Роман ДНЕПРОВСКИЙ

Вкус свежемороженного коммунизма

"...Давайте до крика, до хрипоты

спорить о вкусе устриц -

с теми, кто их ел!..."

(Михал Михалыч Жванецкий)

О том, что Никита Сергеевич наш дорогой Хрущёв обещал к 1980-му году построить в Совке коммунизм, уже к концу 1970-х многие крепко-накрепко забыли: родные Партия и Правительство постарались сделать всё, чтобы об этом неосторожном обещании никто не вспоминал. А чтобы как-то подсластить пилюлю, родные Партия и Правительство в 1980-м году вместо коммунизма показали совецким людям Олимпиаду. И после 1980 года обещанный коммунизм окончательно переместился в сознании совецких людей из области понятий конкретных в область понятий абстрактных - тогда даже анекдот такой появился: мол, в БСЭ (Большой совцкой энциклопедии) вместо толкования слова "коммунизм" стоит такая скромная отсылка: "см. статью Горизонт". А в статье "Горизонт" написано, что это такая условная линия, которая отодвигается от нас по мере приближения к ней. Вот и с коммунизмом, казалось бы, происходило то же самое...

Правда, были среди совецких людей и такие, кто ещё верил в то, что когда нибудь, в ночь с четверга на тринадцатое, этот коммунизм обязательно наступит. Они верили, и надеялись, и ждали этого коммунизма - и вот однажды он, таки, наступил! Я очень хорошо помню эти дни, когда наступил коммунизм - это было зимой 1984-85 годов, вернее даже, в самом начале 1985-го. Мы с соседскими мальчишками катались с горки во дворе, как вдруг в этот самый наш двор ворвался не Призрак, а целый Вестник Коммунизма, который и объявил о том, что этот самый коммунизм, наконец, наступил.

Вестник Коммунизма имел лет пятьдесят от роду, более центнера веса, характер имел весёлый и жизнерадостный, и был ни кем иным, как нашей соседкой Рахиль Самуиловной. Милейшая наша Рахиль Самуиловна чинно вкатилась во двор на своих коротеньких ножках, и, подойдя к группе соседей, столпившихся во дворе в ожидании приезда мусорной машины, громко и отчётливо произнесла, неподражаемо при этом грассируя:

- Ну что, товарищи? Дождались! Вот он и наступил -  КОММУНИЗМ!

Все взоры устремились в сторону Рахиль Самуиловны - а она, выдержав, словнор настоящая актриса, эффектнейшую паузу, продолжила свой Исторический Монолог:

- Ви представляете, иду я сейчас с работы, захожу в Первый Гастроном, а там - очередь! Крабов выбросили! Настоящих камчатских крабов - и не в банках, а мороженных! На вес! Бери, сколько хочу! По рубь двадцать пять за кило! Это ж форменный коммунизм, товарищи!

Сообщение Рахиль Самуиловны привело всех соседей в неистовое волнение: ещё бы! - признак, по которому ушлая Рахиль определила наступление эпохи коммунизма, был самый, что ни есть, вернейший! Ошибки быть не могло: раз в гастрономе дают камчатских крабов, да без талонов, значит... значит, оный самый и есть - коммунизм! Значит, не напрасны были наши жертвы и всякая прочая героика буден, им не напрасно ты, старик Яков, мёрз на каторге в болотах и штурмовал Каховку в составе Первой Конной! Радость-то какая - пришёл и на нашу улицу коммунизм!

Правда, слёз радости не было. И не было взаимных объятий, и прочих выражений массового на-радостях-помешательства. Наоборот, все соседи вдруг стали очень и очень серьёзными, и засуетились, и куда-то заспешили. И даже мусорная машина, ради приезда которой все и собрались в этот тёплый зимний вечер во двор, не вызвала былой ажиотации: поспешно вытряхивая в её кузов вёдра с мусором, соседи очень-очень быстро и молча спешили по домам: не иначе, как ради того, чтобы сообщить своим чадам и домочадцам о наступлении коммунизма. Мусорщикам, правда, о постигшем всех нас внезапном счастье почему-то ничего не сказали - расходились молча.

А уже через пять-семь-десять минут из всех подъездов поодиночке и группами потянулись соседки - они были вооружены огромными сумками-кошёлками, и вид имели самый боевой и целеустремлённый. Через некоторое время из нашего подъезда вышла моя бабушка, кликнула меня - и мы с ней тоже присоединились к спешащим соседкам.

Нет, мы не за тем вовсе спешили по вечернему городу, чтобы оповестить мiр о наступлении эры коммунизма - наша цель была менее масштабной и более конкретной: мы спешили в магазин "Гастроном №1". Ходу от нашего дома до него - минут пять-семь, не более... Но когда мы подошли к любимому магазину, то оказалось, что очередь за вожделенными членистоногими символами коммунизма уже не помещается в торговом зале, и хвост её вьётся по улице. И не было в этом ничего удивительного: ведь "Гастроном" от веку был расположен на главной улице города - улице имени "карла-марла" (в девичестве - Большой ПроспектЪ), а время было, как я уже сказал, вечернее - и шедшие с работы иркутяне, завидев очередь, тут же спешили занять её. Именно занять - а уж что там выбросили на прилавок, можно узнать уже и стоя в очереди: ведь ясно море, что за какой-нибудь фигнёй очереди не выстраиваются.

Пока мы стояли в очереди, я сосредоточенно размышлял о свалившемся на нас счастье - о коммунизме. Да, что было - то было: в школе (я тогда в шестом классе учился) мы и анекдоты про Ленина и Надувное Бревно травили, и про Петьку с Василь Иванычем, и над совецким гимном глумились, переделав его первые строки в "Союз нерушимый/Голодных и вшивых" - а хулиганы наши, те вообще, самым гнусным образом заплевали из трубочек жеваной бумагой портрет Генерального Секретаря ЦК КПСС товарища Константина Устиновича Черненко, что висел в школьном коридоре над кабинетом истории. То есть выходило, что мы, сволочи такие малолетние, не верили в коммунизм, не верили - а он взял, да и наступил! Ведь не может же ошибаться Рахиль Самуиловна, верно? - она ведь жизнь прожила, директором базы была, даже под следствием умудрилась побывать - уж кому-кому, а ей относительно самых верных примет наступления коммунизма доверять можно: раз она сказала - значит, так оно и есть!

Правда, выходило что-то не совсем складно: "ну допустим, - думал я, - коммунизм наступил... Хорошо, но почему же тогда за этим наиглавнейшим символом коммунизма, за крабами этими мы стоим в очереди? ведь про то, что при коммунизме будут очереди, у классиков марксизьма-ленинизьма нигде не сказано?... или - сказано, но нам об этом не горворят?... Деньги, опять же - ведь Рахиль Самуиловна ясно сказала, что стоят эти крабы рубль двадцать пять за килограмм - а нам, вроде бы, убедительно врали, что при коммунизме никаких денег не будет...". Так думал я, разглядывая разводы грязи на магазинском полу, пока огромная очередь, сопя, ругаясь, матерясь и пихаясь локтями, истошно вопя: "Пропустите без очереди!!! Я - б**дь, ветеран!!!", медленно двигалась вперёд. Когда она, наконец, дошла до нас, было уже начало десятого - то есть, отстояли мы за этими крабами больше двух часов. За это время, правда, беспредельному крабовому коммунизму были поставлены кой-какие рамки: руководство "Гастронома", идя навстречу многочисленным просьбам трудящихся, которые взволнованно бесновались в очереди, приняло судрое решение - больше одного килограмма ценного морепродуктового моллюска в одни руки не отпускать. Или - больше двух килограммов, не помню уже... Помню другое: пока мы стояли в этой очереди, я разобрался таки, как мог, с теорией и практикой коммунизма! "Пока мы жили в эпоху развитого социализма, - думал я, - все негативные явления было принято считать "пережитками капитализма": мол, что-то ещё сохранилось в социалистическом обществе от прошлой экономической формации... Следовательно, такие явления, как деньги и очереди, в коммунистическом обществе будут считаться - по аналогии! - "пережитками социализма". Я представил себе написаный на красной ткани белой краской аршинный лозунг: "ВСЕ - НА БОРЬБУ С ПЕРЕЖИТКАМИ ПРОКЛЯТОГО СОЦИАЛИЗМА!", и мне стало очень весело.

- ...вообще, морепродукты положено подавать вместе с сыром и овощами - сладкими перцами, помидорами, оливками, - объясняла мне по дороге домой бабушка, - но не будешь же подавать благородного краба с этим колбасным сыром, который продают у нас! Ничего: обойдёмся без сыра и овощей - кальмар и сам по себе великолепен!...

Когда мы пришли домой, когда бабушка приготовила этого кальмара, отварив его в слабоподсоленой воде, когда эти фаланги и страшные клешни были выложены на большое праздничное блюдо, как-то сам собою встал вопрос: и что же теперь с ним делать? Сочное, нежное мясо экзотического членистоногого чудовища было заключено в хитиновыен панцири, и извлечь его оттуда руками не было никакой возможности! Теоретически, все знали, что где-то там, далеко-далеко, в Параллельном Мiре Дикого Капитализма, в лучших домах ЛондОну эти проклятые капиталисты-империалисты кушают кальмаров, извлекая мясо из сочленений какими-то специальными крючками... Но крючков этих среди наших столовых приборов как-то не наблюдалось, а идея использовать для этих целей единственный более-менее подходящий крючок - сапожный, хранившийся в дедовском ящике с инструментами - почему-то так и не пришла никому в голову... Пришлось бабушке вооружиться обыкновенными ножницами, и просто-напросто разрезать хитиновые фаланги повдоль, освобождая мясо из бело-рыжего шипастого плена.

На следующий день в школе у всех только и было разговоров, что об этих крабах! - оказывается, продавали их накануне не только в нашем "Гастрономе", но и в магазине "У попа", и в "двух двойках", и в "Океане", и вообще во всех продовольственных магазинах города. Про наступление эры коммунизма, правда, никто из одноклассников не заикался, да и учителя на сей счёт тоже молчали, как рыбы об лёд - и из всего этого я сделал единственно-правильный вывод о том, что с коммунизмом нас в очередной раз накололи родные Партия и Правительство. А одноклассники, тем временем, демонстрировали друг другу принесённые в школу норвые игрушки - освобождённые от содержимого, вываренные бело-оранжевые крабовые клешни. Эти клешни я потом видел во многих квартирах: в одних семьях их гордо вылоржили на почётное место в сервант, рядом с уродливым литым хрусталём, привезёнными с Чёрного моря рапановыми ракушками и иными материальными символами благополучия совецких людей. В других семьях этим клешням отвели не менее почётное место в домашних мини-кунсткамерах, которые устраивали, обычно, на книжных полках, рядом с книгами. Так и лежали во многих квартирах потом эти кусочки вываренного хитина среди прочих семейных реликвий, символизируя собою неизвестно, что - то ли, факт того, что их хозяевам когда-то посчастливилось попробовать на вкус дальневосточного краба, то ли ещё что-то... А в годы "перестройки" у самых продвинутых и креативных наших соотечественников рядом с этими объедками гордо красовались одноразовые бумажные стаканчики из московского МакДональдса.

Но всё это было уже потом. А в тот вечер, когда мы всей семьёй лакомились крабами, мой мудрый дед говорил нам, что всё это - неспроста и совсем не случайно, и что вся эта крабовая распродажа - совсем не к добру, а скорее, наоборот...

- Помнишь, Вера, - спрашивал дед бабушку, - как в 1950-м году тоже вдруг во всех магазинах вдруг крабов выбросили? Тогда ещё везде реклама висела - "Всем попробовать пора бы, / Как вкусны и нежны крабы!" - помнишь?... Тогда американцы и англичане объявили Сталину экономический бойкот, отказались покупать совецкие экспортные товары - крабов этих тогда на внутренний рынок и выбросили. А сразу после этого началось: продуктов опять стало меньше, начались добровольно-принудительные подписки на внутренний займ, цены скакнули... - Бабушка только молча кивала, продолжая ловко орудовать ножницами, вскрывая очередную хитиновую "упаковку", внутри которой оказывалось сочное и нежное белое крабье мясо.

- Пойду-ка я, - загадочно сказал дед, - послушаю радио...

К тому времени дед с помощью какого-то своего рукастого друга-инженера уже соорудил некую антену, которая позволяла если и не совсем без помех, то, по крайней мере, достаточно сносно слушать разные интересные радиостанции, вроде "Голоса Америки" и "Радио Свобода". Вот дед и ушёл в свою комнату, а минут через пятнадцать-двадцать снова вернулся на кухню, где мы всей семьёй продолжали лакомиться крабами. Вид у него был такой, как будто он узнал какую-то Страшную Тайну. Так и оказалось.

- Только никому не говорите, - предупредил нас дед, - Роман, это тебя тоже касается: не проболтайся в школе! Короче говоря, так и есть: страны Запада ужесточили экономические санкции против СССР. Из-за жёсткой позиции Советов по вопросу военного присутствия в Афганистане. И мы с вами теперь имеем редкую возможность откушать деликатес, который был предназначен к экспорту, за валюту. В самом деле, не пропадать же уже выловленным крабам из-за этих экономических санкций! - их и выбросили на внутренний рынок. А вы что думали?... - дед хитро подмигнул нам, затем достал из холодильника початую бутылку водки, налил себе рюмочку: - Вера, будь добра, положи мне ещё кусочек краба - в качестве закуски. Ну, будем здоровы!...

Дед, как всегда, оказался прав: больше тех крабов в наших магазинах никогда не продавали. Хотя - нет, вру: кажется, и в следующую зиму вдруг опять произошло в родном городе это крабовое счастье. А может быть, и путаю, может, и не было больше ничего такого. А за то, что была у меня тогда, в шестом классе, эта редкая и необычайная возможность откушать деликатесного блюда, наесться им, что называется, от пуза, я навсегда останусь благодарным тем пентагоновским ястребам, тем заокеанским поджегателям войны, тем NATOвским агрессорам и прочей кровавой сионистской хунте мирового апартеида, которая тогда, в 1985-м, ввела против Совка экономические санкции. Ведь, не будь этих санкций - уплыли бы те крабы в грузовых трюмах в Европу и Америку, и никогда бы не появились на нашем столе - а родные Партия и Правительство, ленинский центральный комитет и лично товарищ Константин Устинович Черненко так бы и продолжали кормить нас обещаниями. Так что, спасибо вам, дорогие товарищи империалисты!