Книга: Мираж желаний




Данила Врангель. Мираж желаний


Никогда не знаешь, что будет в следующую секунду.



Машина остановилась. Стайка девушек на углу улицы смотрели зазывно, как турецкие рыночные продавцы. Одна подошла и спросила:


— Джентльмен желает отдохнуть?


— Да, — неожиданно для владельца «Ломбардини» произнёс его голос.



Она оказалась девчушкой девятнадцати лет. На этом углу, как выяснилось позже, стояла уже с пол года.


Отдыхали не в машине, и не в гостиничном номере, а на набережной моря в открытом баре. Мягко шелестела морская волна. Вдали, метрах в трехстах, плыла изгибающейся дугой пара дельфинов. Шла неторопливая беседа, не совсем привычная для уличной проститутки во время сеанса своей работы.



—Ты не хотела бы вот так, на всю жизнь? Как эта пара, — спросил он, откинувшись в плетеном кресле и рассматривая ее сквозь призму мужского восприятия юного женского совершенства.



— А ты? — вопросом ответила она, рассматривая клиента взглядом гламурной кошки.



— Я? Не знаю. Наверное, хотел бы. Но так не бывает, по–моему.



— Не бывает? Почему? Я иногда думаю об этом. Про жизнь вдвоём навсегда. —  Закурила длинную сигарету и безмятежно продолжала смотреть в глаза. — Наверное, это хорошо. Говорят, некоторые птицы всю жизнь в одной паре.



— Возможно.



Дельфины медленно исчезали в лучах заходящего солнца. Море застыло чашей безмолвия.



Он продолжил:



— Ты говорила про одиночество. Вообще, это единственное имеющее смысл состояние человека. Когда нет никого, есть все. Ты понимаешь это?



Она ответила:



— Не совсем. Как — все? Как я сейчас у тебя?



— Да нет, не так. Когда ты один, совершенно один, мир становится частью тебя. Ты становишься миром. Это происходит не сразу. Но происходит. С теми, кто способен на одиночество. С теми, кому не нужна стая. Стая это пустота.



Она помолчала, разглядывая замершую легкую волну. Тихо проговорила:



— Наверное, ты прав. Я в стае. — Слегка нахмурилась и тенью скользнула по его взгляду. — Это пройдет? Я привыкну?



— Да нет, вообще-то к этому не привыкают. Начинают тихо сходить с ума, или пить, или принимать транквилизаторы, или всё вместе. Ты же уже не выносишь секса с мужчинами. Я прав?



Она тихо ответила:



— Да. Это ощущение появилось уже через несколько месяцев этой моей работы.



Опустошенно посмотрела ему в глаза. Еле слышно проговорила:



— Спасибо тебе. Спасибо тебе, что ничего не требуешь.



— Я у тебя прошу самое ценное, что есть у человека, но ты этого еще не понимаешь. Я у тебя прошу общения. Простого, бессмысленного общения. И все.



— Самое ценное, что есть у человека — это свобода.



— Нет, не совсем, и не для всех. Свобода очень тяжела. О ней говорят те, кто не представляет, что это такое. Одиночество, вот это и есть свобода. Но такая, то есть настоящая, свобода подходит далеко не всем.



Помолчал. Добавил:



— Это мало кто понимает. Свобода мираж, постоянно горящий своими огнями на горизонте. Свобода это путь к горизонту, путь к огню, которого нет. Поэтому, не стоит без особой причины, лететь на маяк, чтобы сгореть, как бабочка.



— Ты горел как бабочка? Или кто-то из твоих друзей?



Он мрачно ответил:



— Да. И не один раз. И не один из моих знакомых. Друзей у меня нет. Единственный настоящий друг человека — это он сам. Никогда не забывай об этом, какие сладкие вещи ты бы не выслушивала.



Солнце приближалось к горизонту, размеренно падая в ночь. Дельфины стали едва видны, исчезая в мареве вечерней  дымки морской глади, утопая в сумерках июльского вечера.



— Не желаете газетку? — спросил подошедший паренек в линялой футболке и косичкой, перетянутой зеленой резинкой.



— Что за газета? — спросил владелец «Ламбардини»?



— «Сумерки Европы», свежий, экстренный вечерний выпуск.



— Да? А почему экстренный? — спросил мужчина.



— Вы что? — удивленно вопросом ответил паренек.  — Не в курсе? Израиль напал на Иран.



— Да что вы говорите! — проговорила девушка. — У меня в Израиле брат!



— А у меня в Иране мать и отец, — мрачно ответил продавец газеты. Сразу привлек внимание не сильно заметный акцент и восточная внешность распространителя. — Берете?



— Конечно, — ответил мужчина и купил «Сумерки Европы». На первой полосе крупным шрифтом было набрано: «Иранские С–300 проданные Россией уничтожили первый эшелон израильских F–35».



— Ого! — молвил мужчина. — Ничего себе наторговали!



Иранский иммигрант исчез в глубине оливковых зарослей.



— Что там? — спросила она.



— Да так, Россия хорошо торгует.



Внимательно стал просматривать заголовки.


«Соединенные Штаты усиливают блокаду Персидского залива».



— Ты знаешь, я тоже одно время пробовала торговать. Косметикой. Мне сильно нравится хорошая косметика! Я и занялась этим только из любви к гламуру…



«Северная Корея привела в полную боевую готовность свои ядерные силы»



— … но ничего толком не получилось. Вначале была прибыль, но очень скоро…



«Пакистан выразил поддержку ИРИ»



— …я начала тратить намного больше, чем зарабатывать и, в конце концов, пришлось…



«Россия выразила сожаление Израилю по поводу гибели пилотов F–35»



— … спать со своим шефом, но от него никакого толка, кроме выпивки и дешевой косметики не было и, в конце концов…



«Израилю стала грозить смертельная опасность»



— … этого и следовало ожидать, потому что…



«Арабский мир объединился»



— … никогда себе все не заберешь, как бы реальным это не казалось, да и, наверное…



«Ядерные субмарины нанесут удар в любой ситуации»



Подошел иранский иммигрант с пачкой газет и протянул одну. Сказал:



— Только что вышел второй вечерний выпуск.



— Так быстро? Ваша фирма умеет работать!



— Это не мы, это события.



Мужчина взял «Сумерки Европы». Прочел:



«Китай атаковал главные города Японии»



Собеседница продолжала свой монолог:



— … я не сильно склонна к торговле, видишь, закончилось торговлей собой…



«Другого варианта выхода из кризиса нет»



— … а когда торгуешь собой, то все остальное остается на другом берегу реки, и этого никто не поймет…



«Российские Ту–160 в Венесуэле взлетели»



— … пока не попробует на самом себе, и совершенно невероятно, что…



«Израиль одержит победу?»



— … после работы на панели женщина может адаптироваться к простым заработкам, и забыть про горячие деньги. Горячие деньги...



«Виновны в  мировой войне?»



— … это как опиум, как героин, на который присесть очень легко, но даже если ценой невероятных усилий воли уходишь от этого влияния, все равно никогда не забыть то состояние, когда ты просто Бог, и кругом тебя ангельская роща.



— Ты пробовала героин?



— Нет, что ты. Некоторые мои коллеги употребляют женский секс–наркотик. Ты, наверное, про него слышал. Его называют первентин. Есть другие названия. От него каждый мужчина кажется любимым мужем, и… женщине хорошо с любым клиентом.



— Я слышал про это. Слышал и то, что через несколько лет женщина погибает.



— Да, это так. Многие сидят на этой игле, зная о скорой смерти, но предпочитают текущий миг счастья, пусть и синтетического, будущему дерьму старости. Я ничего не употребляю, кроме алкоголя, и то совсем немного. Но мой текущий миг ужасен. Не всегда, правда. Сейчас мне хорошо.



Солнце утонуло в море, пылая алым прощальным заревом. Огненная завеса окутала горизонт багровым пламенем, в глубине которого смутно прорисовывалась душа Посейдона ведущего спокойную беседу с Зевсом.


Море отходило в ночную жизнь. Акулы стали засыпать на ходу. Дельфины лежали на волне. Где–то в глубине таинственной морской дали протяжно и трубно завыл кашалот, призывая подругу.



— Ты знаешь, — ответил он, — и мне сейчас хорошо. А почему, никто никогда не знает. Ты же заметила, что настроение души не подчиняется вообще никому. Порой, да почти всегда, для краткого мига счастья нужен длительный период несчастья и неудач.



— Я это заметила.



— Но про это мало кто думает, и мало кто замечает. Да и вообще, рассчитывать на постоянное счастье, это всё равно что… кхм… извини… рассчитывать на постоянный оргазм.



— … Мда… ты прав. Тут уж ничего не скажешь…


Прильнула к высокому бокалу с коктейлем и стала поверх него смотреть в глаза собеседнику. Тихо спросила:



— Ты очень хорошо говоришь. Расскажи что нибудь еще.



— Что тебе рассказать? Сказку? Ты их, я не сомневаюсь, слушаешь достаточно. Я тебе скажу присказку. Она такова — плата есть за всё. Это не в ключе «расплата» или иного мрачного выражения. Нет, просто плата. Ну, как клиенты платят тебе деньги. Это их плата за краткое приятное… кхм… время–провождение. Твоя плата —


депрессия. Это твоя плата, за плату тебе за то, что ты продала часть себя. Я не путано говорю?



— Да уж куда яснее, — мрачно ответила собеседница. Добавила:



— Вылил ты мне ведро воды на голову. Да прав, прав, ничего не скажешь. А твоя плата, какова? Ты же сам сказал, что плата есть за всё. Значит и у всех, верно?



— Моя? Моя плата не меньше твоей платы. Я тоже расплачиваюсь депрессией.



Дама сосредоточенно смотрела на собеседника. Спросила:



— Ты бизнесмен? Они все на нервах.



— Да нет, не бизнесмен. Я Бог. Трудно работать Богом.



— Ценю твой черный юмор. Да я почти атеистка. Я верю в реинкарнацию, а это почти буддизм. Буддисты, я слышала, все атеисты.



— Да. В буддизме нет бога. Есть какое-то подобие, но это не бог. Брахман, Абсолют по русскому понятию, это не бог. Да и Будда был в молодости гулякой и любителем хорошо выпить. Принц Гаутама тот ещё парень!



— Я слышала про это. Так ты Бог? Заинтриговал…



Она с любопытством и интересом стала смотреть на собеседника.



— Любая работа это работа. Даже у Бога это всего лишь работа. Созидательная. Он же Создатель. Всевышний Создатель! Но, опустив прилагательное, остается просто Создатель. Или создатель. Разницы нет никакой. Созидатель, создатель, творец…



— Не пожелаете еще номерочек газетки? — выскочил из оливковых зарослей ночи продавец в зеленой резинке.



— Что, третий номер за вечер? —  вопросил мужчина.



— Да! И, возможно, не последний. Мы очень хорошо заработаем за этот вечерок, — радостно добавил иммигрант. — И не только мы, я думаю.



Расплатившись, покупатель стал просматривать заголовки.



— Ну, что там такого сногсшибательного? — с любопытством спросила дама. — Опять Россия что–то там наторговала?



— Мда… — ответил собеседник. — Тут все торгуют, как я вижу. Не только наш милый иранский распространитель прессы.



«Атака танковых дивизий Сербии на всю территорию бывшей Югославии»



— Да, торговля, вообще–то, очень размеренное, спокойное и душевное занятие, — продолжила разговор юная дама. — Этого не понимают те, кто занимается продажей товара. Им кажется, что у них проблемы, проблемы, проблемы…



«Проблемы технического характера возникли в американской системе GPS»



— … но это совсем не проблемы, когда думаешь о них в прошедшем времени. Настоящие проблемы возникнут после того, как…



«Баллистические ракеты Ирана и Пакистана нанесли ядерный удар по Израилю, США и Великобритании»



— … спокойная прибавочная стоимость уходит в прошлое, а остается только работа, от которой никуда не скрыться, потому что она, в общем-то, тебе очень по душе, но только…



«Противоракетная система Польши и Чехии уничтожена ударом России»



— … эта душа оказывается имеет два дна, и то, второе, дно начинает медленно убивать первое, которое и руководит всем, что тебе нравиться… Наверное…



«Наступил конец исторической эпохи»



— … это просто сумасшествие, и ничто другое.



Мужчина посмотрел на даму. Сказал:



— Тебе не стоит говорить о сумасшествии. Есть нервы, и всё. А без нервов вообще ничего невозможно. Брось ты эти «горячие» деньги — и весь вопрос.



Из оливковых зарослей снова выскочил иранский распространитель новостей. Спросил:



— Мой босс спрашивает, не хотите ли прогноз геополитической ситуации в ближайшие 12 часов?



— А что, такое возможно?



— Пятьдесят евро и лучшие наши геополитические обозреватели…



— Спасибо, я уж, как ни будь, сам разберусь в этих ваших статьях.



— А что они там могут спрогнозировать? — спросила дама своего собеседника.



— Они могут спрогнозировать только свою прибыль, — ответил тот и взял в руки бокал. Добавил:



— Давай выпьем за твою удачу.



— И за твою, — оживленно ответила собеседница, блеснув взглядом.



Выпили. Помолчали. Глядели в горизонт моря. Вдыхали благоухание наступающей июльской ночи. Рассматривали огоньки появившихся светлячков, летающих в глубине кустов и между деревьями, как крохотные маяки пылающей дикой основы природы. Тихо откатывалась еле приметная волна, глухо шепча миллионами лет. Сладкое безумие покоя проникло в душу. Появились первые звезды. Огонь заката еле приметно ещё прорывался сквозь горизонт.



— Да, — сказала она. — Ты прав. Горячие деньги это проблема…



— А может, все же возьмете прогноз ситуации в мире на шесть утра? — спросил вновь появившийся иранец, сосредоточенно выставивший перед собой распечатку с текстом. — Вам скидка пять процентов.



— Послушайте, а если прогнозы не сбудутся? — спросил потенциальный покупатель политического гороскопа. — Вы вернете деньги?



— Ммм… Это нужно уточнить у редактора, — неуверенно выговорил газетчик. Добавил: — Наши прогнозы только сбываются. Не было ни одного случая, чтобы прогноз не сбылся.



— А давно вы занимаетесь политическим прогнозированием?



— С сегодняшнего дня. Вы первый клиент!



Мужчина невозмутимо посмотрел в глаза распространителю новостей. Спокойно сказал:



— Это радует. Не хочу прерывать вашу удачливую полосу. Приносите только новости, а прогнозы оставьте у себя.



Газетчик скрылся в ночи.


Вдалеке снова трубно завыл призывную песню одинокий кашалот.



— Послушай, а как ты относишься к снам? — спросила она и, прищурившись, стала смотреть сиреневым взглядом ему в глаза.



— К снам? А никак, — ответил собеседник. Добавил: — Мне один раз приснился сон. Я в нем видел свою смерть. И ты знаешь, совсем спокойная это штука, я даже с ностальгией вспоминаю этот сон. Но это сон. К сожалению. Смерть была очень романтична. Очень. Больше мне ничего не снится.



— А мне приснился ты. Прошлой ночью. Ты не веришь?



— Да чего уж там, верю.



— В том сне мы с тобой погибаем.



Он поставил бокал на стол и стал смотреть на юную ведунью. Спросил:



— Ну и как у нас все прошло? Надеюсь без проблем?



— Да как тебе сказать. Были некоторые проблемы. Технического характера.



Взяла бокал и стала пить вино. Молчала. Сказала:



— Мы утонули.



— Да, кстати, — сказал мужчина, — не желаешь искупаться? Ты посмотри, какой дивный вечер! Да нет, уже почти ночь… — Стал смотреть на море. Добавил: — Вот она, Вечность. Прямо перед нами. Пойдем?



Он пристально стал смотреть собеседнице в глаза.



— Я люблю море ночью, — спокойно ответила она. — А ты не боишься медуз? В это время они кусаются.



— Я боюсь себя. Вот это и есть самое страшное. Ты в купальнике?


Она молча смотрела на него. Прошептала:



— Ты правда собираешься в море?



Он спокойно улыбнулся и ответил:



— Неужели ты настолько веришь снам? Неужели ты думаешь, что можно что-то узнать про будущее? Но даже если и есть возможность о чем–то догадаться, то изменить все равно ничего нельзя. Будущее, как и прошлое, уже есть. Это же так просто. Если прошлое неменяемо, то это всем понятно просто потому, что его помнят. Будущее просто никто не помнит, вот и вся разница между ними. Мы скользим по Времени как по проложенной автотрассе, со своими поворотами, заправочными станциями, мотелями, ресторанами, красивыми или не очень пейзажами, попутчиками и со всем остальным. Один нюанс — мы не можем остановиться, мы не можем повернуть назад, наш автомобиль на автопилоте, и видим дорогу только когда она уже позади. Мы не можем ехать не по трассе, а перестроить ее — тем более. Вот и все. Думать о том, что на этом пути можно что–то изменить, наивно и глупо. Единственное, что держит людей на этой трассе, это мираж, который своими огнями манит вперед. Его еще называют надежда. Надежда желаний. Но не все поддаются на эту дьявольскую уловку. Их мало, но они есть. И вот они то и сходят с трассы, а куда — неведомо.



— Послушай, — прошелестела она, — а ты не хочешь меня поцеловать?



В глубине ночной бездны моря снова запел песню любви кашалот. Звездная Большая Медведица нависла серебристыми огнями над атоллом, отражая покой и Бесконечность. Ночь плыла неторопливой волной, переливаясь сиянием  светлячков, живущих своей, ночной жизнью. Время стояло. Где–то там, за далеким горизонтом, что–то делили новейшие технологии цивилизации, определенные конкретными людьми, а поэтому вовсе и не технологии, а отдельные души людей, у которых свои, непонятные остальным цели. Мир падал, но только для того, чтобы вновь подняться. Ночь плыла… Ночь плыла… Ночь плыла…



Никогда не знаешь, что будет в следующую секунду…







на главную | моя полка | | Мираж желаний |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу