Книга: Снежная соната

Annotation

Сильвия Бейтс — обычная серая мышка. Есть работа, постоянный бойфренд, нет друзей. Все меняется, когда Сильвию по подозрению в краже увольняют с работы и она встречает талантливого скрипача Валентина Джекобса. С этого момента ее жизнь меняется. Только вот что сулят перемены? И можно ли позволить себе мечтать, если ясно, что мечты никогда не сбудутся?..

Кэтрин Полански

Кэтрин Полански

Снежная соната

Бывают женщины, способные влюбляться быстро и легко, и Сильвия Бейтс была из таких. Она спокойно несла свои маленькие влюбленности по жизни, не расставаясь ни с одной из них и никому о них не говоря — разве что дневнику доверяла. Влюбленности не мешали жить и семейной жизни тоже не препятствовали: своего бойфренда Арнольда Сильвия любила глубоко и спокойно — ничего похожего на стихийные чувства, возникавшие у нее при виде отдельных представителей мужского иола. Представители об этом, разумеется, не подозревали.

При этом было совершенно необязательно, чтобы мужчина говорил с ней или вообще обратил на нее внимание. Однажды Сильвия влюбилась в фотографию в журнале: неприступный красавец рекламировал наручные часы. Она вырезала фото и вклеила в дневник и вечерами, когда Арнольд засыпал, доставала и тихо вздыхала. Она не знала, где живет этот часовой красавец и как его зовут, поэтому придумала ему маленький домик на побережье Испании, глухонемого слугу и обязательный коктейль с зонтиком на террасе вечером. Кажется, красивые мужчины должны жить именно так.

И сегодня домой она шла в состоянии легкой влюбленности: приехавший к шефу клиент, импозантный мужчина за сорок, улыбнулся Сильвии и обменялся с ней несколькими фразами, за что немедленно попал в маленький кармашек в ее сердце — да там и застрял. Сильвия несла домой его образ, чтобы упаковать в красивую бумагу и отложить в копилку воспоминаний и чтобы еще несколько дней сердце замирало и начинало сильнее стучать о ребра, когда клиент снова приедет к шефу.

Дома все будет спокойно. Спокойный ужин, просмотр фильма перед сном, спокойный секс. Ничего нового, но ведь Сильвии и не надо было нового, она это хорошо про себя знала.

Правда, в последнее время ее одолевали непонятные страхи. Казалось бы, тридцать недавно исполнилось, пора бы стать менее впечатлительной. Но Сильвии частенько снились дурные сны, а сплетни сотрудниц на работе она принимала слишком близко к сердцу. Девчонки болтали о всякой ерунде и через минуту уже забывали, о чем был разговор, а Сильвия долго помнила и переживала. Ну да, нельзя быть такой впечатлительной, но себя-то не заставишь!

Например, сегодня Агата поведала историю про своего соседа, который в приступе гнева убил жену тостером. Агата со смехом рассказывала:

— Его на суде спрашивают: зачем убивал? А он растерянный такой. Говорит: у меня голова в тот день болела. Кэти пришла с работы и зудит. Я уж ее просил, просил помолчать. А она давай придираться — почему посуда не вымыта, почему пиво в холодильнике. Я снова попросил, а она зудит. У меня что-то в голове щелкнуло…

Девчонки поахали, посмеялись над нелепостью замысла, сказали «Ужас какой!» и разбежались по рабочим местам. История не показалась Сильвии ни интересной, ни забавной. Она вообще не понимала, что находят люди в бытовых историях, зачем пересказывают их с таким смаком, зачем жадно узнают подробности. И к тому же у Сильвии появился новый страх: вдруг Арнольд посчитает ее болтуньей и убьет тостером. Это было, конечно, глупо, потому что не и характере Арнольда поднимать руку на женщину, тем более любимую, да и Сильвия не считала себя такой уж особенно разговорчивой, но страх все же родился: а вдруг немного слишком? Сильвия и так следила за своими словами, но с этого дня дала себе зарок следить еще тщательнее и дозировать общение. Правда, ей и в голову не пришло бы в чем-то упрекнуть Арнольда: по дому он делал даже больше, чем делает среднестатистический мужчина в наши дни. Во всяком случае, глянцевые журналы, который Сильвия украдкой покупала и читала в обеденный перерыв, усевшись в кафе за любимый столик, скрытый парой буйно разросшихся декоративны пальм, были единодушны: мужчины произошли от ленивцев и в развитии недалеко ушли от пещерных людей, поэтому ловить их стоит на простейшие рефлексы. Пусть запомнят: если в доме картины висят покосившись и течет кран, секса не будет. Или ужина. Или того и другого. Мужчины, утверждали авторы статей, никогда не будут ничего делать сами. Их постоянно надо мотивировать. Причем мотивировка должна включать в себя как отрицательное, так и положительное подкрепление. Словно мужчины собаки. А женщины дрессировщики.

В этом смысле Арнольд был исключением, так что иногда Сильвия посматривала на него с опаской, ожидая подвоха. Но время шло, а Арнольд не менялся, и постепенно она привыкла, что у нее есть надежный и исключительно редкий экземпляр.

Автобуса долго не было, и Сильвия решила пройтись пешком, благо близко — две остановки от станции подземки. Квартира располагалась достаточно далеко от центра, но Арнольд работал здесь неподалеку, и ему было удобно, а Сильвия смирилась.

И здесь правда оказалось тихо. Шагая по тротуару, Сильвия почти слышала, как сыплется на плечи мягкий снег. Прохожих было немного, в такой час большинство людей уже дома, вкушают ужин и смотрят любимое вечернее шоу. Сильвия бросила взгляд на часики: опаздывает, снова придется смотреть очередную серию любимого фильма с середины.

Однако, открыв дверь квартиры, она поняла, что серия на сегодня вовсе отменяется: Арнольд смотрел теннисный турнир по каналу «Евроспорт». Когда Сильвия познакомилась с Арнольдом, она почти ничего не знала о теннисе, но сейчас разбиралась во всех этих геймах и сетах намного лучше. А что плохого в том, чтобы разделять увлечения любимого человека? Она сбросила сапоги и пальто и заглянула в комнату.

— Привет. Ужинал?

— Угу. Ужин в микроволновке, разогревай. — Арнольд не глядя чмокнул Сильвию в щеку. — А я досмотрю пока.

— Смотри, конечно.

Сильвии очень хотелось узнать, кто же тот сериальный подлец, что строит козни милейшему Ричарду и мешает его счастью с Джейн, но, похоже, придется выяснять это завтра у коллег, которые конечно же ничего не пропустили. Если коллеги захотят рассказать. Впрочем, Мейбл, если только будет в настроении, обязательно поделится.

Она забросила сумку в спальню и направилась на кухню. Ужин — овощи с мясом — действительно поджидал в микроволновке. Сильвия нажала на кнопку, агрегат загудел. Доставая тарелку и чашку из буфета, она подумала — в который раз, — что хорошо бы купить на кухню маленький телевизор. Тогда их с Арнольдом телевизионные интересы не пересекались бы…

Боже упаси, она была далека от того, чтобы предъявлять бойфренду претензии. Он работает, приходит домой после тяжелого трудового дня, ему нужно расслабиться. О том, что она сама работает не меньше Арнольда, Сильвия как-то не задумывалась. Женщина должна уступать мужчине, это закон природы. Даже в ее семье, где оба родителя были достаточно успешны, мать не перечила отцу и старалась создать для него уют. И ей это удалось, надо признать.

Сильвия вздохнула. Как жаль, что родителей уже нет. Может быть, если бы кто-то из них был жив, они научили бы дочь совершать подвиги — ну например, вроде покупки телевизора.

За ней вообще не числилось каких-либо подвигов. Она не водила за собой народ на баррикады, не пререкалась с панками в метро, не умела готовить двадцать три вида сырного салата и не казнила мужчин одним своим взглядом. Она плыла по течению, и в ее жизни никогда не было сказки.

Жизнь была, а сказки — нет.

В детстве, как и все, Сильвия зачитывалась детскими боевиками: Пиноккио, Золушка и Красная Шапочка — их приключения способны взбудоражить невинную детскую душу вопросами познания вселенной, особенно если домашняя библиотека богата на сказки народов мира.

— Как волк мог съесть Бабушку и Красную Шапочку? Я видела волка в зоопарке — люди в нем не поместятся! — говорила Сильвия и смотрела на мать широко распахнутыми ангельскими глазами.

— Доченька, это же сказка, — мягко поясняла материалистка-матушка. — В сказках случается все что угодно.

— Все-все? И корова может запеть? И человек прыгнет с земли и попадет прямо на Луну?

— Все-все. Что угодно.

— А у нас почему так не случается?

— Потому что такова жизнь, деточка, — со вздохом отвечала мать.

Тогда Сильвия задумалась. Она долго сидела, подперев упрямо сжатым кулачком пухленькую щечку, и сосредоточенно размышляла о несправедливости мирового устройства. По ее мнению, гораздо лучше было бы, если бы сказка стала жизнью: лично она, Сильвия, не отказалась бы погулять по ноздревато-сырной поверхности Луны или спеть волшебную песенку вместе с коровами на лугу. Но корова, которую ей однажды удалось увидеть, когда они отправились в гости к друзьям отца на ранчо, петь наотрез отказалась. Возможно, у нее не было слуха, а может, она просто стеснялась. Сильвия так и не добилась от коровы ничего, кроме недовольного мычания. И, как она ни прыгала, до Луны достать не смогла. Перелетные птицы не звали ее с собой в дальние края, лягушки не оборачивались принцессами, а суровый бабушкин кот Вильгельм при попытке натянуть на него сапоги вступал на тропу войны и выпускал кривые, как сабли, когти, доводя впечатлительную Сильвию до разочарованного рева.

Итак, еще в детстве она уяснила: суровая действительность, называемая повседневной жизнью, со словом «сказка» не сочетается никак и попытки изменить существующий порядок вещей не приводят ни к чему, кроме сожалений о бесполезно потраченном времени. Оставалось одно: изгнать сказку из жизни. Не оставить ей места. Но не получалось. Взять хотя бы эти маленькие влюбленности: избавляться от них не хотелось вовсе. Вспомнив сегодняшнего клиента, Сильвия улыбнулась. Интересно, что он делает сейчас? Наверняка не разогревает в микроволновке еду. Наверное, ужинает в ресторане вместе с очаровательной блондинкой, которая свободно говорит на пяти языках и имеет минимум докторскую степень по экономике. Они гадают по винной карте и смеются.

Микроволновка напомнила о себе громким писком. Сильвия переложила ужин из стеклянной посудины на тарелку, нашла на холодильнике недочитанный любовный роман и приготовилась с удовольствием поесть. Но не судьба. На кухне появился Арнольд, и книжка была немедленно отложена, что, впрочем, от внимания бойфренда не ускользнуло.

— Опять эту ерунду читаешь? — улыбнулся он.

— Так за едой же, ну и для разгрузки мозгов, — объяснила Сильвия.

Арнольд вытащил из холодильника бутылку пива, открыл ее и сел напротив — значит, хочет поговорить.

— Что сегодня было на работе? — задала Сильвия вопрос первой.

Арнольд пустился в пространные рассуждения о коллегах, в которые Сильвия почти не вникала. Она ничего не могла поделать, но все эти люди ее мало интересовали, хотя в глубине души она понимала, что так поступать нехорошо. Ведь девушку должно интересовать все, что происходит с ее парнем, так? Но почему рассказы о том, что у Джеймса Баттона родился второй сын, а какого-то Питера увольняют за хронический алкоголизм и за то, что на корпоративной вечеринке он опрокинул на жену директора чашу с пуншем, не трогают ее совершенно? Тот же самый быт, только совсем чужой и потому скучный. Сама она редко рассказывала о коллегах, Арнольд даже не пытался изобразить, что ему интересно. Сильвия поспешно придала лицу заинтересованное выражение.

Под монотонный рассказ еда как-то незаметно кончилась, но Сильвия не решилась разогреть себе еще. И так беспристрастные весы каждый день демонстрируют абсолютно неутешительные цифры, а на ночь вообще есть вредно, но Сильвия никак не могла заставить себя отказаться от этой привычки. Впрочем, любимому мужчине она нравится и так, хоть иногда он и подшучивает беззлобно над ее пышными формами. Все хорошо, так должно быть и так будет всегда.

Все и было хорошо. После ужина Сильвия сходила в душ, а потом скользнула в теплую постель. Арнольд всегда был внимательным любовником, ласковым и нежным, и каждый раз, когда он к ней прикасался, у Сильвии наворачивались слезы на глаза — от невыразимого счастья, наверное. Она вообще была сентиментальной девушкой. Очень неудобно в наше прогрессивное время.

Иногда ей хотелось бы стать другой. Вот как Бренда Гиллис, например, в присутствии которой мужчины ведут себя очень странно. Сильвии всегда казалось, что если бы у них были хвосты, то мужчины ими виляли бы в бешеном темпе. Так любопытно на них воздействовала Бренда, ее улыбка и огромные зеленые глаза. И конечно же длинные стройные ноги, которые мисс Гиллис не стеснялась демонстрировать, надевая мини-юбки даже в лютый мороз. За мини-юбки Бренда регулярно получала выговор от начальства, которое считало, что в турагентство не следует приходить в таком виде. Не бордель. Но мисс Гиллис совершенно искренне полагала, что ее ноги привлекают больше клиентов, чем реклама в средствах массовой информации.

Нельзя сказать, что Сильвия завидовала Бренде. Просто иногда ей хотелось стать такой же, как она, — не в плане практического отсутствия мозгов, а в плане экстерьера.

— Сильв, ты о чем-то другом думаешь! — совершенно справедливо упрекнул ее Арнольд.

Она поспешно прошептала:

— Прости!

Действительно, какая разница, как выглядит Бренда, если самый замечательный на свете мужчина сейчас целует Сильвию, а не ее сослуживицу, которая, как всем известно, живет в тесной съемной квартирке, бесполезно мечтая о миллионере. В гордом одиночестве.

Зима в Нью-Йорке — это всегда некоторое испытание для нервов. Многие становятся не в меру раздражительными, сетуют на излишне разболтавшийся климат («Как надоели эти глобальные катаклизмы!»), срывают недовольство на родственниках и отправляются вечером спать с чувством выполненного долга: и о погоде поговорили, и о политике. Многие стремятся уехать на юг, туда, где золотистое солнце щедро рассыпает ультрафиолет, и провести холодное время там. Если есть деньги конечно же. У Сильвии в финансовом плане все было стабильно, но и только: на мексиканские пляжи, да еще месяца на два, средств точно не хватит.

Впрочем, она была далека и от того, чтобы злиться на зиму. Что проку? Проще найти в холодах какой-нибудь положительный момент. И воспользоваться отрицательными температурами с пользой.

Например, надеть белую куртку, купленную еще до Нового года.

Куртка Сильвии очень нравилась: толстая и пуховая, она, как ей казалось, подчеркивала все достоинства ее внешности (темные кудрявые волосы, овал лица) и скрадывала недостатки (слишком тяжелые бедра и неканоническую талию). Утром, одеваясь на работу и вертясь перед зеркалом, Сильвия была собою очень довольна. Арнольд ушел рано, а она могла слегка задержаться, так как по пятницам шеф разрешал сотрудникам появиться на службе позже обычного. Дресс-код в фирме соблюдался свободный, мистер Саммерс не настаивал, чтобы работники одевались, как люди с обложек журнала «Форчун». Доступность и дружелюбие — вот чем сотрудники должны приманивать клиентов. Если турист однажды отправится в путешествие, оформившись в «Эдне», и останется доволен, это принесет прибыль фирме и премию тому, кто старательно работал. А если клиент снова обратится в фирму…

Сильвия свою полагающуюся премию уже получила под Рождество. В отличие от менеджеров по туризму, продававших туры, она работала секретаршей начальника и не могла рассчитывать на проценты. Правда, не то чтобы это Сильвию волновало, просто иногда хотелось бы иметь лишний доход, который позволял бы приобретать такие милые мелочи… Одевалась Сильвия просто и недорого, косметикой не злоупотребляла и, хотя имела в своем арсенале обычные необходимые женщине атрибуты — тональный крем, помаду, крем для лица, — не увлекалась ни новомодными косметическими веяниями, ни погоней за брендами. А вот приобретать мелочи для дома было маленькой страстью Сильвии. Она открыла в себе эту тягу к милым вещам еще в школьные годы и с тех пор тратила карманные деньги на удивительные подушки, загадочные вазочки и миниатюры, которыми торговали в парках вольные и слегка потрепанные художники. Эта мелкая пестрота завораживала Сильвию, создавала для нее домашний уют гораздо больше, чем создают сами стены. Арнольд лишь посмеивался над таким отношением к вещам и не ругал Сильвию, за что та оставалась ему неизменно благодарна.

— Сильв, — говорил Арнольд иногда, — ты словно вьешь гнездо.

Она кивала, соглашаясь.

Если бы у нее был большой дом или большая квартира, как раньше… Иногда она вспоминала перед сном. Закрывая глаза, Сильвия видела широкую светлую лестницу и комнаты, наполненные светом, словно шкатулка драгоценностями. Она помнила огромную спальню родителей; вот мать сидит перед зеркалом вполовину теперешней кухни Сильвии, проводит по щекам пуховкой и, заметив отражение дочери, стоявшей за спиной, недовольно хмурится.

— Почему ты еще не спишь?

Маленькой Сильвии сложно объяснить. Она не может заснуть, зная, что родители сейчас уйдут на благотворительный концерт и в квартире останется только нянька. Маленькая Сильвия только что спросила у няни значение слова «благотворительный», и та объяснила, что это такой праздник, когда все жертвуют деньги, которые потом отправятся кому-то, кто нуждается в них. Сильвия не может понять, отчего мама с папой готовы платить деньги каким-то чужим людям, когда их дочь нуждается только в родительской любви…

Но мама хмурится, у Сильвии еще нет словарного запаса, чтобы объяснить свое беспокойство, а на ночном столике искрится такая красивая статуэтка — от нее глаз не отвести!

Такие мелочи иногда всплывали в памяти и заставляли грустить. Недолго, правда.

…Белая куртка отлично сидела, и Сильвия, повертевшись перед зеркалом, осталась довольна своим видом. Такое с ней случалось достаточно редко. Обычно она не радовалась, увидев себя в зеркале. Она старалась не смотреть на широкие бедра, на полные плечи, на достаточно большой, по ее меркам, нос, который ее вовсе не украшал. И хотя Арнольд с ней, это не всегда искупало то, что Сильвия сама себе не очень нравилась. Она все время мечтала похудеть, мечтала пойти в тренажерный зал и стать, например, как Бренда Гиллис, — ах, вот опять не вовремя она вспомнилась! — чтобы мужчины оборачивались вслед. Чтобы вызывать восхищение одним своим видом. Пока же Сильвия ни у кого особого восхищения не вызывала.

Сегодня же утром все не так. Белая куртка, хорошее настроение, планы на вечер пятницы — отправиться с Арнольдом в кино, а затем в ближайшую пиццерию, где можно спокойно поболтать за едой. Нельзя предаваться меланхолии в такой день! Обязательно случится что-то необыкновенное. Может быть, клиент, тот, вчерашний, снова заглянет к шефу…

В офисе Сильвия появилась первой. Так случалось почти всегда; разве что на начальника нападало желание поработать (обычно это происходило после того, как милейший мистер Саммерс ругался поутру с женой из-за пустяка и потом прилетал на службу, кипя от негодования. Сильвия тогда отпаивала его кофе и сочувствовала по мере сил) или клиент приходил особо важный. Сегодня же, похоже, намечался тихий день. Сильвия аккуратно повесила белую куртку на вешалку, еще немного полюбовалась ею — настоящая красивая вещь! — и направилась к своему столу в крохотной приемной.

Компания «Эдна» занимала несколько комнат на третьем этаже офисного здания. Здание было старое, потому иногда случались казусы с водой и электричеством, но никто не жаловался: размеры комнат и расположение офиса — в двух шагах от большого торгово-развлекательного комплекса — вполне искупали временные неудобства. Шеф занимал кабинет средних размеров, перед которым, в небольшой комнатенке-приемной, стоял стол Сильвии, шкаф до потолка, заставленный разноцветными папками, и офисная техника. Мало что удалось бы втиснуть сюда еще. И тем не менее Сильвия умудрилась: на блошином рынке, по выходным шумевшем неподалеку от ее дома, она приобрела несколько цветочных горшков и развела тропический сад, как называл его мистер Саммерс. У нее росли алоэ, пальма и орхидеи, иногда принимавшиеся цвести, а также несколько кактусов, вымахавших просто до немыслимых размеров. Растения расползались по офису, парочка уже угнездилась в кабинете шефа. На Сильвию все ворчали за принудительное озеленение, но она сама считала, что это идет лишь на пользу. В самом деле, невозможно хмуриться, когда напротив тебя стоит горшок, а в нем нежно-лилово цветет орхидея…

Первым делом Сильвия включила компьютер и, пока тот загружался, полила цветы. Роняя из лейки на землю прохладные струйки, Сильвия тихонько разговаривала с растениями: по ее мнению, все живые существа на земле заслуживали разговора. Или хотя бы доброго слова. Она была убеждена, что от этого они растут лучше и веселее живут.

Закончив с «полевыми работами», Сильвия просмотрела утреннюю корреспонденцию — ничего необычного, в основном реклама — и заглянула в Интернет проверить почту и разузнать мировые новости. К экономическому кризису все уже привыкли, так что ничего нового она не узнала. Зато увидела, что с завтрашнего дня обещают потепление, и обрадовалась: как бы ни красива была снежная зима, лето все-таки лучше. Ну или хотя бы теплая зима. Но, с другой стороны, если в Нью-Йорке холодно и противно, люди хотят тепла, тянутся на юг и раскупают туры. А это весьма хорошо для «Эдны».

— Привет! Эй! Есть кто-нибудь?

— Доброе утро, Джанет! — крикнула в ответ Сильвия, не вставая с места. Всех сотрудниц она знала по именам, благо работало в «Эдне» всего несколько человек.

Джанет Грин, высокая брюнетка, заглянула в приемную.

— А, это ты… Сваришь мне кофе?

Варить кофе для менеджеров не входило в обязанности Сильвии, однако она кивнула:

— Конечно, Джанет.

— И сливок побольше! — Напевая мисс Грин отправилась на свое рабочее место.

Почему бы и не сварить ей кофе, думала Сильвия, направляясь на небольшую кухню, оснащенную необходимой техникой. Ведь это совсем нетрудно. Оказать любезность Джанет, которая работает с клиентами и приносит прибыль компании — разве плохо? Конечно, это не должна делать она, Сильвия, но ведь фирма такая маленькая и здесь все стараются работать изо всех сил. Мистер Саммерс за этим следит строго. Значит, любая помощь пригодится.

— Привет! — послышался еще один женский голос от дверей. Агата Джоунз, невысокая и рыженькая, с мелкими чертами лица. Она любит кофе без сливок, зато с очень вредным количеством сахара.

Сильвия на всякий случай достала из пакета еще одну пластиковую чашку.

— А чья это белая куртка на вешалке? Твоя, Джанет? Не могу поверить, что ты нацепила на себя подобное уродство!

— Что ты? — фыркнула мисс Грин. — Это Сильвии.

— А-а, ну тогда все понятно. — Было слышно, как Агата шумно устраивается на рабочем месте. — От нее и не такое можно ожидать.

Сильвия вышла из кухни, молча поставила кофе перед Джанет. Обе девушки не обратили на секретаршу никакого внимания.

— Так что у тебя с этим Россом, с которым ты встречалась вчера? — осведомилась Агата, подкрашивая губы бледно-розовым блеском.

— А, ерунда, очередная интрижка. Хотя он и закончил Гарвард, это не пошло ему на пользу. — Джанет рассеянно вздохнула. — Ужасно зануден и самоуверен. Или это из-за снобского Гарварда он такой? Думаю, что дам ему отставку, потому что и любовник он не ахти. Сегодня вечером иду в клуб с Майком. Посмотрим, что из этого выйдет.

Сильвия ушла к себе в приемную, чтобы не слушать, но ввиду отсутствия двери отгородиться от разговора не смогла. Девушки продолжали беззаботно щебетать о приятелях и любовниках, ничуть не заботясь о том, что Сильвия слушает их весьма откровенные беседы. Они никогда не воспринимали ее всерьез, считали чем-то вроде тумбочки или комнатного цветка. И чем им не понравилась куртка? Оттого, что менеджеры подвергли симпатичную ей вещицу беспощадной критике, Сильвия начала расстраиваться. А ведь день начинался так хорошо!

— Привет! О господи, чье это убожество на вешалке? — А вот и Бренда явилась. Ее каблучки — даже в холодную погоду мисс Гиллис носила обувь на шпильке — звонко процокали по полу.

— Это Сильвии! — хоровой ответ прозвучал удивительно слаженно.

— Фу! Надеюсь, кто-нибудь научит ее одеваться.

Голос Бренды показался Сильвии равнодушным, и это задевало ее еще больше. Разве можно вот так, походя, говорить о ком-то гадости за его спиной? И так беззлобно, словно… Словно о погоде или о персонаже сериала. Хотя сериальных героев сотрудницы «Эдны» обычно обсуждают более эмоционально.

— Думаешь, поможет? — хмыкнула Джанет. — К сожалению, при ее фигуре это вряд ли пойдет ей на пользу. Нынче мода не благоприятствует толстушкам.

Сильвия старалась не слушать. Такое повторялось часто — одним из любимых занятий девушек было травить ее, хотя она до сих пор не понимала, что всем им сделала, — и шел очередной тур шоу. Сильвия уставилась в монитор, пытаясь прочитать текст договора и не видя ни слова. Обидные фразы ввинчивались в уши. И ранили они потому, что за большинством из них скрывалась правда. Она, Сильвия Бейтс, действительно толстая, одевается немодно, а прекрасная белая куртка куплена на распродаже в магазине на углу. И эта куртка показалась Сильвии на мгновение столь ненавистной, что захотелось выбежать из приемной, схватить ее и швырнуть на пол, чтобы все увидели…

Увидели — что? Что она еще и истеричка? Ну почему, почему она не может отстоять свои права? На ум не приходило ни одной обидной фразы, которой можно уесть завзятых сплетниц. Они повторяют ритуал изо дня в день, а она им кофе носит.

Потому что они говорят правду…

Усилием воли Сильвия заставила себя немного успокоиться и передвинула большую фотографию Арнольда на столе так, чтобы видеть ее лучше. Пускай чешут языки, они ее не достанут. У нее свой парень и свой дом, и пусть она не меняет мужчин как перчатки, зато… Зато у нее масса других достоинств.

Обсуждение белой куртки между тем продолжалось.

— Дайте-ка мне рассмотреть, девочки… О, что за ужасные заклепки!

— А на молнию посмотри!

— Агата, дай сюда!

По приглушенному шуршанию Сильвия поняла, что куртку сняли с вешалки, и быстро встала. Это уже слишком.

Трое девиц склонились над столом, на котором лежала куртка. Джанет прихлебывала кофе, Бренда и Агата придирчиво рассматривали молнию.

— Что вы делаете? — напряженным голосом спросила Сильвия.

— О, привет, — сказала Бренда не оборачиваясь. — Мы всего лишь взяли посмотреть, не возражаешь?

— Нет, но… зачем?

— Чтобы в старости рассказывать внукам об ужасах молодости, — хихикнула Агата и получила тычок локтем от Джанет.

— Мы всего лишь хотим взглянуть. Может, я куплю себе такую же. — Бренда выпрямилась.

— Ну да, пугать особенно настойчивых мужиков, чтобы убегали и никогда не возвращались, — не унималась Агата.

Джанет отодвинула ее с дороги.

— Дай-ка я посмотрю…

— Осторожно! — вскрикнула Сильвия.

Но было поздно. Чашка с кофе, про которую Джанет, видимо, позабыла, дрогнула в ее руке, и горячий напиток выплеснулся на прекрасную белую куртку. По материи расплылось огромное уродливое пятно.

— Ой! — Джанет прижала ладошку к губам. — Извини, Сильвия! Это произошло случайно.

Весь ее тон и вид говорили о том, что произошедшее вовсе не случайность. Бренда и Агата молча наблюдали за реакцией Сильвии, которая кинулась вперед, схватила куртку и опрометью бросилась в туалет.

Сильвия провела в туалете около получаса, пытаясь оттереть пятно, и наконец с ужасом осознала, что ее усилия тщетны. Куртку придется сдать в чистку, там наверняка все отчистят, однако Сильвия понимала, что пятно все равно останется, пусть и невидимое после применения современной химии. Воспоминания сегодняшнего дня — это похуже, чем выплеснувшийся кофе. Сильвия посмотрела на прекрасную белую куртку, которая так радовала еще утром, и, не выдержав, заплакала.

Она плакала молча, глотая слезы, как научила ее жизнь. Нельзя показывать другим, что они сумели тебя обидеть. Нельзя обнаруживать слабость. И хотя Сильвия сама считала себя очень слабым человеком (основания на то у нее имелись), все-таки опускаться ниже определенного уровня уважения к себе нельзя.

Почему девушки так ненавидят ее? Она делала все, чтобы понравиться им, а они отвечали ей слаженной неприязнью. Сильвия никогда не позволяла себе сказать о них плохое, всегда улыбалась, помогала; они же вели пространные разговоры, оскорбляя тихую секретаршу или подстраивая маленькие гадости вроде сегодняшней. Зачем им понадобилось портить куртку? Сильвия снова взглянула на некрасивые следы кофе на белой ткани, и слезы вернулись. Это вещь, это всего лишь вещь… Почему же так обидно?

Она взглянула на часы и поняла, что слишком сильно задержалась и давно пора возвращаться обратно в офис. Пройти под взглядами менеджеров, придумать, что делать с курткой. Какое счастье, что на вешалке за шкафом с папками висит осеннее пальто Сильвии, оставленное в офисе давным-давно на случай, если внезапно потеплеет! Вот и пригодится. Утирая слезы, Сильвия отложила куртку и посмотрела в зеркало. Заплаканная физиономия оптимизма не прибавила, как и красоты.

Сильвия тщательно умылась, стерев таким образом весь наложенный утром легкий макияж (впрочем, большого значения это уже не имело), глубоко вздохнула несколько раз, чтобы слезы ушли, и направилась в офис.

Когда она вернулась, шеф уже восседал в кабинете и пребывал в большом раздражении.

— Где ты ходишь? — буркнул он, едва секретарша возникла на пороге. — Немедленно свари Кофе, у меня встреча через десять минут! Почему тебя вечно нет на месте?

Это была неправда. Сильвия очень редко отлучалась из приемной, и Клейн Саммерс отлично об этом знал, но его утро, похоже, тоже не задалось.

— Я всего лишь… — попыталась оправдаться Сильвия.

— Меня не волнуют твои оправдания. Кофе, немедленно. И каталоги по Мальдивам.

Значит, клиент хочет на Мальдивы, уныло подумала Сильвия, закрывая дверь в кабинет шефа. Самыми важными клиентами мистер Саммерс занимался лично, не доверяя их девицам. Маленькое агентство нуждалось в хороших менеджерах, но их Саммерс не мог себе позволить. Клиентами «Эдны» в основном являлись семейные пары, шумные студенческие компании, пенсионеры и лишь иногда, если повезет, люди более обеспеченные. При огромной конкуренции выбиться на вершины туристического бизнеса — несбыточная мечта.

Мальдивы. Ожидая, пока сварится кофе, Сильвия в который раз пролистывала знакомый до последней фотографии каталог. Дел у секретарши в такой небольшой фирме находилось немного, поэтому на досуге Сильвия часто изучала рекламные проспекты, читала о тех странах, которые посещали туристы, и прислушивалась к разговорам менеджеров. Далеко не всегда девицы язвили по поводу Сильвии, мужчин и цен на модные шмотки; часто они работали с клиентами, и в этих разговорах встречались крупицы полезной информации. Сильвия слушала, как Джанет или Бренда мурлычут, предлагая поездки в экзотические страны, и представляла, что однажды сама придет куда-нибудь и закажет тур… вот, например, на Мальдивы, а почему нет?

Если смелости хватит.

Ослепительное бирюзовое море словно выплескивалось со страниц, и Сильвии казалось, что она слышит гул прибоя, будто к уху поднесли большую раковину. Удивительные коралловые заросли распахивались с глянцевых разворотов, смотрели круглыми глазами разноцветные рыбы, и желтоликое солнце облизывало горячими лучами пальмы. И песок там невероятно белый… Сильвия сунула каталог под мышку и потащила поднос с кофе к шефу в кабинет.

Клиент явился в назначенное время. Это — оказался тот самый, вчерашний, за сорок, с манерами наследного принца и седыми висками. Он мельком улыбнулся Сильвии, когда она кивнула ему и поздоровалась, и прошел в кабинет Саммерса стремительным летящим шагом. Конечно же он поедет на Мальдивские острова вместе с той красоткой, которую Сильвия ему намечтала еще вчера, и они вдвоем будут лежать на белом пляже и пить коктейли. С зонтиками и вишенками. Или с мятой и лаймом.

Почему-то сегодня ее удручали именно эти зонтики и вишенки… А уж слово «мохито» вообще никогда не нравилось Сильвии Бейтс — впрочем, как и сам коктейль.

О белой куртке Сильвия старалась не думать.

Так бывает, привяжешься к вещи, она тебе очень нравится, а потом с нею что-то происходит — и расстройство минимум на день. И даже если беду можно поправить, осадок остается. Теперь Сильвия не знала, решится ли прийти в белой куртке на работу. Обида на сотрудниц комом стояла в горле. Ну что она им всем сделала?!

Сильвия в который раз переложила бумаги на столе, делая из идеального порядка совсем уж идеальный, так, чтоб комар носа не подточил, хотя откуда им взяться в феврале, комарам? Комары — это экзотика в каменных джунглях Нью-Йорка, карманников тут всяко больше. И бумажки можно перекладывать до бесконечности. Чтобы скрасить время без заданий от шефа (пока мистер Саммерс занят и все дела переделаны, заняться совершенно нечем), Сильвия открыла на компьютере пасьянс и принялась перекладывать карты, краем уха прислушиваясь, что происходит в кабинете менеджеров.

На работу явились уже все, кто опаздывал, и теперь девушки оживленно переговаривались, обсуждая большую субботнюю вечеринку в каком-то модном клубе, на которую собирались всей компанией. Тщательно перебирали варианты «что надеть», обсуждали кавалеров и грядущую программу (клуб собирался почтить своим присутствием популярный рэпер с невыговариваемым именем). Сильвия с тоской подумала, что могли бы пригласить и ее. В конце концов, чем она хуже их? Не считая того, что в два раза тяжелее каждой и с первого взгляда не отличит «Донну Каран» от «Дольче и Габбаны», и все эти имена и марки так и остаются для нее недостижимой музыкой.

Клиент засиделся у шефа. Через полчаса они потребовали еще кофе и «всего, что полагается», поэтому Сильвия нарезала фрукты, всегда хранившиеся в холодильнике на подобный случай, красиво разложила печенье и все это отнесла в кабинет Саммерса. Мужчины тоже разговаривали, но о своем: обсуждали последний бейсбольный матч. Как хороша подача кого-то там и как ожесточилась борьба за кубок… У каждого свои развлечения, подумала Сильвия, закрывая дверь. Не стоит завидовать девицам. Зато у нее самой на сегодня запланировано кино и пиццерия, и это гораздо лучше всех бейсболистов и рэперов вместе взятых.

Клиент ушел от шефа только через час. Они обменялись веселыми шутками на прощание, и клиент пообещал вернуться. Едва за ним закрылась дверь офиса, как Саммерс вызвал Сильвию в кабинет.

Она вошла и осталась стоять. При шефе она решалась садиться, только когда он ей это предлагал. Не стоило нарушать субординацию, хотя Клейн Саммерс знал Сильвию уже несколько лет.

— Мистер Боннер — старый друг моей семьи, — без вступления начал шеф, шевеля седыми усами, словно жук, — поэтому мы не должны его разочаровать. Он заказал тур на Мальдивские острова и уже полностью оплатил его. Позови сюда Мейбл, пожалуйста.

Мейбл Друри была постарше остальных менеджеров и вела обычно — после согласования с Саммерсом — самых важных клиентов.

Сильвия позвала ее в кабинет шефа.

Мейбл вошла, остро цокая каблуками:

— Да, мистер Саммерс?

— Вот контракт на Мальдивы с мистером Боннером, — шеф протянул бумаги. — Все оплачено. Оформите платежные документы. Сильвия, — вновь обратился он к секретарше, — деньги в сейфе, в понедельник отвезете их в банк.

— Мистер Боннер расплатился наличными? — удивилась Сильвия и тут же прикусила язык. Не ее дело обсуждать клиентов.

— Да, ему так удобнее. — Против ожидания начальник гневаться не стал. Наоборот, улыбнулся. — Мистер Боннер — первоклассный хирург, берется в основном за безнадежные случаи и обычно выигрывает. Такие люди могут позволить себе маленькие странности. Помнится, несколько лет назад мы с ним отправились на семейный отдых в Испанию. И тогда он меня поразил, так как нигде не расплачивался карточкой. Я поинтересовался, почему он так делает. «Понимаешь, Клейн, — сказал он, — когда я расплачиваюсь реальными деньгами, которые можно подержать в руках, я чувствую, что их заработал. Это дает мне право ощущать себя настоящим мужчиной». Так-то!

Сильвия улыбнулась.

Мейбл же явно не понимала, как реагировать на приступ откровенности шефа. Заметив кислое выражение лица мисс Друри, шеф перестал ностальгировать, нахмурился и махнул рукой, всех отпуская.

Вернувшись к себе за стол, Сильвия погрузилась в невинные мечты о мистере Боннере. Было что-то невыразимо очаровательное и старомодное в этой экстравагантной привычке платить наличными.

День пошел своим чередом, и Сильвия не заметила, как наступил вечер. Сумерки сгущались еще рано, но скоро придет весна и дни удлинятся, а ночи сожмутся в жаркие живые комки. Течение времени завораживало Сильвию.

Настроение немного исправилось, однако в тот момент, когда пришлось запихивать испорченную куртку в пакет, Сильвия вновь едва не всплакнула. Однако усилием воли она сдержала слезы (и так выглядит нелучшим образом) и нацепила легкое осеннее пальто. Ничего, не окоченеет.

Мистер Саммерс уехал, напомнив напоследок про деньги и банк, и Сильвия покидала офис следом за ним. Девицы еще собирались, подкрашивали губы и глаза, перебрасывались репликами. Они явно ожидали, что Сильвия отправится на улицу в куртке — никто и знать не знал про пальто, — и весьма удивились, увидев ненавистную секретаршу в неиспорченной одежде. Провожаемая злыми взглядами, Сильвия вышла на улицу и глубоко вдохнула холодный воздух: до понедельника про офисных сплетниц можно не вспоминать.

Уик-энд прошел ровно так, как Сильвия и планировала. Кино, пицца, прогулка, тихий вечер дома. Правда, пришлось все же отнести куртку в химчистку, это немного расстроило Сильвию, но ненадолго. Так что утром в понедельник она пошла на работу в достаточно приподнятом настроении. В офисе было пусто, но это и неудивительно. Сильвия специально пришла пораньше, чтобы взять деньги из сейфа, кое-какие бумаги и сходить в банк. Конечно, она не обязана тратить свое личное время на дела фирмы, но ведь совсем нетрудно прийти пораньше.

В кабинете шефа Сильвия открыла сейф, переложила несколько папок, но денег мистера Боннера не обнаружила. Вот так всегда. Вероятно, шеф все же послал вечером пятницы кого-то из девушек в банк. Только вот предупредить об этом Сильвию все как-то не удосужились или просто-напросто забыли. Могли бы хотя бы записку оставить. Неожиданно Сильвии стало безумно жаль этих тридцати минут, которые она могла бы провести дома, а теперь придется сидеть в офисе и выслушивать сплетни, которые накопились у девиц за уик-энд. Наверняка будут обсуждать поход в клуб.

Решив, что, раз рабочий день еще не начался, можно просмотреть новости или разложить пасьянс, Сильвия запустила компьютер и постаралась отключиться от окружающей действительности.

Офис постепенно наполнялся сотрудницами. Позже всех явилась Бренда, всего на пару минут раньше шефа. Мистер Саммерс затребовал кофе, Сильвия оторвалась от монитора и прошла на кухню.

— Ваш кофе. — Сильвия поставила чашку на стол перед шефом.

— А, спасибо! — Мистер Саммерс откинулся на спинку кресла и сделал глоток. — Красота! И, я вижу, ты пришла пораньше, чтобы отнести деньги в банк.

— Э… да, пришла. — Сильвия не очень-то поняла, к чему вдруг шеф заговорил об этом. Может, хочет извиниться, что не предупредил ее о том, что не стоит волноваться про деньги?

— Это хорошо. А то я слегка беспокоился, оставив на весь уик-энд достаточно крупную сумму в офисе.

Сильвия похолодела.

— Но… мистер Саммерс, я не понимаю. Ведь денег нет.

— В смысле? — Шеф благодушно сделал еще один глоток кофе. — Естественно, нет. Ты же их отнесла в банк. За что я тебя только что поблагодарил.

— Мистер Саммерс… — голос Сильвии дрогнул, — я не относила деньги. Их отнес кто-то другой еще в пятницу.

— Сильвия, ты меня совсем запутала. Ты же пришла сегодня раньше, чтобы отнести деньги. Ты сама только что об этом сказала.

— Да, пришла. — Сильвия постаралась сосредоточиться, но ситуация была столь абсурдной и непонятной, что мысли просто разбегались во все стороны. — Но денег я не относила.

— То есть как? Тогда ты их должна отнести как можно скорее.

Сильвия потеряла нить разговора окончательно.

— Но денег нет, — повторила она.

— Где нет? — Шеф отставил кофе в сторону. — Почему нет?

— Мистер Саммерс, — начала объяснять Сильвия, — я собиралась отнести деньги сегодня, как вы и распорядились, но, когда я пришла в офис, денег в сейфе не было. Кто-то отнес их в банк в пятницу. А меня не предупредили. Я же раньше всех из офиса ушла перед уик-эндом. Помните?

— Э-э-э… — Шеф покрутил головой, словно воротничок внезапно начал натирать ему шею. — Ну-ка, зови всех сюда!

Сильвия послушно выполнила распоряжение, и вскоре все пять сотрудниц фирмы столпились в кабинете шефа.

— У нас тут какая-то путаница, — сразу перешел к делу мистер Саммерс. — И, скажу сразу, вопрос не из приятных. Кто из вас в пятницу последним уходил из офиса?

— Я, — отозвалась Джанет. — Бренда ушла чуть раньше.

— Так. Ты офис поставила на сигнализацию?

— Да. Чуть не забыла. Честно говоря, заходила, ну… в дамскую комнату, но все потом включила по инструкции.

— Да, — подтвердила Сильвия. — Я утром выключала сигнализацию.

— Тогда главный вопрос, хотя и очень неприятный. Где деньги мистера Боннера, что я положил в сейф в пятницу?

— Какие деньги? — изумилась Бренда.

— В пятницу клиент заплатил мне наличными. Я убрал деньги в сейф. При этом были Сильвия и Мейбл. Сегодня утром Сильвия должна была отнести деньги в банк, но их там нет.

— Какой ужас! — всплеснула руками Джанет. — Нас ограбили!

— Но как? — опять подала голос Бренда. — Офис же был на сигнализации!

— Вот именно поэтому вопрос такой и неприятный. Если бы были какие-нибудь другие варианты, кроме самого на данный момент очевидного, я бы сразу вызвал полицию.

— Полицию? — Бренда хихикнула. — Так что, нас все же ограбили?

— Посерьезней, мисс. Факт остается фактом. Деньги пропали. И очень неприятно, но взял их кто-то из вас.

Сильвия едва понимала, что мистер Саммерс говорит. Кто-то из девушек взял деньги? Но зачем?

— Например, я даже не знала ни про какие деньги, — заявила Бренда. — И Джанет тоже.

— В нашем офисе тайное быстро становится явным, а это и не было таким уж тайным, — вмешалась Мейбл. — Джанет знала, я рассказала ей перед обедом о странных привычках некоторых мужчин.

— А почему мне не рассказали? — возмутилась Бренда.

— Не успели, — пожала плечами Джанет. — Ты тогда у салатов вертелась в кафе, а мы уже за столиком сидели. Забыли.

— Ну, теперь-то это к лучшему. Я — вне подозрений.

Сильвия поежилась. Как можно быть такой безразличной ко всему? Такой легкомысленной? Казалось, Бренду совсем не волновало, что одна из ее сослуживиц может оказаться воровкой.

— Как и я. — Мейбл фыркнула. — Я ушла из офиса перед вашим, мистер Саммерс, уходом. Последней выходила Джанет. Первой пришла Сильвия. Так что у нас две кандидатки на скамью подсудимых.

— Я не брала денег! — вскрикнула Сильвия.

Все оглянулись в ее сторону. С самого начала этого странного собрания Сильвия забилась в уголок и старалась стать как можно более незаметной. Ей было страшно, неловко, и еще ее очень тошнило.

— Я тоже, — спокойно парировала Джанет. — К тому же в мою сумку не поместится сумма, которую отвалил клиент за месяц на Мальдивах по высшему разряду. А вот в твою — поместится. Бренда видела меня в пятницу на выходе из офиса. Никаких дополнительных мешков с деньгами.

— Точно! — поддержала подругу Бренда.

— Я не брала денег! — повторила Сильвия. Как они могут вообще обвинять ее в воровстве?! Это в тысячу раз хуже, чем испортить новую куртку!

— Сильвия, — вмешался шеф, — тебя никто не обвиняет.

— Пока, — встряла Джанет.

— Но денег нет, — закончил мистер Саммерс.

— Я же никуда сегодня не выходила. Все видели. Я… Я не воровка! Мистер Саммерс, я же постоянно имею дело с деньгами. И никогда…

— Наличными столь крупные суммы нам еще никто не приносил, — заметила Мейбл.

— Я не брала этих денег! — Сильвия почувствовала, что сейчас расплачется.

— Ну… Мне придется это проверить. — Мистер Саммерс встал из-за стола. — Все оставайтесь здесь. Сильвия, пойдем со мной.

Сильвия подчинилась как загипнотизированная.

Дальше все происходило, как в страшном сне. Сильвия открыла сумочку, показала содержимое шефу, потом один за другим выдвигала ящики стола, пока не остался самый нижний. Он не открывался, словно что-то зацепилось внутри и мешало. Сильвия завозилась, но мистер Саммерс отстранил ее и дернул посильнее. Сверток из бумаги, мешавший ящику открыться, надорвался, и Сильвия увидела купюры.

Она рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Этого не может быть! Это просто переходит всякие границы! Неужели кто-то из девиц мог так жестоко подшутить?!

— Ого! — сотрудницы все же не усидели в кабинете шефа. Теперь все могли видеть сверток с деньгами.

— Это не я! — Сильвия все же разрыдалась. — Я не брала деньги!

На мгновение ей показалось, что шеф ей поверил и сейчас прикажет остальным сотрудницам признаться, кто так глупо пошутил.

Но мистер Саммерс молча вынул сверток из ящика стола, в полнейшей тишине пересчитал купюры, а потом объявил:

— Ты уволена, Сильвия. И только потому, что все деньги на месте, я не вызываю полицию.

Сильвия не помнила, как доехала домой. Всю дорогу она пребывала словно в бреду, лица людей вокруг сливались в одно мутное пятно, и пару раз девушке сигналили озлобленные водители. Она ничего не видела и не слышала. Ей хотелось заползти под одеяло, накрыться им с головой и там, в душной ворсистой темноте, умереть.

Дом встретил ее привычными запахами. Ведь уходила она всего пару часов назад, и тепло присутствия еще не успело выветриться. Арнольд придет только вечером, сегодня он работает долго. Его фирма по наладке медицинского оборудования иногда закручивала гайки и заставляла работников просиживать допоздна, за что, разумеется, платила сверхурочные. Арнольд никогда не отказывался от дополнительной работы. Он любил деньги и временами бывал излишне бережлив.

Сильвия бросила сумку на пол в коридоре и, не снимая обуви, прошла в кухню и села у стола. Привычные вещи окружали ее, как заботливые родственники, жаждущие утешить. Но сегодня в их неслышном бормотании не оказалось нужной помощи. Сильвия уронила голову на руки и зарыдала.

Она старательно не плакала в метро и на улице, чтобы не привлекать к себе внимания, зато теперь дала волю слезам. Они жгли щеки, и Сильвия отрешенно подумала, что хорошо бы сейчас умереть, потому что такого позора она не переживет. Как бы скромно ни жила она сейчас, все-таки когда-то она была дочкой обеспеченных интеллигентных людей, научивших ее вести себя честно по отношению к другим. Правда, идеалы разбились, когда Сильвия разобрала документы после смерти отца и матери и выяснила истинное положение дел. И все же родители сделали для нее много хорошего.

Только не научили сражаться за себя.

Она ведь даже не смогла доказать Саммерсу, что не брала этих денег! Зачем они ей? Сильвии нравилось работать в «Эдне», там хорошо и стабильно платили, радовали премиями и в общем не слишком обижали. Да, сотрудницы не любят ее, но это можно пережить. Почему Саммерс даже не стал слушать ее? Неужели ее неуверенные ответы он счел доказательством того, что она виновата и настолько глупа, что не потрудилась даже толком спрятать деньги?

Слезы, к удивлению Сильвии, иссякли. Она подняла голову, взглянула на часы и обнаружила, что рыдала всего-то четверть часа. Она не была бы против продолжить это увлекательное занятие (от слез становилось ощутимо легче), только больше реветь не хотелось. Тяжело вздыхая, Сильвия вернулась в коридор, сняла обувь и куртку, прошла в ванную и умылась, не зажигая света. Потом все-таки щелкнула выключателем и хмуро уставилась на свое зареванное лицо.

Глупая толстая женщина. Что скажет Арнольд, когда узнает, что ее выгнали с работы, подозревая в воровстве? Он, конечно, не поверит в абсурдность обвинений, однако… И что теперь делать ей самой? Искать новую работу? Невыносимо даже подумать об этом. После колледжа Сильвия сменила несколько мест службы, пока не нашла «Эдну», и задержалась там надолго. Ей нравился шеф и сама работа. А теперь как?

Она отвернулась от зеркала (все равно ничего хорошего разглядеть не удастся), пошла в комнату и залезла под одеяло, как и намеревалась. Хорошо бы заснуть. Сон не шел, всплывали только воспоминания, словно глубоководные рыбы из мрачной бездны океана. Все это закономерно, внезапно подумала Сильвия. Ей всегда так не везет — и будет не везти и дальше. Она просто такая…

Отец Сильвии был заместителем губернатора штата и дома показывался редко — политика требует пристального внимания. На публике он играл роль примерного семьянина и старался играть ее и в жизни, только у него не всегда получалось. Впрочем, его жену это вполне устраивало. Миссис Бейтс владела супермаркетом и тоже пропадала на работе с утра до ночи. Зачем эта пара завела ребенка, Сильвия не знала до сих пор. Наверное потому, что так полагалось. В компанию к ребенку завели собаку, смешного рыжего спаниеля по кличке Барни. Спаниеля Сильвия теперь помнила лучше, чем обоих родителей.

Не то чтобы у нее было несчастливое детство. Родители по-своему любили ее. Осознав, что натворили, выпустив в мир новую жизнь, они, как люди ответственные, приняли на себя все обязательства. Мать читала Сильвии сказки на ночь (когда успевала приехать с работы пораньше), отец водил дочь в зоопарк и отвечал на бесконечные вопросы из серии «почему трава зеленая». Однако оба они, стремясь распланировать жизнь Сильвии так, чтобы дочь во всем походила на них, не разглядели за ее внешним спокойствием совсем иную душу.

Сильвия была тихим ребенком. Она могла часами сидеть в детской с книжками и никому не мешала. Она играла с нянями и детьми друзей Бейтсов, рано узнала, чем отличается рыбная вилка от вилки для мяса, и никогда не закатывала истерик. Да, бывало, плакала, если падала, только быстро утешалась. Она робела и непостижимыми, и как-то не задумывалась о том, что семья должна быть совсем другой. Обязанности, которые родители выполняли по отношению к ней — не раздражавшие их, но просто необходимые обязанности, — это было совсем не то, что у других. Подруги детства ссорились со старшими братьями, выпрашивали у родителей велосипед, ездили на пикники на День благодарения и в пансионаты для семейного отдыха. Единственная поездка, которую Сильвия совершила вместе с родителями, — это путешествие в Майами, где семья три дня погрелась на пляже. Потом отцу позвонили из администрации губернатора, а мать совсем истосковалась по-своему магазину. Семья возвратилась в Нью-Йорк и больше не предпринимала попыток слезть с иглы большого города.

Родители никогда не скандалили — не потому, что слишком сильно любили друг друга, а по молчаливому согласию: скандалы лишь подрывали бы их авторитет в глазах дочери, рушили доброе имя «настоящей семьи» и вообще отнимали бы время. Они не забывали воспитывать Сильвию в корпоративном духе.

— Ты должна получить образование. Пожалуйста, займись уроками,

— Ты должна пойти на этот концерт классической музыки. Это полезно.

— Завтра мы ужинаем у Флетчеров. Ты должна быть вежливой с их сыном.

— Ты должна… Ты должна… Ты должна… Кончилось это тем, что к восемнадцати годам Сильвия шагу не могла ступить без того, чтобы не спросить у родителей, как ей лучше поступить. А те, не замечая, как складывается новая модель поведения дочери, походя давали советы, освобождая Сильвию от ответственности за выбор. Родители не без оснований опасались, что она выберет неправильно, а дать совет — ведь это так легко и просто, исходя из собственного жизненного опыта. Дать же Сильвии заработать этот опыт путем проб и ошибок… Не стоило так рисковать!

Единственным человеком, который осуждал методы воспитания Бейтсов, была бабушка Сильвии, Присцилла. Она с самого начала не одобряла того, что сын так много работает и что жена следует его примеру. Бабушка всю жизнь прожила легко, получая удовольствие от каждого дня и не планируя время на три месяца вперед. Она любила путешествия, собирала в квартире неподалеку от Центрального парка большие компании друзей и вела так называемый богемный образ жизни. Отец Сильвии порицал поведение матери, поэтому с бабушкой внучка общалась редко.

Иногда отец привозил ее в большую квартиру Присциллы и оставлял с бабушкой на целый день, исполняя тем самым родственный долг. Эти дни казались Сильвии праздниками больше, чем Рождество и День благодарения. Квартира вовсе не походила на выхолощенно-стильное жилище Бейтсов. Тут всегда царил легкий творческий беспорядок: громоздились на столах книги, бумаги, карты, висели на стенах огромные цветные фотографии, с которых улыбались веселые люди и где кипела иная жизнь, не та, которую знала Сильвия. На многочисленных полках в беспорядке стояли волшебные вещицы из разных стран, и казалось, что весь мир столпился здесь, заглядывая в бабушкину жизнь искристыми глазами. Сильвия замирала и робела перед этим многообразием жизни, собранным в отдельно взятой квартире.

Бабушка всегда была с нею ласкова, угощала сладостями, разрешала трогать все без исключения сувениры в доме. Сильвия играла с туземными деревянными масками, с огромными раковинами из южных морей, а бабушка рассказывала удивительные истории. Где она только не побывала! Казалось, в мире не осталось уголка, который не посетила бы Присцилла. Она знала, как шумит дождь в джунглях Амазонки, какой кофе подают в кафе на Елисейских Полях в Париже, какого цвета Ливийское море у берегов Крита и как нашли статую Мадонны на горе Монсеррат неподалеку от Барселоны. И все это она рассказывала Сильвии, пока не приезжал отец и не забирал совершенно размякшую от впечатлений дочь, возвращая в сухость и распорядок обычного существования.

Именно благодаря бабушке Сильвия серьезно задумалась о том, чтобы получить образование в сфере туризма. Родители, стоило ей заикнуться об этом, категорически запретили: у них были на дочь совершенно другие планы. К сожалению, направить Сильвию в престижный университет Бейтсы не успели…

Сначала умерла бабушка. Сильвия не очень хорошо знала ее — редкие дни, посвященные общению, так и остались в памяти праздниками, которые никогда не станут частью обычной жизни. К удивлению внучки, Присцилла завещала квартиру именно ей. Что делать с доставшейся жилплощадью, Сильвия не знала. Родители посоветовали продать, однако первый раз в жизни дочь решилась им возразить и оставила право окончательного решения за собой. Она наведывалась иногда в бабушкину квартиру, которая стояла странно пустой без Присциллы, поливала неубиваемые кактусы и перебирала фотографии. На фото бабушка оставалась живой и улыбалась так же, как и прежде. Сильвия жалела, что не успела узнать ее лучше…

Но через полгода другая трагедия закрыла смерть бабушки черным покрывалом, сделав для Сильвии следующий год смутным воспоминанием…

Почти никто не знал, что ее родители погибли во время теракта 11 сентября. Бейтсы находились в Башнях-близнецах на деловой встрече, когда в небоскребы врезались самолеты, управляемые террористами-смертниками. Сильвия узнала о трагедии практически мгновенно: она транслировалась на все телевизионные экраны страны. Сильвия сидела перед телевизором, кусая губы, и раз за разом набирала номера мобильных телефонов матери и отца. Ни один не отвечал… Она молилась, чтобы они просто оказались вне зоны действия сети, или выключили телефоны, или… Увы. Бейтсы погибли в числе первых.

Сильвии потребовалось много мужества, чтобы пережить смерть родителей. Еще ей пришлось столкнуться с неприглядной правдой: в последнее время дела у семьи шли не очень хорошо. Разбирая бумаги, Сильвия обнаружила, что супермаркетом она уже не владеет — долгов у предприятия накопилось столько, что впору объявлять себя банкротом. Что и пришлось сделать в кратчайшие сроки. Содержать огромную квартиру Сильвия не могла, пришлось продать ее и переехать к бабушке. И там она задержалась ненадолго: выгоднее было сдавать просторную жилплощадь, а самой переехать в крохотную съемную квартирку. Деньги стремительно закончились, об элитном образовании не могло быть и речи, и Сильвия начала искать работу. Она сменила несколько мест, пока не оказалась в «Эдне». И там проработала несколько лет, пока на нее не обрушилось абсурдное обвинение в воровстве…

Сильвия все-таки уснула, наплакавшись вволю. Когда она с трудом разлепила веки, уже приближался вечер. Голова раскалывалась. Постанывая, Сильвия побрела в ванную, достала из зеркального шкафчика блистер с болеутоляющими таблетками, проглотила парочку и задумчиво уставилась на оставшиеся. Может, наесться снотворного — и к черту все? Как жить, когда тебя обвинили так стыдно и так неотвратимо?!

Умом Сильвия понимала, что жить как-то можно, нужно только найти выход. Родители не воспитали в ней решительности, однако врожденный оптимизм убить сложно. В конечном итоге все будет хорошо — Сильвия свято в это верила. У нее есть дом, есть Арнольд и, наверное, будет какая-нибудь другая работа. Когда-нибудь. Осталось в это поверить.

Арнольд пришел поздно, как и предупреждал. Сильвия села с ним ужинать, но к еде даже не притронулась. Такого не заметить было нельзя, так что Арнольд задал роковой вопрос:

— Что-то случилось?

— Меня уволили из «Эдны», — сумела проговорить Сильвия, прежде чем разрыдаться в три ручья.

Слово за слово Арнольд вытянул из нее всю историю. Сильвия думала, что он начнет возмущаться по поводу нелепых обвинений, но Арнольд ни слова не сказал, лишь предложил пойти спать, напомнив, что утро вечера мудренее.

Ночью, лежа без сна, Сильвия старалась не думать о том, что Арнольд мог подумать, будто она действительно взяла эти деньги.

Утром Сильвия обнаружила в почтовом ящике письмо в фирменном конверте «Эдны». Как ни странно, там оказалась рекомендация — пусть не восторженная, но вполне нейтральная. Неужели мистер Саммерс все же сомневается, что она воровка? Или просто решил как можно скорее забыть всю эту историю?

Как бы там ни было, это хорошо. Без рекомендаций с последнего места работы будет затруднительно устроиться на новую. Мысль о том, чтобы заняться поисками нового места, абсолютно не вдохновляла Сильвию, поэтому она убрала рекомендацию в комод и принялась за генеральную уборку квартиры.

К вечеру все сияло и блестело, ужин из трех блюд ждал своего часа в духовке, а вот разослать резюме Сильвия так и не смогла себя заставить. Она вообще не могла заставить себя подумать о будущем. Хотелось больше никогда в жизни не выходить из квартиры, заниматься домашними делами, смотреть телевизор и спать. Спать тянуло так, словно она не ложилась уже неделю. Наверное, это то, что называют депрессией.

Арнольд съел ужин, похвалил и поинтересовался, разослала ли Сильвия резюме. Пришлось соврать, но вряд ли он поверил.

Следующий день был похож на предыдущий как две капли воды. И следующий, и следующий. К концу недели Арнольд уже достаточно настойчиво спрашивал про ход поисков новой работы. Сильвия не знала, что сказать.

Лишь ко вторнику она смогла заставить себя сесть за компьютер и разослать резюме, составленное несколько лет назад, когда Сильвия искала работу и когда устроилась в «Эдну». Теперь пришлось добавить к прежнему тексту всего лишь одну строчку. Негусто. Однотипная работа в небольших компаниях. Вряд ли есть шансы найти хоть что-нибудь мало-мальски интересное. Скорее всего, это будет все та же должность секретаря в мелкой конторе, никаких неожиданностей.

Ответы начали приходить неожиданно быстро, но больше половины из них содержали просьбу прислать фотографию в полный рост и фотопортрет. Такие письма Сильвия удаляла сразу же, не отвечая. Если компании нужна фотография секретарши, то вряд ли они даже взглянут в сторону не очень молодой и некрасивой мисс Сильвии Бейтс.

Она сама не поняла, как так получилось, но все последующие две недели оказались расписанными по часам. Сплошные собеседования. Неужели в стране такая нехватка секретарей? Правда, большинство предложений не обещали даже средней зарплаты, но что-то все же лучше, чем ничего. Может быть, это и не слишком рационально, но Сильвия не хотела отвергать ни одного предложения. Если уж оставаться честной до конца, то на все свои предыдущие работы она устраивалась, принимая первое же предложение. Она просто не могла собраться с силами и мыслями и сказать «нет». Конечно, продолжив собеседования, она могла бы найти место получше, но… А вдруг она откажется сейчас, а больше ничего достойного не найдется?

Через неделю Сильвия поняла, что поиски работы могут затянуться. Получив множество откликов на резюме, она обнадежила Арнольда, что скоро все наладится. Но теперь-то она понимала, что поспешила с выводами. Каждое из собеседований проходило по одной и той же схеме.

А вот снова пятница. Сильвия опять заходит в большое офисное здание неподалеку от Парка, но особых надежд не имеет.

Через пять минут она поняла, что мрачные предчувствия начинают оправдываться. Лифт доставил Сильвию на одиннадцатый этаж, двери распахнулись, и она оказалась в просторном холле, с уютными диванчиками для посетителей и с огромным столом регистратуры. Кажется, это какая-то частная клиника. Может, кабинет гинеколога или стоматолога. Честно говоря, Сильвия даже не вникала в информацию, изложенную в откликах на резюме, просто списывала адрес и шла на собеседование.

— Вы записаны на прием? — прочирикала очаровательная шатенка в розовом форменном халатике, отрываясь от папок, которые она раскладывала на полке.

— Я Сильвия Бейтс, я договаривалась с мистером Поллаком о собеседовании.

— Да? — Девушка вышла из-за стойки, завораживающе покачиваясь на высоченных каблуках. — На должность делопроизводителя?

— Да, — подтвердила Сильвия, — именно.

— Подождите. — Девушка кивнула в сторону диванчика и удалилась куда-то в глубь помещения.

Судя по журналам, разложенным на столиках рядом с диваном, это косметологическая клиника: пластическая хирургия, ботокс. Кажется, тут мне ничего не светит, подумала Сильвия. Если бы она озаботилась прочтением письма, то вообще не стала бы тратить время. Здесь явно не нужны толстушки.

— Проходите, доктор Поллак ждет вас.

— Спасибо.

Сильвия прошла в богато обставленный кабинет, пожала руку невысокому круглолицему смуглому человечку, кратко и вполне уверенно ответила на вопросы. Впрочем, чувство безнадежности не покидало ее.

Мистер Поллак не делал записей, не отмечал ее ответов на опросном листке, не задавал никаких дополнительных вопросов. Он даже и не думал нанимать Сильвию. Она научилась уже замечать те признаки, которые верно позволяют определить, что тут уж точно ничего не светит.

Сильвия даже не стала спрашивать, когда ждать звонка. Все и так понятно без слов. Можно выкинуть этот адрес и вычеркнуть доктора Поллака из списка возможных работодателей.

Как и все те четырнадцать компаний, которые она успела посетить за эти две недели.

Сильвия вышла из офисного здания и медленно пошла по улице. Невдалеке маячил один из входов в Центральный парк. Подумав немного, Сильвия свернула туда. Надо вознаградить себя небольшой прогулкой за потраченное время и усилия. И так понятно, что в эту фирму ее тоже не возьмут. Почему везде требуются белокурые секретарши с ногами от ушей?

Сильвия видела удивленные взгляды, которыми окидывали ее потенциальные начальники. Девица тридцати лет, не модель с обложки, нечто невнятное. Зачем им такая? Результат предсказуем.

Резко потеплело, и в парке было полно народу. Дети с восторженными криками носились по мокрым лужайкам, родители не успевали извлекать чад из луж, так что вокруг царила весьма чумазая атмосфера. Парочки расселись по скамейкам, как птицы по проводам. Весна близко, романтика цветет буйным цветом на каждом углу — и стоит лишь ненадолго отвлечься, чтобы позабыть обо всех бедах. Несправедливость, случившаяся с Сильвией, по-прежнему не радовала ее, но… Но вокруг самое начало февраля, который плавно перетечет в март, и, может быть, непредсказуемая нью-йоркская погода на сей раз порадует жителей относительно мягкой и ранней весной… Бывало, город в апреле заметала метель и тогда приходилось кутаться в теплую одежду. Но часто случалось и так, что зима проходила почти бесснежно, а в феврале уже начинали цвести крокусы.

Крокусов пока не наблюдалось. Сильвия не расстроилась — она вообще старалась не расстраиваться по пустяковым поводам. Только по глобальным. И сейчас не хотелось думать про неприятности, хотелось бродить по аллеям и просто наслаждаться прогулкой.

Все равно пока больше не на что потратить время, а возвращаться домой нет смысла. Там привычно и пусто, Арнольд придет с работы вечером, и снова начнется то, что уже происходило много вечеров до этого… Почему-то такая жизнь радовала Сильвию все меньше и меньше.

Музыку она услышала издалека. Скрипки выводили печальный напев, и, очарованная звуками музыки, Сильвия повернула на соседнюю аллею. Скрипачи, двое, стояли у одной из скамеек, на которой лежали кофры от скрипок и черные пальто. Начался легкий снежок, в прорехи в облаках выглядывало солнышко, и казалось, с неба сыплются ледяные искры. Завороженная зрелищем, Сильвия подошла поближе, стараясь не мешать. Несколько человек, остановившись, слушали музыку, и Сильвия встала чуть сбоку. Зрители выглядели по-разному: молодая пара (он трепетно держит ее за локоть, а она вся подалась вперед, и растрепанные рыжие волосы, казалось, парят вокруг ее лица), пожилой усатый человек, к которому лучше всего подошло бы определение «джентльмен», девочка лет пятнадцати в модных широких штанах и немыслимой яркой куртке, худосочный старик, державший на поводке кудлатую брылястую собаку. Пес в свою очередь тоже слушал, периодически начинал шумно чесаться, и тогда хозяин глядел на него с осуждением. В свободное от почесываний время пес смотрел на музыкантов и улыбался большой розовой пастью.

Первый скрипач, молодой, остроносый и кудрявый, казалось, слился со скрипкой в единое целое. Как будто он так и родился с уже прижатым к плечу инструментом, взмахнул смычком — и понеслось. Он ударял по струнам агрессивно, и смычок, опасно взлетая, показался Сильвии похожим на шпагу. Сходства с мушкетером добавляли и глаза скрипача — темные, миндалевидные, какие-то слишком живые для буднего дня и парка. Д'Артаньян, да и только. Да, в такого человека можно бы потихоньку влюбиться, уложить влюбленность в кармашек и унести с собой.

Второго скрипача Сильвия разглядела не сразу. Ей пришлось немного переместиться, чтобы рассмотреть его профиль. Этот тоже, кажется, родился со скрипкой в руках; но в отличие от коллеги он не играл так, будто сражался. И при этом вел основную мелодию. Его скрипка пела о дальних странах, а инструмент соседа — о приключениях в этих странах. Сильвия задумчиво рассматривала коротко стриженного темноволосого человека: волосы на висках совсем короткие и уже тронутые сединой, сзади — чуть длиннее, вьются и падают на закрывающий шею зеленый шарф. Концы шарфа свисали низко, почти до пояса. И лицо этого скрипача дышало совсем иной одухотворенностью. Если первый музыкант старался произвести впечатление на зрителей, то второй касался струн с такой любовью, что в этом усматривалось нечто интимное. Сильвия даже зарделась слегка, глядя, как его тонкие длинные пальцы прижимают струны. Карие глаза скрипача оставались отрешенно-задумчивыми; казалось, он переживает что-то глубоко в себе, а скрипка помогает ему рассказать об этом окружающим людям — но далеко не обо всем, лишь о крохотной части. Музыкант был высок, слегка небрит, а жесткая линия подбородка наводила на мысль, что он не хуже коллеги умеет играть агрессивные партии, только его сила не в этом.

Скрипки выдали нежное тремоло, и музыка оборвалась. Раздались негромкие хлопки: рыженькая девушка аплодировала мелко-мелко, восторженно сияя фиалковыми глазами, старик хлопал сдержанно, но от души. Кудлатый пес задумчиво почесался, навесил на морду выражение «Ну ты уже насладился искусством?» и потащил хозяина дальше по аллее. Зрители начали расходиться, а Сильвия, не зная, куда себя деть — уйти или остаться, — нерешительно замерла на месте.

Ей хотелось, чтобы все продолжилось. Чтобы под сыплющимся мелким снегом, который щекочет в воротнике, под взблескивающим солнышком и еще пустыми кронами деревьев зазвучала другая музыка и чтобы пальцы двоих скрипачей снова прижали струны и… Честно говоря, Сильвия сама толком не знала, чего ей захотелось вдруг. Продолжения игры или чего-то еще? В душе возникло то самое тоскливое, чуть тянущее чувство, которое возникало, когда отец забирал ее маленькую из бабушкиной квартиры. Чувство, что тебя отрывают от чуда.

Музыканты, негромко переговариваясь, бережно укладывали инструменты в кофры. Зеленый шарф полоскался на ветру. Первый скрипач обернулся, увидел Сильвию — она и не заметила, что осталась стоять одна, — что-то сказал своему спутнику и громко спросил, блеснув мушкетерскими глазами:

— Девушка, вам так понравилось?

Сильвия смутилась. Она не привыкла ни к вниманию к себе, ни к таким вот неожиданным вопросам, когда с ней заговаривали люди, столь явно и однозначно необычные. Такое смущение она испытывала бы, подойди к ней на улице тот журнальный красавец, которого она вклеила в дневник, и попроси закурить. Эти люди казались такими настоящими, а она сама себе — такой фальшивой, что говорить с ними означало покуситься на нечто, недоступное Сильвии. Поэтому она просто кивнула.

Второй музыкант, защелкнув застежки на кофре, надел пальто и поплотнее обмотал вокруг шеи зеленый шарф. Карие глаза на мгновение скользнули по Сильвии, и она почувствовала себя очень чудно. Как будто он посмотрел в нее и увидел всю — до последнего заячьего страха и робкой надежды.

— К сожалению, нам пора уходить, — негромко заметил кареглазый. — Но вы приходите еще. Мы часто играем тут, когда бываем в Нью-Йорке.

Только тут Сильвия поняла, чего не хватает в образе уличных музыкантов: традиционной шляпы для подаяний. Эти служители искусства играли бесплатно — для всех желающих — и не требовали вознаграждения за свой труд. Альтруисты? Бездельники? Бродяги? Не похоже: уж очень ладно смотрелись на них черные пальто.

Сильвия переступила с ноги на ногу и решилась:

— А что вы играли?

— Это «Наварра» Сарасате, — спокойно объяснил кареглазый. — Вы, конечно, не разбираетесь в классической музыке?

Вопрос, заданный подчеркнуто равнодушным тоном, больно кольнул Сильвию.

— Немного разбираюсь, только не помню все наизусть. У меня не настолько хороший слух и память.

— Каждому свое, — философски заметил «мушкетер». — Идем, Валентин?

— Подождите! — заторопилась Сильвия.

Значит, этого зовут Валентин, а «мушкетера» — как? Ей хотелось еще немного продлить то ощущение легкости, которое возникло, когда она слушала их музыку.

Кудрявый бросил нетерпеливый взгляд на часы.

— Я опаздываю. Мы идем или нет?

— Куда торопиться? — Валентин неторопливо взял со скамейки кофр. — Я собираюсь еще немного побродить, выпить кофе. Самолет только вечером.

— И потом два дня непрерывных стрессов, — фыркнул «мушкетер». — Ну, если ты не желаешь торопиться, то оставляю тебя в обществе дамы и откланиваюсь. Встретимся на регистрации. — Он кивнул одновременно Сильвии и коллеге, подхватил кофр и пошел прочь стремительными летящими шагами.

— Мой друг, — неторопливо объяснил Валентин, — временами бывает чересчур порывист. Поэтому он не пьет кофе, в нем и без того хватает природной живости.

Сильвия нерешительно улыбнулась. О чем дальше говорить, как продолжить знакомство и стоит ли его продолжать, она не знала. Она никогда не знакомилась с мужчинами на улицах, тем более с такими, из небесных сфер. В их уверенности чувствовался неистребимый профессионализм, помноженный на талант, и Сильвия слегка оробела.

— А вы любите кофе? — вдруг спросил Валентин.

Она так удивилась, что посмотрела ему прямо в глаза. Лицо его будто оттаяло; может быть, отрешенное выражение ему придавала музыка, к которой он прикасался? Сейчас он спустился с небес на землю и спрашивает об обыденных вещах. И такое случается.

— Да я на нем живу, — сказала Сильвия.

Валентин улыбнулся.

— Если уж так сложилось… Может, вы выпьете кофе со мной?

Сильвия сама не понимала, как и почему она согласилась. Скрипач пугал ее. Она все больше ощущала это, когда они в молчании шли к выходу из парка, потом переходили улицу и Валентин внимательно смотрел по сторонам, словно ожидая, что на него набросится автобус.

Кафе, выбранное скрипачом, оказалось неподалеку, и в его душной наполненности кофейными запахами Сильвия неожиданно расслабилась. В самом деле, что такого? То, что незнакомый человек пригласил ее выпить кофе? Такого с ней никогда не случалось, ну и что? С ней многого не случалось вообще никогда.

Она не любила экстремальные виды спорта, никогда не ездила верхом, не путешествовала по дальним странам. Она не бывала за пределами Штатов. Никогда не дружила с кем-нибудь так близко, чтобы поверять все секреты до единого. Не очаровывала мужчину в первые пять минут. Почти не умела водить машину. Не…

Никогда она не сидела в кафе напротив красивого и загадочного человека и не ждала, что он скажет.

Все оказалось просто.

— Меня зовут Валентин Джекобс, — произнес он, разматывая зеленый шарф. — А вас?

— Сильвия Бейтс. — Собственное имя показалось ей чужим и незнакомым.

— Сильвия. Вам идет. — Шарф повис на спинке стула вместе с пальто. Валентин размял пальцы и взялся за меню, отпечатанное на плотной желтоватой бумаге. — Что будете пить?

Сильвия подавила желание брякнуть «шампанское».

— Капучино.

— А я, пожалуй, выпью ристретто. — Он щелкнул пальцами, призывая официанта. — Хотя вряд ли его здесь готовят так хорошо, как в Риме.

— Тогда почему вы его заказываете?

— Мисс Бейтс, — сказал Валентин, — я прилетел в Нью-Йорк на пару дней. Это обворожительный город. Здесь много бегают, громко разговаривают и временами готовят просто исключительно дурно. Как я могу не попробовать всех удовольствий, не надкусить Большое Яблоко?

Его улыбка показалась Сильвии немного неискренней. Похоже, скрипач просто старается быть вежливым. Подобрал в парке девушку — надо развлекать. Ничего личного.

Кофе принесли на удивление быстро, и Сильвия вцепилась в спасительную чашку с капюшоном пены, как утопающий в соломинку. Кофе поможет помолчать еще некоторое время. О чем говорить, Сильвия решительно не знала. В журналах для современных дам утверждалось, что времена, когда барышня трепетно смотрит на кавалера и ждет от него слов и действий, давно прошли. Теперь нужно идти в атаку сразу же. Только зачем ей атаковать мистера Джекобса? Да и глупо это будет выглядеть.

Официант поставил перед Валентином его заказ — миниатюрную чашечку без ручек, в которой плескался кофе, и стакан с водой. Сильвия с интересом наблюдала, как Валентин делает первый глоток воды, а затем прикладывается к кофе. Зрелище почти мистическое: в пальцах музыканта чашка смотрелась удивительно и необычно. Сильвия заметила, что он не добавил сахар.

— Вы забыли. — Она пододвинула ему сахарницу.

Валентин посмотрел на нее несколько удивленно.

— Добавлять сахар в ристретто считается дурным тоном.

— О, — расстроилась Сильвия.

Вот и поговорили. Она только что полностью обнаружила свое невежество — сначала не узнала музыку, потом прокололась с ристретто… И все это за несколько минут знакомства. Просто прекрасно.

Неудивительно, что она никому не нужна.

Сильвия так и подумала — никому не нужна. Себе самой? Разве что. Подруг у нее нет. Арнольду? Он спокойно проживет и без нее.

Сильвия понимала это всегда. Она познакомилась с Арнольдом на вечеринке, куда ее пригласила давняя приятельница еще в ту пору, когда связи старших Бейтсов не исчерпали себя и Сильвию по привычке куда-то приглашали. Там оказалось много молодых людей, трясущихся под современную музыку, и коктейлей в огромных бокалах, и мигающего света. Арнольд, пришедший вместе с приятелем, сидел в углу. Сильвия попыталась забиться в тот же угол. С вечеринки они ушли вместе где-то минут через пятнадцать, долго бродили по заснеженным улицам, а потом он проводил Сильвию до дому.

Так и началось.

Арнольд нуждался в девушке, которая будет вести дом и спать по ночам рядом с ним, потому что одному скучновато и холодно; Сильвия нуждалась в любом человеческом тепле, какое только можно получить. Себе она твердо сказала, что это любовь. Вот такая вот любовь, с домом, теплыми объятиями и стабильностью, уравновешивающей жизнь.

Но было ясно, что при случае они с Арнольдом спокойно проживут друг без друга.

— Извините, — сказал вдруг Валентин, ставя кофейную чашку на блюдце. — Кажется, моя фраза прозвучала грубо.

Сильвия мгновенно простила ему собственную неловкость. Как не простить?

— Все в порядке.

— Я очень много езжу по миру, — объяснил Джекобс, перекатывая в ладонях запотевший ледяной бокал, где плескалась вода. — И иногда коммуникабельность мне отказывает.

— Вы путешественник? — спросила Сильвия первое, что пришло ей в голову. Сразу представилась бабушкина квартира, ныне сдаваемая в аренду: как там лежат все раковины и бусы, а на стенах — фотографии и африканские маски.

Валентин покачал головой и усмехнулся, но необидно.

— Нет. Я скрипач в симфоническом оркестре. Мы много гастролируем.

Сильвия не удивилась, лишь подосадовала на собственную недогадливость. Ну конечно.

— Честно говоря, я помимо всего прочего очень плохо разбираюсь в оркестрах, — созналась она, чтобы уж сразу расставить все точки над «i». — Даже почти не отличаю симфонический от филармонического. И от камерного тоже. Это ужасно, да?

Вот так. Пусть он о ней сразу все знает. Что она, конечно, не может претендовать даже на кофе в его обществе.

Валентин Джекобс не вскочил и не убежал, а вполне миролюбиво объяснил:

— Это просто разные определения, как теплый и мягкий. Филармонический — это оркестр при филармонии, а симфонический — просто вид оркестра. Бывает камерный оркестр, малый симфонический и большой симфонический, он же просто симфонический. И каждый из них — живой организм.

— В каком смысле? — Неожиданно поток сведений вызвал у нее живейшее любопытство, а может, все дело было в том, как Валентин говорил: легко и откровенно, а слова слетали с его губ словно бабочки.

— В таком, что состав инструментов может меняться. В нашем оркестре две флейты и флейта-пикколо, два гобоя и английский рожок, два кларнета, бас-кларнет, два фагота, контрафагот, шесть валторн, три трубы, три тромбона, туба, литавры, альты, виолончели, контрабасы, арфа и — перейдем к живым существам — два ударника, которые играют на тарелках, большом и малом барабане и так далее. Ну и, разумеется, первые и вторые скрипки. Вот и все.

— Ничего себе — все! — пробормотала Сильвия. Она сомневалась, что сможет отличить гобой от кларнета. Она предпочитала слушать музыкальные диски, а вживую оркестр видела только на тех концертах, куда ее водили родители. Это было очень давно, да и во время этих выходов в свет Сильвия предпочитала смотреть не на сцену, а на маму и папу.

— Понимаю, звучит угрожающе, — согласился Валентин и улыбнулся.

А Сильвия вдруг поняла, что не может на него смотреть. Совсем не может. Она отвела глаза, чтобы не видеть, как он проводит рукой по волосам, какие у него морщинки у глаз и как выстрижены волосы на висках, и уставилась в панике сначала в свою чашку, а потом на узор на скатерти. По пальцам словно заструилось электричество, и стало жарко и неудобно. Валентин Джекобс в одно мгновение превратился для Сильвии в мужчину, на которого смотреть просто преступно. Нельзя так. Нельзя, чтобы он понял, что она сейчас влюбится в него с первого взгляда и забудет через пару дней, сохранив только мимолетный светлый образ. Никогда это не должно прочитаться на ее лице.

— Вы совсем не любите музыку? — спросил Валентин, не дождавшись ответа.

Конечно, я ему никто, лихорадочно размышляла Сильвия. Не надо так пугаться самой себя. Он уйдет через несколько минут.

Интересно, так же чувствует себя электрический скат, когда кто-то касается его бока и по мышцам пробегает разряд?

— Нет. То есть да, люблю. — Остатки капучино в чашке по-прежнему казались более безопасными, чем Валентин Джекобс. — Только плохо запоминаю. Я способна отличить произведения Баха от Шопена, и на этом мои познания исчерпываются.

Не то чтобы она не пыталась их расширить. Но память на музыку у Сильвии и впрямь была отвратительная.

— Музыка — это не только память. Ею можно наслаждаться сиюминутно. Одно и то же музыкальное произведение никогда не исполняется одинаково.

Сильвия решилась поднять глаза и обнаружила, что боялась зря: Валентин задумчиво смотрел вбок, где за плохо вытертым матовым стеклом бежали деловые прохожие.

— Ноты ведь те же самые.

— Да, верно. И вместе с тем манера игры, манера дирижера… Все это накладывает свой отпечаток. — Будто спохватившись, он отвел взгляд от стекла и снова посмотрел на Сильвию теплыми глазами. — Я все о себе. А вы чем занимаетесь?

— Я… До недавнего времени работала в туристической фирме. Некоторое время назад пришлось уйти, и сейчас я ищу работу.

— О, так мы с вами почти коллеги! — улыбнулся Валентин. — Возможно, именно вы отправляли наш оркестр в какое-нибудь путешествие.

— Что вы! Я работала в маленькой фирме. — Ей почему-то не хотелось сознаваться, что секретаршей. Захотелось стать значимее, выше и стройнее. Вот глупая.

— Но теперь у вас есть шанс поработать в большой.

Сильвия с подозрением взглянула на Валентина. Он что, ее поддразнивает, этот почти незнакомый человек?

В его лице не наблюдалось ни капли злой иронии — только добрая усмешка, которую Сильвия нечасто видела на лицах мужчин. Обычно мужчины, озабоченные своими важными и нужными делами, напускали на себя вид возвышенный и снисходительный одновременно. Этим они показывали, что, как горные орлы, сидят на вершинах жизни и могут судить, насколько хороша открывающаяся панорама. Сильвии временами казалось смешным подобное поведение, однако она благоразумно удерживала все замечания при себе. Если хочешь считать себя горным орлом — считай на здоровье, никому от этого хуже не станет. С орлами, правда, Сильвия разговаривать не умела, да ее и не тянуло особо. А вот Валентин…

Что в нем особенного? Привлекательный, уже не слишком молодой мужчина (лет тридцать пять — тридцать восемь, наверное), глаза с ироничным прищуром, нос вовсе не образец классических носов, сотворенных природой и Микеланджело, и рот кажется слегка кривоватым, потому что Валентин улыбается только одним уголком. Сильвия мазнула взглядом и вновь отвела глаза — ну что, что особенного в этом мужчине с волосами щеточкой и длинными сзади, как будто его неудачно постригли в парикмахерской, а он, углядев такое безобразие, велел остановить работу на середине?

Сильвия с трудом заставила себя вспомнить о теме разговора.

— К сожалению, в большую компанию меня не берут, — пожаловалась она и тут же пожалела, что пожаловалась.

— Не может быть, чтобы такую очаровательную девушку не взяли на работу!

Он что, шутит? Сейчас так точно издевается! Ни один мужчина в здравом уме не называл Сильвию Бейтс очаровательной. Арнольд, бывало, звал миленькой, придумывал какие-то пухленькие прозвища, но очаровательная — это комплимент совсем иной породы. Его говорят красавицам с холеным телом, которые умеют двигаться так, будто их обучали походке на небесах.

— Вы сами сказали — это Нью-Йорк. Всем требуются смазливые секретарши.

Что я делаю? — в панике подумала Сильвия. Что я, дурочка, делаю?! Вот так вывалить все свои проблемы и комплексы на человека, сидящего напротив, с которым познакомилась полчаса назад! Вот поэтому и…

Валентин не выглядел раздраженным, скорее задумчивым.

— У меня есть друг, он владелец туристической фирмы. Они часто оформляют поездки для нашего оркестра. — Валентин достал из кармана бумажник. — Где-то у меня была его визитка… А, вот. — Он положил перед Сильвией золотистый бумажный прямоугольник. — Позвоните ему, скажите, что вы от меня и ищете работу. Думаю, у него что-нибудь найдется для вас.

— Но… я не могу! — пробормотала ошарашенная Сильвия.

Она ведь рассказала ему о своих проблемах не затем, чтобы он ей помогал! Хотелось мимолетного сочувствия и честности: пусть сразу знает, какая она, и не питает никаких иллюзий на ее счет. Господи, какая же она все-таки глупая! Какие иллюзии могут возникнуть у успешного скрипача насчет Сильвии Бейтс? Он забудет ее, выйдя из кафе.

Валентин удивленно приподнял брови.

— Не можете? Но я ведь не даю вам пачку денег, не обещаю службу секретарем у Ротшильдов, я просто поделился имеющейся у меня информацией, которая может вам пригодиться.

— Но… почему?

— Потому что я люблю делать добро. Такая мотивация вам в голову не приходит?

Он разозлился, подумала Сильвия. Сейчас он заберет визитку, встанет и выйдет — и эти полчаса, исполненные неосязаемого волшебства, завершатся. Нужно брать себя в руки.

Сильвия улыбнулась.

— Огромное вам спасибо, мистер Джекобс! Даже не знаю, как вас благодарить. Вы словно с неба спустились, чтобы мне помочь.

— Всего лишь из Центрального парка, — заметил он. Складка на лбу исчезла. — А поблагодарить меня очень просто, если будет за что. Выпьете со мной кофе еще раз — и считайте, что мы квиты.

— Ладно, — улыбнулась Сильвия.

Валентин собирался сказать что-то еще, но в кармане у него зазвонил мобильный телефон.

Он вытащил небольшой серебристый аппаратик, откинул крышку и заговорил:

— Да. Да, Кэрол. Недалеко, скоро приеду. Да, конечно. Целую.

Кэрол, с тоской подумала Сильвия. Ну конечно. У него есть девушка или жена и ее зовут Кэрол. Неудивительно.

— Простите меня, я должен торопиться. — Валентин встал и принялся наматывать на шею шарф. Потом стремительным и легким жестом набросил на плечи пальто. — Удачи вам с работой.

— Еще раз спасибо вам, — пробормотала Сильвия, огорченная тем, что он уходит.

Валентин кивнул, сказал банальное «до свидания» и исчез, будто его и не было. Сильвия проводила его глазами — открылась и закрылась дверь кафе — и опустила взгляд на визитку. Черной вязью там было написано: «Туристическое агентство «Альба», генеральный директор Джаред Тейлор».

Следующие несколько дней Сильвия провела, нежно лелея свой маленький секрет. Она ни слова не сказала Арнольду про мимолетное знакомство в парке, продолжая ходить на собеседования, но теперь постоянные отказы ее почему-то совсем не трогали. Сильвия словно отключилась от внешнего мира и совершенно не желала в него возвращаться. Даже Арнольд заметил странное состояние своей подруги.

— Ты какая-то не от мира сего в последнее время, — заявил он как-то за ужином.

— Просто весна скоро.

— Понятно.

На этом расспросы и закончились. Сильвия порадовалась ненавязчивости Арнольда. Меньше всего ей хотелось затевать задушевный разговор. Сильвия боялась, что тогда это светлое настроение ускользнет и она опять останется лицом к лицу со своими проблемами.

Сильвия мгновение за мгновением прокручивала в памяти ту встречу в парке, те полчаса в кафе, старалась запомнить навсегда черты лица Валентина, его голос, его пальцы, его улыбку. Может быть, это мало отличалось от ее прошлых маленьких влюбленностей, но она хотела насладиться этими теплыми воспоминаниями на все сто процентов.

Между тем поиски работы все так же оставались безрезультатными. Количество приглашений на собеседование резко сократилось, а вот отказы посыпались один за другим. Небольшие финансовые накопления Сильвии подходили к концу, скоро придется просить денег на хозяйство у Арнольда.

Однажды вечером, когда Арнольд задерживался на работе, Сильвия сделала то, чего никогда не делала раньше. Она нарушила свое неписаное правило: не стараться разузнать больше о предметах своих маленьких влюбленностей. Сильвия запустила интернет-поисковик и ввела туда имя. Валентин Джекобс, скрипач.

Информации нашлось неожиданно много: фото, краткая биография, расписание гастролей оркестра. Устыдившись, Сильвия закрыла страницу поисковика, но потом запустила снова и сохранила фотографию Валентина, переименовав файл.

Через пару дней предложения от работодателей перестали поступать вообще, депрессия и желание спрятаться от мира накатили с новой силой. Не помогали даже воспоминания о скрипаче, игравшем в Центральном парке. Сильвия не знала, как сказать Арнольду, что поиски работы затягиваются на неопределенный срок. Пару раз она даже попыталась построить хитрый план: уходить каждое утро, будто бы на работу. Но у такого плана был один существенный изъян: воображаемая работа не может принести реальных денег.

Несколько раз Сильвия доставала из самого дальнего уголка комода визитку, которую ей дал Валентин, но каждый раз откладывала ее в сторону, даже не начав набирать номер. Вскоре Сильвия поймала себя на том, что постоянно всматривается в лица прохожих, надеясь наткнуться на знакомое лицо, лицо Валентина.

Как глупо! Ведь ясно и понятно, что музыкант всего лишь проявил вежливость по отношению к девушке, на которую его исполнение явно произвело впечатление. Дальнейшее же знакомство не планировалось. Валентин не попросил ее номера телефона, не дал своего.

Вполне вероятно, что скрипач и не думал, что случайная знакомая окажется столь наглой и навязчивой, что осмелится позвонить по оставленному номеру и попытается устроиться на работу, пользуясь его протекцией.

Вскоре же Сильвия поняла, что, каким бы призрачным ни был этот шанс попасть на работу, она просто обязана им воспользоваться. Ведь других не осталось.

Да! И, кроме всего прочего, это единственная надежда увидеть Валентина, единственная ниточка, которая может привести ее к нему.

Валентин не мог забыть девушку. Он не понимал почему. В ней не было ничего, абсолютно ничего особенного. По отдельности.

Она была особенная вся.

От криво выстриженной челки (наверняка небрежность парикмахера, а не ультрамодная прическа) до полных и даже на вид мягких губ.

От кончиков не накрашенных, но аккуратных ногтей до темно-серых глаз, смотревших с редкой нынче искренностью.

От немного испуганного взгляда до округлых, плавных движений рук.

Ничего особенного. Таких тысячи на улицах любого города — и чем больше город, тем больше их. Много и других, чей взгляд способен за пару секунд оценить стоимость твоей одежды с точностью до цента. Или равнодушных, которым неинтересно уже ничто и никто. Сильвия Бейтс на первый взгляд относилась к категории обычных девушек.

У таких девушек, считал Валентин, есть планка, выше которой они никогда не поднимаются. Они хотят дома, еды, работы, любимого мужа и детей. Еще можно присовокупить собаку, веселого золотистого ретривера, который грызет тапочки и весело лает на разносчиков пиццы, виляя хвостом. Все само по себе неплохо, если бы такие люди на этом не останавливались и хотели чего-то для себя. Чего-то… ну, необычайного, что ли.

Валентин Джекобс, который жил в мире волшебной музыки и весь мир воспринимал через нее, а разговаривал со вселенной посредством скрипки в руках, очень любил это самое необычайное.

Правда, если бы кто-то спросил его, что он имеет под этим в виду, Валентин затруднился бы ответить. Долго думал бы, морщил лоб, вздыхал, а потом покачал бы головой: нет, дескать, не могу. Необычайное для него скрывалось подчас в обычных деталях бытия, в незначительных на первый взгляд событиях, и никто, кроме самого Валентина, не мог эти события диагностировать и прочувствовать, как постоянно делал он.

И вот эта девушка с непокорными кудрявыми волосами, полненькая и странно милая в недорогой белой куртке, показалась Валентину частичкой необычайного.

Он, конечно, сомневался. И когда позвал ее на кофе, и когда она сидела напротив и, сама того не замечая, теребила рукав свитера, роняя неловкие фразы. Все это казалось сценкой из малобюджетной мелодрамы — вот они сейчас посидят и разбегутся, а потом встретятся через много лет, и окажется, что у нее от него ребенок. Сын, например. Он будет учиться в школе для трудных подростков и водить дружбу с неаккуратными панками, и мать разыщет Валентина, чтобы тот помог повлиять на отпрыска.

Бред, бред! Не бывает ребенка от кофе.

Валентин помотал головой и уставился в иллюминатор. Там под крылом самолета проплывали облака, величественные и снежно-белые под острыми лучами солнца, хотя всем известно, что непреложно белых облаков сейчас над Америкой нет. Во всяком случае, над этой ее частью. Здесь они по-прежнему серого цвета, и сыплется снег, и конца-краю этому не видно: зима затянулась.

Джекобс поморщился и опустил пластмассовую шторку. Мелодичный голос стюардессы объявил, что самолет идет на посадку, и, снова поморщившись, Валентин шторку поднял.

Чем же все-таки его задела эта девушка, Сильвия?

Всю неделю в Париже он думал о ней. В Париже уже наступала весна, робко просачивалась прозрачными лужицами, голубела в небе и рассыпалась на цветные шарфы прохожих. Валентин бродил по романтическому городу влюбленных, подолгу стоял на берегу Сены, облокотившись о парапет и глядя на свинцовую воду. И ему почему-то казалось, что он должен встретить здесь Сильвию. Вот повернется — и встретит…

Он специально не спросил у нее номера телефона и не оставил ей своего. В тот момент это показалось Валентину самым правильным; он успел трижды пожалеть об этом и четырежды — о том, что жалеет. Так надо, думал он, только так и надо. Если она позвонит Джареду и тот возьмет Сильвию на работу, у них еще останется возможность встречи. Значит, это судьба. А судьбу Валентин Джекобс очень и очень уважал.

Судьба, полагал Валентин, найдет тебя всегда и везде, как бы ты от нее ни прятался. Если тебе суждено стать человеком определенной профессии, жить с одной и той же женщиной или менять девушек как перчатки (хотя в современной жизни никто не меняет перчатки после каждого выхода в свет), поехать на Северный полюс и там сгинуть во льдах, провести всю жизнь на задворках мегаполиса или стать звездой Голливуда — вперед. Главное — прислушиваться к судьбе, правильно толковать ее подсказки и не жаловаться, когда истолковал неверно.

В двадцать лет Валентин так не считал. Он хотел завоевать весь мир, скрипка казалась ему привычной и скучной, и он стремился к вершинам славы, слабо понимая, к каким именно. Он отправился покорять Голливуд. Болтаться на задворках фабрики грез ему быстро надоело, и Джекобс вернулся в Нью-Йорк, чтобы некоторое время проработать в небольшой фирме отца по производству пластиковой посуды. Он ездил автостопом по стране, играл на скрипке на улицах, пил с сомнительными приятелями в барах. Он смутно осознавал, что ему хочется чего-то полного, настоящего, и не понимал, в чем чувствует его отголоски.

В одном из занюханных баров Айовы Валентин встретил человека, который научил его понимать самого себя.

Тот вечер Джекобс помнил плохо. Кажется, он много пил и, кажется, смешивал лонг-дринки. Он сидел, привалившись к стойке, уткнувшись небритым подбородком в ладонь, слушал негромкий хохоток бармена и переливы гитары на крохотной сцене. В какой-то момент Валентин посмотрел туда, откуда лилась музыка. На сцене стоял один-единственный стул, а на нем сидел гитарист, перебиравший струны. Типичный латинос, каких полным-полно в злачных местах. Но было что-то такое в его игре, что заставило пьяного Валентина прислушаться и нахмуриться, а затем отодвинуть пустой стакан и открыть кофр, где жила скрипка.

Это была очень старенькая и оттого сильно любимая скрипка. Не спрашивая разрешения, раздвигая локтями удивленных посетителей, Валентин прошел к сцене и кивнул гитаристу. Тот кивнул в ответ, приняв факт явления коллеги как само собой разумеющийся, плавно завершил предыдущую мелодию и без предупреждения начал следующую. Торопясь, задыхаясь, больше всего на свете боясь не успеть, Валентин прижал к себе скрипку, и смычок отправился танцевать по струнам, а пальцы левой руки зажимали их словно сами собой…

Такой дикой импровизации Валентин не играл до тех пор нигде и никогда. Звуки словно плыли сквозь него, и, подчиняясь их звонкой власти, он перенесся в иной мир, расцвеченный удивительными красками, которые никак не назвать на английском языке. Да и на любом другом языке тоже.

Когда импровизация завершилась и зал разразился жиденькими аплодисментами, гитарист протянул Валентину широкую ладонь.

— Диего.

— Валентин.

— Что ты пьешь?

— Практически что угодно, — пожал плечами Валентин.

— Это неправильно. Настоящий музыкант должен пить текилу.

Они всю ночь просидели в баре разговаривая. О чем говорили, Джекобс тоже помнил смутно. Кажется, именно латинос Диего с длинными волосами, собранными в хвост, рассказал ему о судьбе. А может, Валентину это просто приснилось уже потом, много позже.

Когда за окнами забрезжил рассвет, Диего похлопал собутыльника по плечу, вскинул гитару на плечо и ушел — ловить машину на юг. А Валентин направился в местный аэропорт, чтобы купить билет до Нью-Йорка.

С тех пор он точно знал, как слышать судьбу.

Он стал первой скрипкой большого симфонического оркестра, и это удовлетворяло его социальные амбиции и кормило маленького демона тщеславия, живущего в каждом из нас. Это оказался целиком и полностью его путь. Быть частью единого организма под названием оркестр — чудо из чудес, так считал Валентин Джекобс. Сливаясь в музыке с людьми, он ощущал себя счастливым настолько, что словами это описать бы не смог, как и свою любовь к необычайному. Как раз потому, что необычайное происходило с ним каждую минуту. А описывать кому-то все свои минуты — что может быть утомительнее для себя самого и скучнее для другого?

Он увлекался женщинами и один раз даже почти женился. Ее звали Беатрис, она носила крупные серьги и любила дайвинг, но вот не срослось. Образ жизни Валентина предполагал постоянные разъезды — и отнюдь не по островам с коралловыми рифами, а по культурным столицам мира, где и моря-то нет, а Беатрис не хотелось с этим мириться. Поэтому с некоторых пор Джекобс заводил себе девушек на одну ночь. Не хлопотно, не накладно, и все инстинкты удовлетворены. К тому же среди поклонниц всегда найдется та, которая будет просто счастлива провести с героем своих грез хотя бы одну ночь.

И все же… Ну все же, чем его затронула эта Сильвия Бейтс?

Сидевший рядом кудрявый Фредерик Майер, друг и сообщник, оторвался от газеты и легко толкнул Валентина кулаком в плечо.

— Ты всю неделю как пришибленный. Не вздумай заболеть. Кэрол с тебя шкуру снимет.

— Я не заболел. — Валентину хотелось еще немного подумать, хотя оживленный гомон людей вокруг мешал.

— Тогда перестань смотреть в окно с видом суровым и возвышенным. Ты что, сочиняешь?

Фредерик почему-то полагал, что Валентин глубоко спрятал в себе талант композитора и, если бы захотел, давно бы перещеголял всех классиков и современников. Джекобс знал себя лучше и помалкивал. Ему нравилось быть именно исполнителем, в гениальности чужой музыки он чувствовал глубочайшее чудо, приводившее его в трепет. Что может быть хуже, чем разрушить гармонию мира, не испытывая потребности в сочинении своей музыки? Музыкальная графомания еще хуже графомании литературной.

— Нет, Фред, я просто думаю.

— Моя мамочка бы взбесилась, если бы узнала, что меня тут каждый божий день называют Фредом. — Майер происходил из уважаемой и очень богатой австрийской семьи, и его родители не одобряли образ жизни сына. — Она сказала бы, что это отдает дешевым духом третьесортных американских фильмов. Ты не можешь сказать мне: какого черта она так привязалась к факту, что мы базируемся именно в Нью-Йорке? Да я бываю здесь несколько дней в году, а мать тревожится, что «эта пошлая Америка» меня испортит.

— Это твой личный выбор, — пожал плечами Валентин. — Но, если тебе действительно интересно мое мнение, не пытайся переубедить женщину, если она на чем-то зациклилась. Это невозможно. Сбережешь кучу времени и нервов, если просто перестанешь обращать на такие вещи внимание.

— Она мне всю печенку проела, — посетовал Фред. — Это мой крест, моя кара за какие-то неизвестные грехи. Подозреваю, что за грехи отцов. Ну отца, имеется в виду.

— Слушай, возвращайся в Вену и играй в Музикферрайн, — дал Валентин совет, который давал уже раз сто, не меньше.

— Конечно, меня там ждут с распростертыми объятиями! Черта с два, дружище. Америка — страна богатых возможностей, а наш маленький кочевой табор мне нравится.

И ответ этот Валентин уже бессчетное количество раз выслушивал.

— Тогда перестань ныть. И следи за речью, иначе мать тебе не только печенку проест за твое «черта с два»… — Валентин похлопал друга по плечу и сурово нахмурился.

Фредерик некоторое время не мигая смотрел на друга, а потом оглушительно захохотал. Его смех потонул в громких аплодисментах. Шасси самолета коснулось посадочной полосы, и благодарные пассажиры захлопали летчикам, которые благополучно доставили их обратно на грешную землю. Навечно в небеса раньше срока никому не хотелось.

Валентин закрыл дверь квартиры, бросил чемодан и кофр со скрипкой у порога, один о другой стянул ботинки и пошел по коридору, зажигая везде свет. Размотав шарф, бросил его в кресло, пальто отправилось на диван в гостиной. Засветился мягким светом большой цветной торшер в углу, и уютно распахнула дверь спальня. Квартира была небольшой, как раз для холостяка, предпочитавшего одноразовую личную жизнь и выставлявшего ее за дверь вместе с мусорным мешком, в котором покоились использованные презервативы.

Становлюсь циником, сказал себе Валентин, поймав себя на последней мысли.

Циник — это ему даже нравилось. Прибавляло шарму, что ли.

В отсутствие хозяина в квартиру наведывалась вдова миссис Скотт, поливавшая цветы, вытиравшая пыль и грустившая перед громадным телевизором. Наверное, приходила она совсем недавно, потому что цветы благоухали, а кухня сияла чистотой. Валентин заглянул в холодильник, обнаружил там сплошные консервы и решил, что банка соуса болоньезе вполне готова для встречи со спагетти из пачки. Джекобс умел и любил готовить, но не после длительного перелета, когда в ушах по-прежнему ревут самолетные двигатели и кажется, что в уголках глаз еще болтаются ослепительные блики от облаков.

Можно бы заказать пиццу, настоящую нью-йоркскую пиццу с подгоревшим краем, только у Валентина и на это не оказалось сил. Он вяло отправил спагетти в кастрюлю, успел спасти свой ужин от бегства на плиту, перекусил, залез в душ, а после устроился в домашних джинсах и в теплом белом свитере перед телевизором. Включать, правда, не стал: задумался. Часы показывали семь вечера — детское время, тот самый час, когда пора отправляться по барам.

Не сегодня.

Валентин поелозил босыми ногами по пушистому ковру (он специально попросил оформлявшего квартиру дизайнера купить такой вот пушистый ковер, чтобы ходить по нему босиком) и наконец решил подумать о том, о чем не думал последний час.

О звонке Сильвии.

Вернее, не ей самой.

Подождав еще пару минут для верности, Валентин дотянулся до телефонной трубки и набрал номер Джареда Тейлора.

— Слушаю, — после второго гудка из трубки послышался густой баритон.

— Здравствуй, Джаред. Это Валентин.

— А-а, здравствуй. Уже прилетели? — Тейлор точно знал, когда оркестр вернется, но надо же поддержать светскую беседу.

— Да, я только что приехал домой. И на сей раз все прошло удачно.

— Путешествия с «Альбой» всегда комфортно и надежно! — процитировал Тейлор один из рекламных слоганов фирмы. — Ты собираешься спать и хочешь, чтобы я пожелал тебе спокойной ночи? Спокойной ночи, Валентин.

Джаред отлично знал, какими убитыми прилетают зачастую музыканты с гастролей.

— Спасибо, конечно, только мне не это от тебя нужно, — быстро проговорил Валентин, опасаясь, что собеседник повесит трубку. Звонить второй раз было бы глупо, а получить ответ на свой вопрос очень хотелось.

— Вот за что тебя уважаю, Вэл, так это за то, что ты всегда звонишь по делу.

— Именно. — Валентин помолчал. — Скажи, к тебе обращалась в поисках работы девушка по имени Сильвия Бейтс? Некоторое время назад я дал ей твою визитку и…

— Да-да, разумеется, — перебил его Тейлор. — Должен сказать, у тебя глаз на людей. Взял ее менеджером. Сейчас она пока осваивается, но в дальнейшем, думаю, у нее все получится. У девушки есть потенциал.

— Хорошо. — Значит, все-таки судьба. — Можешь дать мне номер ее телефона, желательно мобильного?

Если у девушки имеется муж, не стоит так вот сразу ставить его перед фактом, что супруге звонят незнакомые мужчины.

— Без проблем, сейчас Бриджит скинет тебе эсэмэску. Бриджит! — заорал Тейлор так, что Валентин даже вздрогнул. — Иди сюда! — И уже тише добавил: — Что, это твой интерес, а?

— Кто его знает, — честно пробурчал Валентин.

Верная Бриджит, секретарша Тейлора, не подвела: через некоторое время телефон пиликнул, принеся сообщение с драгоценным номером. Валентин помедлил еще немного: судьба не торопилась его останавливать. Ну и ладно. Он нажал на кнопку, вызывая абонента.

Сильвия откликнулась быстро. Валентин сразу узнал мелодию ее голоса, которую запомнил с прошлого раза.

— Мисс Бейтс, — произнес он, стараясь, чтобы это прозвучало дружелюбно и светски, — это Валентин Джекобс. Я приглашал вас выпить со мной кофе еще раз. Вы согласны?

Сильвия едва смогла дожить до конца рабочего дня. К тому же работы было много. Через три дня отбывала в круиз очередная группа пенсионеров из какого-то богатого пригорода. Сильвия крутилась как белка в колесе, стараясь утрясти все вопросы в срок.

Спустившись на лифте, Сильвия едва не сбежала обратно в офис. Ей вдруг показалось, что одета она слишком тепло и непривлекательно, что волосы стоило бы утром помыть, что косметику нужно поправить. Но отступать было поздно. Валентин заметил Сильвию и уже направлялся прямо к ней, широко улыбаясь. На его темных волосах таяли снежинки: видно, только что зашел с улицы.

Сильвия робко пожала протянутую руку.

— Добрый вечер, — проговорила она, и голос ее предательски дрогнул.

— Действительно, добрый! — бодро отозвался Валентин. — Вы голодны? Или сперва прогуляемся?

Сильвия заморгала. Он говорит так, словно… словно они только вчера расстались, словно они лучшие друзья, а не едва знакомы.

— Я с удовольствием погуляю, но сначала предпочту кофе.

Они отправились в небольшое кафе, гораздо лучше того, в котором сидели в первый раз. То ли Валентин позаботился и заранее присмотрел это заведение, то ли просто повезло. Сняв куртку и устроившись на стуле напротив него, Сильвия поняла, что уже почти совсем не смущается. Скрипач, конечно, по-прежнему казался существом загадочным и недостижимым, а кофе в его обществе — волшебной сказкой, но Сильвия уже постаралась взять себя в руки. Все это ненадолго, убеждала она себя. Ничего такого не происходит. Они просто пьют кофе.

Разговор завязался сразу и пошел легко, как будто Сильвия и Валентин праздновали тысячу лет их знакомства. Говорили в основном о ерунде, и он слово за слово умудрился вытянуть из Сильвии всю историю ее поступления на новую работу и открывавшихся перспектив.

— Но я ведь никогда не работала менеджером по туризму, — неловко проговорила Сильвия.

— Неужели вы думаете, что эта работа не для вас?

— Я просто…

— Сильвия, вы просто не слишком в себе уверены, и совершенно зря!

Произнесенные другим человеком вот так непринужденно, ее тайные мысли обидели Сильвию.

— Вы ничего про меня не знаете, — парировала она.

— Мне так показалось, — пошел на попятную Валентин.

— Я просто трезво оцениваю собственные возможности.

— Никто не может знать пределов собственных возможностей, пока не подвергнется тщательной проверке. — К счастью, это Валентин произнес не менторским тоном, а задумчиво и глядя вдаль — как будто вспоминал что-то из собственного опыта. Возможно, так оно и было. — Вы гораздо сильнее, чем полагаете сами.

Ну конечно, подумала Сильвия, и поэтому я рыдала неделю, прежде чем подняться с дивана и отправиться что-то делать. Хорошо, что на пути встретился Валентин! Предложенный им шанс — самая большая удача месяца, если не сказать года. И сам он… Тут Сильвия попридержала мысли.

Вот он сидит напротив нее, и так хочется прикоснуться к нему, провести пальцами по щеке… Сильвия ужаснулась, поймав себя на такой мысли. Это не то, что она должна испытывать к случайному знакомому! У нее есть Арнольд. Почему-то в последнее время об этом приходилось постоянно напоминать самой себе…

Напряженность в разговоре миновала, и через некоторое время Сильвия и Валентин уже хохотали, как старые приятели, и непринужденно называли друг друга по имени. Это случилось как будто само собой, и Сильвия недоумевала: разве такое может происходить с ней? С людьми она сходилась долго и трудно, хотя и прикладывала массу усилий, чтобы облегчить процесс. И вот сейчас, в первый раз в жизни, у нее получилось.

Когда кофе был выпит и пирожные съедены, Валентин пружинисто вскочил и спросил:

— Прогуляемся?

В Центральном парке было людно, несмотря на то что уже давно стемнело и мороз пощипывал щеки. Сильвия порадовалась, что так тепло одета. Валентин куда-то уверенно тащил ее за руку. Она не сопротивлялась, просто шла следом и наслаждалась моментом. Валентин остановился так резко, что Сильвия ощутимо стукнулась об его спину.

— Ай! — непроизвольно возмутилась она.

— Прости. Мы пришли.

Только теперь Сильвия обратила внимание на то, где они очутились. Это был каток. Они стояли у павильона, где можно было взять коньки напрокат.

— Какой у тебя размер? Седьмой? — поинтересовался Валентин.

— Седьмой, — автоматически ответила Сильвия, рассматривая блестящее зеркало льда, залитое светом разноцветных фонариков. Веселые люди проносились мимо — попарно и поодиночке, некоторое даже по трое, как вон те веселые девчонки лет тринадцати.

Как давно она здесь не была! Так давно!

В детстве бабушка иногда приводила ее сюда. Сильвия каталась на коньках, бабушка сидела на скамейке, падал снег.

Снег и сейчас падал, ложась мягким покрывалом на дорожки и деревья.

— Держи.

Сильвия очнулась от воспоминаний только тогда, когда Валентин протянул ей коньки.

— Но… я не каталась уже… Уже с детства!

— Я тоже, — пожал плечами Валентин. — Сложимся шалашиком — и поедем.

— Ты думаешь? — Сильвия с сомнением посмотрела на коньки. Такие… острые! Робость внезапно снова накрыла ее с головой. Одно дело — пить кофе, другое — позориться, катаясь на коньках. Что подумает о ней Валентин, если она будет неловкой и неуклюжей?

— Уверен. — Валентин улыбнулся. — Ну же! Ты так увлекательно рассказывала об этом катке!

— Если ты настаиваешь…

— Конечно, настаиваю. Тебе понравится.

Как это ни странно, но зашнуровать коньки Сильвия смогла даже быстрее Валентина, однако встать со скамейки она так и не могла решиться.

— Давай! — подбадривал ее он. — Это же как на велосипеде! Если научился, то уже никогда не разучишься.

— Ты будешь смеяться, но я разучилась. Честно. Села недавно — и поняла, что не умею.

— Я тебе не верю.

Валентин протянул ей руку. Сам-то он стоял на коньках вполне уверенно, так что Сильвия позволила себе не поверить в рассказы о том, что он с детства не катался.

Все оказалось не так страшно, как думалось вначале. То ли сказалась мягкая, но уверенная поддержка Валентина, то ли Сильвия действительно не разучилась кататься, но через несколько минут она уже достаточно уверенно скользила по льду, объезжая детей, влюбленные парочки и фонарные столбы. Валентин катился рядом, подбадривая и подшучивая.

Сильвия вскоре позабыла обо всем. Это было настоящее приключение, что-то такое, чего не случалось в ее жизни с самого детства, когда таким приключением был каждый визит к бабушке. Сильвия тихонько рассмеялась. Что бы подумал Валентин, если бы узнал, что она сравнивает его с бабушкой? Но он был определенно не бабушкой — и даже не дедушкой. Его рука, хоть и в перчатке, была теплой и твердой, улыбка — сияющей. Здесь, на льду, в разноцветных отблесках фонарей, он показался Сильвии совсем мальчишкой. Впрочем, в данный конкретный момент она и себе-то больше десяти лет бы не дала. Ну ладно, тринадцати. Как раз в этом возрасте девчонки начинают засматриваться на мальчишек. А она определенно засматривалась на Валентина.

Он же улыбался, держал ее за руку, смеялся, шутил. Как это понимать? Что это? Сильвия честно признавалась себе, что не имеет слишком богатого опыта в отношениях с мужчинами, поэтому решила расценивать поведение Валентина как дружеское.

Так безопаснее. И удобнее для всех, ведь у нее есть Арнольд.

Мысль об Арнольде слегка подпортила ностальгическое и невинно-радостное настроение, но Сильвия быстро загнала ее в самый дальний уголок сознания. Валентин — это всего лишь еще одна маленькая влюбленность, каких в ее жизни было бессчетное множество. И как все эти предметы воздыханий, он ничего не узнает про ее чувства. Просто невинная влюбленность. Пусть впервые в жизни она поближе познакомилась с этой влюбленностью, это все равно ничего не значит. Скоро Валентин улетит в очередное турне. А потом и позабудет о случайной знакомой. Можно будет отложить воспоминания о нем на дальнюю полочку, туда, где хранятся все остальные влюбленности.

Замечтавшись, Сильвия все же споткнулась и поняла, что падает, падает безнадежно и неостановимо. Она попыталась выдернуть руку из ладони Валентина, но тот держал крепко. Мгновение — и они валяются на льду, размахивая руками и ногами, как два майских жука на асфальте. Сильвия замерла, боясь пошевелиться. Что, если она себе сломала руку? Или спину? А если она что-нибудь сломала Валентину? Медленно-медленно она повернулась к нему и увидела его смеющиеся глаза. Он лежал на льду, заложив руки за голову, и смеялся, повернувшись к Сильвии.

— Это была мастерская подсечка! — выдавил он сквозь смех.

Сильвия робко улыбнулась в ответ и пошевелила руками и ногами. Кажется, все цело. Встать им удалось с третьей попытки. Один раз снова упала Сильвия, увлекая за собой Валентина, а потом уже и он отличился. В конце концов, они твердо встали на коньки, но смех душил их, так что пришлось вернуться на скамейку, чтобы не упасть еще раз.

Сильвия посмотрела на часы на павильоне проката. Было уже слишком поздно, чтобы можно было оправдать это простой задержкой на работе. Валентин заметил, куда она смотрит.

— Тебе уже пора?

— Да, пожалуй, — нехотя согласилась Сильвия.

Она покосилась на коньки и представила, как сейчас будет замерзшими пальцами распутывать намокшие и заледеневшие шнурки. Не успела она опомниться, как Валентин уже стоял перед ней на коленях и ловко стягивал уже расшнурованный ботинок.

— Ой! Не надо! — попыталась протестовать Сильвия, но все было бесполезно. Не отбиваться же от Валентина коньками.

Спустя четверть часа они вышли из ворот парка.

— Сильвия, у меня кое-что есть для тебя. — Валентин протянул ей конверт из простой белой бумаги. — Это подарок. Открой его дома.

— Спасибо, — поблагодарила Сильвия. — Но… разве есть повод дарить подарки?

У нее не было ни малейшего представления насчет того, что может быть в этом конверте. К тому же сама она ничем отблагодарить его не могла. А ведь если хорошо подумать, то она должна, просто обязана чем-то отблагодарить Валентина за рекомендацию мистеру Тейлору.

— Ну… это просто маленький сюрприз. Поверь, мне это ничего не стоило. И мне приятно подарить тебе это. В благодарность за два прекрасных вечера, за кофе. И за идею сходить на каток.

— Я…

Сильвия попыталась отказаться от подарка, но Валентин не стал слушать. Он свистнул, подзывая такси. Сильвия послушно села в машину, помахала рукой и проводила взглядом фигуру Валентина. В руке она все еще сжимала конверт. Медленно и аккуратно она убрала его в сумочку. Почему-то ей совсем не было любопытно, что же там внутри.

Когда она попыталась заплатить таксисту, оказалось, что Валентин как-то успел дать ему нужную сумму еще у Центрального парка. Сильвия вышла из машины и остановилась у дверей подъезда.

Что же сказать Арнольду по поводу задержки? Врать совершенно не хотелось, но Сильвия понимала, что для всех будет лучше, если она соврет. Или соврет наполовину.

Лифт долго не ехал. Сильвия копалась в сумочке, пытаясь найти ключи. Рука каждый раз натыкалась на конверт. В конце концов она не выдержала и открыла его, заглянула внутрь и вынула небольшой, сложенный вдвое кусок плотной бумаги, развернула…

Она так и вошла в квартиру, держа в одной руке сумку и ключи, а в другой — конверт и его содержимое.

Арнольд, явно возмущенный, вышел из гостиной.

— Привет. — Он старался говорить спокойно, но Сильвия видела, что он злится.

— Привет.

— Я волновался, где ты.

— Прости, что не позвонила. Пришлось выпить кофе с клиентом после работы.

— Да? — Арнольд окинул Сильвию странным взглядом.

— Да.

Сильвия уронила на пол сумку, стянула сапоги и прошла в комнату.

— Но ты же вся мокрая! Вы что, пили кофе в сугробах?

— Я… упала, поскользнулась уже у самого подъезда, — все же пришлось соврать, и Сильвия поморщилась, снимая куртку.

— А это что? — Арнольд взял со стола конверт и то, что в нем было.

— Подарок клиента.

Арнольд выглядел слегка ошарашенным.

— Это… Это билет на концерт в Карнеги-холл!

— Да, — кивнула Сильвия. — Это билет в Карнеги-холл.

— Один билет. Подарок от клиента. И ты собираешься пойти?

— Да, конечно. — Сильвия удивленно взглянула на Арнольда. — Это же концерт в Карнеги-холле. Может быть, это единственный в жизни шанс попасть туда. Теперь, когда… — Она запнулась и не договорила: и так все ясно. Теперь, когда родителей нет и приходится все делать самой, никто больше уже никогда не позовет ее в такое престижное место, куда почти невозможно попасть вот так, сразу. И вообще нелегко попасть.

— Один билет, — раздраженно проговорил Арнольд. — И ты, значит, идешь на концерт с этим клиентом.

— Нет, конечно! — искренне возмутилась Сильвия. — Я бы никогда не согласилась на такое.

— В таком случае странный подарок. — Арнольд явно не поверил Сильвии.

— Да перестань. Этот клиент — скрипач. И это билет на его концерт.

— Вот оно что! — казалось, Арнольд должен был бы успокоиться, но ему все еще что-то не нравилось.

— Да. Это просто дружеский подарок.

— Слишком дорогой подарок.

— Арнольд, прекрати. Это же его концерт. Это наверняка бесплатный билет.

— Бесплатный! — фыркнул Арнольд.

Сильвия взяла его за руку.

— Я так хочу туда пойти! Ведь это такой шанс! А ты все равно не любишь классику.

— Это точно!

На этом инцидент был исчерпан. Кажется.

Она одевалась почему-то особенно тщательно. Ей хотелось быть красивой в этот вечер.

Не просто потому, что она идет на концерт в самый знаменитый концертный зал Восточного побережья, куда билеты стоят запредельных денег и бронируются минимум за полгода. А потому, что ее пригласил Валентин, который будет там играть.

Со времен жизни с родителями, благотворительных вечеров и театральных выездов у Сильвии осталось какое-то количество нарядов. Она перебрала их все, с сожалением констатировав, что большинство на ней плохо сидит, а точнее, просто отчаянно мало (и куда она только смотрела?!), а оставшиеся не нравятся. Тогда, тайком вытащив из заветной коробочки остатки накопленных денег, Сильвия отправилась в магазин.

«Свое» платье она увидела сразу же, как вошла. Черное, из сияющего шелка, с разлетающейся юбкой и блестящей, но удивительно изящной вышивкой по краю корсета. Именно в таких платьях богатые дамы ездят на званые вечера и посещают концерты. Сильвия немедленно приобрела шелковое чудо, тем более что — вот удача! — оно оказалось из позапрошлогодней коллекции и продавалось с огромной скидкой.

Арнольд в тот вечер, к счастью, работал. Его недовольство тем, что Сильвия одна идет на концерт, еще не угасло, так что отсутствие бойфренда было к лучшему. Не то чтобы Арнольд был любителем классической музыки, но сам факт его почему-то очень расстроил. Сильвия тщательно оделась, умеренно накрасилась и долго вертелась перед зеркалом, пока не прибыло вызванное такси. Ехать в метро в этом потрясающем платье не представлялось возможным, пришлось потратиться еще и на машину. Ничего, убеждала себя Сильвия, теперь у нее есть работа, а дело того стоит.

Она сама не понимала, насколько ей хочется понравиться Валентину, хотя и непонятно, увидятся ли они после концерта. Джекобс об этом ничего не сказал.

Такси доставило Сильвию прямо к дверям Карнеги-холла. Выйдя из машины, она едва не растерялась: вокруг было столько дам в норковых шубах и мужчин в стильных пальто, что глаза разбегались. Наверняка в толпе полно знаменитостей. Сильвия почувствовала себя немного неуютно в своей простеньком демисезонном пальто, которое надела поверх платья; однако, войдя внутрь и сдав верхнюю одежду в гардероб, она перестала стесняться. Может, она выглядит не так шикарно, как некоторые, но уж точно неплохо!

И сразу ее захлестнула ностальгия: вокруг велись разговоры об искусстве, музыке и последних значимых культурных событиях; женщины весело смеялись, сверкая отбеленными зубами; с галстуков мужчин брызгали острым светом бриллиантовые булавки. Давно забытое ощущение накрыло с головой, и Сильвия невольно огляделась, пытаясь высмотреть в толпе родителей.

Словно плетью хлестнуло осознание: родителей здесь нет и никогда уже не будет.

Чтобы не столкнуться случайно со старыми знакомыми, которые, несомненно, отметили бы, как она подурнела и пополнела, Сильвия постаралась быстрее пройти в зал Айзека Стерна — самый большой зал Карнеги-холла, вмещавший более двух тысяч зрителей.

Валентин подарил ей билет на потрясающее место: в самой середине третьего ряда партера. Отсюда была отлично видна сцена. И соседи оказались весьма интеллигентными и не вызывающими у Сильвии смущения: справа — пожилая пара (он — в строгом костюме, она — в скромных украшениях и неброском, но явно очень дорогом платье), слева — женщина лет тридцати, улыбчивая и молчаливая. Сильвия почувствовала, что теперь сможет спокойно наслаждаться музыкой, не заботясь о том, чтобы презентабельнее выглядеть в глазах окружающих.

Зал постепенно заполнялся. Сильвии казалось, что она находится в сказке: она еще ни разу не бывала в Карнеги-холле, хотя родители, кажется, пару раз посещали концерты здесь. Сияние золотых люстр, темно-красный бархат сидений… Казалось, стоит кому-то щелкнуть пальцами — и с потолка, кружась и хихикая, спустятся золотистые феи.

Сильвия проштудировала программку. Увертюра — «Гебриды» Мендельсона, концерт Дворжака для виолончели с оркестром и Четвертая симфония Брамса ми-минор. Сильвия изучала историю искусств, однако в связи с плохой памятью на музыку не могла вспомнить даже первых тактов. Ну что ж, тем приятнее будет услышать это в исполнении оркестра, где играет Валентин.

В зале начало темнеть, раздались громкие аплодисменты, и Сильвия, тоже зааплодировав, смотрела, как оркестранты выходят на сцену.

Она сразу увидела Валентина. Он выглядел совсем не так, как при личном общении. Сначала ей вообще показалось, что это другой человек. Серьезное лицо, сосредоточенные движения — почти как тогда в Центральном парке, когда она впервые его увидела. Он прошел и сел на свое место, не глядя в зал, как будто уже пребывал во власти волшебства, остальным пока недоступного.

И, глядя на него, Сильвия внезапно тоже ощутила себя внутри того чуда, что должно было свершиться, а в том, что сейчас произойдет чудо, она не сомневалась.

Дирижер поклонился под аплодисменты и высоко вскинул руки — и, словно по мановению волшебной палочки, наступила тишина. А затем ударили первые такты увертюры.

Сильвия всегда любила музыку, хотя и плохо помнила. Каждая мелодия рассказывала ей свою историю; и сейчас она словно перенеслась на мрачный берег шотландского острова, где в туманной дали теряется горизонт, а у острых скал встают пенные гребни тяжелых волн. И убегает вдаль изумрудная равнина, и покачивается на водах темного моря рыбацкая шхуна, и возле каменного дома на холме ждет тот, к кому можно вернуться.

Сильвия не отрываясь смотрела на Валентина. Казалось, он не просто исполняет свою партию — он живет в музыке.

Увертюра завершилась, и Сильвия растерянно заморгала, услышав аплодисменты. Разве вокруг еще существует реальный мир? Разве он не исчез, не растворился в туманной шотландской дымке?

Музыканты встали и поклонились, и Сильвия тоже зааплодировала, глядя на Валентина. Ей показалось, что он ищет ее глазами. Нет, просто показалось… Но ведь он точно знает, где она должна сидеть!

В это мгновение их взгляды встретились. И Сильвия могла поклясться, что Валентин слегка улыбнулся и кивнул — именно ей.

Она почувствовала, что краснеет, и виновато покосилась на своих соседей, однако они не обращали на Сильвию никакого внимания. Может быть, маленький знак со стороны Валентина ей просто померещился? Теперь уже не скажешь: оркестранты рассаживались обратно на свои места.

И вот по залу поплыла другая, но не менее чарующая музыка: концерт для виолончели с оркестром Дворжака. Мужественная и прекрасная мелодия рассказывала о настоящей любви, и, глядя, как играет Валентин, Сильвия на мгновение попробовала представить себе… только подумать… Нет! Это пустое, это совершенно невозможно!

Она даже зажмурилась на несколько мгновений, чтобы прогнать непрошеные мысли. Но они так захватили ее, что первое отделение закончилось незаметно.

Перерыв Сильвия провела, не вставая с места. Она просто не могла идти вместе с толпой из зала, смотреть на людей, выпрямлять спину. Ей хотелось еще раз пережить то, что она только что испытала.

Во втором отделении оркестр исполнял Четвертую симфонию Брамса, и нежная романтическая музыка захватила Сильвию окончательно. Она видела, как легко улыбается Валентин, и ей казалось, что она различает голос его скрипки в голосах всех остальных инструментов.

И это отделение завершилось. Музыканты долго кланялись, Сильвия ловила взгляд Валентина, но теперь никак не могла поймать. Концерт закончился, зрители потянулись к выходу, живо обсуждая услышанное. Сильвия растерянно замерла на месте, мешая пройти другим. Она не понимала, что ей теперь делать. Отправляться домой после такого концерта совершенно невозможно. Что она скажет Арнольду, какими глазами посмотрит на него? Как вообще можно вернуться в свою квартиру после такого, снять платье, натянуть домашнюю одежду и готовить ужин?..

Пока Сильвия стояла в растерянности, к ней приблизился один из служителей концертного зала — молодой человек с вежливой улыбкой.

— Мисс Бейтс? — весьма корректно осведомился он.

— Да, это я, — кивнула озадаченная Сильвия.

— Прошу вас, пройдите за мной.

Он мягко указал направление, и Сильвия нерешительно пошла, недоумевая, что этому человеку нужно от нее. Служитель открыл перед нею неприметную дверь, за которой оказался коридор — ярко освещенный и безлюдный.

— Куда мы идем? — спросила Сильвия. Ее начало одолевать любопытство. Вспомнилась история о Призраке Оперы, только вот она вовсе не похожа на красавицу Кристину.

— Меня просили проводить вас, — весьма туманно высказался молодой человек и решительно зашагал впереди.

Оставалось лишь следовать за ним.

Через некоторое время коридор привел их к лестнице; они поднялись на второй этаж, в другой коридор. Здесь было уже более шумно и бегали какие-то люди. Сильвия оробела, узнав одного из оркестрантов. Это ее провели за кулисы, что ли?

Не успела она ничего сообразить, как служитель распахнул перед нею дверь и жестом пригласил войти внутрь.

В большой и светлой комнате с множеством зеркал находилось несколько мужчин. Один из них повернулся к Сильвии, и она не сразу узнала в этом человеке с сияющей улыбкой Валентина. Того самого, что был так сосредоточен еще несколько минут назад, находясь на сцене.

Он стремительно подошел к ней и взял за руку, но не пожал, а склонился и светски поцеловал.

— Мне очень приятно, что ты смогла прийти. — Его карие глаза светились теплотой. — В какой-то момент я подумал, что ты решила пренебречь моим приглашением.

— Я была в зале с самого начала! — удивилась Сильвия.

— Да, но я не сразу тебя разглядел.

Значит, ей не почудилось и он действительно смотрел на нее! Сердце Сильвии забилось быстрее, и, чтобы скрыть волнение, она отвела взгляд от лица Валентина. Он воспринял это как намек, выпустил ее руку и повернулся к остальным.

— Позвольте вам представить, господа, мою хорошую подругу мисс Сильвию Бейтс. — Слова прозвучали официально, вежливо, без всякого подтекста.

— А мы уже встречались, — вспомнил кудрявый скрипач, которого невозможно было не узнать. — В Центральном парке.

— Приятно вас снова увидеть, — застенчиво произнесла Сильвия.

Ей представили всех присутствующих, и Валентин предложил пройти по Карнеги-холлу.

— Мне нечасто удается кому-нибудь показать этот выдающийся концертный зал. Ты бывала здесь раньше?

Сильвии показалось, что Валентин гордится Карнеги-холлом, словно сам его построил.

— Нет, впервые, — честно призналась она.

— В таком случае тебе должно понравиться. Это место никого не оставляет равнодушным.

Они прошли по коридорам, даже вышли на сцену, где уже никого не было — только работники Карнеги-холла завершали уборку.

Сильвия не уставала восхищаться концертом.

— Когда я слушала увертюру, то будто оказалась в Шотландии!

— Ты путешествовала по Шотландии?

Легкое удивление послышалось Сильвии в его вопросе.

— Увы, нет. Разве что в мечтах. Но я ведь работала… и работаю в туристической фирме, все рекламные проспекты знаю наизусть. А первое отделение — Дворжак! — мне очень понравилось. Весьма романтическая история.

— Этот концерт для виолончели посвящен ушедшей любви, — объяснил Валентин. — Памяти девушки, которую Дворжак любил в юности. Правда, потом он полюбил ее сестру и женился на ней, они произвели на свет девятерых детей, но дружил он с той, первой, очень преданно.

— Значит, не зря мне почудилась там романтика… — протянула Сильвия.

— Романтики в этом концерте хоть отбавляй, — весело согласился Валентин.

Сильвия смотрела на него искоса и понимала, что совсем его не знает. Несмотря на уже состоявшиеся встречи и некую общность интересов, Валентин Джекобс все же оставался для нее незнакомцем. И Сильвия вовсе не испытывала уверенности в том, что хочет узнать его больше.

Это казалось страшноватым. И походило на измену Арнольду. Но разве пара коротких встреч повредит уже устоявшимся отношениям?

Как бы отвечая на ее мысли, Валентин спросил:

— Ты поужинаешь со мной?

Сильвия не понимала, что именно так выбило ее из колеи. Вроде бы не в первый раз она ходит на концерты, не в первый раз слушает классическую музыку. И все же этот поход отличался от всех прочих, как отличается яркое солнце от лампочек в метро.

Все это благодаря Валентину. Ему, и только ему.

Ее маленькая влюбленность грозила нарушить сердечный ритм, и Сильвия старательно не думала о Валентине. Ей так казалось.

На самом деле с вечера, прошедшего после концерта в Карнеги-холле, она только и думала о Валентине.

Он отвез ее в дорогой, но не слишком модный ресторан, где было тихо, играла приятная музыка и официанты сновали бесшумно, словно тени. Легкий и вкусный ужин, белое вино и непритязательный разговор. Сильвия почувствовала себя свободнее в обществе Валентина. Она с удовольствием слушала его рассказы, задавала вопросы и говорила сама — внезапно обнаружилось, что ей есть что рассказать. Джекобс смеялся над забавными историями, сочувствовал, если речь шла о вещах грустных, и все это время внимательно слушал — так Сильвию не слушал никто и никогда. Разве что бабушка, очень давно, но что тогда внучка могла ей рассказать? А теперь оказалось, что в жизни случалось всякое, что ее, Сильвии Бейтс, существование на этом свете вовсе не такая скучная вещь, как она сама полагала.

После ресторана Валентин поймал такси и оплатил его, чтобы Сильвию довезли до дому. Обычная вежливость, которая внезапно вызвала у нее слезы. Казалось бы, все правильно: вечер в компании хорошего знакомого подошел к концу и пора расставаться.

Сильвия отдала бы почти все на свете, чтобы в тот вечер не уезжать от Валентина. Но увы. Тем более что она прекрасно понимала, что он устал и ему нужно отдохнуть после Концерта.

Арнольд уже был дома, когда она пришла. Он оглядел ее с головы до ног, ничего не сказал и удалился в спальню. Сильвия, чувствуя себя виноватой, пошла за ним.

— Арни!

— Не называй меня так! — буркнул Арнольд.

— Ты сердишься?

— А ты как думаешь? Вернулась почти в полночь, от тебя пахнет вином и неизвестно где была!

— Я была в Карнеги-холле на концерте! — беспомощно объяснила Сильвия. Она ненавидела себя за эту беспомощность, но ничего не могла с собой поделать. Как только на нее начинали сердиться, она готова была сделать все, чтобы угодить.

— Это я уже слышал! И там поили вином? Концерт продолжался так долго?

— Нет. — Сильвия лихорадочно придумывала, как бы преподнести Арнольду ужин с Валентином, чтобы это не выглядело слишком… Чтобы это не выглядело так, как это выглядело.

— Так и где же ты была?

Сильвия совсем было уже решила сказать, что встретилась на концерте с коллегами и они вместе поужинали, но тут внезапно и совсем не к месту проснулся в душе какой-то дух протеста. Она не сделала ничего плохого. Это был просто ужин с другом. Могут же у нее, в конце концов, появиться друзья? Все когда-то бывает впервые!

— После концерта меня пригласил поужинать друг.

— В последнее время у тебя появилось как-то слишком много друзей. — Арнольд словно читал ее мысли. — Один дарит тебе билет в Карнеги-холл, другой приглашает поужинать после концерта… И все эти друзья абсолютно игнорируют, что у тебя есть я. — Арнольд плюхнулся на диван и ожесточенно стал нажимать кнопки на пульте, переключая телевизор с канала на канал.

— На самом деле это один человек.

— Кто один человек? — не понял Арнольд.

— Друг один. И пригласил, и… пригласил…

— Ты что, пьяна? — Арнольд швырнул пульт в угол дивана и удивленно уставился на Сильвию.

— Нет. Почему я должна быть пьяна?

— Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь.

Сильвия поняла, что совсем не хочет сейчас ругаться, объясняться или даже просто разговаривать, но Арнольд был решительно настроен на выяснение отношений.

— Арнольд, — попыталась сгладить ситуацию Сильвия, — меня пригласил на концерт постоянный клиент нашей компании. И на концерт, и на ужин. Это просто деловая и дружеская встреча. Ты совершенно без всяких оснований дуешься на меня.

— Я не ужинал. И мне все равно не нравится, когда какие-то клиенты приглашают именно тебя.

В общем, вполне справедливые подозрения. Раньше Сильвия никогда не оказывалась в подобной ситуации. Никому и в голову не приходило позвать на концерт секретаршу мистера Саммерса.

— Ведь он же не пригласил больше никого из твоей компании? — продолжал Арнольд.

— Я не знаю. — Сильвия действительно была не в курсе. Может, на концерте была не одна она из служащих «Альбы». Хотя Сильвия никого не видела, она была так поглощена происходившим на сцене…

Почему-то эта мысль очень расстроила ее. Словно неэксклюзивность приглашения означала, что это действительно была просто дружеская встреча. Вполне вероятно, что это так и было. Для Валентина. Но не для Сильвии. Вот ужас-то.

— И уж точно никого из твоих коллег не приглашали потом на ужин.

Неожиданно Сильвия разозлилась. Весь этот разговор слово за слово, мгновение за мгновением разрушал то очарование и ту красоту, что создал весь предыдущий вечер.

— Я действительно не знаю. И я действительно не хочу продолжать этот разговор. И, кстати, жаркое стоит в холодильнике. Можно было и не голодать. — Она развернулась и пошла в комнату переодеться. Сильвия даже решила хлопнуть дверью, но…

— Я ждал тебя, — как-то жалобно и даже страдальчески проговорил Арнольд. — Мне без тебя не хочется ужинать.

Сильвия придержала дверь. Кажется, она действительно переступила черту. Обидела Арнольда. Это глупо, нечестно и абсолютно ни к чему не приведет. Только разрушит ее едва начавшую налаживаться жизнь.

Сильвия сидела за столом, пила горячий чай с ромашкой, смотрела на уже успокоившегося Арнольда, и решение пришло само — просто, спокойно и по-домашнему. Как это и должно быть. Как всегда было.

Не надо пытаться прыгнуть выше головы.

У нее есть Арнольд. У нее есть хорошая и интересная работа.

И все у нее хорошо.

Так и не стоит будить лихо. Не стоит больше сближаться с блистательным и недосягаемым Валентином.

Рабочее утро выглядело таким же, как и каждое рабочее утро в «Альбе». Марта, секретарь, улыбнулась, Винни, менеджер по Юго-Восточной Азии, чей кабинет располагался рядом с комнатой Сильвии, сердечно и от души пожелала доброго утра. Сильвия ответила тем же.

В кабинете тоже все было неизменно. Порядок, мягкий свет.

Сильвия сняла пальто и включила компьютер. Бесшумно появилась Марта и поставила на стол чашечку кофе. Сильвия едва не расплакалась. Эта чашка ее словно иголкой уколола. Этакий привет из прошлого, кривое отражение. В последнее время Сильвия постоянно ловила себя на мысли, что вспоминает работу в «Эдне» как страшный сон. Вроде бы все было неплохо — так она себя тогда убеждала, но, но… И вообще, вся прежняя жизнь, все время, прошедшее со смерти родителей, подернулось какой-то дымкой, стало чем-то нереальным. Правда, возвращаясь вечером домой, к Арнольду, Сильвия снова начинала чувствовать землю под ногами. Ощущение парящей легкости пропадало. Впрочем, она даже радовалась этому. Летать опасно.

Сильвия быстро просмотрела почту, не нашла там ничего важного и пододвинула к себе чашку с кофе. Если бы тогда, в парке, она не встретила Валентина, всего бы этого не было. Не было бы этого маленького, но личного и уютного кабинета, не было бы этой чашки кофе, этого компьютера, этого телефона. Марты, Винни, Клэр и других девушек, которые приняли новую сотрудницу с большим теплом и энтузиазмом. Сильвия даже сначала не верила, что тут нет никакого подвоха.

Мистер Тейлор принял ее вежливо и сердечно. Внимательно изучил резюме, но не поленился и побеседовать лично, обстоятельно, подробно и даже пристрастно. Сильвия сначала волновалась и чувствовала себя неудобно. Ведь она воспользовалась протекцией, а это так… неприлично. Однако мистер Тейлор сумел ее успокоить.

Он сразу же заявил:

— Поверьте, мисс Бейтс, мне действительно нужна сотрудница. Я пригласил вас на собеседование не потому, что вы сослались на мистера Джекобса, а потому, что сегодня я выделил день для общения с претендентками. И, кстати, ни одна из них меня не порадовала.

На этом месте Сильвия погрустнела. Она-то уж точно ничем не могла порадовать. Впрочем, на вопросы она ответила без запинки.

И вот она здесь. Сильвия так и не смогла до конца поверить, что оказалась менеджером по организации групповых туров лишь из-за своих личных качеств, а не из-за протекции Валентина. Однако с работой она справлялась, а это не могло не радовать.

Еще работая в «Эдне», Сильвия поняла, что для организации групповых туров нужны всего лишь аккуратность, собранность и внимание к мелочам. Если все сделать правильно, все учесть и рассчитать, не оставляя ничего на самотек и на авось, то процесс пойдет гладко, как по маслу.

В отношениях с коллегами пришлось немного сложнее, но девушки были настолько искренними и доброжелательными, что вскоре Сильвия стала среди них абсолютно своей. Почему-то здесь не было сплетен и пересудов, коалиций и ссор. Может быть, потому, что мистер Тейлор всегда на первое место ставил старый добрый корпоративный дух, который постоянно укреплял совместными выездами на природу, в аквапарк, на конную прогулку и тому подобные веселые и непринужденные развлечения. Сильвия уже успела поучаствовать в одном таком выезде на горнолыжный курорт. Конечно, она не каталась на лыжах, но несколько раз с превеликим удовольствием съехала с горы на надувном «пончике». Детское развлечение, но никто не смеялся над ней, все только подбадривали.

— Мисс Бейтс, Сильвия, — заглянул в кабинет мистер Тейлор, — зайдите ко мне, пожалуйста, как будет свободная минутка.

— Да, конечно, сейчас буду, — ответила Сильвия. Первой мыслью было: что она сделала не так? Но потом она глубоко вздохнула и заставила себя думать о хорошем. Ничего нет «не так». Просто шеф хочет побеседовать.

В кабинете мистера Тейлора было немного холодновато. Шеф любил даже зимой включать кондиционер на полную. Сильвия поежилась, но потом распрямила плечи и села в предложенное кресло.

— Сильвия, я хочу вам сказать, что очень доволен вашей работой. Давно уже не было целой недели без единой жалобы со стороны групповых клиентов.

— Я стараюсь, — смутилась Сильвия. — Я действительно стараюсь.

— О, я же вас похвалил, а вы оправдываетесь, — рассмеялся мистер Тейлор.

— Простите.

— Ну вот опять!

— Простите! — Сильвия окончательно смутилась и покраснела.

— Просто удивительно, как такая организованная и ответственная мисс может быть такой нежной розой. — Тейлор вздохнул и покачал головой. — Мисс Бейтс, поверьте, мои похвалы искренни.

— Спасибо, — наконец смогла взять себя в руки Сильвия.

— Вот так-то лучше. Я надеюсь, что вы будете продолжать в том же духе. И, кстати, зачем я вас сюда позвал…

— Я надеялась, чтобы похвалить, — улыбнулась Сильвия, решив, что стоит показать шефу, что у «нежной розы» есть шипы.

— Браво! — оценил мистер Тейлор. — Но не только для этого. Я тут кое-что хочу вам показать. — Шеф протянул Сильвии пачку каких-то проспектов.

Она пролистала их и удивленно взглянула на мистера Тейлора.

— Это же проспекты дистанционных курсов по повышению квалификации в сфере международного туризма. — Сильвия ничего не понимала.

— Да, они самые. Моя компания имеет некую скидку на обучение своих специалистов именно на этих курсах. Если вы хотите, я запишу вас на ближайший поток.

— Но… — Сильвия попыталась собрать в кучку разбегавшиеся мысли. Если платить за обучение, то хватит ли денег на жизнь? Хватит. Хватит ли времени и способностей на эти курсы? Вот это вопрос.

— Подумайте, время еще есть.

— Спасибо большое. — Сильвия прижала к груди пачку проспектов. — Я подумаю. И это действительно очень щедрое предложение.

— О, вложения в персонал — самые выгодные вложения.

Опомнилась Сильвия только в своем кабинете. Компьютер подмигивал значком, сообщающим, что пришла новая почта. Кофе остыл.

Валентин позвонил Сильвии через неделю после концерта в Карнеги-холле, чтобы поинтересоваться, как у нее дела, и еще раз выразить восхищение прошедшим вечером. Сильвия не скрывала от самой себя, что ждала звонка сразу на следующий день после концерта, и сильно расстроилась, когда Валентин не позвонил. Однако это позволило ей справиться с внезапно возникшей сердечной привязанностью и слегка отвлечься от истории с мистером Джекобсом: теперь уж точно можно сказать, что он ничего такого не имел в виду. И Сильвия начала старательно убеждать себя, что ей ничего такого и не хотелось. И весьма в этом преуспела.

Валентин, чей голос звучал издалека, как будто он находился за тысячу километров, сообщил, что действительно находится на другой стороне земли: оркестр выступал в Мадриде и собирается дать серию концертов по всей Испании, так что возвращение его в Нью-Йорк откладывается на неопределенный срок. Однако Валентин пообещал позвонить, как только вернется, и вновь пригласить Сильвию на кофе или обед. Она конечно же согласилась и положила трубку, вся пунцовая от смущения. Это ничего не значит, она все решила, но поддерживать дружеское общение со скрипачом — почему бы и нет?

Арнольду она конечно же ничего не сказала.

В последнее время их отношения складывались нелучшим образом. Арнольду, казалось, вечно что-то не нравится, он ныл и цеплялся к мелочам. Например, они с Сильвией крупно поругались из-за курсов повышения квалификации, на которые она все-таки пошла.

Сильвия запомнила этот разговор почти дословно, ведь это был практически первый случай, когда она высказала Арнольду хоть какую-то претензию.

Арнольд просто взвился, когда услышал, что три раза в неделю после работы Сильвия будет ходить на курсы.

— Я и так почти тебя не вижу!

— Ты мог бы попробовать немного изменить свой график, чтобы мы смогли проводить вместе выходные.

— Шеф будет недоволен.

— Но ведь ты даже не пробовал попросить! — возмутилась Сильвия.

Когда Сильвия получила уведомление с курсов, что зачислена, она думала, что Арнольд порадуется за нее, за то, что ей выпал шанс для карьерного роста. Это было бы совершенно естественно — радоваться, когда у любимого человека намечаются успехи. Но сейчас Сильвии стало казаться, что Арнольд был бы больше доволен, если бы она осталась прозябать в «Эдне».

— Да, не пробовал. А ты даже не пробовала спросить моего мнения, принимая решение.

— Но… это же мой шанс! Может быть, мой единственный шанс! — возразила Сильвия. — Я всегда прислушиваюсь к твоему мнению, но сейчас ты не прав.

Продолжать разговор Сильвия не стала, однако Арнольд сделал еще несколько попыток надавить, которые она проигнорировала. Вскоре Арнольд перестал дуться. Кажется.

Ко всем прочим неприятностям милая и порядочная семья, снимавшая у Сильвии бабушкину квартиру, внезапно съехала: семейные обстоятельства заставляли их перебраться в Филадельфию. Нужно было искать новых арендаторов, но у Сильвии не оставалось на это ни сил, ни времени, ни желания. После отъезда квартиросъемщиков она приехала в бабушкин дом и при мысли о том, что здесь снова станут жить чужие люди, невероятно загрустила. Она вытащила из кладовки любимые бабушкины безделушки, расставила их по полкам и в конце концов решила, что квартире не повредит постоять пустой некоторое время. Может, стоит, воспользовавшись таким случаем, сделать небольшой ремонт, починить кое-что или, может быть, даже сменить мебель. Сильвия собиралась попросить Арнольда о помощи, но отчего-то откладывала это со дня на день.

Валентин объявился, когда Сильвия уже совершенно перестала ждать его звонка.

— Здравствуй. Я в Нью-Йорке. Ты свободна сегодня вечером?

— Да, — ответила Сильвия, прежде чем успела подумать об этом.

Валентин продолжал что-то говорить в трубку, но Сильвия не понимала ни слова. Она лихорадочно пыталась придумать, что же сказать Арнольду, который будет ее ждать дома к ужину. Ничего умного в голову не приходило.

— Сильвия, — настороженно поинтересовался Валентин, — ты меня слушаешь?

— Да, — снова ответила Сильвия, но продолжила думать о своем.

— Нет, ты не слушаешь!

— Слушаю!

— Хорошо. Ты согласна?

— Да.

— И на что ты согласна?

— На все! — в отчаянии почти выкрикнула Сильвия.

— Ого! — Валентин рассмеялся. — Ты меня все же не слушала.

— Ой, прости.

— Мне повторить? — мягко поинтересовался Валентин.

— Подожди. Подожди, мне надо подумать.

— Над моим предложением?

— Нет! — Сильвия окончательно впала в панику. — Мне просто нужно подумать.

Валентин замолчал. Она даже слышала его дыхание в трубке.

Так. Арнольд знает, что сегодня у нее нет курсов. Значит, нужно что-то придумать. Сильвию бросило в жар. Кажется, она собирается обмануть своего мужчину. Какая глупость! С Валентином ей ничего не светит, просто чашечка кофе. Просто приятная беседа. Но как это объяснить Арнольду? Да никак! Неожиданно для самой себя Сильвия вдруг решила, что не станет врать. Все равно Арнольд будет не сильно доволен ее задержкой, так что даже и не стоит придумывать что-нибудь. Деловая встреча с клиентом. И точка. А то, что Сильвия влюблена в Валентина, никого не касается. Даже Валентина это не касается.

— Я подумала, — оповестила она собеседника.

— И в результате?

— Прошу повторить предложение.

— Ага. — Сильвии послышался сдавленный смешок. — Я приглашаю тебя на ужин после работы.

— Я согласна, — уже осознанно подтвердила Сильвия. — Только для парадного выхода я неподходяще одета.

С утра Сильвия даже предположить не могла, что будет приглашена куда-то, так что одета была тепло и утилитарно: шерстяное вязаное платье с высоким воротом и широкими рукавами, шерстяные же колготки, высокие сапоги. Завершала наряд теплая куртка и яркий комплект: шапка и варежки.

— Без проблем, — рассмеялся Валентин. — Пойдем в «Бургер кинг».

— Правда? — Сильвия слегка испугалась такой перспективы. — Там отвратительный кофе. И жутко вредные булки.

— Я шучу. Не волнуйся, все будет в полном порядке. До вечера.

— До вечера.

Сильвия положила трубку и задумчиво уставилась на монитор. Через несколько минут она ожила и набрала номер Арнольда. Разговор занял ровно две минуты. Сильвия даже немного обиделась на то, как безропотно воспринял грядущий «ужин с клиентом» Арнольд. Абсурд, но она действительно обиделась. Мимолетно, немного, но обиделась.

Валентин ждал Сильвию в вестибюле первого этажа. Она сразу его заметила, едва вышла из лифта. На нем были почти такие же шапка и варежки, как и у нее, только вот выглядел Валентин в них невыносимо привлекательно в отличие от нее, которая смотрелась скорее оригинально. «Оригинально» — это эвфемизм для «смешно».

Валентин привел ее в крохотный итальянский ресторанчик, спрятавшийся едва ли не у ворот Центрального парка. Сильвия попросила лишь кофе и мороженое, а Валентин заказал пасту, сообщив, что зверски голоден. Спагетти не мешали ему вести оживленную беседу.

— В Испании тоже выпал снег. Детишки страшно рады, а вот взрослые — не особо. Наш оркестр разместили в одном старинном отеле. Так там нет центрального отопления, бедный персонал сбился с ног, расставляя по комнатам электрические обогреватели.

— Я люблю снег, — созналась Сильвия. — Все становится таким красивым. И я начинаю снова верить в Санту.

— А я и не переставал в него верить, — немного удивленно произнес Валентин.

— В старика с бородой, который залезает в каминную трубу? — уточнила Сильвия.

— Нет, в дух Рождества, который дарит людям неожиданные подарки.

Сильвия молча улыбнулась. Как бы ей хотелось поверить в чудо! Но она точно знала, что ожидание чуда может превратиться — и обязательно превратится — в вечное ожидание.

Покончив со своим кофе, Валентин задумчиво посмотрел в окно.

— Ты достаточно тепло одета для небольшой прогулки?

— Да, конечно. Только на каток я что-то не хочу. — Воспоминания о предыдущем катании на коньках были еще слишком свежими и настоящими, и Сильвия подсознательно опасалась, что повторный поход их испортит. Глупо, но она боялась потерять даже крохотный кусочек возникающей вокруг нее сказки.

— Каток — это слишком активное развлечение, — согласился Валентин. — Мне хочется чего-нибудь более… спокойного. Придумал!

Выйдя из ресторанчика, Валентин увлек Сильвию к Парку.

— Вот оно! — воскликнул он. У ворот стоял экипаж, запряженный серой лошадью. Животное дремало, припорошенное снегом. — Покатаемся? — предложил Валентин.

— Это же для туристов, — рассмеялась Сильвия.

Кучер не обращал на них ни малейшего внимания, как и лошадь. Они безошибочно определили в этой парочке коренных ньюйоркцев. Такие точно не катаются вокруг Парка в экипаже. Особенно зимой.

— Представь, что мы туристы. Или я турист, а ты мой гид. Ты же работаешь в турагентстве.

— Я организую групповые туры, — уточнила Сильвия. — И ни разу не видела в глаза живых туристов в их естественной среде обитания — во время экскурсий. И уж тем более не катала их вокруг Центрального парка.

— Начинать никогда не поздно. Мадемуазель, я страстно желаю увидеть этот парк. Покатайтесь со мной! — Валентин так смешно изобразил французский акцент, что Сильвия решила ему подыграть.

— Что же, давайте воспользуемся этим чудесным экипажем, чтобы полностью насладиться видами самого большого и самого известного парка Нью-Йорка.

Кучер и лошадь оживились, Валентин и Сильвия устроились на сиденье, укрылись меховым покрывалом, и поездка началась.

— Кроме туристов вокруг Центрального парка катаются еще и влюбленные пары. — Сильвия сказала это, прежде чем сообразила, как такое заявление прозвучит.

— И если мы не туристы, то, значит, мы влюбленные. — Серьезно, без малейшего признака легкомысленного юмора проговорил Валентин.

— Я не это имела в виду, — испугалась Сильвия.

— А я — это. — Валентин притянул ее поближе, словно хотел согреть.

Но Сильвии не было холодно. Слова Валентина бросили ее в жар. Неужели он серьезно полагает, что между ними может возникнуть романтическое чувство? Нет, она-то влюблена. Но это ничего не значит.

— Ты хочешь сказать, что мы влюбленная парочка? — подумала Сильвия вслух. В голове у нее все смешалось, она почти не понимала, что говорит.

— Но мы уж точно не просто друзья, — ответил Валентин.

— Но почему?

— Вот почему.

Валентин склонился к ней, и, прежде чем Сильвия успела понять, что происходит, его губы прикоснулись к ее губам. Сперва мягко, потом уверенно, с нажимом. А потом она ответила на поцелуй. Поцелуй, который все длился и длился, пока Сильвия, едва дыша, не отстранилась. Голова слегка кружилась, так что она склонила ее на плечо Валентина. Она закрыла глаза и страстно пожелала, чтобы время остановилось, чтобы все оставалось так, как сейчас. Чтобы не было никакого «потом».

Но это и есть невыполнимое желание, тут и Санта не поможет.

— Я не должна это делать, — прошептала Сильвия.

— Наверное, я тоже, — ответил Валентин. — Но устоять невозможно.

— Почему ты не должен? — удивилась Сильвия.

Валентин-то в отличие от нее свободен. Или нет? Мысль о том, что у Валентина кто-то есть, уколола ее льдинкой ревности. Он тогда говорил с женщиной… Кэрол. Имя впечаталось в память, хотя Сильвия полагала, что забыла его. Но нет. Оказывается, такие мелочи, касающиеся Валентина, для нее очень важны.

— Я не тот человек, который может и имеет право связывать себя отношениями с такой девушкой, как ты, — произнес Валентин.

Сердце Сильвии замерло. Неужели он сейчас скажет то, что она и так знает: что она его недостойна?

— Я постоянно в разъездах, мой график непредсказуем. В стране я провожу едва ли два месяца, из них всего пару недель в Нью-Йорке. Это несколько не то, о чем мечтают девушки. Было бы нечестно строить отношения на таком фундаменте.

Сильвии хотелось сказать, что она была бы счастлива строить отношения с Валентином на любом фундаменте, но разве можно говорить такое мужчине, который только что сказал, что не желает никаких отношений. Можно было бы сказать, что ее устроили бы кратковременные отношения и встречи время от времени, но это выговорить она просто не сможет. К тому же у нее уже есть отношения. Есть Арнольд.

— Я понимаю, — выдавила наконец она.

— Но я все равно ничего не могу поделать с тем, что мы не просто друзья, — грустно, но с каким-то вызовом в голосе проговорил Валентин.

— Мне пора домой.

— Да, конечно.

Всю дорогу домой на такси Сильвия просто бездумно смотрела в окно на проносившиеся мимо дома, рекламу, машины. Как ни пыталась она обдумать слова Валентина, мысли все время возвращались к поцелую. К тому, как Валентин прикасался своими губами к ее губам. У нее появилось еще одно драгоценное воспоминание, только что теперь с ним делать, она не представляла.

Перед дверью квартиры Сильвия остановилась. Как бы ей хотелось, чтобы Арнольда не было дома! Но нет, свет в окне, замеченный с улицы, не оставлял никаких надежд. Вздохнув, она открыла дверь ключом и вошла.

Арнольд сидел в гостиной на диване, но телевизор был выключен.

— Привет, — как можно веселее постаралась произнести Сильвия. — Ты ужинал?

— Тебе действительно интересно?

— Да, конечно. — Сильвия поняла, что Арнольд в плохом настроении.

— Ты-то поужинала, — хмыкнул Арнольд. — И не только поужинала.

— Я не понимаю, почему ты злишься. Это… — Сильвия хотела сказать, что это был просто деловой ужин, но слова будто застряли у нее в горле.

— Можешь ничего не говорить. У меня, понимаешь ли, тоже был деловой ужин на Манхэттене. Только вот после него я не катался вокруг Центрального парка с «клиентом» и не целовался на ветру.

Сильвия уронила сумочку. Что делать? Что сказать? Оправдываться глупо. Солгать тоже не вариант. Да и какая ложь может изменить и оправдать факт поцелуя?

— Что, даже не будешь пытаться что-нибудь сочинить? — Арнольд вскочил с дивана и забегал по комнате. — Вот уж не думал, что от тебя можно такого дождаться! От тебя!

— А что со мной не так?! — вдруг разозлилась Сильвия. — Ты считаешь, что меня никто и никогда не может захотеть поцеловать?

— О чем ты вообще говоришь? Ты мне уже кучу времени вешаешь лапшу на уши. То у тебя курсы, то у тебя деловые встречи, то ты задерживаешься на работе. А я, наивный, считал, что ты-то уж точно не будешь крутить роман!

Сильвия не знала, то ли ей плакать, то ли злиться. Он, видите ли, считал, что никто не посмотрит в ее сторону.

— Вот только одного я не могу понять: почему ты все еще здесь?

— Я здесь живу, — напомнила ему Сильвия.

— Нет, не здесь конкретно, а почему ты все еще со мной, если катаешься вокруг парка и целуешься с «клиентами». Или они тебя не зовут жить вместе, а только пользуются твоей благосклонностью?!

Сильвия онемела. С одной стороны, обвинение было абсурдным, а с другой… Валентин ясно дал понять, что никакие длительные отношения невозможны.

— Ах да! Я догадался! — Арнольд явно вошел во вкус. — Ты просто ждала, пока освободится квартира твоей бабушки! Чтобы тебе было где крутить романы! Или ты и дальше планировала жить со мной, тратить мои деньги, а сама стала бы встречаться с «клиентами» в той квартире?!

— Арнольд, что ты несешь?!

Сильвия по-настоящему разозлилась. На новой работе ей платили даже больше, чем Арнольду. Как он вообще смеет попрекать ее деньгами?!

— Я? Я вообще-то пострадавшая сторона. Это не я кручу романы на стороне.

— Я не кручу никаких романов на стороне.

— Ну, пусть не романы, а один роман. Этого вполне достаточно.

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы я был пострадавшей стороной.

— К чему ты это говоришь?

— Если я пострадавшая сторона, то квартира остается мне!

Сильвия нервно рассмеялась.

— Ты меня выгоняешь?

— Ну… — замялся Арнольд. — Нам лучше расстаться.

— Мне уйти прямо сейчас?

— Э…ну…

— Я поняла. — Сильвия подняла сумочку с пола. — Я завтра заберу свои вещи. Если не хочешь встречаться со мной, то задержись после работы где-нибудь. Ключ я брошу в почтовый ящик. — Сильвия развернулась и вышла из квартиры.

Дверь за ней закрылась, отсекая такую спокойную и уютную жизнь.

На улице было темно и холодно. Сильвия пожалела, что не вызвала такси, прежде чем хлопать дверью. Теперь придется идти на угол, там больше шансов поймать машину.

Бабушкина квартира, темная и теплая, приняла Сильвию в свои объятия. Мягкая кровать, плед, подушка… Сильвия проплакала всю ночь, то рыдая, то всхлипывая.

Она не понимала, о чем плачет. Об Арнольде? Точно нет. О такой удобной, предсказуемой и спокойной жизни? О том, что никогда не сбудется с Валентином?

Только под утро Сильвия поняла, что плачет от одиночества. Одна в пустой квартире… Она словно вернулась в те ужасные дни после смерти родителей. Осознав это, Сильвия заплакала еще сильнее. Страх одиночества руководил всей ее жизнью. Из-за этого она цеплялась за Арнольда, поэтому искала дружбы вредных коллег. Даже все эти ее маленькие влюбленности — это тоже страх одиночества. С подсознательным желанием, чтобы кто-нибудь когда-нибудь откликнулся.

И вот теперь она осталась одна. Совсем одна, безнадежно одна.

И было бы ужасно глупо снова начать лелеять глупую надежду на то, что кто-то способен избавить ее от одиночества.

Перед рассветом Сильвия пришла к выводу, что продолжать встречаться с Валентином невероятная глупость. Нужно прекратить все сейчас, пока ее жизнь не превратилась в череду одиноких дней, наполненных ожиданием.

Все. Хватит.

Собираясь на работу, Сильвия старалась не смотреть в зеркало. Зрелище не для слабонервных.

Впрочем, в кабинет удалось проскользнуть незамеченной, а к середине рабочего дня, к обеду, глаза перестали быть красными и опухшими. От бессонной ночи остался только слегка утомленный вид.

Когда зазвонил телефон, Сильвия уже стояла в дверях кабинета, собираясь выйти пообедать. Вздохнув, она вернулась к столу и сняла трубку.

— Поужинаем вечером? — Звук голоса Валентина едва не заставил Сильвию позабыть о принятом ночью решении.

— Нет, прости. Я занята сегодня.

Чистая правда, она занята. Нужно забрать вещи из квартиры Арнольда.

Так и остаются ни с чем, уныло думала Сильвия, постукивая карандашом по столешнице. Рабочий день заканчивался, за окном синели сумерки, курсов сегодня нет, значит, придется отправиться прямо домой. А там — вечер в одиночестве, под сонное бормотание телевизора, который приходится включать, чтобы не чувствовать себя пылинкой, затерянной во вселенной.

Хотя, конечно, нельзя грешить на судьбу. Теперь у нее есть отличная работа — вот и хорошо. С коллегами так вообще удалось наладить прекрасные отношения, уже плавно перераставшие в дружбу. Не далее как позавчера Марта и Клэр приехали к Сильвии в гости, все вместе пили чай и ели пирожные, и никто не подшучивал над нею по поводу лишнего веса и не пытался пролить кофе на белую куртку.

К тому же с учетом теперешней зарплаты сдавать квартиру бабушки не было никакой необходимости. А жить на Манхэттене, рядом с Центральным парком — это так… удобно. Сильвия словно вернулась в детство. Все вокруг, весь мир казался уютным, знакомым и дружелюбным.

Огорчаться и дальше по поводу Валентина Сильвия не собиралась. У него свои дела, у нее свои. И все же тот поцелуй оказалось невозможно забыть. Что это было? Временное помрачение разума, выражение дружбы, жалость? Или же то, что Сильвия тогда увидела в глазах Валентина, не подделка, а истинное чувство? Но как распознать? И как тогда сочетается со всем этим его заявление, что он никогда не заведет семью?

Чему верить — словам или мимолетному желанию, проскользнувшему в его глазах?

Сильвия поразмыслила в сотый раз и в сотый же раз решила не верить желанию, а верить фактам. Из-за Валентина она поссорилась с Арнольдом, но, переварив произошедшее, пришла к выводу: что ни делается, все к лучшему. Хватит утешать себя иллюзией, что Арнольд — это нечто большее, чем просто постоянный мужчина. Сильвия уже давно не испытывала в отношении его душевного трепета, в чем себе раньше упорно не признавалась. Теперь можно. И можно свободно мечтать о Валентине, только проку от этого…

Вздохнув, Сильвия встала и начала собираться домой.

В метро, как всегда в это время, оказалось полно народу, но Сильвию это мало волновало — она привыкла. Выйдя на своей станции, она выбралась на улицу и медленно направилась к дому, раздумывая, не заглянуть ли в супермаркет и не порадовать ли себя чем-нибудь. С одной стороны, вечер надо спасать, с другой — стрелка на весах и так показывает гораздо больше, чем нужно. Решив в пользу здорового образа жизни, Сильвия дошла до дому и как раз нашаривала в сумочке ключи от подъезда, когда на плечо легла чья-то рука.

Сильвия шарахнулась в сторону, выронив ключи, сиротливо звякнувшие на ступеньках.

— Прости, что напугал, — раздался над ухом хорошо знакомый голос.

— Валентин, я ведь инфаркт могла получить! — возмутилась Сильвия. Она была настолько испугана тем, что он вот так подкрался, что даже не обрадовалась его появлению. — Я думала, это хулиганы, убийцы и насильники, и уже распрощалась с жизнью.

— Вряд ли все упомянутые тобой несимпатичные личности ходят вместе, чтобы напасть на тебя, — глубокомысленно заметил Валентин. — Держи, это тебе. — И он сунул в руки Сильвии охапку слегка припорошенных снежком роз.

Сильвия наконец решилась взглянуть на Валентина, и сердце немедленно пустилось в пляс. Он засунул руки в карманы пальто и стоял очень близко, так, что она чувствовала запах его одеколона, ставший уже привычным. Почти привычным. Зеленый шарф, замотанный вокруг горла, делал Валентина похожим на рождественского эльфа.

— Извини, что нагрянул так внезапно, — покаялся он, — но не смог устоять. Хотя ты и дала понять, что больше не хочешь меня видеть.

— Тогда почему же ты пришел? — Сильвия уже улыбалась.

— Говорю же — не смог устоять.

— Твой оркестр в Нью-Йорке?

— Оркестр в Барселоне. А я здесь. У меня тут дела, — туманно объяснил Валентин и поежился. — Может быть, ты все-таки меня впустишь? Я ждал тебя… некоторое время. И немного замерз.

— Ну хорошо, — согласилась Сильвия. — Ненадолго. Я собиралась… — И она замолчала, не зная, какой предлог выдумать. Она ведь ничего особенного не собиралась делать. Смотреть телевизор — это не тот предлог, под которым можно выставить друга?

Она подняла ключи и открыла дверь. Розы мешали и пахли просто одуряюще. Валентин молча последовал за ней в прохладу подъезда, затем — на третий этаж, и Сильвия впустила его в квартиру.

— Ого, — сказал он, разматывая шарф и оглядываясь, — тут, кажется, жил великий путешественник!

— Моя бабушка. Я тебе рассказывала о ней.

— Да, помню.

— А как ты выяснил, где я теперь живу? — внезапно сообразила поинтересоваться Сильвия.

Валентин только загадочно усмехнулся.

— У меня свои источники!

— Марта, Клэр или мистер Тейлор. Больше некому, — безжалостно произнесла Сильвия.

Валентин развел руками и улыбнулся.

— От тебя ничего не скроешь.

— Проходи. Я только поставлю розы… — И Сильвия скрылась в кухне.

Наливая воду в вазу, она попыталась привести мысли в порядок. Валентин пришел — зачем? Неужели тот поцелуй в парке что-то для него значил и все общение что-то значит? Нет, не стоит себя обманывать. Он ведь вполне ясно выразился. Ей не стоит ни на что рассчитывать, она и не будет.

Но… может быть, просто стоит воспользоваться шансом и быть с ним? Один раз?

От таких мыслей Сильвия похолодела и едва не уронила вазу.

В гостиной Валентин с любопытством рассматривал фотографии, которые Сильвия вновь развесила по стенам.

— Твоя бабушка, похоже, была выдающейся женщиной.

— Да. Я хотела бы стать похожей на нее. — Сильвия поставила вазу в центре стола. — Бабушка — недостижимый идеал.

— Вполне достижимый. У тебя вся жизнь впереди.

— Конечно, — согласилась Сильвия без особого энтузиазма.

— Ты слишком низко себя ценишь.

— А ты слишком много говоришь, Валентин.

Он повернулся к ней от фотографий — лицо удивленное, глаза непонятные.

— Ты считаешь, что мне надо говорить поменьше?

— Что касается меня и моей жизни — да.

— Ты действительно не хотела больше со мной видеться?

— Да. Нет. В смысле, я хотела бы. Только…

— Что — только? — Он подошел и снова встал совсем близко, и у Сильвии закружилась голова. — Ты сама-то понимаешь, чего хочешь?

— Н-нет, — выдавила она с запинкой, не сводя взгляда с его губ.

— А мне кажется, что ты лукавишь.

Не дав ей больше произнести ни слова, Валентин нежно взял Сильвию за подбородок и приник к ее губам.

Это оказалось гораздо лучше, чем в первый раз. Гораздо увереннее. Проникновеннее. Сильвия сама не поняла, как ее руки оказались на шее Валентина и почему звучит музыка, но потом сообразила, что музыка играет в ней самой. Удивительное ощущение, почти на грани невозможного.

Оказывается, когда он прикасается к ней, звучит музыка.

И невозможного нет.

Сильвия полностью отдалась на волю ощущений — невероятных, необычных, испытываемых в первый раз. Образ Арнольда окончательно померк в сознании: никакого сравнения с Валентином! Это было просто совсем другое. Из иного мира, иной реальности.

Он прикасался к ней так, будто она была хрупкой драгоценностью, которую никак нельзя уронить. Кончики его пальцев пробегали по ее коже, и Сильвии казалось, что за ними должны оставаться светящиеся дорожки. Мир вокруг стремительно вращался, и Сильвия понимала, что теперь он навсегда переменится. Всего лишь поцелуй, — всего один! — меняющий все.

И вдруг Валентин поцеловал Сильвию еще настойчивее, так, что во всем теле вспыхнуло неконтролируемое желание. Его руки словно обрели силу, стало жарко и очень хорошо. Сильвия глубоко вздохнула, пытаясь справиться с наваждением, и попробовала отстраниться.

— Валентин…!

— Что?

— Нам нельзя…

— Почему?

— Но…

— Возражения не принимаются.

И Сильвия поняла, что не хочет больше ему возражать.

Потом она пожалеет. Сейчас же сказка очутилась рядом, и мама, говорившая, что волшебства в жизни не бывает, оказалась не права.

Прикосновения Валентина говорили о том, что ему нужна сейчас только она, Сильвия. И, наконец поверив в это, она подалась вперед, отвечая на поцелуи с настойчивостью и наслаждением. Это было сильнее всего, что она испытывала ранее, нечто невероятное. Сильвия и не подозревала, что так может быть с мужчиной. Всего лишь поцелуй, но какой поцелуй! Кожа горела, глаза оставались плотно закрытыми, и все равно Сильвии казалось, что сейчас она обретает целый мир, и даже больше.

Валентин дарил ей всю вселенную.

Сильвия не помнила, как так вдруг оказалось, что на ней больше ничего не надето. Она смутно припоминала, как расстегивала пуговицы рубашки Валентина, не веря себе, не слишком хорошо понимая, что это происходит здесь и сейчас. Она даже не успела застесняться, потому что Валентин не давал ей ни секунды, чтобы задуматься об этом. Он шептал ей нежные слова, и Сильвия верила каждому — как тут не поверишь? И наконец вселенная раскрыла объятия и обняла Сильвию, и это было самое прекрасное, что с ней случалось в жизни.

Оказалось, что они лежат на диване под пледом, и тут Сильвия опомнилась и начала в этот плед закутываться.

— Что ты делаешь? — лениво спросил Валентин. Он лежал, закинув руки за голову, и всем своим видом выражал полнейшее довольство жизнью.

— Я… мне…

— Ты меня стесняешься? — удивился он.

— Немного.

— Даже сейчас? — Он протянул руку, отдернул плед и провел ладонью по обнаженной груди Сильвии.

— Сейчас особенно! — Сильвия отвоевала плед обратно.

— Глупо. Я уже видел тебя со всех сторон, как и ты меня. — И добавил с энтузиазмом: — Этот факт меня очень вдохновляет!

— На что?

— На продолжение.

— Валентин…

Он нахмурился.

— Если ты сейчас скажешь какую-нибудь глупость вроде того, что это была ошибка и сейчас мы расстанемся навсегда, то не трудись. Я и слушать не стану.

— Зачем я тебе нужна? — непроизвольно вырвалось у Сильвии.

— Что за дурацкий вопрос?

— Вполне нормальный. — Волна обиды на судьбу поднималась со дна души. — Я не похожа на блестящую девушку из высшего общества, среди которых ты привык вращаться. И у тебя, кажется, есть кто-то. Ее зовут Кэрол.

Валентин некоторое время непонимающе смотрел на Сильвию, а потом расхохотался. Он смеялся так заразительно, что у Сильвии непроизвольно дрогнули уголки губ, однако она усилием воли сдержалась. Ведь для нее в сложившейся ситуации нет ничего смешного.

— Ты неподражаема! — заявил Валентин, отсмеявшись. — С чего ты взяла, что Кэрол моя возлюбленная?

— Ты… ты говорил с ней по телефону в моем присутствии. Несколько раз. Очень нежно.

— Конечно, я буду говорить с ней нежно! Кэрол — человек, который занимается делами оркестра. Можно сказать, наш агент. Она устраивает гастроли, организует поездки и следит, чтобы все было в порядке. Мы все в ней души не чаем, но это совсем не то, что ты подумала, Сильвия.

Она покраснела, чувствуя себя совсем глупо.

— Я не люблю говорить словами о таких вещах, — продолжил Валентин. — Но неужели тебе не приходит в голову, что я здесь с тобой потому, что ты мне просто нравишься?

Сильвия сразу сникла.

— Нравлюсь…

— Именно. Меня нельзя заставить делать то, что мне не нравится. Если я здесь, то потому, что так хочу. — Он помолчал. — Ну а ты?

— Просто ты мне тоже нравишься, Валентин, — решилась произнести Сильвия. — Очень.

— Тогда не вижу препятствий для продолжения. — Он потянулся к Сильвии и поймал прежде, чем она успела отстраниться. — Ты ведь не собираешься от меня сбежать, не так ли? — прошептал он ей в ухо.

Собираясь на работу, Сильвия пролила кофе, переоделась в другие брюки, полчаса искала ключи, вернулась за портфелем с бумагами для курсов. В общем, она была полностью не в себе.

Валентин ушел еще затемно, нежно поцеловал и обещал позвонить, когда снова окажется в Нью-Йорке. Мысли Сильвии метались между воспоминаниями о прошлой ночи и осознанием того, что Валентин говорил чистую правду насчет своего образа жизни и невозможности длительных отношений. Он всегда в дороге. Его не будет рядом, когда он нужен. Каждая встреча будет грозить неминуемым расставанием. Но Сильвии было все равно, чем это грозит. Ее чувства уже давно нельзя назвать просто невинной влюбленностью. Лгать себе Сильвия не могла и не хотела. Она влюблена. И влюблена безнадежно и безответно. Валентин мог увлечься ею, но лишь на короткое мгновение. Ведь если хорошо подумать, то за прошедшие недели они провели вместе едва ли больше суток. Так что в переводе на обычную жизнь Сильвия оказалась с ним в постели чуть ли не на первом свидании.

Теперь, по всей видимости, предстоит следующая стадия отношений — «я тебе позвоню». Сильвия будет ждать, звонка не будет, а потом… потом она перестанет ждать.

Когда Сильвия наконец добралась до работы, Марта сообщила, что ее разыскивает мистер Тейлор. Сильвия даже не опоздала. Что нужно начальнику? Усилием воли Сильвия отогнала дурные мысли. Ничего плохого не должно случиться. Просто деловой вопрос.

Действительно, мистер Тейлор тепло, поприветствовал Сильвию и прямо с порога ошарашил вопросом:

— У тебя есть заграничный паспорт?

— Да. — Сильвия оформила его несколько лет назад, когда Арнольд предложил ей съездить в отпуск куда-нибудь, как он выразился, за границы континента. Поездка сорвалась, а паспорт остался.

— Отлично! Тогда через три дня ты летишь в Рим.

— Я? Но зачем? — изумилась Сильвия.

— Ты же занимаешься организацией групповых туров, — хитро прищурился мистер Тейлор. — А сама никогда не видела ни одного такого тура.

— У меня и так неплохо получается. — Сильвию неожиданно испугала перспектива увидеть живых туристов. Еще и группой.

— Все равно тебе стоит увидеть все своими глазами. Плюс ко всему это будет полезно и для твоих курсов. И для карьеры тоже.

Сильвия едва не заявила, что не желает никакой карьеры, что у нее и так все хорошо.

— Но почему именно сейчас? И в Рим?

— Ты еще не знаешь, но Стив Хадсон заболел. Дженнифер осталась без помощника.

Сильвия сразу все поняла. Она лично организовывала эту поездку. Внезапная болезнь помощника гида могла стать проблемой.

— И нет никого, чтобы его заменить? Я же никогда не работала в качестве сопровождающего группы.

— У тебя все получится, — жизнерадостно заявил мистер Тейлор.

Так, не успев моргнуть глазом, Сильвия оказалась в самолете, летевшем в Рим. И только где-то над Атлантикой ей в голову пришла мысль о том, что поездка займет больше десяти дней. А Валентин обещал позвонить на следующей неделе. Он позвонит, а ее не будет дома. А во второй раз он может и не позвонить вообще.

Римский аэропорт поражал суетой и размахом. Сильвия в первый момент загляделась на важно шествующих карабинеров, на группку громогласных итальянцев, выяснявших отношения с не менее нервным таможенником, и на разноцветную толпу. Так увлеклась, что Дженнифер Уайт, гиду, пришлось дернуть Сильвию за рукав.

— Не останавливайся! Я понимаю, что тебе все в новинку, однако ты должна не теряться.

— Конечно, — пробормотала Сильвия, постаравшись сосредоточиться.

Подумать только! Она в Европе, о которой столько знала и мечтала! Вместе с группой туристов, под присмотром опытного гида, на практике, но все же — в Европе! Шагая по аэропорту и стараясь следить, чтобы никто из двадцати подопечных не отстал, Сильвия вдруг подумала о том, как хорошо было бы приехать сюда с бабушкой. Мечта, которая никогда не осуществится. Бабушки давно нет. А сколько раз та бывала здесь, шла по аэропорту, чтобы отправиться в Вечный город?

И еще с большей охотой Сильвия приехала бы сюда вместе с Валентином…

Она вздрогнула. Не нужно о Валентине. Скорее всего, он приезжает в Рим чаще, чем приезжала бабушка. Но он недосягаем. Для него их отношения — если можно так назвать череду встреч — всего лишь небольшой, необременительный роман. «Ты мне нравишься» — это совсем не то же самое, что «я в тебя влюблен». Через некоторое время Сильвия Валентину надоест — и они расстанутся. Он весело пойдет по жизни дальше, а она останется с разбитым навсегда сердцем и будет жить одна, потому что никто и никогда больше на нее не позарится.

Ну и что, подумала Сильвия. Я стану великой путешественницей. Как бабушка. И никто мне не нужен.

Они остановились в отеле недалеко от фонтана Треви. Дженнифер дала туристам час на то, чтобы прийти в себя после перелета, и потащила их на улицу. Сильвия шла рядом с гидом, запоминая, что и как говорит мисс Уайт, и наслаждаясь каждым шагом.

Рим потрясал — не только монументальностью и древностью, разноцветной толпой и невероятным небом, но и особенным настроением, которым невозможно не заразиться. В этом городе жили, жили давно и бурно, здесь разворачивались исторические события, о которых Сильвия читала в книгах. Тогда Нью-Йорка еще и в проекте не было, как и самих Соединенных Штатов, впрочем. Когда в Риме процветали искусства и философия, далекие предки Сильвии, облаченные в звериные шкуры, дубасили друг друга почем зря корявыми палками. И это заставляло уважать город, в котором, казалось, живет душа.

Смешение эпох, танец столетий — вот что чувствовалось здесь. Понемногу Сильвия освоилась и, внимательно слушая Дженнифер, не забывала поглядывать на туристов, которые находились на попечении их фирмы. Туристы, обрадованные увлекательной экскурсией, разбегаться не собирались, тем более что Дженнифер, одна из самых опытных гидов, рассказывала очень интересно.

И все это, оказывается, может быть настоящим… Сильвия полной грудью вдохнула воздух — еще не очень теплый, но уже с пробуждающимися нотками весны. В Нью-Йорке зима по-прежнему разбрасывала снежные покрывала, а здесь уже распускались первые цветы и можно было расстегнуть пуговицы кашемирового пальто.

Прогулка по Риму завершилась через четыре часа — достаточное время, как объяснила Дженнифер, чтобы туристы набрались впечатлений и в меру устали для вкушения плотного обеда. Сильвия помогла гиду раздать карты Рима, где был обозначен отель, послушала, как Дженнифер дает указания и отвечает на вопросы, и обнаружила, что теперь ей полагается свободное время.

— Вечером за ужином встретимся в отеле, — сказала Дженнифер, — а пока можешь гулять.

— А ты? — Оказаться в одиночестве, в огромном городе — это немного пугало Сильвию. Пока она держалась тургруппы, все было хорошо. Но быть одной…

— А у меня дела. — Дженнифер туманно улыбнулась. — Видишь ли, я приезжаю сюда не в первый раз и у меня тут множество знакомых. Один из них ангажировал меня на вечер. А ты не теряйся. Иногда по незнакомому городу нужно побродить в одиночестве. Приятного вечера! Чао!

Сильвия перекусила в небольшом ресторанчике, где улыбчивые официанты отлично говорили по-английски и подавали изумительные спагетти-карбонара. Затем она снова вышла на улицу. Конечно, можно возвратиться в отель — все же перелет через океан вещь утомительная, — однако как можно потерять хотя бы минуту в этом обворожительном городе? Дженнифер права.

Засунув карту в сумку, Сильвия отправилась бродить просто так, не боясь потеряться в лабиринте улочек. Даже если она заблудится, то сумеет найти дорогу. Скоро начнет смеркаться, зажгутся фонари, а пока можно медленно гулять по городу, над которым парит купол собора Святого Петра.

Она не знала, сколько так бродила. Сумерки уже начали сгущаться, когда Сильвия ощутила, насколько все же устала. Она была до краев полна впечатлениями, словно чашка молоком. Она фотографировала небольшим цифровым фотоаппаратом извилистые улицы, карнизы, жизнерадостных собак, голубей, камни мостовой, фонтаны, людей… Потом, в Нью-Йорке, она распечатает эти фотографии, развесит по стенам и станет самой настоящей путешественницей.

Она проходила мимо одного из освещенных ресторанчиков, где уже собирались к ужину местные жители и туристы, когда что-то заставило ее остановиться и медленно обернуться. Нет, не может быть. Таких совпадений просто не бывает.

У большого освещенного окна расположилась компания из четырех мужчин и одной женщины. Все мужчины были Сильвии знакомы — их ей представляли, — а один так и вовсе знаком очень хорошо.

Валентин.

Он сидел, откинувшись на спинку стула, и рассеянно смотрел, как блики от горевших на столике свечей играют в бокалах с вином. Друзья Валентина хохотали и оживленно разговаривали, он же казался задумчивым и молчаливым и лишь рассеянно кивал, когда обращались к нему.

Сильвия заметила, что он вертит в руках мобильный телефон. Вот он откинул крышечку, начал нажимать на кнопки, затем снова замер в задумчивости. Сильвия ощутила, как в сумочке завибрировал телефон. Она совсем позабыла, что дала Валентину этот рабочий номер — на всякий случай. На всякий случай она дала ему все свои номера телефонов. Она поспешно вытащила аппаратик из сумки и прочитала пришедшее сообщение.

«Я отчего-то так скучаю без тебя».

Сильвия глубоко вздохнула. Это мистика, чудо! Если судьба предоставляет тебе подобный шанс, — невероятный, немыслимый! — нужно им пользоваться. Не торопясь, стараясь идти размеренно, Сильвия направилась к ресторану.

Она толкнула тяжелую дверь, была поприветствована дородным официантом, отказалась от столика и двинулась туда, где сидел Валентин и его друзья. Один из них, кудрявый Фредерик, заметил ее, и Сильвия поспешно приложила палец к губам. Валентин сидел к ней спиной. Сильвия подошла, положила руки ему на плечи и, склонившись, прошептала в ухо:

— Я почему-то тоже очень скучаю без тебя.

Валентин резко обернулся.

— Сильвия?!

Он выглядел таким ошеломленным и вместе с тем такая искренняя радость мгновенно отразилась на его лице, что Сильвия почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. С Арнольдом никогда не бывало так — пронзительно, остро, по-настоящему. Может быть, Валентин самая совершенная иллюзия в ее жизни? Он никогда не станет настоящим, не сможет жить с ней, но вот сейчас они встретились в Вечном городе, и этот миг принадлежит им двоим. Ему и ей.

— Я шла по улице и увидела тебя, — объяснила Сильвия.

Официант поспешно пододвинул еще один стул, и она села.

Рука Валентина тут же завладела ее рукой.

— Но что ты делаешь в Риме?

— Мистер Тейлор попросил меня полететь вместо заболевшего помощника гида. С группой.

— И ты увидела нас… Невероятно! — Валентин покачал головой и широко улыбнулся.

Его друзья наперебой поздоровались с Сильвией, и Валентин представил ей незнакомую женщину:

— Это Кэрол Лидс, наш незаменимый агент.

— Очень приятно, — улыбнулась длинноволосая шатенка.

Сильвия боялась, что ее появление окажется некстати, что она скомкает разговор или не сможет вести себя с друзьями Валентина как полагается. Однако все опасения оказались напрасными. И Сильвия, и Валентин не сразу смогли оправиться от неожиданности — не чем иным, как чудом, их случайную встречу назвать нельзя! А через некоторое время все уже вновь оживленно болтали. Мужчины расспрашивали Сильвию, как ей понравился Рим. Она отвечала сначала робко, затем слегка осмелела. Может быть, потому, что пальцы Валентина поглаживали ее ладонь.

— Мы остановились в отеле возле Пантеона, — сказал Валентин, когда ужин завершился и все шумной маленькой толпой вышли на улицу.

— А мы — неподалеку от фонтана Треви.

— Тебе нужно возвращаться в отель?

Сильвия прикинула, что Дженнифер теперь, наверное, не объявится до утра, а за туристами присматривать не нужно, и улыбнулась.

— Нет.

Валентин повеселел, хотя в общем-то выглядел достаточно странно. То ли не мог до сих пор отойти от шока неожиданной встречи, то ли еще что-то… Сильвия никак не могла понять. У него дергались уголки губ, и всякий раз, когда он смотрел на нее, то слегка хмурился. Может быть, его совсем не обрадовала эта встреча? Послать сообщение через океан совсем не то, что встретиться сию секунду в ресторане.

— Мы с Сильвией немного погуляем, — сказал Валентин своим друзьям, и те, восприняв этот факт как нечто само собой разумеющееся, попрощались и отправились по своим делам.

Сильвия и Валентин остались вдвоем на освещенной старинными фонарями улице.

Рим светился приятным желтым светом, спустился легкий туман, и неподалеку была слышна песня струй очередного фонтана. Двое брели по городу, взявшись за руки. Сильвия и Валентин почти не разговаривали. Она боялась нарушить возникшую между ними тишину, которая вовсе не казалась неуютной, наоборот — дарила взаимопонимание. Сильвия не знала, почему ощущает так, но была уверена, что права.

Они вышли к мосту Ангелов, за которым возвышался красиво освещенный замок Сан-Анджело. Ангелы с печальными лицами охраняли мост. Сильвия и Валентин подошли к перилам и остановились, глядя, как течет река.

— Это настоящее чудо, что мы встретились, — проговорила Сильвия в который раз.

Валентин кивнул. Его зеленый шарф, кое-как замотанный на шее, свешивал шерстяной язык на грудь хозяину.

— Я все время думал о тебе, — сказал Валентин.

Сильвия удивленно взглянула на него.

— Все время?

— Ну, конечно, кроме того времени, когда отвлекался, — усмехнулся он, — хотя это случалось не очень часто. Мы прилетели в Рим позавчера. Вчера был концерт, завтра будет еще один, а потом мы вылетаем в Осло.

— Говорят, там холодно. Тебе понадобится пальто потеплее.

— Я знаю.

Сильвию не оставляло ощущение, что они говорят о чем-то другом, не о пальто и перелетах.

— Сильвия… — Валентин взял ее за плечи, и она остро ощутила исходивший от него знакомый, еле уловимый запах одеколона. Как она вдыхала этот впитавшийся в подушку аромат, когда он ушел тем утром! — Кажется, я тебя люблю.

Она пошатнулась.

— Что?!

— Мне кажется, я тебя люблю, — повторил Валентин. Его глаза смотрели в ее лицо не отрываясь. — Я все время о тебе думаю, и очень по тебе скучаю, и так жалел, что тебя нет рядом… Я точно влюблен. Но, честно тебе скажу, не знаю, что это означает и насколько сильно. Со мной такое впервые. Я пока не могу разобраться.

Предельная честность Валентина! Лучше бы он молчал, с болью подумала Сильвия. Влюблен в нее — как хорошо! А все остальное, несомненно, означает, что он не готов к длительным отношениям. И, может, эта влюбленность улетучится через неделю. Растает вместе со снегом.

— Не могу ничего обещать, — добавил Валентин.

Конечно же он ничего обещать не будет. Сильвия горько улыбнулась.

— Ну а ты? — робко спросил Валентин, словно школьник.

— Конечно. Конечно, я влюблена в тебя.

Он взял ее за подбородок прохладными пальцами, наклонился и поцеловал. Губы его пахли мятой. Каменные ангелы безмолвно смотрели, как двое целуются на мосту.

Сильвия едва не проспала, собиралась очень поспешно, но благодаря советам Валентина успела в холл своего отеля ровно в срок. Дженнифер встретила ее приветливой улыбкой.

— Ну как, нравится Рим?

— Очень, — не покривив душой, ответила Сильвия.

Так трудно оказалось уходить утром из номера Валентина. Она дала себе тысячу обещаний, что не станет хлюпать носом, и все же едва не разревелась в такси. Почему, когда красивый мужчина признается тебе в любви, все не может быть идеально? Валентин влюблен — так он говорит. Так он думает. Но влюбленность совсем не то же самое, что любовь. Не та любовь, которая сохранится годы и годы.

Сильвия оказалась достаточно сильной, чтобы не планировать мысленно последующую свою жизнь и смерть в один день с Валентином. И так ясно, что этой жизни не будет. Все его слова, все уклончивые фразы — отговорка, чтобы не портить ей настроение вот так, с наскока. Этот роман продлится по всем правилам, а затем благополучно завершится.

Для себя Сильвия уже знала, что Валентин — тот самый, единственный человек, с которым она может связать свою жизнь. Всю-всю, без остатка и без оглядки. Не позволяла себе мечтать, но знала. С этим придется смириться. Она представила себе, как последующие двадцать, тридцать, сорок лет смиряется с этим. Да, неплохая намечается перспектива. Нужно взять от жизни все, пока еще есть возможность.

В Риме они с Валентином уже не увидятся, встретятся только в Нью-Йорке. Неизвестно, сколько продлятся их отношения. Сильвия постарается запомнить каждую секунду, каждое его прикосновение. Все без остатка.

Десять дней спустя Сильвия возвращалась в Нью-Йорк, переполненная впечатлениями. Кроме Рима она побывала во Флоренции, Венеции и Милане, проехала в автобусе пол-Италии, напробовалась местной пищи и научилась чувствовать себя с туристами вполне непринужденно. Мистер Тейлор оказался прав: поездка во всех смыслах пошла ей на пользу.

Добравшись до квартиры, показавшейся ей немного чужой, но очень уютной, Сильвия больше часа блаженствовала в ванной, смывая с себя усталость трансатлантического перелета в экономклассе, а затем проверила, нет ли на автоответчике новых сообщений. Сообщений не было. Валентин прислал эсэмэску, что еще некоторое время пробудет в Европе, сбросил адрес электронной почты и обещал позвонить, едва его самолет приземлится в Америке. Он вел себя как обычный, слегка сдержанный влюбленный, который привык выражать свои чувства дозированно. Впрочем, откуда Сильвии знать, как ведут себя нормальные влюбленные?

Она-то уж точно не чувствовала себя нормальной. Влюбиться в скрипача, без обещаний, без перспектив… Так хорошие девочки не поступают. Нет, скрипач — это хорошо. А вот его постоянное Отсутствие — это плохо. Влюблен — это тоже хорошо. А вот «без обязательств» — снова плохо.

Уже на следующий день она вышла на работу, хотя мистер Тейлор и готов был предоставить ей выходной, чтобы Сильвия снова привыкла к местному времени. Однако сидеть дома просто так было скучно. Сильвия появилась в офисе и заглянула в кабинет начальника.

— Вижу, все хорошо. И Дженнифер мне уже звонила, она весьма довольна твоей работой. — Мистер Тейлор улыбнулся. — Хочешь повторить?

— Может быть, попозже, — кивнула Сильвия. — Пока у меня много дел здесь.

— Да и я так просто не отдам тебя в гиды. Ты очень полезна на своем месте! Давай дальше! И можешь уйти сегодня пораньше, разрешаю.

— Спасибо!

За внеурочную поездку Сильвия получила вполне солидные премиальные и собиралась заглянуть в любимый торговый центр, чтобы прикупить себе пару кофточек. У нее теперь есть для кого быть красивой. Валентин влюбился в нее, даже когда она носила ту белую куртку (впрочем, куртка по-прежнему хороша, чего уж там!), но хорошее настроение требовало выхода. Сильвия начинала нравиться самой себе, она смотрела в зеркало уже без содрогания. Она немного похудела и выглядела неплохо. Почему бы и не порадовать себя.

Торговый центр бурлил: после рабочего дня ньюйоркцы двинулись на штурм бутиков. Сильвия долго бродила по этажам, выбрала себе несколько красивых блузок, два весенних шарфика и кардиган. Нагруженная пакетами, она решила, что стоит сделать небольшой перерыв. Большое кафе на третьем этаже едва вмещало всех желающих, и Сильвии повезло устроиться за круглым столиком, полускрытым искусственной пальмой. Как давно она не сидела в этом кафе! Торговый комплекс располагался неподалеку от офиса «Эдны», и обычно Сильвия ходила сюда обедать. Ей нравилась жизнь, которая била здесь ключом.

Официантка появилась на удивление быстро, приняла заказ и убежала.

Сильвия сидела и разглядывала людей — в последнее время это вошло у нее в привычку. Так много, оказывается, можно прочитать на лицах. Вот усталая женщина с двумя детьми; младший раскрошил сандвич, и мать его отчитывает. Наверное, у нее неприятности, слишком уж сурово сведены брови. Вот парочка студентов — он и она, весь столик завален конспектами, которые уже пострадали от кофе, но это никого не смущало. У молодых людей только начинается роман… Вот грузный мужчина в костюме и при галстуке помешивает чай и улыбается чему-то своему.

Сильвия услышала смех, доносившийся из-за столика, загороженного пальмой, и показавшийся ей знакомым. Осторожно подавшись вперед, она тут же отпрянула: не дай бог, ее заметят!

За столиком расположилась вся неразлучная компания со старой работы: Бренда, Агата, Джанет, Мейбл и еще незнакомая девушка с короткими кудрявыми волосами и надменным носиком. Сильвия хорошо видела Бренду и незнакомку, остальные сидели к ней спиной или вполоборота. Девушки ковыряли диетические салатики и пили минералку без газа. На мгновение Сильвия вновь почувствовала себя жалкой замухрышкой, над которой издеваются все кому не лень, но тут же расправила плечи. У нее новая жизнь, а старая завершилась. И пусть чувство несправедливой обиды осталось (ведь она понятия не имеет, как в ее столе оказались те деньги!), нужно об этом просто позабыть.

Однако девушки за соседним столом разговаривали громко, и Сильвия отлично слышала рассказ Джанет о новом ухажере на «бентли», хихиканье Агаты и высокомерные замечания Бренды. Та не верила Джанет и утверждала, что она приукрашивает.

— Ну откуда у тебя ухажер на «бентли»? Ты преувеличиваешь! Наверняка всего лишь на «камри»! — фыркала Бренда.

— Хоть ты-то мне веришь, Вивьен? — обратилась Джанет к кудрявой незнакомке.

— Почему бы и нет?

— Как хорошо, что ты теперь с нами! — горячо воскликнула Джанет. — Ты всегда меня поддерживаешь!

— А благодарить за это нужно кого? Меня! — Бренда воздела вверх указательный палец. — Если бы я вовремя не подсуетилась, старик ни за что не уволил бы дуру Сильвию. И Вивьен по-прежнему сидела бы в той гадкой фирме! А теперь мы все вместе.

Сильвия похолодела.

— Да, ловко ты с ней, — хмыкнула Вивьен. — А что, она и правда была такая мымра, как рассказывают?

— О, еще хуже! — горячо воскликнула Агата. — Никакого понятия о собственной внешности, о мужчинах, об истинных ценностях в жизни. Глупая растрепанная курица!

— Оп-ля! Небольшая ловкость рук — и нет больше курицы! — Бренда прищелкнула пальцами. — Саммерс так разозлился, когда подумал, что это она увела те денежки.

— Я предпочла бы, чтобы ты поменьше кричала об этом, — недовольно произнесла Мейбл. — Кроме нее только я знала код сейфа. Так что давайте замнем эту историю. Было и прошло. Вивьен теперь с нами, а где бывшая растяпа-секретарша, никому не интересно. Лучше скажи, Бренда, что ты думаешь по поводу нового клиента? Он душка, верно?

Разговор опять вернулся к обсуждению мужчин, а Сильвия сидела, застыв, будто жена Лота. Она не верила своим ушам. До сих пор она не понимала, что же произошло в «Эдне», списывала все на какие-то накладки, на свою досадную ошибку, которую допустила не заметив. Она даже думала, что у нее случился провал в памяти и она забрала деньги, положила их в ящик стола, а потом позабыла об этом. Но она даже не собиралась подозревать своих коллег! Почему? Господи, что за глупость! Ведь они никогда не любили ее, и все же она не задумывалась, что деньги взял и подложил ей в стол кто-то из них. А ведь это очевидно. Привычка видеть в людях только хорошее обернулась против Сильвии.

Она поспешно доела, расплатилась и ускользнула из кафе, чтобы не столкнуться с бывшими сослуживицами. Охота продолжать покупки пропала и Сильвия решила ехать домой. Ей нужно как следует поразмыслить за чашечкой травяного чая и решить, как поступить.

На следующее утро Сильвия решительным шагом вошла в офис «Альбы», поздоровалась со всеми, унесла к себе чашку кофе и заперлась в кабинете, сказав, что ей нужно сделать несколько важных звонков. Потом она просидела еще минут десять, глядя в окно на хмурое утро, и, наконец решившись, набрала знакомый номер.

— Компания «Эдна», приемная мистера Саммерса, добрый день, — пропел в трубке нежный голосок.

— Добрый день, — как можно дружелюбнее произнесла Сильвия. Вивьен не знает ее голоса, так что можно говорить спокойно. — Прошу вас, соедините меня с мистером Саммерсом.

— Как вас представить?

— Скажите, что звонит его старая знакомая, которая готова стать клиенткой его фирмы, — туманно выразилась Сильвия. Она отлично знала, что Саммерс велел соединять с ним сразу же, если звонят и так представляются. Многие важные клиенты не хотят называть свое имя секретарше, предпочитая общаться лично с шефом.

— Секундочку, — промурлыкала Вивьен, и в трубке заиграла приятная музыка. Через несколько секунд послышался голос начальника:

— Слушаю!

— Добрый день, мистер Саммерс. Это Сильвия Бейтс.

Пауза.

— Зачем вы звоните? — осведомился Саммерс недовольным тоном. — Кажется, мы завершили наши с вами дела.

— Боюсь, что нет, — решительно сказала Сильвия. Сознание собственной правоты придало ей сил. — Вы не поверили мне, когда я утверждала, что не виновата. Но я и вправду не виновата.

— И вы позвонили сейчас, чтобы попытаться мне это доказать?

— Да, мистер Саммерс. Видите ли, вчера я невольно оказалась свидетельницей разговора, в котором моя бывшая сослуживица, Бренда Гиллис, фактически созналась в том, что подстроила всю эту историю. Это она подложила деньги в мой стол.

— Но зачем? — удивленно спросил Саммерс.

— Чтобы вы взяли на работу ее подругу, Вивьен.

И Сильвия четко изложила то, что слышала.

— Я проработала у вас несколько лет, — добавила она в конце, — и вы знаете, насколько хорошо я исполняла свою работу. Вы знаете меня. Я никогда бы не взяла те деньги, и я знаю, что их не брала. Все это время я жила с осознанием, что совершила какую-то ошибку, и никак не могла понять какую. Но ошибки не было! Я знаю для себя, мистер Саммерс, что я честный человек, и буду знать это дальше, даже если вы мне сейчас не поверите. Но я уважаю вас и не хотела бы, чтобы в вашей фирме случилось что-нибудь еще в подобном роде. Верить мне или нет — дело ваше.

Клейн Саммерс помолчал.

— Хорошо, — сказал он наконец, — оставьте мне свой действующий номер, Сильвия. Я проверю и перезвоню вам.

Сильвия продиктовала ему цифры и положила трубку со смешанным чувством досады и облегчения. Нет, она не надеялась, что Саммерс вот так просто ей поверит. А теперь ей есть чем гордиться.

И она почему-то подумала, что и Валентин гордился бы ею.

В течение последующих двух дней Сильвия ждала вестей от Саммерса, но тот не звонил, и она перестала ждать. Видимо, бывший шеф решил не ворошить прошлого. Это его выбор. Совесть Сильвии оставалась чистой, она успокоилась теперь, когда узнала правду.

К тому же с гастролей снова возвратился Валентин. Он возник на пороге квартиры Сильвии без предупреждения, снова принес охапку роз, их запах немедленно окутал все комнаты; и выглядел Валентин так, как будто действительно соскучился. Сильвия не знала, что и думать. Тем более что за весь вечер Валентин ни разу не заговорил о любви снова, а она не решилась даже коснуться этой темы. Она вообще чувствовала себя с ним так, как будто ходила по тонкому льду и боялась провалиться. Что будет, если она станет слишком настойчивой, начнет чего-то желать, чего-то требовать? Ничего хорошего, подозревала Сильвия. Он просто развернется и уйдет. Он же ясно сказал, что не станет ничего обещать. Он говорил, что его жизнь не для нее.

Ну, может быть, не совсем так, но Сильвия тогда поняла его именно так. У них с Валентином нет будущего — когда она уже это выучит? Ей все никак не удавалось…

— Ты надолго в Нью-Йорк? — спросила она, когда розы были поставлены в вазу, а чайник утробно булькал, предвещая грядущее чаепитие.

— На этот раз да, — к ее удивлению, ответил Валентин. — У меня здесь кое-какие дела, их нужно уладить. Поэтому в ближайшие две недели я точно буду тебе надоедать. — Он взял из вазочки домашнее печенье, надкусил и изумленно приподнял брови.

Валентин по-прежнему смотрелся немного чужим на кухне Сильвии — за прошедшее время она так привыкла к новому дому, что считала его уже полностью своим. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и рассеянно осматривался, будто в первый раз.

— Вижу, ты распечатала римские фотографии.

— Да, на стенах еще не все. Остальные в пачке там, на тумбочке. Можешь посмотреть.

Он сходил за фотографиями, вернулся и снова сел. Сильвия заварила чай и села напротив, глядя, как Валентин рассматривает снимки. Ей нравилось, как его пальцы скрипача перебирают глянцевые прямоугольники.

— Тут даже я есть! — удивился Валентин. — Когда ты успела?

— Неплохо получилось, правда? Мне нравится эта фотография.

— И мне тоже. Я себе редко нравлюсь на фото. Напечатаешь еще одну для меня?

— Разумеется. А ты зайдешь, чтобы ее забрать.

Он усмехнулся.

— Я и так зайду.

Валентин сдержал свое обещание: он стал появляться гораздо чаще. Иногда вечерами он ждал Сильвию около ее офиса и предлагал прогуляться. Теперь можно было не испытывать по этому поводу угрызений совести, не дрожать, что увидит Арнольд, не торопиться домой и не думать, что сказать бойфренду. Совесть Сильвии была чиста, а душа оставалась неспокойной.

Казалось бы, что еще нужно? У нее самый настоящий роман. Роман с человеком, который сказал, что влюблен в нее. Но что от этого проку, если влюбленность никогда не перерастет в любовь и отношения рано или поздно завершатся? Такая маленькая бытовая проблема. Бывает у всех. Сильвия только усмехалась, когда к ней в очередной раз приходили эти мысли.

Валентин был с ней нежен, вел себя весьма романтично, и, казалось, более ничего и желать нельзя. Но с каждым днем Сильвия чувствовала себя все неуютнее. Так долго продолжаться не может — для нее. Она понимала, что самым умным было бы затаиться и выжидать, однако подвешенное состояние, незавершенность, недосказанность жгли ее изнутри.

Еще немного — и нужно будет поговорить с Валентином. Решить что-либо или… расстаться.

Клейн Саммерс позвонил через неделю, вечером, когда Сильвия уже пришла домой и готовила ужин в ожидании Валентина.

— Здравствуй, Сильвия, — начал он гораздо более непринужденно, чем при предыдущем разговоре. — Прости, что не перезвонил сразу. Мне требовалось время, чтобы все выяснить.

— Да? — По его тону она уже поняла, что была права, и победно улыбнулась.

— Ты говорила правду. Я побеседовал с Брендой, Мейбл и Вивьен, и они во всем сознались.

Сильвия молчала.

— Я должен извиниться перед тобой, — продолжил Саммерс. — И, если хочешь, ты можешь возвратиться на работу, я с радостью тебя приму.

Сильвия едва удержалась от смеха.

— Нет, спасибо, мистер Саммерс, я уже нашла новую работу, и она мне очень нравится. Я не вернусь.

Клейн тяжко вздохнул.

— Ну что ж… Я сильно виноват перед тобой. Если когда-нибудь тебе что-нибудь понадобится, ты можешь звонить в любое время дня и ночи.

— О, спасибо. — Сильвия и вправду растрогалась. Саммерс виноват в том, что так легко поверил, будто она могла украсть. Но, с другой стороны, он искренне раскаивается в совершенной ошибке, а Сильвия никогда и никому не желала зла. — Я запомню, мистер Саммерс.

— И не сердись на меня по возможности, хорошо?

— Хорошо.

Сильвия не стала интересоваться, чем закончилась эта история для Бренды и ее подружек. И так ясно, что в «Эдне» они работать больше не будут и вряд ли мистер Саммерс даст им приличные рекомендации.

Она распрощалась с бывшим начальником и напевая начала резать бананы для фруктового салата. Старинные бабушкины часы пробили восемь. Сильвия нахмурилась: Валентин обещал появиться еще в половине восьмого. Конечно, он творческий человек и надо делать на это скидку, однако до сих пор он никогда не опаздывал.

Беспокойство усилилось, когда стрелки часов показали половину девятого, потом девять, потом половину десятого… В десять Сильвия уже окончательно разволновалась и сделала то, чего обычно себе не позволяла, мучаясь чувством врожденной деликатности: набрала номер мобильного Валентина. Она долго слушала гудки, трубку не брали. Может быть, он забыл телефон дома, ведь у него есть квартира в Нью-Йорке. Сильвия это знала, но никогда там не была. Валентин почему-то предпочитал приезжать к ней домой, а к себе никогда не звал. Сильвия не просила и не спрашивала, по-прежнему опасаясь его спугнуть. Она так наслаждалась минутами, проведенными вместе с Валентином, что старалась избегать малейшей возможной неловкости. Чего-чего, а неловкости в ее жизни уже было достаточно. Зато теперь она не может позвонить Валентину по городскому телефону — не знает номера. И адреса не знает. Что же делать?

Ужин остыл. Телефон по-прежнему издавал длинные гудки. Валентина не было. Сильвия бродила по кухне туда-сюда и не могла найти себе места от беспокойства. Может быть, Валентину пришлось срочно улететь куда-нибудь? Нет, он обязательно предупредил бы. Он всегда предупреждает.

Ее телефон резко зазвонил, когда часы показывали десять двадцать две. Сильвия поспешно нажала на кнопку.

— Алло?!

— Мисс Сильвия Бейтс? — осведомился незнакомый голос, и от его профессиональной деловитости стало пусто и гулко в голове, а в животе скомкался холод.

— Да… — Сильвия опустилась на стул и вцепилась в край скатерти.

— Вам звонят из Медицинского центра Нью-Йорка, — объяснил голос. — Вам знаком некий Валентин Джекобс?..

Такси остановилось перед центральным входом в госпиталь, и водитель — обросший рыжий детина, постоянно жевавший жвачку, — обернулся к пассажирке.

— Приехали. С вас двадцать пятьдесят.

Сильвия не глядя сунула таксисту несколько бумажек и выбралась из машины. Медицинский центр возвышался над нею, освещенный огнями, и она старалась не думать о том, сколько там внутри страдающих людей. И скольких из них можно спасти, а скольких — нельзя.

Она прошла внутрь, остановилась у стойки и объяснила медсестре, что ей нужен доктор Джозеф Браун. Через некоторое время Сильвию провели длинными коридорами и оставили у кабинета дежурного врача, куда она и постучала.

— Войдите!

Доктор Браун оказался сорокалетним худым мужчиной с залысинами. Он поднялся навстречу Сильвии, протягивая руку.

— Доброй ночи, мисс Бейтс. Простите, что не смогли позвонить вам раньше. Но мистер Джекобс пришел в себя не сразу, и только тогда мы смогли выяснить ваше имя и номер телефона. До этого мы даже не знали, кого к нам привезли.

— Вы знаете мистера Джекобса? — Сильвия ответила на рукопожатие и, повинуясь жесту Брауна, села напротив него в кресло у стола.

Доктор тоже уселся.

— О, моя жена увлекается классической музыкой и часто бывает на концертах оркестра, где играет мистер Джекобс. Так что я слышал о нем. — Он взял со стола ручку и принялся вертеть. — Но перейдем к делу.

— Вы сказали по телефону, что его избили.

— Да. — Браун поморщился. — Какие-то подонки. Избили и отобрали все ценное имущество. Полиция уже была, они говорили с мистером Джекобсом и сняли показания. Возможно, этих людей отыщут, а возможно, и нет.

— Они… сильно избили его? — Сильвия чувствовала неприятный холодок в позвоночнике.

— Как бы вам сказать… — Браун оставил ручку в покое. — Сломано несколько ребер, множество ушибов и ссадин конечно же. Но это ерунда для здорового мужчины, все заживет при правильном уходе. Что меня беспокоит больше всего — это его левая рука. Видимо, он пытался сопротивляться и его несколько раз огрели чем-то тяжелым. Сломана лучевая кость и раздроблены кости запястья. Сложный перелом. Сломаны два пальца — указательный и средний. Восстановить подвижность самой руки будет достаточно просто, но вот запястье… Обычному человеку это доставило бы минимум неприятностей: некоторая ограниченность амплитуды не помешала бы в повседневных делах. Однако мистер Джекобс скрипач. Боюсь, если не провести ряд удачных и очень сложных операций — а для этого нужны специалисты, которых в нашем центре нет, — то на скрипке он больше играть не сможет. Никогда.

Сильвия сидела застыв. Она в полной мере осознавала ужас ситуации. Для Валентина его профессия — это все, это дверь в небо. Если он не сможет играть… Сильвия не знала, чем это закончится. Ничем хорошим, надо полагать.

— Могу я увидеть его? — с трудом выговорила она.

— Сейчас он спит. Я согласился, чтобы вы приехали немедленно, однако впустить к нему не могу. Может быть, вы возвратитесь утром, мисс Бейтс?

— А могу я остаться здесь до утра? — Сильвия понимала, что не выдержит одиночества в квартире.

— Да, конечно. У нас есть специально оборудованные комнаты для отдыха.

Ночь Сильвия провела практически без сна. Ей выделили небольшую комнату с кроватью, показали, где общая душевая. Однако сон конечно же не пришел. Сильвия задремала лишь под утро, и то на полчаса, и проснулась от громкого смеха медсестер за дверью комнаты. Она поспешно встала и умылась.

В семь утра ее наконец впустили в палату к Валентину. Сильвия и ждала, и боялась этого момента. Она не знала, что ему скажет, и опасалась, что своим видом только усугубит положение. Однако стоило ей войти в палату, как решимость вернулась.

Валентин выглядел ужасно: все лицо в кровоподтеках, правый глаз заплыл, левая рука забинтована. Он не спал и повернул голову, когда Сильвия вошла. Медсестра, находившаяся в палате, кивнула ей, что-то подкрутила в капельнице и вышла. Сильвия остановилась у кровати и взяла правую руку Валентина в свою ладонь.

— Здравствуй.

— Здравствуй. — Говорил он достаточно четко. — Извини, что тебя выдернули среди ночи. Но твой номер почему-то вспомнился мне первым…

— Не извиняйся, все в порядке. — Она прикоснулась к взъерошенным волосам Валентина. — Однако, наверное, нужно предупредить Кэрол?

— Да. Чуть позже я продиктую тебе ее номер. Сядь. — Она опустилась на край кровати. — Ты говорила с врачом?

— Доктор Браун очень мил. Кажется, он хороший специалист.

Валентин поморщился.

— Каким бы специалистом он ни был, он мне не поможет.

— Что ты имеешь в виду?

— Вот это. — Он слабо кивнул на забинтованную руку. — Если хирурги не справятся с последствиями, можно сразу выходить на пенсию. Я на это не рассчитывал. Не в ближайшие несколько лет, во всяком случае.

Сильвия глубоко вздохнула.

— Валентин, пожалуйста, не отчаивайся. Тебя еще никто не смотрел. Давай подождем окончательного вердикта врачей. — Она помолчала и осторожно спросила: — Ты не хочешь рассказать мне, как это произошло?

— А, все просто. Я был по делам тут неподалеку. И, когда закончил их, пошел коротким путем, а не по освещенной и многолюдной улице. Мне хотелось как можно скорее приехать к тебе, я и так уже опаздывал. — Он попытался изобразить улыбку. — Ну они и вышли на меня. Затащили в переулок, начали избивать, даже ничего не спросили. Я дрался, конечно. Безрезультатно. Я скрипач, а не Шварценеггер. — Валентин скривился. — А их было четверо. Так что они меня сбили с ног, забрали все ценное и удрали. Я смог добраться до ближайшего магазинчика. Хозяин долго не хотел впускать меня внутрь, потом все-таки позвонил в «скорую». И меня привезли сюда.

Сильвия смотрела на него не отрываясь. Она не знала, чем ему помочь. Она не хирург, обычная девушка, которая не умеет справляться с такими ситуациями. Или умеет?

— Валентин, ты молодец, — твердо произнесла она. — И мы справимся. Обещаю.

— Мы? — Он горько усмехнулся. — Я постараюсь справиться. Ведь мне придется теперь с этим жить.

— Не надо так говорить. — Сильвия с трудом сдерживала слезы.

— А что я еще могу сказать?

— Ты должен бороться.

— К сожалению, боролся я вчера, и с весьма печальным результатом. Кэрол с меня шкуру снимет. Она всегда говорила нам, что в подобных случаях нужно подчиниться и безропотно отдать все ценное, чтобы сохранить руки. Впрочем, меня не спрашивали, просто начали избивать. Что мог, я сделал. А теперь… что я могу сделать теперь? Вылечить сам себя я не в состоянии. И кое-что понимаю в медицинских терминах, а также в работе собственных рук.

— Валентин…

— Давай не будем об этом, Сильвия, пожалуйста. — Он прикрыл глаза. — Я скажу тебе номер Кэрол, позвони ей.

Кэрол приехала через час в сопровождении Фредерика Майера, с которым, Сильвия знала, Валентин дружил. Она вышла из палаты, чтобы он мог поговорить с коллегами наедине. Через некоторое время хмурая Кэрол отправилась разыскивать доктора Брауна, а Фредерик остался в палате. Сильвия не решилась войти: наверняка друзьям есть о чем поговорить без нее. Она сидела на пластиковом стуле, уставившись в одну точку, и лихорадочно размышляла. Что может сделать она? Только поддерживать Валентина.

Кэрол возвратилась через полчаса, еще более хмурая, чем прежде, и уселась на стоявший рядом стул.

— Вам рассказали то же, что и мне? — поинтересовалась Сильвия.

— В подробностях. — Кэрол покачала головой. — Браун не стал скрывать, что случай очень сложный. Тут нужно приглашать специалиста, и он порекомендовал мне нескольких, однако сложность состоит в том, что операцию нужно делать быстро. А у светил медицины все расписано на год вперед. — Кэрол скривилась. — Я попробую задействовать кое-какие связи, но не уверена в результате. В любом случае Валентин выбывает из игры на долгое время. Черт, как я хотела бы ему помочь! — Она рубанула воздух ребром ладони. — Но я не умею делать операции на запястье. И мы улетаем на гастроли через два дня. Я найду, кем его заменить, но не в этом же дело — вы понимаете?

Сильвия кивнула.

— Короче, так. Вы ведь будете рядом с ним? — Кэрол внимательно вгляделась в лицо Сильвии. — Валентин говорил мне, что встречается с вами. Но я не знаю, насколько это серьезно…

— Мне хотелось бы думать, что да, — прошептала Сильвия. — Но… я не знаю…

— Я, к сожалению, тоже. Ладно. Я оставлю вам номера телефонов, вы можете звонить в любое время, а я позвоню вам, если что-то прояснится. Хорошо? — Кэрол на мгновение стиснула руку Сильвии и поднялась. — Пойду попрощаюсь, и мы с Фредериком поедем. Буду держать вас в курсе.

Она ушла, а Сильвия осталась сидеть, все так же глядя в пол. Потом вспомнила, что нужно позвонить на работу, достала телефон и набрала номер Джареда Тейлора.

Сильвия провела с Валентином большую часть дня; потом его увезли на процедуры, а доктор Браун посоветовал ей отправиться домой. Сильвия сочла за лучшее послушаться. Валентин пребывал в угнетенном состоянии духа, и попытки взбодрить его оканчивались ничем. Сильвия старательно делала вид, что все идет к лучшему, что выздоровление наступит нескоро, но наступит. Она понимала, как это жалко выглядит со стороны. Но не поддаваться же Валентину в его меланхолии! Ему не это нужно сейчас. Ему нужна надежда.

Откуда, откуда ее взять?

Раньше Сильвия наивно полагала, что может помочь любимому человеку, если возникнет надобность. Теперь от этой смешной иллюзии не осталось и следа. Что она может сделать? Она обычный человек. Не волшебник. Она может сколько угодно улыбаться и говорить подбадривающие слова, только Валентин знает, что все это пустое. И если бы он хотя бы любил ее по-настоящему, то, возможно, она могла бы убедить его. Однако с каждым часом Валентин все больше замыкался в себе, а она все больше отдалялась. Сильвия не находила нужных слов, не знала, насколько далеко она может зайти и какие аргументы подействуют на Валентина. Если бы она знала, что нужно кричать, она бы кричала. Если бы его ободряло ее молчание, она больше не произнесла бы ни слова. Но Валентин не давал ей никаких подсказок. Она, оказывается, вовсе не знала его.

Прошел день, затем второй. Никаких перемен не было. Ссадины и синяки понемногу заживали, однако доктор Браун по-прежнему хмурился, стоило Сильвии заговорить об операции на запястье. К концу второго дня позвонила Кэрол.

— Я честно пыталась найти хирурга, — мрачно сообщила она. — Увы, мы птицы не столь высокого полета, чтобы те связи, которые я задействовала, сработали. Максимум, что мне могли пообещать, это осмотр в конце апреля.

— Но это слишком долго…

— Да, операцию надо делать быстро. И в этом вся загвоздка. — Кэрол вздохнула. — Мы улетаем завтра утром. Мой помощник останется здесь и будет продолжать поиски. Он свяжется с вами, Сильвия, если ему удастся что-либо организовать. — В голосе Кэрол не было особой уверенности.

— Хорошо. — Сильвия постаралась говорить твердо. — Я присмотрю за Валентином.

— Спасибо вам. Спасибо. Я сейчас сама ему позвоню.

Сильвия положила трубку и поняла, что ситуация усложняется. Она так надеялась, что Кэрол удастся, потянув за ниточки знакомств, найти хирурга для Валентина. И эта надежда растаяла.

Сильвия представила себе, что будет дальше. Представила во всей ясности, со всей возможной прагматичностью. Вряд ли хирург найдется сразу, скорее всего удастся организовать операцию для Валентина много позже. Тогда уже никто не даст никаких гарантий. Если запястье не сможет снова двигаться, как нужно, Валентин лишится не просто работы — смысла жизни. Глупо полагать, что она, Сильвия, может стать для него этим смыслом. Даже если бы он и полюбил ее так, как она его любит. Любовь может вдохновлять, поднимать на крыльях, быть надежным тылом и защитой, но любовь никогда не сможет заменить тебе тебя самого. А Валентин — это то, что он делает. Музыка, которая слетает с его пальцев. Сильвия помнила тот концерт в Карнеги-холле, помнила выражение лица Валентина, когда он играл. Это нечто непостижимое, это его сущность. Если лишиться этого — как жить?

На следующее утро Сильвия поехала в госпиталь пораньше. Она догадывалась, что после разговора с Кэрол Валентин должен пребывать в наимрачнейшем расположении духа, и не ошиблась. Он даже не поздоровался с нею, когда она вошла.

— Ты как? — спросила Сильвия, присаживаясь на стул рядом с его кроватью.

Он молчал.

— Валентин?

— Как я могу быть? — тихо откликнулся он. — Пытаюсь свыкнуться с мыслью, что никогда больше не смогу играть. Пытаюсь представить, что меня ждет дальше. Ты это хотела услышать?

— Валентин, — Сильвия постаралась придать твердости своему голосу, — перестань отчаиваться. Надежда остается, Кэрол продолжает поиски хирурга. Давай верить в лучшее.

— Это ложь.

— Прости, что?

— Верить в лучшее в данном случае невозможно.

Сильвия перевела дух.

— Ты же сам говорил мне, что всегда нужно бороться! Я научилась этому от тебя!

— Кроме тех случаев, когда борьба бессмысленна. — Валентин отвернулся.

Сильвия встала и, взяв его лицо в ладони, заставила взглянуть на нее.

— Я не позволю тебе сдаться, — сказала она, — слышишь?

— Ты не имеешь права меня заставлять.

Ей стало пусто и очень больно.

— Что, прости?

— Ты не имеешь никакого права меня заставлять, — повторил Валентин. — Это моя проблема, и только моя. Я с ней либо справлюсь, либо нет. Оставь меня в покое, пожалуйста.

Сильвия опустила руки и отступила на шаг от кровати.

— То есть… я для тебя никто? Ты даже не хочешь меня послушать?

— Ты многое значишь для меня. Но слушать тут нечего. Что толку в утешениях?

— Я могу помочь…

— Как?! — закричал Валентин, и Сильвия отшатнулась от этого резкого крика. — Как ты мне поможешь?! Все плохое, что могло случиться, уже произошло, и это никак не исправишь! Остается смириться, но это очень сложно, Сильвия, пойми! Очень сложно, когда вся твоя жизнь летит под откос, все планы на ближайшие двадцать лет оказываются растоптанными! Я всегда знал, кто я и что должен делать! А что мне делать теперь?

Ее губы задрожали.

— Я могу поддержать тебя…

— Что толку от этой поддержки.

Сильвия отступила еще на шаг.

— Мне уйти, Валентин?

— Да. Уйди, пожалуйста.

Она взяла сумочку и вышла из палаты не оглядываясь. За дверью она налетела на доктора Брауна.

— Извините, — буркнула Сильвия.

— Ничего. — Доктор сочувственно потрепал ее по плечу. — Не обижайтесь на него, люди в таком состоянии способны наговорить что угодно, так как сильно расстроены. Я попрошу одного из наших психологов поговорить с мистером Джекобсом.

— Ему нужен не психолог, — вздохнула Сильвия, — а классный хирург.

Доктор Браун только развел руками.

На работу Сильвия ехать не могла и потому отправилась домой. Жгучая обида на Валентина не проходила. Ну что она опять сделала не так? Почему он отбрасывает ее, словно ненужную игрушку?

Ответ прост: Сильвия всегда была для него игрушкой.

Он и говорил, что влюблен, только для того, чтобы поймать ее. Чтобы усыпить бдительность. Все это игры, в которых Сильвия ничего не понимает. Валентину нравилось проводить с ней время, однако она не та женщина, которая одним своим присутствием делает жизнь любимого человека легче. Сильвии казалось, что Валентин при ней становится веселее и бодрее.

Очередной миф, которым она сама себя наградила.

Она была для него всего лишь подружкой, а стоило столкнуться с настоящими проблемами, как оказалось, что Сильвия Бейтс не поддержка, а обуза, помеха.

Сильвия бродила по квартире, не в силах сосредоточиться. Она понимала, что Валентин мог накричать на нее сгоряча, и все же пыталась примириться с тем, что сказка закончилась. Вот так вот бездарно завершилась. Что же теперь делать? Смириться с обстоятельствами, как она делала всю жизнь? Бороться? Но как? И за что? Если бы Сильвия была уверена в любви Валентина, все было бы иначе. Или…

Мысль, пришедшая ей на ум, поразила ее так, что Сильвия остановилась посреди комнаты.

Какая разница, любит ее Валентин или нет? Она-то любит его! Он самый важный для нее на земле человек — и ему плохо! Какая разница, что он прогнал ее, что не хочет больше видеть? Он не решил свою проблему, сделав это. Он просто сорвался, он хочет быть один со своим горем, и хотя Сильвия этого не понимала, однако могла как-то принять. Проблема же не исчезла. Валентину нужен хирург. Сильвия понимала, что у нее ничтожно мало связей, можно сказать совсем нет, но все же кое-что осталось. Почему бы ей не попробовать? Ну и что, что у Кэрол не получилось? А вдруг у нее получится?

Сильвия раскопала в залежах бумаг старую записную книжку родителей и принялась обзванивать бывших знакомых. Большинство из них не помнили ее, остальные очень удивились, но помочь ничем не смогли. Когда номера закончились, уже наступал вечер и Сильвия отложила вторую часть плана на следующий день.

Утром она встала пораньше и засела перед компьютером. Через некоторое время перед Сильвией лежал листок с выписанными в столбик телефонами светил хирургии, проживавших и практиковавших в Нью-Йорке и окрестностях. Если не получится найти того, кто живет поблизости, Сильвия обзвонит всех чертовых хирургов США. Не согласится ни один — начнет обзванивать канадских и европейских врачей. Ей было все равно, лишь бы добиться желаемого.

Она звонила до обеда, пока не стало казаться, что телефонная трубка раскалилась и приросла к уху. Пришлось сделать небольшой перерыв, заказать пиццу и передохнуть. Сильвия позвонила доктору Брауну, узнала, что новостей нет, и продолжила свое занятие.

Ей отвечали очень вежливо — и отказывали.

— Сожалею, но доктор Робинсон в отъезде…

— Извините, доктор Болд занята до конца июня.

— Он на конференции в Детройте, а когда вернется, сразу улетит в Милан…

— Простите, у нее очень плотное расписание…

— Если желаете, мы запишем вас на прием двадцать девятого мая. Вас устраивает эта дата?

Нет, Сильвию не устраивали эти даты. Она объясняла ситуацию, просила, умоляла. Ей очень сочувствовали, но ничем помочь не могли. И номеров становилось все меньше и меньше…

Она остановилась, когда рабочий день подошел к концу. За окном падал мелкий снег, едва ли не последний в этом году. Весна уже совсем близко. Сильвия сидела в сумерках, светилась только настольная лампа, чай в кружке давно остыл. Она знала, что должна продолжить завтра, однако время так быстро утекает… Что будет, если она не найдет врача через неделю? Через две?

Нужно было бы отправиться спать, только Сильвия не могла сомкнуть глаз. Она включила телевизор, убрала звук практически до минимума, уставилась в экран и просидела так несколько часов. Мысли вертелись вокруг ситуации с Валентином.

За две минуты до полуночи измученная память, сдавшись, подкинула крохотную картинку из прошлого.

И тут Сильвию осенило.

Валентин лежал и смотрел в белый потолок. Унизительно, бесперспективно белый. Отныне он всегда будет ненавидеть белый цвет — как символ того, что жизнь разрушена. Всегда, когда попробует пошевелить пальцами и кистью, будет белая вспышка, воспоминание о тягучих часах, проведенных в больничной палате. С каждой минутой надежда все меньше. На самом деле, ее уже нет.

Валентин пытался свыкнуться с мыслью, что его жизнь теперь навсегда изменилась, и не мог. А еще он прогнал Сильвию, и осознание этого мучило его. Но так лучше. Она не должна видеть его таким. Она всегда знала его другим — и пусть уйдет до того, как поймет, что он навсегда изменился. Лучше разрубить узел одним махом, чем нудно и долго пилить волокна тупым перочинным ножиком. Причинить боль один раз. Боль утихнет, Сильвия исцелится, и так будет лучше для всех.

Ему не хватало ее как воздуха, но он не собирался звонить.

Он смутно осознавал то, что происходит вокруг. Оркестр улетел на гастроли, и даже Фредерика, старого приятеля, не было рядом. Звонить кому-то еще Валентин не хотел. Он лежал, закрыв глаза, отвечал на вопросы врачей, делал то, что ему велели, терпел все процедуры и перевязки. И прокручивал свою жизнь в голове, раз за разом. Все моменты, которые были такими естественными — вроде игры в Парке ради своего удовольствия, а не для публики, — а теперь оказались закрытыми от него, замурованы в каменной стене.

Он сумеет жить, но кем он стал теперь? Обычным безработным, который накопил себе на безбедное существование, но который не сможет вести полноценную жизнь. О, конечно, его позовут преподавать. Он может читать лекции, заниматься с новичками не слишком высокого уровня — большего не позволит негнущаяся кисть. Он найдет чем заняться. И это будет полужизнь, дань обществу. Он так сможет, но… зачем?

Валентин глубоко вздохнул, пытаясь отыскать в себе искру надежды. Хорошо. Он должен бороться, он должен справиться. Ах, если бы можно было исцелить себя одним только желанием.

— Мистер Джекобс!

— Да. — Он открыл глаза.

Доктор Браун стоял у его кровати, а рядом с ним возвышался средних лет мужчина в белом халате. Незнакомец был массивнее доктора и выше, так что Браун стал напоминать Валентину кузнечика.

— Меня зовут Кристофер Боннер, — представился незнакомец. — Если мы с мистером Брауном договоримся, — тут лечащий врач Валентина усмехнулся, — то я вами займусь.

— В каком смысле — займетесь? — не понял Валентин.

— В самом прямом. Вашей кистью. Браун показал мне снимки. Вы готовы рискнуть?

— Ну, рисковать тут почти нечем, — заметил Браун. — Врачи моего отделения за это не возьмутся, и мы уже консультировались с несколькими специалистами классом пониже, чем вы. Они хором утверждают, что случай очень сложный, если не сказать безнадежный.

— Отлично! — Боннер потер руки, большие и грубые, совсем не похожие на руки хирурга. — Именно то, что мне нужно!

— Я ничего не понимаю, — сознался ошарашенный Валентин.

— А вам и не нужно ничего понимать, — отмахнулся Боннер. — Просто дать согласие на операцию и подписать бумаги. Я вас сейчас осмотрю, а потом мы поговорим подробнее. Мистер Браун, не будете ли вы так любезны прислать медсестру со снимками?

Валентин вдруг понял, что происходит. Кэрол удалось договориться с хирургом! Судя по всему, этот Боннер не простой врач.

Умершая было надежда вспыхнула с новой силой.

— Вы будете меня оперировать? — спросил Валентин, когда Браун вышел.

— Да, если ваша кисть мне понравится. Давайте посмотрим ее.

— Я смогу играть после операции?

— Сразу после? — изумился Боннер. — Нет, ну что вы! Придется подождать месяц-другой! — Он покачал головой. — Какой вы, однако, нетерпеливый пациент!

Валентину потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что Боннер шутит.

- Спасибо вам.

— Пока еще не за что. Если бы не старый друг, который попросил меня заняться вами, ноги бы моей тут не было. У меня расписаны операции на несколько месяцев вперед. Но вы сами понимаете, мистер Джекобс, старым друзьям не отказывают. — Он широко улыбнулся. — К тому же я рассчитываю на благодарность с вашей стороны в виде кругленькой суммы — но это уже к вашей страховке вопрос — и пригласительных билетов в Карнеги-холл.

В тот же день Валентина перевезли в частную клинику доктора Боннера, назначив операцию на следующий день. Боннер не любил долго размышлять, тем более что операция была срочной. В клинике Боннера потолки оказались выкрашенными не в белый цвет, а в нежно-голубой, что Валентин счел добрым знаком.

Ночью перед операцией он не сразу смог заснуть, несмотря на то что ему вкатили хорошую дозу снотворного. Как непредсказуема бывает жизнь! Резкие взлеты от отчаяния к надежде… Что он делал бы без верных друзей, без Кэрол? Надо будет позвонить ей, когда операция завершится. Валентин боялся верить в то, что все будет хорошо. Если он поверит и что-то пойдет не так, станет гораздо больнее, чем теперь. Сейчас у него есть шансы. Завтра они станут верным выигрышем или улетучатся окончательно.

Валентин закрыл глаза. Ему хотелось, чтобы Сильвия была рядом, но он так и не позвонил ей. Ему было стыдно. Наверняка она не сможет простить его после того, что он ей наговорил. Велел оставить его в покое. Заявил, что она не имеет к нему никакого отношения… Он считал, что защищает ее, но так ли это? Может, он просто грубо отшвырнул от себя женщину, которая стала ему дорога?

А дорог ли он Сильвии настолько? Она почти не говорила с ним о собственных чувствах. И вряд ли заговорит теперь…

Через некоторое время Валентин все-таки уснул.

Следующее утро пролетело как один миг. Операцию назначили на полдень, и, уже лежа на столе в операционной, Валентин сообразил, что сейчас это произойдет. Когда он проснется, жизнь пойдет своим чередом или будет кончена… Он не успел додумать, когда начал действовать наркоз.

…Сознание возвращалось урывками, отблесками странных снов. Валентин чувствовал, что рядом с ним кто-то есть, ему что-то говорили, губ коснулся край чашки. Он глотнул, поморщившись от вкуса лекарства, и попытался открыть глаза. Мир кружился.

— Все хорошо, мистер Джекобс, — долетел до него голос Боннера. — Теперь отдыхайте, я зайду к вам вечером.

И Валентин снова провалился в забытье.

К вечеру, однако, он очнулся, чувствуя себя уже значительно лучше. Мир перестал вертеться как бешеная карусель. В палате было полутемно, горела лампа на столике, тихо попискивали приборы. Валентину очень хотелось пить. Он нажал на кнопку вызова медсестры; явилась симпатичная пожилая женщина, помогла ему сделать все, что необходимо, и переодеться. В голове постепенно прояснялось.

Через полчаса появился доктор Боннер, по-прежнему находившийся в клинике, несмотря на позднее время.

— Ну, как вы себя чувствуете?

— Намного лучше, — не покривил душой Валентин. — Скажите, какие у меня перспективы?

— Неплохие, очень и очень неплохие. Хотя я посоветовал бы вам больше не драться с хулиганами в темных переулках. Это плохо сказывается на здоровье, вы сами заметили.

Валентин улыбнулся.

— Я смогу играть?

— Какой же вы нетерпеливый! — Боннер покачал головой. — Сможете. Но к полноценной работе возвратитесь не раньше чем через год. Сначала мы сделаем еще одну операцию, затем будем заново разрабатывать кисть, чтобы моя работа не пошла насмарку. Будете ходить в реабилитационное отделение моей клиники, я поручу вас соответствующему специалисту. Честно говоря, эта задача оказалась интересной для меня, мистер Джекобс, так что спасибо, что дали мне возможность ее решить!

Валентин передернулся.

— Ну и шутки у вас!

— У врачей специфический юмор, что верно, то верно, — согласился Боннер. — Ладно, отдыхайте. Завтра начнем курс процедур, а сегодня, так и быть, поспите.

— Спасибо вам.

— Пожалуйста. И скажите спасибо вашей подружке, которая нашла возможность меня уговорить.

Валентин улыбнулся.

— Да, Кэрол весьма настойчива.

Боннер непонимающе нахмурился.

— Кто?

— Кэрол Лиддс, агент нашего оркестра. Это ведь она нашла вас.

— Нет, — усмехнулся Боннер, — впервые о ней слышу. Помочь вам меня попросил мой старый друг, Клейн Саммерс, директор туристического агентства «Эдна». А его попросила ваша подруга — Сильвия, кажется. Клейн что-то ей задолжал, он обещал мне потом рассказать. Какой-то долг чести, морально-этические вопросы… Так что купите девушке большой букет. Она заслужила. Ну а теперь отдыхайте, отдыхайте.

Боннер вышел.

Сильвия закончила работу и шумно выдохнула, отложив в сторону распечатки. За окном еще даже не начало смеркаться. Уже совсем весна, наступил март, снег растаял, и дни стали замечательно длинными. Так и лето придет, не заметишь. Сильвия встала, попыталась сама себе размять плечи, не преуспела в этом занятии и отправилась за кофе.

Шеф выглянул из своего кабинета.

— Закончила?

— Да, только что.

— Неси на подпись.

— Через пять минут, мистер Тейлор! — взмолилась Сильвия. — Только кофе налью.

— Ладно, — смилостивился шеф и исчез.

Работы в последние дни навалилось много. Сильвия была этому даже рада: она отвлекалась и забывала о том, что Валентина больше нет в ее жизни. Раньше, размышляя об этом, она думала, что сможет жить без него. И теперь она могла и не могла. Все хорошо, она изменилась, она нравится себе, но только будто бы от нее откусили половину. Валентин успел стать ее половиной за то короткое время, что судьба отмерила им обоим. Без него мир казался не таким.

Сильвия позвонила мистеру Боннеру, чтобы узнать, как прошла операция, услышала хорошие новости, и больше не звонила. Валентин же не объявился ни разу. Все правильно: ему не до нее. Интрижка завершена, влюбленность исчезла перед лицом непреодолимых обстоятельств.

Грустно.

Сильвия сомневалась, что сможет теперь его разлюбить. Несмотря на то что он грубо отказался от нее, он все равно оставался для нее самым близким человеком на земле.

Больше у нее никого не было. Подруги — это прекрасно, и очень хорошо, что они появились, но любимый человек может быть только один.

Сильвия просидела в офисе достаточно долго. Когда мистер Тейлор ее отпустил, она неторопливо надела новое пальто, повязала симпатичный сиреневый шарфик, взяла сумочку и спустилась вниз.

В холле офисного здания было уже пусто и гулко. Сильвия шла, задумавшись о своем, когда перед ней словно из-под земли выросла чья-то фигура.

— Здравствуй.

Сильвия резко остановилась и уставилась на Валентина.

— Здравствуй…

Он выглядел немного бледным, но был чисто выбрит, волосы уложены красиво, как всегда. Левая рука на перевязи. Сильвия стояла и молчала, не зная, что ему сказать. Они расстались, поссорившись. Может быть, вежливый Валентин хочет теперь извиниться? Что ж, Сильвия примет извинения, а заодно посмотрит на него в последний раз.

— Как рука? — наконец выговорила она.

— Благодаря доктору Боннеру, очень хорошо. Спасибо.

Сильвия пожала плечами и уставилась на верхнюю пуговицу пальто Валентина. Смотреть ему в лицо она не могла. Слишком больно.

— Ты не поняла. Спасибо тебе.

Она покачала головой.

— Я ничего не сделала.

— Не стоит отнекиваться, Сильвия. — По его тону она никак не могла понять, чего же он хочет. — Боннер сказал мне, что это ты его уговорила.

— На самом деле, уговаривал его мистер Саммерс. — До чего же интересная пуговица. — Я только умоляла.

— Хорошо умоляла, значит.

— Старательно.

Разговор заглох.

— Сильвия…

— Да?

— Перестань рассматривать мое пальто.

— Но оно хорошее.

— А я нет. Но все же на меня посмотри.

Она посмотрела. Валентин выглядел очень серьезным.

— В последний раз наш разговор был излишне нервным, — произнес он. — Я хотел бы… Я не мастер говорить. Поехали.

— Куда?

— Увидишь. — Он взял ее за руку, и Сильвия дернулась.

— Куда?

— В Бруклин.

— Зачем нам в Бруклин?

Валентин не ответил, и ей пришлось идти за ним.

Он остановил такси, назвал адрес, ничего не сказавший Сильвии, и уселся рядом с ней на заднем сиденье. Во время поездки оба молчали большую часть времени. Сильвия созерцала стриженый затылок водителя, Валентин смотрел в окно. Разговаривать на серьезные темы в такси глупо, и все же Сильвия не понимала куда они едут и зачем. На все вопросы Валентин отвечал коротко:

— Увидишь.

Такси остановилось на Двадцать шестой улице, и Валентин расплатился. Сильвия вышла из машины и огляделась. Тихий район, вокруг большие частные дома, рядом с которыми припаркованы добротные машины. Деревья по сторонам дороги стояли еще голые, однако Сильвия представила, как тут хорошо весной, летом и осенью. Да и сейчас было хорошо.

— Идем. — Валентин снова взял ее за руку и повел за собой.

Они шли совсем недолго, с минуту, и остановились у темного дома. Валентин поднялся по ступенькам, извлек из кармана ключи и отпер дверь, а затем сделал знак Сильвии. Она осторожно пошла за ним в темный холл.

Валентин щелкнул выключателем, вспыхнул свет. Дверь тихо закрылась. Холл оказался просторным, хотя и абсолютно пустым. Наверх вела широкая деревянная лестница с гладкими коричневыми перилами. Валентин прошел дальше, включил свет в прилегавших к холлу помещениях — большой гостиной, кухне, кладовой… Сильвия стояла, не понимая, что все это значит, и только размотала сиреневый шарф: ей вдруг сделалось душно.

Наконец Валентин вернулся, остановился напротив и спросил:

— Тебе нравится?

— Это очень хороший дом, — осторожно сказала Сильвия, — но… я все равно ничего не понимаю.

— Это будет наш дом. Если ты захочешь.

Сильвия даже отшатнулась:

— Что?!

— Наш дом. — Валентин помолчал. — Помнишь, когда я приехал в Нью-Йорк, я сказал, что задержусь здесь, потому что у меня дела? Я искал дом, и мне предложили этот. Я хотел предложить тебе жить здесь вместе со мной. Хотел… Я, кажется, совсем не то говорю. — Он улыбнулся, глядя в округлившиеся глаза Сильвии.

— Просто продолжай, — прошептала она.

— А потом случилась эта история. — Он покачал забинтованной рукой. — И я решил, что ты не захочешь быть вместе со мной. Накричал на тебя, подумал, что лучше сразу все оборвать, что так будет лучше. Не терплю жалости. Мне не нужна была только она, а все могло к тому привести. Или не могло, я уже не знаю. — Он потер лоб здоровой рукой. — Видишь ли, в тот вечер, когда на меня напали, я шел к тебе, чтобы сделать предложение. Чтобы сказать, что хочу совместной жизни с тобой, какой бы непредсказуемой она ни оказалась. Чтобы сказать, что люблю тебя.

Сильвия молчала.

— Ты можешь мне что-нибудь ответить?

— Ты не задал вопроса, Валентин.

— Я не знаю, сможешь ли ты простить мне то, что я наговорил тебе там, в клинике. Сможешь?

После паузы она ответила:

— Да, смогу.

— И то, что я не звонил тебе так долго?

— Ты склонен к эффектным появлениям. Да, и это я смогу тебе простить.

— А полюбить меня когда-нибудь?

Сильвия молчала. Как же ему объяснить?

— Если ты скажешь, чтобы я сейчас ушел и не возвращался, я уйду. Исчезну из твоей жизни, как будто меня и не было.

— Ты уже проделал так однажды. Мне не понравилось.

Валентин нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

Она не выдержала. Она придвинулась и положила руки ему на плечи.

— То, что я люблю тебя, глупый. Кажется, я влюбилась в тебя в самый первый день, когда вы с Фредериком играли в Парке, а потом ты потащил меня пить кофе. И мне было так стыдно, что я не знаю, как пьют ристретто.

— Я вовсе не хотел…

— Речь не об этом. Я не могу поверить, ведь ты говорил, что просто влюблен, но не можешь ничего обещать. А теперь можешь?

Валентин улыбнулся.

— В ближайший год я все равно не буду ездить на гастроли, а потом постараюсь сократить их число. Кэрол поймет. Когда человек заводит семью, его ритм жизни меняется. А я хочу семью с тобой, Сильвия.

— Я… — Она готова была разреветься от счастья. Разве так бывает? — Валентин, я думала, что совсем не нужна тебе.

— Что ты, — возразил он, — только ты мне и нужна.

Их поцелуй оказался долгим и полным счастья — настоящего и будущего.

— Ну а теперь, — произнес Валентин, — не хочешь ли ты пойти осмотреть второй этаж?