Пролог

Пятница, 13-е. 8-30. Шангрила

Настойчиво зазвонил телефон. Мак перестал писать, закрыл ежедневник и положил его в ящик стола. С самого утра его не покидало чувство беспокойства. Возникло ощущение, что телефонный разговор снимет эту непонятно откуда взявшуюся тревогу.

Он поднял трубку.

— Слушаю.

— Мак, это Авери Марш, администратор Общественного госпиталя милосердия в Нью-Йорке. Извини за ранний звонок. Может быть, я сгущаю краски, но ты — моя последняя надежда.

— В чем дело, Авери?

— Мы не можем вывести пациентку из комы. Молодая, красивая женщина, ей еще жить да жить, а она умирает. Вернуть ее к жизни может только чудо, а ты, я слышал, умеешь творить чудеса. Ну так как, поможешь?

Мак защелкал по клавиатуре, просматривая свой компьютерный банк данных, где хранились имена людей, помощью которых можно воспользоваться в экстренной ситуации. На первый взгляд, в штате госпиталя не было подходящего человека.

— Как ее зовут? — спросил Мак, ломая голову над возникшей проблемой.

— Карен Миллер.

Мак облегченно вздохнул. Ангел-спаситель для Карен найден.

— Николай Шандор все еще работает у вас?

— Нико? Конечно. Сейчас он научный сотрудник исследовательского отдела. И все такой же дамский угодник, каким был шесть лет назад, когда появился у нас. Но я не думаю, что Нико сможет чем-то помочь. После смерти сестры он отказался работать непосредственно с пациентами.

— Значит, по-прежнему дамский угодник? — рассмеялся Мак. — Ладно, я сам поговорю с Нико. По-моему, он как раз то, что нужно вашей пациентке.

Внезапно Линкольн Макаллистер почувствовал, что какие-то новые силы пробуждаются к жизни и приходят в действие. Он улыбнулся фотографии Нико на экране монитора. Да, Карен Миллер нужен стимул для борьбы за жизнь, а значит, пора доктору Шандору выйти из забвения.

Цыган — прекрасный стимул для женщины. Святой грешник. Опасность и страсть.

1

Пятница, 13-е. 10–00.

Общественный госпиталь милосердия

Карен снился тот же сон.

Окутанная густым вечерним туманом, женщина стояла в поросшем вереском торфянике и ждала. Он придет, как и обещал. От его объятий часто забьется сердце. Все страхи и сомнения уйдут прочь, когда вдвоем на белом скакуне они скроются в ночи. Раньше ее возлюбленный всегда приходил.

На этот раз он сильно запаздывал. Становилось холодно, и она начала беспокоиться. Что, если он передумал? Возвращаться ей было некуда. Все мосты сожжены: она убежала от мужчины, которому была обещана, и тот готов убить ее за это.

Озираясь по сторонам, она еще острее почувствовала, что пути назад у нее нет. Что делать, если ее возлюбленный не придет? Куда идти? Нет, черноглазый цыган не оставит ее. Он поклялся, что с ней ничего не случится. Кто станет искать ее в цыганском таборе? Всем известно: ни одна порядочная женщина не станет якшаться с подобным отребьем.

С возрастающим отчаянием она терла замерзшие руки. Смирившись с серостью существования, она и не мечтала о любви. Но тот день, когда он постучался с черного хода — черноглазый цыган с треугольником вьющихся волос в вырезе распахнутой рубашки, — изменил всю ее жизнь.

Молодая женщина ждала.

На торфяник опускался туман. Земля хлюпала под ногами, влажные волосы поблескивали в неверном свете звезд. Все труднее и труднее было вглядываться вдаль сквозь плотную завесу тумана. Серая пелена поглощала все звуки. Уже давно прошел час их свидания, а она все ждала.

Он придет.

Он должен прийти.

Но он так и не пришел.

Лежащая на больничной кровати женщина вздохнула. Она не знала, где кончалась реальность и начинались ее сны. Но и сны, и реальность были пронизаны одиночеством. Она чувствовала себя одновременно и самой собой и женщиной из снов. Им обеим было страшно.

Доктор Николай Шандор стоял в дверном проеме палаты отделения интенсивной терапии и рассматривал свою новую пациентку.

Даже в теперешнем состоянии она была очаровательна. Платиновые волосы и белая кожа делали ее похожей на снежную королеву из детской сказки. Ей бы в пушистой шубке, с горящими глазами и развевающимися по ветру волосами мчаться в санях по замерзшему озеру, а вместо этого Карен Миллер лежит без движения, безразличная ко всему.

Нико сразу почувствовал, что судьба этой женщины ему небезразлична, между ними явно существовала какая-то связь. Но, может, он просто устал? Или ему показалась это, потому что молодая женщина была красива и ее зовут Карен, как и его сестру? Николай был удивлен и раздосадован своим внезапным откликом. Он ничего не хотел чувствовать, не хотел быть здесь.

Больше всего на свете он не любил совпадения. От цыганской жизни в нем осталось сознание того, что все в этом мире предопределено. Если что-то должно случиться, человек бессилен этому помешать.

Нико Шандор боролся с каждым препятствием, мешавшим ему идти по намеченному пути. Он не всегда выигрывал, но никогда не сдавался.

Приучив себя к логике и порядку, доктор никогда не позволял себе витать в облаках. Потому-то сейчас, почувствовав внезапный порыв к этой очаровательной незнакомке, Нико ощущал дискомфорт. Вопреки здравому смыслу, он все-таки верил в судьбу — сказывалась цыганская кровь.

«Шандор, держи себя в руках. Эта женщина — всего лишь твоя пациентка», — убеждал он себя. Карен Миллер получила травму головы. Сейчас отек мозга спал, и все было в порядке, кроме одного: она не выходила из комы. Из-за ее нежелания возвращаться к жизни Нико Шандор и появился здесь, в терапевтическом отделении.

— Расскажите мне о ней, — попросил Нико медсестру, которая испытывала благоговейный страх при виде живой легенды, какой являлся доктор Шандор.

— Из запроса в библиотеку, где она работала, мы узнали, что пациентке двадцать девять лет и…

— Меня интересует только история болезни, — прервал медсестру Нико. — Расскажите мне вкратце.

Шандору ответил дежурный врач:

— Обычная история. Четыре дня назад Карен Миллер угодила под машину. Ее отбросило на обочину, и она ударилась головой. В интенсивную терапию попала с отеком мозга.

— Семья есть?

— Кажется, нет никого, — сказала медсестра.

— А друзья?

— Тоже никого, только знакомые.

Нико поморщился:

— Иногда это лучший способ вывести из комы. Обычно люди возвращаются к тем, кто их ждет.

— Я всегда надеюсь на лучшее, но, по-моему, эту пациентку мы потеряли, — со вздохом произнесла медсестра.

— Зато я всегда думаю о худшем, — воскликнул молодой врач. — Очнись, женщина. Нам нужна эта кровать. А тебе пора убираться отсюда. Возвращайся к жизни.

— Такой способ лечения мы еще не пробовали, — невесело улыбнулась медсестра. — Требовать от пациентки, чтобы она освободила кровать, конечно, новый метод. Но я не думаю, что он действенный.

Нико просмотрел медицинскую карту. Если дело будет так продолжаться и дальше, без капельницы не обойтись. Иначе Карен Миллер потеряет вес, ее мышцы ослабнут и атрофируются.

— Почему же она не приходит в себя?

Дежурный врач взглянул на часы.

— Не могу понять. Я же говорил вам, мы сделали все возможное. Она застряла где-то между жизнью и смертью.

Нико со злостью захлопнул карту.

— Разве кома для вас не смерть? Лично для меня — да. И чем дольше пациентка пребывает в коме, тем меньше шансов, что она вернется.

Нико чувствовал, что излишне резок. Но шесть лет назад он наблюдал другую женщину в коме, женщину, которая не хотела жить. Несмотря на все его усилия спасти ее, она все-таки умерла.

— Послушайте, мне бы не хотелось вас оставлять, — начал молодой врач, — но меня ждет больной в рентгенкабинете. На ваши вопросы ответит медсестра.

Доктор Шандор знаком отпустил его. Нико догадывался, в какое недоумение привело дежурного врача появление в отделении интенсивной терапии сотрудника научно-исследовательского отдела с девятого этажа. Между генной инженерией и травмами головы нет ничего общего. Нико и сам не знал, зачем он здесь. Лучше не думать об этом, а то он сойдет с ума.

Как же Шандору докричаться до этой одинокой женщины, у которой нет никого, кто мог бы прийти и побыть с ней? По трубкам в вены Карен Миллер подавалась питательная жидкость. Датчики жизнедеятельности, подключенные к монитору, показывали ровное сердцебиение и ровный пульс. Так почему же она не приходит в сознание?

Нико склонился над бесчувственным телом. От женщины пахло свежестью дезинфицирующего средства, к которой примешивался легкий аромат луговых цветов. Он приподнял ее веки и внимательно обследовал ярко-голубые глаза. Льдистые глаза прекрасно сочетаются с бледной кожей и серебристыми волосами, машинально отметил Нико. На первый взгляд, могло показаться, что она скандинавка. Но, приглядевшись, Нико нашел ее слишком хрупкой и беспомощной для скандинавского типа. И опять мысли Шандора вернулись к вопросу: как ему разбудить эту спящую красавицу?

Карен Миллер неподвижно лежала на спине с вытянутыми вдоль тела руками. Нико почти чувствовал ее сопротивление. Те, кто выходит из комы, обычно описывают это состояние как обволакивающую теплоту. Этот мир сумеречных снов уносит боль, неуверенность, тревоги, делает ко всему терпимым и безучастным. По-видимому, молодая пациентка не желала расставаться с этим мягким и теплым небытием.

— Мисс Миллер? Карен?

Уходи. Оставь меня в покое.

Погруженная в пустоту, она все же слышала приятный низкий голос, врывающийся в ее мир. Ей нравилось быть там, где она была, фамилия Миллер была ей незнакома, и Карен не хотела ничего менять. Здесь спокойно. До тех пор, пока она здесь, все в безопасности.

Сначала было больно, когда ее двигали, тыкали иглами, давили на запястье и на грудь. А потом пришла тишина, тишина и покой — пока не появился этот человек.

— Ладно, принцесса. Твоя энцефалограмма в порядке. Посмотрим на монитор. Кардиограмма в норме, пульс тоже, в чем же дело?

Ничего уже не будет в порядке. Только страх. Боль. Одиночество. А здесь тепло. Спокойно.

— Свет, пожалуйста, — отрезал голос.

Требовательный, даже угрожающий голос человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись. Карен ощущала, что ей светят в глаза — сначала в один, потом в другой, — но никак не реагировала.

— Как я и говорила, никакой реакции, — сказала медсестра. — Она ничего не видит.

Никого я больше не хочу видеть! Оставьте меня в покое.

— Не реагирует на свет. А на звук? Попробуем похлопать в ладоши.

Я не вынесу этого. Уходите. Пожалуйста. Просто уйдите.

Медсестра вздохнула.

— Не понимаю. Ей не дают наркотических средств, отек мозга практически спал. Она уже должна была бы прийти в себя.

Нико решительно встряхнул бесчувственную пациентку.

— Карен Миллер определенно игнорирует мнение медицины. Она не борется за жизнь, не хочет возвращаться. И если ей не помешать, она умрет. Надо заставить ее проснуться.

— Как? Мы уже все перепробовали. Что еще можно сделать?

— Найти неординарное решение.

Николай никогда не был особенно суеверным. Но сегодня пятница, тринадцатое число, а значит, день сплошных неудач. Они и начались с самого утра, с той самой минуты, когда зазвонил телефон. Звонили по частной линии доктора Шандора. Ею редко пользовались. Всем, с кем Нико разговаривал по телефону, приходилось ждать, когда он сам соизволит позвонить. Другие вообще его не интересовали.

Шандор около часа игнорировал надрывающийся телефон, пока не начал сходить с ума от надоедливой трели. Наконец, перевернув на столе все бумаги, Нико отыскал упрямый аппарат.

— Шандор слушает, — рявкнул он в трубку. — Кто это еще?

— Линкольн Макаллистер, — последовал ответ, заставивший дрогнуть сердце Нико.

— Что тебе нужно, Мак?

— Есть одна проблема. Нужна твоя помощь. Я ищу врача, сведущего в женской психологии… Тебе предоставляется возможность расплатиться с прошлым.

Первым желанием было просто повесить трубку. Чего бы там ни добивался Макаллистер, Нико был уверен, что это втянет его в неприятности. Но Шандор не мог отказаться, и Мак это прекрасно знал. День расплаты настал. Конечно, он может бросить трубку, но это ничего не изменит.

Все же он мялся, пытаясь оттянуть неизбежное.

— Да я ничего не смыслю в женщинах! — шутливо возмутился Нико, проигнорировав последнюю фразу.

— Ну конечно!.. Нико, я в курсе твоих дел и знаю, откуда берутся деньги на исследования.

— А моя работа в больнице разве не может быть источником доходов?

Мак беззлобно рассмеялся.

— Не поверю ни на секунду, Нико. Я слышал о твоих приключениях с дамами из высшего света. Ты не упускаешь своего.

— Ну, у меня просто нюх на деньги. Я же цыган. А все цыгане действуют по принципу «обворожи, разоружи, воспользуйся». Но не говори мне, что тебе нужны деньги на то высокогорное убежище, которое ты зовешь Шангрилой. Если проблема в этом, приезжай к нам на благотворительный Зимний бал на будущей неделе.

— Да нет, дело не в деньгах. Мне нужен человек с особенным опытом, такой, как ты.

— Ладно. Выкладывай, что тебе нужно.

Вот тут-то Мак и застал его врасплох.

— В вашем госпитале находится одна пациентка. Я хочу, чтобы ты занялся ею.

— Мак, ты же знаешь, я больше не практикую, — запротестовал Нико.

— Но ей нужен именно ты.

— Почему я?

— Потому что только ты сможешь понять ее.

— Понять?..

— По всей вероятности, она пыталась покончить с собой. Она в коме и не приходит в себя.

Последовала продолжительная пауза, но Мак понял, что Нико согласен.

— Так кто она? — наконец выдавил Шандор. Проклятье, зачем он это делает? Нико не хотел возвращаться к прошлому, которое вычеркнул из своей жизни. Если Маку нужна помощь, он, конечно, поможет, но как-нибудь по-другому.

Мак ответил, и его ответ стал последней каплей:

— Ее зовут Карен.

Карен. У Нико перехватило дыхание. Нет, этого не может быть. Он знал, что рано или поздно этот день настанет. День, когда придется платить по счетам. Но шли годы, и воспоминания тускнели в его памяти. Теперь же пришло время все вспомнить. И он не мог отказаться.

— Что я должен делать?

— Все просто, Нико, — ответил Мак. — Ей нужен ангел-спаситель.

Вот так и случилось, что Нико оказался в отделении интенсивной терапии. И теперь он во что бы то ни стало должен спасти Карен.

— Ну же, принцесса, открой глаза.

— Бесполезно, доктор, — вздохнула в который раз медсестра. — Мы сделали все, что в наших силах. — Она взглянула на часы и вдруг заторопилась: — Мне пора. Моя смена закончилась уже три часа назад.

— Спасибо вам за помощь, — попрощался с ней Нико. От сидящей на своем посту медсестры палату отделяло лишь прозрачное стекло из плексигласа. Шандор задернул занавеску. Теперь можно будет сосредоточиться на главном. Ведь есть же какая-то причина, по которой женщина не выходит из комы? Может быть, ей просто незачем возвращаться? Если она не будет бороться, все пропало.

Доктор Николай Шандор опустился в жесткое больничное кресло рядом с кроватью Карен и закрыл глаза. Что же ему делать?

До Карен донесся звук закрывающейся двери. А затем наступила долгожданная тишина. Слава Богу, они ушли и оставили ее в покое. Она уплывала далеко-далеко, туда, где безопасно и где можно делать все, что хочешь. Никто больше не помешает ей.

Внезапно в тишине возник знакомый низкий голос:

— У вас ничего не выйдет, мисс Миллер. Я не позволю вам вот так уйти. Знаю, это сложно понять, но вы — моя плата за прошлое. Мой второй шанс. Я не отпущу вас. Вы должны жить.

Интонация неуловимо изменилась. Голос из резкого и требовательного превратился во вкрадчивый, мягкий. Он словно луч солнца рассеивал тени, в которых Карен нашла убежище. Она против собственной воли поддавалась чарам этого голоса.

— Дорогая, сожми мои пальцы, — просил он. Карен почувствовала его руку в своей ладони.

Не зови меня «дорогая». У тебя нет на это права. Не дотрагивайся до меня.

— Ты такая холодная. Позволь мне согреть тебя. — Он сел рядом с ней на кровать и поправил одеяло.

Карен почувствовала, что ее обнимают за плечи.

— Ага, принцесса! Монитор тебя выдал. Ты знаешь, что я здесь. Ты почувствовала мое прикосновение? — Нико сильнее сжал ее руку. — Ну же, Карен, дорогая, вернись ко мне.

Она сопротивлялась.

Перестань называть меня «дорогая». Уходи.

— Проклятье! Ничего, ни единого всплеска на экране! Мне тоже тяжело, принцесса. Прошу тебя, не уходи. Как бы там ни было, но ты меня слышишь, я знаю.

Да, я слышу тебя.

Она слышала его приятный низкий голос. Он не давил, не приказывал, а уговаривал. Знакомый голос, Карен уже слышала его раньше, но где? Она не могла вспомнить. Наверное, это голос того мужчины из книги, из ее сна.

Ей снилось то, о чем она читала: любовь шотландской леди и бродяги цыгана. Карен сопереживала героям, жила их жизнью, разделяла их любовь и страсть. Она ухватилась за свои сны как за спасительную соломинку, испытывая чувства, которых была лишена в реальной жизни.

Ее сны были так похожи на правду! Карен слышала, как бьется сердце цыгана, а поцелуи, которыми он покрывал губы героини, оставляли след на ее губах. И все-таки, Карен знала, что это только сны. Так почему же тогда пустота и одиночество захлестнули ее, когда цыган ушел? Карен хотела умереть, как будто это была ее потеря.

Не контролируя себя, Карен чувствовала отчаяние женщины из своих снов. Она слишком хорошо знала, что такое одиночество. Какие-то картины из прошлого возникали перед ее мысленным взором: библиотека… книги… Нет. Единственными ее друзьями были герои романа, который она читала.

Карен помнила телефонный звонок. Звонивший отрекомендовался газетным репортером. Он все-таки нашел ее. Она смутно помнила, как повесила трубку, выбежала на улицу.

Потом Карен чувствовала только боль, безжалостную, всепоглощающую боль, которая постепенно затихала, унося с собой страх. Карен погрузилась в мягкую, теплую, бесконечную тишину.

А теперь этот незнакомец с глубоким, проникновенным и чувственным голосом вторгался в ее уютный мирок, разрушая все преграды. Карен смутилась. Она чувствовала какую-то непонятную тревогу. Сначала ей хотелось, чтобы незнакомец ушел, оставил ее в покое. Потом он дотронулся до нее, и что-то подалось ему навстречу.

Пусть зовет ее Карен Миллер, если хочет. Все равно это только сон. Это даже не ее сон. Книга, которую она читала, навеяла ей мечты о страстном цыгане.

На мгновение Нико почувствовал ее отклик.

— Не знаю, принцесса, получится ли у меня? Должно получиться. Однажды я позволил умереть красивой молодой девушке. Я делал все, что мог, и все-таки она умерла. Тебя я не отпущу. Ты должна жить. Ты, наверное, не понимаешь меня. Ничего, просто слушай мой голос. Знай, что ты нужна мне.

Никому я не нужна.

— Я знаю, о чем ты думаешь, дорогая. Можешь не отвечать мне, если не хочешь. Просто знай, что я рядом. Вспомни меня.

Вспомнить? Нет, я тебя не знаю.

Карен почувствовала, как незнакомец коснулся ее лица. Пальцами легонько погладил ее по щеке, ласково провел по губам.

Она вздохнула. Едва заметно. Но Нико уловил ее вздох. Он вновь заговорил, дотронулся до ее щеки. Надо убедить ее в том, что она ему не безразлична.

— Можешь не открывать глаз, принцесса, ты все равно знаешь, что я здесь, рядом с тобой.

Нет! Он опять упустил ее. Она снова уходила, пряталась в тень безучастия, запрещая себе реагировать на звук его голоса.

— Проклятие! — Пока Карен еще слышит его, надо что-то предпринять. И быстро.

Нико резко встряхнул ее.

— Все слишком далеко зашло, принцесса. Ты не можешь игнорировать меня. Я ведь… я ведь… столько для тебя значу… мы значим друг для друга, — внушал он ей. — Я хочу целовать тебя, хочу, чтобы ты отвечала на мои поцелуи, а не лежала как бесчувственная кукла.

Старания Нико были вознаграждены всплеском на экране компьютера. Сердце Карен забилось чаще. Дружеского расположения недостаточно, чтобы вернуть ее. Необходим физический контакт. Но имеет ли он право преступить черту? Личные отношения врачей с пациентами запрещены.

Думай не думай, а другого выхода нет. Карен должна жить, чего бы это ему ни стоило. Она реагирует только на близкие отношения, и он должен заставить ее поверить, что они любовники, чтобы она вернулась — если не ради себя, то ради него.

На щеках Карен выступил слабый румянец. Нико попытался взять себя в руки. Уже много лет его отношения с женщинами не выходили за рамки секса. Ничего личного. Легкий флирт с богатыми красотками с единственной целью — получить необходимые деньги. Теперь же ему придется вспомнить то время, когда он еще умел любить, заботиться о ком-то. Раньше ни одна женщина не могла устоять перед его чарами, и сейчас Карен должна поверить во все его фантазии.

— Вернись, принцесса! Я хочу целовать тебя, как целовал раньше. Ты помнишь наши поцелуи?

Не хочу тебя слышать. Я ничего не помню. Ничего не хочу помнить. Все кончено.

— Я так люблю твои губы. Они такие чувственные и совсем не порочные. Случайный взгляд, невольный жест — в этом вся ты. О, как я хочу покрыть тебя поцелуями — сначала твои сладкие губы, потом все твое тело.

О чем ты? Я тебя не знаю.

— Ты не забыла, я знаю. Ты не могла забыть. Неужели ты меня не помнишь? — Его рука сама собой скользнула на грудь Карен. Нико не ласкал ее, просто дотронулся. С таким спокойствием, наверное, коллекционер дотрагивается до принадлежащего ему экспоната: радостно сознавать, что вещь в полном твоем распоряжении и ты никогда не расстанешься с ней.

Что-то подобное испытывал и Нико. Ему вдруг показалось, что Карен всегда была его собственностью, его бесценным экспонатом — венцом коллекции.

И Карен откликнулась. Судя по показаниям приборов, ее сердце выпрыгивало из груди.

У Нико перехватило дыхание. Она реагирует на его прикосновение!

Он склонился к ней, пораженный. Ее губы были совсем близко. Слишком близко. И Нико едва сдержался, чтобы не поцеловать ее. Что же он делает? Пытается обольстить бесчувственную пациентку?

Дверь приоткрылась, и в палату заглянула медсестра.

— Все в порядке?

— Да-да, все хорошо.

Пульс и сердцебиение Карен снова падали. Нико с отчаянием следил за затухающими колебаниями кривых на экране.

— Пациентка, кажется, начала реагировать? Как вы этого добились? — спросила медсестра, взглянув на монитор.

— Я просто говорил с ней, — буркнул Нико. — Обычный способ вывести человека из комы.

— Ну, что бы вы там ни делали, вам лучше продолжать. Не давайте ей уйти, — заметила медсестра, выходя из палаты.

Нико тяжело вздохнул и проводил ее кривой усмешкой. Если бы она знала, что он делал!..

Стук каблуков удалялся, и наконец наступила тишина. Нико вновь сосредоточил свое внимание на безжизненной пациентке.

Пятница, 13-е. 12–00

Наступило время обеда, а Николай Шандор все еще не знал, что делать. Он был уверен, что Карен отреагировала на его прикосновение, но не мог заставить себя второй раз сделать это. Должен быть какой-то другой путь. Надо попытаться заставить ее поверить в его выдумки. Это будет ложь во спасение.

— Я помню тот день, когда впервые увидел тебя. Ты стояла, залитая солнечным светом, с развевающимися по ветру волосами. Я попытался заговорить с тобой, а ты отвернулась.

Я не помню тебя.

— На твоем открытом лице я прочел страх и недоверие. Я понял, что взял неверную ноту. Но я был слишком молод и безрассуден, чтобы действовать иначе. Я влюбился в тебя с первого взгляда и не хотел терять ни минуты. Ни минуты нашего счастья. Ты хотела, чтобы я ушел, но я этого не сделал. Помнишь?

Помню ли я? Кажется, да. Ты дотронулся до моей щеки и назвал принцессой. Ты не должен был этого делать. Я была обещана другому мужчине. Хотя нет, это была не я. Это была героиня романа. Как все странно. Я не могу вспомнить. Но я так хочу вспомнить.

Карен не шевельнулась, но Нико мог поклясться, что она прислушивается. Пытаясь вернуть к жизни свою сестру, он перепробовал все известные медицине методы, но та, как и Карен Миллер, не реагировала. Единственное, в чем Нико был уверен, — сестра слышала его.

Он ласково потрепал Карен по руке.

— Вот ты опять отворачиваешься от меня, как много лет назад. Я понял тогда: мне долго придется добиваться твоего расположения, прежде чем я завоюю тебя. Смешно звучит: завоюю тебя. Сейчас к любви относятся с такой легкостью! Ухаживания больше не в чести. Многие даже не удосуживаются узнать имя другого — сразу прыгают в постель.

Уходи. Не искушай меня. Я не хочу слышать твой голос. Как только я вспомню, что люблю тебя, ты исчезнешь.

— Я цыган, помнишь? Я не люблю об этом говорить, ведь многие люди плохо относятся к цыганам. Мой дед был настоящим сердцеедом. Женщины не могли устоять перед ним, даже «гадже» — так цыгане называют белых. Моя мать всегда говорила, что я пошел в деда. Может быть, она и права. Я люблю ласкать женщин, целовать их, люблю секс. Тебе ведь тоже нравилось заниматься со мной любовью, правда?

Неужели ты и вправду цыган? Нет, ты только мечта. Не причиняй мне новой боли.

— Не надо верить всему тому, что про нас рассказывают. У цыган нет власти над женскими сердцами. Просто мы говорим только то, что хочет услышать женщина. И если ложь может сделать ее счастливой, разве стоит говорить правду? А когда она узнаёт эту правду, ей бывает больно.

— Но тебя я не обманываю. Ты веришь мне? Давай представим, что мы не знаем друг друга, и я вижу тебя в первый раз. Знаешь, что бы я сказал? «Карен, красотка моя, у тебя потрясающая фигура. И такая нежная кожа. Белая, шелковистая. Как у снежной королевы. А внутри, под этой ледяной оболочкой, бушует пламя».

Карен? Меня зовут Карен? Не помню.

Нико сжал ее руку.

— Нет, ты совсем не холодная. Ты вся вспыхиваешь от моих прикосновений. Ох, наверное, я слишком тороплюсь, но мне так трудно сдерживать себя. Ты слишком красива. Ладно, сбавим обороты… Мы странная пара: белокурый ангел и Люцифер.

Это только сон. Я не знаю тебя. А мне бы так хотелось, чтобы ты заботился обо мне, любил меня. Вокруг меня только враги.

— Послушай меня, Карен. Я хочу, чтобы ты знала, как много для меня значишь.

Зачем я тебе? Что тебе от меня нужно? Я же просто одинокая женщина.

Нико расстегнул белый халат, снял его и остался в потертых джинсах и полинявшей футболке. Разглядывая Карен, он отметил, что у нее порозовели щеки. Она хорошенькая. В своих фантазиях он представлял ее себе по-другому, но и реальная Карен была красавицей, этого он не мог не признать.

— Опять я тороплюсь, — прошептал Нико. — Прости. Мне так хочется скинуть это дурацкое одеяло и лечь рядом с тобой, обнять тебя. Но пока я буду только говорить, а ты — слушать, хорошо? Я расскажу о себе и о своей жизни.

Нико замолчал и задумался. Он не любил вспоминать о прошлом.

В тишине отделения раздавалось чуть слышное гудение кондиционеров. За больничными стенами слышался вой сирены.

Нико подошел к окну, отдернул штору и вгляделся в серый день за стеклом. Моросящий дождь размывал снег, и он растекался по улице грязными лужами. Зима. Пора, когда природа умирает до новой весны.

— Что произошло, почему ты не хочешь жить? — пробормотал Нико скорее самому себе, чем Карен. — Однажды я тоже хотел умереть. Я ни с кем не говорил об этом, потому что мне тяжело вспоминать. Поверь, я не вынесу твоей смерти. Ты должна жить. Ради меня. Я не отпущу тебя.

2

Пятница, 13-е. 13–00.

Общественный госпиталь милосердия

— Мак, я прямо не знаю, что делать, — произнес Нико в телефонную трубку. — У меня ничего не выходит.

— Ну и?.. Умываешь руки?

Нет, Нико не собирался сдаваться. Мак так много сделал для него, помогал ему все эти годы. Линкольну Макаллистеру он был обязан своей медицинской карьерой, и если он не сошел с ума, то только благодаря Маку.

— Нет, конечно. Но я в тупике. Я уверен, что она меня слышит, но реагирует, только если я говорю с ней как мужчина.

— Что значит «как мужчина»? — удивился Мак. — Не понимаю. А кто же ты еще, если не мужчина?

— Ее врач. Когда я говорю с ней о несчастном случае, она не реагирует. Мак, мне тошно от мысли, что такая красивая молодая женщина умирает.

— Да, Нико, — ответил Мак. — К сожалению, это так.

— Не могу смириться с этим. Кстати, я все-таки кое-чего добился.

— Да? И как тебе это удалось?

— Я сказал ей, что она нужна мне. Что я не хочу терять ее.

— То есть она реагировала на тебя как женщина на мужчину?

— Да. Мак, не знаю, правильно ли это, но я не только разговаривал с ней. Я ласкал ее… Боюсь, я внушил ей ложные мысли. Вдруг, когда она проснется, то подумает, что мы…

— …любовники? Нет худа без добра.

— Я не имею права так поступать. Меня могут лишить лицензии.

— Знаешь, цель оправдывает средства. Крайняя ситуация — крайние меры.

— Но ведь это может повредить ее рассудку.

— Может быть, — протянул задумчиво Мак. — Сейчас самое главное — вернуть ее к жизни, а там видно будет. Проблемы надо решать по мере их появления. Если нужно, создай миф о ее прошлом. Почему бы не попробовать?

«Действительно, почему бы не попробовать?» — подумал Нико, допив кофе и смяв бумажный стаканчик. — «Нельзя этого делать, ты станешь частью ее личной жизни. Забыл, что уже целых шесть лет ты заботишься только о себе и превратился за это время в эгоиста? К тому же ее зовут Карен», — возразил он самому себе.

«Я слишком многим обязан Маку и не могу его подвести». — «Да ладно! Себя не обманешь! Вовсе не ради Мака ты стараешься, а ради нее», — продолжал Нико спор со своим внутренним голосом, шагая по больничным коридорам.

Фантазия, которой для Карен он подменял реальность, должна вернуть ее к жизни. Но Нико мучился вопросом: не принесет ли это вреда им обоим?

Нико вошел в палату и сел рядом с ее кроватью. Что-то притягивало его к Карен. В своей бледно-голубой больничной сорочке она выглядела такой беззащитной. Ее глаза были закрыты, грудь слабо поднималась и опускалась в такт дыханию.

— Хотел бы я знать, из-за чего ты угодила под колеса, принцесса… — Нико не хватало духа обращаться к Карен по имени. Звать ее принцессой было спокойнее, да и приятнее. — Водитель утверждает, что ты даже не посмотрела по сторонам, прежде чем выйти на проезжую часть. Это был несчастный случай, или?.. Ты даже не подумала о тех, кому тебя будет не хватать.

Ничего. Никакой реакции на обычный разговор врача с пациентом.

Доктор Шандор стиснул кулаки, собираясь с духом. Ответственность за жизнь пациента — тяжелый груз. Но тут совсем другое дело: если он хочет добиться результата, ему придется быть больше чем врачом.

Просто для того чтобы подтвердить свое предположение, он нежно дотронулся до женской руки.

— Разве ты не знала, что нужна мне? — задушевно произнес он.

Слабый всплеск на мониторе.

Этого-то он и опасался. Но ничего не поделаешь, придется добираться до дремлющего сознания Карен через ее чувства. И чем скорее женщина придет в себя, тем лучше: на долго его не хватит.

— Ладно, не хочешь говорить о прошлом — не надо. Тебе больше нравятся фантазии, чем реальность. Что ж, мне тоже. Мы с тобой вместе скроемся от реального мира. Я отвезу тебя на Слэйд-Айленд. Помнишь то лето, когда мы ездили туда в первый раз? Вентилятор сломался, и в доме мы ходили нагишом — такая стояла жара. Ты еще говорила что-то про белые пляжи и воображала себя Рэйчел из «Поющих в терновнике». А я так смеялся, когда ты сравнивала меня со священником. Я ведь не знал, кто такой отец Ральф, пока ты, принцесса, мне не объяснила.

О чем ты говоришь? Я не помню Слэйд-Айленд. И я не помню тебя. «Поющие в терновнике» — это книга, по-моему. И образ отца Ральфа светел и прекрасен. А ты мне кажешься темным и угрожающим.

Нико нахмурился, пытаясь припомнить фильм. В прошлом месяце его показывали по каналу «Классика мирового кинематографа», но он заснул на середине. В памяти осталось только, что это история любви священника и женщины, которую тот полюбил, когда она была еще ребенком.

Тогда Нико сосредоточился на давно забытом прошлом. Воспоминания о Слэйд-Айленде приносили ему боль. Мальчишкой он часто бывал там с отцом во время встреч табора. Но последний раз он посетил Слэйд-Айленд уже взрослым, на втором году учебы: табор собирался для провозглашения нового цыганского барона.

Как ни удивительно это прозвучит для многих, но в Америке до сих пор существуют цыганские таборы — вечные странники. Конечно, сейчас они путешествуют не в повозках и фургонах, а в домах на колесах, но продолжают вести кочевую жизнь.

Слухами земля полнится, и когда цыгане узнали об избрании ром-барона, то стали съезжаться на остров. Нико помнил все, как будто это было вчера.

С детства Нико не присутствовал на встречах табора, не поехал бы и в тот раз. Но его сестру выдавали, а точнее продавали, замуж, и Нико ничем не мог помочь ей. Четырнадцатилетняя Карен должна была стать женой человека, заплатившего за нее несколько тысяч долларов. Нико не побоялся бы ни ярости отца, ни сопротивления всего табора, лишь бы спасти сестру от этого брака, но Карен заставила его поверить, что выходит замуж по собственной воле. Только через много лет он понял, что храбрая малышка сделала это ради него.

Тогда Нико видел ее последний раз. А потом его разыскал Мак (тогда они еще не были знакомы) и сообщил, что Карен пыталась покончить с собой. Она не хотела жить, и хотя они боролись до конца, сестра все-таки умерла. Потеря и чувство вины сломили Нико, и он хотел умереть вместе с ней. Только благодаря Маку он выжил, вернулся в медицинскую школу и занялся исследованиями, пытаясь позабыть о своем горе.

После того, что произошло, Нико перестал практиковать, а научные исследования не требовали какого-либо контакта с больными. Сегодня же по просьбе Мака Нико пришлось нарушить свою клятву.

Тишина, благословенная тишина. Здесь нет ни воспоминаний о прошлом, ни заботы о будущем. Только бы умолк этот голос.

Нико выругался. Задумавшись, он перестал говорить с Карен, и снова потерял ее. Это какое-то наказание!

«Ладно, леди, — подумал он, — если вам нужны чувства — пожалуйста. Не будем терять время». Сосредоточившись на мониторе, Нико сбросил халат и просунул руку под одеяло.

— Цыгане обычно за словом в карман не лезут, но я не болтун. Рядом с тобой мне легко, но я не все рассказывал тебе о своих чувствах. Я никогда не говорил тебе, как люблю твое тело. Я чувствую твою нежную гладкую кожу не только когда касаюсь ее, но и когда просто ласкаю тебя взглядом. Твоя походка грациозна и величественна, движения плавны и гибки, как у мифических существ из древних сказаний. Я читал об этих чудесных созданиях в книгах, что ты давала мне. Когда ты скользишь, обнаженная, по простыням и лунный свет заливает нас, я забываю обо всем на свете.

В графиках на экране появились изменения. Добившись некоторого успеха, Нико едва справлялся с охватившим его желанием. «Сильнодействующее средство ты используешь, Шандор», — подумал Нико. Его рука скользнула вверх по ноге Карен, забираясь под больничную сорочку. Он не видел ее тела, скрытого тонким одеялом, но воображение услужливо дорисовало недоступную его взору картину.

— Ты не должна лежать на больничных простынях, ведь ты так любишь шелковые. Помнишь наши первые шелковые простыни? Это было на Гудзоне — роскошная постель и завтрак. У них не было свободных номеров, и мы сняли комнату для молодоженов. Помнишь, как ты смеялась над тем, что я все время сползал с кровати из-за этих чертовых скользких простыней? А потом ты обвила меня ногами и с лукавым видом сказала, что так мы сползем вместе.

Я не помню. Я никогда не занималась любовью на шелковых простынях.

Карен шевельнулась, хотя это больше походило на судорогу. Она не осознавала смысла его слов, но ее тело откликалось.

Нико склонился над ней. На кон поставлена не только жизнь Карен, но и его собственная судьба. И он должен справиться несмотря ни на что. Глубоко вздохнув, Нико взял ее руку в свою.

— Знаешь, предсказатели судеб сами не слишком верят тому, что говорят, но я попробую заглянуть в твое будущее. — Он стал водить пальцем по ее ладони. — Вот твоя линия жизни, — в порыве страсти он повторил ее изгиб кончиком языка. — Впереди у нас много наполненных счастьем дней и ночей. Ты чувствуешь мои поцелуи? — Он нежно дотронулся губами до ее ладони.

Приборы регистрировали реакцию Карен.

— О, моя леди в голубом, похоже, у нас возникла проблемка. Подняться должна ты, а встает у меня.

Зеленая линия на мониторе — индикатор сердцебиения Карен — прыгала то вверх, то вниз.

Он целует мою ладонь? Наверное, это сон. Мне опять снится та женщина на болоте. Ее цыган вернулся.

Карен бессознательно сжала руку.

Ее пальцы дрогнули в его руке. И настолько слабым было это движение, что, если бы не показания приборов, Нико решил бы, что ему почудилось.

— Наконец-то ты откликнулась! Вернись ко мне. Нам ведь было так хорошо вместе.

Цыган вернулся. Волнуется кровь, огонь горит в груди. У нее не было сил сопротивляться его чарам. Она хотела отдаться ему, принадлежать только ему одному.

Дыхание Нико обжигало ладонь Карен, губами он чувствовал ее теплую кожу, сердце бешено стучало, вырываясь из груди. Охваченный страстью, он перестал контролировать себя. С большим трудом ему удалось вернуться к реальности: его вызывали по внутренней связи.

— Доктор Шандор, не нужна ли вам помощь?

— Нет! — рявкнул он.

С трудом подавив свое раздражение, Нико повернулся обратно к Карен. Он зашел слишком далеко, лучше ему остановиться, а то неизвестно, к чему приведет его терапия. Но он так близко к цели!.. Он не может уйти сейчас, еще несколько минут, и она придет в себя.

Снова сев на кровать, Нико склонился над женщиной.

Что она сейчас чувствует? Как реагирует на происходящее? Не может же она просто спать, когда ее так заводят. Сам Нико не был уверен, что его ширинка выдержит еще несколько минут подобного натиска. Ладно, либо принцесса проснется и так вмажет ему, что он пролетит через всю палату, либо она мраморная статуя, а не женщина…

Прости его, Гиппократ!

Нико сжал ее руку.

— Тебе повезло, что ты спишь, принцесса, а не то ты бы видела, что творишь со мной, — проговорил он хрипло. — Я с ума схожу от желания, а ты всегда знала, как раздразнить меня.

Нет, это не сон. Все происходит на самом деле. Волна желания накрыла ее. Карен так хотела прижаться к его сильному мускулистому телу, хотела его любви. Его сексуальная энергия бешеным потоком захлестывала ее.

Кривые на мониторе словно сошли с ума. Но тут распахнулась дверь, и в палату с обходом зашла медсестра. Нико едва успел отпустить руку Карен.

— Что тут происходит? — удивленно спросила медсестра, увидев его сидящим без халата на постели пациентки.

— Она пытается очнуться. — Нико положил пальцы на запястье Карен, проверил пульс. — Все в порядке. Я просто применял новые методы терапии. Вы можете идти.

Продолжай. Прошу тебя.

Медсестра подозрительно взглянула на Нико.

— Я не понимаю.

— Вам и не надо понимать. Оставьте меня наедине с пациенткой, вы мешаете лечению.

Медсестра нерешительно попятилась к двери.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — проворчала она.

— Да, знаю, — отрезал он и вздохнул с облегчением, когда дверь за ней наконец закрылась.

Итак, пациентка реагирует физически на его прикосновения и на его слова. Что ему делать дальше? Продолжать так называемую физиотерапию? Это шло вразрез со всем тем, чему его учили в университете. Его собственное тело было подтверждением тому, что его действия выходят за границы медицинских исследований. Проклятье, он хотел ее, хотел до умопомрачения.

Колебания графиков на экране затухали. В немой ярости Нико поднялся, захватил халат и вышел из палаты. Даже если его метод действует, он не имеет права на физический контакт с пациенткой. Его действия отдают насилием и мало что общего имеют с медициной. Мак слишком многого от него хочет!

— Наблюдайте за больной. Если будут какие-либо изменения, пошлите за мной, — инструктировал он растерявшуюся медсестру.

— Но я даже не знаю, кто вы такой, — робко возразила она.

— Я доктор Николай Шандор, — прорычал он, — меня еще называют дьяволом с девятого этажа.

Дьявол? Он искушал ее, пытаясь завлечь в свои тенета. Но, слава Богу, он оставил ее в покое, и больше не потревожит своими лживыми речами. Больше никогда она не позволит себе поддаться чувствам. Это слишком опасно.

Пятница, 13-е. 14–00.

Таймс-сквер

Библиотека, в которой работала Карен, находилась недалеко от больницы. Ее здание на Таймс-сквер, зажатое с двух сторон конторами, спряталось за огромной рекламой кока-колы, пускающей неоновые пузырьки.

Мало чем отличаясь от других подобных зданий, маленькое, обшарпанное, оно как будто гордилось своим высоким предназначением — нести людям знания. Больше пользы от него, однако, было бездомным, которые грелись там зимой и наслаждались прохладой летом.

Еще раз сверившись с адресом, Нико вошел в вестибюль. На полу лежал потрепанный ковер, а за конторкой сидела немолодая женщина.

— Сэр, чем могу помочь? — устало спросила она его.

— Мне нужна кое-какая информация.

— Вы знакомы с нашей компьютерной системой?

— Вы меня неправильно поняли, — пояснил он. — Я врач в госпитале милосердия и хотел спросить у вас о Карен Миллер, моей пациентке.

— У вас есть при себе удостоверение личности?

— У меня есть права и больничный пропуск, — ответил Нико, улыбнувшись. Дабы избежать неприятностей, он часто пускал в ход свое обаяние. Мак не случайно вспомнил его любовные приключения: Нико умел обращаться с женскими сердцами и их кошельками.

Николай Шандор не понимал, почему ему небезразлична Карен, не мог и объяснить, почему она так притягивает его физически.

«Просто тебе захотелось секса», — говорил он себе. Пора заглянуть в черную записную книжку и нанести визит какой-нибудь светской красотке. Это поможет снять напряжение и забыть леди в голубом.

Библиотекарь застенчиво взглянула на него, возвращая документы.

— Все в порядке, — кивнула она. — Как там Карен?

— Она все еще в коме. У меня сложилось впечатление, что она чего-то боится, поэтому-то и не приходит в себя.

— Мне тоже всегда так казалось, — подтвердила женщина.

— Да? А вы не знаете, в чем тут дело?

Она придвинулась ближе и заговорщицки прошептала:

— Не знаю. Те три месяца, что она работала здесь, Карен никогда не рассказывала о себе. У нее не было друзей, ей никто не звонил — только один раз, в тот день, когда она попала под машину.

— Расскажите мне про этот звонок.

— Трубку сняла я. Звонил мужчина. Он спросил, не здесь ли работает Карен. Он еще неправильно назвал фамилию — не Миллер, а Миддлтон.

Нико внутренне напрягся.

— Тогда откуда же вы узнали, что звонили именно ей?

— Он в точности описал ее. Высокая стройная блондинка с голубыми глазами. Он назвался ее старым другом из Миннесоты.

«Миннесота».

— И что потом?

— Она взяла трубку, потом вдруг бросила ее и выбежала на улицу. Даже свою сумочку не захватила. А потом прибегает старикашка Морт — ну, знаете, он ночует здесь время от времени — и кричит, что Карен сбила машина. Мы вызвали «скорую», и ее увезли в госпиталь.

— А где она живет?

— Похоже, это всех интересует. Сначала полицейские расспрашивали меня об этом, а сегодня утром появился тот старый друг, что звонил ей. Да, я же вам не ответила — она снимала квартиру.

— А что он за человек, этот старый друг?

— Ну, — начала она доверительно, — в конце концов оказалось, что никакой он ей не друг. Он репортер. Я узнала его голос — это он звонил в тот раз.

— Репортер? Проклятие! Только этого не хватало!

— Не волнуйтесь. Я ничего ему не рассказала. Вот еще! Я так поняла, что он даже не знает, где сейчас Карен. А я ни словечком не обмолвилась ни о несчастном случае, ни о больнице. Вы скажите ей, что мы все очень скучаем, да только не знаю, оставят ли за ней рабочее место.

— Конечно, я обязательно передам. А если этот репортер снова объявится, вы спросите, как его найти на случай, если мисс Миллер захочет с ним связаться.

Женщина — ее звали Агнес Фибек — кивнула и, взяв у Нико бумажку с номером его телефона, сунула ее в карман.

— Вы думаете, что это был несчастный случай?

— Конечно, да. — Но Нико знал, что Карен пыталась покончить с собой.

Карен беспокойно заворочалась в постели. Она уже не чувствовала себя защищенной. Пелена сна неумолимо исчезала, и нужно было возвращаться в реальный мир, а ей этого вовсе не хотелось.

Во всем был виноват цыган, который, проникнув в ее сны, подталкивал ее к пробуждению. Что ж, он почти добился своего. Теперь она понимала, что с ней, но все еще не хотела расставаться с миром снов.

Зачем он пришел? Зачем он говорил с ней так, как будто они друзья, любовники? Почему-то Карен не верила ему, хотя и не помнила правды. Разве могла бы она забыть такого, как он? Нет, никогда. Значит, она его не знает. Однако он говорил о личных, интимных вещах, и это не вызвало у нее протеста. Она и хотела, и не могла поверить ему.

Ты никто, Карен. Ты не можешь вызывать в мужчине такое желание. А даже если и можешь, то не должна позволять этого. Теперь это невозможно… и небезопасно.

Она повернулась и зарылась лицом в подушку. Где же благословенный покой? Где ее сны? Она так ждала их, всех, кроме одного. Тот сон был слишком реален. Ее охватывало такое желание, что она даже начала воображать, что цыган и вправду говорит с ней.

Все это из-за боли в голове. Из-за нее мысли Карен перепутались, и она не знала где сон, а где явь. Она не хотела думать, не хотела чувствовать. И все же желание было сильнее ее.

Где же ты? Почему ты ушел?

Из библиотеки Нико отправился в редакцию газеты «Дейли уорлд». Фамилия Миддлтон не шла у него из головы. Ведь репортер разыскивал Карен Миддлтон, а не Карен Миллер. Либо репортер ошибся, либо Карен скрывается под другим именем.

Чего она боится?

И какого черта он разыгрывает из себя детектива, вместо того чтобы работать в лаборатории?

Секретарша подсказала Нико, как пройти в кабинет Сэма Вэйда. Нико познакомился с Сэмом много лет назад, перед смертью сестры, и был уверен, что тот сможет ему помочь.

— Ну, и что же заставило вас выползти на свет божий, затворник? — приветствовал его Сэм.

— Мне нужна кое-какая информация.

— Ого! Кто-то ворует наркотики из больничного арсенала?

— Да нет, не это. Это в некотором роде личное. Я пытаюсь помочь одной девушке.

— Девушке? Неужели ты вышел из спячки и откопал какой-то редкий экземпляр?

— Перестань шутить, Сэм, я серьезно. По моим предположениям, что-то произошло месяцев пять-шесть назад в Миннесоте. В этом каким-то образом была замешана девушка по фамилии Миллер или, возможно, Миддлтон. Ее имя Карен. Поищешь в своем банке данных?

— Запросто. А можно мне накропать об этом статейку, как думаешь?

— Только не сейчас. Потом. Я дам тебе знать.

— Ладно, подождем.

Ряды цифр и букв сменялись на экране компьютера.

— Так, на Миллер нет ничего. Посмотрим на Миддлтон… Есть! Карен Миддлтон.

ШКОЛЬНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА СТАЛА СВИДЕТЕЛЬНИЦЕЙ ПОДЖОГА, ПРОИСШЕДШЕГО НА ДЕНЬ ВСЕХ СВЯТЫХ. ОНА ПРЕДОСТАВИЛА ОБВИНЕНИЮ НОМЕР МАШИНЫ ПОДОЗРЕВАЕМОГО.

— После двенадцати пожаров твоя куколка поймала поджигателя с поличным.

— Поджигатель? — Нико чувствовал какой-то подвох. — Ну и что? Она видела, как подожгли здание?

Сэм продолжал просматривать информацию.

— Ого! Тот тип, которого уличила твоя девочка, — сын весьма влиятельных родителей. Совершил свой первый поджог в десять лет: спалил дотла соседскую мастерскую. Так… нашел! Вот то, что тебя интересует, Нико.

Заголовок гласил: ИСЧЕЗЛА СВИДЕТЕЛЬНИЦА. БЕЗ ОПРОСА КАРЕН МИДДЛТОН ДЕЛО БУДЕТ ЗАКРЫТО. ПОДОЗРЕВАЕТСЯ ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВО.

Сэм покачал головой.

— Похоже, до нее добрались, и она сбежала.

«Что-то не вяжется, — рассуждал Нико. — Да, она уехала из Миннесоты и сменила фамилию, но с чего ей опасаться за свою жизнь? Ей не платили за молчание, иначе зачем бы ей работать в библиотеке? Кто-то преследует ее, но почему?»

— А что стало с обвиняемым?

— Официально — его только допросили и выпустили на свободу. Неофициально — обвинение с него не снято, а он тем временем не под замком. Хочешь, чтобы я проверил?

Нико поразмыслил над тем, что ему удалось узнать. Ему не хотелось привлекать внимание к Карен, так как расспросы Сэма могут привести преследователя прямо к ней.

— Не сейчас. Лучше, если никто ничего не узнает. — Он поднялся и пошел к двери. — Материал для статьи тебе обеспечен, Сэм, но только когда все утрясется. Ладно?

— О'кэй, док. Не пропадай.

— Спасибо, Сэм. — Нико остановился в дверях и обернулся. — Кстати, ты не читал «Поющих в терновнике»?

— Нет, только фильм смотрел. А что?

— Что случилось с отцом Ральфом?

— По-моему, стал попом.

— А девушка?

— Вышла замуж за другого. А зачем тебе все это?

— Да так. Сам еще не знаю.

3

Пятница, 13-е. 15–00.

Общественный госпиталь милосердия

Это был как раз тот промежуток времени, когда пациентов оставляют в покое. Утром врачи совершают обход, больными принимаются лекарства, сдаются анализы. Под вечер в больницу устремляются посетители. Сейчас же пациенты были предоставлены самим себе.

Нико всегда говорил, что ощущает в эти часы то же, что и при чтении книги, когда завязка уже позади, а до конца еще далеко: лениво перелистываешь страницу за страницей безо всякого интереса.

Так было во всех отделениях, кроме, может быть, реанимационного. Нико почти жалел, что Карен не в реанимации: там решения приходят в голову с лихорадочной быстротой, и результаты не заставляют себя ждать.

В отделении интенсивной терапии было сонно и тихо. Медсестры, переговариваясь шепотом, сновали по коридорам. Родственники пациентов застыли в тревожном ожидании.

Нико был огорчен, увидев Карен в том же положении, в каком он оставил ее два часа назад, уйдя в лабораторию. Он пытался работать, но перед глазами стояли голубые глаза и губы, ждущие поцелуев. Перепоручив дальнейшую работу своему ассистенту, Нико заявил, что его не будет несколько дней.

Обдумывая то немногое, что ему удалось узнать о прошлом Карен Миллер-Миддлтон, Николай Шандор вернулся к ней в палату, сел на кровать. Что же ему с ней делать? Нико очень хотелось хорошенько встряхнуть лежащую без сознания женщину, но вместо этого он нежно взял руку Карен в свою и стал поглаживать ее ладонь большим пальцем.

— Я вернулся, дорогая. Ты скучала по мне?

Молчание.

— Карен, я знаю, что ты меня слышишь. Открывай-ка глазки.

Она даже не шевельнулась.

— Я все равно не уйду и не оставлю тебя. Очнись же! — закричал он, давая выход своему отчаянию и гневу. — Господи, принцесса! Все это слишком затянулось. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Открой глаза, я должен знать, что ты борешься за жизнь.

Уходи!

— Ты лежишь уже много дней. Твои жизненные силы уходят, мышцы атрофируются. Давай же, принцесса, борись!

Никакой реакции. Нико услышал шум льющейся воды. Наверное, медсестра набирает воду, чтобы вскипятить чайник.

— Вода бежит, слышишь, крошка? Я наливаю горячую ванну для нас двоих. И еще у меня припрятана бутылка вина. Или ты хочешь шампанского? Ах да, ты ведь не любишь шампанское, я и забыл, что от пузырьков у тебя начинает щекотать в носу.

У тебя такой симпатичный носик. Я люблю твое тело и хочу, чтобы ты прижималась ко мне, а не лежала бесчувственная на постели. Кстати, какую пену добавить в воду, клубничную?

Карен, казалось, прислушивается.

— Нет, лучше, наверное, персиковую. Сегодня твоя очередь натирать меня маслом. — Нико действовал интуитивно, и при мысли о руках Карен, скользящих по его телу, кожа его покрылась мурашками.

Он просунул руку Карен себе под футболку, медленно провел вниз по груди.

— Мы так давно не занимались любовью. Вернись ко мне, принцесса. — Его голос был низким до хрипоты, а слова были куда более искренними, чем ему хотелось бы. — Мне больно, детка.

Кто ты? Разве я тебя знаю? Почему я тебя не помню?

Даже не глядя на монитор, Нико видел, что Карен слушает и реагирует на его слова.

Ей нравилось, когда он говорил с ней о страсти и о желании, но она все еще не приходила в себя. Время идет, надо что-то предпринять. И тут его осенило. Надо заговорить об опасности, о том, чего она боится и из-за чего попала в больницу. Опасность толкнула ее под колеса, она же и спасет ее.

— В городе объявился репортер. Он ищет тебя. Он уже был в библиотеке.

Сердце Карен, замерев на мгновение, бешено застучало.

— Не бойся. Он не знает, где ты. Правда, рано или поздно он все равно найдет тебя. Пока ты без сознания, я не могу увезти тебя отсюда.

Увезти меня? Ты не должен этого делать! Я не хочу, чтобы и ты пострадал вместе со мной. Садись на коня и скачи, уезжай. Скорее!

— Мы должны успеть до его прихода, Карен. Но мне не позволят забрать тебя с собой, пока ты не очнешься. Открывай глаза, крошка. Вернись же к своему цыгану.

— …Цыгану?

С минуту он молча смотрел на нее. Она действительно открыла глаза, заговорила. Все-таки получилось! Карен пришла в себя! Мак может гордиться им.

— Кто ты? — произнесла она слабо.

— Твой ангел-хранитель. — Он обнял ее и прижал к груди. — Верь мне, милая, я вытащу тебя отсюда.

Она снова закрыла глаза.

— Нет. Мне нельзя возвращаться.

Он терял ее. Состояние Карен было еще слишком нестабильно, она снова могла впасть в кому.

— Не волнуйся. Я никому не позволю причинить тебе вред.

Карен медленно приподняла налитую свинцом голову с груди Нико и, тяжело вздохнув, снова открыла глаза.

— Ты цыган из моего сна, — проговорила она нетвердо, щурясь от яркого света. — Но в жизни ты еще красивее.

Нико рассмеялся.

— Я? Красивый?

Красивый, сильный, словно выточенный из камня, мужественный. Твои глаза… Они пронзают меня насквозь.

— Кто ты?

С того самого мгновения, как она открыла глаза, Нико понял, что пропал. Неподвижные и пустые, ее глаза напоминали черно-белые картины Моне ^[1]. Но теперь, живые и умоляющие, они смотрели ему прямо в душу.

Опасность и страсть вступили в союз. Сердце Нико было не из камня, к тому же он должен был отвечать за свои слова. Он защитит ее, как и обещал.

Уже ради одного взгляда ее доверчивых, испуганных голубых глаз он был готов на все. Нико с нежностью смотрел на ее серебристые, рассыпавшиеся по плечам локоны. Она что-то спросила? Он с трудом вернулся к реальности. Да, она спросила, кто он.

— Я Нико, и я ждал тебя всю свою жизнь, — ответил он и понял, что говорит правду.

Она тихо вздохнула. Застонав, уронила голову ему на грудь.

— Не надо, не надо, — прошептала она одними губами. — Ты причиняешь мне боль.

Он опустил ее на подушку.

— Что у тебя болит? Голова?

— Нет.

Ему пришлось наклониться прямо к ее губам, чтобы расслышать ответ.

— Сердце. У меня болит сердце, — она открыто взглянула на него.

Густые черные волосы, точеное лицо с волевым подбородком. Он был олицетворенная мужественность. Такого мужчину невозможно забыть.

Цыган, что снился ей, казался всего лишь тенью Нико.

Она вздрогнула, но не от холода. В ее груди зажегся огонь. Теперь она поняла: это тот, о ком она мечтала во сне, и он пришел спасти ее.

Тут дверь приоткрылась, и в палату заглянула дежурная медсестра.

— К мисс Миллер пришел посетитель, — обратилась она к Нико, перевела взгляд на Карен и удивленно воскликнула: — Она пришла в себя!

— Более или менее. Кто хочет ее видеть?

— Я не знаю, как его зовут. Он назвался родственником из Миннесоты. Только сегодня он узнал, где она, и хотел бы сейчас навестить ее.

— Нет! — в панике прошептала Карен, пытаясь встать с кровати.

— Эй, только не волнуйся, — умолял Нико, видя, как она нервничает. — Ты еще не в состоянии сама подняться и уйти.

— Но я должна.

«Родственник из Миннесоты. Он ей такой же родственник, как я — балерина. Без сомнения, это репортер, — лихорадочно размышлял Нико. — Однажды ей удалось скрыться от него, но он снова нашел ее. Нельзя допустить их встречи. От одного лишь его голоса Карен бросилась прямо под колеса машины. Что же произойдет, когда она его увидит?

— Прямо не верится, что она пришла в себя, — бормотала пораженная медсестра. — Бывает же такое!

— Отсоедините ее от приборов, пока я поищу кресло-каталку.

— Доктор, но я не имею права делать это без соответствующих распоряжений.

— Так я приказываю вам. Быстрее!

Медсестра все еще колебалась.

— А что я скажу посетителю?

— Скажете, что мы пошли погулять. Пусть придет в другой раз.

— Но ей еще нельзя выходить на улицу. Она ведь пять дней была без сознания.

— Да, но теперь она пришла в себя и хочет погулять. А мы ведь этого и добивались, разве нет? — терпеливо возразил Нико. — Найдите кресло-каталку!

— Хорошо-хорошо. В конце концов, тринадцатого числа, да еще в пятницу, и не такое может случиться!

Когда медсестра ушла, Карен обернулась к Нико. В ее глазах был испуг.

— Меня не должны найти. Кто бы ты ни был, ты должен увезти меня отсюда, — умоляла она. — Скорее!

— Но медсестра права. Ты даже идти не сможешь. Ты ведь пять дней пролежала в коме.

— Пожалуйста, помоги мне. Если я останусь, кто-нибудь может пострадать.

Она была перепугана до смерти и собиралась действовать самостоятельно, если он не поможет ей.

Ситуация вышла из-под контроля. Прежде всего Карен необходимо успокоиться.

— Ладно, я помогу тебе.

Медсестра вернулась, толкая перед собой кресло.

— Вы думаете, это хорошая идея? — с сомнением в голосе спросила медсестра, пока он отсоединял Карен от приборов.

— Я в этом уверен. Мы скоро вернемся. Просто я решил дополнить курс лечения небольшой прогулкой. Не волнуйтесь, всю ответственность я беру на себя.

Через несколько мгновений Карен в наброшенном на плечи поверх больничной сорочки халате Нико и в тапочках, за которые он заплатил встретившемуся им в коридоре больному пятьдесят долларов, ехала по коридору к дверям лифта.

— Куда ты везешь меня? — спросила Карен уже не таким слабым голосом.

— Еще сам не знаю. Пока просто подальше отсюда. А потом ты мне расскажешь, почему скрываешься.

Карен совсем не помнила Нико, но понимала, что он — ее единственная надежда. И еще Карен знала, что ей надо уехать отсюда как можно скорее, хотя и не помнила, от чего или от кого она бежит. Потом вдруг она вспомнила его слова про остров.

— Слэйд-Айленд… Ты можешь отвезти меня на Слэйд-Айленд?

— Почему бы и нет? Но сначала я должен убедиться, что с тобой все в порядке.

Нико действовал на свой страх и риск. Врач никогда не забрал бы пациента из больницы без уверенности, что тот уже вне опасности. Врач никогда не стал бы подставлять себя, взваливать такой груз на свои плечи.

Но сейчас Нико был не врачом, а мужчиной, и его помощи ждала перепуганная женщина, которой больше не на кого было опереться.

Поднявшись на несколько минут в лабораторию, Нико захватил аптечку, которую на всякий случай всегда держал упакованной, и плед. Потом они спустились в подвал, где стоял его побитый черный «Бронко». Оглядевшись по сторонам и проверив, не следят ли за ними, Нико усадил Карен на сиденье и укутал одеялом. Он решил везти ее к себе домой. В дороге Карен молчала. Лицо ее было очень бледным.

— Ты разговаривал со мной, — наконец произнесла она, — пока я лежала в коме. Зачем?

Она все еще помнила о своих снах. Нужно ли ей сейчас знать правду? Что ей сказать? Она не сможет понять, если он расскажет ей все начистоту. Не было ни времени, ни возможности разбираться в происходящем. Все и так слишком запуталось.

— Зачем? — повторила она.

— Ты нуждалась во мне, — ответил он, и это было правдой.

Он вел машину на большой скорости, то и дело ныряя в боковые переулки и обгоняя ехавшие впереди автомобили. Он не думал, что их могут преследовать, но решил, что некоторые меры предосторожности не помешают. По дороге он отвлекал Карен от тяжелых мыслей своей болтовней, разговаривая о всякой всячине: о спектакле «Призрак оперы», который шел в промелькнувшем мимо театре, о выбоинах в асфальте, о дрянной погоде.

Он боялся, что Карен может открыть дверь и выпрыгнуть из машины. Мысли в ее голове перепутались, и она еще не отличала фантазию от реальности. Она была насмерть перепугана и сбита с толку. Единственное, что сейчас связывало ее с реальной жизнью, был страх и вера в Нико. Поэтому он продолжал нести чушь, лишь бы Карен не вспоминала об опасности.

В машине вскоре стало тепло. Туман мутными капельками оседал на стеклах. Когда Нико потянулся, чтобы выключить обогреватель, Карен инстинктивно отдернулась и, чтобы скрыть замешательство, стала подтыкать одеяло.

— Столько грязи, когда тает снег, — произнес Нико. Какой-то грузовик обогнал «Бронко», и мутная вода окатила машину.

— Какой сегодня день? — спросила она.

Нико печально усмехнулся:

— Представь себе, пятница, тринадцатое. Вот он, источник всех бед.

Карен снова замолчала, и он сосредоточился на дороге.

Она заметила, что он спешит, хотя Нико и пытался скрыть это. Она украдкой взглянула на него. На цыгана из ее сна он походил только своей смуглой кожей. Через футболку, заправленную в потертые джинсы, проступали мышцы — на плечах и на груди. Он был твердым как гранит, и он взялся защищать ее. С ним Карен чувствовала себя как за каменной стеной. Но ее не покидали сомнения.

— Я ведь тебя не знаю, правда?

— Знаешь, Карен. Ты можешь не знать, как меня зовут, но меня ты знаешь. Нас соединили, — он улыбнулся.

Его улыбка показалась Карен порочной.

— Как тебя зовут? — спросила она, не решаясь требовать объяснения его туманным намекам.

— Николай Шандор, — ответил он, въезжая в подземный гараж. — Я твой… э-э… я работаю в Общественном госпитале милосердия.

— Где мы? — забеспокоилась она.

— Не волнуйся, принцесса. Сейчас я отвезу тебя к себе домой, сделаю пару звонков, а там видно будет.

— А как же твоя работа?

— Ничего с ней не случится. К тому же у нас намечается вечер по сбору средств, и я с удовольствием его пропущу. Куда ты хочешь поехать?

— На Слэйд-Айленд, — прошептала она. — Отвези меня на Слэйд-Айленд.

Выйдя из машины, Нико взял ее на руки. Доверясь силе и нежности его объятий, она склонила голову ему на грудь и тихо вздохнула. Она была слишком утомлена и измучена, чтобы разбираться в происходящем. Она чувствовала, что ее место рядом с ним. Если ей снится сон, то она не хочет просыпаться. И все же Карен знала, что не спит: исчезли болота, исчезла шотландская леди, — все происходит в реальной жизни, и происходит с ней.

Смуглая кожа, черные волосы и бездонные глаза отнюдь не придавали этому мужчине сходства с ангелом, а ведь он назвался ее ангелом-хранителем.

— Если ты и ангел, то падший, — произнесла она вслух.

— Ты права, принцесса. Ты заключила сделку с дьяволом.

Пятница, 13-е. 17–00.

Квартира Нико

Набирая номер Мака, Нико прикидывал в уме, что ему надо купить. Он помнил, что на острове есть маленькая хижина, которая зимой обычно стояла пустая. Им понадобится еда и теплая одежда для Карен.

Мак поднял трубку.

— Ну что, Нико, «Ученый-маньяк похищает свою пациентку», — по-моему, неплохой заголовок для статьи, а? — поддразнил он. — Куда ты ее девал?

— Слухами земля полнится. Кто тебе рассказал?

— Тот же, кто звонил мне насчет Карен. Но тебе не о чем беспокоиться, ее исчезновение постарались замять, и пока все тихо. Ну, так куда вы направляетесь?

— Помнишь, я был на свадьбе много лет назад? Туда, где проходило семейное торжество, я и повезу ее.

— Господи, к чему такая таинственность?

— Карен преследуют, телефон могут прослушивать.

— Я могу чем-нибудь помочь тебе?

— Попытайся разузнать побольше про репортера из Миннесоты. Я говорил с Сэмом Вэйдом из «Дейли уорлд», свяжись с ним. Наш библиотекарь — школьная учительница в бегах.

— Ты знаешь, почему она скрывается?

— Не совсем. Похоже, в Миннесоте нашелся любитель поджигать здания, в которых находятся люди. Карен была свидетельницей поджога, и она опознала преступника. Но перед самым судом Карен исчезла. Вот все, что я знаю. Непонятно только, чего она боится и кто ее преследует.

— Хорошо, я попробую что-нибудь разузнать. А ты не пропадай.

Нико повесил трубку и заглянул в гостиную — посмотреть, как там Карен. Накрывшись одеялом, та спала.

Сон — лучший лекарь, он вернет ей силы. Забившаяся в уголок массивного дивана, Карен была похожа на забытую детьми куклу — такой маленькой и беззащитной она казалась. Нико чувствовал, что с каждой минутой все больше и больше привязывается к ней. Там, в больнице, Нико не задумывался о том, что будет дальше. Слэйд-Айленд был частью придуманной им мечты. Теперь пришла пора вернуться к реальности и вспомнить, что он врач, а Карен — его пациентка.

В госпитале страх Карен передался ему, и он позволил вовлечь себя в эту авантюру, теперь же он сомневался в правильности своего поступка.

Привести ее в сознание — это одно, а скакать с Карен на белом коне, разыгрывая из себя странствующего рыцаря и ставя под удар ее здоровье, — совсем другое.

Нико шагал взад-вперед, обдумывая случившееся. Мак постарался замять исчезновение Карен, переговорив с администрацией госпиталя, но вдруг кто-нибудь сболтнет лишнее? Репортер быстро обнаружит, что пропавшая из интенсивной терапии пациентка и есть та самая Карен, которую он разыскивает. Еще некоторое время потребуется ему, чтобы разузнать, что с ней случилось.

И розыски непременно наведут на след Нико Шандора.

Что ж, другого выхода не было. Им ничего не оставалось, как скрыться, уехать из города. Но сначала Карен необходимо хоть немного поспать, чтобы восстановить силы.

Ей нужна еда, движение, отдых — короче, ей нужно вернуться в нормальное состояние. Только после этого они смогут что-то предпринять.

Нико проверил, в порядке ли комната для гостей. Прежде она всегда пустовала. Осмотр вполне удовлетворил Нико. Его заблудившейся принцессе должно тут понравиться.

Вернувшись в гостиную, он склонился над Карен и прошептал:

— Принцесса, ты спишь? Я отнесу тебя в кровать.

— Мы поедем на остров?

— Утром. Переплывать реку в темноте слишком опасно.

— Ты прав. — Обвив его шею руками, Карен склонила голову ему на грудь. — Ты будешь спать со мной?

— С тобой? — недоверчиво переспросил он.

— Цыгане ведь всегда говорят то, что хочет услышать женщина, верно?

— Да, но я предпочитаю говорить правду.

— Это хорошо. Потому что я поверила всему, что ты мне говорил, и не хотела бы, чтобы твои слова оказались ложью.

Следующие несколько часов Нико, склонившись над картами, обдумывал, куда можно поехать, но не нашел ничего подходящего, кроме Слэйд-Айленда. Со вздохом он набрал номер родственника, которому мог полностью довериться.

— Миш, это Нико. Ты не в курсе, та старая хижина на острове еще не совсем развалилась?

— Кажется, нет. Мы уже давно не собирались на Слэйд-Айленде, но хижина, по-моему, еще стоит.

— А у Жиля все еще есть катер?

— Да, но только он отдал его сыну. Теперь он — хозяин причала. Ты что, собрался на остров в такую погоду?

— Нет, — ответил Нико. — Просто я хочу провести там несколько дней весной, вот и решил разузнать, что да как.

— Неплохая идея. Позвони мне, когда соберешься, может быть, я поеду с тобой. Я уже сто лет там не был.

Нико поблагодарил кузена и повесил трубку, надеясь, что Миш поверил ему. Он не должен знать, что Нико отправляется на остров сейчас. Впрочем, в любом случае ему нечего было бояться, что репортер найдет их на Слэйд-Айленде — цыгане не болтают чужим про свои дела.

Около полуночи Нико почувствовал зверский голод. Интересно, как там его гостья. (Он никак не мог заставить себя думать об этой сирене с серебристыми волосами как о пациентке.)

Порывшись в гардеробе, он вытащил оттуда черную шелковую рубашку, пару красных хлопчатобумажных носков, футболку с надписью «В Джорджии тебя любят» и шорты в сердечках.

Не ахти какие наряды для принцессы, но все-таки лучше, чем ничего. Потом они заедут в магазин и купят что-нибудь более подходящее.

С вещами в руках Нико осторожно заглянул в комнату Карен. Ему не хотелось ее будить.

— Входи, я не сплю, — услышал он ее голос.

— Я принес тебе кое-какую одежду. Может, тебе захочется переодеться.

— Вообще-то я мечтаю о душе.

— Ванная там, — сказал он, открывая дверь. — Все здесь в твоем распоряжении.

— Спасибо.

— Тебе помочь встать?

— Я сама справлюсь.

Внезапно они почувствовали какую-то неловкость. Но мост через пропасть отчуждения был уже построен, и они шли по нему навстречу друг другу.

— Пока ты будешь в душе, я сварю кофе и подогрею суп. Ты хочешь есть?

— Сказать по правде — умираю с голоду.

— Отлично. — Нико закрыл за собой дверь и прислушался. До него донесся скрип половиц и звук льющейся воды. Удостоверившись, что с Карен все в порядке, он вздохнул с облегчением и пошел на кухню, надеясь, что у него найдется суп или хоть что-нибудь съестное.

В шкафу не было ничего, кроме банки рыбного паштета. В хлебнице нашлось полбатона белого хлеба. Состояние холодильника оказалось куда более утешительным: там был сок, масло и молоко.

Дела были не так уж и плохи. Нико отыскал кофе, сухие сливки и сахар. Сахар у него в доме никогда не переводился. Женщины и сладкое — все знали об этих двух его слабостях.

Он поставил чайник на огонь и поджаривал тосты, когда в дверях появилась Карен. Нико оглянулся и замер. На ней был его старый махровый халат, и она вытирала волосы красным полотенцем. Рукава халата были ей длинны, и она закатала их, открыв белые изящные руки, пояс халата подчеркивал тонкую талию, потертый материал облегал стройные ноги.

Но больше всего Нико поразило ее лицо. Карен раскраснелась, персиковый румянец заливал ее щеки, глаза блестели. На секунду он даже испугался: уж нет ли у нее жара?

— Ты как, в порядке?

— Все нормально, только я еще чувствую сильную слабость, — ответила она, перекинув влажные волосы через плечо. — Чем так вкусно пахнет?

— Рыбным паштетом. Надеюсь, он тебе нравится, принцесса.

— Нравится. А почему ты все время зовешь меня принцессой?

— Потому что…

«Потому что мою сестру тоже звали Карен, потому что это имя напоминает мне о прошлом, которое я хочу забыть, и причиняет боль».

Он вздохнул и ответил:

— Ты любила, когда я так называл тебя.

Она задумчиво взглянула на него.

— Да? Расскажи, что еще я любила.

Они оба на мгновение замерли — он стоял, держа в руках чашки, она ждала ответа.

— Ты любила старые фильмы, — импровизировал Нико, — сентиментальные, и всегда плакала, когда смотрела их. Еще ты любила читать книги и разглядывать витрины.

— Книги… А детей? Я любила детей?

— Не знаю, мы никогда не говорили о детях. Мне очень жаль, Карен, — Нико заставил себя произнести ее имя, — я еще многого о тебе не знаю.

— Я тоже многого о себе не знаю, или, вернее, не помню. — Она села за стол.

— Ты почему не надела футболку? — Теперь, надевая этот старый махровый халат, он будет каждый раз представлять себе Карен, будет помнить, что она надевала его, и воспоминания будут бередить душу.

— У меня волосы мокрые, я боялась, что она намокнет. К тому же этот халат такой мягкий и теплый. Он твой, он напоминает мне тебя. Ты ведь не против?

— Нет. — Он не был против. Материя сохранит аромат ее тела, и частичка Карен навсегда останется с ним. — Давай я тебе помогу.

— Что? — Она непонимающе посмотрела на него.

— Давай я вытру тебе волосы.

Он подошел к ней и взял полотенце, нечаянно дотронувшись до ее коленей. С минуту она просто смотрела на него, подняв глаза. В ее взгляде была робость, доверие и что-то еще, какое-то смирение, как будто она думала, что спит и стоит ей проснуться, как все это исчезнет. Потом он стал вытирать полотенцем ее волосы, и она со вздохом закрыла глаза.

Им сейчас было так хорошо вдвоем, что больше ни о чем не хотелось вспоминать. Но воспоминания, помимо его воли, нахлынули на Нико. Когда его сестра была ребенком, он точно так же вытирал волосы ей. Судьба, перемешав колоду, снова выкинула ему те же карты.

Откинув пряди с лица Карен, он провел пальцами по ее нежной гладкой коже, смахнул со лба капельки воды. На плите закипал чайник. Играл магнитофон, наполняя комнату тихими звуками печальной мелодии.

Время как будто замерло на мгновение.

— Как приятно, — прошептала она. — Мне никто никогда раньше не вытирал волосы.

У Нико перехватило дыхание. Его пальцы коснулись ее уха, и он едва сдержался, чтобы не поцеловать ее. Еще ни одна женщина не вызывала в нем такого желания.

А она даже не понимала, что так притягивает его. Когда он взял ее за подбородок, приподнимая голову, она открыла потемневшие глаза. Их цвет сейчас напоминал цвет неба перед грозой.

— Что ты со мной делаешь?

— И сам не знаю, — ответил он хрипло.

— Ты говорил, что хочешь целовать меня, сжимать в объятиях.

— То была фантазия, принцесса, а это — реальность.

Она сжала его руку в своих ладонях.

— Значит, мы не были любовниками?

Он был так ошарашен, что не знал, как ответить.

— А ты бы этого хотела?

— Не знаю. Но я точно не пожалела бы об этом. А ты? Чего хочешь ты?

Он отнял свою руку и, с трудом подбирая слова, ответил:

— Я хочу тебя. Я хочу сорвать с тебя этот халат и взять тебя прямо здесь, на полу. Я хочу тебя так, как не хотел еще ни одну женщину.

— А что, если я хочу того же?

— Нет! Сначала ты должна все вспомнить.

— Я помню. Не все, но многое.

Нико пристально посмотрел на нее.

— Что ты помнишь? Расскажи мне. — Он почувствовал, что испугал ее. — Расскажи о своем прошлом. Неужели мама никогда не вытирала тебе волосы?

— Моя мама не была слишком заботливой. К тому же она часто плохо себя чувствовала. — Видя ее испуг и смятение, Нико пожалел о своих словах.

— Зато я часто вытирала ее волосы, — продолжала Карен. — У нее были прекрасные золотистые волосы. Когда она болела и лежала в постели, я расчесывала их, чтобы они не путались.

— Ты не хочешь дать ей знать, что с тобой все в порядке?

Она выпрямилась и забрала у него полотенце.

— Нет. Я не хочу огорчать ее. Знаешь, как сказал Томас Вульф? «Нельзя вернуться домой».

— Знаю, — согласился он. — Я давно это понял.

Она взглянула на него через плечо.

— Значит, ты тоже один?

— Раньше я был один. А теперь у меня есть ты.

Она придвинулась к столу и улыбнулась, заправляя волосы за уши:

— Я рада.

Нико подошел к плите и налил две чашки кофе. Нет, они не были одиноки. У него был отец, а у Карен Миллер-Миддлтон — мать. Но он чувствовал, что Карен заполнила пустоту в его сердце.

Она не помнила прошлого, а он хотел забыть о своем. Ее память что-то скрывала от нее, а память Нико слишком хорошо ему служила. «Цыгане не всегда лгут, — подумал Нико, — иногда они просто не говорят всей правды».

4

После полуночи. Квартира Нико

Они поели за маленьким столиком у камина, в котором жарко горело пламя.

Карен съела несколько тостов и выпила кофе. Она еще чувствовала слабость, к которой примешивался необъяснимый трепет. Она поняла, что Нико не был ее любовником, иначе он не отказался бы от ее откровенного предложения. Тем не менее отказ делал ему честь.

Карен была рада, что Нико не воспользовался предоставившейся ему возможностью, и все же…

Краем глаза она взглянула на него.

Пока она спала, Нико успел переодеться. Теперь на нем был красный под горло свитер, подчеркивающий небритый подбородок и иссиня-черную шевелюру.

Карен решила, что он напоминает Адриана Пола в «Горце» или молодого Марлона Брандо.

Собственные сравнения рассмешили ее.

У нее было весьма смутное представление о том, как выглядел молодой Марлон Брандо: когда он был молод, она была еще слишком маленькой, чтобы интересоваться мужчинами. Но тут же Карен стало не по себе: она не помнила, сколько ей лет, прошлое было для нее загадкой. Телефонный звонок. Его она помнила. Ей позвонил репортер и сказал, что хочет поговорить с ней о…

О чем?

Боже! На мгновение у нее потемнело в глазах. Она выпрямилась на стуле, прижав руки к груди.

— Что с тобой, принцесса? — Одним прыжком Нико подскочил к ней и схватил за руки, как будто боясь, что она сейчас убежит.

— Все в порядке. Просто я никак не могу вспомнить, что случилось. Я знаю, что-то произошло, но что? — В ее голосе слышалось отчаяние. — Мне надо вспомнить, я должна… — Тут она замолчала. Она ничего не помнила о прошлом. Казалось, ее жизнь началась, когда Нико помог ей убежать из больницы.

Больница? Это слово внезапно пробудило новые воспоминания. Она помнила, как ударилась головой об асфальт, помнила боль и визг тормозов. И — ничего. Снова провал.

Потом она вспомнила цыгана из книги — он говорил с ней. Она узнала в нем своего любовника. Нет, он был любовником той леди из романа, который она читала. Они ей снились — прекрасная дама и ее страстный возлюбленный. Но что же происходит с ней? Неужели она сошла с ума?

Побледнев, она откинулась на спинку стула.

— Карен, что с тобой?

Нико бросился за аптечкой. Достав оттуда стетоскоп, он согрел его руками и приложил к ее груди.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Слушаю тебя. Я ведь врач, помнишь?

Ее сердце отчаянно стучало. Сердце Нико тоже выпрыгивало из груди, а он ведь даже не дотронулся до Карен. Глубоко вздохнув, он попытался взять себя в руки. Наконец ее сердце стало биться ровнее, и он убрал стетоскоп. Нико осторожно закрыл и снова открыл глаза Карен, проверяя реакцию зрачков. Потом посчитал пульс. Все было в норме.

— Никогда меня больше так не пугай, принцесса. Я ведь пытаюсь помочь тебе. Ты хотела уехать на Слэйд-Айленд, помнишь?

— Слэйд-Айленд? Да, но я ждала солнца и золотого песка.

— Очень жаль, но там будет только снег и холодный гранит. Зима в самом разгаре. Если хочешь, мы можем поехать туда, где тепло. Я постараюсь что-нибудь подыскать.

— Нет, пусть это только мечта, но я хочу на Слэйд-Айленд. Я понимаю, что ты не тот цыган в красной шелковой рубашке на белогривом скакуне. Пусть так. Я все равно хочу поехать туда.

— Ты права, у меня нет ни белого коня, ни красной рубашки, правда, когда-то я носил в ухе серьгу.

Карен с любопытством поглядела на него, отыскала глазами дырку на мочке уха.

— Не бойся, Карен, никто больше не причинит тебе зла, я обещаю.

Карен молча кивнула. Она должна доверять ему.

Разговор повернул в более спокойное русло, звук его голоса действовал на Карен успокаивающе, и она почувствовала, как тугая пружина, сжавшаяся у нее внутри, начала распрямляться.

— Я не так уж много смотрю телевизор, но спортивные передачи никогда не пропускаю. Я настоящий фанат «Быков» ^[2] и просто обожаю Майкла Джордана. Тебя, кажется, все эти разговоры о спорте не интересуют, — продолжал он. — Ну что же, давай поговорим о книгах, правда, я ничего не читаю, кроме медицинской литературы.

— Я не библиотекарь, — ответила она машинально и вдруг замолчала. А кто же тогда она? Карен вздрогнула. Все ее прошлое будто провалилось в черную дыру, и она ничего не помнила. — Прости. Ты, наверное, больше знаешь обо мне, чем я сама. У меня начисто отшибло память.

— Ничего страшного, принцесса, при травмах головы временная потеря памяти — обычное явление.

— Но память вернется ко мне?

— Скорее всего. Не все сразу, но постепенно, понемножку.

— А до тех пор я буду во всем полагаться на тебя, — сказала она, внимательно глядя на него.

«Проклятие! Полагаться на меня?» Тогда ему придется стать воплощением мечты, которую он сам же и создал для Карен.

Она зевнула.

Нико закрыл аптечку и поднялся со стула.

— Тебе надо отдохнуть, завтра тяжелый день. Нам пора ложиться спать.

— Нам? — Она широко раскрыла глаза.

У Нико перехватило дыхание. Кажется, она его неправильно поняла. Когда он сказал «нам», то совсем не имел в виду «вместе».

Откинувшись на спинку стула, Карен недоверчиво глядела на него. Несмотря на соблазн оказаться с ним в одной постели, это пугало ее.

— Я поищу для тебя одеяло, — сказал он. — Помочь тебе подняться?

— Да нет, я сама. — Она попыталась встать, но, запутавшись в халате, споткнулась и чуть не упала. Ее длинные серебристые волосы рассыпались по плечам, полы халата распахнулись.

Нико вовремя подхватил ее и едва сдержал стон: он и представить себе не мог грудь такой совершенной формы — небольшую, округлую, с твердыми розовыми сосками.

— О! — Она запахнулась, вырвавшись из его объятий. — Кажется, я переоценила свои силы.

— Да уж. — Не успела она возразить, как он подхватил ее на руки.

Она ахнула:

— Что ты делаешь?

— Я собираюсь отнести тебя в кровать — в твою кровать.

— Не надо, я и сама могу дойти.

«Господи, она еще и сопротивляется. Внешне такая хрупкая, а с характером», — подумал Нико.

— Не спорь, я тебя донесу! — отрезал он и сам испугался звука своего голоса. Карен притягивала его все сильнее и сильнее, и резкими словами он пытался разрушить эти чары. Но ничего не помогало — рядом с ней он не мог думать ни о чем, кроме ее тела. Но он никогда не позволит себе оказаться в ее постели, пока она сама этого не захочет.

Быстрыми шагами он прошел по коридору и, толкнув локтем дверь в комнату для гостей, осторожно положил Карен на кровать.

— Спокойной ночи. Завтра утром мы отправимся на остров, если ты, конечно, не передумала.

— Нет, — сказала она решительно. — Я не передумала. Я должна уехать. И еще: я хочу, чтобы ты знал, как я ценю твою помощь… Николай… доктор… как мне тебя называть?

— Неужели ты забыла, как звала своего любовника? — поддразнил он.

— Забыла. Скажи мне, прошу тебя.

— Нико. Ты звала меня Нико.

Откинувшись на подушку, она повторила:

— Нико. Конечно. Я верю.

— Чему? Тому, что мы любовники?

Ее взгляд снова стал настороженным.

— Нет, что ты цыган, — прошептала она. — А цыгане ведь похищают женщин, правда?

— Так говорят.

— И что они с ними делают?

— Доброй ночи, Карен.

Она улыбнулась:

— Ты не ответил.

— Тебе незачем это знать.

Карен свернулась калачиком, укладываясь поудобнее. На ней была его удобная мягкая футболка. Повернувшись лицом к окну, она смотрела на пушистые снежные хлопья, плавно кружащиеся в свете уличного фонаря.

Миллер. Ее зовут Карен Миллер. Почему же это имя ни о чем ей не говорит? Почему?

Иногда налетал порыв ветра, и снежинки бились в стекло, густой шапкой оседая на подоконнике. Завтра утром улицы будут завалены снегом. Карен уже и сама не знала, хочет ли уехать на остров, но Слэйд-Айленд был безопасным местом, ее секретным убежищем, о котором она мечтала в своих снах.

Смежив глаза, она увидела залитый солнцем пляж, ласковые волны, зеленые деревья и пестрые цветы в густой траве. Потом этот красочный пейзаж сменился темным, угрожающим. Ее окружал вереск и бескрайние сырые болота. Ей вдруг стало страшно.

Что с ней произошло?

Карен мучительно пыталась вспомнить. Она помнила телефонный звонок. Где она была, когда ей позвонили? На работе, в библиотеке. Да, Нико ведь упоминал, что она работала библиотекарем. Она зажмурилась, воссоздавая картину. Вот она сидит за стойкой и читает книгу. Это был роман «Леди и бродяга» про любовь цыгана и знатной красотки. Или это была не книга, а сон? А Нико? Ей снился он или тот, другой цыган? Или в нем воплотился образ любовника, о котором она мечтала во сне?

Реальность, сны, мечты — все тесно сплелось в ее сознании. Тот цыган, что ей снился, носил не свитер, а красную шелковую рубашку. Но у него тоже были густые иссиня-черные волосы, смуглая кожа и он смотрел на нее глазами Нико, бездонными карими глазами, горевшими страстью и неутоленным желанием.

Николай Шандор, Нико. Она представила себе его волевой подбородок, сильные мускулистые руки с длинными тонкими пальцами, его глаза… О боги, эти глаза! Его взгляд пронизывал насквозь, проникал в самую душу, постигая все ее тайны. Казалось, он видит то, чего не видят другие. У него был порочный, зовущий взгляд. Он манил ее, обещая муки наслаждения.

Погружаясь в сон, Карен увидела цыганский табор. Пылал костер, скрипка выводила тоскливый мотив. А среди цыган стоял Нико.

— Где же твой белогривый скакун, почему не звенят серебряные колокольчики и не вьются алые ленты, мой возлюбленный цыган? — прошептала она, засыпая.

Перед тем как самому ложиться спать, Нико решил заглянуть в комнату к Карен.

Снег ненадолго перестал, и холодный серебристый диск луны четко вырисовывался на фоне черного ночного неба. На столике возле двери горел ночник, слабо освещая комнату теплым розоватым светом.

Нико тихо подошел к кровати. Карен спала, закутавшись в одеяло, ее серебристые волосы рассыпались по подушке. Она выглядела удовлетворенной, как женщина, позанимавшаяся любовью и заснувшая в объятиях любимого, который утром разбудит ее поцелуем.

У Нико возникло непреодолимое желание скользнуть под одеяло и лечь рядом с ней. Желание это было настолько сильным, что он даже отпрянул на шаг, чтобы преодолеть его.

Страсть? Одиночество? Он не понимал, что с ним происходит. Он стал жертвой собственной фантазии. Нико много часов провел возле ее постели, пока она лежала без сознания, и теперь ему снова захотелось взять стул и посидеть рядом с ней.

Ее длинные волосы блестели в лунном свете. Нико вспомнил, что когда впервые увидел ее, она напомнила ему русскую принцессу из волшебной зимней сказки. По белоснежным просторам несла ее в санях упряжка лошадей.

А он был для нее цыганом на белом скакуне.

Раньше он был одинок, а потом в его мир вошла Карен и заполнила собой пустоту в его сердце. Что же он будет делать, когда она уйдет из его жизни? Она стала частью его настоящего, и он хотел, чтобы завтра никогда не настало.

Карен Миллер стала его принцессой, а он готов стать для нее цыганом на белогривом скакуне.

Нико проснулся рано утром, выпил чашечку горячего кофе. Ему надо было съездить за покупками, и он раздумывал: оставить Карен дома или взять ее с собой.

Оставлять ее одну небезопасно. Преследователь Карен может быть где-то неподалеку. Быстро собрав одежду и личные вещи, накинув куртку, он отнес дорожную сумку в «Бронко». Чтобы машина прогрелась, запустил двигатель. Вернувшись в спальню, Нико нашел пару теплых вещей для Карен: севшие хлопчатобумажные брюки, свитер, теплые носки. Из обуви не нашлось ничего, кроме купленных в больнице тапочек. Пустяки, они заедут в магазин и купят пару зимних ботинок.

Карен в комнате уже не было. Ее постель была пуста, а из ванной доносился звук льющейся воды. Бросив вещи на кровать, Нико крикнул:

— Я приготовил кофе.

— Сейчас приду, — откликнулась она.

Услышав ее голос, он вздохнул с облегчением.

Через несколько минут Карен уже была на кухне. В старой одежде Нико она была больше похожа на туристку, чем на сказочную принцессу. Брюки сидели неплохо, но свитер свисал до колен, а рукава пришлось закатать чуть не до локтя.

— Знаешь, я подумала, что ты помогаешь мне, а это, должно быть, причиняет ущерб твоей работе, — сказала она. — Я не хочу, чтобы ты беспокоился из-за меня. Так что ты только отвези меня на остров, а там я сама справлюсь.

— Не все так просто, принцесса. На Слэйд-Айленде нет ни электричества, ни еды, ни топлива.

— Что же мне делать?

— Выпить кофе. Остальное — моя забота.

Карен опустила голову. Она хотела было возразить, но поняла, что спорить бесполезно. Допив кофе и сполоснув чашку, она спросила:

— У меня есть другая одежда?

— Нет.

— А деньги?

— Тоже нет.

— Хорошо, тогда откуда ты вообще знаешь, где я работала и как меня зовут?

— Когда ты попала под машину, один бездомный, который ночует в библиотеке, опознал тебя.

— Значит, это все, что у меня есть? — печально усмехнулась Карен, глядя на свое облачение.

В ее голосе слышалось отчаяние, и Нико понимал, какой беспомощной она себя чувствует.

— Не беспокойся, положись на меня. Пока тебе придется примириться с этой одеждой. По дороге мы заедем в бакалею, в супермаркет за обувью и теплыми вещами и отправимся на остров.

На шоссе из-за снежных заносов они то и дело попадали в пробки. Нико ехал молча, прислушиваясь к непрерывному гудению автомобилей. Проехав длинный мост, Нико повернул на север. Дворники, очищавшие ветровое стекло от снега, методично постукивали. Их стук был похож на биение сердца.

Карен тяжело вздохнула. Она никак не могла разобраться, где сон, а где явь. Она сосредоточилась на том немногом, что знала и помнила. Шесть дней назад ей позвонил по телефону репортер, потом она очутилась в больнице.

— Почему?

— Прости, что «почему»? — не понял Нико.

— Почему я очутилась в больнице?

— Ты попала под машину и ударилась головой. Пять дней ты пролежала без сознания.

— И все это время ты был со мной?

— Нет, я пришел к тебе только вчера утром. Ты что-нибудь помнишь о том, как угодила под колеса?

— Нет, я ничего не помню, кроме твоего голоса. Я помню, ты сказал мне, что мы… знаем друг друга. Это правда?

— А ты что думаешь по этому поводу?

— Я ни в чем не уверена. У меня в голове все так перепуталось. Но тебя я, кажется, помню. У меня такое чувство, что… — Она не могла выразить словами свои ощущения. Если она попытается ему объяснить, что видела его во сне, то он примет ее за сумасшедшую. И, вполне возможно, он будет недалек от истины.

Больница. Она лежала в больнице — это было единственное, в чем Карен не сомневалась. Ведь на ней была голубая больничная сорочка, а волосы пахли лекарством.

— Расскажи мне про Слэйд-Айленд, — попросила она, переводя свои мысли в другое русло.

— Это остров, и туда можно попасть только по воде. Поэтому тебе и нужна теплая одежда, иначе в лодке ты превратишься в кубик льда.

В машине ей совсем не было холодно. Обогреватель «Бронко» исправно работал, и снежинки, падая на стекло, превращались в капельки воды. Все за окнами казалось размытым, как на акварели.

— А где находится Слэйд-Айленд?

— Посередине реки Гудзон, в двух часах езды к северу от города.

— Расскажи мне о том времени, когда мы были там, — попросила она.

— Мы не были… — начал он и вдруг замолчал. К чему разрушать красивую фантазию? — Мы не были там так часто, как нам того хотелось. К тому же, — он свернул, объезжая выбоину, — мы никогда не ездили на остров зимой.

Она тихонько вздохнула.

— Я так и знала. Я никак не могла представить себе занесенный снегом остров, мне вспоминалось только лето.

Когда Нико последний раз был на Слэйд-Айленде, тоже было лето — середина августа, самая жаркая пора. Все люди устремлялись вон из города в поисках прохлады и дуновения свежего ветерка. Даже на острове было невыносимое пекло.

Табор собрался тогда, потому что отец Нико оставлял дела и нужно было выбрать нового барона. Отец хотел, чтобы титул перешел к Нико, но Николай Шандор наотрез отказался.

Нико с горечью вспомнил, каким наивным он тогда был, как легко им было манипулировать. Когда ему позвонила четырнадцатилетняя сестра, насмерть перепуганная, то Нико подумал, что умер их тиран отец.

— Ты должен приехать, Нико, должен помочь мне, — умоляла она срывающимся голосом. — Он продает меня человеку, которого я даже ни разу не видела! Он продает меня за десять тысяч долларов! Ты должен помешать этому!

У Нико в ушах до сих пор стоял ее крик. Он тогда заканчивал второй курс медицинского университета. Ему пришлось бросить учебу, чтобы поехать на помощь к сестре. Он попытался объяснить профессору, что это вопрос жизни и смерти, но тот ничего не хотел слышать. История о какой-то цыганке, которую насильно выдают замуж, не волновала его. Профессор сказал Нико, что если он уедет, то может не возвращаться. И Нико не вернулся. Потом Мак помог ему устроиться в исследовательский отдел.

Нико сверился с картой. Так, Стоуни Пойнт остался позади, следовало проехать через Нияк, и они в пригороде. Там надо будет купить еду и одежду.

Он взглянул на Карен. Даже в полутьме было видно, какое бледное у нее лицо. Ей нужно полноценное питание, а не чашечка кофе на завтрак. Лавируя между машинами, ему удалось проскочить перекресток, и он нажал на газ. Черный «Бронко» помчался вперед, оставляя позади мили дороги.

За городом Нико свернул к торговому центру. Припарковавшись, он взял Карен на руки и отнес в магазин.

Сначала они купили ботинки, потом выбрали несколько свитеров, рубашек и пару джинсов. Гардероб Карен также пополнился шелковыми ночными сорочками и кружевным нижним бельем. В аптеке они купили зубную щетку, пасту и другие туалетные принадлежности.

Когда они вернулись на стоянку, Нико помог Карен забраться в машину и завел двигатель.

— Пусть мотор немного поработает, чтобы ты не замерзла, пока я хожу за продуктами.

— Тебе нужна моя помощь?

— Я покупаю продукты, а ты готовишь еду. Договорились?

Она не ответила, и Нико подумал: «Поездка слишком утомила ее. А может быть, — пошутил он про себя, — она просто не умеет готовить».

Открыв дверцу, он на минуту задержался, взял ее за запястье.

— Хочу послушать твой пульс, — пояснил он. Почувствовав ровное биение под своими пальцами, Нико успокоился. — Закрой за мной дверцу, — распорядился он.

Карен молчала, но, выйдя из машины, он услышал, как щелкнул замок.

Оставшись в «Бронко», Карен задремала. От тепла ее разморило, и она, погружаясь в забытье, чувствовала, как туманное облако вновь окутывает ее сознание. Она знала, что за этим туманом скрывается нечто ужасное, что-то или кто-то поджидает ее. Но как же ей вспомнить свое прошлое? Затуманенное сознание не могло отделить сон от яви.

Нико настоящий? Или он — ее мечта? Там, в больнице, он повторял ей снова и снова, что ему хочется ласкать ее — ее губы, тело. И она поверила в это, потому что хотела верить.

Она спала у него дома, ходила в его одежде, но он так ни разу и не прикоснулся к ней.

И вот они едут на Слэйд-Айленд. Он сказал, что они никогда не бывали там зимой. А где же они бывали? Его квартира не пробудила в ней никаких воспоминаний. Она вообще ничего не могла о нем вспомнить.

Но он же все-таки был рядом с ней, когда она лежала в коме. И что-то подсказывало ей — он был там не только как врач. Зачем врачу помогать незнакомой пациентке? Он не стал бы забирать ее из больницы, а тем более не захотел бы укрывать ее. Значит, Нико действительно знает ее, поэтому-то и заботится о ней.

Ее мысли были прерваны стуком в дверь: вернулся Нико с сумками, двумя стаканчиками горячего кофе и кульком пончиков.

Протянув Карен ее стаканчик, Нико кинул сумки на заднее сиденье и закрыл дверь. Пошарив рукой в пакете, он вытащил пончик, щедро обсыпанный сахарной пудрой, и отправил его в рот.

— Ты к сиденью не прилипнешь? — шутливо спросила Карен.

— Я обожаю сладкое. Чем слаще, тем лучше, — с улыбкой ответил Нико и снова склонился над картой.

— Слэйд-Айленд, — произнес он вслух, отыскав его на карте. Когда-то он поклялся никогда больше не возвращаться туда.

А еще он дал себе зарок не лечить пациентов и никого не любить.

С досадой Нико подумал, что нарушил обе клятвы.

5

Гудзон. Вэллей-Ривер

— Долго нам ехать? — спросила Карен, потягивая переслащенный кофе.

Нико взглянул на небо. Снег перестал, но низко висели тяжелые черные тучи.

— К обеду, я думаю, будем на месте.

— Как долго!

— Ну, нам ведь придется остановиться, чтобы перекусить.

— Перекусить? А пончики что, не считаются?

— Пончики — это так, только червячка заморить, — улыбнулся Нико. — Тебе нужно плотно поесть, чтобы были силы.

— Да я уже и так съела больше, чем обычно ем на завтрак.

— Могу поспорить, что, когда ты была ребенком, твоя мать не могла заставить тебя вымыть за собой тарелку.

— Совсем нет, она… — Карен попыталась представить свою мать, стоящую у плиты и помешивающую овсянку. Но вместо этого ей вспомнилось, как рыжеволосая женщина, даже не попрощавшись, выбегает из дома, хлопнув дверью. — Знаешь, меня обычно кормил отец.

— Наверное, он плохо готовил, — заметил Нико. — Ты такая стройная.

— Я похудела, пока лежала в больнице. Не очень-то поправишься, сидя шесть дней на питательном растворе.

— Ты права, — согласился он. — Поэтому мы заедем в один ресторанчик, который я знаю, и позавтракаем. Кстати, что ты любишь есть на завтрак?

— Я люблю… горячий чай и фрукты.

— Ладно. А что еще?

Карен была рада сменить тему разговора, воспоминания о детстве были ей неприятны. К тому же она и вспомнить толком ничего не могла (память все еще отказывалась служить ей), знала только, что после смерти отца хозяйством занялась она, но у нее это получалось гораздо хуже, чем у него.

— Обычно «У Лео» подают что-нибудь посущественнее фруктов. Люди приезжают туда, чтобы плотно поесть. Но мы спросим, и, может быть, там найдется для тебя пара яблок.

— А кто такой этот Лео?

— Не знаю. Этот ресторанчик стоит там с незапамятных времен, так что даже сами владельцы не знают, кто он такой.

Карен прищурилась.

— А мы бывали там раньше?

Нико пристально поглядел на нее. Она была все в той же великоватой одежде, только сменила тапочки на теплые ботинки.

Карен показалось, что его взгляд проникает под ее мешковатый свитер, обжигает кожу. Она потупилась под его взглядом и стала рассматривать его руки. Как живо помнила она их нежные прикосновения, которые будили в ней сладостные и в то же время щемящие чувства. Он говорил ей, что они были любовниками, и его руки подтверждали эти слова. Почему же она никак не может вспомнить правду?

— Мы бывали там раньше? — повторила она. — Скажи «да», доктор Шандор.

«Доктор Шандор?» Ее отчужденность как ножом полоснула по сердцу Нико. С трудом подавив боль, Нико заставил себя вернуться к происходящему. Она спросила, бывали ли они раньше «У Лео». Придумывая для Карен всю эту историю несуществующей любви, он и сам начал в нее верить. Очаровательная молодая женщина, всего несколько часов назад бывшая для него незнакомкой, стала неотъемлемой частью его жизни. Нико готов был заботиться о ней, защищать ее, пусть даже для этого придется говорить неправду.

Эти мысли принесли ему облегчение, но, взглянув в ее голубые лучистые глаза, он не смог солгать.

— Нет, мы не были там.

— Я так и знала.

— Но ты не помнила и не могла бы сказать с уверенностью, так?

— Да. — Карен улыбнулась и добавила: — Ничего страшного. Я просто буду считать все это небольшим приключением.

После этих ее слов Нико пожалел о том, что был слишком откровенным. Ее слова вернули его к действительности, напомнили, что ничто не связывает их. Нико и сам не знал, на кого больше злится — на себя или на Карен.

Подчиняясь внезапному импульсу, он нашел ее руку на сиденье и взял в свою. Тонкая паутинка доверия, разорванная неосторожными словами, вновь соединилась. Отвернувшись к окну, Карен все же не убрала свою руку, и Нико почувствовал себя счастливым.

Машин почти не было, и он продолжал держать ее руку в своей до тех пор, пока не показался поворот.

Снова повалил густой снег. Нико уже сто лет не был в этих местах, поэтому пропустил нужный поворот. Наконец показалась полоска воды, и он припарковал машину неподалеку от какой-то обветшалой лачуги.

С минуту он сидел неподвижно, рассматривая неказистое здание.

Последний раз он был здесь в то злополучное утро, когда табор выбирал нового вожака.

В то утро, когда его сестра вышла замуж.

— Это и есть хваленый ресторанчик? — Голос Карен оторвал его от воспоминаний.

— Ага. И пусть внешний вид тебя не смущает. Здесь подают самые лучшие в городе блюда — просто пальчики оближешь.

— Могу себе представить, — ехидно заметила Карен.

— Ты что, часто ходила по ресторанам? — парировал Нико.

— Нет. — Ее глаза приняли отсутствующее выражение. — Я не помню.

— Прости, принцесса. Я не хотел, — мягко произнес он. — Но ты не волнуйся, память скоро вернется, вот увидишь.

— Ты не понимаешь. Я не хочу, чтобы память возвращалась, я боюсь этого, — прошептала она. — Я уверена: не может быть прошлое лучше того, что подарил мне ты. Но я хотела бы вспомнить только одно…

— Что именно?

Она с напускной скромностью опустила глаза, а потом лукаво взглянула на Нико. В ее глазах плясали озорные искорки.

— …как мы занимались любовью.

Нико лихорадочно соображал. Его заманили в ловушку.

— Ты все вспомнишь, — ответил он резковато и открыл дверцу, — в свое время. А сейчас нас ждет яичница с беконом.

Пока она натягивала куртку, Нико обошел «Бронко» и открыл ей дверцу.

— Я отнесу тебя, — заявил он.

— Я дойду сама, — настаивала она, спуская ноги из машины. — Только позволь мне опереться на тебя.

Он начал было спорить, но Карен упрямо поджала губы, и он сдался и отступил.

В лицо дул пронзительный холодный ветер. Пройдя несколько шагов, она оперлась на Нико, и тот обнял ее за плечи.

Слабый тусклый свет пробивался из окон ресторана. Снежинки таяли, разбиваясь о стекла, и стекали вниз струйками мутной воды.

Рождественский колокольчик на двери веселым звоном возвестил о прибытии посетителей. Зал был пуст.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул Нико.

— Приятного вам вечера, — отозвался женский голос. — Что будете есть?

— Два сока, вафли, бекон, кленовый сироп и кофе. Да, еще горячий чай и фрукты.

— Присаживайтесь за столик. Сейчас я все принесу.

Они сели, заняв места недалеко от стойки. Нико взял Карен за руку.

— Ты как, в порядке, принцесса?

Загипнотизированная его близостью, она лишь едва заметно кивнула. Как бы ей хотелось, чтобы он на самом деле был ее любовником, чтобы он поцеловал ее.

Карен чувствовала, что ему хотелось того же.

Закусив губу и закрыв глаза, Карен прислушивалась к своему дыханию, к биению сердца, к порывам ветра за окном. Ее всю трясло.

Потом она почувствовала, как он слегка прикоснулся к ее щеке.

— Ничего не бойся, принцесса. Все будет хорошо, я обещаю.

Карен слегка нахмурилась, прислушиваясь к его словам. Желание оказаться в его объятиях становилось все нестерпимее. Она сознавала, что перед ней незнакомец, но всецело доверяла ему.

Долгим взглядом она посмотрела в его почерневшие от страсти глаза.

— Зачем ты это делаешь?

— Я должен.

— Почему ты заботишься обо мне?

— Потому что я сам хочу этого.

— Ты понимаешь, что я чувствую?

— Я не понимаю даже своих чувств, — признался он, глядя ей в глаза. — Но я знаю, что все так и должно быть.

Она была так красива. Ее бледное лицо обрамляли серебристые волосы, шелковистым каскадом спадающие на плечи и на спину. Она была такой открытой, такой трогательно-беззащитной, такой очаровательной.

И Нико не выдержал. Он жадно припал к ее мягким податливым губам своим настойчивым ртом. На какое-то мгновение она не дыша замерла, потом с блаженством ответила на его поцелуй. Ее рука сама собой легла на его грудь.

Потрясенный глубиной собственных чувств и ее отклика, Нико отпрянул. Его тело, жаждущее, зовущее, страстное, рвалось к ней, но разум наконец возобладал над плотью, и Нико заставил себя прервать поцелуй.

Отклонившись назад, она робко спросила:

— Я сделала что-то не то?

— Господи, нет, конечно, — произнес он. — Это я сделал что-то не то. Ты ведь такая хрупкая, ранимая, и я не должен был…

В этот момент появилась официантка, неся поднос с дымящимся кофе и чаем.

— Я принесла вам сливки и лимон. Сахар на столе, а…

— Замечательно, — перебил Нико. Взяв сахарницу и высыпав чуть ли не весь песок себе в чашку, он принялся мешать кофе с таким ожесточением, что пролил половину на стол. Официантка вытерла лужу, недовольно покачала головой и удалилась.

Нико понимал, что пугает Карен внезапной переменой настроения, но он и сам был не в своей тарелке. Забирая ее из госпиталя, он думал, что избавит ее от опасности, даст ей время все вспомнить и вернет обратно. Мак тем временем разузнает все о ее преследователе. Нико и не думал, что его с Карен свяжут чувства. А теперь все зашло слишком далеко.

Ему не следовало забывать, что Карен — его пациентка. Не любовница, а лишь пациентка. Он сделал все, чтобы спасти ее, вывести из комы, прибегнув для этого к крайним мерам.

Вполне естественной была ее реакция, ее отклик. Но Нико никак не мог понять своего состояния.

— Что с тобой? — наконец прошептала Карен.

— Не знаю. Не следовало мне делать этого, пока ты… — У него чуть не вырвалось: «Пока ты все не вспомнишь». — …не поправишься окончательно. Ты еще не готова к тому, чтобы я… мы…

Ее голубые глаза потемнели, приняв серо-стальной оттенок. Она смотрела на него с подозрением, и на мгновение Нико испугался, что она опять увидела в нем незаслуживающего доверия незнакомца.

— Что ты за доктор? Чем занимаешься? — помолчав, спросила она.

— Я занимаюсь исследовательской деятельностью. — Хорошо хоть, что она задает вопросы, на которые он может ответить.

— А что ты исследуешь?

— В данный момент я работаю над проблемой старческого склероза.

Она возмущенно рассмеялась.

— Старческого? Я что, по-твоему, старуха?

Нико отхлебнул кофе.

— Ну что ты, принцесса. Просто мои знания помогли воскресить тебя.

— Значит, ты — этакий мессия в белом халате? А в цилиндре у тебя сидят белые кролики?

— Нет у меня никаких кроликов, — улыбнулся он. — Да и фокусами я тоже не занимаюсь. Я вообще не работаю с пациентами. Мои исследования касаются области генетики. Я занимаюсь вопросом потери памяти в старости и болезнью Альцхаймера. У тебя же нет признаков ни того ни другого.

Во взгляде Карен промелькнула боль, и она отвернулась к окну.

— Ты прав.

Принесли заказ, но Нико потерял аппетит, а у Карен его вообще не было.

— Ты должна поесть хоть немного, принцесса, — произнес он, помолчав. — Нужно есть, чтобы жить.

Она заговорила, и ее голос был преисполнен такого одиночества, такой тоски, что Нико стало страшно.

— А если не хочется жить? — спросила она.

Все же Карен заставила себя немного поесть. Она откусила несколько кусочков вафли и выпила чаю. Нико помимо воли отметил, что она ест с невыразимой грацией. Все ее движения были столь же изящны, сколь и естественны.

Нико окинул восхищенным взглядом ее стройную фигурку. Его одежда ничуть не портила ее и отнюдь не лишала очарования. Но все же Нико подумал, что она создана для элегантных вечерних платьев из черного шелка со сверкающими украшениями и для приемов в дорогих особняках, а не для скромной работы библиотекаря и полинявших футболок.

— Не смотри на меня так, — тихо попросила она, опуская глаза.

Оказывается, Нико уже давно сидел, уставившись на нее.

— Прости, я совсем не хотел смущать тебя. Расскажи мне, от чего или от кого ты скрываешься?

Она растерянно посмотрела на него, и в ее глазах промелькнуло недоумение.

— Если бы я знала… помнила, я бы сказала тебе. — Она покачала головой. — Но я не помню. Нико, я очень устала, давай уйдем отсюда, — взмолилась она.

Карен заметно побледнела, черты ее лица заострились. Нико пожалел, что напомнил ей о прошлом: она была еще слишком слаба для подобных переживаний.

— Конечно, как ты хочешь. — Нико поднялся, вынул из кармана пару банкнот и оставил их на столе. Затем поднял девушку на руки и понес к машине. Карен не сопротивлялась: она почти заснула.

Магазины и завтрак отняли немало времени. Поэтому к причалу они подъехали только поздно утром. К немалому удивлению Нико, причал выглядел пустым и заброшенным. Катера Жиля нигде не было видно.

Начался настоящий снегопад, то и дело налетали порывы ветра. Стекла все были залеплены снегом, и Нико с трудом вел машину. Казалось, что все покинули это место — таким заброшенным оно выглядело, ни людей, ни машин. Только какой-то одинокий грузовичок прикорнул к зданию, словно пытаясь согреться.

Нико вышел из машины и решил зайти в контору. Постучал у дверей, но никто ему не ответил. Пару раз он обошел вокруг здания в надежде, что отыщется владелец. Миш говорил ему, что Жиль передал причал своему сыну, но того нигде не было видно.

Ни в самом здании, ни в его окрестностях Нико не нашел ни единого человека. Может быть, причал закрывают на зиму? Тогда возникает проблема: где взять катер? Конечно, можно попытаться найти какой-нибудь другой причал — севернее, но Нико не хотелось рисковать. Цыгане никому не рассказывают о своих делах, а незнакомый человек может сболтнуть лишнее.

Раньше катер Жиля стоял в сарае на задворках доков. Может быть, он и сейчас там? Нико подбежал к сараю, глухо топая ногами по дощатому настилу пирса, и заглянул внутрь. Катер был там и, к счастью, в хорошем состоянии. На нем была даже небольшая каюта — там Карен сможет укрыться от брызг и ледяного ветра.

Нико немного смущало то, что ему придется взять катер без разрешения владельца. Но потом он подумал, что Жиль и его сын ему не чужие. Он обязательно им все объяснит, когда сможет. Отбросив сомнения, Нико сбил замок. Проверив запас горючего, он облегченно вздохнул: им должно хватить. После нескольких хлопков двигатель завелся.

Можно идти за Карен.

Нико подвел «Бронко» прямо к зданию и припарковался за грузовиком. Снег скоро должен запорошить следы шин. Конечно, при желании их все же можно будет разглядеть, но он сделал все что мог, сбивая преследователя с толку, а в остальном лучше положиться на удачу.

То и дело поглядывая то на часы, то на небо, он быстро перенес их небогатый скарб на катер. Обычно Нико сначала все тщательно обдумывал, взвешивал все «за» и «против», предпочитая действовать методично и обстоятельно; тише едешь — дальше будешь. Но сейчас чувство опасности подстегивало его.

У него оставалось еще одно дело — связаться с Маком. Как ни странно, телефонный аппарат в будке неподалеку был исправен.

— Мы на месте, — уведомил он Мака. — Ну, почти что на месте… Ты догадался, где мы находимся?

— Кажется, да.

— Удалось что-нибудь узнать про этого репортера?

— В одном я уверен: репортер из Миннесоты действительно существует. И он решил во что бы то ни стало засадить поджигателя за решетку. А без свидетельских показаний Карен тому удастся избежать правосудия.

— Выяснил, почему она скрывается?

— Нет, это абсолютно непонятно. Она пользовалась всеобщим уважением и доверием, всегда была образцом для своих учеников. Слегка застенчива и робка, но, когда надо, умела проявить характер. Кстати, как у нее дела?

— Физически — истощена и крайне слаба. Эмоционально — потеряна, испугана и слишком доверчива.

— На то ты и доктор! Исцели ее недуги.

— Не знаю, что и ответить, Мак. Она ведь не клетка, которую я привык изучать под микроскопом. Карен Миллер — человек, более того — женщина. Если честно, это-то меня и пугает.

— Ты ее ангел-хранитель, Нико. Помни об этом, и все будет в порядке. Но Нико вовсе не ощущал себя ангелом с крылышками, нимбом и всем остальным. Ангелы чисты в помыслах и деяниях, а о себе он этого не мог сказать.

Нико повесил трубку. На холодном ветру он промерз до костей. Все, пора ехать на остров. Поколебавшись, он быстрым шагом направился к «Бронко». Однажды, шесть лет назад, он уже стоял перед выбором — спокойные обдуманные действия или неординарное решение. Он выбрал первое и проиграл. Мак прав: сейчас не время причитать, надо действовать.

Он открыл дверцу и подхватил легкую Карен на руки. Она дремала, закутавшись в его свитер и куртку, и от нее исходил легкий запах мыла и геля для душа.

Она открыла глаза.

— Мы уже на месте?

— Нет еще, нам надо пересечь реку.

— Ты что, Моисей?

Он растерялся.

— Моисей?

Карен улыбнулась.

— Он разделил Красное море. Или ты ходишь по воде, как Иисус Христос?

Обняв Нико за шею, она прижалась к его груди.

«Почему она доверяет мне? — думал он. — Она ведь знает, что в прошлом нас ничто не связывало, догадывается, что я лгал ей, придумывая историю любви. Может, ей так проще — верить в то, что все это — правда».

Держа ее в объятиях, он вспоминал выдуманные им же самим сцены. Они действительно выглядели правдоподобно. Сейчас Нико казалось, что все это было на самом деле. Он хотел ее так, как если бы они и вправду были любовниками.

— Мы поедем на катере, — произнес он, подходя к докам.

В ветхом сарае было немного теплее. Ветер и снег не проникали сюда. Нико спустился по ступенькам в крохотную каюту катера. Там он опустил Карен на мягкое сиденье с откидной спинкой и накрыл ее одеялом.

— Возможно, тебе будет холодно, но, по крайней мере, ты будешь защищена от непогоды. На реке штормит, но ты не волнуйся: когда-то я был неплохим моряком.

— Я не волнуюсь, — сказала она и закрыла глаза.

Зато Нико беспокоился за двоих. Первый и последний раз он плавал на катере в десятилетнем возрасте, когда целое лето проработал у рыбака в Батон Руж. Но это было очень давно, и Нико далеко не так был уверен в своих силах, как говорил.

Через пару минут мотор завелся, и катер рванул вперед.

В следующие мгновения они уже мчались вверх по реке. Тщетно Нико всматривался вдаль, пытаясь разглядеть очертания острова. Обычно днем он был прекрасно виден даже с причала, но сейчас густая пелена снега скрывала Слэйд-Айленд. Что ж, придется положиться на удачу.

Теперь ветер дул ему в спину, и снег больше не залеплял лицо. Это сильно облегчало задачу. Река по сравнению с заливом была намного шире, течение замедлилось, держать руль стало гораздо легче. Катер быстро двигался вперед, разрезая носом волны. Нико не ожидал, что все сложится так удачно.

Через несколько минут впереди показалась земля. Слэйд-Айленд. На краю холмистого берега виднелась покосившаяся хижина, которой предстояло стать их убежищем. Убогое строение, запорошенное снегом, окружали угловатые деревья. Их черные стволы и ветви, казалось, таили в себе угрозу. Да и весь остров выглядел мрачным и неприветливым. Невольно Нико вспомнил тот летний день, когда был здесь последний раз.

Сестра встретила его у причала, и они вместе выпили кофе с пончиками. Она была так молода, неопытна и беззащитна, а он не смог защитить ее. Человек, который должен был стать ее мужем, совсем не походил на очаровательного принца, о котором мечтает любая девушка.

Нико тогда сразу почувствовал: что-то не так. Когда сестра позвонила ему и попросила приехать, она была напугана до смерти, теперь же девчушка была сдержанна и бесстрастна. Она твердо решила выйти замуж за преемника отцовской власти. Нико умолял ее одуматься, но она стояла на своем. Церемония бракосочетания должна была состояться следующим утром. Изменить дальнейшее было не в его силах. Нико понимал, что, выходя замуж за нелюбимого человека, сестра приносит себя в жертву ради табора. И ради него.

С тех пор он ни разу не был на острове.

Некоторое время Нико боролся с волнами, которые кидали катер из стороны в сторону. Приближаясь к острову, ему еле удалось повернуть катер вправо: шторм то и дело кренил судно на левый борт.

Нико опасался, что Карен замутит от подобной качки, но оторваться от штурвала не мог. И только увидев впереди причал, Нико с облегчением вздохнул. Они были почти на месте, оставалось только пришвартоваться.

Это-то и оказалось самым сложным. Волны с огромной скоростью несли катер прямо на причал. Нико дал задний ход, делая отчаянные попытки замедлить движение. Это спасло их, но все же катер с такой силой врезался в дощатый настил, что во все стороны полетели щепки. Нико с трудом перевел дух и отер пот, ручьями струившийся со лба, несмотря на холод. — Что произошло? — выглянула из каюты Карен с расширенными от ужаса глазами.

Нико заглушил мотор.

— Ничего страшного, принцесса. Просто мы приплыли чуть быстрее, чем я рассчитывал. Но в конце концов мы на острове, как я и обещал, а это самое главное.

— Слэйд-Айленд, — прошептала она, шагнув вперед. — Где же твой белый скакун?

Тут она пошатнулась.

6

Слэйд-Айленд

Нико подхватил падающую Карен, держа ее на руках, сошел на причал. Она не потеряла сознания, просто у нее не осталось сил на то, чтобы бороться с усталостью.

Было около полудня, но от усилившегося снегопада начинало темнеть. Нико никак не мог решить, оставить ли Карен на катере или взять с собой к хижине.

— А до дома далеко? — спросила она слабым голосом, почувствовав его замешательство.

— Далековато. Сама ты не дойдешь. Если я оставлю тебя здесь, ты превратишься в ледышку к тому времени, как я вернусь. А в хижине есть камин, да и дрова, я думаю, найдутся. Я пойду туда, — принял он решение.

— Возьми меня с собой.

— Сможешь постоять секунду, пока я укутаю тебя одеялом?

— Попытаюсь. Я прислонюсь к столбу.

Нико торопливо обернул одеяло вокруг ее плеч, проверил, хорошо ли привязан катер, снова поднял Карен на руки и зашагал по тропинке к хижине. Когда впереди показался покосившийся деревянный дом, Нико почувствовал смутную тоску. Детские впечатления навсегда врезались в его память.

Тряхнув головой, чтобы отогнать невеселые мысли о прошлом, он поднялся по ступенькам на крыльцо, опустил Карен и стал искать ключ. Не обнаружив его там, где всегда прятали раньше — за притолокой, Нико призадумался. Ветер крепчал, и они замерзнут, если вскоре не попадут внутрь.

Выход оставался один — вышибать дверь. Нико отошел на пару шагов и с силой толкнул дверь плечом. Замок соскочил, и он оказался в холодной темной прихожей.

— Насколько я помню, — сказал Нико, — камин здесь в комнате напротив.

Он не ошибся.

Последние обитатели избушки оставили дрова и щепки для растопки. Сухое дерево занялось быстро, и через несколько минут в камине весело потрескивал огонь, распространяя по комнате блаженное тепло. Отогрев руки, Нико огляделся. Все вещи были покрыты тонким слоем пыли, видимо, здесь уже давно никто не жил.

— Побудешь немного одна, пока я схожу к катеру за вещами? — обратился он к спутнице.

Его вопрос остался без ответа: устроившись в кресле, Карен спала.

Хижину построили еще до гражданской войны. Когда Нико был совсем мальчишкой, она уже была старой и развалившейся. Тогда она казалась ему древней крепостью, стоящей на седом гранитном утесе. С тех пор прошло много лет, и лачуга совсем покосилась.

Тяжелое свинцовое небо давило на землю. Нико приходилось почти бежать, пока еще можно было что-то разглядеть в быстро надвигающейся темноте.

Ему удалось перенести все вещи в три приема. Вернувшись в дом, Нико первым делом подбросил дров в очаг, потом зажег фонарик и пошел осматривать печь в подвале. Он был, как говорится, на все руки мастер, но механика была его слабым местом.

Провозившись часа два, он все-таки сумел включить водопровод, разжечь печь и привести в действие генератор, работающий на бензине. Нико устал, вымазался в грязи и хотел есть.

Да, он избавил Карен от преследователя. Но стоило ли тащить ее на занесенный снегом остров? Не слишком ли много он на себя взял, не пошел ли на поводу у своих собственных желаний?

Впрочем, теперь уже поздно об этом думать. Они на Слэйд-Айленде, и, как правильно заметил Мак, цель оправдывает средства. Теперь Нико должен довести начатое до конца.

Задумавшись, он прошел по дому и очутился в большой комнате. Внезапно ему показалось, что он не один в этом темном зале. Прошлое окружало его.

Нико был на острове последний раз во время сходки табора. Маленький оркестрик на крыльце наигрывал веселые мелодии. На берегу реки, недалеко от хижины, развели костры. В самом же доме собрались цыганские бароны, чтобы подвести итоги уходящего года и обсудить планы на будущее.

Отец, как обычно, пригласил Нико на ежегодный сбор, и он, как всегда, отказался: он оставил табор и бродячий образ жизни уже давно и не горел желанием к нему возвращаться. Но тут он узнал, что его малышку-сестру отдают замуж за человека вдвое старше ее, которого она даже не знала, и Нико поспешил на помощь к сестре.

Этот ублюдок Романо Шандор был вожаком. И он привык к тому, что все его приказы выполняются беспрекословно. Никто не смел ему перечить. Но на этот раз он зашел слишком далеко. Мальчишкой Нико старался полюбить своего отца, стремился оправдать его ожидания, стать таким, каким тот хотел его видеть. Он даже в какой-то мере оправдывал замужество сестры, считая, что отец заботится о благе табора. А потом он узнал о деньгах — десять тысяч долларов за малютку Карен. У Нико было тогда одно желание: убить его, убить человека, давшего ему жизнь, убить своего отца.

Отец продумал все до мелочей: либо он получит деньги, либо принудит Нико стать его преемником.

Нико так и не смог удержать сестру от свадьбы. Самоотверженная малышка Катрина Карен Шандор вышла замуж, как приказал ей отец.

А потом позвонил Мак и сообщил, что Карен после передозировки лекарств находится в коме. Мак звонил из своего санатория в Шангриле. Нико, не колеблясь ни минуты, поехал туда, но спасти свою сестру он не смог, как раньше не смог уберечь ее от замужества. Она умерла у него на руках, так и не приходя в сознание.

В этой темной пустой комнате Нико заново пережил все трагические события тех дней, свое отчаяние и ненависть к традициям, во имя которых в двадцатом веке женщин продавали за деньги. Воспоминания, загнанные им в самые дальние уголки сознания, вырвались наружу. В ушах у него стоял плач сестры. Дважды она нуждалась в его помощи, и он мог бы спасти ее, но судьба распорядилась иначе. Похоронив сестру, он вместе с ней похоронил и свое прошлое, навсегда отказавшись от цыганской жизни.

Воздух в доме постепенно нагревался. Осторожно, стараясь не потревожить Карен неловким движением, Нико взглянул на нее: она спала, на ее бледных щеках выступил легкий розовый румянец.

На втором этаже было еще слишком холодно, поэтому Нико решил, что они переночуют на полу возле камина. Потом он пошел на кухню и поставил греть воду для ванны. После того, как он помоется, надо будет позаботиться о еде.

Карен спала и видела сон, но на этот раз ей снился не красавец цыган, гарцующий на белом скакуне с серебряными бубенцами и алыми лентами в гриве. Во сне ее окружал лед, снег и ветер. Она вглядывалась в белую мглу, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но тщетно. Пыталась закричать и не могла.

Ей стало страшно.

Ее разбудил какой-то резкий громкий звук. Карен открыла глаза. Сперва она даже не поняла, где находится, но потом вспомнила больницу и цыгана из сна, который явился к ней во плоти.

Она огляделась по сторонам: большая комната с высоким потолком, заставленная креслами и стульями, запыленные лампы, задернутые шторы. И тишина, которую не нарушал ни один звук. Все это показалось ей неуютным и даже недружелюбным.

— Слэйд-Айленд, — прошептала она. Это место никак не ассоциировалось с тем образом, который создал Нико. Совсем не та картина предстала ее глазам, когда она сошла с лодки. Не было ни золотых песчаных пляжей, ни кристальной теплой воды, ни бронзового от загара любовника. Был только снег и холодный гранит, и Нико — человек, который привез ее сюда.

Ее цыган.

Нет, поправилась Карен, она не имеет права так думать о нем. Он не ее. Или?.. Где тот, кто в больнице не отходил от ее постели, кто целовал ее, умолял вернуться так, будто терял самое дорогое, что имел?

Внезапно она почувствовала его присутствие. Карен не видела Нико, но знала, что он стоит сзади.

— Проснулась? — спросил он.

— Да. — Она потянулась, выставив длинные ноги из-под пледа, которым Нико так заботливо укрыл ее. Увидев на своих ногах армейские ботинки, Карен рассмеялась — слишком уж неуклюжими они ей показались.

— Если бы я знал, что тебя могут рассмешить армейские ботинки, я бы обязательно принес пару тебе в больницу, — пошутил он.

— Откуда они у меня? — спросила Карен, разминая затекшие ноги. — С военного склада?

— Нет. Мы заезжали в «Кмарт», помнишь?

Карен нахмурилась. Она помнила, как Нико вез ее в кресле по больничным коридорам. Тогда на ней была голубая больничная сорочка. Откинув в сторону плед, она увидела, что теперь одета в свитер и брюки.

— Ты еще по дороге прихватил чьи-то тапочки, так? — оживилась она.

— Я их не «прихватывал». Они мне стоили пятьдесят баксов.

Карен снова рассмеялась.

— А потом ты отвез меня к себе домой. Я помылась… — Она задумчиво поглядела на свитер. — Это твои вещи, да?

— Правильно, но теперь у тебя есть своя собственная одежда. — Он кивнул головой на белый полиэтиленовый пакет, стоящий на стуле. — Так что, если хочешь, можешь снять это старье.

— Нет, мне нравятся эти вещи, — ответила она. Нико почувствовал непонятную радость.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

— Ну и что нам теперь делать, доктор Шандор? — со смирением в голосе спросила Карен.

— А я откуда знаю? Ты хотела приехать сюда, и я тебя привез.

— Мне почему-то кажется, что ты не всегда такой сговорчивый. Я права?

— На сто процентов.

— Тогда почему ты сделал исключение для меня?

— Потому что ты посрывала с себя датчики и чуть не выскочила на улицу, вопя во все горло. Я подумал, что ты физически не готова к тому, чтобы бегать нагишом по улице. Ты помнишь, почему хотела убежать?

Карен нахмурилась. Она знала, что ответ совсем рядом, но никак не могла отдернуть серую завесу забытья, скрывающую ее прошлое. Она боялась столкнуться лицом к лицу с неведомой опасностью, подспудно почитая за лучшее и дальше оставаться в неведении.

— Не совсем, — честно призналась она. — Я уверена только в том, что поступила правильно. А как же твои пациенты? — перевела она разговор на другую тему.

— У меня нет пациентов. Я занимаюсь научными исследованиями.

— Ах да. Я помню, ты рассказывал об этом. Ну и кто я для тебя — подопытный кролик?

Он подошел к камину и склонился над ним, уставившись в огонь невидящим взглядом.

— Ты — плата за мое прошлое, за услугу, оказанную мне много лет назад одним человеком.

— А ты? Кто ты для меня?

Он резко обернулся к ней, сжал кулаки, словно решившись на какой-то отчаянный шаг, его черные глаза приняли какое-то странное выражение.

— До тех пор пока мы на острове, Карен Миллер, я буду всем, чем ты захочешь. Ванная там, прямо по коридору. Пока ты будешь мыться, я приготовлю что-нибудь поесть.

— Постой, мы же договорились, что готовить буду я.

— С завтрашнего дня кухня в твоем полном распоряжении. А сегодня отдыхай.

Через полчаса они сидели в креслах у камина, вытянув ноги к жаркому пламени. Нико сделал два больших омлета с сыром и открыл бутылку вина.

— Красное вино к омлету? — улыбнулась Карен.

— Конечно. Не забывай, я ведь цыган. А цыгане больше всего на свете любят вино, песни и женщин.

— А ты поешь?

— Нет. Не пою и не танцую, но умею узнавать прошлое и предсказывать будущее.

Карен заинтересованно взглянула на него.

— Правда? — Она протянула ему руку. — Тогда расскажи мне о моей судьбе.

Он взял ее руку и некоторое время просто держал в своих ладонях.

— Ты приехала в Нью-Йорк из маленького городка в Миннесоте, — начал он. — Ты была напугана и пыталась покончить с собой.

— Нет! Это был несчастный случай. Я бы никогда…

Отчаянные усилия Карен вспомнить, что же произошло, не дали никакого результата. Она не знала, как очутилась в Нью-Йорке, почему попала под колеса машины.

— Ты прочитал это по моей руке?

— Нет. Мне помог один любопытный приятель со своим компьютерным банком данных. Не подумай, что я лез в твою личную жизнь, просто мне нужно было получше узнать тебя.

Она чувствовала, что Нико знает что-то еще, но не решалась спросить его об этом. Страх перед прошлым удерживал ее, она предпочитала оставаться в неведении.

— А что ты можешь сказать о моем будущем?

— Позолоти руку, тогда узнаешь, — поддразнил Нико.

— Я сейчас, как назло, без копейки, — отпарировала Карен.

Он наклонился к ней.

— Цыгане ничего не делают за так, — хрипло прошептал он.

— Что я могу дать тебе?

Он прижал ее ладонь к своей груди и, наклонившись, припал к губам Карен.

Ее податливые губы раскрылись навстречу его настойчивому рту, и она ответила на поцелуй. Она чувствовала бешеное биение его сердца, да и ее собственное сердце готово было выскочить из груди.

Внезапно Нико оборвал поцелуй и отшатнулся. Позабыв, что все еще держит Карен за руку, он сжал ее пальцы так, что они даже побелели.

— Не искушай меня, принцесса, — с трудом произнес он. — Это уже не сон и не фантазия, это реальность.

— Ты же обещал, что до тех пор, пока мы на острове, ты будешь для меня всем.

— Я сделал ошибку. Ты не отвечаешь за свои желания. Пока ты все не вспомнишь, ты не сможешь понять, чего ты действительно хочешь. Пока же ты не осознаешь и не контролируешь свои действия. Почему ты бросилась под машину, скажи мне, Карен?

— Я не знаю. Не помню. Телефонный звонок, а потом твой голос — вот и все мое прошлое.

Он еще сильнее стиснул ее руку.

— Ты делаешь мне больно.

Он виновато погладил затекшие пальцы Карен.

— Прости, я не нарочно. Я очень сильно переживаю за тебя. И хочу помочь тебе.

Карен доверяла ему. Безрассудно и слепо, не подвергая его слова и действия ни малейшему сомнению. Она верила в него с того самого момента, как он стал частью ее снов. Между ними установилась какая-то почти мистическая связь.

Даже когда до ее затуманенного разума наконец дошло, что Нико действительность, а не призрачный мираж, готовый растаять в любое мгновение, она не захотела расстаться ни со своими мечтами, ни со сказкой, которую Нико придумал для нее.

— Расскажи мне обо всем, что ты помнишь.

— Да ведь я ничего не помню, совсем ничего. Только какие-то обрывки, клочки прошлого, да и то слишком смутные и тусклые.

— Все равно расскажи мне, — настаивал Нико.

— Кажется, я помню свою мать. Когда я была ребенком, ее вечно не было дома. По-моему, она не была особенно счастлива. Ей не нравилось жить в… — Карен замолчала и нахмурилась. — Я не помню, где мы жили. Я даже не помню, где жила сама.

— В Нью-Йорке ты снимала квартиру, а про Миннесоту я ничего не знаю. Я сейчас подумал, что, может, надо было съездить к тебе домой перед нашим отъездом, хотя… тратить на это время, с преследователем на «хвосте»…

— Он назвался репортером.

— Репортером? Ты помнишь, о чем вы с ним говорили?

— Нет. Вернее, да. — Образ высокого худощавого мужчины на какую-то секунду возник у нее перед глазами, но потом так же быстро исчез, как и появился, не оставив следа. Она попыталась вспомнить его лицо, но не смогла. — Не помню, — наконец призналась она измученным голосом.

От напряжения у нее разболелась голова. Рядом с Нико она ни о ком не могла думать, кроме него.

— Наверное, это все еще травма дает о себе знать. Ничего не могу вспомнить. Только твой голос, когда ты говорил со мной еще там, в больнице. Ты — единственное мое воспоминание. Пожалуйста, не заставляй меня больше вспоминать.

Он молча посмотрел на нее.

— Хорошо, — проговорил он наконец, выпуская ее руку из своей. — У нас еще есть время. Не бойся, я тебя не съем. Пока, по крайней мере. — Нико решил развеселить погрустневшую Карен. — По твоей ладони я прочитал, что ты прекрасно готовишь, а я люблю поесть и не хочу расставаться с поваром, который будет мне готовить вкусные завтраки, обеды и ужины.

Поковыряв вилкой в недоеденном омлете, Карен откинулась на спинку кресла.

— Кто-то заставил тебя страдать? Тебе причинили боль, принцесса?

— Нет, — машинально ответила она, — не мне.

Ответ сорвался с ее губ абсолютно неожиданно, но она знала, что это правда.

— Я уже ничего не знаю, Нико, ни в чем не уверена, — произнесла она устало, — но вполне возможно, что тот, кто гонится за мной, теперь разыскивает и тебя тоже. Я чувствую, что отсиживаться где-то, скрываться — не по мне, и раз я уехала из Миннесоты, на то была веская причина.

Наступила тишина. Только ветер выл снаружи, налетая на стены, пытаясь забраться внутрь.

Нико и сам уже понял, что Карен сильная натура. Женщину, которая, едва держась на ногах, настаивает на том, чтобы идти самостоятельно, не так легко испугать.

— Я думаю, с одним репортером, если нужно, мы справимся. — Он поднялся и подошел к окну. — Но сегодня вечером битва нам не грозит. Пока шторм не закончится, никто не сможет попасть на остров.

— У меня уже глаза слипаются, — призналась Карен.

— Сегодня мы поспим на полу. Я постелю матрасы. А завтра, когда дом достаточно прогреется, поищем спальни.

— Спальни? Отдельные? — Карен лукаво посмотрела на него. — Но ведь мы же любовники.

Она флиртовала с ним. Подстегивала его воображение, используя тот же прием, который он применил в больнице.

— Это было во сне, Карен, — произнес он с трудом, едва владея собой.

— Я знаю и очень сожалею об этом. — Она скрестила руки, сжала локти пальцами. — Единственное, о чем я мечтаю, так это чтобы кто-нибудь обнял меня покрепче сегодня ночью. Ты обнимешь меня, согреешь?

Она знала, что Нико не сможет устоять. Что же еще он мог ответить, кроме: «Я постараюсь»?

7

Слэйд-Айленд

Нико постелил на полу два матраса и накрыл их пледом, сверху принес подушки и одеяла.

Сняв ботинки, Карен забралась под одеяло и стала устраиваться поудобнее.

— Я ожидала увидеть золотистые песчаные пляжи, — мечтательно произнесла она. — Но снег — это тоже достаточно романтично.

— Хорошо там, где нас нет, — лаконично заметил Нико.

Он задул свечу и подбросил поленьев в камин. Вид, открывающийся из окна дома, напоминал черно-белую гравюру. Темные ветви деревьев, опушенные искрящимся снегом, четко вырисовывались на фоне бледного лунного диска. Ветер гонял над землей обрывки серого тумана.

Нико отошел от окна и оглядел темную комнату. Поленья в камине занялись и тихо потрескивали, рассыпая вокруг огненные искры. Дальше тянуть было бессмысленно, и Нико со вздохом направился к импровизированной кровати на полу.

— Если ты не захочешь обнять меня, я пойму. — Карен отвернулась от него. — Двадцать лет никто не пел мне колыбельных, я уже взрослая девочка.

— А что тебе пела на ночь твоя мать? — спросил Нико, растягиваясь на матрасе.

— Мне пел папа. Он пел ирландские колыбельные песни.

— А что сейчас с твоим отцом?

После небольшой паузы Карен произнесла:

— Он погиб, когда мне было восемь лет. Его раздавило комбайном.

— Значит, он был фермером?

Карен ответила, но ее голос прозвучал неуверенно.

— Я… я не знаю. Наверное.

Нико почти физически почувствовал, какой одинокой и никому не нужной ощущает себя Карен, и порывисто обнял ее.

— Иди сюда, принцесса. Мне тоже очень хочется, чтобы меня кто-нибудь обнял. К тому же так нам будет теплее.

Она не сопротивлялась.

На Нико тоже нахлынули воспоминания. Вот он, худенький темноволосый мальчик, прижимается к матери, поющей ему на ночь ирландские колыбельные песни. Отец никогда не был ласков с ним, он не мог простить Нико того, что он отказался от жизни, предназначенной ему его цыганским происхождением.

Нико редко думал об отце — воспоминания причиняли ему боль, — но старый дом, в котором прошло его детство, навеял эти неприятные мысли.

Карен чуть заметно вздрогнула, очутившись в объятиях Нико, но потом доверчиво уткнулась в его плечо. От него исходил слабый аромат сандалового дерева. Этот едва различимый запах, как тихая колыбельная из детства, убаюкивал Карен, перенося в мир снов, где Нико превращался в страстного цыгана — ее любовника.

Нико запел что-то себе под нос, и Карен улыбнулась в темноту.

— Ты же говорил, что не поешь.

— А я и не пою, — проворчал он. — Спи.

Согревшись в объятиях Нико, Карен чувствовала себя в полной безопасности. Страх перед прошлым на время отступил. Карен закрыла глаза.

Нико, стиснув зубы, молча боролся с собой. С каким удовольствием он поменялся бы в эту минуту местами с осужденным на мучительную смерть. Карен была так близко от него, что Нико не мог расслабиться ни на секунду.

Как бы он ни повернулся, она все равно почувствует горячечный жар и дрожь его тела. Он не должен этого допустить. Если только она догадается о том, как сильно он ее хочет, то не замедлит ввести его в искушение осуществить желаемое. После долгих безуспешных попыток ему удалось наконец улечься так, чтобы не касаться ее бедрами. Нико перевел дух.

Ему казалось, что он не сможет заснуть: дыхание Карен обжигало ему щеку, грудь девушки касалась его руки, а пальцы сжимали его плечо, но усталость взяла свое, и он задремал.

К Карен вернулся ее сон.

Женщина дождалась своего цыгана на белом скакуне. Он скакал по болоту ей навстречу, ветер развевал длинные волосы, обтягивал мускулистую грудь ярко-алым шелком рубашки.

Осадив разгоряченного коня, цыган спрыгнул на землю, подхватил женщину на руки и стал целовать ее, прижимая к себе так, будто хотел слиться с ней воедино, вкладывая в поцелуй всю силу своей любви и своего отчаяния.

— Я думала, ты больше не придешь, — прошептала она, дрожащими пальцами перебирая его влажные от дождя черные волосы.

— Я не мог уехать, не попрощавшись с тобой, любовь моя, не поцеловав тебя в последний раз.

— Нет, — воскликнула она, в отчаянии припадая к нему. — Я не отпущу тебя. Ты не можешь бросить меня.

Карен понимала, что это всего лишь сон, но слезы градом катились по ее пылающим щекам.

Сон и реальность переплелись. Сильные мужские руки бережно обнимали ее, и она бессознательно потянулась к губам своего защитника.

— Пожалуйста, — прошептала она, гладя густые кудри.

— Проснись, принцесса, — осторожно коснулся Нико ее лица. — Тебе снится кошмар. Карен, ты меня слышишь? Просыпайся.

Она замерла, потом вытерла слезы и с трудом произнесла:

— Прости. Я думала, ты… ты…

— Кто? — насторожился он.

— Мой… ее… любовник. Раньше мне редко снились сны, но когда я начала читать роман, то по ночам ко мне стал являться он, — сердце Карен бешено стучало.

— Цыган на белом скакуне с алыми ленточками, вплетенными в гриву?

— Да.

«Что ж, — вздохнул Нико, — от судьбы не уйдешь». Карен и раньше упоминала этот сон. Его тетушка Лола, та самая, что научила его гадать по ладони и на кофейной гуще, объяснила ему также и значения снов. Если женщине снится любовник, значит, она повстречает мужчину, которого полюбит. Если небо предопределило им с Карен встретиться и полюбить друг друга — так тому и быть.

— Нико, а ты… когда-нибудь был женат? Он рассмеялся.

— Кто? Я? Только не в этой жизни.

— А у тебя когда-нибудь была… подружка?

— Только ты, принцесса.

Она ласково провела рукой по его мускулистой груди, потом ее пальцы нежно коснулись его подбородка.

— Мы никогда не были любовниками, и оба это знаем. Скажи мне: ты хотел бы быть моим любовником?

Нико затаил дыхание, не зная, что ответить. Лгать ему не хотелось, а произнести «да» он не мог.

Рука Карен плавно скользнула по его лицу, по шее и стала спускаться вниз… а через мгновение тонкие пальцы Карен нащупывали застежку на его джинсах.

— Не надо, Карен. — Нико отвел ее руку и нежно поцеловал в ладонь. — Не надо, или мне придется устроить себе ледяной душ.

Карен подумалось, что вода ненадолго останется холодной. Она испарится, едва коснувшись его тела. Даже от его губ, как от расплавленного металла, исходил жар. Нико взял ее руки в свои, пристально вгляделся в нее. Карен вздрогнула и испуганно закрыла глаза, но тут же вновь открыла их.

— Ты знаешь, что я хочу тебя, — с мукой в голосе вымолвил он. — Я говорил тебе то же самое в больнице, когда ты лежала в коме. Я хотел сжимать тебя в объятиях, покрывать поцелуями твое тело.

— Но ведь это была всего лишь фантазия.

— Да, но фантазия, родившаяся в моей голове. Поэтому она действует на меня так же, как на тебя.

Нико больше не хотел, не мог врать самому себе. Сначала он пытался думать о Карен как о дани прошлому. Он многим обязан Маку и поэтому не может отказать ему в помощи, говорил он себе. Но с той самой минуты, как он увидел Карен, все остальное перестало иметь для него значение.

— Мы слишком далеко зашли.

— Ну и что, — возразила Карен. — Ты ведь сам говорил, что не существует ни прошлого, ни будущего — только настоящее. Реальность, что мы созданы друг для друга. Мечта. — Кончиками прохладных пальцев Карен медленно провела по его губам, словно пытаясь разжать их.

— Ты понимаешь, что ты делаешь? — прошептал он, сдаваясь. — В больнице меня прозвали дьяволом.

— Меня еще никогда не целовал дьявол, — ответила Карен, и их губы слились в поцелуе. От Нико действительно веяло адским пламенем. Его руки обжигали тело Карен. Она растворялась в его объятиях, теряла контроль над собой.

Чувства переполняли Карен и искали выхода. Она хотела Нико, хотела раствориться в нем, превратиться в одно целое. Прижавшись к Нико и ощутив животом его возбужденную плоть, Карен чувственно застонала.

Отбросив последние сомнения, Нико сорвал с Карен футболку и начал ласкать ее упругую грудь. Чувствуя, как от его прикосновений набухает ее грудь, Нико прильнул к ее розовым, затвердевшим соскам и стал нежно покусывать их, потом вернулся к ее жаждущему рту.

Карен безотчетно стремилась познать всего Нико, до конца. Ее язык двигался у него во рту в такт нескончаемым сладостным и мучительным движениям их губ и рук. Наконец, не в силах больше сдерживаться, Карен нетерпеливо расстегнула «молнию» на его джинсах и почувствовала под своими пальцами твердость его мужского естества.

Стащив с Карен брюки и откинув их куда-то в темноту, Нико обхватил ногами ее бедра.

Долгожданная боль пронзила их обоих, когда Нико вошел в нее. Он застонал и попытался приподняться, но Карен, вцепившись в его плечи, заставила Нико глубже погрузиться в нее.

Нико вдруг прервал движение и открыл глаза. Последние отблески угасающего пламени осветили его лицо, и Карен увидела такую дикую, почти животную страсть, которая светилась в его глазах, что у нее самой от вожделения закружилась голова и в низу живота сладко заныло.

Вскоре движения Нико замедлились, стали плавными, мягкими. Зазвучало ее имя, снова и снова срывавшееся с его губ наподобие мантры. Он боготворил ее своим телом, каждым прикосновением, каждой лаской.

Карен жадно подавалась ему навстречу, не в состоянии контролировать себя. Она желала, чтобы единение их тел никогда не кончалось.

— О, Нико… — Звук ее голоса эхом пронесся по огромной пустой комнате. — О, Нико, я так хочу…

— Мы хотим этого. Держись покрепче, любовь моя, сейчас мы помчимся сквозь звезды, а у нас нет белого скакуна. — Он нам не нужен, — пробормотала она, касаясь языком мочки его уха.

Реальность, не выдержав напора страсти, взорвалась и разлетелась на мелкие куски, унося ее за пределы действительности, в фантастически прекрасный мир иллюзий.

Нико не заметил, как пришел высший миг наслаждения. Она стонала, впиваясь пальцами ему в ягодицы, и он продолжал двигаться внутри нее. Никогда в жизни ни с одной женщиной он не испытывал такого оргазма. Сила ее чувственности потрясла его.

Отголоски страсти еще некоторое время содрогали его, пока наконец опустошенный и обессиленный, он не замер, прильнув к ее телу.

— О Боже, — восторженно прошептала Карен. — Мне кажется, ни у одного писателя не нашлось бы слов, чтобы описать это. В романе героиня поставила на карту все, что имела, а ведь их страсть всего лишь тень нашей. За то, что испытала я, не жалко отдать жизнь.

Нико медленно возвращался к реальности, и до него не сразу дошло, что замечание Карен относится к ее сну, вернее, к роману, из которого и возникла мечта.

— О, власть секса, — произнес он. — Судьбы королевств, жизни целых народов служат иногда ставкой в этой игре. Нет ничего лучше хорошего секса, и нет ничего хуже плохого.

Карен бросила взгляд на него, и в ее глазах промелькнуло удивление и замешательство. Нико сам понял, что его слова прозвучали слишком напыщенно, и пожалел о том, что открыл рот. Но он еще кружился в огненном вихре страсти, едва отдавая себе отчет в происходящем.

Карен вздохнула и закрыла глаза.

— Я не жалею о том, что произошло, и не чувствую себя виноватой. Я только хочу сказать тебе, что эта ночь — лучшее, что у меня когда-либо было. Никогда, ни во сне, ни наяву, мне не будет так хорошо, как было сейчас. Спасибо тебе за то, что подарил мне эту ночь.

— Не за что благодарить меня, принцесса. Ты понимаешь, что я даже не предохранялся? Мне и в голову не могло прийти захватить с собой презервативы, — извиняющимся тоном произнес Нико.

— После драки кулаками не машут, — заявила она.

— Это только так говорится. Ну, раз ты так считаешь… — начал он, пытаясь оторваться от Карен.

Но ее ноги, обхватывающие торс Нико, не отпускали его. Тогда он потянулся назад, стараясь разжать эти живые тиски, но только упал на нее так, что Карен еще глубже ощутила его внутри себя.

— …я, по крайней мере, совсем не хотел драться.

— Ну не знаю. По-моему, первым напал ты, — поддразнила Карен.

Жаркие волны желания вновь уносили Нико, он хотел Карен до безумия.

Их сказка ожила, став самой настоящей реальностью. Нико не был больше доктором, пытающимся вернуть к жизни пациентку, он стал просто мужчиной, любящим женщину. И, помоги ему Господи, он не находил в себе сил остановиться.

Только потом, через несколько часов, когда Карен заснула, убаюканная ритмом сердец, до обессилевшего Нико начало доходить, что он наделал. Он не цыган из какого-то там романа. Как он мог позволить себе любить эту очаровательную незнакомку, нежданно-негаданно вошедшую в его жизнь?

Проснувшись и открыв глаза, Карен тут же опять зажмурилась: яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь оконные стекла, заполнил комнату.

Она улыбнулась, наслаждаясь слепящими лучами зимнего солнца. Кто бы мог подумать, что это может быть так прекрасно — заниматься любовью. Где-то глубоко внутри она чувствовала удовлетворение и, вместе с тем, неугасающее, жгучее желание наслаждения.

Конечно, она была близка с мужчинами и раньше, ведь ее тело само отвечало на ласки Нико. Но, как ни старалась, она не смогла вспомнить своих бывших любовников, хотя была уверена, что Нико у нее не первый. Тщетно она напрягала память — ни одно лицо так и не предстало перед ее мысленным взором.

В ее прошлом, настоящем и будущем есть место только для одного мужчины.

Для Нико.

Память все еще не вернулась полностью к ней, и Карен из отрывочных воспоминаний пыталась создать целостную картину своего прошлого. Итак, произошел несчастный случай, но она не пыталась покончить с собой, это точно. У нее было достаточно смелости, чтобы жить. К тому же она никогда не оставила бы свою мать одну.

При этой мысли Карен вдруг похолодела. Мать. Ее мать находилась где-то вдали от фермы, в безопасном месте. Подробностей, как ни пыталась, Карен не смогла вспомнить.

Ферма. Это слово ассоциировалось у нее с веселым, в морщинках, всегда улыбающимся лицом отца.

«Я люблю тебя, малыш», — зазвучал у нее в ушах его голос.

— Папочка, — прошептала она. Волна боли захлестнула ее. Отец погиб. В тот день какой-то посторонний человек забрал ее из школы и сообщил о смерти отца.

«Ты должна держаться ради мамы, — сказал тогда незнакомец. — Ты ведь знаешь, что она больна».

Через мгновение воспоминания покинули ее.

Откинувшись на подушку, она лежала, разглядывая комнату, высокие потолки, лестницу, ведущую на второй этаж. Карен дом показался огромным.

Она приехала сюда, спасаясь от воспоминаний, и здесь ни одна мысль о прошлом не тревожила ее. Ее жизнь состояла из одного настоящего, а оно, в свою очередь, из запаха поджаривающегося бекона. Еда. Она умирала с голоду.

Карен быстро вскочила на ноги и подхватила пакет с одеждой. Где-то там, наверху, есть ванная. И если повезет, то вода в душе будет горячей.

А может быть, там найдется мыло, которым обычно пользуется Нико. Мыло с запахом сандалового дерева.

В ванной было холодно. Карен быстро сбросила с себя одежду и залезла под струю горячей воды.

Сейчас ей не хотелось вспоминать о прошлом, она могла думать только о ночи, которую она провела в объятиях Нико. Он был прав, когда говорил, что память вернется, когда Карен будет готова принять правду. Но в данный момент ей нужен был только черноглазый цыган с порочной улыбкой.

Приняв душ, Карен ощутила себя другим человеком. Сорвав ярлычки с одежды, Карен надела нижнее белье и носки, влезла в джинсы, натянула футболку и небесно-голубой с орнаментом свитер. В пакетике поменьше нашлась зубная щетка, паста, расческа и щетка для одежды. На самом дне сумки лежал тюбик ярко-розовой губной помады. Карен улыбнулась: в отсутствии галантности Нико нельзя упрекнуть.

Вытерев полотенцем влажные волосы и накрасив губы, Карен без труда нашла кухню по доносившимся оттуда аппетитным запахам. Кухня была довольно большой, предназначавшейся, вероятно, для целого штата поваров. Сейчас она целиком была в распоряжении Нико, который разливал кофе по чашкам.

— Доброе утро, — произнесла Карен застенчиво, опуская голову под взглядом его пронизывающих черных глаз.

Минута, которой все утро боялся Нико, наступила. Прошлой ночью он долго не мог уснуть, думая о том, что произошло. Ему было не по себе от мысли, что он впервые за долгие годы потерял контроль над собой.

Когда он утром посмотрел на Карен, доверчиво и умиротворенно прильнувшую к его груди, то понял, что пропал. Нико думал, что забота о ком-то, любовь, нежность, доверие — все осталось далеко в прошлом, но с появлением Карен все эти чувства вернулись к нему. Он знал, что выполнит любую ее просьбу. Нико чувствовал, что изменился, стал другим, и причиной этого была его любовь к Карен.

Когда они занимались любовью прошлой ночью, Нико поклялся себе, что воплотит ее сон, станет для нее страстным цыганом, о котором она мечтала, докажет, что у любовных историй бывают и счастливые развязки. Теперь Нико понял, что подставил сам себя. Вцепившись пальцами в край стола, он изо всех сил пытался держать себя в руках.

На ней были те вещи, которые они купили — джинсы и голубой свитер. Нико заметил, что, хотя они выбирали одежду впопыхах и у них не было времени даже примерить ее, Карен прекрасно выглядела в новом свитере. Голубой цвет идеально подходил к ее томным незабудковым глазам, придавая ей сходство с русалкой.

— Вижу, ты нашла душ, — сказал он, взглянув на ее влажные серебристые волосы. — Иди сюда, поближе к плите, здесь теплее.

Карен не двинулась с места. Так даже лучше. Ему не придется объясняться. Нико по выражению лица Карен понял, что она почувствовала в нем перемену. Нико хотел, чтобы она поняла, что их близость прошлой ночью была случайной. Наступило утро, и пора соблюдать дистанцию.

— Что-то не так? — спросила она.

В ее взгляде промелькнула неуверенность. Может быть, она тоже сожалела о случившемся. А может, прошлая ночь не значила для нее столько, сколько для него. От ее взгляда у Нико перехватило дыхание. Он чувствовал, что и она испытывает неловкость.

Карен никак не могла сообразить, что произошло. Когда она входила в кухню, то ожидала всего, чего угодно, но только не такой отчужденности. Что-то разладилось в их отношениях. Она едва сдержалась, чтобы не выбежать из кухни. Нико пугал ее. Она чувствовала себя амебой под микроскопом ученого.

Она подошла к окну. Черные замерзшие деревья, которые росли вдоль реки, угрожающе гнулись и качались на ветру. У Карен вдруг появилось такое чувство, будто на всей Земле не осталось никого, кроме них с Нико. Ей очень хотелось вернуть то особое чувство близости и доверия, что возникло между ними вчера, но она не знала, как это сделать.

— В чем дело, Нико? Ты жалеешь о том, что произошло между нами?

Она говорила тихим, запинающимся голосом, и Нико захотелось притянуть ее к себе, сжать в объятиях и попросить прощения, но он сдержался и не двинулся с места. Это было бы нечестно по отношению к ней.

— Ты пугаешь меня. Я, конечно, предполагала, что мне нечего рассчитывать на длительные отношения, но не думала, что это будет так: трам-тарарам-спасибо-мадам — и тебя выставляют за дверь.

— Послушай, принцесса, то, что произошло вчера ночью, это… ну, это нельзя принимать в расчет. Ты хотела, чтобы тебя утешили, а со мной… ты чувствовала себя в безопасности. Не волнуйся, я не собираюсь набрасываться на тебя всякий раз, когда ты рядом.

— Нельзя принимать в расчет? Значит, «разойтись, как в море корабли», так, что ли? — она сейчас говорила строгим голосом, каким привыкла журить своих нашаливших учеников.

Своих учеников? Да, конечно, она работала учительницей в школе. Нико был прав: память о прошлом постепенно возвращалась к ней. Она все же не удержалась и спросила:

— А что же случилось с фантазией?

Нико положил на тарелки яичницу и поставил на стол блюдо с тостами.

— С фантазией? Ничего не случилось, принцесса. Это все и есть фантазия. — Он замолчал и, чтобы скрыть замешательство, потянулся за солонкой. Потом устало посмотрел ей в глаза и произнес: — В мире столько кухонь, почему же тебе надо было войти именно в мою, куколка?

— Хэмфри Богарт? Ладно, я подыграю тебе. Я не выбирала твою кухню, незнакомец, а вошла в нее случайно. К тому же ведь это даже не твоя кухня, правда?

— Разве ты не знаешь, дорогая? — Нико перевернул стул и сел на него лицом к спинке, широко расставив ноги. — Сегодня утром мы завтракаем в вагоне-ресторане восточного экспресса, а потом будем любоваться восходом солнца над рекой Янцзы.

— И мы даже не знаем имен друг друга. Мы не замечаем, как летит время. Правда, романтично?

— Хотя я не знаю твоего имени, милая, но не оставлю даму в беде, — произнес он, пытаясь подражать акценту Хэмфри Богарта.

Ему это не слишком удавалось, и Карен улыбнулась.

— Разве восточный экспресс шел мимо реки Янцзы?

— Это моя фантазия. Он поедет туда, куда я захочу.

— Да, и на этот раз мы действительно незнакомы. В этой твоей фантазии мы не любовники, — сказала она с грустью.

— Послушай, я не понимаю, что происходит, — посерьезнел Нико. — Я доктор, а не бродяга цыган. Ученый, а не рыцарь в белых доспехах. В одном я уверен: прошлой ночью мы занимались любовью.

— А что же сегодняшнее утро?

— Не знаю. Все произошло слишком быстро, у меня не было времени обдумывать последствия. Приходится признать, что нас неодолимо тянет друг к другу, и если мы не установим рамки, то опять окажемся в постели.

На секунду его взгляд затуманился от желания, но, прежде чем Карен успела это заметить, Нико снова надел на себя маску безразличия.

— Что еще за рамки? Ну-ка поясни. Очень интересно оказаться в компании цыгана, устанавливающего рамки.

— Во-первых, сядь и поешь, а я посушу твои волосы. — Он поднялся, взял ее за плечи и слегка подтолкнул к столу.

Карен позволила усадить себя. Бросив в стакан пакетик чая и налив туда кипятку, Нико протянул ей сахар.

— Ты запомнил, — воскликнула она обрадованно.

— У меня очень хорошая память. Это одно из моих достоинств, — самодовольно заметил Нико и замотал ее волосы в большое махровое полотенце.

— Ты и раньше сушил мне волосы. Ты что, фетишист? — съязвила она.

— Нет, всего-навсего не хочу, чтобы ты схватила воспаление легких. — Он положил полотенце в микроволновую печь на несколько секунд, чтобы оно прогрелось, а потом стал бережно, прядь за прядью, вытирать ее серебристые волосы.

Карен взяла вилку и приступила к еде, думая о случившемся и пытаясь мыслить здраво. Когда-то ей, несомненно, удавалось мыслить разумно, но сейчас ее жизнь перестала подчиняться законам логики.

— Ты прав, — наконец признала она. — Мы должны планировать нашу жизнь. Мы надолго здесь? Меня ведь, наверное, ждет работа, как и тебя?

Нико невесело рассмеялся.

— Тебя работа не ждет: в библиотеке не могли сохранять за тобой место. А пробудем мы здесь до тех пор, пока ты не будешь готова уехать.

— Я могу уехать хоть сейчас.

— Я так не думаю. Ты ведь так и не вспомнила, кто преследует тебя.

— Мужчина. Мужчина, который… — Карен не закончила. Ответа не было. Она не помнила, кто этот мужчина и почему он так пугает ее. — Мне очень жаль, но я не помню. Знаю только, что он демон в человечьем обличье.

— А может, ты не хочешь сказать мне?

Карен не произнесла ни слова. Теплые, ласковые и в то же время властные прикосновения Нико к ее волосам рождали в ее голове самые откровенные фантазии.

— Чтобы помочь тебе, Карен, я рисковал своим будущим в больнице. От кого ты бежишь? По-моему, я заслуживаю того, чтобы ты мне ответила.

— Ты не понимаешь. Если бы я только знала, то доверилась бы тебе, не сомневайся. Но я, честно, не могу вспомнить.

Нико продолжал вытирать ее волосы, хотя они уже давно были сухими. Пальцами он нежно касался ее лица, шеи, восстанавливая те особые узы, что связали их с самого начала.

— Что ты помнишь? Расскажи мне, — попросил он. — Попытайся, насколько сможешь, вернуться назад в прошлое.

— Я помню свое детство, отца, помню, как он погиб. Я помню мать. Мне приходилось заботиться о ней. Она часто… болела.

— Уже кое-что, мы делаем успехи. А теперь расскажи мне о себе. Где ты получила образование?

Отхлебнув горячего чая, Карен ответила:

— Как где? В университете, где же еще?

— Значит, потом ты училась на библиотекаря?

— Нет. Я работала учителем. Я дипломированный педагог.

— Тогда зачем же ты приехала в Нью-Йорк и работала библиотекарем? Это же низкооплачиваемая работа.

— Потому что я… — Она запнулась. — Я не знаю, зачем поступила так. Почему я не могу вспомнить?

— Как тебя зовут, принцесса? — неожиданно спросил Нико.

— Карен. Меня зовут Карен… — неуверенно произнесла она.

— …Миллер? — подсказал он и стал следить за ее реакцией.

Карен замолчала и принялась нервно кусать губы. Нико взял ее руку в свою, сел за стол.

— Не волнуйся. У тебя, по всей вероятности, частичная потеря памяти. Это временное явление. Скоро ты все вспомнишь.

Карен отчаянно вцепилась в его руку. Прошлое понемногу возвращается к ней, но она даже не может вспомнить собственного имени!

— Отчего у меня частичная потеря памяти? К тому же при частичной потере памяти человек не помнит только одного события, а у меня выпали из памяти месяцы. Тебе не кажется, что это слишком много?

Нико кивнул.

— Мозг — очень сложный орган, и мы только начинаем постигать его функции, — произнес он голосом профессора, читающего лекцию студентам-первокурсникам. — Но науке уже известно: все воспоминания о событиях, которые могут вызвать психологическую травму, автоматически блокируются мозгом, как бы забываются.

— Навсегда?

— Не обязательно. Обычно память понемногу возвращается. Отдельные образы возникают под воздействием слов, запахов, событий, посредством ассоциаций. Расскажи мне о своем сне про цыгана на белом коне, — попросил он, меняя тему.

Карен смущенно отвернулась к окну.

— Глупо, конечно, но он стал мне сниться, когда я начала читать книжку про шотландскую леди, обещанную знатному богачу, которого она не любила. Она была уже немолода и знала, что у нее нет выбора, но никак не могла заставить себя назначить день свадьбы. Однажды в те места, где она жила, пришел бродячий табор.

Нико прищурился, с иронией взглянул на нее.

— Так вот откуда взялся цыган в рубашке из алого шелка?

Она покраснела и кивнула.

— Люди из города отворачивались от цыган, в глаза называли их ворами и убийцами. Как-то вечером, на закате, к маленькому дому, стоящему на окраине вересковой пустоши, подъехал цыган. Он гарцевал на белом коне, в гриву которого были вплетены цветы и алые ленточки, на упряжи звенели серебряные бубенцы.

Воображение Карен тут же нарисовало скачущего по тропинке всадника. Вот он все ближе и ближе… И тут Карен увидела, что на коне сидит Нико.

Теперь Нико догадался, почему он так легко дозвался до нее. Подсознательно она уже была готова к тому, чтобы в ее жизни появился цыган.

— Ну, и что же случилось дальше?

— Женщина влюбилась в него. Она знала, что придет день и табор уйдет. Но это был ее последний шанс стать счастливой, и она отбросила прочь сомнения и страхи. Она стала встречаться с цыганом на болотах, предаваясь любви и не думая о будущем. Но случилась беда: их увидели вдвоем.

— Ого! Не повезло, а?

— Жених отвернулся от нее, люди в городе стали ее презирать…

— А цыган уехал и оставил ее с ребенком.

— Нет. По крайней мере, я не могу этому поверить. Он сказал, что вернется за ней, что любит ее и не может без нее жить. Он сказал, что ничто не разлучит их.

— И он вернулся?

— Не знаю. Я не дочитала книгу до конца. Я даже не хочу знать, чем закончилась эта история, так я могу придумать свой конец.

— А сон, тебе все еще снится этот сон, да? Поэтому ты плакала прошлой ночью?

— Да. Я чувствую, что он не вернулся к ней.

Карен поднялась и подошла к вешалке около входной двери.

— Я пойду прогуляюсь, — сказала она, натягивая перчатки и куртку. — Мне надо поразмыслить над тем, в каких рамках должны держаться любовники.

Задумавшись о книге, Карен не услышала ответа Нико. «А цыган уехал и оставил ее с ребенком», — это невинное замечание не шло у нее из головы.

Неужели он беспокоится об этом? В конце концов, он тоже цыган, но на острове их никто не увидит, а вот в городе кто-то разыскивает ее.

Кто мог быть ее преследователем? Карен надоело вспоминать прошлое. Даже если все, что сейчас происходит с ней, всего лишь фантазия, она, пусть ненадолго, поверила в нее. Она хотела чувствовать тело своего любовника рядом со своим разгоряченным любовью телом, она жаждала страсти. Залитые солнцем пляжи и ласковый шум прибоя, конечно, замечательно, но сейчас она была согласна и на сырые туманные болота, лишь бы быть рядом с любимым. Где же ты, цыган на белом скакуне?

8

Слэйд-Айленд

Прежде Нико и калачом не заманили бы на кухню. А теперь он собрал грязные тарелки, сложил их в раковину и потянулся за моющим средством. Моя посуду, он стал обдумывать сложившуюся ситуацию.

Итак, ему удалось вернуть Карен Миллер-Миддлтон к жизни и избавить ее от встречи с дотошным репортером. А потом в ее полубессознательном состоянии он увез ее из больницы на пустынный остров, где нет ничего, кроме снега, льда и пронизывающего холодного ветра.

Карен сейчас не отличала сон от яви и не отвечала за свои поступки, а он занимался с ней любовью. Мало того, Нико знал, что не устоит перед искушением вновь обладать ею, если хоть на минуту потеряет контроль над собой.

Глупо было обманывать самого себя: не только Карен поверила в придуманную им сказку, но и он сам. Рядом с ней его охватывало непреодолимое желание и он знал, что хочет ее, хочет, чтобы их фантазия стала реальностью. Нико никак не мог совладать со своими чувствами, взять себя в руки. Притяжение, которое он испытывал к Карен, было слишком сильным.

Он пытался не думать о Карен, но каждый раз вспоминал ее голубые глаза, в которых вспыхивали ответные страстные искры.

Последние шесть лет чувствам не было места в его жизни. До вчерашнего дня он думал, что это навсегда. Выход своим эмоциям Николай Шандор находил в интеллектуальной деятельности, в своих исследованиях. Отношения же с женщинами не выходили за рамки секса. Умение любить умерло в нем. Его сердце подчинялось разуму, и в нем ни разу не вспыхнул огонь страсти. Он ни о ком не заботился, ни к кому не был привязан.

Но сейчас все вдруг изменилось.

Нико чертыхнулся.

Надо поговорить с Маком. Линкольн Макаллистер втянул его в это дело, так пусть теперь и вытаскивает отсюда. Нико должен вернуться в город, к своей работе. Впрочем, кого он обманывает? Ему хочется только одного — быть рядом со своей снежной королевой.

Схватив теплую куртку, Нико выскочил на крыльцо и стал осматриваться по сторонам в поисках Карен. Снегопад прекратился, и он видел чуть ли не весь остров. Карен надела черную куртку, он легко бы ее заметил на фоне снега, но его принцесса как сквозь землю провалилась. Вокруг была только застывшая природа, скованная льдами.

— Карен, где ты? — окликнул он ее. Ветер подхватил его слова и унес, не оставив даже эха. Как он мог отпустить ее одну?! Скалы обледенели, она не знает острова и могла заблудиться, могла упасть и… Где теперь искать ее?

Нико побежал, ругаясь так, что даже его отец, привыкший к крепким словечкам, покраснел бы. Если с ней что-то случилось, Нико никогда себе этого не простит.

Нико падал и вставал, и вновь бежал. Обледеневшая тропинка привела его к реке. Привязанный катер в такт набегавшим волнам зловеще бился о причал. Монотонное глухое постукивание наполнило Нико предчувствием беды.

Внезапно над головой Нико раздался печальный крик чайки. Он бросился вверх по тропе, цепляясь за обледеневшие выступы, обогнул огромную гранитную глыбу. На каждом шагу он рисковал сорваться вниз.

— Карен! — в отчаянии крикнул он.

Карабкаясь по скользким камням, он спустился с противоположной стороны и пошел вдоль берега, ругая себя на чем свет стоит. Карен еще недостаточно окрепла для таких прогулок. Это небезопасно. Ее надо вернуть в дом, где он сможет…

Сможет что? Ладно, Нико, посмотри правде в глаза. Что ты собираешься делать с ней? Как врач ты сделал все, что от тебя зависело: вернул ее к жизни, вывел из комы, придумав для нее прошлое. Как мужчина ты воспользовался сложившейся ситуацией и занимался с ней любовью. Это что касается прошлого и настоящего. А будущее? Что ты планируешь делать в будущем?

Они не могут оставаться на острове вечно. С чего он взял, что несколько дней, проведенных на Слэйд-Айленде, вернут Карен память? Ладно, предположим, память вернется к ней, рассужал Нико. И что она тогда предпримет? Вернется в Миннесоту? Несомненно. Карен Миллер — смелая женщина, в этом Нико не раз имел возможность убедиться. Скорее бы найти ее. А потом они вместе решат, что делать дальше. Потом…

Нико обогнул остров и оказался в том самом месте, где когда-то была свадьба его сестры.

На широкий гранитный утес, окруженный водой и возвышавшийся над волнами наподобие алтаря, можно было попасть только пройдя по узкому перешейку, напоминающему ручку ложки. С других сторон утес отвесно обрывался над рекой.

Здесь-то Нико и нашел Карен. Она сидела неподвижно, обхватив руками колени, и смотрела на полускрытый туманом противоположный берег.

Скрип снега под его ботинками заставил ее обернуться.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил он.

Она взглянула на него, в ее лице была какая-то отрешенность.

— Прости, я не хотела заставлять тебя волноваться. Просто здесь так красиво… и печально.

— Это опасно. Я запрещаю тебе сидеть здесь.

— Запрещаешь? — Карен удивленно подняла брови.

— Да, я не хочу, чтобы ты сорвалась со скалы. Немедленно иди сюда.

— Не пойду, — ответила она спокойно. — Ты стал моим ангелом-хранителем, но выставлять мне требования — это уже слишком. Я сама буду решать, что мне делать.

— Я сказал — иди сюда. Не хватало еще, чтобы ты спорила со мной.

— Не хватало еще? А что я такого сделала тебе, Нико? — обиженно произнесла она.

Нико понимал, что сейчас чувствует Карен, и не винил ее. В конце концов, это он заговорил об этих дурацких рамках поведения. А сейчас он, хоть и невзначай, напугал ее своей резкостью.

Пришло время рассказать ей правду. Переступить через боль и все рассказать.

— Ты тут ни при чем, принцесса. Это место давит на меня, навевает тяжелые воспоминания. Однажды я был здесь с той, которую любил и о которой заботился. Она, как и ты, не хотела слушать меня, и я ее потерял.

— Она сорвалась со скалы?

— Нет. Хотя так было бы даже лучше для нее. Здесь, на этом утесе, ее выдали замуж. Это было летом, на закате. Вижу как сейчас: она стоит, освещенная багряными лучами заходящего солнца… — Нико замолчал. Тоска сдавила ему грудь. Закрыв глаза, он вспомнил, как умело его сестренка скрывала свои чувства в этот день. На ней была белая шелковая блузка и алая юбка, на шее и запястьях поблескивали золотые украшения. Будь проклято это золото, золото, за которое ее продали.

— Я не понимаю, — сказала Карен. Она поднялась и стояла в нерешительности, не зная: то ли подойти к нему, то ли остаться на месте.

— Ты любил ее?

Нико молчал, уставившись в землю.

— Любил ли я ее? — наконец произнес он. — Больше всего на свете. Она была моей сестрой. Ее, как и тебя, звали Карен.

— Ты уговаривал ее не выходить замуж, но она тебя не послушала? — осторожно спросила Карен.

— Да. Она стояла там, где сейчас стоишь ты, когда я в последний раз умолял ее одуматься. — Нико отвернулся от Карен, чтобы скрыть свою боль. Он не хотел, чтобы она видела, как он страдает. — Она вышла замуж за человека, с которым даже не была знакома. Я просил ее уехать со мной, я бы позаботился о ней. Но наш тиран отец хотел, чтобы она вышла замуж, и моя сестра боялась ему противоречить. Надо было силой заставить ее уехать со мной.

Карен отошла от края обрыва и подошла к нему.

— Ты сделал все, что мог. Ничто не остановило бы ее, поверь. Я пыталась помочь своей матери изменить ее жизнь, но не смогла.

— Я мог помешать этой свадьбе, — вздохнул он.

— Но как?

— Я мог бы стать преемником отца, но я не хотел, не мог на это решиться.

— Что значит «стать преемником»? — Карен нежно коснулась его руки. — Объясни мне, Нико, пожалуйста.

Нико повернулся и, притянув к себе, крепко обнял ее. Некоторое время они молча стояли, прижавшись друг к другу.

— Пойдем обратно в дом, — сказал он наконец, — там и поговорим. Я расскажу тебе о Карен, а ты расскажешь мне о своей матери.

— Но я не все помню. Только какие-то отрывочные смутные образы. Правда, есть кое-что… — На мгновение ей представились родители — смеющийся отец и угрюмая суровая мать. Мать всегда старалась, насколько это было возможно, избегать общения с дочерью.

— Ты не хочешь вспоминать о своем прошлом, — сказал Нико, глядя ей в глаза. — Мне тоже причиняют боль воспоминания, но нам же будет легче, если мы все расскажем друг другу.

Было раннее утро. Дул холодный северный ветер. Нико и Карен шли, прижавшись друг к другу, но ледяной ветер все равно пронизывал их насквозь.

— Здесь всегда так ветрено? — спросила Карен, стуча зубами от холода.

— Не знаю. Я раньше не бывал здесь зимой. Зимой сюда вообще никто не приезжает.

— Откуда ты знаешь? Кто-то ведь должен был нарубить дров для камина.

— Здесь такой порядок. Каждый, кто гостит на острове, должен перед своим отъездом приготовить дом для следующих гостей. Жиль наведывается сюда время от времени проверить, все ли в порядке, и наполнить баки горючим.

Ветер усилился. Его порывы то и дело бросали им в лицо мокрый снег. Карен взглянула на Нико, и у нее защемило сердце. Его выбеленные снегом черные волосы, казалось, поседели от пережитой утраты, на волевом, словно вырезанном из камня лице застыло угрюмое выражение. Карен знала, что Нико, как и она сама, борется со своим прошлым. Только Нико намеренно блокировал боль, а Карен ничего не могла вспомнить из-за провала в памяти.

У Нико была сестра, которую он любил и о которой заботился. Она пережила какую-то ужасную трагедию, которую он не смог предотвратить. Поэтому он так стремится заботиться о ней? Он как-то сказал, что она — его плата за прошлое.

Карен чувствовала, что демоны, преследующие Нико, вырвались на свободу. И ее собственные демоны тоже ждут своего часа. Только вместе они смогут победить их, раз и навсегда покончить с прошлым. Одно не давало Карен покоя: что же произошло с ней, какое событие было роковым в ее жизни? Впрочем, наступит момент, и она все вспомнит, но вспомнит только тогда, когда она будет готова к тому, чтобы узнать правду о своем прошлом.

А пока она будет наслаждаться тем, что с ней рядом Нико. Когда-нибудь ей придется вернуться к реальности, но своего цыгана она никогда не забудет. Пусть ненадолго, но им удалось воплотить свою мечту, оторваться от действительности. Жаль только, что мечта не может длиться вечно: она исчезнет, когда они покинут остров.

Нико был рожден для великих деяний. Женитьба, семья, дети — это все не сочеталось с ним. А для Карен дети были неотъемлемой частью жизни.

Вернувшись в дом, они потопали ногами на крыльце, стряхивая налипший на ботинки снег. Нико потрогал ее волосы.

— Вот видишь, у тебя опять мокрая голова, — произнес он с укоризной.

— Это потому, что ветер дул с реки. Я вряд ли когда-нибудь стану моряком: для этого мне пришлось бы постричься наголо, — усмехнулась Карен.

Нико провел рукой по ее волосам.

— Никогда не срезай ни пряди со своей головы. — Голос Нико был хриплым и напряженным, пальцы едва заметно дрожали.

У Карен перехватило дыхание. Она знала, что играет с огнем. Сидя на гранитной скале, Карен вспомнила, что раньше у нее были мужчины, но ее отношения с ними были кратковременными, ограниченными и скучными, так что вскоре она отчаялась найти настоящую любовь и решила остаться одной.

Никто раньше не вызывал в ней таких чувств, как Нико. Прошлая ночь стала незабываемой для Карен.

Да, когда-то им придется расстаться. Это неизбежно. Они вернутся к нормальной жизни, каждый к своей. Но пока они вместе. Карен не знала, что ждет ее впереди, и не хотела об этом думать. Все, чего она хотела сейчас, — быть рядом с Нико.

Войдя в дом и немного согревшись, Карен вернулась к интересующей ее теме.

— Расскажи мне о своей сестре. Ее действитльно звали Карен? — спросила она.

— Да. Катрина Карен.

— Тебе это не кажется странным? Ну, что меня тоже зовут Карен?

— Нет. Цыгане верят в то, что судьба человека определяется в момент его рождения. И тут нельзя что-либо изменить: от судьбы не уйдешь. Моему отцу было бы приятно узнать, что я все-таки приехал сюда вновь, что в конце концов он выиграл.

— Выиграл? Ты что, сбежал отсюда?

— Не то чтобы сбежал — я просто ушел из табора, хотел все забыть. Но чувство вины не покинуло меня.

— Какой вины, Нико? О чем ты?

— По моей вине умерла моя сестра. Если бы я сделал то, чего добивался мой отец — стал его преемником, — она бы осталась жива.

— Ты все время вспоминаешь своего отца, чего он хотел от тебя?

— Он хотел, чтобы я стал вожаком табора. Королем.

Карен недоверчиво рассмеялась.

— Что-что? Ну-ка повтори. В Америке нет ни королей, ни королевской власти. Или я ошибаюсь?

— У вас, может быть, и нет, а у цыган — есть. Быть королем — высочайшая честь. Титул вожака табора — знак уважения. Конечно, это не монархия в полном смысле слова, но для моего народа все это очень серьезно.

— Для твоего народа?

Он оставил ее вопрос без ответа и продолжил:

— Я не пошел по стопам своего отца, не захотел наследовать его титул, поэтому он выдал мою сестру замуж за человека, ставшего новым бароном. Моей сестре было всего-навсего четырнадцать лет, и она, бедняжка, не посмела ослушаться отца. Романо Шандор, будь он проклят, — вот кто повинен в ее смерти! А я — я не смог защитить ее.

Нико, словно внезапно очнувшись, сунул руки в карманы и решительно произнес:

— Я еду на другой берег, мне необходимо позвонить. Постараюсь вернуться до темноты.

Он ушел, а Карен осталась наедине с его болью, которую он выплеснул на нее. Теперь она многое поняла. Она не просто плата за прошлое. Она — осколок его разбитого сердца, и он привез ее туда, где его сердце разорвалось на части.

Но Николай Шандор любил Карен не как сестру. Он любил ее как женщину. Она была первой женщиной, сумевшей пробиться сквозь броню равнодушия и безразличия, в которую он заковал свое сердце. Он был в смятении от чувств, проснувшихся у него в душе, и он боялся признаться себе, что эти чувства разбудила Карен.

Когда Нико пришвартовался, Жиль уже поджидал его на пирсе.

— Здравствуй, дружище. Рад видеть тебя целым и невредимым вместе с катером. Я уж начал было о нем беспокоиться.

— Ты уж извини, что взял его без спросу. Знаешь, я спешил, а тут не было ни души, так что и спросить-то было не у кого.

На смуглом лице Жиля появились новые морщины. Слезящиеся глаза внимательно изучали Нико.

— Да ты, никак, в бегах? Скрываешься от кого-то?

— Может статься. А где все наши?

— Слишком холодно сейчас, все поразъехались. Мой сынок, правда, заглядывает сюда время от времени, когда есть настроение.

— Прости, что так с замком вышло. Я куплю новый и заплачу за работу слесарю.

— Да ладно уж. Только, понимаешь, я ведь не знал, что его взял ты, и заявил в полицию о пропаже катера.

Нико поморщился. Не хватало только, чтобы вокруг рыскали полицейские ищейки и совали повсюду свои длинные носы.

— Скажи им, что все уладилось, катер вернули.

— Уже, уже. Но они забрали твой «Бронко». Когда я понял, что это твоя машина, было уже слишком поздно: они ее отогнали.

Вот черт! На чем же они теперь вернутся в город?

— Собрался куда-то, дружище? — поинтересовался Жиль, озабоченно поглядывая на небо.

— Да. Но ты не очень об этом распространяйся, держи при себе, Жиль. Да, вот еще что: можно мне попользоваться твоим катером еще денек?

— Нет проблем. Но если ты собираешься обратно на остров, тебе лучше поторопиться. Погода портится.

Нико поднял голову и недовольно нахмурился. Действительно, с горизонта, сгущаясь, двигались грозовые тучи. Что делать дальше? Жиль мог бы отвезти его в город, чтобы он забрал «Бронко», но Нико не хотелось привлекать к себе лишнее внимание. Придется Маку послать кого-нибудь за ними.

— Не волнуйся, Жиль. Я скоро поплыву обратно, но сначала мне надо позвонить.

Через несколько минут он уже набирал номер в резиденции Мака в Шангриле.

— Что тебе удалось выяснить, Мак? — выпалил Нико безо всякого вступления.

— Кто-то очень сильно нервничает. Пожалуй, тебе придется малость подлатать свою квартиру. В нее ворвался какой-то любитель шашлыков и устроил там небольшой костерок.

— В моей квартире был пожар? Ее подожгли?

— Да. Но мне кажется, что это только предупреждение, а не угроза. К счастью, сработали противопожарные датчики, и смотрители вовремя затушили пламя.

— Проклятие! Так этот поджигатель из Миннесоты уже здесь? Только этого не хватало. Попал, что называется, из огня да в полымя. Придется мне заняться этим ублюдком.

— Тебе? Ты что забыл, что ты врач, а не детектив?

— Я помню, но я должен спасти Карен, защитить ее.

— Что ты сказал? Уж не влюбился ли ты?

— Кто знает? Хотя ты-то наверняка подозревал, что так и будет, когда впутывал меня во всю эту историю. Ладно, не в этом дело. Есть какие-нибудь идеи по поводу того, кто мог бы совершить поджог?

— Ни одной зацепки. Может, это тот самый парень из Миннесоты, которого обвинили в поджоге, а может, и не он. Если бы я смог разыскать репортера, то выудил бы у него побольше информации, но он как сквозь землю провалился.

— Ну так что же ты узнал?

— С тех пор как Карен уехала, в Миннесоте больше не было серьезных пожаров. Так, несколько мелких, скорее всего, случайных. А теперь кто-то поджег твою квартиру.

— А поджигатель?

— Ты имеешь в виду подозреваемого? Майлс Ламберт, маменькин-папенькин сынок. Его отец практически владеет всем этим городком Силвер-Лейк. Их предки были основателями этого городишка. Деньги, власть, общественное положение и все такое, сам понимаешь.

— Да, понимаю. Несчастный богатенький мальчик, который от нечего делать поджигает что под руку попадется, — развлекается, крошка, развеивает скуку. Ну, так и где он сейчас?

— У него были проблемы еще с детства. Он учился в специальных школах для трудных подростков. После поджога его поместили в санаторий подлечить нервы и психику. Но сейчас его в санатории нет, а где он — никто не знает.

— Прекрасно. Удалось что-нибудь выяснить о семье Карен? Я знаю, что ее отец погиб. А что с матерью?

— Она, кажется, тоже умерла. Любопытная история. После смерти мужа ее психическое состояние ухудшилось. У них, по-видимому, оставались кое-какие сбережения, но, когда Карен закончила университет, они продали свою ферму и уехали. Никто в Вилтоне с тех пор ничего не слышал ни о Карен, ни о ее матери. Лишь недавно газеты подняли шумиху вокруг дела о поджогах в Силвер-Лейк, по которому Карен проходила свидетельницей. Это все, что мне пока удалось узнать.

— А как отнеслись в больнице к моему исчезновению?

— Спокойно. Поудивлялись, правда, немного, как это ты смог все бросить и уехать. А так — все как обычно. В твоей лаборатории теперь постоянно дежурят на случай, если объявится этот таинственный поджигатель. Он ведь мог подумать, что ты прячешься там.

— Итак, наш таинственный кто-то, преследующий Карен, пронюхал, что она со мной. Он знает ее, меня, а сам в это время остается в тени. Знаешь, однажды у меня в лаборатории завелись мыши и стали таскать сыр, так я расставил повсюду мышеловки.

— Что? Я что-то не понял, Нико. О чем ты?

— А вот о чем: мы поставим мышеловку на нашего преследователя, а приманкой будет Карен.

— Как это?

Нико задумался на мгновение, а затем ответил:

— Сделай сообщение для прессы о том, что завтра состоится вечер по сбору средств для больницы. И еще: сообщи шерифу Силвер-Лейк о том, что Карен найдена и скоро будет дома.

— И чем это нам поможет?

Нико рассмеялся.

— Как чем? Знаешь, сколько любопытных соберется на этот благотворительный вечер? В деньгах для больницы недостатка не будет. Разве тебе этого мало? А там видно будет.

— А о Карен ты подумал? Ты же подвергаешь ее опасности!

Слова Мака отрезвили Нико. Но другого выхода не было, придется рискнуть, чтобы узнать правду.

— Мак, я должен признаться тебе, что уже наделал немало глупостей. Но единственная возможность все выяснить до конца — встретиться с опасностью лицом к лицу.

— Звучит зловеще, друг мой.

— Ты ведь знаешь, чтобы спасти Карен, мне пришлось убедить ее в том, что мы больше чем друзья, что мы — любовники. Она поверила мне. И теперь все, что происходит с ней, касается и меня тоже.

— Значит, память до сих пор не вернулась к ней?

— Она уже многое вспомнила о своем прошлом, но не все. Карен все еще не знает, кто ее преследует и почему. Конечно, следовало бы оставаться на острове до тех пор, пока она не вспомнит все до конца, а потом мы вместе нашли бы какой-нибудь выход. Но все дело в том, что наше пребывание на острове создает… проблемы.

— Для кого? Для нее или для тебя, Нико?

Нико не ответил.

— Молчишь? Ну так что же, может, ты хочешь прилететь ко мне? В Шангриле ты будешь в полной безопасности, ручаюсь. Я пошлю за тобой самолет.

— Нет уж, спасибо. Когда я был в твоем центре в последний раз, я потерял свою… пациентку. Я постараюсь справиться сам. А от тебя мне нужна машина. Кто-нибудь должен будет отвезти нас в город.

— А что с твоим «Бронко»?

— Его забрали полицейские. У меня нет времени сейчас все объяснять. Ну так что, найдешь нам машину, Мак?

— Конечно.

— Тогда скажи, чтоб нас встречали завтра в двенадцать на причале. Если что-нибудь случится, я позвоню тебе.

Заканчивая разговор, Мак вдруг оживился.

— Да, кстати, Нико, я хотел тебя еще кое о чем спросить: ты случайно не знаком с одним чудаковатым доктором, который скупает старые тапочки по пятьдесят долларов за пару?

Карен прибралась в кухне и пошла бродить по комнатам. Она ходила из одного пустого зала в другой, поднимала жалюзи, раздвигала занавески и напевала, чтобы разогнать давящую тишину.

Эти мелодии были ирландскими колыбельными песнями, которыми ее убаюкивал отец.

Карен не хотела вспоминать о своем прошлом, но образы сами собой воскресали в памяти: здание, охваченное огнем, отчаянные крики людей внутри и чей-то смутный силуэт. Карен знала, что этот человек поджег здание и скрылся. На этом воспоминания кончались.

Как ни старалась Карен, она не могла представить себе лицо поджигателя. Репортера, который позвонил ей перед несчастным случаем, она тоже не помнила. Только голос его звучал у нее в ушах. Мысли о прошлом неизменно сбивались на образ мужчины из ее снов — черноглазого цыгана на белом коне. Любовь затмевала все другие чувства.

Ее цыган вернулся за ней и отвез на Слэйд-Айленд. Карен любила Нико и не хотела, чтобы он подвергался из-за нее опасности. Она доверяла ему и сообщила бы о пожаре и поджигателе, если бы вспомнила все до конца. Но пока рассказывать было нечего.

Ее раздражало то, что она сидела сложа руки. Ей не нравилось, что кто-то взял на себя ответственность за ее жизнь, даже если этот «кто-то» — мужчина, сводящий ее с ума одной своей улыбкой.

Шагая по комнатам, она ругала себя за легкомыслие. Почему ей приспичило ехать на этот остров? Она здесь как в клетке. Что будет, если Нико не вернется? Как она выберется отсюда?

Подбросив дров в камин, Карен поудобнее уселась в огромное кресло и задремала. Вдруг зола в камине взметнулась — в печную трубу ворвался ветер. Сон мгновенно слетел с Карен, она вскочила на ноги и выглянула в окно. Старая хижина поскрипывала под напором непогоды. Порывы злого северного ветра то и дело швыряли в окна мокрый снег.

Где же Нико? Как он доберется до острова в такую погоду? Из-за густого снега вокруг ничего не было видно.

Она накинула желтый плащ, выскочила из дома и побежала к причалу. Снег бил ей в лицо, ветер рвал с головы капюшон. Не было видно ни зги. Противоположный берег был скрыт за плотной белой завесой. Нико может вообще не увидеть остров.

Карен стояла на пирсе и тщетно вглядывалась в непроницаемую пелену. За то короткое время, что они были вместе, она познала, что такое любовь, как сладко найти ее и горько потерять. Она хотела, чтобы Нико знал, как она дорожит им. Карен сделала свой выбор — впустила любовь в свое сердце.

Карен не загадывала, чем обернутся их отношения в дальнейшем, но чувствовала, что у нее не хватит сил расстаться со своим возлюбленным цыганом. Тут он должен решить за нее: быть ли им вместе или расстаться.

Но сначала он должен вернуться.

А ей придется продержаться до возвращения Нико.

Что ж, горючего для отопления должно хватить, если пользоваться им экономно и не тратить впустую. Значит, ей остается только ждать.

9

Слэйд-Айленд

Ветер понемногу начал стихать, и от внезапного затишья все в округе замерло, словно готовясь к новому натиску разбушевавшейся стихии. Карен и обрадовалась, и встревожилась, увидев в окно, что небо просветлело.

Нико уехал уже несколько часов назад и все еще не вернулся. А что, если ее преследователь нашел Шандора? И она ничем не сможет помочь Нико. Она осталась одна на острове, без телефона, без радио и без лодки.

За окнами все было выбелено недавним снегопадом — дорожка, ведущая к докам и дальний берег реки. Река была неспокойной, ее бурные воды гневно плескались о прибрежные скалы. И тут Карен увидела плывущий к Слэйд-Айленду катер.

Суденышко все приближалось, борясь с волнами. Нико возвращался.

Хотя это мог быть и не он. При этой мысли Карен инстинктивно захотелось убежать и спрятаться, но и прятаться было негде, к тому же пришельцу, кто бы он ни был, будет несложно отыскать ее.

Карен быстро набросила куртку, натянула перчатки и бросилась по тропинке вниз к реке. Прибежав на пирс, она стала напряженно вглядываться вдаль. Только бы это был Нико! Пришвартовавшись, мужчина стал привязывать катер. Карен никак не удавалось разглядеть его лицо. Наконец он поднял голову.

— Нико! — Она со всех ног кинулась к нему.

Несколько мгновений они стояли друг напротив друга, подставив лица пьянящему свежему ветру.

— Я так рада, что ты вернулся. Мне тебя так не хватало. — Она подняла на него умоляющие глаза.

— Мне… мне тоже, — выдавил он. Нико чувствовал, что Карен ждет от него поцелуя, попытался бороться с собой, но сдался и крепко обнял ее.

Карен прильнула к нему, чувствуя, что вновь обрела ту часть себя, которая покинула ее вместе с Нико. Его куртка была мокрой и холодной, но рядом с Нико она не замечала ни снега, ни льда, ни холодного ветра. Их любовь согревала их, как лучи жаркого летнего солнца, от которых на сердце делается светлее, а на душе легче. Нико взял ее лицо в свои ладони и молча смотрел на нее. Вместо него говорили его глаза. Демонический взгляд обжигающих черных глаз говорил то, в чем Нико боялся сам себе признаться.

Карен никогда не думала, что способна на такое чувство. Она любила Нико так сильно, как еще ни одна женщина на Земле не любила ни одного мужчину. Любовь… Какое простое слово, как часто мы его произносим и как сложно понять смысл, заключенный в нем. Все, что снилось Карен, все то, к чему она стремилась, осталось где-то далеко позади, сейчас она видела только Нико. Все равно, что произойдет с ней, лишь бы он был рядом. Он появился в ее судьбе, когда она умирала, и сумел вернуть к жизни, к любви. Он дал ей эту любовь, рискуя всем, что имел: работой, карьерой, даже жизнью.

Почему он делал все это ради нее?

Как тяжело ему, должно быть, было возвращаться на этот остров, привезти Карен на Слэйд-Айленд, где его сестра вступила в брак, стоившей ей жизни.

Но Нико сделал это. Ради Карен.

Как та женщина, что снилась ей, Карен позволила себе влюбиться, зная, что может потерять свою любовь в любой момент. Господи, она никогда не думала, что любовь может причинять такую боль, но все равно, какое же это счастье — любить.

Разноцветные круги вспыхивали перед ее глазами, когда она произнесла:

— О Нико! Спасибо, что привез меня сюда, но теперь нам пора возвращаться. Тебя ждет работа, а я должна ехать домой в Миннесоту, чтобы выяснить, почему я скрывалась.

— Конечно, — сказал он жестко, — нам пора возвращаться, но ты не поедешь домой, пока мы не узнаем правды.

Она отвернулась.

— Нет, смотри мне в глаза. Я не смог защитить свою сестру и не допущу, чтобы что-нибудь случилось и с тобой тоже. Ни за что. Слышишь?

Карен отворачивалась, потому что не хотела, чтобы по ее глазам Нико понял, как он ей дорог. Она не знала, что чувствует к ней Нико, и не желала навязываться ему. Защищать ее стало для Нико чем-то вроде жизненной задачи. Но это была обязанность, ответственность, а не любовь. А чтобы заниматься с ней любовью, совсем не обязательно любить ее. При одной только мысли об их безумной ночи сердце Карен бешено забилось в груди.

Заметив, что она вся дрожит, Нико обнял ее за талию.

— Пойдем в дом, здесь холодно.

— Но, Нико…

Он почти силой дотащил ее до крыльца и впихнул внутрь.

— Как ты не понимаешь: тебе нельзя оставаться со мной, это опасно! — Она почти кричала: — Я помню пожар. Я видела поджигателя, а он видел меня. Это он меня преследует.

Нико подтолкнул ее к камину и усадил в кресло. Сняв с себя намокшую куртку и свитер, он заговорил, покрывая поцелуями ее лицо и шею:

— Я все знаю. Один мой приятель работает в нью-йоркской газете. Я обращался к нему, когда пытался разузнать о тебе и твоем прошлом. Он нашел кое-что о поджоге. Ты должна была быть свидетельницей на судебном процессе.

— Почему же ты ничего мне не рассказывал?

— Я не рискнул, побоялся, что это еще сильнее оттолкнет тебя от реальности. Я решил, что будет лучше дождаться, когда память сама вернется к тебе.

— Я не помню, кто он такой, Нико, этот поджигатель, но по его вине пострадало уже много людей. Я не позволю ему причинить зло и тебе.

— Он больше никому не причинит зла. Мы остановим его. Но сейчас его здесь нет. Есть только мы.

Карен взглянула на его лицо и неловко провела пальцами по волосам. Его черные глаза помутнели, взгляд стал колючим.

— Нико, — прошептала она, увидев в его взгляде отражение своего собственного неутоленного желания.

— Я решил, что больше этого не будет, — отрезал он. — В моей жизни нет места для любви. После того как умерла моя сестра, я поклялся, что больше никогда никого не полюблю. Цена, которую я заплатил за эту клятву, очень высока.

— Я понимаю тебя, Нико, — пробормотала Карен. — И не виню. Больше никаких фантазий, мы уедем с острова и вернемся к нормальной жизни. Но у нас еще осталась одна ночь — последняя, — она наша, и у нас ее никто не отнимет.

Она чувствовала его едва сдерживаемую страсть, чувствовала, как он дрожит в ее объятиях. «Фантазия это или судьба, но он хочет меня. И мне этого достаточно», — подумала она.

— Из всех мужчин на Земле, Нико, судьба выбрала тебя. Люби меня, Нико, — взмолилась она, расстегивая на себе джинсы.

Он оставался для нее незнакомцем, однажды присевшим на ее постель, дьяволом, предупреждавшим о своей репутации неисправимого юбочника, цыганом, пришедшим из ее снов. Но сейчас, когда они были вместе, когда она чувствовала его разгоряченную плоть, он был для нее гораздо большим: он был для нее всем. Завтра они покинут Слэйд-Айленд и больше сюда не вернутся, останутся одни воспоминания. Но оставалась еще сегодняшняя ночь, и ее Карен хотела запомнить на всю жизнь. Пусть же эта ночь будет ей прощальным подарком от Нико.

Спустя несколько мгновений они стояли друг напротив друга, и яркий огонь камина освещал их обнаженные тела. Нико протянул к ней руки, давая последний шанс одуматься, но Карен лишь бестрепетно вложила свои руки в его. Он притянул ее к себе и увлек вниз, на простыни.

Она лежала рядом с ним и любовалась его профилем, четко вырисовывавшимся на фоне алого пламени.

— Какой же ты все-таки красивый, — пробормотала она. — У меня просто нет слов.

— Карен, это я должен осыпать тебя комплиментами. Я ведь еще никогда не… — У него чуть не сорвалось «влюблялся», но он вовремя спохватился и поправился: —… не лежал в объятиях принцессы.

— Принцесса и цыган, — рассмеялась она. — Звучит как название любовного бестселлера.

Он приподнялся на локте.

— Да? А это и есть любовный роман. Роман, в котором мужчина и женщина теряют голову, поддавшись страсти, и занимаются любовью, хотя знают, что не должны этого делать, знают, что совершают ошибку.

Карен растерянно заморгала.

— Ты думаешь, мы совершаем ошибку, Нико?

— Может быть, и так, — нехотя признался он.

Он ласкал ее грудь, потом стал страстно целовать твердый розовый сосок.

— Даже не «может быть», а я точно уверен в этом.

— Тогда у нашего романа не будет конца. И мы никогда не узнаем, ошиблись мы или нет.

Бессознательно она прижалась к нему. Почувствовав у себя между ног огненный источник живительной влаги, Карен вздрогнула от наслаждения. Руки Нико стали ласкать ее бедра, а потом Карен ощутила его пальцы внутри себя.

— Нико, — простонала она с удивлением и мольбой.

Глубокими чувственными поцелуями он прогнал прочь все сомнения, и она, забыв обо всем, отдалась своему цыгану.

Их тела пылали, наслаждение граничило с болью. Карен хотела, чтобы время замерло, чтобы момент их слияния длился вечно. Их страсть достигала высочайшего пика. Голова Карен кружилась, она словно оказалась на краю вулкана, огненный мир вращался вокруг нее, опаляя искрами страсти.

Он покрывал поцелуями ее губы, лицо, шею. Потом, со стоном оторвавшись от ее рта, он стал целовать ей грудь, обследовал языком самые сокровенные уголки ее тела, и снова вернулся к нежным, сводящим с ума губам.

Каждый поцелуй Нико был как первый. Все было как в первый раз. Чувства и эмоции, что переполняли ее сейчас, нельзя было выразить словами. Ее тело плавилось в жарких объятиях Нико, растворялось в воздухе, превращаясь в сверкающий электрический разряд. Карен словно парила в небесах и сверху смотрела на свое тело, распростертое на простынях. Вскоре Нико застонал и без сил упал на нее. Волна дрожи прокатилась по его телу и эхом отозвалась в Карен.

Долгое время они лежали молча, не шевелясь, боясь разорвать физическую и духовную связь, возникшую между ними. Слезы катились из ее полуприкрытых глаз и сверкали на щеках, словно драгоценные камни. Карен была счастлива, найдя в этом единении недостающую часть себя.

Спустя некоторое время Нико приподнял голову и улыбнулся Карен.

— Мало, — лукаво заметила она.

— Это точно. Чем дольше я с тобой, тем больше мне этого хочется.

Он поцеловал ее щеку, чуть касаясь уголка рта, а затем снова приник к ее полным чувственным губам.

— Да нет же, — пояснила Карен, оторвавшись от его настойчивых губ. — Я имела в виду твою улыбку. Ты ведь так редко улыбаешься.

— Да, — просто согласился он, нарушая все запреты и ограничения, что он наложил на себя на обратном пути к острову. — Если я улыбаюсь, значит, я люблю тебя. Отныне и навеки запомни: если ты увидишь у меня на губах такую наглую ухмылку, как сейчас, знай, о чем я думаю. А думаю я о том, что я, пожалуй, куплю этот остров и переименую его. Он будет зваться остров Шандор. Я построю на нем высокую башню и запру тебя на самом верху. И ты навсегда останешься моей пленницей.

Карен довольно рассмеялась и потянулась к его губам.

— У тебя ничего не выйдет, Нико. Тебе никогда не удастся силой заточить меня в башне, потому что я останусь добровольно. Во-первых, мне здесь нравится, а во-вторых… ты меня держишь.

Он улыбнулся, как змей-искуситель, и Карен почувствовала, как он напрягся внутри нее, подтвердив тем самым ее двусмысленные слова.

Прошло много часов, прежде чем Карен проснулась в объятиях Нико. Тревожные мысли лезли ей в голову. Куда они поедут? Есть ли у них какое-то будущее? Ей казалось, что ее жизнь началась с той минуты, когда в больнице она открыла глаза и увидела Николая Шандора. Но она знала, что это не так. У нее было прошлое, связанное с небольшим городком в Миннесоте.

И как бы сильно она не хотела этого мужчину, держащего ее в объятиях, как бы сильно он не хотел ее — она не может принадлежать ни ему, ни самой себе до тех пор, пока не расквитается с прошлым.

Карен задумчиво глядела на догорающие в камине поленья. Внезапно другая картина вспыхнула в ее сознании: огненные языки, вырывающиеся из окон, и раскаленные добела решетки на них, гудящие под напором пламени. Пламя постепенно охватывало все здание, оно завывало и стонало, алыми ручейками взбираясь по стенам.

Этот ужасный пожар произошел накануне Дня всех святых — в ночь, когда мир, по старинным приданиям, принадлежит гоблинам, духам и ведьмам. В городе, как обычно, устраивался карнавал, и Карен работала в «доме с привидениями». От плавящихся свечей, пыли и запаха сладостей у нее закружилась голова, и она вышла во двор подышать свежим воздухом. Почувствовав себя лучше, Карен уже собиралась уходить, как вдруг ее внимание привлекла чья-то темная фигура, возившаяся с какой-то тряпкой под открытым на первом этаже окном.

Карен насторожилась, но времени что-либо предпринять у нее не было: незнакомец чиркнул спичкой, поджег тряпку и бросил в распахнутое окно. Видимо, тряпка была смочена в какой-то горючей жидкости, потому что огонь тут же охватил комнату и стал распространяться по всему зданию.

От ужаса Карен не могла двинуться с места. Она так и стояла, парализованная, а поджигатель, сделав свое дело, направился к ней.

— Что же ты стоишь? Спасай людей! — преступник в маскарадном костюме привидения рассмеялся низким хриплым смехом и растворился в темноте.

Из горящего дома выскочил мужчина с двумя малышами на руках.

— Отведите моих детей в безопасное место. И вызовите пожарных! — Он вложил крошечные пальчики сыновей в ладони Карен и кинулся обратно в объятое огнем здание.

— Карен, что с тобой? — донесся до нее в голове взволнованный голос Нико. Карен не ответила. Она была там, около горящего дома.

Посадив плачущих, перепуганных детей в свою машину, Карен побежала к телефонной будке и увидела удаляющуюся красную легковушку. Свет фонаря выхватил из темноты номерной знак, но Карен смогла разобрать только первые две цифры — остальные были забрызганы грязью.

— Ты что-нибудь вспомнила? — вновь услышала она требовательный голос Нико.

— Приехали пожарные и полицейские. Многие пострадали, получили ожоги, но, слава Богу, все остались живы. А ему удалось скрыться.

— Кому?

— Поджигателю. Я вспомнила, Нико! Я видела того человека, что поджег здание.

— Его арестовали, — спокойно произнес Нико.

— Арестовали? — растерянно переспросила Карен.

— Да. Его нашли по номеру машины.

А ей-то казалось, что она все вспомнила до конца! Последний кусочек головоломки все-таки потерялся.

— Ты должна была выступить на судебном процессе как свидетельница.

— Нет, должно быть что-то еще! Иначе зачем бы я сбежала в Нью-Йорк? — спросила она, досадуя на собственное бессилие. — Зачем кому-то преследовать меня? Что ему от меня нужно?

— Пока не знаю, Карен. Мак пытается это выяснить. Он уже был и в библиотеке, где ты работала, и в больнице.

— Мак — твой приятель из редакции? — полюбопытствовала она.

— Нет, приятель из редакции — Сэм Вэйд. Линкольн Макаллистер — это тот человек, что послал меня к тебе на помощь.

— Он работает в госпитале?

— Нет, он… просто друг.

Карен нахмурилась.

— А я его знаю?

— Нет, но обязательно узнаешь в один прекрасный день, когда весь этот кошмар останется позади.

— Я только и мечтаю о том, чтобы все кончилось.

— Мак руководит организацией, которую сам он зовет Шангрилой. А нас — тех, чьи жизненные пути однажды пересеклись с ним, — называют «ангелами». Ты тоже станешь «ангелом». Мак занесет твое имя в свой компьютерный банк данных, и когда-нибудь ты тоже поможешь кому-то, как сейчас помогаю тебе я.

— «Ангелы». Так вот, значит, откуда ты взялся, мой рыцарь в сверкающих доспехах? — протянула Карен. Она не была разочарована, напротив, ей было приятно думать, что за ее жизнь боролся ангел-хранитель, ее Нико.

— Да, меня послал к тебе Мак. Но дальше я действовал по собственной инициативе, — ответил Нико, почувствовав легкий упрек в ее голосе. — Ты пришла в себя, и следовало бы оставить тебя в больнице, но я привез тебя на остров.

— Почему же ты не бросил меня?

— Потому что ты бы не справилась одна. Кто же знал, что мы станем любовниками… то есть… Прости, я сморозил глупость.

— Ничего, я понимаю. Ты был моим сном, но пришло время просыпаться. Ты воплотил мои мечты, но скоро от них останутся одни лишь воспоминания. Мне пора возвращаться домой.

— Нет, сейчас ты не можешь ехать в Миннесоту.

— Знаешь, я чувствую себя граммофонной пластинкой, которую заело на слове «почему». Так почему?

— Потому что мы еще не выяснили до конца всей правды. Полиция нашла ту машину по твоему описанию. Ее владелец — Майлс Ламберт. Он и раньше обвинялся в поджогах, поэтому все решили, что преступник он.

— Но он отрицает свою вину?

— Да.

— Так почему же тогда его арестовали?

— Потому что у него не было алиби, да еще на заднем сиденье его машины нашли баллон с газом. Он, правда, утверждал, что весь вечер провел в местном баре и не садился за руль. Насчет машины же заявил, что ее угнали, а потом бросили на соседней улице.

— Значит, я опознала его. Этого ведь достаточно для ареста?

— Да, но за два дня до суда ты уехала из города. А без свидетельских показаний суд не может вынести решение.

— Почему же я уехала?

— Ты действительно ничего не помнишь? — засомневался Нико.

Карен вздохнула.

— К сожалению, ничего. Я стала свидетельницей поджога, видела разрушенное здание, ну и что? Зачем мне было уезжать?

— Жаль. Я надеялся, что ты вспомнишь, зачем уехала из Силвер-Лейк и скрывалась в Нью-Йорке. Ты исчезла из Миннесоты без всякой на то видимой причины.

Карен нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.

— Я о чем-то забыла, что-то упустила. Что же заставило меня покинуть Силвер-Лейк? Должна быть какая-то зацепка, — бормотала она. — Я видела, как загорелся дом, видела убегающего преступника, отъезжающую машину, и… это все. Дальше — провал, — огорченно закончила она.

Возвращение

Утром Нико проснулся в плохом настроении. Какое-то недоброе предчувствие шевелилось в его душе, заставляя нервничать все больше и больше. Что же готовит им грядущий день?

О случившемся он не жалел. Когда Карен вошла в его жизнь, то он даже ничего не знал о ней. Для спасения Карен он придумал историю любви, которую та доверчиво приняла. Она была такой беззащитной, что он поклялся стать для нее ангелом-хранителем, и эта клятва привязала его к Карен. Сердце Нико перестало подчиняться разуму. Он слишком близко подошел к краю бездонной пропасти, которую называют любовью.

Рок привел его на остров, где начались все его беды. Здесь же он должен поставить точку и перевернуть страницу, навсегда избавившись от гнетущих воспоминаний. Сначала Карен была для него связующим звеном между прошлым и будущим, но постепенно она прочно вошла в его душу. Карен вернула ему такие особые чувства, как любовь и нежность, которые умерли в нем вместе со смертью сестры. Он стал для Карен воплощением мечты, а Карен стала для него смыслом жизни.

К тому же он волновался за нее. Память все еще не вернулась к ней до конца и в любой момент могла преподнести ей роковой сюрприз. На острове им дольше оставаться было нельзя, это лишь усложнит и без того нелегкую ситуацию. Чем больше времени они проводят вместе, тем сильнее привязываются друг к другу, тем больнее им будет расставаться.

Он обязан вернуть Карен в реальный мир, спустить с небес на землю и покончить с этой неопределенностью раз и навсегда, а чувства лишь затрудняют выполнение задуманного им плана. Когда с утра он подошел к импровизированной кровати, на которой спала Карен, и взглянул на нее, у него перехватило дыхание. Борясь с желанием скользнуть под одеяло, укрывающее ее обнаженное тело, Нико стал будить ее.

— Поднимайся, принцесса. — Он опустился рядом с ней на колени. — Мы возвращаемся в город. Наше такси будет ровно в полдень.

— Такси? — переспросила она сонным голосом. — А мы не можем подождать до завтра?

— Нет, сегодня мы с тобой идем на вечер.

Карен вздохнула. Она была так счастлива на острове, здесь она нашла любовь, о которой мечтала и грезила во сне. Ей не хотелось покидать его.

— Какой вечер? О чем ты?

— Если твой преследователь недостаточно ловок, чтобы найти нас здесь, на острове, мы упростим ему задачу.

Тот же самый человек, который целую ночь держал ее в своих объятиях, стоял сейчас перед ней, но это уже был не нежный и страстный любовник-цыган — демон в человечьем обличье, опасный и угрожающий. Карен вздрогнула, взглянув в черные дьявольские глаза.

— А что, если никакого преследователя не существует? Что, если опасность вымышленная?

— Нет, он ждет нас. Я чувствую это.

— Ладно. И как же ты собираешься искать его?

— Сегодня в госпитале благотворительный вечер. Мак позаботится о том, чтобы в газетах прошли сообщения о том, что я буду там присутствовать. И репортеру, и поджигателю известно, что я помог тебе сбежать и что мы вместе скрываемся. Так что твой друг из Миннесоты обязательно обнаружит себя сегодня вечером, а ты пойдешь со мной, чтобы опознать его.

— Нико, а как репортеру вообще удалось разыскать меня?

— Не знаю. Все репортеры такие проныры, они умеют выуживать информацию. Может быть, ты оставила какие-то следы, а может быть, репортера навел на твой след поджигатель. Не исключено, что репортер и поджигатель вообще один и тот же человек. Скоро мы это выясним.

— Но этот вечер, Нико?.. Я всего лишь школьная учительница и не знаю, как положено вести себя на званом вечере.

— Будь сама собой, принцесса.

— Но у меня даже нет вечернего платья!

— Будет, не волнуйся.

Все изменилось. Любовный роман закончился, начинался шпионский детектив в духе приключений Джеймса Бонда.

— Ты, как всегда, прав, Нико. Нам пора уезжать. Не представляешь, как я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Но теперь я сама могу позаботиться о себе. Ты вылечил меня, доктор.

Она не скрывала своей грусти. Покидая Слэйд-Айленд, Карен следовало сказать «прощай» своей любви и закрыть последнюю страницу их романа.

— Да, как ты правильно заметила, я доктор, — печально произнес Нико, — но, помимо всего прочего, я еще и мужчина. Мы не на восточном экспрессе, все происходит не в фильме, а в жизни. Я хочу, чтобы ты знала — мне больно будет расставаться с тобой.

Карен видела, что ему тоже тяжело. Он привязался к ней, позволил себе отвлечься от работы. Но в жизни Нико ей нет места. Он только что ясно дал ей понять, что не позволит своим чувствам влиять на его будущее. Когда они покинут остров, она вновь превратится в его пациентку.

— Я все понимаю, Нико, — произнесла она твердо. — Мне придется встретиться с опасностью лицом к лицу и посмотреть в глаза своей судьбе. Поджог, свидетельницей которого я стала, — только часть головоломки. Что-то другое заставило меня уехать. А наша мечта не может длиться вечно. Прекрасному принцу пора вернуться на трон, а Золушке — к своим горшкам.

Нико поморщился:

— Ты не должна так говорить, ты не Золушка, для меня ты навсегда останешься принцессой.

Кусая губы, Карен через силу улыбнулась ему.

— Я не одинокая шотландская леди, Нико, а у тебя нет белого коня.

— Ладно, — сказал он, не желая спорить с упрямицей. — После сегодняшнего вечера мы вместе поедем в Миннесоту.

— Нет, я не хочу, чтобы ты ехал со мной.

— Мне кажется, тебе будет к лицу красное платье, — проигнорировав замечание Карен, продолжал он. — Красный цвет символичен.

— Из-за пожара?

— И это тоже. Но я вообще-то подумал о цыгане в красной шелковой рубашке.

— …и о белом коне с алыми ленточками в гриве, — ядовито закончила за него Карен.

Некоторое время Нико молча, с раскаянием, как показалось Карен, смотрел на нее, потом отвернулся и огляделся по сторонам.

— Ну что же, пора. Позавтракаем по дороге в город.

Пока Нико отключал генератор и складывал дрова в поленницу возле камина, Карен собрала вещи и свернула импровизированные постели. Они не разговаривали, да и что они могли бы сейчас сказать друг другу?

Выйдя на крыльцо, Карен остановилась и оглянулась. Маленькая хижина снова стала холодной, пустой и неуютной, как будто они никогда и не были в ней.

Вскоре темный силуэт острова остался позади, скрылся в туманной дымке, но свою мечту и воспоминания о любовнике, который ожил, выйдя из ее снов, Карен увозила с собой.

10

Дорога назад оказалась не такой утомительной. Река успокоилась, снегопад прекратился.

Нико стоял у руля, ветер ворошил его густые волосы, открывая высокий лоб. Карен смотрела на него и вспоминала, каким он был прошлой ночью, вспоминала его тонкий профиль на фоне алых языков пламени. Теперь он был совсем другим. Каждый мускул в его теле напрягался, излучал силу и мощь, Карен решила, что сейчас перед ней предстал настоящий Николай Шандор — уверенный в себе, собранный, твердо идущий к поставленной цели.

И он принадлежал ей, пусть недолго, но принадлежал.

В положенное время машина не появилась. Нико метровыми шагами ходил взад-вперед по пирсу. Он сейчас был похож на мечущегося в клетке леопарда.

— Лучше бы им поторопиться. Ты не замерзла, принцесса?

— Нет-нет, все в порядке, — поспешила успокоить его Карен. — А где будет проходить вечер? — спросила она, пытаясь отвлечь Нико от тревожных мыслей.

— Да я и сам толком не знаю. В какой-то галерее авангардного искусства в Сохо.

— Так, а сейчас мы поедем в город покупать мне вечернее платье?

Карен уже была готова задать следующий вопрос, но тут на парковочную площадку влетел побитый фургончик с надписью «Дейли уорлд», и из него выскочил светловолосый мужчина.

— Сэм, ты что здесь делаешь? — Нико в два прыжка оказался рядом с ним и радостно потряс его руку.

— Меня прислал Мак. Он сказал, что вам нужна помощь и попросил меня подбросить вас в город. Простите за опоздание, но я целую вечность колесил тут по округе, пока наконец не отыскал этот чертов пирс.

— Мы и приехали сюда потому, что это место так трудно найти. Я очень рад, что ты приехал. Карен, познакомься с Сэмом Вэйдом. Сэм, это Карен Миллер.

— А, та самая таинственная леди, которую все разыскивают? — поинтересовался Сэм.

— Да, — отрезал Нико, давая понять, что расспросы нежелательны. — А ты не смог найти тачку пооригинальнее?

— Ты же знаешь, что у меня нет машины. Это все, что я смог достать. Запрыгивайте внутрь и рассказывайте, как вас занесло в такую глушь?

— Мы скрывались, — коротко ответил Нико, устраиваясь рядом с Сэмом.

— Уж ни от того ли, кто поджег твою квартиру?

Карен испуганно ахнула, а Нико нахмурился.

— Вот удружил, — проворчал он в сторону. — Нашли какие-нибудь следы?

— Вроде нет.

— А ты-то откуда узнал про пожар?

— У меня есть дружок в пожарной части, от него и узнаю все любопытные новости.

— Подожгли твою квартиру, а ты даже ничего мне не рассказал? — возмутилась Карен.

— Да с квартирой все в порядке, она почти не пострадала, — оправдывался Нико. — Я не хотел зря волновать тебя.

Карен рассердилась. Вечно Нико от нее что-то скрывает! Поскорее бы все это закончилось.

— Так, ну и куда мы едем? — спросил Сэм, исподтишка разглядывая Карен в зеркальце.

— В самый дорогой и фешенебельный магазин города. Нам нужно вечернее платье из красного шелка, — ответил Нико. — Поверишь ли, сегодня мы с Карен идем на вечер.

— Я поверю во что угодно, — вздохнул Сэм. — За последние несколько дней про тебя каких только историй не насочиняли! Последняя версия, что ты сбежал и тайно женился то ли на какой-то герцогине, то ли на принцессе.

Нико расхохотался и бросил лукавый взгляд на Карен. Но выражение ее лица было таким гневным, что Нико даже испугался. «Наверное, ей не хочется быть приманкой на сегодняшнем вечере, — подумал он. — А может, это из-за слухов о свадьбе?»

— Успокойся, принцесса, — сказал он. — Те, кто меня хорошо знают, ни за что не поверят во всю эту чепуху.

— Конечно, нет, — согласился Сэм. — Это просто сплетни бульварных газетенок. Когда они не могут докопаться до истины, то фабрикуют какую-нибудь смачную статейку.

Карен не отвечала и смотрела в окно.

Владелица магазина встретила Нико услужливой улыбкой.

— Слушаю вас, сэр. Что бы вы хотели приобрести?

— Вечернее платье для моей дамы. Из красного шелка.

— Конечно. Не угодно ли вам и вашему другу присесть и подождать одно мгновение?

— Нико, — тихо запротестовала Карен, — у меня дома наверняка найдется подходящее платье. Просто подбрось меня до квартиры и скажи, где мы встретимся вечером.

Нико так посмотрел на нее, что Карен поняла — спорить бесполезно. И хочешь не хочешь, а платье купить придется.

Узнав размер Карен, женщина провела Карен в примерочную и через несколько минут вернулась с платьем.

— Вот это — именно то, что понравится вашему мужу, — сказала она подобострастно.

— Он мне не муж, — отрезала Карен.

— Простите, вашему… вашему сопровождающему. Позвольте мне помочь вам.

— Спасибо, я сама справлюсь. — Да, в таких шикарных магазинах, как этот, Карен еще не доводилось бывать.

Она быстро сняла джинсы и свитер и осталась в лифчике и трусиках, которые ей купил Нико у «Кмарта». Женщина ловко, привычными движениями накинула на Карен шелковое платье и застегнула сзади «молнию». Посмотрев на себя в зеркало, Карен ужаснулась: она и не предполагала, что бывают такие короткие платья.

— Один момент, сейчас я принесу пару красных лакированных туфель, — крутилась возле нее хозяйка. — Высокие каблуки выгодно подчеркнут ваши длинные стройные ноги.

Карен еще раз критически оглядела себя, и ее щеки стали краснее платья. Хорошо еще, что платье было достаточно свободным и не облегало фигуру, а то она была бы похожа на проституток, в поисках наживы шатающихся возле гостиницы, в которой она снимала номер.

Гостиница. Она вспомнила, в каком районе находится это обшарпанное здание. Если бы ей удалось сбежать от Нико, то она смогла бы съездить туда и подыскать какое-нибудь приличное платье из своего гардероба.

Владелица магазина вернулась с парой красных лодочек на высоких «шпильках» и стала настаивать, чтобы Карен примерила их.

— Извините, но это платье мне не подходит, — твердо сказала Карен. — Покажите что-нибудь менее экстравагантное.

— Но это же последняя модель! Его только вчера привезли из Парижа! Это платье просто…

— На мой взгляд, оно вульгарно! Покажите другое.

Женщина пожала плечами и принесла другое платье. Оно тоже было красным, но у него был высокий воротник, длинные рукава и не такая короткая юбка.

— Я беру его, — сказала Карен, сбрасывая туфли и натягивая свою одежду.

— Вы что же, даже не примерите его? — удивленно пролепетала продавщица вслед Карен, которая, выйдя из примерочной, решительно направилась к выходу.

Нико и Сэм даже привстали, когда Карен пронеслась мимо них и выбежала из магазина.

— Иди за ней, Сэм, и посади в машину, даже если придется запихивать ее туда силой.

— Ваша дама выбрала вот это платье, сэр, — подошла к нему владелица магазина. — Должно быть, она хочет сделать вам сюрприз. Но к нему нужно еще что-нибудь, иначе дама в нем замерзнет.

— Вы можете предложить что-нибудь подходящее?

— Да. Я порекомендовала бы вам приобрести манто. Это теплая вещь и к тому же — последний крик моды. Вашей спутнице должно понравиться.

Женщина принесла меховое манто и протянула его Нико.

— Вот. Это «Боргана», вашей даме эта модель будет очень к лицу.

Она была права. Мех — переливчатый, пепельно-белый, с легким серебристым оттенком — должен был изумительно подойти к волосам Карен. Нико без слов достал из бумажника кредитную карточку. Когда Нико вышел из магазина, Карен сидела в фургончике и сурово смотрела перед собой.

Значит, его принцесса продолжала сердиться! Конечно, затея с вечером была не самой лучшей, но ведь она согласилась пойти с ним.

Хотя нет, настроение у нее испортилось, когда она узнала про пожар в его квартире. В общем-то ее можно понять. На ее месте он тоже чувствовал бы себя ответственным за то, что втянул кого-то в свои проблемы. Но квартира почти не пострадала, зато пожар толкнул их на решительные действия, отвлек от пассивного ожидания.

— Мак нашел для вас квартиру на Риверсайд-Драйв на пару дней, — заговорил Сэм. — Один его друг сейчас путешествует по Европе, так что квартира пустует.

— Хорошо. Ты нас подбросишь?

Сэм кивнул:

— Надеюсь, что в конце концов вы вознаградите меня рассказом о том, что же все-таки происходит?

— Тебе нужен репортаж? Держись нас, и ты окажешься в самом центре событий. На отсутствие материала для статьи не пожалуешься, — пообещал Нико.

— Хорошо, что я отпросился у редактора на целый день.

— Спасибо, Сэм. Ты мне очень помог, но я хочу попросить тебя еще об одной услуге.

— О какой?

— Ты не мог бы заехать к Доминику и взять у него на прокат смокинг? Он знает мой размер.

— Для вечера? — полюбопытствовал Сэм.

— Да. И себе подбери что-нибудь. Лишняя пара глаз сегодня не помешает, к тому же мне может понадобиться твоя помощь.

— А Мак тоже будет на вечере?

— Вряд ли. Насколько я знаю, он никогда не покидает Нью-Мексико.

— С ним что-то не в порядке? — спросил Сэм.

— Не знаю. Я его никогда не видел. Для меня он — просто бесплотный голос в телефонной трубке.

— Таинственный человек-невидимка, обладающий такими возможностями! Вот это да! — У Сэма загорелись глаза.

Нико угрюмо посмотрел на друга.

— Ты будешь молчать обо всем, что я тебе сейчас рассказал, Сэм Вэйд, если не хочешь иметь дело со мной. Не вмешивайся в дела «ангелов», иначе ты погубишь Шангрилу и лишишь помощи многих людей, нуждающихся в ней.

Квартира, в которую отвез их Сэм, оказалась большой и очень уютной. Она была обставлена просто, но в тоже время изысканно и с хорошим вкусом. И все-таки Карен чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Ей хотелось вновь оказаться на острове, где она была принцессой, а Нико — ее страстным цыганом.

— Вот это хоромы! Не то что хижина на Слэйд-Айленде, — тихо произнес Нико, когда они вошли в просторную гостиную.

Карен промолчала. Шутит Нико или говорит серьезно? Действительно ли в его голосе послышался оттенок сожаления или это ей только почудилось?

— Как ты думаешь, что может случиться сегодня вечером? — спросила его Карен.

— Ничего особенного. Просто мы пойдем на благотворительный бал и постараемся быть любезными и очаровательными, чтобы больничный фонд пополнился деньгами, необходимыми для моих исследований.

Нико притворился, что понял вопрос буквально, и ни словом не обмолвился о возможной опасности.

— А над чем работаешь ты? — проявила интерес Карен.

— Я изучаю заболевание мозга, при котором совершенно здоровые, на первый взгляд, люди не помнят, кто они такие, откуда, где живут…

— Как я?

— Нет. Как мой отец.

Она обернулась и удивленно посмотрела на него.

— Твой отец? Но я думала…

— Что ты думала? Что он мертв? Нет, но это почти одно и то же. — Нико прошелся по комнате. — Забавно, не правда ли? Одно время я только и мечтал о том, чтобы он поскорее умер. Я уже готов был убить его своими собственными руками.

— Но ты ведь не сделал этого. — Она шагнула к нему.

— Да. Я слишком долго ждал подходящего момента. А потом он лишился памяти, и моя месть потеряла смысл.

— О Нико…

— Он потерял контроль над собой, самоконтроль, которым он так гордился, ради которого жертвовал всем в жизни. На его разум нашло затмение, и он уже не мог вырваться из мира своих страхов.

— Так ты изучаешь болезнь Альцхаймера, чтобы помочь своему отцу?

— Помочь ему? Ни за что на свете. Я хотел бы наказать его за всю боль, что он причинил моей матери и сестре, но я лишен этой возможности, потому что отец даже не узнает меня и не помнит, кто я такой.

Нико хотел было заказать по телефону еду, но Карен сказала, что не голодна. Вместо этого она решила принять горячую ванну и хорошенько выспаться. Нико тоже прилег. До него донесся шум льющейся воды, потом Карен прошла в соседнюю комнату, но ей не спалось — Нико слышал ее шаги. Оба они были на взводе перед предстоящим вечером.

Нико решил позвонить Маку.

— Мак у телефона.

— Привет, это Нико. Мы с Карен в апартаментах твоего друга. Пока все в порядке. А у тебя как? Есть какие-нибудь новости?

— Только одно. Вчера я связался с шерифом в Силвер-Лейк. Он рассказал мне, что на днях ему позвонил неизвестный и потребовал, чтобы полиция прекратила поиски поджигателя и пригрозил еще одним пожаром.

— И что же?

— Шериф объяснил звонившему, что еще один пожар будет ошибкой с его стороны, а также дал ему знать, что Карен найдена и скоро будет в Миннесоте.

— Хорошо.

— Нико, ты не следователь, не полицейский и не частный детектив. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что мне бы не хотелось, чтобы Карен пострадала.

— Все будет в порядке. Сэм пойдет со мной. Мы не позволим и волосу упасть с головы Карен, так что не волнуйся, Мак. Считай, что я просто провожу очередное научное исследование, только на этот раз вместо клеток под микроскопом будут люди.

— Не забывай, что поступки людей далеко не так предсказуемы и логичны, как жизнедеятельность клеток.

— Поведение клеток тоже не всегда возможно просчитать.

Заглянул Сэм, вручил Нико смокинг и уехал, пообещав заехать за ними в девять.

Подойдя к закрытой двери, Нико предложил Карен выпить чего-нибудь. Она не ответила, наверное, ей наконец удалось заснуть. Нико налил себе стаканчик виски и залпом осушил его. Потом еще раз наполнил было свою рюмку, но остановился. Ему нельзя расслабляться. Сегодня вечером у него должен быть четкий ясный рассудок. Он должен помочь Карен еще один — может быть последний — раз.

Как только ее преследователь выдаст себя и опасность больше не будет угрожать его принцессе, он вернется в свою лабораторию, к работе. Почему-то при этой мысли у него защемило сердце.

Часы пробили половину девятого. Дверь спальни Карен открылась, и она появилась на пороге. Нико обернулся к ней и застыл, потеряв дар речи.

Даже в больничной сорочке Карен оставалась привлекательной, но сейчас она была само очарование. Никогда в жизни Нико не видел женщины прекраснее. Платье сидело на ней как влитое, облегая ее стройную фигурку. Свои роскошные пепельные волосы она заплела в косу и уложила ее на затылке. На ней не было украшений, и ничто не отвлекало внимания от ее естественной грации и элегантности.

— Боже! — ошеломленно прошептал Нико. — Ты выглядишь просто потрясающе.

Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, затем Карен тяжело вздохнула и произнесла:

— Я готова. — Она чувствовала себя Жанной д'Арк, дающей инквизитору разрешение разжечь костер.

Карен тоже с трудом отвела восхищенный взгляд от Нико. Она не узнавала в мужчине, стоящем напротив нее, своего смеющегося цыгана. Не было в нем ничего и от сухого ученого. Он казался грозным, собранным, таинственным, похожим на героя шпионских романов.

На нем были черные брюки и еще не до конца застегнутая белая крахмальная рубашка, открывающая взору Карен его грудь. Желание обнять Нико, покрыть поцелуями — каждый миллиметр — его смуглое, гладкое тело, которое еще недавно ласкали ее пальцы, охватило ее с такой силой, что у нее даже закружилась голова.

Нико смущенно откашлялся.

— Я сейчас буду готов, — наконец выдавил он, пытаясь застегнуть рубашку. Его пальцы заметно дрожали, и он никак не мог справиться с непослушной пуговицей, она все время выскальзывала из петли.

— Дай я помогу тебе, — проговорила Карен, довольная впечатлением, которое произвело на Нико ее преображение.

Он покорно протянул ей руку, но Карен, оказавшись в непосредственной близости от Нико, тоже потеряла контроль над собой. Стоять рядом с ним и не прильнуть к его жаркому страстному телу, было выше ее сил.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в дверь не позвонили. Нико с трудом взял себя в руки и пошел открывать. Это был Сэм Вэйд.

— Ну как, готовы? — спросил он, дергая Нико за рукав. — Вижу, что нет. Может, помочь?

Обойдя Нико, Сэм со свойственной всем журналистам бесцеремонностью прошагал в гостиную. Бросив быстрый взгляд на Карен, он восхищенно присвистнул: — Ого-го!

— Я тоже так думаю, — проворчал Нико. — Так, быстро застегиваем эту чертову рубашку и едем, а то еще опоздаем.

В машине Карен поплотнее закуталась в свое меховое манто. Платье и накидка, которые купил ей Нико, стоили, должно быть, больше, чем весь ее гардероб вместе взятый. Если бы она показалась в таком виде своим ученикам, они приняли бы ее за кинозвезду. А вот мать даже и не заметила бы перемены, происшедшей с Карен. Она вздохнула.

— Где мы? Далеко еще? — спросила она, рассматривая сквозь тонированные стекла машины проносящиеся мимо здания.

Карен попыталась произнести эту фразу как можно более безразличным тоном. Нико внимательно поглядел на нее. Была в ней какая-то загадка, которую ему до сих пор не удалось разгадать.

Скоро они расстанутся навсегда и все, что ему останется, — это только воспоминания.

— Ты никогда раньше не была в Сохо? — спросил он.

— Нет. Но я читала об этом месте. Там, кажется, живут актеры?

Она посмотрела на него, и на ее лукавом лице появилось наивное любопытство. Это рассмешило Нико.

— Да, но только самые знаменитые. Иногда, правда, собирается целая труппа, когда одному платить не по карману.

Под тем предлогом, что он хочет показать ей какое-то здание, Нико наклонился к ее плечу и прикоснулся к ней.

— Посмотри, Карен, вон в том доме располагается галерея, в которой однажды выставлялся Энди Ворхол.

— Хотелось бы и мне жить в таком районе. А может быть, даже в Гринвич-Виллидж. Я всегда мечтала побродить по городу, посмотреть достопримечательности, да и просто интересные уголки, но все не хватало времени.

Карен не замечала, что Нико дотронулся до нее, пока он не осмелел и не обнял ее. Она почувствовала его теплые пальцы у себя на шее и на секунду представила, что они едут на обычный вечер, чтобы провести его вместе.

Но их ждал не просто званый вечер. Эта была мышеловка — хитрая ловушка, силки, расставленные, чтобы поймать ее ускользающее прошлое. Сердце Карен сжалось, она стряхнула руку Нико и откинулась на сиденье.

— Не хватало времени? — переспросил Нико, чтобы сгладить неловкость. — Ничего, когда все уладится, тебе наконец удастся осуществить свою мечту.

— Да, — тихо промолвила Карен. — Я надеюсь, что когда-нибудь в будущем моя мечта осуществится.

И она стала любоваться узкой улочкой, которую они проезжали. Дома здесь были простыми и элегантными, с изящными фасадами, овальными окнами и резными железными решетками балконов.

Нико услышал какие-то новые интонации в ее голосе. Она, как и он, не знала, что может произойти сегодня вечером, но была готова встретить свою судьбу. Одна. Ей больше не был нужен ее цыганский любовник. При этой мысли Нико чуть не застонал.

— Не знаю, — глубокомысленно заявил Сэм, — по-моему, перемены — это хорошо. Вот я, например, думаю, что жен и работу надо менять раз в пять лет, не реже.

— Сэм, ты ведь не женат. Что же касается работы, то ты можешь быть только репортером и никем иным, — рассмеялся Нико. — Люди всегда остаются сами собой, даже когда пытаются измениться. Кстати, Сэм, о нас что-нибудь было в газетах?

— То есть, все ли, кому надо знать, знают о том, что вы с Карен придете сегодня на вечер? Наверное, да. Твой друг Мак позаботился об этом. Так расскажешь ты мне наконец, что затеял? Для чего весь этот сыр-бор?

— Это ловушка для преследователя Карен. Он обязательно придет сегодня на вечер.

— Зачем?

— Он думает, что Карен решила вернуться в Миннесоту и дать против него свидетельские показания.

— А это правда?

За Нико ответила Карен.

— Да.

— А в чем заключается наша задача? — серьезно спросил Сэм.

— Мы должны охранять Карен.

— А что, если ее преследователь так и не объявится?

— Тогда мы просто хорошо проведем вечер — великолепное шампанское, изысканные закуски — и соберем кучу денег для больницы.

— Ну не знаю, Нико, — пробормотал Сэм. — У меценатов, должно быть, странные вкусы, если они придут на этот благотворительный вечер. Я понимаю, если бы он проводился в музее Метрополитен, а то в Сохо… Не уверен, что на этот вечер вообще кто-то придет, кроме нас.

Он сбавил скорость, пытаясь разглядеть номера домов. Света фонарей не хватало, чтобы разогнать сгущавшиеся сумерки.

— Мрачновато тут, — произнес он. — Ты, Нико, конечно, не знаешь, где именно находится нужное нам здание?

— Нет. Но мне кажется, мы его не пропустим.

Вскоре тишину переулка оживили гудки машин. Десятки автомобилей, выстроившись в ряд, высаживали пассажиров и разворачивались для парковки.

Швейцар в темно-зеленой ливрее подскочил к ним и помог Карен и Нико выбраться из автомобиля.

— Я припаркуюсь и догоню вас. Увидимся внутри, — предложил Сэм.

— Нет, пойдем вместе.

Вдоль покрытой ковром лестницы выстроились репортеры. Свет прожекторов ослепил глаза.

— Да это же Николай Шандор с…

— Кто ваша очаровательная спутница, док?..

— Эй, задержись на секундочку, красотка. Я помещу твою фотографию на первую страницу, — долетало до Карен.

— Ого, столько шуму подняли, что сама Шарон Стоун могла бы позавидовать, — пробурчал Сэм.

Неосознанно Карен придвинулась поближе к Нико, и он, ослепительно улыбаясь, обнял ее за плечи. В дверях он замедлил шаг и обратился к журналистам:

— Спасибо всем. Поддержка прессы нам просто необходима. Моя дама поможет мне сегодня вечером привлечь инвестиции в наш госпиталь. Не правда ли, Карен?

— Конечно, дорогой. Для этого мы здесь, — подыграла ему Карен.

Это было неофициальное заявление для прессы. Журналисты схватились за блокноты.

Нико прищурился. Он привлек внимание к Карен, теперь нужно ждать ответных действий от преследователя.

— Ну вот, — еле слышно прошептал он со скрытой угрозой, — мы вынули знамя из чехла, и это не белый флаг.

11

Карен была очарована интерьером галереи. Раньше здесь размешался машиностроительный завод, потом здание отремонтировали и обновили, но двухъярусный потолок в центре оставили нетронутым, и у посетителей создавалось ощущение легкости и простора. На сферической рампе вдоль стен размещались экспонаты.

Произведения искусства предоставили для аукциона меценаты. Все средства, вырученные от их продажи, шли в фонд госпиталя. На этих ежегодных благотворительных вечерах современные художники приобретали известность.

На первом этаже был устроен небольшой банкет для гостей. Столы ломились от всевозможных закусок и напитков. В холле играл струнный оркестр, но смех и оживленные голоса почти заглушали музыку.

В фойе Карен неохотно отдала свое пальто швейцару. Ей не хотелось расставаться с мехом даже на время, и то ли от того, что ей вдруг стало холодно, то ли от того, что на нее обратились любопытные взгляды, Карен зябко передернула плечами.

— Ну, пойдемте. — Нико предложил Карен руку, и они направились к бару.

— Нико, ах ты негодник! — К ним подошла рыжеволосая дама. — Сейчас же представь нас друг другу! Кто эта очаровательная молодая леди?

— Карен, это Абигейль — владелица одного из самых крупных домов моделей в нашем городе. Абби, познакомься с Карен Миллер. Карен только что прибыла из края, где царят снег и лед.

— Из Норвегии? — поинтересовалась Абигейль. — Как интересно. Ваши платье и прическа просто потрясающи. Должно быть, вы фотомодель или актриса?

— Совсем нет, — пояснила Карен. — Я всего-навсего школьная учительница из Миннесоты.

— Какая глушь! — весело прощебетала Абби и дружелюбно наклонилась к Карен: — Я сама из Алабамы, но держу это в секрете. Пусть наши маленькие признания останутся между нами. — Она улыбнулась. — А можно полюбопытствовать, что свело вместе школьную учительницу из Миннесоты и доктора из Общественного госпиталя милосердия?

Карен не смогла сдержать улыбку. Абби ей ужасно понравилась, и она стала чувствовать себя свободнее. В конце концов, может быть, вечер действительно пройдет неплохо.

— А вы разве еще не слышали? — живо отреагировала Карен. — Он променял свою работу на белого коня. Правда, осталась старая привычка таскать тапочки у пациентов.

— Тапочки? — непонимающе переспросила Абигейль.

— Да я просто пошутила. Нико знает, о чем речь, — пояснила Карен.

Представив Карен гостям, Абби немедленно приступила к задуманному. Нико не оставлял Карен ни на минуту, не отходил ни на шаг. Он внимательно следил за происходящим, помня, что опасность может возникнуть в любой момент. Но пока ни Майлс Ламберт, ни таинственный репортер ничем не обнаруживали себя. Казалось, план Нико не сработал.

К полуночи Карен уже едва держалась на ногах. От яркого света и гула голосов у нее раскалывалась голова. Извинившись, Карен выскользнула в туалет.

Она считала свою роль сыгранной. Нико преувеличил значимость пресс-релиза. Если бы только она смогла выбраться отсюда незаметно и поехать в свою гостиницу! Она так устала от всей этой шумихи! Но даже если бы ей и удалось выскользнуть из галереи, то до гостиницы она все равно бы не добралась. У Карен не было денег даже на подземку, не говоря уже о такси.

Тут она заметила Сэма. Он ходил кругами вокруг какой-то непонятной металлической конструкции и разыгрывал живейший к ней интерес. Скульптура, которой «восхищался» Сэм, должно быть, представляла люмпена нью-йоркского дна. Конечно, это Нико приказал ему сверху следить за происходящим. Если ей удастся привлечь Сэма на свою сторону, то он поможет ей выбраться из галереи.

Улучив момент, когда Нико, приветствуя новых гостей, повернулся в другую сторону, Карен двинулась к Сэму, стараясь, чтобы Нико ее не заметил.

Вдруг Карен увидела, что Сэм направляется в сторону открытой двери, которую она раньше не заметила. Карен ускорила шаг, но не успела добраться до Сэма — он шагнул внутрь ниши и закрыл за собой дверь.

Что же теперь делать? Лучше всего подождать, наверное, он скоро вернется. Она отошла в сторону и спряталась за композицией из зеркал и витого серебристого металла. Освещение на втором этаже было довольно слабым, но эта скульптура отражала скудный свет и сверкала в полумраке подобно драгоценному камню.

Карен не отрываясь следила глазами за таинственной дверью. Вдруг она отворилась, и в темноте дверного проема возник Сэм.

Наконец-то! Карен нашла глазами Нико — он по-прежнему ее не видел — и она направилась к нише.

— Сэм?

Мужчина оглянулся и шагнул к ней. Карен вгляделась в его лицо. Это был не Сэм. Но она знала этого человека. На нем была та же самая маска, что на поджигателе в ночь Хэллоуина.

— Майлс! — ахнула Карен. Вся надежда теперь была только на Нико. Если ей удастся привлечь его внимание, то он подоспеет на помощь.

— Что ты сделал с моим другом? — выкрикнула Карен, сжав кулаки и решительно шагнув к Майлсу.

— Хочешь присоединиться к нему? — Стальные пальцы схватили Карен за запястье. Она попыталась вырваться, но не успела. Человек в маске втолкнул ее в нишу и запер за собой дверь на ключ.

— Я буду кричать! — пригрозила Карен, зная, что только нарочитое спокойствие и невозмутимость могут спасти ее. Если она покажет преступнику свой страх, то проиграет. — Внизу люди, мои крики услышат и придут на помощь.

— Ты обещала. Почему ты нарушила свое слово? — пробормотал поджигатель хриплым голосом.

— Обещала? Что я тебе обещала? Скажи мне!

— Ты сама все прекрасно знаешь, глупая девчонка. Ты обещала не вмешиваться. Взамен ты получила мое слово, что я не убегу. Но я солгал. Он знал, что я все равно не останусь. Он не хотел отпустить меня даже после того, как узнал всю правду. Из-за тебя меня так долго держали взаперти.

Карен внимательно прислушивалась. Голос человека показался ей странно знакомым, но в маске не было прорези для рта, и это сильно изменяло голос, приглушая его и придавая ему хрипоту.

Раньше она боялась за Нико, потом за Сэма. И только теперь Карен впервые по-настоящему испугалась за себя. Преступник, несомненно, страдал психическим расстройством, а Карен знала, что ментальные отклонения зачастую сопровождаются необычайной физической силой. План Нико сработал.

Сработал, но не так, как он рассчитывал. А что, если Нико так и не заметил, что она исчезла? Она не хотела умирать, не увидев его в последний раз, не сказав ему, как сильно она его любит. Карен попыталась освободиться, но руки преступника сжимали ее с нечеловеческой силой и тащили ко второй двери, двери балкона, залитого серебристым лунным светом.

— Пойдем со мной, Карен. У меня для тебя есть небольшой сюрприз, — приговаривал человек в маске.

Зубы Карен стучали от страха. Она дрожала как осиновый лист. Ей очень хотелось жить, но она знала, что преступнику не удастся заставить ее подчиниться его требованиям. Однажды она уже отступила перед ним, сбежав из Миннесоты. Но больше этого не будет.

— Постой! — воскликнула Карен. — Там холодно, мне нужно мое манто! Позволь мне взять его, и я пойду с тобой куда угодно!

— Манто тебе не понадобится. Потерпи еще несколько минут, и тебе станет жарко. Очень жарко.

Раздался смех — яростный, жестокий, дьявольский.

— Зачем ты не послушала меня? Теперь мне придется тебя наказать!

Внезапно снаружи зазвучали голоса. Карен прислушалась.

— Где она? — встревоженно говорил Нико. — Не могла же она просто взять и испариться! Карен!

Сердце девушки бешено застучало. Это не фантазия, не сон. Это действительность, и ей на помощь, подставляя себя под удар, спешит единственный человек, которого она любит. Она чуть было не закричала, но в последнее мгновение сдержалась. Преступник не шутит. Он готов на все, а Карен не могла допустить, чтобы что-нибудь случилось с ее Нико.

Она беспомощно оглядывалась по сторонам, надеясь на чудо.

— У тебя ничего не выйдет, Карен, — проревел человек в маске. — Вскоре я отучу тебя вмешиваться в мои дела. Никто, слышишь, никто не смеет стоять у меня на пути!

Глаза Карен постепенно привыкли к темноте. На полу она увидела темную скорчившуюся фигуру.

— Сэм? Сэм, что с тобой? — воскликнула она.

— Он жив… пока. Мне он ничего не сделал, но теперь, когда моя месть так близка, я не могу позволить кому-либо разрушить мои планы. Слишком больших трудов мне стоило найти тебя.

Преступник чиркнул спичкой и зажег факел.

— Что ты собираешься делать? — испуганно спросила Карен.

— Хочу преподать тебе урок.

Ей показалось, что Сэм едва слышно застонал, приходя в себя. Во что бы то ни стало надо было протянуть время.

— Как тебе удалось разыскать меня?

— Мне очень помог репортер из Силвер-Лейк. Он не поверил в то, что ты погибла, и пришел ко мне, чтобы взять интервью. Он рассказал все, что ему удалось узнать. Он-то думал, что разобрался, что к чему, но ошибся. Дурак. Он привел меня прямо к тебе.

Наступил критический момент. Карен необходимо было вспомнить все до мельчайших подробностей. И как предполагал Нико, память восстанавливалась с ошеломляющей быстротой. Она вспомнила, что не хотела уезжать из Миннесоты, но у нее не было выбора. Она ощущала себя преступницей, помогая поджигателю избежать правосудия. Она должна была покинуть Силвер-Лейк. Но Карен и подумать не могла, что в полиции ее сочтут погибшей.

Тряхнув головой, Карен с усилием вернулась к действительности. Надо продолжать говорить, тянуть время, пока она что-нибудь не придумает. Полиция наверняка уже спешит ей на помощь.

— Репортер? — переспросила Карен. — Да, конечно, он звонил мне. Он хотел поговорить со мной, сказал, что знает, почему я уехала. Твои родители обещали отослать тебя в клинику, если я исчезну из Силвер-Лейк.

— Все они дураки. Ты мне не поверила, так что пришлось сделать тебе небольшое предупреждение.

— Я поверила тебе, потому и уехала.

— Да, но только после того пожара в детском саду. Ты ведь не могла допустить, чтобы пострадала твоя мамочка.

— Да, — Карен припоминала подробности. — Мы договорились. Я пообещала покинуть Миннесоту и не возвращаться, если пожары прекратятся. Я не могла позволить, чтобы еще кто-нибудь пострадал. Но теперь все это уже не имеет значения, разве не так? Ведь репортер знает правду.

— Знал. Именно поэтому мне и пришлось убить его. Толкнуть его под машину не получилось, но поезд в подземке ничуть не хуже такси. Наверное, его тело до сих пор не нашли.

Карен била дрожь от нахлынувшего на нее панического страха.

— Так значит… это ты толкнул меня под такси? — Ну конечно, кто-то действительно толкнул ее в спину, когда она вышла на проезжую часть. — Я шла в полицейский участок.

— У тебя упал кошелек, и мне пришлось рисковать, чтобы засунуть тебе его обратно в карман. Но мне повезло. Никто меня не видел. Все должны были знать, что это не простое ограбление — это было мое наказание. Но ты выжила, поэтому я собираюсь устроить еще один небольшой пожар. На прощание.

И тут Карен с ужасом поняла, что, почти ничего не соображая от испуга, не почувствовала запаха бензина, который был разлит на полу.

— Майлс, почему? Ведь все те люди, что внизу, ничего тебе не сделали! За что они должны страдать, почему они должны расплачиваться за мои ошибки?

— Не понимаешь?

— Карен! — Взволнованный голос Нико раздался прямо за дверью.

Она не ответила. Майлс стоял между ней и Нико. Нико не должен пострадать.

— Карен! Принцесса, где же ты? Черт побери, отзовись же наконец!

Раздался злобный смех.

— Значит, ты у нас принцесса?

— Одумайся, пока не поздно, — решительно проговорила Карен. — Или тебе придется иметь дело с Нико.

— Нико? Выходит, твой дружок не этот дохляк, который свалился от одного удара по голове? Жаль. Но ничего. Сейчас ты в разлуке со своим милым, но скоро огонь соединит вас.

— Но он доктор, — сказала Карен, хватаясь за соломинку, но понимая, что ничто не остановит преступника. — Он может помочь тебе.

Слишком поздно Карен поняла, что ей не следовало этого говорить.

— Больше никаких докторов! — взвизгнул поджигатель.

Тут в дверь неистово забарабанили, и Майлс оттолкнул Карен к балкону.

— Не делай этого, пожалуйста, — молила Карен, пытаясь освободиться от мертвой хватки преступника. Ее больше не беспокоила собственная участь — она переживала за ни в чем неповинных людей.

— Хватит болтать, Карен. Готовься к смерти.

Поджигатель подтащил Карен к краю, и, как она ни сопротивлялась, ей не удалось вырваться — Майлс был намного сильнее ее. Ей удалось сбросить туфли, и она с отчаянием упиралась.

— Посмотри вниз, малышка Карен. Если ты не хочешь сгореть заживо, тебе придется спрыгнуть вниз. Я в любом случае избавлюсь от тебя. Выбирай же.

Карен никогда не занималась единоборствами и не отличалась силой, но увидев, как Майлс кинул горящий факел на пол недалеко от лежащего без сознания Сэма, она словно осатанела.

Карен развернулась и резким движением оторвалась от человека в маске. Через балконную дверь она увидела, как вспыхнул бензин, как яркие ручейки пламени побежали к дверям и окружили низкий деревянный бордюрчик крыши огненным кольцом. Пламя, зажженное Майлсом, ярко-алой паутиной начало опутывать балкон.

До Карен донеслись крики и грохот выломанной двери. В горящую комнату ворвался Нико. Он остановился около Сэма и помог ему подняться на ноги.

— У него Карен, — прохрипел Сэм.

— Где? — закричал обезумевший Нико.

— Ну-ка скажи им, чтобы не подходили! — пригрозил Майлс. Он опять набросился на Карен и еще ближе притянул ее к краю.

В то же мгновение Нико, прыгнув сквозь огненные языки пламени, вырос прямо перед поджигателем.

— Отпусти ее, — спокойно произнес он. — Больше тебе никому не удастся причинить зло.

— Не двигайся! Один шаг — и я спрыгну вниз вместе с твоей принцессой.

— Уходи, Нико, — тихо, но решительно проговорила Карен. — Майлсу нужна только я. Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал.

— Не делай этого, Майлс, — продолжил Нико, проигнорировав слова Карен. — Ты не отдаешь себе отчета в своих действиях. Ты болен. Болезнь пожирает твой разум, одному тебе с ней не справиться, а я могу помочь.

— Мне никто не может помочь.

— Я помогу тебе. Я знаю одно место, где о тебе позаботятся. Это место называется «Дом надежды», там находится мой отец. Я уверен — там тебя вылечат.

— Меня запрут под замок? Это бесполезно. Я все равно сумею найти способ выбраться.

— Я в этом и не сомневаюсь. Ты, должно быть, умный человек, раз полиции так и не удалось тебя поймать.

— Что ты можешь знать обо мне?

— У меня была сестра. Она была очень несчастна. Она пожертвовала своим будущим, чтобы спасти меня. Я винил себя в ее смерти. Но потом я понял, что наша жизнь полна выборов. Мы можем однажды повернуть налево вместо того, чтобы пойти направо, но даже совершив ошибку, мы имеем право на помощь, на сочувствие.

— Мне не нужна ничья помощь, доктор, а тем более сочувствие.

— Моя сестра говорила то же самое. Она не хотела принять мою помощь.

Карен замерла. Зачем Нико рассказывает поджигателю о своей сестре? Вдруг она поняла — он пытается отвлечь Майлса.

Нико все продолжал говорить, и вдруг Карен почудилось какое-то движение. Отблески пламени играли на гладкой поверхности маски, огонь расцветал словно гигантский цветок на фоне темного ночного неба, превращая поджигателя в черный безликий силуэт. Карен слышала доносившиеся снизу крики. Все вокруг заволокло дымом, глаза щипало, и стало трудно дышать.

— Довольно разговоров. Вам всем наплевать на меня. Убирайтесь прочь! — прервал Нико преступник. Он еще на шаг отступил к краю, таща за собой Карен. — Я не вернусь в больницу! Никогда!

— Почему? — спросил Нико, придвинувшись ближе к Майлсу и Карен. — Разве тебе было плохо в санатории?

— Замолчи. Ты не знаешь, что это такое. Никто не знает. Даже малышка Карен, умная Карен, которая позаботилась о том, чтобы меня держали взаперти. Умная малышка Карен!

— Почему ты зовешь меня «малышкой»?

В ответ раздался злобный смех.

— А ты не знаешь? Ты слепа. До последнего момента ты так и не поняла, кто скрывается под маской!

— Под маской? — машинально переспросила Карен, прислушиваясь к приглушенным шагам справа и слева от нее. Приехавший пожарный грузовик дал сигнал, Майлс испуганно вздрогнул и, повернувшись через плечо, ослабил хватку. Карен поняла, что это ее единственный шанс. Она изо всех сил ударила преступника под дых, и тот упал на горящую стену, хватая ртом воздух.

— Беги! — выкрикнул Нико. Подоспевший Сэм подхватив Карен, оттащил ее от края.

В то же мгновение Нико кинулся на поджигателя, который пытался подняться на ноги. Борьба была недолгой. Нико схватил Майлса за правую руку и, пытаясь оттолкнуть его, нечаянно сорвал маску. Она пролетела несколько метров и упала к ногам Карен.

Человек, боровшийся с Нико, не был Майлсом. Под маской скрывалась женщина.

Поджигательница процедила проклятие и бросилась вниз, таща за собой Нико. Отчаянный крик, полный ужаса и боли, утонул в темноте.

Последний кусочек головоломки лег на свое место. Карен вспомнила, почему скрывалась, почему не хотела возвращаться к жизни.

— Мама! — прошептала она сквозь слезы.

Вторник, 18-е.

Общественный госпиталь милосердия

— Ты ведь не умрешь и не оставишь меня одну теперь, когда между нами ничего не стоит, мой любимый цыган? — прошептала Карен. — Я буду рядом с тобой до тех пор, пока ты не придешь в себя.

Голос был мягким, ласковым и очень сексуальным. Ему нравился этот нежный женский голос. Пальцы гладили его ногу, забираясь все выше.

— Теперь моя очередь спасать тебя, Нико. Пожалуй, я наконец смогу рассказать тебе все до конца. Это моя мать устраивала поджоги. Она находилась на лечении в том же самом санатории, куда время от времени помещали Майлса. Каким-то образом они познакомились и даже подружились. Майлс, наверное, рассказал моей матери о том, как он поджег соседский сарай. И вот тут-то моей матери и пришла в голову эта сумасшедшая затея.

Нико внимательно слушал, но никак не мог понять, о чем говорит обладательница сексуального голоса. Все это было похоже на сон.

— Все поджоги совершила моя мать, а не Майлс. В ночь накануне Дня всех святых она нашла оставшуюся после вечеринки маску привидения и умудрилась с помощью других пациентов сбежать из больницы. Она и раньше уже неоднократно проделывала это. Наверное, она спряталась в кузове грузовика и в нем приехала в город.

Маска привидения?

— Моя мать много времени провела в больнице, поэтому знала о заведенных там порядках. Она знала, что я должна сообщить начальнику санатория о том, куда я еду. Вот так-то ей и удалось разыскать меня в библиотеке. После аварии один из бездомных, околачивающихся возле библиотеки, где я работала, сказал ей, что меня увезли в Общественный госпиталь милосердия. Когда она добралась до больницы, ты уже увез меня. Но мою мать не так-то просто было сбить с толку. Она могла быть очаровательной, когда хотела, и кто-то из медперсонала, не устояв, разрешил ей просмотреть твои записи.

Голос был тихий и чувственный. И хотя слова, произносимые им, не вязались с обольстительным тоном, Нико все равно нравился этот голос, казавшийся ему таким знакомым. Мягкие женские руки нежно ласкали его тело.

— Моя мать обманула репортера из Силвер-Лейк. Она сказала, что отвезет его ко мне, что я дам эксклюзивное интервью, а в подземке столкнула его на рельсы. К счастью, все обошлось, сейчас он пока еще в больнице, но скоро с ним все будет в порядке.

Взяв руку Нико в свою, Карен поцеловала кончики его пальцев. Она не знала, ощущает ли Нико ее присутствие, но, пытаясь ласками привести его в себя, Карен сама завелась не на шутку.

— Мне необходимо будет вернуться в Силвер-Лейк, чтобы уладить беспорядки в своем родном городе, а потом я повезу тебя на наш остров. Золотые пляжи, залитые солнцем, и прозрачное голубое Карибское море.

Остров? Да, кажется, ему снился остров. Но там был только снег. Снег, лед и холод. Хотя нет, холод отступал, когда они занимались любовью на полу перед камином, в котором потрескивал огонь.

— В туристическом агентстве мне сказали, что наше маленькое бунгало стоит на самом отшибе, так что мы там будем абсолютно одни, никто нас не потревожит. Правда, у них нет шелковых простыней, так что нам придется захватить парочку с собой.

Шелковые простыни?

— Кстати! Я недавно говорила с твоим другом Маком. Так вот, он посылает тебе в подарок домашние тапочки и десять килограммов сахарного песка для кофе.

Женщина заразительно рассмеялась.

Нико никак не мог вспомнить ее имя, но в нем росла уверенность, что он ее знает. В его памяти воскресал ее облик. Высокая, стройная, с белой кожей и пепельными волосами. А глаза — его любимого цвета, цвета голубого мрамора.

Пальцы Карен добрались до живота и стали спускаться ниже. Реакция последовала незамедлительно. Карен вновь рассмеялась.

— В больнице не хватает свободных кроватей, Нико, а мне не хватает тебя. Очнись, и мы вместе пойдем домой.

Больница? Да. Я, кажется, припоминаю. Была пятница, тринадцатое. Ты была в коме, а я…

Хотя его глаза по-прежнему оставались закрытыми, но доктор Николай Шандор внезапно очнулся. Карен. Она жива, слава Богу. Он тоже жив. Нико не помнил, что произошло на крыше, как все закончилось, но они были вместе.

Словно угадав его мысли, Карен продолжала:

— Ты сорвался с крыши и упал, ударившись головой, на площадку пожарной лестницы. У тебя только легкое сотрясение мозга. А моя мать сломала ногу, и ее увезли в «Дом надежды». Пожалуйста, Нико, — взмолилась Карен. — Тебе уже давно пора очнуться. Ты мне нужен.

Проклятие, не сработало. Нико не открывал глаза. Надо срочно предпринять что-нибудь еще. Внезапно ответ пришел к Карен. Может быть, он и не слышит ее, но она должна это сказать. Пусть он узнает, что она чувствует.

— Николай Шандор, ты создал для меня прекрасную сказку, в которой мужчина и женщина полюбили друг друга. Мечта стала реальностью, по крайней мере для меня. Слышишь меня, ты, злодей? Я люблю тебя, Нико, и хочу, чтобы наша любовь длилась вечно.

Она любит меня.

Как ни старался, Нико не смог удержаться от улыбки. Ему хотелось притворяться бесчувственным, чтобы Карен продолжала говорить с ним, нравилось чувствовать прикосновения ее нежных пальцев. Он тоже хотел только этого же — чтобы их любовь длилась вечно. Но сейчас он просто не мог отказать себе в маленькой шалости.

— Нико, помнишь, ты говорил мне, что хочешь сжимать меня в своих объятиях, когда наши обнаженные тела переплетутся в агонии страсти. Ну же, мой любимый порочный цыган, открой глаза, чтобы мы воплотили в жизнь самые смелые наши фантазии.

Ничего.

— А еще ты говорил мне, что тебе нравится ласкать мое тело. Я тоже люблю твое прекрасное сильное тело, Нико. Чувствуешь мои руки, обнимающие тебя?

Ее пальцы продолжали двигаться по его телу, дразня и возбуждая. И тут Нико не выдержал и открыл глаза.

— Нико! — воскликнула Карен, прижимаясь к нему. — Ты очнулся! Я так волновалась. Когда ты пришел в себя, негодник? Чего успел наслушаться?

Нико рассмеялся.

— С тобой все в порядке?

Нико обнял Карен, а потом приподнял пальцем ее подбородок.

— Пока нет, — ответил он. — Но со мной будет все в порядке, если ты кое-что сделаешь для меня.

— Все что угодно.

— Для начала встань.

Она вскочила с кровати.

— Ой, прости. Ты, должно быть, весь в синяках, я даже не подумала об этом.

— А теперь иди к двери.

Улыбка моментально сошла с лица Карен, вся ее радость улетучилась.

— Нико, прости меня. Клянусь, я не знала, что это моя мать. Вообще-то она мне даже не мать, а мачеха. Я знала об этом, но заботилась о ней как дочь. Она не была здорова, и мой отец подумал, что ребенок вернет ей интерес к жизни. Сама она не могла иметь детей, и когда он услышал обо мне… моя мать умерла при родах… он…

— Карен, ты не поняла…

— … он принес меня домой. Но его жена не была счастлива. Когда он умер, она почувствовала себя запертой на ферме, которую ненавидела. У нее начались постоянные вспышки беспричинного гнева, и я больше не могла держать ситуацию под контролем. Я не хотела выносить сор из избы, поэтому попросила о помощи одного старого друга отца. Мы продали ферму, и он подыскал для моей матери санаторий, где о ней могли бы заботиться. Она всегда обвиняла меня в своих несчастьях и покалеченной жизни. И как за ней ни следили, она умудрялась сбегать из больницы и…

— Карен, успокойся.

— Конечно, я все понимаю, Нико. С тобой теперь все будет в порядке. Ты помог мне, и я благодарна тебе за это, но теперь тебе пора вернуться к работе.

Нико начинал терять спокойствие. Нетерпеливым голосом он произнес:

— Карен, ты помнишь свой сон?

Она вздрогнула. Ее чувства к Нико не только не ослабевали, но становились сильнее с каждым мгновением.

— Да, конечно, помню. А что?

— Мы не на болотах. У меня нет никакой белой лошади, а даже если бы и была, я все равно не смог бы вскарабкаться на нее. Не знаю, куда нас это приведет, но сейчас — твоя очередь пофантазировать за нас обоих.

Карен нахмурилась.

— Я не понимаю.

— Карен, да закрой же ты наконец эту чертову дверь и иди сюда.

Несколько мгновений она стояла в нерешительности.

— Значит, ты меня не прогоняешь?

Он улыбнулся своей ослепительной улыбкой.

— Нет. Моя жизнь была очень одинокой, Карен. И я даже не осознавал этого, пока не появилась ты. Нет, я тебя не прогоняю.

— Вот и хорошо. Потому что я все равно не ушла бы. А дверь уже закрыта.

— Тогда почему ты не идешь ко мне?

— Я жду.

— Чего?

— Догадайся сам.

Он закрыл глаза и довольно потянулся.

— Я чувствую себя прекрасно. И буду чувствовать себя еще лучше, если ты меня поцелуешь.

— Нет. Это не те слова, доктор Шандор. Я жду от тебя других слов.

Нико открыл глаза и проникновенно посмотрел на Карен.

— Я с первого взгляда полюбил тебя. Когда ты стояла на краю балкона и была готова ради меня спрыгнуть вниз, то я подумал, что потерял тебя. Моя сестра ведь тоже пожертвовала своим счастьем, своей жизнью во имя меня. Я не смог спасти ее, но потерять тебя было выше моих сил. Для этого я слишком люблю тебя. Я никогда не отпущу тебя, Карен, слышишь? Мы всегда будем вместе. — Нико замолчал, не спуская с нее горящих глаз. — Я люблю тебя, Карен Миллер. Ты никогда не покинешь мир нашей фантазии, который мы создадим вместе.

Карен ничего не ответила Нико. Она молча стала снимать свой голубой свитер.

Нико застонал от восторга: под свитером ничего не было.

— Что это у тебя? Татуировка? — хрипло спросил он, дотрагиваясь пальцем до маленькой черной кошечки с серьгой в одном ухе.

— Ты грешник, Нико, да и я не святая. Нам больше подходит черная кошка, чем белая лошадь. — вкрадчиво пояснила она. — Нравится тебе моя кошечка?

Нико хотел было что-то сказать, но не смог произнести ни звука.

— Знаешь, я отыскала ее в детском отделе одного магазинчика. Эта временная татуировка будет напоминать нам о дне нашего знакомства. Ведь это было в пятницу, тринадцатого, помнишь? — спросила она, расстегивая джинсы.

— Отныне этот день будет счастливым для нас.

— Мяу!

Эпилог

Линкольн Макаллистер вызвал на экран файл из своего компьютерного банка данных. Коннер Престон. Давненько он не вспоминал про Коннера, с тех пор, как тот покинул Шангрилу.

Мак не был уверен, стоит ли вызывать Коннера. Всему миру он был известен как утонченный миллионер, занимающийся импортом и экспортом, но Маку была известна вся подноготная Коннера. Поэтому-то он и сомневался.

Кое-кто считал, что Коннер погиб десять лет назад, и он, зная об этом, бесстрашно играл со смертью, дразня ее, балансируя на краю пропасти. Он искушал судьбу, презирая опасность, рискуя погибнуть в любую минуту.

Но другого выхода у Мака не было. Коннер Престон — единственный из «ангелов», кто мог предотвратить надвигающуюся трагедию.

Мак снял трубку и набрал номер человека, которого ненавидел и боялся весь преступный мир. Человека, известного им под именем Тень.

На другом конце света Коннер Престон ослабил галстук и расстегнул воротничок рубашки, откинувшись на спинку кресла.

— Мак, ты же знаешь, я сделаю все, о чем ты попросишь. Я не могу отказать тебе, но вот уже много лет, как я не работаю на правительство.

— Это нужно сделать не для правительства, Коннер. Меня просил об этом посол.

— Это почти одно и то же. Не забывай, мы с тобой разработали проект «Невыполнимое задание» для частников. Плати деньги, и я найду, спасу, уберу.

— Я все помню, но это действительно очень важно. Шангрила под угрозой. И ты единственный, кто может остановить катастрофу. Поверь, по пустякам я не обращался бы к Тени.

Коннер крутанулся в кресле. Из окна своего кабинета в Венеции он задумчиво смотрел на спокойные медленные воды канала, и это его успокаивало. Десять лет назад Мак занес его в свой список «ангелов» после того, как спас ему жизнь и нашел применение навыкам и умениям, которые Коннер приобрел за годы службы в подразделении военных сил специального назначения.

Десять лет назад ребята из подразделения дали ему прозвище Тень за умение приходить и уходить, оставаясь незамеченным. Коннер Престон был лучшим, и так оно и оставалось, пока он не совершил роковой ошибки.

Он доверился женщине. Ее звали Эрика Фаллон. Витая в облаках от переполнявшего его счастья, он шел со своим лучшим другом в церковь, в которой должно было состояться их венчание. Но там их ждала засада. Барт был убит в перестрелке, а самого Коннера ранили.

Невеста исчезла без следа.

— Если ты откажешься, Коннер, я пойму, — помолчав, произнес Мак. — И постараюсь найти кого-нибудь взамен.

Коннер поднялся и вышел на балкон. Яркое солнце, неторопливо проплывающие гондолы охладили его гнев. — Тебе не придется искать мне замену, Мак. Если бы не ты, я был бы уже мертв или сидел в тюрьме. Раз ты обратился ко мне, значит, другого выхода действительно не было. Я — последняя инстанция. Тень сделает то, о чем ты просишь, Мак. Но ты помнишь мои условия: я работаю один.

— На этот раз у тебя будет напарник. Без женщины, через которую посол связался с нами, тебе не справиться. Она — ключевое звено в цепи миссии.

— Понятно. Кто она?

Последовала продолжительная пауза.

— Эрика Фаллон.

Коннер Престон уже давно повесил трубку, а Мак все сидел, положив пальцы на рычаг телефона. Все получилось так, как он планировал. Встряхнув головой, он набрал следующий номер.

— Эрика. Он едет. Теперь все в твоих руках.

1

Моне, Клод (1840–1926) — французский живописец. (Здесь и далее примеч. перев.)

2

Chicago Bulls — американская баскетбольная команда.