Книга: Контракт с Господом (ЛП)



Контракт с Господом (ЛП)

Перевод: группа “Исторический роман“, 2015 год.

Перевод: passiflora, gojungle, Yngigerd и Sam1980 .

Редакция: Sam1980, gojungle и Oigene .

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!





Посвящается моим родителям,

которые прятались от бомб под столами



Сотворение врага

Начни с чистого листа

Набросай на нем силуэты мужчин, женщин и детей.

Погрузи кисть в колодец своих темных глубин.

Нарисуй на лице врага жадность, ненависть и жестокость,

которые не осмелишься признать собственными.

Оставь в тени все проявления сочувствия в их лицах.

Сотри из их взглядов остатки любви, надежд и страхов,

живущих в калейдоскопе бесконечности сердца.

Смени улыбку на жестокую усмешку.

Сорви с их костей плоть, пока останется лишь абстрактный скелет смерти.

Подчеркни в них всё человеческое, превратив в метафору

хищного зверя или насекомого.

Заполни фон своего листа демонами и злобными тварями,

что питают наши давние кошмары.

Когда закончишь, то сможешь убить их, не чувствуя вины, и разорвать на кусочки безо всякого стыда.

То, что ты разрушил, это просто враг твоего Господа.

"Лица врага",

Сэм Кин



ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА "АМ ШПИГЕЛЬГРУНД“. Февраль 1943


Вена


Оказавшись под флагом со свастикой, который развевался над входом в больницу, женщина не смогла сдержать дрожь. Её спутник неверно истолковал это движение и притянул её к себе, чтобы согреть. Тонкое пальто не могло уберечь от колючего вечернего ветра, предваряющего вьюгу, что налетит через несколько часов.

- Надень мой пиджак, Одиле, - сказал её спутник, начиная расстегивать его дрожащими пальцами.

Она уклонилась от объятий и сильнее прижала к груди сверток. За десять километров, пройденных по снегу, она закоченела и обессилила. Три года назад она бы отправилась на своём Даймлере с шофёром, закутанная в норку. Но сейчас на её машине разъезжал бригадефюрер, а в её шубе в театральной ложе вечерами щеголяла какая-нибудь нацистка с размалёванным лицом. Она взяла себя в руки, чтобы трижды нажать на звонок, прежде чем ответить мужу.

- Я дрожу не от холода, Йозеф. У нас почти не осталось времени до комендантского часа. Если мы не успеем вернуться вовремя...

Муж не успел ответить, потому что двери больницы открыла улыбающаяся медсестра. Но улыбка на ее губах растаяла, как только она увидела посетителей. За годы нацистского режима она научилась сразу распознавать евреев.

- Чего вы хотите?



Контракт с Господом (ЛП)


Женщина заставила себя улыбнуться, несмотря на страшную боль в потрескавшихся губах.

- Мы пришли к доктору Граузу.

- Вам назначено?

- Врач нам сказал, что нас примет.

- Имя?

- Йозеф и Одиле Коэн, фройляйн.

Когда фамилия подтвердила ее подозрения, медсестра отшатнулась.

- Вы лжете. Вам не назначено. Уходите. Назад в ту дыру, из которой вылезли. Вы знаете, что вам нельзя здесь находиться.

- Пожалуйста. Мой сын там, внутри. Пожалуйста.

Её слова отскочили от двери, с силой захлопнувшейся перед ними.

Йозеф и его жена с отчаянием смотрели на непроницаемый фасад больницы. В смятении и беспомощности женщина пошатнулась, и муж успел ее подхватить, прежде чем она упала.

- Давай найдем другой вход.

Они обошли здание, и прямо за углом Йозеф притянул жену к себе. Только что открылась дверь, и одетый в теплое пальто мужчина вытолкнул бак с мусором. Йозеф и Одиле прильнули к стене, и когда мужчина отправился вглубь больницы, проскользнули в открытую дверь.

Войдя, они оказались в прихожей для персонала, которая вела к лабиринту коридоров и лестниц. Из коридоров доносился слабый приглушённый плач, как будто он шёл из другого мира. Женщина навострила уши, чтобы услышать голос сына, но это было бесполезно. Они прошли почти всю больницу, не встретив ни души. Йозефу пришлось ускорить шаг, чтобы поспеть за женой, которая, ведомая инстинктом, пересекала коридоры, лишь на секунду задумываясь на каждом повороте.

Они обнаружили погруженный в полумрак зал в форме буквы Г, заполненный детьми в кроватях. Многие были привязаны ремнями к изголовью и проплакали все глаза. В душной атмосфере витал едкий запах. Мать вспотела и почувствовала покалывание в суставах, по мере того, как ее тело вновь согревалось, хотя она и не обращала на эти ощущения ни малейшего внимания. Ее глаза перебегали от одного лица к другому, от одной кровати к другой в нетерпеливом поиске сына.

- Вот отчет, доктор Грауз.

Услышав фамилию доктора, которого они как раз искали, Йозеф с женой обменялись понимающими взглядами. В руках этого человека находилась жизнь их сына. Они быстро завернули за угол, оказавшись рядом с группой, окружившей одну из коек. Молодой привлекательный блондин в халате сидел рядом с кроватью, где лежала девочка лет девяти. Его сопровождала медсестра возрастом постарше, держащая поднос с инструментами, и врач средних лет, со скучающим видом делающий пометки.

- Доктор Грауз... - произнесла Одиле, набравшись смелости и сделав несколько шагов в сторону группы медиков.

Блондин раздраженно махнул рукой в сторону медсестры, не повернув головы.

- Пожалуйста, не сейчас.

Медсестра и второй врач бросили на них удивленный взгляд, но промолчали.

Одиле заметила, что происходит на кровати, и прикусила язык, чтобы не закричать. Девочка, похоже, находилась на грани обморока и была бледна как полотно. Грауз держал ее руку над металлическим контейнером и делал мелкие надрезы скальпелем. На коже уже не осталось и сантиметра, куда бы не добралось кошмарное лезвие. Медленно стекающая кровь почти заполнила контейнер. Наконец, девочка откинула голову на бок. Грауз бесстрастно приложил тонкие и грациозные пальцы к ее шее.

- Прекрасно, нет пульса. Время, доктор Штрёбель.

- Шесть часов тридцать семь минут.

- Почти девяносто три минуты. Великолепно! Объект прекрасно сохранял сознание, при этом не чувствуя боли. Смесь лауданума и морфия, без сомнения, превосходит всё, что мы до сих пор испробовали, Штрёбель. Поздравляю. Подготовьте объект для вскрытия.

- Спасибо, герр доктор. Немедленно подготовлю.

Лишь тогда врач повернулся к Йозефу и Одиле со смесью гнева и отвращения в глазах.

- Кто вы такие?

Женщина выступила вперед и встала у кровати, сделав над собой усилие, чтобы не смотреть на нее.

- Мое имя - Одиле Коэн, доктор Граус. Я - мать Конрада Коэна.

Врач холодно посмотрел на нее и повернулся к медсестре.

- Выведите отсюда этих евреев, фройляйн Ульрике.

Медсестра схватила Одиле под руку, втиснувшись между ней и доктором, и бесцеремонно оттолкнула. Йозеф бросился жене на помощь, схватившись с толстой медсестрой. На мгновение они составили странную троицу, словно в странном танце толкая друг друга в разных направлениях, не двигаясь в итоге ни в одном. Лицо фройляйн Ульрике покраснело от напряжения.

- Доктор, я уверена, что произошла ошибка, - сказала Одиле, пытаясь высунуть голову через широкие плечи медсестры. - У моего сына нет никакого психического заболевания.

Наконец несчастной матери удалось вырваться из железных объятий медсестры, и она бросилась к доктору.

- Конечно, он почти не разговаривает с тех пор, как мы потеряли свой дом, но он не сумасшедший. Он здесь по ошибке. Прошу вас. Если вы его выпишете, я... Позвольте предложить единственное, что у нас осталось.

Она положила на кровать сверток, стараясь не дотронуться до трупа, и осторожно развернула покрывавшие его газеты. Даже в скудном освещении палаты стены озарил золотистый блеск.

- Она хранилась в семье моего мужа многие поколения, доктор Грауз. Я бы скорее умерла, чем с ней рассталась. Но мой сын, доктор, мой сын...

И тут женщина зарыдала и упала на колени. Молодой врач едва это заметил, потому что не отрывал взгляда от лежащего на кровати предмета. Однако его губы смогли приоткрыться на достаточный промежуток времени, чтобы уничтожить надежды мужа с женой.

- Ваш сын мертв. Уходите.

Женщина сумела немного прийти в себя, когда выйдя на улицу почувствовала на лице мороз. Она обняла мужа и быстро пошла прочь, понимая, что настал комендантский час. Она могла думать лишь о том, чтобы они вовремя вернулись ко второму сыну, который ждал на другом конце города.

- Бежим, Йозеф. Скорее!

Их шаги по снегу становились всё быстрее и быстрее.

В своем кабинете в больнице доктор Грауз рассеянно взял телефонную трубку, лаская пальцами этот странный предмет. Он даже не взглянул в окно, когда через несколько минут услышал сирены автомобилей СС. Помощник что-то сказал про беглых евреев, но доктор не обратил на него внимания.

Его разум был слишком занят приготовлениями к операции маленького Коэна.



Действующие лица


СВЯЩЕННИКИ

Энтони Фаулер, агент ЦРУ и Священного Союза. Американец.

Отец Альберт, бывший хакер. Системный аналитик ЦРУ и связной с разведслужбой Ватикана. Американец.


ДУХОВНЫЕ ЛИЦА

Брат Чезарео, монах-доминиканец. Хранитель Зала Реликвий в Ватикане. Итальянец.


ПОЛИЦИЯ ВАТИКАНА

Камило Чирин, главный инспектор. Тайный глава Священного Союза, службы внешней разведки Ватикана.


ГРАЖДАНСКИЕ ЛИЦА

Андреа Отеро, журналистка газеты "Эль Глобо". Испанка.

Раймонд Кайн, мультимиллионер и владелец холдинговой компании. Неизвестной национальности.

Джекоб Расселл, первый помощник Кайна. Британец.

Орвилл Уотсон, консультант по борьбе с терроризмом и владелец "Глобалинфо". Американец.

Доктор Хайнрих Грауз, нацистский участник геноцида. Австриец.


СОТРУДНИКИ ЭКСПЕДИЦИИ "МОИСЕЙ"

Сесил Форрестер, археолог, специалист по библейской тематике. Американец.

Давид Паппас, Гордон Дарвин, Кира Ларсен, Стоув Эрлинг и Эзра Левин - помощники Сесила Форрестера.

Модженс Деккер, начальник службы безопасности экспедиции. Южноафриканец.

Алдис Готтлиб, Альрик Готтлиб, Теви Ваака, Пако Торрес, Льюис Мэлони и Мария Джексон - взвод Деккера.

Доктор Харель, врач экспедиции. Израильтянка.

Томми Айхберг, водитель.


ТЕРРОРИСТЫ

Назим и Харуф, из вашингтонской ячейки.

О., Д. и В., из сирийской и иорданской ячеек.

Хакан (Шприц) - руководитель трех террористических ячеек.





Контракт с Господом (ЛП)


РЕЗИДЕНЦИЯ ХАЙНРИХА ГРАУЗА. Четверг, 15 декабря 2005 года. 11.42


Штайнфельдштрассе, 6

Криглах, Австрия


Священник старательно вытер ноги о коврик перед дверью дома чудовища. Он искал этого человека почти четыре месяца и почти две недели наблюдал за ним, чтобы найти его убежище. Теперь он окончательно убедился, что это действительно тот самый человек, и настало время пойти в атаку.

Он терпеливо ждал несколько долгих минут. Грауз в середине дня всегда открывал дверь не сразу, возможно, потому что дремал на диване. В эти часы на тихой пешеходной улице почти никого не было. Добрые соседи со Штайнфельдштрассе были на работе, далёкие от мысли, что в доме номер шесть с голубыми занавесками на окнах отдыхает перед телевизором нацистский преступник.

Наконец, шум задвижки дал понять, что дверь откроется. В дверь просунулась голова старца почтенного вида, похожего на дедушку из рекламы конфет.

- Да?

- Добрый день, герр доктор.

Старик сверху донизу окинул гостя неприязненным взглядом. Это был священник лет пятидесяти, высокий и худощавый, с лысой головой, в сутане и черном пальто. Он стоял на пороге с достоинством телеграфного столба, сверля хозяина зелеными глазами.

- Полагаю, вы ошиблись, святой отец, - ответил тот. - Я никакой не доктор. Я бывший водопроводчик, сейчас на пенсии. Кстати, я уже пожертвовал на нужды прихода, так что прошу меня извинить...

- Разве вы не Хайнрих Грауз, знаменитый немецкий нейрохирург?

Старик на секунду задержал дыхание. Кроме этого промаха не было ни жеста, ни малейшей детали, которая могла бы его выдать. Но для священника этого было достаточно. Это стало окончательным доказательством.

- Мое имя Хандвурц, святой отец.

- Мы оба знаем, что это не так. А теперь позвольте мне войти и показать вам кое-что, - ответил священник, поднимая левую руку, сжимавшую небольшой черный чемоданчик.

Вместо ответа старик открыл дверь и прихрамывая отправился на кухню. Половицы протестующе заскрипели под его шагами. Священник последовал за ним, не обращая внимания на окружающую обстановку. Он уже изучил ее, заглядывая в окна дома, и теперь знал наизусть, где и как расставлена в доме дешевая мебель. Так что теперь он шел, не спуская с нациста глаз и буравя взглядом его спину. Старик плелся, шаркая и прихрамывая, однако священник видел, с какой легкостью он таскает в сарай мешки с углем; силе этого старика мог бы позавидовать человек на полвека его моложе. Несомненно, Хайнрих Грауз был еще очень и очень опасен.

Маленькая кухня представляла собой темное помещение, насквозь пропахшее карболкой. Вся ее обстановка состояла из газовой плиты, свисавшей с потолка связки лука, круглого стола и пары разномастных стульев. Грауз вежливым жестом указал гостю на один из них. Сам он, прежде чем сесть, пошарил в кухонном шкафчике, достал оттуда два стакана, наполнил их водой и поставил на стол. Стаканы с водой стояли прямо на голых сосновых досках столешницы, такие же бесстрастные, как хозяин и гость, которые больше минуты пристально изучали друг друга.

Старик был одет в красный фланелевый халат, рубашку и поношенные хлопчатобумажные брюки. Двадцать лет назад он начал терять волосы, и теперь его голова почти совершенно облысела, а жалкие остатки волос были совершенно седыми. Большие круглые очки, которые он носил, безнадежно вышли из моды задолго до того, как рухнул коммунизм. Слегка отвисшая нижняя губа придавала его лицу обманчивое выражение добродушия.

Однако священника это не обмануло.

Робкие лучи декабрьского солнца создавали между окном и столом подобие коридора света, в котором плавали тысячи пылинок. Одна из них опустилась на элегантный рукав духовного лица. Священник щелчком смахнул её, не глядя.

От нациста не укрылась непоколебимая уверенность этого движения. Но ему требовалось время, чтобы прийти в себя, поэтому он снова изобразил равнодушие.

- Не желаете ли чего-нибудь выпить, святой отец?

- Я не хочу пить, доктор Грауз.

- Почему вы так упорно продолжаете называть меня этим именем? Мое имя Хандвурц. Бальтазар Хандвурц.

Священник не обратил внимания на его слова.

- Должен признать, что вы чрезвычайно умны, - заметил священник. - Когда вы получили паспорт, чтобы бежать в Аргентину, никому и в голову не пришло, что через несколько месяцев вы вернетесь в Вену. Разумеется, это было последнее место на земном шаре, где вас стали бы искать. Подумать только, всего лишь в семидесяти километрах от Шпигельгрунда! И всё это время Визенталь прочесывал Аргентину, даже не подозревая, что вы прячетесь в двух шагах от его кабинета. Какая ирония!

- По-моему, это действительно смешно. Вы ведь американец, верно? Вы отлично говорите по-немецки, но акцент всё равно вас выдает.

Священник положил чемодан на стол, не отрывая взгляда от собеседника, и достал оттуда помятую папку. Первым документом, который находился в ней, была фотография молодого Грауза, сделанная в больнице Шпигельгрунда во время войны. Вторая карточка была вариантом первой, но на ней благодаря современным технологиям доктор выглядел гораздо старше.

- Вы не находите, что эта технология действительно превосходна, герр доктор?

- Это ничего не доказывает. На такое способен любой. Я, знаете ли, тоже смотрю телевизор, - ответил тот, однако в голосе его прозвучала легкая неуверенность.

- Вы, конечно, правы, это еще не доказательство, - ответил священник. - Зато вот это - уже доказательство.

Он выложил на стол пожелтевший лист бумаги с напечатанной на нем черно-белой фотографией. Фотографию окружали выведенные чернилами буквы: "Testimonianza Fornita", и здесь же стояла печать Ватикана.

- Бальтазар Хандвурц. Волосы светлые, глаза карие, телосложение плотное. Особые приметы: на левой руке - татуировка с номером 256441. Сделана нацистами во время его пребывания в концентрационном лагере в Маутхаузене. В том месте, куда, понятное дело, ваша нога никогда не ступала. Этот номер фальшивый, он не соответствует учетной документации. Тот, кто делал татуировку, взял его с потолка, но это никого не интересовало. Так что всё прошло, как по маслу.

Старик нервно погладил себя по левой руке, поверх фланелевого халата. Он был вне себя от ярости и страха.

- Кто вы, черт побери, такой? - спросил он.

- Меня зовут Энтони Фаулер, и я хочу предложить вам сделку.

- Убирайтесь из моего дома. Выметайтесь отсюда!



- Боюсь, что вы не вполне меня поняли. Вы были заместителем главврача Шпигельгрундской детской больницы в течение шести лет. Весьма интересное местечко, я вам скажу. Почти все пациенты были евреями и имели какие-то психические заболевания. "Недостойные жить", одним словом. Разве не так вы это называли?

- Понятия не имею, о чем вы говорите!

- Никто даже не подозревал, чем вы занимаетесь в этом месте. Эксперименты. Вскрытия живых детей. Семьсот четырнадцать детей, доктор Грауз. Вы своими руками убили семьсот четырнадцать детей.

- Я уже сказал, что я...

- Хранили их мозг в банках!

Фаулер с такой силой ударил по столу, что оба стакана опрокинулись и жидкость потекла на пол. В течение двух долгих секунд слышен был только стук капель воды по половицам. Фаулер медленно вдохнул, пытаясь успокоиться.

Врач уклонился от взгляда этих зелёных глаз, которые, похоже, хотели пронзить его насквозь.

- Так вы заодно с евреями?

- Нет, Грауз. И вы прекрасно знаете, что это не так. Если бы я был с ними заодно, вы бы уже давно болтались на виселице в Тель-Авиве. На самом же деле... На самом деле я связан с теми, кто организовал вам побег в сорок шестом году.

Врач едва сумел справиться с охватившей его дрожью.

- Священный Союз, - прошептал он.

Фаулер не ответил.

- И что же нужно от меня Союзу - спустя столько лет?

- Кое-что, чем вы владеете.

Нацист обвел комнату выразительным жестом.

- Вы же сами видите, что я отнюдь не купаюсь в роскоши. У меня совсем не осталось денег.

- Если бы мне нужны были деньги, я продал бы это Штутгартскому управлению. Они дали бы мне сто тридцать тысяч евро за эту папку. Мне нужна свеча.

Нацист взглянул на него, старательно изображая недоумение.

- Какая еще свеча?

- Не валяйте дурака, доктор Грауз. Свеча, которую вы украли у семьи Коэнов шестьдесят два года назад. Такая толстая свеча, без фитиля, покрытая золотой филигранью. Мне она нужна, и нужна немедленно.

- Шли бы вы с этой вашей ерундой куда-нибудь в другое место! У меня нет никакой свечи.

Фаулер вздохнул, состроил гримасу, откинулся на спинку стула и указал на стаканы, перевернутые и пустые.

- У вас есть что-нибудь покрепче?

- У вас за спиной, - ответил Грауз, махнув рукой в сторону кухонной полки.

Священник повернулся и снял с полки початую бутылку. Затем наполнил стаканы на два пальца прозрачной жидкостью. Оба выпили залпом, не чокаясь.

Фаулер взял бутылку, налил ещё по одной и принялся пить маленькими глотками, продолжая говорить.

- Вайценкорн. Немецкая пшеничная водка. Давненько я ее не пробовал.

- Уверен, что вы по ней не скучали.

- Абсолютно. Но она дешёвая, верно?

В ответ Грауз пожал плечами. Священник ткнул в него пальцем.

- Вы действительно незаурядный человек, Грауз. Поистине блестящий. Вот только напрасно вы выбрали этот путь. И ради чего? Чтобы год за годом заживо гнить в этой грязной дыре, насквозь провонявшей мочой? А знаете что? Я отлично вас понимаю.

- Что вы можете понимать?

- Это восхитительно. Вы до сих пор помните техники рейха. Официальный регламент, третья часть: "В случае захвата врагом всё отрицайте и давайте короткие ответы, которые вас не выдадут". Так вот, поймите уже, Грауз, вы себя выдали, завязли по самую шею.

Старик скривился и вылил себе остаток спиртного. Фаулер внимательно изучал язык его тела при каждой произнесенной фразе, анализировал, как медленно тает решимость чудовища. Словно художник, который после десятка мазков отходит на шаг назад, чтобы увидеть, как на холсте появляется образ, прежде чем решить, какой еще цвет положить.

Он решил окунуть кисть в правду.

- Взгляните на мои руки, доктор, - сказал Фаулер, положив перед ним на стол свои огрубевшие руки с тонкими пальцами. Самые обычные руки, за исключением одной-единственной маленькой детали: поперек первой фаланги каждого пальца, возле сустава, тянулась тонкая белая полоса, словно единой прямой линией перечеркнувшая обе руки.

- На редкость уродливый шрам. Сколько вам было лет, когда вы его получили? Десять, одиннадцать?

- Двенадцать. Я разучивал на фортепиано прелюдию Шопена, опус 28. Отец подошел и без предупреждения со всей силы захлопнул крышку рояля. Я лишь чудом не лишился пальцев, но играть больше так никогда и не смог.

Священник снова схватил стакан и опустил взор к его содержимому. Он никогда не мог вспоминать об этом, глядя другому человеку в глаза.

- Мой отец... Он заставлял меня заниматься каждый день по девять часов. В тот день я не выдержал и пригрозил ему, что расскажу знакомым, как он надо мной издевается, если он не оставит меня в покое. Он ничего не сказал в ответ, просто сломал мне руки. Потом он плакал, просил у меня прощения, обращался к лучшим врачам, готов был заплатить любые деньги... Ах-ах-ах, такого больше не повторится.

Грауз потихоньку запустил руку под стол, рассчитывая добраться до ящика со столовыми приборами. И резко ее отдернул.

- Поэтому я вас понимаю, доктор. Мой отец был чудовищем, чья вина превосходила его собственную способность к прощению. Но он был храбрее. Однажды он нажал на газ посреди крутого виража, забрав с собой мою мать.

- Весьма трогательная история, святой отец, - саркастически заметил Грауз.

- Как вам будет угодно. Все эти годы вы скрывались, боясь заслуженной кары за совершенные преступления. Но в конце концов вас всё равно поймали. Так вот, я дам вам шанс, которого был лишен мой отец.

- Я слушаю.

- Отдайте мне свечу. Взамен я передам вам папку со всеми компрометирующими документами. И вы сможете прятаться здесь сколько угодно, хоть до конца своих дней.

- И что, это всё? - недоверчиво спросил старик.

- Что касается меня, то да.

Старик покачал головой и встал, слегка посмеиваясь. Затем открыл один из кухонных шкафчиков и достал оттуда внушительных размеров стеклянную банку, полную риса.

- Не терплю круп. У меня от них изжога.

Он опрокинул банку над столом. Рис с шелестом хлынул потоком, взметнув облако пыли. Кроме риса, в банке оказался сверток.

Фаулер тут же потянулся к нему, однако костлявая лапа Грауза перехватила его запястье. Священник взглянул на нациста.

- Даете слово, святой отец? - с тревогой спросил старик.

- А оно для вас много значит?

- Что касается меня, то да.

- Тогда даю слово.

Врач ослабил хватку, и Фаулер медленно отгреб рис и поднял сверток в темной ткани. Он был перетянут веревками. Священник медленно, но твердой рукой ослабил узлы.

Руки старика дрожали.

Фаулер развернул ткань. Слабые солнечные лучи начинающейся австрийской зимы отбрасывали по зловонной кухне золотистые лучи. Это сияние так же мало соответствовало обстановке, как и стоящая на столе толстая восковая свеча. Когда-то вся ее поверхность была покрыта тонким слоем золота со сложным рисунком. Драгоценный металл почти исчез, оставив на воске отпечатавшиеся отметины. На свече едва оставалась треть золота.

Грауз мрачно рассмеялся.

- Всё остальное осталось в ломбарде, святой отец.

Фаулер не ответил. Вместо этого он вынул из кармана зажигалку Зиппо и зажег свечу с одного конца. Свеча занялась ясным и ровным пламенем. Несмотря на то, что у нее не было фитиля, воск под воздействием огня скоро начал таять. По кухне поплыл тошнотворный запах, на стол упало несколько грязно-серых застывающих капель. Грауз продолжал отпускать мрачные шуточки, наблюдая за этим зрелищем, словно был рад, что спустя столько лет может наконец-то открыть кому-то свою подлинную личность.

- Действительно, забавно. Еврей-ростовщик в течение стольких лет скупал по кусочкам еврейское золото, чтобы поддержать гордого члена Рейха. А теперь вы видите перед собой результат этой погони за несбыточным.

- Внешность бывает обманчива, Грауз. Сокровище, которое таится в этой свече - отнюдь не золото. Золото - это всего лишь приманка для дураков.

Словно в качестве предостережения, пламя в руках священника заискрилось. На ткань уже натекла лужица, а в верхней части свечи образовалось внушительное отверстие. В центре этого вулкана из жидкого воска показался зеленоватый край металлического предмета.

- Он здесь, - сказал священник. - А теперь я ухожу.

Фаулер поднялся и снова завернул свечу в ткань, осторожно, чтобы она не загорелась. Нацист смотрел на него с изумлением. Он уже не смеялся.

- Постойте! Что это? Что там внутри?

- Ничего такого, что касалось бы вас.

Старик встал и запустил руку в ящик, откуда извлек кухонный нож. Дрожащими шагами он обогнул стол, добравшись до священника, который смотрел на него, не пошевелившись. В глазах нациста горел всепоглощающий огонь человека, что провел многие ночи, рассматривая этот предмет.

- Я должен знать.

- Нет уж, Грауз. Мы с вами заключили сделку. Свеча в обмен на папку, и так оно и будет.

Старик поднял руку с ножом, но то, что он прочел на лице своего назойливого гостя, заставило его вновь ее опустить. Фаулер кивнул и бросил папку на стол. Он медленно сделал несколько шагов к кухонной двери, со свертком в одной руке и чемоданом в другой, не спуская глаз с нациста. Тот взял в руки папку.

- У вас ведь нет копий?

- Только одна. У двух евреев, которые ожидают снаружи.

Глаза Грауза едва не вылезли из орбит. Он снова поднял нож и сделал шаг в сторону священника.

- Вы меня обманули! Вы сказали, что дадите мне шанс!

Фаулер в последний раз окинул его равнодушным взглядом.

- Да простит меня Бог. А вы что же, в самом деле поверили, что вам так повезет?

С этими словами он скрылся в коридоре.

Священник вышел из дома и пошел прочь, прижимая к груди драгоценный сверток. В нескольких метрах от входной двери дожидались двое мужчин в серых пальто. Фаулер подал им знак.

- У него нож, - предупредил он.

Тот, что был повыше, хрустнул пальцами и улыбнулся в ответ.

- Тем лучше.

***

(Новость, опубликованная в газете "Эль Глобо"

17 декабря 2005 г. на странице 12)

Австрийский Ирод найден мертвым

ВЕНА (Агентство). После пятидесяти лет безуспешных поисков австрийская полиция наконец нашла доктора Грауза, шпигельгрундского палача. Знаменитый нацистский преступник был найден мертвым в одном из домов Криглаха, маленькой деревушки в шестидесяти километрах от Вены. По данным судебно-медицинской экспертизы, смерть наступила в результате сердечного приступа.

Родившись в 1915 году, в 1931 году Грауз вступил в нацистскую партию. Во время Второй мировой войны он был заместителем главврача Шпигельгрундской детской больницы. Грауз использовал свое положение, чтобы иметь возможность проводить бесчеловечные эксперименты над еврейскими детьми, якобы проблемными или слабоумными. Грауз заявлял, что во многих случаях поведение этих детей было обусловлено генетическими особенностями, и эксперименты над ними проводились вполне законно, поскольку они были "недостойны жить".

Грауз вводил здоровым детям вакцины инфекционных заболеваний, проводил вскрытие живых детей, а также вводил своим жертвам различные препараты с целью разработки методики измерения реакции на боль. Предполагают, что во время войны в стенах Шпигельгрунда были совершены тысячи убийств.

После войны нацист скрылся, не оставив никаких следов, за исключением трехсот детских мозгов, залитых формальдегидом, которые были обнаружены в его кабинете. Несмотря на все усилия германского правосудия, схватить преступника так и не удалось. Даже Симон Визенталь, знаменитый охотник за нацистами, сумевший привлечь к ответственности более тысячи военных преступников, сокрушенно вздыхал до самой своей смерти, что так и не смог найти Грауза, которого без устали искал даже в Южной Америке и дело которого называл "незаконченным". Визенталь умер три месяца назад в Вене, так и не узнав, что тот, кого он преследовал, тайно жил под видом водопроводчика на пенсии всего на расстоянии короткой поездки от его офиса.

Неофициальные источники в израильском посольстве в Вене выразили сожаления, что Грауз умер, так и не ответив за свои преступления, однако с радостью восприняли внезапную смерть старого нациста, поскольку из-за его преклонного возраста было бы трудно добиться экстрадиции и правосудия над ним, как это произошло с чилийским диктатором Аугусто Пиночетом. "Мы не можем не видеть в его смерти руку божьего провидения", - заявили эти источники.



КАЙН   


- Он внизу, сэр.

Человек заерзал на стуле. Рука его дрожала, но со стороны это было почти незаметно - во всяком случае для тех, кто знал его не столь хорошо, как помощник.

- И что? Его полностью проверили?

- Вы же знаете, что проверили, сэр.

Тот испустил громкий вздох.

- Да, Джекоб. Прости.

При этих словах мужчина поднялся со стула, с такой силой сжав пульт управления, с помощью которого контролировал всё вокруг, что его пальцы побелели. Он уже сломал так несколько пультов, пока помощнику это не надоело, и он заказал особый, из усиленного метакрилата, сделанный в форме руки старика.

- Наверное, ты с трудом выносишь мое поведение. Прошу прощения.

Помощник ничего не ответил. Он знал, что шефу необходимо выговориться.

Он был человеком скромным, но весьма самоуверенным, если эти два качества возможно совместить.

- Понимаешь, мне просто невыносимо сидеть здесь целый день. С каждым днем я нахожу всё меньше приятного в будничных заботах. Я превратился в слабоумного старика. Каждый день, ложась спать, я говорю себе: завтра. Завтра настанет тот самый день. Потом я просыпаюсь, и решимость исчезает, как исчезли мои зубы.

- Давайте лучше начнем, - сказал помощник, уже слышавший десяток вариаций этой речи.

- Так ли уж это необходимо?

- Вы сами попросили. Способ контролировать слабые места.

- Я мог бы ограничиться чтением доклада.

- Речь не только об этом. Мы уже на четвертой стадии. Если вы хотите стать частью экспедиции, то должны начать встречаться с незнакомыми людьми. Доктор Хочер очень ясно выразился по этому поводу.

Старик нажал на пульте несколько кнопок. Шторы в зале опустились, свет погас. Он вернулся в свое кресло.

- И нет другого средства?

Помощник покачал головой.

- Тогда согласен.

Помощник направился к двери, через которую теперь проникал единственный луч света.

- Джекоб!

- Да, сэр?

- Прежде, чем ты уйдешь... Не мог бы ты минутку подержать меня за руку? Мне страшно.

Помощник подчинился.

Рука шефа дрожала.



ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ОФИС "КАЙН ИНДАСТРИЗ“. Среда, 5 июля 2006 г. 11.10


Нью-Йорк


Орвилл Уотсон нетерпеливо похлопывал по толстой кожаной папке, покоящейся на его коленях. Он уже больше двух часов отсиживал свой пухлый сад в этой приемной на тридцать восьмом этаже башни Кайн. За три тысячи долларов в час, которые ему платили за консультации, любой другой прождал бы и до Страшного Суда. Но только не Орвилл. Молодой выходец из Калифорнии скучал. В конце концов, борьба со скукой и была двигателем его карьеры.

Он скучал в университете, и по этой причине бросил учебу на втором курсе, несмотря на возражения семьи. Получив работу с хорошей зарплатой в CNET, одной из первых компаний, развивающих новые технологии, он снова заскучал. Орвилл постоянно искал новые и волнующие задачи. Отвечать на вопросы было его настоящей страстью. У него в достатке имелась предпринимательская жилка, и с приходом нового века он оставил работу, чтобы основать собственный стартап.

Орвилла не остановили все возражения матери, которая ежедневно читала в газетах о крахе доткомов. Он засунул свои сто четыре килограмма, светлую гриву и чемодан с вещами в потрепанный фургон и пересек страну ради полуподвала на Манхэттене. Там родилась компания "Глобалинфо". Ее слоганом было "Вы спрашиваете, мы отвечаем". Он мог бы так и остаться погруженным в безумные грезы мальчишкой с расстройством пищеварения, тревожностью и огромными способностями, позволившими ему разобраться в киберпространстве и понять, как функционирует сеть.

А потом случилось 11 сентября, и Орвилл одновременно с бюрократами в Вашингтоне понял три вещи, хотя тем для этого понадобилось несколько лет расследований.

Первое, что их способы управления информационными потоками устарели лет на тридцать. Второе, что в новом политическом климате, сложившемся после восьми лет правления Клинтона, искать информацию стало еще сложней, так что приходилось рассчитывать лишь на "достоверные источники", что в отношении террористов было настоящим абсурдом. И третье, что арабы - это как когда-то были русские в вопросах международного шпионажа.

Мать Орвилла, Ясмина, родилась и много лет прожила в Бейруте, прежде чем выйти замуж за привлекательного инженера из Саусалито, который по окончании своего ливанского проекта переехал обратно в Штаты. Тоскующая по родине Ясмина обучила плод этого союза и английскому, и арабскому.



Сделав себе в сети множество фальшивых личностей, Орвилл обнаружил, что интернет - настоящий рай для всякого рода экстремистов. Неважно, на каком расстоянии находились десять радикально настроенных человек, в сети дистанции составляли какие-то миллисекунды, при полной анонимности. Неважно, насколько сектантскими были их идеи, там они находили тех, кто думает так же. Через несколько недель Орвилл собственными средствами добился того, чего не сумел ни один оперативник из западных разведок: проник в самые радикальные организации исламских террористов.

Однажды утром в начале 2002 года Орвилл направился на юг, в сторону Вашингтона, с четырьмя полными коробками бумаг в багажнике. Он позвонил в дверь штаб-квартиры ЦРУ и попросил встречи с человеком, занимающимся исламским терроризмом, заявив, что обладает ценной информацией. Он передал из рук в руки десять листов, где кратко было изложено то, что он обнаружил. Принявший его смуглый аналитик заставил прождать два часа, прежде чем сделать одолжение и прочесть его доклад. После чего он встревоженно позвонил начальству. Внезапно перед Орвиллом появились четверо мужчин, повалили его на пол, раздели и приволокли в зал для допросов. Орвилл мысленно улыбался во время всей этой унизительной процедуры. Он попал в самую точку.

Когда в ЦРУ поняли, каким талантом он обладает, ему предложили работу в организации. Орвил ограничился ответом, что содержимое этих четырех коробок (которое привело к двадцати трем арестам в США и Европе) - всего лишь бесплатный образец. Если им нужно больше, то придется заключить контракт с его компанией "Глобалинфо".

- И должен добавить, цена обсуждению не подлежит. Не могли бы вы вернуть мне трусы?

Четыре с половиной года спустя Орвилл набрал еще пять килограммов, несмотря на то (или благодаря тому), что упрямо придерживался диеты Аткинса. Прибавил в весе и его банковский счет. "Глобалинфо" наняла восемнадцать человек, занимающихся тщательным анализом и поиском информации для основных правительств западного мира, почти всегда касающейся вопросов безопасности. Орвилл Уотсон стал миллионером и снова начал скучать.

Пока не появилось это задание.

В "Глобалинфо" имелось одно правило. Все поступающие заказы должны быть сделаны в виде вопроса. И этот конкретный вопрос, вместе с припиской "бюджет неограничен", исходящий от частной компании, а не от правительства какой-либо страны, разбудил его любопытство.

Кто такой отец Энтони Фаулер?

Орвилл осторожно поднялся с дивана, на котором ожидал встречи, чтобы немного размять мышцы. Он соединил ладони и вытянул вперед руки, насколько мог. Заказ на информацию от частной компании, даже такой, как "Кайн индастриз", находящейся в числе первых ста в списке Fortune-500, был весьма необычным явлением. Особенно этот - очень странный, о каком-то обычном священнике из Бостона.

О человеке, который казался обычным священником из Бостона, мысленно поправил себя Орвилл.

Вошедший в приемную жилистый и смуглый молодой человек, одетый в элегантный костюм от Каролины Эрреры, застал Орвилла врасплох в процессе потягивания. Служащий, которому едва ли исполнилось тридцать, посмотрел на него со всей серьезностью через очки, состоящие из одних стекол. Золотистый тон кожи выдавал посещение солярия. Разговаривал он с британским акцентом, почти как диктор Би-Би-Си.

- Мистер Уотсон? Я Джекоб Расселл, первый помощник Раймонда Кайна. Мы с вами говорили по телефону.

Орвилл попытался встать нормально, но без особого успеха, и протянул руку.

- Мистер Расселл, очень приятно. Мне жаль...

- Это не имеет значения. Следуйте за мной. Я провожу вас к месту встречи.

Оба покинули затянутую ковром приемную через двери цвета красного дерева в глубине помещения.

- Встречи? Я думал, что передам вам результаты моих изысканий.

- Что ж, всё будет не так, мистер Уотсон. Сегодня вас выслушает Раймонд Кайн.

Орвилл молчал.

- У вас точно нет никаких проблем, мистер Уотсон? Вы плохо себя чувствуете?

- Да. То есть нет. Я хочу сказать, у меня нет никаких проблем, мистер Расселл. Я просто очень удивился. Мистер Кайн...

Расселл нажал на небольшой выступ в переплете двери из красного дерева, где скрывалась маленькая дверца. За ней оказалась простая пластина из темного стекла. Служащий приставил к ней правую руку, и от нее разлился оранжевый свет. Дверь из красного дерева с тихим жужжанием открылась.

- Понимаю ваше изумление, учитывая то, что вам рассказывали относительно способов общения с ним. Как вы, вероятно, знаете, мой шеф тщательно охраняет свое личное пространство...

Да он просто чертов затворник, вот кто он такой, подумал Орвилл.

- ... но это не должно вас смущать. Обычно он не встречается с людьми из внешнего мира, но если вы будете следовать определенными правилам...

Они прошли по очень узкому проходу, покрытому ковром, в конце которого показалась сверкающая металлическая дверь лифта.

- Что значит "обычно не принимает", мистер Расселл?

Служащий неловко откашлялся.

- Должен признаться, что вы - четвертый человек помимо высшего руководства компании, с которым мистер Кайн встречается лично в течение тех трех лет, что я у него работаю.

Орвилл нестройно присвистнул от изумления.

- Ну и дела.

Они добрались до лифта. Кнопки вызова не было, лишь сбоку панель с буквами и цифрами.

- Отвернитесь, мистер Уотсон, будьте добры, - попросил Расселл, показав на панель.

Молодой калифорниец повиновался. Бесчисленные короткие звуковые сигналы дали ему понять, что помощник Кайна набирает пароль.

- Можете повернуться. Спасибо.

Орвилл повернул голову. Дверь лифта открылась, и оба вошли. Внутри лифта не было кнопок, лишь считывающее устройство для магнитных карточек. Расселл вытащил пластиковый прямоугольник и вставил его в устройство. Двери кабины закрылись, и лифт начал мягко двигаться.

- Похоже, ваш шеф серьезно относится к безопасности, - сказал Орвилл.

- Мистер Кайн получал многочисленные угрозы убийства. Несколько лет назад на него было совершено покушение, после которого он чудом выжил. Прошу вас, не волнуйтесь из-за облака. Это совершенно нормально.

Орвилл спрашивал себя, что за чушь несет Расселл, когда заметил микроскопические капли, стекающие с потолка. Он поднял взгляд и увидел, что на потолке находятся несколько распылителей, покрывающие обоих пассажиров облачком свежести.

- Послушайте, а это что такое?

- Всего лишь легкая антибактериальная обработка, совершенно не вредная для здоровья. Вам нравится запах?

Вот ведь хрень какая, но он и вправду обрабатывает всех посетителей, чтобы они его не заразили. Очищает их. Этот тип не просто затворник, он параноик.

- Хм, конечно. Мята, правильно?

- Эссенция дикой мяты. Освежитель.

Орвилл прикусил губу, чтобы не сказать то, что хотел бы. Он заставил себя думать о счете с семью цифрами, который будет оплачен, когда он выйдет из этой золотой клетки. Это его немного взбодрило.

Двери лифта открылись в просторном и светлом помещении. Посреди тридцать девятого этажа находилась огромная обзорная комната со стенами из стекла, откуда открывался вид на Гудзон. Прямо перед ними был виден Хобокен, а на юго-востоке - остров Эллис.

- Впечатляюще.

- Шеф любит вспоминать о своем происхождении. Прошу за мной.

Простая обстановка контрастировала с великолепием панорамы. Пол и немногочисленная мебель были белого цвета. Другая половина этажа, выходящая на внутреннюю часть Манхэттена, отделялась от обзорного помещения белой стеной, где находилось несколько дверей. Расселл остановился в нескольких шагах от одной из них.

- Что ж, мистер Уотсон, мистер Кайн сейчас вас примет. Но прежде чем вы войдете, мне хотелось бы напомнить несколько простых правил этой встречи. Первое, не смотрите ему в глаза. Второе, не задавайте вопросов. И третье, не пытайтесь до него дотронуться или к нему приблизиться. При входе в зал вы увидите столик с экземпляром вашего доклада и пультом дистанционного управления. Этим пультом вы сможете управлять презентацией в Пауэр-Пойнт, которую прислали нам из вашего офиса сегодня утром. Не отходите от этого столика, сделайте свой доклад, а по окончании уходите. Я буду ждать вас здесь. Вы меня поняли?

Орвилл немного нервно кивнул.

- Сделаю всё возможное.

- В таком случае, проходите, - сказал Рассел, открывая перед ним дверь.

Молодой калифорниец задержался, прежде чем переступить порог.

- Ах да, еще кое-что. "Глобалинфо" обнаружил кое-что интересное во время рутинного расследования, которое мы проводили для ФБР. Есть признаки, заставляющие их думать, что "Кайн индастриз" является целью для исламских террористов. Всё - в этом докладе, - сказал Орвилл, протягивая помощнику диск. Тот взял его со встревоженным видом. - Считайте это небольшой любезностью с нашей стороны, - добавил Орвилл.

- Большое спасибо, мистер Уотсон. Желаю удачи.



ОТЕЛЬ "МЕРИДЬЕН АММАН“. Среда, 5 июля 2006 года. 18.11


Иордания


А в это время на другом конце земли Тахир ибн Фариз, служащий министерства промышленности, покинул свой офис несколько позднее обычного. Причиной тому было отнюдь не служебное рвение, хотя, к слову сказать, работником он был безупречным, а стремление избежать излишне любопытных взглядов. Чтобы добраться до места назначения, ему потребовалось не более двух минут, ведь на этот раз он направился не к автобусной остановке, как обычно, а к роскошному отелю "Ле Меридьен" - лучшему пятизвездному отелю в Иордании, в котором ненадолго остановились два господина, желающие, чтобы он устроил им встречу со столичными промышленниками.

Эти промышленники, как ни прискорбно, пользовались весьма сомнительной репутацией. По этой причине, как было известно Тахиру, приглашение на чашечку кофе могло бы иметь весьма неприятные последствия. И хотя Тахир все двадцать лет службы в министерстве гордился своей безупречной честностью, в последнее время он начал склоняться к мысли, что лучше бы ему стать несколько менее честным и более практичным. Причиной тому была предстоящая свадьба его старшей дочери и огромные расходы, которые она неизбежно должна была повлечь за собой.

По дороге в один из номеров-люкс Тахир посмотрел на свое отражение в зеркале в лифте и пожелал больше походить на алчного человека. Его рост был всего метр семьдесят, а живот, седая борода и начинающееся облысение скорее намекали на беззлобного пьяницу, чем на коррумпированного чиновника. И ему захотелось стереть со своей внешности все следы неподкупности.

Чему никак не могли поспособствовать два десятилетия честной жизни, так это созданию соответствующего обстоятельству настроения. Пока он стучал в дверь люкса, колени несчастного чиновника, похоже, собрались исполнить свой собственный дуэт ударных. Он сумел успокоиться за мгновение до того, как вошел. Его поприветствовал хорошо одетый американец лет пятидесяти. Другой, помоложе, сидел в просторной гостиной, куря и разговаривая по мобильному телефону. Увидев гостя, он закончил разговор и поднялся, чтобы с ним поздороваться.

- Ахлан ва сахлан - добро пожаловать, - поприветствовал он на превосходном арабском.

Тахир удивился. В тех случаях, когда он отказывался от взяток за выделение в Аммане земель для промышленного и коммерческого использования - настоящая золотая жила для его менее щепетильных коллег - он делал это не только из чувства долга и ответственности, но и из-за оскорбительного поведения европейцев и американцев, которые бросали на стол пачки долларов через три минуты после знакомства.

Беседа с двумя американцами оказалась совершенно иной. Под пораженным взглядом Тахира американец в возрасте уселся перед низким столиком, на котором уже были приготовлены четыре далля - бедуинские кофейники - и небольшая угольная горелка. Правой рукой он бросил несколько недавно обжаренных кофейных зерен на железную сковородку и оставил их подогреваться. Потом помолол эти зерна с более старыми в махбаше, маленькой кофемолке. Этот процесс сопровождала приятная болтовня на банальные темы, за исключением тех мгновений, когда он ритмично крутил ручку махбаша, поскольку этот звук для арабов звучал как музыка, и гость должен был оценить его красоту.

Американец добавил в приготовленную по столетним традициям смеси с соблюдением всех самых незначительных деталей семена кардамона и невидимую щепотку шафрана. Тахир вежливо держал чашку без ручки, пока американец наполнил ее до половины (обычно хозяин первым обслуживал самого почетного гостя), а потом поглотил жидкость, немного скептически настроенный относительно результата. Он не рассчитывал выпить больше одной чашки, поскольку было уже поздновато, но попробовав, не смог отказаться еще от четырех. А шестую он выпил, потому что правила хорошего тона велели пить четное количество чашек.

- Мистер Фаллон, я и вообразить не мог, что человек, рожденный в стране "Старбакса", сможет с таким мастерством исполнить бедуинский ритуал гахвы, - сказал Тахир, уже расслабившись, теперь ему хотелось понять, какого дьявола от него хотят эти американцы.

Младший в очередной раз потянулся за золотым портсигаром.

- Дорогой Тахир, пожалуйста, называйте нас просто по именам, - сказал он, прикуривая очередную "Данхилл". - Я - Питер, а он - Фрэнк. Вот и всё.

- Спасибо, Питер.

- Итак, Тахир, теперь, когда мы немножко расслабились, думаю, вы позволите приступить непосредственно к делу?

Чиновник удивился. Прошло почти два часа. Арабы терпеть не могут приступать к серьезным делам раньше чем через полчаса, но всё равно старший американец вежливо попросил разрешения. Тут Тахир почувствовал, что отдаст в их распоряжение хоть дворец короля Абдулы.

- Разумеется, друг мой.

- Прекрасно. Вот что нам нужно. Лицензия на эксплуатацию месторождений фосфатов для "Кайн майнинг компани", сроком на год, начиная с сегодняшнего дня.

- Это будет нелегко, друг мой. Почти все побережье Мертвого моря занято промышленными предприятиями. Вы же знаете, что добыча фосфатов, как и туризм - практически единственные источники государственных доходов.

- Ах, Тахир, нет проблем. Мы вовсе не претендуем на Мертвое море. Нам нужен маленький кусочек земли площадью в десять квадратных миль с центром вот здесь.

С этими словами он протянул ему бумагу с написанными на ней координатами.

- 29° 34' 44" северной широты, 36° 21' 24" восточной долготы? Друзья мои, вы же это не всерьез. Это же к северо-востоку от Аль-Мудаввары.

- Да, это недалеко от границы с Саудовской Аравией. Мы это знаем, Тахир.

Иорданец выглядел смущенным.

- Но там нет никаких фосфатов. Это же пустыня. Там одни только голые бесполезные камни.

- Не волнуйтесь, Тахир, мы доверяем нашим инженерам, а они утверждают, что в этих местах имеются значительные месторождения фосфатов. И, разумеется, в знак нашей дружбы, мы предлагаем вам небольшую компенсацию.

Глаза Тахира стали размером с блюдца, когда его новый друг открыл перед ним черный портфель.

- Но здесь наверняка...

- Думаю, этого хватит, чтобы оплатить свадьбу вашей маленькой Маиши, ведь правда?

"И для домика на пляже с машиной в гараже, - подумал Тахир. Какого дьявола, эти американцы точно решили, что умнее других и найдут в том районе нефть. Как будто мы не искали ее там тысячу раз. В конце концов, не мне лишать их иллюзий".

- Друзья мои, я не сомневаюсь, что вы оба - весьма надежные и компетентные лица. Я уверен, что наше сотрудничество пойдет на пользу королевству хашемитской Иордании.

Несмотря на сладкие улыбочки Питера и Фрэнка, в мозгу Тагира, словно заноза, засело подозрение.

Какого черта эти американцы собираются искать в пустыне?

Но, сколько бы он ни размышлял, ему даже в голову не приходило, что всего спустя несколько дней ему придется заплатить за это собственной жизнью.



ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ОФИС "КАЙН ИНДАСТРИЗ“. Среда, 5 июля 2006 г. 11.29


Нью-Йорк


Орвилл оказался в погруженном в сумрак зале. Освещен был только столик, на котором он увидел свой доклад и обещанный пульт дистанционного управления. Он прошел оставшиеся до столика три метра. Орвилл осмотрел его, спрашивая себя, как начать презентацию, как вдруг его напугала яркая вспышка. В двух метрах от него зажегся шестиметровый экран. На нем он увидел первую страницу своей презентации с красным логотипом "Глобалинфо".

- Ах, добрый день, мистер Кайн, и большое вам спасибо. Позвольте начать с того, что для меня огромная честь...

Он услышал легкое жужжание, и изображение на экране поменялось. Теперь на нем виднелся заголовок презентации и первая из двух страниц с буквами высотой в полметра.

КТО ТАКОЙ ОТЕЦ ЭНТОНИ ФАУЛЕР?

Очевидно, мистеру Кайну нравилась скорость и всё держать под контролем. У него имелся второй пульт, и он без стеснения его использовал, чтобы ускорить показ.

Ладно, ладно, сообщение принято. Перейдем к сути.

Орвилл нажал на кнопку, чтобы перелистнуть страницу. Следующий слайд показывал худое и жилистое лицо священника, почти лысого, а остатки волос были пострижены очень коротко. Он начал говорить в темноту.

- Джон Энтони Фаулер, он же отец Энтони Фаулер, он же Тони Брент. Родился 16 декабря 1951 года в Бостоне, штат Массачусетс. Вес - 79 кило, глаза зеленые. Нештатный агент ЦРУ и загадка. Разгадка стоила двух месяцев работы десятка моих лучших аналитиков, которые занимались исключительно этим делом, а также изрядной суммы денег, потраченных на "подмазку" источников информации. Этим, по большей части, и объясняется тот факт, что этот доклад мне обошелся в три миллиона долларов, мистер Кайн.

Изображение на экране снова поменялось, на нем появилась семейная фотография. Хорошо одетая пара в саду роскошного дома. Рядом с ними - привлекательный темноволосый мальчик лет одиннадцати. Рука отца лежит на плече сына. Все трое напряженно улыбаются.

- Единственный сын Маркуса Аберната Фаулера, промышленника и владельца фармацевтической компании "Инфинити Фарма", сегодня превратившейся в многомиллионную биотехнологическую компанию. Фаулер продал ее за 80 миллионов долларов после смерти родителей в загадочной автокатастрофе в 1984 году, как и всю остальную собственность. Все средства он отдал на благотворительность. Себе он оставил особняк родителей в Бикон-Хилле. Он сдает его семье с детьми, но оставил за собой последний этаж, который превратил в квартиру, где держит кое-какую мебель и многочисленные книги по философии. Время от времени он там останавливается, когда бывает в Бостоне.

Слайд с фотографией женщины с предыдущего фото, но гораздо моложе и в университетской мантии.

- Дафне Брент была довольно успешным химиком и работала на "Инфинити Фарма", пока не вызвала интерес владельца, и они поженились. Когда она забеременела, Маркус сделал ее домохозяйкой. Это всё, что нам известно об отношениях в семье, помимо того, что молодой Энтони поступил в Стэнфорд вместо Бостонского колледжа, который закончил отец.

Молодой Энтони, почти подросток, с группой выпуска 1971 года. Его лицо очень серьезно.

В 20 лет он окончил с отличием факультет психологии. Он был самым младшим в своей группе. Этот снимок сделан за месяц до окончания. В последний день учебы Энтони собрал свои вещи и явился в военкомат университета. Он хотел отправиться во Вьетнам.

Пожелтевший и истрепанный бланк, заполненный от руки.

- Это фото его КТВС - квалификационного теста вооруженных сил. Он получил 98 из 100. Сержант-инструктор был так впечатлен, что пригласил его непосредственно на воздушную базу в Лакланде, штат Техас, где Фаулер прошел курс параспасателей - специального подразделения, занимающегося спасением упавших на вражеской территории летчиков. Там он обучился управлению вертолетом и тактике партизанской войны. Проведя на фронте полтора года, он вернулся с войны в чине лейтенанта. В его наградном списке - Пурпурное сердце и Крест военно-воздушных сил. В письменном докладе вы найдете описание того, за что он получил эти медали.

Снимок, сделанный на аэродроме, на нем несколько мужчин в военной форме, в центре - Фаулер в сутане.

- По окончании войны Фаулер поступает в семинарию и в 1977 году становится священником. Он поступает на службу военным капелланом на воздушную базу в Шпрангдалеме, где его вербует ЦРУ. Вполне понятен интерес агентства к человеку таких способностей, в особенности к языкам. Фаулер говорит на одиннадцати и может объясняться еще на пятнадцати. Но Контора - не единственная организация, которая его завербовала.

Фаулер в Риме, с группой других молодых священников.

- В конце семидесятых Фаулер становится активным агентом ЦРУ. Он продолжает служить священником и разъезжает в качестве капеллана по многим военно-воздушным базам по всему миру. До этого момента вы легко получили бы данные и с помощью других компаний по поиску информации. Но то, что я расскажу сейчас, является сверхсекретной информацией, и получить ее оказалось чрезвычайно нелегко.

Экран стал белым. Отбрасываемый экраном свет позволил Орвиллу разглядеть в темноте кресло, а в нем человека. Он постарался не смотреть на него.

- Фаулер - активный агент Священного Союза, службы внешней разведки Ватикана. Это небольшая организация, неизвестная широкой публике, но очень деятельная. В числе ее достижений - спасение жизни израильского президента Голды Меир, когда исламские террористы чуть не взорвали самолет во время ее визита в Рим. За выполнение этой работы медали получили сотрудники Моссада, но для Священного Союза это не имеет значения. Они придерживаются буквального понимания термина "секретная служба". Лишь Папа и горстка кардиналов официально осведомлены о ее существовании, хотя в международном сообществе разведчиков ее уважают и боятся. К сожалению, я весьма немногое могу добавить к истории этой организации. Что касается работы Фаулера в ЦРУ, ни моя профессиональная этика, ни мои отношения с Конторой не позволяют мне ничего раскрыть, мистер Кайн.

Орвилл откашлялся. Он не ожидал ответа со стороны фигуры, сидящей с глубине зала, но всё-таки сделал паузу.

Ничего не произошло.

- Что касается второго вопроса, который вы нам задали, мистер Кайн...

Орвилл на мгновение спросил себя, стоит ли сказать, что ответ в том, что он их не нашел. Что он получил ответ от анонима, с помощью оставленного в офисе закрытого конверта. Что тут вовлечены и другие интересы, что есть люди, которые хотят, чтобы "Кайн индастриз" получила эту информацию. Но потом он вспомнил унижение с душистым мятным облаком и продолжил.

На экране возникла фотография голубоглазой девушки с рыжими волосами.

- Эту молодую журналистку зовут...



РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ "ЭЛЬ ГЛОБО“. Четверг, 6 июля 2006 года. 20.29


Мадрид, Испания


- Андреа! Андреа Отеро, чёрт тебя дери! Ты где?

Было бы несправедливо сказать, что редакция затихла от этого вопля директора, потому что редакция за час до выхода газеты в принципе не может умолкнуть. Но людские голоса стихли, и на фоне привычного шума телефонов, включенного радио, телевизоров, факсов и принтеров казалось, что воцарилась тишина.

В каждой руке директор держал по чемодану, под мышкой была зажата газета. Он бросил чемоданы на пороге редакции и пошёл прямо в международный отдел, к единственному пустому столу. Нетерпеливо постучал по столешнице.

- Можешь вылезать. Я видел, как ты скользнула вниз.

Из-под стола показалась девушка с рыжими волосами и голубыми глазами. Она пыталась притвориться безмятежной, но её красивое лицо было напряженным.

- Привет, шеф. Я уронила ручку.

Бывалый журналист поднёс руку к голове, чтобы поправить парик. Плешивость директора была в редакции запретной темой, и потому то, что Андреа подловила его на этом деле, ничуть ей не помогло.

- Я недоволен, Отеро. Совершенно. Что за ерунда с тобой творится?

- Что вы имеете в виду, шеф?

- Вот скажи: у тебя есть на счету четырнадцать миллионов евро, Отеро?

- Когда я в последний раз проверяла счет, их там не было.

На самом же деле, когда она в последний раз запрашивала баланс пяти своих кредитных карт, денег на счету почти не было. Причиной столь печального положения дел была ее чрезмерная любовь к сумочкам от Hermès и обуви от Маноло Бланика. Она даже раздумывала, не попросить ли в бухгалтерии рождественскую премию вперед. За ближайшие три года.

- Тогда было бы лучше, если бы у тебя померла какая-нибудь богатая тетушка, потому что ты мне обошлась именно в эту сумму, Отеро.

- Не сердитесь, шеф. То, что случилось в Голландии, больше не повторится.

- Я не имею в виду твои счета за квартиру и прочее, Отеро, - ответил шеф, швыряя на стол вчерашний номер газеты. - Я говорю о Франсуа Дюпре.

Чёрт, так вот в чём дело, подумала Андреа.

- Что тут поделаешь, шеф, - сказала она вслух. - Хищение есть хищение.

- Один день! Один свободный день за пять месяцев, чтоб вы все провалились!

Остальные работники редакции перестали пялиться на эту сцену, поскольку до всех дошло, что они могут работать, и повернулись к ней затылками. - Хищение, говоришь?

- Перевод астрономической суммы денег своих клиентов на собственные счета называется именно хищением, и никак иначе.

- А рассказывать всему свету с главной страницы секции мировых событий о простой ошибке нашего главного акционера и основного рекламодателя - это называется нагадить, Отеро.

Андреа нервно сглотнула, пытаясь изобразить святую невинность.

- Главного акционера?

- Интербанка, Отеро. Который, если ты не в курсе, потратил в прошлом году на эту газету двенадцать миллионов евро. И собирался потратить четырнадцать в следующем. Собирался, в прошедшем времени.

- Шеф... У правды нет цены.

- Вот именно, что есть. И цена эта - четырнадцать миллионов. А также головы виновных. Так что вы вместе с Морено можете отправляться прямо на улицу.

Упомянутый Морено только что появился, волоча ноги. Фернандо Морено был ночным шеф-редактором, и именно он снял не имеющую особой важности заметку о прибыли нефтезавода, чтобы поставить вместо нее настоящую "бомбу" - статью Андреа. В приливе храбрости, о котором теперь сожалел. Девушка посмотрела на коллегу, мужчину среднего возраста, и подумала о его жене и трех сыновьях.

Андреа снова сглотнула.

- Шеф... Морено ничего не знал. Это я вставила статью в номер прямо перед отправкой в печать.

Морено тут же изменился в лице, но потом снова вернул ему сокрушенное выражение.

- Не морочь мне голову, Отеро, - сказал шеф. - Это невозможно. У тебя нет права доступа к "синей" системе.

"Гермес" - компьютерная программа, которой пользовались сотрудники газеты - была построена на различии цветов. Красным цветом выделялись материалы, подготовленные журналистами; зеленым - те, что были одобрены и утверждены редактором; и, наконец, синим - те, что ночной редактор отправлял непосредственно в печать.

- Я вошла в "синюю" систему под паролем Морено, шеф, - соврала Андреа. - Он об этом понятия не имел.

- Ах, вот как? И где ты взяла пароль, позволь спросить?

- В ящике вашего стола. Это было нетрудно.

- Это правда, Морено?

- Ээээ... да, шеф, - ответил шеф-редактор, стараясь, чтобы выражение облегчения на лице его не выдало. - Сожалею.

Директор "Эль Глобо" стал мертвенно-бледным. Он повернулся к журналистке так стремительно, что парик съехал у него с головы, предательски обнажив несколько сантиметров тщательно скрываемой лысины.

- Вот дерьмо, Отеро. Я ошибся! Я думал, что ты просто идиотка, а ты, оказывается, еще и стерва. Я лично позабочусь о том, чтобы никто не взял на работу такую суку.

- Но, шеф... - в голосе девушки послышалось отчаяние.

- Не стоит продолжать, Отеро. Ты уволена.

- Но я не думала...

- Тогда ты тем более уволена. Я не желаю больше ни видеть тебя, ни слышать.

Директор широкими шагами удалился от стола Андреа, которая видела вокруг только недружественные затылки. Морено встал рядом.

- Спасибо, Андреа.

- Не за что. Это же просто бред, чтобы мы вдвоем отвечали за один и тот же проступок.

Морено покачал головой.

- Мне очень жаль, что ты сказала, будто незаконно проникла в систему. Теперь он так на тебя зол, что усложнит твою дальнейшую жизнь. Ты же знаешь, если уж он выступил в крестовый поход...

- Похоже, что уже началось, - сказала Андреа, показывая на остальную редакцию. Я внезапно стала прокаженной. Ладно, это им еще отзовется.

- Ты неплохой человек. Вообще-то, ты просто обалденная журналистка. Но всегда делаешь по-своему, Андреа. Не думая о последствиях.

Андреа поклялась, что не будет плакать, что она женщина сильная и независимая. Она стиснула зубы, пока охрана складывала ее вещи в коробку, и сумела сдержать клятву.



КВАРТИРА АНДРЕА ОТЕРО. Четверг, 6 июля 2006 года. 23.15


Мадрид, Испания


После того, как ушла Эва, самым ненавистным звуком для Андреа сделался стук ключей, падающих на столик в прихожей. От этого стука по коридору разносилось слабое эхо, которое теперь стало для Андреа символом ее нынешней жизни: пустой и лишенной смысла.

При Эве всё было иначе. Она бежала к дверям, словно маленькая девочка, бросалась к ней с поцелуями и принималась лепетать какие-то глупости о том, как провела день и с кем сегодня встретилась. Андреа же, смертельно уставшая после работы, без сил сползала по стенке, молясь о минутке блаженной тишины.

В конце концов ее молитвы были услышаны. Однажды утром, три месяца назад, Эва ушла столь же внезапно, как и появилась. Без криков и слез, без упреков и сожалений. Андреа тогда тоже ничего не сказала, даже почувствовала своего рода облегчение. Впереди у нее было достаточно времени, чтобы пожалеть об уходе Эвы - скажем, когда ключи упадут на стол, отзываясь легким эхом пустого дома.

Чем только она не пыталась заполнить эту пустоту! Оставляла включенным радио, выходя из дома. Клала ключи в карман джинсов, вместо того чтобы бросить их на столик. Разговаривала сама с собой. Но никакой шум не в силах был заглушить этого мертвого безмолвия пустого дома, ибо это безмолвие поселилось в ее собственной душе.

Однажды вечером, в последней отчаянной попытке уйти от прошлого и спастись от одиночества, она принесла в дом кота. Это был серый полосатый кот, подобранный возле магазина. Поначалу он показался ей необычайно милым и ласковым, однако спустя двое суток Андреа возненавидела его всеми фибрами души. Это было прекрасно. Ненависть - это хорошо. С ненавистью можно справиться. Ненависть - живое чувство; ведь ненавидишь всегда кого-то или что-то. Чего никак нельзя сказать о разочаровании. Разочарование заставляет страдать.

- Привет, РН! - бросила она с порога. - Твою маму вышвырнули с работы, ты в курсе?

РН было сокращением от "Полосатая Шваль", как Андреа прозвала кота после того, как это хвостатое бедствие пробралось в ванную комнату и разбило флакон очень дорогого шампуня с нейтральным РН.

На известие об увольнении журналистки животное никак не отреагировало.

- Ну разумеется, тебя это никоим образом не волнует, - усмехнулась Андреа, вынимая из холодильника банку "Вискаса" и выкладывая ее содержимое в миску РН. - А ведь должно волновать! Имей в виду: если мне нечего будет есть, я продам тебя на мясо владельцу китайского ресторана сеньору Вонгу, что за углом. И тогда он осчастливит меня порцией жареного цыпленка с миндальным соусом.

Перспектива превратиться в жаркое никоим образом не повлияла на аппетит РН. Этому коту было глубоко наплевать на всё и на всех. Это было капризное, злобное, самодовольное, наглое и совершенно бессовестное создание. Андреа его ненавидела.

Да, ненавидела. И прежде всего за то, что он слишком напоминал ей саму себя.

Девушка окинула взглядом кухню, что отнюдь не улучшило ее настроения. На полках и подоконниках лежал слой пыли, на полу валялись какие-то объедки, в раковине громоздилась гора немытой посуды. А на полу в ванной комнате валялись листы ее неоконченного романа, который она писала в течение последних трех лет.

Вот ведь черт! Будь у нее деньги, она непременно наняла бы домработницу...

Единственной прибранной частью квартиры являлся огромный встроенный шкаф. В отношении одежды девушка была весьма щепетильна. Всё остальное напоминало поле сражения. Она всегда считала, что беспорядок - одна из основных причин разрыва с Эвой. Они провели вместе два года, и ее подруга была настоящим воплощением аккуратности. Андреа ласково звала ее Пылесос-романтик, за страсть заниматься уборкой в ритме Барри Уайта.

Сейчас, когда она созерцала эту катастрофу, на Андреа вдруг снизошло озарение. Она приберется в этом свинарнике, продаст на eBay свои тряпки, найдет хорошо оплачиваемую работу, заплатит по счетам и вновь сойдется с Эвой. Теперь у нее была цель, миссия. Всё будет отлично.

По ее телу пробежала волна энергии, которая длилась ровно четыре минуты и двадцать шесть секунд - время, достаточное, чтобы развернуть мешок для мусора, засунуть в него четвертую часть объедков со стола, а в горячке еще и несколько грязных тарелок, задумчиво подойти к противоположному углу комнаты, наткнуться на книгу, которую она читала накануне вечером, и уронить на пол фото.

На этой карточке были они с Эвой. Последняя фотография, на которой они вместе.

Всё бесполезно.

Она рухнула на диван и разрыдалась, даже не замечая, что пакет упал на пол, и мусор рассыпался по ковру. РН тут же ухватил засохший кусок пиццы и принялся его грызть, не обращая внимания, что пицца успела покрыться налетом зеленой плесени.

- Яснее ясного, да, РН? Я не могу освободиться от самой себя. Уж точно не с помощью швабры и тряпки.

Кот, не обращая на ее слова ни малейшего внимания, подошел к двери и потерся головой о косяк. Андреа тоже машинально направилась к двери, уже зная, что кто-то вот-вот позвонит.

Это кого же, интересно, черти принесли в такое время?

Она распахнула дверь, к удивлению запоздалого гостя.

- Привет, красавица.

- Заходи. Как я вижу, новости быстро разносятся.

- Особенно плохие. Но если будешь реветь, то я уйду.

Девушка отступила в сторону, старательно изображая крайнюю неприязнь, но в глубине души весьма довольная. Энрике Паскуаль был ее лучшим другом и утешителем в течение долгих лет. Он работал на одной из крупнейших радиостанций Мадрида и всякий раз, когда в жизни Андреа случались какие-то неприятности, неизменно появлялся на пороге ее квартиры с бутылкой виски и улыбкой на лице. В эту минуту его появление было более чем кстати, поскольку виски был двенадцатилетней выдержки, а к традиционной улыбке прилагался еще и букет цветов.

- Ты ведь не могла поступить по-другому, правда? Супержурналистка смешала с дерьмом акционера газеты, - сказал Энрике, проходя по коридору в направлении гостиной и пытаясь не столкнуться с РН. - В этом свинарнике найдется чистая ваза?

- Брось их, пусть завянут! В конце концов, ничто не длится вечно. Дай мне лучше бутылку.

- Я что-то не пойму, - сказал Энрике, протягивая ей бутылку - после того, как отчаялся найти вазу для цветов. - Ты хочешь поговорить об Эве или о своем увольнении?

- Даже и не знаю, - пробормотала девушка, возвращаясь из кухни с двумя стаканами в руках.

- Если бы речь шла обо мне, то тебе всё было бы гораздо понятней.

Андреа расхохоталась. Высокий, привлекательный и чудесный Энрике Паскуаль был мечтой любой женщины во время первых десяти дней знакомства и кошмаром в течение трех последующих месяцев.

- Если бы меня привлекали мужчины, ты попал бы в первую двадцатку моего списка. Может быть.

Теперь засмеялся Энрике. Он плеснул себе на два пальца виски, но почти его не пригубил, когда Андреа уже опустошила свой стакан и протянула руку, чтобы его наполнить.

- Эй, притормози. Закончить ночь вызовом скорой - плохая идея. В другой раз.

- А мне это кажется обалденной идеей. Хотя бы кто-нибудь будет обо мне заботиться.

- Спасибо, что вспомнила обо мне. Но не стоит так драматизировать.

- Тебе это кажется пустяками: сначала потерять подругу, а спустя три месяца лишиться работы? Моя жизнь - полное дерьмо.

- Я и не спорю. По крайней мере, дерьмо тебя окружает со всех сторон, - сказал Энрике, широким жестом показав на комнату.

- Мог бы приходить и прибираться тут. От этого точно было бы больше проку, чем от тех дерьмовых спортивных упражнений, которые ты столько лет пытаешься изображать.

Энрике не ответил. Он знал, что последует продолжение, да и Андреа тоже. Журналистка уткнулась лицом в диванную подушку и заорала во всю глотку. Через несколько секунд крик превратился в рыдания.

- Надо было мне принести две бутылки.

В эту минуту зазвонил мобильный телефон.

- Кажется, это твой.

- Кто бы это ни был - скажи ему, пусть идет в задницу, - сказала Андреа, не отрываясь от подушки.

Энрике изящным жестом взял ее мобильник.

- Говорите громче, не слышу, - крикнул он в телефон - Одну минуточку!

Он передал телефон Андреа.

- Поговори с ним. Я не понимаю по-иностранному.

Андреа взяла телефон, вытирая слезы ладонью и пытаясь говорить обычным тоном.

- Вы хоть знаете, который час, придурок? - проворчала она.

- Простите, это вы - Андреа Отеро? - осведомился на английском языке незнакомый голос.

- Кто говорит? - переспросила журналистка на том же языке.

- Меня зовут Джекоб Расселл, мисс Отеро. Я звоню из Нью-Йорка. Я звоню от имени моего шефа, Раймонда Кайна.

- Раймонд Кайн? - снова переспросила она. - Компания "Кайн индастриз"?

- Совершенно верно, мисс. Это тот самый Кайн. Так же, как и вы - та самая Андреа Отеро, что в прошлом году сделала скандальное интервью с президентом Бушем.

Конечно же, интервью. Это интервью наделало много шума в Испании и даже в Европе. Она была первой испанской журналисткой, посетившей Овальный кабинет, и некоторые из ее резких вопросов - лишь немногие, которые ей удалось задать помимо одобренных - заставили техасца занервничать. Этот эксклюзивный материал стал толчком для ее карьеры в газете. По крайней мере, на короткий срок. И похоже, привлек внимание кое-кого по ту сторону Атлантики.

- Та самая Андреа, сэр. А могу я узнать, для чего вашему шефу понадобилась журналистка? - спросила Андреа, незаметно шмыгнув носом и радуясь про себя, что собеседник не может видеть ее заплаканную физиономию.

В трубке послышался какой-то скрежет.

- Я могу рассчитывать, что вы ничего не скажете никому из ваших коллег, мисс Отеро?

- Разумеется, - с легкой иронией в голосе заверила Андреа.

- Мистер Кайн желает поручить вам одно дело, которое, возможно, станет самым важным в вашей жизни.

- Мне? Но почему мне? - удивилась Андреа, махнув рукой Энрике. Тот вытащил из кармана ручку и блокнот и протянул их Андреа с вопросительным взглядом. Девушка взгляд проигнорировала.

- Скажем, ему нравится ваш стиль. Так вы согласны?

- Мистер Расселл, сейчас моя жизнь такова, что мне очень трудно поверить на слово незнакомцу, который звонит с туманным и невероятным предложением.

- Тогда позвольте вас убедить.

Расселл говорил почти четверть часа, а в это время Андреа безостановочно делала заметки. Энрике тщетно пытался заглянуть ей через плечо, хотя кривые каракули Андреа всё равно мало о чем говорили.

- ... и потому мы рассчитываем на вас на этих раскопках.

- Получу ли я эксклюзивное интервью с мистером Кайном?

- Как правило, мистер Кайн не дает интервью. Никогда.

- Может быть, мистера Кайна заинтересует журналистка, которая плевать хотела на правила.

Возникла напряженная тишина. Андреа скрестила пальцы, молясь, чтобы ее выстрел вслепую достиг цели.

- Полагаю, что всё когда-то бывает в первый раз. Так мы договорились?

Андреа несколько секунд поразмыслила. Если то, что обещал Расселл, правда, то она заключит контракт с любой газетой в мире. И сможет отправить с курьером копию чека этой свинье, директору "Эль Глобо".

Даже если это и неправда, я ведь всё равно ничего не теряю.

Больше она не стала раздумывать.

- Можете забронировать мне билет до Джибути. В первом классе.

Андреа повесила трубку.

- Я ни черта не понял, кроме того, что билет будет в первом классе. Можно узнать, куда ты собралась? - спросил Энрике, удивленный разительной перемене в настроении Андреа.

- Если я скажу, что на Багамы, ты ведь не поверишь, правда?

- Прекрасно, - заявил Энрике, то ли с завистью, то ли с обидой. - Я принес тебе цветы, виски, практически поднял тебя с пола, а ты со мной вот так.

Андреа сделала вид, что его не слышит, и начала собирать чемодан.



ЗАЛ РЕЛИКВИЙ. Пятница, 7 июля 2006 года. 20.29


Ватикан


Брат Чезарео был весьма озадачен, услышав шум за дверью. Никто и никогда не спускался в этот склеп - не только потому, что находиться в этом месте имели право лишь избранные, которых во всем Ватикане было лишь несколько человек; но еще и потому, что здесь царила жуткая сырость, несмотря на то, что в каждом из четырех углов огромного подземного зала гудел мощный осушитель воздуха. Так что, принимая во внимание характер этого места, старый доминиканец редко видел посетителей. Но открыв дверь, он улыбнулся и встал на цыпочки, чтобы обнять нежданного гостя.

- Энтони!

Жилистый священник тоже улыбнулся ему и обнял.

- Был тут по-соседству.

- Ради Бога, Энтони, как тебе удалось сюда пробраться? Мимо всех этих камер и систем контроля?

- Когда есть время и как следует изучил путь, то всегда находится еще один вход. Ты же сам мне показал, помнишь?

Старый доминиканец потеребил бородку, похлопал по выдающемуся животу и радостно засмеялся. В недрах Рима тянулись пятьсот километров катакомб, некоторые более чем в семидесяти метрах под землей. Настоящий извилистый и неизведанный музей, ведущий практически в любую часть города, включая Ватикан. Двадцать лет назад они с Фаулером посвящали свободное время спелеологии в этих запутанных и опасных проходах.

- Одно ясно - Чирину следует пересмотреть свою безупречную систему безопасности. Если уж старая гвардия вроде тебя сюда пробирается... Но почему не через дверь, Энтони? Я слышал, что в Ватикане ты больше не являешься нежелательной персоной. И мне хотелось бы знать, по какой причине.

- Возможно, теперь кое для кого я стал слишком желательной персоной.

- Чирин хочет, чтобы ты вернулся, да? Этот Макиавелли из супермаркета так просто из своей хватки не выпустит.

- Старые хранители реликвий тоже крайне настойчивы. Особенно когда говорят о вещах, которых им не следует знать.

- Ах, Энтони, Энтони. Этот склеп - самое потаенное место нашей крохотной страны, однако в его стенах можно узнать много слухов. Святые нашептывают, - сказал он, обводя рукой помещение.



Контракт с Господом (ЛП)

Фаулер посмотрел вверх. Потолок склепа, усиленный высокими арками, почернел от дыма миллионов свечей, которые горели здесь в течение почти двух тысячелетий, несмотря на проведенное пару десятилетий назад современное электрическое освещение. Это было прямоугольное помещение площадью восемьдесят квадратных метров, часть которого была вырублена в скале. А стены с пола до потолка покрывали многочисленные двери, скрывающие ниши, где находились святые.

- Ты слишком долго дышал этим сумрачным воздухом, который явно даже клиентам твоим не приносит ничего хорошего. Почему ты по-прежнему здесь?

Хотя об этом мало знает широкая публика, но уже тысячу семьсот лет в каждой католической церкви, какой бы она ни была скромной, хранится реликвия - мощи святого, спрятанные в алтаре. И здесь, в Зале Реликвий, Ватикан хранил самую большую в мире коллекцию мощей. Некоторые из ниш были почти пусты и содержали лишь небольшие фрагменты костей, а другие - забиты костями под завязку. Каждый раз, когда в какой-нибудь части света возводили церковь, молодой священник брал из рук брата Чезарео стальной чемоданчик и отправлялся туда, чтобы со всеми почестями положить реликвии в новый алтарь.

Старый хранитель снял очки и вытер их краем белой сутаны.

- Безопасность. Традиции. Упрямство. Слова, которыми можно охарактеризовать нашу святую церковь.

- Ну надо же, эта сырость еще и вдохнула в тебя цинизм.

Брат Чезарео похлопал по экрану своего мощного макбука, где что-то писал, когда появился его друг.

- Здесь спрятаны все мои истины, Энтони. Сорок лет работы, посвященной каталогизации кусков штукатурки. Ты когда-нибудь пробовал на вкус сухую кость, друг мой? Превосходный метод для определения фальсификаций, но оставляет горький привкус во рту. Прошло четыре десятилетия, а я приблизился к истине не больше, чем когда начинал, - вздохнул он.

- Что ж, может, ты покопаешься в своем жестком диске и поможешь мне с этим, старина, - сказал Фаулер, протягивая фотографию.

- Всегда дела, всегда...

Доминиканец остановился на полуслове, его глаза стали размером с блюдце. На некоторое время он близоруко уставился на снимок, а потом направился к своему письменному столу. Он вытащил из стопки книг том по классическому ивриту с многочисленными карандашными пометками и зашелестел страницами, сравнивая различные символы. Затем поднял изумленный взгляд.

- Где ты это нашел, Энтони?

- Внутри одной очень древней свечи. Она хранилась в доме у старого нациста.

- Это Камило Чирин приказал тебе ее найти? Расскажи мне всё, не пропуская ни одной детали. Мне нужно знать!

- Скажем так, я кое-что должен Камило и согласился выполнить для Священного Союза последнюю миссию. Меня попросили найти одного австрийского военного преступника, который в 1943 году украл свечу у еврейской семьи. Свеча покрыта золотом, и он хранил ее многие десятилетия. Несколько месяцев назад я смог его обнаружить и забрать свечу. Потом я убрал воск и нашел внутри медную пластину, которую ты видишь на фото.

- У тебя нет другого снимка, с разрешением побольше? Я с трудом могу прочитать по краям.

- Она закручена, а если попытаешься развернуть, то можно ее сломать.

- Хорошо, что ты этого не сделал. Ты мог бы повредить бесценную вещь. Где она?

- Я отдал ее Чирину, а он не придал ей особого значения, поскольку полагает, что это просто каприз одного из членов курии. Я вернулся в Бостон, считая свой долг исполненным.

- Это не так, Энтони, - произнес размеренный и бесстрастный голос. Владелец этого голоса только что появился в помещении с той же стороны, что и тайный агент. Это был низкорослый человек в сером костюме и с невыразительным лицом. Он был скуп на слова и жесты, как хамелеон прячась за малозначительной внешностью.

- Входить без стука - дурной тон, Чирин, - сказал брат Чезарео.

- Как и не отвечать, когда тебя вызывают, - ответил глава Священного Союза, глядя на Энтони.

- Я считал, что мы закончили наши дела. Мы договаривались о выполнении задания. Только одного.

- И ты успешно выполнил первую часть: нашел свечу. Теперь ты должен убедиться, что ее содержимое используется правильно.

Раздосадованный Фаулер хранил молчание.

- Может быть, Энтони больше понравится это задание, если он поймет его значение, - продолжил Чирин. - Учитывая то, что вы обнаружили, не будете ли так любезны объяснить, что такого на этом снимке, чего вы никогда не видели, брат Чезарео?

Доминиканец многозначительно откашлялся.

- Прежде я должен убедиться, что он подлинный, Чирин.

- Он подлинный.

Глаза монаха возбужденно заблестели. Он вновь повернулся к Фаулеру.

- Это, друг мой, карта, на которой указано, где спрятаны сокровища. Точнее сказать, половина этой карты. Другая половина, если мне не изменяет память, в течение долгих лет находилась у меня в руках. Если я не ошибаюсь, это и есть недостающая часть Медного свитка Кумрана.

Лицо священника омрачилось.

- Ты же мне говорил...

- Да, друг мой. За этими письменами скрывается самый могущественный предмет в истории. Со всеми проблемами, которые он может принести с собой.

- Боже ты мой! И он появился именно сейчас.

- Рад, что ты наконец всё понял, Энтони, - прервал его Чирин. - По сравнению с этим реликвии нашего дорогого друга, собранные в этом помещении, не более чем просто пыль.

- Кто навел тебя на след, Камило? Почему сейчас, через столько лет, ты вдруг начал искать доктора Грауза? - спросил брат Чезарео.

- Информация пришла от человека, который жертвует церкви крупные суммы, мистера Кайна. Хотя он принадлежит другой конфессии, он щедрый филантроп. Ему понадобилось, чтобы мы нашли Грауза, и он предложил лично финансировать археологическую экспедицию, если мы добудем свечу.

- Куда?

- Точное место не разглашается. Могу сказать лишь приблизительно. В Мудаввару, это в Иордании.

- Ладно, тогда не о чем беспокоиться, - вмешался Фаулер. - Ты знаешь, что произойдет, если это выйдет наружу, хотя бы и минимальная часть? Никто из этой экспедиции не успеет и вздохнуть, не то что выкопать кость.

- Будем надеяться, что ты ошибаешься. Мы собираемся послать в экспедицию наблюдателя. Тебя.

Фаулер покачал головой.

- Нет.

- Ты знаешь, какие могут быть последствия. Что может произойти.

- Ответ по-прежнему "нет".

- Ты не можешь отказаться.

- Попробуй меня остановить, - сказал священник, направляясь к двери.

- Энтони, мальчик мой, - слова Чирина сопровождали его путь к выходу. - Я и не говорю, что собираюсь тебе что-то навязывать. Только ты сам можешь принять решение. К счастью, с годами я научился с тобой обращаться. Я помню, что единственное, что ты ценишь - это свобода, и нашел творческое решение.

Фаулер остановился, по-прежнему не поворачиваясь.

- Что ты задумал, Камило?

Чирин сделал несколько шагов в его сторону. Если он что и ненавидел, так это говорить на повышенных тонах.

- Я предложил мистеру Кайну превосходного летописца экспедиции. Как журналистка она вполне заурядна. Она не особенно красива, не слишком сообразительна, не очень честна. Вообще-то, единственное, что нас в ней заинтересовало, это то, что ты спас ее шкуру. Как говорится, ангел-хранитель, да? Так что теперь ты не побежишь прятаться в столовой для бедных. Только не это, зная, какому она подвергается риску.

Фаулер так и не повернулся. С каждым словом Чирина его рука чуть сжималась, пока не превратилась в компактный кулак со впившимися в ладонь ногтями. Но боль не имела значения. Он стукнул кулаком по одной из ниш. Деревянная дверь, закрывающая ее уже многие столетия, превратилась в щепки с таким грохотом, от которого затрясся весь склеп. Кость из оскверненной ниши покатилась по полу.

- Колено Святого Соутиньо. Бедняга всю жизнь хромал, - сказал брат Чезарео, наклонившись, чтобы поднять реликвию.

Фаулер неохотно повернулся.

***

Отрывок из неавторизованной биографии Раймонда Кайна,

написанной Джеймсом Грэмом.

(...) Многие из вас спрашивают, как еврей без имени, в детстве живший в приюте, смог создать такую огромную империю? Из предыдущих страниц уже совершенно ясно, что до декабря 1943 года никакого Кайна не существовало. Ни свидетельства о рождении, ни документов о его американском гражданстве. (...)

Более известный период его жизни начинается с поступления в Массачусетский технологический институт и с растущего числа патентов. Когда Соединенные Штаты открыли объятья для славных шестидесятых, Кайн заново открыл электронные платы. Через пять лет он стал владельцем собственного бизнеса. Через десять - владельцем половины Кремниевой долины.

Но это вы уже прочли в журнале "Тайм", как и про катастрофу, которая разрушила его жизнь как отца и мужа. (...) Возможно, обычных граждан беспокоит не то, что его невозможно увидеть, а недостаток прозрачности в биографии такого могущественного человека, которая превращает его в тревожащую загадку. Рано или поздно кто-нибудь приподнимет эту завесу тайны, окружающую фигуру Кайна...



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Вторник, 11 июля 2006 года. 16.29


Залив Акаба, Красное море


...кто-нибудь приподнимет эту завесу тайны, окружающую фигуру Кайна...

Андреа удовлетворенно улыбнулась и выбросила биографию магната за борт. Она достаточно поскучала над этой сенсационной и тенденциозной хренью, пока летела над Сахарой по направлению к Джибути.

Во время полета у Андреа появилось время для того, что она делала крайне редко: чтобы поразмыслить о самой себе. И решить, что она себе не нравится.

Младшая из пяти детей (все кроме нее были мальчиками), Андреа выросла под неустанным присмотром. И в совершенной обыденности. Отец - сержант, мать - домохозяйка, рабочий квартал, макароны на ужин и курица по воскресеньям. Мадрид - красивейший город, но для Андреа существовал только контраст по сравнению с посредственностью ее семьи. В четырнадцать она поклялась, что через минуту после того, как ей исполнится восемнадцать, перешагнет порог и больше никогда не вернется.

Разумеется, разногласия с отцом относительно сексуальной ориентации немного ускорили прощание, да?

Она проделала долгий путь с тех пор, как ушла

(тебя вышвырнули)

из дома, пока не получила первую настоящую работу, вместо той, что приходилось заниматься, чтобы оплатить учебу на факультете журналистики. В тот день, когда она вошла в "Эль Глобо", ей показалось, что она вытянула выигрышный лотерейный билет, но с тех пор всё пошло не так. Она переходила из одного отдела газеты в другой, ощущая, что всё валится в тартарары, потеряв как перспективу, так и контроль над личной жизнью. Закончила она в международном отделе, это было ее последнее место перед тем, как она отправилась

(тебя вышвырнули)

в эту невероятную авантюру.

Это мой последний шанс. Учитывая, как обстоят дела с работой для журналистов, моя следующая остановка будет за кассой супермаркета. Но черт возьми, что во мне не так? Я не в состоянии ничего сделать как надо. Даже Эва, само воплощение спокойствия и терпения, не выдержала моего общества. В тот день, когда она ушла... Как она меня тогда назвала? Не способна себя контролировать, бесчувственная... думаю, что "незрелая" было самым мягким словом. И наверное, всё это было правдой, потому что она ничуточки не повысила голос. Вот дерьмо, и я такая во всём. Хоть бы в этот раз всё не изгадить.

Андреа отбросила эти мысли и до максимума подняла громкость своего айпода. Теплый голос Аланис Мориссетт растопил ее тревоги. Девушка растянулась на сиденье, желая, чтобы они уже скорей приземлились.

К счастью, путешествие первым классом имеет свои преимущества, и самое главное из них - это возможность выйти из самолета первым. У подножия трапа ее поджидал молодой и статный чернокожий водитель рядом с видавшим виды джипом.

Вот это да, а как же таможня? Этот мистер Расселл прекрасно всё организовал, подумала Андреа, спускаясь по трапу.

- Это всё? - спросил водитель по-английски, показывая на маленький чемодан для поездок на выходные и черный рюкзакчок - весь багаж Андреа.

- Мы же едем в чертову пустыню? Так поехали.

Ей хорошо был знаком этот взгляд шофера. Она привыкла, что на нее смотрят под влиянием стереотипов. Молодая и глупая блондинка. Андреа еще не поняла, было ли ее легкомысленное поведение в выборе одежды и с деньгами попыткой еще глубже замаскировать эту ошибочную оценку или просто уступкой банальности. Возможно, и то, и другое. Но для этой поездки она свела багаж к минимуму, в качестве символа перемен.

Пока джип добирался до борта судна со скоростью восемьдесят километров в час, Андреа делала снимки своим Кэноном-5D (на самом деле это был не ее Кэнон-5D, а Кэнон-5D редакции, который она забыла вернуть. Эти свиньи того заслуживали) и поражалась нищете вокруг. Земля была бурой, высохшей и каменистой. Даже саму столицу можно было пройти пешком за пару часов. Здесь не было ни промышленности, ни сельского хозяйства, ни инфраструктуры. Пыль из-под колес внедорожника оседала на лицах людей, глядящих, как они проезжают мимо, и на этих лицам не было надежды.

- Как же кошмарно устроен мир, если люди вроде Билла Гейтса или Раймонда Кайна в месяц зарабатывают больше, чем годовой ВВП этой страны.

Вместо ответа водитель лишь пожал плечами. Они прибыли в порт - самый современный район города и практически единственный источник его доходов. Джибути пользовался своим удобным положением в центре Африканского Рога.

Джип остановился, резко затормозив. Андреа подняла голову, и увиденное ее ошеломило. "Бегемот" не был безобразным грузовым судном, которое она ожидала увидеть. Он оказался грациозным фрегатом с выкрашенным в красный цвет корпусом и сверкающей белой надстройкой - цвета "Кайн индастриз". Не дожидаясь помощи водителя, Андреа схватила свои вещи и бегом поднялась по сходням, желая как можно раньше начать это приключение.

Полчаса спустя судно отчалило. А еще через час Андреа скрючилась в своей каюте, чтобы ее вырвало без посторонних глаз.

Через два дня, в течение которых она вливала в свой рот лишь жидкости, ее слух, похоже, получил достаточную передышку, и она отважилась выйти подышать и познакомиться с судном, но не раньше, чем с силой швырнула за борт неавторизованную биографию Раймонда Кайна.

- Вам не следовало этого делать.

Андреа оглянулась. Со стороны центральной палубы к ней направлялась привлекательная темноволосая женщина лет сорока. Она, как и Андреа, была одета в джинсы и футболку, поверх которых был наброшен белый халат.

- Я знаю. Мусорить нехорошо. Но если бы вы провели три дня взаперти с этим дерьмом в качестве единственного чтения, вы бы меня поняли.

- Вы бы лучше себя чувствовали, если бы открывали дверь не только для того, чтобы взять из рук команды воду. Насколько я поняла, вам предлагали мои услуги.

Андреа пристыженно уставилась на книгу, которая болталась на волнах уже довольно далеко. Ей не нравилось, что ее видели в таком состоянии. Она терпеть не могла выглядеть уязвимой.

- Я хорошо себя чувствую.

- Ага. Но с тонной биодрамина вы бы точно почувствовали себя лучше.

- Если вы хотите увидеть мой труп, то конечно, доктор...

- Харель. У вас аллергия на дименгидринат, мисс Отеро?

- В том числе. Называйте меня просто Андреа, пожалуйста.

Доктор Харель улыбнулась, и собравшиеся морщинки как-то удивительно смягчили ее лицо. У нее были прекрасные миндалевидные, как по форме, так и по цвету глаза и темные кудрявые волосы. Она была на пять сантиметров выше Андреа.

- А меня называйте доктор Харель, - ответила та, протягивая руку.

Андреа посмотрела на протянутую руку, не спеша при этом подавать ей свою.

- Не люблю снобов, - сказала она.

- Я тоже. Я не называю своего имени просто потому, что у меня его нет. Друзья зовут меня просто Док.

Журналистка наконец решилась пожать ей руку. Пожатие было горячим и мягким.

- Это наверняка растапливает лед на всех вечеринках, Док.

- Вы даже не представляете! Разговор с каждым новым человеком начинается именно с этого. Давайте пройдемся, и я расскажу вам свою историю.

Они направились на нос. Дул теплый ветер в лицо, и над судном развевался американский флаг.

- Я родилась в Тель-Авиве перед самым окончанием Шестидневной войны, - продолжила Харель. - В ходе этого конфликта погибли четверо членов моей семьи, и раввин посчитал это несчастливым предзнаменованием. Поэтому родители не дали мне имени, чтобы таким образом обмануть ангела смерти. Только они знали, как меня зовут.

- И как - помогло?

- Для нас, иудеев, имя имеет огромное значение. Оно определяет лицо человека и имеет власть над ним. Отец шепнул на ушко мое имя, когда мы были в молельном доме, и все вокруг пели псалом. Но я никому не могу его назвать.

- Иначе вас найдет ангел смерти? Не обижайтесь, Док, но боюсь, что это не поможет. Насколько мне известно, судьбе нет необходимости заглядывать к нам в паспорт.

Харель весело рассмеялась.

- Мне уже доводилось слышать подобные высказывания. И должна признаться, что у меня от этих слов по спине мурашки бегут. Так или иначе, но мое имя останется тайной.

Андреа улыбнулась. Ей нравилась простота этой женщины. Она посмотрела ей в глаза, на этот раз на секунду дольше необходимого. Харель отвела взгляд, несколько смущенная этим осмотром.

- И что же делает доктор без имени на борту "Бегемота"?

- Замена в последнюю минуту. Экспедиции нужен врач. В конце концов, на борту семьдесят человек. Половина из них - команда.

Они дошли до носа. Море быстро скользило под ногами, стоял великолепный солнечный день. Андреа огляделась.

- Когда мой желудок не чувствует себя словно в центрифуге, судно выглядит красивым.

- "Его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья", - восторженно процитировала докторша.

- В команде есть поэты? - засмеялась Андреа.

- Нет, дорогая. Это книга Иова. Там говорится о звере Бегемоте, брате Левиафана.

- Неплохое название для корабля.

- Раньше это был датский военный фрегат класса Хвидбьёорнен, - она показала на ту зону на палубе, где находилась похожая на заплату металлическая пластина размером три квадратным метра. - Там была единственная пушка. Четыре года назад "Кайн индастриз" купила корабль без вооружения на аукционе за десять миллионов долларов. Выгодная сделка.

- Я бы не дала больше девяти с половиной.

- Придержите сарказм, Андреа, потому что это чудо имеет восемьдесят метров в длину, собственную вертолетную площадку и способность совершить автономный переход на тринадцать тысяч километров со скоростью в пятнадцать узлов. Корабль мог бы проплыть от Кадиса до Нью-Йорка и обратно, не заходя в порт.

Форштевень разбил высокую волну, и корабль немного дернулся. Андреа потеряла равновесие и чуть не упала за борт, который на корме был чуть больше полуметра в высоту. Доктор Харель схватила ее за футболку.

- Осторожней! Если упадете на этой скорости и по счастливой случайности вас не изрубит винтами, то утонете, прежде чем мы успеем повернуть.

Журналистка собиралась ее поблагодарить, но вдруг устремила взгляд на горизонт.

- Что там такое?

Харель прищурилась и прикрыла глаза ладонью, как козырьком, посмотрев в том направлении, куда указывала Андреа. И ничего не увидела. Через пять секунд она заметила вдалеке точку.

- Ну, теперь наконец все в сборе. Это прибыл наш большой босс.

- И кто же это?

- Разве вам не сказали? Мистер Кайн лично будет за всем присматривать.

Андреа повернулась к ней, открыв рот от изумления.

- Вы шутите.

Харель покачала головой.

- Я увижу его в первый раз.

- Мне обещали с ним интервью, но я думала, что это будет по окончании этого смехотворного представления.

- Вы не верите в успех экспедиции?

- Скорее, не верю в ее цели. Мистер Расселл нанял меня, заверив, что мы собираемся найти очень важную реликвию, которая исчезла несколько тысячелетий назад. И не захотел объяснить, о чем идет речь.

- Это тайна для всех. Ну вот, он уже близко!

Самолет находился всего в четырех километрах, и Андреа уже различала детали.

- Слушайте, Док, но это же самолет! - журналистке пришлось повысить голос, потому что шум авиадвигателей и овации моряков, когда он пролетал мимо корабля, сделав полукруг, просто оглушали.

- Нет, смотрите внимательней!

Они обернулись. Самолет, вернее то, что Андреа приняла за таковой, оказался маленькой авиеткой, окрашенной в цвета "Кайн индастриз" и с логотипом компании на борту. У воздушного судна имелись странные винты, в три раза больше обычных. Перед изумленным взглядом девушки винты и моторы начали разворачиваться вокруг крыла и одновременно с этим самолет ушел с полукруглой траектории у борта "Бегемота" и завис в воздухе. Винты завершили разворот на девяносто градусов и теперь поддерживали летательный аппарат в воздухе, как вертолет, так что по морю расходились концентрические круги волн.

- Это конвертоплан BA-609. Первый в своем классе, и это его первый полет. Говорят, что его спроектировали согласно идее мистера Кайна.

- Похоже, что всё, что окружает этого человека, это нечто неординарное. Хочу с ним познакомиться.

- Ах, нет, Андреа, подождите!

Доктор Харель попыталась задержать Андреа, но та уже пробиралась через толпу моряков, склонившихся через борт, теперь у правого борта. Она появилась на центральной палубе, которая соединялась проходами через палубную надстройку с кормой, где сейчас садился конвертоплан.

- Туда нельзя, мисс.

- Простите?

- Вы сможете полюбоваться самолетом, когда мистер Кайн войдет в свою каюту.

- Понятно. А если я хочу полюбоваться на мистера Кайна?

- Весьма сожалею, но у меня приказ: никого не пускать в кормовой отсек.

Андреа развернулась, не попрощавшись. Ей не нравились отрицательные ответы, так что теперь ей вдвойне захотелось посмеяться над охранником.

Она влезла в один из люков справа и спустилась в общую зону судна. Нужно было спешить, если она хотела увидеть Кайна до того, как он спустится с палубы. Она может попробовать сойти на один уровень вниз и подождать его в коридоре, но наверняка доступ на палубу перекрыт еще одним охранником. Она дернула за несколько ручек на дверях, пока не нашла одну открытой. Это было что-то вроде комнаты отдыха с диваном и шатким столом для пинг-понга. А внутри - открытый иллюминатор. Выходящий на корму.

Вот так.



Контракт с Господом (ЛП)


Анлреа оперлась одной своей маленькой ногой на стол, а другой на диван. Просунула обе руки, а потом голову и вылезла с другой стороны. Меньше чем в трех метрах матрос в спасжилете и защитных наушниках подавал сигналы пилоту BA-609, конвертоплан уже со скрежетом садился на вертолетную площадку. Винты подняли дыбом волосы девушки. Она машинально пригнулась, хотя уже сотни раз клялась себе, что при встрече с вертолетом не будет вести себя как герои кинофильмов, которые наклоняют головы, хотя винты вращаются в полутора метрах над ними.

Но, конечно, одно дело представлять, и совсем другое - столкнуться с реальностью, правда?

Дверца BA-609 начала медленно открываться.

Андреа почувствовала какое-то движение за спиной. Она собиралась уже повернуться, когда ее прижали к полу, щекой к палубе. Она ощутила теплый металл под кожей, а в это время кто-то уселся ей на спину. Андреа попыталась пошевелиться, приложив все силы, но не смогла двинуться. Тяжело дыша, она посмотрела в сторону конвертоплана и увидела, как оттуда спустился темноволосый и элегантный молодой человек в очках и спортивном блейзере. За ним следовала какая-то зверюга весом в сто кило, по крайней мере, так показалось Андреа с пола. Когда зверюга посмотрела в ее сторону, Андреа не заметила в карих глазах никакого выражения. Уродливый шрам пересекал лицо от левой брови до подбородка. И наконец, вышел тощий и низкий человечек, весь в белом. Нажим на ее голову усилился. Она едва могла разглядеть последнего пассажира, как он уже скрылся из ее ограниченного поля зрения, в котором остался только кусок палубы, где скользили, с каждым разом всё более лениво, тени винтов.

- Отпустите меня уже! Этот чертов свихнувшийся параноик уже ушел, он уже в своей каюте, так что слезь с меня, козел!

- Сеньор Кайн вовсе не сошел с ума и не страдает паранойей, - сказал агрессор по-испански. - Боюсь, что он страдает агорафобией.

Это не был голос одного из моряков. Она прекрасно помнила этот вежливый, чистый, серьезный и ритмичный тон, так похожий на голос Эда Харриса. Когда нажим на спину ослаб, Андреа резко встала.

- Вы?

Перед ней стоял отец Энтони Фаулер.



ПЕРЕД ОФИСОМ "ГЛОБАЛИНФО“. Вторник, 11 июля 2006 года. 11.29


Соммерсет-авеню, 225. Вашингтон


Их было двое. Один значительно выше другого ростом и намного его моложе. Именно поэтому, в знак уважения к своему спутнику, он всегда бегал за едой и кофе. Его звали Назим, и было ему девятнадцать лет. Почти полтора года он состоял в группе Харуфа и был этим счастлив. Он нашел смысл всей своей жизни, свой путь.

Назим боготворил Харуфа. Они познакомились около полутора лет назад в Нью-Джерси, в мечети на Клайв-Коув. Это место прямо-таки кишело радикалами, как называл этих людей Харуф. Назим любил играть в баскетбол возле этой самой мечети; здесь он и сошелся со своим новым другом, хотя тот был старше его на добрых двадцать лет. Назиму льстило, что взрослый, мудрый человек, к тому же образованный, снизошел до разговора с ним.

Он открыл дверцу машины и попытался втиснуться на переднее сиденье. Это не так-то легко, когда твой рост метр девяносто.

- Поблизости я нашел только "Бургер-Кинг". Я принес салаты и гамбургеры, - с этими словами он протянул Харуфу пакет с едой, а тот улыбнулся в ответ.

- Спасибо, Назим. Хотя я должен сделать тебе замечание, надеюсь, ты не обидишься?

- Почему я должен обидеться?

Харуф вытащил из картонной коробки гамбургеры и выбросил их в окно.

- В эти гамбургеры из "Бургер-Кинга" пихают всё, что ни попадя. Им ничего не стоит добавить туда свинину, - пояснил он. - Не халяльная еда. Хотя салаты там хороши.

Назим немного огорчился, хотя в то же время его это воодушевило.

Харуф был его учителем. Когда Назим совершал ошибку, он поправлял его с уважением и доброй улыбкой. Этим он выгодно отличался от родителей Назима, которые после его знакомства с Харуфом только и знали, что кричали на сына, и тот убедил его ходить в другую мечеть - поменьше, но более "праведную".

Имам этой новой мечети не только читал Коран по-арабски, но и проповедовал на этом языке. Назим, несмотря на то, что родился в Нью-Джерси, тоже превосходно читал и писал на языке Пророка. Ведь его семья приехала из Египта.

Слушая гипнотическое бормотание имама, Назим потихоньку начал видеть свет. Он сошел с того пути. по которому его вела жизнь. Оценки у него были хорошие, и он мог бы поступить в колледж и учиться на инженера, но Харуф нашел ему лучшее занятие в бухгалтерской компании под руководством правоверного человека.

Его родителям всё это очень не нравилось. Например, они никак не могли понять, почему сын взял привычку молиться, заперевшись в ванной. Но в конце концов, как ни огорчали родителей подобные перемены, до поры до времени они их всё же терпели. Но потом произошла эта история с Ханной.

С каждым днем молодой человек выказывал всё большую нетерпимость. И вот однажды его сестра Ханна, старше его на два года, вернулась домой после дружеской вечеринки около двух часов ночи и в легком подпитии. Назим даже не ложился спать, дожидаясь ее возвращения и, едва сестра переступила порог, принялся осыпать ее упреками и оскорблениями, расписав в особо ярких красках ее манеру одеваться и то, что она вернулась навеселе. Ханна в долгу не осталась, и дело окончилось скандалом. Когда же между ними встал отец, Назим ткнул его пальцем в грудь.

- Ты просто слабак, - заявил он отцу. - Ты не в состоянии справиться даже со своими женщинами. Ты позволяешь своей дочери работать, позволяешь ей шляться где ни попадя, да еще и с открытым лицом. Ты забыл о том, что ее долг - смиренно сидеть дома и дожидаться, когда для нее найдут мужа.

Ханна начала возражать, и тогда Назим ее ударил. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения отца.

- Возможно, я и слабее тебя, но я пока еще хозяин этого дома. Уходи. Я не желаю тебя знать. Убирайся!

Назиму ничего не оставалось, как отправиться в дом Харуфа. В ту ночь он немного поплакал, но слезы быстро высохли. Теперь он обрел новую семью. И в этой новой семье Харуф стал для него и отцом, и старшим братом. Назим восхищался им, потому что Харуф был настоящим джихадистом. Было ему тридцать девять лет, он прошел суровую воинскую школу в лагерях Афганистана и Пакистана и свои знания передавал лишь горстке избранных молодых людей, которым, как и Назиму, остро не хватало уважения и признания окружающих. В школе и колледже, да и просто на улице люди относились к нему с подозрением; причиной тому было его арабское происхождение, о чем недвусмысленно заявляли оливковая кожа и орлиный нос. Харуф объяснил, что люди сторонятся его потому, что боятся. Христиане знают, что приверженцев ислама гораздо больше и они намного сильнее. Назиму это понравилось. Именно в эту минуту в нем впервые проснулось чувство собственного достоинства.



Контракт с Господом (ЛП)


Харуф поднял боковое стекло рядом с водительским сиденьем.

- Мы сделаем это за шесть минут, - заверил он.

Назим с опаской посмотрел на него, и Харуф заподозрил что-то неладное.

- Что с тобой случилось, Назим?

- Ничего.

- Всегда есть что-то. Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать.

- Ничего не случилось.

- Может быть, это страх? Ты боишься?

- Нет. Я же воин Аллаха.

- Воины Аллаха тоже могут бояться, Назим.

- Может быть, но только не я.

- Ты боишься стрелять?

- Нет!

- Давай, ты же тренировался на скотобойне моего кузена. Сорок часов. Наверное, больше тысячи коров изрешетил.

Харуф был еще и инструктором Назима по стрельбе. Одно из упражнений, самое важное, заключалось в стрельбе по скоту, иногда живому, иногда мертвому, чтобы Назим привык обращаться с оружием и к тому, как пуля входит в плоть.

- Я отлично натренирован и не боюсь стрелять по людям. В смысле, они же вообще на самом деле не люди и всё такое.

Харуф не ответил, а положил руки на руль и стал ждать. Он знал, что лучший способ выудить что-то из Назима - замолчать, чтобы он почувствовал дискомфорт. Заканчивалось это всегда тем, что парень изливал душу.

- Вот только... - произнес Назим через какое-то время. - Я ведь так и не помирился со своими родителями.

- Я знаю. И ты до сих пор винишь себя в том, что произошло, ведь так?

- Немножко, - признался Назим. - Это плохо?

Харуф улыбнулся и положил руку на плечо Назима.

- Вовсе нет. Ты нежный и чувствительный мальчик, Назим. Аллах наградил тебя этими достоинствами, да будет благословенно его имя.

- Да будет благословенно.

- Но при этом он дал тебе достаточно сил, чтобы ты смог преодолеть их, если возникнет такая необходимость. Помни, что теперь ты - меч Аллаха и действуешь по его воле. Радуйся этому, Назим.

Молодой человек попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышла некрасивая кривая гримаса. Харуф сильнее сжал его плечо. Голос его звучал по-прежнему тепло и дружелюбно.

- Не волнуйся, Назим. Сегодня Аллах не потребует нашей крови, только чужой. Но на тот случай, если с тобой всё же что-то случится, ты ведь записал видео для твоей семьи?

Назим кивнул.

- В таком случае не волнуйся. Твои родители, быть может, несколько поддались влиянию западной культуры, но в глубине души они всё же остались правоверными мусульманами. Они знают, как почетно быть мучеником. И когда ты перейдешь в лучший мир, Аллах дарует тебе право просить за них. Только представь, что они тогда почувствуют.

Молодой человек представил, как родители и сестра падают перед ним на колени, благодарят его за свое спасение и просят прощения за все былые обиды и заблуждения. Среди прочих волшебных картин, в которых он представлял себе райскую жизнь, эта была самой отрадной. Теперь он смог наконец-то улыбнуться.

- Вот так совсем другое дело, Назим. Пусть на твоем лице будет бассамат аль фара, улыбка мученика. Это часть нашего служения. Это часть нашей награды.

Назим сунул руку в карман ветровки и с силой сжал рукоять револьвера.

Они с Харуфом медленно вышли из машины.



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Вторник, 11 июля 2006 года. 17.11


Залив Акаба, Красное море


- Так это вы! - повторила Андреа, скорее разгневанная, чем удивленная.

Когда они виделись в последний раз, Андреа вскарабкалась на шесть метров в высоту, преследуемая странной, но опасной личностью. В тот миг отец Фаулер спас ей жизнь, но также вырвал из ее рук Великий Репортаж, о котором мечтает каждый журналист. Его удалось заполучить Вудварду и Бернштайну, и Лоуэллу Бергману [1] удалось, смогла бы и Андреа. Но тут на ее пути повстречался этот священник.

Мне хотя бы удалось добиться - будь я проклята, если знаю как - эксклюзивного интервью с президентом Бушем, и благодаря этому интервью я нахожусь на борту этого корабля. По крайней мере, так ей казалось. Но та история уже быльем поросла, значение имело лишь настоящее, и Андреа не собиралась упускать такую возможность.

- Я тоже рад вас видеть, сеньорита Отеро, - улыбнулся он в ответ. - Я вижу, от вашего шрама не осталось даже воспоминания.

Девушка машинально дотронулась до лба, в том месте, где Фаулер восемнадцать месяцев назад оставил четыре отметины. Сейчас там была лишь тонкая бледная линия.

- У вас, конечно, золотые руки. Но с какой стати вы здесь? Вы что, шпионите за мной? Снова явились, чтобы действовать мне на нервы?

- В этой экспедиции я всего лишь наблюдатель от лица Ватикана. Ничего интересного.

Девушка недоверчиво посмотрела на священника. Из-за жуткой жары он носил лишь черную рубашку с короткими рукавами и воротником-стойкой и свободные брюки, тоже черные. Андреа впервые обратила внимание на смуглые руки священника. На крепких бицепсах вздувались вены с авторучку диаметром.

Не похоже на руки служителя культа.

- И для чего же Ватикану понадобился наблюдатель в археологической экспедиции?

Священник собирался уже ответить, как его прервал бодрый голос.

- Как мило! Я вижу, вы уже познакомились?

Доктор Харель, сияя очаровательной улыбкой, ворвалась в кормовой отсек. Андреа даже не взглянула в ее сторону.

- Что-то в этом роде. Отец Фаулер как раз собирался мне объяснить, с чего это он в последние пару минут изображал со мной Бретта Фавра [2].

- Вообще-то Бретт Фавр - квотербек. Он не ставит блоки, - заметил Фаулер.

- Что случилось, святой отец? - спросила Харель.

- Мисс Отеро пыталась прорваться на корму, когда мистер Кайн вышел из самолета. Боюсь, что у меня не было другого способа решить проблему. Весьма сожалею.

Харель кивнула.

- Понятно. В конце концов, она ведь не присутствовала на инструктаже по правилам безопасности. Не волнуйтесь, святой отец.

- Что значит "не волнуйтесь"? - возмутилась Андреа. - Вы все здесь что, с ума посходили?

- Успокойтесь, Андреа. К сожалению, в течение последних двух суток вы были нездоровы и поэтому не в курсе дела. Позвольте мне всё прояснить. Видите ли, Раймонд Кайн страдает агорафобией.

- Мне это сказал святой отец Футболист.

- Вы должны знать, что отец Фаулер не только священник, но и психолог. Можете прервать меня без колебаний, святой отец, если я что-то упущу. Что вы знаете про агарофобию, Андреа?

- Что это боязнь открытых пространств.

- В этом и состоит всеобщее заблуждение. На самом же деле проявления этой болезни намного сложнее, и дело не ограничивается одним лишь страхом перед открытыми пространствами.

Фаулер откашлялся.

- На самом деле люди, страдающие агорафобией, боятся потерять контроль над ситуацией, - сказал священник. Они боятся остаться в одиночестве или оказаться в том месте, откуда сложно выбраться, а также знакомиться с новыми людьми. Именно по этой причине они имеют привычку надолго запираться в четырех стенах.

- И что же происходит, когда они теряют контроль?

- Всё зависит от степени тяжести нервного расстройства. Случай мистера Кайна достаточно тяжел, поэтому велика вероятность, что ему грозит приступ паники, потеря чувства реальности, а также озноб, головокружение и тахикардия.

- Полагаю, что карьера биржевого маклера для них закрыта.

- И карьера нейрохирурга тоже, если уж на то пошло, - пошутила Харель. - Но они всё же могут вести нормальную жизнь. Среди них есть такие известные личности, как Ким Бейсинджер или Вуди Ален. В течение многих лет они боролись со своим недугом, и весьма успешно. Да и сам мистер Кайн построил свою империю из ничего. Но увы, последние пять лет его болезнь отчаянно прогрессирует.

- Интересно, что такого чертовски важного здесь происходит, что больной человек рискнул вылезти из своей раковины?

- В самую точку, Андреа, - сказала Харель.

Андреа заметила, что докторша как-то странно на нее смотрит.

Несколько секунд все молчали. Возобновил разговор Фаулер:

- Я надеюсь, что теперь вы простите мне излишнюю резкость.

- Возможно. Но вы меня чуть не задушили, - ответила Андреа, потирая шею.

Фаулер вопросительно посмотрел на Харель; та кивнула.

- Скажите, мисс Отеро... Вы все-таки рассмотрели тех мужчин, что вышли из ВА-609?

- Один из них был темноволосый молодой человек в очках, очень привлекательный. Другой - мужчина лет пятидесяти в черном и с огромным шрамом. А третий - худой человек с седыми волосами, думаю, что это и был мистер Кайн.

- Молодой человек - это секретарь Кайна, Джекоб Расселл. Мужчину со шрамом зовут Модженс Деккер, это начальник службы безопасности "Кайн индастриз". Поверьте мне, если бы вы приблизились к Кайну во время его перемещений, он мог бы... очень сильно разволноваться. Вы же не хотите, чтобы такое случилось.

Мощный звук сирены прокатился от носа до кормы.

- О, настало время для ознакомительного собрания, - сказала Харель. Наконец-то раскроется великая загадка. Идемте.

- Куда мы идем? - спросила Андреа, бросившись вслед за Харель. Все трое вернулись на центральную палубу и вошли в тот же коридор, по которому журналистка пробиралась несколько минут назад.

- Участники экспедиции впервые встретятся все вместе. Нам объяснят, какую роль будет играть каждый, и что важнее... что именно мы будем искать в Иордании.

- Кстати, доктор, какая у вас специализация? - спросила Андреа, когда они входили в зал собраний.

- Военврач, - ответила Харель небрежным тоном.



УБЕЖИЩЕ СЕМЬИ КОЭН. Февраль 1943


Вена


Йора Мейер сгорала от беспокойства, ее мучили болезненные ощущения - острое жжение в горле, порой вызывавшее головокружение. Такого с ней не было с четырнадцати лет, когда она в 1906 году бежала из Одессы от погромов, почти таща на себе обессилевшего деда. Ей повезло. Еще совсем юной она смогла найти работу в доме семейства Коэнов, которым принадлежала фабрика в Вене. Йозеф был их старшим сыном. Когда шадшан, сваха, нашла для него подходящую еврейскую невесту, Йора переселилась в дом молодых и стала няней их детей. Первые годы их первенца, Элана, прошли в роскоши и всеобщей любви. Но вот маленький Юдель...

Малыш свернулся клубочком на импровизированном ложе, которое для него устроили, постелив прямо на полу пару одеял. До вчерашнего дня он спал вместе с братом. В этой постели Юдель выглядел совсем крохотным и печальным. Без родителей тесное помещение казалось ему огромным.

Бедный Юдель. Эти четыре квадратных метра почти с самого рождения составляли весь его мир. В тот вечер, когда он появился на свет, вся семья, включая Йору, была в больнице. Никто из них так и не вернулся в роскошный особняк на Ринштрассе.

Это случилось 9 ноября 1938 года - в тот день, который позже войдет в историю под именем Хрустальной ночи, или Ночи разбитых витрин. Дед и бабушка Юделя стали одними из первых жертв этого страшного погрома. Роскошный особняк на Ринштрассе сгорел дотла, как и стоявшая по соседству синагога, пока пожарные выпивали и посмеивались.

Единственным имуществом, которое Коэнам удалось спасти, была кое-какая одежда, да еще таинственный сверток, который отец Юделя взял с собой в больницу, чтобы провести над новорожденным некий обряд. Йора так и не узнала, что там было, поскольку господин Коэн настоял, чтобы все покинули больничную палату на время обряда, в том числе и едва держащаяся на ногах Одиле.

Оставшись почти без денег, Йозеф не решился, а, может, просто не мог покинуть страну. Как и многие в те времена, он считал, что буря скоро уляжется, и стал искать для семьи убежище у австрийских друзей-католиков. Не забыл он и о Йоре, и это, в свою очередь, повзрослевшая фройляйн Мейер тоже не забыла. Но лишь немногие друзья решились противостоять охватившему оккупированную Австрию страху. Собственно, помог им лишь один, старый судья Рат, хотя это стоило ему жизни. Он спрятал их в своем доме, в одной из комнат, собственноручно выстроив кирпичную стену и оставив в ней узкий лаз вместо двери. Вход закрывал низкий книжный шкаф.

Они втиснулись в этот склеп декабрьской ночью 1939 года, решив, что война продлится всего несколько недель. Спать всем одновременно было невозможно из-за недостатка места. Все их пожитки составляли масляная лампа и ведро, пищу и воздух они получали лишь в час ночи, через два часа после того, как служанка судьи покидала дом. Так что в половине первого судья начинал медленно отодвигать шкаф. Из-за его преклонных лет это занимало почти полчаса, с многочисленными передышками, и наконец он сдвигал шкаф достаточно, чтобы все могли выйти.

Судья Рат и сам был пленником обстоятельств. Он прекрасно знал, что муж служанки - член нацистской партии. На те несколько дней, в течение которых он строил убежище для Коэнов, он дал ей отпуск и отправил в Зальцбург, а по возвращении заявил, что поменял систему газоснабжения. Он не осмеливался уволить служанку, это дало бы повод для слухов. Он не решался и покупать много продуктов, а с тех пор, как ввели карточки, с каждым разом становилось всё сложнее прокормить пятерых. Йора ему сочувствовала, потому что судья продал все свои ценности, чтобы снабдить их мясом и картошкой с черного рынка, которые он тайно хранил на чердаке. Ночью, когда они выходили, как босые и безмолвные призраки, он спускался с чердака с едой.

Коэны не решались покидать убежище больше, чем на несколько часов. Пока Йора мыла детей и следила, чтобы они немного размялись, Йозеф и Одиле вели тихие беседы с судьей. Целыми днями они не смели произнести ни единого слова, боялись даже шелохнуться. Дни проходили один за другим в состоянии полусна; Йоре это казалось настоящей пыткой - до тех пор, пока она не услышала о концлагерях в Треблинке, Дахау и Освенциме, по сравнению с которыми собственная жизнь начала казаться вполне сносной. Самые простые вещи стали теперь настоящей проблемой. В новых условиях оказалось необычайно сложно достать воды, справить естественные надобности или поменять подгузники Юделю. Йора не уставала удивляться стойкости и мужеству Одиле Коэн, которая разработала сложную знаковую систему, при помощи которой вела долгие и ожесточенные споры с мужем.

В этом безмолвии прошли три года. Юдель научился произносить не больше четырех или пяти слов. Хорошо хоть, характер у него был спокойным. Он редко плакал, предпочитая лежать на руках Йоры, а не в материнских, хотя Одиле это, похоже, не особо волновало. Она смотрела только на Элана, который больше всех страдал от заточения. Когда в ноябре 1938 года разразились погромы, он был непоседливым и избалованным пятилетним мальчиком. Теперь, проведя в заточении более тысячи дней, он выглядел потерянным и даже слегка пришибленным. Он всегда старался последним войти в убежище, когда наставала пора возвращаться. Много раз он отказывался входить, вцепляясь в стену. В таких случаях к брату подходил Юдель и брал его за руку, подбадривая отважиться на очередную жертву - провести несколько бесконечных часов в темноте.

И вот неделю назад Элан не выдержал. Когда вся семья вернулась в убежище, он выскользнул за дверь. Скрюченные пальцы судьи ухватили было его за рубашку, пытаясь остановить, но мальчишка вырвался и пустился бежать. Йозеф бросился за ним, но, когда он выскочил на улицу, Элана и след простыл.

О его судьбе стало известно лишь три дня спустя, когда в газете "Кронен Цайтунг" была опубликована заметка о том, что на улице обнаружен неизвестный еврейский мальчик с признаками умственной отсталости. Мальчика поместили в Шпигельгрундскую детскую больницу. Судья пришел в ужас. Когда он, пытаясь проглотить застрявший в горле ком, рассказал Коэнам, какая судьба, возможно, ждет ребенка, всегда столь рассудительная Одиле словно обезумела. У Йоры голова пошла кругом, как только фрау Коэн вышла за дверь. Под мышкой она держала тот самый сверток, который Коэны взяли с собой в больницу несколько лет назад. Муж, несмотря на протесты супруги, последовал за ней, но прежде передал Йоре конверт.

- Это для Юделя, - сказал он. - Пусть откроет в день бар-мицвы [3].

Последующие две ночи были самым ужасным временем в ее жизни. Йора с нетерпением ждала новостей, однако судья в эти дни был еще более молчалив, чем обычно. Весь предыдущий день в доме слышались какие-то странные звуки и шорохи. И вот, наконец, книжные полки сдвинулись среди бела дня, и в проеме появилось лицо судьи.

- Наружу, быстро! Нельзя терять ни секунды.

Йора зажмурилась. Она с трудом признала в этом мощном сиянии снаружи солнечный свет. Юдель никогда в жизни его не видел. Он испуганно забился обратно в убежище.

- Йора, мне очень жаль. Вчера арестовали Йозефа и Одиле, но я вам ничего не сказал, чтобы не волновать вас еще сильнее. Больше вам нельзя здесь оставаться. Сейчас их допрашивают, и никто не знает, сколько они продержатся. В конце концов из них вытянут, где Юдель.

- Госпожа ничего не скажет, - сказала Йора. - Она очень стойкая.

Судья покачал головой.

- Им пообещают жизнь старшего в обмен на то, что они раскроют, где скрывается младший, а то и еще чего похуже. Эти люди умеют развязывать языки.

Йора разрыдалась.

- Перестаньте, Йора, у нас нет времени. Когда Йозеф и Одиле не вернулись, я отправился в болгарское посольство, чтобы навестить одного друга. С его помощью я выправил вам документы на имя Беляны Богомил, гувернантки, и Михаила Живкова, сына болгарского дипломата. Предполагается, что вы вместе с вашим подопечным провели Рождество у его родителей, а теперь везете ребенка обратно в школу. - С этими словами он протянул ей две прямоугольные карточки. - А вот два билета до Старой Загоры. Но вы туда не поедете.

- Не понимаю, - сказала Йора.

- Это официальная цель вашего путешествия, но вы останетесь в Чернаводэ. Там поезд делает короткую остановку. Вы сойдете с поезда, якобы чтобы размяться, беззаботные и без каких-либо чемоданов или вещей в руках. А потом исчезнете. Констанца - в шестидесяти километрах на восток. Вам придется проделать весь путь пешком или на машине, если уговорите кого-нибудь вас подвезти.

- Констанца, - повторила Йора, пытаясь запомнить всё, несмотря на смятение.

- Раньше это была Румыния, а теперь Болгария. А что будет завтра - кто знает? Для вас имеет значение, что это морской порт, который нацисты не особо контролируют. Там вы найдете корабль в Стамбул. А из Стамбула доберетесь куда угодно.

- Но у нас нет денег. Мне нечем заплатить за билет.

- В этом конверте достаточно денег, чтобы купить билеты. И вот вам еще несколько марок на непредвиденные расходы.

Няня огляделась. В доме не осталось даже мебели, и Йора поняла, что за шум слышала вчера: старик заложил всё свое имущество, чтобы дать им этот шанс.

- Как вас отблагодарить, судья Рат?

- Никак. Ваше путешествие будет очень опасным. Я даже не уверен, что пропуска вам помогут. Да простит меня Бог, надеюсь, что не посылаю вас на смерть.

Два часа спустя Йора смогла вытащить мальчика на лестницу. Она уже собиралась бежать наружу, как у тротуара затормозил грузовик. Все живущие под гнетом нацистов хорошо знали эту похоронную мелодию. Начиналось всё с визга тормозов, потом были крики и глухой топот сапог по снегу. Затем топот становился отчетливей, когда подметки стучали по дереву, и все молились, чтобы эта песня длилась как можно дольше. Звук нарастал, а потом наступала пауза, когда музыканты стучали в дверь. И тут возникал жалобный хор, иногда заканчивающийся соло автоматной очереди. А когда песня стихала, снова зажигался свет, люди за столом продолжали обедать, а матери семейств улыбались, будто ничего не произошло.

Йора прекрасно знала эту мелодию и спряталась под лестницей, услышав первые ее такты. Солдат нервно прошел по темному крыльцу, пока его товарищи стучали в дверь Рата. В его руке был фонарь, и голодный луч света прорезал тьму, наткнувшись на серый потрепанный ботинок Йоры. Юдель с такой силой в нее вцепился, что Йоре пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Солдат стоял так близко, что оба чуяли, как пахнет кожей его пальто, и холодный, металлический и сальный запах его оружия.

Наверху лестницы послышался звук выстрела. Солдат бросился к своим товарищам, которые что-то возбужденно кричали. Йора взяла Юделя на руки, вышла наружу и медленно пошла вдоль по улице.



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Вторник, 11 июля 2006 года. 18.03


Залив Акаба, Красное море


Почти все помещение занимал вытянутый стол с расставленными на нем в строгом порядке картонными папками, напротив которых сидели человек двадцать. Харель, Фаулер и Андреа вошли последними, так что им пришлось занять оставшиеся места. Андреа села между молодой афроамериканкой, одетой по-военному, и мужчиной средних лет с пышными усами. Девушка не обратила на нее никакого внимания, продолжая болтать со своими приятелями слева, в такой же, что и у нее, одежде. Мужчина протянул руку с толстыми шершавыми пальцами, похожими на упаковку из шести банок пива.

- Томми Айхберг, водитель, - представился он. - А вы, должно быть, мисс Отеро.

- Ну надо же, еще один человек меня знает. Приятно познакомиться.

Айхберг улыбнулся. У него было приятное круглое лицо, он начинал лысеть.

- Надеюсь, что вы уже лучше себя чувствуете.

Андреа собиралась уже ответить, но ее прервал громкий и неприятный кашель. Только что вошел старик, которому было далеко за семьдесят. Из-за многочисленных морщин глаз почти не было видно, и этот эффект только усиливался под маленькими очками. У старика была густая копна волос и огромная седая борода, развевающаяся, словно облако пепла. Он был в шортах и рубашке цвета хаки и массивных черных ботинках. Говорил он резко и неприятно, будто вгрызающийся в десну скальпель. Он начал свою речь, как только занял место во главе стола, где имелся портативный сенсорный экран. Рядом сидел секретарь Кайна.

- Дамы и господа. Меня зовут Сесил Форрестер, и я профессор библейской археологии в Массачусетском университете. Это, конечно, не Сорбонна, но тоже неплохое место.

Некоторые помощники профессора вежливо заулыбались, поскольку слышали эту шутку уже миллион раз.

- Вы наверняка строите догадки относительно цели этой поездки с тех самых пор, как ступили на борт судна. Полагаю, что ваши, а лучше сказать, наши контракты с "Кайн индастриз" о соблюдении конфиденциальности требуют соблюдения полного молчания с вашей стороны с момента их подписания и до того времени, когда ваша смерть осчастливит ваших наследников. Условия моего контракта, к сожалению, включают также необходимость ввести вас в курс дела в течение следующих полутора часов. Вы можете меня прервать, только чтобы задать умный вопрос. Мистер Расселл передал мне файлы с вашими данными, так что уровень вашего IQ мне известен, как и любимые марки презервативов. А потому люди мистера Деккера могут и не пытаться это сделать.

Развернувшаяся в сторону оратора Андреа услышала за спиной угрожающий шепот. Люди в форме нервно заерзали.

- Этот сукин сын считает себя самым умным, - услышала она. - Может, придется заставить его проглотить все зубы.

- Молчать!

Голос был тихим, но с оттенком такой жестокости, что Андреа не могла сдержать дрожь. Она повернула голову, чтобы увидеть, что он принадлежит Моргенсу Деккеру, человеку со шрамом, который стоял, опершись на переборку, в нескольких метрах позади. Солдаты тут же замолчали.

- Что ж, теперь, когда все заняли свои места, - продолжил Сесил Форрестер, - я вас представлю. Здесь собрались двадцать три человека, чтобы совершить величайшее открытие всех времен, и все вы сыграете в нем свою роль. Вы уже знакомы с мистером Расселом, который сидит справа от меня. Это он отобрал вас всех.

Помощник Кайна в качестве приветствия слегка наклонил голову.

- Справа от него - отец Энтони Фаулер, в экспедиции играющий роль наблюдателя от Ватикана. За ним группа трудяг: Нури Зайит и Рани Петерке, повар и его помощник. Роберт Фрик и Брайан Хэнли - по хозяйственной части.

Оба повара были мужчинами в возрасте. Зайит был человеком около шестидесяти, худым и с запавшими губами, а его помощник - крупнее и моложе, Андреа не могла сказать, на сколько именно. Оба администратора, наоборот, были молодыми и смуглыми.

- Помимо этих работников, получающих явно больше, чем они заслуживают, здесь есть мои помощники-подхалимы. Все читают лекции в дорогих университетах и думают, что знают больше, чем я: Давид Паппас, Гордон Дарвин, Кира Ларсен, Стоув Эрлинг и Эзра Левин.

Молодые археологи беспокойно заерзали на стульях, пытаясь придать лицам выражение абсолютной компетентности. Андреа стало их жаль. Этим пятерым было около тридцати лет, однако по причине безграничного ужаса, который наводил на них Форрестер, они сейчас казались гораздо моложе и растеряннее, чем были в действительности. Все они сидели по другую сторону стола, напротив людей в форме и молодой журналистки.

- И, наконец, мистер Деккер и его церберы: близнецы Готтлибы, Альрик и Алдис, Теви Ваака, Пако Торрес, Мария Джексон и Льюис Мэлони. Их задача - заботиться о нашей безопасности, являясь поистине тяжелой артиллерией нашей экспедиции. Кстати, вы не почувствовали разрушительной иронии этой фразы?

Военные даже бровью не повели, однако Деккер резко подался вперед, облокотившись локтями на стол.

- Мы направляемся в приграничную зону исламской страны, - заговорил он. - Учитывая характер нашей миссии... Короче говоря, местные жители вполне могут оказать нам недружелюбный прием. Я уверен, что профессор Форрестер оценит тяжесть нашей артиллерии, если это случится.

Форрестер уже открыл было рот, собираясь ответить, но что-то в лице Деккера навело его на мысль, что сейчас не самое лучшее время для пререканий.

- Чуть правее вы видите Андреа Отеро, нашего персонального летописца. Прошу вас сообщать ей все сведения и подавать заявки на интервью, чтобы она могла во всех подробностях поведать историю нашей экспедиции всему миру.

Девушка с улыбкой огляделась по сторонам и получила несколько улыбок в ответ.

- Человек с усами - Томми Айхберг, наш водитель. И, наконец, справа от него - наш персональный врач, Док Харель.

- Не переживайте, если не запомните всех имен, - сказала доктор Харель, поднимая руку. - Мы проведем много дней в таком месте, где не слишком много культурных событий, так что хорошо друг друга узнаем. Не забудьте надеть бейджи, которые команда оставила в ваших каютах.

- Мне плевать, запомните ли вы имена остальных, если будете как следует выполнять свою работу, - прервал ее старый профессор. - Если вы посмотрите на интерактивную доску, то я расскажу вам одну историю.

Экран засветился, и на нем появилось компьютерное изображение старого города. Над долиной возвышался город с домами цвета охры и терракотовыми крышами, окруженный тройной стеной. Улицы были наполнены людьми, занятыми своими повседневными делами. Андреа поразилась детальности презентации, достойной лучших голливудских продюсеров, но увы, сопровождавший документальный фильм голос рассказчика принадлежал всё тому же профессору, который из-за своего нарциссизма не понимал, каким жутким тембром обладает. Так и голова может разболеться, подумала девушка.

Итак, добро пожаловать в Иерусалим, в апрель 70 года от Рождества Христова. Вот уже долгих четыре года, как город захватили восставшие фанатики, которых никак не удается оттуда выбить. Римляне, официальные хозяева Израиля, не желают больше терпеть такое положение дел, и Рим поручает Титу подавить восстание и должным образом покарать бунтовщиков.

Представьте себе мирную картину: женщин с кувшинами у колодцев, детей, играющих неподалеку. И вдруг на горизонте появляются штандарты, увенчанные орлиными головами. Люди слышат звуки труб, дети в ужасе бросаются под защиту городских стен.

И вот спустя несколько часов город берут в осаду четыре римских легиона. Эта уже четвертая его осада; три предыдущие жителям города удалось отразить. Однако Тит применяет весьма хитрый стратегический прием. Он позволяет всем паломникам, прибывшим в Иерусалим на праздник Пасхи, беспрепятственно войти в город, однако не выпускает их обратно. Таким образом, в осажденном городе оказалось вдвое больше народу. Запасы пищи и воды стремительно сокращаются. Римские легионы атакуют северную часть города, разрушив третью городскую стену. Наступил май, город еще держится, но его падение - всего лишь вопрос времени.

Изображение тарана, разрушающего стену, а первосвященники тем временем наблюдают с самой высокой горы над городом, со слезами на глазах.

Город падет в сентябре, и Тита настигнет кара, предсказанная Веспасианом. Большинство горожан погибнут под ударами мечей или разбегутся, их имущество будет разграблено. А храм будет разрушен.

Группа легионеров окружает трупы и вытаскивает из охваченного огнем храма огромный семисвечный канделябр, а их генерал улыбается, сидя высоко в седле.

Второй храм Соломона был разрушен до самого основания, и так и не восстановлен до сих пор. Многие храмовые сокровища были разграблены. Многие, но не все. После того, как в мае пала третья стена, первосвященник по имени Ирмсиаху решил спасти хотя бы часть храмовых сокровищ. Он отобрал двадцать храбрецов и вручил им мешки с драгоценностями. Первых двенадцать храбрецов он снабдил подробными указаниями, куда нести мешки и что с ними делать. В этих мешках помещались традиционные, если можно так выразиться, ценности, главным образом, золото и серебро.

Старый первосвященник с белой бородой и в черном одеянии о чем-то беседует с двумя молодыми людьми, в то время как остальные дожидаются своей очереди в каменной нише, тускло освещенной факелами.

Зато последним восьми храбрецам Ирмсиаху дал совершенно особое задание. И их миссия была намного опаснее, чем у других.

Первосвященник с факелом в руке ведет за собой пятерых мужчин, несущих тяжелый груз на носилках, через запутанный лабиринт туннелей и переходов.

При помощи хитрой сети подземных ходов, расположенных под Иерусалимом, Ирмсиаху вывел их далеко за пределы осажденного города. Эту зону частично держал под контролем Х легион Фретенсис, каждый час там ходили патрули, но доверенным людям первосвященника удалось доставить свой тяжкий груз в Исрихо, нынешний Иерихон, к рассвету следующего дня. И здесь след сокровищ исчезает навсегда.

Профессор нажал на кнопку, и экран погас. Затем Форрестер повернулся к своей аудитории, многозначительно выжидая.

- Стойкость этих людей прямо-таки беспредельна. Они прошли двадцать два километра, и при этом несли на себе огромную тяжесть целых девять часов. И это было только начало пути.

- Что они несли, профессор? - спросила Андреа.

- Полагаю, это было нечто весьма ценное, - ответила Харель.

- Всё в свое время, дорогие мои. Ирмсаху вернулся в город, где в течение следующих двух дней создал некий документ, для чего использовал еще более мудреный шифр. Это была подробная карта с пояснениями, как найти место, где спрятаны сокровища храма, которые он должен был спасти... Но он не мог сделать это в одиночку. Эта карта была скорее словесными указаниями, выбитыми на тонком листе меди длиной в три метра.

- Почему именно на медном листе? - спросил кто-то сзади.

- Потому что, в отличие от папируса или пергамента, медь - гораздо более прочный материал. Правда, и работать с ней намного труднее. Он набрал пять человек, которые выбили весь текст, сменяя один другого. Когда работа была окончена, Ирмсиаху разделил текст на две части и одну из них для пущей безопасности отослал в общину Иссеитаса, которая располагалась неподалеку от Иерихона. Другую часть он передал своему сыну, который тоже был первосвященником, коэном [4], как и он сам. Эту историю мы знаем, можно сказать, из первых рук, поскольку Ирмсиаху описывал ее в своих дневниках. Но потом, во время войны 1882 года, следы медного свитка были утеряны.

Старик сделал паузу, чтобы перевести дух и глотнуть воды. На мгновение он перестал казаться помпезным и сморщенным манекеном и стал больше походить на человека.

- Господа, теперь вы знаете об этой истории больше, чем любой эрудит в мире. Никому не известно, как был написан этот манускрипт. Однако он приобрел большую известность, когда в 1952 году в палестинской пещере была найдена одна его часть. Манускрипт находился среди примерно восьмидесяти пяти тысяч текстовых фрагментов, которые до этого времени были найдены в Кумране.

- Так это и есть знамениты Медный свиток Кумрана? - осведомилась доктор Харель.

Археолог снова включил экран, где появился снимок фрагмента знаменитого свитка. Скрученная пластинка из темно-зеленого металла с почти нечитаемыми буквами на поверхности.

- Именно так его и называют. Он тут же привлек внимание исследователей, как благодаря своему необычному содержанию (которое никто до сих пор не смог перевести), так и из-за материала, из которого был сделан - меди. Ясно, что поначалу это был список сокровищ, состоящих из шестидесяти четырех предметов. Начало текста дало представление о том, что искать и где, например:

"В пещере в сорока шагах на восток от Башни Ачор копайте на метр в глубину. Там шесть слитков золота".

Но указания были смутными, а описанные количества золота казались нереальными (около двухсот тонн золота и серебра), так что "серьезные" исследователи назвали это мифом, легендой, фальсификацией, шуткой.

- Столько беспокойства из-за какой-то шутки, - произнес Томми Айхберг.

- Именно! Блестяще, Айхберг, просто блестяще, особенно для шофера, - заявил Форрестер, который, похоже, не мог произнести ни единого предложения, не добавив к нему оскорблений. - В 70 году не было хозяйственных магазинов. Огромная пластина из 99-процентной меди уже сама по себе стоила недешево. И никто не стал бы писать на таком дорогом носителе вымышленную историю. И в этом заключался луч надежды. Предмет номер шестьдесят четыре, согласно описанию в свитке, представлял собой "текст вроде этого, с указаниями и ключом для обнаружения описанных предметов".

Один из военных поднял руку.

- Как я понял, этот ваш старик, Ермияху, или как его там...

- Ирмсиаху.

- Да всё равно как его звали. Как я понял, он разделил карту надвое, и теперь одна ее половинка является ключом к другой?

- Совершенно верно. Для того, чтобы стало возможным найти сокровища, обе половинки должны соединиться воедино. Без второй половины свитка все наши усилия расшифровать документ сводились к нулю. Однако восемь месяцев назад произошло кое-что интересное...

- Уверен, что ваши слушатели предпочтут выслушать краткую версию, доктор, - с улыбкой заметил Фаулер.

Старый археолог смотрел на него несколько секунд. Андреа заметила, что он сделал над собой усилие, чтобы продолжать рассказ, и спросила себя, что, черт возьми, происходит между этими двумя.

- Да. Конечно. В общем, достаточно сказать, что благодаря усилиям Ватикана наконец-то обнаружилась вторая часть манускрипта. Она передавалась от отца к сыну как священная реликвия. Долг семьи состоял в том, чтобы хранить ее до нужного момента. По этой причине ее спрятали в свече, но в конечном счете позабыли, что именно содержалось внутри.

- И неудивительно... Сколько прошло? Семьдесят, восемьдесят поколений? Просто чудо, что они не нарушили свой долг - хранить свечу, - раздался голос за спиной Андреа. Девушке показалось, что он принадлежит Брайану Хэнли.

- Мы, евреи, беспредельно терпеливый народ, - сказал Нури Зайит. - Вот уже три тысячи лет мы ожидаем прихода Мессии.

- И прождете еще три тысячи, - заявил один из солдат Деккера.

За этой дрянной шуткой последовал хор возмущенных голосов, хмыканий и хлопков. Никто больше не засмеялся. Судя по именам, Андреа подозревала, что почти все участники экспедиции, за исключением военных, еврейского происхождения. Девушка ощутила напряжение, настолько мощное, словно они наткнулись на куриную голову в праздничном мясном пироге.

- Продолжим, - сказал Форрестер, проигнорировав шуточки военных. - Да, это было именно чудо. Давайте на него посмотрим.

Один из помощников принес деревянную раму метровой длины, в которой под стеклом была вставлена медная пластина, исписанная буквами на арамейском. Все, включая военных, уставились на нее, тихо переговариваясь.

- Выглядит совсем новым.

- Да, Медный свиток намного древнее. Он не блестит и разрезан на узкие полосы.

- Медный свиток выглядит намного древнее лишь потому, что много времени провел на открытом воздухе, - возразил профессор. - И разрезан на полосы, потому что ученые не нашли другого способа прочитать выбитый на нем текст. Другую же часть свитка надежно защищал от окисления воск, в котором он хранился. Поэтому он выглядит точно так же, как в день своего создания. Так что это она и есть, наша карта сокровищ.

- Так значит, свиток удалось расшифровать? - спросила Андреа.

- Как только мы получили вторую часть манускрипта, расшифровка содержания первого оказалась просто детской забавой. Гораздо сложнее было сохранить подобное открытие в секрете. Пожалуйста, не спрашивайте меня о подробностях этого процесса, поскольку я не уполномочен вам ничего открывать, да вы всё равно ничего и не поймете.

- Так мы отправляемся искать золотые горы? Не слишком ли это банальная цель для такой дорогостоящей экспедиции? Или для человека, у которого деньги из ушей лезут, вроде мистера Кайна? - поинтересовалась Андреа.

- Мы ищем не золотые горы. Вообще-то мы уже кое- что нашли.

Старый археолог подал знак помощнику, и тот постелил на стол кусок черного фетра и с большим трудом водрузил на него сияющий предмет. Это был самый большой золотой слиток, который в своей жизни видела Андреа. Он был длиной от кончиков пальцев до локтя и явно не выкован, а выплавлен. На его поверхности виднелись многочисленные выбоины, царапины и прочие дефекты, но всё равно он был прекрасен. Все глаза впились в слиток, кто-то восторженно присвистнул.

- С помощью содержащегося во втором свитке ключа мы обнаружили один из описанных в Медном свитке тайников. Это было в марте текущего года, на Западном берегу реки Иордан. Там было еще шесть таких слитков.

- И сколько он стоит?

- Около трехсот тысяч долларов...

Свист превратился в возгласы.

- ...но поверьте, это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы собираемся отыскать. Это самый могущественный предмет в истории человечества.

Форрестер сделал знак помощнику, чтобы он убрал слиток, но оставил черный фетр. Археолог вытащил из своих бумаг лист с рисунком и положил ее на то же место, где только что покоился золотой слиток. Присутствующие с любопытством склонились над столом, пытаясь рассмотреть, что это. Все без исключения немедленно поняли, что изображено на листке.



Контракт с Господом (ЛП)


- Дамы и господа, вы собрались здесь, двадцать три избранных, чтобы вернуть в мир Ковчег Завета.



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Вторник, 11 июля 2006 года. 19.17


Пролив Акаба, Красное море


По залу прокатилась волна удивления. Все начали возбужденно переговариваться, старого археолога засыпали вопросами.

- ...где Ковчег?

- ... что в нем хранится?

- ... чем мы можем помочь?

Андреа поразилась реакции присутствующих, включая собственную. Эти слова, Ковчег Завета, немедленно прибавили к величайшему археологическому открытию, которое произойдет, если эта реликвия будет найдена, мистический элемент.

Даже интервью с Кайном не могло с этим сравниться. Расселл был прав. Если они найдут Ковчег, то это станет открытием века. Доказательством существования Бога...

Ее дыхание участилось. Ей внезапно захотелось задать Форрестеру сотни вопросов, но Андреа поняла, что это бесполезно. Старый археолог подвел их к этому, да так и оставил, переполненными любопытством.

Превосходная форма, чтобы обеспечить сотрудничество.

В подтверждение мыслей Андреа Форрестер оглядел присутствующих с выражением довольного кота, только что прикончившего канарейку, и жестом призвал к молчанию.

- На сегодня достаточно. Не хочу загружать вас больше, чем могут выдержать ваши мозги. В нужное время мы вам всё сообщим. Но пока я хочу дать слово...

Андреа прервала его.

- Еще кое-что, профессор. Вы сказали, что нас, избранных - двадцать три, а я насчитала только двадцать два человека. Кого не хватает?

Форрестер повернулся к Джекобу Расселу с немым вопросом на лице, а тот ободряюще кивнул.

- Двадцать третьим в экспедиции будет мистер Раймонд Кайн.

Все разговоры мигом прекратились.

- Это что еще означает? - спросил один из наемников.

- Это означает, что он возглавляет экспедицию и, как вы все знаете, прибыл на судно несколько часов назад и теперь плывет с нами. Вам это кажется таким странным, мистер Торрес?

- Бога ради, говорят, что старик выжил из ума. И тех, кто в здравом уме, будет непросто защитить, а умалишенных и вовсе невозможно, - ответил Торрес - как посчитала Андреа, он был из Южной Америки: низкорослый, крепко сбитый и очень смуглый. В его английском чувствовался сильный латиноамериканский акцент.

- Торрес.

Наемник весь съёжился на своем стуле, но не обернулся. Голос Деккера из-за его спины заставил его прекратить свои инсинуации.

Тем временем Форрестер сел, а Джекоб Расселл поднялся. Андреа сосредоточилась на его белом пиджаке без единой складочки.

- Всем добрый вечер, - сказал он. - Прежде всего, я хочу поблагодарить профессора Сесила Форрестера за его красочное выступление, а также всех вас от имени "Кайн индастриз" и от себя лично. Мне, в общем-то, нечего добавить, за исключением двух очень важных деталей. Первое: с этой минуты любые контакты с внешним миром для вас под строжайшим запретом. Это касается и разговоров по мобильному телефону, и связи по электронной почте, и словесных контактов. Надеюсь, вы понимаете, что эта мера необходима как для успеха нашей деликатной миссии, так и для вашей собственной безопасности.

Раздалось несколько возгласов протеста, но без особого энтузиазма. Они и так знали то, о чем сейчас заявил Расселл, поскольку это значилось в бесконечном контракте, который все подписали.

- И второе, гораздо более неприятное. Мы получили сообщение, пока еще не подтвержденное, от нашего консультанта по безопасности, где он сообщает, что о нашей миссии стало известно группе исламских террористов, и что они планируют ее сорвать.

- Каким образом?...

- ...это просто шутка...

- ...весьма опасная шутка!...

Секретарь Кайна поднял руки в успокаивающем жесте. Он явно ждал лавину вопросов.

- Не волнуйтесь. Я лишь хочу, чтобы вы были настороже, не рисковали без нужды и тем более не рассказывали никому вне этого круга ничего относительно места нашего назначения. Я не знаю, как произошла утечка, но будьте уверены, мы это выясним и будем действовать соответствующе.

- Об этом может узнать правительство Иордании? - предположила Андреа. - Группа вроде нашей привлекает внимание.

- Для правительства Иордании мы - коммерческая экспедиция, которая изучает возможность добычи фосфатов в определенном секторе на востоке Иордании. Никто из вас не будет проходить через таможню, так что не беспокойтесь и о прикрытии.

- Я не беспокоюсь о прикрытии, я беспокоюсь о террористах, - заявила Кира Ларсен, помощница профессора Форрестера.

- А не стоит, детка, мы же с тобой, - поддразнил ее один из солдат.

- Пока еще это не подтверждено, всего лишь слухи. А от слухов никому вреда не будет, - ответил Расселл с широкой улыбкой.

Но если будет подтверждено - то дело другое, подумала Андреа.

Собрание вскоре закончилось. Расселл, Деккер, Форрестер и кое-кто еще удалились в свои каюты. В дверях зала появились две тележки с холодным ужином, которые незаметно оставили моряки. Очевидно, теперь они будут находиться в изоляции.

Оставшиеся в зале, обмениваясь возбужденными комментариями относительно услышанного, набросились на еду. Андреа пару часов проговорила с доктором Харель и Томми Айхбергом, съев несколько сэндвичей с ростбифом и выпив пару стаканов пива.

- Поздравляю, к вам вернулся аппетит, Андреа.

- Спасибо, Док. Но, к сожалению, после каждого перекуса мои легкие требуют своей порции никотина.

- Курите на палубе, - сказал Томми. - Внутри "Бегемота" это запрещено. Вы же знаете...

- ...это приказ мистера Кайна! - хором закричали все трое и рассмеялись.

- Да-да, я знаю. Не волнуйтесь, я вернусь через пять минут. Я лишь хочу посмотреть, нет ли здесь чего-нибудь покрепче, чем пиво.



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Вторник, 11 июля 2006 года. 21.41


Пролив Акаба, Красное море


Снаружи уже стемнело. Андреа вышла на палубу и медленно двинулась к носу, сожалея, что не взяла с собой свитер. На палубе уже изрядно похолодало. Ветер трепал ее волосы; она то и дело ёжилась под его холодными порывами.

Она достала из одного кармана брюк смятую пачку "Кэмела", а из другого - приносящую удачу зажигалку. В ней не было ничего особенного - просто многоразовая красная зажигалка с нарисованными на ней цветами. В любом супермаркете такую можно купить за семь евро, но это был первый подарок Эвы.

Из-за сильного ветра ей долго не удавалось прикурить. Когда же у нее получилось, Анлреа почувствовала себя настоящей героиней. Из-за морской болезни она почти не могла курить с тех пор, как оказалась на "Бегемоте". Тем не менее, она не оставляла своих попыток.

Стоя на носу и наслаждаясь плеском волн, девушка пыталась отыскать в памяти какие-нибудь сведения относительно Свитков Мертвого моря и Медного свитка, но обнаружила там не очень много. К счастью, помощники профессора Форрестера обещали устроить для нее ускоренный курс, чтобы она лучше могла передать всю важность открытия.

Андреа порадовалась своей удаче. Эта экспедиция оказалась гораздо интересней, чем она ожидала. Даже если они и не найдут Ковчег, а Андреа полагала, что они вряд ли его отыщут, репортаж про второй свиток и находку части сокровищ окажется достаточно стимулирующим, чтобы все газеты мира захотели его купить.

Разумнее всего было бы найти агента, чтобы продать целиком всю серию репортажей. Интересно, что лучше - продать эксклюзивные права одному из грандов вроде "Нэшнл джиографик" или "Нью-Йорк Таймс" или по частям многим изданиям. Но это уж точно позволит оплатить все долги по кредиткам, подумала Андреа.

Она сделала последнюю затяжку и подошла к борту, чтобы выкинуть сигарету. Она шла медленно, потому что не забыла дневное происшествие у этого низкого борта. Андреа отвела руку назад, и в последнее мгновение перед ее глазами всплыл образ доктора Харель, заявляющей, что мусорить плохо.

Черт, Андреа. Ты точно попадешь в рай. Делаешь что-то хорошее, когда никто не видит, мысленно произнесла она, затушив окурок о переборку и засунув его в карман джинсов.

В этот миг она почувствовала, как кто-то схватил ее за ноги, и мир вокруг перевернулся вверх тормашками. Андреа в отчаянии пыталась за что-нибудь ухватиться, но пальцы нащупали лишь пустоту.

Уже падая, Андреа заметила на борту корабля чей-то темный силуэт.

Затем ее тело врезалось в воду.



В ВОДАХ КРАСНОГО МОРЯ. Вторник, 11 июля 2006 года. 21.43


Первое, что ощутила Андреа - невыносимый холод, сковавший судорогой ее ноги. Она отчаянно замолотила руками, пытаясь всплыть на поверхность. Уже в следующую секунду она с ужасом осознала, что совершенно не представляет, куда плыть. Воздуха в легких почти не осталось, она начала задыхаться. Она медленно выдохнула, чтобы проследить, в каком направлении идут пузыри, но это не помогло. Ее окружала непроглядная тьма, в которой ничего не разглядеть. Силы покинули ее. Легкие, лишенные воздуха, казалось, вот-вот разорвутся. Андреа прекрасно знала, что если она вдохнет под водой, то неизбежно погибнет. Она крепко стиснула зубы, чтобы ни в коем случае не открыть рот, и принялась интенсивно соображать.

Вот черт! Этого не может быть. Просто никак не может. Невозможно, чтобы все кончилось вот так...

Она вновь взмахнула руками, пытаясь выплыть, когда вдруг какая-то неодолимая сила рванула ее вверх.

Тут же ее лицо оказалось над водой, и она начала жадно глотать воздух. Кто-то по-прежнему держал ее сзади. Андреа попыталась оглянуться, чтобы рассмотреть своего спасителя.

- Спокойно. Дышите глубже, - прокричал ей в самое ухо отец Фаулер, чтобы быть услышанным, поскольку в оглушительном реве винтов было трудно что-либо разобрать. Андреа с ужасом увидела совсем близко от себя водоворот пены, поднятый кормовым винтом. - Послушайте! Не дергайтесь, или мы оба погибнем. Передохните немного. Сбросьте туфли. Теперь медленно двигайте ногами. Через пятнадцать секунд мы окажемся в водовороте, идущем в направлении от винта, и я вас отпущу. Вот тогда плывите изо всех сил!

Девушка скинула туфли и уставилась на смерть в образе сероватой пульсирующей пены, которая медленно их засасывала. До винтов оставалось не больше двенадцати метров. Она подавила порыв оттолкнуться и поплыть в противоположном направлении. Барабанные перепонки звенели, и пятнадцать секунд показались ей вечностью.

- Сейчас! - крикнул Фаулер.

Андреа почувствовала, что больше ее не затягивает в водоворот, и изо всех сил поплыла в противоположном от винтов направлении, стремясь оказаться как можно дальше от этой адской воронки. Так она пробарахталась почти две минуты, пока наконец следующий за ней священник не схватил ее за плечо.

- Хватит, мы уже выбрались.

Девушка снова повернула голову к кораблю. Он уже удалился от них на приличное расстояние, и теперь она разглядела один из бортов, освещенный многочисленными прожекторами, направленными в воду. Их начали искать.

- Черт! - в эту минуту силы совсем ее покинули. Она едва могла держаться на плаву, и в следующую секунду стала тонуть. Фаулер успел схватить ее, прежде чем она камнем пошла ко дну.

- Спокойно, - сказал он. - Я буду вас держать, как раньше.

- Черт, - повторила Андреа, яростно отплевываясь, в то время как священник по-прежнему оставался у нее за спиной, поддерживая в классической позе спасателя.

Внезапно девушку ослепил луч яркого света, оказалось, что это их обнаружил прожектор "Бегемота". Корабль находился совсем близко и уже остановился. Матросы, перевесившись через борт, что-то возбужденно кричали, указывая на них пальцами. В воду полетели два спасательных круга. Лишь теперь, когда страх отступил, а запас адреналина иссяк, Андреа поняла, насколько она обессилена, да при этом еще и замерзла.

Матросы бросили им канат. Фаулер начал оборачивать его вокруг груди Андреа.

- Как, черт возьми, вас угораздило свалиться за борт? - спросил священник, когда они поднимались по трапу.

- Я вовсе не свалилась за борт, падре. Меня столкнули.



АНДРЕА И ФАУЛЕР 


- Спасибо. Не думала, что такого можно ожидать.

Она по-прежнему дрожала на палубе, завернувшись в одеяло. Фаулер сидел рядом, наблюдая за ней с тревогой. Моряки уже удалились, помня о запрете разговаривать с членами экспедиции.

- Вы даже не представляете, как нам повезло. К счастью, винты вращались очень медленно. Они применили маневр Андерсона, если я не ошибаюсь.

- О чем вы говорите?

- Я вышел на палубу подышать свежим воздухом и услышал всплеск. Я тут же позвонил по ближайшему интерфону и прыгнул вслед за вами. Я закричал: "Человек за бортом по левому борту!", чтобы они развернули судно, заставив его совершить полный круг - так называемый маневр Андерсона; но корабль развернули влево, а не вправо.

- А какая разница?

- Если судно повернуть в направлении того борта, куда упал человек, винты превратят его в фарш. Именно это чуть не произошло с нами обоими

- В мои планы вовсе не входит стать кормом для рыб.

- Вы точно уверены в том, что мне сказали?

- Как в том, что меня зовут Андреа Отеро.

- Вы хорошо разглядели того человека, который вас толкнул?

- Я видела только какую-то смутную тень.

- Если вы говорите правду, то и неудачный маневр судна - тоже не случайность...

- Возможно, вас неправильно поняли, падре.

Фаулер задумался почти на минуту, прежде чем ответить.

- Мисс Отеро, прошу вас, никому не говорите о ваших подозрениях. Если вас спросят, как это случилось - скажите, что просто упали. Если на борту и в самом деле есть человек, который задумал от вас избавиться, то если вы расскажете всё сейчас...

- ... это может спугнуть подонка.

- Именно, - подтвердил Фаулер.

- Не волнуйтесь, падре. Эти туфли от Армани стоили двести евро, - процедила Андреа, стиснув зубы. - Я сама порву на куски того гада, который вынудил меня отправить их на дно Красного моря.



КВАРТИРА ТАХИРА ИБН ФАРИЗА. Среда, 12 июля 2006 года. 01.32


Амман, Иордания


Тахир вошел в темный дом, дрожа от страха. Из гостиной до него донесся незнакомый голос.

- Входи, Тахир.

Хилому чиновнику потребовалась вся сила духа, чтобы решиться переступить порог маленькой гостиной. Пальцы его нащупали выключатель, но оказалось, что он не работает. В этот миг ему заломили за спину руку, вынуждая опуститься на колени. Из темноты вновь прозвучал всё тот же голос.

- Ты согрешил, Тахир.

- Нет. Нет, поверьте. Я всю жизнь честно следовал законам Аллаха. Меня много раз пытались подкупить люди с Запада, но я ни разу им не уступил. Ни разу. В тот раз я совершил свою единственную ошибку.

- Итак, ты утверждаешь, что честен?

- Да. Клянусь перед лицом Аллаха.

- Тем не менее, ты позволил неверным кафирам присвоить кусок нашей земли.

Тот, что держал его за руку, усилил хватку, и Тахир издал сдавленный крик.

- Не надо кричать, Тахир. Если тебе дороги твои близкие, не кричи.

Тахир поднес другую руку ко рту и вцепился зубами в рукав куртки. Руку сжимали всё сильнее.

Он услышал кошмарный сухой треск.

Тахир рухнул с беззвучными рыданиями. Его левая рука бессильно повисла, словно набитый фаршем носок.

- Браво, Тахир. Поздравляю.

- Послушайте... Я выполнил все ваши распоряжения. В течение нескольких недель никто даже близко не подойдет к месту раскопок.

- Ты в этом уверен?

- Да. Туда в любом случае никто не попадет.

- А полиция?

- Самая ближайшая дорога - грунтовка в шести километрах. По ней не ездят чаще трех раз в году. Когда американцы разобьют там лагерь, они окажутся в ваших руках, клянусь.

- Хорошо, Тахир. Ты правильно поступил.

В эту минуту кто-то снова включил электричество, и гостиную залил яркий свет. Тахир огляделся - и кровь застыла у него в жилах.

На диване лежали его дочь Миеша и жена Зайна, обе связанные и с кляпами во рту. Но самое ужасное было даже не в этом. В конце концов, вся семья уже находилась в таком положении, когда он пять часов назад отправился выполнять поручение, которое дали ему люди в капюшонах.

Ужаснее всего было то, что теперь эти люди сняли капюшоны.

- Прошу вас, - сказал Тагир.

Чиновник вернулся с надеждой, что всё уладится. Что взятка его друзей-американцев не будет иметь последствий, что люди в капюшонах уйдут и оставят в покое его семью. Теперь надежда испарилась, как капля воды с раскаленной сковородки.

Тахир отвел взгляд от мужчины, усевшегося рядом с его женой и дочерью, глаза которых покраснели от слез.

- Прошу вас, - повторил он.

Мужчина что-то держал в руке. Пистолет. И к его дулу была прикреплена пустая пластиковая пол-литровая бутылка из-под кока-колы. Тахир прекрасно знал, для каких целей она предназначена: в качестве примитивного, но эффективного глушителя.

Чиновник не смог сдержать дрожи.

- Не стоит так бояться, Тахир, - сказал мужчина, наклонившись к самому его уху. - Разве Аллах не уготовил райское блаженство для честных людей?

Выстрел был тихим, просто хлопок. Через несколько минут последовали еще два. Чтобы прикрепить новую бутылку, примотав ее изолентой, требуется время.



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Среда, 12 июля 2006 года. 09.47


Пролив Акаба, Красное море


Андреа проснулась в медицинском отсеке судна - в просторном помещении с парой коек, несколькими стеклянными шкафами и столом. Прошлой ночью обеспокоенная доктор Харель заставила ее остаться здесь. Доктор, должно быть, почти не спала, потому что когда Андреа открыла глаза, то увидела ее спину у письменного стола. Она читала книгу и маленькими глотками отхлебывала кофе. Андреа шумно зевнула.

- Доброе утро, Андреа. Вы чуть не пропустили мою прекрасную страну.

Андреа поднялась с кровати, потирая глаза. Она смотрела лишь на стоящий на столе кофейник. Доктор Харель забавлялась, наблюдая, как кофеин начинает оказывать свое магическое действие на тело журналистки.

- Вашу прекрасную страну? - спросила Андреа, когда уже была в состоянии говорить. - Мы в Израиле?

- Строго говоря, мы в иорданских водах. Давайте выйдем, и я вам покажу.

Когда они вышли из медблока, дверь которого находилась неподалеку от левого борта, Андреа подняла лицо к солнцу. Стоял жаркий день. Девушка с удовольствием вздохнула и потянулась, раскинув руки, до сих пор одетая в пижаму. Доктор Харель оперлась на борт и язвительно произнесла:

- Осторожно, не свалитесь за борт.

Андреа вздрогнула, осознав, как же ей повезло, что она осталась в живых. Прошлой ночью, возбужденная после спасения и стыдясь своего вранья о том, что она упала, она так и не успела почувствовать страх. Но сейчас, при свете дня, в ее разуме, как порыв мрачного ветра, пронеслись шум винтов и холодная чернота воды. Она попыталась сосредоточиться на прекрасном пейзаже перед глазами.

"Бегемот" медленно приближался к пристани в сопровождении маленького лоцманского судна порта Акабы. Харель указала на нос судна.

- Это Акаба, Иордания. А вон там - Эйлат, Израиль. Обратите внимание, эти два города - словно зеркальные отражения.

- Вы правы, тот город прекрасен. Но все же не красивее того, что по эту сторону.

Док слегка покраснела и отвела глаза.

- С воды плохо видно, - поспешно проговорила она, как будто за что-то извиняясь. - Зато с самолета вид открывается совершенно потрясающий. Пролив имеет почти идеально квадратную форму, в восточном углу которого находится Акаба, а в западном - Эйлат.

- Кстати говоря. Почему мы не полетели самолетом?

- Потому что эти раскопки в какой-то степени нелегальные. Мистер Кайн хочет заполучить Ковчег и перевезти его в Соединенные Штаты. Однако правительство Иордании никогда на это не согласится. Поскольку официально наша задача - разведка фосфатного месторождения, то мы должны были прибыть морем, как и все остальные в подобных случаях. В Акабском заливе ежедневно загружаются сотни тонн фосфатов и отправляются по всему миру. Официально мы - всего лишь скромные геологоразведчики. А кроме того, мы везем в трюме всё оборудование и транспорт.

Андреа задумчиво кивнула и снова погрузилась в созерцание безмятежного побережья. Она взглянула в сторону Эйлата. Вокруг шныряли тучи прогулочных яхт, словно белые голубки вокруг зеленого гнезда.

- Я никогда не была в Израиле.

- Вы обязательно должны там побывать, - печально улыбнулась Харель. - Это необыкновенно красивая страна. Пустыня, превращенная в сад. Земля песка и крови.

Журналистка пристально посмотрела на Харель. Вьющиеся волосы и смуглое лицо доктора при таком освещении стали еще красивей, словно мелкие дефекты исчезали, когда она смотрела на свою родину.

- Мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Док.

Андреа вынула из кармана пижамы мятую пачку "Кэмела" и закурила.

- Не стоило спать с сигаретами.

- Разумеется. А также мне не стоит пить, курить и подставляться под пули террористов.

- Я думаю, у нас с вами больше общего, чем может показаться.

Андреа в удивлении уставилась на Харель, пытаясь понять, что та хотела сказать своей последней фразой. Докторша протянула руку и взяла из пачки сигарету.

- Ах, Док! Вы даже не представляете, как вы меня обрадовали.

- И чем же?

- Вы не представляете, какое для меня удовольствие - видеть курящего врача. Я просто счастлива, когда вижу хотя бы маленькие трещинки в непрошибаемой броне чьей-то непогрешимости.

Харель рассмеялась.

- А вы мне нравитесь. Сожалею, что вы оказались в такой ситуации.

- В какой? - подняла брови Андреа.

- Я имею в виду вчерашнее покушение.

Журналистка так и застыла на месте с открытым ртом и недонесенной до него сигаретой.

- Кто вам сказал, что это было покушение?

- Фаулер.

- Кому еще об этом известно?

- Больше никому. Но я рада, что мне об этом сказали.

- Я его убью, - заявила Андреа, сминая сигарету о поручень. - Вы даже не представляете, какой позор я вчера пережила, какими глазами все на меня смотрели...

- Я знаю, что он просил вас никому об этом не говорить, но поверьте, мой случай всё же особый.

- Выставил меня полной идиоткой, которая даже на ногах устоять не может!

- Что ж, это ведь и вправду чуть с вами не произошло, так?

Андреа вспыхнула при воспоминаниях о вчерашнем дне, когда Харель схватила ее за футболку, чтобы она не свалилась во время приземления BA-609.

- Не волнуйтесь, - успокоила ее Харель. - Фаулер сказал мне это с конкретной целью.

- Которая известна лишь ему одному. Я не доверяю ему, Док. Мы знакомы уже некоторое время и...

- И он уже один раз спас вам жизнь.

- Как я посмотрю, вам и это известно. Кстати, я спрашиваю себя, как это он умудрился вытащить меня из воды.

- Отец Фаулер в течение многих лет был офицером военно-воздушных сил США. Он был членом элитной группы параспасателей.

- Кажется, я о ней слышала. Это ведь люди, которые занимаются поисками солдат, пропавших без вести, так?

Харель кивнула.

- Думаю, что он о вас заботится, Андреа. Вы кого-то ему напоминаете.

Андреа задумчиво посмотрела на Харель. Она упускала какую-то связь и была намерена узнать, что это. С каждым разом она всё больше убеждалась, что репортаж о поисках древней реликвии или интервью с самым странным в мире мультимиллионером - это лишь небольшие отклонения от главной темы. И вдобавок ее на полном ходу выбросили с корабля.

Чтоб мне лопнуть, если у меня есть хоть малейшее представление о том, что здесь происходит. Но ключ ко всему - Харель и Фаулер... и когда они соберутся всё мне рассказать.

- Мне кажется, вы много о нем знаете.

- Ну, отец Фаулер много путешествует.

- Побольше бы конкретики, доктор. Мир большой.

- Не очень, если постоянно перемещаться. Знаете, он был знаком с моим отцом.

- Он был весьма незаурядным человеком, - раздался голос отца Фаулера.

Обе одновременно удивленно оглянулись. Отец Фаулер стоял у них за спиной.

- Вы тут давно? - поинтересовалась Андреа. Глупый вопрос, лишь показывающий, что они говорили о том, чего отцу Фаулеру не следовало бы знать. Но тот проигнорировал вопрос, придав лицу серьезное выражение.

- У нас есть срочное дело.



ОФИС "ГЛОБАЛИНФО“. Среда, 12 июля 2006 года. 01.59


Соммерсет-авеню, Вашингтон


Агент ЦРУ вел перепуганного Орвилла Уотсона через вестибюль в его выжженный офис. Там еще витал в воздухе дым, но хуже всего был запах сажи, грязи и трупов. Ковер на полу покрывал сантиметровый слой мутной воды.

- Осторожней, мистер Уотсон. Мы отключили электричество, чтобы избежать замыкания. Придется справляться с помощью фонарей.

В мощном свете своих фонарей Орвилл и агент прошли по коридору. Молодой человек не мог поверить собственным глазам. Каждый раз, когда фонарь освещал перевернутый стол, обугленное лицо или еще дымящуюся стопку бумаг, его охватывало желание разрыдаться. Это же его работники. Это его жизнь. А в это время агент - Орвилл считал, что это тот самый, с которым он разговаривал по телефону, как только вышел из самолета, хотя и не был в этом уверен - рассказывал ему кошмарные подробности происшествия. Орвилл молча стиснул зубы.

- Нападавшие с оружием вошли через главный вход. Они застрелили секретаря в приемной, перерезали телефонный провод и начали стрельбу. К сожалению, все находились на рабочих местах. Их было восемнадцать, правильно?

Орвилл кивнул. Его наполненный ужасом взгляд был прикован к янтарному ожерелью Ольги, бухгалтера. Орвилл подарил его девушке на день рождения всего две недели назад. Свет придавал камням призрачное сияние. В темноте Орвилл едва угадывал обугленные руки, скрюченные, подобно когтям.

- Убили всех, хладнокровно, одного за другим. Им некуда было бежать. Единственный выход из офиса - через главную дверь, а всё помещение имеет площадь... примерно сто пятьдесят квадратных метров? Им негде было спрятаться.

Конечно. Потому что Орвилл обожал открытые пространства. Весь офис представлял собой свободное помещение, обрамленное стеклом, сталью и розовым деревом. Здесь не было ни дверей, ни перегородок. Только свет.

- Закончив, они установили в шкафу бомбу, а другую у двери. Взрывчатые вещества кустарного изготовления. Не особо мощные, но достаточно, чтобы поджечь помещение.

Сервера. Оборудование стоимостью в миллионы долларов и миллионы ценнейших данных, накопленных за все эти годы, всё потеряно. В прошлом месяце они обновили систему архивирования и резервных копий на дисках Blu-ray. Записали две сотни дисков, больше десяти терабайт информации, которая хранилась в несгораемом сейфе... теперь открытом и пустом. Откуда, черт возьми, они знали, где искать?

- Бомбы привели в действие с помощью мобильных телефонов. Мы считаем, что нападение длилось не больше трех минут, максимум четыре. Когда кто-то позвонил в полицию, террористы уже находились далеко.

Офис в одноэтажном здании, в отдаленном от центра квартале, окруженном лишь мелкими частными магазинчиками и кафе "Старбакс". Превосходное место, чтобы работать спокойно и с удобством. Не вызывая подозрений. Без свидетелей.

- Первые полицейские, прибывшие на место, оцепили улицу, сообщили пожарным и отогнали зевак. Потом прибыла наша группа, чтобы оценить размер ущерба. Публике мы заявили, что был взрыв газа и погиб один человек. Никто не должен знать, что здесь сегодня произошло.

Это могли осуществить миллион оперативных групп. Аль-Каида, бригады мучеников Аль-Аксы, Фронт сторонников великого исламского Востока... любая из этих группировок, встревоженная деятельностью "Глобалинфо", могла бы посчитать эту резню первоочередной задачей, поскольку компания Орвилла нашла их самое слабое место: способ коммуникации. Но Орвилл подозревал здесь более глубокий и таинственный след: последнее задание для "Кайн индастриз". И еще одно имя. Очень опасное.

Хакан.

- Вам крайне повезло, что вы были в отъезде, мистер Уотсон. Теперь вам уже не о чем беспокоиться. ЦРУ берет вас под защиту.

Услышав это, Орвилл впервые с тех пор, как переступил порог, заговорил.

- Ваша дерьмовая защита - это прямой билет в морг. Даже не думайте за мной следить. Я исчезну на несколько месяцев.

- Мы не можем этого позволить, - ответил агент, сделав шаг вперед и положив руку на пистолет.

Другой он нацелил фонарь Орвиллу в грудь. В этой атмосфере дыма и смерти Орвилл в своей цветастой рубашке выглядел, как шут на похоронах викинга.

- Вы о чем это?

- В Лэнгли хотели бы поговорить с вами, сэр.

- Не сомневаюсь. И собираются выплатить мне огромную сумму. И собираются оскорбить память моих ребят, заявив, что они погибли в результате несчастного случая, а не были убиты врагами государства. Чего они делать не собираются, так это выпускать из рук источник информации, правильно? - заявил Орвилл. - Даже с риском для моей жизни.

- Ничего подобного, сэр. Мне приказали доставить вас в Лэнгли целым и невредимым. Прошу вас, подчинитесь.

Орвилл повесил голову и вздохнул.

- Хорошо. Я поеду с вами. Что мне еще остается?

Агент с явным облегчением улыбнулся и отвел фонарь в сторону.

- Вы не представляете, как я рад это слышать. Мне бы крайне не хотелось уводить вас в наручниках. В конце концов, вы...

Он опомнился уже слишком поздно. Орвилл навалился на него всем своим весом. В отличие от агента, молодой калифорниец не прошел курс рукопашной, не овладел военным искусством, не знал пяти способов убийства голыми руками. Единственным насилием, с которым он сталкивался за всю свою жизнь, были компьютерные игры.

Но что можно поделать против ста девяти килограммов чистого отчаяния и ярости, которые пригвоздили агента к упавшему столу. Агент рухнул на стол, сломав его пополам. Он пытался развернуться и дотянуться до оружия, но Орвилл оказался проворнее. Он наклонился над агентом и ударил того фонарем в лицо. Руки агента расслабленно упали, и он затих.

Орвилл испуганно схватился руками за голову. Всё зашло слишком далеко. Всего два часа назад он спускался с борта своего личного самолета и чувствовал себя хозяином мира. А сейчас бьет агента ЦРУ. Может, даже убил.

Он быстро проверил пульс на шее агента и убедился, что тот жив. Хоть в этом повезло.

Ладно, стоп. Думай. Выйти отсюда. Найти убежище. И прежде всего, успокоиться. Чтобы тебя не сцапали.

С его-то тушей, с волосами в хвостике и в гавайской рубашке он далеко не уйдет. Он подошел к окну и наметил план действий. У двери пожарные пили воду и погружали зубы в сочные апельсины. То, что нужно. Орвилл вышел через дверь с уверенным видом и приблизился к установленной у окна перегородке. Пожарные побросали на нее свои куртки и каски, которые на этой жаре казались слишком тяжелыми, и теперь посмеивались за его спиной. Молясь, чтобы его не заметили, Орвилл схватил куртку и каску и повернулся, намереваясь опять войти в офис.

- Эй, приятель!

Орвилл беспокойно оглянулся.

- Это вы мне?

- Ясное дело, вам, - сказал один из пожарных со злобным выражением лица. - И куда это вы собрались вместе с моей курткой?

Давай же, ответь. Отбей мяч. И убедительно.

- Слушайте, нам нужно осмотреть серверную, и агент подумал, что предосторожность будет не лишней...

- Вам мама не говорила в детстве, что прежде чем хватать чужие вещи, надо спросить разрешения?

- Простите. Я могу их одолжить?

Пожарный расслабился и улыбнулся.

- Ну конечно же. Посмотрим, подойдет ли по размеру, - сказал он, распахивая куртку. Орвилл засунул руки в рукава. Пожарный застегнул куртку и одел на него каску. От исходящего от одежды запаха пота и сажи Орвилл сморщился. - Отлично сидит, правда, ребята?

- Вы прямо настоящий пожарный, если не считать сандалий, - сказал другой, показывая на ноги Орвилла.

Все заулыбались.

- Спасибо, большое спасибо. Позвольте угостить вас соком в качестве извинения, ладно?

Когда Орвилл уже поставил ногу на порог, сзади раздались аплодисменты. Он пробежал двести метров, отделяющие его от заграждения, из-за которого пара десятков зевак и несколько (совсем немного) телекамер пытались выяснить что-то о происшествии. С такого расстояния оно и правда казалось всего лишь взрывом газа, и Орвилл подозревал, что вскоре все разойдутся. Он сомневался, что сообщение об этом событии займет хоть одну минуту в новостях. Даже и половины колонки в "Вашингтон пост" не будет. Но сейчас перед ним стояла более насущная проблема: выйти отсюда.

Всё будет хорошо, пока не наткнешься на очередного агента ЦРУ. Так что улыбайся. Улыбайся.

- Привет, Билл, - обратился он к полицейскому у заграждения, поприветствовав его кивком головы, словно знал всю жизнь. - Я за соком для ребят.

- Меня зовут Мак.

- А, ну да, прости. Я тебя с другим спутал.

- Ты же с пятьдесят четвертой бригадой, да?

- Нет, с восьмой. Я Стюарт, - ответил Орвилл, показывая на бейдж с именем на нагрудном кармане куртки и молясь, чтобы полицейский не посмотрел на его ноги.

- Ладно, проходи, - сказал полицейский, слегка приподнимая ленту заграждения, чтобы Орвилл мог вылезти. - Принесешь что-нибудь поесть, ладно?

- Без проблем! - отозвался Орвилл, навсегда оставляя дымящиеся останки своего офиса и затерявшись в толпе зевак.



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Среда, 12 июля 2006 года. 10.21


Пролив Акаба, Иордания


- Я не стану этого делать, - сказала Андреа. - Это просто безумие.

Фаулер покачал головой и посмотрел на Харель в надежде на ее поддержку. Это была уже третья попытка уговорить журналистку.

- Послушай, дорогая, - сказала докторша, наклоняясь над журналисткой, которая сидела на палубе, прислонившись к стене, обнимая колени левой рукой и конвульсивно пытаясь курить с помощью правой. - Как вам сказал вчера ночью отец Фаулер, тот "несчастный случай" - доказательство, что в экспедиции есть засланный агент. Почему напали именно на вас, я пока не понимаю.

- Вы не понимаете, но для меня это важно, и очень, - пробормотала Андреа, стиснув зубы.

- Но главное в том, чтобы мы получили в распоряжение хотя бы ту же информацию, которой обладает Расселл. А они с нами делиться не собираются, это уж точно. Поэтому нужно, чтобы вы взглянули на эти папки.

- А я не могу забрать их из каюты Расселла?

- Нет, по двум причинам. Во-первых, Расселл и Кайн спят в одной каюте, поэтому за ними постоянно присматривают. А во-вторых, если даже вы войдете, это большая каюта, а Расселл просто завалил ее бумагами. Он привез с собой кучу работы, чтобы продолжать всё это время управлять империей Кайна.

- Да, но это животное... я видела, как он на меня смотрит. Не хочу оказаться рядом с ним.

- Мистер Деккер может процитировать по памяти труды Шопенгауэра. Вы точно найдете, о чем поговорить, - сказал Фаулер, в очередной раз пытаясь неудачно пошутить.

- Святой отец, это не поможет, - пожурила его Харель.

- О чем вы говорите, Док? - спросила Андреа.

- Деккер цитирует Шопенгауэра, когда нервничает. Этим он и славится.

- А я-то думала, он славится тем, что ест колючую проволоку на завтрак. Вы представляете, как он поступит, если застукает меня шпионящей в его каюте? Меня отсюда выкинут.

- Андреа, - сказала Харель, удерживая ее за локоть. - Это и входило в план с самого начала. Мы с отцом Фаулером хотели поговорить с вами и убедить покинуть экспедицию и выйти в порту под каким-нибудь предлогом, но к сожалению, сейчас, когда вы знаете цель экспедиции, вам не позволят уйти по собственной воле.

Ну надо же, я заперта с самым эксклюзивным репортажем в моей жизни. И надеюсь, что эта жизнь будет не слишком короткой.

- Вы в деле, хотите вы того, или нет, мисс Отеро, - заявил Фаулер. - Ни доктор, ни я не можем приблизиться к каюте Деккера. Нас засекут гораздо раньше. А вы можете. Это маленькая каюта, и вещей там немного. Уверен, что единственные папки, которые там окажутся, и будут с информацией о миссии. Они черного цвета, с изображением медвежьей лапы на обложке.

- Почему черные?

- Деккер работал в охранной компании "Блэкуотер" [5], поставляющей хорошо натренированных наемников. Они люди не слишком творческие.

Андреа некоторое время поразмыслила. Как бы она ни боялась Моргенса Деккера, учитывая убийцу на борту, она не собиралась молча отвернуться, заняться репортажем и надеяться на лучшее. Она должна действовать, внедриться, и войти в одну команду с Харель и отцом Фаулером было не такой уж плохой идеей.

По крайней мере, это меня устраивает, пока они не встают между объективом моей камеры и Ковчегом.

- Согласна. Надеюсь только, что этот неандерталец на меня не набросится и не расчленит, а то мой призрак вернется и отправит вас обоих на тот свет к чертовой бабушке.

Андреа шла по центру коридора номер семь. План был прост. Харель обнаружила Деккера у капитанского мостика и завалила его вопросами про вакцинацию всех его людей. Фаулер стоял на стрёме, на лестнице между первым и вторым уровнем. Каюта главы наемников находилась на втором уровне. И ее дверь осталась открытой.

Уверенный мерзавец, подумала Андреа.

Скудный интерьер был почти идентичен ее каюте. Узкая койка с заправленными простынями.

Как у отца. Говенные военные.

Металлический шкаф, небольшой умывальник и стол. А на нем - стопка черных папок.

Бинго. Это оказалось так просто.

Она уже протянула руку к папкам, когда бархатный голос чуть не заставил ее сердце остановиться.

- Ну надо же, чем обязан такой честью?



НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Среда, 12 июля 2006 года. 11.32


Пролив Акаба, Иордания


Андреа собрала все силы, чтобы не закричать, и с улыбкой повернулась.

- Здравствуйте, мистер Деккер. Или называть вас командир Деккер? Я вас искала.

Наемник был таким огромным и стоял так близко, что ей пришлось поднять голову, чтобы не разговаривать с его шеей.

- Просто мистер Деккер. Вам что-то нужно... Андреа?

Ага, предлог, и получше, подумала Андреа, делая улыбку еще более широкой.

- Я пришла попросить у вас прощения за ту суматоху на корме вчера вечером, когда вы сопровождали мистера Кайна.

Деккер промолчал, ограничившись лишь одобрительным бурканьем. Громила заполнял собой всю узкую дверь каюты. Он был так близко, что Андреа могла оценить в нем каждую деталь - темнеющий шрам на лице, каштановые волосы, голубые глаза, двухдневную щетину и запах одеколона.

Поверить не могу. Он пользуется "Армани". И похоже, льет литрами.

- Скажите же что-нибудь.

- Скажите сами, Андреа. Разве вы пришли не для того, чтобы принести извинения.

В документальном фильме "Нэшнл джиографик" Андреа однажды видела кобру, глядящую на морскую свинку. Теперь ситуация была очень похожа.

- Простите меня.

- Ничего страшного. К счастью, ваш друг Фаулер спас положение. Хотя вам стоит вести себя осторожней. Почти все наши беды происходят от отношений с другими людьми.

Деккер сделал шаг вперед. Андреа попятилась.

- Глубокая мысль. Это Шопенгауэр?

- А, так вы знакомы с классиками. Или, может, на борту судна вам давали особые уроки?

- Я всегда была самоучкой.

- Что ж, великий учитель сказал: "Смотрите человеку в лицо, потому что оно скажет гораздо больше, чем слова". А я вижу, что у вас лицо виноватое.

Андреа скосила глаза на папки, немедленно об этом пожалев. Ей следовало избегать подозрений. Но было уже поздно.

- Великий учитель также сказал: "Человек принимает границы собственного поля зрения за границы мира".

Деккер обнажил зубы в довольной улыбке.

- Это уж точно. Так что вы лучше подготовьтесь, примерно через час мы высаживаемся на берег.

- Да, конечно. С вашего позволения, я пойду, - сказала Андреа, показав на дверь.

Сначала Деккер не сдвинулся с места. Потом кирпичная стена его тела немного сместилась, и журналистка смогла втиснуться в щель между столом и наемником.

То, что произошло после этого, Андреа всегда вспоминала, как свою величайшую хитрость, гениальный трюк, чтобы вытянуть информацию прямо из-под носа Деккера. Но реальность была куда более прозаичной.

Она споткнулась.

Правая нога девушки зацепилась за левую ногу Деккера, который не сдвинулся ни на миллиметр. Андреа же потеряла равновесие и завалилась навзничь, оперевшись о стол, чтобы не удариться головой о его край. Содержимое папок рассыпалось по полу.

Андреа изумленно посмотрела на пол, а потом на Деккера, который с сопением глядел на нее.

- Ой!

- ...так что я пробормотала извинения и убежала. Если бы вы видели, с каким лицом он на меня смотрел. Никогда не забуду.

- Простите, что не смогли его задержать, - сказал отец Фаулер, покачивая головой. - Должно быть, он спустился с капитанского мостика по другому трапу.

Все трое снова собрались в медблоке. Андреа сидела на кровати, а Фаулер и Харель встревоженно на нее смотрели.

- Я даже не слышала, как он вошел. Кажется совершенно невероятным, что человек таких габаритов может двигаться настолько бесшумно. И все усилия были напрасны. Кстати, большое спасибо за цитату из Шопенгауэра, святой отец. На секунду она его сразила.

- Не за что. Это довольно скучный философ. Я с трудом вспомнил хоть одну цитату.

- А вы, Андреа, помните что-нибудь из того, что высыпалось из папок на пол? - вмешалась Харель.

Андреа закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.

- Там были фотографии пустыни, какие-то планы, похоже, зданий... не знаю, всё было вверх тормашками, и повсюду сделаны пометки. Единственная папка, которая отличалась от остальных, была желтой с красным логотипом.

- С каким? - спросила Харель.

- А вам на что? - буркнула Андреа.

- Вы удивитесь, сколько войн было выиграно благодаря всяким незначительным деталям.

Андреа снова сконцентрировалась. У нее была превосходная память, но она смотрела на разбросанные по полу бумаги лишь пару секунд и была в возбужденном состоянии. Она зажала пальцами кончик носа и крепко зажмурила глаза - в общем, совершила все странные и бесполезные ритуалы. Как раз когда она уже решила, что ничего не вспомнит, в голове возник образ.

- Птица. Судя по глазам, сова или филин. И с распростертыми крыльями.

Фаулер улыбнулся.

- Нечто необычное. Возможно, это пригодится.

Священник подошел к чемоданчику, который принес с собой, достал оттуда мобильный телефон, выдвинул толстую антенну и включил аппарат перед лицом двух изумленных женщин.

- Я думала, что контакты с внешним миром запрещены, - сказала Андреа.

- Именно так. Если нас застукают, то мы влипнем в неприятности.

Фаулер внимательно изучал экран мобильного, ожидая, пока установится связь. Это был спутниковый телефон Глобалстар, он не использовал обычные сети, а соединялся напрямую со спутниками. В подобных моделях зона покрытия составляла 99% поверхности земли.

- Поэтому нам необходимо выяснить что-нибудь именно сегодня, мисс Отеро, - заявил священник, набирая по памяти номер. - Сейчас мы находимся вблизи городской застройки, и сигнал с корабля затеряется среди множества сигналов из Акабы. Когда же мы окажемся в зоне раскопок, пользоваться телефоном станет рискованно.

- Но что...

Фаулер прервал Андреа, подняв палец. Соединение установилось.

- Альберт, нужна одна услуга.



ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, ШТАТ ВИРГИНИЯ. Среда, 12 июля 2006 года. 05.16


Молодой священник вскочил с постели, еще толком не проснувшись, тотчас же сообразив, кто это. Этот телефон звонил только в самых срочных случаях. У него была другая мелодия звонка, чем у двух остальных, и лишь один человек во всем мире знал этот номер. Человек, за которого отец Альберт отдал бы жизнь, не моргнув глазом.

Конечно, отец Альберт не всегда был отцом Альбертом. Двенадцать лет назад, когда ему было четырнадцать, его звали Фродо Пойзон, и он являлся самым главным киберпреступником Соединенных Штатов.

В детстве маленький Аль чувствовал себя очень одиноким. Отец с матерью работали вдалеке от дома и были слишком заняты карьерой, чтобы обращать внимание на тощего белокурого мальчика, который выглядел таким хрупким, что хотелось закрыть в доме все окна, чтобы его не унесло порывом ветра. Но Альберт не нуждался в ветре, чтобы летать в киберпространстве куда пожелает.

- Его талант ничем не объясним, - сказал один из агентов ФБР, занимающихся его делом, через несколько часов после ареста. - Его никто не учил. Когда ребенком он посмотрел на компьютер, то увидел не двадцать кило меди, пластика и кремния, он увидел двери.

И несколько дверей Альберт открыл. Просто чтобы немного развлечься. Среди них оказались виртуальные хранилища банка "Чейз Манхэттен", "Мицубиси Токио Файненшл Груп" и BNP. И за те три недели, что длилась его криминальная карьера, оттуда пропали восемьсот девяносто три миллиона долларов с помощью программы по переводу брокерских комиссий в несуществующий "Альберт М. банк", расположенный на Кайманах. В банк, имеющий лишь одного клиента. Конечно, дать банку собственное имя было не слишком умным решением, но в конце концов Альберт был еще самовлюбленным подростком. Он сообразил это, лишь когда во время ужина в родительский дом ворвались два подразделения спецназа, испортив ковер в гостиной и отдавив коту хвост.

Альберт так и не узнал, каково это - сидеть в камере, подтвердив поговорку, что чем больше украдешь, тем скорее окажешься на свободе. Но пока он находился в комнате для допросов ФБР, его голову заполнили обрывочные знания американской тюремной системы, которые он приобрел из телепрограмм. Альберт смутно представлял, что тюрьма - это место, где бьют и опускают. И хотя он слабо представлял, что означает последнее слово, но чувствовал, что это нечто неприятное.

Агенты ФБР смотрели, как беззащитный мальчишка нервничает, потеет и дрожит. Это паренек стоил усилий множества агентов. Выследить его было чрезвычайно сложно, и если бы не детская ошибка, то мог бы последовать крах нескольких банков-гигантов. Чего уж точно никому не хотелось, так это познакомить с делом широкую публику. Такие происшествия лишь вызывают недоверие инвесторов.

- Что бы ты сделал с этой атомной бомбой четырнадцати лет? - спросил один из агентов.

- Научил бы его, как не взорваться, - ответил другой, блеснув остроумием.

Вот так он попал в лапы ЦРУ, которое всегда находило применение подобным незрелым талантам. А чтобы поговорить с парнишкой, они вытащили из постели агента, который в 1994 году впал в у конторы в немилость - капеллана зрелого возраста из Военно-Воздушных сил с опытом в области психологии.

Когда сонный Фаулер в ту ночь вошел в комнату для допросов и сказал Альберту, что тот может выбрать между пребыванием за решеткой или шестью часами еженедельной работы на правительство, мальчик рыдал от счастья.

Быть нянькой этого долговязого паренька стало для Фаулера работой, которую он воспринял как наказание, но в результате получил неожиданную награду. Со временем между ними установилась нерушимая дружеская связь и взаимное восхищение, которое в случае Альберта вылилось в обращение в католическую веру и поступление в семинарию. Став священником, Альберт продолжил время от времени добровольно сотрудничать с ЦРУ, хотя теперь служил связным со Священным Союзом, службой внешней разведки Ватикана, где также работал и Фаулер. С этого дня Фаулер приучил его к звонкам посреди ночи, частично в отместку за ту ночь, когда они познакомились.

- Привет, Энтони.

- Альберт, мне нужна твоя помощь.

- Ты не мог позвонить в нормальное время?

- Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын Человеческий.

- Не раздражай меня, Энтони, - сказал молодой священник, направляясь к холодильнику. - Я страшно устал, так что говори поскорее. Ты в Иордании?

- Ты слышал об охранном предприятии, использующем в качестве логотипа сову или филина красного цвета с распростертыми крыльями?

Альберт налил себе стакан холодного молока и вернулся в спальню.

- Шутишь? Это же логотип "Глобалинфо". Эти ребята были восходящими звездами в Конторе. Им отошел жирный кусок контрактов по сбору данных из отдела исламского терроризма. А еще они давали частные консультации американским компаниям и даже правительству Тони Блэра.

- Почему ты говоришь о них в прошедшем времени, Альберт?

- Несколько часов назад я получил сообщение по нашей сети. Вчера группа террористов застрелила всех сотрудников компании в Вашингтоне и взорвала офис. СМИ ничего не знают. Им сообщили, что это взрыв газа. Контору уже и так слишком сильно критикуют за то, что они поручают много работ по антитеррористическим программам внешним источникам. Такое нападение поставит ее под удар.

- Выжившие?

- Только один, Орвилл Уотсон, владелец и руководитель. После нападения Уотсон заявил агентам, что не желает находиться под защитой ЦРУ, и сбежал. Руководство Лэнгли страшно зло на тех двух придурков, которые позволили ему улизнуть. Сейчас их главная задача - найти Уотсона и поместить его под защиту.

Фаулер молчал больше минуты. Альберт уже привык к таким паузам своего друга, так что просто ждал.

- Слушай, Альберт, - наконец сказал Фаулер. - Мы впутались в большие неприятности, а Уотсону известно всё. Ты должен найти его раньше ЦРУ. Его жизнь в большой опасности. И что еще хуже - наша тоже.



НА ПУТИ К МЕСТУ РАСКОПОК. Среда, 12 июля 2006 года. 16.15


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Назвать дорогой эту тонкую полоску утоптанной земли, по которой тащился конвой, было большой наглостью. С высоты птичьего полета или с любой скалы из песчаника, которые доминировали над пустынным пейзажем, восемь автомобилей казались странной пыльной аномалией. От Акабы до места раскопок было всего сто шестьдесят два километра, но конвою понадобилось пять часов, чтобы туда добраться, из-за неровностей местности и нулевой видимости для водителей, начиная с третьей машины - из-за облака песка, которое поднимали первые.

Возглавляли колонну два внедорожника хаммер Х3, в каждом по четыре человека. Белого цвета, с красным логотипом "Кайн индастриз" в виде протянутой руки на дверцах, эти хаммеры входили в ограниченную серию, созданную для работы в самых сложных условиях на поверхности земли.

- Просто чудо что за машина, - то и дело повторял сидящий за рулем Томми Айхберг, что до крайности раздражало Андреа. - Да что там - машина! Это просто танк. Она может преодолеть вертикальную стенку высотой в сорок сантиметров и подняться на склон с углом наклона шестьдесят градусов.

- Не сомневаюсь, что она и стоит дороже, чем моя квартира, - заметила журналистка, раздосадованная тем, что не получится сфотографировать автомобиль снаружи, чтобы в кадр не попали Стоув Эрлинг и Давид Паппас, занимавшие заднее сиденье.

- Она стоит почти триста тысяч евро, - ответил водитель. - Зато может проделывать любые трюки, пока в баке есть бензин.



Контракт с Господом (ЛП)


- Так вот почему мы как проклятые таскали эти банки? - съязвил Давид. Это был смуглый молодой человек с приплюснутым носом и таким узким лбом, что брови и кромка волос почти соприкасались, когда он удивленно таращил глаза, что случалось довольно часто. Андреа он нравился, не то что Стоув, несмотря на то, что тот был высоким красивым блондином с длинными волосами, забранными в элегантный хвост: слишком уж он был похож на картинку из инструкции по технике безопасности.

- Разумеется, Давид, - Вот только зачем ты задаешь вопросы, на которые и так знаешь ответы? Это портит твой имидж. Уверенность - знак компетентности. Это ключ ко всему.

- А ты такой дерзкий, Стоув, - парировал слегка уязвленный Давид. - Разумеется, когда поблизости нет профессора. Наверное, сегодня утром, когда он исправлял твои ошибки, ты не был таким самонадеянным.

Стоув вздернул подбородок, словно бы говоря Андреа: "Неужели ты можешь в такое поверить?", но та его проигнорировала и лишь сменила в камере карту памяти. На каждой карточке в четыре гигабайта помещалось шестьсот снимков с максимальным разрешением. Когда карточка заполнялась, Андреа переносила фотографии на жесткий диск ноутбука, специально предназначенного для фотографов, с семидюймовым экраном для предварительного просмотра, и где помещалось двенадцать тысяч фотографий. Она предпочла бы взять собственный ноутбук, но компьютеры были строжайше запрещены во время экспедиции. Единственные разрешенные находились в багаже Форрестера.

- Сколько у нас бензина, Томми? - спросила она, повернувшись к водителю.

Тот осторожно погладил усы. Андреа веселила его спокойная манера разговора, каждую третью фразу он начинал с длинного "Нуууу".

- Припасы - на двух грузовиках, которые едут следом. Там русские военные Камазы. Прочные, как камни. Русские испытывали их в Афганистане. Нууу... потом еще две цистерны. Одна с водой на сорок тысяч литров. С бензином поменьше - тридцать пять тысяч.

- Это очень много.

- Ну, мы же пробудем там нескольких недель. И понадобится электричество.

- Мы всегда можем вернуться к кораблю. Ну, чтобы заказать еще припасов.

- Ну, такого не будет. Нам приказано оставаться в пределах лагеря, как только прибудем на место. Без контактов с внешним миром.

- А если случится что-то непредвиденное? - в тревоге спросила Андреа.

- Мы достаточно автономны. Можем прожить несколько месяцев с имеющимися припасами, но в программе предусмотрены все удобства и даже роскошь. Я это знаю, потому что как главный водитель и механик отвечаю за все транспортные средства. Доктор Харель везет с собой настоящий полевой госпиталь. Ну, и если случится что-нибудь серьезней вывихнутой лодыжки, то мы всего в семидесяти пяти километрах от ближайшей деревни - Аль-Мудаввара.

- Какое облегчение. И сколько же человек в этой деревушке? Двенадцать?

- Этому что, тоже учат на факультете журналистики? - осведомился Стоув с заднего сиденья.

- Конечно, это курс сарказма.

- Уверен, что только его ты закончила на отлично.

Да пошел ты, чертов умник. Хоть бы ты в обморок грохнулся на раскопках, тогда поймешь, каково это - заболеть посреди пустыни в центре Иордании, придурок, подумала Андреа, которая никогда не получала слишком хороших оценок. На некоторое время она обиженно замолчала.

- Добро пожаловать в центральную Иорданию, друзья мои, - торжественно произнес Томми. - Родину самума. Население отсутствует.

- Что такое самум, Томми? - спросила Андреа.

- Гигантский песчаный вихрь. Внушительное зрелище, как говорят. Ну вот, мы уже почти на месте.

Хаммер затормозил. Грузовики начали выстраиваться бок о бок по обочине паршивой дороги.

- Полагаю, что здесь нам придется сделать немалый крюк, - сказал Томми, указывая на экран GPS. - Мы всего в трех километрах от цели, но добраться туда будет непросто. Эти дюны слишком крутые. Грузовикам по ним не пройти.

Когда пыль немного улеглась, Андреа увидела перед собой огромную дюну из розового песка. Как раз за ней и располагался каньон Ястребиный коготь, где, по словам Форрестера, в течение двух тысячелетий скрывался Ковчег Завета. На вершине дюны кружили маленькие песчаные вихри, весело гоняясь друг за другом; словно взывая к Андреа своим шелестом.

- Как вы считаете, можно оставшуюся часть пути пройти пешком? - спросила Андреа. - Тогда я могла бы сделать снимки места наших раскопок. Я пойду впереди машин, чтобы лучше видеть.

Томми озабоченно взглянул на нее.

- Как хотите, но я не думаю, что это хорошая идея. Взобраться на этот бархан будет нелегко. Здесь, в салоне, прохладно, но снаружи сейчас сорок градусов.

- Я буду осторожной. И не выпущу вас из поля зрения. Ничего не случится.

- Мне тоже кажется, что вам не стоит этого делать, мисс Отеро, - заметил Давид Паппас.

- Да ладно, Айхберг. Пусть идет. Она уже большая девочка, - сказал Стоув, выступая больше против Давида, чем в поддержку Андреа.

- Я должен посоветоваться с мистером Расселом.

- В таком случае, сделайте это.

С большой неохотой Томми потянулся к рации.

Двадцать минут спустя Андреа сильно пожалела о своем решении. От дороги путь на вершину дюны сначала пролегал по небольшой впадине двадцати пяти метров в длину, а потом резко поднимался еще восемьдесят метров. Последние пятнадцать имели угол подъема в двадцать пять градусов. Вершина казалась обманчиво близкой. Песок - обманчиво мягким.

Девушка взяла с собой рюкзак с двухлитровой бутылкой воды. Она была выпита еще до вершины. Несмотря на шляпу, голова болела, а также нос и горло. Андреа надела лишь блузку с коротким рукавом, шорты и ботинки, хотя перед тем, как вылезти из машины, нанесла защитный крем с фактором 80. Но всё равно кожу на руках защипало.

Меньше получаса, и я чуть не сгорела заживо. Только бы с машинами ничего не случилось, и нам не пришлось идти пешком, подумала Андреа.

Но, похоже, этого бояться не стоило. Томми четко провел грузовики один за одним до вершины дюны. Для этой задачи требовался умелый водитель, чтобы грузовики не перевернулись. Сначала он занялся двумя КАМАЗами с припасами, поставив их в шеренгу у подножия длинного холма, как раз перед началом крутого подъема. Потом - двумя цистернами. А в это время остальной персонал смотрел на это зрелище из тени хаммеров.

Андреа, в свою очередь, наблюдала за операцией через телевик. Каждый раз, когда Томми ставил одну из машин, он махал рукой стоящей на вершине дюны девушке, и та махала в ответ. Наконец Томми поставил хаммеры у подножия холма, чтобы использовать их в качестве буксира и с их помощью поднять тяжелые грузовики, которые, несмотря на огромные колеса, не обладали достаточным сцеплением, чтобы подняться по крутому песчаному склону.

Андреа сделала несколько снимков, как поднимается первый грузовик. Один из солдатов Деккера вел внедорожник, к которому стальным тросом привязали КАМАЗ. Когда огромный грузовик с трудом поднялся на вершину дюны, до той точки, где стояла журналистка, Андреа потеряла интерес и снова посмотрела в сторону каньона Ястребиный коготь.

На первый взгляд гигантское скалистое ущелье ничем не отличалось от других подобных, которых было полно в пустыне. Андреа увидела две стены на расстоянии метров пятидесяти друг от друга, чуть дальше они раздваивались. По дороге Айхберг показал аэрофотоснимок того места, куда они направлялись, и форма каньона показалась ей похожей на трехпалую лапу гигантского ястреба.

Стены каньона были триста-четыреста метров в высоту на всем протяжении ущелья. Андреа нацелила объектив на вершину скал в поисках места, куда можно было бы подняться и снять общий план.

И тогда она его увидела.

Лишь на секунду. Человека, одетого в хаки, который наблюдал за ней.

Она удивленно отдернула голову и посмотрела туда не через телеобъектив.

Слишком большое расстояние. Она снова навела объектив на вершину каньона.

Пусто.

Она поменяла позицию и прочесала восточный склон ущелья, насколько позволял объектив. Без толку. Кто бы это ни был, он заметил ее с объективом и поспешил скрыться, что не предвещает ничего хорошего. Она размышляла, как теперь поступить.

Разумнее всего было бы подождать и поговорить с Фаулером и Харель.

Она спряталась в тени первого грузовика, к которому уже присоединился второй. Час спустя все участники экспедиции собрались на вершине дюны, у входа в каньон Ястребиный коготь.



ФАЙЛ MP3, ИЗВЛЕЧЕННЫЙ ИЗ ДИКТОФОНА АНДРЕА ОТЕРО ПОЛИЦИЕЙ ИОРДАНИИ ПОСЛЕ ПРОВАЛА ЭКСПЕДИЦИИ "МОИСЕЙ"


Заголовок, двоеточие. Ковчег найден. Нет, погоди, сотри это. Заголовок... Сокровища пустыни. Нет, тоже плохо. Нужно упомянуть Ковчег в заголовке, газеты на него купятся. Ладно, оставим заголовок напоследок. Введение, двоеточие. Произнести это слово - это как упомянуть миф, который известен всему человечеству. С него начинается история западной цивилизации, и сегодня это наиболее желанный объект для археологов всего мира. Мы следуем за экспедицией "Моисей" по тайному маршруту через пустыню на востоке Иордании до каньона Ястребиный коготь, того места, где почти две тысячи лет назад группа избранных спрятала Ковчег, в те времена, когда был разрушен Второй храм Соломона... Мда, пожалуй, немного суховато. Лучше это написать. Примечание: поискать в интернете, как пишется пневмокониоз.

(...)

ВОПРОС: Профессор Форрестер, Ковчег Завета с незапамятных времен будоражит наше воображение. Чем вы можете объяснить такой к нему интерес?

ОТВЕТ: Если вы хотите, чтобы я прочитал вам вводную лекцию, так и скажите. Зачем ходить вокруг да около? Просто спросите, что вы хотите знать, и я вам расскажу.

- И многим корреспондентам вы так отвечали, профессор?

- Десяткам. Кстати, вы не спросили ничего нового, ни одного вопроса, которого бы я уже не слышал. Если бы во время раскопок вы могли пользоваться интернетом, я бы сказал, где можно найти одно из интервью, чтобы скопировать ответы.

- Так в чем же дело? Вы не желаете повторяться?

- Нет, я просто не желаю попусту терять время. Мне семьдесят семь лет. Из них сорок три я потратил на поиски Ковчега. Так что сейчас или никогда.

- Что ж, уверена, что на этот вопрос вы ни разу не отвечали.

- Вы призываете меня принять участие в конкурсе на самый оригинальный вопрос? Ну что ж, вот вам один: как вы считаете, существовал ли заговор против Кеннеди? Ну как? Просто удивительно оригинальный вопрос, не правда ли? Как вы считаете, мог бы я стать журналистом?

- Профессор, прошу вас. Вы же умный и увлеченный человек. Почему бы вам не сделать над собой маленькое усилие, чтобы встать вровень с публикой и разделить с ней свое увлечение?

Короткая пауза.

- Может, вам нужен учитель хороших манер? Сделаю всё, что в моих силах.

- Спасибо, не нужно. Итак, Ковчег...

- Самый могущественный предмет в истории. Да-да, вы не ослышались, особенно если учесть, что западная цивилизация началась с него.

- Некоторые историки считают, что она началась в Греции.

- Глупости! На протяжении тысячелетий человечество поклонялось пятнам копоти на стенах пещер, которые они называли богами. С течением времени пятна могли менять свою форму и цвет, но они по-прежнему оставались всего лишь пятнами. До самого явления Аврааму, что случилось лишь четыре тысячи лет назад, люди даже не представляли, что Бог един. Кстати, что вы знаете об Аврааме, девочка?

- Он был отцом народа израилева.

- Верно. Но он был также отцом и арабского народа. Эти два народа - два яблока, упавшие с одного дерева, они очень близки друг к другу. Разумеется, эти два яблока стали смертельно ненавидеть друг друга.

- Так что же дальше насчет Ковчега?

- Пять веков спустя после откровения Аврааму Всемогущий был весьма раздосадован, что народ забыл о нем. И когда Моисей увел евреев из Египта, Господь вновь явился своему народу. Это произошло в двухстах тридцати километрах отсюда. И тогда они заключили договор.

- Простите, доктор. Говоря о договоре, вы имеете в виду соглашение или контракт - вроде того, какой мы заключаем, когда покупаем, скажем, автомобиль?

- Разумеется, контракт. Человечество, со своей стороны, обязалось соблюдать десять простых положений.

- Десять заповедей.

- Бог же, со своей стороны, обещал людям вечную жизнь. Это чрезвычайно важный момент в истории. Именно с этого момента наша жизнь обретает подлинный смысл. Вот уже на протяжении трех с половиной тысяч лет каждое человеческое существо несет в глубине своей совести бремя этого контракта. Кто-то называет его присущим человеку законом, другие оспаривают его существование и в особенности смысл. Они готовы убить кого угодно за свои убеждения, но и сами готовы умереть за них. С той самой минуты, когда Моисей получил скрижали из рук Господа, как раз и начинается наша цивилизация.

- С той минуты, как Моисей поместил эти скрижали в Ковчег Завета.

- Да, скрижали были заключены внутри Ковчега вместе с другими ценностями. Он превратился в своего рода сейф, где хранился контракт с Господом.

- Некоторые говорят, что Ковчег обладает сверхъестественными свойствами.

- Ерунда. Но об этом я расскажу завтра вам всем, когда мы приступим к работе.

- Значит, вы не верите в сверхъестественные свойства Ковчега?

- Верю от всего сердца. Мать читала мне Библию, когда я еще находился у нее во чреве. Вся моя жизнь посвящена слову Божию. Но это вовсе не значит, что я готов потворствовать всяким суевериям.

- Поговорим о суевериях. Многие годы ваши поиски сталкивались с критикой строгих академических кругов за использование древних текстов ради поиска сокровищ. Оскорбления были взаимными.

- Ох уж эти академики... они и свой собственный зад не найдут с помощью фонаря и двух рук. Смог бы Шлиман найти сокровища Трои без "Илиады" Гомера? Смог бы Картер найти усыпальницу Тутанхамона без темного папируса из Ута? В свое время обоих критиковали за те же способы, что использую и я. Никто не помнит этих критиков, а Картер и Шлиман вошли в историю. Меня тоже будут помнить вечно.

(Сильный приступ кашля).

- Вы нездоровы?

- Невозможно провести столько лет в сырых туннелях, вдыхая пыль, без последствий. У меня хронический пневмокониоз. Не могу долго обходиться без ингалятора. Давайте продолжим.

- О чем мы говорили? Ах, да. Вы всегда были убеждены в реальном существовании Ковчега Завета или поверили в это, впервые переведя Медный свиток?

- Я рожден христианином, но в молодости перешел в иудаизм. В семидесятых годах я читал на арамейском так же свободно, как и на английском. Я не обнаружил, что Ковчег реален, когда начал изучать Кумранские свитки. Это я и так уже знал. В Библии есть больше двухсот ссылок на Ковчег, он очень тщательно описан. Но когда ко мне в руки попал Медный свиток, я понял, как его найти.

- Ага. И каким именно образом второй свиток помог расшифровать Медный свиток?

- В общем, существовала страшная путаница между согласными вроде хе, хет, мим, каф, вав, зайн и йуд [6].

- А чтобы было понятно для христиан, профессор?

- Там были неразборчиво написанные согласные, из-за чего оказалось трудно расшифровать весь свиток. И что самое странное, в нем встречались буквы из греческого, вроде бы случайным образом. Имея в руках ключ, мы поняли, что эти буквы - заголовки фрагментов, которые должны менять порядок, а таким образом и содержание. Это были самые волнующие девяносто дней в моей профессиональной карьере.

- Наверное, это так разочаровывающе - сорок два года посвятить расшифровке Медного свитка, и сделать это всего за три месяца с помощью второго свитка.

- Вовсе нет. Свитки Мертвого моря, в число которых входил и Медный свиток, были обнаружены случайно, в палестинской пещере, поскольку священник кинул туда камень и услышал, как что-то разбилось. Вот так впервые нашли эти тексты. Это не археология, а удача. Но без этих десятилетий изматывающих исследований мы бы не обратились к мистеру Кайну...

- К мистеру Кайну? Вы о чем? Только не говорите, что имя мультимиллионера была упомянуто в Медном свитке.

- Я не могу об этом говорить. Я и так уже сказал слишком много.



РАСКОПКИ. Среда, 12 июля 2006 года. 19.33


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Последующие часы прошли в непрерывной беготне к каньону и обратно. Профессор Форрестер решил разбить лагерь у входа в каньон, защищенный от ветра двумя каменными стенами, что сужались в самом начале каньона, а затем вновь расширялись, чтобы продолжиться на двести восемьдесят метров в том направлении, которое профессор Форрестер называл "указательным пальцем". Две ветви каньона, что простирались в восточном и юго-восточном направлениях, походили на средний и безымянный пальцы огромной руки.

Группе предстояло жить в особых палатках, защищающих от жары пустыни, специально разработанных израильской компанией. Большая часть дня ушла на установку этих палаток, в то время как разгрузка машин целиком легла на плечи Роберта Фрика и Томми Айхберга, которые при помощи гидравлических кранов, установленных на КАМАЗах, стали выгружать огромные пронумерованные металлические ящики, в которых помещалось необходимое для экспедиции оборудование.

- Две тысячи кило продовольствия, сто кило медикаментов, тысяча восемьсот кило археологических материалов, три тысячи кило инструментов и электрооборудования, тысяча кило стальных рельсов, буровая машина и миниэкскаватор. Ну, что ты об этом скажешь, девочка?

Андреа сделала жест удивления, мысленно делая пометки для репортажа. А тем временем отмечала ящики в списке, который ей дал Томми. Имея скудный опыт работы на складе, Андреа вызвалась помочь с разгрузкой, и водитель поручил ей проконтролировать, куда отправить каждый ящик. Сделала она это не из альтруизма, а поскольку решила, что чем быстрее они закончат, тем раньше она сможет поговорить с Харель и Фаулером наедине. Сейчас доктор Харель была слишком занята организацией медблока.

- Тридцать четвертый сюда, Томми, - прокричал Фрик, стоящий в кузове второго грузовика. Цепь подъемного крана проходила через два металлических крюка по обеим сторонам ящика и скрежетала, пока тот преодолевал полтора метра, отделяющие его от песка. - Осторожней, весит не как пух.

Молодая журналистка внимательно перелистывала страницы списка, отчаянно боясь что-то упустить.

- Что-то здесь не так, Томми, - заметила она. - В списке указаны только тридцать три ящика.

- Не волнуйтесь, этот ящик имеет особое предназначение... А вот и тот, кто за него отвечает, - сказал Айхберг, сражаясь с цепями, чтобы их отвязать.

Андреа подняла взгляд от списка и увидела Марию Джексон и Теви Вааку - двух наемников Деккера. Оба встали на колени у ящика и открывали защелки. Крышка соскользнула с шипением, словно внутри был вакуум. Девушка бросила косой взгляд внутрь, но Ваака и Джексон не обратили на это внимания.

Похоже, они даже этого ожидали.

Содержимое ящика оказалось самым прозаичным: пакеты риса, кофе, фасоли, уложенные в восемь рядов по двадцать пакетов в каждом. Андреа ничего не понимала, пока Джексон не взяла по пакету в каждую руку, протянув их журналистке. Под черной кожей заиграли мускулы.

- Подержи-ка это, Белоснежка.

Андреа ничего не оставалось, как отложить список, иначе бы она уронила пакеты с рисом. Ваака с трудом подавил неприятный смешок, а Джексон, не обращая внимание на ошеломленную журналистку, просунула руку в щель, образовавшуюся после того, как оттуда достали два пакета, и с силой потянула. Тут же обнаружилось, что у ящика имеется второе дно, где покоилось куда более интересное содержимое.

Там лежали винтовки, автоматы и пистолеты, уложенные на особые лотки. Пока Джексон и Ваака их извлекали - всего было шесть лотков - и осторожно укладывали поверх других ящиков, подошли другие наемники Деккера во главе с самим южноафриканцем и принялись вооружаться.

- Конечно, господа. Как сказал мудрец, великие люди подобны орлам - строят гнезда в одиночестве и на возвышении. В первый караул заступают Джексон и Готтлибы. Поищите скрытные позиции там, там и там, - Деккер указал на три точки на склонах каньона. Вторая была недалеко от того места, где несколько часов назад Андреа заметила неизвестного. - Тишину в эфире прерывайте только раз в десять минут для отчета. Это относится к вам, Торрес. если начнете обмениваться кулинарными рецептами с Мэлони, как было в Лаосе, то придется иметь дело со мной. Вперед.

Близнецы Готтлибы и Мария Джексон разошлись в трех направлениях, пытаясь найти путь наверх, к тем позициям, с которых солдаты будут наблюдать за лагерем во время пребывания экспедиции в каньоне. Обнаружив подходящие позиции, они протянули длинные веревочные лестницы с алюминиевыми планками, прикрепив их к скале через каждые три метра, чтобы облегчить подъем наверх.

А в это время Андреа восхищалась современными технологиями. Даже в самых оптимистичных мечтах она не представляла, что в ближайшие недели сможет насладиться душем. Но к ее удивлению, последними четырьмя предметами, извлеченными из КАМАЗа, оказались две душевых и два туалета из пластика и стекловолокна.

- Ну, что скажешь, красавица?.. Или ты не рада, что не придется срать прямо в песок? - ухмыльнулся Роберт Фрик.

Костлявый молодой человек двигался нервно, словно состоял из одних локтей и коленок. Андреа ответила на похабное замечание громким смехом и помогла ему установить последний туалет.

- Даже не представляете, Роберт, как я рада. Я вижу, тут есть даже отдельные кабинки для девочек и мальчиков...

- И это немного несправедливо, учитывая, что нас - двадцать, а вас - всего четверо. С другой стороны, меня утешает мысль, что вам придется самим копать свой сортир.

Андреа побледнела, представив, что ей придется взять в руки лопату и копать, пока на ладонях не вздуются кровавые волдыри. Фрик, глядя на нее, расхохотался.

- Не вижу ничего веселого.

- Ха! Да вы побелели, как задница моей тетушки Бойлы. Вот это меня и веселит.

- Не слушай его, девочка, - вмешался Томми. - Мы воспользуемся экскаватором. Это займет не более десяти минут.

- Вот всегда ты испортишь удовольствие, Томми. Нет бы еще немножко на нее надавить, - сказал Фрик, озираясь вокруг и высматривая, кого бы еще подразнить.



ХАКАН    


Когда я начал учиться, мне было четырнадцать.

И, разумеется, первым делом я должен был многое забыть.

Для начала - всё, что выучил в школе, своих друзей, свой дом. Всё это не существует. Всё это - лишь выдуманная врагами ложь, врагами ислама. Потому что у них есть план. Так сказал ему имам, нашептывая на ухо.

- Началось всё с того, что они дали женщинам свободу. Поставили их на одну высоту с мужчинами, чтобы нас ослабить. Они знают, что мы сильнее и способнее. Знают, что наша приверженность богу сильнее. Потом они промыли нам мозги, покорили даже святых людей. Они туманят твой взор нечестивыми образами вожделения и деградации. Поощряют гомосексуализм. Лгут, лгут, лгут. Даже с датами лгут. Говорят, что сегодня двадцать второе мая. Но ты ведь знаешь, какое сегодня число.

- Шестнадцатое шавваля [7], учитель.

- Они говорят об интеграции. О сосуществовании. Но ты знаешь, чего хочет Аллах.

- Нет, я этого не знаю, учитель, - в ужасе ответил мальчик. Откуда ему знать, о чем думает Аллах?

- Аллах хочет, чтобы мы отомстили за крестовые походы - как за те, что были тысячу лет назад, так и за нынешние. Аллах хочет, чтобы мы восстановили Халифат, который они разрушили в 1924 году. С того дня мусульманский мир разорван на куски, каждый из которых держат под контролем наши враги. Достаточно прочитать любую газету, чтобы увидеть, что наши братья-мусульмане живут в нищете, унижении и под постоянной угрозой геноцида. И самым худшим из унижений является то, что в самом сердце исламского мира засела эта заноза под названием Израиль.

- Я ненавижу евреев, учитель.

- Нет. Тебе только так кажется. Послушай меня внимательно. Через несколько лет эта ненависть будет казаться искрой по сравнению с пожаром, охватившим весь лес. Только настоящие правоверные будут на это способны. И ты один из них. Ты особенный. Я заглянул в твои глаза и увидел внутри ту силу, которая перевернет мир. Вернет единство мусульманам. Принесет шариат в Амман, Каир, Бейрут. А потом в Берлин. В Мадрид. В Вашингтон.

- И каким образом мы сможем это сделать, учитель? Каким образом мы принесем шариат всему миру?

- Ты еще не готов услышать ответ на этот вопрос.

- Нет, я готов, учитель.

- Ты в самом деле желаешь это знать всей своей душой, всем своим сердцем, всем своим разумом?

- Я ничего так не жажду, как нести в мир слово Аллаха.

- Пока ты еще к этому не готов. Но ждать уже недолго...



РАСКОПКИ. Среда, 12 июля 2006 года. 20.27


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Час спустя палатки были установлены, туалетные и душевые кабины подключены к цистернам с водой, а гражданский персонал экспедиции расположился на отдых внутри крошечного прямоугольника, образованного палатками. Андреа сидела прямо на земле, держа в руке бутылку Гаторейд [8] и выискивая взглядом отца Фаулера. Однако ни его, ни доктора Харель поблизости не наблюдалось, и Андреа с интересом рассматривала сооружения из ткани и алюминиевых трубок. Никогда раньше ей не приходилось видеть таких палаток.

Палатки имели форму удлиненного прямоугольника с вертикальной дверью и несколькими пластиковыми окошками. Каждая палатка стояла на деревянной платформе, а та, в свою очередь, покоилась на доброй дюжине бетонных опор в сорока сантиметрах над землей, чтобы предохранить от нестерпимого жара, идущего от раскаленного песка. Потолок представлял собой полотнище выгнутой ткани, закрепленное на земле по обеим сторонам палатки, чтобы увеличить рефракцию. Все палатки были подключены к генератору, установленному возле одного из грузовиков и работавшему на бензине.

Всего палаток было шесть, причем три из них - особые. В одной помещался медпункт; она имела более простой дизайн, но зато отличалась повышенной герметичностью, как позднее объяснила доктор Харель. В другой располагалась полевая кухня-столовая, оборудованная кондиционером, чтобы люди могли там отдохнуть в самые жаркие часы. В последней палатке разместился Кайн собственной персоной. Она стояла чуть в стороне от остальных. В ней не было никаких окошек, и по всему периметру ее окружал контактный провод, красноречиво предупреждающий каждого, что миллиардер не желает, чтобы его беспокоили. Кайн до последней минуты оставался в своем хаммере, управляемом Деккером, пока не закончили разгрузку, и тогда ему пришлось выйти.

Вряд ли он теперь покажется. Может, ему даже собственный портативный туалет установили, подумала Андреа, рассеянно отхлебнув из бутылки. Ну вот и тот, кто ответит на мои вопросы.

- Добрый день, мистер Расселл.

- Добрый день. Как дела? - ответил помощник, дружелюбно улыбаясь.

- Спасибо, хорошо. Послушайте, я хотела бы поговорить насчет интервью с мистером Кайном...

- Боюсь, что это пока невозможно, - уклончиво ответил Расселл.

- Надеюсь, что меня сюда привезли все-таки не на прогулку. Мне хотелось бы знать...

- Добро пожаловать, дамы и господа, - прервал возмущенные излияния журналистки неприятный голос профессора Форрестера. - Итак, несмотря на все трудности, вы сумели установить палатки в назначенный срок. Ну что ж, поздравляю. Можете наградить себя аплодисментами.

Тон, которым он это произнес, был столь же вялым, как и последовавшие за этими словами жидкие хлопки. Этот человек распространял вокруг себя ауру унижения и недовольства. Несмотря ни на что, участники экспедиции расселись на песке вокруг профессора, а солнце тем временем скрывалось за горами.

- Прежде чем мы приступим к распределению по палаткам и к ужину, я хочу закончить свой рассказ, - продолжил археолог, встав в центре круга заинтригованных взглядов. - Вспомните, я говорил вам, что группа избранных вывезла реликвию из Иерусалима. Что ж, эта группа храбрецов...

- У меня кое-что вызывает сомнения, профессор, - прервала его Андреа, делая вид, что не замечает недовольного взгляда старика. - Вы сказали, что Ирмсиаху был автором и Второго свитка. Что он написал его незадолго до того, как римляне разрушили храм Соломона, если я не ошибаюсь?

- Нет, не ошибаетесь.

- Он совершенно точно никому не рассказал о существовании второго документа?

- Никому.

- Тогда, может быть, это сделали те люди, что вывезли Ковчег из Иерусалима?

- Нет, они тоже никому ничего не сказали.

- В таком случае, откуда мы можем знать, что там на самом деле произошло? Эти люди тащили тяжелый предмет, оправленный в золото, целых - как вы сказали? - целых триста километров. В то время как я еле-еле смогла подняться на вершину какой-то несчастной дюны, неся всего лишь камеру и бутылку с водой. Так каким же образом им удалось...

С каждым словом Андреа лицо старика все больше краснело, так что к концу ее фразы его лысая голова с седой бородой уже напоминала вишню, лежащую на белой скатерти.

- А каким образом удалось египтянам возвести громадные пирамиды? Каким образом удалось жителям острова Пасхи установить свои гигантские статуи, каждая из которых весит более десяти тонн? Каким образом удалось набатейцам выдолбить в скалах храмы Петры? - он подошел вплотную к Андреа и, нависая над нею, и заговорил вновь, отчаянно брызгая слюной и выплевывая ей в лицо каждое слово. Девушка невольно отшатнулась, почувствовав у себя на лице его зловонное дыхание. - Вера - вот что главное! Именно вера помогла этим людям пройти пешком триста километров под палящим солнцем по этим негостеприимным местам. Исключительно благодаря вере им это и удалось.

- Но ведь получается, что кроме этого Второго свитка у нас нет никаких доказательств, - не удержалась Андреа.

- Вы правы, доказательств у меня нет. Зато у меня есть теория, и лучше бы она подтвердилась, мисс Отеро, если вы не хотите, чтобы мы вернулись домой с пустыми руками.

Журналистка хотела что-то ответить, но вдруг почувствовала, как ее легонько толкнули в бок. Она оглянулась и увидела перед собой невозмутимое лицо отца Фаулера, неотрывно глядящего на нее. В глазах священника застыло безмолвное предупреждение.

- Где вы были? - спросила она шепотом. - Я вас обыскалась. Нам нужно поговорить.

Фаулер остановил ее предупреждающим жестом.

- Итак, восемь человек, покинув Иерусалим вместе с Ковчегом, на следующее утро достигли Иерихона, - Форрестер успел немного успокоиться и теперь продолжал свою лекцию, обращаясь к четырнадцати слушателям, которые внимали ему, затаив дыхание. - И здесь мы вступаем в область предположений и догадок, сделанных человеком, потратившим на это многие десятилетия своей жизни. Итак, в Иерихоне они пополнили запасы воды и пищи. Затем пересекли Иордан близ Вифании и достигли Дороги царей возле горы Нево. В древности люди постоянно пользовались этой дорогой. Именно этот путь привел Авраама из Халдеи в Ханаан. Потом эти восемь евреев миновали Петру и в итоге добрались до тайного места назначения, которое, по тогдашним представлениям иерусалимцев, находилось на самом краю света. Вот оно, это место.

- Скажите, профессор, у вас есть какие-либо соображения, в какой части каньона мы должны искать? - поинтересовалась доктор Харель. - Это ведь огромная территория.

- С того места, откуда вы вошли, начиная с завтрашнего утра. Давид, Гордон, покажите им снаряжение.

Два молодых помощника были одеты странным образом. На груди у них протянулся страховочный трос, к которому крепилось небольшое металлическое устройство, похожее на маленький рюкзак. От троса отходили четыре ремня, поддерживающие квадратный металлический прибор над бедрами. Впереди находились две выпуклости, похожие на фонари, находящиеся в двух углах квадрата, как фары автомобиля. Направлены они были вниз.

- Это, господа, будет вашим летним нарядом на ближайшие дни. Называется протонный прецессионный магнитометр.

Послышалось восхищенное перешептывание.

- Ну и название, да? - сказал Давид Паппас.

- Помолчите, Давид. Начнем с предположения, что доверенные лица Ирмсиаху действительно спрятали Ковчег в этом каньоне, но где именно, мы не знаем. Магнитометр покажет, где искать.

- А как он работает, профессор? - спросил Томми Айхберг.

- Прибор испускает сигналы, измеряющие магнитное поле поверхности. После того как он соответствующим образом настроен, он записывает любые аномалии магнетизма, как, например, присутствие металлов. Вам нет необходимости разбираться, как он работает, потому что прибор передает беспроводные сигналы, так что все данные сразу поступают на мой компьютер. Если вы что-то обнаружите, я это узнаю раньше вас.

- А трудно с ним управляться? - спросила Андреа.

- Нет, если умеете ходить. Каждому из вас выделят определенный участок ущелья в несколько десятков метров. Вам лишь нужно нажать на кнопку включения и делать шаг каждые пять секунд. Вот так.

Гордон шагнул вперед и остановился. Через пять секунд прибор на его груди издал слабый писк. Гордон сделал еще шаг, и писк прекратился. Через пять секунд прибор снова запищал.

- Вы будете этим заниматься двенадцать часов в день, с пятнадцатиминутными интервалами каждый час с четвертью для отдыха, - сказал Форрестер.

Раздались возмущенные голоса.

- А что насчет остальных наших обязанностей?

- Вы ими займетесь в оставшееся от прочесывания каньона время, мистер Фрик.

- Вы что, хотите, чтобы мы вышагивали десять часов в день? Под палящим солнцем?

- Советую пить много воды. Как минимум по литру в час. При температуре в сорок четыре градуса тело быстро обезвоживается.

- А что если нам не хватит этих десяти часов в светлое время суток?

- Продолжите в темноте, мистер Хэнли.

- Да здравствует демократия, черт побери, - прошептала Андреа. Но, видимо, прошептала недостаточно тихо, потому что Форрестер ее услышал.

- Вам это кажется несправедливым, мисс Отеро? - вкрадчиво спросил археолог.

- Что ж, теперь, когда вы это сказали, пожалуй, да, - с вызовом ответила Андреа. Она снова почувствовала на спине тычок Фаулера, но тот не достиг своей цели.

- Правительство Иордании выдало нам фальшивую лицензию на разведку месторождения фосфатов сроком на месяц. Так вот, представьте себе, что мы будем работать в более щадящем темпе. Представьте, что такими темпами мы сможем закончить анализ данных самое раннее через три недели. Представьте, что тогда мы не успеем вовремя забрать Ковчег. По-вашему, это будет справедливо?

Андреа смущенно опустила глаза. О, как же она ненавидела этого человека!

- Кто-нибудь еще поддерживает профсоюз мисс Отеро? - поинтересовался Форрестер, изучая лица присутствующих. - Никто? Отлично. С этой минуты вы больше не врачи, не священники, не бурильщики и не повара. Вы вьючные мулы. Наслаждайтесь.



РАСКОПКИ. Четверг, 13 июля 2006 года. 12.27


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.

Андреа Отера никогда не составляла список из трех худших событий своей жизни. Во-первых, потому что она вообще терпеть не могла всякие списки и прочую бюрократию. Во-вторых, несмотря на свой незаурядный ум, она не имела ни малейшей склонности к самоанализу. И, наконец, в-третьих, когда она сталкивалась с проблемами лицом к лицу, оказывалось, что гораздо проще их сразу решать, нежели классифицировать.

Однако, если бы предыдущим вечером Андреа потратила пять минут на составление подобного списка, то первым номером в нем оказалась бы фасоль.

Это случилось в ее последний школьный день, когда она сделала решительный шаг из детства в переходный возраст. Она вернулась домой из школы, думая лишь о походе в новый городской бассейн. Она молниеносно проглотила обед и уже собиралась надеть купальник, желая успеть в бассейн раньше других. Она вскочила из-за стола, даже не прожевав последний кусок. И вот тут-то мать произнесла ту фразу, которая произвела эффект разорвавшейся бомбы.

- А кто будет мыть посуду?

Андреа даже ухом не повела, поскольку в этот день посуду должен был мыть ее старший брат Мигель-Анхель. Но остальные три брата тоже собирались в бассейн, а потому им вовсе не хотелось дожидаться, пока их лидер закончит возиться с посудой, и они в один голос закричали:

- Андреа!

- Фигушки! - ответила она. - Вы что, с ума посходили? Я мыла ее вчера.

- Дочка, ну пожалуйста, тебя же не заставляют мыть рот с мылом.

- Мама, заставь ее вымыть рот с мылом! - хором крикнули братья.

- Всё равно не буду мыть посуду! - заявила Андреа, топнув ногой.

- Ты должна это сделать, дочка, ты же не хочешь, чтобы Господь покарал тебя за грехи. У тебя сейчас самый опасный возраст, - сказала мать, а Мигель-Анхель, с трудом скрывая улыбку, торжествующе толкал братьев коленом под столом.

Андреа никогда не лезла за словом в карман и, будь у нее хоть немного времени, чтобы поразмыслить, она нашла бы хоть пять блестящих ответов на подобную несправедливость. Но в ту минуту она настолько растерялась, что смогла сказать лишь:

- Ну, мама-а-а!

- Ничего не мама. Так что давай, мой посуду, а братья пусть идут в бассейн, если им так хочется.

И в эту минуту Андреа всё поняла.

Поняла, что мать всё знает. Знает о том, что никак ее не касается.

Это весьма трудно понять человеку, которому не довелось родиться самым младшим из пяти детей в семье, к тому же единственной девочкой. Человеку, которому не довелось родиться в суровой католической семье, где любая, самая пустяковая провинность тут же раздувалась до уровня смертного греха. Человеку, которому не довелось родиться дочерью солдата суровой старой закалки. Человеку, который не знает, каково это - быть униженной и растоптанной только за то, что ты женщина. Она, конечно, повела себя как ребенок. Как глупый, эгоистичный, своевольный ребенок.

В этот день она решила, что с нее хватит.

Андреа вернулась к столу и схватила кастрюлю с печеной фасолью в томате, которая у них была на первое. Кастрюля была еще заполнена где-то наполовину. Недолго думая, девчонка надела ее на голову Мигелю-Анхелю наподобие шляпы.

- А теперь давай мой посуду, выродок, - заявила она.

Наказание оказалось намного хуже, чем она ожидала. Помимо мытья посуды, что само собой разумелось, отец подошел к проблеме ее наказания более творчески. Нет, ей не запретили ходить в бассейн в течение всего лета. Это было бы слишком гуманно. Ее просто усадили за разделочный стол на кухне, из окна которой открывался великолепный вид на злополучный бассейн, и высыпали на этот стол три килограмма фасоли.

- Пересчитай фасолины, - приказал отец. - Когда скажешь, сколько их здесь, можешь идти в бассейн.

Андреа рассыпала фасоль по столу и принялась ее пересчитывать, по одной бросая в кастрюлю. Когда она дошла до тысяча двести восемьдесят третьей, ей понадобилось встать, чтобы выйти в туалет.

Когда же она оттуда вернулась, то обнаружила, что кастрюля пуста. Кто-то высыпал из нее фасоль обратно в кучу.

Ну, папочка, если ты думаешь, что сможешь заставить меня плакать, ты ошибаешься, подумала она.

Конечно, в конце концов она все-таки заплакала. И плакала долгих пять дней, в течение которых ей приходилось сорок три раза заново начинать подсчет.

Прошлой ночью Андреа вспомнила это самое мерзкое событие своей жизни, превосходящее даже жестокое избиение в прошлом году в Риме. Вне всяких сомнений, в то утро возня с магнитометром заняла вторую строчку во главе списка.

День начался ровно в пять, на три четверти часа раньше восхода солнца, с раздраженного хора зевков. Андреа спала рядом с доктором Харель и археологом Кирой Ларсен в медблоке, из-за ханжеских воззрений профессора Форерстера - отдельно от мужчин. Взвод Деккера занимал одну палатку, обслуживающий персонал - другую, а пятеро помощников Форрестера и отец Фаулер - последнюю. Профессор предпочитал спать отдельно, в маленькой палатке на одного за восемьдесят долларов, которую он таскал с собой во все экспедиции. Видимо, спал он не слишком долго, потому что ровно в пять уже стоял в центре площадки перед палатками и гудел с помощью клаксона, работающего на сжатом воздухе, пока не получил несколько смертельных угроз, перебудив кучу людей.

Андреа с проклятиями поднялась и на ощупь поискала полотенце и несессер, которые оставила рядом с надувным матрасом и спальным мешком, служивших ей постелью. Она уже направилась к двери, когда ее окликнула Харель. Несмотря на ранний час, она уже была полностью одета.

- Даже не думайте пользоваться душем.

- Почему же?

- Вообще-то, если хотите, можете ополоснуться. Но имейте в виду, душевые кабины работают по индивидуальному коду, и у каждого из нас в распоряжении тридцать секунд в день. Если вы израсходуете вашу воду сейчас, то к вечеру у вас ее не останется, а вы станете настолько липкой от пота, что будете громко взывать, чтобы вас хоть языком облизали.

Разочарованная Андреа печально опустилась на матрас.

- Большое спасибо. Поистине сволочной день.

- Согласна. Но я хочу избавить вас от еще более сволочного вечера.

- Боюсь, я ужасно выгляжу, - сказала Андреа, собирая в хвост волосы, чего не делала со студенческих времен.

- Более чем.

- Черт возьми, Док, вам следовало бы сказать что-нибудь вроде: "Не так ужасно, как я" или: "Что вы, всё просто замечательно". Вы же понимаете, женская солидарность, и всё такое.

- Ну, я никогда не была типичной женщиной, - ответила Харель, глядя Андреа прямо в глаза.

И какого черта ты имеешь в виду, Док? - думала Андреа, натягивая шорты и ботинки. То самое, что я подозреваю? А самое главное: уж не хочешь ли ты, чтобы я взяла инициативу на себя?

Шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.

Стоуву Эрлингу поручили проводить Андреа на ее участок и помочь ей подсоединить оборудование. Участок Андреа представлял собой квадрат площадью пятнадцать на пятнадцать метров, огороженный веревкой, закрепленной при помощи колышков высотой в двадцать сантиметров.

Просто мучение.

Прежде всего, тяжесть оборудования. Со стороны может показаться, что шестнадцать килограммов - не такая уж и тяжесть, особенно, если они закреплены на ремнях. Однако уже через час работы у Андреа начали нестерпимо болеть плечи.

Во-вторых, нестерпимая жара. К полудню песок раскалялся до такой степени, что больше напоминал розовый противень. И питьевая вода кончалась уже через полчаса после начала работы.

И в-третьих, перерывы. Ей полагалось пятнадцать минут отдыха, из которых добрых восемь уходило на то, чтобы дойти туда и обратно, две - на то, чтобы взять пару бутылок с холодной водой, и еще две - на то, чтобы наложить на лицо солнцезащитный крем. Так что собственно для отдыха оставались лишь три минуты, которых хватало лишь на то, чтобы послушать кашель Форрестера да посмотреть на часы.

Но хуже всего были повторяющиеся действия. Еще один дурацкий шаг, пауза, сигнал, следующий шаг.

Даже в Гуантанамо не так паршиво, черт подери! Они, конечно, тоже страдали от жары, но им хотя бы не приходилось таскать эту тяжесть.

- Добрый день, - поприветствовал ее по-испански чей-то голос. - Сегодня несколько жарковато, не правда ли?

- Шли бы вы в задницу, падре, - невежливо буркнула Андреа.

- Попейте немножко воды, - предложил Фаулер, протягивая бутылку. Священник был одет в саржевые брюки и свою обычную черную рубашку с короткими рукавами - принадлежность служителя церкви. Передав бутылку, он вышел за пределы огороженного пространства и пристроился в тенечке, с интересом наблюдая за Андреа.

- Вы можете сказать, кому и сколько заплатили, чтобы вас освободили от этой адской работы? - язвительно поинтересовалась Андреа, жадно опустошая бутылку.

- Дело в том, что профессор Форрестер питает большое уважение к моему духовному званию. Он, в конце концов, тоже человек Божий - в своем роде, конечно.

- Вы так думаете? А по мне, так он просто маньяк, да к тому же махровый эгоист.

- Не без этого, - согласился Фаулер. - Ну а как насчет вас?

- Рабская покорность не входит в число моих недостатков.

- Я имею в виду ваше отношение к религии.

- Вы собираетесь спасать мою душу при помощи этой пол-литровой бутылки?

- Вы полагаете, этого достаточно?

- Полагаю, что нет. Здесь нужна по меньшей мере литровая.

Фаулер улыбнулся и протянул ей вторую бутылку.

- Если вы будете пить понемножку и маленькими глотками, жажда будет гораздо меньше вас мучить.

- Спасибо.

- Но вы так и не ответили на мой вопрос.

- Религия - это слишком сложно для меня. Предпочитаю ездить на велосипеде.

Священник от души рассмеялся и сделал глоток из своей собственной бутылки. Он выглядел усталым.

- Ладно, сеньорита Отеро, не злитесь на меня, что я не работаю как вьючное животное. Вы что думаете, веревки, которые разделяют участки, появились по волшебству?

Участок располагался в семидесяти метрах от палаток. остальные члены экспедиции разбрелись по всему каньону, каждый шагал, делал паузу, ждал сигнала и снова делал шаг. Андреа добралась до веревки, сделала шаг вправо, развернулась на сто восемьдесят градусов и снова пошла вперед, спиной к священнику.

- Так вот почему я не могла вас найти... Вот чем вы с доктором занимались всю ночь.

- Мы ни на минуту не оставались наедине. Так что вам не о чем беспокоиться.

- Что вы хотите этим сказать, падре?

Фаулер промолчал. Некоторое время были слышны лишь ритм шагов: шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.

- Откуда вы знаете? - спросила она наконец, в ее голосе звучала тоска.

- Раньше я только подозревал. А теперь знаю точно.

- Черт!

- Сожалею, что столь неосторожно вторгся в вашу личную жизнь, сеньорита Отеро.

- Ни хрена вы не сожалеете, - Андреа остановилась и впилась зубами в ладонь. - Убила бы за возможность покурить.

- И что же вам мешает?

- Профессор Форрестер сказал, что табачный дым сбивает настройку приборов.

- Знаете что, сеньорита Отеро? Учитывая вашу привычку всюду совать свой нос, вы слишком наивны. Табачный дым никак не изменит магнитное поле. По крайней мере, по моим данным.

- Вот ведь старый козел!

Андреа пошарила по карманам и наконец закурила.

- Вы говорили что-нибудь Док, святой отец?

- Харель очень умна, намного умнее меня. К тому же она еврейка. Ей нет необходимости спрашивать совета у старого священника.

- А у меня, значит, есть?

- Ну, вы ведь католичка, или я ошибаюсь?

- Я утратила всякое доверие к людям вашей профессии, когда мне было четырнадцать, падре.

- И к кому же вы утратили доверие? К военным или к священникам?

- И к тем, и к другим. Мои родители слишком песочили меня в детстве.

- Все родители это делают. Разве не с этого начинается наша жизнь?

Андреа повернула к нему голову, так что смогла рассмотреть краем глаза.

- Значит, у нас с вами есть кое-что общее.

- Никогда бы не подумал. Зачем вы вчера нас искали, Андреа?

Прежде чем ответить, журналистка огляделась по сторонам. Ближайшим человеком был Давид Паппас с прибором на груди в тридцати метрах от них. Из горловины каньона задувал горячий ветер, создавая бесконечно прекрасные песчаные вихри у ног Андреа.

- Вчера, когда мы добирались до входа в каньон, я поднялась на дюну. На вершине я остановилась, чтобы сделать несколько снимков, и увидела незнакомого человека.

- Где? - резко спросил Фаулер.

- На вершине скалы, что у вас за спиной. Я видела его всего одну секунду. Был в одежде камуфляжной расцветки. Я никому об этом не сказала, потому что опасаюсь, что он может иметь какое-то отношение к человеку, который пытался убить меня на борту "Бегемота".

Фаулер прищурился, провел ладонью по лысине и глубоко вздохнул. Лицо его омрачилось, а бесчисленные морщинки вокруг глаз стали еще заметнее.

- Сеньорита Отеро, это очень, очень опасно. Залог успеха нашей экспедиции - полнейшая тайна. Если кому-либо станет известно, чем мы на самом деле занимаемся...

- Нас вышвырнут отсюда?

- Нас всех убьют.

- Вот как.

Андреа подняла взгляд, вдруг осознав полную изолированность этого места и что они все будут здесь похоронены, если порвется тонкая линия защиты людей Деккера.

- Я должен поговорить с Альбертом. Срочно.

- Вы вроде сказали, что не сможете воспользоваться здесь спутниковым телефоном. Что Деккер сканирует частоты.

Священник лишь поглядел на нее.

- Да что ж за хрень такая! Только не снова! - воскликнула Андреа.

- Сделаем это ночью, - сказал он.



В ДЕВЯТИСТАХ МЕТРАХ К ЗАПАДУ ОТ МЕСТА РАСКОПОК. Пятница, 14 июля 2006 года. 01.18


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Высокий мужчина по имени О. плакал. Ради этого ему пришлось отойти подальше от товарищей. Он не любил, когда кто-то видит проявления чувств, а уже тем более их обсуждать. Разговаривать же о том, почему он сейчас плакал, было бы просто опасно.

На самом деле он плакал из-за девочки. Она слишком напоминала ему собственную дочь. Он ненавидел себя за то, что пришлось ее убить. Убить Тахира оказалось просто, даже слишком просто. Он даже позволил себе поиграть с ним, как кошка с мышкой. Организовать ему личный ад на земле.

Но девочка - совсем другое дело. Ей было только шестнадцать.

Однако Д. и В. были с ним согласны. Миссия имеет слишком большое значение. На карту поставлена не только жизнь десяти братьев, собравшихся в пещере, но и всего исламского мира. Мать и дочь слишком много знали. Исключений быть не должно.

- Черт бы побрал эту войну, - пробормотал он.

- Ты уже начал разговаривать сам с собой? - спросил его товарищ.

Товарища звали В. Как всегда, он медленно подобрался ползком, потому что не хотел зря рисковать, привлекая к себе внимание. По той же причине он и разговаривал всегда шепотом, даже в пещере.

- Я молился, - ответил О.

- Мы должны вернуться в укрытие. Нас могут заметить.

- Там только один часовой на западной стене. Нас оттуда не видно. Так что не беспокойся.

- А если он перейдет в другое место? Имей в виду, у них есть приборы ночного видения.

- Не волнуйся. Сейчас караулит этот верзила-негр. Он все время курит, а сквозь табачный дым ничего не видно, - ответил О., несколько раздраженный тем, что ему приходится разговаривать, в то время как он собирался насладиться тишиной.

- Возвращайся лучше в пещеру. Пойдем, пойдем. Сыграем в шахматы.

Да... ему не удалось обмануть В. ни на секунду. Он знает о том, что товарищ пребывает в меланхолии. Афганистан, Пакистан, Йемен. Они через многое прошли вместе, он был хорошим товарищем. Таким неуклюжим способом он пытался ободрить друга.

О. растянулся на песке. Послышался топот шагов по скале. Пещера располагалась неподалеку от базы и представляла собой крошечное пространство площадью едва ли десяток метров. Именно О. нашел ее три месяца назад, когда начал готовить операцию. Там едва хватало места для десятерых, но даже если бы пещера была в сто раз больше, О. предпочел бы оставаться снаружи. Внутри этой шумной дыры, где храпели и пускали газы его братья, он чувствовал себя словно в тюремной камере.

- Пожалуй, я пока что останусь здесь. Люблю подышать свежим воздухом.

- Ты ждешь сигнала от Хакана?

- И для этого тоже. Не беспокойся, неверные пока еще ничего не нашли.

- Хорошо бы они немножко поторопились. А то надоело торчать в этой дыре, жрать консервы и ссать в ведро.

О. не ответил, а закрыл глаза и сосредоточился на ласкающем кожу ветерке. Ему нравилось ожидание.

- Мы что, так и будем сидеть здесь и ничего не делать? - продолжал настаивать В. - Нас десять человек, у нас есть оружие. Предлагаю просто пойти и перестрелять их всех.

- Мы должны подчиняться приказам Хакана.

- Хакан - настоящий смельчак.

- Знаю. Но он умен. Он рассказал мне одну историю. Знаешь, как находит воду бушменский воин в пустыне Калахари, когда находится вдали от дома? Он ищет обезьяну и весь день наблюдает за ней. Нельзя, чтобы обезьяна его заметила, потому что если она что-то заподозрит, то игра закончится. Если он будет терпелив, то обезьяна откроет свое убежище - расселину в скале, маленькую лужицу... те места, которые ни за что не нашел бы бушмен.

- А что потом?

- Он выпивает воду и съедает обезьяну.



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 01.18


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Стоув Эрлинг нервно покусывал ручку и отчаянно ругал профессора Форрестера. В конце концов, он не виноват, что данные по этой части каньона не достигли места назначения. Хватит и того, что ему пришлось выслушивать бесконечные жалобы новоявленных археологов, подключать и отключать оборудование, менять батареи и следить, чтобы кто-нибудь не исследовал дважды один и тот же участок.

Ему-то никто не помогал нацепить магнитометр. А это была не самая простая процедура - посреди ночи, при свете примуса. Форрестеру все были до лампочки. Все, кроме него самого. После ужина он нашел в данных аномалию и приказал Стоуву снова проанализировать квадрат 22К.

Уж как Стоув просил - да что там просил, почти умолял - отложить это дело до завтрашнего утра. Однако профессор был непреклонен: если у них не будет данных по каждому участку, вся работа пойдет насмарку.

Чертов Паппас. Предполагается, что это он - лучший археотопограф в мире, так ведь? Предполагается, что это он разработал соответствующее программное обеспечение, так ведь? Настоящий говнюк. Ему следовало бы оставаться в своей гребаной Греции. Уж как я лизал задницу старому хрену, чтобы тот предоставил мне заняться программой для магнитометров, а он отдал это Паппасу. Два года, два чертовых года. Два года я искал для Форрестера ссылки, поправлял его детские ошибки, покупал ему лекарства, опустошал корзину для бумаг от проклятых платков с зараженной кровью. Два года, и вот как он со мной обращается.



Контракт с Господом (ЛП)


К счастью, его сложная пантомима закончилась, и магнитометр был установлен и функционировал. Стоув взял фонарь и разместил его на склоне холма. Участок 22К по большей части состоял из песчаных дюн и камней неподалеку от "указательного пальца" каньона.

Поверхность здесь была другой, не похожей на пушистый розовый матрас в горловине каньона, но и не как голые скалы по бокам. Песок был темнее и лежал с уклоном в четырнадцать градусов, шевелясь под подошвами ботинок, как крыса внутри торта. Стоуву пришлось с силой потянуть за ремни магнитометра во время подъема, чтобы не упасть. Так он придал прибору равновесие.

Нагнувшись, чтобы поставить фонарь на землю, Стоув оцарапал правую руку о шероховатый металлический край магнитометра. Порез был поверхностным.

- Что за черт... Ай!..

Лизнув царапину, молодой человек начал медленный и болезненный ритм движения с прибором.

Он даже не американец. Даже не еврей, черт бы его побрал. Всего лишь грязный грек, иммигрант, рыба-прилипала. Судя по имени, он исповедовал православие, прежде чем начал работать на профессора. Он перешел в иудаизм спустя три месяца после того, как присоединился к нашей работе. Новообращенный, так сказать. Очень удобно. О, как же я устал! И зачем, скажите, я всем этим занимаюсь? Хотя бы мы нашли Ковчег, тогда бы обо мне узнали на исторических факультетах. Я бы получил хорошую работу, читал бы лекции. Старик всё равно долго не протянет, так что будет только справедливо, если он немножко поделится с нами славой. Не пройдет и нескольких лет, как все вокруг заговорят именно о нашей команде. Обо мне. Конечно, лучше всего было бы, если бы его гнилые легкие приказали долго жить в ближайшее время. Кого же в таком случае Кайн назначит главой экспедиции? Уж точно не Паппаса. Этот говнюк шагу ступить не может без профессора, Кайн раздавит его и не заметит. Нет, это должен быть кто-то сильный, обладающий харизмой. Не могу даже представить, что за штука на самом деле этот Кайн. Говорят, он тяжело болен. Так чего ради он сюда потащился?

Внезапно Стоув остановился возле стены каньона. Ему показалось, будто он слышит чьи-то шаги, но это было просто невозможно. Он посмотрел в сторону лагеря, который, казалось, по-прежнему мирно спал.

Ну, конечно, все спят. Единственный, кто не спит в такой час, это я. Ну, еще часовые, но они тепло укутаны и, я уверен, тоже дрыхнут прямо на посту. Ну от кого им нас тут защищать? Лучше бы они...

Он остановился и повернулся, чтобы прислушаться, теперь он был уверен, что дело не в воображении. Он наклонил голову, чтобы слышать лучше, но снова начался нервирующий писк магнитометра. Стоув нашарил в темноте кнопку выключения прибора и слегка на нее нажал. Так он отключил предупредительный сигнал, не отключая самого прибора, что вызвало бы сигнал тревоги на компьютере Форрестера - за знание подобного фокуса двенадцать человек вчера отдали бы руку.

Вероятно, это один из охранников, который идет сменить своего товарища в карауле. Я уже слишком большой мальчик, чтобы бояться темноты.

Он выключил аппарат и стал медленно спускаться по склону. Самое лучшее, что он может сделать - это вернуться в постель. Пусть себе Форрестер злится, черт с ним. В конце концов, можно сделать это и завтра, если встать пораньше. Ну, в крайнем случае, пропустит завтрак.

Правильно, так я и сделаю, подумал он. Я встану раньше старика. Вот пусть только немножечко рассветет.

Он улыбнулся, развеселившись, что встревожился на пустом месте, но зато теперь пойдет в постель, а именно в этом он и нуждался. Если поспешит, то сможет поспать часа три. Стоув выключил прибор.

Внезапно что-то потянуло за ремни. Стоув отклонился назад, взмахнув в воздухе руками в попытке не потерять равновесие. Но когда он уже думал, что вот-вот приземлится на задницу, тело столкнулось с каким-то человеком, который с силой его схватил.

Стоув даже не ощутил, как в основание черепа вонзилось острие ножа. Рука, держащая его за прибор сзади, потянула сильнее. Стоув вспомнил детство, когда ездил с отцом на озеро Чебакко ловить судака. Отец брал рыбу в руки и потрошил одним движением, которое сопровождалось влажным шипящим звуком. Очень похожим на тот звук, что в последний раз в жизни услышал Стоув.

Наконец, чужие пальцы разжались, и молодой человек рухнул на землю, словно тряпичная кукла. Магнитометр замедлил падение, и тело медленно заскользило вниз по склону.

Прежде чем умереть, Стоув успел лишь сухо и коротко вскрикнуть.



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 02.33


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Первая часть плана заключалась в том, чтобы вовремя проснуться. И с этого мгновения всё превратилось в катастрофу.

Андреа положила наручные часы между головой и будильником, поставив его на половину третьего утра. Она собиралась встретиться с Фаулером к квадрате 14Б, где работала, когда рассказала священнику о странном незнакомце.

Она знала лишь, что священнику нужна ее помощь, чтобы вывести из строя сканер частот Деккера, но он не сообщил ни где тот расположен, ни как это сделать.

Чтобы быть уверенным в том, что она не опоздает на встречу, священник оставил Андреа собственные часы, поскольку в часах журналистки не было будильника. Это были грубые черные часы марки МТМ с ремешком, который был явно не моложе Андреа. На обратной стороне часов красовалась надпись: "Чтобы жили другие".

Чтобы жили другие. Что за человек может носить такие часы? Точно уж не священник. Священники носят "Касио" за двадцать долларов, в крайнем случае самые дешевые "Лотус" с ремешком из кожезаменителя. Ничего настолько личного, размышляла Андреа перед тем, как лечь спать. Когда зазвонил будильник, Андреа позаботилась о том, чтобы тут же его выключить и взять с собой, по двум причинам. Фаулер очень четко дал понять, что произойдет, если Андреа их потеряет. И к тому же в часы был вмонтирован маленький светодиодный фонарик, которого хватило бы, чтобы пересечь каньон, не споткнувшись об одну из разделяющих участки веревок и не сломав череп.

Впотьмах нащупывая одежду, Андреа внимательно прислушивалась, чтобы понять, не разбудил ли будильник еще кого-нибудь, но явственный храп Киры Ларсен успокоил журналистку. Она решила надеть ботинки снаружи, чтобы меньше шуметь, и начала пробираться к выходу. Но ее пресловутая неуклюжесть сделала свое черное дело, и часы выпали.

Девушка попыталась побороть нервозность и вспомнить интерьер медблока. В глубине располагались две койки, стол и медицинские приборы. Трое обитателей палатки спали ближе к выходу, на самонадувающихся матрасах и в спальниках. Андреа - посередине, Ларсен - слева, а Харель - с другой стороны.

Ориентируясь на храп Киры, она принялась ощупывать окружающее пространство. Вот он - край ее собственного матраса. Чуть дальше рука наткнулась на какой-то грязный комок, судя по всему - грязные носки помощницы Форрестера. Брр! С гримасой отвращения Андреа вытерла ладонь о штаны. Прошлась рукой по собственному матрасу. А еще чуть дальше находился матрас Харель.

Он был пуст.

Удивившись, Андреа вынула из кармана зажигалку и решилась зажечь огонь, стараясь, чтобы ее собственное тело оказалось между пламенем зажигалки и спящей Ларсен. Харель нигде не было. Но ведь Фаулер говорил, что ничего не сказал докторше об их планах.

Однако журналистка не собиралась раздумывать по этому поводу. Она обнаружила часы, лежащие в щели между двумя матрасами, и вышла из палатки. В лагере было по-прежнему тихо, словно на кладбище, но Андреа всё равно порадовалась, что медблок стоит чуть на отшибе, почти возле северо-западной стены каньона, и ей не грозят нежелательные встречи, если кому-то вдруг приспичит отправиться в туалет.

Наверняка Харель именно там. Не понимаю, почему мы не могли ей рассказать о том, что собираемся сделать, если она и так уже знает о существовании у священника спутникового телефона. Эти двое впутались в какое-то странное дело.

В это мгновение загудел клаксон профессора. Андреа замерла на месте, от страха царапая себе живот, как кобра пытается сожрать футбольный мяч. Поначалу она решила, что Форрестер ее обнаружил, пока не поняла, что клаксон звучит издалека. Гул был приглушенным и отдавался эхом от всех стен каньона, но не очень громко.

Сигнал прозвучал дважды, и настала тишина.

Потом он вдруг начал гудеть почти непрерывно.

Это призыв к помощи. Готова отдать руку на отсечение.

Андреа не знала, кому об этом сообщить. Учитывая, что Харель отсутствовала, а Фаулер ждал ее в квадрате 14Б, лучшим выбором был Томми. Палатка служебного персонала находилась рядом. С помощью фонарика на часах Андреа расстегнула молнию у входа и влезла внутрь.

- Томми! Томми, вы здесь?

Из спальных мешков высунулось с полдюжины голов.

- Послушайте, сейчас два часа ночи! - протянул взъерошенный Брайан Хэнли, протирая глаза.

- Разбудите Томми. По-моему, у профессора какая-то проблема.

Томми уже выбирался из спального мешка.

- Что случилось? - спросил он.

- Клаксон профессора. Гудит, не переставая.

- Я ничего не слышу.

- Пойдемте со мной. Должно быть, это в глубине каньона.

- Минутку.

- Чего вы ждете? Хануку? [9]

- Нет, жду, пока вы отвернетесь. Я не одет.

Андреа вышла из палатки, пробормотав извинения. Снаружи не прекращались гудки, с каждым разом слабея. Наверное, сжатый воздух в клаксоне закончился.

Вскоре Томми присоединился к ней, а за ним и все остальные обитатели палатки.

- Иди посмотри, что там в палатке профессора, Роберт, - сказал Томми, сделав знак тощему бурильщику. - А ты, Брайан, сообщи военным.

В последнем не было нужды. К ним уже приближались Деккер, Мэлони, Торрес и Джексон. Не сказать чтобы одетые, но с автоматами наготове.

- Какого хрена здесь происходит? - спросил Деккер. В своей огромной грубой ручище он держал рацию. - Мои ребята говорят, что кто-то в глубине каньона устроил переполох.

- Мисс Отеро полагает, что у профессора возникли проблемы. Что с вашими дозорными? - спросил Томми.

- Это мертвая зона. Ваака ищет позицию получше.

- Добрый вечер, - окликнул их подошедший Расселл. На нем была шелковая пижама цвета корицы, волосы всклокочены. - Что случилось? Мистер Кайн не может заснуть.

Деккер прервал его жестом. Рация ожила, и сочный голос Вааки произнес:

- Командир, есть видимость. Вижу профессора и рядом с ним тело, лежащее на земле. Прием.

- Чем занят профессор, Гнездо-один?

- Стоит на коленях, склонившись над телом. Прием.

- Принято, Гнездо-один. Оставайтесь на месте и держите нас в курсе. Гнездо два и три, усильте бдительность. Я хочу знать, даже если мышь пёрнет.

Деккер завершил связь и начал раздавать приказы. За короткое время, пока длился его разговор с Ваакой, на ногах оказался уже весь лагерь. Томми Айхберг включил мощные галогенные прожектора, которые отбрасывали гигантские тени на стены каньона.

Тем временем Андреа осталась немного в стороне от кружка окружающих Деккера людей. Взгляд через плечо позволил ей заметить Фаулера, появившегося из-за медблока полностью одетым. Он сделал круг и встал за журналисткой.

- Молчите, - сказал он. - Потом поговорим.

- Где Харель?

Фаулер взглянул на Андреа, удивленно подняв брови.

- Понятия не имею.

Вскоре в голове Андреа зародилось подозрение, и она повернулась к Деккеру, но Фаулер остановил ее, схватив под руку. Обменявшись несколькими словами с Расселлом, громила-южноафриканец принял решение. Он оставил Мэлони охранять лагерь и направился вместе с Торресом и Джексон в квадрат 22К.

- Святой отец, отпустите меня! - сказала Андреа, пытаясь вырваться. - Он сказал, что там тело.

- Погодите!

- Но ведь это может быть она!

- Стойте, я сказал!

Между тем, Расселл, раскинув руки, преградил путь остальным.

- Послушайте, - сказал он. - Я понимаю, все очень взволнованы, но что толку, если мы начнем без толку носиться туда-сюда? Давайте посмотрим друг на друга и выясним, кого нет. Мистер Айхберг и Брайан?

- Они сзади, заполняют генератор. Там оказалось мало горючего.

- Мистер Паппас?

- Все здесь, кроме Стоува Эрлинга, сэр, - послышался звенящий от тревоги голос помощницы профессора. Он должен быть на участке 22К, где проводит повторные исследования. Его данные были какие-то неправильные.

- А где мисс Харель?

- Доктора здесь нет, мистер Расселл, - ответила Кира Ларсен.

- Как это нет? - удивился Расселл. - И где же, по-вашему, она может быть?

- Кого-нибудь нашли? - раздался голос за спиной Андреа. Журналистка с облегчением обернулась, вглядевшись в лицо. Там стояла Харель, с покрасневшими глазами и одетая лишь в ботинки и длинную красную футболку, достававшую ей до колен. - Простите, но сегодня я приняла снотворное и до сих пор сонная. Что случилось?

Пока Расселл вводил доктора Харель в курс дела, Андреа охватили смешанные чувства. Хотя она с облегчением узнала, что с Харель всё в порядке, она не могла представить, где та находилась всё это время.

И не я одна, подумала Андреа, наблюдая за другой своей соседкой по палатке. Та не спускала глаз с Харель.

Ларсен подозревала докторшу, еще как. Она наверняка заметила, что несколько минут назад той уже не было на матрасе. Если бы взгляды были подобны лазеру, у Док появилась бы дыра на спине размером со среднего размера пиццу. У нее точно возникнут проблемы.



КАЙН    


Старик поднял стул и развязал один из узлов, которые поддерживали стены палатки. Потом снова завязал, развязал и еще раз связал.

- Сэр. Вы опять это делаете.

- Он мертв, Джекоб. Он мертв.

- Сэр, узел завязан как следует. Присядьте, вам нужно принять это, - сказал Расселл, протягивая пузырек с таблетками.

- Я не собираюсь их принимать. Мне нужно, чтобы чувства не притуплялись. Я могу стать следующим. Тебе нравится этот узел?

- Да, мистер Кайн.

- Он называется "двойная восьмерка". Очень надежный узел. Меня научил ему отец.

- Превосходный узел, сэр. Пожалуйста, опустите стул.

- Я хочу быть уверенным. Завяжу еще раз.

- Сэр, вы опять совершаете навязчивые действия.

- Не называй это так!

Старик повернулся, чтобы его обругать, да так резко, что потерял равновесие. Джекоб попытался его поддержать, но Кайн всё равно грохнулся.

- С вами всё в порядке, сэр? Может быть, позвать доктора Харель?

Старик рыдал, лежа на полу, и лишь крошечная часть этих слез была вызвана падением.

- Он мертв. Он мертв.



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 03.13


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Это убийство.

- Вы уверены, доктор?

Тело Стоува Эрлинга лежало в окружении газовых фонарей, отбрасывающих бледный, полупрозрачный, как крыло мошки, свет. За пределами этого круга тени от камней постепенно растворялись в темноте, сливаясь с ночью, которая внезапно наполнилась угрозой. При взгляде на растянувшийся на песке труп Андреа едва сдержала дрожь.

Когда несколько минут назад Деккер с его людьми добрались до профессора, тот сжимал правой рукой ладонь трупа, а левой продолжал безуспешно нажимать на клаксон, в котором закончился сжатый воздух. Деккер грубо оттолкнул профессора и приказал позвать Харель. Та попросила Андреа пойти вместе с ней.

- Я бы предпочла этого не делать, - сказала Андреа. Когда Деккер объявил по радио, что они нашли Стоува Эрлинга мертвым, она почувствовала тошноту и стыд, потому что не могла не вспомнить о том, как желала, чтобы его поглотила пустыня.

- Пожалуйста. Я слишком взвинчена, Андреа. Помогите мне.

Докторша в самом деле выглядела расстроенной, и Андреа без возражений пошла вместе с ней. По дороге журналистка обдумывала, как бы ей половчее подобраться к Док и расспросить, где ее носили черти, когда начался весь этот переполох; но ей не пришло в голову ни одной идеи, как это сделать, не открыв при этом, что ее и самой не было на месте. Когда они добрались до участка 22К, то увидели, как Деккер пытается осветить тело, чтобы установить причину смерти.

- Судите сами. Если это не убийство, то суицид, сделанный решительной рукой. У него ножевое ранение в основании черепа. Смертельный удар.

- Такой удар очень трудно нанести, - нахмурившись, сказал Деккер.

- Что значит - трудно? - вмешался Расселл, вставая рядом с наемником. Чуть позади Кира Ларсен пыталась успокоить профессора, закутывая его в одеяло.

- Это значит, что его убили с одного удара, точнейшим попаданием. И очень острым ножом - лезвие, словно бритва. Крови почти нет, - пояснила Харель, снимая резиновые перчатки, которые она надевала, чтобы ощупать рану.

- Убийца - профессионал, мистер Расселл.

- Кто обнаружил тело?

- Когда магнитометр перестал передавать данные, в компьютере профессора прозвучал сигнал тревоги, - сказал Деккер, кивнув в сторону старика. - Он тут же направился сюда, собираясь устроить Стоуву головомойку. Увидев его лежащим на земле, профессор решил, что он спит, и начал свистеть ему прямо в ухо, пока, наконец, до него не дошло, что перед ним лежит труп. Тогда он продолжил гудеть, подавая нам сигналы.

- Даже представить боюсь, что скажет мистер Кайн, когда узнает о том, что произошло. Черт побери, куда смотрели ваши люди, Деккер? Как это могло случиться?

- Полагаю, они смотрели за пределы лагеря, как им и приказали. У нас всего трое дозорных на огромную территорию в безлунную ночь. Они делают, что могут.

- Немного же они могут, как я погляжу, - хмыкнул Расселл, указывая на труп.

- А я это вам и говорил, Расселл. Говорил, что просто безумие явиться сюда всего лишь с шестью солдатами. Таким образом вы вынудили нас оставлять на часах всего трех человек со сменой каждые четыре часа. Чтобы покрыть враждебную территорию вроде этой нам нужно как минимум двадцать. Так что теперь не пытайтесь свалить вину на меня.

- Вы и близко не в теме. Вы же знаете, что бы случилось, если бы правительство Иордании...

- Может быть, вы наконец кончите препираться? - профессор поднялся во весь рост; наброшенное одеяло нелепыми складками свисало с его плеч, а голос дрожал от ярости. Он уже успел оправиться от первого шока, и теперь готов был излить свой праведный гнев на первого встречного. - Погиб один из моих помощников. И это я прислал его сюда. Может, прекратите винить друг друга?

Рассел раздраженно поморщился. К удивлению Андреа, Деккер тоже, хотя наемник попытался скрыть досаду, повернувшись к доктору Харель.

- Что еще вы можете нам сказать?

- Полагаю, что его убили там, наверху, и тело скатилось по склону вниз.

- Вы так думаете? - спросил Расселл, подняв бровь.

- Весьма сожалею, но я все-таки не судебно-медицинский эксперт. Я всего лишь рядовой медик. И даже то, что я специализируюсь на военной медицине, не означает, что я умею безошибочно распознавать следы преступления. К тому же, крайне маловероятно, что мы сможем разыскать какие-либо улики в этой груде камней и песка.

- Вы не в курсе, у него были враги, профессор? - спросил Деккер.

- Он постоянно ругался с Давидом Паппасом. Знаете ли, своего рода соперничество, которое я иногда сам поощрял.

- Вы часто видели, как они ссорятся?

- Много раз, однако до кровопролития ни разу не дошло, - и тут Форрестер неожиданно уперся пальцем в лоб Деккера. - Ну-ка, ну-ка, или вы полагаете, что это сделал один из моих ребят, вы это хотите сказать?

Тем временем Андреа созерцала труп Эрлинга со смесью удивления и оцепенения. Ей хотелось шагнуть вперед, войти в освещенный фонарями круг, дернуть Эрлинга за косичку и продемонстрировать всем, что он вовсе не мертв, что это просто дурная шутка профессора, чтобы надо всеми поиздеваться. Она поверила в серьезность происходящего, лишь когда хрупкий профессор ткнул пальцем в гиганта Деккера. В это мгновение тайна, которую она хранила уже несколько дней, прорвалась, как давление воды разрушает плотину.

- Мистер Деккер!

Южноафриканец повернулся к ней; выражение его лица было не слишком дружелюбным.

- Мисс Отеро, - начал он. - Как сказал маэстро Шопенгауэр, первое впечатление, которое мы производим на человека, остается навсегда. Так вот, на данный момент я уже по горло сыт вашей физиономией. Вам ясно?

- Я не понимаю, что вы вообще здесь делаете, когда вас никто сюда не звал, - добавил Расселл. - Прессе здесь не место, это дело не подлежит широкой огласке. Так что возвращайтесь в лагерь.

Журналистка отступила на шаг назад, однако не отвела глаза, сумев выдержать свирепый взгляд наемника. Вопреки увещеваниям Фаулера, Андреа решила выплеснуть всё.

- Я никуда не пойду. Возможно, этот человек погиб по моей вине.

Лицо Деккера приблизилось к ней вплотную, так что Андреа почувствовала жар его дыхания.

- Выражайтесь яснее, - потребовал он.

- Когда мы прибыли в каньон, я видела какого-то человека на вершине вон той скалы.

- Что? Вы видели постороннего человека? И никому ничего не сказали?

- Тогда я просто не придала этому значения. Простите меня.

- Просто потрясающе! "Ах, простите меня!" Ну, значит, всё улажено. Черт бы вас побрал!

Расселл в растерянности затряс головой. Деккер с силой почесал шрам, пытаясь переварить услышанное. И лишь Кира Ларсен отреагировала моментально: оставив профессора Форрестера, она метнулась к Андреа и от души влепила ей пощечину.

- Сука! - выкрикнула она.

Андреа была настолько потрясена, что даже не пыталась защищаться. Она увидела такую муку и боль в глазах Киры, что сразу поняла всё. Руки ее бессильно опустились.

- Мне очень жаль. Простите.

- Сука! - повторила девушка, кидаясь на нее с кулаками, нанося удар за ударом в лицо, в грудь, в плечо. - Почему ты никому не сказала, что за нами следят? Ты что, не знаешь, что мы ищем? Не знаешь, насколько это важно?

Харель и Деккер схватили Ларсен за руки и оттащили. Та почти не сопротивлялась, однако, увидев, что докторша хочет ее увести, неожиданно вырвалась и бросилась назад к телу.

- Он был моим другом, - прошептала она.

В эту минуту появился запыхавшийся Давид Паппас. По его лицу и шее стекали крупные капли пота; очки его были запорошены песком, что говорило о том, что он неоднократно падал, пока торопился сюда.

- Профессор Форрестер! - закричал он. - Профессор Форрестер!

- Что случилось, Давид?

- Данные! Данные Стоува... - прохрипел молодой человек, опускаясь на колени и с трудом переводя дыхание.

Профессор остановил его небрежным жестом.

- Сейчас не время, Давид. Твой товарищ погиб, его тело уже остывает.

- Но, профессор Форрестер, вы должны меня выслушать. Эти графики... Мне удалось...

- Хорошо, Давид, - ответил профессор. - Завтра обсудим.

Давид совершил то, на что в жизни бы не отважился, если бы не кошмарное напряжение событий этой ночи: схватил профессора за одеяло и развернул к себе.

- Вы не понимаете! Там пик. 19779!

Профессор Форрестер поначалу никак не отреагировал на это заявление, а потом заговорил очень медленно и тихо, так что Давид едва его услышал.

- Насколько большой пик?

- Огромный, сэр.

Профессор рухнул на колени. Он был не в состоянии говорить и раскачивался взад-вперед словно в безмолвной молитве, хотя скорее плакал, чем молился.

- Давид, что значат эти цифры: 19779? - спросила Андреа.

- Сто девяносто семь - относительная атомная масса. Семьдесят девять - порядковый номер в периодической таблице Менделеева, - срывающимся голосом ответил молодой человек. Голос его звучал до странного вяло, словно передав сообщение, он сам стал похож на смятый и бесполезный ныне конверт. Он не отрываясь смотрел на труп.

- Вы хотите сказать...

- Это золото, мисс Отеро. Стоув Эрлинг нашел Ковчег Завета.



НЕКОТОРЫЕ ФАКТЫ, КАСАЮЩИЕСЯ КОВЧЕГА ЗАВЕТА, ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ БЛОКНОТА "МОЛЕСКИН", ПРИНАДЛЕЖАЩЕГО ПРОФЕССОРУ ФОРРЕСТЕРУ


В Библии говорится: "Сделай ковчег из дерева ситтим: длина ему два локтя с половиною, и ширина ему полтора локтя, и высота ему полтора локтя; и обложи его чистым золотом, изнутри и снаружи покрой его; и сделай наверху вокруг его золотой венец. И вылей для него четыре кольца золотых и утверди на четырех нижних углах его: два кольца на одной стороне его, два кольца на другой стороне его. Сделай из дерева ситтим шесты и обложи их золотом; и вложи шесты в кольца, по сторонам ковчега, чтобы посредством их носить ковчег".

В качестве меры я выбрал простой локоть. Я знаю, что меня будут за это критиковать, потому что немногие ученые это делают, предпочитая египетский локоть или "кровавый" локоть, что гораздо гламурней. Но я прав.

Вот что мы точно знаем о нашем Ковчеге:

Время и место создания: 1453 г. до нашей эры, у подножия горы Синай

Длина - 111 см

Ширина - 65 см

Высота - 65 см

Емкость - 385 литров

Вес - 265 кг

Некоторые авторы считают, что на самом деле вес Ковчега гораздо больше, около 500 кг. Нашелся даже один идиот, который заявил, что Ковчег весит более тонны. Но это же просто бред! Подумать только, и эти люди называют себя учеными! Разумеется, им хотелось бы, чтобы золота в Ковчеге было побольше. Бедные идиоты! Им даже в голову не приходит, что золото - хоть и тяжелый, но при этом мягкий, очень мягкий металл. Золотые кольца просто не выдержали бы такой нагрузки, не говоря уже о деревянных шестах, которые должны все же иметь достаточную длину, чтобы четыре человека могли с комфортом его нести.

Золото - металл очень ковкий. В прошлом году мне довелось видеть лист золотой фольги, в который раскатали одну-единственную монету, применив технологии, используемые для прокатки бронзы. Этот лист имел такую площадь, что им застелили целую комнату. Евреи были искусными ремесленниками. В то же время, в пустыне просто неоткуда было взяться такому количеству золота, не говоря уже о том, что не было возможности его хранить, не привлекая внимания грабителей. Нет, в действительности золота было использовано совсем немного, лишь как внешнее покрытие деревянной основы. Твердое дерево, уже само по себе способное храниться на протяжении многих веков, было еще и покрыто сверху слоем инертного металла, который не ржавел и с течением времени не разрушался. Таким образом, этот предмет должен был стать вечным. Могло ли быть иначе, если его сделали, следуя указаниям самого Господа?



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 14.21


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Итак, данные были подтасованы.

- И кто-то это знал, падре.

- Разумеется. Поэтому его и убили.

- Я и так уже знаю, что его убили, а также где и когда. Если вы мне еще скажете, кто это сделал и как это произошло, я стану самой счастливой женщиной на свете.

- Вот как раз в этом направлении я сейчас и работаю.

- Вы считаете, это был кто-то чужой? Быть может, тот человек, которого я видела на скале?

- Я считал вас умной девушкой.

- Я до сих пор чувствую себя виноватой.

- Да бросьте вы! На самом деле это моя вина: ведь это я попросил вас никому ничего не говорить. Но можете мне поверить: убийца - кто-то из членов экспедиции. Именно поэтому я должен как можно скорее связаться с Альбертом.

- Допустим. Однако вы знаете гораздо больше, чем говорите. Гораздо больше. Например, мне известно, что вчера в каньоне перед рассветом произошло еще кое-что. Короче говоря, когда я проснулась, докторши в палатке не было.

-- Я вам уже говорил... Я над этим работаю.

- Вот дерьмо, падре. Вы единственный в мире полиглот, которому не нравится разговаривать.

Отец Фаулер и Андреа Отеро сидели в тени восточной стены каньона. Прошлой ночью никто так больше и не заснул, а потом начался долгий тяжелый день, омраченный неожиданной гибелью Стоува Эрлинга. Тем не менее, радость от того, что магнитометр Стоува обнаружил большое количество золота, постепенно оттеснила на задний план мысли о случившейся трагедии. Профессор Форрестер как бешеный носился вокруг участка 22К: анализировал состав породы, проверял показания приборов и особенно магнитометра, измерял сопротивление поверхности.

Процесс измерения заключался в том, что сквозь землю пропускали заряд электрического тока, а затем фиксировали, сколько энергии она поглотила. Вся земля на этом участке была изрыта, ибо в тех местах, где величина сопротивления хоть немного отклонялась от обычной, почву зондировали с особой тщательностью.

Результаты исследований оказались убедительными: поверхность крайне нестабильна, и это разозлило Форрестера. Андреа наблюдала, как он размахивает руками и ногами, бросает в воздух бумаги и оскорбляет помощников.

- Почему профессор так раздражен? - поинтересовался Фаулер. Он уже некоторое время возился с маленькой отверткой и проводами, которые извлек из ящика с инструментами технического администратора Брайана Хэнли, Священник сидел на плоском камне примерно в полуметре над Андреа и не особо обращал внимание на то, что происходит вокруг.

- Провели исследование и оказалось, что Ковчег просто так не выкопать, - объяснила Андреа, всего несколько минут назад переговорившая с Давидом Паппасом. - Они считают, что там существует рукотворная полость, и если использовать экскаватор, то велика вероятность, что она обрушится.

- Придется идти кружным путем. Это может занять многие недели.

Андреа сделала серию фотографий и просмотрела их на экране. Получился неплохой снимок Форрестера, в буквальном смысле, с пеной у рта от ярости. Испуганная Кира Ларсен оглянулась с написанным на лице ужасом.

- Ну вот, Форрестер опять орет. Не знаю, как его помощники это терпят.

- Может, сегодня утром все именно в этом и нуждаются, не думаете?

Андреа уже собралась ответить священнику, чтобы не говорил глупостей, когда осознала, что и сама была ярой сторонницей самобичевания в качестве метода избавления от боли.

Лучшее тому доказательство - ее драгоценный РН. Если бы он еще и читал ей проповеди, она давно бы вышвырнула его в окно. Чертов котяра! Надеюсь, он не сожрал шампунь соседки. А если он всё же это сделает, надеюсь, она не выставит мне счет.

Несчастные археологи, подгоняемые истошными криками Форрестера, забегали с новой силой, словно тараканы на кухне, где внезапно включили свет.

- Быть может, вы и правы, падре. Но мне что-то не верится, чтобы они с должным уважением относились к памяти погибшего товарища, если как ни в чем не бывало продолжают работать.

Фаулер оторвался от своего дела и наградил ее осуждающим взглядом.

- Не стоит его винить. Они должны торопиться, ведь завтра суббота.

- Ах да, конечно. Пресловутый Шаббат. День, когда евреи не смеют даже зажечь огня с той самой минуты, как в пятницу сядет солнце. Какая глупость!

- По крайней мере, они хоть во что-то верят. А во что верите вы?

- Я всегда была практичным человеком.

- Полагаю, вы хотите сказать, что вы неверующая.

- Я имею в виду именно практичность. Тратить целых два часа в неделю, слушая проповеди и нюхая ладан - значит, попросту выбросить из жизни целых 343 дня. Вы не обижайтесь, но я считаю, что это слишком много. Даже если допустить, что впереди меня ждет вечная жизнь.

Священник засмеялся сквозь зубы.

- Неужели вы никогда не верили, хоть во что-нибудь?

- Когда-то я верила в дружбу и любовь.

- И что же произошло?

- Я всё изгадила. А впрочем, можно сказать, что у нее веры было больше, чем у меня.

Фаулер молчал. Голос Андреа звучал немного скованно, девушка понимала, что священник просто хочет ее отвлечь.

- Кроме того, падре... Не думаю, что святая вера - истинная причина этой экспедиции. Ковчег стоит безумных денег.

- Во всем мире наберется сто двадцать пять тысяч тонн золота. Неужели вы верите, что человеку вроде мистера Кайна так уж необходимо устраивать всю эту свистопляску ради каких-то тринадцати или четырнадцати килограммов, которые сможет принести ему Ковчег?

- Сейчас мы говорим не о Кайне, а о профессоре Форрестере и его ребятах, - ответила Андреа. Она всегда любила поспорить, но никогда еще не случалось, чтобы ее аргументы, которые она считала неопровержимыми, были бы разбиты с подобной легкостью.

- Ну, хорошо. Вам нужно практическое объяснение? Так вот оно: фаза отрицания. Работа придает им сил продолжать.

- О чем вы, черт возьми?

- О фазах боли доктора Кюблер-Росс.

- Ах да, конечно. Неприятие, гнев, депрессия и всё в таком духе.

- Правильно. Но всё это - лишь первая фаза.

- Он бы наорал на любого доктора, сказавшего, что он на второй стадии.

- Думаю, к вечеру ему станет лучше. Должен же профессор Форрестер произнести речь в память усопшего. Интересно будет послушать, как он будет произносить хвалебные речи в чей-то адрес, а не в свой собственный.

- Что теперь будет с телом, падре?

- Его поместят в герметичный мешок и по-быстрому похоронят.

Андреа вскочила и недоверчиво взглянула на Фаулера.

- Что за ерунда?

- Таков иудейский закон. Любой покойник должен быть похоронен в течение двадцати четырех часов с минуты смерти.

- Я понимаю, что вы имеете в виду. Но разве не правильнее было бы вернуть его семье?

- Никто и ничто не вправе покинуть лагерь, сеньорита Отеро. Помните?

Андреа убрала камеру в сумку и закурила.

- Все здесь просто с ума посходили. Надеюсь, что эта тварь не собирается прикончить всех нас одного за другим.

- При всей вашей незаурядности, сеньорита Отеро... Я никак не могу понять, чего вы так отчаянно добиваетесь.

- Успеха и славы. А вы?

Фаулер тоже встал на ноги и потянулся. Он выгнул спину, и Андреа явственно услышала, как хрустнули позвонки.

- Я здесь по приказу Ватикана. Если Ковчег действительно существует, Ватикан хочет в этом убедиться, чтобы официально объявить его святой реликвией, содержащей заповеди Господни.

Какое простое объяснение, и какое благородное! И при этом - полная ложь. Да-да, я знаю, что вы лжете, падре. Вы ведь совсем не умеете лгать. Ну что ж, сделаем вид, будто я вам поверила.

- Допустим, - сказала Андреа после недолгого раздумья. - Но в таком случае, почему ваши руководители не послали профессионального историка?

Фаулер кивнул на свою работу.

- Потому что историк уж точно не справился бы с вот с этим.

- Что это вы делаете? - поинтересовалась Андреа. Прибор, с которым возился Фаулер, выглядел как обычный выключатель, от которого тянулась пара проводов.

- Наши вчерашние планы относительно связи с Альбертом накрылись медным тазом. Теперь, после убийства Эрлинга, они наверняка навострили уши. Так что без этой штучки нам никак не обойтись...



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 15.42


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Повторите еще раз, с какой стати мне это делать, падре.

- Потому, что вы хотите знать правду - правду о том, что в действительности здесь происходит; правду о том, для чего вас наняли - именно вас, хотя Кайн мог бы пригласить на эту работу хоть тысячу самых профессиональных и прославленных журналистов у себя в Нью-Йорке.

Этот разговор еще стоял в ушах Андреа. Этот же вопрос уже многие дни повторял в ее голове тонюсенький Внутренний Голос. Он полностью потонул в симфонии Гордыни, сопровождаемой господином Счетом по кредитке, баритоном, и госпожой Славой по любой цене, сопрано. Но слова Фаулера поставили Внутренний Голос в центр сценария.

Андреа тряхнула головой, стараясь сосредоточиться на своей задаче. Она собиралась осуществить их с Фаулером план во время смены караула, когда лишь трое из людей Деккера будут находиться на своих постах; остальные же прохлаждались у себя в палатке, дремали или играли в карты.

- Вот тут вступаете вы, - сказал ей Фаулер. - По моему сигналу вы влезете под днище палатки.

- Между песком и деревянной платформой? Да вы с ума сошли!

- Не беспокойтесь, там достаточно места. Проползете где-то с полметра и доберетесь до распределительного щита. Там есть такой оранжевый проводок - он соединяет палатку с генератором. Быстренько отключите этот провод и присоедините его одним концом к моему прибору, а другим - к электрощиту. Затем каждые пятнадцать секунд нажимайте вот на эту кнопку в течение трех минут. А потом как можно скорее оттуда выбирайтесь.

- И что тогда будет?

- Никаких высоких технологий. Слегка упадет напряжение, но полностью электроснабжение не пропадет. Сканер частот выключится только два раза. Когда вы присоедините кабель, и когда его отключите.

- А всё остальное время?

- Будет работать, как и раньше. Ну, как компьютер после перезагрузки. Если никому не придет в голову лезть под палатку, проблем быть не должно.

Только они, конечно же, возникли.

О, как же все-таки жарко!

Залезть под палатку по сигналу Фаулера оказалось просто. Сначала она нагнулась, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке; потом, оглядевшись, нырнула под деревянную платформу. Ощущение было такое, будто она оказалась внутри огромного куска вязкого теплого масла. Воздух здесь был прямо-таки раскален от полуденного зноя, дышащего жаром песка и расположенных рядом с палаткой генераторов, чьи вентиляторы хлестали ее потоками раскаленного воздуха, словно давали пощечины.

Она добралась до распределительного щита и почувствовала, как ей в лицо пахнуло жаром. Она вынула переключатель Фаулера, и держа его наготове в правой руке, левой рванула оранжевый провод. Затем подсоединила один его конец к прибору Фаулера, другой - к щиту, и стала ждать.

Нет, эти проклятые часы точно врут. Они показывают, что прошло двенадцать секунд, а на самом деле - целых двенадцать минут. О боже, как все-таки жарко...

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.

Она нажала кнопку.

В палатке, прямо над ее головой, голоса охранников зазвучали как-то совсем по-другому.

Кажется, они что-то заметили, надеюсь, что не придадут этому значения.

Она отчаянно напрягала слух, ловя каждое слово. Сначала она начала подслушивать лишь для того, чтобы хоть как-то отвлечься от нестерпимой жары и не потерять сознание. С утра она выпила слишком мало воды, и теперь за это расплачивалась. Губы ее пересохли, в горле першило, а потом еще и начала кружиться голова.

Но через тридцать секунд Андреа пришла в ужас от того, что услышала, так что даже не поняла, что три минуты уже истекли, и оставалась в том же положении, нажимая на кнопку каждые пятнадцать секунд, борясь с полуобморочным состоянием.



ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, ВИРГИНИЯ. Пятница, 14 июля 2006 года. 08.42


- Ну, что скажешь?

- Есть у меня кое-какие догадки. Но поймать его будет нелегко. Этот тип чрезвычайно умен и умеет заметать следы.

- Мне нужно кое-что посущественнее, чем просто догадки, Альберт. Шутки кончились, люди начали гибнуть.

- Люди ведь постоянно гибнут, или я не прав?

- На этот раз все по-другому. Я боюсь.

- Ты? Боишься? Что-то мне не верится. Ты никогда и ничего не боялся - даже тогда, с корейцами. И потом, в тот раз...

- Альберт!

- Ах, прости. Короче, я попросил об одном одолжении. Агенты ЦРУ восстановили часть данных из компьютеров "Глобалинфо". Орвиллу Уотсону удалось выйти на след террориста по имени Хакан.

- Шприц.

- Как скажешь. Я не владею арабским. Возможно, этот тип что-то затевает против Кайна.

- Что-то еще? Национальность, членство в организациях?

- Ничего. Остались только смутные следы, электронная почта. Жесткие диски после пожара спасти не удалось. Они ведь очень хрупкие, ты же знаешь.

- Так найди Уотсона. Он ключевой персонаж. Найди же его!

- Найду.



ПАЛАТКА ВОЕННЫХ, ЗА ПЯТЬ МИНУТ ДО ЭТОГО


Мария Джексон не имела привычки читать газеты, именно это и привело ее в тюрьму.

Конечно, сама Мария так не думала. Она считала, что попала в тюрьму из-за того, что хотела быть хорошей матерью.

При помощи этих двух фраз вполне можно было бы описать жизнь Марии. Детство ее прошло в бедности, но в остальном это было самое обычное детство, на какое может рассчитывать уроженка Лортона, штат Виргиния - места, которое даже его жители не зовут иначе, как "подмышка Америки". Мария родилась в бедной негритянской семье, играла в куклы, прыгала со скакалкой, потом ходила в школу, а в пятнадцать с половиной лет забеременела.

К чести девушки следует заметить, что сама она очень старалась избежать нежелательной беременности. Но откуда ей было знать, что Куртис проколол булавкой презерватив? Совершенно неоткуда. Нет, она, конечно, слышала об этом глупом и подлом обычае, весьма распространенном среди юных чернокожих: заделать девчонке ребенка до окончания школы. Но такие вещи всегда случались только с другими. Куртис никак не мог так поступить. Ведь Куртис ее любил.

Куртис бросил ее и сбежал.

А Марии пришлось бросить школу и обратиться в специализированный клуб для юных матерей. Малышка Мэй, к добру или к худу, стала для матери смыслом жизни. Правда, ей пришлось расстаться с мечтой о новом фотоаппарате, при помощи которого она мечтала снимать шторма и ураганы. Мария устроилась работать на птицефабрику. После этой работы, да еще вместе с материнскими обязанностями, для чтения газет у нее оставалось слишком мало времени. И потому она приняла решение, обусловленное ее слабой информированностью.

Однажды шеф заявил, что переводит ее из дневной смены в ночную. А юная мать успела повидать достаточно женщин, которые работали в ночную смену. Эти женщины просто спали на ходу; из форменных карманов у них торчали свертки с покупками, а их дети, оставленные без присмотра, в конце концов попадали в колонию, умирали от наркотиков или гибли в разборках между уличными бандами.

Чтобы избежать подобного, Мария записалась в армейский резерв. Резервистам не могли менять смены, потому что иначе они совпадали с теми двумя часами в неделю, которые приходились на инструктаж на базе в Кресаптауне. Таким образом она могла проводить больше времени с малюткой Мэй.

Это решение Мария приняла на следующий день после того, как 372 рота военной полиции уведомила ее о своем новом месте назначения: Ирак. По этому поводу была даже опубликована заметка на шестой странице "Лортонской хроники". В сентябре 2003 года Мария простилась с Мэй и забралась в кузов грузовика с базы. Малышка, отчаянно вцепившись в бабушку, заревела во всю силу своих маленьких легких, на какую только способна шестилетняя девочка. Через месяц обе они погибли при пожаре. Всему виной оказалась миссис Джексон, которая никогда не была столь же образцовой матерью, как Мария, и в последний раз бросила вызов судьбе, закурив в постели.

Когда Марии сообщили эти печальные новости, она так и не смогла найти в себе сил вернуться домой. Это было для нее просто немыслимо. Поэтому она уговорила сестру взять на себя все хлопоты относительно похорон, а сама обратилась к начальству с просьбой направить ее в Ирак, где всю себя посвятила службе в военной полиции в тюрьме Абу-Грейб.

А год спустя Мария увидела в программе новостей "60 минут" те самые кадры и поняла, что вся ее жизнь в одночасье рухнула. Любящая мать из Лортона, штат Виргиния, превратилась в нелюдя, тюремщицу и мучительницу иракских заключенных. Особенное возмущение общественности вызвал один из кадров, где девушка, лучезарно улыбаясь в объектив, указывает на обнаженные гениталии одного из иракцев с мешком на голове.

Разумеется, Мария была не одна такая. Она убедила себя, что ее мать и дочь погибли по вине "этих грязных собак Саддама", но этим лишь пыталась оправдать собственную жестокость. Марию с позором выгнали и приговорили к четырем годам лишения свободы, из которых реально она провела в тюрьме лишь шесть месяцев, после чего ее направили на работу в "Блэкуотер". Она хотела вернуться в Ирак.

Работу она получила, однако в Ирак так и не вернулась. Вместо этого она угодила прямо в лапы Модженса Деккера - и в прямом, и в переносном смысле.

Теперь они уже полтора года работали вместе, и за это время Мария многое узнала. Научилась стрелять без промаха, открыла для себя глубины философии, а также узнала, как занимаются любовью белые. Ее командир с первой минуты пленился этой женщиной с крутыми бедрами и лицом черной богини. В объятиях этого человека Мария нашла частичное утешение в своем горе, в остальном же ее утешил запах пороха. Тогда ей впервые случилось убить человека, и ей это понравилось.

Очень понравилось.

Она любила также и своих товарищей - не всегда, правда. Деккер умел их выбирать. Кучка безжалостных и беспринципных убийц, которые получали удовольствие от того, что контракт с правительством давал им право убивать безнаказанно. Непосредственно во время боевого задания они все были братьями по крови. Но иногда, как в этот знойный день, пропахший липким потом, когда они вопреки приказу Деккера ложиться спать сели играть в карты, все менялось. В такие минуты они становились крайне раздражительными и весьма опасными, как павианы в турецкой бане. А хуже всех был Торрес.

- А ты меня по-прежнему динамишь, Джексон. Так и не дала мне ни единого поцелуйчика, - произнес маленький колумбиец. Когда он, как сейчас, начинал поигрывать своим маленьким ржавым ножичком, Мария особенно нервничала. Он казался ей пародией на нее саму. Этому человечку, который на первый взгляд выглядел столь безобидным, на самом деле ничего не стоило отрезать человеку голову. В данную минуту колумбиец развлекался тем, что царапал своим ножичком боковину стола с улыбкой на губах.

- Du kotzt' mich an [10], Торрес. У Джексон - фулл, а у тебя одно дерьмо, - заявил Альрик Готтлиб, который отдавал все силы сражению с английскими предлогами и местоимениями. Он был выше своего брата-близнеца и всей душой ненавидел Торреса, с тех пор как несколько месяцев назад они вместе отправились на дружеский футбольный матч мирового чемпионата в Германии, в которой принимали участие их страны. Они наговорили друг другу гадостей и обменялись ударами. Удивительно, но рост Альрика - метр девяносто - ничуть не придавал ему спокойствия по ночам. Если он еще был жив, то лишь потому, что Торрес не был уверен, что одолеет обоих близнецов.

- Я лишь хочу сказать, что эти карты слишком хороши, - ответил Торрес, улыбаясь еще шире.

- Ну ты сдаешь или нет? - спросила Мария, которой стоило усилий притворяться спокойной. Она уже вытянула из него почти две сотни баксов.

Так долго продолжаться не может. Либо я должна прекратить выигрывать, либо однажды ночью меня обнаружат с ножом в боку, подумала она.

Торрес начал сдавать, используя всю гамму жестов и смешных и малоприятных звуков, чтобы отвлечь остальных.

Однако этот говнюк и правда привлекателен. Если бы не этот характер психопата или постоянный запах плесневелых грибов, я бы втюрилась, мать его.

В эту минуту неожиданно запищал сканер, лежащий на столике в двух метрах от играющих.

- Что за хрень? - удивилась Мария.

- Да опять этот гребаный сканер, Джексон.

- Торрес, сходи посмотри.

- Как же, жди. Ставлю пять баксов.

Мария поднялась сама и подошла к экрану сканера - прибору размером со старый видеомагнитофон, которые уже никто не использует, только у него имелся маленький экранчик и стоил он в сто раз дороже.

- Кажется, всё в порядке. он просто перезагружается, - сказала Мария, возвращаясь за стол. - Поднимаю твою пятерку еще на пять.

- Пас, - сказал Альрик, откидываясь на спинку стула.

- Вот же хрень. У меня и паршивой пары нет.

- Ты что же, думаешь, что если ты подружка шефа, так у тебя монополия? - заявил Торрес.

Гораздо сильнее, чем эти слова, Марию разозлил его развязный тон. От злости она тут же позабыла о своем недавнем решении: позволить ему выиграть.

- Совсем не поэтому, Торрес. Просто я - уроженка цветной страны.

- И какого же она цвета? Темно-коричневого, как дерьмо?

- Уж точно не желтого. Хотя вот что любопытно... Именно этот цвет обмоченных штанов - главный на флаге твоей страны.

Мария ничуть не жалела о своих словах. Торрес был грязной и подлой медельинской крысой [11]. Но при этом для колумбийца всё, так или иначе связанное с его родиной, в том числе и цвет государственного флага, было свято, как имя Иисуса. Мария видела, как стиснул зубы ее противник, как вспыхнули красные пятна у него на щеках. Глядя на него, Мария почувствовала одновременно страх и возбуждение; ей доставляло удовольствие унижать этого человека, она словно подпитывалась его злостью.

Теперь придется проиграть его двести баксов и еще двести моих. Этот говнюк настолько безумен, что осмелится поднять на меня руку. Даже зная, что Деккер его убьет.

Альрик наблюдал за ними с тенью беспокойства на лице. Марии, конечно, виднее, как себя с ним вести, но в данную минуту она ступала на минное поле, где мины лишь сверху были покрыты слоем почвы.

Очень тонким слоем, откровенно говоря.

- Ладно, Торрес, - сказал он. - Плюнь ты на эту Джексон. Она блефует.

- Оставь его в покое. Не думаю, что ему снова захочется прогуляться в то место. Ведь правда, жеребчик?

- О чем ты говоришь, Джексон?

- Значит, это не ты прикончил того блондинчика прошлой ночью?

Лицо Торреса сразу стало непривычно серьезным.

- Я не выходил из палатки, - ответил он.

- А ведь почерк твой. Все приметы налицо: удар в спину маленьким острым лезвием, и достаточно низко, чтобы ты мог дотянуться.

- Говорю тебе, я не выходил.

- Я тебе говорю, что того блондина я впервые увидел на корабле, и мы с ним всего лишь немножко повздорили по поводу этого его хвостика.

- Пусть так. Я тоже много с кем спорю. Я ужасно неуживчивая.

- В таком случае, кто его прикончил? Самум, этот ветер-убийца? Или, может быть, священник?

- Ничуть не удивлюсь, если окажется, что его пришил этот старый ворон.

- Смеешься, Торрес? - хмыкнул Альрик. - Этот священник всего лишь пытается спасти наши души.

- А я о чем? Этот святоша-киллер его до смерти запугал.

- Я никого и ничего не боюсь, - ответил Торрес, досадливо поморщившись. - Я всего лишь сказал, что этот тип опасен. Очень опасен.

- Только не говори, что ты поверил этой байке насчет ЦРУ! - сказала Мария. - Бог с тобой, Торрес, это же старик!

- Если уж на то пошло, котик, то этот старик лишь на три-четыре года старше твоего дружка. А уж тебе-то должно быть известно, что наш шеф способен голыми руками сломать шею мулу.

- Можешь не сомневаться, жеребчик, - ответила Мария, которой всегда очень нравилось, когда ее мужчине возносили хвалы.

- Он гораздо опаснее, чем ты думаешь, Джексон. Если бы у тебя глаза торчали не из задницы, ты бы прочитала его досье. Этот тип из военных параспасателей. А лучше их не бывает. За месяц до того, как шеф подобрал тебя в качестве взводной киски, мы участвовали в операции в Тикрите. И один в команде был из бывших военных параспасателей. То, что он делал... это за гранью. У этих ребят смерть буквально из пальцев сочится.

- Эти параспасатели - настоящие подонки. Крепкие, как зуб Господа, - заявил Альрик.

- Идите в жопу вы оба, чертовы католики. Что по-вашему у него в этом черном чемодане? Cи-четыре? [12] Оружие? Вы вошли в каньон с автоматами M4, из которых можно выпускать девятьсот пуль в минуту. А он что сделает? Библией прихлопнет? Он может, конечно, попросить у доктора скальпель, чтобы отрезать тебе яйца.

- О, насчет нее не волнуйся, - бросил Торрес, махнув рукой. - Она всего лишь шпионка Моссада. Я держу ее под контролем. Но вот Фаулер...

- Оставь ты в покое этого ворона. И вообще, сдается мне, что ты просто на него наговариваешь, чтобы не признаваться, что сам и укокошил блондинчика...

- Я тебе еще раз говорю, что я никуда не ходил, Джексон. Все тебе это подтвердят.

- Благодари своего Бога, когда будешь выполнять протокол "Ипсилон", - сказала Мария, показывая великолепные белоснежные зубы, которые в свое время стоили ее матери двух с половиной месяцев работы в две смены в кафе.

- Вот попомни мое слово: когда твой дружок произнесет заветное словечко "смородина" и начнет мочить всех подряд, то первой падет голова священника.

- Не выбалтывай пароль, жеребчик. Давай уже, поднимай ставку.

- Никто не будет поднимать ставки, - заявил Альрик, жестом остановив Торреса. Колумбиец отдернул руку от фишек. - Сканер частот не работает. И не потому, что перезагружается.

- Черт! Что-то не так с электропитанием. Ладно, плюнь ты на это дело, котик.

- Halt die Klappe, Affe [13]! Эта штуковина всегда должна быть включена, иначе Деккер надерет нам задницы. Пойду проверю электрощит, а вы пока играйте.

Торрес хотел было еще что-то сказать, но наткнулся на ледяной взгляд Джексон и тоже встал.

- Я с тобой, блондинчик. Хочу немножко размяться.

Мария понимала, что задела самую чувствительную струну Торреса, усомнившись в его мужественности, и таким образом попала в список его заклятых врагов. Впрочем, она не слишком переживала по этому поводу. Торрес и так ненавидел весь белый свет, и никто не мог понять, почему. Пожалуй, даже черти в аду не смогли бы ответить на этот вопрос.

- Я тоже с вами, - поднялась она.

Все трое вышли наружу - в нестерпимую жару раскаленного каньона. Альрик присел возле платформы.

- Тут всё в порядке, - сказал он. - Пойду проверю генератор.

Покачав головой, Мария вернулась в палатку, собираясь немного вздремнуть. Но прежде она успела заметить, как колумбиец присел на край платформы и стал разгребать песок. Наконец, он извлек из песка какой-то предмет и долго его рассматривал, а по лицу его при этом блуждала странная улыбка.

Мария же не могла взять в толк, что такого особенного в этой красной зажигалке с цветочным узором.



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 20.31


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Для Андреа этот день стал сплошной чередой непрерывной беготни.

Она едва успела вылезти из-под платформы, когда услышала, как солдаты поднимаются. Как вовремя. Еще несколько секунд под струей горячего воздуха от генераторов, и она точно бы грохнулась в обморок. Она проползла в противоположную от входа в палатку сторону, встала и очень медленно направилась в медблок, пытаясь не упасть. Что ей действительно было нужно, так это встать под душ, но она отбросила эту мысль, потому что не хотела столкнуться с Фаулером. Она захватила две бутылки воды и фотоаппарат и снова вышла в поисках места среди скал "указательного пальца", в самой безлюдной части каньона.

Она нашла хорошее укрытие на склоне и оттуда наблюдала за суетой археологов, хотя совершенно не поняла, на какой фазе они находились. Фаулер и доктор Харель прошли мимо, явно пытаясь ее разыскать. Андреа пригнула голову за скалами и задумалась о том, что только что услышала.

Прежде всего, она окончательно убедилась, что не может доверять ни священнику - но это она и раньше знала - ни Док, что угнетало ее гораздо сильнее. Хотя она и не имела особых иллюзий относительно докторши, невзирая на ее неотразимую привлекательность

(от которой у меня по коже бегают мурашки),

но она была шпионкой Моссада - и этим всё сказано.

Однако вскоре Андреа поняла, что, если хочет выжить, у нее нет иного выбора, как довериться священнику и докторше. Подслушанная фраза Марии насчет протокола "Ипсилон" не оставляла никаких сомнений относительно расстановки сил.

С одной стороны у нас есть Форрестер и его лакеи, слишком раболепные, чтобы взять нож и убить одного из своих. Или нет? Обслуживающий персонал, занимающийся своими смутными задачами, на который никто не обращает особого внимания. Кайн и Расселл - мозг этой авантюры. Группа наемников и тайна, ради которой можно убить. Кого? Ясно одно - наша судьба была предрешена в тот миг, когда мы присоединились к этой экспедиции, к добру или к несчастью. Скорее к несчастью.

Видимо, она задремала, потому что когда пришла в себя, то уже настал вечер, мир высоких контрастов теней и песка, из которых состоял в каньоне день, сменили густые горячие сумерки. Андреа пожалела, что пропустила закат. Каждый день она клялась, что в нужное время выйдет на открытую местность, подальше от каньона. Солнце окуналось в песок, создавая гармоничные спирали жара, делающие горизонт волнистым. Прежде чем окончательно исчезнуть, последний проблеск солнца создал оранжевый взрыв, чье сияние оставалось на небе несколько минут.

В глубине "указательного пальца" в ночи можно было разглядеть лишь засыпанные песком камни. Со вздохом Андреа поднесла руку к карману брюк и вытащила пачку сигарет, но нигде не могла найти зажигалку. Она удивленно ощупывала карманы, когда голос на испанском чуть не заставил ее сердце выскочить из груди.

- Эй, сучка, ты случайно не это ищешь?

Андреа подняла глаза. В полутора метрах выше нее на плоском карнизе каньона лежал Торрес, протягивая ее красную зажигалку. Девушка сразу заподозрила, что колумбиец находится здесь уже давно, и холодок пробежал у нее по спине. Она изо всех сил старалась не показать своего страха, поднялась на ноги и протянула руку, чтобы забрать свою зажигалку.

- Разве мама не учила тебя, как нужно разговаривать с дамами, Торрес? - спросила Андреа, достаточно овладев собой, чтобы прикурить сигарету и, затянувшись, выпустила струйку дыма в сторону наемника.

- Разумеется, учила. Вот только я не вижу здесь ни одной дамы.

Взгляд Торреса был прикован к гладким бедрам Андреа. Брюки молодой журналистки были закатаны выше колен, открывая чувственную границу выше загара. Перехватив взгляд колумбийца, Андреа совсем запаниковала. Повернувшись в сторону конца "указательного пальца", она издала истошный крик в надежде, что он привлечет людей, занятых на раскопках, куда они ушли несколько часов назад - примерно в то же время, когда она выбралась из-под палатки военных.

Но никто не откликнулся на ее крик. Только тут девушка заметила, что экскаватор стоит, молча застыв в неловкой и даже как будто сиротливой позе.

- Все ушли на похороны, сучка. Мы здесь одни.

- Разве ты не должен быть на своем посту, Торрес? - спросила Андреа, с наигранной беспечностью махнув рукой в сторону скал.

- Ну, положим, я не единственный, кто занимается совсем не тем, чем ему положено, верно? Ну, это мы сейчас исправим - вы не возражаете, сеньорита? Ну, конечно, не возражаете.

Солдат спустился одним прыжком и оказался на одном уровне с Андреа. Они стояли на каменной площадке метрах в четырех от поверхности каньона, размером не больше стола для пинг-понга. С краю возвышалась неровная груда камней, создавая естественную террасу, служившую Андреа укрытием. Но теперь из-за нее она не могла сбежать.

- Не понимаю, что ты имеешь в виду, Торрес, - сказала Андреа, стараясь выиграть время. Колумбиец приблизился еще на шаг и оказался к ней так близко, что она могла разглядеть бусинки пота у него на лбу, пряди сальных немытых волос, черную кайму под ногтями.

- А я думаю, что понимаешь. И теперь ты сделаешь кое-что для меня. Такая жалость, когда такая сладкая штучка, как ты, предпочитает баб, но я думаю, это лишь потому, что у тебя никогда не было настоящего мужика, верно?

Андреа шагнула к левому краю террасы, но колумбиец встал между ней и тем местом, по которому она забралась наверх.

- Ты не посмеешь, Торрес. Возможно, прямо в эту минуту на нас смотрят твои товарищи.

- Отсюда нас может увидеть только Ваака... а он не шевельнет даже пальцем. Он только нам позавидует: у него-то совсем не стоит. Принимал слишком много стероидов. Зато у меня всё работает, как надо, так что ты не волнуйся. Сейчас я тебе это докажу.

Андреа поняла, что сбежать не выйдет, так что приняла отчаянное решение. Она отбросила сигарету, встала на камни как можно тверже и слегка наклонилась. Так просто она ему не дастся.

- Правда? Ну, давай же, ублюдок, сын шлюхи, вперед! Возьми меня, если сможешь.

Глаза Торреса налились красным блеском - смесью возбуждения из-за брошенного вызова и злости из-за нанесенного оскорбления. Он бросился вперед и схватил Андреа за руку, притягивая ее к себе с совершенно неожиданной для такого маленького роста силой.

- Я рад, что ты сама об этом просишь, дура.

Андреа изогнулась всем телом и саданула его локтем в зубы. По подбородку Торреса потекла струйка крови; тяжелые красные капли упали на камни террасы. Торрес взревел от ярости. Он рванул на Андреа футболку, оторвав рукав, так что стал виден черный бюстгальтер. Вид ее обнаженного тела совершенно распалил наемника; он схватил девушку за обе руки и попытался укусить за грудь. В последнюю секунду Андреа подалась назад, и его зубы клацнули в воздухе.

- Ну, не упрямься... тебе понравится... Ты ведь и сама хочешь.

Андреа попыталась пнуть его ногой в пах или в живот, но Торрес был к этому готов. Он стоял, наклонившись вперед, ожидая ее броска.

Только не дай ему повалить себя на землю, - подумала Андреа, вспомнив давний совет, услышанный два года назад на собрании жертв изнасилования. Тогда она вместе с другими девушками проходила курс самозащиты под руководством женщины-инструктора, которая в юности сама чуть не стала жертвой насилия. В этой схватке она потеряла глаз, но девственность сохранила. Насильник же лишился самого дорогого. Если он тебя повалит, ты пропала.

От нового рывка разорвалась перемычка ее бюстгальтера; чашечки бесполезно повисли. Торрес решил, что этого достаточно, и он изо всех сил стиснул ее запястья, так что Андреа едва могла пошевелить пальцами. С особой жестокостью он вывернул ей правую руку, однако левая оставалась свободной. Андреа дернула спиной, пытаясь стряхнуть с себя колумбийца, который заставил ее нагнуться, навалившись всей тяжестью, и нанесла ему чувствительный удар по лодыжке, чтобы освободить ноги.

"Есть два момента, когда насильник особенно уязвим, - снова прозвучал у нее в памяти голос инструкторши, такой спокойный и властный, что Андреа почувствовала прилив новых сил. - Первый: когда он пытается избавиться от одежды, и второй - когда он пытается избавить от нее вас. Так вот, лучше всего, если вы сумеете воспользоваться первым моментом".

Одной рукой Торрес уже расстегнул ремень и спустил камуфляжные штаны, которые собрались в гармошку на уровне щиколоток. Андреа почувствовала, как между ее бедер уперлось что-то твердое, горячее и опасное.

Дождись, пока он над тобой склонится.

Наемник навалился на Андреа, пытаясь нащупать застежку брюк девушки. Его грубая щетина царапала ей шею, и это явилось тем самым сигналом, которого дожидалась Андреа. Она резко подняла левую руку, так что вес тела Торреса пришелся на правую сторону. Торрес, не ожидавший этого, выпустил руку девушки, и Андреа тут же освободилась, ловко откатившись вправо. Потеряв равновесие, колумбиец полетел вперед и впечатался лицом в землю. Он тут же попытался встать, однако Андреа была уже на ногах и отвесила ему один за другим три молниеносных удара в живот, пристально следя, чтобы наемнику не удалось поймать ее за ногу и бросить на землю. Она награждала Торреса полновесными ударами, а он пытался защитить живот, невольно открыв еще более уязвимую часть тела.

Благодарю тебя, Боже... Мне всегда это нравилось, подумала самая младшая сестра пяти братьев.

Она резко выбросила вперед ногу и изо всех сил врезала Торресу по яйцам, его вой разнесся по всему каньону, эхом отдаваясь от стен.

- Пусть это останется между нами, - сказала Андреа. - Теперь мы квиты.

- Я все равно доберусь до тебя, сучка, - проревел Торрес, чуть не плача. - Я отымею тебя так, что ты по гроб жизни не забудешь.

- Лучше подумай хорошенько...

Андреа, которая уже начала перебираться через край террасы, чтобы спуститься, развернулась и с разбега впечатала ботинок между ног наемника, и хотя он попытался прикрыться руками, это ему не помогло. Второй удар оказался гораздо сильнее, и Торрес, открыв рот, пытался глотнуть воздуха, лицо его стало пунцовым, в глазах выступили слезы, а сил не осталось даже на то, чтобы скулить.

- ... а сейчас и правда квиты.



РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 21.43


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Андреа опрометью бросилась обратно в лагерь, не оглядываясь и даже не заботясь о своей порванной в клочья одежде, Лишь оказавшись среди палаток, она решилась перевести дух. В эту минуту она почему-то испытывала странное чувство стыда от произошедшего, смешанное со страхом, что ее авантюра со сканером частот вдруг раскроется. Она попыталась привести себя в порядок - насколько это было возможно. Футболку оставалось только выбросить, поэтому она постаралась как можно незаметнее проскользнуть в медблок, и к счастью, ни с кем не встретилась по дороге. Но внутри она столкнулась с Кирой Ларсен, которая держала в руках свои вещи.

- Что случилось, Кира?

Та окинула ее ледяным взглядом.

- Ты даже не соизволила соблюсти элементарные приличия и проститься со Стоувом. Ну, разумеется, какое тебе до него дело, ты ведь его не знала. Для тебя он был пустым местом, ведь так? Тебе наплевать, что он погиб по твоей вине.

Андреа хотела было возразить, что другие члены экспедиции его тоже не слишком жаловали, но вовремя поняла, что вряд ли Кира с ней согласится, и поэтому ничего не сказала.

- Я не хочу больше иметь с вами дела, - заявила Кира, оттолкнув ее. - Мало ли, какие гадости вы еще замышляете! Ты ведь знаешь не хуже меня, что сегодня ночью докторша куда-то уходила. Ты можешь обмануть кого угодно, но со мной этот номер не пройдет. Так что отныне я буду спать вместе с моими коллегами - благо, там как раз освободилось место. Освободилось благодаря тебе, сучка.

Андреа на самом деле была очень рада, что Кира ушла, ибо пребывала не в том настроении, чтобы искать чьего бы то ни было общества, а кроме того, готова была подписаться под каждым Кириным словом, хоть и ни за что не призналась бы ей в этом.

Важная часть католического воспитания - это чувство вины, и грех бездействия был ничуть не меньшим, чем любой другой.

Войдя в палатку, она обнаружила там доктора Харель, которая тут же повернулась к ней. Не было сомнений, что она только что серьезно поссорилась с Ларсен.

- Как я рада, что с тобой всё в порядке. - Мы так за тебя волновались.

- Повернись-ка, Док, - сказала Андреа. - Ты что, плакала?

Харель повернулась к ней, утирая покрасневшие глаза.

- Как глупо, правда? Это ведь всего лишь секреция слезной железы, а сколько хлопот она нам доставляет!

- Думаю, она доставляет нам едва ли больше хлопот, чем ложь.

Теперь доктор Харель обратила внимание на разорванную одежду Андреа, которую разъяренная Ларсен то ли не заметила, то ли сочла ниже своего достоинства комментировать.

- Что с тобой случилось?

- Упала с лестницы. Вот только не надо заговаривать мне зубы. Я знаю, кто ты такая.

Харель взглянула на нее в упор, словно пытаясь осмыслить каждое слово.

- И что же ты знаешь? - спросила она.

- Сдается мне, профессия военврача в Моссаде весьма популярна. И что на самом деле неожиданная замена была отнюдь не случайной, как ты мне рассказывала.

Харель поморщилась, встала и подошла к Андреа, которая искала в своей сумке что-нибудь чистое.

- Мне очень жаль, что ты узнала обо всём вот так, правда жаль. На самом деле я - всего лишь аналитик второго разряда, а вовсе не полевой агент. Правительство моей страны желает иметь свои глаза и уши в каждой экспедиции, которая отправляется на поиски Ковчега Завета. За последние семь лет эта экспедиция - уже третья, в которой я принимаю участие.

- Ты действительно врач? Или это тоже ложь? - спросила Андреа, напяливая на себя футболку.

- Я действительно врач.

- Как же тебе удалось так чудесно поладить с Фаулером? Ведь он - агент ЦРУ, на случай, если тебе об этом не известно.

- Ей об этом известно, а вот вам придется мне кое-что объяснить, - произнес Фаулер. Он стоял возле двери, всё еще хмурясь, но на лице его читалось явное облегчение, что пропажа наконец-то нашлась.

- Фигушки! - бросила Андреа, невежливо ткнув пальцем в грудь священника, который даже отшатнулся, не ожидая подобного сюрприза. - Я чуть не загнулась от жары под этой платформой, а тут еще один из псов Деккера попытался меня изнасиловать, буквально десять минут назад. Так что я не в настроении с вами разговаривать, по крайней мере, не сейчас.

Фаулер крепко взял Андреа за плечи, и тут увидел синяки на ее запястьях.

- С вами всё в порядке?

- Лучше не бывает, - ответила она, выдергивая руку. Последнее, что сейчас нужно было Андреа, так это прикосновения человека противоположного пола.

- Мисс Отеро, вы ведь слышали, о чем говорили охранники, когда прятались под платформой? Я не ошибаюсь?

- Какого черта ты там делала? - поразилась Харель.

- Это я ее послал. Она должна была отключить сканер частот, чтобы я мог связаться со своим человеком в Вашингтоне.

- Я была бы вам очень признательна, если бы вы сразу поставили меня об этом в известность, святой отец.

Фаулер понизил голос до шепота.

- Нам нужна информация, мы же не хотим оказаться запертыми в этом пузыре? Или вы думаете, будто я не знаю, как вы убегаете ночью из палатки, чтобы отправлять тайные донесения в Тель-Авив?

- Ваша взяла, - призналась Харель, поморщившись.

Так вот, значит, чем ты занималась, Док? - подумала Андреа, закусив губу и лихорадочно соображая, как же ей теперь быть. Возможно, я была неправа, и в конечном счете я всё же могу тебе доверять? Очень хочется на это надеяться, ибо выбора у меня всё равно нет.

- Хорошо, святой отец. Я расскажу вам, что услышала.



ФАУЛЕР И ХАРЕЛЬ   


- Мы должны вытащить ее отсюда, - прошептал священник. Их окружали лишь тени каньона. Вокруг было тихо, лишь из палатки-столовой, где члены экспедиции собрались на ужин, доносился приглушенный гомон.

- Даже не представляю, как это можно сделать, святой отец. Поначалу я подумывала о том, чтобы угнать один из хаммеров, но дюну на нем не преодолеть. Далеко бы мы все равно не уехали. А что, если просто рассказать ребятам правду о том, что в действительности здесь происходит?

- И что тогда? Предположим, мы им всё рассказали; допустим даже, что они нам поверили... Чем это нам поможет?

Док едва сдержала в темноте раздраженный вздох, жалобу на свою беспомощность.

- Тогда остается лишь один ответ, который вы дали мне вчера относительно этого крота: ждать и наблюдать.

- Есть еще одно средство, - решился наконец Фаулер. - Но это очень опасно, и мне потребуется помощь.

- Думаю, что вы можете на меня рассчитывать, святой отец. Но сначала вы должны мне объяснить, что такое протокол "Ипсилон".

- Это процедура, состоящая в том, что отряд службы безопасности, получив по рации некий условный сигнал, убивает всех членов экспедиции, которых должен якобы охранять. Всех, кроме того, кто их нанял, и тех, на кого наниматель особо укажет.

- У меня в голове не укладывается, как такое возможно.

- Официально этого протокола и не существует. Но есть особые отряды наемников, участвующие в проведении специальных операций, которые переняли подобную практику у азиатских стран.

С минуту Харель хранила молчание.

- В таком случае, можем ли мы выяснить, кто включен в список? - спросила она наконец.

- Нет, - едва слышно ответил священник. - И что самое неприятное - человек, нанявший этот отряд, может оказаться вовсе не тем, кто официально командует.

- Но в таком случае, Кайн... - произнесла докторша, удивленно открыв глаза.

- Именно, доктор. Вовсе не Кайн хочет нас убить, а кто-то совсем другой.



РАСКОПКИ. Суббота, 15 июля 2006 года. 02.34  


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Поначалу тишина в медблоке была абсолютной. Поскольку Кира Ларсен ночевала со своими коллегами, тишину нарушало лишь глубокое дыхание двух женщин.

Потом послышалось легкое бренчание, звук открывающейся молнии компании "Ханвёйлер", самой безопасной и герметичной в мире. Когда она закрыта, даже пыль не может проникнуть внутрь, но ничто не помешает вторгнуться незваному гостю, если она приоткрыта на полметра.

Затем последовали едва слышные звуки: шуршание по дереву ног в одних носках, хлопок открываемой пластмассовой коробочки. И почти не различимый, но угрожающий звук: двадцать четыре кератиновые лапки беспокойно задергались в коробочке.

Потом снова настала тишина, потому что последующие за этим движения не производили различимых для человеческого существа звуков: кто-то приподнял край полуоткрытого спального мешка, лапки зашуршали по ткани, край мешка вернулся на место, скрыв обладателя лапок.

В течение следующих шести секунд в тишине раздавалось лишь дыхание, ибо таинственные ноги теперь ступали еще осторожнее прежнего. Когда же незваный гость удалился, молния так и осталась открытой, а Андреа шевельнулась так слабо, что этого и вовсе невозможно было услышать.

Но этого оказалось достаточно, чтобы пробудить в новых обитателях спальника Андреа ярость и недовольство, которые зародились в них, когда незваный гость потряс пластмассовой коробочкой, прежде чем войти в палатку.

Крик Андреа взорвал тишину, когда в ее тело вонзилось смертоносное жало.



УЧЕБНИК ПО БОЕВОЙ ПОДГОТОВКЕ АЛЬ-КАИДЫ, НАЙДЕННЫЙ СКОТЛАНД-ЯРДОМ НА КОНСПИРАТИВНОЙ КВАРТИРЕ, СТРАНИЦА 131 И ДАЛЕЕ, ПЕРЕВОД В.М. и С.А. [14]


Способы ведения джихада против тирании

Во имя Аллаха, милостивого и благочестивого (...)

Глава 14: Похищения и убийства с помощью огнестрельного оружия

Предпочтительно применять револьвер, потому что, хотя он вмещает и меньше патронов, чем автоматический пистолет, его не заедает, а пустые гильзы остаются в барабане, затрудняя работу следователям.

(...)



Контракт с Господом (ЛП)


Самые важные части тела

Стрелок должен знать те части тела, куда можно нанести смертельные ранения, чтобы выстрелить тому человеку, которого он собирается убить, именно в эти точки. Это:

1. Круг, состоящий из двух глаз, носа и рта - это смертельная зона, и стрелок не должен целиться ниже, правее или левее, иначе рискует промахнуться.

2. Шея, места сближения вен и артерий

3. Сердце - смертельная цель

4. Желудок

5. Печень

6. Почки

7. Позвоночник

Принципы и правила выстрела

Основная часть ошибок с попаданием в цель происходит от физического напряжения и нервного состояния, в результате чего рука может дрогнуть, что приведет к слишком сильному давлению на спусковой крючок или к резкому нажатию на него, так что дуло сместится от мишени.

Поэтому братья должны следовать этим рекомендациям при прицеливании и стрельбе:

1. При нажатии на спусковой крючок следи за тем, чтобы оружие не двигалось

2. Не нажимай на спусковой крючок слишком сильно или резко

3. Не позволяй звуку выстрела на тебя повлиять, не концентрируйся на предвкушении этого звука, потому что из-за этого твоя рука может дрогнуть

4. Корпус должен оставаться в обычном состоянии, не напряженным, движения расслабленными, но не слишком

5. При выстреле смотри правым глазом в центр мишени

6. Закрой левый глаз, если стреляешь с помощью правого, и наоборот

7. Не запаздывай с нажатием на спусковой крючок, иначе тебя подведут нервы

8. Не чувствуй угрызений совести, когда спускаешь курок. Ты убиваешь врага Аллаха.



ОКРАИНА ВАШИНГТОНА. Пятница, 14 июля 2006 года. 20.34


Назим глотнул кока-колы и тут же отставил ее в сторону. Там было слишком много сахара, как и во всех напитках из ресторанов, в которых покупаешь один стакан и можешь наполнить его сколько угодно раз. "Маюр кебаб", куда он отправился за ужином, был одним из таких.

- Знаешь, я тут на днях посмотрел документальный фильм. Про одного парня, который целый месяц ел только гамбургеры из "Макдональдса".

- Какая мерзость.

Глаза Харуфа были почти закрыты. Он уже некоторое время безуспешно пытался задремать. Десять минут назад он снова поднял спинку сиденья - всё бесполезно, этот форд слишком неудобный.

- Говорят, что печень превращается в паштет.

- Такое только в Штатах может произойти. Страна с самым большим числом толстяков в мире. Страна, которая сжирает 87% мировых ресурсов.

Назим замолчал. Он родился американцем, хотя и немного другим американцем. Он так и не научился ненавидеть свою родину, хотя его губы произносили всякое. Он считал ненависть Харуфа к Штатам слишком глобальной и предпочитал воображать президента стоящим в Овальном кабинете на коленях лицом к Мекке или представлял охваченный огнем Белый дом. Однажды он рассказал кое-что Харуфу, и тот продемонстрировал ему диск с фотографиями маленькой девочки. Снимки места преступления.

"Израильские солдаты в Наблусе над ней надругались и убили. Нет в мире ненависти, которая была бы достаточной после такого", - так он ему сказал.

При воспоминаниях о тех снимках кровь у Назима тоже вскипала. Но он пытался выкинуть эти мысли из головы.

В отличие от Харуфа, не ненависть придавала ему сил. Его эгоистическая и извращенная мотивация концентрировалась на том, чтобы чего-то достигнуть лично для себя. Получить свою награду.

Когда несколько дней назад они ворвались в штаб-квартиру "Глобалинфо", Назим едва ли осознавал, что они делают. В некотором смысле он даже сожалел об этом, поскольку те две минуты, за которые они истребили кафиров, почти стерлись из его головы. Он пытался вспомнить, что там происходило, но это больше походило на воспоминания постороннего человека, на те абсурдные сны, что показывают в фильмах для девушек, которые так нравятся его сестре, когда героиня видит себя как бы со стороны. Никто во сне не смотрит на себя со стороны.

- Харуф!

- Да?

- Помнишь прошлый вторник?

- Ты имеешь в виду ту операцию?

- Разумеется.

Харуф посмотрел на него, пожал плечами и грустно улыбнулся.

- Помню каждую мелочь.

Назим отвел взгляд, потому что стыдился того, что собирался произнести.

- А я... Ты знаешь, я мало что помню.

- Парень, благодари за это Аллаха, да славится его имя во веки веков. - После того, как я впервые убил человека, я не мог спать целую неделю.

- Ты? - глаза Назима широко открылись и стали похожи на блюдца.

Харуф ласково погладил его по голове.

- Ну, конечно, Назим. Теперь ты стал настоящим воином джихада, и мы с тобой равны. Не удивляйся, в моей жизни тоже были скверные времена. Порой очень трудно взять на себя роль карающей длани Аллаха. Но он к тебе милостив, потому ты и не помнишь таких неприятных подробностей. Так что тебе остается только гордиться тем, что ты совершил.

Молодой человек почувствовал себя гораздо лучше, чем в последние дни. Он немного помолчал, бормоча благодарственную молитву и ощущая, как спина взмокает от пота. Он не осмелился завести машину, чтобы включить кондиционер, и ожидание казалось ему вечностью.

- Уверен, что он там? Я уже начинаю сомневаться, - сказал Назим, показав на окружающую дом стену. - Тебе не кажется, что нам стоит поискать другое место?

Харуф немного поразмыслил а потом отрицательно помотал головой.

- Понятия не имею. Сколько мы уже за ним следим? Месяц? Он приходил сюда только раз, весь увешенный сумками. А вышел без них, при том что дом пуст. Из того, что нам известно, это может быть дом его друга, а он просто выполнял поручения. Но это всё, что у нас есть, скажи спасибо, что хоть это место удалось найти.

Он был прав. В один из тех дней, когда Назим в одиночку следил за Уотсоном, тот начал вести себя как-то странно, часто менял полосы на шоссе, двигаясь в обратном к дому направлении, не имеющим ничего общего с привычным маршрутом. Назим увеличил громкость радио, представив себя персонажем GTA [15]. Он находился в той фазе игры, когда следил за машиной, которая пыталась избежать слежки. Это была одна из его любимых частей, и в этой ситуации очень ему пригодилась.

- Думаешь, он знает о нас?

- Не думаю, что ему много известно о Хакане, но уверен, что у него есть причины желать ему смерти. Подай-ка мне бутылку для мочи.

Назим передал ему двухлитровую бутыль. Харуф расстегнул ширинку и помочился внутрь. Они держали в машине несколько таких пустых бутылок - как раз для этой цели, чтобы можно было справить нужду, не выходя наружу. Оба понимали, что лучше мириться с подобными неудобствами, после чего потихоньку выбросить бутылку в ближайшую урну, чем мочиться прямо на улице, привлекая внимание нежелательных свидетелей, или много раз заходить для этого в ближайший бар.

- Знаешь что? Катись всё к дьяволу, - сказал Харуф с жестом отвращения. Выброшу бутылку в мусорный контейнер в переулке, а потом начнем искать его в Калифорнии, в доме матери. И катись всё пропадом.

- Харуф, подожди.

Назим махнул в сторону двери дома. В нее звонил разносчик. Через несколько секунд дверь открылась.

- Он там. Прекрасно! Видишь, Назим, я же тебе говорил. Поздравляю!

Харуф возбужденно похлопал Назима по спине, а того, в свою очередь, наполнили радость и беспокойство, по телу прошла сначала горячая, а потом холодная волна.

- Ну что ж, превосходно, сынок. А теперь мы должны завершить то, что начали.



РАСКОПКИ. Суббота, 15 июля 2006 года. 02.34


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Харель проснулась от криков Андреа. Журналистка приподнялась в своем спальнике, отчаянно сжимая ноги руками, и не прекращала кричать.

- Боже! Как больно... Ааа!

Поначалу Харель решила, что у Андреа во сне свело ноги, так что она поднялась, включила в медблоке свет и потянула ее за ногу, чтобы сделать массаж.

И вдруг уголком зрения заметила скорпионов.

Их было три, мертвенно-желтого цвета, или, по крайней мере, три скорпиона высунулись из-под спальника и в ярости забегали, подняв хвосты. Смертельно напуганная Харель тут же запрыгнула на одну из коек. Поскольку она была босиком, то стала бы легкой добычей для скорпионов, упавших с матраса Андреа.

- Док! Док, помоги! Что-то обожгло мне ногу... О Боже... Док!

Стоны Андреа заставили Харель побороть свой страх и сосредоточиться. Она не могла бросить девушку в беде.

Так, давай-ка подумаем, что я помню об этих тварях. Это желтые скорпионы, и у девушки по меньшей мере двадцать минут перед тем, как дело начнет принимать дурной оборот. Это если ее ужалил только один. А если несколько...

Ужасная догадка вспыхнула в мозгу Док: что, если у Андреа - аллергия на яд скорпионов, черт бы их побрал...

- Андреа, послушай меня внимательно.

Андреа открыла глаза и посмотрела на Харель. Журналистка растянулась на матрасе, прижав к себе ноги, ее взгляд наполнился болью. Харель огромным усилием воли подавила свой страх перед скорпионами - страх, который любой израильтянин, родившийся, как Док, в Беэр-Шеве, на краю пустыни, приобретает в самом раннем возрасте - и попыталась поставить ноги на пол. Но так и не смогла.

- Андреа, скажи: в списке, где указано, на что у тебя аллергия, нет случайно карбидотоксинов?

Андреа взвыла от боли.

- Откуда мне знать? Я взяла с собой этот список, потому что не в состоянии запомнить больше десяти названий. Чёёёёрт... Док, спускайся уже, ради бога, ради твоего Яхве, ради всего святого. Прости за всё, но... Аааа!

Харель собралась с духом, поставила ногу на пол и двумя прыжками добралась до собственного матраса.

Надеюсь, что их нет внутри. Ради всего святого, только бы их не было внутри.

Она резко откинула матрас, схватила по ботинку в каждую руку и повернулась к Андреа.

- Мне нужно надеть ботинки, добраться до шкафчика с лекарствами, и я тобой займусь, - сказала Харель, начиная натягивать ботинок. - Этот яд очень опасен, но он не убьёт тебя раньше, чем за полчаса. Потерпи.

Андреа не ответила. Харель подняла взгляд от ботинок и посмотрела на журналистку. Андреа поднесла руки к горлу. Ее лицо начало синеть.

Боже ты мой! Это аллергия. У нее анафилактический шок.

Позабыв про второй ботинок, Харель встала на колени рядом с Андреа, прямо голыми ногами на пол. Она никогда еще не чувствовала с такой ясностью каждый сантиметр своей кожи. Док поискала место укуса и обнаружила два в левой икре Андреа, две маленькие точки по полсантиметра в диаметре в окружении розового пятна размером с теннисный мяч.

Вот дерьмо. Полный комплект.

Дверь открылась, и в палатку вошел отец Фаулер - тоже босиком.

- Что случилось?

Харель пыталась ответить, склонившись над Андреа и делая ей искусственное дыхание.

- Святой отец! - воскликнула Харель. - Ради всего святого, поторопитесь! У нее шок. Срочно нужен адреналин.

- Где он у вас?

- Вон в том стеклянном шкафчике, на второй полке, лежат зеленые ампулы. Подайте мне одну ампулу и шприц.

Она наклонилась, вдыхая в Андреа воздух, но ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы что-то могло пройти через распухшее горло. Если не справиться с анафилактическим шоком, то через минуту последует смерть.

И это будет твоя вина, трусиха, потому что ты запрыгнула на койку.

- Да что с ней творится? - спросил священник, подбегая к шкафчику. - Это шок?

- А ну закройте дверь! - крикнула Док, увидев, как в лазарет просунулось с полдюжины голов. Не хватало еще, чтобы скорпионы выбрались наружу и ужалили еще кого-нибудь. - Ее ужалил скорпион, святой отец. Их здесь целых три штуки. Так что будьте осторожны.

Услышав эти слова, отец Фаулер вздрогнул и уставился на пол. Он передал доктору адреналин, и та ввела Андреа пять кубиков в ягодицу.

Фаулер подхватил за ручку большую бутыль с водой.

- Займитесь пока Андреа, - сказал он. - Я сейчас их найду.

Харель наконец переключила всё свое внимание на девушку, хотя сейчас мало что могла поделать, только наблюдать за ее состоянием. Адреналин произвел магический эффект. Когда гормон попал в кровеносную систему, нервные рецепторы клеток загорелись, как новогодняя елка. Жировые клетки начали выбрасывать липиды, чтобы высвободить дополнительную энергию, сердечный ритм участился, кровь несла больше глюкозы, мозг стал вырабатывать допамин, и что самое важное, бронхи стянулись, и опухоль в трахее исчезла.

С гулким хрипом в легкие Андреа естественным путем ворвался воздух, и доктор Харель этот звук показался таким же прекрасным, как и три сухих удара, которые донеслись из глубины палатки, пока она наблюдала за процессом. Когда отец Фаулер сел на пол рядом с ней, Док не сомневалась, что скорпионы превратились в три лужицы.

- А противоядие? У вас есть противоядие? - спросил священник.

- Конечно, есть, но я не могу его применить. Сыворотку делают из лошадей, которых заставляют страдать от сотен скорпионьих укусов, пока они не приобретают иммунитет. В ней всегда присутствуют следы яда, и я не хочу рисковать вызвать еще один шок.

Фаулер посмотрел на девушку, чье лицо понемногу возвращалось к нормальному состоянию.

- Спасибо за то, что вы сделали, доктор. Я этого не забуду.

- Не волнуйтесь, - сказала Харель, которая только сейчас начала дрожать от осознания миновавшей опасности.

- У нее будут какие-нибудь последствия?

- Нет. Теперь ее организм может бороться с ядом, - Харель подняла одну из зеленых ампул. - Это чистый адреналин, как тот, что вырабатывает ваше тело во время драки. Все ее органы работают с удвоенной силой, это помимо того, что он помог избежать удушения, как бывает при анафилактическом шоке. Через пару часов она будет в порядке, хотя чувствовать себя будет дерьмово.

Фаулер немного расслабился и указал на вход.

- Вы думаете то же, что и я?

- Я не полная идиотка, святой отец. Я изъездила пустыню в своей стране вдоль и поперек. И каждый вечер перед сном я всегда проверяю, надежно ли закрыт вход. Причем проверяю дважды. Эта палатка закрыта плотнее, чем карманы Скруджа МакДака.

- Сразу три скорпиона. В разгар ночи...

- Вы правы, святой отец. Кто-то снова пытался убить Андреа.



УБЕЖИЩЕ ОРВИЛЛА УОТСОНА. Пятница, 14 июля 2006 года. 23.36


Окрестности Вашингтона


Прежде чем заняться охотой на террористов, Орвилл принял кое-какие меры предосторожности, а именно: оформил телефонный номер на другое имя, корреспонденцию стал получать через абонентский ящик и при случае купил дом через зарубежную компанию с акциями на предъявителя, так что найти какую-то связь с ним смог бы только настоящий гений сыска. Это место он держал на случай, если станет совсем паршиво и придется срочно делать ноги.

Но, как известно, подобное убежище, о котором кроме вас никому не известно, имеет также и свои недостатки. Прежде всего, вы сами должны обо всем позаботиться - хотя бы о том, чтобы запастись продовольствием, что Орвилл и делал. Каждые три недели он притаскивал в дом кучу консервных банок, замороженное мясо и кучу DVD-дисков с новыми фильмами. Тогда же он избавлялся от просроченных продуктов, запирал дом на ключ и снова исчезал на три недели.

Конечно, это несколько отдавало паранойей... но зато работало. Единственной ошибкой, которую совершил Орвилл и которой не замедлил воспользоваться Назим, было то, что в последний раз он забыл пополнить запас батончиков "Херши". Любовь к сладкому оказалась для него фатальной; и дело было даже не в трехстах калориях, содержащихся в каждом шестидесятиграммовом батончике, а в том, что он имел неосторожность сделать в "Амазоне" срочный заказ, чем привлек внимание террористов, которые следили за домом.

Но что поделать, Орвилл не мог жить без шоколада. Он мог обойтись без пищи, без воды, без своей любимой коллекции эротических фотографий, без Интернета, без книг и музыки. Но когда он однажды утром вошел в свой дом, сбросил форму пожарного, открыл шкафчик, где всегда держал шоколад, и обнаружил, что тот пуст, сердце у него так и замерло. Без шоколада он совершенно точно не проживет несколько месяцев. Он понял это еще в детстве, когда развелись его родители.

В конце концов, могло быть и хуже, решил он, потакая своим слабостям. Это мог бы оказаться героин, крэк или голосование за республиканцев.

Хотя Орвилл никогда в жизни не пробовал героин, даже ломка наркомана не могла сравниться с тем чувством, которое он испытывал, услышав шуршание разрывающейся алюминиевой обертки шоколада. Если бы Орвилл был фрейдистом, он бы подумал, что это из-за того, что семья Уотсон в последний раз собиралась вместе на Рождество 1993 года в Нью-Йорке, где мальчика поразил огромный магазин "Херши" на Таймс-Сквер. Там можно было взять металлическое ведерко, подставить его под спускающийся с потолка извивающийся серебряный желоб и наполнить конфетами, нажав на рычаг. Звук падающего в ведерко шоколада был звуком счастья.

Однако теперь слух Орвилла потревожил совершенно иной звук - звук разбитого стекла, если, конечно он не ошибся, услышав его сквозь сон.

Он аккуратно отодвинул маленькую стенку из оберток и вылез из постели. Он почти три дня не ел шоколада - настоящий личный рекорд, и теперь наконец-то поддался искушению, проделав это по всем правилам. Если бы он снова стал фрейдистом, то понял бы, что съел ровно восемнадцать шоколадок, по одной за каждого погибшего сотрудника "Глобалинфо" во время нападения в понедельник.

Но Орвилл не верил в учение Зигмунда Фрейда. Когда дело касалось разбитых окон, он верил в Смита и Вессона, и потому хранил револьвер тридцать восьмого калибра у кровати.

Не может быть. Ведь включена сигнализация.

Одной рукой он схватил револьвер, а другой - предмет, лежавший рядом с ним на тумбочке. Он был похож на обычный брелок, но в действительности это был пульт дистанционного управления с двумя кнопками. Одна из них подавала сигнал тревоги в полицию; от нажатия другой по всему дому начинала выть сирена.

- От такого воя даже Никсон встанет из могилы и спляшет чечетку, - сказал Орвиллу мастер, который устанавливал сигнализацию.

- Никсон похоронен в Калифорнии, - возразил тот.

- Вот и представьте себе, какая мощная эта сирена.

И сейчас Орвилл Уотсон нажал на обе кнопки - тут уже было не до мыслей о риске - и когда ничего не произошло, ему захотелось избить гниду-мастера, клявшегося, что эту сигнализацию просто невозможно отключить.

Черт, черт, черт, мысленно ругался Орвилл, изо всех сил вцепившись в револьвер. И что теперь делать? План заключался в том, чтобы приехать сюда и затаиться. А где мобильный?

На низком столике в гостиной, на потрепанном экземпляре "Вэнити Фейр".

Дыхание его участилось, он вспотел. Когда Орвилл услышал звон разбитого стекла - наверняка на кухне - он находился у себя в спальне, в темноте, играя на ноутбуке в "Симсов" и слизывая с оберток остатки шоколада. Он даже не заметил, как за несколько минут до этого перестал работать кондиционер.

Вероятно, они обрезали электропроводку одновременно с отсоединением сигнализации. За которую он заплатил четырнадцать тысяч баксов, будь она проклята.

И теперь страх и летняя вашингтонская сырость превратились в миллиард капелек, промочивших футболку Орвилла, пистолет выскальзывал из его пальцев, а шаги босых ног в сторону выхода стали неуверенными. Потому что Орвилл пытался со всей возможной скоростью отсюда смыться.

Он пересек гардеробную и высунул ухо в коридор верхнего этажа. Пусто. Спуститься на первый этаж можно было только по деревянной лестнице, соединявшей гостиную со спальнями, но у Орвилла имелся другой план. В противоположном от лестницы конце коридора находилось маленькое подъемное окно, а по другую его сторону - кривая вишня, упрямо не желающая цвести. Однако ее ветки были толстыми и располагались достаточно близко от окна, чтобы даже такой далекий от спорта человек, как Орвилл, осмелился ими воспользоваться.

Подобрав свое массивное тело и засунув револьвер за резинку трусов, Орвилл прополз по ковру три метра, отделяющие его от окна. Он услышал хруст уже на верхнем этаже, больше сомнений не осталось. Кто-то проник в дом.

Стиснув зубы, он открыл окно - с таким же выражением лица тысячи людей каждый день пытались сделать что-то бесшумно. К счастью для них, их жизнь не зависела от того, произведут ли они шум. К сожалению для Орвилла, его жизнь зависела. Шаги раздались на лестнице.

Позабыв обо всякой осторожности, Орвилл вскочил, открыл окно и высунулся из него. Ветки находились больше чем в метре от стены, и ему пришлось высунуться довольно сильно, чтобы дотянуться до достаточно толстой ветки.

Так я никогда отсюда не выберусь.

Не раздумывая, он оперся на одну ногу, оттолкнулся и прыгнул в пустоту - этот прыжок даже самый благожелательный наблюдатель не назвал бы грациозным. Его пальцы с силой вцепились в ветку, но во время прыжка револьвер упал в трусы и после короткого и холодного прикосновения к тому, что Орвилл называл "мой маленький Томми", выскользнул по ноге и упал посреди окружающего дом газона.

Черт. Могло ли быть что-нибудь хуже?

И тут ветка сломалась.

Сто с лишним килограммов Орвилла приземлились на задницу прямо на лужайку, наделав порядочно шума. Больше тридцати процентов материи, из которой были сделаны трусы, не выдержали падения, о чем свидетельствовала куча порезов на ягодицах, хотя Орвилл сейчас и не обратил на них внимания. Его единственной заботой было убрать эти самые ягодицы подальше от дома, и он со всей скоростью ринулся к воротам - в двадцати метрах вверх по холму. Ключей от ворот у него не было, но они и не понадобятся, подумал он, приближаясь к ним огромными скачками. На полпути сжимавший его сердце страх сменился эйфорией.

Столько невероятных побегов на этой неделе. Вот так-то, Всевышний, тебе и не снилось.

Невероятно, но ворота оказались открыты. Всплеснув руками, Орвилл поспешил к выходу.

Из тени окружающей дом стены вдруг отделился неясный силуэт и встал на пути Орвилла. Тот налетел на него почти на всей скорости, и его нос и три пальца сломались со страшным влажным хрустом. Со стоном схватившись за лицо, Орвилл упал.

Фигура мигом припала к дорожке и приставила к затылку Орвилла пистолет. В этом жесте не было необходимости, поскольку охотник за шпионами и так потерял сознание. В ногах рядом с его распластанным телом стоял Назим, дрожащими руками сжимая лопату, которой ударил калифорнийца, стоя в классической позе подающего. Это был точный, идеальный удар. В колледже Назим был фанатиком бейсбола. Ему в голову пришла совершенно не соответствующая моменту мысль - как бы гордился его тренер, если бы увидел в темноте это движение.

- Я же говорил, - сказал Харуф с одышкой. - Ловушка с дверью всегда срабатывает. Они бегут, как перепуганные крольчата, прямо туда, куда тебе надо. Ладно, брось это и помоги оттащить его к дому.



РАСКОПКИ. Суббота, 15 июля 2006 года. 06.34


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Андреа проснулась с таким ощущением, будто во рту у нее плавятся подметки от ботинок. Она лежала на койке рядом с отцом Фаулером и доктором Харель, оба в пижамах дремали в креслах.

Она собралась уже подняться, чтобы сходить в туалет, когда молния у входа раздвинулась и в щель протиснулся Джекоб Расселл. На поясе у помощника Кайна болталась рация, а на лице застыла напряженная гримаса. Увидев, что доктор и священник спят, он на цыпочках приблизился к койке и заговорил шепотом:

- Как вы себя чувствуете?

- Вы помните, как чувствовали себя наутро после окончания университета?

Расселл кивнул, улыбаясь.

- Что ж, я чувствую себя примерно так же, только как будто мохито мне подменили тормозной жидкостью, - сказала Андреа, дернув головой.

- Мы так о вас беспокоились. В четверг Эрлинг, а теперь это... Просто какая-то полоса невезения.

В это мгновение два ангела-хранителя Андреа разом проснулись.

- Невезения? Черта с два, - заявила Харель, потягиваясь на стуле. - Это была попытка убийства.

- Что вы такое говорите?

- Мне это тоже интересно узнать, - удивленно произнесла Андреа.

- Мистер Расселл, - сказал Фаулер, поднявшись и приблизившись к помощнику, - я официально требую, чтобы вы эвакуировали мисс Отеро на "Бегемот".

- Отец Фаулер, я вас понимаю и благодарю за проявленное беспокойство о благополучии мисс Отеро, я первый подпишусь под этими словами. Но это нарушило бы правило экспедиции о полной изоляции.

- Слушайте... - попыталась вмешаться Андреа.

- Ее здоровью сейчас ничто не угрожает, верно, доктор Харель?

- Ну... по правде говоря да, - неохотно ответила Харель. - Еще пара дней усилий, и будет как новенькая.

- Послушайте... - тщетно настаивала Андреа.

- Видите, святой отец. Нет никакой необходимости эвакуировать мисс Отеро, пока она не завершила свое задание.

- И это после покушения на ее жизнь? - напряженно ответил Фаулер.

- Нет никаких этому доказательств. Скорпионы наверняка попали в ее спальник по ужасной случайности, но...

- Хватит! - крикнула Андреа.

Все трое удивленно повернулись к койке.

- Может, прекратите уже разговаривать, словно меня здесь нет, и послушаете меня, черт бы вас побрал? Или я не могу высказать свое собственное мнение, пока меня не выкинули из экспедиции?

- Разумеется, - сказала Харель. - Говори, Андреа.

- Я хочу знать, каким образом в мой спальный мешок попали скорпионы.

- Несчастный случай, - ответил Расселл.

- Это не мог быть несчастный случай, - возразил отец Фаулер. - Медблок закрывается очень плотно.

- Никто этого не может понять, - сказал помощник Кайна, покачав головой. - Все просто в истерике из-за того, что случилось со Стоувом Эрлингом. По этому поводу ходят разные слухи. Одни говорят, что его убил кто-то из наемников, другие - что это был Паппас: якобы он узнал, что Эрлинг что-то нашел. Так что если я сейчас вывезу вас отсюда, другие тоже захотят уехать. Хэнли, и Ларсен, и все остальные: как только видят меня - так сразу начинают канючить, чтобы я переправил их на корабль. Я им сказал, что в их же интересах пока оставаться здесь, что нет никакой гарантии, что мы сможем благополучно доставить их на "Бегемот". Но если я вывезу отсюда вас, этот аргумент потеряет всякую силу.

Андреа немного помолчала.

- Мистер Расселл, вы хотите сказать, что я не имею права отсюда уехать, когда захочу?

- Собственно говоря, я пришел к вам с предложением от моего шефа.

- Я вас слушаю.

- Вы меня неправильно поняли. Его сделает сам мистер Кайн, - Расселл снял с пояса рацию и нажал на кнопку вызова. - Сэр, передаю ей.

- Добрый день, мисс Отеро.

Голос Кайна обладал приятным тембром, хотя в нем звучал легкий баварский акцент.

Как у губернатора Калифорнии. Ну, того актера.

- Мисс Отеро, вы слушаете?

Андреа была так удивлена, то с трудом выдавила слова из пересохшего горла.

- Да, я здесь, мистер Кайн.

- Я хотел бы пригласить вас пообедать со мной. Мы сможем обо всем поговорить, и я отвечу на все ваши вопросы - если вы, конечно, пожелаете.

- Ну, разумеется, пожелаю, мистер Кайн.

- Думаю, вы сочтете вполне удобным прийти ко мне в палатку?

- Конечно. До нее всего двенадцать метров.

- Тогда до встречи.

Андреа вернула рацию Расселлу, который вежливо распрощался и вышел. Фаулер и Харель ничего не сказали, а лишь посмотрели на Андреа, нахмурив брови и с неодобрительным выражением лица.

- Вот только не надо так на меня смотреть, - сказала Андреа, снова падая на койку и закрывая глаза. - Я не могу упустить возможность, которую предоставляет мне мистер Кайн.

- Удивительное совпадение, что тебе предлагают дать интервью как раз в тот момент, когда мы просим, чтобы тебя отсюда выпустили, - иронично произнесла Харель.

- Я не могу такого допустить, - заявила Андреа. - Люди должны знать правду об этом человеке.

Священник махнул рукой.

- Ох уж эти миллионеры и журналисты... Они друг друга стоят. Думают, что обладают монополией на истину.

- Как и церковь, отец Фаулер?



УБЕЖИЩЕ ОРВИЛЛА УОТСОНА. Суббота, 15 июля 2006 года. 00.41


Окрестности Вашингтона


Орвилла привели в чувство пощечины.

Не слишком сильные, однако достаточно чувствительные, чтобы вернуть его в мир живых и заставить окончательно вывалиться один из передних зубов, и так уже почти выбитый ударом лопаты. Молодой человек выплюнул зуб, и боль от сломанной переносицы отдалась в голове столь нестерпимо, словно по ней пронесся целый табун лошадей. Боль накатывала приступами, то стихая, то вновь усиливаясь. А человек с миндалевидными глазами продолжал хлестать его по щекам столь ритмично, что каждый удар казался строчкой стихотворения.

- Смотри, он очухался, - сказал незнакомец своему товарищу - совсем молодому парню, худому и очень высокому. Затем отвесил напоследок еще парочку ударов, так что Орвилл застонал. - Или еще не совсем очухался - да, кундех [16]?

Орвилл лежал на кухонном столе совершенно голый, если не считать часов на запястье. Он никогда не готовил у себя дома, как, впрочем, и где-либо еще, но, тем не менее, оборудовал свою кухню по последнему слову техники. Теперь Орвиллу только и оставалось, что проклинать свою одержимость порядком. Кухня для него не была кухней, если в ней не было полного набора приспособлений. И теперь, видя эти самые приспособления, выложенные возле раковины аккуратным рядком, он от души пожалел, что купил все эти ножи, штопоры и шампуры для гриля.

- Послушайте...

- Заткнись!

Молодой парень молча ткнул ему револьвером в лицо. Старший - мужчина лет тридцати пяти - взял один из шампуров и поднес к самому лицу Орвилла. Металлическое острие вспыхнуло в свете галогенных ламп.

- Знаешь, что это?

- Шампур. Три доллара сорок пять центов за дюжину в "Уоллмарте". Послушай... - Орвилл попытался приподняться на локтях, но тот толкнул его рукой в жирную грудь и снова заставил лечь.

- Тебе сказано было молчать.

Он повернул шампур острием вниз и со всей силы всадил его в левую ладонь Орвилла. Ни единый мускул не дрогнул на лице террориста, когда острие пронзило руку и вонзилось в деревянную столешницу.

Поначалу Орвиллу казалось, что не может быть боли страшнее, чем от сломанного носа, однако новый приступ боли с такой силой пронзил его руку, словно ее ударило электрическим током. Он закричал.

- Правильно, шампур, - сказал его невысокий мучитель, взяв Орвилла пальцами за лицо и силой повернув к себе его голову. - А ты знаешь, кто его придумал? Наш народ. В Испании это блюдо так и называют "мавританский шашлык". Оно появилось в те времена, когда считалось дурным тоном есть мясо ножом.

Это конец, подумал Орвилл. Сволочи... Придется кое-что сказать.

Орвилл отнюдь не был трусом, но идиотом он не был тоже. Он знал свой болевой порог и понимал, что, если его превысить, он просто не выдержит. Он принялся жадно глотать ртом воздух. Дышать носом он не решался, чтобы снова не вызвать боль в сломанной переносице.

- Хватит. Я всё скажу. Всё, что вы хотите знать. Расскажу, пропою, нарисую схему. Нет никакой необходимости меня мучить, - последнее слово прозвучало паническим воем, когда он увидел, как незнакомец берет в руки еще один шампур.

- Уж конечно, расскажешь. Но мы не из тех, кто пытает. Мы те, кто приводит приговор в исполнение. Просто мы будем делать это медленно. Назим, приставь пушку к его голове.

Человек по имени Назим без всякого выражения уселся на стул и приставил дуло револьвера к черепу Орвилла, который при прикосновении металла полностью застыл без движения. Последний сантиметр дула погрузился в почти всегда спутанные и густые белокурые волосы молодого калифорнийца, которые сейчас были грязными, из них торчали остатки листьев.

- В таком случае, коли уж ты решил разговориться, расскажи, что ты знаешь о Хакане.

Орвилл в страхе зажмурился. Так вот в чем дело!

- Ничего я о нем не знаю. Нет, что-то, конечно, слышал...

- Врешь, дерьмо! - оборвал собеседник, с силой ударив его еще несколько раз. - Кто велел тебе его найти? Кто еще знает про Иорданию?

- Я ничего не знаю ни про какую Иорданию.

- Врешь!

- Истинная правда. Клянусь Аллахом!

Эти слова, похоже, стерли с нападавших налет вялости. Назим сильнее сжал рукоятку револьвера. Другой снова приставил острый шампур к обнаженной коже Орвилла.

- Ты омерзителен, кундех. Посмотри, на что ты потратил свои таланты. На то, чтобы втоптать в грязь свою веру. На то, чтобы предать своих братьев-мусульман. И всё это - за тарелку чечевичной похлебки!

Острие шампура заскользило по груди Орвилла и остановилось чуть выше левого соска молодого человека. От резкого толчка жирное тело заколыхалось, волна прошла от пупка до подбородка. Металл поцарапал кожу, выступила крошечная капелька крови, которая тут же смешалась с холодным потом.

- Вот только здесь речь идет не просто о чечевичной похлебке, продолжал незнакомец, пока стальное острие, путешествуя по правой руке Орвилла, слегка царапало кожу. - У тебя есть собственные дома, хорошая машина, подчиненные... Посмотри на свои часы, да будет благословенно имя Аллаха.

Можешь оставить их себе, если выпустишь меня отсюда, подумал Орвилл, но не сказал вслух, потому что не хотел, чтобы его снова проткнул шампур. Вот же дерьмо, не могу придумать, как из этого выпутаться. От судорожно подыскивал нужные слова, которые бы заставили нападавших испариться. Но пульсирующая боль в переносице и в руке просто кричала о том, что таких слов не существует. Он почувствовал, как забурлило в желудке, который вот-вот опустошится.

Свободной рукой Назим снял часы и передал его второму.

- Ну надо же... Жежер-Лекультр. Только лучшее, да? Сколько правительство тебе заплатило за то, чтобы ты стал стукачом? Уверен, что много, если ты можешь покупать часы за двадцать тысяч долларов.

Он бросил часы на пол и стал их топтать, словно пытался выбить из них жизнь. Правда он мало чего добился - лишь трещины на стекле, так что этот жест потерял театральность, которой террорист хотел добиться, и ему пришлось ненадолго перевести дух.

- Я лишь охочусь на преступников, - сказал Орвилл. - У тебя нет монополии на понимание посланий Аллаха.

- Не смей больше произносить его имя, - ответил тот, плюнув Орвиллу в лицо.

Верхняя губа Орвилла непроизвольно подрагивала, но калифорниец не был трусом. Он понимал, что скоро умрет, и решил сделать это с максимальным достоинством.

- Умак занья феех эрд [17], - сказал он, глядя террористу прямо в лицо и пытаясь не заикаться.

Глаза мужчины озарились яростью. Он явно ожидал, что Орвилл сдастся, начнет умолять. Только не этой демонстрации потрясающей храбрости.

- Ничего, сейчас ты зарыдаешь, как девчонка, - сказал он.

Рука поднялась и снова опустилась, вонзив шампур в правую ладонь Орвилла, который не смог сдержать беззащитного завывания, имеющего так мало общего с бравадой несколькими секундами ранее. В воздух взметнулся фонтан крови, приземлившись в открытый рот Орвилла, тот захлебнулся и начал кашлять, содрогаясь в спазмах, каждое покашливание с болью отдавалось в руках, пригвожденных к столу огромными стальными булавками.

Кашель постепенно затих, и пророчество террориста исполнилось: по щекам Орвилла скатились две крупные слезы, упав на стол. Похоже, только этого и ждал мучитель, чтобы освободить Орвилла от страданий. Он поднял другой кухонный инструмент: тридцатисантиметровый нож.

- Конец тебе, кунех.

Орвилл услышал выстрел, металлическим эхом отразившийся от сковородок, выстроившихся на стенах в ряд, как послушные солдаты, и террорист рухнул на пол. Его напарник даже не успел повернуться, чтобы узнать, откуда прилетела пуля. Он перепрыгнул через кухонную стойку, расколов кафель пряжкой на ремне, и приземлился на руки. Второй выстрел выбил щепки из дверного косяка, примерно в полуметре над головой Назима, и тот исчез.

Орвилл, совершенно голый и распятый, с разбитым лицом, продырявленными ладонями и залитый кровью, едва смог повернуться, чтобы рассмотреть своего спасителя. Это был худой белокурый парень лет тридцати, в джинсах и, как показалось в сумраке кухне, в чем-то похожем на рубашку священника.

- Ну и видок у тебя, Орвилл, - сказал священник, обходя его сбоку, по следам второго террориста. Сжимая пистолет обеими руками, он резко высунулся за дверь. Там была лишь пустая гостиная и открытое окно.

Священник вернулся к Орвиллу, который недоверчиво потер бы глаза, не будь его руки пришпилены к столу.

- Я вас не знаю... Но всё равно спасибо. Освободите меня, пожалуйста, - при его сломанном носе и выбитых зубах это прозвучало как: "Я ваф не фнаю... Но фсё рафно фпафибо..."

- Сожми зубы. Сейчас будет больно, - молодой священник резким движением выдернул шампур из его правой руки. Несмотря на то, что он старался сделать это по возможности менее болезненно, Орвилл всё равно не сумел сдержать крика. - А знаешь, тебя нелегко было разыскать.

Орвилл прервал его, подняв руку, в которой явственно виднелась дыра размером с одноцентовую монету. Стиснув зубы от боли и усилия, Орвилл перекатился на левый бок и сам выдернул второй шампур.

На этот раз он не закричал.

- Можешь идти? - спросил священник, помогая ему подняться.

- Сейчас в Ватикане поляк?

- Уже нет. Моя машина в двух шагах отсюда. Ты не догадываешься, куда делся твой гость?

- А мне почем знать? - ответил Орвилл, схватив рулон бумажных полотенец, висящий у кухонного окна, и кое-как обматывая руки, по пол-рулона на каждую. Его ладони стали похожи на гигантскую сладкую вату, которая постепенно краснела в центре.

- Брось это и отойди от окна. В машине я тебя перебинтую. А я-то думал, что ты эксперт по образу мыслей террористов.

- Так вот оно что! Ты из ЦРУ! Полагаю, мне несказанно повезло.

- Ну, более или менее. Меня зовут Альберт, и я международный связной.

- Связной? С кем, с Ватиканом?

Альберт ничего не ответил. Члены Священного Союза никогда не признавались, что имеют к нему отношение.

- Ладно, оставим это, - сказал Орвилл, чуть не скорчившись от боли. - Слушай, здесь нам никто не поможет. Не думаю, что кто-нибудь услышал выстрелы, потому что ближайшие соседи - в полукилометре отсюда. У тебя есть мобильный?

- Это не годится. Если приедет полиция, тебя отправят в больницу, а потом возьмут показания. Через полчаса в палату с букетами в руках войдут агенты ЦРУ.

- Так ты что, знаешь, как из всего этого выпутаться?

- Не очень хорошо. И кроме того, я ненавижу оружие. Тебе повезло, что пуля попала в типа с шампуром, а не в тебя.

- Что ж, тогда они должны тебе понравиться, - сказал Орвилл, поднимая свои руки - сахарную вату. - А что ты за агент?

- Я не очень много времени посвятил физической подготовке, - ответил Альберт с извиняющимся жестом. - Я больше по компьютерам.

- Ну тогда мы поладим. Черт, у меня что-то голова кружится, - Орвилл чуть не упал, от этого его удержала лишь рука Альберта.

- Сможешь дойти до машины, Орвилл? - спросил священник.

Калифорниец кивнул, хоть и не слишком уверенно.

- Сколько их?

- Насколько я знаю, остался только тот, что убежал. Но он наверняка поджидает нас в саду.

Альберт бросил быстрый взгляд в окно, стараясь особо не высовываться.

- Тогда мы готовы. Идем вниз по холму, держась в тени стены. Он может оказаться где угодно.



УБЕЖИЩЕ ОРВИЛЛА УОТСОНА. Суббота, 15 июля 2006 года. 01.03


Окраина Вашингтона


Назиму было очень страшно.

Он много раз воображал, как становится мучеником. Это были неясные бредовые образы, где он погибал в огромном огненном шаре, и это грандиозное событие транслировали по телевизору. При виде абсурдно жалкой смерти Харуфа он перепугался и был сбит с толку.

Он бежал через сад, ожидая в любую минуту услышать рев полицейских сирен. На какой-то миг он подумал о заманчиво приоткрытой дверце машины. Тысячи сверчков и цикад оглашали ночь своим пением, обещая жизнь, и на мгновение Назим засомневался.

Нет. Я принес свою жизнь на алтарь славы Аллаха и спасения моей души. Что будет с моей семьей, если я сейчас отступлю, если дам слабину?

Назим не повернул к воротам. Он остановился в тени, за палисадником с зарослями запущенного львиного зева, где еще осталось несколько оранжевых цветов. Он пытался успокоиться, каждые несколько минут перекладывая револьвер из одной руки в другую и взводя и опуская курок.

Я в норме. Когда я метнулся через кухню, предназначенная мне пуля прошла совсем далеко. Там лишь священник и раненый. Им со мной не справиться. Мне лишь нужно присматривать за дорожкой к выходу. А если я услышу вой полицейских машин, то перепрыгну через стену. Она высокая, но я смогу. Вон там, справа, похоже, слегка пониже.

Как жаль, что здесь нет Харуфа. В том, что касается открывания дверей, он был настоящим гением. На дверь в дом ему понадобилось всего пятнадцать секунд. Он уже в объятьях Аллаха? Я буду по нему скучать. Он хотел бы, чтобы я остался, хотел бы, чтобы я разделался с Уотсоном. Если бы Харуф не стал медлить, он был бы уже мертв, но больше всего Харуф ненавидел, когда брат предает своих братьев. Интересно, поможет ли джихаду, если я умру сегодня ночью, перед тем не забрав с собой кунеха. Нет. Нельзя об этом думать.

Нужно сосредоточиться на главном. Потому что грязным удовольствиям жизни должен прийти конец. Империи, в которой я родился, предназначено пасть. И я помогу этому собственной кровью. Хотя я бы предпочел, чтобы это случилось не сегодня.

Но вот на ведущей к дому дорожке донесся невнятный шум. Назим прислушался. Точно, идут. Он должен быть готов их встретить. Он должен...

- Стоять! - вдруг услышал он чей-то голос. - Брось оружие. Немедленно.

Назим ни на секунду не задумался, даже не успел произнести последнюю молитву. Он просто развернулся с револьвером в руке. Альберт вышел из задней двери дома, обогнул стену, чтобы убедиться, что они беспрепятственно смогут добраться до ворот, и различил в темноте слабое мерцание светоотражающих наклеек на спортивном костюме компании "Найк". В Харуфа он выстрелил, повинуясь инстинкту, чтобы спасти жизнь Орвиллу, и попал по чистой случайности, теперь же, напротив, застал террориста врасплох, всего с трехметровой дистанции. Он твердо поставил обе ноги, прицелился в грудь, нажал на спусковой крючок наполовину и окликнул парня громким и твердым голосом.

Едва Назим повернулся, как Альберт нажал на спусковой крючок полностью, и пуля разворотила террористу грудь.

Назим услышал выстрел и успел смутно ощутить, что происходит, хоть и не почувствовал при этом боли, одно лишь странное ощущение, будто он лежит на выжженной траве. Он попытался пошевелить рукой или ногой, но так и не смог. Он попытался было что-то сказать - но тоже не смог. Затем он увидел, что человек, который в него выстрелил, наклонился над ним, нащупал пульс на шее и покачал головой. Через минуту подошел Уотсон. Назим почувствовал, как на него упала капля крови, но уже не ощутил, как эта капля смешалась с кровью из его собственной раны. Потом всё поплыло у него перед глазами, и остался лишь четкий голос Уотсона, читавшего молитву:

- Хвала Аллаху, давшему нам жизнь и возможность служить ему с честью. Хвала Аллаху, давшему нам священный Коран, где сказано, что если кто поднимет на нас руку, дабы убить, мы не должны поднимать на него руку в ответ. Прости его, о Владетель Вселенной, ибо велик грех его, обманувшего невинность. Защити его от мук ада, и возьми к себе, о Властитель Трона.

Услышав слова молитвы, Назим почувствовал облегчение, как будто с его души сняли неподъемный груз. Он всё бы отдал ради Аллаха. Назим уже почти покинул сей бренный мир, когда до него донеслись отдаленные звуки сирен, смешивающиеся в его угасающем сознании с пением сверчков. Один из них стрекотал совсем рядом, и его пение было последним, что Назим слышал в этом мире.

Несколько минут спустя двое полицейских в форме наткнулись на тело парнишки в толстовке "Редскинз", с широко открытыми, устремленными к небу глазами.

- Алло, центральная, это участок 23. У нас здесь десять пятьдесят четыре. Срочно пришлите скорую...

- Брось. Ему уже ничем не поможешь.

- Центральная, отставить скорую. Оцепляем зону.

Один из полицейских заглянул парнишке в лицо. Все-таки жаль, что его убили. Он был достаточно молод (или полицейский достаточно стар), чтобы сгодиться ему в сыновья. Патрульного офицера трудно было чем-нибудь удивить, за годы своей службы он повидал столько убитых ребят, что их трупами можно было бы завалить весь Овальный кабинет. Но ни один из них не смотрел в небо таким взглядом.

В какую-то минуту он подумал, не позвать ли товарища, чтобы спросить, что, черт возьми, может означать эта спокойная улыбка. Но, конечно, он этого не сделал.

Ему совсем не хотелось показаться идиотом.



ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, ВИРГИНИЯ. Суббота, 15 июля 2006 года. 02.06


Убежище Орвилла Уотсона и квартиру Альберта разделяли почти сорок километров, и Орвилл преодолел их на заднем сиденье тойоты Альберта, полусонным и почти без сознания, но наконец-то его руки были перевязаны самым наилучшим образом. К счастью, в машине священника имелась неплохая аптечка.

Час спустя, закутавшись в халат (единственную вещь Альберта, которую удалось на него натянуть), Орвилл заглотил половину упаковки тайленола, запив ее апельсиновым соком, который принес священник.

- Ты потерял много крови. Это поможет тебе восполнить запас железа в крови.

Орвилл же мечтал лишь привести в порядок свое тело, пролежав месяц в больничной кровати, но рассмотрел имеющиеся возможности и решил, что лучше оставаться с Альбертом.

- У тебя случайно нет батончика "Херши"?

- Нет, прости. Я не ем шоколад, у меня от него сыпь. Но через некоторое время схожу в "Севен-илевен" и куплю что-нибудь на ужин, футболки размера ХХХ и чего-нибудь сладкого, если хочешь.

- Ладно, брось. После того, что произошло, думаю, что меня будет воротить от шоколадок "Херши" всю оставшуюся жизнь.

Альберт пожал плечами.

- Как скажешь.

Орвилл махнул рукой на группу компьютеров, загромождающих гостиную Альберта. Десять мониторов, четырехметровый стол и клубок проводов, бегущих по полу у стен - с ногу футболиста в обхвате.



Контракт с Господом (ЛП)


- У тебя тут неплохое оборудование, мистер Международный Связной, - сказал калифорниец, ему нужно было выговориться, чтобы снять напряжение.

И наблюдая за священником, он понял, что тому необходимо то же самое. Его руки слегка дрожали, а взгляд блуждал.

- Системы ХарперЭдвардс, базовые платы TINCom... Прямо как у тебя, верно?

- Ты использовал оффшор в Нассау, чтобы купить свое убежище. Моему серверу понадобилось сорок восемь часов, чтобы отследить оригинальную транзакцию. Две тысячи сто сорок три шага. Молодец.

- Ты тоже, - ответил Орвилл, действительно пораженный.

Они переглянулись и сели, отдав должное друг другу. Для Альберта это недолгое ослабление напряжения стало той дырой, через которую прорвались все тревоги последних часов, они разгромили его тело, как футбольный фанаты бар команды соперников. Он даже не успел подняться - его стошнило прямо в миску с попкорном, оставленную на столе прошлой ночью.

- Я никогда никого не убивал... А этот парень... Другого я практически и не заметил, я был слишком взвинчен и выстрелил, не подумав. Но этот мальчик... Он был всего лишь ребенком... И он так смотрел на меня...

Орвилл ничего не сказал, потому что сказать тут было нечего.

Это длилось около десяти минут. Желудок Альберта продолжали сотрясать спазмы, но больше изо рта молодого священника ничего не вышло.

- Теперь я наконец его понял.

- Кого?

- Одного моего друга. Ему по жизни приходилось много убивать, и он очень страдал из-за этого.

- Ты говоришь о Фаулере?

Альберт подозрительно взглянул на него.

- Откуда тебе известно это имя?

- Оттуда, что вся эта свистопляска началась, когда "Кайн индастриз" понадобились мои услуги. Они хотели знать, кто такой отец Фаулер из Бостона. К тому же только слепой бы не заметил, что ты тоже священник.

От этих слов Альберт еще больше встревожился. Он схватил Орвилла за воротник халата и заорал:

- Что ты им рассказал? Я должен знать!

- Всё, - монотонно произнес Орвилл. - О его подготовке, о связях с ЦРУ, со Священным Союзом...

- О Боже! Так они узнали о его истинной цели?

- Я не знаю. Мне задали два вопроса. Первый: кто он такой; и второй: его слабые стороны.

- Что же ты разнюхал? И как тебе это удалось?

- Я ничего не разнюхал. Я готов был уже признать себя побежденным, но тут некий аноним прислал мне в конверте фотографию журналистки с подписью "Андреа Отеро". Еще было сказано, что Фаулер сделает что угодно, лишь бы эта особа не пострадала.

Альберт подпрыгнул и стал наматывать круги по комнате, и одновременно с этим складывал все сведения воедино.

- Теперь всё начинает складываться... Когда Кайн появился в Ватикане с заявлением о том, что вышел на след Ковчега Завета, которые могут находиться в руках старого нацистского преступника, в обмен на участие в экспедиции Чирин обещал предоставить своего лучшего человека, чтобы найти его. А дав тебе имя Отеро, он, в свою очередь, добился того, что Кайн примет Фаулера, считая, что может его контролировать, и что Фаулер согласится на предложенную ему миссию. Вот же сволочь, проклятый манипулятор, - сказал Альберт с улыбкой, одновременно с отвращением и с восхищением.

Орвилл уставился на него, открыв рот.

- Я не понял ни слова.

- Оно и к лучшему, потому что иначе мне пришлось бы тебя убить. Да не бойся, это шутка. Послушай, Орвилл, я спас тебя не потому, что работаю в ЦРУ. Я никакой не агент. Я всего лишь скромный связной, который старается помочь другу. Мой друг сейчас в большой опасности, частично из-за твоего доклада о нем Кайну. Фаулер сейчас в Иордании, участвует в одной безумной экспедиции, которая ищет Ковчег Завета. Как ни безумно это звучит, есть основания полагать, что поиски вполне могут увенчаться успехом.

- Хакан, - тихо произнес Орвилл. - Я случайно узнал кое-что об Иордании и об этом Хакане и рассказал им.

- Ребятам из Конторы удалось извлечь это имя с твоих жестких дисков. Но не более того.

- Мне удалось найти упоминание о Кайне на одном из почтовых серверов, которые часто используются террористами. Ты что-нибудь знаешь про исламский терроризм?

- Читал об этом в "Нью-Йорк таймс"

- Тогда начнем с самого простого. Устрою тебе ускоренный курс. Трепет средств массовой информации перед Усамой, эдаким киношным злодеем, не имеет никакого смысла. Аль-Каида, как некая суперорганизация мирового зла, не существует. Нет головы, которую нужно отрезать. У джихада нет вождя. Джихадом командует Аллах. Но существуют тысячи мелких ячеек самого разного уровня, они иногда взаимодействуют друг с другом, а иногда не имеют ничего общего.

- Но с этим невозможно бороться.

- Бороться с этим - всё равно что лечить болезнь. Здесь не помогут такие меры, как, скажем, вторжение в Ирак или в Ливан, как на прошлой неделе, или в Иран года через три. Мы можем лишь создавать белые кровяные тельца и убивать микробов одного за другим.

- И это - твоя работа.

- Главная проблема - в невозможности внедрить своих людей в ячейки исламских террористов. Их невозможно подкупить, поскольку они искренне одержимы своей верой, точнее извращенными о ней понятиями. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

Альберт смущенно пожал плечами.

- У них совершенно другой язык, непохожий на наш, - продолжал Орвилл. - Нам, англосаксам, крайне трудно его учить. Кроме имени, у них может быть с дюжину самых разных кличек... у них совершенно другой календарь... все данные приходится проверять и переводить в нашу систему координат. Вот этим я и занимаюсь. Засекаю, где какой фанатик щелкнет мышкой, и как другой фанатик за три тысячи километров ему ответит.

- Интернет, значит?

- На экране я выглядел намного лучше, - вздохнул Орвилл, растерянно поглаживая свой сломанный нос, оранжевый от бетадина. Альберт приклеил к нему картонную полоску, призванную выпрямить нос, но не было сомнений, что если Орвилл в ближайшее время не обратится в больницу, то перелом срастется неправильно, и через месяц нос опять придется ломать. - Пока террористы еще не успели до меня добраться.

Альберт ненадолго задумался.

- А ведь это означает, что Хакан представляет непосредственную угрозу для Кайна.

- Я не всё хорошо помню, но точно знаю, что этот тип выглядит серьезным. По правде говоря, я просто нашел горсть информации и не имел времени с ней разобраться.

- В таком случае...

- Это как подарки в супермаркетах, ну ты понимаешь. Тебе дают какую-то малость в надежде, что ты накупишь гораздо больше. Не смотри на меня так. Нужно спасать его жизнь.

- Мы должны восстановить эти данные, - заявил Альберт, сосредоточенно постукивая пальцами по подлокотнику кресла. - Во-первых, потому что люди, которые на тебя напали, слишком уж хотели выяснить, что именно тебе известно. А во-вторых, если Хакан затаился среди членов экспедиции...

- Это невозможно. Вся моя документация исчезла или сгорела.

- Не вся. Есть еще одна копия.

Орвилл немного помедлил с ответом, пытаясь понять, что же имеет в виду Альберт.

- Нет, это просто невозможно, - ответил он наконец. - Туда невозможно проникнуть.

- На свете нет ничего невозможного, кроме одного: оставаться без ужина, - заявил Альберт, вставая и беря в руку ключи от машины. Посиди пока здесь и постарайся успокоиться, я вернусь через полчаса.

Священник собрался уже подойти к двери, когда Орвилл его окликнул. Лишь при одной мысли о том, чтобы проникнуть в непроницаемую клетку в башне Кайн, он начинал отчетливо ощущать беспокойство. И был только единственный способ его преодолеть.

- Альберт...

- Да?

- Я тут подумал о шоколадных батончиках.



ХАКАН     


Имам был прав.

Он предупреждал, что джихад целиком завладеет его душой и сердцем. Он предупреждал его относительно тех, кого называют радикалами, как и тех, кого называют мягкими мусульманами.

- Тебя не должно пугать, что говорят о наших делах другие мусульмане. Аллах просто не подготовил их к такой задаче, не укрепил их душу и сердце в поглотившем нас огне. Пусть себе считают, что ислам - это мирная религия. Это нам только поможет, ослабит оборону врага, создаст бреши, через которые мы сможем войти. Трещины.

Он и сам это чувствовал. Чувствовал, как мысленно выкрикивает то, что бормочут чужие губы.

Он почувствовал это в первый же раз, когда его призвали служить под знамена джихада. Его, особенного человека, на особых условиях. Заслужить уважение братьев по вере оказалось непросто, ведь он никогда не бывал в лагерях Афганистана или Ливана. Он не следовал по привычному пути, однако слово Аллаха вплелось ему прямо в спинной мозг, в самую его сущность, как лиана обвивает еще молодое деревце.

Это произошло в пригороде, на складе. Одни братья задержали другого, который позволил, чтобы соблазны внешнего мира восторжествовали над заветами Аллаха.

Имам сказал ему, что он должен быть твердым. Должен доказать, что достоин. Что на него с надеждой смотрят тысячи глаз.

По дороге на склад он купил шприц и слегка согнул его кончик о дверцу машины. Он знал, что придется войти и разговаривать с предателем. Который хотел обладать всеми жизненными соблазнами, что они были призваны искоренить. Убедить его, что он ошибся.

Совершенно голый, привязанный к стулу за руки и за ноги, тот явно будет готов слушать внимательно.

Вместо этого он вошел на склад, направился прямо к предателю и воткнул купленный по дороге шприц ему в глаз. Не обращая внимания на крики, он с силой потянул и выдернул еще дергающийся глаз, стряхнул его и воткнул шприц в другой.

Через пять минут предатель молил о смерти, а Хакан улыбался. Ему удалось донести послание. Снаружи ждет лишь боль и желание умереть.

Хакан. Шприц.

В тот день он и заслужил свое прозвище.



РАСКОПКИ. Суббота, 15 июля 2006 года. 12.34


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Один "Белый русский", пожалуйста.

- Вы меня удивляете, мисс Отеро, - сказал Раймонд Кайн, улыбаясь. - Я был уверен, что вы попросите "Манхэттен", такой обезличенный и супермодный. Позвольте мне самому приготовить для вас коктейль. Благодарю вас, Джекоб.

- Вы уверены, сэр? - спросил Расселл, которому, похоже, не доставила удовольствия мысль, что Андреа останется наедине ос стариком.

- Не волнуйтесь, Джекоб, - ответил тот. - Я вовсе не собираюсь набрасываться на мисс Отеро. Если, конечно, она сама меня об этом не попросит.

От этих слов Андреа покраснела, как школьница, и огляделась, пока миллиардер готовил для нее коктейль. Когда три минуты назад Джекоб Расселл пришел за ней в медблок, Андреа была так взволнована, что могла бы запросто раздавить яйцо, всего лишь взяв его в руки - так они у нее дрожали. Она потратила несколько часов, чтобы уточнить, подправить и переписать список вопросов, которые она собиралась задать Кайну; как раз перед тем, как отправиться в его палатку, она сунула в карман пять исписанных листов, вырванных из блокнота, отчего карман раздулся, словно футбольный мяч. Ведь это был необычный человек, а значит, и вопросы ему следовало задавать необычные.

Однако, переступив порог, она начала сомневаться, правильно ли поступила. Палатка была разделена на две части. Первая служила приемной, и в ней, очевидно, хозяйничал Джекоб Расселл. Здесь были письменный стол, ноутбук и, как догадалась Андреа, рация

(вот, значит, как Кайн поддерживает связь с кораблем, да? Так я и думала, что мы вовсе не отрезаны),

коротковолновой радиопередатчик. В правой половине помещался кабинет самого Кайна, отгороженный очень тонкой занавеской - доказательство своеобразного симбиоза между стариком и его молодым помощником.

Интересно, до каких пределов простираются их отношения, подумала Андреа. Наш друг Расселл выглядит подозрительно, со своей деревянной походкой и видом хлыща. Может, намекнуть на это во время интервью?

Пройдя через занавеску, Андреа ощутила легкий запах сандала. У стены стояла кровать - односпальная, но, вне всяких сомнений, гораздо более удобная, чем надувные матрасы, на которых спали остальные.

Здесь же помещались туалет и душевая кабина - уменьшенные копии тех, какими пользовались остальные члены экспедиции, а также небольшой письменный стол без каких-либо бумаг и компьютера. Довершали картину бар и два стула. Вся мебель была белого цвета. Стопка книг высотой с Андреа угрожала рухнуть, если подойти слишком близко. Девушка прищурилась, пытаясь прочитать названия на корешках, однако сделать этого не успела: Кайн шагнул вперед, чтобы лично поприветствовать гостью.

Вблизи он оказался гораздо выше, чем когда Андреа разглядывала его, распластанная на палубе на корме "Бегемота". Метр семьдесят иссохшего тела, седые волосы и белая одежда, босые ноги. Всё это вместе составляло какой-то странный омолаживающий и освежающий эффект, хотя взгляд глубоких голубых глаз, похожих на бездонные колодцы и окруженных складками и морщинами, снова расставлял всё по местам.

Он не протянул руку, так что рука Андреа застыла в воздухе, и посмотрел на нее с извиняющейся улыбкой. Джекоб Расселл уже ее предупредил, чтобы она не под каким предлогом не пыталась дотронуться до Кайна, но она не была бы самой собой, если бы не попробовала. Миллиардер явно смутился и предложил Андреа напитки. Журналистка, как и любой в ее положении, не осмелилась продолжать, не сделав перед этим приличный глоток.

- Очень многое можно узнать о человеке, исходя лишь из того, какой коктейль он предпочитает, - сказал Кайн, протягивая ей бокал, держа его за ножку очень высоко и оставляя внизу достаточно места, чтобы Андреа смогла ухватиться.

- Вот как? И какие же выводы вы сделали из того факта, что я люблю "Белый русский"? - осведомилась Андреа, усаживаясь на стуле, скрестив ноги и потягивая напиток.

- Ну, судите сами... Этакая сладкая смесь: водка, кофейный ликер и сливки. Это говорит о том, что вы любите крепкие напитки, но знаете меру, а также о том, что вы долго искали свой напиток, о том, что вы человек весьма требовательный и разборчивый в знакомствах.

- Ну что ж, - иронически заметила Андрея. Этот ироничный тон был ее лучшим другом; с ним она чувствовала себя в безопасности. - Знаете что? Я вам скажу, что вы хорошо меня изучили и прекрасно знали, что я люблю. Потому что свежие сливки, согласитесь, не самый обычный предмет в баре, а уж тем более, если этот бар находится в иорданской пустыне, а его владелец - страдающий агорафобией миллиардер, который не желает никого видеть, а из всех напитков признает лишь виски с содовой.

- Вы снова меня удивили, - признался Кайн, повернувшись спиной к журналистке, чтобы приготовить напиток для себя.

- Полагаю, это настолько близко к истине, что мы с вами сравняли счет, мистер Кайн.

Миллиардер наградил ее хмурым взглядом, но ничего не сказал.

- Я бы сказала, что вы решили меня испытать, и я ответила именно так, как вы от меня ожидали, - продолжала Андреа. - А теперь скажите, пожалуйста, почему вы решили дать мне интервью?

Кайн занял другой стул, избегая при этом смотреть Андреа в лицо.

- Это было частью нашего договора, - ответил он.

- Кажется, я не вполне корректно поставила вопрос. Почему именно я?

- Что за проклятье - быть богатым! Все хотят знать твои тайные мотивы. Все подозревают тебя в каких-то нечистых намерениях - особенно, если ты к тому же еще и еврей.

- Вы не ответили.

- Полагаю, что прежде вам самой стоит определиться, какой ответ вы хотите услышать. На этот вопрос... или на все остальные.

Андреа в ярости прикусила губу. Этот старый мерзавец гораздо сообразительнее, чем кажется на первый взгляд.

Ставит на кон всё, не давая мне опомниться. Ну ладно, старый хрен, будем двигаться в твоем ритме. Я полностью открою тебе сердце, поглощу твою историю и, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, выясню то, что хочу узнать, даже если придется вырвать тебе язык своим пинцетом для депиляции.

- Зачем вы пьете, если принимаете лекарства? - нарочито агрессивным тоном поинтересовалась Андреа.

- Полагаю, вы уже поняли, что эти лекарства всего лишь помогают мне бороться с агорафобией, - ответил Кайн, столь же довольным тем, что Андреа продолжила интервью, сколь и раздраженный этим вопросом. - Да, я принимаю успокаивающие средства и знаю, что при этом мне не следует пить. Тем не менее, я всегда это делал и буду делать. Когда моему прадеду было восемьдесят лет, дед прямо-таки выходил из себя, видя его шиккер - в смысле, видя его пьяным. Кстати, если я скажу что-нибудь на идиш, и вы не поймете, не стесняйтесь переспросить.

- Боюсь, что тогда мне придется прерывать вас через каждое слово, потому что я совсем не знаю идиш.

- Ну что ж, на здоровье. Так вот, мой прадед пил не просыхая, и дед постоянно ему твердил: "Притормозите, татех". Прадед на это всегда отвечал: "Иди ты в задницу, мне восемьдесят лет, и я имею право пить, сколько захочу". Он умер в девяносто восемь, после того как мул лягнул его копытом в живот.

Андреа расхохоталась. Когда Кайн заговорил об истории своих предков, его голос изменился, придав истории живость, он рассказывал ее разными голосами.

- Я вижу, вы много знаете о своей семье. Вы очень привязаны к своим близким?

- Нет. Мои родители погибли во время Второй мировой войны. Конечно, они много рассказывали о предках, во времена моего детства мы много разговаривали, чему способствовали обстоятельства, однако сам я почти ничего не помню. Всё, что мне удалось узнать о семье, я собирал в течение многих лет из самых различных источников. Короче говоря, когда у меня появились возможности, я прочесал всю старушку Европу в поисках своих корней.

- Тогда расскажите мне об этих ваших корнях, - попросила Андреа, вынимая из кармана цифровой диктофон. - Вы не возражаете, если я буду вас записывать? Этот диктофон может безотказно работать на протяжении тридцати пяти часов.

- Не возражаю. Записывайте. Итак, эта история началась в Вене в одну суровую зиму, когда некая еврейская супружеская пара пришла в нацистскую больницу...



ОСТРОВ ЭЛЛИС, НЬЮ-ЙОРК. Декабрь 1943 года


Юдель тихо плакал в сумраке трюма. Судно уже пришвартовалось, и матросы сообщили об этом беженцам, ютившимся в каждом углу турецкого грузового парохода. Все бросились на свежий воздух, и лишь Юдель не двинулся с места. Он горько плакал, вцепившись в закостеневшую руку госпожи Мейер, не желая признать, что она умерла.

Это была уже далеко не первая его встреча со смертью. Он успел немало пережить с тех пор, как покинул убежище судьи Рата. Но сама мысль о том, что придется покинуть этот крошечный тесный и темный, но такой безопасный уголок, приводила его в ужас. При первой же встрече с солнечным светом ему пришлось убедиться, что под солнцем обитают чудовища. Первый опыт, который он вынес при столкновении с городом, состоял в том, что, прежде чем покинуть убежище, необходимо внимательно оглядеться, а затем бежать во весь дух, пока на пути не отыщется следующий темный угол. Первый же поезд, который он увидел в своей жизни, напугал его до глубины души постоянным шумом, грохотом и кошмарными чудищами, прохаживающимися по вагону, которые только и смотрели, кого бы сожрать. К счастью, если показать им волшебную желтую карточку, они тебя не тронут и пройдут мимо. Оказавшись впервые на открытой местности, он возненавидел острый колючий снег и трескучий мороз, от которого отнимаются ноги. А от встречи с морем в его памяти остался лишь пугающе необозримый простор кругом и почти тюремная теснота трюма.

Лишь попав на этот корабль, идущий в Стамбул, Юдель снова успокоился, уютно свернувшись в темном углу трюма.

Им потребовалось всего полтора дня, чтобы достичь турецкого порта. Однако лишь спустя долгих семь месяцев они смогли из него выбраться.

Чего стоила госпоже Мейер одна только выездная виза! Турция в то время была нейтральной страной. Ее доки заполнили полчища беженцев, к дверям консульств и учреждений гуманитарной помощи - таких, как "Красный полумесяц" - потянулись длиннейшие очереди. Всё напрасно. Великобритания старалась по возможности ограничить поток еврейских беженцев, направляющихся в Палестину. Соединенные Штаты отказывались давать им разрешение на въезд. Мир оставался глух к тревожным вестям о массовых убийствах людей в концентрационных лагерях. Даже столь почтенное издание, как лондонская "Таймс", говорило о нацистском геноциде не иначе как о "страшилках".

Страшно вспомнить, сколько им пришлось пережить. Йора бралась за любую работу, просила милостыню, а по ночам укрывала малыша своим пальто. Она старалась не тратить деньги, которые дал ей судья Рат. Ночевали они где придется, будь то какой-нибудь вонючий трактир или приемная "Красного полумесяца", переполненная беженцами до такой степени, что невозможно было найти клочка свободного места, чтобы приткнуться, а о том, чтобы дождаться своей очереди в туалет, нечего было и думать.

Йора могла лишь снова и снова наводить справки и молиться. У нее не было здесь ни друзей, ни родных, она не владела никакими языками, кроме идиша и немецкого, причем, первым из них она пользоваться упорно не желала: слишком тяжелые воспоминания он навевал. Состояние ее здоровья всё ухудшалось. Однажды утром, когда после тяжелого приступа кашля, разрывавшего легкие, она увидела у себя на губах кровавую пену, Йора поняла, что времени у нее осталось совсем мало. Тогда она решилась на отчаянный шаг, отдав все деньги одному ямайскому моряку, который служил на грузовом судне, ходившем под американским флагом. Через несколько дней это судно должно было покинуть Стамбул. Несмотря на все трудности, экипажу удалось провести их на корабль незамеченными и устроить в трюме, где они смешались с толпой других, привилегированных беженцев, которым удалось связаться с родственниками в США, и те сделали им визы.

Йора умерла от туберкулеза за тридцать шесть часов до того, как они достигли североамериканского побережья. Юдель не отходил от нее ни на минуту, несмотря на то, что и сам тоже был болен. У него начался ужасный отит, и в течение нескольких дней его уши ничего не слышали, а мозги, казалось, превратились в желе. Любой громкий звук отдавался в его голове, словно грохот лошадиных копыт по железным листам. Именно поэтому он и не услышал, как матрос велел ему выбираться наружу. В конце концов матросу надоело кричать, и он просто дал Юделю пинка.

- Выбирайся, недоносок! Тебя ждут на таможне.

Юдель снова попытался ухватиться за Йору. Один из матросов, прыщавый коротышка, больно ухватил его за шиворот и оттолкнул.

- Сейчас ее унесут, - сказал он. - А ты пошел наверх!

Малыш повернулся и с трудом поднялся на ноги. Он долго шарил в карманах пальто Йоры, пока наконец не нашел письмо отца - то самое письмо, о котором Йора столько ему рассказывала - и спрятал его за пазуху. Между тем, моряк вновь повернулся, схватил его в охапку и потащил наружу - в столь ненавистное открытое пространство.

Он шел по внутреннему коридору. Впереди располагалась таможня; служащие в синих мундирах, сидя за длинными столами, проверяли документы у иммигрантов. Юдель молча дожидался своей очереди; его ноги в дырявых башмаках горели огнем. Ему хотелось забиться куда-нибудь в угол, спрятаться от света. Он дрожал в ознобе.

Наконец, подошла и его очередь. Таможенник с маленькими глазками и тонкими поджатыми губами посмотрел на него сквозь очки в золотой оправе.

- Имя и виза?

Юдель уставился в пол. Он совершенно ничего не понимал.

- Я не намерен возиться с тобой целый день. Я повторяю: имя и виза. Ты тупой или как?

Другой таможенник, помоложе и с густыми усами, попытался его успокоить.

- Тише, Джимусси. Он едет один и ничего не понимает.

- Не волнуйся, они всё понимают в тысячу раз лучше, чем ты думаешь, эти еврейские крысы. Вот ведь святое дерьмо! И ведь это на сегодня мой последний корабль и последний крысеныш. А в баре О`Керригана меня ждет кружка пива. Так что если ты так жаждешь помочь ближнему, займись им сам, Колхи.

Таможенник с усами обогнул стол, подошел к Юделю и сел рядом. Затем начал расспрашивать его по-французски, по-немецки и по-польски. Мальчик упрямо продолжал молчать, глядя себе под ноги.

- У него нет визы, а сам он - дурачок. Мы должны отправить его первым же кораблем обратно в Европу. Так-то, котик! - сказал тот, что в очках. - Ты будешь говорить, бестолочь? - с этими словами он поднялся и ударил ребенка по уху.

В первую секунду Юдель ничего не почувствовал. Затем его голова взорвалась нестерпимой болью, словно ее обожгло кислотой. Из уха хлынул целый поток густого горячего гноя.

- Райхмон! - взвыл он. На идиш это слово означает сострадание.

Таможенник с усами посмотрел на своего товарища с блеском в глазах.

- Нет, Джимусси.

- Неизвестный ребенок, языка не знает, визы нет. Депортация, о чем тут еще говорить?

Таможенник с усами наскоро обшарил карманы ребенка, но визы там не нашел. Там вообще не было ничего, кроме пары сухариков и конверта с надписью на иврите. Он распечатал конверт в надежде, что там могут быть деньги; но внутри лежало только письмо, и таможенник положил его на место.

- Ты что, совсем спятил? - набросился он на товарища. - Не слышал, что он назвал свое имя? Ну, конечно, парень просто потерял визу. Ты же не собираешься и впрямь отправить его в Европу, Джимусси? Так что задержимся еще на пятнадцать минут, приятель.

Таможенник в очках тревожно вздохнул.

- Как, ты говоришь, его зовут? Вот пусть повторит его четко и ясно, и пойдем пить пиво, накажи тебя Господь. А если не повторит - тогда уж извини: депортация.

- Помоги мне, сынок, - шепнул ему на ухо таможенник с усами. - Доверься мне. Ты же не хочешь отправиться обратно в Европу или оказаться в мерзком приюте. Мы должны убедить его, что у тебя здесь есть родные, которые тебя ждут.

Он попытался еще раз, произнеся единственное слово, которое знал на идиш. - Мишпоча? Фамилия?

Дрожащие губы Юделя произнесли следующее слово - второе за всё время, которое с трудом удалось разобрать.

- Коэн.

Таможенник с усами взглянул на своего товарища в очках, и в его взгляде мелькнуло облегчение.

- Ну вот, ты слышал. Его зовут Раймонд. Раймонд Кайн. [18]



КАЙН     


Старик, стоя на коленях у пластикового унитаза, подавил позыв к рвоте, а его помощник тем временем тщетно пытался предложить ему стакан воды. Наконец он смог справиться с тошнотой. Он ненавидел рвоту, ненавидел это ощущение спокойствия и истощения, когда он извергал всё дурное, что глодало его изнутри. Истинное отражение его души.

- Ты даже не представляешь, чего мне это стоило, Джекоб. Не представляешь, что это за рекхилес мейдель [19]... Мне пришлось с ней разговаривать, раскрыть перед ней свои слабости. Но больше я этого не выдержу. Она хочет сделать еще одну сессию.

- Боюсь, сэр, что второго такого испытания вы действительно не выдержите.

Слегка дрожа, старик жадным взглядом посмотрел на бар на другом конце помещения. Помощник, проследив за направлением его взгляда, твердо посмотрел на Кайна, и тот со вздохом отвел глаза.

- Человеческие поступки порой бывают весьма непредсказуемы, Джекоб. Порой откровенно ненавистные вещи доставляют нам какое-то извращенное наслаждение. Когда я рассказал ей о своей жизни, я почувствовал, словно камень свалился у меня с плеч, более того, я на миг ощутил свою связь с миром. Да, сначала я собирался ей наврать, ну, быть может, не совсем наврать, а преподнести этакую полуправду, смесь правды и лжи. А вместо этого рассказал ей всё.

- Вы сделали это, потому что знали, что это не было настоящим интервью. Она всё равно не сможет его опубликовать.

- Может быть, и поэтому, а может быть, потому, что мне необходимо было кому-то об этом рассказать. Как по-твоему, она о чем-то догадывается?

- Не думаю, сэр. Как бы то ни было, мы почти у цели.

- Она очень умна, Джекоб. Не спускай с нее глаз. Вполне может статься, что она в этой истории играет гораздо более важную роль, чем просто статиста.



АНДРЕА И ДОК    


От кошмара не осталось никаких воспоминаний, лишь холодный пот и учащенное дыхание в темноте, пока она пыталась вспомнить, где находится. Этот сон часто повторялся, и она никогда не могла понять, что он означает. После пробуждения он полностью стирался из памяти, и Андреа могла лишь ощущать остатки страха и одиночества, охвативших душу.

Она тут же оказалась рядом, присев на матрас и положив руку на плечо. Одна боялась двигаться дальше, а другая - что она этого не сделает. Андреа всхлипнула, и Док обняла ее.

Они коснулись друг друга лбами, а потом их губы соединились.

Как для автомобиля, много часов подряд взбирающегося на гору и наконец-то достигнувшего вершины, это был решающий момент, мгновение равновесия.

Язык Андреа проник вглубь, в жадных поисках, и Док вернула поцелуй. Она стянула с Андреа футболку, как тонкую кожицу с фрукта, который слишком много времени провисел на дереве, и языком пробежала по соленой и мокрой коже ее груди. Андреа снова откинулась на матрас. Ей больше не было страшно.

Автомобиль заскользил вниз по холму, не притормаживая на поворотах.



РАСКОПКИ. Воскресенье, 16 июля 2006 года. 01.28


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Потом они долго разговаривали, лежа рядом и целуясь после каждой фразы, как будто до сих пор не могли поверить, что наконец-то нашли друг друга.

- Позвольте узнать, уважаемый доктор: вы всех своих пациентов подвергаете этой процедуре? - спросила Андреа, скользя пальцами по шее Харель и запуская их в ее кудри.

- Я дала клятву Гиппокрита [20].

- А я думала, что она называется "клятвой Гиппократа".

- А я называю ее так.

- Имей в виду, никакие твои шуточки не заставят меня забыть о том, что я до сих пор на тебя сердита.

- Прости, Андреа, что я сразу не рассказала тебя всю правду. Но что поделать: ложь - часть моей работы.

- А что еще является частью твоей работы?

- Правительство моей страны желает знать обо всём, что здесь происходит. Только не спрашивай меня ни о чем, я всё равно не могу тебе рассказать.

- Ну что ж, у нас найдутся способы заставить тебя говорить, - игриво произнесла Андреа, прикасаясь к самой чувствительной зоне.

- Я полагаю, что сумею выдержать твою пытку, - хриплым голосом отозвалась Док.

В течение следующих двух минут ни одна из них не произнесла ни слова, пока Док наконец не издала тихий блаженный стон. Затем внезапно привлекла Андреа к себе и прошептала ей на ухо лишь одно слово:

- Чедва.

- И что это значит? - тоже шепотом спросила Андреа.

- Это мое имя.

Андреа ахнула от удивления. Док в ответ крепко ее обняла. Вскоре в темноте вновь зазвучали два голоса.

- Твое тайное имя?

- Никогда не произноси его вслух. Ты теперь - единственный человек, который его знает.

- А твои родители?

- Их уже нет в живых.

- Мне очень жаль.

- Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, а отец умер тринадцать лет назад, в негевской тюрьме.

- За что он туда попал?

- Ты уверена, что действительно хочешь это знать? Это дерьмовая история.

- В моей жизни и без того было достаточно дерьмовых историй, Док. Не мешало бы попробовать новенькую, для разнообразия.

Какое-то время они молчали.

- Мой отец был катса, специальный агент Моссада. Агентов такого уровня очень мало, около тридцати человек, и мало кому удается дослужиться до этого звания. Я сама прослужила там семь лет и дослужилась лишь до бат левейха [21] - так называется агент низшего уровня. Мне уже тридцать шесть лет, и, честно говоря, мало надежды, что мне удастся подняться выше. А вот мой отец был катса уже в двадцать девять. Он много лет прослужил за пределами Израиля, и вот в 1983 году выполнял одно из последних своих заданий. Тогда он несколько месяцев прожил в Бейруте.

- Тебя, конечно, там не было.

- Обычно, когда ему предстояла работа в странах Европы или Америки, он брал меня с собой, - но Бейрут - не место для девочки. Честно говоря, мне и представить трудно, кому там место. Именно там мой отец познакомился с отцом Фаулером, который как раз тогда собирался в долину Бекаа, где должен был спасти трех миссионеров. Мой отец очень его ценил. Он говорил, что спасение этих священников - пример величайшего героизма, какой он только встречал в этой жизни, а пресса не уделила этому ни единой строчки в газетах. Что же касается этих священников, то они просто сказали, что их освободили, вот и всё.

- Учитывая род его деятельности, не уверена, что огласка пошла бы ему на пользу.

- Разумеется, нет, но дело не в этом. Дело в том, что мой отец в ходе своей миссии обнаружил нечто неожиданное. Это была информация о том, что группа исламских террористов захватила грузовик, нагруженный взрывчаткой, и собирается действовать против американцев. Мой отец сообщил об этом своему начальнику, но тот ответил, что, если американцы суют свой нос в Ливан, то пусть сами отвечают за последствия.

- И он не попытался больше ничего предпринять?

- Отец попытался сам предупредить американское посольство, отправив им анонимную записку, однако из-за анонимности записку проигнорировали. На следующий день в посольстве произошел взрыв, в результате которого погиб двести сорок один морской пехотинец.

- Боже милосердный!

- Отец вернулся в Израиль, но история на этом не закончилась. ЦРУ предъявило Моссаду претензии, и тут всплыло имя отца. Через несколько месяцев, когда он возвращался домой из германской командировки, его арестовали прямо в аэропорту. Полицейские обыскали его чемодан и обнаружили там двести граммов плутония-29, который он якобы собирался продать правительству Ирана. Это дало бы им возможность сделать ядерную бомбу. Моего отца посадили в тюрьму, можно сказать, без суда и следствия.

- Но ведь на твоего отца кто-то донес, правильно?

- Он уже давно стоял ЦРУ поперек горла. Они разослали по всему миру приказ: если, мол, кто-то что-то узнает об этом человеке, то должен немедленно поставить их в известность, и тогда, возможно, останется жив.

- Ах, Док, перестань терзаться. Во всяком случае, твой отец знал, что ты на его стороне.

Вновь воцарилось молчание, и на сей раз оно длилось намного дольше.

- Мне стыдно в этом признаться, но... в течение долгих лет я не верила в невиновность отца, - наконец произнесла Док. - Я думала, что он просто устал и захотел легких денег. Так что он остался совершенно один, покинутый всеми, включая и меня.

Чувство вины повисло в воздухе тяжелой и мрачной завесой.

- Неужели ты не помирилась с ним перед смертью?

- Нет.

Харель горько зарыдала, и Андреа снова порывисто ее обняла.

- Через два месяца после его смерти, - продолжала Док, - был рассекречен строго конфиденциальный отчет соди бейотер, где говорилось о том, что мой отец невиновен, и что все доказательства его вины сфабрикованы, включая этот самый плутоний, который на самом деле принадлежал США.

- Постой... То есть ты говоришь, что Моссаду всё было известно с самого начала?

- Они там все - продажные шкуры, Андреа. Чтобы покрыть собственные грешки, откупились моим отцом. ЦРУ этим удовлетворилось, и жизнь пошла своим чередом. Только не для двухсот сорока солдат и моего отца, заключенного в тюрьму самого строгого режима.

- Вот же сукины дети!

- Неделю спустя отца похоронили в Гилоте, к северу от Тель-Авива, это место, где хоронят героев, павших на войне с арабами. Отец там значится под номером 71 - таково число членов Моссада, награжденных посмертно званием героя войны. Но это, конечно, нисколько не искупило тех страданий, которые мне пришлось пережить по их вине.

- Док, я не могу понять одного. Если они действительно это сделали, почему же ты, черт возьми, согласилась на них работать?

- По той же причине, по какой отец провел в тюрьме десять лет. Потому что интересы Израиля - прежде всего.

- Ты такая же чокнутая, как Фаулер.

- А ведь ты так и не рассказала мне, как вы с ним познакомились.

Голос Андреа зазвучал глуше. Эта история была не из тех, о которых она любила вспоминать.

- В апреле 2005 года я отправилась в Рим на похороны Папы. Там ко мне в руки случайно попал дневник одного серийного убийцы, где говорилось, что он якобы убил двух кардиналов, которые собирались принять участие в конклаве для избрания преемника Иоанна-Павла II. Ватикан сделал всё, чтобы эта информация не вышла наружу, и в итоге мне пришлось убегать по крышам, спасая свою жизнь. Именно благодаря Фаулеру я тогда не сверзилась с крыши и не превратилась в лепешку. Вместе со своим эксклюзивным материалом.

- Ты была права. И правда дерьмовая история.

Андреа не успела ответить: снаружи донесся глухой хлопок, от которого содрогнулись стены палатки.

- Что бы это могло быть?

- Мне кажется, это... Нет, не может быть! - Док в испуге замерла на полуслове, не веря собственным ушам.

И тут раздался крик.

Потом другой.

А затем - еще и еще.

- Пойдем, посмотрим, что там случилось, - сказала Андреа, поспешно натягивая одежду.



РАСКОПКИ. Воскресенье, 16 июля 2006 года. 01.41


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Снаружи царил хаос.

- Несите ведра! - кричал кто-то.

- Тащите сюда эти контейнеры!

Джекоб Расселл и Модженс Деккер громкими голосами отдавали противоречащие друг другу распоряжения, стоя по колено в грязи посреди широкого потока, который вытекал из цистерны с водой. В задней части цистерны обнаружилась огромная пробоина, из которой фонтаном била драгоценная жидкость, тут же превращаясь в красную вязкую грязь, едва коснувшись земли.

Археологи, Брайан Хэнли и даже отец Фаулер в одном нижнем белье сновали туда-сюда, передавая по цепочке ведра и другие емкости с водой, стараясь спасти как можно больше драгоценной влаги. Понемногу к ним присоединились остальные участники экспедиции - заспанные, одурело хлопающие глазами.

Кто-то - Андреа так и не разглядела, кто это был, поскольку человек был заляпан грязью до самых бровей - пытался насыпать что-то вроде дамбы из песка возле палатки Кайна, к которой уже начал коварно подбираться грязевой поток. Снова и снова он зачерпывал лопатой песок, пока наконец не понял тщетность своих усилий и не сдался. К счастью для миллиардера, его палатка стояла на некотором возвышении, так что потоп ей не грозил, и Кайну не пришлось нарушить свое драгоценное уединение.

Тем временем Андреа и Док тоже присоединились к цепочке; они были единственными, кто оказался полностью одетым. Передавая стоявшим впереди пустые ведра и принимая обратно полные, молодая журналистка думала, что именно то, чем они занимались, пока не услышали встревоженные крики, и заставило их полностью одеться, прежде чем выйти наружу.



Контракт с Господом (ЛП)


- Сварочный аппарат! - прокричал Брайан Хэнли, стоящий в самом начале цепочки, и все повторили это слово, как в ночной молитве о спасении.

- Его нет! - передали обратно по цепочке, на самом конце которой оказался Роберт Фрик. Он понимал, что с помощью сварочного аппарата и большой металлической пластины можно закрыть протечку, но не помнил, чтобы распаковывал его, а на поиски времени не было. Придется где-то хранить всю воду, которую удастся спасти, а подходящих по размеру емкостей у них нет.

Фрик выбрал огромные металлические ящики, в которых транспортировали оборудование. Прошло некоторое время, прежде чем кому-то пришло в голову, что их можно было бы придвинуть поближе к протечке и собрать большее количество воды. В конце концов близнецы Готтлибы, Мария Джексон и Томми Айхберг подняли один из ящиков, но последние метры им не удалось преодолеть. Ноги застревали в грязи, они спотыкались и едва могли двигаться. Но всё равно таким образом удалось заполнить два контейнера, пока напор воды не начал ослабевать.

- Вода заканчивается! Давайте попробуем заткнуть дыру!

Когда вода опустилась на уровень пробоины, стало возможным воткнуть импровизированную пробку, сделанную из нескольких метров водонепроницаемого брезента. Чтобы достаточно сильно стянуть брезент, соорудив затычку, понадобились усилия трех человек, но дыра была так велика, а ее края такими неровными, что удалось лишь замедлить утечку воды.

Полчаса спустя итог оказался неутешительным.

- Думаю, что удалось спасти примерно тысячу восемьсот литров воды из тех тридцати трех тысяч, что хранились в этой цистерне, - сказал Роберт Фрик, уставший, отчаявшийся и с дрожащими руками. Основная часть группы собралась на площадке перед палатками. Фрик, Расселл, Деккер и Харель стояли рядом со сломанной цистерной.

- Боюсь, что душа теперь не будет, - сказал Расселл. - Нам хватит воды на десять дней, по семь литров на человека. Этого ведь достаточно, доктор?

- С каждым днем становится все жарче. В полдень сорок три градуса в тени. В таких условиях, да еще при работе на солнце, семь литров - это самоубийство. А учитывая, что по пол-литра уйдет на личную гигиену...

- Мы забыли еще и про кухню, - печально заметил Фрик. Он любил суп, а в ближайшее время ему предстояло всухомятку питаться бутербродами.

- Ничего, справимся, - заверил Расселл.

- А если для выполнения миссии нам потребуется больше, чем десять дней, мистер Расселл? И тогда мы будем вынуждены просить о дополнительных поставках из Акабы. Сомневаюсь, что это помешает успеху миссии.

- Доктор Харель, сожалею, что вы узнаете об этом от меня, но по рации с корабля передали, что Израиль четыре дня назад снова начал войну с Ливаном.

- О! - притворно удивилась Харель. - А я и не знала.

- Так что все радикальные группировки в этом регионе готовы к войне. Вы представляете, что может случиться, если какой-нибудь коммерсант случайно ляпнет кому не надо, что продал партию воды каким-то чокнутым американцам, которые заняты в пустыне непонятно чем? Если мы вдруг останемся без воды, то злодеи, убившие Эрлинга, окажутся самой незначительной из наших проблем.

- Понятно, - протянула Харель, видя, что последняя надежда удалить Андреа с линии огня растаяла, как дым. - Но в таком случае, не удивляйтесь, если люди начнут терять сознание.

- Мать вашу! - ругнулся Расселл, выместив свою ярость, пиная колеса грузовика. Харель с трудом узнавала помощника Кайна - покрытого грязью, с растрепанными волосами и искаженным лицом, всё это так не соответствовало его привычному образу.

Мужская версия Бри ван де Камп [22], как говорила Андреа.

Холодный и педантичный. И я впервые слышу, как он выругался.

- Я всего лишь предупредила, - ответила Док.

- А вы что скажете, Деккер? - считая, очевидно, вопрос исчерпанным, помощник Кайна повернулся к южноафриканцу. - Есть соображения, как это могло случиться?

Деккер, не сказавший ни слова с тех пор как закончились жалкие попытки спасти воду, стоял на коленях у задней стороны цистерны и пристально глядел на огромную брешь в металле.

- Мистер Деккер? - нетерпеливо повторил Расселл.

Гигант выпрямился.

- Обратите внимание - в центре дыра круглая. Этого довольно просто добиться. Но если бы этим и ограничилось, то мы бы легко заткнули дыру, - он показал на неровную линию, пересекающую основное отверстие. - Эта трещина - гораздо более сложная штука.

- Что вы имеете в виду? - спросила Харель.

- Террорист разместил взрывчатку тонкой полоской, так что вкупе с давлением воды это привело к тому, что металл цистерны выгнулся наружу, а не вовнутрь. Даже имей мы сварочный аппарат, нам не удалось бы так просто заделать дыру. Это работа настоящего художника.

- Прекрасно. Долбаный Да Винчи с бомбами, - сказал Расселл, схватившись руками за голову.

Уже два ругательства, подумала Харель.



МР3-ФАЙЛ, ИЗВЛЕЧЕННЫЙ ИЗ ДИКТОФОНА АНДРЕА ОТЕРО ПОЛИЦИЕЙ ИОРДАНИИ ПОСЛЕ ПРОВАЛА ЭКСПЕДИЦИИ "МОИСЕЙ" 


(...)

ВОПРОС: Профессор Форрестер, есть кое-что, что меня особенно интригует, и это сверхъестественные события, которые связывают с Ковчегом Завета.

ОТВЕТ: И мы опять с ними столкнулись.

- Профессор, в Библии упоминается целая серия непонятных событий, как, например, этот свет...

- Что еще за "этот свет"? Это шехина, явление Господа. Говорите с должным почтением. И да, евреи верят, что между двумя херувимами через определенное время появляется свечение, безошибочный сигнал, что рядом с ними Бог.

- А что насчет того израильтянина, который упал замертво, прикоснувшись к Ковчегу? Вы и правда считаете, что в этой реликвии заключена мощь Бога?

- Мисс Отеро, вам следует понять, что три с половиной тысячи лет назад человечество относилось к внешнему миру совсем иначе, чем мы с вами. Если Аристотель, живший на тысячу лет ближе к нам, представлял себе небо как нагромождение концентрических сфер, можете себе представить, что думали иудеи о Ковчеге.

- Боюсь, что я вас не понимаю, профессор.

- Дело просто в применении научных методов для поисков рационального объяснения. Или отсутствия такового. Иудеи не могли понять, почему этот золотой сундук излучает собственное сияние, и просто дали ему имя и религиозное объяснение, которое можно понять, лишь понимая античность.

- И что это за объяснение, профессор?

- Вы что-нибудь слышали о багдадской батарейке? Конечно же нет. Об этом не говорят по телевизору.

- Профессор...

- Багдадская батарейка - это найденный в 1938 году объект, находящийся в музее одноименного города. Она состоит из глиняных горшков, покрытых смолой, железных стержней и медных цилиндров. Другими словами, это примитивная, но эффективная электрохимическая батарея, предназначенная для того, чтобы покрывать различные предметы слоем меди с помощью электролиза.

- Это не так уж и удивительно. В 1938 году этой технологии исполнилось уже девяносто лет.

- Если бы вы мне дали договорить, то не выглядели бы идиоткой. Исследователи проанализировали багдадскую батарейку и обнаружили, что ее изготовили древние шумеры, а датируется она 2500 годом до нашей эры. Это на тысячу лет старше Ковчега и на сорок три столетия до того, как Фарадей объявил себя первооткрывателем электричества.

- Ковчег - это подобного же рода артефакт?

- Ковчег - это электроконденсатор. Его устройство крайне продумано, он предназначен для того, чтобы собирать внутри статическое электричество: две золотые крышки, разделенные изолятором - деревом, и соединенные между собой двумя золотыми херувимами, служащими положительным и отрицательным полюсами.

- Но это и правда конденсатор, накопитель электричества?

- Ответ весьма прозаичен. Предметы скинии и храма были сделаны из кожи, льна и козьего волоса - трех из пяти материалов, которые лучше всего притягивают статическое электричество. При соответствующих атмосферных условиях Ковчег может испускать заряды до двух тысяч вольт. Неудивительно, что дотрагиваться до него могли лишь "избранные". Даю голову на отсечение, что эти "избранные" носили толстые перчатки.

- Значит, вы утверждаете, что Ковчег - не творение рук Господа?

- Ничего подобного не входило в мои намерения. Я утверждаю, что Бог попросил Моисея сохранить его заветы в безопасном месте, в таком предмете, который почитали бы многие столетия, который стал бы центром иудейской веры. И чтобы люди искусственно превознесли легенду о Ковчеге.

- А как насчет всяких бедствий, например, разрушения стен Иерихона, песчаных бурь и огненного дождя, которые стерли с лица земли целые города?

- Выдумки и легенды.

- Так значит, вы отрицаете, что Ковчег может спровоцировать несчастья на своем пути?

- Полностью.



РАСКОПКИ. Вторник, 18 июля 2006 года. 13.02


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


За восемнадцать минут до своей смерти Кира Ларсен не думала ни о чем другом, кроме детских салфеток.

Это был своего рода рефлекс. Когда два года назад она впервые купила их для малютки Бенты, тут же обнаружились их несомненные преимущества перед обычными носовыми платками: их не нужно было стирать, они были влажными и хорошо пахли.

Имелось у них и еще одно бесспорное достоинство: муж Киры их ненавидел.

Нельзя сказать, чтобы Кира была плохим человеком. Но для полного супружеского счастья ей было необходимо выискивать уязвимые места в броне мужа и наносить по ним легкие булавочные уколы, чтобы затем посмотреть, что же из этого выйдет. Сейчас, конечно, Алексу волей-неволей приходится иметь дело с этими столь ненавистными ему салфетками, ибо, пока Кира не вернется из экспедиции, маленькая Бента остается целиком на его попечении. Когда же Кира вернется домой с победой, с каким же удовольствием она утрет нос своему Законному Супругу Перед Богом И Людьми!

Быть может, я - плохая мать, если так беззаботно уехала, бросив ребенка на мужа? Неужели я и вправду такая плохая мать? Нет, черт возьми, это не так!"

Когда два дня назад вконец измученная Кира услышала, как уста профессора Форррестера изрекли, что работать им отныне придется в удвоенном темпе, а душ отменяется, она была согласна на всё. Никогда и ни о чем она так не мечтала, как о карьере знаменитого археолога. К сожалению, действительность крайне редко оправдывает наши ожидания.

Она стоически перенесла унизительный обыск, который произвели после происшествия с цистерной. Стоя по уши в грязи, она наблюдала, как солдаты переворачивают ее бумаги и роются в нижнем белье. Участники экспедиции возмущались, но когда обыск закончился безрезультатно, все почувствовали определенное облегчение. Моральный дух всей группы сильно упал после смерти Эрлинга, а уж после подрыва цистерны и вовсе стал ниже плинтуса.

- По крайней мере, это не был один из нас, - повторял Давид Паппас, когда погасили свет, и страх притаился в каждой тени внутри палатки. - И то хорошо.

- Кто бы это ни был, ему неизвестно, чем мы здесь заняты. Наверное, это бедуинам не нравится наше присутствие. Но больше они ни на что не осмелятся, учитывая все наши пулеметы на вершине скалы.

- Все эти пулеметы не очень-то помогли Стоуву.

- Поверьте мне, доктор Харель что-то знает о его смерти, - настаивала Кира, которая еще прежде поставила в известность кого только можно, что, когда она проснулась, докторши не было в постели, однако потом та упорно делала вид, будто никуда не выходила. Однако никто не обратил внимания на ее слова.

- Тихо все! - рявкнул профессор Форрестер, который после учиненного Деккером обыска отказался от своей личной палатки и перешел в общую - опять-таки, по просьбе наемника, который стремился уменьшить периметр лагеря, чтобы его легче было охранять. - Самое лучшее, что вы можете сделать для Эрлинга - это подумать о том, как будем рыть туннель. Так что подумайте об этом, прежде чем уснете.

Кире было страшно, но она, как и все остальные, злилась на профессора.

Нет уж, никто нас отсюда теперь не вытурит! У нас есть миссия, и мы сделаем всё, что от нас зависит. И тогда всё будет просто замечательно, думала она, при этом машинально застегивая молнию спальника до самого верха, в смехотворной попытке скрыться от опасности.

Спустя сорок восемь изнурительных часов группа археологов наконец-то уточнила направление, по которому следовало рыть туннель, чтобы по диагонали добраться до Объекта. Кира не решалась пока называть его как-то иначе, пока они не будут уверены, что это действительно именно то, что они ищут... а не что-то другое.

Во вторник на рассвете завтрак затянулся надолго. Все участники экспедиции помогли построить стальную конструкцию, которая позволила миниэкскаватору найти то место, где он набросится на склон горы. Неровная форма и наклон поверхности не позволяли маленькой, но мощной машине работать без постоянного риска перевернуться, так что Давид Паппас придумал платформу, откуда они могли начать рыть туннель на высоте семидесяти метров над уровнем каньона. Туннель длиной в пятнадцать метров, а потом диагональ в противоположном направлении, в сторону Объекта.

Таков был их план. Однако смерти Киры этот план не предусмотрел.



Контракт с Господом (ЛП)


За восемнадцать минут до трагедии Кира Ларсен с отвращением думала, что ее кожа стала жесткой и липкой, словно ее тело заковали в вонючий гидрокостюм. Любая другая на ее месте потратила бы часть своей ежедневной порции пресной воды, чтобы хоть немножко помыться. Но только не Кира. Она больше других страдала от жажды (поскольку очень сильно потела, особенно после родов), и даже порой позволяла себе украдкой приложиться к чужой бутылке и отхлебнуть глоточек-другой, если была уверена, что никто ее не видит.

Закрыв на миг глаза, она мысленно перенеслась в комнату маленькой Бенты, где стоял угловой шкаф, полный этих самых влажных детских салфеток, и этот шкаф показался ей настоящим раем. Она представила, что этих салфеток у нее полная сумка, и она протирает ими всё тело, смывая пыль и грязь; вот она тщательно протирает волосы, вот трет под локтями, грудь под бюстгальтером. А потом обнимает дочку, играет с ней, сидя на кровати, как делала раньше каждое утро, и рассказывает, как ее мамочка нашла сокровище.

Самое главное среди всех других сокровищ.

Сейчас Кира таскала деревянные сваи, которые Гордон Дарвин и Эзра Левин вбивали по обеим сторонам туннеля, чтобы предотвратить обвал его стен. Туннель должен был быть три метра в ширину и два с половиной в высоту, по этому поводу профессор и Давид Паппас ожесточенно спорили на протяжении нескольких часов.

- Но это же займет вдвое больше времени! И ты называешь это археологией, Паппас? А по-моему, это больше похоже на какую-то спасательную операцию, и время у нас на исходе, если ты еще не заметил!

- Если ширина будет недостаточной, мы не сможем убирать из туннеля землю, экскаватор разрушит его стены, и мы все провалимся вниз. Даже если мы и не разобьемся о каменную подошву скалы, в любом случае, потеряем два лишних бесценных дня.

- Да иди ты на хрен, Паппас, вместе со своим гарвардским дипломом!

Но в конце концов Давид настоял на своем, и туннель сделали таким, как он хотел - три на два с половиной метра.

Кира рассеянно вытащила из волос жука и направилась к началу туннеля, где Роберт Фрик сражался с земляной стеной. Тем временем Томми Айхберг лопатой кидал землю на транспортную ленту, бежавшую в основании туннеля и заканчивавшуюся в полуметре за платформой, откуда облако пыли низвергалось на поверхность каньона. Там собралась горка земли, извлеченной из склона, которая уже почти достигла уровня туннеля.

- Привет, Кира, - хмуро поприветствовал ее Айхберг. - Ты Хэнли не видела? Он должен меня сменить.

- Он внизу, готовит освещение. А то мы внутри просто ничего не увидим.

Семь метров вглубь холма. Уже к двум часам дня там будет слишком темно, чтобы можно было работать. Айхберг крепко выругался.

- Так, по-твоему, я должен еще целый час махать лопатой? А вот хрен вам! - заявил он, бросая лопату на землю.

- Не уходи, Томми, - попросила Кира. - Если ты уйдешь, Фрик не справится один.

- Ну что ж, прекрасно, Кира. В таком случае, берись за лопату сама. А мне пора облегчиться.

И он тут же удалился.

Кира уставилась под ноги. Нет хуже работы, чем ворочать землю лопатой на этой платформе. К тому же приходилось еще и следить за ковшом экскаватора, и успевать наклоняться, чтобы он ее не ударил. Но ей страшно было даже представить, что скажет профессор, если увидит, что в такую минуту она стоит без дела. Он всегда нагружал ее работой сверх меры. Кира подозревала, что в глубине души профессор ее ненавидит.

Может быть, потому что догадывался об ее отношениях со Стоувом Эрлингом. А быть может, потому что сам хотел бы оказаться на месте Стоува. Хоть бы ты сейчас оказался на его месте, замшелый старый козел, подумала Кира, поднимая брошенную лопату.

- Эй, осторожней!

Экскаватор Фрика дал задний ход, и его кабина чуть не ударила девушку по голове.

- Смотри, куда прешь!

- Я предупреждал тебя, голубушка. Так что извини!

Кира с отвращением посмотрела на экскаватор, но не могла злиться на Фрика. Тощий экскаваторщик был вульгарным, непристойно выражался, да еще и пердел во время работы. Он был человеческим существом во всех смыслах слова, таким настоящим. Это Кира ценила больше всего, в особенности по сравнению с теми бледными имитациями жизни, которыми являлись помощники Форрестера.

Клуб жополизов, называл их Стоув. Ему было плевать, что он один из них.

Она начала набрасывать землю на транспортную ленту. Через некоторое время пришлось добавить еще один модуль, поскольку туннель продвинулся вглубь горы.

- Эй, Гордон, Эзра! Хватит ставить подпорки, принесите лучше еще один модуль транспортной ленты.

Ее коллеги машинально повиновались. То, что они пережили за эти дни, уже превысило пределы того, что они могли вынести.

Опустошены, как карман игрока, сказал бы мой дед, подумала Кира. Но это не страшно. Мы уже так близко к цели, что я почти ощущаю запах креветок в коктейле, которым нас встретят в Иерусалимском музее. Еще парочка лопат - и меня начнут осаждать журналисты. Еще одна лопата - и я смогу послать этого мистера Работать-До-Ночи-Вместе-С-Моей-Секретаршей далеко и надолго. Клянусь Создателем.

Вернулись Дарвин и Левин, таща очередной модуль. Транспортная лента состояла из десятка таких модулей, напоминавших огромные колбаски полуметровой толщины, соединенные между собой при помощи электрического кабеля. По сути, это было не что иное, как рулоны пластиковой ленты; тем не менее, они превосходно работали, перенося ежечасно сотни килограммов песка.

Кира бросила на конвейер последнюю порцию песка - просто ради удовольствия - и направилась к своим коллегам, которые уже дожидались с тяжелым модулем в руках. Лопата погрузилась в песок, издав противный металлический скрежет.

На секунду перед глазами Киры предстал образ свежевырытой открытой могилы.

Потом земля поползла у них под ногами. Кира потеряла равновесие, и оба археолога повалились наземь, выронив модуль, который упал совсем рядом с головой Киры. Девушка закричала, но это не был крик паники. Это был крик величайшего изумления и страха.

Земля под ногами снова вздрогнула. Эзра и Гордон внезапно в самом буквальном смысле провалились сквозь землю, словно фигурки в детском мультфильме. Возможно, они кричали, но Кира уже не слышала, как не слышала звуков падения огромных кусков земли, что с глухим стуком отваливались от стен; она даже не почувствовала, как сверху упал острый камень, погребая под собой окровавленную жертву. И уж конечно, она уже не слышала скрежета сминаемого металла, с которым с десятиметровой высоты обрушился экскаватор.

Ничего этого Кира не замечала, ибо все ее пять чувств были в эти секунды сосредоточены в кончиках пальцев. А именно - на одиннадцати сантиметрах кабеля, связывающего модуль с остальной лентой, за который она ухватилась в попытке удержаться на краю обрыва.

Она засучила ногами, пытаясь куда-то их поставить, но безуспешно. Пальцы ее цеплялись за самый край обрыва, а земля медленно оползала под ее весом. Пот стекал по ее ладоням, одиннадцать сантиметров кабеля превратились в девять, и Кира отчаянно вцепилась в него мертвой хваткой.

Она заскользила еще быстрее, и вот осталось лишь шесть сантиметров.

По какой-то странной причуде человеческого разума Кира в эти минуты проклинала себя за то, что заставила Дарвина с Левином слишком долго ждать. Если бы они оставили модуль в туннеле, этот кабель не застрял бы между стальными роликами.

Но вот кабель совсем исчез, и Кира рухнула в черную пустоту.



РАСКОПКИ. Вторник, 18 июля 2006 года. 14.07


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- У нас снова трупы.

- Кто на этот раз?

- Ларсен, Дарвин, Левин и Фрик.

- Черта с два! Левин жив. Его достали живым.

- Доктор там, наверху.

- Точно?

- Точно вам говорю, черт бы вас побрал.

- Что с ними случилось? Еще одна бомба?

- Нет, обычный оползень. Никакой мистики.

- Это саботаж, точно тебе говорю. Саботаж!

Вскоре пространство вокруг платформы наполнилось озабоченными лицами и встревоженными голосами. Возмущенный гул усилился, когда у входа в туннель появился Паппас, за которым следовал профессор Форрестер. Замыкали шествие братья Готтлибы. Оба были опытными скалолазами, и Деккер отрядил их для спасения пострадавших, если, конечно, кто-то еще остался в живых.

Вскоре немцы-близнецы доставили на носилках первый труп, покрытый одеялом.

- Это Дарвин. Это его ботинки.

Профессор присоединился к остальной группе.

- Из-за естественной полости, о которой мы не знали, произошел оползень. Спешка, с которой мы делали туннель, не позволила... - он замолчал, не в силах продолжать.

Андреа подумала, что это всё, на что он способен, когда следует признать свою ошибку. Она стояла в центре группы с камерой в руке, собираясь снимать, но узнав, что произошло, снова одела крышку на объектив и повесила фотоаппарат за спину.

Близнецы бережно поставили носилки с телом, переложили труп с носилок на землю и снова начали подниматься.

Спустя час на краю платформы лежали в ряд тела трех археологов и экскаваторщика. Последнего, Левина, смогли достать из туннеля лишь через двадцать минут после остальных. Он был единственным, кого достали оттуда живым, однако Док ничем не могла ему помочь.

- У него внутренние повреждения, - прошептала она Андреа, подойдя поближе. Ее руки и лицо были заляпаны землей, она медленно спустилась по образованному сталью склону, почти без страха упасть. - Я бы предпочла, чтобы...

- Не продолжай, - сказала Андреа, с силой сжав ее руку и быстро ее отдернула, чтобы надеть на голову кепку, как и все остальные. Лишь солдаты не последовали этому еврейскому обычаю, возможно, по незнанию.

Стояла полная тишина, лишь теплый ветер играл на вершине скалы. Внезапно ее прервал человеческий голос, становящийся всё громче и громче, и явно не слишком довольный. Андреа повернула голову и не могла поверить своим глазам.

Голос принадлежал Расселлу. Он шел за Раймондом Кайном, от платформы их отделяло не больше тридцати метров.

Миллиардер шел сгорбившись, с опущенными плечами и скрещенными руками. Его помощник следовал за ним с недружелюбным видом и замолчал лишь когда понял, что остальные могут его услышать. Он явно был чрезвычайно встревожен, что Кайн покинул свою палатку.

Тем временем лица остальных участников экспедиции повернулись в сторону двух приближающихся фигур. Помимо Андреа и Деккера лишь Форрестер лично встречался с Раймондом Кайном, да и то только однажды, во время длинного и напряженного совещания в башне Кайн, где археолог без раздумий принял странные предложения своего нового мецената. Разумеется, ведь его ждала огромная награда.

Как и расходы. Вообще-то в то время они находились еще в самом начале пути, погребенные под грузом проблем.

Кайн остановился в четырех метрах от остальных - дрожащая, нерешительная босая фигура с кипой на голове, столь же белой, как и вся остальная его одежда. На свежем воздухе его худоба и низкий рост придавали ему еще более хрупкий вид, однако Андреа пришлось подавить порыв опуститься на колени. Она ощутила, как все вокруг переменились, словно попали в невидимое магнитное поле. Брайан Хэнли, стоящий в полуметре от нее, переминался с ноги на ногу. Давид Паппас слегка наклонил голову, даже у Фаулера заблестели глаза. Священник находился с краю, немного поодаль.

- Дорогие друзья, до сих пор я не имел возможности представиться. Меня зовут Раймонд Кайн, - произнес старик, чей звонкий голос никак не вязался с хрупким сложением.

Кое-кто из присутствующих кивнул, но старик, казалось, даже не заметил этого, продолжая говорить.

- Я сожалею, что мы знакомимся при столь скорбных обстоятельствах, и прошу всех вас прочесть молитву, - с этими словами он опустил глаза, склонил голову и начал читать нараспев: - Эль мале рахамим шохен бэ миромим а маце менуха нахона тахат канфей а шехина бэ маалот кедушим вэ теорим кэ зоар аркия мазирим эт нишмат шэ аллах лэ уламо... [23] Амейн.

- Амейн, - повторили все.

Удивительно, но Андреа почувствовала себя намного лучше, несмотря на то, что не верила в услышанное, да и воспитывалась она в другой вере. На несколько секунд воцарилась печальная тишина, пока голос доктора Харель не разорвал ее в клочья.

- Надеюсь, теперь мы вернемся домой, сэр? - спросила она, сложив руки в жесте немой мольбы.

- Сейчас мы должны соблюсти галаху [24] и похоронить наших братьев, - ответил Кайн, и его голос прозвучал твердо и убедительно, по контрасту с нервным кашлем Док. - После этого мы немного отдохнем и снова продолжим работу. Мы не должны допустить, чтобы жертва этих героев оказалась напрасной.

После этих слов Кайн повернулся и направился к своей палатке. Расселл последовал за ним.

Андреа огляделась и с изумлением увидела, что на всех лицах написано согласие.

- Не могу поверить, чтобы они купились на такую дешевку, - прошептала Харель. - Он ведь даже не подошел к нам. Он стоял вдалеке, в нескольких метрах, как будто мы больны чумой или вот-вот заболеем.

- Тех, кого он боится, среди нас нет.

- О чем это ты, черт возьми?

Док не ответила. От Андреа не ускользнуло направление ее взгляда, как и жест понимания, которым она обменялась с Фаулером. Побледневший священник кивнул.

- А если это не кто-то из наших, то кто же?



ФАЙЛ, ИЗВЛЕЧЕННЫЙ ИЗ ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТЫ ХАРУФА ВААДИ, ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ДЛЯ СВЯЗИ ТЕРРОРИСТАМИ СИРИЙСКОЙ ЯЧЕЙКИ



Контракт с Господом (ЛП)


Братья, время пришло. Хакан просит, чтобы вы были готовы к завтрашнему дню. Местная ячейка предоставит вам необходимое снаряжение. Вам предстоит поездка из Сирии до Аммана, там Ахмед объяснит вам подробности. Х.

*****

Салам алейкум. Я лишь хотел напомнить вам перед тем, как вы отправитесь в путь, слова Аль-Табризи, которые меня вдохновили. Надеюсь, что они взбодрят вас перед началом миссии. В.

"Пророк сказал: мученик имеет шесть привилегий в глазах Аллаха. Ему прощают все грехи, как только проливается первая капля его крови; ему показывают место в раю, освобождая от мук могилы; ему предлагают безопасность вместо страха перед адом и водружают на голову корону славы, всего один рубин которой стоит больше, чем целый мир и всё, что в нем существует; он женится на семидесяти двух гуриях с черными глазами; он может походатайствовать за семьдесят своих родственников".

*****

Спасибо, В. Сегодня жена благословила меня и простилась с улыбкой на губах. Она сказала мне: "С того дня, как мы познакомились, я знала, что ты станешь мучеником. Сегодня самый счастливый день в моей жизни". Благодарю Аллаха за то, что послал мне такую, как она.

Д.

*****

Поздравляю, Д.

О.

*****

Разве наши души не полны надеждами? Вот бы разделить их с кем-нибудь, прокричав на все четыре стороны.

Д.

*****

Мне тоже хотелось бы поделиться, но я не ощущаю твоей эйфории. Я наполнен удивительным покоем. Это мое последнее сообщение, потому что через несколько часов я с двумя другими братьями отправляюсь на место встречи в Амман.

В.

*****

Я тоже ощущаю покой, как и В. Эйфория понятна, но опасна. С точки зрения морали, она дочь гордыни. С точки зрения тактики, она может заставить тебя совершить ошибки. Ты должен успокоить свои мысли, Д. Когда окажешься в пустыне, придется много часов под палящим солнцем ожидать сигнала Хакана. Эйфория может быстро превратиться в отчаяние. Ты должен найти аргументы, которые наполнят тебя покоем.

О.

*****

И что ты мне посоветуешь?

Д.

*****

Подумай обо всех мучениках, наших предшественниках. Наша борьба, борьба нашей уммы [25], состоит из маленьких шагов. Братья, разгромившие неверных в Мадриде, сделали маленький шаг. Братья, взорвавшие башни, сделали десять шагов. Наша миссия означает миллиард шагов. Мы навсегда поставим захватчиков на колени. Ты понимаешь? Твоя жизнь, твое тело исполнят последнюю миссию, о которой и не мечтал ни один из наших братьев. Представь старого короля, который прожил добродетельную жизнь, преумножил свое семя в огромном гареме, победил врагов и расширил свое королевство во имя Аллаха. Он оглядывается вокруг с удовлетворением от выполненного долга, вот так должен чувствовать себя и ты. Преисполнись этими мыслями и передай их воинам, которых возьмешь с собой в Иорданию.

О.

*****

Я много часов размышлял над твоими словами, О., и благодарю тебя. Теперь я чувствую себя совсем по-другому, моя душа стала ближе к Аллаху. Мне больно лишь сознавать, что это наше последнее сообщение, и что когда мы исполним свою миссию, то встретимся уже в другой жизни. Я многое о тебе узнал и хочу узнать остальное. Встретимся в вечности, брат. Салам алейкум.



Контракт с Господом (ЛП)


РАСКОПКИ. Среда, 19 июля 2006 года. 11.34


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Находясь наверху, в восьми метрах от поверхности, в том же самом месте, где вчера произошел оползень, унеся жизни четырех человек, Андреа не могла не чувствовать себя более живой, чем когда-либо. Она не могла отрицать, что в присутствии смерти ее чувства обострились, и некоторым образом она обязана ей своим пробуждением от сна, в который, казалось, была погружена последние лет десять.

Внезапно вопросы о том, кого она ненавидит больше - отца за нетерпимость и гомофобию, или мать - за душевную скупость, начали терять значение, уступая место вопросам вроде "А выдержит ли эта веревка мой вес?".

Андреа, никогда в жизни не занимавшаяся скалолазанием, умоляла, чтобы ее опускали в пещеру как можно медленнее. Частично из страха, а частично потому что хотела найти лучшие позиции для фото.

- Ладно, ребята. Остановитесь-ка ненадолго. Так хорошо, - крикнула она, слегка подняв голову.

Веревка выдержала.

Под ее ногами находились остатки миниэкскаватора, похожего на сломанную ребенком игрушку. Часть ковша торчала под странным углом, а на разбитых стеклах виднелись пятна крови. Андреа опустила объектив, потому что

(я ненавижу кровь, ненавижу)

ее неэтичность всё же имела границы. Она навела камеру вглубь пещеры, но когда уже готова была нажать на спуск, начала вращаться.

- Вы не могли бы потише? Я не могу так сфокусироваться.

- Знаете ли, мисс, вы всё же не пушинка! - бросил Брайан Хэнли сверху. Они с Томми Айхбергом опускали ее вниз при помощи троса. - Думаю, нам лучше спуститься.

- Да ну, дружище, неужели ты не потянешь мои пятьдесят пять кило? А я-то считала тебя таким сильным! - ответила Андреа, которая всегда знала, как заставить мужчин плясать под свою дудку.

- Она весит куда как больше, чем пятьдесят пять кило, - шепотом проворчал Хэнли.

- Я всё слышу, - сказала Андреа, притворяясь обиженной.

Она была так рада, что осталась жива, что просто не могла злиться на Хэнли. Электрик провел превосходную работу по освещению пещеры, вплоть до того, что Андреа выключила вспышку. Немного увеличив чувствительность, она могла делать прекрасные снимки финальной фазы экспедиции.

Не могу поверить. Мы всего лишь в шаге от главного открытия всех времен, а фото, которое появится на всех обложках, будет принадлежать мне.

Журналистка впервые разглядывала пещеру изнутри. В том месте, где Паппас рассчитывал пробить диагональный туннель к предположительному местонахождению Ковчега, внезапно обнаружилась естественная полость, которую окружали стены каньона.

- Только представьте, стенам каньона тридцать миллионов лет, - объяснил накануне Паппас, нарисовав в блокноте небольшую схему. - В те времена здесь была вода, она и сформировала каньон. Когда климат изменился, каменистые стены начали разрушаться, и получилась эта земляная поверхность и скалы, окружающие ее по бокам, словно обширная ржавчина, в результате образовались пещеры, на одну из которых мы случайно наткнулись. К сожалению, моя ошибка стоила многих жизней. Если бы я измерил сопротивление поверхности внутри туннеля...


Контракт с Господом (ЛП)


- Мы хотелось бы сказать, что я знаю, что вы чувствуете, Давид, но я и понятия не имею. Я лишь могу предложить свою помощь, и пошли все к черту.

- Спасибо, мисс Отеро. Для меня это очень важно. Особенно после того, как некоторые наши сотрудники обвинили меня в смерти Стоува лишь потому, что мы с ним спорили целый день.

- Называй меня Андреа, пожалуйста. Не против?

- С удовольствием, - ответил археолог, робко сдвинув очки на кончик носа.

Журналистка поняла, что Давид находился в таком напряжении, что готов взорваться, как пружина. Она подумала было его обнять, но в этом человеке было нечто неприятное, словно в картине, которую внезапно видишь при плохом освещении и понимаешь, что на самом деле на ней изображено совсем не то, о чем ты думал.

- Скажи, Давид, ты считаешь, что те, кто спрятал Ковчег, знали о пещерах?

- Не знаю. Думаю, что, вероятно, в каньон существовал другой вход, который мы не обнаружили, скрытый в скалах или заваленный землей. Уверен, что именно его и использовали, чтобы опустить сюда Ковчег, и это место мы могли бы найти и без этой треклятой экспедиции, с безумными импровизациями по ходу дела. А вместо этого мы сделали то, чего никогда не делают археологи. Разве что искатели кладов. Но не этому меня учили.

Андреа научили делать фотографии, и именно этим она сейчас и занималась. А также боролась с вращением веревки, вытянув левую руку над головой и ухватившись за выступ в скале, пока правой нацеливала объектив в глубину пещеры - узкое и высокое пространство, еще больше сужающееся к концу. Там Хэнли установил генератор и мощные прожекторы, свет от которых отбрасывал гигантские тени профессора Форрестера и Давида Паппаса на огромную неровную каменную стену. Каждый раз, когда один из них двигался, в воздухе начинали плясать мельчайшие песчинки. Запах внутри был сухим и горьким, как пахнет глиняная пепельница, которая слишком много времени провела в печи для обжига. Профессор то и дело кашлял, несмотря на то, что надел бумажную маску, как в больнице.

Она сделала несколько снимков, пока Хэнли и Томми не утомились.

- Отпустите выступ, мы вас опускаем!

Андреа повиновалась, и минутой спустя оказалась на ногах. Она отцепила карабины от троса, и веревка поднялась. Настала очередь Брайана Хэнли.

Андреа приблизилась к Давиду, который пытался помочь профессору сесть на землю. Старик дрожал, как лист на ветру, его лоб покрывала испарина.

- Выпейте немного воды, профессор, - сказал Давид, протягивая ему фляжку.

- Болван! Сам пей! Это ты должен был войти в пещеру! - последние слова профессора потонули в приступе кашля. Он сорвал маску и выплюнул на землю кровавый сгусток.

Хоть голос его и звучал тише из-за недомогания, профессор знал, как оскорбить человека. Давид снова заткнул фляжку за пояс и подошел к Андреа.

- Спасибо, что помогла, - сказал он. - После этой трагедии остались только профессор и я... Не думаю, что в нынешнем состоянии от профессора будет много толку, - добавил он, понизив голос.

- Даже дерьмо моего кота - и то выглядит лучше.

- Ему нужно... Ну, в общем, и так понятно. Единственный для него способ отсрочить неизбежное - это подняться на борт первого же самолета в Швейцарию.

- Ага, так я и думала.

- Учитывая пыль внутри пещеры...

- Я не могу дышать, но слух у меня превосходный, - произнес профессор, заканчивая каждое слово звуком, который напоминал Андреа звук трения наждачной бумаги. - Хватит болтать обо мне и принимайтесь за работу. Я не собираюсь умирать, пока не вытащу его отсюда, бесполезные вы создания.

Давид скривился от отвращения. На мгновение Андреа подумала, что он ответит старику, но слова замерли у него на губах.

Как же он тебя поимел. Ты его всей душой ненавидишь, но не в состоянии возразить. Он не просто отрезал тебе яйца, но и заставил поджарить их и сожрать на завтрак, подумала Андреа в приступе жалости.

- Хорошо, Давид, скажи, что я могу сделать.

- Пойдем со мной, пожалуйста.

Через несколько метров, в глубине пещеры, конфигурация стен слегка изменилась. Андреа подумала, что если бы не тысячи ватт освещения, то, вероятно, она упустила бы это из вида. Вместо голых скал появился участок, где стену, казалось составляли камни, уложенные искусственно.

Она была создана человеком.

Боже мой, Давид!

- Что меня удивляет, так это как им удалось выстроить такую крепкую стену без раствора и работая только с одной стороны.

- Возможно, с другой стороны есть выход из этого помещения. Ты сам говорил, что он наверняка есть.

- Может, ты и права, но не думаю. Я сделал новые исследования с помощью магнитометра. За этой каменной затычкой - нестабильная зона, которую мы обнаружили с самого начала. Пещера, похожая на ту, где нашли Медный Свиток.

- Совпадение?

- Сильно сомневаюсь.

Давид встал на колени и погладил стену кончиками пальцев. Когда пальцы наткнулись на зазор между камнями, он изо всех сил попытался вытащить камень.

- Никак не получится, - продолжил он. - Пещеру закрыли камнями намеренно, а потом по какой-то причине они были дополнительно спрессованы. Возможно, за почти две тысячи лет просто под собственным весом в вертикальной кладке. Словно...

- Словно что?

- Словно сам Господь запечатал дверь. Не смейся.

Нет, я не смеюсь, подумала Андреа. В этом нет ничего смешного.

- А мы не можем вытащить камни один за другим?

- Нет, не зная толщину стены и что за ней.

- И как ты собираешься это узнать?

- Заглянув внутрь.

Несколько часов спустя с помощью Брайана и Томми им удалось просверлить в стене небольшое отверстие размером с мячик для гольфа. С перфоратора, который до сих пор не использовали, поскольку первый туннель был горизонтальным и проходил по рыхлой почве, пришлось снять двигатель и спустить его в туннель по частям. Хэнли смонтировал довольно неприглядный гибрид перфоратора, частично использовав разрушенный миниэкскаватор, валяющийся у входа в пещеру.

- Вот это настоящая регенерация! Зэйер гут! [26] - воскликнул Хэнли, любуясь результатами своего труда.

Результат выглядел уродливым и непрактичным. Для сохранения равновесия приходилось держать аппарат вчетвером, прилагая громадные усилия. Вдобавок сверла можно было использовать только самые маленькие, чтобы не подвергать стену слишком большой вибрации.

- Два метра четырнадцать сантиметров! - крикнул Хэнли поверх треска мотора.

Давид засунул внутрь камеру, соединенную оптико-волоконным кабелем с маленьким экраном, но кабель был слишком негнущимся и коротким, а поверхность по ту сторону стены заполнена различными препятствиями.

- Вот дерьмо! Так мы ничего не увидим.

Это еще что?

Андреа поднесла руку к затылку. Кто-то кидал в нее камнями. Она повернулась.

Форрестер пытался привлечь ее внимание, не в состоянии перекричать шум мотора. Паппас подошел к нему и нагнулся к уху.

- Именно так! - закричал Давид, одновременно встревоженно и возбужденно. - Так мы и сделаем, профессор. Брайан, как думаешь, сможешь расширить отверстие, чтобы стало двадцать на тридцать?

- Хрена лысого, - ответил Хэнли, почесав затылок. - Мы остались без мелких насадок.

Руками в толстых перчатках он снимал последнюю насадку, которая дымилась, а кончик ее деформировался. Андреа это напомнило то, что произошло, когда она пыталась повесить в своей квартире прекрасный снимок Манхэттена и стала сверлить несущую стену. Сверло сплющилось, словно было сделано из йогурта.

- Может, у Фрика получилось бы, - посетовал Брайан, обернувшись в ту сторону, где накануне погиб его коллега. - У него было гораздо больше опыта с этими штуковинами.

Паппас на несколько минут замолчал. На его лице отразились следы напряженных мыслей. Все остальные буквально могли услышать, как он думает.

- А если использовать средние насадки? - спросил он наконец.

- Без проблем. Будет готово через пару часов. Но вибрация будет гораздо больше. В нестабильной зоне... это риск. Ты это осознаешь?

Давид засмеялся, и в этом смехе не было и намека на веселье.

- Ты спрашиваешь, осознаю ли я, сколько тысяч тонн камней расплющат самый важный предмет в истории? Что пропадут даром многолетняя работа, инвестиции в сотни миллионов долларов? Что жертва в пять человеческих жизней останется напрасной?

Вот черт. Теперь он выглядит по-другому. Он такой... такой же больной, как и профессор.

- Да, я это осознаю, Брайан, - продолжал Давид. - И все-таки я рискну.



РАСКОПКИ. Среда, 19 июля 2006 года.19.01


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Андреа сделала еще один снимок Паппаса, стоящего на коленях перед каменной стеной. Его голова была в тени, зато прекрасно был виден робот.

Так даже лучше, Давид... тебя красавчиком не назовешь, злорадно подумала Андреа. Через несколько часов она пожалеет об этих мыслях, но в то время это было весьма близко к истине. Эта конструкция была похожа на чудо.

- Стоув называл его АТЕR, то есть Annoying Terrain Explorer Robot [27], но мы зовем его просто Фредди.

- По какой причине?

- Просто чтобы позлить Стоува. Он был таким высокомерным козлом, - ответил Давид, и Андреа удивилась, как робкий археолог вдруг взорвался в порыве гнева.

Фредди был проектом Стоува Эрлинга, которому, к сожалению, не довелось присутствовать при первом выходе своего робота. Он представлял собой систему, способную внедрить мобильную камеру и контролировать ее дистанционно в тех местах, куда не мог добраться человек без риска для жизни. Для преодоления препятствий Фредди снабдили парой гусениц как у танка. Он мог подниматься почти вертикально и погружаться в воду на десять минут без какого-либо ущерба. Эрлинг скопировал идею у группы бостонских археологов и проработал ее вместе с несколькими инженерами из Массачусетского технологического института, которые подали на Эрлинга в суд за то, что забрал прототип в экспедицию, хотя археологу теперь было уже всё равно.

- Мы просунем его в отверстие и получим изображение с той стороны, - объяснил Давид. - Так мы узнаем, как можно безопасно снести стену, не разрушив то, что находится за ней.

- А как это разглядит робот?

- Фредди снабжен прибором ночного видения. Из центра его обшивки выпускается инфракрасный луч, который видит лишь его собственный объектив. Качество будет не очень хорошим, но думаю, достаточным. Мы только должны следить, чтобы он не смялся и не перевернулся. Если он перевернется... то всё будет кончено.

Первые метры оказались и самыми простыми. Начальный участок, хотя и очень узкий, давал Фредди достаточно места, чтобы проникнуть внутрь. Гораздо сложнее для него было преодолеть разницу в уровне между стеной и поверхностью земли. Внутри валялось множество камней. К счастью, робот мог двигать гусеницы независимо друг от друга, что позволило ему избежать самых крупных ловушек.

- Еще на две трети налево, - сказал Давид, не отрывающий взгляда от экрана, где мало что можно было разглядеть помимо усеянной черными и белыми камнями поверхности. Томми Айхберг управлял роботом согласно указаниям Давида, его короткие пальцы обладали прекрасной чувствительностью. Каждая гусеница двигалась с помощью маленького колесика управления, соединенного с Фредди двумя толстыми кабелями, которые также служили для снабжения его энергией или чтобы вытащить его, если что-то пойдет не так.

- Почти на месте. Уфф!

Экран опасно дернулся, и в какой-то момент робот чуть не перевернулся.

- Осторожней, Томми, мать твою! - рявкнул Давид.

- Ладно, успокойся. Эти гусеницы чувствительней, чем клитор монашки. Простите за выражение, мисс Отеро, - произнес Томми, поворачиваясь к Андреа. - Привык к языку Бронкса.

- Не беспокойтесь. У меня слух, как в Гарлеме, - продолжила шутку Андреа.

- Его нужно еще чуть больше стабилизировать.

- Я и пытаюсь. Пытаюсь!

Еще один легкий поворот колесиков управления, и робот оказался на уровне земли.

- Есть мысли, какое расстояние преодолел Фредди? - спросила Андреа.

- От стены - два с половиной метра, - ответил Давид, вытирая пот со лба. Внутри становилось всё жарче из-за генераторов и прожекторов.

- И еще... Стой!

- Что случилось?

- По-моему, я что-то увидела.

- Ты уверена? Повернуть будет непросто.

- Томми, поверните налево, пожалуйста.

Айхберг посмотрел на Паппаса, тот кивнул. Изображение на экране начало медленно разворачиваться, показывая лишь темноту вокруг.

- Немножко назад.

Два треугольника с острыми краями, один рядом с другим.

Ряд мелких острых квадратиков.

- Еще чуть-чуть!..

Наконец, геометрические формы сложились в нечто узнаваемое.

- О Боже! Это же череп!

Андреа с торжеством посмотрела на Паппаса.

- Ну вот и ответ: они строили стену изнутри, Давид.

Археолог ее не слушал. Он глядел на экран, почти приникнув к нему, и что-то тихо бормотал. Обеими руками он вцепился в монитор с отчаянием безумного предсказателя, держащего перед собой хрустальный шар. Капелька пота скатилась по его лоснящемуся носу и упала прямо на изображение черепа, туда, где у мертвеца когда-то была щека.

Прямо как слеза, подумала Андреа.

- Быстро, Томми! Обогни его и поехали дальше! - велел Паппас, Андреа с каждым разом все меньше узнавала его голос. - Налево!

- Спокойно, парень. Будем делать всё медленно. Думаю, что тут...

- Ладно, я сам! - рявкнул Давид, схватив пульт управления.

- Эй, что ты делаешь? - рассердился Айхберг. - Отпусти, черт бы тебя побрал!

Айхберг с Паппасом пару секунд боролись за пульт управления, в процессе двигая колесики. Лицо Давида стало пунцовым, а щетина под носом Айхберга поднималась и опускалась от его яростного дыхания.

- Осторожней! - закричала Андреа, взглянув на экран, который снова бешено задергался. И вдруг перестал двигаться.

Айхберг внезапно выпустил из рук пульт, и Давид упал ничком, оцарапав висок о край монитора. Но сейчас его гораздо больше заботило то, что он видел на экране, чем ущерб, нанесенный его собственной голове.

- Об этом-то я и пытался тебе сказать, парень. Там обрыв.

- Вот дерьмо. Почему ты его не выдернул? Теперь он перевернулся. Перевернулся!

- Заткнись. Это ты всё испохабил своей спешкой.

Андреа криком заставила их обоих замолчать.

- Хватит уже спорить! Смотрите, он всего лишь лежит на боку, - сказала она, указывая на экран.

Оба неохотно приблизились. Брайан Хэнли, который выходил за какими-то запчастями и во время этой короткой стычки как раз спускался, тоже подошел.

- Это можно поправить, - сказал он, посмотрев на экран. - Если мы все одновременно дернем за кабель, то сможем поставить его на гусеницы. Если будем тянуть слишком слабо, то просто протащим его по полу, и он засорится. Нужно дернуть резко, как хлыстом.

- Это ни к чему не приведет, - ответил Паппас. - Мы просто выдернем кабель.

- Но мы же ничего не теряем от попытки, так ведь?

Все заняли нужную позицию, схватившись за кабель обеими руками, как можно ближе к отверстию. Хэнли вытянул кабель, так что он натянулся.

- По моему сигналу. Раз, два, три!

Все разом дернули.

Внезапно кабель в их руках стал болтаться слишком свободно.

- Черт, мы его вырвали.

Хэнли потянул, пока не вытащил весь кабель.

- Что ж, так и есть... мне жаль, Паппас.

Но археолог не обратил внимания на то, что произошло. Он на мгновение в отчаянии повернулся, готовый наброситься с кулаками на любого, кто встретится на пути. Он поднял разводной ключ, чтобы разбить монитор - возможно, это была месть за полученный пару минут назад удар - когда его взгляд устремился к экрану.

Андреа с любопытством приблизилась. И тут она поняла.

Нет.

Не могу в это поверить.

Потому что в действительности я никогда в это не верила, так ведь? Я никогда не верила, что он действительно существует.

Изображение застыло на последнем кадре, который сделал робот. Он сделал этот снимок, когда перевернулся и встал на гусеницы перед тем, как выдернули кабель. Череп больше не загораживал ему обзор. На изображении была видна вспышка, и Андреа не сразу поняла, что это инфракрасное излучение, отраженное от металлической поверхности. Девушке показалось, что она различила неровную поверхность, без сомнения, принадлежащую крупному ящику. Наверху имелась какая-то фигура, но Андреа не была уверена.

А Паппас был уверен и бормотал с безумным взглядом:

- Он там, профессор. Я его нашел. Я нашел его для вас...

Андреа повернулась к профессору и машинально щелкнула камерой, пытаясь запечатлеть первое удивление и радость на его лице, компенсацию за целую жизнь в поисках, жизнь, посвященную лишь одному этому, жизнь в одиночестве. Она сделала три снимка, прежде чем по-настоящему его рассмотрела.

В этих глазах была лишь пустота, из этого рта не вышло ничего, кроме струйки крови, стекающей по бороде.

Брайан подбежал к профессору.

- Черт. Нужно вытащить его отсюда. Он не дышит.



НИЖНИЙ ИСТ-САЙД. Декабрь 1943 года


Нью-Йорк


Юдель был так голоден, что едва ощущал другие части своего тела. Он чувствовал лишь, что тащит по улицам Манхэттена свой желудок. Он искал убежище в подъездах и переулках, но нигде не мог оставаться достаточно долго. Через некоторое время шум, свет или голос пугали его, и он бросался бежать, сжимая потрепанный узелок с одеждой - свое единственное имущество. Не считая небольшого промежутка времени в Стамбуле, он не знал другого безопасного места, кроме трюма корабля. Шумный, бесшабашный и сверкающий Нью-Йорк казался Юделю сумрачным лесом. Он пил в фонтанах и канализационных канавах. Пьяный нищий вцепился ему в ноги, когда он проходил мимо. На углу его окликнул полицейский. Его форма напомнила Юделю то чудовище с фонарем, которое искало их в доме судьи Рата. Он убежал.

Вечером, через три дня после схода на берег, мальчик в изнеможении рухнул в грязь в закутке на Брум-стрит. Над головой шумели жильцы доходного дома, гремели посудой, спорили, затевали любовные ссоры, в общем, шла жизнь. На несколько минут Юдель потерял сознание. Он пришел в себя, почувствовав, как что-то пробежало по его лицу. Он понял, что это, еще до того как с отвращением открыл глаза. Крыса не обращала на него ни малейшего внимания, направляясь к перевернутому помойному баку, откуда торчал кусок черствого хлеба. Это был крупный кусок, слишком большой для бегущей к нему крысы. Она начала его грызть.

Юдель как мог подполз к баку. Дрожащими пальцами он откинул крышку и стукнул ей крысу, но не попал. Она уставилась на него безжизненным взглядом, по-прежнему вонзив зубы в сухарь. Мальчик нащупал сломанную ручку зонтика и ткнул ей в крысу. Та в конце концов признала себя побежденной и побежала на поиски более легкой добычи.

Мальчик протянул руку к куску хлеба, открыл было рот, чтобы жадно его откусить, но тут же закрыл и положил хлеб на колени. Он вытащил из узелка какую-то бесформенную тряпку, натянул ее на голову и поблагодарил Бога за этот дар.

- Барух Ата Адонай, Элохейну Мелех хаолам, хамоци лехем мин хаарец [28].

В переулке на пару минут приоткрылась дверь. Старый раввин стал свидетелем дуэли Юделя с крысой, незамеченный последним. Когда он услышал молитву, благословляющую хлеб, из уст этого голодного мальца, по его лицу скатилась слеза. Он в жизни не видел ничего подобного. В этой вере не было ни отчаяния, ни сомнений.



Контракт с Господом (ЛП)


Раввин смотрел на мальчика еще некоторое время. Его синагога была очень бедной, он едва собирал достаточно, чтобы она не прекращала работу, вопреки всем ожиданиям. По этой причине его решение было хорошо обдуманным.

Юдель заснул среди остатков еды и мусора. Он так и не очнулся, когда раввин поднял его на руки и осторожно перенес внутрь синагоги.

Старая печка сохранит внутри тепло еще на несколько ночей. А там видно будет, сказал себе раввин.

Пока он снимал с мальчика грязное тряпье и закутывал его в собственное одеяло, раввин нашел сине-голубую карточку, которую Юделю вручили на острове Эллис, где значилось его имя - Раймонд Кайн, имеющий семью на Манхэттене. Также он обнаружил конверт, на котором прочел на идиш:

"Моему сыну Юделю Коэну,

не читать до бар-мицвы

Ноябрь 1951 года"

Раввин вскрыл конверт, считая, что это поможет определить происхождение мальчика. Прочитанное его поразило и смутило, но подкрепило убежденность в том, что сам Господь привел этого мальчика к его двери.

Снаружи крупными хлопьями повалил снег.



ПИСЬМО ЙОЗЕФА КОЭНА СВОЕМУ СЫНУ ЮДЕЛЮ. Вторник, 9 февраля 1943 года


Вена


Дорогой Юдель!

Я пишу эти плотные строчки в надежде, что наши любовь и забота заполнят пробелы, которые оставляет спешка и неопытность пишущего. Я никогда не был силен в показе своих чувств, как прекрасно известно твоей матери. С тех пор как ты родился, вынужденная близость в той клетке, куда нас заперла война, опустошила мое сердце. Меня печалит, что я никогда не видел, как ты играешь при солнечном свете, и никогда уже этого не увижу. Господь выковал нас в горниле испытаний, но мы их не прошли. Тебе предстоит исполнить то, на что мы оказались не способны.

Через несколько минут мы отправимся на поиски твоего брата и больше никогда не вернемся. Твоя мать не слушает доводов рассудка, а я не могу позволить ей идти одной. Это дорога к верной смерти, в этом я не сомневаюсь. Когда ты прочтешь это письмо, тебе уже исполнится тринадцать. Ты будешь спрашивать, что за безумие овладело твоими родителями, чтобы вот так уйти, отдав себя в руки врага. Почему мы так поступили? Я пишу это письмо частично и потому, чтобы ответить на этот вопрос самому себе.

Время поджимает, а мне нужно сказать тебе много важного. Многие столетия члены нашей семьи хранили священный предмет. Речь идет о свече, которая сопровождала день твоего рождения. Из-за ужасных обстоятельств, это единственное, что у нас осталось, единственная ценность, и потому твоя мать заставила меня поставить ее на кон, чтобы попытаться спасти твоего брата.

Это будет столь же бессмысленная жертва, как и наша жизнь. Но это не имеет значения. Я бы не сделал это, если бы ты не остался внутри, а в тебя я верю. Я бы хотел объяснить тебе, что в этой свече такого особенного, но и сам этого не знаю. Я знаю лишь, что хранить ее в целости и сохранности - это моя миссия, миссия, переходящая от отца к сыну уже многие поколения, миссия, которую я провалил, как и всю свою жизнь.

Найди свечу, Юдель. Мы вручим ее врачу, который удерживает твоего брата в детской больнице АМ Шпигельгрунд. Если она поможет твоему брату спастись, то найдите ее вдвоем. Если же нет, то молю тебя именем Всевышнего, чтобы спасся хотя бы ты, и чтобы когда ты будешь читать эти строки, война уже закончилась.

И еще кое-что. От обширного наследства, которое причиталось Элану и тебе, мало что осталось. Принадлежащие семье фабрики - в руках нацистов. Текущие счета в австрийских банках уже давно конфискованы. Наши квартиры сожгли во время Хрустальной ночи. Но к счастью, мы можем тебе кое-что оставить. Мы всегда хранили семейный депозит на непредвиденные случаи в швейцарском банке. Мало-помалу мы его увеличивали, каждые два или три месяца отправляясь в поездку, иногда вкладывая лишь несколько сотен франков. Нам с твоей матерью так нравились эти вылазки на выходные! Это не громадное состояние, всего каких-то пятьдесят тысяч франков, но эти деньги оплатят твою учебу и проживание где ты захочешь. Деньги находятся на номерном счете в банке "Кредит Суисс", счет 336923348927R на мое имя. Директор спросит у тебя пароль. Это "Перпиньян".

Вот и всё. Молись каждый день, не забывай про свет Торы, почитай свой дом и свой народ.

Да будет благословен Господь, наш истинный Бог, сущий на небесах, истинный судия. К нему я иду, как уйдешь и ты. Да хранит тебя Бог!

Твой

Йозеф Коэн



ХАКАН      


Он столько времени подавлял свою истинную личность, что когда они наконец нашли, что искали, почувствовал страх. Страх, превратившийся в облегчение, потому что теперь он сможет сбросить эту мерзкую маску.

Это будет на следующий день, утром. Все соберутся в столовой на завтрак. Никто ничего не подозревает.

За десять минут до этого он подсунул ее под платформу палатки. Простой, но очень мощный механизм, и превосходно скрытый. Они будут находиться наверху и ничего не заметят. А минуту спустя уже будут держать отчет перед Аллахом.

Он засомневался, подавать ли сигнал после взрыва. Братья придут и разделаются с гордыми солдатиками. С теми, кто выживет, разумеется.

А потом решил подождать еще несколько часов. Дать им время закончить работу. Без вариантов и без выхода.

Вспомни бушменов, подумал он. Когда обезьяна находит воду, но еще ее не выпила...

БАШНЯ КАЙН. Четверг, 20 июля 2006 года. 23.22

Нью-Йорк

- Как скажешь, коллега, - сказал белокурый тощий слесарь. - Мне лично лениво. Зарплата-то всё равно идет, заработает здесь что или нет.

- Ну тогда и бог с ним, приятель, - согласился с ним толстяк с волосами, забранными в хвостик. Оранжевый комбинезон сидел на нем так плотно, что ткань на спине, казалось, вот-вот лопнет.

- Гляди, уже лучше вроде? - сказал охранник. - Вернетесь завтра, и все дела. У меня и без того проблем хватает, будь оно всё проклято. У меня двое на больничном, некого отправить за вами присматривать. А по правилам в таком случае я не могу пускать сюда сторонний персонал после восьми.

- Даже не передать, как я тебе благодарен, - сказал блондин. - Если повезет, работенка придется на другую смену. Никогда не нравилось чинить разрывы.

- Эй, погоди, погоди. О чем это ты? Что за разрывы?

- Ну дык, это... Бум, и кирдык, усекаешь? То, что произошло в галерее Саатчи. Кто этим занимался, Бенни?

- Думаю, Луис с косичкой, - ответил толстяк.

- Ага, Луис с косичкой, клевый чувак. Благослови его Бог.

- Бог с этим, чувак. Ладно, пока, мужик. Желаю хорошо провести вечер.

- Может, махнем в "Шпинато"?

- Всему свое время.

Оба слесаря взяли свои вещи и направились к выходу.

- Да погодите вы, - произнес охранник, с каждым словом становящийся всё беспокойнее. - А что случилось с Луисом с косичкой?

- Ну знаешь, вызвали на аварию вроде сегодняшней, и они не могли проникнуть в здание, потому что не знали, что делать с сигнализацией и всё такое. Ну вот, а давление в канализационных трубах стало слишком сильным, и они начали прорываться, ну ты понимаешь, и дерьмо как хлынет, прям по всему этажу.

- Ага... прям как в треклятом Вьетнаме.

- Э, да ладно тебе, ни в каком Вьетнаме ты не был. Мой отец был во Вьетнаме.

- Твоему папаше уже семьдесят стукнуло.

- И потому Луиса с косичкой теперь кличут Луисом Лысым. Представь, какой это был кошмар. Надеюсь, там у тебя не осталось ничего ценного, потому как завтра всё будет покрыто дерьмом.

Охранник еще раз проверил огромный монитор, расположенный в гигантском вестибюле. Лампа тревоги в зале 328Е моргала желтым светом, что означало проблемы с канализацией или с газом. Это умное здание само сообщало, когда нужно завязать шнурки на ботинках.

Он сверился по внутренней документации, где находится зал 328Е, и побледнел.

- Черт. Это же главный конференц-зал. На тридцать восьмом этаже.

- Уууу, плохи дела, коллега, - сказал толстяк. - Уверен, что там полно кожаных кресел и картин Ван Гонга.

- Ван Гонга? Вот же ты неуч. Ван Гога, а не Ван Гонга.

- Да знаю я, кто такой Ван Гог. Итальянский художник.

- Ван Гог - немец, а ты придурок. Ладно, пошли в "Шпинато", а то он скоро закроется, а я помираю с голоду.

Охранник (который был любителем искусства) не стал объяснять, что Ван Гог был голландцем, потому что пришел в ужас от судьбы, ожидающей Сезанна, который на самом деле висел в конференц-зале.

- Эй, ребята, - произнес он, обогнув стойку и подбежав к обоим слесарям. - На пару слов...

В конференц-зале Орвилл развалился на кресле председательствующего - хозяин кресла почти никогда его не использовал - и в окружении всей этой мебели из красного дерева чуть не заснул. После того, как ему пришлось понервничать, пока они проходили в здание мимо охранника, вернулась усталость и пульсирующая боль в ладонях.

- Черт, а я-то думал, что больше никогда сюда не вернусь.

- Ты проделал чудесную работу с этой аккредитацией, Орвилл, поздравляю, - сказал Альберт, убирая верхний лоток с инструментами из ящика и вынимая оттуда ноутбук.

- Это простой протокол. Хорошо, что ты можешь работать пальцами вместо меня, - ответил Орвилл, снимая огромные рукавицы, закрывающие раны в ладонях.

- Ладно, взбодрись. Думаю, что у нас полчаса, пока какой-нибудь громила нас отсюда не вышвырнет. Если не сможем войти, то у нас останется пять минут, пока нас не начнут искать наверху. Покажи дорогу, Орвилл.

С первой панелью всё оказалось просто. Биометрическая система была настроена на отпечатки пальцев Кайна и Джекоба Расселла. но страдала дефектом, обычным для всех систем, ключом к которым служит большой объем информации, а человеческая ладонь, безусловно относится именно к таким. Опытный глаз легко мог разглядеть оставленный отпечаток.

- Раз! И первый готов, - сказал Альберт, закрывая ноутбук, когда панель зажглась тусклым оранжевым светом, и тяжелая дверь с жужжанием открылась.

- Альберт, отсюда наверняка уйдет сигнал, - сказал Орвилл, показав на зону вокруг панели, куда священник засунул рычаг, чтобы получить доступ к устройству. Дерево подалось и пошло трещинами.

- Я на это и рассчитывал.

- Ты шутишь?

- Доверься мне, ладно? - сказал священник, поднеся руку к карману. Там беспрестанно пиликал мобильный.

- Думаешь, сейчас подходящий момент для телефонного разговора?

- И я про то. Привет, Энтони. Мы внутри. Перезвони через двадцать минут.

И повесил трубку.

Орвилл толкнул дверь и вошел в застеленный ковром узкий коридор, ведущий к личному лифту Кайна.

- Интересно, что должно было случиться с человеком, чтобы он заперся за столькими стенами, - сказал Альберт.



MP3-ФАЙЛ, ИЗВЛЕЧЕННЫЙ ИЗ ДИКТОФОНА АНДРЕА ОТЕРО ПОЛИЦИЕЙ ИОРДАНИИ ПОСЛЕ ПРОВАЛА ЭКСПЕДИЦИИ "МОИСЕЙ"


(...)

ВОПРОС: Должна поблагодарить вас за уделенное время и терпение, мистер Кайн. Это была тяжелая работа. В особенности спасибо за то, что вы в деталях рассказали о таких болезненных событиях своей жизни, как побег из Германии и прибытие в США. Эти абзацы показывают всю глубину вашей натуры.

ОТВЕТ: Дорогая девочка, не стоит ходить вокруг да около, если хотите задать вопрос.

- Ага, в последнее время все дают мне советы, как делать свою работу. Я это просто обожаю.

- Простите, продолжайте, пожалуйста.

- Мистер Кайн, я понимаю, что происхождение вашего заболевания, агарофобии, кроется в болезненных событиях детства.

- Так считают и медики.

- Давайте кратко подведем итог, тогда потом мне будет проще сделать короткие анонсы для радио. Вы жили на попечении раввина Менахема Бен-Шломо до своего совершеннолетия.

- Именно так. Раввин для меня был как отец. Отдавал мне свою тарелку, хотя сам голодал. Он смог сориентировать меня в жизни, так что я нашел необходимые силы, чтобы преодолеть свой страх и травму. Ему понадобилось больше четырех лет, чтобы я начал выходить на улицу и общаться с другими людьми.

- И это было действительно достижением. Мальчик, который не мог посмотреть другому человеку в лицо без приступов беспричинной паники, превратился в одного из величайших инженеров в мире.

- Этого раввин Бен-Шломо достиг своей верой и любовью. Я благодарю Всевышнего, что передал меня в руки такого великодушного человека.

- Потом вы стали мультимиллионером и наконец филантропом.

- Я предпочитаю не затрагивать последний пункт. Я чувствую себя неловко, говоря о собственной благотворительности. Мне всегда она кажется недостаточной.

- Вернемся к предыдущему вопросу. Когда вы поняли, что можете вести нормальную жизнь?

- Никогда. Я всю жизнь борюсь со своим заболеванием, дорогуша. Бывают дни хорошие, и дни плохие.

- Вы стальной рукой руководили бизнесом и находитесь в первой полусотне списка Fortune. Думаю, что у вас было больше хороших дней, чем плохих. Вы даже женились и имели сына.

- Подумайте получше. О своей личной жизни я предпочитаю не говорить.

- Жена от вас ушла и теперь живет в Израиле, занимаясь живописью.

- Неплохие картины, могу гарантировать.

- А что насчет Исаака?

- Он... вырос. Был совсем большим.

- Мистер Кайн, я могу представить, как вам тяжело говорить о сыне, но это важный вопрос, и я не могу его избежать. В особенности, когда вижу этот ваш взгляд. Вы очень его любили.

- Вы знаете, как он погиб?

- Я знаю, что он стал одной из жертв в Башнях-Близнецах. И за четырнадцать... почти пятнадцать часов, которые мы посвятили интервью, я поняла, что его исчезновение и стало катализатором для значительного ухудшения вашего заболевания.

- Сейчас я позову Джекоба. А вас я попрошу уйти.

- Мистер Кайн, я думаю, что вы хотите говорить, вам нужно выговориться. Я не собираюсь раздражать вас заявлениями из дешевой психологии. Я сделаю всё, что вы считаете нужным.

- Выключите диктофон, девочка моя. Я хочу подумать.

- Мистер Кайн, спасибо, что возобновили интервью. Всё как вы хотите.

- Исаак был для меня всем. Он был высоким и стройным, очень красивым. Посмотрите на его фотографию.

- Очень приятная улыбка.

- Думаю, вы бы сразу в него влюбились. Он был немного похож на вас. Тоже предпочитал просить прощения, но не спрашивать разрешения. Он обладал энергией ядерного реактора. И всегда добивался, чего хотел.

- При всём моем к вам уважении, сэр, едва ли стоит удивляться, что наследник состояния, которое исчисляется одиннадцатизначным числом, получает всё, чего пожелает.

- А что может сказать отец? Сам Всевышний сказал пророку Давиду, что "твой сын - это навсегда". Перед таким проявлением любви мои слова... Ах, но я же понимаю, что вы просто пытаетесь меня спровоцировать.

- Простите меня.

- Ну что вы! У Исаака было много недостатков, но чего среди них не было, так это покладистости. Он с легкостью шел мне наперекор. Он решил учиться именно в Оксфорде лишь потому, что это был единственный университет, которому я не сделал крупных пожертвований.

- Именно там он и познакомился с мистером Расселлом, ведь так?

- Они вместе изучали макроэкономику, и сын рекомендовал мне его как замечательного специалиста. Вскоре Джекоб стал моей правой рукой.

- Он занял то место, на котором вы хотели видеть Исаака.

- Исаак не хотел ничего от меня принимать. Когда он был маленьким... (приглушенный всхлип).

- Все-таки давайте продолжим наше интервью.

- Хорошо. Простите, мне неприятно об этом вспоминать. Он был тогда еще ребенком, не старше одиннадцати лет. Однажды он притащил домой собаку, которую подобрал на улице. Я был просто в ярости. Я не люблю животных. А вы любите собак, дорогая?

- Очень люблю.

- Я вас понимаю, но видели бы вы это создание! Это был отвратительный, грязный беспородный пес, и было у него всего три ноги. А бродяжничал он, видимо, со щенячьего возраста. Самое лучшее, что можно было сделать для этого животного - это отвезти его к ветеринару, чтобы тот избавил его от мучений. Именно это я и сказал сыну. А он в ответ очень серьезно на меня посмотрел и сказал: "Тебя ведь тоже подобрали на улице, папа. Или ты считаешь, что тот раввин тоже должен был избавить тебя от мучений?".

- Ну и ну!

- Я словно ощутил удар ниже пояса. Я был растерян, но при этом был горд за него. Этот мальчик воистину был моим сыном! Я разрешил ему оставить животное, при условии, что он возьмет на себя все заботы о нем. Он согласился. Этот пес прожил у нас четыре года.

- Теперь я понимаю, что вы имели в виду чуть раньше.

- С самого детства он решил, что не хочет жить в моей тени. Тогда... в свой последний день он отправился на собеседование для приема на работу в "Кантор Фицджеральд". Офис находился на сто четвертом этаже Северной башни.

- Хотите прерваться на какое-то время?

- Ништ гедайгет [29]. Я в полном порядке, дорогая моя. В тот вторник Исаак мне позвонил. Я смотрел происходящее по Си-эн-эн. Я не разговаривал с ним все выходные. Я даже не представлял, где он может быть.

- Выпейте воды, пожалуйста.

- И вот я поднял трубку. Он мне сказал: "Папа, я в Центре международной торговли. Взорвалась бомба. Я очень боюсь". Я вскочил, сам не свой от ужаса. Думаю, я закричал. Я не помню, что ему ответил. А он мне сказал: "Я пытаюсь дозвониться тебе уже десять минут, но сеть перегружена. Папа, я люблю тебя". Я сказал ему, чтобы он не поддавался панике, что я свяжусь с властями, что его вытащат оттуда. А он ответил: "Они не смогут сюда добраться, папа. Пол обрушился, огонь всё ближе. Очень жарко. Я бы хотел..." Вот и всё. Ему было двадцать четыре года.



Контракт с Господом (ЛП)


(Долгая пауза)

- Я смотрел в трубку, ничего не понимая, лаская ее кончиками пальцев. Связь оборвалась. Я думаю, в тот миг в моем мозгу что-то перемкнуло. Остаток дня полностью стерся из моей головы.

- Я ничего этого не знала.

- Да будет благословенно имя Божие, вот бы и я тоже. На следующий день я искал его имя в газетах, изучая списки выживших. И тогда я увидел его фотографию. Это и в самом деле был он - неподвижный, неживой, но свободный. Он выпрыгнул из окна.

- Боже! Мне так жаль, мистер Кайн.

- А я не сожалею. Внутри уже бушевал огонь, жар стал совершенно невыносимым. Ему оставалось лишь высадить стекло и выбрать свою судьбу. Возможно, ему суждено было умереть, но ведь не было сказано, как именно он должен это сделать. Он встретил свою судьбу, как мужчина. Он умер достойно, в полете, вырвав для себя у судьбы лишних десять секунд, которые провел в воздухе. И в эти секунды погибли те планы, которые он строил в течение долгих лет.

- Боже правый! Это ужасно!

- Всё это я делаю ради него. Всё.



БАШНЯ КАЙН. Среда, 19 июля 2006 года. 23.39


Нью-Йорк


- Но ты точно уверен, что ничего не помнишь?

- Я тебе уже говорил. Он заставил меня отвернуться, а потом набрал код со страшной скоростью.

- Так ничего не выйдет. Осталось еще шестьдесят процентов комбинаций. Ты должен мне сказать хоть что-нибудь. Что угодно.

Они находились у двери лифта, и эта панель оказалась самой большой проблемой. В отличие от биометрической панели, здесь нужно было всего лишь набрать цифры, и эту короткую последовательность невозможно было расшифровать даже с помощью довольно мощного компьютера. Чтобы открыть дверь лифта, Альберт присоединил к панели широкий и длинный кабель, чтобы вычислить шифр, перебирая комбинации. Это означало, что компьютеру пришлось бы перепробовать все возможные комбинации, от всех нулей до всех девяток. Это заняло бы много времени.

- У нас три минуты на то, чтобы войти в эту дверь, а компьютеру требуется еще семь, только чтобы перебрать все комбинации из двадцати цифр. Это если он раньше не сгорит, потому что работает на предельной мощности.

Словно в подтверждение этих слов вентилятор ноутбука издал жуткий звук, словно пятьдесят пчел устроили вечеринку в обувной коробке.

Орвилл напряг память. Он повернулся лицом к стене и посмотрел на часы. Это заняло наверняка не больше трех секунд.

- Ограничь десятью цифрами.

- Ты уверен?

- Абсолютно. Но не думаю, что у нас есть другие варианты. Сколько времени на это потребуется?

- Четыре минуты, - сказал Альберт, нервно скребя подбородок.

- Тогда будем надеяться, что это не самая последняя комбинация из возможных, потому что я уже слышу, как они приближаются.

С другого конца коридора уже доносились тяжелые удары в дверь.

РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 06.39

Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания

В первый раз за те восемь дней, с тех пор как экспедиция прибыла в каньон Ястребиный коготь, заря великого дня застала почти всех ее участников спящими. Пятеро из них спали в метре под песком и камнями, и уже больше никогда не проснутся.

Другие прятались от утреннего холода под одеялами камуфляжной расцветки, осматривая блеклый горизонт, на котором не замедлило появиться палящее солнце, быстро превратившее низкие зимние температуры в самый жаркий за последние сорок пять лет день. Иногда они беспокойно дергались, и это их пугало. Солдатам труднее всего стоять в карауле именно в такое время - для тех, чьи руки в крови, это те мгновения, когда мертвые восстают, чтобы вцепиться им в глотку.

Как раз посередине, между могилами и постом охраны, пятнадцать человек ворочались в своих постелях, возможно, скучая по гудкам, которыми профессор Форрестер заставлял их подниматься каждое утро еще до зари. Солнце встало в 5.33 утра, и встретила его тишина.

В 6.15, примерно одновременно с тем, как Орвилл Уотсон и отец Альберт пересекли вестибюль Башни Кайн, первым проснулся Нури Зайит, пнул ногой своего помощника Рани и потащился наружу. Уже на кухне он начал готовить растворимый кофе в огромных кофейниках, используя молоко, хотя его почти не осталось, поскольку многие стали пить холодное молоко, стремясь восполнить нехватку воды. Не осталось ни соков, ни фруктов, из которых их можно было бы приготовить. Только бутерброды и вареные яйца. Нури вложил в готовку весь свой опыт и добавил немного петрушки, как всегда делал немой старик, всю свою жизнь общаясь с миром лишь с помощью отбивных.

В медблоке Харель высвободилась из потных объятий Андреа, чтобы проверить состояние профессора Форрестера. Старик дышал через кислородный баллон, но многочисленные показатели на приборах выглядели еще хуже, чем его изможденное лицо. Док сильно сомневалась, что он переживет эту ночь. Она тряхнула головой, чтобы разогнать эти мысли, склонилась над Андреа и разбудила ее поцелуем. Последовал ответный, легкая болтовня и почти одновременное чувство, что они начинают влюбляться друг в друга. Обе направились в столовую в надежде на приличный завтрак.

Фаулер, который теперь делил палатку с Давидом Паппасом, начал день, нарушив все свои правила и совершив ошибку. Убежденный в том, что в палатке военных все спят, он выскользнул из палатки и по спутниковому телефону позвонил Альберту, тот нетерпеливо ответил, чтобы позвонил через двадцать минут. Фаулер повесил трубку с тяжестью на сердце, одновременно с облегчением от того, что звонок получился таким коротким, и с тревогой, что придется искушать судьбу еще раз.

Между тем, Давид Паппас проснулся около половины седьмого и отправился проведать профессора Форрестера - отчасти, чтобы удостовериться, что ему стало лучше, а отчасти, чтобы хоть немного искупить вину за свой безумный сон, который увидел в эту ночь. Ему приснилось, что он остался единственным выжившим археологом на тот момент, когда золотые бока Ковчега снова засияли под лучами солнца.

В палатке военных Мария Джексон молча лежала, не сводя глаз со спины своего шефа и любовника, лежащего на другой постели. Во время заданий они никогда не спали вместе, хотя, отправляясь вдвоем на разведку, иногда всё же поддавались порыву страсти. Теперь она тихо лежала и пыталась угадать, о чем он думает.

Деккер, в свою очередь, был из тех, кто на рассвете ощущает дыхание мертвецов, отчего волосы на затылке встают дыбом. Между приступами озноба от тревожащих его кошмаров ему показалось, что он заметил сигнал на экране сканера частот, слишком короткий, чтобы его засечь. Он резко встал и отдал несколько коротких и точных приказов.

В палатке Кайна Расселл приготовил одежду для своего шефа и попросил его проглотить хотя бы одну только красную пилюлю. Кайн неохотно положил ее в рот и тут же тайком выплюнул. На душе у него было на удивление спокойно. Цель, к которой он шел семьдесят шесть лет, сегодня оказалась достигнута.

В чуть более скромной палатке Томми Айхберг осторожно поковырял пальцем в носу, почесал спину по дороге в туалет и попытался найти Брайана Хэнли, но это ему не удалось. Ему нужна была помощь Брайана, чтобы починить подшипник для перфоратора. Стена была толщиной в два с половиной метра, но если начать работы сверху, то можно уменьшить вертикальное давление, а потом вытащить камни один за другим вручную. Если сделать это быстро, то можно уложиться в шесть часов. Однако делу не помочь, пока не появится Хэнли, а его нигде не было.

В свою очередь, Хакан сверился с часами, обосновался на стратегической позиции, которую искал всю неделю, и начал ждать смены караула.

Он хорошо умел ждать. Он ждал всю свою жизнь.



БАШНЯ КАЙН. Среда, 19 июля 2006 года. 23.41


Нью-Йорк


7456898123

Компьютер обнаружил нужный ключ ровно через две минуты и три секунды, им страшно повезло, потому что Альберт неверно рассчитал время, которое понадобится охранникам, чтобы среагировать, и дверь в глубине коридора уже открывалась, почти одновременно с дверью лифта.

- Держите их!

Два охранника и полицейский ворвались в коридор с оружием наготове и весьма недружелюбными лицами. Альберт и Орвилл прыгнули в лифт. Послышался звук бегущих по ковру ног, и рука уже готова была протиснуться в щель между дверью и кабиной, но промахнулась на несколько сантиметров.

Дверь закрылась с легким скрипом. Хотя и приглушенные, голоса преследователей были четко слышны.

- Как они открыли?

- Далеко они не уйдут. Лифт можно запустить только специальным ключом. Никто не сможет заставить его работать без ключа.

- Активируйте протокол безопасности, о котором мне говорили.

- Да, сэр. Сейчас. Это как поймать рыбку в банке с сардинами.

Сердце Орвилла стучало в груди молотком. Он повернулся к Альберту и с истерическими нотками в голове произнес:

- Они нас схватят, мать твою!

Но священник лишь улыбался.

- Да что с тобой такое? Придумай что-нибудь! - настаивал Орвилл.

- Уже сделал. Когда утром мы вошли в систему Башни Кайн, то не смогли войти в директорию, которая открывает двери лифта.

- Туда оказалось невозможно проникнуть! - посетовал Орвилл, который не любил проигрывать, а из-за проклятого брандмауэра он начисто проиграл.

- Может, ты хороший шпион и владеешь всякими трюками... но сейчас тебе не хватает кое-чего особенного, чтобы быть хорошим хакером: мыслить непредвзято, - сказал Альберт, скрестив руки на затылке и расслабившись, словно находится в гостиной собственного дома. - Используй окна, когда закрыты двери. А в этом случае - измени способ управления лифтом. Простой шаг, который доступен. Сейчас компьютер считает, что лифт находится на тридцать девятом этаже, а не на тридцать восьмом.

- Ну и? - спросил Орвилл, немного раздраженный бравадой священника, но с надеждой.

- А вот что, дружище. Все протоколы безопасности этого города действуют таким образом, что заставляют все лифты опускаться на последний этаж и открывать двери.

В это мгновение лифт начал с легким дрожанием подниматься, на фоне удивленных криков охранников снаружи.

- Верх - это низ, а низ - это верх, - произнес Орвилл, стоя в дезинфицирующем облаке с запахом мяты и разразившись аплодисментами. - Гений. Ты просто гений.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 06.43


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Фаулер не собирался больше рисковать жизнью Андреа. Однако пользоваться спутниковым телефоном в открытую было безумием.

Бывший майор обычно не совершал одни и те же ошибки дважды. Однако теперь он собирался совершить ее в третий раз.

Первую он сделал в предыдущую ночь. Священник поднял глаза от своего молитвенника, когда занимающаяся раскопками команда подняла из пещеры полумертвое тело профессора Форрестера. Андреа подбежала к Фаулеру и рассказала, что произошло. девушка сказала, что они уверены - там спрятан золотой ящик. Фаулер больше не колебался. Воспользовавшись поднявшейся по этому поводу суматохой, он позвонил Альберту, и тот объяснил, что они собираются предпринять последнюю попытку найти данные о террористах и Хакане примерно в полночь по нью-йоркскому времени, как раз когда рассветет в Иордании. Звонок длился ровно тринадцать секунд.

Вторую он совершил часом позже, когда Фаулер нарушил собственное же расписание и позвонил Альберту. Звонок длился всего шесть секунд. Вряд ли сканер мог его засечь.

Третью ошибку он собирался совершить через шесть с половиной минут.

Альберт, ради всего святого! Не подведи меня.



БАШНЯ КАЙН. Среда, 19 июля 2006 года. 23.45


Нью-Йорк


- Как думаешь, откуда они войдут?

- Полагаю, они притащат команду спецназовцев и проникнут через потолок на веревках, разобьют окна, в общем, вся эта ерунда.

- Команда спецназа из-за двух грабителей? Не слишком ли? Это всё равно что палить из пушки по воробьям.

- А ты взгляни на это с другой точки зрения, Орвилл: двое неизвестных проникают в частные апартаменты самого параноидального миллиардера на планете. Радуйся, что нас еще не разбомбили. А теперь дай мне сконцентрироваться. Единственный доступ к этому этажу - защищенный всеми способами компьютер.

- Только не говори, что после всего того, что мы пережили, чтобы добраться сюда, ты не сможешь войти в компьютер.

- Я и не говорю. Я говорю, что мне понадобится на десять секунд больше.

Альберт вытер пот со лба, его пальцы заплясали по клавиатуре. Даже самый лучший в мире хакер не смог бы войти в компьютер, не подключенный к системе. Это с самого начало и было главной проблемой. Они несколько дней ломали головы, как обнаружить компьютер Расселла, но это оказалось невозможным, потому что с точки зрения информатики эта машина вообще не принадлежала Башне Кайн. Как они с удивлением обнаружили, проникнув внутрь, как Расселл, так и миллиардер, использовали компьютеры, не принадлежащие сети Башни Кайн и связанные с Интернетом при помощи одноразовых сим-карт 3G, каких в Нью-Йорке имелись сотни тысяч. Не проникнув в здание, Альберт мог бы искать в сети два невидимых компьютера многие десятилетия.

Должно быть, они платят по пятьсот долларов в день за широкополосную линию для передачи данных и звонков. Но что значат тысячи из миллионов? В особенности когда с помощью такого простого трюка вы держите людей вроде нас подальше от своих дел, подумал Альберт.

- Думаю, я нашел, - сказал священник. На черном экране замелькали белые буквы командной строки, и голубое свечение показало, что загружается оперативная система. - А как у тебя дела с диском?

Орвилл опрокинул ящики единственного в аккуратном и элегантном кабинете Расселла шкафа, разбросав бумаги по изящному ковру. В абсурдном порыве он теперь срывал со стен картины, пытаясь отыскать несуществующий сейф, и разрывал обивку кресел с помощью серебряного ножика для конвертов.

- Похоже, тут ничего нет, - ответил Орвилл, пнув ногой кресло и подойдя поближе к Альберту. Повязки на его руках снова окрасились кровью, и Орвилл на мгновение побледнел.

- Этот сукин сын - настоящий параноик. Они общались только друг с другом. Ни одного мейла извне. У Расселла наверняка есть где-нибудь еще один компьютер, на котором он ведет дела компании.

- Уверен, что он взял его с собой в Иорданию.

- Мне нужна твоя помощь. Что мы ищем?

Минуту спустя, перебрав все ключевые слова в поиске, Орвилл сдался.

- Бесполезно. Здесь ничего нет. А если и было, он это стер.

- Это навело меня на мысль. Погоди, - сказал Альберт, вынимая из кармана флешку и подключая ее к жесткому диску. - Эта программка позволит восстановить данные на стертых секторах жесткого диска. Можем поискать и там.

- Точно. Ищи "Глобалинфо".

- Вот оно!

С легким гудением в окошке программы появился список из четырнадцати папок. Альберт открыл все одновременно.

- Файлы html, то есть сохраненные страницы из сети. Тебе это о чем-то говорит?

- Да, я лично их сохранил. Это серверные переговоры, как я их называю. Террористы никогда не отправляют электронные письма при подготовке к своим актам, как в кино. Любой идиот в курсе, что письмо проходит через двадцать или тридцать серверов, пока достигнет места назначения, так что никогда не знаешь, кто его может прочитать. На самом деле они передают друг другу пароль к бесплатной учетной записи и пишут письма в папке черновиков. Письмо никуда не уходит, потому что все читают его в одном месте и...

Орвилл замер, уставившись в монитор, на мгновение так испугавшись, что едва мог дышать. Это было немыслимо, он никогда не мог представить того, что внезапно предстало перед его глазами.

- Это совсем нехорошо.

- Что именно, Орвилл?

- Я... я вскрыл многие тысячи учетных записей за всё это время. Когда мы забирали архив с веб-сервера, то сохраняли только текст. Иначе изображения забили бы все наши жесткие диски. Результат получается так себе, но разобрать можно.

Орвилл поднял дрожащий палец, ткнув в экран, где появился разговор между террористами через учетную запись на Maktoob.com - цветные кнопки и картинки.

- Кто-то входил с этого компьютера на Maktoob.com через браузер, Альберт. Хотя потом всё и стерли, в кэше остались картинки. А чтобы зайти на Maktoob...

Альберт понял еще до того, как потрясенный Орвилл закончил.

- Нужно знать пароль.

Орвилл кивнул.

- Это Расселл, Альберт. Хакан - это Расселл.

В эту минуту несколько пуль разбили окно.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 06.49


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Фаулер не сводил глаз с циферблата. За девять секунд до назначенного времени случилось то, чего он меньше всего ожидал.

Альберт позвонил сам.

Священник направлялся к выходу из каньона с намерением позвонить оттуда - это была слепая точка для стрелка, сидящего на скале к югу. Как раз когда он включил телефон, чтобы позвонить Альберту, раздался звонок. Фаулер тут же понял, что произошло нечто ужасное, потому что Альберт точно знал, что звонить ему во время этой поездки запрещено.

- Альберт? - откликнулся он. - Что случилось?

На той стороне провода послышались крики. Энтони пытался понять, что же там происходит.

- Брось трубку! - донесся до него чей-то голос.

- Послушайте, я должен сделать этот звонок! - голос Альберта зазвучал тише, как будто он оказался вдалеке от телефона. - Это жизненно важно для национальной безопасности!

- Бросай, черт возьми!

- Сейчас я медленно опущу руку и начну говорить. Если увидите что-то подозрительное, стреляйте.

- Это последнее предупреждение!

- Энтони? - снова донесся до него голос отважного Альберта, которому, видимо, удалось в конце концов снова добраться до телефона. - Ты меня слышишь?

- Да, Альберт.

- Расселл - это Хакан. Подтверждено. Будь осторожен.

Связь прервалась. Фаулер почувствовал, как по его телу волной прошла дрожь. Он повернулся, уже готовый бежать в сторону лагеря, когда мир вокруг него рухнул.



ПАЛАТКА-КУХНЯ, ЗА ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ СЕКУНДЫ ДО ЭТОГО


Андреа и Харель стояли у входа в палатку-кухню, когда вдруг увидели бегущего к ним Давида Паппаса. Археолог вытаращил глаза, на его футболке расплылись пятна крови.

- Доктор, доктор! - кричал он.

- Что происходит, Давид? - ответила та, жутко разозлившись, что ее оторвали от чашки кофе.

- Профессор... Ему совсем плохо!

Давиду предложили побыть с профессором, чтобы Андреа и Док могли позавтракать. Лишь из-за состояния профессора со сносом стены повременили, хотя Расселл прошлым вечером и настаивал на том, чтобы они продолжили. Но Давид отказался вскрыть пещеру, пока не убедится, что профессор сможет поправиться и присутствовать при этом. Андреа, чье мнение о Паппасе за последние часы ухудшилось, подозревала, что он просто хочет дать Форрестеру достаточно времени, чтобы потом оттолкнуть его с дороги.

- Ладно, - вздохнула Док. - Иди поешь, Андреа. Никому не станет лучше, если мы обе останемся без завтрака, - добавила она, обращаясь к Андреа, прежде чем рысью броситься в лазарет.

Журналистка заглянула внутрь палатки. Зайит и Петерке приветливо помахали ей руками. Андреа очень нравились тихий дружелюбный повар и его симпатичный помощник, вот только в данную минуту за столиками сидели со своими подносами двое наемников, Альдис и Мэлони. Андреа весьма удивилась, что их только двое: обычно они предпочитали завтракать все вместе, оставив на эти полчаса лишь одного часового на южной скале. Ведь это было единственное время, когда они могли собраться всей компанией. Андреа не любила многолюдных сборищ, а потому решила вернуться к Док и посмотреть, чем может быть ей полезна

(хотя мои познания в медицине так слабы, что я и лейкопластырь приклеиваю вверх тормашками),

когда Харель обернулась, крикнув:

- Пожалуйста, принеси мне гигантскую кружку кофе, хорошо?

Андреа поднялась на ноги, просчитывая, каким путем лучше обойти потных наемников, склонившихся как орангутанги над своей едой, когда чуть не столкнулась с Нури Зайитом. Повар, видимо, наблюдал за этой сценой, потому что протянул поднос с двумя большими кружками растворимого кофе и тарелкой с тостами.

- Жалкое подобие с молоком, да, Нури?

Тот улыбнулся, пожав плечами. Это была не его вина.

- Да знаю я. Ладно, всё равно сегодня ночью из скалы забьет вода и начнется весь этот библейский кавардак. В любом случае, большое спасибо.

Очень медленно, стараясь не пролить ни капли - поскольку Андреа до сих пор испытывала серьезные проблемы с координацией, хотя ни за что не призналась бы в этом вслух - она направилась к медблоку. Нури помахал ей рукой, стоя в дверях кухни и по-прежнему улыбаясь.

И тогда это случилось.

Андреа почувствовала, словно ее подхватила чья-то гигантская рука и подбросила на двухметровую высоту, прежде чем снова швырнуть на землю. Ее правую руку пронзила острая боль, и что-то обожгло грудь и спину. Оглянувшись, она лишь успела увидеть, как тысячи горящих кусочков ткани медленно кружатся в воздухе и гаснут, превращаясь в хлопья черного пепла. Там, где две секунды назад стояла палатка-кухня, теперь клубился огромный столб черного дыма. Дым от палатки поднимался вверх, смешиваясь с другим, еще более черным. Андреа никак не могла определить его происхождение. Она коснулась груди и обнаружила, что вся футболка пропитана вязкой и горячей жидкостью.

В эту минуту примчалась Док и бросилась к Андреа, склонившись над ней с красным лицом.

- Ты в порядке? О Боже! Ты в порядке, жизнь моя?

Андреа поняла, что кричит, хотя слышала себя словно издалека, на фоне постоянного свиста. Она почувствовала, как ей ощупывают грудь и руки.

- Грудь...

- Успокойся, ничего страшного не случилось. Всё хорошо. Это всего лишь кофе.

Андреа осторожно приподнялась и увидела, что опрокинула на себя всё содержимое кружек. Правой рукой она по-прежнему вцепилась в поднос, а левой била по скале. Она со страхом пошевелила пальцами, но к счастью, ни одна кость не была сломана, хотя весь бок онемел.

Пока несколько потрясенных членов экспедиции пытались погасить пожар с помощью ведер с песком, Док сосредоточилась на ранах Андреа. Та была контужена на левое ухо, волосы и кожа на спине слегка обгорели, в ушах продолжало звенеть.

- Считай, отделалась легким испугом. Три-четыре часа, и сможешь поддерживать нормальный разговор, так чтобы мы не оглохли, - сказала Док, пряча в карман брюк отоскоп.

- Это я виновата, - почти кричала Андреа, хотя и не осознавая того. Слезы катились по ее щекам.

- Тебе не в чем себя винить, - сказала Док.

- Он... Нури... Это он принес мне кофе. Если бы я осталась в палатке, то уже была бы мертва, - попыталась понизить голос Андреа. - Я могла бы пригласить его покурить. Могла оказать ему ответную любезность и тоже спасти жизнь.

Харель махнула рукой в сторону пожара. Кроме палатки-кухни оказался взорван еще и топливный бак. Они взорвались одновременно, но при этом каждый сам по себе. Четыре человека обратились в пепел.

- Единственный, кто в этом виноват - тот сукин сын, что устроил взрыв.

- Не волнуйтесь, мэм, мы его уже взяли, - сообщил Торрес. Они с Джексон тащили какую-то сгорбленную фигуру, едва волочившую ноги, в темной одежде и в наручниках. Его вытолкнули в центр круга, под ошеломленные взгляды сотрудников экспедиции.

Ни один из них не мог поверить своим глазам.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 06.49


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Фаулер держался рукой за лоб. Он был в крови. Когда взорвался бензобак, его отбросило на землю, и он обо что-то ударился головой. Он попытался добраться до лагеря, всё еще сжимая в руке мобильный телефон. Сквозь туман в глазах и черный дым, которым заволокло всё вокруг, он разглядел двоих наемников, которые приблизились, нацелив на него оружие.

- Так это ты устроил взрыв, ублюдок!

- Гляди, у него мобильник в руке!

- Так вот что ты использовал, чтобы взорвать нас, да, козел?

Его стукнули прикладом по голове. Фаулер упал, но не почувствовал удары, сломавшие ему три ребра, потому что потерял сознание гораздо раньше.

- Это просто смешно! - крикнул Расселл, присоединяясь к толпе, окружившей бесчувственное тело Фаулера. Здесь была почти вся служба безопасности во главе с Деккером - Торрес, Альрик и Джексон - а также Айхберг, Хэнли и Паппас из гражданского персонала.

Между тем, Андреа с помощью Харель смогла наконец подняться на ноги и пробраться сквозь стену закопченных лиц, искаженных яростью.

- Нет, это совсем не смешно, сэр, - возразил Деккер, бросая на землю телефон Фаулера. - Он держал это в руках, когда мы застукали его рядом с топливным баком. Сканер показал, что сегодня утром он с кем-то связывался. Мы уже давно его подозревали. И сейчас, вместо того, чтобы идти завтракать, мы спрятались поблизости и наблюдали, что он будет делать. И вот вам пожалуйста!

- Но это всего лишь... - начала было Андреа, но тут Харель стиснула ее руку.

- Молчи, - прошептала она. - Ты ничем не сможешь ему помочь.

А ведь и в самом деле. Что я могу сказать? Что по этому телефону он держал связь с ЦРУ? Вот уж действительно, нашла способ его защитить, идиотка ты этакая!

- Это всего лишь телефон, - сказал Расселл. - Конечно, у нас в экспедиции такое запрещено, но всё же это еще не причина, чтобы обвинять этого человека.

- Само по себе, может быть, и не причина, сэр, - возразила Джексон. - Но посмотрите, что мы нашли у него в чемодане.

Джексон раскрыла чемодан и вытряхнула на землю его содержимое. Затем взяла в руки нижнюю часть корпуса. В чемодане обнаружилось потайное отделение - небольшой отсек, а в нем - небольшие плитки какого-то вещества, с виду похожего на марципан.

- Это Си-четыре, мистер Расселл, - сразу определил Деккер.

От этих слов у всех перехватило дыхание. Альрик дико закричал и, выхватив пистолет, бросился на Фаулера.

- Эта свинья убила моего брата! Позвольте мне пустить пулю в его сволочную башку! - потребовал громадный тевтонец, совершенно обезумев от ярости.

- Достаточно, - послышался сзади чей-то спокойный и властный голос.

Все расступились, и к бесчувственному телу священника приблизился Раймонд Кайн. Он наклонился над ним, держа руки за спиной - одна фигура в белом, другая в черном.

- Я узнаю причины, которые заставили этого человека всё это сделать. Но наше предприятие и так слишком задержалось, больше тянуть нельзя. Паппас, возвращайтесь к работе и снесите эту стену.

- Я не стану этого делать, мистер Кайн, пока не разберусь, что здесь происходит, - ответил археолог.

Брайан Хэнли и Томми Айхберг, скрестив на груди руки, встали рядом с Паппасом. Но Кайн даже не посмотрел в их сторону.

- Мистер Деккер? - обратился он к наемнику.

- Да, сэр? - отозвался тот.

- Пожалуйста, наведите здесь порядок. Время рассуждений закончилось.

- Эй, Джексон, - Деккер подал ей знак.

Наемница подняла свой М4 и направила его на троих бунтовщиков.

- Это что, шутка такая? - ворчливо поинтересовался Айхберг, созерцая в нескольких сантиметрах от своего толстого красного носа дуло автомата.

- Нет, красавчики, не шутка, - ответила Джексон, взводя курок, который издал угрожающий металлический скрежет. - А ну-ка, вперед, пока я не продырявила вам задницы.

Не обращая больше внимания на уходящих, Кайн повернулся к Док и Андреа.

- Что касается вас, дамы, то я был рад воспользоваться вашими услугами. Мистер Деккер доставит вас обеих на "Бегемот" в целости и сохранности.

- Что это вы говорите? - взвыла Андреа, которая, несмотря на трудности со слухом, прекрасно разобрала эту фразу. - Чертов сукин сын! Через несколько часов они вытащат Ковчег! Позвольте мне остаться до завтра. Вы просто обязаны.

- Как рыбак обязан своему червяку на крючке? Уберите ее. Ах да, и убедитесь, что она отправится назад в чем есть. Не разрешайте ей забрать жесткий диск с фотографиями, которые она здесь сделала.

Деккер отозвал Альрика в сторону и прошептал ему:

- Их повезешь ты.

- К черту! Я хочу остаться и заняться священником. Он убил моего брата, - ответил немец, глядя блуждающим взглядом с налитыми кровью глазами.

- Не волнуйся, успеешь вернуться, ничего с ним не сделается. Торрес передаст тебе его тепленьким. Так что выполняй приказ.

- Мать вашу, полковник. До Акабы не меньше трех часов, и три часа обратно, и это на максимальной скорости. Если Торрес хоть пальцем его тронет до моего возвращения, я от него живого места не оставлю.

- Послушай, Готтлиб. Ты вернешься через час.

- О чем вы говорите, сэр?

Деккер пристально на него посмотрел, раздраженный, что подчиненный так туго соображает. Его всегда утомляли слишком подробные объяснения.

- Смородина, Готтлиб. И сделай это быстро.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 07.14


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Сидя на заднем сиденье хаммера, Андреа зажмурилась, пытаясь защититься от пыли, летевшей в глаза. Когда взорвалась цистерна с горючим, в машине разбились боковые стекла, а лобовое стекло пошло трещинами, и хотя Альрик постарался заделать бреши при помощи клейкой ленты и пары камуфляжных футболок - иначе внедорожник стал бы просто неуправляемым - ему пришлось работать в спешке, а потому остались мелкие щели, сквозь которые внутрь просачивался песок. Док пожаловалась на это наемнику, но тот и внимания не обратил. Он сжимал руль обеими руками, пальцы побелели от напряжения. Три минуты назад он чудом не врезался в огромную дюну у выхода из каньона, и теперь давил на газ с такой силой, словно от этого зависела его жизнь.

- Ну что ж, возможно, это не самое комфортабельное путешествие, но зато мы возвращаемся домой, - сказала Док, кладя руку на бедро Андреа. Та в ответ крепко сжала ее ладонь.

- Почему он это сделал, Док? Зачем привез в чемодане взрывчатку? Скажи мне, что всё это подстроено, - тон девушки был больше похож на мольбу.

Харель наклонилась к ней, так чтобы Альрик не мог слышать с переднего сиденья, хотя учитывая шум двигателя и ветер, завывающий в импровизированных ставнях на окнах, Андреа сомневалась, что немец услышит, даже если они будут кричать.

- Нет, Андреа. Это была его взрывчатка.

- С чего ты это взяла? - вытаращилась на нее Андреа.

- Он сам мне об этом сказал. После того, что ты узнала, сидя под палаткой наемников, Фаулер попросил меня помочь ему провернуть его сумасшедший план: взорвать цистерну с водой.

- Что ты говоришь, Док? Ты что-то знала об этом?

- Он приехал сюда из-за тебя, Андреа. Однажды он уже спас тебе жизнь, и согласно его кодексу чести, это обязывает его помогать тебе всегда, когда ты в этом нуждаешься. Каким-то образом, мне неизвестным, его шеф впутал тебя во всё это, чтобы заставить Фаулера приехать.

- Так вот почему Кайн сказал эту фразу насчет червяков?

- Для них ты была всего лишь средством, чтобы держать под контролем Фаулера. Все было ложью, от начала и до конца.

- И что же теперь с ним будет?

- Забудь о нем. Его допросят, а потом... он исчезнет. И прежде чем ты что-нибудь скажешь. Даже и не думай туда возвращаться.

Чудовищность этого откровения заставила журналистку на мгновение онеметь.

- Но почему, Док, - спросила она наконец, в отвращении отодвинувшись. - Почему ты мне не сказала, ни разу за всё время? Ты клялась, что больше не будешь мне врать. Клялась, когда мы занимались любовью. Не знаю, как я могла быть такой идиоткой и...

- Я вообще много чего говорю.

Слеза скатилась по щеке Док, однако, когда она снова заговорила, в голосе ее зазвучал металл.

- У нас с ним были разные задачи. Для меня это была всего лишь одна из этих дурацких экспедиций, которые время от времени снаряжаются, да так и кончаются ничем. Я тебе уже говорила. Но он знал, что успех вполне возможен. И он должен был сделать кое-что важное.

- Что? Взорвать нас всех?

- Я не знаю, кто подложил эти бомбы сегодня утром, но поверь мне, это был не Энтони.

- И ты ничего не сказала!

- Я не могла тебе сказать, это разоблачило бы нас, - ответила Харель, отводя взгляд. - Я знала, что нас оттуда вывезут. Я... я хотела быть с тобой. Подальше от всех этих раскопок. И подальше от моей жизни, если ты понимаешь, о чем я говорю.

- А как же Форрестер? Он же был твоим пациентом. Как ты могла его бросить?

- Он умер сегодня утром, незадолго до взрыва. Ты же знаешь, он был тяжело болен, уже много лет.

Девушка покачала головой.

Теперь я смогу получить Пулитцеровскую премию, но какой ценой?

- Просто не могу поверить, - произнесла она вслух. - Все просто с ума посходили. Столько трупов, столько зла - и всё из-за какого-то дурацкого музейного экспоната.

- Разве Фаулер тебе ничего не объяснил? На карту поставлено гораздо больше, чем...

Харель внезапно умолкла на полуслове. Машина резко затормозила.

- Что-то не так, - сказала Харель, высовываясь через щель в окно. Здесь ничего нет.

Машину тряхнуло, и хаммер остановился.

- Эй, Альрик, что вы делаете? - спросила Андреа. - Почему мы стоим?

Огромный немец ничего не ответил. Вместо этого он выдернул ключи зажигания, поставил машину на ручной тормоз и выпрыгнул наружу, захлопнув дверцу.

- Черт! - выругалась Харель. - Нет, они не посмеют.

Однако в ее глазах плескался страх, словно знамя на ветру.

Было слышно, как скрипит песок под шагами Альрика. Он обогнул машину сзади и приближался с той стороны, где сидела Харель.

- Что происходит, Док?

Дверца распахнулась.

- Выходите, - бросил Альрик. Лицо его было непроницаемо.

- Ты не можешь этого сделать, Альрик, - ответила Харель, не двигаясь с места. - Твоему шефу совершенно ни к чему ссориться с Моссадом. Мы очень опасные враги, знаешь ли.

- Приказ есть приказ. Выходите.

- Нет, только не она! - воскликнула Док. - Позволь ей уехать, прошу тебя.

Немец сунул руку за пояс и выхватил пистолет.

- Повторяю в последний раз. Выходите.

Харель покорно посмотрела на Андреа, пожала плечами и обеими руками вцепилась в подлокотник на дверце.

Внезапно она напрягла мускулы и, подтянувшись на руках, резко выбросила вперед обе ноги, ударив Альрика в грудь тяжелыми ботинками. Немец выронил пистолет, и оружие упало на песок; Харель ударила его головой под дых, сбивая с ног и падая вместе с ним. Однако она тут же вскочила на ноги и пнула наемника ногой в лицо; ее каблук рассек ему бровь и подбил глаз. Харель уже снова заносила ногу, чтобы с силой опустить ее на лицо немца и таким образом довершить начатое, однако наемник, резко перекатившись, ухватил ее за лодыжку своей огромной ручищей, изо всех сил рванув влево. Послышался хруст ломающихся костей, и Харель упала.

Наемник встал и резко обернулся. К нему приближалась Андреа, готовая нанести удар, однако Альрик сам наотмашь ударил ее по лицу; на щеке Андреа вспыхнуло алое пятно - след его ладони. Андреа с размаху плюхнулась на песок, почувствовав под ягодицей что-то твердое.

Тем временем Альрик вцепился левой рукой в роскошные кудри Харель, рванул ее на себя, как морковку из земли, и притянул ее лицо к своему, словно в порыве внезапной страсти. Харель, как ни была ошеломлена, всё же нашла в себе силы с презрением плюнуть в глаза наемнику.

- Иди на хрен, кусок дерьма!

Немец вернул ей плевок, а потом занес правую руку с ножом и с силой погрузил его в живот Харель, наслаждаясь вытаращенными глазами и открытым ртом жертвы, пытающейся вздохнуть. Он провернул нож в ране круговым движением, а потом с усилием выдернул. На колени и ботинки наемника хлынул поток крови, и он с отвращением оттолкнул Харель.

- Нееет!

Наемник повернулся к Андреа. Та как раз подобрала упавший пистолет и пыталась понять, как, черт возьми, снять его с предохранителя, когда чавканье ножа, разворотившего внутренности Док, и предсмертный хрип ее любимой заставили Андреа поднять голову. Девушка истошно завизжала и нажала на курок.

Автоматический пистолет подпрыгнул в ее руках, и пальцы онемели - она никогда в жизни не держала в руках оружия, вот и результат. Пуля прошла рядом с наемником, не задев его, и врезалась в дверцу хаммера. Альрик, выкрикнув что-то по-немецки, набросился на Андреа. Та выстрелила еще три раза, почти не глядя.

Первая пуля прошла мимо.

Вторая взорвала шину внедорожника.

Третья влетела прямо в раскрытый рот наемника; тот навалился на девушку всем своим весом в девяносто четыре килограмма, однако руки его бессильно повисли, не пытаясь более вырвать у нее пистолет и задушить. Затем он рухнул навзничь, всё еще пытаясь что-то сказать и выплевывая из открытого рта фонтаны крови. Андреа увидела, что пуля раздробила ему несколько зубов. Она отступила в сторону, по-прежнему угрожая ему пистолетом. Она до сих пор не могла поверить, что только что застрелила человека, это произошло случайно; рука у нее дрожала, пальцы не слушались, а плечо до сих пор болело после падения. Она молча смотрела на него - и ждала.

Немец умирал в течение невыносимо долгой минуты. Пуля разорвала шейную артерию, застряв в горле, и он захлебнулся собственной кровью, заполнившей трахею.

Убедившись, что Альрик больше не опасен, Андреа бросилась к Харель, истекавшей кровью на песке. Она заставила ее сесть, стараясь не смотреть на выпадающие из огромной зияющей раны рваные внутренности, которые Харель тщетно пыталась затолкать обратно.

- Держись, Док. Скажи мне, что надо сделать, и я сделаю все, что в моих силах. Хотя я по-прежнему считаю, что тебе нужно как следует надавать по заднице за то, что ты мне врала.

- Не трудись, - слабым голосом остановила ее Харель. - Со мной всё кончено. Поверь мне. Я врач.

Андреа зарыдала, уткнувшись лбом ей в плечо. Док отняла руку от раны и сжала в своих ладонях руку журналистки.

- Нет! - воскликнула та. - Скажи мне, что это неправда.

- Я и так уже достаточно тебе наврала. Но я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.

- Всё, что пожелаешь!

- Я хочу, чтобы через минуту ты вернулась в хаммер и двинулась на запад по этой гребаной дороге. Сейчас мы, видимо, находимся в ста пятидесяти километрах от Акабы, но ты сможешь добраться до шоссе через два часа, - она ненадолго замолчала, стиснув зубы от приступа нестерпимой боли. - Когда доберешься, поворачивай на север, а если встретишь попутку, бросай хаммер и попроси, чтобы тебя подвезли. В машине установлено GPS-устройство, а я хочу, чтобы ты исчезла. Поклянись, что сделаешь это.

- Клянусь.

Харель забилась в агонии. Силы ее таяли с каждой минутой, пальцы, сжимавшие руку Андреа, всё больше слабели.

- Видишь, я не должна была открывать тебе своего настоящего имени. Прошу тебя сделать для меня кое-что еще. Назови меня по имени. Никто никогда не называл меня так...

- Чедва.

- Повтори громче...

- Чедва!

Спустя четверть часа глаза Чедвы Харель навсегда закрылись.

Рыть в песке могилу руками оказалось для Андреа тяжелейшим испытанием. Даже не столько из-за физических усилий, сколько из-за того неподъемного бремени, что лежало у нее на душе. Ей до сих пор не верилось в то, что случилось, а в виски стучала лишь одна мысль: что она, Андреа, отчасти оказалась причиной гибели Чедвы. Могила получилась совсем неглубокой, всего в три ладони, и Андреа обложила ее кругом камней, отметив автомобильной антенной.

Закончив, Андреа поискала в машине воды, но безуспешно. Она нашла лишь ту, что осталась во фляжке наемника, заполненной на три четверти. Она также забрала его фуражку, хотя пришлось уменьшить ее с помощью булавки, обнаружившейся в ее собственном кармане, иначе она падала. Андреа также вытащила из одного разбитого окна рубашку, а из багажника хаммера - тонкую стальную трубку, и с помощью еще двух дворников с ветрового стекла соорудила примитивный зонтик.

Она вернулась на дорогу, с которой хаммер съехал на несколько метров. К несчастью, когда Док заставила ее поклясться, что она вернется в Акабу, она не знала о пробившей шину пуле, потому что лежала на спине. Хотя Андреа и попыталась сделать вид, что исполняет обещание (но дело было вовсе не в этом), она не смогла в одиночку поменять колесо, потому что как ни искала, не обнаружила в хаммере домкрата. На этой неровной местности машина без переднего колеса не проехала бы и сотни метров.

Андреа посмотрела на запад, где едва виднелась дорога - тонкая полоска более светлой земли, змеившеяся между дюнами.

Сто пятьдесят километров под палящим солнцем, и почти сто до шоссе. По меньшей мере два дня на сорокаградусной жаре, а раньше можно и не мечтать на кого-нибудь наткнуться. А воды не хватит и на шесть часов. Это если еще я не потеряю из вида эту почти неразличимую дорогу и если не натолкнусь на этих сукиных детей, когда они потащат Ковчег обратно.

Она посмотрела на восток, где на песке отчетливо виднелась колея от колес хаммера.

В двенадцати километрах в этом направлении есть машины, вода и репортаж века, подумала она, отправившись в путь. Не говоря уже о куче людей, которые хотят меня убить. Но есть еще и вероятность вернуть свой жесткий диск и помочь священнику.

Хотя... будь я проклята, если знаю как.



ЗАЛ РЕЛИКВИЙ, ЗА МЕСЯЦ ДО ЭТОГО


- Приложить к руке лед? - спросил Чирин.

Фаулер вытащил из кармана платок и обернул вокруг пальцев, которые кровоточили от порезов. Он покосился на брата Чезарео, который был занят восстановлением ниши, только что разрушенной ударом кулака Фаулера, и приблизился к шефу Священного Союза.

- И чего же ты хочешь от меня, Камило?

- Хочу, чтобы ты его привез, Энтони. Если он существует, то место для Ковчега - комната в пятидесяти метрах под землей, в Ватикане. Сейчас неподходящий момент, чтобы отпускать его в мир, он может попасть не в те руки. Даже в такие, которые не признают его существование.

Фаулер в холодной ярости стиснул зубы, наблюдая за манией величия Чирина - или того, кто стоял над ним, может, и самого Папы - которые решили судьбу Ковчега. То, о чем он просил, легко на его плечи тяжким грузом. Риски подобной миссии трудно было сосчитать.

- Мы сохраним его, - настаивал Чирин. - И мы умеем ждать.

Фаулер кивнул.

Он отправится в Иорданию.

Но он был в состоянии принимать собственные решения.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 09.23


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Просыпайся, попик.

Фаулер понемногу приходил в себя, но не понимал, где находится. Всё тело у него болело. Он почувствовал, что руки скованы наручниками над головой, а спиной, судя по всему, он прислонялся к стенке каньона.

Открыв глаза, он понял, что не ошибся, как и узнал голос, который заставил его очнуться. Пред ним стоял Торрес, демонстрируя священнику то, что заставило его испугаться.

Широкую улыбку.

- Я ведь знаю, что ты меня слышишь, - произнес наемник по-испански. - И предпочитаю разговаривать на своем языке. Так я могу выражаться более утонченно.

- В тебе не слишком много утонченного, - ответил священник на том же языке.

- Ошибаешься, попик. Совсем наоборот. В своей родной Колумбии я славился тем, что всегда знал, как использовать в свою пользу силу природы. Маленькие дружки делали за меня всю работу.

- Так это ты подкинул скорпионов сеньорите Отеро, - сказал Фаулер, пытаясь незаметно сдернуть наручники. Это ни к чему не привело. Они были крепко прибиты к скале стальными крючьями.

- Ценю твои усилия, попик, - ухмыльнулся Торрес, который, конечно, предвидел, что Фаулер попытается освободиться. - Вот только напрасно стараешься, они не сдвинутся ни на миллиметр. Да, я собирался подправить эту испанскую сучку, но у меня ничего не вышло. Поэтому, как я тебе уже говорил, пришлось дожидаться, когда ей займется наш друг Альрик. Он-то с ними всласть позабавится. Надеюсь, он это сделает до того, как отправит обеих на небеса, а не после. Кровь с формы чертовски трудно отстирать.

Фаулер невольно рванул цепь. Он почти ослеп от ярости и на миг совсем потерял контроль над собой.

- Иди сюда, Торрес! Иди сюда!

- Ну, ты, полегче! - бросил тот, откровенно наслаждаясь бессильной яростью Фаулера. - Хотя мне нравится смотреть, как ты злишься. Думаю, моим друзьям это тоже понравится.

Священник проследил за направлением жеста наемника. На небольшом расстоянии от его ног возвышалась горка песка. Наверху шевелилось что-то красное.

- Solenopsis catusianis, знакомо такое? Я лично в латыни не мастак, но знаю, что эти муравьи - самые злобные твари. Мне повезло найти поблизости муравейник, потому что хочу поглядеть на их работу, давно уже не приходилось.

Наемник нагнулся и поднял с земли камень. Затем, глумливо им поигрывая, отступил на несколько шагов назад.

- Но мы же не будем сидеть сложа руки, да, попик? Потому что зубы у них офигенные, но самое крутое не в этом. Это когда они возят в тебя жало и выпустят яд. Давай я покажу.

Он отвел руку назад и поднял колено, пародируя жест бейсбольного игрока, кинув камень, который приземлился точно на вершину горки.

Песок словно ожил, покрывшись красной пульсирующей массой. Муравьи начали расползаться во всех направлениях, из муравейника выбегала сотня в секунду. Торрес немного попятился и снова бросил камень, на этот раз по дуге. Камень приземлился на полпути между муравейником и Фаулером. Красная масса на секунду замерла, а потом набросилась на камень, так что он скрылся под ней.

Торрес отодвинулся еще дальше, очень медленно, и бросил очередной камень, упавший в полуметре от Фаулера. И снова камень был поглощен пульсирующей массой, которая оказалась у ног священника. Тот даже слышал шелестение муравьев, отвратительный и кошмарный звук, как будто потрясли бумажный пакет с отрезанными ногтями.

Они направляются туда, где видят движение. Еще один камень рядом со мной, и я покойник. Если он это сделает, всё кончено, подумал Фаулер.

Так и произошло. Третий камень упал к ногам священниками, и обезумевшие муравьи накинулись на него. Мало-помалу ботинки Фаулера начали погружаться в тошнотворную массу, которую по-прежнему изрыгал муравейник. Торрес кинул несколько камней в центр этой массы, она возбужденно зашевелилась, а распространявшийся от раздавленных насекомых запах еще больше разъярял остальных.

- Они очистят тебя до косточек, попик, - сказал Торрес.

Наемник бросил еще один камень, но теперь целился в самого священника. Этот предназначался для головы Фаулера. Он промахнулся на полсантиметра, и камень упал в центр красной массы, которая разбежалась концентрическими кругами.

Торрес снова нагнулся и поднял совсем маленький камень, тщательно прицелился и бросил. Камень приземлился на лоб священника, потекла струйка крови. Фаулер подавил гримасу боли.

- Я погляжу, ты уже спекся, попик. А я собираюсь продержать тебя здесь всё утро.

Наемник наклонился в поисках боеприпасов, но тут внезапно запищала его рация.

- Торрес, это Деккер. Где ты, мать твою?

- Занимаюсь священником, сэр.

- Им займется Альрик, когда вернется. Я ему это обещал, а, как говорил Шопенгауэр, настоящий мужчина блюдет свои обещания, как Божьи заповеди.

- Да ну, сэр.

- Отправляйся на пост в Гнездо-один.

- При всем моем к вам уважении, сейчас не моя очередь, сэр.

- А при всем моем к тебе уважении, если ты через полминуты не будешь в Гнезде-один, я с тебя живьем шкуру спущу. Ясно тебе?

- Ясно, командир.

- Рад слышать. Конец связи.

Торрес сунул рацию обратно за пояс и начал медленно отступать. Муравьи не обращали на него никакого внимания.

- Слышал, попик? После взрыва нас осталось лишь пятеро, так что мне придется отлучиться на пару часов. Зато когда я вернусь, ты станешь куда как более сговорчивым. Никому не под силу столько просидеть без движения.

Фаулер видел, как Торрес скрылся за изгибом стены каньона, однако радоваться ему пришлось недолго.

Несколько муравьев взобрались на его ботинки и двинулись по штанине вверх.



КАИРСКИЙ ИНСТИТУТ МЕТЕОРОЛОГИИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 09.56


Каир, Египет


Еще не было и десяти, а на белой рубашке служащего метеорологического института расплылись такие широкие пятна пота, что вот-вот соединятся под воротником. Всё утро он провел у телефона, делая работу за другого сотрудника, ведь в эти летние дни все, кто что-либо из себя представлял, находились в Шарм-эль-Шейхе, изображая опытных ныряльщиков.

Однако эту задачу нельзя было отложить. Вырвавшаяся на волю зверюга была слишком опасна.

В тридцать четвертый раз сверившись с показаниями приборов, чиновник взял трубку и позвонил в очередной пункт, который попадет в опасную зону.

- Порт Акабы.

- Салам алейкум, я Джавар ибн Дауд из каирского института метеорологии.

- Алейкум ассалам, Джавар. Это Наджар.

Хотя эти двое никогда не встречались, они уже десяток раз разговаривали по телефону.

- Можешь перезвонить через несколько минут? Загруженное выдалось утро.

- Слушай, это важно. Сегодня ночью мы засекли массу раскаленного воздуха, которая движется в вашем направлении.

- Самум, да? Пройдет здесь? Вот дерьмо, нужно позвонить жене, чтобы сняла с веревки одежду.

- Кончай шутить. Это самая большая песчаная буря из тех, что я когда-либо видел. Графики зашкаливает. Это очень, очень опасно.

Чиновник почти расслышал, как служащий порта сглотнул на том конце линии. Как и все иорданцы, он научился уважать и бояться самум, ветер, который убивает. Песчаная буря, закручивающаяся по кругу и движущаяся со скоростью сто шестьдесят километров в час, неся ветер, нагретый до пятидесяти шести градусов. Те, кто имеют несчастье попасть в самое сердце самума на открытом пространстве, немедленно погибают от сердечного приступа, вызванного тепловым ударом. Из-за внезапного падения влажности от тела остается лишь пустая и сухая оболочка -там, где лишь минуту назад находилось человеческое существо. К счастью, современные методы распознавания позволяют предупредить население заранее.

- Вот это да. Есть вектор? - спросил служащий порта, теперь в его голосе отчетливо слышалось беспокойство.

- Он вышел из Синая несколько часов назад. Думаю, что Акабу заденет боком. Подпитается от конвекционных потоков и взорвется как бомба в Центральной пустыне. Ты должен позвонить куда следует и сказать, чтобы все позвонили.

- Я уж знаю, как функционирует цепочка, Джавар, спасибо.

- Позаботься о том, чтобы до вечера никто не ступал на борт кораблей. Иначе утром придется собирать кучку мумий.

Чиновник с отвращением повесил трубку.



В ПЕЩЕРЕ. Четверг, 20 июля 2006 года. 11.07


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Приложив громадное усилие, Давид в последний раз просунул наконечник перфоратора в отверстие. Они только что проделали щель - два метра в ширину на девять сантиметров в высоту, и потолок помещения с другой стороны, спасибо Всевышнему, не обрушился, хотя и немного задрожал из-за вибраций перфоратора.

Теперь камни убирали голыми руками, без особых усилий отделяя один от другого - яблоко не труднее разломить пополам. Как их поднимать и вытаскивать - уже другая проблема, поскольку их было очень много.

- Это займет по меньшей мере пару часов, мистер Кайн.

Миллиардер спустился в пещеру полчаса назад, в полдень. Он устроился в уголке, привычно убрав обе руки за спину, и просто смотрел, как они работают, совершенно спокойный. Он боялся спуска в колодец, но на вполне рациональном уровне. Всю ночь он мысленно готовился и не почувствовал того приступа паники в груди, которого опасался. Конечно, его пульс участился, но не больше, чем положено человеку семидесяти шести лет, впервые в жизни спустившемуся на тросе.

Не понимаю, почему я так хорошо себя чувствую. Может, меня излечила близость Ковчега? Или дело в этом прекрасном и узком лоне, этом горячем колодце, который утешает меня и обнимает?

К нему приблизился Расселл, пробормотав несколько фраз о том, что отправляется что-то искать в палатке. Миллиардер кивнул, погруженный в собственные мысли, ощутив гордость от того, что покончил с зависимостью от Джекоба. Он любил его как сына и был благодарен за преданность, но уже почти не помнил, когда проводил хоть немного времени без Джекоба по другую сторону двери, готового протянуть дружескую руку или дать мудрый совет. Сколько же Джекобу требовалось с ним терпения!

Если бы не Джекоб, ничего этого бы не было.



РАСШИФРОВКА ПЕРЕГОВОРОВ МЕЖДУ ЭКИПАЖЕМ "БЕГЕМОТА" И ДЖЕКОБОМ РАССЕЛЛОМ. 20 ИЮЛЯ


МОИСЕЙ-1: "Бегемот", говорит Моисей-один, прием.

"БЕГЕМОТ": "Бегемот" слушает. Добрый день, мистер Расселл.

МОИСЕЙ-1: Привет, Томас! Как дела?

"БЕГЕМОТ": Вы же знаете, сэр. Страшная жара, но думаю, что нам, родившимся в Копенгагене, всегда холодно. Чем могу помочь?

МОИСЕЙ-1: Томас, мистеру Кайну нужен здесь BA-609 через полчаса. Мы срочно эвакуируемся. Скажи пилоту, чтобы взял топлива под завязку.

"БЕГЕМОТ": Сэр, боюсь, что это невозможно. Нам звонили из порта и сказали, что надвигается страшная пылевая буря, как раз между нами и вами. Все полеты запрещены до 18 часов.

МОИСЕЙ-1: Томас, давай проясним одну вещь. На борту твоего корабля нарисована эмблема портовых властей Акабы или логотип "Кайн индастриз"?

"БЕГЕМОТ": "Кайн индастриз", сэр.

МОИСЕЙ-1: И мне так кажется. Ты случайно не слышал имя того человека, которому необходим BA-609?

"БЕГЕМОТ": Так точно, сэр. Мистер Кайн.

МОИСЕЙ-1: Что ж, Томас, тогда будь любезен исполнять полученный приказ, иначе и ты, и вся команда этой посудины окажетесь на улице еще до конца месяца. Я достаточно ясно выразился?

"БЕГЕМОТ": Вполне, сэр. Самолет прибудет, сэр.

МОИСЕЙ-1: Приятно было поболтать, Томас. Конец связи.



ХАКАН       


Он начал воздавать хвалу Аллаху - пресвятому, всемилостивому, дающему победу над врагами. Он распростерся на земле, одетый лишь в белую тунику, спадающую складками вдоль тела. Перед ним стоял таз с водой.

Он вымыл руки, тщательно проследив, чтобы вода омыла кожу на пальце под кольцом из белого золота - подарком от братьев ко дню окончания учебы. Он тщательно вымыл руки до самых запястий, особенно между пальцами.

Затем сложил ковшиком правую руку, которой ни при каких обстоятельствах не позволял себе касаться интимных частей тела, и налил в нее немного воды. Этой водой он трижды прополоскал рот.

Затем вновь налил воды в правую ладонь, поднес ее к носу и резко вдохнул, чтобы прочистить ноздри. Эту процедуру он повторил три раза. Левой рукой удалил потеки воды, песка и слизи.

Потом, снова пользуясь левой рукой, вытер нос и кончики пальцев.

Он поднял правую руку на уровень лица, потом снова опустил, погрузив в таз, и три раза вымыл лицо от правого уха до левого.

Потом еще три раза - от лба к горлу.

Он снял часы и вымыл руки до локтя, сначала правую, а потом левую, четкими движениями от ладони к локтю.

Он намочил ладони и протер голову от лба к затылку.

Прошелся мокрыми кончиками указательных пальцев по ушной раковине и внутри ушей, потом двумя большими пальцами - за ушами.

Наконец, вымыл обе ноги до лодыжек, начав с правой ступни и тщательно промывая между пальцами.

- Ашхаду ан ля иллаха илляллах ашхаду анна Мухаммадан расулюллах, - с жаром пробормотал он символ веры: нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед - пророк его.

Так закончилось ритуальное омовение. Так началась его жизнь воина джихада с открытым лицом. Теперь он готов убивать и умереть во славу Аллаха.

Взяв пистолет, он позволил себе улыбнуться. Он уже слышал рев моторов самолета. Пора подать сигнал.

Торжественной поступью Расселл вышел из палатки.



РАСКОПКИ. Суббота, 15 июля 2006 года. 13.24


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Пилота ВА-609 звали Хауэлл Дьюк, и за спиной у него было двадцать три года работы и восемнадцать тысяч часов полетов в самых различных условиях. Ему довелось вести самолет сквозь снежную бурю над Аляской. Он пережил страшную грозу на Мадагаскаре. Но никогда прежде он не испытывал такого первобытного страха, от которого сжимается горло и холодеет сердце, как будто его все крепче стискивают чьи-то ледяные пальцы.

До сегодняшнего дня.

Он летел по совершенно безоблачному небу, при полной видимости, выжимая из двигателей самолета все их лошадиные силы. Самолет не был ни самым быстрым, ни лучшим из тех, что ему доводилось пилотировать, но зато самым любопытным, таким отличным от других. Он мог лететь со скоростью пятьсот десять километров в час и зависать в воздухе, как величественное облако. Всё шло как по маслу.

Он на секунду опустил взгляд, чтобы проверить высоту, топливо и расстояние до цели. Когда же он снова поднял глаза, то так и застыл с открытым ртом. На горизонте виднелось нечто, чего еще секунду назад там не было.

С первого взгляда это было похоже на стену из песка тридцати метров в высоту и несколько километров шириной. Учитывая отсутствие в пустыне ориентиров, Дьюк поначалу подумал, что объект не двигается, но потом понял, что он продвигается, и причем очень быстро.

А впереди уже виднеется каньон. Вот черт, хорошо хоть эта штука не началась десять минут назад. Наверное, этот тот самый самум, о котором меня предупреждали.

Он быстро произвел вычисления. Для посадки потребуется минимум три минуты, а эта штуковина по меньшей мере в сорока километрах. Когда он доберется до каньона, у него останется еще минут двадцать. Он нажал на кнопку, которая переводила машину на работу в режиме вертолета, и тут же отметил, как двигатели сбавили обороты.

Ну ладно. Мне хватит времени, чтобы посадить птичку и засунуть свою задницу в самую узкую щель, какую я только смогу найти. Если то, что говорят об этой штуке, хотя бы наполовину правда...

Три минуты спустя шасси BA-609 коснулись склона между лагерем и зоной раскопок.

Дьюк заглушил моторы и в первый раз за всю карьеру не проверил окончательные показания приборов. Он скинул ремень безопасности и спрыгнул с самолета как ошпаренный, огляделся и никого не увидел.

Нужно предупредить всех остальных. В каньоне эту штуковину не заметят, пока она не обрушится внутрь.

Он помчался к палаткам, хотя еще не решил, достаточно ли безопасно находиться в палатке, и столкнулся с человеком в белом, направляющимся в его сторону. Дьюк не сразу его узнал.

- А, мистер Расселл. Как я погляжу, вы переняли местные обычаи, - сказал Дьюк нервно пытаясь пошутить. - Слушайте, вы даже не представляете, что я только что видел...

Расселл находился уже в шести метрах. И тут пилот понял, что в руке у него пистолет, и остановился.

- Мистер Расселл? В чем дело?

Тот не произнес ни слова и не дал пилоту ни единого шанса. Он просто прицелился ему в грудь и быстро выстрелил три раза, подошел ближе и снова выстрелил, на этот раз в голову, еще три раза.

В пещере неподалеку О. услышал выстрелы и бросился к остальным.

- Братья, это сигнал! Скорее туда!



РАСКОПКИ. Суббота, 15 июля 2006 года. 13.39


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Гнездо-три, ты там что, пьян?

- Командир, подтверждаю, что мистер Расселл только что пристрелил пилота и бросился бегом к месту раскопок. Жду указаний.

- Черт! Кто-нибудь видит этого Расселла?

- Сэр, говорит Гнездо-два. Он поднимается на платформу. Очень странно одет. Прикажете сделать предупредительный выстрел?

- Гнездо-два, отставить. Ничего не предпринимать, пока мы не разберемся, в чем дело. Гнездо-один, ты меня слышишь?

- ...

- Гнездо-один, ты меня слышишь?

- Гнездо-один, Торрес, мать твою, возьми рацию!

- ...

- Гнездо-два, ты видишь Гнездо-один?

- Да, сэр. Торреса нет, сэр.

- Святой потрох! Вы двое, не спускайте глаз с выхода из зоны раскопок. Я иду.



НА ВЫХОДЕ ИЗ КАНЬОНА, ЗА ДЕСЯТЬ МИНУТ ДО ЭТОГО


Прошло уже двадцать минут с тех пор, как он получил первый укус в ногу.

Фаулер испытал резкую боль. К счастью, эта боль продолжалась недолго - сущие пустяки по сравнению с тем, что этому предшествовало.

Священник с трудом удержался от крика. Он хотел было стиснуть зубы, но не стал этого делать. Это он прибережет для следующего укуса.

Муравьи, однако, так и не поднялись выше колен, и священник не мог понять, почему они медлят. Видимо, он не казался им съедобным или опасным; так или иначе, ему оставалось лишь одно: не двигаться.

Следующий укус оказался еще болезненнее - видимо, потому, что священник отчетливо представлял себе, что последует дальше: онемение, беспомощность и мучительное ожидание неизбежной гибели.

Начиная с шестого укуса он потерял им счет. Наверное, его укусили раз двенадцать, а может, и все двадцать. Не больше, но его силы уже были на исходе. Он использовал все имеющиеся ресурсы: стиснул зубы, закусил губу и так глубоко дышал, что в ноздрях могло уместиться по три пальца. Настал момент отчаяния, так что он даже решился вывернуть руки в наручниках.

Хуже всего была неопределенность. Он не знал, когда последует новый укус. До сих пор ему необычайно везло, поскольку основная масса муравьев переместилась на пару метров влево, и лишь пара сотен покрывала землю непосредственно под ним. Но Фаулер прекрасно знал, что достаточно одного резкого движения, чтобы все насекомые набросились на него.

Нужно сконцентрировать внимание на чем-то кроме боли, либо бороться с ней и начать давить муравьев ботинком. Может, он убьет нескольких, но было ясно, что в этом случае превосходство в численности играло гораздо более существенную роль, чем физическое превосходство.

Очередной укус оказался той самой последней каплей, переполнившей чашу терпения. Невыносимая боль пронзила его ногу, мучительно отзываясь в гениталиях. Он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума.

Как ни странно, именно Торрес спас ему жизнь.

- Вот они, твои грехи, попик. Это они теперь тебя кусают, один за другим. И как грехи понемногу убивают душу, так будешь умирать и ты, медленно.

Фаулер посмотрел вверх. Колумбиец стоял перед ним, глядя с насмешкой. Он старался держаться подальше, стоя примерно в десяти метрах.

- Мне пришлось уйти на пост, как тебе известно, - продолжал Торрес. - Тем не менее, я вернулся, чтобы полюбоваться твоими адскими муками. Не волнуйся, на этот раз нам никто не помешает, - с этими словами он повернул колесико рации и выключил ее. Затем поднял круглый камень размером с теннисный мяч. - Итак, чего мы ждем?

Священник обрадовался присутствию Торреса. Так ему будет кого ненавидеть. Он сможет сосредоточить на нем свою ненависть, тем самым получив еще несколько секунд неподвижности, еще несколько секунд жизни.

- Ах, да, - продолжал наемник. - Мы ждем одного забавного представления, в котором тебе отведена самая главная роль.

Он кинул камень, который попал Фаулеру в плечо и приземлился в толщу муравьев, а те снова превратились в пульсирующую смертоносную массу, готовую отразить угрозу своему жилищу.

Чтобы справиться с болью, Фаулер закрыл глаза. Камень попал в то же место, куда восемнадцать месяцев назад угодила пуля маньяка, оно еще болело по ночам, и камень словно воскресил в памяти то пулевое ранение. Фаулер попытался сосредоточиться на боли в плече, забыв о ногах - этому трюку его научил инструктор, миллион лет назад говоривший:

"Мозг может сконцентрироваться лишь на одном источнике боли".

Снова открыв глаза и увидев то, что происходит за спиной у Торреса, Фаулеру пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы нахлынувшие чувства его не выдали. Из-за дюны с внешней стороны каньона высунулась голова Андреа Отеро. Журналистка уже была очень близко, и несомненно, через несколько мгновений их заметит, если уже не заметила.

Фаулер понял, что всеми средствами нужно избежать того, чтобы Торрес огляделся в поисках очередного камня. Так что он решил сделать то, чего колумбиец меньше всего ожидал.

- Пожалуйста, сеньор Торрес. Пожалуйста, я вас умоляю.

Выражение лица Торреса полностью переменилось. Как и всех головорезов, ничто так его не возбуждало и не приносило такое удовольствие, как полный контроль над своей умоляющей жертвой. Священник представил, какой экстаз испытывает этот убийца и вор из Колумбии при виде умоляющего белого американца.

- Что я слышу! Так ты меня умоляешь, попик?

Священнику пришлось сосредоточиться и найти правильные слова, чтобы тот не обернулся в поисках камня - от этого зависело всё. Андреа уже точно их заметила, и Фаулер был уверен, что она приближается, хотя сейчас ее и не видел - ее заслонял Торрес.

- Я вас умоляю сохранить мне жизнь, всего лишь мою ничтожную жизнь. Вы ведь воин, мужчина. А я - кто я такой против вас?

Наемник улыбнулся до ушей, показывая желтовато-бурые зубы.

- Хорошо сказано, попик. А теперь...

Он так и не успел договорить. Удара он тоже не почувствовал.

Андреа, которой хватило времени, чтобы оценить обстановку, пока она приближалась, решила не использовать пистолет. Учитывая, что с Альриком ей повезло по чистой случайности, максимум, на что она могла надеяться, это что разлетающиеся во все стороны пули не попадут в голову Фаулеру, как произошло с шиной. Так что она извлекла из своего "зонтика" стальную трубу, занесла ее как бейсбольную биту и медленно подошла к Торресу.

Труба была не слишком тяжелой, так что удар следовало нанести очень точно. Подобравшись к наемнику сзади на расстояние нескольких шагов, Андреа решила обойти его сбоку, пользуясь тем, что он смотрит в другую сторону. Она чувствовала, как вспотели ладони, и отчаянно молилась, чтобы снова всё не изгадить. Если он обернется, она погибла!

Не обернулся. Андреа, упершись в землю обеими ногами, нанесла прямой удар.

- Неплохо вышло, черт побери!

Колумбиец во весь рост растянулся на земле; песок вздрогнул под тяжестью упавшего тела. Муравьиная масса, очевидно, почувствовала вибрацию и тут же двинулась к телу Торреса. Тот попытался подняться и снова упал; голова у него кружилась от удара трубой по голове, а муравьи как раз добрались до его руки. Когда Торрес ощутил первый укус, глаза его наполнились ужасом. Он попытался встать на колени и поднять руки, чтобы избежать укусов, но лишь сильнее разозлил насекомых, которые, влекомые общим инстинктом, превратились в единое существо.

Враг.

Убить.

- Бегите, Андреа! - крикнул Фаулер. - Бегите от них как можно дальше!

Девушка отступила на несколько шагов назад, но лишь несколько муравьев последовали за ней, привлеченные движением песка под ее шагами. Внимание остальных было целиком сосредоточено на колумбийце, который, сплошь облепленный кишащей массой, истошно выл, дергаясь в ужасной агонии; каждый нерв его тела терзало множество крошечных жвал. Он все-таки сумел подняться и даже сделать несколько шагов, но муравьи уже сплошь покрыли всё его тело, словно какой-то инопланетный скафандр.

Затем он снова упал и больше не поднялся.


Контракт с Господом (ЛП)


Тем временем Андреа отошла туда, где бросила дворники, и завернула их в рубашку. Описав широкую дугу, она добралась до Фаулера и в нескольких местах подожгла рубашку. Когда та загорелась, журналистка очертила вокруг священника огненный круг. Те немногие муравье, что еще не набросились на Торреса, испуганно ретировались.

При помощи стального прута она без труда справилась с крюками, которыми наручники Фаулера были прикованы к скале.

- Спасибо, - произнес священник, чувствуя, как дрожат ноги.

Они отошли от муравейника на тридцать метров, и когда Фаулер решил, что расстояние достаточное, оба изможденно рухнули на землю. Священник закатал штанины, чтобы осмотреть ноги. Не считая нескольких уродливых, но крохотных розоватых ранок и постоянной, но слабой боли - как впитавшийся в дно помойного ведра запах мусора - пара десятков укусов не имели последствий.

- Итак, сейчас я спасла вам жизнь, так что вы больше не обязаны быть моим ангелом-хранителем, долг оплачен, - иронично произнесла Андреа.

- Это Док вам рассказала?

- И это, и еще многое другое, о чем я намерена подробно вас расспросить.

- Где она? - спросил священник, уже зная ответ.

Девушка затрясла головой и горько разрыдалась. Священник обнял ее с отеческой нежностью.

- Мне очень жаль, сеньорита Отеро.

- Я любила ее, - произнесла Андреа и зарыдала, уткнувшись лицом в грудь священника. Сквозь рыдания она вдруг почувствовала, как Фаулер внезапно напрягся, подобно стальному тросу, и затаил дыхание.

- Что случилось?

В ответ Фаулер указал в сторону горизонта, и Андреа тоже увидела смертоносную стену движущегося песка, летящую прямо на них, неизбежную, как конец света.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 13.48


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Вы двое, не спускайте глаз с выхода из каньона. Я иду.

Именно эти слова отчасти послужили причиной гибели уцелевших членов взвода Деккера. Ибо, когда напали враги, двое последних наемников ждали нападения откуда угодно, только не оттуда, где таилась опасность.

Теви Ваака, огромный суданец, увидел террористов в коричневых одеждах лишь тогда, когда те уже проникли на территорию лагеря. Их было шестеро, все вооружены автоматами Калашникова. Он сообщил об этом по рации Джексон, и оба открыли огонь. Двое нападавших упали, остальные нырнули за палатки.

Ваака удивился, почему они не стреляют в ответ. Эта мысль оказалась для него последней в этом мире, ибо в следующий миг двое террористов взобрались на скалу, где он стоял, и коварно выстрелили в спину. Две автоматные очереди прошили тело насквозь, и Теви Ваака воссоединился со своими предками.

На другой стороне каньона - или, иначе говоря, в Гнезде-два, Мария Джексон увидела через прицел своего М4, как автоматные очереди прошили тело Вааки, и поняла, что ее ожидает та же участь. Мария хорошо изучила крутые склоны скалы, где она провела в полном безделье столько нескончаемых часов, лишь глядя по сторонам и тайно себя лаская в ожидании, когда Деккер придет к ней на пост с частным, так сказать, визитом.

Таким образом, ей оставалось лишь сотни раз представлять себе, откуда могли бы появиться воображаемые враги, чтобы окружить ее. И вот теперь, выглянув из-за края скалы, она увидела двух отнюдь не воображаемых врагов менее чем в полуметре от себя, и ей не осталось ничего другого, как всадить в тело каждого по полтора десятка столь же реальных пуль.

Они умерли на месте, не издав ни звука.

Теперь врагов осталось пятеро, по крайней мере, тех, которых она видела, но с этой позиции без какого-либо прикрытия она мало что могла сделать. Единственное, что ей оставалось, так это последовать за Деккером в зону раскопок и там вместе составить план. Выбор дрянной - она тут же теряла преимущество в высоте и полную видимость пути к отступлению, но ничего другого не оставалось, когда она услышала по рации два слова:

- Мария... помоги...

- Деккер, где ты?

Растеряв остатки благоразумия, Мария быстро спустилась по веревочной лестнице, оставив врагов у себя за спиной, и бросилась к месту раскопок.

Он лежал на земле возле платформы; левая нога неестественно вывернута, справа на груди зияла ужасная рана. Видимо, он сломал ногу, упав с платформы. Мария осмотрела рану. Южноафриканцу удалось остановить кровь, однако к его тяжелому дыханию примешивался весьма характерный свист, который сильно встревожил Марию.

По всей видимости, у него повреждено легкое, и не было сомнений, что, если в ближайшее время не обратиться к врачу, дело кончится плохо.

- Что случилось?

- Это был Расселл... этот сукин сын... он застал меня врасплох, когда я вошел.

- Расселл! - воскликнула ошеломленная Мария. Всеми силами она пыталась справиться с изумлением. - С тобой всё будет в порядке. Я вытащу тебя отсюда, командир. Даже ценой собственной жизни.

- Не стоит, - прохрипел он. - Уходи, брось меня, мне уже ничто не поможет. Как говорил маэстро, жизнь человека - не что иное, как борьба, заведомо обреченная на поражение.

- Послушай, Деккер, ты можешь хотя бы раз в жизни оставить в покое своего гребаного Шопенгауэра?

Командир печально улыбнулся, посмотрев на свою возлюбленную, и едва заметно дернул головой.

- У тебя за спиной, подруга. Оглянись - и увидишь, о чем я говорю.

Мария оглянулась и увидела пятерых террористов, которые медленно окружали их полукругом, напоминающим раскрытый веер. Они подбирались всё ближе, прячась за каждым кустом, за каждым камнем. Сама же она могла спрятаться лишь за грудой мешковины, в которую были завернуты детали платформы, чтобы предохранить их от ржавчины.

- Мы пропали, командир.

Она повесила свой М4 на плечо и попыталась затащить Деккера под платформу, но не смогла сдвинуть его даже на пару сантиметров. Огромный южноафриканец был настолько тяжел, что сдвинуть его оказалось не под силу даже такой сильной женщине, как Мария.

- Мария, послушай меня...

- Какого черта тебе еще надо? - буркнула Мария, пытаясь хоть что-то сообразить. Она сидела рядом с одной из стальных опор, на которых держалась платформа. Она решила не стрелять, пока враги не подойдут достаточно близко, чтобы достать их наверняка, будучи уверена, что уложит нескольких, пока до нее успеют добраться.

- Сдавайся... Я не хочу, чтобы тебя убили... - произнес Деккер угасающим голосом.

Наемница уже собралась было послать к черту своего командира вместе с его приказом, но тут, посмотрев в сторону выхода из каньона, неожиданно поняла, что, пожалуй, есть один способ покончить с ними со всеми разом.

- Я сдаюсь! - крикнула она. - Вы слышите меня, козлы? Я сдаюсь! Янки едут домой!

Она бросила пистолет - он упал в нескольких метрах впереди. Затем бросила автомат. И, наконец, встала во весь рост, подняв кверху руки.

Я на вас рассчитываю, козлы. У вас есть возможность допросить пленницу по полной программе. Не стреляйте в меня, черт вас побери!

Террористы медленно приближались, все пятеро. Держа автоматы наперевес, они медленно сжимали круг, целясь ей в голову. Мария уже ощущала идущие от их раскаленных стволов волны полуденного жара, уже знала, что из этих стволов вот-вот вырвется свинец, обрывая ее драгоценную жизнь.

- Я сдаюсь, - повторила она, наблюдая, как медленно сжимается полукруг. Они приближались, согнув колени, с лицами, закрытыми черными масками; друг от друга их отделяло около более семи метров, так что они были не слишком простой мишенью.

Черта с два вы меня возьмете, сукины дети. Можете наслаждаться своими семидесятью двумя девственницами.

- Я сдаюсь! - крикнула она в последний раз, стараясь перекричать шум ветра, превратившийся в оглушительный рев, когда стена летящего песка ворвалась в лагерь, волчком закружила самолет и обрушилась на террористов. Двое успели обернуться, в изумлении разинув рты. Остальные не успели даже понять, что произошло.

Всё пятеро тут же погибли.

Мария бросилась на землю рядом с Деккером, потянула за край мешковины, накрыв себя и любовника, так что они оказались как бы в импровизированной тесной палатке.

Немедленно лечь. Чем-нибудь накрыться. Ни в коем случае не сопротивляться этому раскаленному ветру, иначе от тебя останется сушеная мумия.

Именно так, помнится, говорил этот фанфарон Торрес, когда за игрой в покер травил байки про песчаные бури. Теперь же эти байки сослужили ей добрую службу. Она крепко обхватила Деккера и почувствовала, как он тоже обнял ее - совсем слабо.

- Держись, командир. Через полчаса мы будем далеко отсюда.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 13.52


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Пещера у входа в каньон была чуть шире, чем трещина в скале, но места хватало, чтобы могли уместиться два человека, плотно прижавшись друг к другу. Они втиснулись туда за мгновение до того, как на каньон обрушился самум, и это маленькое укрытие спасло их от теплового удара, хотя говорить им приходилось на повышенных тонах.

- Расслабьтесь, сеньорита Отеро. Мы пробудем здесь не более двадцати минут. Этот ветер несет смерть, но, к счастью, дует недолго.

- Вы ведь уже бывали здесь раньше, ведь правда, падре?

- Да, несколько раз. Но никогда прежде не видел самума. Всё, что я об этом знаю, я почерпнул из атласа Рэнда МакНелли.

Андреа немного помолчала, пытаясь восстановить дыхание. К счастью, бешено кружившийся в каньоне песок почти не проникал в трещину, хотя температура значительно выросла. Журналистка дышала с трудом.

- Поговорите со мной, падре. Расскажите что-нибудь, иначе я просто упаду в обморок.

Фаулер попытался сменить позу, чтобы размять болевшие ноги. Раны нужно было продезинфицировать и как можно быстрее принять антигистамины, хотя сейчас это было не самым важным. Главное - вызволить отсюда Андреа.

- Когда ветер утихнет, мы доберемся до хаммеров, и вы отправитесь прямо в Акабу, прежде чем кто-нибудь откроет по нам стрельбу. Вы ведь умеете водить машину, правда?

- Если честно, то я уже давно была бы в Акабе, - соврала Андреа, - если бы смогла найти этот чертов домкрат в хаммере, на котором ехали мы с Док. Но боюсь, что его кто-то спер.

- У этих машин под запасным колесом есть специальный отсек, там и хранится домкрат.

Да, конечно, это было единственное место в машине, куда она не заглядывала.

- Не уклоняйтесь от темы. Вы сказали: "вы отправитесь в Акабу", а не "мы отправимся". Разве вы не поедете со мной?

- У меня есть миссия, и я должен ее исполнить, Андреа.

- Вы ведь приехали сюда ради меня, верно? И теперь можете вернуться вместе со мной.

Священник немного призадумался, прежде чем ответить. Наконец, он решил, что девушка имеет право знать правду.

- Нет, Андреа. Меня послали, чтобы я любой ценой заполучил Ковчег, но я не собирался выполнять этот приказ. У меня была причина привезти сюда взрывчатку в чемодане. И причина эта находится здесь, в этой пещере. Я никогда не верил в то, что Ковчег существует, и поэтому согласился участвовать в этом деле лишь при условии, что вас не станут втягивать. Мой шеф нас обоих обвел вокруг пальца.

- Но почему, падре?

- Андреа, это очень сложное дело, но попробую объяснить в нескольких словах. Мы в Ватикане уже давно пытались предугадать, что произойдет, если Ковчег Завета будет доставлен в Иерусалим. Для людей он - прежде всего символ. Символ того, что храм Соломона вновь возродится в своем первозданном величии.

- На Храмовой горе.

- Религиозный пыл в регионе вырастет многократно. Они вытеснят палестинцев и в конце концов снесут мечеть аль-Акса. Это не просто воображение, Андреа. Это основной сюжет. Если у кого-то появляется сила и оправдание, чтобы раздавить другого, то он непременно это сделает.

Андреа вспомнила одну из первых новостных заметок, над которой работала в начале своей карьеры, семь лет назад. Стоял сентябрь 2000 года, и она всего месяц провела в качестве испуганной практикантки в международном отделе газеты. Тогда и появилась новость, что Ариэль Шарон просто прогулялся, в окружении сотен полицейских, на Храмовую гору. На границу между Израилем и Палестиной в центре Иерусалима, самые священные и спорные квадратные метры в истории, то место, где стоит мечеть аль-Акса, третья по значимости святыня в исламе.

Эта обычная прогулка привела ко второй интифаде [30], которая до сих пор не закончилась. Тысячи погибших, террористы-смертники, новое усиление вечной ненависти без надежды на примирение. Если Ковчег означает, что на месте аль-Аксы воздвигнут новый храм Соломона, против Израиля поднимутся все исламские страны, возникнет конфликт с немыслимыми последствиями. Сейчас, когда Иран находится в шаге от обладания ядерным оружием, их даже сложно себе представить.

- Так это и есть оправдание? - спросила Андреа дрожащим голосом. - Заповеди Господа милостивого?

- Нет, Андреа. Договор о праве собственности на Землю Обетованную.

Журналистка пошевелилась, пытаясь занять более удобную позицию.

- Теперь припоминаю, как называл это Форрестер... Контракт с Господом. И Кира Ларсен тоже мне говорила об истинном значении и силе Ковчега. Но чего я до сих пор не могу понять, какое отношение ко всему этому имеет Кайн?

- У Кайна извращенный ум и в то же время глубоко религиозный. Похоже, отец оставил ему письмо, в котором велел выполнить семейную миссию, это всё, что мне известно.

Андреа, получше знакомая с этой историей благодаря интервью с Кайном, не стала его прерывать. Если Фаулер хочет узнать остальное, придется ему купить книгу, которую я напишу, когда выберусь отсюда, подумала она.

- И с тех пор, как родился его сын, он бросил все ресурсы своей компании на то, чтобы найти Ковчег, и чтобы его сын...

- Исаак.

- ...чтобы Исаак исполнил семейное предназначение.

- Вернуть Ковчег в храм?

- Вы не понимаете, Андреа. В соответствии с конкретным толкованием Торы, тот, кто вернет Ковчег и восстановит Храм (а именно к этому и стремился мистер Кайн), будет провозглашен Мессией.

- О Боже! - Андреа побледнела от ужаса, когда последний кусочек мозаики занял свое место, и картина предстала перед ней во всей своей полноте. Его заблуждения. Его навязчивые идеи. Ужасная травма, полученная в детстве, когда он жил, практически замурованный в тесном душном подземелье. Религия как абсолютная истина.

- Именно. И даже смерть собственного сына Исаака Кайн воспринял как жертву Господу, который требует, чтобы он сам выполнил эту миссию.

- Но, падре... Если Кайн знал, кто вы такой, почему же он, черт побери, пустил вас на раскопки?

- Есть в этом определенная ирония. Он не мог заняться этим делом без одобрения Рима, без его заключения, что Ковчег действительно существует. Так что ему волей-неволей пришлось включить меня в состав экспедиции. Но был кое-кто еще, столь же информированный. Кое-кто из властных структур, кто устроился на службу к Кайну после того, как его собственный сын проболтался об одержимости отца поисками Ковчега. Полагаю, что сначала это было для него просто работой, которая давала возможность доступа к секретной информации. Но потом, когда выяснилось, что одержимость Кайна имеет под собой реальные основания, он начал строить собственные планы.

- Расселл! - в изумлении выдохнула Андреа.

- Это он столкнул вас за борт, а потом убил Стоува Эрлинга, когда тот весьма неуклюже попытался скрыть свое открытие. Возможно, Эрлинг собирался достать Ковчег позже? Ох, и ведь это они с Кайном ответственны за протокол "Ипсилон".

- Так значит, это он запустил скорпионов ко мне в постель? Какой же он мерзавец!

- Нет, скорпионов запустил Торрес. А у вас, знаете ли, целый штат поклонников.

- Это с тех пор, как я познакомилась с вами, падре. Я только не могу понять, для чего Расселлу так нужен Ковчег.

- Возможно, чтобы уничтожить. Если бы я точно знал, что он хочет именно этого, я не стал бы ему мешать. Но в том-то и дело, что я отнюдь не был в этом уверен. Скорее всего, он собирался вывезти его отсюда, а потом с его помощью как-то шантажировать правительство Израиля. Нелепый, конечно, план. Хотя я еще не успел связать воедино все звенья цепочки, однако никто не сможет мне помешать довести это дело до конца.

Андреа сделал над собой усилие, чтобы поднять голову и рассмотреть лицо священника из своей неудобной позиции. Его выражение заставило журналистку похолодеть.

- Вы и в самом деле собираетесь взорвать Ковчег, падре? Уничтожить столь священную реликвию?

- А я считал, что вы не верите в Бога, - насмешливо заметил Фаулер.

- В последнее время моя жизнь пошла кувырком, - с грустью призналась Андреа.

- Дело в том, что законы Божии записаны вот здесь и вот здесь, - произнес священник, последовательно коснувшись пальцем сначала лба, а потом сердца. - А Ковчег по сути своей - всего лишь ящик из дерева и металла, который, тем не менее, может стать причиной многолетних войн и гибели миллионов людей, если позволить ему выйти на свет. В сравнении с этими ужасами то, что мы до сих пор видели в Ираке и Афганистане, покажется просто цветочками. Вот поэтому Ковчег не должен покидать пещеру.

Андреа лишь промолчала в ответ, и в этом молчании до них вдруг дошло, что бешено ревущий в скалах ветер утих.

Самум проследовал дальше.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 14.16


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


С большой осторожностью они прошли внутрь каньона, где их глазам предстала ужасная картина. Палатки были вывернуты с корнем, их содержимое в беспорядке разбросано повсюду. Фары всех четырех внедорожников пошли трещинами - их разбили мелкие камешки, которые самум вырвал из скалы, и они, словно шальные пули, испещрили все вокруг крошечными щербинами. Андреа и Фаулер как раз направлялись к машинам, когда двигатель одного из внедорожников неожиданно взревел.

Хаммер без всякого предупреждения на полной скорости помчался прямо на них.

Фаулер резко толкнул Андреа в сторону, а сам прыгнул в другую. На долю секунды перед ним мелькнуло лицо сидящей за рулем Марии Джексон со стиснутыми зубами и выражением ярости на лице. Огромные задние колеса машины прошли возле самого носа Андреа, обдав девушку целой тучей песка.

Прежде чем они успели подняться на ноги, хаммер исчез за поворотом каньона.

- Думаю, теперь мы остались совсем одни, - сказал священник, помогая Андреа встать. - Это одна из наемников Деккера - понеслась, словно грешная душа в гости к дьяволу. Не думаю, что кто-то из ее товарищей уцелел.

- Боюсь, падре, что не только она одна унеслась в гости к дьяволу, - ответила журналистка, указывая в сторону трех оставшихся внедорожников. - Полагаю, что наши с вами планы тоже полетели ко всем чертям.

Все двенадцать шин были сплошь покрыты огромными сквозными порезами.

Пару минут они бродили среди разрушенных палаток, пытаясь отыскать воду. В конце концов им удалось найти три полупустых бутылки с водой и - о радость! - полузасыпанный песком рюкзак Андреа с ее жестким диском.

- Надо же, во что тут всё превратилось! - прокомментировал Фаулер, тревожно оглядываясь по сторонам. Он ступал с величайшей осторожностью, как если бы на каждом шагу их подстерегал стрелок, затаившийся на вершине скалы. Андреа же была настолько потрясена этим зрелищем, что вконец растерялась. - Я не смогу вывезти вас отсюда, так что держитесь поблизости от меня, пока что-нибудь не придумаем.

Наконец, они добрались до ВА-609, который завалился набок, словно птица с перебитым крылом. Фаулер забрался в кабину и через полминуты снова выбрался назад, держа в руках несколько оборванных проводов.

- Теперь мы знаем, что Расселл совершенно точно не сможет вывезти на нем Ковчег, - сказал он, бросая на землю порванные провода и спрыгивая на песок. Он невольно поморщился от боли, когда его ноги коснулись земли.

Это же просто безумие, подумала Андреа. Он же еще не пришел в себя.

И тут же спросила вслух:

- У вас есть какие-либо соображения, где он может быть?

Фаулер уже собирался ответить, как вдруг остановился и, обогнув самолет сзади, бросился к другому его борту. Возле одного из шасси лежало какой- то черный и плоский предмет. Священник поднял его.

Это был его чемодан.

Внутренняя часть была полностью разодрана, так что виднелась полость со взрывчаткой, которую Фаулер использовал для взрыва цистерны с водой. Священник прикоснулся к чемодану в определенном месте, и в верхней крышке обнаружилось секретное отделение.

- Как жаль, что кожа потрескалась! Сколько лет этот чемодан служил мне верой и правдой, - добавил он, вынимая из чемодана оставшиеся четыре пакета со взрывчаткой и кое-что еще. Это был небольшой металлический предмет размером примерно с часы, состоящий из двух маленьких колец. Фаулер завернул всё это в одну из тряпок, валявшихся по всему каньону, и протянул Андреа. - Спрячьте это к себе в рюкзак, пожалуйста.

- Еще чего не хватало! - ответила Андреа, невольно отступая на шаг назад. - Мне пока еще жить не надоело.

- Без установленного детонатора это вещество безвреднее пластилина.

Андреа нехотя согласилась.

Когда они обошли самолет с той стороны, где помещалась платформа, то вдруг наткнулись на пятерых террористов, окруживших Марию и Деккера перед тем, как налетел самум. В первую секунду Андреа охватила паника, пока она не увидела, что они мертвы. Тем не менее, когда они с Фаулером поднялись на платформу, на лице Андреа застыла гримаса ужаса. Тела лежали в самых странных и нелепых позах - один из мертвецов так и замер с поднятой рукой и широко открытыми глазами.

(словно наяву увидел представшую перед ним картину ада),

с выражением величайшего изумления, застывшим на его лице.

Вот только глаз у него больше не было.

Пустые глазницы, широко разинутые рты, словно черные провалы, и серая кожа, жесткая и сморщенная, как пергамент. Андреа достала из рюкзака камеру и сделала несколько снимков этих мумий, в которые за считанные минуты превратились живые люди.

Поверить не могу. Похоже, что жизнь покинула их, даже не предупредив. Они просто высохли. Боже, какой кошмар.

Она повернулась, чтобы уйти, и рюкзак слегка коснулся головы первого трупа. Перед изумленным взором Андреа его превращенное в картон тело рассыпалось, оставив после себя лишь смесь серой пыли, одежды и костей.

Она с отвращением обернулась к священнику, но тот явно был не столь же щепетилен. Фаулер нашел способ, как использовать трупы. Он подобрал один из Калашниковых террористов и извлек несколько обойм из их карманов. Дулом автомата он указал на платформу, ведущую ко входу в пещеру.

- Расселл там.

- Откуда вы знаете?

- Когда он решил наконец показать свое истинное лицо, он призвал сюда своих друзей, - Фаулер кивнул в сторону трупов. - Я не знаю, есть ли здесь еще его люди и сколько их, но знаю точно, что Расселл - там, потому что нет никаких следов возле платформы. Все прежние следы уничтожил самум, а новых так и не появилось. Если бы они вышли раньше, мы бы их заметили. Так что Расселл в пещере, и Ковчег тоже.

- И что нам теперь делать?

Какое-то время Фаулер раздумывал, опустив голову.

- Ну, если вы готовы засыпать вход в пещеру и уморить их голодом... Но я боюсь, что там и другие люди, которые ни в чем не виноваты - Айхберг, Кайн, Давид Паппас.

- В таком случае, вы пойдете туда?

Фаулер кивнул.

- Передайте мне взрывчатку, пожалуйста.

- Позвольте мне пойти с вами, - сказала Андреа, подчиняясь.

- Сеньорита Отеро, вы останетесь снаружи и будете ждать, пока я не выйду. Если же вместо меня выйдет кто-то из них - умоляю вас, молчите. Спрячьтесь. Если получится, можете сделать несколько снимков, чтобы потом поведать всему миру о том, что здесь произошло.



В ПЕЩЕРЕ, ЗА ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ ДО ЭТОГО


Избавиться от Деккера оказалось даже проще, чем он рассчитывал. Этот тип был настолько ошарашен, увидев, как Расселл застрелил пилота, и так хотел обсудить с ним это, что бросился в туннель, даже не приняв элементарных мер предосторожности, где и словил пулю у подножия платформы.

Это было гениальной идеей - осуществить протокол "Ипсилон" за спиной старика, удовлетворенно подумал Расселл.

Это стоило ему почти десяти миллионов долларов. Деккер был тертым калачом и на первых порах вел себя очень осторожно, пока Расселл не согласился выплатить ему восьмизначную сумму авансом, а еще столько же - после того, как дело будет сделано. И это намного больше тарифов компании "Блэкуотер".

Секретарь Кайна довольно улыбнулся. На следующей неделе бухгалтеры "Кайн индастриз" заметят дыру в пенсионном фонде компании и начнут задавать вопросы. Но к тому времени он будет уже далеко, с Ковчегом, в тайном убежище в Египте. Там будет очень легко затеряться. А потом ненавистный Израиль заплатит за унижения, которые претерпел ислам.

Расселл проследовал по туннелю, ведущему в глубину пещеры, и заглянул внутрь. Кайн всё так же наблюдал, как Айхберг и Паппас разбирают последние камни стены, преграждающей вход во внутреннюю пещеру, расшатывая их то собственными руками, то при помощи электродрели. Не было сомнений, что в этом грохоте никто из них не услышал выстрелов. А уж он-то не станет терять времени и пристрелит обоих, как только они расчистят путь к Ковчегу и станут ему не нужны.

А вот что касается Кайна... - это особый разговор.

Он не мог даже подобрать слов, которые бы выразили во всей полноте ту необоримую силу ненависти, которую Расселл питал к этому старику. Ненависть полыхала в его душе адским пламенем, пульсировала нестерпимой болью; сравнить ее можно было разве что с кабелем высокого напряжения, где электронами были все те обиды и унижения, которые он перенес по милости Кайна. Он провел рядом с ним шесть лет, и каждая минута была для него невыносимой пыткой. Каждый раз, собираясь помолиться, он вынужден был прятаться в ванной; он сплевывал алкоголь в горшки с цветами, поскольку время от времени ему всё же приходилось пить спиртное, чтобы не вызывать подозрений. Все эти годы он лелеял мечту о мести, изображая при этом нежную привязанность и заботу.

Всё это было ложью.

Твое лучшее оружие - это такия [31], обман воина Аллаха. Джахадист может лгать о своей вере, притворяться, скрываться, лжесвидетельствовать неверным, в этом нет греха, так сказал ему имам пятнадцать лет назад. И не думай, что это будет легко. Ты будешь рыдать каждый раз, твоя душа будет разрываться, так что тебе даже сложно будет понять, кто ты такой.

Теперь он снова стал самим собой.

Со всей ловкостью молодого и натренированного тела Расселл спустился по веревке без помощи страховочной системы, как пару часов раньше поднялся. Его белое одеяние развевалось и привлекло внимание Кайна, который обернулся к своему секретарю с изумленным выражением на лице.

- Что означает весь этот маскарад, Джекоб?

Расселл ничего не ответил, направляясь прямо к нише. Она была примерно полутораметровой высоты и двухметровой ширины.

- Он там, мистер Расселл. Мы все его видели, - сказал Айхберг, который был настолько взбудоражен, что только сейчас обратил внимание на одежду Расселла. - А правда, что это на вас за хламида?

- Заткнись и позови Паппаса.

- Мистер Расселл, нужно еще немного...

- Не вынуждайте меня повторять дважды, - сказал секретарь, выхватывая пистолет из складок одежды.

- Давид! - прохрипел Айхберг, перепуганный, как мальчишка.

- Джекоб! - крикнул Кайн.

- Заткнись, кусок дерьма!

Услышав оскорбление, Кайн побледнел, миллиардер не привык слышать подобное, тем более от человека, который всегда так внимательно к нему относился. У него не было времени ответить, потому что в это мгновение из ниши вышел Давид Паппас, прищурив глаза и пытаясь привыкнуть к тому, что видит перед собой.

- Какого черта... - начал было Паппас, однако, увидев пистолет в руках Расселла, понял всё. Понял самым первым из всех троих, но при этом нельзя было сказать, что слишком удивился. Кто был по-настоящему ошеломлен, так это Кайн. - Это были вы, - продолжал Давид. - Теперь я всё понял. Вы имели доступ к программе магнитометров. Это вы изменили данные. И это вы убили Стоува.

- Маленькая ошибка, которая чуть было дорого мне не обошлась. Я думал, что лучше контролирую ход экспедиции, - признался Расселл, пожимая плечами. - А теперь отвечайте: вы можете вытащить оттуда Ковчег?

- Иди в задницу, Расселл.

Без единого слова тот прицелился Паппасу в ногу и выстрелил. Правое колено археолога превратилось в кровоточащее месиво, Паппас упал на землю, взвыв от боли, его крики отразились эхом от стен пещеры и смешались с эхом выстрела.

- Следующая пуля окажется у тебя в голове. Отвечай, Паппас.

- Можно, сэр, - сказал вдруг Айхберг, покорно поднимая руки кверху. - Путь свободен.

- Это всё, что я хотел знать.

Затем последовали два выстрела, потом - движение руки по диагонали, и вновь два выстрела. Айхберг с простреленной головой рухнул на Паппаса. Их кровь смешалась на каменном полу пещеры.

- Ты убил их, Джекоб, - ахнул Кайн. - Убил их обоих.

Кайн забился в угол, пытаясь сжаться как можно теснее. Его лицо выражало ужас и непонимание.

- Ну надо же, старикашка. Для выжившего из ума ты слишком хорошо улавливаешь очевидное, - сказал Расселл. Он заглянул в нишу, не сводя нацеленного пистолета с Кайна. Когда он снова повернулся, на его лице читалось удовлетворение. - Ну что, дело близится к завершению, да, Рэй? Дело всей твоей жизни. Какая жалость, что она долго не продлится.

Секретарь подошел к своему шефу, делая короткие осторожные шаги. Кайн сжался в углу еще плотнее, отступать ему было некуда. Его лицо покрылось испариной.

- За что, Джекоб? - всхлипнул он. - Я любил тебя, как родного сына.

- Ты это называешь словом "любил"? - заорал Рассел, нанося ему удары рукояткой пистолета по лицу, по голове, по рукам. - Я вкалывал на тебя, как раб, старая сволочь! Сколько раз ты будил меня среди ночи лишь для того, чтобы снова и снова изливать мне душу, хныча при этом, как девчонка! Всё это время я строил планы, как с тобой поквитаться.

Кайн растянулся на полу, его лицо обезобразили удары. Кровь стекала из открытого рта и по сломанной скуле.

- Посмотри на меня хорошенько, старая сволочь, - продолжал Расселл, встряхивая Кайна, как куклу, за воротник и приближая к нему вплотную свое лицо. - Посмотри в лицо своей неудаче. Через несколько минут сюда придут мои люди и заберут твой Ковчег. Мы дадим хороший урок этому миру. И всё будет так, как и должно быть.

- Увы, мистер Расселл, - раздался у него за спиной чей-то голос. - Жаль вас разочаровывать.

Расселл резко обернулся. На противоположной стороне пещеры стоял Фаулер. Он только что спустился по веревке и теперь направлял на Расселла автомат Калашникова.



РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 14.27


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


- Отец Фаулер.

- Хакан.

Расселл по-прежнему удерживал неподвижного Кайна, загородившись им от Фаулера, который, в свою очередь, прицелился секретарю в голову.

- Похоже, что с моими людьми вы уже рассчитались.

- Нет, не я, мистер Расселл, - улыбнулся в ответ Фаулер. - Это Господь. Это Он обратил их во прах.

Расселл изумленно посмотрел на него, пытаясь понять, не шутит ли Фаулер. В его планах помощь сообщников была необходимым элементом, он не понимал, почему их еще здесь нет, и пытался отчаянно придумать что-нибудь, чтобы выиграть время.

- Вы победили, святой отец, - сказал он, снова натянув на себя маску ироничного превосходства. - Я знаю, что вы хороший стрелок и с этого расстояния не промахнетесь. Или вы боитесь, что застрелите еще не провозглашенного Мессию?

- Мистер Кайн - всего лишь больной старик, который вообразил, что исполняет волю Господа. С моей точки зрения, единственная разница между вами - это возраст. Бросьте пистолет.

На лице Расселла в равной мере отразились ярость от нанесенного оскорбления и бессилие. Он держал пистолет за дуло, поскольку избивал Кайна рукояткой, а тело шефа явно не было достаточным укрытием. Любое неверное движение - и он упадет с дыркой в голове.

Расселл это понимал.

Он разжал правый кулак, и оружие упало на пол. Разжал левый и выпустил Кайна.

Миллиардер упал медленно, словно его конечности действовали автономно.

- Превосходно, мистер Расселл, - сказал Фаулер. - А теперь, если не возражаете, отойдите на десять шагов назад.

Расселл машинально повиновался. В его глазах, словно погребальный костер, полыхала ненависть.

Всякий раз, как секретарь отступал назад, священник делал шаг вперед, пока первый не уткнулся спиной в стену пещеры, а второй не споткнулся о тело Раймонда Кайна.

- Отлично. А теперь положите руки за голову, если хотите выйти отсюда живым.

Фаулер склонился над Кайном, пытаясь нащупать пульс. Старик слабо шевельнулся, его нога судорожно дергалась. Священник встревоженно нахмурился. Это похоже на инсульт. Жизнь вот-вот его покинет.

Тем временем Расселл оглядывался по сторонам, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы послужить оружием. Внезапно он ощутил, что его нога больше не стоит на твердой поверхности. Он слегка поднял взгляд и обнаружил, что стоит на связке проводов, заканчивающихся в полуметре справа, около электрогенератора.

Он улыбнулся.

Фаулер схватил Кайна за руку, чтобы оттащить его подальше от Расселла и оказать помощь, когда краем глаза заметил, что секретарь прыгнул. Недолго думая, он выстрелил.

И в тот же миг выключился свет.

Он хотел сделать предупредительный выстрел, а вместо этого вывел из строя генератор. Через несколько секунд оттуда посыпались искры, на короткое время озарявшие пещеру тусклым синеватым светом, похожим на вспышку фотоаппарата, работающую на последнем издыхании батареек.

Фаулер тут же присел, заняв тысячу раз отрепетированную во время забросок на вражескую территорию в безлунные ночи позицию. Когда не знаешь, где враг, единственный выход - ждать и не дергаться.

Вспышка.

Фаулеру показалось, что слева он видит бегущую около стены тень, он выстрелил, но промахнулся. Проклиная свое невезение, он пересек несколько метров зигзагом, чтобы вспышка от выстрела не выдала его позицию.

Вспышка.

И снова тень, на этот раз справа, хотя гораздо длиннее и отходящая в другую сторону. Он выстрелил в противоположном направлении, почти не целясь. И снова промах, и новая пробежка.

Вспышка.

Он стоял, упершись спиной в стену. Расселла нигде не было видно. А это могло означать лишь то, что он был...

С диким воплем секретарь из темноты бросился на Фаулера и несколько раз ударил его по лицу и шее. Священник почувствовал, как зубы секретаря впились ему в руку, ее пронзила острая боль. От неожиданности он выронил автомат. Тут же он ощутил, как в оружие вцепились руки противника. Какое-то время они вырывали его друг у друга, пока оружие не отлетело прочь, исчезнув в темноте.

Вспышка.

Фаулер оказался на полу, а Расселл всеми силами пытался его задушить. Священник, наконец-то увидев врага, сжал пальцы в кулак и ударил Расселла в солнечное сплетение. Секретарь взвыл и свалился с него.

И еще одна вспышка - самая последняя и совсем слабая.

Фаулер увидел, как Расселл исчез в нише. Короткий металлический отблеск дал понять, что противник вновь завладел оружием.

И тут откуда-то справа его окликнул слабый голос:

- Святой отец!

Фаулер подполз к умирающему Кайну. Он не хотел стать легкой мишенью, если Расселлу вдруг вздумается палить впотьмах или когда новая искра осветит его позицию. Наконец, пальцы нащупали тело старика, священник поднес губы к его уху, прошептав:

- Потерпите, мистер Кайн! Думаю, я смогу вытащить вас отсюда. Потерпите, прошу вас!

- Нет, святой отец, не сможете, - ответил миллиардер, тихий голос зазвучал по-детски четко и ясно. - Да это и к лучшему. Теперь я наконец-то увижу своих родителей и брата. Моя жизнь началась в темной дыре, и будет правильно, если там она и закончится.

- Тогда положитесь на Бога, - сказал священник.

- Я так и сделаю. Дадите мне вашу руку, прежде чем я уйду?

Фаулер ничего не ответил, однако нашел руку умирающего и сжал его в своей - сухой и теплой. Через минуту Кайн издал последний хрип, прервавший его молитву, и умер.

Между тем, священник уже знал, что делать.

В полной тьме он поднес руку к пуговицам на рубашке и расстегнул ее, вытащив пакет со взрывчаткой. Он нащупал детонатор, прикрепил его к взрывчатке и нажал на кнопки, мысленно отсчитывая число гудков.

А потом запустил отсчет, установив его на две минуты.

Но он не мог оставить бомбу просто внутри пещеры, этого могло оказаться недостаточно. Фаулер не знал, как далеко простирается полость, и если Ковчег находится глубоко внутри, то он переживет взрыв без малейшей царапины. Если он хочет предотвратить безумие, которое начнется после обнаружения Ковчега, то нужно поставить бомбу рядом с ним. Он не может и бросить ее как гранату, потому что скорее всего при этом детонатор оторвется. И нужно время, чтобы выбраться отсюда.

Единственный вариант - победить Расселла, установить Си-четыре и бегом убраться из пещеры.

Он придвинулся к нише, пытаясь не шуметь, но добиться этого было сложно. На полу повсюду валялись камни, перекатывающиеся под его шагами.

- Я слышу твои шаги, святоша.

Слова Расселла сопровождала розоватая вспышка. Пуля прошла на большом расстоянии от Фаулера, но священник не был в этом уверен, а потому метнулся влево. Вторая пуля пролетела по тому месту, где Фаулер стоял пару секунд назад.

Расселл пользуется вспышками от выстрелов, чтобы сориентироваться, но не сможет сделать это многократно, иначе останется без патронов, подумал Фаулер, мысленно подсчитывая раны, которые видел на телах жертв секретаря. Один выстрел в Деккера, три в Паппаса, два в Айхберга и два в меня. Итого восемь пуль. А в пистолете - четырнадцать, пятнадцать, если один патрон был в стволе. Осталось шесть или семь. Скоро ему придется перезаряжать. Когда он это сделает, я услышу клацание отстегиваемой пустой обоймы. И тогда...

Он не закончил расчеты, когда еще два выстрела озарили потолок пещеры. На этот раз Фаулер вовремя отбежал от своей позиции. Выстрел промахнулся всего на десять сантиметров.

Четыре или пять пуль.

- Я тебя достану, нечистый. Достану, потому что со мной Аллах, - голос Расселла отражался от потолка пещеры, словно исходил от призрака. - Убирайся, пока можешь.

Фаулер схватил камень и швырнул его в глубину пещеры. Расселл попался на приманку и выстрелил в сторону упавшего камня.

Три или четыре пули.

- А ты умен, нечистый, - одобрил Расселл. - Только это всё равно тебе не поможет.

Еще не окончив фразы, он выстрелил вновь - теперь уже не два, а три раза. Фаулер перекатился влево, затем - вправо, обдирая колени об острые камни.

Оставалась всего одна пуля - а быть может, магазин и вовсе уже пуст.

Как раз перед тем, как откатиться во второй раз, священник смог на мгновение приподнять голову. Лишь на долю секунды, но то, что он увидел между двумя выстрелами, навсегда запечатлелось в его памяти.

Расселл притаился позади огромного золотого ящика, увенчанного двумя стилизованными фигурами довольно грубой работы. В свете выстрелов сияние золота тоже казалось грубым, шероховатым.

Фаулер сделал глубокий вздох.

Сейчас он находился почти внутри ниши, но уклоняться ему больше было некуда. Если бы Расселл выстрелил вновь, даже если бы стрелял вслепую, он бы почти наверняка не промахнулся.

И тогда Фаулер решил сделать нечто такое, чего Расселл никак не ожидал.

Молниеносным движением он вскочил и бросился бежать вглубь пещеры. Секретарь выстрелил, но пуля прошла мимо. Фаулер отскочил и, прежде чем тот успел что-то сообразить, всем своим весом навалился на Ковчег, толкнув его на Расселла. Ящик рухнул на секретаря, крышка его откинулась, и содержимое высыпалось наружу. Секретарь отпрянул, чтобы его не раздавило.

Затем последовала путанная и грязная драка вслепую. Фаулер несколько раз ударил Расселла по плечам и груди. Секретарь пытался отбиваться рукоятью пистолета. Оказалось, что он успел вытащить пустую обойму. Фаулер услышал, как новая обойма вошла в магазин, и поспешно пошарил в темноте правой рукой в поисках какого-нибудь оружия, в то время как левая крепко держала секретаря за плечо.

Рука нащупала плоский камень.

Изо всех сил он ударил им Расселла по голове, и тот рухнул без сознания.

Камень разломился.

Фаулер с трудом поднялся на ноги. После схватки с Расселлом всё тело болело, по лицу струилась кровь. Посветив фонариком от часов, он попытался как-то сориентироваться в темноте. Направив тонкий, но яркий луч света на опрокинутый Ковчег, он увидел, как по всей пещере разлилось теплое золотое сияние.

Однако у него уже не оставалось времени, чтобы им любоваться. В это мгновение Фаулер отчетливо расслышал звук, на который прежде в пылу схватки не обращал внимания.

Бип.

И он понял, что, пока он уворачивался от выстрелов... Бип.

... он, должно быть, случайно...

Бип.

... активировал детонатор...

... и теперь тот негромко пищал, предупреждая, что до взрыва осталось десять секунд...

Би-и-и-ип.

Не задумываясь, ведомый одним лишь инстинктом, Фаулер бросился в самый дальний угол пещеры, где царила полная тьма, ибо туда не достигало сияние Ковчега, и темнота приняла его в свои объятья.

У подножия платформы до крайности взвинченная Андреа Отеро в отчаянии кусала ногти, когда земля вздрогнула у нее под ногами. Стальные леса отчаянно заскрипели, но выдержали. Из туннеля вылетело облако дыма и пыли и окутало девушку. Та отбежала на несколько метров. Долгих полчаса она ожидала, не сводя глаз с задымленного входа в пещеру - но безуспешно. Никто оттуда так и не вышел.



НА ПУТИ В АКАБУ. Четверг, 20 июля 2006 года. 21.34


Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания


Когда Андреа добралась до хаммера с простреленной шиной, на котором утром ехали они с Чедвой, она чувствовала себя усталой и измученной, как никогда. Домкрат обнаружился именно там, где и сказал Фаулер, и она мысленно прочитала молитву за упокой души бедного погибшего священника.

Она не сомневалась, что он отправился прямо в рай. Если, конечно, этот самый рай существует. И если ты существуешь, Бог, добавила она про себя. Если ты существуешь, то почему бы тебе не отправить парочку ангелов мне на помощь?

Но, конечно, никто не появился, и Андреа пришлось самой менять колесо. Закончив работу, она простилась с Док, похороненной в двух метрах от машины. Прощание было очень долгим, и Андреа не помнила, сколько прошло времени, пока она рыдала и билась в истерике. Нервный срыв, случившийся с ней из-за ужасных событий последних часов, привел ее к самому краю, и кто знает, оставалась ли ее душа в бренном теле или на время его покинула.

В небе уже сияла луна, озаряя дюны голубоватым светом, когда Андреа наконец смогла собраться с духом, чтобы проститься с Чедвой и снова забраться в хаммер. Слегка пошатываясь, она села в кабину, закрыла дверцу и включила кондиционер. Легкий прохладный ветерок, коснувшийся потной кожи, стал настоящей отрадой, но она не могла себе позволить наслаждаться им слишком долго. Бензобак оказался заполнен лишь на четверть, и ей нужно было беречь топливо, чтобы его хватило до шоссе.

Он не заправил бензобак - значит, с самого начала не собирался нас далеко везти. Если бы я обратила внимание на эту маленькую деталь, когда мы утром садились в машину, я бы догадалась об истинной цели этой поездки. Может быть, тогда бы Чедва осталась жива, горько корила себя Андреа.

Она резко встряхнула головой. Нужно взять себя в руки и сосредоточиться на дороге. При некотором везении она еще до полуночи сможет добраться до ближайшей деревни, а там есть бензоколонка. А если бензина всё же не хватит - ну что ж, пойдет пешком. Главное - как можно скорее добраться до компьютера с подключенным Интернетом.

Теперь ей будет о чем рассказать.



ЭПИЛОГ


Темная фигура медленно брела по дороге, ведущей обратно. Воды оставалось совсем мало, но достаточно для человека, привыкшего выживать в самых тяжелых условиях и помогать выжить другим.

Ему удалось найти выход, через который попали внутрь избранные Ирмсиаху две тысячи лет назад. К нему вёл провал, куда он ринулся прямо перед взрывом. Несколько камней, закрывавших выход, упали в результате взрыва. Луч солнца и несколько часов тяжёлой работы на грани изнурения - всё, что было необходимо для возвращения на свежий воздух.

В течения дня он спал в той тени, что удавалось найти. Дышал только носом через импровизированный тюрбан, сделанный из остатков одежды.

Он передвигался по ночам, отдыхая по десять минут каждый час. Его лицо полностью покрывала пыль, и сейчас, когда он заметил шоссе в нескольких часах хода, он каждый раз всё более убеждался, что его "смерть" могла бы стать, наконец, тем избавлением, которое он искал на протяжении стольких лет. Ему больше не нужно было служить солдатом Господа.

Однако свобода была только одной наградой из тех двух, которые он получил от этого предприятия. Хотя ни той, ни другой он никогда не смог бы поделиться с кем-бы то ни было.

Он отыскал среди одежды и погладил пальцами камешек размером не больше ладони. Это всё, что осталось от плоского камня, который отправил Расселла в вечную тьму. На его поверхности были начертаны глубокие символы совершенной формы, которые не были высечены рукой человека.

Слёзы потекли по его щекам, оставляя глубокие борозды в пыли, покрывавшей лицо, пока кончики пальцев касались символов, а губы произносили написанное:

Лох Тирцах.

Не убий.

В эту минуту он попросил прощения.

И был прощен.


Нью-Йорк, июль 2005 года

Сантьяго-де-Компостела, сентябрь 2007 года



Благодарности


Хочу поблагодарить:


Моих родителей, которым я посвятил эту книгу, за то, что избежали бомб во время Гражданской войны, и мое детство стало совершенно не похожим на их собственное.

Антонию Керриган, лучшего агента на планете с лучшей командой: Лолой Гулиас, Бернатом Фиолем и Виктором Уртадо.

Тебя, читатель, за то, что мой первый роман, "Тайный агент Господа", стал популярен в тридцати девяти странах. Искренне тебя благодарю.

В Нью-Йорке - Джеймса Грэма, моего "брата", Рори Хайтауэра, Элис Накагаву и Майкла Дилмана.

В Барселоне - Энрике Мурильо, надоедливого, но неутомимого редактора этой книги, обладающего весьма необычной добродетелью: он всегда говорил мне правду.

В Сантьяго-де-Компостелле - Мануэля Соутиньо, который вложил в экспедицию "Моисей" свои бесценные инженерные знания.

В Памплоне - Эдуардо Паниагуа, автора иллюстраций, которого любопытный читатель узнает на изображении Давида Паппаса, представляющего Фредди на вершине стены.

В Риме - Джорджио Селано и его опыт в катакомбах.

В Милане - Патрицию Спинато, владеющую словом.

В Иордании - Самира Муфти, Бахьята аль-Румауи и Абдулу Сухейману, которые знают пустыню, как никто, и показали мне ритуал гахвы.

В Вене - я не смог бы обойтись без Курта Фишера, который снабдил меня всей информацией о подлинном шпигельгрундском палаче, действительно умершем 15 декабря 2005 года "от внезапного сердечного приступа".

Мою жену Катуксу и детей, Андреа и Хавьера, за то, что с таким пониманием относятся к моим разъездам и распорядку.

Дорогая читательница, дорогой читатель. Не хочу закончить книгу, не попросив вас об одолжении. Вернитесь к первым страницам и перечитайте поэму Самуэля Кина, пока не запомните каждую строчку. Покажите ее своим детям, отправьте друзьям. Прошу вас.


Контракт с Господом (ЛП)


Примечания

1

Вудвард и Бернштайн раскрыли дело о незаконном прослушивании телефонных разговоров во время правления Ричардла Никсона, известное как Уотергейт. Лоуэлл Бергман раскрыл злоупотребления в табачной промышленности.


2

Бретт Фарв - бывший игрок в американский футбол, стартовый квотербек команд «Атланта Фалконс», «Грин Бэй Пэкерз», «Нью-Йорк Джетс» и «Миннесота Вайкингс».

3

Бар-мицва - возраст религиозного совершеннолетия в иудаизме. Когда ребёнок достигает совершеннолетия (13 лет для мальчиков), он становится ответственным за свои поступки.

4

Коэны или кохены - еврейское сословие священнослужителей в иудаизме, состоящее из потомков рода Аарона. Коэны исполняли священнослужение сначала в Скинии, а впоследствии в Иерусалимском храме. Статус коэна передаётся по наследству по отцовской линии, при условии соблюдения ряда определённых ограничений.


5

Компания "Академи", до февраля 2009 года "Блэкуотер" (Чёрная вода) - американское охранное предприятие (частная военная компания), в настоящее время является самой крупной частной военной компанией. Штаб-квартира находится в Северной Каролине, округ Карритак, на территории общины Мойок. Основные прибыли получает от участия в военных конфликтах, в основном по правительственным заказам.


6

Как можно увидеть, если эти буквы написать неразборчиво, их можно легко спутать:

ה (хе); ח (хет);

מ (мим); כ (каф);

ו (вав); ז (зайн) и י (йуд)

7

Шавваль - месяц мусульманского календаря, следующий после месяца Рамадан.

8

Гаторейд — общее название серии изотонических напитков, производимых компанией PepsiCo. Разработан в 1965 году группой исследователей Флоридского университета по заказу университетской футбольной команды с целью восстановления жидкостей, теряемых организмом во время тренировок. Продукты серии Gatorade являются наиболее популярными спортивными напитками в Северной Америке и одними из наиболее популярных в мире.

9

Ханука – еврейский праздник, продолжающийся восемь дней. Праздник был установлен во II веке до н. э. в память об очищении Храма, освящении жертвенника и возобновлении храмовой службы Маккавеями, последовавших за разгромом и изгнанием с Храмовой горы греко-сирийских войск и их еврейских союзников в 165 году до н. э. На протяжении всех восьми дней праздника принято зажигать свечи.

10

Меня от тебя блевать тянет (нем.)

11

Медельин - город в Колумбии.

12

Си-четыре (С4) - распространённая в США разновидность пластичных взрывчатых веществ военного назначения.

13

Закрой пасть, обезьяна! (нем.)

14

Оригинальное учебное пособие Аль-Кайеды занимает 5000 страниц в нескольких томах и содержит детальную информацию относительно реализованных террористическими группами операций, а также методов вербовки новых членов; боевой подготовки; создания ячеек; изготовления взрывчатых веществ и их использования против военных объектов и гражданских лиц; убийств с помощью всех видов огнестрельного и холодного оружия и ядов; шпионажа; сопротивления при допросах и пытках. На конспиративных квартирах, которыми пользуются террористы, всегда имеется сокращенная версия учебника, состоящая из 180 страниц. Его строжайше запрещено выносить из квартиры, а главе ячейки приказано уничтожить его при малейшем признаке опасности.

15

GTA (Grand Theft Auto) - серия мультиплатформенных компьютерных игр. Первая игра серии вышла в 1997 году. В этих играх игрок должен почувствовать себя в роли преступника, выполняя такие задания и миссии, как заказные убийства, ограбление банка и другие.

16

Педераст (араб.)

17

Твоя мать трахалась с обезьяной (араб.)

18

Случай Раймонда Кайна лишь один из многих тысяч иммигрантов, прибывающих на остров Эллис, когда чиновники поменяли имя, неправильно его услышав и заменив на другое, которое проще написать в документах, или просто более благозвучное на английском языке.

19

Сплетница (идиш).

20

Гиппокрит - лицемер.

21

Катса - оперативный офицер, руководитель агентурной сети. В Моссаде всего около 35 активных оперативных офицеров, вербующих агентов по всему миру и руководящих ими, в отличие от ЦРУ или КГБ, где таких офицеров насчитывалось тысячи.

Бат левейха - женщина из окружения агента (не в сексуальном смысле), обычно «аборигенка», не обязательно еврейка, помогающая агенту.

22

Героиня сериала "Отчаянные домохозяйки", образцовая домохозяйка, всегда державшая дом в идеальном порядке.

23

Господь милостивый, сущий на небесах, прими душу наших товарищей, чтобы покоились на крыльях твоей чудотворной сущности, в божественных высотах святости и чистоты пусть дух их сияет на пути к тебе.

24

Галаха - еврейский юридический канон, основанный на интерпретации письменных и устных источников и обычаев. Громадный корпус халаки составляют Талмуд, Тосефта, часть мидрашим, а также многочисленные теоретические и практические руководства различных эпох.

25

Умма -  в исламе: религиозная община, народ.

26

Очень хорошо (идиш).

27

Робот, исследующий раздражающие поверхности (англ.)

28

Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, вырастивший хлеб из земли (иврит).

29

Не волнуйтесь (идиш).

30

Интифада аль-Аксы - вооруженное восстание палестинских арабов против израильской власти на территории Западного берега реки Иордан и Сектора Газа. Также известна как "Вторая палестинская интифада", в продолжение первой интифады, начавшейся в 1987 году и завершившейся с подписанием Соглашений в Осло (август 1993) и созданием в 1994 году Палестинской автономии. Была начата 27 сентября 2000 года. Интифада переводится с арабского дословно как "потрясение".

31

Такия - исламский термин, которым обозначается "благоразумное утаивание своей веры", один из руководящих принципов шиизма. Коран допускает в случае крайней необходимости внешнее отречение от веры, дружбу с неверными, нарушение ритуальных предписаний.


на главную | моя полка | | Контракт с Господом (ЛП) |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 3
Средний рейтинг 3.0 из 5



Оцените эту книгу