ПРОЛОГ

Человек в старой, заношенной «горке» сидел на темном, растрескавшемся пне на склоне Ключевской. Положив на колени карабин СКС с простой оптикой, сбросив на землю выцветший рюкзак-«эрдэшку», курил сигарету без фильтра и внимательно смотрел вниз через зеркальные очки-«капельки», в которых отражалось весеннее солнце.

Низ делился ровно на две половины, рассекаемые давно обмелевшей речкой с дряхлеющим мостом, почти полностью заросшей камышом и затянутой ярко-зеленой ряской. Прямо перед человеком виднелись ивы, которые никак не хотели сдаваться перед фактом медленного умирания реки. Длинные ветви лениво колыхались, задевая за пушистые камышовые хвосты, торчащие на полутораметровой высоте.

По эту сторону, где Ключевская поднималась над всей округой, волновалась высокая трава. Западный и восточный склоны сопки густо заросли кленами, карагачами и редкими березами, от которых веяло сочным запахом еще молодых листьев. Стрекотали и гомонили птицы, вьющие гнезда, деловито жужжали пчелы-трудяги. На самый кончик ствола карабина, басовито гудя, опустился мохнатый шмель. Посидел-посидел и поднялся в воздух, полетел по своим шмелиным делам.

На той стороне серела выжженная земля. Торчали перья ржавеющих вертолетных ракет «НУРСов». Темнели воронки от разорвавшихся мин и снарядов.

Почти двухсотметровая полоса, заканчивающаяся первыми, невесть как уцелевшими деревьями с посеченными осколками ветвями. Уходила вдаль пыльная грунтовка с продавленными следами танковых гусениц. Остро и зло торчала вверх колючая, стального цвета трава. Изредка доносились странные и неприятные звуки, издаваемые невидимыми обитателями леса. Из птиц человеку был виден только одиноко парящий над лесом крупный силуэт грифа.

И небо… серое, тяжелое, наполненное плотными тучами. Невидимая граница, пролегающая между этой и той сторонами, умудрилась поделить пополам даже чистый аквамарин неба.

Человек пошевелился, аккуратно затушил сигарету о подошву высокого сапога с застежками. Бросил ее на землю, аккуратно вдавил каблуком поглубже. Поднял руку, посмотрел на механические часы, сидевшие на плотно охватившем темное, жилистое запястье металлическом гибком браслете. Чуть качнул головой, как бы соглашаясь с тем, что пунктуальность соблюдена, когда услышал тихие шаги за спиной.

— Добрый день. — Человек в очках не стал оборачиваться. — Как всегда вовремя.

— Как всегда. — Собеседник встал рядом, раскачиваясь на каблуках высоких шнурованных ботинок. Темный камуфляж, жилет с рядом карманов для магазинов, автомат и «бегунки» на погонах с полевыми, вышитыми зеленой нитью тремя большими звездами. — Спасибо за ребят, которых вывел.

— За которых именно ребят, полковник? — Человек в очках чуть улыбнулся краем губ. — Это вам спасибо. Хотя бы немного могу спокойно вот так здесь посидеть. Есть дело?

— Да. — Полковник кивнул головой. — Нужна твоя помощь…

— Что надо?

Военный присел на корточки. Посмотрел на тот берег, сплюнул:

— Дело тонкое… по твоему профилю. Проследить, помочь одной группе.

— Куда идут?

— К черту на кулички.

РАЙОН: РАДОСТНЫЙ-55, НАЧАЛО

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВЕЧЕР, ОСТАВШИЕСЯ МИНУТЫ

Валера еще раз обтерся мохнатым темно-красным полотенцем, чувствуя, как быстро бежит кровь по разогретым мышцам. Контрастный душ, жесткое растирание и — нормально — усталость почти и не чувствуется.

Тренировка прошла хорошо. Малолетние борцы, честно отпахав на ковре положенное время, разошлись по домам. Серега, второй тренер, заполнял журнал.

Валера прошлепал сланцами по старенькому линолеуму, достал из шкафа чистую футболку с эмблемой «Нефтяника», джинсы и стал одеваться.

— Слышь чего, Валерун… — Сергей, продолжая чиркать ручкой, щелкнул не глядя переключателем электрического чайника. — А ведь пацаны-то хорошо работают. Не стыдно и на область будет повезти. А Вадьку с Родионом, чем черт не шутит, могут и в сборную записать.

— Я тоже так думаю. — Валера, натянув тугие джинсы, подошел к стене и задумчиво провел пальцем по собственным грамотам, украшавшим стену. — Потенциал у них обоих — будь здоров. Конечно, работать и работать над ними, но кандидатами от нас точно выйдут.

— Угу… — Напарник почесал небритый подбородок. — Точняк, могут.

Тренеры, не сговариваясь, покивали головами. Они оба любили свою работу, которая не была престижной и высокооплачиваемой. Любили именно чувства и эмоции, которые появлялись на лицах мальчишек-воспитанников, когда они выигрывали схватки.

Оба в прошлом не реализовали свои возможности. Валера, шедший некогда на сборную, из-за травмы восстанавливался непозволительно долго.

Сергей… тут случай был сложнее. К работе с детьми его допустили под личную ответственность начальника местного ГУВД. У Серого за спиной была судимость за нанесение тяжких и превышение пределов допустимой обороны. Рядового мента, только отслужившего срочку и решившего защитить честь сестры, закрыли на пять лет.

— Посмотрим, поработаем. — Валера, подумав, открыл дверцу шкафчика, поставил на стол два стакана, так редко сейчас встречающихся «граняка». Плеснул по «пятьдесят капель» себе и напарнику. — Будем?

— Будем, едрена кочерыжка. — Сергей махом опрокинул в себя водку. — Если не помрем. Лишь бы им мясистые пацаны не попались, как мне когда-то.

— Ну да. — Валера поморщился. Достал бутылку с теплой минералкой, запил. — Самое главное, чтобы мясистые не попались.

— Пошли что ли. — Серый наконец-то закончил чиркать ручкой. — Спать хочется.

— Да пошли. Завтра суббота, отоспаться можно. А чай?

— Да и хрен с ним, Валерище, с чаем-то. — Второй тренер поморщился. — Чай не водка, много не выпьешь.

Валера задумался. Много, не много, но факт — выпить напарник любил. Понятно, что большинство тренеров после тридцати пяти любили «накатить». Но Сергей пил нехорошо. В одиночку, чуть ли не чокаясь с зеркалом. Работал, правда, так, что не придерешься, но тем не менее…

Хлопнула дверь. Торопливый бег мягких подошв кроссовок замер у двери. На пороге стоял Мишка, самый маленький из группы.

— Валерий Леонидыч, там, там… — Голос пацана, покрасневшего от бега, сбивался. — Там каблушные, человек пятнадцать, взрослые, а нас всего восемь осталось…

Тренера переглянулись и, не сговариваясь, бросились на улицу…

* * *

Надя сидела на лавке перед подъездом, дымя «Вогом», который стрельнула у подруги Кати, высокой, худой и конопатой девицы. Нервничала, изредка матерясь и глотая выдохшееся «Жигулевское». Подруга понимающе и многозначительно молчала. Темнело, небо уже окрасилось в розовый цвет.

Причина нервов была тривиальна до неприличия: беременность. Все как обычно и как всегда: день рождения, клубан, похожий на Энрике Иглесиаса красавец, которого привел кто-то из друзей, танцы-обжиманцы и прочее. Потом две недели встреч, кино и прогулок. И громадное преимущество перед подругами, ведь у красавца, приехавшего учиться в нефтяной техникум из Татарстана, имелась собственная квартира, доставшаяся в наследство от деда.

У него — сессия, у нее — подготовка к выпускному ЕГЭ. Куча времени, которое так весело проводить на большой двуспалке, застеленной шелковым бельем, попивая «Мартини Бьянко» из горлышка. Заниматься сексом при свечах, прижиматься к нему, такому красивому и любимому, и чувствовать себя если не героиней голливудского фильма, то уж персонажем молодежного сериала точно.

Был ли бракованным презерватив или количество активных сперматозоидов у Иглесиаса зашкаливало? А хрен его сейчас разберет. Как уверяют гинекологи, прерванный половой акт не является универсальным средством для предохранения от нежелательной беременности. И ведь правы оказались все медики, которые об этом твердят (наверняка включая лейб-врача Ее Величества королевы Великобритании и всех членов королевской семьи). Когда не обратившая внимания на отсутствие месячных Надежда все-таки решила купить тест, то сразу в этом убедилась.

Сегодня утром она сидела на кипенно-белом унитазе в такой родной и близкой родительской квартире, в которой родилась и выросла. Смотрела то на розовую коробочку с немецкой надписью, валявшуюся под ее ногами, на которых красовались мягкие тапочки с мордашками кроликов, то на узенькую картонную полоску в руке.

«Две, их ДВЕ!!!» — хотелось громко орать, но за дверью сонно протопал отец, идущий в ванную, и тут до нее дошло…

Да, все было красиво и замечательно-романтично. Было, да прошло. Надю била крупная дрожь от одной мысли о том, что внутри нее, где-то там, внизу живота, завелся паразит. Ненужный ей залетный ребенок, который, если от него не избавиться, перегородит ей дорогу к учебе, студенческой жизни и последующему устройству жизни. Зачем он ей?!

Девушка обхватила голову руками, понимая, что если она сделает аборт, то детей потом может и не быть. Об этом говорила гинеколог во взрослой поликлинике, куда ее перевели совсем недавно. Они тогда с Катькой хохотали, вспоминая девчонку, выпустившуюся со школы два года назад с большим животом. Осенью она уже ходила с коляской, в которой тихо и мирно сопел щекастый розовый пупс. А рядом с ними шел отец, только-только закончивший третий курс вуза.

Тогда Наде было весело, а вот сейчас?…

Выйдя на ватных ногах, она быстренько шмыгнула в свою комнату и с головой накрылась одеялом. Дождалась, когда хлопнет дверь за мамой, которая вышла последней, захватив младшего брата. Трясущимися пальцами быстро набрала ЕГО номер.

Трубку он взял со второго звонка. Выслушал, помолчал, сказал, что перезвонит. Через час, когда начавшая дергаться, Надя с блестящими глазами не выдержала и схватила телефон, раздался звонок в дверь.

Десять минут разговора. Трещина в душе и неторопливый стук каблуков его модных туфель, удаляющийся по лестнице вниз. Он готов дать ей денег и найти врача, вот и все. Не забивай себе голову глупостями, сказал ей Иглесиас, которого звали Мансуром, такое бывает. Какая свадьба, какой ребенок?! У меня есть невеста, наши родители договорились давно. Да, на дворе двадцать первый век и мы не на Кавказе. Ну и что? У вас свои обычаи, у нас свои. Подумай, время есть. Едем? Ну, все, я пошел…

— Козел, епт. — Катька прищурила глаз, в который попал дым. — Мудак нерусский. Слушай, подруга, не ссы, прорвемся. Денег даст — сделаешь аборт. Не рожать ведь теперь.

— Аборт? — Надя ссутулилась.

— Нет, блин, выносишь и будешь жить у родителей. Дядя Костя будет рад стать дедом, да, Надь? Эй, ты че, ревешь что ль?

Надя плакала. Молча задыхалась сухим, сдавленным плачем, зажав ладонями лицо. И только когда подруга все-таки не выдержала, обняла ее и прижала к себе, лишь тогда она разревелась в полный голос.

* * *

Мирон матерился, ковыряясь во внутренностях старенького «газона». Мало того, что он остался последним и уже вечер на дворе…

Драндулет, который его заставил чинить мастер, был одним из самых старых в РОСТО. А учитывая, что Мирон свободно манкировал все занятия по мат- части, возможность удачного ремонта казалась ему сейчас просто сказочной и недостижимой.

Категория «С» была нужна Мирону по одной причине: армия.

Гребли всех. Больных, косящих, студентов, аспирантов, обеспеченных и не очень. Полгода назад забрали соседа с пятого этажа, Сашку, сына начальника ремонтной службы местной «Роснефти». Деньги папаши не помогли. Мирон бухал на проводах, вливал в себя стакан за стаканом, косясь на подругу призывника, одновременно ревевшую и с интересом приглядывавшуюся к другу Сашки, студенту «аэрокоса». В его вузе была военная кафедра, и потому в ближайшее время повестка ему не светила. Варька, обладавшая в неполные девятнадцать четвертым размером груди и внешностью фотомодели, ждать полтора года неудачника, отчисленного за прогулы, явно не собиралась.

А вот Мирону, пэтэушнику, обладавшему железным здоровьем, «отменной» характеристикой в местном ГОВД и проживающему с матерью-техничкой, армия грозила точно. Вот только идти куда-нибудь в десантуру или спецназ ему не хотелось. Единственной лазейкой, которая могла бы обеспечить относительно спокойную службу, Мирону представлялась авторота.

Вот и приходилось теперь торчать кверху задом, тупо пялясь в железные ветеранские внутренности и понимая, что Петрович, давно разменявший шестой десяток, хрена лысого поставит нужный балл.

— Урод, бля, педерастичный. — Мирон харкнул, попав то ли в масляный фильтр, то ли в карбюратор. — Сука…

Мученик автомобильной науки спрыгнул с бампера. Отошел в сторону курилки, сел на лавку и задумался. И тут хлопнула дверь ангара…

— О как! — Мирон осклабился. — Ты-то мне и нужен, лошара.

Перед ним стоял невесть как забредший в ангар его одногруппник-неформал Лешка. Худой, нескладный, длинноволосый, в старых джинсах и майке с надписью «Король и Шут». Практически отличник учебы. Стоял, глядя на Мирона, никогда не упускавшего возможности зачморить его, и затравленно озирался.

— А… — «Ботаник» сглотнул. — Алексея Петр…

— Не видишь, что ли, — нет никого. В шары долбишься?! Сюда иди, ушлепок.

Лешка обреченно вздохнул.

— Короче, умник. — Мирон закурил. — У тебя ровно пять минут, чтобы понять, чего в этом пылесосе не работает и что нужно сделать. Понял?

— Понял. — Лешка покосился на сбитые костяшки Мирона. — Сейчас посмотрю. А…

— А если тя Петрович увидит, то песец тебе, чмо ты болотное.

* * *

Александр Анатольевич, врач-патологоанатом городского морга, ужинал.

Степенно и неторопливо ел домашние котлеты с вареной картошкой в сливочном масле, посыпанной зеленым лучком. И котлеты, и картошку ему принесла подруга, работавшая старшей медсестрой в реанимации. Сегодня у нее был отдых, вот и постаралась, произвела на свет незамысловатое, но оттого не ставшее менее вкусным чудо кулинарного искусства.

Александр Анатольевич довольно зажмурился, чувствуя, как ледяной струйкой по пищеводу протек спирт, который он предварительно подержал в холодильнике. Водку он не любил и не уважал, вполне логично считая, что неразбавленный медицинский куда как лучше продукции непонятного качества, продаваемой в современных супер-, и не только, маркетах. А под такие котлеты — так вообще восхитительно.

Патологоанатом давно вел холостяцкий образ жизни, довольствуясь малым. Ел в основном на работе, дома постоянно употребляя только полуфабрикаты. Из одежды предпочитал джинсы и веселые футболки со свитерами, то есть то, что не нужно было тщательно гладить. В домашней обстановке у него наблюдался полный минимализм вкупе с анархией, выраженной в валяющихся повсюду носках, футбольных газетах и пустой тары из-под пива, складируемой на кухне.

С противоположным полом ситуация была сложной. Женщины адекватно оценивали прелести спортивного, с интересной внешностью, тридцатилетнего холостяка, владеющего двухкомнатной квартирой, но быстро исчезали с горизонта, узнав про характер его работы. Возможно, виною был въевшийся в одежду запах формалина напополам со сладковатым ароматом разложения.

Посему приходилось ему перебиваться обществом молодых и не очень местных поблядушек, временно одиноких жен вахтовиков с Севера и редкими случками с профессионалками.

Но за последние пять месяцев в его жизни произошла значительная и весьма приятная метаморфоза, связанная с худой и длинноногой особой, сейчас полулежавшей на продавленном диванчике напротив. Стоит заметить, что при этом из одежды на ней был только халат напарницы Александра Анатольевича, Светланы, сейчас полностью распахнутый и абсолютно ничего не скрывающий. Мера предосторожности, так сказать, на случай нежданного и негаданного визита кого-нибудь из руководства.

Итак, причина метаморфозы была длинноногой, поджарой и рыжеволосой. Звали ее Рита, и работала она, как уже было сказано выше, старшей медсестрой в местной реанимации. По возрасту она была старше активно поглощавшего прожаренный мясной фарш врача на три года.

Рита была женщиной умной и нормально-стервозной. Обзавелась семьей она весьма недавно и ненадолго, развелась по причине прозаической и в чем-то, в особенности для бывшего мужа, весьма грустной. Она, по физиологическим причинам, не могла иметь детей. Саму Риту это нисколько не смущало, чего нельзя было сказать о ее бывшем благоверном. Как результат, в тридцать три года милая и абсолютно нефригидная женщина оставалась одинокой, проживая в однокомнатной квартире, полученной после развода.

На Александра Анатольевича рыжая медсестра положила свой ярко-изумрудный взор давно, еще будучи замужем. Оказавшись снова вольной пташкой, Рита принялась за обстоятельную, стратегически просчитанную операцию по завлечению патологоанатома в сети огненноволосой паутины.

Специфика работы, при которой ей неоднократно приходилось сталкиваться со смертью и повреждениями человеческого организма, дала ей изрядную фору. Отторжения, связанного с основой жизнедеятельности и финансового благополучия Александра Анатольевича, не случилось.

Ну подумаешь! Морг, вскрытия, едкий запах формальдегидных растворов, изжелта-бледные, распластанные на столах тела, кучи дешевой одежды для похорон в кладовке (Александр Анатольевич не брезговал «левым» заработком, упаковывая и провожая чьих-то дорогих покойников в последний путь за умеренную плату, демпингуя цены «Горразнобыта»). Разве это оттолкнет женщину, перешагнувшую рубеж четвертого десятка, обладающую стальными нервами и постоянно сталкивающуюся со страшной Гостьей, забиравшей пациентов из палат ее отделения?

«Окучивание» претендента на руку и сердце прошло без сучка без задоринки. «Клиент», к тридцати годам приобретший склонность к постоянной спутнице и домашнему уюту, оборонялся обреченно и вяло.

К детям Александр Анатольевич относился спокойно и без ажиотажа. Куда больше его интересовал именно тот аспект, что с Ритой ему не придется прибегать к врачебному вмешательству при прерывании беременности. Окончательно она поразила его жестким сексом в маленькой комнате, примыкавшей к прозекторской, и он сдался.

Сейчас Рита развалилась на диване, наблюдая за партнером, жадно поглощавшим остывающий ужин. Лучше было бы находиться у него дома, где она давно навела именно тот порядок, который был по душе ей самой, но…

На стальных, легированных поддонах за стеной лежали три тела. Два совсем молодых пацана, попавших в аварию, и бомж, которого привезла «труповозка», вызванная овошниками, нашедшими его в подвале.

Если мальчишек следовало привести в то состояние, в котором их могли бы завтра похоронить, то бомжа нужно было обследовать, прежде чем отправлять на безымянное кладбище за городом. В общем, работы у избранника Риты было много, потому она и пришла. Э-эх, а жаль.

Женщина потянулась, закинув руки за голову и разведя в сторону мускулистые бедра, и улыбнулась, видя, как Александр Анатольевич поперхнулся, чуть не подавившись куском котлеты.

* * *

Семеныч, старший прапорщик ППС ГОВД МО Радостный, тщательно мыл руки в подсобке круглосуточного торгового павильона-«разливайки» на «пятаке». Тер ладони друг о друга, старательно используя брусок темного хозяйственного мыла. Вода из крана шла слабой струйкой, что раздражало и без того злого Семеныча. Да и раковина была забита, из-за чего в ней стояла на несколько сантиметров розовая от смытой им крови, с пеной от мыла, вода.

— Смыл? — Лидка, дородная ночная продавщица, заглянула в подсобку. — Ну, Семеныч, ты и зверь. Это же надо так человека отмудохать.

— Рот закрой. — Прапорщик снял с крючка грязное полотенце и начал вытирать руки. — Я и тебя бы отмудохал, не будь ты бабой. Раньше не могла позвонить, овца?

— Ты чего?! — Женщина напряглась, понимая, что заведенный мент запросто может «выписать» звездюлей и ей. — Что я сделала-то? Ну, пили они в «разливайке», и что? Дембельнулся вроде как один, вот и пили. Тихо и мирно, пока Керим не зашел…

Прапорщик развернулся к ней:

— Сколько раз было говорено, что раз пьют и темно, так звони? Я ведь, если захочу, запросто вашу рыгаловку закрою. Так и передай своему шефу. Мы вам не мешаем водку паленую продавать, налево от хозяина, так?

— Так…

— И с тобой я договаривался, что раз есть мои клиенты, так звонишь. Было дело?

— Было, Паш, но ведь молодые ребята-то. Друг с армии пришел, я и подумала…

— Ты бы, Лидок, думала поменьше, а то сдается мне, что ты точно не головой думаешь, а своим заводом.

— Каким заводом?

— По производству целлюлита, на который ты скоро трусы на рынке найти не сможешь, если жрать в два горла не прекратишь.

Лидкины пальцы, вцепившиеся в косяк, побелели от того, как она их сжала.

— Ну, ты и козел, — зло прошипела продавщица. — Хрен с тобой, Семеныч, будут тебе клиенты. Но если ты еще раз захочешь от своей Машки налево со мной сходить — хрен тебе. Понял?

— Да мне и даром не нужно. — Прапорщик сплюнул и шагнул к двери. — Подвинься, а то не протиснусь.

Выйдя в торговый зал, он направился к выходу из модуля.

Напарница Лидки, худенькая и зашуганная девушка, возилась в углу со шваброй, замывала кровь. За стеклянной дверью виднелся зад милицейской «таблетки», на которой патруль прапорщика объезжал улицы города. Бок о бок с ней уже стояла «газелька» «скорой помощи», которую пришлось вызвать сержанту Михайлову. Сам сержант вместе с третьим патрульным, молоденьким стажером, курил рядом со служебным автомобилем. Семеныч направился к «скорой».

На «пятак» они заехали планово и стали свидетелями того, как из крайнего окна «разливайки», уместившейся в самом конце ряда павильонов, вылетел высокий металлический стул.

Внутри бушевала драка. Какой-то пьяный парень в дембельском камуфляже старательно избивал по- лутатарина-полуазербайджанца Керима, работавшего в соседнем ларьке. Еще двое парней, вусмерть пьяных, крепко его держали. Кто выбил стулом окно, было неясно, да это и не интересовало пэпээсников. Все бы было ничего, если бы «камуфлированный» не решил доказать, что он не зря служил в войсках дяди Васи Маргелова.

Семеныч, злой по причине того, что должен был сегодня отдыхать, пить пиво и смотреть матч любимого «Рубина», думал недолго. Будучи в прошлом мастером спорта по боксу и обладая куда большей комплекцией, чем дембельнувшийся «голубой берет», он быстро доказал всю абсурдность действий отставного вояки. Пока двое других ментов выкручивали руки дружкам десантника, Семеныч, наскоро обработав заводилу, приступил к планомерному нанесению ему телесных тяжких, благо факт нападения на сотрудника при исполнении был налицо.

— Ну чего там? — Прапорщик подошел к «скорой», откуда как раз выбрался врач. — Здорово, Лex.

— Здравствуй, Паша. — Бывший одноклассник Семеныча достал из кармана мятую пачку «Явы», щелкнул зажигалкой. — Постарался ты на совесть, ничего не скажешь. Перелом лицевой кости, смещение перегородки носа и выбитые зубы. Не перегнул палку-то, а? Как считаешь, Паша?

— Да срать я на него хотел. Не хрен на меня кидаться было. Закрою его по полной, говнюка.

— Закроешь, закроешь. — Врач глубоко затянулся. — После выписки гражданина Абросимова из больницы. К слову, Паша, пацан-то ветеран. Дело такое…

— Какое, на хрен, такое?

— Да ты не злись, Паш. Просто на таких ребятишек сейчас наш новый президент ставку делает. Льготные кредиты, рабочие места, поступление в учебные учреждения и прочее. Смотри, как бы тебя самого не закрыли за превышение полномочий и несоответствие принятых тобою мер реальной действительности… А мальчика я увожу в «травму», Паша. Если повезет, так ему лицо слепят заново, ну а не повезет, так Квазимодой останется. На всю жизнь. И отчет я составлю, и в журнал запись сделаю, ты уж на меня не серчай, одноклассник.

— А пошел ты, Лех, на… — Семеныч сплюнул. — Имел я таких ветеранов, понял? Эй, экипаж, поехали в отдел сдавать орлов.

Дверцы уазика хлопнули, зафырчал двигатель, и «таблетка» покатила в сторону «дворца правосудия».

За павильоном, стоя под козырьком, курила зареванная Лидка.

* * *

Кир шел вдоль ряда клеток, осматривая свои владения и подданных. Владения были скромные, подданные неразумные и опасные. Тем не менее свою работу Кир любил. А ведь все началось с детства…

Детство ему выпало сложное, пришедшееся на девяностые, проходило в городе-герое Москве, точнее, в будущем Южном ее округе. В семье, кроме Кира, было еще трое детей, родители и бабушка. Родители жестоко пили, изредка работая в «окнах» между месячными запоями. Денег постоянно не хватало, игровых приставок и модных игрушек у детей не было. Единственным развлечением Кира были поездки с бабушкой в цирк или зоопарк, в те дни, когда ей платили пенсию. Вот тогда и возникла любовь к животным, которые хоть и живут в клетках, но не пьют, любят своих детенышей, оберегают их до момента взросления.

С учебой тоже не срослось, и Кир пошел, когда пришло его время, служить в армию. Вернулся, съехал на съемную квартиру и стал учиться на ветеринара. Из техникума его исключили на третьем курсе за жестокое избиение лиц кавказской национальности, обучавшихся с ним на одном потоке. Еле-еле удалось отмазаться от суда и прочего, что с ним связано. Как результат: должность зоотехника в разъездном зооцирке. Что Кира в принципе полностью устраивало.

— Ты чего нервничаешь, Джим? — Он остановился у клетки с большим орангутангом. — Старина, чет ты мне не нравишься сегодня…

Джим прыгал по клетке, крича и дергая стальные прутья. Он был старым и очень большим, с густой темно-рыжего цвета свалявшейся шерстью. Обычно спокойный и невозмутимый, сегодня орангутанг немного испугал Кира. Таким он его никогда не видел. Непонятно было, что вывело из себя старого и умного самца. Зоотехник покачал головой и пошел дальше, прислушиваясь к не совсем привычным для него звукам, которые издавали его питомцы.

В соседней с Джимом клетке набирали силу ор и крики семьи шимпанзе, метавшихся по своему «дому». Кир еле успел увернуться от полусгнившей моркови, которую метнула в него Шина, самая взрослая из самок.

Павианы дружно заорали на него, лишь только завидев.

Через стенку от них, раскачиваясь на четырех лапах, разинув пасть и демонстрируя роскошные клыки, ворчал Болго, большая горная горилла, жемчужина зооцирка.

— Да что за черт… — Кир подошел к клеткам с хищниками.

Хищников у них было довольно много. Три клетки занимали бурые медведи, общим количеством с медвежатами — до пяти голов. Плюс еще два белых.

Подойдя к ним, Кир оторопело уставился на обычно флегматичных мишек. Все самцы, включая громадного белого Шпаро, молчали. Но при этом амплитуды, в которых роль маятников выполняли медвежьи головы, поразили даже его. Только Машка, загнавшая обоих медвежат в угол, не раскачивалась. Вместо этого, заметив техника, медведица всей массой прыгнула на прутья, заревев и оскалив пасть. Кир поспешил как можно быстрее уйти, чтобы не волновать ее еще больше. Но и дальше дела были не лучше. Вой и ор нарастали.

Две семьи обычных и одна красных степных волков да плюс двое больших северных. Все люпусы выли, вытянув лобастые головы на крепких шеях.

Лев и львица. Три маленьких черных леопарда, в просторечии называемых пантерами, и один большой, африканский. Большой тигр-самец и маленькая самка. Три рыси и семья из четырех больших манулов, мать и три котенка. Кошки орали и шипели, а Хан, индийский тигр, носился по клетке кругами, изредка терзая ни в чем не повинную деревянную кормушку.

Рогатые, копытные и прочие миролюбивые тоже не подкачали. Олени, антилопы, сайгаки и даже африканский буйвол. Большой верблюд-бактриан, стоявший на самом входе в зоопарк. Лесные кабаны. Дикобразы, лемуры и мангусты.

Большие пернатые и серпентарий. Полный набор, короче. И все это мохнатое и пернатое сообщество, сейчас выло, ревело, рычало, раскачивало клетки, создавая дикую какофонию.

— Успокойтесь уже! — Кир стоял посередине смотровой площадки, ничего не понимающий, нервничающий и немного напуганный.

— Кир, что творится?! — Сан Саныч, старший зоотехник, выскочил из прохода между клетками, натягивая на плечи старенькую штормовку. — Давно орать начали?

— Да какой давно, Саныч… — Парень повернулся к коллеге. — Пошел посмотреть минут пять назад, как да что, а они тут уже…

Быстрый топот по доскам настила на входе, запах «Жилетта» и «Капитана Блэка». Исполнительный директор, он же владелец и учредитель зоопарка в одном лице, Женечка Байсагин явился лично засвидетельствовать факт безобразия.

Пухленький, в туго обтягивающих жирный зад джинсах и цветастой гавайке, он остановился рядом с зоотехниками и начал распоряжаться:

— Чего за хрень у вас творится, Саныч?!! Почему звери орут, я спрашиваю? Кормили?!

— Нет, епт, забыли! — Сан Саныч покосился на толстячка. — Сами-то поняли, что сказали, Евгений Петрович?

— Ты мне поумничай еще тут!!! А почему тогда крик такой, я вас спрашиваю? А?!

— Погода, может, меняться будет, Евгений Петрович… — Кир откровенно недолюбливал директора, но старался всегда быть вежливым. — Мало ли, животные все-таки…

— А ты еще поговори у меня, Кир! — Директор заводился все больше и больше. — Думаешь, не в курсе, что вы с Санычем здесь за шахер-махеры в обход меня делаете?!

— Что? — Старший зоотехник чуть не подавился дымом от сигареты. — Вы о чем, Евгений Петрович?

— А ты подумай, Саныч… — Байсагин свирепо на него глянул. — Думайте, как зверей заткнуть, понятно? Хоть здесь и старый район, нам один хрен проблемы с местными пенсионерами не нужны. Не поспит какая-нибудь баба Люся ночку, а с утра жалобу на нас накатает. И поедем мы с городка дальше, и без денег. Ясно?

— Ясно… — буркнул Кир в спину удаляющегося начальства. — Что ничего не ясно.

Сан Саныч сплюнул, понимая, что директор прав. Зооцирк разместился на старой площади городка, практически у самой трассы и железнодорожной линии. Невысокие старенькие дома с перекосившимися дверями и узкими оконцами. Крохотные «финские» домики, которые когда-то, судя по всему, ставили для самых первых жителей-нефтяников.

И прав был Женечка: жили в этих домиках, а вернее, доживали те самые старики.

* * *

— Ох… еще… еще… ммм… а-а-а… а-а-а-а-а!..

Ногти с темным лаком впиваются в спину и затылок. Длинные светлые волосы раскинулись по подушке. Хрипловатое мужское дыхание и тихое женское постанывание. Терпкий, перечный запах и другой, слегка сладковатый аромат. Большие, сильные ладони мнут мягкие бедра и крепкий, немного располневший зад. Кожу на мышцах пресса чуть колют короткие, отрастающие волосы на лобке. Скрип, все убыстряющийся и убыстряющийся. Маленькие капли пота в узкой ложбинке между твердых шаров грудей с острыми, торчащими сосками. Чуть приоткрытые губы, сквозь которые поблескивают зубы. Выгнутые маленькие женские ступни с напряженными пальцами. Пружины продавленного матраса торжествующе звенят и…

Тишина. Свет в окно ложится на две сплетенные фигуры, которые пока не хотят разъединяться, выжимая друг из друга последние капли удовольствия. Они лежат на скомканных простынях, наслаждаясь тем моментом, когда ничего вокруг не важно.

Снова скрип. Кровать старая, как и дом, в котором она стоит. Трещат половицы, когда-то любовно выкрашенные коричневой краской. Мужчина садится на край, щелкает кнопкой мобильника, глядит на время. Уже темно, вечер плавно перешел в ночь, а они и не заметили. Рука шарит по полу возле кровати, натыкается на коробку с соком.

Женщина смотрит на то, как он пьет, жадно, торопливыми глотками заливает жидкость в пересохшее горло. Поднимает руку и гладит широкую спину, проводит ноготками по ложбине позвоночника, с обеих сторон окруженной валиками мышц. Привстает и прижимается лицом к левому плечу мужчины:

— Сказка просто, до чего хорошо… мррр. — Трется щекой об него. — Хочу еще.

— Да с удовольствием. — Мужчина улыбается. — Сейчас, сейчас… Покурю только.

— Кури здесь, не ходи никуда. — Женщина потягивается, выгибаясь. — Все равно до утра выветрится. Ну, а если почует, скажу, что курила сама. М-м-м?

— Как скажешь. Слушай, Наташ, а он что, вообще ничего не подозревает?

— Да откуда ж, Вадик, я знаю. Твой брат, ты и думай, может он подозревать чего или нет.

Мужчина кивает. Докуривает, стоя у окна, растирает тлеющую сигарету в пепельнице и убирает в карман своей рубашки, висящей на стуле.

Когда оборачивается, то видит, что Наталья уже стоит на коленях, выгнув спину и чуть покачивая из стороны в сторону блестящими в свете из окна ягодицами. И думать ему сразу ни о чем не хочется…

Спинка кровати с гулким стуком бьется о стену дома.

На той же улице, где стоит этот старый, но еще очень крепкий дом, прямо напротив него, спряталась в темноте красная «Нива».

Егерь сидит на пассажирском сиденье, прихлебывая из стакана термоса еще теплый кофе. Внутри машины табачный дым настолько густой, что ему даже пришлось приоткрыть дверцу, чтобы запустить воздух. Между колен — полностью снаряженная «Сайга», чуть поблескивающая стеклом прицела. Егерю очень не хочется пускать ее в ход, но…

Вадим — у нее. Это ясно. На мобильник он не отвечает. Дома его нет. А возле дороги, ведущей в сторону Васильевки, одиноко приткнулся его джип.

У Егеря очень хорошее зрение и прекрасная память. Ошибиться в том, чей силуэт, подсвеченный огнем зажигалки, он увидел в окне их с Натальей спальни, было невозможно.

Там, где Егерь провел большую часть молодости, про такое говорили «кысмет». Не судьба и не рок, а именно кысмет… неизбежность. Надо было бы послушать друзей, а он… и ведь это его брат, младший двоюродный брат…

* * *

Город медленно засыпал. Вечер постепенно превращался в ночь, укутывающую все вокруг в темное и плотное одеяло.

Люди, почти шестьдесят тысяч, живших в этом городе, были разными. Добрыми, злыми, скучными, веселыми, расстроенными и довольными. Они просто жили, не думая о том, что для выбора времени у них не осталось…

Обычно слегка красноватое от зарева факелов небо на севере неожиданно резко окрасилось в ярко- зеленый цвет…

Альтернатива:

Надя могла послушать своего Иглесиаса-Мансура и поехать в областной центр, и остаться там на ночь, в палате той клиники, которую он предлагал ей для аборта…

Мансур мог подумать своей уже вполне взрослой головой и быть рядом со все еще школьницей, которая носила его ребенка…

Мирон мог плюнуть на зачет, свалить домой и не задерживать дотемна нефора Леху…

Леха мог попытаться преодолеть собственный страх перед громилой-одногруппником и уйти из бокса…

Александр Анатольевич мог забить на «левоту», уйти домой и вернуться рано утром, проведя ночь с Ритой…

Старшая медсестра могла не бежать к вновь приобретенному любовнику, а пойти в гости к подруге, которая звала ее так настойчиво…

Семеныч мог не избивать бывшего десантника, а скрутить его и быстро доставить в отдел…

Десантник мог сдержаться и не приставать к спокойному и тихому таджику, родители которого переехали в Россию еще при Горбачеве…

Вадим мог пересилить себя и не пойти к жене старшего брата, пока тот должен был находиться на очередном дежурстве в охотохозяйстве…

Зоотехники Кир и Сан Саныч могли наплевать на вопли зверья и пойти в ближайший кабак попить пива и не думать о работе до утра…

Наталья, жена Егора, которого чаще всего называли Егерем, могла не крутить шашни с его братом. Или хотя бы попытаться оттолкнуть от себя Вадима, который в момент Волны старательно изливал в нее остатки спермы…

Егерь… а что Егерь? Он мог бы остаться на участке за пару десятков километров от города…

Каждый из них мог хотя бы нанемного изменить то, что случилось позднее, когда с севера пришли зеленый свет и Волна. Это не спасло бы никого из них, но дало бы возможность хотя бы окончить жизнь не так страшно, как это произошло с большинством. Кысмет…

Взгляд вперед — 1

Рев, идущий сверху, вбивающий в землю, как колотушка для свай, все, что попадается на пути. Громадная, черная, ширококрылая тень ложится сверху, проносится, обдавая вонью, ударяя волной воздуха, забрызгивая едкими каплями…

Крик, дикий крик, проходящий через мембраны наушников… Взмах длинного, украшенного булавой костяных шипов хвоста. Багряные всплески из развороченной спины и перекошенного рта…

Затвор на себя, вскинуть вверх ствол автомата в бесполезной и обреченной попытке выжить. Вдавить до упора, до скрежета металлических частей внутри, до дергающих ударов отдачи спусковой крючок. Запах пороха, запах крови…

Взмах широкого, перепончатого, рваного, в прожилках сосудов крыла над головой и снова рев. Он заходит на еще один вираж перед атакой, не реагируя ни на стрельбу, ни на рвущие плоть попадания. Взмах — и он летит на меня…

Кровь ударами перфоратора колошматила в висках. Взмокший, хрипло глотая пересохшим горлом воздух, я сидел на краю кровати, сбросив одеяло, пытаясь унять бившую меня крупную дрожь. Опять, опять!!!

А ведь уверял меня пожилой, смахивающий на Айболита доктор, что таблетки помогут. Помогли, как же…

Снова и снова возвращаюсь туда, в проклятое и благословенное место, в чертов Район. Почти каждую ночь бегу, стреляю, тащу на себе окровавленные куски мяса, бывшие еще недавно друзьями. Не отпускает, не дает забыть. Ни хрена! Всегда со мной и во мне, как заноза, которую никак не вытащишь…"

Теплая мягкая рука легла на плечо, обхватила, крепко прижимая к нежной и податливой груди. Длинная копна волос накрыла сверху, губы прижались к щеке.

— Снова?

— Ага… прости, разбудил тебя, солнце.

— Да ладно. Не в первый раз. Что сегодня было?

— Смок и туристы. Ох, еешеньки-ее. Не могу забыть, и все тут. Таблетки опять не помогают.

— Плохо. Будем здесь искать другого врача или в столицу поедем все-таки?

— Не знаю. Смысла нет.

— Ну, конечно, откуда ему быть… э-эх.

Она встала. Прошлепала босыми ступнями по ламинату, покачивая всем тем, что я так любил. Елена Прекрасная моя, чудо взъерошенное…

Все наперед просчитала. Хлопнула дверь холодильника, что-то забулькало, наполняя стакан. Опять шлепки, возвращающиеся в комнату, скрип кресла, в которое она села.

Голубоватый неровный свет мягко залил две самые прекрасные выпуклости, которые чуть качнулись, заставив меня еле слышно вздохнуть. Даже мурашки по спине пробежали и кровь снова застучала сильнее. Правда, не в висках. Щелкнула зажигалка, выхватив из темноты полные губы и четкий, правильный нос. И четыре звездочки на погоне ее форменного кителя, брошенного на боковину кресла.

— Сколько же ты вот так еще сидеть будешь на месте? Деньги пока не кончатся? Так им конец быстро придет, если в холодильнике вместо пива и водки постоянно будут «Баллантайн» и «Кьянти». На вот, прими снотворного.

— Еще не скоро закончатся… а там и работу найду. Ты чего?

— Найдешь, найдешь. Уже три месяца ищешь, и все никак. Может, к нам все-таки? Сам понимаешь, возьмут тебя сразу. Форму наденешь, командовать станешь…

— Нет уж, милая моя. Не пойду, хватит с меня. Набегался, настрелялся, пора и честь знать.

— Ну-ну. Ладно.

Стакан со стуком опустился на пол. Скрипнуло кресло, отпуская ее. Свет снова мягко облил все, что должно было быть им облитым. Мурашки пробежали еще раз, ладони толкнули меня в грудь, пружины кровати скрипнули…

Уже намного позднее, когда, свернувшись в теплый клубок и завернувшись в одеяло, она заснула, я встал. Тихо вышел на застекленный балкон. Было тепло, лето и не думало приближаться к своей середине. Закурил, глядя на восток.

Ночью небо там, куда я смотрю, всегда с красноватым оттенком. Покуда не сгорит весь газ, закачанный под землю, факелы вокруг Города не погаснут. А может быть, будут гореть и тогда. Кто знает?

Она права, конечно. Симптомы у нас у всех одни и те же. Мы долго ищем работу, скрывая от самих себя, что нам это не нужно. Просыпаемся каждую ночь, взмокшие от пота, с бешено бьющимся сердцем. И редко когда кто-то из нас уезжает отсюда.

Потому что там, в паре десятках километров от моей однокомнатной квартиры, небо ночью всегда озарено красным. Там, по периметру, постоянно барражируют вертолеты. Там, за колючкой и линией укреплений, своя жизнь.

Странная и страшная. Вошедшая в плоть и кровь, не отпускающая ни на шаг, заставляющая снова и снова возвращаться.

Еще одна ночь без сна. Вместо него — опять прокручивать в голове пленку собственного фильма, вновь уходя туда, где небо красно от жирно дымящих факелов.

Там Район. Там Город. Мой бывший родной город, в который я все равно вернусь…

Ветер злобно воет, рвет давно ставший черным полиэтилен теплицы, когда-то поставленной ее рачительным хозяином из крепко сваренных швеллеров и уголков. Ветер дико мечется по пустоши, бывшей раньше полосой садов и огородов, лезет в каждую щель, поднимает густую пелену пыли и мелкого мусора, пытается выгнать тепло из комбинезона там, где неплотно прилегает один из боковых клапанов. Когда ветру это удается, он, пройдя сквозь плотную ткань и металлопласт защитных пластин, прямо по голому телу бьет, как зазубренная спинка тяжелого ножа. И еще — легкая морось, отсекаемая, насколько это возможно, козырьком шлема, но все равно постоянно ложащаяся мелкими каплями на забрало, — ее влажная паутина может покрыть всего, с ног до головы, чуть блестящим ковром. Ткань непромокаемая, но если моросит больше двух дней, то кажется, что сырость все равно заползает внутрь комбеза.

Редкие, закрученные штопором, с белесой, покрытой лишаями слабо светящегося мха корой, деревья. У большей части то ли листья, то ли иглы, которые начинают странно шевелиться сразу после того, как приблизишься к ним меньше чем на метр. Стаи больших черных ворон, поднимающиеся в низкое, задернутое серыми тучами небо. Разрушающиеся дома ближайшего, почти пятнадцать лет назад брошенного микрорайона. Той его части, которая сейчас смотрит на нас мертвыми глазницами грязно-желтых «хрущевок», густо украшенных паутиной трещин. Одинокая игла телевизионной вышки виднеется чуть правее, протыкая волнующееся море древесных крон давно превратившегося в лес парка. Некогда в том добром и хорошем мире она была выкрашена в чередующиеся красно-белые полосы, от которых сейчас остались непонятного цвета облезлые лохмотья, болтаемые ветром.

Чавкающая сырая земля под подошвами высоких армейских ботинок. Привычная тяжесть «калаша», висящего поперек груди, и рюкзака за спиной. Давно ставшее знакомым и физиологически правильным давление от дыхательной маски на лице и эластичного ремня от шлема под подбородком. Без маски здесь, на подходе к Черте, никак. Туман поднимается два раза в день, и если попадешь в него без маски, то все, каюк…

Четкий писк зуммера анализатора, постоянно считывающего данные окружающей среды, и ровная зелень цифр в нижнем углу забрала, там, где встроен «жидкий» монитор. Да, приборы никогда не подскажут больше, чем интуиция и опыт, но с ними все же спокойнее. Некоторые изменения в том, что составляет каждодневную реальность Района, просто так не заметишь.

Мерно, шаг за шагом идем вперед. Аккуратно, стараясь использовать любое укрытие. Пять метров — и остановка. Поднять ствол, взять в прицел сектор возможного обстрела, дождаться тех, кто топает позади. Встать с колена и опять двинуться вперед. Мы уже очень близко к цели. Впереди Черта. Пройти через нее — и, возможно, станет проще.

Если пройти ее нормально, без потерь…

Ага, вот и она, родимая. Как будто железной щеткой по хребту провели. Дисплей шлема мигает, на какое-то время полностью вырубаясь. Вперед, не сворачивая ни на сантиметр.

Вмятая в землю банка из-под колы, почти совсем без краски, блестящая даже без солнца, — это первая вешка. Прямо напротив нее, сантиметров через сорок, вбитый железный штырь с номером «пять». Это вторая.

Никогда не доводилось идти по минному полю? Нет? Мне доводилось. И ни хрена не для выполнения ответственного боевого задания. Дурак просто был и домой хотел. Было нас, таких дебилушек, целых четыре человека. Так мы не просто шли, а бежали, торопясь на последнюю вертушку. И целыми остались, и успели. Хорошо хоть, что не зарекся тогда больше по минам не бегать. А то сам бы себя сейчас не уважал.

Хотя здесь кое-что пострашнее будет. Мин-то нет, и днем с огнем их в Районе и возле Города не найдешь. В отличие от всяких пакостей, которых здесь в избытке: «провалы», «конфорки», «горючки», «с добрым утром», «битум». Все, что вашей душеньке угодно, одним словом.

Лирика, не пойми откуда приходящая в голову в самый неподходящий момент. А что поделать, если натура такая? Черт с ней, пора двигаться вперед.

Десять вешек, отгораживающих около семи метров коридора внутри Черты. Осторожно втиснуться в этот узкий проход — каждый раз, когда опускаешь ногу, думаешь: не стал ли он за прошедшее время ложным? А вот и последняя — деревянная рогулька, на которую, явно после нашего последнего визита, какой-то шутник насадил череп бабуина. Или резуса, или шимпанзе… хрен редьки не слаще.

Все, вышли. Четко ощущаешь струйку пота на спине. Влажная, ненормального иссиня-черного цвета трава под наколенником. И, как обычно, пропавшие в никуда пятнадцать минут времени вместо тех десяти, которые мы потратили на Черту. Это уже сам Город, проклятое место, в которое мы возвращаемся вновь и вновь.

Впереди старое, полуразвалившееся здание подстанции, от которого нам прямо и до упора. На последних метрах перед самим Городом всегда кажется, что в нем самом будет легче. Это не так. Здесь не легче, а просто есть возможность краткой передышки, в самом-самом начале. Потом становится даже тяжелее, чем в пригороде, когда местные понимают, что на них свалилась свежая порция вкусного и полезного мышечного белка, вдобавок ко всему еще и увешанная ценной и качественной аппаратурой и амуницией.

Идем вперед, отсекая секторы наблюдения, внимательно прислушиваясь к внутренним голосам и писку зуммеров встроенных приборов наблюдения. Чаще всего в подстанции никто не прячется. Местное зверье, обычное, а также полностью разумное, здесь предпочитает не таиться. Оно давно привыкло, что, выйдя с Черты, рейдеры имеют одну приобретенную в Районе отвратительную привычку, которая выражается в шквальном огне по всему, что проявляет агрессивные наклонности.

Первые сто метров пройдены спокойно, никто и ничто не пытается каким-либо образом напороться на пулю. Останавливаемся аккурат за когда-то и кем-то привезенными, растрескавшимися армированными плитами. Концы арматурин, сейчас выставившие напоказ свои проржавевшие зубья, — штука опасная. Можно пропороть ткань легкого комбинезона, если напорешься на бегу. Хотя лично я не рисковал бы здесь бегать. Затаившихся, «якорных» опасностей-ловушек в этом квадрате много. Добираемся до плит и присаживаемся. Пять минут на отдых и определение обстановки.

Сегодня мы не в своем обычном составе. Подрядились провести каких-то стукнутых на всю голову туристов. Вон они, приземлились на пятые точки и жадно, это видно через прозрачные забрала, глотают воздух, приходя в себя. Последние двести метров перед Чертой мы неслись сломя голову, уходя от туманных волков. Стая решила взяться за нас крепко, вот и пришлось уносить ноги. Хорошо, что заметили мы их еще издалека, вот и успели драпануть. Если бы не эти, которые щас подняться не могут, то, может быть, и отогнали зверюг, а так… Волки — это звери «внешние», через Черту они не ходят, и проще удрать, а не тратить на них патроны.

Ну, да черт с ними. Поднимаю бинокль, хороший, немецкий, полностью совместимый с электронной начинкой шлема. Шарю искателем, пытаясь заранее рассмотреть опасность. Ну-с, что у нас есть интересного?!

Впереди парк и гаражи. Место нехорошее, мы обычно стараемся обойти его стороной. Хуже из близлежащих «плохих» территорий Района может быть только Колыма, бывший частный сектор в северной части города, и из-за этого так и названный первыми жителями. С десяток улиц — слошь полуразрушенные дома, потрескавшийся асфальт с участками, густо заросшими кислотником, развалившиеся сараи и подсобки, в которых кто только не водится. И еще там встречаются гуманоиды, которые зачастую куда опаснее любого животного. Хорошо все-таки, что мы смогли выйти не со стороны Колымы.

Так… между развалинами гаражей, мягко и обманчиво лениво перекатываясь, двигаются шары полевиков. И их много, не меньше пятнадцати. Лохматые, внешне вялые и медлительные ежи-переростки, выстреливающие полуметровыми щупальцами с десятками загнутых острых крючков. Это плохо, дробовик у нас один, а против них именно картечь — самое то.

Видоискатель цепляется за махину вышки, останавливается на четко видимой серой массе, плотно облепившей металлоконструкции где-то посередине. Вот черт его знает, что это. Может быть, остатки паутины, может быть, просто ветром занесло какой-нибудь брезент, сорванный с одной из трех проржавевших фур на стоянке.

Серая масса шевелится, подается вперед, расправляет темные, с прорехами паруса крыльев. Гибкая шея клонится в нашу сторону, водит по воздуху вытянутой массивной головой, челюсти дергаются, раскрываясь. Спустя несколько секунд до нас доносится рокочущий рев. Смок, мать твою!!!

Ребята вскакивают на ноги, понимая, что единственный шанс, который у нас остается, — это бой. Если уж он нас заметил, то разбежаться не получится, не успеем добраться ни до гаражей, ни до развалин домов. Да и бесполезно это, не поможет…

Туристы мечутся. Один рвет все-таки в сторону, несмотря на мой крик, надеясь скрыться от визжащего кошмара, который заходит на нас на бреющем полете. Далеко не убегает, споткнувшись о неприметную кочку и угодив точно на густой газон разрыв-травы. Сложенные в острые четырехгранные пирамидки листья мгновенно протыкают беднягу и тут же разворачиваются, разрезая его изнутри, подняв в воздух густую красную пыль.

А нам уже не до него, потому что смок приближается, широко раскрыв голодную пасть, утыканную кинжалами блестящих от слюны зубов. Громадные провалы черных глаз, развернутые крылья и кожистые мешки на шее, готовые плюнуть в нашу сторону кислотой…

ГЛАВА ВТОРАЯ. НОЧЬ — СТОЛКНОВЕНИЯ

Наталья кричала, захлебываясь собственным криком, и не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Ее сознание туго и жестко скрутила жестокая воля странного существа, стоявшего перед ней. Где был Вадим, она так и не поняла.

Когда она наконец-таки выбралась из темной глубины забытья, в которое ее закинула Волна, любовника в комнате не было. Вместо него прямо перед ней, застыв неподвижным изваянием и поблескивая в тусклом зеленоватом свете какими-то чешуйками и наростами, высилась странная мощная фигура, следившая за ней чуть светящимися глазами. А потом существо шагнуло вперед, попав в полосу довольно яркого света, падающего через выбитое стекло. И тогда Наталья закричала…

Свет выхватил из темноты мощные грудные пластины мышц под темно-желтоватой кожей, покрытой кожистыми буграми и чешуйками повсюду, где были сгибы и складки. Темная голова с какими-то выступами на макушке качнулась вперед, показав девушке себя во всей красе.

Вытянутое вперед рыло, заканчивающееся хоботом, образованным четырьмя мясистыми «лепестками», которые находились в постоянном движении. В самом центре мелькал, то прячась, то появляясь, черный язык-жало, свернутый в узкую трубочку. Далеко выступающие надбровные дуги, вернее, мясистые наросты над большими и глубокими черными глазами.

Голый череп, переходящий в костяной гребень с торчащими во все стороны редкими и острыми иглами. Резко вырубленные скулы, ограничивающие верхнюю часть морды со свисающими кожистыми брылами. Точащие в стороны, вытянутые, с острыми кончиками хрящеватые уши.

Существо сделало еще один шаг вперед, зашипев и резко развернув лепестки, образующие хобот. Блеснули мелкие острые зубы, усеивающие их внутреннюю поверхность, мелькнул темный язык, покрытый вязкой и тянущейся слюной.

Казалось, куда уж сильнее можно было бы кричать, но…

Наталья поперхнулась криком, уставившись на одну-единственную деталь, которую смогла заметить только сейчас. Нательный крест. Точно такой же, как и у ее мужа! Крест, который болтался сейчас на тоненькой золотой цепочке на шее этого монстра. Крест-близнец того, что всегда висел на шее Егеря. Их было два, абсолютно одинаковых, купленных на крещение Егерю и Вадиму, ее любовнику, приходящемуся Егерю двоюродным младшим братом.

Монстр шагнул к Наталье, издав резкий и показавшийся ей издевательским хохоток. Она сжалась в комок, захлебываясь слезами, готовясь к страшному концу.

Существо, бывшее не так давно Вадимом, шагнуло к ней, еще больше развернув лепестки с зубами и зашипев…

За разбитым стеклом грохнуло и блеснуло…

Макушка твари разлетелась ошметками, заляпав стену напротив и девушку своим липким, темным содержимым. Существо покачнулось, взревев, попыталось сделать еще один шаг и упало, успев разодрать кусок постельного белья острыми когтями вытянутой вперед руки.

Наталья всхлипнула, в ужасе глядя на чуть видневшееся над ее краем плечо твари.

За окном появился темный силуэт с поднятой и смотрящей стволом в дом «Сайгой». Чуть позже с еле слышным щелчком зажегся фонарь, закрепленный на цевье.

— Наташа, ты жива? — Глуховатый голос мужа заставил женщину вздрогнуть. — Наташа?

— Да… да!!! — Она громко закричала, поняв, что кошмар кончился. Может быть, и не совсем, но пока его точно не будет. Как бы она ни относилась к Егерю, как к мужу, но за ним она всегда чувствовала себя как за каменной стеной, не опасаясь никого и ничего.

Егерь вцепился в раму окна через разбитое стекло, напрягся и дернул. Рама подалась, с треском выдирая шпингалет. Мужчина оглянулся вокруг, затем перемахнул через подоконник и оказался внутри собственного дома. В который раз, наблюдая за его движениями, Наталья поразилась их экономичности и плавности. Егерь иногда даже пугал ее своим отточенным автоматизмом, которого нисколько не утратил с тех пор, как ушел со службы.

Он прошелся по комнате, стараясь не хрустеть осколками стекла, посветил фонарем на лежащую на полу тушу монстра, в которого превратился Вадим. Присвистнул, только этим и выдав свои чувства. Присел на корточки, внимательно разглядывая то, что осталось от головы. Провел пальцами по гипертрофированным, застывшим мышцам, покрытым чешуйчатой темной кожей. Задержался, нащупав крест, дернул, срывая его с цепочки, и поднес к глазам.

— Вадим, Вадим… — Егерь прошептал имя брата, встал, покосившись на жену. — Одевайся быстро. Уезжаем, пока не поздно.

— Да, да, конечно. — Наталья метнулась в комнату, в которой стоял шкаф-купе. И уже оттуда крикнула Егерю: — Одеваться удобнее?

— Да. — Егерь прошел мимо нее, направляясь в третью, самую дальнюю комнату. — Деньги не забудь и документы. Все вещи не бери, только те, что могут пригодиться. Свитер там, куртку…

Он подошел к старому, еще бабушкиному сундуку, оставшемуся ему в наследство, массивному, выкрашенному в светло-зеленый цвет. Открыл древний, но надежный замок. Достал большой и вместительный рюкзак, который постоянно держал наготове, разгрузочный армейский жилет, который привез из армии, и потертую «эрдэшку». Коснулся рукой стопки старых, выпущенных еще «Мелодией» пластинок с детскими сказками, каким-то чудом сохранившихся с того времени, когда они с Вадимом торчали в этом доме каждое лето. Вспомнил, как мечтал о том, что будет ставить сыну эти хорошие и добрые сказки. Даже отыскал на рынке «заюзанную», но все еще работающую магнитолу «Сириус». Ребенка так и не дождался, а теперь и сами мечты, похоже, уходили в небытие. Егерь сморгнул, почувствовав, что глаза предательски намокли. Сгреб в сторону открытки, которые когда-то коллекционировала его мама, подумав про себя, что удачно подвернулась путевка в санаторий, где она сейчас находилась. Под открытками находился сейф, где Егерь хранил свой «арсенал».

Он был невелик и дополнял «Сайгу» всего двумя «стволами» — ижевской вертикальной двустволкой и карабином СКС. И то и другое было надежным, вдобавок на карабине была установлена немецкая оптика. Там же лежали патроны и оставшиеся магазины к «Сайге». Егерь ухмыльнулся, оценив собственное вооружение, и залез еще глубже в сундук. Там, аккуратно завернутые в черный полиэтиленовый пакет и спрятанные (еще раз ухмыльнулся) в коробку из-под обуви, лежали «макар», обоймы и патроны к нему.

— Ну, вот и пригодился подарок…

Он покачал головой, подивившись своему спокойствию и интуитивному чувству обреченности. Это же надо, как четко в голове всплыло то решение, о котором не думалось еще полчаса назад. Да, с того момента многое изменилось, и то, что лежало в соседней комнате, то, что осталось от его брата, четко это доказывало. Но сейчас раздумывать некогда, нужно действовать.

С последним доводом Егерь был полностью согласен. Делать ноги нужно было как можно быстрее, так как тварь, которой он прострелил голову, никак не укладывалась в рамки какой-то локальной экологической катастрофы. Чем бы ни занималась в его отсутствие Наталья, он чувствовал за нее ответственность. А значит, делать ноги следовало быстро и по возможности аккуратно.

Он развернулся в сторону выхода из дома, попутно сняв со старого шифоньера два спальных мешка. Наталья уже оделась и упаковала свою спортивную сумку, с которой обычно ходила в бассейн. Джинсы, кроссовки, удобная толстовка с капюшоном, констатировал про себя Егерь, оставшись довольным внешним осмотром.

— Ну, все, двигаем. Документы не забыла?

— Нет. А… Вадим?

— Какой Вадим, Наташ?

— Как какой?… Но…

Егерь повернулся к ней, пригляделся в тусклом зеленоватом свете из окон к ее лицу:

— Наташенька, то, что лежит в спальне, — не мой брат. Я не знаю, что это, но стрелял я точно не в Вадима. Стрелял я в непонятную тварь, которая чуть не убила тебя. Понимаешь?

Женщина всхлипнула, кивнув головой:

— Да, конечно, конечно…

Двигатель «Нивы» завелся сразу. Егерь выкрутил руль, выезжая на укатанный грунт между домами, и направил машину к дороге, ведущей к мосту, через который можно было попасть в Ключи, где находилась база лесничества.

* * *

Семеныч шарил по карманам в поисках зажигалки, но она никак не находилась, и прапорщик злился, кроя все вокруг матюгами. За спиной, в клетке, выли и ревели задержанные на «пятаке» нарушители, что было немудрено.

Семеныч пришел в себя позже остальных, у него сразу начала раскалываться голова, поэтому он не стал терпеть их вопли. Ругаясь и шипя от боли сквозь зубы, дергая неудобный ремешок на кобуре, он достал табельный ПМ и не глядя выстрелил в их сторону несколько раз. Потом ему пришлось сделать еще два выстрела и контрольный «звонок» в голову сержанту, который решил вмешаться.

Третий член экипажа не сказал ни слова. Твердый и жесткий руль уазика при резком торможении во время Волны сломал ему шею.

Прапорщик наконец-то нашел зажигалку и щелкнул, прикуривая. Едкий сигаретный дым заполнил тесную кабину, но Семенычу было на это глубоко наплевать. Ему он нисколько не мешал. Глубоко затянувшись, он откинулся на сиденье, пытаясь осмыслить то, что случилось. Получалось не очень…

Небо на севере слегка окрасилось в зеленоватый свет…

Вспышка, ярко-изумрудная, мгновенно выхватившая из тени все вокруг…

Что-то непонятное, мелкое, отблескивающее, пришедшее за вспышкой…

И темнота…

Да, дела…

Семеныч хмыкнул, понимая, что все, что было реальным еще час назад, теперь является чем-то вроде альбома со старыми фотографиями. Почему он пристрелил трех человек? Он не понимал причины, но это его волновало куда меньше того, что творилось вокруг.

А творилось что-то весьма непонятное. Пока прапор курил, мимо пробежал какой-то мужик, за которым гнались несколько дворовых шавок. И все бы ничего, да только у обычных дворняг глаза не светятся желтым светом, как противотуманки.

Где-то вдалеке грохнуло. Через какое-то время звук повторился, только гораздо ближе. И спустя десяток секунд ему стало видно, что один из домов по Первомайской горит. Причем горит весь, от первого до последнего этажа. Возникла мысль, что это бабахнул газ, и тут же пропала.

Семеныч неторопливо докурил сигарету и забычковал ее о простреленный затылок одного из бывших напарников. Попытался завести машину. В движке что-то заурчало, треснуло — и все. Автомобиль умер. Но прапорщик не расстроился, остался все таким же невозмутимо-спокойным.

Он достал из кобуры водителя пистолет и запасную обойму. Засунул ствол за пояс, обойму убрал в задний карман. Обошел машину и у второго бывшего напарника забрал «ксюху» и подсумок с тремя запасными магазинами. Пощелкал переключателями патрульного «Кенвуда», который наконец-таки ожил, выдавая в эфир мат и неадекватные вопли дежурного ГУВД.

Прапорщик покачал головой, внимательно выслушав весь бред, который засорял волны. Минусом в том, что он услышал, было то, что все было непонятно. Плюсом — факт, что заступавший в дежурство майор Пасечник, судя по всему, все-таки свалил домой, оставив вместо себя «желторотика» Ранеева, только недавно окончившего школу МВД. А это было только на руку Семенычу, который уже абсолютно точно понял, что следует делать в ближайшее время.

Наконец-то пришло время, по которому он так скучал, служа в ППС. И он опять сможет окунуться в пьянящее чувство собственного превосходства, которое ему обеспечит право сильного. Так с ним уже было когда-то, в тех местах, где много гор и суровых бородатых мужчин. Там Семеныч чувствовал себя в своей тарелке, проводя зачистки после прохождения армейских частей, стоя на блокпостах и безнаказанно делая все, что взбредет в голову.

Вспомнив о том приятном времени, Семеныч развернулся и пошел в сторону «дворца правосудия», абсолютно реалистично полагая, что до «оружейки» надо бы добраться как можно быстрее. Шаг у прапорщика был бодрый и пружинистый, как у любого довольного жизнью человека, который идет заниматься любимым делом. В принципе так оно и было. У существа, которое еще совсем недавно являлось сотрудником патрульно-постовой службы, впереди было много возможностей для удовлетворения своих любимых пристрастий.

Форменный серый китель давно треснул на спине, в районе лопаток и вниз по шву. Но Семенычу было на это наплевать. Как и на то, что из дыр торчали шипы позвоночного столба, поблескивающие в слабом свете нескольких еще работающих фонарей.

* * *

— А-а-а-а-а…

Монотонный звук стучал в уши, ломился внутрь головы, бил, казалось, прямо в мозг настойчивыми ударами молоточка.

Лexa помотал головой, с трудом разлепив глаза. Сморщился, схватившись за затылок. Там оказалось что-то непонятное, мокрое, торчащее во все стороны какими-то странными выступами. Пальцы еще чуть-чуть пробежали по затылку, ткнулись в мягкую, вязкую и горячую массу. Он отдернул их с каким- то невнятным, загнанным куда-то вглубь сознания страхом. Поднес к глазам, пытаясь рассмотреть поближе то, что клейкой массой держало пальцы вместе, не давая развести их в стороны.

Свет… только сейчас Лешка понял, что света почти нет. Люминесцентные лампы, закрепленные под потолком, смотрели темными прямоугольниками, держащимися на провисших кабелях.

Но что-то горело, отбрасывая рыжие сполохи на светлые стены бокса. В левой стене была большая рваная дыра, пробитая столбом теплоцентрали, которая шла впритирку к гаражу. Туда вытягивало дым от горевшего масла в пластиковых канистрах, от емкости с солярой и запасных камер. Именно они горели, давая пусть и небольшое, но хоть какое-то освещение. Понятно, что дыра не спасала полностью. Леху затрясло от кашля, когда он вздохнул поглубже, легкие сразу наполнились едким дымом от паленой резины.

Пальцы, да, пальцы… в чем это они? Паренек поднес руку к глазам, завороженно рассматривая темную густую массу, лениво сползавшую вниз. Странно, но ему совсем не было больно, хотя голо- ва-то точно была разбита.

— Ерунда какая-то… Ничего не понимаю…

Боли не было… совсем не было.

— А-а-а-а-а-а-а… — продолжало доноситься откуда-то… снизу?!!

Он попытался наклонить голову, чувствуя, как позвоночник трещит от напряжения. А может, и не позвоночник… трещало-то слишком явственно. Лешка напрягся и рванулся вперед. Краснота в глазах сгустилась, надавила, и что-то внутри его головы, раздувшись до размера маленького глобуса, лопнуло…

В себя он пришел от звуков собственного глубокого и грудного кашля и от звуков снизу, перешедших в тихое и тоскливое поскуливание. Лexa покосился в сторону звуков, в этот раз у него, как ни странно, получилось. Причина скулежа сразу стала понятна.

Где-то в метре под ним, чуть подальше, находился Мирон. На ногах здоровяка, полностью размозжив ему ноги от колен и до ступней, лежал двигатель, бывший необходимым пособием в гараже. Обычно он висел на двух цепях, закрепленных на потолке, но сейчас по какой-то причине оказался внизу, попав прямо на Мирона.

Под недавним мучителем широко растеклась темная лужа, тускло поблескивающая в свете начинающих затухать горюче-смазочных. Мирон почти не двигался, лишь слегка крутил головой из стороны в сторону, жадно и шумно дыша и издавая тот самый, почти собачий скулеж.

Лешка осклабился. Да, он вполне понимал, что человек, постоянно насмехавшийся и издевавшийся над ним, по сути, был просто тупым здоровым пэтэушником, который делал все это из-за собственной недалекости. Но от этого Лешке легче не становилось. И сейчас он торжествовал, пусть и в силу сложившейся ситуации, но торжествовал. Ведь сейчас Мирон был совершенно беспомощен и жалок.

«А если…» — мелькнула в его голове мысль, которая неожиданно привела Леху в себя. Абсолютно четко он осознал, что секунду назад думал о том, как поудобнее можно было бы расколотить мироновскую тыкву на несколько частей. Понял и даже поежился от того, насколько четко представился ему сам механизм его последующих действий. Но…

Мысль не уходила, зацепившись за какой-то крючок, и даже продолжала развиваться.

Лешка нервно сглотнул. По натуре своей он был добрым парнем, как говорится, мухи не смог бы обидеть. В деревне у деда до сих пор не мог отрубить голову курице, из-за чего над ним беззлобно подшучивали родственники-пейзане. Никогда не ввязывался в драки, а если кто-то решал наподдать ему, то чаще всего Леха потом долго ходил с разбитым лицом и синяками на самых больных частях тела. Но сейчас…

Непонятное пока чувство заставило его превозмочь самого себя и пытаться сдвинуться с места по направлению к Мирону. В районе поясницы еще раз ощутимо хрустнуло. Он шагнул, с трудом поднимая безумно тяжелые, кажущиеся чужими ноги.

— А-а-а-а-а!!! — Мирон, повернувший голову в его сторону, издал безумный, рвущий связки вопль. — Не надо!!! Не на-а-а-до-о!!!

Что-то звякнуло с левой стороны, ударившись об пол. Лешка скосил глаза, пользуясь тем, что все-та- ки выбрался на более освещенный участок внутри гаража. И замер, еле успев поставить на пол тяжелую, налившуюся свинцом ногу.

Двигатель, лежавший на ногах Мирона, крепился на двух цепях. Длинных, с толстыми звеньями, заходящих на блоки, по которым агрегат можно было опускать и поднимать. Обрывки одной болтались под потолком. А вот вторая…

Вторая, задевшая загнутым крюком о бетон, залитая темной, так знакомо и жутко пахнувшей жидкостью, уходила концом прямо в левую Лешкину Руку. Последнее из видимых звеньев наполовину высовывалось из широко разорванной кожи предплечья. Остальное уходило куда-то вглубь, вздуваясь уродливым, шишковатым наростом. Леха непонимающе смотрел на нее с минуту. Чуть напряг мышцы и вздрогнул, когда она втянулась внутрь. Потом, поняв, что это не все, повернул голову вбок. Чувствуя, как холодный пот ручейками прокатился по спине и лицу, посмотрел на грудь.

Из его тела выпирали непонятно как оказавшиеся в нем куски механизмов, именно металлические части от того самого двигателя, в котором так долго ковырялся Мирон. Они торчали из разошедшихся в разные стороны ребер, заляпанные его кровью, чуть поблескивающие в рыжих отсветах пламени. Неестественные, чуждые и непонятные. И он четко услышал, как там, непонятно каким образом работая, что-то проворачивалось…

И еще он стал выше, заметно выше. Теперь Лешка понял, почему так странно казалось ему то, что он так хорошо видел Мирона.

Но как?!! Каким образом могло такое случиться?!! Страх, вот и все, что чувствовал сейчас парень, час назад зашедший в злополучный бокс. Страх ослепил, затолкал внутрь все остальное, охватил острыми шипами колючей проволоки. В висках стучало громко и отчетливо: ЧТО СО МНОЙ?!! А потом, разом все погасив, в очередной раз пришло спасительное забытье, закутавшее расколотый рассудок в темное одеяло беспамятства…

Осипший от крика Мирон откинул голову на бетон пола. Сил не осталось. Он давно не чувствовал ног, лишь иногда сотрясаемый накатывающимися волнами боли от перекореженных костей и суставов, размозженных двигателем. Мирон скреб пол сломанными ногтями, тщетно пытаясь сдвинуться с места. Когда темная громада замерла, не дойдя до него пары шагов, он тихо и обреченно, как подыхающий двортерьер, завыл, чувствуя, как слезы катятся по щекам.

Но через какое-то время, когда то, что раньше было лохом-неформалом, зашевелилось, лязгая и скрипя, он тоже попытался сдвинуться. И лишь когда над ним нависла огромная тень, лишь тогда он опять безнадежно, устало и тоскливо закричал в последний раз.

* * *

Валеру неудержимо рвало. Скручивало в жесточайших спазмах и выворачивало наизнанку. Трясло в ознобе при всем при том, что внутри у него полыхал огонь, разгоняемый кровью по сосудам. Накатывало так, что он не понимал, почему до сих пор не подох, выблевав собственные внутренности.

Минут через десять его наконец-то отпустило. Тренер упал на колени, уперев в них ладони и оглядываясь по сторонам. Слабость откатилась куда-то внутрь, дав возможность вздохнуть нормально. Валера отдышался, понимая, что неожиданная напасть охватила его на том самом пустыре за спортшколой, куда они с Серегой успели добежать, пока… а что пока?

В голове мелькнул, восстанавливая события, кусок документального фильма в зеленоватых тонах, четко отпечатавшийся на подкорке.

Вот они с напарником выбегают из-за угла, ориентируясь по крикам и хлестким звукам ударов. Видят у подстанции сцепившиеся фигуры. Сергей что-то кричит, устремляясь вперед…

Небо полыхает четко видимыми перекрещивающимися изумрудными полосами. Они соединяются, образуя странный геометрический узор, потом закручиваются в спирали…

А потом откуда-то с севера накатывает плотное густое марево, заслонившее еле виднеющиеся звезды. Резкий, невыносимый свист. Еще несколько вспышек и громкий удар где-то там, вдалеке. Вой ветра, превратившегося в ураган. И что-то проносится сквозь все, что есть вокруг. Через него. Через Серегу. Через тела мальчишек, так и не прекративших драку. Мерцающая мириадами бриллиантовых блесток волна. Такая же, как те, что он видел во время отпуска на штормовом море. Охватывающая все, до чего смогла дотянуться, накрывающая с головой. И темнота…

И вот сейчас он наконец пришел в себя и пытается понять: а что же это такое было? И где напарник? Где пацаны?

Кто-то всхлипнул за подстанцией. И еще раз. Что- то заворчало, глухо и недовольно. Угрожающе.

Валера аккуратно, стараясь не провоцировать собственный организм, подполз к углу и осторожно выглянул. Спустя некоторое время, когда его успевшие привыкнуть к почти кромешной тьме глаза разглядели то, что там творилось, он порадовался тому, что не стал звать Сергея.

Напарник сидел на земле, одобрительно рявкая на мальчишек. Еле пробивающийся сквозь начинающие расходиться тучи зеленоватый свет отражался в его глазах, зажигая в них огоньки. Может быть, они светились и сами по себе.

Сергей, показавшийся Валере каким-то странным и изломанным, опустил руку куда-то вниз. Что-то влажно хрустнуло, и второй тренер поднес ко рту ладонь с непонятной темной массой.

Пять или шесть мальчишек крутились вокруг него, передвигаясь дергаными движениями в полуприседе. Вот один нагнулся к темнеющему лежащему силуэту, чуть развернул его и опустил голову, дергая ею из стороны в сторону. Когда он оторвался от трупа, облака почти полностью разошлись. Валеру, только что выблевавшего все, что было внутри, чуть было снова не скрутило в судороге. Он понял, что же такое дергал зубами четырнадцатилетний Виталик, до недавнего времени бывший отличником в учебе и примерным учеником в спорте…

Валера бежал вперед, стараясь укрываться в тени, если видел впереди какое-либо движение. Он торопился попасть домой, чтобы прихватить то, что всегда лежало наготове в стареньком шкафу в спальне. Тренер очень надеялся на то, что сможет без проблем добраться до своего двухэтажного дома на Ленина. Хотя это уже представлялось ему сложным.

Этой ночью Город зажил новой жизнью, и она, эта жизнь, заявляла о себе странными криками, воем, стонами и воплями боли, непонятными силуэтами, мелькающими в тусклом зеленоватом свете, абсолютно чуждыми и незнакомыми запахами…

* * *

Надя пришла в себя тогда, когда рядом скрипнули тормоза автомобиля. Чуть позже раздались шаги.

Она лежала на боку, чувствуя занемевшей правой рукой неровности асфальта. Застонав от резкой, разом прокатившейся по всему телу боли, попыталась приподняться. Не получилось. Тело, казавшееся ватным, не дало сделать этого простейшего движения.

Рядом кто-то сел на бордюр. Кто? И что с ней, почему она лежит?!

— Надя, Надя… — Она услышала сиплый голос Мансура. — Ты как? На-а-дя-а…

Девушка смогла повернуть голову. Мансур сидел, как-то странно заваливаясь набок, опираясь на руку. Бледный, с темными кругами вокруг глаз, растрепанный…

«В чем у него рубашка?» Надя, сама не понимая для чего, напрягла глаза, пытаясь понять. Белая рубашка спереди была густо заляпана чем-то темным, остро и неприятно пахнущим. И еще, внимательнее присмотревшись, она заметила, что левая сторона лица у ее Иглесиаса в крови, уже запекшейся и кажущейся почти черной в свете единственного фонаря, светившего метрах в семи от них.

— Надюшка… — Он наклонился к ней. — Живая, живая…

— Что с тобой? — Собственный голос, который прорвался через скрипящее внутри, сухое и колючее горло, она практически не узнала. — Откуда кровь?

— Я к тебе ехал… — Мансур наклонился, обхватил ее руками и аккуратно посадил, придерживая за плечи. — Как раз на Соколова выехал, когда все началось.

— Что началось? — Надя почувствовала, что ее неожиданно начало трясти. — Ничего не помню…

— Не знаю, что началось. Накатило что-то со стороны Осиновки. Как будто вспышка сначала, а потом плотный такой типа туман волной. Еле по тормозам успел ударить, перед тем как вырубиться. Головой вот приложился. Облевался весь… жесть, короче. Подъехал, смотрю, ты лежишь. И Катька вон…

Катька?…

Надя посмотрела в сторону, куда ткнул рукой Мансур. То, что издалека могло показаться кучей тряпья, которую не донесли до мусорки, на поверку оказалось ее подругой, лежавшей на асфальте как-то странно, неестественно. Она целую вечность (минуту?!!) смотрела на нее, осознавая, что живой человек не может лежать так, будто суставы у него гнутся в любую сторону.

А раз так, то, значит, Катьки больше нет. То, что валяется на асфальте, это не она. Это просто мертвое тело.

Она зажала рот ладонью, глядя на подругу.

Но почему?!! Что случилось-то? И если с ними произошло что-то непонятное, то что сейчас с папой, мамой и Сережкой?!! Надя резко вскинулась:

— Домой… мне нужно домой…

— А? Да, конечно… — Мансур помог ей подняться. — Сейчас…

Девушка встала на ноги, охнула и схватилась рукой за поясницу, в которой что-то отчетливо выстрелило. Голова кружилась, и ей никак не удавалось сосредоточиться на том, что было вокруг. Чуть постояла, собираясь с силами, потом оглянулась вокруг.

Черные провалы окон пятиэтажек ее двора и почему-то горящие лампы фонарей. Чуть в стороне журчала вода, и Надя краем глаза заметила ее блеск на асфальте у дома напротив. Мелькнула мысль, что где-то прорвало трубу, и тут же пропала. До девушки наконец-то дошло, что во дворе царила тишина.

Тяжелая, кажущаяся ощутимой тишина. Коробки автомобилей, продолговатые силуэты у нескольких подъездов, лежавшие так же, как Катька. И небо странного, зеленоватого цвета, и на нем нет звезд. Оно полностью затянуто плотными тяжелыми клубами туч. Судорожно вздохнув, Надя повернулась к Мансуру:

— Помоги дойти до подъезда, пожалуйста.

— Конечно. — Мансур осторожно обхватил ее рукой, подставил плечо. — Идти можешь спокойно?

— Да. Пошли.

Они сделали несколько шагов, когда пятый этаж ее двухподъездного дома внезапно набух ярко-оранжевыми шарами взрывов. Гулко грохнуло, зазвенело и застучало. А потом весь дом, все его пять этажей превратились в клокочущее доменное нутро, в котором забушевало пламя. Надя закричала, прижав кулаки к лицу, видя, как из окон их «двушки» выхлестывают длинные языки желтого пламени. Как болтается единственный оставшийся целым стекло- пакет на кухне. Как вылетела тяжелая подъездная дверь, когда раздался последний из взрывов, зацепивший первый этаж и подвал. Как из окна первого этажа вываливается фигура одинокого пенсионера Ковалева, охваченная огнем. Он падает на клумбу, высаженную им самим, дергается несколько раз и успокаивается, раскинув руки. И как начинает грохотать в соседнем доме, длинном, на семь подъездов.

— Бежим, Надя, бежим… — Крик Мансура пробился сквозь плотную подушку, которая забила ей уши. — На-а-а-дя-а!..

Он схватил ее за руку, силком потащил к машине. Подбежал, сорвал с себя куртку, сбивая что-то, тлевшее на крыше. Рывком заставил ее, оглушенную и потерянную, сесть на пассажирское сиденье. Обежал машину, хлопнул дверью, садясь и торопливо ища ключи по карманам. Надя посмотрела на него, собираясь спросить о том, что он собирается сделать, когда краем глаза уловила во дворе какое-то движение.

— Мансур… Мансур!!! Смотри!

— Куда?!

— Катька, она же встает…

— Ни хрена себе. Да что ж это такое?!!

Катька вставала…

Видимая в четком свете почему-то горевших фонарей, только что лежавшая без каких-либо признаков жизни, Катька вставала. Надя видела, как скребли по асфальту широко растопыренные пальцы, ломая маникюр, который всегда был идеальным. Угловатыми и неправильными движениями, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно и до жути целеустремленно Катя пыталась встать…

Изогнувшись под немыслимым углом, прокрутившись в тазобедренных суставах, ее ноги твердо встали ступнями на асфальт. Выгнулась шея, подняв тяжелую голову, еще несколько минут назад лежавшую в темной луже, натекшей из-под наверняка проломленного виска. Свет фар, которые включил Мансур, отразился в аспидно-черных глазах того существа, в которое превратилась бывшая Надина подруга. Девушка взвизгнула, видя, как Катя одним сильным толчком, начавшимся в ладонях, встала и направилась в сторону слепящего света, медленно, но все так же целеустремленно.

Двигатель рыкнул, из выхлопной трубы вырвался клуб сизого дыма. Мансур дернул ручку коробки передач. Машина подалась назад.

Выскочив на темную прямую улицы имени архитектора Соколова, автомобиль рванул в сторону дома, в котором жил Мансур, удаляясь из горящего котла двора, в котором уже появились новые обитатели.

Существо, недавно бывшее молодой девушкой, чуть постояло, привыкая к новому состоянию, посмотрело в сторону быстро удаляющихся задних габаритов машины…

Ему было чем заняться в ближайшее время. Оно задрало голову туда, где в зеленом небе клубились тучи, и издало первый охотничий крик в новом периоде жизни бывшего городка нефтяников и газовиков.

* * *

Рита… где Рита?!!

Почему так болит голова? Почему темно? Что за хрень?!!

Александр Анатольевич вцепился в старую, местами облупившуюся крышку стола, поднимаясь. Голова старательно трещала, разрываемая острыми выстрелами боли…

Странный зеленоватый свет падал в комнату через почему-то разбитое стекло. Он оглянулся, пытаясь понять: что все-таки произошло?

В себя врач пришел на полу, у стола, за который вернулся после того, как они с Ритой… Вон лежат перевернутый судок из-под еды и вилка, которая чудом разминулась с его левым глазом. Разбитая стекляшка со спиртом, наполнившая комнату четким и стойким запахом, который до сих пор не выветрился. Покрывало с дивана, комком лежащее на полу. И приоткрытая дверь в «предбанник» морга.

Александр Анатольевич двинулся к двери и тут же охнул, мешком осев по стене. Ноги слушались плохо, отдаваясь какой-то странной слабостью и уже затихающей болью в суставах. На лбу крупными и холодными каплями выступил пот. Паталогоанатом скрипнул зубами, собираясь с силами для того, чтобы встать, когда из-за приоткрытой двери до него донесся какой-то странный звук, больше всего напоминающий… а что, собственно, напоминающий?

Врач сидел, пытаясь отогнать от себя глупую и одновременно страшную мысль. Александр Анатольевич был врачом-танатологом уже почти десять лет. Цинизм, присущий его профессии, он спокойно совмещал с прекрасными материалистическими взглядами на смерть. А также на то, что непременно с ней связано, включая суеверия и страшные бабушкины сказки.

Но звук, который он услышал, напомнил ему только одно…

Так же чавкал громадный алабай, принадлежащий его дядьке, живущему в собственном коттедже. Батыр, матерый взрослый пес, был не дурак пожрать. И когда его мощные челюсти равномерно дробили кости-мосолыги вперемешку с кашей, то он издавал именно такие звуки. Жадно и громко чавкал, пропихивая через мощное горло куски мяса, на которые дядька никогда не скупился для своего любимца. И услышать такой звук в морге?!!

Александр Анатольевич чуть приподнялся, чувствуя, как пот потек по спине, холодный, липкий. Уверенность в невозможности того, о чем подумалось, испарилась, когда звук стал громче. И еще — звук не был одиночным. Чтобы его ни издавало, но оно было не одно.

Тихо-тихо, стараясь не скрипнуть рассохшимися досками, Александр Анатольевич подполз к приоткрытой двери. Чуть помедлил, отгоняя страх, который все сильнее накатывал на него, и выглянул…

Большая комната, которую работники морга называли предбанником, была залита светом, падавшим через два высоких окна. С той стороны работал фонарь, пусть и плохо, но зато почти не моргая. Свет бросал четкую тень от прямоугольника, находившегося прямо посередине и обложенного кафелем. Обычно на него ставили то, на чем или в чем лежали клиенты Анатолия Александровича. Сегодня это место пустовало, зато рядом…

Раскинув в стороны длинные, кажущиеся в слабом свете мертвенно-бледными ноги, на гладких плитках лежала Рита. То, что это была она, врач понял сразу. По большим босыми ступням с длинными пальцами с темным лаком, по короткому, сбившемуся белому халатику. И больше ничего не было видно.

Потому что прямо на ее животе сидел тот самый бомж, который занимал третий стол в «разделочной». Сидел, нисколько не смущаясь фактом собственной смерти от естественных причин и разрезом от горла и до паха, который Александр так и не зашил, а только выскреб всю требуху. Бомж отдирал куски мяса от большой Ритиной груди с маленькими коричневыми сосками, которую еще так недавно мял в ладонях врач. Отдирал, запихивал в рот и жадно чавкал, проталкивая ее внутрь себя. Рядом с ним сидел один из двух парней. Этот ковырялся в нижней части живота мертвой медсестры, добывая оттуда темные ошметки, с которых сочно шлепали тяжелые капли, разбивающиеся об пол.

Патологоанатом замер, слыша, как стучат друг о друга зубы. Руки тряслись…

Скрипнула дверь прозекторской. Ловко и мягко появился третий из недавних «клиентов» морга. Прошелся, не шлепая босыми ступнями по кафельным плиткам, присел. Чутко повел головой по сторонам, гоня перед собой обжигающе ледяную волну животного ужаса, накатывающуюся на врача. Свет отразился в мертвых, казавшихся зеркальными глазах. Глазах, уставившихся в сторону полуприкрытой двери, за которой прятался Александр Анатольевич.

Врач, пятясь задом, отодвинулся подальше в комнату. Существо чуть наклонило голову вперед, судя по всему заметив его. Правая рука судорожно зашарила, пытаясь нащупать… что? Зачем?!! Да хотя бы что-нибудь, что могло бы дать ощущение реальности происходящего!!! Пальцы наткнулись на металлическую ножку перевернутой табуретки именно тогда, когда тварь, не поднимаясь с четверенек, рванула в его сторону.

Патологоанатом успел вскочить и всем своим немалым весом навалиться на дверь. И еле-еле успел вогнать ножку табуретки в старую, выгнутую (спасибо завхозу Петровичу, не успевшему ее заменить) скобу дверной ручки. На дверь обрушился мощный удар от бросившейся всем телом на нее твари. Косяк скрипнул, но выдержал.

— А-а-а!!!

Прыжок Александра Анатольевича в сторону окна совпал с моментом следующего удара. Звон бьющегося стекла, треск рам и двери. Удар ходячих мертвяков был двойным, чего патологоанатом не видел и не знал, падая на асфальт под окном и сдирая кожу с лица.

Вскочив на ноги, он кинулся к воротам больничного городка, не оглядываясь, стараясь убежать как можно дальше. И не видел и не слышал того, что над его головой глубокий зеленый цвет неба уже раскладывался на множество пересекающихся полос, в промежутки между которыми врывались куда более яркие, чем обычно, красноватые сполохи от газовых факелов.

А в окнах большого больничного корпуса свет ламп дергался в странном и ритмичном танце. И еще там танцевало множество силуэтов, странных, искаженных, и оттуда, из окон, раздавалась ни на что не похожая какофония звуков. Сотканная из нот воплей ужаса и боли.

Патологоанатом не видел, что в окно следом за ним выпрыгнули две фигуры, которые метнулись было догонять его, но потом обратили внимание на две столкнувшиеся машины «скорой помощи», возле которых прямо на асфальте лежала кричащая беременная женщина с громадным животом.

Когда они приблизились к ней, нетерпеливо порыкивая и скаля ставшие очень большими и острыми зубы, то… Первый из оживших мертвецов был схвачен ею рукой прямо за горло, вторая рука с мгновенно вытянувшимися пальцами обхватила голову. Пальцы напряглись, что-то хрустнуло, и тело зомби покатилось по асфальту, замерло, а чуть позже рядом с ним шлепнулась оторванная голова с болтающимися обрывками шейных хрящей. А во второго зомби вонзились, выйдя из неожиданно появившейся щели в животе женщины, несколько длинных щупалец, скрутивших его и потащивщих к беременной. Которая, встав, залезла в «газель» и затащила туда зомби…

Александр Анатольевич несся вперед, не замечая, что бежит он с необыкновенной скоростью, быстрее, чем любой олимпийский чемпион, что ноги его гнутся в суставах как-то необыкновенно пластично и что кровь, капающая из глубоких порезов, светится в темноте слегка серебристым светом…

* * *

Кир забрался в вагончик, плотно захлопнул за собой дверь, застегнул цепочку и воткнул швабру в ручку. Его трясло от страха, пронзающего с ног до головы.

За замызганным стеклом одного из окошек выли, ревели и рычали. Там метались тени животных, вырвавшихся из клеток, разбегающихся или, напротив, бросающихся друг на друга. Вот взревела Машка, медведица-пестунья, чей басовитый рык Кир узнавал даже издалека. Зоотехник вжался в дощатую стену вагончика, что-то шепча трясущимися губами и вспоминая то, что совсем недавно происходило там, возле загонов…

В себя Кир пришел быстро, практически не почувствовав ничего странного и необычного. А вот Саныч…

Старший техник метался между клетками, в воздухе стоял бешеный крик и ор животных, остро пахло адреналином, и Киру стало страшно. А когда он понял, что делает Сан Саныч, то не долго думая бросился к своему вагончику.

А Саныч просто отпирал клетки и выпускал на волю обезумевшее зверье. Неизвестно, что перемкнуло в голове старого зоотехника, но делал он свое дело так, что смог отсрочить собственный конец. Сначала он открыл клетки копытных и прочих более-менее безобидных животных, оставив хищников напоследок. Но в конце концов добрался и до них, тем самым подписав себе смертный приговор.

Покончил с ним его любимый, белый как снег Буран, громадный полярный медведь. Вылетев из клетки светлым громадным ядром, он сбил Саныча с ног и, не дав ему подняться, одним ударом мощной когтистой лапы раздробил череп, попутно сняв с зоотехника скальп.

Все это Кир наблюдал в окошко, вцепившись в раму побелевшими в суставах пальцами. Зубы отбивали чечетку, но он все равно продолжал стоять на коленках, чуть выставив над подоконником голову и с ужасом глядя, как вырываются на свободу те, кого так долго держали в клетках на потеху толпе, как волки стремительными серыми тенями выскальзывают в узкий проход, чутко поводя носами, уже почуявшими запах крови, как неторопливо, круша все на своем пути, выбегают громадные медведи, как, распластавшись в прыжке, взлетает на будку с кассой страшная тигриная тень, как растворяются в ночи подвижные фигуры пантер…

Все это Кир наблюдал, вжавшись всем телом в дощатую стену старого вагончика, ставшего для него чем-то типа крепости, которая должна была сохранить ему жизнь. Именно так Киру казалось до того самого момента, когда он услышал, как по крыше торопливо пробежали чьи-то лапы. И еще, и еще…

Он ползком добрался до старой армейской кровати, прикрученной саморезами к полу, и забился под нее. Кир лежал, еле дыша, и от страха настолько не контролировал себя, что в промежности неожиданно стало очень тепло и мокро. Он шептал слова когда-то давно слышанной молитвы, неожиданно всплывшей в памяти, когда, резко зазвенев, вылетело стекло одного из окон. Что-то, вернее, кто-то мягко приземлился на пол, заставив вагончик покачнуться. Чуть позже на пол спрыгнуло еще несколько тел.

Кир крепко-крепко зажмурился. И лишь когда кто-то остановился рядом с ним, обдав волной острого звериного запаха, лишь тогда он открыл глаза.

Последнее, что он увидел в своей человеческой жизни, были умные и слегка грустные глаза старого орангутана, оскалившего пасть и протянувшего к нему странно деформированную лапу с удлиненными черными когтями…

* * *

Реалии

Гриф «Совершенно секретно». Кругу лиц с кодом доступа «Красный А 1–1».

Пункт первый

Из доклада комиссии Министерства чрезвычайных ситуаций РФ по случаю экологической катастрофы в городе Радостном.

Выдержка первая.

Комиссией в составе …..ти человек (РАН, Академия катастроф и сейсмоактивности, Институт медицины при РАН, Военно-медицинская академия МО РФ, представители Генпрокуратуры) были установлены следующие факты:

а) Характер происшествия — неизвестен. Предположительно высказано мнение о срабатывании на объекте «Радостный-55» неизвестного механизма защиты внутренних периметров. Одновременно ярко выражены черты катастрофы как техногенной, так и экологической направленности. Многочисленные взрывы газопроводов, выброс химических веществ с нескольких промышленных предприятий, находящихся на территории города. Одновременно с тем — резкое нарушение фона естественной радиации в связи с невыявленной причиной. Также был произведен выброс активной биологическиопасной формы неизвестного происхождения (т. н. Волна).

б) Основные происшествия произошли разово, в краткий временной промежуток. Рецидивы локального характера имеют место по состоянию на сегодняшний день. Меры по предотвращению распространения возможных вспышек заболеваний, связанных с радиационным и биологически опасным поражениями, проводятся постоянно. Карантин в близлежащих районах не отменен.

в) Следствием событий, происшедших… сего года, стали многочисленные изменения жителей вышеуказанного района, а также животных различных видов, как домашних, так и диких (Примечание об ориентировочных количестве и составе, животных, представленных в местном лесничестве, в приложении №З).

Изменения происходят на генном уровне, вызывая необратимые реакции организмов, впоследствии выраженные в мутациях различного характера. В связи с тем, что измененные жители и животные (в дальнейшем Объекты) представляют собой четко выраженную угрозу окружающим населенным пунктам, Комиссия настаивает на продлении карантина, а также введении режима чрезвычайной ситуации и эвакуации населения из близлежащих районов…

Отчет комиссии М 12/12. Гриф «Совершенно секретно», код «Красный».

Из предварительных исследований Объектов выявлено следующее.

Мутационные изменения проявляются спонтанно, носят четко выраженный кратковременный характер. В дальнейшем организмы Объектов ремиссии не подлежат. Согласно гипотезе проф. Точинова, складывается следующая схема процесса сверхскоростного изменения.

В результате воздействия не известных микроорганизмов включается до сих пор незадействован- ная иммунная система организма. Уровень взаимодействия фактора X (неизвестен) и цепочки ДНК Объектов — полностью зависимый от фактора расположенности к Изменению.

Механизм раскрытия защитных схем крайне индивидуален. Исходя из этого, каждый Измененный является уникальной биологической системой, обладающей схожими признаками с другими Объектами того же вида и типа, но при этом обладающий своими, оригинальными, не осязаемыми обычными органами восприятия особенностями.

Митохондриальное взаимодействие — спорадическое.

Предлагаемые меры: идентичные предварительным. Полный контроль Района с установлением карантина и пресечением любых несанкционированных попыток проникновения за периметр всеми способами, вплоть до физической ликвидации».

Выдержка вторая.

… числа… месяца сего года на станции сейсмологического слежения МЧС РФ, расположенная на территории в/ч 5572/3 (населенный пункт N, ПУрВО), были зафиксированы сильные подземные толчки мощностью в… баллов.

Одновременно с этим спутниками космического слежения МО РФ над территорией стран СНГ был зафиксирован факт крупной природной аномалии атмосферы над территорией г. Радостный, имеющего следующие координаты:… градусов северной широты и… градусов восточной долготы (область РФ).

Тогда же был зафиксирован феномен неясного происхождения, на данный момент известный как Волна, в том же районе. Эксперты аналитических отделов Генерального штаба МО РФ, Центра спасательных операций МЧС РФ, оперативного штаба МВД РФ, главного управления ФСБ РФ связывают данный феномен с последующими происшествиями на территории вышеуказанного населенного пункта.

Согласно данным расследования, проведенным комиссией сотрудников секретных научно-исследова- тельских центров силовых структур РФ, данное явление носило четко выраженный единовременный характер. Дальнейшего хронического протекания зафиксировано не было до… числа… месяца сего года.

На текущий момент зафиксировано три случая так называемой Волны, включая первый. Уровень естественной радиации и биологически опасной активности при последующих двух — неизмеримо меньше первого и не несет тех последствий, что были выражены при оригинальном явлении.

На данный момент представляется наиболее вероятным создать группу ученых в составе (Приложение № 5), для организации в районе н. п. Радостный мобильного научно-исследовательского центра по изучению данной ситуации…

Предлагается рассекретить часть работ по объекту «Радостный-55» для круга лиц, привлеченных к аналитической и исследовательской работе.

Выдержка третья.

… числа… месяца сего года, согласно плану

«Тайфун», направленному на взаимодействие подразделений, войсковых частей и соединений силовых ведомств, были проведены следующие мероприятия:

а) Части… армии ПУрВО были приведены в

состояние боевой готовности № 1 и выдвинуты, в район н. п. Радостный для проведения мер по блокированию жителей зараженной местности.

б) Подразделения МВД РФ и ГУФСИН в составе трех ОМОН, двух СОБР, а также отрядов «Мангуст» и «Кайман» были выдвинуты в н. п. Кротов- ка, Черкассы и Ключи для блокирования всех возможных путей выезда из Радостного.

в) Эскадрилья боевых вертолетов Ми-24 УМ, находящаяся в н. п. N, была поднята в воздух для проведения постоянного воздушного дежурства в вышеуказанном районе.

Все подразделения, задействованные на первоначальном этапе блокирования, на данный момент продолжают выполнять боевые задачи, поставленные командованием операции.

Блокирование н. п. Радостный осуществляется (несмотря на отсутствие необходимого количества JIC и техники) в полном объеме.

Было осуществлено несколько попыток прорыва со стороны, местных жителей, подвергнутых заражению. Мероприятия по пресечению указанных попыток были осуществлены в полной мере, согласно Инструкции №…13/999 от 06 июня… года.

Взгляд вперед — 2

Спасибо парням из группы Сокола. Только их одноразовые гранатометы смогли отправить смока в длительный нокаут, из которого он, буду надеяться, выберется не скоро. Если вообще выберется…

Наши ангелы-спасители возникли, как обычно и бывает в подобных случаях, прямо-таки из ниоткуда. И дружно ошарашили назойливого крылатого монстра залпом из «Мух».

Подозреваю (и не без оснований), что шли они в район «финской котельной», где, как мне помнится, обитала дружная компания из нескольких големов. А против кого, скажите на милость, в Районе еще нужны гранатометы?!! Ну не против же временного контингента военных? И не против «консерваторов», это уж наверняка. В обоих случаях — восьми стареньких «Мух» будет о-е-е-й как мало. А вот против полумеханических упырей, которые так любят подтрунить над рейдерами, паля по ним из всех калибров, — как раз.

Как бы то ни было, сейчас «соколята» топали назад несолоно хлебавши, надеясь только на то, что мы сдержим слово и расплатимся за счет нашей ходки. А мы упорно шли вперед, в полной мере отрабатывая оплаченное сафари, во время которого уже погиб один из экстремалов. Оставшихся любителей адреналина это нисколько не смутило, и потому мы упорно продвигались в сторону краснокирпичных пятиэтажек Сорокового квартала.

Двигалась наша группа туда вполне целеустремленно, надеясь пополнить у Кефира запас боеприпасов, который уменьшился у нас ровно в два раза.

Кефир, он же Сметаныч, — это один из «местных» дельцов. Человек он или уже нет, нам без разницы. Он один из тех, кто остался в Районе, не пытаясь выбраться, выжил в первые месяцы после Волны, пережил и обычные Всплески, и последний, считающийся «гипером». А сейчас наслаждается тем, что здесь считается нормальным существованием.

Штаб-квартира нашего друга-бизнесмена находилась на территории бывшего двухэтажного магазинчика с прилегающей территорией, обнесенной высокой стеной из бетонных плит. И она, штаб-квартира, была одним из относительно безопасных мест во всем Радостном.

Местные старались не связываться с Кефиром из-за его взрывного характера и, что немаловажно, весьма серьезной личной гвардии. Военным он был сугубо фиолетов, а гэбэшникам наверняка сливал что-то, при этом умудряясь наживаться даже на той белиберде, что могла выйти из Района. Ну, скажите, какому чекисту придет в голову составлять таблицу оперативных данных, связанных со, скажем, сезонной миграцией стаи местных одичавших котов-мутантов? И кому интересен факт, что бабка Матрена решила в этом году выращивать на огороде не дурман-траву, а ядерный молочай, который все свои свойства за пределами Района полностью теряет? Вот то-то и оно, а он, Кефир-то, наверняка умудрялся.

Подойдя к перекрестку, от которого до магазина было всего ничего, мы остановились. Вроде бы все было чисто, но что-то меня смущало. То ли тот факт, что на выходе из Гаражей мы так и не увидели ни одного местного жителя, то ли то, что нам удалось протрусить через кусок Парка так удачно, что даже ни с кем не сцепились. Не хочется быть суеверным, но в таких случаях всегда надо ждать беды, нда-а-а…

Тем не менее до штаб-квартиры нашего кисломолочного товарища мы добрались так же спокойно. На подходе Большой поднял вверх палец, показывая, что все в порядке, и мы спокойно втянулись через калитку на задний двор магазина.

Здесь все было как обычно, наполняя душу радостью от ощущения того, что хотя бы что-то остается неизменным. Та же свора церберов, которые, завидев нас, радостно встрепенулись, порыкивая всеми своими, превосходящими количество тел чрезвычайно зубастыми головами. И, как обычно, их тут же успокоил «погонщик» Васек, когда-то прибившийся к Кефиру, которого мы как-то спасли от вурдалаков в районе Топи.

Все так же спокойно мерил шагами территорию полязгивающий сочленениями Фред. И в дальнем углу высилась махина Абрамса.

Эти двое были типичными големами и никакого отношения не имели к какой-либо англоязычной нации. Просто Фред, судя по некоторым дошедшим до меня сведениям, в прошлой жизни был дальнобойщиком. Водилой, которого угораздило попасть под Волну в кабине собственного «фрейтлайнера». Его грудную клетку, если можно ее так называть, с тех пор украшала радиаторная решетка с логотипом этого несомненно прекрасного изделия юэсэйевского автопрома.

Что касается Абрамса, то тут дело обстояло сложнее. Я, если честно, опасаюсь големов. Но этого парня — откровенно боюсь. У меня в голове не укладывалось, как он смог стать двух с половиной метровым шкафом, с ног до головы облаченным в сталь и имеющим на вооружении крупнокалиберный танковый пулемет. Собственно, из-за внешности, мощности и серьезного вооружения его сначала величали Танком. И лишь потом он стал Абрамсом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. РАССВЕТ — ОСОЗНАНИЕ

Мансур быстро выкрутил руль, в очередной раз загоняя машину в какой-то из поворотов. Сзади ухнуло и взвыло. Что-то с размаху приземлилось на багажник, скрежетнув по металлу чем-то острым.

Надя обернулась, не сумев превозмочь желания увидеть, что же там такое. Сдавленно всхлипнула, различив большую темную фигуру, вцепившуюся в багажник сразу четырьмя конечностями и блеснувшую в свете фонаря желтыми огоньками глаз. В следующий момент Мансур еще раз крутанул руль, одновременно тормозя автомобиль. Тварь не выдержала и улетела вбок, стукнувшись о столб дорожного знака.

— Да что ж такое творится-то?!! — выдохнул Мансур и снова отправил свой отнюдь не спортивный болид в скоростной полет, стремясь выбраться на одну из центральных улиц. — Ничего не понимаю, как будто в какой-то третьесортный ужастик попали…

Девушка промолчала. Добавить было нечего. То, что происходило на улицах Радостного, в голове нормально не укладывалось. Не могло такого быть, не могло!!!

Она смотрела на проносившиеся за окном такие знакомые улицы, понимая рассудком, что нельзя сейчас расслабляться, нужно быть ежесекундно готовой к тому, что придется выскакивать из ставшей абсолютно ненадежной машины и бежать. Понимала, но не могла ничего сделать с собой, возвращаясь мыслями назад, вспоминая все то, что случилось недавно.

Они не смогли выбраться из города с центрального выезда. Когда Мансур вырулил на трассу, то сразу повернул направо. Слева полыхала стена пламени, вырывающаяся со стороны железнодорожных путей, на которых всегда стояли цистерны с жидким топливом и газом. О том, чтобы попытаться поехать в ту сторону, нечего было и думать.

Итак, автомобиль рыскнул направо, в направлении трех постоянно горящих факелов. Но проехал всего ничего. Огромная тень пролетела низко-низко, задев крышу, и помчалась вслед за несущимися впереди стоп-сигналами таких же, как они, беглецов. Спикировала вниз, и ночь озарилась пламенем мгновенно вспыхнувшего автомобиля.

«Нова-Калина», получив от крылатой тени подарок летальной направленности, подпрыгнула в воздухе, перевернулась и полыхнула. Мансур ударил по тормозам, еле успев уберечь свою машину от полета в кювет, а Надя прижала руки к лицу, когда увидела чудище, приземлившееся на шоссе…

Большие крылья-паруса с какими-то прорехами на них. Угловатое вытянутое тело с торчащим вперед килем грудины. Узловатые, крепко вцепившиеся в треснувший асфальт серпами когтей лапы. Хлещущее из стороны в сторону бревно массивного хвоста, зауженного к концу и украшенного небольшим лесом острых костяных наростов. Низко пригнувшаяся к земле змеиная шея с какими-то ритмично сокращающимися мешками у основания головы. И сама голова, длинная и покатая, с широкой мордой, темными провалами большущих глаз…

То ли летающему монстру их автомобиль был уже неинтересен, то ли еще по какой-то причине, но их он не стал преследовать. Мансур повернул к мосту, который вел на старую дорогу, через Ключи и Солянку. Срезать маршрут через поворот налево, в объезд города, не получилось. Там их атаковали в первый раз.

Несколько высоких двуногих фигур вылетели из кустов, в пару прыжков покрыв приличное расстояние между собой и машиной. И еще две мелькнули там же, и лишь секундами позже беглецам стало понятно то, что эти твари затеяли. С грохотом рухнул поперек дороги старый, еще деревянный столб с проводами, мгновенно натянувшимися как струны. А твари уже рвались к ним, пытаясь разбить крепкие стекла и оторвать двери, которые Мансур, к счастью, успел защелкнуть. Надя закричала, увидев близко, на расстоянии не больше нескольких сантиметров, то, что лицом можно было назвать с громадной натяжкой. Морда, рыло, харя… как угодно, но только не лицо.

Не должно быть у людей таких выставленных вперед челюстей с торчавшими вперед зубами, которые повергли бы в ужас любого стоматолога.

Не могли человеческие глаза так глубоко запасть, укрывшись сверху козырьками выдвинутых надбровных дуг. И уж тем более не могло лицо так быстро и так густо зарасти щетиной, больше похожей на шерсть.

Ее парень не подвел и на этот раз, мгновенно сориентировавшись и сбив при резком развороте одного из нападавших. Под колесами внедорожника что-то ощутимо хрустнуло, ломаясь, и автомобиль снова рванул вперед. Рванул и скрылся в ближайшем переулке, который вывел их в лабиринт улочек старого города.

А потом они мчались, уже практически не останавливаясь, постоянно крутя по сторонам головами, пытаясь вовремя углядеть неожиданную опасность. Глядели, видели, запоминали.

Хлопья густого зеленоватого тумана, скапливающиеся повсюду, оседающие на землю, стелящиеся над землей, вдоль стен и заборов. Хлопья, из которых в пробегающих по улицам людей выстреливали плотные нити, похожие на щупальца. Еле уловимое взглядом движение. Мгновенно обвивающиеся вокруг корпуса плотные, маслянисто поблескивающие «усы». Рывок, крик, захлебывающийся в тумане. Тишина…

Те люди, что мелькали на улицах… Люди ли это были, подобные им с Мансуром, или те, кто уже потерял человеческий облик?!! Они скользили вокруг, как тени. Постоянно возникали из темноты и терялись в ней же, завидев свет фар. Никто из них не бросился к машине, вернее, почти никто.

Старая женщина стояла посреди дороги на коленях, как сперва показалось беглецам. Мансур уже решил рискнуть остановиться, а Надя собралась открыть дверь, но… В свете фар оба ясно увидели, что из-под застиранной ночнушки, единственной одежды, бывшей на старухе, торчат вовсе не колени, а выпуклые белесые сегменты, перекатывающиеся, как кольца у дождевого червя. Вот что было ниже задравшегося подола ночной рубашки еще советского производства.

А еще встретился им мальчишка на перекрестке, возле здания бывшего кинотеатра. Стоял прямо на разделительной полосе в свете то и дело моргавших в бешеном темпе светофоров. Пяти, максимум шести лет, невысокий, худенький, с кудряшками. Пижамка со спайдерменом и светлые носочки. Надя всхлипнула, глядя на него, не пойми как оказавшегося на улице. А потом обернулась и похолодела.

Ветер чуть шевельнул локоны, открыв лицо с большими, светящимися изнутри серебристым светом глазами и абсолютно гладкой нижней частью лица. Мальчишка просто смотрел на них, не предпринимая никаких попыток что-либо сделать. И они видели потом, отъезжая, в зеркале удаляющиеся отблески в его глазах.

Машина все же вывезла их туда, куда вел ее Мансур. Они почти повернули к нужной грунтовке, такой близкой, такой необходимой…

Удар сзади, сильный, придавший ускорение и без того разогнавшемуся автомобилю. Побелевшие костяшки пальцев на руле. Расширившиеся от страха глаза обоих. Столб…

Когда Мансур, застонав от боли в руке, повернул голову к девушке, то понял, что все его попытки выбраться из города были бесполезными. Надя лежала головой на панели, не шевелясь и не издавая ни звука. Он скрипнул зубами и услышал лязг за разбитым окном. Там высилась махина грузовика, КамАЗа или «Татры», и от нее кто-то двигался в их сторону. Кто-то высокий, тащивший что-то тяжелое и металлическое, задевающее об асфальт.

* * *

Чернота, чернота вокруг…

Лишь изредка вспыхивает красным что-то…

И боль, боль, боль…

Она повсюду. Она проникает в каждый нерв. Рвущая. Огненная…

Мирону было очень и очень плохо. Откуда-то снизу толчками накатывали волны ослепительной боли. Мирон застонал, с ужасом возвращаясь из небытия, в котором царили черно-красные тени и всполохи. Он не хотел этого, но организму было наплевать на желания пэтэушника, организм жил теперь своей собственной жизнью.

Где он? Что с ним? Мысли вяло шевелились в голове, оттесняемые пульсирующими толчками. Думать не хотелось, но ничего другого не оставалось, и он начал вспоминать, не обращая внимания на то, что почему-то его мерно трясет, и на то, что со всех сторон доносится невнятная какофония.

Мастерская, да… авторемонтная мастерская. Зеленоватый свет, который пришел после вспышки. Блистающие мириадами изумрудных капель туманные волны, окружившие все вокруг. А потом взрыв, да-да, взрыв. А еще?…

Балка от крана и двигатель… Он летит вниз, медленно и неумолимо, и ничего нельзя сделать, потому что ноги отказали. Движок летит, как в замедленной съемке, чуть переворачиваясь, красуясь закрашенной ржавчиной и отполированными деталями. Он все ближе и ближе. Да, именно так. Куда он упал?…

Да что значит, куда упал? На ноги Мирона он хряснулся и отправил в нокаут, глубокий и черный. А потом Мирон полз, вернее, пытался ползти. А рядом происходило что-то страшное. Там был тот лошок, которого подняло вверх, закручивая в невообразимые узлы, видимые во всполохах пламени. И что?…

В голове Мирона со скрипом проворачивались мысли, толкая память, ставшую такой вязкой… Что, что ж там было?!! И тут он вспомнил, как ломало и выкручивало тело Лешки… Как воронкой закрутило вокруг него металл частей автомобиля…

Как били фонтанчиками струйки крови…

Он вспомнил это, как и то, что существо, которое было уже не тем неформалом, которого он постоянно шпынял, наклонилось над ним. Крупная дрожь пробежала по искалеченному телу Мирона, когда до него дошло, что он жив. Но раз так, то что же случилось? И почему его трясет, как будто он лежит в плацкартном вагоне?

Мирон постарался покрутить головой, с трудом сосредоточившись на попытке сфокусировать взгляд. Увидел прямо перед собой блестящий металлический шарнир, покрытый коркой запекшейся крови. Взбугрившиеся шрамы вокруг шарнира, рваную майку черного цвета, кабель, выходивший из большой прорехи и поднимающийся вверх. Поднял голову и увидел лицо того, кто был еще совсем недавно Лешкой.

Этот Лешка (или тот, кем он стал) поднял и прижал к себе обвисшую куклу Миронова тела. Тот самый кабель, толстый, в желтоватой оплетке, уходил к нему за затылок. Волос не было, а кожа головы стала одним большим ожогом, переходившим на лицо. На скуле болтался ее шматок с красноватой подстежкой, уже засохший. В дырке поблескивал металл. И тут Лешка повернул голову.

Шея дергаными, неровными движениями с похрустыванием повернулась, и прямо на Мирона уставились глаза с плещущейся в их глубине смесью боли и безумия. Сухие губы растянулись в улыбке. С правой стороны краешек рта треснул, и темная струйка крови покатилась вниз, попав прямо на лоб пэтэушника. Мирон вздрогнул, сворачиваясь в клубок и пытаясь закрыться руками. Тело немедленно отозвалось болью, заставив застонать через крепко сжатые зубы.

— Пришел в себя? — Голос у Лешки был странный, неживой какой-то. — Мирон?

— Чево?… — Пэтэушник трясся, не в силах совладать со страхом.

— Тебе по тыкве стукнуло, а? — Существо, похоже, смеялось.

— А?!!

— Да хорош тупить, а, Мирон! Ты меня понимаешь, нет?

— Да…

— Что «да»? Понимаешь что ли?

— Понимаю… Слышь, Лех, ты куда меня несешь?

— Куда несу? Не знаю, просто иду. Подальше от мастерской, а то там пожар совсем сильный. Ты где живешь-то?

— На Ленина, в двухэтажках, у хлебозавода. Ты чево, вот так прям хочешь идти просто? — Мирон закашлялся. — Ты со стороны себя видел, олух? Епт, годзилла, нах…

Лешка резко остановился, нахмурил брови. У Мирона по спине побежали мурашки.

— Слушай, ты прости, а? Я ж не со зла. Просто…

— Просто?… Ну ты даешь. Тебя, дурака, пожалел, тащу на себе и еще слушаю про то, что я олух? Вот дела… А может, мне тебе головенку-то свернуть? Да ладно, шучу. А то, что прямо вот так тебя несу, так не страшно. В городе чего-то непонятное происходит. Туман вон, зеленый. Недавно «шестерка» прям в столб въехала. Водила вывалился и пополз… а вместо ног — хвост. Да и вообще, странно все это. А ты, кстати, на первом этаже живешь?

— Ну да. А чево?

— Чего, а не «чево». Да просто я на второй не смогу подняться, наверное. Не привык еще, да и тяжелый какой-то стал. А это чего такое?!!

Мирон почувствовал, как его, несмотря на вопль боли, который он немедленно издал, неумолимо поднимают вверх. Лешка закинул его на крышу табачного ларька, причем сделал это очень легко. Закинул — и повернулся в сторону кустов, росших вдоль дороги.

А оттуда, порыкивая и низко пригибаясь к земле, выходила стая собак, голов в пять. Только собаки эти больше были похожи на монстров из фильмов. Морды вытянулись, растянув кожу, через которую виднелись покрытые капающей слюной клыки. Глаза, непропорционально большие, чуть отсвечивали зеленым. У тварей были увеличенные суставы лап и горбы на спинах.

Они подходили, порыкивая и хлеща себя по бокам почти безволосыми хвостами. Лешка шагнул им навстречу, широко расставив тумбы ног и отведя чуть назад левую, заканчивающуюся цепью с крюком руку. Стая окружала его полукругом.

Первой стартовала бывшая некогда полностью черной крупная тварь. Следом рванули остальные, уже безмолвно, прекратив за ненадобностью рычать. Черная собака прыгнула, попытавшись дотянуться до горла неподвижно стоящего Лешки.

Бывший неформал ответил одним, показавшимся Мирону полностью смазанным движением.

Удар правой руки отшвырнул черную назад. Со свистом ударила цепь, сметая следующую тварь, и насадила на крюк другую. Скрипнул механический сустав колена, и еще один пес с хрустом и воем отлетел в сторону. Клыки пятого четвероного со скрежетом сомкнулись на оставшейся мякоти правой руки. Рука повисла плетью…

Лешка взвыл сиреной-ревуном и с размаху саданул псом об асфальт, успев разогнуться и закрыться от настырной черной. Смахнул ее и добавил ногой, вложив в удар весь свой вес.

Мирона неудержимо рвало.

* * *

Последние сто метров до ГОВД Семеныч преодолел бегом. Причина была проста: стреляли. Стреляли активно и используя автоматы. А значить это могло только одно: кто-то возомнил себя таким же умным, как и старший прапорщик. Семеныч рыкнул, почувствовав, как внутри мгновенно раскрутилась пружина злобы, и рванул с места.

Он бежал, хрустя битым стеклом от пивных бутылок и металлическими банками, и чувствовал, как хорошо слушается его тело, которое вроде бы совсем недавно заплыло жирком, сковывающим движения. Ноги отталкивались от асфальта четко и мощно, прокуренные легкие не отзывались хрипом, спокойно прогоняя через себя ровно столько кислорода, сколько было нужно для быстрого бега. Семеныч не задумывался над тем, что с ним произошло, да это было ему без разницы. Главное, вот оно, налицо, то самое чувство, которое было у Семеныча во время службы и в отряде срочного спецназа, и потом в ОМОНе. Прапорщик окунулся в прошлое, понимая, что физическая мощь вернулась к нему именно благодаря случившемуся. И наплевать на прошлую жизнь. Он снова на войне. Он снова охотник, и его ждет много интересного.

Серое трехэтажное здание появилось впереди, подсвеченное горевшими патрульными машинами и оставшимися целыми фонарями. Из зарешеченных окон стреляли по одинокому микрофургону из нескольких «калашей». За фургоном прятались скрюченные фигуры, огрызаясь в ответ из разнокалиберных стволов. Кто? Зачем? Да Какая разница? Семеныч ухмыльнулся и начал действовать.

Несколькими прыжками он перемахнул через бетонные блоки, недавно привезенные и складированные у расширяющегося торгового центра напротив ОВД. Сместился ползком еще ближе к микрофургону, чуть приподнялся, высматривая первые цели. «Ну надо же, — подумалось ему, — и почему я не удивляюсь?»

Ментовку атаковали люди Желтого, местного авторитета. Каким образом урке пришло в голову это делать, прапорщика не интересовало. Да и по барабану, если учесть, что они сейчас являлись помехой на пути к оружейной комнате ОВД.

«Синие» обстреливали зарешеченные окна, откуда по ним отвечали автоматными очередями. Урки были вооружены хуже: карабины, гладкоствольные ружья и дробовики. И захватить «дворец правосудия» они собирались, судя по всему, на чистом энтузиазме. Во всяком случае, именно так оно выглядело. Хотя дела у них явно шли не лучшим образом. Если только, конечно, «микроавтобусные» стрелки не были прикрытием и не выполняли отвлекающий маневр. Но в любом случае судьба их была решена. Ангел смерти в лице Семеныча самым решительным образом намеревался прекратить чинимые ими безобразия и нарушение Уголовного кодекса РФ.

АКСУ дернулся, отправляя в полет маленькие свинцовые кусочки. Стрелял прапорщик экономно, понимая, что пока патроны тратить за просто так нельзя. Несколькими одиночными он снял троих из семи. Остальные решили спастись бегством, наверняка вообразив, что это менты устроили вылазку. Сбежать он позволил только одному, и то недалеко. Затвор клацнул, патроны в магазине кончились. Семеныч выхватил собственный «макар», вскинул руку и, почти не целясь, выстрелил. Как будто ткнул указательным пальцем и при этом попал точно туда, куда хотел. Беглец упал.

— Эй, мужики! — Прапорщик поднял вверх руку с автоматом. — Свои, бля…

Дверь ОВД чуть скрипнула. В образовавшуюся щель осторожно выглянул один из коллег Семеныча, Сашка Кирьеченко. Пригляделся, не опуская ствол «ксюхи»:

— Семен, ты?

— Да я, я, епт. Слышь, Санек, пошли стволы у этих охотников соберем.

— Иду. Там никого нет больше?

— Нет тут никого, одни дохлые.

Кирьеченко нырнул назад и спустя несколько секунд появился снова. Дверь снова скрипнула, закрываясь. Семеныч матюгнулся про себя. Двери в ОВД были надежные, стальные. А он собирался тихо «вальнуть» сержанта за машиной, после чего быстренько навести порядок внутри здания. Ну да ладно. Не вышло так, выйдет эдак.

Покойников они обшмонали быстро, стараясь не обращать внимания на странный увеличивающийся шум, нараставший повсюду. Небо не спешило становиться нормальным и все так же оставалось подернутым зеленоватой пеленой. Вдобавок ко всему начал сгущаться тот самый непонятный туман, который прапорщик уже видел. И туман этот ему очень не нравился, интуитивно и на рефлексах. Что-то было в нем неправильное, он казался живым, как бы бредово это ни выглядело. Семеныч окриком поторопил сержанта, снимавшего с самого дальнего из трупаков, того самого беглеца, охотничий жилет, набитый патронами с картечью и жаканом. Заходя в двери ОВД, Семеныч не оглянулся. И потому не увидел, как туман, двигавшийся мягко и быстро, накрыл бездыханные тела. Через некоторое время в его глубине что-то зашевелилось, пытаясь встать.

Кирьеченко с лязгом задвинул засов, отгораживаясь от окружающего мира. Устало сполз по стене, вытирая пот со лба. Положил рядом четыре ствола и патронташи с жилетами. Достал из мятой пачки несколько сигарет, одну за другой. Почти все оказались сломанными. Наконец одна попалась целая, и он нервно закурил.

— Сколько вас здесь? — Семеныч тоже прислонился к стене. — А?

— Пятеро с лейтенантом. Только летеху ранили. Он как раз на улицу выполз, хотел домой дозвониться. Думал, мобильник внутри не берет. Дозвонился, елки-моталки. Не знаю, выживет или нет. Чего же такое случилось, Семен? Ничего не помню, как будто кувалдой по башке саданули. Ладно, хоть мои на югах, к теще поехали, к морю. Дела-а-а-а…

— Как сажа бела… — Кирпичников, мрачный и плотный старшина, стоявший у окна, повернулся к ним. — А ты чего один, Семеныч? Где остальные?

— Нету остальных. — Прапорщик сплюнул под ноги. — Один шею сломал, потому что за рулем был. А второму задержанный засадил нож, сука, сзади. Я и завалил его, тварь поганую, епт…

— Да? — Кирпич, как его называли за спиной сослуживцы, недоверчиво покачал головой. — Если вы куда въехали, то мне тогда непонятно, чего ты такой целый. Не подскажешь?

— Подскажу, чего ж не подсказать-то…

Семеныч кивнул. И выстрелил, мгновенно выкинув вперед руку с пистолетом. Пуля вошла старшине точно между бровей, отбросив его на стену и выбив из головы большой красноватый сгусток, шмякнувшийся о штукатурку и потекший вниз, на упавшего милиционера.

А Семеныч, нисколько не задерживаясь, тут же всадил две пули в грудь Кирьеченко, который только и успел, что удивленно открыть рот. Тот захрипел, завалился назад, выпустив на грудь карминную струю, вздрогнул несколько раз и затих.

Со стороны «дежурки» раздался топот, прапорщик схватил ближайший к нему АКСУ, тот самый, который поставил к стене уже покойный сержант, перекатился в сторону и выпустил три короткие очереди в появившуюся из прохода фигуру в сером. Фигура повалилась назад, сбивая с ног второго мента. Громко лязгнул упавший автомат. И тут у прапорщика заклинило затвор. Патрон ли был с дефектом, затвор ли был изношенным или оружие неухоженным? Не в том суть. Мелькнула мысль, что можно успеть дотянуться до одного из карабинов, и потом…

Тело прапорщика сработало само, с места совершив пружинистый прыжок. Семеныч сам не понял, как это случилось, летя из «дежурки» в сторону узкого дверного проема. Как в замедленной съемке, он видел, как расширяются глаза того, который старался успеть поднять «ксюху». Не успевал. Семеныч, распластавшись в прыжке, зарычал, вытягивая вперед закостеневшие пальцы рук, подминая жертву под себя, вбивая кончики пальцев под нижнюю челюсть и сминая там внутри что-то хрустящее и подающееся. Фонтан крови ударил ему в лицо, на миг ослепив и заставив зажмуриться, обжег горячей соленой волной и тут же стал слабее.

Прапорщик откинул в сторону еще дергающееся тело, сел и уставился на собственную руку. Покачал головой, не веря глазам. Ногой пнул первого, слабо стонавшего и пытавшегося все же дотянуться до покрытого липкой красной кашей цевья автомата. Встал и пошел в комнату дежурного по ОВД, чтобы добить последнего живого мента.

Лежащий на полу сержант Филиппов уже умирал. Пули калибра «пять — сорок пять», выпущенные Семенычым, разворотили ему грудную клетку, пробив легкие. Одна, покувыркавшись по бешеной траектории, прострелила селезенку. Молодой парень, всего двадцати трех лет от роду, понимал, что ему осталось от силы минуты полторы. Но он, хрипя и булькая пробитыми легкими, продолжал тянуться к автомату, чтобы завалить прапора, убившего своих. Филиппов смог это сделать, из последних, быстро утекающих сил нажав на курок. АКСУ гулко громыхнул в тесном коридоре, прочертив поперек широкой спины в изодранном форменном кителе алый росчерк. Семенова кинуло на колени, он рыкнул, уперся ладонями в плитку пола и не упал…

Филиппов, теряя сознание и уходя в холодную темноту, озаряемую лишь багровыми стробоскопами, понял: прапорщик перестал быть человеком. И он хватал последние разрывающиеся мгновения, в которых видел и острые костистые шипы, торчащие через прорехи кителя, и на глазах затягивающиеся отверстия от пуль, которые незадолго до этого сами вышли из ран, звякнув об пол. И когда Семеныч обернулся, оскалив ставшие очень острыми зубы, Филиппов понял, что все было зря. И что все это сон, и надо проснуться. И умер.

Прапорщик, поморщившись от боли в затянувшихся дырках, одним прыжком оказался рядом с Филипповым. Ударил его ногой, ударил сильно, почти оторвав голову от тела. Добавил еще несколько раз, вминая кости лица, разбрызгивая кровавую слизь…

В «дежурке» лежал на топчане раненый молодой лейтенант. В сознание он так и не пришел, спеленутый поперек груди бинтами, намокшими от крови.

Прапорщик внимательно посмотрел на него, но не стал ничего делать. Пока летеха его не интересовал.

Нашел ключи от оружейки, халатно оставленные на столе дежурным. В груди бушевал адреналиновый пожар, заставляющий Семеныча чувствовать себя почти богом. А как же еще?! Семеныч не знал, что с ним сделала та зеленая волна, но был благодарен ей за подарки, которые она ему принесла. За выносливость, силу и то, что уберегло его от неминуемой смерти.

Для того чтобы попасть в комнату хранения оружия, нужно было пройти мимо «обезьянника». Первого и не очень большого, в котором чаще всего оказывались либо хулиганы, либо пьянчуги. Бомжей туда не помещали, чтобы не натаскать вшей. И вот возле «обезьянника» прапорщик задержался.

Трое парней в спортивном прикиде его не заинтересовали. Так же, как и парочка изрядно потрепанных, но все еще аппетитных дамочек. А вот явная малолетка с длинным рыжеватым хвостом волос, в короткой юбке, открывавшей ноги чуть не до аккуратной маленькой задницы, заставила его остановиться.

Семеныч облизнулся, ничуть не удивившись тому, что кончик языка, ставшего очень гибким, свободно прошелся по всей полосе кожи над верхней губой. Длинноногая «кобылка» вздрогнула, когда поняла, что он смотрит именно на нее, и постаралась отодвинуться подальше по нарам. При этом она старательно тянула юбку вниз, полагая, судя по всему, что тем самым спасет себя от неизбежного. Прапорщик коротко гоготнул:

— Потерпи, мой вишневый пирожок, я скоро.

Девчонка всхлипнула и прижала длинные и узкие ладони к лицу. Семеныч довольно мотнул головой и пошел в КХО.

* * *

Валера осторожно крался через дворы. Да, ему хотелось добраться до дома как можно быстрее, но он уже понял, что делать это нужно очень аккуратно.

Чтобы это осознать, ему хватило того, что он видел на открытой асфальтовой площадке перед школой, где трое монстров окружили женщину.

Да, он струсил, он, борец-профессионал, пускай и бывший. Не попытался помочь женщине, несмотря на ее захлебывающийся крик, в какой-то момент перешедший в дикий вой, а затем в жалобное скуление. Потому что обычные люди не бывают такими изломанными, у них не святятся глаза, как у кошек. У них, у обычных людей, руки никак не могут быть по длине равными ногам. И они не перемещаются скачками, и не выплевывают из себя непонятные сгустки, которые мгновенно «склеили» конечности женщине. Что было дальше — видел только бюст несгибаемого Феликса Эдмундовича, который не сняли ни во времена разгула демократии, ни в более поздние времена. А он, тренер, постарался как можно быстрее пересечь сквер, через который необходимо было пройти.

Хватило вида нескольких быстрых четвероногих теней, которые с непонятными звуками (мяуканьем?!) загоняли двух мужчин, бежавших от них. Мужики так и не смогли убежать. Один-то точно. Его исполненный боли вопль Валера слышал, выбегая из сквера.

Хватило того, что прямо перед ним распахнулась дверь подъезда, выпуская маленького, лет шести, мальчишку. Тот вышел в одной пижамке со спайдерменом, глядя прямо перед собой громадными, в пол-лица, странно светящимися глазами без малейшего признака белка. Прошел мимо, не глядя на тренера, подошел к ограде поликлиники, лежавшей на его пути. Толстые металлические прутья, торчавшие прямо перед ним, почти мгновенно стали ярко-малинового цвета, зашипели и стекли вниз. А он, маленький, взъерошенный, шагнул в проем и пошел себе дальше.

Из-за этого-то всего Валере и приходилось красться, с трудом заставляя себя отлипать от стен низких, в два этажа, домов и выходить из тени. Ему везло, странно, но везло. В городе происходило что-то страшное и непонятное, но пока оно коснулось его лишь чуть-чуть, мазнув самым кончиком кисти, которую макнули в густую палитру ужаса и боли. Впрочем, и этого хватило, чтобы он не узнавал самого себя. Валеру трясла крупная, позорная дрожь.

А в домах… в домах кричали. В домах выли. Кое-где, судя по всему, у тех, кто владел оружием, слышались выстрелы. На первом этаже с громким треском вылетела рама окна. Кто-то, судя по силуэту, мужчина, грузный и одышливо пыхтящий, выпрыгнул наружу. Приземлился неловко, ударившись коленом об асфальт. Валера вжался в стену, желая так, как никогда не желал, чтобы его никто не заметил.

На мужчине была только белая, разодранная на спине футболка и широкие семейные трусы. На ногах ничего, он был босой. На белом пятне футболки, трещавшей на широченной спине, расплывались бурые потеки. Как будто его ударила лапой кошка, только очень большая кошка. Было видно в свете фонаря на козырьке подъездной двери, что на жирных волосатых ногах запеклись струйки крови.

Мужик, встав с колен, рванул вперед со скоростью, которой от него было трудно ожидать. И тут Валера его узнал. Один из завучей «каблухи», отвечавший за воспитание. То ли Бочонкин, то ли Корытов… И жил он вроде бы не здесь, хотя это к делу отношения не имело, но именно такая мысль мелькнула в голове тренера за считаные минуты.

А вслед за педагогом из окна вылетело длинное обнаженное тело. Приземлилось на асфальт и в несколько прыжков догнало завуча, скакнуло ему на спину и завалило набок. Мелькнула небольшая женская грудь, взвихрилась светлая грива волос, блеснули узкие щелочки глаз, и толстяк закричал…

Острые зубы мгновенно порвали заплывшую жиром шею, брызнули темные фонтанчики. Веером ударили длинные ногти на правой руке, разрывая кожу на мешке живота, вспарывая его, и Валера в очередной раз за последние полчаса побежал, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце.

Тренер бежал в сторону ОВД, надеясь, что хотя бы там наткнется на кого-то, кто сможет помочь в этом бардаке. По улицам пронеслось, завывая двигателями, несколько машин. Но среди них не было ни одной патрульной.

Он почти добрался до дома, когда услышал стрельбу со стороны «ментовки». Стреляли часто и в несколько стволов. Причем как одиночными, так и очередями. Валера приостановился, прислушиваясь. И краем глаза увидел плотный клуб тумана зеленоватого оттенка, который появился из-за угла дома. Валера не стал дожидаться, когда станет ясно — нормальный ли это туман или нет, и быстро заскочил в дверь подъезда, благо кодовый замок был механический и с простым кодом.

Поднялся по скрипучим, рассохшимся ступеням, выкрашенным когда-то в ярко-оранжевый цвет. Открыл верхний и нижний замок, влетел в квартиру, закрылся. «Наконец-то можно перевести дух, — мелькнула мысль, — добрался-таки». И тут тихо скрипнула половица в спальне под чьей-то ногой…

Он медленно протянул руку, открывая дверцу шкафчика, стоявшего в прихожке. Нащупал резиновую рукоять туристского топорика, который всегда лежал там вместе с собранным рюкзаком для туристских походов. Вытащил топорик, снял чехольчик с хорошо заточенного лезвия. Оттуда же, с полки шкафчика, взял большой фонарь в защитном корпусе. «Есть батарейки или нет?! Ведь не помню…»

Странно, но куда-то исчез страх, который, казалось, полностью подчинил его себе. То ли домашние стены придали уверенности, то ли осознание того, что бежать больше некуда. Вероятнее всего, и то и другое. Скрипнула еще одна половица. Он встал.

Дверь в спальню была открыта. Свет, неяркий, с зеленым оттенком, косо падал через окно на кухне. И он, этот свет, выхватил из темноты длинную худощавую ногу, которая появилась первой. А потом, одетая в разодранную почему-то кружевную ночнушку, которую он же и подарил на День Валентина, в комнату шагнула Ольга. Его Ольга, которой он так долго добивался и добился наконец под самый Новый год. У нее были ключи от его квартиры.

«Она решила устроить мне сюрприз и пришла. — Мысль возникла сразу же, полная надежды и уверенности в том, что хотя бы что-то сегодня будет хорошо. — А я, дурак, перепугался. А сорочка порвалась… ну, может, зацепилась за что? Точно, я ж там гардины повесил новые, вот и зацепилась».

Рука с топориком пошла вниз.

— Олька?! Оль, ты бы знала, чего на улице творится. Я… Оля? Оля?!

Она сделала еще один шаг вперед. Странный. Мягкий, скользящий и… какой-то неуверенный. Валера утопил кнопку фонаря (остались батарейки, остались!!!) и направил свет на девушку. Горло перехватило спазмом, в животе что-то резко ухнуло вниз, выбросив вверх мороз адреналина.

Темные-темные глаза-щелочки. Зрачки, мгновенно заполнившие всю радужку. Черные полосы лопнувших сосудов под бледной, когда-то очень нежной кожей, сейчас казавшейся пористой и рыхлой, как домашний творог. Все это Валера заметил за те несколько секунд, что она ему дала.

Ольга, растянув узкие губы в подобии ухмылки, блеснула полоской частокола из острейших зубов и метнулась к тренеру.

* * *

Кир перехватил протянутую к нему лапу. Сжал в ладони, чувствуя со страхом, как неожиданно удлинились пальцы, охватывая широкое запястье орангутана. Услышал хруст ломаемой им кости…

Обезьяна закричала, рванулась назад, пытаясь вырваться, задергалась в цепкой хватке. Но зоотехник не выпустил ее, наоборот. Чувствуя, как его наполняет пока неясная, но так четко ощущаемая сила, он выбросил вперед и левую, свободную руку. Схватил орангутана под горло, вцепившись в мягкую рыжую шерсть, подтянул к себе. Джим еще раз коротко заверещал, а потом затих, не делая даже попытки сопротивления.

Кир, действуя по неясному наитию, воткнул взгляд прямо ему в глаза. Старый самец больше не пытался вырваться. Мягкие шаги вокруг кровати тоже стихли. Зоотехник оглянулся. Обезьяны, скорее всего павианы, расселись рядком, точно ожидая дальнейших действий.

— Ты большой и сильный…

— Что?…

— Ты самый большой и сильный. Ты вожак?

— Кто ты? Кто?!. Джим?!

— Ты вожак, ты сильный. Вокруг страшно. Ты вожак.

— Да. Я вожак.

Кир отпустил Джима. Тот отпрянул в сторону двери, сел. Обхватил колени, прижал к груди сломанную лапу, начал раскачиваться и что-то бормотать, опустив морду. Павианы заухали, прислушиваясь к его бормотанию. Зоотехник медленно вылез из-под кровати. Встал, растирая неожиданно затекшие колени. Оглянулся. Павианы, оскалив длинные, в палец, не меньше, клыки, отодвинулись. Он покачал головой, пытаясь прийти в себя…

«Дела-а-а, ох и дела, Кир Кирыч. То ли ты с крыши съехал после того, что сотворилось, то ли спишь. Ну-ка, ущипни себя, да побольнее… опс. А больно. Неужели не сплю? Разговариваю мыслями с обезьяной. Крандец просто. А остальные мохнатые?»

Он повернулся к одному из павианов. Внимательно присмотрелся, пытаясь его заставить поглядеть ему в глаза. Тот отвернулся, старательно глядел куда угодно, только не в глаза Киру. Заворчал, еще больше оттопырив губы и демонстрируя пасть. Но зоотехник вошел в раж, метнулся к нему, схватил прямо за вытянутую собачью морду, не обращая внимания на почти детское всхлипывание, развернул к себе, пристально всматриваясь в умные, такие же, как у человека, глаза…

Они вышли из вагончика через час. Человек в камуфлированном костюме, которые выдавали зоотехникам, и стая из нескольких обезьян. Направились в сторону директорской резиденции…

Женя Байсагин лежал на полу, держась за левую сторону груди и жадно хватая ртом воздух. Его гражданская жена, а по совместительству бухгалтер зооцирка, ревела в углу. На полу валялась пустая упаковка от нитроглицерина. Бухнула дверь.

— Крандец… — Кир посмотрел на директора, который, судя по всему, не смог из-за сердца перенести всю эту галиматью вокруг. — Давно лежит?

— Нет… — Женщина всхлипнула, тряхнув светлыми прядями на голове. — Минут двадцать. Только какая разница? Телефон не работает. Мобильник вырубился. Творится что-то непонятное… а я даже не знаю, есть в этой дыре «скорая», или нет.

— Это точно. — Кир присел рядом с ней. Протянул руку к Байсагину, достал из нагрудного карману пачку «Парламента». Задымил, довольно улыбаясь. — Да и ладно, а? Тут такое творится…

Да ты про что говоришь-то, а? Это же твой директор, дебил!

Данг!!! Звук пощечины был резким и громким. Она схватилась за щеку, выпучив на него красивые, слегка водянистые голубые глаза. Он покачал у нее перед носом пальцем, потом поднес его к ее губам. Повернулся к двери. В комнату скользнули несколько подвижных фигур.

Женщина вскрикнула, еле успев зажать рот. Вторая пощечина пришлась туда же, где краснел первый отпечаток.

— Рот закрой, сучка крашеная. — Кир улыбнулся. — Смотри внимательно.

Он повернулся к обезьянам, чуть наклонил голову набок. Что-то прошептал. Большой павиан немедленно вцепился лапой в ногу Женечки, повернулся к остальным, рыкнул. Несколько обезьяньих конечностей, лохматых, с длинными сильными пальцами тут же последовали его примеру. Тело еле трепыхающегося директора потащили за дверь, сбросили со ступенек. Вожак павианов, перед тем как выскользнуть на улицу, обернулся. Вопросительно уставился на Кира. Тот кивнул. Через несколько секунд из рассветной мглы донеслось сдавленное всхрипывание Байсагина, перешедшее в стон. Чуть позже раздались чавкающие звуки.

Женщина затряслась, побледнев и прижав ко рту кулаки. Безумно взглянула на зоотехника. Бывшего зоотехника.

Тот улыбнулся, продемонстрировав бухгалтеру ослепительно белые зубы. Кир шагнул к ней, схватил за волосы и потащил в угол, к столу, прикрученному к полу болтами.

— Ты теперь будешь делать все, что я скажу. Поняла, тварь? — Удар по затылку.

— Да… только… пожалуйста, только не…

— Пока не отдам. Если будешь хорошей девочкой. Раздевайся…

Она быстро трясущимися пальцами дернула застежку молнии платья. Сняла, скомкала и бросила в угол. Расстегнула бюстгальтер, стыдливо прикрыв локтем мягкую полную грудь.

— Какие мы скромные…

Кир шагнул ближе. Схватил за длинные густые волосы, разворачивая к себе спиной. Она вскрикнула, несильно, по-детски обиженно.

Он сорвал с нее стринги, так нелепо смотревшиеся на ее слишком полном заду. Толкнул вперед, заставляя упереться животом и руками в крышку стола. Встал сзади, расстегивая ширинку.

Кир не был злым человеком. Никогда не хотел ее, бывшую сейчас такой жалкой и испуганной, лихорадочно цеплявшейся за любой момент, державший ее в прошлой, нормальной жизни. Она не поняла, что все ушло и больше не вернется. Никогда до этого момента добрый и покладистый, всегда смущающийся зоотехник не подумал бы о том, что сможет взять ее так, на письменном столе ее бывшего мужчины. Никогда. До Волны.

Тот Кир, который был совсем недавно, пропал, укрылся, убежал, растворился в темной стороне Силы, сейчас полностью владевшей Киром-новым.

И он взял ее, жестоко и жестко. Ей было больно, но она терпела, надеясь на то, что этим все закончится. Она ошибалась.

Когда по ее ногам побежали горячие и ленивые капли и она решила, что на какое-то время ее оставят в покое, Кир свернул ей шею. Резким и мгновенным движением. Она умерла, так и не успев ничего понять. Что, может быть, было и к лучшему.

За дверью, озираясь на лениво заползающие в зоо-цирк клубы зеленоватого тумана, павианы доедали его бывшего директора.

* * *

Александр Анатольевич сидел на подоконнике и из-за занавески внимательно глядел во двор. Во дворе постоянно происходило что-то, что никак не укладывалось в рамки его восприятия.

То, что семья Чолокянов из соседнего подъезда, мгновенно упихавшись в высокий «Санта-Фе 2», уехала куда-то с тремя сумками, было нормально. Ненормально было то, что через какое-то время из подъезда, покачиваясь, вышла старая бабка из их квартиры.

Она приходилась хозяину, Саркису, какой-то дальней родственницей. И, насколько помнил врач, последние года два лежала пластом, полностью парализованная. В чудесные излечения Александр Анатольевич не верил, вплоть до сегодняшнего дня, вернее, ночи. И, как ему показалось, причина такого медицинского казуса теперь была ему абсолютно ясна. Но легче от этого не становилось.

Старуха постояла на крыльце, повертела головой, делая такие движения, которые у собак означают, что они принюхиваются. Шагнула во двор и скрылась в темноте. Паталогоанатома передернуло от мысли, что она теперь будет выискивать добычу. Но как-то не верилось, что неожиданно вставшая на ноги бабка пойдет искать шоколадку «Альпен Гольд». Ну, или, там, «Нестле».

Потом во двор заскочил какой-то растрепанный парень. Один из тех странных ребят, которые надевали розовое и черное, отращивали смешные длинные челки и носили кеды с черепами. Как их там? Эмо?

Парнишка метнулся к дверям дома, пытаясь попасть в подъезд, но все были закрыты. Дверь за бабкой Саркиса захлопнулась сама, из-за доводчика. Эмо-бой заметался, пытаясь выбраться из капкана, которым оказался двор. Дом стоял буквой «г», с открытой стороны у него была стена из бетонных блоков, закрывающая территорию автобазы. Назад парнишка не шел. Судя по всему, именно этого ему не хотелось больше всего. А потом во двор зашли еще двое таких же, как он, только это были девушки.

Парень закричал, бросился в самый дальний угол, стуча по окнам первого этажа, смешно подпрыгивая. Девушки мерно и спокойно двигались вслед за ним. Александр Анатольевич даже приоткрыл форточку, чтобы послушать то, что происходило внизу. По непонятной причине это стало доставлять ему какое-то извращенное удовольствие.

— Лена, Саша! Да вы что, девчонки, да вы что?! Что с вами такое?! Не над-а-а-а! Пожалуйста, не надо!!! Не надо-о-о… а-а-а-а-а!!!

Дальше смотреть было неинтересно. Такое он уже недавно видел.

На столе в кухне валялось несколько пластиковых тюбиков. Промедол, который он стащил со склада горбольницы. Зачем? Александр Анатольевич не смог бы этого объяснить, но они пришлись как нельзя кстати. Именно из-за них он и сидел на подоконнике, глупо хихикая в то время, когда внизу жадно чавкали и порыкивали друг на друга.

Еще совсем недавно ему было страшно. Сейчас же наконец стало хорошо и легко. И даже то, что в организме уже происходили изменения, не пугало его. Хотя именно это вогнало его в состояние дикого, первобытного ужаса. Именно это, а не жуткая смерть Риты и происходившее на улице.

Когда он прибежал домой и долго тер руки мылом и жесткой щеткой, ЭТО появилось в первый раз.

Крупный желвак скользнул под кожей, которая стала неестественного желтоватого оттенка. Возникнув между пальцев, пробежал по внешней стороне ладони и спрятался в запястье. Спустя несколько минут, когда Александр Анатольевич стоял голышом перед зеркалом, они бегали уже по всему телу.

Потом на шее и плечах стали появляться крупные пятна, превратившиеся в бляшки, густо усеявшие верхнюю часть груди, спину и бедра. К исходу того часа, который был первым с момента бегства, активная часть перестройки организма патологоанатома почти закончилась. Во всяком случае, внешне ничего не было заметно.

Именно после этого он достал из шкафа стальную коробку с замками, извлек из нее промедол и вколол укол. Пока один. И его хватило.

К тому моменту, когда начало светать, весь двор густо закрыл зеленоватый туман. Что он делает, Александр Анатольевич уже видел. Семья из трех человек пыталась выбраться из двора. Выбраться они не смогли…

Когда небо наконец-то слегка очистилось и стали видны тускнеющие звезды, врач решился. Медленно ввел себе еще один укол. Открыл окно, примерился и прыгнул на остро срезанные трубы, ограждающие небольшой палисадник…

* * *

Дата: 12.09.202…

Время: 13.09–13.45.

Вход: ^{http://www.kill_joy_city.com}

Пользователь: Ухарь/link 233_345/

Файл: Район/История/Измененные объекты.

Создатель: Bravo_14/83//Ариец

Доступ: полный. Слежение: основной сервер ГУ ФСБ ПУрО РФ.

Информация: загружена. Вывод изображения на монитор.

Камера наводится прямо на лицо широкоплечего, явно немолодого мужчины с наголо выбритой головой. С левой стороны четко видно тату с катящимся восьмиконечным косым крестом. Мужчина чуть напряжен, как бывает у людей, никогда прежде не снимавшихся. Оператор понимает это и отъезжает чуть в сторону, наводя объектив на интерьер большого помещения, в котором производится съемка. На стене за спиной человека висит несколько флагов. Камера быстро отъезжает в сторону, стараясь не зацепляться за них, но тем не менее глаза зрителя успевают заметить черно-золотисто-белое полотнище «имперки», черно-красный стяг с атакующим кречетом и красно-белый флаг с черным пауком свастики. Оператор, понимая ошибку, начинает фиксировать ряд клеток с их обитателями, издающими рык вперемешку с воем. Широкоплечий лысый мужчина с татуировкой подходит к ним, стараясь поменьше светить татуировку: — Итак, курсанты-рейдеры, начинаем краткий курс по выживанию в Районе. Слушать необходимо внимательно, так как сейчас вам будут продемонстрированы основные виды хищных Измененных, которых следует опасаться. И запомните, что Район смертельно опасен даже тогда, когда вокруг тишина и нет никакого движения. Оператор нажимает на кнопку отключения камеры, не замечая, что она продолжает работать.

— Нормально, Саш. У тебя прям как на ТВ получается.

— Да ну тя нах, Серый. — Глуховатый голос мужчины с татуировкой. — Давай уже быстрее все сделаем, и пойду я. Жрать хочу, не могу. Только с утра с рейда пришел.

— Как сходили?

— Да нормально. Зажали у «девятки» пятерых уродов. Три мужика и две бабы.

— Молодцы. Спалили?

— Ага. Провонял весь, насквозь. Давай начинай снимать…

На мониторе вспыхивает надпись:

— Нечеловекоподобные (неантропоморфные) Измененные (уровень опасности — 1):

На экран выводится врезка: крупная тварь, гор батая, похожая на гиену, с тремя головами. Монстр ревет, поводя в стороны пастями, истекающими вязкой блестящей слюной.

Чуть позже вступает лысый Саша:

— Церберы: крупные млекопитающие, бывшие Canis vulgaris. Четвероногие хищники. Ареал обитания: вся территория Района, за исключением Очистных… Нда. Короче, пацаны, раз уж вам смотреть эту лабуду, умничать больше даже и пытаться не буду. Че касается церберов, то церберы — здоровые измененные двортерьеры с двумя, а иногда и тремя башками. Очень опасны.

Следующая вставка: чуть меньше, чем предыдущая, четвероногая скотина. Под впалым животом виднеется еще несколько конечностей, аккуратно сложенных.

— Орфо-псы: такие же, как и церберы, собакоподобные паскуды. Основное отличие — две пары глаз и неограниченное количество конечностей, причем некоторые из них способны забираться на деревья и здания.

В этот раз камера находится на плече или шлеме (вероятнее всего, именно шлеме) и фиксирует длинную улицу дачного поселка. Съемка откуда- то сверху. Внизу под оператором мечутся серые хищники, не очень похожие на санитаров леса (во всяком случае — на первый взгляд). Иногда они смазываются в еле заметные полосы, потом вновь останавливаются, поднимая головы вверх и рыча.

— Туманные волки: измененные млекопитающие эндемичной фауны Района. Также, кроме них, в создании данного вида небольшое участие приняли звери, сбежавшие из того самого треклятого зоопарка на колесах. А среди них были куда как более крупные, чем местное зверье, экземпляры. Мерзопакостные тварюги, которые спокойно могут размываться в еле заметную полосу прямо перед твоим носом. Охотятся только стаями.

Камера наводится на какой-то взгорок. На нем одинокий, очень большой хищник, похожий одновременно и на тигра, и на льва с густой гривой. Тварь густо-серого цвета, с редкими белесыми проплешинами.

— Серые львы: эти все оттуда же, свалившиеся на наши бедные рейдерские головы прямиком с зооцирка. Первое поколение крупных кошек, появившееся уже на следующий год после Волны. Одни из самых опасных неразумных обитателей Района. Длина тела в среднем от полутора до двух метров. Высота в холке — до одного метра.

В объективе клетка. В клетке, вереща и кидаясь на прутья, мечется нечто, одновременно похожее и на павиана-переростка, и на большого шимпанзе.

— Резусы: обезьяны (павианы, шимпанзе, макаки и прочие). Если бы на момент Волны в городе не остановился зооцирк, то такое попадалово точно прошло бы мимо. А теперь, как ни крути, следует учитывать фактор этих братьев наших меньших. Зубастых, нахальных и очень опасных. На данный момент Район населяет уже какое-то по счету поколение этих уродцев, у которых практически не осталось первичных признаков.

Еще одна врезка с камеры, вмонтированной в чей-то шлем. Только при этом владелец шлема явно мертв. Во всяком случае, живой рейдер давно бы расстрелял этих нескольких небольших существ с длинными верхними и нижними лапами, в момент съемки жадно глодающих левую руку.

— Стиго-лемуры: дальнейший этап развития резусов, в какой-то момент, судя по всему, скрещенных с гоблиноидами (смотри далее). Небольшие, особо агрессивные создания, живущие стаями. Высокий уровень интеллекта абсолютно четко отличает их от прочих неантропоморфных созданий Района. За исключением баньши (не доказано).

Крупным планом лицо татуированного Александра. Глаза внимательные, нет ничего, что бы заставило подумать, что он будет шутить.

— Полевики: потомство (прошу не ржать, товарищи курсанты) обычных ежей, подвергнувшихся Изменению. В связи с тем, что данные животные всеядны, они после произошедших мутаций стали представлять из себя четко выраженную опасность для людей.

Съемка, на которой видно несколько катящихся серых шаров, утыканных черными иглами. Мимо пробегает один из церберов. В какой-то момент пес понимает, что шары подкатились слишком близко, и делает попытку удрать. Шары пресекают ее сразу, прыжками передвигаясь ближе к нему и выстреливая в него удлинившиеся иглы. Пес скрывается под серыми, ощетинившимися иглами шарами.

На экране появляется надпись:

Человекоподобные (антропоморфные) Измененные высокого уровня опасности:

На экране мелькает улица, невысокие дома, разросшиеся кусты по краям растрескавшегося асфальта тротуара. Неожиданно асфальт становится ближе, как будто бегуна кто-то толкает в спину. Через микрофон доносится сдавленный крик того, кому принадлежал шлем. Но он быстро прекращается. Потом тело переворачивают одним сильным рывком. В объектив попадает человек, одетый в какую-то рванину, с бледной, синюшной и пористой кожей. Глаза большие и черные, кажется, совсем без белков. Подбородок вымазан в крови, острые и большие зубы блестят…

— Измененный немертвый (зомби): человек, погибший либо во время Волны, либо незадолго до нее.

Во время основного прохождения многие жители Района скончались от острой сердечной недостаточности либо от обширного кровоизлияния в мозг. Они-то и стали основными ходячими угрозами для тех, кто проникал в город в самом начале. Так же, как и для тех Измененных, которых впоследствии стали называть местными.

В объектив попадает человек, выглядящий вполне нормально. Одет в старую, но добротную джинсовую куртку и камуфлированные брюки, заправленные в высокие офицерские сапоги. На плече — автоматический дробовик, на поясе — кобура с револьвером. Руки у мужчины разнопалые. На правой пальцев целых шесть. На левой всего три, толстых и явно сросшихся. Кожа толстая даже на вид, покрытая какими-то наростами, бородавками и крупными волосатыми родинками. Лицо закрыто черной банданой с тремя языками пламени. Глаза, смотрящие в камеру из-под козырька бейсболки, — обычные, человеческие, карие и добродушные.

— Измененный живой (местный): житель Радостного, не погибший и не мутировавший полностью во время Волны. Большая часть «местных» не была подвергнута зачисткам и ликвидации, кроме пытавшихся нарушить карантин и оказывавших сопротивление при Регистрации. Значительное количество местных оказывает полное содействие администрации карантинной полосы. Отношение к рейдерам — различное. Довольно часты. объединения жителей Радостного в группировки по территориальному либо родственному признаку. Наличие оружия контролируется силовой группировкой. Ну, это вопрос спорный на самом деле. Да и ладно. Хочется силовикам думать, что они контролируют несколько тысяч живых в городе, — пусть думают.

Камера наведена на лежащее поперек большого куска брезента коричнево-зеленое тело. Оно очень худое, с торчащими костями. Как ни странно, верх них конечностей ровно четыре, с длинными суставчатыми пальцами. Когти, острые и черные, украшают пальцы рук и ног.

— Кикимора (полностью Измененный): человек, чьи изменения на молекулярном уровне позволили ему жить в наиболее агрессивной среде некоторых территорий Района. Основной ареал обитания: Дельта и Топь. Эта мразота по отношению к людям не просто агрессивна. Кикиморы ненавидят и рейдеров, и «местных».

Саша вновь в объективе:

— На данный момент, к сожалению, мы не обладаем необходимой визуальной информацией по многим Измененным. Так что, курсанты, разбираться с такими объектами, как вурдалаки и големы, вам придется самим. Не говоря уже про смока или гипер- урсусов. Все контакты с данными тварями, как правило, кратковременны. Чаще всего заканчиваются гибелью рейдеров…

Он замолчал. Булькнул водой, наливаемой в эмалированную кружку. Отпил и продолжил:

— Такие твари, как сфинкс и баньши, по большей части являются байками. Но, опять же, никто не доказал, что их нет, нах… Факт, что иногда рейдеры погибают очень странно, успев даже заснять какое-то движение. Но… никто до сих пор не притащил из Района хотя бы мертвое тело одного из этих монстров.

И еще есть Дельта и Топь. Там живности столько, что от нее может прийти в восторг любая кунсткамера. Оттуда тоже приходят по радио ОБС всякие сказки. Вот пиявки в руку длиной там точно есть. Сам сталкивался.

Что касается местных, то тут дело, хммм, сложное. Измененные, они и есть Измененные. Мы, например, их не признаем за людей. В отличие от тех же рейдеров-поисковиков. У них, у местных, тоже есть такие, которые, в свою очередь, не признают нас.

«Новые пуритане»… Это вообще сраные выродки. Они таскают наших баб из тех пунктов, что рядом с Районом. Власти этого не признают, но мы знаем про это. И когда-нибудь уничтожим уродов, раз и навсегда…

Они как опухоль, эти Измененные, как метастазы, которые пытаются проникнуть везде. Власти не понимают, что их не сдержать просто заградительными полосами. Их надо уничтожать, всех до единого, и только тогда… возможно, мы сможем остановить эту заразу.

Камера медленно отъехала от покрасневшего лица с налитыми кровью глазами.

— Район — место большой беды. Район — это война…

Взгляд вперед — 3

Внутри здания был ремонт. Как бы странно это ни звучало. Стены тщательно побелены. На полах хоть и не новая, но зато целая керамогранитная плитка. Ее Кефиру долго откалывали и привозили местные. Расплатился он за нее щедро. Лестница, по которой мы поднимались, тоже была отремонтирована. Перила заварены и покрашены зеленой краской.

На площадке между этажами за мешками с песком сидел Будда. Третий глаз он старательно прятал под повязкой, украшенной силуэтами канабиса. На столе, за которым он сидел, покоился такой же модерновый «Печенег», как и у Большого. Будда любил мощные пушки. В прошлом месяце мы продали ему совершенно «нулевый» маузер-девятку, который попал нам в руки после небольшого грабежа Росрезерва. Мы там вообще нашли много интересного, но это так, к слову.

— Здарова, раста. — Большой подмигнул Измененному. — Как оно ничего и бодрость духа, например?

— Симметрично, как же еще… — глубокомысленно изрек трехглазый.

— Чему симметрично? — Наш пулеметчик заинтересованно остановился. — Э?…

— Твоему хорошему настроению и доброму здравию, брат. — Будда осклабился. Тоже мне, зрелище. Дантистов в городе не осталось, к сожалению. — К Кефиру, полагаю?

— Нет, блин, к ряженке. — Скопа щелкнула зажигалкой. — У себя?

— У себя, конечно. — Будда тоже задымил, мгновенно наполнив тесную лестничную клетку сладковатым дымком. — Только надо ли мне вас к нему пропускать, красавица?

— Эй, поклонник Анки-пулеметчицы… — Большой нехорошо улыбнулся. — Хорош звездеть-то. Не выспался или трава паленая попалась? Хорош выпендриваться…

— А я и не выпендриваюсь, Большой. — Будда нахмурился. — Вы проходите, хоть шеф и не в духе. А эти ваши, которые внизу топчутся, пускай в бар идут. Стриптиз сегодня. Даже днем.

Нда, в принципе он прав. Нечего туристам делать у местного босса, тут только наши дела. В баре перетопчутся, ничего страшного. Особенно если проинструктировать.

— Так, молодцы, остаетесь здесь. Вас проводят в бар. Ведите себя тихо, местных не задирайте. Будут предлагать «горючку» — пейте. Предложат дурман- траву или молочайку… я бы не стал. Откачивать вас потом буду только за отдельную плату. Все понятно?

— Какого хрена, Пикассо? — Старший из туристов, Коля, шагнул вперед. — Что мы в этом баре забыли? Какой стриптиз, чего вы тут несете? Я на сиськи голые с жопами и дома посмотрю. Да даже и бесплатно.

Я хмыкнул, поинтересовался у Будды:

— Кто выступает-то днем?

— Гадюка и Кали.

Большой качнул головой. Ну, вполне его понимаю. После этих девушек туристы явно останутся довольны.

— Да вам повезло, орлы, поверьте, что так оно и есть. Не пожалеете, эт точно.

— Ну, смотри. — Николай недоверчиво зыркнул на меня. — Если говно какое подсуетили, так вычтем из премиальных, которых вы еще не отработали.

Большой успел перехватить Скопу, которая уже шагнула к ним. Туристы, видно, поняли, что их старший сморозил чушь, и торопливо кинулись извиняться. Появившийся из подсобки Клеш проводил их в бар, ну а мы пошли к Кефиру.

К слову, посмотреть туристам будет на что в самом деле. Во всяком случае, нигде больше я не видел женщин с двумя парами рук и грудей. Характер, правда, у Кали не то что бы не сахар… ужасный характер, кровожадный даже. Соответственно, становилось понятно, за что девушку и прозвали Кали.

Ее товарка тоже была созданием удивительным. Прозвали ее Гадюкой за особенности кожного покрова, змеиные зрачки и раздвоенный язык. Были среди рейдеров парни, которые, поговаривают, уединялись с ней в отдельном кабинете. Но ведь чего только не болтают, так ведь?

Тем временем мои напарники уже дотопали по мягкой ковровой дорожке до двери необходимого помещения. Дверь была солидная, стальная, добротно укрепленная штырями в стены. Странно, конечно, что Кефир решил сделать свой офис на втором этаже, непрактично. Ведь уйти с первого через подвал куда удобнее. А в Районе иметь запасной выход необходимо. Хотя… не зря он так сделал, ох не зря. Раз уж столько лет прожил здесь, то явно все просчитал.

Большой постучался кончиками пальцев, очень аккуратно. Дождался приглашения и открыл дверь. Мы со Скопой вошли следом.

Хозяин кабинета ни капельки не изменился со времени нашего последнего визита. Все такой же невысокий (странно, да?), пухленький и какой-то кривоватый. Во всяком случае, лицо у него явно перекашивало в правую сторону. Глядя на него, такого смешного, даже не верилось, что этот маленький Измененный ворочает очень большими деньгами.

— Здорово, бродяги. — Кефирчик махнул рукой. Чиркнул большой каминной спичкой, закуривая сигару, пригласил присесть. — Как добрались?

— Да нормально добрались. — Я плюхнулся в большое мягкое кресло. — Спокойно. И тебе не хворать.

Ребята тоже поздоровались, рассаживаясь. И откуда он умудрился притащить эти дорогущие мебельные изделия, вот что меня всегда интересовало. То ли из загашников бывшей администрации Радостного, то ли под заказ, за бешеные деньги, с Большой земли.

— Ну, ну. — Хозяин хохотнул, открывая дверцу бара, извлек пузатую бутылку из темного стекла. — То-то так грохотало за Гаражами. Не в курсе, кто там с граников-то шмалял?

— Неа. — Большой абсолютно спокойно потягивал предложенный коньяк из толстостенного стакана. — Может, кто решил ворон погонять? Из огородников тамошних?

— Ох, Большой, Большой… — Кефир затрясся в приступе беззвучного смеха. — Ну как скажешь, так скажешь. Как в лужу, да? А ничего после этого вороньего распугивания мне лично плохого не светит?

— Ну, — Скопа, подумав, решила вступить в разговор, — передавало тут радио ОБС кое-что…

— И чего ж оно передавало? — Измененный чуть наклонился вперед, всем видом показывая, что готов внимательно слушать все, о чем будет вещать наша снайпер. — А? Говори, красавица, не стыдись. Дядя Кефир очень любопытный.

— Возможно, что большой смок некоторое время будет лечиться. Осколками, говорят, его зацепило.

Когда он на ворон тех охотился. А вот когда он в себя придет — так точно будет страх каким злющим и голодным. Аки тысяча чертей…

— Я бы даже сказал, как две тысячи… — Коньяк был хорош, ничего не скажешь. Только за это можно было не вилять хвостом, а дать дельный совет. — Так что сам понимаешь, что к чему.

— Понял… — Кефир откинулся на спинку кресла. Почесал в затылке, глотнул из стакана и глубоко затянулся. — Хоть на том спасибо. Ну ладно. Дело пытаете, добры молодцы и девица рейдеры, аль от дела лытаете?

Мы переглянулись.

— Пытаем, о великая баба-яга мужеского пола. — Видно, коньяк подействовал, раз я решил продолжить в былинно-посконном тоне. — Поможешь?

— Так смотря что за дело, да? — Толстячок улыбнулся, мысленно готовясь включить калькулятор.

— Да какое у нас, рейдеров, дело-то может быть. Так… дельце даже, а не дело.

— Ну давай, красный молодец, свет Пикассович, вещай уже, только экстрактно и по сути. — Кефир еще раз гоготнул, прикидываясь персонажем рай- онно-народной сказки. Лишь бы не о Колобке, которого в конце концов прихавали всякие мутанты. Ой и скучно ему тут, ой и скучно. Дурачится вон, как пацан малолетний.

— Туристы у нас, Сметаныч. Важные и денежные.

Угу… — Хозяин кабинета покрутил волосатыми пухлыми пальцами. — Про туристов в курсе. То, что денежные, — хорошо. Чем смогу помочь, да так, чтобы еще и заработать?

— Эти дауны изволят хотеть поохотиться. Причем по-взрослому. — Зубы Скопы с хрустом откусили кусок яблока, которое она взяла из вазы. Яблоко было не местное, это точно. — Хотят бить в глаз дикого голема. Вот. Есть такой на примете?

— Да уж… — Кефир пробарабанил пальцами причудливый ритм. — Действительно серьезные дядьки. А чего так приспичило-то?

— А кто ж их, даунов залетных-то, поймет? — Большой поморщился. — Не, ну мы, конечно, думали поболтать их вдоль Черты, умучить как следует. А оно, слышь чего, никак не получается. Упорные они, понимаешь, как Гус Иваныч Хиддинк после Европы восьмого года.

— Кто?… — Скопа ошарашенно покосилась на нашего пулеметчика. — Какой гусь, а?

Большой только отмахнулся от нее. Немудрено, что она не в курсе, сколько ей лет-то тогда было?

— Ну, раз, говорите, они упрямые, то тогда ладно.

Измененный щелкнул клавишей компьютера, одновременно включив большой плазменный экран на стене. Вот скажите мне, как можно говорить о честности администрации и силовиков, если этот телевизор (одна из последних моделей, кстати) висит на этой самой стене? Явно ведь, что его привезли через Станцию, где у силовиков стоит постоянный гарнизон. И потом уже доставили сюда, как еще-то?!!

Кефир вывел на экран карту Радостного. Карта была куда интереснее той, что забита в моем навигаторе. Во всяком случае, некоторые из значков, постоянно передвигавшихся по ней, точно показывали местонахождение отрядов разных группировок. Как внешних, так и внутренних.

— Вот… — Хозяин ткнул линейкой в самый конец улицы Орлова. — Вот здесь заброшенный и недостроенный поселок. Рядом — котельная…

— Та самая? — Ой, доходили до меня слухи по поводу той самой котельной.

— Наверное не знаю уж, та или нет, но големы в количестве трех штук вышли оттуда аккурат за последние две недели. И один вроде бы сейчас обретается в поселке. Средний такой голем…

Лучше и не скажешь: средний голем. Раз средний, то это значит, что у него явно нет габаритов и вооружения как у Абрамса, к примеру. Легче, правда, от этого явно никому не становится. Наверняка в поселке обретается охрененно злая механизированно-живая оглобля около двух метров ростом как минимум. Какого рода механизм он использует в качестве оружия — вопрос второй. Любой голем потенциально опасен сам по себе, даже если в состав его оснащения входят только совок для мусора и пылесос.

А вот инфа про котельную — это тема. Разведка силовиков не всегда владеет той информацией, которую местные сливают нам, рейдерам. И раз про нее до сих пор четко ничего на Большой земле не известно, значит, Кефир-то точно эти данные пока не продал. И хочет, чтобы мы занялись и проверкой, и доставкой по назначению. А кто-то против? Такой прогиб всегда кстати. У нашей группы уже есть пара «залетов», хотя бы один искупим, так сказать. Эх, если бы не туристы, так вообще замечательно бы все вышло. Ну, уж как есть, так есть, посмотрим.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. УТРО — ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Егерь сидел, глядя через лобовое стекло прямо перед собой. Рядом, вцепившись пальцами в колени, сидела Наталья. Глаза обоих уставились в одну и ту же точку, находившуюся в десятке метров от них.

Мужская рука медленно опустилась вниз между сиденьями и потянула на себя карабин. Левая перехватила его за цевье, приподнимая вверх. Правая, отпустив ствол, скользнула к ложу, палец лег на курок — все так же медленно, стараясь не звякнуть хомутом ремня о ручку коробки передач. Одинокая капля пота пробежала по уже ставшей морщинистой щеке совсем еще не старого мужчины. Щека чуть дернулась, но Егерь даже не подумал смахнуть каплю.

Прямо перед автомобилем, замершим на повороте дороги с выключенными фарами, хлеща себя хвостом по бокам, стоял лев. Или существо, похожее на льва. Почти двухметровое серое тело, покрытое темными, кажущимися подвижными пятнами. Густая грива, похожая на проволоку с острыми концами, торчала во все стороны. Чуть отсвечивающие голубоватым светом глаза смотрели прямо на коробку машины и тех, кто сидел в ней. Широченные столбы лап изредка подергивались, вырывая когтями куски асфальта.

Когда зверюга выскочила сбоку, метнувшись в свете фар, Егерь автоматически ударил по тормозам. Крепко встав на все четыре лапы, тварь подняла фонтаны асфальтовой крошки, заставив Егеря оторопеть. И сейчас в голове мужчины крутилось сразу несколько мыслей, касающихся дальнейших действий. Способность странного «льва» крошить асфальт играючи заставляла насторожиться. Если его когти так легко справляются с дорожным покрытием, то можно предположить, что лобовое стекло зверь выбьет совсем легко. И сможет ли остановить его пуля СКС — тоже еще вопрос…

Сзади нарастал густой и басовитый звук двигателя. Тварь приникла к асфальту, чуть рыкнув и прижав уши. Блеснули клыки в приоткрытой пасти. Егерь покосился в зеркало. Да, так и есть. Прямо к ним приближались огни. Судя по звуку, джип. Да, точно, хоть свет и слепил, но был виден высокий силуэт. Вероятнее всего, какой-то паркетник типа «Санта-Фе». Нагруженный, вон как высится багажник. Егерь осторожно мигнул габаритами еще и еще, пытаясь предупредить людей.

Тварь рыкнула и, расплываясь в стремительном движении, пулей полетела навстречу джипу. Егерь выматерился, понимая, что ничем не смог помочь тем, позади…

Скрип тормозов и громкий хруст пробиваемой тяжелым телом «лобовухи». Джип прокатился мимо, сходя с полотна дороги, устремляясь к обочине. В окне мелькнуло несколько бледных пятен с темными провалами кричащих ртов. И еще там была непонятно как уместившаяся серая, с черными подпалинами тварь. Машина ушла под откос и завалилась набок. Плеснул изнутри придушенный крик, и все. Тишина.

Егерь не стал тратить времени на осмотр, провернул ключ и рванул «Ниву» с места, выворачивая ее в поворот. Несколько раз оглянулся в зеркало, пытаясь различить размазанную фигуру «льва», но ничего не увидел.

— Что это было, что это было?… Господи боже, что происходит, скажи мне, пожалуйста? — Наталья повернулась к Егерю, блестя мокрыми глазами.

Да уж, как будто он и впрямь Господь Вседержитель…

— Не знаю. — Егерь выудил из-под сиденья бутылку с водой, протянул жене: — Открой, пожалуйста.

— Что?

— Бутылку открой, Наташ, я веду машину и открыть не смогу.

— Какую бутылку?! Что это было там, на дороге?!

Егерь притормозил. Открутил крышку, глотнул, чувствуя, как становится легче. Сколько раз приходилось вот так же после боя глотать воду, возвращаясь к жизни. Лучше бы спирта, который плескался во фляжке под сиденьем. Но нельзя, можно расслабиться и не доехать до кордона. Мало ли какая еще дрянь встретится в городе. Глотнул еще, подождал, когда прохладная жидкость скатится вниз. Повернулся к Наталье:

— Ты не нервничай, хорошо? Успокойся, на вот, попей. Нельзя сейчас нервничать, Наташ, никак нельзя. Поняла?

— Да.

Жена кивнула головой, послушно, как маленький ребенок. Взяла протянутую Егерем бутылку и застыла, поднеся горлышко к губам. Потом неожиданно съежилась на сиденье и беззвучно заплакала, уткнувшись лицом в колени.

Егерь погладил ее по голове, наклонился, поцеловал в затылок. Пусть эта девочка ему и изменила, пусть. Но она оставалась тем кусочком его еще совсем недавно прекрасной и мирной жизни, который он не собирался терять. Не сейчас. Да и никогда. И никому, ни людям, ни непонятным тварям, ни Богу, ни черту он не даст ее обидеть. Не простит, да, но и не позволит никому сделать ей больно.

Он завел двигатель и снова погнал машину вперед. Если ничего не случится, то ехать им еще минут сорок. После того как шоссе через пару километров сделает петлю, ехать придется сначала по уложенным давным-давно бетонным плитам, а потом и вовсе по грунтовке. А за мостом дорога вообще станет плохой. Но если в связи со всеми ночными происшествиями река не вышла из берегов, то «Нива» пройдет легко. А после Ключей ехать останется совсем ничего.

Машина легко катила вдоль выстроившихся по обеим сторонам дороги аккуратных коттеджиков и старых, построенных почти сразу после возникновения города домов.

По обочинам клубился густой зеленоватый туман. Несколько домов горело. Во дворе одного из них было заметны изломанные тени, склонившихся над чем-то. Или кем-то.

В свете фар на пятачке асфальта перед спуском на бетонку что-то мелькнуло. Егерь выключил свет и заглушил машину, пустив ее накатом.

— Наташа…

— Да? — Глаза все еще оставались мокрыми, но голос не дрожал. А вот это уже хорошо, умница девочка.

Мужчина улыбнулся.

— Впереди что-то непонятное. Подъедем, и будет видно, что да как. На, возьми. — Он протянул ей, рукоятью вперед, пистолет. — Помнишь ведь, как пользоваться.

Наталья взяла тяжелый вороненый пистолет за ребристую ручку. Подняла на Егеря глаза и кивнула. Щелкнула предохранителем, оттянула раму, досылая патрон. Подняла ствол вверх, отведя в сторону окна. Егерь одобрительно хмыкнул, нажимая на тормоз. Подождал, когда машина окончательно остановится, открыл дверцу, подхватил карабин. По-кошачьи плавно выскользнул наружу.

Наталья смотрела ему вслед, понимая, что все-таки ее муж был и остался тем, кем его сделали. Прекрасной, экономичной, страшной и кому-то когда- то так необходимой боевой машиной. Годы мирной жизни слегка притупили все-то, что он умел, но не смогли лишить его этого смертельного мастерства ни на йоту. Сейчас все стало на свое место и Егерь опять вел собственную войну. За нее, предавшую его, в первую очередь. Не за себя, нет. Это она поняла сразу…

Егерь скользил, прижимаясь к земле. Впереди стояли две машины, грузовик и какая-то импортная легковушка-седан. Грузовик, судя по всему, въехал в иномарку, впечатал ее в столб электролинии. А его водитель сейчас шел к тем, кого сбил. И в руке водителя было явно что-то тяжелое и металлическое, скрежещущее по неровному асфальту.

* * *

Девчонка прекратила кричать. Давно, минут десять назад. Только судорожно всхлипывала, размазывая по щекам слезы.

Пятнадцать минут назад к ней в камеру зашел Семеныч. Прапорщик был доволен осмотром, который произвел в «оружейке», так как теперь ему стало понятно, что боеприпасов хватит на первое время с избытком. В таком прекрасном расположении духа он и появился в камере.

Рыженькая сжалась в комок, пытаясь отползти от него подальше, чем еще больше порадовала его. Семеныч полюбовался на нее еще немного, добродушно попыхивая сигаретой, прежде чем приступил к действиям. Сначала она молчала. И лишь когда он спустил брюки, открывая то, что до этого момента пряталось под ними, только тогда она закричала. Безнадежно и пронзительно…

После того как первое желание прапора было удовлетворено, он отпихнул ее в сторону. Ногой отправил в угол разодранные вещи, одобрительно хлопнул по нежной коже на ягодицах. Она вздрогнула.

За стеной громко возмущались две размалеванные сверх меры лахудры, на которых сначала остановился его взгляд. Они уже давно мешали пра- пору целиком погрузиться в нирвану, поэтому он решил прекратить этот галдеж. Еще раз потрепал рыженькую, мол, не печалься, скоро вернусь. Встал с нар как был, голышом. Его это нисколько не смущало. Достал из кобуры «макар», поменял обойму и дослал патрон в патронник. Больше оружия при нем не было, он оставил его в оружейной. Дверь скрипнула, повернувшись на давно не смазанных петлях.

— Ой… — Высокая лахудра, увидев его, немедленно заткнулась, постаравшись спрятаться за свою товарку.

А вот та ничего не заметила, продолжая орать. Вероятнее всего, их обоих привезли в ГОВД совсем пьяными и хмель из голов до сих пор не выветрился. Вместе с выделившимся во время перестрелки адреналином эти обстоятельства выдали жесточайший коктейль, который и не давал тетке успокоиться.

— Ка-а-а-зе-ел!!! А слабо не с девчонкой справиться, а с нормальной бабой?! — надрывалась она, ни разу не потрудившись обратить внимания на подругу. — Гандон ментовской! Да я тебе…

Банг!!! Ее швырнуло на стенку, по которой она медленно сползла на пол, хрипя и хватаясь за грудь. Глаза закатились, ноги засучили по бетонному покрытию. Семеныч ухмыльнулся, глядя на ее подругу, которая также скорчилась рядом, закрывая голову руками.

— Доорались, коровы? — Прапорщик наклонился над ней, потыкав в макушку стволом пистолета. — Сейчас контрольный звонок в голову тебе с подругой, и все, будете знать, как бороться за права человека. Усекла?

Сзади лязгнуло, тем лязгом, который знаком всякому, кто имел дело с оружием. Именно такой звук издает затвор автомата, когда его отводят назад и отпускают, досылая патрон из магазина. Семеныч начал разворачиваться, когда загрохотало.

Стрелок опустошил весь магазин, выпустив тридцать патронов в широкую спину прапорщика практически одной длинной очередью. Это и подвело его, когда после первых десяти ствол повело вверх и в сторону. Если бы на месте худенькой девочки с хвостом рыжеватых волос был кто другой, кто умел обращаться с такой штукой, как АКСУ…

Но свое дело очередь все-таки сделала, повалив тяжелое тело Семеныча на его жертв, избороздив спину отверстиями от попаданий. Он рухнул, захрипев и забулькав продырявленными легкими, выплеснув изо рта целый поток крови.

Девочка всхлипнула, опуская АКСУ. Автомат повис в правой руке. Левую, дрожащую, она поднесла к лицу, растирая слезы напополам с потекшей тушью.

— Су-у-у-ка-а-а… — Она вдруг истерически хохотнула. — Тварь… я его завалила! Тварь конченая, сучара, да подыхай ты у-же-е-е-е!!!

А Семеныч если и умирал, то очень медленно. Странная, набухшая гипертрофированными мышцами и ощетинившаяся острыми выступами фигура все еще дергалась.

Женщина, которой прапор не успел выпустить мозги, встала и подошла к рыженькой. Приобняла за плечо и начала подталкивать к выходу из камеры:

— Пошли, пошли отсюда. Да быстрее, дурочка, быстрее.

Девушка послушно двинулась вслед за ней. Женщина покосилась на нее, оценив, что из одежды на ней был только лифчик на тоненьких бретельках. Посадила ее на первый попавшийся стул и пошла в «дежурку». Вернулась с комплектом городского камуфляжа, который отыскала в стенном шкафу. Кинула его девушке и подошла к третьей камере. Пацаны, которые в ней, уже навытяжку торчали у решетки.

— Слышь че, подруга, — коренастый и невысокий в темно-синем «адидасе» обратился к ней. — Если по уму, так нас бы тож выпустить надо как-то?

— Да ты чего, дружбан? — Женщина улыбнулась, щелкнув зажигалкой и закуривая сигарету «Явы», пачку которой взяла все в той же «дежурке». — Прям по уму и прям надо?

— Ну а че? — «Спортивный» сплюнул через решетку. — С какого перепугу нам здесь теперь оставаться-то? Выпусти, подруга…

— А оно мне надо? Ты думаешь, я не видела, как ты глазенками своими паскудными на девчонку-то зыркал? — Тетка сплюнула на пол не хуже, чем узники ИВС. — Нет уж, земеля, ты посиди. Вместе с дружбанами. Выпустят потом, как все успокоится.

— Ну, ты сука… — Парень покачал головой. — Найду — башню снесу. Поняла?

— А то, землячок. Вся аж трясусь от страха. Бывайте, гамадрилы.

Женщина подняла рыженькую девушку и двинулась к выходу из ОВД. Та уже пришла в себя и была почти спокойна.

— Тебя как зовут-то? Меня Галя.

— Катя… — Девушка покосилась на валяющиеся в коридоре трупы ментов. — Это он их всех?

— Наверное. Ты с автоматом умеешь обращаться? Ну, кроме того, чтобы стрелять?

— Нет, Галь. А что?

— Да вот, думаю, что нам с тобой, подруга, нужно пару таких вот штук прихватить. Мало ли, какие кавалеры встретятся. Раз уж этот ментяра такой красивый был.

— Ну да. — Катя согласно кивнула головой. Нагнулась и подняла один из двух «огрызков», валявшихся на полу. Повесила на плечо. — Давай вместе дойдем до меня, а?

— Давай-давай.

Галя осторожно отперла засов на двери и потянула ручку на себя. Выглянула, внимательно осматривая окрестности. Справа все было спокойно. Она повернула голову налево, пытаясь высмотреть — что же там?

Холодная когтистая лапа схватила ее под подбородок, проткнув кожу, и, цепко ухватив за мышцы шеи, рванула на себя. Галя закричала, влекомая с крыльца вниз, прямо под ноги пяти темных фигур, пахнущих сгоревшим порохом и кровью. Тени, еще недавно бывшие теми, кого расстрелял Семеныч, мгновенно сомкнулись над ней. Еще один надрывный крик, и все…

Катя пулей вылетела из дверей ОВД и рванула в сторону. Тут же две подвижные тени метнулись за ней. Девушка оглянулась, увидела их и припустила еще быстрее.

Она больше не оглядывалась и не видела, как трое оставшихся мертвецов неторопливо вошли в бывший «дворец правосудия», жадно принюхиваясь к густому запаху смерти.

Легкие Семеныча натужно хрипели, прогоняя воздух к изменившемуся сердцу, которое сейчас работало часто-часто, поддерживая жизнь…

Кровь, багрово-темная, в бешеном темпе мчалась по сосудам, помогая восстанавливаться поврежденным внутренним органам…

Пористая защитная ткань, образовавшаяся между кожей и мышцами, медленно, но верно выталкивала из ран деформированные пули.

Мысли, не так давно витавшие где-то далеко отсюда, постепенно возвращались, подстегиваемые все более настойчивыми окриками организма.

Первым из чувств вернулось обоняние. Следом — слух. Ставшие очень чуткими, они тут же подсказали, что рядом опасность…

Трое недавно оживших мертвецов задержались в коридоре. Голод, сжигавший их изнутри, не был погашен бедной Галей. Двое, те, что были поменьше, остались, жадно чавкая. Третий, высокий и мощный, двинулся дальше. Потусторонняя жизнь, которой его наградила Волна, не сделала существо тупым и медлительным. Да, мозг не функционировал так, как раньше. Но и остатков мышления вполне хватало на простейшие действия. Его ноздри чувствовали запах живых где-то там, впереди. И он шел именно туда.

Парни, оставленные Галей в камере, попятились в дальний угол, увидев, кто показался из-за поворота коридора. Самый молодой, заскулив и обмочившись, сполз по стене вниз. Мертвец остановился, потрогал прутья, рванул их, проверяя на прочность. Рявкнул зло, поняв, что не сможет достать добычу. Повел ноздрями, глубоко втягивая воздух, и пошел дальше, на вкусный запах крови.

Наклонился над телом Семеныча, принюхиваясь. Недавно умершего здоровяка что-то беспокоило. Он не мог продумать это, не мог осознать, но мог почувствовать. Наконец, решившись, перевернул тело лицом вверх.

Рука, а вернее, лапа с мощными когтями пробила ему горло и отбросила в сторону. Прапорщик встал, покачиваясь, шагнул вперед. Одним коротким и сильным ударом почти полностью оторвал голову. Наклонился…

Парни в спортивных костюмах зажали уши, стараясь не слышать чавканья, торопливого и жадного, доносящегося из-за угла. Через минуту оно прекратилось, и сразу после этого напротив их решетки выросла махина Семеныча. Хмыкнул, оглядывая их, и шагнул к выходу, стараясь уловить остатки запаха рыженькой. Ее он хотел достать как можно быстрее и наказать. Да!!! Именно наказать, но не убивать. А эти, что в камере, пускай посидят в качестве НЗ.

По коридору он пролетел, не оглядываясь на вжавшихся в стены зомби. Злоба распирала почти полностью восстановившееся тело прапора. Оружия он брать не стал, так как оно ему уже не было нужно. Новые возможности помогут ему справиться с сучкой и без ствола. Даже если она вооружена и нашла защитников.

Выскочив на улицу, Семеныч принюхался, озираясь вокруг. След он нашел быстро: рыжая побежала вправо. И еще за ней пошли двое мертвяков. Прапорщик заревел, понимая, что может не успеть, и побежал вслед за девчонкой, не обращая внимания на то, что за ним оставалась еле заметная дорожка из кровавых клякс. Нужно было спешить.

В здании отдела внутренних дел кормились два живых мертвеца, а в последней из запертых камер самый молодой из троицы «спортивных» быстро и целенаправленно сошел с ума. Сел на колени перед стеной и начал равномерно отбивать поклоны в бетонный пол. Через несколько минут на полу появилась небольшая красная лужица.

* * *

Валера шел по улице имени Ленина. Шел торопливо, но не скрываясь, положив на сгиб руки двуствольную ижевскую «вертикалку». В обоих стволах сидели патроны с картечью, которых у него была целая коробка.

Целью маршрута он выбрал дом, в котором жил его школьный друг, Сашка. Тренер очень надеялся, что тот сегодня не был ночью на своем обычном месте работы, в морге. И понимал, что никуда ему не деться от того, что придется проверять контору местного танатолога на предмет его там присутствия…

Совсем недавно Валера сидел на полу собственной квартиры. Прижимал к груди перемазанными в крови руками голову Ольги. Вернее, то, что осталось от головы после удара топориком. Гладил длинные темные волосы. Перебирал их в пальцах, удивляясь, какие же они все-таки мягкие и шелковые. Молча глотал слезы, которые никак не хотели останавливаться. И изредка, уткнувшись в уже начавшую холодеть шею, тоскливо и почти беззвучно выл, содрогаясь от внутренней боли.

Да, он понимал, что Ольга умерла задолго до того, как он вернулся в квартиру. И нападало на него что угодно, только не она. Но можно ли это было вот так сразу разложить в голове, смиряясь с мыслью о том, что ему пришлось сделать?

Но прах к праху, а он-то был жив. Не понимал, что происходит вокруг, да и не особо хотел. Единственной мыслью было желание найти хотя бы Сашку в надежде, что с ним ничего не произошло. Именно поэтому Валера встал, бережно отнес тело Ольги на кровать и завернул его в покрывало. Потом подошел к шкафу-купе, в котором был спрятан оружейный сейф. Тихо и нерадостно подумал о том, что каким же правильным было решение о вступлении в охо- тообщество и приобретение пусть и подержанного, но все еще очень надежного ружья.

Патронов было маловато: две коробки мелкой дроби, одна с картечью и несколько жаканов. Ну, уж что есть, подумалось ему, хорошо хоть так. Жакан и картечь он впихнул в патронташ, сколько влезло. Остальные засыпал в карманы охотничьего костюма. Топорик повесил на специальную петлю, закрепил на ремне. Захватил документы. Чуть посидел на кровати, глядя на запеленутое в ткань тело. Осторожно подержал в руках совсем остывшую ладошку, которая после смерти вернулась в свое нормальное состояние. Погладил тонкие пальцы, на один из которых так мечтал надеть кольцо.

Забрал в прихожей упакованный рюкзак, спустился по лестнице и вышел из подъезда. Повел стволами ружья из стороны в сторону и чуть расслабился, не заметив никакого движения. Зеленоватого тумана тоже не было. В пятиэтажке поблизости все так же кричали, как будто ломали с треском что-то деревянное. В соседнем районе, судя по отсветам и запаху, что-то горело. Причем очень серьезно.

— Ну и ладно, — пробормотал он себе под нос. — Потопали, Валерун.

И вот теперь он шел по Ленина, стараясь держаться ровно посередине. Начало светать, хотя не так, как обычно. Небо до сих пор было какое-то зеленоватое, с пересекающимися линиями.

По дороге Валере пришлось один раз стрелять по странным, похожим на собак созданиям, которые метнулись к нему откуда-то из-за высокого серого дома, за которым, как он помнил, находилась мусорка, где постоянно терлась целая стая дворовых шавок.

— Ни хрена себе песики, — мрачно усмехнулся он, когда высокие и горбатые твари растворились в сероватой рассветной мгле. — Это чего же дальше-то будет?!

И в этот момент последняя из собак неожиданно резко остановилась. Ее подбросило вверх, закрутило штопором. В воздухе хрустнуло и брызнуло во все стороны красным. Прямо перед тренером приземлилась собачья голова.

— Да что ж это такое-то, а?!! — заорал, не выдержав, Валера. Там, где только что произошло это нечто, воздух закрутился в видимую спираль и чуть позже растаял.

Дальше он шел очень аккуратно, стараясь рассмотреть впереди все, что могло показаться странным. Даже включил фонарь, хотя раньше опасался это делать. Уже показался перекресток с Первомайской, когда откуда-то слева ударили одиночные выстрелы. Валера осторожно выглянул из-за угла, прижимаясь щекой к шершавому кирпичу.

Пятясь спиной к нему, в его сторону двигалась высокая худенькая девичья фигурка, которая отстреливалась от двух быстрых силуэтов, мельтешивших в десятке метров от нее.

Тренер думал не долго. Уже на бегу, взводя курки, Валера отчетливо понял, что тот страх, который был недавно, — улетучился. Полностью и окончательно. Он успел добежать до девчонки вовремя, когда она споткнулась и начала падать назад, теряя из поля зрения низкие двуногие силуэты, тут же рванувшие к ней.

Ба-бах!!! Правый ствол выплюнул картечь, снеся ближнего. Второй метнулся вбок, прыгнул, выгибаясь, как кошка, но тренер хладнокровно выждал, когда тот окажется совсем рядом, и выстрелил.

Картечь попала прямо в бледное оскаленное лицо с глубоко запавшими темными глазами. В свете вспышки Валера успел заметить окровавленные лохмотья на груди, кровь на рыхлой, творожистой коже мертвой хари. Голова монстра треснула, как арбуз, расколовшись и выплеснув содержимое.

Пульс стучал в висках отбойными молотками. Валера быстро переломил стволы, понимая, что не успевает. Первый из нападавших уже вскочил на ноги и смазанным движением скользнул в его сторону. Тренер успел только ткнуть его стволами ружья, пытаясь откинуть в сторону. Тварь отбила удар, чуть пригнулась и ринулась на него, скаля немалые клыки. «Ну, вот и все, — мелькнула мысль, — а как глупо-то…» В лицо неожиданно ударило чем-то липким и мерзким. Чуть позже пришло осознание того, что рядом заткнулся автомат, выпустив последние пули.

Тварь упала на асфальт, несколько раз вздрогнула и затихла. Валера мотнул головой, сбрасывая крупные капли пота, выступившие на лбу. Вставил патроны и приставив ствол к голове мертвеца — спустил курок и разнес ее вдребезги.

Сзади всхлипнула девчонка, подойдя ближе. Он обернулся, и она уткнулась лицом ему в грудь, а чуть позже зарыдала, молча и страшно. Тренер гладил ее по волосам, глядя на вздрагивающий задорный хвостик, перетянутый резинкой, и водил головой по сторонам, приговаривая:

— Тихо, тихо. Все хорошо, уже хорошо.

И опять не успел среагировать на неожиданно соткавшуюся в воздухе высокую фигуру, полетел на землю, чувствую, как плечо наливается болью. Ткань плотной куртки разошлась в стороны, словно от удара опасной бритвой. Кровь появилась, разом смочив рукав и начав сочиться к манжетам. Ушел в сторону рывком, и, как оказалось, вовсе не зря. Мгновение спустя по асфальту сильно ударила босая и деформированная стопа.

Ружье валялось неизвестно где, и Валера выхватил топорик. Оценил ситуацию быстро и профессионально.

Девочка лежала в стороне, живая или нет — непонятно. Прямо перед ним стояло нечто массивное, голое, с перекатывающимися булыжниками мышц. Голый череп чуть поблескивал, торчали какие-то острые участки на плечах и локтях. А так — человек человеком. Одним словом, монстр. Стоял, не нападая, но готовился к схватке, красуясь собственной мощью.

Мощь впечатляла. И мощь мышц, и длинные когти, и даже то, что болталось между ног. Тренер узнал того, кто стоял перед ним, несмотря на все изменения, произошедшие с этим злобным ментом, с которым приходилось сталкиваться во время соревнований. Дело было нешуточное.

Валера перенес вес на опорную ногу, пытаясь понять, как начнет атаковать мент, когда тот с ходу ринулся на него.

Махнув топором, срубил лоскут с твердого и покатого плеча, но удар когтистой лапы пришелся по ребрам справа. Уже падая, заработал вдобавок коленом в солнечное сплетение и смог лишь откатиться в сторону, судорожно хватая воздух. Понял, что опять не успел, и на этот раз, судя по всему, фатально.

Семеныч торжествующе захохотал, занося руку для последнего удара…

* * *

Во двор, расположенный среди невысоких домов, стоящих буквой «г», вошел мальчик в пижамке с человеком-пауком на груди. Беззащитный и кажущийся огорченным.

Две немертвые Измененные, собиравшиеся вступить в бой со стаей горбатых тварей, не так давно бывших собаками, застыли при его появлении. Начали пятиться к высокой бетонной стене. Одна, еще сохранившая девичью красоту, тоскливо заскулила. Вторая, у которой на футболке под густой коркой крови виднелась фотография давно и бесповоротно повзрослевших ребятишек из «Токио Отель», спряталась за подругу.

Четыре пса, которые только что были готовы разорвать зомби из-за неподвижной фигуры, висевшей на остром металлическом заборе палисадника, также отступили. Горбатая поджарая тварь с черными полосами по бокам, с громадным наростом на правой стороне шеи заворчала. Осторожно, боком, начала сдвигаться в угол двора. Остальные последовали ее примеру.

Ребенок оглядел двор глубокими черными глазами. Взгляд остановился на темном силуэте, давно обмякшем, с концами труб, торчащих из развороченной спины. Голова с кудрями, которые легко колыхались в абсолютно безветренном пространстве двора, наклонилась набок.

Нога в светлом носочке сделала шаг вперед. Еще шаг, еще. Он четко двигался к телу Александра Анатольевича, который не смог выдержать всего, что свалилось на него, и выпрыгнул из окна.

Тварь с наростом рыкнула, явно не желая, чтобы мальчик добрался до вкусного куска мяса. Собака боялась, это было видно по ее неуверенным движениям, но сдаваться явно не собиралась. Голый облезший хвост бешено хлестнул по впалым бокам. Она приоткрыла пасть, выпустив ниточки вязкой слюны. Зарычала еще раз, подбадривая себя, напряглась для прыжка. Остальные твари, повизгивая, также начали привставать. Когда мальчик почти дошел до забора, собака атаковала.

Прямо в прыжке ее подхватило, высоко подняв в воздух. Крутануло и бросило на стену дальнего дома. Чмок…

На стену брызнуло красно-бурым. С мягким шумом мохнатый мешок с переломанными костями бухнулся на землю. Ребенок задумчиво посмотрел на это и повернулся к остальным Измененным. Первыми с места стартовали немертвые девушки, одним махом оказались на гребне стены и скакнули вниз с высоты трех метров. Собаки бросились к выходу из двора, сшибая друг друга, визжа и подвывая. Малыш проводил их взглядом, даже не попытавшись применить ту силу, которая только что размазала по штукатурке самую наглую из них.

Александр Анатольевич все еще был жив. Ему было больно, очень больно. Глаза невидяще уставились на невысокие травинки, колыхавшиеся у основания хорошо вкопанных труб. Прямо под ним серебрилась большая лужица его ставшей такой странной крови. Сам же он плыл, плыл в какой-то всеобъемлющей пустоте, то проваливаясь в нее глубоко-глубоко, то всплывая на поверхность. Из открытых и, казалось, ослепших глаз вытекла одинокая слеза. Блеснула и упала на землю.

«Проснись… проснись… ты нужен… проснись

«Я все-таки умер? Как же так, ведь только что я был жив…»

«А ты и так жив, просто ты спишь. Просыпайся быстрее…»

Он застонал, вырываемый из черной пропасти забытья…

«Кто ты такой? Кто?!!»

«А кем ты хотел бы меня увидеть?»

«Ты что, у меня в голове говоришь, что ли?»

Александр Анатольевич закашлялся, начиная приходить в себя.

«Если хочешь, то пусть я буду у тебя в голове. Ты только давай просыпайся…»

«Я не хочу. Я должен умереть…»

«С чего ты это взял? Что за глупости в такой умной голове?»

«Я стал монстром, чудовищем. Рита умерла…»

«Рита умерла? Сегодня многие умерли, Танат. Приходи в себя, приходи».

Тело бывшего патологоанатома дернулось, как от разряда дифибриллятора.

«Почему ты назвал меня Танатом? И кто ты?»

«Танат не самое плохое имя для тебя. И ты прошел через смерть, знаешь ее…»

«Кто ты?»

«Я? Пока никто. Тот, кто поможет тебе стать самим собой. Хочешь?»

«Из-за тебя я не умер? Зачем это нужно?»

«Ты не умер из-за самого себя, ты не должен был умереть. И это просто нужно…»

Фигура, обвисшая на трубах забора, вздрогнула и начала подниматься. Он закричал…

«Больнобольнобольнобольно…»

«Терпи, это недолго. Все почти закончилось».

«А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А- А-А НИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»

«Вот и все. Хватит орать. Открывай глаза, ну же!!!»

Он открыл глаза. Посмотрел вверх, на давно начавшее светлеть небо, покрытое зеленоватой сеткой. Вдохнул воздух, возвращаясь к жизни. Потом опустил взгляд.

Взглянул в бездонную пустоту глаз стоявшего перед ним. Его закрутило, всосало в их клокочущую серебром глубину. Бывший патологоанатом летел вперед, в то время как его тело возвращалось к жизни.

Сверкающий огнями тоннель, поворот, поворот, еще поворот. Его не удивляло происходящее. Трудно удивляться такому после того, как воскрес. Еще один кувырок вперед, все. Он увидел. Он понял. Он осознал…

Становившееся светлым небо смотрело в неправильный прямоугольник двора. Оно видело, как незаметно исчезла маленькая фигурка, растворившись в остатках ночных теней. И как потом существо, стоявшее возле громадной лужи собственной крови, пришло в себя.

Врач полностью перестал быть человеком.

Его имя стало тем, каким и должно было стать.

Именем посланца царства теней и смерти.

Танат понимал, зачем его вернули.

* * *

Мансур покрутил головой, пытаясь понять, что он может сделать. Толкнул дверь, которая подалась, заскрежетав. Почти выдрал карабин ремня, отстегиваясь. Вывалился из ставшего смертельной ловушкой салона. Попытался встать…

Его скрутило в спазме, затем стошнило чем-то непонятным, едким, обжегшим горло. По голове изнутри лупили кувалдой, и она кружилась так, что он даже не мог подняться.

Скрежет приближался, отдаваясь в гудящей пустоте, которая заняла место мыслей. Шаркающие шаги становились все ближе. Мансур застонал и попробовал ползти, стараясь отсрочить смерть, подходившую все ближе.

Пальцы цеплялись за старый, выщербленный асфальт, подтягивая ставшее таким непослушным тело. Легкие растягивались и сипели, как дырявые мехи шотландской волынки. Кровь стучала в висках, гонимая сердцем, которое, казалось, работает в несколько раз быстрее, чем обычно. А может, так оно и было? Но он полз, упорно полз в сторону обочины, желая прожить еще хоть немного.

Позади что-то грохнуло, обрушившись всем весом на заднее крыло разбитой машины. Шаги становились все ближе и ближе. А подушечки пальцев Мансура уже стерлись от тех усилий, что он прикладывал. Он попытался встать, и это ему почти удалось. Почти.

Парень рухнул на колени, стараясь не распластаться полностью. Его повело куда-то вбок, пришлось выбросить в стороны руки. В пальцах мгновенно стало горячо, кожа лопнула. Мансур оглянулся, пытаясь хотя бы разглядеть того, кто хотел его убить.

Высокий и грузный мужчина в потрепанном водительском комбинезоне, заляпанном жирными пятнами масла. Невидящий взгляд белесых и мутных глаз. Неверная походка. И тяжелый колун на пластиковой, прорезиненной на конце длинной рукояти. Именно топор и скрежетал, задевая об асфальт.

Мансур развернулся на месте. Жажда выжить сменилась апатией, ведь бежать было бесполезно. Он был сейчас беспомощным, как новорожденный. Взглянул на неторопливо приближающегося монстра, затем на топор, который начал медленно подниматься в воздух. Взгляд остановился на нем, поднятом в самую верхнюю точку…

БА-АНГГ!!!

Грохот выстрела разорвал тишину. Тело Измененного дернулось, заваливаясь на Мансура. В последний момент он еле успел уклониться. Труп рухнул рядом, звякнув напоследок топором.

Мансур сел на пятую точку, обхватил руками колени. Отходя от пережитого смертельного ужаса, он затрясся крупной дрожью. Ему не хватало воздуха, и он глотал его широко открытым ртом. Со стороны машины раздался негромкий звук. Он посмотрел туда, увидел темный силуэт, нависший над Надей. Попытался привстать, но сил опять не хватило, стукнул кулаком по асфальту и заплакал. Ему не было стыдно. Слезы текли по лицу, измазанному пылью, оставляли грязные дорожки.

— Что с тобой? После аварии в себя прийти не можешь? — услышал он спокойный и уверенный голос мужчины, бесшумно появившегося перед ним.

Мансур поднял голову. Мужик лет около сорока, высокий, худощавый, в уже изрядно потертой «горке», поверх которой странный жилет с пересекающимися ремнями и закрепленными на них сумками разной величины. В голове всплыл термин «разгрузка». Да, такие таскали спецназовцы, которых показывали в выпусках новостей и телесериалах. В руке он держал длинное ружье с деревянным ложем. Не такое, которое Мансур видел, когда гостил у дяди, и даже стрелял, оно выглядело совершенно по-другому и казалось заточенным не только для охоты.

«А ведь это он стрелял, — мелькнула мысль. — Спас меня…»

— Сотрясение что ли? Эй, земляк, ты меня слышишь?

— Да… — Мансур наконец протолкнул слова через пересохшее горло. — Спасибо. Вы меня спасли.

— Да не за что. — Мужчина присел рядом, взял его голову в крепкие ладони, повернул лицом к себе. — Так, зенки не плавают. Если и сотрясение, то не такое, чтобы долго тормозить. Эй, парень, там, в машине, твоя подружка?

— Да… да-а-а. Моя девушка, Надя. Она умерла во время уда…

— Ерунду-то не пори. — Мужчина встал. Достал из кармана пачку сигарет и закурил. — Она живая. Вот только без сознания, это да. Дела у нее куда хуже, чем у тебя.

— Живая? — Мансур обалдело уставился на спасителя. — Правда?

Мужик сплюнул и ухмыльнулся:

Вот ты тормозишь, а? Русским языком говорю живая твоя Надюшка, живая. Тебя как зовут-то, владелец битой иномарки? Ты вроде как не совсем русский, да?

— Мансур. А вас?

— А меня Егерь. Просто Егерь. Вставай уже, а то простатит заработаешь, на холодном-то сидеть.

Егерь помог ему подняться. Довел до машины, где посадил в кресло. Сам пошел к своей «Ниве», которая стояла чуть дальше по дороге.

Мансур сидел и смотрел на Надю, которую Егерь уложил на сиденье, откинув его максимально. Живая, живая, милостив Аллах, не допустил гибели невинных…

Да, вот так радовался молодой татарин, владелец изуродованной машины. Вокруг происходило черт-те что. Впереди была полная неизвестность, а он радовался. Ему не приходило в голову, что Надя может умереть по дороге от внутреннего кровоизлияния. Что они просто могут не доехать. Что он сам сейчас практически недееспособен и слаб, как новорожденный. Это все могло подождать, главное, что его Надя жива, и он жив, и то крохотное, что есть у них одно на двоих, тоже.

Рядом глухо заворчала подъехавшая «Нива». Хлопнули дверцы, раздались шаги. Егерь, заглянув в салон, осторожно приподнял девушку за плечи, чтобы взять ее к себе на руки. Рядом с ним появилось женское лицо, чуть позже стало видно и саму женщину, помогавшую вытаскивать Надю. Мансур скрипнул зубами и попытался заставить тело слушаться. Немного удалось. Он выбрался из своей машины, доплелся до «Нивы» и даже вытянул руки, чтобы подхватить Надю за поясницу.

Егерь зыркнул на него, но не стал ничего говорить. Только одобрительно мотнул головой, когда вдвоем им удалось приподнять еле дышащую Надежду и положить на широкое заднее сиденье относительно новой второй модели «шевроле».

— Вещи с собой есть какие-то? — Егерь повернулся к Мансуру.

— Сумка ее и мой рюкзак. Там, на сиденье…

— Я принесу. — Женщина упругим шагом направилась к разбитой иномарке.

— Жена?

— Ага.

— Надя это… — Мансур вздохнул. — Она беременна…

— Что? — Брови Егеря поползли вверх. — Сколько?

* * *

Лешка шел по улицам родного городка. Аккуратно, стараясь не потревожить переломанных в нескольких местах ног Мирона. Тот уже привык и лишь изредка матерился и скрипел зубами.

После нападения собак Леха стал осмотрительнее. Рваные укусы его уже не беспокоили. Они затянулись в течение нескольких минут, повергнув и его самого, и товарища по несчастью в некоторый шок.

«Ну, нет худа без добра, — решил бывший металлист. — Пригодится, наверное, дальше».

Уже совсем рассвело, но вокруг было много тумана, и все казалось нереальным. Странным. Гротескным, как подумалось более образованному Лешке. Что там себе думал тихо постанывающий Мирон, оставалось загадкой. Но наверняка и ему было не по себе.

Все вокруг на глазах становилось другим, чужим и незнакомым. Менялось, плыло и превращалось в кошмар, который мог бы прийти на ум лишь безумному сценаристу из второсортной киностудии. Прямо на глазах стены одного из домов покрылись серым, кажущимся живым ковром мха. Деревья, которых в Радостном было очень много, громко скрипели. Листья на них дрожали, принимая стальной оттенок и становясь острыми как бритвы. Тот самый туман, которого было много ночью, тоже не сдавался, собираясь в большие скопления вдоль домов. Изредка в нем начиналось какое-то шевеление, если рядом пробегало что-то небольшое. Вроде двух кошек, прошмыгнувших мимо ребят совсем недавно. Кошки бежали медленно, спотыкаясь через раз, что было немудрено. Тяжеловато передвигаться ровно и быстро — подобиям сиамских близнецов. Собаки пока не встречались.

Жителей тоже практически не было видно. Лишь пару раз впереди кто-то быстро перебежал дорогу, почти вплотную прижавшись к асфальту. В окнах иногда мелькали бледные лица с темными провалами глазниц, и все. Крики, на которые прошедшая ночь оказалась так богата, с рассветом почти полностью стихли. Что их ждет впереди? Этого Лешка не знал. Было непонятно даже, какими глазами на него посмотрят родители. Он очень надеялся, что с ними все в порядке, хотя…

После всего, что пришлось увидеть и испытать за ночь, хотелось верить, что с ними случится хоть что-нибудь хорошее, но уверенности в этом не было абсолютно. Почему-то казалось, что им предстоит еще долго идти в никуда. Возможно, через много лет весь этот кошмар и закончится. Но не раньше.

Тем временем Мирон опять впал в зыбкое состояние полусна, в которое был погружен перед встречей с псами. И Лешке волей-неволей пришлось идти тише. На какое-то мгновение в голове снова появилось какое-то странное чувство, которое подсказало, что им с Мироном предстоит быть вместе еще очень и очень долго. Мелькнуло со скоростью болида «Формулы» и пропало. Но последствия остались, и одним из них было то, что Леха шел крайне осторожно, стараясь лишний раз не встряхнуть раненого.

Впереди показался перекресток с Первомайской. Серый кирпич этих домов еще не был покрыт никакой дрянью, оставался таким же, как вчера. До Изменений.

И оттуда, с перекрестка, донесся тонкий и протяжный женский крик. Полный боли и отчаяния, он неожиданно прервался на высокой ноте.

— Держись, дружбан, — буркнул Леха, ни на минуту не задумываясь о том, что бы это могло быть. Даже если специальная ловушка — не ему ее бояться.

И он побежал с той кажущейся неторопливостью, что бывает у локомотивов, тягающих товарные составы. Асфальт под его ногами трещал и брызгал во все стороны серым крошевом, а на плече орал Мирон, которого дико трясло.

Они вылетели на перекресток. Лешка крутанул головой в одну, в другую сторону, увидел: на тротуаре валяется девчонка с хвостом рыжих волос, невысокий худощавый мужчина, принявший боевую стойку, явно собирался защищать рыжую от…

И высокая, плотная фигура без какой-либо одежды, перевитая жгутами мышц под блестящей кожей в наростах. Острые шипы, торчащие из плеч, локтей, идущие гребнем вдоль позвоночника. Существо, только что отправившее человека в нокдаун, покачнулось на массивных ногах, собираясь его добить.

Мирон, не успев ничего понять, в очередной раз оказался лежащим на земле. Лешка рванул в сторону схватки. Вот только перед этим он вытянул назад правую, заканчивающуюся пусть и ставшей очень большой, но все же человеческой кистью, и выдернул из стены подоконник. Да, да, именно подоконник, плиту в метр длиной. Одну из множества, что по непонятным причинам украшали с внешней стороны все окна домов этого района.

Выдернул и метнул в голозадое чудовище. Плита разом набрала громадную скорость и с хрустом врезалась монстру прямо в левый бок. Тварь отлетела в сторону, совершив красивейший пируэт. А Лешка уже несся к поверженному чудовищу, сотрясая землю и вбивая в асфальт колонны ног.

Монстр вскочил, тряся головой, растопырил пальцы, украшенные длинными когтями, и согнул в коленях узловатые нижние конечности. Зарычал и ринулся навстречу Лехе. Он уступал ему в росте и массе, но был по-звериному гибок и пластичен. Монстр успел полоснуть «ботаника» когтями по правой руке, но потом все везение для него разом прекратилось, так как Лешка вышел из себя, второй раз подряд…

Мощный пинок, и гибкое, хотя и массивное, тело укатывается в сторону. Мастодонт, еще не так давно бывший пэтэушником, догоняет его, не останавливаясь, добавляет второй ногой. Монстр подлетает в воздух, врезается в стену и начинает падать вниз. Но живой поршень Лешкиной правой руки не дает ему этого сделать, вбивая обратно в стену. Стена вздрагивает, брызгает мельчайшими кусками желтой штукатурки. Изо рта твари вырывается багровый фонтан крови, тварь рычит, захлебываясь ею. Пытается атаковать еще крепкими руками, но Лешка не дает ей это сделать, прижимая железом колена и хватая за глотку. Потом поднимает монстра и лупит им, как дубиной, о толстый ствол старого тополя, торчащего у дороги. Тополь содрогается от удара, монстр сползает на землю, но снова пытается встать. Воздух со свистом рассекает стальная цепь, вниз блестящей молнией летит крюк. Хруст и вой, короткий и смертельный…

Бывший прапорщик стоит на коленях, а потом разом заваливается набок. Лешка дергает на себя цепь, растущую из левой руки. Крюк с отвратительным чмоканьем выходит наружу, потянув за собой что-то красное и липкое. Вокруг лысой, с оттопыренными ушами головы разливается большая темно-красная лужа.

Лешка стоял, тяжело дыша. Он узнал того, кому проломил голову. Слишком часто видел его на «пятаке» возле дома, чтобы не узнать. Тот еще гад, и все же, кем бы ни стал бывший милиционер, но он был когда-то человеком… наверное… Лешка развернулся в сторону тех, кого спас, и замер. Прямо в лицо жутко смотрели два черных ствола:

— Ты кто такой, мать твою за ногу? Отвечай, быстро!!!

* * *

ГЛАВА ПЯТАЯ. ДЕНЬ — ОТТОРЖЕНИЯ

В комнате было довольно светло. Лампа, забранная в колпак из стальных прутьев, горела исправно. Плевать было лампе на то, что в Радостном уже полсуток что-то рвалось и рушилось и линии электропередачи давно были нарушены. Да, сей нонсенс светил ярко, и нам не пришлось искать свечи и керосиновые лампы.

В углу на продавленном старом диване хрипло дышал наконец-то заснувший Мирон. Парню было плохо, его бросало то в жар, то в озноб. Обработанные Валерой лохмотья, в которые превратились ноги от колен и ниже, уже начали пахнуть. Тяжелый и сладковатый запах разливался по комнате. Пэтэушник метался на диване, ежеминутно сбрасывая одеяло и почти не приходя в себя. И лишь совсем недавно он ненадолго затих, постанывая в беспамятстве.

За грубо сколоченным столом, отбивая кончиками пальцев незамысловатый ритм, сидела рыжеволосая Катя. Рядом, аккуратно прислоненный к стене с отваливающейся штукатуркой, стоял большой, выкрашенный в красный цвет топор. Девушка устала и хотела спать. Но пока в теплушке не появился странный, искореженный механический монстр с цепью вместо левой руки, она не могла позволить себе расслабиться.

В коридоре, укрывшись за наваленными в перегородившую его баррикаду мешками с цементом, прятался Валера. Он смог недавно поспать. Совсем ничего, но этого ему хватило. Сейчас он смотрел на большую стальную дверь со штурвалом запорного механизма и ждал условного стука. Ему было страшно. Так же, как и ночью. Но сейчас он был не один и поэтому держался.

Страх накатил недавно, сразу после того, как тренер проснулся, поел то, что ему дал загадочный индивидуум, который откликался на Алексея, и завел странный и неожиданный разговор. Хотя к неожиданностям и странностям Валера уже начал привыкать.

Тогда, на перекрестке, он бы так и так не смог выстрелить. Да, напротив него стояло нечто. Большое, исковерканное, украшенное металлическими деталями, торчащими из тела. Заляпанное кровью и еще чем-то, похожим на густую и темную смазку. Стояло и смотрело донельзя грустными глазами еще совсем юного парня, которому довелось превратиться в монстра. Монстр помолчал немного и начал говорить, а Валера опустил ружье и поднял Катю, пришедшую в себя.

Потом они шли куда-то, ведомые их странным провожатым, тащившим на себе переломанное тело какого-то парня, которого монстр называл Мироном. Дошли до старенькой двухэтажки у больничного городка. Там раненый тоскливо завыл, давясь слезами и глядя на тела, лежащие на земле. Разорванные в клочья и практически неузнаваемые. Но он их узнал и потому плакал, не стыдясь слез. И тогда Лешка, этот ходячий гибрид человека и каких-то механизмов, развернулся и быстро-быстро пошел куда-то в сторону ближайшего гаражного массива. И им ничего не оставалось, как пойти следом. Потому что на улицах вновь начал клубиться туман, и от него несло смертью.

И в результате Измененный привел их сюда. В бункер. Откуда бункер в самом центре города, где Валера родился и провел большую часть собственной жизни? Да хрен его знает. Каким чутьем вывел их к нему этот совсем еще пацан, было также непонятно. Валера лишь заметил, что Лешка не был уверен до конца, что идет правильно. Просто шел вперед, ориентируясь на ему одному понятный компас, который тем не менее вел его именно туда, куда было нужно. И вот он сидит в освещенном тусклым светом ламп коридоре и сжимает в руках ружье. Слушает хриплые стоны, доносящиеся из комнаты, ждет Лешку и не понимает, что делать дальше. А там, снаружи, снова начало трясти и корежить, и Измененный отправился туда, в самое сердце всех странностей, происходящих вокруг. Пошел искать бинты, антибиотики и обезболивающее. Хотя нужен был врач, и вероятнее всего — хирург. Потому что у Мирона явно началась остропрогрессирующая гангрена. И спасти его могли только две вещи: чудо или ампутация.

— Плохо ему. — Катя подошла тихо и незаметно, заставив задумавшегося Валеру вздрогнуть. — Совсем плохо. Горячий как печка, бредить начал. Ой, мама моя, чего же делать-то?

— Не знаю. — Тренер почесал заросший щетиной подбородок. — Наружу не выберешься. Может, эмчээсовцы скоро появятся все-таки. Не может же так быть, чтобы совсем никто и никак не реагировал. Такое ведь творится, что не приведи Господи никому. И никакой реакции за всю ночь. К врачу бы парня.

— К врачу… — Девушка зябко повела плечами. — Что-то мне ни в каких врачей не верится, если уж честно. Валер, я не знаю, что тут происходит, но мне так страшно, ты не представляешь…

— Представляю. Такая же… э-э-э… фигня.

— У тебя? Да брось, ты спокойный, как танк. И на этого урода спокойно кинулся…

Валера промолчал. Пошарил по карманам, достал сплющенную пачку сигарет, которую нашел в кармане Мирона. Вроде бы и бросил курить, а тут такое… Закурил, глубоко и нервно затягиваясь. Собрался с силами, повернулся к Кате:

— Да я боюсь, солнце ты мое огненноволосое. Так боюсь, что мне просто не по себе становится. Никогда такого не было, да и с чего быть-то? Я ведь перед тем, как тех двух застрелить и на мента замахнуться, девушку свою убил. Хотя она, конечно, девушкой не была уже… Олька-а-а…

Лампочка в коридоре светила тускло. Совсем молодая высокая рыжеволосая девушка сидела, прижав к груди взрослого мужчину. Его плечи ходили ходуном, и камуфлированная куртка Кати быстро становилась мокрой в тех местах, где бывший тренер прижимался лицом. Она ничего не говорила, да и что можно было сказать человеку, который совсем недавно своими руками убил существо, в которое превратился его самый близкий и любимый человек. Девушка молчала и гладила мужчину по голове, шепча что-то, что живет в любой настоящей женщине из той глубинной и вековой памяти, что передается из поколения в поколения, от каждой матери к каждой дочери. Простые и ласковые слова, которые так необходимы и должны быть сказаны только тогда, когда в них нуждаются.

Через полчаса Валера все так же спокойно, как и раньше, сидел на посту. Рядом, подложив под себя найденный матрас и накрывшись темно-синим, немного отсыревшим одеялом, спала Катя. Уставшая, измученная и несломленная девушка, которая смогла перенести весь кошмар, обрушившийся на ее совсем не такие уж и хрупкие, но все-таки еще юные, почти детские плечи.

Тренер смотрел на нее и понимал, что теперь у него есть то, ради чего стоит бороться со всем, что встретит его снаружи. А если сбудется самое плохое его предчувствие и мир больше никогда не станет таким, каким был до сегодняшней ночи, так и тем более. Ему есть о ком заботиться и кого защищать.

Валера улыбнулся, глядя, как выбился длинный непослушный локон и как девушка подложила ладонь под щеку. Улыбнулся и подумал, что не зря он тогда смог сломать себя. Сломал, пересилил и добил в себе тот животный страх, что захлестнул его с головой. Именно тогда, когда он кинулся ей на помощь. И сейчас вот она спит, успокоившись и доверившись ему. Как же было приятно испытывать это теплое чувство, от которого хотелось довольно поежиться и зажмуриться. Если бы он знал, что все, что сейчас приходит ему в голову, скоро разлетится на куски под напором мощи Волны. Хоть она и прошла, казалось бы, уже давно, но не все еще закончилось…

Тук-тук… тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук… тук- тук… красно-белые, вперед!!!

Чья-то сильная и твердая рука настойчиво пробарабанила по люку условный сигнал.

* * *

Кир шел по улицам городка, приютившего на какое-то время зооцирк. Шел без опаски, да и кого было ему бояться? Слева и справа мелькали юркие тени Его стаи, тщательно проверяющие все вокруг. Он изредка отдавал им мыслеприказы, желая удостовериться, что не пропали те удивительные способности, что подарила ему Волна. Нет, не пропали и даже становились все сильнее. Зоотехник радостно захохотал, осознавая, что теперь он бог…

Куда и зачем они шли? Киру было без разницы. Он наслаждался самим собой, новым, Измененным. Все вокруг было новым и незнакомым, с приятным и терпким ароматом легкой тайны, которая укутывала все вокруг зеленоватым туманом. Постичь и понять пределы этого нового мира сейчас ему хотелось больше всего.

Да, на него не раз пытались напасть. Кинулись наперерез одиноко идущему человеку несколько низких теней, четвероногих, разномастных, отдающих запахом псины. Их не пустили охранники Кира, мгновенно набросившиеся на них с деревьев, тянувшихся по бокам сплошным частоколом. Налетели, рыча, визжа, порвали непонятно кого на мелкие клочки.

Потом навстречу вылетел волк. Один из тех, что сбежали из зверинца. Длинный рыжий степной волчара. Сейчас ставший намного массивнее, отрастивший гриву на холке и способный гнуть лапы совсем по-кошачьи. Но Кир его не испугался и даже скомандовал Стае отбой. Пристально посмотрел на тварь, проникая мыслями прямо ей в голову, заставляя ее сознание подчиняться ему.

Волк задрожал, вцепившись когтями в асфальт и ломая тротуар. Пасть приоткрылась, выпустив наружу угрожающий рык. Липкая и вязкая слюна падала вниз, собираясь в немалую лужицу. А Кир только чуть напрягся, поворачивая голову направо, и отдал короткий и жесткий приказ: «Ко мне!! Ко мне, тварь, ползи на брюхе, мети хвостом пыль. Ну?!!» И волк сломался, рухнул на пузо и пополз. И лишь только когда зоотехник разрешил ему подняться, зверь занял место с правой стороны от него, преданно глядя глубокими черными глазами с красной искоркой. Так и шел рядом, постоянно порываясь дернуться в ту сторону, где начиналось хотя бы мало-мальское движение. И Кир довольно улыбался, понимая, что таких, как этот волчара, у него будет еще немало. Легкая кавалерия, волчьи драгуны, о как!!!

Он не успел сдержать зверя, когда на перекрестке к ним шагнула двуногая фигура, вяло подволакивающая ноги и безмолвно разевавшая темный провал рта. Волк первым метнулся, сбил и рванул зубищами за горло. Потом сверху накинулась Стая. И Киру не досталось никакого материала для тренировки. Но он не расстроился, так как людей в городе было больше, чем животных. Случай представился практически незамедлительно. С одного из первых этажей пятиэтажки с правой стороны улицы выскочила хищная, подтянутая, с гривой длинных сивых волос девица, густо перемазанная в крови. Она явно была из тех, кто охотился добрую половину этой ночи. Кого она успела отправить на тот свет, борясь с всепожирающим голодом? Мужа? Ребенка? Родителей?

Кир так и не смог понять, почему не подействовало на нее то, что помогало ему справляться с животными. Девка атаковала его со скоростью хорошего гоночного автомобиля, и тогда он нажал сильнее…

Она превратилась в густой фонтан из того, что было в ее голове, взорвавшейся моментально, как граната. Тело чуть постояло и упало, дернув руками.

Потом было окно на первом этаже, за которым возникло бледное лицо. Через несколько секунд окно открылось и молодая женщина в разорванной и окровавленной майке высунулась из него, пытаясь криком привлечь внимания Кира. Это ей удалось, так как он уже давно начал жалеть о своей несдержанности в отношении бухгалтерши. Низ живота скручивало и сдавливало. Он был богом и хотел стать отцом полубогов. А эта сдобная брюнетка в окне как нельзя лучше подходила для того, чтобы если и не заделать ей ребенка, передав ему часть своей силы, так хотя бы выпустить пар. Команду обезьянам Кир подал быстро. Женщина не успела понять, что произошло, когда с ближайшего дерева к ней вломилось несколько подвижных лохматых тел. Она закричала, но было уже поздно.

В ее квартире зоотехник задержался надолго. Бабенка попалась очень аппетитная и заводная, особенно после того, как один из резусов щелкнул зубами в миллиметре от ее руки. Она тогда попыталась сопротивляться, думая, что осталась с Киром один на один, не понимая, что его Стая тут, за окном. После этого она стала очень даже покладистой и вытворяла такое, что, наверное, и не снилось ее мужу. Или кем он там ей приходился. Этот вопрос Кира волновал меньше всего. Как и то, что этот самый не-пойми-кто валялся с раздробленной головой всего в нескольких метрах от места, где Кир занимался любовью. Надо полагать, что кухонный топорик, которым был убит бедняга, не так давно держала пухлая рука брюнетки. Странно, вроде бы храбрая баба, а додумалась засидеться до того, что попала теперь как кур в ощип.

Все это приходило Киру в голову, пока тетка вовсю изображала из себя ковбоя, объезжающего коня.

Инге, а именно так звали почти тридцатипятилетнюю женщину, относительно повезло. Ее никто не стал убивать, и даже наоборот. К ней была приставлена охрана в количестве двух крупных самцов, которым поставленный приказ был абсолютно ясен и понятен. Она осталась в собственной квартире ждать, когда ее новый Господин соблаговолит вернуться после осмотра владений. И именно это спасло ее дважды.

Когда Стая подошла к зданию бывшей гостиницы, из которой давно сделали общежитие, по ней незамедлительно был открыт автоматический огонь. Пять бойцов отряда спецназа ГУФСИН «Мангуст» первыми вступили в прямое боестолкновение с Измененными.

Они смогли убить одного из павианов, не успевшего метнуться под защиту металлического сигаретного ларька. Обезьяна пролетела по инерции несколько метров, кувыркнулась и скребанула лапами по земле, прежде чем умереть. Кир, видевший все это из-за бетонного блока, перегородившего въезд на парковку у общежития, зарычал. Ведь это был член его Стаи, которого убили прямо на глазах вожака и повелителя!

Прибывшие на помощь две другие группы «спецов» смогли вытащить одного из своих товарищей. Того, кто первым сообразил, что никакая выучка и никакое оружие не смогут им помочь против одного- единственного доходяги в застиранном камуфляже, поворотом головы заставляющего их стрелять друг в друга. Он попытался убежать, когда его догнала пуля, выпущенная командиром группы. Сам командир и второй из оставшихся в живых спецназовцев после выполнения задачи пошли на корм Стае.

Кир понимал, что не сможет долго заставлять этих сильных людей выполнять его волю. Пока возможности были еще не те.

Это столкновение заставило его отнестись к угрозе, пришедшей из того мира, что был вокруг Радостного, с полной серьезностью. Для того чтобы стать настоящим Хозяином этого города, ему нужно много зверей, очень много. И неизвестно, получится ли так же легко подчинять себе всех тех, что сейчас устроили кровавую охоту вокруг. Поэтому он ушел назад, на квартиру к Инге.

И там, отдохнув как следует, он взял в руки голову женщину и проник в ее память, выворачивая ее наружу, ища то место, где можно было бы организовать свою базу. Нашел то, что хотел, и довольно улыбнулся, отпуская брюнетку. И лишь несколько секунд спустя понял, что сделал что-то не так. Напротив него, пуская слюни, сидела кукла с пустотой в глазах. Он хмыкнул и отправился в ту сторону, где Увидел то, что его сильно заинтересовало.

* * *

Егерь вел автомобиль аккуратно, стараясь не наезжать на ухабы. Грунтовка, в которую перешли тщательно уложенные плиты, закончилась. Впереди тянулась лента укатанной земли в перелеске, что рос около реки. Она была неровная, и ему трудно было вести «Ниву» так, чтобы не потревожить пришедшую в себя девушку.

И было еще кое-что…

Как можно было объяснить непонятное свечение, которое он случайно увидел чуть сбоку? Да кто ж его знает как. Егерь осторожно, не глуша машину, подошел к нему поближе, но яснее от этого не стало.

Воздух светился. Причем заметно это было только под одним определенным углом. Если же стоять к свечению лицом, то — воздух как воздух, абсолютно прозрачный и ни капельки не светящийся. Егерь подобрал валяющийся под ногами сук и осторожно кинул его в ту сторону, где была загадка.

Вверх ударил фонтан голубого яростного пламени, мгновенно испепеливший сук и распавшийся на несколько аккуратных языков, образующих венчик.

— Ни хренатушки себе конфорка… — Егерь недоверчиво покачал головой, смотря на то, как пламя полностью опало, втянувшись в землю.

Увиденное чудо больше всего напомнило ему именно работающую конфорку газовой плиты. Только не бывает в природе, в нормальной природе, таких вот странных штук. Или, во всяком случае, не было до сего момента. Что ему больше всего не понравилось, так это осознание, что впереди на дороге запросто может оказаться еще не одна такая хреновина. И даже не две. Да и вообще, все что угодно может там оказаться, помимо непонятного зверья и людей, с которыми произошло что-то вообще невероятное. Мда… ситуация инсинуации.

Сзади хрустнула ветка. Егерь мгновенно развернулся, вскидывая карабин и толчком уходя в сторону. Выдохнул облегченно и нахмурился:

— Наташ, я же просил оставаться в машине, а?

— Я испугалась, увидела факел какой-то и…

— Ладно. Ты не делай так больше, хорошо? Очень тебя прошу.

— Хорошо, не буду. А что это было?

Он подошел к ней. Заглянул в большущие, все еще испуганные голубые глаза, вздохнул. Прижал к себе, поцеловал в крашеную макушку, вздохнул:

— Если бы я знал, Наташа, что это… пошли в машину. Едем дальше.

Перед тем как сесть в машину, Егерь оглянулся назад, на тот сектор города, что еще не закрыли деревья.

Радостный горел, чадя жирным черным дымом то здесь, то там. Темные столбы, хорошо видимые в светлом утреннем небе, поднимались вверх, чуть колеблемые несильным ветром. Что и как там было сейчас? Многое бы он дал за то, чтобы получить ответ на этот вопрос, но возвращаться туда не рискнул бы, не имея каких-либо разведданных. Слишком странно и чересчур страшно прошла эта ночь. А впереди тоже все было неясно.

Он курил, глядя на деревья возле дороги. Стереотип о том, что фауна не может быть агрессивной, начал развеиваться, как тот самый дым над Радостным. Потому что таких деревьев ему видеть явно не приходилось.

Вон хотя бы то, похожее на обычный для лесостепи карагач. С какой стати на нижних, каких-то чересчур уж удлинившихся и странно подвижных ветвях появились острые иглы? И что за лишайник странного цвета и с активно бугрящейся живой поверхностью вырос на нескольких молодых кленах, торчавших за кустарником? Да и сама трава, ставшая темно-зеленой, со странным стальным отливом, торчавшая то тут, то там. Ой, неладное что-то творится вокруг, ой и нехорошее.

— Что самое главное в танке, товарищ майор? — поинтересовался Егерь сам у себя. — Так точно, товарищ командир разведроты, самое главное в танке — не бздеть…

Сел за руль, провернул ключ зажигания. Двигатель послушно заурчал, и они поехали дальше. Правда, с куда меньшей скоростью.

По дороге к мосту, который вот-вот должен был появиться впереди, им пришлось дважды остановиться.

В первый раз прямо по курсу Наташа успела заметить такое же движение воздуха, какое он видел на повороте. Егерь сумел повернуть машину так лихо, что факел вспыхнул, но при этом не смог зацепить их даже краем.

А во второй раз уже он сам увидел кое-что еще более странное. Кучку земли, которая непрестанно двигалась по кругу. Места на дороге хватило, чтобы вплотную прижаться к густой стене деревьев и объехать аномалию, которая, метнувшись в их сторону, почему-то застыла в нескольких десятков сантиметров от колеса «Нивы». Не выходя из машины, Наташа кинула в нее пачку из-под сигарет…

Земля вздыбилась, ощетинившись торчащими в разные стороны острыми концами клубка корней. Мансур только и смог, что удивленно присвистнуть.

И еще вокруг, несмотря на то что до половодья было далеко, становилось все более и более топко. То ли все-таки вышла из берегов река, и тогда вопрос о мосте повисал в воздухе, то ли случился резкий подъем грунтовых вод, которые здесь залегали очень близко к поверхности. В любом случае им повезло, что машина была именно «Нива» с ее высокой проходимостью и возможностью включить «пониженную».

Несколько раз между деревьев мелькали какие-то смазанные тени. Но пока никто не приближался к ним и не атаковал. Хотя Егерь был готов к самому худшему.

Впереди просвет между деревьев стал ярче и показался последний поворот, ведущий к мосту. Под широкими покрышками автомобиля хлюпало все сильнее.

Егерь приглушил двигатель, стараясь услышать то, что появилось в воздухе на самой границе слуха. Не показалось ли? Нет, не показалось. Где-то там, впереди, отчетливо и так знакомо урчало в воздухе. Тяжелый и кажущийся медленным звук от рубящих небо винтов «крокодилов», старых и грозных двадцатьчетвертых Ми. Сколько раз ему доводилось вот так же вслушиваться, ожидая этот знакомый и родной звук. И рука непроизвольно сжалась: где же гладкая картонка ракетницы-сигналки? Где ребристый металл на самом конце гильзы, из которой должен выпасть кончик шнура, и тогда…

И тогда вверх пойдет красная ракета. И шум винтов станет ближе. А потом разом загрохочет и засвистит, наполняя все вокруг разрывами НУРСов. И в десантном люке будет стоять, поливая огнем, пулеметчик Джексон, который совсем не родственник стародавнего короля поп-музыки. И рядом выдохнет воздух прапорщик Полевой, у которого кончились ВОГи к «гэпэшке». И потом будет полет на базу, и…

Егерь помотал головой, отгоняя воспоминания, подмигнул пассажирам и тронулся вперед.

* * *

Лешка шел вдоль ограды больничного городка, внимательно смотря вокруг. Под ногами хрустели осколки оконных стекол, выбитых взрывами газа ночью. Где-то рядом в путанице двухэтажек выли и рычали, причем постепенно удаляясь и явно кого- то преследуя. Но ему это было по барабану. В руке парень держал оторванный кусок стальной трубы с каким-то хитрым механическим узлом на конце. Патроны для автомата, который он с грехом пополам смог прицепить сбоку, на дороге не валялись. А учитывая то, насколько выросла его физическая сила, справиться с кем-то можно было и с помощью импровизированной кувалды.

Да и вообще, тело его выкидывало такие фортели, что впору было не просто удивляться, впору было говорить спасибо тому неизвестному фактору, что исковеркал его до неузнаваемости. Потому что хоть это и было очень страшно, но только благодаря ему до сих пор были живы те, кто остался в бункере. Да и сам хозяин странноватой конструкции из не пойми каким макаром сплетенных воедино кусков механизмов и плоти. Странное было чувство, ох и странное…

Бывший неформал никогда не был слабаком. Да, не был качком или боксером, обычного был телосложения, разве что чересчур худощавым стал в последние года два-три. Но вот морально было тяжеловато, слишком был мягок и раним. Но на физическую слабость никогда не жаловался. А сейчас? Пределы собственной силы были еще не ясны, но самочувствие было просто прекрасное. Потому что новое тело слушалось беспрекословно, четко выполняя все приказы хозяина. Ночью он уже переключался на несколько совершенно диких диапазонов зрения, охватывая окружающий мир и по тепловому излучению, и в каком-то зеленоватом спектре, который давал возможность разглядеть самую малую трещинку на стене отдаленного дома. Слух был тоже неплох, воспринимал даже хриплое дыхание изменившейся твари вон за тем углом больничного корпуса, гулкое и частое биение ее сердца и еле слышный скрежет когтей, в нетерпении скребущих асфальт. И еще он чувствовал ее запах, плохой, жадный и агрессивный. Запах едкого и холодного пота, чуть сладковатый запах свернувшейся крови тех, кого тварь догнала ночью, и слегка уловимый аромат разложения. Скорее всего, тварь на момент прохождения Волны была уже мертвой и процесс некроза прекратиться уже не мог. Наверное, именно поэтому тварь и была такой глупой, не соображала, что мерно шагающая громада ей явно не по зубам. И вел ее только голод. Его Лешка тоже чувствовал, голод был глубокого багрового цвета, заворачивался небольшим смерчем и выдавал тварь с головой.

Когда, пинком распахнув ворота, Измененный вошел во внутренний двор больницы, она напала. Метнулась из-за угла, низко пригибаясь к земле. Несколькими длинными прыжками оказалась рядом. Рыкнула, показав солидного размера клыки, покрытые ниточками слюны. Скакнула, целясь в его шею, выставив перед собой когтистые лапы-руки. Лешка ударил всего один раз, снеся ей голову своим вновь приобретенным боевым молотом.

— Баба, однако, мда… — Леха сплюнул, покосившись в сторону затихающего тела. — Фу, пакость-то какая.

Он посмотрел по сторонам, оценивая варианты возможных нападений. Пока было тихо. Впереди, прямо напротив него, у вторых ворот, мелькнуло несколько собачьих силуэтов. И вроде бы все. «Ну и хорошо, — возникла мысль, — так оно явно лучше». Лешка пошел вперед, надеясь попасть в здание, где находился приемный покой и был проход в реанимацию.

Вид больничных зданий в свете наконец-таки наступившего дня был страшен. Целых окон практически не осталось. Валялись выбитые двери. Стояло несколько машин «Скорой помощи», и практически у каждой стекла изнутри были заляпаны темным и вязким. Проверять их в планы Измененного не входило.

Несколько раз ему казалось, что из окон за ним следят чьи-то внимательные глаза. Когда оборачивался, то не успевал ничего заметить. Хотя обоняние говорило, что в корпусах кто-то есть и двигается. Вокруг было очень неуютно. А то, что вместе с запахами в голове складывался и четкий образ, даже немного пугал бывшего пэтэушника.

Вон тянет обеззараживающим и чем-то гниловатым из того окошка, у которого почему-то до сих пор старая, выкрашенная в белый цвет рама. А в голове сразу возникает картина: лежит на кушетке пожилой мужчина, голова накрыта простыней, пропитавшейся красновато-коричневым. Рядом, опустив между колен бессильно свисающие руки, сидит медсестра в халате, украшенном алым росчерком брызг. На полу лежит большой ланцет, лезвие которого почему-то изъедено ржавчиной. Женщина смотрит в одну точку странно увеличенными глазами с кошачьими зрачками и поет сама себе колыбельную. И кто знает, почему она пустила в ход медицинский нож?

А в белой машине с красной полосой на борту, свернувшись в клубок, лежит женщина с громадным животом. Он ритмично сокращается, заставляя владелицу отрываться от поедания того, кого она затащила в автомобиль совсем недавно. Она недовольно ворчит, готовясь выпустить на свет что-то, что помогло ей выжить этой ночью. Но хотелось ли ей этого?

Из морга тянет свернувшейся и запекшейся кровью, остатками картошки и котлет. И Лешка уже знает, что там лежит еще одна женщина, бывшая не так давно очень красивой. И он рад, что после смерти ей не пришлось приобрести страшной новой жизни. Это, наверное, правильно.

В старой краснокирпичной «инфекционке», спрятавшись в закрытом боксе, укрывшись толстыми матрасами, ждут своего времени «куколки»: главврач, его заместитель и несколько больных, бывших в прошлой жизни наркоманами. Не-жизнь даровала двоим из них возможность выздороветь от вируса гепатита С и ВИЧ-инфекции. Наградила острыми стальными иглами, сейчас спрятанными в мускульных сумках на руках. Страшный и смешной каламбур Той, по чьей воле в одну ночь погиб целый город.

Он дошел до приемного покоя. Чуть поколебался перед тем, как потянуть на себя ручку двери, обитой снаружи красной искусственной кожей с авангардным аляповатым узором. Нагнулся под низким косяком, когда заходил, и застыл, открыв вторую дверь. Прямо на него смотрели, не мигая, черные глаза худощавого высокого мужчины, сидевшего напротив двери.

— Что встал? Заходи. — Мужчина взял в руку стакан с горячим чаем (если судить по запаху свежей заварки). — А то сижу и жду, когда же, наконец, ты соизволишь заявиться.

— Давно ждете? — Лешка не придумал ничего более глупого, чем так ответить. Настолько сильно поразил его этот спокойный индивид с бездонными глазами, одетый в темный рабочий комбинезон.

— Это смотря с чем сравнивать. — Мужчина отхлебнул чаю и откусил кусок засохшего пряника, предварительно обмакнув его в горячую жидкость. — Если с тем, как растянулось время ночью, то не очень. А так вообще-то довольно давно. Успел даже найти инструменты, новую одежду и немного пожрать. Идем что ли?

— Куда? — Лешка продолжал обалдело смотреть на странного мужика.

— В бункер, надо полагать, куда же еще? Риторический вообще-то вопрос. Кто шел в медгородок за медикаментами, а? И у кого сейчас товарищ страдает? Да не стой ты столбом, Алексей, просто уверуй в то, что я действительно ждал тебя. Знал, что ты придешь, и все тут. Инструменты вон в том рюкзаке, тащить его придется именно тебе. Там же и все остальное.

— Но почему?

— Потому что Мирону еще не вышел срок, вот и все, мой юный механизированный друг. Именно поэтому мне и нужно помочь вам. Такая у меня, значит, теперь работа. Следить за правильностью смерти. И давай не смущайся, зови меня Танатом. Пошли, не стой столбом.

И они пошли. Именно в ту сторону, откуда совсем недавно пришел Лешка. Который ничего не понимал, но своим новым зрением видел, что в странном товарище, представившемся именем греческого бога, нет голода.

По дороге на них вылетела стая в пять собачьих голов. Но ему ничего не пришлось делать. Поджарые и злобные монстры шарахнулись в сторону, едва завидели того, кто шел рядом с ним. Что заставило их это сделать, было ему неинтересно. Ну, или не совсем интересно.

* * *

Катя сидела в комнате, которую Валера, взглянув на странные деревянные шкафы, обозвал караулкой. Она старалась не прислушиваться к звукам, доносившимся из-за двери, ведшей в коридор напротив. Но не прислушиваться не получалось. И хотя Мирон ни разу даже не застонал, ее колотило мелкой дрожью при одном воспоминании о резком скрежете, который издавала никелированная пила.

Пришедший с их странным, ставшим наполовину механизмом знакомым черноглазый мужчина напугал ее. Катя помнила, как вскинулся было навстречу ему с криком «Сашка!» тренер и как споткнулся, глядя в бездонные черные провалы, уставившиеся на него. А потом мужчина внимательно посмотрел на нее. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут пришел в себя Мирон. Застонал, точнее, почти закричал. И мужчина, бывший некогда другом Валеры и звавшийся Сашкой, направился к нему.

Лешка шагнул за ним, задев головой низкий потолок. Чуть позже раздался спокойный голос черноглазого и взволнованный — Измененного. Они спорили, хотя, как показалось девушке, спор был изначально проигран одной из сторон. Во всяком случае, вскоре голем, а именно так в разговоре обозвал Лешку пришедший с ним мужчина, метнулся в сторону одного из коридоров.

Он чем-то там грохотал, передвигая с места на место. Попросил Валеру нагреть воду в водонагревателе, который питался автономно. Вода и солярка для небольшой электростанции были наготове, как ни странно это показалось Кате. Бункер вообще удивлял ее тем, что в нем все было так, как будто в любой момент сюда могли заступить на дежурство. И это в городе, в котором отродясь не было военных частей?! Хотя по сравнению с тем, что происходило снаружи, это уже не было настолько поразительным. Чуть позже, бережно неся Мирона на аккуратно вытянутых руках, Лешка прошел туда, где недавно грохотал. А мужчина кликнул ее.

— Чем-то помочь? — Девушка зашла в комнату.

— Ну да. — Он отвлекся от занятия, заключающегося в том, чтобы полить чем-то едко пахнущим сверкающую никелем даже в тусклом свете пилу, похожую на ножовку по металлу. — Только не мне.

— А кому тогда? — Катя покосилась на зубастый металлический инструмент, чувствуя, как внизу живота бодро начинает закручиваться что-то липкое и холодное. Страх.

— Себе. И тому парню, Валеруну.

— Вы про что?

— Про то, что скоро произойдет с тобой. И как он отнесется к этому.

Одним неуловимым движением мужчина оказался рядом, цепко взял ее за узкий подбородок и внимательно заглянул в глаза.

— Меня зовут Танат, девочка, запомни. Это может тебе пригодиться… потом. Ты ведь уже чувствуешь, да?

— Что я должна чувствовать?!!

— Изменение, мое несчастное юное создание. Изменение, которое никак теперь не остановить. Ты же чувствуешь его, уже около часа, наверное.

Катя застыла, понимая, что этот странный человек (и человек ли?) говорит правду. Она ощущала, как что-то в ней начало меняться. Только сейчас осознание этого пришло само собой, наполнив все вокруг страхом. Тем же липким и мерзким ужасом, что, казалось, ушел и спрятался далеко-далеко. Девушка понимала, что Танат говорит правду, жестокую и точную, как выстрел снайпера или движение скальпеля. Час назад…

Именно тогда где-то внутри что-то начало шевелиться и по сосудам побежал жидкий огонь. Она ничего не сказала Валере, решив, что это просто температура. И лишь несколько минут назад, зайдя в тускло освещенный туалет и сняв брюки, увидела, что Изменение началось. Из-за изнасиловавшего ее в «ментовке» Семеныча? Или изменение просто задержалось на время, подарив надежду, что она, Катя, осталась такой же, как и раньше? Кто же это знает и какая теперь разница?

— Тебе, наверное, нужно уйти… — Мужчина вздохнул. — Никто не может знать, что произойдет? Ты понимаешь?

— Да…

А сейчас она сидела в тесной «караулке», зажимая уши, и слезы текли по лицу. Пару минут назад Танат вышел из импровизированной операционной, вытер со лба пот и закурил сигарету, которую стрельнул у Валеры. Сел на порожек и задымил, чему-то улыбаясь. Странный, ставший абсолютно чужим человек, довольный тем, что сделал что-то хорошее. Он не смотрел в ее сторону, но она понимала, что скоро все встанет на свои места. Катя встала и пошла в душевую, которая находилась в конце коридора. Старая, с уже пожелтевшим кафелем и почему-то работающими, несмотря на окружающий бардак, кранами и «лейками» в кабинках. Когда она проходила мимо Валеры, то, не говоря ни слова, просто взяла его за руку и потянула за собой. Оглянувшись, девушка увидела, как одобрительно кивнул куривший на пороге.

Она медленно разделась, даже не пытаясь закрываться от взгляда тренера. Повернула кран душа, наполнив кабинку облачком пара. Встала под хлещущие струи горячей воды, стекающей по телу. Подставила лицо, закрыв глаза, и чувствуя, как вместе с каплями воды текут слезы. И опустилась на кафельный пол, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. И чувствовала, чувствовала его взгляд, когда…

Когда он, медленно сползая по стене, потрясенно смотрел на черную вязь узоров, проступивших на ее молочно-белой коже. На чуть удлинившиеся бедра, на налившиеся вытянутыми узлами мышц предплечья и икры. На фосфорный отблеск в ее глазах, который так четко было видно в полутьме. Валера повернулся к выключателю, убрал свет. Лязгнул металлом ружья, прислонив его к стене, и начал снимать с себя одежду…

Она не знала, что ждет ее впереди. А то, что было здесь и сейчас, не нуждалось в домыслах и догадках. Человек, потерявший недавно самое дорогое в жизни, решил для себя будущее намного вперед. И оно, это будущее, сейчас мягко плавилось в его руках, отдавая все, что еще было человеческим, пытаясь остаться им хотя бы на несколько последних, сокращавшихся очень и очень быстро мгновений.

Катя, чувствуя, как все быстрее и быстрее побежал внутри жидкий огонь, прожигавший все внутренние перегородки, изогнулась так, как никогда не смогла бы раньше, и закричала…

А Валера?…

А что Валера? Что мог он думать сейчас, когда увидел, как рушатся все его светлые планы? Да ничего, кроме того, что он дал самому себе слово: всегда быть рядом с ней. И тренер, не привыкший отступать, старался ни о чем плохом не думать. Потому что в его руках билось и стонало гибкое тело, прекрасное и совершенное. И какая разница, что вдоль позвоночника уже можно было нащупать пока небольшие острые бугорки. И что на крестце этой девочки что-то ворочалось, стараясь вырваться и удлиниться, и было страшно оттого, что Изменение шло своим ходом.

Валере было все равно. Он сделал свой выбор и сейчас хотел только одного: стать хотя бы немного таким же, как и она. Чтобы быть всегда рядом. И пусть даже это длится недолго. Он не бросит эту девочку.

Ни за что…

* * *

Когда дверь бункера мягко встала на свое место, Лешка устало вздохнул. Танат, сидевший рядом, потрепал его по плечу:

— Он молодец, выбрал страшный путь ради нее. Не находишь?

— Да уж, это точно. — Голем отхлебнул воды из эмалированной кружки. Кружка жалобно скрипнула, когда он сжал пальцы чуть сильнее. — Наверное, ты прав.

— Всегда должно оставаться что-то человеческое. Даже если оно остается не в человеке. Я не знаю, что суждено этим двоим. Возможно и вероятнее всего, что тренер не сможет измениться. Во всяком случае, до того состояния, которое позволит находиться рядом с ней.

— Это плохо.

— Наверное.

— Что же с нами случилось, а?

— А тебе не все равно?

— Нет. Все-таки хотелось бы знать, кому или чему я обязан всем этим.

— Узнаешь в свое время. Пока могу сказать только одно: я не знаю всего до конца. Несмотря на то что узнал уже многое. А предстоит узнать еще больше, как я понимаю.

— Спасибо, успокоил, ничего не скажешь. Останешься с нами?

— Нет. У меня свой путь. Вероятнее всего, мы с тобой будем пересекаться, хотя и в этом я не уверен. Как и в том, что следующая встреча будет позитивной.

— Почему?

— Я не принадлежу самому себе. Это все, что могу тебе рассказать, малыш. Во всяком случае — пока.

— Хороший ты человек, Танат. Только очень загадочный… как Сивилла прям какая-то.

— Ой, какие мы умные слова-то знаем, да?

— А то…

— Ладно, пойду я. Запомнил, как перевязки делать?

— Да. Спасибо тебе, Саша.

— Да не за что. Я ж все-таки клятву давал, ка- кой-никакой, а врач.

— Не стоит пытаться выйти из города, как считаешь?

— Нет, даже и не пытайся, малыш. Живи здесь.

— Хорошо. Спасибо еще раз. Когда я увижу их в следующий — впускать? Или как?

— Валеру можно и впустить. А вот девочку… скорее всего «или как».

— Совсем так все плохо с ней?

— Контролировать себя наверняка не сможет. Запомни, то, кем она станет в боевой трансформации, опаснее того, кто ее породил.

— Хорошо.

— Умница. Ну, бывай. За лекарствами пойдешь не раньше чем через неделю.

— Спасибо.

* * *

На пригорке, укрывшись за густыми кустами орешника, сидел мальчик в пижамке со спайдерменом. Он смотрел прямо перед собой, стараясь не упустить ни малейшей детали. То, что происходило внизу, может, было и не очень интересным, но зато давало понять, что будет дальше. Раньше мальчик назвал бы те штуки вдалеке не иначе как «вун-вун» или «бап-бап». А теперь ему и в голову бы такое не пришло. Потому что он знал все, что было нужно.

Несколько громадных военных экскаваторов и грейдеров деловито фырчали дизелями, прорывая широкий ров, тянущийся с севера. На отвалах суетились фигурки в зеленом, натягивая плотную сеть «колючки» и «егозы». Три автомобильных крана устанавливали металлические конструкции вышек. На одной, уже полностью собранной, виднелось несколько человек, которые устанавливали тяжелый крупнокалиберный пулемет на станке.

За отвалами, превращавшимися в валы линии укреплений, дымили выхлопами «бээмпэшки» и «бэтээры», загоняемые механиками в капониры. Ревя турбинами, подкатывал взвод тяжелых «Орлов». Из тентованных грузовиков, останавливающихся в клубах пыли, торопливо, горохом сыпались камуфлированные и бронежилетные военные. Командно вышагивающие фигуры тыкали руками, направляя подразделения на боевые посты. В зоне видимости раскладывалась минометная батарея. А за автомобилями прямо на глазах, как грибы, росли острые верхушки больших палаток. Пронеслись несколько боевых «вертушек», направляясь в сторону Радостного.

— Да уж… — пробормотал мальчик. — Прям вой- нушку решили устроить. Посмотрим, посмотрим… Потапыч, ты там не уснул?

Позади него что-то заворочалось и заворчало. Большая бурая туша с рыжеватым оттенком на самых кончиках волос шубы плюхнулась рядом с пацаненком. Медведь был могуч и громаден, куда больше себя самого еще несколько дней назад. Мальчишка помнил, как он застыл рядом с клеткой, любуясь на лесного великана, внимательно смотревшего на него бусинками умных глаз.

И вот сейчас медведь был рядом. Существо, сидевшее внутри хрупкой детской фигурки, увидев косматую морду, возникшую из густого тумана, обрадовалось. Вернее, обрадовался мальчик, чье сознание теперь приходилось делить напополам. Существу подобная встреча никак не показалась радостной. Что хорошего, спрашивается, мог ожидать ребенок от изменившегося медведя?!! Нужен ли ему этот лохматый и, без сомнения, блохастый? Да не тут-то было.

Мишка попался настырный. Так и шел чуть позади, сопя и пофыркивая. И совсем уж изредка — порыкивая. И отзываясь на ментальную связь. А потом одним махом оказался впереди, бросившись наперерез Измененному, и ударом лапы убрал его с дороги. Судя по хрусту и удару — навсегда. Так что попутчиком он оказался совсем даже не лишним. А когда существо выяснило, что может общаться со зверем, как с человеком, то совсем успокоилось.

«Видишь, что творится?» — Мальчик повернулся к зверю.

Медведь кивнул громадной башкой. А потом заворчал, показывая длинным, совсем не медвежьим пальцем в сторону детского рюкзака, что лежал на траве.

— Вот сластена, а? Много будешь есть сладкого, так у тебя слипнется кое-что.

Поняв, что медведю откровенно накласть на возможные последствия, он вздохнул и открыл рюкзак. Достал шоколадный батончик, развернул и протянул зверю, который, довольно заурчав, немедленно слопал лакомство.

Где-то сзади неожиданно послышался шум двигателя.

* * *

Мансур чувствовал себя уже достаточно бодро. Да, в голове гудело, но тело начало слушаться лучше. Надя, к сожалению, все еще не пришла в себя, хотя изредка стонала и пыталась шевелиться.

Юноша сидел рядом, обняв ее, такую беззащитную в окружавшем их кошмаре. Смотрел на ее далекое от классического эталона лицо и понимал, что она теперь нужна ему намного больше. Непонятная нежность стискивала его своими мягкими ладонями все сильнее. Он просто был рад тому, что жив сам, и жива она, и скоро все должно закончиться. Потому что впереди был поворот к мосту, к которому они так стремились. И еще рядом был Егерь, а его боялся даже страх, еще совсем недавно так прочно сидевший в парне.

Когда Егерь заглушил двигатель, прислушиваясь к чему-то, Мансур сначала не понял, что произошло. И лишь услышав стрекот вертолетов, сообразил, что наконец-то пришла помощь. И теперь все станет на свои места и будет хорошо.

Вот только для него так и осталось загадкой, почему нахмурился Егерь. Ведь звук винтов означал надежду.

— Что-то не так? — Наташа повернулась к мужу.

— Это не «восьмерки».

— И что? — Мансур перегнулся через сиденье. — Какая разница?

— Какая разница? — Егерь покосился на парня. — Ты не улавливаешь?

— Нет.

— Как считаешь, нужно ли для оказания помощи пострадавшим при, скажем, землетрясении направлять бомбардировщики?

— Что?

— Если Ми-восемь используются и в армии, и в МЧС, то «крокодилы» — это только боевые машины. Понимаешь?

— Да мало ли? — Мансур улыбнулся. — Вдруг думают, что здесь теракт?

— И не говори… — Егерь попытался расслабиться. — Дай-то Бог. Только я хочу кое-что предложить. Так, на всякий случай.

— А именно? — Наташа откинулась на спинку сиденья. — Хочешь перестраховаться?

— Ну да.

— Да что вы хотите предложить-то?

Егерь задумался. Положил руки на баранку, отбил четкий ритм пальцами. Мансур поразился: неужели этот жесткий мужик нервничает?!! Из-за чего?

А тот тем временем достал сигарету и вышел из автомобиля, позвав с собой жену. Юноша, подумав, тоже выбрался наружу и подошел к ним:

— Да что такое-то?

— Не по себе мне. — Егерь затянулся. — Не должны тут боевые вертолеты летать, понимаешь? Странно это все.

— Ну и чего делать-то? Назад поворачивать? — Мансур закипел.

— Успокойся. — Наталья подошла к парню и взяла его за руку. — Если он говорит, что что-то не так, значит, так оно и есть. Понимаешь?

— Нет, знаете ли, не понимаю. Вот там, — Мансур ткнул рукой себе за спину, — творится черт-те что. Оттуда мы уехали, спасибо вам обоим. Впереди что-то вас напрягает. Так давайте примем решение, что нам нужно делать, и все. Ну, какие у нас варианты, а?

— Ты прав. — Егерь бросил окурок на землю, втоптал носком ботинка. — Вперед ехать нужно, как ни крути. Ладно, посмотрим. Поехали.

«Нива» дернулась, взрывая покрышками влажную, рыхлую землю, и поехала вперед. Вдали показались пологий песчаный берег реки, густо заросший камышом, и старый, но все еще крепкий мост на опорах из толстых стальных труб. Машина вкатилась на чуть прогнувшееся покрытие.

Мансур выглянул в окно, всматриваясь в воду. После всего, что произошло ночью, от реки тоже можно было ожидать любых сюрпризов. Крокодилам или еще каким-нибудь плезиозаврам он бы уже не удивился. А также русалкам, водяным и прочим ихтиандрам вкупе с гигантскими морскими спрутами. Но река была спокойна, текла себе и текла, перекатываясь небольшими ленивыми волнами. Разве что вода в ней стала более зеленоватой, с преобладающим темным, различимо илистым цветом. И тут парня чуть было не согнуло в приступе рвоты.

По течению пронесло распухшее, землистого цвета тело с широко распахнутыми глазами. И казалось, что они, глаза эти, смотрят прямо на него, впиваясь мутными белками с черными точками зрачков в лицо Мансура, стараясь запомнить.

— Фу-у-у… — Позеленевшее лицо Натальи говорило о том, что ей тоже несладко. — Ну надо же так напоследок…

Егерь ничего не сказал, смотря прямо перед собой и настороженно прислушиваясь. Переехав мост, автомобиль остановился. Егерь вышел и неторопливо направился в сторону кустов лещины. Достал предварительно из бардачка старый, исцарапанный бинокль. Накинув капюшон ветровки на голову, ввинтился в заросли, мгновенно став невидимым со стороны.

— Ни хрена себе… — протянул Мансур. — А чего это он?

— На разведку пошел. — Наташа тоже вышла из машины. Присела несколько раз, восстанавливая кровообращение, так как ехали все-таки долго. — Привычка, ничего не поделаешь. Сейчас придет, доложит обстановку. И тогда мы поймем, чего дальше делать.

— А… — Парень кивнул головой, хотя на самом деле ничего не понял. — Ждем, значит?

Женщина ничего не ответила. Присела на порожек «Нивы», задумчиво подперла ладонью лицо и стала смотреть в сторону соседнего пригорка. От нечего делать Мансур тоже посмотрел на этот пригорок и попытался понять: что же в нем странного?

Как будто отпечаталось что-то на сетчатке и тут же пропало. И, сколько он ни старался, понять так и не получилось. Помятуя о странных штуковинах, встреченных по дороге, он даже обрадовался тому, что не придется подходить к пригорку и пытаться разобраться на месте. Хватит с него непоняток. Мансур повернулся к Наташе: неужели она тоже что-то заметила?

Оказалось, что да. В руке женщина уже держала пистолет.

— Видишь?

— Да. Странное что-то. Никак не могу разглядеть, чего там.

— Самое главное, чтобы оно к нам не сунулось, вот что.

— Что не сунулось? — Егерь бесшумно возник рядом с карабином на изготовку. К которому, кстати, успел прицепить неизвестно откуда взявшуюся оптику.

— Вон там, на холме. — Наталья показала стволом пистолета. — Заметил?

— Ну да. Пока не двигается, и хрен с ним. Мальчишка там сидит. Я его в бинокль увидел. С медведем, правда.

— С каким медведем?! — Женщина оторопело взглянула на мужа.

— Большим, бурым. Короче, команда, слушайте сюда. Прямо перед Ключами — куча военных. Сюда они почему-то не суются, и это мне как раз не нравится. По идее, исходя из тактических соображений, именно здесь нужно было секрет выставить. А его нет. А что это означает?

— Что? — Мансур непонимающе уставился на него.

— Что все плохо. Что либо карантин уже вводят, либо еще что-то. И вот этот кусок считается уже запретным. Если честно, опасаюсь я, как бы по нам стрелять не начали. Мансур, ты пойми меня правильно — не хочу туда идти. Пока во всяком случае. Понимаю, что Наде твоей помощь нужна, но я не один. Наташа мне родной человек, и мне не очень хотелось бы, чтобы в нее стрелять начали, как в зараженную. Может, немного подождем, парень?

— Я не буду ждать… — Татарин упрямо покачал головой. — Наде плохо, она до сих пор в сознание не пришла. Что мне ждать? Когда она умрет, и с ней мой, слышишь ты, лесничий, мой ребенок!!! Да с какой стати в нас кто-то стрелять станет?! Тебе просто мозги на службе твоей отбило, вот и все! Не хочешь помогать — не надо. На руках донесу. Если там, как ты говоришь, военные, значит, там и врачи есть. Какие-никакие, а врачи. Поможешь довезти или нет?

Егерь посмотрел на разъяренного парня и отрицательно покачал головой.

Мансур, не глядя на него, пошел к «Ниве». Наташа открыла рот, но муж взглядом заставил ее замолчать. Тем временем парень вытащил девушку из салона. Вскинул обмякшее тело на руки и зашагал к повороту, который вел к селу. Мимо тех, кто вытащил их из разбитой машины и спас от верной смерти, он прошел, все так же не оборачиваясь.

— Молодой он еще… — Егерь сплюнул и снова полез на холм. — Глупый.

Наталья ничего не ответила. Может быть, ее муж и поступил некрасиво, может быть. Но она знала, что он никогда не принимал тех решений, которые могли бы привести к плохим последствиям.

Мансур шел вперед, стараясь держать Надю так, чтобы ей было удобно. Она дышала тихо-тихо. А парень уже начал уставать, и ему приходилось дышать тяжело и глубоко. Пот, поначалу выступавший лишь небольшими каплями, теперь тек непрерывно, заливая в глаза. Приходилось постоянно моргать, отгоняя влажную пелену. Руки начали трястись, тело девушки, безвольное и обмякшее, тянуло их вниз. Но Мансур продолжал идти, стараясь не спотыкаться, чтобы, не приведи Аллах всемогущий, не уронить ношу.

Впереди, на расстоянии не меньше чем в полкилометра, возились и рычали какие-то большие машины. Что они делали и зачем? Он не знал. Он просто шел к ним, стараясь дойти как можно быстрее.

Его заметили, когда до рва оставалось не более десяти минут ходьбы. Закричали, замахали руками, засуетились. Выбросив черный выхлоп, в сторону Мансура рванул один из восьмиколесных стальных монстров. И тогда он сначала опустился на колени, а потом сел. Бережно положил Надю на землю. Поднялся и, шатаясь, пошел навстречу военным…

Егерь, лежавший в кустах на холме, выругался и плотнее прижал окуляры к глазам.

— Стоять! Стоять, сука, сказано тебе! Стой, стрелять буду!

Истошный вопль показался Мансуру бредом. В кого стрелять? Зачем? Ведь он идет за помощью.

С борта бронетранспортера спрыгнули несколько фигур в странных, глухих камуфляжах. Зеркальные стекла шлемов не давали возможности рассмотреть лица. Да это и не было нужно, так как направленные на него стволы автоматов говорили сами за себя.

— На землю упал! Руки за голову! Быстро!

Мансур устало растянулся на земли, сложив ладони в замок на затылке. В голове колотилась мысль о том, что все это правильно и так нужно.

— Аккуратнее, мужики. Не подходим близко. Эй, ты, слушай сюда. Кивай головой, если понял. Понял?

Мансур постарался кивнуть головой. Получилось плохо, но, судя по всему, говорившего с ним военного это устроило.

— Не вставать без команды. Дернешься — стреляем. Понял? Молодец. Кого ты там оставил?

— Это моя девушка. Она беременная. Нам врач нужен. В аварию попали, и она никак в себя не придет. Помогите, пожалуйста.

— Молчать. — Треск, судя по всему, рации. — Сокол вызывает Грача. Грач, слышишь меня?

В рации что-то нечленораздельно буркнуло, судя по всему, Грач ответил.

— Здесь гражданские. Двое. Пацан какой-то. И его девчонка, без сознания. Говорит, что беременная. Что? Понял, хорошо. Отбой.

Осторожные шаги. Носки тяжелых ботинок, порыжевшие от времени, остановились шагах в семи.

— Слушай сюда еще раз. Как зовут?

— Мансур.

— Руки не убираешь, отвечаешь предельно кратко и ясно. Понял? Молодец. Первое — как сюда добрался, если в аварию попал?

— Дошел. — Что-то заставило Мансура промолчать про Егеря.

— Ну-ну. Слышь, Сапсан, сейчас разберемся с ним и надо будет туда мотануть.

— А чего не послать второй бэтээр, а? — Голос Сапсана был таким же низким, как и у его напарника.

— Мне оно надо? Я, знаешь ли, сам хочу походить в героях. А ты не хочешь что ли?

— Логично. А чего ждем-то?

— Ученых. Сейчас подъедут. Слышь, пацанчик, так чего у вас там произошло-то, а?

Мансур открыл рот, чтобы ответить, но неожиданно раздался рев еще одного двигателя. Рядом с бронетранспортером притормозило еще что-то. Он поднял голову и посмотрел, удивленно и не веря глазам.

Машина была очень большая, с сетчатой решеткой на лобовых стеклах, на высоченных колесах, вся утыканная антеннами. И вышли из нее два типа, затянутых во что-то, что напоминало скафандры для выхода в открытый космос. В руках у одного был небольшой агрегат, похожий на шуруповерт. А у второго — сверток, который, после того как тот дернул за шнурок, превратился в большой прорезиненный мешок, смахивающий на спальник. Только окошко было очень маленькое, и по всей его поверхности были натянуты крепкие на вид ремни.

Мансур все понял, увидев, как странная машина отправилась дальше, туда, где лежала Надя. Прав был Егерь. Мансур глубоко вздохнул, уткнувшись лицом в землю. Перед глазами начало закручиваться красное марево, в ушах отчетливо застучало, а в груди стало тесно. Он зарычал, услышав обострившимся слухом, как осторожно двинулись к нему те двое в скафандрах. Почувствовал, как напряглись ставшие вдруг очень сильными мышцы. Подпрыгнув на месте, он кинулся на них, видя, несмотря на плотные скафандры, как пульсируют внутри каждого красные мышцы посередине груди, как по сосудам бежит красная жидкость.

Как медленно движутся те, с автоматами, не успевая пресечь его прыжок…

— Ни хрена себе чудо-юдо… — Сапсан присвистнул, глядя на то, как расслабляется тело пацана, как опадают мышцы и распрямляются успевшие мгновенно отрасти темные густые волосы на голове и лице. Вот только на лице ли?

Вздохнув, он покосился на тело Коляна, с которым прошел не одну войну. Тот лежал на спине, уже не хрипя и не дергаясь. И кровь уже не била фонтаном из распоротого когтями твари кевларового нагрудника боевого защитного комплекса «Кольчуга М-3». Перекинувшийся в голливудского оборотня парень вскрыл этот нагрудник играючи.

— Угу. Посмотри, Борь, какой экземпляр-то, а? — Один из ученых нагнулся, рассматривая утыканное иглами парализатора тело. — Обалдеть.

— И не говори. — Второй, деловито разложивший свой мешок, подошел ближе. — Таких я еще не видел.

— Чего?!! — Произнес обалдевший Сапсан. — Каких таких?…

Слышь, военный. — Борис повернулся к нему. — Ты локаторы-то спрячь. Грузи людей на броню и вези в карантинную зону. Понял? А то сам таким станешь. Быстро!

Сапсан открыл было рот, чтобы сказать все, что он думает по поводу всяких там умников. Но тут пискнул коммуникатор, встроенный в экран наглазника, и Сапсан промолчал, поскольку даже по званию стоявший перед ним был на пару звезд больше. Спецназовец хмыкнул и махнул своим, идя к бэтээру.

— Ты на Базу сказал, чтобы их через «мозговарку» пропустили? — Первый, начавший натягивать мешок на Измененного, обернулся к коллеге.

— Ну, уж не впервой. Предупредил, красным кодом. Слышь, Валь, ты представь, а если девчонка выживет? Она же беременная. Елы-палы…

— И не говори. Ладно, давай паковать. Вон уже наши возвращаются. Эх, родимый ты мой, мохнатый, чего ж ты такой тяжелый-то?…

Отправленный к мосту патруль обнаружил только следы от протекторов тольяттинского внедорожника. Да еще отпечатки громадных когтей, которые вели прямо в темную воду.

Егерь гнал машину в сторону одного из дачных поселков, расположенных вокруг Радостного. Поселок, один из самых больших, назывался прямо как конфеты в детстве: Раздолье. Они молчали почти все время, пока ехали. Уже практически добравшись до скопления дачных участков, среди которых был двухэтажный кирпичный дом, доставшийся Егерю по наследству, ему пришлось притормозить и загнать «Ниву» в густой пролесок. Сверху на барраже прошел «крокодил». Теперь Егерь уже начал их бояться. Наташа, молча плакавшая всю дорогу, повернула к нему распухшее лицо с красными глазами:

— И мы… и с нами будет то же самое? Но как же, ведь…

— Успокойся. С нами ничего пока не произошло, слышишь, Наташ?

Она всхлипнула:

— Да слышу я, слышу. Вот только понять не могу. Ну как же так?

— Как, как. Задницей об одно место, вот как.

Егерь глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

Ему тоже было не по себе от того, что он увидел там, на холме. Но что им оставалось?…

* * *

Слава Рычинов, вышедший в отставку в звании майора, был доволен своей жизнью. Все для него складывалось как нельзя лучше. Работу бывшему военному строителю удалось найти очень быстро. Благо и опыт, и образование, и возраст — все подходило. А умение командовать людьми и решать всякие весьма сложные дипломатические вопросы с бюрократами давало только дополнительные плюсы. Став в тридцать восемь заместителем директора крупной строительной компании, Слава считал, что жизнь удалась. Он уже стал задумываться о женитьбе на какой-ни- будь, желательно разведенной и с взрослыми детьми, женщине. Нет, нельзя сказать, что он не любил детей, нет. Просто не хотелось, чтобы дома висели подгузники и стоял несмолкаемый ор. Уж так вот он был устроен. Планы рухнули в одночасье, когда по всем телевизионным каналам начали показывать город, лежащий возле Волги. Тот самый, где прошли пять лет жизни тогда еще капитана Рычинова. Через неделю после первых репортажей, ахов и охов журналюг всех мастей и титулов, после громких заявлений государственных мужей и тихих прогнозов знакомого врача-эпидемиолога Слава запил. Нет, он не скатился в пропасть, после которой запросто можно было оказаться бомжом. Не такой закалки был человек. Но изо дня в день, с переходом на выходные, он начал употреблять все больше и больше. Свадьба не сложилась. А причина была проста…

— Что это, товарищ капитан? Я такое только в кино видел, ох, епта…

— Отставить, Снисаренко. Что ты как первогодок, право слово?

— Извиняюсь, не сдержался. Да-а-а, вырыли мы очередной тоннель для Росрезерва…

— Так, а ну отошли, бойцы! Кому сказал?! Снисаренко, выставь караул. А я к особисту. Но, бля, охеренная штука, я согласен. Ну все, давай будь бдителен тут.

Рычинов пошел по прокопанной экскаватором траншее в сторону строительного городка. Поправил спецовку с надписью «ТрансГаз», думая о том, что сообщать начальству. Официально они работали якобы на прокладке нефтепровода. По сути — так оно и было, поскольку его тянули рядом. По факту

По факту одно из подразделений инженерно-саперных войск РФ, которое само себя величало не иначе как «Росметрострой», расширяло и увеличивало хранилище Росрезерва России. Самое первое, созданное здесь еще в шестидесятых прошлого века, было немного маловато. А если быть более точным — не подходило для хранения законсервированных углеводородных продуктов и прочих производных. Сам городок с ласковым названием Радостный строился изначально именно под данную задачу. Но пришло время, и, применяя все возможные методы конспирации, нужно было расширять площади. Благо стихшие в лихие девяностые нефте- и газодобывающие местные предприятия снова работали на раз-два.

Именно поэтому батальон капитана Рычинова, состоящий исключительно из специалистов-контрактников, находился здесь и рыл траншеи, которые в дальнейшем должны были перейти в тоннели, соединенные с основным старым комплексом. Самый сложный этап работ — создание искусственных каверн и резервуаров — еще был впереди.

И вот сегодня, отваливая очередной пласт земли, экскаваторщик Семенов приостановил работу и вызвал его, своего командира. Потому что под ковшом открылось нечто. Оно было, судя по видимой части, далеко не самых малых габаритов. И еще оно было настолько странного искусственного происхождения, что Слава сразу вспомнил сериал про неугомонного американца, твердившего: «Я хочу верить». Да и было с чего…

Покрытое буроватым глиноземом нечто выпирало выпуклым боком. И был этот бок то ли сварен, то ли склепан настолько хорошо, что казался абсолютно монолитным и целым. Без единого видимого шва, без какой-либо трещины. Материал был похожим на металл, да только металлодетектор на него никак не реагировал.

Тоже еще та ситуация. И данные геологоразведки, и результаты прочих исследований, проведенных Институтом, во всю ивановскую кричали: нет здесь ничего!!! А оно было, вон, так и выпирало зеленоватым, со стальным отливом покрытием. Рычинов вполне представлял себе, что теперь будет. И от этого ему становилось нехорошо.

Да, его ребята ни разу не нарушили всевозможные подписки, которые давали, заключая контракт с Минобороны. Но сегодняшний-то случай, как ни крути, не подпадал под них. И как теперь начнет суетиться и дергать ГБ, можно было себе представить. Слава был, конечно, далек от мысли о том, что к ним применят тот самый способ, которым надежно закрываются любые возможности «слива» информации. Не то на дворе время, «воронки» не катаются. Но мандраж все равно присутствовал, и никуда от него было не деться. Потому капитан Рычинов и оттягивал последние минуты перед свиданием с особистом Сергеем.

Но известно: человек предполагает, а Господь располагает. Когда капитан остановился покурить, особист сам вышел из вагончика, бодро протопал в курилку и присел рядом с Рычиновым. Оба задымили и с глубокомысленным видом начали обычное соревнование: кто больше колец пустит. Выиграл, как обычно, наследник несгибаемого Феликса, хитро улыбнулся и спросил в лоб:

— И чего у тебя, любезный камраден, случилось? Неужели нашел клад адмирала Колчака, который прикопали драпавшие через эти места белочехи? Или чего поинтереснее?

Рычинов покосился на довольно скалившегося чекиста, отметил про себя, что хоть тот и ржет, но глаза у него как у робота-супостата из ремейка «Терминатора», вздохнул и начал рассказ. Много времени он не занял. По окончании особист сорвался с места, да так, что капитан еле успел его догнать. Результат…

Работы, не были прекращены, и даже никто не удалил с территории объекта подразделение Ры- чинова. Так что он оставался до того самого момента, пока обводная траншея не состыковалась с ближайшим отростком системы подземного сообщения объекта Росрезерва «Радостный-1». Хотя, как понимал умница-капитан, рядом с его площадкой появилась еще одна, которую в документах обзывали не иначе как «Радостный-55», а промеж собой ловкие и склизкие парни с глазами пламенных борцов за дело революции называли «зоопарком», «инкубатором» или «зеленкой».

И как-то автоматически потом получилось у Рычинова стать майором, которого, правда, никто не двигал на должность подполковника, а скорее — задвигали подальше от населенных районов страны. Вместе с подчиненными, которых к тому же постарались разбросать кого куда. Увольнялся он из Сибири, подписав напоследок кучу бумаг, суливших ему почти мгновенную смерть в случае, если захочется потрепаться.

В Интернете он нашел нескольких ребят, даже переписывался. Пока…

Пока, около года назад, ему не позвонила жена Снисаренко. Паша умер. Скончался вместе с несколькими друзьями в гараже, распив бутылку водки после работы. А потом случайно Рычинов узнал про смерти еще троих ребят из батальона. И с тех пор прекратил все связи с бывшими сослуживцами.

А потом были репортажи оттуда, из Радостного. Возбужденные лица репортеров, верещавших обэкологической катастрофе, связанной со взрывом газа, который приобрел какие-то там свойства. Смазанные кадры, показывающие странные тела животных. Вертолеты на бреющем полете, ров и линия оборонительных сооружений. И потом был звонок. С той самой площади. И он запил, захлебываясь по ночам слезами. Его похоронили через полгода. В закрытом гробу. Вернее, не его, а то, что осталось после прыжка с десятого этажа.

Взгляд вперед — 5

— А я сказал…

— Рот закрой. — Большой пригнулся прямо к лицу «туриста». — Пока я его тебе сам не закрыл. И слушай, что тебе говорит умный человек. Наш старшой весьма толерантен и дипломатичен. В отличие от меня. Усек?

Нельзя было сказать, что упертый «турист» не понял. Другое дело, что он не хотел терять лица перед товарищами. Хотя чего там было терять? Если они только и делали на протяжении всего разговора, что пытались изредка ему подперднуть и занимали героические и пафосные позы. Которые, правда, сдулись очень быстро, стоило вместо Скопы зайти Большому. Сложно их не понять, когда рядом с тобой находится этакая громадина, которая весьма убедительно ломает кусок стены просто для того, чтобы пройти дальше по бывшей мастерской «восьмерки», то есть одной из городских школ, некогда носившей номер восемь, как не трудно догадаться.

Спор имел место быть, этого не скроешь. И наши подопечные, несомненно, были правы в своих «предъявах». Даже с точки юриспруденции они были правы на сто процентов. Даже на сто десять.

Уговор был прост: идем охотиться на голема. Согласен, что именно так оно и было. Да вот только как доказать этим в принципе неплохим ребятам, что не все так просто. Хотя, конечно, говнюки они изрядные. Не мое, конечно, дело, но тело товарища, разорванное травой, они могли бы потащить домой. Ну, на крайний случай могли и нас попросить. И дело не в деньгах, которые я бы с них затребовал. Просто не по-людски это — вот так бросать человека. Да и что я тут мучаюсь нравственными дилеммами?

Вот только как втолковать этим кускам дебила, что в любом договоре имеет место такая фиговина, как форс-мажор. И Крюка, с которым невозможно было не считаться, нужно отнести именно к этой категории? Ну что я сделаю с этими глупырями, как достучусь до них? Как бы Большой ни корчил страшные рожи, которые легко угадываются даже за матовым стеклом забрала, это делу поможет только в крайнем случае. А до него мне и товарищам не хрен доходить. Становиться персоной нон-грата и болтаться на веб-доске МВД с подписью: «Живым или мертвым. Награда сто тысяч миллионов монгольских тугриков» — мне не улыбалось. Да и славу дипломата, давно и заслуженно приобретенную в среде рейдеров, надо было поддержать.

— Слушай, Коля… — Я сделал многозначительную паузу, желая дать имбецилу возможность проникнуться серьезностью момента. — Я все понимаю, но ты тоже постарайся понять. Есть такая тема, как голем Крюк. С этим страховидлом даже врагу не посоветую враждовать. Мало того, что он один из самых старых местных обитателей. Так он еще и страшен, как полк Псковской десантно-штурмовой. Причем — один. Если он сказал, что нельзя заезжим барам желать охотиться на голема и бить его в глаз из штуцеров-слонобоек, то так оно и есть. То есть — так тому и быть. Точка. Аллес. Конечный конец. Компренде муа?

«Турист» налился краской, прям как рак в кипятке. Насупил свои и без того грозные брови и пошел на новый заход в своем словесно-ковровом бомбометании:

— Пикассо, вот ты ведь мужик умный. Ты понимаешь, какую славу я тебе пропою, как только выберусь из Района? Мне рекомендовали тебя как одного из самых ответственных типов во всем вашем сброде. Аванс мы вам какой внесли, а? Вот-вот. И что же получается? Из-за слов какого-то, мать его поперек и вдоль, мутанта ты отказываешься от уговора? Ты сбрендил, рейдер? Тебе, может, стоит отсюда свалить и податься в учителя экологии ку- да-нибудь на одной параллели с Урюпинском? Не много ты себе позволяешь? Вместо того чтобы взять меня, как одного из заказчиков, к этому вашему Кефиру, ты заставляешь меня пялиться на четыре сиськи какой-то местной бляди. И ладно, если бы она согласилась за бабло перепихнуться, я бы тогда промолчал. Так нет, она, сука, гордая и не дает всем подряд. А потом ты заявляешь, что голема мы стрелять не будем. Дескать, непедагогично это что ли? Не подрастут малыши, и не будет у них новых друзей-сородичей. Охренеть, не встать, чтоб у меня уши в трубку завернулись от потока того бреда, что ты на меня тут опрокинул.

Ну что сказать на такое? Кроме того, что Большого я успел перехватить в тот самый момент, когда ствол пулемета уперся Кольке в шлем, нужно было и мне успокоиться. Остальные «туристы» стояли по стойке «смирно», хоть это хорошо. А как иначе, когда сзади ласково напевает любимую считалочку «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана» Скопа и держит в руках компактный «Кедр-МУ». Аббревиатура, несомненно, очень смешная, но к коровам отношения не имеющая. «М» — модифицированный, «У» — усовершенствованный. Стреляет исключительно мощно, пробивая даже хорошие бронекостюмы.

Ну, значит, стоит все-таки попробовать еще раз. Эх, и откуда у меня такое ангельское терпение взялось намедни? Раньше, еще с год назад, без вопросов отправил бы в нокаут этого упыря. А сейчас? Стою тут, объясняю прописные истины. Как дурак последний. А что делать? И я, мысленно поклявшись великому Че, что постараюсь не бить Коляна чересчур больно и травмоопасно, сделал наипоследнейшую попытку:

— Предлагаю такой вариант, значит. Самое главное для вас что? Правильно, заявиться в ваш «Хантер-клаб» с крутым трофеем и доказать посрамленным коллегам по бизнесу, что вы самые перченые из всех охотников на свете. И на болту вертели всех, кто не сможет повторить ваш несравненный подвиг, так? Вот молодец, хоть в чем-то, Николай, мы с вами достигли консенсуса. Большой, не изображай из себя реликтового гуманоида из заповедника «Южное Бутово», ты ж меня прекрасно понял. Ну так вот, я выдвигаю встречное предложение.

Коля попыхтел для порядку, но кивнул все ж та- ки, подлец. И, соответственно, я продолжил третий раунд переговоров между справедливыми и почти честными рейдерами с одной стороны и жадными, глупыми и подлыми, но донельзя денежными «туристами» — с другой:

— Есть у меня один такой закоулочек в местном бардаке, где находится логово прелюбопытнейшего экземпляра местной фауны. А именно — охрененно здорового, безумно злобного и абсолютно, сука, до жути и пупырышных мурашек отвратительного грей-льва. Реально, мужики, он страшен, как второй самостийный президент после ветрянки, и огромен, как Годзилла. Ну, или как Кинг-Конг как минимум. Если вы скажете, что притащить съемку того, как вы загоняете голема без автомата Калашникова — это круче, чем завалить злобного измененного царя зверей, то я даже не знаю, что вам ответить на это. Вот вы покурите, перетрите и подумайте: а надо оно вам сейчас лезть в бутылку против трех рейдеров, которые спецназовцев гоняют вместо утренней зарядки? Или, взвесив все «за» и «против», согласиться с озвученным изменением в нашем с вами уговоре? ОК?

— Хорошо. — Николай кивнул и гордо удалился в сторону сожранного ржавчиной фрезерного станка. Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй…

Вот тоже мне, гондольер. Ушел-таки — ну прям как Ван Бастен после Европы восьмого года: гордый и ни хрена не сломленный. Мужик, ничего не скажешь. Сел всей жопой в лужу, а делает вид, что ни фига подобного. Ой, видел я его по ТВ. Не помню, правда, где да как, но видел, это точно. Мелькал где-то позади важных дядек с временами красуясь перед камерами. То ли какой серьезный бизнесмен, то ли еще кто. Ну, да и ладно, хотя теперь ухо востро держать нужно будет. Дядька не из той породы, что забывают про ствол ПК, приставленный к голове. Хотя я на Большого не в обиде, правильно он поступил. Другого варианта развития событий и не могло быть. А то дальше было бы еще сложнее, вон, они до сих пор такие надутые, как индюки Брандуляки. Хоть и обосрались по полной.

— Эй, брат. — Скопа перешла на внутреннюю, закрытую волну, чуть опустив вниз ствол «Кедра». — А оно нам надо? Может, пошлем говнюшат, доведем до базы и пускай валят нах хауз?

— Не вариант. — Я вздохнул. — Деньги нужны. Сама знаешь, что мы на мели. А аванса, если они нам не выплатят остального, должно хватить надолго. Помнишь ведь, во сколько нам влетело твое лечение, э? А мастерская у меня стоит, дохода нет. Сезон кончился. Эти-то — наверняка из последних ласточек. Так что нам так и так светит идти, но хотя бы сможем подготовиться нормально. Вещи вон подлатать. Большому, опять же, пулемет сменить нужно. Без обид по поводу того, что напомнил.

— Да какие там обиды? Я ж понимаю. Ладно, хорошо. Хотя меня так и тянет надавать им пинков по филейным частям.

Большой молча рассматривал столярные изделия за совершенно запыленным и не пойми как уцелевшим стеклом старого шкафа, потом повернулся к нам:

— Я тоже за охоту. Хочешь прижать Симбу? Давно пора, если честно. Меня эта драная кошка уже Достала. Ведь все понимает, зараза, и постоянно начинает мелькать рядом, если нас прижимают. Злопамятная скотина, ничего не скажешь. Давно заметил, что если нарвался на кого посерьезнее — то головой по сторонам вертеть надо очень активно. А то обязательно свалится откуда-нибудь эта подлюка хвостатая. Надо нам было тогда вступаться за тех «несунов»? Ну подумаешь, загнал бы он их, и что? Просто порция дурман-травы не дошла бы во внешний мир, всего делов-то. Ладно, ладно, сделанного не воротишь, знаю.

Ну да, не воротишь. И еще мы, все трое, далеко не ангелы. И в тот самый раз, про который вспомнил наш пулеметчик, мы отогнали большого грея Симбу от «несунов», которые перли на своих горбах тюки с местной Марией, дочерью Хуана. За что впоследствии были наделены бабкой Матреной, основным районным наркодилером, многими материальными благами. В том числе несколько ампулами с растительным медпрепаратом типа «ультраглюкаина». Только сильнее в несколько раз. И обладающим, помимо обезболивающих функций, еще и регенерационными. Такова се ля ви в Районе, и никуда от нее не деться. Наша местная жестокая правда жизни.

Негативной стороной нашего благого по сути своей и человеколюбивого поступка было то, что грей- лев стал нас преследовать. У этого вида Измененных великолепная память. Прям аж умиляет, как эта тварь нас помнит и любит…

— Вот и прижмем. Распотрошим кошастого на десять тысяч маленьких котейков. И будет нам мир и спокойствие.

— И еще продадим ботаникам Грека евойные потрошки, ага? — Большой ухмыльнулся, предвкушая барыши. Ну да, некоторые внутренние органы греев стоят ой-е-ей сколько.

— А еще я не отдам им всю шкуру, а только голову, как ты, Пикассо, и говорил. А из нее сделаю половичок. Чтобы как проснулася, так ножками на теплое и пушистое. М-м-м… сказка просто, а не мечта. — Скопа хмыкнула. — Пойдемте уже, а то девушка начинает входить в охотничий раж. Эх, мальчики, я та-а-а-ка-а-я-я-а хулиганка-

Большой хохотнул, видно, представил, как Скопа спросонья встает на колючую, как еж, шкуру грея и начинает ругаться. И мое недовольное мурло, так как это же мне при любом раскладе придется просыпаться и выслушивать ее рулады. Куда как весело слушать с утра ноющую и нудящую с «перепела» Скопу. Страшнее этого только те дни, когда…

Ну да ладно, как говорят америкосы — «прайватс». А как там наши господа «дуристы»? Прекратили свои прения по существу озвученного вопроса?

— Эй, парни! — Я поднял забрало. — Вы там как, не совсем еще засовещались, а?

Коля встал первым, шагнул мне навстречу. Остальные подошли и встали рядком сзади.

— Мы согласны, Пикассо. Хотя до сих пор считаем, что ты не прав. И, исходя из этого, рейдер, вот что тебе скажу. Наше условие: остатки вашего гонорара — по результатам охоты. Если не будет адреналина и, самое главное, трофея, который вы и потащите, заплатим только треть. Если все тип-топ, то половину от оставшейся суммы. Согласен?

Не, ну вот же паскуда! Мало того, что живым остался только из-за того, что ребята Сокола не пожалели гранат, так еще и выеживается. Да и хрен с тобой, енот-потаскун ты одышливый. Половина так половина.

— Я согласен. Ребята, надо полагать, тоже. Идем, значит?

— Идем. Это по маршруту или придется топать еще куда-то?

— Почти. Это в сторону конца Гаражей. Там наш лева обычно шхерится днем. Он же все-таки пусть и бывший, но гордый житель африканских саванн. Сами понимаете, нужны животине просторы. А там как раз — пустыри и бывшие огороды, есть где разгуляться.

«Турист» чуть сбледнул с лица:

— А смок?! Пикассо, он же как раз там…

— Да не парьтесь. Судя по всему, наш крылатый ночью успокоился и улетел увеличивать территорию собственного ареала. У него есть еще два противника, с которыми он постоянно что-то делит.

Вот это истинная правда. Смоков в Радостном всего три, хотя изначально было с десяток. Но эти крылатые однажды настолько охамели от собственной крутости и безнаказанности, что решили покуситься на окраины вотчин военных. И попали, как водится, под плотный зенитный огонь. И, между прочим, новых смоков пока не появлялось. Что подтверждало некоторые слухи, ходившие в нашей среде.

А именно те, которые утверждали, что Район есть не что иное, как дырка в параллельный мир, откуда всякая пакость так и лезет на Землю. На самом деле в ситуации со смоками было много непонятного. И изменяться в этих страшилищ здесь было некому, как-никак кондоров на Средней Волге вообще не водилось. Беркутов и орланов давно истребили. Да и гнездились они не здесь, даже когда и были. А габариты крылатых? Ну скажите мне, сколько ему есть надо и где он этот самый корм находит?!

Тем временем наши «туристы» явно успокоились и двинулись к пролому в стене, через который мы и забрались в здание. Уже вылезая, Костя обернулся:

— Ты говорил, что днем в зданиях бывает опасно. Особенно в тех, у которых нарушения в стенах. Так почему мы сюда полезли так спокойно, а?

— А это его территория, — вмешался Большой. — Родная школа. Он здесь учился. Так что теперь метит ее и не дает покоя тем, кто нарушает границы его, Пикассо, частных владений. Вот и всего делов.

«Турист» с обалдевшим видом уставился на выдавшего с абсолютно невозмутимым видом всю эту пургу пулеметчика. Но не стал комментировать, а просто выбрался наружу.

Я оглянулся напоследок, кинул кусок железа маленькому «магниту» в углу в благодарность за то, что он не стал выкидывать всяких кунтштюков с нашим оружием и амуницией, и вылез последним. И правильно сделал. В дверь уже настойчиво начали скрестись те, кто здесь жил и кто подкрадывался последние минут пять, если верить датчику движения. Ну а зачем нам лишняя драка с теми, кто живет внутри зданий, правильно?

А ведь я мог возвращаться сюда спокойно, зимой, встречаться с одноклассниками, пить водку и трепаться про собственную карьеру. Возможно, что на каком-нибудь вечере встречи случилось бы пересечься с той симпатяшкой из параллельного класса, вспомнить старое. Мда… что-то я сегодня сентиментальный.

А снаружи наконец-то успокоилось. «Всплеск» был небольшой и в основном прошерстил поверху. Правда, самый старый из тополей наконец-то сломался. Да и хорошо, что, выйдя из пятиэтажки через дорогу, мы успели добраться до пролома в мастерской. И там не было ни «паутины», ни чего еще похуже. И даже переползла куда-то в сторону футбольного поля лужа «битума». Вон, парит над ней воздух. Еле-еле, но заметно даже невооруженным глазом. Ветер гоняет по полю черный песок, остающийся после ухода тумана. Дрянь, скажу я вам, редкостная, если попадет ее побольше в дыхательные пути — так пиши пропало. Ничто не спасет.

Скопа, как обычно, бодро шагала впереди. Я не очень люблю сам Город, все-таки большое количество домов дает хорошие шансы снайперам. Потому стараюсь соваться сюда пореже. Да и «туристов» не особо люблю. И есть за что, если честно. Не понимаю я их. Ну скажите, за каким, спрашивается, нужно лезть в самое, пожалуй, гиблое место на территории нашей необъятной родины? Неужели нельзя нигде больше подчерпнуть адреналина, если есть нехватка? Те же охотнички наши…

Так и тянет посоветовать вспомнить заветы и привычки наших героических предков и отправить на кабанью охоту с рогатиной и ножом. Думаю, что неслабое удовольствие люди бы получили. Если бы, конечно, смогли вернуться живыми. Так ведь нет, подавай им что-нибудь пострашнее, Район подавай, охоту на Измененных. Одно слово: тебе повезло, ты такой, как все, ты работаешь в офисе. Вот прав был этот древний поэт-песенник, чью запись я слушал как-то у Сдобного. Тот фанател от записей начала века и коллекционировал их непременно в оригинальных, бешено дорогущих компакт-дисках.

А наши «туристы» как раз подходили под героев песни: глупые, дорогие и гниющие в собственной скучной крутости. Хотя вряд ли они смогли бы в этом признаться самим себе. Придумывают самоубийственные развлечения, ни фига не думая о последствиях.

Так, не время предаваться философии. Вон впереди виднеется что-то, весьма напоминающее одну заковыристую «якорную» ловушку. Ну-ка, сосредоточились и пошли аккуратнее…

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПРИВЫКАНИЕ. НЕДЕЛЮ СПУСТЯ

За окном хлестал дождь. Был он странный и нехороший. Мирону было видно, как на глазах чахнет и желтеет трава на газоне. Хотя его это практически не волновало. Его вообще мало что интересовало в последнее время.

Когда он пришел в себя на старой железной койке, то сначала ничего не понял. Открыл глаза и уставился в белый, плохо видимый из-за тусклого света потолок. Попытался сесть, и тогда же пришла боль. А чуть позже пришло осознание того, что ног ниже колена у него нет. Вместо них торчали аккуратно забинтованные обрубки.

Мирон тупо смотрел на бинты, на которых проступили красные пятна. Пытался понять: как же так? Он помнил, что его тащил на руках Лexa, потом — какой-то плохо освещенный коридор, рыжеволосая девушка давала ему пить, и была ноющая, бьющая рывками от ступней боль. Нет, не такая, как сейчас, а сильнее. И еще там был запах. Точно. Сладкий запах разложения, который поднимался оттуда, где двигалась взад-вперед ржавая пила, впиваясь зубьями в его ступни и голени. А потом — темный провал. Да, его кидало то в жар, то в озноб. Это тоже было. А теперь?…

Теперь не было ни запаха, ни пилы, ни жара. И ног тоже не было. Культяпки-то эти ногами не назовешь. Мирон смотрел на них, закусив губу, и тер правый глаз. Слишком горячо и влажно там было, в самом его краешке. Странное такое чувство, которого он давно не испытывал. Даже совсем недавно, глядя на тела матери и соседей, обгоревшие до полной неузнаваемости, этого такого давно забытого чувства — не было. А сейчас оно вернулось из того времени, когда соседские пацаны забрали у совсем маленького Мирона пластмассовый оранжевый трактор, который ему купили в большом магазине, куда они заехали, когда были у родственников в столице области. Тогда еще живой отец купил Мирону этот трактор, и тогда родители поругались в электричке, возвращаясь назад. Мама говорила, что у них и так мало денег и можно было потерпеть и не выпендриваться. А отец скрипнул зубами и ушел в тамбур, где стоял до самого Радостного и одну за другой курил свои вонючие сигареты без фильтра.

А мальчишки из соседнего двора, которые были старше, подошли к Мирону, радостно ковырявшему ковшом этого оранжевого чуда песок в песочнице, и забрали трактор. И потом, не обращая внимания на его отчаянные мольбы и разбив нос, когда он кинулся на них с кулаками, бросили игрушку на дорогу, прямо под колеса грузовика. Трактор треснул и развалился на куски, превратившись в лепешку. И Мирон пошел домой, утирая тихие и злые детские слезы. Дома уткнулся маме в колени и долго плакал, вздрагивая плечами. На следующий день сосед, работающий водителем на рейсовых автобусах, привез точно такой же. И они ничего не сказали уставшему отцу, который вернулся со своей первой «северной» газовой вахты, которые снова стали хорошо оплачиваемыми. Но тот мальчик из песочницы пропал, и вместо него появился новый Мирон, который спустя десять лет арматурой выбил зубы каждому из тех трех обидчиков. И у него, у нового Мирона, больше никогда не было горячо и влажно в уголках глаз. До того момента, когда он очнулся и понял, что ходить больше точно не сможет.

Лязгнув металлом и низко пригнувшись, в дверь протиснулся Лешка и довольно заулыбался при виде сидящего товарища. Правда, улыбка быстро сползла с его лица, когда он понял, что произошло с Мироном. Он не стал ничего говорить, поковырялся в большой сумке, прицепленной к поясному каркасу, выложил на тумбочку пачку сигарет и бутылку воды. Вышел, потемнев лицом, и вернулся только после того, как Мирон позвал его. Разговора не получилось. Лешка просто рассказал про то, как нашел врача. Да, пришлось ампутировать обе ноги чуть ниже колена, иначе каюк был бы бывшему пэтэушнику. Мирон все понял, но лучше ему от этого не стало. Две недели он молчал, изредка бросая короткие фразы, когда они в три не самых ловких руки делали перевязки. Мирон был вынужден, стискивая зубы, делать вид, что все хорошо. А вот сегодня, когда им пришлось выбираться вдвоем наружу, он не выдержал:

— Да на кой хрен мне оно надо, чурка ты железная? — Он брызгал слюной, давясь собственным криком. — Мало того, что сам стал не пойми чем, так и меня в инвалида превратил. Морда охреневшая! Ты мне кто, бля, а? Тебя кто просил мне вот так помогать, козел?!! Хрена ль мне теперь делать- то? Сука, су-ка-а-а…

Лешка молчал, смотря на него сверху вниз, опустив руки. Глазами шарил по разбитым плиткам пола в операционной, в которую пришлось влезть для того, чтобы пополнить запас медикаментов. Было заметно, что в больницы активно пытались проникнуть не только они, но для большинства других «посетителей» это закончилось очень плачевно. То, что от них осталось, почти полностью растащили мелкие местные обитатели. Хотя, судя по полностью очищенному кабинету для перевязок, у кого-то все ж таки получилось. А вот Лешке помешать никто и не пытался. Скорее всего, из-за того, что он уже пару раз до этого заходил на территорию больничного городка. И каждый раз убедительно доказывал, что связываться с ним лучше не стоит.

Он не нашел ничего из медикаментов в бункере, сколько ни искал. Зато нашел две нормальные и одну спрятанную двери, ведущие куда-то. Открыть, правда, не смог, так как на них стояли механические кодовые замки. Но надежды, что когда-нибудь получится добраться до них, не терял. Заживало на Мироне все хорошо, без проблем, но закончились и обеззараживающее, резко пахнущее спиртом средство, и специальная мазь для культей и бинты. Потому и пришлось выбираться. Да и Мирон попросился наружу.

Прооравшись, Мирон смотрел за окно. Насколько Леха успел понять, сидеть им придется не меньше часа. Такие дожди на последней неделе шли постоянно, утром и вечером. По полтора часа. Нонсенс, конечно, ждать дождь по часам, но так оно и было. Может, это даже и к лучшему, потому что за час вполне можно успеть поговорить с товарищем по несчастью.

Мирон покосился на приятеля, возвышающегося сюрреалистической композицией из плоти и металла, на плохо скроенную из кусков мешковины сбрую, в которой голем притащил его сюда. На выражение лица, с которым тот рассматривал узор трещин на битых плитках. Пустота, которая поселилась в душе бывшего пэтэушника, заволновалась, ей, запустившей корни глубоко внутрь искалеченного молодого парня, очень не хотелось рассыпаться кусками терракотовой глины. Как и самому Мирону, понимавшему, что по большому счету он не прав. Потому как искалеченный больше него Лешка не закрывался от него. Наоборот, старался стать ему как можно ближе. А ведь Мирон даже не поинтересовался у Измененного: что с твоей семьей? Хотя прекрасно помнил, как тот пропал где-то на сутки, оставив ему запас воды в двух пластиковых канистрах, несколько банок консервов и автомат с полным подсумком. Мало того, Мирону даже не пришло в голову спросить, откуда он все это притащил.

Лешка поднял голову. По коридору кто-то крался.

— Что там? — Мирон тоже постарался прислушаться.

Голем приложил палец к губам и медленно приподнялся, стараясь не скрипнуть чем-нибудь. Бесшумно подошел к двери, зацепил крюк левой руки на ручке и отступил, поднимая «кувалду». За дверью чуть слышно зашелестел плохо натянутый линолеум. Голем дернул дверь на себя, одновременно шагнув вперед и занеся руку для удара. Из двери выстрелила молния.

Живая, орущая что-то нечленораздельное и размахивающая заточенной штыковой лопатой. Кувалда с хрустом впечаталась в темечко Измененного, которого от удара согнуло пополам. За спиной Мирона со звоном вылетело стекло, впуская в операционную двух невысоких и гибких, мгновенно бросившихся на голема со спины. Из коридора влетели еще трое, сумевших столкнуть замешкавшегося Лешку с места.

Тот попытался выпрямиться, чтобы скинуть хотя бы одного из тех, что висели у него на спине. Ему это почти удалось: он смог ударом кулака зашвырнуть в угол того, что был побольше, одетого в донельзя рваный тренировочный костюм.

Мутант отлетел, взрыкнув и мгновенно вскочив на четвереньки, и увидел вжавшегося в противоположный угол Мирона. Жадно облизнулся, глядя на него безумными голодными глазами, и начал, пригибаясь, заходить сбоку, больше не вмешиваясь в ураган, воцарившийся посреди операционной.

Мирон в ужасе смотрел на то, что еще совсем недавно было, наверное, мальчишкой лет двенадцати-тринадцати, и никак не мог достать из-за спины зацепившийся за что-то АКСУ. Тварь пригнулась для прыжка и оскалилась.

* * *

Кир злился. Ходил кругами по собственной комнате на территории бывшего автохозяйства и доламывал остатки мебели. Обезьяна, сидевшая у двери в качестве сторожа, несколько раз порывалась выскочить, понимая, что Хозяин не в духе. Но каждый раз останавливалась, получив жесткий, как удар хлыста, мысленный приказ.

Недовольство Кира объяснялось просто: он не мог удерживать контроль над Стаей дальше чем на три километра, как ни старался. Из-за этого в его распоряжении остались теперь всего три обезьяны и две собаки. А ведь успел привыкнуть к той силе, что ему давали животные, а? С людьми тоже получалось не ахти, если честно. Сил на них приходилось тратить намного больше и отвлекаться от зверей, которые немедленно начинали самостоятельную деятельность. Зоотехник, разозлившись, саданул ногой по крышке низенького столика, разнеся его в щепки. Обезьяна попятилась в угол, присела на лысеющий зад, вытянув вперед заметно удлинившуюся морду, и подслеповато заморгала темными глазками.

В дверь деликатно постучали. Кир рявкнул:

— Кто там?

— Это Паук. Хозяин, можно войти?

— Входи.

В дверь протиснулся один из тех Измененных, которые не требовали постоянного контроля. Он остался в живых и прибился к Стае неделю назад, и только благодаря тому, что смог удивить Кира ударом, проломившим голову одной из собак. Загнанный в угол между высокими стенами автобазы, высокий, худой, с дополнительной парой верхних конечностей, он не испугался. Когда облезлая тварь с двумя головами кинулась на него, захлебываясь злым рычанием, Паук, не долго думая, пожертвовал нижними руками, которыми вцепился в мохнатые шеи. И пока клыки твари рвали плоть его рук, он схватил валяющийся рядом кусок арматуры и хладнокровно, парой ударов хладнокровно, парой ударов размозжил ей черепные коробки.

Кир остановил двинувшуюся в сторону Измененного Стаю и заговорил с ним. Как оказалось потом — абсолютно не зря. Он уже тогда задумывался о том, что иметь в подчинении нужно не только зверей. Пауку, который до Волны был обычным бомжом, идти было некуда. Так и получилось, что он прижился и притащил с собой еще двоих, которых знал по прошлой жизни.

К тому моменту, когда Радостный начали шерстить военные, у Кира уже сложилась самая настоящая команда. Стая и трое Измененных.

— Что такое? — Зоотехник внимательно посмотрел на Паука.

— Вроде как к станции что-то движется по «железке», Хозяин.

— Опять?

— Да скорее — снова.

Кир довольно хохотнул. Настырные вояки и прочие силовики вкупе с какими-то учеными продолжали радовать его своей глупостью, смешанной с храбростью. Начиная с третьего дня после Волны, получив, скорее всего, первые данные о состоянии воздуха и прочего, они сюда лезли очень активно. Те спецназовцы, с которыми Стая столкнулась утром первого дня, в счет не брались. Они были явно залетными ласточками, случайно прорвавшимися со стороны Черкасс. Безрассудный, хотя и храбрый поступок, ничего не скажешь.

Зоотехник вспомнил, как пожалел тогда о том, что не прихватил их оружие, но было уже поздно. Несколько автоматических стволов и сколько-то там патронов к ним — как в воду канули. Благо через пару дней их запас на территории Радостного стал резко пополняться. Военные решили вмешаться и превентивными мерами навести хоть какое-то подобие порядка. Не получилось.

Пущенные впереди наземных сил, заходящих с трех сторон на бронетехнике, несколько звеньев вертолетов оказались не готовы к сюрпризам. А сюрпризы заключались в громадных, живучих и крайне агрессивных, плюющихся кислотой крылатых тварях. Они, эти змеи-горынычи, умело зашли с тыла, разом обрушив на землю пять из восьми «вертушек». Поплатились жизнью трое из двенадцати тварей. И то, только одного сбили пулеметами. Остальных сбивали ракетами. Зверюшки бросились вдогонку за улепетывающими «крокодилами» с явным желанием завалить и их. Но не тут-то было. Неизвестно, что там произошло, этого Кир наблюдать не мог. Но грохотало очень даже неплохо, и назад вернулись всего шесть «птеродактилей». Так что, сами того не подозревая, военные облегчили жизнь Измененным в Городе. И к слову — одна «вертушка» грохнулась сама по себе, долетев до самого начала поселка, на Орлова.

И нет бы воякам тогда об этом задуматься… а ни фига. И лишь когда у них, на самом подъезде к Городу, начали глохнуть все «коробочки», только тогда кому-то там, за Чертой, как теперь ее стали называть, пришла в голову мысль о том, что что-то здесь не так. Феноменально просто все прояснилось: неизвестное поле полностью вырубает всю электрику и, соответственно, электронику в полосе, равной десяти метрам в ширину. А укатить вручную вперед БТР с полными баками и боекомплектом вряд ли сможет даже взвод спецназа. Вот и тогда не смогли и пошли пешком. Все, что случилось потом, Кир наблюдал с крыши девятиэтажки, находившейся как раз напротив въезда в Город. Туристский бинокль, который он взял в витрине магазина спорттоваров, оказался весьма кстати: он давал возможность оценить всю сложность ситуации, в которую попали силовики.

Как оказалось, Измененный Радостный приготовил им немало сюрпризов. Даже психика Кира, ставшая после недавних событий весьма сильной, не выдержала, и он блеванул. Было отчего…

Военные гибли прямо на глазах. Сразу две «двойки», пытавшиеся перебежками продвинуться к гаражному массиву, попали в мгновенно вспучившуюся большими пузырями черную лужу. И почти сразу ушли вниз. При этом они очень громко кричали, и кровь, которая пошла у них и через нос с горлом, и через уши, была видна в бинокль очень хорошо. Еще двое наступили на участок травы, который Киру с высоты был четко виден из-за странного стального отлива. И все. Их просто разрезало на много частей, быстро и донельзя кроваво. До окраины добрались человек десять, прошедших в прямом смысле «по трупам товарищей». А там их уже ждала Стая.

Что творилось на других окраинах, Кир узнал уже позже, от Паука и его товарищей.

Те, кто заходил со стороны газоперерабатывающего завода, попали под плотную волну обезумевших Измененных, которые бросились на прорыв. Измененные и военные положили много с обеих сторон, прежде чем отступить.

Колонна, шедшая со стороны реки и Ключей, напоролась на детский лагерь, находившийся в лесу. Военные, пробравшись через лес с минимальными потерями, решили изобразить благородство и начали прочесывать лагерь в поисках детей. Нашли… на свою голову. Про это Кир узнал от Багиры, как он окрестил девочку-подростка, с которой столкнулся в бывшем парке несколькими днями позднее. По-кошачьи грациозная девочка, превращенная Волной в идеальную боевую машину, рассказывала про это, умилительно щуря большие, неправдоподобно зеленые глаза с узкими вертикальными зрачками. Как подозревал зоотехник, она, скорее всего, и сама там неплохо повеселилась. Во всяком случае, к моменту встречи она обладала приличной коллекцией уже заживающих шрамов и следов пулевых попаданий.

Естественно, что на этом попыток прорваться военные не бросили. И в числе их «находок» оказались ни больше ни меньше, как паровозы, которые были извлечены из каких-то давно законсервированных складов. Простая механика позволила им добраться до станции. По какой-то странной причине железнодорожная ветка оказалась не забитой всякими странностями, погубившими десант с бронетехники. Лишь изредка что-то прорывалось, и тогда в любой момент насыпь под составом могла вздыбиться фонтаном огня или той самой черной хренотени. И вот тогда рядом появлялись падалыцики. И те, которые хотели утолить голод, и те, которые желали заполучить оружие, боеприпасы, одежду с амуницией и даже сухие пайки. Фляги с обычной, набранной на Той стороне водой стали драгоценными.

И еще Кир с ужасом стал ждать момента, когда между двумя станциями начнут курсировать бронепоезда. Да-да, он помнил из учебников истории про этих стальных динозавров, которые сейчас точно пригодились бы воякам. Их-то не больно расколупаешь когтями и клыками Стаи.

— И еще, Хозяин… — Паук кашлянул, отрывая «патрона» от размышлений. — Борода и Леший ходили в больничку за медикаментами. Нарвались на того типа, помните, я говорил?

— Ты про парня с крюком на руке, похожего на робота?

— Ну да.

— И что с Бородой и Лешим?

— Ну, того, удрали они. Правда, Бороду он успел зацепить по плечу цепью. Так что он сейчас лежит в халабуде нашей и водку пьет.

— Помогает?

— Чё?

— Водка, говорю, помогает?

— Ну да, типа. Эт, я чё сказать-то хотел. Нам все равно туда идти ж придется. Волки и обезьяны, которые отбились, они ж как раз туда сбегли. В сторону Парка. Вот. Ну и того, может, прижучим где этого подлюку? А?

— Прям искать его специально будем, да? Как ляпнешь, Паук, как будто в лужу пернешь.

— Прям так уж и в лужу, скажете тож. Типа можно девочку вашу туда отправить, чтоб посмотрела да поразнюхала. А то попьет он нашей крови, чую, чё попьет. Да и…

— А? Ты еще что-то хочешь что ли?

— Дык, бабу бы нам, поновее. А то Ирка-то от ваших этих приказов совсем с катушек съехала. Грызть нас кинулась, пришлось ее оприходовать. А вторая — ну прям ни рыба ни мясо. Ни готовить не умеет, ничего. И сама-то — ни сиськи, ни письки, и жопа плоская.

— Ну ты, тарантул, зажрался. Две недели как нормально живешь, в первый раз за сколько лет, и недоволен одной из первых городских красавиц. Вот наглец. Иди, я подумаю…

* * *

Егерь смотрел в окно, где все больше сгущались сумерки. И шел дождь. Плохое время. Очень плохое. Хуже его в Радостном стали только ночи. Ночи были совсем никуда.

Скоро наступит время закрывать решетки и наваренные им лично двойные железные ставни. Без этого никак. И хорошо, что в доме нет деревянных частей и хороший фундамент. Иначе твари могли бы попытаться прорыть подкоп. Как это уже было через пару улиц от их дома. Там они заставили перепуганную семью выбежать на улицу. Через пару ночей девочка, которую, судя по всему, только укусили и которая смогла убежать, присоединилась к тварям.

Он пытался найти гнездо, в котором они спали днем, но у него не получилось. Где-то здесь, где-то рядом, но одному тяжело. А рисковать жизнью Наташи, у которой была пусть и небольшая, но все-таки задержка, он не мог.

Ему бы еще найти помощника, но никто из одиннадцати семей, живших здесь же, не желал ему помогать. Они все боялись ночи. Страх съел их изнутри, и теперь они жили как те же самые мертвецы из кино: ходили, что-то делали, но не знали зачем. Просто существовали, опасаясь даже выезжать в Город. Потому что, доехав до Гаражей или, если повезет, проехав через Топь до Васильевки, дальше приходилось идти пешком. И, значит, нужно было

думать о тех, кто охотился днем. Егерь три раза ездил в Город, с боем прорываясь туда, куда ему было нужно. И всегда, вернувшись, обнаруживал, что незадолго до его появления соседи разбегались по домам. А дома его ждали зареванные глаза жены, которая каждый раз думала о том, что он может не вернуться, и боялась соседей, постоянно пытавшихся попасть внутрь, когда он уезжал.

Эти две с половиной недели более или менее расставили все на свои места. На исходе первой в поселок вошла группа разведчиков неизвестной принадлежности. И он рискнул. Когда отряд, аккуратно и продуманно располагаясь по улице, уже почти прошел мимо, он открыл, нарочно скрипнув, калитку. Стрелять парни не стали, но в кольцо взяли быстро и грамотно. Он внимательно смотрел на них, направивших на него стволы АКСов, с масками противогазов на лицах, и видел то, что и предполагал: страх перед неизвестным. Это было понятно. Они наверняка уже успели насмотреться на то, что сделала с людьми Волна.

Невысокий крепыш с четырьмя звездочками на «бегунках» подошел ближе, опуская автомат. Голос, раздавшийся через мембраны, был очень глухой, но разобрать слова Егерь смог.

— Капитан Бурцев. Стойте на месте и не пытайтесь двигаться, иначе стреляем. Все понятно?

— Да.

— Кто вы такой?

— Моя фамилия Серебряков, майор в отставке. Отряд «Д» Министерства обороны. Здравствуйте, капитан.

— Здравия желаю. Надеюсь, что проблем с вами не будет.

— Не будет, не беспокойтесь. Вы в разведке находитесь? До какого пункта должны пройти?

— А вам какое дело, майор? Вам не кажется, что вопросы все-таки должен задавать я?

— Как скажете, капитан. Только учтите, что дальше, если вы должны пройти за поселок, вам встретится много такого, что помешает выполнить задание. Могу кое-что подсказать.

— Понял. Подождите, мне нужно связаться со штабом.

— Хорошо.

Егерь достал сигареты и закурил, наблюдая за процессом переговоров. Судя по всему, разведка оказалась укомплектованной куда лучше, чем полагается в стандартных ситуациях. Во всяком случае, то, что сейчас развернул штатный связист, больше всего напоминало какой-то гибрид спутникового телефона и небольшой переносной станции. Капитан говорил не больше минуты, после чего вернулся назад. И бывший майор обратил внимание на то, что не бросилось в глаза сразу: на шлеме и у плеча военного были закреплены портативные, крохотные видеокамеры.

— Вашу личность мне подтвердили, товарищ майор. — Голос Бурцева звучал спокойнее и уважительнее, чем в начале разговора.

«До чего дошел прогресс, — подумалось Егерю, — сразу данные с видеокамеры передают каким-то ма-каром. И сверяют по базе. Почти моментально».

— Я очень рад. Может, снимете маску? От нее толку все равно никакого. А говорить будет удобнее. Сейчас нет тумана. Он бывает утром и вечером. Либо на Топи в низинке. А воздух, как мне кажется, абсолютно нормальный. Да и вряд ли ваш противогаз рассчитан на защиту от того, что входило в состав Волны.

— Волны?.. — Капитан, поколебавшись, стащил маску, дав приказание остальным оставаться в противогазах. — Громов!

— Да, товарищ капитан?

— Твой анализ все такой же? Состав атмосферы за бортом не изменился?

— Не изменился, товарищ капитан.

— Ясно. Всем снять маски.

Он повернулся к Егерю, виновато улыбнувшись всем своим совсем молодым лицом, которое не портил даже шрам, пересекавший его слева.

— Перестраховывался, на всякий случай, вот. Меня Виктор зовут.

— А меня Егор. Давайте присядем, вон, на лавку что ли. В дом не приглашаю, а то заподозрите еще, что я вас заманиваю. А на воздухе нам всем удобнее будет.

— Согласен, тов… Егор. Как бы это вас спросить…

— Витя, если ты по поводу того, что наверняка вам всем показывали в записи, то не бойся. Я не изменяюсь до такой степени.

— А до какой изменяетесь? — Голос капитана сразу стал настороженным, и он чуть отодвинулся.

— А до никакой. Проверял уже, когда на меня дрянь какая-то навалилась в Городе. Похожая на гориллу, только очень уж страшную. Так я от нее просто отстреливался, без всяких превращений. Можешь, конечно, не верить. Чуть быстрее стал, выносливее. И все. Так ты не сказал — куда вам нужно дойти?

— Ну, вообще-то шли мы именно сюда. Надеюсь, что лазить по всем вашим дачам нам не придется. Расскажете все, что нам нужно? И…

— И не пойду, капитан. Хочешь верь, хочешь не верь, но не пойду. Надеюсь, что ты меня поймешь и не станешь глупить. И вообще, кажется мне, что в конце разговора ты мне предложишь второй из тех вариантов, что тебе дали для переговоров. Как думаешь, нужен ли штабу свой человек здесь?

— Нда, старый воин — мудрый воин.

Капитан еле слышно матюгнулся, и одновременно с облегчением вздохнул. Егерь тоже задышал свободнее. Воевать с этими ребятами все-таки было бы сложнее, чем с тварями и прочими Измененными.

— Считайте, что уже предложил. Задача простая: сбор первичной информации. Что произошло и что сейчас.

— Капитан… — Егерь чуть помолчал. — А причины тебе неизвестны всего этого?

— Нет. — Бурцев помотал головой. И его собеседник понял, что капитан врет и кое-что он знает. Но говорить не может.

— Ну и ладно. Тогда слушай, раз уж запись у тебя идет. Сначала была Волна. Почему именно так — сказать не могу. Очень похоже было на большую, зеленоватую прозрачную волну, и не только я так это назвал. Ориентировочно часов в одиннадцать ночи, восемь дней назад. Какое-то время я был в отключке, ничего не помню про это. Потом пришел в себя. Собрал вещи и поехал из города. В сторону моста у Ключей. Это было уже утром. Подобрал парня по имени Мансур и его девушку. Остановился за мостом и смотрел на то, как их пеленают. Ты уж не обижайся, но это скотство, то, что с ними сделали.

Соответственно вернулся сюда. Живу на даче. Ездил в город пару раз за продуктами и необходимыми вещами. Там хаос, сопряженный с анархией и людоедством. Очень много Изменившихся — и людей, и животных. Не все хищные, но таких хватает. Я работал в охотохозяйстве и вполне представляю, что теперь творится в городе. Плюс ко всему — появились какие-то непонятные хреновины типа ловушек. Есть похожие друг на друга, есть единичные. Кроме дневных хищников, появились ночные. Можешь не верить, но я видел таких уродов, по сравнению с которыми голливудские зомби просто все белые и пушистые. Кстати, здесь, в поселке, должно быть гнездо из шести штук. Одна девочка, соседка, совсем свежая, обратилась прямо здесь. Так что учтите: если укусят, то последствия ясны сразу.

В самом городе осталось много живых, которые изменились, но не стали похожи на них. Встречал таких же, как и я, внешне ничуть не обратившихся. Сейчас там постоянно стреляют. И есть у них уже ваши, судя по всему, стволы. Хотя наверняка кто-то смог растащить КХО у ментов. Весь Радостный, судя по всему, окружен странной помехой, которая убивает всю электрику. Появилась она, скорее всего, на следующий день после Волны, так как я смог еще выехать из города. Что еще?

Они разговаривали около часа, Егерь рассказал все, что смог. И про странных, похожих на львов хищников, которые облюбовали городские окраины. И про собак, многие из которых отрастили минимум по одной лишней голове. Про все то, что наблюдал уже неделю.

Расстались нормально, без каких-либо эксцессов. Егеря снабдили похожим на рацию устройством, по которому он мог связываться с «фейсами», оставили ему, за что он был очень благодарен, один из модифицированных АКС, калибра семь-шестьдесят два, и патроны к нему.

Он, конечно, ничего не сказал про Наташу, которая все это время терпеливо сидела в доме, хотя и понимал, что проверить эту информацию у них много времени не займет. Усмехнулся, вспомнив какие-то детские книжки про индейцев. В них авторы очень любили описывать моменты, когда индейским вождям дарили ружья и одеяла, заручаясь их дружбой и поддержкой. «Ну да, мы теперь в резервации, и вокруг бродят дикие племена ленни-ленапов и стада бизонов, — мелькнула мысль, — и будут теперь с нами торговать стеклянными бусами. Вот только что будем давать мы?»

Он надеялся, что «федералы» сдержат слово и появятся для того, чтобы решить и свои и его вопросы. То есть уничтожить гнездо тварей и получить необходимые образцы, в которых так нуждаются ученые. Ориентировочно Бурцев говорил про две недели. И они скоро подойдут к концу. На связь с Егерем с того времени никто не выходил. И сам он никого не беспокоил, так как ему это было не нужно.

И вот сейчас он готовился закрывать ставни и решетки, проверять запоры на обеих стальных, надежно закрепленных дверях и опять провести всю ночь в ожидании.

Потому что он мог, несомненно мог попытаться спокойно заснуть, положившись на крепость дома. Но кто тогда мог поручиться, что твари не изменятся еще раз и не отрастят себе когти, похожие на резак автогена? Или не подружатся с кем-то, кто сможет просто проломить двойной кирпич стен?

Солнце заходило. На улицу медленно выползал зеленый туман. В своем логове проснулась первая тварь, которая когда-то была учительницей музыки в третьей городской школе. Она вылезла наружу, издав охотничий крик.

* * *

Мирон успел выстрелить. Ровно за пару секунд до того, как Изменившийся прыгнул на него. Очередь отбросила его в сторону, заставив не такое уж и тяжелое тело выполнить кульбит и замереть на полу. После этого пришла пора помогать напарнику.

Но тот успел справиться и сам, отшвырнув самого напористого в угол, да так удачно, что тот головой попал прямо на острый угол какого-то металлического агрегата. Приглушенно хрустнула кость, и тварь сползла на пол, чуть подрагивая конечностями. А Лешка в это время широко размахнулся и саданул своей кувалдой, снеся плечо еще одному. За его спиной затрещал автомат Мирона, отбросив к двери низкого, одетого в обрывки спортивного костюма. Оставшиеся, судя по всему, сообразили, что судьба повернулась к ним пятой точкой, и проскользнули в дверь, стараясь как можно быстрее удрать.

— Спасибо. — Лешка устало вздохнул. Достал бинт и бутылек со спиртом из шкафа. — Поможешь? Задели, уроды такие.

— Конечно. — Мирон приподнялся на руках и пополз, опираясь на колени. Было больно, но ничего.

— Да подожди ты! — Лешка шагнул к нему, подхватил, как котенка, под живот и перенес на операционный стол. — Чего убиваешься-то? Не зажило еще ничего толком, не дай бог, нанесешь дрянь какую-нибудь с пола. На вот лучше, полей спиртом и перебинтуй.

— Хорошо. — Мирон надорвал бумагу упаковки, предварительно полив на руки спиртом. Мелкие ранки и ссадины тут же защипало. — Давай сюда. И зеленку еще дай. Наверняка ведь есть.

— Сейчас.

Голем пробухал обратно к шкафу. Поковырялся в нем и вернулся, аккуратно, двумя пальцами сжимая маленький пузырек с искомым, не имеющим аналогов во всем остальном мире, медицинским препаратом.

— Вот, держи.

— Подставляй граблю. — Пэтэушник гоготнул. — Ща немного пощипет. Слышь, Лех, ты мне сигарету не дашь? В нагрудном кармане, и зажигалка там же. А то руки заняты.

Голем опустил свою громадную клешню в сумку на боку, достал открытую пачку, вытряс сигарету. Засунул ее в рот напарнику. Достал оттуда же коробок больших спичек, зажег и дал Мирону прикурить.

— Я б те карман того, оторвал. Уй, а больно…

— Терпи, ходячий карбюратор, инжектором станешь. Так, и на бантик завяжем. Обалдеть…

— Чего?

— Весь бинт ушел, чего. Бревно у тебя, а не рука.

— Уж какая есть. — Лешка довольно покрутил рукой, похожей на запеленутого грудничка. — Ну что, пошли, что ли, отсюда?

— Пошли. Все взяли?

— Да вроде как да. Можно еще прошвырнуться по этажу. Набрать на потом всего понемногу. Хотя, если честно, я вообще не понимаю, что брать.

Мирон задумчиво потер кончик носа:

— Эт да. Не, ну я знаю там про всякие парацетамолы, а так, чтобы чего посерьезнее, да хрен его знает. Врача бы сюда…

— «Врача», скажешь тоже. Ладно, посмотрим, может, чего и поймем. Там ведь вроде, — в больнице-то, бумажки с надписями приклеивают обычно. Ну, или попробуем до аптеки добраться. Все равно — нужно еды поискать.

Мирон кивнул, что-то начиная соображать:

— Слушай, Лех… А что, никто не пришел в город, типа МЧС? Ведь тут у нас катастрофа вроде как?

Голем вздохнул. Посмотрел на автомат, который висел за спиной пэтэушника:

— Пытались, было дело. Военные какие-то. Меня обстреляли, с перепугу, наверное. Потом на них целая кодла накинулась. И звери, и люди. Такая мясорубка была. Я лезть не стал, а то пристрелили бы. Или зажрали. Потом уже сходил. Нашел вот автомат, еще кой-чего по мелочи. И больше мне как-то к ним соваться не хочется. По ходу — непонятное что-то. И для нас, и для них.

— Для кого для них?

— Да для тех, Мирон, кто с той стороны. Мы же теперь как в концлагере. Я не доходил далеко, но кое с кем общался. Говорят — весь город рвом окопали. Стены разве что не ставят. Так что непонятно ничего.

— Вот блин… — Мирон достал еще одну сигарету. — Нездоровая хренотень. Давай, наверное, свалим отсюда что ли? Не нравится мне здесь, стремно как-то. Дома поговорим.

Лешка улыбнулся. Широко и радостно:

Ну, дома так дома. Давай я тебя сейчас поудобнее подсажу. Надо будет что-то придумать, упряжь какую-то что ли. А то так неудобно, если честно. Я не против таскать тебя повсюду, но так, чтобы не мешало ничего, ты уж извини за прямоту. Да и мне хорошо. Одному скучно… и страшно.

Мирон вылупился на него:

— Тебе страшно? Угораешь что ли?

— Да мне, мне.

— Де-ла-а-а… Ну ладно, напарник, епта. Пойдем?

— Пойдем.

Лешка повернулся к нему спиной. Мирон, ухватившись руками за непонятные, но вполне удобные выступы на его спине, вскарабкался на свой неуклюжий «насест». Про себя подумал, что неплохо было бы найти что-то типа монтажной «люльки». Такую, что из строп сделана. И даже понял, что нужно будет прогуляться до «каблухи», где пара таких штуковин была в учебных классах сварщиков-высотников.

Они вышли из здания хирургии, когда солнце, еле проглядывающее через серое марево, еще только начинало сползать с небосклона. Дождь закончился. Нужно было успеть добраться до бункера до того момента, как поднимется туман. Про него Мирону рассказал Лешка. Ему самому он ничуть не вредил, скорее всего — из-за каких-то приобретенных способностей. А вот для его напарника нужно было найти противогаз или что-то типа того. Иначе, как успел понять голем, Мирону может быть крышка. Хотя — кто знает, как туман действует на перенесших Волну? Возможно, у каждого появилось что-то типа иммунитета. Но рисковать и проверять — не хотелось. Да и что говорить, когда сам голем находился в тумане от силы минуты три. И постарался не дышать.

— Лех, а Лех? — Мирон заерзал.

— Ну?

— Ну, ну… бздну. А тебе еды хватает? Ты ж такой здоровый стал?

Лешка ухмыльнулся, вспомнив собственный испуг, когда в первый раз почувствовал, что проголодался:

— Да нормально. Раза в два больше просто есть стал. Только боюсь, что это может стать проблемой, если мы не найдем, где скоммуниздить каких-ни-будь консервов с крупами. Пока есть то, что успел найти в модуле одном. Дальше — не знаю. Короче, думаю, что придется в ближайшее время вылазки всякие делать. Хотя — кто знает, что дальше будет? Загадывать как-то не хочется.

— Понятно. Давай завтра дойдем до училища, а?

— На хрена?

Мирон запнулся:

— Да там монтажное оборудование же есть. Такелаж мне сделаем. Будем как в игрушке про войну. Ты типа пилот бомбардировщика, а я стрелок-пулеметчик. А?

Лешка остановился. Пэтэушник забеспокоился, когда тот промолчал больше нескольких секунд:

— Ты чего?

— Я просто думаю.

— Чё?

— У меня наконец появился друг и напарник. Жизнь налаживается…

* * *

Багира, бывшая в прошлом прилежной ученицей девятого класса, вожатой в лагере, «кмс» по легкой атлетике и прекрасной дочерью, кралась в наступавших сумерках. Цель вылазки была понятна и ясна. Вон она, цель, тяжело бухает по территории больничного городка, неся за спиной какого-то колченого урода. Ба! Да это же один из соседей-отморозков, живших во дворе слева. Точно, он самый. Тот, который весной провожал ее сальными взглядами, как только она проходила мимо. Ну да, именно он. Вот, сука, как удачно. Ведь он же, кобел тупой, один раз, когда она возвращалась с тренировки, попытался ее зажать между домов. За задницу хватал, накачанную и красивую. Ничего, сейчас она еще красивее стала. И уж она постарается, чтобы он ее разглядел. Перед тем, как когти разорвут ему горло.

Девочка-Измененная, осторожно крадущаяся за быстро и уверенно шагающим големом, расплылась в кошачьей улыбке, продемонстрировав солидный набор острых белых зубов. Она чувствовала, что громадный, поблескивающий и полязгивающий механическими частями Годзилла вовсе не прост. Что-то, помимо ее воли действующее самостоятельно, помогало отводить в сторону его внутренний «радар». Блокировало то шестое чувство, которое уже неоднократно помогало Лешке уловить слежку. Гибкое, покрытое густой черной шубкой тело Багиры передвигалось ловко, вжимаясь в любую трещину, в которую могло поместиться. Текло, как тягучая капля смолы, вжимаясь в стволы деревьев и стены корпусов. Плавно приникая к земле там, где участок был открытым. И чуяло те места, где находились ловушки. Ей не мешала хлюпающая после дождя земля. Тем более что все вредное от дождя уже ушло в нее.

Дважды она обогнула ходуном ходившую землю, возле которой уже лежало несколько наполовину съеденных тел. Замерла, когда почувствовала еле заметное шевеление воздуха, которое выдавало сконцентрированную температуру «конфорки». Одним прыжком пролетела над готовой с жадным чавканьем проглотить ее воронкой «битума». Багира была в своей стихии. Багира охотилась.

Она уже плохо помнила то, что было до Волны. Да, там было что-то доброе и хорошее. Но очень уж давно, почти вечность назад.

И при воспоминаниях о том, что случилось в Лагере, она не испытывала чувства вины. А за что? Она же защищала свою жизнь, вот и все. И очень быстро привыкла к тому, что еда — она везде еда. Тем более когда это мясо, придающее ей столь необходимую силу и ловкость. И хорошо, что она нашла Кира. Он ее понимал, непонятно почему, но понимал. Любовь к охоте, даже опасной, ночной. Страсть к погоне, когда жертва мечется между мертвыми коробками домов. Запах страха, адреналина и пота, который так четко ведет к испуганному существу. Охота на Измененных животных ее не забавляла. Твари, тупые и злобные. Они просто боялись, когда чувствовали ее. Те, с которыми она могла бы справиться. В конце концов, Багира уже успела столкнуться с львом. Пряталась в корпусе одной из школ от крылатого страшилища, которое погнало ее от Гаражей. И для того чтобы справиться с ними, ей было нужно оружие. И мощнее того, что было с ней всегда.

Клацающая железяка впереди тоже была прекрасной целью. И очень опасной. Багира это чувствовала. А то прямо сейчас кинулась бы сверху, вцепилась вон в то место, на шее. Мм… какая соблазнительная цель. А калека, который прицеплен у него за спиной, явно не сможет ничего сделать.

Сзади чуть ощутимо шелохнулся воздух. Багира в прыжке развернулась, чувствуя, как дыбом встают волоски вдоль хребта. Что заставило ее поступить именно так, она не поняла. Но то, что поступила правильно, ощутила сразу.

Правый бок обожгло болью. На землю упали капли крови из четырех глубоких порезов. Девушка зашипела, откатываясь в сторону и непонимающе поводя головой по сторонам. Кто? Где? Как?!! Воздух там, куда она смотрела, дрогнул. Измененная зашипела и прыгнула туда, стараясь ударить, зацепить, задеть… и ничего. Когти, мгновенно выпущенные из пальцев, прошили пустоту. Тишина, стоявшая на территории больницы, наполнилась негромким и немного безумным смехом.

— Где ты, тварь?!! — рыкнула Багира. — Покажись, сука, голову оторву!!!

— Да ты что-о-о?.. — легкое шипенье раздалось сбоку.

Измененная метнулась в ту сторону, краем глаза успевая заметить движение совсем в другой стороне. Успела перегруппироваться, и лишь черные волоски, выдранные чьим-то молниеносным ударом, закружились в воздухе.

— Тварь!!!

Девушка медленно попятилась в угол между стенами родильного отделения больницы. Она хотела метнуться в сторону, уходя к невысокому для нее забору. Но ведь эта невидимка может достать сзади.

Воздух перед ней неожиданно сгустился, распадаясь на видимые взгляду части, приобретающие все более видимые контуры.

Высокая девушка, покрытая странными, почти неуловимыми пятнами? Узорами? Чем?!! Багира не могла сконцентрироваться на ней. Видела, что та похожа на нее пластичными движениями, которыми сейчас «невидимка» приближалась к ней. Видела рыжие волосы, которые тоже меняли цвет. И глаза, полные легкого огня убийственного безумия. Губы, растянувшиеся в довольной улыбке, между которыми виднелась полоска таких же, как и у нее, Багиры, острых белых зубов. И еще эти сумерки, в которых так плохо заметны все перемещения!!!

— Кто ты такая?

— Зачем ты следила за ними, а? — Незнакомка мурлыкнула, подбираясь еще ближе. — Скажи мне, девочка. Зачем?

— Что? — Багира оскалилась. — Тебе какое дело?

— Ну, как знаешь…

Прыжок. Удар, смазанный и сильный. Черная Измененная еле успела уйти от него, напрягшись всем телом и вытянувшись в струну. Рванула в сторону открывшейся лазейки, надеясь успеть. Она понимала, что вряд ли справится с соперницей. Зачем ей нужно было спрашивать о задаче?

Багира прыгнула, стараясь уйти за угол, когда лезвия правой руки, или лапы, «невидимки» выдрали кусок из ее левого бедра. Она перевернулась в прыжке, взмахнула своими крючками, такими маленькими по сравнению с теми, что ударили ее…

Почти получилось. На самом пределе сил Багира смогла достать рыжую. Совсем немного, но и этого хватило, чтобы откинуть ее в сторону. Чуть приоткрылось горло, и она разогнулась пружиной, попытавшись достать его.

Заряд картечи отшвырнул девушку в сторону. Измененная перекувырнулась через голову, приложилась спиной об острый угол кирпича, попробовала встать, но ее догнал еще один заряд, разнесший в клочья левую сторону груди. Она коротко всхлипнула. Заскребла когтями по асфальту. Замерла, уставившись на лапу, которая начала меняться, превращаясь в худенькую, покрытую только загорелой кожей и царапинами руку. Всхлипнула еще раз, тоскливо. В груди булькнуло что-то сизо-красное и оборвалось.

Прожившая неделю в измененном облике девочка Лена свернулась в клубок и умерла.

* * *

— Никак к этому не привыкну. — Валера достал использованные цилиндры патронов. Гильзы пластиковые, надежные. Их еще долго можно будет использовать. — Ведь не первая уже, и каждый раз прямо к горлу подкатывает.

— Кто тебя просил идти за мной? — рассерженной кошкой прошипела Катя. — Я же говорила — не делай этого! Опасно!

— Не кричи, а?!! — Валера почесал рукой новую плотную шишку, выскочившую на локте. Их было немного, пока только на груди и руках. И что из них вылупится, хотелось бы ему знать. — Она тебя чуть не достала. В первый раз такую быструю вижу. Видел…

— Да какая разница? — Рыжая села рядом с остывающим телом. — Бедная девочка. Ненавижу, если честно.

— Кого? Или что? — Валера присел на крыльцо. — Ты стала очень… э-э-э, раздражительной.

Девушка хохотнула. Хищно и отрывисто:

— Скажи уж правду: дикой и неуправляемой. Валера?

— Да, золото.

Катя повернулась к нему. Солнце, медленно закатывающееся за горизонт, отразилось алым в ее глазах.

— Я боюсь. За тебя и немного за себя. Ведь ты понимаешь, что со мной что-то не так. Ты пошел со мной, изменился, хочешь быть рядом. И я боюсь. Оно все сильнее…

— Что?!

— Не знаю… — Девушка нахмурилась. — Странное чувство. Меня как будто что-то заставляет делать то, что мне не хочется. Тянет выйти на улицы, начать охотиться…

Тренер потер подбородок. Да, так оно и было. Почему Катя сегодня сразу после дождя выскочила из их убежища в детском саду? Он еле успел за ней, одним махом скинувшей одежду и растворившейся на улице.

Он наклонился к ней, положил руку на плечо…

Желтая штукатурка брызнула кусками в сторону. Один, крупный, ударил его по брови, рассекая. Кровь быстро, каплями, потекла вниз, превращаясь в струйку.

Звук выстрела пришел одновременно с первыми каплями. И еще. Стреляли из нескольких стволов. И две пули нашли его еще раз. В плечо и в грудь.

Валера скатился за высокое крыльцо, вскинул одной рукой ружье. Он так и не перезарядил его после того, как выстрелил в девочку-Измененную. Сейчас пальцы лихорадочно метались по карманам патронташа, ища те несколько патронов, в которых были пули. Катя пригнулась рядом, закрыв руками голову, на которую сыпалось битое стекло. Автоматы звучали все ближе, не давая им поднять головы.

— Сволочи… — Катя всхлипнула. Только не так, как всхлипывала, когда плакала. Зло и уверенно. Узоры на коже заплясали, подстраиваясь под сумерки. — Ты уйдешь…

— Стой!

Он успел перехватить ее за руку. Выстрелил в сторону тех, кто загнал их в угол. Покачал головой, кивая на свою грудь. Кровь, темно-пурпурная в свете заходящего солнца, пузырилась.

— Я уже не уйду. Ты… ты сможешь. В окно и дальше. Ты быстрая, сможешь успеть. Не зацепят. Сейчас же… пожалуйста…

Автоматы заработали снова, высекая крошки из стен. Они приблизились еще на несколько шагов. Катя посмотрела на него. Нагнулась, поцеловала крепко, чуть прижалась. Ничего не нужно было объяснять…

— Прощай…

— Прощай.

Пружинистое тело рванулось в сторону ближайшего окна, оскалившегося острыми выступами стекол. Тренер вскинул свою вертикалку, выпустив последнюю пулю. Автоматы затрещали, не успев за девушкой, которую он знал всего неделю. Но за ним они успели. Нападающие зашли сбоку, с той стороны, которая не была закрыта кирпичом крыльца. Еще и еще. Но Валера был еще жив, когда они подошли.

Четыре человека в сером, «городском» камуфляже. Гладко выбритые головы с выжженными на них крестами, белыми, как будто сделанными кислотой. И блеклыми, бесцветными глазами. Тренер смотрел

на них снизу вверх, сперва увидев только носки армейских ботинок. Потом один из них наклонился, вырос перед глазами громадой, смотревшей прямо на него. Двое прошли мимо, остановились у окна, в которое успела уйти Катя.

— Да не будет тебе покоя в аду, куда ты попадешь за пособничество диаволу. — Глухой голос был последним, что слышал Валера перед тем, как обрезанный ствол АКСУ выплюнул ему в голову огонь и свинец.

* * *

— Ты только посмотри, Борь! Видел когда-нибудь такое раньше, а? Охренеть не встать. А ты еще не хотел идти в Институт. Обалдеть!!!

Борис покрутил головой. Ошарашенно, завороженно. Объект «Радостный» не переставал удивлять тех, кто на нем работал. И совсем еще зеленому летехе медслужбы ФСБ, которого полгода назад пригласили работать в Институт, было ясно, что друг и коллега прав. И потому становились понятны те выражения, которые Слава обычно не применял.

Про то, что их ждет на объекте, было сказано на предварительном инструктаже. Но на самом деле…

Потрясало и ввергало иногда в ужас содержимое нескольких контейнеров-капель. А их здесь было много. Объект был большим и явно искусственного происхождения. Пусть и расположенные в не совсем правильном, для человеческого восприятия геометрическом порядке коридоры и проходы. Абсолютно идентичные друг другу по площади большие и малые помещения. И каждое из тех, куда смогли попасть исследователи, было заполнено теми самими «каплями», аккуратно расположенными вдоль стен.

Первоначальный осмотр нескольких, извлеченных с усиленными мерами безопасности, показали, что в них содержится прозрачный газ-криоген, сохранявший то, что было внутри, в идеальнейшем состоянии. Тела, препарированные в дальнейшем, сохранились в абсолютно неповрежденном состоянии. Группа, в которой работали два друга, занималась именно ими. А сейчас они в первый раз попали в состав тех, кто регулярно отправлялся внутрь объекта.

Термин «Ковчег», которым они оперировали, был предложен одним из немногих гражданских. Биологом, специалистом по уникальным случаям в антропологии, профессором Точиновым. Он первый на одном из совещаний вслух высказал то, что давно болталось на языках у всех, кто имел хоть какое-то отношение к работам на Радостном-55. И никто не захотел спорить, так как скопление в одном месте такого большого количества различных биологических видов напоминало именно мифический корабль старика Ноя. Другое дело, что из двадцати вскрытых контейнеров только в двух были организмы, приближенные к тем, что населяли Землю. Как в прошлом, так и в настоящем.

Мужское тело. Длина — два метра. Развитая, скорее даже гипертрофированная мускулатура. Странные составляющие в опорно-двигательном anпарате, высокое содержание кремния в невозможном соотношении с элементами металла, по основным параметрам почти полностью соответствующего ферруму. Рудиментарное продолжение позвоночного столба, напоминающее хвост, причем действующий и выполняющий роль балансира. Наличие в наружном кожном покрове твердых наростов, прикрывающих основные органы жизнеобеспечения. Третий глаз, прикрытый кожистой мембраной.

Четвероногое существо, соотносящееся с земным отрядом псовых. Шерсть, судя по структуре, выполняющая в основном защитную функцию. Строение лап более близкое к представителям семейства крупных хищных кошек. Так же, как и строение когтей передних лап. Из странностей: образование на груди, напоминающее мускульную сумку с несколькими камерами. Внутри спрятаны хватательные конечности, напоминающие щупальца кальмарообразных. И три головы.

Все остальные экземпляры были странными и чужими. И опасными. Нечто, напоминающее расхристанный клубок водорослей, после того как контейнер был открыт, неожиданно активизировалось. Результатом действия воскресшей «морской капусты» было то, что три тела лаборантов были сожжены из-за того, что начали видоизменяться после зафиксированного наступления биологической смерти. Начальника лаборатории, закрытого в герметичный саркофаг, отправили в Столицу для проведения дальнейших исследований. Клубок, ощетинившийся длинными, украшенными крючками лентами хватательных конечностей, утилизировали с помощью вызванных сотрудников СБ, вооруженных ранцевыми огнеметами. Помещение лаборатории, после проведения соответствующей санитарно-обеззараживающей обработки закрыли и залили быстро застывающим цементом. А рядом расположили датчик-анализатор биологической активности, который засекал даже вирус гриппа у проходивших мимо сотрудников.

Не получалось открыть несколько больших овальных дверей, которые полностью соответствовали по высоте большим коридорам, ведущим ТС ним, Если малые помещения можно было открыть при помощи плазменных резаков, то в большие ход был закрыт и надежно блокирован активной системой защиты, которая сразу уничтожала все повреждения. На что тот же самый Точинов, которого негласно называли настоящим куратором исследований, задумчиво сказал:

— Да и хрен с ними… мало ли, что там может быть.

Борис позволил себе согласиться с ним. Про себя. Так как тоже считал, что это может быть опасно. Его и без того удивлял сам факт проведения этих исследований. Поражало, что хотя меры предосторожности были беспрецедентными, но ведь рядом находился целый город, жители которого, к слову сказать, до сих пор не знали даже малой доли правды о том, что происходит у них под боком. Поневоле охватывала гордость за собственное учреждение, и абсолютно не верилось в «утки» газет, которые постоянно нудели о том, что после развала Союза все кануло в небытие. В том числе вся система безопасности и сокрытия государственных тайн. Куда там… когда было нужно, никто и не подозревал ровным счетом ничего.

Откуда ему было знать про то, что ни с того ни с сего в Радостном вспыхивали эпидемии опаснейших заболеваний, уносивших десятки жизней. О том, что железобетонные блоки, которые в спешном порядке постоянно делали на местном ЖБИ, не всегда содержали внутри себя только арматуру. Да и незачем было знать такое сотруднику Института. До поры до времени.

— Слушай, Борь. — Голос Славы оторвал его от размышлений. — А ты не думал про то, что стоит попробовать запустить несколько вирусов через разъемы у замков в большие? Они ведь подходят, если немного модернизировать выходы, к универсальным подключалкам.

— А ты думаешь, что в Управлении таких умников, как ты, нет? — Борис усмехнулся. — Наверняка наш генерал от медицины, товарищ Гробовой, уже неоднократно пытался. Его же ребята постоянно торчат у замков. Хотя Точинов и против…

* * *

Взгляд вперед — 6

Любитель экстремального отдыха Николай медленно отступал назад. Винтовка «Ингрэм», увешанная примочками и прочими буржуйскими гаджетами, валялась метрах в двадцати впереди. Полностью изломанная одним ударом большой и тяжелой лапы. Когтистая конечность, усеянная плотными кожаными бляшками, была серого цвета с черными вкраплениями и принадлежала неторопливо, боком подходившему к незадачливому туристу серому льву. Тому самому, поохотиться на которого он согласился.

«Страшно ведь тебе, говнюшонок, — мелькнула злорадная мысль. — Небось полные штаны наклал». Мелькнула и пропала. Негоже таким мыслям витать Даже в голове рейдера-проводника.

— Десять ноль семь? — Одними губами выдохнул в микрофон, совмещая точку коллиматора с головой грея.

— Десять ноль девять. — Так же на выдохе пророкотал динамик наушника басом Большого.

Жаль, что он сейчас с оставшимися экстремалами остался там, в кирпичном здании сторожки на стоянке. Хотя и им наверняка хватает хлопот с резусами.

— Угу. — Скопа отозвалась немедленно.

Симба напрягся, готовясь к прыжку. И не успел.

Массивная, серая с черными точками голова разлетелась брызгами. Пули калибра «семь шестьдесят два» и ровно «девять» миллиметров. Ведь это, брат грей, тебе не шутка. И не нужно было изображать из себя хозяина наших бетонно-кирпичных разваленных джунглей. Глядишь — пожил бы еще немного.

Тело льва лежало темной кучей перед туристом, который, приходя в себя, ошарашенно крутил головой.

— Эй, Николя! Заберись вон на тот гараж, спрячься за плитой и не высовывайся. Понял?

Турист лихорадочно захлопал ладонями, пытаясь поймать «Стечкин», пожертвованный от щедрот Скопой. Не поймал, как и можно было предугадать. Да и черт с ним, не хрена было выпендриваться и изображать из себя Алана Куотермейна.

А мы уже бежали назад, прислушиваясь к редким очередям…

Попали мы конкретно. Мало того, что Колян не послушал нас и рванул вперед, едва заметив приземистый силуэт, мелькнувший впереди, так и еще на нашу голову свалилась стая обезьян, не пойми откуда выскочивших перед нами. Стая была приличная, голов в пятнадцать. Хорошо еще, что прямо по курсу было покосившееся, но еще крепкое зданьице, когда-то специально построенное для сторожей большой стоянки. Большой пинками загнал туда туристов, одновременно уводя на себя обезьян. Они ведь, несмотря на то что умнее, к примеру, собак, такие все-таки дурни.

Дождавшись, когда ребята скроются в здании, мы со Скопой, елозя брюхами по земле, проползли за первый из всего массива гараж. А там уже встали и устремились вслед за нашим бузотером и непослушником Николаем. Надеясь на то, что он еще не превращен Симбой в фарш для котлет. Хорошо, что Сдобный встроил им маяки в коммуникаторы.

Судя по сумасшедшему метанию зеленой точки, ему уже приходилось несладко. Грей играл с ним. Льву явно было скучно. А поменять обойму на бронебойные туристу ума не хватило. Подстрелить льва в упор и спереди обычными «пятерочными» патронами? Не смешите мой пупок. Эти серые паскуды очень хорошо прикрыты собственной живой броней. И плохо, что ее до сих пор не научились перерабатывать под нужды оборонного ведомства. А может, и хорошо. Все ж таки греи — представители эндемичной фауны Района. И без них будет как-то пусто. Хотя…

Наконец мельтешение туриста приняло четко направленный характер. Мы со Скопой переглянулись. Симба гнал его в один из тупиков, с обоих сторон ограниченный высокими строениями. Там Коля не сможет уйти поверху.

Мы успели. Выблевав по дороге половину легких и чувствуя, как кровь колотится в висках японскими барабанами. Ой, надо бросать курить, надо!!!

Резусов осталось мало. Всего восемь. Сейчас они закидывали окна мусором, не оставляя попыток пробраться внутрь. Самое плохое в этих тварях — умение «отводить» глаза. Потому и опасны, что могут подойти почти вплотную. Только электронику они убивать не умеют. А запасные батарейки к ней у каждого опытного рейдера всегда с собой.

Скопа не оставила им шансов. Да и я немного помог. Две другие твари попытались удрать, но Большой не смог заставить себя подарить им такую возможность, снял их дальними очередями, которые они никак не могли сбить, повернувшись к нему красными воспаленными задами. Правда, как оказалось, у него тоже было не без потерь. Одного из туристов, кажется Виталика, зацепила клыками какая-то особо наглая обезьяна. Зацепила за бедро, чуть не повредив артерию, и он сейчас тихо стонал в углу.

— Дерьмецо… — Скопа выматерилась. — Эй, длинный!

— Да. — Один из двух охотничков вскочил.

— Пошли. Колю вашего приведем. Давай быстрее, темнеет.

Я посмотрел им вслед. Еще одна ночь, судя по всему, нам обеспечена. А я-то хотел провести ее у Кефира, там относительно безопасно. Не получится. Парня этого не успеем дотащить. Закурив, вышел на улицу, пытаясь сообразить, где можно укрыться. А практически и негде… и вход в Лабиринт здесь я не знаю. Дела…

— Отстой, а не ситуация. Да? — Большой, сидя на крылечке, бухтел под нос. Вид у него был недовольный.

— Да не то слово. — Хотелось спать, если честно, и не думать ни о чем. — Придется вон в те дома лезть, как мне кажется.

— Здесь же место не из самых лучших? — Турист возник на крыльце.

— Да не то слово. Мертвяков много, да и так хватает не пойми чего. — Большой сплюнул, отстегнув наконец маску. Он у нас еще тот перестраховщик. — Не хочу никого пугать, но шанс увидеть баньши неоднократно возрос.

— Ой, да брось… — Я верю в фольклор. Сталкивался с Крюком, видел Хозяина, будь он неладен, зверолюд несчастный. Но баньши?!

— Эт ты там, дома, бросаться будешь, Пикассо. Чем хочешь, хоть телевизорами из окна. А здесь… ну его на хрен, бросать-то.

— Ладно. Смотри тут. Я пойду Скопу встречу. А то больно уж быстро темнеет. А с ней эти двое олухов.

— Давай. Если что — три зеленых, ты ж в курсе.

— Чего зеленых? — Турист непонимающе покрутил головой.

— Свистка, балбес. — Большой ухмыльнулся.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. РАДОСТНЫИ-55, ПОЛГОДА СПУСТЯ

Егерь сидел на крыльце дома. Курил, смотрел в небо. Пытался думать о чем-нибудь отвлеченном. Не получалось.

Небо было как небо. В смысле — как небо Района. Серое и низкое, в тучах, с проплешиной белого с голубым на горизонте. Солнце явно не торопилось выглядывать. В пределе видимости ползла черная точка, рокотавшая двигателями. Как обычно — «крокодил», патрулирующий свой участок границы вдоль Черты. Вероятнее всего, параллельно ему, только в другую сторону, сейчас катятся два патрульных бэтээра. Это тоже стало привычной частью местного пейзажа после введения карантина и установки заграждений. Если не видно вертолета в течение часа, то, как пить дать, что-то стряслось. Либо кто-то, не выдержавший творившегося в Районе безумия, решил пойти на прорыв. Либо, что вероятнее всего, в Район лезет несанкционированная группа рейдеров. Ну или, совсем уж в край, какие-то ухари решили напасть на военных, дабы поживиться тем, что у них есть. Правда, в последнем случае слышалась бы стрельба. Хотя и она стала за последние несколько месяцев привычной.

За забором громко топало, с чавканьем меся грязь, стадо коров. Шедший сбоку поводырь, Меченый, помахал Егерю рукой. Тот махнул в ответ. Стадо принадлежало с месяц как обосновавшейся в Раздолье странноватой группировке отчаянных ребят, пришедших с Той стороны. Сами себя эти молодцы именовали то анархистами, то махновцами. Странноватые были ребятки. И не в плане постоянного гогота, стоявшего в их компании. В этом как раз таки не было ничего странного. Как еще себя может вести целый взвод юных отморозков, пребывавших в состоянии постоянного наркотического опьянения? Учитывая, что дурман-трава, которая перла из земли как на дрожжах, торчала здесь повсюду. Даже Измененных шестиногих коров, согнанных отовсюду, кормили ею же. Что получалось на выходе, об этом лучше было не думать. Ходоки с этим «молоком», разлитым по герметичным алюминиевым термосам, регулярно уходили на Большую землю. Егерь не понимал, за каким чертом эти ухари приперлись в Район. Неужели нельзя курить обычный гашиш дома, где нет ловушек и Измененных? Так нет, надо было прийти именно сюда.

Да, много чего произошло за эти полгода, ой как много. Хотя самое важное, как оказалось, произошло еще при Волне. А вот последствия наступили только сейчас. Да еще и какие последствия… Егерь глухо зарычал, постарался отогнать мрачные мысли подальше. Хотя от них ведь не сбежишь. Извлек из пачки следующую сигарету, закурил. Плевать на здоровье и предупреждение давно канувшего в небытие Минздрава СССР. Тем более что его, здоровья, сейчас столько, что нарушить целостность организма — задача тяжелая. Регенерация была бешеная. Когда Егерь в первый раз попал в серьезную заварушку, отбиваясь от безумцев с выжженными крестами на лысых головах, подранили его прилично. Сумев спрятаться в подвалах бывшего интерната, он приготовился умирать. Продырявили его в нескольких местах сразу, крови натекло страшно вспомнить сколько. Когда, вколов прямо через штанину несколько разовых шприцев-инъекторов, он провалился в темное беспамятство, то был уверен, больше не проснется. Успел подумать про Наташу, которая ждет его дома, беззащитная и с большим яйцом живота. По всем приметам выходило, что наконец-то у них будет сын. И на тебе, так напоролся. А потом, после этой последней мысли, была только темнота.

В себя Егор Серебряков, майор в отставке, пришел ночью. Полежал в темноте, прислушиваясь к ощущениям. Не поверил тому, что понял, провел руками по местам пулевых попаданий. Кровь, давно засохшая коркой, была. Дырки от пуль тоже были на месте. А вот входных и выходных отверстий от трех первых попаданий не было. Последние две пули остались в нем. И боли не было. Когда он сел, все еще осторожно и не веря самому себе, то по бокам что-то звякнуло. Пошарив, Егерь обнаружил и собрал в ладонь два сплющенных металлических комочка. Вот и все, помимо порванной одежды и корки крови, что напоминало о недавней схватке, когда в него засадили эти самые пули. Впрочем, долго об этом он тогда не размышлял. Где-то неподалеку послышался шорох, заставивший собраться и нашарить в кармане разгрузочного жилета магазин с патронами взамен пустого, торчавшего в автомате. «Ночник» ему не был нужен. Это свойство своего обновленного и Измененного организма он уже раскусил. Тихо, стараясь не задеть какой-то садовый инвентарь, валявшийся вокруг, Егерь встал. Про интернат ему рассказали армейские разведчики, как-то навещавшие его. Там содержались те дети и подростки, чья психика еще до Изменения была, мягко говоря, отличной от нормальной.

Уходить тогда ему пришлось быстро, прорываясь через несколько аккуратно замаскированных засад, поставленных местными. И еще, как оказалось, ловушек в подвалах бывшего воспитательного учреждения, было натыкано больше, чем на поверхности. Егерь чуть не угодил в яму с «битумом», жадно лизнувшим липким черным языком самые кончики ботинок. А вот тем, кто бежал за ним, не повезло. То ли ловушки выскакивали здесь спорадически и интернатовские не могли их даже запомнить, то ли преследователи увлеклись гонкой за жертвой. Позади сочно чавкнуло, раздалось несколько воплей, и все. Дальше он прошел спокойно.

Егеря передернуло при воспоминании о том, как орали Измененные, решившие загнать его в тот раз. Воспоминания, в которых он пытался спрятаться от реальности, медленно уходили назад. Да, уходили, смываемые совершенно новым ощущением пустоты и страха перед неизвестностью, которое наваливалось на него. Кровь и боль, обрушившиеся на Город за последние шесть месяцев… они были громадны. Ловушки, Измененные, люди и животные. К ловушкам пришлось привыкать. Затаившиеся убийцы были повсюду, скрытные и незаметные, убивающие страшно и жестоко. Измененные. Люди еще могли быть адекватными и нормальными, как он сам, как Митрич, сосед по улице, как многие другие. Но не все. Те, кто выбрал для себя жизнь хищника, могли и превосходить ловушки, беспощадно аннигилируя всех, кого хотели.

Но таким способом убивали не только они. Егерь посмотрел в сторону входной двери своего дома и почувствовал, что на глазах начинают появляться слезы. Он сморгнул, пытаясь прогнать их, они были не нужны ему, Измененному, и необходимы ему же, бывшему человеку. Понял, что не сможет справиться, обхватил ладонями голову, уткнулся лицом в колени и завыл, устав бороться с болью, что резко вошла в его жизнь совсем недавно. Наташа, Наташа, белокурое чудо с серо-зелеными глазами, расплывавшаяся в мягкой кошачьей улыбке, когда была веселой. Наставившая ему рога и прощенная, бывшая самым любимым и близким человеком. Готовившаяся подарить ему чудо, единственное из оставшихся чудес. Ребенка… их ребенка. А ведь он натаскал в дом кучу всего нужного и не очень, что рекомендовали справочники по медицине и специальные журналы. Ждал этого дня и боялся. А если бы знал то, что произойдет, как бы поступал тогда?

— Да за что же это такое мне, а?!!

Высокий, крепкий и немолодой уже мужчина в светлой, застиранной «горке», сидевший на крыльце дома, встал. Что было, то было, и этого уже не вернуть. Тот смысл, что был в жизни еще утром, ушел в никуда. Осталось сделать совсем немного, и можно спокойно уходить за черту укреплений на той стороне Реки. И погибнуть, потому что жить так, как сейчас, он не хотел. Осталось немного.

Совсем ничего: дать успокоение тому, что осталось от нее…

А в Городе началась стрельба, частая, четко слышимая даже из дачного поселка, в котором ему придется похоронить все.

* * *

Танат сидел на крыше бывшего техникума, находившегося на городской площади. Маленький чердак, давно заколоченный и покрывшийся изнутри толстым слоем паутины и пыли, как нельзя лучше подходил под наблюдательный пункт. Сидеть приходилось на свернутой плащ-палатке, брошенной поверх колченогого стула производства какого-то там комбината времен бровастого Леонида Ильича. На подоконнике подслеповатого и незаметного окошка дымилась крышка термоса, наполненная горячим густым кофе. Временами он брал ее и прихлебывал кофе, сохраняя, несмотря на постоянный треск частой стрельбы снаружи, абсолютно ледяное спокойствие. Следить за тем, что творилось в пределах бывшей городской площади, Танату помогал армейский пятикратный бинокль производства какой-то там страны блока НАТО. Его дымчатые стекла не отражали лучей, изредка пробивающихся сквозь тучи, и никак не могли выдать владельца. Впрочем, Таната это абсолютно не беспокоило. Бояться тех, кто сейчас бешено резался внизу, даже не приходило ему в голову.

На площади было действительно горячо. Военные, доведенные за полгода до ручки действиями психов с крестами на лысинах, решили штурмовать форпост «пуритан», здание бывшего дворца культуры. Сектанты не прятались, а, наоборот, обнаглев до безобразия и за считаные месяцы увеличив свою группировку до пары сотен человек, обосновались в старом кирпичном здании, хотя Танат и подозревал, что это только верхушка айсберга, основание которого где-то под землей. Военные это понимали, потому и пытались взять приступом здание, из которого можно было проникнуть в свободные, с не рухнувшими во время Волны перекрытиями проходы. Пока это им не очень-то удавалось. Вероятнее всего — из-за оптимального соотношения личного состава и вооружения обеих сторон, бывших весьма схожими и по качеству, и по количеству.

Из-за Черты бронетехника зайти в город не могла. Стрельба из орудий по площадям и участкам необходимого результата не давала. Когда же военные решили войти в город большими группами, пропустив час подъема утреннего тумана, то на самых окраинах их встретили стаи Измененных. Потому сейчас на площади находилось не более пятидесяти или семидесяти военных, пытавшихся прорваться к зданию. Танат прибавил громкость сканирующего радиопередатчика, реквизированного у снайперской «двойки»:

— Обходи слева, за памятник иди. Бук, за памятник!

— Мать твою, командир, Коляна зацепило!

— Мне нужно еще людей, Грач, слышишь?

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

— Кто это орет?

— Евсей. Ему осколком ногу пополам.

— У меня два трехсотых, Грач, отхожу, прикройте.

— Беркут, оставаться на месте, слышишь меня?

— Какой оставаться?!! Саша, ты не охренел? У меня семь стволов на их двадцать!!!

— Не нарушать радиообмен, Беркут!!!

— Эй, крылатые, валите отсюда, нечестивцы за-сратые!

— Это еще кто?

— Это Лазарь, командир полевого отряда «новых пуритан». И я советую тебе, дьявольская отрыжка, уносить отсюда ноги.

— А не пошел бы ты, урод?

— Как знаешь. С нами Бог, и сила его во мне. Мы сокрушим вас, отступники!

Танат хмыкнул. Про Лазаря он уже кое-что знал. Один из самых яростных местных Измененных, вошедших в состав псевдорелигиозной секты, пытающейся подмять под себя всю аномальную территорию Района-55. Патологоанатом подозревал, что на самом деле «пуритан» контролировал кто-то из тех, про кого ему рассказали, возвращая к жизни. Но пока еще не разобрался в этом, хотя, как ему казалось, до этого момента осталось совсем ничего.

Тем временем внизу наступил перелом в боевых действиях. К площади, подобравшись через Сквер, бывший уже непроходимыми джунглями для обычных людей, прорвалась Стая Хозяина. Было ли это вызвано тем, что он всегда спешил туда, где можно было поживиться, или заключил с сектантами временное перемирие? Кто знает, но Стая ударила военным во фланг. Гибкие тела резусов замелькали среди откатывающихся в сторону восточного выхода из Города вояк. Мощные челюсти церберов и волков нашли себе добычу.

Военные старались, насколько позволяла ситуация, отходить аккуратно, группами, вытягивая тех раненых, которых смогли достать. Сектанты перешли в атаку и смели последнюю группу отхода из пяти человек. Началось преследование между домами и в ущельях дворов. Скорее всего, из военных мало кто сможет добраться до базы. Неверная идея — уходить через микрорайоны, заросшие деревьями и кустарниками, буйно разросшимися после Волны, придавшей им удивительное ускорение. Танат мог представить себе весь кошмар, в котором окажутся отступающие…

А вот большая группа, человек десять, не меньше, уходит правильно — по улицам. В центре узкой полоски людей — носилки, собранные из двух кусков труб и двух плащ-палаток. На них раненый, который не может идти. Хвост группы прикрывают еще двое, те самые, что сидели на крыше с Танатом. Хриплое дыхание бегущих на пределе сил людей. Снайпер творит чудеса, успевая из компактной СВУ, которую он забрал у раненого, стрелять на бегу. Их гонит основная масса преследователей, со Стаей в авангарде. Но они должны успеть, должны дойти до Черты. Там стоит техника прикрытия, чьи крупнокалиберные пулеметы смогут достать уже до видимого впереди угла Советской и Нефтяников. Правда, кому-то придется остаться здесь, вон за теми брошенными тремя легковушками, прикрывать отход группы. Снайпер и его напарник, переглянувшись, остаются. И еще к ним подбегает невысокого роста, крепко сбитый пулеметчик, на ходу отстегивающий крепление сошек своего «Печенега». Если бы они знали, что почти у самой черты основная часть их товарищей попадет в «провал», в котором мгновенно превратится в пепел…

Еще семеро отходят к Парку. Остальные по двое или по трое, а некоторые и в одиночку ушли в разные стороны. Скорее всего — обрекая себя на смерть. Семеро еще надеются уйти. Под ногами шуршит прошлогодняя листва. В Районе практически не было снега, и листья густо усеивают дорогу. Коричневые, сухие и ломкие, выдающие шаги даже тогда, когда ты тихо крадешься. А сейчас они громко шуршат под тяжелыми подошвами, бухающими по трескающемуся старому асфальту. Отступающих преследуют только Измененные люди, зверей нет. В окнах домов иногда мелькают бледные лица и морды тех, кто живет в них. Но даже почти полностью деградировавшие Измененные не станут рисковать и связываться с «пуританами», преследующими добычу. На это в Районе решаются или те, кто выходит на охоту ночью, или… големы. И сейчас навстречу военным, раздвинув разросшиеся рябины у остатков бывшего продуктового магазина на Орлова, выходят две громады. У одного из левой руки торчит ствол спаренного «Утеса», у второго — несколько очень больших ножей. Измененные не предупреждают людей, атакуют с ходу. Командир группы, перед тем как пули калибра двенадцать и семь миллиметров прошивают его насквозь, успевает вспомнить, как неделю назад они загнали на Колыме вот этого, с ножами, расстреливая практически в упор, и упустили только из-за стаи туманных волков, неожиданно вынырнувших из узенькой улочки домов частного сектора.

«Вот злопамятная скотина!» — мысль обрывается. Тишина и красная пустота. Големы торжествующе ревут, заставляя сектантов отступить. Они, возможно, и не испугались, но в схватке с механоидными монстрами без потерь не обойтись. А этого «серые» не могут себе позволить.

Танат откинулся на затрещавшую спинку стула, допивая свой кофе. Три ноль в матче Большая земля — Район. И конца краю этому матчу не видно. Мда…

Он спустился с чердака, аккуратно ступая по ступенькам. В здании повсюду была едкая серая плесень, вонявшая, как несколько сдохших котов, и до невозможности скользкая. Таких зданий в городе было немного, и Измененные старались обходить их стороной. За исключением Таната. Снайпер и его напарник, сидевшие на чердаке в масках, поступили правильно. Дыхательные пути она им не забила. И если бы они, вернувшись, успели к ассенизаторам, то могли бы остаться в живых. Но ведь они все равно не ушли из Района, их порвали в клочья клыки собак Хозяина. Судьба, видно, у парней была такая.

В дальнем углу вестибюля, через который он шел в сторону входных дверей, тускло светились «чушки», главный местный артефакт. В основном именно из-за этих кусков металла, подвергшихся Изменению, в Район начали ходить рейдеры, с которыми Танат уже сталкивался. «Чушки» представляли собой великолепный материал, который можно было использовать для производства сплавов, применявшихся в различных отраслях. И в первую очередь — в космических и оборонных программах. Было из-за чего рисковать, таща на себе рюкзак с десятью-пятнадцатью недлинными брусками.

Танат посмотрел в угол исподлобья, сплюнул и толкнул дверь, выходя на улицу.

* * *

Кир стоял в большом и все еще светлом коридоре, ожидая, когда верхушка сектантов соблаговолит с ним пообщаться. Он не хотел иметь с ними дела, но плата, предложенная за помощь в бою с военными, была очень высокой и лакомой. Десять человек, из которых пятеро — женщины. Для него сейчас это было важно. Кир знал и сильные, и слабые свои стороны. Понимал, что для достижения результата, которого он хотел, ему нужны люди. И лучше всего еще не Измененные. Редкие раненые вояки и рейдеры, попадавшие ему в руки, уже прошли через Преобразователь. Остались в живых после него, правда, всего трое, но зато какими они стали!

Три неподвижные фигуры в подвижной, похожей на хитин броне темного матового цвета стояли по бокам и сзади, прикрывая Кира от возможного нападения. Еще две, высокие и мощные, покрытые шерстью, с костяными наростами на головах, вооруженные пулеметами, замерли на выходе. Эти были первыми, созданными Киром из двух Измененных, загнанных Стаей в угол между Гаражами. Тогда он только нашел зал с Преобразователем и не смог добиться того, что хотел. Он в то время читал потрепанную книгу Куна о богах Эллады, найденную в одном из домов, поэтому назвал их пандрогинами. Название возникло после того, как новые слуги выбрались из чанов с едко воняющим зеленоватым желе и развернулись перед ним во всей своей красе и мощи. Двухметровые громады, облепленные пластинами мышц и мокрой длинной шерстью, с рогами на головах. А вот последние трое получились куда лучше. Быстрые, надежно защищенные, преданные.

И вооруженные собственными, спрятанными в мускульных сумках на предплечьях костяными острейшими косами. Теперь они постоянно находились рядом, играя роль телохранителей.

Пауку он сумел передать часть своей силы. Теперь помощник руководил Стаей, загоняющей сейчас остатки нападавших на дворец культуры. Какое-то время назад Кир понял, что Паук задумал что-то против него. И теперь ему по горло нужен был свежий исходный материал, чтобы создать ему замену. Обычные поводыри, встречавшиеся среди местных Измененных, не подходили. Преобразователь превращал их в тупых идиотов, пускающих слюни и несущих откровенную хрень. А еще был Лаборант, которого ему помог найти Чешир, излазивший почти все ходы под Городом. Именно Лаборант, боявшийся выходить по ночам из своей берлоги, помог Киру найти правильный путь. Но материал был нужен чистый, оттуда, с Большой земли. И такой материал обещали ему «пуритане». Вот и приходилось стоять здесь, в этом коридоре, и ждать высокопоставленных «серых».

Он повернулся к одному из оставшихся целыми зеркал, когда-то полностью закрывавших верхнюю часть стен коридора. Полюбовался на собственное, ставшее весьма солидным с момента Волны отражение. Оно еще не полностью его устраивало, но то, что он твердо шел к совершенствованию, было очевидно. Он очень хотел найти одну из тех, уже успевших стать легендарными колыбелей-мастерских, из которых появлялись на белый свет великаны-големы. Пока их находили только мертвыми, из них ничего уже нельзя было достать. Это злило его, так как мощь механизированных монстров привлекала его с самых первых контактов с ними. Размышления Кира прервало появление трех мужчин в серых одеждах.

Худой, похожий на журавля, с успевшей отрасти за полгода длинной бородой, был, надо полагать, Кощеем, считавшимся в секте одним из самых главных. Слева и справа шли мужчина и женщина, близнецы, известные в Районе особыми зверствами, брат с сестрой, Иван да Марья. Зоотехник мысленно ухмыльнулся, покатав на языке их имена.

— Здравствуй, Хозяин. — Кощей остановился в метре от Кира. Его лысину, скорее всего появившуюся еще до Волны, украшал восьмиконечный, раскольничий крест. — Ты пришел за своей платой?

— И тебе не хворать, Кощей. — Кир пристально посмотрел на него. — Да, за ней. Надеюсь, у вас хватит ума не обмануть мои ожидания.

Мужчина-близнец нахмурился. Этого хватило, чтобы стоявшие в коридоре сектанты подвинулись ближе к разговаривающим, а из двух боковых коридоров появилось еще несколько фигур, затянутых в серое.

Пандрогины глухо заворчали, качнув стволами РПК. «Хитиновые» не шелохнулись, так же, как и до этого, спокойно продолжая следить за своими секторами охранения. Зоотехник, ставший полубогом, ухмыльнулся:

— Нервничаешь, Ванюша?

— Он не нервничает, — вместо Кощея ответила женщина. Она не хмурилась, и крест на гладкой, смуглой коже высокого лба не шелохнулся. — Просто это нормальная реакция на твои слова.

Кир повернулся к ней. Странно, но у нее не было таких же, как у большинства сектантов, мутных глаз. Обычные серо-голубые, разве что чуть водянистые. И свободного покроя одежда не скрывала длинных ног и высокой груди. Вообще-то Кир давно научился справляться с тем животным желанием, что охватывало его в самом начале. Но сейчас Кир почувствовал, что еле может сдерживать самого себя. Тем более что у женщины были месячные, и его обостренное обоняние уловило этот запах. В паху отчетливо возникло напряжение. Вмиг увеличившаяся и затвердевшая живая труба оттопырила ставшую тесной ткань рабочего комбинезона, который он носил. В голове пронеслись, складываясь в четкую картинку, несколько мыслей. Да, Кир уже понял, что на лобке у женщины нет ни единого волоска, что грудь у нее действительно острая, твердая и небольшая. И если бы он мог сейчас повалить ее на пол, сдирая с нее одежду, обнажая смуглую кожу с морщинками у самого окончания позвоночника…

Зоотехник шумно втянул воздух, глядя на женщину заблестевшими глазами. А она не отвела своих, подернутых поволокой.

Брат Марьи оскалился, рука автоматически рванулась под балахон. Бородатый Кощей это заметил и сказал с нескрываемым презрением:

— Успокойся, брат. Сестра, тебе лучше уйти.

— Но…

— Я сказал, тебе лучше уйти.

— Хорошо, я поняла. — Женщина повернулась и пошла в ту сторону, откуда недавно появилась.

Иван, взглядом спросив разрешения у Кощея, бросился за ней.

— Неужели ты не можешь себя сдерживать?

— А зачем? — Кир усмехнулся. — Она очень красива. Вы все же обманули меня. Нужно было прислать на переговоры только ее. Тогда вам не пришлось бы искать для меня целых десять человек на той стороне. Хватило бы этой смуглянки, она с избытком заплатила бы за мою помощь.

— Какая еще «та сторона»? — Борода худого сектанта угрожающе встопорщилась. — С чего ты это взял?

— А что, вы ученых таскаете или военных? — Звериный полубог еще раз широко растянул иссиня-черные губы в усмешке. — Таскаете местных из поселков. Или покупаете у кого-то. За артефакты. Скорее всего, что у кого-то из силовиков. Имел бы выходы — сам бы так поступил. Да мне без разницы. Только в следующий раз, когда надумаете попросить помощи, присылайте ее. Одну, без брата. Ничего плохого я ей не сделаю. Наоборот, уйдет довольная. Или останется, все возможно. А если не пришлете, то больше никаких волков и церберов. Не говоря про остальных.

— Животное… — Старик протянул это с нескрываемым отвращением. — Смотри, как бы тебе самому не понадобилась наша помощь.

— Время покажет, Кощей. — Кир сплюнул. — Давай мою плату. Некогда мне здесь торчать. Меня ждет весь мир, которому я готов подарить свою несравненную и безмерную любовь.

— Диавол ты, Хозяин. — Сектант попятился. — Семя бесовское.

Смешной ты, старичина. — Зоотехник хохотнул — То нормально говоришь, то — как персонаж из сказки про сестрицу Аленушку. Давай моих людей, говорю тебе еще раз.

Бородатый повернулся и пошел по коридору, предварительно кивнув массивному «серому», облаченному в еще невиданные Киром легкие и «прокачанные» доспехи. «Явно им помогает кто-то из администрации Района или командования силовиков, они даже не скрывают этого, — мелькнула мысль. — Вот говнюки».

Скрипнула дверь, ведущая куда-то глубоко внутрь здания. Подталкиваемые стволами автоматов, показались люди, одетые кто во что, с руками в наручниках, связанные одной веревкой у пояса. Пять мужчин и пять женщин. Все молодые, как он, Кир, и просил. Скользнул взглядом, выделил двух парней, явно занимающихся если не тяжелой атлетикой, то легкой уж точно. Увидел невысокого пузана в разбитых очках, сразу предположив, что его можно будет использовать вместо Паука. Среди женщин особо выделять было некого. Неизвестно, откуда «пуритане» их притащили, но она, та самая, на которую Хозяин сразу обратил внимание, была в ночной сорочке, тоненькой, шелковой, разодранной на животе. Пухлый живот и большая, твердая девичья грудь. А еще в глаза бросилась узкая полоска коротких волос, заставившая его облизнуться. Голубые глаза глядели испуганно. И испуг мгновенно перешел в панику, как только их обладательница рассмотрела тех, к кому ее привели. Кир почувствовал страх, волнами расходившийся от связанных людей, и довольно захохотал. Одна девушка, одетая в джинсы и футболку с надписью «Kiss my lips», аляповато выполненную явно в домашних условиях, громко всхлипнула. Он шагнул к ней, грубо взял за подбородок. Взглянул в остекленевшие от ужаса карие глаза и впился в губы поцелуем. Жадным, животным, полностью соответствующим тому, что творилось в разгоряченном сектанткой организме звериного полубога. Кареглазая сдавленно пискнула, услышав, как его жесткая, как колючая проволока, щетина со скрипом прошлась по щеке.

— Сама просила.

Кир оторвался от нее и подошел к той, в ночнушке, старавшейся казаться незаметной. Рванул пальцем с острым черным ногтем сорочку, разрывая ее окончательно. Схватил в пригоршню грудь, смял, с азартом наблюдая, как она кусает губы. Сжал сильнее, заставив ее закричать, и лишь тогда отпустил. Повернулся к «серым», которые уже не выглядели невозмутимыми, как обычно. Зоотехник сознательно провоцировал рядовых бойцов, вымещая на них злость, что охватила его от презрения во взглядах их командиров.

— Одежда есть какая-нибудь? — обратился он к здоровяку командиру. — Понятно, что вам на них насрать, но это мой материал, крысы. И я не хочу, чтобы она заболела. На улице прохладно. Есть или нет?

— Есть. — «Серый» кивнул. — Сейчас принесут.

— Давай быстрее, нам еще домой нужно засветло попасть. — Кир повернулся к своим рогатым громилам. — Наручники с них сейчас снимут, парни. Замотайте веревками как следует. Отвечаете головами, особенно вот за эту, за эту и за вот этого, в очках. Все ясно?

Да, хозяин. — Первый, которого он называл именно Первым, согласно кивнул.

Пандрогин подошел к пленникам, с которых уже снимали наручники, достал из сумки моток капроновой веревки.

— Руки вперед, чудовища. — Низкий рокочущий бас заставил пленников вздрогнуть.

Хозяин Стаи, бывший в прошлой жизни зоотехником Кириллом, проследил за тем, как Первый затягивает на их запястьях крепкие узлы, и отошел, мрачно усмехаясь в предвкушении веселой ночки.

* * *

Солнце, пробившееся к вечеру через низкие серые тучи, начало закатываться за небосклон. В воздухе суматошно носились стаи ворон, до сих пор не пришедших в себя после бойни на городской площади. По небольшой улочке на самой окраине Радостного с визгом пронеслась стайка обезьян, гнавшихся за невысокой Измененной. Которая, судя по всему, отстала от своей группы, возвращавшейся в Васильевку с рынка. Судя по интенсивности преследования и по тому, что у жертвы начали заплетаться ноги, своих попутчиков она уже наверняка не догонит. А возможно, они ее специально попросили вернуться за чем-то. В Городе уже давно стало тяжеловато с едой. И лишний рот никому не нужен. Той «гуманитарии», что начали поставлять на станцию военные, катастрофически не хватало. Запасов Росрезерва в лабиринтах под Городом — тоже. Да и достать их оттуда — задача для большинства местных невыполнимая. Слишком много замаскированных ловушек от прежних хозяев. Еще больше новых, странных и куда более опасных. Плюс Измененные-твари, ночные и подземные охотники. Они страшнее всего остального. В Радостном никто не удивлялся, когда, казалось бы, адекватные и спокойные Измененные, никогда прежде не выходившие на охоту, начинали нападать на более слабых соседей. Мясо, оно везде мясо.

Жертва и загонщики скрылись за углом, из-за которого сразу донесся истошный визг, резко прервавшийся на самой высокой ноте. Резусы давно научились грамотно охотиться. Учитывая, что сроки беременности у самок были очень короткими, обезьяны становились серьезной проблемой. Их количество обещало вырасти до размеров целой армии и завладеть Районом так же, как китайцы в свое время смогли захватить мирным путем Дальний Восток.

Высокая подтянутая рыжеволосая девушка, в чьей голове проносилось все это, хищно оскалилась. С ней-то обезьянкам точно не справиться. Она грациозно, как кошка, выгнулась, разминая гибкую спину. Тело, как всегда послушное, охотно выполнило то, что в прошлой жизни никогда бы не смогло сделать. Оттолкнувшись ладонями от пола, она выпрямилась, взметнув гриву. Прошла в сторону умывальника, железного, с краником, кривовато висевшего возле двери. Умылась, полностью прогнала дневной сон. Посмотрела на себя в зеркало, которое, помнится, тащила сюда по крыше, матерясь и сопя. Потому как перед этим сумела ограбить армейский грузовик, стоявший у самой Черты. Вытащила из него несколько ящиков с гранатами и несколько мин, привезенных для установки вдоль периметра. И совсем зеленого мальчишку-солдатика, который подсказывал ей, что да для чего нужно тащить. Она Улыбнулась, вспомнив его испуганные глаза с громадными темными зрачками.

Он был хорошим, этот мальчик Ахмет. Как оказалось, еще он был замечательным сапером. Он сумел перегородить весь подъезд грамотно расставленными растяжками. На мины были установлены дистанционные взрыватели, управляемые с пульта. Так она защитила свое жилье, в котором спала днем. По крайней мере от тех, кто не мог почувствовать тончайшего запаха, оставленного в радиусе сотни метров от дома. Те, кто понимал природу еле уловимого самым тонким обонянием мускусного запаха, обходили дом стороной. Ну, а те, кто не понимал…

Их она могла встретить сама. Но чаще всего встречали аккуратно расставленные, чтобы не сдетонировали остальные, растяжки. А Ахмет…

С ним было хорошо. Катя улыбнулась, вспоминая, как все произошло. Казалось бы, можно было понять все и раньше, но она не обратила внимания на то, какими глазами он смотрит на нее. Вернее, как стал смотреть, освоившись с кошмаром обстановки и перестав бояться ее. А ведь она была Измененной, да еще какой. Вот из-за этого, наверное, и не обратила внимания сразу. Уже следующим утром, перед тем как лечь спать, она решила проделать ту самую процедуру, которую всегда совершала перед сном. Нагрела немного воды, которую так тяжело было таскать через крышу, разделась, уже давно привыкнув к тому, что ходит дома без одежды. Присела над эмалированным ведром, которое вытащила из-под умывальника, и начала подмываться. А затем почувствовала на себе дикий взгляд парня, проснувшегося от поднятого ею небольшого шума. Глаза Ахмета сказали все и сразу. В тот день она так и не выспалась.

Может быть, адреналин, выделяющийся в Районе сильнее, чем в других местах, подействовал на молодого солдата. Может, что-то еще. Ведь, если быть откровенной, как думала рыжая, она, Измененная, не должна вызывать такого желания у нормального человека. Слишком сильно изменилось ее тело… Ах-мету было на это наплевать. Особенно в те моменты, когда хотелось не думать ни о чем, а просто лежать и с довольной улыбкой пялиться в беленый потолок над головой.

Ахмета убили «пуритане». Наверняка не хотели именно убивать, когда загнали его в каменное ущелье между высоток на Ленина. Он погиб, взяв с собой нескольких сектантов. Все это она прочла по следам и запахам, ставшим уже неуловимыми и невидимыми для кого-либо другого, но только не для нее. А когда за пазухой камуфлированной куртки нашелся маленький букет цветов, которые он нарвал для нее, Катя поняла, что выбрался он только за ними… глупая и никчемная смерть. Но ей было это до лампочки. Ее должок к сектантам только вырос. С тех пор она объявила вендетту лысым парням в сером и убивала их при первой же возможности. Похоронила она Ахмета в большой луже «битума», которая, жадно чавкнув, упокоила тело незадачливого солдата.

Катя поморщилась. Как одиноко в окружавшей ее злобе Района. Только-только она смогла прийти в себя после смерти Валеры, как тут же погиб второй мужчина, который решил быть с ней. Как же ей было тогда плохо!

И все же недавняя домашняя девочка-модница не сломалась. Наоборот. Та ее часть, которая стала ночным хищником, все увереннее забирала и подминала под себя остатки прежней Кати. Каждый раз, приходя в себя где-то в подвалах Интерната, в лабиринте подземного Города, в зарослях Парка или в Топи, девушка ожидала увидеть, что у лежащего под ее ногами тела съедена часть тканей. Пока такого не случалось. Да, рыженькая девушка, превратившаяся в почти идеальную машину смерти, убивала непрошеных визитеров Района, а также тех из местных, кто забывал о том, что они когда-то были людьми. Ночью она выходила на охоту, подчиняясь некоему неведомому приказу. Каждый раз, возвращаясь домой, Катя пыталась проанализировать тот момент, когда она превращалась в убийцу и преследователя. И каждый раз не могла вспомнить, когда именно все вокруг начинало становиться красно-багровым и приходило понимание, куда нужно бежать, низко пластаясь над землей, кого нужно найти и уничтожить. И от этого становилось только страшнее.

Несколько раз она встречалась с Лешкой и Мироном, пересекаясь в самых неожиданных местах. Иногда кралась следом за ними, если друзья выбирались на улицу в сумерках или ночью. Бывало, что убивала, тихо и незаметно, тех, кто хотел напасть на них. И постоянно хотела подойти, не скрываясь и не прячась в непроглядных городских тенях. Но не могла заставить себя сделать это.

Ночь все настойчивее вступала в свои права, накрывая Радостный-55 темным плащом с редкими звездами. Рыжая затянула ремни своей сбруи, проверила надежность креплений небольшого рюкзака за спиной. Выпустила когти из подушечек на пальцах, снова их убрала. Подошла к замаскированному проему, ведущему наружу, и растворилась в темноте. Ночь очередной охоты началась с протяжного крика, который издала золотоволосая охотница, заставив вздрогнуть всех, кто его слышал, и про который уже говорили, что это кричит вестница смерти — баньши.

* * *

Мальчик, сменивший наконец-то пижамку на джинсовый костюм, сидел посередине большого ангара за Городом. Перед ним, скручиваясь в сложную спираль, кружилось с десятка полтора шаров, матово-черных, с металлическим, чуть заметным отблеском. Иногда один из них подлетал к самому лицу мальчика, сонно-неподвижному, как у статуи Будды, зависал и вновь включался в парящий над гладким бетоном пола хоровод.

Большая куча шерсти и мускулов, на которой сидел мальчик, заворочалась, недовольно закряхтев. Мальчик похлопал медведя по загривку, мысленно поцокал языком. Зверь снова заснул. Один из шаров озарился изнутри жемчужно-серым светом. Существо с глубокими провалами серебристых глаз внимательно всмотрелось в него. В шаре возникло лицо Кира, сейчас говорившего с четырехруким Измененным, бывшим его подручным:

— Этих подготовь в Лабораторию. Кроме двух девок и очкарика. Только проследи за тем, чтобы они были чистыми. Нечего заставлять нашего ученого нервничать, если в Преобразователь опять попадет какая-то дрянь. А то сам туда отправишься. Понял, Паук? Не хочешь стать кошкой, например?

Вам все бы смеяться, хозяин. — Паук нервно сглотнул. — Все сделаем в лучшем виде, не сомневайтесь. Продезин… эээ, короче, помоем как нужно.

Ничего в Преобразователь не попадет. А кошкой ни в жисть не хочу быть. Мне вот так нравится больше.

— А это идея… — Зоотехник задумался. — Помнишь Багиру? Помнишь… хочу еще одну такую. А лучше — двух. Чешир слишком мал и неопасен.

— Хех, хозяин… — Паук почесал затылок. — Так скажите лаборанту сваму, он же ж смогет сделать, эт ему — как два пальца об асфальт.

— Как два пальца, говоришь? — Кир поскреб костяные бляшки на горле, которые нарастил для защиты. — Ну да, молодец, хорошо подумал. Только ты в курсе, что мы уже пробовали? Не выходит. Вот тебе, раз уж вызвался помогать, задача, помощничек. Надо поймать и привести сюда одного грея. Можешь принести, впрочем, по кускам. Один хрен — они подчинению не поддаются. Хотя живой будет лучше. И чтобы целый. Пригодится в качестве опытного материала.

— Мож, это, хозяин? — Паук заметно побледнел. — Говорят, за Рынком видели кошек поменьше. То ли рыси, то ли последние из пантер. Мож, грю, их притащим, а?

— Гришь, пантер? — Хозяин покосился на него. — Очко жумкает, что ли, на грея-то идти?

— Ну да…

Дальше мальчик решил не смотреть. Вместо этого он пальцем подозвал другой шар, стукнул по нему ногтем. Шар засветился, выводя на свою гладкую поверхность изображение улиц Города. По одной, быстро и ловко перемещаясь в тени, скользила стройная фигура в облегающем костюме из странной, похожей на металлизированную ткани. Рыжие волосы были стянуты в хвост на затылке. Девушка скользила вдоль по Физкультурной, внимательно приглядываясь к чему-то впереди.

Рядом с первым возник второй шар, оттолкнул собрата круглым боком. Мальчишка повернулся к нему. Всмотрелся в картинку, на которой несколько людей в защитных костюмах военного образца ковырялись в грудах мусора у недостроенных домов в самом конце Первомайской. Несколько раз то одна, то другая фигура наклонялась за чем-то, ярко поблескивающим, и убирала найденное в продолговатую сумку на поясе. Тут-то все было ясно: рейдеры таскают «огоньки», которые потом можно будет сбагрить скупщикам.

Он перевел взгляд на шар с рыжеволосой девушкой. Прикрыл глаза, привычно находя ее Нить среди тысяч других, сплетающихся вокруг Города и Района в тесный клубок. Мысленно отдал необходимые команды, заставив рыжеволосую сначала замереть, а потом быстро изменить маршрут. Баньши подчинилась, рванула к выходу из Радостного, который виднелся в шаре-близнеце и возле которого копошились жадины рейдеры. Мальчику не было жаль никчемных «огоньков», но люди должны знать предел, который нельзя переступать. А эта группа, пришедшая с Той стороны, уже была предупреждена с помощью атаковавшего их голема. Но, судя по всему, рейдеры не вняли предупреждению, да и человеческая жадность непобедима. Мальчик считал себя справедливым, поэтому один раз он дал людям шанс одуматься. А как иначе можно объяснить, что пули из двух автоматов механизированного монстра не попали ни в одну цель?

Еще один шар подлетел к мальчику, доверчиво ткнулся в ладонь. Существо не отказалось. В серой глубине шара возник контур большого цербера, внимательно следящего за одинокой фигуркой в куртке цвета хаки. Силуэт, судя по длинным, спутавшимся волосам и стройной фигурке, принадлежал девушке. Странной особе, зачем-то рискнувшей сунуться в лес возле Васильевки без какого-либо оружия и защитного снаряжения. Мальчик заинтересованно следил за ней, пытаясь понять: что ей тут надо? Когда цербер начал подкрадываться к девушке, мальчик внезапно понял, что сейчас произойдет что-то необыкновенное. Так и случилось.

Когда громадный Измененный, взрыкивая всеми тремя пастями своих страшных голов, кинулся к девушке, она повернула голову. И навстречу псу, соткавшись из мрака, метнулась пара туманных волков, которые вообще-то предпочитают не связываться со своими, большими по размерам сородичами. А особа, одетая в защитного цвета куртку, похоже, совсем не испугавшись, пошла себе дальше. Мальчик с провалами темных глаз потянулся к ней, находившейся так далеко. Наткнулся на преграду, не поверил самому себе, попробовал снова. Девушка, подняв вверх глаза глубокого зеленого цвета, нахмурилась, и он отступил. Тряхнул головой, мотнув золотистыми кудряшками, чтобы прийти в себя. Улыбнулся.

Ему никто не мог помешать делать все, что он посчитает нужным. Возможно, появление этой женщины, совсем еще молодой, сместит чашу весов, которая только-только пришла в равновесие. Ему было на это наплевать. Игра принимала серьезный оборот, но он был к этому готов. Противники были сильны и умны, что делало схватку еще интереснее. А именно этого ему и хотелось сейчас, спустя столько времени, проведенного в заточении и скуке. На какое-то мгновение, когда в глубине сознания появилось радостное удовлетворение от предвкушения еще более сильной драки с оппонентами, ему захотелось даже отозвать баньши, отправленную к рейдерам. Мальчик даже поманил к себе нужный шар. Но когда он взглянул в его серебристую глубину, то понял, что уже поздно.

Рыжеволосая бестия туго знала свое дело. Люди, решившие заработать больше, чем им было нужно, уже были мертвы. Мальчик, сидевший на громаде гиперурсуса, вздохнул и вернулся к своему обычному созерцанию.

* * *

— Слышь, напарник? — Мирон закончил шкрябать ложкой по дну банки, пытаясь вытащить еще немного каши с говядиной. — А у нас ведь опять еда заканчивается. Чего делать предлагаешь?

— Да черт его знает. — Голем, пытавшийся разобраться с заклинившим затвором пулемета «Сармат», даже не повернулся в его сторону. — Хочешь, так давай по лабиринту полазаем. Там складов до хренища. Обязательно найдем чего-нибудь.

— Да ну его в баню. — Искалеченный пэтэушник тоскливо посмотрел на блестящее дно консервной банки. — Чего-то не очень хочется. Может, лучше пойдем пособираем чего-то там? Я знаю, где «чушек» много. По любому сдадим Кефиру.

Как хочешь. — Лешка, наконец-то справившийся с проблемой, удовлетворенно улыбнулся. — Пошли пособираем чего-то. Я не против. Вообще прогуляться хочу. Стрелять вроде как перестали. Можно пойти воздухом подышать и порыскать. Совместить, как говорится, приятное с полезным.

— Я тогда собираюсь. Слушай, Лех, а куда ты бронебойные патроны положил?

— А на кой ляд они тебе, Рэмбо? С кем воевать собрался?

— Ни хрена себе вопрос. Да с военными, если что. Твои-то братаны, понятное дело, против тебя не попрут. А вот вояки или сектанты, те запросто. Ты ж в курсе, что «пуритане» все серьезнее упаковываться стали? Их иногда хрен возьмешь обычными патронами. Так что давай говори, в какой загашник убрал.

— Вон там, на нижней полке. Вообще-то ты прав по поводу вояк. Что-то их в последнее время все больше и больше.

— А я тебе про что говорю?

Мирон несколькими отработанными, сильными движениями подобрался к указанной полке. Порылся на ней, нашел несколько пачек с бронебойными. Открыл, ссыпал в потрепанную бейсболку с эмблемой «Крылышек» и начал набивать ими несколько длинных магазинов к «Калашникову».

Голем прошелся вдоль самой большой комнаты в бункере. За последние месяцы они, на пару с Мироном, смогли хорошо и уютно обустроиться в нем. Насколько это было возможно при местных условиях. Во всяком случае, они оба постарались сделать все, что можно, для того, чтобы не забывать о том, кем они были до Волны.

В комнате стоял большой, накрытый шерстяными пледами диван. Несколько кресел и стол, собственноручно сколоченный Мироном. Смотрелся он, конечно, несколько чуждо, но в какой-то момент калека не смог отказать себе в желании сколотить его. Что им двигало? Возможно, желание победить очередной приступ хандры, которая хоть и накатывала на него все реже и реже, но пока не отступала. На стенах висели полки с натасканными големом книгами.

Настоящим диссонансом смотрелись оружейная пирамида и небольшой запас боеприпасов ко всему тому богатству, что они успели собрать. Нет, они не занимались мародерством. Просто в какой-то момент Лешка все же сумел открыть ту самую дверь, которая вела в глубь коридоров. А там нашлось много интересного. Несколько проходов им даясе пришлось замуровать. Чтобы какое-нибудь живое, подвижное и интересующееся ими двумя существо не забралось в их бункер. Одним словом, жизнь наладилась, хоть и с грехом пополам.

Но и неприятностей хватало. Начиная от Измененных, многие из которых так и не смогли стать хотя бы наполовину прежними, и заканчивая пришельцами с Большой земли. Если с местными разбираться было зачастую хоть и тяжело в процессе самой разборки, но без последствий, то с гостями с Той стороны…

С ними было тяжелее. Военные постоянно норовили пальнуть в замеченного ими голема без всякого предупреждения. А рейдеры то и дело устраивали на него охоту. Не говоря про ученых, которых хлебом не корми, дай покопаться в подобных Лешке созданиях. Потому всегда приходилось быть начеку. Учитывая нажитый опыт, Лешка начал всерьез задумываться о том, чтобы связаться с кем-то из нормальных рейдеров. Чтобы через них выйти на умельцев, что снабжали вольных и отчаянных бродяг необходимым оборудованием и вооружением. Голем начал грезить о мощной, похожей на вертолетную, пушке. И о чем-то типа бронированного костюма. Для себя и для напарника. Но пока, к сожалению, не было желающих пойти на контакт с двухметровой ходячей башней.

А заплатить ребята могли. В конце концов, кому проще собирать всякие столь необходимые на Большой земле хреновины — местным или приходящим? То-то и оно, что местным. И этого добра у напарников был уже полный доверху здоровенный сейф, притащенный откуда-то неугомонным големом.

— Ну, че, Лех, пойдем прошвырнемся? — Мирон, упаковавший оба больших, «эрпэкашных» подсумка, лязгнул затвором автомата с оптикой.

— Да пойдем, пожалуй.

Голем покрутил в руках пулемет и, судя по всему, остался недоволен. Потому поставил смертоубийственную железку обратно в пирамиду и вооружился новеньким, найденным на складе «Печенегом». Прикрепил коробку на двести патронов. Кустарно сшитые из брезента сумки еще на две таких же висели по бокам. Подошел к вешалке. Снял и привычно накинул на себя «упряжь», в которой Мирон ездил на Лешке, как буденновец на каурой сивке-бурке. Тот уже сидел на своем, собственноручно, так же, как и стол, сколоченном «насесте». Когда товарищ чуть присел, давая ему возможность удобнее устроиться, отработанным до мелочей движением оказался в упряжи. Той самой, за которой они совершили почти самоубийственный рейд в родное ПТУ, в мастерские строителей-монтажников. С тех она служила верой и правдой, давая возможность одному передвигаться, не опасаясь за тыл, ставший защищенным, а второму — жить относительно полной жизнью, не ограниченной пределами подземных коридоров и бетонных стен их убежища.

— Попрыгали, мастодонт. — Мирон хохотнул, предварительно вцепившись руками в стропы своего передвижного гнезда.

Голем улыбнулся в ответ своей, так и остававшейся еще полудетской улыбкой. Подпрыгнул, проверяя, не звякает ли чего лишнего. Когда Лешка хотел, то передвигался очень тихо. И никто, к кому он желал подкрасться незамеченным, не замечал его, пока сверху не падала огромная страшная тень.

В этот раз они решили выйти в районе «Отрады». Оттуда можно было относительно спокойно добраться до Рынка, возле которого находился штаб одной из образовавшихся, лояльной ко всем, группировок. Оба напарника подозревали, что это были бывшие уркаганы из «синей» банды. Той самой, что контролировала Радостный до Волны. Мужики там были серьезные и относились к обязательствам, своим и чужим, очень трепетно. Между Мироном, нашедшим с ними контакт, и паханом группировки, Желтым, недавно была достигнута договоренность. «Синие» обязались снабжать напарников продуктами, а те, в свою очередь, таскать к ним найденные интересные штуки. Вот и сейчас напарники двинулись к ним, имея при себе несколько очень оригинальных штуковин, которые точно должны были заинтересовать очкастых уманов с той стороны. А уж потом можно и просто прогуляться, несмотря на сгустившуюся ночь.

Когда напарники выбрались из катакомб подземного Города, зеленый туман успел улечься и растечься по местным подвалам. Дождь, который спустя полгода после Волны шел уже только один раз в день, также закончился. Мирон осмотрелся. Все вроде бы было без изменений. Все те же низкие дома с выбитыми окнами. Здание кафе, успешно разрушаемое «серой плесенью» и густо облепленное сверху вездесущими воронами. Рядом с входом, ковыряясь в останках какого-то бедняги в камуфляже, переругивались три орфо-пса.

— Можно сказать, — Мирон щелкнул зажигалкой, — что все в норме.

— И не говори. — Лешка втянул воздух, пахнувший, как обычно, гарью, порохом, кровью и страхом. Тем самым запахом, что стал таким знакомым за эти полгода. — Пошли.

* * *

Под заношенными, но все еще остающимися целыми высокими кедами шуршала листва. Выше классических для нормальной ситуации и абсолютно чуждых Району «конверсов» были потертые синие джинсы. Армейская свободная куртка с карманами, выкрашенная в хаки, брезентовая сумка на длинном ремне. Длинные кудрявые темно-русые волосы стянуты на затылке в хвост. Зеленые, с легким карим оттенком глаза с ориентальным разрезом. Прямой нос и мягкие, судя по всему, подвижные губы. В общем и целом вполне обычная юная жительница мегаполиса. Вот только непонятно, что эта особа делает в Радостном-55.

Если бы сидевший на ветке перекореженного тополя дикий кот мог думать, то, наверное, именно такие мысли пришли бы в его лобастую голову, украшенную оттопыренными ушами и большими «антеннами», торчащими из самой макушки. Но коту, после обеда сумевшему поймать большого суслика, было сугубо фиолетово и на странную девушку, и на причины, по которым она бодро топала по тропинке, ведущей из Васильевки в Раздолье. Единственное, что привлекло его внимание, так это запах. Запах человека, который не был Измененным. И странно смешивающийся с еще каким-то, заставившим кота встопорщить шерсть на загривке и вжаться в широкую ветку. Тот запах исходил от свертка, который особа прижимала к груди. От свертка пахло опасностью, старой и привычной, въевшейся в кошачью натуру с рождения и передающейся вместе с памятью поколений. Потому, только когда девушка скрылась за поворотом, хищник позволил себе расслабиться, предварительно пошипев на двух туманных волков, трусивших по следам кед.

Странная гостья Района абсолютно спокойно шла вперед, наплевав на все меры предосторожности, что обычно предпринимают те, кто имеет привычку шастать в Радостном-55 и его окрестностях. Девушка топала по тропинке, легко обходя те «ловушки», что непросто определить даже натренированному военному, вооруженному датчиком этих аномальных гадостей. Не обращала внимания на представителей местной фауны, как хищных, так и не очень. И, если уж быть честным и беспристрастным, они и сами не горели желанием попробовать ее на вкус. Даже две Измененные с внешностью киношных эльфов, сидевшие в засаде на одном из поворотов, не захотели с ней связываться. Что-то исходившее от странной особы подсказывало им не трогать ее, убираться с дороги.

Итак, девушка бодро и весьма быстро прошла весь путь, что отделял ее от окраины Города до того места, куда она так стремилась. Войдя на территорию бывшего дачного поселка, который теперь контролировался анархистами, она уверенно направилась к одному из домов. Пост вооруженных последователей батьки Махно, стоявший на воротах, не обратил на нее никакого внимания. Они просто не заметили легкой тени, прошуршавшей мимо них по сухой, еще прошлогодней листве. Только последний из них, стоявший чуть дальше, за мешками с песком, что-то уловил краем глаза и даже неуверенно поднял ствол «ручника». Но, так и не поняв того, что заметил, удивленно покачал головой и продолжил мечтать о прелестях тех нескольких мамзелей, что сейчас мирно спали в расположении анархистов, ожидая еженощной гулянки.

Девушка остановилась у ворот, за которыми мужчина, одетый в застиранную «горку», только что опустил в яму что-то длинное, завернутое в брезент, и собрался облить сверток бензином из большой металлической канистры.

— Здравствуйте.

Мягкий голос заставил его удивленно нахмуриться. Одновременно Егерь почувствовал, как пробка, торчавшая где-то внутри, выскочила, впуская в него что-то очень доброе. Он сморгнул, пытаясь понять: не чудится ли ему?

— И вам того же.

Девушка подошла ближе. Присела, аккуратно положив на землю сверток, который до этого прижимала к груди. Посмотрела на тот, что лежал в яме, — в нем четко угадывались очертания человеческой фигуры. Подошла к Егерю и молча положила руку ему на плечо. А он смотрел то на нее, то на свои руки, державшие канистру.

— Жена, Наташа. Не смогла родить… вернее, родила. Почти. Если это можно было так назвать.

Ладно, что хоть успел пристрелить ту тварь, что вырвалась из нее…

Широкие плечи Егеря дрогнули, но глаза были сухими, лишь из горла вырвалось подозрительное сипение. Он справился, не позволил себе заплакать, и то, что творилось у него на душе с самого утра, так и не вышло наружу. Осталось занозой где-то в глубине груди, заставляя постоянно вспоминать, как он, услышав дикий крик Наташи, бросился в спальню. Девушка требовательно развернула его к себе лицом:

— Смотри в глаза, слышишь?!

И он стал смотреть, хотя не понимал, зачем ему это нужно. Просто смотрел в глубокую безмятежную зелень, чувствуя, как боль постепенно съеживается, уходит куда-то. Через минуту он смог спокойно вздохнуть и закончить то, что собирался сделать. Пламя было жаркое…

После того как развеялся запах и исчез жирный, черный дым, растворившись в неожиданно ставшем абсолютно ультрамариновым небе, они сидели на крыльце его дома. Он курил, а она молчала, накручивая на палец выбившийся локон.

— Меня зовут Егор. — Отставной майор, ставший Измененным, первым прервал молчание. — Хотя мне будет проще, если ты станешь называть меня Егерем.

— А я Марьенн. — Девушка легко и спокойно протянула узкую ладошку с длинными пальцами, Утонувшую в его шероховатой клешне. — Почему здесь — сама пока не поняла. Откуда я пришла — не могу вспомнить. Очнулась в районе какого-то леса…

Сверток, лежавший на земле, неожиданно жалобно заскулил. Егерь непонимающе посмотрел на девушку. Марьенн вскочила, развернула и извлекла из свертка нечто:

— А его нашла на дороге. Он ведь совсем еще маленький, да?

Егерь покачал головой, глядя на слепого кутенка, размером с трехмесячного щенка алабая.

— И не говори…

* * *

Генерал-майор медицинских войск МО РФ Василий Гробовой сидел, выпрямившись в кресле, как негнущаяся восковая кукла. Кресло было металлическим, обтекаемой формы, похожее на каплю с отрезанной половинкой. И находилось в доселе не открытом отсеке Ковчега. Помещение было высоким и просторным, с ребристым потолком, подсвеченное слегка зеленоватым светом.

Защитный шлем генерала с поляризованным и пуленепробиваемым стеклом забрала лежал возле ножки кресла, растущей прямо из пола. Шланги подачи дыхательной смеси, воды и автономного питания, похожие на больших змей, свисали из разъемов исследовательского ранца-горба. Один из них касал ся обтекаемой крышки валявшегося рядом с креслом опытного образца автомата «Гром», входившего в состав вооружения Военно-космических сил. Руки Гробового в защитных перчатках безвольно висели вдоль тела. Из краешка рта, приоткрытого, как во сне, тянулась ниточка слюны. Глаза, чуть закатившиеся и помутневшие, смотрели прямо перед собой.

На металлических стенах с рядами мерцающих огоньков, насаженные на острые штыри, висели тела двух лаборантов, отправившихся с ним в неожиданно открывшийся отсек. Под ними, сидя на корточках, примостились два массивных силуэта с переливающейся бриллиантами чешуек кожей, покачивающиеся на толстых коротких хвостах. Возле кресла сидела кошачья фигура, умываясь когтистой лапой. Лапа до жути напоминала деформированную человеческую кисть, так же, как и голова, увенчанная гривой спутанных кожистых наростов. Глаза с узкими и вытянутыми зрачками старательно следили за застывшим человеком, пускавшим слюни.

Перед креслом зависли в трех метрах над полом высокие тела, закутанные в темные балахоны с глухими капюшонами. Между ними и креслом крутилось несколько темных, смахивающих на металлические шаров. Один светился изнутри мягким жемчужно-серебристым светом. Рядом с шарами находился невысокий и коренастый шестирукий индивид, одетый во что-то напоминающее красный рабочий комбинезон. Его серые губы что-то шептали, обращаясь к генералу. Кукла, одетая в защитный скафандр, послушно кивала головой, соглашаясь с тем, что ему говорили.

Прошло совсем немного времени, прежде чем, покачиваясь и придерживаясь руками за стены, Гробовой вышел из помещения. Чуть позднее его движения стали более четкими и осмысленными, смахивая при этом на движения робота, используемого для проникновения в наиболее подозрительные участки Ковчега. Он дошел до первого из предварительных постов охраны, выставленного у выхода из тоннеля. Вызвал бригаду медиков, и без того готовую сорваться с места после того, как связь с группой Гробового прекратилась. Сам же, проследив мутным взглядом за быстро убегавшими фигурами в защитных скафандрах, направился в пункт контроля за объектом «Радостный-55». Входя в операторскую, внутри которой находился пульт дезактивации Ковчега, нацеленный на использование недавно расставленных зарядов новейшей взрывчатки, вскинул «Гром».

Заблокировав дверь, Гробовой подошел к пульту, перешагнув через несколько тел в камуфляже, лежащих среди быстро расплывающихся красных луж. Сам профессор был смертельно ранен, но ему было на это наплевать. Нажатиями определенных кнопок он привел в действие несколько зарядов, заложенных в тех местах, про которые ему было сказано там, в зале со сверкающими парящими шарами.

Спустя несколько минут сверкающая изумрудная Волна пошла в сторону спящего города.

РАЙОН: НЕСОСТОЯВШИЙСЯ РЕПОРТАЖ

ПРОЛОГ

Далеко не каждый опытный бродяга-рейдер сможет быстро дойти до относительно «безопасных» границ Района сразу после всплеска. Свежие ловушки громоздятся друг на друга. «Конфорки» активно полыхают рядом с «добрым утром». «Ежи» наползают на «провалы», а «разряды» искрят так, что их видно и без датчиков. Одуревшее и попрятавшееся зверье вылезает оттуда, где его никогда раньше видеть не видели и слышать не слыхивали. И потому опытные рейдеры никогда не спешат, выбирая дорогу к дому, если на пути их застал всплеск. И не важно, какой он, ожидаемый или, наоборот, неожиданный.

Через перелесок, находящийся недалеко от ГПЗ, цепляясь за ветки, сбивая дыхание и всхлипывая, торопилась девушка по имени Настя. Датчик ловушек, вмонтированный в недорогом и изрядно «заюзанном» КПК, бешено верещал, заставляя ее постоянно крутить головой. Но пока, по абсолютной случайности и везению, свойственному редкому количеству новичков, ей благополучно удавалось обходить все ловушки, встреченные на пути. Измененные еще не вылезли из нор и укрытий, и там же сидели самые страшные местные хищники — люди.

Да она и сама бы еще недавно и представить не смогла, что будет вот так бежать там, где раньше боялась сделать шаг в сторону без разрешения проводников. К тому же бежать на ГПЗ, где в самом лучшем случае она сможет найти рейдеров-одиночек, а при плохой альтернативе — военных, проводящих очередную зачистку. Вот только куда деваться, если позади бесшумно движется твоя личная, слегка отсроченная смерть.

Там, на небольшой поляне, остался лежать Лешка, с которым она проработала вместе три года. Лешка, смотревший остекленевшими глазами на остатки портативной камеры, был первым, кого она увидела, выйдя из-под низкой притолоки давно разваливающегося погребка, где они пережидали выброс. Чуть поодаль от него изломанной куклой лежало тело Скопы в разодранном от шеи до паха комбинезоне, с вывернутой набок головой. На стволе старого тополя, прямо напротив нее, в полуметре от земли висел Пикассо, пришпиленный, как жук.

А в сторонке, потрескивая и постреливая искрами, разгорался небольшой костерок, над которым грелись громадные, заросшие жестким черным волосом кисти рук. Эти мощные лапы, так похожие на лапы большой гориллы из передвижного цирка шапито, принадлежали третьему члену команды проводников, подрядившихся довести их до Радостного, Большому. Сам же он смотрел на нее из-под покатого лба и улыбался.

Она тогда не закричала, хотя, наверное, должна была бы, особенно после того, как Большой неторопливо поднялся, подошел к еще дышащему рейдеру, висящему на дереве, и выдернул то, что держало его. Зазубренный тесак. Большой никогда раньше не снимал этот тесак со специального зажима на левой стороне «разгрузки», а при необходимости пользовался вторым, раскладным, который носил на поясе.

Потом он спокойно объяснил Насте, что сейчас ему немного неинтересно заниматься ей и что если она хочет, то может спокойно посидеть у костра, пока ему снова не захочется развлечься, либо он может даже отпустить ее… пока. И такой вариант ему более предпочтителен, так как дает возможность еще немного повеселиться. И он даже не будет забирать у Насти коммуникатор с датчиком, потому что понимает, что она «зеленая» салажня, которая без приборов даже и метров сто сама пройти не сможет. Да, в качестве бонуса Большой пожалеет ее еще больше и даст ей с собой «Гюрзу» Пикассо… но только с одной обоймой. «И не смей даже и думать возмущаться, маленькая сучка, ты мне сразу не понравилась, бери что дают и беги. Время пошло, раз-два-три-четыре-пять… через пятнадцать минут Большой идет тебя искать», — сказал он, глядя на нее из-под кустистых бровей.

И тогда Настя пошла вперед. Пошла, не оглядываясь, судорожно вспоминая все, что успела заметить за два дня, проведенных с бродягами в Районе, поглядывая на экран КПК, который уже тогда начал пищать через каждые двадцать шагов, и сжимая во вспотевшей ладони рифленую рукоять пистолета, отсчитывая про себя секунды, долгие девятьсот секунд…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. КРОТОВКА — ЧЕРТА

Кротовка — это небольшой поселок километрах в тридцати от Радостного. Того самого Радостного, который когда-то построили для нефтяников и газовиков. Это если официально. Неофициально — для складов Госрезерва СССР. Населенный пункт, в котором не так и давно имела место Волна, изменившая все для его жителей. Город, который до сих пор находится под замалчиваемым и отрицаемым властями контролем «пуритан». От Кротовки в сторону города идет довольно сносная шоссейная трасса, и еще есть железнодорожная ветка. И именно здесь после последнего большого расширения Района проживает довольно большое количество сталкеров. Хотя, конечно, можно было бы иметь постоянное место жительства и в Ключах… Вот только как объяснить военным из группировки, что тебе ну просто позарез нужно жить на минимальном удалении от того места, куда доступ обычным жителям строго запрещен и не действует рейдерское разрешение?! До этого пока еще никто не додумался. И уголовную ответственность за незаконное проникновение дальше рубежа Района, указанного в лицензии, тоже никто не додумался отменить. А постоянно находиться там ни для кого полезным еще не было.

Поэтому мы живем здесь. Как правило, после первых ходок, если ты выжил и смог доказать, что ты не просто «отмычка», у тебя появляются деньги. К концу первых шести месяцев в кармане у меня лежала лицензия на осуществление деятельности рейдера, приобретенная за кровно заработанные тугрики. Через год я смог открыть собственную контору заказов на вполне легальной основе и нанять персонал из местных (хотя про одного человека говорить «персонал» — достаточно громко). А тот факт, что хозяин конторы довольно часто обретается не в ее пределах и даже не в пределах, где должен находиться каждый законопослушный гражданин Российской Федерации, пусть и со своеобразным родом занятий… это не страшно. Это всегда можно скрыть с помощью своевременно и грамотно переданных плотных бумажных конвертов с исключительно притягательной для любого госслужащего начинкой.

Кстати, после расширения Района года четыре назад наш поселок успел превратиться во вполне приличный городишко. Перевод в него всех органов администрации, размещение командования временного контингента сил сдерживания и приток незаконопослушных граждан весьма и весьма подняли экономический и демографический потенциалы и даже смогли расширить территориальные границы. В первые месяцы администрация пыталась бороться с притоком граждан с территории бывшего Совка, но судя по всему, после подсчетов состриженных во время этой анархии купонов кто-то сверху явно решил закрыть на все глаза.

За прошедшие годы наша скромная обитель неуклонно росла, хорошела и обрастала различнейшей инфраструктурой, из которой лично меня волновало всего несколько мест. В одно из них, кабак «Solyanka», я на данный момент и направлялся.

«Solyanka»… ну, с названием ничего не поделаешь, традиции следует блюсти. Заведение Сдобного — самый главный пункт поставки свежего пушечного мяса для Района. Сто квадратных метров безграничного рейдерского счастья в виде ласкающих взгляд барной стойки с напитками, теплой компании знакомых бродяг и помоста для стрип-танцев. Именно в таком порядке. Хотя иногда первое менялось с последним по значимости в моей личной пофигистской шкале ценностей, и только теплая компания стабильно занимала «серебро».

— Здорово, Пикассо. — Лениво подпирающий стенку на входе Немец соизволил поздороваться. — Как дела, бродяга?

— Здравствуй, мой тевтонский друг, дела как в сказке, чем дальше, тем страшнее. У себя ли Сдобный?

— У себя, все глаза уже просмотрел, тебя высматривая, — ухмыльнулся гордый потомок псов-рыцарей, родившийся, судя по неистребимому акценту, где-то далеко за Уралом. — Оружия с собой нет?

— Что ты, я всего лишь скромный конторский служащий, изредка ходящий до Сахарозавода. И слов таких даже не знаю, так как всегда иду под прикрытием военных.

Немец даже гоготнул, выслушивая мою пургу.

— Передашь Сдобному, что я пришел?

— Передадут, не беспокойся. Заходи, пока места еще есть. У нас сегодня уже дым коромыслом.

Нда… Дым коромыслом — это как раз про сегодняшний случай. Несмотря на довольно раннее время, народу уже много. Судя по всему, практически одновременно в город вернулось достаточно много как одиночек, так и небольших команд. Из числа моих хороших знакомых за стойкой, накачиваясь темным бархатным «Вакано», сидели Дым и Валий. Судя по приветственным жестам, похожим на работу ветряных мельниц и сопровождавшимся радостными воплями, а также по густым клубам дыма, парни уже успели добраться до Соломенного Джо и купить у него дурман-травы. Ну, каждый вне Района расслабляется так, как хочет.

В левом углу, поближе к подиуму для девочек, степенно и неторопливо попивали явно дорогую, густо-янтарного цвета высококалорийную жидкость Барин, Чугун и Казак. Три местных Годзиллы, каждый под два метра ростом и весом немного за сто. Слаженная и дружная команда под началом отсутствующего сейчас Сокола. С этими ребятами мне приходилось пересекаться, и работать с ними было одно удовольствие. Единственное, что меня смущало, так это разрушения, которые они за собой оставляли. Правда, только если сильно на кого-то обижались. Не грех было подойти, поздоровкаться с ними и немного потрепаться ни о чем.

Тем более что по соседству с ними оставался свободный стол с вполне приличными и не совсем продавленными креслами. Туда я потом и направился, по дороге попросив официанта Мишу принести мне сваренный в джезве кофе и прибавить звук у телевизора, висевшего на нашей стороне бара. Как раз должна была начаться новая серия «Историй Зоны». И тут откуда-то сбоку возник, улыбаясь своей неотразимой улыбкой, Соколище с кружкой бархатного:

— Гамарджоба, дорогой!

— И тебе не хворать, Серый. — Я искренне был рад его видеть целым и невредимым. — Как ходка, бродяга?

— Отличненько, дошли с парнями до Топи. Тяжеловато идти было, но сходили не зря. Теперь минимум недельку можно будет ничего не делать, тока попивать всяко разно, есть экологически чистые, вкусные и полезные продукты, дрыхнуть да к девочкам ходить. Кстати, если не занят будешь, то давай через неделю вместе махнем. А?

— Да я не против, только сначала со Сдобным пообщаюсь, он просил зайти. Сижу вот, жду, когда снизойдет. А чего вдруг тебе, Сереж, моя помощь понадобилась?

Сокол откинулся на спинку кресла и довольно заулыбался:

— Да понимаешь, мы и так-то сходили хорошо, притащили столько всего, что просто держись. А когда назад шли, наткнулись на мародеров. Они как раз закончили потрошить двух молодых. Ну, мы их положили всех, бандюков то есть. Пацаны-то еще живые были, одного успели к Айболиту дотащить, может, и выживет. А он слил нам в благодарность информацию. — Сокол наклонился ко мне и заговорил заметно тише: — Шкатулку они нашли, друг, далеко правда, почти у самой Площади. Вот и хотим сходить. Шкатулка-то, она ведь никуда не денется. Снайпер нам нужен будет, это точно, и пулемет всенепременно. Ну и твой ствол лишним там не окажется. Так к кому мне обращаться-то, как не к вам со Скопой?

«Шкатулка», если кто не знает, это законсервированное самим Районом хранилище артефактов. Как правило, артефактов дорогих и высококлассных. Встречаются они редко, найти их крайне сложно, и, как двое молодых бродяг смогли это сделать, не совсем понятно. Скорее всего — случайно наткнулись. А ведь если дело выгорит, то чем черт не шутит, можно будет попробовать и свалить отсюда. Ведь тогда не только самим хватит, но и детям останется, если, конечно, будут они, дети, после местного климата и всего прочего. Нда… вот и ломай голову, друг Пикассо.

— Знаешь, Серый, спасибо тебе за доверие, брат. Не буду ничего обещать, пока со Сдобным не поговорю. Если не смогу, то сразу предупрежу тебя. Хорошо?

— Хорошо, брат, мы с парнями подождем. Утро-то, оно, сам знаешь, всяко вечера мудренее. Бывай, если драться будешь — зови.

Сережка удалился, наградив меня напоследок еще одной широкой улыбкой.

Помню, как долго я мучился, думая, кого он мне напоминает, пока не понял. В детстве, когда я был добрым домашним мальчиком, очень любил смотреть матчи сборной России по футболу. Тогда ею командовал золотой голландец. Как раз когда они взяли подряд и Чемпионат Европы, и следующий за ним Чемпионат мира, играл там ветеран-нападающий, то ли Плющенко, то ли Павченко. Вот он так же добро и по-детски улыбался, особенно когда вколотил в матче-реванше финала ЧЕ-2012 три мяча испанцам.

Тем временем в баре значительно прибыло народу. Прямо напротив меня приземлились Бек с Жаном, парни лихие и отчаянные. Бывшие в прошлом «спецами», имевшими привычку, подвыпив и нацепив свои красивые красные шапки, идти брататься с армейским спецназом в казармах. В мою сторону летели угрожающие взгляды, и неспроста. С ними у нас недавно случилась конфронтация по поводу справедливого распределения практически одновременно найденных нашими командами двух «сердец». Ну и ладно, будь я сегодня один, может, тогда бы напрягся. Но, зная, что скоро появятся Большой и Скопа, можно было особенно не переживать.

У шеста уже накручивала круги первый номер сегодняшней программы, какая-то новенькая девочка. Делала она это настолько умело, азартно и вдохновенно, что я даже просмотрел появление у моего стола Скопы и Большого, что само по себе было необычным, принимая во внимание нестандартные габариты последнего.

Минут через пять после их появления ко мне подошел Масло и вежливо попросил проследовать в кабинет Сдобного.

Сдобный — бывший рейдер, такой же независимый бродяга, как я или любой из парней, сидевших сейчас в его баре. Довольно давно по нашему местному летоисчислению, целых три года назад, мы начинали вместе. Заходили туда, куда дед Макар трехголовых псов не гонял. Брались практически за любое мало-мальски интересное предложение, набивали шишки, зарабатывали шрамы и евры вперемежку с рублями и баксами. В какой-то момент Сдобный решил остановиться и начал понемногу копить деньги для открытия собственной точки. И вот уже года полтора его «Solyanka» активно функционирует, принося ощутимый доход.

Через Сдобного, как и через любого торговца среднего уровня, проходит большое количество принесенной из Района нелегальной и контрабандной добычи, распределяются настоящие, а не лицензионные заказы, поступает необходимая экипировка. Сдобный относится к бродягам с уважением, и если обманывает, то так, что никто и не подозревает. Наши же с ним отношения сложилось на основе старого партнерства, без подстав и взаимного недовольства.

Кабинет находился в задней части бара, рядом с черным входом. Но насколько я Сдобного знаю, то… За металлическим оружейным шкафом у него наверняка есть дополнительный выход. Скромное у нашего торговца деловое обиталище. Крепкий деревянный стол, несколько стульев, уже упомянутый оружейный шкаф и массивное, привезенное по заказу из Центра кресло — вот и вся обстановка. Ну и ноутбук на столе, само собой.

Сейчас, кроме самого хозяина, крепыша среднего роста с наполовину седой головой, в кабинете сидели еще двое. Парень лет двадцати пяти в поношенном, но добротном «натовском» камуфляже и канадских берцах и девушка того же приблизительно возраста в черном армейском свитере, широких брюках защитного цвета и изрядно стоптанных туристских кроссовках.

Здравствуй, дружище. — Сдобный, не чинясь, привстал из-за стола, протягивая руку. — Садись, пообщаемся. Как сам? Как дела, настроение и бодрость духа?

Привет. Да ничего дела-то. Не говоря уже про настроение и бодрость. В Город собираюсь скоро сходить. Только вот нас Сокол с собой зовет на следующей неделе. Я ему пообещал дать ответ после того, как с тобой поговорю. Ты ж меня не просто так позвал?

— Ну да. Вот это Настя и Алексей, они журналисты. Хотят репортаж из Района сделать. Канал платит хорошо. Возьмешься провести?

Ага, возьмусь… И ведь знал, кого позвать, понимает, что не откажу. Хотя почему бы и нет? Хлопотно, конечно, туристов в Район водить. Но если провести их максимум до какого-либо из брошенных блокпостов, чтобы они там флору и фауну нашу поснимали, то ничего страшного в этом нет. Только почему журналисты обращаются к вольным рейдерам? Вот в чем вопрос.

Понятно, что репортажи из Радостного не редкость на всех более-менее крупных телеканалах. Радостный всегда давал интересный материал для съемок. Но обычно они велись под прикрытием военных, вблизи блокпостов, либо, в совсем уже исключительных случаях, в районе лагерей ученых под бдительнейшим наблюдением взвода тех же самых вояк.

— Ясно. Я-то не против, только уточним, куда идти. Думаю, по окраинам прошвырнемся и назад? До Всплеска еще дней пять как минимум. Наснимать можно много, обезьян там, и собак, и ловушек, само собой, ну, а если повезет, то, может, и пару-другую медвежат встретим. Или львов.

Сдобный выслушал мою тираду, посмотрел на меня немного странно, как будто сомневаясь в чем-то. Выдвинул ящик, достал непочатую пачку «Данхилла», открыл, предложил мне сигарету и закурил сам. Телевизионщикам не предложил, а когда девушка явно захотела что-то сказать, жестом попросил ее помолчать.

Да уж, что-то будет. На моей памяти курить он бросал раза, наверное, два или три. В последний раз — аккурат так месяцев восемь назад. С той поры вроде бы держался. А каждый раз, когда закуривал, что-нибудь происходило, причем весьма серьезное, вроде того случая, когда нас с ним прижали в районе развалин дач у Раздолья. Тогда там еще не окопалась новая «Анархия», «пуритане» ушли, и дачи переходили из рук в руки. Шли мы большой группой, с приличной добычей, напоролись на засаду наемников и вшестером держались против почти полувзвода около двух часов, пока до нас не добрались все наши, кто был рядом. Не думаю, конечно, что из-за журналистов может случиться что-то похожее, но, помяните мое слово, сейчас Сдобный выкатит мне какой-то шар.

Так оно и получилось.

Хозяин кабинета глубоко затянулся, грустно посмотрел на меня и рассказал, куда и за какую сумму он просит меня проводить телевизионщиков.

* * *

— До Площади и обратно? Он что, рехнулся?! С ними вот — ив Город?! Не, вот ты мне скажи, брат, Сдобный с дуба рухнул или на ужин поел грибов из Района?

Скопа возмущенно смотрела на меня, дымя второй сигаретой подряд, и я ее понимал и не осуждал за такое насилие над организмом. Большой пока отмалчивался, спокойно расправляясь со свой любимой котлетой по-киевски. Только иногда искоса посматривал на журналюг, которые тихо, как мышки, наблюдали за разгневанной фурией.

Ну да, наш друг и благодетель нашел нам высокооплачиваемую работу, настолько высокооплачиваемую, что очень хотелось за нее взяться. Была только одна закавыка.

Конечным пунктом маршрута для серии репортажей из глубины Района была Площадь. Место, в которое мы ходили редко, не желая напороться на цвергов в городской канализации и подвалах брошенных домов, на большие стаи церберов и орфо-псов, густо шныряющих по округе, и солидное количество Измененных-зомби. Ну, и самая главная причина — клан «новые пуритане», который с годами никак не хотел успокаиваться и упорно продолжал считать себя основой новой людской расы. Изуверы, мать их за ногу, считающие всех с нашей Стороны и большую часть Измененных демонами и слугами диавола. Именно что диавола. Со всеми вытекающими из этого факта последствиями, выраженными в нанесении всем, слишком близко забредающим к ним рейдерам или местным, а им, сектантам, и без разницы, увечий, никак не совместимых с нормальной жизнедеятельностью.

Ведущий российско-германский коммерческий ТВ-канал хотел получить несколько репортажей из самого сердца Радостного. И, как объяснила девушка, подготовка к безоговорочной оккупации прайм-тайма на грядущие большие праздники велась вовсю. Я так и видел очами души своей броскую ТВ-рекламу: «Мир Района изнутри! Все тайны и загадки Радостного-55 на нашем канале! Весь ужас, творящийся там, у нас, глазами рейдеров, отважных первопроходцев в сердце чуждого людям мира!

Только у нас в праздники! Таинственные мутанты-Измененные, леденящие душу секреты брошенных лабораторий, кланы и одиночки! Смотрите с нами и с пивом спонсора показа, марки…»

Да хрен его знает, какой марки, оно и не важно. Нам и подавно не интересно. Интересно другое. Если выгорит, то думаю, что пастеризованную гадость из бутылки мне не придется пить довольно долго, а вот двенадцатилетний «Гленнливет» я точно смогу себе позволить. Кто и как вывел руководство РДТВ на Сдобного, для нас, понятное дело, было неясно. Да то и не суть. Суть заключается в предложенных денежных компенсациях за сопровождение и конвоирование.

— Хватит возмущаться. В любом случае я согласился.

— А ты не подумал прежде у нас спросить, хочется мне с Большим тащиться туда вот с ними? А?! — Моя возмущенная снайпер немного успокоилась и проявила деловой интерес: — А ты подумал, как с ними идти-то? Ладно, если бы по краю прошлись, а к Площади лезть с совсем зелеными, да еще и смотреть за ними?

Настя, до этого молча слушавшая, не выдержала:

— Да кто вам сказал, что мы совсем беспомощные? Мы с Лешкой на Кавказе работали, в Иране были, думаете, там просто? А еще…

А еще помолчи, — тихо и убедительно сказал Большой. — Я очень рад, что ты и твой напарник уже что-то видели и где-то побывали, кроме загородных турбаз во время корпоративов. К сожалению, Район даже близко не похож на те места, где вы были. Здесь все куда хуже. У нас нет минных полей, зато повсюду натыканы ловушки. Нет минометных обстрелов, зато есть Измененные. Отсутствует авиация противника, но в небе барражируют смоки. Для того чтобы немного понять это место, здесь нужно пробыть долго. Как Пикассо, вон, или как я. Поймешь — выживешь. А так… туристы, вы и есть туристы, забежали и ушли. Мы-то вас проведем, раз взялись, только как в пословице: шаг в сторону — побег, прыжок на месте засчитывается как попытка улететь. Одна правда — стрелять не буду. Надаю поджопников и самолично, в случае неисполнения приказа, пинком отправлю в сторону ближайшего центра цивилизации. Я понятно излагаю? Ну, а раз понятно, то предлагаю забрать вещи, если они имеются, и отправляться к нам. Готовиться к турпоходу.

Когда явно оторопевшие телевизионщики ушли собирать свои вещи, Скопа изобразила аплодисменты. Да и мне пришлось заметить, что наш обычно немногословный друг, судя по всему, решил сегодня выдать недельный запас красноречия. В среднем его повседневный словарный запас состоял из «ну да», «а то», «пошли уже», «давай пожрем» и бесконечных «слабаков» в наш со Скопой адрес.

Когда клиенты вернулись с вещами, смысла оставаться в кабаке я лично не видел. Если выходим завтра, то засиживаться и выпивать нам сегодня не придется. Надо потратить часа два на экипировку и ложиться спать.

Да, вы бы видели, как расстроились Бек с Жаном, когда поняли, что нам сегодня не удается подраться. Счастливо вам, бродяги! Надеюсь, еще получим шанс качественно размяться.

* * *

Встречный ветер хлестал прямо в лицо, гудели провисшие провода на накренившихся столбах. Дрезина на аккумуляторах, принадлежавшая Сдобному, везла нас к границе Района, от которой дальше нам придется пиликать пешком. Мы уже свернули налево. Аппендикс основной «железки», идущий в сторону бывшего сахарного завода в поселке у Радостного, — под боком.

Километра за три от войскового поста, наблюдающего за сохранившимся куском «железки», нас встретит проводник Сдобного, который пойдет с нами на тот случай, если придется выходить на сам блокпост. Место для перехода здесь удобное. Сразу можно попасть в небольшой перелесок, в котором нас очень нелегко будет заметить. В чем еще плюс? Вояки здесь — свои братья-славяне, давно и надежно прикормленные. Договориться с ними всегда можно.

Большой все оставшееся до похода время тратил на еще одну проверку собственной амуниции и вооружения. Оператор Алексей уже несколько раз пытался снять его и каждый раз останавливался, услышав, как Большой ворчит, поминая всякими нехорошими словами журналистскую братию. Я вполне понимал телевизионщика. Посмотреть было на что. Наш молчаливый друг в полной своей боевой экипировке напоминал маленький танк. Ну, или лихого техасского рейнджера из голливудского боевика. Что в принципе одно и то же.

Помнится, когда в «Солянке» в первый раз по телику показали пилотные серии «Историй Зоны» про украинских сталкеров, мы со Скопой здорово поржали. Студия, снимавшая сериал, решила провести интерактивное голосование среди зрителей. С целью выявления наиболее интересных сюжетных линий. Судя по всему, у них тогда было около десяти основных сценаристов, среди которых они проводили конкурс на выбывание. Нам больше всего понравились серии, в которых фигурировал Хемуль, был он настоящий какой-то. Не иначе как у автора были хорошие консультанты, либо чувак просто хорошо знал, о чем писал. Мы как раз за эти серии отправили свои голоса.

Ну, так вот, в половине серий сталкеры были обвешаны с ног до головы оружием и снаряжением до такой степени, что я удивлялся, как они вообще ходить-то могут. Когда я в первый раз на экране увидел такое, то даже пивом поперхнулся. Правда, дальше было еще смешнее, там один крутой, как вареные яйца, сталкер палил с рук из пулемета калибра 12,7 мм. А другой «бэтмен» ножами повалил стаю матерых кровососов-мутантов, типа наших вурдалаков. Один. Ничего не видя. На слух. Рэмбо, едрит его за ногу. Ну да не о том речь.

Короче, именно на третий день после просмотра пилотных серий о похождениях крутых сталкеров нам встретился Большой, отбивающийся от мародеров. Тогда моя непоколебимая уверенность в том, что в кино все всегда вранье, дала крупную и объемную трещину.

Конечно, с рук из старых НСВ или «Корда», да даже из облегченного новейшего «Сармата», Большой палить не умел. Ему вполне хватало модернизированного «Печенега-13» калибра 7,62. Но при этом он умудрялся таскать на себе еще две запасные коробки по сто патронов каждая, укороченный автоматический «Вепрь», «Кедр», абсолютно пижонский «Дезерт Игл-11» и полный боекомплект к ним. Не считая ножей, рюкзака, двух контейнеров для артефактов и всякой прочей мелочи. А после того как присоединился к нашему со Скопой дружному коллективу, взялся таскать вторую винтовку нашей красавицы, ею бережно лелеемую «Уэзерби». Естественно, что с двойным боекомплектом.

Попытки Алексея украдкой включить камеру закончились, когда Скопа в простой и доступной форме объяснила ему, что если он не успокоится и будет настаивать на съемке рейдера без защитной маски на лице, то она немедленно произведет по отношению к нему действия, классифицируемые УК как насильственные. После чего Лешеньке достаточно долго будет абсолютно нечем заниматься, так как камеру он держать не сможет. Но!

Но! Если телевизионщики будут паиньками, то так уж и быть, когда наши милые и добрые лица скроются за масками, Скопа лично для них устроит сессию с позированием и красивой демонстрацией всех имеющихся образцов вооружения. И если на отснятых кадрах она будет нефотогенична, то пусть потом пеняют на себя. От дальнейшего прослушивания страшных альтернатив, озвучиваемых нашей валькирией, меня оторвала Настя:

А почему Пикассо? — Журналистка сидела на рюкзаке, зябко обхватив плечи руками. — Откуда такое прозвище?

Да это в принципе и не прозвище уже, скорее второе имя. Почему? Был у нас здесь один шутник, Пумба. У него любимый фильм был про какую-то, еще советского периода, войну. Цитировал его постоянно.

— И что?

— Пили как-то раз вместе. Ну, я взял салфетку и абсолютно на автомате стал на ней чего-то чиркать. Он увидел и процитировал. Знаешь, со смаком с таким. Пикассо, говорит, бля. Ну, и прижилось. Пардон за мат, Настя, передал в оригинале.

— Да ладно, чего извиняться-то. — Девушка потянулась, насколько это позволяла ширина дрезины. — Скоро приедем?

— Еще минут пятнадцать. Машинист аккумуляторы бережет, не гонит. Ехать-то всего ничего. Страшно, Насть?

— Есть немного. Столько слышала про ваш этот Район. Читала, передачи смотрела. Перед тем как ехать сюда, столько всего в Сети скачала. Нас даже на модулятор водили. У шефа подвязки есть в какой-то госконторе. У них там специальный тренажер, шлем надеваешь и еще кучу прибамбасов электронных — и вперед. Меня в первый раз на пятой минуте убрали. Эти мародеры ваши местные. А как там вообще, по-настоящему?

Да уж вопрос — «Как там вообще и по-настоящему?»

Эх, Настя, Настя. Да разве можно это как-то объяснить человеку, который там не был. Понятно, что когда ты идешь в Район, а не сидишь в каком-нибудь навороченном компьютерном шлеме, то хочется узнать про него хотя бы немного. Только ведь это запросто так и не объяснишь. А ведь девчонка вроде и не боится. А если и боится, то не очень. Нда… Как бы в результате у нас не прибавилось еще одна женщина-рейдер.

— Как там? Сама увидишь. Смотри направо, видишь водонапорку?

— Да.

— За водонапорной лесок. Это уже Район. А вон тот парень, которого ты пока еще не видишь, наш проводник до Черты.

Наш машинист, хмурый и неулыбчивый дядька из местных, нажал на тормоз, и дрезина начала останавливаться.

— Ну все, господа рейдеры, приехали. Остановка конечная, контролеров, слава те господи, нема. Вон, тока Кондуктор сидит.

Кондуктор неторопливо поднялся из талантливо уложенной кучи хлама, где прятался до этого:

— Здорово, Пикассо, Большой. Привет, Скопа. Это и есть ваши туристы?

— Они самые. Как военные?

— Вояки ужинают. Покурим и пойдем? Или как?

Я посмотрел на наших подопечных, которые быстро и ловко навьючивали друг друга. Не врали, когда сказали, что вдвоем работали в точках. А Леша, как выяснилось, еще и срочку служил в тех же местах, что и я. Правда, немного позднее. Настя в армии не служила, но имела вполне хорошую подготовку в горном туризме. Это тоже послужило одной из причин, по которым отправили именно их.

Давай курнем, времени немного займет. Акулы микрофона и объектива, пошли за мной, на вводный инструктаж.

Мы подошли к проржавевшей стрелке, торчащей из зарослей крапивы незамысловатым фрейдистским символом. Я показал на нее им обоим:

Это местный погранстолб. Здесь они такие. За ним — Район. Докуривай, Лех, и маску на лицо.

Сейчас я проверю, как у вас снаряжение, и пойдем.

Сдобный довольно хорошо их прибарахлил. Дал поношенные, но качественные защитные комбинезоны, грамотно подогнанные дыхательные маски и хорошо настроенные, хотя и подержанные КПК, которые мы проверили еще дома. Из оружия — у Алексея был 9-миллиметровый «Хеклер и Кох Полис» и ПМ. У Насти — израильский УЗИ. Машинки хорошие и надежные, хотя Леша настаивал на знакомом и проверенном АКС-103. Мне пришлось объяснить ему, что снимать камерой и одновременно нести на животе даже пускай и сложенный «Калашников» у него особо хорошо не выйдет. Все остальное было их собственное: добротные рюкзаки, удобная обувка, вместительные фляги для воды. Ну, понятно, что контейнеры они тоже потребовали. Как же это — вернуться из Района без мало-мальски артефактного сувенира…

Право слово, как дети. Нет бы подумать о том, чтобы вообще вернуться. Ну да ладно, чем бы дитя ни тешилось…

У оператора пришлось подтянуть несколько ремней, а в остальном вроде был полный порядок. Ну, все, пора надевать маски, а Алексею включать свою камеру и ловить нас видоискателем.

Дорогие зрители, сейчас камера нашего оператора наблюдает один из исконных и нерушимых ритуалов вольных сталкеров, корни которого находятся еще в…

— Здравствуй, Район. — Не знаю почему, но до сих пор не могу сдержать какую-то дрожь в голосе каждый раз, когда говорю это. — Я вернулся.

— Здравствуй, Район. — Голос Скопы в эти моменты мягок, глубок и ласков, как будто она говорит это самому любимому человеку, хотя, как мне кажется, такого никогда не было. — Я вернулась.

— Здравствуй, Район. — Громадный и страшный Винни-Пух по имени Большой в этот момент становится похожим на русского былинного богатыря, стоящего перед каким-то очередным идолищем, которому он бросает честной вызов. — Я вернулся.

Я давно успел отвыкнуть от того, что услышал после этого, и мне стало немного не по себе.

— Здравствуй, Район. — Настя стояла, крепко сжав кулаки, было видно, как побелели ее костяшки от нервного напряжения, которое все-таки было в этой смелой девочке. — Я пришла в первый раз.

А ее оператор сказал это одними губами, ловя нас камерой. Ну, а Кондуктор, наверное, уже успел поздороваться и поэтому промолчал.

Через несколько минут мы уже шли по первому километру Района, смотрящего на нас глазами выбитых стекол развалин у железнодорожного полустанка, дыркой ствола брошенного бэтээра старой, «девяностой» модели, громадной стаей серых местных ворон, сидевших на ветках искореженных осин и тополей. Встречающего нас запахами озона и дождя, принесенного откуда-то ветром, густым ароматом рыхлой земли, в которой рылся одинокий кабан. Где-то впереди слышался вой небольшой, головы в четыре, стаи туманных волков.

Кондуктор решил дойти с нами до первой отправной точки, небольшого брошенного здания МТС. Я был ему благодарен за это. Меня уже около часа не отпускал непонятный мандраж, и ствол его «Вала» в такой ситуации я не считал лишним. Запас патронов, как известно, сильно рюкзак не оттянет, расплатимся добычей.

Сейчас он шел впереди, что было логично, так как эти места Кондуктор знал как свои пять пальцев. За ним шаг в шаг шли туристы. Мы со Скопой — по бокам, на расстоянии метра в полтора, Большой и его пулемет двигались в арьергарде. Когда Кондуктор уйдет, я пойду впереди, а Скопа — между нашими подопечными.

Пока ничего страшного и неожиданного не встречалось. Несколько раз мы обошли подозрительные места, телевизионщики слушались команд безукоризненно, при необходимости врастали в землю и не шевелились. За что были награждены замечательными кадрами, на которых одинокий и неразумный орфо-пес пал смертью храбрых от столкновения с «добрым утром». Правда, в последний момент Леха не успел вовремя присесть. Пришлось затормозить минуты на три, пока он оттирал объектив камеры и себя от ошметков бедного животного.

Разумные, разговаривающие и прямоходящие «хомо рейдерус» нам еще не попадались. Остальная флора и фауна активно начала пробегать и перемещаться на сороковой минуте нашего пешего похода.

Упомянутый орфо-пес был первым. Метров через сто мимо нас продралась через заросли «бешеной ежевики» довольно большая землеройка. Правда, судя по ее торопливому улепетыванью в противоположную от нашего отряда сторону, сама себя она большой и опасной не считала.

Минуты три перпендикулярно направлению нашего движения двигалась группа из пяти хищных стиго-лемуров. Так долго они двигались по простой причине — стрелять нам не хотелось. Определенно это были разведчики основной стаи, которая точно появилась бы минут через пять после нашей гипотетической «зачистки местности». А воевать с ними, не находясь на хотя бы каком-нибудь подобии возвышенности, очень неудобно. Тем более что мы их почему-то не заинтересовали. Деловито бегущие по своим, сугубо лемурьим делам и абсолютно игнорирующие нашу команду хищные приматы подверглись тотальной съемке Лешиной камерой. Через вышеуказанные три минуты они свернули в сторону и упрыгали куда-то дальше.

Пользуясь тем, что пока вокруг было относительно спокойно, вошедшая в ритм ходьбы Настя попыталась взять у моей персоны интервью:

— Уважаемые зрители (безумный взгляд оглянувшегося и удивленно зашевелившего под маской своими унтер-офицерскими усами Кондуктора), я нахожусь в пограничном районе Радостного-55. Как вы уже знаете, данный репортаж ведется в присутствии так называемых вольных рейдеров. Нашу съемочную группу сопровождают четыре представителя этого не совсем законного объединения. И я, журналист канала РДТВ Анастасия Ефремова, сейчас попытаюсь взять интервью у командира нашей группы. Только что, уважаемые зрители, вы были свидетелями, как мимо нас пробежала стая довольно опасных местных животных, известных как стиго-лемуры. Какую опасность они могли нести нашей группе?

У каждого человека в нормальном демократическом (обязательно демократическом) государстве могут быть свои пять минут телевизионной славы. На мою же долю, судя по всему, этих минут выпадет куда как больше. Вот только сейчас они никому из нас не нужны.

— Убери микрофон, Настя. Интервью ты у меня возьмешь вечером, если все будет спокойно и мы дойдем до места ночевки. И лемуры — не «довольно опасны», а смертельно опасны, как и все в Районе. Убери микрофон и крути головой по сторонам. Быстро!

Настя послушно убрала микрофон и, похоже, обиделась. Не страшно, лишь бы не расслабилась. Эта хищная местность может убаюкать тихо и незаметно, а потом неожиданно ударить резко и смертоносно.

Слишком спокойно мы шли. Чересчур спокойно. Значит, наш глумливый господин Район в ближайшее время подкинет нам что-нибудь этакое. Через сто метров мы в этом убедились.

Кондуктор успел вскинуть автомат, но на курок его палец жал уже рефлекторно. Ствол повело в сторону и уткнуло в землю. Его худое долговязое тело начало заваливаться назад, а то, что осталось от головы, запрокинулось так, что было видно, как брызгает струйками кровь из месивана месте подбородка и верхней части шеи.

Древесный сколопендроморф — метровая тварь в твердом хитиновом панцире. Эта сволочь появилась сравнительно недавно. Умники из Лаборатории считают ее мутировавшей сороконожкой. Может, оно и так, конечно. Вот только что-то я не помню сороконожек, которые бы плевались сгустками кислоты, мгновенно пожирающей любую органику и некоторые виды пластика. Очень большое и агрессивное, но, к счастью для рейдеров, не обладающее даже зачатками разума насекомое. Кондуктору не повезло: сколопендроморфа очень тяжело увидеть на искореженных деревьях Района, Изменение подарило ему свойство замечательно маскироваться на любых поверхностях.

Сердечники у моих жутко дорогих патронов бронебойные, очень убедительные. Сороконожка брызнула во все стороны грязным желтым студнем. На них нельзя экономить патроны: эти сволочи слишком живучие. Самый лучший вариант — сразу же по обнаружении разнести гадине голову в клочья и откатываться в сторону, чтобы не задела острыми концами лап или, что еще хуже, не попали на открытые участки кожи брызги кислоты.

* * *

После того как Скопа осмотрела ближайший кустарник, Настя дернула туда со спринтерской скоростью. Оператор оказался не таким стеснительным и содержимое желудка выблевал прямо себе под ноги.

Потом мы закопали Кондуктора с помощью складной «саперки», которую обнаружили в его рюкзаке. КПК и армейский жетон с эмблемой ВДВ я взял себе. «Вал» и подсумок с патронами к нему пришлось припрятать в обломках каких-то бетонных труб, не пойми для чего и когда оставленных в этом перелеске.

Вот так мы лишились еще одного рейдера. Когда я спросил наших туристов о том, что, может быть, они теперь хотят повернуть назад, то получил отрицательный ответ.

Ну и ладно, их дело. В конце концов, работа у меня такая — ходить в Радостный. А то, что приходится тащить с собой еще и пару людей, которые полезли сюда из-за денег и по причине какого-то непоправимо глупого упрямства желают продолжать съемку…

Ну и что мне делать с ними? Это ведь их собственный выбор. Не знаю, что им пообещало руководство за репортажи. Подозреваю, что ничего из ряда вон выходящего. Видел я таких там, на войне. То ли по природе своей не осознают, что могут погибнуть, то ли у них какое-то непонятное мне восприятие мира. Хотя во Второй мировой тоже были фронтовые корреспонденты, и сейчас их считают героями. Может быть, через какое-то время и этих ребят будут считать героическими личностями.

Ясно одно: на смерти Кондуктора прайм-тайм они заработают. Это точно. В первый же вечер.

Дальше шли еще осторожнее. Через коммуникатор я отправил информацию по всему списку контактов. Сколопендры всегда роятся рядом, объединяются в подобие колонии, и вполне можно ожидать, что здесь их довольно много, поэтому предупредить ребят было необходимо.

Из перелеска мы вышли через полчаса. По дороге еще два раза приходилось стрелять по древесным гадинам. Как и предполагалось, какая-то колония перебралась и сюда. Это плохо, размножаются они быстро. Уже на выходе Большому повезло. За поваленным деревом он успел заметить хвост очень большой многоножки. После того как мы расстреляли ее, найти кладку с яйцами было достаточно просто. Фосфорная граната быстро решила вопрос, связанный с увеличением поголовья ползучей мерзости в этом районе. Подозреваю, конечно, что таких вопросов нас ожидает довольно много в ближайшее время. Наверняка придется палить лес либо прочесывать его полностью, а иначе дальнейшее продвижение скоро будет абсолютно невозможно. Особенно для тех, кто в Районе недавно и обзавестись качественной защитной экипировкой еще не успел.

Местность здесь сложно-пересеченная. Никак больше и не определишь это скопление холмов, разделяющих их оврагов и просто глубоких канав, частых перелесков и постоянно встречающихся притопленных низменностей, которые ближе к Радостному превращаются в непроходимые болота. С севера они вообще слились в одну систему, нашу знаменитую Топь. Весь этот геологический кавардак, вкупе с близостью к аномально насыщенной электричеством Чертой, часто бывал причиной сбоев в аппаратуре.

Но первых встреченных рейдеров наши КПК засекли вовремя. Три фигуры в хорошо подогнанных армейских костюмах неторопливо, не прячась, шли нам навстречу.

— Бес, Зотыч и Конь. — Скопа убрала монокуляр в футляр. — Ушли давно. Всплеск наверняка переждали еще в старых районах.

— Здорово, бродяги. — Наушник ожил, передавая хрипловатый басок Коня. — Выпить ничего с собой нет?

— Найдется, Сивка-бурка. Свое закончилось что ли?

— А то. Хорошо, что тебя, художник доморощенный, встретили.

Поделившись с парнями имеющейся огненной водой, мы ненадолго задержались, чтобы послушать последние новости.

После Всплеска они рискнули возвращаться по знакомому маршруту и в принципе не прогадали.

Он был средним, и новых ловушек появилось немного. По дороге им пришлось два раза отстреливаться от зверья, но в целом обошлось без приключений. Любителей попотрошить возвращающихся на Землю бродяг группа Коня не встретила. Тем не менее Конь предупредил, что патрули «арийцев» видели в районе станции перекачки группу из пяти или шести человек. Судя по виду и сноровке, это наверняка были либо мародеры из «стариков», либо, того хуже, наемники, идущие на задание.

Как и предполагал покойный Кондуктор, станция по дороге между Радостным и Тимашево была свободна. Конь предупредил, что туда может подойти еще одна группа. Не наших, из новой группировки «Рейнджеры». Они связывались с нашими коллегами как раз перед тем, как отряд Коня уходил с МТС. Команда из пяти человек. Все знакомые: ведущим был Клим, при нем два стажера, Седой и Лебедь, и две «отмычки», Корней и Снегирь. Со всеми мы были знакомы, подставы с их стороны ждать не приходилось.

— Пикассо, вы будьте осторожнее, когда пойдете по лесопосадке. — Конь сплюнул жвачку, заменив ее новой порцией. — Детектор показал, что там вполне может целая стая псов околачиваться. А может, и чего похуже. Мы соваться не стали, и на нас никто не вышел, Бог миловал. Но неспокойно там было, скажи, Зотыч?

— Ну да… э-э-э… вы там, типа, аккуратнее, в натуре, — буркнул всегда недовольный Зот, — не понравилось мне там, ага.

Опа-па… если Зот, который обычно на любое взбрыкивание Района только начинал больше ворчать, как ему тут надоело, и практически никогда не говорил, что ему здесь не нравится, заявил такое, нужно призадуматься.

Район уже давно не тот, что был в самом начале. Такие местные долгожители-патриархи, как церберы, серые львы или туманные волки, позиций, конечно, не сдавали, но потесниться в последнее время им пришлось изрядно. Кроме сколопендр, которых наши журналюги сняли в лесу, их ждет еще много новых сюрпризов. Рептилоиды, классифицировать которых не брались даже умники из Лаборатории. Конкуренты големов — гиперурсусы, про которых те же ученые говорили, что это обычные медведи из передвижного зооцирка, невесть каким образом забравшиеся в Радостный перед Волной. И Изменившиеся, впавшие в состояние спячки и потом, спустя годы, пришедшие в себя и оккупировавшие Город с катастрофической скоростью. Громадные лесные пауки, в некоторых местах заплетавшие деревья настолько, что из паутины не могли выбраться даже такие крупные Измененные, как големы. Да и рейдеры, слишком долго находясь в Районе, превращались в очень странные создания, сталкиваться с которыми лишний раз не стоило. Не говоря уж про местных и тварей. Хотя в большинстве случаев догадки сводились к военным. Эти, отвоевав для себя в самом начале большой кусок старых подземных коммуникаций Росрезерва, сразу же развили там активную и бурную деятельность. Рейдеры в основном сходились во мнении, что в «закрытых» коммуникациях постоянно проводятся исследования на предмет использования особенностей Района для нужд Министерства обороны. И именно оттуда на свет постоянно вылезает все новая и новая ползучая, бегающая, плавающая и летающая мерзопакость.

Так что стая, к примеру, орфо-псов в лесопосадке, это еще куда ни шло. Справимся. Пришло время поднимать туристов и идти дальше, тем более что тихо и незаметно день катился к вечеру и нам пора было наверстывать время, потраченное на Коня и его ребят.

Дальше шли ровно, аккуратно обходя ловушки, количество которых неумолимо увеличивалось. Разок нам пришлось шугануть небольшую стаю собак. Поводыря с ними не было, и твари трусливо ретировались, получив вдогонку несколько горячих подарков.

Журналисты по дороге развлекались, бросая болты-маркеры. Минут на пять нам даже пришлось приостановиться. Виртуоз-оператор заставил Настю несколько раз подряд швырять маркеры в большой «разрядник», чтобы запечатлеть как можно больше разбрасываемых в разные стороны электрических разрядов. Девушка послушно закидывала ловушку своими металлическими «датчиками», та в ответ старательно шипела, шкворчала, плевалась кусочками болтов и искрами, изображая большой злобный бенгальский огонь. Наконец Леша решил, что кадр получился и можно следовать далее, чем мы не замедлили воспользоваться.

Стало ясно, что отношения «проводники — туристы» постепенно налаживаются. Скопа и Большой перестали коситься на журналистов каждый раз, когда замечали что-либо опасное. Последний даже ворчал не чаще одного раза в пять минут, что доказывало его хорошее настроение. Про Кондуктора вспоминать никому не хотелось. Не знаю уж, по какой причине не рефлексировали журналисты, а мы относились к этому философски. Район есть Район, тут ничего не изменишь, нам всем пришлось обрасти коркой черствости, загораживаясь от того безумия, что творилось вокруг. Вернемся, выпьем за него, помянем хорошего рейдера-проводника. А пока нужно думать о себе и подопечных.

При нормальном раскладе идти до тракторной станции нам оставалось не более сорока минут. Учитывая курс, который Конь отметил на моем КПК, именно в это время мы должны были уложиться. Впереди замаячила лесопосадка, о которой нас предупреждали. Когда мы подошли ближе, стало ясно, почему Конь шел через нее.

С обеих сторон расположились скопления «конфорок». За ними, потрескивая и сверкая, были заметны уже хорошо знакомые нашим журналистам «разрядники».

— Вот гадство, — с чувством пробурчала Скопа, — надо же, такая подлянка. Как нарочно, самый короткий путь — и такое попадалово. Если возвращаться и в обход попробовать, то время потеряем. Чего-то хочется засветло добраться.

— Ага, — не согласиться с ней было невозможно, — смеркается уже. Пойдем напрямик. Держаться рядом с нами. Камеру убрать. Стволы в руки, ребята.

Скопа закинула винтовку за спину, достала и взвела оба своих «Стечкина». Алексей снял «Хеклер» с предохранителя, убрав перед этим камеру в кейс, закрепленный на рюкзаке. Настю поставили между ним и Скопой. Я вышел вперед, Большой с пулеметом остался сзади, прикрывая нас с тыла.

Лесопосадка не очень длинная, метров двести от силы, но довольно густая, в основном заросшая березами и непонятным кустарником. При не самой большой длине она умудрялась после первых ста метров выдавать резкий поворот, в конце которого уже было видно здание станции. Отрезок короткий, но опасный. Бывало, что и на последних десяти метрах до выхода из основного периметра тебя подкарауливала какая-нибудь особенно агрессивная форма местной, с позволения сказать, фауны.

Рассредоточившись вышеуказанным порядком, мы начали движение вперед. Следя глазами по своему сектору, я старательно «прокачивал» ситуацию, учитывая то, что сказал Конь. Датчик движения пока молчал. Тепловизор «наглазника» шлема ничего не фиксировал. Никаких подозрительных звуков вокруг не раздавалось: ни хруста старых веток, ни шороха раздвигаемого кустарника. Церберы или волки, если бы они здесь присутствовали, все равно выдали бы себя чем-нибудь. Туманные львы и вурдалаки, которые так близко от границ Района встречались редко, атаковали бы нас незамедлительно при входе в перелесок. Гиперурсусы никогда не сидят в засадах, а сразу ломят на тебя в лобовую атаку. Сфинксов здесь, а впрочем, как и везде, видом не видывали, слыхом не слыхивали. Измененные-зомби или местные давно уже открыли бы стрельбу либо, при отсутствии оружия, использовали бы кабаний метод охоты. Оставались те самые лемуры или обезьяны, что было плохо, или, что еще хуже, кто-нибудь из новых видов животного мира. О поведении последних пока было известно очень мало. А это означало только одно: нужно держать ушки на макушке.

Пока я все это прокручивал в голове, наша группа почти дошла до поворота. Прямо перед нами валялся ствол старого, большого и толстого дерева, упавшего от ветра. Перейти через него можно было только с левой стороны, на которой веток было значительно меньше. Ближе к правой, где находилась крона, они торчали сплошным частоколом, к тому же густо оплетенным «красной крапивой». Пришлось переходить по одному.

Я перешел первым. Следующим, косясь на лениво шевелящиеся растения, перелез Алексей. Повернулся, помог Насте. В это время в кустах, густо растущих на повороте, заскрежетало, защелкало и захрустело.

Громко застучал «Печенег». Чуть позже захлопали пистолеты Скопы. Мне в это время уже пришлось поливать от бедра, надеясь, что журналисты сзади успеют сообразить, что нужно делать. Не ошибся. Леха стрелял экономно, четко отсчитывая «двадцать два», прикрывая Настю.

Гибкие, серо-зеленые, в разводах силуэты возникали из кустарника стремительными прыжками. Щелканье и скрип, которые они издавали, было слышно, даже несмотря на очереди. На наше счастье, они успели все-таки выдать себя.

Таких экземпляров я еще не видел. Похожие на ящериц-переростков, решивших передвигаться на манер давно вымерших динозавров, маленькие, прыгучие и очень злобные. Их было много. Передо мной валялось уже не меньше полутора десятков этих варанов, а они явно не собирались заканчиваться.

— Прикрой! — Оператор уже успел расстрелять свой первый магазин. — Пикассо, прикрой, я перезаряжусь.

Эх, е-мое, не было, что ли, у Сдобного длинных магазинов? У меня первым всегда стоял диск на шестьдесят два патрона, который я как-то нашел на «Реметалле» и ни за что теперь бы не оставил, при любом раскладе. Вот только скоро мне тоже нужно будет перезаряжаться. И желательно побыстрее.

Когда журналисты выдвинулись вперед, я быстро заменил диск на двойной магазин от РПК. Собираясь отвести затвор, краем глаза уловил сбоку смазанное движение худого, вытянутого тела в грязно-желтоватых разводах.

«Черт, не успеваю!» Мысль мелькнула быстрее, чем тело начало разворот.

* * *

Взгляд в прошлое — 1

«Вертушка» плавно неслась над землей, вспарывая воздух винтами на высоте не более шестидесяти метров. Неслась плавно и обманчиво неторопливо, как и положено Ми-20, тяжелому транспортнику.

Внутри, на жестком металлическом полу, на отстегивающихся скамейках, на сложенных в кучу рюкзаках, спальниках и вещмешках, сидели молодые парни, одетые кто в новенькие «комки» только вводимого образца «Хамелеон», кто в еще более фильдеперсовые «натовки». Присутствовали, правда в небольшом количестве, и заношенные, застиранные до белесого состояния «горизонталки». Но никто вокруг не обращал внимания на внешний вид соседа. И почти никто не разговаривал, стараясь перекричать гул двигателей. Напряженность и ожидание не просто висели в воздухе, они давили со все более нарастающей силой.

По обеим сторонам «коровы» летели два ощетинившихся всем возможным вооружением «крокодила».

А внизу проносилась земля. Покрытая лесами и невспаханными полями, с горами на горизонте, с небольшими аулами и крупными деревнями, в каждой из которых торчал минарет мечети. Своя и чужая, опасная и ласковая одновременно. Откуда в любой момент могла взмыть вверх ракета «земля — воздух».

Те, кто сидел по бортам, смотрели вниз, узнавая те места, где были еще недавно. Там, за бортом, остались километры пройденных дорог, брошенные дома, сгоревшая техника. И друзья, которых они никогда больше не увидят.

Где-то там остался поворот серпантина, на котором колонну с беженцами расстреливали двуногие «волки», пришедшие воевать за деньги и кричавшие в горящие автобусы: «Умирайте, предатели!»

Бессонные ночи с постоянными дежурствами. Холод, напряженные нервы, каждодневное ожидание нападения.

Изредка приходившие с «вертушками» письма из дома. Затрепанные книги, перечитываемые по нескольку раз. Одна сигарета на троих и спирт, разведенный «паленым» пивом.

Город с давно разбитым цементным заводом, на рынке которого гордые местные не брали банки с тушенкой, если на них был нарисован силуэт упитанной и вполне симпатичной хрюшки.

Бывший детский лагерь, в котором под верандами домиков стояли сваренные клетки, где держали явно не баранов, а в комнатах с разбитыми окнами на полу всегда находились книги с непонятной вязью текста и брошенные «инсулинки».

Два молодых парня, познакомившихся на аэродроме, как оказалось, были земляками, жили в одном городе и даже имели общих знакомых. Один, выглядевший постарше, крепыш с наполовину седой головой, дремал, надев кругляши наушников и включив плеер. Второй, повыше и помоложе, смотрел в иллюминатор и чиркал что-то карандашом в простеньком клетчатом блокноте.

Они не думали о том, что их ждет впереди и придется ли им когда-нибудь опять брать в руки оружие. Не ожидали, что, отгуляв положенный месяц, не сговариваясь, навсегда уедут из своего городка в областной центр. Как раз вовремя. И встретятся там спустя несколько месяцев после полета на «корове», а потом снова разойдутся.

Не знали, что один займется игровым бизнесом, и дело пойдет, но в какой-то момент его подставит партнер, и надо будет влезать в долги, а потом, стиснув зубы в бессильной ярости, искать лазейку, в которую он еще сможет уйти. Ему придется две недели метаться в каменных городских джунглях, уходя от преследователей в погонах и без погон, но на шикарных иномарках с наглухо тонированными окнами. Однажды, когда он будет бежать по лестнице метрополитена, отворачиваясь от натыканных камер, уходя из очередной снятой на сутки комнаты, ему придет в голову совершенно безумная идея, от которой он отмахнется. Но через два дня снова вернется к ней и отправится по полученному в обмен на шикарнейшие часы «Омега» адресу.

А второй, закончив довольно посредственный коммерческий институт и получив ненужный диплом, будет несколько лет мыкаться по разным сферам деятельности, охреневая от того, что нигде не может задержаться надолго. Ему придется биться головой о непробиваемую стену, воздвигнутую рыночными отношениями и диктуемыми ими правилами поведения. Нигде и никем он не будет понят, потому что костюмам из бутиков предпочитает джинсы и не лезет за бумажником по случаю дня рождения младшего помощника старшего заместителя первого топ-менеджера компании, в которой он безуспешно будет пытаться построить карьеру. И что в какой-то момент ему в голову придет мысль, от которой сначала станет не по себе, но которая все больше будет занимать. А позже, продав все, что сможет продать, пойдет по купленному за пятьсот баксов адресу.

Они встретятся во дворике уютного трехэтажного дома, в спальном районе, на окраине города. И каждому из них станет ясно, что пришли они по одному адресу и по одному вопросу. Дорога была одна. В их недавно погибший родной город. И нет нужды искать судьбу где-то вдалеке. А потом они будут долго идти плечом к плечу, вытаскивая друг друга и убирая с дороги любого, кто попытается им помешать.

Но все это будет потом, а пока — они летели домой, и впереди была целая жизнь.

ГЛАВА ВТОРАЯ. МТС — РОВ

Ветки в костре потрескивали, отдавая жар. На тлеющих углях грелись открытые банки с кашей и тушенкой. Большой уже второй раз протирал масляной ветошью детали «Печенега». Оператор спал, завернувшись с головой в спальник. Рядом похрапывали климовские «отмычки». Сам Клим ушел к выходу с автостанции, прихватив с собой Седого. Скопа уже с час торчала за уложенными мешками на крыше, наблюдая за округой и обсуждая с Лебедем достоинства и недостатки различных «снайперок».

Мы с Настей сидели у костра. Я следил, чтобы было чему гореть, ожидая момента, когда можно будет запихнуть в огонь большую валежину, которую Большой отломал от того самого поваленного дерева на повороте.

То, что мы могли сейчас говорить спокойно, объяснялось просто. Клим со своей группой, услышав выстрелы, не стал разбираться, кто устроил войну в ста метрах от его ночлега. Сталкеры сразу бросились к нам. И как нельзя вовремя.

Ту прыгучую ящерицу на лету сбил Лебедь, ходивший с Климом в качестве снайпера. С остальными управились мы сами. Повернувшись в сторону отлетевшего рептилоида, первое, что я увидел, была Скопа. Перепрыгнувшая через поваленный ствол и палившая с обеих рук. Воплощение скандинавских валькирий, фурия, вооруженная двумя громадными «Стечкиными». А появление Большого и его пулемета быстро принесло нам окончательную победу.

Час спустя мы сидели в уцелевшем здании межрайонной технической станции, готовили ужин и обсуждали с корреспонденткой происшедшее. Настя, кстати, перенесла первое серьезное столкновение с Районом на удивление хладнокровно. Выпив разбавленного спирта, она совсем успокоилась, вспомнила о своих профессиональных обязанностях.

— Нет, моя дорогая журналистка. Интервью — потом. Сейчас пора все-таки немного поесть и отдохнуть. А то нам с Большим уже скоро на дежурство.

— А можно мне с вами? Лешка же вон будет дежурить.

— Оно тебе нужно? Нам завтра много идти предстоит. Ты устала. Хотя если ты, конечно, хочешь… Почему бы и нет. Тогда давай — быстро ешь и спать. Ты не против, а, Большой?

Большой состроил отвратную рожу, обычно означающую, что он согласен, подумал и спустя пару секунд утвердительно кивнул.

Только смотри, Настя, если будешь с утра еле плестись, то никто из-за этого останавливаться и тормозить не будет. Компренде муа, ма филь? Бьен, коммандор, — улыбнулась корреспондентка и вернулась к поглощению армейского пищевого смешанного мясорастительного концентрата, который в просторечии называется гречкой с мясом.

Большой тем временем разбудил «отмычек» и нашего оператора, которым предстояло заступать на дежурство. Я взял пару разогретых банок, пачку галет и полез на крышу по приставной лестнице, сколоченной из найденных целыми досок.

Пристроившись на двух сложенных мешках с песком, в углу тихо посапывал Лебедь. Скопа сидела под навесом из двух плащ-палаток и, судя по висящему на груди «ночнику», периодически просматривала местность на предмет возможных угроз. Рядом стоял на разложенных сошках ее любимый «Уэзерби Спешиал Супер-Магнум» с закрепленным универсальным прицелом.

— Ты чего одна-то караулишь? — спросил я у нее, кивнув на дрыхнувшего Лебедя. — С какого перепуга этот перепончатолапый на массу так активно давит? А девушка вовсю работает. Э?..

— Ну и урод же ты, Ван Гог недоделанный, — проворчал Лебедь, переворачиваясь на другой бок. — И на хрен я тя спасал, спрашивается? Мы с ней договорились. Как профессионал с профессионалом. Дай поспать, не мельтеши.

— Да ладно, пускай дрыхнет, — шепотом вступилась за него Скопа. — И говори потише, ладно? Я до двух, потом его разбужу. Ребята устали куда больше нас. Он говорит, что дошли до Реметалла. Вполне его понимаю, тем более что я ему должна. За тебя.

Угу, должна. Наша снайпер действительно переживала за лесопосадку. Это было видно сразу, особенно если знать ее так же хорошо, как знаю я. Да уж, доставил несколько бешено неприятных минут, ничего ие скажешь. Кивнув, я протянул ей еду, забрал «ночник» и сел на ее место.

— Что рассказал? — спросил шепотом, дождавшись, когда она перестанет скрести ложкой по стенкам банки.

— Да ничего особенного. Похоже, что сходили хорошо. Пришлось пострелять. Вроде как те самые шестеро, которые ушли от «арийцев». Лебедь одного точно зацепил… Да, говорит, когда шли назад, у Качалок видели непонятную скотину. Большую. И быструю. Даже не успели рассмотреть толком. Издалека была похожа на очень крупную собаку. Цвет непонятный, грязный какой-то. Сразу и не заметили из-за этого, Лебедь сказал, что совсем сливается с местностью.

— Военные не активничают? Ничего не говорил?

Скопа наклонилась над своим чудо-ружьем, проверяя заряд батарейки у прицела.

— Видели «частников». Не наших. Два пиндосов-ских «Хаммера» стояли у поворота на Топь. Забитые людьми под самую крышу. Что характерно, там были все из себя навороченные, типа рейнджеры или морпехи… Лебедь сказал, что в машинах сидели их настоящие «спецы». Ну, помнишь, те, которые пару раз влезали, когда их ученым разрешили начать исследования, и два раза подряд у них грохались вертолеты?

Вот так так… Что же это должно было произойти, чтобы американцы пешедралом поперли в Район? Это уже интересно. Обычно им хватало поездок по Периметру и полетов на «вертушках». До Черты, разумеется. Те два случая, про которые помянула Скопа, скорее редкое исключение.

Когда войска наконец смогли нормально усилить участки периметра, то американцы первыми потребовали разрешить допуск своих ученых-специалистов. Скорее всего, союзному командованию и правительству не хотелось устраивать лишних препирательств. Как ни крути, приходилось учитывать тот факт, что частные корпорации выделили «нашим» силам сдерживания целый взвод экзоскелетов нового поколения типа «ATR». Для тех, кто не в курсе, — «All Terraine Rangers». Влезая в это чудо вражеской техники, любой задохлик мгновенно превращался в грозу всех окрестных садов и огородов, включая также военные городки с гарнизоном численностью до одного батальона. Даже если этот батальон был бы усилен полноценным танковым взводом, состоящим из одних Т-95. За такой магарыч военное руководство дало добро на проведение трех полноценных допусков в Район иностранных ученых. Два первых раза вышли не совсем удачными. А если быть полностью честным, то не получились вовсе.

Пожелав Скопе как можно более скучного дежурства, я спустился вниз. Большой, не тратя время зря, уже спал. Настя лежала неслышно и, подозреваю, тоже давно спала. У костерка сидел стажер Клима, Женька Седой. Натуральный голубоглазый блондин, чью почти плакатную внешность солдата времен Третьего рейха нарушал только хищно-кривоватый нос, перебитый когда-то давно. Он жарил на огне, наколов на шомпол, куски давно засохшего батона местной выпечки.

— Чего не спится-то? — поинтересовался я, разворачивая собственный спальник. — Устал или не особо вашим новеньким доверяешь?

— Ага. — Седой потрогал начавший пригорать кусок и немедленно стал дуть на обожженные пальцы. — Не доверяю. А особенно твоему туристу. Ты ему сам-то доверяешь?

Прежде чем ответить, я подумал, между делом расстегивая ботинки. Особых причин для недоверия вроде не было. Вел себя оператор грамотно, когда дело дошло до стрельбы, не растерялся, показал, что действительно знает, с какого конца за ствол держаться нужно. Немного настораживало кое-что, но делиться этим с Седым я не считал нужным.

— Да вроде не к чему придираться. Тем более, Седой, рекомендацию на него мне Сдобный дал. С какой стати ему мне врать?

— Ну да ладно, Сдобный так Сдобный. — Седой критически осмотрел результаты своих трудов. — А за своими гавриками я все-таки присмотрю. Спокойной ночи, Пикассо. Спи, я покараулю тут да и за костром посмотрю, ночи-то все холоднее становятся.

Устроившись, я задремал под хруст уничтожаемых Седым собственноручно произведенных кулинарных изысков.

* * *

Разбудил меня Большой. Пинком по пяткам, эсэсовец здоровый. Он сидел возле костерка, попивая дымящийся «купец» из своей старой стальной кружки с ручкой, тщательно замотанной толстыми шерстяными нитками, и довольно жмурился, напоминая медведя-шатуна, добравшегося до пчельника. Никогда я не понимал этой его страсти к употреблению густого, черного как деготь, крепчайшего чая, по температуре близкого к кипятку. Но на вкус и цвет, как говорится…

— Вставай. — Он отхлебнул своего адского варева. — Пора молодых менять.

— Ага. Седой спит?

Большой ткнул пальцем в направлении кучи тряпья, лежащей в углу. Присмотревшись, я понял, что это был тихо похрапывающий Седой, завернувшийся в пончо.

— Я-то встал минут сорок назад. Приспичило отлить мне, понимаешь. Не иначе как аденому подхватил. Эх, Пикассо, старый я стал…

— Да и молодой, чай, то же самое был, — я ухмыльнулся.

Под настроение наш терминатор любил пожаловаться на возраст и болячки, которые на самом деле боялись его как огня. За все время, что его знаю, — хоть чихнул бы разок. Да и лет было ему, по самым жестоким прикидкам, явно не больше сорока.

— Ну, встал, и чего?

— Чего, чего… Отправил его спать, а то он чуть в костер носом не сунулся. Чай вон весь выдул. Ты не знаешь, чего это он весь в крошках был?

Проигнорировав вопрос, я выбрался из спальника и собрался будить журналистку. Жалко, конечно, прерывать ее сон, но нечего было напрашиваться. Сама виновата.

Большой остановил меня в самый последний момент, просто придержав рукой и не сказав ни слова. Отставив кружку, мотнул головой в сторону выхода, взял «Печенег» за ручку и пружинисто поднялся, бесшумно растворяясь в дверном проеме. Делать было нечего, надев шлем и накинув капюшон, я взял свой «калаш» и пошел за ним.

«Отмычки» и Алексей сидели за импровизированной баррикадой из обломков бетонных блоков, ржавого сейфа и кучи железа непонятного происхождения. Баррикаду сооружали тремя командами сразу после того, как определились с этим маршрутом. Несколько раз ее уже приходилось проверять на прочность.

— Спокойно. — поинтересовался Большой у Снегиря. — Или как?

— Нормально. Только волков шуганули разок.

Снегирь, маленький и плотный колобок, гордо продемонстрировал свой старый АКС-74 с накрученным на ствол «бесшумником». Ну-ну, вот ведь продуманный перец. Пять баллов в его зачетку за то, что додумался стрелять один и никого не разбудил при этом.

— Кто наверху — Лебедь или Скопа?

— Если честно, то не в курсе. — Оператор пожал плечами. — У них там не слышно ничего.

Большой повернулся к нему:

— А никто не додумался посмотреть что ли? Они там вообще живые?! Снегирь, вы тут что, анекдоты рассказывали друг другу и думать про них забыли?!

Мне было очень интересно, каким образом новички выкрутятся из сложившейся ситуации. Ясно было, что на крыше все в порядке, но я полностью одобрял действия Большого. Самое опасное, когда начинаешь считать, что контролируешь ситуацию. Расслабился — и рраз, тебя уже, довольно похрюкивая, обгладывает голодный и злющий вурдалак. И хорошо, что сейчас им это объяснил Большой. Руки он распускать не будет, а вот тот же самый Седой запросто мог заехать в ухо и был бы прав.

Конец моральной экзекуции положил Лебедь, высунувшийся из-за мешочного бруствера и доложивший, что наверху все в полном порядке и не хрен орать. После этого «отмычки» и оператор отправились отдыхать, а нам с Большим пришло время обстоятельно поговорить.

Вообще-то и внешность нашего последователя легендарной Анки из «Чапаева», и манеры не давали даже намека на его немалый интеллект. Но под массивными, нависшими бровями и мощным, покатым лбом скрывалась звериная интуиция и острый аналитический ум. И не думаю, что разговор нам предстоит о построении утреннего маршрута.

Так оно и оказалось. Разговор пошел о наших подопечных. Большой присел за двумя бетонными блоками на старое сиденье от «Беларуси», поставив «Печенег» рядом, выудил из кармана «разгрузки» полиэтиленовый мешочек с жареными семечками и, повернувшись лицом к своему сектору, начал выкладывать свои сомнения и наблюдения:

— Я им не доверяю. Конечно, сомневаться в Сдобном варианта нет. Но что-то тут не то. Чую, что пытаются нас в чем-то наколоть. Но не могу понять в чем.

— Что именно тебе не нравится? От нашей прогулки вроде ничем типа подставы не попахивает. Ну, обратил я внимание на то, что слишком профессионально Леха работает с оружием. Странного-то в этом нет ничего. Говорит, что служил в разведке, обращаться должен уметь.

— Это как раз не настораживает. Ты ж не видел, как его напарница работает. Пусть и «еврейка» У нее модернизированная, облегченная и все такое. Она же даже не вспотела, когда эти зверюги на нас накинулись, и ей тоже отстреливаться пришлось. А стреляла-то до чего красиво. Без задержек, навскидку, шила, как хорошая швея в «Зималетто»… По три выстрела. И все в голову. А потом уже — вокруг, типа кучно легло.

— Ну, ты загнул, Большой. А блевала она как, на пару с оператором своим? Да и не сказать, чтобы она всю дорогу спокойная была. Может, ты чего-то зря так мандражируешь?

Большой сплюнул, убрал на четверть пустой пакет обратно в карман и, вздохнув, ответил:

— Да правильно ты все заметил. Вот только не подумал, что им действительно страшновато в Районе-то. И блевали-то они, как кошки, только оттого, что выглядело там все паршиво. Себя-то вспомни, пес войны, за ногу тебя. Когда в первый раз с зомба-рем в кустах вы со Сдобным столкнулись, помнишь? Все у тебя тогда в порядке было? Ага, то-то и оно, что все дело в самом способе, которым тот таракан Кондуктора убрал. Стрельба началась: они ведь и не растерялись. А прикрывали-то друг друга как, ведь загляденье просто. Короче, Айвазовский, ты давай делай вид, что ни о чем не подозреваешь, включи ДУРУ. Ну а мы со Скопой позаботимся о том, чтобы эти ребятишки нам какое-нибудь говно не подложили. Ну че, срост?

— Срост, чего ж еще-то. Скопа, надо полагать, тоже в курсе… Скажем так, Большой, мне тоже не все нравится. Сам понимаешь, некогда мне было смотреть, как они в паре отработали там, на повороте. Мне другое не понравилось. Сразу, как со Сдобным переговорил. Так они гладко все причесали, и про Рекламу через Сеть, и про то, что репортажи их подадут как купленные у каких-то энтузиастов-любителей. Не очень мне в это верится. Сам посуди, много ли в Район лишних пропускают? Ага, правильно киваешь, почти никого. Мне Сдобный рассказал как-то раз, как его «фэйсы» к себе таскали. Уже после того, как он «Солянку» открыл. И про то, что вели нас с ним от Центра, и как в Кротовке нас уже брать хотели. А мы с ним, два Штирлица, поначалу даже гордились, как же, прошли до Района и никто нас не остановил. Так и тут… Ну не верю я в то, что у них так гладко все прошло. Ладно бы, они сафари тут решили затеять, это же почти легально сделать можно. Заходы до Черты вообще по заявкам разрешают. Так то — до первого периметра и обратно. А охотники, те вообще только через военных идут. А дуру-то я еще в баре включил. Не резон сейчас внаглую на них давить, подождать нужно. Боюсь только, как бы Сдобного кто на крючок не взял. Провернул что-нибудь чересчур «левое», а теперь, может, кто его за это и трясет. Не верю я, что он нас подставить решил… Ох ты ж е-мое…

«Данхилл», мать его, с золотистым ободком у фильтра. Сигарета, которую закурил мой бывший напарник. Вот та самая сигарета, которая тогда не давала мне покоя, вот оно что. Ну молодец, додумался ведь, как дать знак. Вот жучара, ведь он же предупреждал. И выходит, что совсем не зря меня с утра колбасило. Ну и ладно, хоть так, все лучше, чем думать да гадать.

Репортеры, етить-колотить. Неужели у нас опять заваривается какая-то каша? Куда и зачем им нужно попасть на самом деле, вот что главное. И постараться понять, кто они такие.

Большой, посмотрев на меня и догадавшись, что у меня в голове сейчас со скрипом ворочается все, что может ворочаться, довольно кивнул и пошел будить Настю. То ли журналистку, то ли «конторщицу», причем, возможно, что и не нашу, посконно-лыковую. Вероятнее всего — макдональдоштатовскую. Хотя она вполне может быть и коллегой вечно живого мистера «просто Бонда».

Мои размышления были прерваны появлением растрепанной и зевающей анонимности, которую Большой, пообщавшись со мной на волнующую его тему, наверняка разбудил самым бесцеремонным способом. Я смотрел на нее, сонную и не совсем осознающую, чего от нее хотят, и пытался понять, не шелуха ли это, не кокон ли, скрывающий настоящую начинку этой милой девочки.

Когда я в первый раз увидел тюльпан-мясоед, то чуть было не поверил в его беззащитную красоту. И только наставления, которыми нас со Сдобным пичкал старый и наполовину свихнувшийся пьянчуга Полоскун, спасли мне жизнь. Через некоторое время нам пришлось отдирать эту дрянь от лица шедшего за нами Нострадамуса. После пяти операций в Лаборатории его лицо так и не восстановилось полностью, хотя мы успели как раз вовремя.

Как мне хотелось бы поверить, что весь наш полуночный разговор был результатом постоянного нервного напряжения, которое никак не снять, пока ты ходишь в Район! Ну а если наши «подопечные» на самом деле окажутся с двойным, а то и с тройным дном?.. Ну что ж, в Радостном много мест, из которых запросто можно не вернуться.

До рассвета оставалось достаточно много времени, и в сон начинало клонить все сильнее. Вокруг все было относительно спокойно. Никто из тех, кто совсем не прочь подхарчиться упитанными рейдерами, не подкрадывался, не подползал и не подлетал. Где-то далеко, на самом пределе слышимости, выясняли отношения местные обитатели. Судя по разъяренным взрыкиваниям и рваному лаю, я бы рискнул предположить, что разбирались волки и орфо-псы. На КПК никаких сигналов не поступало, так что вполне возможно, дрались они из-за какой-то местной падали.

Настя сидела на старых, крошащихся покрышках, подняв горло свитера и натянув на уши вязаную шапочку. Интересно, ведь вся экипировка у них стандартно-полевая, а шапка явно ручной работы, с аккуратно сделанной мордочкой-смайлом на лбу. Кто-то из родных, мама или бабушка вязала.

Стоп, рейдер. Не увлекайся. Не старайся отвлечься и, даже если у тебя появилась какая-то симпатия к ней, убери ее подальше и не вспоминай.

КПК завибрировал, причем, судя по тому, как дернулась Настя, не только у меня одного. Да и Большой зашевелился на своем королевском тракторном кресле, явно намереваясь проверить входящее сообщение. Но потом сообразил посмотреть на нас с журналисткой и передумал, поворачиваясь в обратную сторону и усмехаясь. Да и мне тоже стало понятно, о чем меня собирается известить мой коммуникатор.

— Реметалл, Ламберт, баньши, четыре, двадцать пять. — Настя подняла голову, посмотрев по очереди сначала на меня, потом на все еще усмехающегося Большого. — Это правда? Сообщения об очередной смерти из-за баньши регулярно приходят?

— Ага, приходят. Постоянно. — Мне пришлось понимающе кивнуть. — Ты думала, вранье? Очередная рейдерская байка? Регулярно сообщения поступают в Сеть уже черт его знает сколько лет. Я в первый раз тоже не поверил, подумал, кто-то прикалывается. Потом привык. Даже уже неспокойно как-то, если долго не приходят сообщения про рыжую крикунью.

— Так это что, значит, и остальные тоже все есть? — Журналистка, или кто она там, завороженно смотрела на меня. — Танат, Крюк? А, да… про них ты уже говорил… Кто еще из тех, кого считают легендами Района, есть на самом деле?

Большой, пользуясь тем, что девушка не смотрела на него, нахмурил брови и отрицательно покачал головой, мол, не верь и не поддавайся. Что-то он чересчур рьяно ринулся подозревать наших клиентов в двуличности. Хотя мне уже и самому становилось интересно, хотелось понять, кого же на самом деле мы ведем. Сейчас я видел перед собой только профессиональную девушку-репортера, пытающуюся получить сенсационную тему для репортажа. Вон, даже диктофон достала, хорошо, хоть за камерой не пошла. Вздохнув, я быстренько влез в шкуру общительного и ни о чем не подозревающего рейдера Пикассо и начал рассказывать, впрочем не отрываясь от своего сектора наблюдения.

Легенды Района… Люди, когда-то бывшие такими же, как я, Большой или дрыхнувший в здании Клим, обычными. Необычными у них были лишь их способности, которые они приобрели после Волны. Или когда оказались уже потом в центре очередного Всплеска. Или те, кто добрался, несмотря ни на что, до Ковчега.

Ковчег. Что в нем правда, а что ложь? Никто не знает. Я не очень верю в него, якобы ставшего причиной всего этого безобразия вокруг. Измененные — легенды?

Про большинство из них знают практически все имевшие хотя бы какое-то отношение к Району. Сварог, когда-то прошедший Район взад и поперек. Рыжий, якобы нашедший Ковчег. И те, которых никто и никогда не знал или давно забыл: Егерь, Хозяин, Тренер. И Рыжая баньши.

Некоторые, например Егерь или тот же самый Мирон, друг голема Крюка, были осязаемыми или, как в случае с Танатом, почти осязаемыми. Великого Поводыря и Хозяина Кира никому из нас видеть и встречать не приходилось. Тем не менее это не являлось поводом для того, чтобы не верить в их существование.

А вот во что верить не хотелось, так это в Вестницу. Ее мне встретить довелось. Как-то в прошлом году, когда мы, скооперировавшись с группой Блохи, шли назад, мне привиделся тоненький девичий силуэт возле спящего Эдика Берсеркера. Я тогда, как и сейчас, торчал на собачьей вахте в компании Скопы. Если бы не она, то, абсолютно честно, подумал бы, что позорно заснул на посту. Но наша валькирия тоже видела девушку с букетиком обычнейших васильков, которые, к сожалению, в Зоне не росли.

Эдик погиб в полдень, напоровшись на пулеметную очередь, которой нас поприветствовали скрывающиеся в засаде наемники. После этого я долго прислушивался к ходившим между рейдерами слухам и байкам. Как потом оказалось, видели ее не только мы. И каждый раз ее появление четко говорило о смерти того, кому она дарила василек…

Тем временем с востока все больше и больше наползала полоса ярко-багрового, пробивающегося сквозь низкие серые тучи рассвета. Воспользовавшись тем, что стало светлее, я отправил Настю кипятить воду, загодя натасканную из чистого родника за станцией в старом, но верно служащем закопченном большом чайнике. На крыше завозились, и через пару минут с мешков свесилась заспанная Скопа. Зыркнула вокруг, зевнула. И обычным недовольно-утренним тоном осведомилась у нас с Большим о текущей ситуации и планах.

— Через час выходим, так что давай сворачивайся там. Поедим и вперед.

Снайпер согласно кивнула и, судя по шаркающим звукам, побрела для начала в сторону лестницы.

* * *

Два часа спустя наша группа бодро топала по старой, разваливающейся асфальтовой дороге, направляясь в сторону ГПЗ. Конечно, можно было пойти другим путем, через заброшенные дачи, но крюк давать не хотелось.

По пути нам пришлось немного размяться, отстреливаясь от чрезмерно нахальной стаи орфо-псов. Стая состояла из восьми голов здоровущих, но крайне растрепанных и худых уродливых тварей, ведомых одним цербером. Сбить с него спесь у нас получилось довольно быстро, особенно после того, как пуля из «винтореза» Скопы благополучно снесла ему половину его тупой собачьей башки. И следом — второй.

Если будем так и дальше идти, — оператор сравнил проложенный в его КПК курс с нашим текущим маршрутом, — то скоро доберемся до Складов, правильно?

Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. — Большой раздраженно сплюнул под ноги. — Нам до завода еще пилить и пилить. Как до Китая… в одной сексуальной позиции.

Ни Алексей, ни Настя в спор вступать не решились, и разговор не продолжился. Леша снова вооружился своей камерой, активно водя ею из стороны в сторону, и хорошо, что при этом он не забывал двигаться в моем кильватере и часто смотреть по сторонам.

Район уже давно проснулся и всячески доказывал нам этот факт. По невысокому холму справа пронеслась стайка молодых кабанов. Из недалекого леска доносился чей-то довольно мощный рев. Кто бы там ни был, нападать он явно не собирался, но тем не менее пришлось держать лесок на прицеле до того времени, пока мы не отошли от него метров на сто.

По дороге нам постоянно попадались всякие местные достопримечательности. То в виде проржавевшего до громадных дыр МТЛБ. То в виде насаженных на колья из арматурин высохших и мумифицированных останков в «натовском» комбезе. Один раз нам пришлось обходить большой «фонтан», весело подкидывавший нечто, еще недавно бывшее большой кошкой. По бокам бетонки весело искрились после утренней росы дуги «разрядников», а Настю пришлось за шиворот оттаскивать от начавшей раскручиваться «с добрым утром». В низком сером небе гордо парила тройка грифов. Грифами, правда, их называли только из-за вытянутых, красноватых и морщинистых шей. А вообще они мне напоминали индюков, научившихся летать, отрастивших зубы и сходивших на прием к гримеру фильмов ужасов.

Если наши «туристы» все-таки были теми, за кого себя выдавали, то материала они уже наснимали аккурат на премию «Тэфи». В разделе «Лучший документальный фильм о животном мире на вновь открытых планетах Солнечной системы». Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. Не было никакого желания проверять правильность догадок, пришедших в три наши умные головы.

Вдали наконец появился первый ориентир старых районов, бетонный, наполовину разрушенный забор вокруг заброшенной свинофермы. Чем хорош наш кусок нового Района, так это тем, что он куда как меньше других. Если идти со стороны Черкасс, то на переход требуется как минимум два дня. Мы, учитывая тормозящий фактор «журналистов», смогли дойти за день. Лишь бы не пришлось столкнуться с кем-то из совсем незаконопослушных личностей.

— Привал. Леха, Настя, вон за те две плиты, и быстрее. Большой, мы со Скопой идем на разведку. Если что, действуй по ситуации.

— Давай. Только погоди немного, прицел проверю.

Большой раздвинул сошки, примостив пулемет на большом куске армированного бетона, лежавшего у обочины. На проверку прицела у него ушло не больше минуты, после чего он кивнул нам головой, опуская «флажок» предохранителя и глазок нашлемного видоискателя.

А мы со Скопой двинулись в сторону развалин фермы.

До чего же хорошие вещи все-таки делают «грековские» ботаники. Наши костюмы обошлись нам в несколько серьезных партий добычи, но ни разу еще жалеть об этом нам не пришлось.

Комбинезоны были идеально подогнаны по фигуре, ничем не стесняя движения. В состав ткани внутренней начинки я никогда не вдавался, но ткань продырявить можно было, только очень постаравшись. Пули среднего калибра комбинезон гасил полностью. 7,62 держал до трех попаданий подряд. Понятно, что девятимиллиметровые, не говоря про 12,7 мм, прошивали его достаточно легко, но и то «девятку» он мог остановить. Шлемы — это вообще отдельная история. Небольшие, из комбинации металлокерамики и прочнейшего пластика, легкие, идеальной анатомической формы внутри и донельзя обтекаемые снаружи, с коммуникатором, встроенной и легко отстегивающейся маской с фильтрами и противогазом, видоискателем, работающим в нескольких режимах, с возможностью приближения предметов. И замечательным забралом из тонкого и прочнейшего армированного пластика.

Плюс ко всему — дальнейшая разработка маскировки стандартного армейского «хамелеона». Иногда в наших комбезах можно было подкрасться к кому-нибудь практически незаметно и вплотную.

Все это удовольствие часто позволяло нам опередить наших противников, ожидающих в засадах таких же, как и мы, бродяг. Надеюсь, что сегодня нам придется попотеть без толку и никого мы на ферме не встретим.

Но, судя по всему, надеждам моим сбыться не предстояло. Снайпер с размаху приземлилась на живот, падая в высокие заросли крапивы и вскидывая винтовку, и мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Скопа пальцем ткнула мне в сторону здания непонятного назначения, высоко поднимающегося над территорией свинарника. Включив функцию зумма у своего «наглазника», я опять удостоверился в ее безоговорочном чутье на неприятности.

То ли нам повезло и караулившая нас тройка бандюганов на время отвлеклась от наблюдения, то ли просто в очередной раз нам помогли наши «хамелеоны» — для нас так и не стало ясным. Но нас еще не заметили. Потому что никто даже и не подумал выстрелить в нашу сторону.

— Тоже вижу, — наушник тихо выдал в эфир рокочущий бас Большого. — И еще трое внизу. На одиннадцать. За цистерной.

— Понял тебя. Скопа, что скажешь? Попробуем обойти или как?

Скопа ответила кратким и выразительным жестом, проведя ребром ладони по горлу. После того как в засаду мародеров угодил ее последний друг, Вовка Укроп, она не пропускала никого из этой шатии-братии.

Показав на градирню, она выставила три пальца:

— Все мои, все трое. А вы постарайтесь уложить оставшихся. Большой, если что — уведи журналюг. О'кей?

Ну и ладно, Бог, как известно не выдаст, а свинья, пусть даже местная, изрядно изменившаяся, нас точно не возьмет. Поехали веселиться…

…Скопа вскидывает винтовку, выцеливает первого, жмет на курок и тут же делает еще два выстрела, мгновенно внося поправку. В наушниках слышится ее шипящее «Сука-а-а…», значит, она сняла не всех.

…Моя «гэпэшка» коротко «хакает», направляя ВОГ в сторону выбитого окна кирпичного строения, где инфракрасный прицел засек активно передвигающийся тепловой силуэт.

…Пригибаясь, устремляюсь к навалу щебенки справа от пролома в стене, добегаю и, падая на одно колено, начинаю бить по быстро меняющему дислокацию третьему «наблюдателю».

…Из второго этажа «кирпички» слышатся захлебывающиеся, торопливые очереди из ПК. И хотя стрелок там явно никудышный, мне приходится с головою зарываться в щебень. Пальцы автоматически засаживают вторую гранату в подствольник.

…Сбоку, в паре десятков сантиметров от земли, скользит Скопа с винтовкой наперевес.

…Второй ВОГ разбрызгивает бетонную крошку, снося один из торчащих кусков стены, за которую забежал противник.

…«Печенег», отстреливая экономичные очереди, не дает высунуться пулеметчику на втором.

…Скопа взмахивает рукой, опять приходится вжиматься в землю. Спустя пять секунд за стеной грохочет взрыв, поднимая в воздух кучу пыли и бетонной крошки, смешанных с дымом.

…Грохот за спиной дает ясно понять, что наши «подопечные» не остались в стороне, сзади слышится торопливый топот, и рядом со мной приземляется «оператор».

— Настю, суки, зацепили, — Леша выплевывает слова перекошенным ртом, глаза бешеные, побелевшие от злости. — Влепи еще одну в окно, и я пошел!

…Пока я заряжаю, спрятавшаяся за остатками непонятного сельхозустройства Скопа тщательно водит стволом «винтаря» по второму этажу, ствол замирает на мгновение и плюется, отправляя в полет девятимиллиметровый подарок.

…Со стороны торчащего в проломе остова ЗИЛка трещат очереди из «Никонова», Алексей прыгает вправо, уходя от возможной линии поражения и не успевая добраться до того места, откуда можно проникнуть во двор.

…Большой, продвигаясь вперед, затыкает того, который за автомобильной рухлядью.

…На какое-то мгновение показавшийся пулеметчик вскидывает к небу руки, выпуская старенький ПК, и валится через оконный проем вниз, получив тот самый подарок Скопы.

Оставшийся в живых «наблюдатель», подняв руки вверх, выходит из-за стены, делая два шага вперед.

…Леха вскидывает автомат, нервно дергая ртом, и его побелевший указательный палец начинает плавно давить на спуск.

…Голова «наблюдателя» разлетается на куски, кто-то из его партнеров решил, судя по всему, что сдаваться в плен — нехорошо, и нажал на спуск своего «Никонова».

…Скопа, уловив его в оптику прицела, мгновенно реагирует выстрелом, попав в район шеи. Стрелок немедленно исчезает.

…Я влетаю во двор, успеваю заметить движение в глубине помещений «кирпички» и жму на спуск «гэпэшки».

…Оператор залетает вслед за мной, еле успеваю пригнуть его к земле.

— В глубине замкнутого помещения хлопок разорвавшегося ВОГа слышится куда более громким.

Ну, вот и все. Время, еще три минуты назад летевшее со скоростью последней модели «Сушки», останавливается. Ну, а нам останавливаться нельзя.

Зачистка, самая отвратительная часть наших повседневных забот… Оставлять за собой тех, кто потом засадит тебе пулю в спину, — самое неблагодарное занятие.

В помещениях «кирпички» три распростертых на земле тела. Стандартные защитные костюмы класса А, никаких знаков принадлежности к какому-либо клану. Как и ожидалось — мародеры. Хорошо, что не те ребята, про которых говорил Конь. Те нас наверняка так близко бы не подпустили. А эти… В одном из углов виднеются несколько разбитых бутылок из-под дешевой местной водки. Рядом лежит наполовину обрезанный кусок кровяной колбасы и две перевернутые банки с кильками в томатном соусе. Соус уже смешался в одной луже с тем, что медленно подтекает из капюшона мертвого бандюгана.

А вот и не совсем приятный сюрприз. Один из тех, кто лежит на полу, скребя бетон скрюченными пальцами, пытается отползти подальше, в глубь помещения. Отстегиваю кнопку держателя кобуры на бедре, достаю «Гюрзу» и двигаюсь к нему. В самый последний момент он переворачивается на спину и смотрит прямо на меня, тянется зубами к чеке «эфки», скотчем примотанной к левой стороне разгрузки. Данг! Палец нажимает на спуск, отдача толкает ладонь, пытаясь отвести ее назад.

* * *

Всего их было восемь. Восемь человек, когда-то сознательно пришедших в Район стервятничать. Сегодня им сполна досталось от тех, которых они без колебаний выпотрошили бы, если бы им повезло чуть больше.

Завалив тела землей, кусками плит и бетонным мусором, мы пошли дальше. Не оглядываясь и не вспоминая о том, что осталось за спиной. Как обычно.

Настю хорошо зацепило в мякоть левой руки. Сейчас она шла без рюкзака, который у нее забрал Большой, даже не став слушать возражений. Девчонка держалась молодцом, не сознавая, что дает тем самым все больше поводов для подозрений.

Конечно, легкий анестетик, который ей ввела Скопа, временно блокировал боль. К вечеру ей явно станет хуже, и тогда, возможно, она будет не так спокойна, как сейчас. Но, даже учитывая обезболивание, как-то уж слишком хладнокровно она отнеслась к своему ранению. Воспротивившись нашим попыткам повернуть назад и убедив, что сможет дойти до ближайшего схрона, плюсов она себе не заработала.

Конечным решением было то, что мы втроем определились дождаться утра, когда все станет яснее. Тем более что до нашего убежища в одном из строений на территории, прилегающей к ГПЗ, идти было куда ближе, чем топать назад.

— И только пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог. — Леша, напевая вполголоса старую песенку, бодро шагал, неся на плече вновь извлеченную камеру. — Насть, ты как?

Настя, идя за мной, что-то пробурчала в ответ. Не ручаюсь, но, по-моему, она послала его куда подальше. Видимо, действие наркотика начинало подходить к концу и ее пробирало по-серьезному.

— Пикассо, впереди стая. Небольшая, но странная какая-то и с поводырем, — Скопа, шедшая метров на пятьдесят впереди нас, подала голос. — Кажется, готовы нападать.

— Понял. Все слышали?

— Да, а что делать? — в голосе «оператора» не было слышно даже малейшей тревожной ноты. Быстро привык к местным страхолюдинам, надо же. — Давай я с тобой пойду, а Большой Настю прикроет.

Большой покосился на него и одобрительно кивнул. Оператор был прав. Если что-то произойдет с нами, Настины шансы выбраться только возрастут от этого. Из всех нас именно он был наиболее надежным «телохранителем» для раненой девушки, который поможет идти, если сама не будет справляться.

Скопа, сидевшая за густым кустарником на пригорке, показала на противоположную сторону неглубокого, но очень широкого оврага. На той стороне, рассыпавшись в густой траве, торчала стая обезьян в двенадцать голов, необычно крупных и массивных. Поводырь прятался за ними, то и дело выставляя уродливую башку с наростами. Наше приближение они уже давно почувствовали и теперь терпеливо выжидали. Немного странно для резусов. Они обычно стараются затаиться и напасть неожиданно, имея место для своих спиральных заходов. Вместе с характерной особенностью по сбиванию прицела эти заходы доставляли немало неприятных минут.

Часть Рва, вырытого военными сразу после Волны, отделяла нас от стаи и была не особо глубокой. Но зато — с крутыми, заросшими склонами. Сейчас во Рву густо клубился предвечерний туман, немного рановато спустившийся и не дававший рассмотреть дна. И еще обезьяны, ждавшие нас, явно не торопились в него спускаться, хотя туман мог дать им хорошее преимущество. Впрочем, трое из этой четвероногой банды уже нетерпеливо поскуливали, выражая желание как можно быстрее добраться до вкусного мяса, ожидающего на противоположной стороне. Если бы не непроходимая тупость этих тварей, то с их бешеной агрессией, физическими данными и плодовитостью они бы уже давно владели просторами Зоны. Но даже сейчас резусы не представляли для нас серьезной угрозы, если бы не поводырь. Этот поганец, которому легко удается отводить глаза рейдерам, запросто может натворить неприятностей.

— Что делать-то будем? — Скопа устало вздохнула. — Ночь скоро. Прям как вчера. И в обход не пойдешь. Я попробую снять их ведущего. Хотя он уже вовсю за нами следит. Собьет оптику-то. А в нашлемнике прицел у меня с «винтарем» несовместимый.

— Прорываться будем. — Большой опустил предохранитель. — Чего еще-то. Не нравится мне овражек этот. Пикассо?

И мне овраг не нравился, уж не знаю почему, но не нравился. Слишком густой туман для семи-то часов. Тучи низкие, но солнце еще пробивалось через них. На экране детектора зафиксировались две лужи «битума» справа и еще четыре слева от оптимального маршрута спуска. Но спускаться, надеясь только на электронику, в Районе нельзя. Черта уже близко. А воспользоваться болтами нам явно не дадут. Я только начал открывать рот, чтобы объяснить сложившийся в голове план, когда тройка самых нетерпеливых на той стороне не выдержала.

Они рванули с места, разом покрыв несколько метров до спуска. Поджарые серые тени с разгону нырнули в густо-молочные хлопья. Через пару секунд остальная стая бросилась за ними, несмотря на протестующий рык вскочившего на ноги поводыря. А вот это он сделал зря. Измененный не успел даже попытаться «размазаться» в прицеле Скопы, когда она, моментально вскинув винтовку, выстрелила сдвоенным. Обе пули попали точно в цель, в голову.

Атаки у резусов не получилось. Туман в самой сердцевине скрутился немыслимым клубком, обнажив дно оврага. Густой клубок полупрозрачных щупальцев выстрелил в сторону обезьян, охватывая их мускулистые голые тела со всех сторон, оплетал, сбивал с ног и не давал вырваться. Неизвестное существо или аномалия, таившееся на дне оврага, дало возможность порадоваться, что первыми спустились не мы.

Истошные взрыкивания, плачущий лай и визг, раздирающий перепонки на уровне ультразвука, неслись из оврага. Из тумана во все стороны разошлись лучи осьминожьих конечностей, окутанных легкой маскировочной пеленой. Там, в своем центре, туман становился все более красным. Поверить в это не хотелось, но глаза не лгали. Как в страшном фильме — бред стал реальностью…

* * *

Взгляд в прошлое — 2

Большой красивый кабинет в стиле «сити-ампир». Бархатные алые портьеры. Стол, куда больше бильярдного, из красного дерева, вероятнее всего — итальянского ореха. Кресла с высокими резными спинками. И настоящий трон хозяина кабинета…

— Я искренне надеюсь, уважаемый, что мы с вами договорились. — Худые, в перстнях, волосатые пальцы поводили в воздухе дымящейся «Короной». — Накладки, как в предпоследний раз, не будет?

— Нет, господин Шульцман, не будет. Я… — Он запнулся, с трудом проговорив следующие слова: — Я все сделаю как нужно. Только…

— Заткнись, — холодный и надменный голос Шульцмана взвился вверх, сорвавшись в неожиданный фальцет, — заткнись, падла здоровая. Ты мне… мне, сучонок! Будешь! Еще! Ставить! Условия!!!! Запомни!.. Я все знаю, и у меня везде свои люди. Запомни это. Иди, свободен!

…Вспышки фотокамер. Свет прожекторов, заливающий ринг. Грудастые девки с номерами в руках, покачивая роскошными бедрами, обходящие его по кругу.

Стук сердца в висках. Густая толпа вокруг. Орущая, матерящаяся и радующаяся. Во все времена — одно и то же. Хлеба у них, сидящих в зале, — предостаточно. А за зрелище и кровь они всегда готовы заплатить.

Впереди еще три раунда. В восьмом он ложится. Хотя и не должен. Но он ляжет. Потому что там, за городом, в дорогой частной клинике, лежит Она. И если он опять не сделает то, о чем говорил ему Шульцман, то…

Позади пять лет, прошедших в боях. Боях, в которых проигрыша не было. Его просто не могло быть. И не потому, что он — «Русский медведь».

Потому что нужны деньги. Много, очень много денег. Потому что нельзя делать пересадку сердца. Ее организм отторгнет его. Нужно искусственное. Дорогое. И операция, которую до сих пор делают очень мало человек. И деньги на артефакт «Сердце». Только он сможет поддержать Ее.

И он ляжет. Несмотря на то что его противник, высокий, гибкий американец-мулат, не сможет продержаться против него. Он, американец, и сам это прекрасно знает.

Это видно, хотя он красуется сейчас перед камерами. Видно, что ему плохо и больно. И страшно…

Кто это? Кто сейчас склонился над ухом тренера??? Ведь он его видел. У Шульцмана?.. Что он ему говорит? Почему у Васильича так вытянулось лицо… Что??!

Коля, младший тренер, подходит с водой и, протягивая бутылку, говорит два слова. Всего два…

Заголовки завтрашних утренних газет: «Что случилось на Большой Боксерской в „Лужниках"?»… «Где „Русский медведь" Ермаков?»… «Смерть американского претендента на ринге!»…

Он ушел. Проломился через заслон охраны, выбил окно в сортире второго этажа, спрыгнул, как большая кошка, и растворился в темной московской ночи. Позади остался американец, который так и не успел понять: что случилось? Прости, парень, я думал, что ты крепче…

Через две недели ВВ-шник из бригады охраны периметра оцепления района «Радостный-55», стоявший на посту у Рва, задремал. Он не успел повернуться на хрустнувший сучок. Результатом этого стала потеря им личного оружия и удавшаяся попытка прорыва линии охранения.

Когда солдат давал показания, особист части только качал головой, дивясь про себя изворотливости солдатской мысли. Истории о подкравшемся сзади вурдалаке, по какой-то причине решившем спереть табельный ПК, особист не поверил. Срочник был осужден за утрату служебного личного ПК и отправлен в дисбат. Особист остался при своем мнении, которое выражалось в том, что солдат продал пулемет кому-нибудь из рейдеров.

А разводящий караула, старшина Кириллин, не мог себе простить, что испугался, когда увидел громадную фигуру, возникшую из ниоткуда и уходящую с пулеметом на плече в глубь Района. И ничего не смог сделать. Никогда после этого случая старшина не ходил на проверку постов в одиночку.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОВРАЖЬЕ — ТОПЬ

Большой, сопя и тихо матерясь сквозь зубы, спрыгнул с последней ветви вековой сосны, торчавшей над окрестным мелколесьем. Отряхнул комбинезон от приставших иголок и паутины, отстегнул свою большую, семисотмиллилитровую флягу и надолго присосался к ней, жадно глотая воду. Оторвался ненадолго, передохнул, опять продолжил свой водопой и, только напившись, заговорил:

— В округе ничего не видно. Спокойно. Нашего здания не заметно. Идти нам нужно где-то часов на одиннадцать, тогда на него и выйдем. И тихо что-то слишком, чересчур тихо. Зверья вообще не видно, будто повыбили всех. Выброс вроде только через два-три дня, а такое ощущение, что вот-вот начнется. Не нравится мне все это.

Скопа сплюнула сквозь зубы и, покачав головой, села на пенек. Ситуация становилась все более неприятной. Инстинктивным ощущениям Большого мы привыкли доверять уже давно, и если ему кажется, что не за горами незапланированный выброс, то, возможно, так оно и есть.

От Рва наша команда ретировалась в спешном порядке, насколько это позволяло наличие ловушек. Тварь, засевшая в тумане, за нами вроде бы не гналась, но проверять никому не хотелось. И когда уже показалось, что можно перейти на нормальный шаг, мы нос к носу столкнулись с невесть как заплутавшим здесь големом-малышом.

Вотчина этих здоровенных и чаще всего полоумных здоровяков находится достаточно далеко от Овражья, и зачем он сюда забрел — так и осталось для нас тайной. Измененная гора плоти вылетела нам навстречу так неожиданно, что мы не смогли встретить его во все стволы. Как следствие — нам пришлось продолжать удирать, невзирая на все препятствия, попадающиеся по дороге.

Конец гонки положил один из тех самых оврагов, давших название всему местному сектору Района. Большой, бежавший последним, исхитрился, скатившись по влажному от росы склону, заманить гиганта прямиком в сдвоенную «с добрым утром». Тем самым предоставив ловушке лично разбираться с этакой тушей. Ловушка подхватила гипертрофированного гоблина, подкинула вверх и, не справившись, просто придала ему серьезное ускорение, отправившее гиганта вниз по дну оврага. Через мгновения полета раздались громкий хруст и полный боли разъяренный вопль, доказавший, что наш преследователь приземлился весьма неудачно.

Дожидаться и проверять, сможет ли он выкарабкаться, мы, естественно, не стали.

Продравшись через низкий колючий кустарник, мы выбрались к довольно густому леску, из чего следовало, что наша группа круто забрала к северо-западу. Большой, воспользовавшись тем, что в округе часто торчали высокие сосны, вызвался посмотреть, что творится на видимом периметре. Сказать, что результат его наблюдений нам не понравился, — ничего не сказать.

Измененные жители и обитатели Района хорошо чувствуют приближение Всплеска и загодя расползаются по норам и закуткам. Находясь довольно далеко от ГПЗ, мы могли и не успеть добраться до них, даже если пойдем в темноте. И впервые с начала вылазки во мне, где-то глубоко-глубоко в душе, зашевелился мерзкий и холодный червяк неуверенности. Слишком давно нам не случалось вот так попадать. Но, как говорится, назвался груздем, то есть, э-э-э, рейдером, вылезай из любой ловушки, на которые так щедра мать сыра земля, носящая нас в Районе.

— Что делать будем, предложения у кого имеются?

— Имеются, — Большой ответил первым. — Я, сдается мне, лесок этот получше вас со Скопой знаю. Тут домик есть, только его найти нужно. То ли лесник там жил раньше, то ли кто-то самогон гнал. Но подвал там хороший. Знатный такой подвал. Дойдем — пересидим гарантированно. Я за то, чтобы отправиться его искать. Если пойдем на ГПЗ, можем не успеть.

— Я только за. — Скопа подняла голову и, затянувшись, продолжила: — Гарантий, что дойдем даже до этой избушки на курьих ножках, никаких. Но по отношению к Заводу шансов выжить у нас всяко больше.

«Журналисты» молчали, да и что им оставалось делать. Подумав, я тоже согласился.

Через час, когда стало заметно смеркаться, Большой, разозлившись, пинком развалил попавший под ногу трухлявый пень. Скопа закурила еще одну сигарету, щелкнув своим заметно опустошенным серебряным портсигаром. Ну а мне осталось только материться сквозь зубы.

Ни один из ориентиров, которые упоминал Большой, нам не попался. Судя по тому, как он легко их описал, дорогу Большой должен был знать хорошо. Но найти знакомую тропинку у него не получалось.

Еще через полчаса, побродив по округе и ничего не обнаружив, мы в очередной раз остановились. Скопа присела на сломанное дерево, на безопасном расстоянии от зарослей лениво шевелящегося пучка «крапивы». Щелкнула зажигалкой… и подскочила на месте:

— Пикассо! — Снайпер наклонилась, поднимая что-то с земли. — Да это ж мой бычок, мать его. Мы были здесь… совсем недавно были. Что за хрень такая?

— В круг! Быстро! — Не дав опомниться, я втолкнул Настю в середину быстро образованного нами кольца. — Глаза нам отвели, сучье. Леха, Настя, с головой все в порядке? Ничего не мерещится, не зовет никто?

Оглянувшись назад и не опуская поднятого ствола, я увидел, что Настя с неподдельным испугом смотрит на нас троих. Но ответа от нее я дождался быстро.

Нне-ет… — Девушка сглотнула и немного менее уверенным, чем обычно, голосом спросила: — А что такое-то вообще?

Поводырь, а может, кикимора. — Большой повел «Печенегом» по своему сектору. — Поэтому мы ничего и не нашли, хоть и искали. Глаза нам кто-то уже отвел. Судя по всему, у какой-то из этих тварей логово рядом. Даже поводырь не рискнет перед Всплеском охотиться далеко от него. Кикимора, зуб даю. Поводырь бы уже постарался увести кого-нибудь.

— Эт точно. — Скопа торопливо шарила «наглазником» по деревьям. — Ничего не видно. В трех диапазонах просмотрела уже. Да что ж за день-то такой невезучий сегодня, а?

И в это время голос подал оператор, который, держа правой рукой «Хеклер», левой водил по сторонам своей камерой. Эге, а ребятки-то не на шутку испугались. С виду камера обычная, никаких наворотов. А на деле похоже, что начинка у нее еще та. И ведь не таясь ею пользуется.

— А я вижу тепловой источник. Вон там, за деревьями. Смотрите туда. — И ткнул стволом автомата в сторону небольшой кучки осин.

Сперва я подумал, что именно Леша стал целью ментальной атаки, но, присмотревшись и немного подрегулировав инфракрасный датчик, увидел практически неподвижное тепловое пятно. Судя по всему — костер. Странно, запах дыма до нас не доносился, но не доверять собственным глазам я точно не могу. В конце концов, даже сам Хозяин, как мне известно, не сможет за будь здоров удерживать четверых людей. Четверых, потому что Большой и Скопа, по очереди посмотревшие в ту же сторону, утвердительно кивали.

Ну ладно, значит, будем отступать в строгом порядке, не знаю, что нас там может ожидать, но явно что-то не страшнее выброса, грозившего с минуты на минуту разразиться над нами. В воздухе уже довольно ощутимо скапливалось избыточное количество зеленоватого тумана, характерное для такого мероприятия.

Постаравшись как можно тише прокрасться между деревьями, я первым вышел на удобное расстояние для выстрела. И непозволительно долго смотрел на открывшуюся мне картину.

Несмотря на отсутствие запаха, на небольшой поляне вовсю горел костер. На толстом деревянном обрубке напротив него, скрывшись в тени, сидела женщина в немыслимой для местных условий одежде — простых джинсах и обычной «натовской» куртке защитного цвета. Без маски и в кедах. Рядом, положив голову ей на колени, лежал самый громадный из всех встреченных мною когда-либо псов.

Спиной к костру, ножом открыв большую жестянку и насаживая на шомпол лежавшие в ней сосиски, сидел на брошенном армейском спальнике крупный мужчина в застиранной до белизны «горке». Закончив колдовать над едой, он положил на свежесрубленные деревянные рогульки еще два, видно, достаточно давно приготовленных шомпола и, вытерев руки какой-то ветошью, повернулся к нам.

— Эй, бродяги! — голос у него был хрипловатый и низкий. — Здорово. Давайте выходите. Кушать скоро будет подано, так что мойте руки и садитесь жрать, пожалста.

Ну и что нам оставалось делать? Какой бы чудной ни выглядела парочка, сидевшая у костра, но она в любом случае была лучше, чем неизвестные противники, наверняка идущие за нами следом. Немного поколебавшись, мы стали подходить к костру.

Пятого позовите, — мужчина ухмыльнулся, — не с его габаритами в этом лесу прятаться.

Большой неслышно материализовался между деревьев с неожиданно пристыженным выражением на лице и, последовав нашему примеру, подошел к костру.

— Так-то оно лучше будет, — незнакомец перевернул шомпола, — вон там еще одно бревно есть. Притащите, а то сидеть не на чем будет. Что, заплутали? Ну-ну, можете не признаваться, это и так видно. Да уж, ну и рейдеры пошли, в березняке почти на самой границе плутать начали. Хотя…

Рейдер, или местный, или кто он там еще, повернулся в ту сторону, откуда мы появились, и несколько мгновений сидел неподвижно, втягивая воздух носом. Потом хмыкнул, протянул руку в темноту за собой и извлек оттуда винтовку незнакомого мне образца. Интересное оружие, ни разу такого не встречал. Хотя… это же карабин СКС, который выпускали еще до бабушкиного разговления. А вот оптика на нем серьезная, сразу видно, что делал ее какой-нибудь Ганс в Дейчланде.

— Нет, ну надо же, кикимору с собой притащили. Какого черта она здесь делает, интересно? Марьенн, я пойду прогуляюсь немного, а ты гостями нашими пока займись, пожалуйста.

— Не нужно, — раздался мягкий, слегка картавящий, идущий из-под низко надвинутого капюшона «натовки». — Серый сходит. Правда, мой хороший?

Женщина погладила громадную морду своего пса. Тот поднялся, оказавшись, как показалось мне, высотой не меньше чем по грудь мне или оператору. Такого монстра никто здесь не встречал, хотя… Вполне возможно, что именно его Конь и видел. Во всяком случае, шерсть у него была светло-серая, с небольшими черными широкими полосами. Серый покосился на нас, явно давая понять, что нам даже и думать не стоит о попытке причинить какой-либо вред хозяйке в его отсутствие. И в доказательство неотвратимости возможного наказания зевнул, продемонстрировав набор великолепнейшего дентина, которому мог бы позавидовать и бенгальский королевский тигр. После чего одним прыжком оказался под деревьями и мгновенно растворился в темноте.

Мужчина, в очередной раз перевернув начавшие шипеть сосиски, опять ухмыльнулся. Ну да, не каждый день можно встретить в Районе такое чудо. Мало того, что здесь очень мало нормальных собак, да и те в основном у военных, так эдакую псину вообще никто из нас никогда не видел.

— Меня Пикассо зовут. — Я кашлянул, сам не понимая причины смущения, охватившего меня сразу после того, как мы вышли на поляну. — Снайпер — Скопа, пулеметчик — Большой, а это Настя и Алексей. Мы их сопровождаем.

— Угу, наслышаны. Район слухами полнится. — Мужчина наклонился к рюкзаку, что-то ища в его внутренностях. — А кто захочет, тот услышит. Не думал, правда, что придется с вами столкнуться. Ну, это Марьенн, пес, как вы уже поняли, Серый. А я… а я Следопыт.

— Не слышал. Ты из тех, которые в Черкассах?

Ага, — неожиданно сказал Большой, — я слышал. Один из стариков. Очень приятно встретиться.

Ну да, весьма и весьма. — Следопыт потер заросший щетиной подбородок. — А бритвы, часом, ни У кого с собой нет? Свою, похоже, потерял где-то.

— У меня есть. — Большой открыл рюкзак. Что за черт, ничего не понимаю, с какой стати наш Кинг-Конг так уважительно себя ведет? Тем временем Большой достал футляр со своей «опаской» и протянул ее мужику. — Вот. Правил недавно. Острая, не порежься.

— Вот спасибо, уж буду осторожен. — Следопыт неожиданно широко улыбнулся. — Мечтаю побриться уже дня три, наверное.

— Послушай, Следопыт, — Скопа, с интересом рассматривавшая чеканный римский профиль незнакомца, решительно вступила в разговор. — Тут, кажется, Всплеск незапланированный должен начаться. Мы вообще-то избушку какую-то искали. Конечно, спасибо за приглашение и очень рада, что ты наконец побриться сможешь. Но мне как-то не по себе, как подумаю, что мы под выброс попадем. Не подскажешь, где нам эту избушку-то поискать? А бритву себе оставь, Большому я потом, как вернемся, другую куплю. Лишь бы вернуться.

Следопыт, во время всей этой тирады внимательно смотревший на Скопу, согласно покивал головой:

— Ну да, будет Всплеск. Где-то часа через три, ты уж мне поверь. А дом-то? Да рядом он, не переживай, дорогу покажу. Посидим, поговорим. Кстати, жратва уже готова. Разбирайте.

Он взял наполненный котелок с водой, стоявший на углях и сосредоточенно начал намыливать щеку. Вот только, зуб даю, что его, котелка, еще и минуту назад там не было. Остолбеневшая от такого поведения Скопа начала явственно сердиться, но Большой что-то прошептал ей на ухо, наклонившись, и она, как ни странно, не стала затевать спор.

Только взяв свою порцию сочившихся жиром датских консервированных свиных сосисок, я понял, насколько же сильно проголодался. А когда Большой, следуя указаниям Следопыта, залез в его бездонный рюкзак и извлек бутылку «Родника», так и вообще позволил себе немного расслабиться. Спирт растекся по пищеводу, и в голове немного прояснилось. Не знаю, кто такой на самом деле этот Следопыт, но видно, что мужик тертый и человек неплохой. Такой в спину явно не ударит, если только его самого в угол не загонят. Стало быть, переживать особо нечего. С таким позитивным настроем я вернулся к трапезе, подальше отогнав плохие мысли. Какое-то время на поляне слышался только звук торопливо работающих челюстей.

Когда я почти доел свою порцию, с той стороны, откуда мы пришли, донесся пронзительный вой, оборвавшийся резко и неожиданно. Настя поперхнулась и вопросительно воззрилась на Следопыта, который к тому времени мастерски обрил сам себя и теперь неторопливо отхлебывал из кружки водку. Маленькими глоточками. Бррр…

— Конец вашей кикиморе. — Он щелкнул зажигалкой, закуривая. — Достал ее Серый. Ну и не хрен по лесам шататься, людям головы морочить. Как дела у вас, на вашей стороне, а, Пикассо?

— Да вроде неплохо. — Я, решив ничему не удивляться, налил чаю из закопченного железного чайника, которого раньше тоже не было заметно. А может, просто мне показалось? — С военными иногда проблемы, да куда ж без них.

Импортных «частников» у вас там много?

— Не очень, французы есть, шведы. «Пиндосы» где-то посередине, с левой стороны периметpa. Наши славяне их уже начинают выгонять. А у вас?

— Ну, у нас как раз таки наоборот. — Следопыт вытянул ноги поближе к костру. — Почему-то не выгоняют, их только прибывает. Особенно тех, с той стороны Атлантики. Есть, правда, бельгийцы, но их мало. Строгие очень, хотя никогда не против купить что-нибудь.

Угу. Так оно и есть, наверное. Я все больше начал убеждаться в правоте собственной догадки по поводу встретившихся нам персон. Озвучивать ее я не спешил, и думаю, что делать этого мне не нужно. Потом, если оно будет, это «потом», спрошу кое-что у Большого.

Кусты за нашими спинами зашуршали, и на поляну выбрался Серый. Плюхнулся у ног своей молчаливой хозяйки, подсунул башку ей под ладонь и довольно заурчал, когда та начала поглаживать ему брови.

— Ну и зверюга. — Лexa зачарованно смотрел на пса, недоверчиво покачивая головой. — Метис, что ли, какой-то? А здоровенный-то до чего…

— Здоровенный. — Следопыт улыбнулся. — И умный, чертяка!.. Мм. С ним Марьенн бояться некого. Всех порвет, кого захочет. Разве что големов пара попадется.

— Неужели и с вурдалаком справится? — несмотря на возраст, в тоне нашего оператора послышались нотки ребячьего восхищения. — Один?

— Ну да, и даже не с одним. Правду сказать, он как-то с тремя сразу справился. Мне только пристрелить потом их осталось. Он мутант, не знаю уж, от каких пород такой пес получился, но точно, что не от пекинеса. Или пуделя, например.

Угу, это точно. Такой-то костогрыз не иначе как от кавказца и медведя должен был получиться.

Следопыт тем временем заинтересовался второй скоповской винтовкой и принялись обсуждать ее возможные достоинства и недостатки. Когда в ход пошли какие-то совершенно мне непонятные технические термины типа формулы тысячной и количества прицельных угольников, я решил посмотреть, как себя чувствуют наши «туристы», сидевшие на самой границе светотени и молча наблюдающие за происходящим.

Как и ожидалось, Насте стало значительно хуже. Даже в темноте было видно, как сильно она побледнела и как ее знобит. Вот черт, незадача так незадача. Хотя, может, оно и к лучшему. Если доживем до утра, можно будет со спокойной душой топать назад. Деньги вернуть — не вопрос. Если пойдем с Соколом, то сможем заработать куда больше. И без всяких непонятных головняков.

— Настя, совсем плохо?

— Ага. Поспать бы, может, и полегчает. — Девушка подняла на меня блестевшие лихорадочным блеском глаза. — Ты хочешь назад, наверное, пойти? Да? Нет, Пикассо, так не получится. Я смогу идти.

— Ну да, сможешь. — Я присел рядом. — Но зачем? Материала не хватит?

Настя ничего не успела ответить. Марьенн встала и подошла к нам:

Ну-ка, покажи, что у тебя? Руку навылет… неприятно, конечно. Но не беда.

Она достала из кармана висевшей на поясе небольшой сумки какую-то пластмассовую тубу и заставила Настю снять куртку и свитер. Размотав повязку, внимательно осмотрела уже начавшую схватываться рану и, достав из той же сумки пластиковую каппу, всунула ее девушке в рот.

— На-ка прикуси. И потерпи немного.

Не знаю, что там было у нее в тубе, но когда я на всякий случай попробовал вмешаться, так как Настя вела себя будто загипнотизированная, Большой придержал меня за локоть и не дал сказать ни слова.

Журналистка сдавленно охнула сквозь сжатые зубы, когда Марьенн высыпала на рану какой-то мелкий порошок, поблескивающий в темноте сиреневыми искорками. Хотелось вскочить, но на плечи ей надавил невесть откуда взявшийся Следопыт. После этого Настя немного посидела, таращась глазами в пустоту, а потом начала заваливаться вбок. Я подхватил ее и вместе с Большим оттащил к костру, положив на спальник, расстеленный Скопой.

— С утра ее не будите, пока сама не встанет. Траншейник поможет.

Марьенн резко встряхнула руками, смахивая остатки порошка, и вернулась на свое прежнее место, сев в ту же, полную невозмутимости и спокойствия, позу.

— Спасибо. Даже и не знаю, — кашлянув, сказал оператор, — не знаю, как…

— Ну, не знаешь и ладно. — Следопыт похлопал его по плечу. — Все нормально. Хабаром рассчитаешься.

И, улыбнувшись собственной шутке, пошел обратно к костру.

— Пикассо. — Следопыт посмотрел прямо на меня. — Пошли поговорим.

Я присел рядом с ним, взял протянутый стакан с водкой и терпеливо стал дожидаться. После всего что здесь произошло, мне уже стало понятно, что Всплеска бояться нам не обязательно и до утра мы точно дотянем. Что там дальше будет — неизвестно, а пока можно расслабиться.

— Ты Полоскуна хорошо знаешь? — Сталкер закурил и, прищурившись, посмотрел на меня.

— Знаю. Не то чтобы очень, но знаком. Советы пару раз давал, что и как делать…

— Как он там, пьет небось?

— Ну да… Синячит постоянно. В Район он не ходок. Не знаю уж почему, хотя, говорят, раньше одним из лучших был. Уезжал как-то. Месяца три его не было, потом вернулся. Рассказывал, что не смог дома усидеть. Приехал к сестре, родители-то у них к тому времени уже умерли. Ну, он там не пил вроде, с племяшами занимался. То ли слухи как-то про него прошли, то ли что… Короче, звали его к себе и бандюки, и менты местные. А он посидел там, погулял взад-вперед и назад поехал. А как приехал, так всего один раз и сходил в Район. Схрон у него где-то был, наверное. Полгода ничего не делал. А потом… Сейчас его к себе Сдобный взял, кормит-поит. Говорит, не может смотреть, как ветеран сам себя изнутри грызет. Как-то раз попробовали его напоить и на разговор вывести. Ага… вывели. Я в себя пришел только к вечеру следующего дня, а ему хоть бы что. Так ничего и не узнали.

Следопыт вздохнул и быстро затушил сигарету о каблук.

— Ты это, Пикассо, — он залез в рюкзак и достал какой-то небольшой сверток, — как вернешься, передай ему. Скажи, что от меня. Самому мне к вам не дойти, наверное, опасно слишком. Если он в себя придет, скажи, чтобы в Район пришел. Он знает куда. Эх, Рыжий…

Рыжий?.. Да, похоже, все мои даже самые дикие предположения — абсолютно верны. Остается только подивиться, насколько странное место Район. Что же это все-таки такое? Громадная аномалия, перекручивающая и переплетающая людские судьбы настолько причудливо, что и не разобраться, не сон ли вокруг.

Следопыт, если, конечно, именно так стали звать одного из самых легендарных личностей города после Волны, встал и стал паковать рюкзак.

— С утра подождите, пока туман полностью не уйдет. Потом только выходите. Вы ведь от Рва шли?

— Да. Что за дрянь там была?

— Овражник.

— Какой овражник? Слыхом не слыхивал никогда.

— Ну не слыхивал и ладно. — Следопыт посмотрел на меня. — Зато вот взял сразу и увидел. То ли еще будет. Район — место интересное. Ночью здесь столько бродит всяких непонятностей, что диву даешься. Овражники раньше тоже только ночью охотились. Их просто увидеть и обойти тоже просто. Если в тумане есть кусок, который как молоко, белый и совсем непрозрачный, то беги от него. Да… Пойдете через военные проходы под Радостным, слушайте внимательно эхо от шагов.

— Какие проходы, Следопыт? Ты о чем?

— Ты, Пикассо, вроде слушаешь меня внимательно, так что не понимаю, почему переспрашиваешь?

Я же сказал, военные, под Городом. А как еще вам пройти к запасному командному пункту? Ну ладно, что глаза-то таращить? Совсем выкатятся. Будете в доме сидеть, поговори с вашим Алексеем.

Сталкер подмигнул мне, проверил ремни своей старой «эрдэшки» и, вешая на плечо винтовку, обратился к своей спутнице:

— Марьенн, пора нам, наверное?

— Ну да. Скопа, на вот, возьми для девочки. Завтра с утра проверь, затянулось или нет, и на всякий случай немного посыпь сверху. Если затянулось, то ничего такого, как в первый раз было, не произойдет. А если все же не получилось, то вам придется здесь задержаться.

— Ну, бывайте, рейдеры. — Следопыт подошел к каждому из нас, пожимая руку на прощанье. — Удачи вам, бродяги.

Странная троица двинулась в сторону лесной темноты, наплевав на грядущий выброс. Костер ярко вспыхнул, осветив угол старого бревенчатого дома, до сих пор скрывавшегося в чернильной темноте за нашими спинами.

Марьенн, идущая позади Следопыта, вдруг обернулась:

— Свои васильки я собираю только во время выброса. — Она откинула капюшон куртки, блеснув зелеными огоньками глаз. — И каждый из вас еще получит по одному цветку. Когда? Я еще не знаю. Пикассо и Скопа, вам никогда не уйти от Района, запомните это. А ты, Большой, правильно делаешь, что держишь на поводке своего зверя. Только помни, любую цепь можно порвать. И кто тогда сможет остановить его?..

* * *

Всплеск бушевал снаружи. Треск молний, раскаты грома, рев ветра не затихали ни на минуту. Что творилось сейчас за стенами убежища? Кто знает…

Часы на КПК показывали уже начало первого ночи. Спать не хотелось. Тупое оцепенение, охватившее меня сразу после того, как мы спустились в погреб, не отпускало. «Оператор», который, как и предполагалось, оператором не являлся, уже давно закончил говорить. Мы втроем, слушавшие его, не перебивая, не сказали ни слова.

Скопа курила, копаясь в электронных внутренностях прицела. Большой, достав из одного из подсумков оселок, вжикал им по лезвию своего любимого «кабаньего» ножа. Я, крутя меж пальцев зажигалку, смотрел на мирно спящую Настю.

Сотрудники ФСБ, «фэйсы», два старших лейтенанта-оперативника… Наши «туристы», подрядившие мою команду идти в Радостный. Нажавшие на Сдобного информацией о его махинациях. Несущие на один из дублирующих командных пунктов активатор для включения системы самоуничтожения научных блоков Объекта «Ковчег».

Казалось, что совсем недавно я смеялся над выдуманными сценариями сериала про Зону. А сейчас — сам попал прямо на страницы одного из них.

Создатели Ковчега… Существа, которые подчиняли и контролировали действия «новых пуритан» и местных, могущественнейшие сущности, являющиеся проводниками аномальной активности на многострадальную землю нашего родного города. Сущности, основавшие свою штаб-квартиру в подземных научных лабораториях-бункерах, после того как пустили Волну. Могущие все и ничего не подозревающие о своей гибели, спящей у них под ногами.

Алексей, рассказывающий про суть своей задачи, не горячился, приводя факты, за разглашение которых его явно не погладят по голове:

— Попытки расширения Района, постоянно предпринимаемые ими, зачастую носят, казалось бы, хаотичный характер. Гипервсплеск, случившийся три года назад, явно должен это подтверждать. Но… тактика отвлекающих маневров применялась в войнах испокон веку. А то, что они ведут войну, — сомнения не вызывает.

Какое-то время назад ученые из нашего Центра вывели интересную закономерность о количестве появляющихся новых артефактов и их дальнейшем использовании. Так вот, новые артефакты появляются не спонтанно, а нацеленно. Кое-какие кажутся абсолютно непригодными ни для чего, пока их не попытаешься совместить с некоторыми другими. А взаимодействие получается настолько интересным, что иногда даже страшно становится. Нам показывали записи исследований. Черт, там такое творилось… Не помню, как называется такая хренотень, похожая на серебристую ровную сферу… Короче, когда ее обвязали «спиралью» — открылся портал. Маленький, но открылся.

Гипотеза такова. Те самые, из Ковчега, ведут хитрую и продуманную игру. Каждый обнаруженный новый артефакт после исследований поступает по предписанному назначению. Количество используемых артефактов вне Района точному подсчету не поддается. Как бы его ни охраняли, но контрабанда артефактов идет постоянно. Подумайте, что будет если в нужное время нужные люди грамотно совместят имеющиеся в наличии производные? И тем более — в районе потенциального источника ядерной энергии.

За последний год оперативники отделов А и В уничтожили семнадцать групп ядерных террористов. Семнадцать!!! Подводные лодки и атомные ледоколы, АЭС и даже стратегические объекты Министерства обороны. Постоянные попытки проникновения…

Взять кого-либо из террористов живыми чаще всего не получается. Но те, которых все-таки взяли, рассказали немало интересного. Заказы они получали через посредников, которые в свою очередь работали под руководством еще более законспирированных людей. Всего три «прокола» нам удалось спровоцировать. Результат — мы сейчас здесь. Кроме нас есть еще три группы, но они идут под прикрытием военных, отвлекая внимание Создателей. Мы с Настей должны дойти до Радостного. У нас с собой контейнеры с катализатором для проведения химической реакции. Если мы их используем, то Район, скорее всего, станет чем-то типа заповедника, не более того. И никакой угрозы.

Рассказал я вам все это по одной причине. Видно было, что вы нам не доверяете. Понятно, что наша «легенда» белыми нитками шита, а тут еще и с Настей такое случилось… Рано ли, поздно ли, но рассказать все равно пришлось бы. Вот. Без вас мы не дойдем. Подумайте, я понимаю, что все вы здесь оказались не от сладкой жизни там, за периметром. Ясно, что вы здесь деньги зарабатываете, и немалые. Ну и что с того-то?! Но неужели кому-то из вас хотелось бы увидеть Район на месте Москвы, Питера, Новосибирска? Да на месте даже ваших родных городов?! А если мы все сделаем, то вы внакладе не останетесь, это точно. Пикассо, Большой, Скопа… Что скажете?

Да уж, что мы скажем… Что на месте моего родного города, я и так уже знаю. Эх, чуял ведь: что-то не то здесь, но не до такой же степени. Елки-палки, нет бы мне в рейд простой уйти. Тоже мне, оратор хренов, патриот, бля… Москва, Питер… да я там был-то, в той Москве, раза два, наверное.

Деньги приплел, психолог… Эх, Леха-летеха, кто ж тебе сказал, что Район — это только деньги? Заповедник… А подумал кто-нибудь про то, что делать без некоторых артефактов? Без того же «Сердца» или «Янтаря» на сложных операциях…

Да и мы тоже хороши, ничего не скажешь. Ну, показал Алексей запаянный в пластик прямоугольник удостоверения с универсальным электронным ключом, и что? Где гарантии, что он сам не какой-то фанатик, несущий то, что спровоцирует еще один гипер. А нету никакой гарантии. Кроме той, что нас отправил с ним Сдобный.

— Короче, наследник Феликса Эдмундовича, — решение созрело и оформилось, — поступаем так. Завтра утром — сеанс связи со Сдобным. Полагаю, аппаратура для этого у вас есть. Не знаю уж, подо что она заделана, под микрофон или под фотоаппарат, но то, что есть, я уверен. А там и посмотрим. Давайте спать, ребята. Я первый на часах. Потом разбужу тебя, Большой. До рассвета часов пять всего. А с утра нам много еще идти предстоит. Отбой.

Вот и получилось, что теперь я смог подумать в полном одиночестве, хотя бы попытаться разобраться в сумбуре, свалившемся на наши головы, и определиться с тем, что делать дальше.

Если все на самом деле так и есть, нужно разобраться наконец, стоит идти в Город или нет. Я патриотом себя считать не люблю, глобально мыслить не умею, но если рассказанное Алексеем — правда… то тогда следует призадуматься. Как бы я ни зависел от Района, мне совсем не хочется, чтобы где-то еще бегали вурдалаки и летали грифы. Хватит одного этого многострадального куска моей родины.

Если все это правда, я пойду с ними. Проведу их и помогу сделать все для того, чтобы их затея удалась. Хотя это, конечно, проще сказать, чем сделать. Подозреваю, что нас по пути в Радостный будет ждать много сюрпризов. И далеко не все будут приятными. Скопа пойдет со мной, это-то как раз понятно. А вот Большой…

Я ему, конечно, доверяю, если бы не доверял, то вместе столько не ходили бы. Но он для нас со Скопой все равно до сих пор загадка. Кто он на самом деле, мне стало понятно достаточно давно. Труда это не составляло, с его-то комплекцией. А пластикой на лице сейчас мало кого удивишь. Но вот ради чего он здесь — непонятно до сих пор. Одна безысходность, как у нас со Скопой, в его случае явно не причина. Внутренний излом Большого иногда проявлялся. Тогда лучшим средством он считал либо одиночный поход в Район, либо запой.

В первом случае Большой возвращался с большим количеством трофеев типа головных гребней вурдалаков, хвостов церберов либо ушей мародеров. Все это добро потом продавал в сувенирную лавку, умудряясь заработать даже в такой ситуации.

Во втором — предпочитал в гордом одиночестве напиваться в «чипке» у казарм. Как правило, после этого нам приходилось вытаскивать напарника из комендатуры, куда его запихивали отцы-командиры, разозленные подрывом боеспособности своих подразделений, выраженным в многочисленных травмах различной тяжести, полученных в ходе драк с нашим героем.

Утро вечера мудренее.

Думаю, с утра мы решим этот вопрос. Позитивно или негативно, но решим. Вряд ли Большой уйдет назад, слишком сильно он привязан к нам, и слишком много нам пришлось пережить вместе.

Радостный. Конечная точка маршрута. Лабиринт улиц и подземных коммуникаций. Постоянно висящая над головой угроза. «Пуритане», зомби, цверги и прочая фауна. Плюс — ловушки, которые в условиях городских развалин очень плохо фиксируются и определяются.

Маршрут у меня в голове нарисовался быстро. В самом Радостном будем действовать по ситуации, надеюсь, что у наших «гэбэшников» есть какой-то план в запасе.

Тяжеловато будет, конечно, но вполне выполнимо. А деньги, ну что деньги… Если получится, так будем в шоколаде и с карт-бланшем от ГБ. Нет — такая, значит, наша рейдерская доля.

Надо же, встретить одновременно две легенды и Даже получить что-то типа предсказания. Синие васильки, которые каждый из нас наверняка обретет в Дальнейшем… И какого зверя она имела в виду, когда обращалась к Большому, вот что интересно. Что прячет от нас наш друг? Стоит ли иногда задумываться про это и вести себя более аккуратно по отношению к нему?

Я так и не стал будить никого до утра, пока снаружи не закончил бушевать выброс. Потом растолкал Большого и Скопу, пинком поднял Алексея и пошел наверх, пригнувшись под низкой притолокой полуразрушенного дома.

* * *

Взгляд в прошлое — 3

…Кровь быстро стучит в висках, ноги часто мелькают, еле касаясь растрескавшегося асфальта подошвами «гриндеров». Черт, до чего же в них тяжело-то!

..Дверь, дверь с электронным замком, по какой-то причине не закрывшаяся до конца. Шанс спрятаться. Шанс остаться в живых. Быстрее, быстрее!.. Из-за поворота уже нарастает топот тех, кто торопится достать ее…

— Твою мать! Куда она, блядь, делась?

— Да куда она тут деться могла?! Свернула в тот поворот, я ж тебе говорил… Вот сука!

— А, хрен с ней. Никуда не денется, накроем. Ладно, валим отсюда, сто пудов, та тварь с ларька ментов вызвала.

Голоса смолкли. Торопливые шаги удалялись.

Высокая, спортивного сложения девушка сползла по толстой металлической двери. Вытерла взмокшее, покрасневшее лицо «палестинкой», полезла в карман за сигаретами. Закурила. Нащупала разбитую правую бровь, потрогала начавший опухать нос, провела по ребрам, несколько раз резко выдохнула, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Потом свернулась в клубок и долго, обхватив колени руками, плакала. Захлебывалась беззвучными слезами, размазывая их вместе с кровью по лицу.

…Прошлое никогда не уходит бесследно. Оно просто ложится в спячку. Как большой и хищный зверь. И когда ты думаешь, что больше с ним не столкнешься, зверь просыпается. И, проснувшись, он может ласково и нежно потереться о тебя. А может и ударить. Жестко, страшно и исподтишка. И всегда неожиданно.

Очень давно, целых два года назад, она пыталась перестроить мир вокруг себя. И конечно — в лучшую сторону.

Боролась за экологию, кормила бездомных, бросила курить и есть мясо бедных животных. А еще — объявила войну парням с наголо выбритыми головами, носившим высокие ботинки, черно-желто-белые шарфы и закатанные джинсы.

Через какое-то время, повзрослев, поняла, что добьется только того, что ее либо «закроют» на много лет, либо пришпилят заточенным канцелярским ножом в подворотне, предварительно запинав до полусмерти.

С головой ушла в работу и даже смогла восстановиться в институте. По выходным ездила в один из районных центров, навещая маму.

Несколько раз пыталась встречаться с обычными, нормальными парнями. Изменила прическу, купила длинное черное пальто и сапоги на каблуках. А потом в Город приехал Он, тот, из-за кого она влезла во все это дерьмо. И она решила встретиться с ним. Даже надела старые вещи, долго пылившиеся в шкафу.

Живой ли он сейчас — неизвестно. Нисколько не изменился. Вместо вечера, который они хотели провести вдвоем, они оказались на одной из акций. Бритоголовые появились, когда она еще не закончилась. Была драка. Одного она полоснула своим старым скальпелем. Потом — долгая гонка, когда бежавшие за ней кричали, точно называя ее имя. А услышанный разговор лишь подтвердил то, что казалось ей паранойей. За ней следили, действительно следили. И здесь, и там, куда ездила к матери. Никто и ничего не забыл. Прошлое шло по следу.

Через два дня раздался звонок из областного отдела «конторы». Вежливо и настойчиво ей предложили явиться к такому-то часу и по такому-то адресу. И напомнили, что все это время ее не забывали и здесь. А блестящее владение хирургическими инструментами запросто обеспечит ей место в исправительном учреждении. Но они всегда будут рады помочь избежать этого. В обмен на некоторые услуги, конечно.

Они все, и с той и с другой стороны, просчитались только в одном. Никто не знал про ежемесячный междугородний звонок. И он пришелся как раз на второй день после того, как она плакала в подъезде.

Вместо того чтобы отправиться по адресу, названному чекистами, девушка пошла в парикмахерскую, из которой вышла коротко остриженной брюнеткой. Потом были несколько недель попутных машин и автостопов, переход внутренней границы за последние деньги. И долгожданная встреча с тем, кто звонил один раз в месяц.

Девушку, попадающую без прицела в самые сложные мишени, назвал Скопой старый пьянчуга Полоскун, в прошлой жизни бывший орнитологом. Назвал так в честь красивой хищной степной птицы, способной видеть зайца за несколько километров.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. БАЗА 5 — ЛАГЕРЬ

Майор Квасков, командир группы специального назначения номер 2, входившей в состав гарнизона военной базы Черкассы-5, наконец-то добрался в казарму своего подразделения.

Протопав по скрипучим дощатым полам, отмахнувшись от выскочившего дежурного и хлопнув дверью своего «кубрика», майор упал на кровать, скрипнувшую сеткой.

Пинком отправил в угол изгвазданные в глине берцы, кинул на стол обязательную на совещаниях планшетку и, закинув руки за голову, уставился в потолок, по давешней привычке бормоча себе под нос:

— Чудилы-мудилы штабные, чтоб вам пусто было. Как обычно — наплели, походили кругом да около. А толку-то? — Майор закурил и перевел взгляд на выцветший портрет Горбачева, когда-то давно повешенный на стену одного из кабинетов в здании бывшего горкома. — Вот вы, Михал Сергеич, как считаете, нужен ли плюрализм мнений в армии?.. Молчите, нечего вам сказать? Дежурный!!!

Дверь скрипнула, приоткрывшись. В образовавшуюся щель проникла голова старшего сержанта Филиппова-Ефимчика:

— Дежурный по группе…

— А-а-тставить! — Майор критически оглядел подчиненного. Придраться, к сожалению, было не к чему. — Через пятнадцать минут командиров взводов, их заместителей и старшину — в каптерку. Кофе есть?

— Щас сварим. — За прошедшие с момента призыва почти два с половиной года сержант выучил наизусть вкусы своего «батяни-комбата». — Черный, с молоком или как?

Квасков пытливо посмотрел на дежурного:

— «Или как» — не паленый? Местный?

— Никак нет, — сержант довольно улыбнулся, — «или как» качественный, ямайский. Разведка с Ключей привезла. Махнулись с пиндосами на «батарейки». Тока «батарейки» некачественные были, кроме одной. Ну, те только ее почему-то и проверили. Бараны. Варить?!

Майор одобрительно мотнул головой.

Когда Квасков зашел в каптерку, заменявшую комнату для совещаний, все вызванные находились на месте. Он сел, оглядев давно, по меркам Района, знакомые лица подчиненных:

— Так, господа офицеры, сержанты и старшины. — Майор поставил на стол кружку с дымящимся кофе, расстегнул планшет и извлек из него потрепанную общую тетрадь. — Значитца… слушайте приказ командования.

Подчиненные напряглись и подтянулись.

— А приказ, орлы мои сизокрылые, следующий… Твою-то в бога дивизию! Чубайс! — Квасков подскочил на стуле.

Чубайс, здоровенный, хвостатый рыжий котище, прибившийся к «спецам» сразу по их прибытии в Черкассы-5, ошалело смотрел на вскочившего командира. Имя политика, давно ставшее «своим» для подобных котов, точно передавало суть представителя кошачьих. Энергии в Чубайсе было хоть отбавляй. Что он только сейчас и доказал, сиганув прямо с подоконника, на который перепрыгнул с дерева, росшего напротив окна

Бедный кот, решивший, что майор обрадуется ему, как обычно, скакнул на стол. И сбил кружку с горячущим, черным как смоль кофе. Согласно «закону падающего бутерброда», вся жидкость оказалась на командире.

Когда Квасков, ругаясь сапожным матом, злой, как пять голодных гиперурсусов, ушел переодеваться, «орлы» гоготнули так, что дремавший на тумбочке первогодок Хлопов испуганно дернулся, стукнувшись головой о висевший за его спиной противопожарный щит.

— Так. — Отхохотавшись, командир одного из взводов, капитан Александров по прозвищу Бармаглот закурил. — Господа офицеры и прочие ястребы с соколами, хватит ржать. Командир не железный, разгневается и сокрушит.

— Угу… сокрушит, как пить дать. — Один из сержантов снова прыснул в кулак. — Такова доля наша, видно. А если серьезно, то сейчас он нам тут выдаст. Чую одним местом.

Господа офицеры и прочие кивнули, соглашаясь.

— Ну, значит, так. — Квасков вошел тихо и незаметно. — Идем в Зону, товарищи командиры. Завтра с утра.

— Эх! — тоскливо вздохнул старший лейтенант Кубанец, гася сигарету в банке из-под тушенки, заменявшей пепельницу. — А я-то думал…

Командиры, напыжившись и надувшись, покраснели. Смеяться было нельзя. Майор покачал головой, закурив. Всем было известно, что Кубанец при первой же возможности мчится в лагерь ученых, в котором у него имелась зазноба. Квасков, единственный из всех присутствующих, знал, с кем крутит шашни его подчиненный. Поэтому в караул на охрану ученых, отправляемый регулярно, ставил только его.

— Все бы вам ржать, жеребцам стоялым. — Майор налил воды в кружку и покрутил головой по сторонам, высматривая Чубайса. — Спокойно все, да? Расслабились вы, ребятки. Кроме мародеров и вольной гопоты, ничего ведь с месяц уже, почитай, и нет.

— Да ладно, командир. — Старшина группы погладил кота, довольно жмурившегося у него на коленях. — Не обижайся. Хватит ржать, остолопы деревянные. Ну?!

Спорить со старшиной не решался никто. Все знали, что обычно он был спокоен и меланхоличен. Но если его конкретно раздражали, то лучше было быстро это исправить. Или извиниться.

— Извини командир. — Бармаглот поднял ладони. — Само внимание.

Квасков поднял отложенную тетрадь:

Выходим завтра. Группа из двенадцати человек. Причем, — Квасков поморщился, — самых лучших. Старший — Бармаглот. Из «замков» — Дихлофос. Остальных подберите сами. Это ясно?

Сидящие дружно закивали головами. Кубанец что-то хотел сказать, но не стал.

— Ну, тогда дальше. — Майор подошел к электронной карте Района, висевшей напротив входа. — Группа Бармаглота выдвигается в район Лагеря. Пешком. Оттуда — наименьшим по риску путем, определенным из текущей ситуации, идете в Радостный.

Командир назначенной группы нахмурился. Сослуживцам это было понятно. Идти с группой из дюжины человек в Город? Конечно, рейдеры-одиночки ходили туда и по одному, но… двенадцать спецназовцев — это вам не вольные рейдеры. Да, силу собой они представляют серьезную. Но и мишень для «пуритан» — тоже весьма серьезная.

И при этом Бармаглот понимал, что сейчас Квасков выдаст такое, что ему, ответственному за рейд, точно понравится еще меньше. Он не ошибся.

— С вами пойдет группа из трех человек. Задача простая: обеспечить безопасность, оказать прочее нужное содействие. Ну, и по окончании операции аккуратно вывести. Уточнения получишь при выходе. Дальше…

Теперь напряглись все остальные. Если Квасков сказал «дальше», значит, ждать нужно только задач по обеспечению группы. Но это — уже лучше. Любой из сидящих за столом понимал, что если группу ведут остальные «спецы», то шансы их коллег выбраться из Радостного намного вырастают.

Квасков прошелся по каптерке.

— Взводы Гремлина и Бармаглота — готовность номер один. Бармаглотовский взвод под моим командованием в случае необходимости выдвигается на «вертушках». До Черты, ясен пень. Гремлин со своими парнями — на бронепоезде по «железке» до Станции. Кубанец остается за старшего в группе и находится на коммуникационном центре. Все ясно?.. Если все, то расходимся, ребята. Готовьте людей. Бармаглот… задержись.

Капитан, уже привставший со стула, вернулся в исходное положение. Закурил, дождался, пока все вышедшие протопали как можно дальше. И только тогда спросил у Кваскова:

— Что такое, Влад? Кто с нами пойдет и зачем? Если знаешь, то лучше не темни, не нужно.

— Ну да. Гриш, — майор заговорил заметно тише, — поведешь «фэйсов». Причем ученых. Что они несут с собой и за каким чертом прутся в Припять, сами скажут. На месте. И еще…

Бармаглот наклонился к нему, чтобы расслышать тихий шепот командира ГСН-2.

* * *

Группа спецназовцев вышла в Район рано на рассвете. С ними шли три «специалиста»: двое молодых, развитых парней и мужчина постарше, выглядевший не таким крепким, как коллеги.

Майор Квасков проводил своих ребят до КПП, после чего вернулся в расположение ГСН, где уже вовсю велись приготовления к возможному десанту.

* * *

Территории ответственности СБ «Иринис» — Радостный

Давай быстрее, Кирк, шевели задницей! — Сержант Джеймс «Хэт» Хэтфилд злился. — Опаздываем, джипы должны выйти через пятнадцать минут. Если по твоей вине, амиго, мы не успеем, то пеняй на себя!

Капрал, к совести которого взывал Джеймс, занимавший должность снайпера отделения, торопливо собирался, ворча про себя. Чертовы местные шлюхи, не давшие вовремя вернуться в казарму!

Хэтфилд хмыкнул, глядя на спешившего снайпера. Сколько лет вместе, а все равно достаточно один раз повысить голос. Эх, Кирк, хороший ты парняга. Сержант пригладил длинные, нарушавшие все внутренние корпоративные требования к внешности усы и, довольно улыбнувшись, вышел к ожидавшим джипам.

База якобы сотрудников агентства «Иринис», отвечавших за охрану якобы «Омни Кемикл Индастрис», жила своей обычной жизнью.

Бодро вился на легком ветерке звездно-полосатый флаг. Вразвалку протопала в столовую группа рейнджеров. Папаша ухмыльнулся, вспомнив о том, как с песнями маршировали русские во время одной из его поездок в Черкассы-5. Чего добивались их командиры, заставляя солдат распевать песни во время похода за едой, сержант так и не понял. То ли дело у них, американцев…

Подтверждая мысли «морского котика», мимо пропылила группа пехотинцев, бежавших по центральной улице научного городка и дружно горланившая песню о капитане Джеке. Прямо за ними, за «колючкой», огораживающей техпарк, ревя двигателем и поднимая пыль, прокатился на КПП сменять собрата «Хамви». Жаль, что нельзя было ввезти в эту варварскую страну пару-тройку взводов «Абрамсов». Политика…

В стороне от городка, скрытое рощицей «бьерезок», уже просыпалось стрельбище. Трещали автоматические винтовки и пулеметы. Гулко ухали гранатометы.

Сержант с удовольствием втянул запах пороховой гари, солярных выхлопов и ядреного солдатского пота, оставшегося после пробежавших мимо солдат.

— Эх, Лapc, — сказал он своему постоянному напарнику, флегматичному скандинаву, дремавшему на переднем сиденье «Хамви», — не хватает только запаха напалма. А так — чудесное утро!

— Да, Хэт, эт точно. — Ларе потянулся и поскреб заросший щетиной подбородок. — Ничего, скоро разомнемся. Надаем пинков под зад хваленому русскому «спьецназу». Э?..

Сержант промолчал, ничего не ответив. Как ни хорошо было смеяться над срочниками союзной группировки, но с русским спецназом Хэту связываться не очень хотелось. Их группе еще не доводилось воевать с ними, но наслышан он был достаточно.

«Котикам» приходилось сталкиваться с русскими повсюду, где интересы США и России пересекались. И сказать, что они постоянно выигрывали у бывших «красных», было нельзя. Хэт понимал, что в Районе стоят не «Альфа», «Вымпел» или «Витязь». Но от этого ему не стало легче. Тех данных, что позавчера выдали в штабе, с избытком хватило, чтобы понять: легко операция не пройдет. Понимал это и командир группы «морских котиков» капитан Тайлер.

Но, в конце концов, здесь они защищали интересы демократии, так что рассуждать о том, как оно будет, Хэту не хотелось. Он солдат и выполняет приказы. Защищает свою страну здесь, на территории бывшей «империи Зла». Вот только от кого? От шелудивых мутантов?! Папаша сплюнул и пошел в сторону джипа командира.

Через десять минут ворота городка открылись, выпуская автомашины, которые, тихо пофыркивая дизелями, направились в сторону блокпоста на въезде в зону отчуждения. Официальная версия поездки была проста: научно-исследовательские работы. И связанные с этим заборы анализов почвы, воздуха и биологического материала. Капитан Тайлер и связист группы, капрал Шульдинер, уже сидели, облаченные в комбинезоны «яйцеголовых». Но, как подозревал Хэт, дело не обошлось и без э-э-э… «магарычьа» кому-то из состава офицеров русских, отвечавших за допуски в Район.

* * *

Григорий Бармаглот, исходивший Район вдоль и поперек как в старых, так и в новых его районах, людей зря никогда не гнал. Тем более что путь был неблизкий и весьма опасный.

Он не переоценивал собственные способности, не считал себя суперменом и трезво смотрел на сложившуюся ситуацию. Вот и сейчас, ведя группу по проторенной тропе к лагерю, Бармаглот «прокачивал» ситуацию в бешеном режиме. Потому что знал: насколько правильно и верно он поведет своих «гоблинов» с самого начала, настолько же больше будет вероятность возвращения.

В самом задании дойти до Радостного капитан не видел ничего особо страшного. Понятно, что такое количество «спецов», пробирающихся вдоль границ «пуритан», неминуемо привлечет внимание. Да и ладно бы, но вот «конторщики»… Довести до коммуникаций под самим Городом, найти вход в один из старых командных пунктов в лабиринтах Росрезерва. Там они сделают свое дело, пока спецназовцы будут их прикрывать, и потом назад. Казалось бы, все очень просто. Ага…

Бармаглот хорошо понимал, что простоты-то как раз добиться не получится. Интуиция, позволившая ему так долго продержаться в Районе, подсказывала, что нужно быть предельно осторожным. Будь его воля, он пошел бы максимум с четырьмя бойцами. И тем самым наверняка была бы гарантирована вероятность успеха. Но спорить с командиром он не решился. Понимал, что тот сам наверняка доказывал это дядькам с большими звездами, отправившим их сюда.

Тем временем группа продолжала продвигаться все глубже и глубже в Район. Вставало солнце. Ветер трепал пожухлую желтоватую траву, ковыль, превращенный Изменением в сплошной волнующийся ковер. Местами четко выделялись стальные проплешины «разрыв-травы». Перекрученные прошедшими Всплесками деревья со скрипом покачивались, тряся свисающими гроздьями «крапивы».

— Дихлофос, — Бармаглот щелкнул переключателем переговорника, — через пять минут остановка. Понял?

— Да. — Идущий впереди с тремя бойцами сержант поднял руку, махнув ею в сторону опор ЛЭП, видневшихся в прорехи начавшего редеть леса. — Вон там.

Хорошо, — капитан кивнул. — Все поняли? Ну и молодцы.

Подождав, пока сержант выставит охранение, а остальные расположатся наиболее оптимально, Бармаглот подошел к «конторщикам». Те остановились у бетонных блоков, поддерживающих опоры. Один из молодых, не сняв рюкзака, стоял, держа руку на рукояти «Никонова». Второй сидел, привалившись спиной к арматурине. Старший уселся на сброшенный рюкзак. Покуривал и осматривался. Увидев подходящего к ним Бармаглота, он привстал:

— По наши души, капитан?

— По ваши. — Бармаглот расстегнул карман «разгрузки». — Да что ж вы вскочили-то? Посидим, поговорим. Да и познакомиться нам лучше надо. Согласны?

— Ну а что ж не поговорить-то? — Собеседник капитана понимающе улыбнулся. — Майор Забелин. А это мои коллеги, капитан Петров и капитан Иванов.

— Ну да, — Бармаглот чуть было не поперхнулся дымом, — редкие у них фамилии, по нынешним-то временам.

«Да уж, — капитан улыбнулся про себя. — Комики, блин, Иванов, Петров, Сидоров… Майор он. Ага, а я тогда балерина».

— Здесь меня зовут Бармаглот. — Спецназовец улыбнулся, увидев вполне понятную реакцию собеседника. — Прозвище такое. Принято так в Районе.

— Нда… — Забелин посмотрел на затухшую сигарету. — А нас как называть будете?

— Да никак не будем. — Капитан щелкнул зажигалкой, давая Забелину прикурить. — Прозвище, оно ведь само по себе появляется. Вернемся — поймете. Ну а теперь поговорим о серьезном, майор?

Бармаглот посмотрел на Забелина. Сейчас, находясь здесь, в месте, где опасность зашкаливала, он мог сделать это более внимательно. Перед выходом времени присматриваться у него не было. По какой-то причине потрепанный УАЗ «Патриот» третьей модели, доставивший «конторщиков», непозволительно опоздал.

Забелин, или как его там звали, был немного постарше капитана. Невысокого роста, сухощавый, с ранними морщинами и рыжеватыми усами. Обычный мужчина лет сорока.

Его подчиненные тоже ничем не выделялись на фоне группы. Лет по двадцать пять, высокие и крепкие. Одеты и экипированы так же, как и все прочие «спецы». Комбинезоны, «разгрузки», шлемы.

— Мы идем в Город, так? — Капитан повернулся к Забелину.

— Так.

— Влезаем в катакомбы под городом и находим командный пункт номер три?

— Да, именно так, уважаемый Бармаглот.

— Что мы делаем там?

Забелин помолчал, крутя между пальцев сорванную травинку.

— А там, капитан, нас ждет поиск специальной изолированной камеры. В этом помещении находится то, ради чего мы туда и идем. Что это такое, я расскажу вам позже. Больше ничего сказать пока не могу. Не обижайтесь.

Бармаглот согласно мотнул головой. То, что рассказал майор, уже давало повод относиться к подопечным более доверительно. А пока — большего и не надо.

Кивнув Забелину, капитан отошел к Дихлофосу: Поднимай группу, отдохнули. Пора идти.

«Замок» передал команду через переговорник. Бойцы начали подниматься, закидывая «эрдэшки» на плечи и поправляя экипировку. Подошли двое, охранявшие тыл группы. Спецназовцы, действуя быстро и умело, вытянулись в цепочку и, оставив по флангам четырех человек, гуськом двинулись по еле заметной тропе.

«Конторщики» шли в середине колонны, поставив Забелина в центр.

С боков их прикрывали, чуть выдвинувшись в стороны, два бойца группы. Хотя, если присмотреться внимательно, казалось, что они не так уж и нужны.

Бармаглот, шедший в арьергарде, обратил внимание, что «конторщики» нисколько не нервничают, как это обычно бывает с пришедшими в Район впервые.

«А они молодцы, — мелькнула невольная уважительная мысль, — даже не верится, что в первый раз идут. Даже Забелин, которому по возрасту давно пора на пенсии быть, и то, гляди-ка, как бодро вышагивает».

Дихлофос, находившийся в голове колонны, внимательно смотрел по сторонам, отсекая все лишнее и пытаясь углядеть возможную опасность. Спецназовец уже давно ходил сюда и понимал, что здесь никогда не бывает тихо.

А Район разлегся вокруг, раскинулся широкими славянскими пейзажными красотами, прямо как кустодиевская русская барышня. Да, по-своему он, Район, был прекрасен.

Гигант спецназовец, умевший руками разбивать кирпичи, имел одну тайную страсть. Он писал неумелые и грубые, но при этом — очень честные стихи. Про друзей, про свою тяжелую работу. И про Район. Он почему-то понимал, в отличие от многих других, что, несмотря на все таящиеся в Районе опасности, он может быть очень красив, что и доказывал постоянно.

То полыхая серебристыми зигзагами в темно-фиолетовом небе во время частых гроз, то переливаясь под скупым солнцем блестящими волнами Измененного ковыля.

Или закручиваясь серыми спиралями столбов пыли «с добрым утром», бликуя сполохами «разрядников» в катакомбах разрушенных зданий, еле-еле светясь бирюзовыми озерцами «ведьминого студня».

Ловушки… Они создавали то, чего не было больше на всей Земле. Страшные, завораживающие и опасные. Берущиеся из ниоткуда, кажущиеся чем-то, что не может быть настоящим.

Они — самая главная опасность Района. После людей, обитающих в нем. И между этими двумя финалистами идет конкурс.

Каждый из рейдеров и военных, постоянно находившихся здесь, мог долго перечислять тяжести столкновений с тем или иным местным порождением.

Голема, большого льва-грея, цербера, рептилоида, мертвяка, туманного волка и резуса увидеть легко. Вурдалака, цверга, сфинкса или даже баньши, если она существует, — сложнее. Но против каждого из них всегда найдется аргумент: пуля, граната, нож, приклад или кулак, если больше ничего нет.

А против аномалий? Что можно сделать против электричества «разрядников», которые загнали тебя в угол между старым зданием мехмастерской и бетонным разваливающимся высоким забором? Как справиться с «добрым утром» или двумя прямо между тобой и выходом из подземных коридоров? Когда за тобой слышится хриплое и не по-человечески учащенное дыхание пары вурдалаков. А у тебя остался только «макар» с тремя «патриками» и все?

Дихлофос ругнулся под нос, заметив еле видное марево перед собой, и поднял вверх руку. Группа остановилась.

— Что там? — В наушниках сержанта раздался голос Бармаглота. — У меня на детекторе ничего нет.

— У меня тоже, а вот «конфорку» я уже заметил. Странно… Я сейчас проверю, постойте пока.

Сержант отстегнул кнопку бокового карманчика разгрузочного жилета, доставая болт с примотанной к нему ленточкой из бинта. Самый надежный детектор в Районе, не зависящий ни от батареек, ни от воздействия местного аномального электричества.

Бойцы, оставаясь на тех же позициях, где их остановила команда Дихлофоса, спокойно присели, аккуратно взяв на прицел свои сектора.

Сержант покрутил болт в пальцах и кинул его перед собой.

Полыхнуло. Столбы «конфорки» резко ввинтились в небо, мгновенно превратив в головешку ворону, пролетавшую над аномалией, и, гудя, как пламя в мартеновской печи, лениво съежились, опускаясь.

Дихлофос достал пригоршню маленьких металлических маркеров и начал методично определять оптимальный маршрут для прохождения.

Через пару минут он понял, что столкнулся с чем-то не совсем обычным даже для Района. И дело было не только в количестве взмывающих вверх фонтанов высокотемпературного пламени. Дихлофосу показалось, что это скопление подземных горелок вообще нестандартно.

Он кидал болты в сторону марева над предполагаемым эпицентром ловушки, а пламя поднималось чуть сбоку. Как будто у «конфорки» хватило ума выделить из себя ложноножку. Но, елки-палки, она же не живая…

В наушниках раздался голос Бармаглота:

— Ну, чего там?

— Не-па-а-нят-на-а-а…. — Дихлофос хмыкнул. — Ни хрена не понимаю, командир. Вектор пламени у ловушек нестандартный, и вообще странные они какие-то. Честно, если бы мы только вышли, я бы назад повернул. И постарался их обойти. Не понимаю, как их пройти.

— Подожди-ка, сейчас подойду. — Бармаглот отключился.

Подойдя к подчиненному, он недолго смотрел на то, как Дихлофос пытается понять, где можно пройти.

— Да-а… но назад уже не пойдешь, — Бармаглот зло сплюнул, — с графика собьемся. Будем пробовать здесь.

Он включил общий канал связи.

— Группа, слушай приказ. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Идем шаг в шаг. Направляющий — Дихлофос. Первые трое, пройдя через аномалии, занимают оборону. Еще двое — замыкающие.

Всем ясно? Идем очень аккуратно, ребята.

* * *

Квасков ругался, старшина ругался и злился, а Кубанец ругался, злился и придумывал планы наказания своих подчиненных. Но если первые двое ругались и злились вслух, то старший лейтенант это проделывал про себя.

Все шло не так, как планировалось. Станция, которую унесла с собой группа, должна была дать им возможность беспрепятственно выходить на связь, но молчала в первый сеанс связи. И во второй тоже.

Из двух полагающихся для десанта «крокодилов» командир первого взвода признал годным к выполнению задачи только один. У второго капитану показалась ненадежной электроника.

Бэтээры, подогнанные к кирпичному сараю, где старшина хранил «энзэшные» боеприпасы, оказались хорошими. Только водителей выделили — хуже некуда. Срочников из предпоследнего призыва. В результате молодые бойцы были отданы на растерзание старшине, который отправил их на чистку картофана. Кваскову пришлось согласовать замену присланных водителей на двух своих, проверенных.

Потом оказалось, что ящики с патронами, которые принесли со склада АТВ, — не те. Вместо стандартных девятимиллиметровых, для «Валов» и «Калашниковых-13М9», на складе выдали «семьдесятшестые» для обычных «калашей».

Проверить должен был сержант Злой, ходивший на склад старшим. А так как в подчинение он входил к Кубанцу, то именно поэтому тот сейчас и злился.

— Вот ты мне скажи, Лева, — Квасков ругался сидя, а старлей при этом старался стать меньше и не нависать над майором, — командует взводом кто?!.

— Я… — тоскливо ответил Кубанец, зная любимую присказку майора.

— Я, я. — Квасков постучал пальцем по столешнице. — Головка… от кумулятивного снаряда!!! А за каким, спрашивается?! Товарищ старший лейтенант! Твою за ногу! У нас здесь! На площадке! Лежат не те патроны! А?!

— Командир…

— Чего командир?!! Если в десант прямо сейчас, что ты с собой возьмешь, а?!

Кубанец молчал. Крыть ему было нечем. Если бы сейчас потребовалось срываться в десант, то у бойцов с собой были бы только патроны из подсумков и «разгрузок». Дополнительные боеприпасы бросят на площадке перед расположением. За полной ненадобностью.

Квасков еще несколько минут распекал подчиненного, потом дал ему задание: взять один из бэтээров и мигом обменять патроны. Сам со старшиной остался дожидаться следующего сеанса связи с группой Бармаглота.

Майор злился. Ему не нравилось задание. Не нравилось то, что его пытаются использовать вслепую. Казалось бы, здесь, в Районе, этого быть не должно.

Очередные подковерные игры больших шишек… к чему они приведут на этот раз? Сколько нормальных ребят он уже успел похоронить! Из-за недомолвок, не до конца продуманной задачи, чьего-то желания «нагреться».

В этот момент наконец-то вякнула, оживая и потрескивая, станция, настроенная на волну группы Бармаглота:

— Клен-пятьдесят… Клен-пятьдесят… Я Клен-пятьдесят один, я Клен-пятьдесят один… как слы-шишь?..

Квасков, успев надеть наушники и опустить гарнитуру, облегченно вздохнул. Сквозь помехи, неизбежные даже для работающего на закрытой волне мощнейшего «Радия-08/ДД», обладавшего повышенной дальностью диапазона, он не услышал ни треска выстрелов, ни разрыва гранат.

— Клен-пятьдесят… Клен-пятьдесят…

— Слышу тебя, Клен-пятьдесят один. Я Клен-пятьдесят. Как ты, Гриша?..

— Хреново… Я… — голос Бармаглота пропадал, теряясь в вихре помех, создаваемых Чертой, — два «двухсотых» у меня уже… слышишь…

Квасков с хрустом сломал в руке карандаш, который до этого машинально крутил в пальцах.

— Кто?

— Бармалей и Дуб… напоролись на «конфорку»… вытащить не удалось… слышишь?..

— Слышу Бармаглот, слышу. — Квасков помолчал. — Как вообще идете?

— Идем-то хорошо, командир. — Прием выровнялся, Бармаглота стало слышно намного лучше. — Спокойно. Пришлось прижать мародеров, пятерых. Не то бы сдали.

— Специалисты?

— Все о'кей, командир. — Бармаглот вздохнул. — Идут как заведенные. Ну, все, извини, что раньше не вышли на связь. Забрались в район Дельты, заглушило начисто. Ребят жалко, Влад… Ладно, до связи.

— До связи, Гриша.

Радио потрескивало, передавая в динамики только статику.

Майор щелкнул тумблером, отключив «Радий». Встал, сжав в ладони берет, и пошел к себе, аккуратно обходя все, что встречал на пути.

Бойцы, знающие привычки и повадки командира, тоскливо смотрели ему вслед. Они уже понимали, что кто-то не вернется назад. И пока неясным для них было только одно: кто?

* * *

Солнце заходило, ныряя в низкие, ставшие багровыми тучи. Ветер, дувший с запада, натащил их на полнеба.

На разбитой бетонке, ведущей к старому лагерю, вихрились пылевые смерчики. В перелеске, тянувшемся с обеих сторон дороги, с хрюканьем носились кабаны. К группе они перестали подбегать после того, как двоих одной удачной очередью срезал пулеметчик. Людей было больше, и мутанты это понимали, несмотря на свою непроходимую звериную тупость.

Группа Бармаглота бодро шагала вперед. Каждому было известно правило, что переживать о потерях можно будет, только вернувшись.

Терять внимание, отвлекаясь на гибель товарищей, нельзя. «Спецы», уже несколько лет ходившие в Район, прекрасно это понимали.

— Забелин, — Бармаглот позвал «фэйса» по переговорнику, — подойдите ко мне.

Капитан остановился на обочине, поджидая «конторщика» и осматривая людей, пытаясь определить ритм группы.

Бойцы шли ровно, никто не отставал и не выбивался вперед.

Да, капитан? — Забелин подошел к Бармаглоту — Что-то важное?

Да. — Спецназовец посмотрел на армейский КПК, закрепленный на предплечье. — Сейчас бу-

дем становиться на лежку. Впереди старый лагерь.

— Понятно-о-о… — протянул Забелин. — Так там вроде бы есть блокпост? Хоть и разрушенный, но…

— Майор, — Бармаглот посмотрел на «конторщика», — здесь я командую.

— Понятно. — Тот пожал плечами и развернулся, собираясь двинуться к группе. — Не поспоришь. Ваша правда.

Спецназовец хмыкнул. Протянул руку и придержал его за рукав:

— Да не обижайтесь вы… А, кстати, как вас полностью?

— Лев Георгиевич, а что?

— Не обижайтесь, Лев Георгиевич! — Улыбку Бармаглота было хорошо видно даже через забрало шлема. — Нельзя на блокпосту ночевать. Там… плохо там, короче.

— А что именно?

В глазах майора появился блеск, с которым Бармаглот уже сталкивался. Такое вот выражение глаз ему доводилось видеть только у одной категории людей, постоянно посещавших Район.

Ученые. Люди, которых «спецам» постоянно приходилось водить в Зону. Типы, готовые залезть в нору ополоумевшего вурдалака, если можно от такого поступка получить нужный им толк.

Поэтому Бармаглоту, определявшему таких людишек за километр, стало ясно, что Забелин — из них же.

— Хм… Подозреваем, майор, что там какая-то разновидность призрака. Не стандартная, возможно уникальная.

— А в чем это проявляется? — Забелин поймал ритм Бармаглота, пропустившего мимо себя почти всю группу и только тогда шагнувшего ей вслед. — Как выявили, что именно призрак?

— Я смотрю, — спецназовец покосился на него, — вы, Лев Георгиевич, разбираетесь в местных животинах?

Майор, перевесив поудобнее автомат, утвердительно кивнул головой:

— Что есть, то есть, капитан. Доводилось работать со многими образцами.

— На Большой земле? Или как?

— Да и здесь тоже бывало. Я же не первый раз в Районе. Разве что, — Забелин немного сбился с шага, — раньше вот такими прогулками не увлекался.

Бармаглот сделал себе зарубку в голове, подтверждающую мелькнувшую недавно догадку. Как он и предполагал, «конторщики» здесь уже бывали. То-то же, идут и не удивляются ничему…

— Ну, так вот…

Блокпост, бывший когда-то одними из ворот в Район, давно превратился в место, где человеку находиться нельзя.

Сразу после гипера и созданной им катавасии военные пытались восстановить это место, вернуться на блокпост, удобный для наблюдения и контроля за проходящими в Район рейдерами.

Не срослось. Несколько попыток занять блокпост заканчивались одним и тем же. Смертью минимум трети личного состава.

Разводящий караула отходил от поста на несколько шагов, а когда оборачивался, постовой уже лежал с разорванной глоткой.

Боец отворачивался от своего товарища на минуту — поправить шнурки на ботинках, повернувшись, видел того посиневшим, висящим под потолком и удерживаемым непонятной силой.

Сканирование в различных диапазонах ничего не дало. Никаких следов ни призраков, ни кого-либо еще. И, как ни странно, на территории недалекого лагеря не было ничего подобного. Там переночевать можно было спокойно. Если, конечно, не напороться на обычных противников.

— Вот в связи с этим, — Бармаглот посмотрел на Забелина, — мы в лагерь и топаем.

— Ясно. Ну, в лагерь так в лагерь.

Тем временем группа втягивалась на территорию разрушенного места детского отдыха, бывшего некогда главной отправной точкой вольных бродяг…

Старые, обветшавшие коробки корпусов с провалами окон-глазниц…

Перекосившийся забор с облупившейся от времени краской на досках…

Стены, покрытые густым слоем «черной плесени»…

Заросли сухих бустылей, торчащих повсюду…

Выцветшие сигаретные пачки, каким-то чудом не унесенные ветром…

Проржавевшие пустые консервные банки, валяющиеся в избытке вокруг…

Стекло бутылок, хрустящее под подошвами тяжелых ботинок…

Много пожелтевших, отшлифованных дождями костей…

И гильзы, гильзы, гильзы…

— Командир, — возникший в проеме Дихлофос кашлянул, — посты я расставил. Сейчас поесть приготовим. Я схожу окрестности гляну.

— Хорошо. — Бармаглот одобрительно кивнул. — Возьми с собой капитана Иванова. Он просил.

Сержант ушел. Через какое-то время за окном, затянутым куском полиэтиленовой пленки, найденной бойцами в подвале, послышались его отрывистые команды.

Майор Забелин и Бармаглот расположились в одной из трех комнатушек полуразвалившегося дома, где остановилась группа. Сейчас они полулежали на снятых рюкзаках. Бармаглот, закинув ноги на снятый «броник», курил, вспоминая прошедший день.

Группа прошла первую часть пути хорошо. От графика не отклонились. Завтра с утра, при условии раннего выхода, должны были добраться до Колымы. Этим капитан был доволен.

А вот потеря двоих проверенных бойцов, вспыхнувших живыми факелами, угнетала его все сильнее. Казалось бы, что лично он мог сделать? Как помешать?! Ведь оба были в Районе постоянно, знали все его ловушки…

Бармаглот чуть прикрыл глаза, отматывая назад пленку собственного документального фильма.

Вот он осторожно шагает за идущим впереди пулеметчиком. Сзади аккуратно идут «конторщики». Краем глаза Бармаглот замечает, как колышется горячий воздух справа, показывает им на него рукой.

Дихлофос в голове маленькой колонны тщательно выбирает каждый участок грунта, на который наступает. Узенькую, еле заметную тропинка между тесно посаженными «конфорками», ограниченную неоплавленными головками болтов, группа проходит очень медленно.

Но тем не менее они идут вперед. Постепенно становится видно, где кончается этот странный коридор, созданный Районом. Через двадцать минут после начала прохождения Дихлофос наконец выходит на чистый кусок земли. Крутит головой по сторонам, проверяет маршрут оставшимися болтами. И одобрительно машет рукой.

Группа выбирается следом за ним. Бойцы смахивают пот, выступивший на лице у каждого. Дошли!

— Молод… — Бармаглот не успевает сказать начатое…

Сзади — бешеные человеческие крики и торжествующий рев двух взметнувшихся огненных гейзеров. И двое его, капитана Александрова, людей, вспыхнувших газовыми факелами, где-то ошибившихся и сейчас погибающих. Страшной, как и всегда в Районе, смертью.

В дверь кто-то постучал, оторвав его от воспоминаний.

— Да!

Один из бойцов, появившись в дверях, занес разогретые банки и кружки с кипятком, парившие в холодном вечернем воздухе. Поставив все это богатство на покосившийся подоконник, он залез в карман и достал сублимированный хлеб в упаковке из фольги.

— Спасибо, Саша, — сказал Бармаглот. — Сами-то поели?

— Да, командир. — Спецназовец повернулся в дверях, едва не задев притолоку коротким ежиком волос. — Сейчас половина отбиваться будет. Дихлофос не сказал, во сколько выходим. Не подскажете?

— Как рассветет нормально, так и выйдем. — Бармаглот распечатал хлеб, понюхав со свистом улетучивающийся воздух. — Так что давайте спать, кто свободен. Сам дождись Валеру. Решите, кто и как на посты выходит, зайдете доложить.

— Гут. — Боец повернулся и вышел.

Какое-то время Забелин и Бармаглот молчали, поедая рис с говядиной из стандартного армейского сухого пайка. Есть после последнего марша хотелось очень сильно. За время перехода группа умудрилась сделать всего один привал. Оно того стоило. Бармаглот рассчитывал выйти к цели через полтора дня. Но не загадывал. Этого он не любил.

Капитан корил себя за то, что начал хвалить ребят раньше, чем вышли из ловушек те, последние. В Районе приходилось считаться с приметами, каким бы глупым это ни казалось тем, кто не находился здесь постоянно. Вот и сейчас ему думалось, что, не скажи он тогда «молодцы»…

— Ээм… — Забелин взял в руки кружку с крепко заваренным кофе. — Бармаглот?

— Нда, Лев Георгиевич? — Капитан вопросительно поднял брови.

— Не желаете ли? Армянский, настоящий. — Майор достал из внутреннего кармана штормовки серебристую фляжку. — Может, плеснем, вы как, не против?

Абсолютно. — Бармаглот подставил кружку, наслаждаясь запахом густой, смоляного цвета жидкости, льющейся в кружку тонкой струйкой. — Немного не повредит. Как настроение, майор?

Забелин, глотнув обжигающего кофе, помолчал, похлопал по карманам, разыскивая зажигалку. Достал «Зиппо» в кожаном чехле, закурил абсолютно выпендрежную «Диабло Неро», затянулся и только тогда ответил:

— Настроение пока очень хорошее, капитан. Дай-то Бог, и дальше бы так. Ну, время покажет. Жаль, конечно, ваших ребят. Честно, от всей души. Но это же Район…

— Нда…

Сидели, курили и молчали. Забелин начал что-то насвистывать под нос. Возможно, просто хотел поднять настроению спецназовцу, кто знает. Того и гляди, подумалось Бармаглоту, анекдоты начнет травить.

— Бармаглот?

— Да, Лев Георгиевич?

— Ведь вы один из тех военных, кто остался в живых после Гипервсплеска?

— Ну да… один из тех самых, немногих. Кто остался в живых.

— И не попросил потом о переводе?

Бармаглот, отрицательно мотнув головой, отхлебнул кофе, глядя на растрескавшуюся штукатурку стены, и откинулся назад, вспоминая…

— Р-р-ро-о-о-та-а-а-а… в ру-у-у-жье-е-е!!!

Ввалившийся в расположение десантников дежурный, сержант Котов, с побелевшим лицом и выпученным глазами разевал в крике перекошенный рот:

— Быстрее, пацаны, быстрее!!!

Спавшие вповалку на койках бойцы вскакивали. Ошалело смотря по сторонам, пытались понять, в чем дело. Боевая тревога или учебная?! Ведь только что пришли из Района, где торчали две недели, сменив на Выезде эмвэдэшников Республики Казахстан.

За стенами казармы рвала воздух визгом сирена. Было слышно, как в техпарке, взрыкивая движками, заводятся бээмдэшки и бэтээры. Что это?! Что это, мать вашу?!!

Старлей Александров, вылетевший из своей комнаты, торопливо застегивал кнопки куртки. Только что на его командирский КПК поступил сигнал «Шторм». Вариант, который просчитывался в штабе группировки только гипотетически.

— Кот! Ко-о-о-т!!! — Александров заорал, заставив дежурного подбежать к себе. — КХО открыл?

— Так точно, тов…

— Давай быстрее, Кот. — Лейтенант затянул ремни набедренной кобуры. — Знаешь точно, что произошло?

Сержант покачал головой.

— Да ниче не знаю, Гриш. — Кот растерянно пожал плечами. — Над Зоной что-то творится. Эфир забит помехами. Слышал, что волна гона идет через периметр. Слышишь?

Старший лейтенант Александров, которого вызывали позывным «Бармаглот», прислушался.

Издалека доносилась какофония звуков, в которой ему привычно удалось выделить отдельные ноты.

Сухой треск «калашей» и «никоновых»…

Громкий кашель крупнокалиберных зушек и «утесов» с «сарматами»…

Отдельно звучащие таканья ПК и «Печенегов»…

Басистые разрывы «восемьдесят вторых» и «сто двадцатых» мин артиллеристов…

Быстрые хлопки пушек БМП и БМД…

Взрывы срываемых волной мутантов «монок» и «озээмок»…

И накатывающий через эти знакомые звуки рев, в котором не хотелось ничего выделять.

Потому что и так все было предельно ясно…

Сейчас там, прорвав проволоку ограждений, снеся ряд минных полей и прикрываясь бешеным и аномальным электричеством Черты, сюда неслись, забыв вражду…

Отдельные особи поводырей, обманывающих прицелы снайперов…

Стаи орфо-псов, воющих в ожидании скорой добычи…

Группы массивных церберов, сносящих все на своем пути…

Громады големов, опрокидывающих пулеметные гнезда…

Торопливо рыскающие группы резусов, трясущих окровавленными рылами…

Вырывающиеся вперед смазанные туши ревущих вурдалаков…

Толпы задевающих друг друга местных, поливающих все впереди свинцом…

Скользящие тени смоков, кислотой поливающих сверху…

И тьма других, которых знали намного хуже…

Ожившая картина Босха, изображающая Ад. Ад здесь. На земле…

Волна Измененных захлестнула позиции военных, подминая под себя тех, кто их не оставил или не успел уйти. Рота Александрова была уже на марше, когда…

— Капитан, капита-а-а-н… — Кто-то тряс его за плечо, не давая успеть пристегнуть оставшийся магазин и прикрыть ребят…

— А?! Что?!! — вскинулся Бармаглот. — Что за…

Капитан сел, положив руки на колени. Рядом,

печально смотря на него, сидел Дихлофос.

— Роту выводили, командир? — «Замок» участливо наклонился. — Вот ведь…

Бармаглот откинулся к стенке, шумно глотая воздух. Сердце бешено колотилось, подавая в виски тревожные сигналы пульса. Капитан потряс головой, отгоняя наваждения кошмара, приснившегося за те полчаса, которые он себе позволил.

— Забелин-то где? — Бармаглот щелкнул зажигалкой. — А?!

— Да он уже десять минут как на улице. — Сержант успокаивающе похлопал командира по колену. — Ничего не видел и ничего, стал быть, не слышал. Не переживай, Сергеич, все в порядке. Я вовремя зашел, как раз как вы начали в «разгрузку» за магазином лезть…. Ну, и разбудил.

Бармаглот затянулся горьким сигаретным дымом. Такого с ним давно не было. Что спровоцировало вот такое, четкое и реалистичное, возвращение воспоминаний о гибели его ребят? Этого он не знал.

Может быть, давящая обстановка в лагере, может быть, какое-то воздействие оказало присутствие Забелина. Новый человек, которому он явно хотел рассказать про Гипервсплеск, но не успел, соскользнув в пропасть сна.

Как бы то ни было, сейчас думать про это поздно. Хорошо еще, что «конторщик» не видел и не слышал того бреда, что он наверняка бормотал в забытье. Ничего не скажешь, замечательное мнение сложилось бы у чекиста о командире одной из самых лучших спецгрупп Района.

— Так, ладно. — Капитан потер вспотевшее лицо, окончательно пытаясь прийти в себя. — Давай, Валер, докладывай. Что и как в окрестностях?

Дихлофос кивнул и, встав, начал рассказывать:

— В общем — спокойно. Прошлись по два километра во все стороны. Ловушки не зашкаливают. Зверье бегает как обычно, не сильно наглея, но и не очень опасаясь. Судя по всему, давно здесь никто не шлялся в большом количестве. Либо шли очень умело. Следов, в общем, подозрительных не обнаружили. Видели двух рейдеров, но те прошли мимо. Мы не показывались. Они с «Солянки», Саб их знает. Башкир какой-то и дружбан его. Парни лояльные и ни на кого, кроме Сдобного, не работающие.

— Ясно. Ну да ладно. Люди на постах?

— Да. Вокруг тихо. Чекисты просятся в караул. По одному. Брать?

— Бери. Все трое?

— Нет. Только эти два близнеца, неодинаковых с лица. А они еще те «кэмелы», командир, весь день под грузом топали и хоть бы хны. Не нравятся они мне.

Бармаглот вздохнул:

— Мне, Валера, представь, они тоже не очень нравятся. А что делать?

— Ну да. Дальше идти, наверное?

Дихлофос тихо прыснул. Бармаглот неодобрительно покосился на него:

— Чего ржем, жеребец ты мой ретивый? Смешинка, что ли, в рот попала?

— Да не… Просто подумал: а если бы Кубанец здесь был, что бы он сейчас предложил? Объявил бы, что группа подверглась неизвестному излучению и срочно требуется полная госпитализация в районе лагеря ученых. И сам бы раз — и к своему бабцу?

— Во ты даун, а, Дихлофос? — Бармаглот покачал головой. — Я тя в отпуск отправлю. Когда вернемся. А то у тебя крышу рвать начало. Ладно, давайте воздухом подышим и спать.

Выйдя из дома, капитан увидел «конторщиков», тихо разговаривающих у старого засохшего тополя. Завидев появившегося командира «спецов», Забелин оторвался от разговора с подчиненными и подошел к нему.

— Вздремнули, капитан? — На лице чекиста Бармаглот не увидел насмешки, только понимание его состояния человеком, знакомым с подобными ситуациями. — Я даже немного занервничал, когда вы отрубились. А потом понял, что просто заснули.

— Да, Лев Георгиевич. — Капитану было мучительно стыдно, несмотря на то что причин стыда он не понимал. — Все ж таки, наверное, не выспался вчера. Да и ребят жалко, которые в «конфорку» угодили. Никак не привыкнешь к такому полностью.

Не оправдывайтесь, Бармаглот, вы же не экзамен по аутотренингу сдаете, как на выпуске в «Рязанке». Я все понимаю. Вы мне лучше скажите, ничего против иметь не будете, если мои ребята тоже покараулят ночью?

Капитан ответил, практически не задумываясь:

— Да нет, конечно, Лев Георгиевич. Не понимаю, правда, зачем. Но ничего против этого не усматриваю.

— Ну и хорошо. Тогда они сами разберутся, кто первый, кто второй. А я, с вашего разрешения, пойду подремлю.

— Спокойной ночи, майор.

— И вам скучного дежурства, капитан.

Майор Лев Георгиевич Забелин, находившийся в

Районе по призванию и долгу, поднялся в дом, намереваясь поспать несколько часов.

Капитан Григорий Александров, ненавидевший Район лютой ненавистью и из-за этого не позволяющий себе уехать, пошел на первый обход постов.

Бойцы группы, стоявшие на постах, просто несли караул и думали об одном: как вернуться на базу в полном составе.

Они и представить себе не могли, как непредсказуемый Район относится к ним. А он погрузился в сон — чтобы с утра стать еще опасней.

* * *

Майор Квасков, проведя очередной сеанс связи с группой Бармаглота, лежал на койке, дымил «Явой» и почесывал за ухом наглеца Чубайса.

Командир ГСН-2, давно и прочно решивший, что больше не станет бросать своих ребят, терпеливо ожидал развязки, понимая, что она не за горами. Единственным его желанием было успеть.

Во что бы то ни стало успеть вмешаться, когда его парням это будет особенно необходимо. И если бы он знал о группе рейдера Пикассо, сейчас ночевавшей на старой МТС, неизвестно, как бы развивалась дальше ситуация с заданием Центра.

А еще и тем и другим было неизвестно, что отправленная вслед Насте и Алексею группа из семерых «конторщиков» сейчас агонизировала.

Зажатая наемниками между зданиями старой свинофермы, отстреливающая последние патроны, лишенная глушилками всей связи.

А если бы и знали, разве могли бы они что-то поменять?..

* * *

Группа «котиков» капитана Тайлера также готовилась ко сну. «Хамви», доставившие их к максимальной для автомобилей отметке, оказались как нельзя кстати. Дошедшие за оставшуюся часть дня до старых развалин на окраинах Радостного солдаты теперь имели большое преимущество перед русскими.

Тайлер, высокий и худой кентуккиец, сидел на куске бетонной плиты, смотря в ночную темноту. Он полностью доверял Папаше, который сейчас, проверив посты, осматривал позицию снайпера.

Задание, полученное «котиком» в штабе, было простым и ясным. Дождаться группы русских военных, которые наверняка выйдут в данную точку. В случае изменения маршрута, о чем Тайлеру сообщат через спутниковую связь, перегруппироваться. При контакте с русскими — уничтожить всех. За исключением одного человека. Мужчины лет сорока, без серьезного защитного снаряжения, с рыжеватыми усами. Его доставить в штаб.

Тайлер и его люди терпеливо ждали.

* * *

Взгляд в прошлое — 4

Квасков стоял на крыльце военного госпиталя в Новочеркасске. Одинокий, грустный и разом постаревший, опирающийся на трость. Бедро все еще не хотело слушаться его, как раньше.

На груди — золотистая звезда. Краповый берет, который он всегда с гордостью носил на голове, сейчас был аккуратно заправлен за погон френча. Новые «бегунки» с одинокой большой звездой, одетые кем-то на форму, еще ни разу не побывали в стирке.

Он стоял, прислушиваясь к гудкам машин, пробегавшим по шоссе, веселым крикам ребятни в соседнем детсаду, воркованию голубей, топтавшихся возле лавочек с выздоравливающими. Смотрел, впитывал и слушал эту мирную жизнь. И вспоминал…

Разрывы гранат на склоне горы, находившейся далеко отсюда…

Захлебывающиеся очереди из пулеметных гнезд, которыми хлестали по солдатам, поднимавшимся по склонам, надежно прикрытые толстыми слоями бетона пулеметчики.

Крики раненых, валившихся на землю и пытающихся ползти в сторону высоты, окруженной огнем.

Все как обычно. Всегда одно и то же. Кто-то либо проморгал, либо не захотел увидеть, что в принципе уже было неважно сейчас, когда «полевой» полк Ахмеда ибн-Хафизи захватил в очередной раз горный район Дага.

Три отряда спецназовцев-срочников ВВ. Артиллерийский дивизион бригады быстрого реагирования, находившийся неподалеку на учениях. Отряд местного ОМОНа и ополченцы.

Они пытались сотворить невозможное. Штурмовали давно подготовленные позиции. Шли вперед, не дождавшись серьезной артподготовки. Их поддерживали три «крокодила», сейчас жирно дымящих у подножия горы. Ракеты у перешедшего границу зверья имелись.

И все-таки они пытались. Как известно, к цели движется тот, кто хотя бы ползет. И сейчас им приходилось это доказывать на собственном, очень дорогом примере.

Зенитчики, засевшие на высотах напротив, держались, как могли, сметаемые выстрелами из гранатометов и минометов…

Ополченцы, те, которые постоянно держат дома оружие, залегли за грудами битого кирпича у подножия горы и обстреливали высоту, несмотря на огненный шквал…

А спецназ и омоновцы, вжавшись в пожухлую осеннюю траву, терпеливо поднимались наверх…

Тогда его, залитого кровью, своей и чужой, на руках вынесли три бойца отряда.

Майор Квасков, выписавшись из госпиталя, недолго думая подал рапорт об отставке с действительной службы. Его отпустили. Неохотно, но отпустили.

Два месяца и всю компенсацию за ранения он потратил, чтобы проехать все места, откуда были Родом его ребята. Несмотря на просьбы, нигде не задерживался дольше чем на день, не вынося боли,

отражавшейся в глазах родителей, братьев, сестер, жен и детей…

Но спустя полгода не выдержал и поддался на просьбу бывшего однокурсника, командовавшего одной из групп специального назначения, находившихся в Районе «Радостный-55». Восстановился в звании. Через год после гибели своего товарища принял на себя командование ГСН-2.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ТОПЬ — ПАРК

Страх накатывал все сильнее и сильнее, пока не достиг пика, когда терпеть его стало просто невозможно. Темной сплошной стеной закрыл все вокруг, навалился невнятной душащей громадой на грудь. Необъяснимый и нерациональный. Выход, где он?! Какой?! Где?! Как, куда сбежать от ужаса?!

Настя вырывалась из черного омута сна… Рвалась вперед, ломая хрупкие стены забытья, выдираясь из глубин…

Девушка потрясла головой, оглядываясь вокруг, восстанавливая угасающие остатки сна, говорившего о том, что сейчас на улице погибают ее спутники. Нож. Большой зазубренный нож в руках того, кого рейдеры привыкли считать своим другом. И сейчас он там, снаружи!..

Настя вскинулась, отбрасывая в сторону куртку, которой ее кто-то заботливо накрыл. Задыхаясь, глотая воздух, водя выпученными глазами по сторонам. Взглядом хватаясь за все, что могло помочь поймать реальность, настоящую и живую. Пусть не самую лучшую и добрую, но хотя бы знакомую. Близкую. Свою…

Она сидела, прислонившись спиной к стене земляного погребка, в котором группа переждала Всплеск. Стена была холодная, когда-то давно закрытая досками, плотно сколоченными друг с другом. Сейчас доски по большей части были вырваны на растопку. Из прорех постоянно сыпалась земля, образуя кучки на полу.

Настя шумно вдохнула воздух, проталкивая его в легкие. По шее сползла вниз струйка холодного пота. Девушка оглянулась по сторонам: в погребке было пусто, попутчики отсутствовали.

Что-то настойчиво стучало в голове, пытаясь ворваться в сознание. Какое-то невнятное и неопределенное чувство, которое Настя сейчас старалась понять. Наполовину стертое воспоминание, заставляющее все внутри сжиматься, словно в ожидании чего-то плохого, просочившегося даже в сон.

Что же случилось, пока она спала?!! Какая напасть могла произойти?! Где все?!

Настя встала. Рука еще болела, хотя и не так сильно. Левой она перехватила УЗИ, повесила автомат на плечо и, придерживая его, начала подниматься по старым, трухлявым ступенькам, ведущим наружу.

Первым, что бросилось ей в глаза, был небольшой костерок, над которым грелись громадные, заросшие жестким черным волосом кисти рук. Эти мощные лапы принадлежали третьему рейдеру из команды проводников, подрядившихся довести их до Радостного. Большому. Сам же он смотрел на нее из-под покатого лба маленькими глазами и улыбался. Настя коротко вскрикнула и вскинула автомат…

Скопа курила, сидя на пеньке. Сколько раз она обещала нам бросить — я даже и вспомнить не смогу. С последнего раза прошло, наверное, около двух месяцев. Но пока это не начало мешать ей совершать все те физические экзерсисы, которые нам приходилось вытворять в Районе, она точно не бросит.

Большой варил на костерке кофе. Он отыскал где-то в кладовке этой полуразвалившейся избушки старый металлический кофейник и теперь, раскопав на дне своего рюкзака пакет молотого полуфабриката, колдовал над готовкой.

Алексей сидел на коньке, который, несмотря на солидный возраст, еще вполне мог выдержать его вес. Сидел не зря, не с дури великовозрастной и не уподобляясь малолетнему дачному хулигану. «Конторщик» выполнял функции наблюдателя, внимательно следя за округой.

Я пытался выйти на связь с «Солянкой». Лжеоператор, как и договаривались, с самого утра предоставил в наше пользование спутниковый телефон, который давал надежду услышать Сдобного. Наши КПК транслировать сигнал, к сожалению, не могли. Прошедший Всплеск насытил Черту, которая была уже близко, огромным количеством аномального электричества, сводившего с ума большинство приборов. Пока связаться с Кротовкой у меня не выходило. Но попыток я не оставлял.

Дверь погребка, где мы пережидали выброс, заскрипела, открываясь. Скопа захохотала, глядя на Настю и высунувшийся ствол УЗИ.

Настя, выползшая на свет божий, являла собой зрелище поразительное. Если не сказать больше. Растрепанная, как швабра, что, в общем-то, удивительным не было, как и то, что ее комбинезон не отличался чистотой. Но как раз не это и привлекало внимание.

А вот ее глаза…

Глаза отражали готовность драться со всем, что только встретится на пути. Будь то стая рептилоидов, толпа зомби или банда мародеров. Да хоть отряд американских морских пехотинцев или имперских штурмовиков из «Звездных войн». И автомат, направленный в сторону Большого, который немедленно откатился вбок, только способствовал тому, что девушка воспринималась очень серьезно.

Она ошалело глянула нас с Алексеем, на замолчавшую Скопу, остановилась на затаившимся за старым пнем Большом и, пристально посмотрев на него, разревелась.

— Дураки-и-и! — Настя всхлипывала, уткнувшись лицом в крепко сжатые кулаки. — Чего смешного-то?! Я же чуть с ума там не сошла-а-а… Идиотка! Подумала, что вас….

— Настя! — Скопа, одним прыжком оказавшаяся возле девушки, крепко прижала ее к себе. — Да ты что?! Все хорошо, что ты… Не плачь. Ну, прости меня, пожалуйста. Ты такая грозная вылезла… Как тут не поржать-то?!

— Да уж. — Я прокашлялся, сплюнув на пожухлую траву. — Некрасиво получилось. Настя, как себя чувствуешь? Рука?! И чем, прости, вызван такой взрыв эмоций?

«Журналистка», уже почти успокоившаяся, отстранилась от Скопы и подняла на меня зареванные глаза:

— Рука-то? Да хорошо вроде. Не смотрела еще. Действует. Чуть ноет, правда. — Настя покрутила

головой по сторонам, усмотрела Большого и явственно вздрогнула.

Так… Что-то здесь не то, разобраться бы, что именно. Внезапно ожил спутниковый, поймавший сигнал. О чем он не замедлил нас известить, выдав целую трель попискиваний.

Мне пришлось незамедлительно набирать номер Сдобного, который я мог бы оттарабанить даже глубокой ночью и спросонья. На этот раз Сдобный ответил…

…Группа топала вперед уже с полчаса. Сеанс связи даром не прошел, расставив все на свои места.

Мой друг подтвердил все, о чем ночью рассказал Алексей. О том, что мы действительно шли в Радостный из-за специальной операции. Основной целью которой было устранение Создателей. Сдобный, когда-то попавшийся на махинациях с нелегальной перевозкой редких артефактов, был вынужден сотрудничать с «беспекой». Оказывать необходимую помощь и поддержку, в том числе живой силой. То есть нами.

Эх, Серега, Серега… Старый перестраховщик, етить-колотить! Ну неужели нельзя было рассказать все там, на месте? Неужели я бы отказался? Плюнул бы на нашу с тобой давно ставшую нерушимой дружбу?! Хотя…

Может, и прав был мой старый напарник… Кто его знает, как повел бы себя Большой. Скопа пойдет со мной в любом случае, а вот он? Агромадный вопрос. Зато теперь точно идет, не оглядываясь назад.

— Впереди спуск в овраг. — Голос Скопы возник в коммуникаторе. — Идите осторожно. Прямо перед ним — «провал», небольшой, но неудобный.

— Понял тебя, спасибо. — Я оглянулся, глазами отыскивая Настю. Она шла за мной след в след. — Большой, присмотри за тылами, когда спускаться будем.

Ох, Настя… Что ж ты темнишь, зачем молчишь? Что ты умудрилась увидеть во сне во время Всплеска? Не знаешь простейшей вещи, о которой вам наверняка не говорили инструкторы. Про то, что каждый раз, когда над Районом проносится безумный энергетический поток, многие рейдеры начинают сходить с ума. И видят то, что никогда не случится. Разговаривают с теми, кто давно умер. Совершают безумные поступки, которые никогда бы не совершили в другое время. Дай только добраться до относительно спокойного места… Устрою допрос с пристрастием о том, что же тебе примерещилось, раз ты чуть не пристрелила нашего пулеметчика.

Спуск в овражек был довольно пологим и удобным. «Провал» мы быстро обошли, благо он легко фиксировался не только датчиками, но и просто глазами. Скопа уже сидела за стволом почерневшего от времени дуба, шаря по сторонам стволом винтовки. Мы начали спускаться. Я первый, за мной Настя. Потом — «оператор», и последним должен был спуститься Большой.

Беда, как известно, не приходит одна. Нас ждали.

Скопа все-таки успела заприметить пару непонятных кустов, которые ее насторожили. И выстрелила прежде, чем с двух сторон по нам открыли огонь.

Я столкнул на землю «журналистку», сам грохнулся рядом, открыв ответную стрельбу. Из-за большого березового пня торчал ствол «Печенега», плюющегося свинцом куда-то влево. Алексея слышно не было. Что и немудрено: тяжело стрелять, когда в тебе несколько кровоточащих дырок.

У нападавших не получилось взять нас врасплох. Сейчас они постепенно переходили из активной стадии нападения в пассивную осаду.

Судя по звукам выстрелов, их пятеро, хотя не исключено, что сначала было больше. Все-таки Скопа промахивается редко, а раз так, то, вероятнее всего, это те шестеро, про которых нам говорил Конь. Но от осознания этого легче почему-то не становилось.

…Я не знаю, почему наши противники не применили гранаты, да и не хочется интересоваться. Только мне точно никто не запретит этого сделать. Отстегиваю кнопку на кармане, достаю гранату, отжимаю усики и вытаскиваю чеку. Еле слышно в динамик шлема: «Ч-ц-ц-ц!!!»

…Скопа, услышав этот смешной и давно знакомый условный знак, выстрелами заставляет прижаться тех, что справа. Нападавшие вжимаются в землю.

…Большой, успевший, как оказалось, заменить коробку с лентой, также не дает и головы поднять двоим слева.

…Взмахиваю рукой, и дымящая сгорающим порохом запала, устаревшая, но, тем не менее, весьма эффективная в подобных ситуациях «эфка» летит вправо от меня. Настя успевает откатиться за большой поваленный ствол, прижимаясь ко мне…

…Взрыв, громкий и рвущий перепонки у тех, у кого уши ничем не защищены…

…Справа — мгновенная мертвая тишина…

…Скопа, быстро сменив позицию, стреляет по тем Двум, которых так удачно прижал Большой. Ствол ее винтовки чуть дергается, отправляя в полет маленьких смертельных насекомых.

— Все, — слышен в наушниках ее голос. — Все шестеро. Большой, подстрахуй, я спускаюсь.

Встаю и иду к Алексею. Настя уже рядом с ним, прижимает к груди его голову. Лейтенант хрипит, пуская кровавые пузыри. К гадалке не ходи, чтобы понять: «оператору» осталось не так уж и много. Пять пуль, причем три в легкие, две в район селезенки. Явно бронебойные, потому как комбинезоны у наших подопечных были не какое-то фуфло.

— Лешка, Ле-е-е-шка-а… — Девушка чуть покачивается, не замечая слез, пробивающих дорожки на ее покрытом пылью лице. — Как же ты так, Лешка?!

Нда… Жалко парня. Сколько раз сталкивался со смертью таких, как он, моих ровесников, а все равно — пережимает что-то в груди.

На какое-то время…

Прихрамывая и ругаясь, в овраг спустился Большой. Его правая нога уже была перетянута жгутом, и кровь начала подсыхать, поблескивая на камуфляже комбинезона. Если у него что-то серьезное, то не знаю, как мы продолжим путь дальше.

Скопа, матюгнувшись, позвала меня. Направившись к ней и продравшись через заросли крапивы и лебеды, я увидел, что спустилась она не зря.

Один из трех наемников был еще жив. В том, что это были наемники, сомнений у меня не осталось. Слишком хорошая экипировка и абсолютно незнакомые лица.

Последний из них, тяжело хватая воздух открытым ртом, сейчас лежал передо мной. Чуть старше тридцати лет, короткий ежик черных волос, приметный шрам, по диагонали пересекавший лицо, светло-зеленые глаза.

— Ты кто? — присев на корточки, поинтересовался я. — А, земляк?

— А тебе не все равно? — прошипел «пес войны». — Какая на хрен разница, если ты меня сейчас вальнешь, Пикассо?

— Ну вот. — Достав из кармана сигарету, я щелкнул зажигалкой, закуривая. — Ты даже знаешь, кто я такой. А мне, представь себе, очень интересно узнать, как тебя зовут и на кой ляд, спрашивается, вы нас здесь караулили? И почему именно здесь?

— И ради чего мне тебе что-то говорить? — Наемник уставился на меня побелевшими от боли глазами. Хорошо по нему прошлись осколки, распахали весь левый бок на хрен. — В чем мой профит, если я один черт скоро загнусь? Сигарету дай лучше, хоть курну напоследок…

— Да на, такого дерьма-то не жалко. — Я воткнул ему в зубы прикуренную табачную палочку. — А в чем профит, говоришь? Да в том, что у меня с собой есть несколько волшебных ампул. Впрысну тебе содержимое одной — и все, ты уже сразу с дружками у привратника Петра в «козла» режешься, ожидая очереди на комиссию. А нет, так валяйся здесь до вечера, один черт раньше ведь не сдохнешь. Сам понимаешь, что по-всякому можно здесь загорать до того момента, как окочуришься. Мне бы вот не хотелось, чтобы на моих собственных глазах мне какая-нибудь гнида кишки начала выгрызать. Что скажешь? Желаешь сразу помереть или все-таки хотца помучиться?

Да-а-а-а… — Он закашлялся. — Говорили мне, что скотина ты редкостная, несмотря на то что выглядишь пай-мальчиком. Считай, что уговорил. Меня Волком кличут. Саша Волков я, с Новосибирска.

— Вот и умница. — Я отвлекся, попросив Скопу, к тому времени закончившую потрошить вещи наемников, присмотреть за остальными нашими компаньонами. — А теперь ври по порядку. Кто, как и зачем вас нашел и послал за нами, да так умно, что вы постоянно впереди шли. Рассказывай, птица-говорун, не стыдись…

— Ну ты и гнида все-таки, художник засратый. — Волк сплюнул красную слюну. — Знаешь, чем прижать. Ну, слушай, раз такое дело… Наняли нас обычным порядком, через куратора. Выплатили аванс, очень хороший, к слову. Знал бы, чем кончится, послал бы на хер такой заказ. Переоценили себя, да уж… Кто заказчик, точно не знаю. Подозреваю, что от американцев кто-то. Хрен бы кто из наших, совковых, такой аванс выплатил… Данные дали точные, на твою группу и на этих двух… А про маршрут, которым вы шли, нам вчера только известно стало. Мне же куратор и передал, по станции, аккурат перед Всплеском, пока она не гикнулась… Ох ты ж черт, больно-то как…

Наемник заметно бледнел и дышал все тяжелее. Видно, он и в самом деле переоценил себя. А может, дело было в болевом шоке. Не знаю. Мне-то сразу было ясно, что до вечера он не дотянет. Максимум час-полтора — и все, прими, Господи, душу раба твоего, Александра Волкова… Блефовал я, конечно, намеренно, но как еще-то было поступать?

— Слышь, Пикассо… — Волк уже начинал сипеть. — Мне-то теперь по барабану… За вами еще наверняка кто-то идет… Чую я, что так и есть… Слишком уж куратор серьезный был…

Да уж, спасибо тебе, Саша… Хоть и перед смертью, а поступил как хороший человек…

Он не успел ничего понять, когда я воткнул иглу уже давно готового инъектора ему в шею. П-ш-ш-ш… «Блаженная смерть» — средство безотказное. Оно проверено временем и боевым опытом…

Наемник Саша Волков, родившийся в Новосибирске и бывший когда-то самым любимым мальчиком для своей мамы, улыбнулся, задрожал всем телом и, вытянувшись, уснул навсегда. Спи спокойно, «пес войны». Надеюсь, ты простишь меня, понимая, что я только защищал себя и друзей. Придет мой срок — встретимся…

Алексей к тому времени, как я подошел, уже умер. Настя успокоилась и сидела рядом с ним, положив его голову к себе на колени. Я не знаю, насколько хорошо они друг друга знали и были ли близки… Но сейчас мне было искренне жаль и ее, эту хорошую и славную девушку, и ее напарника. И пускай они пытались нас обмануть… Какая разница? Да никакой. Просто еще одним хорошим человеком стало меньше.

Мы закопали его в зарослях бурьяна, под молодой березкой, прикрепив к стволу небольшую картонку, на которой написали имя и фамилию.

Из найденных на телах наемников гранат я устроил несколько растяжек. Небольшой сюрприз Для мародеров и местного зверья, если кто-нибудь из них решит порыться в его последнем пристанище.

«Диких гусей», пришедших по наши головы в Район, мы дотащили до ближайшей «конфорки», куда их и покидали. Вспыхнув факелами, они быстро вознеслись на небеса, подобно древним язычникам здешних мест. Dust to dust, как говорится…

Пора было двигаться дальше, несмотря на то что Большого ранили. Хорошо хоть, что обработанная гемоклеем и перетянутая ИПП рана не мешала ему двигаться в хорошем темпе.

Топь — не самое гостеприимное место в Районе. Здесь хватает таких тварей, что перед ними блекнет весь зоопарк самого Радостного. А уж сколько их встречается чуть ли не в единичном экземпляре — это вообще неизвестно. Но от своего ярко выраженного индивидуализма они явно не становились менее опасными. Так что идти нам приходилось быстро, но очень и очень осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам.

Тем временем жизнь вокруг кипела и била ключом. И хорошо, что не ключом на «тридцать два» по нашим головам.

Топь, как ни странно, регенерировала более-менее нормальную природу куда раньше остальных областей Района. Во всяком случае, даже из птиц здесь были не только вороны, как в других местах. Пару раз мимо с кряканьем пронеслось несколько уток. Хотя, конечно, охотиться на них я бы точно не стал. Мало ли…

Идти теперь стало сложнее. Хотя Большой и расстрелял две из своих трех коробок с лентами, груза у нас не убавилось, поскольку пришлось прихватить с собой «Хеклер» погибшего Алексея, а также все подходящие патроны из снаряжения наемников. Вторую винтовку Скопы взялся нести я, так как наш богатырь после кровопотери явно стал уставать.

Поворачивать назад мы не рискнули. Возможно, Волк и врал, возможно, и нет, но проверять не хотелось. Идя вперед, мы могли наткнуться на кого-то из наших ребят, и тогда будет проще. У меня уже давно появилась твердая убежденность, что до Радостного я пойду в любом случае. Даже если останусь один.

Я ни хрена не спаситель мира. Не верю, что меня за мое участие ожидает что-то грандиозное. Но если за нами посылают несколько групп наемников, значит, дело серьезное и довести его до конца нужно из принципа. Да, вот такой я дурень. И плевать мне, что и кто про меня подумает. Тупо пойду вперед, насколько хватит сил и везения, дотяну и, стиснув зубы, закончу начатое дело.

Датчик ловушек тихо щелкал, выявляя новые опасности. На Топи серьезные ловушки увидеть можно издалека. А мелкие здесь и не попадаются. Такой вот парадокс.

Тропинка заметно сужалась, уходя в высокий, в человеческий рост, камыш. Эх, хорошо, что здесь змеи почему-то не водятся. Терпеть не могу этих гадин. Любых, включая ужей. И это не значит, что я не умею их готовить, как кошек из бородатого анекдота. Как раз таки готовить умею. И есть тоже, если придется. Что, вполне возможно, совсем не за горами. Хоть и расходуем мы еду аккуратно, она у нас не бесконечная. А артефакта типа «скатерть-самобранка» еще никто не находил. И хорошо, что у каждого из наших врагов-наемников при себе оказалось по нетронутому армейскому сухпаю.

Мы шли вперед, хлюпая подошвами ботинок по влажной и глинистой земле. Почвы в районе Топи гадостные до невозможности. Помнится, как-то раз пришлось шляться здесь в самом начале рейдерской карьеры. У нас со Сдобным были тогда абсолютно одинаковые берцы российского производства. Стандартные, унифицированные. Мне-то повезло, а вот ему — не очень. В какой-то момент до него дошло, что правая подошва отсутствует. Засосало в тягучую жижу и вырвало вместе с гвоздями. Приколотив ее прикладом, мы повернули назад. Как раз после того случая серьезно занялись экипировкой.

Скопа, как обычно, шла впереди. Вот только теперь ей приходилось держаться поближе к нам, так как мы все более превращались из группы, способной выдержать любое нападение, в группу санитаров и раненых. Большой, которого я заставил идти в середине нашей четверки, сопел и покряхтывал, не давая нам ускоряться. Настя, хоть пришедшая в себя, сгибалась под тяжестью дополнительного груза. Позволить себе помочь ей и тащить вес, который помешал бы мне нормально следить за обстановкой, я не мог. Наше положение и так уже напоминало трагифарс. Нужно было найти нормальное место для отдыха и разобраться с дальнейшими действиями.

Подходящее место попалось достаточно не скоро. К тому времени Большой захромал еще сильнее. Ну, а Настю начало все больше и больше гнуть к земле.

Камыш стал заметно реже. В одном из просветов Скопа усмотрела небольшую поляну, со всех сторон окруженную ивами и густым кустарником. Туда, после оперативного сканирования и поверхностного визуального осмотра, мы и направились.

— Фу-у-х. — Настя скинула рюкзак и шлепнулась на задницу, блаженно вытягивая ноги перед

собой. — Сейчас бы ботинки снять. И в душ или в ванну… Э-э-э-х, мечты, мечты.

— Да уж, мечтать не вредно, эт точно. — Большой, поморщившись, опустился рядом с «журналисткой». — Черт, ребята, а ведь меня не на шутку колбасит…

Скопа, поднявшаяся на небольшой взгорок в зарослях кустарника, метнула в меня озабоченный взгляд. Ситуация принимала нехороший оборот. Абсолютно непохоже на Большого прозвучало то, что он сказал, совсем непохоже. Видно, все же укатали нашего мустанга-иноходца крутые горки.

— Плохо… — Настя немного отодвинулась от Большого. — Сильно болит?

— Да болит уж. — Тот поморщился. — Мешает. Пикассо, а ведь я вам тоже мешаю, а? Нельзя мне с вами дальше-то тащиться. Давай я здесь где-нибудь останусь, а?

— Вот давай, чудище лесное, ты не будешь хрень тут всякую пороть, а? — зло бросила Скопа. — И, может, нам стоило прямо там тебя добить? Ну, чтобы вообще не переживать. Не находишь?

— Это уж совсем кардинально как-то. — Большой усмехнулся. — Хотя… Кто знает?

Гхмм… Это уже я поперхнулся и воззрился на нашего здоровяка с явно читаемым в глазах вопросом: «А все ли у тебя с головой в порядке?!!»

— Хорош пургу-то гнать, Большой! — Такого ему говорить мне еще не приходилось. — Ты чего? О чем говоришь-то?!! И не стыдно ведь… Значит, так. Сейчас выходим на открытую волну, узнаем, есть ли кто-нибудь из наших рядом. Потом, Настя, ты объясняешь нам со Скопой, куда и зачем нам идти. Что Делать на месте. А сама остаешься с Большим. Если, конечно, нас и правда команда мальчишей-плохишей не догонит.

— Я не останусь! — Девушка встала на ноги. — И свою задачу на вас не переложу. Ясно, Пикассо?! Я офицер ФСБ, иду с конкретным приказом и целью. Указывать мне ты не имеешь права.

Угу. Действительно, она же офице-е-е-р ФСБ. Ну надо же, и как это я забыл? Все вроде верно, но… Ведь она не просто боится нарушить приказ, а еще и перепугана тем, что может остаться с Большим. Хватит, наверное, тянуть с разговором, о котором я думал совсем недавно.

— Настя, на пару минут. — Я направился в сторону одиноко торчащего дерева, полощущего ветвями над болотной гладью.

Девушка встала и пошла за мной. Отойдя ровно на то расстояние, которое позволяло говорить, не боясь, что Большой нас услышит, я задал давно вертевшийся на языке вопрос:

— Зачем ты хотела стрелять в него? Там, возле избушки? Что это было такое?!

Настя замялась, не решаясь рассказать что-то сразу. Ну, а потом…

Как я и думал — это был сон. Страшный, нелогичный и кажущийся абсолютно естественным. Сон, в котором Большой нашинковал нас всех, одного за другим. Что спровоцировало его?! Да кто же сможет сказать точно…

Всплеск, усталость, потрясение от первого знакомства с Районом, усугубленное его легендарными обитателями, встретившимися нам. Наверное, все это вместе и родило тот безумный коктейль, который растекся по ее нервам плотными потоками адреналина. Она боялась остаться один на один с нашим пулеметчиком, когда-то совершившим убийство противника по рингу, сбежавшим с Большой земли.

И это — офицер Конторы! Пускай и девушка, ну и что? Вон стоит Скопа, которая сразу приняла Район таким, какой он есть. А положив руку на сердце, кем ее можно назвать, как не высококвалифицированным убийцей? На нашей с ней совести очень много жизней. Да, мы никого и никогда не «утилизировали» за деньги. Хотя предложения поступали регулярно. Нет, убивали только тогда, когда приходилось защищать собственные жизни.

А Настя? Подготовленный и наверняка прошедший кучи тестов и испытаний сотрудник ФСБ. Организации, которая кого попало в свои стройные ряды не берет. Да и приказ для нее остается Приказом. Именно так — с большой буквы.

Это радует и греет душу. Возможно, она действительно честный человек, пытающийся защитить свою Родину. Ну что же… Мы ей поможем.

Громкий хруст ломаемого камыша прервал мои размышления. Твою ма-а-а-ть!..

Пушечными ядрами ломая хрусткие стебли и продираясь сквозь кустарник, на нас летели высокие, оплетенные жгутами мышц фигуры с серо-зеленоватой кожей.

Вурдалаки… Гуманоидного типа твари, похожие на скрещенных безумным генетиком прямоходящего комодского варана и чемпиона по бодибилдингу. Новые дети Района, появившиеся на свет как раз перед Гипервсплеском. Большие, кровожадные и Донельзя хитрые.

Они не могут при атаке «смазываться» как серые львы, и они не такие большие. Но это не мешает им быть намного быстрее и сильнее обычного человека.

Эти мутанты не пользуются оружием, как местные, но могут собираться в такие вот стаи. Как и всех прочих Измененных, их останавливает только выстрел в голову. Причем пуля должна быть большого калибра.

Я рванул с места вперед, расстегивая на ходу кобуру «Гюрзы» и понимая, что стрелять из «калаша» нельзя. Слишком сильно закрыли своими спинами мой сектор стрельбы эти поганцы. Одна очередь бронебойными патронами, которые прошьют их насквозь, и все, конец ребятам.

Десять тварей, живучих и сильных. Пятнадцать метров до них я преодолел за несколько секунд, когда меня сбил с ног последний, до времени затаившийся в камышах.

Я боком проехался по скользкой траве и постарался быстро развернуться к нему лицом. Не получилось…

Вурдалак с размаху впечатал свою корявую ступню мне в живот. В глазах потемнело, воздух с хрипом вылетел из легких. Единственное, что я успел сделать, так это не выпустить из рук «гюрзу» и ткнуть ею в район, как мне показалось, его головы. Попал. Громкий хруст нижней челюсти мутанта четко дал мне в этом убедиться.

Тварь откинуло от меня, чем я не замедлил воспользоваться, быстро передернув ствольную коробку и всадив ему пару пуль в голову. И тут сзади громко и отчетливо крикнула Настя, зовя меня на помощь.

Возле нее валялась сломанной грудой мышц туша одного из сероватых упырей. Второй мутант, сумевший выбить из рук девушки короткий автомат, сгреб ее за кевларовую ткань воротника и наносил свободной рукой удары по защищенному комбинезоном корпусу. Пока только это и спасало ее от острых когтей, украшавших его длиннющие узловатые пальцы.

Со стороны моих ребят успокаивающе слышались хлопки одного из «Стечкиных» Скопы. Не знаю, как там Большой, но он явно не станет легкой добычей для этих уродов.

Примерно так я подумал, подлетая к Насте. Ну, разве что думал не так складно и спокойно. Вурдалак, своим звериным чутьем почуявший меня, успел обернуться. Ровно настолько, чтобы мне удобнее воткнуть ствол пистолета прямо в раскрытую, рычащую и слюнявую пасть, утыканную длинными зубами. Ба-а-а-н-г!!!

Умница, лейтенант ФСБ! Она успела опустить забрало своего шлема, благодаря чему и выжила. Правда, сейчас оно было полностью покрыто содержимым уродливой, шишковатой головы мутанта. Ну, так то не беда. Отмоет. Если живой останется.

Развернувшись к ребятам, я наконец-то увидел греющую душу картину. Трое из нападавших мутантов уже валялись на земле и не двигались. С места рванул к ним, всадил три пули в голову еще одному. Их осталось шесть. Тем временем Скопа, подхватив дробовик Большого, откатилась в сторону, отвлекая на себя еще троих. Вот это они сделали определенно зря…

Наш здоровяк заряжал патроны всегда только картечью. Восемь выстрелов из «Вепря», и, как результат, на земле прибавляются трупы мутантов. С развороченными грудными клетками и наполовину снесенными гипертрофированными «тыквами».

Но, как оказалось, у Большого перекосило ленту. Что не помешало ему использовать свой «Печенег» не менее убойно. С той лишь разницей, что вместо ствола, выплевывающего пули, он применил приклад. Да, да… Превратил пулемет в импровизированную дубину. С результатом воистину ошеломляющим.

Взмах и удар! Хруст! Одного из вурдалаков откидывает на соседа, заляпывая того вылетевшим содержимым головы.

Следующий мутант напарывается на мощный тычок концом приклада в морду. Лицевые кости вминаются внутрь. Кровь густого багрового цвета брызжет во все стороны. Тварь с ревом падает навзничь.

Последний вурдалак, забрызганный липкой смесью из мозгов и крови, стекающей по сероватой коже, успел отскочить с биссектрис наших со Скопой стволов. Сейчас его закрывала от нас широченная спина Большого, не давая возможности стрелять. Вот черт!!!

— Пикассо, Скопа, стойте! — Большой опустил пулемет и остановил нас взмахом руки. — Давненько я не разминался как следует, хех…

Он медленно и аккуратно опустил «Печенега» на землю, поставив его на разложенные сошки.

Вурдалак, спиной прижимавшийся к двум сросшимся ивам, ворча и порыкивая, смотрел на него. Мышцы мутанта, шевелящиеся под кожей клубками больших потревоженных змей, напряглись. Тварь, наклонив набок голову, с хрипом прогоняла воздух через вывернутые ноздри и, подрагивая острыми кончиками ушей, внимательно следила за Большим буркалами своих глубоко посаженных и косоватых глаз.

— Что он хочет делать?! — Подбежавшая Настя удивленно смотрела на эту сцену. — Скопа, он с ним что, драться собрался?!

Скопа, никак не прореагировав на слова «конторщицы», немного переместилась влево, начав поднимать ствол второго АПС. Вурдалак рыкнул и незаметно качнулся в сторону, снова спрятавшись за спину Большого.

Вот хитрая скотина… Сколько бы ни твердили мне всякие «яйцеголовые» умники про то, что интеллекта у многих мутантов нет и в зачаточном состоянии, никогда им не верил. И, наверное, поступал правильно. А насчет того, что наш бывший чемпион-супертяж неожиданно решил развлечься, так успеем мы со Скопой в случае чего.

Большой сделал шаг вперед, взмахнув левой рукой. Вурдалак, зашипев и подняв свои когтистые грабки, дернулся в сторону, тут же напоровшись на молниеносный хук справа. Чпо-о-о-к!

Левая сторона «лица» Измененного немедленно вмялась внутрь. Не знаю, как вел себя Большой когда-то на ринге, но надеюсь, что бил не так…

Тварь кинуло на прогнувшийся ствол росшего сзади деревца. Глухой удар мощной спины, столкнувшейся с отпружинившей ивой!

Большой, уже шагнувший ему навстречу, быстро провел серию-связку из пяти ударов, слившихся в одну размытую линию…

Удар правой рукой в нижнюю, выступающую вперед челюсть с торчавшими из нее клыками…

Нижний прямой свободной левой под ребра заставил мутанта согнуться пополам…

Правой рукой Большой гвозданул вурдалаку прямо в левое оттопыренное ухо, заросшее реденькой паклей шерсти…

Еще один удар левой последовал точно в область грудины только начавшего распрямляться урода. Сухо щелкнула треснувшая кость…

И завершающий, взрывной выпад кувалдой правого кулака, пришедшийся прямо в приплюснутый нос вурдалака, вогнал ему переносицу внутрь черепа…

Порожденная Районом большая и сильная тварь сползала по двойному стволу росшей за ним ивы. Закатившиеся белки и поток, именно поток бурой, резко пахнущей крови, текущий из полностью перекореженного носа…

Только что прямо на наших глазах Большой сотворил легенду. И, как оказалось, эта легенда была заснята камерой, невесть каким образом оказавшейся в руках Насти. Нда…

КПК заверещал, сразу привлекая к себе внимание. Взглянув на него, мне почему-то немедленно захотелось убраться отсюда. Шесть точек, засеченных коммуникатором не так уж и далеко от нас, никак не внушали доверия.

— Быстро! — Скопа понимающе кивнула головой, метнувшись в сторону наших вещей. — Валим отсюда. Большой, идти сможешь?

— Да… Но что касается пробежки, если придется, не знаю.

Мы торопливо уходили от места недавнего побоища. Движущиеся точки, засеченные хитрым прибором, прошедшим курс тотального апгрейда в Лаборатории, не собирались останавливаться. Наоборот, они приближались к нам со все более возрастающей скоростью.

Кто это мог быть, меня волновало мало. Переданный на закрытой волне сигнал «свой-чужой» наши преследователи проигнорировали. Спокойно дожидаться столкновения с ними не хотелось. Не та ситуация и не тот расклад. Если эти — такие же ребятки, как те, что были с Волком, ничего хорошего ждать не приходилось. И я почему-то был уверен, что мы с ними можем не справиться даже из засады.

Время шло. Солнце начинало скатываться за горизонт. Мы шли вперед, стараясь оторваться, пересекали Топь, стремясь поскорее выйти ближе к Парку. Там были остатки полуразрушенных строений, среди которых можно принять бой.

Большой тяжело дышал и все больше бледнел, тихо матерясь сквозь зубы. Скопа часто оглядывалась на него, и в ее глазах начала мелькать обреченность, так ей не свойственная. Я понимал, что сейчас творилось на душе у моего снайпера, у моей замечательной девчонки. И, как ни старался не думать про это, сбежать от собственных мыслей не мог.

Вполне возможно, что скоро нам придется принять бой. И весьма сомнительно, что, даже выиграв его, все мы останемся целы.

Периодически мы по очереди отправляли в эфир сообщения о помощи. Но вокруг как будто все вымерло. Ни одного рейдера в округе. И это тоже не давало поводов для позитивного взгляда в будущее.

Настя. — Я, догнав девушку, за плечи повернул ее к себе лицом. — Возможно, нам придется отбиваться. Бросить Большого мы не можем. Никто из наших ребят здесь сейчас не шляется. Так что я не знаю, сумеешь ли ты закончить свое задание. Могу скинуть тебе на КПК самую короткую дорогу, по которой ты сможешь выбраться…

— Пикассо. — Настя сдунула с лица прилипшую, мокрую от пота прядь волос. — Ты бы мне лучше скинул дорогу до Города. Я одна пойду. Может, удастся отвлечь тех, кто висит на хвосте. Если подам им знак, что это меня они ищут.

— Ты не сдурела, часом? — Услышав такое, я чуть было не споткнулся. — Ты как себе это представляешь? Я не знаю, как мы все вместе туда дойдем, не говоря уж про тебя одну. Нет, Насть, это не вариант.

— Послушай, сталкер! — Девушка резко остановилась. — Это моя работа. Мой долг, в конце-то концов. Пойми ты, Пикассо, что я просто должна. Хотя бы в память о Лешке, чтобы он не просто так погиб. Понимаешь?!

— Да хватит уже, брат! — Скопа тоже остановилась, повернувшись к нам. — Что ты с ней споришь?! Надо — пусть идет. Я, конечно, все понимаю. И насчет долга, и насчет приказов. Но Большой мне дороже всех остальных. Он мой друг. Он меня вытаскивал неоднократно из такой задницы, что мне самой вспоминать страшно. Неужели я его брошу? А маршрут… Я тебе, Настя, сама маршрут скину. Не будешь тупить, так пройдешь.

— Согласен, Скопа. — Я покивал головой. — Выберемся с Топи, Настя, так иди куда хочешь. А бросать Большого я тоже не собираюсь.

— Ну спасибо. — Большой хмыкнул. — Ща заплачу просто…

Под ногами все так же хлюпало и чавкало. Конца и края не было видно этой жиже и всему, что на ней жило и росло.

Я очень не люблю ее… Очень-очень. И потому, что здесь полным-полно всякой ползучей гадости. И потому, что здесь всегда сыро. А также из-за того, что здесь куда как сложнее отслеживать ту пакость, что Зона подсовывает нам постоянно.

Мы обходили вывороченные и гниющие стволы деревьев, на которые наши приборы просто заливались писком. Старались не сходить с еле видной, кем-то протоптанной дорожки, изгибающейся причудливыми зигзагами.

Несколько раз Настя проваливалась в ямы, наполненные зеленой, отвратительно пахнущей водой. Ее тут же вытаскивал Большой, шедший прямо за ней. К счастью, это была просто вода, но адреналина эти случаи добавляли здорово.

На экранчике КПК четко фиксировались точки, догоняющие нас. Остановились они только раз, и, судя по всему, именно в том месте, где недавно был наш бой.

Приходилось торопиться, рискуя вляпаться в ка-кую-нибудь дрянь. Ну, а куда нам было деваться? Тем более что приборы начали выдавать информацию о том, что, согласно данным карты, мы приближались к выходу из болот.

И тут мы увидели это…

Ряд невысоких голубоватых огоньков, лижущих все вокруг своими языками. Штук семь-восемь, перегородивших нам путь и тихо перемещающихся по замкнутой дуге. Таких красивых и, на взгляд неопытного сталкера, абсолютно неопасных.

Болотные огни. Эльмы, холодные убийцы…

Внутри круга, который они описывали, виднелись кости. Крупный скелет и остатки старого ручного пулемета без цевья и приклада. Эльмы поедают практически любую органику, в том числе и деревянные части оружия. Почему они эти кости не слопали? Да кто их, мутантов, знает?

И еще — они очень быстрые, чуткие и охотятся стаей.

Мне не доводилось сталкиваться с ними так близко. Как-то раз, когда я и Сдобный бродили в этих местах, мы чуть было не напоролись на такую же стайку. Тогда мы их увидели метров за двести. И сзади нас никто не преследовал.

А сейчас за нами шла погоня. С обеих сторон была болотная жижа, и в нее я бы не полез даже под дулом наставленного на меня пистолета. Счетчик биоактивности затрещал как обезумевший, когда я направил его в сторону воды.

— Да-а-а, — протянула Скопа. — И чего делать будем?

Я пожал плечами. Вернуться назад и сесть в засаду, ожидая тех, кто шел за нами? Тоже вариант, конечно… Если не учитывать физического состояния нашего героического войска. Си-ту-е-ви-на-а-а…

Эльмы все так же монотонно двигались по кругу, ожидая новых жертв. И входить в их состав мне не хотелось. Категорически. Думай, Пикассо, думай. Ты ж головой не только ешь и куришь, ты ж ею, типа, еще и мыслишь.

Идея пришла. Возможно, не самая удачная и, возможно, невыполнимая. Но не стоять же просто так и гадать, с какой стороны придется встречать смерть?! Правильно, не стоять, а действовать.

Во-о-н то деревце, которое справа от этих мелких зеленых ухарей, что-то оно кренится чересчур, ага… А если мы его да гранаткой, да под корешочки, а?!

Пальцы привычно пробежались по нижнему ряду карманчиков «разгрузки», нащупывая ВОГ. И не наткнулись ни на одну из тупых головок гранат для подствольника. На какой-то миг я почувствовал, как по спине пробежала вниз одинокая холодная капля пота.

А потом я нащупал знакомую до слез ребристую поверхность. Есть!!! Да не одна, а целых три. Жить можно.

— Ты это, Пикассо. — Большой присел за невысоким холмиком, рукой прижимая Настю к земле. — Давай пальни как следует. А то, если вдруг не получится, нет у меня ни сил, ни желания изображать из себя кенийского бегуна на дальние дистанции. Не побегу. Лучше сдохну и буду потом к тебе по ночам являться. Греметь цепями и завывать.

— Угу, — буркнул я, прицеливаясь. — Стреляю!

Фыркнув, подствольник отправил гранату в полет. Нам повезло. ВОГом тяжеловато свалить дерево, но тут была Топь, и корни не выдержали. Дерево рухнуло.

Эльмы ринулись в его сторону, подтверждая гипотезу о том, что они реагируют на то, что можно назвать тектоническими колебаниями.

А мы рванули с места и взяли скорость, которую способен взять не всякий олимпийский чемпион. Хорошо, что у Большого не было задето ничего, что помешало бы ему бежать.

Голубые огоньки, несмотря на то что дерево было для них сейчас первостепенной целью, все-таки среагировали на нас. Слившись в одну большую ярко-голубую полосу, огни метнулись к нам, стелясь над землей. А мы неслись вперед, благо перед нами не замечалось никаких других аномалий. Было ли это результатом того, что здесь появились эльмы, или нет, я не знаю. Но то, что нам это помогло, было ясно как дважды два.

Скорость нас спасла. Эльмы гнали нас еще около трехсот метров, потом все-таки отстали, уйдя в сторону. Впереди посветлело, деревья, заслонявшие собой низкое небо, заканчивались. Стали попадаться первые свидетельства того, что до остатков цивилизации осталось немного. Попался остов ЗИЛа, проржавевший насквозь. Чуть в стороне, заросшая бегунком, торчала разрушенная кирпичная автобусная остановка. И, самое главное, вдалеке виднелись плиты бетонного забора, опоясывающего территорию бывшего складского комплекса. Дошли все-таки, почти до самого Радостного.

— Быстрее! — Скопа подстегнула нас криком. — Быстрее, они нас догоняют!

Свистнула пуля. Я оглянулся…

С десяток фигур в разномастных комбинезонах выбегали из тех кустов, которые скрывали за собой выход с Топи, оставленный нами недавно. А впереди возникла полоса темной голой земли. Черта. Приборы вырубились…

Пули высекали кирпичную крошку из стен зданий, находившихся в пригороде Радостного. Большой, прижав щеку к прикладу «Печенега», валил нападавших последними очередями. Патронов у него осталось всего ничего.

Нас все-таки прижали возле Парка. Да, пройти через Черту удалось почти без потерь. Почти…

Они смогли нас догнать и с ходу начали бить по нам. Большой, уже получивший в этом рейде свою пулю, схлопотал еще и осколками от близко разорвавшегося ВОГа. Они здорово сумели прорвать ему комбинезон, разодрали в хлам ткань и бронепластины и повредили часть спины.

Мы отправили Настю по предложенному Скопой маршруту, а сами, засев в старых зданиях, отбивались от преследовавших нас наемников.

Они крепко нас обложили, и, к слову, их оказалось не шесть, а девять. Двух Скопа сумела снять еще издали. Одного зацепил я, и сейчас он не подавал признаков жизни, валяясь, как сломанная кукла, в зарослях крапивы и лопухов. Но их оставалось еще шестеро, а у нас заканчивались патроны.

— Большой, ты как?! — через коммуникатор поинтересовалась у пулеметчика Скопа, засевшая на чердаке.

— Средняя степень паршивости, — буркнул пулеметчик. — От потери крови не умру, но один хрен неприятно. У меня всего очереди на три «патриков» осталось. Потом кирпичами отбиваться начну.

— Лови. — Я кинул ему «Хеклер» Алексея и подсумок с магазинами. — Аккуратнее, больше нет.

— Понял тебя, спасибо. — Большой, прицелившись, выпустил длинную очередь, после чего, аккуратно сложив сошки, отставил «Печенег» в сторону. — Попал все-таки, хех…

— Ай малацца. — Скопа коротко хохотнула в переговорник. — Так держать, братишки!

Судя по всему, теперь их осталось пятеро. Ну что же, попробуем еще немного с ними поиграть. Авось и в этот раз мы подтвердим репутацию одних из самых удачливых бродяг Района и выкарабкаемся.

Я попытался прикинуть все возможные варианты, при которых мы точно сможем победить. И как ни крути, а придется мне попытаться зайти к ним с правого фланга, где меня сможет прикрыть большая автоцистерна, догнивающая под открытым небом. Если, конечно, удастся нормально проползти через полуподвальное помещение соседнего здания.

Скопа, которой я, поднявшись на чердак, объяснил свой план, согласно кивнула головой и выставила вверх большой палец. Большой, взявший себе мой АКС, решительно занял позицию у моей бойницы.

Ну, а мне придется идти с пистолетом и ножом. Да и ладно. Если все будет хорошо, вполне хватит одной из двух оставшихся у меня гранат, чтобы накрыть их всех и сразу.

Перекинувшись через бетонную плиту, перегораживающую выход из нашей «крепости», я прополз несколько метров до окошка соседнего барака, ведущего в подвал. Вжавшись в землю, покрутил головой по сторонам. Убедился, что никого вокруг нет, и щучкой нырнул в окно…

…И влетел выставленными руками аккурат в грудь «псу войны», собиравшемуся подкрасться к нам тем же способом.

Наемника отбросило к стене, довольно хорошо приложив об нее. Мне повезло — он выронил автомат. Но я не успел вытащить «гюрзу», когда он ошалело кинулся на меня.

Первый его выпад, классический маваси-гири, я удачно отбил контрударом. Второй, незамысловатый прямой в голову, — тоже. А вот третьим, быстрым левым хуком, он отправил меня в сторону окна, из которого я только что сверзился.

О-о-о-х!!! Бедный мой хребет, вошедший в фулл-контакт с ребристой кирпичной стеной…

Тем временем наемник, судя по всему, не решившийся кинуться за автоматом, двинулся на меня, прокручивая между пальцев хищное щучье лезвие «Полковника Боуи», бывшего любимой ухорезкой этой категории обитателей Района.

Ну-ну… У меня есть для тебя сюрприз. Сказано ведь — ищи пророка в своем отечестве.

Моим сюрпризом был HP. Нож разведчика, не претерпевший изменений с самого своего выпуска в девяностых годах прошлого столетия. И патрон калибром девять миллиметров, выстреливаемый из его рукояти.

Наемник понял свою ошибку достаточно поздно.

Он попытался уйти с траектории пули, и это спасло его. Но ненадолго.

Девятимиллиметровая пуля пробила щиток на его правом плече, отбросив назад его распластавшееся в прыжке тело. А потом мой нож с хрустом вошел в шею слева, разрубая хрящи и зацепив позвоночник…

Я отскочил, отбив успевшую сделать выпад руку с «Боуи» и уклонившись от карминовой струи, ударившей мне в лицо. Сделал шаг навстречу и прямым, сильным ударом еще раз вбил в него нож. На этот раз — в стык пластин комбинезона, точно меж ребер. И провернул, вытаскивая.

Тяжелое тело сползло по кирпичам, на которые его откинул мой последний удар. Хрипя, он зажимал руками раны в горле и груди. Кровь била тоненькими струйками, уже выпустив первый фонтан алого артериального наполнителя.

А теперь — вперед. И как трофей мне достался «Абакан» с девятью магазинами, что не могло не Радовать.

Потом я зашел в тыл «диким гусям», азартно расстреливавшим окна дома, из которого в их сторону огрызались три ствола Большого и Скопы. Все остальное было делом техники. Одна граната, раскидавшая троих. Несколько очередей из автомата в спину оставшимся двум. Обычная, грязная и кровавая работа, ставшая, как ни страшно это прозвучит, привычной.

Мы опять выкрутились. Большой теперь дотянет до прихода Дыма и Валия. Ребята, по всем законам подлости, откликнулись именно сейчас, когда все уже закончилось. И никаких угрызений совести у меня не было… Я не заставлял «диких гусей» идти по нашим следам и пытаться нас прикончить.

Настя шла вперед, постоянно сверяясь со встроенным в КПК навигатором. Пока ей удалось не сбиться с курса, проложенного Скопой. Она торопилась, стараясь успеть попасть в Город до наступления ночи.

Девушка нервничала, причем намного больше, чем могла себе позволить. Сейчас, когда она все ближе подходила к конечной точке маршрута, Настя окончательно поняла, насколько сложно выполнить возложенный на нее приказ.

Казалось, вот только она была на приеме у директора своего департамента, полковника Зубарева. Совсем недавно проходила инструктажи, знакомилась с информацией о Радостном.

Только чего стоили недели подготовки в сравнении с тремя неполными сутками здесь? Смерть Лешки, давнего и надежного напарника, бывшего ей почти родным. Возможная смерть проводников, до сих пор отстреливающихся от наемников, которых Пикассо не позволил ей увести за собой. Те мутанты на Топи, которые чуть не вытрясли жизнь и из нее…

Да что там говорить… Все шло не так, как планировалось, но… Она должна дойти. Обязана закончить начатое. Загрузить вирус в систему обеспечения. Уничтожить этот гнойный нарыв, постоянно терзающий все, до чего только сможет дотянуться.

Старший лейтенант ФСБ России Анастасия Ефремова, крепко сжав рубчатую поверхность рукояти УЗИ и закрепив на плече мини-камеру, шла в Радостный…

Взгляд в прошлое — 5

Лешка Грачев, молодой и подающий большие надежды лейтенант Конторы, встал со старого, продавленного диванчика в прихожей стандартной трехкомнатной хрущобы.

— Ну мам, хватит тебе! — Он крепко обнял мать, чмокнув ее в макушку, которой та еле доставала ему до груди. — Да все нормально. Стандартная командировка же. Сувениров тебе привезу, магнит вон на холодильник или еще чего там. Ну, все уже, хватит. Машина ждет…

Хлопнула дверь подъезда. Не старая еще женщина с абсолютно седыми волосами, постоянно окрашиваемыми ею в темный цвет, вышла на балкон. Щелкнула зажигалкой, прикурив «Вог», затянулась. Да, стандартная командировка, одна из тех, которых за последние годы, у ее Лешки было немало. Вот только почему не хочет успокаиваться сердце, которое и так работает на пределе последние лет семь?..

Тогда Он ушел в армию. Просто служить. И она считала, что Он «просто служил» до того самого дня, когда пришло первое письмо со штампом Моздока. С тех пор каждый вечер она проводила у экрана телевизора, просматривая все новости на основных телевизионных каналах.

Приходили на выходных подруги. Они пили чай. А иногда водку, горькую и невкусную. Но дающую возможность хотя бы ненадолго снять постоянную напряженность.

Потом, ранним весенним утром, когда за окном распускались свежие и еще не запыленные листочки березок, Он позвонил в дверь. Вернулся целым и невредимым оттуда, откуда недавно привезли мальчишку из соседнего подъезда. Учившегося с Ним в параллельном классе, а теперь, через три года после выпускного бала, привезенного с вокзала в «цинке».

Потом Он поступил в государственный вуз без экзаменов. Учился на юриста. Как тогда она была счастлива…

На третьем курсе Его вызвали в одно из зданий в Старом городе. После чего Он перешел на заочку, получил вне очереди свои первые звезды на погоны и уехал назад. Туда, откуда приходили письма со штемпелем Моздока.

И все закрутилось снова. Как ей хотелось, чтобы Он хотя бы женился. И пускай бы привел жену в дом. Чтобы у нее был внук. Или внучка… Не так было бы страшно отпускать Его в эти командировки.

И ведь Он радовался, как мальчишка, еще вчера. Радовался тому, что едет в Район. Место, про которое передавали странные и непонятные репортажи.

Да, она была согласна, что в Районе, возможно, не так страшно, как там, где постоянно идет непризнанная война.

Но почему же тогда так сильно заболело сердце, когда хлопнула за Ним старенькая подъездная дверь?!.

Лешка Грачев, молодой и подающий большие надежды офицер Конторы, смотрел в небо своими большими серыми глазами. Смотрел и не мог насмотреться. Потому что…

Потому что ему сейчас было очень и очень больно…

Потому что это было последнее, что он мог увидеть в своей короткой жизни…

Потому что он знал, что где-то далеко сейчас его мамка дернулась от непонятной и неясной тревоги, а он ничем не сможет ей помочь, а сможет только смотреть в это небо…

Потому что напоследок он все-таки успел сделать хорошее и доброе дело — закрыл собой Настю Ефремову, которой так и не успел сказать, как она ему дорога…

Потому что она сейчас была жива и держала его голову у себя на коленях, и от этого тепла и ласки становилось немного легче…

Да просто потому, что небо было безумно красивым…

Это низкое, закутанное в серые тучи небо Района было последним, что он увидел…

Где-то далеко еще не старую женщину скрутило от неясной тоски…

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ГОРОД — ПОВЕРХНОСТЬ

Настя шла через негустой пролесок, откуда было рукой подать до первых пятиэтажек города-призрака. Ненадолго остановилась, ловя тепловизором бинокля возможную опасность. Пока ей не удалось заметить никого ни из «пуритан», ни из какой-либо другой группировки. Одиночек хитроумное изобретение ижевских мастеров-оружейников тоже не засекло. Девушка присела на ствол поваленной яблони-дичка и сняла с пояса флягу с остатками воды.

Ночь она провела в одном из тех заброшенных зданий, что встречались на ее пути. Забралась на чердак, скинув приставную лестницу, и прокемарила всю ночь, вздрагивая от непонятных звуков. Как ни крути, а почти весь путь до Радостного она шла в обществе рейдеров, знавших все про Район и его обитателей. Под утро девушка все-таки не выдержала, забылась тяжелым сном.

Ее разбудила вибрация КПК, уловившего движения большой стаи орфо-псов, пронесшихся рядом с домом. «Журналистка» огляделась вокруг, осторожно выглянула из чердачного оконца и, убедившись в том, что все в порядке, решила продолжить путь. Быстро перекусив, двинулась в сторону города.

Она шла осторожно, обходя ловушки, которые засекал прибор, стараясь вспомнить все, о чем ей говорили проводники. УЗИ она перевесила на грудь и сняла с предохранителя.

Впереди, метрах в двадцати от нее, из кустов выскочил цербер. Девушка замерла, наблюдая за Измененным. То, что он был один, не расслабляло, а, наоборот, настораживало. Насколько она успела понять, местные собаки редко передвигались в одиночку, предпочитая охотиться стаями. Настя присела за развалившимся ящиком для песка с давно облупившейся красной краской и подняла оружие.

Пес стоял, водя обеими своими отвратительными головами по сторонам, втягивая воздух и недовольно поскуливая. Он был большим, крупнее большинства тех псов, что ей довелось увидеть в Районе. Темно-коричневого окраса, с лоснящейся редкой шерстью, сквозь которую просвечивала темная кожа. С торчащими ребрами и гипертрофированными суставами на лапах. Пасть, полная редких желтых клыков, несколько раз клацнула в такт сменившему скулеж рычанию. Тонкий облезлый хвост бешено гулял, хлеща пса по бокам. Черные губы, покрытые блестевшей на солнце слюной, спазматически подергивались.

КПК коротко завибрировал на левом запястье, отмечая показания детектора движения. Звук прибора, по совету рейдеров, Настя отключила еще вечером, чтобы, не дай боже, не выдать себя. Девушка покосилась на небольшой экранчик, вмонтированный в прибор и прикрытый прочным пластиком. Чуть позади появились две точки, крадущиеся по направлению к ней.

— Дерьмо! — Девушка выругалась сквозь зубы. — Вот этого мне только и не хватало.

Патронов оставалось всего два с половиной магазина. Был пистолет, но против трех церберов?! Избавьте, такой дурой Настя себя не считала. Пусть собаки и казались большими и неуклюжими, но, как быстро они двигаются, девушка уже насмотрелась. Она покрутила головой по сторонам, выбирая место, на которое смогла бы взобраться. Ага! Рядом, справа, торчал старый грузовик.

Пес, застывший перед ней живой статуей, поднял голову и, дергая раздутым горлом, глухо и угрожающе заворчал. Точки на экране заметно ускорились.

Девушка метнулась к стоявшему неподалеку КамАЗу.

Цербер издал торжествующий вой и рванулся за ней. А сзади, там, где прибор зафиксировал движущиеся объекты, из кустов с треском выломились его чуть меньшие по размерам собратья.

Настя добежала до грузовика, подпрыгнула, ухватившись борт. Доски подозрительно хрустнули, но выдержали. Она подтянулась, переваливаясь через борт, когда в ботинок вцепились челюсти одной из голов первого, успевшего ее догнать пса.

Она рванула ногу, подметка затрещала. Оставив кусок подошвы в челюстях Измененного, Настя кувыркнулась в кузов.

Машина заметно вздрогнула, когда один из четвероногих преследователей не успел затормозить и ударился всем телом в кузов.

Настя осторожно высунулась из-за борта и тут же отпрянула, еле успев убрать лицо от щелкнувших прямо перед ним клыков коричневого пса. Она опрокинулась навзничь, жестко впечатавшись задницей в доски пола и торчавшие из них головки болтов. И краем глаза заметила что-то в дальнем углу кузова, рядом с кабиной с выбитым задним стеклом.

Перекатившись влево, Настя вскочила на ноги и дала короткую очередь в голову не успевшего отскочить в сторону цербера. Он коротко тявкнул, а затем жалобно заурчал, растянувшись на земле. Район, разрушивший структуру их клеток, дал громадный запас живучести этим несчастным, в сущности, животным. Получив как минимум две пули в обе уродливые башни, пес все равно еще жил.

Но Настю это волновало мало, куда больше ее интересовало то, как бы отстрелить двух оставшихся тварей. Они, в конце концов, не два из пятнадцати оставшихся в живых уссурийских тигров, да и Настя не состояла никогда в «Гринписе».

— Где же вы, песики, а? — «Корреспондентка», помня про прыгучесть слепышей, не наклоняясь, оглядела то, что находилось внизу. — Идите к мамочке, она из вас пирожки сделает. С потрошками и прочими субпродуктами. А, собачки?!! Где вы, коврики меховые драные?! Твари блохастые!!!

Из-под днища КамАЗа глухо заворчали в ответ. Девушка покачала головой, понимая, что сейчас ситуация патовая: она сверху в кузове, псы снизу, прикрытые дном. Стоит ей попытаться спрыгнуть, как они точно не дадут ей нормально встать на ноги. А прыгать далеко Настя не решалась. Очень уж не нравились ни ей, ни ее детектору вихрящиеся черные точки, в трех местах торчавшие по периметру грузовика.

Девушка покосилась в сторону того, что заметила краем глаза, и поморщилась.

Солнце и ветер сделали свое дело с рейдером, когда-то давно забравшимся умирать в кузов старого грузовика. Провалами глаз на Настю смотрела мумия в потемневшем от времени старом армейском костюме средней степени защиты, пробитом в нескольких местах пулями. Осторожно наступая на трещавшие под ней доски, девушка подошла к останкам бедолаги. Мало ли что может быть у него с собой? Вон, торчит из набедренной кобуры ребристая рукоять «кольта», а в кармашках на внутренней стороне бедра явно есть две обоймы.

Тяжелый пистолет легко вышел из кобуры, матово блеснув вороненым металлом. Аккуратно потянув на себя затвор, Настя обнаружила, что пистолет в отличном состоянии. Смазка, когда-то заботливо нанесенная владельцем, сохранила его в целости.

Ага… рейдер, видимо уже умирая, засунул под себя старенький вещмешок.

— Извини, бродяга. — Девушка аккуратно потянула вещмешок на себя. — Тебе-то он уже давно без надобности. А мне…

Быстро развязав петлю на горловине мешка, Настя распахнула его. И что тут у нас?! Так…

Две банки консервов без этикеток, только со старыми клеймами, покрытые слоем чего-то, напоминающего солидол. Что это такое, Насте было хорошо известно. Бродяга залез в один из брошенных армейских складов и притырил там несколько банок. Ну и что, правильно поступил. Она была уверена, что с консервами ничего не случилось. Это была не та продукция, что поставлялась на полки обычных магазинов. По госзаказу все делалось в лучших традициях ГОСТов СССР. Хоть и не на века, но на десятилетия точно. Хорошо, запас карман не тянет.

Старая аптечка из набора химзащиты. Стандартный комплект давно уже ставших неактуальными средств защиты от радиации, биологического и химического заражения. В сторону ее…

Две эргэдэшки и, отдельно, запалы к ним, бережно завернутые в навощенную бумагу. Ой как хорошо! А это что?

Девушка долго смотрела на большую пузатую бутылку, потом повернулась к мумии рейдера:

— Спасибо тебе, бродяга. Вернусь, свечку за тебя поставлю, обязательно. Узнать бы еще, как тебя звали. Где ж твой КПК, а? Нету ведь нигде, вот странно.

То, что девушка держала в руке, было известно давно. Этой штукой пользовались экстремисты в Северной Ирландии и революционеры на баррикадах в Венгрии, бойцы Красной армии под Москвой и иракские ополченцы на улицах Багдада. Горючая смесь, известная повсюду под названием «коктейль Молотова». Самопальная жидкость, залитая в стеклянную бутылку, снабженная надежным фитилем и даже с приклеенной полоской «чиркаша» от спичечного коробка. И с самой спичкой, большой, с зеленой головкой, охотничьей, аккуратно примотанной скотчем к фитилю.

Пе-е-е-си-ки-и! — Девушка чиркнула спичкой, поджигая фитиль. — А у меня для вас подарок от сраного Деда Мороза… Ловите!!!

Блеснув боком, крутнувшись в воздухе, бутылка полетела под днище КамАЗа…

Полыхнуло и взвыло!!!

Настя мягко приземлилась на потрескавшуюся землю и откатилась в сторону от взметнувшегося клуба рыжего пламени, вцепившегося в сухие доски кузова.

С визгом мимо пролетел горящий пес, устремившись куда-то в кусты. А потом, вытянув оскалившиеся пасти, на нее кинулся последний, тот самый, темно-коричневый.

Девушка успела выставить перед собой ствол УЗИ, об который тут же клацнули клыки пса. Вторая голова безвольно болталась, почти полностью опаленная огнем. Но Настя не собиралась давать ни одного шанса этому дымящему подпаленной клочкастой шкурой мутировавшему монстру.

С усилием отодвинув корпусом оружия голову пса, уперлась в его поджарое брюхо ногами и с силой распрямила их.

Рыкнув, цербер взвился в воздух, растопырив свои непропорционально длинные лапы, и приземлился… В те самые тучи каких-то черных, похожих на мошку точек…

Пес взвыл, пытаясь рвануться в сторону, но его не выпустила метнувшаяся к нему черная, густая и кажущаяся, а может, и бывшая живой вуаль.

Измененного подкинуло вверх, закрутило в мгновенно зародившейся воронке, густо облепившей его изломанное Районом тело тысячами маленьких убийц. Пес открыл вытянутую пасть, выдавил из себя последний, тут же захлебнувшийся тоскливый вой.

— Охренеть! — Потрясенная Настя завороженно смотрела на то, что сейчас происходило перед ее глазами. — Вот где… А-а-а!!!

В какой-то момент тело несчастного цербера неожиданно сжалось, ненадолго застыло в таком состоянии, а потом, разом надувшись, лопнуло, окатив все вокруг внутренностями и кровью.

Девушка отползла от горевшего и нещадно чадящего грузовика и этой непонятной ловушки, уничтожившей крупного пса за несколько секунд.

Забрало шлема было покрыто уже начавшими запекаться кровью и слизью. Настя, перчаткой смахнув основную их часть, дико посмотрела на себя. С головы до ног она была заляпана чем-то бурым, карминовым и коричневым. Думать про то, чем же и как она сейчас пахнет, Насте не хотелось. Желания поблевать у нее тоже не было.

— Ну… — Девушка хмыкнула. — Отмоюсь. Потом…

Подобрав вывалившийся из кармана кольт и поправив ремни рюкзака, Настя направилась к уже видневшимся невдалеке домам Радостного.

Город потихоньку вырастал перед Настей. Опасный, брошенный и запущенный. Старые, ветшающие дома. Кучи мусора и листьев, завалившие землю. Ветер, гоняющий куски какой-то полиэтиленовой пленки на задворках ближайшей пятиэтажки. Уже заметная телевизионная вышка, которая когда-то являлась визитной карточкой Радостного.

Согласно карте, которую Скопа вбила в ее коммуникатор, Насте нужно было пройти около двух кварталов. Найти обычный, неприметный дом. Спуститься в подвал и открыть кодовый замок, спрятанный за одним из фальш-кирпичей.

Ну, а потом пробраться через лабиринт коммуникаций и выбраться к одному из дублирующих командных пунктов, контролирующих подземную часть Города. Ввести в специальную систему то, что лежит в контейнере на поясе. Активизировать систему подачи вещества, необходимую для его передачи, через специально спроектированные и созданные для этой цели трубы, в заброшенный исследовательский комплекс. И реагент сделает все сам. Создатели Ковчега будут уничтожены. Теоретически.

Настя оглянулась и еще раз проверила все через тепловизор. После того как она справилась с церберами, бодрости и уверенности в своих силах у нее значительно прибавилось. Если бы не давящая тишина, которую не нарушало ничего.

— Первым делом, первым делом реагенты, — напела она себе под нос, чтобы услышать хотя бы что-то. — Ну, а остальное все потом…

Через несколько минут перед ней оказались два первых дома. Обычные, панельные, многоквартирные. И пока не было видно ничего, что помешало бы найти тот, который она искала, хорошо видный от других по крыше красноватого оттенка, резко отличающейся от соседних серых.

Настя вошла в узкий дворик, вытянутым оврагом пролегший между домами. Двор как двор. Металлический грибок песочницы с давно слезшей краской. Стекла в окнах домов наполовину отсутствуют. Кучи разного хлама, скопившегося за прошедшие полвека. Одна из дверей дома с правой стороны моталась на ветру, скрипя петлями. Город-призрак, живущий своей непонятной для непосвященного жизнью. И то, что отсутствовало в любом другом таком же брошенном жителями населенном пункте, еще больше делало его сюрреалистическим, подобным картинам Дали.

«Перекати-поле», катящееся по земле. «Крапива», облепившая старенькие качели и лениво покачиваемая ветром. Голубоватый отсвет в провалах подвальных окон, что, как знала из изученного материала Настя, указывало на «ведьмин студень». И то, что осталось от тела в драном военном комбинезоне, лежавшего возле сгнившего остова «москвича». Вот в этом и была самая главная разница.

Девушка дошла уже до середины дворика, когда из одного из подъездов начал вытекать зеленоватый густой туман, низко стелящийся над землей.

Настя быстро припустила в сторону прохода между домами.

Она вылетела на открытый участок асфальта, некогда бывший, судя по количеству машин, стоянкой. И поняла, что немного отклонилась в сторону от маршрута. Запущенный и разросшийся сквер, который оказался перед ней, она не должна была встретить. Но возвращаться назад? Этого ей точно не хотелось. И «журналистка» смело пошла вперед.

Она прошла совсем немного, когда раздался экономичный одиночный выстрел.

* * *

Переждав ночь в развалинах, предварительно очистив их от тел, утром мы двинулись следом за нашей «конторщицей». Как Скопа ни материлась на Большого, но наш упрямец решил идти с нами. Расул Валий и Тоха Дым, так удачно вышедшие на нас, посовещавшись, также решили нас поддержать.

Валий, прибывший в Район откуда-то с Южного Урала, был потомственным степным табунщиком. И очень неплохо разбирался в следах. Шла Настя аккуратно, но, тем не менее, наследила изрядно. Чем мы и воспользовались, идя за ней вытянутой цепочкой. Меня волновало состояние нашего пулеметчика, и, как оказалось, зря. Всем нам на удивление, Большой почти не хромал. То ли скрытые резервы его громадного тела дали ему такую возможность, то ли аптечка, которую он по случаю прикупил недавно в Лаборатории, содержала в своем составе какое-то чудо-средство. Да это, конечно, было и неважно. Наш друг бодро топал в середине строя под присмотром заботливой Скопы. Я, предварительно поругавшись с ним, заставил отдать мне его пулемет и шел сейчас предпоследним. Дым замыкал нашу маленькую колонну, внимательно крутя головой по сторонам.

Где-то через полчаса после начала похода мы добрались до места Настиной ночевки. Обойдя цепочку «разрядников», сердито трещавших искрами, Валий зашел под притолоку какого-то домика. Появившись через три минуты, он показал брошенную девушкой упаковку из-под сухпайка. Одного из тех, что мы забрали у наемников на Топи. Это обнадежило нас еще больше. Если девчонка с утра спокойно завтракала, значит, уже смогла освоиться. И шансы догнать ее, найти целой и невредимой у нас увеличились.

Через какое-то время откуда-то со стороны Города раздалось несколько очередей.

— А ведь это Настя. — Скопа напряглась. — Ее УЗИ… Дерьмо!

Настолько быстро, насколько нам позволяла раненая нога Большого, мы двинулись дальше. А потом в той стороне, откуда слышались очереди, стал подниматься высокий столб черного дыма.

— Это чего ж там такое гореть может?! — Большой захотел почесать затылок, но вовремя вспомнил про шлем. — У нее ж с собой огнемета-то не было. А полыхает так, как будто напалмом прошлись…

— Ага. — Валий согласно кивнул. — Странно как-то. А вообще… Там КамАЗ старый стоит. Или стоял? Резиной пахнет, а там, кроме его покрышек, и нет ничего, что так вонять может. Сейчас увидим. Пошли туда.

На небольшом свободном от кустов участке земли догорал тот самый грузовик, про который вспомнил Валий. Жарко чадили доски кузова и старые покрышки. В стороне валялся цербер с размозженными пулями головами. По дороге нам в кустах встретился еще один, обгоревший, жалобно скулящий. Почуяв нас, он попытался заползти поглубже. Скопа пристрелила его.

— Да уж. — Дым покачал головой, глядя на пламя. — Как же так, а? В нем же бензина-то уж сколько лет и близко не было. С чего полыхнуло так?

— Какая нахрен разница… — Большой показал пальцем на что-то, лежащее в глубине кузова. — Сдается мне, что это человек был. Если Настя, то…

— Никакая это не Настя. — Валий, внимательно рассматривая траву на тропке, ведущей к видневшимся крышам Радостного, обернулся к нам. — Это не она. Девушка пошла в Город. Значит, все-таки идем за ней?

— Значит, идем. — Я закурил, почувствовав, что наш друг Валий почему-то колеблется и мы не сразу тронемся с места. — Ты передумал или по какой-то другой причине спрашиваешь?

Валий помолчал. Потом мотнул головой, отзывая меня в сторону:

— Короче, Пикассо… Когда я в ту халупу залез, где ваша «конторщица» ночевала, то нашел там кое-что. Слышал, наверное, про цветочки такие, которые голубенькие?

Да-а-а… Меня как морозом по коже продрало.

— Ты уверен? Может, пок…

— Не показалось, друг. Понимаешь, как тут не поверить. Я же видел, как ребята погибали. Из тех, кому такие цветы на глаза попались. И вот поэтому — я пойду. Я-то точно могу погибнуть, раз нашел их первым. Ты мне вот что пообещай, слышишь? Прикройте Дыма, если что. Хорошо?

— Хорошо. То есть цветок был не один?..

Валий тяжело вздохнул, прежде чем ответить:

— Три их было, Пикассо, три…

Мы прошли совсем немного, когда перед нами выросла окраина Радостного с ее разваливающимися домами.

Настин след вел нас в глубь ближайшего квартала и проходил через сквозной двор между двумя пятиэтажками.

Когда мы вошли в него, пытаясь отработать заход тройкой (Валий, Скопа, Большой) и, соответственно, нашей с Дымом двойкой, нас ожидало два очень неприятных сюрприза.

Во-первых, непонятный клубок тумана, растекшийся пролитой сметаной посреди двора.

И, во-вторых, с той стороны, куда, как считал Валий, пошла Настя, донесся хлесткий, как удар плетки, выстрел.

* * *

Группа Бармаглота, вышедшая спозаранку и прошагавшая до самого Города, втягивалась в ущелья дворов. Дошли хорошо, ни разу не задержавшись где-либо. Если бы командир группы не был в какой-то мере суеверен, он уже мог бы сплюнуть и перекреститься по поводу того, что пронесло.

Но многоопытный Гриша Александров был суеверным. Нет, он не верил в теток с пустыми ведрами, в черных котов или зайцев, перебежавших дорогу, и прочую мутотень. Он просто придерживался правила, гласившего: не дели шкуру неубитого медведя гризли, бродящего в Скалистых горах. И добавлял: а лучше дождись, пока он найдет себе медведиху и они забубенят много гризлят. Вот тогда и выходи на охоту искать кучу меховых половичков.

Пока все шло хорошо. Единственное, что напрягло Бармаглота, так это разговор с Большой землей. Вместо Кваскова с ним разговаривал начальник штаба Базы. Сеанс связи был краток. Гриша получил от него новые вводные, касающиеся продвижения к основной цели. И теперь вел группу по слегка измененному маршруту.

Он сомневался. Шел вперед, рыская глазами по сторонам, и думал о том, что услышал.

Спутники не просматривали территорию Района. Ну, практически. И свежая оперативная информация о том, что «пуритане» перебросили большой отряд в сторону планируемого маршрута его группы, казалась ему странной.

Бармаглот понимал, что эти данные могли передать лояльные рейдеры или внедренные в их группировки стукачи. Но его не оставляло нехорошее предчувствие. И с каждой пройденной сотней метров оно становилось все сильнее.

Три бойца, ведомые Дихлофосом, уже зашли за угол ближайшей пятиэтажки. Оставшиеся спецназовцы и «конторщики», отстающие на десять метров от разведчиков, были готовы войти во двор.

К Бармаглоту подошел Забелин. Фээсбэшник явно нервничал.

— Да, Лев Георгиевич, вы хотели что-то спросить?

Усатый ученый замялся, чем сильно удивил Бармаглота:

— Мы ведь уже почти на месте, командир. И чего-то мне не по себе. Слишком спокойно мы дошли. Я вам не сказал… Было еще две группы.

— Да-а вы что? — протянул спецназовец. — И почему я не удивлен, интересно? Мы должны с ними встретиться?

— Теперь не знаю. Если бы у них ничего не вышло, они должны были бы встречать нас здесь. Но не вышли на связь и…

Бармаглот, не сдержавшись, рявкнул:

— Вы ополоумели, что ли, майор?! Когда вы умудрились выходить на связь и как?!

Забелин виновато пожал плечами:

— Гриша, ну ночью, естественно. Да и не мог я по-другому. Ты пойми, задание у меня такой сложности, что нужна постоянная корректировка информации. Ну, так вот… Дальше рассказывать?

— Рассказывайте, чего уж там. — Бармаглот дал группе знак остановиться. — Чего я еще не знаю?

— Одна группа, такая же, как и наша, пропала два дня назад. По поводу них сомнений быть не должно. Скорее всего, уничтожены кем-то, кто для нас пока неизвестен. А вот вторая… Всего два человека, которых отправили под прикрытием рейдерской команды. Под видом журналистов. Они выдавали в эфир небольшие кодированные сообщения, несколько раз за сутки, в одно и то же время. Есть основания полагать, что мы можем с ними встретиться. Во всяком случае, приборы слежения, которые у нас с собой, недавно зафиксировали сигнал их маяков.

Бармаглот удивленно помотал головой:

— Зачем «жуков»-то цеплять на них? Ведь…

— Ничего не «ведь», уважаемый Бармаглот. — Забелин улыбнулся. — Маяки включаются на отсылаемый сигнал. Каждый настроен индивидуально. Прибор, включающий сигнал, только у меня. Ноу-хау наших оружейников. Никто со стороны не сможет определить.

— Ясно. И оба маяка сейчас подают сигналы?

— Именно. При этом расстояние до них чрезвычайно мало. Так что передайте вашему Дихлофосу, что стрелять нужно не сразу. Мне не очень хотелось бы потерять коллег из-за недосказанности.

«Конторщик» вопросительно посмотрел на Бармаглота. Тому оставалось лишь вызвать разведку, сейчас затаившуюся в сотне метров впереди.

— Дихлофос?

— Да, командир?

— Увидишь рейдеров, ориентировочно… Сколько, Забелин? Ага, понял. Ориентировочно их пятеро. Две девушки. Не стрелять, постараться привлечь внимание, привести к нам. Как понял?

— Хорошо понял. Мы пошли вперед.

— Давай, Валера. Будьте аккуратнее.

Бармаглот отключился. Развернулся к группе и дал знак начинать движение. Спецназовцы, поставив «фэйсов» в середину, продолжили путь.

Когда группа прошла первый из городских дворов, откуда-то слева сухо щелкнул выстрел.

* * *

Папаша ворчал. Утро, несмотря на яркое солнце, ему не нравилось. Вчера им пришлось поменять обустроенную позицию, которую «котики» выбрали для засады. А на новом месте, в каком-то то ли парке, то ли сквере, на быструю руку оборудовали полное фуфло. Хэт придирчиво осмотрел стащенные в кучу старые покрышки, какую-то газовую плиту и несколько поваленных ветром стволов, и стал ворчать еще больше.

По последним, полученным из Центра данным, выходило так: кроме группы русского спецназа, в составе которой шли «клиенты» для ребят капитана Тэйлора, в Радостный почти дошли еще несколько целей. Как оказалось, в ФСБ, этой наследнице страшного советского «комитета», дураки точно не сидели. И «счьей вальенком» явно не хлебали. Всего групп было три. Одну, загнав в ловушку, уничтожили наемники. Вторую ждали «котики». А вот третью, про которую стало известно недавно, выводили на них же нанятые кем-то «псы войны». Всего пять человек. И это было единственным, что радовало Хэта.

Десять «котиков» терпеливо ждали появления целей, о которых получили предупреждения от «крота», надежно врывшегося в штабе союзной группировки.

Из прохода между домами вышла высокая фигура, направившаяся в сторону сквера. И тут по ушам американцев резко хлопнул близкий выстрел.

* * *

— Твою-то мать! — рявкнула Скопа. — Эт чего за хрень такая?!

Туман лениво перетекал над землей, выбрасывая из себя узкие темные плети, щупавшие то, что находилось рядом. Была ли это такая же дрянь, как та, что попалась нам у Рва? Кто знает…

Важно было то, что прозвучал выстрел. И именно в той стороне, куда пошла Настя. Нам нужно было прорваться через двор.

Валий внимательно смотрел на клубы тумана, щуря и без того узкие глаза. Достал из поясного кармана фосфорную гранату, чуть покачал ее на руке и, выдернув чеку, кинул в странную штуку.

Полыхнуло. Выглянув из-за остова старенького «Москвича», за которым нам пришлось присесть, я увидел замечательную картину.

Туман сворачивался, жгутами уползая в подвал. Не знаю, что там все-таки было, но высокая температурная обработка явно не пошла ему на пользу. И хорошо, что наш запасливый друг-башкир умудрился не израсходовать по пути зажигательную гранату.

Не раздумывая больше ни секунды, мы бросились вперед.

Выскочили в узкий проход между домами, и тут нам пришлось притормозить. На территории между забетонированной площадкой за домами, служившей стоянкой, и заросшим сквериком разгорался бой.

Было видно, что с одной стороны — абсолютно точно «пуритане». Давно переставшие носить городскои камуфляж и применявшие в качестве знаков различия серые нарукавные повязки.

Их противниками были, судя по внешнему виду, те самые пиндосы, про которых нам говорил Конь. Хорошо экипированные ребята в качественнейших костюмах высокой степени защиты.

«Консерваторов» было явно больше. И хорошо, если это «больше» было всего в два раза по отношению к американцам. Сектанты не успели занять хорошую позицию и сейчас старательно компенсировали это плотностью огня, стараясь не дать америкосам шансов на выживание.

Но пиндосов это не смущало. Несмотря на то что два тела в «натовском» снаряжении уже лежали ничком, не подавая признаков жизни, американцы не собирались сдаваться.

Они действовали грамотно и слаженно, наверстывая собственные потери. К их чести можно было сказать, что пиндосы четко подошли к вопросам собственной обороны. Судя по всему, они окопались здесь минимум с вечера, успев создать довольно хорошие укрепления из местного хлама.

Сейчас эти баррикады из натасканных стройматериалов, газовых плит и автомобильных покрышек давали им хорошее преимущество. Грамотно укрываясь за ними, американцы вели аккуратный и экономичный отстрел лейб-гвардейцев Района. Результат хорошей выучки был налицо. «Пуритане» потеряли минимум пятерых за неполные две минуты боя, и, судя по действиям американцев, потери эти должны были только возрасти. Если только сектанты не возьмутся за дело со всей ответственностью, а у их противников не хватит боеприпасов. Что было весьма и весьма вероятно.

Но все это отошло на задний план, когда нам стало видно Настю.

Девушка пряталась за старым тополем, неловко подвернув под себя левую ногу и отстреливалась от тройки сектантов, держа УЗИ левой рукой. Правая висела вдоль тела обломанной веткой.

«Серые» не могли подойти ближе и взять ее в клещи. Несколько «с добрым утром», выстроившись в одну линию, надежно прикрывали Настю с фронта. И тем приходилось просто поливать в сторону «конторщицы» свинцом из автоматов.

Скопа, тут же занявшая позицию между двумя проржавевшими «Жигулями», вскинула винтовку, целясь в ближайшего из стрелявших в Настю «пуритан». Большой остался с ней, прикрывая с флангов и тыла. А мы с Дымом и Валием рванули вперед, к девушке.

«Винторез» Скопы тихо фыркнул. Один из «серых» завалился набок, уткнувшись головой в асфальт. Второго подбил Валий, всадив в него сразу пять пуль. А вот третий успел нас заметить, отполз за выдранный ствол тонкой березы и сейчас лежал, огрызаясь короткими очередями.

— Настя, ты как? — Я с размаху хлопнулся на живот рядом с девушкой. — Сильно зацепили?

— Да-а-а… — прошипела эфэсбэшница сквозь зубы, бросив автомат и зажав ладонью повторно раненное плечо. Правая сторона ее комбинезона была плотно покрыта уже подсыхающей кровью. — Очень…

— Эх, какая девушка. — Дым приземлился рядом, доставая из подсумка индивидуальный перевязочный пакет. — Пикассо, познакомишь?

— Обязательно, Антош. — Я фыркнул, не сдержавшись. Дым даже в бою оставался самим собой, веселым бабником, которого так любила вся женская часть «Солянки». — Вот прям щас познакомлю. Чуть только оторвемся вон от тех любителей молоденьких девушек. А то обидятся еще на тебя. Небось они решили с ней первыми познакомиться, а тут мы. Да, Настена?

— Ну, типа того. — Девушка попыталась улыбнуться. — Цветов не было, решили вон выстрелами поприветствовать. А!.. Твою-то ма-а-а-т-ь!!!

— Не бзди, подруга! — Дым хохотнул, потуже затягивая повязку. — Я свое дело знаю. Как-никак, целых три курса медицинского. Больно, но качественно.

— Да хорош звездеть-то, а! — Валий выпустил короткую очередь поверх Настиной головы. — Медик он, ага. Ты, Тоша, такой же медик, как я балерина. Пикассо, давай валить отсюда. Ой, сдается мне, что сейчас к этим агрессорам подмога подтянется. Ложись, бля-а!

Грохнуло и засвистело над головой, пробарабанив по остовам машин и стволам деревьев. Потом еще. Гранат на нас решили не жалеть.

Мы начали отползать в сторону Скопы, успевшей снять еще двоих метателей гранат до того, как они начали свое черное дело.

То, что Валий наверняка не ошибался, рассчитывая на появление дополнительных сил сектантов, я понимал абсолютно ясно. Это их вотчина, и они очень не любят, когда здесь творится что-либо подобное.

Не знаю, встретили бы нас американцы приветственными овациями и речами. Больше чем уверен, что салют в нашу сторону был произведен из всех имеющихся у них в наличии стволов. Так что сейчас «пуритане» нам даже помогли. Но злоупотреблять такой «помощью» лично мне ни капельки не хотелось.

Мы успели убраться под защиту уже хорошо продырявленных кузовов автомобилей, когда на поле битвы появилось материализовавшееся ощущение опасности Валия. «Серые» явились.

Было их не меньше чем полтора полноценных взвода, которые мгновенно прижали попытавшихся пойти на прорыв пиндосов и не дали нам осуществить попытку удрапать назад во дворы.

Мы лежали, укрывшись за давно потрескавшимися в хлам покрышками и выщербленными бордюрами, жалея о том, что в асфальт нельзя зарыться поглубже.

С двух сторон нас добротно окучивали очередями. Зажимали, подталкивая к узкой, но от того не менее опасной полоске ловушек. Раненая Настя лежала на земле, вжавшись лицом в выщербленный асфальт. Дым с Валием огрызались короткими очередями. Большой рвался к убитому пулеметчику-сектанту, чтобы забрать коробку с лентой. Скопа отстреливалась. А я пытался понять, как нам отсюда выбираться.

Выхода не предвиделось.

* * *

Группа Бармаглота шла вперед, отвечая выстрелами на попытки «пуритан» сбить их с курса.

Дихлофос, оставшийся в живых после нападения на его разведчиков, тихо матерился, припадая на раненую ногу.

Один из «конторщиков», то ли Иванов, то ли Петров, остался лежать возле одного из разваливающихся домов. Там же полегли и двое разведчиков.

Бармаглот, прикрывающий Забелина, передвигался вперед быстрыми перебежками, укрываясь за деревьями и мусорными контейнерами. «Конторщик» двигался следом, грамотно уходя с траекторий ведения огня. Прямо за ним шел второй фээсбэшник.

Горыныч и оставшиеся бойцы уже успели пройти к выходу из двора и сейчас, грамотно рассредоточившись на местности, начали свой бой с «серыми».

Несмотря на то что с момента выхода с Базы бойцов стало на треть меньше, группа все еще представляла собой серьезную опасность. И считаться с ней сектантам пришлось очень быстро.

Спецназовцы взяли под контроль большой участок площадки, на которой с «пуританами» воевали невесть откуда взявшиеся американцы и небольшая группа рейдеров.

«Серые», оценив всю степень опасности, которую несли им вновь прибывшие, перегруппировались. Часть постаралась зайти в тыл группе Бармаглота, а часть начала медленно и методично отжимать ее в сторону пяти «жарок», колеблющих над собой горячий воздух.

Рация Бармаглота зашипела, принимая сигнал:

— Эй, русский, прием! Говорит сержант Хэтфилд, «котики», США.

— И чего ты хочешь, сержант? Не боишься раскрываться, а, типа сотрудник частной охранки?

— Сотрудничества. Наш капитан погиб, я остался за старшего. Надо выбираться отсюда, но у нас одних не получится. Предлагаю объединиться и попробовать всем вместе. Что скажешь?

— Откуда у тебя моя волна?

— Ну… Выберемся — расскажу. Что скажешь, капитан?

— Сержант, мне нужно пробиться к рейдерам. А потом — посмотрим. Что ты на это скажешь?

— А куда нам деваться?

— Это точно. Слушай, сержант…

* * *

Дела становились все хуже. «Консерваторы» обложили нас со всех сторон. Настя пришла в себя и смогла нормально отстреливаться, но легче от этого нам не стало. Боеприпасы заканчивались.

Появление спецназа стало приятной неожиданностью. Я никогда не относился к этим хмурым ребятам так, как большинство рейдеров. Делить я с ними ничего не делил, на рожон не лез. Но и не любил их, так как понимал, что, если прикажут, они всегда зажмут меня где угодно. Но сейчас я был им несказанно рад.

Еще больше я обрадовался, когда в рюкзаке Насти что-то коротко хрипнуло и заговорило, вызывая ее на сеанс связи. Девушка открыла боковой карман и извлекла из него что-то отдаленно напоминающее допотопный мобильник. Толстенькая труба с выдающейся антеннкой, небольшим экранчиком и маленькими кнопками. И из нее сейчас раздавался хрипловатый мужской голос:

— Ефремова, это Забелин. Это Забелин. Слышишь меня?

— Да, тов…

— Без звезд, Настя. Лешка где?

— Нет Лешки, вчера убили.

— Понял тебя. С изделием все хорошо?

— Да, как раз шла по указанным координатам.

— Молодец. Сейчас дальше пойдем. Проводники надежные?

— Лев Георгиевич, давайте я станцию их старшему дам?

— Ты уверена?

— Да.

Настя протянула мне станцию. Ну что же, пообщаемся с дядькой, у которого большие звезды.

— Слушаю вас… Забелин?

— Да, Забелин. Пикассо, полагаю?

— Верно полагаете.

— Хорошо. Пикассо, вы, как я понимаю, в курсе, зачем наши сотрудники шли в Радостный?

— Да. Нам Алексей объяснял. Мы согласились им помочь.

— Замечательно. Вы понимаете, что выбраться отсюда сможете только с нашей помощью? Без спецназа отбиться от сектантов вы не сможете?

— Точно-то как подмечено, честное слово. Что предлагаете, Забелин?

— Пробиваемся в сторону дома, к которому шла Ефремова. Спускаемся в подземный ход. А из него мы точно сможем выбраться. Там есть система, которая не позволит «серым» пройти за нами. Согласны?

Я оглянулся на ребят, понимая, что сейчас, возможно, решаю их судьбы. Вгляделся в лицо каждого из них, таких знакомых и ставших почти родными.

Необычно серьезное лицо всегда улыбающегося Дыма, сейчас палящего в сторону пятиэтажки.

Как-то раз Антон показал мне фотографию мамы и сестры. Как же они похожи, подумалось тогда мне. Своим одинаковым взглядом серо-голубых глаз.

Худая, вытянутая физиономия Валия, который, прищурившись, искал своим карими степными глазами подходящую цель. Расул постоянно таскал в своем рюкзаке снаряженную пулеметную ленту. У его отца есть шляпа-стетсон, на которую он давно хотел прицепить эту самую ленту, предварительно отхромировав ее как следует.

Свирепая, даже когда он улыбается, рожа Большого. Выдающиеся вперед надбровные дуги и тяжелая челюсть… Наш Колян — прям вылитый неандерталец. Один раз, напившись своим любимым темным «Колосом», Большой рассказал, как тогда, в прошлой жизни, бегая с утра, до полусмерти напугал такую же утреннюю бегунью. Тетка драпала от него не меньше километра. Пока он не свернул в сторону.

Мягкое и доброе личико Насти Ефремовой. «Конторщицы», «репортерши», милой домашней девочки, которая по какому-то капризу пошла служить в щитомеченосцы. За эти три дня она стала мне ближе, чем большинство знакомых бродяг. И ту шапочку с рожицей-смайлом ей действительно связала бабушка.

Скрытое стеклом забрала и самое любимое лицо Скопы. А как мне еще думать про свою младшую сестру, ставшую моим лучшим другом и напарником в Районе?

Я нажал на тангетку станции:

— Согласен, Забелин. Каков план?

* * *

Отстреливаясь, десять человек отходили в сторону большой железной двери.

Большой, Скопа, Настя, Забелин, два спецназовца, Дым с Валием, выживший американец и я.

Все остальные остались во дворах. Пропоротые насквозь очередями пулеметов и автоматов, которых у сектантов было в избытке. Сгоревшие в незамеченных «конфорках», затаившихся так хорошо, что они не казались неодушевленными ловушками. Заживо сварившиеся в «битуме», который растекся под тонким слоем песка в песочнице. Попавшие в «доброе утро» и разорванные им на кровавые ошметки.

Спецназовцы и «котики», которые должны были столкнуться в схватке друг с другом, сейчас погибли плечом к плечу. Странная штука жизнь, может повернуться так, что нам останется только смотреть с удивлением и охать, если есть такая возможность.

У нас ее не было. Позади почти полностью простреливаемый коридор, а до постов из бетонных плит — еще около ста метров.

Мы сидели вдоль стены, прикрываясь ее небольшими выступами. Ждали, когда Настя введет коды, которые дадут нам возможность пройти через систему безопасности и добраться до такой близкой и такой далекой двери.

«Серые» отошли, готовясь к следующему штурму. Сколько у нас было в запасе времени? Да бог его знает.

Американец вытер пот, стекающий по лицу прямо на его роскошные усы:

— Попали мы, мучачос.

Спецназовец со смешным прозвищем Дихлофос согласно кивнул головой:

— Да не то слово. Слышь, янки, а ты где так по-нашенски шпрехать научился?

— У меня бабушка русская. Из-под Питера. Уехала при Брежневе. Когда отбирали людей в Район, то в первую очередь брали тех, кто русский понимает.

— Понятно. — Спецназовец толкнул своего товарища. — Командир, ты как?

— Хреново, Валер. — Тот коротко, с хрипом, вздохнул и закашлялся, сплюнул розовую слюну на бетонный пол. — Я останусь, прикрою. Один черт — идти с вами не смогу дальше. Слышите, Лев Георгиевич?

Забелин, которому Дым бинтовал предплечье, немного помолчал:

— Слышу, Гриша. Жаль, что так получилось. А прикрыть нужно. Вряд ли они на нас вышли сами. Какой-то доброхот у них есть в штабе. Так что, вполне возможно, коды от замков у них тоже есть. А изнутри дверь не заблокируешь. Спасибо тебе, капитан. Ты уж прости нас за твоих ребят, сам пони…

— Да бросьте, товарищ, кто вы там, полковник? Мне, знаете ли, Района в Саратове не нужно. Крысу в штабе прижучили бы лучше.

Я смотрел на них и понимал, что сейчас на нас пойдут снова и тратить время на разговоры лучше бы не стоило. Понимал, что и сам не смог бы заставить себя встать и сразу пойти вперед, бросив здесь этого «спеца».

— Не, Бармаглот. — Второй спецназовец ухмыльнулся. — Я тебя не брошу. Хрен ты у меня здесь один останешься. И плевать мне на твой приказ, слышишь? Среди тех пятнадцати пацанов, которых ты смог вывести из-под гипера, мой братишка был. Я тебе не говорил никогда, а ведь он тебе приветы передавал постоянно, как узнал, что я здесь. За мной должок, Гриша.

Спецназовец Бармаглот, про которого мне доводилось слышать, только устало кивнул головой. Показалось мне или это так оно и было, но он довольно улыбнулся.

Дым вскинул «Никонов», пустив очередь в сторону узкого прохода, ведущего к повороту на коридор.

В ответ огрызнулось не меньше трех стволов. К счастью, пули срикошетили удачно, только обдав нас крошкой облупившейся штукатурки с потолка.

— Готово. — Настя отключилась от ноутбука. — Сможем спокойно дойти до двери.

— Пошли. — Забелин привстал. — Нужно торопиться.

Первыми отошли спецназовцы, заняв позиции за заграждениями, перекрывающими коридор поперек. Пригнувшись, мимо них скользнул Валий, положив на плиту перед Дихлофосом свою предпоследнюю «эфку».

Большой, после того как Забелин ввел еще один код в электронику на стене у двери, навалился на железный штурвал винтового замка. Дверь отъехала в сторону.

Позади, из-за поворота, раздались отчетливые шаги.

Бармаглот открыл огонь, но не успел. Я должен был заходить последним, пропуская американца, когда он охнул и осел по стене, оставляя на ней алый размазанный след.

— Добегался. — Хэт шевельнул вмиг посеревшими губами. — Невезучий день был. Рейдер, забери мой жетон. Передашь нашим?

Я посмотрел на него. На человека, который еще полтора часа назад наверняка выстрелил бы в меня, не задумываясь о том, что за бродяга перед ним.

— Хорошо. Обещаю.

— Ну и славно. — Американец закашлялся. — Скоро выпью пивка с ребята…

— Ты посмотри, а, командир! — Дихлофос выпустил в коридор короткую очередь. — Лезут и лезут! Как муравьи на гусеницу… На, урод, получи!

Бармаглот ничего не ответил, стараясь сделать еще что-то, что нанесет хотя бы какой-нибудь урон «пуританам».

А те действительно лезли все чаще и гуще. На них с Дихлофосом вышли уже две волны сектантов, пытающихся пробиться в подземные коммуникации.

Оба раза их забросывали гранатами, но бетонные плиты с козырьками, находящиеся спереди и сзади тех боевых постов, что были перед дверью, надежно их закрывали.

Половина ламп, освещавших коридор, была перебита. Оставшиеся постоянно моргали, не давая возможности хорошо видеть. Тени прыгали по стенам, извивались в странном танце, не давали сосредоточиться на чем-то одном.

— Гриша?

— Да, Валер?

— А ты думал про то, чем займешься, когда все-таки уйдешь из Района?

— Да нет… не думал. Да и с чего отсюда уходить-то? Привык уже… Жизни себе без него, паскуды, не представляю. А ты?

Дихлофос улыбнулся, прищелкивая последний магазин:

— То же, Гриш, самое… Брат все звал… Приезжай да приезжай. А я так подумал: чего мне там делать-то? И как будто не отпускает что-то. Ты мне вот про отпуск говорил, да-а-а… Был я в отпуске. Помнишь, год назад?

— И чего?

— Да ну, стыдно даже. Пацаны там какие-то местные во дворе петарды рвали…

Бармаглот с трудом покосился на своего сержанта:

— Ты эт к чему, Рэйд, блин, антикомариный? Про петарды-то?

— Хммм, смешно просто. Я ж у бабца был. Классный такой бабец, командир прям-таки гвардейский. Веришь, нет, сиськи — во! С голову, ага… А я тут в самый ответственный момент, как, значит, петарды-то рваться начали… спрыгнул и давай смотреть, кто да откуда в меня стреляет… Вот, а ты говоришь, думал или нет.

Бармаглот зашелся беззвучным смехом, который, правда, тут же перешел в кашель.

— Ну, ты, Дихлофос, и чудик, чесслово. Говоришь, в оборону ушел?

— Ага… — Спецназовец хохотнул. — В глухую…

— Что это?! Тихо, Валера, тихо…

Тихий, еле слышный скрежет… Как будто чем-то металлическим провели по бетону… Вот только шел звук откуда-то сверху, приближаясь к нам. Скрр-скррр… чуть ближе… скррр-скррр…

— Ты что-нибудь видишь?!

— Нет, командир. Сейчас, подожди. Ночник у тебя работает?

— Работает. Давай на раз-два… Мои — справа, твои — слева. Раз, два!

Дихлофос вскидывает «Стечкина», который до этого покоился в кобуре, Бармаглот поднимает ствол автомата.

Банг! Банг! Г Ба-а-нг!!! Оставшиеся лампы разлетаются, тренькая осколками стекла по стенам. Включенные приборы ночного видения выхватывают зеленоватый коридор.

— Черт, ничего вроде… Командир, с твоей стороны как?

— Да так же… не то что-то. Сектантов-то нет до сих пор.

Дихлофос меняет позицию, переползая поближе к Бармаглоту. Откуда-то сверху снова раздается: скррр… скрррр… и, немного позже, с-ш-ш-ш…

Спецназовец, чувствуя дорожки от катящегося по лбу пота и уже понимая, что, а вернее, кто пришел по их души, поднимает голову:

— Вижу, Гриша… да это ведь…

— Да, Валер, это ведь она самая… граната оста… ма-а-ать тв-а-а-а-ю!!!

Очередь «Абакана» сполохами разрывает темноту. С потолка молниеносно скатывается вниз черная как смоль капля. Скатывается, не обращая внимания на попадающие и пролетающие рядом пули. Мгновенно оказывается рядом, вытянув гибкие и длинные лапы, вооруженные загнутыми когтями, оскалив сабли клыков, отражая огоньки выстрелов зеркалами острых глаз…

Дихлофос успеет заметить, как, блеснув высверком ятаганов, выдвинувшихся из мягких подушечек, мазнула Бармаглота наискось через все тело вытянутая получеловеческая лапа. И комбинезон не выдержал, разваливаясь прямо по траектории удара, вскипая темной жидкостью. Валера Онищук тем временем сделал свое дело, полетела в сторону чека от гранаты, и навстречу широко распахнутой пасти метнулась вспышка огня, гоня перед собой куски крупносеченой металлической рубашки гранаты «Ф-1»…

* * *

Лампы, работающие от непонятного электричества Района, тускло мерцали, освещая нам путь. За оставленной позади железной дверью все еще грохотали выстрелы, дающие нам возможность выжить.

Мы отошли очень далеко по узкому, изгибающемуся как аппендикс, коридору, когда позади глухо ухнуло.

— Ну, вот и все. — Валий покачал головой. — Похоже, что нет больше «спецов».

Да уж, это точно. Не думаю, что они решили бы взорвать гранату, если бы у них была возможность не делать этого. Мир вам, военные. И спасибо.

А мы упрямо шли вперед. Два километра перепутанных ходов под Радостным. Которые нам нужно пройти, чтобы добраться до того места, про которое военные авторитетно заявляли, что его нет и в помине.

Валий, идущий впереди всех, неожиданно остановился… и резко прыгнул назад, сбивая с ног Настю и Скопу.

Грохнуло, мгновенно заложив уши. Меня не спасли даже наушники шлема, которые могли гасить звук ближних разрывов.

Когда улеглась пыль, стало ясно, что Расул сорвал невесть кем и когда поставленную растяжку. Поставленную грамотно и умело.

Сейчас он лежал на полу, а рядом, скользя пальцами по крови, хлеставшей из-под его левого колена, пытался наложить жгут Дым, не замечавший того, что видел я.

Вся левая сторона его костюма была изодрана осколками в клочья. Еще немного, и Дым поймет это. Но пока он пытался спасти своего друга, уже вздрагивающего из последних оставшихся у него сил.

Забелин, также раненый, хотя и не так сильно, попытался обратить внимание Дыма на его собственные проблемы. Но тот только матерно рыкнул и продолжил свою борьбу за жизнь напарника.

— Сука-а-а!!! — Дым стукнул кулаком по полу. — Дерьмо! Сраное, вонючее, чертово дерьмо!!!

Валий смотрел в потолок уже погасшими глазами.

* * *

Далеко позади нас сухо кашлял «Абакан» Антона. Он остался, пожав нам на прощание руки. И сейчас начал свой последнее личное сражение с бойцами «новых пуритан», которых хотя и осталось не так уж много, но все равно хватало для одного Дыма.

Но он дал нам время уйти. И спасибо тебе за это, бродяга.

Взгляд в прошлое — 6

Легкий ветер гнал по земле желтые листья. Осень дарила людям последние дни тепла и солнца. Скоро небо станет низким, будет затянуто серыми, тяжелыми тучами. Постоянно моросящий дождь вкупе с промозглым сквозняком сделает все, чтобы любое живое существо захотело скорейшего выпадения снега, который закроет грязь своим белым покрывалом.

На старой скамейке, с облупившимися деревянными сиденьем и спинкой, стоявшей возле колеса обозрения в небольшом парке, сидели двое.

Высокий сероглазый парень с открытой и доброй улыбкой и девушка небольшого росточка, хрупкая и с такими же, как у ее спутника, веселыми и большими глазами. Они курили сигареты, которые брали из одной пачки, пили разливное местное пиво и тихо разговаривали.

— Ты уже точно все решил? — Девушка затянулась, выпустив колечки сизого дыма. — А то, может, передумаешь?

— Ир, а что я здесь забыл? — Парень с улыбкой посмотрел на нее. — С Настей я развелся, работы нет, ты же в курсе.

— Антош, ты в чем-то прав, конечно. — Ирина глядела прямо перед собой, попыхивая сигаретой. Было заметно, что ее пальцы дрожат. — Но… американцы завод выкупили, набирают еще три смены, можно ведь ту…

— Да хватит тебе! — неожиданно почти крикнул собеседник девушки. — Сколько можно уже! Все определено, я полностью заплатил тем, кто меня туда отправит, и какого черта мне останавливаться, а?! Не подскажешь, Ирка?!!

— А ты про меня подумал?! — Девушка развернулась к нему, крича прямо в лицо. Тушь давно потекла с ресниц, оставляя размытые черные дорожки на ее щеках. — Про маму и отца?! У тебя дочка есть, в конце концов, а ты думаешь только о себе!!!

Она сгорбилась, обняв себя за плечи, сотрясаемая беззвучными рыданиями, и замолчала. Ее собеседник, кинув пустую полторашку в кусты, вскочил с лавки и, отойдя метров на десять, нервно закурил.

По асфальтовой дорожке прошла молодая девушка, толкая перед собой модную трехколесную коляску.

Антон покосился ей вслед, сплюнул и подошел к своей младшей сестре, молча плакавшей на скамье, стоящей посреди того места, которое помнило их обоих еще совсем маленькими. Здесь они когда-то катались на каруселях, и как-то раз Ирка не хотела залезать в кабинку чертова колеса, а он, будучи старше на пять лет и выше на полторы головы, силой затащил ее туда. А потом, после того как колесо плавно пошло на подъем, держал в руке ее маленькую, совсем детскую ладошку и просил у нее прощения, глядя, как она молча ревела, совсем так же, как сейчас.

— Прости меня, Ирка. — Антон обнял ее, крепко прижав к скрипнувшей новой кожаной куртке. — Я вернусь, слышишь. Просто заработаю немного и вернусь. Веришь?

Она подняла заплаканное лицо, вглядевшись в его с детства такие близкие глаза, и только вздохнула, ничего не ответив.

Тоха Дым, временами теряя сознание от крово-потери, пристально вглядывался в темный коридор, по которому медленно и неумолимо тихими кошачьими шагами, к нему шла смерть. Нескольких «серых» он завалил, но сколько их там еще?!!

В конце коридора из мельтешения теней соткалась черная, длинная и низкая четвероногая фигура…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ГОРОД — ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Лампы, закрытые под колпаками из толстого стекла и каркасы из металлических прутьев, постоянно моргали, отбрасывая от нас, двигавшихся вперед, дергающиеся тени.

Тени прыгали по растрескавшейся штукатурке стен. Они бежали перед нами, ныряя в глубокие и темные провалы боковых ходов. Ползли по красноватым плиткам, выложенным на полу, прячась в глубоких трещинах, избороздивших его вдоль и поперек.

С низкого, в рыжих разводах от потеков воды потолка часто капало. Шурша хитиновыми панцирями, по нему пробегали громадные черные тараканы, проползали важные, раздувшиеся мокрицы, шевелящие десятками бледно-серых ножек. А по полу, попискивая, шныряли большие крысы, пока не пытавшиеся нападать на нас.

Постоянно что-то щелкало и потрескивало. Скрипели старые, провисшие на проржавевших петлях двери кабинетов и лабораторий. Иногда срабатывали ревуны аварийной системы безопасности, заливая все вокруг красным светом еще живших остатками ресурсов ламп сигнализации.

Мы шли, ведомые эфэсбэшником Забелиным, постоянно сверявшимся с показаниями электронного планшета. Несколько раз он останавливался, что-то смотрел с помощью прокрутки на светящемся зеленоватом экране, и потом мы снова шагали к конечной цели.

Большой мерно двигал своими мощными ногами, ни разу не показав, что ему, скорее всего, идти становится все труднее. Он даже, как ни странно, не хромал. Ствол его «Печенега» с закрепленным фонарем дневного света смотрел вперед, как пушка штурмового тяжелого танка.

Настя, бережно баюкавшая раненую руку, шла вслед за ним, стараясь ступать именно туда, где прошлепали подошвы ботинок пулеметчика. Я не был уверен, что до конца понял то, что ей приснилось там, на лесной опушке, в разваленном домике. Но сейчас, и это было хорошо заметно, Большой стал для нее самым надежным телохранителем, которого она только могла себе представить.

Скопа, перевесив винтовку за спину и вооружившись дробовиком нашего тяжеловеса, шла в середине. Пожалуй, она была сейчас единственным членом команды, за которого я не переживал. Сестра была цела и невредима, вооружена до зубов и зла, как сто туманных волков, оставшихся без ужина. А когда она в таком состоянии, я не позавидовал бы и голему, если бы тот решил возникнуть на ее пути.

Забелин шел за ней, объясняя, где при необходимости нам нужно повернуть, а где остановиться. В случае остановок он подходил к абсолютно незаметным, утопленным в стенах электронным панелям и включал ловушки. «Конторщик» объяснил нам, что коды, вводимые им, автоматически запускают этих запрограммированных много лет назад механических убийц на самовзвод после того, как мы отойдем от них на десять-пятнадцать метров. И одна мысль о том, что вся эта смертоносная благодать ожидает тех, кто может идти за нами по пятам, грела мою душу, как глоток качественного спирта.

— Впереди разветвление. — Забелин кинул взгляд на экран планшета. — Нам нужно будет повернуть налево.

— Тьфу ты. — Большой сплюнул под ноги, попав на валявшийся под ногами проржавевший АКС. — Нет бы направо пойти, а?! Нет, попремся налево. Я, конечно, завсегда за, когда меня налево зовут сходить, но здесь… Эхе-хех, товарищ, не знаю, кто вы там по званию, ну вот почему у нас, славян, все всегда через одно место, а?

Забелин хмыкнул, прежде чем ответить:

— Вы знаете, э-э-э, Большой, мнение о том, что коридор, который нам нужен, уходит налево, что, в свою очередь, доказывает факт того, что у нас все через одно место… Хм, наверное, это никак не учитывалось при создании ходов сообщений и коммуникаций. Когда комплекс проектировали, то, наверное, не подозревали о том, что это может вызвать неподдельное неудовольствие бывшего чемпиона мира по боксу. Вы согласитесь?

Большой покосился на него через плечо, еще раз сплюнул и, ничего не ответив, повернул в еле-еле освещенный коридор.

Луч фонаря пробежал по пучкам кабеля, закрепленного на стенах, и остановился, будто споткнувшись. Большой замер.

— Ты чего? — Скопа подняла ствол дробовика. — Что там?

— Тихо! — шикнул Большой. — Что-то там не то впереди. Видите?

Я развернулся к ним спиной, взяв на мушку пространство коридора позади нас. Где-то далеко, если верить показаниям КПК, что-то, а вернее, кто-то двигался в нашем направлении. Переживать по этому поводу, думать о том, кто это, я не собирался. Хотя расстояние медленно, но верно сокращалось, данный факт все равно не был чем-то из ряда вон выходящим.

Преследуют нас наверняка. Это аксиома. Сектанты не могут допустить, чтобы по их территории безнаказанно шлялись посторонние, то есть мы. И интересовало меня только одно обстоятельство, а именно — когда и где произойдет столкновение. Хотелось бы верить товарищу Забелину, обещавшему запасной путь через систему коридоров, нигде не отмеченный. И бывший, по его уверениям, настолько секретным дублирующим ходом, что про него никто, включая мифических Создателей, не должен был знать.

Вот в этом я сомневался. Мало того, что Создатели действительно существовали, они наверняка знали все про всех. В самом Районе, естественно. Так ведь еще были и рядовые создания, для которых даже наисекретнейшая из всех секретных секретность была не более чем мыльным пузырем.

Например, для поводырей. Эти поганцы бродили повсюду и везде, где им только вздумается.

И сказать, что они создавали проблему для рейдеров, — значит ничего не сказать. Я их ненавидел. За то, что они могли проникнуть в мозги любого неосторожного бродяги. За то, что, еще будучи прямоходящими представителями, пускай и мутировавшими, отряда хомо сапиенс, жрали себе подобных. И за давно погибшего Прапора.

Для меня — погибшего. Так как рейдер, переживший Всплеск и выкарабкавшийся из-под его смертельных вихрей, может остаться собой. Но, если он стал одним из этих уродов, с раздутой, видимо, от переизбытка пси-способностей, головой, для меня он — труп.

А ведь еще есть цверги, крысы, зомби. И, конечно, еще есть вурдалаки и призраки.

Так что у нас складывается интересное уравнение из нескольких неизвестных. Прямо задачка из учебника «Курс юного рейдера: Районоведение»: выйдя из пунктов К и Ч в пункт Р, группа из пяти «икс» столкнулась с неизвестным количеством «игрек».

Вопрос: сколько «икс» доберется назад в пункты К и Ч из пункта Р, если будет внесена добавочная неизвестная, составленная из множества С и неизвестного количества X. Вдобавок физические и пси-параметры X — неизвестны.

Ответ: а х… их знает, сколько «иксов» вернется, товарищ полковник.

— Что там, Большой? — Скопа повторила вопрос. — Чего молчишь?

— Тссс… — Пулеметчик опять шикнул. — Не могу понять, че это за дрянь…

Я покосился через плечо, пытаясь увидеть то, о чем говорил Большой. Да уж…

Четыре еле светившие лампы с трудом освещали небольшой, метров десять в длину, коридор. В его конце хорошо виднелась открытая герметичная дверь со штурвалом замка посередине. Из проема пробивался пусть и красноватый, но зато куда более яркий свет. Он падал на что-то, лежавшее как раз перед дверным проемом и загораживающее путь. Это «что-то» было похоже на сваленные в кучу куски толстой арматуры и могло оказаться грудой обычного мусора, появившегося в результате старения здания. Но оно шевелилось и издавало странные, отвратительно щелкающие звуки. Как будто перед нами сразу с десяток людей, страдающих от недостатка смазки коленных суставов, решили заняться приседаниями. Щелк… скрччч… ще-е-е-лк… скрррч…

Большой навел на это нечто ствол «Печенега» и аккуратно-аккуратно сделал шажок вперед…

Хрустнуло и щелкнуло так, как будто физкультурники, бывшие мечтой алчного хирурга-ортопеда, неожиданно дружно подпрыгнули из полуприседа. А потом…

Куча арматурин вздрогнула и абсолютно молниеносно распрямилась, превратившись в какую-то извращенную пародию на громадного паука из Приречного леса. Паука, состоящего из кусков различных организмов, населяющих Район, прошедших через кислоту из желудка гиперурсуса невиданных размеров, а потом собранных чокнутым биологом-вивисектором как, конструктор «Лего».

…Вытянутое тело, склепанное из двух явно человеческих торсов с выступающими там, где должен находиться спаренный позвоночник, острыми костяными шипами…

…Длинные, трехсуставчатые острые лапы, заимствованные, казалось, у того самого, пришедшего мне на ум паука, в количестве шести штук…

…Находящиеся впереди и сзади, именно там, где располагались плечи странного туловища, вытянутые, украшенные изогнутыми когтями мощные лапы вурдалака…

…Крепкая, изогнутая и гипертрофированная шея цербера, несущая на себе заостренную голову, больше похожую на череп, с натянутой на него обожженной кожей…

…Растянутый от одного удлиненного уха до другого шрам пасти, с шипением продемонстрировавшей нам ряд блеснувших в тусклом свете острых зубов…

…Панцирь из движущихся ороговевших пластинок и чешуек, которые, матово блестя, покрывали весь этот неизвестный и выдающийся экземпляр местной кунсткамеры…

Тварь подпрыгнула, воткнула острые копыта в стены, повиснув на них, свесив вниз шевелящие когтями лапы. Узкий и вытянутый язык мелькнул в широко раскрытой пасти, облизав темные губы. Существо издало тихий, явственно издевательский смешок. Оно не торопилось атаковать, по непонятной причине давая нам возможность рассмотреть себя получше, как будто красовалось перед нами, уверенное в собственном превосходстве.

— Это что за скотина?!! — Скопа тихо присвистнула. — Ну, господа офицеры службы безопасности, дали вы нам возможность увидеть такое… Мне ж не поверит никто потом.

— Когда потом? — Настя непонимающе посмотрела на нее.

— Да когда мы ее завалим, паскуду эту, и все, что нужно, сделаем, и будем бухать в «Солянке», когда же еще-то? — Скопа нервно усмехнулась, покосившись на девушку.

«А ведь она-то точно в этом не уверена», — мелькнула в моей голове абсолютно трусливая мыслишка. Да и мне не по себе как-то. Вот только почему они не стреляют? Ладно я, который тыл прикрывает, но они-то?!!

— Так нельзя же стрелять, Пикассо, — ответил Большой на мой не заданный вслух вопрос, поняв, наверное, что он возник в моей голове. — Вон они, «с добрым утром»… Штук пять или шесть… Ага, больше ведь нам и не съесть… Эхех…

Вот этого только нам и не хватало. И все сразу стало понятно: и то, почему ребята не стреляют, и то, над чем хохотала эта многолапая скотина.

«С добрым утром» — одна из самых подлых ловушек Района. Стрелять в ее присутствии нельзя, потому что пуля может резко поменять траекторию. Например, полететь назад, в того, кто ее отправил в путь. Да уж… Вот и нет у нас того преимущества, из-за которого мы все-таки одерживаем верх над местными порождениями. И вопрос, который звучит так же, как он звучал у принца датского, обретает для нас еще какую объективность! Быть нам или не быть, когда это костяное страховидло наконец кинется на нас, — вот в чем он, самый главный вопрос… Нда-а-а.

— Есть предложения? — Большой медленно водил стволом в сторону твари. — Назад можно попытаться отойти и выманить ее.

Тварь хохотнула, блеснув слюной на языке, и снова зашипела.

— Так он за нами и пошел. — Настя выругалась. — Не дождемся ведь…

— Назад нельзя… — Забелин поморщился, глядя на нее. — Там автоматы, которые я запрограммировал. Пройти их мы не сможем.

— Попадос так попадос, — мрачно констатировала Скопа, пристально смотревшая на мутанта. — Чего же делать-то?

Сзади, где-то еще далеко, ощутимо грохнуло и застучало. Никто из нас не оглянулся, хотя то, что до нас почти добрались, стало абсолютно ясно. Нужно было срочно идти на прорыв.

Автоматы автоматами, но кто знает, насколько они смогут задержать преследователей? Правильно — на этот вопрос никто не сможет ответить. Кто знает, как себя поведет электроника, долгие годы находившаяся в бездействии?

А оказаться между двух огней нам не хотелось.

— Ножи ее возьмут? — Я сглотнул слюну, вслух высказывая мысль, которая наверняка сейчас пришла в голову не мне одному. — Можно попробовать, кто-то проскользнет дальше… В любом случае выхода у нас нет. Оставаться здесь и ждать у моря погоды я не хочу.

— Я тоже. — Скопа вздохнула, ставя винтовку к стене и отстегивая держатель на кармане с ножом. — Попробуем… Забелин, вы с Настей пой…

— Нет. — «Конторщик» покачал головой. — Если пойдем я и она, то нас запросто сможет поймать еще какая-то тварь. Или в аномалию влезем. Детектор детектором, а ваше рейдерское чутье ничто заменить не сможет.

— И что вы предлагаете? — Настя недоуменно посмотрела на него.

— Что предлагаю? — Забелин улыбнулся, привязывая непонятно когда и откуда появившийся шнурок к рукояти ножа, возникшего в его ладони. — Сейчас увидите. Дайте сигарету, пожалуйста, у меня закончились. И отойдите за угол.

Он вдел кисть в эластичную петлю, охватившую его запястье, закурил сигарету, взятую в одной из трех наших помятых пачек. Неторопливо и абсолютно спокойно извлек из набедренного кармана второй нож и проделал с ним ту же, что и минутой раньше, процедуру.

— Скопа. — Забелин вкусно затянулся и через нос выпустил сизые струйки дыма. — Не поможете мне?

— Конечно. — Наша снайперша, недоуменно глядевшая на его манипуляции, согласно кивнула головой. — Что нужно делать?

— А вы мне гранату вот сюда вот, — «конторщик» подбородком ткнул на левую сторону разгруз-жилета, — примотайте изолентой, что у меня в кармашке на боку. Там петелька есть, удобная.

— Лев Георгиевич, Лев Георгиевич. — Настя побледнела, поняв то, что собирается сделать ее командир. — Зачем? Но…

— Никаких «но», Ефремова. — Забелин выплюнул окурок в угол и покосился на висящую под потолком многоногую смерть. — Вы теперь ответственная за выполнение задания. Понятно? Я так поступаю, потому что…

Он замолчал, не закончив фразу, потом мотнул головой, как будто отгоняя что-то из воспоминаний, и повернулся в сторону едва освещенной твари, которая внимательно наблюдала за нами.

— Но…

— Хватит, Настя. — Скопа потянула ее за угол, который должен был закрыть нас от осколков. — Мужик он, твой начальник, вот и все.

Я поспешил укрыться вслед за ними, прислонившись спиной к стене и положив автомат на колени. И стал терпеливо ожидать тех звуков, которые дадут нам понять, можно ли выглянуть, не опасаясь схлопотать осколок гранаты в забрало шлема.

Большой, спрятавшийся за противоположным бетонным откосом, смог проковырять небольшую щель в том месте, где соединявший две плиты раствор растрескался настолько, что вываливался. Он приник к ней лицом и, сощурившись, вглядывался в то, что происходило в коридоре.

Полковник Забелин шел вперед, отсчитывая десять последних шагов в своей жизни.

Он был реалистом и понимал, что сейчас погибнет. От чего — это уже было неважно, хотя очень хотелось, чтобы план, который пришел ему в голову, сработал.

Ему не нравился Измененный, начавший движение вниз. Он был, или казался, слишком разумным для рядового создания Района. Чего стоил его смешок, который раздался после того, как Забелин сказал о невозможности возвращения назад.

Что бы там по его поводу ни думал погибший Бармаглот, но «конторщик» не был ученым. Большую часть своей службы Забелин был оперативником, придя в ФСБ из очень серьезного спецназа. И ножами работать он умел, и именно на это сейчас и полагался, решившись на самоубийственный бой.

Он никогда не верил в то, что перед смертью можно увидеть перед глазами всю свою жизнь, и сейчас понял, что ошибался.

Мутант, перетекая вниз, шипя, капая слюной, метнулся к нему. А перед глазами мелькали цветные кадры того, что осталось далеко позади.

Тварь метнулась вперед, размываясь в таком молниеносном прыжке, которого сложно было ожидать от столь крупного тела. Забелин чуть улыбнулся и, пригнувшись, рванулся ей навстречу.

Шансов победить у него не было. Первым же выпадом передних нижних лап, увенчанных острыми роговыми пиками, тварь пробила ему бедро и правое плечо над ключицей.

Нависла над ним, сжалась в острый, ощетинившийся роговыми выступами клубок и, резко распрямившись, подтянула его к оскаленной пасти и блеснувшим когтям.

Боль была обжигающей, пришедшей изнутри и мгновенно заполнившей собой все вокруг. Она была раскаленной и белой, как кусок арматурины, извлеченный из печи, похожей на кусок плавящегося стекла.

Забелин захохотал, когда шипящая щель, выпустившая десятки иголок, покрытых темной слюной, наклонилась к нему.

Закашлялся, когда лезвия когтей вошли под ребра, проткнув кожу и узкий щит мышц, и снова зашелся диким хохотом, пришедшим откуда-то из глубины сознания.

Ярость, черная как смоль ярость берсерка проснулась в нем от боли и ненависти к этому, такому чужеродному, существу.

Левая, свободная и неповрежденная рука метнулась вперед, погружая лезвие с зазубринами на спинке глубоко внутрь твари, пробив костяную броню грудины.

Тварь завизжала, чуть отпрянув в сторону и промахнувшись пастью, не зацепив лица Забелина.

А он, превозмогая боль, воткнул второй клинок, погружая его глубже и стараясь закрепить там острие.

Мутант дернулся, брызнув на «конторщика» слюной, слизью из вывернутых ноздрей и горячей темной кровью.

И тогда полковник, дотянувшись зубами до кольца гранаты, с хрустом зацепил его зубами и рванул на себя…

Сведенные вместе усики легко поддались, пуская ударник вниз…

Еле ощутимый запах сгорающего пороха — именно его почувствовал Забелин перед тем, как окунуться в пламя вспышки, поглотившей «конторщика» протуберанцем взрыва…

Большой пригнулся, вжимаясь в стену. А за ней в замкнутом пространстве помещения грохнул взрыв гранаты, полностью перекрыв громкие щелчки сработавших ловушек.

Мгновением позже воздух засвистел, наполняясь осколками металла, крошками бетона и штукатурки, выброшенными в проход взрывом. Мы закрылись руками, слыша, как они барабанят по стене напротив нас, впиваясь в нее острыми краями.

Коридор заполнился дымом от сгоревшего пороха и взрывной смеси, серыми клубами поднятой пыли и оседающими частицами покрытия стен.

Когда все это наконец полностью опустилось вниз, я выглянул из-за угла, пытаясь понять, получилось ли у Забелина. С первого взгляда, несмотря на плохую освещенность, мне стало ясно, что получилось абсолютно и окончательно.

Красноватый свет все так же отбрасывал тени по углам, но в нем уже не было ни уродливого паука-монстра, ни человека, ценой своей жизни подарившего нам время для того, чтобы мы могли пройти еще немного вперед.

Прямо на пороге валялась оторванная и полностью деформированная голова мутанта, которую я узнал по непропорционально длинной шее.

То, что осталось от «конторщика», лежало в дальнем углу бесформенной кучей в обрывках одежды.

Ждать, пока разряженные аккумуляторы ловушек снова наполнятся убийственной энергией, мы не стали.

Настя оглянулась на тело Забелина и, шмыгнув носом, скользнула в дверной проем.

— Долго еще, Настя? — Аккуратно пройдя между лениво шевелящими своими усами двумя «разрядниками», я присоединился к ребятам, ожидавшим меня в конце очередного поворота. — Чего-то идем, идем и никак не придем.

— Еще метров двести. — Девушка устало вздохнула, смахнув пот со лба. — Почти дошли.

— Хорошо, честное слово. — Большой бросил вперед кусок кирпича, заставивший еще одну злобную «электрючку» шандарахнуть по нему как следует. — О! Можно идти…

Позади уже давно не раздавалось пулеметных очередей. То ли сектанты смогли как-то отключить «электрючки», то ли они их тупо расстреляли из гранатометов (а взрывы были), то ли электроника все-таки отрубилась.

Думать о том, что за нами продолжают идти, не хотелось. Хотелось думать о чашке кофе, хорошей котлете, порции спиртного и прекрасных, третьего размера сиськах Анжелки, бравшей с меня только половину своей обычной таксы.

Но, как обычно, наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. И потому в моей голове постоянно щелкал детектор, отмечающий наиболее удобные для занятия обороны места.

За поворотом открылся довольно длинный, местами освещенный участок, заканчивавшийся красноватым мигающим маячком над дверью.

— Нам туда. — Настя еле заметно, краешками губ, улыбнулась. — Дошли ведь…

Скопа выставила перед собой широкий прорезиненный набалдашник детектора, поводила им из стороны в сторону и мотнула головой, показывая, что впереди чисто.

Верилось в это с трудом, но и брошенные вперед остатки болтов показали то же, что и хитроумный прибор: полное отсутствие аномалий.

И тогда мы быстро двинулись вперед, радуясь тому, что это было возможно, и тому, что наши датчики не орали благим матом, как это было большую часть пути по подземным коммуникациям.

Почти дойдя до так долго ожидаемой двери, я остановился, прислушиваясь.

Несколько секунд назад мне стало казаться, что слишком странное эхо раздается от наших шагов. Помня предупреждение, сделанное мне на поляне в леске, что у Рва, я решил, что это вряд ли слуховая галлюцинация.

— Слушаем, ребята, — пришлось мне сказать остальным. — Внимательно слушаем эхо. Мало ли?

Никто не ответил. Да и чего тут было отвечать? Подземный мир Района куда страшнее того, что на поверхности. Я развернулся, подняв ствол АКС, и увидел…

Она скользнула из только что оставленного нами позади прохода. Вытянутая низкая фигура, двигающаяся с немного изломанной, но так хорошо узнаваемой кошачьей грацией. Сфинкс, чертова гончая Создателей, тварь, которую мало кто мог описать. Потому что после встречи с ней нос к носу живых не оставалось.

И вот нам представилась исключительная возможность полюбоваться на нее собственными глазами. Посмотреть было на что, хотя и не хотелось.

Она была красива, очень красива. Даже сейчас, вся израненная с ног до головы оружием тех ловушек, которые ей пришлось пройти. Когда она вышла на освещенное место, стало видно, что ее кожа, покрытая иссиня-черными, гладкими и короткими волосами, продырявлена во множестве мест. Левая лапа была превращена в лохмотья осколками гранаты. Наверняка той самой, которую взорвали спецназовцы, эхо этого взрыва мы слышали. Густая грива из щупалец вокруг вытянутой получеловеческой-полукошачьей морды.

Но, несмотря на это, она дошла. Сфинкс выдержала все и добралась до нас, отправленная своими хозяевами по следу. И ведь где-то за ней шли остатки сектантов. Да уж, ситуация так ситуация…

— Быстрее, Настя, быстрее!!! — Скопа присела, целясь в надвигающуюся черную убийцу из «Стеч-кина». — Мы мож…

Она не успевает закончить фразу, потому что в мигающем красноватом свете…

…Сфинкс атакует, стартовав с места прыжком на боковую стену…

…Венчик огня, вырывающийся из ствола моего автомата, движется следом за сумасшедшей черной молнией…

…Смазанным зигзагом, не обращая внимания на зацепившую ее бок очередь, тварь падает на меня сверху, размашисто ударив лапой по шлему…

…Пистолет в руках Скопы грохочет, выпуская тупые девятимиллиметровые пули…

…Измененная выгибается в своем прыжке над нами, отталкивается от стены и резким ударом длинного, с шипами на конце хвоста бьет ее по руке, уводя ствол вниз…

…Большой, закрывая собой колдующую над кодовым замком Настю, успевает всадить в тварь очередь, отшвыривая ее в сторону, не давая вцепиться зубами в Скопу…

…Сфинкс низко воет, отлетая, и тут же, пружинисто развернувшись, прыгает снова, перелетая через мою упавшую сестру…

…Пулеметчик встречает ее прямой очередью, неожиданно захлебнувшейся заклинившим патроном, пытается остановить тычком ствола…

…Мутант отшвыривает его страшным ударом когтистой лапы, вскрывшим его комбинезон на плече и взметнувшим вверх капли блеснувшей в свете ламп крови…

…Я засаживаю в затылок живой смерти оставшиеся в магазине патроны и вижу, как, вздрогнув всем телом, она успевает дотянуться до тонко вскрикнувшей Насти…

…Сфинкс хрипит, скручиваясь в клубок, скрежеща когтями по бетону пола и в агонии выдирая целые куски…

…Поднявшаяся на ноги Скопа подлетает к монстру и несколько раз подряд стреляет ему в голову, выбивая из него мозги и остатки жизни…

Черт! Че-е-рт!! Че-е-е-рт!!!

Большой хрипел, не шевеля развороченным плечом и частью шеи, пока мы, содрав с него комбинезон, накладывали жгут и бинты.

Острые загнутые когти прошлись вскользь, сумев разодрать кевлар и распороть плоть рядом с артерией. Мы успели, но, что нам сейчас делать, я не мог представить.

Настю сфинкс зацепил по спине, не задев ничего жизненно важного, но крепко поранив. Двигаться она могла. Морщась и судорожно хватая воздух широко открытым ртом, но могла.

Скопа вкатила им обоим по ампуле анальгетика, который пока ослабил боль. Но что делать дальше?

Дверь открыта, и нужно двигаться вперед. Но как?!!

— Большой, вставай. — Я помог ему подняться. — Нужно добраться до этого сраного КП. Там отдохнем и постараемся придумать, как нам выбираться. Выдержишь, брат?

— Выдержу, — прогудел гигант, опираясь на своего «Печенега», как на костыль. — Давайте двигаться. А то сейчас, не приведи господи, нас еще и «серые» догонят.

Скопа помогла Насте дойти до двери, протиснулась с ней и, посадив девушку на пол, взялась за ручку. Снайпер пристально смотрела в коридор, держа на изготовку пистолет.

Мы с Большим, пыхтевшим при каждом шаге, доковыляли до двери. Я придержал его за локоть, помог поднять ногу через металлический порог.

И ничего не успел ни понять, ни сделать, когда он сильным толчком отправил меня внутрь помещения. А потом пинком закрыл дверь. И еще я услышал хруст замка, который Большой разбил ударом приклада.

— Большой!!! — Скопа, отлетевшая от пинка по двери в сторону, вскочила и метнулась к маленькому стеклянному окошку, врезанному в самый верх двери. — Дурак! Что ты наделал?!! Зачем?!!

Я подошел к ней, взглянув через давно ставшее мутным, покрытое пылью стекло…

Он смотрел через него на нас, нахмурив свои густые брови, и улыбался. Потом показал нам кулак с поднятым большим пальцем и кивнул головой, прощаясь.

Большой решил остаться и прикрыть нас. Сломал замок, который теперь намертво заблокировал дверь, и решил дождаться сектантов. Наш громадный, сильный, страшный и безумно добрый друг. Он дал нам еще одну возможность выжить…

Вот такие дела… Скопа постояла, уперевшись лбом в стекло окошка, что-то шепча одними губами, потом стукнула кулаком по двери и, не оборачиваясь, пошла вперед.

Настя пошла за нею следом. Я попробовал вызвать Большого через встроенный в шлем переговорник, но окружающие нас стены и металл надежно блокировали радиоволны. Махнул ему рукой и пошел вслед за своими девушками. А-ля гер ком а-ля гер, как говорится.

Нам оставалось пройти один завиток в этом лабиринте коридоров и переходов, в которых остались наши друзья и, вместе с ними, куски нашей жизни. Я шел, аккуратно обходя трещавшие «разрядники», машинально огибая торчащие куски арматуры и искрящие провода, свисающие с потолка. Тело послушно выполняло команды, не выказывая ни грамма усталости, но я чувствовал, как устал глубоко внутри. Даже когда мы со Сдобным только становились опытными рейдерами, у меня не было такой сложной и страшной ходки.

Да, мы прошли достаточно быстро и легко большую часть пути, но каков ее конец? И стоила ли цель того, что пришлось за нее заплатить? Не знаю…

Вот впереди уже виден мигающий красный маячок над еще одной герметичной дверью, и, возможно, именно она и есть наша конечная остановка. Казалось бы, что после всего того, чем пришлось пожертвовать, можно и радоваться.

А радости-то и нет… Есть безграничное и отупляющее бессилие, грусть и тоска, уже давно гложущие меня изнутри. Эх, Район, Район, что же ты делаешь с нами, обычными людьми?!! Ведь мы и есть самые страшные Измененные, мы, а не изуродованные животные и такие же, как и мы когда-то, искалеченные физически и умственно люди.

Ведь если бы не было самого Радостного — не было бы всего этого вокруг и не старались бы бродяги вцепиться друг другу в глотку из-за редкого артефакта.

Не было бы непонятных операций военных и чудовищных опытов ученых, каждый раз добавляющих уголька в эту аномальную топку. Не было бы…

Впрочем, кто знает? Не было бы этого Района, так был бы другой, это точно. Пусть и без големов, церберов, вурдалаков и ловушек… Были бы другие чуды-юды и непонятные физические и химические феномены.

И все было бы точно так же. Одни бегали бы за другими, а там — как повезет. Кого-то бы ели, кого-то убивали, кому-то отрезали хвосты и продавали их на сувениры.

И кто знает, был ли сейчас я, или Скопа, да и даже оставшийся за дверью Большой? Фу-у-у-х… хватит заниматься самокопанием и доморощенным философским психоанализом, рейдер Пикассо, ты в Районе, а здесь расслабляться нельзя.

Мы не добрались до моргающей красной лампы, потому что, дойдя до такой же, как и остальные, окрашенной стальной двери, Настя торопливо откинула незаметную фальш-панель, скрывающую очередной кодовый замок. Для разнообразия, судя по всему, он был механическим. Дверь неожиданно подалась в сторону, утопая в стене и открывая красноватый свет внутри.

Настя скользнула туда, и тут резко, со щелчком дверь встала на место, не дав мне возможности нырнуть следом. Вот ведь, а?!!

Черт!!!

Мы со Скопой попытались открыть дверь, но ничего не вышло. Скопа устало села прямо на пол, вытянув ноги, подняв забрало и закурив. Я шлепнулся напротив, стукнув автоматом об бетон, и посмотрел на нее.

— Чего делать-то будем? — Скопа глубоко затянулась. — Я чего-то прямо-таки никак не могу перезагрузиться. Зависла моя оперативная система и не хочет ничего выдавать. Мож, вернемся к Большому? Попробуем дверь открыть…

— Угу, — промычал я, откусывая половину найденного в кармане рюкзака шоколадного батончика и протягивая ей вторую. — Так прямо взяли и открыли, ага… Автоген поищем? Или «конфорку» заарканим и приладим к делу?

— Ну да… — докуривая, она покрутила в руках шоколадку. — Значит, пойдем дальше?

— Значит, пойдем. — Я стукнул прикладом автомата по двери и прислушался…

Некоторое время ничего не происходило, но потом мы услышали ответный стук.

Тук — тук — тук-тук-тук — тук-тук-тук — тук-тук…

— О-о-о… — Скопа улыбнулась. — «Спартак», как известно, чемпион. У Насти, судя по всему, все хорошо. Двинулись?

— Двинулись…

Настя, отстучав рукоятью «кольта» с детства знакомое сочетание звуков, встала, подходя к стоящей перед ней небольшой установке.

Прозрачный контейнер-приемник с помпой, панель управления и отходящие от него гофрированные трубки, исчезающие в герметично закрытых отверстиях, уходящих куда-то в глубь стен.

Вот оно, то самое, к чему она шла. Чаша Грааля, созданная демиургом из лаборатории какой-то спецслужбы. Недра искусственного Ородруина, которые должны уничтожить нескольких местных темных властелинов.

Да уж… Девушка грустно улыбнулась так некстати вспомнившимся аналогиям из детства.

Она сняла рюкзак, верхняя часть которого была в клочья разодрана когтями сфинкса, и поставила его у ног. Расстегнула ремень, державший основной клапан, достала аптечку. Извлекла из нее ампулу-самовпрыску с анальгетиком, вколола в бедро прямо через дыру от осколка, чиркнувшего ее еще на поверхности.

А потом, отстегнув крышку герметичного контейнера для артефактов, висевшего на поясе, вытащила пластиковый флакон с надписью «Жидкость для хранения контактных линз». Подошла к установке на столе, откинула плотно притертую крышку и вылила содержимое флакона в принимающую емкость. Щелкнула маленьким тумблером, который тут же запустил давно готовый к работе аккумулятор, нисколько не разрядившийся за время ожидания.

Зажглись три зеленые лампочки, которые, как Настя помнила из инструктажа, показывали полную готовность прибора. Тускло засветился небольшой экран, выводя схему системы. Красных линий, говоривших о неисправности или повреждении, не было. Только синие, исправные.

Девушка смотрела на них, поднеся палец к кнопке старта, и не могла себя заставить нажать ее. Сомнение, возникшее где-то в глубине души, неожиданно подминало под себя желание закончить задание.

Настя смотрела на слегка коричневую жидкость, мирно покоящуюся перед ее глазами в прозрачной колбе установки.

Если все пойдет так, как было рассчитано в лабораториях ее ведомства, мельчайшие частицы вещества, которое находится сейчас перед переходным мини-шлюзом, сразу же, как только они попадут в систему жизнеобеспечения Ковчега, будут активированы специально приготовленным при исследованиях газом. Вместе с гибелью Создателей, вполне возможно, пропадет часть аномальной активности Района и останется просто заповедник с Измененными.

Настя покачала головой, улыбнулась и надавила на кнопку…

Мы шли по казавшимся бесконечными коридорам. Скопа ругалась сквозь зубы, замечая еще одну развилку, а мне ругаться уже надоело. Запас оригинальных матюков закончился еще с полчаса назад. А повторяться мне не хотелось.

Пока нам не встретилось ничего необычного или чрезвычайно опасного. Стандартный набор из некоторого количества ловушек, нескольких зомби, от которых мы просто спрятались, и трех стаек крыс, которые решительно не хотели столкновения с нами.

В какой-то момент у нас под ногами захлюпала вода, которая текла тонкими ручейками куда-то вперед. А потом, пройдя очередной поворот и пробравшись через густую полосу «горючек», мы вышли во что-то напоминающее подземный канализационный коллектор. Да, наверное, так оно и было. И все маленькие ручейки, попадавшиеся нам на пути, превратились в неширокую, но бурную речушку, несшуюся вперед по бетонному руслу.

— Вроде выбрались… — Было видно, что верить в это Скопе хотелось, но она явно боялась сглазить. — Выйдем где-то в районе Топи, брат. Видишь, вода зеленоватая?

— Угу. — Я покачал головой. — Абсолютно с тобой согласен. Давай ускоримся, что ли, не нравится мне здесь.

— Ну да… — Скопа включила фонарь, закрепленный на дробовике Большого. — Мне тоже как-то не по себе…

Вода, с громким гулом проносившаяся мимо нас, вспенивалась бурунами, то ли наталкиваясь на что-то на дне коллектора, то ли показывая наличие каких-то местных водоплавающих.

Серые стены, густо покрытые пятнами белесой и кажущейся мохнатой даже на вид плесени, давили сверху. С шуршанием мимо нас продвигались колонны каких-то крупных и светящихся насекомых. Под ногами, на зеленоватых от густо покрывавшего их мха-гнилушки плитах, что-то чавкало и лопалось. По трещинам и стыкам, когда-то заботливо замазанным раствором, а сейчас полностью порыжевшим, стекали густо-черные маслянистые капли.

— Господи ты боже мой, — протянула Скопа. — Сколько же здесь мерзости-то всякой, а? Фу-у-у, ты посмотри, дрянь-то какая!!!

На стене, выхваченная из полумрака светом ее фонаря, зацепившись руками и ногами, висела какая-то непонятная животина.

Размером со среднего человека, с поблескивающей желтоватой кожей и лысой вытянутой головой… Она повернулась к нам тем, что можно было бы назвать лицом, если бы не громадные, состоящие из одной черноты глаза, и недовольно зашипела.

— Фу-ты ну-ты. — Я крепко сжал рукоять автомата. — Это еще что такое?

Мутант зашипел громче и, уходя от света фонаря, спрыгнул вниз, задом отползая от нас.

— Ого! — присвистнула Скопа. — А она девочка…

Это уж точно, чудо-юдо явно было девочкой, судя по двум большим и тугим шарам, которые подрагивали при движении. И еще, если внимательно присмотреться, то становилось понятно, что тварь — беременна, живот у нее выпирал остроконечным бугорком.

Где-то впереди, дальше по коллектору, что-то глухо и яростно заворчало. А потом, спустя несколько мгновений, раздался так хорошо знакомый любому мало-мальски опытному бродяге гнетущий рев. И его мог издавать только один монстр в Районе. Голем. Вот только, если судить по звуку, он был куда крупнее большинства встреченных нами экземпляров.

— Твою-то, мутанто-механическую маму… — скрежетнула зубами Скопа, сжав пальцы на цевье «Спаса». — Оно когда-нибудь сегодня кончится или нет?!!

Беременная страховидла все так же отползала назад, спеша, судя по всему, под защиту своего Измененного муженька, или кем он ей там доводился. Не знаю, как там у големов с семьями, но эта вот желтокожая явно доводилась ему близкой родственницей. И он не замедлил явиться на ее защиту.

Один из самых странных созданий Района предстал перед нами во всей красе. И краса была велика и страшна.

Он действительно почти превосходил все виденные мною и сестрой экземпляры. Голем был до того громаден, брутален и могуч, что мне и правда стало не по себе. Измененный возвышался перед нами, как колосс Петра над Москвой-рекой, и был, так же как и он, страшен.

Два с лишним метра бугрящихся мышц, перевитых вздутыми венами и напряженными сухожилиями под коричневой, покрытой трещинами и морщинами кожей. С голой, блестящей головой, темными провалами глаз и металлическими, покрытыми бурой коркой сукровицы частями тут и там.

И он был глуп. Либо до смешного самонадеян. Вместо того чтобы сразу атаковать и ринуться на нас, голем стоял и сотрясал воздух ревом. И за это немедленно поплатился.

У меня осталось всего три рожка патронов, у Скопы — семь штук в магазине дробовика. Но жалеть их сейчас нам даже не пришло в голову. Брызнули вспышки огня, выплевывая кусочки свинца и стали.

Здоровяка отбросило назад, ломая, как пластилиновую куклу. Он попробовал встать, но я успел сменить магазин и заставил его навсегда успокоиться. Голем замер, раскинув в стороны громадные корявые лапы, оканчивающиеся острыми кусками арматуры.

Прижавшись к стене, тихо подвывала раненая желтокожая. Заряд дроби попал ей в корпус, почти полностью снеся одну из ее больших грудей и разворотив живот. Его содержимое, густое и вязкое, густо-багрового цвета, толчками выплескивалось на бетонные плиты, кишащие сотнями каких-то жучков и личинок. Глухой тоскливый вой поднимался к потолку.

— Вроде бы и тварь, а мне жалко, — пробормотала себе под нос Скопа, отбрасывая в сторону ставший бесполезным дробовик и расстегивая кобуру пистолета. — А куда деваться-то?

Мутантка, увидев, что в ее руках появился «Стечкин», постаралась отодвинуться от нас подальше. Ей это не удалось. «Стечкин» выстрелил, дернувшись в руке Скопы. Голова желтокожей вмялась внутрь, тело откинулось на стену, окрасив ее в багровый цвет.

Мы шли дальше, где-то перебираясь через рухнувшие металлоконструкции потолка, где-то пролезая через сплетения труб. Шли, шли и шли, стараясь как можно быстрее выбраться из подземелья. Часы показывали пять часов утра, когда впереди заметно посветлело и стало видно освещенную всходящим солнцем арку проема, в которую выходил коллектор.

Осторожно, держась за обгрызанные временем кирпичные выступы на стенах, мы спустились на землю. Обычную, покрытую такой привычной, пожухлой, пожелтевшей травой землю Района. Вы себе не представляете, как же приятно было ступить на нее после суток блуждания внутри бетонных лабиринтов.

Зеленоватая вода падала с небольшой, метра в два, высоты в неширокую речушку, исчезающую в густых зарослях в сотне метров впереди нас. Мы вылезли на окраине Топи, не так далеко от того места, из которого выбрались так недавно, направляясь в Радостный.

— Вышли… — Скопа улыбнулась, шурясь на восходящее теплое солнце. — Все та… а-а-а-х!!!

С хрустом пробив казавшиеся такими крепкими пластины комбинезона и выйдя с влажным причмокиванием из левой стороны груди, из Скопы торчало костяное острое жало.

Суставчатый, блестящий, со стекающими с него струйками хвост водяного скорпиопаука дернулся, сбросив с себя тело Скопы. Низкая, покрытая острыми выступами членистоногая скотина отступила, наполовину погружаясь в воду, из которой только что выбралась.

Скопа упала на мокрую траву и, громко застонав, откатилась в сторону, заливая ее кровью.

Скорпион, стрекоча жвалами, рывками передвинулся вбок, семеня острыми ножками. Черный блестящий хитин переливался перламутром на широких спинных пластинах. Изогнув украшенный граненым острием хвост, Измененный чуть приподнялся, готовясь к прыжку в мою сторону.

Мои пальцы автоматически засадили последнюю гранату в подствольник и нажали на курок. Я упал на Скопу, закрывая ее собственным телом и надеясь, что меня не сильно зацепит.

Грохнуло!!! Горячей волной обожгло ноги и спину, боль прокатилась снизу-вверх, заставив сжать зубы и зарычать. Неожиданно стало темно в глазах. Подо мной глухо закашлялась Скопа…

Воздух с хрипом входил в легкие, и мне его не хватало. Тягучая, вязкая слюна, которую приходилось постоянно отхаркивать, забивала горло.

Солнце взошло высоко и сейчас висело в небе, почему-то совершенно свободном от обычных низких и серых туч. Оно припекало так, что все вокруг казалось только красным и коричневым. А может быть, виной тому было то, что я тащил на себе Скопу, сам потеряв довольно много крови.

В висках гулко стучало, наполняя голову постоянным звоном. Ноги казались деревянными, но все же позволяли мне идти вперед. Помочь нам сейчас мог только один человек во всем Районе. И я двигался в ту сторону, где, как говорили, он жил. Глупо надеясь на то, что дойду вовремя и именно туда, куда мне было нужно.

Скопа, что-то бормотавшая в забытье, вдруг замолчала и лишь изредка стонала, и мне на лицо, скатываясь по шлему, падала кровавая слюна из ее обметанного рта.

— Держись, держись, сестренка, я очень тебя прошу, ты только держись…

* * *

Майор Квасков стоял у крайнего бронетранспортера, смотря на то, как бойцы загружали тела его бывших солдат.

Сквер, видимый с площадки у Черты, до которой они добрались, горел. Отряд дошел до него пешком, надеясь найти кого-то из живых, но…

Старый двор, стоянка, кусок тротуара были усеяны гильзами и залиты кровью. Майор пытался представить себе, что здесь происходило. Такой мясорубки Район не видел уже давно.

Спецназовцы и «котики» погибли, взяв с «пуритан» кровавую дань такой величины, что теперь секта не скоро придет в себя. Количество тел в сером камуфляже напоминало поле боя во время серьезной локальной войны.

Из входа в лабиринт подземных коммуникаций, находящегося в одном из подъездов полуразрушенной пятиэтажки, наконец-то начала выходить отправленная туда группа. Майор напрягся, увидев плащ-палатки, на которых бойцы несли тела.

Гриша Александров, Бармаглот…

Валера Комаров, Дихлофос…

Судя по форме, какой-то американец со светлыми усами…

Квасков, сжав кулаки, проводил их глазами. История повторялась, как тогда, возле той далекой горы в Дагестане.

Никто из тех, кто полностью владел ситуацией, не дал приказа на выход. Когда его ребята погибали здесь, он со всей группой находился в Черкассах-5. И если бы не один из связистов, когда-то вытащенный спецназом из рук мародеров, Квасков так бы ничего и не узнал.

Он нарушил все мыслимые приказы, выдвинувшись с бойцами в глубь Района. «Вертушки» не поднялись, так как пилоты не решились на такое самоуправство. Только бэтээры с десантом на броне, но и они не успели, не пришли вовремя на подмогу ребятам. И вот теперь ему снова приходилось грузить «двухсотых» из-за чьего-то молчания…

— Здравствуйте, э-э-э…

— Добрый вечер. Не затрудняйте себя вариантами моего имени или прозвища. Если хотите, можете называть меня, мм, скажем… Курьер. Так устроит?

— Хорошо… как скажете. Вы привезли?

— О да, конечно. Вот здесь, в сумке. Но сначала ответьте: вы сделали все, о чем вас просили мои хозяева?

— Все, что смог… сделал. Да, только то, что смог.

— Что значит — «что смог»?

— Ну, то и значит! Понимаете, я заменил состав в двух контейнерах. А третий…

— То есть до конца вы задачу не выполнили?

— Да вы поймите, я не могу забрать контейнер у сотрудника ФСБ и…

— Послушайте, профессор, или кто вы там. Оно-то мне понятно, как понятно и то, что вы боитесь спать с собственной женой. Так?

— Да… да, вы правы, боюсь.

— Ну вот. И еще — вы не знаете, как может повести себя ваша дочка, если вовремя не ввести ей вашу чудо-сыворотку. Только представьте, как, подстегнутый адреналином во время занятия сексом с ее бойфрендом, поведет себя тот самый ген, который вы ей самолично подправили, а?

— Послушайте, как вы, смеете? Ведь я…

— Ну да, вы хотели ее спасти, я знаю. Я все про вас знаю. И про вашу семью. Про то, как вы ввели мутаген жене и дочери, да-да, из благих побуждений. Спасли их от лейкемии, воспользовались данными, разработанными в лабораториях внутри Района. Но теперь-то они зависят от того препарата, который вам регулярно поставляют мои хозяева в обмен на ваши услуги. А вы так себя нехорошо ведете. Ай-я-ай.

— Но что я мог сделать? Да, вещество было разработано в моей лаборатории, и я контролировал весь процесс. Просто третий контейнер сразу же забрал тот полковник, который должен был пойти в «Радостный-55»… И я никак не мог бы взять его, понимаете?!! Но из-за этого вы же не лишите меня препарата? Ведь они не смогут без него… Пожалуйста!!!

— Ну что вы, голубчик, конечно… держите, вот он. Мы справимся сами. Вы же и так помогли. Обезвредили два контейнера из трех. И нам теперь останется просто устранить все три группы. Не переживайте, все хорошо.

— Спасибо, спасибо!!! Я могу не переживать по поводу следующей поставки препарата из Радостного, правда?!!

— Конечно же, не переживайте, конечно…

ЭПИЛОГ

Человек с глубокими провалами абсолютно черных глаз сидел на крыльце дома и курил. Ждал.

Он не удивился, когда услышал тихий рокот двигателей бэтээра. Машина быстро приближалась, порыкивая за деревьями, окружающими дом.

С брони подъехавшего через пару минут «девяностого» спрыгивали спецназовцы в форме со знаками северной группировки. Вот они торопливо спустили две плащ-палатки, провисающие под тяжелым грузом, и побежали к дому.

Один из них, судя по поведению — командир, подошел к крыльцу первым:

— Здравствуйте, Танат. Мы привезли к вам двух раненых. Подобрали недалеко отсюда. Может, они к вам и шли. Девушка — очень тяжелая, парень — практически только легкие осколочные. Вы уж простите, что мы к вам.

Танат хмыкнул:

— Удивили… а к кому еще их везти? Несите в операционную обоих. Вон туда! Там все готово.

Встал и пошел вперед, показывая на дорожку, ведущую ко второму зданию, которое давно служило местной больницей. Проследил глазами за двумя комками из разодранных комбинезонов, окровавленных бинтов и выбившейся через дыры одежды. Покачал головой, оценивая то, что успел заметить.

Спецназовец, присев на ступеньку крыльца и закурив, окликнул его:

— Скажите, вы знали про то, что мы приедем?

Танат остановился. Выдохнул дым, пустив его колечками:

— Да. С утра был один старый друг. Предупредил.

— Кто?!!

— А вам не все ли равно? Я считаю, что вам должно быть сугубо фиолетово. Да? Вот и не забивайте себе голову тем, что вам сейчас не нужно.

Спецназовец посидел, докуривая и дожидаясь бойцов, выходивших из здания. Потом встал, тщательно втоптал подошвой окурок в землю. Покосился на след от громадной собачьей лапы, хорошо видный на влажной почве рядом с отпечатком мужского военного ботинка большого размера. Покачал головой и пошел к машине.

Танат, надев медицинский фартук, перчатки и повязку, подошел к девушке, больше похожей на труп, чем на живого человека. Еще раз прошелся взглядом по сквозной ране, разворотившей ей грудную клетку. Присвистнул, звякнул инструментами на лотке и начал работу, пробормотав под нос:

— Ну-с, приступим, помолясь… Глядишь — оно и получится, тьфу-тьфу.

© Манасыпов Дмитрий, 2010

© ИК «Крылов», 2010

Рисунок на обложке Виталия Аникина