Пролог

Нью-Гэмпшир.

Декабрь 1986 года

Он осторожно разогнулся, выпрямился в полный рост и заглянул в окно коттеджа. Элис даже не потрудилась задернуть шторы, и он видел ее как на ладони, несмотря на то что верхний свет в комнате был погашен. Она сидела на белой овчине перед облицованным гранитными плитами камином и не отрываясь глядела на танцующие огненные язычки, обхватив колени руками.

Пламя от кленовых поленьев озаряло розоватым сиянием ее обычно бледные щеки; светлые волосы казались каштаново-рыжими. Он всегда считал Элис слишком худой и высокой, но сейчас, в эту минуту, она выглядела необычайно привлекательной. Он на миг даже пожалел, что ей предстоит умереть, но только на миг.

Он повел плечами, разминая онемевшие мышцы. Руки ломило от тяжести двух огромных канистр, наполненных керосином, — тащить их пришлось от самой поляны, где он оставил свой джип. По его расчетам, двух канистр должно было бы хватить с лихвой, чтобы хорошенько облить весь цоколь дома, однако канистры опустели, прежде чем он добрался до четвертой стены. Но он оставался спокоен. Ночь стояла холодная, морозная, огонь охватит дом в считанные минуты. На прошлой неделе он поупражнялся на заброшенной лачуге — пламя вспыхнуло с такой силой, что пожарная команда прибыла из самого Лансинга.

Воспоминание о том пожаре наполнило его лихорадочным волнением. Десятки людей трудились не покладая рук в течение нескольких часов, пытаясь погасить огонь, и именно он явился тому причиной! Бог мой, какое великолепное было зрелище!

Подавляя невольный трепет, он предвкушал, как займется дом, как взовьется ввысь столб пламени… Оставалось выждать подходящий момент.

Стерев иней, осевший от его дыхания на холодном стекле, он еще раз заглянул в окно и увидел, как из кухни показался Айк Гутман, держа в руках бутылку шампанского и два бокала на тонких длинных ножках. Вчера Элис исполнилось восемнадцать лет. Очевидно, она решила именно так отпраздновать это событие — расстаться со своим целомудрием. И Гутман, туповатый верзила, которого она выбрала, чтобы провести с ним вместе выходные, не знал, что этим она подписала приговор и ему, и себе.

Он слегка улыбнулся парадоксальности ситуации. Гутман уверен, что еще немного, и Элис достанется ему. Вот только хвастаться своим успехом ему уже не придется.

Он злорадно рассмеялся и поспешно прикрыл рот шарфом. Кожу покалывало будто иголками. Но ждать осталось недолго. Элис и Гутман сейчас заняты только собой и не замечают вокруг ничего. Через несколько минут он чиркнет спичкой. Жгучее блаженство шевельнулось в нем, но в то же время его охватило странное, незнакомое прежде ощущение. Он почувствовал тошноту и необыкновенную легкость в голове.

Ему было прекрасно видно, как Гутман усаживается рядом с Элис на ковер, ставит между колен бутылку, а Элис смотрит на него и улыбается. В зыбком свете камина ему показалось, что улыбнулась она не Гутману, а именно ему… Он сердито нахмурился, внезапно почувствовав неуверенность, и, злясь и негодуя на всколыхнувшиеся в душе эмоции, пнул сугроб, который тут же рассыпался мелким, как крупа, снегом. Да, у Элис прелестная невинная улыбка. Но это еще не значит, что она достойна остаться в живых. Напротив, вот еще одна причина, чтобы убить ее. Он ненавидел любое лицемерие, а Элис далеко не так невинна, какой кажется.

Женщины всегда смешивают любовь с сексом, а потом обвиняют мужчин, если что-то идет не так, как им хочется. Черт возьми, она ничем не лучше прочих, она так же развратна, как и ее мать! В этом вся суть женщин, он ненавидит их всех до единой!

Мрачно сдвинув брови, он снова посмотрел в окно. Если разумно взглянуть на вещи и принять во внимание все обстоятельства — убивая Элис, он оказывает ей большую услугу. Он спасает ее от разочарования, которое непременно последует, как только она получше узнает жизнь. И хорошо, если она умрет, сохранив достоинство, прежде чем реальность развеет все ее грезы. А может быть, ему удастся сделать так, чтобы Элис умерла, едва познав первую в своей жизни вершину страсти? Тогда она действительно уйдет из этого мира счастливой.

Он увидел, как Айк Гутман разливает шампанское в бокалы и протягивает один из них Элис. Она приняла его и, смущенно хихикнув, чокнулась с Айком. Тот подождал, пока девушка выпьет почти все содержимое бокала, потянулся к ней, взял из ее пальцев пустой сосуд и поставил его на камин. Теперь руки Айка были свободны, и он начал расстегивать шерстяную кофточку Элис — не особенно умело, но зато весьма решительно. Потом, словно что-то вспомнив, наклонился чтобы поцеловать ее. В своей технике обольщения этот парень явно обходится без изысканных любовных игр.

Ему скоро наскучило смотреть на их неловкие ласки, он зажег сигарету и выдохнул дым в сторону растущей рядом сосны. С его точки зрения, примитивный интим без малейшей доли остроты не заслуживал внимания. Впрочем, какое ему дело?! Черт побери, его вовсе не волнует, как у них это все получится. С практической точки зрения лучше всего поджечь дом в момент, когда они оба достаточно разгорячатся в объятиях друг друга и забудут обо всем на свете, упиваясь своей наивной страстью. Вот почему он тянул. Если повезет, то угар от пламени покончит с ними прежде, чем они успеют даже почувствовать запах гари или услышать треск горящей древесины.

Ночь была такой морозной, что становилось трудно дышать. Он затоптал сигарету в снег и прислонился спиной к стене дома, плотнее запахивая свою куртку и натягивая на лицо клетчатый мохеровый шарф. Теперь одни глаза оставались неприкрытыми. Снег расстилался безупречным нетронутым ковром, и только серебристые тени, отбрасываемые в лунном сиянии высокими соснами, нарушали его однообразие.

Бог мой, этот лес действительно кажется сказочным!

Несомненно, Нью-Гэмпшир — прекрасное место для смерти.

Откинувшись на ковре среди подушек, Элис изо всех сил старалась почувствовать себя охваченной страстью. Но, к несчастью, она испытывала только напряжение и неловкость. Айк навалился на нее всей тяжестью своего тела, а весил он немало, но что еще хуже — он стянул с нее кофту и рубашку и ее руки озябли и покрылись пупырышками. Выпитое шампанское и жаркое пламя камина не могли согреть ее.

Кроме того, Элис не покидало неприятное ощущение, словно кто-то посторонний исподтишка наблюдает за ней. Вероятно, это от смущения, подумала она. В колледже затея провести ночь с Айком казалась ей куда более увлекательной, чем сейчас.

Она шевельнула бедрами, пытаясь найти на овчине местечко помягче, и Айк с наслаждением втянул в себя воздух.

— Да, крошка, да. Сделай так еще, милая.

Элис не была до конца уверена, насколько сильно действует она на Айка, но по его остекленевшему взгляду, испарине и тяжелому дыханию могла догадаться, что он получает неподдельное удовольствие и, судя по всему, весьма близок к самой вершине страсти.

Элис же, напротив, с каждой минутой все сильнее чувствовала себя не в своей тарелке. Несмотря на восторженные рассказы подруг о прелестях любовных утех, ее девственность начинала казаться ей все более и более привлекательной. Она устремила взгляд на бревенчатый потолок, размышляя, что степень удовольствия, получаемого от секса, напрямую зависит от опытности партнеров.

Колебание пламени создавало на потолке причудливую, непрерывно меняющуюся картину из света и тени. Шипение и потрескивание горящих в камине поленьев перемежалось со страстными стонами Айка. Во вторник Элис необходимо было сдать работу по французскому за этот семестр, и, пока руки Айка путали ее волосы, а губы блуждали по ее плечам и шее, Элис мысленно составляла план сочинения о французских романтиках девятнадцатого века.

Внезапно его губы жадно впились в ее рот, и Элис испытала самый настоящий приступ страха.

— Перестань! — воскликнула она, отталкивая его и пытаясь сесть. — Я не могу дышать.

Айк был не слишком доволен заминкой, однако дал ей возможность сделать несколько глубоких вдохов, но сейчас же снова потянул на подушки и опять начал целовать ее. Элис пришлось напомнить себе, что она приехала сюда именно за этим. Черт возьми, она не желает превратиться в апатичную, холодную ледышку, какой стала ее мать в результате неудачного брака. Нет, она научится наслаждаться любовью, как любая нормальная женщина! Лучше умереть, чем прожить жизнь так, как ее мать!

Отбросив мысли о сочинении, Элис честно постаралась отвечать на ласки Айка с надлежащей энергией, но ощущение нехватки воздуха становилось все сильнее, и на самом деле ей хотелось только одного — избавиться от него как можно скорее.

Элис почувствовала, что еще немного, и она заплачет. Несмотря на все усилия, тело ее цепенело и упорно отказывалось повиноваться, тогда как Айк становился все более страстным.

Внезапно его настойчивые поцелуи прекратились.

— Что-то не так? — спросил он, садясь и шумно переводя дыхание. Было видно, каких усилий ему стоит овладеть собой.

— Все в порядке, — попыталась улыбнуться Элис. — Все отлично. И ты великолепен. Я никогда не испытывала такого удовольствия.

В его темных глаза по-прежнему горело страстное желание, но, к удивлению Элис, он не дал себя обмануть. Облокотившись на руку, Айк взглянул на нее сверху вниз.

— Слушай, Элис. Не подумай только, что хвастаюсь, но я уже делал это раньше и знаю, когда девушка довольна. А тебе ведь то, что мы делали, совсем не понравилось, правда?

— Нет-нет, — возразила было Элис, но потом неожиданно села, набросила на себя кофту и отодвинулась от него подальше. — Да, не понравилось, — призналась она, краснея от неловкости и смущения. — Прости, Айк. Не знаю, что со мной. Я, должно быть, просто не умею…

Айк, все еще тяжело дыша, прислонился спиной к дивану. Через некоторое время его дыхание стало спокойнее, тогда он взял бутылку и налил шампанское в оба бокала. Протягивая один из них Элис, он похлопал рукой по ближайшей подушке.

— Иди сюда. Хочу, чтобы ты была рядом.

Она настороженно взглянула на него, он в ответ состроил комичную рожицу.

— Не бойся, Элис. Мы только поговорим немного. Даже не обязательно держаться за руки, если тебе это не нравится.

Элис всегда чувствовала в Айке под грубоватой спортивной наружностью доброе сердце. Должно быть, поэтому она и выбрала именно его для своего первого опыта.

Она встала, задернула шторы и сразу почувствовала себя лучше, избавившись наконец от непонятного ощущения, будто за ними кто-то следит. Легко вздохнув, она села рядом с Айком. Он с удивившей Элис осторожностью положил руку ей на плечо. Помедлив секунду, она доверчиво прислонилась к нему.

— Извини, — снова повторила она. — Наверное, я испортила тебе выходные.

— Послушай, хватит извиняться. Ладно? Секс в конце концов не самое главное в жизни.

Элис улыбнулась немного удрученно.

— Ты правда так считаешь?

— Нет, — хмыкнул он.

— Если хочешь… ты можешь сделать это. Я не против.

— Но я против. Черт возьми, Элис, я лучше подожду, когда ты будешь в настроении. Мы с тобой… Я думаю, дело тут не только в сексе, понимаешь? Я хочу, чтобы мы все равно были друзьями.

Элис решила, что настала подходящая минута, чтобы дать понять Айку, что она вовсе не такая наивная, какой кажется.

— Все это прекрасно, Айк, но мне известно о твоем пари с друзьями по футбольной команде. Им всем не терпится узнать, получилось ли у тебя со мной в эти выходные.

У Айка хватило такта смутиться.

— Господи, Элис, мне в самом деле стыдно. Но, честное слово, это вышло не нарочно. Знаешь, как бывает? Ты мне правда очень нравишься, но раз я капитан команды, все ждут, что я стану вести себя соответственно.

— И что ты собираешься сказать им в понедельник, если у нас так ничего и не выйдет? Соврешь, чтобы выиграть пари?

— Пошлю их подальше, — мрачно ответил Айк. — То, что здесь случилось, касается только нас с тобой. — Он виновато погладил ее руку. — Давай будем считать, что мы квиты, и вернемся в колледж.

Но Элис, к своему удивлению, не обнаружила в себе желания прерывать выходные. В конце концов, о пари ей было известно до того, как они с Айком выехали из Вермонта, и было бы лицемерием сейчас изображать обиду. Айк хоть и хвастун, но славный парень, ей с ним всегда было легко. Кроме того, от тепла его руки, обнимавшей ее за плечи, ей стало хорошо и уютно, и Элис даже придвинулась к нему немного, находя такую близость вполне приятной.

— Нет, я не хочу уезжать, — сказала она. — Зимой здесь так красиво! Можно будет покататься завтра на лыжах по лесу. Я бы хотела, чтобы мы остались, если ты еще не передумал.

— Конечно, останемся, — ответил он.

Его рука слегка поглаживала ее плечи, и от этих прикосновений по коже Элис словно пробежал электрический ток.

— Замерзла? — спросил Айк, почувствовав, как она дрожит.

— Немного. Боюсь, что камин прогорит прежде, чем мы ляжем спать.

— Погоди-ка, я подброшу еще дров.

— Давай.

Элис прислонилась к ручке дивана, сонно наблюдая из-под ресниц, как он шевелит кочергой угли, освобождая место для нового полена. Днем они натаскали в дом груду дров с террасы. Дрова хорошо подсохли, только с самого верха остались чуть сыроватыми от снега. Может, поэтому Элис почудилось, что запах от них идет слишком крепкий, как от горящего керосина?

Айк кинул в огонь пару поленьев. Они зашипели и выбросили столб дыма, потом постепенно разгорелись. Айк еще немного посидел на корточках перед огнем и, удостоверившись, что все в порядке, вернулся и сел рядом с девушкой. Элис тесно прижалась к нему, подогнув ноги. Она чувствовала, как горяча его кожа, и это приятно расслабляло ее.

— От тебя пахнет дымом, — сонно пробормотала она.

— А от тебя женщиной, — ответил Айк сипло.

Он медленно наклонился к ней, так, что Элис, если бы захотела, успела бы отвернуться. Но она не отвернулась. Удивительно, но на этот раз, когда Айк поцеловал ее, ей вовсе не было неудобно. Его грудь не давила на грудь Элис, ее нос не сталкивался с его носом. Их губы встретились точно под нужным углом. Его язык коснулся губ Элис, и она охотно их приоткрыла. По ее спине снова пробежала дрожь, только сейчас от этой дрожи ей стало не холодно, а жарко.

— Ты красивая, Элис. Ты мне правда очень нравишься, — выдохнул Айк, чуть отрываясь от ее губ. Слова эти прозвучали почти робко, во всяком случае на удивление неуверенно для парня, имевшего в школе славу самого опытного.

— Ты мне тоже, — пробормотала Элис, радуясь, что может сказать это искренне. — Ты очень добрый, Айк.

— Тише. Такой комплимент может запросто испортить репутацию любого парня.

Он с улыбкой увлек ее ближе к огню, где их ждали на овчине мягкие подушки. Элис последовала за ним, поколебавшись только мгновение. Они быстро допили остатки шампанского, и Айк, нежно шепча что-то на ухо Элис, снял с нее одежду.

От его поцелуев кожу начало приятно покалывать. Может, ее еще сумеет увлечь это занятие, промелькнула мысль в голове Элис. От шампанского в ушах слегка шумело, и ей было не до критической оценки своих действий. Сердце Элис сильно билось, она чувствовала головокружительное опьянение, как после долгой пробежки зимним солнечным утром. Когда Айк обхватил ее бедра, Элис испытала неподдельное возбуждение. Все идет отлично, решила она. Это действительно стоящее дело. Наверное, ей все-таки удастся избежать жалкой пародии на брак, как у ее родителей, и она станет нормальной, полноценной женщиной.

Почувствовав сильную боль, она невольно вскрикнула, и он изумленно раскрыл глаза.

— Бог мой, Элис, ты и правда девушка!

— Теперь уже нет… — выдавила улыбку Элис.

Дыхание Айка стало неровным и прерывистым.

— Элис, прости. Я не думал… Я уже не смогу сдержаться.

— Ничего. — Элис подавила разочарованный вздох, так как стоило им отвлечься, как эти увлекательные, волнующие покалывания тут же прекратились. Айк опять поцеловал ее… Едва только боль, испытываемая Элис, начала переходить в сладостный трепет, его тело содрогнулось и обмякло. Минуты через две Айк перекатился на спину, уперся локтем в пол и повернул к себе ее лицо за подбородок.

— Извини, — проговорил он мягко.

— Все нормально. — Она коснулась его щеки. — Теперь моя очередь сказать, что не стоит извиняться.

— Сперва все шло хорошо… В другой раз тебе понравится больше, клянусь.

Тронутая его вниманием, Элис охотно солгала, чтобы пощадить его самолюбие.

— Мне было хорошо с тобой все время, — сказала она. — Не беспокойся, Айк. Я чувствую себя прекрасно. Ты просто потрясающий.

По крайней мере, он избавил ее от тягостного девичества. За одно это она испытывала к нему благодарность.

Он зевнул, с готовностью принимая ее уверения.

— В следующий раз будет еще лучше, милая. Гарантирую.

Айк стащил с дивана теплый мохеровый плед, укрыл ее и себя, заботливо подоткнул со всех сторон.

— Не знаю почему, но я здорово устал. — Он снова зевнул. — Прости, Элис, только глаза сами закрываются…

— Не волнуйся, я тоже устала.

Это было правдой. Элис то и дело зевала, словно ее легким недоставало кислорода.

— Поспим пару часиков, — пробормотал Айк, затем откашлялся и снова зевнул. — Черт, не знаю, что со мной. Обычно я не утомляюсь так быстро. Честно.

Элис испытывала даже некоторое облегчение, оттого что Айк готов заснуть. Ей требовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах, справиться с растерянностью и смущением.

— Может быть, переберемся в постель? — предложила она. — Здесь что-то дымом попахивает. Наверное, дрова все-таки были слишком сырыми.

Он не ответил, не издал ни звука. Элис повернулась к нему, чтобы повторить вопрос, но глаза Айка были уже закрыты, а руки безвольно вытянулись вдоль одеяла. Через несколько секунд он задышал глубоко и равномерно, и Элис поняла, что он крепко спит.

Веки у самой Элис налились тяжестью, глаза слипались, но ее нервы были слишком взвинчены, и сон не шел к ней. Да и жара в комнате становилась все невыносимей. Элис чувствовала себя разгоряченной и потной, вдобавок у нее сильно разболелась голова, и с каждой минутой боль становилась все сильнее.

Элис решила, что ей необходима таблетка аспирина, даже лучше две таблетки, и, кроме того, хорошо бы принять душ. Осторожно, чтобы не разбудить Айка, она выскользнула из-под одеяла, собрала разбросанную одежду и прошла в ванную. Отыскав в шкафчике лекарство, Элис вздохнула с облегчением, потому что голова уже разламывалась так, что хотелось лезть на стенку. Она проглотила сразу три таблетки, запила их несколькими глотками воды и поморщилась. Вода в коттедж поступала из колодца с помощью электронасоса и обычно бывала ледяной, свежей, вкусной. Теперь она почему-то оказалась теплой и с солоноватым привкусом.

Элис уставилась на свое отражение в зеркале, висевшем над раковиной, с трудом припоминая, зачем она пришла в ванную. Голова и все тело налились свинцовой тяжестью, каждое движение давалось с трудом. Ей на глаза попалась одежда, переброшенная через край ванны, и Элис решила, что пришла сюда, чтобы одеться. Она натянула теплые носки, спортивные брюки, рубашку, шерстяную кофту и огляделась в поисках обуви. Найти удалось только пушистые розовые шлепанцы с кошачьими зелеными глазами и белыми усиками. Присев на унитаз, Элис медленно обулась, глядя как завороженная на подрагивающие усики.

Боже мой, какая жарища! Споткнувшись, Элис шагнула к окну ванной и толкнула раму вверх. Скользящая рама сначала сопротивлялась ее усилиям, но Элис все же удалось приподнять ее. Холодный ветерок овеял щеки. Элис вытянула шею, припала ртом к щели над подоконником и принялась жадно глотать свежий воздух, словно уже несколько недель не могла надышаться вдоволь. Она прижалась лицом к стеклу, закрыла глаза, надеясь, что горный воздух излечит ее от подступавшей к горлу тошноты.

Через некоторое время она почувствовала с облегчением, что невыносимая пульсирующая боль в голове начала понемногу утихать. Голове стало легче, но какая же выдалась сегодня жаркая ночь! Даже оконное стекло было теплым. Элис засмотрелась на огонь, маячивший за углом коттеджа, немного удивляясь: зачем же Айк соорудил костер в такой близости от дома и какой смысл вообще было разжигать огонь на улице, ведь в гостиной такой хороший, надежный камин?

В тот миг, когда ее затуманенный мозг сформулировал этот вопрос, она осознала всю его нелепость. И через секунду поняла наконец, что происходит.

Господи! Да ведь коттедж горит!

Заскользив по кафельному полу ванной, Элис бросилась к двери и рывком распахнула ее. Непроницаемая дымная завеса полностью скрывала гостиную.

— Айк! Айк! Вставай! — Едва она открыла рот, как горячий дым устремился в ее легкие, заглушив отчаянный крик.

Полотенце. Ей нужно мокрое полотенце.

Воспоминание о правилах противопожарной безопасности, затверженных еще в начальной школе, как молния, сверкнуло в ее одурманенном мозгу. Давясь кашлем, держась за стену, Элис на ощупь отыскала дорогу назад. Ванную уже тоже заполнил едкий дым, от которого слезились глаза, першило в горле.

Элис шарила руками по краю ванны, пока не нащупала полотенце. Она сильно, как только могла, намочила его под струей воды, бежавшей из крана. Повязав полотенцем лицо — это оказалось гораздо труднее, чем она ожидала, — Элис бросилась обратно в гостиную.

Дым был таким плотным, что Элис едва различала перед собой предметы. Дальше начиналась сплошная колышущаяся серая стена дыма.

Продвинувшись на четвереньках на некоторое расстояние вперед, она натолкнулась на кухонный шкаф и поняла, что зря потеряла драгоценные минуты, разыскивая Айка в совершенно противоположном направлении. Подавив готовое вырваться рыдание, она поползла вдоль шкафов, пока не достигла пустого пространства — это был вход на кухню. Отгоняя прочь охвативший ее приступ панического страха, Элис постаралась сориентироваться. Раковина находилась сзади, слева она нащупала гладкую поверхность холодильника, справа был стол. Это значит, что сейчас она находится прямо напротив камина в гостиной, а Айк лежит на полу метрах в шести перед ней.

И действительно, вскоре она наткнулась на юношу.

— Слава Богу, слава Богу! — воскликнула она.

Элис трясла его за плечо, то беспорядочно бормоча молитвы, то умоляя Айка встать, прилагая отчаянные усилия, чтобы разбудить его. Но Айк не шевелился. Испуганная, Элис наклонилась к его губам, прижала пальцы к шейной артерии. Она не услышала дыхания, не смогла уловить ни малейшего трепета пульса.

— Айк! Айк! Поднимайся, черт тебя возьми!

Она снова затрясла его, забарабанила кулаками по его груди. Страх сменился яростью, потому что он отказывался вставать.

— Шевелись же, болван! Нам надо быстрее выбираться отсюда.

Молчание. И мертвая неподвижность.

Нет! Он не умер. Он не мог умереть. Она не позволит ему умереть. Всхлипывая, Элис подсунула руки ему под плечи и, сцепив их на его груди, с трудом приподняла безжизненное тело.

Раздался оглушительный треск, больше похожий на взрыв. В одну секунду перед Элис взметнулась стена огня. Дорога к двери была отрезана.

Как они выберутся отсюда? Господи, что теперь делать?

Элис присела на корточки, прислонив к себе неподвижного Айка, лихорадочно вспоминая расположение комнат. За ванной кладовка, из которой на улицу ведет задняя дверь. Элис не представляла, как ей удастся протащить Айка такое огромное расстояние, но сейчас в этом заключалась их единственная надежда на спасение. Кухня была гораздо ближе, но Элис боялась, что окно над раковиной слишком узко и слишком высоко расположено, чтобы она смогла втянуть в него безвольное тело Айка. Кроме того, огонь уже подступал к кухонным шкафам, еще немного, и они запылают.

Элис встала на четвереньки и, придерживая Айка за руки, попыталась взвалить его себе на спину, но едва это удалось ей, как его тело начало валиться на бок.

— Айк, держись, — прохрипела Элис, бессильные слезы струились по ее щекам. — Помогай мне, ведь я же хочу спасти тебя!

Конечно, он не ответил. Она и не ждала ответа. Полотенце давно высохло, она отбросила его прочь и попыталась втянуть немного кислорода в свои обожженные, измученные легкие. Но кислорода не было. Элис повернулась, готовясь повторить изнурительную попытку взгромоздить Айка себе на плечи. Господи, Господи, как же она сумеет вытащить его отсюда, если он даже не может держаться за нее?

Едва Элис повернулась и вновь начала приподнимать Айка, как с потолка обрушилась горящая балка и упала с нелепой, ужасающей точностью прямо на спину Айка. Пылающие щепки так и посыпались в разные стороны. Элис закричала и инстинктивно отпрянула назад. В считанный миг тело Айка вспыхнуло, и одновременно раздалось страшное шипение, издаваемое горящей плотью.

Элис не могла больше смотреть. С диким криком она бросилась прочь от алчно загудевшего пламени, превращающего человеческое тело в факел. Элис бежала, как слепая, натыкаясь на стены, отыскивая ведущий к выходу коридор, скорее интуитивно, чем сознательно, стремясь к спасению. Но и здесь уже полыхало пламя — задняя дверь успела превратиться в раскаленный, светящийся алый барьер. Сквозь дым Элис рванулась в ванную, прокладывая себе дорогу через горящие обломки мебели, вскарабкалась на край ванны и всем телом навалилась на окно. Деформированная, покоробленная от жары рама не сдвинулась с места, но обезумевшую Элис толкало вперед не только стремление выбраться из пылающего дома, но и желание убежать, спрятаться от видения страшной гибели Айка.

Обернув руку полотенцем, она изо всех сил ударила по стеклу. Пришлось ударить еще несколько раз, пока от окна не осталась одна рама. Элис перевалилась через подоконник и упала вниз, уже через секунду она была на земле, даже не заметив, что упала с высоты почти в шесть футов.

Ловя ртом воздух, не помня себя от ужаса, она понеслась, преследуемая картиной пылающего тела Айка. Розовые шлепанцы вязли в глубоком снегу, но она бежала до тех пор, пока полностью не выбилась из сил. Мучительный стыд жег ей душу. Обхватив себя руками, Элис прижалась к дереву, и ее тело затряслось от беззвучных рыданий. Что скажет она, когда тело Айка будет найдено? Как объяснит тот факт, что спаслась сама, но позволила Айку погибнуть?

Шлепанцы промокли насквозь, от холода зубы Элис начали выбивать дрожь. Несмотря на страх перед встречей с представителями власти, Элис понимала, что ей нужно выбраться на шоссе, пройти милю, отделявшую коттедж от ближайших соседей, и рассказать о случившемся. Толстая кофта, которая казалась такой теплой в доме, совершенно не подходила для морозной декабрьской ночи в горах Нью-Гэмпшира. Элис ясно сознавала суровую реальность — надо двигаться, и двигаться быстро, если она не хочет замерзнуть в лесу.

Натянув рукава на окоченевшие пальцы, Элис пустилась в утомительный путь через лес к шоссе. Выйдя на широкую прогалину, она обернулась, чтобы бросить последний взгляд на горящий коттедж. То, что она увидела, заставило ее застыть на месте в немом изумлении.

Из-за коттеджа появился и медленно выехал на дорогу джип. Человек за рулем, закутанный в шарф и в шотландской шапочке на голове, промелькнул за стеклом смутной тенью. Но в ярком свете пламени номерной знак на автомобиле был виден совершенно отчетливо: АБХ4.

Элис узнала этот номерной знак. Буквы АБХ означали: Алан Брентвуд Хорн. Цифра «четыре» указывала на порядковый номер одного из многих автомобилей в личном гараже. Но самое главное — Элис отлично знала Алана Брентвуда Хорна.

Это был ее отец.

1

Майами, Флорида.

Июль 1993 года

В мотеле гостям предлагались чистые комнаты, скидка для пожилых путешественников и бесплатный кофе в вестибюле. Однако, как очень скоро обнаружила Ида Мэрфи, в число удобств не входили ни достаточное количество лампочек в люстре, ни наличие какого-либо стола в номере.

Но Ида была неприхотлива, и недостатки комнаты мало ее трогали. Не обращая внимания на жалобы Пола, она подтащила видавший виды стул к полке из огнеупорной пластмассы, которая тянулась вдоль стены между ванной и помятым металлическим каркасом, выполнявшим роль шкафа. Открыв потрепанный чемодан, она достала клеенчатую сумку для туалетных принадлежностей и косметики и выстроила на полке в аккуратную линию многочисленные баночки и флакончики.

— Вот только руки вымою и буду готова, — сказала она.

Пол Хейзен оглядывал комнату, не скрывая отвращения, и злился, что у них нет денег, чтобы устроиться получше.

— До чего же я ненавижу Флориду летом! Какого черта Алан Хорн делает здесь в это время года?!

— Баллотируется в губернаторы, — ответила Ида.

Пол терпеть не мог ее манеру воспринимать все вопросы буквально. Если бы только она не была дьявольски похожа на Элис…

Он включил кондиционер на полную мощность и швырнул свой чемодан на ближайшую к двери кровать, затем обогнул ее и, насупившись, остановился за спиной Иды.

— Здесь совсем темно. Нам не обойтись без света, черт возьми!

Ида кивнула на висевшее над полкой зеркало.

— По крайней мере, зеркало здесь приличных размеров.

Голос у нее был одновременно мягкий и глуховатый, так что любая, даже самая невинная реплика вызывала непонятное волнение.

— Зачем зеркало при таких потемках? — проворчал он. — Как мы сумеем правильно наложить тебе грим, если лицо еле видно?

Он вытащил из розетки штепсель и перенес ночник в нишу, примостив его на полке между тюбиком с зубной пастой и брошюрой, рекламирующей местную ярмарку-распродажу. Наклонив несколько раз абажур под разными углами, он наконец вовсе отвинтил его и отбросил в угол.

— Так-то лучше. — Оставшись доволен освещением, он приподнял лицо Иды за подбородок и пристально вгляделся в ее отражение в зеркале. Затем достал из закрытого на молнию кармана своего чемодана фотографию, прищурившись, взглянул несколько раз поочередно то на нее, то на лицо в зеркале. — У тебя скулы не те, — сказал он, нервно поглаживая усы. — Бог мой, да вовсе ты на нее и не похожа! Они никогда тебя не признают.

— Не беспокойся, — сказала Ида. — Ты забываешь, что когда впервые увидел меня у Клары, то подумал, что я настоящая Элис Хорн.

Она потянулась к своим косметическим принадлежностям и принялась накладывать на лицо тональный крем, румяна и приглушенные светло-серые тени. Потрудившись минут десять, она добавила последний штрих, проведя по губам блеском бледно-персикового оттенка, и, круто обернувшись, в упор взглянула на Пола.

— Ну, что скажешь?

— Неплохо. Даже более того. — Пол одобрительно сжал ее плечо и довольно проворчал: — Ты умеешь обращаться с косметикой, Ида.

— Не забывай, что я художница. Я понимаю игру светотени, в этом и заключается сущность косметики.

Но Пола не интересовали профессиональные суждения Иды. Он вновь принялся изучать фото.

— Цвет волос не тот, — заявил он. — Черт, Ида, ты слишком темная! Элис Хорн была блондинкой, а твои волосы скорее пепельно-коричневые.

Ида вздохнула.

— Мы уже десятки раз обсуждали этот вопрос, Пол. Элис исчезла почти семь лет назад. Тогда ей было восемнадцать, а сейчас было бы двадцать пять. Вполне естественно, что с возрастом волосы могли потемнеть.

— Может, да, а может, и нет.

— Нам это неизвестно. Но это неизвестно и ее родным. Уже семь лет, как ее никто не видел.

— Но они помнят ее блондинкой.

На его красивом лице застыло досадливое выражение, он несколько раз прошелся по узкой полоске ковра между шкафом и кроватями с ворсистыми покрывалами. Маленький телевизор, привинченный к расшатанной этажерке, неодобрительно глядел на них из угла.

— Почему ты не соглашаешься покрасить волосы? Черт побери, Ида, после двух часов в салоне красоты ты стала бы ее точной копией!

Сохраняя спокойствие, Ида решительно покачала головой.

— Только до тех пор, пока волосы не начнут отрастать. Если мне удастся получить приглашение от Хорнов, я не хочу жить в постоянной тревоге, гадая, не показались ли темные корни из-под моих предположительно натуральных белокурых волос.

Пол опять углубился в изучение фотографии, отыскивая новый повод для недовольства.

— Волосы у Элис были прямее, чем у тебя. И длиннее.

Ида пожала плечами.

— Извини, Пол, что касается «длиннее», тут уж я ничего не могу поделать — разве что ты согласишься подождать еще месяца три.

Ее беспечный тон выводил его из себя. Неужели она не понимает, что поставлено на карту?

— В том-то все дело! Ты сама знаешь, что ждать мы не можем. Раз Алан отыскал этого судью из Пенсильвании, который готов ему поспособствовать, через три месяца Элис Хорн будет официально объявлена умершей…

— И все чудные денежки Элис достанутся Алану Брентвуду Хорну.

И Ида рассмеялась с неподдельной искренностью.

— Ты, кажется, побледнел, Пол? Разве ты так уж против, чтобы Алан получил деньги? В конце концов, ведь он — отец Элис.

— Не шути так, — огрызнулся Пол. — Ради Бога, Ида, двадцать миллионов долларов — вовсе не предмет для шуток.

Ида смерила его задумчивым взглядом. Даже после двух месяцев знакомства она все еще не была уверена, что понимает его до конца.

— Для чего все-таки тебе так нужны деньги, Пол? Если нам удастся заставить Хорнов рассчитаться, что ты станешь делать со своей долей?

— Тратить! — произнес он, не раздумывая. — У тебя никогда не было денег, поэтому ты не знаешь, чего лишена. Но я-то был преуспевающим юристом, членом корпорации — пока Алан не решил обвинить меня в своих запутанных отношениях с законом.

Он обвел взглядом жалкий гостиничный номер, и его нос брезгливо сморщился.

— Будь я богат, разве остановился бы в такой дыре? Никогда, можешь быть уверена.

— Я представляю себе, что значит иметь много денег, — сказала Ида. — У меня прекрасное воображение.

Она взяла расческу и машинально провела ею по волосам, откидывая челку со лба назад.

— Боже мой! — Пол уставился на нее во все глаза. — Вот так хорошо!

— Что хорошо?

— Волосы. Ты сделала сейчас именно то, что нам нужно. — С горящими от волнения глазами он сунул фотографию ей под нос. — Видишь? Когда ты убрала волосы назад, ты стала точь-в-точь как Элис.

— В самом деле? — Ида едва взглянула на снимок. — Убери эту ужасную картинку подальше, Пол. Она мне до смерти надоела.

— Почему? Эта малышка выглядела неплохо.

— Эта малышка выглядела глупо, — ответила Ида.

— Она была богата, — возразил Пол. — Ей не требовалось много ума.

— Если принять во внимание, что кому-то понадобилось сжечь ее живьем, я думаю, ум пригодился бы ей больше, чем любое богатство.

— Интересно все-таки, что с ней случилось на самом деле? — спросил Пол. — Ведь в коттедже не нашли ее останков.

— Если их не нашли, значит, ей как-то удалось спастись из огня. К такому заключению пришел суд при рассмотрении вопроса о завещании. Мне это тоже кажется логичным. По твоим словам, судья заявил, что нет достаточных оснований, чтобы объявить ее умершей. Значит, она до сих пор жива; по крайней мере — официально.

Ида взяла с полки баночку с персиковым блеском и спрятала ее в сумку.

— Ты как-то равнодушно говоришь о судьбе Элис, — заметил Пол. — А между тем тебе стоит молиться, чтобы Элис не решила вдруг вернуться домой и потребовать свое наследство как раз в тот момент, когда ты начнешь подъезжать к старику Хорну.

Серо-голубые глаза Иды насмешливо блеснули.

— Я как-то не верю, Пол, что молитвы, в которых просят оказать помощь в мошенничестве, могу привести к положительному результату.

Ида давно заметила, что Пол начисто лишен чувства юмора, и теперь наблюдала, как он серьезно взвешивает ее замечание и с грустью приходит к выводу, что она права.

— Неважно, погибла или нет Элис во время того пожара, — сказал Пол, приободряясь от пришедшей ему в голову мысли, — главное, что теперь она наверняка мертва.

— Почему же наверняка?

— Это очевидно! Будь она жива, она вернулась бы домой. Я хочу сказать, зачем ей где-то скрываться?

Ида пожала плечами.

— Может быть, она потеряла память. Или она поумнела и решила, что не даст поджарить себя второй раз. А может, просто не захотела возвращаться к своей родне, так как не питала к ней особой любви.

— Никто по своей воле не убегает от двадцати миллионов, — произнес Пол с твердой убежденностью. — Она умерла, я абсолютно уверен в этом.

Он с хлопком отогнул ушко у жестянки с витаминизированной кока-колой и жадно сделал несколько глотков.

— Хотел бы я заполучить какой-нибудь из семейных фильмов Хорнов… — пробормотал он. — Кто знает, как она говорила? Как ходила? Какие у нее были характерные жесты? Ты можешь быть похожей на нее, но как ты скопируешь ее манеру речи?..

— Не будем переживать из-за такой чепухи, — сказала Ида. — Мы собираемся заявить, что мои связки необратимо пострадали от дыма. Что касается прочего, из твоих рассказов я поняла, что родители Элис не так уж много времени проводили со своей дочерью. Как они смогут с уверенностью утверждать, что я не так хожу или не так жестикулирую?

— Да, правда. Хотя, когда Элис была маленькой, отец уделял ей достаточно времени. По крайней мере, все так говорят.

Пол уселся на единственное в номере кресло и положил ноги на горчичное покрывало.

— Сейчас нам следует еще раз повторить по пунктам биографию Элис и удостовериться, что через неделю ты готова предстать перед Хорнами. Ты не можешь себе позволить ошибиться, Ида. Малейший промах способен погубить все!

— Ты и так уже натаскивал меня по истории семейства Хорнов последние шесть недель. — Ида отодвинула стул и поднялась. — Моя голова настолько забита всевозможной информацией, что иногда по утрам я просыпаюсь с мыслью, будто я на самом деле Элис Хорн.

— Это хорошо. — В действительности Пол чувствовал себя увереннее, чем хотел показать, но иногда у него создавалось впечатление, что Ида Мэрфи относится к его тщательно составленному плану как к нелепому домашнему розыгрышу. — Так и должно быть. Думай, ешь, спи и дыши, как Элис Хорн. — Пол круто развернулся. — В какой школе ты училась? — рявкнул он.

Она ответила то, что он и хотел услышать.

— В Линден Холле, на северо-западе Коннектикута.

Все правильно, это школа Элис.

— Колледж?

— В Дартмуте, со специализацией по истории искусств. Но там я проучилась всего пару месяцев, потом случился пожар.

Пол коротко одобрительно кивнул. Ида никогда не ошибалась, повторяя детали прошлого Элис, но пришлось потратить несколько недель, чтобы она перестала говорить об Элис «она».

— Что именно произошло в ту ночь, когда случился пожар?

— Я не люблю вспоминать об этом, — проговорила Ида, опуская голову.

Пол нетерпеливо прищелкнул языком.

— Не так, Ида. Я уже говорил тебе. Ты не должна отказываться отвечать на вопросы о пожаре.

— Почему? Элис должны быть ненавистны любые разговоры о событиях той ночи.

— Нас не интересуют психологические тонкости, — отрезал Пол. — Нам нужна вполне убедительная история для Алана Хорна. Или, помоги нам Господь, для Теда Паркера, если не получится сразу выйти на Алана.

— Этот Тед Паркер работает у Хорнов только шестой год; значит, он никогда в жизни не видел Элис. Почему ты всегда так нервничаешь, когда произносишь его имя? Какую опасность он может для нас представлять?

— Подожди, пока сама его увидишь, — мрачно произнес Пол. — И тогда можешь повторить свой вопрос, если потребуется. Но вернемся к делу. Что случилось в ночь пожара? С кем ты была в коттедже? Чем ты там занималась?

— Это был день моего рождения, — со вздохом ответила Ида. — Я пригласила Айка Гутмана провести со мной выходные. Мы с ним дружили, оба увлекались горными лыжами…

Пол фыркнул.

— Лучше забудь эту версию о лыжах, милая моя. Они приехали туда порезвиться, и никто не поверит, что было иначе. Понятно?

— Ты откуда знаешь, зачем они туда приехали? — спросила она тихо. — Ты был там с ними?

— Не умничай, Ида! Я пять лет проводил перекрестные допросы самозванок, пытавшихся выдать себя за Элис Хорн, это входило в мои профессиональные обязанности. Я говорил с каждым, кто знал хоть что-нибудь о событиях той ночи в коттедже. Айк Гутман поспорил на несколько сотен долларов, что затащит Элис Хорн в постель. Как бы ни была наивна Элис, но все же не настолько, чтобы пригласить парня с такой репутацией в уединенный коттедж и ожидать, что вечер пройдет в обсуждении сонетов Шекспира.

— Как хочешь, — пожала плечами Ида. — Пусть будет по-твоему. Значит так. Мы с Айком приехали в коттедж, рассчитывая провести вместе ночь. Но дело до этого не дошло, потому что кто-то облил керосином фундамент и поджег дом.

— Как же тебе удалось спастись, Элис?

— Мы репетировали это сотни раз, Пол.

— Еще разок. Это важно.

Она вздохнула.

— Я была в ванной. Почувствовала запах дыма, посмотрела в окно и поняла, что коттедж горит. Я влезла на край ванны, протиснулась в окно и подбежала к наружной двери, надеясь спасти Айка.

— Но спасти его не удалось?

— Нет, — ответила она без всякого выражения, — передняя дверь уже горела, и я не смогла пройти внутрь.

— Где было найдено тело Айка?

— Не знаю. Я не читала газет с описанием пожара.

— Тут можно бы добавить немного эмоций, — предложил Пол. — А то сейчас ты так хладнокровна, словно зачитываешь список бакалейных товаров.

По лицу Иды пробежала тень.

— Мне невыносимо тяжело говорить и читать о том, что случилось той ночью. — Голос ее задрожал, она судорожно глотнула и отвернулась, словно стараясь скрыть подступившие к глазам слезы. — Слишком больно вспоминать об Айке, сознавать, что он погиб только потому, что кто-то хотел убить меня!

Образ охваченной неподдельным душевным волнением девушки, переживавшей тяжелую трагедию, был настолько убедителен, что Пол даже несколько встревожился.

— Ида! В чем дело, детка? Все в порядке?

Она посмотрела на него, насмешливо сверкнув глазами.

— Я вхожу в роль, Пол. Ну как, этот вариант тебя больше устраивает?

Она скинула туфли и села на кровать, скрестив ноги.

— Теперь намного лучше, — отметил Пол, которого, однако, в глубине души покоробила легкость, с которой Ида меняла настроения по собственному желанию.

Она зевнула.

— Вот и хорошо. А теперь давай закажем пиццу в номер, я просто умираю от голода.

— Постой! На этом нельзя ставить точку. Ты должна объяснить, почему убежала и что делала все эти семь лет.

— О, в этом случае, Пол, я буду говорить истинную правду, одну правду, и ничего кроме правды. И когда Алан Хорн наймет батальон частных сыщиков, чтобы проверить мой рассказ, все совпадет до малейшей подробности.

Большинство самозваных Элис Хорн, мечтавших завладеть ее миллионами, выдали себя тем, что пытались приукрасить свои истории. А этого делать не следовало. Пол знал, что им с Идой Мэрфи надлежало как можно скрупулезнее следовать реальным фактам жизни Элис на протяжении последних семи лет, но его начинало бросать в жар при мысли о том, что эти факты будут представлены на суд Хорнов.

— Бог мой, нам никогда в жизни с этим не справиться, — пробормотал он. — Я с ума сошел, когда решил, что мы можем выиграть. Они потребуют анализ крови на ДНК…

— Мы вправе отказаться делать анализ, — возразила Ида.

— Тогда они добьются, чтобы тебя заставили, и мы оба окажемся за решеткой.

— Может быть, обойдется. Пока ты был адвокатом Хорнов, сколько так называемых Элис Хорн пытались предъявить права на доход с ее капитала?

— Шесть.

— И никто из них не проходил этот тест?

Он покачал головой.

— Все они были настолько очевидные обманщицы, что не требовалось никаких тестов, чтобы от них избавиться.

— Смотри на вещи оптимистичнее, — посоветовала Ида. — Если нас разоблачат, мне придется провести в тюрьме намного больше времени, чем тебе.

Щеки Пола побледнели от смешанного чувства страха и раздражения:

— Ты не способна ничего принимать всерьез. Мой Бог, речь идет о двадцати миллионах, а тебя это нисколько не волнует!

— Меня это волнует, — сказала Ида. — И больше, чем ты думаешь.

Ида нервничала куда сильнее, чем могло показаться. Несмотря на раннее утро, воздух был очень влажным, томила духота; еще немного, и воротничок ее льняного бежевого костюма станет мокрым от пота.

До встречи с Полом Ида работала целыми днями в своей мастерской в Провиденсе, одетая в мешковатые брюки и свободную миткалевую блузку. Но Пол настоял, чтобы для первой встречи с Хорнами она надела деловой костюм. Поскольку он платил за ее туалеты, возражать она не стала. Но узкая прямая юбка сковывала движения, словно непомерной величины корсет, а колготки и босоножки на высоких каблуках были просто невыносимы. Если богатство обязывает каждый день одеваться подобным образом, то в пользу бедности можно сказать очень и очень многое, решила она.

— Мистер Хорн ждет вас, сэр? — Охранник у ворот был вежлив, но смотрел с явным сомнением. Пол сидел за рулем видавшей виды «тойоты», а посетители имения Хорнов, носившего официальное название «Загородная усадьба Лавры», как правило, редко прибывали в автомобилях ниже классом, чем «мерседесы».

— Разумеется, мистер Хорн нас ждет, — веско ответил Пол. — Я — Пол Хейзен, а это — Элис Хорн.

Элис Хорн! Одного звука этого имени было достаточно, чтобы Иду охватил приступ нервной дрожи. Два месяца назад, когда она впервые повстречала Пола, спектакль, который требовалось разыграть, представлялся ей неизмеримо более легким, справиться с поставленной задачей, казалось, не составит труда. Но сегодня утром вся ее храбрость внезапно улетучилась. Сейчас, когда решительный момент наконец настал, Ида впервые осознала до конца, что ей предстояло сделать. И ей захотелось оказаться за тысячу миль от любого дома, где она может столкнуться с кем-нибудь из Хорнов.

— Извините за задержку, мистер Хейзен.

Охранник подошел ближе, держа в руках портативный телефон.

— Мистер Паркер говорит, что вы можете проехать. Следуйте по дороге вдоль поля для гольфа. Вас ждут во втором здании, считая от теннисных кортов.

— Я знаю дорогу, — сказал Пол, барабаня пальцами по рулю. — Алан Хорн сейчас дома?

— Мне это неизвестно, сэр. Я разговаривал с мистером Паркером.

Охранник открыл электронные ворота, и Пол въехал на территорию имения.

Ида смотрела прямо перед собой, но не замечала ни живописных зарослей гибискусов, ни безупречно ровной поверхности частного шоссе. Ее сковал панический страх, в глазах потемнело.

— Приехали. — Машина резко затормозила. Пол выключил зажигание и повернулся, чтобы напоследок еще раз окинуть ее оценивающим взглядом. — Ну, началось, Элис.

Опять это имя! Ида почувствовала приступ дурноты. Господи, она просто обезумела! Только безнадежно повредившись рассудком, можно было надеяться, что у нее получится все задуманное, рассчитывать выйти сухой из воды…

— Я не могу… — пробормотала она. — Пол, прости, но только уведи меня отсюда…

— Теперь уже поздно менять решение, — ледяным голосом ответил Пол.

Он вышел из машины и быстро обошел ее кругом, чтобы открыть дверцу Иде. Не понимая, что делает, она хотела было бежать, но Пол схватил ее за локоть и потащил вверх по ступенькам.

— Если ты сейчас раскиснешь, то провалишь все дело, Элис, и считай, что от пяти до пятнадцати лет федеральной тюрьмы тебе гарантированы. Так что возьми себя в руки и вспомни все, чему я тебя учил.

И он нажал кнопку звонка.

Дверь открыла полная молодая брюнетка. Она, как видно, узнала Пола и слегка кивнула ему.

— Доброе утро, сеньор.

— Доброе утро, Изабелла. Мы пришли к мистеру Хорну.

— Мистер Хорн сейчас занят. А мистер Паркер вас ждет, сеньор, — горничная покосилась на Иду. — И вас тоже, сеньорита. Пожалуйста, надо пройти вот сюда.

«Загородная усадьба Лавры» была одним из самых последних творений Хорнов, и дому еще не исполнилось четырех лет. Это означало, что Элис Хорн пропала прежде, чем он был построен. Ида могла спокойно следовать за Полом и горничной, не стараясь делать вид, что знает, куда надо идти. Высокие каблуки босоножек стучали по мраморному полу, и среди неподвижной тишины, царящей в доме, этот звук казался оглушительным.

Горничная остановилась перед двустворчатой дверью и постучала.

— Сеньор, здесь посетители, — громко произнесла она по-испански.

— Пусть войдут, — также по-испански ответил мягкий мужской голос.

Горничная распахнула двери, и Пол смело вошел внутрь, сделав Иде знак следовать за ним.

— Идем, Элис. Позволь познакомить тебя с Тедом Паркером.

Она шагнула в просторную комнату. Ее сердце билось так сильно, что становилось трудно дышать… За столом вишневого дерева, расположенным под углом к затемненному эркеру, сидел темноволосый человек с правильными чертами лица. Отдавая дань жаре, характерной для Флориды в это время года, он не надел пиджак и галстук, но его белоснежная рубашка была жестко накрахмалена, а серые брюки выглядели безукоризненно.

Когда Ида вошла, он встал и с молчаливой вежливостью пристально взглянул на нее. Под его испытующим взглядом Иду пронзила внутренняя дрожь.

В детстве ей приходилось скрывать свою не по годам развитую сообразительность; став взрослой, она научилась прятать сокровенные чувства под маской холодного цинизма. Но проницательность всегда оставалась ее сильной стороной. Она без труда распознавала в людях фальшь и неискренность, самые искусные лжецы не представляли для нее опасности. И едва Тед Паркер устремил на нее взгляд серебристо-серых глаз, Ида сразу поняла, с какого рода противником им придется иметь дело: сладкоречивым, безобидным на вид — и смертельно опасным.

— Пол! Как поживаешь? — Тед отвел глаза от Иды и переключил внимание на адвоката. Выражение его лица по-прежнему оставалось мягким, а улыбка — воплощением профессиональной любезности, но Иде пришлось стиснуть челюсти, чтобы не выдать дрожь в губах.

— Прекрасно, — ответил Пол. Голос его прозвучал неестественно громко и бодро. — И хотел бы сразу приступить к делу. Это — Элис Хорн, как ты, наверное, догадался, но последние семь лет она жила под именем Иды Мэрфи.

— Мисс Мэрфи, — произнес Тед с бесстрастием, таившим в себе скорее угрозу, чем открытое недоверие. Он кивнул, затем сделал рукой выразительный жест, предлагавший ей и Полу садиться.

Ида присела на краешек стула, плотно сдвинула колени, сжала в руках сумочку. Увидев, как глаза Теда на миг задержались на ее побелевших костяшках, она сделала глубокий вдох, приказывая себе расслабиться. Тед слегка улыбнулся, и она догадалась, что он понял смысл ее едва заметного движения. Ну и пусть! Она не позволит ему запугать себя.

Теперь они с Полом сидели, тогда как Тед оставался на ногах, прислонившись краю стола и засунув руки в карманы брюк. Он держался абсолютно непринужденно, даже несколько небрежно, но Ида-то знала, что это только маскировка: Тед Паркер начеку и готов к бою.

— Алан просил меня побеседовать с твоей… кандидатурой, — сказал Тед, обращаясь к Полу. — Еще он просил передать вам обоим его извинения за то, что он не встретился с вами лично.

— Он болен?

— Нет, наоборот, в превосходной форме. — Тед учтиво взглянул на Иду. — Надеюсь, вы понимаете… он несколько утомлен встречами с молодыми женщинами, каждая из которых претендует на то, чтобы называться его дочерью.

Пол мгновенно ощетинился.

— Элис не претендует на то, чтобы называться дочерью Алана; она действительно его дочь!

Тед с вежливой многозначительностью склонил голову набок.

— Так ли это, мисс Мэрфи? Вы в самом деле давно исчезнувшая дочь Алана?

Его плавные, прямо-таки бархатные интонации, как это ни странно, раздражающе действовали на Иду; должно быть, потому, что за этой внешней обходительностью угадывалась презрительная насмешка. В какой-то безумный миг ей захотелось бросить ему в лицо правду, прямо взглянуть в эти надменные серые глаза и сказать: «Нет, Алан Хорн вовсе не мой отец». Эта фраза так и вертелась у нее на языке, но, конечно, в конце концов осталась невыговоренной.

— Я действительно Элис Хорн. — Она сумела произнести эти слова даже без тени предательской дрожи. — И я надеюсь доказать вам это в течение ближайшего часа.

Когда Ида волновалась, в ее голосе всегда слышались рокочущие низкие горловые ноты. И сейчас в брошенном на нее Тедом беглом взгляде впервые промелькнуло нечто, отдаленно похожее на искреннее чувство. Но что именно это было? Удивление? Интерес? Ида не успела разобрать.

Внезапно Тед оторвался от стола, выпрямился и нажал кнопку селекторной связи:

— Изабелла, будьте добры, проводите мистера Хейзена к бассейну и предложите ему что-нибудь освежающее.

— Да, сеньор, я сейчас иду.

Пол сердито поднялся.

— Послушай, Тед, я не желаю прохлаждаться у бассейна, пока ты будешь допрашивать Элис с пристрастием. Я адвокат Элис, ее официальный представитель, ты не имеешь права настаивать на разговоре с глазу на глаз…

— Мне очень жаль, — сказал Тед. — Я, разумеется, понимаю твою точку зрения, Пол. Но я, должно быть, не совсем правильно уяснил твою позицию, когда мы разговаривали по телефону. — Он протянул руку. — До свидания. Сожалею, что не представилось возможным разобраться в этом деле подробнее.

Пол уставился на его протянутую руку.

— Какого черта, Тед, что ты хочешь сказать?!

Тед сделал вид, что удивлен горячностью Теда.

— Как тебе известно, Пол, я не юрист и не правомочен представлять интересы Алана Хорна на официальной встрече. Я согласился встретиться с вами этим утром, так как решил, что ты хочешь предложить мирное взаимоприемлемое разрешение данной ситуации. Но если ты собираешься действовать как поверенный мисс Мэрфи и намерен предъявлять притязания официальным путем, я, естественно, не могу рисковать интересами Алана, продолжая этот разговор. Если ты рассматриваешь нашу встречу как первый официальный шаг в долгом судебном разбирательстве, то Алан должен быть представлен укомплектованным штатом юристов, действующих под юрисдикцией суда.

— Это только слова, — возразил Пол. — Мы оба знаем, почему ты хочешь расспросить Элис наедине, и официальное разбирательство тут совершенно ни при чем. Ты хочешь воспользоваться шансом, запугать ее и заставить сказать что-нибудь лишнее!

— Уверяю тебя, я не имею намерения никого запугивать. Если эта очаровательная девушка в самом деле дочь Алана, как могу я заставить ее сказать «лишнее»? — Тед улыбнулся открытой дружеской улыбкой, но палец его выжидательно завис над кнопкой, готовый в любую секунду опуститься. — Так как мы поступим? Ты и твоя знакомая уходите вместе или я беседую с ней наедине? Решение за тобой, Пол.

— Нет, — сказала Ида. — Решать буду я.

Мужчины посмотрели на нее так, словно она была дрессированным пуделем, который прыгнул через обруч, предназначенный для другой собаки. Ида испытала мимолетный триумф, так как ей удалось смутить Теда Паркера, пусть только на миг.

Но Тед быстро опомнился.

— Вы абсолютно правы, мисс Мэрфи. Простите. Вы готовы побеседовать со мной в отсутствие Пола?

— Я не возражаю против беседы, но мне не совсем понятно, каким образом вы надеетесь что-то выяснить. До пожара мы с вами не встречались. У вас нет личных воспоминаний, чтобы вы могли судить о правомочности моих притязаний.

— Меня не интересует ваша жизнь до пожара, мисс Мэрфи. То, как вы жили после него, — вот о чем мне очень хотелось бы услышать.

Неглупо, подумала Ида. Любая мало-мальски интеллигентная девушка может разузнать достаточно о прошлом Элис, чтобы быть в состоянии ответить на ряд предварительных вопросов. Гораздо труднее предоставить достоверное объяснение исчезновения Элис, а еще труднее объяснить, почему она вдруг решила объявиться после стольких лет молчания. Почему тогда она столь загадочно убежала от своих двадцати миллионов долларов, а теперь как ни в чем не бывало вернулась, чтобы снова занять свое место в семье.

Пол шагнул к ней, поглаживая усики — верный признак того, что он нервничает. Надо будет потом предостеречь его от этой привычки, подумала Ида. Язык жестов часто бывает выразительнее любых слов.

— Не говори с ним, Элис. — Голос Пола звучал почти умоляюще. — Требуй встречи с отцом, и немедленно.

— К чему? Мой отец не решает подобные вопросы сам. Он сделает то, что ему посоветует Тед.

— Господи Боже, Элис, ты же его родная дочь! Ты пропадала целых семь лет! Так естественно, что ты хочешь видеть его! Не позволяй Теду Паркеру лишать тебя законного права.

В голосе Пола слышалось искреннее негодование. Он вообще обладал чертой, очень полезной для заговорщика, — способностью к самовнушению. Видимо, сейчас он почти убедил себя, что Ида — действительно пропавшая наследница Хорнов.

Ида пожала плечами с притворной уверенностью в себе, которой на самом деле вовсе не чувствовала.

— Все будет в порядке, Пол. Мне нечего скрывать от мистера Паркера.

Ложь была настолько всеобъемлющей, что она сумела произнести ее четким голосом, с невинным выражением. За последние годы она усвоила одно важное правило: никогда не лгать в мелочах, а только по-крупному.

В дверь постучала горничная:

— Пожалуйста, проходите сюда, сеньор Хейзен. У бассейна есть чай со льдом и фрукты.

— Мы не заставим тебя ждать больше часа, — пообещал Тед.

Пол едва удостоил его взглядом.

— Помни, ты поступаешь вопреки моему совету, — сказал он, проходя мимо Иды. — Этот человек хуже акулы. Следи за тем, что говоришь, а главное — ничего не подписывай!

Тед закрыл за ним дверь.

— Вам известно, что шесть месяцев назад Пол Хейзен избежал судебной ответственности только благодаря великодушию Алана Хорна?

Ида посмотрела ему прямо в глаза.

— Пол дал понять, что он и Алан разошлись в точке зрения на некую исчезнувшую сумму денег.

— Пол растратил эти деньги! — резко сказал Тед.

После шести недель общения с Полом Хейзеном Ида легко могла поверить такому обвинению, но она не хотела признаваться в этом перед Тедом.

— Ваши слова похожи на клевету, мистер Паркер.

— Нет, — ответил он кратко. — У меня есть тому доказательства.

Он сел за свой массивный стол и положил перед собой толстую папку с бумагами.

— Где вы познакомились с Полом?

— На одной вечеринке в Провиденсе, пару месяцев назад.

— Какая счастливая встреча для вас обоих!

— Да, это правда. — Она ответила невозмутимым взглядом на его пристальный взгляд. — К тому времени я уже решила, что пришла пора возвращаться домой. Поддержка Пола заставила меня поторопиться.

— Почему же вы решили, что «пора возвращаться домой» именно теперь, мисс Мэрфи?

Она насмешливо улыбнулась.

— Из-за денег, конечно. Из-за чего же еще?

— И в самом деле, — пробормотал Тед, откидываясь на стуле. — Расскажите немного о себе, мисс Мэрфи. Вы, кажется, художница?

— Да, я работаю со стеклом — это семейная традиция, как вам известно. Но пожалуйста, не будьте так официальны, мистер Паркер. Вы можете называть меня просто Элис.

— Благодарю. Но я не уверен, что готов к такого рода отношениям. — В его глазах блеснула ирония. — Можно назвать вас преуспевающей художницей, мисс Мэрфи?

Там, где дело касалось ее мастерства, Ида не могла и не хотела лгать… даже ради того, чтобы усыпить бдительность Теда Паркера или облегчить себе путь в лоно семьи Хорнов.

— Я одна из самых талантливых в стране дизайнеров по стеклу, — произнесла она уверенно.

— И самых скромных тоже, — заметил он.

Неожиданно для себя Ида рассмеялась.

— Простите. Наверное, это прозвучало нахально, но я и правда знаю свое дело и уже устала притворяться, что это не так.

Его глаза на миг задержались на ее лице, затем он отвернулся и посмотрел в окно.

— Вы надеетесь продать ваши работы в «Хорн Кристал», мисс Мэрфи?

— Я не просто надеюсь, мистер Паркер, я серьезно рассчитываю на это. Если я решу разместить свои работы в «Хорн Кристал», мне ничто не сможет помешать. Компания принадлежит мне. Большинство акций в этой отрасли «Хорн Индастриз» составляет значительную часть моего трастового фонда.

Она говорила спокойно, но вызов, заключавшийся в ее заявлении, прозвучал так веско, словно она выкрикнула эти слова в рупор.

— Владелица большинства акций компании — Элис Хорн, — сказал он.

Ида улыбнулась.

— Совершенно верно.

Она видела, что разозлила его, и это, как ни странно, подействовало на нее успокаивающе. Он взглянул на бумаги, лежавшие перед ним на столе, потом поднял глаза. Они были холодны как лед.

— Может быть, мы кончим препираться, мисс Мэрфи, и перейдем к делу? Три года назад вы были арестованы и провели несколько недель в тюрьме. Вы можете сказать что-нибудь по поводу данного инцидента?

Несмотря на то что Ида ожидала услышать это обвинение, у нее засосало под ложечкой. Но она заставила себя смотреть ему прямо в лицо.

— Да, это правда. Я была арестована, и поскольку не могла позволить себе внести залог, мне пришлось оставаться в тюрьме до тех пор, пока общественный защитник не убедил окружного прокурора снять обвинение.

— Вас обвиняли в торговле наркотиками, — уточнил он.

— Это была ошибка! — горячо возразила Ида. — Я никогда не употребляла наркотики, даже для пробы, и уж тем более не занималась их продажей. Я понятия не имела, что в моей комнате спрятан кокаин!

— Тем не менее в вашей диванной подушке обнаружили двадцать пять граммов кокаина.

— Меня можно обвинить только в крайней беспечности, — сказала она взволнованно, — и в плохом выборе друзей. Но эти случаи уголовно ненаказуемы.

— Однако мошенничество наказуемо, — продолжил он мягко. — Например, намерение выдать себя за умершую женщину с целью завладеть двадцатью миллионами долларов, вам не принадлежащих.

Она нетерпеливо затрясла головой.

— Хотела бы я убедить вас, как мало интересуют меня эти деньги!

— Вам очень легко убедить меня в этом, мисс Мэрфи. — Он пододвинул к ней лист бумаги. — Вот официальный отказ от притязаний на собственность Элис Хорн. Поставьте свою подпись над пунктирной линией, и я буду счастлив поверить, что деньги вас ничуть не интересуют.

— Мне нужны не деньги, — сказала Ида. — Мне нужен «Хорн Кристал». Эту компанию основал еще мой прадедушка и завещал ее мне.

Она подскочила от неожиданности, потому что сзади внезапно послышались неторопливые рукоплескания.

— Замечательная речь, просто замечательная. И как натурально вы все это произнесли! Вы хорошо заучили свой текст, — произнес низкий вежливый голос.

Ида стремительно обернулась. Она увидела высокого голубоглазого человека с седеющими волосами и узким аристократическим носом. В ее памяти промелькнули десятки разных фотографий. Она мгновенно узнала этого человека.

Алан Брентвуд Хорн.

Отец Элис.

— Здравствуй, папа.

Она сама не поняла, откуда взялись эти слова и как она сумела произнести их так легко и непринужденно. Алан шагнул вперед и схватился за спинку стула, на котором она сидела.

— Элис! — Он с трудом перевел дыхание, щеки его приобрели зеленовато-бледный оттенок. — Боже, Элис, это действительно ты! Ты вернулась.

2

— Почему ты так удивлен, папа? — Ида не собиралась позволять себе долго пребывать в шоке от неожиданного появления Алана Хорна. Она отступила к окну и на этот раз проговорила слово «папа» с оттенком легкой иронии. — Разве ты думал, что я уже никогда не вернусь?

— Я отчаялся разыскать тебя.

Алан подошел ближе. Движения его были медленными и неловкими, словно потрясение подействовало на его рефлексы до такой степени, что даже самые простые действия стали вдруг чрезвычайно трудными. Он споткнулся, остановился и вытер вспотевший лоб белоснежным носовым платком с вышитой монограммой.

— Бог мой, Элис, я считал тебя умершей. Мы все так считали.

Ида улыбнулась, чувствуя, что постепенно ее самообладание окончательно возвращается к ней по мере того, как Алан приходил во все большее замешательство.

— Извини, папа. В этом вам не повезло. Наверное, для вас я даже чересчур жива. Видишь, пальцы совсем настоящие.

Она шутливо помахала рукой и со злорадным удовлетворением отметила, как он вздрогнул.

Однако она не ожидала, что вид этого человека так подействует на нее. Последние шесть недель, с тех пор как она согласилась участвовать в разработанном Полом плане, она внушала себе, что Алан и прочие Хорны — всего лишь неодушевленные препятствия, которые необходимо преодолеть, чтобы получить контроль над компанией «Хорн Кристал». Но не так-то легко отмахнуться от проявления родственных чувств. Ей было неприятно обнаружить, что приходится говорить колкости, выводить его из равновесия, только чтобы удерживать свои эмоции под контролем.

— Ты очень изменилась, но в то же время что-то главное осталось в тебе от прежней Элис…

Алан протянул руку, словно собираясь дотронуться до ее щеки. Ида замерла на месте, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Его рука качнулась и опустилась, так и не прикоснувшись к ней. Чувство облегчения, охватившее Иду, придало ей смелости.

— Мы не виделись семь лет, — сказала она, отводя прядь волос от лица. — Естественно, я изменилась. Прежде всего, я стала взрослой.

— И превратилась в очаровательную молодую женщину, добавил бы я. Ты очень красива, Элис. Боже, как ты похожа на Мэрион, на свою мать!

Кончики улыбающихся губ Алана все еще нервно подрагивали, но, выговорив этот банальный комплимент, он, кажется, немного успокоился. Он положил платок в нагрудный карман и стал больше похож на того изысканного представительного господина, знакомого ей по фотографиям Пола, чем на потрясенного до глубины души человека, только что представшего перед ней.

«Красива, как твоя мать…» Иду настолько захлестнул яростный гнев, что она не осмеливалась произнести ни звука, чтобы не выдать себя. Поскольку нейтральные слова не шли ей на ум, она с враждебным молчанием уперлась взглядом в Алана и секунду спустя поняла, что если бы она сознательно хотела привести его в замешательство, то вряд ли могла избрать лучшую тактику. Этот человек любил прятать свои чувства под обманчивым глянцем ничего не значащих слов, и ее молчание смущало и беспокоило его.

Он снова улыбнулся, явно желая задобрить ее, убедить хотя бы сделать вид, что они оба рады встрече.

— Ты не поверишь, Элис, дорогая, как я счастлив, что ты вернулась домой. Конечно, я сейчас очень волнуюсь, ведь моя дочь…

— Алан, будет разумнее выражаться более осмотрительно, — негромко произнес Тед. Он вышел из-за стола и встал между Идой и шефом, в буквальном смысле преграждая путь поспешным заверениям Алана. На Иду он посмотрел с ледяным презрением. — Пожалуйста, не забывайте, что мисс Мэрфи пока что не представила никаких доказательств в подтверждение своих утверждений, что она является вашей дочерью.

Несмотря на откровенное презрение Теда, Ида находила, что с ним проще иметь дело, чем со своим мнимым отцом. Она вскинула подбородок и смело встретила иронический взгляд серебристо-серых глаз Теда.

— Какие документы вы ожидаете увидеть, мистер Паркер?

— Старые водительские права были бы весьма кстати. Да в сущности любой предмет, который вам удалось спасти от пожара. Семейную фотографию, к примеру, письмо…

— Пол Хейзен уже обсуждал с вами этот вопрос. Вы знаете, что ничего такого у меня нет. — От досады ее голос прозвучал более глухо, чем обычно.

— Почему?

— Почему? Да видите ли, спасаясь от пожара, я начисто забыла захватить свою сумочку. Очень непредусмотрительно с моей стороны, но подростки имеют такие странные представления о ценностях! Например, они ценят жизнь. Им не хочется поджариваться в пылающем доме. Теперь-то мне и самой удивительно, какая каша тогда была у меня в голове. Никакого порядка, никакой дальновидности. Вот в чем моя беда.

Алан рассмеялся резким невеселым смехом.

— Поверь моему слову, Тед, это Элис. У нее всегда был острый язычок.

— В самом деле? Я учту это на будущее. — Тед отметил что-то в своем блокноте и снова повернулся к Иде: — Ваш сарказм вряд ли поможет продвинуть дело, мисс Мэрфи. Разумеется, я понимаю, что многие документы Элис сгорели, но, возможно, она положила что-нибудь в карман своих джинсов или куртки? Подростки имеют такую привычку.

— Я ничего не положила в карман своих джинсов, и я не захватила с собой куртку.

Тед слегка поморщился, когда она сделала ударение на слове «я».

— Но необходимы хотя бы какие-нибудь доказательства, чтобы я мог более серьезно отнестись к вашим претензиям, чем я делал это до сих пор, мисс Мэрфи.

— Например? Паспорт? Свидетельство о рождении? Их даже не было со мной в коттедже. Спросите моего отца, где они. Наверное, это он распорядился вещами из моей спальни в колледже после того, как… я исчезла.

Лицо Теда приняло каменное выражение.

— Если вы поверите, что я не последний идиот, мисс Мэрфи, наш разговор пойдет успешнее. Мне известно, что свидетельство о рождении Элис было найдено в ее комнате, когда после пожара родственники забрали ее вещи…

— Не забудьте про паспорт, — мягко добавила Ида. — Он тоже был в спальне. Я собиралась провести рождественские каникулы в Мексике и взяла его с собой в предыдущие выходные, когда приезжала в наш дом в Кливленде. Это было, между прочим, в начале декабря.

— Все абсолютно точно, — с готовностью подтвердил Алан. — Элис приехала в Кливленд неожиданно для нас и сообщила, что на Рождество съездит в Мексику. Помню, как огорчало нас с Мэрион то, что праздники она проведет вдали от дома…

— Было бы неплохо, если бы вы сказали мне тогда о том, как сильно вас это огорчило, — пробормотала Ида. — Вы с мамой всегда скрывали от меня, что мое общество для вас приятно и желанно. А я-то по своей глупости решила, что вы рады избавиться от меня, чтобы избежать необходимости проводить праздники вместе.

Прямое попадание, подумала Ида, увидев, как лицо Алана залила краска смущения. Непонимание между подростками и их родителями — самое обычное дело, и вполне естественно предположить, что Элис и ее родители тоже страдали от взаимного непонимания. Очевидно, так оно и было на самом деле. Алан неловко откашлялся.

— В любом случае, с тех пор уже много воды утекло… Ты сказала нам, что летишь в Акапулько, чтобы встретиться там с одним художником…

— С Фернандо Веласкесом, — уточнила Ида. Имя получившего мировую известность стеклодува встречалось в газетных публикациях, посвященных исчезновению Элис, и Пол тоже несколько раз упоминал его.

— Веласкес? Что-то знакомое…

Алан пятнадцать лет формально числился директором компании «Хорн Кристал», но стекольное искусство его мало интересовало, и он, очевидно, не знал, что Веласкес признан одним из самых выдающихся художников Мексики. Однако он заметно обрадовался твердости, с какой Ида произнесла имя художника, и взглянул на Теда Паркера с удвоенной уверенностью.

— Видите? Откуда ей знать такие подробности, если это не Элис?

— Очень просто, — ответил Тед. — Ей рассказал Пол Хейзен.

По лицу Алана пробежала тень досады.

— Наверное, вы правы. — Но даже допустив такую возможность, он тут же выразил сомнение: — Но разве могут быть известны такие детали о прошлом Элис?

— Ему известно очень многое, — сказал Тед. — Вспомните, ведь именно он расспрашивал так называемых Элис Хорн все последние шесть лет. Практически любой запротоколированный факт, который вы знаете о своей дочери, скорее всего, и для Пола не секрет. Он изучил все досье, прочитал все отчеты частных детективов. Это одна из причин, почему я не слишком заинтересован в обсуждении давнего прошлого Элис. Очевидно, что Пол подробно проинструктировал мисс Мэрфи, и теперь она собирается пересказать нам полученную информацию.

Ида посмотрела ему в глаза.

— Так что же тогда вы хотите от меня, мистер Паркер, если не мою версию прошлого? И это вы первый заговорили о документах.

— Да, но я хотел бы увидеть документы, относящиеся по времени к первым неделям после исчезновения Элис, к тому времени, о котором у нас нет никаких достоверных сведений.

Ловкий ход со стороны Теда, подумала Ида. Любопытный поворот в общепринятой технике допроса. Но в то же время не самый остроумный для такого неглупого человека. Сейчас уже существуют всевозможные приборы и методы анализа для любых ситуаций — даже для такого случая, как установление личности. Так почему же Тед теряет время на разговоры, которые никогда не дадут убедительного ответа на вопрос: Элис Хорн она или нет? Почему он не бросит это занятие и не потребует от нее сделать анализ крови на ДНК? Даже уголовный суд сейчас считает подобный анализ почти стопроцентной гарантией подтверждения отцовства или материнства в тех редких случаях, когда оно подвергается сомнению.

Этот вопрос много недель не давал Иде покоя. Пол считал невероятным везением то, что ни одну из охотниц за миллионами Элис не препроводили немедленно в ближайшую лабораторию, где делают такой анализ. И он всей душой надеялся, что и Иде повезет не меньше. Но Ида перестала верить в чудеса с тех пор, как обнаружила, что феи живут только в сказках, а Дед Мороз вечером снимает бороду и едет домой на метро. Познакомившись с Тедом, она сочла, что он мало похож на человека, который стал бы тратить время на пустые разговоры с предполагаемыми Элис Хорн, когда можно получить гарантированный ответ путем лабораторного исследования. И теперь она не могла понять, зачем он все-таки донимает ее вопросами и требует показать документы.

Должны быть веские причины, объясняющие такое поведение, и, возможно, он выполняет волю Алана и Мэрион Хорн. Может ли быть, что сами родители Элис отклонили тест на ДНК как способ проверки?

Ида хотела знать точно. Ей крайне необходимо было это знать.

Ее собеседники тем временем ожидали ответа. Ида пожала плечами.

— У меня не сохранились документы того периода, который вас интересует, — ответила она, пытаясь говорить с беспечностью, которая не особенно ей удавалась. Вот еще одно слабое звено в ее истории, и Ида это прекрасно сознавала. Тед улыбнулся.

— Бог мой, но это действительно странно.

Его ирония не взволновала ее так, как могла бы в первые минуты разговора. Ида напомнила себе, что они оба играют подтасованными картами, но вполне возможно, что его расклад еще слабее, а у нее в рукаве припасены один или два козыря, о которых он и не подозревает.

— Вы можете только гадать, что было со мной после моего исчезновения, — произнесла она, уверенно отвечая на его взгляд. — Вам нужны документы. А что, если я скажу вам, что первые недели после пожара у меня вообще не было никаких документов?

— Тогда я отвечу вам, что вы солгали. — Тед угрожающе медленно наклонился вперед. — Я не гадаю, а точно знаю, что Элис Хорн закрыла свой счет в Нью-Йоркском банке менее чем через сутки после того, как коттедж в Нью-Гэмпшире сгорел дотла. Если вы Элис, почему бы вам не показать мне справку о закрытии счета или копию какого-нибудь формуляра, на котором вы поставили в тот день свою подпись? Я сумел бы оценить любой из этих документов, мисс Мэрфи.

Усилием воли Ида заставила себя не опустить взгляд и не показаться растерявшейся.

— Я не сохранила те бумаги. Я бежала, была напугана, боялась. Господи, ведь только что кто-то пытался меня убить! Вряд ли я тогда была озабочена составлением подходящей картотеки, чтобы потом легче было доказать тождество моей личности. Меня заботили только поиски места, где я могла бы укрыться!

— Что же вам помешало укрыться в доме ваших родителей? Мэрион Хорн принадлежит прекрасная квартира в пяти минутах ходьбы от банка. Почему вы не пошли туда? Разве не для того существуют родители, чтобы предоставлять своим детям надежное убежище на случай, если те попадают в переплет?

Иде показалось, что его в самом деле очень интересует этот вопрос. Тед явно чувствовал, что в истории с исчезновением Элис существует некая загадка, завеса лжи, за которую еще никто не сумел заглянуть. Она ответила ему искренне, отметив про себя, что выдумывать самую невероятную ложь так же легко, как говорить чистую правду:

— Я никогда не думала о доме моих родителей как о безопасном убежище, мистер Паркер. Вы видели ту квартиру, о которой только что упомянули? Это нечто среднее между музеем и декорацией для салонной комедии тридцатых годов. Семейство Хорн всегда было чуточку манекенным, не правда ли?

Алан провел рукой по красиво седеющим волосам.

— Оставьте, Тед. Главное, что она нашлась. Не стоит ворошить наши прошлые отношения.

— Прекрасно. — По лицу Теда невозможно было догадаться, насколько охотно он согласился сменить тему разговора.

Ида вынуждена была признать, что Тед прекрасно владеет своим лицом. Должно быть, он отлично играет в покер. Она внутренне сжалась, глядя с напряженным вниманием, как он прислонился к краю стола и скрестил руки на груди.

— Прекрасно, мисс Мэрфи, давайте вернемся к банковскому счету, с которого вы сняли деньги утром после пожара. Согласимся, что вы были напуганы и, как вы сами только что упомянули, не заботились о будущем, как и все подростки. С другой стороны, речь идет о сумме примерно в двадцать миллионов долларов. Даже испуганный восемнадцатилетний подросток мог бы догадаться, что неплохо сохранить клочок бумаги, подтверждающий его право на подобную сумму. Вы не согласны?

— Все зависит от того, какой это подросток, — сказала Ида, улыбаясь с обманчивой кротостью. — В то время двадцать миллионов долларов не казались мне такой уж огромной суммой. Вы забываете, что я — богатая наследница.

— Бедная маленькая богачка, — пробормотал он, окидывая ее медленным взглядом, и Ида внезапно почувствовала, как краска заливает ей лицо. Удивительно, что взгляд этого человека действовал на нее так странно. Просто смешно. Она давным-давно забыла, как краснеют.

Он наклонился к ней:

— А как вы относитесь к двадцати миллионам теперь, мисс Мэрфи?

Быстро втянув в себя воздух, Ида произнесла, глядя в его светло-серые глаза:

— Как к карманной мелочи.

Это была еще одна ложь, на этот раз не приукрашенная даже частицей правды.

К ее удивлению, Тед отступил назад и рассмеялся с неподдельным удовольствием.

— Вам очень удалась эта аристократическая небрежность, мисс Мэрфи. Поздравляю. Будем считать, что первый тур выиграли вы.

Смех на короткое время смягчил лицо Теда, оно перестало быть хищным и напряженным. Глядя, как он смеется, Ида неожиданно ощутила в себе слабую искорку теплого чувства. На миг ей подумалось: как хорошо, наверное, быть другом, а не врагом Теда Паркера. Но она отогнала эту непрошеную мысль. Дружба, особенно с Тедом Паркером, была слабостью, которую Ида не могла себе позволить, если всерьез рассчитывала заполучить «Хорн Кристал». И потому еще, что второй ее задачей было — уничтожить Алана Хорна.

— Я не уверена, что правильно вас поняла, — холодно произнесла она, возвращая разговору прежний официальный тон, в котором она собиралась его продолжать. — Я только сказала правду. Если я дам согласие на продажу акций компании «Хорн Кристал», то по моим подсчетам получу как минимум десять миллионов долларов. А если сложить их с двадцатью миллионами трастового фонда, который давно дожидается меня, это составит капитал в тридцать миллионов. А тридцать миллионов долларов — сумма, которую можно назвать деньгами.

Лицо Теда мгновенно стало серьезным.

— Если «Хорн Кристал» объявит открытую продажу акций, десять миллионов получит Элис или ее законные наследники, — веско произнес он.

Ида улыбнулась, в ее глазах сверкнул вызов.

— Ну да, конечно! Разве не об этом же самом я только что сказала?

Тед долго и внимательно смотрел ей в глаза, давая понять, что ее вызов принят. Затем он выпрямился и повернулся к своему шефу:

— Я сочувствую вашему стремлению найти дочь, Алан, и надеюсь, что в конце концов мы найдем ее. Но вы платите мне за то, чтобы я защищал ваши интересы, и моя обязанность напомнить вам, что не следует делать поспешные выводы на основании чисто внешних признаков. Тот факт, что эта женщина похожа на вашу дочь, еще не означает, что мы видим перед собой Элис Хорн. Любой юрист скажет вам, что это сходство — не что иное, как просто любопытное совпадение.

— Юристы часто попадают впросак, — сказал Алан, и на этот раз Ида мысленно согласилась со своим предполагаемым отцом. — Самое главное, что я узнал ее. Это настоящая Элис Хорн, моя дочь.

Не успела Ида подумать, что заявление Алана решило проблему, как Тед доказал ей, что она ошибается.

— Хочу вам напомнить: восемнадцать месяцев назад вы клятвенно уверяли меня, что настоящая Элис найдена. Но оказалось, что список преступлений той женщины длиннее судейского стола. Дама специализировалась на семьях, в которых несколько лет назад пропали дети, и спекулировала на родительских чувствах…

— Тогда все было не так, — перебил его Алан, но в брошенном им на Иду беглом взгляде вновь мелькнула неуверенность, и его породистое лицо слегка омрачилось.

Тед успокаивающе похлопал Алана по плечу. Ида удивилась, уловив в этом жесте намек на искреннюю симпатию и участие. Тед Паркер не производил впечатления человека, способного испытывать такие чувства, как участие или жалость.

— Предоставьте это дело мне хотя бы на пару дней, — сказал он. — Я постараюсь выяснить еще несколько вопросов с мисс Мэрфи, прежде чем вы вручите ей ключи от шкатулки с фамильным жемчугом, хорошо?

— Хорошо. — Было заметно, что Алан испытывает облегчение от того, что бремя решения снято с его плеч. — Мне, так или иначе, надо лететь в Таллахасси сразу после обеда. У меня сейчас нет времени решать все эти проблемы.

— Вот теперь отец больше похож на себя, по крайней мере, насколько я его помню, — заметила Ида. — Никогда нельзя позволять мелким семейным проблемам мешать действительно важным делам. Ведь я правильно говорю, да, папа?

— Мое участие в избирательной кампании — дело действительно немаловажное, — сказал Алан. — У меня есть обязательства перед моими избирателями и людьми, которые помогают мне проводить кампанию. И я должен их выполнить. Эти люди оказывают мне доверие, не жалеют для меня своего времени, и я обязан ответить им тем же.

— Ну, конечно, — пробормотала Ида. — Я полностью с тобой согласна. Завтра я зайду к твоей секретарше. Может быть, у тебя найдется для меня время? Может, в твоем ежедневнике появится запись: «Встретиться с Идой Мэрфи и выяснить, действительно ли она — моя пропавшая дочь». Неужели ты правда так спешишь? Мы еще не поговорили ни о чем стоящем.

Алан досадливо поджал губы.

— Ты ушла от нас… — Он тут же поправился: — Элис ушла от нас семь лет назад. Я думаю, что скорее это ты… она… Элис обязана объясниться, а не семья, которую она оставила. Если ты Элис, что с тобой случилось? Почему ты так долго не давала о себе знать? Ради Бога, где ты была все это время? Твоя мать обезумела от горя, я заставил детективов прочесать всю страну вдоль и поперек…

— Не стоит волноваться по пустякам, папа. Я уверена, что нанял ты этих детективов на мои деньги, а не на свои.

Алан окаменел. Если бы ее сейчас мог слышать Пол, подумала Ида, его хватил бы удар. Или сразу два удара. Но она с самого начала не собиралась следовать совету Пола держаться мило и скромно, этакой пай-девочкой. Она всегда считала, что образу вернувшейся беглянки скорее соответствует легкий налет враждебности. И правда, зачем кто-то станет скрываться от семьи семь лет, если между ними не существовало затаенной вражды?

Но ни эти мысли, которые одолевали ее в течение последних шести недель, ни факты, вычитанные в газетных подшивках Пола, не подготовили ее к непреодолимому, болезненному раздражению, охватывавшему ее каждый раз, как с ней заговаривал Алан.

Алан наконец опомнился и, смерив ее пристальным взглядом, рассмеялся без тени веселья:

— Бог мой! И через семь лет мы возвращаемся к тому же, на чем остановились тогда, — к спору о деньгах. О твоих несчастных деньгах!

— Не такой уж это ничтожный предмет для спора, — резко возразила Ида. — В конце концов, их было гораздо больше, пока они не ушли, как в бездонную яму, в твою недвижимость.

Алан ударил кулаком по столу.

— Как ты до сих пор не понимаешь?! У тебя нет своих денег, Элис! У тебя есть трастовый фонд, который оставил тебе мой брат, а я — попечитель этого фонда. Я могу распоряжаться деньгами, как сочту нужным. Я даже обязан по закону действовать так, чтобы деньги не лежали мертвым грузом, при условии, конечно, что они расходуются в твоих интересах. И знаешь ли, я предполагал, что это действительно в твоих интересах — вложить часть твоего капитала в землестроительство. И разве не ради тебя я нанимал агентов? Ведь надо было выяснить, жива ты или нет!

— И теперь ты намерен распродать в розницу «Хорн Кристал» — фамильное прадедушкино предприятие — на нью-йоркских рынках, чтобы выручить побольше наличных на содержание твоей дурацкой недвижимости.

— Я намерен продать «Хорн Кристал» вовсе не по этой причине. А моя недвижимость, между прочим, чистой прибыли…

— Нет никакой необходимости посвящать мисс Мэрфи в ваши планы, — напомнил Тед. — Мисс Мэрфи всего лишь одна из тех женщин, которые появляются время от времени и утверждают, что они — Элис Хорн. Пока она не докажет правоту своих слов, вы не обязаны давать ей какие бы то ни было объяснения, и уж во всяком случае раскрывать то, как вы намерены распорядиться финансами Элис.

— Да, вы правы.

Алан бросил на Иду сердитый взгляд и пожал плечами. Затем губы его изогнулись в немного грустной иронической усмешке, которая так помогла ему обрести популярность среди избирателей. Он как будто слегка усмехался над собой. Выступая с этой улыбкой в телевизионных передачах, он напоминал Роберта Редфорда и Рональда Рейгана одновременно — мужское обаяние, оптимизм, отеческая забота — все это органично соединялось в одном привлекательном образе.

— Но, Тед, признайтесь, что она, по крайней мере, не похожа на остальных. Она не старается завоевать наше доверие приятными речами…

— Да, — подтвердил Тед. — Она для этого слишком хитра.

— Пусть она останется здесь, — отрывисто произнес Алан, поворачиваясь к двери. — Если это Элис, видит Бог, нам вовсе не хотелось бы, чтобы она снова вильнула хвостом и исчезла в топях Флориды еще лет на семь. Кроме того, надо же дать возможность Мэрион встретиться и поговорить с ней.

Ида замерла, опустив глаза, чтобы не выдать охватившего ее нервного возбуждения. Она не ошиблась в своих расчетах! Ей удалось вывести Алана из себя, и теперь он хочет иметь ее под рукой, чтобы на всякий случай присматривать за ней. Они разрешают ей остаться! Она в одном из домов, принадлежащих Хорнам! Ее желанная цель начала казаться вполне достижимой.

— Вы хотите оставить ее здесь? — переспросил изумленный Тед. — В этом доме?

— А почему нет? Она может разместиться во флигеле для гостей. — Ида видела, что Алан пытается говорить с нарочитой небрежностью. — В ближайшее время, насколько мне известно, он никому не понадобится. Все мои люди сейчас в Таллахасси. Вы никого не вызывали с заводов на совещание?

— На этой неделе нет.

— Значит, флигель свободен.

— Согласен, что возможность держать ее в поле зрения имеет свои преимущества, — признал Тед, провожая Алана до дверей кабинета. — Хорошо, я обо всем позабочусь.

— Перед моим отлетом в Таллахасси вы мне понадобитесь еще минут на пять, — сказал Алан. — Надо обсудить Докландский проект. Интересно, готов ли Уолтер лететь в Лондон и отчитать там как следует директоров? В последнее время он закусил удила, все рвется вперед, требует поменьше административной работы, побольше самостоятельности…

— Да, мы поговорим об этом. Дайте мне минут пятнадцать, чтобы распорядиться насчет мисс Мэрфи, и я присоединюсь к вам на веранде.

На пороге Алан задержался и, резко обернувшись, еще раз внимательно оглядел Иду.

— Надеюсь, ты и правда Элис, — сказал он. — И я смогу наконец узнать, почему ты скрывалась от нас целых семь лет.

— Я правда Элис, — сказала Ида. — А ты точно уверен, что хочешь узнать, почему я скрывалась? Некоторые тайны могут оказаться опасными для начинающих политиков. Не забывай, папа, до выборов осталось всего четыре месяца.

Голос Теда был спокоен, но глаза его казались холоднее айсбергов в Северной Атлантике, когда он быстро вмешался в их разговор:

— Вы, кажется, угрожаете, мисс Мэрфи? Если так, то я порекомендовал бы вам пересмотреть свои стратегические планы.

— Тут нет никаких угроз, — ответила Ида, понимая, что поторопилась. Сначала ей следует обрести более твердую почву под ногами и удостовериться в некоторых фактах, а уж потом она сможет начать атаку на безупречную репутацию Алана Хорна. — Я только хотела напомнить, что вряд ли я здесь единственный человек, кто желает сохранить в тайне некоторые эпизоды своей жизни.

— Это интересное заявление, мисс Мэрфи.

— Я, по крайней мере, говорю об этом честно, — сказала Ида. — Да, я совершила кое-какие поступки, которыми не могу гордиться. Но то же самое может сказать о себе большинство людей. Как вы считаете?

— Ко мне это не относится, — откликнулся Алан с довольно искренней беззаботностью. — Самые дотошные журналисты Флориды изучили мою жизнь под микроскопом и признали кристально чистой. Они опросили всех ныне живущих женщин, с которыми я когда-либо перекинулся парой слов, надеясь доказать, что я склонял их к адюльтеру. О, если бы у них была хоть какая-то надежда разузнать что-нибудь скандальное, эти чертовы журналисты выкопали бы даже покойниц и допросили их тоже. Но после года поисков газетные ищейки поймали собственный хвост. Им пришлось признать, что в моем случае желаемое и действительное совпадают.

— Как это, папа?

— Последние пять лет я занимался проблемой использования земель в штате Флорида. Мой опыт землевладельца помогает мне глубже вникать во многие проблемы. Именно он подсказал мне практические решения трудных вопросов, касающихся сочетания развития и консервации при нашей неустойчивой экосистеме. Если я буду избран губернатором, мы осуществим развитие производства, избежав уничтожения нашей уникальной природы. Экономика начнет подниматься, и мы сможем выделить деньги на социальные инфраструктуры, что нам крайне необходимо.

— Замечательная предвыборная речь, папа!

Иде вдруг пришло в голову, что у Алана есть нечто общее с Полом — они оба способны увлечься собственным красноречием. Это показалось ей забавным. Вряд ли совесть Алана страдает особой чувствительностью. Некоторые политики весьма удачно вводят в заблуждение самих себя вместе со своими избирателями. С ним не так-то просто будет справиться. Самозабвенно обманывающих себя мошенников труднее уличить во лжи, чем откровенных обманщиков.

— Благодарю. Я немало поработал, прежде чем сумел найти разумные решения некоторых первоочередных запутанных проблем.

Ида ничуть не удивилась тому, что Алан принял ее комплимент за чистую монету. На его лице вновь появилась та самая, неотразимая для домохозяек, улыбка, а в голосе зазвучали глубокие волнующие ноты:

— Если вы говорите с избирателем прямо, не боитесь открыть ему свое сердце, вас никогда не смогут упрекнуть в двоедушии. — Он кивнул, довольный последней фразой, и, прежде чем выйти в холл, добавил: — Мы увидимся, когда я вернусь из Таллахасси, Эл… э, мисс Мэрфи.

— А скоро это будет? — спросила Ида.

— Дня через два. Самое позднее — в четверг. — Он повернулся к Теду. — Не забудьте, что вы будете нужны мне на пять минут перед отлетом…

Алан поднял руку в прощальном приветствии и направился по коридору в глубь дома. Стук его легких элегантных туфель по мраморным плитам пола постепенно затих вдали.

После его ухода в воздухе повисла гнетущая тишина. Она стучала Иде в барабанные перепонки, давила на грудь. По спине капельками стекал пот. После нескольких мучительных секунд, в течение которых Тед созерцал через окно сад, он наконец-то повернулся.

Каким-то образом Иде удалось не опустить перед ним глаза.

— Скажите мне, мисс Мэрфи, почему вы выбрали именно этот момент, чтобы вернуться?

— Чтобы вернуться? — негромко повторила Ида. — Интересная оговорка, мистер Паркер. Или вы уже поверили в то, что я Элис Хорн?

Помедлив секунды две, он неожиданно для нее слегка улыбнулся.

— Да нет, это действительно была оговорка. А вы искусны, мисс Мэрфи, весьма искусны. Ваша неприязнь к Алану — чрезвычайно ловкий прием. Ни одна из ваших предшественниц до этого не додумалась. А теперь все-таки ответьте на мой вопрос — почему вы избрали именно нынешний момент, чтобы выступить со своими притязаниями? Это Пол посоветовал вам объявиться во Флориде сейчас? Или тут дело сложнее?

Иде не составило труда спрятать свое волнение за насмешкой: это успело уже войти у нее в привычку.

— Элементарно, мистер Паркер. Я решила вернуться именно сейчас, чтобы помочь моему отцу провести избирательную кампанию в великом штате Флорида. Я подумала, что обретение давно пропавшей дочери способно сотворить чудеса при голосовании. А вы как считаете? Может ли возвращение потерянной Элис Хорн повысить его шансы на выборах?

Тед наклонился к ней через стол. Казалось, в каждой линии его тела таилась угроза.

— Считаю я то, что вы очень опасная женщина, мисс Мэрфи. Кроме того, я точно знаю, что не дам вам испортить Алану Хорну избирательную кампанию.

— Вы собираетесь откупиться от меня, мистер Паркер?

— Не слишком увлекайтесь собственными фантазиями, мисс Мэрфи. Я имел в виду лишь то, что сейчас перед штатом стоят серьезные проблемы. И грамотный губернатор нам крайне необходим. Деловой человек со знаниями и опытом Алана — это идеальный кандидат. Слишком долго политикой здесь заправляли адвокаты. Но теперь внимание общественности будет приковано исключительно к этим нерешенным проблемам, и Алан непременно победит, вам не удастся помешать ему.

Ида рассмеялась.

— Не забывайте только почаще напоминать отцу об этих проблемах, мистер Паркер. Сколько раз в день вам приходится повторять ему, что снижение подоходного налога для лиц, чей доход превышает один миллион долларов, — не самая животрепещущая тема для большинства жителей Флориды?

Но Тед не дал увести себя в сторону.

— Я уверен, вы не ждете, чтобы я удостоил это замечание серьезным ответом, — вежливо произнес он. — Кроме того, у Алана весьма знающие консультанты. Им не нужна моя помощь, чтобы держать его в курсе политической жизни. Так что давайте лучше вернемся к более неотложным делам. Пол Хейзен тоже будет жить во флигеле вместе с вами?

— А сколько там спален? — вырвалось у Иды, но она тут же пожалела об этом. Она представила себе, как Тед подшивает к делу новую информацию — о том, что разделить спальню с Полом Хейзеном она не жаждет.

— Во флигеле три спальни, — ответил он. — И две большие ванные комнаты.

— Тогда, наверное, будет удобнее, если он поселится со мной, — сказала Ида. — Как-никак, он мой юридический консультант.

— Значит, решено.

Тед замешкался на мгновение; возможно, задумался, стоит ли напомнить ей, что ее «юридический консультант» балансирует на грани лишения адвокатского звания. Но в конце концов он предпочел продолжать диалог в первоначальном духе мягкой учтивости. Он даже позволил себе улыбнуться.

— Это утро выдалось трудным для всех нас, — сказал он. — Кажется, начали мы не слишком удачно, но с моей стороны это вышло ненамеренно. Я уверен, что и вы тоже не хотели, чтобы так получилось.

— Нет, — признала Ида. — Не хотела. — Она глубоко вздохнула. — Вы имеете в виду, мистер Паркер, что мы могли бы стать друзьями?

— Ну, рассчитывать на это было бы, наверное, слишком смело… Но, по крайней мере, мы можем не быть врагами. Ведь нас связывает общий интерес — внести в это дело полную ясность, не так ли?

Его обаяние вдруг как бы выступило на первый план, улыбка стала шире, теплее. Это неожиданно возмутило Иду и даже как будто прибавило ей сил. Он оскорбляет ее, если думает, что она так легко попадется на эту удочку! Неужели он полагает, что достаточно всего лишь нескольких улыбок с его стороны, чтобы ее приручить?

— Послушайте, — его голос звучал ровно, гладко, — я не хотел бы, чтобы у вас сложилось неправильное впечатление, Ида. Я вовсе не против вас лично, я против ситуации, которую вы создаете. Если существует какой-нибудь неотразимый довод, который может заставить меня поверить вашему утверждению, что вы и есть пропавшая Элис Хорн, то я очень хотел бы услышать его. Или увидеть. Бог свидетель, если вы — Элис, я буду только рад поверить в это. Я всей душой хочу, чтобы меня убедили, это истинная правда… Боже Всемогущий! Какого черта вы это делаете?!

Тед резко оборвал себя, и из его голоса мгновенно исчезли все мягкие, вкрадчивые интонации.

— Я просто убеждаю вас, что я — Элис Хорн. — От усилия, которое Ида прилагала, чтобы справиться с охватившей ее злостью, ее голос стал еще более низким и хрипловатым, чем обычно.

— Раздеваясь в моем кабинете?!

Она продолжала расстегивать жакетик.

— Вот именно.

В одно мгновение все очарование, вся сердечная искренность исчезли с его лица.

— Не унижайте себя и меня, — произнес он. — Оставьте в покое свою одежду, мисс Мэрфи. Поверьте, что я имел в виду вовсе не такой способ убеждения.

— В самом деле? Но откуда вы знаете, что у меня на уме?

Пальцы ее задрожали, когда она дошла до последней пуговицы — на талии. Ее страшно разозлило то, что он так расчетливо использовал свое притворное обаяние и чуть не добился успеха. Но вопреки всякой логике еще больше ее разозлила быстрота, с какой он вернулся к своей прежней манере ледяного превосходства. Чувства, которые Иде с большим трудом удавалось удерживать под контролем все утро, в один миг закипели и готовы были вырваться наружу. Ей казалось, что сейчас они собрались в одну огненную точку в самом центре солнечного сплетения. Да, черт возьми, это свидание прошло не так, как она ожидала. Она испытывала растерянность, замешательство и хотела, чтобы и Тед испытал то же самое!

Рассчитанным движением Ида вызывающе качнулась вперед. Она не вполне понимала, почему избрала именно этот вид атаки, но инстинктивно чувствовала, что он надежен. Она распахнула жакет и позволила ему медленно соскользнуть с плеч. Губы ее приоткрылись. Это тоже вышло ненамеренно, но она быстро овладела собой и провела по губам языком, насмешливо изображая приглашение к поцелую.

Ага! Он, кажется, принял все всерьез! Ида с удовольствием отметила, как Тед замер, словно борясь с желанием шагнуть ей навстречу и принять это молчаливое приглашение. Несомненно, он тоже испытывал назревавшую с каждой секундой неловкость и напряжение.

Широко раскрыв глаза, Ида скрестила руки на груди, придерживая жакетик кончиками пальцев. Она уже достаточно успокоилась, чтобы видеть эту сцену как бы со стороны, и была очень довольна произведенным эффектом: Тед в ярости от того, что ей удалось вызвать в нем столь сильные и нежелательные эмоции. Она улыбнулась, даже не стараясь скрыть удовольствие.

— Куда это вы смотрите, мистер Паркер?

Пальцы ее левой руки разжались, и жакет начал соскальзывать вниз.

— Прекратите! — Тед с быстротой молнии поймал жакет, прежде чем тот упал на пол. Схватив жакет за лацканы, он снова накинул его ей на плечи и запахнул. Как она и рассчитывала, в спешке его руки слегка задели ее грудь.

Едва пальцы Теда прикоснулись к ее коже, он окаменел, резко втянув в себя воздух. Ида закрыла глаза, сознавая, что добилась своего, однако она совсем не была уверена, готова ли к тому, что может последовать дальше.

Напряженная тишина наполняла секунды одну за другой. Тед с трудом перевел дыхание.

— Что такое?..

Он медленно отогнул края жакетика, открыв место, которого только что коснулись его пальцы. Губы его сжались, глаза сузились. Нахмурившись, он окинул взглядом покрытый рубцами, сморщенный участок кожи над грудью. Ида прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда его пальцы скользнули по пострадавшему месту. Прошло много лет с тех пор, как шрамы перестали болеть, но воспоминание об этой боли все еще заставляло ее вздрагивать.

Тед не стал заглядывать за край ее скромного льняного лифчика, чтобы узнать, далеко ли тянутся шрамы. Он резко запахнул жакет и отступил назад, мрачно сдвинув брови.

— Что случилось? — спросил он глухо. — Откуда у вас эти шрамы?

— Вы знаете, что случилось, — сказала Ида, пытаясь застегнуть пуговицы внезапно одеревеневшими пальцами.

— Все-таки расскажите.

— Это следы огня. Я получила ожоги.

— Но как? Когда?

— В коттедже, в Нью-Гэмпшире, — ответила она. — Когда кто-то пытался меня убить.

3

Пол Хейзен стрелой ворвался во флигель. Едва он увидел Иду, лицо его расплылось в широкой улыбке. Он восхищенно хлопнул ее по плечу.

— Я знал, детка, что ты справишься! Ты просто гениальна. Если уж ты сумела выдержать натиск Теда Паркера и Алана Хорна вместе взятых, все остальное для тебя пустяк.

В восторженном порыве он ринулся к ней и сжал ее в крепких объятиях, по пылкости не уступающих объятиям страстного любовника.

— Привет, Пол.

Ида спокойно освободилась из его рук. Ее полнейшее равнодушие охладило его пыл гораздо более эффективно, чем это мог бы сделать словесный протест. Черт побери, такую штучку он еще не встречал, подумал Пол с досадой. За эти два месяца, с тех пор как он нашел ее в Провиденсе, на той вечеринке у Клары, она ни разу даже намеком не дала понять, что видит в нем мужчину. Рядом с ней Пол чувствовал себя заправским евнухом. А большинство женщин, между прочим, находят его весьма привлекательным, так чем же он нехорош для Иды Мэрфи? Какое она имеет право важничать, глядеть на него сверху вниз, словно на какого-то червяка? Пол с трудом подавил закипающую обиду, напомнив себе, что дело прежде всего. Надо отдать должное Иде — все-таки она не провалила первую, самую важную, встречу с Тедом и Аланом.

— Что было после того, как меня выставили? — спросил он заинтересованно. Но тут его посетила ужасная мысль: — Надеюсь, ты ничего не подписала без меня, куколка?

— Ничего. — Она улыбнулась ему своей мимолетной вежливой улыбкой. — Кстати, наши вещи уже принесли из машины. Может быть, ты хочешь сразу же их разобрать?

Говоря это, она многозначительно взглянула на потолок, словно хотела привлечь его внимание к источнику света. Проследив его взгляд, Пол увидел дорогую люстру с подвесками в виде дельфинов и морских раковин. Ну и что? Она хочет знать его мнение об этой люстре, что ли? Да плевал он на эту люстру!

Пол пожал плечами, признаваясь себе в малоутешительной правде: в девяти случаях из десяти голова у Иды работает слишком быстро для него. Ладно, Бог с ней, с этой люстрой. Плюхнувшись на уютный маленький диванчик, он похлопал рукой по цветастым подушкам:

— Иди сюда, детка. Распаковаться можно и потом. Лучше сначала расскажи мне все по порядку. Слово в слово. Опиши весь поединок — удар за ударом.

Он улыбнулся, давая понять, что очень доволен ее успехом. Для живущей своим трудом простой художницы она справилась хорошо. Просто отлично. Но он никогда и не сомневался в ее уме, в способности претворить в жизнь его план. Сомнения были лишь в ее желании.

— Трудно, наверное, пришлось? — посочувствовал он. — Спрашивали что-нибудь такое, на что ты не могла ответить? Над чем нам еще нужно поработать?

Она взглянула на него с плохо скрытым раздражением.

— Поскольку мы-то с тобой оба знаем, что я — настоящая Элис Хорн, мне непонятно, о чем ты говоришь, Пол, — и быстро продолжила, не дав ему времени ответить: — Встреча с отцом вышла не особенно трогательной. Но все равно, повидавшись с ним и вспомнив прошлое, я почувствовала себя лучше.

Она снова взглянула вверх.

— Ну да? — Пол озадаченно покосился на нее. — Что ты нашла такого интересного в этой идиотской лампе, куколка?

На сей раз Ида бросила на него такой пронзительный взгляд, что могла бы процарапать им след на какой-нибудь из своих стеклянных ваз, над которыми она непрестанно трудилась. Однако голос ее остался мягким и тихим:

— Я только гадала — не работа ли это компании «Хорн Кристал». Немного странно, что декоратор повесил такой фантастический экземпляр во флигеле для гостей, правда?

— Страшная безвкусица, по-моему, — откликнулся Пол, даже не удостаивая повторного взгляда несносный светильник.

И чего она привязалась к этой люстре, когда впереди еще столько дел?! Их ждали три толстые папки с данными, которые сегодня же следовало просмотреть. А главное — у него еще не было времени всерьез заняться проверкой умения Иды держаться в светском обществе. Бог знает, как поведет она себя, если Хорны вздумают пригласить ее на званый обед, где ей придется иметь дело с тремя или четырьмя разновидностями вилок и чашей для ополаскивания пальцев после десерта. Вероятнее всего, придет в полное замешательство. Ему следует тщательно проинструктировать ее насчет образа жизни богатых и знатных. Пола даже дрожь пробрала при мысли, что может случиться, если Ида встретится с Мэрион, прежде чем он успеет хоть самую малость обтесать ее манеры. Во время его последней встречи с Ее Величеством Мэрион, когда Пол имел несчастье вызвать ее недовольство, этой даме потребовалось меньше полминуты, чтобы заставить его почувствовать себя полным ничтожеством. Она умудрилась внушить ему ощущение, словно он предстал перед очами августейшей особы с незастегнутой молнией на брюках.

А что касается Бекстера, дворецкого, помыкавшего всем семейством, то Пол ни минуты не сомневался — старый негодяй сотрет Иду в мелкий порошок секунд за десять.

Пол наклонился к ней, пытаясь сдержать досаду:

— Милая, все знают, что ты без ума от стекла во всех его видах, но всему же свое время. Сейчас у нас есть вопросы поважнее. Как, например, ты собираешься…

— Ой, прости Пол! — К его изумлению, Ида приподняла ногу, обутую в изящную босоножку на высоком каблуке, и с силой опустила каблук прямо на его ступню. Речь Пола завершилась криком возмущения и боли:

— Ты с ума сошла, Ида! Какого черта…

— Извини, я споткнулась. — Не давая ему продолжить фразу, она схватила его за руку и мотнула головой в сторону окружавшего флигель дворика, откуда начиналась дорожка, ведущая к главному дому. — По-моему, здесь плохо работают кондиционеры, — сказала она своим мягким глуховатым голосом, который сейчас находился в явном противоречии с ее сердито нахмуренными бровями. — Давай немного пройдемся. — Она выглянула через стеклянную раздвижную дверь во двор. — Смотри, какой красивый вид. Интересно, куда ведет эта живописная дорожка?

— К бассейну, а потом обратно к дому.

Пол, сморщившись, потер ушибленную ногу. Увидев, что она решительно направляется к выходу, он заковылял следом и спустился во дворик, затененный от солнечных лучей выступающей крышей флигеля и увитыми виноградом шпалерами. Стоящий рядом с флигелем раскидистый дуб отбрасывал вокруг себя глубокую тень, но даже здесь жара была невыносимой. Влажность, духота, нечем дышать. А Ида увлекла Пола на середину двора. Здесь не было тени, и солнце палило нещадно. Его лоб моментально покрылся потом. Тяжело вздохнув, Пол достал платок.

— В чем дело, детка, что с тобой? Ты, конечно, заслужила право дышать свежим воздухом, но здесь же гораздо жарче, чем в комнате!

— Это лучше, чем если наш разговор запишут на пленку, — резко ответила она. — Ты слишком неосторожен. Неужели тебе не пришло в голову, что флигель прослушивается? В люстре может оказаться микрофон.

— Бог мой! — Глаза его тревожно округлились, и он с лихорадочным пылом ухватился за свой ус, как начинающий ходить малыш цепляется за спасительный мамин пальчик. Но тут же опомнился. — Не выдумывай, — проговорил он. — Вмонтировать микрофон не так просто, как изображают в кино. Это не сделаешь второпях, да и нет оснований считать, что Алан постоянно занимается подслушиванием разговоров своих гостей. Он, конечно, редкий сукин сын, но не параноик.

— Алану не обязательно самому быть параноиком, — возразила Ида. — Для этого у него есть Тед Паркер. Тед мог установить микрофон во флигеле, чтобы слушать наши разговоры. Иначе зачем бы он так легко согласился оставить нас в доме Алана?

— Тед вполне способен на такое, — подтвердил Пол. — Но он узнал, что мы будем жить здесь, всего полчаса назад. Если я правильно понял, сам Алан предложил тебе остаться.

— Да, — призналась Ида, — приглашение исходило от Алана. Но все-таки будет лучше, если мы станем следить за собой. Мы уязвимы, Пол, очень уязвимы.

— Ты от природы склонна к подозрительности. — Пол уставился на нее, в который раз заинтригованный удивительным несоответствием между загадочно-отчужденным выражением лица Иды и соблазнительными формами ее тела. — Послушай, Ида, ты когда-нибудь позволяешь себе расслабиться?

Она натянуто улыбнулась.

— Нет, насколько это возможно. Опыт научил меня, что большинству людей доверять нельзя.

— Ты чересчур цинична.

Ида взглянула на него, и в ее глазах вспыхнули насмешливые искорки.

— Не цинична, Пол, а дальновидна.

— Ты ведешь себя так, словно мир состоит сплошь из одних мошенников.

— А разве нет?

— Разумеется…

— Взять хотя бы нас с тобой. Ты ведь знаешь, что за план мы собираемся осуществить. И, по-твоему, ты заслуживаешь доверия? А я?

Он неловко отвел глаза.

— У Хорнов денег больше, чем они будут в состоянии когда-либо истратить. Мы только собираемся немного их разгрузить. Можно сказать, мы без помощи государства осуществляем акт социальной справедливости.

— О да, мы имеем полное право, — иронически кивнула Ида, забавляясь его попыткой найти себе оправдание. — Разумеется, мы грабим Хорнов из чисто филантропических соображений.

Он сердито втянул в себя воздух.

— Бескорыстны наши намерения или нет, у тебя все-таки нет причин подозревать, что в люстру вмонтирован жучок.

Ида сделала гримасу.

— Причина эстетическая. Эта ужасная люстра такая огромная и явно не на месте. Совершенно непонятно, почему ее повесили здесь. Если только в ней что-то не спрятано.

— Может быть, им просто попался декоратор с дурным вкусом, — допустил Пол. — По-моему, не стоит пытаться отыскивать глубокий философский смысл в каждой навозной куче.

Ида рассмеялась неожиданно легко и беспечно.

— Думаю, тут ты прав.

Смех смягчил черты ее лица, и оно стало удивительно юным и невинным. Несмотря на жару, Пол вздрогнул. В такие моменты Ида была так поразительно похожа на фотографии Элис Хорн, что он пугался. Говорят, что у каждого на земле есть свой двойник, но становится жутко, когда сталкиваешься с одним из них лицом к лицу.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила Ида, откидывая назад волосы. — У меня что, нос запачкан?

— Да ничего подобного.

Не стоит говорить ей, как она похожа на Элис, а то еще станет чересчур самоуверенной. Однако отчего он так разволновался? Подделка не может быть чересчур похожа на подлинник, и уж во всяком случае, это не самая главная их проблема.

В приливе вновь обретенного благодушия, он обнял Иду за плечи.

— Слушай, куколка, теперь, когда ты предупредила меня о секретных микрофонах, может быть, вернемся в дом? Я просто таю на глазах, а ты докрасна обгоришь на солнце.

— Правильно. Только сделай мне одолжение, ладно? Не говори о делах, пока мы не проверим все как следует. Чтобы обыскать комнаты, нам потребуется минут двадцать.

— Согласен.

Она быстро двинулась вперед, небрежно сбросив его руку. Он последовал за ней по пятам через мощенный плитами внутренний дворик к флигелю, глядя, как покачиваются при ходьбе ее бедра. Ну и фигурка! Уже в сотый раз Пол попытался представить, как выглядела бы она без одежды, на смятых простынях двуспальной кровати… Однако он сомневался, что ему когда-нибудь удастся увидеть ее такой. Разве что решиться на насилие? Но насилие было определенно не в стиле Пола. В интимной близости он любил легкость с налетом некоторой сентиментальности, и уж конечно никаких африканских страстей.

А может, она вовсе не интересуется мужчинами? — подумал он. Несомненным был тот факт, что ее лучшая подруга Клара — лесбиянка. Если это действительно так, — понятно, почему Ида упорно его сторонится, в то время как большинство женщин на ее месте первыми попытались бы завлечь его своими прелестями. Он сердито насупился, глядя ей в спину. Если она тоже лесбиянка, какая жалость, что пропадает даром такое роскошное тело.

Ида вернулась во флигель, Пол за ней. С облегчением вдохнув прохладный воздух, он расстегнул верхние пуговицы рубашки, чтобы остудить покрытое испариной тело.

— Пойду переоденусь во что-нибудь. — Ида подарила Полу одну из своих вежливых сдержанных улыбок, которые так выводили его из себя. — Если незваным гостям позволено пользоваться фамильным бассейном, я бы с удовольствием поплавала.

— Отличная идея! И я с тобой.

Кем бы она там ни была, Пол приободрился при мысли, что ему представляется возможность увидеть Иду в купальнике. Несмотря на то, что в течение последних шести недель они почти не расставались, он даже мельком не видел обнаженной ни одной части ее тела выше колен и ниже плеч. Когда печальное состояние финансов вынуждало их занимать в гостиницах общую спальню, Ида спала в застегнутой на все пуговицы ситцевой пижаме, которая выглядела так, словно ее сшили в монастыре девятнадцатого века. Пол ужасно устал от этой наглухо застегнутой пижамы.

Влечение к женщине — участнице его очередного плана — не было чем-то необычным для Пола. И ни одна из его бывших возлюбленных никогда не поверила бы, что он жил в гостиничном номере вместе с белокурой красоткой и ни разу не попытался овладеть ею. Пол и сам с трудом верил в это.

Но в чем же проблема? Хватит, ему надоело играть роль благородного друга, решил Пол, чувствуя разгорающееся желание, которое не мог остудить даже охлажденный кондиционерами воздух. Может быть, имеет смысл забыть о своей нелюбви к насилию и взяться за дело как следует? Показать этой спесивой бабенке, кто здесь хозяин? Он был уверен: стоит подступиться к ней по-настоящему, и Ида не сможет ему отказать. Слишком многие ее тайны ему известны.

Телефонная связь, которой пользовались Хорны, представляла собой высшую ступень достижений электроники. На каждом из трех телефонных аппаратов, имевшихся во флигеле, было, наверное, такое же количество кнопок, как на щите управления реактивного лайнера. Карточка, аккуратно прикрепленная к телефонной трубке, предлагала гостям использовать вторую линию связи.

Иде наконец-то удалось после нескольких неудачных попыток добиться от упрямого телефона долгого гудка. Она набрала номер и, сунув за спину подушку, откинулась на спинку плетеного кресла, приготовясь услышать Кларин голос. Было невесело от мысли, что неспокойная совесть придает остроту самым обычным действиям.

Она специально звонила из гостиной, где всякий вошедший во флигель через парадную дверь мог сразу увидеть ее: звонок из уединенной спальни мог вызвать лишние подозрения и привлечь чье-нибудь внимание. Ида уже успела удостовериться, что сами комнаты и все три телефонных аппарата не прослушиваются. Но любой человек в доме очень просто мог подслушать разговор с помощью нехитрого приема: сняв трубку одного из параллельных телефонов. Поэтому следовало быть начеку и следить за каждым своим словом. К счастью, они с Кларой заранее предусмотрели возможность такого случая.

Гудок в телефоне прозвучал уже пять раз. Еще гудок, и раздастся щелчок автоответчика. Ну же, Клара, снимай трубку!

— Алло? Не отключайтесь, я сейчас вернусь.

Раздался стук — видимо, трубку положили на стол или кухонную стойку. Ида вздохнула с облегчением, услышав голос подруги, и усмехнулась. Клара, как всегда, пытается делать три дела сразу. Знакомый звук ее резкого бостонского выговора вызвал в Иде неожиданный приступ тоски по дому.

— Все в порядке, обед спасен… отчасти. Кто говорит?

— Это Ида. Я рада за твой обед. Как дела?

— Плохо. В личной жизни — как в пустыне. Диета не действует, потому что я все равно продолжаю поглощать мороженое. А мой редактор — черт бы побрал этого скупердяя — решил сэкономить сто тысяч на накладных расходах и заставляет меня работать за троих!

— Значит, все как обычно, — рассмеялась Ида.

— Нет, личная жизнь хуже обычного. А как у тебя дела? Так приятно слышать твой голос. Ты до сих пор во Флориде, с этим слизняком Полом? Я ожидала, что он еще несколько недель назад вернется в свое родное болото.

У Клары был хороший вкус, и она разбиралась в людях. Она знала Пола еще по колледжу, и ничто не способно было убедить ее в его порядочности.

— Да, я все еще здесь, и Пол тоже. Болота на горизонте пока не видно.

— В какой ты гостинице? Подожди, сейчас я возьму карандаш.

— Вообще-то, с сегодняшнего дня мы живем в доме Алана Хорна.

— Вы оба? И Пол тоже? — переспросила удивленная Клара.

— Так удобнее. Но мне бы очень хотелось, чтобы Пол прекратил теребить свои усы и играть мускулами, пытаясь убедить меня, что он привлекательный мужчина.

— Дорогая, бесполезно желать невозможного. — И без всякого перехода, что сбило бы с толку человека, незнакомого с ее стремительной скороговоркой, продолжала: — Когда это произошло? Ваше вселение в дом Хорнов, я хочу сказать.

— Сегодня утром, часа два назад.

— А кого-нибудь из аборигенов ты уже видела? Они настроены дружественно?

— Я виделась с Аланом Хорном. Я сказала бы, что он испытывает противоречивые чувства — и рад бы признать меня дочерью, но желает получить неопровержимое доказательство.

Ида услышала, как Клара с шумом втянула в себя воздух.

— Хочешь совет женщины, два раза стоявшей на краю пропасти?

— Нет. Но уверена, что он все равно последует.

— Ты права. Возвращайся домой, моя дорогая. Сегодня. Сейчас. Через пять минут.

— Клара, ты же знаешь, что это невозможно…

— Грегори скучает по тебе. Не стоит отказываться от своей чудесной налаженной жизни ради того, чтобы заработать для Пола шальные деньги.

Ида невесело рассмеялась.

— Я очень польщена, что твой кот меня не забывает, но даже ради достопочтенного Грегори я не могу сейчас вернуться. Пока нет.

— Все же не слишком мешкай. Твои цветы катастрофически вянут. Я все забываю поливать эти несчастные создания.

«Нужны свежие подробности, — перевела для себя Ида. — Факты, которые ты сообщила, пока ни к чему не привели».

— Напиши себе на листочке памятку и прикрепи к холодильнику, — сказала она. — Предупреждаю тебя серьезно, Клара, если ты погубишь мои бразильские фиалки, считай, что с нашей дружбой покончено.

Что означало: «Скоро я дам тебе новые сведения. Не переставай искать компрометирующий материал на Алана Хорна».

— Очень суровые условия, но я постараюсь изо всех сил. — Клара заговорила с удвоенной энергией: — Кстати, я слышала, что Хорны хвастаются новой великолепной кухаркой. Ее зовут Ева Крюгер. Следует повсюду за Аланом, из дома в дом.

Неужели они наконец обнаружили одну из любовниц Алана? — подумала Ида. И Кларе удалось разузнать постыдную тайну, которую проморгала пресса?

— Буду иметь в виду, — сказала она вслух. — А неплохо попробовать для разнообразия блюда с кухни гурманов.

— Давай не будем говорить о еде. Ты забыла, что я на диете? У нас тут уже три дня идут дожди. А как погода в солнечной Флориде?

— Жара, — коротко ответила Ида. — Надеюсь, что выдержу.

— Хотела бы я знать, что ты там делаешь? — Клара внезапно понизила голос: — Объясни, ради Бога, зачем ты согласилась остаться у Хорнов? Дорогая, ты уверена, что это безопасно?

Ида моргнула. Это уже не по сценарию. Да и весь разговор вышел за рамки их предварительной договоренности.

— Ты очень хорошо знаешь, что я здесь делаю, — сказала она. — Пол познакомился со мной у тебя в гостях. Тебе известен наш разговор, ты знаешь, почему он убедил меня вернуться домой и потребовать наследство.

Она могла без опаски говорить все это, даже если ее и слушали. Она не скрывала, где они встретились с Полом. Но никто — ни Пол, ни даже Клара — не догадывались, что она целых две недели прилагала немалые усилия, чтобы устроить эту «случайную» встречу на одной из Клариных вечеринок, пользовавшихся скандальной славой.

— Ошибаешься. Я не знаю, зачем ты туда поехала, — возразила Клара. — Знаю лишь то, что ты мне рассказала. Но в этом нет никакого смысла. Я только пытаюсь убедить себя, что в твоих словах есть хоть некоторая доля правды.

Ида взволнованно встала, чувствуя, как желудок сжался от нервного спазма. Она прошлась взад и вперед вдоль дивана.

— Клара! Я очень рассчитываю на тебя. Я… не могу объяснить тебе все, но мне будет нужна твоя помощь еще в течение двух недель, чтобы довести дело до конца.

— Да, знаю. — Наступила напряженная пауза. — Что же, мы подруги, значит, ты ее получишь.

— Спасибо! Скоро я смогу рассказать тебе больше.

В дверь флигеля постучали, и Ида была вынуждена замолчать. Ей было тягостно сознавать, что она рада поводу закончить разговор со своей лучшей подругой. Но она сама виновата в том, что между ними не было полной искренности. Если бы она решилась довериться Кларе перед тем, как покинула Провиденс…

— Клара, кто-то стучит. Надо пойти открыть. Я перезвоню через пару дней.

— Буду ждать. Ида, позаботься о себе, хорошо?

Что она хочет этим сказать?

— Конечно, позабочусь. Ну, пока!

Немного растерянная, Ида опустила трубку на рычаг и поспешила к двери. Сквозь стеклянные панели виднелись контуры двух человек.

— Кто это?

— Тед Паркер. Можно поговорить с вами?

Тед кого-то привел! Наверняка он хочет, чтобы этот человек опознал ее (или она его), пока нет рядом Пола, способного ей подсказать. Мысль о предстоящем поединке с Тедом Паркером странным образом воодушевила Иду. Она глубоко вздохнула и открыла дверь.

В гостиную вошел Тед, а следом за ним молодой человек чуть старше двадцати лет. Если Тед намеревался проверить ее способность узнавать людей из прошлого окружения Элис, то он выбрал не самого удачного человека для этого опыта. Молодой человек был высоким, широкоплечим, голубоглазым, с густыми светло-каштановыми волосами, коротко подстриженными сзади и уложенными надо лбом с аристократической небрежностью. Вот замечательный пример, когда природная красота сочетается с дорогостоящим уходом, весело отметила Ида. Крупный, слегка изогнутый нос избавлял его лицо от слащавой красивости и делал значительным и интересным. В то же время он так походил на Алана Хорна, что не признать в нем его сына было бы просто невозможно, даже если бы Ида и не видела полдюжины его фотографий в папках Пола Хейзена.

— Здравствуй, Уолтер, — сказала Ида с приветливой улыбкой. — Ну и вырос же ты!

Он рассматривал ее с откровенным интересом, не выказывая ни сдержанной антипатии Теда, ни крайней растерянности Алана.

— Странно, — произнес он после довольно продолжительного молчания. — Мне казалось, что я с первой же секунды пойму, настоящая вы Элис или нет. Но почему-то это не сработало. Вы… ты очень похожа на Элис, но я не испытываю никаких эмоций. У меня нет ощущения, что ты моя сестра. По крайней мере, — он недоуменно приподнял плечи, — я не уверен.

Ида была вынуждена признаться самой себе, что нервы ее натянуты до предела. Может, она просто устала от бессонницы, которая продолжалась вот уже неделю? Но какова бы ни была причина, появление брата Элис всколыхнуло в ней самые разнообразные чувства, а наиболее сильным из них было необъяснимое желание заплакать. Она нервно откашлялась и спрятала руки в карманы легких брюк, которые надела после купания.

— Прошло столько времени, — проговорила она, пытаясь изобразить на лице улыбку. — За семь лет мы оба сильно изменились. Не удивительно, что ты не узнал меня вот так, с ходу.

Иде пришлось немного запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Она наконец-то решилась улыбнуться.

— В последний раз, когда я тебя видела, мы были почти одного роста, а на носу у тебя все еще были веснушки.

Уолтер пристально посмотрел ей в глаза и медленно дружелюбно улыбнулся в ответ.

— Это жестоко, — сказал он, — напоминать двадцатитрехлетнему мужчине, что у него когда-то были веснушки. Воспоминания все еще слишком свежи и мучительны.

Ида рассмеялась шутке и жестом показала на кресло.

— Ты посидишь хоть недолго, чтобы мы могли поболтать? Мне бы очень хотелось.

— Думаю, что сумею оторвать пятнадцать минут от своего не слишком загруженного рабочего графика, чтобы побеседовать с девушкой, которая может оказаться моей потерянной сестренкой. — Он повернулся к Теду: — Ты остаешься, Тед?

— Непременно. — Тед метнул быстрый взгляд в сторону Иды. — Мне доставляет большое удовольствие наблюдать, как работает мисс Мэрфи.

Ида пропустила эти слова мимо ушей. Она также отмахнулась от мимолетного волнения, которое испытала, когда ее глаза скрестились со взглядом Теда в ответном вызове.

Отвернувшись, она независимо расправила плечи и целиком сосредоточила внимание на Уолтере.

— Расскажи мне, малыш, чем ты занимался в последние годы?

Он преувеличенно тяжело вздохнул.

— Когда мне стукнет девяносто, а тебе девяносто два, ты и тогда будешь называть меня малышом?

— Вероятно. — Глаза ее блеснули. — Но должна внести поправку в твое замечание. Когда тебе исполнится девяносто, мне будет уже девяносто два с половиной! Относись к старшим с большим уважением, малютка.

Он посмотрел на нее, и его ярко-голубые глаза внезапно помрачнели.

— Когда ты так говоришь, мне кажется, что ты в самом деле Элис. Она постоянно дразнила меня тем, что я никогда не догоню ее и навсегда останусь младшим братом, даже если мы доживем до ста лет.

Ида коротко рассмеялась.

— Я могла бы ухватиться за твои слова как за доказательство того, что я подлинная и единственная Элис Хорн. Но честность заставляет меня признать, что, наверное, каждая старшая сестра на свете дразнит своего младшего братца подобным образом.

— Браво, мисс Мэрфи, — иронически вмешался в разговор Тед. — Вы на целую секунду опередили меня с этим справедливым замечанием.

— О, я проворнее любой ученой обезьяны, — беспечно парировала Ида, даже не глядя в его сторону. — И трюков в моем репертуаре гораздо больше.

Уолтер нахмурился и слегка склонил голову набок, изучая ее с неторопливой, почти научной обстоятельностью.

— Странно… ты совсем как она. У вас одинаковые манеры, но вот голос… Голос абсолютно другой. Какой-то скрипучий. И выговор не такой, как прежде.

Оставив без внимания его замечания о выговоре, Ида затрясла головой в шутливом гневе:

— Скрипучий?! Ах ты, безобразник! Вежливее будет сказать — с хрипотцой.

Он усмехнулся.

— Все равно. У Элис голос был мягкий и скорее высокий. У тебя низкий и скр… с хрипотцой.

Ида почувствовала, как ее горло болезненно сжалось. Она опустила глаза и уставилась на свои руки, словно никогда прежде их не видела. Это свидание с Уолтером было еще тяжелее, чем встреча с Аланом Хорном. Ее броня оказалась вовсе не такой безупречной, как она ожидала.

— Голос изменился после пожара, — проговорила она. — Когда коттедж горел, там было столько дыма… Врач сказал, что голосовые связки повреждены необратимо. Но это было уже две недели спустя… Долгое время я совсем не могла говорить.

Уолтер наклонился вперед, и брови его напряженно сдвинулись.

— Что случилось с тобой той ночью? Куда ты пошла после того, как выбралась из коттеджа?

Вся его отчужденность исчезла, сейчас он казался взволнованным ребенком.

— И кстати, как ты сумела выбраться из коттеджа? Я видел его через несколько дней после пожара… — Он судорожно проглотил слюну. — Казалось невероятным, что кто-то мог оттуда спастись. Все эти годы я так до конца и не верил, что Элис спаслась.

Его голос оборвался. Ида несколько секунд молчала, будучи не в силах произнести ни слова. Когда она наконец снова овладела своим голосом, то заговорила тихо и монотонно, перечисляя затверженные факты, которые многократно повторяла с Полом.

— Когда начался пожар, я была в ванной, — сказала она, не глядя на Уолтера. — Я вылезла в окно и дошла до коттеджа Керенских, но их не было дома. Тогда я залезла в дом через окно кладовки. Наверное, к этому времени я успела привыкнуть лазить в окна.

Эта слабая попытка пошутить не нашла отклика, и она замолчала, избегая встречаться взглядом со своими слушателями, всеми силами стараясь успокоиться.

— А что ты делала у Керенских? — ободряющим тоном спросил Уолтер.

— Переоделась. Моя одежда вся обгорела и отвратительно пропахла дымом. Когда я сняла кофту, то обнаружила на груди ожоги. Я смазала их антисептической мазью, проглотила несколько таблеток аспирина, чтобы приглушить боль. Но, по правде говоря, я была просто в шоке: только что пережив такое сильное потрясение, я вряд ли была способна что-то чувствовать. Я действовала как во сне. От меня страшно несло дымом, но я лишь взяла первое, что подвернулось мне под руку: теплые вещи из шкафа Джейн Керенской. Еще я нашла пару башмаков более или менее подходящего размера и ушла. Мне даже не пришло в голову открыть парадную дверь и выйти обычным путем. Я снова вылезла обратно через окно кладовой и все время беспокоилась, как бы не зацепить за гвоздь брюки Джейн.

— А что было дальше? — быстро спросил Уолтер.

— Я шла до тех пор, пока не оказалась на шоссе. Меня подвез водитель грузовика. Он отправлялся в Нью-Йорк, и я решила, что нам по пути. Шофер наверняка подумал, что я спасаюсь от погони. Кажется, я была ужасно чумазая.

Богатое воображение всегда было счастливым даром, а может, наоборот, несчастьем Иды. Рассказывая, она смотрела перед собой расширенными глазами и почти видела себя в теплой тесноте грузовика, покрывавшего милю за милей ночное шоссе, искрящийся под фарами снег и заледенелый асфальт. Но вот наконец снег сменился серой слякотью, а блестящий серебристый иней — унылой мглой нью-йоркского рассвета. Шрамы от старого ожога заныли — но не от боли, а от воспоминаний о той давней боли, и она невольно прижала к груди руку.

— Похоже, тебе не слишком приятно вспоминать об этом путешествии, — сказал Уолтер. — Тот водитель, он что — приставал к тебе?

— Что? Ах нет, наоборот, он оказался очень добрым, действительно славным парнем. Он все пытался уговорить меня обратиться в приют для подростков, сбежавших от плохого обращения. Он купил мне кофе и пончики, потому что у меня не было денег. Потом я вспомнила, что в Нью-Йорке у меня есть счет в банке, и, когда мы приехали в Бруклин, я попросила его одолжить мне денег на такси до Манхаттана, и он одолжил. Я поклялась себе, что верну ему деньги, но так и не вернула. Я потеряла бумажку с его именем и адресом. Меня до сих пор мучает совесть из-за этого. Я хотела сообщить ему, что жива и здорова и все в конце концов обошлось. — Ее голос перешел на шепот. — Что он спас мне жизнь…

Твердый как сталь голос Теда вернул ее к действительности.

— Очень благородные чувства, мисс Мэрфи. Но вам все-таки удалось вспомнить адрес нью-йоркского банка и номер счета, не правда ли? Как удачно, что испытанный вами шок не был настолько силен, чтобы заставить забыть о самом важном для вас — о деньгах!

— Да, мне это тоже часто приходило в голову. — Ида резко поднялась, подошла к стойке, налила себе стакан воды и добавила кубик льда. — А что вас, собственно, раздражает, мистер Паркер? То, что я не утратила рассудок настолько, чтобы забыть о собственных деньгах? Или то, что вы просто мне не верите? Мне кажется, невозможно одновременно не верить мне и раздражаться по поводу моей меркантильности. Выберите что-нибудь одно.

— Не будьте так самоуверенны, — ответил Тед мрачно. — Ваш рассказ произвел на меня такое удручающее впечатление, что я испытываю сразу несколько отрицательных эмоций.

— Перестань, Тед, не придирайся, — вмешался Уолтер. — Что на тебя нашло? Дай дослушать до конца. — Он снова повернулся к Иде: — Ты сильно обгорела? — спросил он. — На тебе вроде не видно никаких шрамов…

Ида почувствовала, как взгляд Теда уперся ей в спину. Но она не стала оборачиваться.

— Меня действительно сильно обожгло, и шрамы остались, но только в одном довольно интимном месте. Если я буду избегать носить купальники и открытые вечерние платья, никто ничего не заметит.

— Как жаль… может, стоит сделать пластическую операцию? — предложил Уолтер.

Ида сильно сжала пальцами стакан с водой. Она не могла представить себе, что когда-нибудь настолько освободится от прошлого, что захочет избавиться и от этих шрамов. Она подняла глаза на Уолтера и заставила себя улыбнуться.

— Да, так я поступлю рано или поздно. Но сейчас эта проблема меня не особенно беспокоит.

Тед хранил молчание, но Уолтер воспринимал ее историю без всякой задней мысли.

— Больше всего меня удивляет, как ты после такого сильного потрясения смогла уехать так далеко. Нью-Йорк в нескольких сотнях километров от Нью-Гэмпшира. Значит, ты провела в этом грузовике много часов.

Ида пожала плечами.

— Известны тысячи случаев, когда инстинкт самосохранения поддерживает человека, даже после того, как его силы давно уже должны быть на исходе. Когда я садилась в грузовик, у меня не было в голове никаких планов, лишь одна мысль — уехать от Нью-Гэмпшира как можно дальше. Только когда шофер спросил, сколько у меня денег, я поняла, что нет ни цента. И с этой минуты я стала думать о том, чтобы быстрее добраться до Манхаттана и снять деньги со счета раньше, чем кто-нибудь успеет завладеть ими. А после того как я «выручила» деньги — именно так я это называла, — последние мои силы иссякли. Я избежала гибели, я спасла свои деньги и могла теперь содержать себя. Весь адреналин, который давал мне энергию, исчез в один миг. Я еле дотащилась до дверей другого банка, расположенного в соседнем доме, буквально держась за стенку. Положила деньги на новый счет и потом… потеряла сознание.

— Но что все-таки было дальше? — взволнованно спросил Уолтер.

— Видимо, служащие банка вызвали «скорую помощь». Следующее, что я помню, — больничная палата, надо мной склонилась медсестра, а все мои руки были утыканы иголками и трубками, которых хватило бы на десяток пациентов.

Уолтер молча наклонился вперед и сжал ее руку. К своему ужасу, Ида почувствовала, что по щекам ее бегут слезы. Но видит Бог, это не входило в ее планы! Она пошарила в кармане в поисках платка и сердито шмыгнула носом. Господи, ведь она вовсе не собиралась выходить из своей обычной роли в меру циничной, видавшей виды женщины. Меньше всего в ее намерения входило увлечься душераздирающей историей о злоключениях несчастного подростка.

— Возьмите. — Тед Паркер протянул ей бумажную салфетку.

— Спасибо. — Ида высморкалась, вытерла глаза, старательно избегая встречаться взглядом с Тедом и Уолтером. — Я еще ни разу не рассказывала о том, что случилось после пожара, — пробормотала она. — Извините. Лить слезы, вообще-то, не в моей привычке.

— Ида… Элис… — Уолтер запнулся, выбирая имя. — Черт, не знаю, как тебя называть.

Несчастный вид Уолтера вывел Иду из состояния жалости к себе.

— Тед придет в отчаяние, если ты станешь называть меня Элис. За последние несколько лет я привыкла к Иде. Меня это имя вполне устраивает.

— Хорошо, пусть будет Ида. — Уолтер неуверенно улыбнулся. — Но я все равно не пойму, почему ты скрывалась от нас. От своих родных. Я знаю, конечно, что мы не были самой дружной семьей. Но все же, наверное, не хуже многих других… По крайней мере, я так считаю. Мы… ты и я… черт, если ты и впрямь Элис, я всегда думал, что мы с тобой друзья.

В его голосе прозвучала обида, и в сердце Иды невольно шевельнулась жалость.

— Мы и были друзьями, — сказала она. — Разве я убежала из-за тебя? Не думал же ты так всерьез. Я убежала, потому что не чувствовала себя в безопасности. Ты вспомни — кто-то поджег наш коттедж, где я в тот момент находилась. И парень, который был там со мной, погиб! Но он-то там оказался случайно, на его месте мог оказаться любой другой. А вот я…

— Я представляю, что ты чувствовала, — сказал Уолтер. — Но когда прошел первый испуг, ты могла бы понять, что лучше все-таки вернуться домой. Ведь ты была еще совсем ребенком и оказалась одна в таком городе, как Нью-Йорк.

— В Манхаттане я чувствовала себя в большей безопасности, чем дома, — возразила Ида. — Ведь меня пытались убить! Тот, кто поджег коттедж, знал, что я внутри. Как я могла быть уверена, что попытка не повторится?

Тед и Уолтер переглянулись.

— Ну, положим, основания для подобной уверенности все-таки были: через несколько дней поджигатель был арестован и до сих пор находится за решеткой, — сказал Тед, и на этот раз его тон был уже не таким враждебным, а скорее даже сочувственным.

Ида сжала сплетенные пальцы.

— За решеткой только мнимый поджигатель, — спокойно произнесла она, чувствуя, как сильно забилось сердце.

— Что вы имеете в виду, говоря «мнимый»? — Тед был искренне удивлен. — Ида, это дело не вызывало сомнений!

— Я никогда не верила, что полиция нашла настоящего преступника, — сказала она.

Теперь настала очередь и Уолтера уставиться на нее с тем же удивлением, что и Тед.

— Что ты говоришь, Ида? Полиция добилась от Бена Дженкинса полного признания. В его прицепе нашли канистру с керосином, вся его одежда была выпачкана в золе. Экспертиза показала, что зола эта — та самая, из коттеджа.

— Я допускаю, что Бен Дженкинс побывал на месте пожара. Но это вовсе не означает, что именно он поджег.

— Зачем же он сознался в том, чего не делал? — спросил Тед.

— Дело было очень громким. От полиции требовали раскрыть его как можно скорее. Должно быть, ему помогли сознаться…

— Нет. — Тед решительно покачал головой. — Я не утверждаю, что полиция никогда не оказывает давления, но в этом случае расследование причин пожара было проведено на высоком уровне. Я уверен, что Пол показывал вам отчеты, и вы знаете, что Дженкинс был бродягой и алкоголиком и еще в двенадцать лет совершил свой первый поджог. На его счету не одно подобное преступление. Едва он выходил из очередной тюрьмы, как отправлялся в другую часть страны и совершал там поджог за поджогом до тех пор, пока его не ловили и снова не сажали. Он не только признался в поджоге, в результате которого пострадали вы и погиб Айк Гутман, он признался что, кроме того, подпалил еще пять коттеджей в округе.

У Иды шумело в голове так, словно она готова была лопнуть.

— Да, я читала судебные отчеты. И готова допустить, что он — вполне подходящая кандидатура. Но его рассказ не совпадает с реальными фактами. Он утверждал, что понятия не имел, что в коттедже находятся люди. Это невозможно. Он не мог поджечь коттедж, не заметив в нем людей! — У нее задрожали руки, и Ида быстро сжала их коленями. — Я точно знаю.

— Представь себя на месте этого Бена, — мягко предложил Уолтер. Он явно придерживался другой точки зрения, но не хотел обидеть ее, открыто выразив несогласие. — Парень туповат, вот о чем не следует забывать. Потом, как я догадываюсь, свет в коттедже был выключен, а твоя машина стояла в гараже…

— Но на столе горели свечи, и Айк развел огонь в камине гостиной. В горах рано темнеет, соседи далеко, и свет от камина и свечей должен был быть виден на достаточном расстоянии. И даже если, по какой-то необъяснимой случайности, Бен не заметил бы вдруг света, он почуял бы запах дыма из каминной трубы. Вы представляете, как в ясную морозную ночь отчетливо чувствуются запахи?

— То, что ты говоришь, вроде бы логично, но все-таки это не так, — не согласился Уолтер. — Полиция нашла дюжину свидетелей, которые подтвердили, что два предыдущих дня Бен провел в разных пивных, внизу в деревне, накачиваясь виски. А по общему свидетельству, в таком состоянии он способен столкнуться с вражеской армией и не увидеть в этом ничего из ряда вон выходящего.

Она могла согласиться с ним и прекратить обсуждение, и это было бы разумнее всего. Но можно было и указать на самое слабое место в их версии, на ее исходный изъян. Ида чувствовала, как ее охватывает страх, но уже не могла остановиться. Она должна была двигаться дальше.

— Если Бен был настолько пьян и если он так непроходимо глуп, как все утверждают, как можно быть уверенным, что он и правда помнит, как поджигал?

— Нам это известно, потому что он сам сознался, — ответил Уолтер, не вполне поняв ее мысль. Но Тед, конечно же, сразу уловил то, что она имела в виду.

— Вы думаете, что коттедж поджег в ту ночь кто-то другой и воспользовался Беном, сознание которого было затуманено алкоголем, как своим прикрытием?

Ида посмотрела ему прямо в глаза и впервые с момента их встречи ответила с полной, не отрепетированной заранее откровенностью:

— Да, я именно так и думаю.

Уолтер изумленно уставился на них, даже слегка приоткрыл рот.

— О чем вы говорите? Как кто-то может забыть, поджигал он дом или нет?

Ида не успела ответить, Тед опередил ее:

— Если Бена арестовали по ложному обвинению, значит, по вашим словам, кто-то пытался убить Элис намеренно и тщательно подготовился к преступлению?

— Да. Мне кажется, такой вывод неизбежен.

— Но зачем кому-то желать вашей смерти… ее смерти? — Вырвавшиеся у Теда слова прозвучали и резко и взволнованно: — Вам едва исполнилось восемнадцать. Как вы могли причинить кому-то столько зла, чтобы тот человек захотел вас убить?

Ида рассмеялась. Ее искренне развеселило, что он мог быть таким наивным, хотя бы на короткий миг. Еще она испытала что-то вроде торжества — ведь она сумела настолько удивить его, что он потерял осторожность. На несколько минут она заставила его поверить, что она — это Элис!

«Вам только исполнилось восемнадцать, — сказал он. — Зачем кому-то было желать вашей смерти?»

Насмешливо блеснув глазами, Ида уверенно встретила его взгляд. Сейчас она полностью владела собой.

— Мне странно, что вы не понимаете таких очевидных вещей, мистер Паркер! Почему кому-то понадобилось убить бедную маленькую Элис Хорн? Ну разумеется, ради денег. Из-за чего же еще? Только из-за моих чудесных, сказочных, соблазнительных двадцати миллионов.

4

Ида от души наслаждалась ужином в компании Уолтера в «Саду Грез», одном из самых дорогих ресторанов на западном Палм-Бич. По обоюдному молчаливому согласию они избегали касаться такой неловкой темы, как прошлое Элис Хорн. Вместо этого они говорили о всевозможных светских материях — фильмах, книгах, кушаньях и любимых винах. Уолтер поведал о своем недавнем путешествии на Аляску. Все эти темы были достаточно безопасны, нейтральны и не могли поколебать дружественной атмосферы вечера. К тому времени, когда они приступили к десерту — шоколадно-клубничному торту, — Уолтер уже настолько освоился, что начал рассказывать о своей работе в отцовской фирме.

Ида, конечно же, прекрасно знала историю финансового взлета Хорнов. Эта история была своего рода семейной легендой, и Пол неоднократно повторял с ней подробности этой легенды.

Фамильному состоянию положили начало братья Гектор и Джейми Хорны, плотник и стеклодув. В 1890 году они покинули родной Эдинбург и эмигрировали в Штаты вместе со своими многочисленными кузенами. Кузены осели в Манхаттане, а Джейми и Гектор подались на север, в Кливленд. Они надеялись, что быстрое развитие здесь тяжелой индустрии обеспечит постоянную потребность в рабочих различной квалификации.

Их надежды скоро оправдались. Попав на американские просторы из тесноты британского общества, скованного сословными рамками, они быстро поняли, что в Кливленде успех ждет того, кто умеет упорно работать. Братья постарались показать, на что способны, трудились девятнадцать часов в сутки и завоевали репутацию честных и искусных мастеров.

С истинно шотландской предусмотрительностью они взяли в жены девушек, обеспеченных приличным приданым, а к концу первой мировой войны возглавили две преуспевающие компании с достаточно высокими и стабильными доходами, чтобы можно было рассчитывать на долговременный успех.

Плотник Гектор основал «Хорн Констракшн», занимавшуюся «строительством великолепных домов для лояльных граждан», а стеклодув Джейми создал «Хорн Кристал», разветвленное предприятие по производству стекла. Громадная фабрика на северо-западе Кливленда выпускала прессованные листовые стекла. На другом конце города фабрика поменьше приютила под своим кровом артель мастеров, производящих хрустальные сервизы в традициях высококлассных стеклодувов Старого Света. Джейми собрал у себя ремесленников — эмигрантов со всей Европы, и под его руководством создавались уникальные роскошные люстры, абажуры из цветного стекла, которые, по утверждению знатоков, предвосхитили работы Луи Тиффани.

К 1925 году большинство молодых хозяек, желавших занять достойное положение в обществе, считали свой дом неполноценным без люстры, изготовленной в «Хорн Кристал», и набора хорновских бокалов из хрусталя для сервировки обеденного стола.

Хорны становились силой, с которой кливлендское общество принуждено было считаться. Но жизнь братьев омрачали серьезные проблемы. Гектор, имевший четырех дочерей и ни одного сына, безуспешно пытался найти преемника, способного продолжать его дело. Выходом из положения могла стать передача управления компанией четырем зятьям. Но необходимость выбрать президентом компании одного в ущерб трем остальным была чревата семейными раздорами.

Гектор все еще продолжал мучительно раздумывать над дилеммой, когда его новенький «даймлер» столкнулся однажды с молочным фургоном. Это столкновение окончилось для него переломом правой ноги в двух местах. Отныне он мог передвигаться только с помощью костыля. Было очевидно, что теперь активная деятельность, в том числе личный контроль за строительством, стала для него невозможна, и проблема выбора нового руководителя для «Хорн Констракшн» приобрела небывалую остроту.

Но наконец на горизонте забрезжила счастливая развязка — Джейми, отец единственного сына, предложил брату выкупить его долю в строительной компании за миллион долларов наличными. Предложение было скромным, но Гектор принял его с большим облегчением. Стюарт, сын Джейми, был превосходной кандидатурой на роль главы семейного предприятия.

Передав хлопотное дело управления новому директору, Гектор удалился на свой прекрасный земельный участок, расположенный к западу от Кливленда, и воздвиг там дом с фасадом из шотландского гранита, а каждую комнату украсил люстрой, созданной руками умельцев из «Хорн Кристал».

Стюарт не унаследовал ни художественный талант отца, ни дядино мастерство строителя, но зато он обладал немалым деловым чутьем и имел врожденную способность безошибочно угадывать тенденции мира финансов. В 1927 году, достигнув зрелого тридцатидвухлетнего возраста, он пренебрег советами помощников и изъял фонды предприятий с биржи. Предчувствуя надвигающийся кризис, он начал скупать земли, а также золото, драгоценности, картины старых мастеров и буквально любые осязаемые ценности, которые сограждане, охваченные стремлением получить достаточно наличных для вложения в биржевые операции, желали поскорее продать.

В Черный понедельник 1929 года, когда на Нью-Йоркской бирже за несколько сумасшедших часов доллар упал на шестьдесят пунктов, Стюарт понял, что стал одним из богатейших людей Америки. Пока Стюарт стоял у руля, «Хорн Индастриз» оставалось процветающим предприятием в течение всего печального периода Депрессии, в неразберихе второй мировой войны, во времена безумной экспансии деловых пятидесятых. Он так и умер за рабочим столом, держа в руке телефонную трубку.

В 1972 году его единственный сын Алан, внук Джейми, унаследовал право руководить семейной корпорацией и распоряжаться семейным состоянием. Компания «Хорн Кристал» мало интересовала Алана. Это было запутанное и достаточно устаревшее производство, а путей к его быстрому обновлению он не видел. Всю свою энергию Алан посвятил строительной отрасли семейного бизнеса.

Он преобразовал «Хорн Констракшн» и наконец превратил это и раньше преуспевающее предприятие в одну из ведущих мировых компаний в области международного развития недвижимости. А «Хорн Кристал» пребывал в запустении. Но даже несмотря на такое пренебрежение, понадобилось все же несколько лет, прежде чем компания оказалась на грани банкротства. Репутация фирмы оставалась высокой, сотрудники — преданными делу, и даже равнодушие главы компании не могло бесповоротно снизить уровень дохода.

Однако десять лет фактического отсутствия управления не могли не сказаться на делах компании. И первым серьезным решением Теда Паркера на посту исполнительного директора «Хорн Индастриз» было отделаться от «Хорн Кристал».

Именно вопрос о предполагаемой продаже «Хорн Кристал» обсуждали за десертом Уолтер и Ида.

— Что ты думаешь о решении Теда продать такую существенную часть хорновского наследства? — спросила Ида.

Уолтер пожал плечами.

— По-моему, это правильное решение. Конечно, существует множество причин, по которым стоит сохранить «Хорн Кристал», но все они или личного, или сентиментального свойства. А в современном деловом мире нет места сантиментам.

У Иды не было желания спорить с Уолтером. Но ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться искушению немедленно изложить причины, по которым продажа «Хорн Кристал» оказывалась скверной затеей. Уолтер, очевидно, унаследовал от Алана полное равнодушие к этому предприятию. Его знания о производстве ламп и люстр были очень поверхностны, а к утонченному миру уникальных декоративных изделий из стекла он вообще не испытывал никаких чувств. Если он и понимал разницу между выдуванием, прессованием и отливкой, то не показывал виду.

Ида сомневалась, подходил ли он когда-нибудь к стеклоплавильной печи, наблюдал ли стеклодува за работой. Как она ни жаждала представить себе внутренний вид стекольной фабрики Хорнов, но понимала, что бесполезно расспрашивать о подробностях человека, который вовсе с ними не знаком. Пришлось преодолеть желание зондировать его и дальше в этом направлении и перевести разговор на другую Тему.

— А как тебе нравится работать с Тедом Паркером?

— Он весьма строгий начальник. Но голова у него на месте, и он всегда готов выслушать противоположное мнение. — Уолтер сморщил нос в горестной гримасе. — Естественно, это не значит, что он готов выслушивать именно мое мнение. Может, я и председательский сынок, но, с точки зрения Теда, я недалеко ушел от мальчика на побегушках.

— Тебя это расстраивает?

— Не очень. — Уолтер зачерпнул ложкой сливочную пену со своего каппучино. — К тому времени, когда пять лет назад Тед пришел к нам, мы уже начали терять ориентацию. Отец приступил к строительству объектов в разных частях земного шара, но тут его захватила политическая лихорадка, а проще говоря, он перестал уделять достаточно времени «лавочке». Но пришел Тед и «спас нашу колбасу», и теперь мы его должники. Лично для меня очень полезно даже просто наблюдать за его работой или слушать его соображения.

Несмотря на кажущиеся похвалы в адрес Теда, Ида уловила в словах Уолтера некоторую сдержанность. Но она не могла понять, вызвано ли это нежеланием откровенничать с женщиной, которая может оказаться самозванкой, или за его словами скрывалось искреннее сомнение в способностях Теда Паркера.

Но Уолтер не дал ей возможности разобраться в этом. Проявив немалую светскую ловкость, редкую для молодого человека, которому только недавно сравнялось двадцать три года, Уолтер перевел разговор на более легкие темы. Он, как и Ида, по-видимому, был озабочен тем, чтобы направить застольную беседу подальше от опасных подводных камней.

Да, рифов и мелей, среди которых им приходится лавировать, более чем достаточно, невесело подумала Ида, ожидая под навесом, пока Уолтер выводил со стоянки свой «БМВ» с откидным верхом. Но все же ужин вполне удался, были сделаны первые осторожные шаги к дружбе. Она была рада этому. Очень рада.

— Наконец-то стало прохладнее, — заметил Уолтер, когда они выехали на автостраду и взяли курс на север, к дому. — Можно убрать верх или лучше включить кондиционер?

— С опущенным верхом будет чудесно.

Уолтер притормозил у обочины, подергал за рычаги, нажал кнопку, и с легким электронным шипением крыша автомобиля сдвинулась и аккуратно сложилась.

— В перчаточном отделении должен лежать шарф, можно повязать голову, — сказал он громко, чтобы было слышно в уличном шуме.

— Спасибо. С моей прической это не обязательно.

Когда они снова влились в транспортный поток, ночной ветерок, свежий и прохладный, овеял лицо Иды. Ее ноздри щекотал аромат жасмина, смешанный с запахом выхлопных газов и жаром, шедшим от раскаленного асфальта. Она неожиданно громко засмеялась от радости, заново открывая для себя давно забытые удовольствия.

— Ты что? — спросил Уолтер. — Почему смеешься?

— Просто потому, что мне сейчас очень хорошо. Я не ездила так с тех пор, как Джош Тейлор увел «крайслер» своего отца тоже с откидным верхом и повез меня в… — Она остановилась как раз вовремя. — Повез меня в город. Тогда мы были в десятом классе. Мы никуда не пошли, а просто покружили по улицам, в полном убеждении, что мы абсолютно взрослые, самостоятельные люди. И домой вернулись только в два часа утра.

— Готов спорить, что, вернувшись, ты уже не чувствовала себя такой самостоятельной. У родителей есть досадная привычка быстро ставить подростка на место.

Замечание Уолтера вернуло Иду назад, к гораздо менее приятной действительности.

— Да нет, тогда ничего не случилось, — сказала она. — Никто и не заметил моего отсутствия.

Уолтер искоса взглянул на нее.

— Славные Алан и Мэрион, они никогда не донимали нас излишней заботливостью.

— Обычно их просто не было дома, — весело согласилась Ида.

— Лично я им за это чертовски признателен.

— И я тоже. Наверное.

У глухого низкого голоса есть по крайней мере одно преимущество, отметила Ида. Он хорошо маскирует подлинные чувства. Приняв ее слова за чистую монету, Уолтер сосредоточил внимание на дороге и ловко обогнал пожилого водителя, добросовестно не превышавшего скорость в пятьдесят миль.

— Эти старые чудаки, — пробормотал он. — Разве можно их пускать на автостраду?! — Он откинулся назад и позволил машине разогнаться на полные сто. — А что тогда случилось с твоим Джошем? У него были неприятности?

— И какие! Его месяц не выпускали из дома, беднягу. Его мама и папа были старомодного образца. Не то что наши.

— Бедный Джош.

— По правде говоря, я ему завидовала. — Это признание вырвалось неожиданно, прежде чем Ида успела остановить себя. — Я, конечно, и представить не могла, что значит жить в доме, где родителям всегда доподлинно известно твое местонахождение. Но иногда у меня появлялась странная мысль, что это было бы здорово.

— Теоретически — может быть, но не практически.

— Да, наверное, ты прав. Ни один ребенок не хочет, чтобы родители дышали ему в затылок.

Ида резко оборвала поток воспоминаний, прежде чем он мог бы перейти опасную черту. Она не ожидала, что будет так трудно придерживаться заученной роли, каждую секунду помнить, что и кому следует или не следует говорить. Она слегка повернулась на сиденье, чтобы лучше видеть Уолтера. Ей необходимо было сосредоточиться.

— Ну, довольно воспоминаний о моей роскошной прошлой жизни. Давай поговорим о тебе. Когда я уехала в колледж, ты еще даже не успел обзавестись подружкой.

Он покрутил воображаемый ус.

— Это вы так полагаете, миледи.

— Ага, наконец-то откроется правда! Все считали тебя милым, неиспорченным мальчиком, а ты на самом деле был юным Лотарио?

Он улыбнулся ее словам.

— Я назвал бы себя смышленым ребенком, который сумел рано оценить прелести жизни. А женщины определенно стоят здесь на первом месте.

— Согласна. — Она улыбнулась в ответ. — Женщины прекрасны. Расскажи мне о своей теперешней подружке.

— Откуда ты знаешь, что она есть?

Ида подмигнула ему.

— Это закон природы. Ты остроумный, с тобой легко, ты потрясающе выглядишь… — Она оборвала себя. — Не могу поверить, что расточаю все эти комплименты моему желторотому братишке.

Уолтер округлил глаза.

— Когда я покажусь тебе в моем новом с иголочки деловом костюме, с кожаным модным портфелем, ты перестанешь называть меня желторотым?

Ида довольно засмеялась.

— Ничего не обещаю, но буду стараться.

— Спасибо. Да, у меня есть девушка. Мы встречаемся уже два месяца.

— Это что-то серьезное? — Ида покраснела, не успев закончить фразу. — Как я могла задать такой вопрос! Извини, пожалуйста. Восприми это как сестринское любопытство, которое за семь лет сильно разыгралось.

— Все в порядке. Да нет, ничего такого серьезного. Но с ней можно приятно провести время. Между прочим, мой «БМВ» подействовал на нее почти так же сильно, как на тебя авто твоего Джоша Тейлора, — поддразнил он.

— Невозможно! Нам с Джошем было только шестнадцать, когда мы пустились в наше захватывающее путешествие на машине его отца. — Она вздохнула.

— Какой тяжелый вздох! О чем он?

— Я вдруг подумала, что влюбляться куда веселее в юные глупые годы, когда толком еще не понимаешь, что делаешь.

— Гм. Звучит так, словно тебе пришлось обжечься… — Он тут же замер, его лицо напряженно застыло. — Черт. Прости…

— Не надо извиняться, я не настолько чувствительна, чтобы падать в обморок каждый раз, когда кто-то произносит слово, связанное с пожаром.

Но Уолтер явно чувствовал себя неловко.

— Я только хотел сказать — из твоих слов мне показалось, что тебе пришлось пережить неудачный роман.

— Ничего драматического, — успокоила его Ида, откидываясь на сиденье и подставляя лицо летящему навстречу ветру. — Но, наблюдая за подругами, которые сами делали себя несчастными, я поняла, что безопаснее влюбиться, следуя слепому инстинкту, чем пытаться подойти к делу, заранее вооружась благоразумием.

— Я не верю своим ушам! — Он сдвинул брови в шутливом гневе. — Ты подумала, что будет с обществом, если все дадут волю своим инстинктам и наплюют на последствия?

Ида рассмеялась.

— Надеюсь, я выразилась не так категорично. Но какое-то мое первобытное «я» считает, что полюбить легче, когда ты наивен и не понимаешь опасностей, которые таит в себе близость. Ни один человек, обладающий долей рассудка, не станет обнажать душу перед друзьями. Моя душа, например, определенно не создана для выставления напоказ.

— За такие разговоры тебя следует исключить из общества взрослых людей, — сказал он. — Первое правило каждого взрослого — никогда не признавать, что дети хоть в чем-нибудь не уступают им.

— А я сейчас и вправду не чувствую себя взрослой. Мне просто хочется радоваться мгновению, этой машине, ветру, который дует в лицо… И твоему обществу. — Она медленно, глубоко вдохнула. — Мы с тобой очень давно не виделись, Уолтер.

Он оторвал глаза от дороги, и их взгляды на миг встретились.

— Кажется, сейчас ты сказала мне самый главный комплимент.

— Да, наверное. — Ида поспешила спрятать всколыхнувшиеся чувства за шутливым недовольством. — Но подобные разговоры не слишком льстят моему самолюбию. По сравнению со мной ты кажешься таким устроенным, таким уверенным в жизни, словно старший ты, а не я.

— Я же помешан на порядке, — сказал Уолтер. — Разве ты не помнишь? Если моя жизнь не будет организована должным образом, разложена по всем полочкам, со мной сразу же случится сердечный приступ.

— Да, теперь я действительно припоминаю кое-что. Наша экономка в Кливленде вечно ворчала, что я не способна навести в своей комнате порядок, и ставила в пример тебя.

— Миссис Томпсон! Оригинальная была особа, правда?

— Не знаю, — ровным голосом проговорила Ида. — Экономку, о которой я говорила, звали Морин Бейли. Миссис Томпсон, видимо, появилась у вас после того, как я ушла.

— Да, правильно. Они появляются и исчезают так быстро, что трудно всех их запомнить. — Уолтер легко вернулся к прежнему разговору, поспешив замять неловкость, вызванную его маленькой уловкой. — Я удивляюсь, как ты не возненавидела меня за то, что я был таким противным аккуратистом. В колледже моих соседей по комнате это просто бесило.

— Почему? — спросила она, тоже притворяясь уверенной, что он назвал имя другой экономки по ошибке, хотя оба они знали, что это не так. — Разве они не ценили твоей аккуратности?

— Шутишь! Пару раз Том готов был просто убить меня. Я всегда знал, где лежат мои учебники, всегда вовремя сдавал задания, всегда имел в запасе массу чистого белья. К концу первого семестра он пригрозил, что вытурит меня из студенческого клуба, если я не стану, как все. Он утверждал, что я веду себя не по-американски.

Ида улыбнулась.

— Может, он и прав. И ты ради дружбы временно превратился в неряху?

Уолтер покачал головой.

— Нет, я перебрался на частную квартиру. Но по всей гостиной раскидал учебники и банки из-под кока-колы. Короче, создал шикарный беспорядок, чтобы мои приятели могли чувствовать себя здесь в своей тарелке. А занимался я в спальне.

— Которая наверняка была таким верхом аккуратности, что остался бы доволен даже дежурный по кубрику на флоте.

— По крайней мере.

Ида засмеялась.

— Спасибо за предупреждение. Надо запомнить, что тебя ни в коем случае нельзя приглашать ко мне в мастерскую, а то минут через пять тебе потребуется двойная доза успокоительного. Выдувка стекла — не такое уж простое дело. Когда я работаю, мне не до порядка.

— Элис всегда была неорганизованной, — заметил Уолтер.

— Некоторые черты характера никогда не меняются, — спокойно ответила Ида, хотя то, что он произнес имя Элис в третьем лице, заставило ее напряженно выпрямиться на сиденье. За последние несколько минут это было вторым подтверждением того, что Уолтер не так уж доверяет ей. — Я по-прежнему такая, — добавила она. — Хотя и научилась держать свою комнату по крайней мере в чистоте, если уж не в порядке.

— Это большое достижение. — Лицо Уолтера стало серьезным, и впервые за весь вечер между ними воцарилось молчание. Уолтер свернул машину в аллею, ведущую к усадьбе, и подождал, пока охранник откроет электронные ворота. — В субботу я должен лететь в Лондон, — сказал он. — Жалко, что не могу побыть с тобой подольше.

— Мне тоже жаль. Это деловая поездка?

— Да. Тед хочет, чтобы я взглянул на нашу собственность в Канари Уорф и поделился с ним своими соображениями. — Уолтер говорил торопливо, словно старался заполнить новую паузу в разговоре, прежде чем она снова возникнет.

— Это впечатляет, — искренне заметила Ида. — Значит, Тед все-таки считает, что ты достаточно далеко ушел от мальчика на побегушках.

— Такое случается нечасто. Папа перекупил там административное здание у канадских застройщиков, когда дела у тех пошли плохо. Тед недоволен нашими представителями, которые сдают здание в аренду. Цены на служебную площадь там высокие, а они вроде бы не получают всего, на что мы могли бы рассчитывать.

— Канари Уорф? — переспросила Ида. — Где это? Мне такое название незнакомо.

— Это такое место в районе доков на востоке Лондона. Английское правительство вместе с частными предпринимателями собирается заново перестроить этот район, но в связи с осуществлением проекта возникли трудности.

— Зачем же вкладывать деньги в неперспективное дело? Или это очередное мероприятие правительства, чтобы завоевать популярность? Как говорится, «кормушка»?

— А что такое «кормушка»? Если у одного человека есть жирная свинка, то без кормушки из нее не вырастить вкусный окорок для соседа. Проект имел целью разредить перенаселенность в центре Лондона. А эта территория со своим сказочным видом на Темзу в перспективе могла бы стать первоклассной недвижимостью. Поэтому отец и решил воспользоваться случаем и принять участие в проекте, когда так кстати разорились канадцы. Но, к несчастью, в Канари Уорф не проведено метро, и дороги там ужасные, так что большая часть служебных помещений пустует. А раз помещения арендуют неохотно, никто не спешит открывать там рестораны, химчистки и пивные, и это не вдохновляет фирмы, которые могли бы туда переехать, потому что не развита сфера услуг. Заколдованный круг.

— Да, ничего не скажешь, печальное дело.

Уолтер отмахнулся от бабочки, которая вилась над его головой.

— Может, все и обойдется. Я пытался уговорить Теда открыть там небольшой универсам — посмотреть, не удастся ли переломить тенденцию. Но пока деньги активно уплывают.

— Значит, поэтому Тед и Алан так спешат продать «Хорн Кристал»? — спросила Ида. — Им нужны наличные, чтобы покрыть расходы?

— Ничего подобного. Неудача с Канари Уорф сильно задела наших британских коллег, но родной корпорации кризис ни в коей мере не коснулся.

Казалось, Уолтер уже жалеет о том, что слишком разговорился. Он с видимым облегчением кивнул в сторону массивных колонн портика, показавшихся в конце аллеи:

— Вот мы и дома.

— Да. — Ида вышла из машины, понимая, что сегодня уже не стоит рассчитывать на новую информацию о «Хорн Кристал». — Спасибо за чудесный вечер, Уолтер. Я очень рада, что мы могли заново познакомиться с тобой.

Он ухватился за последнее слово:

— Заново? — переспросил он мягко, выходя из автомобиля следом за ней. — Это и в самом деле заново, Ида?

— Да, конечно, — ответила она. — Почему ты спрашиваешь?

Они, не сговариваясь, молча обогнули бетонный цоколь гаража и медленно пошли вдоль дома, пока не оказались около увитой вьющимся виноградом беседки у дальнего конца бассейна. Ида поймала на себе взгляд Уолтера и в который раз отметила его удивительное сходство с отцом.

— Думаю, что в детстве мы знали друг друга не так уж хорошо, но все-таки мы друг друга знали. Ведь мы брат и сестра. Помню, как однажды я сидела на лестнице и ждала, когда мама привезет тебя из больницы.

— Если бы я мог быть уверен! — Он сердито дернул свесившуюся виноградную лозу. — Дело в том, что я не чувствую между нами невидимой связи, как было в детстве. Если ты моя сестра, почему я этого не чувствую?

— Прошло семь лет; естественно, что любая связующая нить могла оборваться.

— А как же голос крови? Разве не должен был я с первого же взгляда понять, что ты моя сестра?

Ида почувствовала, как по ее спине пополз неприятный холодок, и вся подобралась. С той минуты, как они вышли из ресторана, она подсознательно готовилась к этому разговору. Несмотря на взаимную осторожность, выручавшую их в начале вечера, им все же, видимо, не избежать обсуждения трудных вопросов. Наверное, вовсе не так уж мудро было уклоняться от взрывчатых тем.

— Мы учились в разных школах, — продолжала Ида. — Долго жили в разных домах. Ты гораздо больше времени проводил с Аланом, чем я. — Она попробовала улыбнуться. — И как-никак я на два с половиной года старше. В детстве разница всего в несколько лет иногда кажется непреодолимой пропастью.

Он взволнованно взмахнул рукой.

— Но мы уже не дети! Мы взрослые, и у каждого своя достаточно сложная жизнь. Теперь, когда мы выросли, разница в возрасте не должна была бы стать помехой.

Ида на миг запнулась, но продолжала говорить, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и убедительно:

— Мы — самые обычные брат и сестра, и много времени проводили врозь. Мы ведь не «сиамские близнецы». И к тому же так давно не виделись. Почему ты так уверен в том, что нас непременно должны соединять какие-то мистические узы?

— Не знаю почему… но я уверен. — Уолтер пнул один из декоративных камешков, лежавших вдоль дорожки, провел рукой по густым волосам. Он показался Иде совсем юным и ранимым. Сердце ее невольно сжалось. — Черт возьми! Но ведь должно же быть что-то особенное. — Он стукнул кулаком по шпалере так, что та затряслась. — То, что осталось от прошлого, какой-нибудь давний, слабый след…

— Выходит, что ничего такого нет? — произнесла Ида грустно. — По крайней мере, для тебя…

Он быстро взглянул на нее.

— Что ты хочешь сказать?

— Может, ты и не узнал меня, но я-то тебя узнала, — проговорила она негромко. — Я бы сразу догадалась, что ты — это ты.

Лицо Уолтера помрачнело.

— У Пола полно наших фотографий.

Его слова неприятно поразили Иду, но она ответила достаточно спокойно:

— Да. И среди них — несколько прекрасных снимков, сделанных на Багамах, где ты отдыхал в прошлом году. Если бы я была самозванкой, я легко узнала бы тебя по этим снимкам.

Он с заметной досадой поджал губы.

— Ты очень умна. Ты не боишься говорить напрямую, каким образом вы с Полом могли бы разыграть ваш спектакль. Но в это же время тебе удается создать впечатление, что это вовсе не спектакль.

— Потому, что так и есть на самом деле.

Уолтер замер, глядя в темноту. Потом спросил, не оборачиваясь:

— Скажи, Ида, ты согласна сделать анализ крови?

Внутри нее все сжалось, она поднесла руку к горлу, но тут же поспешно опустила ее. Почему он спросил об этом? Что ему известно и что нет?

Ида с трудом перевела дыхание.

— О чем ты? — спросила она, словно не вполне понимая его вопрос. — Какой анализ?

— Сравнительный анализ крови на ДНК. Твоей крови и крови моего отца. Я слышал, с его помощью отцовство устанавливается с точностью до девяноста девяти процентов.

По телу Иды пробежала дрожь. К счастью, Уолтер не смотрел в ее сторону и, должно быть, не догадывался, какое впечатление произвел на нее своими словами. Ей пришлось несколько раз проглотить слюну, чтобы пересохшее горло наконец позволило ей говорить.

— Ты хочешь, чтобы я сдала кровь для анализа, который покажет, дочь я Алана Хорна или нет? — сказала она, скорее утверждая, чем спрашивая.

Уолтер в конце концов обернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я думаю, это было бы интересно. Ты не находишь?

Ида выпрямилась, подняла голову, чтобы придать себе твердости. Она чувствовала себя бабочкой, пришпиленной к черному сукну, ожидающей, что вот сейчас нетерпеливый коллекционер опрыскает ее крылышки фиксатором. Ида понимала, что произнесенные ею сейчас слова будут иметь самые важные последствия, и отчаянно искала наиболее безопасный ответ. Как и у бабочки, у нее совсем не оставалось возможности для маневра.

— Я не думаю что в моих интересах будет сделать этот анализ, — сказала она наконец бесстрастным тоном, так, словно эти слова произнес электронный робот.

Уолтер молчал. Наверное, он не больше нее был готов раскрыть свои карты. А может, знал заранее результаты, которые покажет анализ… Еще раз пристально взглянув на Иду, он круто повернулся и пошел назад к дому, оставив ее стоять одну во влажной темноте душной южной ночи.

Не двигаясь, Ида дождалась, пока до ее ушей долетел звук закрывавшейся двери. Теперь, когда Уолтер благополучно удалился в дом, к Иде снова вернулось ее мужество. Или она решила наконец дать себе волю? Она обошла беседку кругом и проговорила холодно, обращаясь в темноту:

— Можете больше не прятаться, мистер Паркер. На сегодня вы уже достаточно развлеклись подслушиванием.

Шестое чувство не обмануло Иду. Тед вышел из-за выступа стены и неторопливо приблизился к бассейну. Его влажные волосы блестели в свете луны, из-под короткого купального халата виднелись загорелые ноги. Глаза, холодные и серые во время утреннего интервью, сейчас казались темными и загадочными.

— Вы с Уолтером появились как раз в тот момент, когда я закончил свой вечерний заплыв. — Он замолчал, явно не желая вдаваться в более подробные объяснения.

Ида на миг удивилась, почему он не проскользнул в дом, как только их разговор с Уолтером закончился. Он мог бы воспользоваться шумом открываемой и закрываемой двери, чтобы скрыть свое отступление, и Ида никогда не узнала бы наверняка, что он был здесь.

Не желая показать свое замешательство — ведь в конце концов это она его поймала на месте преступления, а не он ее, — Ида откинула голову и посмотрела на него с таким дерзким вызовом, на какой только была способна.

— Надеюсь, вы услышали все, что хотели, мистер Паркер?

— Тем, кто подслушивает, никогда не удается услышать все, на что они рассчитывали, — ответил он.

— Какая жалость. В следующий раз непременно скажу Уолтеру, что я самозванка. Вы ведь надеялись услышать именно это?

— А вы действительно самозванка? — спросил он.

— Нет, я Элис Хорн. Самая что ни на есть настоящая.

— Сказано очень убедительно. Кроме того, у вас такие честные глаза, что трудно сомневаться в вашей правдивости. — Тед мрачно улыбнулся. — Вы не замечали, что у самых ловких лжецов всегда бывают честные и открытые лица?

— Разумеется. Это и делает их такими удачливыми лжецами.

Вместо ответа он поднял руку и коснулся ее волос, отвел их со лба осторожным, почти ласковым движением. Ида резко отступила назад.

— Нет! Не трогайте меня!

Нервы ее были натянуты до предела, и в этом возгласе прозвучала излишняя горячность. Ида тут же мысленно выругала себя за то, что невольно выдала свои чувства. Глаза Теда сузились, его взгляд остановился на ее губах. Ида неожиданно почувствовала, как ее губы приоткрылись в невольном отклике. Она поспешно сжала их и отвернулась, глядя на водную гладь бассейна, подернутого легкой рябью от ночного ветерка.

— Мне это тоже не понравилось, — тихо прозвучал голос Теда за ее спиной.

Этот голос был глухим и не слишком ровным. Больше он не делал попытки прикоснуться к ней: должно быть, видел, что она вся дрожит. Не в силах справиться с дрожью, Ида обхватила себя руками за плечи, страшно досадуя на свою слабость.

— Это осложняет ситуацию, — снова произнес Тед, не дождавшись ответа. — Вежливое спокойное равнодушие было бы намного проще для нас обоих.

Ида не стала делать жалких попыток притвориться, что не понимает, о чем идет речь, — тем более что он, конечно же, заметил, как часто поднимается и опускается ее грудь, как залились горячим румянцем щеки.

— Вам не о чем беспокоиться, мистер Паркер. Я умею не примешивать чувственность к деловым отношениям.

— Поздравляю вас. — Ида с удивлением уловила в его голосе отзвук печального смеха. — Увы, себя я не могу поздравить с тем же.

— Представьте, что вы женщина, — резко ответила Ида. — Может быть, тогда вам легче будет бороться со своими инстинктами, призвав на помощь рассудок.

Он улыбнулся. Ида почувствовала это, несмотря на то что стояла к нему спиной.

— Именно сейчас мне меньше всего на свете хотелось бы стать женщиной.

На какой-то миг Иде больше всего на свете захотелось обернуться и увидеть его улыбку. Но жизнь научила ее, что за исполнение самого сильного желания, как правило, приходится расплачиваться по самой высокой цене. Она набрала в грудь побольше воздуха и произнесла, глядя перед собой в пустое пространство:

— Мне хотелось бы посетить проектировочную мастерскую «Хорн Кристал». Ведь она расположена все в том же старинном здании, в Кливленде? Вы могли бы организовать для меня такую экскурсию, мистер Паркер?

— Да, я могу это сделать. — Слова прозвучали со сдержанной уклончивостью, и Ида поняла, что может наконец обернуться и взглянуть на него. Она обернулась.

— И вы это сделаете?

— Да, когда вы скажете мне, что ваше пребывание здесь, во Флориде, окончено.

Он снова стал образцовым невозмутимым деловым человеком. Ида отогнала от себя образ другого Теда Паркера, знакомство с которым для нее было не слишком безопасно.

— Вы имеете в виду, что это будет маленьким прощальным подарком? — Она повернулась, чтобы идти к флигелю. — Я непременно дам вам знать, когда соберусь покинуть Флориду. Не думаю, что это случится скоро. Но я очень ценю вашу готовность помочь, мистер Паркер. Спокойной ночи.

Она успела сделать всего несколько шагов, когда он окликнул ее.

— Ида.

Она остановилась, но не обернулась.

— Да?

— Думаю, вам будет интересно узнать, что завтра в Майами прилетает Мэрион Хорн.

Ида резко повернулась, чувствуя, как кровь отлила от лица.

— Мама прилетает сюда? Но она же всегда ненавидела Флориду, даже зимой. Она никогда не бывает здесь летом!

Тед смерил ее задумчивым взглядом и произнес насмешливо и холодно, как во время утренней беседы:

— Вы недооцениваете произведенный вами эффект, мисс Мэрфи. Как видно, ради свидания с давно потерянной дочерью Мэрион способна на самопожертвование. Она даже готова вынести все июльские ужасы Палм-Бич.

Утром, встретившись впервые с Тедом Паркером, Ида решила, что самое опасное в этом человеке — его надменная ироническая манера выражаться. Но после неожиданной встречи у бассейна она поняла, что главная опасность не в этом, а в ней самой: в тех эмоциях, которые он, оказывается, способен в ней вызывать… Сейчас, успокоенная тем, что они вернулись на прежнюю надежную почву, Ида приподняла подбородок и решительно встретила его взгляд.

— Придется мне позаботиться о том, чтобы надежды моей матери оправдались, не правда ли, мистер Паркер?

Его губы жестко сжались в прямую линию.

— Не сомневаюсь, что вы с лихвой воздадите ей за истраченные деньги, — произнес он и скрылся в доме, прежде чем Ида успела придумать достойный ответ.

5

Пол спал — слава Богу, не в ее, а в своей постели. Его безмятежный храп доказывал, что чистая совесть вовсе не является непременным условием крепкого сна. К сожалению, к Иде это не относилось: она беспокойно расхаживала по спальне взад и вперед, даже не помышляя о сне.

События начали разворачиваться чересчур быстро, подумала Ида. Она положила на кровать свой чемодан и стала перебирать папки с бумагами, ища досье, которое Пол завел на Мэрион Хорн. Взяв досье, Ида подошла к окну, уселась в плетеное кресло, перекинув ноги через подлокотник, и раскрыла тонкую папку.

Перед ней была фотография Мэрион Хорн. Она была снята на фоне темно-зеленого бархатного занавеса и смотрела прямо перед собой. Что и говорить, Мэрион Хорн была красива. Ни единой морщинки не прорезало прекрасный чистый лоб, а ведь ей было уже около пятидесяти. Шею охватывало слабо поблескивающее жемчужное ожерелье; прямые светлые волосы были уложены на затылке — именно уложены, а не кое-как закручены — в безукоризненный пучок. Элегантность Мэрион не уступала ее красоте, а такие черты не подвластны действию времени — Мэрион останется красивой даже тогда, когда ее кожа в конце концов все-таки увянет.

Ида видела эту фотографию по крайней мере полдюжины раз, но холодный аристократический взгляд Мэрион до сих пор смущал ее. В этом взгляде было некое предостережение. Если бы Мэрион когда-либо решилась сойти со своего пьедестала, чтобы окунуться в сутолоку повседневной жизни, она, пожалуй, производила бы впечатление опасной женщины…

Аккуратно напечатанные заметки Пола, сопровождающие фото, содержали довольно много информации. Иде не раз приходила в голову мысль, что если бы он направил хотя бы десятую часть того времени и той энергии, которые он тратил на разработку планов быстрого обогащения, в какое-нибудь законное русло, то давно бы уже стал миллионером. Но, пожалуй, скорее свинья взлетит к небесам, чем Пол займется честным трудом.

Засунув фотографию Мэрион в кармашек папки, Ида откинулась на подушки кресла и пробежала глазами первую страницу заметок Пола, освежая в памяти давно изученные факты:

«Мэрион Хорн, урожденная Мэрион Хендерсон Дюплесси. Родилась в 1945 году в Филадельфии, в аристократической семье. Познакомилась с Аланом Брентвудом Хорном на приеме по случаю своего первого выезда в свет и вышла за него замуж в 1968 году, сразу после окончания колледжа Брин Мор. Говорят, что эту пару сблизила неприязнь к тому свободному стилю в поведении и в любви, который был характерен для многих их сверстников. В отличие от большинства представителей своего поколения, они оба поддержали вступление Соединенных Штатов во вьетнамскую войну. Алан записался добровольцем в военно-морские силы, однако его участие в боевых действиях ограничилось шестимесячной службой в районе Филиппин в 1969 году, во время которой проводилось патрулирование и разведка в Южно-Китайском море.

Отношения между Аланом и Мэрион были чисто внешними, по крайней мере в течение последних двадцати лет. Развод никогда не рассматривался серьезно, главным образом из-за того, что их финансовые интересы в компании «Хорн Инкорпорейтед» тесно переплетены. Следует отметить, что Мэрион была любимицей Стюарта Хорна, отца Алана, и получила в качестве свадебного подарка пять процентов акций в «Хорн Инкорпорейтед». Текущая стоимость акций Мэрион оценивается в пять миллионов долларов.

Супруги живут раздельно. Мэрион — главным образом в Нью-Йорке, где она является активной участницей попечительских советов симфонического оркестра, нескольких музеев и Нью-Йоркской публичной библиотеки. В тех редких случаях, когда Мэрион и Алан проводят время вместе, они встречаются в Кливленде, где Элен Хорн, мать Алана и глава семьи, царствует в семейном поместье.

Сохранение внешнего фасада брака, видимо, вполне устраивает обоих. Мэрион поддерживает избирательную кампанию Алана и появлялась на нескольких мероприятиях. Нет никаких сообщений о ссорах или проявлениях враждебности между ними. Знакомые предполагают, что Мэрион фригидна, а у Алана куча любовниц».

Знакомые могут предполагать все что угодно, подумала Ида, но до сих пор никто не обнаружил даже следа какой-либо любовной связи Алана. Пол пять лет проработал с этим человеком и не смог назвать ни одной женщины, которая могла бы претендовать на роль любовницы. И Клара — самый, пожалуй, проницательный журналист во всей Новой Англии — шесть недель копалась в личной жизни Алана и получила пшик. То ли этот человек — действительно образцовый гражданин, то ли просто чертовски хорошо умеет заметать следы.

Ида прекрасно понимала, какая из двух возможностей ее устраивает больше, но когда дело дошло до доказательства связей на стороне, ничего не нашлось. Намек Клары во вчерашнем разговоре по телефону на то, что Ева Крюгер, возможно, не только шеф-повар, но и любовница Алана, был первой трещиной на безупречном фасаде его репутации. Ида мысленно отметила, что утром надо будет заглянуть на кухню и поговорить с Евой Крюгер. Нельзя упускать этот шанс.

Ида зевнула: физическая усталость все-таки давала себя знать, хотя мысли тревожно метались. Она встала, потянулась и подошла к кровати, чтобы положить досье Мэрион Хорн на место. Когда она укладывала папку в чемодан, рука наткнулась на лежащую на дне коробочку. Это был маленький кожаный футляр, в котором хранился медальон ее бабушки. Медленно, как бы нехотя, Ида вытащила коробочку из-под уложенного поверх белья. Несколько мгновений она смотрела на нее, бережно держа на ладони, потом, не устояв, нажала на защелку замка. Крышка открылась, и Ида вынула лежащий внутри золотой медальон.

В свете лампы медальон отливал ярким теплым блеском. Ида провела по нему пальцами, восхищаясь искусной работой: золото казалось мягким на ощупь. Медальону было более ста лет, и он был слишком большим и массивным для того, чтобы соответствовать современным вкусам. Кроме того, гравер с типично викторианской чрезмерностью покрыл каждый миллиметр поверхности листьями, цветами, стеблями и абстрактными извилинами. В сравнении с чистыми, сдержанными линиями стеклянных изделий Иды, медальон выглядел чересчур разукрашенным, даже нелепым, но все равно ей нравился творческий энтузиазм безвестного мастера викторианской эпохи. До того как Ида согласилась принять участие в авантюрной затее Пола, она носила медальон каждый день, и сейчас ей недоставало привычного ощущения его тяжести на шее.

Она провела ногтем вдоль почти незаметного шва, соединяющего половинки медальона, и он раскрылся. Внутри были две побледневшие от времени черно-белые фотографии: женщины с левой стороны и мужчины с правой. Из груди Иды вырвался непроизвольный короткий вздох. Ее родители. Ее настоящие мать и отец.

Она молча смотрела на фотографии, охваченная знакомым чувством: смесь сожаления и смущения, слегка приправленная злостью. Ее психиатр провел несколько месяцев, пытаясь убедить ее, что эта злость — вполне здоровая, понятная реакция в подобных обстоятельствах. Разум говорил Иде, что следует принять точку зрения психиатра. Но эмоционально ей все еще было нелегко признать, что она не отвечает за грехи своих родителей.

Ида закрыла медальон, положила в футляр и убрала поглубже на дно чемодана. Неужели она так никогда и не избавится от этой дурацкой сентиментальности? Довольно! Слишком много лет провела она в борьбе со своим прошлым. Соглашаясь на эту авантюру, она решила, что в ее жизни больше не будет места для ностальгии.

Хватит ходить вокруг да около, сказала себе Ида. Алан сейчас в Таллахасси. Ты три месяца разрабатывала план проникновения в его дом. Ты вытерпела шесть недель в обществе Пола. Не пора ли воспользоваться отсутствием Алана и осмотреть его комнату?

Ответ был очевиден. Другого шанса исследовать спальню Алана может и не быть. А так как этот дом последние пять лет является главной резиденцией Алана, не исключено, что в спальне ей удастся найти какие-нибудь интересные бумаги. Интересные для нее. Ее план расстроить избирательную кампанию Алана пока еще представлял собой лишь неясный набросок, который предстояло наполнить конкретными деталями. И за все это время она не продвинулась ни на шаг. У нее нет ничего, кроме безумной решимости, с которой она собралась обнажить перед населением Флориды преступную сущность этого человека. Настало время найти хоть сколько-нибудь прочную опору для своей конструкции.

Этические аспекты плана волновали Иду меньше всего. Не желая больше терять ни минуты, она положила в карман ключ от входной двери флигеля и, стараясь не шуметь, прошла через холл. Храп Пола на мгновение прекратился, затем возобновился в том же ритме. Пожалуй, он пришел бы в ярость, если бы узнал, что храпит столь неромантично, с усмешкой подумала Ида. Храп, разумеется, никак не соответствовал его представлению о себе как об утонченном любовнике и светском мужчине.

Ида повернула фарфоровую дверную ручку, расписанную раковинами и морскими звездами. Тот, кто декорировал предназначенный для гостей флигель, определенно был помешан на морских мотивах. Эта цепкость взгляда, подмечающего все вокруг, порой мешала Иде, ей даже хотелось, чтобы зрительная память хранила поменьше подробностей. Но прошедшее всегда вспоминалось ей в мельчайших, болезненно точных деталях…

Дверь беззвучно открылась. Вымощенная дорожка, ведущая от флигеля к главному дому, была освещена высокими фонарями, укрытыми среди листвы. Их тусклый свет не мешал спать, но был достаточно ярок, чтобы освещать дорогу. Все удобства для гостей-взломщиков, язвительно усмехнулась Ида, пытаясь не обращать внимания на легкий укол совести, возникший так некстати.

Проклятье! У меня нет причин чувствовать себя виноватой! Алан заслужил все это.

Почти дойдя до стеклянных раздвижных дверей, которые вели в вестибюль главного здания, Ида вдруг сообразила, что всякие рассуждения об этичности этого замысла напрасны: она просто физически не сможет его осуществить. В этот ночной час все двери не только заперты, но и наверняка снабжены сигнализацией, соединенной со службой охраны у ворот, а может быть, и с полицией. Ну, что ж, все правильно: на уединенность имели право не только жильцы флигеля для гостей, но и обитатели главного дома…

— Отлично! — проворчала Ида, со злостью глядя на дверь.

Первая попытка взлома провалилась, даже не начавшись. Почему она заранее не подумала о том, что надо вывести сигнализацию из строя или узнать цифровой код, который отключает ее? Да, заговорщик из нее никудышный. Чувствуя себя полной идиоткой, Ида направилась обратно к флигелю. Интересно, в котором часу отключают сигнализацию по утрам? Может быть, рискнуть и попытаться проникнуть в спальню Алана среди бела дня? Поглощенная обдумыванием этого варианта, она достала ключ и вставила его в замок. Ключ почему-то не поворачивался. Пытаясь открыть замок, Ида вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Невидимые глаза как будто сверлили ее затылок. От нервного напряжения ее бросило в холодный пот. Она резко повернулась.

— Кто здесь? — Ида не узнала собственного голоса — таким он был пронзительным и хриплым. Она прочистила горло и повторила вопрос: — Кто здесь? Что вам нужно?

Стрекот цикад был единственным ответом. Легкий ветерок прошелестел в густой листве, принеся с собой аромат цветущих апельсиновых деревьев. Заквакало лягушачье трио, но из темноты не доносилось ни одного звука, который мог бы произвести человек. Ида отступила в тень, все еще не вполне уверенная, что она здесь одна. Что-то холодное и влажное коснулось ее руки. Ида отпрыгнула в сторону, не удержавшись от сдавленного вскрика. Она посмотрела вниз и встретилась взглядом с ярко-зеленой ящерицей. Бедное животное, спрыгнувшее с руки Иды на ближайший куст, само было напугано не меньше.

Ощущая тяжелые удары сердца, Ида прислонилась к двери флигеля и заставила себя улыбнуться. Пугаешься ящериц, упрекнула она себя. Ты в плохой форме, детка! В траве полно лягушек и ящериц, не говоря уж о прочих рептилиях, о которых лучше не думать. О змеях, например. Да, за ней наблюдают, но не человеческие глаза.

Ключ наконец повернулся в замке, Ида толкнула дверь, и на этот раз она распахнулась без сопротивления. Под аккомпанемент храпа Пола она быстро прошла в свою спальню, с облегчением сделала несколько глубоких успокаивающих вдохов и зевнула. В конце концов, ее деятельность в последние несколько минут оказалась не такой уж бесполезной. После неудачной попытки взлома и встречи с ящерицей ей наконец-то захотелось спать.

Несмотря на охватившую ее сонливость, Ида заставила себя почистить зубы, умыть лицо и расчесать волосы. Нет, определенно, криминальная жизнь — это не для нее. Руки до сих пор дрожат. Невозможно находиться в постоянном напряжении много часов подряд — никакие нервы не выдержат. Надо расслабиться, надо дать себе отдых.

Ида натянула на себя просторную длинную майку, которая когда-то была ярко-бирюзовой, но давно полиняла. Единственное, чего ей хотелось сейчас, — поскорее добраться до постели.

А постель оказалась более чем замечательной. Подушки из мягчайшего пуха, простыни из тонкого перкаля, отделанные английским кружевом с ракушечным мотивом. Шум кондиционера был достаточно громким, чтобы заглушить храп Пола.

Еще несколько приятных мгновений Ида парила на грани сна и реальности. Неясные сновидения сплетались с действительностью. Вот ее родители, только что возвратившиеся с вечеринки. Отец открывает дверь и тихо подходит, чтобы поцеловать ее на ночь. Ее охватывает безмятежное оцепенение, она все глубже погружается в сон.

И вдруг… Мирное сновидение обрывается с ужасающей внезапностью. Ида оказывается в одном из самых страшных своих ночных кошмаров. Она чувствует запах дыма, слышит треск горящего дерева, в ее сознании возникают языки пламени, жадно пожирающие стены дома…

Ида начала бороться со сном. Нет, она не позволит этому кошмару повториться! Не зря же она два года консультировалась у психиатра. Она не поддастся этому мучительному сну, не позволит своим снам опять превратиться в выжженную пустыню ужасных воспоминаний! Голову охватила тяжесть, глаза не хотели открываться, но психиатр научил ее, как заставить себя проснуться. Ида рывком села на постели, затем встала и, пошатываясь, направилась в ванную, все еще окутанная кошмарными видениями.

Глаза не желали открываться. Инстинктивно огибая мебель, Ида добралась до раковины, открыла оба крана и плеснула в лицо тепловатую воду.

— Проснись же! — бормотала она. — Пора просыпаться!

Вода лилась по ее щекам и подбородку, стекая в вырез майки. Ей наконец удалось открыть глаза, но запах дыма не исчезал. Казалось, он становится все сильнее. Ида ущипнула себя за щеку и увидела в зеркале, как щека покраснела. О'кей, все в порядке. Она не спит. Почему же к горлу подступает тошнота? Почему веки так отяжелели? Она откинула голову назад и широко раскрыла глаза. Сердце колотилось так сильно и быстро, что воздух вырывался из гортани со свистом. Ида вгляделась в свое отражение в зеркале и осознала, что смотрит сквозь легкую дымку. О Боже, запах дыма вовсе не был частью кошмарного сна. Ей это не приснилось! Она действительно слышала шипение и треск чего-то горящего.

Ида выбежала в гостиную, откуда доносились грозные звуки. Дверь флигеля была окутана дымом, и пламя уже лизало ковровое покрытие у входа. На мгновение оцепенев, Ида уставилась на огонь. Удушливый дым от горящего ковра заполнил ее ноздри, смешиваясь с резким запахом керосина и вызывая в ней воспоминания о другом времени, другом месте, другом пожаре. Огромным усилием воли, от которого ее с ног до головы бросило в пот, она заставила себя повернуться и бросилась в спальню Пола. Невероятно, но он продолжал храпеть как ни в чем не бывало, на его губах блуждала глупая улыбка. Даже во сне он выглядел отвратительно самодовольным.

Одного взгляда на Пола было достаточно, чтобы почувствовать обычное раздражение. И это, как ни странно, помогло Иде взять себя в руки. Успокойся, сказала она себе. Это всего лишь небольшой пожар во флигеле для гостей, и ничего больше.

Она принялась яростно трясти Пола.

— Проснись, Пол! Проснись, ради Бога!

Он фыркнул и перевернулся на другой бок. Ида шлепнула его ладонью по лицу. Она почувствовала, как ее сердце падает в пропасть, а тело холодеет от страха.

— Проснись же наконец, черт бы тебя побрал! Нам надо уходить отсюда!

Пол слегка приоткрыл один глаз.

— В чем дело, бэби? — невнятно пробормотал он. — У тебя проблемы? Хочешь, чтобы Пол приласкал тебя?

— Флигель горит! — Облегчение от того, что Пол наконец пришел в себя, сменилось злостью на то, что он так медленно соображает. Она стянула с кровати покрывало и бросила ему халат. — Вставай, кретин! Надо уходить!

— Горит? Господи, Боже мой! Этот вонючий домишко горит?! — Пол вскочил с кровати, путаясь в халате, схватил бумажник с ночного столика и бросился к двери.

— Не сюда, — остановила она его, схватив за руку. — Главный вход перекрыт дымом. Мы можем пройти через мою спальню. Там есть застекленная дверь во двор.

— Нет времени! Надо выбираться отсюда! Мы зажаримся заживо! — заорал Пол, отдергивая шторы и яростно надавливая на окно. — Оно не открывается! Мы в ловушке! — Его лицо побелело от ужаса.

— Мы не в ловушке. Мы можем выйти через мою спальню, — терпеливо повторила Ида, сжимая его руку. Она как будто со стороны слышала свой голос, который звучал на удивление уверенно и спокойно. И это при том, что ее ноги так дрожат, что она едва стоит. — Пол, идем со мной. — Она потянула его за руку, и он спотыкаясь пошел за ней, слишком напуганный, чтобы спорить. — Огонь распространяется, — заметила Ида, когда они проходили мимо гостиной, — но непосредственной опасности нет. — Кашляя и задыхаясь, она провела Пола через свою спальню и вывела во внутренний дворик.

Пол прислонился к шпалере.

— Господи, еле ноги унесли! — Он посмотрел на клубы дыма, затем внезапно выпрямился. Теперь, когда он был вне опасности, Пол опять был готов играть роль настоящего мужчины. — Иди к бассейну, детка, а я позову на помощь.

Крича «пожар!» во всю мощь своих легких, Пол бросился к дому и принялся стучать во все доступные окна и двери. Игнорируя его распоряжение идти к бассейну, Ида осталась стоять на месте, посреди увитого ползучими растениями дворика, который окружал флигель. С опозданием она осознала, что, хотя успела найти халат для Пола, сама выбежала в майке, едва прикрывающей трусики. У меня еще есть время спасти свою одежду, подумала Ида. Дверь, ведущая из дворика в ее спальню, была открыта, и нигде, кроме гостиной, пламени не было. Она сделала два или три шага вперед и остановилась, по телу пробежала судорога. Ноги просто отказывались нести ее обратно во флигель. Она стояла, обхватив себя дрожащими руками за плечи, и не могла отвести глаз от горящего здания.

Странно, но снаружи флигель выглядел почти нормально, если не считать мерцающего желтовато-красного зарева в окнах гостиной. Ида смотрела на огонь, как будто притянутая гипнотической силой, не отворачиваясь и не мигая.

В ответ на вопли Пола в разных частях главного дома зажегся свет, и полуодетые люди начали стекаться во дворик, окружая бассейн. Ида смутно слышала, как слуги, стоя небольшими группами, переговаривались на ужасающем испанском, как Пол кричал, чтобы кто-нибудь позвонил по 911, и как Тед негромко ответил, что он уже это сделал. Потом она услышала голос Уолтера, сердито вопрошающего, почему не сработала пожарная сигнализация.

Хороший вопрос, подумала Ида, все еще не двигаясь с места. Действительно, в каждой комнате флигеля были детекторы дыма. Она видела их, когда проверяла, нет ли там подслушивающих жучков. Почему ни один из них не сработал? Какой смысл во всей этой замечательной электронной сигнализации, если она не реагирует на пожар?

Она сейчас недостаточно хорошо соображала, чтобы искать ответы на эти вопросы. Она просто стояла, пытаясь взять себя в руки. По счастью, казалось, никто не обращал на нее внимания в суматохе.

— Где, черт возьми, пожарная машина?! Куда они запропастились? Они должны быть на месте максимум через шесть минут после сигнала тревоги! Тед, сколько времени прошло после того, как ты позвонил им?

Голос Алана. Алана? Это имя эхом отозвалось в ее голове, заставив насторожиться. Алана не должно быть здесь! Он должен быть в Таллахасси, где проводит свою избирательную кампанию, желая стать губернатором штата Флорида. Иде вдруг стало страшно. Она с трудом заставила себя повернуться и посмотреть.

Она не ошиблась — она и не могла ошибиться. Этот мягкий аристократический тембр невозможно было спутать ни с каким другим. Отец Элис. Он был здесь. Стоя в центре дворика, он организовал из домочадцев живую цепочку, по которой к стенам горящего дома предавались ведра с водой из бассейна. Он работал наравне со всеми, вытаскивая из бассейна воду. Браво, Алан! Парень что надо: не растерялся в трудную минуту. Нет сомнений, что завтра все газеты и телевидение сообщат, каким героем он был этой ночью.

Ида начала дрожать. Она замерзла. Странно, что во Флориде так холодно летом. А между тем, несмотря на Алана с его ведрами, пожар разгорался. Ида слышала треск горящего дерева, хлопки и щелканье взрывающегося пластика. Хлоп-крак-поп. Звуки из ее навязчивого кошмара. Она как зачарованная смотрела на танцующие языки пламени.

— Надо отойти подальше. Искры могут долететь и обжечь вас, — раздался за спиной голос Теда.

Она слышала его, понимала, что он прав, но ее тело было не в состоянии подчиняться приказам рассудка.

— Ида! — Тед произнес ее имя негромко, но настойчиво.

Она продолжала смотреть прямо перед собой. Ей казалось, что если она пошевельнется, то разлетится вдребезги, как стеклянный шар, слишком рано сорвавшийся с конца стеклодувной трубки.

Тед обхватил ее за плечи. Его прикосновение странным образом ободрило ее, но она по-прежнему не могла двинуться с места.

— Нам надо отойти подальше от флигеля, — повторил он.

— Холодно, — с усилием проговорила она.

Тед бросил на нее быстрый недоверчивый взгляд. Затем взял ее руки в свои и принялся мягко растирать их.

— Вы замерзли, — согласился он. — Пойдемте сядем там, у бассейна. Там мы не будем мешать пожарным, когда они приедут.

Тепло его рук слегка согрело Иду. Дрожь, сотрясавшая тело, понемногу улеглась. Она облизнула губы и почувствовала, что уже в состоянии произнести целую фразу.

— Почему так долго нет пожарных? Что с ними случилось?

— Это только кажется, что их долго нет, на самом деле прошло только пять минут, как я позвонил по 911. И они уже едут. Прислушайтесь.

Ида подняла голову и услышала шум приближающихся машин и вой сирен, становящийся громче с каждой секундой. Она с облегчением сглотнула слюну и сразу же почувствовала слабость. Помощь пришла. Никто не погиб. Сегодня. В этот раз. Как хорошо, что она проснулась вовремя, чтобы предупредить Пола. Даже Пол не заслужил смерти в огне.

— Почему вернулся Алан? — Она не собиралась спрашивать об этом, но ее мысленный сторож не сработал, и вопрос вырвался сам собой. — Он ведь должен быть в Таллахасси, — добавила она, пытаясь объяснить свой интерес.

— Переговоры закончились рано, а его самолет все еще был на стоянке в аэропорту, поэтому он вернулся домой. Он приехал за несколько минут до вас с Уолтером. — Тед мягко усадил ее в шезлонг и сел рядом, продолжая держать за руки. — Все будет в порядке, Ида, — сказал он. — Пожарные мигом потушат огнь. Хорошо, что вы с Полом вовремя заметили пожар.

— Да, конечно. Они скоро его потушат.

Иду снова охватила дрожь. Она крепко стиснула зубы, чтобы скрыть свой страх. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался, что с ней происходит; нужно было срочно сказать хоть что-нибудь, чтобы поддержать разговор.

— Детекторы дыма не сработали, — ухватилась она за первую из смутно роившихся в голове мыслей. — Их было четыре во флигеле. И ни один не сработал.

Тед замешкался с ответом не больше чем на долю секунды, но она успела почувствовать его колебание:

— Вы правы. Надо разобраться в этом.

— Хорошие новости, друзья! Пожарные прибыли! — Властный, подчеркнуто спокойный голос Алана гудел над двориком. Ида увидела, как пожарная команда бежит от дороги к шпалерам. В защитных костюмах и сапогах, они выглядели такими надежными и умелыми. Непонятно, почему их появление вызвало у Иды новый приступ дрожи.

— Кто-нибудь остался внутри флигеля? Кто-нибудь ранен? — расспрашивал приехавший с пожарными врач.

— Нет, все целы, — сказал Уолтер. Он поймал взгляд Иды и ответил ей быстрой ободряющей улыбкой.

— Отлично. — Толстый начальник пожарной команды уже оттеснял добровольных помощников в сторону главного дома. — Вы хорошо поработали, ребята, но сейчас вам лучше уйти в дом, чтобы мы могли развернуть оборудование. Если вы освободите двор, моя команда ликвидирует пожар за несколько минут. Пройдите в дом, пожалуйста.

Пока начальник убеждал всех разойтись, его команда уже разматывала тяжелый шланг, направляя сопло в сторону пылающего флигеля.

— Пойдемте, нам лучше сделать так, как он говорит. — Тед обхватил Иду рукой за талию и заставил подняться на ноги.

— Я должна остаться здесь, — проговорила она, почти не разжимая губ. — Я должна видеть, что они делают.

— Нет проблем, — заявил Тед, как будто в ее просьбе не было ничего необычного. — Окна моей спальни выходят прямо на флигель. Мы можем наблюдать за пожарными, не вызывая раздражения у их начальника. Посмотрите, они уже почти потушили огонь.

Он направился к дому, но Ида не последовала за ним. Невидящим взглядом она смотрела на клубы удушливого черного дыма, поднимающиеся над флигелем. С коротким нетерпеливым возгласом Тед вернулся обратно и, взяв ее руками за плечи, развернул так, чтобы она не могла видеть пожар. Взбешенная, она попыталась вывернуться, но Тед был гораздо сильнее. Он крепко прижал ее к груди, придерживая за подбородок, не давая повернуть голову в сторону флигеля.

— Ида, пожарные контролируют ситуацию. Ты слышишь меня?

Она смотрела сквозь него, не отвечая, не замечая, что он неожиданно перешел на «ты». Тед понизил голос почти до шепота:

— Ида, послушай меня. Никто не пострадал. Все в порядке. Все хорошо. Огонь будет потушен через несколько минут. Главный дом даже не успел закоптиться от дыма. Позволь мне увести тебя из дворика, пока их начальник не начал кричать на тебя. И на меня тоже.

Наконец его слова пробились сквозь туман, окутавший ее сознание. Она подняла на него глаза, ошарашенно мигая.

— Вот так-то лучше, — одобрительно сказал Тед потеплевшим голосом. — Ты уже пришла в себя, да?

Ида осторожно глотнула воздух, затем кивнула.

— Да. Со мной все в порядке.

— Отлично. Ты держишься молодцом. — Тед улыбнулся и ободряюще похлопал ее по плечу. — Ты сможешь дойти до дома или мне изобразить Ретта Батлера и отнести тебя на руках?

— Я могу идти. — В подтверждение своих слов она пересекла дворик на негнущихся ногах, вовсе не испытывая особой благодарности к Теду за то, что ему удалось оттащить ее от края эмоциональной пропасти. В некоторых случаях состояние оцепенения — лучшая самозащита.

Тед провел ее в дом через боковую дверь, минуя толпу, собравшуюся в вестибюле.

— Ты на самом деле хочешь посмотреть на работу пожарных? — негромко спросил он. — Если да, то моя спальня — самое лучшее место.

— Да, хочу.

Как только они вошли в его комнату, Тед подтащил к окну кресло и отдернул шторы.

— Будь моей гостьей. — Он указал Иде на кресло.

Из окна комнаты Теда почти не был виден бассейн и дворик перед домом, но флигель для гостей действительно находился прямо напротив. Ида молча и сосредоточенно наблюдала за работой пожарных. По мере того как они справлялись с огнем, ее напряжение спадало. По счастью, ветра почти не было, лишь легкий бриз рассеивал дым в ночном небе. Через несколько минут стало ясно, что флигель не так уж сильно пострадал от пламени. Конечно, внутри все промокло от пены и провоняло дымом, но, скорее всего, ее одежду и личные вещи можно будет спасти.

Ида совсем забыла о Теде, который все это время молча стоял за ее спиной. Но вот пожарные начали сматывать шланги и убирать оборудование. Она наблюдала за ними до тех пор, пока не увидела, как из дома вышел Алан. Он пожал руку начальнику пожарной команды, очевидно, благодаря за работу. И тут Ида почувствовала тошноту и отвернулась от окна.

— Пожарные отлично поработали, — нарушил молчание Тед.

— Да.

Он коснулся ее щеки бесстрастным, но в то же время ободряющим жестом.

— Все будет в порядке.

— Конечно.

— Ида… — Он поколебался секунду. — Ты нормально себя чувствуешь?

Она хотела засмеяться или, может быть, заплакать, но из ее пересохшего горла вырвался только какой-то сиплый звук.

— Нормально, — с усилием произнесла она, — особенно если учесть…

— Что учесть? — переспросил Тед. — Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что чувствую себя вполне нормально, если учесть, что сегодня ночью меня пытались убить.

Пожарные уехали, и все разбрелись по своим спальням. Он один стоял у окна и смотрел на дело своих рук. Жаль, что его комната выходит на южную сторону дома. Ему пришлось вывернуть шею почти под прямым углом, чтобы разглядеть закопченный угол гостиной с колеблющимися на ветерке мокрыми, обгоревшими занавесками.

Флигель устоял, его скоро приведут в порядок, но все же он был доволен драматическими событиями сегодняшней ночи. В конце концов, он сделал это, повинуясь импульсу, у него было мало времени. И нельзя не оценить его незаурядного дара импровизации: только благодаря ему он сумел без особого труда разработать конкретные детали поджога. Его плотное расписание оставляло не слишком много времени для личных дел, но ему все-таки удалось выкроить двадцать минут, чтобы проникнуть во флигель и отсоединить детекторы дыма. Помогло то, что в свое время он лично наблюдал за установкой пожарной сигнализации и внутренней системы безопасности. Для опытного поджигателя организация сегодняшнего пожара была всего лишь детской забавой.

Он наблюдал за реакцией Иды настолько внимательно, насколько мог, не привлекая к себе внимания: ведь ему приходилось изображать активную деятельность по тушению пламени. Он заметил, как глубоко и серьезно она напугана. К сожалению, он не смог в полной мере насладиться ее бледным, напряженным лицом, панической дрожью — всеми этими флюидами страха, которые исходили от нее и действовали на него столь возбуждающе…

И за это он должен сказать спасибо Теду Паркеру. Какого черта Тед вызвался быть защитником Иды Мэрфи? Этот парень положительно приклеился к ней там, во дворике. Тед прямо-таки с безошибочным чутьем сует свой нос именно в те дела, куда не просят. Конечно, он был одно время полезен для семьи, но, может быть, пришла пора от него избавиться? На самом деле ему никогда не нравился Тед. Эти прямолинейные парни, которые всю жизнь окружают его, такие зануды…

Он мерил комнату шагами, разрываясь между раздражением и приятным возбуждением от пожара. У него не было ни малейших сомнений насчет личности Иды Мэрфи. Он узнал ее сразу, как только увидел. Интересно, зачем она вернулась? Он мог предположить несколько возможных ответов на этот вопрос, и все они означали неприятности для него. Это была еще одна причина, по которой он совершил поджог. Пожар должен был послужить маленьким дружеским предупреждением — напомнить, что случается с людьми, которые вторгаются туда, где их не ждут.

Убирайся прочь, намекал он. Не пытайся проникнуть в семью, или ты пожалеешь об этом.

Зрелище охваченного пламенем флигеля доставило ему удовольствие, но приходилось признать, что это являлось скорее прихотью, чем попыткой разрешить проблему: шансы, что Ида Мэрфи погибнет в огне, были ничтожны.

Однако он послал ей предостережение, и лучше для Иды принять его к сведению. Если она решит проигнорировать его послание, то она и Пол Хейзен должны будут умереть. Он не испытывал угрызений совести по поводу этого намерения. Ида не имеет никакого права притязать на богатство Хорнов, а моральные принципы Пола непереносимы для любого, кто обладает хотя бы ничтожным понятием о нравственности.

Но ему придется тщательно позаботиться о своем алиби в случае, если возникнет необходимость организовать их гибель. Больше никаких пожаров, с сожалением решил он. Еще один пожар может вызвать у людей нежелательные вопросы.

На данный момент он в полной безопасности. Никто его не подозревает. Никто его не видел. Даже Ида, хотя у нее положительно сверхъестественный инстинкт самосохранения. Она определенно спала, когда он пробрался к ней в комнату. Проклятье, как ей удалось вовремя проснуться, вытащить себя из постели и спасти Пола Хейзена?! Он нахмурился. Возмутительно, что никто из них не пострадал; наглотались немного дыма — и все. Пожар был веселенький, но зрелище «скорой помощи», увозящей жертв в больницу, доставило бы ему вдвое больше удовольствия.

Так или иначе, он не сожалел, что Ида решила заявить о своих правах. В последнее время жизнь стала казаться ему скучной, несмотря на старания внести некоторое оживление в повседневную рутину. Даже предвыборная кампания не обеспечила ему ожидаемого внутреннего подъема. С приездом Иды ко всему, что он делал, добавился острый привкус опасности. Он всегда с готовностью принимал вызов от достойного противника. А Ида Мэрфи была таким противником, о котором он мог только мечтать.

Он отошел от окна, все еще опьяненный возбуждением этой ночи. Боже, как давно он не испытывал этого чудного ощущения от зрелища языков пламени, неумолимо ползущих к своей цели! От сознания, что все это сотворено им! С того самого момента, как он поднес зажигалку к пропитанному керосином полотенцу, брошенному у входной двери флигеля, его охватило сильное сексуальное возбуждение. Он уже подумывал, не пора ли дать этому состоянию выход, как вдруг тихий стук в дверь прервал его мысли.

Он плотнее запахнул полы темно-синего махрового халата, подтянул потуже пояс и подошел к двери. Возможно, его ожидает удовольствие проявить свое искусство лицедейства. Ничто так не возбуждало его, как чувство, что он сумел заморочить кому-то голову.

— Да? — произнес он. — Кто там?

— Это я, Ева.

Ее голос звучал тихо и нерешительно, именно так, как ему нравилось. Он однажды объяснил ей, что женщина никогда не должна быть агрессивной, ни в сексе, ни в жизни, и она сразу поняла это.

Он поборол секундное разочарование, что это не Ида и не Тед. Сейчас поединок с любым из них доставил бы ему больше удовольствия, чем секс. Впрочем, Ева пришла как раз вовремя, чтобы удовлетворить его физиологическую потребность. Быть может, это добрый знак? Указание на то, что боги улыбаются ему, обещая заслуженную награду?

Он открыл дверь.

— Привет, Ева. Как приятно, что ты решила заглянуть сюда. Что привело тебя ко мне, моя милая?

Она подняла на него глаза, точно следуя правилам игры.

— Я так боюсь, — сказала она. Под ее как бы ненароком распахнувшимся шелковым халатом он мог видеть кончики сосков, выпирающие сквозь тонкую ткань облегающей сорочки. — Пожар так испугал меня, что теперь я не могу уснуть.

— Мне грустно слышать это, — произнес он, протягивая к ней руку и пробегая пальцами вдоль выреза сорочки.

Она тут же изогнулась, несколько преувеличенно изображая наслаждение. Он гордился своей искусностью в сексе, приобретенной за годы экспериментов и практики, но всегда ожидал от своих партнеров проявления соответствующей благодарности за свою заботливость.

— Как мне помочь тебе, моя дорогая?

— Позволь мне лечь в твою постель, — прошептала она. — Я буду очень-очень хорошей.

Он засмеялся.

— Я позабочусь об этом, моя милая. — Одним быстрым движением он сбросил с себя халат и притянул ее к себе, пинком закрывая дверь. — Не волнуйся, Ева. Я успокою тебя.

— Я знаю, — сказала она. — Как всегда.

6

Ночной пожар открыл для Теда по крайней мере одну вещь из прошлого Иды Мэрфи: несомненно, когда-то она уже попадала в ловушку огня. Никто в мире, ни одна великая актриса, не смогла бы так разыграть эту сцену. Допустим, широко открытые глаза и застывшая поза еще могли быть притворством. Но почти полное отсутствие реакции на все, кроме пожара и людей, которые его тушили, выдавало столь глубоко укоренившийся страх, что Тед почувствовал неожиданную боль, глядя на нее.

Она сказала, что ее пытались убить. Так ли это? А если да, то кому нужна ее смерть?

Ида была совершенно уверена, что это покушение на ее жизнь. Тед видел, что, несмотря на отчаянные попытки проявить самообладание, она балансировала на краю эмоциональной пропасти. Бледное, напряженное лицо, темные круги под глазами… Черная полоска тянулась от ее щеки через переносицу ко лбу: видимо, откидывая с лица волосы, Ида размазала частичку сажи. Почему-то этот след сажи показался ему невероятно милым.

Тед подавил безумное желание подойти к ней, обнять и пообещать, что отныне он всегда будет защищать ее от любых опасностей. Но как главный исполнительный директор компании «Хорн Индастриз» он не мог позволить себе поддаться таким мальчишеским порывам. Нужно оттолкнуть Иду от края пропасти, а не предлагать ей сочувствие и утешение. Голосом, не выражавшим ничего, кроме холодного любопытства, глядя прямо на Иду, он спросил:

— Почему ты думаешь, что кто-то хотел тебя убить? Несчастные случаи происходят сплошь и рядом. То, что флигель загорелся, не дает оснований считать, что за тобой охотится какой-то маньяк-поджигатель.

Тед еще раньше отметил, что, когда на Иду оказывают давление, она не поддается, а, наоборот, становится тверже. Необычная черта характера, которой можно только восхищаться. Вот и сейчас резкость его вопроса заставила ее собрать остатки сил. Встав в полный рост, она бросила на него один из тех своих ехидных взглядов, которые вызывали в нем необъяснимое желание швырнуть ее на кровать и изнасиловать.

Она отвернулась от него, опустилась в ближайшее кресло и заговорила с нетерпением в голосе:

— Ради Бога, Тед, сколько может быть совпадений? Элис исчезла после того, как летний домик Хорнов в Нью-Гэмпшире сгорел до основания. Прошло чуть больше двенадцати часов, как я прибыла сюда, заявив, что я Элис Хорн, и загорелся дом для гостей, в котором я спала. При подобных обстоятельствах ты не можешь не согласиться, что на меня, по-видимому, ставят капканы.

— Возможно, если не принимать во внимание один нежелательный для тебя факт. Если этот пожар был устроен преднамеренно, то наиболее вероятные поджигатели — это ты и Пол. У вас обоих были мотивы, средства и возможность. Все, что нужно любому следователю, чтобы выдвинуть обвинение.

— Что?! — Ее усталость вмиг исчезла. Ида вскочила на ноги, ее глаза вспыхнули праведным негодованием. Она принялась стремительно ходить по комнате, совсем забыв, что на ней всего лишь короткая майка.

Тед старался не смотреть на ее ноги. Но у него не получалось. Она остановилась в стороне от него, уперев руки в бока, не заметив, что при этом сильное смущение отразилось на лице Теда. Он почувствовал, что его бросает в жар.

— Я не могу поверить, что ты мог пасть настолько низко, чтобы сказать такое! — воскликнула она. — Пол и я чуть не погибли в своих постелях, а ты обвиняешь нас в организации этого пожара! Зачем, скажи на милость, мы могли пойти на такое безумие, на такую глупость?!

Тед не без труда заставил себя вспомнить, о чем они спорят.

— Я не обвинял тебя в организации пожара, — сказал он, пытаясь сосредоточиться, — я просто предположил, что по логике вы с Полом являетесь наиболее вероятными подозреваемыми.

— Но почему? — Она была в неподдельной растерянности. — Какая выгода мне или Полу от этого пожара?

С усилием оторвав взгляд от ног Иды, Тед тут же был загипнотизирован ее ртом. Он откашлялся, пытаясь сосредоточиться на дискуссии, а не на том факте, что у нее, пожалуй, самые соблазнительные губы, которые он когда-либо видел.

— Какая выгода тебе от пожара? — переспросил он. — Например, такая. Пол приходит ко мне завтра утром и с глубоким сожалением объявляет, что у него были документы, неоспоримо доказывающие, что ты — это Элис Хорн, но что все они сгорели во время пожара.

Он смотрел, как ее щеки заливает краска по мере того, как она осознавала правдоподобность его предположения.

— Пол вполне способен сделать что-нибудь подобное, — признала она. — Но он просто воспользовался бы преимуществами пожара после свершившего факта. Пол трус, он не способен на такое решительное действие, как поджог.

— Но твои притязания на то, что ты — Элис Хорн, несомненно создают мотивы для пожара, ведь так? — Тед чувствовал, что ему все труднее сохранять объективность, поэтому говорил с еще большей резкостью. — Мы оба знаем, что у Пола никогда не было твердых доказательств, что ты — это Элис Хорн, а теперь, после пожара, он может говорить что угодно, не опасаясь опровержений.

— Ты не можешь свалить этот пожар на Пола! — яростно заявила Ида осипшим от возмущения голосом. — Он храпел без задних ног, когда это произошло. Мне пришлось долго его расталкивать, чтобы разбудить. Я клянусь, что он здесь ни при чем!

Не так уж трудно громко храпеть и прикидываться спящим, подумал Тед, но почему-то не стал говорить об этом Иде. Сейчас у нее хватает проблем и без того, чтобы решать, может ли она доверять своему партнеру.

— Кто-нибудь может подтвердить твой рассказ о том, что Пол спал? — спросил он. — Кто-нибудь видел, как ты его будила?

— Только тот, кто совершил поджог, — сказала она. — Я готова спорить, что он прятался за кустами, наслаждаясь нашей паникой. В этом половина удовольствия для поджигателя, ведь так? Наблюдать за своими жертвами, видеть их смятение и страх!

— Я слышал об этом. — Тед налил два стакана апельсинового сока из кувшина, стоящего на ночном столике, и протянул один Иде. — Вот, выпей, — мягко сказал он. — У тебя, наверное, пересохло в горле.

— Спасибо. — Она с удовольствием выпила сок. — Вкусно.

Тед кивнул.

— Тебе повезло, что ты проснулась так быстро, учитывая, что сигнализация не сработала. Что тебя разбудило? Ты помнишь?

Она покачала головой.

— Я не совсем уверена. Вообще-то, я тогда еще не полностью уснула. В какой-то момент у меня возникло жуткое ощущение, что кто-то вошел в мою комнату и наблюдает за мной спящей, хотя на самом деле я не сплю… — Она замолчала. — Давай не будем терять на этом время. Мои ощущения никак не могут служить доказательством чего бы то ни было.

— Как сказать, — возразил Тед, — расследование еще не началось. Кто знает, что они обнаружат?

— Скорее всего — ничего. Ты прав. Пол и я — наиболее вероятные подозреваемые. Следствие не поверит моей версии. С какой стати? Я бы сама не поверила своему рассказу, если бы была начальником пожарной команды. — Ида поставила стакан на поднос и вновь принялась ходить по комнате. — Проклятье! Ему всегда удается быть на шаг впереди.

— Кому? Начальнику пожарной команды? — На мгновение Тед упустил ход ее мыслей. — Или ты имеешь в виду Пола?

Ида взяла книгу с тумбочки и положила ее обратно, даже не взглянув на название.

— Я ничего не имела в виду. Просто болтаю всякий вздор. — Она невесело улыбнулась. — Ты слышишь этот звук?

— Нет. Какой звук?

Ее улыбка стала вымученной.

— Прислушайтесь, мистер Паркер, вы должны слышать его совершенно отчетливо. Это дверь тюремной камеры захлопывается за мной.

Тед уже замечал раньше это ее особое умение представать совершенно невинной, даже зная за собой самую невероятную вину. И он был решительно настроен не поддаваться соблазну этого хрипловатого голоса и слишком ярких голубых глаз.

— Мне нечего возразить тебе. Обстоятельства действительно складываются против вас двоих. Для начала мы можем почти полностью исключить возможность поджога кем-то посторонним. Дом не только снабжен электронной системой сигнализации — вся усадьба окружена по периметру восьмифутовой кирпичной стеной, а у обоих ворот круглосуточно дежурит охрана. Не было ни одного случая, чтобы кто-то посторонний проник на территорию.

— Ты ломишься в открытую дверь, — устало сказала она. — Мы оба знаем, что поджигатель не был посторонним.

То, что она так легко отказалась от этого варианта, разозлило Теда.

— Так ты признаешь, что это вы с Полом устроили пожар? — выпалил он.

— Ты знаешь, что нет. Просто отказываюсь спорить с человеком, у которого уже сложилось предвзятое мнение.

Он сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти.

— Сделай одолжение, — сказал он, — вспомни, что я всего лишь тупой корпоративный чиновник. Объясни мне, как мог кто-то пройти незамеченным через двор шириной в две сотни футов, открыть дверь флигеля, перерезать провода охранной сигнализации, затем вывести из строя четыре детектора дыма — так, что ни ты, ни Пол ничего не заподозрили.

— Это не так уж и невозможно, — сказала Ида, нервно обхватив себя за плечи, как будто пытаясь согреться. — На самом деле, это совсем не сложно. Флигель не запирается на день, и я уверена, что десятки людей, включая всю приходящую прислугу, имели возможность раздобыть ключ, если бы захотели.

— Хорошо, но это решает только малую часть проблемы. Как, попав внутрь, предполагаемый поджигатель смог остаться незамеченным?

— Очень просто. Ни меня, ни Пола не было дома до позднего вечера, так что поджигатель мог сделать все предварительные приготовления в то время, пока флигель был пуст. Если бы ты увидел кого-то из уборщиков выходящим оттуда, возникла бы у тебя какая-нибудь задняя мысль? Конечно нет. А если бы ты увидел, что уборщик стоит на стуле и возится с чем-то, прикрепленным к потолку? Ты бы спокойно прошел мимо. То же самое относится к Уолтеру и Алану. Сам факт, что это место так хорошо охраняется, создает ложное чувство безопасности. Я заметила, что ни одна из дверей, ведущих из дворика в дом, не была заперта сегодня днем, хотя прислуга приходила чистить бассейн, пропалывать цветочные клумбы и устанавливать тенты.

— Послушать тебя, так это место сродни Центральному вокзалу.

— Уж во всяком случае, это не такой изолированный островок, как вы все воображаете. Ты никогда не замечал, что богатым людям удается поддерживать иллюзию своего уединения только благодаря тому, что они не воспринимают прислугу как живых людей, у которых есть глаза, уши и мозги?

— Ты права, — сказал Тед.

— Что? — Ида остановилась, от неожиданности налетев на стул. Он усмехнулся.

— Ты права, — повторил он. — Я согласен с тобой. Более дюжины людей имели возможность вывести из строя детекторы дыма.

На ее коже проступил очаровательный румянец.

— Неужели ты решил стать объективным, Паркер? Я потрясена.

— Я вовсе не принял полностью твою точку зрения, — сказал он. — Я все еще считаю, что вероятность того, что это сделал Пол, больше, чем пятьдесят процентов. Просто я решил, что твоя версия имеет право на существование.

На самом деле Тед все больше склонялся к мысли, что, если Пол и устроил пожар, Ида не была его соучастницей. Победа гормонов над здравым смыслом? Ведь если Ида — самозванка, то почему бы ей не быть поджигательницей?

Ему не хотелось додумывать эту мысль до конца, поэтому он поспешил сменить тему.

— Не стоит тратить время на попытки предугадать результаты расследования, — сказал он. — Кто знает, может быть, обнаружатся следы какого-нибудь преступника, который проник в усадьбу и устроил пожар во флигеле.

— Как это было бы удобно для всех, да? — проговорила она. — Совсем как в Нью-Гэмпшире. Найден козел отпущения для трагического несчастного случая. Весь сор замели под ковер. Тед Паркер продолжает делать деньги, а Алан Хорн на всех парах несется к выборам.

Постоянные попытки Иды представить пожар в Нью-Гэмпшире как неразгаданную тайну начали выводить Теда из терпения.

— Ты связываешь вместе события, которые не имеют абсолютно ничего общего! Пожар в коттедже для гостей никак не может повлиять на предвыборную кампанию Алана. А что касается происшествия в Нью-Гэмпшире, то нет ни малейших оснований предполагать, что Бен Дженкинс сделал вынужденное признание.

— Разумеется, нет, — сказала она. — Так все и было задумано.

Тед привык считать себя спокойнейшим и разумнейшим из мужчин. Но когда он был в обществе Иды, его настроение менялось от добродушия до раздражения в доли секунды. С мрачной решимостью он пытался сохранить исчезающее терпение.

— Давай вернемся к сегодняшнему пожару, хорошо? Итак, мы сделали массу предположений при полном отсутствии доказательств. Быть может, нам лучше подождать официального отчета?

Ида не ответила. С горечью усмехнувшись, она подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и уставилась на почерневшие стены флигеля.

— Я думала, что все будет не так, — нарушила она наконец молчание. Ее голос звучал приглушенно. — Когда я приехала сюда, я думала…

— О чем ты думала?

Она нервно барабанила пальцами по оконному стеклу.

— Ни о чем. Ни о чем серьезном. Просто все пошло не так, как я ожидала, вот и все.

— Когда действуешь с помощью обмана, ожидания редко сбываются.

Тед вдруг осознал, что ему ужасно хочется, чтобы она поклялась, что не участвовала в мошенническом плане Пола. Напрасные ожидания, разумеется. Тед уже достаточно хорошо изучил ее, чтобы понять, что она ни за что не станет доказывать свою честность или чистоту своих побуждений. Наоборот: она, казалось, находила удовольствие в том, чтобы дразнить его, пренебрежительно относясь к собственным претензиям на имя богатой наследницы.

Их фигуры отражались в темном окне, как две неясные тени, и, когда она наконец ответила ему, ее слова были обращены к его отражению.

— Почему ты так убежден, что я самозванка, Тед?

Он открыл рот, чтобы перечислить хотя бы некоторые из многочисленных доводов против того, что она — Элис Хорн. Вместо этого его голос как бы сам собой произнес:

— Я не убежден в этом.

Ида криво улыбнулась.

— Ты ведь собирался сказать совсем другое, да?

— Да, — признал Тед, и их взгляды встретились в туманной темноте окна. Ему показалось, что бесплотное отражение Иды глядит на него с улыбкой, исполненной грусти, даже тоски. Он прикрыл глаза, пытаясь освободиться от иллюзии, но картина осталась перед его внутренним взором. Интересно, когда он впервые стал серьезно рассматривать возможность, что Ида Мэрфи может на самом деле оказаться Элис Хорн? Ответ пришел мгновенно. С того самого момента, как ее непреодолимая женская притягательность стала разрушать остатки его здравого смысла. Он резко отвернулся от окна и, чтобы оправдать это движение, налил себе еще сока.

— Подумай немного, — сказала Ида. — Если Элис жива и хочет воссоединиться с семьей, как она может доказать, что она не самозванка?

Тед заметил, что она говорит об Элис в третьем лице. Оговорка? Или попытка сместить разговор в область абстрактных размышлений?

— Должны быть какие-то документы… — начал он.

— Нет. — Краем глаза он увидел, как она нетерпеливо затрясла головой. — Ты знаешь, что это маловероятно. Они сгорели, или их не было при ней в момент пожара. Мы уже несколько раз обсуждали это.

— Тогда остается только генетический анализ крови, — сказал он.

Ее губы изогнулись в натянутой улыбке.

— А если Элис не хочет подвергаться такому анализу?

Тед не выдержал и снова обернулся к ней.

— Я не вижу причин, по которым настоящая Элис Хорн станет отказываться от такого очевидного способа доказать свою личность.

Ида устало потерла глаза.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Тед? Тебе не хватает воображения. Твои представления о человеческой натуре соответствуют уровню провинциального обывателя.

Что, черт возьми, она хочет сказать? Тед задумался, наблюдая, как она рисует что-то на запотевшем от ее дыхания стекле. «Э. X.». Она написала инициалы Элис Хорн.

Резким движением руки она стерла буквы и повернулась к нему.

— Скажи, ты когда-нибудь интересовался, что случилось с Элис Хорн? — требовательно спросила она. — Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему она исчезла той ночью и больше не вернулась?

— Конечно, интересовался. Алан и Мэрион провели почти два года…

Она оборвала его резким жестом.

— Нет, я говорю только о тебе, о том, что ты думаешь. Если я не Элис, то где она? Почему она не вернулась? Прошло почти семь лет после пожара в Нью-Гэмпшире. Что она, черт возьми, делает?

— К сожалению, я могу только предположить, что она находится в какой-нибудь психиатрической клинике с потерей памяти или чем-то подобным.

— А что, если нет? — Ида возбужденно и нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — Ты видел сегодняшний пожар. В глубине души ты не можешь не понимать, что кто-то поджег флигель с единственной целью — избавиться от меня. Что, если Элис боится? Что, если она скрывалась все эти годы, потому что считала, что кто-то из ее семьи пытается убить ее?

Теда охватило внезапное, странное ощущение, что земля уплывает у него из-под ног. Черты Иды расплылись, утратили четкость. Теду стало казаться, что девушка, которую он видит перед собой, не Ида Мэрфи, претендующая на то, что она — Элис Хорн, а Элис Хорн, по необъяснимым причинам выдающая себя за Иду Мэрфи, которая пытается всех уверить, что она — Элис Хорн… Тед уже ничего не понимал, в глазах у него двоилось, он сделал шаг вперед и инстинктивно протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Ему был нужен этот физический контакт, чтобы все встало на место.

Но если он надеялся, что прикосновение к Иде вернет его к реальности, то просчитался. Как только его рука коснулась ее щеки, она замерла. Он слегка наклонил ее голову так, чтобы яснее разглядеть ее лицо, и в тот же момент их тела сблизились в невольном встречном движении. Каким-то образом, несмотря на благие намерения Теда, они оказались совсем близко друг от друга: глаза к глазам, бедро к бедру и почти что губы к губам.

О черт! — в отчаянии подумал он. Это не должно было случиться!

Ида провела языком по губам, и его голова немедленно наклонилась. Он тут же поднял ее снова, собирая остатки самоконтроля.

— Это мой вопрос так смутил тебя? — спросила она тем негромким, хрипловатым голосом, который сводил его с ума.

Какой еще вопрос?

— Да. То есть нет.

Тед был не в состоянии вспомнить, о чем они говорили. Ему было все равно, о чем они говорили. Он мог сейчас думать только о том, что ее кожа на ощупь нежна, как шелк, и что на ней нет лифчика под майкой. Эта проклятая майка, которая всю ночь сводит его с ума! То ли потому, что она открывает слишком много, то ли, наоборот, слишком мало. Он не знал точно, почему, и сейчас его это не волновало. Он знал только одно: он хочет сорвать с нее эту чертову майку!

Тед сделал вдох, пытаясь овладеть собой. Он убеждал себя, что нет ничего хуже, чем поддаться тому желанию, которое возбуждала в нем Ида Мэрфи. Не говоря о том, что он рискует получить удар в челюсть, есть еще дюжина веских причин для того, чтобы поддерживать с Идой чисто платонические отношения. Если бы его мозг вернулся в рабочий режим, он смог бы перечислить все эти многочисленные серьезные причины.

Но мозг отказывался работать. Его рука тем временем соскользнула со щеки Иды вниз, к плечам, и остановилась на округлости ее груди. Он почувствовал, как твердеет ее сосок. По его телу пробежала дрожь. Его голова вновь начала склоняться к ее губам. С катастрофической — или благословенной — синхронностью Ида приподняла подбородок. И Тед, не раздумывая, прижался губами к ее рту.

Это ошеломляющее соприкосновение губ полностью поглотило его. Никогда раньше ни один поцелуй не давал ему подобных ощущений, никогда он не испытывал этого чувства медленного погружения куда-то вглубь, полного растворения в объятии. Он не мог больше сдерживать взрыв горячечного желания, которое переполняло его, растекалось по его телу, вызывало дрожь.

— Раскрой губы, — отрывисто сказал он, проводя языком вдоль ее рта. Крепко держа ее в плену своих рук, он втиснул колено между ее ногами с изяществом грузовика на крутом спуске.

Бог знает почему, но она, казалось, не возражала против его неуклюжей настойчивости. Она обвила руками его шею и раскрыла губы, позволяя его языку проникнуть глубоко внутрь. Несколько мгновений Тед упивался тесным соприкосновением с ее гибким, податливым телом и вкусом ее горячего, влажного рта, но этой прелюдии было явно недостаточно, чтобы утолить ненасытный голод, который становился тем сильнее, чем дольше длился поцелуй.

Теду нравилось считать себя любовником-рыцарем, чувственным современным мужчиной, который знает, что нужно его партнерше, и никогда не забывает, что для успеха требуются такт, взаимопонимание и много нежности. Но сейчас он был не в состоянии думать о чувствах Иды. Сквозь темный, горячий туман, заполнивший его сознание, проносились яркие, пьянящие, захватывающие образы. Обнаженная Ида. Ида, раскинувшаяся на его постели. Горячее, скользкое тело Иды, обвивающее его тело. Ида, охваченная страстной дрожью в его объятиях. Он мог даже представить, как она будет лежать потом, прикрыв глаза, раскрасневшаяся, переполненная наслаждением, которое он даст ей.

Эти картины заставили его оторваться от ее рта, но только для того, чтобы подхватить ее на руки. Она шептала его имя, ее голос был нетерпелив, ее тело было напряжено — от желания! Он был уверен, что от желания.

— Тед, отпусти меня! Мы должны остановиться.

Он слышал, что она говорит что-то, слышал легкую дрожь в ее голосе, но не вслушивался в слова. Охваченный непреодолимым стремлением уложить ее в постель, он даже не пытался вникнуть в негромкие звуки ее хрипловатого голоса. Он просто не мог остановиться, иначе им пришлось бы использовать пол вместо постели. Но она заслуживала лучшего. Нежная Ида. Как восхитительно, как страстно она откликается на его порыв! Его руки крепче обвились вокруг ее тела. Боже, она великолепна!

И вдруг Ида решительно, с силой, толкнула его кулаком в грудь. Затем заговорила снова, слегка задыхаясь, но полностью контролируя свои слова и эмоции.

— Тед, остановись. Ты должен выслушать меня.

— Да, конечно, — солгал он, огибая угол кровати. — Я слушаю, солнышко. — На самом деле он не слышал не только ее, но и себя.

— Элис Хорн умерла пять лет назад в Главной больнице Трентона. В моем чемодане лежит копия свидетельства о ее смерти.

Тед озадаченно остановился рядом с кроватью. Он понял, что она сказала что-то совершенно поразительное, что-то совершенно нежелательное, но не понял что. Его руки разжались, и Ида выскользнула из его объятий на кровать. Он уставился на нее, совершенно сбитый с толку.

— Что ты сказала?

Прежде чем снова заговорить, она сползла с кровати, стянув за собой покрывало, и отошла в сторону. Тед поймал себя на том, что наблюдает за ее губами, произносящими слова, как будто он глухой.

— Я сказала, что Элис Хорн умерла пять лет назад, — она разбилась на машине в Нью-Джерси. У меня в чемодане есть копия свидетельства о смерти.

Она смотрела прямо перед собой, произнося свое ошеломляющее заявление без всякого выражения и без следа раскаяния. Тед снова посмотрел на нее, пытаясь уловить смысл этого признания. Элис Хорн умерла, погибла в дорожной катастрофе! Это означает, что Ида Мэрфи — самозванка. Как все и подозревали, она и Пол Хейзен — мошенники.

Как же все это примитивно, Паркер! — сказал он себе. Начинай думать головой, а не другим местом, и ты сможешь схватить их за руку.

Тед сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, затем еще один, но, когда заговорил, его голос все-таки звучал не так ровно, как ему бы хотелось.

— Это официальное признание, мисс Мэрфи? Вы признаете, что пытались совершить мошенничество?

Черт, как нелепо произносить такую напыщенную речь в тот момент, когда весь покрыт испариной от неудовлетворенного желания! Он увидел, как на ее лице промелькнула слабая улыбка.

— Я не уверена, что это можно назвать официальным признанием, мистер Паркер.

Тед едва не улыбнулся в ответ. Ида начала медленно заворачиваться в покрывало. Он успел увидеть проблеск голой ноги, прежде чем ее скрыли складки белой хлопчатобумажной материи. На мгновение он снова захотел ее с такой силой, что едва не предложил защиту от судебного преследования в обмен на ночь в его постели. Он резко отвернулся, чтобы не смотреть на Иду, ужасаясь тому, что чуть не пошел на сделку с совестью. Его мнение о людях, которые, обладая властью, пользуются ею для сексуальных домогательств, выражалось непечатными словами. Он считал, что это непростительно. Ну, а как насчет этой женщины, которая вызвала в нем такой всплеск эмоций, что он почти перестал соображать?

Ему наконец удалось выровнять дыхание.

— Если это не официальное признание, мисс Мэрфи, то что же? Выражайтесь конкретнее.

— Конкретнее я не могу, — ответила Ида. — Но если ты передашь этот разговор любому представителю закона, разумеется, я буду все отрицать.

— Разумеется?! — Ее агрессивность наконец вернула его мозги в полурабочее состояние, хотя он все еще не решался обернуться к ней. — Вы ожидаете, что я приму участие в мошенничестве, мисс Мэрфи?

— Я ничего от тебя не ожидаю, — сказала она. — Ты не можешь быть участником мошенничества, потому что моя попытка ее совершить закончена. Я добровольно прекращаю это. Я хочу уехать отсюда как можно быстрее. Я отказываюсь от всяких притязаний на то, что я — Элис Хорн. Я отказываюсь от возможных прав на ее наследство. Если ты вызовешь мне такси, я буду готова уехать отсюда немедленно. Кстати, Пол ничего не знает о том, что настоящая Элис погибла в автокатастрофе, так что можешь его не беспокоить.

— Ты признаешь, что обманула Пола Хейзена, как и всех остальных? — спросил Тед.

— Да, я признаю, что я обманула Пола Хейзена. Он не знает правды обо мне. — Ее голос слегка дрогнул на последнем слове — первый признак, что она не настолько спокойна, насколько хотела бы казаться. — Могу я теперь идти?

— Минуточку. Вы кое о чем забыли, мисс Мэрфи.

— Я так не думаю.

— Вы пытались совершить преступный обман! — сказал он резко, поворачиваясь к ней лицом. — Вы возбудили надежду у Алана и Мэрион Хорн и цинично использовали свою внешность, чтобы убедить Алана, что его умершая дочь жива. Даже Уолтер наполовину поверил, что нашел свою давно пропавшую сестру! И после этого вы хотите, чтобы я вызвал такси и позволил вам спокойно уехать отсюда?

— Да, хочу.

У нее был скорее вызывающий, чем виноватый вид. Тед был взбешен. Впрочем, надо быть полным дураком, чтобы ждать раскаяния от самозванки.

В раздражении он подошел к телефону.

— Я звоню в полицию.

— Не надо! Пожалуйста, не звони. — Она положила ладонь поверх его руки, удерживая трубку. Теда передернуло от ее прикосновения, и она отступила назад; ее щеки залились румянцем. В первый раз он услышал ноту мольбы в ее голосе: — Тед, то что я сделала… Это не так ужасно, как кажется. На это были причины… Я познакомилась с Элис после того пожара. Она рассказала мне кое-что о своих проблемах… Я дала ей некоторые обещания перед тем, как она умерла. Не думай обо мне так уж плохо…

Тед почувствовал предательский всплеск надежды, страстное желание поверить, что, возможно, существует какое-то оправдание того обмана, который пытались осуществить она и Пол. Но он постарался убить эту надежду в зародыше. С него хватит. Он и так слишком часто ошибался в ней. Ни к чему добавлять неуместные эмоции к той неудовлетворенности и к тому разочарованию, которые уже и без того переворачивают его внутренности.

— Ты заслуживаешь того, чтобы провести некоторое время за решеткой, — сказал он холодно. — Не только потому, что пыталась присвоить деньги, которые тебе не принадлежат, но и потому, что ты играла на самых сокровенных чувствах семьи Хорн. Даже если ты действительно знала Элис — а я не уверен, что могу в это поверить, — ничто не дает тебе права играть с горем и надеждами людей, которые провели более шести лет в поисках пропавшей дочери. То, что ты сделала, — непростительно. То, что ты пыталась сделать, — еще хуже.

Продолжай в том же духе, съязвил он про себя. Еще немного обличительных речей, и, может быть, ты перестанешь жалеть, что не успел переспать с ней до того, как она взорвала свою бомбу.

Ее глаза потухли.

— Неужели ты не понимаешь, что как бы Алан ни разгневался, узнав, что я самозванка, он тут же напомнит тебе, что его кампания по выборам на пост губернатора важнее всего остального. Ему не нужна шумиха, которая последует за моим арестом. Алан первый скажет тебе об этом! А если Алан не скажет, то скажет менеджер его кампании.

— Каким образом твой обман может повредить кампании Алана? Он — жертва, а не преступник!

— Общественное мнение — странная вещь. Избиратели хотят видеть своих избранников суперменами, а не простаками или жертвами. — Ида медленно и тяжело вздохнула. Ее голос неожиданно задрожал: — Позволь мне уехать, Тед, пожалуйста. Все кончено. Я заплатила большую цену, чем ты можешь представить.

Тед знал, что в глубине души он уже принял решение отпустить ее и что этим решением он роняет свое достоинство. Проклиная себя за глупость, он вновь подошел к телефону.

— Хорошо, — сказал он ледяным тоном, исполненный презрения к самому себе. — Иди и возьми свои вещи. Я вызову такси.

— Спасибо.

Ему показалось, что он услышал слезы в ее голосе. Она повернулась, чтобы уйти, и он не окликнул ее. Было бы сумасбродством звать ее обратно. Он не сумасшедший. Во всяком случае, не совсем.

Обернутое вокруг ее тела покрывало слегка шуршало, пока Ида шла к выходу. Она вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Очевидно, она поверила, что он не будет звонить в полицию, поверила, что он вызовет такси… Но он не собирался впадать в сентиментальность по этому поводу. Слава Богу, она уходит, не причинив никому реального вреда.

Он посадил ее в машину и дал себе слово, что видит Иду Мэрфи в последний раз.

7

Достопочтенный Грегори звучно плюхнулся на кофейный столик. Три года назад, когда Клара взяла его из приюта для бездомных животных, он представлял собой мешок костей, покрытый выцветшей серо-коричневой шерстью, и пугался собственной тени. Шерсть у него и сейчас была выцветшей, но теперь он был толстый и преисполненный уверенности, что занимает центральное место во вселенной. Клара приписывала эти положительные изменения двум причинам: регулярному употреблению печени трески и кастрации. Она клялась, что этот метод оказал бы столь же благоприятное воздействие на большую часть представителей мужского пола из числа ее знакомых.

Скосив глаза сквозь окутывающие ее облака табачного дыма (она курила «Честерфилд» без фильтра), Клара пихнула кота в бок и вытащила из-под его лапы исписанную страницу. Демонстрируя всем своим видом оскорбленное достоинство, Грегори ретировался на спинку дивана, накрыв хвостом голову Иды. Это был знак того, что она пока еще заслуживает его расположения, тогда как Клара рискует впасть в немилость.

Клара просмотрела заметки на странице и затянулась сигаретой.

— Детка, мы скоро окосеем от этих попыток подкопаться под Алана Хорна. Здесь нечего копать. Мне неприятно говорить об этом, но ты действительно не допускаешь возможности, что этот парень на самом деле так чист и невинен, как пишут в его предвыборных листовках?

Ида отодвинула свисающий на лоб хвост Грегори.

— Ты с ума сошла? Алан — честолюбивый политикан, мультимиллионер, не может быть, чтобы в его прошлом не было темных дел!

— В общем, я с тобой согласна. Но, малыш, я занимаюсь этим уже почти два месяца. Если у Алана Хорна и есть какие-то тайны в прошлом, то они похоронены так глубоко, что потребуется полк инженерных войск, чтобы раскопать их. Я пыталась подобраться с разных сторон, искала в самых разных местах. Черт, я даже просмотрела школьные отчеты и архив колледжа, чтобы выяснить, не списывал ли он на экзаменах! Ничего.

Ида покачала головой.

— Мы что-то упустили. Он перехитрил нас.

— Почему ты так уверена в этом? — Клара скормила Грегори ломтик жареного картофеля, намазанный сметаной. Он съел его с благосклонно-снисходительным видом. — Теперь о его брате Дэвиде. Это совсем другая история. Дэвид умер, когда ему еще не было тридцати, но он был настоящим мужчиной и многое успел сделать в жизни.

Клара произнесла это почти с восхищением, что было удивительно: от нее не часто можно было услышать похвалу достижениям мужчин. Ида прочистила горло от внезапно образовавшегося комка.

— Что такого особенного сделал Дэвид? Кроме того, что он оставил Элис все свои деньги?

Клара нахмурила брови:

— Откуда ты знаешь, что он оставил Элис свои деньги? — И сама ответила на свой вопрос: — А, я забыла. Пол Хейзен и его вагон разных досье. Да, ты права, Дэвид оставил Элис много миллионов долларов, вот почему у нее есть этот огромный трастовый фонд, а у Уолтера нет.

— В этом нет ничего примечательного, — сказала Ида. — Уолтер родился уже после того, как умер его дядя. Так что это не потому, что Дэвид плохо к нему относился. Уолтера тогда еще просто не было на свете.

— Верно. — Клара откинулась на спинку дивана, сосредоточившись на пускании колец дыма. — Не стоит лить слезы из сочувствия к старине Уолтеру. От бабушки Элен, мамочки Мэрион и папочки Алана он, вероятно, унаследует тридцать-сорок миллионов баксов.

— Возможно, и больше. Если только Алан не промотает состояние семьи в своих политических кампаниях.

Клара вздохнула:

— Такова жизнь.

— Ну, по крайней мере, Уолтер не избалован. Он довольно хороший мальчишка, насколько я могла понять. — Ида посадила Грегори себе на колени и начала гладить его. Он покосился на нее дымчатым зеленым глазом, оценивая, заслуживает ли она особой чести в виде нескольких его волосков на своих джинсах. — Расскажи мне, что ты знаешь о Дэвиде, — попросила Ида. — Мы никогда не говорили о нем.

— Потому что он не имеет отношения к делу, — сказала Клара, давя окурок в переполненной пепельнице.

— Сделай одолжение.

Клара вздохнула и принялась загибать пальцы на руке.

— Дэвид был на два года моложе Алана, это второй сын Элен и Стюарта Хорнов. Дэвид и Алан были похожи внешне, но совершенно противоположны по характеру. Дэвиду досталось все безрассудство, а Алану — вся добродетель.

Ида фыркнула, услышав о добродетельности Алана, но Клара не обратила на это внимания и продолжила перечисление:

— Алан хорошо учился в школе, а Дэвид прогуливал половину уроков. Он бросил колледж на втором курсе. К тому времени он переломал большую часть своих костей, занимаясь то одним, то другим опасным видом спорта. Алан неплохо играет в теннис, а Дэвид был хорошим альпинистом и принимал участие в международных соревнованиях. Он плавал в одиночку через Атлантику и был серьезным претендентом на место в олимпийской сборной США по лыжам. Вот основные факты, которые я знаю о брате Дэвиде, не считая того, что он умер слишком молодым.

— Но ведь он не вошел в олимпийскую лыжную сборную?

Клара покачала головой:

— Вероятно, он был слишком занят ухаживанием за лыжницами, чтобы тренироваться каждое утро.

— Боже, я была уверена, что ты не одобряешь подобные вещи. А как же мужчина — хищник, мужчина — сексуальный зверь, рыскающий в поисках жертвы, мужчина — извечный эксплуататор женщин и так далее, и тому подобное?

Клара пожала плечами:

— Черт, нельзя не восхищаться человеком, который так наслаждался жизнью! Кроме того, у Дэвида были принципы, он попал в тюрьму, протестуя против войны во Вьетнаме. У него был талант художника, еще при его жизни прошла национальная выставка его стеклянной скульптуры. — Клара потянулась за следующей сигаретой, обнаружила, что пачка пуста, и недовольно скомкала ее. — Уж хоть этим-то он должен заслужить твою благосклонность. Я всегда думала, что каждый, кто работает со стеклом, автоматически попадает у тебя в разряд святых.

— Это зависит от качества работы. — Ида принялась перебирать бумаги на кофейном столике, пытаясь навести в них хоть какой-то порядок. — Дэвид умер от лейкемии в тысяча девятьсот семьдесят первом году, когда ему было двадцать восемь. Алану тогда было едва за тридцать. Ты не знаешь, они дружили?

— Дружили, несмотря на разницу в характерах. Но какое это имеет значение? В их отношениях нет ничего, что можно было бы использовать против Алана. Значит, нам нет дела до Дэвида.

Хватит о Дэвиде, печально подумала Ида. Достопочтенный Грегори соизволил перевернуться на спину и подставить для почесывания живот. Ида подчинилась, пытаясь найти утешение в приятном ощущении мягкой кошачьей шерсти.

— А что насчет Евы Крюгер? — спросила она. — Удалось узнать что-нибудь еще?

— Кухарка Алана? Ей тридцать три года, разведена, проходила обучение в одном из лучших ресторанов Чикаго. Он всюду возит ее за собой, но, поскольку он все время принимает гостей, почему бы ему не брать с собой повара? Она хорошо выглядит. Ты ее видела?

— Нет. Она, наверное, выходила во дворик в ночь пожара, но там были десятки других людей, и я не заметила ее. — Ида положила стопку бумаг под пресс-папье, сделанное из разноцветного стекла в технике миллефьоре, которое она когда-то подарила Кларе. — Ты должна понимать, что я была в доме Хорнов меньше суток.

— Я знаю. — Клара вздохнула с явным сожалением. — Ты, конечно, правильно сделала, малыш, что уехала оттуда, несмотря на упущенную возможность порыться в письменном столе Алана и тому подобное. Мне никогда на самом деле не нравилось то, что ты поехала туда под присмотром этого Пола Хейзена. Это в высшей степени ненадежный тип! Иметь Пола в качестве защитника — все равно что войти в логово льва с трубочкой для коктейля в качестве единственного оружия.

Ида рассмеялась:

— Если бы ты слышала, как Пол говорил со мной по телефону вчера вечером, ты никогда не сравнила бы его с трубочкой для коктейля. Он скорее напоминал голодного льва, которого выпустили из клетки. Он угрожал подать на меня в суд за нарушение контракта и впал в истерику, когда я сказала ему, что у него мало шансов убедить суд вынести решение о возмещении ущерба, поскольку я отказалась от участия в надувательстве Хорнов на двадцать миллионов долларов.

— Это не предмет для шуток, — нахмурилась Клара. — У Пола сейчас нет ни денег, ни перспектив. Эта история может толкнуть его на все что угодно. Мне следовало подумать об этом. Вообще, он еще в школе был пройдохой и не упускал случая ухватить что-нибудь на халяву.

Ида залилась краской, и Клара недоуменно уставилась на нее:

— Подожди. Не говори ничего, дай мне догадаться. Ты послала этому слизняку чек, да? Ты откупилась от этого ублюдка своими заработанными тяжелым трудом деньгами!

— Я послала ему не так уж много, — попыталась оправдаться Ида. — И потом, он же взял на себя все наши карманные расходы, когда мы были во Флориде.

— Несколько ночей в захудалом мотеле!

— И он еще купил мне кучу одежды, — возразила Ида. — Кстати, а как ты можешь регулярно общаться с ним, если он такая скотина?

— Ты же знаешь почему. Мы вместе учились в школе, с самого первого класса.

— Перестань, Клара. Я прекрасно знаю, что твоя внешняя грубость — сплошное притворство, а внутри ты — самый мягкий человек в городе. Держу пари, что остальные его одноклассники давно отвернулись от него.

— Это не имеет значения, — пробормотала Клара. — Пол и я… Черт, если бы ты выросла в Вайоминге, то бы поняла. В нашем выпускном классе было четырнадцать человек, и только двое пошли в колледж…

Она резко встала на ноги и подошла к холодильнику, вернувшись обратно с новой пачкой сигарет и пакетом замороженных кукурузных чипсов «Дорито». Она кинула чипсы Иде, которая безропотно поймала их. В жизни Клары чередовались периоды питания всухомятку и кулинарного творчества, в котором она могла соперничать с лучшими французскими ресторанами. Очевидно, сейчас был первый период, и «Дорито» представляли собой обед. Если очень повезет и в холодильнике Клары найдутся яйца, хлеб и масло, то Ида сможет перед уходом домой приготовить яичницу и тосты на скорую руку и заставить Клару поужинать. Однако прошлый опыт говорил Иде, что не стоит на это рассчитывать.

Вообще-то, Клара весь день была не в настроении, отметила Ида.

Клара подошла к окну и открыла его, впустив волну горячего влажного воздуха. Она зажгла сигарету и выпустила дым в сторону бостонской гавани, запоздало решив оградить Иду от вреда «пассивного курения».

— Нам надо поговорить, — сказала Клара.

— Мы только и делаем, что разговариваем, с тех пор, как я приехала, — напомнила ей Ида.

— Угу. — Клара избегала смотреть ей в глаза. — Но нам надо поговорить о твоей безумной навязчивой идее, малыш.

— Какой навязчивой идее? — спросила Ида, прекрасно понимая, о чем речь. — Если верить тебе, у меня их целая куча.

— Алан Хорн, — резко сказала Клара. — Сейчас он вытеснил все твои прочие неврозы. Ида, ты должна посмотреть фактам в лицо. Твоя позиция по отношению к Алану вредна для тебя и становится невозможной для меня. Я больше не могу постоянно оправдываться перед редактором. Он любит политические скандалы, признает, что у меня чутье на такие вещи, и потому предоставил мне некоторую свободу. Но его терпение не безгранично. Он сказал мне, чтобы я прекратила тратить время и деньги компании на проект, который, очевидно, не оправдает себя.

Клара обернулась, ее полное тело как-то сжалось, черные волосы составляли резкий контраст с колышущимися белыми льняными занавесками.

— И он прав, Ида. Если ты не сможешь привести веские причины для продолжения охоты на Алана Хорна, я прекращаю это расследование и перехожу к чему-нибудь другому. То, что я делаю сейчас, не есть законное изучение фактов биографии общественного деятеля. Это недозволенное вмешательство. Ты просишь меня помочь тебе запятнать репутацию достойного кандидата на государственную должность, а я не могу сделать это. Даже для тебя, детка.

Ида ждала этого разговора с тех пор, как вернулась из Флориды неделю назад. Она понимала, что Клара права, — во всяком случае, в том, что касается ее перспектив, но от этого ей было не легче. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки от досады. Но нет, это не то сражение, которое она хотела бы выиграть. Ида расслабила руки и изобразила на лице дружелюбную улыбку.

— Я все понимаю, — сказала она. — Разумеется. Спасибо за оказанную помощь. Я действительно признательна тебе, Клара. Я знаю, как много часов ты потратила на эту задачу, и я постараюсь найти способ отблагодарить тебя.

Лицо Клары перекосилось от раздражения.

— Проклятье, Ида, зачем ты это делаешь?!

— Делаю что?

— Замораживаешь людей своей ледяной вежливостью. Ради Бога, закричи на меня или сделай что-нибудь еще в том же духе! Я же знаю, как для тебя важно найти способ свалить Алана Хорна. И что же, тебе безразлично то, что я отказалась от этого?

— Конечно нет…

— Ну, тогда попытайся убедить меня не бросать это дело! Почему бы тебе не рассказать наконец, из-за чего, черт возьми, вся эта вендетта против Алана?! — Клара со злостью раздавила окурок в пепельнице. — Как насчет того, чтобы поделиться частичкой правды? Или я не заслужила этого? Почему я после четырех лет дружбы чувствую себя так, будто все еще прохожу испытательный срок? Или ты считаешь, что не можешь доверять мне полностью, потому что я — гей?

— Да нет же, нет! — ужаснулась Ида. — Господи, это совершенно ни при чем. Ты моя лучшая подруга…

— А ты не доверяешь мне ни на грош.

— Не только тебе! — сказала Ида. — Я не доверяю никому!

Ей хотелось закричать, но она сдержалась. Сильные эмоции пугали ее, потому что, когда чувствуешь что-нибудь очень сильно, теряешь контроль над собой. А Ида твердо решила, — в тот самый день, когда вышла из больницы и записалась в Школу искусств, — что всю оставшуюся жизнь она всегда будет сохранять контроль над собой. Она резко встала на ноги. Свалившийся на пол Грегори возмущенно завопил. Ида уставилась на него, задыхаясь от ярости.

— Клара, ты не понимаешь…

— Конечно, я ничего не понимаю, черт побери! — с ожесточением сказала Клара. Иде еще не приходилось видеть ее в таком раздражении. — Так попытайся объяснить мне. Не торопись, простыми предложениями. Я готова спорить, что смогу понять гораздо больше, чем ты думаешь.

Ида поняла, что наступил момент истины. Если она не объяснится с Кларой, их дружба окажется под угрозой и может даже распасться. Ида судорожно вздохнула. Она так давно привыкла держать все свои секреты при себе, что теперь необходимость поделиться ими с другим человеком отзывалась в ней почти физической болью.

— Я должна отомстить Алану Хорну за то, что он пытался убить Элис, — произнесла она, четко выговаривая слова. — Он пытался убить собственную дочь, вот почему я считаю, что он не подходит на государственную должность.

Выслушав это ошеломляющее обвинение, Клара ничем не выказала своей реакции, лишь прищурилась и задала вопрос:

— Откуда ты знаешь? У тебя есть доказательства?

— Нет, доказательств у меня нет — ни документов, ни фотографий, ни чего-нибудь подобного. Но я на сто процентов уверена, что это правда.

— Почему? Откуда это тебе известно?

Ида взяла в руки пресс-папье, любуясь калейдоскопом переливающихся цветов.

— Мне рассказала Элис Хорн, — сказала она.

Клара опять не показала своего удивления, если не считать короткого вздоха. Но раздражение начало потихоньку исчезать с ее лица.

— Как тебе удалось познакомиться с настоящей Элис Хорн? — спросила она. — Ты ведь из Калифорнии. Ты живешь на Восточном побережье всего несколько лет. Как ты с ней встретилась?

Губы Иды скривились в мрачной усмешке:

— Мы познакомились в палате психиатрической больницы штата Нью-Йорк.

Клара уже знала, что Ида в свое время перенесла приступ депрессии, достаточно серьезный для того, чтобы поместить ее в клинику, поэтому она не моргнув глазом проглотила эту информацию.

— Если ты познакомилась с Элис в больнице, то, вероятно, у нее было какое-то умственное или психическое расстройство. Как же ты поверила ей? Быть может, все это плод ее больного воображения?

Позиция Клары показалась Иде странной, в чем-то даже неискренней. Почему Клара почти не удивилась, услышав, что Ида действительно знала настоящую Элис Хорн? И почему она вдруг так решительно встала на защиту репутации Алана? Ида все вертела в руках пресс-папье. Это была одна из ее первых работ после окончания Школы искусств, и ей до сих пор нравился вихрь разноцветных красок в кристально чистой глубине. Как легко и просто удается сделать что-то красивое из стекла! Если бы жизнь была хотя бы вполовину так проста, с грустью подумалось ей. Она положила пресс-папье на кофейный столик, пытаясь собраться с духом и рассказать Кларе все. Или почти все.

— Я познакомилась с Элис Хорн, когда впервые убежала из дома, — начала она наконец. — Мы провели три месяца вместе в больнице и очень подружились. — Она печально улыбнулась. — Когда ты заперт в психиатрической лечебнице, то отношение к другим больным может быть только однозначным: либо они тебе нравятся, либо ты их терпеть не можешь. Я очень привязалась к Элис.

— Привязанность к психически неуравновешенной молодой женщине еще не повод, чтобы верить ее диким рассказам о своем отце.

Ида нахмурилась, пытаясь понять, не померещились ли ей оборонительные нотки в голосе Клары.

— Но ты же не знала ее, — тихо сказала Ида. — Элис была в депрессии, но не страдала галлюцинациями или бредом. Я уверена, что она рассказала правду о своем отце. Она заявила, что это именно он устроил пожар, уничтоживший летний домик Хорнов в Нью-Гэмпшире. Она сказала, что он, вне всякого сомнения, знал, что она была внутри, когда поджигал его.

У Клары по-прежнему был недоверчивый вид.

— Что заставило ее довериться тебе? Она рассказывала об этом кому-нибудь еще?

— Я не знаю. Вряд ли. Быть может, своему психиатру, в личной беседе…

— Почему она выбрала именно тебя?

— Мы были в одной палате в клинике, а когда вышли оттуда, стали вместе снимать квартиру, — поспешила объяснить Ида. — Вообще-то, когда Элис поступила в клинику через две недели после меня, все заметили, что мы с ней похожи, как сестры. Нас решили поместить в одну палату, так что мы проводили много времени вместе, много разговаривали, особенно по ночам. В конце концов мы действительно стали близкими подругами. Наши биографии сильно различались — она была из очень богатой семьи, я — из очень бедной, но мы обнаружили, что у нас много общего. Элис была первой, кто убедил меня, что я могу работать со стеклом. Она видела, как мне нравятся те занятия по трудовой терапии, которые были связаны с искусством, и открыла мне глаза на те возможности, которые дает работа со стеклом.

— А где же она теперь? — спросила Клара. — Почему она сама до сих пор не разоблачила Алана Хорна? Я думаю, один телефонный звонок в какую-нибудь редакцию принес бы ей кучу газетных интервью и приглашений на телевидение. Не говоря уже о том, что ей наверняка пригодились бы двадцать миллионов баксов на карманные расходы.

Ида почувствовала на своих щеках слезы. Она вытерла их и отвернулась, не желая делиться своим горем даже с Кларой.

— Она умерла. Она погибла в автокатастрофе в Нью-Джерси. Я всегда надеялась, что это действительно была катастрофа. Я не позволяла себе думать, что это просто Алан выбрал новый способ… — Она резко оборвала себя на полуслове. — У нее тоже была депрессия; но если я смогла справиться со своей, то она — нет. Элис не могла забыть того, что пытался сделать с ней ее отец, и страшно страдала. Возможно, она была в тот день не так внимательна, как следовало. Скоростное шоссе в Нью-Джерси не рассчитано на рассеянных водителей…

Она снова повернулась лицом к Кларе, которая доставала из пачки очередную сигарету.

— Знаешь что, детка? Это замечательная история, и рассказана с чувством. Но я не верю ни одному слову. Ты забыла, что я репортер-ищейка? И, черт возьми, хороший репортер! Меня не раз пытались обмануть. Твой статус лжеца-непрофессионала очевиден.

«Лжец-непрофессионал»? Это определение было бы смешным, если бы не было столь грустным. Ида вспыхнула.

— Я не могу заставить тебя поверить мне. Но я знаю точно, что Элис не лгала, когда заявляла, что отец пытался убить ее. Если ты предпочитаешь верить тому, что говорит об Алане его команда, это твое право. — Ида заставила себя взглянуть прямо в глаза подруге — бывшей подруге? — Ты должна мне поверить! Все, что я рассказала тебе, — правда!

Почти, добавила она про себя. Почти правда.

Разговор с Кларой так ни к чему и не привел. После получасового обмена любезностями Ида прекратила бесполезный спор и ушла. Она могла надеяться лишь на то, что по прошествии некоторого времени природная доброта Клары возьмет верх и все пойдет по-старому. У Иды было не слишком много друзей; она просто не могла позволить себе потерять такую душевную, щедрую и заботливую подругу, как Клара.

Клара жила в районе Бикон-Хилл. Ида поехала домой по шоссе Стороу-драйв, направляясь к мосту. Она ехала, почти не замечая дороги, кляня себя за то, что не смогла взять последнее препятствие и доверить Кларе всю правду о своем прошлом. Она горько сожалела об этом, но, однако, при мысли повернуть назад к дому подруги и рассказать все, ее бросило в холодный пот. Ида прекрасно знала, что сказал бы по этому поводу ее психиатр: она ищет прибежище в молчании. Ну что ж, он ведь сам объяснял ей, что это — последняя здоровая форма самозащиты израненной психики. И эта защита работала так хорошо и так долго, что она просто боялась ее трогать.

Ида остановилась у светофора, барабаня пальцами по рулю — вовсе не от нетерпения: просто ее нервное напряжение не могло найти другого выхода. Где-то позади раздался гудок, и она взглянула в зеркало заднего вида. Следом за ней стоял красный «мустанг», его водитель жал на сигнал, чтобы привлечь внимание проходящей мимо девушки, которая подчеркнуто его игнорировала. Зажегся зеленый, и, трогая с места, Ида вдруг заметила знакомые очертания помятой «тойоты» Пола Хейзена, которая ехала следом за «мустангом».

Только не Пол! — подумала она, застонав, как от боли. Я не вынесу еще одного столкновения с Полом Хейзеном!

Она решила было сделать неожиданный поворот, чтобы оторваться от него и затеряться в потоке машин вокруг Гарвард-сквер, но потом поняла, что Пол не отстанет, пока не получит шанс высказать ей все в лицо. Ничего не оставалось, как свернуть на Массачусетс-авеню и поехать в студию.

Удивительно, но она потеряла из виду Пола, когда свернула на аллею, ведущую к студии. К сожалению, зная Пола, Ида не могла рассчитывать, что он отстал надолго. У него есть адрес студии, и очень скоро он найдет ее.

Она нажала на кнопку, чтобы поднять дверь гаража. Хотя уровень преступности в этой тихой части города был довольно низким, она считала, что ее личная безопасность стоит расходов на систему автоматического открывания дверей. Она въехала в гараж, закрыла за собой дверь и выключила мотор со вздохом облегчения. Сегодня выдался на удивление отвратительный день, но, по крайней мере, когда Пол объявится, она встретит его на своей территории.

Ида открыла дверцу и вышла из машины, захватив сумочку и пачку листов с Клариными заметками. Из полутьмы гаража к ней шагнул мужчина.

Ида вскрикнула, но тут же узнала его.

— Здравствуй, — сказал Тед. — Я ждал тебя.

8

После сцены с Кларой Ида была абсолютно не готова к еще одному поединку — с Тедом Паркером. Она демонстративно прошла мимо, стараясь не смотреть на него.

— Уходи! — сердито бросила она на ходу. — Я не хочу говорить с тобой.

— Жаль. Нам есть что сказать друг другу.

— Нет, нечего! — с детской обидой в голосе возразила она.

Уезжая от Клары, Ида чувствовала себя такой измученной и разбитой, что мечтала только об одном: поскорее вернуться домой и расслабиться. Теперь же, увидев Теда, она ощутила, как у нее звенящей струной натягиваются нервы, воздух застывает в легких, в каком-то неясном ожидании ускоряется пульс. Каким бы удивительным это ни казалось, но, по-видимому, некая часть ее существа радовалась встрече с Тедом Паркером!

Ида не была наивна или слепа. Она прекрасно понимала, что все это значит. Ее физически тянет к мужчине, которого ей следовало бы остерегаться.

Только этого не хватало! Ида твердо знала, что не может позволить себе роскошь поддаться этому неразумному и опасному влечению. Решив не обращать на Теда внимания, она прошла через гараж к двери в мастерскую. Неожиданная мысль заставила ее обернуться:

— Как ты попал сюда?

— Я вошел следом за твоей машиной.

Он ни капельки не чувствовал себя виноватым и явно не собирался уходить. Ида нахмурилась, раздраженная его дьявольской самоуверенностью и злясь на себя за то, что ей не удалось остаться равнодушной. Он выглядел донельзя привлекательно в темной рубашке с расстегнутым воротом и свободном льняном пиджаке от Армани. Но Ида сейчас была совсем не в том настроении, чтобы жаждать общения с привлекательным мужчиной. Особенно с таким, у которого, кроме привлекательности, есть еще пугающий довесок в виде мозгов и амбиций.

— Ты напрасно теряешь время, — повторила она, сердито глядя на него. — Нам не о чем говорить. Уходи, Тед. Наверняка Алан надавал тебе массу других поручений.

Тед был слишком умен, чтобы отвечать на подобные выпады. Прислонившись к капоту ее подержанного «сатурна», он скрестил на груди руки и вежливо улыбнулся.

— Алан не посылал меня. Он даже не знает, что я здесь. А ты могла бы и пригласить меня войти.

— Зачем? С какой стати?

— Я прочел отчет о вскрытии Элис Хорн. Той, которая безвременно оставила этот мир двадцать второго апреля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.

Страх мурашками пробежал по коже Иды, заставив ее похолодеть. Она прижалась ладонями к двери, инстинктивно ища опору.

— Полагаю, это было интересное чтение, — сказала она, безуспешно пытаясь казаться равнодушной.

— Захватывающее! Ты ведь знаешь, что бедная Элис разбилась. Множественные переломы костей, ожоги лица и рук.

— Да, я знаю. Мне пришлось опознавать тело. — Ида прислонилась к двери плечами, охваченная тяжелыми воспоминаниями. — Мы почти год вместе снимали квартиру.

— В отчете об этом тоже сказано. Ида Мэрфи, соседка погибшей, упомянутая в качестве лица, проводившего опознание тела. Как я догадываюсь, это была ты?

— Да, это была я. — Она вздрогнула от непрошеных воспоминаний, боясь даже думать о том, как много ему удалось выяснить. — Послушай, Тед, мне некогда. В отличие от большинства твоих знакомых, мне приходится самой зарабатывать на жизнь. Ты действительно считаешь, что в этом разговоре есть какой-то смысл?

— Разумеется. Я проделал весь этот путь из Флориды именно для того, чтобы поговорить с тобой.

— Ну и ну! Раз Алан тебя не посылал, значит, ты не мог воспользоваться его реактивным самолетом. То есть ты прилетел обычным регулярным рейсом, и причем без всякой причины.

— Я так не считаю, — возразил Тед. Он говорил мягким, негромким голосом, но Иде хотелось повернуться и убежать куда-нибудь далеко-далеко. — Я полагаю, у меня есть замечательная причина быть здесь. Вот она. Согласно отчету следователя, рост Элис Хорн после смерти был пять футов и пять дюймов.

— Обычный средний рост женщины, — сказала Ида. Интересно, заметил ли Тед, скольких усилий ей стоит отвечать с вежливо-равнодушным видом, не показывая других эмоций. — Какое это может иметь значение?

Взгляд Теда пронзил ее насквозь, до костей.

— Элис Хорн была ростом в пять футов и восемь дюймов, когда проходила медицинский осмотр перед поступлением в колледж. Она все еще была такого же роста, когда ездила со своей матерью заказывать кожаное пальто за неделю до своего исчезновения. Но почему-то, когда она умерла в Нью-Джерси менее чем два года спустя, ее рост оказался всего лишь пять футов и пять дюймов. Разве это не любопытно? Можешь ты объяснить, как получилось, что она потеряла три дюйма? Она должна была уменьшаться в росте больше чем на дюйм в год. — Он посмотрел на нее с улыбкой хищника, выследившего жертву. — Мне крайне интересен ваш ответ, мисс Мэрфи, — сказал он, нарочито подчеркнув голосом последние слова.

— Понятия не имею. — Она повернулась, чтобы открыть дверь, надеясь, что он не заметит, как она дрожит. — Я могу только догадываться, что следователь допустил ошибку в измерениях. Такое случается.

— Возможно. Но этот отчет делал стажер, и каждое измерение было проверено окружным следователем. Вы думаете, что они оба ошиблись, мисс Мэрфи?

— Я не знаю! И вообще не понимаю, зачем ты рассказываешь мне все это. Может быть, ошибся не следователь. Ошибку могла сделать машинистка, когда вносила данные отчета в компьютер.

— Возможно. — Тед схватил ее за руку в тот момент, когда она собиралась вставить ключ в замок. — Но, возможно, мисс Мэрфи, мой интерес вызван тем фактом, что я оцениваю ваш рост как раз в пять футов и восемь дюймов. Точнехонько рост Элис.

— Убери от меня свои руки! — Иду уже не заботило, какое впечатление она произведет. Ей хотелось лишь побыстрее скрыться за дверями мастерской. И остаться одной, без Теда. — Твои обвинения не обоснованны. Это смешно. Это безумие. Ты просто сошел с ума!

— Я никого ни в чем не обвинял, — сказал Тед пугающе спокойным голосом. — А что пришло в голову вам, мисс Мэрфи?

— Ради Бога, не называйте меня так язвительно «мисс Мэрфи»! — Во время спора с Кларой Ида ни разу не повысила голоса, но сейчас она кричала. Ее трясло. Тед не имеет никакого права вторгаться в ее частную жизнь после того, как она отказалась от притязаний на наследство Хорнов! Ее жизнь — это ее личное дело, и Теда совершенно не касается.

Изо всех сил выдернув руку, Ида оттолкнула его и вставила ключ в замок. Сейчас она войдет и захлопнет за собой дверь. И, если Тед не поспешит отойти в сторону, стукнет его дверью по носу! Ха! Пусть совершенство его профиля немного поубавится! От этой приятной мысли она почти успокоилась.

Войдя в мастерскую, Ида бросила беглый взгляд на верстак — первая инстинктивная реакция по возвращении домой. Посмотрела снова и остановилась как вкопанная, забыв о том, что собиралась захлопнуть дверь. У нее перехватило дыхание. Она забыла даже о Теде, с ужасом глядя на представшую перед ее глазами картину разрушения. Вместо четырех тяжелых хрустальных ваз, стоявших в ожидании гравировки, и серии небольших ограненных пресс-папье перед ней были сотни тысяч осколков, лежащих маленькими аккуратными кучками посредине верстака.

— Что это? — спросил Тед, тихо войдя в мастерскую следом за ней.

Потрясение Иды было так велико, что она даже не пыталась протестовать, когда он сочувственно обнял ее за плечи.

— Моя работа, — произнесла она. — Я не могу поверить в то, что он уничтожил мою работу!

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить серьезность потерь.

— Кто это сделал? — спросил Тед. — Кто мог сделать такое?

— Пол. — Она сказала это, не раздумывая. В нормальной ситуации внутренний цензор не позволил бы ей сделать такое признание. Но сегодня был тяжелый день, а перед ним было несколько тяжелых недель, и защитные силы Иды были почти исчерпаны.

— Но почему?

— Ты знаешь почему. — Ида была слишком потрясена, обижена, расстроена, чтобы следить за тем, что говорит. — Он разозлился из-за того, что произошло во Флориде. Из-за того, что я рассказала тебе в ночь пожара. Таким способом он решил отомстить.

— Мне совсем не хочется защищать этого типа, но почему ты так уверена, что это сделал он? Он что, угрожал тебе?

— Прямо — нет. — Она, разумеется, не восприняла серьезно сказанные по телефону слова, что он убьет ее. А возможно, — стоило. С коварной интуицией Пол понял, что уничтожение результатов ее труда почти такое же жестокое наказание, как смерть. — Он преследовал меня от самого Клариного дома. Его машина висела у меня на хвосте. Я уверена, что он хотел, чтобы я его заметила.

Иначе он бы держался на пять-шесть машин позади, добавила она про себя.

— Ты думаешь, что таким образом он хотел дать тебе понять, кто это сделал? И это единственная причина, по которой ты его подозреваешь?

— Это в стиле Пола, — сказала она, покусывая губу. — Я знаю, что это сделал он, но я не настолько сошла с ума, чтобы заявлять о нем в полицию.

— Посиди здесь. Надо проверить остальные помещения, — сказал Тед.

Он усадил ее в кожаное кресло, освещенное послеполуденным солнцем. Ида безучастно наблюдала, как он осматривает ее квартиру.

— Кажется, ничего больше не разрушено, — сказал он, возвращаясь после краткого обхода. — Насколько я могу судить, он не тронул то, что не имеет отношения к твоей работе, но оборудование он, кажется, повредил.

Ида машинально посмотрела на ряд стеклодувных трубок у противоположной стены и плавильную печь. Сейчас печь стояла холодная и безжизненная, но во время работы температура в мастерской поднималась почти до сорока градусов. Затем ее взгляд переместился к железному столу, который использовался для прокатывания расплавленного стекла, и к верстаку с гравировочными дисками. Даже с этого расстояния она смогла увидеть, что медный диск перекошен и что по крайней мере две из стеклодувных трубок помяты.

— Он поломал кое-что из оборудования, но это не так важно, — сказала она. — Все, что надо для замены, — это деньги. А их я как-нибудь достану.

Произнося эти слова, она ожидала услышать в ответ язвительное замечание, но он по каким-то причинам предпочел промолчать. Плотно сжав губы, он подошел к верстаку и посмотрел на кучки стекла.

— Ты можешь переплавить это и использовать снова или придется все выбросить?

— Придется выбросить, — сказала она. — Разные изделия требуют разных добавок, которые вводятся в расплав. Он разбил хрусталь и смешал его с цветным стеклом. Я не могу использовать эти осколки.

Тед нахмурился.

— Где ты держишь совок и веник? — спросил он. — И еще нужно ведро для мусора или что-нибудь, куда можно было бы сложить осколки. Пластиковый пакет не годится, он порвется.

— Сейчас все принесу.

Нет никакого смысла сидеть и переживать. Пол уничтожил месяц ее труда, разрушил ту энергию, которую она вложила в эти вещи. Ну и что из этого? Другие причинили ей гораздо больше вреда, имея на это гораздо меньше причин, а она выжила. Решив отбросить сентиментальную жалость к себе самой, Ида встала и направилась в кухню, которая не была отдельным помещением, а просто занимала угол, отгороженный от мастерской тремя шкафчиками. Она остановилась перед раковиной, все еще настолько подавленная потерей, что на мгновение забыла, где у нее лежат веник и совок.

Она оглядела кухонные шкафы, пытаясь вспомнить. Когда ее взгляд упал на угловой буфет, в ней вспыхнула искорка жизни. Может быть, Пол разбил не все? Они никогда не обсуждали ее привычек, связанных с работой, которой он, впрочем, не интересовался, и вряд ли мог подозревать, что она хранит законченные работы в одном из кухонных шкафов. С надеждой она открыла дверцу буфета.

Слава Богу! Ида задрожала от волнения.

— Они здесь! — воскликнула она, поворачиваясь к Теду. — Смотри, эти он не нашел!

Ида показала на полки буфета, где стояло полдюжины ваз. Ее лицо расплылось в широкой улыбке. Она засмеялась: радость от того, что эти работы уцелели, заставила ее почти забыть о потере тех незавершенных вещей.

Тед широкими шагами подошел к ней, улыбаясь почти так же широко, как она.

— Ну вот и отлично! — сказал он, победно поднимая ладонь для приветствия. — Просто замечательно. — Он остановился перед буфетом и вдруг резко изменился в лице.

— Что с тобой? — спросила Ида. — Что случилось, Тед?

— Ничего. — Его голос звучал хрипло. Не отрывая взгляда от полки с ее завершенными работами, он попросил: — Покажи мне то, что тебе нравится больше всего.

Ей не пришлось долго думать. Она осторожно взяла широкую вазу в форме чаши, чувствуя ее приятную тяжесть в своих руках и нежно касаясь кончиками пальцев крошечных впадинок и выступов узора, который она выточила с такой любовью. Эта вещь была ее радостью и гордостью. На поверхности хрустальной вазы был выгравирован зимний пейзаж, навеянный воспоминаниями раннего детства. Покрытые снегом сосны карабкались вверх по бокам вазы, бурлящий между скал ручей извивался через лес вокруг ее основания. Крохотные звездочки сверкали бриллиантами в ночном небе, и неземным блеском сияла полная луна.

Хрусталь был кристально чист, без цветовых добавок. Ида выгравировала рисунок, шлифуя и обтачивая поверхность так, что матовые непрозрачные участки и тончайшие линии создавали иллюзию глубины и объема. Вещь была технически совершенна, но Ида любила ее не за это. В этой вазе она наконец достигла того, о чем мечтала: ей удалось создать нечто, что не было просто изображением зимнего леса в Нью-Гэмпшире. Глядя на пейзаж, она чувствовала, что смогла ухватить душу морозной ночи в заснеженных горах, когда небо кажется бесконечным и целый мир, затаив дыхание, ждет рассвета. Она изобразила темную, безмолвную ночь, без единого видимого намека на присутствие человека или животных, но каким-то образом создавалось впечатление, что в глубине леса прячутся белки и олени, зайцы и бурундуки, чтобы с восходом выбежать навстречу греющим лучам зимнего солнца.

Ида еще никому не показывала эту вазу — даже Кларе, хотя та была признанным критиком ее работ. Отчасти она была рада, что Тед будет первым, кто увидит ее. Она поставила вазу на темно-синюю гранитную поверхность кухонного стола и отступила назад. Ида знала, что вещь хороша, но ей хотелось, чтобы Тед выразил нечто большее, чем просто восхищение. Ей не нужны были вежливые похвалы. Она хотела, чтобы он оценил ее работу сердцем, уловил холодную чистоту ночи и неясное предчувствие конца зимы. Чтобы он ощутил то же, что и она, когда создавала этот рисунок.

Тед долго молчал. Потом прикоснулся к вазе и медленно провел пальцем вдоль линий, создававших иллюзию пенящейся воды в ледяном потоке.

— Вот за этой скалой в норке прячется зайчик, — сказал он, указывая на тонкие очертания берега. — Я знаю, он там, ждет, когда наступит утро. Тогда он проснется, будет резвиться, шалить и радоваться, что скоро зиме конец.

То, что он разглядел скрытую жизнь в кажущейся пустоте, потрясло и одновременно обрадовало Иду. Она не могла допустить, чтобы он понял, как важна для нее его реакция на эту вещь, и потому отвернулась, обхватив себя руками, как будто желая защититься.

— Ида, прости меня, — произнес за ее спиной Тед осипшим от смущения голосом. — Я не хотел тебя обидеть. Эта вещь очень красива, она действительно великолепна. Извини меня за мое невежество. У меня не было особых возможностей изучать искусство, поэтому моя реакция на твою вазу была чисто инстинктивной. Прости, если я сказал какую-то глупость.

— Это не глупость.

Ида с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Из-за ссоры с Кларой, попытки Пола разгромить ее мастерскую и неожиданного приезда Теда она чувствовала себя так, как будто провела несколько последних часов, балансируя на проволоке над ямой, кишащей змеями. Находясь в таком, мягко говоря, несколько взбудораженном состоянии, она боялась, как бы не сказать чего-нибудь лишнего. Каждый раз, разговаривая с Тедом, она сообщала ему о себе больше, чем следовало.

Тед обнял ее сзади за плечи. Сквозь тонкий муслин летней блузки она почувствовала тепло его рук, которое начало медленно проникать сквозь ее кожу, растекаться по телу, пока не достигло того глубоко спрятанного кусочка льда, внутри которого затаились обида и печаль ее воспоминаний. Чувство вины и горечи на мгновение всколыхнулось и снова улеглось, как будто тепло его ладоней было бальзамом, успокаивающим боль. У нее вырвался вздох облегчения, стон отчаяния, всхлип желания.

— Что с тобой? — спросил он нежно. — Я тебя обидел?

Иллюзия целительного прикосновения его рук оказалась слишком хрупкой, чтобы выдержать вмешательство голоса. Она вздрогнула, как будто он дотронулся до обнаженного нерва больного зуба.

— Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, — сказала она, считая, что должна это сказать. Но не успела она договорить, как поняла, что это ложь. Просто ей захотелось испытать глубину своей боли и способность Теда успокоить ее. — Тед, у нас ничего не получится.

— Получится, — проговорил он, прижимаясь щекой к ее шее. — Я обещаю, что все получится. С моей стороны это уже получается.

Ида невольно расслабилась в ответ на нотку юмора в его голосе, и он, воспользовавшись этим, привлек ее к себе, прижавшись сзади всем телом. Она почувствовала его возбуждение. Странно: прежде подобная реакция на нее мужчин вызывала лишь резкое отталкивание. Теперь же сознание того, что он хочет ее, оказало на нее совершенно неожиданное действие. Жаркая волна прокатилась внутри, и, когда его руки обвились вокруг нее и тяжесть ее грудей легла в его ладони, она уже не могла понять, чувствует она трепет его тела или своего собственного.

Как давно это было, подумала она. Должно быть, поэтому я так ужасно хочу его.

По правде говоря, ей вовсе не хотелось ни о чем думать, объяснять себе эти чувства, которые казались такими новыми, неповторимыми, прекрасными. Ей хотелось убежать от запретов своей замкнутой повседневной жизни и погрузиться в теплый, ароматный мир физического наслаждения. Семь долгих лет она взвешивала каждый свой поступок, рассчитывала каждый шаг, проверяла каждую фразу, которую собиралась сказать. Иногда ей казалось, что даже ее мысли не были полностью свободны. Разве она не заслужила права на один безрассудный поступок?

Да, отвечала она себе, пока руки Теда творили чудо. Да, да, да!

В этот вечер, один раз в своей жизни, она позволит себе только чувствовать и совсем ни о чем не думать!

Возможно, Тед был достаточно умен, чтобы понять, что, если он заговорит, чары исчезнут и даже его волшебного прикосновения не будет достаточно, чтобы покорить ее снова. Он всегда так поразительно точно угадывал ее настроение, так легко обнаруживал те уязвимые места, которые она без труда скрывала от других, что сейчас она почти не удивилась его интуитивному выбору: молчание как самое эффективное средство обольщения.

Границы ее мира сузились, время замедлилось. Околдованная, плененная, трепещущая от новых ощущений, она стояла в кольце его рук. Большими пальцами он провел по ее отвердевшим в ту же секунду соскам. Затем расстегнул молнию на джинсах, скользнул руками внутрь, прижимая ладони к ее голому животу. Резкий, сладостный всплеск желания пробудил ее от летаргии, и она повернулась к нему лицом. Не выпуская ее из объятий, он начал покрывать поцелуями ее щеки, губы, грудь, пока все тело не затрепетало от его прикосновений.

Ида пылала, как раскаленное стекло, ожидающее мастера, и чувствовала, как ее тело становится другим, как его ласкающие руки придают ему новую форму, превращая ее в другую женщину, в его неповторимое творение.

Крохотный участок ее сознания, который никогда полностью не отключался, сторож, который следил за ее безопасностью, послал ей последнее слабое предупреждение. Ида проигнорировала его. Тед отнес ее в спальню и откинулся на кровать, увлекая ее за собой. Они перекатились на середину, и она почувствовала тяжесть напористого, требовательного мужского тела. Она ощутила себя в этот момент мягкой, женственной, покорной ему. Ее всегда волновало, может ли она испытать безрассудную страсть. Теперь она знала ответ: да.

Он провел рукой по ее животу и бедрам, раздвинул ноги, его пальцы скользнули внутрь — настойчивые, ищущие, ласкающие. Затянувшийся холод ее добровольного одиночества исчез, растаял под жаром его желания. Ее вселенная сжалась до одного-единственного ощущения, имя которому было — Тед. Он отвел ее руки за голову, чтобы окинуть взглядом с головы до ног, а затем накрыл своим телом, проникая глубоко в ее плоть. Дрожь приближающегося финала охватила ее, пробегая от кончиков пальцев ног вверх. Он замедлил движения, дразня и искушая ее, доводя наслаждение до почти невозможного предела.

В тот момент, когда она думала, что он наконец подвел ее к блистательному экстазу, он приподнялся на руках и посмотрел на нее серыми, потемневшими глазами. Забыв о гордости, она яростно вцепилась в него.

— Не останавливайся, — умоляла она, — Тед, пожалуйста, не останавливайся.

Он улыбнулся и произнес ее имя. Затем сделал последнее, завершающее движение. Ее тело изогнулось дугой, дрожа от захватывающего дух наслаждения. Он упал поверх нее, порывисто дыша.

Минуты две она была почти в бессознательном состоянии. Наконец, собрав силы, чтобы высвободить руку, она оттолкнула Теда и села на постели.

Не открывая глаз, он пробормотал:

— Иди сюда, солнышко. Не уходи, Элис. У нас еще вся ночь. — И неожиданно ощутил довольно чувствительный удар в челюсть.

— Подонок, — прошептала Ида. — Грязный подонок!

Тед открыл глаза. Широко. Сел на постели, потирая подбородок.

— В чем дело? Что с тобой, черт возьми?

— Как ты назвал меня сейчас?

Он сразу все понял. Продолжая массировать челюсть, он бросил на нее притворно невинный взгляд:

— Думаю, я назвал тебя по имени.

— Ты назвал меня Элис! Ты назвал меня так два раза!

Волосы Теда все еще были спутаны, лоб покрывала испарина, но он уже полностью контролировал себя.

— Почему бы мне не называть тебя Элис? — спросил он. В его голосе слышался холодок. — Ты ведь Элис Хорн, разве не так?

— Я говорила тебе, что она умерла! — Ида замахнулась, чтобы снова ударить его, но на этот раз он перехватил ее руку и без всяких усилий отвел удар.

— Я помню, что ты мне говорила, — сказал он.

— Я Ида Мэрфи! — закричала она, лицо ее покраснело от бессильной ярости. — Я Ида Мэрфи, черт бы тебя побрал!

Он посмотрел на нее взглядом, полным сожаления.

— Я все понимаю, — сказал он мягко. — Может быть, ты расскажешь мне, как это случилось?

Пол пребывал в отвратительном настроении, когда вернулся в убогую квартирку, которую в последние несколько месяцев вынужден был называть своим домом. Похоже, ему придется жить здесь еще довольно долго. И все из-за этой сучки, Иды Мэрфи, и ее беспричинной паники по поводу пустякового пожара в коттедже для гостей у Хорнов. Он терпеть не мог эту квартиру. От ужасного коврового покрытия до кухни с мебелью цвета авокадо и ванной с кое-как положенным белым кафелем, убогость которого оскорбляла его изысканный вкус.

Он прошлепал через гостиную и включил телевизор. Разумеется, кроме бейсбола, смотреть было нечего. Карл Маркс ошибался, подумал Пол, переключая каналы и хмуро глядя, как взрослые мужики в полосатой форме гоняются за прыгающим мячиком. Вовсе не религия опиум для народа, а спортивные передачи. Он с отвращением выключил телевизор.

Все его планы на сегодня провалились. Он собирался навестить свою старую подругу Клару. Если она в настроении, то можно было рассчитывать, по крайней мере, на приличный ужин. Подъезжая к Клариному дому, он заметил отъезжающую Иду. Поддавшись безотчетному порыву, он последовал за ней, но на полпути понял, что ему абсолютно нечего сказать ей. Кроме того, в таком настроении, как сегодня, он может сорваться и наброситься на нее с кулаками. Пол не отличался щепетильностью в вопросах морали, но все-таки придерживался правила не драться с женщинами. Даже с такими безмозглыми сучками, как эта Ида Мэрфи, которая вполне заслуживает, чтобы ее отхлестали по заднице. Проклиная себя за глупость, он развернулся и поехал обратно к Кларе.

Приглашения на ужин, на которое он так надеялся, не последовало. Клара разговаривала по телефону с одной из этих чертовых организаций, которые пекутся о сексуальных меньшинствах, и велела ему уходить. Она выглядела очень расстроенной, что на нее не похоже. Вообще-то, Клара — женщина что надо, если не считать того, что она, без сомнения, гей. К тому же она еще и толстушка, а Пол никогда не увлекался полными женщинами. Так что, поскольку Кларина сексуальная ориентация его лично никак не задевала, он обычно довольно снисходительно относился к тем лесбиянкам, которые крутились около нее.

Но не сегодня. Сегодня ему нужна была компания и приличная еда. И надо же, что как раз сегодня Клара была склонна проливать слезы по своим подружкам-лесбиянкам, и, значит, он обречен сидеть в этой унылой квартире и смотреть телевизор. Господи, страшно подумать, на какое дно он опустился! Он погладил усы, поражаясь, что такой красивый и интеллигентный мужчина, как он, умудрился довести себя до такого жалкого состояния.

Он почти обрадовался, услышав звонок в дверь. Даже если это группа религиозных фанатиков, желающих обратить его в свою веру, то, по крайней мере, он получит удовольствие, хлопнув дверью им по носу.

Звонок раздался снова.

— Да, да, иду! — закричал он, перешагивая через стопку старых газет на пути к входной двери. Глянув в глазок, он испытал шок; сердце сжалось от недоброго предчувствия. Господи! Неужели они решили сдать его полиции? — Что вы хотите? — спросил он через домофон, не открывая дверь.

Сквозь глазок он видел, что посетитель держит в руках бутылку виски «Гленливет» и улыбается.

— Эй, Пол, давай поговорим!

Пол родился не вчера и не был дураком.

— О чем? — Он не стал открывать дверь и даже не отодвинул задвижку. — Нам не о чем разговаривать.

— Напротив. Я хочу узнать у тебя кое-что об Иде Мэрфи.

— Зачем?

Улыбка не сходила с лица посетителя.

— Не буду же я объяснять это здесь! Почему бы нам не выпить пару стаканчиков виски и не заказать закуску? Я знаю отличное французское бистро, которое обслуживает этот район.

Еда, хорошее виски и избавление от телевизора. Против такого набора устоять было невозможно. Пол отпер дверь и распахнул ее, приглашая посетителя войти.

— Прошу прощения за беспорядок. У меня сегодня не убирали.

— Все нормально. Нет проблем, — опять улыбнулся посетитель.

Какого черта он все время улыбается? — подумал Пол.

Посетитель расчистил место для бутылки на кухонном столе.

— Где у тебя стаканы? — спросил он.

— Вон там. — Пол повернулся в сторону запыленной стойки в углу гостиной.

Пуля ударила его точно в центр спины, разорвав спинной мозг и пробив левый желудочек сердца. Он умер, так и не поняв, что произошло.

Когда ты должен уйти, пуля в спину — не самый плохой вариант, думал убийца Пола, глядя сверху вниз на свою жертву. Никакой суеты, никакой суматохи, никаких волнений. Да, неплохой способ умереть, особенно для парня, который впутался в дела, которые его не касаются.

Волосы Пола разметались по сторонам, обнажив поредевший участок на темени. Губы убийцы скривились. Он испытывал отвращение к физическим несовершенствам, а лысина в его представлении была основным несовершенством для мужчины.

Он обошел квартиру, вытаскивая ящики столов и вываливая их содержимое на пол. Он не мог представить убийство Пола как ограбление, поскольку для этого пришлось бы вынести из квартиры телевизор и еще что-нибудь подобное. Поэтому не оставалось другого выхода, как замаскировать его под инцидент с наркотиками. Он вынул из внутреннего кармана пиджака пластиковый пакетик с героином — всего двести пятьдесят граммов, но этого достаточно, чтобы предположить, что Пол был распространителем, — и опустил его в унитазный бачок в грязной ванной комнате. Если верить всем фильмам, которые он когда-либо смотрел, это первое место, куда заглянет полиция.

Убийца вернулся в гостиную, старясь ни к чему не прикасаться и не задевать одеждой мебель. Не потому, что беспокоился, как бы не оставить отпечатки пальцев или волокна ткани, а потому, что боялся микробов. Боже, какая паршивая квартира и выглядит так, как будто тут несколько месяцев не убирали.

Он бросил последний взгляд на дело своих рук. Все прошло, как было запланировано. На то, чтобы выстрелить и подбросить героин, ему хватило семи минут. Теперь надо быстро смываться отсюда и возвращаться в аэропорт. Сегодня его ждут в Нью-Йорке, там он сегодня и будет. По расписанию.

Ева будет ждать его. Он улыбнулся. Он сейчас в таком состоянии, что Еву ожидает интересная ночь.

Удовольствие выстрелить в спину не идет, к сожалению, ни в какое сравнение с пожаром, думал убийца, покидая квартиру Пола. Впрочем, какой бы способ он ни выбрал, убийство Пола никогда не смогло бы обеспечить ему того волнующего трепета, который ожидает его, когда он в конце концов решит, что пора положить конец жизни Элис Хорн.

Ида Мэрфи. Элис Хорн. Позаботившись о Поле, самое время перейти к более серьезным и более интересным делам.

Он сел в машину и влился в поток автомобилей.

Наслаждайся жизнью, Элис, пока у тебя есть такая возможность! Я приду за тобой. И очень скоро.

9

Ида была в ярости. Она злилась на Теда и в не меньшей степени — на себя. Было невыносимо думать, что Тед — подонок, что он соблазнил ее только для того, чтобы выведать ее самые глубокие, самые интимные секреты. Это было даже хуже, чем думать, что он считает ее настолько слабой, настолько психически уязвимой, что просто сжалился над ней. После месяцев, проведенных в психиатрической больнице, Ида ненавидела, когда ее жалели.

Дрожа с головы до ног, она спрыгнула с кровати, прихватив простыню и заворачиваясь в нее, как в тогу. С мрачным юмором она отметила про себя, что ей все время приходится спрыгивать голой с кровати, когда рядом с ней Тед Паркер.

Несмотря на ярость, ее тело все еще пылало от наслаждения, подаренного его любовью. Нет, поправила она себя, не любовью, а искусной техникой секса. Она не собиралась заворачивать их опрометчивый кувырок в постель в глянцевую обертку романтической любовной истории!

Выражение лица Теда оставалось раздражающе мягким.

— Иди сюда, — нежно позвал он ее.

— Нет, спасибо. — Она перекинула конец простыни через плечо и направилась к двери в ванную. — Только не пойми меня превратно, Тед, — добавила она. — Секс был отличный. В высшей степени. Если тебе понадобится рекомендательное письмо, дай мне знать.

Он, как молния, выпрыгнул из постели следом за ней. С той только разницей, что не стал беспокоиться о простыне.

— Я не заслуживаю такого, — сказал он, тяжело дыша.

Она предпочла сделать вид, что не поняла его.

— Ты слишком низкого мнения о себе, Тед. Ты устроил замечательное представление.

Он пробормотал сочное ругательство и сделал шаг вперед, помешав ее попытке уйти с гордо поднятой головой. Ее сердце сильно забилось, но не от страха.

— Дай мне пройти. Мне нужно в ванную.

— Подожди минуту. — Он схватил ее за запястье и развернул лицом к себе. Теперь, чтобы не смотреть на него, ей пришлось бы закрыть глаза. Она не собиралась проявлять такую слабость и оставила их широко распахнутыми, уставившись на его подбородок. — Проклятье, — сказал Тед, все еще неровно дыша. — Я думал, то, что произошло между нами, имеет значение для нас обоих: и для тебя, и для меня!

— Ну, для тебя — безусловно! — Она сердито прищурилась. — Ты провел очень важное расследование. Перестань прикидываться, Тед. Я знаю, что ты завлек меня в постель только для того, чтобы назвать меня именем Элис в тот момент, когда я не контролировала себя. Ты хотел увидеть мою реакцию на… на ее имя.

— Ради Бога, подумай, что ты говоришь! — выпалил он. Его губы побелели от злости. — Неужели ты не понимаешь, насколько смешны твои слова? Я не ложусь в постель с женщиной для того, чтобы хитрым способом устраивать выяснение ее личности в середине оргазма!

— Тогда почему ты назвал меня Элис?

— Потому, что это я не контролировал себя, черт возьми! И потому, что я в мыслях называл тебя так! Разве не ты сама в первую же нашу встречу сказала мне, кто ты такая?

Он взъерошил ладонью волосы. Ида отметила, что сейчас он совсем не похож на того изысканного бизнесмена, который встретил ее во Флориде неделю назад. Если бы она не знала, что только что произошло, она подумала бы, что у него вид разочарованного любовника.

— Скажи мне, Тед, если ты в самом деле не проводил выяснение личности, тогда зачем ты затащил меня в постель?

Он слишком долго медлил для такого решающего момента.

— Потому что ты мне нравишься, — ответил он наконец. — Потому что, несмотря ни на что, я думаю, что нравлюсь тебе. Потому что я нахожу тебя красивой и желанной. Потому что я надеялся, что мы доставим удовольствие друг другу…

Ида саркастически улыбнулась. Она не могла себе позволить поддаться очарованию его объяснений. Уж в его-то положении президента «Хорн Индастриз» он наверняка постоянно встречает красивых женщин. Зачем ему она, с ее средней внешностью и весьма скромными «постельными навыками»?

— Замечательная заключительная речь, Тед. Прямо как из учебника о том, как стать нежным, чувственным современным мужчиной.

В его глазах вспыхнуло негодование, сменившееся хорошо знакомым холодным блеском.

— Нет смысла говорить с тобой, — сказал он. — Ты либо вообще не слушаешь меня, либо так напугана, что не желаешь услышать то, что я говорю. — Он выпустил ее запястье. — Ты, кажется, шла в ванную. Не смею тебя задерживать.

Ей следовало сразу же выскользнуть. Было ясно, что этот спор не приведет ни к чему хорошему. Но, вместо того чтобы молча уйти, она не удержалась от еще одной беспомощной попытки переубедить его.

— Я не Элис Хорн! — сказала она. — Ты ошибаешься на этот счет, Тед. Я — Ида Мэрфи, ее бывшая соседка.

— Безусловно, — ответил он, отворачиваясь и подбирая свою одежду. — Я верю тебе. Алан много раз говорил мне, что его дочь, Элис Хорн — отважная девушка. Про тебя этого никак не скажешь, правда?

На этот раз ей хватило ума, чтобы не спросить, что он имеет в виду. Вскинув голову, она вошла в ванную, захлопнув и заперев за собой дверь. Мужчины! В подобные моменты она вполне могла понять, почему Клара рекомендовала поголовную кастрацию мужчин. Сейчас она была почти готова использовать скальпель.

Отыскав совок и веник, Ида заметала разбитое стекло, когда Тед вышел из душа. Она ожидала его появления, но, услышав звук шагов по бетонному полу мастерской, занервничала так, что нечаянно вонзила длинный осколок прямо в указательный палец.

Стекло разрезало палец под наихудшим из возможных углов. Закапала кровь. Она выдернула осколок, сунула палец в рот и принялась оглядываться в поисках бумажных салфеток. Разумеется, их нигде не было видно.

— Проклятье! — вырвалось у нее.

— Вот, возьми. — Тед шагнул к ней, держа в руках целую коробку.

— Спасибо. — Она вытянула пару салфеток, чувствуя неловкость. Интересно, как это два человека могли лежать вместе в постели в самых тесных объятиях, а затем, меньше чем через двадцать минут, избегать смотреть друг другу в глаза?

— Позволь мне взглянуть, — сказал Тед, когда кровь начала просачиваться сквозь обернутую вокруг пальца салфетку. — Слишком сильное кровотечение для такого небольшого пореза. Может быть, там осталось стекло?

Она посмотрела на обмотанный салфеткой палец. Порез был глубоким, вполне возможно, что внутри есть незамеченный кусочек стекла. Неохотно она протянула ему руку, сердясь на себя за то, что даже такое прозаическое действие напоминает ей о совсем других его прикосновениях.

А Тед, казалось, был совершенно свободен от щекочущих нервы воспоминаний. Он размотал пропитавшуюся кровью салфетку с бесстрастностью врача и осторожно развел в стороны края пореза.

— Стекла не видно, — сказал он. — Промой рану холодной водой под краном на кухне, а я принесу антисептик и бинт. Где у тебя аптечка «первой помощи»?

— В ванной, в маленьком угловом шкафчике, пластмассовая коробка.

Тед отправился в ванную, а Ида подошла к кухонной раковине. Все к лучшему, сказала она себе. В этих обстоятельствах гораздо естественнее, если они с Тедом будут вести себя просто как вежливые знакомые. Конечно, было бы замечательно провести остаток этой ночи, лежа в объятиях Теда, болтая ни о чем, потягивая вино, а проснувшись утром, выпить вместе с ним кофе со свежими бубликами из гастронома на углу… Но разве не безумие мечтать о том, чего не может быть?! Тед — правая рука Алана Хорна, и, по-видимому, они хорошие друзья. Та близость, которой она жаждет, наверное, невозможна ни с одним мужчиной, и менее всего — с таким, как Тед. Лучше сразу — здесь и сейчас — признать, что их отношения не имеют будущего. А раз так, то будет более благоразумным оборвать их до того, как…

Она потеряла мысль. До того, как что? Ида пыталась найти ответ, отрешенно глядя на струю воды. И вообще, что из последних ее поступков попадает под определение «благоразумный»?

Тед вернулся с бело-голубой коробкой в руках. Ида выключила воду и протянула ему палец. По многолетнему опыту работы со стеклом она знала, что порез даже от крошечного осколка иногда заживает целую вечность. Кровь все еще сочилась из ранки, ничего удивительного в этом не было. Тед аккуратно промокнул кожу вокруг пореза, покрыл ее тонким слоем антисептической мази и забинтовал.

— Все готово, — сухо сказал он. — Я могу еще чем-нибудь помочь тебе? Может быть, убрать остатки стекла?

— Нет, спасибо. Почти все уже сделано. Я привыкла иметь дело с разбитым стеклом.

— Да, я догадываюсь.

Изобразив любезную улыбку, Ида протянула руку, но тут же отдернула, прежде чем Тед успел коснуться ее.

— Ну, до свидания, Тед. Не хочу тебя задерживать.

На его губах появилась ироническая улыбка.

— Человек с развитой интуицией мог бы подумать, что ты хочешь, чтобы он ушел.

Она попыталась светски улыбнуться, но губы предательски задрожали.

— Я думаю, это было бы лучше всего.

Это смешно — хотеть, чтобы он остался. Это безумие — желать, чтобы он наклонился, крепко поцеловал ее в губы и снова увел в спальню. В постели все будет замечательно, она не сомневалась в этом. Но что будет после?

Тед поставил аптечку на кухонный стол.

— Я нашел это на полу спальни, — сказал он, вынимая из кармана пиджака золотой медальон ее бабушки. — Кажется, застежка сломалась. Я думаю, он зацепился за что-то.

Ида выхватила медальон у него из рук. Боже, как она могла забыть, что на ней был медальон, когда Тед уложил ее в постель! Она нащупала большим пальцем потаенную защелку. Открывал он его или нет? Видел ли фотографии ее родителей? Она заметила, что Тед пристально наблюдает за ней. Виноватый румянец залил ее щеки.

— Это вещь Элис, — сказала она. Ее голос звучал глухо и неестественно. Интересно, почему та ложь, которую она спокойно произносила годами, вдруг застряла у нее в горле? — Она, то есть Элис, подарила мне этот медальон на день рождения.

Тед едва кивнул.

— Застежку починить нетрудно. А вот цепочка нужна более прочная.

— Да, цепочка немного тонковата для такого медальона. Я заменю ее. Было бы ужасно потерять последний подарок Элис. — Это прозвучало лучше, с облегчением подумала Ида. Более гладко и убедительно…

Но Теда ее слова, кажется, не убедили. Не обратив внимания на ее последнее замечание, он достал из внутреннего кармана пиджака небольшой серебряный футляр и извлек из него свою визитную карточку.

— Это для тебя, — сказал он, записывая на обороте номер телефона. — Мои секретари отвечают по этому телефону круглосуточно. Они всегда знают, где меня можно найти.

— И сейчас тоже?

— Почти всегда, — внес он поправку, и легкий румянец окрасил его скулы.

Ида взяла карточку кончиками пальцев.

— Спасибо, но я думаю, она мне не понадобится, — сказала она, вновь изобразив на лице приятную улыбку. Она положила карточку в карман блузки. — У нас нет никаких причин поддерживать связь, разве не так?

Тед долю секунды помедлил у двери.

— Я не знаю, — ответил он. — Я подожду, что скажешь ты.

Ида промолчала. Закрыв за ним дверь, заперев ее на цепочку и задвижку, она наконец почувствовала себя в безопасности. Довольно! Она заставит себя перестать думать о Теде. После того как Пол уничтожил результаты месяца ее работы, у нее хватает проблем и без Теда Паркера. За разбитые вазы она уже получила задаток, теперь ей придется много дней работать без передышки, чтобы сделать новые к обещанному сроку. Такая досада! Денег от продажи одной вазы хватило бы на оплату аренды студии за месяц!

Ида поставила компакт-диск с увертюрами Вагнера и включила музыку на полную громкость. Надо позволить этой прекрасной мелодии заполнить сознание до такой степени, чтобы вытеснить все остальное.

Ида считала, что Вагнер — замечательная фоновая музыка для домашней работы. Напевая, она подошла к мусорному баку, чтобы высыпать последнюю порцию битого стекла, как вдруг, между двумя грохочущими аккордами, в ее сознании всплыло слово «салфетки».

Боже мой, бумажные салфетки! С пересохшим ртом, с тяжело бьющимся сердцем, Ида бросила совок в раковину и побежала обратно к верстаку. Ей хватило доли секунды, чтобы убедиться, что пропитанных кровью салфеток, которыми она обертывала порезанный палец, там больше нет.

Они в мусоре, подумала она. Я бросила их туда, даже не обратив на это внимания.

Она ринулась к шкафчику под раковиной и проверила содержимое мусорного бачка. Салфеток не было видно. Отгоняя тревожные мысли, она заставила себя расстелить на кухонном полу газету и вытряхнула на нее весь накопившийся за день мусор. Она нашла два скомканных бумажных полотенца, но ни одной салфетки, даже той, которой Тед промокал ее палец перед тем, как перевязать!

Ида приказала себе не впадать в панику. Но нельзя было отрицать очевидное: окровавленных салфеток не было. Ни в бачке для мусора, ни в огромном баке для битого стекла — нигде в мастерской… А это могло означать только одно: Тед забрал их с собой.

Увертюра к «Лоэнгрину» сменилась «Полетом валькирий». Барабаны выбивали дробь, звенели тарелки, но Ида не слышала ни звука. Она думала только о том, что Тед Паркер получил отличный образец ее крови.

И, несомненно, он собирается немедленно отдать его на анализ в генетическую лабораторию.

Рейсовый самолет в Нью-Йорк был почти пуст — приятная неожиданность, но она никак не могла помочь избавиться от недовольства собой. Чувство вины, с кривой усмешкой подумал он, не самый удобный попутчик.

Он остановил такси и сел на заднее сиденье, чтобы как-нибудь вытерпеть сорокаминутную дорогу до Манхаттана. Таксист был типичным нью-йоркцем. Иммигрант из какой-то страны с непроизносимым названием, он вел машину с безумной яростью человека, недавно вырвавшегося из зоны военного конфликта. Все прочие транспортные средства на дороге были врагами, которых надо было обходить на бешеной скорости. Мелкие препятствия, вроде выбоин на дороге, брались с ходу, с беспечным равнодушием и к заднему мосту машины, и к пассажирам. Кондиционер доносил до Теда редкие порывы холодного воздуха, но он был не в силах справиться со стойким запахом марихуаны. Тед, далеко не новичок в нью-йоркских такси, безропотно откинулся на сиденье, надеясь, что, вопреки всякой логике, таксист еще не совсем окосел.

Неожиданно появившийся грузовик просигналил и одновременно перестроился в другой ряд, подрезав такси. Водитель грузовика и таксист перекидывались ругательствами в течение нескольких секунд, прежде чем попытаться изменить положение. Наконец с последним громким проклятием таксист вывернул руль вправо и втиснулся перед солидным «кадиллаком». Сзади завизжали тормоза, и в зеркале заднего вида отразилась широкая ухмылка таксиста.

Решив, что лучше не смотреть, как они пробираются через Трайборо-бридж, Тед расстегнул молнию своего кожаного портфеля и вынул два пластиковых пакета для сэндвичей, в которых он хранил салфетки со следами крови, украденные у Иды. Одна была влажная, со смесью воды и крови, другая уже высохла. Он не знал, какой образец лучше для лабораторных исследований, не знал точно, сколько крови потребуется для генетического анализа, но прикинул, что если виновные в изнасиловании могут быть идентифицированы по совсем незначительным следам спермы, то имеющейся у него крови должно хватить.

Тед убрал пакеты обратно в портфель и попытался устроиться поудобнее на продавленном сиденье машины. К сожалению, совесть беспокоила его гораздо сильнее, чем духота и сломанные пружины. Он убеждал себя, что у него нет причин чувствовать себя виноватым. В конце концов, он ведь не разрезал палец Иды преднамеренно. Он просто воспользовался случаем, который послала ему судьба. Ида будет в ярости, когда обнаружит, что он сделал, но будет уже поздно. Теду было просто необходимо знать правду о личности Иды, и он был готов пережить ее гнев.

Даже без генетического теста он был на девяносто процентов уверен, что Ида — на самом Деле пропавшая наследница Хорнов, но понимал, что немногие согласятся с его доводами: ведь если она — Элис, то какого черта продолжает доказывать всем, что она Ида Мэрфи?

После той ночи, когда загорелся флигель, он понял, что надо не просто полагаться на инстинкт, а начинать накапливать твердые факты. Первый факт, который ему было необходимо установить, — это кто такая на самом деле Ида Мэрфи. Потом ему нужно было выяснить, почему она так странно себя ведет. И тогда он, может быть, сможет понять, почему, черт возьми, он по уши влюбился в нее.

Тед сознавал, что его чувства к Иде — самое безумное во всей этой безумной ситуации. После ранней женитьбы на однокурснице и вежливого развода при минимальных сожалениях с обеих сторон он направил всю свою энергию на карьеру. У него была парочка необременительных связей, но семидесятичасовая рабочая неделя оставляла не слишком много времени для знакомства с интересными женщинами и тем более для развития глубоких отношений. И, уж во всяком случае, влюбляться в женщину, которая, по логике вещей, не должна ему даже нравиться, было не в его привычках.

Во Флориде, когда он в первый раз увидел Иду, его реакция была сильной, примитивной и ошеломляющей. Он хотел ее. Его немедленно начал преследовать образ Иды, лежащей раскинувшись на его кровати, яркий, сводящий с ума самыми эротическими деталями. И что бы ни происходило в дальнейшем, его реакция на нее не менялась. Каждый раз, когда он видел Иду, он хотел ее. Более того, когда ее не было рядом, он беспокоился и переживал. Он по-настоящему ревновал к Полу Хейзену, с ума сойти!

Сумбурность чувств никогда не нравилась Теду. Его выводила из себя нелогичность собственного поведения. Ему казалось, что если он узнает правду о прошлом Иды, то сможет лучше понять ее, а заодно и себя, сможет наконец восстановить контроль над своими чувствами. Быть может, он даже сумеет хоть немного разобраться, почему он начинает сходить с ума от желания уложить ее в постель всякий раз, когда оказывается в радиусе десяти шагов от нее. Он запутался и устал — больше всего от того, что желанная женщина всякий раз раздваивалась в его воображении. Кто же она — Ида Мэрфи или Элис Хорн? Черт возьми, ему тридцать пять, а не пятнадцать!

Этот визит к Мэрион Хорн должен стать первым шагом к выяснению истинного прошлого Иды. Чудесным образом Мэрион не только оказалась дома, когда он позвонил ей из аэропорта, но и согласилась встретиться с ним, как только он прилетит в Нью-Йорк. И вот он здесь, в восемь часов вечера в воскресенье, едет в этом такси, надеясь добраться живым до пентхауса Мэрион в центре Манхаттана, и еще более горячо надеясь, что Мэрион согласится дать ему образец своей крови для генетического анализа.

Тед пытался продумать, что он скажет Мэрион, чтобы убедить ее: генетическое исследование — лучший способ разгадать тайну прошлого Иды Мэрфи. Из полдюжины претенденток на деньги Хорнов только ей одной удалось убедить, что она может быть давно пропавшей наследницей. И вот теперь наконец появилась реальная возможность внести в это дело окончательную ясность. А главное — так просто: достаточно послать образцы крови в одну из многочисленных генетических лабораторий, разбросанных по стране.

К его удивлению, и Мэрион, и Алан встретили это предложение без энтузиазма, еще когда речь шла о предыдущих претендентках. Тед пытался убедить их, что единственный надежный способ установить личность каждой из этих девушек — это представить образцы крови для сравнения ее ДНК с ДНК ее предполагаемых родителей. Но они оба заявляли, что согласятся на генетический анализ только в крайнем случае.

Вероятно, Тед продолжал бы уговаривать их, если бы в свое время Уолтер не поймал одну из своих предполагаемых сестер на дюжине несоответствий и не настоял на ее проверке через полицию. Поиск по отпечаткам пальцев подтвердил, что Уолтер был прав в своих подозрениях. Самозванка оказалась двадцативосьмилетней женщиной по имени Дорин Палек, которая уже была ранее замечена в подобных мошенничествах. После разоблачения Дорин вопрос о генетическом тесте отпал сам собой, и Тед так и не понял, почему Алан и Мэрион всегда так сопротивлялись этому.

— Угол Восточной шестьдесят восьмой и Мэдисон. — Таксист остановил машину перед входом в здание, на крыше которого размещалась роскошная квартира Мэрион Хорн. Тед передал ему пару банкнот и выбрался наружу. Такси с визгом и грохотом сорвалось с места и умчалось прочь.

Привратник узнал Теда и вежливо кивнул:

— Добрый вечер, мистер Паркер. Миссис Хорн ждет вас. Она предупредила, что вы приедете.

— Позвоните ей и скажите, что я поднимаюсь, хорошо? — попросил Тед, подсовывая ему пару баксов.

— Да, сэр, сейчас будет сделано.

Тед вошел в лифт. Стены лифта были из дымчатого стекла, а на полу лежал коврик, который бежевой вязью по ярко-синему фону сообщал, что сегодня воскресенье. Тед никогда не мог понять, с какой целью производилась ежедневная смена ковриков: то ли для того, чтобы произвести впечатление на посетителей фактом наличия в здании семи разных ковриков для лифта, то ли как подсказка для хозяев, чье богатство так давило на их мозги, что у них возникали проблемы с запоминанием скучных мелочей, вроде имеющего место быть дня недели. Тед подозревал последнее.

Пожилой мужчина в черном пиджаке, сером жилете и брюках в тонкую полоску уже стоял, ожидая Теда, в вестибюле квартиры Мэрион, когда лифт остановился на восьмом, самом верхнем этаже здания. Бекстер служил в семействе Хорн уже четверть века. Тед знал его с тех пор, как шесть лет назад начал работать в «Хорн Индастриз».

При первой встрече с Бекстером Тед, который до этого никогда не сталкивался с настоящим живым дворецким, решил, что этот человек грозен и могущественен, как сам Господь Бог. Теперь, по прошествии нескольких лет, Тед был более искушен в жизни и не так впечатлителен. Черт, конечно нет! Теперь Бекстер пугал его не больше, чем папа римский с коллегией кардиналов.

Тед откашлялся и подавил импульсивное желание поправить воротничок.

— Добрый вечер, Бекстер. — Через несколько лет, подумал Тед, он, может быть, отважится спросить имя дворецкого. Еще лет через сто он осмелится назвать его по имени.

— Добрый вечер, мистер Паркер.

— Чудесный вечер, правда? Мягкий для этого времени года.

С Бекстером, как уяснил для себя Тед, следовало соблюдать все правила приличия. Это быстрее и легче приводило к цели. Любая попытка с наскока перейти к делу только увеличивала задержку.

Бекстер наклонил голову с легким кивком одобрения.

— Да, сэр. Нам повезло с погодой в этом месяце. Могу я взять ваш саквояж или вы предпочитаете иметь его при себе?

— Спасибо, я возьму его с собой. Мне могут понадобиться некоторые документы. Миссис Хорн готова принять меня?

— Да. Миссис Хорн заказала легкий ужин на террасе. Если вам угодно пройти, сэр, я распоряжусь, чтобы он был подан немедленно. Насколько мне известно, повар приготовил холодного лосося под соусом и фруктовый щербет.

— Звучит замечательно, благодарю вас.

Тед оценил предоставленную ему честь появиться на террасе без сопровождения дворецкого. Он попрощался быстрым кивком и пошел в указанном направлении.

Шаги Теда гулко звучали по мраморному полу коридора. Услышав, что он приближается, Мэрион неторопливо подошла к дверям закрытой террасы, предшествуемая легким запахом духов «Джой». Безупречно элегантная, в строгом темно-синем платье из шелковой чесучи, она протянула ему тонкую изящную руку.

— Тед, вы на несколько минут раньше, чем я ожидала! Должно быть, ваш самолет прилетел вовремя.

— Да, вовремя. И скорость движения на дороге от Ла-Гардиа в город оказалась довольно высокой. — Тед пожал ее руку, размышляя об удивительном контрасте между холодной элегантностью Мэрион и чувственной красотой Иды. Неужели они действительно мать и дочь? Сейчас в это трудно было поверить.

Мэрион предложила выйти на воздух, и он последовал за ней к застекленной двустворчатой двери, ведущей на огромный балкон.

— Вид с этой высоты никогда не перестанет поражать меня, — сказал он, подходя к перилам и вдыхая запах высоких гераней в горшках и старомодных гвоздик, выращиваемых специально ради их аромата. — Захватывающее зрелище.

— Манхаттан летней ночью имеет особую прелесть, — согласилась Мэрион. — Этим летом было достаточно много дождей, и Центральный парк весь в цветах и в зелени. Я уверена, что это влияет на качество воздуха в этой части города. А, вот пришла Консуэла с нашим ужином. Я думаю, лучше есть внутри, иначе нас закусают комары.

Горничная молча расставила несколько накрытых крышками блюд на столике у дверей на балкон, уже сервированном на двоих. Когда она вышла из комнаты, появился Бекстер, неся в ведерке со льдом шампанское «Дом Периньон». Тед ни разу не видел, чтобы Мэрион пила что-нибудь, кроме этого напитка, не считая чая «Эрл Грей». Бекстер поставил ведерко рядом со столиком, наполнил шампанским два высоких бокала и с вежливым поклоном обратился к Мэрион:

— Нужно ли еще что-нибудь принести, мадам?

— Нет, все отлично, спасибо.

Дворецкий вновь поклонился и удалился прочь. Мэрион жестом пригласила Теда садиться. Затем она умудрилась потратить целых пять минут на мучительно деликатное разделывание холодного лосося, ледяного аспарагуса в голландском соусе и прозрачно-тонких ломтиков хлеба из цельной пшеницы с маслом. Тед был голоден, но набивать желудок в присутствии Мэрион ему казалось неприличным. Поэтому он положил крошечные порции, поклявшись себе, что закажет огромную пиццу, как только доберется до Третьей авеню.

Как заметил Тед, то, что им подали на ужин, было гораздо лучше на вид, чем на вкус. Шестью месяцами раньше Бекстер, впервые обнаружив характер, отказался служить в одном доме с Евой Крюгер. Как явствовало из сегодняшнего ужина, Мэрион принесла большую жертву, согласившись выполнять требования своего дворецкого. Кстати. Тед никогда не мог понять, почему Бекстер так невзлюбил Еву, которая казалась такой приятной и легкой в общении и была превосходной кухаркой. Надо сказать, дворецкий и не смог выдвинуть никаких причин, кроме той, что приятели Евы звонят ей в любое время дня и ночи и беспокоят прислугу.

Тед полагал, что проблема легко разрешима: установка личного телефона была бы небольшой платой за удовольствие от пищи, которую готовила Ева. Правда, глядя на Мэрион, можно было предположить, что пища если и интересует ее, то только с эстетической стороны. Так что она, скорее всего, даже не заметила потери.

Тед впервые сидел за столом вдвоем с Мэрион, хотя до этого часто встречался с ней на политических обедах Алана и на благотворительных собраниях Тед хорошо знал своего шефа, но сейчас почувствовал, что очень слабо разбирается в отношениях Алана и Мэрион. Пока Мэрион расправлялась со своим лососем, повествуя о последней выставке средневекового искусства, Тед вдруг обнаружил, что думает о ней вовсе не как о жене Алана Хорна, но как о женщине, которая живет сама по себе. С удивлением он понял, что после шести лет знакомства он не знает о ней ничего, кроме голых фактов ее биографии.

Оглядывая комнату, он задавался вопросом, почему ее хозяйка, родившаяся после окончания второй мировой войны, решила обставить свою манхаттанскую квартиру так, как будто это особняк в Филадельфии 20-х годов. К традиционному британскому дворецкому и холодной строгости убранства добавлялось то, что сама Мэрион обладала несколько старомодными манерами, которые не допускали возможности откровенного разговора или раскованного смеха. Наблюдая за ней в роли хозяйки дома, было не только невозможно представить ее матерью Иды Мэрфи, было невозможно представить ее вообще чьей-нибудь матерью. Алан был смелым мужчиной, если отважился сделать ее беременной. Тед даже вообразить не мог, что можно делать в постели с таким безупречным айсбергом.

Мэрион как будто прочла его мысли. Она бросила на него иронический взгляд и поставила бокал с шампанским. Тед почувствовал, что краснеет. Насмешка заплясала в ее необыкновенно голубых глазах — первый проблеск жизни, который заметил Тед за весь вечер, — и у него перехватило дыхание. В этот момент, на какую-то долю секунды, он увидел пугающее сходство с Идой.

Мэрион положила вилку на край тарелки.

— Ну вот, мы, кажется, исчерпали тему неполноценности современного искусства, поэтому можем двигаться дальше. Зачем вы хотели видеть меня, Тед? Как я поняла, это неотложное дело.

— Это касается Иды Мэрфи. Я был у нее сегодня в ее студии в Провиденсе.

Мэрион промокнула уголок своего безупречно чистого рта идеально белой льняной салфеткой.

— Насколько я поняла, мисс Мэрфи заявила, что она самозванка.

— Да, это так. — Тед поставил шампанское на стол. — Но я ей не верю.

Возможно, Мэрион и была айсбергом, но соображала она быстро.

— Если Ида Мэрфи действительно моя дочь, то почему она так внезапно отказалась от своих притязаний? Можете ли вы назвать хоть одну причину, Тед?

— Да, — откровенно сказал он. — Я думаю, она боится.

С величайшей осторожностью Мэрион положила старинный серебряный нож на тарелку рядом с такой же вилкой. — Боится чего?

— Она думает, что кто-то пытается убить ее. — Только ответив на вопрос, Тед осознал, что начал ясно понимать поведение Иды.

— И что же, вы полагаете — она права? Ее пытаются убить?

— Возможно. — Краткие, лишенные эмоций вопросы начали раздражать Теда. Он отодвинул назад кресло, которое тоже раздражало его своими тонкими позолоченными ножками и бархатными подлокотниками. — Она убеждена, что пожар в Нью-Гэмпшире был устроен не Беном Дженкинсом.

— Но полиция была уверена, что это сделал именно он!

— Я знаю. — Тед бросил на стол салфетку, чувствуя, что его раздражение нарастает. — Но затем случился новый пожар — когда Ида была у нас во Флориде.

— Я говорила с начальником пожарной команды. Как я поняла, он полагает, что пожар устроен либо Полом Хейзеном, либо самой Идой Мэрфи.

— Ида не поджигала, — сказал Тед. — Я готов поставить прибыль на следующий год против дюжины пончиков, что Ида не имеет никакого отношения к пожару.

Мэрион сделала легкое движение плечами.

— Исходя из того, что Алан говорил мне о Поле Хейзене, он был вполне способен справиться и без чьей-либо помощи.

— Я знаю, и я согласен с Аланом — теоретически. — Тед растер рукой отчего-то затекшие мышцы шеи. Он облокотился о стол, глядя прямо в глаза Мэрион. И вдруг — неужели это только показалось? — в ее глазах мелькнула боль, настолько неприкрытая и сильная, что он вздрогнул. — Вы что-то знаете, Мэрион? — быстро спросил он, забыв о вежливости. — Есть что-то, о чем вы не хотите мне рассказывать, да?

— Разумеется нет.

Мэрион уже вполне овладела собой. Но Тед уже не поддался обману. Внутри у него все кипело от негодования. Что за дела, черт возьми, с этими Хорнами? Почему ему приходится с таким трудом добывать каждую крупицу информации?

— Сказать вам, что я думаю? — спросил он. — Я считаю, что Ида Мэрфи — это Элис Хорн, ваша дочь. А еще я думаю, что вам стоит спуститься со своей башни из слоновой кости и нанести ей визит.

Мэрион встала и вышла на балкон. Она не произнесла ни единого слова, не попыталась извиниться за то, что покинула стол. Явный признак волнения, подумал Тед.

— Если она Элис, то где она была до сих пор и почему выбрала именно этот момент для своего возвращения?

— Я не знаю точного ответа ни на один из этих вопросов. Хотите выслушать мои предположения?

— Да, — ответила она, не оборачиваясь.

— Я думаю, что Элис Хорн и девушка по имени Ида Мэрфи познакомились в психиатрической больнице вскоре после того, как сгорел коттедж в Нью-Гэмпшире, и Элис исчезла. Я думаю, что они, вероятно, были похожи внешне, — настолько, что их можно было принять за сестер. В больнице они подружились и, когда выписались, решили снимать квартиру вместе. — Тед сделал паузу, и Мэрион медленно повернулась.

— Продолжайте, — сказала она. — Что случилось потом?

— Одна из них погибла в автокатастрофе.

Мэрион сжимала и разжимала руки.

— Которая?

Тед посмотрел ей прямо в глаза.

— Интересный вопрос, — сказал он. — Я полагаю, что это была Ида Мэрфи. Но в свидетельстве о смерти говорится, что это Элис Хорн.

— Почему? Как произошла ошибка?

— Потому что оставшаяся в живых, кто бы она ни была, опознала погибшую, кем бы та ни была. Девушки были похожи, тело погибшей было сильно изуродовано. Они обе сбежали из дома. Не было причин сомневаться в правильности опознания.

— Бумаги? Бумаги в разбившейся машине?!

Мэрион говорила как будто спокойно, но Тед вдруг понял, что она задает такие странные, короткие вопросы просто потому, что не в состоянии построить более длинные предложения. Приглядевшись, он увидел, что она с трудом удерживает себя в руках. Посеревшая под слоем макияжа кожа, напряженная фигура выдавали ее смятение. Это ошеломляющее открытие потрясло его. Оказывается, Мэрион Хорн, этот холодный великосветский айсберг, на самом деле нормальная женщина. А холодность ее свидетельствует только о том, что она привыкла жестко контролировать свои чувства, а вовсе не о недостатке этих чувств.

— Мэрион, — сказал он мягко. — Если этот разговор причиняет вам боль…

— Бумаги! — повторила она сквозь стиснутые зубы. — В разбившейся машине должны были быть документы. Как та, что выжила, смогла раздобыть документы?

— Я не знаю, — ответил Тед. — Но они жили вместе, а Элис была очень умна. Может быть, это была чистая случайность. — Тед вспомнил, как помогла ему судьба в том, что Ида порезала палец. — Может быть, Ида схватила не свою сумочку, когда уходила утром из дома… Такое случается.

— Вы подгоняете детали, — проговорила Мэрион. — Но вся нарисованная вами картина не имеет смысла. Почему Элис Хорн решила стать Идой Мэрфи? Мы возвращаемся к началу, к тому месту, с которого начали. Основной вопрос остался непроясненным.

Нужная мысль озарила Теда подобно вспышке прожектора на поле боя, высвечивая бугры, ямы и трещины, которые до этого казались плоской поверхностью чужой территории.

— Да нет же! — воскликнул он. — Разве вы не видите?! Элис боялась, что автомобильная авария была еще одной попыткой убить ее. Поэтому она решила обмануть убийцу: подсунуть ему ту жертву, которую он хотел. Ему нужна была Элис Хорн? Так пусть он получит ее и успокоится. Она заявила, что изуродованное тело — Элис Хорн, и присвоила себе личность Иды Мэрфи.

Мэрион долго молчала.

— Я хочу встретиться с этой девушкой, — сказала она наконец.

У Теда вырвался вздох облегчения.

— Вы увидитесь с ней. Очень скоро. Но сначала мы должны быть абсолютно уверены, что мои догадки верны и что девушка, называющая себя Идой Мэрфи, в действительности Элис Хорн.

— Не собираетесь ли вы пойти на попятную, Тед? Пока я не увижу ее, вы не сможете узнать, кто она.

— Это не совсем так, — сказал Тед. — Даже если вы увидите ее и решите, что это ваша дочь, это не будет доказательством. Я думаю, что в наши дни ни один суд не примет ваши слова как доказательство, поскольку существует свидетельство о смерти Элис Хорн. Кроме того, вам ни к чему подвергать себя такой эмоциональной травме. Я предлагаю гораздо лучший способ установить правду об Иде Мэрфи. — Он расстегнул молнию своего портфеля и вынул пластиковые пакеты с испачканными кровью бумажными салфетками. — Это образцы крови Иды Мэрфи, — торопливо заговорил он, боясь, что Мэрион оборвет его и так же, как раньше, откажется подвергнуться тесту. — Если вы согласитесь дать мне немного вашей крови, я смогу послать образцы в заслуживающую доверия генетическую лабораторию, и они дадут нам определенный ответ о происхождении Иды Мэрфи. Насколько я знаю, они могут идентифицировать детей и родителей с достоверностью более девяноста девяти процентов.

Он надеялся на согласие. Он приготовился мужественно встретить отказ. Но она задала вопрос, которого он менее всего ожидал.

— Эта девушка… Ида… она добровольно дала вам образцы крови?

В первое мгновение Тед хотел солгать. Но затем привычка к честности взяла верх.

— Нет, — сказал он, прикидывая, окажется ли правда губительной для его плана. — Она порезала палец осколком стекла, а я взял эти салфетки без ее ведома. — Некий демон честности вынудил его добавить: — Она рассвирепеет, когда обнаружит это.

Мэрион сорвала гвоздику и поднесла к лицу.

— Забавно, — сказала она. — Я любила Элис больше всех в целом свете. Она была для меня центром вселенной. Но, наверное, она единственная в нашей семье, кто никогда не понимал этого.

Тед пытался сообразить, какое отношение это признание имеет к просьбе об образце крови. Спросить он не осмелился. Мэрион снова отвернулась и уставилась в темноту Манхаттана. Она не двигалась. Казалось, что она даже не дышит. Почти целую минуту Тед видел только напряженную линию ее плеч. Затем она резко повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я дам вам образец крови при одном условии.

— Каком?

— Вы не скажете об этом Алану.

Просьба удивила Теда, но решительное выражение ее лица удержало его от вопросов.

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен.

Мэрион слабо улыбнулась.

— Идемте в ванную, — сказала она. — Я думаю, там найдется стерильное лезвие.

10

Отжиговая печь была выключена два часа назад, и температура в мастерской наконец опустилась настолько, что можно было существовать. Ида налила себе стакан чая со льдом и вернулась к верстаку. Она была усталой и голодной, но почти счастливой, впервые за последние дни. Четыре хрустальные вазы стояли на верстаке, мерцая в предвечерних лучах солнца. В одной был пузырек воздуха, в двух других можно было заметить другие погрешности, но самая большая, почти пятнадцать дюймов в диаметре, была абсолютно совершенна. Каждый раз, когда Ида смотрела на нее, ей хотелось улыбаться.

Ваза была готова для гравировки. Ее должен был покрыть резной узор с изображением колибри и диковинных цветов. Ида уже приготовила фотографии, которые послужат основой рисунка, завтра можно начать работу, используя специальные восковые мелки. Хрусталь — относительно мягкий материал, он довольно легко режется, и, как только гравировальный диск будет починен, она сможет заняться вырезанием рисунка. Эрик, слесарь, живущий по соседству, обещал отремонтировать диск сегодня. Возможно, он занесет его вечером. Если нет, Ида сама заберет его завтра утром. Можно надеяться, что к концу следующей недели ваза будет полностью готова. Ида провела пальцами по гладкому краю вазы и широко улыбнулась. Ни одно чувство в мире не сравнится с восхитительным ощущением после удачного рабочего дня в мастерской.

Если не считать любви с Тедом Паркером…

Улыбка Иды мгновенно погасла. Она прижала запотевший стакан с холодным чаем к своему горячему лбу. Воспоминания о Теде Паркере были вне закона, и она сердилась на себя, что позволила одному из них всплыть на поверхность памяти. Ее эйфория улетучилась, сменившись знакомой смесью страха и необоснованных надежд. Хорошо создавать иллюзию безопасности, спрятавшись в мастерской и погрузившись в работу, но реальный мир продолжает угрожающе стучаться в ее дверь. Ее прошлое грозит взорвать ее настоящее, и тогда ударной волной сметет многих. Она часто задавалась вопросом: выживет ли она сама? Иногда ей казалось, что ей слишком долго везло и теперь судьба начинает отворачиваться от нее…

Вступив два месяца назад в переговоры с Полом Хейзеном, она выбрала опасный путь. Сейчас она понимала, что несмотря на все предосторожности, одним лишь фактом своего появления на пороге дома Алана, она выпустила из бутылки джинна, которым уже не может управлять. Ясно, что Тед собирается отдать бумажные салфетки, которые он стащил у нее, в генетическую лабораторию. Для сравнения ему понадобится кровь либо Мэрион, либо Алана. К кому из них он обратится с этой просьбой — вот вопрос, который не давал ей покоя. И захотят ли они помочь ему?

До поездки во Флориду Ида беспечно полагала, что ей ничто не угрожает. Она не сомневалась, что в случае малейшей опасности ей ничего не будет стоить просто разоблачить Алана как мошенника. Сейчас ее поражало, как она могла быть столь наивна. Алан ни за что не сдастся без боя, будет нападать внезапно и решительно, как раненое и загнанное в угол животное. Если она все-таки решила идти вперед и разоблачить Алана, она должна действовать тайно и быстро, ни на секунду не забывая, что ее жизнь будет под прицелом. Разумеется, она может забыть о мщении, о справедливости, вообще забыть о своей семье и отступить назад, в безопасное анонимное существование. Но вряд ли теперь ей удастся найти надежное место, где спрятаться: даже на краю света ее сердце будет вздрагивать от каждого стука в дверь.

Она вылила остатки чая в раковину, тупо глядя на исчезающие в сливе кубики льда. Она вообще не была сейчас уверена, что хочет, чтобы Алан предстал перед судом за убийство. В восемнадцать лет мир полон черно-белых истин. Сейчас простирающийся перед нею ландшафт казался окрашенным в тысячи оттенков мрачно-серого цвета. Арест и осуждение Алана причинят боль многим людям, в первую очередь — Мэрион и Уолтеру, которые не совершали никаких преступлений. С другой стороны, жители Флориды заслуживают того, чтобы узнать, что один из кандидатов на пост губернатора — убийца. Ида надеялась, что он проиграет в первом туре, но ошиблась. И сейчас все опросы общественного мнения показывали, что он с большим перевесом идет к победе на ноябрьских выборах. Разве она не обязана рассказать избирателям то, что знает?

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда Ида проходила через холл, направляясь в спальню. Должно быть, это Эрик с гравировальным диском, решила Ида, сразу воспрянув духом. Шлепая по кафельному полу плетеными кожаными сандалиями, она подошла к двери, посмотрела в глазок — и увидела Алана Хорна.

Наверное, она вызвала его силой своей мысли, с сожалением подумала Ида. Уже семь лет она знала, что должна бы ненавидеть его, но ей никогда не удавалось упаковать все свои чувства в такую простую и аккуратную коробочку. У Иды засосало под ложечкой. В глазок ей было видно, как Алан ходит взад-вперед по ее дворику, и, очевидно, нервничает. На Алане был безупречный костюм и галстук с эмблемой, напоминавшей о двадцать пятой годовщине его военно-морской службы на борту авианосца «Дух свободы».

Ида скривила губы. Алан не упускал случая напомнить, что во время вьетнамской войны он добровольно пошел в действующую армию, когда большинство его ровесников поспешно удирали в Канаду или пристраивались на теплые места в Национальной гвардии. Во Флориде, где проживало много отставных военных, его служба в армии действительно воспринималась очень хорошо. Его соперник в кампании по выборам губернатора каждый раз путался, пытаясь объяснить, почему он предпочел в комфортабельных условиях изучать юриспруденцию в то время, как Алан находился в далекой бухте Субик-Бей, патрулируя берега Вьетнама и поддерживая безопасность в Южно-Китайском море ради блага богобоязненных американцев. Мэрион родила Элис, когда Алан был в армии. Одна из наиболее впечатляющих фотографий в рекламном наборе Алана изображает смущенно улыбающуюся Мэрион, которая протягивает возвратившемуся «защитнику» трехмесячную Элис, чтобы он поцеловал ее.

Алан снова нажал на звонок, и Ида открыла дверь, оставив цепочку на месте.

— Что вам нужно?

Он смотрел на нее почти умоляюще.

— Только поговорить, — сказал он. — Пожалуйста, Элис, нам действительно надо поговорить.

Одно дело разговаривать с Аланом, когда они окружены другими людьми. И совсем другое — приглашать его к себе домой. Одного. Без свидетелей. Ида была не настолько беззаботна и попыталась закрыть дверь.

— Нам нечего сказать друг другу. Нечего.

Но он вставил ногу между дверью и косяком.

— Элис, пожалуйста! Если ты не скажешь мне, чем я обидел тебя, я этого не вынесу. — Для Алана, уроженца Новой Англии шотландского происхождения, умолять о чем-то было не просто. Он покраснел от неловких попыток выразить свои чувства. — Я любил… я люблю тебя, Элис. Что случилось? Почему ты убежала? Даже если тебе нет дела до меня… Ты ужасно обидела свою мать! Она была совершенно убита, когда ты исчезла.

Она вспыхнула от ярости, его лицемерие возмутило ее.

— Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Как вы смеете являться сюда с претензией, что я — единственная, кто причинил боль Мэрион? Меня от вас тошнит, потому что я знаю, что за человек скрывается под этой приглаженной личиной!

Он побледнел.

— Так ты об этом? Я знаю, я не идеален, и я не был лучшим из мужей, но уверена ли ты, что имеешь право упрекать меня в этом?!

Иду затрясло от возмущения.

— Уберите от двери свою ногу! — воскликнула она. — Не подходите ко мне или я вызову полицию! И как это будет выглядеть с точки зрения вашей выборной кампании, господин Кандидат-в-Губернаторы? Алан Хорн арестован за приставания к молодой художнице? Довольно броский заголовок, хотя я могу придумать несколько других, еще более губительных для вашей репутации. Причем, правдивых.

— Элис… — Он хотел что-то сказать, но не успел. У дома со скрежетом затормозила машина. Алан выпрямился. — К тебе кто-то приехал.

Ида посмотрела во двор.

— Клара! — воскликнула она с облегчением, увидев шагающую к дому подругу. Она сняла цепочку и распахнула дверь. Имея Клару в качестве свидетеля, она может не бояться Алана. — Что случилось? Ты подъехала так, как будто за тобой гнались черти.

Клара заметно трясущейся рукой вынула изо рта сигарету. Ее взгляд скользнул мимо Алана, казалось, она не замечает его. Она ничем не обнаружила, что узнала в нем человека, чье прошлое изучала в течение нескольких последних недель.

— Пол Хейзен, — хрипло сказала Клара. — Он мертв.

— Мертв? — Ида повторила это слово, как будто слышала его впервые. — Как он может быть мертв? Я видела его вчера днем. С ним все было в порядке.

— Наверное, это было до того, как он впустил в свою квартиру какого-то типа, который выстрелил ему в спину.

Ида почувствовала, как окружающее поплыло перед глазами.

Господи Боже небесный, прошу, не надо еще одной смерти, моя совесть просто не выдержит!

Она потрясла головой, пытаясь сосредоточиться, и ее взгляд остановился на Алане.

— Кто его убил? — резко спросила она.

Клара глубоко затянулась сигаретой.

— Полиция думает, что это связано с наркотиками. Я сказала им, что Пол не употреблял наркотики. Он оттягивался только на женщинах и выпивке. Кстати, мне надо выпить. Дай мне войти, малыш, и покажи, где там у тебя крепкие напитки.

— Конечно, входи. — Ида жестом пригласила подругу внутрь и обнаружила, что Алан Хорн все еще здесь, хотя и отошел в сторону.

Сейчас она просто не могла вынести его присутствия. Боже, какой это безжалостный, лишенный всяких моральных принципов человек! Ей пришло в голову, что, возможно, он явился для того, чтобы сообщить ей о смерти Пола Хейзена и позлорадствовать. Иде стоило большого труда сдержаться и не наговорить лишнего. Если она выскажет слишком много диких обвинений, то вполне может снова оказаться в психиатрической лечебнице, где заботливые сиделки будут пичкать ее таблетками каждые два часа. Ида хорошо понимала, что психическая неустойчивость, отмеченная в ее истории болезни, сыграет против нее, если ей придется открыто сразиться с Аланом.

— Клара, — изо всех сил пытаясь взять себя в руки, сказала она подошедшей подруге. — Это Алан Хорн. Он сейчас уезжает. Алан, это Клара Харвей, политический репортер «Глоуб».

Клара обернулась и протянула руку, внимательно вглядываясь в Алана.

— Рада познакомиться, мистер Хорн. Я с интересом слежу за вашей избирательной кампанией.

Алан пожал ее руку с сочувствующим выражением на лице.

— Мне жаль, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах. Пол Хейзен работал в моей компании пять лет, и мне грустно слышать о его смерти. Сейчас в городах очень много насилия, а проблема наркотиков совершенно вышла из-под контроля.

И тут Ида не выдержала, она уже не могла позволить ему просто так уйти, произнеся эти ужасающие банальности.

— Хватит предвыборных речей, — сказала она. — Где вы были вчера вечером, мистер Хорн? Быть может, в Провиденсе, неподалеку от квартиры Пола?

— В Провиденсе? — Вид Алана выражал искреннее удивление. — Ты думаешь… ты можешь думать… что я имею какое-то отношение к убийству Пола Хейзена?

Лицемерный ублюдок! — подумала Ида, сдерживая непонятное желание заплакать.

— У вас было множество причин ненавидеть его, — сказала она. — Гораздо больше, чем можно предполагать.

— Ида! — остановила ее шокированная Клара. — Успокойся, малыш.

Новость о смерти Пола, видимо, глубоко потрясла Клару, потому что в нормальном состоянии она бы бросилась за Аланом, как терьер за крысой. Не потому, что подозревала его в совершении убийства, а просто исходя из того общего принципа, что политикам всегда есть что скрывать, а репортерам — выискивать.

Сквозь загар Алана проступила бледность.

— Все в порядке. Я понимаю, что… мисс Мэрфи… расстроенна. Я действительно не испытывал симпатии к Полу Хейзену. Но я не убиваю людей, которые мне не нравятся. Иначе за мной тянулся бы шлейф из мертвых тел, рассеянных по всей стране.

— Может быть, так оно и есть! — сказала Ида, совершенно осмелев благодаря Клариному присутствию.

Алан задумчиво смотрел на нее.

— Возможно, мне следует благодарить мое чудовищное предвыборное расписание, — сказал он. — К счастью, мой вчерашний день был расписан до минуты. В какое бы время ни был убит несчастный Пол Хейзен, мое алиби твердо, как скала. Я был вчера во Флориде, а вечером вылетел в Нью-Йорк, чтобы поужинать с мэром. Если я и был один, то не более десяти минут.

Лгать насчет такой легко проверяемой вещи, как его расписание, было бы глупо, а он не был глуп. Ида почувствовала совершенно непонятное облегчение, узнав, что Пол был убит не Аланом Хорном. Может быть, ей не стоит взваливать на себя вину за смерть Пола? Наверное, она напрасно ставит себя в центр вселенной и считает, что убийство Пола связано с ней. Ведь не исключено, что полиция права насчет наркотиков. Боже, прошу тебя, пусть полиция окажется права! Пол мог быть убит каким-нибудь распространителем наркотиков, который был недоволен сделкой, или даже грабителем… А как насчет одной из его бывших жен? Господь знает, сколько у него их было, и каждая имела веские причины ненавидеть его. Ида позволила себе сохранить надежду.

Алан повернулся, чтобы уйти, и Клара решила попрощаться.

— Приятно было познакомиться с вами, мистер Хорн. Желаю удачи в вашей кампании.

— Спасибо. — Он одарил ее одной из своих наиболее обаятельных улыбок. — Я не привык слышать такие искренние добрые пожелания от журналистов.

Клара пожала плечами.

— Я читала ваши программные заявления. Я думаю, многое из того, что вы говорите, разумно, особенно насчет необходимости найти путь для защиты окружающей среды без ликвидации умеренно-прибыльных предприятий.

Алан кивнул.

— Я четверть века занимался строительством. Я знаю, что для осуществления коммерчески выгодных проектов совсем не обязательно выкорчевывать бульдозером каждое дерево и осушать каждое болото в окрестности. Я хочу убедить особо заинтересованные группы перестать кричать друг на друга и начать слушать. Иногда уровень шума при обсуждении спорных вопросов так высок, что голос умеренных просто тонет в нем.

— Например, по вопросу о геях в армии? — предположила Клара. — Здесь очень много шума и мало света.

— Да, действительно. Но, признаюсь, это не тот предмет, которому я уделяю много внимания. Вы ведь знаете, что нам, политикам, приходится делать выбор среди множества проблем. Иначе, нахватавшись поверхностных знаний в дюжине вопросов, мы не будем реально разбираться ни в одном. Я чувствую, что неплохо знаю то, что касается строительства и окружающей среды, потому что занимался этим всю жизнь.

Клара сделала долгую, глубокую затяжку.

— Все знают о вашей службе в военно-морских силах. Поэтому мне казалось, что вы должны иметь четкое мнение по вопросу о геях в армии.

— Нет, — ответил Алан. — Это не так. Я считаю, что решением проблем армии должны заниматься наши военные руководители и, разумеется, наш главнокомандующий. До свидания, мисс Харвей. Мне было приятно побеседовать с вами, но я должен возвращаться в отель, пока мой менеджер не направил на розыски поисковую партию.

Алан вышел через железную калитку, отделяющую маленький дворик Иды от дороги. «Кадиллак» с дымчатыми стеклами выехал из аллеи и плавно затормозил перед машиной Клары. Алан сел на переднее сиденье «кадиллака» рядом с водителем. Клара проводила взглядом отъезжающий лимузин, затем вздохнула и вошла в студию.

— Где выпивка, малыш? Я свихнусь, если не глотну чего-нибудь.

Ида открыла буфет.

— У меня только водка и бутылка бренди, которая стоит с прошлого Рождества.

— Водка — это отлично. Мне со льдом.

— Как ужасно то, что произошло с Полом! — сказала Ида, протягивая Кларе стакан и наливая себе слабую смесь водки и тоника. — Никто не заслуживает пули в спину. Прости, Клара, я не знаю, что сказать. Ты давно знаешь Пола. Должно быть, тебе сейчас очень тяжело.

— Да уж, так или иначе, это самое паршивое событие на этой неделе. Пол, конечно, был еще тот сукин сын, но это был мой сукин сын! Ты понимаешь, что я хочу сказать? Когда мы попали в колледж, поначалу нам пришлось очень непросто. Представь себе: двое ребят из Вайоминга. Нам было чему поучиться! Черт, я даже не знала, что я гей, пока не поступила в колледж. Это было таким потрясением! Пол провел кучу времени, держа меня за руку в тот первый год. Что за чертовщина! Ну почему он открыл эту треклятую дверь?!

Обычно Клара не особенно переживала по поводу своей сексуальной ориентации. Очевидно, известие о смерти Пола глубоко потрясло ее. Даже ее беседа с Аланом Хорном была какой-то странной. Ида ожидала, что Клара начнет пытать его насчет его политики в области землепользования, где он был потенциально уязвим. Вместо этого она бросила ему ни с чем не связанный вопрос о геях в армии, на который Алан даже не попытался ответить. А что еще более странно, — она позволила ему спокойно уйти.

Клара отхлебывала водку маленькими глотками, слишком взволнованная, чтобы сидеть на месте.

— Что здесь делал Алан Хорн? — спросила она, останавливаясь перед четырьмя новыми вазами и восхищенно проводя рукой по поверхности самой большой из них. — Между прочим, чертовски красивая вещь.

— Спасибо. — Ида решила, что сейчас не время рассказывать Кларе о своих подозрениях насчет одного из последних деяний Пола, когда он проник в ее мастерскую и уничтожил плоды ее месячного труда. — Я не знаю, зачем Алан приходил ко мне. Он сказал, что ему нужно поговорить.

— Ты действительно думаешь, что он что-то знает об убийстве Пола? Или это безосновательное обвинение, которое ты бросила просто потому, что терпеть его не можешь? — Вопрос Клары был направлен верстаку. Почему-то она старалась избегать взгляда Иды.

— Я была разозлена, — признала Ида, — и просто накинулась на него. Но я думаю, он был вполне способен организовать убийство Пола, если бы ему это потребовалось. Я ведь знаю, что он уже совершил одно убийство… — Произнеся это, она поняла, что разговор вернулся прямо к тому предмету, который вчера вызвал ссору между ней и Кларой.

И Клара не замедлила подхватить нить вчерашнего спора:

— Ты думаешь, что он способен совершить убийство, потому что веришь рассказу Элис Хорн? Ты действительно веришь, что Алан поджег коттедж в Нью-Гэмпшире, зная, что она внутри?

Ида вздрогнула.

— Да. Я убеждена, что он пытался убить Элис.

— Но каковы были его мотивы? Она говорила тебе о них?

— Деньги, — коротко ответила Ида. — Деньги, которые оставил Элис брат Алана, Дэвид. По условиям трастового договора в случае смерти Элис весь фонд переходит к Алану.

Клара с хрустом разгрызла кубик льда.

— Зачем Алану деньги? Он и так богат.

— Тот, кто хочет стать президентом Соединенных Штатов, никогда не будет достаточно богат, — сказала Ида. — Двадцать миллионов долларов дали бы отличный старт избирательной кампании Алана.

Клара залпом допила стакан.

— Нужно быть ненормальным, чтобы пытаться убить собственного ребенка!

— Ненормальным… или просто очень честолюбивым.

Клара резко обернулась, протягивая стакан:

— Мне нужно выпить еще… — сказала она. — Я могу?

— Конечно, Клара, наливай сама. А насчет вчерашнего… Я должна извиниться перед тобой. Ты была права. Я не сказала тебе всей правды. Есть причины, по которым я этого не сделала и все еще не могу сделать. Но я сказала тебе абсолютную правду об Алане. Я знаю, что он пытался убить Элис. Более того, я не думаю, что его характер изменился. Я подозреваю, что он устроил пожар в домике для гостей во Флориде, потому что боялся, что я — это Элис. Именно поэтому я уехала из Флориды. Я испугалась, что Алан Хорн может убить меня.

Клара положила кубики льда в стакан с водкой.

— Я понимаю, — сказала она. — Но ты не можешь обращаться в газеты с такой ерундой, потому что никто тебе не поверит.

— Да, не могу. Ты ведь не поверила мне, хотя давно меня знаешь. Если даже ты думаешь, что я ошибаюсь насчет Алана, с какой стати любой другой уважающий себя репортер мне поверит? Я провела шесть месяцев в психиатрической больнице и теперь хочу убедить мир, будто один из самых популярных политиков Америки пытался совершить убийство! — Она горько улыбнулась. — Может быть, мне лучше обратиться в «Нэшнл инкуайрер»? Они могли бы напечатать мои обвинения рядом с историей о том, как Биг Фут спасает брошенных в лесу новорожденных близнецов.

Клара по третьему разу начала обходить мастерскую. Водка в ее стакане быстро убывала.

— Знаешь, вчера все было не совсем так, как тебе показалось, — сказала она. — Я разозлилась на тебя, потому что это было легче, чем злиться на себя. Ты не сказала всей правды, но и я тоже.

— Ты? — Ида озадаченно посмотрела на подругу. — Но ведь мы не говорили о тебе!

Клара вымученно улыбнулась.

— Говорили, малыш, хотя ты не могла об этом знать. — Она поставила пустой стакан на верстак и уставилась на фотографии колибри, пьющих водичку из поилки. Когда Клара подняла голову, Ида с изумлением увидела, что в ее глазах блестят слезы. — Ты помнишь прошлое лето? Моя мать умирала от рака груди, и я ездила в Вайоминг, чтобы побыть с ней.

— Да, конечно, помню.

— Я провела дома две недели, — сказала Клара, доставая сигарету. — И это были две самые Богом проклятые недели моей жизни.

— Еще бы, дорогая! Потерять мать — конечно, это ужасно.

— Да, но для некоторых это тяжелее, чем для других. — Клара нервно закурила. — Мама была ужасно рада видеть меня. Она не могла много говорить и берегла силы для того, чтобы спросить о самых важных для нее вещах. Например, о том, когда я собираюсь выйти замуж.

Сердце Иды сжалось от сочувствия.

— Боже мой, Клара! Тебе, наверное, было невыносимо слышать это.

Клара безрадостно усмехнулась.

— Хочешь знать, что произошло дальше? Я решила, что раз моя мать умирает, то, может быть, настало время сказать ей правду. Что я и сделала. Я сказала ей, что была бы рада иметь ребенка, но не знаю, произойдет ли это когда-нибудь, потому что я — гей и не вполне понимаю тех лесбиянок, которые решаются стать матерями-одиночками. И меня волнует, что будет чувствовать мой ребенок, когда мне придется объяснить ему, что его папа — неизвестный донор, а его мама потеряла сознание, как викторианская девица, в тот единственный раз, когда попыталась лечь в постель с мужчиной.

Ида видела, что Клара на грани срыва.

— Что сказала твоя мама? — спросила она так мягко, как только могла.

— Она ничего не сказала. — Клара приоткрыла глаза, но две слезинки успели выкатиться из них. Она шлепнула себя по щекам. — Черт! Эта водка сделала меня плаксивой.

— Я представляю себе, как нелегко было вам обеим. Тебе — сказать ей правду. А ей… Она ведь из другого поколения и прожила всю жизнь в маленьком городке со старомодными взглядами. Я думаю, ей было тяжело слышать это.

— Это мягко сказано, — ответила Клара. — На самом деле, когда я закончила свою маленькую речь, мама просто закрыла глаза и повернулась лицом к стене. Она больше не разговаривала со мной, хотя и нашла в себе силы сказать персоналу больницы, чтобы меня больше не впускали в ее палату ни при каких обстоятельствах. В следующий раз я увидела ее уже во время похорон. Папа посмотрел на меня так, как будто я представляла из себя нечто отвратительное; брат отвел меня в сторону и двадцать минут кричал на меня: как я могла в такой момент говорить о своей извращенной сексуальности! Неужели я так испорчена, что даже не могла дать своей матери спокойно умереть… А моя невестка заявила, что я окажу большую любезность всей семье и штату Вайоминг, если никогда больше не вернусь сюда. После этого никто из них не разговаривал со мной.

Ида обняла Клару за плечи.

— Моя бедная Клара. Почему ты не рассказала мне? Я знала, что ты тяжело переживала смерть мамы, но и представить не могла, что это было так ужасно!

— О некоторых вещах очень больно говорить, — сказала Клара. Она достала платок и высморкалась. — Будь все проклято. Я не знаю, о ком я сейчас плачу. О тебе, о себе или о маме. Или, может быть, даже о Поле, этом паршивце.

— Может быть, о своем отце или о брате… — тихо предположила Ида. — Подумай, сколько они потеряли, выкинув тебя из своей жизни.

Клара хмыкнула.

— Я уверена, что они так не думают, но все равно, спасибо, малыш. Ты хороший друг. Если я выпью еще водки, можно, я пристроюсь сегодня у тебя на диване?

— Конечно, Клара. Располагайся. Давай, а налью тебе. — Ида наполнила стакан. — Наслаждайся, детка, потому что это последний стакан. Если только мы не примемся за рождественский бренди.

— Трех стаканов должно хватить для умеренного похмелья. Твое здоровье. — Минуту или две она сидела молча, понемногу отхлебывая из стакана, затем вздохнула. — Ты чертовски понятливая, Ида. Тебе, наверное, интересно, почему я вдруг нарушила молчание и рассказала тебе эту сентиментальную историю о смерти моей матери?

Ида пристроилась на другом конце дивана.

— Ну и почему?

— Потому что она непосредственно связана с тобой и с твоей охотой на Алана Хорна…

Ида ожидала услышать все что угодно, но не это. Она в замешательстве встряхнула головой.

— Прости, я не поняла. При чем здесь Алан?

Клара уставилась на дно стакана.

— Горький опыт с моей мамой заставил меня понять, что люди имеют право на тайну. Пока общество отказывается принимать гомосексуальное поведение, те, кто является геями, должны иметь возможность держать это в секрете, если, конечно, хотят. Признание не всегда облегчает душу. Мне кажется, ты должна сочувствовать такой точке зрения.

— Да, конечно, до определенной степени. Если тайна не касается чего-то незаконного или опасного.

— Все тайны опасны, — категорично заявила Клара. — Разве ты этого еще не поняла? Если ты признаешься перед шестьюдесятью миллионами телезрителей, что спала с гориллой, это никого не возмутит. Но если ты стыдишься того факта, что в шестом классе списала на контрольной, и держишь это в секрете, весь мир будет осуждать тебя, когда факты вскроются.

— Наверное, так, — мягко согласилась Ида. Она ничего не могла понять, но так усиленно старалась, что совершенно не соотносила слова Клары со своим собственным поведением и с тайнами, которые она скрывала с упрямой решительностью. — Клара, ты что-то тянешь. Какое это имеет отношение к Алану Хорну?

Клара резким движением поставила стакан, так что водка и лед перехлестнули через край.

— Проверь его армейские архивы, — сказала она резко.

— Армейские архивы? — повторила Ида. — Зачем? Клара, он получил «Пурпурное Сердце», он был с почетом демобилизован! Там ничего нет. Миллион репортеров наверняка уже проверили их.

— Посмотри еще раз, — сказала Клара. — Сравни досье Алана и материалы военного суда по делу лейтенанта Джордана Эдгара третьего. Почитай между строк и расскажи о своих выводах.

Внутри у Иды шевельнулось какое-то неясное предчувствие и беспричинный, казалось бы, страх.

— Ты хочешь сказать, что в судебном деле этого лейтенанта есть нечто, что может расстроить избирательную кампанию Алана?

— Я в этом уверена, — сказала Клара. — Я могу тебе это гарантировать, детка.

11

Тед закрыл дверь и отключил телефон, чтобы навести хоть какой-то порядок на своем рабочем столе в конце этого слишком длинного дня. И как раз в этот момент в кабинет заглянул Уолтер.

— У тебя найдется пять минут? — спросил он. — Я хотел бы рассказать о моей поездке в Лондон.

— Конечно. Входи. Я весь день собирался связаться с тобой, но тут была такая запарка… — С легким внутренним вздохом Тед расчистил место на столе и повернул голову к экрану компьютера. — Ну, как поездка? — спросил он, щелкнув пару раз кнопкой мыши, чтобы вызвать на экран файл по проекту Канари Уорф. — Расскажи, что тебе удалось сделать.

Уолтер ухмыльнулся, поддел ногой стул и пододвинул его к столу.

— Я думаю, тебя не интересуют девочки, которых я приводил в номер отеля, или описание ночи в одном из самых шикарных лондонских игорных клубов, когда я потерял сотню тысяч за один бросок кубика.

— Извини, нет времени. — Тед улыбнулся в ответ. — Лучшее расскажи скучные подробности о том, как нам прекратить утечку денег из Канари Уорф.

Уолтер наклонился вперед, мгновенно приняв деловой вид.

— Я прилетел в Хитроу в понедельник рано утром и поехал прямо в наши лондонские офисы. Я переговорил там с нашими людьми, пытаясь понять их взгляд на эту проблему. Затем во вторник я поехал на Канари Уорф, чтобы осмотреть нашу собственность. Кстати, туда довольно трудно добираться общественным транспортом, еще труднее, чем мы думали. Три следующих дня я провел, обсуждая с утра различные варианты с Джеральдом Хьюзом, который занимается вопросами арендной платы, а после обеда работал с менеджером, осуществляющим повседневное руководство. Это женщина, Мэгги Митчелл.

Тед взглянул на экран компьютера.

— Мы пользуемся услугами фирмы «Бивис энд Мэй», — сказал он. — Это одна из самых больших компаний по управлению собственностью в Европе, и здесь говорится, что у Джеральда Хьюза двадцатилетний опыт в управлении недвижимостью.

— Да, а мое профессиональное мнение — что Джеральд и его компания ни на что не годны. По крайней мере, для наших целей.

Тед поднял бровь.

— Есть конкретные соображения почему?

Уолтер кратко назвал несколько причин, по которым, по его мнению, существующее управление было неэффективно.

— Но самое главное — они чересчур консервативны, — добавил он в заключение. — В ответ на любое мое предложение Джеральд или Мэгги сочувственно смотрели на меня и говорили: «Очень жаль, мистер Хорн, но это невозможно. Вы не понимаете особенностей лондонского рынка недвижимости. Мы не можем вести здесь дела так, как вы в Америке». — Уолтер недовольно встряхнул головой. — Они все ужасно самодовольные. Если бы они достигли выдающихся результатов, я бы мог понять, что они не желают, чтобы дерзкий мальчишка из колледжа давал им советы. Но учитывая, что они управляют нашей собственностью с крайне низкой эффективностью, им следовало бы приветствовать разумные предложения.

— Согласен, — решительно сказал Тед. — Мы не можем работать с людьми, которые не прислушиваются к нашим идеям и отвергают их только потому, что они — новые. Ты проверил наш контракт с ними? — Тед нажал несколько клавиш на компьютере. — В моей базе данных нет текста этого соглашения, но я полагаю, там записано несколько подобающих положений?

— Железно. Мы можем уволить их без проблем. Наши юристы нас не подвели. Они у нас сгорят синим пламенем. Я могу начать это дело?

Уолтер не пытался скрыть нетерпеливое желание разогнать управляющих, и Теду не потребовалось много воображения, чтобы представить, как проходили встречи в Лондоне. Чопорные, среднего возраста англичане, снисходительно указывающие молодому нахальному американцу его место. Но даже если Уолтер добивался возмездия из-за своего раненого самолюбия, Тед не сомневался, что с «Бивис энд Мэй» надо расстаться. Тед в любом случае собирался расторгнуть контракт с ними, если они не представят Уолтеру обновленный план ликвидации текущих потерь. На самом деле поездка Уолтера в Лондон была задумана скорее для того, чтобы дать ему опыт оценки сложной ситуации в короткий промежуток времени. Тед вовсе не надеялся получить от него новую серьезную информацию. Однако нельзя было дать понять Уолтеру, что его послали в целях обучения. Это было бы слишком сильным ударом по самолюбию молодого человека.

— Давай сначала подберем замену, прежде чем окончательно отказываться от услуг «Бивис энд Мэй», — сказал Тед, отворачиваясь от экрана компьютера. — У тебя есть какие-нибудь предложения?

— Я работаю над этим, — важно заявил Уолтер. — У меня была одна встреча с компанией, которая называется «Харрингтон Ассошиэйтс», и они мне понравились. Эта компания только что организована, все партнеры молоды, но у них впечатляющая база и они всячески приветствуют любые новшества. По крайней мере, они не думают, что методы, которые использовались в пятидесятых годах, это лучшее решение проблем в девяностых.

— Возможно, мне придется слетать ненадолго в Лондон вместе с тобой и посмотреть, что они собой представляют, — сказал Тед. — Молодость и энтузиазм — это хорошо, но ежедневное управление недвижимостью требует административных навыков и практических знаний.

— Ну да, я это понимаю, — холодно ответил Уолтер. — Естественно, я провел некоторое расследование по «Харрингтон Ассошиэйтс» и, разумеется, учел их квалификацию, прежде чем давать окончательные рекомендации. Нет никакой надобности лететь через Атлантику и обратно при твоей загруженности, Тед. Для этого нет причин.

Другими словами, не лезь в мои дела? — изумленно присвистнул про себя Тед. Он ценил энергичность Уолтера, но молодому человеку не хватало опыта, чтобы сделать быстрое заключение по такому сложному и потенциально дорогостоящему проекту, как Канари Уорф в Лондоне. Однако убеждать нетерпеливого двадцатитрехлетнего юнца, что он еще недостаточно созрел для того, чтобы вести переговоры самостоятельно, было щекотливым делом. Тед быстро взвесил различные варианты. Несмотря на то что Алан никогда не рассчитывал, что Тед будет заниматься специальной подготовкой его сына, Тед всегда помнил о том, что Уолтер когда-нибудь унаследует компанию, и считал своим долгом научить его вести международные переговоры.

— Ты проделал большую работу, — сказал он наконец. — Я ценю то, что ты вернулся не с кое-как состряпанным расплывчатым отчетом. Ты проявил инициативу, был убедителен и информирован, и мне это нравится.

— Спасибо. Это означает, что я могу закончить дело самостоятельно?

— Да, ты можешь вести переговоры, — помедлив, сказал Тед. — Но я буду присутствовать как наблюдатель. Если ты не сделаешь ошибок, я не стану вмешиваться, и сделка будет полностью твоим детищем.

Уолтер был явно разочарован, но Тед был боссом, а Уолтер — достаточно умным человеком, чтобы понимать это.

— Хорошо, — сказал он. — Я переговорю с твоей секретаршей. Мы выберем несколько вариантов даты поездки, а затем ты решишь окончательно, когда нам ехать.

— Отлично. — Тед повернулся к компьютеру, нажал несколько клавиш и скривился. — Скажи моей секретарше, чтобы она постаралась освободить пару дней в ближайшее время. График платежей по Канари Уорф выглядит как траектория движения парня, ныряющего ласточкой.

— Есть еще что-нибудь новенькое? — спросил Уолтер, вставая. Не дожидаясь ответа, он отпихнул ногой стул в угол и направился к выходу, но потом, поколебавшись, остановился в дверях. — Я слышал, ты ездил в Провиденс на выходные, — произнес он. — С визитом к Иде Мэрфи…

Тед поднял голову. Утечка этой информации была ему неприятна, хотя он и сам не мог понять почему.

— Кто тебе сказал это?

— Я звонил маме из аэропорта в воскресенье вечером, когда самолет приземлился в Нью-Йорке. Что за дела? Мама говорила очень таинственно и мало что сообщила, кроме того, что ты все еще изучаешь притязания Иды. Я думал, все кончено! Когда я улетал из Майами в Лондон, она как раз объявила себя Самозванкой Недели и сбежала в Провиденс, пока ее не арестовали.

Тед поколебался секунду или две, размышляя, как соблюсти равновесие между правом Мэрион на тайну и правом Уолтера знать правду о том, что касается его возможной сестры. Правда все равно выйдет наружу, наконец решил он, а Уолтер заслуживает того, чтобы знать, что происходит.

— Я думаю, что Ида солгала, — сказал он настолько равнодушно, насколько смог. — Я думаю, что она и есть твоя сестра, Уолтер. Я считаю, что она — это Элис.

Уолтер долго молчал, затем наморщил нос.

— Знаешь, меня от этого как-то передергивает.

— То есть?

Уолтер пожал плечами:

— Не знаю. Это просто мои ощущения, а не мысли. — Он прислонился к шкафу, беспомощно разводя руками. — Я хочу сказать, что если она — Элис, то почему она так поступает? Я не понимаю, что происходит у нее в голове. Как моя сестра может быть такой… такой чужой? — Он провел рукой по лбу и потер переносицу. — Черт, ты уверен, что она тебя не разыгрывает?

— Настолько, насколько могу быть уверен без объективных доказательств.

Уолтер, помрачнев, засунул руки в карманы.

— Что нам делать, Тед? Это не может так продолжаться. Мы должны выяснить правду. Моя мать только выглядит так, будто у нее железное самообладание, но на самом деле она гораздо более уязвима, чем кажется. Исчезновение Элис сильно ее подкосило. Каждый раз, когда объявляется одна из этих проклятых мошенниц, она снова начинает надеяться.

— В этом все дело. Я не думаю, что Ида Мэрфи — мошенница.

Уолтер нахмурился.

— Тогда что за странную игру она ведет? Это… какая-то чертовщина… То она появляется, то исчезает… Издевается она над нами, что ли?

Уолтер выглядел по-мальчишески растерянным, и в Теде шевельнулось сочувствие.

— Я понимаю, тебе трудно принять это…

— Трудно? Это невозможно! — Уолтер посмотрел на Теда умоляющим взглядом. — Помоги нам, Тед. С этим нужно покончить как можно скорее. Я просто боюсь за маму. Ты не представляешь себе, насколько это на самом деле ранимый человек. Ее психика может не вынести такой неопределенности.

— Все уже делается, — сказал Тед. — Я послал образцы крови в генетическую лабораторию сегодня утром. Завтра они их получат и на следующей неделе будет известен результат.

— Отец согласился дать образец своей крови? — удивленно спросил Уолтер.

— А почему он не должен был соглашаться?

— Да нет, нипочему. Просто раньше он всегда отказывался, вот и все.

Уолтер произнес это с весьма убедительной небрежностью, и большинство людей были бы обмануты. Но Тед приучил себя читать на лицах тех людей, которые работали с ним, а с Уолтером он проработал больше года. Почему Уолтер был так удивлен, предположив, что его отец согласился на тест по сопоставлению ДНК? Следует ли сказать Уолтеру, что образец дала Мэрион, если она, совершенно очевидно, предпочитала не разглашать эту информацию? Пожалуй, ему вообще не стоило упоминать о генетическом тесте. Если Мэрион решила хранить молчание до получения результатов, следовало уважать ее желание.

— Ида Мэрфи — наиболее убедительный претендент из всех тех женщин, которые когда-либо появлялись на пороге Хорнов, — сказал Тед, избегая прямого ответа. — Результаты исследования, вероятно, придут в следующий понедельник, и неопределенность исчезнет.

— В следующий понедельник? — спросил Уолтер. — Черт, если они будут положительными, начнется такая суматоха! Как ты думаешь, как это скажется на избирательной кампании отца?

— Мне кажется, это добавит ему очков, — сказал Тед. — Все любят истории о пропавших детях со счастливым концом.

— Да, пожалуй… — Уолтер повернулся к дверям. — Держи меня в курсе, Тед, ладно? Господи, все это кажется нереальным. Элис исчезла так давно… Мы не очень много времени проводили вместе, но она была потрясающей старшей сестрой… Я не могу дождаться, когда она снова вернется домой!

— Не слишком на это рассчитывай, — произнес Тед, подходя к двери, чтобы проводить Уолтера. — Возможно, мы преследуем химеру.

— Ты так думаешь? — разочарованно спросил Уолтер.

— Нет, — ободрил его Тед. — Если честно, я думаю, в понедельник мы получим подтверждение, что твоя сестра и Ида Мэрфи — это одно и то же лицо.

— Бред, — сказал Уолтер, качая головой, — полный бред!

Ида вытряхнула переполненную пепельницу и сложила бумаги в стопку, чтобы освободить место на письменном столе Клары. Подруга вернулась, неся в руках две относительно тонкие папки.

— Вот, смотри, — сказала Клара, бросая папки на стол. — В папке с красной меткой ксерокопии документов, содержащих информацию о лейтенанте Джордане Эдгаре третьем, — все, что я смогла найти. В папке с зеленой меткой биографические данные Алана Хорна за тот же период.

Ида взяла папки скорее с ужасом, чем с интересом. Глядя на мягкие кожаные обложки, она испытывала какой-то суеверный страх. Ей казалось, что, если она откроет их, многие судьбы окажутся безвозвратно изменены. Но ведь она хотела перемен, разве не так? Перемен, возмездия, справедливости. Благородные цели — но почему у нее так отвратительно на душе?

— Если ты не хочешь читать эти досье, я могу унести их обратно, — сказала Клара.

— Нет, я прочту. — Ида сделала глубокий вдох и провела рукой по обложке папки с меткой лейтенанта Джордана Эдгара третьего. — Если у меня возникнут вопросы, где ты будешь? — спросила она.

— На кухне, — сухо ответила Клара. — Буду пить кофе, глотать аспирин и размышлять, правильно ли я поступила. Господи, я надеюсь, что ты не ошиблась, Ида. Я надеюсь, что Алан Хорн действительно убийца, потому что ничто больше не может оправдать то, что я делаю.

— Будь спокойна, — вновь обретя решимость, заявила Ида, — так оно и есть.

— Счастливого чтения, детка, — сказала Клара, направляясь к двери.

— Не переживай заранее. Может, там и нет ничего такого, что мне пригодится.

Клара ничего не ответила, и Ида открыла досье лейтенанта Джордана Эдгара. Слава Богу, руки нисколько не дрожат, главное — соблюдать полную беспристрастность.

Сначала шли краткие биографические данные. Джордан Эдгар третий. Родился в 1941, учился в школе в Гротоне и в Принстонском университете. Окончил его с отличием в 1962 и, следуя семейной традиции, поступил добровольцем в военно-морские силы. Его отец, Джордан Эдгар второй (Джорданы Эдгары не признавали таких вульгарных добавок к имени, как «мл.») был в то время контр-адмиралом и командовал подводной лодкой во время Карибского кризиса.

Лейтенант Эдгар, видимо, не приобрел и не унаследовал пристрастия его отца к военно-морской службе. Он прослужил два года и затем был с почетом уволен в чине младшего лейтенанта. Осенью 1965 года он поступил в Гарвардскую юридическую школу, будучи все еще молодым человеком двадцати четырех лет.

Ида перевернула страницу, вглядываясь в следующий лист с интересом, который не мог быть вызван просто голыми фактами. Алан Хорн тоже учился в Гротоне и тоже окончил Принстонский университет в 1962 году, совсем как Джордан Эдгар. Он почти три года проработал в семейном бизнесе, прежде чем поступил в Гарвардскую юридическую школу осенью 1965 года.

Ида никогда раньше не слышала упоминания имени Джордана Эдгара, но трудно было поверить, что он и Алан не были знакомы друг с другом.

Шестидесятые годы были неспокойным, бурным десятилетием, и Джордан Эдгар оказался подхваченным водоворотом истории. По мере продолжения вьетнамской войны число убитых и раненых увеличивалось с ужасающей быстротой, и в студенческих городках нарастала волна протестов. Контр-адмирал Эдгар, бывший выпускник Гарварда, весной 1968 года навестил свою альма-матер и попытался выступить в защиту правительства и военных операций во Вьетнаме. Вряд ли он мог выбрать менее подходящий момент для своей речи. Недавнее наступление северовьетнамских войск сделало явным провал на всех уровнях командования армии США, и контр-адмирал был освистан толпой рассерженных молодых людей, которые не хотели погибать на рисовых полях Юго-Восточной Азии ради целей, в которые почти никто не верил.

Под громкие одобрительные выкрики студентов лидер «Черных пантер» (антивоенные протесты и борьба за гражданские права иногда странным образом смешиваются в одну кучу) запрыгнул на платформу, с которой контр-адмирал пытался произнести речь, и демонстративно сжег флаг Соединенных Штатов.

Как сообщала гарвардская студенческая газета, единственным студентом, который решился выступить в поддержку контр-адмирала Эдгара, был Алан Хорн. Когда Алан попытался убедить остальных, что в соответствии с поправкой номер один любая речь, даже непопулярная или глупая, должна быть выслушана, его согнали со сцены градом строительного мусора. Тон сообщения свидетельствовал, что газета от всего сердца одобряет подобные насильственные методы.

Фотография, сопровождавшая статью, изображала толпу неряшливых длинноволосых студентов с цветами в руках, которые восторженными криками приветствовали сожжение флага. С левого края на фотографии была видна группа аккуратно причесанных девушек в белых блузках с высокими кружевными воротничками. В руках у них было знамя с надписью, которую невозможно было разобрать. Лицо одной из девушек было обведено кружком. На полях рукой Клары было написано: «Мэрион Хорн, урожденная Дюплесси. Вышла замуж за Алана Хорна два месяца спустя после этого мини-бунта, в июле 1968 года».

Тем летом, пока Алан и Мэрион наслаждались медовым месяцем в Европе, Джордан Эдгар третий принял решение вернуться на действительную службу в военно-морские силы. В октябре он был зачислен на авианосец «Дух свободы», который базировался на Филиппинах в порту Субик-Бей.

Ида смотрела на лежащие перед ней страницы как сквозь туман. Даже не заглядывая в другую папку, она знала, что Алан Хорн добровольно отправился на действительную службу в начале осени 1968 года, сразу после возвращения из свадебного путешествия. После нескольких недель первичной подготовки в Вирджинии он получил временный офицерский чин и был направлен на авианосец «Дух свободы». Алан покинул Соединенные Штаты 15 февраля 1969 года. Вернулся он год спустя, когда его дочери Элис было почти три месяца. Ему оставалось служить еще год, но его больше не послали на корабль. Он получил назначение на канцелярскую должность в Вирджинии и закончил службу в довольно комфортных условиях, живя в просторном, снятом в аренду доме вместе с женой и маленькой дочерью.

Когда Алан начал свою кампанию за пост губернатора, Мэрион Хорн дала в виде исключения интервью филиалу телекомпании Эн-Би-Си в Майами. Отвечая на вопрос, как она перенесла то, что в момент рождения первого ребенка ее муж был за тысячи миль от дома, Мэрион сказала репортеру, что была спокойна. Она гордилась мужем, который рисковал своей жизнью, выполняя свой долг перед родиной, несмотря на недовольство семьи и фактически всех его друзей по колледжу. С ясной улыбкой она предположила, что если жители Флориды изберут Алана своим губернатором, то он всегда будет помнить свой долг перед ними и приложит все усилия, чтобы исполнить его. Это интервью добавило Алану три процента в опросах общественного мнения, и Мэрион, которая в последние годы редко проводила с мужем более одного-двух дней в месяц, неожиданно стала важным фактором его избирательной кампании.

Ида почувствовала, что дрожит и что от ее беспристрастности не осталось и следа. Она сделала глоток воды со льдом и вернулась к досье Джордана Эдгара, стараясь сохранить объективность. Вьетнам, как и всякая другая война, способствовал быстрому продвижению по службе, и младший лейтенант Эдгар вскоре после прибытия в Субик-Бей получил звание лейтенанта.

Его успешная карьера продолжалась менее шести месяцев и в конце весны 1969 года внезапно оборвалась. Лейтенант Эдгар был обвинен в преступлении, заключающемся в гомосексуальной связи с неизвестным, не установленным партнером. Поскольку он отказался назвать имя своего любовника, было поспешно проведено расследование согласно статье 32 Единого кодекса военной службы. В августе 1969 года состоялся военный суд.

Лейтенант Эдгар не имел реальных шансов на то, что его оправдают. Обвинение представило фотографии, изображающие его неоспоримо вовлеченным в то, что представитель обвинения застенчиво назвал «неестественным актом». Судьба лейтенанта Эдгара была решена, но власти непременно хотели узнать имя его партнера по извращению. Любовник лейтенанта Эдгара, очевидно, служил на этом же корабле, так как фотографии были сделаны в каюте лейтенанта, когда корабль находился в море. В поисках партнера Джордана суд устроил настоящую охоту на ведьм.

Гомосексуальность Джордана была впервые заподозрена лейтенантом Брюсом Трентоном, занимавшим с ним одну каюту. Брюс был родом из Южной Каролины и свято верил в военно-морские силы, своего Господа и свою страну. С неподдельным ужасом Брюс сообщил военному суду, что, по его мнению, гомосексуализм представляет большую угрозу для национальной безопасности, чем армия Северного Вьетнама. Отвечая на вопросы, он с сожалением подтвердил, что, несмотря на несколько недель слежки, ему не удалось установить имя любовника Джордана. Естественно, свидания проходили только тогда, когда Брюс был на дежурстве. И естественно, Джордан и его партнер проявляли хитрость, чтобы сохранить свою связь в тайне.

Решив искоренить порок прежде, чем он охватит весь корабль, Брюс с помощью командира подразделения тайно установил фотокамеру. К сожалению, оба детектива-любителя были неопытными фотографами, и при съемке сквозь щель в шторках иллюминатора им так и не удалось получить пригодные для опознания фотографии неуловимого любовника. Коллегия судей без тени иронии заключила, что нечеткие снимки «нижних частей тела» не могут быть использованы как средство идентификации.

Судьи неоднократно спрашивали, не хочет ли Джордан облегчить свою участь, назвав имя партнера. Он отказался как признать свою вину, так и назвать злополучное имя. В наказание суд вынес ему максимально суровый приговор. Джордан был лишен своего звания и переправлен в военную тюрьму на острове Гуам, а налогоплательщикам Соединенных Штатов была предоставлена честь нести расходы по его содержанию там в течение десяти лет.

Контр-адмирал, отец Джордана Эдгара, очень тяжело воспринял известие о его осуждении. Не в силах вынести такого стыда, он подал в отставку, сославшись на болезнь сердца, и нашел удобный случай покончить с собой в автокатастрофе вскоре после вынесения приговора его заблудшему сыну.

Узнав о смерти отца, Джордан Эдгар третий вскрыл себе вены ножом, сделанным из планки тюремной кровати. Он успел истечь кровью, прежде чем его нашли, и тем самым спас себя от девяти лет ада, а налогоплательщиков — от расходов по оплате его дорогостоящего заключения в течение еще девяти лет.

Старший сержант тюремного блока получил выговор за то, что не заметил ножа, но, поскольку общие потери во вьетнамской войне достигали сотни тысяч человек, смерть в тюрьме одного бывшего офицера вряд ли дала заметный всплеск в ежемесячной статистике. Дело бывшего лейтенанта Джордана Эдгара третьего официально закрыли. Его тело передали семье, и он был похоронен матерью и двумя сестрами.

В примечаниях Клара добавила, что Брюс Трентон в июле 1970 года получил повышение и назначение на Гавайи. Трентон успешно продвигался по служебной лестнице и вышел в отставку в 1986 году в ранге вице-адмирала. В настоящее время работает консультантом в престижном «мозговом центре» в Вашингтоне.

Ида отодвинула кресло от стола, откинулась на спинку и некоторое время сидела не двигаясь. Затем взяла папку с зеленой меткой, повертела в руках и, не открывая, положила ее обратно.

Все последние три месяца она каждый день надеялась, что Клара найдет хоть что-нибудь, изобличающее Алана Хорна. И вот «серебряная пуля», которую ей так хотелось заполучить, лежала перед ней, но она чувствовала в себе странное нежелание заряжать ружье. Более того, она ловила себя на том, что радуется полному отсутствию фактов, бросающих тень на Алана. Что это Клара выдумала?! Мало ли, какие совпадения бывают на свете… А семья Джордана Эдгара? Иде было противно думать, что в своем желании свалить Алана ей придется потревожить старые раны и вызвать воспоминания, которые эта семья имеет право хранить глубоко под покровом времени.

Ну вот, она уже думает о семье Эдгаров, а сама еще не узнала, что же удалось раскопать Кларе. Неужели она смогла идентифицировать Алана Хорна как мужчину, для защиты которого Джордан Эдгар отдал свою жизнь? Ида заставила себя открыть папку с зеленой меткой и прочитать все от корки до корки.

Информация была косвенной, но впечатляющей. Клара откопала дюжину прежде незамеченных связей между Аланом и Джорданом. Они оба жили в одном дортуаре в приготовительной школе и были партнерами по теннису. Во время первого периода службы Джордана в ВМС Алан всегда оказывался рядом, даже когда Джордан получал отпуск. Он, например, летал на каникулы на Гавайи, когда там в течение двух месяцев находился Джордан.

Еще более впечатляющей была фотография, взятая со страниц светской хроники питтсбургской газеты. Снимок изображал Алана Хорна в день его помолвки с Мэрион Дюплесси. Ида смутно припомнила, что видела фотографию раньше. Мэрион, как всегда элегантная, стояла, опираясь на руку Алана, и мило улыбалась прямо в объектив. На первый взгляд казалось, что Алан повернулся к невесте и улыбается ей. Но, присмотревшись внимательно, Ида обнаружила, что Алан смотрит вовсе не на свою будущую жену. Он смотрел через комнату на одинокую фигуру, стоявшую чуть в стороне от толпы: Джордан Эдгар третий во всем блеске полной военно-морской формы.

К тому времени, когда Ида закончила читать досье, у нее не оставалось сомнений, что Алан Хорн был любовником лейтенанта, и она была уверена, что любой непредвзятый читатель сделает такой же вывод. Клара не отыскала никаких новых данных об Алане. Все выписанные ею даты и подробности были хорошо известны множеству журналистов. Кларина интуиция проявилась в подборе нужных фактов и сравнении их с печальными архивами слишком короткой карьеры Джордана Эдгара.

Единственной неизвестной для Иды информацией была та, что после двухмесячного патрулирования прибрежных вод Вьетнама младший лейтенант Алан Хорн неожиданно почувствовал резкий упадок сил. Это случилось 25 октября 1969 года — две недели спустя после смерти Джордана Эдгара третьего в тюремной камере: срок, как раз достаточный для того, чтобы трагическое известие достигло борта корабля. Капитан отнесся к Алану с сочувствием и организовал его отправку в военный госпиталь на Окинаве. Алан провел там месяц, восстанавливая силы, прежде чем вернуться и прослужить еще два месяца на борту «Духа свободы».

Алан очень хитер, подумала Ида. Вместо того чтобы затушевать некоторые детали своей армейской жизни, он постоянно твердил о годе службы на борту авианосца «Дух свободы». И журналисты попались на его удочку: зачем копать там, где все открыто! Они сочли, что он просто собирает голоса отставных военных, и зевали, просматривая его речи о трудностях и радостях корабельной жизни. Никто не задавал Алану каверзных вопросов о его военной карьере. Никто не пытался выяснить, не скрыто ли что-нибудь за пресными официальными записями архива. Вместо этого репортеры рыскали по Флориде в поисках тайных любовниц Алана.

Проклятье! — подумала Ида. Алан, скорее всего, сам распускал слухи о своих внебрачных связях. Быть может, он возит везде с собой Еву Крюгер только для того, чтобы люди могли шептаться и гадать: согревает ли шикарная кухарка его постель так же, как его обеденные тарелки.

Иде показалось, что она прочла больше, чем было написано в этих проклятых досье. Она закрыла папки и прошла на кухню. Клара сидела на высокой табуретке у кухонной стойки и помешивала соломинкой тающий лед в стакане. У Иды создалось впечатление, что она сидит так уже полчаса, не прикасаясь к питью.

— Я прочитала досье, — решительно сказала Ида.

Клара продолжала размешивать лед.

— Ну, вот. Теперь ты знаешь все об очаровательном маленьком секрете Алана Хорна.

— Печальном маленьком секрете, — ответила Ида. Сейчас она не была склонна воспринимать черный юмор Клары. — То, что случилось с Джорданом Эдгаром, — это страшно. Ужасно то, что Алан безучастно наблюдал, как Джордана отправляли в тюрьму.

Клара подняла голову и криво улыбнулась.

— Ну и что ты будешь делать с этим, детка? Если ты передашь информацию из этих досье в газеты или на телевидение, можешь представить, что произойдет.

К сожалению, Ида могла представить это даже слишком хорошо. Как раз сейчас вопрос о службе гомосексуалистов в армии особенно будоражил общественное мнение. Трагическая история Джордана Эдгара произведет много шума, создаст напряженность, но вряд ли все это приведет к каким-то положительным результатам; нельзя надеяться даже на сколько-нибудь конструктивную дискуссию.

Ида нахмурилась.

— Одно я знаю точно. Это будет праздник для гомофобов.

Клара горько улыбнулась.

— Верно. Но, с другой стороны, ты достигнешь своей цели! Алан Хорн погорит в тот же день, когда история получит огласку. Борьба за пост губернатора будет окончена для него.

— Ох, я бы предпочла, чтобы это произошло каким-нибудь другим образом, — сказала Ида. — Да, я не хочу, чтобы Алан Хорн стал губернатором Флориды. Он не заслуживает того, чтобы занимать государственный пост. Но это из-за того, что он убийца, а не из-за того, что когда-то у него была гомосексуальная связь с Джорданом Эдгаром!

Клара снова принялась перемешивать лед.

— Разве цель не оправдывает средства? В конце концов, какая разница, за что его осудит общество?

— Наверное, почти никакой… — Ида вдруг поняла, что предпочла бы, чтобы Клара вовсе не показывала ей эти два досье, не давала ей в руки материал, который сделал возможным падение Алана. Где-то в глубине ее души коренилась уверенность, что никогда не получается ничего хорошего, если играть на человеческих предрассудках. Даже ради такой благородной цели, как уничтожение Алана Хорна. Пострадает очень много других людей. А Мэрион? Боже, что будет делать Мэрион, когда разразится этот скандал?

— Миссис Эдгар все еще жива? — резко спросила она.

— Миссис Эдгар?

— Да, мать Джордана. Жена контр-адмирала.

Клара вынула из морозильника лоток со льдом и принялась стучать им о стойку, с шумом выбивая кубики.

— Миссис Эдгар умерла в прошлом году. Я ничего не знаю об его сестрах. Они замужем, но я не знаю, за кем, и, признаться, не стала тратить время, чтобы выяснить это.

Итак, сестры Джордана исчезли. Его мать умерла. Значит, она уже не сможет быть задета этими разоблачениями. А вот Алан, напротив того, очень даже жив. Более того, он опасен. Это он устроил пожар, в котором погиб Айк Гутман, он, возможно, подстроил автокатастрофу в Нью-Джерси; и даже если это не он убил Пола Хейзена, недавний пожар во Флориде подтверждает, что он не остановится перед убийством, если почувствует какую-то угрозу для себя. С таким «послужным списком» он абсолютно не подходит ни на какую государственную должность, тем более — на пост губернатора.

Ида посмотрела на папки. Здесь, в ее руках, информация, которая уничтожит Алана Хорна. Почему она колеблется? Черт, она ждала этого момента несколько лет! И неужели теперь ей придется отступить только потому, что ей не нравится способ, который нужно будет использовать?! Ни за что! Иногда цель действительно оправдывает средства!

Ида глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть в глаза Кларе.

— Хорошо, я приняла решение. Я предам этот материал огласке. Ты хочешь опубликовать это в газете, Клара?

Клара засмеялась резким смехом, который скрежетом отозвался в душе Иды.

— Нет, спасибо, детка. Избиение геев — это совсем не мой профиль.

Ида не стала настаивать. Она прекрасно понимала подругу и даже слегка гордилась ею. Ведь Клара не могла не сознавать, как резко продвинулась бы ее карьера, раскрути она эту историю…

— В таком случае, — сказала Ида, — я сама постараюсь нанести удар максимальной силы. Надо устроить разоблачение по телевидению, в лучшее эфирное время! Я знаю, что Алан дает интервью Стиву Стерну в следующий понедельник. Это очень важно для него, потому что передача идет на всю Америку, а не только на Флориду. Я бы хотела, чтобы мистер Стерн получил информацию, содержащуюся в этих двух папках, как можно скорее. И уж он-то не преминет выжать из нее максимум. Ведь Стерн, насколько я знаю, давно занимается проблемами прав гомосексуалистов, а Алан всегда старается избежать подобных вопросов. Эффект будет потрясающим, вот увидишь!

— Да… — протянула Клара. — Все это вполне реально. Стерн — способный репортер; к понедельнику он вполне сможет найти любовные письма от Алана к Джордану или что-нибудь еще более убийственное. — Она встала, ее лицо было бледно до прозрачности. — А теперь извини, детка, я пойду на несколько минуток в ванную, а то меня вырвет прямо здесь. Дело даже не только в том, что я ненавижу швырять собратьев-геев на съедение львам. Черт бы все это побрал! Дело в том, что Алан Хорн мне симпатичен!

— Многие убийцы выглядят симпатичными, — сухо сказала Ида. — Не все они с пеной у рта размахивают топором.

Клара резко повернулась, прислонясь к дверному косяку.

— Скажи мне правду, Ида. Я думаю, что заслужила это. Алан Хорн — действительно твой отец?

Ида медлила не более секунды.

— Нет, — сказала она. — Алан Хорн мне не отец. Я клянусь в этом.

12

Если хочешь кому-то отомстить, это нужно делать немедленно, с горечью думала Ида. Наслаждаться местью можно только по горячим следам. Стоит позволить нашим страстям и ненависти остыть, у возмездия будет горький привкус. Именно с такой горечью она смотрела по телевизору интервью, которое Стив Стерн брал у Алана, — сердце гулко билось у нее в груди, а дыхание перехватывало. Точнее говоря, это было настоящее избиение.

Алан слыл ветераном телевизионных интервью и блестящим оратором, но Стив Стерн отличался совершенно особой техникой интервьюирования, граничащей с агрессивностью. Собственно, это и было одной из причин, почему она обратилась именно к нему со своей информацией, напомнила себе Ида. Теперь поздно сожалеть, что не выбрала кого-нибудь менее жесткого.

Стив не давал Алану передышки, не оставлял ему ни малейшего шанса уклониться от прямого ответа. Он бросился в атаку с первых же секунд интервью, начав с пары хлестких вопросов по поводу готовящегося во Флориде законопроекта о правах гомосексуалистов. И пока Алан пытался как-то выйти из затруднительного положения, Стив, не давая ему передышки, сразу обратился непосредственно к его личной жизни и взаимоотношениям с Джорданом Эдгаром.

И тут Алан совершил грубейшую ошибку, сделав вид, что это имя ему не известно.

— Ты сказал Джордан Эдгар? — Он сумел улыбнуться, хотя улыбка и вышла натянутой. — Прости, Стив, но я не помню…

— Вы ходили в одну и ту же школу, мистер Хорн. Вы учились в одном классе, пять лет спали в одной спальне, а затем поступили в Принстон, где специализировались в политических науках. Вы оба.

— Ах да, конечно! Как это я мог запамятовать? — Алан был профессиональным политиком. Он понял, что совершил непоправимую ошибку, и попытался укрепить позиции, которые безнадежно терял. — Мы играли в одной теннисной команде. Джордан был моим партнером на последнем курсе в Гротоне. Потрясающий теннисист, отличный парень!

Алан улыбнулся прямо в камеру, но Ида заметила капельку пота, выступившую у него на лбу и скатившуюся за воротник. Она подумала о тысячах зрителей, которые тоже увидели это.

Стив Стерн повернулся к боковой камере, Алан на время исчез из кадра. Стив смотрел на свою невидимую аудиторию проникновенно и требовательно — так, как он один умел.

— Мы подумали, что многим избирателям должно быть интересно узнать о дружбе господина Хорна и лейтенанта Джордана Эдгара, — сказал он. — Поэтому мы провели небольшое расследование — здесь, в отделе «Интересные люди». Нам удалось найти сестру Эдгара, Кристин, и с ее помощью восстановить историю жизни Джордана Эдгара.

Стив снова повернулся к Алану, которого камера поймала как раз в тот момент, когда он вытирал лоб белоснежным платком.

— На всякий случай, если память вас опять подведет, мистер Хорн, я хотел бы напомнить вам, что Джордан — лейтенант Эдгар — пришел к своему трагическому концу, когда служил на корабле «Дух свободы». Между прочим, на том же судне, что и вы.

Алан пробормотал что-то невразумительное. Ида только расслышала слова «большой экипаж, большой корабль». Стив Стерн попросил зрителей оставаться на своих местах, сообщив, что передача продолжится после короткой рекламы.

Ида приглушила звук телевизора и невидящим взглядом смотрела, как на экране дымилась чашка кофе, а по зеленой шотландской лужайке двигались зайцы, рекламирующие батарейки Энерджайзер.

Улыбайся, приказала она себе. И будь счастлива. Ведь ты этого и хотела. Алан корчится, как на раскаленной сковородке, и тысячи избирателей наблюдают за ним.

Да, но я не ожидала, что программа получится такой жестокой, а Стив Стерн таким… таким злорадным, возразил ей ее внутренний голос.

Почему бы и нет? Он всегда был таким, и ты знала это.

Да, но я, конечно, никак не могла предположить, что команда Стива Стерна найдет одну из сестер Джордана! Боже мой, Кларины материалы были у них всего несколько дней. Когда они успели смонтировать целый фильм? Это никому и в голову не могло прийти!

Ложь. Ты прекрасно знала, что Стив, так или иначе, попытается организовать драматическое столкновение. И сестра Джордана — именно та личность, которая должна была заинтересовать поисковую команду в первую очередь. Если бы расследованием занималась Клара (вернее, если бы она захотела им заняться), она поступила бы точно так же, и тебе это известно.

В любом случае, поработали они на славу, не могла не признать Ида. Прижав к губам костяшки сжатых в кулак пальцев, она приготовилась смотреть дальше.

Реклама кончилась, и на экране телевизора вновь появилось улыбающееся лицо Стива. Ида с помощью дистанционного управления усилила звук.

Стив вновь поприветствовал телезрителей, и на экране начала раскручиваться кинобиография Джордана Эдгара. Ида будто завороженная наблюдала, как разворачивается такая незамысловатая и знакомая семейная история. Но режиссеры пошли еще дальше: они вмонтировали в домашний фильм Кристин Эдгар кадры из профессиональных фильмов о драматических событиях во Вьетнаме и антивоенных протестах. В результате фильм стал настоящим шедевром, где цветные и черно-белые кадры создавали впечатление коллажа, который придавал невыразимую правдоподобность короткой печальной истории.

И, конечно, монтажеры отобрали из домашнего фильма только те кадры о Джордане, на которых был запечатлен и Алан. Двое мужчин обычно стояли рядом, хотя редко касались друг друга. Только в одном коротком кадре Джордан обнимал Алана за плечи. От этих молчаливых сцен веяло духом взаимного расположения и товарищества.

Возможно, зрители решат, что Алан и Джордан были просто друзьями, подумала Ида. Ведь в этом фильме нет ничего такого, что доказывало бы, что их связывало нечто большее, чем обычная дружба! Подумав так, Ида была вынуждена на несколько секунд отвернуться от телевизора, чтобы обрести самоконтроль. Что с ней случилось? Ведь не могла же она, в самом деле, желать и надеяться, что Алан как-нибудь переживет это безжалостное разоблачение!

Весь фильм продолжался не более пяти минут. В последние шестьдесят секунд голос за кадром поведал историю военного суда над лейтенантом Эдгаром. Рассказчица без всяких эмоций пояснила, что отказ Джордана назвать имя своего любовника привел к максимальному сроку заключения. Фильм закончился кадром с фотографией Джордана Эдгара в полной военной форме.

Женский голос за кадром назвал себя: Кристин Валленштейн, младшая сестра Джордана. В качестве постскриптума Кристин добавила последние леденящие душу факты о смерти контр-адмирала Эдгара и самоубийстве Джордана в военной тюрьме на острове Гуам.

Когда камера вернулась в студию, в кадре появилась женщина средних лет и заняла место напротив Алана. Она смотрела на него с отвращением, все ее напрягшееся тело выражало с трудом сдерживаемую неприязнь. Словно не замечая ее присутствия, Алан устремил взгляд прямо перед собой — окаменевшая фигура, скованная болью.

— Это Кристин Валленштейн, сестра Джордана Эдгара, — сказал Стив Стерн в камеру и затем повернулся к Кристин. — Мы очень благодарны вам за помощь. Представляю, как вам тяжело вспоминать о самоубийстве вашего брата, — ведь это трагическая потеря прекрасной человеческой жизни.

— Да, Стив, это действительно очень тяжело. Мой брат был изумительным, сердечным, отзывчивым человеком, но его буквально довели до смерти.

— По закону, применяемому к военнослужащим, приговор, вынесенный вашему брату, был справедливым. Каково ваше мнение? Считаете ли вы, что военные власти решили его дело по справедливости?

— Конечно нет! До того как был принят закон о гомосексуализме, сотни людей с подобными обвинениями были уволены с активной службы, но их не сажали в тюрьму! В худшем случае их предавали военному суду и с позором изгоняли из армии. Другим сотням голубых было даже разрешено остаться на действительной службе и служить Родине, часто с молчаливого согласия их командиров. Мой брат был наказан только по одной причине…

— По какой именно, Кристин?

— Он ни за что не хотел назвать своего партнера! — сердито произнесла она. — Ни для кого не секрет, что военно-морская верхушка всегда страшилась гомосексуальных отношений на корабле, особенно во время войны. Мой брат отказался назвать имя своего любовника, и капитан не мог вынести мысли о том, что на его корабле останется другой голубой, рыскающий по трапам, готовый наброситься на честного гетеросексуального американского парнишку. Моим братом пожертвовали, чтобы успокоить капитана и группу адмиралов-неврастеников!

— Как вы думаете, если бы его партнер открылся, это облегчило бы положение вашего брата?

Кристин подавила рыдание.

— Конечно! В этом все и дело! Мой брат был готов сесть в тюрьму, лишь бы защитить своего любовника. Но его любовник оказался презренным трусом. У него не хватило мужества открыться. Если бы они оба признались, я уверена, ни одного из них не приговорили бы к тюремному заключению.

— Я вижу, как вы возмущены, Кристин, и уверен, что наши телезрители поймут почему. — Стив Стерн наклонился вперед, всем своим видом как бы обещая поддержку и утешение, если только она поверит ему. — Военные судьи так и не узнали имя любовника вашего брата. Но вы — его сестра, его любимая сестра, как я понимаю! Он мог быть откровенным с вами. Ведь правда?

— Он не присылал мне письма или чего-то в этом роде, — сказала она. — Ему не нужно было этого делать. Я знаю, кто был его любовником. Я всегда знала.

Повернутое в профиль лицо Стерна напряглось, став еще более фотогеничным.

— Зная правду, вы хранили молчание все эти годы?! Почему?

Кристин покачала головой, как будто она сама не знала ответа на этот вопрос.

— Джордан умер. Никакое мое признание не вернуло бы его к жизни. А главное — он ведь пошел в тюрьму, лишь бы сохранить имя своего любовника в тайне. Мне казалось, самое малое, что я могла для него сделать, — это следовать его желаниям.

— Но сейчас вы изменили свое решение и собираетесь заговорить. Не так ли, Кристин?

— Да, в прошлом году у меня умерла мать, которой было бы неприятно, если бы эта история снова выплыла на свет. Кроме того, я много думала о месте гомосексуалистов в общественной жизни и решила, что молчание только усугубляет проблему гомофобии. Необходимо, чтобы американская публика услышала: многие из тех, кем она восхищается, — голубые, и само по себе это еще ничего не значит. Среди гомосексуалистов есть храбрые, прекрасные мужчины, такие, как мой брат. И есть трусливые, хитрые гомики, как его любовник.

— Итак, вы решили назвать имя того загадочного человека, который был любовником вашего брата. И вы собираетесь открыть это имя сегодня вечером, здесь, на этой передаче?

— Да. — Кристин медленно повернулась и посмотрела на Алана. Их взгляды встретились. — Любовником моего брата был Алан Хорн, — сказала она чистым и твердым голосом. — Они были любовниками многие годы. По меньшей мере со времен колледжа, а возможно — и со старших классов школы.

Ида резко вскинула голову. Кровь яростно стучала у нее в ушах. Она судорожно глотнула воздух, продолжая смотреть на экран широко раскрытыми глазами.

Стив Стерн откинулся в кресле. Несмотря на свой богатый опыт телевизионного журналиста, он не смог до конца скрыть свой триумф. Это была грандиозная удача журналиста-исследователя, он знал это и, приготовившись добить свою жертву, повернулся к Алану:

— Вы можете что-нибудь сказать в ответ на обвинение миссис Валленштейн? Были ли вы тем загадочным гомосексуальным любовником, ради защиты которого умер Джордан Эдгар?

Каменное лицо Алана словно треснуло, а затем рассыпалось. С отчаянной мольбой во взгляде он посмотрел на Кристин.

— Джордан умолял меня хранить молчание, — сказал он, — но мне не следовало слушать его. Мне нечего сказать в свое оправдание, кроме того, что я сожалею, отчаянно сожалею о случившемся. Если бы можно было вернуться назад и изменить все, — поверьте, я бы сделал это! Ваш брат был прекрасным человеком, и я любил его.

Алан замолчал, прикрыв ладонью глаза. Он отцепил микрофон с внутренней стороны лацкана пиджака и вышел из студии; камера задержалась на его опустевшем кресле.

Стив Стерн быстро перешел к очередной коммерческой рекламе, и Ида глубоко вздохнула. Все было кончено. Алан Хорн был публично дискредитирован. И не только из-за того, что оказался гомосексуалистом, а прежде всего потому, что он бесстрастно и молчаливо наблюдал, пока его партнер страдал от последствий их отношений. Алан наконец получил по заслугам за свои грехи.

Так почему же я не торжествую? — уныло подумала Ида. Это была настоящая, честная победа. После всего происшедшего она могла смело рассчитывать на то, что карьера Алана Хорна как общественного деятеля закончится. Он был сломлен, сокрушен. С ним покончено. Многочисленные жертвы Алана были наконец отомщены.

Казалось, она должна быть безумно счастлива.

Ей было непонятно, почему она плачет.

Он был взбешен. Все его надежды и планы рухнули; его бесили причитания Евы о том, как все это ужасно, но люди во Флориде, возможно, оценят искреннее раскаяние, и нужно только время, чтобы скандал забылся.

Ужасно? Смешно! Это была катастрофа. Губернаторство в штате Флорида рухнуло из-за одной двадцатиминутной телепередачи! Вот она, эта проклятая хваленая гласность!

А ведь место губернатора не было пределом его мечтаний. Он метил гораздо выше! Но хотя сейчас моральный климат в стране более либеральный, чем десять лет назад, у Бориса Ельцина больше шансов быть избранным в президенты, чем у человека, запятнанного дегтем гомосексуализма. Ему хотелось встать посередине комнаты и завыть от боли, как раненая собака.

Он шагал по спальне дома в Кливленде, и его хватало лишь на то, чтобы удержаться и не разбить о стену все эти многочисленные античные вазы Мэрион. Боже правый! Он столько работал! Это, наконец, просто несправедливо, что появился какой-то тележурналист и лишил его всего достигнутого!

Ева свернулась калачиком на кровати, наблюдая за ним с оттенком настороженности. Еще бы, после всех сегодняшних откровений на телевидении! Он бросился к кровати, этому антикварному итальянскому чудовищу с резным изголовьем и проклятой ступенькой, о которую стукаешься коленкой каждый раз, когда встаешь, чтобы попасть в ванную. Он метнул на Еву мрачный взгляд, и она в ответ едва выдавила улыбку. Может быть, сейчас она представляет себе его, лежащим в постели с голубым? — подумал он, и его затошнило от унижения. Черт, он докажет ей, что он настоящий американский мужчина! В нем нет ничего от гомика, и ей лучше запомнить это!

— Подвинься! — резко приказал он.

Она быстро отодвинулась на другой край кровати, рассыпав свои белокурые кудри по отороченной кружевами подушке. Он отметил, что сегодня она выглядит утомленной: у глаз пролегли морщинки, она не удосужилась выщипать заросшие брови. Ей тридцать три, и сейчас ей можно дать как раз столько. Может быть, пришло время избавиться от нее? Она отлично готовит, но его не настолько интересует пища, чтобы навеки предпочесть Еву молодым женщинам — молодым и стройным, с налетом девственности… К сожалению, в наши дни девственниц не найти — по крайней мере, если хочешь иметь дело с девушками, достигшими совершеннолетия. А он был не настолько глуп, чтобы подвергнуться шантажу со стороны малолетней «цыпочки» и ее хваткого, но недалекого покровителя. Нет, увольте! Он слишком умен, чтобы создавать для себя подобные проблемы.

Ева протянула руку и нерешительно провела ею вдоль его живота вниз. На него это произвело такой же эффект, как если бы она дотронулась до него куском размороженного рыбного филе. Господи, он был вялым, как лист вчерашнего салата! Очевидно, нужен действительно кто-то более зажигательный, чем Ева, чтобы украсить его постель. Какой прок от женщины, которая не может возбудить его?

— Перестань, — сказал он, взяв ее руки и положив их ей на живот. — Я думаю.

— О сегодняшней передаче? — спросила Ева, никак не реагируя на то, что он оттолкнул ее.

— О чем же еще?

— Я все никак не могу поверить тому, что случилось, — сказала она. — Тебе не кажется странным, просто невероятным…

— В мире много странного. О чем, собственно, ты говоришь?

— О том, что Стив точно знал, где отыскать все эти неблаговидные сведения о Джордане Эдгаре и…

Ему было невыносимо думать об интервью, а тем более говорить об этом, но в ее словах содержалась ценная мысль. Он скрестил руки за головой и сердито уставился в потолок.

— Стив Стерн — журналист, занимающийся расследованиями, у него огромный штат, обученный копаться в грязи.

— Я знаю, но…

— Если бы он в своих программах болтал о землепользовании на болотах Эверглейдс во Флориде, как, черт возьми, ему удалось бы удержать своих зрителей? Руководитель выборной кампании должен был знать, что нас собираются подставить, и ему следовало бы отказаться от предложения появиться в студии!

К его удивлению, Ева на этот раз не захотела молча и покорно слушать его, как это бывало обычно.

— Видишь ли, руководитель выборной кампании… Я уверена, все ожидали очередного сильного интервью, — проговорила она. — Никто не мог даже предположить, о чем собирается говорить Стерн: ведь предвыборная кампания выдвинула десятки спорных вопросов, гораздо более актуальных, чем война во Вьетнаме и то, как военные власти обходились с гомиками в 1969 году. Я уверена, была какая-то особая причина того, что Стив Стерн решил направить своих ищеек именно в этом направлении! Боже, ведь все это произошло четверть века тому назад. Стерн никогда не потратил бы силы зря, если бы не был уверен, что найдет что-нибудь.

Пусть она и поблекшая блондинка с удручающими морщинками, но иногда она бывает весьма смышленой. Он перевернулся на кровати, рассеянно лаская ее…

— Ты права, — сказал он, бесстрастно проведя языком по выпуклостям ее грудей. — Черт побери, я сегодня ничего не соображаю. Почему я не понял этого сразу? Очевидно, кто-то надоумил Стерна. Но кто это мог быть?

Тело Евы благодарно изогнулось под его поцелуями.

— Может быть, это Мэрион? — предположила Ева. — В конце концов, она тот человек, кто знал о… ну, ты понимаешь.

Ева сказала это робко, и не без оснований. Она знала, что он не любил, когда упоминалось имя Мэрион. Ведь Мэрион была хозяйкой дома, и не пристало говорить о ней, когда они оба лежали на одной из ее кроватей, готовые заняться любовью. Но на этот раз он решил простить ее.

Могла ли это быть Мэрион? И если так, то почему она сделала это сейчас, после всех этих лет угодливого молчания? Он мог бы понять, если бы это случилось сразу после исчезновения Элис.

— Ой. — Ева вздрогнула. — Осторожно, дорогой, мне больно.

— Прости, — механически произнес он; его мысли были далеко отсюда.

Это Элис! — вдруг осенило его, и торжество разлилось по его лицу. Господи, как он мог быть настолько тупым, чтобы не узнать ее коварные следы во всем этом злополучном представлении?!

Он взял в ладони мягкие груди Евы и уткнулся в них лицом. Потом поцеловал ее соски и то место, которое нечаянно укусил, пробормотав бессмысленные слова извинения.

Она славная, подумал он, когда она тяжело задышала и задвигалась под ним. Секс с ней иногда помогал ему привести в порядок разбросанные мысли. Ева развела бедра и прижалась к нему. Он наконец ощутил в себе приятную твердость.

Элис! — думал он, позволяя этому имени резонировать в его голове, пока оно не зазвучало громко и отчетливо, как церковный колокол зимним утром в Нью-Гэмпшире. Элис Хорн, иначе Ида Мэрфи! Ждать больше нельзя, пришло время рассчитаться с этой сукой! Но на этот раз он должен быть уверен, что все будет сделано как надо.

Ида беспокойно ворочалась в постели, не в состоянии выбрать удобное положение. Только нечистая совесть, решила она, может превратить такой совершенный матрас в скалу. Когда раздался звонок в дверь, она на мгновение почувствовала досаду, которая быстро сменилась облегчением. Ида понимала, что все равно не сможет уснуть, и обрадовалась предлогу встать и подумать о чем-нибудь, кроме Стива Стерна и его интервью с Аланом.

Натянув спортивный костюм, Ида направилась к двери. Приникнув к глазку, она почти не удивилась, увидев Теда Паркера, шагавшего взад и вперед по площадке перед дверью. Он выглядел рассерженным. Ну что же, в этом нет ничего нового. Сердитое или надменное выражение, казалось, постоянно присутствовало на лице Теда, когда дело касалось ее.

Ида приоткрыла дверь, стараясь побороть охватившие ее чувства. И главным из которых было сознание того, что, рассержен он или нет, — он был чертовски привлекателен и, как всегда, волновал ее.

— Привед, Тед, — сказала она, не снимая с двери цепочки.

Забаррикадироваться от него? — мелькнуло в ее сознании. Запретить себе принимать его?

— Ты выбрал странное время для визита.

— Извини, но у меня был такой вечер! — устало сказал он. — Я был с Аланом и Мэрион и никак не мог уйти. Открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Поколебавшись лишь мгновение, она сняла цепочку и сразу пошла в мастерскую. Она не посмотрела, идет ли за ней Тед, но услышала, как входная дверь захлопнулась за ним. При звуке его голоса она повернулась.

— Ты видела передачу Стива Стерна сегодня вечером? — спросил он без всяких предисловий.

— Да.

— Это все, что ты можешь сказать? Программа не пробудила в тебе ни капли сочувствия к Алану?

Она провела кончиками пальцев по краю вазы, бессознательно ища поддержку в твердой кристальной чистоте стекла. Стекло так незамысловато, подумала она. Но если в нем есть серьезный изъян, оно раскалывается. Если же с ним все в порядке, то можно бесконечно смотреть сквозь его совершенную прозрачность…

— Чего ты ждешь от меня, Тед? Зачем ты пришел сюда? — произнесла она. — Я часто говорила тебе, что чувствую по отношению к Алану. Он не обладает необходимыми качествами, чтобы занимать высокий государственный пост, и избиратели должны знать об этом. Я не сожалею о том, что случилось сегодня. Стив Стерн будто в зеркале показал публике, каков Алан Хорн на самом деле.

Тед, опешив, посмотрел на нее. Затем замешательство в его глазах сменилось сначала недоверием, а затем диким гневом.

— О Боже! Так это была ты?! Это ты передала Стиву Стерну всю эту смесь лжи и инсинуаций! Как же я не подумал об этом?!

— Это не было ложью! — в сердцах сказала она, отступив на шаг от разгневанного Теда. — Это правда. Бог мой, неужели ты не видишь, что это правда! Вся военная карьера Алана была запятнана грязью и основана на обмане. Он позволил посадить Джордана Эдгара в тюрьму и после этого имел наглость последние двадцать пять лет хвастаться своими успехами на флоте и тем, что он добровольцем отправился во Вьетнам защищать свою Родину! Алан заслужил то, что случилось сегодня вечером. Он заслужил все это!

— Ты уверена? — жестко спросил Тед. Губы его побелели. — Разве военное патрулирование вдоль побережья Вьетнама было менее опасным для Алана из-за его отношений с Джорданом Эдгаром? Разве он пошел добровольцем защищать свою страну потому, что любил Джордана? Когда Алан записался во флот, откуда ему было знать, что его припишут к тому же кораблю, что и Джордана Эдгара? Он пошел добровольцем служить своей стране из чувства патриотизма и долга! С каких это пор ты взялась судить о моральном облике Алана?

Возмущение Теда было последней каплей. Ида перестала контролировать себя.

— С тех пор, как он пытался убить меня! — закричала она; сухие рыдания сотрясали ее тело. — С тех пор, как он позволил Айку Гутману сгореть дотла и устроил так, что у машины Иды Мэрфи отказали тормоза! И когда он пытался сжечь меня и Пола Хейзена во Флориде! — Сухие рыдания сменились потоком слез. — Думаю, что тогда я и взяла на себя право быть его судьей. И я нисколько не жалею о том, что сделала. Может быть, ты хочешь, чтобы улыбающийся и сладкоголосый убийца стал губернатором Флориды? И, возможно, в свое время попытался попасть в президенты?!

В охватившем ее смятении она могла думать только о самых простых вещах. Ей сейчас хотелось одного: забраться в постель и свернуться калачиком под одеялом. Как назло, Тед стоял в дверях ее спальни. Иде и в голову не пришло обойти его или попросить посторониться. Она просто подошла к нему и застучала кулаками по его груди, ожидая, что он поймет, чего она хочет, и отойдет в сторону.

Вместо этого он стиснул ее руки и, повернувшись, прижал ее спиной к стене между верстаком и окном.

— Элис, ради Бога, успокойся! О чем ты говоришь?!

— Не называй меня Элис! Я не Элис! Нет! Нет! Нет!

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Анализ крови подтвердил, что именно ты и есть Элис. Это одна из причин, почему я пришел. Тебе нужно начать привыкать к тому, что тебя называют Элис, потому что это твое настоящее имя.

Анализ крови! Вот наконец и выплыла на свет та салфетка, которую он украл у нее. Что ж, рано или поздно это должно было произойти. Так или иначе, но у него теперь есть неопровержимое доказательство. Он не имеет права совать свой нос в мои личные дела! — мысленно закричала она, прекрасно сознавая собственную беспомощность.

Дальше Ида действовала бессознательно, не спрашивая себя, почему у нее появилась такая отчаянная потребность ударить его. Она чувствовала обжигающий, всепоглощающий гнев: ведь Тед вынудил ее признать, кем она была на самом деле! Она испытывала невыносимую боль, как если бы кровоточащую рану полили спиртом. Она не могла больше выносить эту боль и выплеснула ее наружу, на Теда, резко направив свое колено ему в пах.

Должно быть, у Теда была прекрасная реакция. Он увернулся, и удар пришелся ему по бедру.

— Я великодушнее тебя, — сказал он, тяжело дыша.

Всем своим весом он прижал ее ноги к стене, лишая ее возможности ударить его еще раз.

— Может быть, решим это дело по-другому?

Вместо ответа она в ярости крепко сжала кулаки и замахнулась, надеясь ударить его в челюсть. Он заломил ей руки над головой и еще сильнее прижал к стене. Его тело касалось ее от груди до колен. И Элис вдруг поняла, что под ее собственной агрессивностью скрывалось просто-напросто неодолимое сексуальное желание. Она коротко вскрикнула, поразившись своему открытию, и Тед сразу успокоился.

Элис стояла с закрытыми глазами, потрясенная охватившей ее неистовой страстью. Она поняла, что именно поэтому и затеяла драку. Ей хотелось утолить свое отчаяние в притупляющем ум простом и, может быть, даже грубом половом акте. Но ей не следовало провоцировать Теда на роль насильника. Он был не из тех мужчин, кто позволил бы ей подменить глубокое чувство бессмысленным кувырканием в постели. Элис стало стыдно. Она судорожно втянула в себя воздух и почувствовала, как желание покидает ее.

— Может, отпустишь меня? — сказала она.

Он слегка ослабил свою хватку.

— Обещаешь не бросаться вазами? Они слишком хороши, чтобы бить их.

Ей теперь дышалось легче.

— Я ничем не буду швыряться, — произнесла она. — Я даже не попытаюсь ударить тебя.

Тед слегка улыбнулся.

— Мне кажется, наши отношения явно меняются к лучшему.

Он отпустил ее, настороженно глядя, как ее руки сползли по стене и вяло повисли по бокам. Но она стояла неподвижно, и тогда он откинул с ее глаз прядь волос и посмотрел на нее с нескрываемой нежностью.

— О'кей, — сказал он. — Теперь можно и поговорить. Почему ты считаешь, что Алан Хорн хочет убить тебя?

Элис почувствовала боль в горле, которая прошла, только когда она нашла в себе силы, чтобы наконец сказать кому-то правду.

— Потому, что я не его дочь, — произнесла она. — И потому, что, когда мой настоящий отец умер, он оставил мне все свои деньги.

13

Элис еще не кончила говорить, а Тед уже понимал, что ему не хочется слышать то, что она рассказывает. Ее слова обдали его арктическим холодом, и он был слишком утомлен, чтобы связать отдельные обрывки информации, которые никак не состыковывались. Из всего услышанного он прояснил для себя только одно: Элис искренне верила, что Алан Хорн был убийцей. А он, Тед, ни за что не хотел, чтобы она оказалась права.

Элис и раньше говорила, что подозревает Алана в попытке убить ее, но Тед никогда не мог принять ее обвинения всерьез. Он работал с Аланом шесть лет и считал, что хорошо знает его. Как и любой другой человек, его босс не был верхом совершенства, но Тед считал его интеллигентным и работоспособным человеком, обладающим тонким чувством юмора и терпимостью к человеческим слабостям.

Алан казался цельным, как гранитная скала, хотя его отношения с Мэрион были, мягко говоря, странными, а откровения в сегодняшней программе Стива Стерна не сделали их брак более объяснимым. Знала ли Мэрион, что ее муж был голубым? Были ли у Алана другие любовники, готовые выступить с заявлениями по национальному телевидению?

Тед никогда не отдавал себе отчета в том, что заставляет его быть порой слишком снисходительным к Алану. Сейчас он вдруг понял, что испытывал особое чувство родства с ним: Тед подозревал, что если бы его бывшая жена Черил забеременела, то они, скорее всего, остались бы вместе ради ребенка. И тогда их отношения стали бы подобны пустой раковине, как брак Алана с Мэрион. Черил была на шесть месяцев моложе Теда, но эмоционально казалась старше его лет на десять. И чем больше времени проходило с момента их развода, тем больше Тед понимал, сколь многим он был обязан Черил за то, что они разошлись прежде, чем смогли причинить боль друг другу.

Тед подошел к раковине и ополоснул лицо холодной водой. Взглянув на часы, он увидел, что уже два часа ночи. Он был на ногах с пяти часов утра и чувствовал себя разбитым. Когда он повернулся, Элис по-прежнему стояла у стены, где он ее оставил. Из-за резкого верхнего света в мастерской казалось, что у нее под глазами залегли тени. Как бы паршиво ему ни было, он понимал, что она должна чувствовать себя в тысячу раз хуже. При всей ее внешней браваде ей наверняка нелегко было наблюдать, как унижали ее отца перед тысячами телезрителей.

— Нам нужно поговорить, мягко повторил он. — Но ты выглядишь измученной. Может быть, тебе было бы удобнее на софе в спальне?

Она взглянула на него с оттенком насмешливости, присущей прежней Иде.

— Не опекай меня, Тед. Я не лишусь рассудка из-за признания в том, что я действительно Элис Хорн. Я сказала тебе, что Алан пытался убить меня, потому что это чистая правда, и, если я устроюсь на уютной софе, это ничего не изменит, как бы тебе этого ни хотелось.

Тед понимал, что испытания, выпавшие на долю Элис, начисто отучили ее от чьей-либо заботливости. Но сейчас она казалась такой несчастной и хрупкой, что желание опекать ее рождалось помимо его воли.

— Ты права, — сказал он. — До меня не сразу дошло, что ты мне сказала, я решил, что ты, должно быть, просто устала и растерялась. Извини.

Она бросила на него сердитый взгляд и разочарованно вздохнула.

— Черт тебя побери, Тед! У тебя возмутительная привычка быть рассудительным, когда я выхожу из себя.

Она выглядела прелестной, когда сердилась, но Тед решил, что будет умнее не говорить ей об этом. Устроившись на стуле, он посмотрел на нее с самым безразличным видом, какой только смог принять.

Объясни мне еще раз, почему ты думаешь, что Алан хочет убить тебя, — попросил он. Говоря это, он не переставал думать о том, как дико и абсурдно звучат эти слова. — Я все еще не вижу в этом никакого смысла, и это чистая правда. Я бы поставил последний грош на то, что Алан не способен на убийство.

— И ты бы проиграл, — ответила она.

Он покачал головой.

— Дело в том, что я его настолько уважаю, что перестаю соображать каждый раз, как ты начинаешь обвинять его. Алан — мой босс, но в определенном смысле он мне как второй отец…

— Я тоже любила его… — сказала она и замолчала, словно это признание возмутило ее. Она откинула волосы с глаз и, подняв голову, взглянула на него сердито и вызывающе. — В мотивах Алана нет ничего сложного или загадочного, — сказала она. — Я же сказала тебе: он ненавидит меня, потому что я не его дочь.

— Как ты можешь верить тому, что ты не его ребенок?! — Тед не был знатоком в определении семейного сходства, но нельзя было не увидеть, что ее нос, форма лба, очертания скул были точно такими же, как у Алана. — Элис, между вами потрясающее сходство!

— Почему бы ему и не быть? — беззаботно сказала она, но это прозвучало наигранно. — В этом нет ничего удивительного: ведь моим отцом был Дэвид Хорн, брат Алана!

«Моим отцом был Дэвид Хорн».

Теду показалось, что ее слова, произнесенные таким спокойным голосом, оглушительно прозвучали в похожей на пещеру мастерской. А в его голове эта новость отозвалась, словно удар колокола, молнией осветив множество известных ранее фактов.

Дэвид Хорн был ее отцом!

— Откуда ты знаешь?! — требовательно спросил он. — Тебе сказала об этом Мэрион? Или Алан? У Дэвида была лейкемия. Он, должно быть, уже был болен, когда ты родилась, поэтому ты не могла услышать этого от него. Ты была малышкой, когда он умер!

Он видел, что она превратно понимает его настойчивость, не замечая, что он изо всех сил ищет доказательства, подтверждающие правдивость ее слов.

— Здесь не может быть ошибки, Тед. Мне было семнадцать лет, когда я узнала, кто действительно был моим отцом, и источник этой информации был безупречен. Само собой, я не обсуждала то, что узнала, с Аланом или Мэрион.

— Но почему бы и нет? — поинтересовался он.

— Почему бы и нет? — Она скептически посмотрела на него. — Ты много раз встречался с Мэрион и знаешь, что она собой представляет.

— Холодная и рассудочная, — отозвался Тед. — Но она твоя мать…

— И я уверяю тебя, что она не была более близка со мною, чем со всем остальным миром. — Голос Элис сорвался, она свела брови, и на ее лбу образовалась морщинка. Как всегда, она сердилась на себя за то, что не могла скрыть своего состояния.

Бедный малыш. Последние семь лет своей жизни она провела, заставляя себя не чувствовать того, что на самом деле ощущала, поймал себя на мысли Тед.

— Впрочем, Мэрион была неплохой матерью, — произнесла Элис, пытаясь быть справедливой. — Во многом она просто идеальная мать. Она позволяла мне заниматься всем, что меня интересовало, я могла сама выбрать себе школу, заводить своих собственных друзей. Она проявляла вежливый интерес ко всему, что я делала, и расточала мне похвалы, когда я добивалась успеха, пусть самого пустякового… Но она никогда не подпускала меня близко к себе! Не давала мне возможности увидеть хоть что-то за ее имиджем безупречной холеной красавицы и аристократки. Я была нервной и ранимой, как любая семнадцатилетняя девушка. Ты же понимаешь, что я не могла спросить Мэрион, правда ли, что у нее был сумасшедший страстный роман с ее деверем?

Тед должен был согласиться, что задача была не из легких. Он сочувственно улыбнулся ей.

— Догадываюсь, что это было бы трудновато. Но если ни Алан, ни Мэрион не сказали тебе правду, тогда кто же сказал?

Элис передвигала вазы на верстаке, автоматически ставя их так, чтобы свет радугой преломлялся в их гранях.

Теду показалось, что глаза ее увлажнились, но, когда она заговорила, ее голос звучал твердо, и в нем не было и намека на слезы.

— Мне рассказала об этом бабушка, — сказала она. — Бабушка умирала от рака и настояла на том, чтобы ее привезли из больницы в старый фамильный дом в Кливленде. Она объявила, что намерена встретить своего Создателя, лежа в пристойной постели, без трубок, вставленных в нос, и игл, воткнутых в руки.

Ласковый смех согрел на минуту Элис.

— Конечно, ее рассказ звучал гораздо выразительней, чем та версия, которую я сообщила тебе. Бабушка была из тех людей, которые никогда не назовут лопату лопатой, если ее можно назвать «проклятым заступом».

Тед улыбнулся.

— Я слышал о ней потрясающие истории. Насколько я понимаю, она была несколько… вздорной дамой.

— Ну, я думаю, это один из эвфемизмов, который бабушка никогда бы не употребила по отношению к себе. Она честно говорила, что упряма как осел. Но она, кажется, была самой богатой женщиной в Кливленде, а потому всегда возглавляла список гостей, несмотря на свое возмутительное поведение. Она получала истинно злорадное удовольствие, посещая чаепития, устраиваемые в благотворительных целях для самых уважаемых особ, — например, для вдов церковных лиц. Придя туда, она выписывала чек на огромную сумму для этих вдов, при условии, что каждая дама-благотворительница выложит денежки на проституток, умирающих от сифилиса, или на стипендии для разведенных матерей, желающих учиться в колледже. Она значительно раньше других поняла, что означает синдром отверженных женщин, и в одиночку основала приют для этих униженных и оскорбленных в южной части Кливленда. Просто удивительно, особенно если вспомнить, когда это было. Ведь в то время все считали, что место жены подле мужа — независимо от того, как он к ней относится…

Тед кивнул.

— Алан часто говорил мне, какой она была прекрасной и поистине замечательной женщиной. Он всегда любил ее почти так же, как и ты.

Тед обругал себя, как только эти слова сорвались у него с языка. При упоминании имени Алана свет и теплота исчезли из глаз Элис.

— Он любил? — холодно спросила она. — Лично мне всегда трудно определить истинные чувства Алана. Впрочем, все эти воспоминания о моей бабушке не имеют отношения к делу. Тебя интересует, как я узнала, что Алан не мой отец?

— Мне бы хотелось услышать эту часть истории, — согласился Тед.

— Все очень просто. За пару дней до того, как бабушка умерла, она послала за мной. Она отправила из комнаты сиделку и сказала, что должна что-то отдать мне. Сознание у нее было совершенно ясное, хотя я видела, что она очень слаба и испытывает мучительные боли. Лишь много лет спустя я поняла, что она, должно быть, в тот день отказалась от морфия, чтобы сохранить ясный ум для разговора со мной. — Элис остановилась и кашлянула, словно прочищая горло. — Вот, что дала мне бабушка, — сказала она, расстегивая сзади на шее замочек украшения, спрятанного под свитером. Когда она протянула Теду руку, с ее пальцев свешивалась тяжелая золотая цепь. — Возьми, — сказала она. — Открой медальон.

Тед увидел тот самый старомодный медальон, который он нашел на полу ее спальни в ту ночь, когда они занимались любовью. Только сейчас он был на новой, более крепкой цепочке, как он и советовал ей тогда. Ему очень хотелось открыть его в тот раз, но он подавил искушение.

Достаточно и того, что он похитил салфетку со следами ее крови для генетического анализа, а потом так долго не мог простить себе этого бесцеремонного вторжения в личную жизнь Элис.

Ногтем большого пальца Тед провел по почти невидимому стыку медальона и нажал на выемку. Медальон открылся: внутри находились две черно-белые фотографии, вероятно, вырезанные из любительских снимков. На левой он узнал совсем юную Мэрион, она счастливо смеялась в камеру. Такой он никогда не видел ее — ни на одном из снятых в студиях портретов. На другом снимке был изображен молодой человек, похожий на Алана, хотя не столь классически красивый. У него было открытое энергичное лицо и улыбка, которая, казалось, бросала вызов всему миру своей уверенной силой. Он был так потрясающе похож на Элис!

Тед долго молчаливо изучал фотографии, прежде чем поднял глаза на девушку.

— Это Дэвид? — спросил он.

Элис кивнула.

— Дэвид Хорн, — произнесла она. — Мой отец.

В комнате повисла тишина; казалось, каждому из них было трудно говорить. Наконец Тед нарушил молчание:

— Так бабушка прямо без обиняков сказала, что Дэвид — твой отец, когда дала тебе этот медальон? — спросил он.

— Да. Она рассказала, что Дэвид не расставался с фотографией моей матери, носил ее в футляре часов, доставшихся ему от его деда. А когда меня окрестили, он положил туда же и мою фотографию… Перед смертью он попросил бабушку, чтобы она рассказала мне правду о моем происхождении, когда сочтет меня достаточно взрослой. — Элис удалось улыбнуться. — Бабушка сказала, что она совсем не уверена, что я достаточно взрослая, чтобы услышать правду. Но, к сожалению, Бог распорядился так, что ее конец наступил раньше, чем она того желала. Она сказала, что если бы выбор принадлежал ей, она все решила бы по-другому.

Тед улыбнулся.

— Я уверен, что так оно и было бы. Она рассказала тебе, как между Мэрион и Дэвидом завязался роман?

Рассказ Элис о своем происхождении казался убедительным, только если отрешиться от реальных действующих лиц этой истории. Но Тед не мог представить себе Мэрион нарушающей супружескую верность с младшим братом мужа. Боже, эта мысль была бы богохульством, подумал он. Это все равно что заподозрить в грехе мать Терезу!

— Бабушка считала, что вся эта история была чрезвычайно характерной для Дэвида. Она объяснила, что Дэвид был в Гималаях, пытаясь подняться на Эверест, когда состоялась помолвка Алана с моей матерью. Дэвид вернулся прямо перед свадьбой, буквально за сорок восемь часов до церемонии. Очевидно, он влюбился в Мэрион с первого взгляда. В день свадьбы он пытался уговорить ее отменить церемонию, заявляя, что она совершает ужасную ошибку, что она будет сожалеть об этом и что ей следует отбросить все условности, уехать с ним в Чили, где они займутся альпинизмом в Андах и будут счастливы.

— Конечно, Мэрион и слышать не хотела о том, чтобы отменить свадьбу, — уверенно заявил Тед. С большим трудом он еще мог вообразить, что Мэрион влюбилась в Дэвида. Но выше его сил было представить, как она отменяет свадьбу, когда уже приглашено триста гостей и англиканский собор украшен атласными лентами и свадебными розами.

— Конечно нет. — Элис криво улыбнулась. — Моя мать совсем не такая, как бабушка.

— Она — образец педантичности, — заметил Тед.

— Хорошее определение, — согласилась Элис. — Тут даже я могу быть достаточно объективной по отношению к Мэрион и посочувствовать ей в том, какая она есть. Ее родители принадлежали к филадельфийским фамилиям голубых кровей; они потеряли все свои деньги, но делали вид, что живут на широкую ногу. Мэрион с молоком матери впитала правила приличий и понятие о том, что положение обязывает. Она была убеждена, что хорошее воспитание неизбежно связано с определенным кодексом поведения. Семейство Дюплесси не изменило стиля жизни даже тогда, когда единственными, кто прилично питался в доме, были слуги.

— И ее родителям никогда не приходило в голову уволить слуг и заказать себе несколько фунтов мяса? — спросил Тед, думая о бездушной красоте квартиры Мэрион в Манхаттане и понимая, что она не освободилась от полученного в детстве воспитания даже сейчас, когда ей пятьдесят.

— Конечно нет! — В голосе Элис звучали те же раздражение и невольное восхищение, которые испытывал и сам Тед. — Но, выходя замуж за Алана, она знала, что все должно будет измениться к лучшему. У Мэрион наконец появилась надежда получить средства, чтобы зажить с той подлинной элегантностью, ради поддержания которой ее родители были вынуждены экономить и даже голодать. Помня свое унизительное прошлое, поставив на карту все свое будущее, как она могла отказаться от свадьбы с Аланом?! И ради чего? Ради предосудительной страсти и обещания любви молодого человека, чья жизнь была лишь длинным перечнем мимолетных увлечений и пренебрежений к своим обязательствам.

— Я понимаю, как это было бы трудно для нее, — сказал Тед. — Должен признаться, что я поражен сочувствием, которое ты испытываешь к своей матери. Я скорее ожидал бы, что ты будешь осуждать ее.

Элис состроила гримаску.

— Это результат сотни сеансов с дорогим психотерапевтом. Я не всегда была столь милосердна.

— Троекратное ура психотерапии! — предложил Тед.

— Согласна. — Элис засмеялась. Когда она так смеялась, Тед ловил себя на мысли, что думает о таких запретных словах, как «навсегда», «всерьез», «преданность»… Тех словах, которые в последние десять лет он тщательно отделял от слова «связь».

Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, и заговорил нарочито оживленно:

— Итак, в настоящий момент мы имеем Дэвида, страстно влюбленного в твою мать, и Мэрион, не желающую разорвать помолвку и отменить свадьбу. Пока нет и намека на тайную связь между Мэрион и Дэвидом. Как твоя бабушка объяснила твое появление на свет?

— Она просто сказала, что Мэрион и Алан довольно скоро обнаружили, что быть хорошими друзьями — не обязательно идеальная основа для брака. Сразу после свадьбы мои родители отправились в старомодное свадебное путешествие по Европе: провели несколько недель в Париже, затем поехали на юг Франции, потом остановились в Риме и Флоренции… Мне кажется, что их медовый месяц был довольно неудачным, особенно в сексуальном плане. Моя бабушка только рассказала, что вскоре после возвращения в Штаты Алан записался добровольцем во флот, и два месяца спустя его направили на Филиппины. Ты знаешь, что случилось дальше, — во всяком случае, в отношении Алана.

Тед медленно выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Боже! Ты хочешь сказать, твоя бабушка знала, что у Алана были гомосексуальные отношения с Джорданом Эдгаром? Это она рассказала тебе об их связи?

— Я понятия не имею, знала ли бабушка об Алане и Джордане Эдгаре, — резко ответила Элис. — Бабушка, возможно, догадывалась о том, что происходило, но она даже не намекнула мне на сексуальные предпочтения Алана. Она просто сообщила, что, пока Алан был в море, моя мать страстно влюбилась в Дэвида, который продолжал любить ее. Она предположила, что они стали любовниками в те дни, когда Алан отплыл на Филиппины. Бабушка сказала, что они собирались просить Алана о разводе, как только он вернется с действительной службы… Во всяком случае, они не хотели посылать ему формальное письмо с просьбой о разводе, пока он рисковал своей жизнью.

Речь Элис становилась все беспокойнее, казалось, что нервы ее на пределе. Но Тед понимал: если она не расскажет обо всем сейчас, дальше будет еще труднее.

— Так почему Мэрион не попросила Алана о разводе? — спросил он, изо всех сил пытаясь осмыслить ситуацию. — Или она пыталась? А он не согласился? Ведь в данной ситуации развод был бы наилучшим решением! Ты так не думаешь?

— Возможно, — холодно заметила Элис. — Однако примерно в это время Мэрион поняла, что забеременела, а у Дэвида обнаружили лейкемию. Случаи излечения от лейкемии в начале семидесятых годов были значительно реже, чем сейчас, и вскоре стало ясно, что Дэвид долго не проживет. Бабушка сказала, что «все» решили, что будет лучше, если Мэрион останется женой Алана.

— И что же, «все» ожидали, что Алан примет ситуацию такой, какая она есть? — в изумлении спросил Тед. — Его жена наставила ему рога с его младшим братом, а он лучезарно улыбается и принимает появившегося ребенка как своего собственного?

Несколько запоздало он понял, что его слова не слишком тактичны, учитывая, что «появившимся ребенком» была сама Элис.

— Я тоже никогда не понимала этого, — призналась она, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь. — Но сейчас, мне кажется, начинаю кое-что понимать…

— Почему только сейчас?

Она не сводила взгляда с хрустальных ваз.

— Я ведь узнала о связи Алана с лейтенантом Эдгаром совсем недавно.

— Так ты думаешь?.. Подожди, подожди… — Тед начал высказывать то, что приходило в голову, вслух. — Алан возвращается домой с Филиппин, полный угрызений совести и вины за трагическое завершение его связи с Джорданом Эдгаром. Между тем твоя мать тоже полна раскаяния относительно ее отношений с Дэвидом. Они заключают сделку. Она прощает ему Джордана, если он простит ей Дэвида. Джордан мертв, Дэвид умирает. Двое живых обращаются друг к другу за взаимной поддержкой…

— Что-то вроде этого, — сказала Элис, пытаясь выглядеть беспечной. — Главное, что таким образом каждый прячет свое грязное белье подальше. Было лишь одно маленькое несоответствие. Я родилась через десять месяцев после того, как Алан уплыл в бухту Субик-Бей, и, судя по свидетельству о рождении, весила всего шесть фунтов. Я была совсем не крупная для переношенного ребенка…

Тед пожал плечами.

— Не думаю, чтобы Мэрион или Алан слишком беспокоились об этом небольшом несоответствии. Множество первых бэби рождается позже нормального срока, и Мэрион такая хрупкая, что никому и в голову не могло прийти, что ты должна была родиться крупной. Люди судачат, когда дети родятся вскоре после свадьбы, а не наоборот. Если бы ты родилась через полгода после свадьбы, это бы обсуждалось, особенно в тех кругах, в которых вращалась Мэрион. Но ты сама сказала, что Алан уплыл на Филиппины сразу после того, как твои родители вернулись из продолжительного свадебного путешествия. Разве не естественно, что Мэрион приехала домой беременной?

Элис пожала плечами.

— Я думаю, ты прав, потому что, насколько я знаю, не было ни намека на скандал по поводу моего рождения. И репутация Мэрион осталась чистой, как первый снег.

Тед чувствовал себя как обезумевший статистик, который нанизывает факт за фактом в надежде, что еще одна цифра, еще один обзор, еще один ряд анализов неожиданно откроют ему тайну.

— Итак, теперь все прояснилось, кроме одного… — сказал он.

Она озадаченно взглянула на него.

— О чем ты?

— Почему ты думаешь, что Алан собирается убить тебя?

В тишине комнаты его вопрос прозвучал как взрыв и заставил Элис вздрогнуть. Тед приблизился к ней, схватил ее руки и крепко сжал их, как бы пытаясь заставить взглянуть на вещи его глазами.

— Элис, пойми: то, что ты рассказала мне, никак не объясняет, почему Алан вдруг превратился в маньяка-убийцу в день твоего восемнадцатилетия. Ведь, похоже, он знал, что ты не его дитя, с самого начала — буквально как только ты родилась. Ты сказала, что когда-то любила его… Не означает ли это, что он всегда хорошо обращался с тобой? Что вы любили бывать вместе? Почему он ждал восемнадцать лет, прежде чем понял, что не выносит тебя?

— Деньги, — коротко ответила она. — Дэвид оставил мне свои акции в компании, а также несколько миллионов долларов — все в трастовом фонде, и Алан — единственный душеприказчик. Когда мне исполнилось восемнадцать, Алан до некоторой степени потерял контроль над этими деньгами. По условиям траста я должна была участвовать во всех решениях, и он не мог ни во что вкладывать деньги без моего одобрения. А на мое двадцатилетие я получила бы полный контроль над всеми своими средствами. Ты понимаешь? Алан не мог бы больше распоряжаться моими деньгами, а они были нужны ему, чтобы покрыть потери на рынке недвижимости.

Тед обнял ее, прижал к груди, гладя ее волосы.

— Элис, послушай меня. Я знаю, ты не доверяешь мне, когда речь идет о финансах «Хорн Индастриз». Но я хочу, чтобы ты на минуту отвлеклась от своих эмоций и выслушала то, что я скажу. Дело в том, дорогая, что Алану не нужны твои деньги.

— Тогда почему вы продаете «Хорн Кристал»? Эту компанию основал еще мой прадед, и она всегда считалась драгоценным камнем в короне Хорнов!

— Теперь другие времена, — ответил Тед. — Рынки коренным образом меняются. Мы продаем «Хорн Кристал» потому, что она выпадает из логически стройной системы нашего основного бизнеса. Потому, что нет никакой связи между люстрами, настольными вазами и недвижимостью. Потому, что пока ты не вернулась, в семье не было никого, кто проявлял хотя бы малейший интерес к производству стекла. Мы решились на эту продажу вовсе не потому, что «Хорн Констракшн» отчаянно нуждается в средствах. Просто компания, занимающаяся недвижимостью, гораздо доходнее, чем «Хорн Кристал». И значительно крупнее.

— Как это может быть? — запротестовала она. — Я прекрасно помню, что рынок недвижимости лопнул по всей стране как раз в то время, когда мне исполнилось восемнадцать. Каждый раз, как я открывала газету, читала о банковско-финансовом кризисе, избытке производственно-административных площадей и неблагоприятной обстановке с недвижимостью.

Он усмехнулся, покачав головой.

— Ну, если ты так внимательно следила за этой проблемой, тебе следовало знать: то, что пишут в газетах, — всегда лишь наполовину правда. Действительно, на фондовом рынке в конце восьмидесятых годов наметились неблагоприятные тенденции. Но Алан провел несколько удачных операций с недвижимостью; кроме того, он одним из первых всерьез занялся планированием охраны окружающей среды. В результате «Хорн Констракшн» вышла из затруднительного положения с гораздо большим успехом, чем многие наши конкуренты. Мы здорово преуспели за последние два года. Элис, ради Бога, поверь мне! Я много занимался этими проблемами и точно знаю, что Алан никогда не нуждался в услугах твоего трастового фонда, чтобы спастись.

— Ты — президент его компании. Ты должен так говорить!

— Ладно, ты можешь не верить мне на слово. — Он поднял ее подбородок так, чтобы она посмотрела ему прямо в глаза. — В таком случае найми самого первоклассного аудитора (ты ведь можешь использовать свободные деньги из своего трастового фонда) и поручи ему проверить счета за последние несколько лет. Я предоставлю все бухгалтерские книги, и твои собственные ревизоры подтвердят, что «Хорн Индастриз»— доходное предприятие с солидным капиталом. Они также скажут тебе, что «Хорн Кристал» — самое малодоходное подразделение корпорации.

Если он надеялся, что его доводы заставят ее поверить в невиновность Алана, то напрасно. Ее плечи опустились, она вдруг показалась ему невыносимо усталой. Но ее уверенность в вине Алана осталась непоколебимой.

— Если все так, как ты говоришь, Тед, значит, существует еще какая-то причина, почему Алан вдруг решил, что хочет видеть меня мертвой. — Она с бесстрастным лицом отодвинулась от него. — Все, что я могу сказать тебе, — это то, что он по крайней мере трижды пытался убить меня.

Элис сказала это так спокойно и печально, что Тед понял: защищая Алана и приводя логические доводы, он ничего не добьется. Нужно просто выслушать ее объяснения — тем более что ему самому слишком многое в этой истории было непонятно.

— Расскажи мне все, что ты знаешь об этих покушениях на убийство, — попросил он.

— Ты думаешь, стоит? — спросила она. — Ты будешь слушать? Или ты просто надеешься доказать мне, что я законченная шизофреничка?

— Я обещаю выслушать тебя непредвзято.

Элис колебалась, не очень уверенная, что следует тратить время на то, чтобы убедить его. Затем заговорила — медленно, вымученно — так неприятно было ей об этом вспоминать.

— Впервые он пытался убить меня в ночь моего восемнадцатилетия, — сказала она, — когда поджег коттедж в Нью-Гэмпшире. Тогда, как ты знаешь, погиб Айк Гутман, а мне удалось спастись.

— А тебе известно, что Бен Дженкинс не только был арестован за поджог, но и добровольно признался в преступлении? — напомнил Тед.

Она насмешливо и печально улыбнулась ему.

— Это ты называешь «выслушать непредвзято», Тед?

Он судорожно вздохнул.

— Прости, но я не вижу…

— А я видела! — неожиданно закричала Элис. — В этом все и дело! Я видела Алана Хорна прямо рядом с коттеджем!

Он уставился на нее с приоткрытым от изумления ртом.

— Ты видела Алана в ночь, когда загорелся коттедж? Как? Я имею в виду — когда?

После мгновенного взрыва эмоций Элис опять поникла.

— Я увидела его сразу после того, как выбралась из огня, — устало произнесла она. — Я была в ванной, когда начался пожар, а Айк спал на софе в комнате. Как только я поняла, что коттедж в огне, то попыталась проникнуть в эту комнату, чтобы разбудить Айка и вывести его наружу. Мне удалось добраться до комнаты, но я не смогла разбудить Айка. Я думаю… Я думаю, что он умер, задохнувшись от дыма. Потом на него с потолка упала горящая балка.

Тед видел, как она нервно сжимает и разжимает пальцы. Он взял ее руки в свои и стал гладить, пытаясь успокоить ее, хотя прекрасно понимал, что есть такие мрачные воспоминания, от которых невозможно избавиться.

— Тогда ты и увидела Алана? — спросил он, желая отвлечь ее от ужасной смерти Айка Гутмана. — А он знает, что ты видела его? Ты думаешь, поэтому он и хочет убить тебя?

— Не думаю, что он знает. Мы находились далеко друг от друга.

— Но ты была достаточно близко, чтобы с уверенностью сказать, что это действительно был Алан?

— Да, достаточно! Для этого — достаточно близко! — в отчаянии произнесла она.

Несмотря на теплую летнюю ночь, ее руки были холодны как лед, словно она вновь переживала весь ужас той страшной ночи в Нью-Гэмпшире.

— Я не видела его, пока не выбралась из коттеджа. Я побежала от огня к деревьям, огораживающим наше имение с запада. На минуту я остановилась передохнуть под соснами, и что-то — возможно, шум заводимой машины — заставило меня в последний момент обернуться и взглянуть на коттедж. — Она внезапно остановилась, затем добавила: — Тогда я его и увидела.

— Он садился в машину?

— Нет, он уже был в ней. Он уезжал от огня в своем джипе. Медленно. Во всяком случае, так казалось. Жутко говорить об этом, но мне показалось, что он смеялся, склонившись к рулю!

Тед почувствовал огромное облегчение. Если это и было то доказательство, которое она носила против Алана все эти годы, оно было крайне неубедительно. Он прижал ее руки к своей груди.

— Элис, не пойми меня превратно, но я должен спросить тебя. Как ты можешь быть уверена, что за рулем джипа действительно был Алан? Было темно. Ты — в отчаянии. Бог свидетель, у тебя была причина для отчаяния!

— Не пытайся убедить меня, что я не видела, что происходит перед моими собственными глазами, — возразила Элис, вырывая у него свои руки. — У джипа был один из личных лицензионных номеров Алана. АБХ 4. При свете огня номер был ясно виден.

— Положим, это был джип Алана, но почему ты уверена, что за рулем сидел именно он?

— Я тысячу раз видела, как Алан водит джип, и тот водитель был похож на Алана! Это был мужчина его роста, в его клетчатой шапочке для гольфа и в шарфе с тем же рисунком. — Тед не произнес ни слова, но она поняла, что внутренне он не согласен с ней, и рассерженно тряхнула головой. — Если птица выглядит как утка, крякает как утка и плавает как она, почему кто-то должен считать ее курицей?!

— Ты и не должна была думать, что видишь курицу, — сказал Тед. — Но, может быть, это была подсадная утка?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Хорошо, давай на минуту предположим, что пожар устроил Бен Дженкинс. Разве он не мог вести джип Алана, надев точно такие же шапочку и шарф? Ведь не только Алан носит клетчатые шапочки и шарфы!

— Возможно, — согласилась она. — Но кто мог дать Дженкинсу ключи от джипа, кроме Алана?

— Не знаю…

— На самом деле все можно объяснить очень просто, если представить, что Алан решил убить меня и для своего алиби нанял ничтожного пьяницу Бена, чтобы тот сделал за него грязную работу.

— Погоди-ка! Есть десятки, даже сотни причин, почему Алан мог одолжить кому-то ключи от своего джипа, не давая никаких указаний относительно поджога!

Элис ходила по комнате, сердитая и разочарованная.

— Мне нравится твоя «непредвзятость», Тед. Если Алан одолжил джип Бену Дженкинсу по самой невинной причине, тогда почему, черт побери, он ни разу не упомянул об этом.

Ее вопрос смутил Теда. Неожиданно он почувствовал себя так, словно наступил на оголенный провод. Это был действительно разумный вопрос, на который у него не было ответа, или, по крайней мере, ответа, который бы его устроил. Вопреки всему, что Элис рассказала, он никак не мог поверить, что Алан способен убить женщину, которую воспитал как дочь. Но на что он точно был способен, так это на то, чтобы умолчать о фактах, представляющих его в неблагоприятном свете. Тед вспомнил программу Стива Стерна. Могли ли быть у Алана с Беном Дженкинсом отношения, которые дискредитировали бы его, если бы они стали известны? Если да, то Алан пошел бы на любые уловки, чтобы скрыть их. Теду было очень неприятно признавать это, но, раз он решил быть объективным, надо идти до конца.

— Видишь ли, после той передачи… Мы же не знаем, какие отношения у них были… Алан мог скрывать свои отношения с Беном Дженкинсом, боясь быть дискредитированным, а не из-за того, что они были преступными, — спокойно произнес он. — Я думаю, человек, который однажды позволил своему любовнику предстать одному перед судом, не колеблясь, скроет способные вызвать неловкость подробности его отношений с обвиненным поджигателем. Это характеризует Алана как морально нечистоплотного человека, но не делает из него убийцу.

Он видел, что Элис приняла его точку зрения. В ее глазах на мгновение засветилось что-то вроде надежды, но затем потухло.

— Я могла бы поверить, что Алан не имеет никакого отношения к пожару в Нью-Гэмпшире, если бы не была почти уверена, что он убил Иду Мэрфи, ошибочно полагая, что убивает меня.

— Я читал полицейский отчет о смерти Иды Мэрфи, — холодно сказал Тед. — Власти считают это самой обычной дорожной катастрофой.

Элис взглянула на него почти с жалостью.

— Я никогда не говорила, что Алан Хорн глуп, — уверенно заявила она. — Просто он — убийца. Тебе не кажется, что совпадения заходят слишком далеко? Похожая на меня Ида Мэрфи, которая вела мою машину, гибнет на шоссе в Нью-Джерси в результате страшной аварии. А за два дня до этого ко мне заходит частный детектив и рассказывает, что он уже два года работает на моего отца и вот только теперь нашел меня, и о том, как Алан будет рад узнать, что я жива и здорова и нахожусь в Нью-Джерси.

Теду нечего было сказать. Еще несколько часов назад он мог бы предположить, что смерть Иды — трагическая случайность, ведь жизнь состоит из случайных происшествий и причудливых совпадений. Но сейчас подобная логика представлялась слабой, натянутой. Элис права: было что-то зловещее в смерти Иды, но по прошествии столького времени, как они могли узнать правду?

— Ты помнишь имя детектива, который заявил, что работал на твоего отца? — наконец спросил он.

Она кивнула.

— Он назвался Дэниелом Вебстером и показал мне лицензию штата Нью-Йорк. Я запомнила это имя, так как в тот момент подумала: отчего это люди называют своих детей так, как называется словарь? Потом я поняла, что, скорее всего, и имя, и лицензия были фальшивыми. Он никогда больше не пытался связаться со мной, никогда.

Отчаяние Теда вылилось в приступ бессильного гнева.

— Черт побери, Элис! То, что ты говоришь, похоже, складывается в стройное обвинение против Алана. Но я ведь помню, о ком мы говорим! Ты хочешь, чтобы я поверил, что не кто-нибудь, а Алан — холодный, расчетливый убийца. Что он являет собой жуткий пример синдрома доктора Джекилла и мистера Хайда! Боже Правый, я работал шесть лет бок о бок с этим парнем! И ты хочешь, чтобы я поверил, что он достойный, приятный человек днем и хищный маньяк ночью?

— Не знаю, во что бы я хотела, чтобы ты поверил, — произнесла Элис глухим от усталости голосом. — Иногда я сама не знаю, чему верю. Все, что ты сказал сегодня, все оправдания, которые придумал для Алана, я уже придумывала сама. Я провела полгода в психиатрической больнице, пока не научилась вспоминать пожар в Нью-Гэмпшире, не впадая в истерику. Я даже дошла до того, что готова была признать, что ошибалась в отношении Алана. В конце концов, что я видела той ночью в Нью-Гэмпшире? Джип Алана и похожего на него мужчину. «Послушай, — говорила я себе, — может быть, утка все-таки была курицей?» Затем умерла Ида Мэрфи. И, что касается меня, курица снова превратилась в утку.

Тед почувствовал холодок глубоко внутри — холодок нежелательного сомнения.

— Пожар во Флориде… — сказал он и не мог заставить себя выразить свое подозрение словами.

— Это была последняя капля, — призналась Элис. — Я надеялась, что Алан не узнает меня, когда появилась с таким явным мошенником, как Пол Хейзен, в качестве спутника. Курение изменило мой голос, да и сама я несколько изменила свою внешность. Я решила, что он примет меня за еще одну самозванку, охотящуюся за состоянием семейства Хорн.

Тед насмешливо улыбнулся.

— Ты преуспела на пятьдесят процентов, — сказал он. — Ты убедила меня.

— К сожалению, ты не тот, кого я хотела убедить. — Ей почти удалось улыбнуться в ответ на его улыбку. — Я думала, что вернусь в отчий дом и разузнаю о положении дел; возможно, даже найду доказательства преступной деятельности Алана, прежде чем он струсит настолько, чтобы вновь устроить покушение на мою жизнь. — Она невесело засмеялась. — Похоже, я рассчитала все неверно. Ты заметил, что, как только мы встретились, Алан приложил все усилия, чтобы показать мне, что узнал бы меня где угодно и абсолютно уверен, что я Элис Хорн. Тем самым он дал понять, что мне следует держаться подальше. Когда я не приняла эти намеки, он поджег домик для гостей, чтобы доказать, что он не шутит.

Тед шепотом выругался. Все это чертовски походило на правду. В любом случае, надо что-то делать — это всегда лучше, чем стоять и думать о собственной беспомощности. Может быть, им следует обратиться в полицию? Нет, не стоит, если они не хотят чувствовать себя полными идиотами, решил он. Бен Дженкинс отбывал срок за пожар в Нью-Гэмпшире, Ида Мэрфи погибла в автомобильной катастрофе, а начальник пожарной бригады скорее отдаст под суд Белоснежку, чем выдвинет обвинение в поджоге против Алана Хорна.

Элис, похоже, как всегда догадалась, о чем он думает.

— Это крах, правда? — сказала она. — Теперь ты начинаешь понимать, почему я передала Стиву Стерну эту информацию?

Черт побери, он действительно понял. Он посмотрел на нее, и его сердце замерло. Высокая и достаточно крепкая, Элис сегодня выглядела такой утомленной, ранимой и хрупкой, что его переполнило острое желание уберечь ее от всех бед. Их взгляды встретились, и это было словно нежное объятие.

— Чертовски длинный день, — признался он, — и, похоже, предстоит еще более длинная ночь. Я измучен. Может быть, нам отправиться в постель, как ты думаешь?

Элис покраснела, и он понял, как она могла расценить его предложение. Черт побери, подумал он. А на самом деле, разве я не этого хотел? Отправиться в постель с Элис! В этот момент он не мог представить себе ничего лучшего, чем лечь в постель рядом с ней и забыться в ее волшебных ласках.

Она устало посмотрела на него.

— Тед, ты думаешь, я сумасшедшая?

Он рассмеялся и только потом осознал, что нельзя ответить на этот вопрос шутливо женщине, которая полгода провела в психиатрической больнице. Он наклонился и положил ей руки на плечи.

— Нет, — произнес он. — Я не считаю тебя сумасшедшей. Я думаю, что ты талантлива и умна и контролируешь свои эмоции. Я также считаю, что ты невероятно сексуальна.

— Благодарю, — с иронией ответила она.

Он коротко кашлянул.

— Не подумай, что я трус, или что мне недостает мужества или чего-то еще, но, если я поцелую тебя, ты не влепишь мне пощечину? Похоже, наши отношения развиваются именно по этому сценарию…

Она подняла на него глаза, в которых затаился смех.

— Попытайся и увидишь.

Он обнял ее за талию, затем прижался губами к ее рту с нежностью, которая обещала страсть.

Она приникла к нему, растворилась в нем своим телом, ее рот был мягким и зовущим.

— Люби меня, — прошептала она.

Усталость исчезла. Он почувствовал поднимающееся из глубины желание, словно пламя, вспыхнувшее в темноте ночного неба. Он еще крепче прижался к ее губам жадным, ищущим поцелуем.

— О Боже… Элис.

Ее руки трепетно скользнули по его спине и сомкнулись.

— О да, Тед. Да.

Что касалось Теда, то для него этот бессвязный разговор был исполнен смысла. Он подхватил ее на руки и понес в спальню.

Черт побери! — подумал он, ногой закрыв за собой дверь. Ему всегда хотелось быть Реттом Батлером из «Унесенных ветром».

Позже, лежа рядом с ней в состоянии полного блаженства, Тед ощутил, как те самые запретные слова вновь проникают в его сознание. «Преданность»… «Навсегда»… На мгновение из-за возведенной им баррикады возникло слово «любовь», чтобы тут же скрыться в пугающей тьме.

Хуже всего, подумал Тед, что эти слова начали звучать удивительно привлекательно. «Элис»… «Нежность»… «Понимание»… Черт, чем чаще они возникали в его сознании, тем приятнее звучали.

«Элис»… «Любовь»… «Женитьба»…

Нет смысла пугать себя до смерти, в комическом ужасе мысленно произнес он и закрыл глаза.

14

Элис — она снова пыталась называть себя так, после того как почти пять лет гнала это имя из своего сознания — расплатилась за такси, доставившее ее к знакомому дому на Мэдисон-авеню, и вошла в холл. Дежурный швейцар был новичком и не знал ее.

— Да, мисс. Чем могу служить?

— Я — Элис Хорн. — Впервые она произнесла эти слова почти без запинки, но все равно почувствовала себя не в своей тарелке. Она слегка встряхнула головой. — Я пришла, чтобы встретиться со своей матерью, миссис Мэрион Хорн.

— Да, мисс. Подождите, пожалуйста. Я скажу ей. — Лицо швейцара выражало сомнение. Возможно, он подозревает во мне самозванку, подумала Элис с мрачным юмором. Она направилась к лифту и подождала, пока швейцар звонил по телефону.

Он положил трубку.

— Можете подниматься, мисс. Пентхаус. — Он нажал кнопку у своей стойки, и дверь лифта распахнулась. Она вошла внутрь, чувствуя спиной его буравящий взгляд. Коврик у нее под ногами подсказал ей, что сегодня среда. Ей было приятно сознавать, что хотя бы она и ковер были в полном согласии.

Прекрати, молча приказала она себе. Отвлекаешься на эти жалкие мелочи, потому что боишься думать о встрече с матерью.

Лифт мягко остановился на последнем восьмом этаже. Она приготовила себя к худшему, но, когда двери раскрылись, поняла, что напрасно испытывала такое напряжение. Мэрион нигде не было видно. Вместо нее до боли знакомая фигура ждала, чтобы приветствовать ее в холле.

— Бекстер! — Элис подбежала к нему и от неожиданного прилива радости обняла старика. — Как я рада видеть тебя! Ты прекрасно выглядишь!

Хотя дворецкий и не превратился в лужу теплого шоколада, но был близок к этому. Его щеки порозовели, глаза затуманились, и он вынужден был несколько раз прочистить горло, прежде чем решился заговорить:

— Слава Богу, вы вернулись! Добро пожаловать, Элис. Нам всем страшно не хватало вас.

Он настолько забыл о своем достоинстве, что в свою очередь обнял ее, похлопывая по спине и издавая короткие кудахтающие звуки, которые показались Элис странно успокаивающими.

Она вынула бумажную салфетку и высморкалась.

— Как замечательно оказаться дома, Бекстер! — К собственному удивлению, Элис действительно испытывала это чувство. Как она могла так долго находиться далеко отсюда? Как могла позволить Алану оторвать ее от стольких людей, которых она любила? Обретя некоторую уверенность в себе, она взяла дворецкого под руку и пошла вместе с ним, издавая возгласы одобрения каждый раз, как он показывал ей какие-нибудь усовершенствования или изменения в убранстве дома.

— Ваша матушка спустится через минуту, — сказал он, когда они наконец пришли в гостиную.

— Хорошо. Не к спеху. Мы так долго ждали этого…

Лепетание Элис сменилось нервным смехом. По правде говоря, ей было неважно, как скоро появится Мэрион. Она отнюдь не думала, что их встреча пройдет так же гладко, как с Бекстером. Нервно оглядывая комнату, она заметила сбоку небольшой столик, покрытый камчатой скатертью, и усмехнулась; ее мимолетное мрачное настроение улетучилось.

— Скатерть выглядит многообещающе, — проговорила она. — Что ты подашь ко второму завтраку, Бекстер? Что-нибудь из твоих коронных блюд?

В своей кухне дворецкий педантично следовал старым британским обычаям. В частности, у него была привычка подавать кофе с молоком и импортными английскими бисквитами ровно в одиннадцать. Одним из самых счастливых детских воспоминаний Элис были те полчаса, которые она проводила на кухне, взобравшись на табуретку и слушая истории Бекстера. При этом она грызла намазанное маслом шотландское песочное печенье и пила «кофе», которое на самом деле было ароматизированным горячим молоком.

— Осмелюсь предложить вам пирожные с джемом, — ответил Бекстер, и Элис улыбнулась, вспомнив, что в детстве под этими словами всегда подразумевалось условие: если будешь хорошей девочкой.

— Мои любимые, — тихо сказала она, взглянув на Бекстера, и глаза ее неожиданно наполнились слезами. — Спасибо, — произнесла она.

— За что?

— За то, что ты так добр. За то, что встретил меня здесь.

На мгновение он расцвел от удовольствия, затем нахмурился и строго посмотрел на нее.

— Вам не следовало так долго отсутствовать, — сказал он. — Что бы ни произошло в Нью-Гэмпшире, вам нужно было сообщить вашей матушке, что у вас все в ажуре.

Бекстер редко прибегал к просторечию, и то, что в его речи промелькнуло словечко кокни, говорило о том, как глубоко он все переживал.

Что она могла сказать ему? Что скрывалась, потому что боялась собственного отца, который пытался убить ее? Что она все еще опасается за свою жизнь даже сейчас, так как чем ближе она была к Алану Хорну, тем легче ему было подстроить еще одну катастрофу? Нет конечно, она не собиралась обременять Бекстера этой мрачной информацией.

Элис машинально взяла со столика серебряные щипчики для сахара, затем бережно положила их в старинную вазочку времен королевы Анны, наполненную твердыми прозрачными кубиками светло-коричневого цвета.

— Я бы вернулась раньше, если бы только могла, — наконец промолвила она. — Честно, Бекстер, я… не хотела… уходить из дома.

— Что ж, лучше поздно, чем никогда. — Голос Бекстера звучал хрипло. — Но никогда больше не убегайте, не сказав своей матушке, куда вы собираетесь, и это приказание! — Дворецкий неожиданно замолчал и подобрался, словно надев мантию старого уважаемого слуги дома. — Я слышу, миссис Хорн спускается вниз, мисс. Я подам завтрак через несколько минут.

Бекстеру было за семьдесят, но он, очевидно, обладал тонким слухом. Элис должна была напрячься, чтобы услышать шаги матери. Над пентхаусом, построенным на крыше дома, находился еще небольшой верхний этаж, который много лет назад превратили — она не могла подобрать другого слова — в будуар для ее матери. Мэрион проводила там большую часть своего свободного времени. Чем она там занимается? — вдруг мысленно поинтересовалась Элис, которой раньше и в голову не приходило задать себе этот вопрос.

По мраморному полу холла раздались легкие шаги Мэрион. Элис поймала себя на том, что задержала дыхание, и комок, подступивший к горлу, был так велик, что она должна была буквально проглотить его, чтобы дышать нормально.

На какое-то мгновение шаги замерли, и в гостиной воцарилась тишина. Затем Мэрион перешагнула через порог и остановилась в проеме — холодное видение в бледно-голубом льняном платье с кожаными аксессуарами несколько более темного оттенка. Она улыбнулась вежливой, сдержанной улыбкой.

— Привет, Элис. Добро пожаловать домой.

— Привет, мама.

Элис стояла, словно прикованная к месту. Ее бросало то в жар, то в холод. Ей так много нужно было сказать своей матери! Но у нее в голове не было ни единой мысли, и она чувствовала такую сухость в горле, что не была уверена, сможет ли вновь заговорить. Черт побери, она смогла обнять Бекстера, который наводил на всех страх своими манерами дворецкого прошлого века! Почему же она не могла сделать несколько шагов по ковру и поцеловать свою мать?!

Мэрион вошла в гостиную. Немногие пятидесятилетние женщины могли позволить себе появиться в лучах утреннего солнца, но совершенный овал лица Мэрион компенсировал морщинки, которые пролегли вокруг глаз, и не совсем безупречную и гладкую белую кожу лба. Почему-то Элис даже порадовалась, что ее мать не делала подтяжек кожи, чтобы скрыть естественные признаки старения.

Конечно, она не решилась сказать ей об этом. Высказать личное мнение об Мэрион было все равно что сообщить королеве Англии, что вам нравится ее новая прическа. Элис, наблюдавшая, как ее мать двигается по комнате, вдруг почувствовала смущение из-за своего молчания. О Боже, это ужасно! Я должна что-то сказать.

В отчаянии, она выпалила первое, что ей пришло в голову:

— Бекстер готовит пирожные с джемом ко второму завтраку.

Правда? Как… как славно! — Мэрион выглядела шокированной, как того и следовало ожидать. После семи лет разлуки она, возможно, надеялась, что ее дочь выберет более интересную тему для разговора, чем еда, которую подадут на завтрак. — Ты благополучно добралась из Провиденса? — Мэрион не теряла времени, пытаясь направить их разговор в более приемлемое русло. — Я так рада, что ты смогла, пусть ненадолго, приехать к нам. Ты хорошо выглядишь, Элис.

— Благодарю. Ты тоже. Ты элегантна и прекрасна, как всегда.

Мэрион улыбнулась.

— Очень мило с твоей стороны отметить это.

Итак, они коснулись ее путешествия, их здоровья и внешнего вида. Похоже, что следующей темой для разговора станет погода. О Господи, неужели они действительно начнут обсуждать погоду?! Элис повернулась к двери, тщетно надеясь, что вот-вот войдет Бекстер с закусками. Не тут-то было. Она тайком взглянула на мать и, к своему изумлению, увидела, что кружевной платочек Мэрион, который она держала в руках, находится в самом плачевном состоянии. Невероятная мысль пронзила сознание Элис: ее мать молчала не от равнодушия, не из-за того, что осуждала ее, а потому, что нервничала! Возможно ли, чтобы ее светлость Мэрион испытывала какие-то чувства?

— Мама! — сказала она, делая неуверенный шаг в ее сторону. — Мама, с тобой все в порядке?

— Конечно. Со мной все в порядке. — Ответ Мэрион прозвучал холодно, с оттенком высокомерия. Она отвернулась, но Элис видела, что ее плечи вздрагивают.

— Мама? — Она решилась приблизиться к ней еще на шаг. — Что это? Ты не скажешь мне, в чем дело?

— А как ты думаешь, в чем дело?! — воскликнула Мэрион, не поворачиваясь. В ее голосе звучала ярость и отвращение к себе. — Я неисправима, я никуда не гожусь! Я полночи не спала, обдумывая, о чем нам с тобой говорить, пытаясь убедить себя, что я скажу то, что надо. — Обрывок кружева от платочка упал на пол. — Черт побери! Почему я не могу просто обнять тебя и заплакать от облегчения на твоем плече и позже не переживать, что я такая дура?!

— Но это же прекрасно! — воскликнула Элис, и сердце ее бешено забилось. Она подошла к Мэрион и осторожно тронула ее за локоть. — Мама! Я наверняка не отказалась бы от твоих объятий.

— Не отказалась бы? — Мэрион повернулась, ее губы дрожали, в прекрасных голубых глазах блестели слезы. — Господи, я думала, что никогда больше не увижу тебя! Не могу поверить, что ты здесь, в этой самой комнате. Это так замечательно… — Она развела руки, затем уронила их вдоль тела, все еще не в силах отказаться от условностей воспитания и привычки подавлять собственные чувства.

Она страшится быть отвергнутой! — поняла Элис. Страшится обнять свою дочь, так как не уверена, что та действительно этого хочет.

— О мама, — сказала она, наклонившись вперед и прижавшись лицом к нежной щеке Мэрион, — как прекрасно снова быть дома!

Элис вдохнула знакомый аромат любимых духов матери и почувствовала, что у нее из глаз потекли слезы. Она шмыгнула носом, и слезы растворились в грустном смехе:

— Как это типично! Мэрион плачет — и ее ослепительные глаза становятся еще более ослепительными. Я плачу — и у меня тут же начинает течь из носа. Я скучала по тебе, мама, — пробормотала она, и у нее перехватило дыхание. — Боже, я действительно скучала по тебе!

— Это был кошмарный сон, но сейчас ты дома. — Мэрион обняла Элис за талию. — Ты не можешь представить себе, как ужасно было встречать всех этих самозванок, не позволяя себе надеяться, зная, что они наверняка окажутся мошенницами, и все же каждый раз надеясь…

— Прости, — сказала Элис, думая о том, как банально это звучит. — Мама, я правда не хотела причинить тебе боль…

— Главное — ты дома. — Мэрион с облегчением рассмеялась почти девичьим смехом. — О Элис, может быть, это покажется глупым, но мне хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что все это не сон!

— Нет нужды щипать себя, — ответила Элис. — Я действительно здесь.

— Да, ты здесь. И я так счастлива. А вот и Бекстер с завтраком, очень кстати. — Мэрион быстрыми, энергичными шагами приблизилась к столику. — Великолепный запах, — сказала она дворецкому.

— Я принес ваш одиннадцатичасовой кофе и пирожные с джемом. Надеюсь, они понравятся вам обеим. — Бекстер вновь вошел в роль верного слуги из прошлого века, но это не смутило Мэрион. Она улыбнулась ему, как старому другу.

— Я уверена, они великолепны, Бекстер. Как всегда.

— Благодарю вас, мадам. — Дворецкий поклонился. — Вы сами разольете кофе, мадам?

Элис рассмеялась, она была так счастлива, что уже не пыталась следить за тем, что говорит.

— Бекстер, ты обманщик! Если бы я не знала тебя, то была бы готова поклясться, что ты почерпнул все эти штучки преданного слуги семьи из старых лент с Чарлзом Бойером.

Мэрион и дворецкий обменялись быстрыми взглядами, затем он вежливо улыбнулся и протянул Элис чашку с блюдцем из любимого лиможского сервиза ее матери.

— Чарлз Бойер — француз, мисс, и я не думаю, что он когда-либо играл роль дворецкого. Во всяком случае, роль английского дворецкого. Поверьте, ему это не по силам. — Бекстер почтительно наклонил голову, показав, что разговор окончен, и бесшумно удалился.

Элис с некоторым смущением наблюдала, как он уходит.

— Господи, что я сказала? Мне кажется, я обидела его.

— Вовсе нет, — весело ответила Мэрион, присаживаясь к столу и поднимая тяжелый серебряный кофейник. Она разлила по чашкам приготовленную смесь кофе и горячего молока. — Бекстер любит время от времени ставить нас всех на место. Он до сих пор не смирился с тем, что служит у колониальных выскочек, и поэтому иногда пользуется возможностью напомнить нам, что мы не столь высокого сословия, а наш ум недостаточно утончен, чтобы по достоинству оценить все его качества настоящего дворецкого.

Элис рассмеялась, села напротив матери и откусила кусочек слоеного пирожного. Оно было теплое, с цельными сладкими ягодами клубничного джема. Закрыв глаза, она с удовольствием жевала лакомство.

— М-м-м, они божественны. Хороши, как и прежде. Может быть, даже лучше.

Она облизала пальцы, неожиданно почувствовав аппетит. Утром она слишком нервничала, чтобы позавтракать.

— Возьми еще. Они действительно хороши.

Само собой разумеется, Мэрион ела серебряной вилочкой для торта. Она съела последний маленький кусочек, положила вилочку и приложила к чистым губам уголок салфетки. Затем несколько секунд помешивала кофе, хотя и не клала в него сахар.

— Элис, я должна знать, — вдруг вырвалось у нее, — почему ты убежала? — Когда она задала этот вопрос, ложечка со звоном упала на блюдце, что свидетельствовало о ее крайнем смятении. — Элис, что случилось? Как ты могла столько времени находиться вдали от дома? Мы с отцом так тосковали по тебе. Боже, мы были как безумные!

Элис сделала вид, что не заметила упоминания об Алане.

— Я испугалась, — искренне сказала она. — Пожар в коттедже напугал меня. Возможно, я поступила не очень разумно…

— Я понимаю. — Мэрион наклонилась вперед, она дышала неглубоко и слишком часто. — Я понимаю, что после тяжелых травм люди часто ведут себя странно, на какое-то время впадают в шок. Но, Элис… ты пропала на целых семь лет! — Она замолчала, смущенно опустив глаза. — Элис, я твоя мать. Неужели ты не можешь сказать мне, что заставило тебя скрываться?

Она спрашивает меня о том, что уже знает, подумала Элис и ощутила неприятную тяжесть в желудке от только что съеденных пирожных. Она знает, что я убежала из-за Алана. Из-за ее мужа.

Элис взяла в руку вилочку и стала сгребать ею крошки от своего пирожного с джемом. Пора, решила она. Пришло время распутать клубок лжи, придуманной, чтобы защитить себя. Наверное, она хотела защитить и меня, но кончилось все это тем, что меня едва не убили. Обман не может никого ни от чего защитить… Элис разгладила салфетку и положила ее рядом с тарелкой.

— Все очень запутано, — произнесла она.

— Начни сначала и рассказывай все по порядку, — настаивала Мэрион. — У нас впереди целый день.

Элис глубоко вздохнула.

— Бабушка рассказала мне о моем отце, — сказала она. — О тебе и Дэвиде, о том, как вы полюбили друг друга. И о том, как между вами возникла связь, в результате которой появилась я.

Щеки Мэрион зарделись.

— Понятно, — сказала она. — Я часто спрашивала себя, рассказала ли тебе что-нибудь бабушка. Теперь я знаю наверняка. — Она сложила свою салфетку аккуратным треугольником. — Мы с Аланом собирались сообщить тебе правду после твоего восемнадцатилетия, но, сама понимаешь, нам не представилось этой возможности.

Элис ничего не ответила. Она не отрывала взгляда от своей тарелки. Мэрион тихо вздохнула.

— Будет ли тебе легче простить нас, если я скажу, что мы с Дэвидом так глубоко полюбили друг друга, что общепринятые правила поведения были просто неприменимы к нашим отношениям?

— Не знаю, — с болью призналась Элис. — Разве не так же думают все, нарушившие супружескую верность? Что общепринятые правила поведения не касаются их?

Румянец исчез с лица Мэрион, оно стало белым, как простыня.

— Боюсь, что ты абсолютно права. Могу только сказать, что я была очень молода и наивна, а Дэвид был таким человеком, какого встречаешь раз в жизни. Мое воспитание не подсказало мне, как действовать в ситуации, в которой я оказалась. Мои родители принадлежали к тому классу и поколению, которые искренне верили, что хорошо воспитанные женщины не испытывают плотских страстей.

На мгновение в ее глазах промелькнула ироническая усмешка.

— Дэвид разбудил во мне чувства, находившиеся далеко за пределами того, чему меня учили, за пределами того, о чем я читала или даже мечтала. Поэтому я должна была изобретать для нас свои собственные правила. Неудивительно, что это мне не очень удалось…

Элис вдруг поймала себя на том, что думает о Теде, но она заставила себя отогнать этот внезапно вторгшийся в ее сознание образ. Она заметила, что умудрилась рассыпать крошки от пирожного по всей скатерти, и начала собирать их ложечкой на тарелку. Ей казалось, что говорит она совершенно спокойно, но руки, очевидно, выдавали ее.

— Ты дала обещание Алану, когда выходила за него замуж. Он был далеко, он сражался за Родину! И именно в это время у тебя возник роман с Дэвидом. Неужели твои супружеские клятвы ничего не значили для тебя? Или для Дэвида, если на то пошло? В конце концов, Алан был его братом!

И почему, черт побери, я беспокоюсь о клятвах Мэрион и Алана? — спросила она себя.

— Конечно, когда я выходила замуж, мои клятвы Алану имели для меня огромное значение, — сказала Мэрион. — Но во время нашего медового месяца он сказал мне… — Она не докончила фразу. — Элис, иногда жизнь не так проста, как нас учили, когда мы были детьми. Я никогда не сожалела о том, что ты родилась, или о том, что любила Дэвида. И даже о том, что мы отдались нашим страстям и между нами был роман… Знаешь, ты так похожа на него!

Элис не хотела замечать мольбу в глазах матери. Она знала, что во многом похожа на отца: например, она явно унаследовала от него любовь к работе со стеклом. Но не передал ли он ей какие-нибудь другие, менее желательные черты? Такие, как неспособность выполнять данные обязательства? Стремление быть в центре внимания? Склонность к мелодраме? Она сгребла крошки от пирожных на середину тарелки и сосредоточилась на том, чтобы сделать из них ровную пирамидку.

Мэрион вздохнула.

— Во всяком случае, когда Дэвид умирал от лейкемии, ты была для него самой большой радостью в жизни. Сознание того, что ты есть, что ты такой счастливый, здоровый ребенок, позволяло ему легче переносить страдания. — Ее голос стал хриплым. — Твой отец был замечательным человеком, Элис! Как бы я хотела, чтобы ты знала его…

Элис всегда понимала, что будет нелегко обсуждать с матерью тему своего незаконного зачатия, но она не предполагала, насколько это окажется мучительным. Конечно, общество сейчас гораздо более терпимо в вопросах секса, чем когда она родилась, и Элис всегда искренне считала себя современным человеком. Но когда это касается собственной матери… В глубине души Элис по-детски верила, что у женщин могут быть романы, но матери — и особенно ее собственная — никогда не должны поддаваться плотским искушениям. Она знала — это неразумно, но в их с матерью отношениях всегда было так мало логичного и разумного…

— Я так рассердилась, когда бабушка рассказала о том, что произошло между тобой и Дэвидом! — призналась Элис.

— Потому что я оказалась не такой, как ты ожидала? — спросила Мэрион.

— Нет! — Вырвавшееся у нее возражение, кажется, удивило саму Элис больше, чем Мэрион. — Я была сердита на тебя за то, что Алан не был моим отцом. Я любила Алана.

— А я лишила тебя его, — тихо произнесла Мэрион. — И вместо него, живого, предложила тебе умершего отца. Ты так себе это представляла?

— Сначала да, — призналась Элис. — Позже, после пожара, меня это больше не заботило. Я была только рада, что Алан не мой настоящий отец. — Она замолчала, не в состоянии продолжать.

— Не понимаю, — сказала Мэрион. Она выглядела искренне удивленной. — Почему после пожара ты стала любить Алана меньше?

Тоненькая спиралька гнева начала раскручиваться, пронизывая все существо Элис.

— Не притворяйся! — хрипло сказала она. — Ради Бога, мама, не защищай его только потому, что он твой муж и ты чувствуешь перед ним вину за то, что обманула его. Ты не можешь больше защищать его! Больше не можешь.

— Разве я защищаю Алана? — спросила Мэрион. — Правда, я не рассказывала никому о его связи с Джорданом… — Она не договорила. — Элис, я не понимаю, о чем мы говорим.

Запах теплого кофе внезапно показался отвратительным. Элегантная гостиная поплыла у Элис перед глазами, и она зажмурилась.

— Мама, не заставляй меня говорить об этом! — умоляюще произнесла она. — Мне трудно сказать это. Во всяком случае — тебе.

— Ты должна, — сказала Мэрион; ее голос больше не был мягким, в нем звучала неумолимость. — Скажи мне, почему ты считаешь, что я защищаю Алана? И почему пожар в Нью-Гэмпшире заставил тебя уйти из дому на семь лет?

— Потому что Алан пытался убить меня! — сказала Элис.

Нет. Она не сказала. Она прокричала. Комок стоял у нее в горле, и усилие, с которым она пыталась произнести эти слова, лишило ее возможности контролировать свой голос. А ведь она не раз произносила эту фразу вслух: и Теду, и Кларе… А про себя она повторяла ее тысячи раз на протяжении семи лет. Однако горькое чувство, что ее предали, не становилось слабее.

Алан, как ты мог так поступить со мной? — молча кричала она.

Мэрион побледнела, но не произнесла ни слова. Они смотрели друг на друга — две как бы застывшие на картине фигуры; и только тиканье часов времен Луи XVI на камине напоминало им, что они живые существа, которые должны найти в себе силы справиться со своим отчаянием.

Элис пришла в себя первой. Она отодвинулась от стола, у нее пересохло во рту и болела голова.

— Прости, мама. Ты просила меня сказать правду, но, подозреваю, тебе вовсе не хотелось ее услышать.

— Элис, ты ошибаешься! Я хотела… я хочу узнать правду, и я рада, что наконец услышала, почему тебя так долго не было. Но как ты могла поверить, что такой достойный человек способен на этот чудовищный поступок?! Дорогая, Алан любит тебя так же сильно, как если бы ты была его родной дочерью! Ты же знаешь, он никогда не отдавал ни малейшего предпочтения Уолтеру перед тобой.

— Конечно же нет, — сказала Элис, ее голос был полон иронии. — Алан такой благородный, всепрощающий человек, и его совсем не волнует, что я — живое напоминание о том, что его жена нарушила супружеский обет с его младшим братом!

Мэрион вздрогнула, но не потеряла самообладания.

— Я думаю, что во многом Алан действительно благородный и всепрощающий человек, — ответила она ровным голосом. — Однако я не думаю, что мне подобает извиняться за Алана. Тебе следует встретиться с ним самим, высказать ему все твои подозрения и снять их одно за другим.

— Прекрасная идея! — сказала Элис, ощутив горькое чувство разочарования. Как ей могло прийти в голову, что мать поверит ей, если ей не верил никто?! Даже Тед до сих пор не может отделаться от сомнений… — Могу представить себе наш разговор: «Папа, это правда, что ты поджег коттедж в Нью-Гэмпшире и пытался убить меня?» — «Я? Пытался убить тебя? Боже Милостивый, Элис, малышка, что за глупость! Конечно, у меня и в мыслях такого не было, дорогая». — «Вот здорово, у меня словно камень с души свалился, папа! Наверное, мне просто показалось, что ты отъезжал в своем джипе…»

— О чем ты говоришь? — перебила ее Мэрион. — Ты действительно предполагаешь, что Алан был в Нью-Гэмпшире в ту ночь, когда сгорел коттедж? Если это так, то ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься!

— Я не предполагаю, — отозвалась Элис. — Я утверждаю это. Я видела его рядом с коттеджем в его джипе с личным номерным знаком АБХ 4.

— Ты могла видеть одну из его машин, — предположила Мэрион напряженным голосом. — Но ты же не видела Алана за рулем! Той ночью твой отец был в Кливленде. Он звонил мне из дома, чтобы сообщить о пожаре и о том, что пожарники считают, что тебе удалось спастись.

— Откуда ты знаешь, что Алан звонил из Кливленда? — устало спросила Элис. — Потому, что он сказал тебе об этом? Он мог воспользоваться телефонной кредитной карточкой и позвонить практически из любой точки США, и ты никогда не установила бы разницу. Мама, я знаю, что видела.

— Экономка была в доме с Аланом…

— Ты когда-нибудь просила ее подтвердить, что Алан действительно был в Кливленде в ночь пожара? — поинтересовалась Элис.

— Нет, конечно нет. — Мэрион была смущена. — У меня в голове была сотня других, куда более важных дел! Мы пытались помочь следователям выяснить, как начался пожар. Мы отчаянно пытались найти тебя. Мы делали все, что могли, чтобы утешить бедных Майка и Мишель Гутманов, родителей Айка… Почему мне должно было прийти в голову, что Алан обманывает меня?

— Само собой разумеется, — ответила Элис хриплым голосом. — И, таким образом, убийство почти сошло ему с рук.

— Тук-тук! — раздался с порога голос Уолтера. — Можно войти? Мне захотелось сказать «привет» моей пропавшей сестренке.

— Уолтер! — Не удивительно, что в голосе Мэрион прозвучало облегчение и удовольствие. — Входи и присоединяйся к нам. Я не ждала тебя, но это приятный сюрприз.

Уолтер вошел в гостиную и поцеловал мать в щеку.

— Тед явился в офис на рассвете, поэтому я и решил: пусть теперь он позаботится о семейном благосостоянии, а я вскочу в самолет и поприсутствую при воссоединении семьи. — Он улыбнулся и, повернувшись к Элис, быстро и неловко обнял ее. — Добро пожаловать домой, сестренка. Тебя так давно не было с нами!

— Спасибо. Я так счастлива вернуться назад. — Элис была искренне рада его появлению — не столько даже из-за него самого, сколько из-за того, что напряжение между ней и Мэрион стало почти невыносимым. Теперь же можно было расслабиться и предаться приятным детским воспоминаниям. Элис обняла брата. — Боже, Уолтер, мне так не хватало наших детских ссор с тобой все эти годы!

— Я чувствую то же самое. Каждому парню нужна хотя бы одна старшая сестра, чтобы сводить его с ума. — Уолтер отступил на шаг и стал внимательно рассматривать ее. — Мне кажется, я узнаю тебя как будто наполовину. Черт побери, Элис, мне бы очень хотелось сказать, что я бы узнал тебя сразу же, где бы ни увидел. Но, по правде говоря, когда я встретил тебя во Флориде, я решил, что ты самозванка.

Элис засмеялась.

— Да, у меня сложилось впечатление, что ты решил, будто я пытаюсь запустить руку в карман Хорнов.

Он усмехнулся.

— Конечно. Ведь кто-то должен был защищать интересы моей сестры!

— Спасибо, что ты делал это. — Она любовно потянула его за галстук. — Ты потрясающе одет, Уолтер. Очень красиво. И такой выразительный галстук!

С наигранным самодовольством он напряг свои бицепсы.

— Это мой самый убийственный костюм, — заявил он. — Семьсот баксов, даже больше. Приберегаю на случай, когда мне нужно куда-либо прийти и сразить всех наповал.

— Для кого же предназначалось это великолепие? — спросила Мэрион, улыбнувшись ему. — Думаю, не для нас, — ты ведь зашел сюда случайно.

— Да, это в честь отца и его выборной команды, — сдержанно объяснил Уолтер. — Я лечу сегодня вечером в Палм-Бич на встречу с ними. Боюсь, что новости из Флориды не очень утешительные.

— Да, когда Алан уезжал, он был очень встревожен, даже удручен. Сказал, что надо встретиться со всей командой, чтобы всесторонне оценить сложившуюся ситуацию, — сказала Мэрион. — Они, кажется, пытаются выяснить, как отразилось то отвратительное интервью Стива Стерна на мнении избирателей во Флориде.

— Да, они работают сутками: организуют телефонные опросы и другие подобные мероприятия. — Уолтер откашлялся. — Отец просил меня приехать, потому что решил: возможно, ему придется выйти из предвыборной борьбы…

— О, только не это! — Губы Мэрион горестно сжались. — Ведь то, о чем говорилось в интервью, случилось четверть века назад! Неужели это может привести к провалу выборную кампанию Алана?! Он так самоотверженно работал на благо общества!

Уолтер нетерпеливо переступил с ноги на ногу, и Элис почувствовала, что весь разговор крайне смущает ее брата. Только теперь — и, конечно, слишком поздно — она поняла, как тяжело было молодому человеку узнать, что его отец — гомосексуалист или, в лучшем случае, бисексуал… Черт! Если оглянуться назад, сколько было невинных людей, с чьими нуждами и чувствами она не посчиталась в своей одержимости наказать Алана!

— Гомосексуальность до сих пор приводит американскую публику в замешательство, — заявил Уолтер; он и сам выглядел смущенным. — Есть результаты последнего опроса, и они… ну… довольно неутешительны для отца.

— Первая реакция не всегда бывает истинной и долговременной, — напомнила Элис. — Тенденция может измениться в противоположную сторону…

Уолтер покачал головой.

— Пока каждый опрос свидетельствует о том, что популярность Алана продолжает падать.

— Как обидно! — горячо откликнулась Мэрион. — Ошибка, совершенная Аланом много лет назад, перечеркивает все, что он сделал с тех пор. А ведь никто лучше его не разбирается в проблеме рациональной застройки в этой стране. Он был бы прекрасным губернатором! Особенно в таком штате, как Флорида, где так важны вопросы землепользования.

— И из тебя получилась бы такая прекрасная губернаторша, — добавил Уолтер.

— Честно говоря, я никогда не испытывала особого интереса к этой роли. Так что у меня нет личного ощущения потери. Кроме того, я всегда чувствовала, что я лучше действую за сценой.

Уолтер барабанил пальцами по столику.

— Как ты думаешь, мама, стоит ли пытаться убедить отца продолжать борьбу?

— Только в том случае, если он сам чувствует необходимость этого, — ответила Мэрион. — Надо смотреть правде в глаза: пресса будет преследовать его, пока он не снимет свою кандидатуру. Они, конечно, постараются превратить в банальную трусость тот сложный выбор, который Алан должен был сделать, когда Джорджа Эдгара предали морскому суду. — Она перевела невидящий взгляд на кофейник. — Бедный Алан, я должна позвонить ему.

— Почему бы вместо звонка тебе не отправиться со мной во Флориду? — предложил Уолтер. — Отцу сейчас пригодится любая поддержка. А уж если ты появишься рядом с ним, когда он сделает заявление о снятии своей кандидатуры, это смягчит самые отвратительные сплетни.

— Я думаю, что могла бы поехать, но мы с Элис планировали провести весь день вместе… — В голосе Мэрион звучало сомнение.

— Не беспокойся обо мне, — сказала Элис. — Я возвращаюсь обратно в Провиденс. Тебе действительно лучше поехать во Флориду, если ты сейчас нужна Алану.

Почему бы и нет? — язвительно подумала она. Пусть все объединятся вокруг бедной, ни в чем не повинной жертвы.

Мэрион все еще пребывала в сомнении, но Уолтер был настойчив. И она наконец согласилась навестить Элис на следующей неделе в Провиденсе, отказаться от встречи с попечителями Метрополитен Опера и тем самым расчистить путь для поездки с Уолтером на Палм-Бич.

Сжав на коленях руки, Элис слушала разговор матери и брата, понимала, что речь идет о крушении политической карьеры Алана, и изумлялась тому, что не испытывает ни малейшего торжества. Она ведь хотела сокрушить Алана Хорна публично и самым унизительным способом, какой только могла придумать. Похоже, она преуспела в этом. Однако почему же этот успех вызывает у нее чувство отвращения?

«Будь осторожен в своих желаниях, потому что боги могут осуществить их». Старые мудрые пословицы имеют раздражающую особенность: раскрывать свою сущность, когда уже поздно принимать ее во внимание…

Элис подняла голову и увидела, что мать вопросительно смотрит на нее. Внезапно нахлынувшее чувство вины залило щеки Элис горячей краской. Задается ли Мэрион вопросом, кто предоставил Стиву Стерну эту ужасную информацию об Алане? А что, если она догадывается о правде? Трудно было вообразить, что причинило бы большую боль ее матери, чем признание в том, что именно она, Элис, направила Стива Стерна на след трагических отношений Алана с Джорданом Эдгаром. Что сказала бы Мэрион, если бы узнала, что ее дочь, Элис Хорн, сделала все возможное, чтобы разрушить карьеру Алана?

К счастью, о чем бы Мэрион ни думала и ни догадывалась, она явно решила не касаться этой темы.

— Почему бы тебе не отправиться вместе с нами во Флориду? — предложила она. — Я уверена, Алан будет счастлив снова увидеть тебя. И у вас двоих наверняка найдется, о чем поговорить…

— О нет, — быстро ответила Элис. — Я не хочу беспокоить па… Ал… беспокоить его, когда у него столько собственных проблем. У нас еще не раз будет возможность поговорить позже. — Она попыталась весело улыбнуться. — Кроме того, я действительно должна вернуться к работе. Пару недель назад в мою студию кто-то вломился и разбил почти все хрустальные вазы, так что мне надо многое наверстать.

— Это ужасно! — воскликнул Уолтер. — Я понятия не имел о том, что с тобой случилось. Ты так талантлива! Кому могло прийти в голову разрушить такие прекрасные работы?!

— Я завидую тебе, — сказала Мэрион, повернувшись к Уолтеру. — Как тебе удалось увидеть работы Элис? Я с нетерпением жду, когда смогу познакомиться с ними.

Уолтер откинул назад длинную прядь волос, которая часто падала ему на глаза.

— На самом деле я не видел работ Элис. Мое восхищение — из вторых рук. Тед, похоже, считает Элис самым талантливым художником после Микеланджело. — Он бросил на Элис поддразнивающий взгляд. — Даже если допустить преувеличение со стороны влюбленного, я полагаю, что Элис должна быть великолепным мастером.

Мэрион подняла брови, но она была слишком тактична, чтобы открыто поинтересоваться ролью Теда в жизни Элис.

— Теперь я с еще большим нетерпением буду ждать, когда смогу увидеть твои работы: Тед никогда никого не хвалит понапрасну.

— Не ожидай слишком многого, — сказала Элис, смущенная похвалами и пытаясь скрыть свое удовольствие. — И не преувеличивай вкус Теда: второй его любимый художник рисует портреты Элвиса на черном бархате.

В глубине души она была взволнована тем, что ее работы произвели на Теда такое впечатление, что он даже поделился восторгами с Уолтером. С другой стороны, она все еще не была уверена в своих собственных чувствах к Теду и не хотела, чтобы Уолтер так легко говорил об их отношениях. И каким образом он узнал о них? — удивилась она. Тед не производил впечатления человека, который будет выставлять напоказ детали своей личной жизни. Или их чувства друг к другу были столь очевидны, что их было невозможно скрыть? Эти мысли беспокоили ее.

— Когда происходят подобные случаи вандализма, всегда испытываешь тревогу, — сказала Мэрион. — Я надеюсь, ты заявляла в полицию, Элис? Ведь никогда не знаешь, не набросятся ли эти ненормальные громилы на тебя вместо твоих хрустальных ваз.

— Мне ничего не грозит, — объявила Элис. — Я знаю, кто сделал это. Нападение не было случайным. — Она неожиданно почувствовала, что ей не хочется произносить имя Пола Хейзена. Парень умер, подумала она. Пусть память о его преступных делах умрет вместе с ним. — Я уверена: он получил урок и в будущем не повторит своих мерзких штучек. — Поскольку Пол был мертв, она могла позволить себе быть категоричной.

— Надеюсь, ты, по крайней мере, сменила замки? — спросил Уолтер.

— О да, — солгала она. — Сменила.

Легкий стук в открытую дверь предупредил их о возвращении дворецкого.

— Могу я унести поднос, мадам?

— Да, благодарю тебя, Бекстер.

— Пирожные с джемом были великолепны, — сказала Элис. — Не знаю, как я могла так долго жить без них.

Бекстер снисходительно улыбнулся.

— Рад, что они понравились вам, мисс. — Он взял со столика поднос и вежливо поклонился Уолтеру.

— Доброе утро, Уолтер. Принести вам свежего кофе?

— Нет, спасибо. Никогда не мог привыкнуть к тому напитку, который ты подаешь. — Уолтер хихикнул. — Боюсь, что Ева испортила меня своей стряпней. Посещать отца в последнее время было подлинным удовольствием.

Дворецкий ловко поставил тарелку Элис на тяжелый поднос.

— Я уверен, Ева избаловала вас, — сказал он сдержанно. — Насколько я понимаю, она отличная кухарка. — Если бы на Бекстере был широкий воротник и пара белых перчаток, он выглядел бы как дворецкий со страниц книги «Вверх, вниз». В дверях он остановился и обратился к Мэрион: — Сколько человек останется на ленч, мадам?

— Мы все трое, — ответила Мэрион.

Уолтер начал протестовать, говоря, что ему пора ехать в аэропорт, но она остановила его, решительно покачав головой.

— Нет, Уолтер. Я поеду с тобой в аэропорт, но я должна провести хотя бы пару часов с дочерью. Нам надо о многом поговорить.

— Конечно, — отозвался Уолтер. — Нет ничего важнее, чем дать тебе поболтать с Элис. — Он улыбнулся, не отдавая себе отчета в том, что в его словах можно было заметить колкость. На мгновение Элис подумала, что он удивительно похож на отца. Затем он согнул руки, предложив одну сестре, а другую матери, и иллюзия сходства исчезла. — Может быть, нам пренебречь сыростью и выйти на балкон? — предложил он. — Есть что-то восхитительно декадентское в том, чтобы сидеть в центре Манхаттана высоко над проезжей частью в окружении цветов и деревьев.

Мэрион сдержанно рассмеялась.

— До сих пор никто не называл мой балкон декадентским, — призналась она. — Теперь мои пальмы в кадках предстанут в совершенно новом свете.

Уолтер поднес ее руку к губам и церемонно поцеловал.

— Именно для этого и существуют сыновья, мама. Чтобы помочь увидеть ситуацию в новом и более привлекательном свете.

Мэрион на мгновение ласково прижала кончики пальцев к его щеке, затем села в белый плетеный шезлонг и нетерпеливо повернулась к Элис.

— Итак, — сказала она. — У нас целый час до ленча. Расскажи мне о себе. Я хочу знать все, что случилось в эти последние семь лет.

Уолтер издал раздраженное восклицание.

— Ради Бога, дай ей передохнуть. Ни одна дочь не захочет рассказать своей матери все, что происходит в ее жизни.

Мэрион улыбнулась и коснулась руки Элис.

— Хорошо. Я удовлетворюсь смягченной версией, подходящей для слабоумных пожилых родителей.

— С чего мне начать? — спросила Элис. — Семь лет — большой срок.

— Мы уже знаем, что ты отправилась в Нью-Йорк и сняла деньги с одного из своих банковских счетов. Один из частных детективов, которых мы наняли, обнаружил, что тебя положили в больницу и лечили от ожогов, но после этого мы потеряли твой след. Расскажи, что произошло после того, как твои ожоги зажили и тебя выписали.

Элис состроила печальную гримаску.

— Мне удалось прожить три недели одной, а затем я легла в психиатрическую больницу в Нью-Джерси.

— Почему в Нью-Джерси? — спросил Уолтер. — Какая-то особая причина?

— Нет. Я просто была там, когда поняла, что нахожусь на грани помешательства. Меня преследовали такие ужасные ночные кошмары, что я не могла заставить себя лечь и закрыть глаза. И после трех недель бессонных ночей у меня началось то, что принимавший меня психиатр вежливо назвал невротическим состоянием.

Мэрион тихо пробормотала слова сочувствия, а Уолтер подошел к углу балкона и устремил взгляд на Пятую авеню и Центральный парк.

Элис перешла к рассказу о квартире, где они жили с Идой Мэрфи, когда вернулся Бекстер и объявил, что ленч подан.

Уолтер по-прежнему смотрел на Центральный парк.

15

Тед позвонил ей из Кливленда в пятницу, часов в двенадцать, и обещал быть в Провиденсе вечером. Элис уже перестала притворяться, что Тед безразличен ей. Она лишь надеялась, что в ее голосе не звучало слишком явное нетерпение увидеть его.

— Между прочим, — сказал Тед перед тем, как повесить трубку, — посмотри сегодняшние новости. Уолтер звонил несколько минут назад и сообщил, что Алан собирается сегодня днем объявить о том, что снимает свою кандидатуру на пост губернатора. По телевидению могут что-нибудь передать об этом.

Переключая телевизор с программы на программу, Элис обнаружила, что речь Алана транслируют по всем трем основным каналам. Стоя рядом с Мэрион и Уолтером, маячившим на заднем плане с сочувственным выражением лица, Алан сделал короткое, полное достоинства заявление, в котором прозвучало сожаление, что он не сможет служить жителям Флориды, и благодарность за поддержку со стороны жены, детей и друзей. Он уклонился от ответов на вопросы и отказал всем, желавшим взять у него интервью.

Снятие чьей-либо кандидатуры на государственный пост не всегда получало такое широкое освещение. Но судьба Алана, похоже, задела за живое общественное сознание. Ларри Кинг включил в программу интервью с сестрой Джордана Эдгара, и даже программа Си-Би-Эс рассказала о существенном различии между тем, как ведут себя сами граждане в личной жизни, и их требованиями к поведению кандидатов на государственные посты.

— Потрясающе! — пробормотала Элис, выключая телевизор, и начала нервно ходить по мастерской. Настроение было отвратительным.

В дверь позвонили как раз в тот момент, когда она решила, что граненые пресс-папье, которые она изготовила накануне, были самыми безобразными из всего, что она когда-либо видела. Она нахмурилась. Меньше всего она нуждалась сейчас в Теде Паркере, который всегда так осложняет ее жизнь. Она отошлет его назад. Она скажет ему, что им не стоит больше видеться, что между ними нет ничего общего! Это было безумием с ее стороны — думать, что у них могут установиться сколько-нибудь серьезные отношения. Она распахнула дверь.

— Привет, — сказал Тед, пытаясь встретиться с ней глазами. У него в руках был полураспустившийся бутон розы. Кремовато-розовые лепестки цветка изысканно выделялись на фоне кудрявого зеленого папоротника. — Я подумал, что если у кого и есть подходящая ваза для этого, то только у тебя.

— Спасибо.

Она ничего больше не могла произнести, потому что вдруг почувствовала глупое желание расплакаться. Капли влаги бусинками лежали на лепестках, и она вдохнула их легкий старомодный запах в тщетной надежде успокоиться. Но нет: чувство, охватившее ее, когда она взяла цветок, было столь сильно, что причиняло боль. В смятении Элис ясно поняла, что защищаться трудно: даже если она прогонит Теда, это не спасет ее, потому что удар уже нанесен. Как же она могла допустить такую оплошность?! После стольких лет работы над собой Элис была уверена, что беззащитность ей не грозит. Неужели все было напрасно? Неужели она все-таки влюбилась?

Элис взглянула на Теда широко раскрытыми от страха глазами. Любовь и вероломство были так тесно переплетены в ее предшествующей жизни, что ей казалось — она уже сейчас чувствует боль от его возможного предательства.

— В чем дело? — спокойно спросил Тед.

— Ни в чем. — Она сумела улыбнуться. — Входи. Мне нужно найти вазу. Роза так красива…

Заперев за собой входную дверь, он последовал за ней в кухню, взял у нее цветок и положил его в раковину.

— Мы найдем вазу позже, — мягко произнес он. — Сейчас у нас более важные дела.

Элис, конечно, и раньше испытывала сексуальное влечение, она научилась получать физическое наслаждение, глубоко спрятав все свои чувства. Но, когда Тед заключил ее в объятия, последние обломки ее столь старательно возведенной когда-то обороны были сокрушены. Его поцелуй был ищущим, нежным, даже робким, и ей хотелось, чтобы он продолжался вечно. Она приникла к нему, погружаясь в горько-сладкое ощущение, что она в безопасности и любима, хотя ее мозг кричал, предупреждая, что никогда еще она не была в большей опасности.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Боже, я люблю тебя!

Эти слова прозвучали для нее как привычный предупредительный сигнал. Преодолевая блаженное тепло и дрожь, она последним усилием воли отпрянула от Теда, ненавидя себя за уязвимость и страшась того, что может сейчас произнести что-то такое, о чем позже будет сожалеть.

— Не надо, — отрывисто сказала она. — Честно, Тед, ты не должен говорить таких вещей.

Он взял ее лицо в свои руки.

— Я знаю, что не должен говорить этого, — признался он. — Но мне хочется. — Он нежно поцеловал кончик ее носа. — Я люблю тебя, Элис Хорн, и могу доказать это: если ты хочешь, чтобы я ждал целых пять минут, прежде чем отнесу тебя в постель, думаю, мне это удастся. — Он усмехнулся. — Никто не сможет обвинить нас в том, что наши отношения — это только секс.

Элис перевела дух.

Так-то лучше. Говорить о сексе было гораздо легче, чем о любви.

— К чему эти жертвы? — сказала она, гордая тем, что смогла небрежно улыбнуться. — Мне эти пять минут нужны не более, чем тебе. Ты великолепный любовник, Тед, я и раньше говорила тебе об этом.

Он покачал головой, не принимая ее легкого тона.

— Элис, дорогая, я думал, мы уже давным-давно решили это. Скажи мне, что не уверена в том, что любишь меня. Скажи, что ты не готова связать себя обязательствами. Скажи мне, что в твоей жизни слишком много нерешенных проблем, чтобы думать о длительных отношениях. Но не опошляй того, что существует между нами; не притворяйся, будто нас связывает только большой секс. Мы же оба знаем, что это ложь. — Он нежно провел большим пальцем по ее губам и улыбнулся. — Заметь, я не говорю, что секс для меня ничего не значит!

Вздрогнув, она глубоко вздохнула.

— Я боюсь, — призналась она, и ей тут же стало страшно своей откровенности.

Тед крепче обнял ее.

— Я знаю, дорогая. Но очередной побег не решит твоих проблем. Ты однажды уже убежала на целых семь лет — и посмотри, куда это тебя привело.

— Сюда, — произнесла она. — К тебе. Он засмеялся.

— Действительно. И это весомая причина, почему тебе не следует больше убегать. Может быть, ты наконец достигла цели?

Прежняя Элис не преминула бы оскорбить его, сказать, что он заносчивый ублюдок, делающий смехотворные заключения… Однако гнев не приходил. Ее бросило в жар, потом в холод и опять в жар. Она так долго бежала, что забыла подумать о конце своего путешествия.

— Но, Тед…

— Никаких «но», дорогая. Мои пять минут самоконтроля истекли тридцать секунд назад. — Он больше не пытался уговаривать ее, а просто поцеловал и подхватил на руки. — Ты заметила, как чертовски здорово это у меня получается? — сказал он, неся ее в спальню. — Ретт Батлер может помереть от зависти.

Конечно, она заметила. Она давно заметила, что, когда дело касалось секса, Тед был безупречен во всех отношениях. Он положил ее на кровать, сбросил ботинки, потянул за узел галстука и растянулся рядом с ней.

Его пальцы легко коснулись ее щеки.

— Ты так красива, — произнес он глубоким голосом; его глаза потемнели от желания.

Элис по привычке отметила, что этот комплимент еще раз характеризует его как опытного соблазнителя, но ее система обороны, похоже, действительно рухнула, сметенная одной-единственной розой, и она повернулась к нему, не в состоянии больше скрывать свои чувства.

— Я… хочу тебя, — прошептала она.

Он убрал волосы с ее глаз; его руки были одновременно ласковыми и напряженными от охватившей его страсти.

— Я никогда не предам тебя, Элис, — сказал он. — Ты ведь знаешь это, дорогая. Правда?

До этого момента Элис не осознавала, как тяжел груз скептицизма, который она носила в себе изо дня в день, — постоянный барьер между ней и всеми, кого она встречала, даже такой близкой подругой, как Клара. Лежа в объятиях Теда, слушая хрипловатый тембр его голоса, она чувствовала, как ее скептицизм начинает таять. Страх, который был неотъемлемой частью ее жизни со дня пожара в Нью-Гэмпшире, казалось, отступил от его прикосновений, словно растаял лед, обнажая скованные им теплые пульсирующие эмоции. Она уже получила горький урок: последствия жизни во лжи могут быть самыми разрушительными. Теперь она знала, что правда — не менее могущественная сила. Она тоже может заставить хранить молчание, но это молчание будет молчанием во спасение. Элис протянула руку и приложила ладонь к щеке Теда.

— Я люблю тебя, — сказала она, не зная, смеяться ей или плакать, потому что в конце концов оказалось так легко произнести эти слова. — Я люблю тебя, Тед Паркер!

Он прикрыл ее руку своей.

— Слава Богу, — ответил он.

Элис лежала, удобно устроив голову на плече Теда, наблюдая, как случайный луч луны освещает трещину в потолке. Она была блаженно, упоенно поглощена полнейшей праздностью, думая лишь о том, что испытываемое после занятий любовью ощущение почти так же чудесно, как и сам процесс.

— Я нашел Дэниела Вебстера, — сказал Тед.

— Дэниела Вебстера? — Элис моргнула. Луна скрылась за облаком, и щель на потолке растворилась в темноте. Дэниел Вебстер! Она села в кровати так резко, что обе подушки сползли на пол. — Ты хочешь сказать, что нашел моего Дэниела Вебстера? Детектива?

— Да, его. Он частный детектив с лицензией штата Нью-Йорк и занимает шикарный офис с потрясающим видом на парк.

— Как ты нашел его? Он тебе рассказал что-нибудь? — Элис сразу расхотелось спать. Она наклонилась вперед, готовая впитывать каждое слово Теда.

— Кстати, найти его оказалось очень легко. Я нанял другого детектива из центрального агентства, и через пару дней он сообщил о результатах. Гораздо труднее было склонить Вебстера к разговору.

— Из-за правил конфиденциальности по отношению к клиенту? Как тебе удалось уговорить его довериться тебе?

Тед пожал плечами.

— Я рискнул позвонить ему. Я сказал, что я Алан Хорн и хотел бы свести концы с концами в связи с розыском дочери.

Сердце Элис стучало, как отбойный молоток.

— Что он сказал? Он признал в тебе, то есть в Алане, прежнего клиента?

Тед приподнялся, обнял ее рукой за плечи и уложил на кровать.

— Да, — сказал он, удерживая ее, когда она опять попыталась привстать при его словах. — Вебстер хорошо помнит дело, потому что был очень расстроен его трагическим исходом. Он сказал мне, что очень сожалеет: была проделана такая большая работа, но Элис умерла, прежде чем отцу представилась возможность вновь увидеть ее.

— Это, должно быть, очень огорчило его, — хмуро заметила Элис. — С другой стороны, я думаю, что для нас это большая находка. Ты наконец-то раскопал хоть какие-то доказательства того, что я не совсем сумасшедшая, подозревая Алана в том, что он хотел убить меня.

— Ну, это только на поверхностный взгляд, — сказал Тед.

Почувствовав сомнение в его голосе, Элис вырвалась из его объятий и перекатилась по кровати, чтобы зажечь свет.

— Но почему? Ведь мы теперь точно знаем, что, как только Алан выследил меня, очень похожая на меня девушка, к тому же — на моей машине, трагически погибла в автокатастрофе. Какие еще нужны доказательства?

— Если ты подумаешь об этом как следует, то согласишься, что есть пара довольно странных моментов в отношениях между Аланом и Вебстером. Мне удалось получить информацию, что Вебстер никогда не встречался со своим клиентом лично и посылал все свои счета на абонентский почтовый ящик. Единственный телефонный номер, который дал ему Алан, был оснащен автоответчиком.

— Но это же так естественно! — воскликнула Элис. — Разве у Алана был выбор? Он не мог допустить, чтобы счета приходили домой: Мэрион могла их увидеть. А если бы он посылал счета в Кливленд, его секретарь или экономка могли бы что-нибудь заподозрить.

— Это так, — согласился Тед. — Но я имел в виду другое. Мне не кажется странным, что Алан получал счета через абонентский почтовый ящик или что он не хотел, чтобы Вебстер звонил ему домой. Но я нахожу очень странным, что Алан назвался своим собственным именем. Он приложил столько усилий, чтобы замести следы, и оказался настолько глуп, чтобы сообщить детективу свое настоящее имя? Это совершенно необъяснимо.

У Элис пересохло во рту.

— Ну… если бы он позвонил и назвался Джоном Смитом, возможно, Дэниел Вебстер не взялся бы за расследование…

— Почему? Нет ничего незаконного в поисках пропавшего человека. Конечно, если только у Вебстера не было причины считать, что Джон Смит замышляет что-то недоброе.

— Наверное, в этом все и дело! Алан не мог придумать никакой разумной истории, чтобы объяснить свой интерес, поэтому он вынужден был сказать правду.

Тед покачал головой.

— Это предположение никуда не годится, дорогая. Есть десятки вариантов объяснения интереса к Элис, могу привести их с ходу, и любой из них устроил бы Дэна Вебстера. Я — банковский менеджер, я — ее приятель, я — дальний родственник, я — ее старый школьный друг, я — адвокат ее матери, я — адвокат Элис, и нам необходимо ликвидировать траст… Алан умный человек с широким кругом деловых интересов. Если бы он хотел нанять детектива и сохранить свое имя в тайне, он наверняка знал бы, как ему поступить.

Элис почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног: на какую-то секунду ее убежденность в виновности Алана заколебалась. Она попыталась отогнать это чувство, в отчаянии хватаясь за привычные подозрения и ненависть, с которыми так свыклась за долгие годы.

— Возможно, у него была какая-то серьезная причина, почему он хотел, чтобы детектив знал, кто действительно нанимает его…

— Какая причина? — поинтересовался Тед.

Она долго и напряженно искала объяснение, но напрасно.

— Не знаю, — призналась она. — Но должна же быть причина! У тебя есть какая-нибудь идея?

— Есть, и очень простая, — ответил Тед. — Алан не нанимал Дэниела Вебстера. Его нанял кто-то другой и скрыл свое подлинное имя, чтобы бросить подозрение на Алана.

— Кто-то другой? — спросила Элис недоверчиво хриплым голосом. — Ты думаешь, что кто-то другой, а не Алан, нанял Дэниела Вебстера?

— Да.

— Но тогда… это означает, что кто-то другой, не Алан, убил Иду Мэрфи!

— Да. — Тед повернулся к ней, взяв обе ее руки и крепко сжав их. — Элис, тебе будет трудно ответить, но это очень важно. Если Алан не пытался убить тебя, тогда кто же? Кто ненавидит тебя так, чтобы желать твоей смерти?

— Не знаю, — прошептала она. — Никто. Не может быть никого другого. Я всегда знала, что это был Алан! Это должен быть Алан…

— Подумай еще, — мрачно сказал Тед. — Как следует подумай. От этого может зависеть твоя жизнь.

Он улыбался в течение всего телевизионного интервью, стараясь выглядеть так, словно его ничто не волнует и его честолюбивые мечты не смываются в унитаз с каждым произнесенным словом. Черт побери! Ему смертельно надоело улыбаться на публике, когда внутри у него бушевал гнев, который пенился и кипел так, что он перестал спать, потерял аппетит и даже не мог больше наслаждаться ночными визитами Евы.

Он пошел во внутренний дворик и опустил ноги в бассейн. Боже, какой жаркий вечер! Было только одно утешение — по крайней мере, он мог теперь проводить больше времени в тех местах, которые ему по душе.

К сожалению, пока он не мог уехать. Во всяком случае, пока не расправится с Элис, которая стала доставлять ему слишком много беспокойства. Мэрион спросила его о Морин Бейли, экономке в Кливленде, которая работала в доме в ночь пожара. Он, конечно, попытался отвлечь ее внимание, и она сделала вид, что отвлеклась, но Мэрион нелегко было обмануть. Сейчас, когда ей открылось, что не все было так, как казалось на первый взгляд, она будет копать и рыться, пока не обнаружит правду…

Единственная возможность решить проблему — избавиться от Элис. Почему, черт побери, она живет в Провиденсе? Как, черт возьми, он сможет обеспечить себе алиби, если ему нужно будет лететь в этот проклятый Провиденс, чтобы убить ее?

То, что ему предстоит сделать, будет предельно просто. Пожар. Он устроит пожар, который завершит дело, начатое семь лет тому назад.

В мыслях он уже видел отблеск пламени! Он чувствовал запах дыма и ощущал жар!

Он услышал, как за спиной открылась дверь дома, и, обернувшись, увидел, кто вышел во дворик.

— Ева, я не знал, что ты еще на ногах, — сказал он.

— Я ждала, когда ты придешь домой, — сказала она, позволяя платью соблазнительно спуститься с плеч.

Но он больше не находил ее хоть сколько-нибудь привлекательной и возбуждающей.

— Отправляйся спать! — резко сказал он. — Мне сейчас лучше побыть одному.

Она была недостаточно умна, чтобы послушаться его.

— В чем дело, дорогой? — спросила она, садясь рядом с ним и свесив ноги в воду.

— Разве ты не видела новости?

— Да, я знаю, это печально и все такое прочее… Но ведь это не катастрофа! У тебя есть собственная жизнь, за пределами политики. И жизнь продолжается, ведь так? — Она произнесла эту банальность словно вековую мудрость и протянула руку, чтобы погладить его по щеке. Ее ногти были покрыты ярко-красным, кое-где облупившимся лаком. Он с отвращением отвернулся. — Давай поплаваем, — предложила она, протягивая ему руку. — Пойдем, такая прекрасная ночь для купания!

Она сама напросилась на это, подумал он, и получит, что ей причитается.

Ева выскользнула из платья и прыгнула в бассейн, смеясь и вскрикивая, когда холодная вода касалась ее обнаженных грудей. Он нырнул вслед за ней, схватил ее за локоть и утянул под воду. Он сосчитал до шестидесяти, хладнокровно наблюдая, как она пытается вырваться, и, только когда ее охватила настоящая паника, вытащил ее на поверхность. Так же спокойно он поддерживал ее над водой, пока она кашляла и выплевывала воду, пытаясь отдышаться.

— Это совсем не смешно! — воскликнула Ева. — Боже, ты чуть не утопил меня! Что взбрело тебе в голову?!

— Ничего, — ответил он, выпрыгивая из бассейна и протягивая руку, чтобы вытащить ее из воды. Ее панический испуг словно встряхнул его, и он почувствовал, как в нем забила энергия. — Давай, пойдем в постель.

— У меня нет ни малейшего желания, — дрожа, сказала она и нагнулась, чтобы поднять платье.

— А у меня есть, — настойчиво сказал он.

Он схватил ее за запястье, потащил в свою спальню и бросил на кровать.

— Прекрати! — воскликнула она, бессильно упав на подушки. — Ты пугаешь меня! Отпусти! Ты слышишь?! Прекрати — или я закричу!

— Уверен, что ты слишком умна, чтобы закричать, — сказал он. — Ты слишком умна для этого, ведь так, Ева?

Она заплакала — сдавленные рыдания только возбудили его.

— Я сделаю так, что тебе будет хорошо, — сказал он. Сжав запястья ее рук, закинутых над головой, он овладел ею. — Улыбайся, черт побери! Ведь тебе этого хотелось! Женщины всегда хотят этого. Вы все шлюхи, все, как бы чертовски невинно вы ни выглядели!

— Не надо! — взвыла она. — Господи, выпусти меня отсюда! Ты делаешь мне больно!

Он не слушал. Он взял подушку и прижал к ее лицу, чтобы не слышать криков. Она закатила глаза и потеряла сознание. Наверное — от страха. Глупая сука.

Внезапная тишина показалась ему необычайно эротической.

16

Сквозь жужжание гравировального круга Элис услышала телефонный звонок. Когда она работала, то обычно позволяла телефону звонить, пока не включался автоответчик. Но сегодня утром Элис даже рада была отвлечься. Она выключила двигатель, подняла высоко на лоб защитные очки и подхватила трубку на секунду раньше, чем сработал автоответчик.

— Алло, — сказала она.

— Привет, Элис, это твой… отец.

Ее рука механически сжала трубку, а глаза зажмурились. «Мы оба знаем, что мой отец умер», — хотелось сказать ей, но в голосе Алана чувствовалась такая неуверенность, а за ноткой вызова слышалась такая мольба, что у нее сжало горло. Произнести хотя бы слово в ответ казалось непосильной задачей.

Выйдя из больницы и анализируя свои чувства, Элис иногда сравнивала себя с жертвой, похищенной и запертой в темном чулане, которая не может не любить своего похитителя, потому что он единственный человек, который открывает дверь, впускает луч света, приносит пищу. Она знала, что Алан пытался сделать с ней; из этого логически следовало, что она должна его ненавидеть. А она не могла — очевидно, из-за переполнявших ее счастливых воспоминаний детства. Воспоминаний о прогулках в Пенсильвании, когда земля была покрыта опавшими листьями, о песочных замках, которые они строили на опаленных жаром пляжах во Флориде. О том, как по субботам она сидела, примостившись на рабочем столе Алана в его офисе, делая копии своих рисунков на ксероксе, а он приносил ей банки кока-колы тайком от матери, которая настаивала на том, что дети должны пить только молоко или фруктовый сок.

Слишком много воспоминаний, подумала Элис.

— Зачем ты звонишь? — спросила она; ее голос звучал агрессивно от усилия подавить свои истинные чувства. — Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы мы встретились, — ответил он. — И как можно скорее. Если возможно, то сегодня вечером. Элис, непонимание между нами зашло слишком далеко, и я виню себя за то, что не настоял на встрече раньше.

— Ты был занят проведением предвыборной кампании и всем прочим, — сказала Элис нарочито вежливым голосом.

— По крайней мере, теперь у меня больше нет этой проблемы.

— Нет худа без добра, — мягко ответила Элис.

Наступила пауза, прежде чем Алан заговорил.

— Я бы отдал все свои силы работе во благо жителей Флориды, — тихо произнес он. — Но я звоню не по этому поводу. Я в Нью-Йорке с твоей матерью, в нашей квартире. Мы о многом говорили с ней — о том, что давно следовало бы обсудить… Короче говоря, Мэрион рассказала мне, почему ты исчезла… о том, что ты думаешь о пожаре в Нью-Гэмпшире.

— Ты имеешь в виду, что я видела, как ты отъезжал от коттеджа? — сердито прервала его Элис. — И как ты оставил Айка и меня гореть?

— Дорогая, я не был там, поэтому ты не могла меня видеть.

Элис заскрежетала зубами.

— Она сказала тебе, что я отлично видела тебя на фоне яркого пламени? Я наблюдала, как ты уезжал на полной скорости, не оглядываясь назад. Ты устроил поджог, а затем уехал, оставив меня и Айка Гутмана умирать в коттедже!

Она услышала, как Алан страдальчески вздохнул. Какое-то время он молчал, затем откашлялся и заговорил с прежним оживлением.

— Мэрион объяснила, что ты, как тебе кажется, видела, и нам нужно поговорить об этом…

— Ты пытался убить меня! — Элис произнесла это обвинение подчеркнуто категорично. Боже мой, она не собиралась винить себя за то, что наконец высказала ему эту простую правду. У нее отличное зрение, и она знала, что она видела. — Мама сказала тебе, что я также не верю в смерть Иды Мэрфи от несчастного случая?

— Да, Мэрион рассказала мне все. — Алан снова прочистил горло, в его голосе звучали слезы. — Элис, ты должна понять, что нам необходимо поговорить и разрешить все проблемы, пока они не разрушили нашу жизнь. — Его голос прервался. — Я, может быть, не идеальный отец, и, видит Бог, я не такой замечательный парень, каким был мой брат, но я люблю тебя, дорогая, и всегда думал о тебе как о моей собственной любимой дочери. Мы должны выпутаться из ужасного положения, в которое попали. Элис, мы столько лет любили друг друга! Разве мы не заслужили лучшего, чем эта трясина безобразных подозрений?!

Элис почувствовала, что плачет.

Она еще выше подняла защитные очки, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Что, если Алан говорит правду? — подумала она. Что, если не он был за рулем джипа? Вот уже несколько дней, как в ней зародилось легкое сомнение относительно вины Алана, а после предположений Теда, высказанных им две ночи тому назад, ее сомнения достигли предела.

Могла ли она ошибаться относительно того, что видела в ночь пожара? Она не сомневалась, что действительно видела джип Алана с его личным номерным знаком. Эта картина оставила неизгладимый след в ее душе. Не сомневалась она и в том, что на водителе была любимая клетчатая шапочка и шарф Алана. Но она готова была допустить, что находилась все-таки слишком далеко и была в сильном шоке, чтобы разглядеть черты лица водителя. Не может ли быть, что Бен Дженкинс угнал джип со стоянки в аэропорту, где его часто припарковывали? Он мог надеть эту заметную кепку и шарф просто потому, что они лежали в джипе, а ему было холодно. Что касается мотивов поджога, то, может быть, он просто был маниакальным поджигателем? Он мог не заметить света в коттедже и людей потому, что его мозг был одурманен алкоголем…

Элис читала отчет о судебном разбирательстве и знала, что Дженкинс с готовностью признал свою вину. Почему же ей так трудно поверить в то, что он говорил правду? Самое простое объяснение, напомнила она себе, очень часто самое правильное.

Но если Алан не имеет отношения к пожару в Нью-Гэмпшире, все равно многое остается неразгаданным. Например, кто нанял Дэниела Вебстера? Если это был не Алан, то кто назвал детективу имя Алан и почему? Кто убил Иду Мэрфи? Или ее смерть была трагической случайностью? И позже, кто поджег флигель для гостей во Флориде? Уж точно не Бен Дженкинс, поскольку он сидел в тюрьме последние семь лет… но сидел ли?

Холодок пробежал по спине Элис. Она неожиданно вспомнила, что недавно по телевизору говорили о вынужденном досрочном освобождении преступников, даже убийц, из-за того, что тюрьмы переполнены. Господи, возможно ли, что Бена Дженкинса освободили?!

Она быстро заговорила.

— Папа… Алан, ты не знаешь, Бен Дженкинс по-прежнему в тюрьме?

— Уверен, что да. — Алан замолчал на минуту. — По крайней мере, я так полагаю, — добавил он с некоторым сомнением. — Конечно, я не проверял, но всегда полагал, что они сообщат нам, когда он будет освобожден. Может быть, я ошибаюсь? Но не могли же его выпустить из тюрьмы, не предупредив нас об этом?! Почему ты спрашиваешь?

— Из-за пожара в твоем доме во Флориде, — сказала она. — Ты не думаешь, что это могла быть месть со стороны Бена Дженкинса?

— Вряд ли это так, — ответил Алан. — В момент ареста у него было прогрессирующее слабоумие на почве алкоголизма. Ему не хватило бы умственных способностей проследить меня до Палм-Бич, как бы сильно ему ни хотелось отомстить.

— В тюрьме нет алкоголя, — напомнила ему Элис. — Во всяком случае, столько, чтобы быть постоянно пьяным. В трезвом состоянии у него, возможно, наступало просветление.

— Возможно, но с чего ему таить злобу на меня или на кого-нибудь из нашей семьи? Полиция поймала его и арестовала. Мы не имеем к этому никакого отношения. А главное он же не пострадал безвинно!

— Но все же, можешь ли ты узнать, где он сейчас и чем занимается? — спросила Элис и удивилась тому, что разговор принял такой невероятный оборот. Отчего вдруг она просит Алана проверить его собственное алиби?

— Конечно. Достаточно пары телефонных звонков. — Голос Алана зазвучал более оживленно. — Значит ли это, что ты хочешь увидеть меня сегодня вечером? Я уверен, нам с тобой стоит встретиться, — настойчиво повторил он.

— Не знаю. Я очень занята.

В душе Элис признавала, что должна была дать себе и Алану шанс откровенно поговорить друг с другом, один на один. В то же время ей было нелегко встретиться с прошлым. Где-то она понимала: то, что она делала в последние несколько лет, было равноценно попытке жить рядом с выгребной ямой. Как бы она ни скребла и ни дезинфицировала окружающее пространство, токсичные отходы в центре ее существования отравляли все вокруг. Не пора ли положить конец этому губительному абсурду? — спросила она себя. Если нельзя больше скрывать этот мрак в ее душе, не пришло ли время попытаться противостоять ему? Обратиться к свету, что бы он ни обнаружил?

Элис дрожала с ног до головы. Слова, которые она собиралась произнести, были так будничны, но, Боже, как трудно было сказать их!

— Хочешь, я прилечу в Нью-Йорк? Думаю, мне это удастся сегодня днем. Я буду у мамы дома уже до обеда. Наверное, действительно не будет вреда, если мы поговорим все вместе.

— Нет, — тут же сказал он. — Давай сделаем по-другому. Я приеду в Провиденс повидаться с тобой. Думаю, нам будет легче говорить, если ты будешь в привычной обстановке, и мы будем только вдвоем. Мы должны разрешить эти проблемы, не вмешивая твою мать. Это касается только нас с тобой, Элис, и больше никого.

Все прежние подозрения немедленно вернулись к ней.

— Ты и я? Мы оба — и больше никого? — спросила она насмешливо. — Не думаю, Алан. Если ты не хочешь вовлекать в это дело маму, я готова встретиться с тобой в студии сегодня вечером, но я намерена пригласить на нашу встречу свидетелей.

— Если ты считаешь, что это желательно…

— Я считаю это необходимым, — холодно ответила она. — Мне очень хотелось бы остаться живой после этой встречи.

Впервые голос Алана зазвучал сердито.

— Боже мой, Элис, предположить, что я нанесу тебе вред — смехотворно! Нет, хуже — это кощунство…

— Здесь будет Тед Паркер, — сказала она, прервав его. — И чтобы вдвойне убедиться, что ты ничего не затеешь, я намерена сообщить моей подруге Кларе, что ты приедешь ко мне. Ты помнишь Клару Харвей? Вы встретились у меня на крыльце, когда она пришла сообщить, что убили Пола Хейзена.

— Я помню. Она журналистка, занимающаяся расследованиями в газете «Глоуб».

— Правильно. И поверь, она не допустит, чтобы моя смерть прошла незамеченной, какой бы случайной она ни показалась. Если я выпаду из окна или моя машина разобьется, можешь быть уверен — ты будешь подозреваемым номер один при расследовании этих «несчастных случаев».

На другом конце провода на мгновение воцарилось молчание, затем Алан заговорил с откровенной усталостью.

— Я не могу поверить, что ты считаешь необходимым принять такие меры предосторожности, — сказал он. — Боже мой, Элис, неужели ты не понимаешь, как больно мне слышать твои слова?! Это жестоко…

— А ты представляешь, как больно мне было узнать, что мой предполагаемый отец пытался убить меня? — резко ответила она.

В возникшей тишине напряжение еще более усилилось.

— Мне кажется, мы ходим кругами, — сказал наконец Алан. — Возможно, нам лучше больше не говорить об этом, пока мы не встретимся с глазу на глаз. Увидимся вечером, Элис. До этого мне нужно получить кое-какие сведения. Я смогу быть в твоей студии самое позднее около восьми часов. Тогда и поговорим. — Он повесил трубку, прежде чем она успела ответить.

Он прервал разговор, словно боясь, что она скажет еще что-то оскорбительное. На мгновение Элис почувствовала сожаление и в который раз за последние дни поймала себя на мысли: неужели все это время она скрывалась не от того человека?! Но тут же отогнала это предположение. Прежде чем она поверит тому, что Ида Мэрфи погибла в автомобильной катастрофе случайно, а пожар в Нью-Гэмпшире и во Флориде устроил Бен Дженкинс, кто-то должен будет представить ей самые убедительные доказательства. Обдумывая разговор с Аланом, она осознала, что он ни разу не попытался решительно опровергнуть ее обвинения. Почему? На этот вопрос у нее не было ответа.

Теперь и речи не могло быть о том, чтобы заниматься гравировкой. Элис принялась убирать свой верстак. В таком смятении работать невозможно: она скорей отрежет себе пальцы, чем сделает стоящий рисунок.

Сняв защитные очки, Элис подошла к телефону и набрала номер офиса Теда в Кливленде. Она знала, что Тед сегодня вечером приедет в Провиденс, но ей было необходимо услышать его голос немедленно. Пусть он узнает о ее разговоре с Аланом, пусть скажет, что все будет хорошо. Сейчас Элис совсем не думала о том, что ей становится все труднее обходиться без него.

Номер, который она набрала, должен был связать ее прямо с офисом Теда; это была его личная линия, и секретарша никогда не отвечала по ней. После нескольких гудков Элис решила, что Теда нет в кабинете, но телефон вдруг ответил.

— Телефон Теда Паркера, — произнес мужской голос.

— Уолтер? Это ты? Говорит Элис.

— Элис, как приятно слышать тебя. — Голос Уолтера, как всегда, звучал вежливо, но у нее сложилось впечатление, что он спешит. — Как дела? Надеюсь, все в порядке?

— Все хорошо, — сказала она. — Но мне нужно поговорить с Тедом, если у него есть свободная минутка.

Ей показалось, что она увидела дразнящую улыбку Уолтера.

— Не хотелось бы разочаровывать тебя, сестренка, но у него встреча с двумя руководителями проекта. Я смогу тебе чем-то помочь?

— Можно оставить для него записку? Это очень важно, иначе я не побеспокоила бы тебя. Я вижу, ты занят.

— Конечно, никаких проблем! Передо мной бумага и карандаш. Говори.

— Алан в Нью-Йорке с Мэрион, и он собирается приехать ко мне сегодня вечером.

Это к лучшему, если Уолтер будет знать о том, что происходит, быстро подумала Элис. Права она в отношении Алана или нет, но лучше перестраховаться, чем жалеть потом. В конце концов, Алан ведь не принял ее предложения прилететь в Манхаттан. И если подумать, то еще неизвестно, действительно ли он остановился в квартире Мэрион. Если он лгал, то Мэрион даже не догадывается, что ее муж устроил сегодняшнюю встречу. Во всяком случае, чем больше людей будут знать о планах Алана увидеться с ней в студии, тем безопаснее для нее.

— Это все? — спросил Уолтер.

— Не совсем. Тед сказал, что постарается быть у меня около девяти вечера. Передай, что, если он приедет раньше, я буду ему очень признательна.

— Я передам, — ответил Уолтер. Элис почувствовала, что он колеблется: в нем боролись необходимость поскорее выполнить свои неотложные дела и желание поговорить с ней. В конце концов, он пошел на компромисс. — Послушай, Элис, нам надо о многом побеседовать, тебе и мне. Когда сгорел коттедж… когда ты исчезла… Мне было всего пятнадцать, да к тому же я был очень незрелым для своего возраста. Но я думаю, мы очень поможем друг другу, если откровенно обсудим сложившуюся в семье ситуацию.

— Мне бы тоже этого очень хотелось, — сказала она. — Уолтер, я готова провести с тобой любой уик-энд. Назови день, и я освобожусь от всех дел. Провиденс — прекрасный город, и я уверена: мы чудесно проведем время вдвоем.

— Это будет замечательно, — отозвался он. — Или ты могла бы прилететь в Кливленд. Ты обязательно должна приехать! Уверен, тебе захочется снова увидеть старый дом. Отец грозится продать его, но я его отговариваю. — Он замолчал, и она услышала, как зазвонил другой телефон. — Элис, сегодня здесь сумасшедший дом. Мне нужно идти. Но мы скоро свяжемся с тобой, ладно?

— Конечно. Иди и займись другим телефоном, — сказала Элис. — Пока, Уолт. Увидимся на следующей неделе.

Разговор с братом неожиданно ободрил ее, хотя и был довольно коротким. Воодушевленная внезапной решимостью во что бы то ни стало докопаться до правды, она надумала навестить Клару в ее офисе, а не полагаться на телефонный звонок, чтобы сообщить ей о визите Алана.

Элис поехала через мост в редакцию «Глоуб», на удивление спокойно воспринимая неизбежные дорожные пробки. Опустив стекло, она, не замечая выхлопных газов, наслаждалась погожим днем. Со стороны гавани дул прохладный ветерок, гоня по небу облака и рассеивая влажную летнюю дымку. Она остановилась у китайского ресторанчика на углу Хендерсон-стрит и купила свое любимое блюдо — креветки с овощами. Покружив минут пять, прежде чем найти место на стоянке — что само по себе было чуть ли не чудом, — она поднялась в небольшую комнату, примыкающую к отделу новостей, которая служила Кларе офисом.

— Привет! Рада видеть тебя, малыш. — Клара приветствовала ее удивленной улыбкой и облаком табачного дыма. — Входи, — сказала она, освобождая для Элис стул от пустых банок из-под шипучки и стопки книг.

— Ты можешь прерваться на ленч? — спросила Элис. — Я принесла кое-что поесть.

— Ида, дорогая, я всегда могу найти время, чтобы поесть! — воскликнула Клара, разгребая место на маленьком журнальном столике и оценивающе втягивая воздух. — Ну-ну, ты женщина с отменным вкусом. Я вижу прекрасные белые коробки из китайского ресторанчика, которые выглядывают из твоей сумки.

— Креветки, приправленные чесноком, стручки гороха с грецкими орехами и рис с тмином! — объявила Элис, пристраивая картонные коробки на пачку салфеток.

— Ты, должно быть, услышала патетическое урчание в моем пустом желудке. — Клара достала пластиковые тарелки и вилки. — Что привело тебя сюда, Ида?

— Алан Хорн позвонил сегодня утром и сообщил, что вечером собирается посетить меня. Хочет, чтобы нас было только двое. Он и я, с глазу на глаз.

Клара перестала накладывать в свою тарелку еду из дымящихся коробок.

— Зачем он приезжает? Чтобы поплакаться по поводу программы Стива Стерна?

— Нет, не думаю. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что весь этот скандал вокруг предвыборной кампании — не самое важное из того, что его сейчас волнует.

— Тогда что он, черт побери, хочет?

— Он хочет поговорить о пожаре в Нью-Гэмпшире и о куче других столь же давних вещей.

— Странно. — Клара проткнула креветку вилкой. — Почему он чувствует необходимость обсуждать старую семейную историю именно с тобой? Хочешь, чтобы я выступила в роли дуэньи?

— Нет, спасибо. Но я хотела, чтобы ты знала, что он придет. — Элис разгрызла жареный стручок гороха и попыталась улыбнуться. — Если ты услышишь сообщение о том, что мое тело было выловлено в гавани с гирей на ногах, пожалуйста, не верь, что это самоубийство.

Клара наклонилась вперед, ее улыбка исчезла.

— Послушай, Ида, это не шуточное дело.

— Я знаю. И я должна наконец кое-что объяснить тебе. — Элис положила вилку и крепко сцепила пальцы на коленях. — Я не Ида. Я Элис. Элис Хорн. Ида Мэрфи погибла пять лет назад в катастрофе на скоростной магистрали в Нью-Джерси.

— Боже! — Клара поперхнулась кусочком креветки. — Ида Мэрфи погибла в автомобильной катастрофе?! Но ты сказала мне, что погибла Элис Хорн. Черт, ты показала мне ее свидетельство о смерти!

— Это так. Но Ида была очень похожа на меня, а так как только я одна опознала личность погибшей, было легко сказать, что она — Элис Хорн. Единственный родственник Иды — брат, который жил в Калифорнии — даже не приехал на похороны. И только Тед Паркер засомневался в этом свидетельстве о смерти…

Клара перевела взгляд с Элис на свою тарелку и обратно.

— И ты наконец расскажешь мне, почему решила, образно говоря, убить себя и затем выдавать за другую женщину?

Элис расцепила пальцы.

— По самой очевидной причине. Я хотела исчезнуть. Я подумала, что, если Элис Хорн умрет, можно будет побиться об заклад, что прекратятся попытки убить ее.

— Безумный план.

— Но он сработал.

Клара отодвинула в сторону тарелку с едой и потянулась за пачкой сигарет. Когда она зажигала сигарету, Элис заметила, что руки ее дрожат.

— Мне очень трудно осознать все это. Ты больше не Ида Мэрфи, бедная художница. Ты — Элис Хорн, наследница многомиллионного состояния.

— Да, Элис Хорн, прошу любить и жаловать. — Она нервно засмеялась. — Живая наследница, так сказать, что подтверждается результатами анализа крови.

Клара, нахмурившись, посмотрела на пепельницу.

— Если ты Элис Хорн, то чего ради ты на днях пудрила мне мозги? Я спросила тебя напрямик, является ли Алан Хорн твоим отцом, и ты поклялась мне, что нет.

— Прости меня, — сказала Элис. — Но я на самом деле сказала тебе правду, хотя знала, что ты неправильно истолкуешь мои слова.

Клара прищурилась.

— Подожди минутку, давай-ка немножко назад. Ты — Элис Хорн, но Алан — не твой отец?

Элис отодвинула свою тарелку.

— Да. Все просто, как дважды два.

— Боже! — Клара смотрела в потолок, деловито затягиваясь сигаретой. — Ты приемыш? Нет. — Она покачала головой, отвечая на свой собственный вопрос. — Ты так похожа на Мэрион. Мэрион твоя мать? Хоть это правда?

— Правильно. — Элис насмешливо улыбнулась. — Ты на удивление тактична, Клара. Да, у моей матери была связь и я ее следствие.

Клара поперхнулась дымом.

— Уолтер, — произнесла она наконец, — тоже не ребенок Алана?

— Нет, конечно, он его ребенок! Мой родной отец умер за несколько месяцев до того, как Уолтер был зачат, не говоря уже о его рождении.

Клара насторожилась.

— Он умер?

— Да. — Элис подняла голову и встретила взгляд подруги. — Моим отцом был Дэвид Хорн, — сказала она.

— Дэвид Хорн, конечно же! — Клара понимающе вздохнула. — Резвый малый, — заключила она, коснувшись руки Элис. — Извини меня, дорогая, может, я не права, но не знаю, что еще сказать.

— Ничего другого ты и не можешь сказать, — ответила Элис. — Дэвид умер много лет назад. Мне жаль, что я его никогда не знала, но это чисто формальное сожаление.

— Алан был жестоким отчимом? — спросила Клара. — Ты поэтому так нетерпима к нему?

— Наоборот. — Элис натянуто улыбнулась. — Пока он не попытался меня убить, я могла бы сказать, что он был прекрасной заменой отца.

Клара погасила сигарету.

— Ты по-прежнему убеждена, что это он стоит за пожаром и автокатастрофой, в которой погибла Ида?

Элис кивнула.

— Я все-таки не понимаю, чего ты добиваешься, — сказала Клара. — Почему ты не сказала Полу — тогда, у меня на вечеринке, — что ты подлинная Элис Хорн? Бог мой, парень два месяца днем и ночью натаскивал тебя, как играть роль женщины, которой ты на самом деле и являешься! Господи, тебе не приходит в голову, насколько это эксцентрично? Какого черта ты не сказала мне, что происходит?!

— Я не могла…

— Я считаю, что ты обидела меня. Черт возьми, мы же, кажется, друзья! Я думала, ты доверяешь мне.

— Мы действительно друзья. Я тебе доверяю. — Элис подалась вперед. — Пожалуйста, не обижайся, Клара. Тогда я просто не могла довериться тебе, и, если ты немного подумаешь, — поймешь почему.

— Я думаю. И не понимаю.

— После того как я столько лет была Идой Мэрфи, мне казалось, что только прячась за это сходство, я остаюсь в безопасности.

— Тогда какого черта ты согласилась участвовать в этом дурацком мошенничестве с Полом Хейзеном? Если ты хотела остаться Идой Мэрфи, зачем было проникать в самое сердце клана Хорнов, утверждая, что ты Элис? И если ты внезапно почувствовала непреодолимую потребность вернуть себе свое истинное имя, почему не вошла через парадную дверь и не объявила: «Привет, дорогие родственнички! Хорошие новости. Ваша давно пропавшая дочь дома». Господи, ты же действительно их дочь! Какого черта был нужен этот нелепый маскарад?

— Чтобы остаться живой, — ответила Элис.

Клара нетерпеливым жестом взъерошила свои короткие волосы.

— Вернувшись обратно в дом человека, которого ты подозреваешь в попытке убить тебя?

— В то время это казалось логичным, — с иронией сказала Элис. — Я была убеждена, что Алан — убийца, выбравший определенную жертву, а не маньяк, которому все равно кого убивать.

— Какое это имеет отношение к твоему решению участвовать в этом жульничестве вместе с Полом Хейзеном?

— За последние семь лет появились десятки претенденток на мое наследство, — объяснила Элис. — И по крайней мере шестеро из них были очень похожи на меня. С ними беседовали Пол Хейзен, Тед Паркер и даже члены семьи. И никто из этих самозванок не умер. Все они продолжают жить — пусть даже под угрозой обвинения в мошенничестве и ареста. Я сделала вывод, что Алан не хотел связываться с этой толпой двойников убитой Элис Хорн, обивающих порог его дома. Так что для меня было очень важно, чтобы он принял меня за очередную самозванку: это послужило бы мне лучшей защитой.

— Милая, это самое идиотское объяснение, которое я когда-либо слышала.

— Но оно сработало, не правда ли? Я жива и невредима. А Алан выбит из колеи и не станет губернатором Флориды. Кстати, в значительной мере благодаря твоей информации.

— Да, но я не уверена, что жажду благодарности за сыгранную в этом разгроме роль, — сказала Клара. — Если Алан убийца, — я сторонница того, чтобы его посадили на электрический стул. Но получилось так, что его отстранили от государственной службы только потому, что он гей.

— Да, это очень досадно, — озабоченно сказала Элис. — Я думаю, это тот случай, когда общественность принимает правильное решение, опираясь на ложные доводы.

Клара сбросила почти нетронутую еду с пластиковых тарелок обратно в крафтовый пакет.

— Знаешь, мне кажется, я не так уж удивилась, услышав, что ты Элис. Слишком уж сильны и лишены всякой логики те чувства, которые ты питаешь к Алану Хорну. Такую неукротимую ненависть способны вызвать только члены собственной семьи, когда они предают нас.

— Мощно сказано, — пробормотала Элис.

— Да. — Клара запихнула пустые тарелки в переполненное мусорное ведро. — Вчера вечером был необычный звонок. Позвонил мой брат из Вайоминга.

Элис вскинула голову.

— Какие-нибудь новости? Надеюсь, ничего плохого?

— Не совсем. Он спросил о Поле Хейзене. Конечно, он хорошо знал Пола. Они играли в одной футбольной команде, хотя мой брат почти на три года старше его.

— Ты, наверное, была рада услышать его. Ведь ты разговаривала с ним впервые после похорон матери? — спросила Элис осторожно, сознавая деликатность темы.

— Да, впервые. Он сказал, что поминальная служба по Полу, очевидно, состоится в конце недели, после Дня труда. Брат предложил мне остановиться в его доме после службы, если я захочу.

— Я очень рада, что он пригласил тебя, — искренне сказала Элис. — Это замечательно! Конечно, это еще не означает полного примирения после тех гадостей, которые он наговорил, когда умирала твоя мать. Но, по крайней мере, это начало.

— Да. — Клара повела плечами, не желая показать, что испытывает облегчение. — У него самые очаровательные дети, каких только можно встретить. Мне трудно было примириться с тем, что я могу никогда больше их не увидеть. — Она засунула руки в карманы хлопчатобумажной юбки. — Что ни говори, но, хотя твоя семья и доводит тебя порой до безумия, ее невозможно вычеркнуть из жизни.

— Я знаю, — сказала Элис. — Дружочек, я прекрасно знаю, что ты имеешь в виду. — Она слегка прикоснулась к плечу подруги. — Я буду держать тебя в курсе того, как пройдет моя встреча с Аланом сегодня вечером.

— Пожалуйста, — ответила ей Клара, которую уже покинуло сентиментальное настроение. — И смотри в оба, детка. У меня не так много друзей-миллионеров, и я намереваюсь дать за твой счет несколько потрясающих обедов, пока ты не закончила свою жизнь в водах гавани Провиденса.

Элис облегченно засмеялась.

— Эй, с такими друзьями, как ты, никогда не встанет вопрос, за что меня любят — за деньги или за то, что я выдающаяся личность.

— Просто будь начеку, солнышко, — сказала Клара. — Помни, я действительно мечтаю об этих обедах.

Быстро приняв всех посетителей, Тед остановился у стола своей секретарши просмотреть телефонные сообщения.

— Есть что-нибудь важное? — спросил он, перебирая стопку желтых бланков со штампом «Срочно».

— Как всегда — неотложные сообщения с трех континентов, — улыбаясь, ответила Нэнси.

Он улыбнулся в ответ, затем взглянул на часы. Почти три часа. Еще один из тех насыщенных событиями дней, который заканчивается, едва начавшись.

— Нужно ли что-нибудь срочно подписать? Я уже опаздываю на встречу с Санчесом.

Она покачала головой.

— Все срочные дела могут подождать до понедельника.

— Никаких личных звонков? Писем?

— Нет, впрочем, я думаю, вам был один звонок… — Она не закончила фразу, так как зазвонил телефон и она потянулась к трубке. — Офис Теда Паркера.

Тед услышал в трубке низкий приглушенный женский голос. Это была не Элис. Он бы узнал хрипловатые, обольстительные нотки в ее голосе с расстояния в двадцать шагов. Он повернулся, чтобы уйти. Санчес, менеджер проекта строительства жилого комплекса для престарелых в районе Дейтона-Бич, ждал его всю вторую половину дня. Нэнси остановила его, когда он уже собрался выйти в холл.

— Тед, я думаю, тебе следует подойти к телефону.

— Кто это? — спросил он, возвращаясь в комнату. — Санчес должен успеть на самолет. У меня не больше двух минут времени.

— Она говорит, что звонит по личному делу. Она не назвала своего имени. Кажется, звонит из автомата и очень взволнованна.

Элис! — подумал Тед, схватив трубку. Бог мой, он ошибался, думая, что всегда узнает ее голос. Что случилось? Ведь они должны были встретиться вечером!

— Алло, Тед слушает.

— Кто-нибудь еще может нас слышать? — спросил женский голос.

— Нет, никто. — Тед вздохнул с облегчением. Это была все-таки не Элис. — Эта линия не проходит через центральный коммутатор, — заверил он женщину.

— Уолтер там? — Вопрос был задан так тихо, что Тед едва расслышал его. Он нахмурился: теперь он действительно узнал голос звонившей, несмотря на то что ни разу не слышал его таким нервозным… таким встревоженным. Какого черта ему звонит кухарка Алана?! И почему то, что она говорит, столь не похоже на ее обычную властную манеру разговаривать?

— Уолтера здесь нет, — сказал Тед. — Линия безопасна. Никто не услышит того, что ты собираешься сказать. Это Ева? Ева Крюгер?

— Не называй моего имени! — Ее голос перешел в отчаянный визг. — Я в аэропорту Майами. Я улетаю в Мексику. Через пять минут меня здесь не будет.

— Скажи мне, что тебя тревожит, — спросил Тед, еще раз бросая взгляды на часы и стараясь не показаться нетерпеливым. — Я могу чем-нибудь тебе помочь?

— Не мне. Мне помочь не может никто. Я в конце концов поняла это.

Даже на расстоянии в тысячу миль он смог различить отчаяние и истерику в голосе Евы.

— Не вешай трубку! — сказал он, чувствуя, что она едва удерживается, чтобы не прервать разговор. — Ева, в чем дело? Если ты не расскажешь мне все, я не смогу помочь!

— Это не я нуждаюсь в помощи, — повторила она. — Я позаботилась о себе сама. У меня счет в банке на пятьдесят тысяч долларов — большей суммы я в своей жизни не видела. И я их заработала, парень! — Она сделала судорожный вздох, нечто среднее между рыданием и хохотом. — Ты хочешь знать, как я получила их?

— Да, если ты считаешь, что мне полезно это знать.

— Мне их дал Уолтер! — Слова вырывались из ее уст в панической спешке. — Уолтер заплатил мне, чтобы я покинула страну и никому не говорила, что две ночи назад он чуть не убил меня.

— Уолтер чуть не убил тебя?! — Тед встряхнул головой, ощущая в голове пустоту и отупение от шока. Что это она болтает? Обвинение Евы казалось полнейшим абсурдом.

— Да. Не правда ли, это несколько портит имидж трудяги, настоящего американца, святоши Уолтера Хорна? Он прижал подушку к моему лицу и чуть было не придушил меня, — невесело усмехнулась Ева. — Секс с ним всегда был несколько извращенным, но это меня не смущало. Я мирилась со всеми его причудами, потому что была настолько глупа, что думала — может, он женится на мне… Вот дура, правда? А пару дней назад он дошел до предела. Он чуть было не утопил меня, а затем изнасиловал…

Тед перевел дыхание. Он был шокирован откровениями Евы, но не мог не воспринять ее обвинение в изнасиловании всерьез. Однако все-таки существует разница между грубым сексом, который вышел из-под контроля, и попыткой убийства!

— Тебе не нужна медицинская помощь? — спросил он. — Ева, если мы хотим разобраться во всем этом, ты должна рассказать мне, что произошло. Всю историю. Сделай глубокий вдох и начни сначала.

— На это нет времени, — возразила она. — Я уже сказала, что могу сама о себе позаботиться. Но Хорны всегда были так добры ко мне, особенно Алан, и я не хочу, чтобы Уолтер принес горе этой семье. Я поняла, что должна предупредить кого-нибудь, и я заметила, что ты влюблен в Элис… Иду… каким бы ни было ее имя… — она оборвала фразу. — Они объявляют мой рейс. Мне надо идти! Я должна выбраться из Флориды… подальше от него…

— Ева задержись на минуту! — Тед пытался говорить ровным, успокаивающим голосом. — Послушай меня, Ева, у тебя есть по крайней мере еще двадцать минут до отлета самолета. Этого вполне достаточно, чтобы сказать мне, почему ты позвонила. Что, по-твоему, мы должны знать? Что-нибудь еще об Уолтере?

— Да, кое-что еще об Уолтере, — с издевкой в голосе произнесла Ева. — Он собирается убить Элис, я в этом уверена! Этого сумасшедшего ублюдка необходимо запереть, прежде чем он изувечит кого-нибудь.

Обвинения Евы, словно взрыв, потрясли сознание Теда. Уолтер собирается убить Элис?! Он постарался обрести равновесие, говорить аргументированно и четко.

— Ева, не вешай трубку! Как он собирается убить ее? Когда? Откуда ты это взяла? — Он прокричал свои вопросы в трубку. Ответом были короткие телефонные гудки. — Ева! — закричал он, тряся трубку; остатки его спокойствия улетучились. — Ева, черт возьми, скажи толком, в чем дело!

Телефон ответил ему монотонным гудением. Он швырнул трубку на рычаг и бросился к двери, отделявшей его офис от комнаты Нэнси. Он распахнул дверь.

— Где Уолтер? — требовательно спросил он.

— Я думаю, вы разминулись. Он сказал, что у него назначена встреча…

— Здесь? В здании офиса?

— Я не знаю…

— Вызовите службу безопасности! Обыщите здание! Если он здесь, я хочу это знать. Срочно найдите Уолтера! Это дело первоочередной важности.

Тед крупными шагами подошел к своему столу, быстро пролистал справочную книжку с визитками, чтобы найти телефон Элис в Провиденсе.

У тебя неадекватная реакция, говорил он себе, нажимая кнопки телефона. Ева, похоже, потеряла самообладание, и ему надо было отнестись к ее диким обвинениям скептически. Видит Бог, она наверняка не первая, кто набрасывается на партнера с ложными обвинениями, когда отношения прерываются. Она же призналась, что надеялась выйти замуж за Уолтера. Крушение надежд и оскорбленные чувства могли довести ее до такого состояния, что она забила тревогу.

Вполне разумное объяснение, подумал Тед. Так какого же черта он чувствует тошноту и дрожь в ногах?

Номер Элис был занят. Нажав на кнопку повторного набора, он попробовал дозвониться еще раз. Телефон по-прежнему отвечал короткими гудками.

Причин для паники нет, успокаивал себя Тед. Если Элис разговаривает по телефону, с ней наверняка все в порядке. С явным облегчением он набрал номер оператора междугородной связи.

— Мне необходимо поговорить с абонентом по этому номеру, — сказал он, называя телефон Элис. — Я все время слышу сигнал «занято».

— Я попробую соединить вас, сэр. Одну минутку.

Тед ждал, чувствуя, как капли пота стекают у него по спине. Оператор ответила профессионально бодрым голосом.

— Извините, сэр, мое оборудование показывает техническую неполадку по линии. Я сообщу об этом инженеру…

— Какого рода неполадка? Снята трубка? В чем дело?

— Линия не занята, но отсюда я не могу определить причину, надо направить туда специалиста. Но похоже, что неполадки связаны с внешней линией…

Тед швырнул трубку и выбежал из офиса, уже не пытаясь скрыть тревогу.

— Есть новости из службы безопасности? Кто-нибудь видел Уолтера? — спросил он Нэнси.

— Похоже, в здании его нет, — ответила она. — Мне кажется, он упомянул, что собирается провести уик-энд дома за бумагами. Тед, что-то не так?

— Я лечу в Провиденс ближайшим рейсом, — ответил он. — Буду в студии Элис. Если случайно позвонит Алан, скажи ему, куда я поехал, хорошо?

— Конечно же…

— И если ты отыщешь Уолтера, оставь для меня сообщение в аэропорту.

— Не беспокойтесь, я так и сделаю. А как быть с мистером Санчесом?

Но Теда уже не было в комнате.

Исходя из каких-то непостижимых соображений, Элис решила, что ей следует выглядеть наилучшим образом при встрече с Аланом. В шесть вечера, за два часа до ожидаемого приезда Теда или Алана, она приняла душ, высушила волосы и сделала макияж. Постояв несколько минут нахмурившись перед гардеробом и изучив его скромное содержимое, она выбрала хлопчатобумажные брюки и белую муслиновую блузку, а талию перетянула серебряным поясом в стиле Навахо, обильно украшенным бирюзой. Она уложила волосы в свободный пучок, в качестве последнего штриха надела оригинальные серьги с подвесками и, оценивающе глядя на себя в зеркало в спальне, решила, что результат ее удовлетворяет. Ее одежда должна достаточно ясно показать Алану, что он имеет дело с известным и преуспевающим дизайнером по стеклу, а не с богатой наследницей Элис Хорн. Она бесцельно бродила по жилым комнатам своей студии. В какой-то момент ее сердце учащенно забилось от охватившего страха, однако она быстро успокоилась. Алан не сумасшедший. Он вряд ли попытается напасть на нее, зная, что окажется единственным подозреваемым. А еще она надеялась, что Тед приедет раньше Алана. Насколько же легче было бы встретиться с человеком, который долгие годы был ее отцом, если бы Тед был рядом!

Раздался звонок, но это был не Алан и не Тед. Открыв дверь, Элис увидела Уолтера, стоящего на пороге с небольшой дорожной сумкой через плечо.

— Уолтер! — воскликнула она, улыбаясь с преувеличенным воодушевлением, пытаясь скрыть, что гораздо больше хотела видеть Теда на его месте. — Какой приятный сюрприз. Давай, входи.

— Спасибо. — Он вошел внутрь, и Элис закрыла дверь. — Не думаю, что тебя обрадуют мои новости, — сказал Уолтер. — Тед не сможет приехать сегодня вечером, по крайней мере до полуночи. Он прислал меня в качестве замены, если я подхожу тебе.

— Очень даже подходишь. Это великолепно, что ты приехал, — сказала она, искренне радуясь, что обрела защитника хотя бы в его лице. Она подавила нахлынувшее разочарование от отсутствия Теда и быстро, по-дружески, обняла Уолтера. Затем провела его в маленькую угловую жилую комнату, примыкающую к мастерской. — Ты только что прилетел из Кливленда? Народу было много?

— Настоящая толкучка. Ты знаешь, каково летать на самолетах в пятницу вечером.

— Ужасно, — согласилась она. — Ты голоден? Могу я сделать для тебя сэндвич или что-нибудь еще?

— Нет спасибо. Но я бы не отказался выпить.

— Конечно, самое время. — Элис смущенно засмеялась. — Странно, не правда ли? Я играю роль хозяйки, принимая собственного брата, и не имею ни малейшего представления, что из выпивки ты предпочитаешь.

— Все, что у тебя найдется, — усмехнувшись, сказал он.

Она улыбнулась в ответ.

— Отлично. У меня в холодильнике бутылка «шабли»; кроме того, есть кока-кола, содовая и охлажденный лимонад. Выбирай.

— Лимонад, пожалуйста, — сказал он. — Я так торопился на самолет из Кливленда, что еще не остыл.

— Ослабь галстук, и давай я повешу твой пиджак.

Уолтер немедленно стянул с себя галстук и перекинул его через спинку стула, а также расстегнул верхние пуговицы на рубашке.

— Спасибо. Стало значительно легче. Не хочу утруждать тебя своим пиджаком. — Он встал и направился к ее верстаку. В восхищении он стал ощупывать выставленные на нем граненые пресс-папье. — Удивительно, как по-разному грани преломляют свет в зависимости от того, в каком месте стоят пресс-папье. Они очаровательны, Элис.

— Спасибо. — Она с благодарностью приняла комплимент. — Удовольствие от работы с граненым стеклом наполовину заключается в создании его внутренней структуры. Иногда получаются удивительные отражения.

Она налила два стакана лимонада и протянула Уолтеру напиток.

— Наверное, обладая такой специальностью, не чувствуешь нужды ни в каком хобби, — сказал он, жадно потягивая лимонад. — Кстати, восхитительный напиток.

— Я рада, что тебе нравится. Из всех напитков я больше всего люблю лимонад в это время года. — В интересах сохранения мирных семейных отношений Элис решила не говорить ему, что сравнивать ее работу с хобби было настоящим оскорблением.

Он поставил стакан и сосредоточенно посмотрел на вазу, которую она гравировала сегодня утром.

— Еще один очень интересный узор, — сказал он. — Более абстрактный, чем большинство твоих работ. Мне очень нравился тот твой кубок на ножке с узором в виде листьев плюща.

— Да, эти орнаменты более абстрактные, — согласилась Элис. — Но они не совсем геометрические. В основу узора я положила форму лепестка розы.

Уолтер наклонился, чтобы рассмотреть вазу ближе.

— Да, действительно. Теперь мне кажется, что я это ясно вижу, но только после того, как ты сказала. — Он рассмеялся. — Боюсь, Элис, что ты вобрала в себя весь художественный талант этой семьи. Вместе с большей частью денег…

Внезапно в его глазах мелькнуло что-то столь зловещее, что Элис отшатнулась. И тут же в голову пришла потрясшая ее мысль.

— Постой! Откуда ты знаешь, что орнамент у этой вазы более абстрактный, чем у других моих работ? Как ты узнал о кубке на ножке с узором из листьев плюща?

Он медленно повернулся, ослепительно улыбнувшись.

— Тед, должно быть, описал его мне…

— Нет, это невозможно! — Элис изо всех сил старалась говорить спокойно. — Тед никогда не видел этот кубок. Его разбили до того, как Тед впервые пришел в мою студию. Все мои работы были уничтожены!

— Неужели? — Уолтер невозмутимо выслушал ее взволнованную прерывистую речь. — Дай мне вспомнить. Удивительно, где же я мог видеть этот кубок?

Он явно издевался над ней, притворяясь озадаченным. Элис поставила стакан с лимонадом на стойку бара. Она не могла справиться с дрожью от охватившего ее потрясения, возмущения и ужасающего ощущения предательства.

— Ты видел кубок потому, что был здесь, в моей студии, — сказала она хриплым голосом.

— Знаешь, я думаю, ты, должно быть, права. — Уолтер снова улыбнулся, на этот раз с явной издевкой. — Я, наверное, приходил сюда, в твою студию, полюбоваться твоими очаровательными вазами.

— И ты разбил их! — воскликнула Элис. — Так это не Пол Хейзен уничтожил мои работы. Это был ты.

— Ты и в этом права, — ответил Уолтер. — Это был я.

— Но почему… Бог мой, почему?!

— Не могу поверить, что ты не понимаешь этого, — с горечью произнес Уолтер. — Всю мою жизнь я должен был находиться в твоей тени. Старшая сестра, которую все обожали! Старшая сестра, владеющая трастовым фондом в двадцать миллионов долларов. Старшая сестра, которая унаследовала художественный талант прадеда… Никто не замечал, никому даже в голову не приходило, что я куда умнее тебя!

Он стукнул кулаком по стойке бара, на его лице прорезались морщины горького разочарования.

— А ты была незаконнорожденной, черт возьми! Ты даже не была настоящей наследницей Хорнов. Наследником должен был стать я, а не ты! Алан должен был любить меня!

— Я уверена, он и любил тебя.

— Ладно. Мы действительно были близки, — сказал он со злобой. — А теперь этот кретин взял и разрушил мою политическую карьеру!

— Каким образом он сделал это? — спросила Элис, боязливо пятясь по направлению к телефону.

— Конечно же, попавшись на этой грязной истории с Джорданом Эдгаром! — Уолтер схватил трубку и поднес ее к уху. — Ты ползешь к ней, дорогая старшая сестра? Думаешь, я настолько сумасшедший, что оставил тебе работающий телефон? Я перерезал провод сразу, как пришел сюда.

Только теперь Элис осознала, что происходит, и почувствовала неподдельный животный страх.

— Уолтер, — прошептала она. — Что ты собираешься делать…

Она не смогла закончить свой вопрос. Уолтер бросился на нее, обхватил за шею и полностью лишил ее возможности двигаться. Элис почувствовала, как воздух с трудом выходит из ее легких, вызывая жгучую боль в груди. Она пыталась спросить его, что он собирается делать, чего хочет, но его рука сжимала ее горло, и она не могла вымолвить ни слова. Элис подняла глаза, но увидела только часть его лица и край коротко стриженной бородки.

Внезапно она почувствовала боль от укола иглы и характерное ощущение жжения, когда в вену впрыскивают жидкость.

Красные точки поплыли у нее перед глазами. Нос Уолтера слился с подбородком. Подбородок утонул в вороте рубашки.

Уолтер! — подумала она. Уолтер был за рулем джипа той ночью в Нью-Гэмпшире.

Он собирается убить меня.

Красные точки взорвались.

Ее глаза закрылись.

17

От жары Элис вся покрылась потом. В отдалении она слышала шум могучих волн, бьющихся о берег. Казалось бы, этот звук должен был успокаивать, но ничего подобного не происходило. Наоборот, Элис почувствовала, как под рокот океана внутри нее нарастает болезненное напряжение.

Она, должно быть, слишком долго лежала на пляже, и солнце беспощадно жгло ее кожу. Ей было дурно от этой жары. Но когда она попыталась повернуться, то ощутила резкую боль во всем теле.

Элис понимала, что должна спрятаться от прямых лучей солнца, но у нее не было сил двигаться. Не в состоянии приподнять голову, она провела лицом по пляжному коврику в поисках более прохладного места. Даже этого робкого движения оказалось достаточно, чтобы вызвать тошноту. Ее мышцы протестующе напряглись.

Значит, не надо двигаться; надо отдаться этому спокойному полубессознательному состоянию… Она была под действием наркотиков и какое-то время пролежала неподвижно. Подсознательно она понимала, что может умереть, если не будет двигаться, но у нее не было ни желания, ни энергии, чтобы спасти себя. Эта жара невыносима, подумала Элис. Затем мучительно медленно в ее одурманенном сознании сложилась другая связная мысль: она не загорает на пляже. Она находится в своей мастерской.

Эта мысль испугала ее, хотя она не понимала почему. На нее накатывалась волна страха, смешанного с болью и тошнотой. Но даже для того, чтобы испытывать страх, необходимо слишком много усилий, поэтому лучше вообще ничего не чувствовать. Но когда она уже была готова вновь погрузиться во тьму и спокойствие, в ее голове сформировалась еще одна мысль, вернее, это не было мыслью — скорее, ощущением всепоглощающего ужаса.

Уолтер!

Это имя эхом отдавалось в ее голове, оттеняя звон колоколов, громко предупреждающих о приближении смерти. Она знала, что сейчас самым важным в ее жизни было пошевелиться, сбросить смертельную соблазнительную дремоту, однако ничего не могла с собой поделать.

Уолтер.

С усилием, от которого пот окатил все ее тело, Элис открыла глаза.

Она увидела цементный пол. Так и есть, подумала она, и ее глаза стали вновь закрываться. Она была права. Она не лежала на пляже, она находилась в мастерской.

Уолтер…

Все еще не понимая, почему так важно было сделать это усилие, Элис вновь заставила себя открыть глаза. Она лежала на полу своей мастерской со связанными изолентой руками и ногами. У нее вырвался инстинктивный крик ужаса, но крика не было слышно, потому что ее рот тоже был заклеен лентой.

Ее сильно затошнило, но какой-то остаточный инстинкт самосохранения предупредил ее, что она должна сдержаться. Ее рот был заклеен, и, если бы ее вырвало, она бы просто задохнулась. Закрыв глаза, Элис ждала, пока пройдет тошнота. Затем, крайне осторожно, она рискнула открыть глаза в третий раз.

На этот раз ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы определить свое положение. Она лежала под верстаком, лицом к маленькой печи для получения жидкого стекла. Печь была зажжена, поняла она; огонь ревел вовсю, именно этот звук она в полубреду приняла за рокот океанских волн.

Температура внутри стеклоплавильной печи обычно достигала пятисот градусов и даже больше; лежать так близко было невыносимо. Ее печь была новой, хорошо изолированной; можно было надеяться, что пожара не случится. Самое худшее, что ей угрожает, — это тепловой удар. Но ведь скоро должны появиться Алан и Тед, они спасут ее!

Если только печь не взорвется раньше.

С неожиданным спокойствием, рожденным сознанием того, что ее жизнь висит на волоске, Элис подумала, что ее новая печь защищена от многого, но не от попытки умышленной диверсии. Уолтер получил инженерное образование и наверняка сообразил, как снять терморегулятор и отключить другие контрольные механизмы, не допускающие опасный перегрев печи. Есть ли лучший способ устроить убийство своей сводной сестры, чем дать ей умереть от несчастного случая? Вероятно, он снял защитные устройства, включил печь на полную мощность и удрал, чтобы обеспечить себе железное алиби на момент, когда печь взорвется.

Окончательно придя в себя, Элис поняла, что это, судя по температуре в мастерской, произойдет очень скоро. В любую минуту одна из трубок, связывающих печь с источником питания, может расплавиться, газ просочится в помещение, и студия взорвется, причем пожар охватит и добрую половину улицы. Уолтеру можно было не беспокоиться, что следователи обнаружат следы наркотиков у нее в крови или изоленту, которой связаны ее ноги и запястья. Если печь взорвется, для нее не надо будет заказывать гроб: следователь, производящий дознание, наверняка будет несколько дней выискивать ее обгоревшие останки.

Дудки! — решила Элис. Растущий в ней гнев возвращал силы. Она не такая идиотка и не собирается лежать здесь и ждать, когда ее разорвет на куски.

Решить, что надо спасаться, было легко. Сообразить, как это сделать, — гораздо сложнее. Она обнаружила, что связана слишком туго, чтобы перемещаться по полу на локтях или с помощью ног. Не могла она и перекатиться к входной двери: между верстаком и раскаленной печкой было слишком мало места, чтобы развернуться, и она неизбежно ударилась бы об нее. Делать нечего, она должна попытаться разрезать изоленту. Только бы дотянуться до острых инструментов на верстаке!

Тяжело дыша, обливаясь потом и давясь кляпом, Элис согнулась и с трудом перевернулась на живот, поджав под себя ноги. Ее лоб упирался в пол, бедра были приподняты, и она попыталась втянуть воздух через нос. Но тут же почувствовала такой приступ рвоты, что сразу перестала двигаться.

Тебя не стошнит, приказала она себе. Ты выдержишь.

На мгновение ей показалось, что желудок и ноги отказываются повиноваться ей. После нескольких мучительных секунд тошнота отступила, и Элис принялась тихонько раскачиваться всем телом, пытаясь дотянуться до стула связанными кистями рук. Наконец ей это удалось. Опираясь на стул, она смогла положить подбородок на край верстака и наполовину выпрямиться. Слава Богу! Изготовленные по заказу сверхпрочные ножницы для резки расплавленного стекла лежали на обычном месте рядом с граверным колесом.

Теперь нужно было спешить: ведь возможность спасения была так близка. Элис судорожно схватила ножницы, но действовать со связанными руками, было очень трудно. Ей все-таки удалось раскрыть ножницы и осторожно провести одним концом по ленте, которой был заклеен ее рот. Лента оставалась приклеенной к лицу и волосам, но теперь, по крайней мере, она могла дышать и через нос и через рот. Наслаждаясь этой маленькой победой, Элис несколько раз втянула в себя горячий, пахнущий сухим деревом воздух.

Теперь осталось разрезать прочную изоляционную ленту, которой были связаны ее руки и лодыжки. Казалось, что рев печи стал громче; Элис чувствовала, что температура в мастерской поднялась еще выше. С нее градом катил пот, ножницы выскальзывали из нетвердых связанных рук, но она втыкала их в ленту, кромсала ее и, благословляя их прочность, постепенно перепиливала путы.

К тому времени, когда ей удалось разрезать последний ряд ленты, она уже ничего не видела из-за катящегося по лицу пота и была близка к обмороку. Из последних сил Элис поднялась и побежала к входной двери, одновременно плача и смеясь от облегчения. Она спаслась! Она одержала победу над Уолтером собственной силой воли, изобретательностью и отчаянной решимостью! Элис ухватилась за ручку двери и потянула ее.

Ничего не получилось. Дверь не поддавалась.

Не волнуйся, приказала она себе. Не паникуй. Она подбежала к двери, ведущей в гараж, и повернула ручку. Эта дверь также упрямо не открывалась.

Элис побежала обратно к входной двери и начала изо всех сил дергать ее, готовая вот-вот впасть в истерику. Она могла выбраться только через двери! Окна ее студии располагались на уровне земли, но на них были крепкие металлические решетки от взломщиков, и если она не сможет открыть дверь, то окажется в ловушке.

Слезы текли у нее по щекам, пока она в отчаянии колотила в дверь. Поверхность двери была обжигающей, и она поняла, что стальная пластина вокруг замка, должно быть, расширилась от жара. Все ясно: дверь перекосило и заклинило в коробке. Но от того, что она поняла, в чем дело, ей не стало легче. Дверь можно было выбить только снаружи, но для этого ей нужен был кто-то с ломом или кувалдой.

Ну что ж, надо иметь мужество признаться себе, что все кончено. Элис боролась с искушением погрузиться в успокаивающее бессознательное состояние. Какой был смысл бороться дальше? Уолтер выиграл. Она умирает.

Прости, Алан! — извинилась она про себя. Видит Бог, я очень сожалею, что так неверно судила о тебе…

Она закрыла глаза и подумала о Теде. Теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, она осознала, как горько сожалеет обо всех радостях, которые не успела разделить с ним, обо всех открытиях, которые они уже никогда не сделают вместе. Она так хотела бы увидеть его еще раз! Не для того, чтобы признаться ему в любви, а чтобы сказать, как он ей нравится, как она наслаждалась его обществом… С Тедом было прекрасно в постели, но, Боже мой, с ним вообще было прекрасно! И она ведь почти ничего не знает о нем. Ей хотелось узнать, любит ли он Вивальди или «Роллинг стоунз», или и то и другое. Ей было интересно, хорошо ли он играет в слова… Так много ей не суждено узнать о Теде!

Ей было невыносимо грустно думать об этом. Ее мысли путались, уплывая в горячую, удушающую темноту.

Когда она услышала снаружи стук в дверь, ей понадобилось время, чтобы осознать, что это не было галлюцинацией.

— Элис! Ты здесь? Открой, дорогая! Впусти меня! Что происходит? Открой, ради Бога!

— Тед? — Она с трудом поднялась с пола и прислонилась к двери, не обращая внимания на обжигающий ее жар и плача от облегчения при звуке его голоса. — Тед, я не могу открыть дверь. Ее заклинило.

— Понял. Я буду толкать ее снаружи, а ты тяни ее на себя.

— Это не поможет, — жалобно сказала она. — Тебе нужно чем-то взломать ее. Торопись, печь вот-вот взорвется!

Ему не требовалось объяснений.

— Поставь ручку в открытое положение и отойди назад. Только не слишком далеко. Поняла?

— Да. — Она повернула ручку в нужное положение и передвинула запорную кнопку так, чтобы язычок замка остался открытым. — Готово, — сказала она.

— Я взял камень из твоего палисадника, чтобы разбить замок, о'кей?

— Да.

Она услышала сильный удар камня по дереву, дверь задрожала, но не открылась. Тед ударил второй раз и третий. Дверь содрогнулась и распахнулась с такой силой, что он ввалился в прихожую с камнем в руках.

Он быстро взглянул на раскаленную печь, затем схватил Элис за связанные руки и потащил во двор.

— Скорее! — торопил он ее. — Мы впустили кислород, и сейчас все взлетит на воздух!

Она едва держалась на ногах и не могла бежать по неровному мощеному внутреннему дворику. Тед остановился и подхватил ее на руки. Он пробежал ярдов сто по улице, когда раздался взрыв. Тед упал вместе с Элис на соседний газон, закрыв девушку своим телом.

Когда звуки взрыва наконец смолкли, он тревожно посмотрел на нее.

— Элис, любимая, с тобой все в порядке? Тебе больно?

— Мне хорошо. — Она сдула с носа травинку и посмотрела на него из-под спутанных потных волос со свисающей изоляционной лентой. — Ты умеешь играть в слова? — спросила она.

— В слова? — Он в изумлении посмотрел на нее, затем на его губах появилась улыбка. — Конечно, — ответил он.

— Отлично, — откликнулась она и в следующий момент потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, санитары уже пристегнули ее к носилкам и заносили их в санитарную машину. Тед стоял рядом, а Алан склонился к ней с выражением страдания на лице.

— Прости меня, — сказала она, сжимая его руку. — Папа, прости меня.

— Боже, Элис, это мы должны просить у тебя прощения! — сказал он. — Тебе не за что извиняться. Не за что. — Он потрепал ее по руке, неловко пытаясь успокоить. — Они собираются отвезти тебя в больницу на обследование. Завтра в это время ты будешь чувствовать себя гораздо лучше, дорогая.

Если бы ее не лихорадило от пережитого страха и боли, она, наверное, попыталась бы подобрать какие-то щадящие слова. Но ей было очень трудно говорить.

— Уолтер пытался убить меня, — произнесла она. — Не только сейчас, но и раньше — в Нью-Гэмпшире, в Нью-Джерси…

— Я знаю, — ответил Алан. Гримаса боли искривила его рот. — Боже, Элис, не представляю, что сказать тебе.

Тед подошел ближе и осторожно положил руку ей на лоб.

— Полиция ищет его, Элис, он не уйдет далеко, он никогда больше не причинит тебе зла. Обещаю.

— Я рассчитываю на тебя, — сказала она и закрыла глаза, погружаясь в сон.

Сидя в машине, Уолтер включил приемник, передающий утренние новости, и похолодел от ужаса. Он понял, что проиграл. Эта сука не умерла, а полиция получила ордер на его арест!

Если бы он попытался выбраться из Провиденса еще вчера и не был бы достаточно умен, чтобы взять напрокат автомобиль по поддельному удостоверению личности, они, скорее всего, арестовали бы его уже прошлой ночью.

Но что же Алан? — подумал Уолтер с горьким чувством давней обиды. Ведь Элис сорвала его предвыборную кампанию, она столько лет таила на него злобу и рассказывала всем злобные небылицы! Наконец, она даже не была его дочерью, и все же он дарил ей свою любовь! Неужели его не заботило, что Элис была незаконнорожденной узурпаторшей, шлюхой, как и ее мать?! Недоделанная художница, которая приведет «Хорн Индастриз» к банкротству, если только у нее появится шанс.

И Тед. Кто бы мог подумать, что он так себя поведет? Уолтер лез из кожи, чтобы довести парня до ума. А этот неблагодарный олух взял да и влюбился в Элис!

Уолтер барабанил пальцами по рулю, судорожно пытаясь что-то придумать, и наконец его осенило. Он потянулся к ящичку для мелких вещей и открыл его. Лежащий там «смит-вессон» приветствовал его своим блеском. Когда нет другого выхода, человек всегда может рассчитывать на свой пистолет, подумал он. Быстро проверив его и убедившись, что все в порядке, Уолтер засунул его во внутренний карман пиджака. Затем он завел машину и помчался к больнице.

В холле больницы пахло кофе и царила обычная утренняя суета. В магазинчике подарков он купил цветы, а затем пошел к справочному столу, чтобы узнать, где лежит Элис. В больнице словно нарочно все было устроено так, чтобы облегчить задачу убийцам и прочим посетителям. Сидящая в справочной женщина любезно сообщила номер палаты Элис и указала направление: третий этаж, западное крыло, палата 327. Лифт с малиновой полосой на дверях.

— Красивые цветы, — сказала она.

— Очень красивые, — согласился Уолтер и вежливо поблагодарил ее за информацию.

Медсестра улыбнулась ему, когда он входил в лифт. При других обстоятельствах он мог бы скрасить ей день, завязав разговор, но сегодня он не обратил на нее внимания.

Черт, после стольких неудачных попыток убить Элис у него не было повода улыбаться. Удивительно, как такое несовершенное существо, как Элис, сумела столько раз расстроить его блестящие замыслы! Но только не сегодня, подумал он, идя по коридору в направлении палаты 327. Не сегодня.

Дверь в палату была открыта. Он заглянул туда и тут же увидел, что Элис не одна. С нею был Тед, который выглядел взъерошенным: вероятно, он провел ночь на стуле подле ее кровати. На мгновение Уолтера захлестнуло такое глубокое, бескрайнее отчаяние, что его словно парализовало. Затем он понял, как разрешить проблему присутствия Теда, и отчаяние отступило, сменившись прекрасным чувством умиротворенности. Скоро все будет кончено.

Он достал пистолет из кармана и, аккуратно спрятав его за букетом цветов, вошел в палату.

Тед увидел его на долю секунды раньше, чем того ожидал Уолтер, и бросился на кровать, увлекая Элис вместе с покрывалом на пол.

— Уолтер, не делай этого! — закричал он. — Ради Бога, не делай этого.

Уолтер отбросил букет, поднял пистолет и направил его на фигуры, спрятавшиеся за кроватью. Попасть в одну из них было совсем нетрудно, и рука его почти не дрожала. Почему же, нажимая курок, он знал, что промахнется? Или он так и задумал?

— Уолтер, не надо! — Это был голос Элис. — Пожалуйста, не делай этого! — Ее испуганную мольбу заглушили шаги бегущих по коридору людей.

Он снова поднял пистолет, поглаживая курок. Странное чувство умиротворенности не покидало его. С того момента, как Элис вернулась домой; с того самого момента, как он увидел ее во Флориде, в глубине души Уолтер знал, что именно так все и кончится.

В дверях появилась медсестра: краешком глаза он заметил белый халат. Он развернулся к ней лицом, она вскрикнула, и тут же раздался жуткий вой электронной сирены. Медсестра, должно быть, нажала кнопку сигнала тревоги. Забавно, что они все впали в панику, в то время как он наконец почувствовал успокоение.

Уолтер согнул руку и медленно повел пистолетом, пока не поднес его к лицу. Он открыл рот, вложил в него дуло пистолета и нажал на курок.

Эпилог

Сад Роз в Белом доме.

Год спустя

Бекстер встал, когда президент и первая леди вышли из Белого дома на ослепительно-яркий свет летнего солнца. Собравшиеся зааплодировали, и Бекстер снизошел, чтобы добавить несколько размеренных хлопков. По правде говоря, в глубине души он всегда испытывал гордость, что он американец. Но он никогда бы не признался в этом, потому что это разрушило бы образ, который он создавал в течение стольких лет. А ведь, когда Мэрион Хорн наняла его, он буквально не знал, удастся ли ему поесть на следующий день. Он был всем обязан ей. И с самого начала решил для себя: главное в профессии дворецкого — играть роль высокомерного британца, равнодушного к ритуалам американской демократии.

Бекстер поймал взгляд репортера и придал своему лицу подобающее выражение снисхождения.

Само собой, Мэрион уже через пару дней после того, как наняла его, обнаружила обман. Он вовсе не был дворецким с большим стажем. Он был безработным актером, сыгравшим однажды роль английского дворецкого в недолговечном телевизионном сериале. Но вместо того чтобы выставить его, Мэрион возилась с ним, пока он и в самом деле не превратился в великолепного дворецкого. И теперь Бекстер был счастлив, что после трагедий последних лет жизнь Мэрион наконец-то переменилась к лучшему.

Многие месяцы она испытывала горе и чувство вины в связи со смертью Уолтера. Семья еще не оправилась от травмы, причиненной его самоубийством, когда Элис и Тед поженились на Рождество. Они постарались устроить свою свадьбу как можно более скромно.

Но вот теперь наконец настало время для ничем не омраченной радости. Телевизионные камеры жужжали, когда Алан Хорн, утвержденный министром внутренних дел, подошел к микрофонам, готовый принять присягу. За его спиной Бекстер видел улыбающиеся лица Элис и Теда, которые уже восемь месяцев жили в счастливом браке.

Бекстер позволил себе одобрительно кивнуть, когда Мэрион, в элегантном небесно-голубом шелковом туалете и жемчугах, протянула Алану Библию, которую предки Хорнов привезли из-за Атлантики более ста лет назад. Алан положил руку на потрепанную обложку и повторил твердым и звучным голосом слова присяги.

Вместо пространной речи, к которым прежде Алан имел такую слабость, он произнес всего несколько фраз. Обещал проводить политику рационального землепользования и застройки, в центре внимания которой будут разнообразные нужды местной экономики. Он умен, сухо подумал Бекстер. Все согласны в главном, и никто не хочет вдаваться в скучные детали. Репортеры явно предпочтут клубнику и пунш длинным речам нового должностного лица.

Алан и Мэрион присоединились к президенту и первой леди и смешались с группой приглашенных лоббистов и высокопоставленных политических деятелей. Элис с Тедом отошли от группы друзей и сановных лиц и направились к Бекстеру. Элис любовно взяла его под руку. Ее уже давно не обманывали его высокомерие и приподнятые брови, но Бекстер с удовлетворением отметил, что на Теда он все еще производит должное впечатление.

— Доброе утро, — чопорно произнес Бекстер. — Рад, что вы оба так хорошо выглядите.

— Ты тоже, Бекстер. Прекрасная церемония, правда? — Элис повела их к столам, уставленным вазочками клубники со сливками. — На слушаниях в связи с назначением все-таки коснулись этих личностных моментов… Но я уверена: отец прекрасно справится со своими обязанностями.

Лицо Бекстера смягчилось, он похлопал Элис по руке.

— И я уверен, дорогая. То, что Сьерра-Клуб и Торговая палата поддержали его кандидатуру, показывает, какая у него блестящая репутация.

Тед протянул каждому вазочку с клубникой.

— Мэрион буквально сияет, — заметил он. — Слава Богу.

Бекстер кашлянул.

— Мне кажется, они с мистером Хорном собираются обосноваться в Вашингтоне. Миссис Хорн такая великолепная хозяйка! Я уверен, скоро все в городе будут стремиться попасть к ней на обед.

Элис засмеялась.

— Не удивлюсь: ведь распоряжаться всем будешь ты!

— Благодарю вас, миссис Паркер. Я ценю ваш комплимент.

— О Бекстер, не будь таким старомодным! — С бессознательной уверенностью женщины, которая знает, что она любима, Элис оперлась о руку Теда. — Напомни мне прислать комплект стаканов «Хорн Кристал» для маминого нового дома. Я работала над их дизайном по восемнадцать часов в сутки и думаю — получилось то, что надо.

— Уверен, что это так и есть, миссис Паркер. Ваши родители показали мне некоторые работы, они такие изысканные.

Элис буквально зарделась от похвалы.

— Спасибо, Бекстер. Похвала из твоих уст стоит многого.

Она повернулась к Теду, который смотрел на нее сверху вниз с такой любовью во взгляде, что Бекстер расчувствовался и с трудом смог сохранить свой хладнокровный вид. Тед незаметно кивнул головой, и Элис возбужденно вздохнула.

— Мы с Тедом хотим кое-что сказать тебе.

— Что именно, миссис Паркер?

— У нас будет ребенок, — ответил за жену Тед. Он обнял Элис за плечи, широко улыбаясь. — В январе, — пояснил он. — Где-то на Новый год.

Ребенок! Бекстер почувствовал прилив неподдельной радости. К черту достоинство, подумал он и горячо обнял Элис.

— Это замечательно! — воскликнул он. — Просто замечательно. Я так рад за вас обоих!

Элис засмеялась, и ее счастливый смех отогнал мрачные тени прошлого.

— Да, — сказала она. — Мы тоже думаем, что это замечательно.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.