Книга: Дневник рядового Марека
Марк Михайловский.
Дневник рядового Марека.
Актуализм.
Человек, с одной стороны, очень умное существо, а с другой – примитивное и глупое.
Почему? Не задумывались?
1. Приди Большой Человек. Enter Sandman. Песчаный человек.
Сначала нарастающий свист «фи – и – и – и – и…» (счет идет на секунды), после – «трах-
бах!» и в точку (гаплык). Все! Хотя… кому как: одним - «гаплык», иным - умиротворение и
созерцание произошедшего, третьим – небольшой конфуз, а некоторые лишь
перекрестятся и поблагодарят Всевышнего, что лично их, мол, сия печальная учесть
миновала. Дальше все повторяется.
Которые сутки орут:
- Алло, алло… Тридцать второй? Это двадцать девятый блокпост. Отвечайте! Алло… алло…
Оторваться бы им от своей сиюминутной и местной неразрешенности да у вас спросить:
- Как же вы?
После:
- Как читающие?
Более глобально:
- Как быть со всеми живущими?
Горка на холме как раз для вас. Впору. Любая горка, даже бугор или гора - для вас. На
разнообразный вкус. Как будет угодно – даже в лесу, рощице, городском парке, пустыне
или джунглях (тундре, тайге, лунном ландшафте). Вас много, вот и горок (гор, бугров,
холмов, склонов) также предостаточно. Выбирайте, где хотите и какую (какого бугра)
соизволите.
Станьте. Не толпитесь.
- Слыш ты, педал лысый, это я тебе велел не толпиться!
- А ты, толстожопая кошелка, че заняла такую большую площадь? Скромнее будь. Это тебе
не плацдарм у твоей родной плиты в коммуналке.
- Инвалида пропустите! Он льготник. Первоочередник. Почет ему и уважение.
Уже стали? Расступились? Молодым и нетерпеливым от долгого безделья совокупляться
не советую. Общество как-никак присутствует. Стыд и срамоту вообще потеряли. Скоты
голимые (одни) да барыги алчные (другие)!
- Ну шо, терпилы, приготовились?
Размялись, разбежались и … побежали вниз по склону.
Все! Все! Все!
Без исключения.
Уже без льгот, надуманной значимости и толщины мошны.
Внизу вас, дорогих и родненьких, буду поджидать.
Всех: толстых и худых, нищих, молодых и старых, геев, умных, богатых, не везучих,
блондинок-брюнеток… в очках и без… всех, даже министров и геморройников-депутатов…
всех.
Мне все равно кто из вас шустрее, который умнее, а которая сексапильней. Возраст не
имеет значения. Стать и происхождение также. Как и социальный статус. Все вы для меня
одинаковые. Серые. Никудышные. Трусливые и бестолковые.
Вы – гражданские.
Я – военный!
В форме, с калашниковым и при полной поддержке таких же сотоварищей.
Уже бежите? Трусите своими причиндалами-гениталиями? Стараетесь попроворней и
побыстрее? Лучше бы вам, мои дорогие особи человеческие, не падать (затопчут
бегущие), краше «с чувством, толком, расстановкой»; эдак, знаете ли, с небольшой
подпрыжкой и вдохновением; вдумчивей – одним словом, спортивней – по-другому. Хотя,
если на то пошло и честно, как хотите, то так себе и бежите. Хоть ползите, хоть идите, хоть
стойте или, допустим, поодаль ковыряйтесь в носу. Мне фиолетово. «По барабану». Для
нас – военных, все вы являетесь именно теми, которых мы должны защищать (своими),
или вынуждены уничтожать (чужими).
Улыбок и снисхождения от нас не ожидайте.
Вы виноваты в происходящем. Все! Без исключения. Вы сделали нас – стреляющих и
убивающих, такими, какими мы стали. Дали нам право. Индульгенцию. Наделили
полномочиями. Одели в форму, обули, вооружили; назвали своими защитниками и
выставили лицом к лицу с назваными вами врагами. По всей линии фронта.
Нас все еще кормите? Поддерживаете? Поощряете? Посему и живете. Дышите.
Размножаетесь. Шатаетесь вокруг да около и создаете нам фон. Тот самый жизненный
фон бытия.
Только не надо, прошу вас, уважаемые, давить нам на чувства, вызывать у нас
сострадание и напоминать о родных, близких и апеллировать к долгу и патриотизму.
Такое, конечно же, хорошо. Оно нас возвышает и мы осознаем себя приобщенными к
вашему обществу потребления. Оно ведь человечно? Однако, согласитесь, все «самое-
разсамое» (душу нам сжимающее) у вас если не растиражированая примитивная
отсебятина, то уж точно что-то из разряда вопиющей самоуверенности. Не обижайтесь.
Примите правду саму по себе, а ложью назовите хотя бы все ей причитающее. По-другому
нельзя. Иное – это обман. Вы-то сами верите, что при теперешнем раскладе Крым опять
станет украинским?
Победителей не судят.
Побежденным – позор.
История человечества не что иное, как описание войн, правлений и усиление мощи
государств. Остальное – фон. Как у нас. Мы – гегемоны!
«Крепи оборону страны!». «Фронт и тыл едины!».
Вот стою и с начала этой очередной кампании исполняю свой долг.
Знаково повернулся к вам спиной (у самого низа вашего холма бытия), приспустил
штаны и, чуть нагнувшись вперед, подставил вам свою голую задницу.
Целуйте!
Все – мужчины и женщины (других-то нет), с толком и уважением чмокайте. А не то…
правильно! Сосать у меня спереди начнете. «Мям – мям – мям…», - это вам не «фи – и – и
– и… ть!» с возможным похоронным звоном. «Отмямкали», отряхнулись (как курица после
петуха) и пошли себе дальше. Живы и здоровы.
Мира нет. Имеется период между войнами.
Ваши мирные соглашения, меморандумы, гарантии вам же и дают лишь небольшой
передых для восполнения ресурсов и, по большому счету, рассчитаны на простофилей.
Мы же, при солдатских погонах и офицерских званиях, далеко не простаки-лохи.
Подождем, посмеемся и, войдя в закон, ухнем что есть мочи.
Свист. Стужа. Ноги мерзнут, голова раскалывается, трясет озноб. Может аспиринчик
проглотить? Или стаканчик-другой самогоночки для согрева?
- Ну шо, Марек, отошел? Давай, выползай из своего бункера, - Рябой (мы его так зовем)
заглянул в мою нору.
А то! Все, вроде бы, «устаканилось». Пойти, что ли, отлить по ветру? Оглядываясь и
пригнувшись. Где же мой именной «эс-ка-эс» с оптикой подевался?
- Тридцать второй, тридцать второй, это двадцать девятый, отвечайте!
«Тьох – тьох – тьох…», «уси-пуси-суси!», - вот мы и перед вами. Во всей своей красе. Не
бритые. Обосранные. Обосцанные. «Герои-пораженцы». В трусах с большущими
остатками не востребованной вами спермы, но… с налепленным вами человеческим
лицом. Для ваших поцелуев наша голая общевойсковая жоп-п-п-п-па всегда готова.
Покультурней с вами не получится. Вы же по беспределу бросили меня – вчерашнего
молодого, стройного и красивого госслужащего министерства, голого и босого, не
кормленого и не приласканного, под пули вами назваными сепаратистами. Оторвали от
перины и засунули в песчаную нору-укрытие. Сделали Большим Песчаным Человеком-
Sandmen (-ом). Тем самым сморщенным страшилищем, которым ночью детишек пугают.
Довели до отчаяния. Кормили обещаниями. Сулили почет да уважение.
Посему:
- Честь имею, дамы и господа хорошие. Окопный вам всем приветик.
Мой фас и профиль не однажды на экранах удосужились лицезреть. Меня - бравого,
фотогеничного, побритого, ваша пропаганда взяла на вооружение. Снизу писалось
«Донецк. Солдат Марек». Азм ест.
- Честь!
2. Горькая правда. Sad but true. Печально, но правда.
Конвой остался позади. Сгущались сумерки. Пользуясь минутой отдыха стоял и смотрел
вперед. Просто стоял и с пригорка лениво рассматривал окрестности. Прошептал:
- Бог мой, одни руины. Пожарища, ямы, обгорелые деревья леса.
Поправил ремень, потянув чуть вверх амуницию. Расправил плечи. Старик. Какой он уже
дряхлый. Возраст брал свое. Несмотря на стройность, худобу и постоянный спортивный
моцион. Вот раньше:
- Господа офицеры, разрешите вам представить нового командующего. Знакомьтесь –
Лавр Корнилов.
Ведь так было? Помните?
Корнилов вошел, улыбаясь. Стукнул каблуками:
- Честь имею, господа.
Вот он – русский мир. Вот его душа. Естество. Суть – если угодно.
Так все происходило.
Лихие были времена. Ребятки-генералы удалые: Колчак, Деникин, Шкуро, Врангель…
Чарнота… Ах, что и говорить! Да и Корнилов был не промах.
Рубанули «красные» шашками, наперевес в штыковую взяли Перекоп. Под себя подмяли
Крым.
Припоминаете легендарный прорыв Брусилова перед революцией и гражданской
войной?
Маршал Жуков также впечатляет. Памятник ему возле самого Кремля стоит. Сидит он
там на своем знаменитом Буцефале. Копия Александра Македонского. Того самого –
спасителя европейской цивилизации.
Теперь не то… Как-то хлипко, зыбко. Исподтишка.
Хотя эффектно вошли в Крым. Провели референдум. Утвердили свое право. Позже
(первоначально имея ввиду лишь легализацию российского Крыма) - Донецк и Луганск.
Годами до этого грузинам вставили фитиль в задницу. Подожгли бикфордов шнур
евроатлантического мировосприятия.
- Гер оберст (господин полковник, нем.), - кто-то осмелился к нему обратиться. Куда только
его конвой смотрит?
Молчал.
- Как думаете, - уже по-русски продолжал смельчак, - пойдем вперед или станем
выжидать?
- Зачем? Побеждать надо. Добивать необходимо, а то еще, не доведи Господи, отряхнутся
и усилятся. Опять полезут. Ведь слабый либо уходит, либо становится сильным.
Совсем уже стало темно.
Стоял спиной к подошедшему.
- Хотя, - продолжил, - силенок у нас маловато. Одна колона. Три корпуса. Как думаете, -
развернулся всей фигурой к собеседнику, - отсюда Москва далеко? Если напрямую?
- О – о – о … - опешил навязавший разговор собеседник, - das ist … Извините, товарищ
командующий.
Немцы. Советники-союзнички. Денежные мешки. Где только они нарисовались?
Перепутал, бедолага, три полковничьи звезды с генеральскими. Бывает…
Он-то сам в действующую армию попал с гражданки. Давным-давно. Тогда
формировались добровольческие батальоны. Все только начиналось. Толстый дядька-
приемщик (в те времена большинство было с ожирением и не то, чтобы воевать, а
маневрировать не получалось) воодушевился:
- Вы капитан?
- Да, советской армии.
- Хорошо, - крякнул тот одобрительно и как бы сделал ему жизненно важную услугу. -
Будете у нас майором.
- Не – е – е … - он тогда протянул на этом возражении и резко забрал у толстяка свой
военный билет офицера запаса.
Опешил штабной писака. Рот приоткрыл от удивления.
Повезло. Как же ему и тому брюхатому дядьке тогда подфартило. Их случайно видел и
слышал генерал с двумя звездочками.
Подошел.
- Будешь у меня первым полковником, если на своем примере молодым покажешь, как
надо стрелять, метать гранату и бегать. Норма – три восьмерки, пятьдесят метров в цель и
шестнадцать километров с оружием, но без полного боекомплекта и амуниции.
Бронежилет упрощенный. Действуй, - приказал.
Взять под козырек и сказать: «Есть!» он тогда не решился – был не в армейской форме и
даже без головного убора.
Да… Что говорить… Сумбурные были времена.
Через полгода генерал остался навсегда гнить под тяжестью последствий вражеского
артобстрела и он потихоньку, чин за чином, начал исполнять его обязанности. Армия
обожглась на раздобревших-растолстевших кадровиках (ворюгах-бюрократах), которые не
могли впихнуться в танк, и начала формироваться по профессиональной пригодности.
Традиционно – как боеспособная царская армия, Красная Армия времен Льва Троцкого
или, к примеру, казачьи полки гетмана Хмельницкого.
Лишь отбросив рутину, старый хлам и навязанные стереотипы можно было побеждать.
Примитивные Иловайские котлы, с окружением зыбкой украинской пехоты силой
танков, артиллерии и реактивных минометов, уже не случались. Начался период «бога
войны» – дальнобойной артиллерии.
Боевые потери и убитое мирное население стали считаться не единично, а уже
десятками и даже сотнями.
Западная Европа и США разводили руками. Готовили новые экономические санкции
(неся значительные убытки и доводя до вооруженного отчаяния Россию). За мир многое
прощалось и еще большее списывалось.
Ему позже также доводилось наследовать своего протеже-генерала.
- Кто? Звание? – спрашивал, обходя строй очередной боевой части.
- Майор.
После расспросов-ответов, как «снег на голову»:
- Поставьте полковника на новое довольствие и представьте его подчиненным, -
обращался к сопровождавшему его командиру бригады.
Так формировались боеспособные кадры. Преданные. Майоры сразу ставали
полковниками, те – генералами, а солдаты и сержанты, так уж бывало, получали
офицерское звание. Случайность исключалась, так как, понятно, он предварительно
скрупулезно изучил личное дело и взвесил потенциальные возможности им
возвышенного майора. Военно-полевая смерть также направо-налево, наотмашь, косила
своей острой косой неудачников. Прячься - не прячься, а «гаплык» подкрадется незаметно
(с другой стороны - «береженного Бог бережет»). Сегодня ты франтоватый майор или,
скажем, подполковник, а завтра – разбросанный в виде остатков покойник. Если
очередное воинское звание давало больший авторитет, самоутверждало и расширяло
власть, то убитый в бою покойник обретал вечное упокоение и тем самым успокаивался.
- Помнишь, я тебе намедни рассказывал о городишке? – стоя в темноте и уже лениво не
рассматривая окрестности, обратился к знакомому офицеру из группы сопровождавшего
его эскорта-конвоя.
- Так точно, мой генерал, - и рука под козырек. На вытяжку и пожирая глазами
генеральскую мощь.
Во… во… «мой генерал».
Не то, что немчура добровольно нахлынувшая. Как сербы. Те хоть чего-то стоят. Вояки
опытные и достойные. Свои. Славяне. Знают, за что и для кого воюют. Косово у них
оттяпали, вчерашней полстраны стало иностранной, на Воеводину глаз наложили. Немцы
же… общеевропейские ценности, гуманизм, интеллектуальное развитие, прогресс… фу-
фу… Не армейское это дело в философиях копаться. «Тьху!», - на них. На этих философов-
прохиндеев. Дофилософствовались по своих Бусерлях и Хайдегерах до очередной
европейской бойни. Все о гуманизме и пацифизме поучали. Подставили Украину («как
пить дать»), оставили сам-на сам и смотрят. Поучают. Советуют. Требуют. Однако – «кто
платит, тот и музыку заказывает». Помнится, был один философ…
Отряхнулся. Встрепенулся.
- Так вот, - дружески взял подчиненного офицера конвоя за верх бронежилета, - тот
городок менял названия, попадая под разную власть, а его жители всем радовались, всех
встречали хлебом да солью… хохлы… одним словом… типичные… не украинцы, а именно
– хохлы-приспособленцы. Без своего мнения и национальной гордости. Помнишь? –
переспросил.
- Так точно, товарищ генерал. Название этого населенного пункта – Радзивиллов.
- Молодец! – похлопал его по плечу.
- Но… но… не о нем та речь, а о другом. Более-менее аналогичном. Там руины, запустение
и жители от войны разбежались. Как думаешь, - поинтересовался, - хорошие из них теперь
будут солдаты?
Офицер замялся.
- Если, - позже переступил с ноги на ногу, как бы топая, - их выучить и приобщить к
окопной жизни, то… почему бы и нет. Многие же из них пошли добровольцами. Служат
исправно.
- Притихшие окопники сейчас не востребованы. Нужен боец наступательного плана.
Удалой. Горластый. Способный сразу и беспрекословно исполнять приказы. Понимающий
боевую задачу, видящий конечную цель и, главное, - поддерживающий всепоглощающую
идею. Кстати, об идее… - генерал оборвал.
Ушел в свои размышления.
- Ступай, - приказал.
Идея русского мира, выдвинутая президентом Владимиром Путиным, конечно же
хороша, тем более, что она воодушевляет, крепит ряды и дает своеобразную перспективу
будущего… Во время выдвинутая… Живо еще боеспособное поколение, помнящее
гегемонию Советского Союза. Легко ездить по миру и общаться со многими на родном
русском языке. Как сейчас американцы, канадцы и прочие англосаксы на английском.
Почему бы и нет? Равноправие ведь и самоутверждение всех и каждого. Естественный
общественный отбор. Да и в самой Украине для многих, если не для большинства, родной
язык – русский. Не тот – украинский, официальный; который для прессы и телевиденья, а
тот, который в быту - с женой, тещей, детками и любовницей. Даже украинские лидеры
начала противостояния – Порошенко, Яценюк, Турчинов и прочие, в быту говорили на
русском. Им даже невдомек, что «казна пуста», как часто тогда говаривал премьер
Яценюк, будет по-русски, а на украинском – «скарбныця порожня». Откуда знал? Да так …
довелось… Генерал, как-никак, и тем более – командующий. Не быкам же хвосты он
крутит?
Размышления не давали ему покоя.
Как и все другие, нормальные люди, часто себя спрашивал: «Чья и где правда?».
Горькая правда, печальная правда, заставляла всех – от мала до велика и от юного до
старого – быть именно полноценными людьми, а не их подобием.
Эта горькая правда, бывало, что страшила, но без нее… никак. Она ведь и защищала.
Выручала.
Его часто спрашивали коллеги-собеседники, оппоненты:
- При чем здесь все эти национальные самобичевания? Зачем? Ради чего?
Объяснял (и им, и бойцам на плацу, часто перед боем):
- Тем или иным национальным патриотом, националистом, не может быть человек
не знающий или редко общающийся на языке этой национальности.
Сразу же, чтобы не утомлять слушателей, переходил на конкретику, на пример:
- Видите, что случилось с Украиной?
Молчание служило тому подтверждением.
Видели. Знали. Молчали. Соглашались.
Дальше:
- Киевская Русь или по-другому (для великороссов) – Древнерусское государство, от
Белого до Черного морей, - вот наша, русичей, колыбель.
Мысленно:
- Возродим Киевскую Русь и восстановим ее былое величие!
Шли вперед и с песней. Возрождали и утверждали. Столицу делали столицей, деньги –
деньгами, русского человека (россиянина, белоруса, украинца) – каким он был испокон
веков.
Несогласные воевали за Украину и все украинское. Часто-густо общаясь при этом или по-
русски, или на малограмотном «сельско-хуторском» суржике. Другие шли лбом «стенка на
стенку» (фронт на фронт) только за российское. Белорусские национал-патриоты хотели
белорусского.
Была ли правда за ними?
Где она – горькая правда?
С кем и почему?
Так рассуждая, он мысленно спотыкался, поднимался и опять блуждал в своих
умозаключениях. Будучи интеллигентом, думающим человеком, имел право.
Апофеоз:
- В глубине души каждого украинца или белоруса сидит русский человек.
Догнать бы того немца, того, который сзади принял его за полковника, и спросить:
- Хороша идея возрождения Киевской Руси?
Однозначно:
- Одобряем!
Они – все евроатлантисты, боятся постоянной угрозы Кремля (их постоянное
утверждение) и мысленно видят Киев столицей новой Киевской Руси. С гривней в виде
денежной единицы и древним трезубцем Владимира вместо повсеместного (сербского,
черногорского, российского и пр.) двуглавого византийского орла.
Поэтому:
- Одобряем!
В связи с чем финансирование, союзная помощь и крепкое рукопожатие.
По-русски перекрестят даже в путь-дорожку.
Разрисуют на военных картах стратегию и тактику. Дадут современное вооружение.
Как же быть с другими народами, народностями и национальными сообществами
современной России? Кто станет новым хозяином неисчислимых полезных ископаемых
Сибири?
Не только Владимир Владимирович Путин, но и Кремль, все остальные национал-
патриоты современной России представляют себе, как в страшном сне, югославский
сценарий государственного раздела и вхождение новых государств под больший или
меньший патронат евроатлантистов.
Ковыряясь в вопросах горькой правды он, видя пожарища, убийства и кровь невинно
убиенных, выходил на уровень человеколюбия, пацифизма, гуманизма и всеобщего
гармоничного развития человечества. Как человек интеллигентный. Думающий.
В то же время, будучи военным, тем более - без малого полным генералом и
командующим, он уходил от своих мыслей и, исполняя приказы-наставления верховного
командования, брал под козырек и делал все от него зависящее.
Спрашивали:
- Праздновать ли седьмое ноября как советское торжество и день социалистической
революции?
Сухо отвечал:
- Как прикажут!
Сегодня могли приказать – так, завтра – эдак. Им, наверху, виднее.
Он, именно он, единственный, тот, который президент, и был его верховным
главнокомандующим. Генералов-исполнителей у него много. Командовать хотят все.
Забывая о горькой правде жизни.
3. Более святой, чем ты. Holier than thou.
«Айн, цвай, драй
Айн, цвай, драй…», - топают.
Еще и с песней:
«Вшыстке жыбки маем пыпки
Труляля – ляля – ляля
Ха – ха!
Але моя ниц не мае
Труляля – ляля – ляля
Ха – ха!..»
Рефреном с другой стороны: «Нас рано, насрано,
мама розбудила
Сиру нам, сирунам,
їсти наварила.
- Їжте діти с раками,
Сраками, сраками, -
зранку нам веліла…»
Полный интернационал: немцы, поляки, югославы, шведы… и свои, родные, - вуйки-
западенцы из «бандерштадта».
С другой линии фронта все те же – немцы, сербы… страшные с виду и непонятные
чеченцы, абхазцы, осетины… и свои, родные, - малохольные от недоедания да нищеты
братья-кацапы (донецко-луганские, рязанские и прочие).
- Мета – а – а – а – а – алика!
Все по норам. Как мышки. Хомячки. Суслики. Паучки.
- Мета – а – а – а – а – алика!
А она ухнула. Раз за разом: «Гуп! Гуп! Гуп!..»
Как музыкант-ударник Ларс Ульрих.
- Гуп! Гуп! Гуп!..
Первопришельцы от страха обгадились, а нам – бойцам-«черпакам» да дедушкам,
«знамо» - дело-то привычное.
Мы уже в норах-бункерах. Индивидуальных. Самыми вырытых и отполированных.
Боец Хряк, как всегда, ж… попкой застрял в дырке. Пнул бы кто. Некому.
- Мета – а – а – а – а – алика!
Это вам не «эй-си-ди-си» («переменное напряжение»), хотя еще и не «рамштайн».
«Металика» - посредине («Грады» - реактивные минометы типа «Катюш»).
Легко, ой, как легко оторвет яй… задницу. Мокрого места не оставит.
Три танка возле нас имеются. Раскуроченные. После «металики». Придите и посмотрите.
Вместо современных касок последней натовской модели получаются крышки на
сковородки. С дырками.
Вместо бронников – унитазы. Опять же – с дырками, на месте бойца-человека.
«Насрано…
насрано…», - только и осталось, что слыхать.
- Солдатик… фото… на память… Дас ист «Шпигель» для фрау Меркель.
- Че?
- Хряк, отойди от дамы. Видишь написано «ОБСЕ».
- Че она говорит? Неужели сама Меркель сюда приедет?
Рябой и тот не выдержал. Подошел к Хряку:
- Ты шо, дурило? Какая на фиг Меркель? Видишь, что после «металики» от бородатой
Кончиты с ее гей-парадом осталось? Не понял?
- Я… я.., - дамочка себе знай о своем, нас не слушая, не вникая, - я… я… да… да… Дас ист…
святые… дас ист… герои. Вот ты, - тыкнула пальцем на меня, - побрейся, помойся и чистый
тебе херувимчик.
Хряк обрадовался:
- Опять, Марек, фоткать тебя будут.
Надулся еще больше – и вширь, и вдоль, - прямо-таки шарик гелиевый.
- Дас ист… карашо, - смеется.
- Я… я… харашо!
- Жмот он, - уже Рябой.
Тоже мне, друг называется. Месяц повоевал, только тысчонку подзаработал, и уже туда –
своим рылом-пятаком первым в общее корыто. Умолчал бы лучше. Страшило хреновое!
- Жмот, - Рябой повторил, - не хочет мне свой бункер продать. Ни за какие деньги.
Забетонировался, расстроился. Всех переживет. Знай, пощелкивает ночью из «эс-ка-эс». В
розыске он, деньги за него обещают.
- Так ты – герой? – Девушка обрадовалась.
Красивая. Молоденькая. Ухоженная.
Ну что же? Герой, так герой… Святой, так святой… Придется опять бриться, с мылом чисто
мыться и сказки рассказывать.
- Ступай, рядовой Марек, дай интервью прессе, - наш старший велел.
Мент он у нас.
Как Гелетей, тот самый, министр обороны времен позорного Иловайского котла. Также с
тремя звездочками, но маленькими, даже не с полковничьими, тем более не
генеральскими. Старлей, - короче. Командир.
И понеслось («вдоль по кочкам»):
- Как солдат, беру пример с командиров – Порошенка, Яценюка, Турчинова и министра
обороны. Они – святые. Их историческое место – на гривне. Там, где Хмельницкий и
Мазепа. Хорошие они люди. Обеспечивают нас всем необходимым.
Дальше благодарил Меркель, Обаму и все сплоченное европейское сообщество.
Выстоим мы, мол, сдюжим. Сумеем.
Смеялся Хряк.
Но он – тупой, толстый, недавно прибывший.
Смеялся Рябой.
Но он – прощелыга.
Смеялись…
Всех, кто с нас будет смеяться, тех мы будем бить!
Гражданским – жопа для поцелуя.
Насмешникам-пересмешникам дадим по носу нашим мощным боевым кулаком.
Украинским!
Увесистым!
Мой родной язык – украинский. Родина – Украина.
Здесь я, чтобы ее защищать, а на вас – отмазавшихся от армии гражданских, на вас -
ворюг и трусов тыла, мне насрать! Хоть восстанавливайте меня юристом по решению всех
судов в минздраве, хоть – нет.
Получив по носу, Хряк и Рябой приумолкли.
Поняли, что малость ошиблись. Смеяться с «дедушки-добровольца» им – салагам, по
окопному уставу не положено.
Моя нора – это мое укрытие, а что им – доходягам (Рябому) да жиропам (Хряку) не
сегодня, так завтра «гаплык» приснится – факт.
За высказанное прессе похвалил меня старлей-командир:
- Получишь звездочку. Одну. Маленькую. Офицерскую. Будешь у нас учетчиком-
комиссаром.
- Не – е – е… Лучше две сразу.
После старлею дали капитана.
Бросил он нас. Уехал.
К своему дружбану-комбату в Киевскую область перебрался. Тот там начал над всеми
областными ментами верховодить. Многие комбаты уселись в депутатские кресла.
Сделали карьеру.
Рябой утешил:
- Не горюй, Марек. Нора-то у тебя наилучшая. Перезимуешь.
Дальше:
- Алло… алло… Тридцать второй? Говорит двадцать девятый… алло… алло… отвечайте.
После:
- Мета – а – а – а – а – алика!
«Гуп! Гуп! Гуп!», - двадцать с чем-то раз. Не считал.
До этого:
- Ваше мнение, рядовой, что с нами будет дальше?
- Договорятся Обама и Меркель с Путиным.
- А Крым? Что будет с Крымом?
- Что Крым?.. Там как жили люди, так и будут жить. Они же люди…
После очередного артиллерийско-ракетно-минометного обстрела выжили мы с Рябым и
Хряком.
«Вшыстке жыбке маем пыпки…
Але моя ниц не мае…»
Не использовала она свою пыпку. Все ждала своего возлюбленного с фронта. Вот и
зачахла. Бедненькая.
- Ты че в моей норе делаешь?
- Я влезла с испуга. Так свистело и бахкало… трясло…
- Ясно. Снимай трусы. Будем знакомиться.
- Но ты же грязный?
- С хозяйским мылом только что мылся. Да и ты сюда по-немецки с собой чистой
простыньки не прихватила.
«Мям – мям – мям…».
- Марек, вылезай! Твоя очередь ночью нести дежурство. Бери свой «эс-ка-эс» и дуй
ползком к приборам. - Тут-как-тут старлей. Как всегда некстати.
Не святой я, а обычный. Пуле-снарядопробиваемый и прочее.
Сегодня святой для россиян – Владимир Владимирович Путин. Нам – хохлам
(малороссам), дал бы Господь такого гетмана, так мы бы с ним… ох, каких бы гор
наворотили. В очередной раз спасли бы Вену от нашествия турок-басурман, как когда-то с
нашим отважным казачьим гетманом. Полякам сие историческое спасение европейцами
засчиталось. Нам же – пятидесятилетняя руина. До Мазепы и прихода российского Петра
Первого.
Любим мы братьев-россиян. За их смелость и величие. Не боятся они всем остальным
безоглядно свою мощь наставлять.
Любим мы европейцев. Они у нас для того, чтобы на тех же кацапов-живодеров
(россиян) жаловаться.
- А Крым? – спросите.
- Так вы ничего и не поняли? – отвечу.
Информация для вас поднакопилась:
«Глава украинского Нацбанка пани Гонтарева официально велела считать гривну в 2015
году по 12,95 за доллар США. При этом реальный курс уже 17 и более.
Евросоюз обещал в 2015 году точно ввести для украинцев безвизовый режим».
4. The unforgiven. Не прощенный.
- Буза будет, - не то утверждал, не то спрашивал и при этом в упор посмотрел на
собеседника.
Пили утренний кофе.
Всматривались в морскую ширь и подставляли лица под нежное восходящее солнце.
- А если у нас? Если недовольные фронтовички бузить начнут и двинут на власть?
Возразил. Вяло, сомневаясь:
- Не думаю. Все под контролем.
Испокон века, как на Руси-России, так и на Окрайне-Украине бузить, бунтовать и
поднимать мятеж повелось. Любо, ой, как любо, на майдан бегать. Детишек
«майданчиками» кличут.
Возразите:
- За эйфорией всегда длительная апатия наступает.
Поживем – увидим.
Рябой не слышал и не видел.
Просыпаясь, пробовал подняться. Не получилось. Напрягся.
«Нас рано, насрано…», - припомнил.
Хорошо-то как вчера в селе с местными посидел. Удалось уползти в самоволку и
надраться «до свинячьего визга». Аки хрюшке-поросенку.
Руки сзади почему-то завязанные.
Ноги также.
На глазах повязка.
«Плен», - мелькнуло.
Испугался.
«Может, чья-то шутка?».
Расслабился.
Кто-то вошел, легко его приподнял.
- Оклемался? – спросил.
Рябой рассмеялся:
- Марек – это ты? Развязывай, хватит шутить.
- Какой-такой Марэк? Сычас будэт тэбэ Марэк. И спереди, и сзади.
Вошедший снял с глаз повязку и Рябой узрел перед собой здоровенного и до зубов
вооруженного кавказца. «Восток», - прочитал. «А у меня…», - посмотрел на свой рукав.
«Ничего», - обрадовался, припоминая, что уползал от своих в гражданской куртке и без
бронежилета.
- Автомат твой? – потряс за руку кавказец.
- Трофейный. Украл у хохлов.
- Не ври. А каска, брюки и бэрцы?
- Также.
- Врешь!
Получив снизу в челюсть, Рябой отлетел в угол комнаты.
Аж ахнуло!
Потемнело у него в глазах. Потерял сознание.
Здоровяк скалой возвысился над ним:
- Нэнавижу я вас, хахлов. После таго, как Тимура убили – особенно. Всех убью. Бабы ваши
– бляди. Вы – скоты. Свиньи. Салоеды. В Европу хочешь? – взял Рябого за грудки.
Приподняв, отбросил в другой угол.
- Я твоя Европа. И Азия. Сосать мою карамельку будэш. Регулярно. Дэн у дэн. Как у
Европы. Сдэлаеш ее ба-а-алшой шлангом.
Рябой молчал.
Жизнь его и не так трясла. Перед ним понты гоняли еще не такие ахметки.
- Вы нэ гасударство. Нэ армия. Вы – сброд. Ваш прэзидэнт-шэколадка – это тупой жирный
боров. Барыга! Всэ-эх замачу!
Рубаху на себе не рвал. Не пенился. Не топал. Заехал Рябому оплеухой. Приводил его в
чувства.
- Сичас на тэбэ паписаю, - пригрозил.
- Началось, - Рябой встрепенулся, - сколько можно?
События развивались быстро, даже стремительно и не предсказуемо. Как батальонного
добровольца, Рябого могли запаковать надолго, а такие вот кавказцы горазды были и
убить – им-то что: «закон гор» - у них, свои правила и кодексы чести. Вспорют брюхо, член
отрежут и засунут в рот.
«Прощай, белый свет».
«Прощайте и вы, любимые».
- Не солдат я. Вор.
- Вор гавариш? Татуировки тюремные гдэ?
- Вот… вот… вот.
- Сколько ходок?
- Две.
Кавказец оскалился:
- Срэды украинских боевиков пално варов, алкашэй, наркаманов о других дэгэнэратов.
Мародеры и убийцы они.
«А вы? А у вас?», - мелькнуло, как оправдание. «Если мы салоеды и свиньи, то вы – дети
козлов… и прочее. Обозвать как угодно можно кого угодно… Не приемлемо Господу
такое».
Что добавить?
Как Рябого оправдать?
Тяжело ему довелось, однозначно, а все из-за самоволки и игнорирования приказов.
Хороших тумаков надавал ему кавказец.
Разбухло у Рябого под глазами. Кровь пошла из носа и со рта. Под ребрами начало
сильно болеть.
«Бог мой, Боже, помоги мне!
Последний раз прошу – выручи. Каюсь за все плохое».
Частично повезло Рябому, что кавказец был один. Также в самоволке. Расслаблялся он с
девушкой на досуге.
Если бы Рябой после Бога, как-то невзначай, шепотом, мимоходом, обратился ко мне:
- Марек, помоги, выручи.
Помог бы ему.
Мы же товарищи, вместе лямку тянем, в норах сидим, кантуемся.
Как не выручить?
Прошлое Рябого интересовало меня осколько-поскольку, лишь бы мне и другим
солдатам не навредил, а так – нищак, нормальный он пацан, свой в доску, шустро в дырку
заскакивает – «туды-сюды и обратно…» (умеючи).
Всем бы я простил, помог и всех бы взял под свое солдатское, боевое крыло, кроме…
Если бы против вас гнилые менты, следаки и прокурорчики дело состряпали, во все бега
вас пустили, то как бы вы рассуждали сейчас по теме их всепрощения?
Министр здравоохранения был такой Князевич, который меня, пребывающего на
больничном, без страха, зазрения и совести, незаконно уволил. Имелся сподручный
начальник кадров Банчук (позже – заместитель генерального прокурора), имелись…
много их (Коблош, Дяк, Бронова)… Бог им всем судья. Всех бы простил, защитил и всем бы
помог, кроме…
Дело замутили не столько против меня, а больше против известного писателя-
оппозиционера (меня – по касательной, как родственника) и подателями сего мутняка
фигурировали видные крымчане (теперь поголовные сепаратисты) - Вторушин,
Пеньковская… и др.
С начала заварушки приехал в Крым, не интересовался и не выяснял, а только сказал
Банчуку, что его гнилой ментовско-гебишный грех не прощу. Он – не прощенный.
Посочувствовал мне позже Рябой:
- Довели они, разъяснил, - страну до такого плачевного состояния. Ворюги-прохиндеи, -
зло добавил.
Еще:
- Собрал их – коррупционеров, Господь под одним небом на одной части суши и …
Отрадно, что попал заместитель генпрокурора Банчук под президентскую люстрацию.
Где он теперь – неизвестно. Притих. В интернете о нем молчок.
«Финита ля комедия»
Теперь – наша общая трагедия. Как последствие.
Холодный душ отрезвления.
…
Продолжение следует.
5. Wherever I May roam. Где бы я не скитался.
6. Don’t tread on me. Не дави на меня.
7. Сквозь невозможное.
8. Остальное не вожно.
9. От волка к человеку.
10. Бог, потерпевший неудачу.
11. Мой бедный друг.
12. Внутреняя борьба.
«Mettalika» (1991)
Джеймс Хетфилд – вокал.
Кирк Хэммет – соло-гитара.
Джейсон Ньюстед – бас-гитара.
Ларс Ульрих – ударные.
Майкл Кеймен – оркестр аранжировки «N. else Matters».
Автор ищет издательство с переводчиками.
Тел. представителя в Киеве 068-381-92-06.
13.11.2014года.