что признание СССР Америкой - это было "падение последней позиции, последнего форта в том наступлении на нас капиталистического мира, который принял после Октября форму непризнания и бойкота". Драматические события 1939 года стали новым поворотным пунктом в судьбе Литвинова. 3ахват Чехословакии и другие акты германской агрессии не встречали должного отпора со стороны Великобритании, Франции и других стран. Советский Союз стремился обеспечить безопасность своих западных рубежей, заключив соглашения с Англией и Францией о взаимопомощи. Однако правительства этих стран, готовя, по словам Черчилля, полумеры и юридические компромиссы, всячески затягивали переговоры. "Эта оттяжка стала фатальной для Литвинова, - писал британский премьер - Доверие к нам упало. Требовалась совершенно другая внешняя политика для спасения России". Сообщения телеграфных агентств, известивших об Указе Президиума Верховного Совета СССР от 3 мая 1939 года о назначении В.М. Молотова наркомом иностранных дел, потрясли столицы многих государств своей неожиданностью. До февраля 1941 года Литвинов оставался членом ЦК ВКП(б). В течение нескольких дней он даже принимал участие в работе комиссии, занимавшейся чисткой Наркоминдела. Оставшись не у дел, Литвинов жил на даче под Москвой. Он напомнил о себе... 22 июня 1941 года, когда пришел в Наркоминдел. Война поставила вопрос о скорейшем заключении союза с Великобританией и США. Приехавший в Москву личный представитель президента США Гопкинс встретился с Молотовым и Сталиным. На беседе у Сталина с Гопкинсом 31 июля Литвинов присутствовал в качестве переводчика. Это была демонстрация доверия к нему со стороны Сталина. 10 ноября Литвинов был назначен послом СССР в США и одновременно заместителем наркома иностранных дел. Через два дня он вылетел с женой и секретарем в США. Главная его задача состояла в том, чтобы добиться скорейшего открытия второго фронта в Европе, обеспечения непрерывной отправки конвоев кораблей с грузами для Советского Союза, получения кредитов и размещения советских военных заказов в США. Но, несмотря на обещания, второй фронт не был открыт ни в 1942-м, ни в 1943 году. Это вызывало раздражение и недовольство советского руководства. В июне 1943 года Литвинов, уезжая в отпуск, давал понять своим американским друзьям, что в США он больше не вернется. На решение об отзыве Литвинова также повлиял и его почтенный возраст. В начале сентября 1943 года Литвинов, будучи заместителем наркома иностранных дел, возглавил Комиссию по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства мира. В июле 1946 года дипломату исполнилось 70 лет. Он ушел в отставку и оставшиеся пять лет жизни посвятил семье, внукам. Максим Максимович много читал, иногда посещал самых близких друзей. Умер Литвинов 31 декабря 1951 года. Похоронили его на Новодевичьем кладбище. В.М. Молотов Английский премьер-министр Уинстон Черчилль писал о нем: "Его улыбка, дышавшая сибирским холодом, его тщательно взвешенные и часто мудрые слова, его любезные манеры делали из него идеального выразителя советской политики". Сам о себе, он отзывался так: "Я не тот человек, который Сталину в рот заглядывал, я спорил с ним, говорил ему правду". Вячеслав Михайлович Молотов родился 9 марта 1890 г. в слободке Кукарка Вятской губернии (с 1936 г. – г.Советск Советского района Кировской области) в большой семье приказчика Михаила Прохоровича Скрябина. Вместе со старшими братьями Вячеслав в 1902 году выехал на учебу в Казань, где поступил в Первое Казанское реальное училище. Атмосфера революционных событий 1905 года с всеобщей забастовкой и выступлениями студентов вовлекала молодежь в революционное движение. Летом 1906 года он вступил в РСДРП. В апреле 1909 года последовали первый арест и ссылка в Вологодскую губернию. Для него началась жизнь профессионального революционера. После установления советской власти Молотов работал председателем Совета народного хозяйства Северного района, секретарем губисполкома в Нижнем Новгороде, затем в Донбассе. В 1920 году он стал секретарем ЦК компартии Украины, делегатом Х съезда РКП(б), на котором его избирают членом ЦК, кандидатом в члены Политбюро и секретарем ЦК партии. С этого времени Молотов в течение более 35 лет беспрерывно находился в высшем эшелоне власти, определявшим внутреннюю и внешнюю политику советского государства. В декабре 1930 года он возглавил советское правительство. Молотов участвовал в борьбе против троцкистов и "правых" и наряду со Сталиным и другими руководителями государства несет прямую ответственность за массовые репрессии 30-х и последующих годов. Достаточно сказать, что только в Москве органами НКВД было расстреляно около 32 тыс. человек. В 30-е годы Вячеслав Михайлович Молотов и как член Политбюро, и как Председатель Совнаркома должен был заниматься различными вопросами внешней политики. Он далеко не всегда был согласен с мнением и предложениями наркома иностранных дел Литвинова. 3 мая 1939 года Председатель Совнаркома Вячеслав Михайлович Молотов был одновременно назначен народным комиссаром по иностранным делам, сменив на этом посту отправленного в отставку Литвинова. Решение это было для Молотова неожиданным. Считая себя политиком, к дипломатической деятельности не готовился, иностранными языками не владел, хотя стремился изучать их в течение всей своей внешнеполитической деятельности. Он мог читать и понимать по-немецки и по-французски, а позже и по-английски. Придя в Наркоминдел, новый нарком занялся "чисткой" аппарата. Он освободил наркомат от "всякого рода сомнительных полупартийных элементов". В результате НКИД лишился большого числа грамотных и опытных сотрудников, что отрицательно сказалось на его деятельности в условиях продолжавшегося обострения международной обстановки. В окружении Сталина Молотов считался сторонником сближения между СССР и Германией. Еще в 1937 году торгпред СССР в Германии Канделаки вел переговоры от имени Сталина и Молотова с советником Гитлера министром Шахтом об улучшении политических и экономических отношений между Германией и СССР. Эти переговоры велись в обход наркомата иностранных дел, поэтому назначение Молотова наркомом иностранных дел было воспринято как приглашение Германии к переговорам, говорит доктор исторических наук Михаил Наринский. Для западных демократий решение Сталина о смещении Литвинова оказалось полной неожиданностью. Как вспоминал позднее посол США в Москве Болен: "...Мы в посольстве плохо понимали, что происходит, британский посол Вильям Сидс рассказывал нам, что разговаривал с Литвиновым за несколько часов до сообщения о его смещении и не заметил никаких намеков на предстоящую перестановку. Такого же мнения были и другие работники дипкорпуса". Узнав о смещении Литвинова, Германия не заставила себя ждать, и Гитлер немедленно дал инструкции германскому послу в Москве Шуленбургу "прощупать" настроения в Москве. Вскоре по инициативе немецкой стороны Вернер фон Шуленбург встретился с Молотовым и его заместителем Потемкиным. Посол Германии известил Молотова о готовности Третьего рейха изменить свое отношение к Советскому Союзу и просил Советское правительство рассмотреть возможность начать новый цикл немецко-советских переговоров. Молотов ответил уклончиво и заявил, что советской стороне необходимо время, чтобы обдумать предложения Берлина. Со своей стороны Молотов поставил перед Шуленбургом ряд вопросов, например, об отказе Германии поддерживать японские притязания на Дальнем Востоке. Над этим должны были думать Гитлер и Риббентроп. Разумеется, отмечает Михаил Наринский, контакты между СССР и Германией были в центре внимания всех иностранных дипломатов в Москве. 10 июля 1939 года в Ленинград морским путем прибыли наконец британская и французская делегации для обсуждения в Москве вопроса об оборонительном пакте. Эту англо-французскую делегацию возглавляли французский генерал и престарелый английский адмирал, у которых не было достаточно больших полномочий. Сталин поручил вести с ними переговоры наркому обороны Ворошилову. Ни состав этих делегаций, ни их долгий морской путь в СССР не говорили о серьезных намерениях Англии и Франции на этих переговорах. Новый нарком на переговорах с Англией и Францией о заключении договора о взаимопомощи занял твердую позицию, требуя согласия предоставить гарантии трех держав западным соседям СССР. Однако очевидное нежелание Лондона и Парижа объединиться с Советским Союзом против Гитлера предопределило провал идеи антигитлеровского союза в преддверии войны. Между тем как раз в июле активизировались переговоры Молотова и Шуленбурга, и при взаимном желании сторон изменить отношения на этих переговорах отпадали одна за другой накопившиеся трудные проблемы. В начале августа американский посол Болен известил свое правительство, что, по данным его осведомителя, СССР и Германия вплотную приблизились к соглашению. Американское правительство сообщило об этом правительствам Англии и Франции, но это не изменило их позиции и не повлияло на инструкции, которые они дали своим делегациям в Москве. Посол Великобритании в России сэр Родерик Лайн считает, что это был один из самых больших просчетов того времени. Лайн: "Всеобщее неверие в то, что Сталин сможет договориться с Гитлером, и привело к таким страшным последствиям. Вы потеряли в той войне свыше 20 миллионов человек. Но тогда в это трудно было поверить. Сталин сумел обмануть Запад, но вряд ли через каких-то два года после заключения пакта он продолжал считать себя победителем". Впрочем, и Болен ошибся в предположении, что переговоры СССР и Германии будут продолжаться еще два-три месяца. Сомнения Сталина и Гитлера разрешились к 20 августа, и было объявлено, что 23 августа Риббентроп прибудет в Москву. Проанализировав создавшуюся ситуацию, Кремль согласился с идеей заключения договора с Германией о ненападении. 23 августа 1939 года В.М. Молотов подписал договор. Одновременно был оформлен секретный протокол к этому договору, предусматривавший "разграничение сфер обоюдных интересов в Восточной Европе". Новым шагом на пути к сотрудничеству с Германией явилось подписание Молотовым и Риббентропом 28 сентября Договора о дружбе и границе. Бывший посол США в СССР Болен свидетельствует: "У русских не было нацистских флагов. Наконец их достали - флаги с изображением свастики - на студии "Мосфильм", где снимались антифашистские фильмы". От Советского Союза договор был подписан, как известно, Молотовым, и поэтому он получил неофициальное название "пакта Молотова - Риббентропа". В конце августа была созвана внеочередная сессия Верховного Совета СССР, на которой Молотов сделал доклад о неожиданном для всех договоре. Сессия единогласно ратифицировала договор, а следующий день - 1 сентября - был уже днем начала Второй мировой войны. Германия атаковала Польшу, а еще через день Англия и Франция объявили войну Германии. 29 сентября 1939 года Молотов подписал еще один договор с Германией - Договор о дружбе и границе между СССР и Германией. Одновременно Молотов и Риббентроп, как утверждают, подписали три секретных протокола к этому договору. В одном из них территория Литвы объявлялась сферой влияния СССР. По другому протоколу на территории СССР и Германии запрещалась "польская агитация", враждебная интересам обеих сторон. Именно пакт "Молотов-Риббентроп" 1939 года побудил японское руководство отказаться от дальнейшего "продвижения" в сторону Советского Союза и выбрать иное направление для экспансии - в сторону "южных морей". В итоге Япония в апреле 1941 г. заключила с СССР договор о ненападении, что избавило страну от войны на два фронта после нападения на нее гитлеровской Германии. Дипломатическая активность главы внешнеполитического ведомства в условиях начавшейся Второй мировой войны была нацелена на обеспечение лучшей конфигурации границ нашей страны и поддержание хороших отношений с соседями как в Европе, так и на Дальнем Востоке. Советское правительство отдало приказ войскам "взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии". За этим последовало заключение Советским Союзом договоров о взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой. Все они были подписаны Молотовым. 27 сентября 1940 года в Берлине Германией, Италией, Японией был подписан Тройственный пакт. Германия не слишком заботилась о точном соблюдении всех пунктов заключенных с СССР договоров и соглашений. Немецкие войска появились в Финляндии и Румынии. Это вызывало беспокойство в СССР, и в Москве было принято беспрецедентное решение о поездке главы советского правительства, наркома иностранных дел Молотова с миссией в Германию. Он был единственным из советских политических лидеров, кому выпала сомнительная честь пожимать в рейхсканцелярии руку Гитлеру. 12 и 13 ноября он провел напряженные переговоры в Берлине с Гитлером и Риббентропом. Основное внимание он уделил заключенному Германией Тройственному пакту и пребыванию немецких войск вблизи границ СССР - в Румынии и Финляндии. В беседе с Гитлером он заявил: "В Финляндии не должно быть германских войск, а также не должно быть тех политических демонстраций в Германии и в Финляндии, которые направлены против интересов Советского Союза. Однако переговоры в Берлине ни к чему не привели. Подводя предварительные итоги визита, Молотов докладывал: "Обе беседы не дали желательных результатов. Главное время с Гитлером ушло на финский вопрос". Советское предложение о предоставлении гарантий Болгарии вызвало "настороженность Гитлера. Германия не ставит сейчас вопрос о приезде в Москву Риббентропа... Таковы основные итоги. Похвастаться нечем, но, по крайней мере, выяснил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться". Гитлер отказался вести переговоры по проблемам, которые особенно волновали советское руководство. Он предложил вместо этого провести переговоры о присоединении СССР к "антикоминтерновскому пакту" и о разделе Британской империи. Молотов вернулся в Москву, ничего не добившись. Через дипломатические каналы Молотов также получал важные сведения, которые говорили о подготовке Германией нападения на СССР. Но новый нарком иностранных дел игнорировал эти данные, опасаясь вызвать раздражение Сталина. Сведения о создании мощной группировки войск для нападения на Советский Союз неоднократно поступали высшему политическому и военному руководству страны. Однако Сталин не хотел признавать, что его ориентация на союз с Германией была ошибочной. Надеясь оттянуть время, он боялся дать Гитлеру повод для обвинений в невыполнении условий договоров 1939 г. По его указанию ТАСС 14 июня 1941 г. опубликовал заявление, в котором говорилось, что слухи о намерении Германии порвать пакт о ненападении и напасть на СССР лишены всякой почвы. 22 июня 1941 г. посол граф Ф. фон Шуленбург сделал Молотову краткое заявление: концентрация советских войск у германской границы достигла таких размеров, каких уже не может терпеть германское правительство. Поэтому оно решило принять соответствующие контрмеры. Слово "война" произнесено не было. Молотов назвал действия Германии невиданным вероломством и с горечью заметил: "Мы этого не заслужили"... 22 июня 1941 года Вячеслав Михайлович Молотов выступил с заявлением по радио, в котором сообщил советскому народу о вероломном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз, несмотря на существовавший договор о ненападении. В первые дни войны он демонстрировал предельную собранность и мобилизованность. Он в срочном порядке принимает меры по работе наркомата в новых условиях, оперативно реагирует на донесения послов. В ответ на сообщение Майского о заявлении британского министра иностранных дел Идена о готовности правительства Великобритании оказать Советскому Союзу помощь "во всем, в чем оно может", и направить в Москву военную и экономическую миссии, Молотов направляет послу ответ, в котором положительно оценивает эту инициативу и в спокойной манере подчеркивает, что советское правительство "в свою очередь готово оказать помощь Англии". Главное внимание в период войны Вячеслав Михайлович уделяет расширению контактов и связей с дипломатическими представителями стран антигитлеровской коалиции, вопросам военных поставок из США и Великобритании, открытию второго фронта в Европе, поддержанию корректных отношений с союзницей Германии - Японией, на границе с которой и особенно на морских рубежах нередко происходили различного рода инциденты. Важно было не дать повода Японии открыть новый фронт на советском Дальнем Востоке. Маршал Жуков напишет позднее: "Молотов также пользовался большим доверием Сталина, когда рассматривались оперативно-стратегические и другие важные вопросы. Между ними нередко возникали разногласия и серьезные споры, в ходе которых формировалось правильное решение". С именем Молотова связаны все международные конференции глав правительств и государств, которые заложили основы послевоенного мирного урегулирования. Он возглавлял советские делегации на большинстве сессий Совета министров иностранных дел СССР, США, Великобритании, Франции и Китая, на Парижской мирной конференции 1946 года, где защищал территориальные интересы Албании, Болгарии и Югославии. В 1949 году Молотов был снят с поста министра иностранных дел. Его имя постепенно исчезает со страниц газет. 16 октября 1952 года Сталин обрушился на него за мнимые ошибки, в том числе за то, что он в конце 20-х годов поддерживал зажиточных крестьян, предлагая уменьшить налоги с работников сельского хозяйства. Сам Молотов так скажет об этом: "Перед войной мы требовали колоссальных жертв от рабочих и от крестьян. Народ был в колоссальном напряжении, а мы требовали: "Давай, давай!" А Никита Сергеевич Хрущев напишет в своих мемуарах: "Он производил на меня в те времена впечатление человека независимого, самостоятельно рассуждающего, имел свои суждения по тому или другому вопросу, высказывался и говорил Сталину, что думает. Было видно, что Сталину это не нравится". После смерти Сталина, Молотов вновь оказался на посту министра иностранных дел. Он активно включился в осуществление курса на ослабление международной напряженности. В результате интенсивной дипломатической переписки, в феврале 1954 года, впервые через много лет, состоялась конференция с участием министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Франции по германскому и австрийскому вопросам. Вместе с Булганиным и Хрущевым он участвовал летом 1955 года в Женевском совещании глав правительств СССР, США, Великобритании и Франции, обсуждавших вопросы европейской безопасности и объединения Германии. В октябре того же года Молотов возглавил советскую делегацию на Женевском совещании министров иностранных дел. Это были его последние выходы на международную арену в качестве министра иностранных дел. Хрущев постепенно отстранял его от внешнеполитических дел. Отправляясь в мае 1955 года с визитом в Югославию для примирения с президентом Тито, Хрущев уже не взял с собой министра иностранных дел. А когда Тито летом 1956 года нанес ответный визит в Москву, Молотов был освобожден от обязанностей министра. Июньский пленум ЦК КПСС 1957 года вывел его наряду с другими членами "антипартийной группы" из руководящих органов партии и снял со всех государственных постов. В августе 1957 года Молотов был назначен послом СССР в Монгольскую Народную Республику. Спустя три года, Совет Министров СССР утвердил его на посту Постоянного представителя при Международном агентстве по атомной энергии в Вене. Работы было много. Молотов активно участвовал в работе Генеральной конференции МАГАТЭ, ее комитетов. Однако, в середине ноября 1961 года было принято решение о его отзыве из Вены. В 1962 г. В.М.Молотова исключили из КПСС (восстановлен в 1984 г.). Приказом по МИД СССР от 12 сентября 1963 года Вячеслав Михайлович Молотов был освобожден от работы в Министерстве в связи с уходом на пенсию. Будучи пенсионером, вел активный образ жизни, работал дома или в библиотеке. 8 ноября 1986 года Совет Министров СССР известил, что на 97-м году жизни после продолжительной и тяжелой болезни в пос.Жуковка Барвихинского сельсовета Одинцовского района Московской области скончался персональный пенсионер союзного значения Вячеслав Михайлович Молотов. Похоронен он был на Новодевичьем кладбище. А.Я. Вышинский 5 марта 1949 г., в разгар холодной войны, министром иностранных дел Советского Союза был назначен Андрей Януарьевич Вышинский. В 1952 году он избирается кандидатом в члены ЦК КПСС, но своим человеком среди партийной верхушки так и не становится. А.Я. Вышинский был, пожалуй, одним из наиболее образованных людей в сталинском руководстве, обладал цепкой памятью. К тому же он владел французским, английским и немецким языками, а польский и русский знал с детства. Его суровость и жесткость в отношениях с подчиненными сочеталась с эрудицией и пытливым умом. Бывший посол Великобритании в Москве Робертс отмечал: "Будучи с февраля 1945 года по октябрь 1947 года британским поверенным в делах в Москве, часто виделся с ним в деловой и неформальной обстановке. Он хорошо говорил по-французски, был быстр умом, сообразителен и деловит, всегда хорошо знал существо вопроса. Но если к Молотову я испытывал, вопреки своему желанию, определенное уважение, то по отношению к Вышинскому я ничего такого не чувствовал. В то время все советские чиновники не могли делать ничего другого, кроме как проводить сталинскую политику, не задавая лишних вопросов..." Андрей Януарьевич Вышинский родился 10 декабря 1883 года в Одессе. Вскоре родители переехали в Баку. Этот город будущий министр назвал "своей настоящей родиной". В Баку он окончил Первую мужскую классическую гимназию имени императора Александра III. В 1901 году Вышинский поступил на юридический факультет Киевского университета, окончить который ему удалось лишь через 12 лет. Подобно тысячам своих сверстников, он принял участие в студенческих "беспорядках", за что в феврале 1902 года был исключен из университета. Он вернулся в Баку, где сблизился с рядом местных социал-демократических активистов. В 1904 году официально вступил в бакинскую организацию РСДРП (меньшевиков). Благодаря своему темпераменту и ораторству он скоро стал известен "всему Баку", участвовал во многих забастовках, демонстрациях и т.д. Организовал боевую дружину. Неоднократно подвергался преследованиям за нарушение общественного порядка. Но когда революционные события уже пошли на убыль, его в феврале 1908 года осудили к одному году заключения. Наказание он отбывал в Баиловской тюрьме. Меньшевик Вышинский оказывался порой в центре дискуссий, которые происходили в камере. Его оппонентом был арестант - большевик по кличке Коба. Так состоялось его знакомство с И. В. Сталиным. Октябрьская революция застала Вышинского на посту председателя Якиманской районной управы. Он не сразу поддержал большевиков. По наблюдениям близко знавших его лиц, перелом наступил осенью 1918 года, когда произошла революция в Германии. В 1920 году Вышинский вступил в партию. С этого времени он начинает постепенно двигаться по служебной лестнице, занимая все более высокие посты: начальник Управления распределения Наркомпрода, затем прокурор уголовно-судебной коллегии Верховного суда РСФСР и одновременно профессор Первого Московского государственного университета. В 1925 году избирается ректором университета. В последующие годы А. Я. Вышинский занимает все более высокие судебные должности. Без его участия не проходит ни один из тогдашних громких судебных процессов. Сталин использовал его меньшевистское прошлое и нередко прибегал к прямому давлению, когда замечал малейшие колебания. 1 июня 1939 года он был назначен заместителем председателя Совнаркома в качестве куратора вопросов культуры, а 1 октября 1940 года - первым заместителем наркома иностранных дел. С этого времени вся деятельность А.Я. Вышинского была тесно связана с советской внешней политикой. С первых дней работы в Наркоминделе он занимался отношениями СССР со странами формировавшейся антигитлеровской коалиции, прежде всего с Великобританией. Шла война, международная обстановка усложнялась. Германские войска появились в Румынии и Финляндии. Советское правительство предпринимало в начале 1941 года конкретные шаги по ограничению сферы гитлеровской агрессии и урегулированию вопросов, которые могли бы стать источником разногласий между СССР и Германией. Начавшаяся Великая Отечественная война потребовала от советских дипломатов активных действий по созданию антигитлеровской коалиции. Вышинский, как и другие руководители наркомата, постоянно в центре событий. 12 июля он присутствовал при первом акте, ведущем к созданию такой коалиции, - подписании соглашения Советского Союза с Великобританией о совместных действиях в войне против Германии. В ряде стран немцы организовывали различного рода провокации с целью поссорить их с Советским Союзом. А.Я. Вышинский в своих беседах с представителями заинтересованных государств и заявлениях неоднократно опровергал всякого рода домыслы: будь то о бомбардировке советскими самолетами Болгарии и высадке парашютистов или же о бомбардировке г. Хапаранда в Швеции. В октябре 1941 года центральный аппарат Наркоминдела и дипломатический корпус были эвакуированы в Куйбышев в связи с приближением немецких войск к Москве. 22 января 1942 г. Вышинский подписал советско-польское соглашение о предоставлении правительством СССР правительству Польши займа в размере 300 млн. рублей на содержание польской армии на территории СССР. В тот же день он оформил соглашение о предоставлении правительству Чехословакии займа в сумме 5 млн. рублей на содержание чехословацкой бригады на советской территории. В октябре 1943 года в Москве состоялась конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, в которой принял участие и Вышинский. По предложению советского правительства конференция рассмотрела вопросы сокращения сроков войны против гитлеровской Германии и ее союзников в Европе и открытия второго фронта. Было решено создать Европейскую консультативную комиссию и Консультативный совет по вопросам Италии. Для участия в работе этого союзнического органа 18 ноября в Алжир, где находилась штаб-квартира союзников, выехал Вышинский. Это был его первый выезд за границу. Там он получил и некоторый опыт многосторонней дипломатии, впервые председательствуя на заседаниях союзного Консультативного совета, на которых рассматривались повседневные политические вопросы и координация политики союзников в отношении Италии. В феврале 1945 года Андрей Януарьевич Вышинский - член советской делегации на Ялтинской конференции руководителей трех союзных держав, участвует в работе одной из ее комиссий. В апреле того же года он присутствовал при подписании договоров о дружбе и взаимопомощи с Польшей, Югославией и другими государствами. Победоносное завершение войны было ознаменовано 9 мая 1945 года подписанием немцами Акта о безоговорочной капитуляции. Привез текст Акта в Берлин Вышинский, который оказал маршалу Жукову правовую поддержку в столь важный и ответственный момент. Фотография процедуры подписания отразила и присутствие Вышинского. После короткого пребывания в Москве он вновь, уже в составе советской делегации, едет в июле в Берлин на Потсдамскую конференцию руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании, которая решала вопросы послевоенного устройства Германии. В январе 1946 года советское правительство назначило делегацию СССР на первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН во главе с Вышинским. Выступая, он, правда, еще употреблял выражения "наши американские и английские друзья", но очень скоро, по мере усиления холодной войны, стали крепчать и речи Вышинского. Подтверждая, что "демократия - это есть ограничение тирании", он одновременно выступал против "принципа неограниченной свободы". В 1948 году А.Я. Вышинский представлял интересы СССР на Дунайской конференции в связи с выработкой новой конвенции о режиме судоходства на Дунае и в Совете Безопасности ООН по берлинскому вопросу. Ему даже удалось в неофициальном порядке согласовать с председателем Совета Безопасности представителем Аргентины Брамуглиа проект решения вопроса о положении в Берлине. Но потребовалось еще несколько месяцев, прежде чем была снята блокада Западного Берлина. Вышинский присутствует при подписании договоров о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи с Румынией и Венгрией. Участвует в переговорах по выработке аналогичного договора с Финляндией. 7 марта 1949 года Вышинский назначается министром иностранных дел СССР. На собрании сотрудников МИД он требует выполнения не только своих указаний, но и приказов, подписанных ранее Молотовым. Остаются на своих местах и основные руководящие работники МИД. Вместе с тем он отдает ряд распоряжений по укреплению дисциплины среди сотрудников, ограничению их выступлений в печати и использования архивных документов при защите диссертаций. Одним из первых его достижений на новом посту была договоренность с Великобританией, США и Францией о снятии с 12 мая 1949 года советской блокады Западного Берлина. Однако это решение не смогло остановить процесс создания НАТО. В этот период все больше внимания А. Я. Вышинскому приходилось уделять проблемам Дальнего Востока. В марте 1949 года в Москве побывала делегация КНДР во главе с председателем Совета министров Ким Ир Сеном. Вышинский подписал 17 марта по поручению советского правительства соглашение об экономическом и культурном сотрудничестве. 1 октября 1949 года была провозглашена Китайская Народная Республика. В ходе визита председателя КНР Мао Цзэдуна в Москву состоялись советско-китайские переговоры о заключении Договора о дружбе и взаимопомощи. В речи при подписании глава внешнеполитического ведомства отметил, что "советский народ всегда испытывал глубокое чувство дружбы и уважения к китайскому народу". Осенью того же года со всей страстью своего темперамента он обращал внимание Генеральной Ассамблеи ООН на "совершенную недопустимость и нетерпимость такого положения, когда в ООН до сих пор не представлена Китайская Народная Республика, великая страна с почти 500-миллионным народом". Начавшаяся летом 1950 года война в Корее надолго осложнила международное положение. В связи с реорганизацией правительства после смерти Сталина, а также в контексте появившихся признаков некоторой разрядки в международных отношениях 7 марта 1953 года Вышинский был переведен на должность первого заместителя министра и постоянного представителя СССР при ООН. В это время он находился в Нью-Йорке. 22 ноября 1954 года Вышинский скоропостижно скончался в Москве. Состоялось траурное заседание Генеральной Ассамблеи ООН, на котором с прощальным словом выступили председатель Ассамблеи Ван Клеффенс, представитель СССР Соболев, а также делегаты Сирии, Великобритании, Франции, США, Индии и Чехословакии. Д.Т. Шепилов Политическая биография Дмитрия Трофимовича Шепилова оказалась короткой. В 52 года он был полностью отстранен от политики. Многим он известен прежде всего как "примкнувший" к "антипартийной группе Маленкова-Кагановича-Молотова". На посту министра иностранных дел СССР он пробыл всего 8 месяцев. Шепилов родился 5 ноября 1905 г. в Ашхабаде, в семье железнодорожного слесаря. После переезда семьи в Ташкент учился в гимназии, а затем в средней школе. В 1926 году окончил юридический факультет МГУ и Аграрный институт красной профессуры. Участник Великой Отечественной войны, он добровольцем уйдет на фронт и закончит войну в звании генерал-майора, начальника политотдела 4-й Гвардейской армии. Десять лет он будет работать в газете "Правда" и покинет главную газету страны в должности главного редактора. 2 июня 1956 г. указом Президиума Верховного Совета CCCР Шепилов был назначен министром иностранных дел. Почему был выбран именно он? Это был один из хрущевских ходов в длительной борьбе за власть. Должность министра Хрущев вообще не считал важной, полагая, что он сам будет определять внешнюю политику. Ему просто нужно было срочно убрать Молотова с поста министра, и он направил в МИД человека, которому полностью доверял. Шепилов, чувствуя полную поддержку Хрущева, вел себя совершенно самостоятельно. Советские дипломаты обрели министра, совершенно непохожего на своих предшественников. Когда Шепилов вылетал в Каир для встречи с Насером, его спросили, кому из помощников его сопровождать. Он удивился: «Зачем людей отрывать от дела? Переводчик найдется в Посольстве, а портфель я сам могу носить». Олег Трояновский, который был помощником министра, вспоминал, что Дмитрий Трофимович пришел в ужас от обилия бумаг, которые клали ему на стол, но справлялся со своими делами достаточно хорошо. Образованный, высоко эрудированный, знаток музыки и литературы, весьма импозантный внешне, Шепилов быстро завоевал авторитет на международной арене. Его боевым крещением на посту министра стал визит в 1956 году в Москву президента Югославии Иосифа Броз Тито. Шепилов участвовал в переговорах и беседах Хрущева, Булганина, Микояна, Молотова с югославской правительственной делегацией. Первой зарубежной поездкой в качестве министра иностранных дел для него стало ближневосточное турне в июне 1956 года. В контексте начинавшегося крушения колониальной системы и усиления международного веса и влияния афро-азиатских народов Советский Союз уделял особое внимание перспективам налаживания отношений с арабскими странами, которые активно проявляли себя в формировавшемся движении неприсоединения. Шепилов твердо проводил линию на завязывание дружеских и партнерских связей со странами Ближнего Востока, особенно теми из них, кто настойчиво выступал за упрочение своего суверенитета и независимости. Он всячески подчеркивал, что на этом пути арабские страны найдут в лице СССР надежного союзника. В ходе бесед и переговоров им был предпринят зондаж по поводу возможности заключения двусторонних договоров о дружбе и сотрудничестве. Однако было очевидно, что на том историческом этапе арабские государства еще опасались "чрезмерного сближения с Москвой". В Каире Шепилов провел переговоры с египетским лидером Гамалем Абдель Насером. Основное внимание было уделено вопросам налаживания практического партнерства в контексте предпринимавшихся правительством Египта усилий по упрочению экономической независимости государства. Шепилов, руководствуясь переговорными инструкциями, ясно дал понять египетскому руководству, что СССР мог бы оказать содействие в строительстве Асуанской плотины, строительстве металлургического комбината, создании машиностроительной отрасли. Он акцентировал внимание на важности разработки перспективного плана экономического развития Египта, при этом египтяне попросили срочно прислать "двух экономистов-плановиков для оказания содействия". Кроме того, была высказана просьба к Шепилову как одному из авторов "о высылке трех экземпляров политэкономии социализма на английском языке". 16 июля 1956 г. Шепилов выступил с заявлением в Верховном Совете СССР о позиции Советского правительства в вопросе прекращения испытаний ядерного оружия. Он также затронул и вопросы сокращения вооруженных сил и вооружений обычного типа. "Советский Союз последовательно добивается того, чтобы проблема разоружения была сдвинута с места и поставлена на практические рельсы. Неопровержимым тому свидетельством служат не только предложения о существенном сокращении вооруженных сил и вооружений, а также о запрещении атомного оружия, но и проводимые СССР в одностороннем порядке мероприятия по значительному сокращению своих вооруженных сил и вооружений". Месяц спустя после поездки по арабским странам Шепилов вновь вынужден был сфокусировать внимание на ближневосточной проблематике. 26 июля 1956 г. в Каире был принят декрет о национализации Суэцкого канала. Великобритания и Франция предприняли экономические санкции и начали военные приготовления с целью оказания нажима на Египет. В заявлении правительства СССР от 9 августа, подготовленном при участии Шепилова, содержалось осуждение действий западных держав против Египта, которые квалифицировались как угроза миру и безопасности. Шепилов возглавил делегацию СССР на Лондонской конференции по вопросу о Суэцком канале, проходившей 16-23 августа. На ней он выступил за мирное решение суэцкой проблемы "на основе сочетания национальных интересов Египта и интересов обеспечения свободы судоходства" по каналу. 23 августа министр заявил, что единственным путем решения вопроса о Суэцком канале, отвечающим современным условиям, является признание суверенитета Египта как независимого и полноправного государства, полного хозяина Суэцкого канала. Но 30 октября начались военные действия против Египта. Советское правительство осудило агрессию и потребовало, чтобы Совет Безопасности принял меры к прекращению агрессии против Египта. Шепилов способствовал нормализации советско-японских отношений, выступал за установление с Токио политического диалога. В беседах с министром иностранных дел Японии в Москве и Лондоне в августе 1956 года он настойчиво отстаивал идею налаживания добрососедских связей, недопущения использования национальных территорий для базирования иностранных войск. Эти контакты Шепилова способствовали подготовке визита в Москву в октябре премьер-министра Японии Хатоямы, в переговорах с которым он принял деятельное участие. Результатом большой дипломатической работы явилось подписание Совместной декларации, провозгласившей прекращение состояния войны и восстановление мира и добрососедских отношений со дня вступления в силу этого документа. СССР отказывался от всех репарационных претензий к Японии. Была достигнута договоренность об обмене дипломатическими представителями в ранге посла. Помимо этого был подписан протокол о развитии торговли и взаимном предоставлении режима наиболее благоприятствуемой нации. На осень пришлось обострение ситуации в Венгрии, принявшее характер политического кризиса. "Венгерский вопрос" был вынесен на обсуждение ООН. В выступлении Шепилова на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН 22 ноября 1956 г. содержалась критика попытки использовать эту проблему для обострения международной обстановки. Министр иностранных дел СССР со всей настоятельностью поставил вопрос о выводе войск Великобритании, Франции и Израиля из Египта, внес на рассмотрение ООН программу разоружения и предложил расширить международное экономическое сотрудничество, оказать помощь слаборазвитым странам. Дмитрий Трофимович уделял много внимания решению германской проблемы, являвшейся крупным дестабилизатором международной безопасности. В официальных выступлениях, беседах он неизменно подчеркивал, что СССР последовательно выступает против возрождения милитаризма в Западной Германии, остается твердым сторонником восстановления национального единства Германии как миролюбивого и демократического государства. В условиях, когда на территории Германии существует два самостоятельных государства, возможен только один реальный подход к решению проблемы воссоединения Германии: оба германских государства должны договориться между собой. СССР, поддерживая дипломатические отношения с обоими государствами, был готов оказывать содействие в достижении необходимого соглашения между ними. В декабре 1956 состоялась последняя зарубежная поездка - визит во главе правительственной делегации в Варшаву. В центре переговоров стоял вопрос о правовом статусе советских войск на польской территории. На приеме в посольстве СССР министр отметил: "Можно не сомневаться, что подписанный нами Договор явится важной вехой на пути дальнейшего развития и укрепления польско-советской дружбы. Атмосфера полного взаимопонимания, искренности и делового сотрудничества, в которой проходили переговоры, не может не радовать каждого из нас". Находясь в одной из поездок, Шепилов получит шифротелеграмму за подписью Булганина и Хрущева: "Перед отъездом дайте по мордам этим империалистам". Ослушался приказа Генерального секретаря, чем вызвал его недовольство. Хрущева начинают раздражать ученость и интеллект Шепилова. Тем более что на одном из пленумов глава внешнеполитического ведомства бросит: "Неграмотный человек не может руководить государством!". Хрущев этого уже не простит. Дмитрий Трофимович был полон сил и энергии, выстраивал планы внешнеполитических контактов на ближайшую перспективу. 12 февраля 1957 г., за несколько дней до отставки, Шепилов выступил на сессии Верховного Совета с докладом "Вопросы международного положения и внешней политики СССР". Доклад содержал всесторонний анализ международной обстановки, был строго выдержан в духе партийных установок и привычной риторики. Казалось, ничто не предвещало его скорой отставки. Через два дня Шепилов был вторично избран секретарем ЦК КПСС, а 15 февраля 1957 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР был освобожден с поста министра в связи с переходом на другую работу. В то время в Президиуме ЦК КПСС сложилась напряженная ситуация в связи с формировавшейся оппозицией Никите Сергеевичу Хрущеву. Состоявшийся 22 июня 1957 г. пленум осудил группу лиц, выступавших против Хрущева. На пленуме не удалось доказать принадлежность Шепилова к этой группе, поскольку он не участвовал в ее встречах и не готовил от ее имени документов. Более того, о многих действиях оппозиции Шепилов узнал лишь в ходе пленума. В ноябре 1961 года он будет исключен из партии и добьется восстановления только спустя 15 лет. Некоторое время после отставки Шепилов работал в г.Фрунзе зам. директора Института экономики, затем, с 1960 г. вплоть до выхода на пенсию в 1982 г. – старшим археографом Главного Архивного управления при Совете Министров СССР. Он скончался 18 августа 1995 г. и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Где бы ни работал Шепилов, он всегда находил контакт и взаимопонимание с окружающими его людьми. Все преследования, унижения, злопыхательства не сломили его волю, честь и совесть. А.А. Громыко В истории отечественной дипломатии фигура Андрея Андреевича Громыко столь же заметна, сколь и самобытна и во многих отношениях неординарна. Уроженец белорусской деревни Старые Громыки, он поднялся до самых высоких вершин государственного и политического Олимпа, выполняя в течение 28 лет миссию руководителя внешней политики великой державы. Андрей Андреевич Громыко родился 18 июля 1909 года в белорусской деревне Старые Громыки. Отец его, Андрей Матвеевич, был крестьянином, но, не имея достаточно земли, чтобы прокормить семью, подрабатывал в промышленности. С тринадцати лет Андрей-младший ходил вместе с отцом на заработки - чаще на заготовку и сплав леса. Мать его, Ольга Евгеньевна, происходила из крестьян, была труженицей и очень любила книги, поэтому в деревне ее звали «профессор». После окончания семилетней школы Андрей Громыко, по настоянию родителей, продолжил учебу. Сначала в Гомеле (профтехшкола и техникум), затем в Минске (институт и аспирантура). В 1931 году Громыко женился на белорусской девушке, происходившей из крестьянской семьи. В первое время молодая семья жила трудно. Андрей Андреевич и Лидия Дмитриевна иногда голодали. В 1932 году родился сын Анатолий, будущий ученый. Лидия Дмитриевна на протяжении всей жизни была рядом с мужем. Она провели сотни приемов для жен послов многочисленных государств, сопровождала его почти во всех его многочисленных поездках. Андрей Андреевич в шутку называл ее «мой домашний секретарь». Но это было позже. В 1934 году группу аспирантов, среди которых был и Громыко, перевели в Москву, в научно-исследовательский институт аналогичного профиля. Защитив в 1936 году кандидатскую диссертацию по проблемам экономики в сельском хозяйстве, Громыко был принят в Институт экономики АН СССР старшим научным сотрудником, а затем стал ученым секретарем. Он мечтал о карьере экономиста, но судьба распорядилась иначе. В начале 1939 года Громыко пригласили в комиссию ЦК партии, подбиравшую из числа коммунистов новых работников, которые могли бы быть направлены на дипломатическую работу. «Ты прав, - говорил Андрей Андреевич много лет спустя сыну, - я стал дипломатом по случайности. Выбор мог бы пасть на другого парня из рабочих и крестьян, а это уже закономерность. В дипломатию вместе со мной таким же образом пришли Малик, Зорин, Добрынин и сотни других». Карьера Громыко развивалась стремительно. В мае 1939 года он впервые переступил порог МИДа, в то время НКИД, и сразу же получил ответственный пост заведующего Отделом Американских стран. Вскоре последовала и первая загранкомандировка - с октября 1939 года он был советником посольства СССР в США. В августе 1943 года 34-летний Громыко стал послом СССР в Вашингтоне. Он оказался в самой гуще международных событий. Участие в подготовке и проведении конференций в Ялте, Потсдаме, Думбартон-Оксе и Сан-Франциско сделало его сопричастным к формированию послевоенного мироустройства. В 1946 году, несмотря на нападки западной прессы на советского дипломата, многие уже тогда отдавали ему должное. Громыко, говорилось в одном из заявлений, «необычайно остроумен, искусный диалектик, специалист по ведению переговоров с большими способностями, он всегда вежлив, как будто специально готовил себя к тому, чтобы освободиться от человеческих слабостей». Громыко держался довольно независимо, позволял себе высказывать мнения, не всегда совпадающие с точкой зрения руководства МИД. 24 июня 1947 года на письмо В.М. Молотова, в котором говорилось, что посол ошибается, относя Эйзенхауэра к «менее агрессивным элементам» в американском истеблишменте, Громыко кратко, но весомо ответил, что имеет «иную информацию по этому вопросу». В августе 1947 года журнал «Тайм» писал: «Как постоянный представитель Советского Союза в Совете Безопасности Громыко делает свою работу на уровне умопомрачительной компетентности». Громыко стоял у истоков ООН. Под Уставом этой организации стоит его подпись. В 1946 году он стал первым советским представителем в ООН и одновременно заместителем, а затем первым заместителем министра иностранных дел. Громыко был участником, а впоследствии главой делегации нашей страны на 22 сессиях Генассамблеи ООН. Известна особая роль Андрея Андреевича в переломный для Ближнего Востока 1947 год, когда Организация Объединенных Наций должна была принять решение о судьбе Палестины. В начале своей деятельности, в разгар холодной войны, ООН являлась ареной столкновений между Востоком и Западом. Не раз в те годы Громыко приходилось использовать право вето в Совете Безопасности, отстаивая внешнеполитические интересы СССР. И все же ООН сыграла решающую роль в предотвращении глобального конфликта. В феврале 1957 года Громыко стал министром иностранных дел СССР. В это время мир оказался на грани военного конфликта. От министра иностранных дел Советского Союза требовалось немало умения, сил и энергии, чтобы не допустить развития событий по наихудшему сценарию. «Вся внешняя политика проходила, по существу, под знаком личного влияния, под знаком его личности, - пишет переводчик и дипломат В. Суходрев. - Он исключительно твердо придерживался утвержденной позиции. Он менее всего любил «перейти на запасную позицию». Громыко предпочитал истолковывать обстоятельства как не позволяющие перейти на запасную позицию, вернуться в Москву, доложить о том, что противоположная сторона не пошла на ту или иную договоренность, и оставить запасную позицию для очередного раунда переговоров. Он очень упорно, как бульдог, цеплялся за наши позиции, отстаивал их». Громыко был сторонником мирных отношений с США, другими странами Запада. Он ненавидел войну. Два его брата, Алексей и Федор, погибли на войне. В области разоружения, как писал в своих воспоминаниях Громыко, СССР выдвинул более ста инициатив. На Западе его называли «Человек Нет». Громыко относился к этой характеристике добродушно. Как-то он сказал: «Мои «нет» они слышали гораздо реже, чем я их «ноу», ведь мы выдвигали гораздо больше предложений». «Советская внешнеполитическая доктрина, - говорил он, - это - мирное существование между социализмом и капитализмом. Ленин назвал это «сожительством», но привилось именно это слово «существование», очевидно, как более благозвучное. Кстати, само слово «доктрина» у нас тоже не в ходу, мы говорим - «принципы мирного существования»». Серьезным испытанием не только для советско-американских отношений, но и для судеб мира стал Карибский кризис 1962 года. Потребовалось немалое дипломатическое искусство, чтобы в сжатые сроки достигнуть компромисса. Это позволило отойти от чрезвычайно опасной черты, у которой человечество находилось в тот момент. Предметом особой гордости Громыко считал подписанный 5 августа 1963 года Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, переговоры по которому тянулись с 1958 года. К числу успехов отечественной дипломатии во главе с Громыко можно с полным правом отнести предотвращение широкомасштабной войны между Индией и Пакистаном в 1966 году из-за территориального спора о Кашмире. Семь дней подряд - с 4 по 10 января 1966 года - глава правительства А. Н. Косыгин вместе с А. А. Громыко напряженно работали в Ташкенте с руководителями Индии и Пакистана, чтобы достичь взаимоприемлемого компромисса. Результатом Ташкентской встречи явилось подписание декларации, которая закрепила договоренность между Индией и Пакистаном прилагать все усилия для создания добрососедских отношений. После возвращения министр пригласил к себе мидовцев, участников переговоров, и сказал: «Эта наша общая с вами дипломатическая победа, советская дипломатия доказала свою способность играть роль объективного арбитра. Поздравляю всех. Отказ от применения оружия для решения спорного вопроса - единственно правильно путь, и это мы доказали. Дипломатия - это искусство, причем коллективное». К числу крупных успехов Громыко относил Договор о нераспространении ядерного оружия, подписанный 1 июля 1968 года. «Он (договор) показал, - говорил Громыко, - что с США и Англией, двумя столпами НАТО, мы можем решить важную проблему. После подписания в Сан-Франциско Устава ООН это была вторая по значению подпись под историческим документом». Третьим по значимости своим достижением Андрей Андреевич считал соглашения, подписанные с США в 1972-1973 годах, особенно договоры по ПРО и ОСВ-1, а вслед за ними соглашение о предотвращении ядерной войны (1973). Громыко говорил, что, если собрать документы переговорного характера, в том числе сотни шифротелеграмм, информации из посольств, анализ обстановки вокруг этих проблем, наберется гора высотой с Монблан. «Они покажут, с каким трудом преодолевались заторы на пути к соглашению, сколько для этого требовалось настоящего дипломатического искусства». Он не любил встреч один на один без переводчиков. В дипломатии старой школы существовал запрет встречаться один на один даже с послами, обязательно должен был присутствовать кто-то из дипломатов. Громыко предпочитал брать с собой на такие встречи только переводчика. Существенно оздоровило мировую обстановку подписание 18 июня 1979 года Договора между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений, или Договора ОСВ-2, важную роль в подготовке которого сыграли переговоры Громыко с госсекретарем США С. Вэнсом, затем с президентом Дж. Картером в 1977-1979 годах. Особое значение Громыко придавал проблемам Центральной Европы, главной из которых не без оснований считал германский вопрос. Историческими можно назвать соглашения СССР, а затем Польши и Чехословакии с ФРГ в 1970-1971 годах, а также четырехстороннее соглашение по Западному Берлину. Именно эти документы и предшествовавшие им усилия расчистили путь к разрядке и созыву Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Андрей Андреевич с большим уважением относился к канцлеру ФРГ Вилли Брандту. Канцлер же вспоминал о первой встрече с советским министром: «Я нашел Громыко более приятным собеседником, чем представял его себе по рассказам об этаком язвительном «мистере Нет». Он производил впечатление корректного и невозмутимого человека, сдержанного на приятный англосакский манер. Он умел в ненавязчивой форме дать понять, каким огромным опытом он обладает». Существование на протяжении 40 лет двух Германий явилось следствием раскола мира, который не был преодолен и после войны. Основой строительства государственного единства Германии стал Договор «2+4» - один из краеугольных камней мирного устройства в Европе. Заметный вклад внесла дипломатия Громыко в прекращение Вьетнамской войны. Итогом длившегося с 1954 года кровопролитного конфликта стало Парижское соглашение 1973 года о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме. Подписанный в августе 1975 года в Хельсинки Заключительный акт имел уже не европейский, а мировой масштаб. Это был по существу кодекс поведения европейских государств, США и Канады в ключевых сферах взаимоотношений, включая военно-политическую. Была закреплена нерушимость послевоенных границ в Европе, чему Громыко придавал особое значение, созданы предпосылки для укрепления стабильности и безопасности в Европе. В 1976 году госсекретарь США Сайрус Вэнс, выработавший вместе с Громыко соглашение об ограничении стратегических вооружений (ОСВ), сказал о советском дипломате: «...мало кто в современном мире может с ним сравниться... в дипломатии он скрупулезный профессиональный практик, это человек величайших способностей и высочайших способностей и высокого интеллекта, обладающий всеми другими чертами государственного деятеля». Не менее важно было внедрить хельсинкские принципы в практику, сделать их нормой международной жизни. Это потребовало значительных усилий от советской дипломатии во главе с Громыко. И то что сегодня ОБСЕ, преемница СБСЕ, прошла испытание временем и стала работоспособным, постоянно действующим (а ведь в свое время далеко не все, включая США, разделяли такой принцип) механизмом многостороннего равноправного сотрудничества, в этом немалая заслуга и Андрея Андреевича. Среди других заслуг Громыко - реализация первой попытки арабо-израильских переговоров о мире - созыв многосторонней конференции в Женеве под сопредседательством СССР и США. В 1970-1980-е годы многие на Западе говорили о нем, как о «дипломате номер 1». Ведущая лондонская газета «Тайме» писала в 1981 году: «В возрасте 72 лет он - один из самых активных и работоспособных членов советского руководства. Человек с прекрасной памятью, проницательным умом и необычайной выносливостью... Возможно, Андрей Андреевич является самым информированным министром иностранных дел в мире». В целом ряде трудов, и особенно в воспоминаниях "Памятное", Андрей Андреевич сформулировал свои суждения о предназначении дипломатии, об облике современного дипломата, каким он ему виделся. Они, конечно, несут на себе отпечаток идеологических штампов той эпохи. Но основное остается полезным и сегодня. В сжатом виде суть этих мыслей Громыко состоит в следующем. Дипломат должен быть патриотом и верным сыном своего Отечества. Его задача - "бороться до конца за интересы своей страны, без ущерба для других". "Работать по всему диапазону международных отношений, находить полезные связи между отдельными, казалось бы, процессами", - эта мысль была своеобразной константой его дипломатической деятельности. "Главное в дипломатии - компромисс, лад между государствами и их руководителями". Убедительно звучат и слова о Громыко бывшего заместителя генсекретаря ООН Уркварта: "Я могу только догадываться, какой трудной должна была быть задача А.А.Громыко в качестве посла и министра иностранных дел. Он выполнял свои обязанности с большим изяществом и стал фигурой международного масштаба. Те, кто имел дело непосредственно с ним, стали не только уважать его, но и почувствовали привязанность к нему..." В последний раз порог своего кабинета в здании МИДа на Смоленской площади Громыко переступил 2 июля 1985 года. С этого времени и до октября 1988 года он работал в качестве Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Перестройку Громыко воспринял неоднозначно. Внешнюю политику страны в тот период считал чрезмерно и неоправданно уступчивой. Разноречивые чувства вызывала в нем и фигура М.С. Горбачева, на чей приход к власти в апреле 1985 года Громыко решающим образом повлиял. По словам его сына, Андрей Андреевич отмечал в Горбачеве такие слабые стороны, как дилетантизм, поверхностность, стремление произвести благоприятное впечатление на партнеров. Результатом всего этого, по мнению Андрея Андреевича, стало резкое ослабление позиций нашей страны, ее роли и места в мире. Объективности ради следует признать, что в деятельности МИДа под руководством Андрея Андреевича были не только достижения и успехи. Дипломатия Громыко не была свободна от промахов, ошибок, упущений. Андрей Андреевич был не только дипломатом, но и ученым: в 27 лет он стал кандидатом экономических наук. И в последующие годы находил время, хоть и урывками, для занятий наукой. В 1957 году он опубликовал книгу «Экспорт американского капитала». За эту работу ученый совет МГУ присвоил ему ученую степень доктора экономических наук. Над данной темой Андрей Андреевич продолжал работать и в последующие годы. Громыко считал, что дипломатическая деятельность - труд тяжелый, требующий от тех, кто им занимается, мобилизации всех своих знаний и способностей. Задача дипломата - «бороться до конца за интересы своей страны, без ущерба для других». «Работать по всему диапазону международных отношений, находить полезные связи между отдельными, казалось бы, процессами», - эта мысль была своеобразной константой его дипломатической деятельности. «Главное в дипломатии - компромисс, лад между государствами и их руководителями ». Сам умелый переговорщик, Громыко понимал искусство дипломата как умение завязывать и поддерживать полезные контакты с иностранными дипломатами и представителями властных структур для получения необходимой информации, а затем квалифицированного ее анализа. Из иностранных политиков и дипломатов Громыко выделял госсекретарей США Г. Киссинджера и С. Вэнса, министров иностранных дел ФРГ В. Шееля и В. Брандта, итальянских премьер-министров А. Моро и А. Фанфани, британских премьеров Г. Вильсона и Г. Макмиллана. Андрей Андреевич любил рассказывать близким о встречах с ними, вспоминал курьезные ситуации. Например, Генри Киссинджер, приезжая в Москву, постоянно боялся прослушивания со стороны КГБ. Однажды он во время встречи указал на люстру, висевшую в комнате, и попросил, чтобы КГБ сделал ему копию американских документов, так как у американцев «вышла из строя» копировальная техника. Громыко в тон ему ответил, что люстры делались еще при царях и в них могут быть только микрофоны. Очевидцы отмечали огромную энергию Громыко, его выносливость, колоссальную трудоспособность, умение работать быстро и эффективно, высокую компетентность. Его феноменальная память вызывала удивление даже у видавших виды политиков, к каким, без сомнения, принадлежал канцлер ФРГ В. Брандт. Он писал в своих воспоминаниях, что, встретив Громыко вскоре после его отставки с поста Председателя Президиума Верховного Совета СССР, был поражен тому, что даже восемнадцать лет спустя он «мог точно вспомнить каждый из тех 55 часов, которые у него в феврале, марте и мае 1970 года заняли беседы с Э. Баром», когда готовился Московский договор между СССР и ФРГ 1970 года. «Многие считали и продолжают считать Громыко скованным, угрюмым, скупым на эмоции и юмор человеком, что порой подчеркивалось и его нарочито строгой одеждой и общим, внешне суровым обликом, - пишет В. Суходрев. - Его часто называли «мрачный гром». Но на самом-то деле это не так. Например, в советском посольстве в Вашингтоне, когда сидел за столом, он был прекрасным рассказчиком. Не по вопросам текущей политики, вспоминал что-то из прочитанного о своих предшественниках дореволюционной эпохи (о Горчакове и других), рассказывал что-то из литературы. И еще он был заядлый охотник. Наверное, его приучил к этому Хрущев. Но он действительно пронес эту страсть и через Хрущева, и через Брежнева. В деловом общении его собеседников поражали острота ума и глубокое знание дела». Помимо охоты Громыко любил читать, особенно книги по истории. Часто перечитывал Ключевского, Соловьева, Карамзина. Он собрал большую библиотеку. «Все наши успехи, - говорил Громыко сыну Анатолию, - на переговорах, приведших к заключению важных международных договоров и соглашений, объясняются тем, что я был убежденно тверд и даже непреклонен, в особенности, когда видел, что со мной, а значит, и с Советским Союзом, разговаривают с позиции силы или играют в «кошки-мышки». Я никогда не лебезил перед западниками и, скажу тебе откровенно, после того как меня били по одной щеке, вторую не подставлял. Более того, действовал так, чтобы и моему не в меру строптивому оппоненту было несладко». В октябре 1988 года Андрей Андреевич вышел на пенсию и работал над мемуарами. Он ушел из жизни 2 июля 1989 года. По просьбе семьи Андрей Андреевич Громыко был похоронен не у Кремлевской стены, а на Новодевичьем кладбище. «Государство, Отечество - это мы, - любил говорить он. - Если не сделаем мы, не сделает никто». Э.А. Шеварнадзе Не успели избрать Горбачева Генеральным секретарем, как Шеварнадзе умело похвалил Михаила Сергеевича на первом же пленуме ЦК и решительно поддержал его линию, которая еще не была толком сформулирована. Эдуард Амвросиевич говорил о том, как весь мир откликнулся на избрание Горбачева, процитировал статью из газеты «Вашингтон пост» и добавил лукаво: «Я знаю, что Михаил Сергеевич не любит, когда его хвалят. Но это не я, это американц говорят...» Никто не ждал, что Горбачев назначит его министром иностранных дел. Но Михаилу Сергеевичу нужен был не столько профессионал, сколько союзник. Во время разговора с Громыко, который уже переходил в Верховный Совет, Горбачев спросил, кого он видит на посту министра иностранных дел. Громыко сразу же назвал своего первого заместителя Георгия Марковича Корниенко, затем как бы нехотя добавил еще две кандидатуры – посла в США Добрынина и посла во Франции Воронцова. На прямой вопрос «Как Вы смотрите на Шеварнадзе?» он не посмел возражать, сказав лишь: «Нет, нет, я не против. Я же понимаю, это продуманное предложение»... Когда назначили Шеварнадзе, лучшие умы министерства впали в прострацию. Считалось, что если остановятся на профессионале, то министром назначат Корниенко, если на политике – то это будет В.И.Ворортников (Председатель Совмина РСФСР). А тут – провинциал, грузин. Шеварнадзе изменил ритм мидовской жизни. Он допоздна работал, приезжал на Смоленскую площадь и в субботу. Очень удивлялся, если вечером кого-то не оказывалось на месте. Скоро все дисциплинированно сидели на местах и раньше министра домой не уезжали. В мае 1986 г. на совещании в Министерстве Шеварнадзе сказал, что надо отказаться от прежнего постулата: СССР должен быть столь же силен, как и любая возможная коалиция противостоящих ему государств. Этот постулат заставлял бешено вооружаться, подорвал экономику и тем самым национальную безопасность страны. Призыв к разумной достаточности, ведущий к ограничению военных расходов, впрочем, предопределил столкновение Шеварнадзе с военными. Шеварнадзе стал олицетворением политики сокращения вооружений, взаимопонимания и взаимодействия с окружающим миром. После агрессии Саддама Хуссейна против Кувейта в 1990 г. Шеварнадзе взял на себя ответственность за отход от прежних советских установок на поддержку иракского режима. Он с госсекретарем США Бейкером осудил действия Саддама, и они вместе призвали объявить эмбарго на поставки оружия Ираку (именно при поиощи советского оружия и было осуществлено нападение на Кувейт). Шеварнадзе возражал и против попыток Е.М.Примакова воздействовать на Саддама посредством уговоров. Партийное собрание Министерства обороны дважды обращалось к Горбачеву с требованием привлечь Шеварнадзе к уголовной ответственности за продажу интересов Родины. В Верховном Совете и в печати министр подвергался критике и откровенным оскорбоениям, превратившись в козла отпущения. Он обижался на Горбачева, который его не поддержал, хотя министр проводил президентскую линию. 20 декабря 1990 г. на четвертом съезде народных депутатов Шеварнадзе, попросив слова, заявил, что уходит в отставку. Он говорил, что против него развернута травля, что в стране наступает диктатура... Горбачев со своей стороны обиделся, что Шеварнадзе не счел нужным заранее поставить его в известность о своем решении, и опасался, что после этой громкой отставке в мире решат, что за уходом министра последует резкое изменение политики. По просьбе Горбачева Шеварнадзе еще некоторое время – до вступления в должность Бессмертных 16 января 1991 г. – исполнял обязанности министра. После августовского путча первый зам Юлий Квицинский звонил Шеварнадзе и просил подумать о возвращении в министерство. Тот заинтересованно спрашивал, каково мнение коллектива. К нему даже отрядили представителей, чтобы подтвердить, что коллектив его ждет. Но назначили Панкина... Горбачев пытался вернуть Шеварнадзе сразу после путча, однако тот заявил жестко: «Я Вам не верю, Михаил Сергеевич». Да и Горбачев еще до путча плохо отзывался от Шеварнадзе: рвется к власти, сам хочет стать президентом. И все же примирение состоялось. В ноябре 1991 г., вернувшись в кресло министра иностранных дел всего на три недели, он успел заявить, что главным своим приоритетом считает сохранение единого государства. Он отменил все зарубежные визиты и вместо этого пытался в ходе поездок по стране поладить с республиканскими руководителями. Он всерьез боялся распада Союза. Но дальнейшие события от него уже не зависели... А.А. Бессмертных Александр Александрович Бессмертных родился в г.Бийске Алтайского края 10 ноября 1933 г., но сумел поступить в элитарный МГИМО. В 1957 г. он принят на работу в МИД, в 1960-66 гг. работал в секретариате ООН. По возвращении в Москву устроился в секретариат министра А.А.Громыко, затем – вновь командировка в Посольство СССР в Вашингтоне. С 1983 г. в должности начальника американского отдела Бесмертных курировал двусторонние отношения с США и проблемы разоружения. Шеварнадзе сразу же оценил Бессмертных и сделал его своим заместителем, а потом и первым заместителем министра. Бессмертных рвался обратно в Вашингтон, и в мае 1990 г. его назначение на должность посла в США состоялось. Однако уже в декабре того же года Шеварнадзе подал в отставку, и имя Бессмертных оказалось одновременно в двух списках кандидатов на министерский пост – составленных самим Шеварнадзе и Горбачевым. До и после Бессмертных министры увлекались политикой, иногда уместно, иногда нет. Бессмертных был первым на посту министра иностранных дел не политиком, а чистым дипломатом. На его долю досталась черновая дипломатическая работа – реализовывать те декларации, которые произносились до него. 18 августа 1991 г. председатель КГБ В.А. Крючков пригласил Бессмертных в Кремль, где предложил подписать документы только что созданного ГКЧП. Бессмертных отказался и сам синим карандашом вычеркнул свою фамилию. Однако он и не выступил публично против. В.Бакатин и Е.М.Примаков написали заявление с протестом против ГКЧП и предложили Бесмертных как члену Совета Безопасности присоединиться. Тот отказался, сославшись на «необходимость осуществлять преемственность внешнеполитического курса». 19 августа по указанию Бессмертных в посольства были отправлены телеграммы с поручением передать документы ГКЧП властям государства пребывания. Он же составил проект послания вице-президента Георгия Янаева главам крупных государств относительно происходящего, включив в текст слова о том, что внешняя политика Горбачева будет продолжена. В МИДе Бессмертных сказал своим заместителям, что у них есть три варианта: либо подать в отставку, либо ничего не делать, либо продолжать работать, чтобы не нанести ущерба внешней политике страны. Все высказались за третий вариант. После этого сам министр уехал на дачу, сославшись на приступ почечно-каменной болезни. «Бессмертных оказался не на высоте», - сказал Горбачев, вернувшись из Фороса. Горбачев не признавал полутонов. Бессмертных пытался оправдаться: «Я единственный, кто прошел через это испытание. Все бвли в отпусках. А я старался сделать все, чтобы защитить нашу политику». «У меня иная информация», - ответил Горбачев, и Бесмертных вынужден был подать в отставку. Б.Д.Панкин Борис Дмитриевич Панкин был замечен А.И. Аджубеем, когда был еще студентом МГУ и печатался в многотиражке «Московский университет». После университета он был взят в «Комсомольскую правду» и к тридцати четырем годам прошел путь от стажера до главного редактора этой газеты. В 1973 г. Панкин ушел из «Комсомолки», чтобы стать председателем Всесоюзного агентства по авторским правам, который задумывался как идеологический инструмент контроля над произведениями литературы и искусства, допущенными на Запад. «Современного Белинского назначили Бенкендорфом», - пошутил кто-то из его коллег – главных редакторов. Вначале ему нравилась эта работа, потом наскучила. Он заботился об издании за границей трудов вождей партии и министра иностранных дел Громыко. И в 1982 г. получил назначение послом в Швецию. Панкин неустанно пропагандировал в СССР шведскую экономическую модель, особенно когда началась перестройка. А в 1990 г., был переведен в Прагу – Шеварнадзе решил, что литературному критику Панину будет проще найти общий язык с драматургом и диссидентом В.Гавелом, чем карьерному дипломату. Пакин оказался единственным советским послом, который выразил протест против путча и сказал, что представляет не ГКЧП, а законно избранное руководство страны во главе с президентом Горбачевым. Горбачева он знал еще с комсомольских лет... 28 августа он был вызван в Москву и в тот же день назначен министром иностранных дел. В первые же дни ему пришлось избавиться от тех послов, кто поддержал ГКЧП (или хотя бы передал документы путчистов, как было предписано из Москвы), и Ю.Кицинского, с которым радикально расходился во взглядах. А заодно и всех сотрудников КГБ из Главного управления кадров МИД... Уже в роли минстра Панкин подготовил принципиально новые договоры со странами Восточной Европы. В первоначальных проектах содержался параграф, ограничивающий их право вступать в союзы с третьими странами, направленные против другой стороны. Панкин настоял, что всем странам должно быть предоставлено право самим выбирать, с кем дружить и союзничать. Его упрекают поэтому, что он первый открыл Восточной Европе дорогу в НАТО. Через несколько дней после путча он провел в Москве международную встречу по правам человека. С американцами он подписал соглашение о прекращении военной помощи противоборствующим сторонам в Афганистане. Это не спасло Наджибуллу, но спасло Россию от лишних трат. Панкин первым встретился с афганскими моджахедами, которые после появления талибов окажутся союзниками России. Панкин подготовил дипломатическое признание Литвы, Латвии и Эстонии, которые к тому времени были признаны уже полусотней стран. Дальше не признавать реальность и упираться было бессмысленно. Он добился принятия решения о восстановлении дипотношений с Израилем, ударом его молотка была открыта Мадридская международная конференция по Ближнему Востоку. Он же по собственной инициативе на сессии ГА ООН негативно отозвался о резолюции 1975 года, приравнивавшей сионизм к расизму. Вскоре эта резолюция была отменена. И при нем была начата перестройка отношений с Кубой. Ельцин поставил вопрос о сокращении аппарата МИД в 10 раз, и Минфин вообще перестал финансировать МИД. Потребовалось вмешательство Горбачева, после чего Ельцину пришлось отчасти уступить – ограничиться требованием сокращения «побольше 30%». Панкин предложил создать Совет министров иностранных дел, в который вошли бы министры всех союзных республик, ввести в состав посольств представителей республик, а сокращение аппарата МИД на треть осуществить за счет «соседей» - сотрудников КГБ и ГРУ. В ноябре МИД из соображений экономии соединили с Министерством внешнеэкономических связей и назвали Министерством внешних сношений. Единое министерство должно было координировать работу министерств иностранных дел союзных республик. А вскоре министерская карьера Панкина закончилась: Горбачев уговорил Шеварнадзе вернуться на Смоленскую площадь. Обижать Панкина ему не хотелось, поэтому Михаил Сергеевич предложил ему пост советника по международным делам (правда, у него давно уже был помощник по международным делам – Анатолий Сергеевич Черняев). Поэтому Борис Дмитриевич предпочел почетное назначение в Лондон. Пробыл он там недолго – Ельцин решил его отзвать. Сам Панкин считает, что это месть за неуживчивость с дипломатами от разведки. В Москву Панкин не вернулся: выйдя на пенсию, он перебрался в Швецию, где ему так нравилось работать... А.В. Козырев Андрей Владимирович Козырев родился 27 марта 1951 г. в Брюсселе в семье сотрудника торгпредства в Бельгии. Козырев-младший окончил МГИМО, был взят на работу в МИД, женился на дочери дипломата, со временем ставшего заместителем министра. Брак, впрочем, оказался недолгим. Работал Козырев в отделе международных организаций МИД, вырос до начальника отдела, и с этой должности летом 1990 г. в возрасте тридцать девять лет стал министром иностранных дел РСФСР. Веса у этой должности не было никакого. Но Козырев проявил характер и инициативу. Он сумел стать полезным и нужным Ельцину, когда взял на себя подготовку его зарубежных визитов, которые организовывались дилетантски. Кроме того, он доказывал политикам на Западе, что тем давно пора уже иметь дело не только с «Горби», но и начинать разговаривать с Ельциным. После августовского путча, когда в управлении внешней политикой (да и всей страной) установилось двоевластие, Козырев предложил передать основную работу МИДу России, укрепить МИДы других республик, а за союзным МИД оставить координирующую роль. На Смоленской площади это вызвало скандал. Козырев поспешил заявить, что сам готов был бы уступить свое место Панкину, лишь бы дело было сделано. Ельцину же это поднесли как то, что, мол, его министр за пост свой не держится, предлагает его разным людям, а сам мечтает получить должность за границей... Но Козырев, на его счастье, уже успел понравиться президенту. 8 декабря 1991 г. Козарев вместе с Ельциным был в Беловежской пуще... А на следующий день он проснулся министром иностранных дел великой державы, у которой еще не было внешней политики. И никто твердо не знал, какой она должна быть. Сам для себя он задачу сформулировал так: в сжатые сроки создать благоприятную внешнеполитическую среду для реформ в стране. Ему подыскали цитату из Столыпина, которая ему понравилась: «Будут здоровые и крепкие корни у государства, поверьте, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед целым миром». После «поглощения» союзного МИДа республиканским Козырев не проводил чисток, а поменял лишь заместителей министра. Из сформированной им команды все разъехались послами – Сергей Лавров в ООН, Анатолий Адамишин – в Лондон, Виталий Чуркин – в Бельгию, Александр Панов – в Токио, Сергей Крылов – в Германию. Не уехал только Игорь Иванов, который в 1998 г. сам стал министром. Андрей Козырев стал первым за многие десятилетия министром иностранных дел России, который самостоятельно определял внешнюю политику страны. Горбачев этого своим министрам не разрешал. Ельцин первые годы международными деами занимался мало и дал Козыреву карт-бланш. Новый министр был лишен кабинетной трусости, свойственной некоторым чиновникам, не решавшимся в нужный момент сказать «нет». Он не говорил «нет» только одному человеку – президенту Борису Ельцину. Ельцин доверял своему министру, знал, что Козырев всегда его поддержит. В критические дни 1993 года он поведал Козыреву под большим секретом, что собирается распустить Верховный Совет. Возможно, Козырев был самым лояльным из ельцинских министров. Он безоговорочно отстаивал даже те решения президента, которые ему явно не нравились. И в то же время он многое делал на свой страх и риск – иногда потому, что решение необходимо было принять мгновенно, а связаться с президентом не удавалось. Андрей Козырев легко вписался в «команду мальчиков» Егора Гайдара, которые понимали, что являются чужими в муравейнике власти, и старались держаться вместе. После ухода Бурбулиса и Гайдара министр Козырев превратился в главную мишень для оппозиции, которая постоянно требовала его отставки. Главными его противниками были те, кто считал, что опасность для России исходит с Запада, от США, НАТО, и кто не принимал линию, начавшуюся во внешней политике Москвы с присоединения к санкциям против Ирака. После формирования первой Государственной Думы в конце 1993 года министр Козырев слишком вовлекся в политическую борьбу. Его главная трудность заключалась в разрушительной зависимости от внутриполитических комбинаций. Он стал больше думать о том, как переиграть своих политических оппонентов, выбить у них из рук обвинение в «проамериканизме», «западничестве». Если «ранний Козырев» - это улыбчивый министр-западник, то «поздний» - неулыбчивый министр, который преподносит Западу неприятные сюрпризы, оправдывает военную операцию в Чечне национальными интересами России. Козырев постепенно утратил симпатии всех, кто когда-либо его поддерживал. Наконец и Ельцин решил избавиться от министра, который подвергается постоянной критике, и в первых числах января 1996 г. А. Козырев написал заявление о своей отставке. Отставка явно пошла бывшему министру на пользу: он отдохнул, расслабился и женился на молодой и красивой женщине. Е.М. Примаков Евгений Максимович Примаков родился в Киеве 29 октября 1929 года, а детство и юношеские годы провел в Тбилиси. В конце ХХ века в своих мемуарах он напишет: "Я вырос в Тбилиси, очень люблю этот город, эту страну. Мне очень тяжело, что я не могу позволить себе сесть в самолет, полететь туда на день и вернуться. Когда уйду с поста главы МИДа, обязательно буду делать такие вылазки". В 1953 г. окончил Московский институт востоковедения, в 1956 г. - аспирантуру экономического факультета Московского государственного университета им. Ломоносова. С 1956 по 1960 гг. работал ответственным редактором, потом - главным редактором Главного управления радиовещания Гостелерадио. С 1960 г. по 1962 гг. Евгений Примаков - заместитель главного редактора главной редакции Госкомитета по телевидению и радиовещанию. Примаков серьезно занимался и научной деятельностью и в 1960 г. защитил докторскую диссертацию. А в 1979 г. его избирают академиком Академии наук СССР. Своим академическим званием, по свидетельству знакомых, Примаков гордится. Научные интересы Евгения Максимовича, кроме экономических проблем, были связаны с разработкой практических и аналитических рекомендаций относительно стран Востока для Политбюро ЦК КПСС. Это наложило значительный отпечаток на его дальнейшую биографию, и в своей деятельности он всегда был сориентирован на Восток. Так, в научных работах по вопросам вытеснения арабов с территории Палестины, вопреки официальной израильской историографии, Примаков связывал этот процесс исключительно с проявлениями израильской экспансии. Он считал, что одна из главных причин затягивания мирного процесса на Ближнем Востоке есть позиция Израиля относительно арабского народа Палестины. С 1962 года Примаков работал в газете "Правда": до 1966 года обозревателем и заместителем редактора отдела Азии и Африки, а в 1966-1970 годах собственным корреспондентом газеты "Правда" в арабских странах. В 1970 году Евгений Максимович Примаков возвратился к научной работе и до 1977 года занимал должность заместителя директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР. После этого он работал директором Института востоковедения Академии наук СССР, пока в 1985 году не возвратился в Институт мировой экономики и международных отношений на должность директора. Будучи в 1986-1989 годах кандидатом в члены, а с 1989 - членом ЦК КПСС, Примаков проявил себя верным приверженцем реформ Михаила Горбачева. Генеральный секретарь ЦК ему доверял, о чем свидетельствует и то, что с июня 1989 по сентябрь 1991 года Примаков занимал должность председателя Совета Союза - руководителя одной из двух палат Верховного Совета СССР. Неоднократно и сам Горбачев высказывал свое уважение к Примакову, отмечая его порядочность и ум. Бывший член Политбюро ЦК КПСС А. Яковлев скажет позднее: "Демократы напрасно принимают Примакова в штыки: консерватор! Он не консерватор, он просто не торопится с выводами. То, что можно сказать сегодня вечером, он предпочтет сказать завтра вечером. Американцам придется всегда формулировать свою позицию с учетом мнения России. Он будет постоянно напоминать американцам, что Россия существует". После провала ГКЧП Евгений Примаков надолго связывает свою биографию с разведкой. С сентября по ноябрь 1991 г. он - первый заместитель председателя КГБ СССР, начальник 1-го Главного управления КГБ СССР, а после того как управление превратилось в декабре того же года в Службу внешней разведки, возглавил ее. Пребывание Примакова на этой должности ознаменовалось появлением нескольких открытых аналитических докладов, в которых отразилась позиция, кое в чём отличная от внешнеполитического курса МИД под руководством Козырева. 10 января 1996 года Примаков был представлен Ельциным коллегии МИД. Позиции России он отстаивал намного более жестко, чем это делалось в предыдущие годы. А по целому ряду принципиальных вопросов международной политики - таких, как отношение к Ираку, Югославии, расширению НАТО на Восток, - он активно отстаивал взгляды, которые нередко противоречили западному пониманию проблем. По свидетельству газеты "Аргументы и факты", правительства стран третьего мира "не скрывали своего удовлетворения" назначением Евгения Максимовича министром иностранных дел. А известный американский комментатор Сафайр в "Нью-Йорк таймс" писал, что "сообщение о его появлении на посту российского министра иностранных дел вызвало холодное дрожание Запада". Западные журналисты, по аналогии с одним из наиболее известных министров иностранных дел Андреем Громыко, часто называли Примакова "мистер НЕТ". Сам глава внешнеполитического ведомства однажды с улыбкой заметил: "Иногда на некоторые вопросы могут быть очень простые ответы. Твой собеседник думает, что ты настолько умен и хитер, что просчитываешь все на несколько ходов вперед и принимаешь все решения с определенным прицелом. На самом деле это далеко не всегда так". В мае 1998 г. МИД посетил Борис Николаевич Ельцин, что обозревателями было расценено чуть ли не как сенсация. Глава российского внешнеполитического ведомства был награжден высшим российским орденом. Были выделены бюджетные средства на ремонт помещения. Президент подчеркнул "особую роль" министра и дал высокую оценку работе МИДа, указав, что российская дипломатия стала более принципиальной и приобрела умение "добиваться поставленных целей". Евгений Максимович Примаков напишет позднее: "Когда я пришел работать в МИД, то мы собрались - мои заместители и руководители соответствующих департаментов - для анализа возможных вариантов действий в ответ на расширение НАТО. Первый. Заявить, что мы категорически против и вести дело к тому, чтобы этого не произошло. Естественно, это означало бы обострение отношений с США, странами Западной Европы. Второй вариант - согласиться полностью и, как говорится, "не рыпаться". И, наконец, третий вариант: не соглашаться с расширением НАТО, минимизируя негативные для нас последствия от этого процесса. Был выбран третий, как оказалось, правильный вариант. Потому что обострять отношения со всеми странами НАТО контрпродуктивно". Черты, которые проявил Евгений Максимович Примаков на должности министра иностранных дел, не остались незамеченными российскими политиками. Принципиальность, патриотизм и честность Примакова сыграли главнейшую роль как в выборе президента страны, так и в согласии с ним Госдумы России. И потому после августовского кризиса с сентября 1998 г. по май 1999 года Евгений Примаков был председателем правительства России. Именно в этот период российская экономика стала на путь выздоровления. Рост мировых цен на нефть создал для страны довольно благоприятную обстановку и правительство Примакова выжало из них максимум возможного, благодаря чему Россия пережила кризис довольно быстро. Сразу после назначения его премьером правительства в одном из интервью Примаков скажет: "Совершенно ясно, что экономическое развитие в 90-е годы привело к кризису августа 98-го. Конечно, положение усугубил мировой финансовый кризис. Но кризисные явления такой глубины, которые мы наблюдали в августе 98-го года, не могли просто быть следствием чего-то происходящего вовне страны. Я думаю, что это логический результат той экономической линии, которая осуществлялась в 90-е годы. Иными словами, это кризис "псевдолиберализма", который базировался на отрицании роли государства в переходный период к рыночной экономике. Это - отход от цивилизованного рынка". Ситуация августа 1998 г., сложившаяся в российской власти и стране, прежде всего требовала конструктивного социального диалога, реального сотрудничества разных ветвей власти и слоев населения, усиления поиска наиболее подходящих для тогдашнего экономического состояния страны форм организации общественного производства и цивилизованных отношений его участников. Выполняя в первые месяцы своего весьма короткого по времени премьерства де-факто обязанности вице-президента страны, дипломат Примаков сумел наладить важную для страны и невидимую для многих работу по политическому согласованию значительного количества полярных мыслей и программ, обеспечивая этим самым постепенное оживление деятельности органов государственного управления в условиях глубокого экономического кризиса. Сам Примаков скажет позднее: "Одну из своих главных задач на посту премьера я видел в том, что Россия не должна разбазаривать свой оставшийся интеллектуальный потенциал". От Примакова все ждали "чудес" относительно исправления курса государственного корабля в бушующем море глубокого финансового кризиса, ждали действий. И премьер делал все возможное, чтобы государственный корабль России оставался на плаву. Именно его огромный опыт и осведомленность в международных делах и мировой экономике порождали ожидание значительной частью российских избирателей того, что "мастер деликатных дел", как называли его западные политологи, сможет существенным образом влиять на развитие событий. После отставки с должности главы правительства России, которая произошла за полгода до парламентских выборов, Евгений Примаков сразу стал привлекательной фигурой для любого списка. Но он остановил свой выбор на блоке Лужкова-Шаймиева "Отечество - Вся Россия". Достаточно высокий результат блока на выборах связывают именно с присутствием в нем Примакова. Сам он в одном из интервью заметил: "Мы считаем себя государственниками, и это определение имеет все основания на существование, потому что нашу фракцию по-настоящему объединяет вот такая государственная принадлежность, если хотите, - утверждал он. - Это выражается еще и в том, что мы считаем, государство должно контролировать и регулировать экономические процессы". Евгений Максимович длительное время возглавлял фракцию блока в Госдуме и объявлялся кандидатом от ОВР на выборах президента России. Но, оценив свои возможности и Владимира Путина, который не только в программе, но и на деле показал приверженность тем же принципам, что исповедовал и Примаков, Евгений Максимович отказался от участия в президентской гонке. Сам он так объяснил свое решение: "Путин - человек, знающий проблемы, о которых говорит. Именно этим он отличается от многих своих предшественников. Он умеет разговаривать с людьми и умеет слушать. В человеческом плане он мне давно уже импонирует. Тем более если бы я рвался в президентскую гонку, то разве стал бы портить так отношения с губернаторами, как я их портил, как никто до меня в правительстве?! Я считал, что не может человек участвовать в президентской гонке и одновременно добросовестно выполнять обязанности руководителя правительства". Опыт Примакова-международника не остался незамеченным новой российской властью, и в июне 2000 года он был назначен главой комиссии по урегулированию приднестровской проблемы. А 14 декабря 2001 года на IV внеочередном съезде Торгово-промышленной палаты России избран на свою нынешнюю должность - президента Торгово-промышленной палаты. Феномен Примакова прежде всего состоит в том, что при любых обстоятельствах он безупречно придерживался вечных человеческих и общественных ценностей - стойкости, преданности Отчизне и делу, высокого профессионализма, что оказалось серьезным дефицитом для большинства представителей современной постсоветской политической элиты. Как убедительно доказывает российская история, именно такие политики бывают всегда востребованными в затруднительные для страны времена. А.С. Грибоедов Одаренность этого человека была поистине феноменальной. Его знания были огромны и многосторонни, он выучил множество языков, был хорошим офицером, способным музыкантом, выдающимся дипломатом с задатками крупного политика. Комедия "Горе от ума" поставила его в один ряд с величайшими русскими писателями. Александр Сергеевич Грибоедов принадлежал к дворянскому роду, получил серьезное домашнее образование. Уже в раннем возрасте обнаружилась многосторонняя одаренность Грибоедова. Два его вальса для фортепиано получили известность в спокойной, по-купечески тихой Москве. Грибоедов обучался в Московском университетском благородном пансионе, затем поступил в Московский университет. Окончив в 1808 г. словесное отделение со званием кандидата, он продолжал заниматься на этико-политическом отделении. Один из самых образованных людей своего времени, Грибоедов владел французским, английским, немецким, итальянским, греческим, латинским языками, позднее освоил арабский, персидский, турецкий языки. До сих пор не подтверждена документами широко распространенная версия, по которой Грибоедов окончил целых три факультета Московского университета и лишь из-за войны 1812 года не получил докторской степени. С началом Отечественной войны Грибоедов оставляет ученые занятия и вступает корнетом в московский гусарский полк. Но участвовать в боях ему так и не привелось: полк стоял в тылу. После войны будущий писатель прослужил адъютантом в Белоруссии. Молодость Грибоедов провел бурно. Себя и своих однополчан, братьев Бегичевых, он называл "пасынками здравого рассудка" - так необузданны были их проказы. Известен случай, когда Грибоедов как-то уселся за орган во время службы в католическом храме. Сначала он долго и вдохновенно играл духовную музыку, а потом вдруг перешел на русскую плясовую. Выйдя в отставку в начале 1816 года, Грибоедов поселяется в Петербурге, определяется на службу в коллегию иностранных дел. Ведет светский образ жизни, вращается в театрально-литературных кругах Петербурга. Он начинает посещать кружок Шаховского, сам пишет и переводит для театра комедии "Молодые супруги" "Своя семья, или Замужняя невеста". Следствием "пылких страстей и могучих обстоятельств" явились резкие перемены в его судьбе - в 1818 г. Грибоедов назначен секретарем русской дипломатической миссии в Персию. 16 июля граф Нессельроде письменно извещал главнокомандующего Кавказской армией генерала Ермолова, что "поверенным в делах Персии назначается чиновник Мазарович, секретарем при нем Грибоедов, канцелярским служащим Амбургер". Нессельроде любил краткость. Не последнюю роль в этой своего рода ссылке сыграло участие Грибоедова в дуэли. Два приятеля Грибоедова, кутилы Шереметев и Завадовский, соперничали из-за балерины Истоминой. Известный в городе дуэлянт, будущий декабрист Александр Якубович раздул ссору, а Грибоедова обвинил в неблагородном поведении. Шереметев должен был стреляться с Завадовским, Якубович - с Грибоедовым. Обе дуэли должны были состояться в один день. Но пока оказывали помощь смертельно раненному Шереметеву, время ушло. На другой день Якубовича как зачинщика арестовали и сослали на Кавказ. Грибоедова за дуэль не наказали, но общественное мнение сочло его виновным в смерти Шереметева. В феврале 1822 года, после трех лет службы в Тавризе Грибоедов перевелся в Тифлис к главноуправляющему Грузией Ермолову. Там и состоялась отложенная дуэль с Якубовичем. Грибоедов был ранен в руку - для него как музыканта это было весьма чувствительно. Именно его генерал Ермолов сделал своим секретарем "по иностранной части". Любя Грибоедова как сына, по свидетельству Дениса Давыдова, он старался не загружать молодого человека повседневной работой. И даже высокому начальству он смело говорил, что "поэты суть гордость нации". Да и вообще он по-отечески относился к умной и смелой молодежи, нисколько не смущаясь, что работающие у него молодые люди, такие, например, как Якубович, Кюхельбекер, Каховский, братья Раевские, в то время считались "неблагонадежными". Грибоедов, по собственным его словам, пристал к Ермолову "вроде тени". Уединяясь, иногда даже ночью, они беседовали - часами Грибоедов мог слушать, как "проконсул Кавказа" описывал Наполеона, карнавалы Венеции, свое свидание с леди Гамильтон. Именно в Тифлисе были написаны 1-й и 2-й акты "Горя от ума", их первым слушателем стал сослуживец автора и близкий друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер. Весной 1823 г. Грибоедов отправляется в отпуск. В Москве, а также в имении С. Бегичева под Тулой, где он проводит лето, создаются 3-й и 4-й акты бессмертной комедии. К осени 1824 г. комедия завершена. Грибоедов едет в Петербург, намереваясь использовать свои связи в столице, чтобы получить разрешение на ее публикацию и театральную постановку. Однако вскоре убеждается, что комедии "нет пропуску". Через цензуру удалось провести лишь отрывки, напечатанные в 1825 г. Булгариным в альманахе "Русская Талия". Первая полная публикация в России появилась лишь в 1862 г.; первая постановка на профессиональной сцене - в 1831-м. Между тем комедия сразу стала событием русской культуры, распространившись среди читающей публики в рукописных списках, число которых приближалось к книжным тиражам того времени. Распространению списков содействовали декабристы, рассматривавшие комедию как рупор своих идей; уже в январе 1825 г. Иван Пущин привез Пушкину в Михайловское "Горе от ума". Как и предсказывал Пушкин, многие строки "Горя от ума" стали пословицами и поговорками. Осенью 1825 г. Грибоедов возвращается на Кавказ, однако уже в феврале 1826-го вновь оказывается в Петербурге - в качестве подозреваемого по делу декабристов. Оснований для ареста было немало: на допросах четверо декабристов, в том числе Трубецкой и Оболенский, назвали Грибоедова среди членов тайного общества, а в бумагах многих арестованных находили списки "Горя от ума". Предупрежденный Ермоловым о предстоящем аресте, Грибоедов успел уничтожить часть своего архива. Это далось ему особенно легко. Он был до удивления равнодушен к судьбе своих творений. Он мог забыть рукопись "Горя от ума" у друга или оставить ее на рояле в каком-нибудь салоне. Во время его многочисленных путешествий сундуки с бумагами куда-то исчезали, а он заботился о рояле, который всегда возил с собой. Да и после его гибели следы творчества Грибоедова продолжали исчезать, уничтожены были и в Персии все его бумаги, письма, вещи. Пожар в доме его племянника Смирнова, много лет занимавшегося разысканием архива своего знаменитого дяди, уничтожил уже окончательно все грибоедовские бумаги. На следствии он будет категорически отрицать свою причастность к заговору. В начале июня Грибоедова освобождают из-под ареста с "очистительным аттестатом". Серьезных улик против него действительно не имелось, да и сейчас нет документальных подтверждений, что писатель как-то участвовал в деятельности тайных обществ. Наоборот, ему приписывают пренебрежительную характеристику заговора: "Сто прапорщиков хотят перевернуть Россию!". Но, возможно, столь полным оправданием Грибоедов обязан заступничеству родственника - генерала Паскевича, любимца Николая I. По возвращении на Кавказ осенью 1826 года Грибоедов принимает участие в нескольких сражениях начавшейся русско-персидской войны. Он достигает значительных успехов на дипломатическом поприще. Как напишет позднее Муравьев-Карский, Грибоедов "заменял единым своим лицом двадцатитысячную армию". Он подготовит выгодный для России Туркманчайский мир. Привезя в Петербург документы мирного договора в марте 1828 г., получает награды и новое назначение - полномочным министром в Персию. Вместо литературных занятий, которым он мечтал посвятить себя, Грибоедов вынужден принять высокую должность. Последний отъезд Грибоедова из столицы в июне 1828 года был окрашен мрачными предчувствиями. По пути в Персию он на некоторое время останавливается в Тифлисе. Там он вынашивает планы экономических преобразований Закавказья. В августе женится на 16-летней Нине Чавчавадзе. Когда молодые вышли на улицу, то, казалось, их приветствовал весь город. Перед ними было сплошное море цветов, из всех окон летели под ноги Нины розы. Белые, красные. Через два дня - обед на сто званых персон, а уже 9 сентября Грибоедовы сели на лошадей. Их огромный караван растянулся на версту. Ночевали под шатрами в горах, дышали морозным воздухом. В Тавризе новобрачные расстались: Грибоедов должен был следовать в Тегеран, передать свое "высокое назначение" шаху Ирана. В числе других дел российский посланник занимается отправкой на родину плененных подданных России. Обращение к нему за помощью двух женщин-армянок, попавших в гарем знатного персиянина, явилось поводом для расправы с деятельным и удачливым дипломатом. 30 января 1829 толпа, подстрекаемая мусульманскими фанатиками, разгромила русскую миссию в Тегеране. Русский посланник был убит. Вместе с ним уничтожен и весь состав русской миссии, уцелел только старший секретарь Мальцов, человек необычайно осторожный и хитрый. Он предлагал спасение и Грибоедову, нужно было только спрятаться. Ответ Александра Сергеевича был ответом человека чести: "Русский дворянин в прятки не играет". Грибоедова похоронили в Тифлисе на горе Святого Давида. Его оплакивал весь город. Жители Тифлиса оделись в черные одежды; балконы закрыли черным флером, падающим на черную землю. В руках их были зажженные факелы. Весь город, словно черная камея, пребывал во мраке и слезах. Стояла полная тишина... Надпись, сделанная Ниной Чавчавадзе на могиле Александра Сергеевича, - как крик души, врезанный в камень: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?". Ф.И. Тютчев. Сегодня многие воспринимают его как поэта, писавшего стихи о природе, красивые и легкие. "Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, Как бы резвяся и играя, Грохочет в небе голубом." А вот современники Федора Ивановича Тютчева знали его в основном как талантливого дипломата, публициста и остроумного человека, чьи остроты-афоризмы передавались из уст в уста. Например: "Всякие попытки к политическим выступлениям в России равносильны стараниям высекать огонь из куска мыла". В феврале 1822 года восемнадцатилетний Федор Тютчев был зачислен на службу в Государственную коллегию иностранных дел в чине губернского секретаря. Приглядевшись к нему, Александр Иванович Остерман-Толстой рекомендовал его на должность сверхштатного чиновника русского посольства в Баварии и, поскольку сам собирался за границу, решил отвезти Федора в Мюнхен в своей карете. Федор Тютчев прибыл в Германию в конце июня 1822 года и прожил здесь в общей сложности около двух десятилетий. В Баварии он знакомится со многими деятелями германской культуры того времени, прежде всего с Фридрихом Шиллером и Генрихом Гейне. В 1838 году в составе русской дипломатической миссии Федор Иванович выезжает в Турин. Позднее в письме Вяземскому Тютчев отметит: "Очень большое неудобство нашего положения заключается в том, что мы принуждены называть Европой то, что никогда не должно бы иметь другого имени, кроме своего собственного: Цивилизация. Вот в чем кроется для нас источник бесконечных заблуждений и неизбежных недоразумений. Вот что искажает наши понятия... Впрочем, я более и более убеждаюсь, что все, что могло сделать и могло дать нам мирное подражание Европе, - все это мы уже получили. Правда, это очень немного". К 1829 году Тютчев сложился как дипломат и попытался осуществить собственный дипломатический проект. В тот год Греция получила автономию, что привело к обострению борьбы между Россией и Англией за влияние на нее. Позднее Тютчев напишет: Давно на почве европейской, Где ложь так пышно разрослась, Давно наукой фарисейской Двойная правда создалась. Поскольку в только еще возникающем греческом государстве происходили постоянные столкновения самых разных сил, было решено пригласить короля из "нейтральной" страны. На эту роль избрали Оттона - совсем юного сына баварского короля. Одним из идеологов такого пути восстановления греческой государственности был ректор Мюнхенского университета Фридрих Тирш. Тютчев и Тирш совместно разрабатывали план, по которому новое королевство должно было находиться под покровительством России, которая сделала гораздо больше, чем кто-либо, для освобождения Греции. Однако политика, проводимая министром иностранных дел Нессельроде, привела к тому, что Оттон стал, по сути дела, английской марионеткой. В мае 1850 г Тютчев писал: Нет, карлик мой! трус беспримерный! Ты, как ни жмися, как ни трусь, Своей душою маловерной Не соблазнишь Святую Русь... А еще спустя десять лет Федор Иванович с горечью заметит: "Смотрите, с какой безрассудной поспешностью мы хлопочем о примирении держав, которые могут прийти к соглашению лишь для того, чтобы обратиться против нас. А почему такая оплошность? Потому, что до сих пор мы не научились различать наше "я" от нашего "не я". Как перед ней ни гнитесь, господа, Вам не снискать признанья от Европы: В ее глазах вы будете всегда Не слуги просвещенья, а холопы. Долгое время дипломатическая карьера Тютчева складывалась не вполне удачно. 30 июня 1841 года он под предлогом длительного "неприбытия из отпуска" был уволен из министерства иностранных дел и лишен звания камергера. Предлог был чисто формальным, подлинной же причиной стало расхождение Тютчева во взглядах на европейскую политику с руководством министерства, считает доктор исторических наук Виктория Хевролина. Федор Иванович напишет об этом позднее: "Великие кризисы, великие кары наступают обычно не тогда, когда беззаконие доведено до предела, когда оно царствует и управляет во всеоружии силы и бесстыдства. Нет, взрыв разражается по большей части при первой робкой попытке возврата к добру, при первом искреннем, быть может, но неуверенном и несмелом поползновении к необходимому исправлению". После своего увольнения от должности старшего секретаря русской миссии в Турине Тютчев еще в течение нескольких лет продолжал оставаться в Мюнхене. В конце сентября 1844 года, прожив за границей около 22 лет, Тютчев с женой и двумя детьми от второго брака переехал из Мюнхена в Петербург, а через полгода его снова зачислили в ведомство министерства иностранных дел; тогда же было возвращено поэту и звание камергера, напоминает Виктория Хевролина. Он сумел стать ближайшим сподвижником и главным советником министра иностранных дел России Горчакова. С самого начала вступления Горчакова в эту должность в 1856 году он пригласил к себе Тютчева. Многие историки считают, что основные дипломатические решения, которые принимал Горчаков, в той или иной степени подсказаны Тютчевым. В том числе знаменитая дипломатическая победа после поражения России в Крымской войне в 1856 году. Тогда, согласно Парижскому мирному договору, Россия была сильно урезана в правах в Крыму, а Горчакову удалось восстановить статус-кво, и с этим он вошел в историю, отмечает доктор исторических наук Виктория Хевролина. Много лет проживший в Западной Европе Тютчев, разумеется, не мог не размышлять о судьбах России и ее отношениях с Западом. Написал об этом несколько статей, работал над трактатом "Россия и Запад". Он высоко ценил успехи западной цивилизации, но не считал, что Россия может идти по этому пути. Выдвигая идею о нравственном смысле истории, нравственности власти, критиковал западный индивидуализм. Советский поэт Яков Хелемский напишет о Тютчеве: А в жизни были Мюнхен и Париж, Почтенный Шеллинг, незабвенный Гейне. Но все влекло в Умысличи и Вщиж, Десна всегда мерещилась на Рейне. Коллега по дипломатической службе князь Иван Гагарин писал: "Богатство, почести и самая слава имели мало привлекательности для него. Самым большим, самым глубоким наслаждением для него было присутствовать на зрелище, которое развертывается в мире, с неослабевающим любопытством следить за всеми его изменениями". Сам же Тютчев в письме Вяземскому заметил: "Есть, я знаю, между нами люди, которые говорят, что в нас нет ничего, что стоило бы познавать, но в таком случае единственное, что следовало бы предпринять, это перестать существовать, а между тем, я думаю, никто не придерживается такого мнения..." К.Н. Леонтьев Константин Николаевич Леонтьев, талантливый русский писатель, мыслитель, дипломат, преданный забвению после 1917 года из-за своих религиозно-политических убеждений, родился 13 января 1831 г. В Калужской губернии, в старинной, но небогатой дворянской семье. Окончив в 1849 году калужскую гимназию, в том же году поступил в Московский университет на медицинский факультет. В 1854 году он отправился на Крымскую войну батальонным лекарем, прошел тяжелую школу военного медика, работая в госпиталях Керчи и Феодосии. 10 августа 1857 г. по собственному прошению уволился со службы и вернулся в Москву. Не найдя там подходящей работы, вынужден был устроиться домашним врачом баронессы Розен в Нижегородской губернии. Уже через два года Леонтьев уезжает в Петербург, где зарабатывает на жизнь уроками и переводами. С той поры он порывает с медициной и посвящает себя литературе, политике, становится крупным религиозным мыслителем, какое-то время входит в круг либерально настроенных литераторов. В 1861 году Леонтьев женился на дочери феодосийского торговца Елизавете Политовой, с которой познакомился еще в 1855 году в Крыму. Так случилось, что его попутчиком в поездке в Феодосию оказался российский консул на острове Сир Дубницкий. Его живописные рассказы о Востоке вызвали у Константина Николаевича желание попробовать себя на дипломатическом поприще. Это желание было еще больше подогрето встречей со старым знакомым по Калуге Хитрово, назначенным первым российским консулом в Битоли. В 1862 году Леонтьев вернулся в Петербург и в феврале 1863 года был зачислен в Азиатский департамент МИД. Спустя 8 месяцев его назначают секретарем и драгоманом консульства на Крите. Молодой дипломат хорошо изучил местные обычаи, традиции, разобрался в политической ситуации, много и неформально общался с населением. Однако, не пробыв на Крите и года, он был отозван в Константинополь после ссоры с французским консулом, которого ударил за то, что тот плохо отозвался о России. Впоследствии поведение Леонтьева получило одобрение вице-канцлера Горчакова. 27 августа 1864 г. Леонтьев был назначен секретарем и драгоманом консульства в Адрианополе, где с небольшими перерывами пробыл до апреля 1867 года, а в 1865 году был награжден орденом Св. Анны 3-й степени. Адрианополь Леонтьеву не понравился. Этот "смрадный город" не пришелся ему по душе, хотя "и в нем много поэзии". А поэзия его прежде всего "заключалась в простом народе, в турецких кварталах, в мечетях, в кладбищах, в банях, в хорошеньких девочках предместий..." Современники так характеризовали Леонтьева: "Он был странно уверен, что от радости люди забываются и забывают о Боге. Потому не любил он, чтобы кто-нибудь радовался. Он точно не знал и не понимал, что "любовь изгоняет страх", - нет, он не хотел, чтобы любовь изгнала страх. Для Леонтьева христианство было только якорем личного спасения, он сам старался сжать всю свою религиозную психологию в рамки "трансцендентного эгоизма..." Замараев отмечал: "У него было сильно развитое эстетическое чувство. Когда он, например, слушал пение, то весьма редко глядел на поющего: для этого нужно было иметь певцу особенно счастливую, изящную наружность, которая бы не портила впечатления. Константин Николаевич не любил также, когда кто-нибудь услужливо подавал ему зажженную спичку, чтобы закурить папироску: из опасения увидать не совсем чистые ногти он всегда спешил взять спичку в свои пальцы..." 20 октября 1865 г. консул в Адрианополе Золотарев направляет в МИД его "Записку о необходимости литературного влияния во Фракии". В ней Леонтьев проводит мысль о том, что в борьбе России с Западом за влияние на славян "необходимо наряду с политикой и религией использовать литературу и искусство, чтобы греки и славяне видели в России своеобразный государственно-национальный организм". Кроме того, Россия должна оказывать культурное воздействие на народы Балкан через организацию и развитие там школьного дела. Будучи неудовлетворен службой в Адрианополе и испытывая на занимаемой им должности недостаток в средствах, Леонтьев начал хлопотать о переводе на другое место. 15 апреля 1867 г. он получает назначение вице-консулом в Тульчу с производством в надворные советники, а спустя год награждается орденом Св. Станислава. "Я здесь точно русский помещик. Сижу с утра в чистом белье, усы подкручены, лицо вымыто душистым снадобьем, туфли новые, комната простая, но хорошая, кухарка русская, труд, так сказать, на поприще отчизны", - напишет он в одном из писем. Тихомиров напишет впоследствии: "До тех пор не признаваемый, отрицаемый и более всего игнорируемый родной страной, он теперь почувствовал как будто некоторое признание. Это его утешало и окрыляло надеждами; он начинал думать, что в России есть еще над чем работать, и планы работ начинали роиться в его голове. Вообще, ему дано было провести конец жизни в относительно светлом настроении. Он мог думать, что он не изгой в своей родине, а первая ласточка той весны, которая изукрасит своими свежими цветами Россию, совсем было посеревшую в пыли своего национального самоотречения, псевдоевропеизма". Весной 1872 года Леонтьев напишет свою знаменитую "Записку об Афонской горе и об отношениях ее к России". "Мы постоянно встречаем в этих великорусских выходцах людей, любящих нас, и главное, людей, которым можно верить". Работая в Тульче, Леонтьев опять испытывает недостаток в деньгах и начинает ходатайствовать о своем повышении. 7 января 1869 г. его назначают консулом в Янину. Но вскоре ему стало тесно в затерянном в горах маленьком, тихом городке, и он обратился к своему непосредственному начальству, послу в Константинополе Игнатьеву, с просьбой перевести его в другое место, желательно на Дунай. 9 апреля 1871 г. Леонтьев получает должность консула, но не на Дунае, а в Салониках. 25 апреля он пишет большую "Записку о путешествии надворного советника Леонтьева от Янины через Фессалию до Солуня". В ней он сообщает о том, что местные христиане считают, что если "в старину действительно нельзя было дышать", то теперь "все перемены в обращении мусульман с христианами они приписывают России и только России, ее победам, ее трактатам с Турцией..." Франк напишет о нем: "Среди наших русских мыслителей Леонтьев, бесспорно, один из самых интересных и своевременных, несмотря на некоторые явные уродства его умонастроения. Быть может, большинство еще и теперь обратит внимание лишь на общественные и моральные заблуждения Леонтьева и увидит в примере Леонтьева только предостережение против всяких новых исканий, против всяких попыток переоценки традиционных политических и нравственных ценностей". Соловьев напишет позднее: "Хорошо было в Леонтьеве то, что односторонность, исключительность и фанатизм его взглядов не выходили из пределов теории и не имели влияния ни на его жизненные отношения, ни даже на его литературные суждения. Этот проповедник силы и сильных мер менее всего был склонен обижать и оскорблять кого-нибудь и в частной жизни, и в литературе. Он как писатель никогда не кривил душой из-за личного самолюбия или партийного интереса и всегда в полной мере отдавал справедливость и личным, и идейным врагам своим". Хотя Леонтьев и поблагодарил Игнатьева за новое назначение, но местный климат оказался пагубным для его здоровья: открылась лихорадка. И уже в мае 1871 года он просит посла разрешить ему поездку на Афон, входивший в его консульский округ. В июле он настолько тяжело заболевает, что думает о смерти. Лекарства не помогают. В отчаянии Леонтьев обращается с молитвами и раскаянием к Матери Божьей. И, как он считал, произошло чудо: он почувствовал облегчение, болезнь отступила. В это время в его мировоззрении наступает перелом. Проблема религии в жизни и политике, взаимоотношения человека с Богом выходят для него на передний план. Леонтьев становится одним из самых беспощадных в России критиков либерализма, демократии, космополитизма, национализма, социалистических учений. После болезни он отправился на Афон в Пантелеймонов монастырь, хотел постричься в монахи, но настоятель не дал благословения и уговорил его оставаться в миру. После возвращения в Салоники лихорадка возобновилась, и Леонтьев опять отправляется на Афон и приезжает в Салоники лишь в январе 1872 года, чтобы сдать дела, после чего снова едет на Афон, много молится, читает духовную литературу, постоянно общается со старцами и ведет жизнь аскета. Георгий Иванов напишет позднее: "Я все рвусь мечтой то на Босфор, то в Герцеговину или Белград, то в Москву и в Петербург, и мне иногда тяжело в этой тишине и в этом мире. Оттого я и сюда помолиться приехал, чтобы заглушить тоску по жизни и блестящей борьбе". Весь он в одной этой фразе. Вот, приехал, молится, готовится принять монашество - и все для того только, чтобы "заглушить тоску" по "борьбе, по жизни". Говоруха-Отрок впоследствии отмечал: "Широко образованный человек, глубокий аналитик, он веровал так же непосредственно и, если хотите, грубо, как любой умный и строгий в своей жизни крестьянин. И вот это-то было в нем дорого, и вот это-то в нем было необыкновенно оригинально: это сочетание широкого образования, по природе аналитического ума, изощренного постоянною умственною работою, с простою, здоровою, грубою - я не боюсь этого слова - мужицкою верою..." В ноябре он подал прошение об отставке и назначении ему пенсии, которая и была определена с 1 января 1873 г. Отойдя от службы, Леонтьев еще около года жил на Афоне, отдаваясь литературному творчеству. Весной 1874 года он вернулся в Россию и поселился в своей деревне. В 1887 году Леонтьев поселился в Оптиной пустыни, где 23 августа 1891 г. принял тайный постриг под именем Климента, затем уехал в Троице-Сергиеву лавру. После смерти Леонтьева Трубецкой напишет: "Он искренно чтил и любил церковь и умер монахом, доказав на деле свое благоговение перед идеалом монашества. Он ставил святыню православия выше племенного филетизма, выше собственных рассуждений и умствований. Он жил своим умом, и если он пользовался при жизни заслуженной неизвестностью, то это не вследствие недостатка оригинальности и таланта. Теперь, после его смерти, мы можем воздать ему должное, так как той "консервативной" партии, в которой он числился, нет расчета распространяться о его своеобразных воззрениях". Соловьев отмечал позднее: "Своим убеждениям он принес в жертву успешно начатую дипломатическую карьеру, вследствие чего семь лет терпел тяжелую нужду. Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал и в такое время, когда это не могло принести ему ничего, кроме общего презрения и осмеяния". А.Ф. Орлов Один из современников, генерал-лейтенант Муравьев, напишет о нем: "Он был одарен от природы отменными способностями ума, легко приобрел опытность, нужную при дворе, и в сем отношении без сомнения превзошел всех соперников своих. Он шел прямо к цели, пренебрегая обыкновенными путями искательства, не пристал ни к чьей стороне и остался при своем образе мыслей независимым от других. Он домогался важнейшего - звания любимца государя, коего и достиг". Граф Алексей Федорович Орлов был незаконным сыном Федора Орлова - одного из знаменитых братьев, оказавших неоценимые услуги Екатерине II при ее восшествии на престол. По личному указу императрицы "воспитанники" Федора Орлова в 1796 году получили дворянские права и фамилию отца. Алексей Федорович выбрал военную карьеру и быстро преуспел на этом поприще. Участник Аустерлицкого и Бородинского сражений, в котором он получил семь ран, зарубежных походов русской армии, Орлов был "приближен" сначала великим князем Константином, а затем и самим императором Александром I. В 1820 году Орлов был произведен в генерал-адъютанты и вскоре сумел доказать свою преданность престолу. За участие в подавлении восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года Николай I уже на следующий день наградил его графским титулом. Многочисленные просьбы за декабристов император игнорировал. Исключение было сделано лишь для Алексея Орлова. За прощение своего брата Михаила Алексей пообещал посвятить всю свою жизнь государю. Результатом заступничества брата стала ссылка Михаила в родовое имение в Калужской губернии, где он жил под надзором полиции, а весной 1831 года ему даже разрешили поселиться в Москве. Алексей Федорович сдержал обещание: всю жизнь он преданно служил Николаю I, который на смертном одре поручил наследника заботам и опеке ближайшего друга. Первая ответственная миссия, выполненная Орловым с большим успехом, была связана с подписанием Адрианопольского договора, который увенчал победу России над Османской империей в 1829 году. На первом же совместном заседании с турецкими уполномоченными в Адрианополе, состоявшемся 21 августа, Орлов убедился в том, что османское правительство не намерено заключать мирный договор на условиях русских. Турки заявили о том, что могут лишь подтвердить условия Аккерманской конвенции 1826 года, отмененной ранее специальным указом султана. Признав позицию турецкой стороны неприемлемой, главнокомандующий Дибич отдал приказ возобновить наступление: русские конные разъезды появились на расстоянии одного перехода от Стамбула. Оказавшись в критическом положении, Османская империя была вынуждена возобновить переговоры. Орлов в то время получил предписание правительства воспрепятствовать возобновлению "бесконечных словопрений". Новый этап переговоров начался в Адрианополе 31 августа. Заседание длилось шесть часов, в течение которых Орлов неоднократно с блеском выходил из сложных ситуаций, грозивших прекращением переговоров и новыми отсрочками в заключении мира. Михайловский описывает любопытный эпизод, свидетельствующий о живом уме Орлова, его умении легко и остроумно улаживать намечавшиеся конфликты. Турки возражали против передачи России островов в устье Дуная, "ибо острова сии, поросшие камышом, в котором гнездились змеи, никакой политической важности в себе не заключали". Орлов в ответ сказал им, что "острова сии так ничтожны, что ежели бы Порта их уступила лично ему, то он бы их не взял; возражение сие заставило турецких министров смеяться, и они по сему предмету более не прекословили". Граф Орлов не кривил душой - лично ему эти острова действительно были не нужны, но для России обладание ими предоставляло дополнительную возможность контролировать судоходство по Дунаю. Адрианопольский мир, заключенный 2 сентября 1829 года, имел очень большое политическое значение. Греция и Сербия получили автономное управление; расширялись права Дунайских княжеств. Ближайшей задачей русской внешней политики после заключения договора стало восстановление дружественных отношений с Османской империей. Русская дипломатия сделала определенные уступки с тем, чтобы устранить иностранное вмешательство в русско-турецкие отношения и создать условия для сближения с Портой. С этой целью в Стамбул было направлено чрезвычайное посольство во главе с тем же Орловым. Алексей Федорович находился в турецкой столице с ноября 1829-го по май 1830 года. Перед ним стояла задача заверить султана в дружественном расположении России и проконтролировать выполнение условий мирного договора. В инструкциях, направленных ему из Петербурга, говорилось: "Никогда, ни перед, ни в ходе войны, которая только что завершилась, император не хотел разрушения Оттоманской империи". Эту мысль чрезвычайный и полномочный посланник должен был внушить Порте. Вскоре по прибытии в Стамбул Орлов снискал "особое расположение к себе султана". Деятельность чрезвычайного посланника в Стамбуле получила одобрение Николая I. "Я не могу даже сказать, как я доволен Орловым; он в самом деле действует так, что удивляет даже меня, несмотря на мое расположение к нему", - писал император в феврале 1830 года. Новая миссия Алексея Федоровича Орлова в Турции была связана с босфорской экспедицией 1833 года: император Николай I опять прибег к его помощи для урегулирования дел на Востоке. Алексей Федорович был послан в турецкую столицу в качестве Чрезвычайного и Полномочного Посла при султане и главного начальника всех русских военных и морских сил в Турции. К этому времени Орлов был наилучшим образом подготовлен для выполнения такого рода поручения. Он обладал достаточным опытом ведения переговоров с турками, пользовался большим авторитетом у членов османского правительства и доверием самого султана. "Я посвящен во все самые откровенные мысли государя, я присутствовал при всех обсуждениях по этому предмету, министерство не скрыло от меня ничего из сношений своих с иностранными кабинетами относительно сего великого дела", - писал Орлов главе русской администрации в Молдавии и Валахии Киселеву в марте 1833 года перед поездкой в Стамбул. После босфорской экспедиции Алексей Федорович выполнял дипломатические поручения царя в Вене и Берлине. С 1837 года он сопровождал Николая I в путешествиях его по России и за границей. В 1844 году Орлов был назначен шефом жандармов и главным начальником III Отделения Собственной Его Имперского Величества канцелярии. Во второй половине 40-х годов XIX века, кажется, не было такой важной комиссии или комитета, где бы не председательствовал Орлов. В 1856 году Алексей Федорович был призван выполнить ответственное, хотя и не сулившее славы поручение нового царя Александра II - заключить мирный договор с победителями в Крымской войне. 13 февраля в столице Франции открылись заседания конгресса, на котором Россию представляли Орлов и Бруннов. Опытный и удачливый дипломат, ловкий политик и блестящий царедворец, отличавшийся и в свои 70 лет гвардейской выправкой, граф Орлов не только формально являлся первым лицом русской дипломатии в Париже. Он действительно играл ведущую роль, и все успехи и неудачи российской делегации на конгрессе, отразившиеся в итоге в тексте мирного договора, были в значительной степени результатом его деятельности. Алексей Федорович систематически отправлял в Петербург донесения с подробным изложением хода переговоров, всех встреч и бесед. Вклад же руководителей внешней политики - Александра II и Нессельроде - был скромнее. В работе конгресса участвовали уполномоченные делегаты от Франции, Великобритании, России, Австрии, Османской империи, Сардинии. После того как все важные вопросы были уже решены, допустили и представителей Пруссии. Председательствовал на заседаниях французский министр иностранных дел, двоюродный брат Наполеона III граф Валевский. Основными противниками русских дипломатов в Париже стали английский и австрийский министры иностранных дел - лорд Кларендон и Буоль. Что касается французского министра Валевского, то он чаще поддерживал русскую делегацию. Благодаря тому, что Орлову удавалось довольно часто находить общий язык с Наполеоном III, русская делегация добилась достаточно выгодных для себя решений по целому ряду вопросов. В частности, в вопросе об уступках территории в Бесарабии, где основным противником выступала Австрия, российским уполномоченным при поддержке Наполеона III и Валевского удалось отстоять выгодный вариант пограничной линии. Орлов писал, что эта линия "имеет по крайней мере то достоинство, что она лишила наших противников двух третей территории, на которую они уже смотрели, как на свою". В итоге территориальные уступки России в Бесарабии оказались минимальными. Орлов грамотно вел дело, уступая там, где это было неизбежно, и проявляя твердость тогда, когда можно было добиться успеха. Главе русской делегации удалось не допустить обсуждения на конгрессе чрезвычайно неприятного для России польского вопроса. Успехом русских уполномоченных завершилось и противостояние с лордом Кларендоном, который не смог осуществить ни претенциозных проектов британской дипломатии относительно Кавказа, предусматривавших крупные территориальные уступки со стороны России, ни распространения нейтралитета на Азовское море. Канцлер в своих инструкциях неоднократно выражал одобрение действий Орлова. Он, в частности, одобрил решение обращаться в трудных случаях к посредничеству французского императора. Показательно, что в этих инструкциях также не единожды говорилось о том, что Орлову предоставляется право самому принимать решения по важным вопросам. Мирный трактат был подписан 18 марта 1856 года. Он фиксировал поражение России в войне. Однако Орлов сумел придать трактату настолько достойный вид, что французский посол в Вене имел все основания заявить: "Никак нельзя сообразить, ознакомившись с этим документом, кто же тут победитель, а кто побежденный". И это сказано о договоре, подписанном после тяжелейшего поражения России! Подписав мирный контракт, Орлов затем участвовал в подготовке статей Парижской декларации по морскому праву - важного международного акта, призванного регулировать порядок морской торговли и блокады во время войны, а также запрещавшего каперства. При Александре II Орлов занял пост председателя Государственного совета и председателя Комитета министров, а в конце своей жизни участвовал - правда, без энтузиазма - в подготовке крестьянской реформы 1861 года. К освобождению крестьян он относился враждебно... Н.Н. Муравьев-Амурский Муравьев-Амурский, граф Николай Николаевич - государственный деятель. Родился 11 августа 1809 года. Окончив курс в пажеском корпусе, служил в гвардии, принимал участие в турецкой кампании 1828 - 29 годов и в военных действиях против поляков (1831). В 1833 году Муравьев вышел в отставку и четыре года занимался хозяйством в имении отца. Когда генерал Е.А. Головин был назначен командующим отдельным кавказским корпусом и главноуправляющим гражданскою частью и пограничными делами в Закавказье, Муравьев был определен к нему для особых поручений (1838) и принимал участие в экспедициях против горцев. С 1840 по 1844 год Муравьев состоял начальником одного из отделений черноморской береговой линии и способствовал усмирению племени убыхов. В 1846 году Муравьев был назначен тульским губернатором. В отчете о первой своей ревизии он указал на неудобства тюремных помещений, на упадок сельского хозяйства, для воспособления которому он проектировал учреждение в Туле губернского общества сельского хозяйства. Первым из губернаторов он поднял вопрос об освобождении крестьян: девять помещиков подписали приготовленный, по внушении Муравьева, адрес государю: дело осталось без движения, но государь обратил внимание на Муравьева, как на "либерала и демократа". Тем не менее он был назначен, в 1847 году, генерал-губернатором восточной Сибири. Ему принадлежит почин в возвращении Амура, уступленного Китаю в 1689 году. Несмотря на встреченное в Петербурге противодействие, Муравьеву удалось добиться, что факт занятия устьев Амура был признан государем. 11 января 1854 года императором Николаем I было предоставлено Муравьеву право вести все сношения с китайским правительством по разграничению восточной окраины и разрешено произвести по Амуру сплав войска. 16 мая 1858 года Муравьев заключил с Китаем айгунский трактат, по которому Амур до самого устья сделался границей России с Китаем. Муравьев получил титул графа Амурского. Он делал попытки населить пустынные места по Амуру, но попытки эти не были удачны; дальнейшие поселения происходили по наряду из забайкальских казаков, а добровольные переселения на Амур приостановились. Так же неудачны были поселения по р. Мае, в 1851 году. Не удалось Муравьеву-Амурскому и устройство правильного пароходного сообщения по Амуру. Он добился освобождения нерчинских крестьян от обязательных работ в рудниках и сформировал из них казачье войско, которое было поселено на берегах Амура. В 1861 году Муравьев-Амурский оставил должность генерал-губернатора, вследствие непринятия его проекта о разделении восточной Сибири на два генерал-губернаторства, и был назначен членом государственного совета. В течение двадцати лет до своей смерти (в Париже, 18 ноября 1881 года) он только изредка приезжал в Россию, чтобы принять участие в заседаниях государственного совета. В 1891 году в городе Хабаровске, на берегу Амура, воздвигнут Муравьеву-Амурскому памятник. Н.П. Игнатьев На его родовом гербе были перекрещены шпага и зажженный факел: символ военной доблести наперекрест с огнем науки и знаний. Деятельность графа Николая Павловича Игнатьева полностью подтверждает справедливость такого толкования. Он родился в 1832 г. С детства отличался большой сообразительностью и трудоспособностью. Решив посвятить себя военной службе, он окончил сначала Пажеский кадетский корпус, затем Императорскую военную академию с большой серебряной медалью. По окончании академии был причислен к гвардейскому Генеральному штабу. Однако вскоре Николай Павлович начал свою дипломатическую деятельность. По высочайшему повелению в 1856-м он был назначен военным агентом в Лондон. Судя по всему, молодой военный атташе весьма активно приступил к своим обязанностям, поскольку уже в начале 1857-го был вынужден покинуть Англию из-за скандала, связанного с тем, что Игнатьев во время осмотра военного музея в Лондоне "нечаянно" положил в карман унитарный патрон - английскую военную новинку. Несмотря на скандал, уже в октябре 1857-го двадцатипятилетний граф назначен главой дипломатической миссии в Хиву и Бухару для ознакомления с их внутренним положением и противодействия экспансии Великобритании. В Хиве ему не удалось заключить торгового договора. Однако это не остановило молодого дипломата. После ряда препятствий со стороны хивинского хана и столкновений с туркменами, Игнатьев через Каракуль добрался до Бухары, где заключил с эмиром выгодный торговый договор, а также освободил томившихся в неволе русских людей. В том же году Николай Игнатьев вернулся в Оренбург, где его уже считали погибшим. В 1858 году он уже генерал-майор свиты Его Величества. Александр II отмечал, что Игнатьев "действовал умно и ловко и большего достиг, чем мы могли ожидать". В 1859 году граф Игнатьев был послан в Пекин, где возникли недоразумения из-за отказа китайского правительства признавать Айгунский договор. В Китае он вновь проявил высокие дипломатические способности. Сначала для достижения соглашения граф применил силовой метод, предъявив китайскому правительству ультиматум. Когда это не подействовало, Николай Павлович решил действовать более искусно, используя потенциал других государств. Отправляясь якобы в Россию, он, вопреки распоряжению богдыхана, требовавшего возвращения русского посла через Монголию, пробрался к океанскому побережью. При этом Игнатьев смог пройти через расположение всей китайской армии! Добравшись до побережья Тихого океана, Игнатьев вступил в контакт с русской эскадрой в Тихом океане. Затем, выступив в качестве посредника, он искусно воспользовался ходом переговоров между китайцами и англо-французами, оказав при этом услуги и тем, и другим. Китайское правительство в знак признательности за быстрое удаление союзнических войск из страны заключило и немедленно ратифицировало 2 ноября 1860 г. Пекинский договор, по которому Россия получила левый берег по рекам Амура и Уссури. За столь успешную миссию граф был награжден в 1861 г. званием генерал-адъютанта. Кроме того, за свои неординарные способности он был назначен директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел. Николаю Павловичу было всего 29 лет. На своем посту граф Игнатьев выступал за активную внешнюю политику России на Востоке, что встречало противодействие министра иностранных дел князя Горчакова, считавшего главным европейское направление внешней политики. В 1864-м Николай Павлович Игнатьев был назначен Чрезвычайным и Полномочным Послом в Турцию. Николай Павлович Игнатьев, не обращавший внимания даже на свежесть собственного военного мундира, считал необходимым, чтобы поднять престиж России, выстроить для посольства дворец. России, мыслит он, нужны проливы, нужен, как когда-то Олегу, "щит на вратах Царьграда"... Это человек кипучей энергии, большого дипломатического ума, страстной убежденности в своих целях. Он с редкостным упорством и темпераментом пытался, несмотря на сопротивление западных держав, с одной стороны, и министра иностранных дел князя Горчакова, поддержанного самим царем, - с другой, обеспечить полную самостоятельность русской политики на Босфоре, в Герцеговине и Болгарии, укрепить роль России как крупной европейской державы. Им оставлены интереснейшие докладные записки, заключающие в себе ряд весьма поучительных мыслей и советов, касающихся дипломатической деятельности. Игнатьеву принадлежит формула: "Выход из внутреннего моря, каковым представляется для нас Черное море, не может быть приравнен к праву входа в него судов неприбрежных государств". На своей службе Игнатьев пускал в ход довольно необычные для других дипломатов уловки. В это время все балканские страны были буквально наэлектризованы. Назревал балканский кризис, который начался восстанием 1875 года в Боснии и Герцеговине, за ним последовала сербо-турецкая война. Болгария к тому времени тоже была охвачена национально-освободительной борьбой, которая вылилась в восстание болгарского народа в апреле 1876 года и затем в русско-турецкую войну 1877-1878 гг. Игнатьев прежде всего задумывался об интересах народа, а не о государственном престиже и стратегических планах. Именно граф Игнатьев заключил Сан-Стефанский мирный договор 1878 г. - предварительный мирный договор, завершивший русско-турецкую войну. По этому договору Болгария становилась самостоятельным княжеством, хотя и зависимым от Турции (соглашение о суверенитете Болгарии Россия подпишет с турками только в 1909-м). Турция обещала установить в ряде балканских государств самоуправление, провести реформы, облегчающие положение христиан в Армении, передать России территории, отторгнутые по Парижскому мирному договору 1856 г., а также ряд важных городов в Закавказье, в том числе Карс, уничтожить все свои крепости и военные суда на Дунае, выплатить контрибуцию, отмечает праправнучка Николая Павловича Ольга Чевская. И хотя условия договора были пересмотрены на Берлинском конгрессе 1878-го, граф Игнатьев вошел в историю как автор договора, завершившего освобождение Болгарии, и поэтому почитается в Болгарии как национальный герой, рассказала Калина Канева, болгарский журналист и историк, всю жизнь изучавшая жизнь и деятельность Николая Петровича Игнатьева. Дальнейшая карьера дипломата продолжалась уже только в России. 1 марта 1881 г. и последовавшие за ним события сильно изменили судьбу Игнатьева. 6 марта Победоносцев, чье влияние на политику резко возросло, напомнил новому императору Александру III об Игнатьеве, обладавшем, с точки зрения Победоносцева, "доброй славой" в народе и имевшем "здоровые инстинкты и русскую душу". В действительности Победоносцев скептически относился к Игнатьеву, но лучших людей, по мнению обер-прокурора Синода, просто не было. К 12 марта Игнатьев уже подготовил программу нового царствования. Он занимал ряд высоких постов: член Государственного совета, министр государственных имуществ, министр внутренних дел. Многие историки склонны считать, что Игнатьев планировал стать министром иностранных дел. Он был глубоко обижен результатами Берлинского конгресса 1878 г. и теми обвинениями, которые возлагались на него в России за конечные итоги русско-турецкой войны. В ноябре 1881 г. в газетах "Новое время" и "Русь" появились большие статьи, в которых доказывалось, что развитие нигилизма в России есть прямое следствие невзятия Константинополя русскими войсками в 1878 г. Желание графа пересмотреть итоги Берлинского конгресса было широко известно, он и не скрывал этого. Многие современники опасались, что в случае возвращения к дипломатической деятельности "Игнатьев непременно вовлек бы нас в войну". В 1883 был избран председателем Общества для содействия развитию русской промышленности и торговли; с 1888-го - председатель Славянского благотворительного общества. Благодаря стараниям Игнатьева в Болгарии появился пантеон погибших в битве при Шипке, отмечает болгарский историк Калина Канева... В 1883 году Николай Павлович получил собственноручную записку Александра III: "Я пришел к убеждению, что вместе мы служить России не можем. Александр". Так бросались в России энергичными людьми в то самое время, когда Победоносцев, хватаясь за свою лысую голову, восклицал: "Людей нет!". Одни болгары не забыли Николая Павловича. Ежегодно русофильские партии в Болгарии посылали к нему тайных делегатов в его усадьбу Круподерницы Киевской губернии, и, как ни странно, король Фердинанд - личный его враг позволил "произвести" себя в цари в тот год, когда Николая Павловича не стало. В октябре 1902 г., будучи в Болгарии, где его именем - "Графа Игнатьева" - назвали в Софии улицу и школу, Николай Павлович сказал: "...Мой идеал был и есть свободная Болгария. Я мечтал об этом еще с 1862 г. и в душе я благодарен, что смог увидеть его осуществленным. Мое сердце принадлежит болгарам, и я желаю болгарскому народу процветания..." Перу Николая Игнатьева принадлежит ряд известных научных работ: "Сравнение походов в Италию принца Евгения Савойского в 1706 г. и Бонапарта в 1800 г.", "Взгляд на постепенное изменение образа действий русских против турок" и другие. По словам праправнучки дипломата Ольги Чевской, деятельность Игнатьева в Болгарии не раскрыла полностью его талантов... С.Ю. Витте Сергей Юльевич Витте (17.6.1849-28.2.1915) родился в Тифлисе в семье крупного провинциального чиновника и получил типично дворянское, домашнее воспитание. В 1866-1870 годах Витте обучается на физико-математическом факультете Новороссийского университета. Не сделав карьеры в научно-педагогическом мире, он поступает на службу в управление государственной Одесской железной дороги. В 1880 году С.Ю. Витте стал начальником эксплуатации Юго-Западной железной дороги, а затем и управляющим этими дорогами. В данный период он заключил ряд выгодных соглашений с правлениями австрийской, германской, румынской пограничных железных дорог, за что был награжден орденом Прусской Короны. Получив отставку с государственной службы, Витте успешно работал в частных компаниях, что способствовало его формированию как чиновника и финансиста. В мае 1889 года он был назначен директором департамента железных дорог при министерстве финансов. Хорошее отношение Александра III помогло ему быстро выдвинуться на высокие правительственные посты. В 1892 году С.Ю. Витте уже министр финансов и оказывает большое влияние на внутреннюю и внешнюю политику русского правительства. Он содействовал развитию капитализма в России и пытался сочетать этот процесс с укреплением царской монархии. Министру финансов неоднократно приходилось вести переговоры с иностранными представителями, заключать важные договоры и соглашения. С.Ю. Витте во многом определял внешнеэкономическую политику страны. Его слово на межведомственных совещаниях, обсуждающих вопросы внешней политики, было достаточно веским, поскольку исполнение решений нередко зависело от возможностей казны. По инициативе министра было ускорено строительство Сибирской железнодорожной магистрали, имевшей ключевое значение в расширении влияния России в дальневосточном регионе. Он также стремился привлечь иностранный капитал в страну, что облегчалось протекционистским тарифом 1891 года и политическим сближением с Францией. С.Ю. Витте сумел обеспечить принятие выгодных для России таможенных тарифов в торговле с Германией и Австро-Венгрией. Он видел возрастание угрозы со стороны германской империи и прилагал усилия, чтобы улучшить взаимоотношения между двумя странами. Для С.Ю. Витте приоритетным было дальневосточное направление внешней политики. Он стремился экономическими средствами добиться преобладания России в регионе и выступал за сближение с Китаем. Осознавая опасность со стороны Японии, министр финансов призывал МИД и императора не допустить приобретения империей микадо владений на материке. Он сумел убедить царя добиваться сохранения статус-кво в Китае. Витте организовал русско-французский заем Пекину для выплаты контрибуции Японии. В 1896 году он вел переговоры с Ли Хунчжаном и обеспечил успех при подписании русско-китайского оборонительного союза. В ходе визита Ли Хунчжана в Москву было также заключено соглашение о строительстве КВЖД на территории Маньжурии. В то же время Витте считал необходимым уладить отношения и с Японией, так как Россия еще не была готова к военному конфликту на Дальнем Востоке. Он резко выступал против захвата Порт-Артура, считая, что это вызовет негативную реакцию как со стороны китайского правительства, так и Японии и осложнит отношения с другими державами, проводящими политику экспансии в Китае. Николай II не прислушался к его советам, и вскоре разразилась русско-японская война, закончившаяся для России крайне неудачно. Тем временем резкие расхождения с Николаем II и безобразовцами привели к отставке Витте с поста министра финансов. В августе 1903 года он был назначен на пост председателя Кабинета министров, и его реальное влияние на деятельность правительства существенно уменьшилось. 15 июля 1904 г. под руководством Витте подписана таможенная конвенция с Германией, действовавшая 12 лет. Витте добился размещения российских займов в Германии. На переговорах немецкие дипломаты отмечали: “Переговоры с русскими идут очень трудно, русские проявляют упорство и хорошую осведомленность, по широте взглядов превосходят многих уважаемых немецких сотрудников”. После поражения в русско-японской войне 1904-05 гг. Витте возглавлял делегацию, подписавшую Портсмутский мирный договор 1905 г. с Японией. Витте добился отклонения ряда унизительных для России требований и смог уменьшить негативные последствия тяжелейшего военного поражения. Мир в Портсмуте был заключен при посредничестве американского президента Т. Рузвельта (он потребовал от Германии и Франции не выступать на стороне России против Японии. Его усилия по урегулированию конфликта увенчались Нобелевской премией мира 1906 г.). Портсмутский мирный договор – звездный час Витте-дипломата. Переговоры начались 27 июля 1905 года. Витте оригинально провел переговоры, чем вызвал недовольство профессиональных дипломатов: - легко пошел на уступки в обсуждавшихся в начале переговоров второстепенных вопросах, не представлявших жизненную важность для интересов России (не стал пользоваться пустячной ошибкой в полномочиях японских дипломатов, пошел на частичные уступки в процедурных вопросах и т.п.), что дало ему возможность проявлять твердость и требовать уступок от японцев по основным пунктам; - наладил связь с прессой для воздействия на общественное мнение мира; - организовывал выгодные ему утечки информации по переговорам; - начал обсуждение с более простых вопросов и пошел в них на определенные уступки, что позволило затруднить разрыв переговоров; - демонстрировал своим поведением большие полномочия, данные ему Правительством России; - проявил свойственную ему твердость по принципиальным вопросам в проведении переговоров, не раз находившихся на гране срыва. 25 августа 1905 г. Договор был подписан. С его подписанием Россия достигла мира, не слишком компрометировавшего ее престиж. Витте отстоял три из четырех принципиальных вопросов: он отказал японцам в выплате контрибуции, отдаче всего Сахалина и выдаче кораблей, укрывшихся в нейтральных водах. Император отметил эти дипломатические успех Витте графским титулом, а недоброжелатели в высоких сферах дали ему прозвище граф Полу-Сахалинский. Потери России и впрямь были велики: пришлось уступить японцам южную часть острова Сахалин, передать им аренду Ляодунского полуострова и ветку железной дороги от Порт-Артура до Чанчуня; кроме того, Корея была признана сферой влияния Японии. С октября 1906 года Витте возглавлял Совет министров, но вскоре ушел в отставку. Последние годы жизни граф провел в Петербурге и за границей. Оставаясь членом Государственного Совета, Витте принимал участие в работе Комитета финансов, председателем которого был до самой смерти. В 1907-1912 годах написал «Воспоминания». А.М. Коллонтай О ней при жизни складывали легенды, создавали мифы подчас на бытовом уровне. Особенно часто упоминалась теория свободной любви, которую она проповедовала. Будучи выдающимся политиком, она всю жизнь одновременно оставалась просто женщиной. Любящей и страдающей, счастливой и несчастной одновременно. Дипломат божьей милостью, она порой за обычным дружеским обедом добивалась того, что мужчины непомерной ценой и нередко безуспешно пытались добиться на полях сражений. Она была прекрасным собеседником, легко, на равных вступала в профессиональный диалог с самыми блистательными интеллектуалами своего времени. Она вдребезги разбила расхожее мнение о том, что красивая женщина не может быть умной, а умная - красивой. В ней чудесным образом сочетались природная грация, аристократические манеры и эрудированность. В конце жизни Коллонтай в дневнике сама себе задала вопрос: "Что я больше всего ненавижу?" И тут же на него ответила: "1) фарисейство и хамство, 2) жестокость и всяческую несправедливость, 3) унижение человеческого достоинства". Она родилась в богатой семье генерала Михаила Домонтовича. На домашних учителей отец не скупился. Русскую словесность ей преподавал Виктор Петрович Острогорский, известный по тем временам литератор и педагог. Именно под его руководством Шурочка делала первые свои шаги в сочинительстве. Помимо этого, она овладела четырьмя языками, а также получила прекрасную подготовку в прочих гуманитарных дисциплинах. Экзамен на аттестат зрелости был сдан ею в 16-летнем возрасте более чем успешно, открыв счет ее жизненным победам, а вкус к успеху и славе у нее был особенный. К этому необходимо прибавить и целый хоровод воздыхателей, окружавших ее повсеместно, и - головокружение от успехов было обеспечено. Правда, вскоре оно было на какой-то момент прервано роковым выстрелом одного из Шурочкиных обожателей, ее сверстником, партнером по танцам и верным рыцарем Иваном Драгомировым. Сын известного генерала, не выдержав "жестокостей" любви, пустил себе пулю в сердце. В 1890 году восемнадцатилетняя Шура была представлена императрице, ужинала за одним столом с наследником престола - будущим императором Николаем II. Придворный бал восхитил ее. А в 1905 году, в Кровавое воскресенье, как большевистский агитатор она пыталась предотвратить шествие рабочих к Зимнему дворцу, "к царю", и, когда это не удалось, потомственная дворянка пошла вместе с ними. В ноябре 1905 года она познакомилась с Лениным. Ее руки просил адъютант царя Александра III, но она ответила, что выйдет замуж только по любви. В 1893 году она повенчается с двоюродным братом Владимиром Коллонтаем - сыном участника польского восстания 1863 года, отбывшего ссылку в Сибири. Через пять лет, поручив маленького сына заботам мужа и своих родителей, Александра Коллонтай уедет в Цюрих. "Меня увлекала за собой волна нараставших в России революционных волнений и событий", - напишет она позднее. Ей будет сорок пять, когда ее избранником станет двадцативосьмилетний Павел Дыбенко - нарком по морским делам советского правительства, сын бедного крестьянина, едва умевший читать. Запись брака Коллонтай и Дыбенко открыла первую страницу книги актов гражданского состояния Советской России. "Я и Павел решили так поступить на тот случай, если революция потерпит поражение, и вместе взойдем на эшафот". Обретя в жизни смысл, а вместе с ним и целый мир совершенно новых, возбуждающих разум понятий, таких как "профсоюзы", "Коммунистический манифест", "социальная революция" и им подобные, Коллонтай принялась мечтать о стратегическом просторе для будущих свершений. Она называла себя "мятежной" и гордилась этим крайне. 31 декабря 1917 года за ее подписью будет издано постановление об охране материнства и младенчества. Впервые в истории России, по инициативе наркома по социальным вопросам Александры Коллонтай, государство сочтет это своей обязанностью. При ее участии были подготовлены проекты декретов - о расторжении брака, о гражданском браке, законодательно закреплены отпуска по беременности и родам. Идею же общественного воспитания она воплотит в созданной системе яслей и детских садов. Большую известность приобретет книга Коллонтай "Любовь пчел трудовых" - о новой, "пролетарской", любви. Между тем ее троюродный брат, поэт Игорь Северянин будет воспевать романтическую, "салонную" любовь. Коллонтай находила крайне важным "революционизировать" семью. По ее убеждению, у женщины, не стесненной обязанностями по отношению к мужу и детям, высвободилась бы огромная сила, годная для ниспровержения старой и строительства новой России. В том, что слабая половина человечества мечтает об этом денно и нощно, Коллонтай не сомневалась. Выступая на одном из съездов, Коллонтай убеждала: "Не бойтесь, будто мы насильно разрушаем дом и семью... Если мы разъясняем значение социалистического воспитания, говоря, что такое детские колонии, трудовые коммуны, матери спешат к нам с детьми, несут их к нам в таком количестве, что мы не знаем, куда их поместить..." Радикализм подобных взглядов озадачивал даже Ленина. Именно по его настоянию поправка Коллонтай к новой программе партии о борьбе "за исчезновение замкнутой формы семьи" не была принята. В 1923 году, выступая на съезде, она скажет: "Партия потеряла свое подлинно пролетарское лицо, вырождается в касту бюрократов и карьеристов. Бюрократизм проникает и во все звенья государственного советского аппарата. Три года назад насчитывалась 231 тысяча чиновников. Теперь, после объявленного сокращения, - их 243 тысячи!" Тогда же, на съезде, она высказала крамольное: "ЦК отсылает инакомыслящих в отдаленные края, чтобы не путались под ногами, чтобы голос их никем не был услышан". В годы начавшихся внутрипартийных противостояний это запомнилось. И сыграло свою роль, решившую, как выяснилось впоследствии, дальнейшую судьбу Александры Михайловны. Сталин запомнил выступления Коллонтай. Он с удовольствием пошел навстречу ее желанию выехать на работу в одно из полпредств, определив местом службы Норвегию. Решению генсека воспротивились многие, знавшие характер Коллонтай, в том числе и нарком иностранных дел Чичерин. Это и понятно. Дипломатия требовала спокойствия, выдержки, отказа от проявления собственных взглядов, а Коллонтай славилась как раз качествами прямо противоположными. Однако Сталин был тверд в своем решении. В Норвегии Коллонтай стала рядовой сотрудницей полпредства. Но она не была бы собой, если бы смирилась с таким положением. Александра Михайловна быстро освоилась в новом для себя деле, и вскоре ее назначили советником. А первое, что ей удалось сделать, - это купить у Норвегии большую партию рыбы: 400 тысяч тонн сельди и 15 тысяч тонн соленой трески. Молодая Советская республика, не вышедшая еще из голодного кризиса, получала необходимые продукты, а экономика Норвегии - финансовую поддержку. Газеты, до того писавшие о ней язвительные статьи, изменили тональность, воздавая должное женщине-дипломату. Ведь благодаря ей сотни норвежских рыбаков получили работу. Александру Михайловну пришло приветствовать все руководство профсоюза рыбаков, приведшее с собой переводчика. Их ждал еще один сюрприз: Коллонтай произнесла речь на чистом норвежском языке. Стремясь использовать свою нечаянно возникшую популярность, Коллонтай взялась быстро налаживать отношения между Норвегией и Советской республикой. Она устроила грандиозный прием в честь Фритьофа Нансена, который, как говорилось в разосланном ею приглашении, "спас тысячи людей на Волге", возглавив широкомасштабную акцию помощи голодающим в России. Скованность, которая ощущалась в начале торжественного приема, вскоре исчезла. Естественно, благодаря Коллонтай. Тост в честь Нансена она произнесла по-норвежски, повторив его затем по-французски, по-английски, по-немецки, по-шведски, по-фински и по-русски. Можно ли переоценить после этого ее роль в признании Норвегией Советского Союза? Это формальное признание фактически превратило дипломатическую миссию в посольство, и Александра Михайловна Коллонтай стала Полномочным Послом. Первой в мире женщиной-послом! "Удовлетворение от этого получила. Радости никакой". Так она прокомментировала в дневнике столь важное событие. Объяснение простое: радость приносили не должности и звания, а реальные дела. Потом была Швеция. Руководство скандинавской страны признавало в ней не просто посла, а национальную героиню. Причиной такого отношения стал договор на покупку большой партии племенного скота, благодаря которому шведы предоставляли нашей стране заем на 100 миллионов долларов. В выигрыше вновь оказались обе стороны. Коллонтай верой и правдой служила России. Она была искренней во всех своих делах и словах. А ведь искренность в дипломатии порой могла восприниматься как фарисейство. И хотя она ненавидела это свойство человеческого характера, приходилось поступаться ради дела. Яркий пример - разговор со шведским премьером Пером Альбином Ханссоном по поводу советско-финляндской войны. Коллонтай в развязывании ее считала виноватой свою страну, но, естественно, не могла говорить об этом вслух. "Если вы не хотели войны, то почему отказались от шведского посредничества?" - спросил ее премьер. "Для ответа на ваш вопрос мне нужны указания от своего правительства. Я их не имею", - ответила она. Прямо и ясно. Зато в 1944 году, когда Финляндия воевала против СССР на стороне фашистской Германии, она получила указания начать разговоры о перемирии с финнами. Шаг за шагом Коллонтай отвоевывала у финнов условия, поставленные Москвой. В то время она тяжело заболела, но с честью выполнила свой дипломатический долг. 19 сентября 1944 года в Москве было подписано перемирие. Гитлеровский союзник был выведен из войны. То, чего не удалось сделать американцам, пытавшимся договориться с Финляндией в 1941 и 1943 годах, сделала Александра Коллонтай. С лета победного года Чрезвычайный и Полномочный Посол Советского Союза 73-летняя Александра Михайловна Коллонтай работала советником Министерства иностранных дел. В 1952 году, не дожив трех дней до 80-летия, первая в мире женщина-посол умерла. Поразительно, но на ее смерть откликнулась только газета "Известия", напечатавшая 30 строк от "группы товарищей". А она это и предвидела. От партии, линия которой ее далеко не всегда устраивала, она и при жизни ничего не ждала. После смерти - тем более. Но в памяти людей она навсегда останется блестящим дипломатом... VI. НАЗВАНИЯ РУССКИХ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ДОЛЖНОСТЕЙ И РАНГОВ С IX ПО XVII вв. 1. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ В течение почти 700 лет, т. е. с IX по середину XVII в., наименования разных категорий русских дипломатических представителей, как правило, в целом оставались почти неизменными. До середины XIII в., т. е. в течение 450 лет, не было абсолютно никаких изменений в дипломатической терминологии. В XIV—XV вв. в русскую дипломатическую терминологию вошли особые термины, касающиеся дипломатических представителей при Золотой Орде. Эти термины не имеют аналогов в международной дипломатической практике. Со второй половины XVI в. и особенно в первую половину XVII в. в русскую дипломатическую практику, наряду с сохранением основного терминологического фонда, входят некоторые «восточноевропейские» названия дипломатических рангов, применяемые в отношениях с ближайшими соседями тогдашней России — Польшей и Молдавией. Наконец, во второй половине XVII в. в дипломатический обиход в России начинают проникать западноевропейские обозначения дипломатических рангов, а в конце XVII в. этот процесс усиливается за счет того, что начинается дифференциация старых русских дипломатических рангов по западноевропейскому типу, т. е. косвенно начинается признание необходимости приравнивания русских дипломатических рангов к международной дипломатической терминологии, принятие общеевропейских правил в дипломатической практике. Однако перехода к этому принципу не совершается открыто, и русская дипломатическая терминология в определении должностей, рангов, званий дипломатов в целом сохраняется, лишь дополняясь, осовремениваясь в лингвистическом смысле и воспринимая западное влияние лишь тогда, когда для восполнения всех нюансов дипломатических званий старых русских терминов не хватает. 2. ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ РАНГИ И ЗВАНИЯ С IX ПО XVII в. Ниже мы приводим все русские дипломатические термины в порядке хронологической последовательности их появления на практике и одновременно в порядке перечисления от высшего ранга посла до самого низшего ранга дипломатических агентов и гонцов. 1) Сол. Сли (множ. число) — древнейший русский термин для обозначения посла в IX—X вв. Пример: «Ивор, сол Игорев, и обчии сли» 2) Посол. Послы Ранги (по силе полномочий): Посол сильный Посол великий Посол большой Посол полномочный Посол великий и полномочный Посол чрезвычайный Посол звычайный, или ординарный Посол меньший (лицо, являющееся по званию послом; но по должности не возглавляющее посольство. Нечто вроде современного советника-посланника) Посол нарочный (по конкретному особому поводу, с ограниченными полномочиями) 3) Посланник. Посланники Ранги (по назначению миссии): Посол малый (общее обозначение посланников в отличие от послов) Посол легкий Посланник (с XVI в.) Посольник (неофициальное наименование) Первоначальный посланник (конец XVII в.) Начальнейший посланник (глава миссии) Ранги (по силе полномочий): Великий посланник Скорый посланник Нарочный посланник Чрезвычайный посланник Полномочный посланник Посланный — посланник самого низшего разряда, по особому случаю («А ныне он, Яган, прислан посланным, выше гонецкого чина») 4) Наименование дипломатических должностей, занимаемых дипломатами разных рангов, но градированных по цели посольства, по специальному назначению выполняемой дипломатической миссии или поручения: Мирные сли (древнейшее из известных дипломатических специальных поручений). Так назывались члены делегаций на мирных переговорах. Возглавлял эти делегации великий или сильный посол. IX—XII вв. Послы о мире (члены делегации на переговорах о мире или перемирии). XII—XIV вв. Члены демаркационных комиссий: Межевые послы Межевальные послы Члены третейских, арбитражных, судейских и других посреднических комиссий, разрешающих споры между двумя странами: Посредственные послы (XI—XVI вв.) Медиальные послы (XVII в.) Посредники Медиаторы Полномочные медиаторы Медиаторские послы Послы-посредники Послы — полномочные медиаторы Полномочные послы посреднического сана 5) Специфические обозначения дипломатических представителей и их применение в Московском государстве в XIV—XVII вв. в связи с особыми отношениями Русского государства с Золотой Ордой, Крымским ханством, Турецким султанатом, Римской курией, Польшей, Молдавией, Валахией, Семиградьем, Сербией, Венгрией: а) Киличей — посланец великого князя или царя, отправляемый в Орду с конкретным делом: жалобой, получением разрешения на определенное мероприятие, с извещением о каком-то событии или чаще всего — для передачи подарков («поминок»), но всегда без полномочий вести какие-либо переговоры, что-то объяснять, входить в суть того или иного вопроса и т. п. Киличей — это своего рода безмолвный посол, посол-передатчик, вручитель, но в то же время не обычный гонец или курьер, а очень высокого ранга. Киличеями назначали весьма родовитых бояр (но глупых и надутых). Термин происходит от татарского слова «килиш» — ходить друг к другу в гости, гостевать, общаться. Термин применялся в XIV в. и до 70-х гг. XV в. Его можно рассматривать как термин, отражающий дипломатическую зависимость, терминологическое свидетельство ограничения русской внешней политики со стороны Орды. Только Москва посылала киличеев в Орду, а Орда никогда не назначала киличеев в Москву. Это значит, что киличей — специфический посол вассала к сюзерену. Вот почему этому термину не было аналогий в отношениях Москвы с Западом. б) Лютый посол — термин, применяемый для обозначения послов ханов Орды, присылаемых иногда в Москву. Ему также не имелось международной аналогии. Это посол сюзерена к вассалу. Лютый посол — это дипломат с полной свободой действий в стране пребывания, с произвольными, непредсказуемыми полномочиями, с правом принимать любые решения, вплоть до объявления войны, в зависимости от обстоятельств и личной оценки ситуации. Именно практика применения Ордой лютых послов парализовала на века русскую дипломатию, сделала невозможным применение ею хотя бы формально независимых действий в определенный период. в) Сеунч — гонец, вестник спешкой вести (от турецкого — севинч — весть, радость). Сеунч посылался тогда, когда надо было спешно известить о рождении, смерти, свадьбе высшего потентата для сведения низшего (чтобы тот соответственно отреагировал!) или об исходе битвы, как правило, победоносной, и также с определенной политической, а иногда и корыстной целью (для вымогания подарков, как это делали крымские ханы). Особенность миссии сеунча состояла в том, что, с одной стороны, это был гонец спешной, важной и радостной (по преимуществу) вести и мог иметь очень высокий ранг, а с другой стороны, сеунч был таким гонцом, сообщение (послание) с которым не требовало письменного ответа. Нужен был соответствующий случаю реагаж: присылка подарка, учет вести сеунча в соответствующих политических диспозициях, направление спустя какое-то небольшое время специального посольства или гонца, своих предложений по какому-то поводу и т. д., и т. п. Но необходимо было простое и немедленное подтверждение прибытия сеунча и получения от него вести, но без всякого ответа по существу данного события (XV в.). г) Поклисарь — посол или, вернее, посланник малых, полузависимых княжеств Балканского полуострова и Подкарпатья. Валахии, Молдавии, Сербии, Венгрии, Семиградья. От греческого -— «апоклисиариос», т.е. легат (XVII в.). д) Легат (легатос, папин посол, папин легат) — обозначение всех послов и посланников папы Римского с 1254 г. и до XVIII в. е) Аблегат — обозначение польских послов второго ранга или посланников, расцениваемых ниже обычных посланников других стран. Термин стал употребляться в конце XVII в., в 90-е гг., как русское обозначение второклассного, маловажного дипломатического посланца. ж) Нунциус (нунциуш папежский)— термин употреблялся с 70-х гг. XVII в. только для обозначения папских послов. з) Интернунциус (интернунциуш)— термин использовался в русской дипломатии для обозначения посланцев императора СРИГН и Австрии с 90-х годов XV в., которые имели ранг между посланником и гонцом. Соответствовал русскому рангу «посланный». и) Комиссар — обозначение дипломатов — членов различных комиссий и уполномоченных на переговорах с конца XVI в., но особенно активно в XVII в. после 1613 г. С 60-х гг. XVII в. звание «комиссар» давалось дипломатическим работникам, получавшим временные поручения. Имелись различные градации комиссаров в зависимости от полномочий и в зависимости от порученной работы. Комиссары по силе полномочий: Великий комиссар Полномочный комиссар Нарочный комиссар Комиссары по роду деятельности: Комнатный комиссар (для сопровождения посла как представитель протокола и офицер безопасности) Комиссар купечества (торгпред с конца XVII в.) Межевой комиссар (межевой судья) Воинский комиссар (с конца 90-х гг. XVII в.)—представитель вооруженных сил дружественной иностранной державы — военный атташе («Бранденбургского курфюр-ства воинский комиссар») к) Агент — так обозначали в русской дипломатии с середины XVI в., но чаше с 30-х гг. XVII в. резидентов и торговых представителей следующих государств: Англии, Швеции, Голштинии, не обладавших ясными и четкими дипломатическими привилегиями и имевших временные (одноразовые), эпизодические поручения. 6) Ранги дипломатических миссий в XV—XVII вв.: Посольство; Великое посольство; Особное великое посольство; Великое и полномочное посольство; Нарочное посольство; Посланничество. 7) Дифференциация старых рангов дипломатов в конце XVII в. (1689—1701 гг.) Внутреннее служебное обозначение: Посол первого чина Посол второго чина Посланник первого чина Посланник второго чина Официальное, торжественное название: Великий и полномочный посол Великий посол Малый посол, Посланник Посланный, ннтернунциуш (меж посланника и гонца — Посланник с одноразовым поручением) 8) Наименование дипломатических агентов низших рангов (ниже посланного): Присланный Нарочный присланный Посланец Посланничек Посыльщик Присыльщик Нарочный посыльщик Гонец (гончик) Легкий гонец Скорый гонец Нарочный гонец Нарочный скорый гончик Нарочный резвый гонец (сверхскорый курьер с тремя сменными лошадьми) Чрезвычайный гонец Опасщик — гонец, везущий опасную (охранную, содержащую привилегии) грамоту потентата-сюзерена, любой важный и сверхсекретный государственный документ. Опасщик имел особую сильно вооруженную и большую свиту. Взметчик — гонец, везущий грамоту с неожиданным объявлением войны или любую иную неприятную, тревожную государственную весть. Несмотря на иммунитет гонца, взметчик мог быть захвачен, казнен, и поэтому его поручения считались крайне опасными. Взметчик имел поэтому особый статус служебного характера: высокая оплата, гарантия обеспечения его семьи в случае гибели, особая честь и т. д. Фактически спецдипкурьер, фельдъегерь особого назначения. Взметчик был своеобразным антиподом сеунчу (см. выше). Поверенный (дипранг, появляющийся в конце XVII в. и в начале XVIII в.) Поверенный в государственных службах Поверенный в государственных делах Поверенный в делах 9) Название чинов, рангов и титулов лиц центрального внешнеполитического аппарата с XV по конец XVII в. Главы ведомства: Печатник Дьяк Ближний дьяк Посольский дьяк Думный дьяк Государьский дьяк Царственные большие печати и государственных и великих посольских дел оберегатель Государственных посольских дел оберегатель Оберегатель царственной печати Ближний боярин и оберегатель Чиновники центрального внешнеполитического аппарата: Аппарат отделов центрального ведомства: начальники отделов, их помощники и секретари, референты: Посольские подьячии Старые подьячии Средние подьячии Молодые подьячии Новые (новенькие) подьячии Члены внешнеполитических комиссий и комитетов боярской Думы: Ответные бояре Ближние люди Думные люди Думные советники Советники Посольские дворовые советники Чиновники протокола: Мастер церемоний Церемонщик Встречник 10) Название чинов и рангов дипломатов, входящих в свиту посла (XV—XVII вв.) Общее обозначение дипломатов, членов миссий с дипломатическим иммунитетом, число которых могло быть от 2 до 100 человек в зависимости от назначения и характера дипломатической миссии: Пословы люди Посольские люди Послов человек Посланниковы люди Посланничьи люди Посольские дворяне Посланничьи дворяне Посольский пристав Дорожный посольский пристав (госбезопасность) Лица, исполнявшие в составе посольств и миссий определенные поручения со строго фиксированным профессиональным профилем: Посольский поручик Посольский поп Посольский ключник (завхоз, снабженец) Посольский конюший (завгар) Посольский трубач (герольд) Посольский дворецкий (обеспечение работы техперсонала) Гонцовы люди Курьерские люди (1684 г. — впервые!) 11)Термины, применяемые для обозначения специалистов технически-вспомогательного аппарата центрального внешнеполитического ведомства ипосольств: Переводчики — письменные переводчики с иностранного языка на русский. Московский переводчик— переводчик центрального аппарата Посольского приказа. Посольский переводчик — переводчик русского и иностранного посольств. Толмач — устный переводчик с иностранного на русский и с русского на иностранный. Драгоман — устный переводчик с восточных и на восточные языки. Он же — низший дипломатический пост (референт) в посольствах России в восточных странах с XVIIIв. Золотописцы — художники-каллиграфы, работавшие над росписью важных государственных документов (мирных договоров, верительных грамот к императорам и королям, ратификационных грамот) золотом и киноварью, так наз. «травами», т. е. определенным канонизированным растительным орнаментом. Писцы-каллиграфы, изготавливавшие беловики государственных внешнеполитических документов, а также дипломатические паспорта. [Протоколы ведения дипломатических переговоров (так наз. статейные списки) записывали и вели сами участники переговоров (т.е. дипломаты) по очереди.] Ларник — хранитель архивов текущих канцелярских документов Посольского приказа (архив хранился в высоких сундуках — ларях). Государственные грамоты, подлинники верительных грамот хранились непосредственно в великокняжеских и царских хоромах в Кремле, а особо важные и секретные документы — в ризнице Благовещенского и Архангельского соборов и в личных апартаментах царя, в его ларцах. 3. ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ РАНГИ В РОССИИ В XVIII—XX вв. Начиная с XVIII в. (в основном в период с 1703 по 1708 г.) в России вводятся общеевропейские ранги дипломатов в их немецкой или шведской форме, а с XIX в. (с 1815 г.) — международные, установленные Венским конгрессом ранги в их французской терминологии. Поскольку русская специфика при этом полностью исчезает и ранги эти имеют международное распространение, мы не перечисляем их, а указываем лишь источник, где они подробно определены и комментированы [см.: СатоуЭ. Руководство по дипломатической практике/Редакция и вступ. статья А. А. Трояновского. — Госполитиздат: М., 1947 (гл. XV. Классификация дипломатических агентов. — С. 157—168; гл. XVI. Привилегии дипломатических агентов. — С. 169—204; гл. XX. Дипломатический корпус—С. 243—259)]. Принятые в 1815 г. дипломатические ранги просуществовали в России до октября 1917 г. 4. ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ЗВАНИЯ И РАНГИ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ (1917—1991 гг.) После Октябрьской революции в связи с общей отменой всех титулов, званий, рангов и чинов Российской империи было отменено и употребление дипломатических рангов и званий для советских дипломатов. Декретом СНК РСФСР от 4 июня 1918 г. вводились советские обозначения для полномочных политических представителей Союза ССР в иностранных государствах: - полномочный представитель РСФСР (до 1923 г.) — полпред РСФСР; - полномочный представитель СССР (с 1923 по 1946 гг.) — полпред СССР; - торговый представитель НКВТ СССР — торгпред. Вместе с тем с 1924 г. при назначении полпредов СССР в государства Европы всегда в их верительные грамоты вписывался тот дипломатический ранг, которым наделял советского посла или посланника персонально Президиум ЦИК СССР в каждом конкретном случае и который отвечал принятым на Западе правилам. Помимо этих высших должностных рангов с 1924 г. были также введены как постоянные звания: - постоянный представитель правительства СССР без политических полномочий, который приравнивался к рангу резидента и использовался в странах Востока, — постпред СССР; - курьер дипломатической почты (вализов) — должность, сопряженная с определенным риском в силу ответственности и рискованности перевозки диппочты в первые годы Советской власти и в связи с этим предусматривавшая назначение на эту должность не обычных технических лиц, а политически ответственных руководителей, способных принимать быстрые ответственные решения в сложных, нестандартных ситуациях, — дипкурьер. С 9 мая 1941 г. для всех работающих за границей советских дипломатов были введены ранги, аналогичные международным, которые присваивались им в документах, предназначенных лишь для употребления за рубежом, чтобы облегчить зарубежным контрагентам идентификацию дипломатического статуса советских дипломатов. 28 мая 1943 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР устанавливались дипломатические ранги и для всех работников Наркомата иностранных дел СССР — посла, посланника, поверенного в делах — для загран-учреждений и советника 1-го и 2-го класса, первого секретаря 1-го и 2-го класса, второго секретаря 1-го и 2-го класса, третьего секретаря и атташе для аппарата НКИД СССР и миссий за границей. See more books in http://www.e-reading.club