Книга: Змея в конверте

Annotation

Трое студентов потерялись в тайге. После долгого блуждания они попадают на островок среди болот. Там случайно становятся свидетелями зловещего эротического ритуала, и потому им угрожает смертельная опасность. Они бегут, но лишь одной Ольге удается спастись. Через некоторое время у нее появляются удивительные способности.

Лариса Геннадьевна Васильева

Экспедиция

Полет

Убийство

Возвращение

Москва

Лариса Геннадьевна Васильева

Змея в конверте…

Я с любовью прощаю и предаю забвению все прошлое.

Луиза Хей.

Дар напрасный…

Дар случайный…

Экспедиция

Скромная и довольно стеснительная студентка четвертого курса РГУ — будущий специалист по геологии и разведке месторождений металлических полезных ископаемых — стояла у открытого окна вагона, несущегося мимо зеленых пространств. Ветер трепал ее волосы. С непонятным для прошедшего по вагону проводника восторгом девушка смотрела на проплывающие в оконном квадрате степи и перелески. Ничего особенного в пейзажах не было, просто она впервые одна, без родителей, отправилась в далекое путешествие через всю страну. Студентка была молода, здорова, чувствовала себя первопроходцем и все ее беспричинно радовало. Вообще-то она была не одна, рядом в купе сидели друзья-однокурсники. Будущие геологи ехали в тайгу за романтикой полевой жизни.

Когда-то Олино решение поступить на геологический привело родных в шоковое состояние. На семейный совет призвали братьев с женами. Кстати, у обоих специальности были для нее вполне подходящие: один — программист, другой — музыкант. Оба уговаривали сестренку идти по их стопам, но Ольга уперлась. Она бредила таежной романтикой, кострами, лодочными перегонами. Ей говорили, что этим можно заниматься в свободное время, ходить в турпоходы во время отпуска, а профессия геолога не годится для девушки, но Оля умела быть упрямой. Она не представляла себя сидящей в конторе — ей требовались приключения!

Сейчас Ольга была довольна: наконец-то она едет в геологическую экспедицию. К тому же вместе с ней едет Андрей! Оля ловила открытым ртом порывы горячего ветра и прислушивалась к доносящемуся из купе голосу парня. Сознание того, что он рядом, наполняло ее восторгом. Молодость и оптимизм, веселая неунывающая парочка, дружно лгали ей, убеждая, что конечная станция пути — любовь.

«Итак, все-таки я попала в экспедицию вместе с ним! И это здорово!» — эта мысль все время вертелась у нее в голове. Четыре года назад, еще на вступительных экзаменах, девушка заметила в толпе абитуриентов умного, спокойного Андрюшку. Случайно они оказались в одной группе, тут-то она совсем пропала. Среди всех парней первого курса Оля с первых дней учебы видела только его. Это был на самом деле верный выбор. Парень был хорош и внешне и внутренне: симпатичный, высокий, плотный, этакий русский медведь — надежный, порядочный, трудолюбивый и добродушный. Ольга впервые влюбилась, остальные ребята-однокурсники тут же стали для нее просто друзьями. И напрасно: из всего потока (восемьдесят семь ребят на тринадцать девушек), пять парней поначалу явно проявляли к ней интерес. Среди будущих геологов, Оля впервые осознала свою привлекательность. Она сама не заметила, как из пацанки с мальчишескими ухватками превратилась в милую девушку. «Ну, мать, расцвела наша девочка! — любовался отец. — В наши дни таких не было! Хороша!» — убежденно заявлял он. — «Конечно хороша, наша же», — без особых восторгов соглашалась мать, она трезво оценивала внешность дочери. Как бы там ни было, без поклонников Оля не осталась бы, но ей нужен был только Андрей.

…Рядом с Андреем постоянно находилась Женя. Оля сразу узнала, что они прибыли в институт из одного города — вместе учились в школе, вместе приехали сюда, вместе сдавали вступительные экзамены. Андрей сразу взял на себя добровольные обязанности по оказанию помощи, поддержки и охраны этой девицы и относился к ней как маленькой, беспомощной девочке. Оля долго присматривалась к их взаимоотношениям и не могла понять, что это — дружба или любовь? Потом увидела, что Женя напропалую кокетничает с другими парнями на глазах у Андрея и успокоилась: это не любовь, любящий человек не допустил бы этого. На всякий случай она все же спросила у нее, еще на первом курсе:

— Жень, у вас что с Андреем, — любовь?

Женька расхохоталась:

— Ты с ума сошла! Любовь с Андрюшкой?! Да ты что, у нас дружба, чистая и невинная. Да этот увалень годится только на то, чтобы занимать очередь в столовой, таскать учебники и выполнять за меня домашнее задание! Это же стопроцентный друг! Он создан для этого, а в мужья я себе найду более достойного. А ты что, глаз на него положила? На так вперед, действуй, подруга! Дерзай! Ничего не имею против.

Такие разговоры Оля заводила с Женей еще несколько раз с перерывом примерно в год. Ее кумир все миновавшие четыре года учебы в институте продолжал опекать Женю. И на протяжении всех этих мучительных лет Оля глаз не сводила с него. Ходила тенью за ним, но Андрей относился к ней ровно и спокойно, по-дружески, как и ко всем остальным сокурсницам. Она убеждалась все сильнее, что Андрей лучший парень на свете, самый достойный и порядочный человек, и все сильнее влюблялась в него, ничего не могла поделать с собой и вот сейчас, спустя четыре года все еще на что-то надеялась. В последнее время Оля даже стала увлекаться политикой, смотрела все телепередачи с Григорием Явлинским, потому что его говор напоминал глуховатый голос Андрея. Потенциальные поклонники постепенно бесследно растворились в воздухе. На их исчезновение Оля не обратила никакого внимания. Ей нужен был лишь он.

Если бы у Андрея с Женей была любовь, девушка давно бы бросила свои бесплодные попытки, но Женя раз за разом уверяла, что это только дружба. Не спрашивать же у Андрея, как он относится к Жене? Оля видела, что Женю совершенно не интересует геология и понять не могла зачем та поступила сюда, это могла бы объяснить только влюбленность в Андрея. Как-то они заговорили об этом и Женя припомнила, как Андрей убеждал, что геология — лучшая в мире профессия, а он был такой прекрасный рассказчик, что эта его мечта увлекла и ее. Несмотря на снисходительное отношение к нему она все же уважала его мнение: раз Андрей выбрал этот вуз, значит геология стоящее дело.

Вопреки своим принципам она взяла пример с разбитных подруг и сама стала нарезать вокруг Андрея круги: садилась рядом, носила наготове лишние ручку и тетрадь — вдруг ему понадобится, ходила в спортзал болеть за его волейбольную команду, читала фантастику, чтобы было о чем с ним поговорить. Чего она добилась? Стала ему лучшим другом. Женька смотрела на ее влюбленность и только посмеивалась. Снисходительно говорила: «Да бери его себе, он мне не нужен!» Хорошо так говорить, когда знаешь, что парень за тобой и в огонь, и в воду! А Женя смеялась: «Ты напрасно стараешься, он способен только дружить, страсти не для него».

В эти ее слова Оля не поверила. Она была убеждена, что любой человек может влюбиться, только не каждый встречает того единственного, ради которого стоит жить. Но после четырех лет знакомства Ольга боялась, что, если не стала до сих пор для Андрея единственной, то уже и не станет ею никогда. Но она не мыслила себе жизни без этого парня и потому не раздумывая добилась распределения на практику вместе с ним и Женей. «Не может быть, чтобы такой парень был не способен любить, он просто сдержан, не эмоционален, но все равно — в нем дремлют чувства, и я их разбужу!» — упрямо решила она. А Женьку он не любит, он просто как друг заботится о ней. Олю охватил приступ ничем не оправданного энтузиазма.

В эту экспедицию для студентов — практикантов выделяли три места. Андрей и Женя сразу записались вдвоем, Оля напросилась ехать третьей. Ее лучшая подруга Ира удивлялась, считала это мазохизмом, не могла понять, как можно четыре года сохнуть по парню, который относится к тебе как к фонарному столбу. Оля, не признаваясь в равнодушии любимого даже себе, хотела доказать Андрюшке, что он напрасно не замечает ее: пусть увидит какова она в тяжелых полевых условиях! Может быть, как раз тогда и произойдет чудо: он все поймет и влюбится в нее!

Проехать через всю страну втроем в купе (четвертое место так никто и не занял) было замечательно! Всю дорогу болтали, жевали домашние припасы Оли (она была местная, и мама дала ей еды, чтобы хватило на всех), и Жени (родители снимали ей квартиру, и в дорогу девушка готовилась сама). Андрей жил в общежитии, с собой он прихватил консервы, лапшу Ролтон и курицу гриль. В поезде, как и всегда, было незаметно, что Андрей поклонник Женьки. Он также приносил чай и для Оли, предупредительно открывал перед ней дверь, подавал какие-то вещи, уступал журналы. Оля наслаждалась его глуховатым голосом слушала бесконечные рассказы — за время пути он пересказал все шедевры отечественной и зарубежной фантастики — и радовалась, что поехала с ними.

В управлении их встретили хорошо, разместили на ночь в рабочем общежитии, напомнили, какие вещи нужно иметь с собой, и отпустили знакомиться с городком. Утром на старом потрепанном уазике они выехали в тайгу. Дорога была пробита до лесничества. Они тряслись на ухабах, глазели в окна на бесконечную стену тайги. Долго-долго грунтовка петляла по длинным, узким коридорам просек. Потом в немыслимой глуши машина остановилась. Осматривались с радостным удивлением. Все лесничество состояло из несколько построек — бревенчатый дом лесника, коровник, сарай для дров, какая-то постройка с подвалом для продуктов и старый дом, который лесник выделил геологам. Партия была небольшая, начальник — Леонид Сергеевич, его зам Олег, совсем молодой, но уже отработавший здесь пять лет, и несколько рабочих. Все они давно работали вместе, приезжали сюда раньше, места хорошо знали.

Девочки с удовольствием погрузились в «первобытную» жизнь. Их не смущали туалет на улице, умывальник, воду в который надо таскать из ручья, и трудоемкое приготовление обеда на печке. После городского шума и пыли так здорово было выйти утром на крыльцо, вдохнуть воздух, напоенный запахом трав и сосен, полюбоваться на лес, скрытый утренней туманной дымкой, и бежать по тропинке, гремя ведром, к ручью. А там — снова замереть и слушать утренние песни скрывавшихся в кронах деревьев птиц. Они видели вблизи мелких зверюшек, белки сновали по стволам, ежик пробежал вдоль тропинки… Совсем рядом прошли лоси — и все было бы отлично, но…

…Когда чувство новизны притупилось и они нагляделись, налюбовались местными красотами, человеческие взаимоотношения вновь вышли на первый план. Здесь, среди ограниченного круга людей, вдруг стало ясно, что Андрей не просто Женин друг — он явно любил ее, ему была нужна только его лупоглазая Женька. Оля поплакала втихомолку, сделав такое открытие. Что себя обманывать? Она и раньше чувствовала это. То, что Женька постоянно опровергала ее предположения, было кокетством. Спасибо, что хоть Олег нарушил устоявшиеся отношения троицы, и стал, поначалу шутливо, флиртовать с Олей. Он органично влился в их компанию, завершив классический четырехугольник: Андрей любит Женю, Оля любит Андрея, Олег увлекся Олей. Жене стало обидно, почему Олег уделяет больше внимания Оле, а не ей? И из-за ущемленного самолюбия она сама слегка влюбилась в него и пыталась заигрывать. Кроме Олега были и другие желающие составить компанию девчонкам: двое парней — работяг стали оказывать знаки внимания Жене. Она всегда пользовалась успехом.

Андрей не замечал этих игр, он любил только свою белобрысую подругу, по-видимому, со школьной скамьи раз и навсегда связал в душе свою жизнь с нею. Сам никогда не колебался, и не думал, что она может предпочесть другого. Андрюшка с азартом включился в рабочие будни геологов. Постоянно чем-то интересовался, вызывал начальника и Олега на разговоры, изучал нормативную литературу — в общем, не думал о личной жизни.

Для него в экспедиции все сложилось прекрасно: его сразу отправили с Олегом и рабочими в тайгу, а девчонок начальник партии оставил на заимке, помогать — разбирать материалы, а заодно кашеварить. Готовить они, конечно, не умели, опыта не было: раньше приходилось стряпать что-то для себя, по маминым подсказкам, а тут пришлось кормить десяток здоровых, прожорливых мужиков. Спасибо, лесничиха взялась их опекать. Родом из Украины, она прекрасно кухарничала и научила девчонок варить борщи и печь пирожки, а к завтраку — готовить каши, блины и оладьи. Так и повелось: мужики уходили и возвращались, девчонки возились на кухне, а в свободное время классифицировали новый материал, заполняли формуляры, вели студенческие дневники для отчета по практике. Обращались с ними все хорошо, никто никогда не грубил, мужики при них даже не очень матерились. Вечерами старшее поколение выпивало свой дежурный литр водки, и незамедлительно решало назревшие экономические проблемы России:

— За копейки тут мошкару кормим, а правительство миллиарды долларов раздает. Вот Судану простили семьдесят пять процентов долга, да еще говорят это выгодно обеим странам. Какая же нам выгода? Можем еще что-нибудь им в долг дать?

— Нет, Сергеевич, тут выгода в другом: президент получит премию мира, а мы будем им гордиться…

Молодые сидели вчетвером на крыльце с гитарой, тихонько пели, а если шел дождик, в девичьем углу вспоминали родной вуз, преподавателей, лаборантов. Олег, выпускник РГУ, сравнивал, как было и как стало теперь. Или в хорошую погоду все вместе шли гулять. Во время таких прогулок Оля с огорчением замечала, что Андрей старается отстать, уединиться с Женей, пытается отозвать ее в сторонку, даже лезет с поцелуями в любом укромном месте. Женя раздраженно отмахивалась от него, поглядывая на Олега, но иной раз позволяла себя чмокнуть — и тут же вырывалась, а Ольга ревниво отмечала все эти бесплодные попытки Андрея и ругала себя: как можно быть такой слепой, не видеть очевидного? Совсем поглупела от любви… Теперь было ясно, Женя играет с Андреем, как кошка с мышкой. Да, она стерва, но он-то?! Как такой умный парень мог не видеть того, что любому ясно — он не нужен Женьке?! Как он может позволять так обращаться с собой?! Стоило Оле возмутиться в душе, как она тут же спохватывалась: а сама? Как могла она сама четыре года ходить за ним прилипалой и третьей лишней?

Олег разливался соловьем, не обращал на парочку внимания, не видел напряженного интереса Ольги к происходящему. Он уже не скрывал своего увлечения ею, более того, настойчиво демонстрировал его: приносил ягоды, дарил на глазах у всей бригады полевые цветы. Оля была ему благодарна: по крайней мере, с ним весело, она не чувствовала себя лишней, но ей все равно было обидно наблюдать за неуклюжими маневрами своего любимого. Окончательно излечиться от бесплодной любви Оле помог случай. Мужики частенько подтрунивали от скуки над невозмутимым, терпеливым Андрюшкой. Однажды она услышала их разговор:

— Андрюха, а ты что, всегда за собой гарем возишь?

— Какой гарем? — не понял Андрей.

А Ольга сразу все поняла и вспыхнула. Мужики не видели ее и продолжали:

— Нет, у него Женя невеста, а Оля — запасной вариант, — безжалостно пошутил другой трудяга. — Тайга, дело опасное, все может быть. Вдруг Женя потеряется, зато Оля останется. Она к нему как приклеена. Не девка — пластырь. Эта ни в жисть не потеряется.

— С Олей мы просто друзья. Мне кроме Жени никто не нужен, — спокойно, обстоятельно объяснил Андрей.

— Ну ты так не говори, вдруг Женя вон с Олегом закрутит, тогда что будешь делать?

— Тогда я никогда не женюсь.

Оля выскочила из комнаты. Сама ведь давно уже поняла: Андрей любит другую, почему же так больно слышать это? Разумеется, сначала она поревела в кустах, а потом успокоилась. Да, все-таки ей надо поставить тем мужикам магарыч не меньше литра: после этого разговора она вдруг совершенно излечилась от своей любви. Как-то сразу, враз и навсегда. И уже спокойно смотрела на Андрея, он перестал ее волновать. В тот же день вечером она отказалась идти втроем на прогулку без Олега. Дождалась, когда тот освободиться, и до поздней ночи просидела рядом с ним на скамье под навесом. Олег от радости был в ударе, смешил ее весь вечер, а Жене стало скучно с Андреем, и они быстро вернулись. Впервые Оля равнодушно смотрела, как те двое шагают к ним через широкий двор, снисходительно кивнула и подвинулась, давая место Жене на краю скамьи.

Андрей работал, осваивал будущую профессию, обзаводился новыми друзьями, его любимая Женя была рядом. Одним словом, получал от практики все, что хотел. Но у девочек не все было так идеально, — они настоящей работы не видели. Их так и продержали на кухне три недели. Экспедиция выполнила запланированный объем работ, скоро нужно было возвращаться в город, а студентки ни разу не прошлись таежными тропами, не увидели сибирских болот, рассветов в палатке под пологом сосен и лиственниц. Когда они поняли, что не увидят настоящую тайгу, девчонки впервые объединились и устроили форменный скандал со слезами и угрозами пожаловаться ректору, с требованиями объяснить, почему их продержали на кухне. Они тоже хотели брать образцы, бить шурфы, пробираться сквозь чащу, спускаться, как рассказывал Андрей, на лодочке по быстрой порожистой речонке. Атака была яростной, бурной, и начальник сдался. Он отозвал Олега в сторонку:

— Выручай, возьми с собой, своди их на природу! Блин, мало им тут природы! Выйди на порог и дыши, так нет, им нужны трудности!.. У нас еще осталась необследованной семнадцатая точка, сходи туда с ними.

Олег сначала кивнул, но потом одумался:

— Они же еще больше будут реветь, до семнадцатой идти два часа, получится, за месяц их вывели прогуляться на полдня!

Леонид Сергеевич аж плюнул с досады, Олег был прав! Но тут же нашелся:

— Слушай, поведи их кружным путем, возьмите палатку, припасы, переночуете там, а завтра вернетесь. Только им ничего не говори, пусть думают, что далеко надо идти. По дороге прочитай им обзорную лекцию, покажи образцы разных пород, выходы на поверхность, ну сам сообразишь, ты тут с ними прекрасно общался. Захвати рыболовные снасти, порыбачите вечерком. Для тебя это внеплановый выходной. С Ольгой поосторожнее, девка хорошая, не обидь ненароком, дело-то молодое, — подмигнул он.

— Леонид Сергеевич! Да у меня планы серьезные! — возмутился Олег.

— О! Вот это дело. Будете вместе ездить, пока мальцов не нашлепаете. Давай, действуй! Может, сразу и свадьбу вам справим, походную!

Вместо того чтобы напрямую идти к нужной точке, они направились со стоянки не на запад, а на север. По дороге Олег постоянно обращал их внимание на валуны, скалы, время от времени отбивал кусочки пород, демонстрировал сколы. Он вел их без карты, без компаса, незаметно забирая влево. Когда они углубились в лес, молодежь и вовсе была сбита с толку: дорогу то и дело преграждали лесные завалы, заросли малины, топкие лощины. Андрей сначала попытался, было, глянуть на карту, понять, куда они идут, но Олег сунул ее в карман:

— Потом все покажу. Оленька, хочешь малинки? Бросайте рюкзаки, девчонки, поедим малины!

Он полез в колючие заросли, ребята присоединились к нему. Время от времени Олег протягивал полную горсть спелых ягод в сизом налете Оле.

— Ешь сам, что ты все мне отдаешь…

— Лапочка, ну возьми, я знаешь, сколько ее поел, и впереди у меня много лет, чтобы малину кушать… Ты же не всегда со мной будешь ходить.

— Что это ты меня — уже не хочешь с собой брать? То говорил «будем вместе»… Уже передумал? — весело спросила Оля.

— Кому-то надо и в конторе сидеть.

— А может быть, ты перейдешь в контору… А я как раз пойду снова в тайгу…

— Нет, я сидеть не могу, я до пенсии буду ходить по тайге. А ты будешь дома моих детей воспитывать.

— О-о! Это что, ты предложение Ольге делаешь? — ревниво спросила Женя.

— Предложение я ей давно сделал, еще два дня назад, только она все не отвечает, думает, наверно, что я шучу.

— Может быть, она просто решает, соглашаться или нет? — улыбнулся Андрей.

— Да что тут думать?! Такой парень ей предложение делает… Оля, ну не мучай меня, скажи «да»! — Олег улыбался, а смотрел серьезно.

— Давай твою малину.

Нет, в жизни все гораздо лучше, чем в мечтах! Неужели, Олег правда в нее влюбился и серьезно говорит о свадьбе?! Господи, и что она четыре года грезила об Андрее? Олег такой умный, веселый, милый… Все умеет: и костер развести, и сварить походный обед, и на гитаре играть, а поет и рассказывает не хуже Андрея. Такой парень — и до сих пор не женат… Жаль, что она в него не влюбилась… А ухаживает так хорошо…» — Олег нравился ей все больше и больше…

Погода последние дни стояла ненадежная, то и дело срывался моросящий дождик. Все шли в сапогах, ветровках, а в рюкзаках несли свитера — ночи здесь прохладные. Под ногами чавкало. Постепенно заболоченных участков стало меньше, местность все время чуть-чуть повышалась. Чаще стали попадаться оголенные участки — земля выдувалась ветрами, смывалась дождем, и скальные породы обнажались. К обеду пришли на точку. Выбрали для стоянки чудное местечко: старая искривленная сосна широко и низко раскинула над землей толстые сучковатые ветви. Сбросив рюкзак на землю, Ольга тут же подпрыгнула и повисла на толстой ветке. Олег с удовольствием смотрел на девушку, его смешили ее детские выходки. Она раскачалась, потом хотела подтянуться, но Андрей подошел к ней:

— Классный у нас будет турник. Здорово! Оль, а ты щекотки боишься? — и потянулся к ней пощекотать.

— Нет, не надо! Боюсь! — завизжала она и тут же спрыгнула на землю, но не удержалась и шлепнулась на пятую точку.

— Блин! Руки теперь в смоле! — выступившая на ветке смола прилипла к ее рукам, а когда она упала, к смоле добавилась земля.

Ольга попыталась стереть все, но стало еще хуже: смола смешалась с землей и размазалась по ладоням, теперь руки выглядели ужасно грязными. Женя насмешливо смотрела на нее:

— Не будешь прыгать на деревья… Тарзанка…

— Ну что же, я пошла мыть руки. — Оля направилась к ручью, который они перешли пару минут назад.

Холодной водой смола не смывалась, девушка так и вернулась с темными липкими разводами на ладонях.

— Ну-ка, покажи руки, — Олег нарочито строго взял ее холодные, мокрые ладони, покрасневшие от холодной воды, внимательно разглядел их. — Оля, руки надо мыть лучше. К обеду с такими руками допускать нельзя. Попробую-ка я их оттереть…

Он наклонился и стал по очереди целовать ее ладошки:

— Олег, не надо, сейчас сам будешь в смоле, — Ольга пыталась вырвать руки, а он их шутливо удерживал. — Грязные ведь!

— Не вырывайся, дай хоть согрею твои грязные лапки… — Он продолжал чмокать ее ладони, она со смехом вырывалась, они кружились на месте, то ли играя, то ли целуясь.

Женя ревниво косилась на них, а добродушный Андрюха ласково поглядывал на балующуюся парочку. Он уж начал раскладывать под сосновой крышей палатку. Земля здесь была мягкая от сотен тысяч иголок, годами опадавшими на землю, хвойный ковер пружинил под ногами.

— Спать тут будет хорошо, мягко, — говорил он, — Олег, подержи шнур…

— Оля, хватит беситься, давай обед готовить, — раздраженно бросила Женя.

Закрепив палатку, ребята разложили костер на оголенном ветрами каменистом пятачке. Добирались они сюда даже дольше, чем рассчитывал Олег, все проголодались, и притихнув, сидели у костра нетерпеливо ожидая кашу с тушенкой. После обеда, не сговариваясь, развернув спальники, легли отдыхать, с полчаса дремали, блаженно вытянув гудящие ноги. Только потом для девочек наконец-то началось практическое занятие на природе: Олег показывал, как реально составлять абрис — зарисовку местности с обозначением предварительно намеченных точек отбора проб — в качестве привязки использовал высокую скалу, поднимавшуюся над кронами деревьев. Заставил студентов сделать самостоятельно чертежи с разных точек.

Вечером опять сидели у костра, болтали обо всем. Олег неплохо пел даже без гитары. Оля насмешила всех, рассказывая, как училась водить машину, и как бедный инструктор нервничал — он без конца кричал ей «Тормози! Тормози!»

— Я тормозила, но наверное, не сразу, потому что услышала такие редкие обороты речи, которых раньше никогда не слышала: у него оказались очень обширные познания в ненормативной лексики, даже не ожидала! И полагаю, он еще не все рискнул произнести в моем присутствии. Да, тогда мы хорошо повеселились!

Перед сном Олег потянул Олю пройтись. Отойдя за ближайшую одинокую скалу, обнял девушку, приник к ее губам долгим поцелуем.

— Э-э-э, ты что?! Осторожнее! — Оля отстранилась, но не сильно, радостно осознавая, что ей приятны и поцелуй, и запах сигарет, и его горячее тело, и их взаимное волнение.

И ей нравилось чувствовать свою власть над ним — он так отпрянул от ее окрика… Так заискивающе посмотрел на нее: не обидел ли? Сильный и смелый, и в то же время, нежный и робкий… Уходить в палатку не хотелось, можно было еще немного постоять… Стало прохладно, Олег снял свою куртку, укрыл плечи девушки, он-то совершенно не ощущал холода, наоборот, горел… Его смешили слабые попытки Оленьки отстраниться, остановить его натиск, он бы легко их преодолел, хрупкость ее плеч, слабость мышц так трогательны… Целовал, чувствовал робкую покорность девочки и сам себя останавливал: «Скоро, скоро… Не напугать, не обидеть… Не надо торопиться, она будет моя… С ней надо бережно… У нее наверно, никого еще и не было…» Он уже чувствовал ответственность за нее, ведь это не просто очередная девушка, это его избранница… Он сможет защитить ее от всего мира. Его просто переполняла счастливая уверенность в себе.

Спать легли поздно, Оля и Олег умиротворенные, Женя разочарованная: сейчас она точно уверилась в том, что Олег ей нравится больше, чем Андрей… Какая несправедливая штука — жизнь…

На следующий день утром пошли за пробами. Подойдя ближе к скалам, неожиданно обнаружили какую-то аномальную зону: участок выглядел совершенно иным, деревья росли редко, разбросанно, стволы у них были сильно изогнуты, прижаты к земле, всюду из почвы торчали каменные образование, напоминавшие пальцы, некоторые небольшие, в человеческий рост высотой, другие — не меньше пяти метров. Ребята сразу окрестили их «чертовыми пальцами». Эти пальцы редким, неровным частоколом уходили вдаль, скрывались за соснами. Ольга тут же ловко, как обезьянка влезла на самый маленький столбик, не больше ее самой, и на его покатой вершинке вытянулась во весь рост и проорала на все четыре стороны: Ура, ура ура!

— Олька, ты как горная козочка! — сказал Олег.

И он, и Андрей с удовольствием смотрели на ладную фигурку девушки, пританцовывающей на грубом высоком постаменте.

— Статуэтка, — оценил Андрюша.

— Ой, какая красота здесь! Как здорово, что мы сюда пришли! — восторгалась окрестностями Оля.

— Слезай, коза, а то домекаешься, свалишься вниз, — ревниво остудила ее восторги Женя.

На этом пятачке и провозились почти до вечера. Били шурфы, без конца натыкаясь на скалистый слой. Похоже, тут везде под тонким слоем грунта проходило плато. Влезали на скалы, откалывали образцы пород.

— Гляньте, что это там блестит?

Оля заметила на одном из скалистых столбов сверкающий на солнце кусочек.

— Кварц, наверно, — присмотрелся Олег.

— Пошли, посмотрим. Я хочу отбить такой блестящий кусочек породы себе на память о первой экспедиции.

Но Олег не позволил.

— Нет, уже поздно, пора в лагерь. Завтра утром придем сюда.

Они собрали рюкзаки с породами и двинули к своей палатке. Прошли почти половину пути, вдруг Олег остановился, провел рукой по ремню — там всегда висел его молоток, сейчас его не было.

— Я забыл свой молоток, идите, я вас догоню. А вы сразу хворост собирайте и готовьте ужин.

— Ну давай свой мешок, я донесу, — Андрей забрал груз у Олега и ребята пошли дальше.

— «Я вас догоню», — передразнила Оля, — а ужин готовьте, значит не очень быстро догонит.

Они шли торопливо; всем хотелось есть, завтрак давно переварился, утром не подумали, что так задержатся, не взяли с собой ничего перекусить. На биваке все было в порядке. Палатка закрыта, сушняк для костра приготовлен. Сбросили рюкзаки, споро принялись за дело. Девчонки сбегали к ручью, набрали воды, помыли крупу, Андрей тем временем разжег костер, повесил над ним котелок с водой. Пока Олег не вернулся, успели сварить кулеш — густой суп с тушенкой и пшеном.

— Может быть, пойдем ему навстречу? — Оля уже жалела, что не осталась с Олегом.

— Да сам придет, давайте кушать, — разозлилась Женя.

Терпения ни у кого не осталось, в животах урчало от голода. Поели, Олега все не было. Решили идти его искать. Ребята добрались до чертовых пальцев уже совсем в темноте. Олег им не встретился, они кричали, звали его, но все было тихо. Пришлось поворачивать в лагерь, все равно ничего не было видно.

— Может быть, он уже пришел, поел и спит? — успокаивала Оля, хотя сама почему-то предчувствовала плохое.

Не мог Олег так поступить. Не застав их, он сам бы начал их звать. Ольга улеглась в спальник, не выдержала и тихонько поплакала: с ним наверняка что-то случилось… Андрей и Женя слышали ее всхлипывания. Спали плохо, несмотря на усталость. Проснулись рано, доели вчерашний кулеш, сейчас он стал совсем густым, уже не суп, а каша — и пошли на поиски. Растянулись цепочкой, шли на расстоянии трех-четырех метров друг от друга, прочесывая весь возможный путь Олега, долго бродили среди скал, кричали, ответа не было. Смысла оставаться здесь дольше тоже не было. Надо было звать опытных людей, и студенты решили идти в лагерь, в лесничество. Теперь уж Ольга разревелась открыто, да и у Жени блестели слезы.

— Он погиб, наверно…

— Оля, ну что ты заранее плачешь? Ну заблудился, так найдут же.

— А вдруг он в болото попал, утонул…

— Да он кричал бы, звал на помощь, услышали бы. Да тут и болота нет поблизости!

— А если на него медведь напал?

— Ну мы же не так далеко были, наверное, услышали бы его крики…

Олег не мог им ответить. В это время он лежал мертвый. Вечером он специально оставил свой молоток, чтобы вернуться и самому отбить для Оли кусок блестящей породы, хотел сделать ей на память сказочный подарок. Несмотря на целый день работы он не чувствовал усталости, походная жизнь закалила его. От природы сильный и крепкий, он был как пружина: мысли о девушке волновали его. Парень с нетерпением ждал сегодняшней ночи, в мечтах опережая события. Представлял, как принесет каменное зеркальце, словно из малахитовой шкатулки Бажова, и Оля скажет ему «да». Потом они возьмут спальник и уйдут в лес подальше от палатки. Даже место днем приметил подходящее — ветви старой ели шатром спускались до земли, под нею было сухо и уютно. Целовались бы там вдоволь… Он хотел стать для нее единственным. Славная девчонка, и если сейчас не любит его, все равно полюбит, он добьется, он ее не отпустит. Уж он постарается ей понравиться, чтобы она так же сильно полюбила его… Уже хорошо то, что она перестала постоянно следить глазами за Андреем. И все мужики в их партии молча одобрили его выбор, он понял это. И никто не пытался помешать ему. В августе у него отпуск, повезет Олю знакомить с родителями — она им точно понравится…

Прихватив по пути припрятанный молоток, быстро, почти бегом, перепрыгивая через небольшие валуны, Олег добрался до нужной скалы возвышавшейся над ним метров на семь — восемь. Это был не палец, а скорее массивный кулак. Олег даже не стал ходить вокруг, выбирая место для подъема, тут же начал легко подниматься по почти отвесной скале, словно шел по лестнице, не задумываясь, находил удобные выступы для рук и ног. Наверху он увидел, что скала расколота широкой трещиной надвое до самой земли, внизу расщелину заполнили заросли кустарника. Его цель — зеркальце, было на другом осколке, под ним — небольшой уступ, шириной в ладонь. Парень ловко перепрыгнул через метровый провал и прижался на узком выступе к отвесной стене. Стоять было неудобно, спиной он ощущал сзади проем, а блестящий глаз скалы сверкал прямо над ним. Олег потрогал его — гладкий, это явно не кварц, кусок переливался всеми цветами радуги. Даже жалко стало отбивать его, такой красивый, продолговатый, овальный, точно разноцветное зеркало, размером с ладонь. Откинув голову, замер любуясь на него. Хорошо бы целиком вырубить… Это на самом деле отличный подарок — память на всю жизнь, вместо обручального кольца.

Достал молоток, сожалея, что нет с собой других инструментов, тут бы зубило потребовалось, чтобы аккуратно вырезать это блестящее зеркальце. А еще лучше — «Болгарку» бы сюда. Вздохнул, стукнул на пробу чуть в стороне от зеркала. Скала была очень твердой, даже не треснула, он стукнул сильнее, небольшой кусок породы отлетел и как пуля ударил его в глаз. Олег невольно резко отшатнулся и потерял равновесие. Падая в узкую расщелину, со всего размаха стукнулся головой о противоположную стену — острый выступ — и на землю упал уже мертвым. Тело провалилось сквозь заросли кустарника, ветки пружинисто взметнулись и скрыли его.

Глупая, случайная и нелепая смерть.

До вечера студенты так и просидели, не решаясь уйти без Олега — ждали его возвращение. Время от времени принимались бродить вокруг лагеря, звать его, надеясь, что он заблудился, услышит их и придет. Хотя… все уже понимали: такого не будет. На заимку решили отправиться на следующее утро. Оставили для Олега часть продуктов, подвесили их повыше на дереве, прикололи записку: «Олег, мы тебя искали, пошли за помощью. Скоро вернемся». Образцы пород тоже решили сейчас не нести, чтобы идти быстрее. Палатку не стали собирать — вдруг Олег ранен, будет ему где укрыться от дождя, если он сам доберется сюда, его спальник, банку тушенки и чайник — все сложили внутри. Последние дни хмурилось, ждали хорошего дождика, потому лопаткой сделали небольшую канавку вокруг палатки, чтобы ее не залило дождем. Остальные вещи не было смысла оставлять: если он в состоянии ходить, пойдет к заимке, не будет он тут в одиночестве ни охотиться, ни ловить рыбу, и потому котелок, ружье, снасти и свои спальники взяли с собой и двинулись в сторону лесничества. Шли, оглядываясь, ждали, вот сейчас Олег их нагонит и скажет: «Эх вы, бросили меня! Вот и надейся на таких!»

Среди вещей Олега ребятам попалась карта. Андрей помнил, что вышли от стоянки на север, что пересекали ручей — нашел на карте подходящую голубую нить ручья, поискал точку, где они должны были бы находиться сейчас. Там был обозначен двадцать первый квадрат. Андрей посомневался в душе, вроде бы слышал, как начальник партии упоминал семнадцатый номер, но вон он где, семнадцатый. Если бы они направлялись туда, то вышли бы из лагеря сразу на запад. К тому же семнадцатый участок совсем близко, они бы столько не шли, значит, это двадцать первая точка, и возвращаться надо строго на юг. С Олегом они не обращали внимания на дорогу, не запоминали путь, все время сворачивали туда-сюда, обходя завалы. Сейчас, полагаясь на карту, ребята пошли на юг.

Они рассчитывали к обеду добраться до геологической партии… Но местность вокруг оставалась совершенно незнакомой. Девчата за месяц исходили все вокруг лесничества, не могли они его проскочить, и вышка там торчала с антенной, ее было видно издали. Андрей припомнил, как они шли с Олегом, что они все время чуть-чуть сворачивали к западу, и потому сейчас стали забирать к востоку. Шли еще часа два, но все так же ничего знакомого не увидели. Поднялись на скалистый утес — осмотрелись: знакомой избы, сараев и раздолбанного уазика не было видно. Вокруг простирались глухие леса. Будущие разведчики недр поняли, что заблудились.

Еды было мало. Вечером доели остатки. Утром двинулись дальше. Спустились с небольшой возвышенности, и движение их замедлилось. На карте не были обозначены все маленькие болотца, ручьи и озера, которые им встречались, их то и дело приходилось перешагивать или обходить. Когда шли с Олегом, не встречали столько ручьев, а сегодня словно совсем другая дорога. К полудню вышли к чистому озеру, решили здесь задержаться, попытаться что-нибудь поймать. Андрею повезло, на крючок попалась крупная рыбина В рыбе никто не разбирался, поспорили и решили, что это карп. Девчонки почистили и сварили его. Наелись так, что не хотелось двигаться, остались у озера до вечера. Передохнув, взялись за дело: Андрей ловил рыбу, а Оля и Женя запекали ее, готовили впрок, на завтра. Они обмазали улов глиной, сдвинули костер, уложили рыбу на раскаленный пятачок, присыпали сверху горячей землей, вновь развели костер. Рыба запеклась отлично.

Утром пошли дальше, на сытый желудок идти было веселее, день прошагали с короткими остановками. Карту можно было вообще выбросить, она была бесполезна, студенты совершенно запутались, не могли понять, куда им теперь идти. Время от времени кто-нибудь ободряюще говорил: «Нас, наверное, ищут…» Но нервы у всех были на пределе, каждому хотелось обвинить другого и в том, что они вообще пошли в эту экспедицию, и в том, что заблудились. Потому, чтобы не поссориться, топали молча. Запеченную рыбу растянули на два дня. Потом день плелись голодными, ничего не могли ни подстрелить (Андрей промазал), ни поймать — то ли озеро попалось безрыбное, то ли им просто не везло. К тому же и они сами, и их вещи как-то быстро стали выходить из строя: Оля глубоко провалилась в бочажину, мокрые кроссовки чавкали, начали рваться. Девушка замерзла, молча дрожала от холода. Женя оступилась и поцарапала сухой веткой лицо. Царапина была глубокая, болела и Женя думала, что от нее останется шрам. Андрей подвернул ногу, она слегка опухла и болела, но еще больше его мучил голод, спазмами сводило живот. Он был плотным парнем, всегда ел с аппетитом, вынужденный пост стал тяжким испытанием для него.

Этот день был самым трудным — начался дождь. Сначала моросил, потом пошел сильнее и сильнее. Ребята попытались устроить шалаш, пригнули друг к другу и связали пару тоненьких березок, набросали лапника на склоненные деревца, но дождь протекал сквозь такую крышу. Ночь на пустой желудок тянулась долго. Несмотря на усталость, все часто просыпались, отсыревшие спальники плохо грели. Встали рано, укладывали вещи не разговаривая друг с другом, хмуро перекинулись несколькими фразами и пошли дальше. Андрей стойко уверял, что с курса не сбивался. Как это могла быть правдой, девчонки не понимали. Женя не выдержала:

— Идиот, не можешь карту читать, отдал бы нам, а то вечно умничаешь, строишь из себя всезнайку, болван!

Андрей промолчал, а Оля набросилась на Женю, яростно защищая парня.

— А кто тебе не давал посмотреть в карту? Привыкла к няньке…

Дальше шли молча, разобиженные друг на друга.

Дождь моросил весь следующий день, под ногами хлюпало.

— Мне кажется, что мы идем по болоту… — сквозь дыры в кроссовки Оли постоянно набиралась влага.

— Нет, это просто земля раскисла от дождя. Вон, смотри, там дальше пошел небольшой подъем, на холме болот не бывает…

И в самом деле, они чуть-чуть поднялись по склону, потом опять спустились в низинку, и опять — вверх, вниз… Вскоре поняли, что не заметили, как забрели в глубь болота. Осторожно и долго пробирались по топи. Иногда срывались с кочек, но успевали выбраться. Промокли полностью, но болото прошли.

Когда они вышли к озерку смеркалось. Дождь стих.

— Что тут так воняет? — Оля давно уже чувствовала какой-то странный запах.

— Я ничего не чувствую, — удивилась Женя, — ничем не пахнет…

— А мне тоже кажется — есть запах, — отозвался Андрей. — Не пойму, что это так пахнет, трава прелая, что ли?

— У меня голова начинает болеть от этого запаха.

— Да что вы говорите, нет никакого запаха! Выдумали! — Женя даже разозлилась. — Абсолютно чистый воздух…

Под большой лиственницей было почти сухо. Они не успели снять свои мешки, стояли, выбирая место для палатки поровнее. В этот момент на противоположном берегу озера вдруг появился мальчик лет десяти. Вышел из кустов с поднятой головой — следил за белкой, потому не увидел сразу геологов. Ребенок был одет в полотняный костюм, широкие штаны и рубаху как у каратистов. Женя и Оля смотрели на него молча, не веря своим глазам, — так он не вязался с этим местом. Глухая тайга, вечер, дождь — и вдруг пацан… Словно мираж. Андрей тоже пару минут молчал, потом крикнул:

— Мальчик!!

Парнишка вздрогнул, оглянулся на них и бросился бежать вдоль озера.

— Стой!! Мальчик, стой! Помоги нам!

— Мальчик, мы заблудились! Помоги!

— Подожди!

Они орали на три голоса и бежали следом за ним по своей стороне озера. Пацаненок не останавливался. Сосны здесь росли высокие, прямые, под ними было просторно, и ребенок в своем светлом наряде был далеко заметен. Андрей вырвался вперед, девчонки отстали. Мальчик все же ускользнул бы, но оглянулся на них, тут же споткнулся, упал.

— Папа!!!! — закричал он.

Ребята не заметили, откуда, из-за какого дерева появился мужик и встал прямо перед Андреем.

— Извините, мы его напугали! Помогите нам, мы заблудились, мы геологи, — задыхаясь от быстрого бега, проговорил Андрей.

Мужик, в таком же наряде, как и мальчик, не раздумывая, изо всей силы шарахнул его кулаком по лицу. От неожиданности Андрей упал.

— А-а-а! Не бейте, стойте! — заорала Женя.

— Мы ничего не сделали мальчику!

От усталости, девчонки не могли перевести дух, говорили отрывисто, Женя кинулась к Андрею, помогла ему встать. Нос у него был разбит, текла кровь.

— Вы что делаете?! За что вы его?

— Мы же просим помощи!

Мужик все так же молча сделал шаг к Андрею, Оля встала у него на пути. Казалось, еще секунда — и она тоже получит удар, мужик уже и руку поднял, но вдруг приостановился и пристально посмотрел за нее. Ольга обернулась и вскрикнула: сразу за ними стоял другой лесной житель, заросший окладистой черной бородой с легкой проседью. У обоих были бороды и длинные волосы, собранные в хвостики сзади.

— Погоди, разберемся, — сказал второй, явно постарше. — Рассказывай! — приказал он Ольге.

— Мы тут на практике, студенты, в экспедиции. Наш начальник пропал, а мы заблудились, не можем найти заимку лесника, там все наши…

Бородачи молчали, и Оля принялась сумбурно рассказывать снова, уже подробнее:

— Мы пошли в тайгу вчетвером, нас трое — и еще с нами был замначальника партии. Он один знал, куда идти, а мы первый раз тут. И он пропал, а мы хотели вернуться к остальным, но заблудились. Может быть Олегу помощь нужна, мы его не смогли найти, хотели привести остальных геологов, но заблудились. Помогите нам, пожалуйста. Мы за мальчиком побежали, потому что боялись, что без него не найдем взрослых, в смысле — вас.

— Где ваша заимка? Карта есть?

— Да, есть, — Андрей лихорадочно полез во внутренний карман куртки. — Вот она, вот заимка. — Ткнул он пальцем.

Мужики посмотрели на карту, переглянулись, потом осмотрели ребят.

— Далековато вы забрались.

— Помогите, пожалуйста, мы заплатим. Мы не ели весь день, да и вчера тоже…

— Можно, мы у вас обсохнем?

— Нет, к нам нельзя…

— Почему?

— Староверы? — догадался Андрей.

— Ну… вроде того.

— Мы все будем делать, как у вас положено, — у девчонок на глазах заблестели слезы.

— У вас есть рация? Надо сообщить в партию, что мы нашлись, нас ищут, наверно… — они говорили, перебивая друг друга.

Это было просто невероятно, столкнуться с людьми в этой тайге и им отказывают в помощи!..

— Ладно, посидите в избе, только по деревне не шастайте. Пошли, — наконец согласился мужик постарше.

Он прошел мимо ребят — этот человек явно привык командовать, а по тропе шел как на марше, четко печатая шаг. Второй мужик и мальчик поспешили следом. Ребята не успевали за ними, тогда один из местных, молодой, оглянулся и остановился:

— Давайте ваши мешки.

Оля быстро сняла мешок и протянула ему. Он повернулся к Жене:

— А ты чего ждешь?

Та торопливо, без возражений сняла груз. Мужик взвалил оба мешка себе на спину, и снова бодро зашагал вперед. Девчонки забрали у Андрея ружье и спальник — у него остались рюкзак, топор и котелок. Теперь они почти успевали за своими проводниками. Шли долго, минут сорок. Деревня показалась неожиданно — десятка два домов разбросанных как-то непривычно, в беспорядке на ровной зеленой лужайке. До них было еще далековато, но издали уже было видно, что все избы основательные, сложены из ровных толстых бревен. Не было бесконечных пристроек мал-мала-меньше, как это обычно бывает в нищих российских деревнях: к дому достраивают сарай, потом коровник, курятник, еще один поменьше… Эта деревня выглядела удивительно красивой, не дома — терема, хоромы. Хозяйственные постройки, если они были, ничем не выделялись. Похоже, они строились такими же добротными, как и дома, и находились под одной крышей. Слева деревню охраняла почти отвесная скала, справа — чистая зеленая поляна, дальше — стена леса, постепенно поднимающегося вверх по склону холма. Проводники приостановились, видно, они и сами залюбовались своим селением.

Снова пошел дождь.

Мужик помоложе провел ребят к небольшому дому у тропы. Они этот домик сразу не заметили, разглядывая деревню вдалеке. Из дома торопливо вышли женщина и девочка, и, не оглядываясь, бегом поспешили прочь. Наверно, им и смотреть нельзя на чужаков. Только странно, они ни разу не оглянулись, не посмотрели, кто идет. Они же не могли знать, что сюда ведут чужих.

В избе было тепло и чисто. На столе стояли кружки, кувшин с молоком, деревянная миска с еще дымящейся вареной картошкой, свежие огурцы и хлеб. В печи горели дрова, на печи парил чайник. Это было удивительно, все выглядело так, как будто их здесь ждали.

— Одежду мокрую разложите на лавке у печи, и вот тут повесьте, пусть сохнет. Там за занавеской топчан широкий, для девчат, а ты здесь ляжешь, — молодой мужик кивнул на кровать у другой стены.

— В сенях рукомойник. Видели? Дрова в печь сможете подкинуть? Еще чуток протопите, чтобы ваше барахло высохло. Завтра покажем вам дорогу назад.

Он не прощаясь, вышел.

— Откуда они узнали, что мы придем?

— Кто узнал, Андрюша? — не поняла Женя.

— Ну вы же видите, здесь все готово для нас — картошка сварена, печь топится… Мобильников я у них не заметил.

— А может быть какие-то условные сигналы? Если они сектанты, привыкли все время прятаться, разработали систему сигналов…

— Они не кричали, не стреляли, не подавали дымовых сигналов. Как еще можно сообщить за пару километров? Тем более из-за холма. Издали нас видеть не могли. Вы заметили что-нибудь? Я — нет.

— Наверно у них сторожа сидят где-нибудь на деревьях и передают друг другу…

— Война что ли, сидеть в засаде? Кого они ждали, нас боятся?

Они уселись, только потянулись к еде, но тут в дом вошла босая женщина, в длинном, до щиколоток, полотняном платье, выглядывающем из-под прозрачного дождевика. Подол внизу намок, потемнел. В руках она держала миску с разломанной на куски вареной курицей, поставила ее на стол, оглядела практикантов, покачала головой, шепнула, словно сама себе: «Совсем молоденькие, бедные…», потом погромче:

— Ребята, бегите отсюда, плохое тут место…

— Как бегите? Почему?

— Бегите, бегите, не гоже вам тут оставаться… — Она пугливо оглядывалась, говорила тихо, быстро.

— А что тут плохого?

— Нелюди здесь. Вам подальше надо, на юг, там есть деревня… Ешьте и бегите…

— Ночью? Прямо сейчас? — Ее страх заражал, ребята тоже начали оглядываться по сторонам, на темные, не занавешенные окна.

— Да… — она оглядела их, задумалась. — Сейчас в болота попадете… не пройдете сейчас. Утром бегите, пораньше вставайте, пока никто не пришел.

И вышла.

— Что она сказала: «здесь не люди» или «нелюди»?

— Какая разница?

— Большая, «нелюди» — так говорят обычно о жестоких людях, а «не люди» — понятно всем.

— Что понятно?

— Ну не люди, а инопланетяне, мутанты, призраки, роботы, что еще может быть?

— Андрей, ты еще больше пугаешь… — Оля с вытаращенными от страха глазами выглядела как призрак,

— Давай, Андрей, поедим сначала, потом будем размышлять, а то меня уже тошнит от голода. — Женя не теряя больше времени схватила картошку и кусок курицы.

— А тарелок чистых тут нет?

Оля встала, отдернула белую занавесочку на полке, потом выглянула в сени.

— Ничего нет, это не жилой дом, что-то вроде гостиницы. Между прочим, на нашем деревянном лежаке вместо матраса листы поролона.

— Ну и что?

— Откуда в глухой тайге поролон? Тут должны быть перины, шкуры. Что-то не вяжется.

Разговор затих. Не задумываясь больше о культуре поведения за столом, каждый положил около себя на чистом деревянном еще влажном столе огурец, ломоть хлеба, картошку и принялись наворачивать, не глядя на соседей. Ребята не замечали, с какой жадностью едят.

Вдруг Оля услышала тихий смех. Она поперхнулась, оглянулась — кроме них в избе никого не было. Андрей встал, он сидел посередине, спиной к комнате, взял свой стул и передвинул его поближе к Жене.

— Мне все время кажется, что сзади кто-то стоит, — пояснил он и заглянул за занавеску.

— Везде пусто. Оля, ты что-нибудь слышала?

— Смех, детский.

— А ты, Женя?

— Нет.

— Оля, мы с тобой бредим?

— Может здесь акустика такая? Где-нибудь в соседней избе смеются, а здесь слышно?

— Женя ничего не слышала. У нас глюки, что ли? Слуховая галлюцинация, одновременно у обоих. До соседней избы полкилометра.

— Тогда это мираж, если сразу слышали двое.

— Скорее иллюзия… Ошибочное представление на основе чего-то реального…

— Женя-то ничего не слышит… Что тут реальное? Чай будем пить?

— Давай.

— И чай подозрительный, какие-то травы вместо заварки…

— Ну, это уже ерунда, зачем нас травить, могли бы тогда и не тратить на нас курицу…

И снова странный звук, словно кто-то не сдержал смеха и прыснул в кулак, — Андрей вздрогнул… Оля настороженно подняла голову:

— Андрей, ты помнишь Блока?

— Не особенно, а что именно?

— «Тем и страшен невидимый взгляд,

Что его невозможно поймать;

Чуешь ты, но не можешь понять,

Чьи глаза за тобою следят».

— Такого стихотворения не помню, мы «Фабрику» учили и еще какое-то, про ресторан. Он же символистом был, да?

— Давайте спать, а завтра пораньше уйдем отсюда, — прервала их диалог Женя, она не любила, когда не могла владеть нитью разговора.

Никаких запоров на двери не было, просто поставили стул у входа и легли. Женя и Оля прижались друг к другу под большим ватным одеялом.

— Может быть, Олега нашли…

Ольга лежала и вспоминала, каким сильным и нежным был Олег, ей так хотелось сейчас к нему… С ним было спокойно и надежно… Глупая она, такой парень за ней ухаживал, а она все раздумывала…

Заснули как убитые. Ночью проснулись от раскатов грома. Странно, обычно гроза бывает внезапно, а тут после долго нудного дождика — гром. Андрей вскочил, открыл дверь:

— Ничего себе!

Девчонки подбежали к нему и замерли, пораженные необычной картиной: молнии одна за другой змеились вдали над горой и били все время в одну точку.

— Интересно, что там такое? Как будто притягивает разряды, как громоотвод, да? — Оле было так интересно, хоть беги туда, на гору, посмотреть. — Может, сходим?

— Ты что, ненормальная? Под дождем переться в лес, да и опасно, может молния сжечь… — как всегда, остудила ее Женя.

Вот и ушли пораньше, как тут уйдешь? Гроза вскоре прекратилась, они заснули под шум проливного дождя. Утром проснулись рано — всем было тревожно, не спалось, в окна ничего не видно, сплошная серая пелена дождя. Андрей вышел в сени, открыл дверь на улицу, постоял на пороге… Потом накинул ветровку и шагнул в дождь, туалета в избе не было. Вернулся промокшим.

— Что будем делать? Такой дождь льет, вода везде стоит, как мы пойдем? — он потрогал разложенные на просушку спальники, — и вещи наши еще не высохли…

Из открытой двери в дом потянуло холодом и влагой. Девчонки закутались плотнее одеялом.

— Спали хорошо, никто нас не беспокоил, почему эта тетка нас пугала?

— Может быть, она ненормальная?

Они пролежали до семи, потом встали, оделись, затопили печь, согрели чай, и сидели молча, не зная, что делать.

Вскоре пришел вчерашний молодой мужик, он сначала слегка стукнул в дверь, вошел, положил на стол каравай хлеба, яйца и кувшин молока.

— Ешьте и сидите здесь, по деревне не ходите, — сказал и повернулся уходить.

— Стойте, подождите! Как вас зовут, скажите, пожалуйста… Неловко, вы нас кормите, а мы даже не знаем вашего имени…

— Захар, — сказал и сразу вышел.

Студенты позавтракали.

— Надо же, летом печку топим, нам дома не поверят…

Сидели сначала у огня, потом, у окошка. Андрей снова заснул. Дождь не переставал. Снова пришел Захар, на этот раз с молодой, шустрой женщиной, они принесли на обед суп в кастрюле, тарелки и хлеб.

— Мы завтра утром уйдем, скажите, куда, в какую сторону нам идти? Где тут село иди деревня побольше, чтобы был телефон, дорога, машина или, автобусы ходили?

— Завтра вы никуда не уйдете. Переправу затопило.

— Какую переправу?

— Это же остров, мы живем на острове среди болот, — пояснил вчерашний знакомец. — Нынешнее лето мокрое, сюда только один проход и оставался. Дожди в последние дни все залили, теперь и ту перемычку затопило. Ждите, когда подсохнет. Сейчас никак не пройти, все раскисло, опасно.

— Вот это номер! Нас наверняка ищут, люди волнуются… И сколько же нам ждать?

— Я не Господь Бог, не знаю, только сейчас вас отсюда никто не выведет, прохода нет. Удивительно, как только вы сюда пробрались…

— А если по нашим следам идти назад? Как сюда пришли, так и выйдем. А потом, за болотом, нам куда идти?

— По каким следам? Все уже затянуло ряской. Да никуда вы не выйдете! Говорю же, вам повезло, что не утонули в болоте. Чистая случайность. Наши и то пропадали там Всю жизнь на этих болотах живем, знаем их вдоль и поперек, а туда никто не сунется. Нет с той стороны выхода, не знаем мы такого пути! Никто так не выходил отсюда. И раньше так не ходили, а сейчас и вовсе все затопило. Сидите, успокойтесь, пройдет несколько дней и можно будет выйти по нашей дороге.

— А на лодке? Лодка у вас есть?

— На лодке по болоту не проплывешь, а здесь везде озера сменяются болотами, нет сплошной чистой воды.

— Ну, давайте мы у вас что-нибудь будем делать… Что же так сидеть, неловко вас обременять. Денег у нас с собой мало. Вы и так кормите нас второй день.

— Это можно, подумаем, только в деревню не ходите, да и вообще не бродите, сидите здесь. Завтра коли дождя не будет свои спальные мешки повесьте на веревке, на улице, пусть их ветерком продует, быстрее высохнут, а то у вас тут дышать нечем…

Выглянуло солнце, земля запарила, потеплело. Студенты передвинулись к открытой двери. Потом выбрались наружу, так и сидели на бревне у порога, с любопытством издали разглядывая деревню. А после обеда, несмотря на запрет, пошли осматривать окрестности — сидеть в избе было просто невмоготу. Сразу свернули направо, чтобы не пересекать единственную улицу: решили, раз их не хотят там видеть, то и не надо, не больно и хотелось. Не спеша брели по знакомой тропе, по которой пришли сюда, спустились к вчерашнему озеру. Сейчас, днем, было видно, что оно местами заросло ряской. Так и шли по краю то ли озера, то ли болотца. Иногда им казалось, что озеро кончилось, пытались свернуть, но сразу начинали проваливаться в трясину. Коварная топь маскировалась под сушу. Слева тянулась стена высоких деревьев, иногда лес отступал, и тогда ребята видели на скошенных лужайках аккуратные стожки сена. Сухие ветви на деревьях были выпилены, сушняк собран в вязанки хвороста. Иногда попадались места, приспособленные для отдыха: ошкуренные бревна с прибитыми к ним спинками, выложенное крупными камнями русло ручья.

— Когда-то я была в доме отдыха на Кавказе, там вокруг вся трава была вытоптана, а тут словно никто не поднимается на эту гору… — удивилась Женя. — Дикие заросли. Зачем тогда скамья?

Вскоре заметили вдали, за деревьями на вершине холма, вокруг которого они все время шли, скалы. Они торчали как красные, редкие зубы.

— Странно, здесь земля такая черная, а скалы красные…

Андрей с компасом в руках, отмечал их путь, зарисовывал местность, составлял кроки — чертежи — заготовки для составления плана. Заблудится они вроде бы не могли, шли, словно по большому кругу. Да и тропка виднелась. Часа через четыре они вышли к другому краю деревни, так они решили. Вряд ли в этой глуши найдется еще одна такая же, хотя с этой стороны вид на деревню был совершенно другим. Болото опять сменилось чистой водой, и по озеру протянулись деревянные мостки к небольшому островку.

— Да это, наверно, выход отсюда. Сначала на один островок, потом на другой… — догадалась Оля.

Осторожно двинулись по плавучим мостикам, скрепленным между собой небольшим плотам. У самого островка путь преградила перекладина. Практиканты пролезли под ней и поднялись повыше на берег. За деревьями увидели какую-то постройку и небольшое стадо коров.

— Да это у них коровник на острове. Удобно, никуда не уйдут и пасти не надо, ходят себе, как хотят.

Студенты подошли ближе. Строение было такое же добротное, как и все в этой деревне. Тут все строили на века. С торца коровника навес и стол со скамьей под ним. Из коровника выглянула женщина.

— Извините, что мы сюда попали, мы думали это выход с острова…

— А молока можно у вас попить? — спросила Оля.

Они уже находились и проголодались. Тетка в холщовой, длинной рубахе, переднике и белом платке, не говоря ни слова, скрылась. Ребята переглянулись: все-таки странная деревня — староверы, они и есть староверы… Хотели уйти, но женщина вышла с кувшином и краюхой домашнего хлеба, положила все на стол, вынула из кармана стаканы.

— Ешьте. А вам разве не запретили ходить по деревне?

— Да мы не заходили в деревню, шли вокруг по берегу болота.

Она одобряюще кивнула.

— И сейчас не заходите, идите дальше по кругу, в обход, вдоль полей, — она кивнула в нужную сторону.

— Мы не видели полей.

— Так вы с другой стороны шли, а сейчас за горой увидите поля, огороды. Так и идите вдоль болота, тут не заблудишься.

— А что тут у вас? Так коров содержат, на острове?

— И не только коров, есть и куриный островок, туда за яйцами ездим. Вода всегда есть, корм раз в день насыплешь, им хватает, трава же вокруг, островок-то большой, ее не вытаптывают. Только, заразы, так и норовят гнездо в траве устроить, надо все время следить за этим. И все равно, нет-нет, да и приведет какая-нибудь выводок цыплят. Хотя это тоже нужно. С утками да гусями хуже, те могут уплыть, их на том берегу держим, вечером сами возвращаются за кормом. Сколько же вы блуждали?

— Да мы счет времени потеряли…

— Один день искали нашего старшего, потом сами блуждали… С ним все было близко, а без него так и не нашли лесничество. Там и вышка есть небольшая… Вы тоже не видели наше лесничество? Туда уже второй год на лето геологи приезжают.

— Нет, не знаю. Да мы и не ходим в тайгу, что туда идти, гнус кормить или в болоте утонуть? Здесь, на острове, нет никакой мошки.

— Мы тоже это заметили. Пока шли — мошкара заела, а тут ни единого комарика, ни мошки, ни мухи! Удивительно!

— Да ведь скучно все время в деревне сидеть? — удивился Андрей.

— Нам не скучно, хозяйство большое. Да и выход с острова только наш главный знает…

— Неужели вы никогда не ходите в тайгу? А охота? Ягоды, грибы?

— Если разрешат, так с мужиками ходим, совсем недалеко.

— Что же вы, так и прожили на этом острове всю жизнь?

— Нет, я из другой деревни. Тут дети редко рождаются, и все больше мальчики, девчонок не хватает, вот местные парни и выбирают невест по окрестным селам. Только потом нас не пускают никуда. Да и куда ездить-то? Нет, тут можно жить, мужики не пьющие, не то, что в нашей деревне, там все пьяницы. Отец мой всех нас, четверых дочек вместе с матерью, не раз строил к стене. Ружье зарядит, «Счас, — говорит, — всех буду стрелять…» Помню, младшая еще у матери на руках была, а мне лет шесть исполнилось. Хорошо, что он по пьянке утонул, а то бы точно пострелял когда-нибудь… А у меня муж хороший, ласковый, если его слушаешься, работящий, жаль, что детей у нас нет, так хочется ребеночка…

— А домой, в свою деревню, тоже не ходите?

— Зачем? Там грязь и пьянство… Уж лучше здесь. Они, конечно, все странные немного, местные-то, но я привыкла…

— А чем странные?

— Не надо вам об этом знать, ступайте, а то и мне из-за вас попадет… — она испуганно оглянулась, — еще увидит вас тут кто-нибудь…

— Да, кстати, а что тут так сильно пахнет?

— Так навоз, коровы же…

— Нет, не именно здесь у коровника, а везде, вокруг деревни, там, где мы живем. Мы когда сюда шли, почувствовали необычный аромат, хотя еще не дошли до деревни.

— Ничем у нас не пахнет. Трава скошенная, конечно, пахнет, деревья, когда цветут… Так везде такой запах, по всей тайге, — женщина смотрела недоуменно.

— Оля, хватит тебе. — Женю явно раздражал разговор о несуществующем запахе.

Ребята допили молоко. После долгого блуждания расслабились, не хотелось подниматься. Они бы еще посидели, но хозяйка стала тревожно поглядывать в сторону деревни.

— Ступайте, ступайте, — стала она их торопить, — не надо, чтоб вас тут видели.

— Далеко до деревни, и мы же сидим, за кустами нас не видно.

— А что им видеть, они и так почуют…

— Как это?

Она посмотрела на них, объяснять ничего не стала, сказала только:

— Не говорите, что вы тут были, — потом махнула рукой: — А, и так узнают…

Молодежь поднялась и гуськом пошли вниз по тропке к плавучим мостикам. Держась за перильца, раскачиваясь на зыбком помосте, перешли на большую землю.

— И как они тут с молоком ходят?

— Странные тетки, все чего-то боятся… О чем они говорят? Почуют, узнают… Ясновидящие, тут все, что ли? — Оля повернулась к Андрею.

— Да вы сами странные, все им чем-то пахнет, — раздраженно, вместо Андрея ответила Женя.

Пошли в обход деревни, все также вдоль болот и озерков. В одном месте тропинка сворачивала в топь.

— Вот здесь, наверно, у них дорога с острова…

— Да, я тоже так думаю, — согласился с Олей Андрей.

— Ну какая же тут дорога? Сплошное болото… — Жене не нравилось, что у них в последнее время часто совпадают мысли.

— Женя, это сейчас, после дождя нет тропинки, а вот вода уйдет, подсохнет и появится. Не зря же сюда протоптана такая широкая тропа…

Они шли среди высокой не скошенной травы — Андрей впереди, девочки за ним.

— Женя, ты обратила внимание, как эта тетка сказала о своем муже: «Ласковый, если слушаешься…»?

— Да, нравы тут у них, как двести лет назад на Руси…

…Когда вернулись в свой домик, их уже ждала женщина с провизией. Ее сопровождал парень, явно молодой, хотя его лицо было также заросшим — для непривычных к бородам людей все их обладатели казались если не стариками, то немолодыми мужиками. Этот бородач был хорош собой, какой-то древний викинг в полотняной длинной рубахе. Он заинтересованно оглядел студентов, взгляд его надолго задержался на Ольге, так, что она смутилась. Красавчик принес работу — мешок с гусиным пером. Объяснил, что они должны делать: каждое перышко нужно взять в руки и ободрать с него пух; пух класть в другой мешочек, а голый стержень бросать в корзину. Работа была нетрудной, но удивительно непроизводительной и нудной. Просидели до вечера. Вечером пришла другая тетка, и забрала готовый пух. Одета она была так же, как и предыдущие женщины, потому, все они казались одинаковыми: волосы скрыты под платками, платья как балахоны, до пяток, все вещи грязно-белого цвета, фартуки только разные, с вышивкой. Ее опять сопровождал тот же красавец. Он задержался и немного поговорил с ребятами. К их удивлению, Макс, так звали нового знакомого — оказался студентом пятого курса МГУ, причем, учился на факультет вычислительной математики и кибернетики.

— И что, вот так с бородой — на лекции?

— Да нет, борода — это только летом, на каникулах.

— А где же тут у вас школа?

— В основном домашнее обучение, а при необходимости — едем в райцентр, там и экзамены сдаем за каждый год обучения. Да у нас тут мало молодежи, детей. И не все хотят учиться. Им и так неплохо, лишь бы умели писать да читать.

— Ты с компьютерами не был знаком до вуза?

— Почему? Ноутбук у меня давно был…

— А электричество тут есть?

— У нас свой ветряк, электричество вырабатывает, все как у людей. Только в этот домик не провели, вроде ни к чему, все равно пустует.

— Ничего себе! А мы удивлялись, откуда здесь матрасы поролоновые. А как вы сюда все доставляете? Дороги нет, только тропа, на лошади и то не проедешь…

— Да по-разному, — замялся Макс.

О себе он говорил неохотно, сдержанно, а вот полевой жизнью геологов интересовался живо. Его явно привлекала Оля, он все поглядывал на нее.

— Девчонки, а что вы такие невеселые? Ну поживете у нас пару недель и уедете, что вы такие хмурые?

— Пару недель?! Ничего себе… Нас же ищут, наверно эмчеэсников вызвали, или вертолеты… Раз у вас есть электричество, значит, должна быть какая-нибудь связь с миром. Сообщите о нас, за нами наверняка приедут… Не хотим мы тут жить так долго.

— А я так рад, что вы здесь, мне будет веселее, — Макс говорил всем, а смотрел на Ольгу. — Хочешь, принесу магнитофон, он с аккумулятором? — спросил уже прямо у нее.

— Не хочу. Ты не обижайся, нам не до веселья, мы из-за Олега расстроены, с ним наверно, что-то плохое случилось…

Внимание Андрея привлекли бугры мышц под тонким полотном Максовой рубахи.

— Ты культурист, что ли? — не выдержал он.

— Нет! — улыбнулся Макс, — просто тренируюсь, тут большой простор для тренировок: пахать, дрова колоть, сено косить. Оставайтесь, и ты накачаешься к зиме.

Они попробовали бороться на руках, но Андрей сразу понял, что Макс значительно сильнее, и сдался без боя. Макс вскоре ушел, а студенты после ужина вышли на улицу. Было тихо и тепло. Андрей подтащил поближе к избе на уютный пятачок меж густых кустов короткое бревно и они уселись на нем. Андрей с Женей принялись, было, подтрунивать над Ольгой: какой, мол, у нее появился поклонник.

— Оля, да он мощнее, чем Тарзан у Наташи Королевой! — восхищался Андрей.

— Ну как вам не стыдно! Олег может быть погиб, а вы тут о каком-то поклоннике!

Разговор стих, все снова погрустнели, молча сидели на лавочке, глазели на деревню внизу. И в наступившей тишине вдруг услышали голоса, затем на тропе появились два человека. Они увлеченно беседовали и не заметили притихших студентов:

— Нет, ты не прав, эти опыты до добра не доведут. Вот Миша уже стал заговариваться, это уже третий человек за два года. Вполне возможно, у кого-то крыша едет еще конкретней, но ему удается это скрывать. Знаешь, у таких людей появляется какая-то звериная хитрость, они очень ловко маскируются.

— Ерунда, психов везде хватает! Неужели ты всерьез думаешь, что кто-нибудь добровольно откажется от подарочка из-за Михаила?! Кто же откажется от возможности стать талантливым композитором или художником, иметь талантливых детей?

— А вот это еще вопрос, будут ли дети вообще? Думаю пора это прекратить, поиграли и хватит. И подарки всем разные достаются, еще не известно кого что ожидает… Я бы взорвал скалы.

— По-твоему, все зависит от звука?

— Ну а как ты еще объяснишь, что сдвиги в психике происходят только во время пения ветра?

— Да ветер и здесь слышно, только что-то никто не изменился, кроме тех, кто поднимался в пасть дьявола.

— Значит, надо уничтожить переправу, или срыть гору, не знаю как, но надо всю эту лавочку прикрыть…

— Ты только при Иване Федоровиче этого не скажи…

— Да уж конечно, ему-то плевать на людей.

— Тише ты, с такой организацией не стоит шутить. А генетическими исследованиями занимаются не только в нашей стране. И везде это направление спонсируется серьезными организациями: ФСБ… ЦРУ…

Эти двое людей, с виду деревенские мужики из прошлого столетия, не заметили тихо сидящих студентов и, продолжая разговаривать о возможных изменениях на генетическом уровне, пошли по широкой тропе к деревне.

— Оля, ты видела? — спросил Андрей.

— Да, кусты не шелохнулись, ни единая веточка.

— Как они так ходят?

— О чем вы? — Женя обиделась, почему-то здесь в деревне Андрей и Оля очень сблизились и понимали друг друга без слов.

— А ты что, не заметила, как они вышли из-за кустов? — повернулась к ней Ольга.

— А что там замечать?

Оля и Андрей переглянулись.

— О чем это они говорили? Какие-то опыты? ФСБ, ЦРУ… Фигня какая-то…

Рано утром их разбудил шум ветра в листве, к нему примешивались странные звуки.

— Что это? — Оля вскочила на кровати.

Женя тоже проснулась и сидела тихонько, прислушиваясь к странным завываниям. Поднялся и Андрей, окликнул девчат, потом подошел:

— Не спите?

— Уснешь тут! Андрюша, что это такое?

Он раздвинул занавеску у их топчана, присел на край.

— Не знаю. Сам проснулся, услышал что-то неприятное.

— Как жутко!

— Тоскливый вой, может быть, волки?

— Ну да, ты что, Женя, если это волки, то размером со слонов. Я выйду на улицу, — Андрей поднялся.

За ним и Оля пошла к двери.

— Вы что?! Не ходите, страшно!

Андрей и Оля удивленно переглянулись и вышли. На улице вой стал еще слышнее.

— Это ветер.

— Странно, как могут получаться такие звуки?

В деревне в утренней дымке, угадывалось движение. Похоже, все жители деревушки вышли на улицу и стояли, вслушиваясь в странные звуки. Потом они засуетились, забегали.

— Глянь, что это ползет? — за деревней из леса, сверху, с горы, словно стекало молоко — языки густого белого тумана ползли тонким слоем на поляну, тянулись к домам, растекаясь и тая меж ними.

— Туман или дым? Как-то жутко… Хорошо, что мы повыше, к нам не поднимается…

Некоторые деревенские остались стоять на высоких крылечках своих домов, другие же спустились в туман и бродили по колено в этом белом озере. Через несколько минут с разных сторон деревни люди побрели к лесу. Но не все. Часть так и осталась стоять на крылечках, глядя вслед уходящим. Постояли, тревожно переговариваясь — ветер изредка доносил обрывки слов, и разошлись по избам.

Все те, кто пошел к лесу, были одеты в длинные рубахи, как женщины, но Оле показалось, что среди бредущих есть и мужчины, вроде были видны бороды.

Студенты зашли в дом. Женя сидела, забившись в угол кровати. Она была жутко напугана.

— Что ты так испугалась? — Андрюша обнял ее, погладил по плечу, успокаивая.

— Я боюсь, сейчас случится что-то страшное… Что это воет?

— Ветер, наверно. Там, наверху в скалах есть какие-нибудь пустоты, вот и получается такой звук.

— Давайте сейчас же уйдем отсюда.

— Успокойся, еще только рассветает, в тумане мы точно в болото попадем. Подожди, покушаем, потом уйдем.

Посидели, все равно не спалось. Всем было тревожно из-за непрекращающегося воя.

— Пошли за ними в лес, посмотрим, что так гудит и что они там делают, — предложила Ольга.

— Ты с ума сошла, куда-то идти?! Я и тут боюсь, меня знобит, — голос у Жени в самом деле был больной.

— Ну, лежи, а я пойду, мне интересно, такое приключение, может, раз в жизни выпадает… Андрей, идешь?

Андрей нерешительно поглядывал на Женю. Ему явно хотелось пойти, но неловко было бросать Женю в таком состоянии.

— Ясно…

Оля быстро оделась. Она уже не сомневалась, идти обязательно нужно, иначе пропустишь что-то очень важное. Уходя коснулась лба Жени — горячий.

— У Женьки температура.

Оля вернулась и нашла в своем рюкзаке аспирин, дала больной выпить и шагнула к двери.

— Слушай, мне тоже как-то не по себе… Может не стоит ходить… Нас же предупреждали — надо сидеть здесь… Мы и так нарушали обещание. — Андрею не хотелось отпускать Олю одну.

— Да хватит тебе причитать! Я понимаю — Женька боится, температурит, ты не хочешь оставлять ее одну, ну а я почему должна тут сидеть?! Хватит тебя одного.

Андрей остался с Женей.

Вой был ужасно неприятным, в то же время непреодолимо влекущим. Ольге казалось, что он зовет ее. Инстинктивно она постаралась пройти незаметно, перебегая от куста к кусту, прячась неизвестно от кого — в деревне сейчас не видно было ни души. В этот раз она не пошла в обход вдоль болота, сразу свернула в лес и стала решительно подниматься в гору. Под пологом леса было совсем темно. Шла осторожно, мягко ступая по прелому ковру опавших листьев и хвои, прислушиваясь ко всем звукам, боялась наткнуться на деревенских жителей, и опасалась пройти мимо. Но этот островок был не таким уж большим, чтобы проскочить. Она шла все вверх и вверх, на всякий случай обходя небольшие ложбинки из-за скопившегося в них тумана. Ближе к вершине холма лес поредел, потом и вовсе сменился кустарником. Стало светлее. Появились скалы, такие же столбы, как и там, в том месте, где пропал Олег. Вой звучал все громче, но теперь она не сомневались — это воет ветер. Потом стало ясно, как он гудит: в вершинах высоких скал виднелись отверстия, — вот на этой флейте и играл разбушевавшийся Борей.

Оля, пригнувшись, пробежала до ближайшей скалы, остановилась, прислушалась. Сюда временами доносились отдельные слова, невидимые еще люди то ли пели, то ли просто что-то кричали в лад ветру. Понять что именно кричат, было нельзя, мешал вой ветра, здесь он стал просто нестерпимым. Лазутчица проскочила до следующей скалы, перебежала еще чуть вперед. Последняя скала торчала из зарослей кустов. Оля пробралась в их гущу и застыла там, и вовремя: внезапно она услышала совсем рядом голоса. Затем они стихли, только ветер продолжал свою песню. Ушли? Осторожно продвинулась и выглянула из-за скалы.

Перед нею открылась сюрреалистическая картина: от костра по гладкой площадке между скал низко стелился белый дымок; разрывая его ногами, в лад пронзительному завыванию ветра, по кругу двигались люди в довольно жутких одеяниях. На головах у всех были надеты странные колпаки, на колпаках впереди нарисованы лица, с прорезями для глаз, а сзади наклеены или нашиты петушиные перья. Ветер трепал их холщовые белесые рубахи, с завязками у горловины. Рубахи прижимались к телам под порывами ветра, и только по их контурам можно было понять, где танцуют женщины, а где мужчины. Это был какой-то необычный танец. Они замирали, когда смолкал ветер, и двигались, когда он снова начинал выть. Ольга протиснулись чуть вперед меж колючих ветвей и прижалась к скале, там был небольшой пятачок, окруженный кустами. Заросли скрывали ее от танцующих, можно было стоять, не беспокоясь, что непрошенную гостью случайно увидят. Здесь, в кустах, легкий, дурманящий запах, присущий всему островку, стал необычайно сильным, резким. Что же это так пахнет? Оля оторвала листик с куста, растерла и понюхала его. Нет, это не кустарник… Запах, казалось, исходил от самой скалы, у которой она стояла.

Некоторое время запах беспокоил ее, вдруг пары ядовиты? Хотя, люди ведь живут здесь, не вымерли… Потом она заметила, как человек в балахоне бросает какой-то порошок в костер, после этого дым от костра становился плотнее, а запах — сильнее. Иногда ветер поднимал вверх, кружил рваные хлопья белого дыма. Время от времени клочья дыма долетали до Оли. Она боялась надышаться этой гадости и отравиться, хотела уйти, но странный танец заворожил ее, она уже не могла оторваться от необычного зрелища и вскоре перестала замечать одуряющий аромат. Иногда ветер завывал с особой силой, словно рыдал, от неприятных звуков мурашки пробегали по спине, но в этой музыке была какая-то прелесть. Все вместе — благоухание, вой и танец — действовали на Олю как наркотик, ей уже самой хотелось встать в круг и также самозабвенно двигаться.

Она не заметила, как сзади к ней подобрался Андрей, и испуганно вздрогнула, когда он коснулся ее.

— Это какие-то придурки, вроде толкиенистов, — шепнул он, — тех, которые играют во «Властелина колец», в хоббитов.

— Точно, только у них другая сказка. Язычники, наверно.

— Есть танец живота, а это какой-то змеиный, — добавил Андрей.

— Как ты меня нашел? Меня что, видно было?

— Нет, я просто выбрал наиболее удобное место, а здесь уже ты…

Танцующие в это время опустились на землю и несколько минут лежали в дыму, потом покачиваясь поднялись и двигались по кругу до тех пор, пока у кого-то из мужчин не поднялся пенис, рубаха его вздулась. Это заметили все остальные танцоры. Они остановились, мужчины подошли к «провинившемуся» и, развязав завязки на его рубахе сдернули ее вниз, потом развернули колпак. Теперь нарисованное лицо смотрело назад, а впереди были волосы из петушиных перьев. Его вывели на середину площадки и он остался стоять совершенно голый с перьями вместо лица. От действий окружающих все у него опустилось, опало. Фигура у парня была обалденная! Ему бы выступать в соревнованиях по бодибилдингу.

Хоровод продолжался. Время от времени то одна, то другая девушка выходила из круга и подходила к обнаженному человеку в центре. Она прижималась к нему всем телом, терлась о него грудью и вновь возвращались на свое место. На какую-то из них он «среагировал» — и танец сразу прекратился.

— Ни фига! — хмыкнул Андрей.

Мужчины сразу вышли из круга и вывели эту девушку. Оле показалось, что избраннице это не понравилось, она слегка упиралась и вертела головой, словно искала защиты, но за тканью ее колпака не было видно лица. Может быть, Оля ошибалась. С девушки тоже сдернули одежду. Потом ее опустили на землю и держали, прижимая руки и ноги к земле. Теперь стало ясно: она не хотела этого и пыталась вырваться. Оле показалось, что она слышит умоляющий голос несчастной, но наверняка сказать было нельзя — ветер все заглушал. Дым стал еще плотнее, пленница лежала почти скрытая им. «Она же задохнется!» — мелькнула мысль. Остальные женщины по очереди стали выходить из круга. Они подходили к костру, разложенному в стороне под защитой скалы и валунов, брали из него тонкие горящие прутья, видимо специально уложенные веером, и шли к девушке, лежащей на земле. Там они гасили свои факелы о траву, а потом на секунду прижимали красные головешки к ступням мученицы. Над поляной запахло паленым мясом. Ольгу замутило. Несчастная жертве дергалась, пытаясь вырваться, но ее держали крепко. Все происходило быстро. Когда последняя женщина ткнула раскаленным прутом в ступню пытаемой и отошла, мужчины подняли свою добычу и понесли к скале. Один из них отодвинул замаскированный под скалу холст. На минуту Оля и Андрей увидели вход в пещеру. Девушку внесли и оставили там. Потом такую же процедуру провели и с обнаженным человеком. Он все это время спокойно ожидал своей участи, стоя на месте, посреди площадки. Его, правда, не прижимали к земле, он сам опустился на траву и поочередно поднимал ноги. Мужчины лишь придерживали его ноги, чтобы они не дергался во время пытки. Женщины также по очереди подходили с горящими прутьями, гасили их о землю и на секунду прижимали головешки к босым ступням. Но ему досталось явно меньше, чем девушке. Потом его быстро натерли чем-то. После этого истязаемого также отнесли в пещеру и оставили там.

Выполнив страшную работу, участники обряда развязали завязки своих рубах и скинули их и продолжили танец, одетые лишь в дурацкие колпаки с нарисованными лицами. Сейчас они напоминали ощипанных кур, у которых перья оставались только на голове. Танец становился все более сексуальным. Как только смолкал ветер, танцующие сдвигались в определенном порядке, образуя пары независимо от пола. Они начинали ласкать друг друга, и было странно видеть, как двое мужчин гладят гениталии друг другу. Потом снова раздавался вой ветра, пары расставались, менялись местами и снова двигались по кругу. В следующую остановку им попадались другие партнеры. Студенты не могли оторвать глаз от этого зрелища, куда там стриптизу в ночном клубе. Время от времени они поворачивались друг к другу, одинаково изумленно тараща глаза. Андрей часто повторял: «Ни фига себе!», «Ни фига себе!», и вытирал пот со лба. Оля тоже почувствовала возбуждение. Она впервые видела столько голых мужиков, рядом, а не по телевизору. Хотя нет, уже как-то приходилось видеть обнаженных, была разок на нудистском пляже. Но впечатление о нем осталось не очень приятное: тетки с отвисшими грудями и складками на талии, мужики пузатые или тощие, хилые юнцы с вялыми членами. Противно вспомнить. Там она постоянно чувствовала на себе чьи-то цепкие взгляды. Оля не смогла тогда расслабиться, постояла неловко прикрываясь рукой, и сбежала. Тут тела у всех были красивые, ими хотелось любоваться. Хотя видно было, что не все молоды. Были и плотненькие женщины с наметившимися животиками и полными грудями, и кряжистые мужики. Все участники мужского пола вскоре возбудились. Такого точно нигде больше не увидишь! Порнушку она смотрела, но тут совсем другое дело.

Крик, раздавшийся из пещеры, сначала пронзительный, потом переходящий в болезненный стон, послужил для танцующих сигналом: теперь все развернули свои птичьи колпаки задом наперед и, пройдя вслепую еще некоторое время по кругу, смешались, разрушили свой круг, двинулись к середине, широко расставляя руки, как будто играли в детскую игру. Обняв случайно попавшегося партнера, сначала стоя ощупывали друг друга, потом опускались на землю, начинали ласкать друг друга. Вид этих людей в колпаках, совокупляющихся на площадке меж скал, сильный экзотический запах, и жуткий гул ветра действовал на ребят.

Оля не заметила, в какой момент Андрей обнял ее, почувствовала только тогда, когда он начал тихонько поглаживает ее бедро, грудь, и в ответ теснее прижалась к нему. Его рука скользнула к ней под футболку. Они продолжали смотреть бесплатное представление, и Андрей, словно машинально, нежно прикасался к ней. Ольга хотела оттолкнуть его, сказать что-то, но язык не слушался, в голове все поплыло. «Наркотик», — поняла она, и все же не пыталась остановить Андрея. Она почувствовала, как он расстегнул свои штаны. Надо бы повернуться к нему, запретить, велеть не делать этого, но не могла.

В этот момент вновь раздался женский крик. Оля вздрогнула испуганно, очнулась, рванулась бежать, Андрей удержал ее. Но она уже пришла в себя:

— Андрей, это же я, а не Женя! Что мы делаем?!

Андрей облизал пересохшие губы, смущенно отвернулся, потер виски.

Надо срочно уходить, иначе они вновь потеряют самообладание. Интересно, что же испытывают лежащие в дыму? Наверно, вообще не контролируют себя. Андрей начал шепотом извиняться. Оля прервала его:

— Что тут извиняться? Я сама будто сошла с ума… Может быть тут наркотик в воздухе распыляют? В костер подсыпают — и его разносит с дымом, потому они все и брели сюда, как пьяные. Надышались еще в деревне. Даже на нас подействовало… Забудем про это.

— Да… А Женя?

— Да не волнуйся ты, я ей ничего не скажу. Да что тут и говорить?

Оля почувствовала себя обманутой, четыре года любила Андрея, а он случайно обнял ее в наркотическом бреду — и тут же начал извиняться. Будет, небось, теперь каяться до конца жизни. Она помнила, как Женя рассказывала ей об их первой ночи: той пришлось чуть ли не уговаривать своего любимого раздеться. Такое у него было воспитание — не дай Бог обидеть девушку! Даже сделав ей предложение, он не решался перейти последнюю черту.

Ставшее привычным завывание ветра в отверстиях скал заглушало все звуки. Люди на площадке поднимались и уходили, вскоре уже никого не осталось, только двое последних людей удалялись по тропе меж кустов. Они снова были в рубахах и колпаках. Как все быстро закончилось! Казалось, все так заняты и не скоро освободятся. Ольга оглядела поляну. А ветер вдруг стих. Она переступила с ноги на ногу, какая-то веточка вдруг треснула под ногой, в наступившей тишине треск прозвучал как выстрел.

Мужик в дурацком колпаке приостановился, хотя он был уже далеко, в кустах, и внимательно прислушался:

— Слышишь?! Тут кто-то есть…

— Эхо… — ответила его партнерша.

— Да, как будто нас кто-то слушает…

— Здесь их двое.

— Удивительно, как они смогли пройти сюда? На всех чужаков эолова песня наводит ужас, наши бабы годами не могут привыкнуть…

— Ну да, ладно бы один человек, а то сразу двое пришли в Пасть Дьявола… Странное совпадение.

Ребята не слышали этих слов, но увидев остановившихся людей, явно осматривающих поляну и прислушивающихся, поняли, что выдали себя. Оля замерла, отвернулась от них, стала смотреть в небо, стараясь ни о чем не думать. Андрей тоже притих, отвернулся. Люди ушли.

Возвращались молча, в каком-то шоковом состоянии. В душе смешались разные чувства: изумление от увиденного и страх от того, что их чуть было не заметили, а может быть, и заметили.

— Андрюша, а когда он в кустах прислушивался, ты о чем думал?

— Старался ни о чем, смотрел на скалу и все. А ты о чем?

— А я на небо смотрела и тоже старалась ни о чем не думать.

— Ты думаешь, они читают мысли?

— Да, — Оля задумчиво кивнула головой. — Ну, может не совсем читают, а скорее чувствуют. Помнишь, когда мы пришли в деревню, а для нас все было готово? Они передают какие-нибудь мысленные сигналы, мне так кажется.

— Да, наверняка. Разработана система сигналов. Мы пришли — передали: гости. Если бы они мысли читали, то там, на поляне нас бы сразу услышали.

— Там мешал им вой, и потом они все были так возбуждены…

— И наверно, не все из них могут слышать чужие мысли.

Они вернулись в избу. Андрей вел себя несколько сконфуженно с Женей. Он чувствовал себя виноватым, и заискивал перед ней. Ольга даже испытала некоторое презрение к нему: что уж так волнуется, не выдаст она его. Женя ничего не заметила.

— Ну где вы были? Я тут чуть со страху не умерла.

— Да прошлись просто по лесу, — ответил Андрей.

— Давайте уложим вещи, — предложила Оля. — Все уже просохло, а то у нас тут такой бардак.

Они занялись своими мешками. Потом пришла женщина, молча, быстро поставила котелок с кашей на стол, молоко в кувшине и хлеб. Андрей попытался расспросить ее, что это так выло все утро, но она ни слова не ответила и ушла.

— Психи, — констатировала Женя.

Весь день сидели в избе, обдергивали перья. Им, как и раньше, принесли обед. Попозже, в темноте, пришел Макс, посидел с ними, они болтали обо всем, кроме утренних событий. Во время разговора он положил ногу на ногу, так, что его ступня стала видна сидевшим напротив Андрею и Ольге. На белой коже выделялись красные пятна.

— Что это у тебя? — Ольга произнесла это и сразу пожалела, но Макс спокойно сказал:

— Да на угли от костра наступил, обжег слегка.

Оля только проглотила слюну. Принесли ужин, и Макс ушел вместе с женщиной, принесшей продукты. Остатки ужина Ольга сложила в пакет: хлеб, вареный картофель, огурцы — все, что было. Женя удивилась:

— Что это ты вздумала убирать? То всегда лежало на столе, а теперь чем тебе помешало?

— Не знаю, захотелось…

На следующий день ветер начал завывать ближе к вечеру. Ольга вскочила, ей нестерпимо хотелось туда, на гору. Вдохнуть терпкий непередаваемый аромат земли, травы и дыма, слушать песню скал.

— Андрей, ты идешь? Скорей!

— Нет, — Андрей замялся, он не мог смотреть на нее, — я не пойду. Женя сильно боится, останусь с ней. Ты тоже не ходи, надышишься этого дыма.

— Я не собираюсь опускаться на землю, а вверху его почти нет.

Это не из-за Жени, это он сам боится не сдержаться, поняла Оля. Да не нужен ты мне, я этого не допущу, — самоуверенно подумала она, — смогу удержать себя в руках. Не боюсь я никаких наркотиков! А ты сиди со своей размазней Женей!

Ольга скользнула за дверь, окинула взглядом деревню — там уже никого не было — и, пригнувшись, побежала к кустам. Сегодня явственнее чувствовался запах костра. Порыв ветра принес новые клочья белого дыма, они словно застревали меж деревьев, ей было не миновать их. «Ну ничего, пробегу быстро», — подумала девушка. Она побежала, затаив дыхание, но в какой-то момент все же нечаянно вдохнула терпкий, неприятный и одновременно манящий, дурманящий запах. У нее закружилась голова. Ольга решила вернуться. Прав был Андрей: надышится ведь этой дряни, видела уже, как она действует. Решительно повернулась и прошла всего пару метров назад, вниз по склону, как кто-то схватил ее за руку. Это был Макс в длинной белой рубахе. Ольга вскрикнула от неожиданности.

— Тише, ты что кричишь? Наконец-то! Жду тут тебя, что так долго?

— Откуда ты знал, что я пойду? — Язык ее почти не слушался, она с трудом ловила взглядом его лицо, все поплыло перед глазами.

— Да я был уверен, что тебя снова потянет туда. Давай, бегом, раздевайся на ходу, все уже на поляне.

— Что?

— Да ты уже надышалась что ли? Поднимай руки…

Оля стояла покачиваясь, как пьяная, голова у нее страшно кружилась.

— Не надо, — еле выговорила она, — я пойду домой.

— Ну да, как же, кто же тебя отпустит!

Он сдернул с нее футболку. Оля не успела прикрыть грудь, а Макс уже натягивал на нее длинную, белую рубаху.

— Снимай джинсы, и трусы сразу, скорее, скорее. Танец уже начался, пойдем.

— Я не могу… — выговорила она с трудом, и заканчивая фразу, не помнила, с чего ее начала.

Макс сам раздел ее, она неловко пыталась помешать ему, но наркотик действовал все сильнее. Парень свернул ее вещи и сунул в развилку дерева, потом натянул Оле на голову колпак с перьями, который до сих пор зажимал под мышкой, сам надел такой же.

Оля в колпаке, ничего не соображая и почти ничего не видя вокруг, все же двинулась вниз, Макс поймал ее за руку, придержал и потянул за собой в гору. Она слабо сопротивлялась, но когда ветер принес новые клочья тумана и с новой силой запел свою песню, вдохнула очередную порцию яда и послушно пошла на этот зов. В голове осталась лишь одна мысль: ей надо туда, на поляну… Наверху, над вершинами деревьев, ветер уже в полную мощь играл на красной флейте горы.

— Подожди, там же мучили девушку, я боюсь… — удивительно, что ей удалось это выговорить.

— Мучили? — усмехнулся Макс. — Глупая…

Он уверенно тащил ее за руку. Они успели вовремя: люди в балахонах уже начинали свой танец. Макс подтолкнул Ольгу, как куклу, и они стали в общий круг. Оля ничего не видела сквозь прорези, двигалась туда, куда ее подталкивали. Потом ритм захватил ее, она танцевала, инстинктивно находя нужное движение. Кто-то потянул ее на землю, она опустилась в белый туман, вдохнула его полной грудью и весь мир куда-то уплыл. Подчиняясь чужой руке, встала и продолжила танец. Смотреть сквозь узкие отверстия было трудно, но ей и не надо было смотреть, достаточно только песни ветра. Сейчас она казалась прекрасной, божественной. Девушка отдалась чудному ритму — танцевала подчиняясь ветру и сердцу, его гулкому, учащенному стуку. Наверное, не все так самозабвенно отдавались этому танцу, кто-то заметил, что пора выводить жертву в круг. Оля слегка налетела на остановившегося перед нею человека, это должен был быть Макс: он же стоял рядом, когда они прибежали сюда. В этот момент к нему подошли четыре человека, вывели на середину, сдернули рубаху. Ольга оказалась втянутой в странную процедуру, у нее перехватило дыхание, теперь она четко видела все происходящее вокруг, но не замечала в творящемся ничего странного, противоестественного, — казалось, все так и должно быть. Чтобы разглядеть обнаженного человека, она машинально поправила балахон, стало лучше видно. Какое же красивое тело! Ее опять подтолкнули в спину, люди снова двинулись по кругу в танце, но теперь время от времени женщины выходили и быстро прижимались к обнаженному, легкими движениями рук лаская его. В какой-то момент кто-то рядом взял Ольгу за руку, вывел ее на середину, и она пошла к обнаженному человеку. В одурманенном мозгу ярко вспыхнула вчерашняя картина, и она, как и все до нее, прижалась к Максу. Сквозь ткань ощутила горячее тело, обняла, лаская и прижимая к себе. Ее вдруг словно обдало жаром, захотелось снять свою рубаху, чтобы между ними ничего не было, впервые до боли захотелось близости с мужчиной… Оля словно забыла, что вокруг стоят люди, отдавалась своим чувствам — и в то же время понимала, что нужно вернуться в круг, что она нарушает правила игры. С трудом оторвалась от него, повернулась, было, к своему месту, но к ней уже подошли и остановили. Она не видела всего, почувствовала только, что ее держат несколько человек, вспомнила вчерашнее действо, рванулась испуганно, потом поняла, что от них не убежишь, замерла. Двое держали ее за руки, другие ловко развязывали шнурки на горловине рубахи и, развязав, потянули вниз. Попыталась удержать рубашку, но они были такими сильными, ее сопротивления не заметили, легко сдернули с нее грубую сорочку. Ольга словно протрезвела, вспомнила, что за этим последует, и задергалась, опять попыталась вырваться, но мужчины держали крепко. Кто-то крикнул повелительно: «Дым!» Ее вновь окутало густое облако, она еще шарахнулась, было, в сторону, бежать, но ее уже подняли и опустили на спину на теплую землю в белый паркий тягучий воздух. Оля вдохнула его и теперь словно со стороны наблюдала за тем, что с нею происходит. Какой-то крепкий мужик удерживая ее одной рукой, другой стал успокаивающе гладить плечо, ласкать грудь, а тот, что держал ногу, вдруг коснулся ее бедра, рука скользнула выше, он тоже ласкал ее. Что с нею творят?! Они тут ненормальные… Ольга хотела вырвать руку и сдернуть колпак, пусть видят, что она чужая, пусть прекратят это! И тут же волны наркотического опьянения унесли ее, и она замерла, испытывая удовольствие от странной ласки и от всего этого ритуала. Ей стало невыразимо приятно. Но в этот момент раскаленный прут коснулся ее ноги, Ольга вздрогнула и вскрикнула от неожиданности, сквозь опьянение вспомнив об ожогах, ожидая резкой боли, но тут же забыла об этом и застонала от нестерпимого желания. Она вздрагивала каждый раз, когда к ее ступням прикасались раскаленные головешки. Потом ее подняли и понесли. Наверное, зашли в пещеру — стало темно. Опустили на шкуру, руки раскинули в стороны и быстро прихватили ремнями.

Аромат здесь был таким сильным, насыщенным, что девушка чуть не задохнулась. К тому же дышать мешал колпак. Сейчас сквозь прорези маски она видела только темные своды пещеры по которым мелькали размытые, нечеткие тени от колеблющегося пламени свечей. До сих пор она ни слова не произнесла, язык не слушался ее. Кто-то, стоя над нею чем-то капнул на живот, и стал быстро растирать мазь по ее телу: по животу, груди, ногам потом его руки скользнули прямо туда, внутрь. Это было непередаваемо: стыдно от того, что ее самых интимных мест касается кто-то незнакомый, скрытый под маской, и в то же время невероятно сладостно. Она застонала и подалась вслед за рукой, но он быстро отстранился. Все вышли. Ольга осталась одна. Если бы ее руки не были пристегнуты, она в нетерпении стала бы ласкать себя сама. Но могла только извиваться на своем ложе, задыхаясь от благовоний и желания. Сквозь туман в голове пробилась мысль — когда же принесут его, как долго… Воздух был таким спертым, тяжелым, ей становилось все труднее дышать, казалось сердце выскочит из груди. Еще минута — и она потеряет сознание… Пещера осветилась на мгновение — видно приподняли занавес. Она поняла, что внесли того обнаженного человека. И тут же почувствовала тяжесть его тела — его положили прямо на нее. Наверно, сопровождающие еще не вышли, а он уже овладел ею… Первый миг показался ей почему-то очень болезненным, наверно, это действие той мази, а потом она испытала наслаждение…

Она хотела целовать и обнимать его. И он как почувствовал, сдернул с себя и с нее колпаки, это точно был Макс.

— Руки, — между его поцелуями проговорила она, — руки развяжи…

— Подожди, я должен поставить свое тавро.

— Что?! Как лошади?! Прижечь? Опять?

— Да, тихо, тихо, лежи. Так было нужно, чтобы заставить твой организм работать по-другому. А теперь я хочу отметить тебя, чтобы все знали, что ты моя.

Он зачерпнул из миски белую тягучую мазь, и стал обволакивать все ее тело вонючей гадостью.

— Что ты делаешь?

— Это чтобы ты снова меня захотела…

— Я и так хочу… Меня уже мазали.

— Я знаю, лежи. Сейчас ты должна сама себе поставить тавро. Лежи.

Ольга огляделась. В небольшой пещере, освещенной масляным светильником, на небольшом возвышении в большой глиняной миске тлели угли, это от жаровни шел такой аромат. На углях лежал какой-то предмет с длинной ручкой.

— Я должна себя прижечь?! Нет, нет, я боюсь.

— Это быстро. Ты ведь хочешь меня? Или я больше не коснусь тебя.

Он достал опасную бритву и наклонился над нею.

— А-а!

— Ты что кричишь? — удивился Макс. — Я выбрею твой лобок, чуть-чуть, маленький пятачок для моей метки.

— Зачем?

— Это знак, что ты принадлежишь богу любви, ты его жрица, я выбрал тебя.

— Ты бог? — заплетающимся языком спрашивала она.

— Да, я его посланник. Ты же знаешь, любовь жестока, я хочу, чтобы ты кричала от боли и все равно хотела меня.

— Я хочу, хочу. Зачем метка? — Ольга говорила лихорадочно, как в бреду.

Густой спертый воздух пещеры продолжал действовать как наркотик. Она не понимала, для чего нужно прижигать ее, ужасно боялась и хотела только одного: чтобы он снова ласкал ее. Мазь начинала действовать и во много раз усиливала желание. И когда Макс развязал ей руки и сунул дымящаяся тавро, она готова была прожечь себя насквозь, лишь бы он опять приник к ней.

— Куда? Куда? — быстро спросила она, приподнимаясь.

Он направил тавро и она сделала это. Если бы он вовремя не отбросил тавро, она бы искалечила себя. Новопосвященная жрица закричала, упала навзничь, бог любви впитывал ее стоны боли и страсти. Он опять мазнул чем-то прохладным по ожогу, и через минуту она забыла о боли и хотела только одного, чтобы он дольше любил ее.

…Ольга очнулась, удивленно оглядела темные своды пещеры. Почувствовала боль в ступнях и внизу живота, невольно застонала. Тут же рядом зашевелился человек, это был Макс. Он поднялся, достал из ниши какую-то склянку.

— Сейчас все заживет, — плеснул немного жидкости на ожог на лобке, потом себе на ладонь, смазал ее ступни, потом хотел смазать и ее промежность, но Ольга отдернулась со страхом.

— Нет, не касайся меня, — наркотик переставал действовать.

— Чудачка, сейчас все пройдет. — Он провел там влажной прохладной рукой.

Она содрогнулась:

— Не трогай меня, не смей!

— О! Уже так? Лежи, не трону я тебя, не волнуйся.

— Я пойду. — Ольга поднялась, осторожно пробуя наступить на обожженные ступни, заметила рубаху и потянулась к ней.

Действие наркотика еще не прошло окончательно, она нетвердо держалась на ногах и не совсем понимала, что с нею произошло. Выскользнула из пещеры, было уже совсем темно. Костер на поляне погас, ветер стих. Быстро побежала через площадку, услышала за спиной шорох, оглянулась: кто-то приподнял занавес и скользнул внутрь. Слабый свет лампады на миг осветил женскую обнаженную фигуру.

Ольга добежала до тропинки, сообразила что нельзя показаться своим в таком наряде, вспомнила о своих вещах, каким-то чудом нашла их, быстро сбросила рубаху, натянула джинсы, кое-как попала ногами в кроссовки и тут ее кто-то схватил за руку. Она повернулась: в темноте разглядела бородатое лицо, смутно знакомое. Это был тот мужик Захар, который вел их в деревню. Тот, что помоложе, который ударил Андрея.

— Я так и знал. Что, понравились наши игры? Это ты вчера у скалы с пацаном подглядывала? Что же ты в кустах сидела, надо было бы со всеми, на поляне. Я бы тогда тебя хорошо обработал… Ну и сейчас еще не поздно…

— Пустите, — Ольга пыталась вырвать руку.

Держа ее одной рукой, другой мужик провел по груди:

— Я сразу понял, на ощупь: это не наши сиськи, я всех своих девок помню. Это я тебя там ласкал, чуял, тебе понравилось. А и тут сейчас, наедине, не хуже будет. Что ты ерепенишься, уже, небось, сама-то хочешь. После поляны трудно успокоиться, а уж Макс и вовсе заводит, хотя и поил успокоительным, да?

Он уже громко сопел, пытался расстегнуть на ней джинсы.

— Подождите, сейчас, я сама, — она отстранилась, мужик ждал. — Сейчас, сейчас…

И со всей силы, как ее когда-то учил знакомый каратист, шарахнула коленом по самому чувствительному месту. Мужик взвыл и скрутился. Ольга кинулась прочь.

У двери в избу натянула футболку и присела чтобы успокоиться на широкий порог, вроде сидела не долго, только отдышалась, а не заметила, как заснула. Проснулась от холода, ноги затекли. Оля с трудом встала, вошла в избу. Женя с Андреем лежали вместе на топчане, они проснулись от стука двери, зашевелились.

— Ты где была?

— Здесь, на пороге заснула…

— А почему не зашла? — Андрей подозрительно всматривался в нее.

— Так…

Женя и Андрей смущенно переглянулись, решили, что Оля тактично не хотела им мешать. Оля прилегла на кровать Андрея, вспомнила приснившийся ей на пороге странный сон и вновь заснула.

Под утро Ольга вдруг проснулась, села, резко отбросив одеяло. Что ее испугало?

— Андрей, — тихонько позвала она.

— Одеваемся? — отозвался он.

— Вы чего это вдруг? — Женя проснулась от их голосов. — Куда собрались?

— Ты что, ничего не чувствуешь? — Ольга стала лихорадочно одеваться.

Она так ясно ощущала необходимость побега, что не могла понять, почему Женька сидит, не торопится.

— Скорей, скорей, девчонки, — Андрей быстро сунул оставшуюся с вечера еду в мешок.

Женя неторопливо потянулась за джинсами.

— Не пойму, что такого случилось ночью, чего вы вскочили? Спали, спали спокойно — и вдруг бежать куда-то.

— Женя одевайся, надо бежать, вставай, вставай, — Андрей терпеливо уговаривал ее.

Она все равно упрямо одевалась медленно, явно недовольная.

— Что же вчера молчали, если решили ночью сбежать? Почему мне ничего не сказали?

— Мы не собирались…

— А что же тогда еду сложили, рюкзаки подготовили?

Андрей и Ольга только переглянулись. Осторожно выскользнули из дверей, стараясь не шуметь, быстро свернули за дом — там их не заметят из деревни. На улице было светлее, чем в избе. Андрей шагал впереди, он сразу разглядел тропинку, светлую в предрассветном сумраке. Они почти бежали. Через час дошли до болота.

— Ну и что мы бежали сюда? В болоте утонуть? Ничего же не видно. — Ворчала Женя.

— Как это не видно, вон тропа выделяется.

Женя изумленно смотрела на него:

— Ты что? Какая тропа? Сплошная вода…

— Да вот же, под водой видно, куда можно наступать.

Андрей осторожно наступил на кочку и легко пошел вперед. Женя остановилась:

— Я ничего не вижу. Куда наступать?

Ольга шагнула перед ней:

— Иди точно по моим следам.

Она шла медленно, давая Жене возможность запомнить, куда нужно поставить ногу. Андрей остановился, взял длинный шест, прислоненный к березе. Деревья стояли в воде, разлившейся после дождей. Они шли еще около часа, пока не выбрались на бугорок, там сели на свои рюкзаки и отдышались. Хотя шли медленно, постоянная необходимость тщательно выбирать надежное место для ног держала всех в напряжении, выматывала.

— Я не пойму, откуда вы знаете, куда наступать?

— Мне кажется, я вижу следы людей, не на земле, ни в воде, а как будто какое-то облако держится там, где проходили… — объяснила Оля.

— И я тоже вижу, как будто воздух сгустился, да? — поддержал Олю Андрей.

— Странно, я ничего не вижу.

Отдохнув, двинулись дальше. Теперь идти стало еще труднее, тропа стала менее заметной. Первым промахнулся Андрей, его нога соскочила с кочки и он ухнул в воду, но его выручил шест — он лег как перекладина на кочки, Андрей выбрался. Потом ухнула в воду Женя. Она вскрикнула, Андрей сразу протянул свой шест, Женя вцепилась в него, ребята вытащили ее на тропу. Женя схватилась за чахлое деревце и разрыдалась, она сильно испугалась. Мокрые, грязные, усталые они все шли и шли.

— Зачем мы бежим? Чем там было плохо? Подождали бы, пока вода уйдет, они проводили бы нас.

— Нет, не проводили бы. Они бы убили нас.

— С чего ты взял? Андрюша, вы с Олей стали как ненормальные после ветра. Говорила же вам — не надо никуда ходить. Это ветер так на вас подействовал? Какой-то туман видеть стали… Ночью вдруг подняли, тащимся неизвестно куда, сейчас вот снова заблудимся и даже к староверам не сможем вернуться…

— Не дай бог опять к ним! — Ольгу даже передернуло. — Лучше к медведям.

— Что они вам плохого сделали? Кормили, избу дали, никто не гнал. Это вы из-за той тетки ненормальной? Так почему только сейчас и почему ночью? Нет, я вас не понимаю… И куда сейчас идти? Опять забредем в болото… Люди, когда блуждают, ходят по кругу…

Ольга переглянулась с Андреем: они-то очень хорошо понимали сейчас друг друга. Ночью одновременно почувствовали ничем не обоснованный жуткий страх, поняли необходимость побега и тропу видели ясно, им были не нужны никакие указатели, точно знали в какую сторону нужно идти, где можно найти людей.

Рассветало, лес только просыпался, весь в утренней дымке, росе и пении птиц. Ребята остановились, надо было передохнуть. Заодно перекусили, запасы еды были совсем скудные, но на день хватит. Оля понимала, что им идти недалеко, завтра точно выйдут к деревне. Непонятно, откуда пришло это знание, но она словно носом чуяла людей. После ночного бега по болоту ноги отказывались идти быстро, и троица тихонько плелась по тропе. Над ней, также как и на болоте, Оля видела более плотный воздух, будто легкий туманчик. Часа через три Андрей и Ольга переглянулись, не сговариваясь, сошли с тропы и двинулись в чащу. Оба почувствовали, что надо резко свернуть в сторону, знали, что отклоняются от короткого пути к деревне, но только так можно было скрыться от погони. Пробираться по лесу стало гораздо труднее, мешали кустарник и сушняк, устилающий землю…

— Вы куда идете? Оля, Андрей! Зачем вы свернули? Тут же не пройдешь? Вы как хотите, а я пойду назад, на дорогу.

Женя развернулась и двинулась в обратную сторону, к тропе. Андрей кинулся за ней.

— Ты что, не понимаешь что ли? За нами погоня, надо скрыться в стороне от дорожки, может быть, они и проскочат мимо.

— Какая погоня?! Что ты выдумываешь? Вы что там, в деревне, убили кого-то или обокрали? Догонят и хорошо, дорогу покажут. Идите по лесу, а я пойду по тропе.

— Женя, они сами нас убьют.

— За что?

— Не знаю. Может быть за то, что мы там видели.

— Что вы видели?

— Пошли быстрее, я потом тебе расскажу.

Женя снова пошла с ними. Она долго что-то бубнила себе под нос, Оля и Андрей не обращали внимания на ее недовольный вид. Остановились на привал уже в темноте. Костер разжигать побоялись, доели остатки хлеба и залезли в спальные мешки. Утром сложили пожитки и двинулись дальше. Брели по лесу, все сильнее уходя в сторону от деревни. Солнышко припекало. Ребята сняли куртки. Андрей засунул свою в рюкзак, а девчонки завязали рукава курток на шее, а самими куртками прикрыли головы. Кепки они уже где-то потеряли.

В какой-то момент Оля обернулась и вдруг заметила вдали человек. Она присела и махнула Андрею и Жене. Те тоже спрятались за кустом. Человек стоял на опушке, все оглядывал и, пожалуй, уже собирался уйти, как вдруг Женя вскочила и замахала руками, призывно закричала.

— Дура, ты что делаешь?!

— Это другие, не из той деревни, — спокойно ответила она. — Он не так одет.

— Ты ошибаешься, это те же, — Оля и Андрей почувствовали явную угрозу.

— Девчонки, бегите, я их отвлеку.

— Да пошел ты, надоели, вы оба, придурки, — Женя повернулась и пошла навстречу преследователю.

Андрей бросился к ней, схватил за руку, попытался повернуть назад, потащить за собой, но Женя упиралась. Оля нетерпеливо переминалась в паре шагов от них. Андрей оглянулся на преследователей, и в это миг раздался выстрел. Он вроде бы даже произнес: «Беги…», отпустил руку Жени и упал навзничь, на спину, на свой рюкзак. Пуля попала ему точно в лоб, посередине. Секунду девушки смотрели на него, не веря своим глазам.

— Андрей, ты чего? — растерянно произнесла Женя.

Раздался еще один выстрел, пуля свистнула над Жениной головой. Мужиков на опушке было уже двое.

— А-а-а!!! — В один голос заорали девчонки и бросились бежать.

Между ними и преследователями была лощина, это давало какой-то шанс на спасение девушкам. Пока деревенские спустились в лощину и поднялись из нее, девчонки пробежали довольно много, деревья скрыли их. Когда убили Андрея, Оля стояла чуть ниже Жени по склону и потому оказалась впереди, сейчас она летела сломя голову, не разбирая дороги, не оглядываясь на подругу. Женя бежала следом. Внизу Ольга не увидела, а почувствовала: прямо перед ними затянутое ряской болотце и сразу свернула в кусты, но Женя, как всегда, упрямо не захотела подчиняться, не стала пробираться за нею меж кустов, а продолжала бежать прямо. Через секунду она влетела в бочажину и закричала. Ольга оглянулась, увидела ее в воде, вернулась, попыталась дотянуться рукой до подруги, но ничего не вышло — сгоряча Женя проскочила далеко от берега.

— Снимай рюкзак, брось его!

Тяжелый рюкзак тянул ко дну, Женя попыталась освободиться, но ничего не выходило. От резких движений девушка стала тонуть быстрее.

— Оля, Оля, помоги!!

— Сейчас, сейчас, держись!

В отчаянии Ольга заметалась по берегу, завертелась в поисках палки — ничего рядом не было. Кинулась к кустам, чтобы выломать ветку, увидела сухую длинную жердину и потянула ее к болотцу, но когда попыталась приподнять, та переломилась пополам — оказалась трухлявой. Девушка вернулась к берегу — над водой оставалась только голова Жени и ее надувшаяся пузырем куртка. И тогда Оля скинула свой мешок и бросила его в воду рядом с Женей, потом туда же свою куртку.

— Хватайся за мешок!

Женя потянулась к нему и Оля успела обрадоваться: может быть, Женька влезет на него, может быть, это замедлит погружение в трясину, а она тем временем найдет крепкую палку. Но в этот момент голова Жени исчезла под водой, словно ее дернули снизу, только куртка осталась на поверхности. Оля хотела броситься в воду и попытаться ухватить Женьку за куртку, хотя и понимала, что это невозможно, но тут услышала хруст веток: кто-то приближался к ним. Она кинулась прочь от болотца, к спасительным кустам, но не успела добраться до густых зарослей, споткнулась и тут же, через пару шагов свалилась в яму за небольшим кустиком. К счастью там было мало воды. Она не стала вставать, а замерла в луже, прижалась к земле, чувствуя, как вода пропитывает ее одежду, и, повернув голову, чтобы не захлебнуться, постаралась бездумно смотреть на свисающую к воде травинку и на муравья, ползущего по ней. Это падение спасло ее, если бы она добежала до зарослей, преследователи обязательно заметили, как шевелятся густые ветки. Сейчас же они подумали, что она тоже попала в болотце и утонула. Оля слышала, как мужики переговаривались:

— Думаешь, обе тут?

— Да, конечно, вон круги от второй и две куртки еще плавают.

Они спокойно стояли у воды и равнодушно рассуждали:

— Вот видишь, они прошли по нашей тропе, а тут утонули. Ясно, что они на поляне были, ветер слушали, смогли следы видеть, нашу тропу нашли, а здесь болото нехоженое, вот и не разглядели. Правильно, что мы их тут оставили, всех троих, а то бы наделали бед.

Потом другой холодный жесткий голос добавил:

— Ну да, и мысли явно слышали: ночью-то как рванули, как будто их предупредили. И тут с тропы резко свернули, видать, услышали нас. Интересно, как это получается, мы с тобой, Захар, двадцать раз на поляне были, в пасти дьявола, а так и не можем. Почему это одним дается такая способность, а другим нет?

— Да сколько таких способных? Человек пять и было за все годы… А вот чем это все для нас кончится — еще неизвестно. Хорошо, конечно, читать мысли, или стать знаменитым художником, но вот только у некоторых крыша едет после всего этого, после поляны, или еще какие-нибудь болезни появятся…

— Эх, хотя бы просто чувствовать людей, сразу понимать, как Томилин, что человек врет или боится чего-то… Если бы нам с тобой такое досталось, мы бы уже миром правили…

— Дурак ты, — «миром правили»… Неужели ты думаешь, что о нас не знают, как раньше говорили, компетентные органы? Все мы под колпаком. И скалы не просто так поют. В них столько дырок добавили, чтобы они как надо на мозги действовали… Полазили тут всякие ученые.

— Да брось ты выдумывать…

— Я тебе говорю, это же секретный объект, нас тут изучают, здесь ФСБ замешано. Потому я и решил, что этих надо прикончить, чтобы нас с тобой потом за глотку не взяли… Плохо, что начальства не было, не люблю такие решения принимать.

— Да?! А я думал тебе наоборот — по кайфу…

— Нет, больше никаких постояльцев, пусть лучше сразу тонут в болотах.

— Так Иван Федорович сам разрешил их пустить…

— Он же не знал что они на гору полезут…

— С парнем что будем делать?

— Да сюда же тащи его.

Оля слышала как удаляются шаги одного из преследователей, а второй все топтался рядом. Потом по шуршанию и треску она поняла: притащили тело Андрея.

— Бери за ноги, давай раскачаем, чтобы подальше улетел, на глубину.

Раздался громкий плеск.

— Сейчас за рюкзаком его схожу…

— Да на кой черт он нужен? Без нас утащат, какой-нибудь охотник подберет. Здесь народ такой, мимо добра никто не пройдет…

Промоина, в которой лежала Оля, была совсем небольшой, мелкой, вода не закрывала ее полностью. Стоило им подойти чуть ближе, и ее сразу заметили бы. Но мужики продолжали разговаривать — по-видимому, оттуда совершенно не видно было, что здесь есть какая-то ямка.

Девушка отрешенно смотрела на траву, влажную землю, стараясь не думать, не вслушиваться, не повторять мысленно беспощадные слова: вдруг они услышат ее. Потом краем сознания отметила удаляющиеся шаги. Она как будто вообще разучилась думать, в голове было пусто. Неизвестно, сколько прошло времени, сколько она так пролежала, когда наконец почувствовала, что осталась совершенно одна на пару километров вокруг. Хотела встать, но в первый момент не смогла пошевелиться: так продрогла, окоченела от неподвижного лежания в холодной луже. Совсем как мертвая: холодное тело и пустая голова. С трудом выползла из ямы и долго, сколько хватило сил, лежа, она была не в силах встать и сесть, растирала себя — сначала руки, потом когда они начали шевелиться, ноги. После этого поплелась к берегу бочажины, надеясь на чудо и боясь увидеть в воде, мертвые лица Жени и Андрея. Их не было, а вот ее куртка и рюкзак до сих пор виднелись посередине.

Отойдя на пригорок, разделась, кое-как отжала одежду, развесила ее по кустам на солнце. Пока вещи сохли, сидела на солнышке. Все-таки было лето, немного она согрелась. Растирая себя вдруг почувствовала боль внизу живота, осторожно приспустила трусы: на подбритом лобке увидела воспаленное, красное, выжженное кольцо с буквой М посередине… Она тупо смотрела на свой живот, не понимая, как это ее странный сон так переплелся с явью? Было что-то той ночью или нет, она так и спала на пороге? А кто тогда поставил ей тавро?! И что из того сна было в действительности?

Оля долго смотрела, как медленно — медленно исчезают все еще плававшие вещи: сначала рюкзак — он постепенно намокал, тяжелел и его потянуло вниз, потом куртка. Она зацепилась за какую-то кочку и долго оставалась на виду. И только когда ее не стало видно совершенно, — болото все затянуло, Оля поднялась. Надела влажную одежду и побрела тихонько вверх по склону, пока не наткнулась на рюкзак Андрея. Присела рядом с ним, словно вновь увидела своего друга — как он тут лежал, выгнувшись через рюкзак, глядя голубыми глазами в небо. Рот у него тогда был чуть приоткрыт, словно он не договорил чего-то…

— Прости меня, Андрюшенька! — сказала она вслух.

«За что они так с нами? Из-за того что они с Андреем подсматривали, что ли? Значит, если бы я не пошла на гору, не стала слушать ветер, ты был бы жив, ведь без меня ты бы не пошел… И Женьку я бросила. Я должна была бы лежать на дне вместе с ней. Спасти не смогла, так лучше бы я тоже утонула… Простите меня, оба!»

Потом она подняла рюкзак, поискала ружье, не нашла. Видать, сволочи забрали. Взвалила рюкзак на спину и пошла. Заблудиться Оля не могла, в голове словно компас появился — она чувствовала, где сейчас много людей и была уверена, эти люди безопасны.

К вечеру опять стало прохладно, Оля открыла рюкзак и достала куртку Андрея. Она шла, засунув руки в карманы, правый оказался с дырой, ее тонкая рука пролезла в нее и за подкладкой наткнулась на какой-то комочек бумаги. Это были десять рублей.

Видно, она приближалась к деревне, так как следы людей в воздухе становились гуще. Совсем стемнело, когда она дошла до околицы. На шесте была прибита перекладина с названием «Лохово». Обычная российская деревня: подслеповатые дома с повисшими вкривь и вкось облезлыми крашеными ставнями, заборы из длинных поперечных жердин, привязанных к кольям. Почти у всех домиков парадные крылечки с покосившимися перильцами выходили на улицу, а вторые двери — во двор, там теснились сарайчики и сараюшки, навесы, и копны сена, греблись куры. Все дворы захламлены, похоже, тут никто не считал нужным убирать грабли, косы, ведра — все было разбросано, и всюду, как положено в России, непролазная грязь, а уж середина улицы и вовсе разбита машинами или телегами, изувечена петляющей глубокой колеей. Эта дорога, как шрам, обезобразила широкую улицу. Словно здесь ездят только пьяные — ни одного прямого участка. А у тех «староверов» все вокруг было покрыто низко скошенной травой, улица выглядела, как английский газон на полях для гольфа.

Оля тащилась вдоль оград, не решаясь свернуть в какой-либо двор. Здесь было много сейчас видимых ей следов, они покрывали всю улочку, растекались над землей, заползали во дворы, всюду мягко устилали землю, и постепенно Ольга перестала их замечать. В одиночестве плелась она, деревня как вымерла, пусто, изредка только слышался мат, крики, плач детей. Она прошла десяток дворов, мимо трактора, брошенного прямо посреди улицы, и наконец увидела несколько женщин, стоящих у магазинчика. Бабы уставились на нее, как на привидение.

— Здравствуйте.

— Откуда же ты, милая, идешь?

Оля повторила весь рассказ, так как они говорили у «староверов»: геологи, потерялись, долго блуждали, только теперь добавила о смерти Андрея и Жени — оба утонули в болоте… Почему-то она сразу решила, что не стоит говорить о той странной деревне, лучше никогда о ней не упоминать. Женщины охали, жалели ее.

— Так ты голодная, небось?

— Да, — жалобно кивнула Ольга, ее губы задрожали, и она разревелась.

Одна из слушательниц, бабулька в платочке, взяла ее за руку:

— Пойдем ко мне, покормлю, отдохнешь. А завтра будет автобус в райцентр, вот и поедешь.

— У меня только десять рублей.

— А зачем мне твои деньги? Я тебя и так покормлю, а кондуктором в автобусе моя сноха, отвезет тебя без билета. Спрячь свою десятку, она тебе пригодится.

Старушка отвела ее в дом неподалеку. В комнате было чисто, двери занавешены ситцевыми занавесками, на полу лежал древний домотканый коврик из разноцветных блеклых полосок того же ситца, такие дорожки Оля видела в каком-то музее русской старины. Из-за занавески вышла молодая беременная женщина, за нею следом приковылял годовалый малыш. Хорошенький, глазастый, он застеснялся гостьи и спрятался за мать. Выглядывал из-за нее и мило, застенчиво улыбался каждый раз, когда Оля взглядывала на него.

— Вот, Нюра, покорми студентку. Заблудилась в тайге-то.

Оказалось, Оля аппетит свой переоценила, выпила лишь стакан молока с хлебом. У них она и переночевала. Только легла — и будто провалилась в яму, заснула глубоким сном смертельно уставшего человека. А под утро проснулась, ей приснился дурацкий сон, словно она сама себя прижигает… Низ живота у нее ныл, Оля автоматически провела там рукой и сразу отдернула, ощутив под пальцами выбритый болезненный кружок. «Не может быть! Это ведь только сон, они не могли такое сделать с нею!» И тут же поняла — это было. Она села на кровати: боже, мой, какой ужас! У нее было такое чувство, словно ее изнасиловали. Какая дура, зачем она снова пошла подсматривать за ними! Заснуть больше не смогла, лежала, ждала рассвета, а перед глазами вставали расплывчатые картины увиденные в наркотическом дурмане: танец на поляне, пещера, длинная ручка тавра, лежащего на тлеющих углях, и резкий запах паленой плоти.

Утром Ольга уехала на дряхлом маленьком автобусе. Ей было о чем подумать: она припомнила все долетавшие до ее ушей разговоры на острове: какие-то опыты, таинственные ученые, необычные способности и их последствия. Она всю дорогу размышляла над всем этим и все больше понимала, что правду лучше не говорить, не стоит привлекать к себе чье-то внимание. Пока она чудом избежала смерти, но опасность наверняка не исчезла: судя по всему, ее могут найти в любом городе. Поэтому, чтобы не привлечь к себе внимание преследователей, она решила скрывать правду о смерти своих друзей и не упоминать о проклятой деревне. Значит, ей надо придумать достоверную версию их гибели, и врать как можно меньше.

Она добралась до управления, там ей пришлось не только несколько раз рассказать о своих злоключениях, но и давать письменные показания. Было возбуждено уголовное дело, ее допрашивал следователь: ведь пропали сразу три человека, причем, все — бесследно, не было даже трупов. Каждый раз, рассказывая об их блужданиях, Ольга начинала плакать, доходя до последних событий. Ей поверили, ведь не было никаких оснований сомневаться в ее истории. На основании ее слов были выданы свидетельства о смерти Андрея и Жени, а Олега признали пропавшим без вести. Чтобы не запутаться, Ольга рассказывала только то, что происходило в первые дни, до встречи со староверами. Поймать ее на лжи было сложно: шли и шли, охотились, ловили рыбу. О деревне староверов ни разу не упомянула, мужика, гнавшегося за ними, заменила на медведя — испугались, мол, побежали. Случайно с Андреем поменялись рюкзаками, когда убегали от медведя. Андрей и Женя попали в бочажину, а она проскочила мимо. До берега было метра четыре и Оля никак не могла им помочь. Она заходила в воду, но ее начинало засасывать и приходилось выскакивать, длинной жерди поблизости не было. В общем, все так, как и было на самом деле, когда она пыталась помочь Жене. Карта была у Андрея, показать свой путь она не смогла.

Их искали и до появления Ольги. Палатку, и записку оставленную для Олега нашли, но его самого так и не отыскали. По записке в какой-то мере поняли, что произошло в их маленьком отряде. Так что, рассказанная ею история, совпала с известными фактами. О том, что студентов ввели в заблуждение, что они не знали точного маршрута, начальник экспедиции промолчал. Ольге очень хотелось бы, чтобы эта история не приобрела широкой огласки: сейчас о любом несчастном случае рассказывают по телевизору на всю страну. Мало ли, вдруг в той деревне, на острове, прочтут и начнут за ней охотиться. Какая-то местная газетка все-таки упомянула о том, что пропали трое студентов — геологов. Прочли ли заметку в той деревне, догадались ли, о ком речь, — неизвестно.

Ольга вернулась домой. Родным к счастью не сообщали об их пропаже до того, как Оля нашлась, они и не волновались. Мать только укорила, что Оля редко звонила, но у нее и не было возможности общаться чаще. Девушка почему-то и своим близким рассказала придуманную официальную версию. Она уже привыкла ее пересказывать, выходило автоматически. Ее рассказ выслушали с ужасом, в один миг представили, что могло случиться, и потом всю ночь родителям не спалось, они пили валерьянку, и по очереди, то отец, то мать подходили к ее постели, поправляли одеяло, касались ее руки, целовали, просто смотрели на дочь. Неверующая мать на следующий день даже поехала в церковь и долго, неумело молилась в благодарность за спасение дочери, поставила свечи всем святым.

Институт встретил Ольгу портретами Андрея и Жени в траурных рамках. Ей пришлось говорить с их родителями. Они ждали ее приезда. Оля постаралась обоих погибших описывать только в лучшем свете. С Андреем это было совсем просто, она так вспоминала о нем, что Андрюшина мама спросила:

— Ты его любила?

Оля кивнула.

— А он?

— А он любил Женю, — и она расплакалась.

Мать Андрея обняла ее, и они тихо сидели вдвоем, думая о своих несбывшихся надеждах. Потом девушка сбивчиво вспоминала о жизни в отряде, о том, как гуляли в окрестностях, лазали по скалам и пили молоко у лесника, как сидели вечерами у костра и пели песни, как ехали в поезде и Андрюша пересказывал им с Женей все романы братьев Стругацких. Но не расскажешь ведь его матери о той поляне, о жуткой песне ветра и обо всем остальном. А тот панический бег по болоту, и Женина ошибка, и лицо Андрея, его пробитый лоб… И вытаращенные, белые от ужаса глаза Жени, ее крики: «Помоги!» Все это осталось ее тайной.

Мать Андрюши рассказывала, как он рос, каким был крепеньким, плотненьким смешным пацаненком, но уже тогда — порядочным человечком. Всегда справедливый и добродушный. Как он хорошо учился и даже как-то победил на городской олимпиаде по географии. Его мать прощалась со своими мечтами о невестке и внуках…

По всем правилам, Ольге нужна была бы психологическая помощь. Даже не зная всей правды о случившемся, руководитель практики или родители должны были бы подумать о психологе. Но в России к помощи психотерапевта еще долго будут бояться прибегать. И Ольга сама справлялась со своими проблемами. Вместо того, чтобы постараться все забыть, она вновь и вновь мысленно переживала случившееся. Ей часто снилась пещера, вся наполненная дымом, Макс, протягивающий ей свое тавро, но теперь Оля в ужасе отшатывалась от него и пыталась убежать. Просыпалась и не могла понять, как тогда она могла позволить сделать с собой такое?! Сейчас это уже казалось немыслимым, она уже забыла свою беспомощность в том одурманенном наркотиком состоянии. То ей снилась Женя, она звала на помощь, и Оля вскакивала ночью с криком «Сейчас!», а потом, сидя на кровати, приходила в себя и горько рыдала в подушку… То вдруг, как-то ей почудилось, что Андрей ласкает ее под вой ветра, и она, вспыхивая от стыда, с укором поворачивается к нему и видит его пустой взгляд и маленькую дырочку во лбу. После этого страшного сна наутро Оля заметила у себя седую прядь.

Но чаще всего ей вспоминался Макс. Ей все время казалось, что он зовет ее. Особенно когда она купалась под душем. И тогда она твердила себе: это был сон, не могло такого с нею случиться на самом деле. Но даже поверив на время, что ей лишь поставили тавро и ничего больше не было, она все равно вспыхивала от стыда и гнева. Намыливая себя, касалась зарастающего пятачка внизу живота, все еще болезненного, и невольно поворачивалась к зеркалу, пытаясь разглядеть под волосками воспаленную кожу и выжженное клеймо с буквой «М» посередине. Волоски вскоре отрасли, ожог зажил, и метка стала незаметной. Но Ольга каждый раз пристально всматривалась, пытаясь разглядеть свою отметину и неизменно чувствовала, как ее охватывает горячая волна желания.

Родители были внимательны и ласковы, надолго забыли о любимом телевизоре, больше времени проводили с дочерью. Приезжали старшие братья со своими семьями и все, даже их малыши, старались как-то порадовать Олю. Она им была благодарна, но то, что хранилось в памяти, не оставляло ее в покое. Аппетит пропал напрочь. Если мать не напоминала, Оля совершенно забывала о еде. Чтобы не волновать родителей она привыкла врать, говорила, что ела. Как ни странно, пост не отражался на ее внешности: вес ее не менялся, как вернулась домой похудевшая, так и оставалась в одной поре — стройная, но не тощая, и самочувствие было нормальным. То что аппетит пропал, было не плохо, люди мучаются чтобы избавиться от него. Хуже было то, что, к сожалению, явно пострадала ее психика, летние события не прошли бесследно.

Полет

Однажды в воскресенье Оля проснулась от шума дождя. В комнате было довольно светло, вставать не хотелось и она еще долго то ли дремала, то ли просто лежала с закрытыми глазами. Было так уютно, так тепло под одеялом. Потом взглянула на окно, ветер время от времени бросал на стекла пригоршни дождя, капли сливались в ручейки и струились вниз. Странно, но эти струйки были черного цвета… Грязь со стен стекает по окнам, что ли? Слишком темная… Может быть, что-то прилипло к стене выше окна? Сажа? Что может быть такого черного цвета? Струи становились все темнее, гуще. Оля легонько скользнула через комнату, выглянула из окна: справа на каменном выступе сидел мокрый голубь, одно перо в его крыле выросло неправильно, торчало в сторону, как флаг в руке. Она высунулась сильнее, глянула вверх. Там на стене ничего не было: стена как стена, капли дождя прозрачные, и только на стекле струйки воды почему-то загустевали и вниз ползли словно потеки смолы. Непонятно. Оля повернулась к кровати и остолбенела от ужаса: она увидела себя, словно сама все еще лежала под одеялом и спала… Девушка попыталась закричать, но звука не было, как в немом кино: рот открывает, но ничего не слышно. В следующее мгновение комната словно завертелась вокруг нее, очнулась она в постели. Окно было чистым. Ольга встала с постели, прошлепала к окну по холодному паркету, раскрыла окно и выглянула: голубь на кирпичном пояске нехотя пошевелился, но не взлетел. Так и сидел нахохлившись. Его она точно не могла видеть из кровати и придумать такое странное перо, тоже не придумаешь… Одевшись, она сразу спустилась во двор, поискала следы смолы на стене или внизу под окном, но нигде ничего не было. Успокаивала себя, что это просто странный сон, но как во сне она могла увидеть птицу сбоку от окна? Было в этом сне что-то неправильное: смесь нереального, фантасмагории и действительности. Несколько дней после этого девушка со страхом смотрела по утрам на окно, с содроганием вспоминая маслянистые черные струи и себя на постели. Наблюдать за собой со стороны оказалось серьезным потрясением. Наверно, так и начинается раздвоение личности…

После этого ненормального сна ее частенько стали мучить головные боли. Мать обеспокоилась: надо обследоваться, не дело в таком возрасте страдать от мигрени, но Оля отмахивалась — все пройдет. Она считала что знает причину недомогания: ужасные воспоминания о лете. Если бы ее друзья остались живы, если бы она так часто во сне не металась в поисках длинной жерди…

Лето миновало, начались занятия в институте. Уже совсем похолодало, когда она, наконец, стала замечать окружающих, хоть как-то реагировать на шутки и даже флиртовать с однокурсниками.

Раньше, до экспедиции, у нее была привычка лежа в постели перед сном выдумывать какие-нибудь приключения. Ольга полагала, что после всего пережитого, ее уже никогда не потянет фантазировать, с пережитым не могут сравниться никакие слезливые, сентиментальные похождения. Невозможно представить что-то такое же ошеломляющее, как летние события. Оказалось, ошибалась: ее потянуло вновь погрузиться в свой выдуманный мир. Только теперь этот мир неизменно оказывался связан с островом среди болот.

Стоило ей расслабиться, и в голове у нее тотчас возникали тайга, крыша деревьев над головой, непроходимые бесконечные болота, потом появлялись красные скалы. И она сдалась, ну что же, пусть это будет там, только не повторением летних событий, она придумает новый сюжет, другую, счастливую версию летних событий, переделает свои воспоминания. Надо отбросить все ужасы, происшедшие с ними, пусть этот мерзавец Макс из ее сна в последнюю ночь на острове, будет тем простым парнем, которого они там знали, с которым болтали в одинокой избушке, пусть он сейчас просто влюбится в нее. И тогда в своих мечтах она ему отомстит за все, что с нею сделали в том сне, она ему устроит… Оля стояла перед зеркалом, задумчиво расчесывала волосы и пыталась придумать страшную месть. Для начала надо смоделировать новую ситуацию. Теперь она одна попадает в ту деревню, и не измученная, а отдохнувшая, хорошо одетая, с чистой головой. Она увидела во всех подробностях свои новые фирменные джинсы, топик, очки. Потом представила солнечный день, лес, легкий подъем в гору после болота, и себя, идущую по тропе в деревню. Вот сейчас, из-за кустов покажется сначала их гостевой дом, а потом и вся деревня…

Сначала все шло хорошо, воображение ее работало нормально: был лес и солнышко, зеленая трава и щебет птиц, потянуло дымком костра, а потом случилось ЭТО: в мгновение ока ее затянуло в светящуюся длинную трубу. Ольга неслась по ней вперед, к источнику света. И в эти секунды или доли секунд она вдруг вспомнила: именно так описывают свое состояние люди, перенесшие клиническую смерть. Неужели она умирает?! Рядом нет врачей, чтобы вернуть ее к жизни… Значит это просто смерть… Тут же все кончилось, она снова увидела тропу, лес, но вместо густой листвы вокруг почему-то были голые кусты, пожухлые, мокрые листья под ногами — время года сменилось. И что-то случилось с ее зрением: она не могла охватить взглядом целиком тропу и лес. Ее кругозор сжался, словно смотрела в бинокль. Оля привыкла работать с геодезическими приборами, и сейчас испытывала что-то похожее, только там изображение перевернутое, а тут нормальное, но также сильно ограниченное. Ольга рассматривала изменившийся мир в свою трубу. Приходилось медленно поворачивать голову и задерживать взгляд, прежде чем возникала привычная резкость зрения.

Она узнавала и не узнавала остров среди болот. Тогда было лето, а сейчас здесь осень, шел дождь… Такой картины летом не было, и она не могла придумать все до мелочей: капли, скользящие по голым веткам, раскрывшиеся, почерневшие шишки под ногами. Девушка попыталась двинуться по тропе. Получилось. Изображение потихоньку менялось. Перед ней открылся вид на деревню «староверов». Немного не такой, каким она его запомнила. Не было тогда этих стожков сена у кромки леса, не было десятка бревен у крайней избы. А в домике, где они тогда жили, дверь сейчас оказалась подпертой колом. Такой реальной картины в ее мечтах еще никогда не было. Какие-то детали всегда терялись, она ведь не придавала значения подробностям. Оля перевела взгляд вниз, на тропу, секунду изображение фокусировалось, но вот все стало четким и она заметила еще пару шишек на земле перед ней, отпечаток большого мужского ботинка, вмятый в землю желтый лист, и, наконец, поняла: она действительно там. От ужаса Ольга заорала, и ее словно отбросило назад, в ее комнату, отдача была такой сильной, что она попятилась и упала. С облегчением увидела зеркало на стене, окно, кровать, родные стены и все остальное. Она сидела в темноте на полу своей комнаты. Накатила волной головная боль.

Если это был просто сон, сейчас на ее крик прибежит мама, но в доме все тихо. Включила свет и оглядела себя: все в порядке, цела и невредима.

— Ничего себе… Ничего себе… — тихонько повторяла она.

Быстро легла в постель, но заснуть боялась: а что если она во сне захочет там побывать и вновь перенесется туда? И на самом деле окажется там? А не сходит ли она с ума? Постоянно эта головная боль…

Немного успокоившись, Ольга стала анализировать свое видение-сон: постаралась все повторить, припомнить каждую секунду своего пребывания в том лесу. Сначала она стоя у зеркала представила тот летний лес, каким его видела летом, словно шла по тропе. Было солнечно, листва шумела, тропинка то скрывалась в тени деревьев, то вновь оказывалась на солнышке. А потом возникла эта труба, уши на минуту у нее заложило, ее словно выдернули из комнаты и кинули туда, на остров.

Как она могла представить то, чего никогда не видела, всякие мелочи? Гнилую шишку, голую ветку с каплями дождя, след ботинка? Нет, это не фантазия… Она была там. Почему же она вдруг перенеслась туда? Запах. Вот что главное, именно запах заставил ее перенестись туда. Мысленно шла по тропе, солнышко светило, земля чуть парила и она вспомнила о странном запахе преследовавшем ее там летом, иногда еле заметном, а иногда, как на той поляне с гнилыми зубами скал, очень сильном, одуряющем, и захотела вновь его вдохнуть. И тогда перенеслась туда… Но только мысленно. Если бы она на самом деле стояла в том лесу, ее ноги были бы грязными, пижама мокрой. Ольга вскочила с кровати, включила свет и осмотрела свои ноги: они были чистыми. Это исключительно сила ее воображения. Только убедила себя в этом и тут же вспомнила: там она почувствовала холод. Этого не могла быть, никогда в своих фантазиях прежде она не испытывала температурного дискомфорта. Не то что, она замерзла, но просто ей было понятно — это не лето.

Ольга долго не могла заснуть. Что с ней, шизофрения? На нее так подействовало пребывание на островке? Все эти ужасы: смерть Андрея, погоня, жуткое лицо Жени над черной водой, и еще до этого была пропажа Олега и блуждание по тайге, когда она думала, что уже никогда не увидит своих родителей и город, и вот крыша явно поехала. Наверно, это следствие того обряда… Чем же ее и всех остальных тогда одурманили, и что с нею делали на самом деле, что она еще не вспомнила? Хотя и того, что помнит, ей хватило с избытком… Что теперь, психушка? А почему она решила что сходит с ума, а может быть у нее такая способность появилась — видеть на расстоянии, переноситься куда захочет? Не об этом ли, говорили люди на острове — какие-то таинственные опыты, особые таланты, неизвестные последствия… Надо попробовать еще разок, проверить… Пожалуй, это чушь, а вот проверить, не появился ли у нее какой-либо талант, не стала ли она скажем, художником, надо. Она встала и попробовала нарисовать того мокрого голубя на стене. Нет, догадаться что это голубь никто не сможет…

Мысли об острове не оставляли Олю. Она все размышляла, вспоминала все услышанные там разговоры, обряд. Что-то там влияет на человека: запах, или вой ветра, или все вместе. Как ей ноги прижигали… Да в той деревне все люди какие-то странные. Как они с Андреем однажды заметили: мужики проходили сквозь кусты, словно проскальзывали, ветки не шевелились… И гнались за ними по тайге, как привязанные, там же были еще тропы, но они чуяли по какой надо идти и где надо свернуть с тропы. А как их встретили? Тогда они подумали: у местных есть своя система сигнализации. Никаких сигналов не было, нет, они мысленно связываются. И Андрей это понимал. Оля вспомнила разговор с ним на поляне после обряда, когда их обнаружили и они не сговариваясь, не просто замерли, а старались ни о чем не думать. Уже тогда они подозревали: местные читают мысли или чувствуют их.

Да, и она сама, и Андрей уже тогда как-то изменились, а Женя на поляну с ними не ходила и оставалась прежней, перестала их понимать. Она не чувствовала опасность, а они с Андреем видели следы людей, не на земле, а как будто в воздухе над тропой. Жаль, что его нет, хорошо бы с ним все это обсудить. Наверно, у всех по-разному проявляется влияние — она задумалась, влияние чего? Радиации? Какое-то излучение скал или всей земли на том островке среди болот? Как тетка им говорила: здесь нелюди, тут всех перемалывает. Вот что она, наверно, имела в виду: появление каких-то паранормальных способностей.

А с чего она, собственно, взяла, что сможет перенестись куда-нибудь еще раз? И тут же, не вставая с кровати она представила свою кухню, потянулась туда и ее сразу затянуло в трубу, через секунду она увидела остатки пирога накрытые белоснежной выутюженной салфеткой на чистом кухонном столе. А когда уходила спать, пирог не был накрыт. Оля мысленно подалась назад и тут же увидела потолок своей комнаты. В темноте встала и тихонько прошла на кухню, увидела салфетку на столе и вернулась к себе. Она поняла, это не случайно, это есть в ней, и никуда уже не денется. Что же ей делать с этим даром? И что она получила в нагрузку к этому подарочку? Никакой дар не дается даром. Какие страшные последствия потянет он за собой?

«Дар бесценный!

Что другие все дары?

Но его от всей вселенной

Я таил до сей поры».

Ольга задремала и во сне она радостная, получает подарочек, бандероль, такой большой, толстый, запечатанный конверт… В нем прощупывается что-то необычное. Что-то длинное, толстенькое, лежит кольцом. Что это? Драгоценное ожерелье, браслет? Нет, оно мягкое, значит, кожаный поясок или плеть? Девушка хотела вскрыть пакет, но вдруг подарок в нем пошевелился… Живая змея? Открыть?! Оля вздрогнула и очнулась. Ее аж передернуло от ужаса, а если бы эта змея выскользнула?

Прошло несколько дней. Девушка постоянно думала о своем невероятном даре, хотелось попробовать еще раз и не решалась… Ей захотелось поговорить о нем с кем-нибудь, но она вовремя остановилась, решила: не стоит торопиться, нельзя предавать огласке ее секрет. Пока знает один человек — это тайна, стоит узнать еще кому-нибудь, и все, она станет достоянием гласности. Если эти мужики-бородачи случайно узнают, что она жива, то уберут ее, доделают начатое дело. Значит надо молчать и потихоньку самой получше узнавать свои способности. Надо сначала убедиться, что они есть, что она не преувеличивает. Ольге было страшно и все-таки хотелось повторить опыт. Даже в институте она без конца думала о случившемся, и то находила подтверждения своему необычному дару, то ругала себя, считая ненормальной, и решала не откладывая сходить к психотерапевту. Она невпопад отвечала подругам, не слушала лекции. А в субботу ее вдруг охватило нетерпение, скорей домой, еще раз удостовериться, что она на самом деле может мысленно переноситься куда-то. Как она могла терпеть столько дней?! Схватила свою сумку и сбежала с последней пары.

С тех пор, как они переехали из рабочего общежития в отдельную квартиру, в этот дом, у Ольги появилась новая привычка: встав с постели, она подходила к окну и потягиваясь, смотрела сверху на просторный двор и на окна соседнего элитного дома. Их старое двухэтажное семейное общежитие располагалось меж заводских стен, там не что было смотреть, а здесь перед нею кипела дворовая жизнь двух больших домов. И в зависимости от того, во сколько она вставала, Оля наблюдала, то, как взрослые по утрам уходят на работу, а ученики в школу, то попозже, как молодые мамаши и бабушки выводят малышей на прогулку, как в течение всего дня приезжают и уезжают на красивых машинах люди из дома напротив и ее соседи на старых «шестерках», «пятерках» и «копейках».

Их хрущевка оказалась в центре «Дворянского гнезда», в непосредственной близости к незнакомой и притягательной жизни богатых людей. Изначально их дом планировалось ликвидировать, а на его месте должны были появиться гаражи для избранных, но перестройка помешала. Поскольку они оказались в престижном центре, а двор у них был общим с элитным домом, (их подъезды смотрели друг на друга), то жители невзрачной хрущевки получили в подарок самый ухоженный двор во всем городе. Здесь всегда все скамейки и детская площадка были в идеальном состоянии. Деревья и кустарники аккуратно подрезаны, стволы побелены. Летом густая зелень не давала возможности получше рассмотреть жителей напротив, а сейчас, когда листья облетели, широкие окна элитки позволяли заглянуть даже внутрь, увидеть их тайны. Этот дом был гораздо интереснее того, что виден из их «зала». Было смешно называть их общую семнадцатиметровую комнатку «залом», но почему-то все упорно продолжали ее так величать.

Ольга давно полюбила готовить уроки у окна. Чтобы осмыслить прочитанное, она время от времени отрывалась от лекций и бездумно смотрела вдаль. И каждый раз ее взгляд упирался в окна дома напротив, лучше всего ей было видно комнату старика-инвалида. Из-за этой старой привычки отвлекаться от учебника и рассматривать что-нибудь за окном, Оля оказалась постоянной свидетельницей жизни инвалида еще до поездки в геологическую экспедицию. Он почти всегда находился в своей комнате, а летом сидел в коляске на балконе, и тоже, в свою очередь, любил разглядывать противоположную сторону двора.

Старик почти никогда не задергивал штор. Иногда кто-нибудь двигал их, но он, оставаясь один, обязательно распахивал. Иной раз ей казалось, что это делается специально для нее. Инвалида обслуживала молодая женщина. Частенько она приносила ему что-то, лекарство или еду, иногда он капризничал, и прислуга сама кормила его, меняла рубашки тут же, у окна. Вечерами, когда в той квартире включали свет, Оля могла отчетливо рассмотреть все в деталях, что у них происходит. Как-то старика, видно, искупали, он сидел в кресле в махровом халате, потом вошла прислуга с бельем в руках, дедок оглянулся на окно, явно заметил Ольгу, и откатил кресло чуть подальше от окна, и развернул, так его стало еще лучше видно, почти полностью. Сиделка помогла ему встать и сняла с него халат. Ольга видела его худую спину с проступающими ребрами, тощий зад, потом он повернулся к ней лицом… Спокойно стоял совершенно голый и смотрел на девушку… Вот сволочь… Она разозлилась, чего хорошего смотреть на старика, задернула штору. Но утром сидеть так было скучно и темно, и шторы снова раскрывались… И ее опять притягивала жизнь большой квартиры напротив. Ольга не могла поменять свою привычку: прочитав очередную главу ей обязательно надо было передохнуть и она переводила взгляд за окно. И продолжала невольно следить за инвалидом, забывая о правилах приличия. Она видела через окно, как к нему заходили другие обитатели роскошной квартиры, приносили подносы и ставили на низенький столик перед ним, подавали книги, газеты. Чаще всех там бывали темноволосая женщина и молодая пухленькая блондинка. Оля решила, что женщина его дочь, а девушка в переднике — прислуга, она поправляла постель старику, меняла ему белье, кормила, помогала пересесть на кровать.

И сейчас, спешно возвращаясь домой из института, она вдруг подумала, что теперь сможет попытаться изнутри взглянуть на эти роскошные квартиры, посмотреть, как живет «белая кость» в элитке, узнает какая квартира у старого знакомого инвалида. Если у нее получится полет. Лес у деревни «староверов», она хорошо помнила, и было легко представить себя там, и свою кухню тоже, а вот как вообразить незнакомую квартиру?

Родители были дома и занимались своими делами. Мама возилась на кухне, сразу позвала дочку обедать. Ольга торопливо поела, ей хотелось уединиться, но отец расположился в ее комнате, разложил свои бумаги на письменном столе. Ольге пришлось пройти в зал. Она взяла в руки какой-то конспект, чтобы случайно заглянувшие родители не задавали лишних вопросов, не удивлялись, что это она так праздно проводит время. Потом придвинула стул к окну, уселась и стала осматривать дом на противоположной стороне двора. Одно из окон на девятом этаже, с темными шторами, чем-то привлекло ее. Она решила попасть туда. Долго смотрела на него, сначала ничего не происходило, а потом перед нею вновь возникло светлое пятно, ее затянуло в него, мгновенный полет в сверкающей трубе, уши от скорости закладывает, и в следующее миг Ольга оказалась там, за этой темной шторой. Первые секунды она видела только часть стены и потолка, потом в поле зрения попал старый ковер на стене, он некрасиво провис на петлях, чуть загнулся между ними, и там, на отворотах, скопилась пыль. Она смогла посмотреть ниже, как будто опустила луч фонарика, скользнула по ковру, вот появился диван, на нем дремлет женщина, укрытая большим, толстым, черно-белым цыганским платком в крупную клетку с бахромой по краям. У нее на груди спит котенок и женщина придерживает его рукой. Ольга отпрянула назад в свою квартиру. Постояла несколько минут, не могла понять, получилось ли у нее, побывала она там или это опять разыгралась неуправляемая фантазия? Попробовала еще разок. Действительно, снова увидела красный ковер с геометрическим рисунком, и женщину. Котенок встал на тоненькие лапки, выгнул спину и зашипел на Ольгу. Женщина проснулась.

— Ты чего, Мурзик? Что-то приснилось? О-о! Уже почти четыре! Что-то мы с тобой разоспались. Ну, не злись, успокойся. Спи.

Она встала, опустила котенка на свое место, и вышла из комнаты. А котенок вскочил снова и все шипел, — он почувствовал присутствие незримой гости. Ольга стала не спеша осматривать комнату: старая мебель, тарелка с огрызками яблок и шкуркой от банана на стуле у дивана. Семь томов Гоголя в шкафу, трехтомник Николая Островского, учебники за девятый и десятый класс. Еще стопка журналов «Наука и жизнь». И потертый палас на полу. Скучно, словно оказалась в бараке, там, где провела все детство. Такая же мебель, на книжных полках у всех были только потрепанные старые учебники, из художественной литературы обязательно «Война и мир» да «Поднятая целина»… Она вернулась к себе. Может быть, у нее правда раздвоение личности? Надо почитать литературу, как там больные описывают свое состояние? Вошел отец, включил свет.

— Ты почему читаешь в темноте? Или просто мечтаешь у окна?

— Здесь было светло, я учу. А ты все, уже закончил свою работу? Тогда я пойду к себе, мне надо писать.

— Ну-ка, постой… Что с тобой происходит? У тебя такой странный вид…

— Папа, кажется, я могу видеть сквозь стены…

Отец сел.

— Ты шутишь, дочка? — Оля не улыбнулась. — Или серьезно?

— Серьезно, я сейчас была в квартире в доме напротив, вон за той темной шторой. Нет, выше смотри, на девятом. Я могу описать все, что в той комнате стоит, хозяйку, котенка…

— Когда-нибудь была там, наверно, вот и все.

— Никогда…

— А с чего ты взяла, что увидела ту квартиру, может тебе все приснилось, придумала? — отец недоверчиво пожал плечами.

— Я сейчас гляну, что на кухне делает мама… — она закрыла глаза, представила кухню, увидела что там делает мать на самом деле и сказала: — Чистит апельсин…

Отец вышел из комнаты и быстро вернулся.

— Запах почувствовала? Или с матерью договорились? Подшучиваете над отцом?

— Нет, папа, это не шутка.

— Значит фокус…

— Это не фокус. Иди, положи что-нибудь на стол в моей комнате, а я отсюда все увижу.

Вошла мать.

— Что вы тут секретничаете?

— Да от тебя все равно не скроешь, но договоримся — пока об этом никому, пусть это будет наша семейная тайна…

Они все рассказали маме.

— Ну, давай, показывай свой фокус.

И Оля уже им обоим стала демонстрировать свои невероятные возможности. Отец и мать по очереди выходили, прятали что-нибудь, переставляли, а Оля все видела, находила спрятанное, словно они играли в детскую игру.

— Я могу и подальше, сейчас посмотрю, что делается вон в той квартире, за окном напротив нас.

Легкий полет, беглый взгляд. В одной из комнат она прочла название газеты распахнутой посередине. Запомнила название статьи на открытой странице. Завтра они купят такую газету и посмотрят, есть ли эта статья в ней. Таким образом Оля докажет сама себе и родителям, что она действительно побывала там, что у нее с головой все в порядке.

Ее рассказ выглядел очень убедительным. В конце концов родители полностью поверили в ее вновь обретенный дар. И оба выглядели почему-то ужасно напуганными. После Олиного возвращения с практики они все время жили в ожидании чего-то нехорошего: дочь очень долго просыпалась с криками по ночам, плакала, как им казалось, без причины, перестала улыбаться, частенько сидела с отрешенным видом. А вот теперь, когда она стала оживать, приходить в себя, вдруг появилось «ЭТО». С одной стороны — ничего страшного, фокусников много, с другой же — они убедились: это не просто фокусы, и никто в мире кроме нее, так не умеет. У ясновидцев просто процент попаданий выше, чем у всех остальных людей. У Оли попадания были сто процентов. Это уже какая-то аномалия. Она не просто угадывала, как многие фокусники, а видела на расстоянии и через стены словно воочию.

Оля не думала, что отец подойдет к этому вопросу так серьезно. А он договорился в лучшей клинике, чтобы дочку обследовали, просветили, чем только можно. О ее полетах ни она, ни он, разумеется никому не говорила, только о головной боли. Отклонений практически не было, так некоторые зоны мозга были более развиты, активны. Врачи решили, что это все допустимые возрастные отклонения, лечить такое нужды не было.

Вначале, и мать, и отец не стали рассказывать даже сыновьям об открывшемся у Оли даре, так их напугала ее странная болезнь. Отец настаивал, чтобы она как можно реже использовала свои способности, боялся, что «ЭТО» будет прогрессировать, и неизвестно во что выльется. Но Оля уже не могла отказаться от полетов, она только согласилась с ним, что лучше все держать втайне.

Вечерами девушка уходила в свою комнату, быстро создавала на столе рабочий беспорядок, клала перед собой открытую тетрадь, в руку брала авторучку, в общем, на первый взгляд — усердно занимается, а сзади, от двери, не видно, что она сидит, уставившись в окно. И летала. Отсюда, со своего места, Оля побывала в нескольких квартирах, каждый раз быстро возвращаясь домой. Все у нее прекрасно получалось, теперь стоило только мысленно потянуться к любому окну и она уже несется в том направлении. После нескольких перемещений девушка перестала замечать эти мгновения собственно самого полета. Р-раз и она в нужном месте.

В этом доме напротив ее окна, квартиры конечно были шикарные, не то что у той тетки с котенком. Правда, она все еще не могла видеть сразу целиком всю комнату, только какими-то фрагментами. Ольга боялась задерживаться там, ей казалось, зацепись она за что-то взглядом, и может в самом деле, реально, оказаться в чужой квартире и потому, старалась особенно не вглядываться в предметы, не принюхиваться, не заостряться на мелочах. Туда и назад, быстро. А для отца и матери иногда устраивала показательные сеансы: сама сидела в своей комнате, а отец в другой что-нибудь делал, скажем, читал книгу. Мама была наблюдателем. Потом Оля переносилась. Взглянет, что там папа читает, возвратится к себе и маме называет книгу и страницу. В цирк ей, что ли, пойти работать? Фокусником?

Мать хотя и запрещала ей все это, но иногда сама же просила: глянь, дочка, у сына, Саньки, все в порядке, не заболел ли, что-то он по телефону не весело разговаривал. Или, посмотри, где это отец задерживается, уж давно должен придти. Оля сопротивлялась, не хотела подсматривать за родными:

— Мама, я же могу оказаться в любом месте, скажем в мужском туалете!

— Ну и что такого? Глянула, живой и назад. — Потом спохватилась: — Ой, что это я говорю, не надо, не смотри.

В воскресенье Ольга выспалась вволю. Когда она встала, родители были на кухне.

— Сколько же можно спать? Одиннадцатый час, а ты все дрыхнешь… — такими словами раздраженно встретил ее отец.

— Уже не дрыхну, папа, я встала.

— Хоть помогла бы матери! То дома тебя нет, то спишь до обеда!

— Мама, давай я помою посуду.

— Да что тут мыть, пара тарелок, я сама. Что ты, отец, ворчишь с утра?

— Вот ты всегда ее защищаешь, а потом будешь жаловаться, что тебе никто не помогает.

— Садись, дочка, ешь. Не ворчи отец, ей же некогда, учится.

— Помочь некогда, а у окна часами сидеть, глазеть на улицу, можно. Видел я, как ты засмотрелась вчера, не слышала даже, как я в комнату зашел… небось опять шныряла по соседям?

Оле сразу надоел этот разговор, съела оладьи и ушла к себе. Раз отец не в духе, лучше уйти, будет цепляться ко всяким мелочам, но зато в серьезном деле на него можно было положиться, никогда не выдаст. Да и мама тоже. Раньше она думала, что родители не умеют хранить тайны. И бесполезно было просить их никому не говорить. Мама все равно сейчас же передает все своей сестре, тете Ане, и любимой подруге, папа — мужикам на работе. А тетя Аня рассказывает обо всем своим сослуживицам. Конечно, она не называет ее имени, но все и так сразу догадываются о ком речь… Как только она скажет: «У меня есть одна знакомая девушка…» так всем сразу понятно: это Оля. Но на этот раз, ни отец, ни мать ни словом никому не обмолвились о ее способностях, наоборот самой Оле запрещали об этом говорить кому бы то ни было. Даже дома между собой так разговаривали, как будто у их дочери нет никаких отклонений. Свято хранили эту их общую тайну.

Отец все время боится, что она сама проболтается, ему кажется, что глупая девчонка не серьезно относится к этому вопросу, не понимает, что лучше скрывать такой необычный талант, все время запугивает ее. «Мало что ли детективов читаешь, — говорит он, можно ведь представить, кого заинтересуют твои способности: во-первых, КГБ, или как там они сейчас называются, ФСБ что ли, во-вторых, бандитов, воров. А еще хуже — запрут в научно-исследовательском институте, будут опыты на тебе ставить. Нацепят на голову датчики, диссертацию кто-нибудь будет писать… Людей в нашей стране не ценят и не любят».

— Папа, да ведь полно экстрасенсов, живы, здоровы, никто их не достает…

— Так ты ведь не знаешь, сколько их сгинуло. И потом на виду все больше шарлатаны, они никому не интересны, а ты-то, по-настоящему улетаешь…

А Оля про себя уже добавляла: к тому же, найдется какой-нибудь умник, заинтересуется, с чего это вдруг такие способности открылись? Докопается до деревни «староверов», а неизвестно кто стоит за ее обитателями и чем это ей грозит… Вот уж точно — змея в конверте!

Интересно, если таких, как она станет много? Никакой частной жизни что ли, не будет? В любой момент в спальне или в ванной комнате может появиться наблюдатель. Кошмар!

Теперь Ольга хотя и боялась каких-то ужасных последствий, но не могла удержаться и тайком от родителей продолжала свои полеты, регулярно проводила опыты по перемещениям в пространстве, училась управлять своим даром. Она пробовала читать бумаги на столах в чужих комнатах, смотреть телевизор, если он там работал, просто наблюдала за людьми. Когда на улице темнело, освещенные окна притягивали ее, как магнитом, так и хотелось взглянуть, а что там? А там? А в этом окне чем занимаются?

И вскоре, попадая в незнакомую комнату, она уже могла охватывать взглядом гораздо больший участок, пусть не всю комнату. Когда родителей не было дома, Оля попробовала как-то полностью переноситься из одной комнаты в другую сквозь стены. И там, за стеной пыталась лечь на диван, садиться на стул, переворачивать листы книги, и все ждала, что не только душа, но и тело окажется за стеной. Специально подходила к зеркалу: но нет, не отражается, ее физическая субстанция, так сказать, оставалось на месте. А жаль, было бы здорово обходиться без транспорта. Пока ей каждый раз было немного страшно, а вдруг ее сознание не вернется, вдруг это ее душа отлетает?

Животные чувствовали ее незримое появление, коты шипели и выгибали спины, собаки начинали принюхиваться, шерсть на загривках у них вздымалась. В какой-то пустой квартире Оля как-то подразнила кота. Он, конечно, как только она появилась в этой квартире, зашипел, а когда она попыталась мысленно погладить его и волоски на его шкуре чуть шевельнулись под ее рукой, животное просто взбесилось. Котяра начал орать как ненормальный и носиться по всей квартире, кидаться на ковры и шторы, прыгать по шкафам. Он свалил с комода вазу на пол, сорвал картину со стены. Ольга сначала от неожиданности исчезла оттуда, но потом вернулась, и минут десять она помирала со смеху, глядя на бедное создание. Ее вторичное появление еще больше обеспокоило несчастное животное. Из-за стены застучали соседи. Тут она услышала поворот ключа в замочной скважине и одновременно звук открывшейся двери соседней квартиры, потом сварливый, недовольный голос:

— Ира, что вы там делаете с котом?!

— Ничего… Я только пришла, дома никого нет, — растерянно ответил детский голосок.

— Как это нет, там кто-то издевается над котом, — напористо продолжала ее соседка.

Женщина вошла в квартиру вместе с девочкой, увидела бардак, учиненный котом. Кот в это время продолжал раскачиваться на шторе и орать.

— Боже мой! Что это с ним? — женщина шустро позаглядывала во все комнаты, даже в туалет.

А девочка стояла открыв рот, потом тихонько позвала: кота:

— Барсик, Барсик…

— И правда, никого нет… Ой, так это может быть бешенство! Осторожней, еще покусает! — вернулась в комнату соседка.

В этот момент кот сорвался вместе со шторой на пол, выпутался из нее, и рванул в открытую дверь прочь из квартиры. Девочка уже звонила матери:

— Мама, Барсик сошел с ума! Он тут все напортил и сбежал… Да, правда, тетя Лена здесь, она тоже видела…

Посещая разные квартиры, Оля заметила одну особенность своего дара: в первую очередь она видела ту часть помещения, в которой находились люди. Даже на расстоянии чувствовала, есть ли кто в квартире, или там пусто. Сама себе устраивала проверочные тесты. Выбирала любое случайное окно. Вот, например, это: плотные шторы задвинуты. «Там никого нет», отмечала про себя. Переносилась туда и внимательно все осматривала. В темноте смутно различила телевизор, у окна подставка с цветами, на полу рядом еще один горшок с драценой, зеркальный шкаф во всю стену, пианино. Людей здесь нет. Разглядывать чужую мебель было скучно. Комнаты без людей безлики, тоскливы. А здесь хотя и темно, но люди есть. И точно, там кто-то спал, накрывшись с головой.

Ольга раньше никогда не читала желтую прессу, не хотела знать, кто из актеров с кем спит, кто спивается, кто голубой. Пусть сами решают свои проблемы. Она никогда не подглядывала, а теперь это было неизбежно, побочный эффект ее дара. И отказаться от этого не могла, и никто бы не отказался. Как ребенок осваивающий первые шаги — падает, но идет, так и ей все время хотелось перелететь куда-нибудь. И она поневоле становилась свидетельницей чужой жизни.

Одно она твердо решила для себя: никогда, ни при каких обстоятельствах не заглядывать к знакомым людям. Она побывала во многих квартирах соседних домов: и в элитном, и в обычном с другой стороны двора. И сделала неожиданный вывод: жизнь у всех была одинаково уныла. У богатых только не было самопальной водки на столе, граненых стаканов. А в остальном, разница не большая. Люди приходили с работы, готовили ужин из дорогих продуктов или варили пельмени, купленные в соседнем супермаркете. Одни хозяйки сами этим занимались, другим накрывала на стол прислуга, хозяева ели, и оставшийся вечер и те, и другие дремали у телевизора. Даже разговоров интересных она не слышала. Что интересного в спорах по поводу выбора канала телепередач? Она видела ссоры пьяных супругов и любовные игры молодоженов, но всегда стремительно исчезала оттуда.

И скоро ей все это надоело. Тем более что негатива в жизни соседей оказалось намного больше, чем радостных событий. А зачем смотреть на чужое горе? Она уже знала всех жильцов элитки в лицо, и, встречая кого-нибудь из них на улице, постоянно останавливала себя, ей хотелось поздороваться. Иногда Ольга посмеивалась про себя над некоторыми из них, зная их некрасивые секреты, семейные тайны. Но и секреты были скучны.

В элитном доме почти все жены не работали, многие из жильцов были уже на пенсии, их дети имели свои семьи, отдельные квартиры. Некоторые мужья после ужина вновь садились за бумаги в своих кабинетах и действительно работали. Но не все. В квартире на пятом этаже солидный толстый дядька закрывался в своем кабинете, раскладывал перед собой деловые бумаги, а потом вынимал из дипломата порножурналы и с упоением рассматривал, как мальчишка пряча их под столом, когда в комнату входила жена. Видно, крепко ему вбили в детстве, что такое хорошо и что такое плохо. Как-то его жена уехала куда-то, за пару недель толстяк завалил весь кухонный стол грязной посудой, а ванную рубашками. Ну рубашки свои он все же запихнул в стиральную машину, а потом ворох уже чистых бросил на диване. А Оля услышала, как он вызывает на дом проститутку. Ну и ну, такой солидный, удивилась она, и так быстро опустился: и квартиру запустил, и сам потерял облик порядочного человека. Она наблюдала, как приехала девушка в сопровождении сутенеров, те проверили квартиру и удалились, и тогда хозяин предложил девице перемыть посуду и перегладить рубашки. Та была в шоке.

— А что? Я тебе заплачу как положено, по таксе. Просто я кайф получаю от чистой посуды, — заявил он.

Проститутка возмутилась было, но получив аванс споро взялась за дело.

Вот тебе и толстяк, а Оля успела напрасно его осудить!

А в другой квартире седой, но подтянутый и бодрый мужик, сидя в своем кабинете переговаривался с любовницей через интернет. Ольга уже знала его пароль и вполне могла бы написать что-нибудь его милой. Она даже видела ее фотографии на экране. Как-то она попробовала сама войти в интернет в его кабинете. Ей даже удалось нажать пару клавиш, но мышку сдвинуть она не смогла. Листок бумаги довольно легко сдвигался, словно под дуновением ветерка. Если это происходило в присутствии кого-нибудь, человек в таких случаях оглядывался в поисках открывшейся двери или окна. Всем казалось, что потянуло сквозняком.

Одна из квартир всегда была пустой, Оля несколько раз заглянула в нее, что-то ее там беспокоило, что-то было не так. А потом вдруг поняла: там нет следов людей. Она уже перестала замечать эти следы, они были повсюду, но тут их не было. Значит квартира несколько лет стоит пустой.

В другой квартире старик лет восьмидесяти ухаживал за парализованной женой. Трогательно было смотреть, когда седую морщинистую старушку муж уговаривает покушать: «Ну съешь еще одну ложечку, моя ты девочка!» А его дряхлая подруга уже даже не узнавала своих детей, но мужа помнила.

Оля осматривала чужие комнаты, слушала разговоры людей, и в то же время чутко следила за своей квартирой. Ее сознание словно раздваивалось. Она боялась, что родители заглянут в комнату, увидят ее пустое тело, и опять будут читать ей нотации. Интересно, а как со стороны она выглядит во время полетов? Эта мысль заинтересовала ее, и находясь в доме напротив, она повернулась к окну и отчетливо увидела саму себя: сидит у окна, тупо глядя на улицу. Ольга ужаснулась, вид у нее был точно ненормальный. Да, такие опыты надо проводить в крепко запертой комнате, чтобы никто чужой ее ненароком не увидел, и ни к чему торчать у окна: в любую нужную ей квартиру можно попасть из позиции «лежа на диване».

Девушка уже привыкла тайком подглядывать и теперь ругала себя за такое вульгарное любопытство. Получается, этот дар просто вреден, ее затягивало. Тратит свое время на пустое подсматривание. Как еще его можно использовать? Можно работать спасателем — кто-то остался в заваленной шахте или разрушенном доме, вероятно, она легко бы нашла его под завалом… Или послужить на благо Родины: воровать чужие секреты, заняться промышленным или политическим шпионажем…

В последнее время у нее сложился определенный ежедневный ритуал: приходила из института, обедала, садилась с тетрадью у окна, решая про себя сегодня не отвлекаться, не шастать по чужим квартирам, потом вроде бы нечаянно взглядывала на окна напротив, и тут же оказывалась там. Несколько минут наблюдений за чужой жизнью, потом полет к себе и теперь уж на самом деле она бралась за свою курсовую работу. Следующее посещение — вечером. Каждый раз, когда родители усаживались перед телевизором смотреть свои сериалы, она отправлялась туда, через узкий двор, в облюбованную ею квартиру напротив. А родители не подозревали, насколько глубоко она в этом погрязла.

Этажи в том доме были высокими, их третий оказался почти на уровне Ольгиного четвертого этажа. Квартира, прямо напротив и чуть ниже, больше всего и заинтересовала девушку. Ее хозяином был тот самый старик в инвалидном кресле, Георгий Иванович Кобзев. Его она и раньше, когда еще не могла переноситься, часто видела в коляске у этого окна.

Свои первые путешествия по квартирам элитного дома Оля всегда начинала именно с комнаты пенсионера, да так и привыкла к этому. Она частенько, не задумываясь, переносилась к нему. Глянет лишь в окно — и уже там, в его комнате. Рассмотрела все досконально: красивые обои с позолотой, книжные полки, кожаный диван и такое же кресло рядом с ним, телевизор напротив старика, комод из красного дерева с резной отделкой рядом с дверью, на нем — поднос с графином и стаканом, таблетки в хрустальной розетке. С другой стороны двери еще один комод, с такой же отделкой, но гораздо шире, весь уставленный всякими мелочами: статуэтки, вазочки, шкатулки, фотографии в резных рамках, над комодом большое зеркало. На полу, во всю комнату, ковер.

Переносясь туда вначале своих полетов, когда у нее еще не было опыта, Оля почему-то постоянно оказывалась прямо перед этим стариком и поневоле изучила его физиономию. Ей ужасно не хотелось так пристально его разглядывать, но долго не удавалось изменить траекторию своего полета и потому, она много раз видела вблизи лицо старика, разглядела все морщинки, седые волоски торчащие из носа, красные прожилки на желтых белках глаз, воспаленные склеры. Поневоле запомнила его лучше своей родной бабушки.

День за днем она следила за облюбованной ею квартирой. Здесь жило много народу и, кроме того, сюда постоянно приезжали их родственники, приходили друзья. Она уже стала скучать по жизни этой семье, как домохозяйки по телесериалу. Иной раз ловила себя на мысли, что во время лекции думает о своих подопечных.

Теперь она знала здесь всех по именам, все их родственные связи, и даже кое-какие тайные отношения. Дочь старика звали его Татьяна, невестку — Ирина Сергеевна, а внучку — Настя. Чаще всего в комнате у старика встречалась белокурая пухленькая девушка, прислуга Лина. Оля видела не раз, как старик шлепал девку по заднице. Такой старый, к тому же инвалид, а постоянно щупал ее. Когда девушка ойкала, возмущалась, он вынимал из кошелька купюру и совал ей в карман. Лина злилась, но все же брала. У этой няньки оказывается, есть постоянный приработок: старичок был очень активный.

Лина здесь не жила, она являлась каждый день к девяти и оставалась до вечера, пока за ней не заезжал ее жених Миша, таксист. Оля уже его видела, он ей импонировал: простой мужик, спокойный и работящий, только немного скучный: все его разговоры были о машине, о пассажирах и о ежедневных заработках. Ольге было по душе его отношение к Лине: он все беспокоился, что девушке приходится много работать, чтобы столько зарабатывать, и не догадывался, что его невесте старик доплачивал за ее терпение к его выходкам. Михаил уговаривал Лину поскорее пожениться, родить ребенка и бросить работу, но та не соглашалась. Оказывается, Миша жил в коммуналке, и влюбленные копили на отдельную квартиру. У Кобзевых Лина быстро скопит недостающую сумму, шаловливый инвалид на нее не скупился, видно, девушка ему нравилась, не хотел чтобы она ушла от них. Непонятно, откуда у инвалида деньги? Пенсия такая по инвалидности, что ли?

— Оля, иди обедать, — прервала дочкины размышления мама.

— Ну что, доча, идешь с нами на день рождения? — Отец получил большую премию и был в хорошем настроении.

Оле и хотелось пойти с ними к тете Ане, и нет: там отец выпьет, станет совсем веселым, будет петь песни. Она любила его слушать и подпевать ему, и пошла бы, но ведь родители застрянут надолго, а ей нужно заниматься, уходить из гостей раньше и ехать потом одной через весь город, не хотелось.

— Нет, — решила она, — буду курсовик делать.

— Эх, дочурка, зря, кто же мне будет подпевать? Мать и тетка не нашей породы, они не певучие. Жаль.

После обеда Ольга сбегала в магазин, потом в библиотеку, и только к вечеру, когда родители ушли, она вновь, словно случайно оказалась в той квартире напротив. Это было поинтереснее похода к тете Ане. И не хотела туда заглядывать, но что-то привлекло ее внимание. Эта миленькая блондиночка-нянька пыталась вырвать свою руку у хозяина. Оля не могла понять, что старик делает, почудилось что-то непристойное. Тут же оказалась там, увидела их спереди. В поле зрения попали сам больной в кресле и женщина, около него. Теперь стало понятно, чем он занимается. Инвалид одной рукой удерживал сиделку, а другой гладил ее ногу под юбкой. Женщина яростно отпихивалась:

— Георгий Иванович, сейчас же кто-нибудь войдет…

— Ну и что? Я тебе за это и плачу столько. Плевать мне на всех, знаю я, чем они занимаются в своих комнатах…

— Ну перестаньте, стыдно ведь…

— Добавлю еще сотню, — произнес он, наконец выпустив ее руку, и на прощание еще хлопнул по заднице: — Молодец, малышка, есть что пощупать, не то что тощие эти, как их, модели. Будь я чуть моложе женился бы на тебе. Так ты деньги копишь для своего парня?

Та обиженно кивнула, одергивая юбку.

Оля очнулась в своей комнате. Фу, как противно! Одной ногой в могиле и такое вытворяет. Сколько ему лет? Семьдесят, восемьдесят? Не зря старик ей всегда казался неприятным. Немного жаль эту глупую телку, Лину, но ведь та могла уйти, а если оставалась, значит, ее устраивает такой способ заработка… Ольга думала об увиденном, и только позже сообразила, что она-то опять побывала там. Это стало получаться непроизвольно, так, как обычные люди переводят взгляд с предмета на предмет.

И хотя она плевалась, возмущалось поведением старого похотливого козла, тем не менее, как только замечала Лину в комнате инвалида, тут же оказывалась у них. Старик требовал от Лины исполнения любых его прихотей.

А как-то Оля поймала себя на том, что не реферат пишет, а смотрит вместе со стариком новости по телевизору. Появилась Лина, подала Георгию Ивановичу лекарство, а он тут же потянулся к ее заднице, но та не обратила на это особого внимания и вышла из комнаты.

— Ишь ты, недотрога! — проворчал старик. — Сбежала!

Когда они жили в семейном общежитии Ольга осуждала своих соседей, все ей казались пьяницами, ущербными, с какими-то неприличными тайнами. Хотя какие уж там тайны, все было на виду: общая кухня, перегородки тонкие — хранить секреты трудно в таких условиях. Даже дети понимали, чем занимается соседка тетя Валя со своим любовником, когда по субботам ее дочь и сын были в школе.

Она припомнила соседа по общежитию, тоже старика — пенсионера дядю Колю. Этот дядя Коля Иванович, алкаш и любитель кошек, трезвым чинил всему бараку утюги, приемники, магнитофоны — душа человек. Половина его комнаты была завалена запыленными старыми сломанными электроприборами. Оля спрашивала его: — «Дядя Коля, почему вы не выбросите все это?», «Да ты что! Это же можно починить, вот Филипповна с первого этажа принесла миксер. Мне его починить — раз плюнуть. Надо сделать». Миксер валялся у него столько лет, сколько Ольга себя помнила. Филипповна уж скоро помрет, а он все собирается его чинить. Над столом (одновременно рабочим и обеденным) у него был подвешен аквариум, накрытый доской. На доске постоянно сидели кошки. Они свободно прыгали с пола на стол, потом выше. А хозяин в это время обедал. Шерсть от них летала по всей квартире, лежала на столе. Он любил своих кошек и не обращал внимания на грязь. Пьяным, Коля Иванович становился агрессивным, кричал: «Люди хуже кошек! Я любого убью за моего Рыжика!» По его виду было понятно, что точно убьет, и не дай Бог, если в такой момент кота не было на месте, этот алкаш начинал бегать по всему этажу, по длинному коридору, заглядывать в комнаты к соседям, ломиться в туалет и ванну, и при этом кричал: «Где мой кот?! Убью! Я люблю только котов! Я с работы уволился из-за котов!». Работал он когда-то в монастыре, что там случилось с котами Ольга не знала, но удивлялась про себя, неужели монахи не любят животных?

Все женщины были для дяди Коли потенциальными невестами, он считал себя завидным женихом: отдельная комната, мастер на все руки, денежки водятся, в любой момент может заработать десять — двадцать рублей, стоит только починить какой-нибудь старухе радиоприемник. Оля слышала, как он на кухне громко поучал молодую девушку, соседку из другой комнаты: «Запомни, чай я пью не сладким, и не горячим, и заварки мне много не наливай! Так как сейчас себе налила — не надо, это вредно для желудка». А то увидел, как она готовит и начал: «Я не люблю большие голубцы! Делай поменьше. Когда будешь со мной жить, готовь только маленькие, и котлеты тоже…» Он говорил так, словно вопрос их брака уже решен. Время от времени Коля Иванович напивался так, что падал в коридоре, а когда соседский парнишка тащил его, глупо таращил глаза и все время спрашивал подростка: «Ты в отечественную, где воевал?», паренек терпеливо отвечал: «Я родился после отечественной, и после Афгана…»

На пару с ним частенько пила и Валентина, Олина соседка с другой стороны. Это дама была полной противоположностью Ивановичу: она не любила кошек, любила только собак и в своей комнатке держала две собачонки. Удивительно, как они там все помещались на шестнадцати квадратных метрах: сама Валентина, двое детей и две собаки. Причем и те, и другие умненькие и послушные. Валька, ужасно худая, завистливая и всегда злая, ненавидела всех окружающих, особенно людей успешных и материально обеспеченных. Уже с утра раздавался ее мат. Она поносила соседей, занявших туалет или плиту на кухне, погоду, и просто «блядскую жизнь». В обед и после работы Валентина материла начальство, сослуживцев, случайных прохожих, тех кто едет на машине, когда она ждет на остановке автобус, тех, кто стоит перед ней в очереди в магазине, тех, кто купил себе что-нибудь новое. Умная и едкая, мгновенно подмечала все недостатки окружающих и безжалостно высмеивала их. Хотя она и на собак иной раз кричала, но любила точно только их. Оля слышала, как тетя Валя на улице говорит облезлой бродячей псине: «Сучечка, уйди с дороги, тебя же задавят…».

Валин любовник Валера, тоже алкаш, постоянно таскался в их барак, хотя у него была своя квартира и семья. Иногда Валера угощал чем-нибудь Валентину, однажды принес замороженную говяжью печень. «Половину тебе, половину домой понесу, положи мне в пакет, а то растает», — распорядился он. На следующий день Оля слышала, как он орал на Вальку: «Дура, ты вчера в какой пакет печень положила?!» «В какой?» — не поняла та. «В упаковку из-под женских прокладок!» «Ну и что? Она же чистая была…» «По-твоему, мне в магазине могли печень в такой пакет положить?!»

Валера болел сахарным диабетом и ему пришлось удалить из-за какой-то пустяковой царапины указательный палец. Но он не унывал и как-то, смеясь, рассказывал на кухне, как пробился сквозь толпу алкоголиков ко входу в магазин (это происходило во времена Горбачевского сухого закона) и повернувшись к Вальке, спрашивает, сколько брать бутылок, поднимая над головой два пальца. Но он забыл, что указательного-то нет и Валя видит только один. Она машет ему отрицательно головой и кричит «Две!». Тот опять поднимает свою культю — две же брать? Валька опять качает: «Нет, бери две». Он все равно взял две, можно было и не спрашивать…

А еще одну комнату занимала удивительно милая пара: Галя и Игорек. Как-то, непьющий, Игорь пришел с работы сильно пьяным, и Оля стоя на лестнице наблюдала как баба Дуся с первого этажа дождалась Галю у подъезда и радостно сообщила ей: «Твой-то пьяный пришел! Что, задашь ему?» «Да, сейчас я ему задам», — обнадеживающе ответила Галя и пошла к себе. Баба Дуся долго прогуливалась по коридору мимо их комнаты, прислушивалась, ожидала скандала, но все было тихо. А утром Оля шла в школу и снова увидела бабу Дусю, таподстерегла Галю еще до работы: «Ну что, поскандалили?» «Да», «А что же так тихо? Что ты ему сказала-то?», «Я ему сказала: «Ну зачем же ты, Игорек, выпил?», а он ответил: «Извини Галочка, я больше не буду пить». «И все?!» На лице бабы Дуси было написано глубочайшее разочарование, наверняка думала: «И что за молодежь пошла?! Эх, были люди в наше время!»

В этом богатом респектабельном доме тоже у всех свои скелеты в шкафу, а у кого их нет, тот придумывает, но пожалуй, за ними интереснее подглядывать — на роскошь все же смотреть приятнее…

Отодвинув свой конспект в сторону, Ольга вздохнула с облегчением: все, сделала домашнее задание, и расслабленно откинувшись на спинку стула, заглянула в квартиру напротив, проверила, как там у них дела. Дочь Кобзева, темноволосая полная женщина, Татьяна Георгиевна, проверяла неизменные тетради и одновременно разговаривала со своим сыном Герой по телефону. Этого Германа Ольга еще ни разу не видела. Как она поняла, Гера был врачом, хирургом, а сейчас находился на стажировке в Лондоне. Мать постоянно упоминала его имя в разговорах с домочадцами У них с Германом было по небольшой отдельной комнате. Татьяна Георгиевна работала в школе, преподавала русский и литературу, возвращалась домой позже всех, у нее постоянно были какие-то вечерние занятия — то факультативы, то вечерники, то консультации. Уже ночью, после ужина, она еще садилась проверять тетради. Это была очень энергичная женщина, постоянно занятая своими школьными проблемами.

— Скорей бы ты приехал, так надоели все вокруг. На работе вечно грызутся, здесь тоже. Видеть не могу ни своего папашу, ни весь этот муравейник, — вздохнула Татьяна Георгиевна, автоматически подчеркивая ошибку в тетрадке ученика. — Ждут стервятники, когда он помрет, наследство не терпится поделить. А отец, как Кощей Бессмертный, над златом чахнет, да еще умудряется всех доставать… — Татьяна Георгиевна предварительно нажала кнопку громкой связи на телефоне и теперь разговаривала не снимая трубки. — У него просто талант вызывать к себе ненависть… Так он изменился, такой раньше был интересный энергичный человек, ты наверно, не помнишь… А теперь весь потенциал тратит на интриги, манипулирует всей родней с помощью своих денег. Слава Богу, мне от него ничего не надо.

Связь с Лондоном была прекрасная, лучше, чем с Олиной бабулей, живущей в соседней деревне, и голос Германа отчетливо разносился по всей комнате:

— А мне бы его золотой запас не помешал, открыл бы свою клинику, — сказал он.

Счет у инвалида в самом деле большой: Оля видела его секретные записи, знала и какой у него номер счета, и код, и даже сколько на счету. Сумма там была приличной.

— Вряд ли у него так много. Хотя счет в Швейцарском банке не открывают по пустякам. И зачем тебе проблемы с клиникой? Сейчас ты просто хирургом работаешь и то спать спокойно не можешь, а хочешь взвалить на себя еще и административную работу?

— Да, мамуля, ты как всегда права. Просто надоели вечные споры с главным, с его замом. Постоянно какие-то интриги. Я уже заранее все это предвкушаю, скоро опять окунусь в родную стихию.

— Сынок, от этого никуда не денешься, хоть какую клинику открой, будут те же интриги, только на другом уровне. На уровне министерства. Это присутствует во всех слоях общества. У ваших санитаров и нянечек наверняка тоже есть проблемы. Друг друга подсиживают.

— Точно. Бегают, жалуются, всегда какие-то причины находят и каждому кажется, что его обижают, что у коллеги объем работы меньше.

— А будут еще больше бегать, и не только нянечки, но и врачи. Опять всякие обиды, маленькие зарплаты, взятки, шантаж. Знаю я всю эту кухню… Расскажи лучше о своей жизни.

Гера начал рассказывать, но тоже о работе: о своих больных, о проведенных операциях, особенностях Лондонской клиники — похоже с личной жизнью у него напряг, или с матерью не делится своими секретами… Ольга сожалела, что не может ни о чем его спросить, ей не раз хотелось включиться в их разговор. Интересно, какой он, этот далекий Герман или Герасим. Ей нравилась Татьяна Георгиевна, заранее был симпатичен ее сын, он напоминал Оле братьев, они тоже всегда увлечены своей работой. Кстати, и они начали поговаривать о поездках за рубеж на стажировку. Да Славка и без стажировок, мог бы заниматься серьезно сочинительством, не бегал по халтурам, может и стал бы настоящим композитором. А вот программисту Саньке, стоило побывать в Калифорнии, в силиконовой долине.

Оля вернулась к себе а мысли ее все равно были заняты той семьей. Она сравнивала Татьяну Георгиевну и другую мамашу, Ирину Сергеевну, та ей почему-то вообще не нравились. Эта дама, вдова погибшего сына старика Юрия, и ее дочь, занимали вместе одну большую комнату. Обе лживые притворщицы, они и друг другу врали. Девица делала вид, что учится в институте, а ее мать, Ирина Сергеевна, — что работает. Мать числилась в каком то министерстве, но по ее словам, там она только отсиживала положенные часы и получала зарплату — так она наедине говорила дочери. А в присутствии родственников мужа Ирина Сергеевна жаловалась на хроническую усталость и постоянно скорбела о смерти Юры.

Ольга знала, что у этой особы есть любовник и даже видела его пару раз в квартире, лысый мужик, довольно красивый, но какой-то уж очень потертый. Он тайком проскальзывал в комнату Ирины Сергеевны, ходил осторожно, беззвучно. С ним Ирина Сергеевна каждый вечер разговаривала по телефону из своей комнаты, телефон у Кобзевых был с очень длинным проводом, и аппарат постоянно оказывался в комнате этих двух женщин. У Насти тоже был ухажер, какой-то казах или узбек, но она скрывала его даже от матери, и ужасно боялась, что о нем узнает дед, и не позволяла парню провожать себя до дома. Оля слышала, как Настя договаривалась с ним по телефону о встрече где-нибудь за углом, подальше. Этот Фарид был еще тот жук, Оля с таким бы ни за что не рискнула связываться, какой-то слишком нервный, агрессивный. Иногда Фарид все же появлялся в квартире и Ольга как-то увидела, с какой злобой он щурил и без того узкие глаза и в ярости вертел нож в руке. «Зарежу-у-у, сука!» — шипел он. Ольга уж думала, что Насте конец, прирежет азиатский Отелло свою ветреную возлюбленную. Но в тот раз все обошлось: Фарид ушел, врезав звонкую оплеуху Насте и обложив ее трехэтажным матом. Ушлый дед, несмотря на конспирацию любовников и свою немощь, знал об этом узбеке. Оля не раз слышала, как старик бормотал, глядя в окно вслед Насте:

— Побежала к своему узкоглазому, шлюха. Наградил сыночек, черт бы его побрал, двумя шлюшками.

Как он узнал? Наверно, ему кто-то докладывает обо всем, что происходит в квартире.

Еще один внук Георгия Ивановича, как поняла из разговоров Оля, поселился здесь недавно. Он поступил в институт и приехал к деду в конце августа, к началу занятий. Парнишка постоянно сидел в своей комнате вместе со своим другом. Внука звали Олег, а его товарища — Леха. Деда раздражали оба, и внук, и его друг. Оля часто слышала, как он жаловался Лине на свою вторую дочь, зачем мол, она подкинула им этого «придурка и извращенца». Олег был худенький, с длинными черными волосами, симпатичный, для парня пожалуй, слишком мягкий, утонченный. А вот его друг и вовсе очень даже ничего: высокий парень, широкоплечий, мужественный с коротким ежиком на голове. Ольга не могла решить, кто ей больше нравится: Олег или этот Леха. У них всегда играла музыка, обычно группа «Агата Кристи» предлагала «умереть вместе». Девушка частенько заглядывала к ребятам, но ненадолго. Наблюдать за ними было скучно, они все время решали задачи, зубрили английский или еще что-то. Первокурсники, что с них возьмешь. Зубрилки. Ольга не понимала, что в них так раздражает старика. Сверхпослушные, порядочные ребята.

Но однажды она появилась в комнате Олега очень не вовремя. Олег и Леха сидя за столом, занимались не уроками: они целовались. Как парень с девушкой, взасос. Потом Леха поднялся и пошел к двери.

— Нет, Леша, не надо…

Тот, не слушая, осторожно повернул ключ, вернулся к своему другу, поднял его за руки и притянул к себе. Олег прошептал:

— Я же тебя просил, только не здесь… дед же все слышит.

— И здесь, и везде, и пусть слышит, — он обнял его, худенький, субтильный Олежка слабо сопротивлялся.

Высокий уверенно гладил узкие плечи, потом его руки скользнули ниже, погладили попку, обтянутую джинсами, резким движением снова прижал его к себе и поцеловал в губы. Олег чуть не плача все просил: не надо, не делай этого, я тебя прошу. А сам стоял безвольно опустив руки, не сопротивляясь, позволял щупать свою тощую задницу. Что же у них за отношения? Похоже, Леха просто насилует слабого Олега, почему же тот не кричит? Это явно не первый раз происходит… Стыдно признаваться в своей слабости, беспомощности, знает, что некому прийти на помощь? Или Леха его шантажирует?

Олег наконец поднял руки и попытался оттолкнуть амбала, но тот дал ему не сильную пощечину и расстегнул джинсы. Он ласкал его, а парнишка, закрыл глаза и слегка постанывал. То ли от обиды, то ли от удовольствия. В комнату постучали.

— Олежек, обедать! — позвала Лина.

— Сейчас, — отозвался худенький и прошептал другу: — Леша, зовут…

Высокий не обращая внимания на эти слова, быстро развернул его, сдернул джинсы и толкнул на диван. Тот замер в некрасивой позе. Ольгу тут же выбросило из квартиры Кобзевых, по-видимому такова защитная реакция мозга: если что-то ей не нравится, пугает, она тут же оказывается в своей квартире.

Ну что она, не слышала о голубых? Сто раз, правда, ей как-то в это не очень верилось. Обычно так говорили об известных людях, артистах, певцах. Она считала это игрой на публику. В такого симпатичного, высокого парня как Леша, она бы влюбилась, он ей сразу понравился. Сильный, надежный. И худенький Олежка тоже был ничего, показался таким ласковым и добрым. Вот блин, а этим красавцам, выходит, девушки не нужны. Или Олег не такой, Лешка силой принуждает его к близости?

Оля посидела у себя, подумала. А старик, значит, что-то знает. Что же он, в самом деле, слышит, все, что происходит у внука? Она вернулась в непутевую квартирку, в комнату Кобзева. Его на месте не было, несколько секунд прошло, пока Оля со своим ограниченным обзором смогла его найти. Георгий Иванович отъехал вместе с креслом и, прижав голову к стене, прислушивался. На его лице застыло радостное, довольное выражение, он явно наслаждался тем, что слышит. Вот паразит, прав Олег, старик все держит на контроле. В этот момент, по-видимому, в комнату, кто-то заглянул. Оля услышала покашливание и поймала в кадр голову Лины, заглядывающую в дверь.

— Георгий Иванович, вам сюда обед или отвезти вас к столу?

— Отвези, голубушка, отвези. Ну-ка, гляну с кем там Олег… занимается.

— Да с Лешкой, будь он не ладен, опять его к столу приведет. Прямо как постоялец, поселился у нас. И своих ртов полно, так и этот еще тут…

— А что, Лина, Герка давал на хозяйство до отъезда?

— Да, но ворчал, что много уходит. Татьяна Георгиевна обещала проверить все счета. Они-то думают, что вы тоже даете на расходы…

— Что со старика взять-то? Эх, как говорится, город маленький, а нищих много… Так все и стоят с протянутой рукой около меня. Всем-то я нужен, а ты не хочешь меня ничем порадовать… Выходила бы в самом деле замуж за меня, а Лина? Ну ладно, подкину я деньжат, свои же все-таки, жалко их, безмозглых. Давай, вези меня, хочу посмотреть на внука, как он пойдет к столу…

Лина выкатила его в холл, там он отправил ее постучать Олегу, и не захотел с нею ехать дальше:

— Меня Олежек отвезет.

Лина ушла. Олег вышел из комнаты: аккуратно заправленная рубашка, прилизанные волосы.

— Внучек, ты бы поставил диск какой-нибудь, хорошо бы послушать Борю Моисеева. Тебе нравится «Голубая луна»? Голубых сейчас развелось… Интересно, твои родители в курсе, чем ты занимаешься? Как ты преуспел тут? Надо, надо им сообщить… Когда мать-то приезжает?

Олег вспыхнул и прошел мимо деда, за ним Леха.

— Козел старый, дождешься, свернут тебе шею, — сквозь зубы бросил Лешка.

Старик поехал следом, сам справился, глазки у него сверкали, он довольно улыбался. Катил он очень ловко и без помощи других. Холл у них тоже был очень красивый и большой, как зал у Оли, даже больше: здесь на полу лежал роскошный ковер, стояли пара старинных шкафов из натурального дерева с отделкой кованым железом, тумбочка в таком же стиле с телефоном и пуфик около нее, вдоль одной из стен диван.

Оля проследовала за Георгием Ивановичем. Посреди столовой стоял громадный овальный, из белого дерева обеденный стол, вокруг красивые стулья, также белые с белой обивкой. У нее дома такие стулья сразу бы испачкались, стоило бы только раз прийти всем ее маленьким племянникам. Могут же люди обращаться с вещами аккуратно… Для кресла старика было оставлено место во главе стола, он подъехал туда. На столе стояли тарелки с сыром и глубокие фарфоровые миски с овощным салатом.

— Ну и что вы так торопили меня? Где обед?

— Сейчас, папа, уже подаем.

Оля постепенно увидела нишу, отделенную от остальной комнаты невысокой барной стойкой. Все необходимое для кухни находилось за нею: мойка, длинный кухонный стол с множеством ящиков, дверец, холодильник и плита на шесть конфорок. Под узкой столешницей стойки за стеклянными дверцами была видна разнообразная посуда. Татьяна Георгиевна доставала оттуда тарелки и ставила на стойку, а Лина относила и расставляла их на столе, потом она принесла супницу. Так, кажется ничего интересного здесь больше не будет, пора и ей пойти поесть. У себя в комнате Оля секунду приходила в себя, после перемещений у нее иногда чуть кружилась голова. Так бывает, когда присядешь на корточки, а потом резко поднимешься.

После обеда созвонилась с подругой и поехала к ней. От скуки ведь поневоле заглядываешь в эту квартиру, надо отвлечься, хотя, в принципе, попасть туда она могла бы из любой точки города, расстояния не имели никакого значения.

С каждым днем Оля узнавала все больше секретов этой семьи. Сама себе напоминала Кобзева: тоже все про всех знает. Она могла бы посостязаться со стариком, у кого в архиве больше семейных тайн…

Однажды заглянула к своим подопечным пораньше, часов в десять утра. Сначала навестила старика, тот дремал в своем кресле, потом услышала, как открылась входная дверь. Старик тоже сразу проснулся, скрип входной двери для него звучал, как сигнал полковой трубы: тут же готов к бою. А дверь в его комнату оказалась закрытой — наблюдательный пункт лишен обзора, он злобно тихонько проворчал:

— Вот суки, закрыли!

Легко, быстро и бесшумно, подъехал к двери и открыл ее, но он не успел, не увидел кто пришел, в холле было уже пусто.

— Это кто пришел? — крикнул в глубину квартиры.

— Я, дедуля, — откликнулась Настя и выглянула в холл из своей комнаты…

Она махнула деду рукой и закрыла свою дверь.

— Ты одна?

Настя не ответила. Старик с усмешкой подождал, потом развернул свою газету и сделал вид, что читает ее. Он остался в холле. Ольге стало скучно наблюдать за ним и она переместилась в комнату Насти. У девушки с матерью стоял красивый спальный гарнитур, кровати раздвинуты и между ними роскошный туалетный столик с фигурным зеркалом, весь уставленный флаконами и баночками с кремами. Это была самая большая, светлая комната. Настя была не одна, у нее был гость, Фарид. Они быстро-быстро раздевались, как солдаты на учениях. Гладкий, безволосый Фарид, не снимая носков, прыгнул на кровать и протянул руки к Насте:

— Иди ко мне, моя радость!

Ну вот, опять секс, а еще говорили в России секса нет. Если судить по этой квартире, то очень даже есть. Парализованный старик и то, только об этом и думает! Оля вернулась к своему реферату. Хватит развлекаться, надо и поучиться.

Через полчаса она опять отвлеклась и, конечно, оказалась у Кобзевых, старик до сих пор дежурил в холле. Из Настиной комнаты доносились голоса. Молодые люди ссорились. Оля заглянул к ним: Фарид уже в брюках держал в руке Настин мобильник и яростно тыкал в него:

— Ты, русская свинья, почему его номер у тебя записан? Шлюха!

Он влепил Насте пощечину. Настя совсем голая, вскочила с кровати и попыталась дать сдачи, но мужик легко скрутил ее руки, развернул, перекинул через колено и звонко шлепнул по заднице.

— Гад! Ну, гад! Пусти! — яростно вырывалась Настя.

В этот момент открылась дверь в ее комнату и туда заглянул дед.

— Что, внученька, ты меня звала?

Его глазки сверкали, он с любопытством разглядывал представшую перед ним картину: голую внучку и Фарида в одних брюках, громко шлепавшего ладонью по Настиной попке.

— Так ты не одна? Представь меня своему другу. А институт что, вообще закрылся или на время?

— Убирайся, старый хрыч! — Фарид, как и Леха, не стал церемонился со стариком.

Он отпустил Настю, поднял свою туфлю и запустил в старика, тот ловко увернулся и захлопнул дверь.

— Ты что орешь на деда?! Он и так меня не любит, вот расскажет матери, как я тут с тобой развлекаюсь вместо занятий!

— Ну и старик, инвалид, а все резвится, подглядывает! Ему уже на тот свет пора, кто бы только помог ему с этим делом!

Оля выглянула в холл и успела заметить, как Георгий Иванович, хихикая, прячет туфлю Фарида, в кадку с пальмой. Ну, артист! Она уже стала восхищаться стариком: калека, а такой неутомимый, просто массовик-затейник! Фарид помучается, пока найдет свою туфлю. Из-за Настиной двери вновь донеслись возгласы и всхлипы. Похоже, перемирие закончилось, девке крепко достается от ее обожателя. А Кобзев, сделав дело, напевая, покатил в свою комнату.

Ольга вернулась к себе. Какая бурная жизнь! Ей просто повезло с этой семьей, каждый день бесплатное кино, а играют как натурально! Написав пару страниц реферата она опять не удержалась, заглянула к подшефным. Настя была в комнате у деда.

— Дед, не говори матери о Фариде ничего, — попросила она.

— Конечно, конечно, зачем же ей про это рассказывать?

— Не скажешь? Не подводи родную внучку…

— Так уж и родная… А мамаша твоя знает, что ты не ходишь в вуз? Про все, Настенька, я не смогу молчать… А что, внученька, ты своему китайцу рассказала, какой у тебя до него был жених? Этот, как его, спидоносец? Все время забываю, то ли Майкл, то ли Джексон? Что-то от американского певца было в его имени… Надо просветить Фарида…

— Ты что, дед, лезешь во все дыры? Тебе что, делать больше нечего?

— А что мне еще делать?

— Только попробуй, скажи, я убью тебя!

Старик захихикал.

— И что это вы все грозите меня убить? Чем беспомощный инвалид может так досадить? Вот завещание перепишу, ничего не получишь. И на квартиру не надейся, я-то все знаю, не обломится тут вам ничего…

— Что ты знаешь? Докажи, попробуй!

— Зря, зря, деда обижаешь! Ладно, дурочка, на, возьми сотню.

Она ни секунды не мешкая, схватила купюру и выскочила из комнаты.

— А поцеловать деда? — крикнул старик ей вслед, довольно потирая руки:

— Что-то они темнят…Или Ирка жила не расписанной, или Настя не его дочь. Все равно раскопаю! Ну сынок, ну удружил! Сам помер, а своих баб оставил мне… И попробуй, лиши наследства, через суд ведь получат, черт бы побрал наши законы… И надо же было ему их притащить в Москву… Жил-жил с ними в Казани, так нет, припер… Но теперь я кажется, попал в точку, да, я, точно попал!

Пришла Лина.

— Что это вы так разволновались? Давайте я немного штору прикрою, полежите в полумраке.

— Ах, Линочка, если бы я был помоложе, — он ласково погладил ее руку. — Спасибо, милая.

И послушно позволил уложить себя в постель. Лина задернула шторы.

К Кобзеву приехали гости, вторая дочь со своим мужем Владом — родители Олега. Оля обнаружила Софью Георгиевну в комнате сестры. Они разглядывали покупки Софьи, та уже успела пройтись по магазинам.

— Так я не поняла, Соня, вы с Владиком в отпуске, что ли?

Соня как-то уклончиво, опустив голову, ответила:

— Ну да…

Оля посмотрела на покупки и хотела удалиться к себе домой, но тут услышала, странные звуки. Она скользнула в холл, там стало ясно: кто-то напевает в ванной. Оля не подумав, заглянула туда: плотный мужик лет пятидесяти с ухоженной, аккуратно подстриженной бородой, небольшими залысинами на лбу энергично растирал себя мочалкой под душем и жизнерадостно напевал: «Восемнадцать мне уже, ты целуй меня везде». Он повернулся спиной. Да, целуй, особенно его волосатую спину! Мужик переключил душ на кран, выдавил шампунь на ладонь и так же энергично стал мыть голову. Не только голова, он весь был в пене. Пластиковый флакон шампуня певец поставил на самый край полки, флакон упал, мужик испуганно оглянулся.

— Сонюшка, это ты? — громко проорал он.

Прибежала Софья Георгиевна:

— Владик, ты звал меня? — заглянула в ванную.

— Нет, я думал это ты слушаешь, как я тут пою…

— Ну конечно, стою под дверью, заслушалась! Тоже мне, Карузо! Вот, полотенце тебе положила.

Оля перенеслась к Олегу. Тот вытянулся на диване, тетрадь с лекциями лежала у него на животе. Он мечтал, забыв о своих уроках. Дверь распахнулась, вошел Владик в полотенце обернутом вокруг бедер.

— Сын, чем занимаешься? — бодро спросил он.

— Учу, — Олег поднял тетрадь и уставился в нее, не сообразив, что держит неправильно.

— Давай, давай, это нужное дело, — тоже не заметив, что тетрадь перевернута, заявил внимательный папаша и, выполнив родительский долг, вышел из комнаты.

Просто бесплатное шоу «За стеклом», почище, чем по телевизору. Оля ругала себя, но долго не выдерживала. На следующий день уже утром заглянула к ним, до занятий успела, но у Кобзевых ничего интересного не было. Кто уже ушел, кто собирался уходить.

Вечером она опять побывала у них. Ее заинтересовал жизнерадостный гость Владик, он был просто вездесущим, в какую бы комнату не заглянула Оля, везде натыкалась на него, словно он бежал впереди нее. Прямо старик Кобзев, такой же активный, только моложе.

То он в холле советовал Насте не красит губы слишком ярко:

— Ты же молодая девушка, у тебя и так прекрасный цвет лица и губы яркие. Краски потребуются тогда, когда свои, естественные угаснут. Ах, Настенька, ты такая женственная, такая юная и женственная, такое чудесное сочетание!

То в комнате сына, внушает необходимость ученья.

— Теперь мы будем тут жить, я прослежу, чтобы ты учился как следует.

— Как это тут? Вы разве не поедете домой?

— Ты пока никому не говори, а то твоя тетка Танька в обморок упадет, но нам пришлось продать нашу квартиру, неудачно я деньги вложил, подвели меня мерзавцы, вот и надеюсь исправить положение. А если не получится, то надеюсь, старик даст нам денег, новую купить, надоест ему толпа.

— Не думаю, что дед даст. Лина говорила, что он даже на продукты не дает.

— А кто же всех кормит, прислуга сама что ли покупает?

— Тетя Таня и Гера, редко Ирина Сергеевна.

Потом Оля видела Владика на кухне, он словно невзначай, положил Лине руку на спину, тихонько поглаживал ее. Терпеливая Лина мыла посуду не отвлекаясь на такие пустяки, а Владик наклонял голову, пытаясь одновременно заглянуть к ней под юбку. Ему хотелось посмотреть, насколько низко она склоняется, когда убирает кастрюли в шкаф, и жаль было отрывать руку от спины.

Тут в комнату Оли вошел отец, она почувствовала это, и быстренько вернулась к себе. Он подозрительно посмотрел на нее:

— Что, опять летала?

— Да нет, папа, учу.

Отцу потребовался ее стол, а Ольге позвонила Ира. Через полчаса они уже встретились на троллейбусной остановке. В университете проходила встреча команд КВН учебных заведений города. Знакомый парень попросил их накинуть синие футболки команды их университета. Все синие болельщики сели компактно и потом дружно поддерживали своих игроков. Поднимали транспаранты, их заранее приготовили сами участники игры, орали, хлопали. После окончания шоу пошли все вместе в какое-то кафе, пили пиво и продолжали веселиться. Этот вечер Оля отметила для себя как большое достижение — не заглянула к Кобзевым.

Спустя пару дней она заметила, что Софья Георгиевна и Владик чем-то ужасно обеспокоены. Они сидели вдвоем в комнате и шептались, поминутно оглядываясь на двери. Оля прислушалась. Владик взволнованно шептал:

— Я сам слышал, Георгий Иванович ей сказал: «Зачем тебе таксист с коммуналкой? Вся моя роскошная квартира будет твоей. Будешь здесь хозяйкой. Всю эту ораву я разгоню, надоели».

Софья Георгиевна вытаращила глаза, потом подумав, ответила:

— Не паникуй, как это он всех разгонит? Таня с Геркой тут прописаны, и Ирка со своей дурой тоже.

— Соня, этот старый мерзавец на все способен. А Герка и Татьяна никогда не станут с отцом судиться, они же гордые. Соберут молча свои шмотки и уйдут, будут квартиру снимать.

— Ах, Линка,! Вот тебе и глупая телка, прибрала старика к рукам.

Они только сейчас узнали, что Кобзев хочет жениться на Лине? Зря волнуются, она хоть и терпит выходки старика, но любит своего Мишаню… Оля видела какими глазами смотрит Лина на жениха…

Последнее время Ольга вновь стала частенько вспоминать Макса. Сейчас вся та летняя история, их практика, экспедиция на точку, блуждание по тайге и смерть друзей, все реальные события казались вымышленными, дурным сном, а то что ей там приснилось на пороге избушки почему-то представлялось подлинным. Чем дальше в прошлое отодвигались трагические события, чем реже возникали в ее памяти Андрей, Женя и пропавший без вести Олег, тем ярче, и чаще всплывали в памяти дикие танцы на площадке между скал, припоминались какие-то забывшиеся детали того фантасмагорического сна: колпаки на головах с перьями, чад от жаровни в пещере и раскаленное клеймо на углях. И она вдруг содрогалась от ужаса, словно на самом деле, сама себя прижигала. Оля вспоминала ту пещеру и не могла уснуть, чуть ли не наяву ощущая руки Макса на своем теле. За уроки браться не хотелось. Девушка слонялась по квартире бесцельно, даже аппетита не было. Было там что-то или не было?! Она не могла понять…

Ей постоянно стало казаться, что Макс зовет ее. Мерзавец, овладеть одурманенной девушкой, — что может быть подлее? Или ничего этого не было? Но прижечь-то ее прижгли… Лучше думать, что это и все. В конце концов она поняла, что он на самом деле ее зовет, значит, она теперь может улавливать чьи-то мысли на расстоянии? Что ему сейчас еще надо? Однажды она расслабилась, в полусне подалась на этот зов, и увидела перед собой Макса за компьютером. Он сидел в одних трусах, на голове наушники. Макс задумался, глядя на экран. Что это он там пишет? Реферат по экономике. Мерзавец! Ему в тюрьме надо сидеть, а он готовится к зачету. Оля представила, как нажимает на клавишу, изо всех сил жмет на букву «М», и у нее получилось. Клавиатура была очень чуткой, послушной. На экране появилась буква «М».

Макс повернулся и сказал:

— Ну, привет, наконец, явилась. Что ты так долго не приходила, я уже начал думать, что тебя и не было, что ты мне приснилась. А это точно ты?

Оля с удивлением наблюдала за ним: какое бесстыдство, изнасиловать девушку и разговаривать как ни в чем не бывало, ничуть не смущен. Что же там было в действительности? В душе она наградила его такими сочными эпитетами, что из них «сволочь» было самым мягким.

— Оля, нажми букву «О».

Она не встречала еще таких. Что это черствость, тупость или беспредельное хамство или это она ненормальная? Смешивает сон и действительность?

— Оленька, как я тебе рад! Я столько раз тебя звал, почему-то мне казалось, что ты чувствуешь мой зов. Как я хочу тебя видеть! И что удивительно, со временем только сильнее хочется встретиться с тобой!

Этот человек как будто вообще не понимает, что он сделал!

— Слушай, Оленька, я не люблю монологи, давай поговорим нормально. Приезжай ко мне. Так, запоминай мой адрес, телефон, — Макс быстро написал все на экране. — Я забыл, ты в каком городе живешь? Где-то на юге. Ну оттуда, думаю, не больше суток на поезде. Сегодня среда, завтра будешь здесь. Теперь дуй за билетом, потом мне позвони, я тебя встречу на вокзале. Адрес только запомни на всякий случай. Сколько же времени тебе надо, чтобы добраться до Москвы? Если сегодня не успеешь, то в пятницу здесь, пара дней у нас будет, в воскресенье обратно, если тебе необходимо, или поживешь у меня подольше. Я так по тебе соскучился. Ты не представляешь, как я тебе рад! Так, если все поняла, клацни букву Д, если что-то не так — Н.

Оля вернулась к себе. Она была в полной растерянности: то ей казалось что он действительно изнасиловал ее, одурманенную, то вдруг начинала уверять себя, что этого не могло быть. Макс казался ей безвредным, и почему-то примитивным. Когда она вчера смотрела на него, то совершенно не сомневалась в нем, он казался ей нормальным парнем, такой не способен на подлость, это только ее странная фантазия…

В какой-то момент вспоминая подробности этих своих дурацких навязчивых фантазий, ей вдруг захотелось, чтобы они были правдой, чтобы Макс снова так неистово, страстно любил ее наяву, и чтобы она вновь была готова сжечь себя ради его ласки… Ей хотелось вновь испытать то потрясающее, неземное чувство… Интересно, все женщины испытывают такое?

На следующий день она встала поздно, и, как будто не спала, сразу продолжила обдумывать возникшую проблему. Все-таки хотелось поехать к Максу, расспросить его о той деревне, об этой странной способности, таланте вдруг проявившемся у нее. Хотя, это и опасно, вдруг там ее будут ждать и другие люди, те, которые убили Андрея… Вчера она верила ему, а сегодня в голову полезли черные мысли… В раздумье подошла к окну и уставилась на старика из квартиры напротив, он тоже в этот момент смотрел в окно.

Кобзев помахал ей рукой. Ну вот, скоро они будут приветствовать друг друга. Знал бы он, что она стала свидетелем жизни всех членов его семьи. Это похлеще, чем подслушивать под дверью. Старик повернулся, взял лист бумаги, что-то написал на нем. Потом поднял его, как бы показывая Оле, что это для нее. Она заинтересовалась и продолжала наблюдать за ним в окно: Кобзев, увидела, отдал листок Лине и показал Оле еще что-то, похожее на денежную купюру. Но переноситься к нему она не стала, сейчас надо сосредоточиться только на Максе. Через пару минут из подъезда вышла Лина, посмотрела на окна, нашла Олю и помахала, показывая, что идет к ней. И точно, через пару минут раздался входной звонок, Оля открыла дверь.

— Здрасьте! Вот, Георгий Иванович велел тебе передать: записка и пятьсот рублей.

— Зачем?!

— Читай, поймешь.

«Влезь на окно и разденься, полностью, повернись со всех сторон, и деньги будут твои». Ничего себе! Ну, старикан, вот дает! Мало ему Лины, еще и на нее хочет посмотреть!

— Ну что? Берешь?

— Он что, ненормальный?! Ну уж нет! Стриптиз ему на окне устраивать?! Пошел он, старый кобель!

— А что тебе, жалко, что ли? Пусть старик посмотрит, все равно уже одной ногой в могиле. Он щедрый, если понравится — добавит. Где еще ты так сможешь заработать? Пять минут — и пятьсот рублей в кармане. Это же не щупаться, на расстоянии не страшно. Он старый, какое там у него зрение, что он увидит через двор… А деньги всегда нужны…

— Я же сказала: нет!

Ольга захлопнула за нею дверь и подошла к окну. Увидела, как Лина прошла через двор, вот она появилась в комнате Георгия Ивановича, протянула ему деньги. Тот повернулся к окну. Тогда Оля скользнула к ним.

— Жаль, девочка трусливая, — говорил он, пряча купюру в бумажник под подушкой.

«Подумаешь, чего тут бояться? Только я не за какие деньги не стану устраивать для тебя стриптиз», подумала Оля.

— А скорей всего у нее какой-нибудь дефект.

— Да что выдумывать-то! Нормальная девочка, скромная, все у нее в порядке, и с головой тоже. Не будет она вам за деньги показываться! — возмутилась Лина.

— Да у нее с бедром что-то не в порядке, всегда ходит в брюках, ни разу не видел ее в юбке, и сидит все время перед окном. Была бы здоровая — бегала бы на танцульки, не торчала бы все время дома. А сисек нет, это уж точно, наверняка. Плоская она, как доска, вот и не может раздеться, я тебе говорю. Ни впереди, ни сзади.

Старик так уверенно говорил о ее несуществующих недостатках, что Оля разозлилась: и ноги у нее нормальные, и грудь, размер «Б», дай Бог каждой. Она вернулась к себе, оглядела двор и окна противоположного дома. В это время все работающие люди уже на рабочих местах, домохозяйки в магазинах, на рынке или возятся с детьми и на кухнях. Везде было пусто, она влезла на окно. Старик сразу заметил ее и развернулся на своем кресле полностью к окну. Поколебавшись еще секунду, Ольга одним махом сбросила длинную футболку. Георгий Иванович не отрывая от нее взгляда, шарил рукой за занавеской. А-а, достал бинокль, вот гад… На ней оставались только трусики. Прикрыла рукой грудь и снова оглядела двор. Там так никто и не появился. Тогда она сняла и трусики, лихо повертела их в руке, крутанулась на месте, продемонстрировав старику и попку. Потом изобразила что-то вроде танцевального па. Он захлопал и показал поднятый большой палец, она ему понравилась. Пошел, ты, старый козел! Оля показала ему язык и в этот момент вдруг увидела еще одного зрителя, безбилетника так сказать. В окне через этаж над Кобзевым торчал толстяк, любитель порнушки. Кажется, у нее аншлаг.

Ольга спрыгнула и задернула штору. Натянула трусы и футболку и пошлепала умываться, потом на кухню к холодильнику. В дверь опять позвонили. Что ему, мало? Еще захотелось посмотреть? Она глянула в глазок, там стоял тот самый толстяк из дома напротив… Оля накинула цепочку и приоткрыла дверь:

— Вам чего?

— Голубка, зрение у меня плохое, можно поближе посмотреть твой моноспектакль?

— Это не гуманитарная помощь, бесплатно не показываю, — тоном профессиональной стриптизерши ответила девушка. — Вы и так зайцем проникли на представление…

— А я заплачу, ты повтори, только можно здесь, в комнате? Я плохо вижу.

— Я пошутила. Забудь, дядя, — и захлопнула дверь.

Вечером за ужином она энергично подавала отцу то хлеб, то салат, без напоминания вскочила налить чай, чмокнула мимоходом колючую щеку. Он подозрительно посмотрел на нее:

— Если дочка подает тапочки и сама убирает со стола, значит ей нужны деньги, а если она целует отца — желательно баксы. Выкладывай, сколько надо.

— Хотим съездить в Москву с девчонками, на выходные. Посмотреть, побродить по музеям, выставкам…

— Езжай… На, хватит? — У отца было хорошее настроение.

«Ура! Можно ехать в Москву!» На всякий случай, она решила позвонить Максу с почты, чтобы ее номер у него не определился.

Ольга лежала на верхней полке купе и думала о предстоящей задаче: получить у Макса сведения об острове, о проводимом там эксперименте, узнать как можно больше и в то же время не стать очередной жертвой этих нелюдей. Она не признавалась даже себе, но все же думала, а вдруг и правда, этот Макс — ее судьба, тот самый единственный, которого ждет каждая девушка. И если в жизни они будут испытывать такие чувства, как в том сне, пусть даже и в половину меньше, все равно они будут самой счастливой парой в мире…

Нижние полки заняли две женщины. Они понаблюдали в окно как на перроне прощаются парень с девушкой, как они целуются и стали горячо обсуждать молодежь. Оле было смешно, у этих женщин были противоположные взгляды на современные отношения, но в защиту своих точек зрения обе приводили одни и те же доводы. Они даже не познакомились, а говорили об очень интимных вещах. Оля даже с матерью на такие темы не говорила, а эти попутчицы не стеснялись:

— Безобразие, — горячилась одна, — распущенность. Нагуляются до свадьбы, а потом не могут с одним мужиком жить, привыкают к разнообразию! Потому и рушатся семьи.

— Ну конечно! Семьи рушатся потому что наоборот, до свадьбы не гуляли. Женщины просто не знают, как много значит секс. Большинство живут ради детей, считают себя фригидными, а на самом деле, им просто достались импотенты! Отсюда и женские болезни! Правильно делают, что гуляют! Надо раньше сравнивать, подбирать себе человека не только для совместного ведения хозяйства, но и для любви! А то спохватываются, когда уж годы ушли, и начинают с молодыми гулять!

— Да где же столько наберешься полноценных мужиков? То бы девчонка не знала, как бывает, и жила бы с тем, кого Бог послал, а то начинает перебирать, вот и рушатся семьи, и остаются матери-одиночки. А те мужики, что способны удовлетворить бабу, никогда не останавливаются на одной, они не годятся для семейной жизни.

Оля не заметила как заснула.

Макс встретил ее на вокзале. Он издали узнал Олю и пошел навстречу. Крепко обнял и так поцеловал, что у нее закружилась голова. Отстранившись, она влепила ему такую пощечину, что и у него закружилась голова.

— Ничего себе! Я не так представлял себе нашу встречу!

— А как? Ты всех малознакомых девушек так целуешь?

— Почему малознакомых? Я тебя хорошо знаю…

— Что ты знаешь? — она подозрительно смотрела на него.

— Да забудь, расслабься, я тебя не трону, — обиделся он. — Я тебя так ждал, а ты…

По-видимому, Макс не мог долго сердиться, и через минуту он встряхнулся, махнул головой, отбрасывая прочь неудачную встречу, и заговорил совсем мирно: — Ты же не для ссоры приехала, давай скорей ко мне. Сейчас машину остановлю…

— К тебе я не собираюсь, поговорить можно и здесь!

— О чем говорить-то? — искренне удивился Макс, — зачем время терять? Все разговоры будут после.

— После чего?

— А ты не догадываешься?

— О чем ты? Я не пойму, как ты учишься в МГУ? Ты как будто неандерталец, примитивен до невозможности.

— А что усложнять? Ты забыла кто я?! Я не неандерталец, я — Бог любви! — радостно улыбался он. — Ты все забыла! Придется все проходить заново.

— Ты хочешь сказать, что мне не приснилось, мы с тобой были в той пещере?

— Ну конечно были, — так же радостно подтвердил он.

— Да перестань ты так улыбаться, — возмутилась Оля, — ты что, изнасиловал там меня?

— Изнасиловал?! Ты о чем? Не понимаю, — он удивленно смотрел на нее. — Какое насилие?!

И Оля сдалась, как еще его спрашивать? Не стоит, наверно, копаться в прошлом, вдруг это в самом деле все ее сексуальные фантазии.

— А кто меня там прижег?

— Как это кто? Ну ты же видела: на поляне все участники по очереди прижигают определенные точки на ступнях… Ты что, забыла?

— А тавро? Это ты забыл, и если хоть дотронешься до меня, я тебя сдам в милицию за изнасилование, и доказывай тогда, что не виновен.

— Ты серьезно?! — Макса, кажется, проняло. — Не пойму, чем я заслужил такое обращение… А зачем ты приехала тогда?

— Поговорить…

— Ну хорошо, давай поговорим. О чем, только?

— Что происходит на острове? Что это за эксперименты, чем там облучают, чем травят, и какие будут последствия после всего этого?

— Зачем тебе это? У нас не принято откровенничать.

— Ну да, у вас принято тайком издеваться над людьми, насиловать, клеймить…

— Опять — насиловать… Да я там не в состоянии что-нибудь сделать вообще, на меня же тоже действует ветер и запах.

— Тогда зачем тебя в ту пещеру заносят?

— Да чтобы наркотические сны женщинам снились определенной направленности, чтобы еще туда хотели прийти.

— Рассказывай, что там так воздействует на человека? Облучение какое-то?

— Лучше бы тебе всего не знать, но раз ты так настаиваешь… Бог его знает, там все в совокупности действует: и ветер, в смысле звук от него, и испарения, излучение от земли, скал, и высокая влажность и что-то еще наши добавляют… В костер подсыпают, мази… Но об этом я говорить не буду, о природе можно… Там вообще уникальный природный комплекс. Только надо чтобы все совпадало: чтобы тепло, влажно, сильный ветер определенного направления. Иногда в год по несколько раз флейта звучит, а в прошлом году ни разу не собирались… А самое главное, у того, кто слушает, голова должна быть соответствующей. Это удивительно, что вы вдвоем с тем парнем такие оказались. У нас свои не все туда поднимаются, силой же никого не тащат. Если человек боится, значит, бесполезно ему и слушать ветер. Это мы так называем всю процедуру. Ты же сама приходила с парнем вашим, забыл, как его зовут… И второй раз… Когда ветер запоет в полную силу все посвященные идут, как привязанные.

— И что, после этого все могут смотреть сквозь стены?

— Ну… — он поколебался, — не совсем. У тех, кто слушает ветер появляются разные способности.

— Слушай, а зачем там секс?

— А зачем шаманы танцуют? Я об этом стараюсь не думать, жить надо проще… С сексом же интереснее… Обычно там надо побывать не один раз, может несколько лет пройти, прежде чем появятся последствия. Я не думал, что на тебя так быстро подействует. Не зря ритуал немного изменили, в позапрошлом году ноги не прижигали…

— А зачем некоторых заводят в пещеру, все остальные ведь на поляне…

— В пещере особая атмосфера, она на женщин сильно действует.

— А на тебя?

— На меня нет, потому меня и выбирают, всегда, а женщины там без меня не выдерживают, я их отвлекаю. Туда даже без ветра не все могут заходить, что-то действует на сознание, испарения там сильные. Там надо пробыть пару часов, этого достаточно, чтобы родить одаренного ребенка.

— Значит ты меня все-таки изнасиловал?

— Опять! Да ты что? Я разве похож на насильника? Меня и так женщины любят… Не трогал я тебя, самой сны такие снятся, а на меня сваливаешь…

— А почему нас решили убить, охотились на нас?

— Так вы же не остались, а силой попробуй, удержи! Вон, вы уже смогли выйти с острова, уже тропу видели… Да и на остров за вами могли прийти, вас же искали геологи, а нам реклама ни к чему.

— Все ты врешь, ваши сначала нас приговорили, а мы почувствовали опасность и потому сбежали… Женька вообще была ни при чем, на нее ваш ветер не подействовал.

— Да, это у нас псих один такой есть. Как взбесился, поднял ночью мужиков и натравил на вас. Наговорил им чего-то, и вперед… И хозяина в то время не было на месте, никого из старших. Они бы их остановили. А может быть, и тебя уже не было бы. Те учуяли бы тебя, сразу поняли бы, что не утонула.

— А ты что же их не остановил?

— Я ничего не знал, в пещере оставался, там и спал, — замучили бабы, каждой хочется ребенка в пещере зачать… Утром вернулся, мне рассказали, что вы хотели сбежать, что парня пристрелили, а девчонки утонули. Я сразу почувствовал, что ты живая. Но никому не сказал. Рисковал, ты же могла все рассказать… Понаехали бы журналисты, милиция, следователи, кто-нибудь мог и докопаться до сути. Стоило только увидеть, как мы ходим по болоту, умный человек сразу бы понял — что-то здесь нечисто. Народ сначала возмущался: зачем молодых поубивали… Но потом подумали, а может быть, вы не так просто к нам попали, не зря же вы с парнем на гору поднялись. У многих наших привезенные из других мест жены по двадцать — тридцать лет в деревне живут, а ветер слушать не могут, закрываются в доме, сидят, трясутся. А вы такие способные оказались. Когда вас не нашли в избе, все поняли, что вы уже приобщились, и вовремя уйти. Решили, что вы подготовлены были, иначе с чего бы так резко бежать. А раз сбежали, значит, хотите сообщить о нас…

— Никуда мы не хотели сообщать! Это мы с Андрюшкой почувствовали опасность, как колокольчик в голове зазвенел, надо уходить. Вот мы и рванули, а Женька вообще не хотела идти. Андрей из-за нее погиб. Это она вашим стала махать, так может быть, нас бы и не заметили.

— Да, все трое ваших преследователей имели слабые способности, они тропу через болото еле видели, хотя не раз по ней ходили. А вы с ходу по болоту прошли, значит, вам много досталось. К тому же с годами еще может увеличиваться, а может быть все скоро исчезнет. Интересно, что у тебя еще откроется…

— А это не опасно? На организм в целом как-то действует?

— Кто его знает, может быть и действует. Ну так сейчас многие болезни помолодели, Совершенно нормальные люди, никаких паранормальных отклонений, да и вообще никаких талантов, а человека хоп — и нету. Так что, живи спокойно. У наших вообще есть такая теория: эти способности были у людей всегда, просто о них забыли на время, а поляна помогает вспомнить.

— Расскажи, какие еще бывают способности, ну кроме моих?

— Не-ет, ничего тебе не буду рассказывать… Меньше знаешь — крепче спишь. Я думал, быстро тебя найду. Ты не чувствовала? Я же тебя все время звал.

— Сначала нет. Месяца три прошло, когда немного успокоилась, тогда почувствовала. Только казалось, что это просто я сама вспоминаю ваш остров, такое вообще никогда не забудешь… А там всегда так было, на той поляне? В смысле и раньше на людей так действовала? В прошлые века тоже?

— Что-то конечно было, а наши кое-что добавили, в скалах, к примеру, конфигурацию отверстий изменили, совсем другое дело получилось. Теперь и на мозг действует сильнее, и не все осмеливаются подойти близко, случайный народ отгоняет, местные из ближайшей деревни вообще боятся и этого воя, и нас заодно. Считают нас всех колдунами, шаманами. Ты никому ничего не говорила?

— Конечно, нет. Я сразу поняла, лучше молчать.

— Правильно, не надо болтать.

— А кто такие, эти ваши, из ФСБ?

— Тебе зачем? Знай только, что прикрытие хорошее, большие люди в этом замешаны, лучше с ними не тягаться. Сама уже знаешь, как они расправляются с ненужными.

— А зачем эти опыты проводят?

— Ну, любопытная какая! Хочешь жить, сиди, не высовывайся.

— Зря я приехала, ничего ты не знаешь…

— Как это зря?! Я так хотел тебя увидеть, поехали ко мне, Оленька, — взмолился он. — Я полгода только о тебе и думал… Эту ночь вообще спать не мог, вдруг ты телефон мой забыла, или билетов на поезд нет, или у тебя денег нет, не догадался сразу перевести тебе деньги на самолет, быстрее бы прилетела. Извелся, пока твоего звонка дождался. А ты сразу пощечину влепила…

— Слушай, а там к тебе в пещеру женщины заходят…

— Ты уже ревнуешь?

— Дурак. Просто не надо врать про любовь и прочее.

— Ничего я не вру, я в тебя влюбился, сразу, как только впервые увидел. А в пещере я же одурманенный, там и так атмосфера действует, а меня еще и мазью натирают.

— Зачем?

— Я всего не знаю, но мне нравится.

— Ну ожоги не очень приятно получать…

— Брось, ты лукавишь, боли там никто и не чувствует…

— Ты скажи, у нас с тобой было…?

— О чем ты?

Так ничего толкового и не добившись от Макса, Оля пошла к кассе, но билетов на вечерний поезд не было. Тут же на привокзальной площади увидела автобус, отправление через час. Ехать сутки сидя неудобно и очень долго, но оставаться в Москве совсем не хотелось. Никуда не сходила, ничего не посмотрела, и ничего ей не хотелось видеть…

Оля взяла билет, и села на свое место. Макс обиженно маячил в окне. Ей не хотелось его видеть, а все проходившие мимо девушки засматривались на этого красавца, конечно, редкий экземпляр, бог любви… Оля отвернулась от окна. И что это она о нем столько думала? Вот и выдумала какую-то любовь неземную… Точно ей все приснилось, накачали своим дурманом, поставили метку, а ей приснился целый роман. И тут же она вновь начала сомневаться: было или нет? Сейчас она четко представила все подробности того вечера, как Макс тащил ее на гору, свое тогдашнее состояние. Ее просто бесило, что она под действием наркотиков была послушной куклой в руках насильников, никогда она не забудет, как лежала обнаженная на поляне в кругу масок, и как ее трогали чужие люди, а она не видела даже их лиц… И этот совершенно чужой, неинтересный ей Макс заставил ее пылать страстью. Или не заставлял? Что же это, она сама такая испорченная? Оля покраснела. После воспоминаний о пещере, разумеется, в памяти всплыли и другие события на болотах, все страшное, что случилось с ней прошлым летом, все что она так старательно забывала все это время. Жуткие сцены смерти Андрея и Жени, их безумный бег по болотам. Нет, напрасно она ездила в Москву!

Хорошо бы в автобусе рядом никого не было, не хочется ни с кем разговаривать. Она чувствовала себя совершенно разбитой и разочарованной в жизни. Зачем только она приезжала?

К сожалению, постепенно все места в салоне заняли, рядом с ней опустился парень. Оля прикрыла глаза, даже не глянула на его лицо. Автобус тронулся. Вскоре по телевизору начали показывать один за другим фильмы, Ольга не обращала внимания на экран, ей было абсолютно все равно, что там крутят. Ее раздражали мелькание фонарей у бесчисленных встречающихся АЗС и дорожных кафе, нудные пейзажи за окном, и не хотелось видеть лиц соседей по салону. Она задернула шторку, и закрыла глаза. Да и другие пассажиры вскоре тоже прикрыли окна. Так в темноте с закрытыми окнами ей стало немного легче. Хорошо бы заснуть, а еще лучше — навсегда, — подумала вдруг она, — умереть бы… Но заснуть не получалось: мешали мертвые лица друзей, в ушах звучал последний крик Жени… Сейчас бы ей оказаться одной, разбить кучу тарелок, поорать изо всех сил, в общем, выплеснуть негативные эмоции… Но приходилось неподвижно сидеть и. невидяще таращиться в темное стекло между шторками.

В автобусе стало жарко, Оля сидела у окна, а горячий воздух поднимался снизу, вдоль стены. Она сняла свитер. Хотелось попросить водителя уменьшить обогрев, но у прохода было прохладнее, тянуло сквознячком, и там пассажиры продолжали сидеть тепло одетыми. От соседа чем-то пахло, шерстью, что ли. От этого запаха и духоты ей становилось дурно. Ольга думала, что всю ночь так просидит, борясь с приступами тошноты, оплакивая друзей и свою неудавшуюся жизнь, но задремала, не заметила, когда закончился последний боевик, погас экран и все пассажиры заснули.

Очнулась от легкого поглаживания: сосед осторожно трогал ее обтянутую джинсами ногу. Ольга замерла, она не могла понять, точно ли он тихонько гладит ее или это от тряски его рука ползет. Опустила свою руку на бедро, и сразу же на нее наткнулась его рука и слегка пожала Олину. И вместо того, чтобы врезать ему пощечину, отбросить наглую руку, высказать, все что она думает, этому наглецу, Ольга вдруг сжала в ответ его пальцы. Теперь уже смело, в полной темноте, ни говоря ни слова, он принялся тихонько ласкать ее. Его рука скользила по ноге, иногда пожимала ее руку… А Оля от этой робкой ласки вдруг беззвучно расплакалась. Парень понял, что она плачет, тихо забормотал извинения и отодвинулся, как можно дальше от нее. А она еще долго тряслась от беззвучных рыданий.

После этого взрыва эмоций ей стало легче, она успокоилась, но иногда слезы все же вновь срывались с ресниц.

Автобус замедлил ход, они подъезжали к АЗС, загорелся свет. Ольга сразу отвернулась к окну. На соседа даже не взглянула. Пассажиры стали выходить, в туалет, кафе или чтобы просто размяться. Сосед тоже вышел. Оля продолжала сидеть, уткнувшись в штору, как будто спит, надеясь, что никто не видит ее заплаканного лица, опухших глаз и носа.

Через двадцать минут автобус снова тронулся, свет погас. Вместо парня рядом с ней села женщина, заметив Олин удивленный взгляд, сказала:

— Укачивает меня сзади, а парень услышал, как я жалуюсь и сам предложил поменяться. Хороший человек, спасибо ему…

«Я с любовью прощаю и предаю забвению все прошлое…» — Оля долго твердила услышанную где-то фразу. Прошлого не изменишь, все это останется с ней, и ее странные способности тоже.

Вернувшись домой, в первый же вечер, как только родители уселись перед телевизором, Оля отправилась к своим подшефным. Сначала решила проведать старика. Он сидел в своем кресле, читал газету. Потом поднял голову, по-видимому, в комнате еще кто-то был. Оля повернулась, но не успела увидеть, кто это, заметила только, как закрылась дверь. «Кто же это был?» — заинтересовалась она. Сегодня она двигалась как-то заторможено, медленно меняла сектор обзора. Татьяна Георгиевна работала в своей комнате, так, а что происходит в соседней комнате? Там Олег и Леха ссорились.

— Ты же знаешь, я люблю, чтобы ты обращался со мной грубо!

— Олежка, ну почему я всегда должен делать вид, что принуждаю тебя? Можешь ты хоть раз без игры? Я, конечно, готов на все для тебя…

— Мне так скучно…

Ну вот, какой она плохой психолог… Считала, что Леха заставляет Олега, оказывается, наоборот.

Остальных жильцов этой квартиры не было дома, значит, это Татьяна Георгиевна к отцу заходила, Олег слишком занят со своим Лехой.

Здесь ничего интересного, пройтись, что ли, по соседям? Заглянула к толстячку, он как всегда сидел с озабоченным видом за письменным столом. Жена заискивающе спрашивала у него:

— Петенька, не хочешь ли чаю? Ты хоть немного отдыхай, что же ты так себя нагружаешь.

— Не мешай, я занят.

Жена вышла, Петюня опять углубился в свои бумаги. Ольга скользнула ему за спину и увидела в выдвинутом ящике стола перед ним открытый порножурнал, рядом женские трусики. В этот момент он взял их, понюхал и от наслаждения закрыл глаза. «В сущности, как мало нужно человеку для счастья…», — усмехнулась Оля. Ну что же, пусть работает.

Супружеская пара этажом выше, закрывшись на ключ в спальне, занимались очень увлекательным делом: жена считала деньги, а муж перетягивал пачки резиночками. Оля видела, куда они их прячут. В соседней большой просторной квартире интересы обитателей не совпадали, каждый в своей комнате супруги проводили время совершенно по-разному: жена качала пресс на тренажере, а муж в это время украдкой потягивал водочку, он быстро выпивал рюмочку, пустой накрывал бутылку и всю конструкцию прятал в угол комнаты за штору. Оля понаблюдала за ним некоторое время, посмотрела как он, пройдясь бодрым шагом по комнате, подходил к закрытой двери, прислушивался, возвращался к заветной бутылочке и снова повторял всю процедуру. Их взрослая дочь сидела за компьютером, переговаривалась с кем-то по «аське». Ольге тоже нравилось болтать в «аське». У этой девушки было много собеседников, комп то и дело позвякивал, принимая новые сообщения. Она им отвечала так прикольно, но один из ее корреспондентов был иностранец, он явно не мог понять русскую игру слов.

Нормальная жизнь большого дома. Оля вернулась к себе и завалилась спать.

Жизнь вошла в колею. Ольга перестала без конца заглядывать к Кобзевым. Она привыкла к своему обретенному дару и уже не использовала его всуе. Готовясь к экзаменам она как и раньше отрывалась от конспектов и смотрела просто во двор. Малыши радовались глубокому снегу, с утра весь двор занимался лепкой снеговиков. Смешно было видеть как взрослые люди, бабушки и мамы, так серьезно занимаются игрой. Через пару часов снеговики уже трансформировались в снежную крепость — во двор вышли дети постарше, а к вечеру самоуверенные, независимые подростки развалили остатки снежных построек. Вот и все, двор снова стал скучным…

Сегодня у нее был первый экзамен, они договорились с Ирой встретиться у перехода, вместе идти в институт. Оля вышла чуть раньше и тихонько брела к переходу, поминутно оглядываясь — Ира что-то задерживалась. Пришлось остановиться. Она бездумно рассматривала спешащих мимо прохожих, облокотясь на перила у перехода. Почему-то на ту сторону улицы шло гораздо больше людей, чем обратно. Народ собирались в ожидании зеленого света, потом толпа волной перекатывалась через проезжую часть и рассасывалась там в трех направлениях.

Какой-то мужичок никак не мог перейти, застрял у светофора. В руках у него была сетчатая авоська с яйцами. Такую авоську Оля видела у бабушки в деревне, висела в сарае с луком. Где только мужик отыскал ее? Все вокруг идут с пластиковыми пакетами, а у него просто раритет какой-то. Яйца лежали без упаковки и требовали постоянного внимания хозяина. Дядька целиком сосредоточился на своей авоське. Одна из ячеек сетки была крупнее других, из нее периодически выскальзывали яйца. Человек действовал терпеливо, без спешки: пьяно покачиваясь, наклонялся, старательно прицеливался, хватал беглеца и совал его назад, в авоську. Наконец-то все в порядке, он с трудом выпрямлялся, чудом удерживая равновесие. Но гадкая авоська вновь его подвела: снизу, одно за другим опять выпали яйца, сразу два. Причем, покатились в разные стороны. Он аккуратно поднял одно, потом поймал второе, отправил их на место, облегченно вздохнул, но… опять одно яйцо выскользнуло на утоптанный снег….

— Интересно, а как он дошел до светофора? — произнес веселый голос рядом с Олей.

— И почему они не бьются? Как же их вскрывают, отбойным молотком что ли? — добавила она и повернулась к говорившему.

Темноволосый, небритый парень в потертых джинсах, распахнутой куртке с улыбкой смотрел на мужичка. Они с Олей переглянулись и расхохотались.

— Этому мужику — в цирке клоуном бы работать, — сказал незнакомец.

— Не получится. Такой номер трезвый не выполнит.

И они снова рассмеялись.

Загорелся зеленый, Оле надоело ждать подругу и она пошла через переход. Парень шел сзади. Через несколько шагов он сказал:

— Девушка, руки-то надо мыть?

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ольга мгновенно вспомнила старую сосну, свои руки в сосновой смоле с прилипшими к ней иголками, землей и веселый сильный, крепкий парень целующий ее красные, холодные перепачканные руки… Все так ясно припомнилось, как будто не прошло столько времени.

— Вы знаете Олега? Он жив? Где он?! — она радостно набросилась на парня с расспросами.

— Олега? Не знаю, а что, должен?

— Мне показалось, вы сказали — руки надо мыть…

— И что, этот Олег тоже заставлял вас мыть руки? Похоже вы твердый орешек, дурных привычек не меняете.

Оля непроизвольно глянула на свои чистые ладони и удивленно посмотрела на незнакомца.

— Вот, что это? — он взял ее руку и легонько вывернул:

Оля посмотрела: у запястья — ржавый след от перил.

— Да это я сейчас испачкалась! — возмущенно произнесла она.

— Перестаньте так глупо оправдываться. Просто в следующий раз вымойте руки и пройдитесь щеткой по одежде, перед тем как выйти из дома, — он говорил небрежно, отвернувшись в сторону, не глядя на нее.

Ольга аж задохнулась от возмущения.

— Что?! — самому не помешала бы хорошая чистка.

Оля не успела все ему высказать, парень повернулся и очень мило улыбнулся:

— Шутка. — Крепко взял ее за руку и стряхнул с рукава куртки ржавые следы. — Вот и все, теперь просто идеально.

Улыбка у него была просто классная и голубые глаза такие ласковые.

— Глупая шутка! — возмущенно ответила она.

— Так что там с этим Олегом? Убежден, вы его отучили делать замечания красивым девушкам. У вас такой грозный вид! А вы не пробовали улыбнуться?

Молодой человек явно намеривался идти рядом. Он ей понравился, даже его светлые глаза, так раздражавшие ее раньше в других людях. Но в этот момент сзади ее окликнула Ира. Она стояла у тротуара рядом с машиной и махала рукой: знакомый попался с машиной, отвезет их в университет. Оля побежала к ней, а парень постоял, посмотрел вслед, пожал плечами и пошел дальше. Экзамен она сдала легко. Выйдя из вуза, они с Ирой побродили по городу, посидели в кафе.

На следующий день полагалось садиться за конспекты и готовиться к следующему экзамену, но Ольга не могла найти свои лекции. Пришлось ехать в общагу, там все можно найти. Другая ее подруга, однокурсница Лена, жила на пятнадцатом этаже. В студенческом общежитии лифт вызывался только на первый этаж, наверх студенты ехали, а вниз приходилось идти пешком. Ольга пробыла у Лены пару часов, девчонки нашли для нее конспект у кого-то из параллельной группы. Уходя, постояла на площадке перед лифтом, подождала несколько минут, вдруг ей повезет и кто-нибудь приедет сюда. Но нет, удача отвернулась от нее, пришлось идти вниз пешком. Это было так нудно и долго, постепенно она набирала скорость, перепрыгивая через ступеньку. Последние пролеты уже бежала вовсю, получилось быстро, но от частых резких поворотов на площадках у нее закружилась голова. Оля даже не сразу поняла, насколько сильно, решила побыстрее выскочить на улицу, но ее повело в сторону, как после карусели, и она врезалась со всего маха в стеклянную дверь. От удара плюхнулась на пол. К ней подбежал мужчина, помог ей встать:

— Девушка, ну как вы неосторожно… Хотели пройти сквозь стену? Напрасно, стекло хотя и прозрачное, но твердое…

— Я почувствовала это…

— Вы так уверенно неслись на него, я думал, у вас уже есть опыт… Пробиваете прямо с ходу, без остановки… — Он болтал и отряхивал ее пальто.

Потом взглянул в лицо:

— Да это опять вы! И опять в грязном пальто… Что-то мы часто стали встречаться. Ну-ка покажите лоб… О, шишка будет. Вам нужна срочная медицинская помощь, и я вам ее окажу, и не сопротивляйтесь.

Это был тот парень, с перехода.

— Вы что, врач?

— Да, — молодой человек улыбался.

— Что-то не похоже.

— Ну я же вот оказываю вам первую помощь. Я вижу, вы уже почистили рукав… — Он стряхнул с нее еще пару соринок.

— Вы случайно не в химчистке работаете? У вас так хорошо получается?

— Нет, я все-таки врач.

— Санитарный?

— Ну да, как у Агнии Барто, мы с Тамарой санитары… Проверяю чистоту рук.

— Я бы не сказала, что у вас самого такой уж стерильный вид… — не выдержала Оля.

— Что-то вы нервничаете… похоже, это последствия сотрясения мозга. Обопритесь на меня, я вас провожу… На операцию я надеваю халат. Мне дают чистый.

— На какую операцию? Вы забыли, что назвались санитарным врачом? Спасибо, помощь мне уже не нужна, я дойду сама.

— Ну уж нет, я так просто больных не выписываю. Вы куда-то спешили?

— С пятнадцатого спускалась, надоело, не терплю такие длинные лестницы! Вот и превысила немного скорость. До свидания. — Оля попыталась уйти, но он не отставал.

— Впервые в жизни санитарному врачу представился случай оказать скорую медицинскую помощь и вы еще отказываетесь?! Дайте мне шанс! Хочу сделать что-нибудь доброе!

— Но я себя чувствую прекрасно. Ваша помощь не нужна.

— Я должен в этом убедиться. Необходимо где-то понаблюдать за вами некоторое время. Вдруг у вас сотрясение мозга, это может проявиться не сразу. Думаю, лучше всего подойдет кафе, ваша столовая мне не понравилась. Я слышал, вас зовут Оля?

— Вы хотите заполнить медицинскую карту? Да, Оля.

— Боже мой, какое совпадение! Мое любимое имя!

— А с кем совпадение? Вас тоже зовут Оля?

— Нет, меня зовут Игорь, а совпадение в том, что девушка, которая мне понравилась, носит мое любимое имя. Ну что, как насчет кафе? Я настоятельно рекомендую обед по полной программе. Иначе вы никогда не сможете пробить стеклянную дверь…

— Хорошо. Если вы мне расскажете, что за история у вас связана с моим именем, почему оно у вас такое любимое.

— Конечно, чего проще. Выхожу я как-то раз из студенческой столовой и вижу, как очаровательная девушка с разбегу врезается в стеклянную дверь. До этого я не встречал людей, которые так решительно игнорируют стекло… Так вот, помогаю ей встать, узнаю, как ее звать, и конечно, ее имя сразу становится моим любимым. А вы что ожидали? Что это имя носила моя прапрабабушка?

— Нет, я ожидала, что это имя вашей жены, или дочери…

— Ага, или внучки… Нет, у меня все еще впереди, но начинать с чего-то же надо… И начну-ка я прямо сейчас. Только не говорите, что у вас есть жених.

— Не скажу.

— Тогда это надо отметить как-то покруче, чем просто в кафе. Что вы думаете по поводу ночного клуба? Или ресторан?

Ольга поневоле улыбалась. Такого напора она от него не ожидала. Ей стало беспричинно весело.

— Оленька, у вас и улыбка лучшая в мире.

— Вообще то мне надо заниматься…

— Открою вам большую тайну: я сам недавно был студентом и еще помню, как усердно учился в те дни… Поэтому ваша отговорка не принимается. Лучше говорите, куда вы хотите пойти, может быть, в кино? Какой фильм вы хотите посмотреть?

— Не торопитесь, вы еще не рассказали мне чем занимается санитарный врач…

Интересно, сколько он будет врать? На врача этот бродяга совершенно не похож.

— Понятия не имею… Это я нечаянно ввел вас в заблуждение, я — хирург.

— О-о-о! — Ну и болтун, отметила про себя Оля. — Вы напрасно изменили первоначальную версию, во вторую верится еще меньше. Вообще-то, если честно, вы смахиваете даже не на санитара… нет, — на сантехника.

В этот момент у тротуара притормозила черная машина, оттуда вышел толстяк Петюня. Ольга его сразу узнала и хотела быстро пройти мимо, но Игорь тоже его увидел, приостановился, придерживая Олю за руку, и окликнул Петюню:

— Петр Семенович! Здравствуйте!

— О, Игорь! Давно не виделись, — он бросил взгляд на Ольгу и тут же отвел глаза. — Когда приехал?

Оля выдернула руку, повернулась и почти бегом пошла в соседний супермаркет. Она не видела беспокойных взглядов Игоря ей вслед. Войдя в магазин, встала за будкой фотопринадлежностей «Коника», и в окно наблюдала, как Петюня что-то говорит Игорю, потом они рассмеялись, пожали еще раз друг другу руки и разошлись. Игорь повернулся к супермаркету, постоял минуту, размышляя, идти за девушкой или нет, и двинулся к магазину. Оля из-за киоска видела, как он сразу прошел в торговый зал, и медленно, оглядываясь по сторонам, двинулся между высоких стеллажей с продуктами: все-таки он явно искал ее. Ну уж нет! Что Петюня мог сказать о ней? Стриптизерша из соседнего дома? Она бегом выскочила из магазина и постаралась поскорее скрыться из виду. Ей не хотелось больше видеть Игоря.

На следующий день она столкнулась с Петюней на углу своего дома. Он шел к служебной машине. Оля ужасно смутилась. Петюня тоже сразу ее увидел, замедлил шаг около нее, и сказал:

— Запомните: где бы мы ни встретились, мы с вами незнакомы. — Он взглянул на нее, улыбнулся и подмигнул. — Хотя знакомство было очень — очень приятным…

И проходя мимо, добавил:

— Игорю я конечно ничего не сказал.

Оля испытала громадное облегчение. Она бы расцеловала Петюню за такие слова, но пожалуй вкупе с ее выступлением на окне это будет слишком смело. Да, жаль, она не сможет больше встретиться с Игорем — санитаром. Они ведь ничего не знают друг о друге. Но хотя бы, он не будет считать ее шлюшкой… Или спросить у Петюни телефончик Игоря? Нет, нет, только не это.

Вечером, щелкая переключателем каналов телевизора, Ольга наткнулась на заседание госдумы, сначала тут же проскочила этот канал, но потом вернулась, подумала, а что если оказаться там, это будет прикольно… Несколько минут она всматривается в зал, в лица депутатов, мысленно отталкивается, мгновение полета, и она там… Ничего интересного, почти как по телевизору, только звук не выключается. Смотреть конечно можно в любую сторону, а не куда оператор повернул камеру, но все равно скучно. Ну, видишь поближе, чем они занимаются: один письмо пишет, совсем не слушает о чем говорят с трибуны, другие двое разговаривают, мужик с бородкой спит. Вдруг он резко поднял голову, огляделся встревожено. Где-то она его видела… Вспомнила: тропа, мальчик бежит, два заросших, бородатых мужика. Тогда у него еще был хвостик сзади так не вязавшийся с его военной выправкой, а сейчас он подстрижен и бородка стала аккуратнее. Его сосед обратился к нему:

— Иван Федорович, что с тобой, ты словно привидение увидел?

— Увидеть не увидел, но что-то почувствовал…

Сосед с недоумением уставился на него. Ольге показалось, что Иван Федорович смотрит прямо на нее, и сразу качнулась назад, к себе. Кажется, она сделала большую ошибку.

— Ну, наконец появилась! На улице-то мороз, а я тут торчу с утра. Всем продавщицам в киосках уже надоел. — Произнес кто-то сзади и схватил Олю за руку, она повернулась, это был ее новый знакомый, Игорь.

— Я так и знал, мимо этого перекрестка не пройдешь… Привет.

— Привет, — растерянно и удивленно ответила Оля.

— Замерз! Хорошо, что ты сегодня решила все-таки выйти из дома, а то бы я подхватил тут воспаление легких. А на завтра прогноз передавали — и вовсе похолодание, минус двадцать.

Ольга слушала его болтовню, и ее губы невольно расползались в улыбке.

— Ты куда шла?

— В магазин за продуктами… А зачем же ты мерз?

— А как бы я нашел тебя? Судьба нас дважды сводила, третьего раза может и не быть, нельзя искушать. Идем, я хоть погреюсь в магазине. Давай-ка я сразу запишу твой телефон, а то у тебя такая привычка нехорошая — исчезать внезапно.

Они незаметно перешли на «ты». И хорошо, что обменялись номерами: на этот раз внезапно исчез Игорь, ему кто-то позвонил, он извинился, отошел в сторонку, Оля не слышала о чем он говорил, повернулся встревоженный:

— Прости, но мне надо срочно бежать, кончился мой отпуск. Извини, не могу проводить, я тебе перезвоню. — И он действительно побежал.

Оля смотрела ему вслед. Игорь остановил такси.

— Может быть, тебя подвезти? — крикнул он ей, задержавшись на минутку.

— Нет, нет, пока…

Девушка вошла в магазин. Какие могут быть такие срочные дела у человека вечером? По внешнему виду у него вообще никаких дел быть не может. Бродяга, бездельник. То ждал на морозе у перекрестка, то сразу убегает… Если он, конечно, не соврал про ожидание. Весь следующий день она не ходила без телефона, свой сотовый даже в туалет брала. Но Игорь позвонил только вечером, когда она уже ушла из дома. Он услышал в трубку шум и сразу спросил:

— Привет. Ты где?

— Привет. В клубе… Ничего не слышно…

— Перезвоню завтра…

Игорь опять позвонил вечером.

— Пойдем погуляем. Я только вернулся с работы, после отпуска трудно впрягаться в свой воз. Сколько тебе надо времени чтобы собраться и где ты живешь? Где нам лучше встретиться?

Оля начала объяснять и во время разговора с трубкой в руке подошла к окну и вдруг увидела напротив Игоря. В этот момент он тоже заметил ее. У них стали одинаково изумленные лица. Оля не успела двинуться с места, как из-за спины парня выглянул Георгий Иванович. Старый хрыч радостно помахал ей рукой. Ольга выронила телефон. Сейчас вредный инвалид распишет Игорю, какие она тут концерты дает…

Почему у нее так всегда получается: жалеет обо всем что сделала и что не сделала?

— Оля ты куда пропала? Ни картинки ни звука? — кричал в трубку Игорь. — Как здорово, что ты рядом живешь. Выходи, я спускаюсь.

Девушка вдруг отважилась:

— Хорошо, сейчас выйду.

Пусть уж сразу все решится. Сейчас старик рассказывает Игорю о ней. Вот тебе и невинная шалость. Интересно, как же девушки снимаются в порнофильмах, занимаются проституцией? Ведь у них тоже полно знакомых, а уж такие фильмы может увидеть любой. Каково это, всегда жить в страхе, ожидании неминуемого позора?

Теперь она очень сожалела о своем опыте стриптизерши, пережить бы последний год заново, исправить все совершенные ошибки… Оля уговаривала себя: ну и что, ну побаловалась, доказала старику, что с ней все нормально, вот и все, но самой было очень грустно. А потом вдруг успокоилась. Если Игорь такой пуританин или сноб, то и Бог с ним, обойдусь без него. Тайком из-за шторы посмотрела вниз, на их подъезд. Может быть, он и выходить не станет? Сказал старик о ней или нет? В этот момент дверь подъезда распахнулась и вышел Игорь. Он стоял на ступеньках у входа и искал глазами ее окно, Ольга помахала ему, увидела как он радостно улыбнулся, и тогда побежала вниз.

Игорь за весь вечер ни разу не вспомнил Кобзева. Оля сама заговорила о нем.

— В твоем окне я всегда вижу старика…

— Это мой дед. Честно говоря, с тех пор, как он сел в инвалидное кресло, старикашка всех достал, такой вредный и злющий стал. Что интересно, о каждом знает какую-нибудь гадость, просто феномен какой-то: инвалид оказывается в курсе событий всех членов большой семьи, при этом ему никто добровольно о себе ничего не рассказывает… Можешь такое представить?

— А какая у вас семья?

Игорь ей рассказал то, что она и так уже знала. Его матерью оказалась Татьяна Георгиевна. Это единственная новость. Оля спросила, почему же его раньше не было видно, и выслушала рассказ о стажировке. Все сходится. Сколько же старик будет молчать? А там еще и Лина есть… Жаль, как будет неловко, когда Игорь узнает о ее выступлении, и как не хочется прекращать отношения с ним… Потом Игорь пожаловался, что в их громадной квартире у него сейчас не комната, а чуланчик:

— Ты знаешь, квартира у нас громадная, а пригласить тебя некуда. Уступил двоюродному брату, парнишка приехал, поступил в вуз, ему же надо заниматься, а мне досталась узкая комнатка, ее отгородили когда-то от гостиной. Так что, когда мне приходится работать с бумагами дома, иду в комнату деда, буду тебе махать оттуда рукой.

— Так ты и правда хирург? — Ей до сих пор не верилось, хотя сегодня он чисто выбрит, одет аккуратно и на бомжа совсем не похож.

— Конечно, — улыбнулся Игорь.

— Интересно, а что может делать врач дома, в смысле, как он дома работает, без пациентов? Ты же не делаешь операции на дому?

— Врач должен постоянно быть в курсе новых разработок, листаю периодику, медицинские справочники, пишу отчеты, просматриваю карты больных. Будут еще вопросы?

— Нет…

Вечером Оля не выдержала и на минутку заглянула к ним, хотела удостовериться, точно ли Игорь и Гера одно лицо. Нашла его у Татьяны Георгиевны, они сидели за столом.

— И что теперь будет, сынок?

— Да ничего, мама, все пройдет. Неприятно, конечно. Деньги за операцию брали, а спасти не смогли.

— Это же не твоя вина?

— Нет, не моя, но попробуй, докажи. Проще всего свалить все на хирурга. Виновата лаборантка, но жаль девчонку, она и так рыдала весь день. Если я ее выдам, ее заклюют. И деньги надо вернуть, а у меня их уже нет… Обрадовался, отдал долги, эта моя английская стажировка влетела нам с тобой в копеечку.

— Может, спросить у деда?

— Мама, ты же знаешь, он будет издевается.

— Игорек, ты ведь кормишь всю ораву, а дед хотя и посмеется над тобой, но потом все равно пожалеет…

— Не хочу я его жалости. Мне противно смотреть как Настя и тетя Соня без конца выпрашивают у него подачки. А как у тебя дела? Что твой директор, все еще злобствует?

— Торчу там дольше всех, последняя ухожу с работы, и меня же постоянно упрекают…

— Не переживай, мамуля, надоело, — брось. Я тебя прокормлю…

— Да уж… Сейчас это было бы не вовремя. Только бы вся эта твоя неприятная история закончилась…

— Не переживай, пробьемся. Пойду, поработаю…

Игорь ушел к себе, а Оля потянулась следом. Да, здесь она еще ни разу не была. Комната точно неудобная. Длинная, узкая как пенал, слева вдоль стены стоят шкаф и тахта, над ней полки с книгами, в основном литература по медицине и немного художественной, но тоже с медицинским уклоном: «Окончательный диагноз», «Тропик рака», «Раковый корпус», «На горах», «Три товарища», «Цветы запоздалые», еще что-то. А что же он не поставил сюда «Идиота» и «Палату № 6»? «Прощай оружие» тоже подошло бы, как пример неблагополучных родов… В самом деле, в его комнате работать неудобно: узкая, рядом с его тахтой помещается только маленькая тумбочка с настольной лампой под абажуром. «Бедный, ну у него и закуток, у меня и то комната побольше…» — пожалела его Оля.

Ну вот, удостоверилась, и больше не смей там появляться. Фу, как некрасиво подглядывать за парнями!

А что это у них так тихо сегодня? Она заглянула к Софье, Владик громким шепотом возбужденно рассказывал жене:

— Все в порядке, Сонюшка, выгорит у нас дельце. Завтра я отвезу чеки в президент — отель, а через пару месяцев получим вдвое больше.

Он замурлыкал и промаршировал по комнате.

— А ты уверен, что они тебя не обманут, какие-нибудь гарантии дают?

— Ну что ты такая подозрительная?! Я же не дурак, сначала просмотрю все документы на поставку железа, потом Владимир Сергеевич покажет свои счета, какие он будет делать вложения, все подпишем, и передавать деньги будем вместе. Не волнуйся, все будет хорошо.

— Где, говоришь, их фирма?

Владик повторил адрес, Оля знала этот дом и скользнула туда, второй этаж, номер направо. Так, вот это и есть офис компаньонов Владика. Всего пара комнат, причем офисная мебель только в одной, в другой кровать. Двое мужиков хохотали:

— Ну и лопух! Поверил?

— Это не так просто было, надо уметь убеждать. Так, завтра к десяти подвози документы, пусть посмотрит, и поедем в банк, сразу все перечислим на наш счет, а через час перегоним деньги за границу и ликвидируем фирму…

— Документы смогу взять на час, не больше.

— Хватит, успеем. А потом вместе с ним будем искать концы, Влад будет думать, что мы тоже прогорели.

— Неужели он согласится перечислять на счет неизвестной фирмы?

— Ну так я же тоже буду перегонять, а он, уверен, не догадается поинтересоваться учредителями этой фирмы. Все будет в ажуре!

Оля задумалась, как остановить это мошенничество? Жизнерадостный Владик с радостью отправит свои денежки в далекое путешествие, надо ему позвонить. Она отправилась к отцу, изложила ему все дело.

— Так, Олюня, звонить буду я. Давай, запиши названия всех фирм, все фамилии, а то этот дурачок мне не поверит, я так убеждать не умею, как эти аферисты…

Оля еще раз заглянула в президент-отель, прочитала бумаги, лежащие на столе, и все пересказала отцу. Через полчаса отец позвонил Владу. Убедить того, что его втягивают в аферу было очень трудно, он никак не хотел расставаться с мыслью о богатстве. В мечтах Владлен уже тратил халявные денежки. Но в конце концов все же решил проверить все данные по промежуточной фирме. Он перезвонил своему Владимиру Сергеевичу и попросил перенести встречу на пару часов позже. Этого времени ему хватило, чтобы на следующий день выяснить некоторые вопросы.

А Оля легла спать, и все представляла грустное, усталое лицо Игоря. А ей он ничего не сказал о своих проблемах и ведь не спросишь, не признаешься, что в курсе его дел.

Утром она попала в квартиру Кобзевых в тот момент, когда Влад разговаривал с кем-то по телефону. Она наблюдала, как он изменился в лице, когда узнал правду о предстоящей ему сделке. Этот горе-делец с трудом смог пробормотать своему информатору слова благодарности. Его трясло крупной дрожью, когда он рассказывал своей жене о том, как его могли кинуть. Софья была невозмутима, спокойна.

— Вот, Владик, я же тебе говорила, будь осторожнее, уже сколько раз тебя надували. Работал бы как все, а то все ищешь сверхвыгоды. Ты хотя бы мужику этому, который тебя вчера предупредил, спасибо сказал?

Влад на бегу резко остановился:

— Ты знаешь, нет! Я же ему не поверил, думал конкурент у меня появился, хочет выгодное дельце перехватить! Вот, черт, даже не знаю, кто это звонил! — он опять энергично забегал кругами по комнате.

Ну хоть кому-то ее дар помог…

Олег и Леша закрывшись в своей комнате занимались творчеством: сидя на полу они кромсали репродукции итальянских и фламандских художников, клеили их на большой лист ватмана, заменяя лица во всех картинах Настиными фотографиями. Интересно, что это они затеяли? Оказывается у Насти завтра день рождения и друзья готовили ей сюрприз.

На следующий день Оля увидела их произведение на двери столовой: в центре листа Венера Милосская с лицом Насти, а вокруг цветы и другие картины помельче масштабом. Ирина Сергеевна, Татьяна Георгиевна и ее сестра, накрывали праздничный стол, все веселые, нарядные. Попозже Ольга полюбовалась на всю их компанию, даже Георгий Иванович казался сегодня добрым, Настю завалили подарками. Только Олег сидел немного грустный — Леха вовсю ухаживал за именинницей, похоже, этот здоровяк вдруг заметил противоположный пол… Ну мальчишки, не гомосексуалисты, а дураки, выдумывают себе проблемы… У Кобзевых была так хорошо, весело, что Оле самой захотелось устроить дома праздник. Она вернулась к себе и принялась готовить ужин по полной программе, несказанно удивив этим своих родителей.

А Игорь в этот день был на дежурстве.

Ольга стала уделять гораздо больше внимания своей внешности, надолго задерживалась у зеркала, пытаясь достичь одной ей ведомой степени совершенства. Чем страшно злила отца и из-за чего постоянно опаздывала на свидания. Но Игорь был гораздо терпеливее:

— Оленька, ты опаздывай, опаздывай, мне так нравится смотреть, как ты бежишь, словно не касаешься земли, как… — Игорь задумался, — как сильфида.

Сильфида, сильфида… Это что-то из кельтской мифологии, дух воздуха. Значит, он так ее видит? Оля взглянула в зеркало — пожалуй, пару килограммов можно сбросить.

Когда они были вместе, весь мир преображался: они с Игорем жили в одной тональности, во всем находили только хорошее, доброе и смешное. И частенько смеялись. Идут по улице и видят, как, стоя на двух балконах старого двухэтажного дома, солдатики ломами рушат железобетонные плиты, на которых сами же стоят. Игорь и Оля даже остановились в изумлении: это что, коллективное самоубийство или работа гениальной солдатской мысли? Командир руководил снизу. Обрушив бетон, солдаты балансировали на оставшихся от балконов металлических прутьях.

— Ах, как жаль, нет с собой кинокамеры, мы бы с тобой получили премию от «Сам себе режиссер»…

Вечерами они гуляли по городу и частенько застревали в «садике» — небольшом парке неподалеку от их двора. Это было самое лучшее место для поцелуев, и они становились все жарче.

В этом садике тоже нашлось чему посмеяться: как-то они увидели, как группа подростков равнодушно наблюдает за повешенной собакой, раскачивающейся на веревке. Остановились в шоке: какая жестокость! Но в этот момент пес спрыгнул на землю, покружился, потоптался и снова подпрыгнул, поймал зубами болтающуюся в метре над землей веревку и некоторое время опять раскачивался на ней. Потом повторил свой кульбит, — устроил себе качели. Это было так смешно, а подростки закурили и отвернулись от своего пса-прыгуна, они даже не улыбались, наверно привыкли к его трюкам.

Оля влюблялась все сильнее и, на всякий случай пытаясь приостановить этот процесс, убеждала себя: — «Он просто проводит время, это только от скуки» Ну разве может человек увлечься ею вот так, сразу? Она разглядывала себя в зеркало и расстраивалась: ну не может Игорь ее полюбить! Ну ничего в ней нет хорошего. Все ей не нравилось: и нос, и губы… Она не знала, как расцветает, когда видит Игоря, как украшает ее улыбка…

— Мне так хочется доказать моей маме, что она ошибалась, когда утверждала, что ни одна девушка не в состоянии выдержать мою болтовню. Ты же выдерживаешь? — он вопросительно заглядывал ей в глаза.

— У тебя очень строгая мама. Ты мне не кажешься болтуном.

— Приятно, что у нас с тобой мнения сходятся. А кем я тебе кажусь?

— Человеком, с которым мне хочется общаться…

— Ты опередила меня. Я тоже тебя люблю…

— Разве я призналась?

— А что такое любовь, по твоему? Я считаю, любовь — это когда хочется постоянно быть рядом с избранницей или избранником. А ты это и сказала. И я все время хочу быть рядом с тобой… Ты решила забрать свои слова назад? Я тебе не позволю.

И не позволил. Оля попыталась что-то возразить, но он ей не дал сказать ни слова. Они целовались, пока не хлопнула дверь подъезда.

— Ольга, ты сорок минут у подъезда стоишь, сколько можно?! Я видел в окно, как вы подошли! — возмущенно сказал отец. — Я уж думал, не случилось ли тут с тобой чего.

— Все в порядке, папа.

— Извините, это я виноват, — вмешался Игорь, — заболтались…

— Папа, это Игорь…

Отец подтянул тренировочные штаны, пожал руку Игорю:

— Видел я, как вы тут болтали… Ну ладно, не задерживайся, Оля.

Неужели они в самом деле так долго простояли? И как не хочется расставаться… Оля поднялась на свой четвертый этаж, а на губах все еще чувствовала его дыхание…

Утром Оля потягивалась у окна, что тут делается в мире? Погода хорошая, а как поживают герои моего романа, под названием «Жизнь большого дома»? Так, главный, герой-интриган, как всегда на посту — Георгий Иванович читает газету у окна. В этот момент старик поднял голову — к нему подошел Игорь. Игорек взглянул на Олино окно, увидел ее и радостно махнул ей рукой. Старик тоже обернулся, посмотрел на Ольгу и стал что-то говорить. О ней, вдруг поняла Оля, и нечаянно ее потянуло к ним.

— …танцевала на окне, — услышала она конец фразы.

Игорь смотрел на деда недоверчиво.

— Дед, ты шутишь?

— Хочешь, я отправлю Линку к ней и пятьсот рублей передам, и ты сам увидишь. У нее хорошо получается, и фигурка хорошая. Ну может быть, она при тебе постесняется, небось хочет заполучить тебя в мужья… Умненькая девочка.

Больше Оля не слушала, вернулась к себе. Вечером они должны были с Игорем встретиться, наверняка, этого не будет. Зазвонил сотовый, высветился абонент — Игорь. Ольга помедлила, оттягивая неприятный момент — сейчас он подтвердит ее мысли, скажет, что встреч больше не будет. Вздохнув, нажала кнопочку.

— Оля, привет. Почему не отвечаешь? Ты стоя спишь, что ли? Извини, малыш, сегодня мы не сможем увидеться…

— Да, конечно, — она нажала отбой.

— Почему конечно? — удивился Игорь, но в трубке уже раздавались гудки. Он вздохнул и заторопился на работу, эти проклятые бесконечные подмены, дежурства, никакой личной жизни…

У Оли все внутри просто онемело. Можно было и не брать трубку, и так все ясно. Ей даже обидно не было, сама ведь виновата… Каждый сам себе создает ад на земле. А старик, как ей показалось, еще и приврал: сказал, что она взяла деньги. Это уж вообще, ни в какие ворота… Любой парень мог бы после таких открытий перестать разговаривать с девушкой.

Она быстро переоделась и ушла. Об институте в этот день даже не вспомнила. Бродила по улицам, пока не замерзла. Когда возвращалась домой, загорелись фонари. Непонятно, вроде бы она только проснулась и уже вечер… Молча поела. Что-то отвечала родителям, но не повторила бы их вопросы. Прошла к себе и легла. Сама не могла понять, спит или нет, отвернулась к стене и бездумно лежала в ожидании телефонного звонка, но так его и не дождалась.

А как хотелось увидеть Игоря, с разбега повиснуть на шее, коснуться колючей щеки… Без него она была незащищенной и потерянной. Не нужны были ей сейчас ни родители, ни подруги. Никто не нужен, Игоря никто не может заменить…

Она не выдержала, ее потянуло к Кобзевым, хотелось глянуть на него, посмотреть, как Игорек себя чувствует после разрыва, ах, если бы его мысли можно было прочитать: думает ли о ней, или она ничего не значила для него, так, случайная знакомая? А может быть, он просто работает? Ну один разок гляну, он же никогда об этом не узнает, — разрешила она себе. Раз уж все равно она такая плохая, чуть хуже, чуть лучше, какая разница? Оля подошла к окну. В этот момент в дверь заглянул отец:

— Доча, ну ты посмотри, что пишут! Да что же это нас так поносят: и ленивые мы, и тупые! Да если бы Америка пережила то, что мы пережили, они отстали бы не на двести, на четыреста лет. У них вот, к примеру, запрещали скот держать?! Нет! Обкладывали налогом каждое дерево, как у нас, таким налогом, что народу пришлось вырубать сады! Это мне мой отец еще рассказывал… А было такое: два этажа строить нельзя? Да у них чем больше дом построил, тем более уважаемый человек, а у нас заставляли сносить второй этаж. Вот так! Человек своими руками строил, вот как сосед наш в моем детстве еще, в станице, построил, а его заставили снести. А виноградники вырубали, как наш первый президент распорядился? У них тоже был сухой закон, только лозу никто не тронул! Это же надо додуматься — вырубить! Ну ищи рынки сбыта вина за рубежом, ну пусти на сок, ну в детские дома раздавай виноград, дети там всегда голодные, любой сорт бы съели. Э-э-эх! Нормальный у нас народ, правители только все неудачные… Вот ты этого не знаешь, конечно, а в Советском Союзе и работать-то запрещали: сапожники, портные и все другие мастера, кто мог бы и после основной службы подработать для себя, тайком ведь занимались своим делом, скрывались. Работали, как воровали, нельзя было. Не дай Бог простой сапожник получит больше, чем парторг в цеху… Воспитывали болтунов и лентяев. А ты что молчишь?

— Да все правильно ты говоришь, папа.

— С тобой все в порядке? Ты что у окна, опять подглядываешь? Оля, прекрати это, иначе сама не заметишь, как проговоришься кому-нибудь, люди поймут, а там уж и до беды какой-нибудь не далеко.

— Да спать я ложусь, не волнуйся, папа.

Отец успокоился, ушел к себе. И что он так волнуется? Все равно никто не поверит, что она может вот так переноситься. Оля легла спать, хорошо, что отец отвлек, не дал ей подглядывать за Игорем.

Убийство

Утром, когда мать заглянула к ней, Оля притворилась спящей. Родители ушли на работу, а она так целый день и провалялась на кровати. Игорь не звонил. Может быть, дело не в том, что ему дед рассказал про ее фортели, а есть другая причина? Ну заболел он, лежит без сознания, не может доползти до телефона? Или работает не покладая рук, так занят, что и вечером не может ни на минутку оторваться от своих бумаг? Или он в больнице, у него операция идет без перерывов вторые сутки, позвонить не может?

Оля мучилась, но заглядывать к нему принципиально не хотела. Выдержала вчера — выдержит и сегодня. День тянулся ужасно долго. Но днем было еще как-то терпимо, ну не звонит, так ведь все-таки на работе человек. А вот выдержать еще один длинный пустой вечер она не могла. Девушка решила уйти к подруге и вернуться домой попозднее. Она начала переодеваться, но тут услышала как домой вернулась с работы мать и пошла ее встречать.

Через полчаса вернулась в свою комнату, села за стол, полная решимости отбросить все посторонние мысли и сосредоточенно заниматься, бросила на прощание лишь один только взгляд напротив — у Кобзева горел свет. Она увидела: Георгий Иванович читает, потом он вложил закладку и опустил книгу на подлокотник кресла. Оля скользнула к нему. И в это мгновение раздался входной звонок. В первый миг она не могла понять, где это звонят в дверь: у нее или у Кобзевых? Метнулась, было, назад, но в это мгновение услышала:

— Кого это еще принесло? Пойди открой, — распорядился инвалид.

Значит, это к нему кто-то пришел. Оля даже не глянула, кто пошел выполнять распоряжение этого сплетника. Кто-то, кто сидел там в глубине комнаты за столом, она услышала только, как этот человек захлопнул за собой дверь в кабинет. Все внимание занимал этот подлый старик, разрушивший ее счастье.

Толстый том лежал на ручке неустойчиво. Изобразить полтергейст, что ли, этому болтуну?! Оля попробовала столкнуть фолиант, и от злости у нее получилось. Книга глухо шлепнулась на ковер. Кобзева падение не удивило: решил, что просто положил неудачно. Значит, на барабашку Оля не тянет. Старик потянулся, было, за книгой, но вдруг поднял голову и стал внимательно вглядываться куда-то за Ольгину спину. Что-то его там так сильно заинтересовало, что он решил проехать туда, попытался стронуть с места свою коляску, но не получалось, мешала упавшая книга. Старик не замечая ее, торопливо дергал и дергал рычаги, колеса прокручивались, но коляска не ехала. Ольга со злорадством наблюдала за его манипуляциями. Так тебе и надо! Инвалид наконец сообразил, поднял книгу и проехал вперед. Оля успела развернуться, увидела, как старик взял со стола исписанный лист, письмо, что ли, потом уселся на свое место, повернулся к лампе, и стал читать. Она не стала заглядывать ему через плечо, а скользнула в холл, там Ирина Сергеевна быстро вела своего любовника к себе в комнату, не позволила ему даже раздеться, не хочет чтобы его кто-нибудь здесь увидел. Оля вернулась к Георгию Ивановичу, тот складывал лист, который он взял со стола. Она успела только заметить одну строку: «До скорого свиданья» и неразборчивая роспись. Ирина Сергеевна беспечно оставила письмо на столе, а теперь этот старый пень узнал ее секрет. Лицо Георгия Ивановича озарено радостью, он весь просиял, читая это послание. И что так обрадовало старика? Оля наблюдала, как он не спеша свернул его, взял книгу, и вложил сложенный лист в середину, потом отъехал на свое привычное место, положил том на окно в уголок, за штору и вернул кресло на старое место. Но ему не сиделось и ворча что-то себе под нос, инвалид двинулся в своей коляске к сейфу.

— Вот это бомба, дорогуша! — бормотал он.

Оля снова поменяла ракурс, теперь она видела всю комнату от окна, в этот момент дверь в холл распахнулась, Татьяна Георгиевна заглянула к отцу. Она, видно, только вошла с улицы, свежая, бодрая, румяная с мороза. На ходу снимая пальто, прошла через кабинет, чмокнула отца в щеку:

— Как дела, папа?

— Проходной двор тут устроили, водят кого хотят, надоело! — старик подставил ей щеку, принимая поцелуй как должное. — Ну ничего, я это дело теперь прекращу… Хватит! Письмецо многое объясняет! Так, надо завещание достать…

— Какое письмецо?

— Потом объясню, потом… Я им устрою курорт, ишь обнаглели!

— Папа, хватит тебе воевать!

— Нет, я этого так не оставлю!

— Да объясни ты мне, что происходит?!

— Иди, иди, потом скажу. Ишь, хотели меня провести, ну погодите у меня… — он отвернулся от дочери и начал набирать код сейфа, ворча что-то невнятное себе под нос.

Татьяна безнадежно махнула рукой и не слушая больше его бормотанья, вышла в холл, повесила пальто в шкаф и затем прошла к себе мимо открытой двери кабинета.

Оля услышала, как она заговорила с кем-то в коридоре и выглянула в холл. Татьяна Георгиевна остановилась около приоткрывшейся справа двери, и разговаривала с Ириной Сергеевной…

— Что это там отец расшумелся?

— Наверно на Олега ворчит, за то что водит сюда всех. Лешка, небось, опять пришел. Да еще какое-то письмо прочитал, выгоню, говорит, теперь… Не поняла, что за письмо ему прислали? Ты не видела? Не хочет мне ничего объяснять. У Лины надо спросить… Завещание свое опять будет переписывать, носится с ним…

Она прошла в свою комнату, а Ирина кинулась по коридору к хозяину квартиры. Оля тем временем заглянула в ее комнату. Там сидел старый знакомый, лысый мужик в кожаном пиджаке, куртка его валялась на кресле. Красивое, но неприятное, злобное лицо, весь помятый, отекший и глаза какие-то мутные, блеклые. Оля уж не раз видела его здесь, кажется, всегда навеселе. Он настороженно глядел на дверь в ожидании хозяйки, потом вынул из кармана связку ключей, черный блокнот и принялся его листать. Вернулась Ирина, вся взбудораженная, на щеках алели пятна:

— Боже мой, Виля! Что я наделала, Сашкино письмо забыла на столе, а эта старая сволочь прочитала его и не отдает. Теперь он нас с Настей выгонит!

— Ну и что ты так расстраиваешься? Ну пойдешь к себе жить.

— К себе?! А кормить кто нас будет? Ты что ли? Тут старик нас содержал, а там на мою зарплату вдвоем жить? И квартиру-то я сдаю… Я же надеялась наследство получить, и долю от этой квартиры…

— А где ты прописана? Здесь?

— Нет, там.

— Как же ты надеялась получить?

— Они же думали, что Настя дочь Юры, дали бы ее долю, а теперь он все узнал. И зачем этот идиот написал, ну кретин! Всю жизнь звонил, а тут вздумал экономить на звонках, шантажист чертов.

— Да ну?! Это как?

— Да я же говорила, хочет чтобы я ему ежемесячно алименты платила, а то он сообщит старику, что Настя его дочь, а не Юрина, тот хотел ее удочерить, но не успел.

— А зачем ты понесла письмо к старику?

— О Господи! Да тут же эта бабка спала, вот я и зашла к старику, решила сразу написать ответ. А тут ты пришел, я поторопилась тебя в комнату отвести, а то Линка выскочит, увидит, вот и бросила второпях письмо на столе. Говорила же тебе, не надо сегодня приходить, а ты явился…

— Нашла виноватого! Ну ты и дура, бросать письма… Да успокойся, что он сделает?

— Танька слышала, сказал — завещание переделает! Столько лет врать и все насмарку…

— Да не реви, еще что-нибудь придумаем. А это чье? — он вертел в руках блокнот.

— Да Игоря, бросил в холле у телефона, хотела ему занести, а то там кто-нибудь может забрать чужой. Здесь же как проходной двор.

Тут краем сознания Ольга почувствовала, что в ее квартире тоже что-то происходит. Голос матери потянул ее домой. Она метнулась назад.

— Оля, ты спишь, что ли, за столом? Или дежуришь у окна? Игоря выглядываешь? Или опять летаешь? Ты же обещала не делать этого! — она подошла к дочери и обхватила ладонями ее лицо.

— Оленька, детка, я так боюсь за тебя, — мать вглядывалась в Олины глаза, — это же противно природе. Психика человека не рассчитана на такие полёты…

— Да я учу, — еще толком не сообразив, с кем она говорит, что хотят от нее, Ольга начала оправдываться.

— Точно? Ну хорошо… Дай мне твой будильник, наш сломался. Тебе завтра во сколько надо идти в институт? Будить тебя?

— Нет, мама, завтра я могу спать хоть до вечера.

— Хватит тебе глазеть в окно, а то опять не удержишься, перенесешься куда-нибудь. Знаешь ведь, как мы с отцом боимся за тебя, Бог его знает какие последствия могут появиться от твоих полетов. Ты себя не видела со стороны, когда улетаешь, смотреть ведь страшно.

— Видела. Ну и ничего, как будто заснула с открытыми глазами и все. Чего ты боишься?

— А вдруг душа потеряется, не вернется в свое тело?

— Ну ты придумала…

— Да как ты рассказывала, так похоже и в самом деле душа у тебя отрывается. Может быть, в церковь нам сходить, чтобы прекратить это?

— Да ты что, мама! Это же подарок, а ты хочешь отказаться от него!

— С добром ли этот подарок? Ну вставай, пойдем, поужинаем и поможешь потом убрать. Я что-то совсем устала сегодня… Ты хоть молчи, не рассказывай никому о своих полетах…

Оля встала и чмокнула мать:

— Не волнуйся, мамуля, наша тайна умрет с нами!

— Болтушка…

Они пошли на кухню, когда отца дома не было, ужин проходил быстро, и вскоре Ольга вернулась к себе, легла на диван, стоило остаться одной и опять в голове только он — Игорь.

Когда у ее бабушки разыгрывался ревматизм, она ворочалась то и дело и говорила: «Ноги крутит», ей все время хотелось устроиться получше, не могла им найти удобного положения. Так сейчас у Оли крутило душу. Она маялась по комнате, старательно отводя взгляд от окна, но ничем заняться не могла. Да она просто помешалась на этом парне. В голове как колокольчик звенит: Игорь, Игорь, Игорек…

Борьба с собой кончилось тем, что она опять приникла к стеклу. Хотя совершенно не собиралась больше подглядывать, но ее так тянуло хотя бы чисто по-человечески, без этих благоприобретенных ею заморочек, глянуть на его квартиру, вдруг он у деда, вдруг смотрит на ее окно. На этот раз одна из штор у старика оказалась задернутой, в оставшийся просвет инвалида не было видно, куда же он уехал со своего места? Заметив колышущуюся штору, девушка разглядела и угол коляски, значит он у своего сейфа. Даже штору прикрыл, прячет свои капиталы… Видимая часть спинки коляски странно дергалась, рядом с коляской был еще кто-то. Штора так шевелилась, словно там боролись. Что же происходит? Оля и не заметила, как оказалась в той комнате напротив кресла старика.

Георгий Иванович точно был не один. Он нелепо махал руками, его ноги соскочили с подножки и беспомощно искали опору, а над ним… Девушка с ужасом наблюдала за происходящим несколько секунд, затем ее выбросило оттуда, словно в мозгу сработал предохранитель. Она в панике огляделась уже в своей комнате. Неужели на самом деле она видела убийство?! Как ему помочь?! Жаль, что не возможно крикнуть там, тогда бы вероятно, она остановила убийство, вспугнула бы убийцу. Или ей все показалось? Она вновь вернулась в квартиру старика. На этот раз ее подсознание сработало автоматически, она оказалась в холле, заглядывать к инвалиду было страшно… Здесь было так тихо, спокойно, что Ольга в испуге вздрогнула, когда часы на стене холла стали отбивать пять часов, тут хлопнула дверь туалета, из него вышел Лешка и прошел к Олегу. Шум спускаемой воды показался сейчас таким громким, как водопад. Слава Богу, ей все привиделось, в квартире все спокойно! Но как это было достоверно! Теперь даже страшно заглядывать к Георгию Ивановичу.

Оля все же осторо-о-жненько глянула в кабинет. Старик так и сидел в углу у своего сейфа, голова его упала на грудь, правая рука свешивается, ноги неестественно вытянуты… Он на самом деле мертв?! Она приблизилась, снизу заглянула ему в лицо: глаза открыты, взгляд неподвижен… Какой кошмар!! Оля осмотрела всю комнату целиком, здесь больше никого уже не было. Все как и раньше, только хозяин умер. Где же все? Никто не волнуется, они еще не знают, что случилась такая трагедия? Неужели никто ничего не слышал, он же хрипел, дергался?! А где убийца? Сбежал или прячется в другой комнате? Она решила проверить всю квартиру и пошла по кругу:

Первая остановка конечно у Олега: он и Леша шепотом ссорились сидя за столом:

— Ну да, да! Все время выходишь, что, я тебе уже надоел?

— Если бы надоел, я бы так и сказал!

— А что же ты сегодня все время бегаешь?

— Просто надоело сидеть…

— Да, я чувствую, тебе надоело со мной сидеть…

— Ты как маленький!

Ну и ну! Выясняют отношения… У обоих такие стальные нервы, даже наедине делают вид, что в квартире ничего не произошло?

В комнате Татьяны Георгиевны на кровати кто-то лежал, Оля заглянула женщине в лицо — это та, которую она уже сегодня видела, старуха делает вид, что спит. В коридоре вспыхнул свет, он бьет ей в глаза. Некоторое время она терпела, потом встала и легко сдвинула кровать, так, чтобы свет из двери не попадал на подушку, и снова легла. Какая мощная… А я бы плотнее закрыла дверь, подумала Оля. Хочет, чтобы все видели из коридора, что она спит? А где же хозяйка комнаты?

Вернулась к Ирине Сергеевне, та, как ни в чем не бывало, перед зеркалом поправляла макияж, так энергично втирала крем, да-а, куда делись ее мягкие заторможенные движения! Как она взбодрилась! Где же ее гость?

Следующая комната Игоря. Игорь только вошел, усаживался на тахту между разложенных на ней учебников по медицине, пособий, справочников. Весь такой взъерошенный, нервный…

Софья лежала на диване в гостиной. Эта комната служила для приема гостей, но кроме Софьи и ее мужа Оля еще ни разу не видела здесь других посетителей. Даже если она не причастна к убийству, просто случайно могла бы что-нибудь слышать, но Софья спокойненько валяется завернувшись красным турецким пледом. А где же ее муж задержался?

Потом холл, тут все также пусто, в этот момент из маленькой кладовочки в углу холла вышла Лина. Она направилась к хозяину, широко распахнула дверь в кабинет и с порога спросила:

— Георгий Иванович, вы ужинать здесь будете или… — она оборвала предложение, ахнула, зажала рот руками, пару секунд размышляла, потом закрыла за собой дверь и пробежав через комнату, осторожно тронула хозяина за плечо, чуть качнула, он был мертв. Долю секунды Лина разглядывала закрытый сейф, она ведь сколько раз по приказу хозяина открывала его и код давно знала, потом сама себе покачала головой, кинулась к кровати, быстро вынула бумажник из-под подушки хозяина, забрала оттуда все деньги, сунула пустой на место, и выскочила из комнаты. Оля в растерянности наблюдала за ней, хотя, Лина единственная из всех обитателей квартиры, которая ведет себя абсолютно естественно. Она не вызывает никаких подозрений: случайно вошла, увидела труп, украла деньги… Все просто. Воровство все же не убийство…

Старик так и лежал поникший в кресле, никому не нужный. Казалось, красная морщинистая шея вытянулась под весом свешивающейся головы. Да, она желала ему всяких гадостей, но это было не всерьез… Сейчас ей стало жалко противного старикашку. Ну ехидный, язвительный, но за это же не убивают… Зато в нем всегда чувствовался громадный интерес к жизни, пусть и к чужой, но не равнодушие, не покорность… Такой энергичный инвалид был. И, честно говоря, он соображал прекрасно, никакого старческого маразма.

Вошел зять Георгия Ивановича, Владик, с газетой в руках. Еще в дверях, начал что-то нарочито громко говорить, словно специально, так, чтобы было слышно по всей квартире:

— Папа, ты читал статью этого мерзавца? Он же присвоил себе мои мысли…

Он секунду смотрел на умершего, потом снова выглянул в коридор, огляделся, швырнул газету на стол, быстро подошел к покойнику и потрогал свесившуюся руку — проверил пульс, постоял, огляделся, но больше ничего трогать не стал.

— Ну, старик, ты точно помер? Ишь, вздумал со мной тягаться, не на того напал… Вот теперь попробуй, переделай завещание…

После этого вышел и закрыл за собой дверь. Шум почему-то поднимать не стал. Странно, было бы нормально, если бы он поднял крик, обычно люди в такие минуты зовут на помощь, вызывают милицию или врача. Чего же он еще хочет? Владик шел быстро и бесшумно, почти на цыпочках. Ольга, следом за ним двинулась через пустой холл в гостиную. Войдя к себе, он плотно прикрыл за собой дверь, тихо позвал:

— Соня, ты спишь?

Она повернулась на диване:

— Уже, конечно, нет, ты разбудил… А что, ужинать зовут?

Врет, она и не спала.

— Все, старик умер… — Владик внимательно смотрел на жену.

— Что?! Какой старик? Ты о чем?

— Я же говорю: твоей отец умер.

Лицо Софьи исказилось.

— Только не ори, еще никто не знает. Я сейчас к нему зашел, а он того, преставился…

— Как?! Почему?!

— Не знаю, я же не врач.

Софья вскочила, хотела бежать, Владик остановил ее.

— Не торопись. Ты код его сейфа знаешь?

— Нет. Зачем? А ты знаешь?

— Вот дура, откуда мне знать… Сволочь, просил его: дай денег на квартиру… Когда умру, говорит, все получите, если завещание не переделаю… Вот и накаркал…

— Ты просил у него?

— Просил… Мы же с тобой это обсуждали.

— Ну зачем ты сам?! Мне он может быть и не отказал бы…

— И не надейся, сказал, убирайтесь и своего педераста забирайте.

— Какого педераста?

— Да что ты, совсем не соображаешь? Олега нашего.

— А почему педе..?

— Хрен его знает… Потому наверно, что все время с Лехой сидят, закроются и кто знает чем они там занимаются…

— Так это ты отца…?

— Вот дура-баба, конечно нет… Он сам, наверно, помер… а может быть, кто-нибудь и помог ему, — задумчиво протянул Владик, садясь на диван, — Нет, сам умер, крови там нет.

— А где ты был?

— Где, где… Тут сидел, пока ты спала…

— Ты врешь… Ты уходил.

— Ну давай, погромче, сообщи всем, чтобы ментам меньше работы было, им что, лишь бы посадить кого-нибудь, разбираться не будут.

— И что же мы, так и будем тут сидеть? А он там мертвый? Почему ты скорую сразу не вызвал?

— Не суетись, ты знаешь, где он деньги хранит? Если не знаешь код сейфа, поищи в комнате, у него везде заначки припрятаны были. Пойди, сначала позаглядывай в ящики комода, потом поднимай шум.

Софья Георгиевна покрутила пальцем у виска, поднялась, распахнула дверь, и громко произнесла:

— Я пойду дам отцу лекарство.

— Ну и дура, — тихо сказал Владик. — Эх, все напрасно…

Ольга последовала теперь за Софьей. Женщина прошла мимо комнаты отца, на кухню, там потопталась в дверях и повторила:

— Пойду дам отцу лекарство, — взяла стакан, налила воды и вышла оттуда.

Татьяна Георгиевна подняла голову и сказала вслед уходившей Софье:

— С чего бы такая забота? Соня, уже все готово, давайте ужинать, вечно вас зовешь двадцать раз. Олежку поторопи, что он все время закрывается с этим Алексеем? Заговорщики… — потом повернулась к прислуге: — Лина, выключай, подгорит. Сейчас пойду Геру разбужу и этих барынь позову…

Она раскладывала протертые столовые приборы, а Оля скользнула вслед за Софьей. Та вошла в комнату старика, стараясь не глядеть на отца, повернулась к комоду, увидела там поднос с графином и лекарством, поставила на поднос еще один стакан и подняла его, только после этого повернулась к отцу, громко закричала, поднос упал на пол, графин разбился, а стаканы покатились в разные стороны. Сразу захлопали двери, прибежала Татьяна Георгиевна, потом Владлен и его сын, следом Леха. В дверях появилась старуха с седыми волосами, крупная, жилистая, как мужик, это она спала в комнате Татьяны Георгиевны.

— Ну шо тут случилось? Чего орете? — басом спросила она.

— Вызывайте скорую, быстро, — Владлен сразу стал распоряжаться.

— Он умер? — спросил Олег.

— Еще как.

— Ну вызови, только ему это уже не поможет. Дождался, богохульник, — произнесла старуха.

— Может быть его положить? Открыть окно? Что еще делают? Игорь! Где Игорь?! — закричала Татьяна.

Вошел Игорь. Он выглядел таким усталым, вымотанным, у Оли защемило сердце…

— Что случилось?

Тут он сам увидел деда, подошел к нему проверил пульс, глянул на зрачки.

— Все, конец, — сказал он.

Дочери расплакались.

— Это и без тебя было видно, что конец, — заявил Влад.

Игорь пошел звонить, и все расселись вокруг стола и негромко переговариваясь, ждали врача.

Через полчаса приехали медики.

— Долго же вас ждать, — сразу стала возмущаться Софья Георгиевна.

Те молча осмотрели труп и потребовали телефон.

— Алло! Тут похоже убийство…

— Как это, убийство? — возмутился Владик.

— А так, шея сломана, — объяснил врач.

— Игорь! Что он говорит?! Игорь хирург, уж он бы сразу заметил убийство…

Игорь снова осмотрел труп деда и только подтвердил слова врача из скорой помощи.

— Просто я и не подумал о таком…

После того, как приехала милиция, из своей комнаты показались Ирина Сергеевна и Настя. Откуда взялась Настя, ее же не было дома…

— Ну почему же нам никто ничего не сказал?! — возмущалась Ирина Сергеевна.

— Неужели вы не слышали? Тут кричали, ахали, и скорую помощь вызывали, а вы не слышали? — Удивилась Татьяна Георгиевна.

Следователь был просто образцовым милиционером: бодрый, подтянутый, крепко сбитый мужчина лет сорока, с небольшими залысинами, очень располагающий к себе. Его помощник — щупленький, рыжеватый и явно младше по возрасту, Оле не понравился. Следователь представился, назвался Алексеем Михайловичем, его помощник Николаем Степановичем.

— Что случилось? — спросил Алексей Михайлович.

Все расступились и он увидел покойника.

— Кто это сделал? — легко поинтересовался следователь.

— Наверно, кто-то посторонний проник в квартиру, — ответил Владик. — Вор, может быть.

— А вы все свои, значит? Кто из вас видел здесь посторонних лиц?

Все молчали.

— Столько народу и не заметили чужого?

Тишина. Он внимательно осмотрел всех присутствующих.

— Значит, это не посторонний. Освободите помещение, нам надо все осмотреть. Квартиру никому не покидать. Он так и сидел? Покойника не трогали? — он подозрительно оглядывал присутствующих.

Дальше все протекало без вмешательства хозяев: скорая помощь уехала, но приехали другие медики. Люди в форме и без, приходили, уходили. Хозяева молча сидели в ожидании своей участи в гостиной. Они впервые испытали на себе, каково это, быть в эпицентре преступления.

Следователь попросил выделить ему помещение, он и его помощник быстро, профессионально еще раз осмотрели место происшествия, надолго задержались у сейфа, прошлись по остальным комнатам, и немного познакомились со всеми обитателями большой квартиры, потом разложили бумаги, начали все записывать. Ольга понаблюдала, как фотографировали покойника и все вокруг, снимали отпечатки, потом Георгия Ивановича уложили на носилки и вынесли из комнаты. Врач назвал ориентировочное время смерти. Где-то час назад или чуть больше…

Алексей Михайлович отправил помощника опрашивать соседей по подъезду, а сам прошел к жильцам большой квартиры, поинтересовался:

— А почему так много народу здесь собралось, отмечали праздник какой-нибудь?

— К сожалению, это наше обычное состояние, — ответила Татьяна.

— В каком смысле, все тут живут, или просто прописаны? Предъявите документы, пожалуйста.

— Живут, но не постоянно, вот сестра в гости приехала с мужем, недели две тут у нас, его мать, Валентина Ивановна, сегодня пришла их навестить. Хотя, конечно, было бы более естественно, если бы они сами навестили ее. — Татьяна Георгиевна задумчиво посмотрела на сестру…

— Да мы и собирались, вот буквально завтра и думали съездить к ней…

— А вы где живете? Валентина Ивановна, я не ошибаюсь, так вас зовут?

— Да, Валентина Ивановна. На другом конце города. Не знаю, чего они тут толкутся в тесноте, я одна в большой пустой квартире… И Олега тут поселили… — старуха говорила с обидой.

— А в самом деле, почему Олег не живет у бабушки? — опять заинтересовалась Татьяна.

— Чем он тебе помешал?

— Честно говоря, мешает. Игорю пришлось освободить свою комнату для него. Получается, Игорь содержит всю ораву, а живет в чулане.

— Как это он содержит? Отец деньги на хозяйство всегда давал… А у нас сейчас стесненные обстоятельства, нет денег, чтобы кормить его у Валентины Ивановны, а у нее самой пенсия маленькая…

Молодой помощник хотел что-то сказать, но Алексей Михайлович остановил его, тихо шепнул: «Погоди, пусть выскажутся»

— Ах вот оно что… Вам так выгодно. У вас всегда стесненные обстоятельства. Всегда приезжаете деньги клянчить у отца. Отец, между прочим, давно уже не выделял на хозяйство. У меня зарплата не больше твоей, всем известно, как платят учителям… и я не понимаю, почему мы должны содержать твоего сына и его приятеля, когда у него есть родители, и есть бабушка в большой квартире? Тратьте поменьше на себя.

— Мы сейчас с Владиком без работы, вот устроимся… Сначала нам надо прописаться, а то без прописки не берут на работу.

— Не поняла, где это прописаться? Здесь?!

— Да, мы решили вернуться сюда. Но, я думаю, сейчас не время это обсуждать!

— Ну так продавайте там свою квартиру, покупайте здесь и прописывайтесь… Или идите к Валентине Ивановне… — Татьяна Георгиевна не могла так сразу остановиться.

— Как ты заговорила! Отца еще не похоронили, а ты уже почувствовала себя хозяйкой, не выйдет!

— Как это не выйдет? Помнится, когда отец предложил мне уйти жить отдельно, ты сама решила уехать отсюда, и отец дал вам деньги на квартиру. Было такое?

— Ну и что? У нас так сложились обстоятельства, квартиру пришлось продать, Владик предложили удачно вложить деньги…

— Ах вот как! Знаю я, как Владик вкладывает деньги, небось уже все потеряли… Это ваши проблемы, решайте их сами, тем более, вы уйдете отсюда не на улицу.

— Я имею такое же право на эту квартиру, как и ты.

— Нет. Отец отдал мне твою расписку. Помнишь, ты писала, что деньги в счет доли своего наследства получила, от всех претензий на эту квартиру отказываешься? Так вот, отец тогда был прав, он мне велел ее сохранить, он так и сказал, «Промотают деньги и явятся снова» Расписку эту я храню.

Софья покрылась красными пятнами. Она явно не ожидала такого отпора от сестры.

— Мы сейчас же уедем, не ожидала я от тебя такого! Родная сестра! Попрекаешь меня Олегом! Прислугу вы можете себе позволить, а на моего сына тебе жалко копейку истратить?

— Лина сиделка, а не прислуга. Вот ее оплачивал отец. То, что она еще и стряпает на всех, так это ее решение, не хотела сидеть без дела, когда отец выгонял ее из комнаты. Ты же знаешь, он не любил спать в присутствии посторонних… Я ей благодарна за помощь. Теперь мы конечно не сможем платить ей, она больше не будет здесь работать, так что, ухаживай за своим сыном и мужем сама. Я, между прочим, работаю! А ты здесь вот уже две недели только гуляешь и спишь, а я после работы вынуждена готовить с Линой ужин! На всякие тряпки у тебя деньги есть, — вспомнила она о недавних покупках Софьи.

— Владик, Олег! Поехали!

Софья вскочила и хотела выйти, но тут следователь ее остановил:

— Прежде чем вы покинете квартиру, расскажите, где вы находились в момент убийства, в какой комнате, кто с кем, чем занимались. А еще было бы лучше, если бы вы потерпели друг друга до окончания расследования, я думаю оно не затянется. Так и нам, и вам было бы удобнее, иначе мне придется вызывать вас к себе для дачи показаний, устраивать очные ставки, а здесь я могу опрашивать сразу всех… Кто последний видел Георгия Ивановича живым?

Все замялись.

— Я, наверное, — нерешительно произнесла Лина, — в четыре. Нет, чуть раньше, часы у него в кабинете стали отбивать когда я уже усадила его. Георгий Иванович меня позвал, чтобы я помогла ему сесть в кресло, потом… ой, вспомнила! К нему зашла Настя и он велел мне идти, приготовить пирог на ужин, а Настя осталась. Значит, Настя последняя.

— Зачем ты к нему заходила? — повернулась Софья Георгиевна к дочери.

— Просто так, узнать, не надо ли чего… — смущенно ответила Настя. — Но я сразу ушла.

— Денег попросить зашла, — вставила Татьяна Георгиевна.

Какая она сегодня агрессивная, раньше за ней этого не замечалось… Никак не успокоится, не понимает, как это неприятно выглядит в такой момент. Настя вспыхнула.

— Во сколько ты была у деда?

— Не знаю… Лина же говорит, в четыре…

— Сколько у него пробыла?

— Сразу ушла, пошла гулять.

— А вернулась во сколько?

— В полшестого, это точно.

— Ну, ориентировочно будем считать: ушла в 16–05, значит Кобзев Георгий Иванович еще был жив. — Он сразу исключил молодую девушку из числа подозреваемых.

— Я вернулась с работы в 16–30, разговаривала с отцом, — вмещалась Татьяна Георгиевна.

— Что он сказал?

— Ворчал, надоели ему все, слишком много народу здесь стало. Ирина слышала, как он возмущался, — вспомнила Татьяна.

— Ясно. А кто обнаружил труп? Софья Георгиевна? Ну, с вас и начнем…

Владлен не дал жене сказать ни слова:

— Мы были у себя, — покосился на Татьяну, — в смысле, в гостиной. Соня дремала, я читал. Олег был в своей комнате с другом Алексеем. Так что у нас у всех алиби.

— С какого времени вы находились у себя? И что, вы вообще не выходили из своей комнаты весь день?

— Совершенно верно, не выходили. Где-то с четырех часов и до тех пор, когда Сонюшка пошла дать лекарство отцу и обнаружила его убитым. А нам отца незачем было убивать. Нам он нужен был живым.

(Интересно, отметила Оля, как он уверенно врет, быстро у него появилось алиби, а заодно и у его жены).

— Нужен?

— Я у него хотел попросить денег на квартиру, — сгоряча ляпнул Владик. — Думали, ему надоест, что тут все толпятся, вот он и раскошелится…

— Совести у вас нет! — вскинулась Татьяна.

— Мы свободны? — Владик на нее и не глянул.

— Вы были в этой же комнате, гостиной, так? Она же близко от кабинета Кобзева. Слышали что-нибудь?

— Нет, все было тихо.

— Во сколько вы понесли лекарство?

— Примерно в пол шестого.

— Значит покойник возможно целый час лежал, и никто этого и не заметил? Теперь, Валентина Ивановна, расскажите, во сколько вы сюда приехали?

— В обед. До четырех в гостиной сидела с ними, — она кивнула на сына и сноху, — Потом выпила лекарство и полежала в комнате Ирины, ее не было дома. Совсем недолго лежала, потом пошла в туалет, тот был занят, — указала она головой на туалет в конце коридора, — пошла в прихожую, в другой. Дверь к деду была открыта, Ирка у него была, обратно шла, дверь к старику закрыта, думаю, раз Ира дома, пойду к Тане. Лежала у нее. Она пришла, сказала лежите, пойду готовить, переоделась и ушла на кухню. Потом я опять пошла в туалет. Не помню во сколько… Там нянька еще целовалась с мужиком каким-то. А, нет, она стояла в дверях со своим хахалем, когда я уж из туалета шла.

— Больше никого в холле не видели?

— Нет.

— Мы свободны? Олег, идем! — Софье не терпелось выйти.

Супруги в сопровождении мосластой старухи вышли. Олег и Алексей тоже поднялись следом.

— Минутку, ребята, задержитесь. — Алексей Михайлович их остановил.

— Вы тоже расскажите где были, что слышали.

Ребята все время занимались вдвоем, ничего не слышали, Пришли в 12–00, поели и сели за уроки, все время были в своей комнате, ни разу не выходили. Оба врут, отметила Оля, но как слаженно, словно и не ссорились.

— Покажите ваши паспорта, сейчас все запротоколируем, а пока можете быть свободны. Теперь с вами разберемся, Татьяна Георгиевна.

— Леша, — окликнул Игорь, — ты к нам заходи, когда есть захочешь. Тебя эти разборки не касаются, понял?

— Спасибо, — улыбнулся Леха.

— Правильно, — сказала Татьяна Георгиевна, — а то мы и тебя напугали…

Оля вернулась к себе. Ей надоело наблюдать за расследованием. Как оказывается, это долго и нудно. Всех опросить, все записать, найти несоответствия в показаниях. Да если бы она не видела убийство, никогда бы не догадалась, кто это сделал. Тут все какие-то подозрительные. Можно подумать, сговорились, натурально: «Убийство в восточном экспрессе». Жаль, нельзя сказать следователю, кто убийца, объяснить свое знание будет невозможно. Она посидела за столом, но после таких событий заниматься было невозможно, уснуть тоже, и немного погодя, ее снова потянуло туда.

Она не слышала, по-видимому, показаний Татьяны Георгиевны и Игоря, Ирины Сергеевны и Насти. Но успела прослушать Лину, ее как раз опрашивали.

Лина рассказывала, что была все время на кухне, туда же пришла помогать ей и Татьяна Георгиевна. Никуда не выходила, пока не позвала Софья Георгиевна. Алексей Михайлович напомнил ей:

— А с кем вы встречались? Валентина Ивановна рассказывала, что видела вас с каким-то мужчиной.

— Так это Михаил забегал, мой жених, на минутку. Зашел предупредить, что не заедет за мной, у него клиент был иногородний.

— Значит в холле-то ты была. Во сколько это было и кого еще там видела?

— Только старуху… Валентину Ивановну. Да Настя еще заходила на кухню.

— Когда?

— Это раньше было. Да еще к Ирине Сергеевне друг ее приходил.

— Во сколько? Какой друг?

— Да ходит к ней все время, только она прячет его, стесняется. Я тесто в это время ставила, значит, половина пятого было или чуть меньше. Руки у меня испачканы в муке, не могла открыть дверь, только выглянула в холл, хотела подойти к двери, спросить кто пришел, да крикнуть потом, чтобы кто-нибудь открыл, а там уж Ирина Сергеевна открывает и к себе повела своего мужика.

Позвали снова Ирину Сергеевну и Настю. С девушкой все было просто: Настя около четырех заглянула к деду, Лина как раз помогала ему подняться с дивана и пересесть в кресло, поговорила с дедом минут пять и ушла гулять до полшестого. После визита к деду заходила на кухню попить, глотнула апельсинового сока, вернулась домой примерно через час. С 16–10 и до 17–30 ее не было дома.

А вот Ирина Сергеевна разволновалась, на щеках у нее заалели красные пятна. Ей не понравилось, что о любовнике, оказывается все знают.

— В конце концов, я совершеннолетняя, никого не касаются мои личные дела! — заявила она.

— Совершенно верно, только почему вы скрыли, что у вас был гость?

— Вы хотите, чтобы я во всеуслышание объявила о визите моего друга? В конце концов здесь присутствует моя дочь, юная невинная девушка!

(Как сильно сказано! — поразилась Оля).

— Ну и сколько пробыл у вас ваш гость? Кстати, дайте-ка его координаты.

— Зачем? Он никуда из моей комнаты не выходил, ушел уже после всех этих событий, после того как шум подняли!

(Врет, — отметила Оля, — ее лысый сбежал раньше, шума еще не было. Он здорово наловчился ходить незаметно. Ирина Сергеевна и Настя ушли к себе).

Вернулся помощник следователя Николай, он опросил всех жильцов подъезда. Оля слушала, как он докладывал своему шефу: женщина из соседней квартиры рассказала, что где-то около пяти видела Владлена у почтовых ящиков, он просматривал газету и курил. А бабулька со второго этажа сообщила, что приходил ухажер Насти, она его знает, частенько наблюдает за ними из своей квартиры, когда они прощаются на углу. А Настю она заметила до его прихода, разминулись, значит. Больше ничего не выяснилось.

— Слушай, Коля, а что за газета на столе в кабинете?

Коля сбегал, это была «Вечерняя» за сегодняшнее число.

— Так, значит, этот Владлен заходил в кабинет. Он читал газету на площадке, а потом зашел к деду. Завтра с утра снова с ними надо поговорить.

— Может быть он с газетой зашел когда их позвали, после того, как обнаружили, что старику свернули шею?

— Может быть, но мы ему этого сразу говорить не будем, пусть оправдывается.

— Теперь надо выяснить, что это за жених у нашей девицы и заходил ли он в квартиру без нее.

Следователи собрались уходить, Оля тоже уже хотела вернуться к себе, но тут увидела Игоря в холле — он подошел к телефону, стал набирать чей-то номер и Оля задержалась, интересно ведь, кому он звонит.

— Будьте добры, пригласите Олю, — сказал он.

Ольга метнулась к себе.

— Оля, не слышишь, что ли? Тебя к телефону, — приоткрыв дверь в ее комнату, сказала мама.

— Оленька, у меня дед умер. Вернее его убили. Ты наверняка уже слышала, весь двор, набось, гудит… Теперь только об этом и будут судачить.

— Слышала… — говорить о том что она видела того, кто это сделал, Оля разумеется не стала, пришлось бы объяснять каким образом ей это удалось.

Игорь молчал, Оля поняла, что он не хочет с нею разговаривать. Зачем только звонил? Может быть он прав, лучше прекратить это знакомство. Пересмотреть их отношения в свете последних событий… Решила ему помочь:

— Тебе, наверно, не до меня… До свидания.

— Пока…

Она положила трубку, зашла к себе. Странные создания женщины, готовы беззаветно любить даже преступника, и невозможно как-то эти чувства регулировать, направлять… Но что же так торопиться плакать? Что-то слишком слезливая стала. Подожду до завтра. И Оля вытерла навернувшуюся слезу.

На следующий день она заглянула в отделение милиции. Конечно, незримо. Следователь как раз сидел за столом и разложив перед собой записи вчерашних опросов, просматривал их. Она смогла прочесть кое-что у него из-за спины. Так, про Софью она сама все слышала, а вот показания Игоря: пришел домой в 15–40, спал в своей комнате, пока его не позвали. О том, что он выходил ни слова… но там всем есть, что скрывать. Татьяна Георгиевна вернулась домой в 16–30, поговорила с отцом, потом с Ириной в коридоре, переоделась и пошла на кухню, там уже была Лина. Они пробыли вместе почти до шести. Да, Лина выходила ненадолго, ее вызывал в холл Михаил, тогда же она зашла в кладовку.

Появился Николай.

— Алексей Михайлович, все сходится. Я нашел клиента, говорит, водителя, Михаила не было ровно девять минут, он засекал. Фотографию опознал. Я заехал к Кобзевым, все проверил. Сам пробежал туда и обратно, ушло три с половиной минуты. А он не бегал, клиент сказал, спокойно пошел. К тому же Михаил еще успел и поцеловать свою телку, так что, на убийство времени у него не осталось. Такую пышечку я бы тоже не прочь поцеловать…

— Коля, и что тебя все время тянет на таких пышнотелых? Придушит ведь в кровати своими телесами. Сам худющий, ты хоть жрал бы побольше… Так, а что там Владлен новенького сказал?

— Крутился как уж, потом признался. Говорит, что забыл, во сколько выходил курить, потом заглянул к старику, тот был мертв. Он сразу пошел к жене. Небось, пошарил у старика в карманах. Нашли пустой бумажник под подушкой у Кобзева.

— Получается, что где-то в районе пяти все были по своим комнатам. Как раз в это время и произошло убийство. Кто же это был? Повод есть у всех. И у всех есть возможность… Верить никому нельзя, тут любой мог выйти на пару минут, вроде как в туалет. Но я думаю, это случилось внезапно, заранее не планировалось: кто-то зашел, увидел открытый сейф и свернул шею старику. Но тут надо силу иметь, скорее всего это сделал здоровый, крепкий мужик. Таких в квартире было трое Владик, Игорь, и Леха, да еще гости заглядывали, женихи.

— Алексей Михайлович, мы так и не знаем, кто был в туалете. Может еще кто-нибудь заходил к ним в гости?

— Давай сейчас еще разок пройдемся по всем фигурантам. Кому выгодна смерть старика? Всем, — ответил он сам себе. — Его деньги всем были нужны, им надоело ждать наследства.

— Выходит, в его смерти все заинтересованы, без исключений.

— Да, Коля, ты прав. Владик, говорят, постоянно пролетает со своими вложениями, квартиру уже свою продал, но вроде бы не успел еще спустить все деньги. У Игоря какие-то неприятности в клинике, хотя сотрудники его и покрывают, но ясно — деньги бы ему тоже не помешали.

— А у Лешки какой повод?

— Дед его выгонял. Алексей подростком состоял в группировке, привлекался за групповое нанесение побоев, отпущен за недоказанностью. Татьяна Георгиевна говорит, в последний вечер старик что-то уж здорово разошелся. Угрожал завещание переписать. Пусть не Лешка, так Олег бы пострадал, вот он и помог своему другу.

— А бабка тоже запросто могла шею свернуть, всю жизнь работала на мясокомбинате. Здоровая, как мужик.

— Ну, это вряд ли.

— А что, помочь сыну получить деньги… На нее никто не подумает…

— А на сына могут подумать, что же, она его бы так подставила? Нет, ты заигрался. А там кто его знает… — он задумался. — Старуха может и признаться, чтобы сына спасти, понадеется, что такой старой будет снисхождение… Нет, скорее всего, это сам Владик. Да.

— Ну что, взять его? Посадить, у нас быстрее расколется…

— Нет погоди еще немного. Ты выяснил, что там за друг у Насти?

— Лина рассказала, есть некий Фарид, это он приходил. Лина в это время была в чуланчике у входа, хлопнула дверь, она выглянула, думала, что это Михаил вернулся, но увидела Фарида. Сиделка ему сказала, что Настя вроде бы ушла, и сразу прикрыла за собой дверь в чулан. В общем, она думала, что узбек ушел, но дверь за ним не закрывала. Кстати, старик знал об этом женихе, сам Лине говорил, смеялся над внучкой и грозился выгнать ее из дома вместе с матерью. Надоели шашни этих шлюх, так и сказал.

— О как! Слушай, а кто открыл Фариду?

— Может быть, у него были ключи?

— Вот с ключами давай разберемся. Поехали к ним.

Оля вернулась к себе и привычно создала рабочую обстановку на столе, потом подумала — как странно, сейчас ей вроде не хватает противного старикашки. Удивительно, пока он был жив, казался таким отвратительным, а сейчас вспоминает о нем, как о герое фильма, да, не очень симпатичном, но который так оживлял скучную повседневную жизнь. Чтобы окно не отвлекало, задернула штору, разложила на столе исходные материалы для диплома, попыталась настроить себя на деловой лад, но работать все равно не хотелось. Сидела, бестолково перебирая листы, потом раскрыла аналог своего диплома, — удалось выпросить в архиве у знакомого архивариуса. Пока голова не варит, надо хотя бы механическую работу поделать. И начала старательно переписывать вступительную часть пояснительной записки, она у всех практически одинаковая. Часа два работала, даже об Игоре не думала все это время. Убит человек, такое значительное, ужасное событие, а Ольга не могла избавиться от своих переживаний. Была ли любовь, внезапно охватившая ее целиком, в этом виновата, или просто несовершенство ее личности, но думала она с утра до вечера только о нем, своем ненаглядном. И как бы ни убеждала себя не паниковать, не торопить события, ничего не могла с собой поделать: страдала, считала себя брошенной. От этого, наполовину выдуманного горя, не могла ни о чем соображать, забросила диплом. Временами ее охватывала полнейшая апатия, не было сил заставить себя пошевелиться, валялась в кровати почти до обеда. Вставала только перед приходом родителей, лишь для того, чтобы избежать расспросов. Оля надеялась, что вечером Игорь обязательно позвонит, но он не звонил. Проверила, дома его не было, опять дежурство? Что-то слишком часто. Все, завтра она не будет вечером сидеть одна и ждать его звонка. Не хочет ее видеть и не надо, пусть варится в своем котле. Она отключит мобильный телефон и уйдет гулять.

На следующий день Татьяна Георгиевна и Лина занимались генеральной уборкой, Оля раньше слышала, что скоро привезут покойника из морга, они готовятся к похоронам. Татьяна Георгиевна время от времени вспоминала, что надо позвонить еще кому-то, и то и дело подходила к телефону, звонила, извещала друзей, своих и отца, бывших сослуживцев Георгия Ивановича. За прошедшие полгода знакомства с семейством Кобзевых Оля выяснила, что он был когда-то директором завода, работал пока мог, а потом приватизировал его, и, в конце концов, сам же толкнул станки за границу, как металлолом, пустые здания сначала сдавал в аренду, затем и вовсе продал, а деньги отправил на свой счет, опять же, за рубеж. Ясно, сумма там была очень большая, то-то все родственники вились до последнего дня вокруг язвительного старика, терпели все его выпады.

У Кобзевых сегодня было очень много людей, посетители шли потоком, и вся родня опять была в сборе. Игорь сидел у гроба, мрачный, угрюмо кивал входящим, жал руки. Оля вздохнула, конечно, ему не до нее. Она понаблюдала за ним некоторое время и ушла. Тайком присутствовать на похоронах — идея не из лучших.

Потом решила поинтересоваться, как идет расследование, чтобы уж после не отвлекаться от своего диплома. Алексей Михайлович опять перебирал свои заметки и она прочитала кое-что из показаний Ирины Сергеевны. Та припомнила, что когда сидела в комнате со своим другом Гриневым (кстати, Оля знала, как его зовут: Вилиор — аббревиатура слов: Владимир Ильич Ленин и Октябрьская революция, очень подходящее имя для человека с уголовным прошлым) в комнату заглянул незнакомый нерусский парень, извинился и захлопнул дверь. Ирина решила, что это был друг Олега, что он перепутал комнаты. Насколько она помнит, молодой человек заглядывал уже после прихода Татьяны, а когда та пришла, Ирина Сергеевна знает точно, потому что глянула на часы, услышав как Георгий Иванович ругается с кем-то, так ей показалось… Она выглянула в коридор, поздоровалась с Татьяной и после этого вернулась к себе и уже не выходила до шести. И ее гость из комнаты не выходил вообще, пока она не услышала как вызывают скорую помощь.

Оле надоело это нудное расследование, когда же следователь докопается до истины? Кажется, он скоро утонет в этих мелких подробностях: кто ушел, кто пришел, с кем и где сидел. К тому же каждый жилец этой нехорошей квартиры немного врет.

Диплом начал медленно, со скрипом двигаться. Она сидела с ним наедине и выдавливала из себя знания, все до мельчайшей крупицы. Можно сказать, отдавала себя всю до капли, он ее высасывал. И осталась к вечеру совершенно без сил, ни физических, ни моральных. В неравной борьбе диплом ее победил. Не было чувства удовлетворения от проделанной работы, нет, скорее полное опустошение. Настроение, разумеется, не улучшилось. Не хотелось видеть даже родителей и несмотря на проливной дождь, неуместный среди зимы, она пошла бродить по улицам. Свой телефон специально не взяла с собой, чтобы не ждать звонка от Игоря, и чтобы случайно не позвонить ему самой. Она шлепала по лужам, мимо проезжали машины, освещая фарами бесконечные нити дождя. Какой-то парень, тоже под зонтиком, подошел к ней.

— Привет.

Оля равнодушно глянула на него:

— Привет, — и отвернулась.

Парень шел и шел рядом.

— А ты не очень то разговорчивая.

— Ты тоже.

— Ну давай познакомимся, раз уж мы так похожи. Меня зовут Сергей.

Оля промолчала.

— Девушка, ну ответьте, пожалуйста! Что же мы так и будем идти рядом молча?

— Нет настроения.

Попутчик все не отставал, время от времени бросал короткие замечания, Оля не всегда отвечала. Потом у них все-таки стал получаться более-менее связанный разговор, перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Спустя минут сорок она тоже сказала как ее зовут. Ольга уже промокла и устала, но идти домой упрямо не хотела, она знала — сразу бросится проверять нет ли пропущенных звонков от Игоря…

— Посидеть бы где-нибудь, но у меня нет денег на кафе… — сказал Сергей.

— И у меня нет.

— Пойдем ко мне, послушаем музыку, я рядом живу.

— Ну конечно, сейчас! — сказала она с иронией.

— Да чего ты боишься, я не насильник. Пошли, у меня такие записи есть, сотни дисков, и ауди, и видео!

Ольга посмотрела на него: нормальный парень, глаза умные, смотрит открыто, ничего подозрительного, и вдруг согласилась, сидеть слушать музыку в тепле — все лучше, чем бродить по лужам в промокших сапогах.

— Ты точно не вообразишь чего-нибудь?

— Да брось ты, пошли.

Он и в самом деле жил неподалеку, снимал маленькую обшарпанную квартирку. Выгоревшие обои, поцарапанный стол, диван явно ободрали собаки или кошки. Но музыкальная техника у него была супер, колонки висели по стенам и стояли по углам, полки завалены дисками и кассетами.

— Вот, пришлось переписывать с одного носителя на другой, быстро устаревают, — объяснил он. — Смотри на дисках, тут почти все.

Ольга закопалась в дисках. А Сергей вышел, вернулся с бутылкой водки, и стаканами. Придвинул столик к дивану.

— Выпьем?

— Ты что? Я не пью. Я пришла только послушать музыку или мне сразу уйти?

— Слушай, я же просто так, символически… Давай чуть-чуть, за знакомство.

— Я совсем не пью.

— Ну что ты заладила: «не пью, не пью», ну и не пей. Это же просто так, чтобы легче общаться. Что ты хозяина обижаешь? Я тоже не собираюсь напиваться. Садись. — Он поставил запись группы «Би — 2» и сел рядом.

Оле показалось неудобным и дальше отказываться, она глотнула капельку, запила соком. Сергей придвинулся ближе, обнял, она попыталась отстраниться, но он прижал крепче, поцеловал. Он был такой сильный. Девушка отодвинулась.

— Слушай, ты же обещал без этого! Не надо…

— А как без этого?

— Ну, ты борзой!

Парень снова обнял ее и, целуя, начал живо расстегивать на ней рубашку. Ольга энергично сопротивлялась, но он действовал сноровисто, ловко, как фокусник. И через минуту на ней не было ни рубашки, ни бюстгальтера. Оля пыталась хватать свои вещи, прикрываться ими. В горячке она даже забыла, что нужно кричать, и молча изо всех сил сопротивлялась, а Сергей не обращая на ее действия никакого внимания, уже сдернул с нее джинсы, шустро расстегнул свои… Ольга все никак не могла выскользнуть из-под него, но в последний момент ей это удалось, она кинулась к окну:

— Я буду кричать, разобью окно… — Девушка подняла стул и держала его, готовая выбить стекло.

Он шагнул, было, следом, но потом остановился, удивленно глядя на нее.

— А зачем же ты шла? Ты что дура? Не знаешь для чего девушку ведут домой? Зачем снималась на улице?

— Я не снималась! Ты же говорил, музыку слушать будем… Сказал бы, что тебе нужно. Десять раз тебя предупреждала, что ничего не будет, это ты тупой! Помешался на сексе! Не встречал, что ли, нормальных девчонок?! Выпусти меня, или я буду орать…

— Ну и топай отсюда, — он как был, в расстегнутых джинсах выскочил из комнаты.

Ольга не выпуская дверь из виду, проворно оделась, почти также быстро, как он ее раздевал, осторожно выглянула в коридор. Хозяина не было видно и она шмыгнула ко входной двери, и стала лихорадочно возиться с замком.

— Оля, подожди! — Сергей услышал звяканье и вышел из кухни: — Все, все, не бойся, я уже успокоился. Ты извини меня, я полный идиот. Не убегай, давай правда музыку послушаем.

— Я буду орать! — в руке она держала оружие: початую бутылку водки, которую прихватила со стола.

Он остановился, не решаясь приблизиться к ней, видя, в каком она состоянии.

— Ну пожалуйста, не уходи! Ну дурак я, не разобрался.

Ольга открыла наконец дверь, поставила бутылку на пол, выскользнула за дверь и кинулась вниз по лестнице.

— Не веришь? Ну прости меня, я ошибся! Больше это не повторится! — он показался в открытой двери.

Следом за ней босиком выскочил на грязную бетонную лестничную площадку и продолжал:

— Давай встретимся завтра, погуляем, ко мне не будем заходить. Оля! Ты мне правда понравилась! Честное слово! — он кричал ей вслед, перегнувшись через перила. — Ну извини меня, Оля!

Ольга не оглядываясь летела вниз, перескакивая через ступеньку, хлопнула обшарпанной дверью подъезда и даже по улице продолжала бежать. И только через квартал, запыхавшись, пошла уже тише. Шла домой и ругала себя, ну идиотка, поперлась к незнакомому человеку! Этот инцидент встряхнул ее, она немного пришла в себя.

Мама в этот день тоже пришла расстроенная, у нее была какая-то проверка на работе, что-то оказалось не в порядке. Оле даже стыдно стало: зациклилась на Игоре, ничего вокруг не замечает. Чтобы поднять настроение матери принялась гладить белье, обычно этот прием действовал безотказно. Взяться за ворох стираных простыней и наволочек без напоминаний — это дорогого стоит! Ее мать, смешливая толстушка, никогда не могла устоять против такого маневра, а тут заглянула в комнату, пробормотала: «Вот умница» и вышла не улыбнувшись. Не помогло. Да, срочно нужно предпринять что-то радикальное. Оля выбрала мамины трусы, из них можно было бы сшить юбку на саму Олю, натянула их на голову, просунув лицо в пройму. Получилось что-то вроде чепчика из рыцарских времен, и в таком виде потопала на кухню за водой для утюга. Мама не поднимая головы чистила картошку. Оле пришлось долго вертеться перед ней, наконец мать взглянула на нее, раз, другой. Вот она поняла, что у дочки надето на голове и расхохоталась. Оля поцеловала ее и довольная проделанной работой, пошла продолжать свой тяжкий труд — еще были не выглажены отцовские рубашки.

Они не виделись уже несколько дней. Ольга торопилась в университет, когда ее догнал Игорь.

— Оля, скажи, я тебе надоел?

— Почему это?!

— Ты же не берешь телефон, бросаешь трубку после пары фраз… Или я тебя чем-то обидел?

— Нет, просто, думаю, тебе не до меня…

— Мне всегда до тебя. Только извини, погулять не сможем, некогда. Не обижайся, сейчас у меня действительно трудное время. — Он придержал ее за руку, заглядывая в глаза. — Значит все в порядке?

— В порядке.

Оба торопились. Дальше Оля уже не шла — летела, как на крыльях: стоило только ему сказать ей пару слов и все, мир снова расцвел яркими красками! Что ей еще нужно? Лишь бы Игорь смотрел на нее, лишь бы она была ему нужна. Конечно она подождет его, пусть занимается своими делами. Сколько надо, столько и подождет! Эта встреча так подействовала на нее, что она даже на консультации лучше стала соображать, сразу нашла ошибки в своей работе, быстро исправила. Теперь с удовольствием займется своим дипломом. Но вернувшись домой первым делом проверила, как идут дела у следователя, вычислили они преступника, или еще топчутся на месте. Там был и молодой помощник.

— Алексей Михайлович, почему все врут? — удивлялся он.

— Это еще не врут, Коля, тут кто-то что-то забыл, или испугался, или человеку неловко признаться в неблаговидном поступке. Заметь — не в преступлении, а в каком-нибудь проступке! Это просто первая реакция любого, не хотят люди трясти своим грязным бельем принародно. Так, надо еще разок всех опросить. Кто-то темнит. Давай, Коля, разделимся. Вот эти — тебе, остальные — мне. Ты поговори с Михаилом, он никого не встречал на лестнице?

— Игорь очень подозрителен. Чтобы хирург не смог определить, что старику свернули шею?! Трудно в это поверить, скорее всего надеялся, что врач из скорой не сообразит, тогда бы все было шито-крыто. Но, он такой интеллигентный…

— А что интеллигенты не убивают?

— Нет, мне кажется что это Фарид. Ему же сказали, что Насти дома нет, но он все равно прошел в квартиру, у него было вполне достаточно времени, чтобы пришить въедливого старика.

— Коля, Коля, остановись! Зачем ему убивать? Даже если дед и был против их встреч, сейчас не то время, чтобы девушки ждали согласия близких родственников для встреч с парнем. Нет. Ты бы просил разрешения у родителей?

— Нет… Ну, значит, Леха! Точно, он, Алексей Михайлович, он! Больше некому! Вы только посмотрите, вот и вот, — он листал записи, — все родственники говорят, дед все время гнал его в шею из своей квартиры, а куда ему идти? Здесь он был сыт, вот и пришил старичка. Лоб здоровый, для него это не составило труда.

— А я все больше склоняюсь к Владику… Темнят они с женой. Давай-ка еще раз пройдемся по всему списку… И надо выяснить чьи ключи были в сейфе. Сегодня займусь блокнотом из сейфа…

Похоже, они еще долго будут копаться в своем списке.

На следующий день Оля увидела, как в подъезд дома напротив вошли Алексей Михайлович и Коля. Интересно, что они еще хотят здесь увидеть? Она ринулась за ними в квартиру Кобзевых. Там следователь прошелся по всем комнатам, заглянул даже в кладовку и туалет, а она раньше не замечала, что у них есть еще один туалет, все-таки обзор у нее довольно ограниченный. Татьяна Георгиевна была уже дома. В квартире непривычно тихо, пусто: не хватало Софьи с ее семьей, парней. Игоря тоже сейчас не было. Ирина смотрела телевизор у себя, не было дома и Насти.

Алексей Михайлович сразу проверил, как закрывается дверь во второй туалет. (И что они прицепились к этому туалету?! Неужели они не видят очевидного?) Выяснилось, если изнутри никто не заперся, дверь вообще остается чуть приоткрыта. Она сама слегка отходила от коробки.

— Так, кто же там был?

В туалете был Леша. Но он выходил всего на пару минут, Олег божился, что дверь в его комнату оставалась приоткрытой, и он бы увидел, если бы Алексей пошел в сторону холла.

(Ха, она-то помнит, как эти голубенькие мальчики препирались, Олег даже не видел и не знал что Лешка выходил из комнаты, пока тот сам не сказал ему).

Коля беседовал на кухне с Линой.

— А Фарид точно сразу ушел?

— Не знаю…Я искала сушку, услышала звонок, выглянула, открыла и этот Фарид зашел. Я сказала ему, что Насти нет и вернулась в чулан. Он сказал, что оставит кое-что для Насти здесь в холле, на тумбочке, полез в портфель, а я вернулась в чулан. Нет, дверь за ним не закрывала, а что ее закрывать, хлопнет и все, сама закроется. А, — вдруг вспомнила она, — на нижней полке сухофруктов не было, надо было лезть наверх, только я хотела поставить стремянку, как услышала паркет-то скрипит. Значит, он не поверил, подумала, пошел к Насте в комнату, проверяет.

— Так, а почему вы решили что он пошел к Насте, а не к старику?

— Так паркет скрипит только в коридоре, в холле нет. Значит он туда прошел. Вот. Только я встала на ступеньку, слышу, снова паркет скрипнул и дверь входная потом хлопнула. На всякий случай выглянула — никого, вышел. То-то же, думаю, убедился, а мне не верил!

— Но это мог кто-то другой пройти по коридору, а потом выйти на площадку. И долго вы там пробыли, в кладовке?

— Сушку достала и еще банки в порядок привела, расставила все по порядку. Минут десять, наверно, а может и больше. Пока искала внизу, потом лестницу ставила, порядок наводила. Да, минут пятнадцать прошло.

— Больше никто не проходил мимо?

— Ой, и правда проходил… Сейчас только вспомнила, я же слышала снова дверь хлопала. С лестницы только спустилась, звонка не было, значит вышли. Я еще подумала: Иваныч, что ли, ушел гулять, ну в шутку так подумала.

— А почему именно Иванович?

— Так паркет то не скрипел, а Татьяна Георгиевна на кухне за молоком следила, не могла оттуда выйти. Остальные все проходят через коридор, паркет бы скрипел.

— Есть! Вы слышали, как ушел убийца! А вы не выглядывали в холл?

— Выглядывала, никого опять не было. Бог ты мой! Хорошо, что я не выглянула раньше! — Лина закрестилась.

— А если это Влад? — глаза у Коли горели охотничьим азартом. — И потом ушел на лестницу.

— Господи! Да зачем же ему убивать деда?

— А деньги? Денег-то ему Кобзев не дал?

— Он бы дал, сам мне говорил. Ну их, говорит, понаехали сюда, дочь бестолковая, и муж у нее недотепа, лучше уж дать им на квартиру, пусть своего Олега заберут, все здесь будет свободнее. Еще бы от Ирки избавиться! Так он говорил. Хотел на мне жениться. Как, говорит, разгоню отсюда народец, так и поженимся. Будем жить с Танюхой и Геркой.

— Так Влад не знал, что он им даст деньги.

— Да что там не знал, каждый раз одно и то же: сначала отказывает, потом дает. Он Соньку больше всех детей любил, она на него похожа.

— А у Фарида были ключи от входной двери? Он не мог вернуться?

— Нет… Всегда звонил.

— Так, что мы имеем: из квартиры предположительно во время убийства вышли два человека — входная дверь хлопнула дважды.

Это расследование напомнило Оле какой-то тягучий сериал, она пропускала пару серий, но потом легко входила в курс, потому что следователь и его помощник без конца обсуждали все события.

На следующий день Оля была свидетелем очень неприятного разговора: Игорю предъявили обвинение в убийстве деда.

— Да зачем же мне было его убивать?!

— Нам известно, у вас были проблемы на работе и срочно требовалась большая сумма, дед не давал таких денег. И у вас была возможность — никто не знает, чем вы занимались с четырех и до полшестого. Как хирург, вы бы сразу определили, что старик убит, но вы хотели скрыть это.

Разговор происходил в присутствии Татьяны Георгиевны, при таких словах она сначала просто потеряла дар речи, потом кинулась на защиту сына.

— Почему именно он? Да тут всем деньги нужны. Нашли причину! Так можно любого человека арестовать. Хотя бы Влад! Ему тоже нужны деньги!

— У него алиби.

— Какое? Жена?

— Нет, в данной ситуации это не алиби, нет. Влад был у молодой соседки этажом ниже. Он вышел из квартиры до вашего прихода, как только жена заснула и спустился вниз. Вернулся в полшестого, в это время его и видела другая женщина. Он сделал вид, будто бы читает газету на своей площадке.

— Нет, что-то здесь не так! А эти ребята, Алексей, и парень Насти? Почему их вы не подозреваете?

— Ну у них нет причин убивать. Алексей не боялся старика, не обращал на него внимания, совершенно не зависел от него, а Фарид уезжал, он зашел попрощаться с Настей, билет у него был куплен заранее, хотел оставить ей записку, но в Настиной комнате была ее мать, и он передумал. Сами посудите, зачем ему вешать на себя убийство инвалида, только из-за того, что дед был против его встреч с внучкой. Их отношения все равно бы прекратились. Он ведь и так уезжал, кстати на свою свадьбу. У него дома была невеста.

— Это снимает подозрения с Фарида, но меня почему вы подозреваете? Просто оттого что не нашли настоящего убийцу? Где же ваши доказательства?

— Есть и доказательства. Блокнот узнаете?

— Ну похож на мой, ну и что?

— Это точно ваш, — он открыл блокнот, — ваши записи?

Игорь кивнул:

— Мои.

— Мы нашли его в сейфе Георгия Ивановича. Когда вы могли оставить там свой блокнот?

— В сейф я не мог его положить. Наверно, на столе у деда забыл, я часто к нему захожу, работаю у него, вот и выронил. А в сейф его мог бросить сам дед, он же любопытный был: взял, посмотрел, потом зачем-то спрятал, он любил так подшучивать, а, возможно, не собирался прятать, случайно положил, перед тем как убийца вошел…

— Вот ваши показания, здесь вы заявляли, что в этот день к деду не заходили, только после того, как обнаружили тело.

— Ну да, все правильно, блокнот раньше наверно, в кабинете оставил, или дед его взял в холле около телефона, я его там часто забываю.

— Да нет, не раньше, по вашим записям в этом блокноте понятно, что вы их сделали только в день убийства. А дед, кстати, в этот день не выезжал из кабинета, даже обед ему туда приносили.

— Если бы он на минутку выехал, никто бы и не заметил.

— И по телефону никто не звонил, Лина не слышала этого. Если вы не звонили, зачем бросать блокнот рядом с телефоном?

— Алексей Михайлович, да он посидит у нас, сам признается, все как было, распишет.

— Подожди, Коля, пусть нам Игорь сначала покажет свои ключи.

— Какие ключи?

— Да от квартиры.

— Я потерял их…

— А я даже знаю где, — в сейфе у Георгия Ивановича. Могу рассказать, как было дело. Вы вошли в квартиру, заглянули к деду, о чем-то с ним поспорили, и в состоянии аффекта свернули голову старику, потом увидели раскрытый сейф, деньги. Дальше все ясно: решаете заодно поправить все свои проблемы материального плана, то есть, ограбить покойничка. Деньги из сейфа вытаскивать было неудобно: в руках блокнот, ключи, вот вы их автоматически и бросили в сейф, забрали оттуда все деньги, — доллары, как сказала Лина, и захлопнули дверцу, потом спохватились, но поздно, открыть и взять свои ключи уже нельзя, кода вы не знали.

— Это полная чушь! Голову свернуть можно, ключи не мешают, а деньги брать мешают…

— Ну это вам виднее, вот и расскажите, как все происходило. Сразу, что ли их туда бросили…

— Я не убивал.

— Дверь вы открыли своим ключом, вам никто не открывал, никто не слышал звонка, а сейчас у вас ключей нет… Да если бы и были, дубликатов можно наделать, но на ключах в сейфе ваш брелок, все его опознали… Придется проехать к нам, посидите, подумаете, у нас все условия для этого… Там сразу все по-другому начинают соображать, память улучшается.

— Ну о ваших методах все знают, вместо того, чтобы искать настоящего убийцу, хватаете невинного и выбиваете показания. — Игорь упрямо вскинул голову.

Татьяна Георгиевна в растерянности смотрела на сына, на следователей.

— А письмо?! — вдруг вскрикнула она.

— Какое письмо?

— Когда я пришла отец читал письмо и кричал что изменит завещание!

— Завещание? А где же оно?

— Наверно у нотариуса.

— Коля, займись этим завтра. А письма никакого не находили.

— Так значит его забрал убийца! Как вы не понимаете, это же улика!

Ну и ну! Игоря обвиняют! Так, значит ей надо вмешаться, дело принимает очень серьезный оборот — заволновалась Оля. Как же ей быть? Позвонить и сказать, что она умеет переноситься, душа, мол, у нее отлетает и подглядывает за соседями?! Что она видела, кто вертел в руках блокнот Игоря, а его ключи, небось, уже были в кармане убийцы. Но не могла она этого видеть из окна своей комнаты…

Письмо! Почему старик тогда так радовался? Как он говорил? Бомба! Точно, письмо он называл бомбой. Ирина Сергеевна рассказывала об этом письме своему другу, но в нем не было ничего такого серьезного. Что-то по поводу прописки, что ли. И о Насте она что-то говорила, дочь она или не дочь Юрия, но какая разница, если сына Георгия Ивановича, Юры, уже нет в живых? Ну кто же будет из-за этого убивать? Стоп, если Настя не внучка старику, ей не положено наследство, а тогда зачем бы Игорю убивать деда… Он наоборот бы дождался, чтобы дед изменил завещание.

Срочно надо передать письмо следователю, уж он-то не дурак, сообразит. Как это сделать? Да надо просто сказать, что она могла видела в окно, как Георгий Иванович прячет письмо! Точно.

Она сразу позвонила Игорю. Трубку поднял Коля, и нехотя, но все же подозвал Игоря, тот взял трубку и по его голосу Оля почувствовала — ему явно не до разговора.

— Как дела?

— Да ничего хорошего. Извини, я не могу сейчас говорить, здесь милиция.

— Ну что ты так уныло! Тебя же не арестовывают!

— Но хотят, говорят, что я самый подозрительный человек в нашей семье: во-первых, сильный, во-вторых, сразу не заметил, что деду шею свернули. То есть, хотел скрыть убийство, и мне нужны деньги, к тому же в кабинете деда нашли мой блокнот. Этот мой блокнот и мои ключи, найденные в сейфе у него, стали главной уликой!

— Игорь я видела в окно, Георгий Иванович читал что-то, потом спрятал листок в книгу на окне. Это было часа в четыре в день убийства. Вдруг там что-то серьезное… Посмотри, книга так и лежит за шторой, мне ее видно отсюда.

— Спасибо, надо посмотреть. Мама тоже говорила о каком-то письме…

Он положил трубку, вернулся в кабинет и обратился к следователю:

— Я подумал, дед имел привычку различные бумаги, письма, счета, да все, что подвернется под руку, использовать вместо закладки. Надо просмотреть книги, возможно это письмо и найдется.

— Да тут книг довольно много… Ну, просмотреть можно. Коля, займись.

— Дед обычно читал у окна, может быть книга там и осталась, на подоконнике?

Коля шустро вскочил, отдернул штору, схватил тяжелый том, раскрыл его.

— Точно, есть, вот оно! — он торжествующе поднял исписанный лист.

Алексей Михайлович подозрительно посмотрел на Игоря, но все же прочитал сначала сам, потом отдал письмо Коле. Оля тоже прочла его через плечо милиционера. Письмо произвело впечатление на Алексея Михайловича.

Но Ирина отказалась признаться, что она оставила это письмо в кабинете в день убийства и что именно оно так разозлило старика, заявила, что давно его потеряла, а конверта не было. «А если бы и в этот день, так что?!» — защищалась она. Это еще ничего не доказывало, у нее алиби — с ней постоянно был ее друг Гринев. Кстати, нашлась амбарная книга старика, в нее он заносил все расходы. Выяснилось, Настя постоянно тянула у деда денежки, вроде понемногу, но когда сложили — получилось внушительно. Да и вряд ли Ирина Сергеевна или Настя смогли бы свернуть шею старику.

Софья и Владик получали ежемесячно от отца кругленькую сумму. Вот так старый хрыч! Ворчал, ворчал, но все равно поддерживал непутевого зятя и неудачливую дочь. Поэтому Владу совершенно не было смысла убивать его. И тот факт, что Владик заходил к Кобзеву около шести, тоже сыграл в его пользу. Убийца не вошел бы случайно, по забывчивости, к своей жертве. Софья вдруг вспомнила, что видела в приоткрытую дверь, что Лина после визита Михаила, заглянула к хозяину, до того, как к нему зашел Владик. Сиделка расплакалась и призналась, что точно видела хозяина мертвым, и что это она взяла деньги из бумажника, бес попутал, потому и смолчала о его смерти.

В общем, у всех есть алиби кроме Игоря, и хотя следователь наедине с Николаем признавал, что вряд ли Игорь убил старика, что ему не было смысла делать это, но других кандидатов не было. Ключи и блокнот Игоря, найденные в сейфе, перевешивали здравый смысл. Завещания в квартире не было, но нашлась копия у нотариуса.

Письмо однако, сыграло свою роль: Ирина Сергеевна и Настя решили уехать к себе. Оля понаблюдала, как они складывали свои вещи: Ирина Сергеевна аккуратно сворачивала каждую тряпочку, а Настя зло кидала свои в раскрытую сумку. Глянув на утюг на гладильной доске, она вдруг заявила:

— Сейчас написаю в утюг, пусть тетка Танька потом гладит!

Вот артистка!

Оля поняла: надо что-то делать. Придется ей, так сказать, засветиться, помочь следствию. Да, ситуация еще та. Если она промолчит — Игоря могут посадить, если заявит о себе — Игорь может ее бросить. Скорей всего так и будет. Человек узнает, что его девушка наблюдает за ним день и ночь, и какова будет его реакция? Естественно, прекратит всякие отношения с таким уникумом, как она. Это во-первых, а во вторых, несомненно кто-то еще узнает о ее способностях, следователь, его помощник, да мало ли кто еще… Что тогда будет с нею? Отец будет возмущаться, когда узнает о ее решении, не простит этого… Он столько раз убеждал ее никому не говорить, скрывать свои аномальные способности, боялся что это случайно откроется. Но другого выхода нет, надо сказать о том, что она видела убийство. И поплелась к родителям объявить о своем решении. Отец тихонько заматерился, мама охнула:

— Ну да, Игоря спасешь, а что с тобой потом будет? Нельзя нашу тайну раскрывать!

— Эх, мать! Что без толку говорить! А как она жить будет, если Игоря посадят зазря?

— Я попытаюсь сначала так все представить, как будто у меня очень хорошее зрение…

Отец махнул рукой:

— Да как ты представишь? В милиции не дураки, ладно, может быть и сойдет, полно всяких экстрасенсов развелось…

Оля долго собиралась с духом, потом позвонила Алексею Михайловичу и заявила, что видела в окно убийство и может опознать убийцу.

— Простите, девушка, а почему вы так долго молчали, почему сразу не сказали, что видели убийство?

— Боялась, всегда подозревают того, кто сообщает об убийстве.

— Вы считаете, на вас могли подумать, что вы свернули шею незнакомому старику?! Так, оставим эту тему пока открытой. Ну и кто этот убийца?

— Я могу описать его внешность, он любовник Ирины Сергеевны, кто-то мне говорил об этом во дворе. Я смогу описать его внешность.

— Послушайте, а с кем вы знакомы, с Игорем, Олегом, Алексеем?

— А причем тут это?

— Хотите спасти своего парня, так?

Оля не знала что и сказать, кто-нибудь наверняка видел ее с Игорем во дворе, ей не поверят.

— Молчите? А я скажу вам почему: потому что вы подружка кого-то из этой троицы, скорее всего Игоря, и хотите спасти своего милого, узнали, что ему предъявлено обвинение и решили лжесвидетельствовать. Чего не сделает влюбленная женщина… Ради любви можно и соврать, так?

— Нет, не так. Я вам все объясню, только у меня есть условие: никто не должен знать о нашем разговоре, Игорь тоже. И своим сотрудникам не говорите, пожалуйста. Приезжайте ко мне домой, я вам все расскажу и докажу.

— Что же это за тайны?

— Я вас очень прошу, приезжайте.

Алексей Михайлович вскоре приехал. Оля провела его к себе.

— Вот мое окно. Я тут сидела, делала диплом, у меня есть такая привычка нехорошая — глазеть в окно. Ну я так снимаю усталость, отвлекаюсь от работы. Шторы у Кобзева всегда были раздвинуты, а зрение у меня хорошее. В тот день я все видела: он сидел в своем кресле у окна, потом отъехал, взял что-то со стола и вернулся с листом бумаги, прочитал, повернулся и спрятал этот листок в книгу на окне. После этого я вышла из комнаты, мама меня позвала. Вернулась через полчаса, смотрю старика на месте нет, я сразу не заметила, что он в другом углу комнаты, привыкла, он всегда слева у окна сидит, а тут переехал. Потом заметила его, около него еще кто-то стоит, сначала я не поняла, что этот мужчина делает, массаж что ли, или обнимает старика, а потом вдруг стало ясно. Он его душил или шею ему сломал, что-то такое… Я испугалась, не знала что сделать, дома как раз никого не было… Потом, думаю, может быть, мне показалось, не было никакого убийства, может наоборот инвалиду плохо стало, а то лысый мужик ему помощь оказывал… Стояла просто и смотрела, все произошло очень быстро… Мужик шагнул в сторону, взял что-то из сейфа, вроде бы часы, несколько листов, мне показалось это были какие-то бланки и пачки долларов. Старик так и сидел в кресле, я не видела чтобы он шевелился, а этот человек вышел из комнаты, потом гляжу, он уже на улице, садится в машину. Номер машины помню.

— Вот так отсюда ты все и разглядела?

— У меня правда очень хорошее зрение. Потом я видела, как в комнату зашла прислуга, Лина, она что-то взяла из-под подушки, и вышла. А несколько минут спустя зашел другой дядька, гостит у них.

— Это кто же тебе так подробно все рассказал, Игорь?

— Хотите, докажу, что я все вижу?

— Хочу. — Оля явно понравилась следователю, он слушал девушку благосклонно, с улыбкой и согласился на проведение смешного, на его взгляд, эксперимента. — Но пока ты доказываешь только то, какая ты верная подруга, пытаешься спасти своего парня, молодец, конечно, но со мной этот номер не пройдет.

— Я могу рассказать, что там лежит на столе.

— Верю, Игорь тебе все рассказал заранее, да? А вот я сейчас отправлю туда своего помощника, Николая, он будет там что-нибудь делать, брать в руки, а ты тогда попробуй расскажи, что там видишь. Карты у тебя есть? Обычные, игральные.

Алексей Михайлович взял карты, вышел, обговорил со своим помощником все тонкости эксперимента и вернулся, он оставался с Олей у окна, а своего Колю отправил к Кобзевым, тот с восторгом бросился выполнять задание. В кабинете Георгия Ивановича верный Коля подошел к окну, уселся в кресло и вынул карты. Поднял карту и показал ее в окно, что-то записал на листочке, по-видимому масть и количество очков, потом следующую карту и так несколько штук. Ясное дело, отсюда Оля никак бы не смогла разглядеть, какую карту ей показывают.

У Алексея Михайловича зрение было плохое, он узнал своего сотрудника только потому, что знал, кто там должен находиться. И был уверен, карты, которые поднимал Коля, назвать совершенно невозможно, не верил, что Ольга сможет это сделать. Он с насмешкой смотрел на девушку.

— Да, чего не сделаешь ради любимого. Такая самоотверженность, конечно, похвальна, но эта задача, думаю, тебе не по силам.

Да, задача была сложная, Оле было необходимо на секунду скользнуть туда и в тоже время сохранять нормальный вид здесь. Она это делала впервые в присутствии постороннего человека, но рискнула. Стоя рядом с ним, она заметила, как напряженно вглядывается в окно Кобзевых Алексей Михайлович и решила, что успеет посмотреть на карты и вернуться, что следователь не обратит внимания на странное выражение ее лица, когда она будет переноситься напротив. Так и сделала. Только глянула и назад. Хорошо что Коля записывал карты, это давало Оле время скользить туда-сюда. Алексей Михайлович в самом деле ничего не замечал, он напряженно вглядывался в окно и тоже записывал называемые Олей карты, на нее он не смотрел.

Потом Коля перешел в другой угол, к сейфу, и опять показал карту.

Алексей Михайлович с улыбкой повернулся к Оле, невероятно, чтобы девушка могла все увидеть.

— Ну что же, сейчас сверим, — он позвонил Коле, — давай, Николай, диктуй все по прядку.

Выражение его лица медленно менялось.

— Невероятно, стопроцентное совпадение! Как ты это делаешь?

— Я же сказала, у меня отличное зрение.

— Будешь в суде давать показания?

— Конечно.

— Коля, срочно позвони, пусть еще раз допросят Фарида. Кого он видел, когда заглядывал в квартиру и особенно в Настину комнату. Был ли там Гринев?

Через пару дней к ней зашел следователь. Рассказал, что Фарид не видел в комнате Ирины Сергеевны мужчину, получается, Гринев бродил по квартире, и поскольку нигде больше не показывался, то возможно он и был в кабинете, Лина слышала как кто-то уходил, это было после пяти. Скорее всего это ушел Гринев.

После этого у него сделали обыск и нашли не только деньги, но и некоторые документы Кобзева, этот идиот прихватил из сейфа даже часы старика, очень дорогие, а паспорт от них остался в кабинете в столе. И ценные бумаги взял, именные вексели, и завещание. Его отпечатки совпали с отпечатками на спинке кресла инвалида. Он наверняка убийца. И повод зайти к Георгию Ивановичу у него был: помочь подруге, не позволить старику вычеркнуть Настю из числа наследников.

— Не понимаю, зачем же тогда он завещание забрал? — удивилась Оля. — Он же сделал это ради Ирины Сергеевны, а по завещанию, Настя наследница…

— Случайно, оно лежало вместе с векселями. Ну а теперь рассказывай, как ты это делаешь.

— Что делаю?

— А вот что: смотри, это фотографии с места происшествия, вот на этой видно, штора прикрывает кресло, так что, ты не могла видеть Гринева. Штору отодвинули позже.

Оля растерялась, ей казалось, она так хорошо все провела, ничем не выдала себя, а теперь о ее тайне уже подозревает посторонний человек.

— Ну, чего молчишь? В общем, я подумал, это или хороший фокус, или гипноз, а ты сама понимаешь, фокус к делу не пришьешь. Если эта фотография всплывет на суде, наше обвинение лопнет. Так что, сейчас от тебя зависит: или ты мне все объясняешь, или мы отпускаем Гринева, а виновным пойдет Игорь. Потому что, проще представить, как вы подложили Гриневу деньги и векселя, чем поверить в твое ясновидение. Возможно, все было так, как ты говорила, но ты не могла этого видеть… С другой стороны, о часах и ценных бумагах ты ведь знать не могла. Значит на самом деле видела. Ясновидящая, что ли? Я в такое не верю. Давай подруга, колись.

Оля молчала, она лихорадочно пыталась решить, говорить ли правду Алексею Михайловичу? После всей негативной информации в печати и по телевидению верить представителю закона было очень сложно.

— Если ты сейчас мне еще раз докажешь свои способности, я пойду на подлог, спрячу эту фотографию. Не веришь? Честное слово. Не волнуйся, это будет между нами. Я скажу, что сам штору задернул, уже когда пришел.

— А может быть, ее правда кто-то задернул после убийства? — ухватилась за эту идею Оля.

Он молча покачал головой. И Оля решилась:

— Да, на меня иногда находит, но это бывает очень редко и никто об этом не знает.

— Рассказывай, что бывает-то?

— Ну внезапно вижу то, что происходит где-нибудь за стенкой или вот так, напротив. Но это ведь никак не докажешь, это бывает иногда, проверить невозможно, — она попыталась приуменьшить свои способности.

— Ну да, а карты? Совсем не внезапно, а даже очень своевременно, как ты это объяснишь?

— Да никак, я сама не знаю как это получается…

— Ты можешь только здесь видеть, в этом доме напротив или все равно где?

— Все равно, почти… — решилась Оля, честно говоря, она почувствовала даже облегчение, ей так давно хотелось кому-нибудь рассказать о своем даре.

— Посиди здесь, — он вышел, вскоре вернулся. — Можешь сказать, что лежит сейчас у вас на тумбочке в прихожей?

— На тумбочке?

— Да, когда я вышел, то кое-что положил, ты этого видеть не могла, ну так что?

Оля взглянула — на тумбочке лежала игрушка, детский свисток, соловей.

— Свистулька?

— Точно. Сыну купил. А что в подъезде на лестничной площадке, на окне?

— Газета, свернутая в трубочку, название не вижу, только две буквы «в» и «е».

— Известия. И давно так можешь?

— Нет, полгода.

— И что, никто не знает? Родители-то знают? Игорь?

— Только родители, больше никто. Я боюсь говорить.

— Ну и правильно делаешь, лучше молчи, а то запрут в лабораторию, будут исследовать как мышь или муху — дрозофилу.

— А вы-то никому не скажете?

— Да зачем мне? Лучше так, поможешь когда-нибудь негласно обыск провести у подозреваемого…

— Хорошо.

— Да, мне бы такие способности, такая бы раскрываемость была, но, думаю, недолго. Свои же убрали бы. Ну бывай, подруга. Молчи и дальше, так-то лучше, спокойнее жить. А Гринев, мужик этот, сознался. Он в самом деле зашел только переговорить со стариком, хотел припугнуть его, чтобы тот не обижал его подругу, но увидел в раскрытом сейфе пачки долларов и тут же решил убить и ограбить его. Старик совсем слабый, никакого сопротивления. А если бы подозревали другого, не Игоря, промолчала бы?

— Да вы что?! Конечно сказала бы! Я просто не думала, что для вас будет сложно найти виновного, а то бы сразу позвонила…

А вечером они наконец встретились с Игорем. Игорь позвонил такой счастливый, радостный, Оля уже не помнила, когда еще у него было такое хорошее настроение. Конечно, говорили только об убийстве, о том, какой молодец Алексей Михайлович, что смог раскрыть это преступление и о том, какая стерва эта Ирина Сергеевна, готова была покрывать своего любовника даже ценой свободы Игоря. А ведь прожили в одной квартире столько лет, считали ее родней. Игорь рассказывал, что практически все жильцы и гости их квартиры были подозрительны. Следователь говорил ему, что подозревал сначала всех, а потом специально, чтобы не вспугнуть Гринева, обвинил Игоря. Это был такой хитрый ход. Оля старательно делала вид, что не в курсе всех событий, незнакома с ходом расследования, расспрашивала, всему удивлялась. Игорь просто не в состоянии был говорить на другую тему: по-видимому, подозреваться в преступлении очень тяжкое испытание для любого человека, и теперь, когда все наконец разрешилось, с него сняли обвинение, а истинный преступник найден, парень испытывал громадное облегчение. Оля почувствовала угрызения совести, зря она так долго тянула.

Не успели утихнуть все эти волнения, как вновь объявился Алексей Михайлович, буквально через пару дней. Оля не думала, что ее помощь потребуется так скоро. Алексей Михайлович заглянул к ним домой, держался по-свойски, словно бывал не один, а сто раз.

— Я уже заходил сегодня, ждал тебя с нетерпением. Оля, ты по фотографии можешь найти человека? В кино часто такое показывают, да и не только в кино.

— Нет. Мне кажется, это ерунда, сказки, просто придумали.

— Я знаю некоторых следователей, которые обращались к экстрасенсам, и те помогали находить людей. Обычно жертв так ищут, а не преступников.

— А кого надо искать?

— Тут такое дело, сегодня к нам поступило заявление от родителей мальчика. Ребенка похитили еще три дня назад, их шантажируют. Родители испугались, сразу молча заплатили, не стали к нам обращаться, но преступникам теперь кажется, что они взяли мало, ребенка не отдают, требуют еще столько же. Слишком уж быстро им отдали деньги. Ребенок жив, ему позволяют сказать пару слов по телефону матери, и у нее такое чувство, что ему там неплохо, нет страха в его голосе, вроде не очень и скучает. В общем, родители подозревают, что это кто-то из знакомых удерживает мальчика, а раз так, его наверняка побоятся оставить в живых. Поэтому они обратились к нам. Сможешь найти ребенка?

— Не представляю, как? Чтобы увидеть человека, я должна его знать, хотя бы видеть раньше.

— Тогда можно по-другому. Если сквозь стены можешь смотреть, глянь внутрь этих квартир, вот адреса всех, кого мог знать мальчик. Родители составили полный список.

Оля в недоумении смотрела на заполненные листы.

— И что? Как же я… Не знаю, — покачала она головой. — Я даже не представляю, где находится эта улица, вот Нахимова, например. Мне же надо видеть хотя бы окно этой квартиры, чтобы туда попасть.

— Нет проблем, машина есть, сейчас объездим все адреса, будем в домоуправлениях брать сведущего человека, чтобы он говорил, где какая квартира, на каком этаже, где ее окна. Давай, попробуем?

— Хорошо, — неуверенно согласилась она.

Они подъехали к ближайшему по списку дому, разобрались где находится квартира и Оля отправилась в путешествие. Она сразу поняла, квартира — пустая, но на всякий случай заглянула во все комнаты, не такие уж это большие хоромы. Проверила ванную и туалет. Ребенка там не было. Отправились к следующей. Так объезжали, одну за другой. В некоторых было пусто, в других полно людей, кое-где попадались дети, но похожих на фотографию пропавшего мальчика она не находила. Были квартирки крохотные, однокомнатные, были приличные трешки. Но все они занимали много времени.

Сначала ей казалось что это будет очень просто, но потом поняла что задача сложнее. Ребенка могли держать связанным где-нибудь даже в шкафу, на время отсутствия хозяев, и потому она особо тщательно осматривала пустые квартиры. Раньше Оля не пробовала заглядывать в мебель, теперь научилась. За день они успели объездить около пятнадцати квартир, договорились продолжить на следующий день с утра.

Но и ночью Ольга уже не могла отогнать от себя беспокойство о ребенке и то и дело мысленно возвращалась в уже осмотренные дома — боялась, не упустила ли чего-нибудь важного. Хозяева квартир занимались своими делами или спали, мальчика нигде не было.

С утра предстояло продолжить осмотр. Она уже так начала волноваться о малыше, словно знала его раньше, все разглядывала его фотографии, ей передали пару альбомов. Алексей Михайлович утром приехал с кассетой, привез любительские фильмы, родители регулярно снимали все важные моменты в жизни своего дитя. Оля просмотрела их несколько раз, и почувствовала: сейчас она сможет найти малыша. Она сосредоточилась, вскоре и впрямь увидела ребенка:

Мальчик сидел за столом и капризничал, не хотел есть кашу.

— Я хочу к маме, — хныкал он.

Молодая девушка кормила его, уговаривая съесть еще ложечку. Оля постепенно стала отъезжать, ей надо было увидеть снаружи этот дом, узнать где он находится, на какой улице.

— Все, есть! — она увидела табличку на углу дома, его номер и название улицы. Алесей Михайлович проверил список.

— Вот они! Родители были правы.

Сейчас мы их осторожненько возьмем, отправим туда пару наших сотрудниц, женщин преступники не испугаются.

— Я могла ошибиться, вдруг это другой ребенок…

Они сразу выехали по адресу, и там, вблизи, Оля еще раз посетила эту квартиру. Молодая пара, не расписаны, но живут вместе. Родители похищенного ребенка уже рассказали, что этот мужчина недавно устанавливал у них решетки на окнах и тогда все время ласково разговаривал с мальчиком. Говорил, что очень любит детей, хочет иметь своих, но вот беда, у его жены случился выкидыш. Скорей всего, это и были преступники. Оля с ужасом смотрела на них: с виду нормальные люди, никто бы не подумал, что они способны на такое.

Она наблюдала, как встревожено переглянулись молодые люди, когда в дверь позвонили сотрудницы милиции. Но увидев в глазок двух милых девушек спокойно открыли им. Девушки оказались очень сильными и ловкими, через минуту мужчина и женщина были в наручниках. Ребенок испугался, расплакался. Его успокоили, сказали, что сейчас он поедет к маме.

Вскоре малыш был дома, а предприимчивая молодая пара арестована. Алексей Михайлович с головой погрузился в дела, забыв даже сказать Оле спасибо, распорядился только отвезти ее домой. Но на следующий день позвонил, — родители ребенка хотели отблагодарить экстрасенса, девушка категорически запретила упоминать ее имя.

— Дело хозяйское, скромность, конечно, украшает человека. Ну спасибо, выручила. Молодец, девочка.

Игорь и Оля вновь стали часто видеться, перезваниваться. Оле все хотелось узнать, что он тогда подумал о ней, когда его дед рассказал про ее выступление на окне, и ждала момента, когда можно будет невзначай перейти к тому предпоследнему дню жизни Георгия Ивановича, так беспокоящему ее. Наконец, она как-то не выдержала и сама прямо спросила Игоря:

— А тебе дед что-нибудь рассказывал обо мне?

— Да, немного, — протянул Игорь.

— А что именно?

— О твоем представлении на окне говорил.

— И что ты? Хотел прекратить со мной встречаться?

— Что?! С чего ты взяла? Как ты такое могла подумать? Нет, я просто спать не мог…

— Почему? Тебе было так неприятно?

— Нет, это называется другим словом…

— Каким?

— Ты разве не чувствуешь?

Он прижал ее к своему животу.

— Ой, — охнула она и покраснела, — а я думала, ты …

— Не знаю о чем ты думала, а я тогда весь день на работе думал только о тебе, как представлю тебя на окне… Представляешь, идет операция, а у меня такие мысли… И потом, когда деда убили, все переживают о нем, а я какой-то бесчувственный, мечтал о тебе… Ты зачем завела этот разговор, мучаешь меня?

— Мне было так стыдно, — Ольга еле выговорила, ее бросило в жар.

— Хулиганка ты у меня, да за тобой нужен глаз да глаз…

Диплом вновь застопорился. На очередной консультации преподаватель нашел серьезную ошибку и теперь нужно было все переделывать заново. Выслушав эту новость, Оля в сердцах швырнула тетрадь и объявила однокурсникам:

— Кто переделает мой диплом, за того выйду замуж!

Вечером смеясь рассказывала Игорю о своем призыве, он отнесся к этому без особого чувства юмора:

— Ну и что, нашлись добровольцы? — спросил не улыбаясь, даже хмуро.

— Да желающие жениться, в принципе есть, но вот только мое условие их не устраивает.

— Я бы согласился на все твои условия.

— Жаль, что ты не учишься в геологическом институте.

— Может быть, ты придумаешь что-нибудь подходящее для меня? — очень серьезно спросил он.

— А за тебя я бы вышла без всяких условий, — также серьезно ответила Оля.

— Тогда я зайду в субботу, попрошу твоей руки. Как ты думаешь, я не сильно нарушу планы твоих родителей на выходные, не обеспокою?

— Я их подготовлю…

Утром за завтраком, сидя в пижаме и намазывая джемом булочку, Оля объявила свою новость родителям. Минуту-другую родители переваривали ее сообщение, потом мама уронила ложечку на пол, наклонила голову, скрывая слезы, а отец вскочил, отвернулся к кухонному столу и начал без нужды переставлять на нем посуду.

— Мам, пап, ну чего вы? Это же хорошая новость…

А вечером Оля долго сидела обнявшись с матерью, не обошлось, конечно, без слез, но в общем, обе были счастливы. Мать радовалась за дочку и они с удовольствием обсуждали такие серьезнейшие вещи, как выбор фасона свадебного платья. Да и отец участвовал в этом: расхаживая по всей квартире, он время от времени давал им совершенно нелепые советы…

Возвращение

Ольга шла по «садику», так маленький парк называли местные жители, днем здесь мамаши выгуливали детей, а сейчас было пусто, хотя солнце еще и не село. Удивительно теплый май был в этом году. Только двадцатое число, а жара, как летом. Девушка шла в футболке, джинсах и плетеных сабо. Она присела на скамеечку, расслабилась на солнышке. Почему-то вдруг вспомнился тот депутат. В последнее время она не раз в мыслях возвращалась к посещению госдумы, вспоминала реакцию бородатого мужчины на ее появление и вдруг отчего-то решила прямо сейчас еще раз проверить, точно ли он ощущает присутствие ее фантома или это ей тогда показалось. Никто не мешал ей в пустом парке провести такой опыт. Сосредоточилась и вскоре увидела его, на этот раз он сидел в комнате, за рабочим столом, что-то писал. Она несколько секунд смотрела на него, мужчина не реагировал и Оля уж хотела вернуться к себе, как он вдруг резко поднял голову.

— Так, у меня кажется гостья, и я даже догадываюсь кто. Вы та самая девушка, которая летом со своими друзьями попала к нам на остров, точно? Очень рад вашему появлению, давно хотел побеседовать с вами. Так, надо нам наладить обратную связь… — он подумал, потом встал: — принесу две ниточки чтобы нам было можно как-то разговаривать. Не уходите, я сейчас вернусь… — вышел в соседнюю комнату, Оля следом, за ним, выдвинув ящик комода, он открыл в нем шкатулочку и достал из нее две катушки ниток: белую и черную, вернулся в кабинет. По-видимому, он не заметил, что Оля сопровождала его.

Оторвав по кусочку ниток, взял их за кончики:

— Вот, если «да» — троньте белую, если «нет» — черную. Попробуйте качнуть белую.

Оля попробовала тронуть нитку, получилось, та чуть шевельнулась.

— Ну вот, теперь вы можете мне отвечать. Сразу хочу сказать: не волнуйтесь, к вам у нас нет никаких претензий. Вы себя ведете сдержанно, своих способностей не демонстрируете, о нас ничего никому не говорите. Думаю, и в дальнейшем никому не станете говорить, вы же не захотите рисковать жизнью и благополучием ваши близких… То, что мы способны на многое, вам известно…

Он поднялся, прошелся по комнате.

— Вы еще здесь? Да, чувствую, здесь… Мы хотели предложить вам одну сделку. Как вы поняли, наш остров, поющие скалы, кое-что еще на некоторых людей действуют, так сказать, неординарно. — Он помолчал, потом продолжил: — Зачастую у человека открываются потрясающие таланты, чаще всего музыкальные или художественные. Иногда бывают такие случаи, как ваш, но это вообще уникальное явление… О таком даре мечтают все те, кто в курсе темы, кто бывал на нашем острове. Вот так уметь переноситься сознанием на расстояние, незаметно для всех, — это ведь только некоторые из людей способны чувствовать ваше присутствие, в том числе ваш покорный слуга, — хотели бы многие. Эта способность открывает громадные возможности… Но об этом потом. Однако есть и минусы, дело в том, что для репродуктивной системы посещение поляны зачастую оказывается губительным. У вас все в порядке? Как у вас со здоровьем? Появились какие либо проблемы?

Оля медленно качнула белую нитку, она уже консультировалась, знакомый врач сказал ей, что это временно, следствие перенесенного стресса… Что цикличность восстановиться…

— Жаль, жаль, значит не миновало вас… К сожалению, у половины женщин и семидесяти процентов мужчин после посещения нашего островка способность иметь детей не восстанавливается. И если у вас до сих пор не возобновились месячные, то скорей всего, их уже и не будет…

Оля была в шоке: «Как не будет?! Как же они могут ставить такие опыты?!»

Самодовольный господин словно услышал ее мысли, — или он правда их слышит?!

— Не возмущайтесь. Что-то я не припомню, кто вас и вашего друга позвал на поляну слушать ветер? Имею в виду первый раз? Тайком или насильно мы не проводим никаких опытов, на поляну люди идут осознанно. Взвешивая все за и против. А женщинам вообще рекомендуем прежде родить ребенка.

Ольга растерялась, да, первый раз они с Андреем тайком пробрались туда… Так ведь не знали… А Макс потом сам ее потащил, нет, позвал, скорее. Насильно он ее не тащил… Или тащил? Те воспоминания путались, словно старый сон.

— Если помните, вас вообще не хотели пускать на остров, и потом, вы давали слово, что будете сидеть в своем домике… Так что, винить некого. Сидели бы там и друзья были бы живы. Кроме того, туда, на этот остров среди болот, люди приходили и до нас, даже время от времени селились там, несмотря на то, что всей округе было известно — место гнилое…

Он помолчал, настороженно глядя перед собой:

— Вы еще здесь? Если бы я знал, что вас потянет к скалам, что вы захотите посетить наши игры, я бы конечно предостерег, рассказал о возможных последствиях и предложил бы сначала родить ребенка, а потом уж приходить к нам. Это в том случае, если бы мы решили, что вам можно доверять. Но все вышло спонтанно, вас туда потянуло… Обычно наоборот, все испытывают ужас при первых звуках песни ветра и прячутся в домах, никто сам не проникал туда, ни разу такого не было. Требуется подготовка, мы все объясняем, человек должен созреть, решиться на такой серьезный шаг. Это уж потом появляется влечение. По-видимому, случайно ваши природные способности совпали с местным фоном, вошли в резонанс.

Он задумался, глотнул воды из стакана и продолжил:

— Да, что касается вашей проблемы: существуют лекарства, специальные курорты, грязи… Но я знаю, это все не поможет… Есть только один шанс излечиться, но для этого надо побывать снова в пещере, так сказать, клин клином вышибается…

— «Нет», — Оля тронула черную нить.

— Странно, а мне казалось, что вам там понравилось… Думал, что и Макс вам симпатичен. Вы-то точно ему очень нравитесь, я в этом уверен.

Ольга только хмыкнула. Этому Максу нравятся также и все остальные женщины.

— Ну там есть и другие… А нас очень интересует, как способности, полученные во время… э-э… ритуала, передаются по наследству. Если вы согласитесь повторить визит на остров, и если нам повезет — вы сможете зачать там, на острове, и родить ребенка, то в любом случае, получит ребенок эти способности или нет, мы выплатим вам хорошую сумму, как вы понимаете, не в рублях. Хватит и на квартиру, и на безбедную жизнь до старости, и на воспитание ребенка. Вы не торопитесь отказываться, в жизни все бывает.

— «Ставить опыты на своем ребенке?! Ни за что! Вот это предложение!» — подумала Оля и снова качнула черную нить.

— Боитесь, что с ребенком будет что-то не в порядке? Не волнуйтесь, вы же не первая, дети там рождаются, просто очень мало, редко. Я вам гарантирую, ни одного урода среди них нет. Есть одаренные. Вы же не считаете себя уродом? Просто в человеке открывается что-то до сих пор не задействованное: способность видеть на расстоянии, как у вас, или вот у одного открылся просто уникальный дар полиглота, есть математик, есть диагност — сразу видит все отклонения в организме без рентгена и узи. Вот певец, знаете, знаменитый наш бас, на запад давно уехал — тоже отсюда. О композиторах и художниках я уже говорил. Фантастов несколько человек, уже фильмы снимаются по некоторым книгам. Кстати, на весь мир уже человек известен. Есть и кое-что поинтереснее, просыпаются такие способности, о которых словно сама мать-природа забыла… Человек до сих пор не знает всех своих возможностей. И все эти люди не бедствуют, считают полученные таланты подарком судьбы, да так оно и есть: занимаются тем, что им нравится и получают за это деньги, известность, славу, это действительно подарок… И все молчат, через что они прошли, чтобы заслужить свой подарочек.

— «Ну если такие дети и так там рождаются, то зачем я вам нужна?»

И опять он угадал ее мысли:

— Видите ли, хотелось бы иметь как можно больше вариантов, их могут быть сотни, тысячи, потому что матери имеют разные способности, разную восприимчивость к местным излучениям… А у вас хорошие способности, хотелось бы их не просто сохранить, а развить, так сказать, культивировать. Пройти ускоренно тот путь, с которого человечество свернуло тысячи лет назад, когда стали преследовать ведьм… Вот отцов у нас, к сожалению, гораздо меньше. Жених уже есть? Извините, что я так, по старинке выражаюсь. Сейчас говорят — друг, или бойфренд… Своим избранником не захотите рисковать, так ведь?

Искалечить Игоря? Конечно она этого не хочет… Оля тронула черную нить.

— Я так и думал, потому и говорю о Максе. Только не стоит посещение поляны откладывать надолго: рисунок отверстий в скалах все время меняется, скоро песня ветра станет другой и как она будет действовать, неизвестно. Или наша тайна будет открыта, и кто знает, как прореагирует на это общественность, какие еще силы захотят использовать ее или гринписовцы могут просто разрушить там все, прикроют эту лавочку, многие люди просто боятся всего нового. А это уникальный природный комплекс. Такой не повторишь искусственным путем. А ведь вам когда-нибудь все равно захочется иметь ребенка.

«Но ведь необязательно … там …зачинать? Главное, чтобы все нормализовалось, а забеременеть можно и не сразу» — подумала Оля.

— И вот еще что, предохраняться чем-либо нежелательно, неизвестно как это отразится, аборт, разумеется, тоже исключен. Возможно, в вашей жизни и будет всего одна беременность.

«Предохраняться? Неужели он думает, что она согласится на близость со случайным человеком?!»

Он настороженно замер, словно удостоверялся, что она еще здесь и продолжил:

— Найти меня вы всегда сможете, а если не сможете, то, значит, и нам станете неинтересны. Так что, я не тороплю. Просто знайте, если что-нибудь случится и вам захочется поменять свою жизнь, или возникнут материальные затруднения, мы вас ждем. Вы даже сможете, если захотите, оставить ребенка у нас на воспитание, на острове. Так будет еще лучше. В любом случае, без поддержки вы не останетесь.

— Интересно, а как вы используете свои новые возможности, кроме как подсматривать? Вы же подсматриваете? Я прав? У вас это еще не прошло?

Оля покраснела, а он опять угадал ее реакцию:

— Да бросьте, не смущайтесь, это же естественно. У мужчин подольше, у женщин быстрее проходит. У артистов побывали? Певцов, Галкин или кто вас интересует? Безруков? А мы все больше по Голливуду… Там такое можно увидеть… Ну, прощайте. Жду. Запомните мой телефон и позвоните, все обговорим. Вы слышите?

И тогда Оля качнула белую нить. Мужик довольно кивнул головой, все шло, как он хотел.

— И будьте осторожны: охоту на ведьм никто не отменял, правила все те же, как в средние века. Инквизиция ждет. За любое отклонение — смерть. В смысле, желающих использовать вас будет много, но среди них порядочных людей практически нет. И не впадайте в уныние, еще не все потеряно. Вам обязательно нужно еще раз послушать песни ветра, а там уж как Бог даст. Но я верю в лучшее. Значит, как только захотите родить ребенка, сообщите мне, вот моя визитка, запомните все данные, запишите. Можете позвонить, и мы все обставим так, чтобы ваш друг, жених, муж, в общем не важно кто, ничего не заподозрил. Возможности у нас очень большие.

Он помолчал, видно было — колеблется, но все же сказал:

— Да, минуточку, еще одно… Неприятно говорить об этом, но… из песни слов не выкинешь Дело в том, что у нас появился, так сказать, внутренний враг. Кто-то из своих уничтожает наиболее одаренных. Вот мне, думаю, это не грозит. Я не столько сам одарен, сколько культивирую необычные особенности в наших людях. А у меня только навыки, кое-чему научился. Этому тоже можно учиться, был бы учитель хороший. Вот умею чувствовать ваше присутствие и других таких визитеров. А вы очень даже лакомый кусочек для этого мерзавца. Поэтому будьте осторожны, ни с кем из наших не общайтесь без острой необходимости. Уже было несколько случаев, четыре, если точно. Я полагаю что и то нападение на ваших друзей тоже было организовано им. Но вычислить мы его не смогли, кто-то действовал хитро, исподволь, за вами гонялись исполнители, сами по себе они ничего не значат. Вы бы наверно, сейчас спросили: почему он это делает? Думаю, хочет оставаться единственным уникумом в стране, а может быть и на Земле. Или просто что-то не в порядке с головой, как молодежь говорит: крыша едет. Найти его трудно, мы к сожалению, даже не можем точно знать, какими особенностями наделен каждый из нас. Это ведь легко скрывать… Тем более, что проявляется талант не сразу, так что, пока человек осознает свои возможности, он уже готов их скрывать. Ну что же, до встречи, дорогая.

Оля вернулась на лавочку, достала из сумочки блокнот и ручку, и записала все его данные: Иван Федорович и т. д. Но как он много всего наговорил! Сразу все не осмыслишь, так, разложим все по полочкам: первое — она может быть бездетной. Это самое ужасное из сказанного. Всегда представляла себя в окружении малышей, что же это за семья — без детей? Значит, когда-нибудь все равно придется идти к нему, если то что он говорил — правда. И срочно показаться нескольким независимым врачам и пройти полное обследование. Доверяя — проверяй.

Второе — всем посвященным угрожают внешние враги. И тут Оля является слабым звеном: Иван Федорович не знает, а она ведь уже выдала свою тайну следователю, и родители знают о ее способности… Но зато никому не сказала об острове. Слава Богу.

Третье — имеется еще какой-то таинственный и наверное самый опасный, внутренний враг. Здесь от нее ничего не зависит. Вопрос: кто это? И сколько их? Вот и доверься «своим собратьям по несчастью». Значит, дело можно иметь только с Иваном Федоровичем. Ну, в принципе, она других и не знает кроме озабоченного Макса, а с теми кого видела тогда в деревне, ее совсем не тянет общаться.

Подведем итоги — опасность угрожает с трех сторон: от непосвященных если узнают о ней, а тут уж масса вариантов, это всем понятно, от посвященных, если она выдаст их общую тайну, и от неизвестного честолюбца. Что же ему нужно? Что, он хочет стать неким новым инженером Гариным?

Ну попала она, со всех сторон опасности, и явно не мифические. А сам-то Иван Федорович, тоже хорош, он же угрожал заодно всей ее семье… В общем, надо молчать, а там время — покажет.

В такой теплый солнечный день невозможно думать о смерти, об угрозах, о проблемах со здоровьем. Молодость оптимистична, и Оля вдруг уверилась в счастливом исходе, настроение улучшилось, и она пошла домой.

В конце концов сегодня чудесная погода Она брела по парку, шаркала своими шлепками по дорожкам, покрытым мелкой красноватой керамзитовой крошкой. Красная дорожка — вот отчего она вспомнила остров и этого господина. Красные скалы, пряный аромат, песня ветра… Ей захотелось еще раз оказаться там, среди скал, вдохнуть тот воздух и отдаться ритму ветра в сумасшедшем танце. Если бы там оказаться с Игорем. У нее заныла метка внизу живота.

Оля выскочила из дверей вуза. Так ей надоело там торчать в ожидании рецензента и, оказалось, напрасно ждала, рецензия не готова. Неужели ее диплом кто-то читает? Не ожидала такой добросовестности от практикующего специалиста. Она сбегала по широким ступеням, когда ее окликнул Игорь.

— Не видишь меня? Привет, я уже соскучился по тебе, — он чмокнул ее в щеку.

— И я. Давно ждешь?

— Да нет, подошел, как договорились. Послушай, Оля, мне знакомый астролог сказал: сегодня хороший день для всяких начинаний, так что пойдем в ЗАГС.

— Ты серьезно?

— А чего тянуть, я хочу на тебе жениться как можно быстрее, прямо сейчас, — засмеялся он. — Ты не передумала? Родители тебя не отговорили? Я же видел, им не хочется отдавать тебя замуж…

Оля вдруг почувствовала, как он волнуется.

— Ты еще сомневаешься во мне?! Меня никто не может отговорить. Попробовал бы не предложить мне руку и сердце…

— И что тогда?

— Тогда я бы сама это сделала…

— Пойдем, а то опоздаем, там наверняка работают до шести. Слушай, я никак не привыкну, у нас же теперь громадная свободная квартира. Я запросто могу приводить к себе гостей…

«Кое-кому ничто не мешало водить гостей в эту квартиру и раньше, видела я, чем занимались твои родственники, и их не смущало количество жильцов» — подумала Ольга. Она тут же представила, чем может кончиться ее визит к нему и покраснела: — «Не знаю, о чем думает Игорь, а у меня почему-то сразу появляются грешные мысли, что же это я такая испорченная…» Сердце у нее сразу заколотилось, губы пересохли…

— После ЗАГСа зайдем ко мне, надо же вас с мамой познакомить. Уверен, ты ей понравишься, она рада, что я женюсь.

Ну, если мама дома, то можно… Паспорт у Оли был с собой, они и в самом деле поехали в ЗАГС и подали заявление.

— Так, теперь мы обрученные.

Татьяна Георгиевна также как и Олина мама встретила их со слезами…

— Я уже и не надеялась, что Игорь надумает жениться, кроме хирургии ничего не замечает. Думала, если и влюбится — то в свою пациентку, других девушек он не видит.

— Мне так не показалось…

— Ну что же, я рада. Теперь буду ждать внучат.

— Не волнуйся, откладывать не станем, да, Оля?

Оля кивнула. Еще не поженились, а уже разговоры о детях. Это ее немного беспокоило. Дома она объявила о визите в загс, о дате регистрации и теперь уже, так сказать, официально, вся семья погрузилась в радостные предсвадебные хлопоты, хотя Игорь и сказал, что все возьмет на себя. Вскоре все перезнакомились, братья одобрили Олин выбор. Подруги чуть-чуть завидовали:

— Счастливая ты, Оля! Такой классный мужик, твой Игорь! Сколько людей будет на свадьбе? Какое будет платье? А как насчет свадебного путешествия? А где будете жить? — они подумали обо всем, о чем Оля сама еще и не беспокоилась.

— Мы не собираемся делать большую свадьбу. Только самые близкие, Игорь сам обо всем договориться в ресторане. Сказал, не надо ни о чем беспокоиться. Круиз? Не знаю, еще не думали…

А пока она чуть ли не ежедневно совершала турне по магазинам вместе с Ирой. Верная подруга полностью разделяла все эти тяготы. Оля после долгих походов по магазинам лежала без сил, и удивлялась, как у Иры хватает сил на разговоры. Посреди комнаты обычно стояла их добыча: коробки со свадебным платьем, фатой, туфлями, платьем на второй день, косметикой, бельем или вещами для возможного свадебного путешествия и прочее, прочее.

С Игорем они словно заново изучали город, забирались в самые глухие уголки и потом не спеша брели домой, уставая садились в трамвай или останавливали такси. Однажды попали совсем на окраину, словно в деревню: старые домишки, заборы, детишки в песке у калиток играют. Двое чумазых малышей перебегали дорогу: старший, лет пяти, крепко держал младшего за руку и быстро тянул за собой, поглядывая по сторонам. А малыш свободной ручонкой пытался подтянуть сползающие штанишки, это ему не удавалось, резинка была совсем слабая и они неудержимо ползли вниз. Голая беленькая попка забавно мелькала… Оля расхохоталась:

— Игорек, ну когда у нас будет кинокамера? Это же надо было бы заснять…

— Я хочу чтобы у нас были свои такие, парочка или трое… — он нежно касался ее щеки губами…

А говорят, мужчины не хотят иметь детей, толкают женщин на аборты. Что же ей делать? Выйти замуж, а потом отправляться в тайгу слушать ветер? Так неизвестно, поможет ли ей визит туда. Вдруг она бездетной останется, не будет ли это обманом — вот так выходить замуж, не известив его о своих проблемах?

Защита прошла успешно, Ольга испытывала чувства пьянящей свободы — наконец позади все эти курсовые, рефераты, зачеты и экзамены! Да здравствует независимость! После вручения дипломов молодые специалисты дружно напились и на главной площади города устроили массовое сожжение конспектов, предусмотрительно прихваченных с собой. Гуляли по улицам, орали песни. Конечно, все песни о геологах. Впереди их ждет таежная романтика.

После таких развлечений Ольга проспала весь день, а ночью проснулась, ее охватила необъяснимая радость, лежала в темноте, беспричинно улыбаясь, как — то вот так, среди ночи, с похмелья, с больной головой и пересохшим ртом, она вдруг осознала, что на самом деле счастлива. Все у нее прекрасно: диплом защитила, родители здоровы, а главное, у нее есть он — Игорь. В этот миг она отчетливо понимала, как ей повезло, не каждый человек встречает свою половинку, а она встретила и сейчас ни капельки не сомневалась — Игорь предназначен ей. Оле впервые нестерпимо захотелось его, своего мужчину, так сильно, что она застонала. Она даже почему-то почувствовала запах красной земли, как на острове, среди скал. Как жаль, что у Игоря ночное дежурство. Ну хотя бы увидеть его, и не задумываясь, она потянулась к нему.

Игорь в голубом костюме хирурга, устало развалился на диване в ординаторской. Руки за голову, ноги вытянуты, глаза полуприкрыты. Оля разглядывала его лицо, она любила в нем каждую черточку, все нравилось: и этот прищур глаз, и родинка на скуле, и даже маленький шрамик над правой бровью — рассказывал, как он в детстве упал, рассек лоб об угол тумбочки. От нежности у нее комок в горле застрял, она чуть не расплакалась.

Вздохнув, Игорь протянул руку за пультом и включил телевизор. В этот момент открылась дверь и вошла рыженькая медсестричка, Света, Оля уже видела ее раньше, когда с Игорем забегала на минутку к нему в отделение.

— Игорь Николаевич, а я думала вы спите, иду мимо, слышу — телевизор работает.

— Ты что, уже с уколами разделалась? — он поднял голову.

— Долго ли умеючи?

Верхняя пуговица коротенького халатика у Светы расстегнута, она обошла стол, села, и пригорюнилась, подперев щеку ладонью:

— Игорь Николаевич, неужели это правда?

— Что, Света?

— Вы женитесь?

— Уже сообщили? Женюсь…

— Одна была отрада — холостой хирург, а теперь, значит, лишаете нас, бедных медсестер, последней надежды на светлое будущее?

Игорь с интересом взглянул на нее:

— Так ты связывала свои надежды со мной?

— Связывала, еще как… Эх, может еще не поздно? Надежда умирает последней…

— А мне казалось, у тебя появился другой поклонник…

— Лучше вас никого нет.

Она все также не отрывая лица от ладони, влезла коленками на стул, спину при этом картинно прогнула, задрав зад кверху, ее грудь при этом чуть не вывалилась из бюстгальтера. Полушария пышного зада эффектно вырисовывались на фоне темного окна, а в стекле за ее спиной отражалась тонкая белая полоска трусиков — стрингов.

— Светка, не дразни!

— А что, действует еще? Я думала, вас теперь этим не смутишь, почти женатый мужчина… Ну зачем вам понадобилось жениться, объясните? Невеста беременная?

— Нет…

— Назовите тогда хоть одну причину, по которой вам надо жениться…

— Любовь, Светочка, только любовь…

— Не верю я в это… Могу не задумываясь назвать вам кучу доводов за продолжение наших отношений…

Света слезла со стула и подойдя к Игорю, села к нему на колени. Он невольно приобнял ее. Потом подставил свою ладонь под грудь, та тяжело наполнила ее.

— Света, тебе не надо называть ни одного, вот самый весомый довод за это… Просто чудо природы, другой такой нет.

— Конечно чудо, обхват грудной клетки семьдесят пять, а размер чашек «Е», самый большой. Никто в такое чудо не верит и потому, бюстгальтеры такие не шьют.

— А этот откуда? — кивнул он на выглядывающее белое кружево.

— Кто ищет, тот найдет…

— Это у тебя такое большое достоинство, почти как умение хорошо попадать в вену. Просто прелесть, но, — тут Игорь прервался, опустил руку.

Дальше Оля смотреть не стала. «Я знала, что мужчины полигамны, но не думала, что до такой степени. К тому же есть и противоположный пример, помнится, имелся у меня один друг, Андрей, которому кроме его девушки никто был не нужен». Она не видела, как Игорь отстранил Светлану, та встала, наклонилась и чмокнула его в лоб:

— Прощай, милый друг, мне с тобой было так хорошо. Жаль, что мы расстаемся, я не думала что бывают такие стойкие мужчины. Ну что же, буду ждать своего принца.

И она вышла, а Игорь улегся на диване и тут же заснул.

Оля вернулась к себе, несколько минут размышляла, потом мысленно поискала Ивана Федоровича. Это оказалось совсем несложно, она увидела его в постели с газетой в руке, рядом спала женщина. Он не замечал появления Ольги. Тогда она изо всех сил попыталась столкнуть с тумбочки на пол листок бумаги. Медленно-медленно лист пополз, двигался — двигался и наконец поплыл, тихо спланировал на ковер.

— О, ко мне пожаловали с визитом? Я и не заметил…

Иван Федорович замер, настороженно склонив голову. Интересно, как, чем он чувствует ее присутствие? Слышит? Видит? Ощущает запах? Или у него появилось еще одно, шестое чувство? Убедившись, что гость в самом деле пожаловал, тихонько заговорил:

— Кто это ко мне заглянул? Несколько бесцеремонно, в первом часу ночи, прямо в спальню… Если не ошибаюсь, это наша красавица — студентка пожаловала? Если дело срочное, — вот номер телефона, звоните. А еще лучше — на мобильный, поставлю его на вибрацию, чтобы не будил всех…

Он осторожно кивнул на пол, там лежал листок, который Оля столкнула, с номерами телефонов — стационарного и мобильного, и встал с кровати. Женщина на кровати сонно вздохнула, повернулась на бок…

Оля вернулась к себе, и позвонила ему.

— Это Оля, извините за беспокойство.

— Я так и думал, что это ты… Не извиняйся, я тебе рад в любую минуту. Что случилось?

— Я согласна, могу поехать на остров, только быстрее…

— Так… Надеюсь, ты никого не убила, тебя не разыскивает милиция? Впрочем, это неважно, даже если и так. Думаю, ни минуты медлить нельзя… — он вздохнул. — Как тебя найти? Ты где? В Москве?

— Нет. Я сейчас выеду в Москву. Буду… — она задумалась, — Давайте встретимся у какого-нибудь метро.

— Хорошо. И у какой станции? Здесь рядом станция «Парк культуры», тебе это подойдет?

— Нет, — Оля прикинула сколько времени ей потребуется чтобы добраться до Москвы и выбрала другую станцию и где она уже бывала, знала входы и выходы, там всегда было много людей, — я вас там буду ждать. Только, я до завтра не успею, давайте через день.

— А как я тебя узнаю?

Ах вот что, значит он ее совсем не помнит…

— Я буду в красной куртке и с красной спортивной сумкой.

— Подожди, какого цвета у тебя волосы, какая прическа, я к сожалению не запомнил твою внешность…

Точно, тогда же он ее видел мельком, когда они пришли на остров, да еще к тому же в таком жутком виде, а потом она с ним там больше не встречалась.

— Сейчас у меня волосы ниже плеч, каштановые, рост средний, да я сама вас увижу…

Действительно, а зачем она ему сообщает такие подробности? Ведь она его теперь узнает где угодно…

— Я же вас знаю. Подойду сама.

Утром объявила родителям о своем внезапном отъезде. Объяснять ничего не стала.

— Да ты что, да разве так можно? — всполошилась мама. — Оленька, Игорь порядочный человек, если он чем-то и обидел тебя, прости его. Не торопись, не делай таких необдуманных шагов, дай ему шанс все исправить. Он тебя так любит…

— Ты ошибаешься, мама…

— Да расскажи, что случилось-то?

— Я не могу сейчас, не хочу об этом говорить, вернусь — тогда расскажу.

— А что же ты вчера молчала, что же не сказала что уезжаешь?

— Думала, ехать или нет.

— Когда вернешься? Ох, Оля, зря ты это делаешь, не бросаются такими как Игорь…

Родители расстроились, но с расспросами не стали досаждать, поняли по ее виду, что она не в состоянии сейчас об этом говорить, да и знали свою упрямую, опрометчивую дочь — раз она решила, бесполезно уговаривать.

— Оля, ты будь поосторожней, я так боюсь за тебя, всегда попадаешь в какие-то истории.

— Не волнуйся, мама, все будет в порядке.

— Ты, дочка, смотри никому не рассказывай о своих способностях.

— Да знаю я, папа, и так молчу.

То что Игорь изменил, так ее ранило, она чувствовала себя полностью разбитой, больной, более того — душевнобольной. И как шизофренику, ей хотелось причинить себе еще более сильную боль, физическую. Раз он не любит ее, кому нужны это тело, волосы, глаза? Проколоть что ли, нос, язык, брови? Пусть думают, что она неформалка. Но на это все же не решилась… Побриться, хотя бы наголо? По какой-то безудержной внутренней потребности все изменить, перечеркнуть, отмежеваться от прошлой жизни, Оля утром до поезда успела попасть в парикмахерскую, оттуда вышла блондинкой, постриженной очень коротко. И даже свою двухстороннюю курточку вывернула на изнанку, поедет в Москву не в красной куртке, а в черной. Но и этого ей казалось недостаточно, сама себе слишком напоминала ту счастливую Олю, которую он любит. Сожалела, надо было сделать панковскую прическу — какой-нибудь разноцветный гребень, накрасить губы черной помадой…

Потом вспомнила об Иване Федоровиче, как же он узнает ее, она же дала ему другие приметы… Ну ничего, сама его узнает.

Ольга хотела уехать ничего не говоря Игорю, и все-таки не смогла. Когда поезд подошел к платформе и уже объявили посадку, набрала номер ординаторской, он был еще там. Услышав его голос она тихо застонала, а он услышал:

— Оленька, что с тобой? Ты что, ушиблась?

— Игорь я уезжаю в экспедицию.

— Оленька, солнышко мое, я так соскучился! Совсем одурел, ночь была такая тяжелая, срочная операция, очень серьезная. А ты с утра так огорошиваешь, ничего не понял, в какую экспедицию ты уезжаешь? На сколько дней? И что это так внезапно?

— Я все знаю.

— Что — все? Ничего не пойму, объясни — Игорь уже понят по ее голосу, что случилось что-то не ординарное и забеспокоился.

— Мне тоже трудно понять, как так можно лгать…

— Что, что?! Оля, ты о чем?!

— Я знаю про чудо природы и весомый довод, который просто прелесть…

— Что тебе наговорили? Ты с кем разговаривала? Это Света? Подожди, я тебе все объясню…

— Вот этого я и боюсь… Не хочу слушать никакие объяснения, я же такая дурочка, сразу поверю в любую твою ложь… Прощай. Ладно, Игорек, может быть я и свыкнусь когда-нибудь с мыслью, что тебе одной меня мало, но не сейчас… К этому надо привыкать постепенно. Уже объявили посадку, так что не утруждай себя, не стоит ехать в аэропорт… Телефон я сразу отключу, потом вставлю новую симку, — специально соврала о самолете, а то еще Игорь примчится на вокзал, тогда она не сможет отказаться от него, по телефону проще.

— Когда ты вернешься?

— Лучше бы — никогда… — Оля отключила телефон.

Он тут же попытался перезвонить ей, но звонок не проходил. Тогда набрал номер домашнего телефона Оли, ответила ее мать и сама не давая ему сказать ни слова, сразу начала с вопросов:

— Игорь что у вас случилось? Когда вы успели поругаться? Вчера же все было нормально, с Иркой каждый день по магазинам бродили, натащили кучу всего… А сегодня говорит, свадьбы не будет, уезжаю в экспедицию на все лето…

— Где она? Куда она едет?

— Ничего не сказала, с утра быстро вскочила, в сумку покидала свои вещи и убежала… Сказала только, что обещали хорошо заплатить… Ничего не знаем, на сколько, куда… Вы ночью по телефону что ли поссорились? С вечера ничего не говорила.

— Нет, не ссорились, я не знаю что случилось.

Но он знал. Как только услышал про «весомый довод» сразу понял, — это Света что-то наплела Оле. Господи, ну зачем врать, ведь он вчера ясно сказал Светлане (даже не счел нужным как-то смягчать свои слова), — возврата к прошлым отношениям не будет никогда, не надейся, он любит Ольгу и хочет быть только с ней. Игорь шел по коридору, заглядывая во все палаты. В процедурной увидел медсестру:

— Света, зачем ты это сделала?! — Он так трагично это произнес, что она даже испугалась.

— Вы о чем, Игорь Николаевич?! Что случилось?

— Как ты могла так соврать?

— Не понимаю, что соврать?

— Зачем ты позвонила Оле?! Что ты ей наговорила о нас?!

— Что? Я не звонила. Я никому ничего не говорила… Да и что говорить? Ничего же не было… Только один мой прощальный поцелуй… Игорь Николаевич, что случилось?

— Света не ври, она повторила все мои слова: весомый довод, прелесть, еще что-то. Все, что я тебе ночью говорил. Это могла передать только ты…

— Игорь Николаевич, клянусь, это не я!! Вы же мне сказали, что любите свою невесту и вам никто больше не нужен, что же тут звонить?

— А кому ты рассказывала? Какой подружке? Когда ты вообще успела столько наврать?!

— Я никому вообще ничего не говорила! Это кто-то из ходячих больных подслушал!

— А кто из них мог знать обо мне и Оле?

— Не знаю…

Игорь удрученно смотрел на нее, потом махнул рукой и вернулся в ординаторскую.

Как все плохо, она не разочарована, нет, она убита горем, самым тяжким, какое только можно представить… Ей так плохо, что хочется выйти на площадку между вагонами и броситься под поезд. Или выйти на любой станции, пройти вперед, встать на краю платформы и … Она думала о смерти, но не шевелилась, молча лежала на своей полке, безвольно качаясь в лад колесам. Так и пролежала до самой Москвы, ничего не ела, не пила. Спускаясь с полки глянула на себя в зеркало и отшатнулась, не узнала: она уже забыла, что так изменила свою внешность.

Время Оля не рассчитала и на встречу опаздывала, но даже не торопилась, так и брела, равнодушно позволяя обгонять себя спешащим людям, терпеливо снося не очень вежливые толчки. Влилась вместе с суетливой толпой на ленту эскалатора, выехала наверх… Вышла из метро на улицу и сразу увидела в стороне, через дорогу, депутата. Будь у нее настроение получше, тут же помахала бы ему, но сейчас так и шла, не ускоряя шага. Какой-то мужик в куртке с капюшоном грубо отодвинул ее в сторону и негромко спросил у девушки, идущей перед Олей.

— Оля?

Та обернулась с улыбкой:

— Да…

Надо же, подряд Оли идут…

— А где же ваша красная сумка?

— Красная сумка и красная куртка — это уже перебор… Кажется, я вас не знаю… Вы кто?

Оля поняла, что это ее встречают и уже хотела сказать: «Вы ошиблись, это я — Оля, я должна быть в красной куртке и с красной сумкой», но не успела. Мужик, как ей показалось, резко ткнул девушку кулаком в спину, потом он отдернул руку и шагнул вперед. Оля увидела в его кулаке длинную толстую иглу. Незнакомая девушка глухо охнула и тихо опустилась на асфальт. К ней сразу кинулись шедшие следом за Олей две женщины — кавказки, в длинных темных платьях, выглядывающих из-под кожаных курток, они попыталась поднять упавшую девушку, потом начали кричать, звать на помощь: «Помогите! Человеку плохо!» А люди шарахались от них, сразу заподозрив террористок. Оля приостановилась в растерянности, поискала глазами депутата, тот вертел головой, привставал на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там в толпе мелькнуло красное, — он явно заметил суматоху вокруг упавшей девушки в красном, и потом, чуть поколебавшись, бросился сквозь толпу к ней.

«Боже мой! Это ведь меня хотели убить…» — Оля запоздало испугалась. Вокруг нее уже заклубился народ, люди тормозили, отталкивали, отодвигали зевак стоящих у тела, заглядывали им через плечи, пытаясь понять, что же там случилось и увидев мертвую девушку на грязном асфальте, охали и продолжали свой бег.

Иван Федорович решительно раздвинул любопытных, опустился на колени около упавшей девушки.

— Оля? Оля? Это ты? — та не отвечала.

Тогда он схватил сумочку девушки и вынул паспорт, просмотрел внимательно все страницы и положил его обратно. Он понял, что это не та, его должна быть не местная, поднялся, отряхнул колени и все оглядывался по сторонам. А Оля очнувшись от охватившего ее столбняка, двинулась в сторону, пересекла сплошной поток людей, выходящих из метро, остановилась у киоска, и оттуда стала наблюдать за происходящим, еле сдерживая колотившую ее нервную дрожь. Подошедший милиционер что-то сказал Ивану Федоровичу и тот показал ему какое-то удостоверение, милиционер козырнул ему, а депутат пошел в сторону от погибшей, по случайности он встал рядом с Олей у того же киоска — отсюда было удобно наблюдать за выходящей из метро толпой и за суматохой около потерпевшей.

— Ее убили?

— А, что? — он повернулся к ней. — Что вы спрашиваете?

— Я говорю, девушку убили? Она мертва?

— Да, похоже.

Около упавшей уже скопились должностные лица: милиционер, дежурный из метро, и по-видимому, врач. А из метро все выливались и выливались новые порции людей, кто-то проходил не глядя, но многие притормаживали, замедляли шаг и затем вновь ускоряли ход, бежали по своим делам. Вскоре подъехала скорая, тело девушки увезли. Милиционеры опрашивали свидетелей, но по наблюдению Оли, показания давали те, кто уже ничего не мог сказать, те, кто подошел позднее.

— Вот черт, неужели это все-таки она?! — произнес Иван Федорович.

— Вы ее знали? — спросила Оля.

— Я сам не понял, — рассеянно ответил депутат. — Неужели это я навел на нее убийцу…

Он повернулся к Оле:

— Девушка, вы тут давно стоите? Видели, что произошло?

— Да, — кивнула она, — видела. Парень шел следом за этой девушкой, спросил как ее зовут и потом воткнул в нее иглу.

— Да, ее тоже Оля звали, это я прочел в ее паспорте… А вы рассмотрели его?

— Нет, он был в куртке, капюшон на глаза, лица не видно. Сутулый слегка, выше вас, наверно худой.

— Вам, отсюда, ничего не было слышно? Он что-нибудь ей сказал?

— Я не отсюда смотрела, я там была, рядом, и слышала, что он сказал: «Оля, почему сумка не красная?» А она что-то пошутила.

— Так и назвал ее — «Оля»?

— Да.

— И сумку красную искал… Боже мой, что я наделал! Идиот!

— Иван Федорович, а как остальных убили?

— Кого остальных? — он повернулся к ней. — Простите? Вы меня знаете?

— Это я приехала к вам на встречу. Я — Оля.

— То есть… она, вы… — он взволнованно жестикулировал, — значит, тебя не убили?

— Как видите…

— То есть, произошла чудовищная ошибка?

— Для меня — счастливая…

— Да, да, конечно, что я болтаю! И для меня это счастливая ошибка. Какое счастье что ты надела другую куртку! Стоп, а волосы? Это же явно не каштановые, и короче, не до плеч?

— Ну перекрасила, постриглась.

— Почему? Ты узнала о нем? Что он тут будет?

— Иван Федорович, я ничего не знала. Постриглась просто так, захотелось перемен в жизни, надоело все.

— Так, подсознание, предвидение, понятно. Пойдем отсюда, я никак не приду в себя.

— Я вообще-то тоже.

— Давай выпьем коньячку, сейчас нам с тобой это необходимо.

— А как тех убили?

— Кого? А тех, о которых рассказывал… Подожди, я никак не приду в себя. Господи, неужели ты жива?! Мне просто не верится, что ты спаслась…

— Как видите, я жива. Это я с вами договаривалась о встрече.

— А во сколько ты мне звонила?

— Иван Федорович, да я это, я. Я была на острове, слушала песню и к вам заглядывала ночью, время не помню…

— Подожди минутку, — он отошел к соседнему киоску и вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками:

— Давай по сто грамм коньячка…

И Оля не споря тоже выпила свою порцию, как воду, даже не ощутила крепости. Потом они долго разговаривали. Иван Федорович пришел немного в себя и уже спокойно отвечал на ее вопросы.

— Как правило, многие из наших — люди смелые, рискованные. Да не многие, а все. Трус не сможет подойти к вершине, к скалам. Что-то действует на уровне подсознания, обычные люди сбегают. А наши всю жизнь постоянно балансируют на грани дозволенного. Ты вот тоже, видела убийство и все же подошла ко мне… Вот так и другие, им требуется адреналин. Поэтому, когда одного человека сбила машина — подумали несчастный случай, перебегал дорогу в неположенном месте, когда двое других — они работали спасателями в МЧС, оба альпинисты со стажем, — и вдруг сорвались, подвела страховка, тоже посчитали — такая профессия. Но когда четвертый выпал в окно девятого этажа, стало ясно — это не случайности… Это планомерное уничтожение носителей редкого генофонда. Убийцу еще не нашли. Почему я сейчас не узнал его? Хорошо продуманный камуфляж? Или это кто-то чужой действует против нас? — Он задумчиво покусывал губу, потом повернулся к ней: — Ну что, еще не передумала? Поедешь к нам?

— Поеду.

— Что же, тогда переходим на военное положение, — Иван Федорович взял себя в руки и уже начал разрабатывать стратегию выживания. — Пока ты будешь у нас, запретим все визиты, никому не позволю приезжать, чтобы тебя видело как можно меньше людей. Я уже подозреваю одного человека, но не уверен. Боюсь сосредоточиваться на нем одном, чтобы не проворонить истинного убийцу. Высокий и худой… Ссутулиться может любой… К сожалению, у нас все примерно одного роста, и полных среди них нет… Все, хотя и крепкие, но сухощавые…

— Почему он это делает?

— Кто же его знает, думаю, не хочет чтобы нас становилось больше.

— Тогда ему надо в первую очередь уничтожить вас…

— Это почему? Я не талантлив ведь.

— Зато вы ищете новых способных людей, заботитесь, чтобы дети такие рождались, то есть, умножаете ряды мутантов.

— Слово какое-то неприятное — мутанты. Так можно всех талантливых называть. Начиная с Ломоносова. Это называется генетическими исследованиями, но, разумеется, мы их не афишируем, и это мягко говоря.

Они зашли в ближайший ресторанчик, перекусили. Разговор постоянно возвращался к убийству девушки. Иван Федорович предположил, что у него прослушивался телефон, так как он абсолютно никому не говорил о ее решение приехать на остров.

— Сейчас я позвоню в аэропорт, закажу билеты, только лучше я это сделаю из автомата. Своему мобильному я уже не доверяю, — он подошел к урне и бросил свой телефон туда. — Жаль, лишаюсь всех номеров своих абонентов, но мог же я его потерять? Или у меня его украли.

Потом вновь достал телефон:

— Сначала надо все-таки переписать номера, что-то совсем не соображаю… — Он достал блокнот и переписал телефонную книгу. — С другой стороны, если это кто-то свой, так мне и звонить никому нельзя… Вот проблема…

— А мой телефон? Тоже надо выбрасывать? Я с него вам звонила…

— Выброси, куплю и тебе новый.

Он позвонил в кассу аэрофлота со стационарного телефона в ресторане:

— Вылет в 19–00, билеты уже оплачены с карты, я тоже с тобой лечу, тебя одну не оставлю ни на минуту. Ну, не бойся, не все так страшно. У нас есть надежные люди, проверенные…

— Кому-то вообще можно доверять в такой ситуации?

— Тем, о ком я говорю, — можно, они обладают такими возможностями, что смысла нет от них прятаться. Найдут где угодно, а с другой стороны, им для этого надо увидеть тебя, или хотя бы твою фотографию, или знать адрес, фамилию… Я и спрашивать у тебя не буду, откуда ты приехала, фамилию и т. д. И ты никому не говори. И там, в нашей деревне, особо не гуляй, ни к чему, чтобы тебя запоминали все.

В аэропорту он ее оставил на некоторое время, Оля со страхом жалась в углу зала, настороженно следя за каждым приближающимся человеком. Объявили посадку и она сама подошла к нужному терминалу, прошла контроль, а Ивана Федоровича все не было. Интересно, а что ей там делать одной? Не лететь, что ли? Но какое-то внутреннее чувство толкало ее все-таки вперед. Она была убеждена — на острове нужно побывать еще раз. Для нее это сейчас необходимо. Наконец депутат появился. Тоже, как и она, вел себя как шпион: оглядывался, вертел головой и шарахался от всех, кто проходил близко от него. Ага, испугался…

Места в салоне у них были рядом, но разговаривать на волнующую тему им не хотелось: рядом сидели посторонние люди, не стоило рисковать, привлекать внимание.

— Почему ты все же решила лететь, и так внезапно, среди ночи? Я так понимаю, проблемы на личном фронте? Скорее всего, увидела что-то лишнее? — Наконец спросил он.

— Вы удивительно проницательны…

— Да вот это и есть, наверно, мой единственный талант. Значит, угадал. Ну не переживай, все пройдет, он еще об этом пожалеет! Такими девушками не бросаются!

Он это так сказал, что Оля невольно улыбнулась.

— А на остров тебе все равно надо было попасть. Так что, как говорится, что Бог не делает — все к лучшему… Только ты учти, неизвестно, сколько придется ждать нужного ветра…

— Мне все равно, дома я сказала, что еду в экспедицию на все лето…

— Правильно, тут мы тебе подыграем, даже штамп в трудовую поставим, и зарплату получишь…

— Да не нужны мне ваши деньги…

— Ну да, знаешь шутку: счастье не в деньгах, а в их количестве? Количество мы обеспечим на уровне…

Самолет пошел на посадку в промежуточном аэропорту, они перекусили в кафе, и там к ним неожиданно присоединился Макс.

— Оленька, привет! Как я рад тебе, — Макс так кинулся к ней, что можно было подумать, не врет. — Что же ты пропала, не появлялась столько времени?..

— Брось, Макс, это же смешно…

— А мне совсем нет, — он оглянулся на Ивана Федоровича и отвел Олю в сторонку: — Я жалею, что на острове так все случилось с твоими друзьями! И все время думаю о тебе… Ты лучше всех! — пылко заявил он.

Оля только махнула равнодушно рукой. Пригласили на посадку, Макс забрал ее рюкзак и сумку.

— Ты как будто правда в экспедицию — с рюкзаком.

— Родителям соврала, что неожиданно пригласили на очень хороших условиях…

— Правильно, условия там тебе создадут замечательные.

— Да уже начали создавать.

— Иван Федорович мне рассказал…

После приземления самолета Оля позвонила домой, сказала что все в порядке и чтобы не волновались: связи долго не будет.

Они пересели на джип, через пару часов проехали ту деревню, куда Оля в тот раз вышла одна, потом долго ехали по тайге, по просеке, машину оставили почти у самого болота. Там переоделись, в тайнике для нее тоже нашлись сапоги. Прошли по знакомой тропе, местность все понижалась, под ногами начало чавкать, они подошли к болоту.

— Ну что, видишь еще тропу? — спросил Иван Федорович.

— Вижу.

— Молодец, не зря я тебя уговаривал…

Сначала она хотела жить там же, где и прошлый раз, одна. Иван Федорович не возражал, провел до домика, открыл дверь, невозмутимо наблюдал за нею. Оля постояла на пороге и отвернулась. Сразу вспомнились Андрей и Женя. Нет, невозможно оставаться здесь одной. Ее поселили в доме Ивана Федоровича, выделили светленькую комнатку, делать было нечего, смотреть видеофильмы Оля не захотела, тогда ей показали громадный книжный шкаф, вот это ей сейчас больше подходит. Будет сидеть в своем уголочке и читать.

Маленькие любопытные детишки Ивана Федоровича заглядывали к ней время от времени, а больше в первый день никто и не заходил, не тревожил, даже Макса не было. Хозяйка только стеснительно звала ее к столу. Оля поняла, что здесь у Ивана Федоровича другая жена. Одна для города, другая для дачи… Такой же наверно, как Макс, как Игорь… Подумала так и самой стало больно от того, что Игоря можно сравнить с Максом.

Так она провела почти две недели, перечитала всю классику, другой литературы здесь не было. А потом на рассвете подул ветер. И теперь она уже изнутри увидела, что творится в деревне: смесь радостного оживления и легкого ужаса, это кто как воспринимал вой. Оля тоже ощутила непреодолимое волнение.

— Ну что? Готова? — за ней пришел Иван Федорович.

— Я не хочу участвовать в ритуале. Могу я просто так посидеть, за скалой, в сторонке?

— Конечно, конечно, как пожелаешь. Все равно пока не произойдет физиологический сдвиг в организме, смысла нет участвовать в ритуале… Но многим нравится и без всякого смысла. Вот что сделаем, пройдешь сразу в пещеру, Макс будет рядом с тобой, а то вдруг почувствуешь себя плохо, такое тоже бывает… Или наоборот очень хорошо… В таком случае тоже может потребоваться его помощь… — лукаво улыбался Иван Федорович.

— А как же ритуал без него?

— Без проблем, справимся сами, — засмеялся он. — Не один Макс вояка, не перевелись еще народные умельцы.

— Так вам же пещера будет нужна… — смутилась она.

— Сказал — не волнуйся, все решаемо.

На этот раз ей было смешно видеть взрослых людей одетых в маскарадные костюмы: играются… По одному, по два участники предстоящего спектакля спешат со всех сторон в гору. Оля снисходительно наблюдала за ними — сейчас уж это ее не волнует, она переросла такие игры… Макс зашел за ней и они пошли вдвоем чуть позже, поднялись на ритуальную площадку, когда все уже стояли в кругу. Кто-то отдавал распоряжения, значит, это не просто стихийное буйство плоти. Макс провел ее за скалами, ко входу в пещеру. Запах здесь был просто нестерпим, Ольге сначала показалось, что ее сейчас вырвет, она задыхалась, потом принюхалась, и этот запах уже начал ее пьянить, дурманить. Макс все поглядывал на нее, но молчал. Ветер завывал все громче, тональность его песни изменилась, по сравнению с прошлым разом: то ли сила ветра была другая, то ли отверстия поменяли форму и размеры. Аромат и звук действовали теперь слаженно, накатывали волнами, будили тайные желания. О Господи, оказывается, она забыла, как это было! Вскоре, она уже не могла больше выносить этого воя, он перевернул всю душу. Если бы Игорь был здесь! Тогда бы она расслабилась, окунулась в море чувств, разбуженных в ее душе и плоти. Оля хотела убежать, вскочила, но Макс легонько взял ее за руку и заставил сесть.

— Терпи, а то не поможет, ты слишком мало здесь пробыла.

Да, она совершенно забыла, как действуют вой ветра и влажный терпкий запах земли. Даже не видя этих развратных танцев очень трудно было удержаться, не поддаться искушению.

— Гад ты, Макс, знаешь ведь, как влияет эта атмосфера. Специально меня держишь? Не трогай, не касайся меня! — Оля вырвала руку.

— Конечно специально, меня для того и привезли, чтобы ты здесь пробыла достаточно долго, — он улыбался. — Зачем же себя сдерживать? Я в твоем распоряжении. Пока еще могу…

— Нет, не хочу. Ни за что!

— Жаль. Не знаю как ты терпишь, может быть на тебя так не действует, как на меня, но я-то теперь долго буду помнить этот день…

Оля опустила голову на руки и сидела покачиваясь и тихонько поскуливая.

— Не понимаю, зачем себя так мучить? Что, твоему парню меньше достанется? Он бы наверняка не стал сдерживаться. Ну терпи, терпи!

А через некоторое время опять начинал:

— Оля, ну зачем ты так? Ты мне так нравишься, я так радовался встрече с тобой, — и осторожно брал ее за руку, а Ольга резко выдергивала — нет, это лишнее, так она не устоит.

Потом Макс откинулся навзничь, то ли спал то ли бредил, Оля некоторое время еще оставалась в сознании, а потом тоже уплыла. Игорь склонился над ней и крепко поцеловал, и она упивалась его поцелуем почти теряя сознание, и торопила его, ей хотелось большего…

Вскоре ветер стих, Оля очнулась, сейчас она была уверена — все здесь только снится, Макс тоже пришел в себя и они вернулись в деревню. А на следующий день пошел дождь. Оля надеялась, что теперь с нею все уже будет в порядке, но Иван Федорович уговорил ее не торопиться, подождать еще одного ветра, время-то сейчас такое, в эти дни частенько дует, а потом все, покой до следующего года. Не стоит упускать эту возможность. Она осталась ждать. Через неделю Иван Федорович привел к ней местного диагноста. Тот не касаясь ее, водил вдоль тела ладонями. Оля поняла, что человек на самом деле, чувствует организм:

— Аппендицит удален в детстве, — сказал он.

Она терпеливо ждала, когда же он произнесет свой приговор, но не видела, как экстрасенс за ее спиной утвердительно кивнул Ивану Федоровичу головой, а вслух он сказал другое:

— Пока сдвигов нет, обязательно надо повторить. Я думаю, необходимо участвовать в ритуале, если вы помните, там прижигались определенные точки…

— Ну можно и без ритуала прижечь…

— Да вы что, мы же не садисты. Нужен настрой, это приходит во время танца, там ведь боль не чувствуется, а без этого попробуй, прижги, так вообще все откажет… Так что, будем надеяться, что ветер еще задует…

— Судя по тому, как вы поступили с моими друзьями, вы точно садисты…

— К сожалению, тогда нас здесь не было, а просто охранники сами не могут принять правильное решение, они испугались, что не выполнили свои обязанности, допустили утечку информации, вот и перестарались.

— Как вы спокойно об этом говорите…

Они ушли и по дороге врач сказал Ивану Федоровичу, что яйцеклетка уже созревает, если сейчас не произойдет оплодотворение, то наступит овуляция.

Они помолчали.

— Господи, ну пошли нам хороший ветерок! — Иван Федорович даже перекрестился.

Оля согласилась на участие в ритуале.

— Ну а почему так грустно? — спросил Иван Федорович.

— Что же мне веселиться? Чувствую себя подопытной свиноматкой…

— Так, так… А как должны чувствовать себя женщины, которые чтобы родить ребенка идут на самые рискованные операции, или на искусственное оплодотворение?

— Нет, есть существенное отличие — они родят нормального ребенка, а у моего возможно будут какие-то отклонения.

— А может быть, это все остальные с отклонениями, люди и должны быть такими, как мы с вами? Это серые посредственности не любят отклонения и стараются все и всех подровнять под себя. Не дай бог, кто-нибудь узнает о нас, тут все сравняют с землей. С такими способностями как у тебя, телефон станет не нужен — поставь чуткую клавиатуру и переговаривайся, а возможно вообще чтение мыслей. Да, это не фантастика, уже есть некоторые подвижки. Да ты сама еще не осознала всех своих возможностей, что-то еще не проявилось. Когда ученые ставят опыты на себе, прививают себе различные болезни, чтобы найти средство для излечения, они тоже рискуют. Да масса таких примеров, у тебя от них только одно отличие, таких как ты — единицы. Жена моя, например, не может подниматься на гору, а насильно туда никого не отведешь, человек теряет сознание, может вообще сердце остановиться. Если бы мы могли афишировать нашу деятельность, возможно нашлись бы десятки людей подходящих и желающих помочь нам, но мы вынуждены все хранить в тайне.

От скуки в ожидании нового ветра Ольга потихоньку стала выбираться из своего заточения и бродить по пустынной деревне. Сейчас казалось, здесь ничего не может произойти страшного, так мирно, тихо вокруг. Однажды ее подозвала соседка, немного угрюмая и неразговорчивая, как и почти все женщины здесь.

— Сын просит зайти к нему, он у меня больной, не ходит.

Оля зашла в дом. Подросток лет пятнадцати сидел за компьютером, его ноги были укрыты пледом. Он радостно повернулся к ней.

— Я так и думал, что ты такая.

— Какая?

— Красивая… Я знаю, зачем ты приехала сюда…

— Да? И зачем?

— Ребенка хочешь родить тут. Только ты не верь, у них тут свои интересы. Вот, видишь я какой родился, тоже думали, гениальный буду… Зря ты приехала, теперь уж не сбежишь от них.

— Захочу — уеду. Никто меня тут не держит.

— Это тебе так кажется, попробуй сбежать — узнаешь. А им все равно нужно приносить жертву…

— Чего?! Какую еще жертву?

Мальчишка серьезно смотрел на нее.

— Ты правда не знаешь? Хотя, откуда тебе знать? Это меня они не боятся, я никуда отсюда не денусь, при мне все можно говорить.

— Расскажи, что за жертва?

— Всегда приносят жертву, во всех религиях.

— Это раньше было, а теперь только сатанисты какие-нибудь и остались. И не во всех религиях это и раньше было. Вот у христиан не было.

— Ну да, хорошо же ты знаешь Библию. Вспомни: «Господь сказал Аврааму: — Возьми своего единственного сына, Исаака, пойди на гору, которую Я тебе покажу, и там принеси Мне его в жертву», читала такое? Сын был любимый, долгожданный… Это не то, что «На тебе, Боже, что мне не гоже!»

— О Господи, ну и примерчик.

— А Иисус Христос? Он сам также был принес в жертву, во имя искупления всех грехов, которые совершат люди. И тебя принесут в жертву, если откажешься выполнять все требования. А не откажешься, все равно будешь жертвой, родишь урода.

— И зачем же такие жертвы?

— А затем, что после этого последуют перемены. Например, я выздоровею. Знаешь, в мире же все взаимосвязано, закон сохранения энергии, а здесь на острове это выполняется на сто процентов.

— А как они приносят жертву?

— Как обычно, ножом по шее. Обряд такой есть, на горе. Я не знаю подробностей. А ты думала, там только сексом занимаются?

— А ты откуда знаешь о сексе?

— Так тут только об этом и говорят после ветра. Так-то. Сначала секс, а потом ножом по шее…

— Зачем ты меня пугаешь?

Мальчик пожал плечами:

— А что мне тебя пугать?

— А ты не боишься, что и тебя могут в жертву? Зачем ты им больной? И болтливый?

— Я умный, они еще на мне наживутся…

— Почему ты им нужнее, чем я? Я тоже не дура.

— Была бы умная — не приехала бы сюда… Да ничего, если даже не дура, то это не на долго, тут быстро с ума сходят. Слышала, у одного крыша поехала — он начал убивать всех подряд…

— Слышала…

Девушка вышла, а мальчишка сидя в одиночестве довольно хихикал: такая взрослая, и такая глупая! Верит в любую чушь! Вот, небось, рванет отсюда по болоту! Женщины глупы!

Оля ушла к себе. Она понимала, что мальчишка смеялся над ней, но доля правды в его выдумках есть, ей на самом деле следует опасаться за свою жизнь. Убийца реально существует. А вот как к ней здесь относятся? Решила проверить и через пару часов, после обеда, тихонько побрела в лес. Ей не удалось углубиться и на пару шагов, бородатый мужик остановил ее, молча махнул рукой в сторону деревни. Она прошла через всю улицу и уже на другом конце опять свернула к лесу. Ее также остановили. Похоже, мальчишка прав, за ней следят или ее охраняют… Ну по шее ножом это вряд ли, это пацан придумал, но она не свободна…

Утром Иван Федорович почти не разговаривал за завтраком, был чем-то озабочен, задумчиво сидел за столом, не делая как обычно, замечаний детям. Хозяйка покормила всех, и отправилась на скотный островок. Оля уже знала ее распорядок: там она пробудет пару часов, вернется готовить обед.

Девушка сидела бездумно на скамье у входа в дом. Шум вертолета настолько не вязался со всей этой деревней, со странным укладом жизни его жителей, что она приняла его сначала за особый вой ветра, вскочила, но потом увидела машину над собой. Дети и она вместе с ними, побежали за дом поближе к опушке, смотреть, как приземляется вертолет. Оля осталась стоять у зарослей кустарника, а дети вприпрыжку бежали дальше к самой посадочной площадке. Иван Федорович тоже поспешил туда — встретить прилетевшего гостя. Снова пошел дождик и Иван Федорович раскрыл зонт. Ольга думала, что они сейчас придут в его дом, но он повел гостя в другую сторону. Этот человек шел впереди Ивана Федоровича, но потом тропинка расширилась, они пошли рядом. Что-то беспокоило Ольгу, незнакомец накинул капюшон на голову и она вдруг поняла: это он, это его она видела в Москве, у метро. Совсем недавно он вот так же ссутулясь шел перед нею в толпе, и именно он воткнул шило в спину девушки в красной куртке… А Иван Федорович и не подозревает что это тот самый убийца.

Не мешкая ни секунды Оля почти бегом отправилась к дому, прошла в комнату, взяла свои документы, деньги, потом заглянула в хозяйскую спальню, осторожно открыла шкаф, на полке увидела стопку чистых белых платочков, несколько сложенных рубах. Быстро натянула одну из них поверх своей одежды, подвернула джинсы, чтобы не выглядывали, повязала платок, надвинув его на лицо. На тумбочке заметила какие-то бумаги, хозяйские часы и перстень. Это все не нужно, а вот ключи от машины пригодятся, прихватила на кухне ведро, в него сунула на всякий случай сапоги, стоящие у входа (придется ведь идти по болоту), и вышла из дома. Дети шумно переговаривались на заднем дворе, разглядывая вертолет.

Сначала она прошла в сторону коровника, никого не встретив, к тому же здесь было не принято останавливаться на улице и громко разговаривать с соседками, как в обычном русском поселение. На краю деревни в стороне от тропинки двое мужиков тихо беседовали, на нее они не глянули — длинная рубаха, платок и ведро совершенно изменили девушку, сейчас она ничем не отличалась от остальных жителей. Дойдя до кромки болота, двинулась в сторону тропы — прохода на большую землю. На ходу прихватила одной рукой небольшую охапку срезанных веток — иди кто-нибудь навстречу, можно было бы прикрыться ими. Она уж готовилась свернуть в болота, но вскоре остановилась: переход явно охранялся, она услышала чьи-то голоса. Сейчас нет времени объясняться с ними, это обязательно привлечет внимание и гостя. Возможно, он и приехал из — за нее. Оля тут же развернулась и двинулась назад. Она хотела проскочить в дом незаметно и положить хозяйские вещи на место, но тут ей опять пришлось свернуть: навстречу шла женщина. Вот так, лицом к лицу, ее конечно узнают, нет, лучше избежать встречи. Она оставила ведро с сапогами и ключами от машины на краю улицы в траве — потом его заберет, а сама опять нырнула в кустарник, потом вышла на тропинку. Ей казалось, здесь, в зарослях, безопаснее. И так, пригнувшись, прошмыгнула открытый участок у поворота к дому Ивана Федоровича.

Пока она бегала кругами вокруг его дома по окраине деревеньки, сам Иван Федорович беседовал с приезжим.

— Вот, дорогой, приготовил тебе последние данные, есть очень интересные моменты… — хозяин азартно перебирал бумаги.

Гость, похоже, не настолько был поглощен результатами исследований, и спустя некоторое время он, словно невзначай, поинтересовался:

— Ну а что, новенькие инициации были? Есть интересные случаи?

— Да почти ничего, только эта девочка…

— Она здесь?

— Да…

— Ну все, эти данные я заберу, обработаю, привезу через месяц. Пойдем, покажешь мне свое открытие, да я поеду. Вертолет уже небось готов.

— Открытие?

— Ну да, эту Олю.

Иван Федорович не мог вспомнить, называл ли он имя девушки. Что именно он сказал о ней? Потом отмахнулся: ну нельзя же подозревать всех. Они пошли к его дому, там Ольги не было. Кто-то из детей сказал:

— Так она к Павлику пошла.

Но у парализованного вундеркинда Павлика ее давно не было.

— Гуляет где-то, воздухом нашим дышит. Так ты говоришь, сразу улетишь, не останешься? Ну и правильно, пока вертолет подвернулся, воспользоваться такой возможностью, это не то что тащится по лесам на машине до аэропорта.

Но гость вдруг передумал.

— А что, останусь, послушаю ветер, давно уже не участвовал в ритуале.

— Ну! Наконец созрел, а то нет, да нет.

— Эта новенькая девочка будет слушать? — спросил он небрежно.

— Для этого и приехала, но прошлый раз просидела в пещере, только слушала, не танцевала. А уж как Макс ее упрашивал. Влюбилась в кого-то, не из наших, и все, не хочет участвовать в нашем языческом скопище.

— Может быть, я уговорю?

— Попробуй, вспомни молодость, Макс ведь тебя заменил…

— Пойду, прогуляюсь, вдохну здешние ароматы, посмотрю, что тут и как сейчас стало, а то уже забыл где тут что.

— Да все как было, так и осталось, ничего у нас не меняется…

Теперь Ольга оказалась за деревней со стороны леса, еще немного и она вышла на край поляны, там все еще стоял вертолет, привезший сегодня опасного гостя. Его не спеша разгружали два бородача: большие картонные ящики снимали и оттаскивали в сторону. Она увидела и пилота — он дремал в шезлонге под навесом. Оля просидела в кустах около часа, хотела убедиться что опасный человек уедет, а если нет? Что делать, если он останется? Каждой своей клеточкой она ощущала опасность, в ней крепло убеждение в необходимости избежать встречи с убийцей. Нельзя допустить, чтобы он ее увидел. Сегодня она весь день действовала на подсознание, не задумываясь, не анализируя свои побуждения — захотелось, значит так надо.

Пилоту принесли обед, а в вертолет стали загружать такие же картонные ящики, как снимали. Интересно, что в них, что можно отправлять отсюда? Разве какие-нибудь натуральные продукты: яйца, масло, грибы, ягоды. Но слишком уж ящики большие, ягоды помнутся. Грузчики поставили последний ящик и ушли. Какой-то человек подошел к поляне и не доходя до навеса, крикнул пилоту:

— Все, свободен, можешь взлетать.

— А этот товарищ, что не летит? Он же собирался со мной назад? — Пилот в это время допивал чай, услышав команду, даже привстал у стола, так беспрекословно выполнялись тут все распоряжения…

— Останется, — посланник развернулся и ушел.

Женщина, кормившая летчика, собрала посуду и двинулась к дому, а он вновь уселся и неторопливо прихлебывал горячий чай. Вокруг никого, даже дети все разбежались. Пока детвора крутилась у летного поля, он глаз не спускал со своей машины, а теперь откинулся на спинку скамьи и прикрыл глаза, похоже, задремал. Тогда Оля вскочила и быстро пошла к вертолету. Никто не появился, все так же пусто, тихо. Девушка не оглядываясь по сторонам, словно выполняла простое привычное дело, легко влезла в кабину. Она все ждала, сейчас кто-нибудь крикнет: «Стой! Ты куда?!» Но никто ее не остановил.

Весь салон завален коробками, уложенными не особенно аккуратно. Она попробовала сдвинуть один ящик — довольно тяжелый, но ничего, можно поднять. Прямо по ним быстро пролезла в хвост салона, там осторожно раздвинула короба, влезла на освободившееся место, присела и надвинула одну из коробок над собой. Потом спохватилась, снова отодвинула свою крышу и прислушиваясь, не идет ли кто, сняла платок и рубаху, сунула их вниз, на пол. И теперь уже основательно, аккуратно завершила строительство своего гнезда.

Через пару минут пришел летчик, что-то напевая он проверил, как уложен груз, слегка подвигав ящики, видно остался доволен и занял свое место. Заработал мотор, вертолет взлетел. Полет длился больше часа. Наконец машина приземлилась. Вертолетчик прихватил какие-то бумаги и выпрыгнул из кабины. Следом за ним и Ольга, рубаху и платок взяла с собой. Маленький аэродром был пуст, она быстро пробежала взлетную площадку и скрылась за постройками. Там в кустах оставила чужие вещички, потом неторопливо двинулась дальше, пересекла лесополосу и вышла на шоссе. Вокруг ни души, ее появление из лесу никого не встревожило, осталось незамеченным. Девушка побрела по дороге, потом наугад остановила первую попавшуюся попутку, и благополучно доехала до ближайшей автостанции. Водитель попался молчаливый — ни слова не сказал, кивнул лишь, в ответ на ее слова благодарности. В тот же день на рейсовом автобусе она добралась до соседнего городка и дальше полетела на самолете. Ей повезло, оттуда был прямой рейс до Москвы, потом на поезде домой. На этот раз она покидала столицу с глубоким чувством удовлетворения: посетила все-таки эту чертову поляну, и вовремя сбежала. Она стала доверять своей интуиции: раз на душе спокойно, значит опасность миновала.

А на острове ее все еще искали. Допросили всех, кто видел ее в то утро, в том числе еще раз побеседовали с Павликом, он выложил всю ту чушь, что нес Ольге.

— Неужели она испугалась этого бреда?! Но куда же она делась? Охрана острова ее не видела.

— А на вертолете она не могла сбежать?

Сделали запрос — пилот подтвердил, что от вертолета не отлучался, даже обедая не спускал с него глаз, боялся что мальцы залезут, никого он не перевозил.

— Неужто утонула? Значит, не стойкие у нее были подвижки… Наш человек не попал бы в топь.

Москва

Родители были приятно удивлены, внезапно обретя любимую дочку. В тот же день она встретила Игоря. Он увидел ее в окно и бросился через двор к ним, Оля встретила его в дверях, молча уткнулась ему в грудь, от счастья, от его близости она не могла сказать ни слова, боялась расплакаться: раз он так сразу прибежал, значит не забыл ее, значит любит. Сейчас остались только истинные ценности: она любит этого человека и готова прощать ему все…

— Ты здесь! И молчишь!

— Я только приехала, только вошла.

Из комнаты выглянула мать, за нею отец. Объятия у молодых были такими жаркими, что родители переглянулись и закрыли за собой дверь. Игорь целовал ее и все мысли, с которыми она бежала от него, исчезли.

— Ну почему ты сбежала?

Она попыталась закрыть ему рот поцелуем, но он отодвинулся:

— Тебе что-то наплели, да?

— Давай забудем…

Оля уже не хотела ничего слышать о его медсестричке, лишь бы он был здесь, но Игорь настоял на разговоре, он не хотел чтобы между ними оставались недомолвки.

— Оленька, разумеется, до тебя у меня были романы, также как и у тебя, я в этом уверен.

Оля лишь склонила голову.

— Давай договоримся: не скрывать ничего друг от друга. Я люблю только тебя, сейчас у меня даже мысли о Светке или любой другой девушке не возникает. Я не знаю, что тебе наговорили, ну приходила она ко мне в кабинет, сидели болтали. Мы же работаем вместе, нам невозможно не общаться. Раньше у нас с ней были более тесные отношения и она по старой памяти села ко мне на колени — наверно именно это тебе и передали? Но ведь это и все, больше ничего не было. Девушки запросто садятся на колени к парням, но это ведь ничего не значит. Разве в вашей студенческой компании так не принято? Ты представь, а если я буду так ревновать? Знаешь, как мне хочется спросить: с кем и где ты ночевала в своей экспедиции?

— Одна, — Оля невольно улыбнулась и подумала: — а если рассказать ему о поляне? Как, поверит он в ее верность или нет? Не вовремя она вспомнила об острове. Воспоминания о ритуале в сочетании с опасной близостью с Игорем подействовали ошеломляюще… На поляне, кажется, она держалась более стойко… Он же там был от нее далеко. А сейчас, когда руки Игоря обнимают ее, голова у Оли сразу пошла кругом… Ее словно обдало пряной волной, как на острове… Вот когда подействовал тот ветер и запах. Она почувствовала такое непреодолимое желание…

Игорю передалось ее волнение, оно зажигала его… А может быть наоборот, это его страсть передалась ей?

— Пошли ко мне, поговорим спокойно, — шепнул он.

— Хорошо.

Оля не помнила, как они перешли двор, как поднимались в его квартиру… Игорь пропустил ее вперед, и она вошла в такую привычную комнату, здесь бывала незримо сотни раз… Игорь обнял ее, поцеловал в шею, она повернулась к нему…

Поговорить-то им здесь, как раз и не удалось. Оказалось, в этой узкой комнатке, она испытывала более сильные чувства чем там в пещере, хотя здесь и не было ни ветра, неистовых завываний, ни запаха земли и красных скал, ни сексуального танца. Им с Игорем этого и не требовалось, они и без наркотиков были опьянены любовью.

Обнимая его, Оля думала: какое счастье, что он у меня есть, это главное, а все остальные проблемы будем решать вместе… И применение своему дару я найду, Игорь поможет, ему можно доверить эту тайну.

Всего проголосовало: 13

Средний рейтинг 4.5 из 5