Книга: Подарок
Подарок
Прежде чем войти в универмаг, Эньонг скользнул взглядом по своей рубашке и брюкам. «Хорошо, что сменил сегодня утром», — подумал он. Не сделай он этого, было бы стыдно — ведь послали его в такой большой магазин!
«Вон как отутюжено — ни морщинки не осталось», — удовлетворенно подумал Эньонг. Улыбаясь, он открыл дверь магазина.
Эньонг пощупал бумажник, где лежали деньги, которые ему дал мистер Ромеро, посылая его купить подарок для своей жены — ей в этот день исполнялся тридцать один год. В этом же бумажнике лежали деньги, которые Эньонг получил за сверхурочную работу в последние две недели, так что всю дорогу из конторы до самого магазина, куда послал его мистер Ромеро, Эньонг не отнимал руки от бумажника в заднем кармане брюк.
И только теперь, когда Эньонг вошел, наконец, в магазин, он вздохнул свободно. Теперь уже ничего не может случиться с его деньгами.
Эньонг судорожно глотнул воздух и опустил глаза. Где же тут продают духи? Продавщицы такие красивые… Кого бы другого спросить?
Эньонг решил подойти к швейцару, стоявшему у входа. Лучше говорить с мужчиной. Тихо-тихо Эньонг спросил:
— Отец, где тут продают духи?
Поблагодарив швейцара, Эньонг неуверенно двинулся к сверкающим прилавкам с парфюмерией.
Он остановился на миг, прежде чем подойти к продавщице, глядевшей на него из-за прилавка. Надо снова посмотреть, как называются духи, которые ему поручил купить шеф. Не дай бог ошибиться — тогда широко раскрытые глаза продавщицы, глядящие на него, раскроются еще шире!
Несколько мгновений Эньонг смотрел на тонкие буквы, написанные рукой его шефа на клочке бумаги. Он несколько раз повторил в уме слова, составлявшие непривычное для его слуха название.
Взглянул Эньонг и на цифру, написанную на бумаге. Пятьдесят песо. А что, если продавщица запросит больше? Что тогда ему делать? Торговаться? Но ведь в больших магазинах, таких как этот, не торгуются. Что же тогда, добавить из своих?
И Эньонг сразу решил: он скажет мистеру Ромеро о том, что духи обошлись дороже. Не может не сказать! Не может не дать понять шефу, что тот должен возместить потраченные Эньонгом собственные деньги! Ведь Перта требует от него отчета за каждый сентимо, полученный им за сверхурочную работу.
В ушах у Эньонга зазвучали слова Перты, которые она обычно говорила ему: «Иди, иди сюда, нечего дурака валять! Давай-ка мне деньги! Я тебе что говорю?!» Эти последние слова она прокричит, и на ее шее вздуются жилы. И как можно скорее он протянет Перте свой бумажник.
Но зачем думать об этом заранее? Эньонг сунул бумажку с названием духов в карман и подошел к продавщице.
Он без запинки выговорил название духов. Продавщица чарующе улыбнулась, и Эньонгу показалось, будто весь магазин засверкал огнями.
Она достала маленький красивый флакончик. «Там и двадцати капель не будет», — подумал Эньонг. Каждая капля дороже двух песо. Да, духи только для богатых.
Эньонг вынул бумажник и достал деньги.
— Больше ничего не нужно? — Голос продавщицы был сладок, и еще слаще была ее улыбка, когда она взглянула на бумажник в руках Эньонга. Ее красные острые ноготки играли карандашом, готовые выписать чек.
Глаза Эньонга широко раскрылись, когда он услыхал слова продавщицы, но она быстро продолжала:
— Есть хорошие духи, которые очень понравятся вашей миссис. Только дешевые…
Для Перты! Эньонг чуть не расхохотался. Купить духи Перте? Да она разобьет флакон о его голову!
— Не только наши боссы могут покупать духи, — сказала продавщица.
— Ну конечно, не только. — Язык Эньонга еле повиновался ему. Что хочет сказать продавщица? Что ему не по средствам купить духи? Вот у него в руках бумажник с деньгами, полученными за сверхурочную работу!
— Это я и хотела сказать, — быстро подхватила продавщица и сразу же наклонилась за прилавком. Когда ее красивое тело выпрямилось, пальцы с острыми ноготками уже держали флакон духов. — Пожалуйста. Всего двадцать песо.
Эньонг повертел флакон в руке и хотел уже сказать, что «потом» купит его, когда продавщица снова заговорила:
— Так я выпишу чек?
Эньонг увидел, как карандаш быстро заскользил по бланку. Он провел языком по пересохшим губам.
— Стой, — невольно вырвалось у него, и он чуть потянул чек к себе.
Продавщица мило улыбнулась и искоса взглянула на Эньонга.
— Не беспокойтесь, здесь все правильно. Пожалуйста, это для вас.
Карандаш скользнул по чеку, и Эньонг увидел цену 20 песо.
Эньонг проглотил слюну. На втором чеке он увидел цену, указанную его шефом: 50 песо.
…Остаток дня Эньонг просидел в конторе, не вставая с места. Снова и снова возвращался он к своим подсчетам. Из головы Эньонга не выходили воспоминания о прежних ссорах с Пертой. Таких воспоминаний было больше, чем других. Недели две назад был, например, такой случай…
Эньонг пощупал рубец на левой щеке. Прошло лишь несколько дней, как затянулась рана. Он еще не забыл резкой боли от удара скребка, которым запустила в него Перта после того, как он увернулся от горшка с рисом. Лучше бы уж горшок, а не скребок попал ему в лицо — тогда был бы только синяк, не то что от острого края скребка, надолго оставившего на его щеке память о Перте.
Эньонг смочил языком пересохшие губы. Что же будет сегодня? Как он отдаст духи Перте?
Неплохо бы передать ей духи через их сына Тотоя. Он даст Тотою духи и скажет, чтобы тот отдал их матери. Он скажет также, что его отправляют в командировку и что он вернется только через несколько дней. Он побудет эти несколько дней у своего дяди Бенигно. Он подождет там, пока Перта не начнет его искать. А искать его она будет наверняка, потому что Перта любит его.
Но что если ночью в его отсутств-ие у Перты будет сердечный приступ? По спине Эньонга побежали мурашки. Тотою еще только пять лет. Случись это глубокой ночью, кто побежит за врачом?
Эньонг скрипнул зубами. Нужно возвращаться домой. Он не может не быть дома ночью. С Пертой, особенно когда она рассердится, бывают сердечные приступы. Когда Перта бросила в него скребок, она тут же потеряла сознание. Так что Эньонг, даже не дотронувшись до раны, сразу побежал тогда за доктором.
Эньонг с тоской подумал о том, что будет, когда он придет домой.
И вот прозвенел звонок — рабочий день кончился. Эньонг стал в очередь к часам отбить свой уход. Мысли его путались.
Делать нечего — надо было приготовиться к худшему.
Эньонг все ощупывал рубец на щеке, поднимаясь по лестнице своего дома. Еще не войдя в дом, он услышал резкий голос Перты, раздававшийся на кухне. Наверно, она говорила с детьми.
— Эго ты, Эньонг?
Колени Эньонга задрожали. «Началось», — прошептал он про себя.
— Я, Перта! — выдавил он из себя.
Фигура Перты появилась на пороге кухни и заполнила весь дверной проем. Уперев руки в бока, она смотрела на приближавшегося мужа.
— Я уж думала — ты где-нибудь заночевал по дороге!..
— Т… трудно было сесть на автобус, — Эньонг облизал пересохшие губы.
— А почему у тебя рука в кармане?
Эньонг сразу вынул руку, сжимавшую флакон, и робко улыбнулся.
— Куда ты идешь?
— Что же мне, и не переодеваться? — Эньонг снова облизал губы. — В комнату иду, — тихо сказал он.
— Что-то ты слишком часто переодеваешься в комнате! — Слова Перты громом прогремели по всему дому. В проеме кухонной двери по обе стороны от жены Эньонг увидел два настороженных детских лица. Глаза детей были широко открыты: они ждали чего-то страшного.
— Что это такое ты прячешь? — Эти слова кинжалом вонзились в переполненную страхом душу Эньонга. — А? Говори!
— Ну… — Эньонг попробовал засмеяться. — Если захотел переодеться в комнате, так уж значит что-то прячу?..
— Пойди сюда. Пойди сюда! — Полная рука поманила Эньонга. — Не забыл ли ты о чем-нибудь?
— Я… я тебя не понимаю.
— А твои сверхурочные?! — грозно загремело в ушах Эньонга. — Где они? Ты почему не отдаешь мне деньги? Думаешь, я забыла, какое сегодня число?
— Ах, так ты про это? — тень улыбки показалась было на губах Эньонга. — Вот… сейчас я отдам тебе. Разве могу я тебе не отдать? — Теперь он уже был готов ко всему.
Мгновенно у него промелькнула мысль: «Что лучше отдать ей сначала— деньги или духи? Если деньги — она разъярится еще больше: сразу увидит, что не хватает. Если духи — начнет бросать что попало, но потом отойдет и не будет уже так сердиться, когда я отдам ей деньги… Будь что будет!»
Первое, что Эньонг вынул из кармана, была коробка с флаконом. Храбро улыбаясь, он протянул ее Перте.
Перта наморщила лоб, принимая коробку. Она еще больше наморщила лоб, открывая ее. И, остолбенев, уставилась на флакон.
Но почему она такая тихая? Почему не кричит и не ругается? Что это, затишье перед бурей?
Наверно, Перта сейчас упадет в обморок… наверно, она в такой ярости, что сердечный приступ начнется раньше обычного…
Страх Эньонга рос с каждой секундой. Почему Перта такая тихая?
Две слезы заблестели на ее круглых щеках, и оставили след на ее судорожно вздымавшемся на груди платье. Перта стояла наклонив голову, с закрытыми глазами.
— Перта… — осторожно позвал ее Эньонг. Он взялся за руку, вцепившуюся в косяк двери.
Перта сильнее прижалась к косяку. Теперь она обеими руками держала флакон, крепко прижимая его к вздымающейся груди.
— Перта… Перта, я позову доктора! — испуганно проговорил Эньонг. — Тотой, Нанинг, уходите отсюда… Принесите вон тот стул! Мама может упасть в обморок!
Но Перта закачала головой: нет, не надо. И — улыбнулась!
— Что с тобой, Перта? — Эньонгу стало не по себе.
— Мама, что ты? — захныкал Тотой.
— Папа… — Нанинг ухватился за брюки Эньонга.
— Я очень счастлива, — донеслось до них сквозь рыдания.
— Что?!
— Я говорю, я очень счастлива!
— Что ты хочешь этим сказать? — Эньонг забыл про всякую осторожность.
Вместо ответа округлая рука Перты обвила шею Эньонга.
— Что с тобой, мама? — осмелел Тотой.
Губы Перты прижались к щеке Эньонга.
— Мама!.. — Нанинг ухватился за платье Перты и теребил его.
— Так, значит, ты помнишь! Я думала, что ты уже забыл, — сказала Перта, вытирая глаза и мокрые щеки, — а ты, оказывается, помнишь мой день рождения!
Перевод с тагальского Р. Рыбкина