Глава 1

Наверняка никто никогда не переходил мост в такую скверную погоду ночью. Дождь, мелкий и частый, почти как туман, холодным серым саваном отгораживал меня от всего мира, от бледных лиц за запотевшими, мокрыми от дождя окнами автомобилей, пролетавших мимо меня, рассекая колесами воду на асфальте.

Даже яркие ночные огни Манхэттена еле светились желтым размытым пятном сквозь пелену дождя. Где-то там внизу я оставил свой автомобиль и пошел, подняв воротник плаща и втянув голову в плечи, в темноту расстилавшейся передо мной ночи.

Я шел и курил сигарету за сигаретой, бросал окурки перед собой и смотрел, как они, описав дугу, падают на мокрый асфальт. За окнами домов своим чередом шла жизнь, но я ничего не замечал. Те немногие люди, которые, подобно мне, оказались в эту ненастную погоду на улице, с любопытством смотрели из своих укрытий-подъездов на меня, человека, одиноко бредущего под дождем по мокрому тротуару. Я чувствовал их взгляды, отрываясь от своих тягостных мыслей.

Итак, я шел по мокрой цементной тверди тротуара, как по дну каньона, образованного громадами зданий, и не заметил, как стены из кирпича и бетона исчезли и я оказался окруженным паутиной металлоконструкций. Улица вывела меня на пешеходную дорожку моста, соединяющего два штата. Я взобрался на бордюр моста и, перегнувшись через ограждение и потягивая сигарету, смотрел на красные и зеленые огни катеров и лодок, проплывавших подо мной. Их огни подмигивали мне, а гудки словно пытались что-то сказать.

Будто глаза и лица. И голоса. Закрыв лицо руками, я ждал, пока видения исчезнут. Интересно, что бы сказал судья, увидев меня в таком состоянии. Возможно, он усмехнулся бы, поскольку все считают меня крутым, крепким парнем, а я стою здесь, потерянный и опустошенный, с ватными руками.

Он был всего лишь маленький старый судья, с глазами, словно две спелые вишни. С копной седых волос и ангельским голоском, со старческой морщинистой кожей. Но благородство и опыт делали его высшим судиею, выносящим приговор за твои грехи.

Его глаза, смотревшие на меня, говорили больше, чем те слова, с которыми он обращался в зал, переполненный людьми. Он говорил твердо и с горечью, как говорят правые, мудрые люди, обвиняя не правых. С отвращением и ненавистью судья поведал обо мне как об убийце, достойном кары, но которому закон сделать ничего не может, поскольку этот убийца работает по лицензии как частный детектив. Итак, по определению я убийца, но закону не остается ничего иного, как только погрозить мне пальцем.

К черту, пусть тогда государство уничтожит все оружие… Может, он думает, что я должен стоять и звать полицейских на помощь, когда какая-то сволочь готова выпустить в меня пулю?

Если бы все было так просто. Я и раньше проходил подобные процедуры. Но он разбередил мне душу, и всплыло многое из похороненного и забытого прошлого. Он не остановился на этом, сорвал с меня покров и оставил нагим перед самим собой. Ему следовало бы взглянуть вместе со мной на события пятилетней давности и сказать мне, как следует вести себя на войне, где царят сила оружия и непристойное удовольствие от жестокости убийства, санкционированного законом. Да, это был я. И мог бы куда как убедительно об этом рассказать, если бы заговорил. Там, в джунглях, влажных и темных, там, на песчаных берегах, пропитанных запахом разлагающихся мертвых тел, там, среди меркнущих закатов и восходов, исхлестанных пулями, я испробовал вкус смерти и настолько привык к нему, что уже не смог вкушать плоды нормальной цивилизации.

Черт, судья достал меня. Он резал меня живьем на куски, пока я не превратился в ничто, в ком грязи, в подонка. Его кулаки опускались на стол в такт фразам, которыми он, словно очистительными струями, собирался смыть меня в водосток вместе с другим дерьмом, оставив наслаждаться жизнью только хороших и послушных, живущих в чистоте законов.

Однажды я умру, и мир будет награжден моей смертью. Остается только один вопрос: почему я живу и дышу до сих пор?.. Какое есть оправдание моего существования, если во мне нет ничего хорошего? Он вернул мне мою душу со всей накопившейся горечью и тяжестью, ненавистью… Заставил меня убраться, не дав возможности ответить.

Судья начал читать новое дело еще до того, как я успел дойти до выхода из зала. Интересное, кстати, дело, но никто не обратил на это внимания. Все смотрели на меня с таким любопытством, ужасом и презрением, как смотрят люди на грязное, ужасное, необычное существо в клетке зверинца.

Только в глазах у некоторых я смог различить проблеск участия. Пат был в зале. Он подбадривающе кивнул мне, давая понять, что все в порядке, но ведь я был его другом. Однако судья сказал кое-что такое, что Пат и сам пытался говорить мне много раз. Там был также и Питер, слишком старый, чтобы гоняться за горячими новостями, и подбирающий их в зале суда. Он помахал мне с выражением участия. Питер был циником и любил парней такого типа, как я. К тому же я подкинул ему материал для нескольких историй.

Вельда. Очаровательная Вельда. Она поджидала меня у двери и, когда я подошел к ней, подставила губы для поцелуя. Десятки глаз, следящие за мной, мгновенно перекинулись на красавицу в коротком облегающем костюме, реагирующем на каждое движение ее великолепного тела. Глаза всех оценивающе пробежали по ее роскошной фигуре и остановились на лице, красота которого могла удовлетворить самый изысканный вкус. Она слегка откинула голову, тряхнув своими стриженными под мальчика волосами, и послала такой взгляд всем этим добропорядочным господам и седовласому представителю закона, который они долго будут помнить.

Конечно, Вельда была моей. Но сколько же прошло времени, прежде чем я понял, насколько сильно она любит меня, сколько времени! Но теперь я знаю это и уже никогда не забуду. Только одна она была чем-то достойным в моей жизни, и я дорожил этим.

— Пойдем отсюда, Майк, — сказала она. — Я презираю людей недалекого ума.

Мы вышли из здания и сели в мою машину. Она знала, что я не хочу говорить о происходящем, и всю дорогу сидела молча. Когда Вельда выходила из машины возле своего дома, было уже темно и начинался дождь. Она взяла мои руки в свои и слегка сжала их.

— Хорошая выпивка, и ты забудешь об этом. Иногда люди достаточно глупы, чтобы быть благодарными. Позвони мне, когда напьешься, и я заберу тебя.

На этом мы расстались. Она прекрасно знала меня, и ее не беспокоило, что я подумаю. Если даже весь этот чертов мир рухнет на мои плечи, Вельда будет рядом, готовая помочь. Я даже не попрощался с ней, просто захлопнул дверь и включил зажигание.

Нет, я не напился. Дважды я смотрел в зеркало и видел свое отражение, но не был похож на самого себя. Я привык смотреться в зеркало, не думая о том, как я, собственно, выгляжу. Сейчас, глядя в зеркало, я видел себя глазами тех людей в зале суда — этакий здоровенный парень, у которого нет никаких оснований жить в честном, нормальном обществе, как сказал судья.

Я взмок от пота, меня знобило. Может, я любил вкус смерти настолько, что больше мне уже ничего не нравилось? Может, я прогнил изнутри? Почему удача сопутствовала мне, когда я ходил рядом со смертью?

Нет, больше мне не хотелось смотреть в это чертово зеркало. Припарковал автомашину и пошел гулять под дождем. Так я и брел, куря одну сигарету за другой, так попал на мост и теперь стою, облокотившись о парапет, и смотрю на реку, где лодки, словно одушевленные существа, обращаются ко мне, человеку, закрывшему лицо руками в надежде спрятаться от всего мира.

Я убийца. Я легальный убийца. У меня нет оснований для жизни. Да, он именно так и сказал!

Сумасшедшая музыка, которая зачастую звучала у меня в голове с тех пор, как я вернулся из военных закатов и восходов, завладела мною вновь — низкие ритмичные удары, сопровождаемые перезвоном. Гремя все настойчивее, эта музыка перерастала в симфонию сумасшествия и разрушения, пока я, зажав уши руками, не оборвал ее. Теперь раздавалось только легкое позвякивание сотен колокольчиков, которые приглашали поддаться их очарованию. Но я не поддался, и они перешли в глухие, низкие, глубокие звуки одного большого колокола, резонансом отдававшиеся во всем моем существе. Этот звук не прекращался, он звал меня. Я открыл глаза и понял, что это был колокол с парохода на реке. Все встало на свои места, как только я осознал, откуда идет этот звук. А все этот судья, этот чертов белоголовый сукин сын довел меня до такого. Все-таки не такой уж я бесчувственный. Не может же быть все так плохо… А вдруг он был прав?

Пусть он тысячу раз прав, но я до тех пор не успокоюсь, пока сам не найду ответ. Если, конечно, он вообще существует.

Не знаю, как долго я стоял на мосту. В какой-то момент, кажется, после шестой сигареты, туман превратился в белый снег, который лепился к моему лицу и пальто. Вначале снежинки таяли, соприкасаясь с бетонной мостовой и металлическими конструкциями моста, затем снег повалил гуще, одевая все в белое. Через какое-то время все вокруг преобразилось. Фермы моста превратились в огромные сказочные деревья, раскинувшие свои ветви, а сам мост — в лес, населенный белыми чудовищами с резиновыми покрышками вместо ног, несущимися из леса в город. Я отклонился в тень от перекрытия фермы и смотрел на них, постепенно освобождаясь от тяжелых мыслей. Мне было приятно ощущать себя частью этого нереального мира.

Наконец мое напряжение спало. Ушла скованность из пальцев, всеми легкими я вдохнул сигаретный дым так, как любил это делать. Наконец-то я снова мог улыбаться и смотреть на исчезающие вдали корабли. И гудящий во мне колокол был всего лишь речным колоколом, который раздавался неподалеку из темноты.

Я должен взять Вельду и начать все заново в другом, спокойном месте, где нет ни убийств, ни ружей, ни пистолетов. Может быть, мне это и удастся. Это замечательно, стать способным вновь никого ни в чем не подозревать. Быть свободным от ненависти, не охотиться за подонками, которые готовы взорвать мир. Это была бы официальная полицейская работа. Исполнение закона во имя порядка. И никаких грязных дел, никакого дерьма. Вот что сделали со мной снег и тишина. Давно я не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Может, я не так уж испорчен и был убийцей в силу сложившихся обстоятельств. Может, мне вообще не по душе убивать.

Я собирался закурить еще одну сигарету “Лаки страйк” и полез в карман за спичками. Что-то заставило меня насторожиться, и я замер, прислушиваясь, так и не найдя спичек. Дул ветер. На мостовую валил снег. На реке в тумане гудел предупреждающий сигнал. Больше не было ничего. Передернув плечами, я достал спички, оторвал одну и снова услышал слабые назойливые звуки, уносимые ветром и различаемые яснее, когда тот стихал. Неровные шаги спешащего человека, заглушаемые снежным покровом. Я готов был зажечь спичку, когда понял, что человек пытается бежать из последних сил. Звуки шагов становились все ближе и ближе, пока я не увидел призрачную фигуру метрах в пяти от себя. Оказалось, что это девушка, закутанная в пальто с поднятым воротником. Она ухватилась за поручни, но руки ее соскользнули, и она упала лицом на тротуар. Она попыталась подняться, чтобы снова бежать, но силы оставили ее. Она глубоко и тяжело дышала, вместе с дыханием вырывались рыдания, сотрясавшие все ее тело.

Мне приходилось видеть испуганных людей и раньше, но такого выражения страха я не встречал никогда.

Она упала всего в нескольких шагах от меня, и я, подбежав, поднял ее на ноги и взял под руки. Ее огромные воспаленные глаза были полны слез. Она лишь коротко взглянула на меня и выдохнула:

— Господи… о нет, пожалуйста!

— Успокойся, девочка, успокойся, — сказал я и прислонил ее к парапету.

Ее глаза сквозь слезы изучающе бегали по моему лицу, с трудом стараясь рассмотреть меня яснее. Она хотела что-то сказать; но я остановил ее:

— Не надо слов, детка. Позже будет много времени для этого. А сейчас успокойся, никто не собирается причинить тебе вреда.

Вдруг что-то насторожило ее, она вздрогнула и, повернув голову, уставилась в ту сторону, откуда появилась. Я услышал шаги, уверенные и неторопливые, словно идущий знал, что настигнет свою цель, и очень скоро. Я тихо зарычал, глаза прищурились, всматриваясь в темноту. Ты можешь иметь женщину, ты можешь сделать ее жизнь чертовски несчастной, но доводить ее до смертельного испуга — это уж слишком. Этого я не могу позволить.

Она так сильно дрожала, что мне пришлось обхватить ее за плечи и прижать к себе. Я видел ее губы, которые пытались что-то произнести, но от испуга она не могла вымолвить ни слова.

Я потянул ее за собой, оттолкнув от парапета:

— Пойдем, мы сейчас во всем разберемся. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Я обнял ее за плечи, и мы пошли навстречу раздававшимся шагам.

Он появился из снежной пелены, приземистый, крепкий парень в длинном пальто, перехваченном поясом. Шляпа была сильно сдвинута набок, и даже с этого расстояния я видел его улыбку. Руки его были засунуты в карманы пальто, шел он походкой пижона. Увидев нас, парень ничуть не удивился, только одна бровь его слегка приподнялась, но это было все. Конечно, в кармане пальто он держал пистолет, и дуло было направлено в меня.

Мне не нужно было объяснять, что это именно он. Мне даже не нужно было замечать, что он вооружен. Достаточно было только почувствовать, как сжалось объятое ужасом тело девушки, чтобы все понять и обо веем догадаться. Думаю, мое лицо выражало все мои мысли и намерения, но парня, казалось, это не беспокоило. Он шевельнул рукой в кармане, и теперь я знал наверняка, что он сжимает в ней пистолет. Его голос, густой и отрывистый, очень подходил к его фигуре.

— Не так уж легко быть героем. Совсем не легко. — Его толстые губы искривились в усмешке.

По его разумению, все было очень просто и обычно, это слышалось в каждой его интонации. Девчонка бежала по мосту и встретила случайного прохожего. Ее мольба о защите, готовность мужчины помочь ей, но ведь не ценой собственной жизни, когда он увидит пистолет. Парень и не представлял себе, что все обстоит иначе. Еще шире улыбнувшись, он резко сказал:

— Так теперь завтра утром они найдут здесь вас двоих. — Глаза его светились холодным блеском.

Он был слишком самонадеян и видел лишь полное свое преимущество в этой ситуации. Если бы он всмотрелся в меня повнимательней, то, наверное, смог бы понять выражение моих глаз. Может быть, увидел, что я тоже крутой парень и знаю — он не станет портить свое хорошее пальто, стреляя через карман. Такой тип предпочтет вынуть пистолет, когда это станет действительно необходимо.

Но я не дал ему этой возможности. Я только шевельнул рукой и, еще до того как он успел выдернуть пистолет, уже сжимал в ладони свой пистолет 45-го калибра со снятым предохранителем и взведенным бойком. Только одну секунду дал я ему на осознание близкой смерти и затем стер выстрелом выражение с его лица.

Прежде чем я засунул пистолет назад в кобуру, девчонка отскочила от меня и, откинувшись назад, прижалась спиной к парапету. Ее глаза смотрели ясно. Они пробежали по телу на земле, по пистолету в моей руке и по моему лицу. Она закричала. Господи Боже, как она закричала. Она кричала так, словно я был чудовищем, вылезшим из бездны. Сквозь крик вырвались слезы:

— Ты… один из них… Нет, это все! Я понял, что она собирается сделать, и попытался схватить ее, но страшное возбуждение придало ей силы, достаточной, чтобы повернуться и перевалиться через парапет. Я лишь почувствовал, как ее тело ускользает из моих рук, остался только зажатый в пальцах клочок пальто, в то время как ее скрыл белый саван за мостом.

Боже, Боже, что произошло? Я вцепился в поручни парапета, уставившись ей вслед. Три сотни футов высоты. Маленькая глупышка, она не должна была этого делать! Она была в безопасности! Ей нечего было больше бояться, неужели она не поняла этого? Я кричал это во всю силу своих легких, и никого не было, кто мог бы услышать меня. Я кричал это мертвому телу, лежащему на мостовой. Когда я оторвался от поручня, то дрожал, словно лист на ветру.

Все из-за этой толстой сволочи, распростертой на снегу. Я стал с силой пинать его ногами, пока он не перевернулся лицом вниз.

Итак, я сделал это снова. Убил еще одного человека. Сейчас я мог бы стоять в зале суда перед судьей с белыми волосами и голосом ангела, позволить ему вынуть мою душу для всеобщего обозрения и вновь запачкать ее черной краской.

Покой и тишина — это было великолепно! Но я должен осознать, что происходит в моей голове. А ведь этот парень мог сделать в ней приличную дырку. Эта толстая свинья шла мне навстречу, держа наготове свой пистолет и рассчитывая разделаться со мной. Судя по всему, его ничто не волновало и он готов был спокойно отправить двух человек на тот свет не моргнув глазом. Однако он частично добился того, что хотел: девушка мертва. Он относился к той породе подонков, которые потешаются назавтра, прочитав о случившемся в газетах. А может, предполагалось, что он и есть тот самый очистительный поток, который смоет меня в сточную канаву со всей остальной сволочью?

По-вашему, судья, я лишь вонючий ублюдок, убийца. Но сейчас я вновь оказался первым, смерть обошла меня стороной, оставив жить. Жить, чтобы делать то, что я делал раньше, потому что у меня есть тренированные глаза и руки, которые сами знают, что делать, когда я еще не успеваю подумать. Мне наплевать, что вы делаете с моей душой, это зашло слишком далеко. Пошлите себя сами к черту, судья! Давайте посмеемся вдоволь. Я вывернул карманы его пальто и переложил его ключи и бумажник в свой карман. Сорвал все этикетки с его одежды, ногой расчистил тротуар от снега и стал тереть подушечки его пальцев о шершавый цемент, пока не стер с них всю кожу. Когда я закончил, он выглядел, словно потрепанное пугало. Затем я подхватил тело, поднял его и с трудом перевалил через перила моста и, когда через несколько секунд до меня дошел звук всплеска, улыбнулся. Ногой спихнул с моста его шляпу и пистолет. Мне даже не надо было искать пулю. Она лежала тут же, на ровном слое блестящего снега. Я отправил ее ногой вслед за пистолетом. Ну а теперь пусть попытаются его найти. Пусть попробуют узнать, кто это был и как все получилось. Пусть для всех будет потеха.

С этим было покончено, и я закурил сигарету. Снег продолжал мягко падать, закрывая следы и темное пятно, оставленное телом. Он почти засыпал лоскут от пальто девчонки. Я осторожно взял его, стряхнул снег и засунул в карман.

Теперь в тишине раздавались только мои шаги. Я возвращался с моста назад в город, убеждая себя в том, что сделал все правильно. Я таков, каков есть, и был бы таким, даже не будь войны. Я был прав, а все не правы. Полицейская машина, завывая сиреной, промчалась, обгоняя меня. Я почти не придал этому значения. Видимо, это была случайная машина. Они не были, не могли быть на мосту, когда все это произошло, там не было ни одной машины в это время. А если они и были, черт с ними.

Я дошел до города и, повернувшись еще раз, бросил взгляд на стальную громаду моста, вздымающуюся к небу. Нет, вряд ли, никто не пошел бы по мосту в такую ночь, как эта.

Глава 2

Я решил не ехать домой, а поехал в контору, уселся в большое кожаное кресло за столом и начал пить. Я пил, но не пьянел. Мой пистолет лежал у меня на ладони, вычищенный и полностью заряженный. Я смотрел на него так, словно он являлся частью меня самого. Скольких людей он отправил на тот свет? Мне не хотелось думать о прошлом, мой мозг был измучен: я засунул пистолет в ремни под руку и уснул. Мне снилось, что судья с белыми волосами и глазами, словно две спелые вишни, тыкал в меня пальцем, приказывая мне самому отправиться на тот свет. Я будто бы выхватил свой пистолет и пытался из него стрелять, все время нажимая на спуск, но пистолет никак не стрелял — одна осечка шла за другой. Только с каждым щелчком курка дьявольские голоса смеялись все громче и громче, и я бросил пистолет в судью, но он не отделился от ладони, он как бы прирос к ней, став ее продолжением, частью меня самого.

Ключ тихо щелкнул, поворачиваясь в двери кабинета, и этот щелчок разбудил меня. Несмотря на весь кошмар борьбы и движений во сне, я не изменил позы и только поднял голову, посмотрев на Вельду. Она заметила меня только тогда, когда стала класть почту на стол. На секунду Вельда испуганно замерла, затем, расслабившись, улыбнулась.

— Ты так напугал меня, Майк. — Она помолчала и спросила, поджав губы:

— Ты рано пришел?

— Я вовсе не уходил домой, детка.

— О, я надеялась, что ты позвонишь мне, не ложилась допоздна.

— Я не смог напиться.

— Не смог?

— Не смог.

Вельда нахмурилась. Она, видимо, хотела что-то сказать на мой счет, но промолчала. В рабочее время она относилась ко мне как к своему боссу. Я был ее начальником, она моей секретаршей. Очень красивой секретаршей. Я чертовски любил ее, но она не знала об этом и все еще оставалась частью моего офиса. Наконец она решила сменить гнев на милость и украсила мой кабинет своей очаровательной улыбкой, продолжая раскладывать почту на столе. Затем повернулась и направилась в приемную.

— Вельда…

Ее рука замерла на ручке двери, и, повернув голову, она посмотрела через плечо на меня:

— Да, Майк?

— Подойди сюда. — Я поднялся с кресла и сел на край стола, постукивая мундштуком сигареты по ногтю большого пальца. — Что я за парень, Вельда?

Ее глаза, казалось, прочитали мои мысли, и в них появилось недовольство. На какое-то мгновение улыбка сошла с ее губ и на лице проступило выражение, которое я видел у нее только однажды.

— Майк… этот судья — свинья. Ты нормальный парень.

— Откуда ты это знаешь? — Я сжал сигарету губами и закурил.

Вельда стояла, твердо расставив ноги и опустив руки по бедрам, словно мужчина. Ее грудь поднималась и опускалась чуть чаще, чем обычно, натягивая тонкую ткань платья.

— Иногда я люблю тебя чуть меньше, иногда чуть больше, но чаще чуть больше, чем следует. Ты хочешь, чтобы я это сказала?

— Нет. — Я выпустил целое облако дыма и уставился в потолок.

— Если бы ты был совсем не прав, я бы тебя не смогла любить.

— Расскажи мне обо мне. Скажи, что говорят другие люди.

— Зачем? Ты так же прекрасно это знаешь, как и я. Ты читаешь газеты. Когда все идет нормально, ты герой. Когда ты не прав, то просто удачливый убийца. Почему бы тебе не спросить тех, кто ведет счет твоим делам, тех, кто действительно знает все о тебе? Почему не спросишь Пата? Он думает, что ты отличный полицейский. Спроси гангстеров, которые стараются не попадаться тебе на пути. Они ответят тебе то же… если ты сможешь их поймать.

Я бросил окурок в металлическую корзину.

— Да, конечно, они скажут мне. Ты знаешь, почему я не могу схватить их, Вельда? Почему они больше смерти боятся попасться мне на пути? Я тебе скажу почему. Они прекрасно знают, что я такой же, как и они… даже хуже, и я прикрыт законом.

Она протянула руку и провела ею по моим волосам.

— Майк, ты такой крепкий и сильный парень и можешь наплевать на то, что говорят люди. Ведь они только люди, людишки с куриными мозгами, забудь ты все это!

— Но их слишком много.

— Забудь!

— Помоги мне! — попросил я.

Она бросилась в мои объятия, и я прижал ее к себе, чтобы почувствовать тепло ее тела. Влажные нежные губы коснулись моих губ, и я обо всем забыл. Прошло какое-то время, и я тихонько оттолкнул Вельду от себя, продолжая держать ее руки в своих и представляя, как бы все было, стань мы близки. Немного погодя я смог улыбнуться, вновь улыбнуться, как раньше. Женщина может без слов заставить мужчину почувствовать себя полноценным человеком и забыть слова, которые ему наговорили.

— Ты принесла газеты?

— Они на моем столе.

Мы вместе вышли в приемную. На столе лежали бульварная газета в четверть листа и солидная в полный лист. Бульварная газета была раскрыта на странице хроники из зала суда. Там была помещена моя фотография. В другой газете обо мне было написано побольше, но моей фотографии не было.

Не обращая внимания на статьи, посвященные моему делу, я быстро стал просматривать страницы газет, ища нечто другое. Вельда, заинтригованная моим поведением, внимательно всматривалась в перелистываемые страницы из-за моей спины. Но того, что я искал, в газетах не было. Ни малейшего упоминания о двух телах, найденных в реке.

— Что ты ищешь, Майк?

Я отрицательно покачал головой:

— Ничего, просто ищу возможных клиентов. Она, конечно, не поверила мне.

— Если ты ищешь клиентов, то есть несколько прекрасных предложений в письмах, они ждут твоего ответа.

— Как у нас с финансами, Вельда? — не глядя ей в глаза, спросил я.

— Все в порядке, по двум счетам вчера были получены деньги, а все наши счета оплачены. А в чем, собственно, дело?

— Тогда, может, я возьму отпуск и отдохну?

— От чего?

— От платной работы. Я чертовски устал чувствовать себя нанятым.

— А что буду делать я, подумай?

— Я и думаю. Ты также можешь взять отпуск, если, конечно, хочешь.

Она потянула меня за локоть и повернула к себе, наши глаза встретились.

— Майк, ты думаешь не о развлечениях на пляже, не морочь мне голову.

— Вот как? — Я постарался изобразить удивление.

— Конечно.

Она вынула сигарету из моего рта, сделала затяжку и вновь вставила ее мне в губы. Глаза неотрывно следили за мной.

— Майк, не надо дурачить меня, пожалуйста. Хочешь, говори мне, хочешь, нет, но не оставляй меня, отделавшись извинением. Что у тебя на уме, Майк?

Я сжал губы.

— Ты не поверишь тому, что я скажу тебе.

— Поверю.

Она так искренне и открыто сказала это, с такой верой в меня, что я ответил:

— Я хочу попробовать найти себя, Вельда. Она, должно быть, поняла, что происходит. Я сказал ей эти слова спокойно, почти ласково, и она поверила мне.

— Хорошо, Майк, — произнесла она. — Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

Я предложил ей сигарету и вернулся в свой кабинет. Интересно, насколько проницательно женщина может понимать мысли мужчины? Как можно без слов понять, что самые обычные вещи вдруг становятся для тебя такими важными? Что это, что дает им возможность выглядеть так, как будто они знают суть твоей проблемы и знают, как решить ее, но молчат, понимая, что ты должен открыть это для себя сам.

Я снова сел в то же кресло и вывалил на стол все, что собрал в карман ночью: ключи, бумажник, немного мелочи. Два ключа были от автомобиля. Один ключ был обычным, для входной двери, другой — от чемоданного замка и еще один либо от висячего замка, либо еще от одной квартиры.

Если я и надеялся найти что-либо в бумажнике, то ошибся. Там лежало шесть пятидолларовых бумажек и две долларовые, блок трехцветных марок, а в другом отделении маленькая карточка-календарь. Еще в одном отделении была простая зеленая, без всяких надписей, карточка с неровно обрезанными краями.

Ну что ж, и этого было достаточно. Хотя бумажник был не новым, толстяк не желал, чтобы кто-то мог установить его имя. Да, было предостаточно всего, над чем нужно подумать. Я откинулся на спинку кресла и стал размышлять, уставившись на бумажник из телячьей кожи. Вас бы подобное зрелище тоже заставило задуматься. Хотите проверить, возьмите свой бумажник и посмотрите на его содержимое.

Взглянув очередной раз на лежащие передо мной на столе предметы, я вдруг вспомнил о том, что положил в другой карман своего пальто. Я выложил на стол довольно большой лоскут твидовой ткани, невольно оторванный мной от пальто девушки. Видимо, я схватил ее, пытаясь удержать над мостом, и в руках у меня остался лоскут с боковым карманом. Больше из любопытства, чем преднамеренно, я засунул руку в карман и вытащил оттуда помятую пачку сигарет.

"Она даже не смогла напоследок покурить”, — подумал я. Ведь и преступники, осужденные на смерть, могут покурить перед казнью. Она не смогла. Только раз взглянула мне в лицо, и увиденное заставило ее захлебнуться криком и, собрав все силы, броситься через перила в реку.

Что же такое сидит у меня внутри и выходит наружу в подобные моменты? Что хорошего от того, что я живу? Почему я сначала спускаю курок, а затем разрываю свою душу на части?

Пачка влажным комом лежала у меня на ладони — пахнущие табаком и смертью сигареты, упаковка, целлофан. Я с силой сжал пальцы, и сквозь прорвавшуюся под ногтями пачку вдруг проступило что-то зеленое.

В пачку сигарет была засунута еще одна чертова зеленая карточка со странным образом обрезанными краями.

Два убийства. Две зеленые карточки. Или, наоборот, две зеленые карточки, два убийства. Что же считать первым? Зеленые карточки — символ смерти. Убийство и обрезанные края. Два убийства. Первое — толстяк. Из-за него и девчонка погибла, не важно как, но он хотел ее убить. Это ясно. В конце концов то, чего он хотел, случилось. Итак, я убил этого парня. Я был убийцей точь-в-точь, как они говорили, только у меня другое мнение. Я не убийца, а убил его потому, что обстоятельства вынудили меня. Интересно, как бы отнесся закон к этому случаю, смогли бы они сейчас уяснить эту разницу. Нет, я обязан быть осторожным и должен был сделать все так, как сделал. Конечно, можно было вызвать полицию. Они бы начали все выяснять, провели медицинскую экспертизу, завели бы дело, передали в суд, и я бы вновь был отдан на осуждение толпе. Нет, я сделал все ловко, правильно, и даже если тела будут найдены, никто не сможет предъявить мне прямого обвинения. Но я убил его не потому, что чувствовал свою безнаказанность. Нет, вовсе не потому. Я просто не мог позволить ему убить меня, и этим тупицам я тоже не позволю разделаться со мной. Пошли они все к черту, с их судьями, присяжными и всем остальным. Я до омерзения устал играть в их игры. К черту все их угрозы, я как-нибудь разберусь сам. Мне нравится работать и жить под угрозой смерти. Жаль, что нет специального ведомства с названием “Смерть”, пусть бы они узнали, что я их посылаю к черту.

Я достал зеленую карточку из пачки сигарет и приложил ее к первой, вынутой из бумажника. Они были словно близнецы. Я спрятал их в карман, взял пальто, шляпу и, уходя из офиса, осторожно прикрыл дверь.

Немного погодя, примерно в начале одиннадцатого, я вышел из машины у большого кирпичного дома. Здесь происходили незримые события, которые превращали просто людей в полицейских или преступников. Машина, припаркованная перед моей, была служебным седаном судьи. Я выкурил целую сигарету, прежде чем решил все же пойти к Пату, даже если придется встретиться с судьей. Мне следовало подождать еще хотя бы минуту. Только я взялся за ручку двери, как она открылась и судья оказался передо мной. Он вздрогнул, словно его обдало холодом. Какое-то подобие улыбки появилось на его лице.

— Доброе утро, — сказал судья.

— Прекрасного дня, — ответил я.

Он сел в свою машину и так сильно хлопнул дверцей, что она чуть не отвалилась. Я помахал ему, когда он проезжал мимо, но он мне не ответил. Я поднялся на лифте и, входя в офис Пата, уже улыбался.

— Не встретил судью? — спросил Пат.

— Да, мы встретились у входа. Что на него нашло, он обижен на меня?

— Присядь, Майк. — Пат указал мне на деревянный стул с прямой спинкой, место для дающих показания. — Послушай, районный судья хотя и выборная должность, но довольно могущественная. Ты совсем недавно вылил на него целый ушат грязи, и он не собирается этого забывать, как и того, кто твои друзья.

— Имеешь в виду себя?

— Ты попал в точку. Я официальное лицо, капитан отдела по расследованию убийств. Наделен определенной властью, могу арестовать, могу повлиять на ход дела. Я работаю под его контролем. И если он зацепит тебя на крючок хотя бы раз, я буду вынужден, дабы ублажить его, продеть в твой нос кольцо и водить, словно быка, по арене. Будь любезен, не задирай его хотя бы ради меня. Ну а теперь выкладывай, зачем пришел?

Пат с улыбкой нагнулся ко мне. Мы по-прежнему были друзьями.

— Есть что-нибудь интересное?

— Ничего, — ответил он, пожав плечами. — Жизнь прекрасна и обыденна. Я прихожу в восемь и ухожу в шесть. Привык к этому, и мне нравится.

— Даже самоубийства?

— Даже. Ты хочешь сказать, что ищешь дело, чтобы поработать?

— Едва ли. Я в отпуске.

Глаза Пата изменились. В них засветились недоверчивые огоньки, он полагал, что я вожу его за нос, но готов был и дальше слушать, как я ему заливаю. Да я и себя обманывал.

— Ну, а поскольку у тебя нет никаких дел, как насчет того, чтобы взять отпуск вместе со мной? Мы могли бы здорово повеселиться.

Пат успокоился, и глаза заблестели по-прежнему.

— Черт, я бы с удовольствием, Майк, но много всякой текущей ерунды, она просто заела. Так что вряд ли это возможно. — Он потер лоб и спросил:

— Ты не чувствуешь, что вокруг тебя становится жарко?

— Прекрасно чувствую, поэтому и хочу взять отпуск, чтобы получить от этого побольше удовольствия.

Я нахлобучил шляпу и поднялся со стула.

— Ну хорошо, не хочешь быть со мной, придется одному тут париться.

Он встал с места и взял меня за руку.

— Желаю тебе повеселиться, Майк.

— Спасибо, постараюсь. — Я немного помолчал и, словно что-то вспомнив, сказал:

— Между прочим, хочу кое-что показать тебе перед уходом. — Я полез в карман рубашки, достал две зеленые карточки и бросил их на стол. — Забавные карточки, не так ли?

Иногда на лице Пата появляется странное дьявольское выражение. Осторожно взяв карточки, он вышел из-за стола, подошел к двери и запер ее. Сев на место, он произнес несколько непечатных слов.

— Где ты взял их? — Теперь его голос звучал строго официально, словно минуту назад мы не болтали с ним, как старые приятели.

— Да просто нашел.

— Проклятье! Сядь. Черт бы их взял.

Я снова уселся и закурил, едва сдерживая улыбку.

— Еще раз спрашиваю, Майк, как они к тебе попали?

— Я уже сказал тебе, нашел.

— Хорошо, тогда спрошу по-другому. Где ты их нашел?

Больше я был не в силах сдерживаться и расплылся в очаровательной улыбке.

— Послушай, Пат, ты же знаешь меня. Во-первых, я твой друг, во-вторых, я не какой-нибудь лопух и не люблю отвечать на вопросы, когда не знаю, почему должен это делать. Перестань играть со мной в полицейского и давай поговорим нормально. Я специально завел разговор об отпуске, чтобы дать тебе возможность самому рассказать мне об этом, но ты предпочел не говорить. Хотя мне нужно было от тебя всего лишь немного информации об этих карточках. Прошу, Пат, скажи мне.

— Хорошо, Майк. Но и ты скажи, где ты их взял;

— Я подстрелил одного парня и нашел карточки у него.

— Поменьше сарказма.

Я выдал в этот момент, наверное, самую циничную улыбку, на которую был способен. Пат посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Потом нетерпеливо встряхнул головой и положил карточки обратно на стол.

— Неужели это настолько серьезно, что ты мне не можешь сказать об этом, Пат? Он провел языком по губам:

— С одной стороны, само по себе это не так уж и важно. Я допускаю, что кто-то мог их потерять. Довольно большое количество этих карточек находится в обращении.

— Да?!

Он уверенно кивнул и пальцем провел по краю карточки.

— Это опознавательные карточки одной новой коммунистической организации. Один из вновь организованных фронтов. Нацистские банды, которые в прошлом вели у нас свою работу, имели в качестве пароля такие же карточки, только красного цвета. Довольно часто меняется манера среза края карточки. Таким образом группы защищены от проникновения в них провокаторов. Когда приходишь на встречу, твою карточку сверяют с шаблоном.

— Как в гостинице? — Я взял со стола одну из двух карточек и положил ее в карман пальто.

— Что-то в этом роде, — кисло согласился Пат.

— Ну а зачем ты запер дверь, мы же с тобой здесь одни?

Пат тяжело опустил ладонь на стол.

— Не знаю, Майк. Черт, если бы не ты, а кто-нибудь другой пришел ко мне с парой таких карточек в кармане, я бы знал, что делать. А сейчас я просто холодею и жду неприятностей. Ну ладно, выкладывай, что у тебя общего с этими карточками? — Он выглядел чертовски усталым.

— Да ничего, я уже сказал тебе. Они необычные, эти карточки, а я нашел сразу две. Мне не приходилось видеть таких раньше, и я подумал, может, ты что-то знаешь о них.

— Да, и ты не ошибся.

— Ну что ж, ты кое-что рассказал мне о них, спасибо. Я надел шляпу и встал. Он дал мне дойти до двери.

— Майк… — Пат смотрел на свои руки, лежащие на столе.

— Я сейчас в отпуске. Пат.

Он взял карточку и повертел в руке.

— Три дня назад был убит человек. Мы нашли его сжимающим в руке одну из таких карточек.

— Я все еще нахожусь в отпуске, — повторил я и повернул замок двери.

— Подумай об этом.

— Понял. Обдумаю, когда буду валяться под солнцем на пляже во Флориде.

— Мы знаем, кто убил его.

Стараясь не выдать своего волнения, я спросил обычным голосом:

— А мне знаком этот парень?

— Да, и тебе, и еще восьми миллионам граждан. Его имя Ли Демер, избранник народа. Человек, который предназначен очистить Америку от скверны и заставляет чувствовать себя неуютно всех политиков, сидящих на ключевых местах.

— Да, это крупная фигура, — согласился я.

— Очень крупная.

— Слишком крупная, чтобы его можно было трогать. Взгляд Пата уперся в меня.

— Никто настолько не велик, Майк. Никто, даже Демер.

— Тогда почему вы не возьмете его?

— Потому что он не делал этого.

— Что-то ты запутался, Пат. Я всегда полагал, что ты крепче умом. Как это так? Убивал он парня или не убивал?

Его глаза хитро заблестели.

— Во время отдыха ты сможешь хорошенько обдумать это, Майк. А я кратко введу тебя в курс дела. Был найден мертвый человек. В руке он сжимал зеленую карточку. Три разных человека опознали убийцу. Каждый из них хорошо разглядел его и дал четкое описание внешности. Каждый из них явился с заявлением в полицию, и нам с трудом удалось замять дело.

Ли Демер был опознан как убийца. Его приметы были изложены подробно, вплоть до шрама на носу, и как только свидетелям предъявили его фотографию, они тут же опознали его. Не было сомнений, что это он. Казалось бы, все ясно, но мы не можем его задержать, потому что в то время, когда было совершено убийство, он находился далеко от этого места, принимая группу граждан, включая и меня самого.

Я прикрыл дверь и вернулся на место.

— Черт возьми, хорошенькое дельце.

— Да, сложное. Вот почему районный прокурор в таком дурацком настроении.

— Пат, по-моему, есть четыре возможных варианта.

— Скажи, сравним с тем, что думаю я сам.

— Слушай. Вариант первый: близнецы. Второй: убийца выглядел как Демер. Третий: подкуплены свидетели, чтобы обвинить Демера. Четвертый: это все же был сам Демер.

— Ну а какой нравится больше всего тебе самому, Майк?

Я усмехнулся в ответ на его торжественный тон и открыл дверь.

— Можешь делать со мной что хочешь, но я в отпуске. Увидимся, когда вернусь.

— Конечно, конечно, Майк. — Глаза его сузились. — Надеюсь, если к тебе еще раз попадут зеленые карточки, ты скажешь мне об этом?

— Так у тебя есть еще что-нибудь?

— Все тот же вопрос. Где ты взял эти карточки?

— Я убил одного парня и нашел их у него. Пат тихо чертыхнулся. Дверь лифта уже закрывалась за мной, когда до него, видимо, дошло, что я говорю правду. Я услышал, как дверь его кабинета распахнулась и он закричал:

— Майк… черт с ним, Майк!

Я позвонил в редакцию “Глобуса” прямо из уличного автомата и попросил найти Марти Купермана. Мне сообщили, что он как раз собирается на ленч. Я велел передать ему, что если он хочет закусить бесплатно, а в придачу получить кое-какие новости, то пусть ждет меня в фойе редакции. Я не спеша отправился на встречу, так как не знал еще репортера, который отказался бы от бесплатного обеда.

Марти сидел внизу, откинувшись на спинку стула, и пожирал глазами двух блондинок и яркую рыжеволосую девицу, сидевших тут же группкой, ожидая кого-то. Когда я слегка похлопал его по плечу, он нахмурился и прошептал:

— Черт, я уже почти уговорил эту рыжую бестию. Отвали.

— Пошли, пошли, я куплю тебе другую, — сказал я.

— Мне нравится эта.

Тут из лифта вышел редактор городских новостей, поздоровался с рыжеволосой, и они вместе направились к выходу. Марти пожал плечами.

— Ладно, пошли поедим.

Бедный репортер, пишущий о политике, не может устоять против такого предложения. Одна из блондинок посмотрела на меня и улыбнулась. Я подмигнул ей, а она мне. Марти заметил это и с отвращением сплюнул на пол. Когда-нибудь он поймет, что нужно всего лишь уметь попросить, и тебе ответят.

Он попытался затащить меня в переполненную закусочную за углом, но я отклонил эту идею и провел его вверх по улице в тихий бар с хорошей едой, где было не так людно. Когда мы разместились за столиком и сделали заказ, Марти протянул мне сигарету и, приподняв брови, приготовился выслушать меня.

— Как много ты знаешь о политиках, Марти? Он вытряс спички из коробки:

— Больше, чем могу написать.

— Знаешь что-нибудь о Ли Демере? Он насупился и облокотился на стол.

— Ты сыщик, Майк. Ты человек с оружием под пальто. Кто на самом деле желает знать о Демере?

— Я хочу знать.

— А для чего? — Его рука машинально потянулась к карману за блокнотом и карандашом.

— Для того, что не совсем подходит для твоих историй, — ответил я. — Что ты знаешь о нем?

— Черт, да ничего плохого я о нем не знаю. Собирается стать вторым сенатором от нашего штата <В США выбирают двух сенаторов от каждого штата.>. Он пробивной парень и всем нравится, даже оппозиции. Он скорее государственный деятель, чем политик. У Демера, пожалуй, самая чистая репутация, может быть потому, что он никогда не увлекался политикой. Он абсолютно чист, не представляет интереса для коррумпированных кругов и мафии, и поэтому они настроены против него.

— А ты против него, Марти?

— Нет, только не я. Демер как раз тот человек, который нам сейчас нужен. А как ты сам?

— Я не голосовал с тех времен, когда была распущена партия вигов.

— Да, ты явно не самый примерный гражданин!

— Что поделаешь.

— В таком случае чем вызвано твое любопытство?

— Допустим, я намекну тебе о чем-то, что… прямо противоположно твоему представлению о Демере. Ты поможешь мне, если даже никогда не сможешь написать об этом?

Марти сжал кулаки и сделал страшное лицо.

— Да, я помогу тебе. Мне чертовски надоело, когда нас обувают эти ублюдки, которые добиваются, чтобы их избрали и наделили властью, а затем набивают себе карманы и проводят в жизнь свои бредовые идеи. Говори, что конкретно тебе нужно?

— Не так уж и много. Просто хочу узнать о Демере все от начала до конца. Хорошо, если бы у тебя нашлась его фотография.

— У меня есть целая подборка про него.

— Отлично.

Нам подали заказ, и мы принялись за еду. Марти несколько раз поднимал глаза от тарелки и смотрел на меня. Я ел молча. Хотелось, чтобы он сам для себя все решил. Он пришел к решению за яблочным пирогом, поданным на десерт. Я заметил, как расслабилось его лицо, и он удовлетворенно вздохнул.

— Хочешь получить материалы прямо сейчас?

— Меня устроит любое время. Положи их в пакет и отправь в мой офис. Я не спешу.

— Хорошо. — Он внимательно посмотрел на меня. — Можешь рассказать мне поподробней? Я покачал головой:

— Я бы сделал это, если бы мог, парень. Но сам еще не знаю, насколько серьезная идет игра.

— Может, мне подключиться к этому, возможно, удастся раскопать что-нибудь полезное для тебя?

— Не думаю, что стоит это делать. Демер — только нить к тому, что меня сейчас особенно интересует. Информация о нем может помочь нам.

— Понимаю. — Он чиркнул спичкой и прикурил сигарету. — Майк, если у тебя появятся какие-нибудь новости, ты дашь мне знать?

— Охотно.

— Я имею в виду не только то, о чем можно написать в газетах.

— А что?

Марти смотрел на меня сквозь сигаретный дым блестящими глазами.

— В жизни каждого мужчины всегда есть грешки. Они могут быть в прошлом, но при этом их должно набраться достаточно много, чтобы человека стоило убрать с общественного поста из-за этой грязи. Ты не так тесно связан с политикой, как я, и не знаешь, насколько это все пакостно. Каждый старается больше для собственного блага, и плевать им на людей. О конечно, толпа имеет своих героев, они-то из кожи вон лезут и готовы пойти на все, чтобы выглядеть таковыми. Только посмотри, что случается, когда Конгресс или какая-нибудь другая организация раскрывает очередную грязную возню позади правительства… Тут же мальчики, сидящие наверху, дают какую-нибудь сенсационную информацию, до поры до времени державшуюся в секрете, и она смывает с первых страниц газет всю грязь о чиновниках.

Демер говорит то, что думает, поэтому он — живая мишень для нападок. Многие пытаются достать его. Охотятся за ним, ну, конечно, кроме простых людей. Не думай, что не пытались копаться в его прошлом. И я занимался этим, и другие. Но мы столкнулись с проблемами, когда попытались копнуть чуть глубже, чем от нас ожидали. Это была целая подборка фактов, которые должны были появиться “естественным путем” в процессе проявления заинтересованности к прошлому известного человека. Единственный верный путь в данном случае — действовать через газеты, чтобы никто не заподозрил в этом грязную тактику оппозиции. Мы оценили ситуацию и по молчаливому согласию попридержали информацию. В какой-то степени мы тоже являемся мишенями, поскольку те, кто держит в руках нити, знают, как нами можно управлять. Ли Демер собирается стать одним из тех, кто держит нити, и намерен покончить с коррупцией в нашем правительстве. Он хочет выкурить паразитов, живущих за счет общества, и вернуть стране силу, которую мы имели до того, как заменили ее сладкой болтовней и красивыми физиономиями. Вот почему я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Если там что-то есть… Надо будет собрать других, кто думает так же, как я, обсудить все и принять честное решение. Черт, не знаю, почему я вдруг стал так печься об общественных интересах. Возможно, просто устал от той чепухи, которой нас всех пичкают.

Я закурил сигарету и сказал:

— Что-нибудь было о нем нового за последнее время?

— Ничего, по крайней мере за этот месяц. Они выжидают, пока он закончит свои выступления по штату, чтобы потом разделаться с ним.

В таком случае Пат был прав. Полиция замяла это дело не из-за любви к справедливости, а потому, что они заподозрили провокацию. Демер все-таки не мог быть одновременно в двух местах.

— Хорошо, Марти. Я сообщу тебе, как только обнаружу что-либо подозрительное. Пожалуйста, сделай одолжение, не упоминай нигде мое имя, хорошо?

— Конечно, конечно. Между прочим, этот судья, который вел твое дело, тоже замазан в прошлом.

— Да черт с ним, знаешь, может, он и прав.

— Все зависит от того, с какой стороны подойти. Он следовал букве закона, а это сухая словесная логика. Он из тех людей, которые надпись: “Курить не разрешается” читают как: “Вам разрешается не курить”, а не: “Курить запрещено”.

Я вынул банкнот из бумажника и отдал официанту, дав понять, что сдачи не нужно. Марти взглянул на часы, сказал, что ему пора идти по делам, и мы пожали друг другу руки.

Кое-какие газеты уже были в продаже, но в них по-прежнему не было никакого упоминания о телах, найденных в реке. Я не то чтобы был болен, но чувствовал себя неважно. Подъехав к месту парковки, поставил автомобиль в самый угол, взял такси до Таймс-сквер и пошел в кинотеатр на фильм ужасов. Главным действующим лицом был мужчина в двух обликах — человека и обезьяны. Когда он был человекообразной обезьяной, он убивал людей, когда становился человеком, то сожалел об этом. Я мог представить себе, что он чувствовал, и смотрел, пока мог выносить это зрелище, затем поднялся и прошел в бар.

В пять часов вышли вечерние газеты. В этот раз заголовки говорили о том, что нашли одно из тел.

Толстый парень был обнаружен с многолюдного прогулочного корабля, и полицейский катер подобрал его. Не было ничего, что бы указывало на его личность, кожа на пальцах была стерта. Следовало грубое описание его лица, так как пуля сильно изуродовала его. Полиция отнесла это убийство на счет гангстеров.

Теперь я был гангстером-одиночкой. Великолепно. Просто прекрасно. Майк Хаммер Инкорпорейтед. Бандит.

Глава 3

Дождь. Черт побери этот нескончаемый дождь. Он превратил Манхэттен в город-призрак с размытыми, неясными контурами. Мелкий медленный дождь, капли которого незаметно накапливаются на полях вашей шляпы и затем вдруг каскадом сливаются перед вашим лицом. Мокрые и блестящие, словно облитые маслом, улицы привлекают любителей погулять под дождем и тех, кто чувствует себя уютней, когда небо плачет, и с удовольствием подставляет, снимая шляпу, свою голову под слезы дождя.

Я плотнее закутался в плащ, застегнув его на все кнопки, и поднял до самых ушей воротник. Хорошо, конечно, погулять, но не когда ты насквозь промок. Я медленно брел, давая обгонять меня людям, спешащим сейчас куда-то, чтобы затем где-то терять время в ожидании. Я направился на юг по Бродвею, останавливаясь у витрин закрытых магазинов, не вполне сознавая, куда ведут меня ноги. Я пересек Тридцать четвертую улицу, все еще придерживаясь южного направления, затем прошел двадцатые улицы. На углу одной из них задержался выпить кофе и съесть булочку, затем продолжил свой путь, пока не дошел до площади.

Так вот куда привели меня ноги! Юнион-сквер. Человек, судя по всему, вполне способный быть владельцем зеленой карточки, и парень с изможденным лицом о чем-то отчаянно спорили, окруженные небольшими группами людей. Все внимательно слушали их. Интересно, о чем это таком важном они говорят, что заставляет людей слушать их под дождем?

Я поспешил подойти поближе. Все шумно переговаривались между собой, но голос стоящего в центре был громче всех остальных.

Недалеко прохаживался полицейский, покручивая в руках резиновую дубинку. Всякий раз, проходя мимо толпы, он машинально сжимал дубинку, с надеждой посматривая в сторону собравшихся. Когда он проходил мимо меня, я услышал несколько его нелестных замечаний.

Прямо на меня шли парень, выглядевший как девушка, и девушка, здорово смахивающая на парня; они прошли мимо и присоединились к одной из групп. Девчонка сразу включилась в разговор, а парень удовлетворенно улыбался всякий раз, когда она отпускала свои реплики, как будто они были такими уж дельными.

Таких групп было десять, а может, пятнадцать. Если бы не дождь, их могло быть и больше. Толковали, похоже, о разном. Иногда один или несколько человек переходили от группы к группе.

Но все они имели что-то общее. Нечто подобное можно увидеть на скотобойне. В центре каждой группы есть свой козел-провокатор, который ведет все стадо под топор. Отведя одно стадо, он возвращается и ведет следующее. И стаду нужен такой козел. Эти люди были в потрепанных бесформенных одеждах, с тяжелым запахом, дерьма, которое они выпрашивали и получали. Их отличал недовольный и трусливый вид, как у шакалов, словно бы говорящий: ты убей, а мы ограбим, это нас устраивает. Хотя среди них не все были такими. Тут и там в толпе попадались прилично одетые люди. Я заметил молодую девушку в дорогом норковом манто и парня в залатанном костюме, стоящих бок о бок. Заинтересовавшись, я подошел к ним и стал слушать. Вновь подходившие вставали позади меня, и вскоре я оказался среди толпы и вынужден был стоять и слушать. Я узнал, почему те, кто выиграл войну, примитивные идиоты, почему те, кто приемлет внешнюю политику нашей страны, — фашисты, почему те, кто не отдает свою душу и деньги на просвещение масс, — предатели народа. Слушающие согласно кивали. Я готов был отвернуть башку этому парню и уже было собрался пробраться вперед, когда один из стоящих за мной закричал:

— Почему тогда ты не уберешься к черту из этой страны, если ты так ее не любишь? — Говоривший был солдатом.

— Поддай ему, парень! — Но моя реплика утонула в ответном шуме толпы и неистовом крике выступающего.

Солдат в ответ тоже закричал и стал проталкиваться вперед, но двое парней в армейских куртках загородили ему дорогу.

Прекрасно, прекрасно, это как раз то, чего я хотел. Солдат старался оттолкнуть тех двоих, но один из них ударил его локтем. Я уже наметил отличный удар кулаком в ухо этому парню, когда в дело вмешался полицейский. Это был профессионал. Не поднимая высоко дубинку, он почти незаметно и без особого напряжения ударил парня в нужное место так, что у парня перехватило дыхание и он перегнулся пополам. Другой отступил в толпу, посылая проклятия.

— Тебе лучше уйти, солдат, — произнес полицейский.

— Я хочу разорвать этого ублюдка. Ты разве не слышал, что он говорил?

— Я слышу их каждый вечер, паренек, — ответил полицейский. — Они чокнутые. Лучше уходи, пусть себе говорят.

— Но не такие же вещи! Полицейский терпеливо улыбнулся:

— Они имеют право свободно говорить. Ты имеешь право их не слушать.

— Я не согласен. Нет у них прав говорить такие вещи. Этот болтун, наверное, слишком труслив, чтобы участвовать в войне, и слишком ленив, чтобы работать. Я должен проучить его.

— Ну-ну! — Полицейский вывел парня из толпы, и я услышал, как он сказал солдату:

— Это как раз то, чего они добиваются. Это сделает из них героев-мучеников, когда газеты раздуют эту историю. Мы знаем, как вести себя с ними, и они у нас под контролем, не волнуйся. Это здесь происходит каждый вечер, и я уже проучил нескольких дубинкой.

Я рассмеялся и повернулся к толпе. Один из парней в армейской куртке все еще ругался, с трудом дыша, другой стоял рядом, придерживая его. Я немного подвинулся таким образом, чтобы лучше разглядеть то, что заметил с самого начала.

У них под куртками было оружие. Пистолеты висели в петле под рукой.

Зеленые карточки, разглагольствующие подонки, толпа послушных, как овцы, людей, а теперь еще и оружие. Все это складывалось вместе, словно карты, выбрасываемые из колоды шулерской рукой. Игра становилась серьезной. Но зачем здесь оружие? Кто, черт возьми, в этой ободранной толпе стоит того, чтобы его нужно было убрать на людном месте, где тебя могут в любую минуту схватить за ношение оружия?

Я выбрался из толпы и прошел к скамейке. На другом ее конце сидел парень с закрытым газетой лицом и посапывал. Прошло минут пятнадцать, и сильный дождь разогнал почти всю толпу, кроме нескольких человек с плакатами против ядерного оружия. Неожиданно небо прояснилось. Парень на другом конце скамейки вдруг вскочил, сорвав газету со своего лица. Затем он несколько раз по-звериному втянул носом воздух, глубоко глотнул и, увидев меня, сорвался с места и поспешил прочь.

Я вынужден был еще посидеть на скамье минут пять, прежде чем встать, так как двое парней в армейских куртках дали этому парню возможность пройти метров тридцать, затем повернулись и последовали за ним. Телохранители. Для этого у них и было оружие.

Может, из-за дождя, может, из-за слов судьи, обрушившихся на меня, может, просто таковым я был, но вдруг у меня возникло сильное желание схватить этого типа в пальто, врезать ему как следует по зубам и посмотреть, на что способны его телохранители. Пусть бы они схватились за свое оружие, тогда я показал бы им, что может профессионал. Для них я был подонком — потому что воевал на войне, ничтожеством — потому что любил свою страну. Я был для них придурком — потому что не считал их вшивую породу высшей.

Этот полицейский с круглым ирландским лицом должен был бы бить их ножом в животы, а не тыкать толстым концом дубинки.

Я подождал, пока они скрылись за завесой дождя, и направился им вслед. Я висел у них на хвосте, когда они спустились в подземку и вышли из нее в Бруклине. Я шел за ними, когда они дошли до Кони-Айленд-авеню, был позади них, когда они свернули с авеню в переулок. И ни разу парни не обратили на меня внимания.

На перекрестке я перешел на противоположную сторону. Один из парней вошел в дверь, а другой остался стоять снаружи, подпирая плечом дверной проем и с беспечным видом вертя в руке брелок. Мне было интересно узнать, что представляют собой люди, собравшиеся править миром. И я решился: пересек улицу и направился прямо к парню. Он настороженно подобрался и подозрительно насупил брови, пытаясь вспомнить, где видел меня прежде. Он собрался было что-то сказать, но я сунул ему под нос зеленую карточку.

Даже не проверив ее, он кивнул на дверь. Я повернул ручку и вошел. Нужно не забыть сказать Пату, что они не так уж и осторожны.

Но как только дверь за мной закрылась, я изменил свое мнение. Автоматически включился свет, на окнах были специальные шторы, а кусок войлока, прибитый к низу двери, не пропускал свет на улицу. Выключатель, вмонтированный в дверной косяк, автоматически включал свет, когда дверь закрывалась, и выключал, стоило двери открыться.

Я оказался в лучах света в прихожей, на меня внимательно смотрела девушка, сидящая за столом. Она нетерпеливо протянула руку за карточкой и тщательно сверила ее с контрольной. Возвращая мне карточку, она обдумывала вопрос.

— Вы от?.. — Она запнулась.

— Филли, — быстро вставил я, надеясь, что ответил удачно. Видимо, я сказал что-то для нее значащее, так как девушка указала мне на дверь, находившуюся за столом, в дальнем углу прихожей.

Девушка нажала кнопку где-то под столешницей. Мне пришлось немного подождать у двери, пока я не услышал зуммер и щелчок замка.

В комнате, где я оказался, находилось двадцать семь человек, я быстро и тщательно всех пересчитал. Все они были очень заняты. Несколько человек, стоя вокруг стола, делали подборку из газетных и журнальных вырезок. В углу комнаты была расположена фотоаппаратура, с помощью которой фотограф снимал эти подборки, разложенные на столе, тут же получая микрофильм. Около карты, висевшей на стене, о чем-то тихо говорила небольшая группа людей, но я не мог расслышать, о чем именно.

Тут я увидел второго парня в армейской куртке. Он держался около человека в пальто, который, видимо, был боссом, проверяющим, как здесь идут дела. Перемещаясь от группы к группе, он делал замечания одним, подбадривал других и хвалил третьих.

Я пробыл в комнате не менее пяти минут, прежде чем люди стали замечать меня. Сначала это были случайные взгляды, затем более пристальные. Но стоило мне посмотреть в сторону смотрящего, как он тут же опускал глаза. Человек в пальто нервно поджал губы и улыбнулся мне.

Я уселся за стол, положил ногу на ногу и закурил, выпуская длинные струи дыма. Курил и наблюдал, стараясь понять, чем они здесь все занимаются. Некоторые из присутствующих были похожи на типичных коммунистов с карикатур. Пока я сидел, вошли еще несколько молодых людей и присоединились к работающим группам, словно только вчера они оставили здесь незавершенную работу. Вскоре и они стали поглядывать на меня, но как только я встречался с ними взглядом, поспешно опускали глаза. Это становилось похожим на игру. И еще я заметил, что тот человек, за работой которого я наблюдал, замечая это, тут же принимал напыщенно-важный вид. Взглядом я перебрал всех и наконец остановился на человеке в пальто, главном здесь, его слово было законом для остальных. Двадцать минут двенадцатого он начал обходить работающие группы, показывая им самое важное из сделанного или подводя какой-то итог.

В конце концов он подошел ко мне, какую-то долю секунды поколебался, затем прошел мимо к следующей группе. Я, как бы подыгрывая ему, тоже направился к одному из столов и уселся на его край, взяв один из лежавших на нем листков. Крашеная блондинка, сидящая за столом, не могла справиться с дрожью в руках.

Тогда я понял, в чем дело. Я читал программу действий на неделю, написанную в форме указаний. Я находился в центре связи с Москвой. Так просто попал в самое сердце и читал один за одним листки указаний. Прочитав, я вернулся на свое место и улыбнулся. И тут же все заулыбались. Парень в армейской куртке с пистолетом под мышкой подошел ко мне и поинтересовался:

— Кофе не желаете? — Он говорил с легким акцентом, но я не уловил, с каким именно.

Я улыбнулся в ответ на его предложение, и он пригласил следовать за ним. За фотоаппаратурой в углу комнаты была дверь, которую я сначала не заметил.

Она вела в небольшой конференц-зал со столом, шестью стульями и объемистой кофеваркой. Когда дверь за мной закрылась, нас в комнате оказалось семь человек, включая двух дам. Парень в куртке достал с полки поднос с чашками и поставил на стол. Во мне боролись два чувства: хотелось рассмеяться или врезать кому-нибудь по физиономии, настолько все были скованны и серьезны для вечернего кофе после рабочего дня.

Чтобы не рассмеяться, я закурил еще одну сигарету “Лаки Страйк”, в то время как все выстроились с чашками в очередь к кофеварке. Я упустил момент и оказался в конце очереди, но это было кстати, так как позволило мне немного успокоиться.

Все исподтишка наблюдали за мной, сдержанно переговариваясь, довольные тем, что я молчу. Было видно, что черный кофе не всем нравится. Они не привыкли к его горьковатому вкусу, но тем не менее пили, стреляя взглядами в мою сторону.

Как мне держаться с ними дальше? Принимают ли они всех людей за таких же дураков, как сами? Когда я наполнил свою чашку кофе, парень в армейской куртке уже стоял за мной. Все, кроме него, затаили дыхание, он же шумно дышал мне в шею. Я положил в кофе побольше сахара и налил молока по своему вкусу. Повернувшись, я поднял чашку и с удовольствием попробовал кофе. Тут же все оживились, и комната наполнилась шумом. Обе женщины подошли, тоже положили сахар и долили молока. Парень в армейской куртке счастливо улыбнулся.

— Очень хорошо, товарищ, что вы здесь, среди нас. К сожалению, мы не имеем возможности быть в надлежащей степени внимательны к вам.

— Конечно, — произнес я свое первое слово. Реакция была такой, словно я сказал что-то магическое.

Человек в пальто тут же подошел ко мне и протянул руку для рукопожатия.

— Я Генри Глэдоу, вы знаете. Разумеется, вы знаете. — Он нервно покашливал и был крайне возбужден. — Мы ожидали вашего прибытия, но не так быстро. Конечно, мы понимаем, что партия работает оперативно, но это почти сказочно. Вы появились с невероятной быстротой. Только сегодня вечером я получил информацию от нашего связного о вашем прибытии. Невероятно.

Так вот почему он был с вооруженными телохранителями. Мой новый приятель получал от кого-то инструкции на площади. Вот почему парни в армейских куртках блокировали солдата на случай, если это помешает передать сообщение.

—..Рад, что вы проверяете нашу базу, товарищ. — Я оторвался от размышлений и стал вежливо слушать. — Редко выпадает такая честь. Фактически это первый случай. — Он повернулся ко все еще улыбающемуся парню. — Это мой… э-э… партнер по путешествиям, Мартин Ромберг. Очень способный человек. А это мой секретарь, — он указал на девушку в очках с толстыми линзами, которой не было еще и двадцати лет, — Марта Камисоле.

Затем Глэдоу обошел комнату, представляя каждого из присутствующих мне. С каждым я здоровался за руку, пытаясь изображать улыбку, но думаю, что у меня она плохо получалась. Мы выпили еще по чашке кофе и покурили, прежде чем Глэдоу взглянул на часы, и я почувствовал, что у него есть ко мне еще вопросы. Он спросил:

— Вы довольны тем, как работают у нас здесь люди, товарищ? Не хотели бы посмотреть наши документы?

Я нахмурился, чтобы скрыть удивление, но он понял это по-своему. Брови его поползли вверх, он осторожно улыбнулся.

— Нет, товарищ, не письменные документы. Здесь, на базе, у нас есть специалисты, которые держат все документы здесь. — И он постучал пальцем себе по голове.

— Замечательно, — ответил я. — А что случится, если они вдруг заговорят?

Глэдоу был немного озадачен моим вопросом, заставшим его врасплох.

— Очень интересно, товарищ. Да… А кто, собственно, может заставить их говорить? Здесь у нас есть преимущество. В этой стране не применяют силу. Так называемая третья степень допроса забыта. Даже правда теряет свою силу, если сказана под угрозой пытки. Глупцы, полные глупцы, им не хватает ума надлежащим образом править страной. Когда партия придет к власти, все будет иначе, так, товарищ?

— Конечно, все будет совсем по-другому, — ответил я. Глэдоу удовлетворенно закивал головой.

— Может, вы хотите посмотреть что-нибудь специальное? — Он заметно повеселел.

— Нет, не надо. Достаточно того, что я в общем увидел, как вы работаете. — Я поглубже затянулся и выпустил клуб дыма прямо ему в лицо. Он воспринял это как должное.

— Значит, вы укажете в вашем отчете, что у нас все нормально?

— Разумеется, вне всякого сомнения. — Послышался вздох облегчения, и в его взгляде поубавилось страха. Девчушка Камисоле нервно захихикала.

— Тогда позвольте мне повторить еще раз, что мы глубоко ценим ту честь, которой мы удостоены вашим визитом, — сказал Глэдоу. — С тех пор как неожиданно и безвременно наш бывший товарищ ушел из жизни, мы чувствовали себя напряженно. Вы, конечно, понимаете, как мы могли себя чувствовать. Для нас было большим облегчением узнать, что он не был опознан и не установлена его связь с партией. Даже газеты в этой стране глупые.

Я вынужден был опустить глаза, чтобы он не увидел в моем взгляде ненависти. Я готов был убить этого ублюдка, его жизнь висела на волоске, а он даже не подозревал об этом. Я повернул голову и посмотрел на настенные часы. Было около полуночи, я пробыл здесь уже достаточно долго. Поставив пустую чашку на стол, я направился к двери. Они даже не могли приготовить хороший кофе.

Все члены группы уже разошлись, в комнате остался только фотограф, который укладывал микрофильмы в металлическую коробочку, и девчонка, сжигавшая бумаги в специальной корзине. Я не стал присматриваться к их лицам и забивать свою память, слишком много их развелось за последнее время. Глэдоу надеялся, что я пожму ему руку, но я держал руки в карманах.

В это время я услышал, как открылась внешняя дверь и голос девушки за столом в прихожей произнес:

— Проходите прямо сюда.

Я стоял у самой двери комнаты, когда она открылась. Я быстро оглянулся, дабы убедиться, что нахожусь в удобном месте. Все-таки это была база комми, а не клуб девиц в норковых манто и модных шляпках. Вошедшая относилась к тем высоким стройным блондинкам, которые расцветают к тридцати годам. Ее можно было назвать просто красавицей. Но ее тело заставляло тебя, забыв о красоте, подумать о многих других вещах.

Она заулыбалась, увидев Глэдоу, и протянула ему руку. Он замурлыкал от удовольствия, целуя протянутую руку, и произнес:

— Мисс Брайтон, это всегда такое удовольствие — видеть вас. — Он выпрямился, все еще улыбаясь, и добавил:

— Я не ожидал, что вы придете в такой час.

— Я также не ожидала застать вас здесь, Генри. Тем не менее я попыталась использовать этот шанс. Я принесла деньги. — Ее голос был мягким, как бархат.

Она достала конверт из сумочки и передала его Глэдоу.

Только тогда она впервые заметила меня и прищурилась, присматриваясь ко мне. Я улыбнулся ей. Мне было приятно улыбаться миллиону долларов. Этель Брайтон улыбнулась мне в ответ.

Генри Глэдоу вежливо кашлянул и повернулся ко мне.

— Мисс Брайтон одна из тех наших товарищей, кто больше всех добывает для партии денег. Через нее к нам поступили самые крупные вклады.

Он даже не пытался представить ей меня. Кажется, ее это ничуть не удивляло. Они только обменялись взглядами, и на какое-то мгновение хмурая тучка пробежала по ее лицу. Тень парня в армейской куртке на стене позади нее двигалась, совершая какие-то энергичные жесты.

У меня возникло желание познакомиться с Этель поближе. Я решил воспользоваться моментом и своим положением здесь.

— Я еду в верхнюю часть города. Если вы не собираетесь задерживаться, то мы могли бы уйти вместе.

Для женщины, чьи фото регулярно появляются в воскресных газетах, она выглядела не совсем уверенно. Она как-то сникла и посмотрела на Глэдоу, как бы спрашивая разрешения. Очевидно, он разрешил, и она, согласно кивнув, сказала:

— Мой автомобиль… стоит как раз неподалеку. Ни с кем не попрощавшись, я прошел через приемную, раскрыл входную дверь и придержал ее, пропуская Этель Брайтон. Когда она оказалась за порогом, я громко хлопнул дверью. Не ожидая приглашения, я сел за руль автомобиля и протянул к ней руку за ключами. Она опустила их в мою раскрытую ладонь и откинулась на спинку сиденья.

Автомобиль… этот автомобиль был красавец. Седан с открывающимся верхом, сейчас, в темноте, он выглядел почти черным и сверкал огнями улицы, отражающимися на его поверхности и в хроме деталей, как в зеркале.

— Вы из… Нью-Йорка? — поинтересовалась Этель.

— Нет, из Филли, — солгал я.

Я чувствовал, что она нервничает. Вряд ли из-за того, что я сидел за рулем ее машины, поскольку вел аккуратно, со скоростью не более тридцати миль в час, подстраиваясь под зеленую волну светофоров. Я попробовал улыбнуться ей еще раз, и Этель улыбнулась в ответ, теребя пальцами перчатки.

У меня никак не укладывалось в голове: “Этель Брайтон — комми!” Ее папаша дал бы ей по заднице за такие дела, не важно, сколько ей лет. Да, собственно, какого черта, не одна она из тех, у кого есть деньги, цепляются за красный флаг.

— Думаю, не так легко скрывать от всех эти ваши дела, не так ли? — спросил я. Ее руки остановились.

— Конечно, но мне удается.

— Молодец. Вы прекрасно работаете.

— Спасибо.

— Не за что. Для разумных людей это, безусловно, не трудно. Когда вы собираете у людей вклады, разве они не интересуются, на что идут их деньги?

Она опять нахмурилась, немного озадаченная.

— Я обо всем подробно пишу в своих отчетах.

— Да, вы пишете, но все же ответьте на мой вопрос. Мы обязаны все учитывать, ведь ситуации бывают разные.

Я говорил сплошную чушь, но для ее образа мыслей это имело определенный смысл.

— Обычно люди слишком заняты, чтобы слушать мои объяснения, а потом, они могут позволить себе уменьшить часть своей прибыли, облагаемой налогом.

— Какие отзывчивые люди! В этот раз она заулыбалась:

— О да! Это очень приятные люди, и потом, они думают, что жертвуют с целью благотворительности.

— Ох-ох! Ну а если ваш отец узнает, чем вы занимаетесь?

Она отреагировала на мое замечание так, как если бы я ударил ее:

— О пожалуйста, не говорите ему!

— Не волнуйтесь, я же сказал “если”.

Даже в темноте было заметно, как она побледнела.

— Отец никогда… никогда не простит мне. Я думаю… он отправит меня куда-нибудь и полностью лишит наследства. — Она задрожала, а ее руки вновь потянулись к перчаткам. — Но он не узнает, а когда узнает, будет уже слишком поздно.

— Однако тем не менее вы сильно это переживаете.

— Вы бы чувствовали то же самое, если бы… О, я не имела в виду…

Ее волнение вдруг сменилось страхом. Это был не просто страх, а ужас той девочки на мосту.

Я внимательно посмотрел на Этель, и что-то заставило меня произнести:

— Не собираюсь делать вам ничего плохого. Возможно, вы не сможете повторить перед всеми то, что говорите мне. Но я не такой, как остальные, понимаю чужие проблемы, потому что имею кучу собственных.

— Но вы… вы…

— Что я?

— Вы знаете. — Она прикусила губу, искоса посматривая на меня. Я кивнул, словно знал, о чем идет речь. — Вы долго пробудете здесь?

— Возможно. — Я пожал плечами. — А почему вы меня спрашиваете?

Страх снова появился на ее лице.

— Просто спросила. Я ничего не имела в виду. Честно, просто спросила. Я думала… с теми, кто был убит, и все остальное…

Черт возьми, она так говорила со мной, как будто я должен был знать обо всем, что у них здесь происходит. За кого, черт побери, они меня все-таки принимают?

— Я еще побуду здесь, — ответил я.

Мы проехали по мосту и вместе с другими автомашинами направились к ночному Манхэттену. Добравшись до Таймс-сквер, я припарковал машину.

— Прибыл на место, дорогая. Спасибо за компанию. Возможно, я вас еще увижу.

Этель посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. О, что это был за взгляд! Она шумно вздохнула:

— Увидите меня?

— Конечно. Почему нет?

— Но… ведь вы не… я никогда не предполагала…

— Что я могу просто интересоваться женщинами? — закончил я.

— В общем, да.

— Я люблю женщин, милая. Они у меня были и будут. Впервые она улыбнулась простой естественной улыбкой и произнесла:

— Вы немного другой, чем я думала. Действительно. Вы мне нравитесь. Другие агенты были такими официальными, что это просто пугало.

— А я не пугаю вас?

— Вы… могли бы… но не пугаете. Я открыл дверцу:

— Спокойной ночи, Этель.

— Спокойной ночи. — Она проскользнула на сиденье, взялась за руль и завела двигатель.

Я успел послать короткую улыбку, прежде чем она уехала.

«Что за черт! — вертелось у меня в голове. — Что за черт!..»

Что все это значит? Я попал прямо в гнездо к комми, потому что подобрал зеленую карточку, а они даже не высказали ни слова, ни одного слова подозрения! Словно дети, они играли со мной в какую-то игру, расшаркиваясь и раскланиваясь, как перед королем. Ни один из них не поинтересовался моим именем.

Читай газеты. Смотри, что говорят сегодня о красной угрозе, как гибко используют ситуацию. Они действуют очень умно, толковые ребята. А тут вели себя как тупые ослы, по крайней мере по отношению ко мне. Грандиозно. Этот трюк с кофеваркой был просто великолепен.

Я немного прошелся по улице до первого ресторана и заказал себе яичницу с ветчиной. Было около двух часов ночи, когда я добрался до своего дома. Дождь давно прошел, но в воздухе висела сырая пелена, окутывающая здания. Я поднялся к своей квартире и вставил ключ в замочную скважину. Почему-то в этот момент я мысленно вернулся к Глэдоу, стараясь вспомнить все его слова и извлечь из них какой-то смысл. Он говорил о чьей-то смерти. Меня приняли за кого-то, кто был послан к ним. Но чью смерть Глэдоу имел в виду? Помнится, рисунок в газете был приблизительным. Изображенный не был похож на того толстого парня, которого я убрал. Тогда чей же это был портрет? Был убит еще только один человек с зеленой карточкой, тот, которого убил предположительно Ли Демер. Думаю, они приняли меня как его замену. Но кто он был и кем я должен тогда быть?

Есть над чем поломать голову, а я чувствовал, что ужасно устал. Вам не приходилось убить человека, увидеть, как от выражения вашего лица девчонка решается расстаться с жизнью, попасть в самый центр организации комми… и все это в течение двух дней без нормального сна и отдыха. Это очень тяжело.

Я бухнулся в кресло и принялся курить одну сигарету за другой. Телефонный звонок отвлек меня от раздумий.

Я с трудом нашел в себе силы, чтобы поднять трубку и ответить.

Звонил Пат. Он прокричал в трубку несколько фраз, прежде чем я ответил ему.

— Что, слишком поздно для тебя, Майк? Четыре часа утра. Ты только встал или собираешься ложиться? — Ни то и ни другое, я работаю.

— В такой час?

— Начиная с шести вечера.

— Как отпуск?

— Я его отменил.

— Действительно? Не нашел в себе сил оставить город? Кстати, тебе больше не удалось найти зеленые карточки?

Мои ладони вдруг стали влажными.

— Нет.

— — А ты еще проявляешь к ним интерес?

— Кончай ломать комедию, Пат. Куда ты клонишь? Не слишком подходящее время для намеков.

— Давай быстро ко мне, Майк. Так быстро, как только можешь.

Оцепенение мгновенно спало с меня.

— Хорошо, Пат, дай мне пятнадцать минут. — Я положил трубку и надел плащ.

Проще было поймать такси, чем выводить свою машину из гаража. Я похлопал водителя по плечу и назвал ему адрес Пата, а сам позволил себе расслабиться на заднем сиденье, пока наш автомобиль пробирался по городу. Мы уложились как раз в пятнадцать минут, и я хорошо заплатил таксисту. Прежде чем войти в подъезд, я взглянул на небо. Облака исчезли, и на небе сверкали звезды. Может, сегодня будет хорошая погода, простой прекрасный день без всяких приключений, без притворства и игры. Может быть. Я нажал кнопку звонка квартиры Пата на щитке домофона, и дверь тут же открылась.

Он поджидал меня в коридоре возле лифта.

— Добрался быстро, Майк.

— Ты же просил, чтобы я поторопился.

— Входи.

Пат приготовил нам выпить и поставил три стакана на стол.

— Ты ожидаешь кого-то еще? — поинтересовался я.

— Большую компанию, Майк. Садись и выпей пока. Я скинул плащ, шляпу и взял сигарету “Лаки страйк”. Пат вел себя не правильно. Нехорошо устраивать вечеринку в такое время и ради нее выдергивать человека, даже если этот человек твой лучший друг. С другой стороны, его лицо было слишком напряженным, тени усталости легли под глазами. Пат выглядел чертовски утомленным. Я налил себе выпить и, взяв стакан, сел в кресло, обдумывая, что же ему сказать.

Он подождал, пока я выпью, затем сказал:

— Знаешь, в одном ты был прав. Я поставил стакан на стол:

— Что ты имеешь в виду, я не совсем понимаю?

— Близнецы.

— Что?

— Близнецы, — повторил Пат. — У Ли Демера есть брат-близнец.

Пат стоял передо мной, держа стакан в руке.

— Зачем ты мне говоришь? Это не мое дело. Пат повернулся ко мне спиной, задумчиво уставился вдаль и тихо произнес:

— Не спрашивай меня, Майк. Я сам не знаю, почему говорю тебе, ведь этим занимаются официальные власти. Все-таки мы с тобой полицейские. Иногда, прежде чем сделать что-то, я думаю, а что бы сделал ты на моем месте. Странно, не правда ли?

— Довольно странно.

— Однажды я говорил тебе, что ты в отличие от меня имеешь дар предчувствия. Потом, над тобой нет сотни начальников и параллельных служб, которые вмешиваются в твои дела. Ты безжалостный человек, а иногда это помогает.

— Так что?

— Видишь ли, хорошо обученный, опытный полицейский-практик, я работаю на официальной службе, что имеет большое значение, и я боюсь потерять все это.

— И ты не хочешь получать от меня советы, потому что все, к чему я притрагиваюсь, тут же начинает смердить. Я лично не боюсь пачкаться, но мне бы не хотелось марать тебя.

— Не волнуйся, меня ты не замараешь. Поэтому ты сейчас здесь. Думаешь, я поверил твоим сказкам об отпуске? Ни черта! Ты по уши влез в эту историю с зелеными карточками и не пытайся говорить, что ты ими не занимаешься. — Пат повернулся ко мне, выражение его лица было жестким. — Где ты взял их, Майк?

Я пропустил его вопрос мимо ушей.

— Пат, расскажи мне всю историю. Он допил стакан и налил себе еще.

— Ли Демер… как много ты знаешь о нем?

— Только то, что это восходящий лидер. Я не знаю его лично.

— А я знаю, Майк, и он мне нравится. Черт побери, Майк, если его выпихнут из штата, страна потеряет одного из величайших людей. Мы не можем позволить Демеру сойти со сцены.

— Я уже слышал эту историю, Пат, — сказал я. — Один репортер разъяснил мне все в деталях.

Пат взял в губы сигарету и прикурил от колеблющегося пламени зажигалки.

— Надеюсь, его рассказ произвел на тебя впечатление. Это слишком прекрасная страна, чтобы с ней плохо обращались. Демер как раз тот человек, который может навести должный порядок, если придет к власти. Политики никогда тебя не интересовали, Майк. Ты знаешь, все начинается с места, а потом распространяется на всю страну. Хорошо известно, какими продажными свиньями могут быть политики. Если бы ты побыл хоть минуту в моей шкуре, то узнал бы, как я себя чувствую. Мне предлагают то делать, то не делать определенные вещи взамен на кругленькую сумму. Может, ты думаешь, что люди должным образом относятся к полиции? Как бы не так. Они пытаются ее использовать, чтобы проталкивать свои грязные планы. Это случается гораздо чаще, чем ты можешь себе представить.

— И что же. Пат, ты сделал?

Я подался вперед, ожидая, что он ответит.

— Сказал им, чтобы убирались к черту. Они бессильны что-либо сделать с честным человеком, конечно, если он не допустит ошибки. А тогда уж они его подвесят.

— Но ты еще не сделал ошибки? Он выпустил струи дыма из ноздрей:

— Еще нет. Хотя они этого ждут. Я устал от напряжения. Ты и сам видишь. Но должно же остаться в ком-то немного приличия и благородства! Вот почему я боюсь за Демера.

— Да, ты рассказывал мне о нем.

— Близнецы, Майк, ты был прав. Ли Демер был на собрании в тот вечер, когда свидетели видели его убивающим Чарли Моффита. Он вел беседу с людьми в просторной комнате, среди них был и я.

Загасив в пепельнице окурок, я закурил еще одну сигарету и спросил:

— Ты хочешь сказать, что все объясняется тем, что… Ли Демер имеет брата-близнеца? Пат согласно кивнул:

— Именно так.

— Тогда я не пойму, зачем такая секретность? Ведь Ли не отвечает за то, что натворил его брат. Даже публикация об этом случае в газете не может коснуться его, не так ли?

— Все правильно, но дело не ограничивается только этим. — Пат резко поставил стакан на стол. — Имя брата Оскар Демер. Он убежал из санатория, где проходил курс лечения у психиатра. Если об этом узнают, Ли конец.

Я даже присвистнул:

— Кто еще знает об этом, Пат?

— Только ты. Это слишком серьезно. Я не мог с тобой не поделиться. Ли позвонил мне вечером и сказал, что хочет меня видеть. Мы встретились в баре, и он рассказал мне всю историю Оскар придал в город и заявил, что предаст все огласке. За молчание он потребовал деньги. Ли думает, что Оскар намеренно убил Чарли Моффита, надеясь быть принятым за Ли. Он знает, что Ли не осмелится обнародовать тот факт, что его брат психически ненормален.

— Значит, Ли не заплатил ему, и Оскар совершил убийство?

— Похоже, что так.

— Черт, этот Оскар все продумал, ведь у Ли есть алиби и его не могут арестовать. Он сделал это, чтобы загнать Ли в ловушку. Но если он может логически рассуждать, какой же это ненормальный?

— Любой, кто может вот так запросто убить, — ненормальный, Майк.

— Да, пожалуй.

Прежде чем он мне ответил, прозвенели два коротких звонка, и Пат поднялся нажать кнопку замка.

— Ли? — спросил я.

Пат утвердительно кивнул:

— Он хотел получше все обдумать, и мы условились, что я буду дома ждать его. Ли почти потерял голову от всего этого.

Пат открыл дверь и встретил Ли так же, как встречал меня. Было очень тихо, и я слышал, как шумит, поднимаясь, лифт в шахте, потом открывается дверь и раздаются медленные, тяжелые шаги грузного человека.

Я встал и поздоровался за руку с Ли Демером. Он оказался не таким, как я ожидал. Не было ничего выдающегося в его наружности, кроме того, он выглядел как школьный учитель, очень усталый, средних лет Мистер Чипе.

Пат представил меня:

— Это Майк Хаммер, Ли. Он самый близкий мой друг. Его пожатие было твердым, но глаза слишком усталыми. Он спросил Пата очень мягко:

— Он знает?

— Знает, Ли. Ему можно доверять.

Я поблагодарил Пата улыбкой за эти слова, а Ли Демер взял из рук Пата стакан и сел в предложенное ему кресло. Откинувшись, он утомленно провел рукой по лицу. Он немного отпил из стакана, достал сигару и обрезал кончик маленьким ножом, висевшим на цепочке для часов.

— Оскар больше не появлялся, — сказал он уставшим голосом. — Я не знаю, что делать. — Он взглянул на Пата, потом на меня. — Вы полицейский, мистер Хаммер?

— Называйте меня просто Майк. Нет, я не городской полицейский, у меня частная лицензия на оперативную работу, вот и все.

— Майк занимался многими крупными делами, Ли, — заметил Пат. — Он прекрасно во всем ориентируется.

— Понимаю. — Ли снова обратился ко мне:

— Я полагаю, Пат сказал вам, что до сих пор это дело оставалось под сукном? — Я утвердительно кивнул, и он продолжал:

— Думаю, оно может оставаться в таком положении и дальше. Хотя если ему нужно дать ход, то пусть будет так. Решение я oc'i.'-вляю за Патом. Просто не знаю, что делать, так много всего произошло за такое короткое время.

— Могу попросить рассказать мне все с самого начала? — спросил я.

Ли Демер утвердительно качнул головой и медленно начал:

— Оскар и я родились в городе Таунли, штат Небраска. Хотя мы близнецы, но совершенно разные люди.

В молодости я думал, что мы просто не похожи как личности, но правда заключалась в том… что Оскар был сумасшедшим. Он человек с садистскими наклонностями, очень изворотливый и хитрый. Ненавидел меня, своего собственного брата. Фактически Оскар ненавидел вообще всех. Каждый раз, когда он уходил из дома, мы ожидали каких-то неприятностей, и они чаще всего случались. Потом его дела дошли до руководства штата, и Оскара засадили в сумасшедший дом. Вскоре после того как он попал туда, я уехал из Небраски и обосновался в Нью-Йорке. Мне повезло в бизнесе, я стал активно заниматься политикой. Об Оскаре если и вспоминал, то не часто. Затем узнал, что он убежал из сумасшедшего дома. Но какое-то время ничего не знал о его судьбе, пока он неожиданно не позвонил мне на прошлой неделе.

— Это все?

— А что еще, Майк? Возможно, Оскар прочитал обо мне в газетах и нашел меня. Он знал, что будет означать для меня, если станет известно о моем родном сумасшедшем брате. Оскар потребовал денег и сказал, что добьется их от меня не одним, так другим способом.

Пат потянулся к бутылке, чтобы вновь наполнить стаканы. Когда я протянул ему свой стакан, наши глаза встретились. Он ответил на мой вопрос прежде, чем я задал его:

— Ли не стал упоминать об Оскаре даже тогда, когда был опознан как убийца Моффита. Ты теперь понимаешь почему, не так ли?

— Теперь понимаю, — ответил я.

— Даже тот факт, что Ли был опознан, хотя и ошибочно, мог наделать много шума. Однако полицейскому на месте удалось переговорить со свидетелями до того, как подоспели репортеры. Поскольку алиби Ли было очевидным, можно было говорить об ошибке свидетелей, и никто не осмелился дать материал в газеты.

— А где сейчас свидетели?

— Они под наблюдением. Им было сказано, чтобы помалкивали насчет этого дела. После проверки установлено, что все они добропорядочные граждане, простые, обыкновенные люди. К тому же мы все объяснили им относительно ситуации, и они обещали нам содействие в целях правосудия.

— Мне это не нравится, — сказал я, и оба тут же посмотрели на меня. — Черт, Пат, ты так же, как и я, должен чувствовать все нюансы этого дела.

— О чем ты, Майк?

— Оскар выполнил свою угрозу. Он будет пытаться сделать еще что-то. И ты можешь довольно легко поймать его на этом.

— Это так, но остается еще одна проблема.

— Конечно. Оскар может решиться еще на одно убийство, потому что сумасшедший, а в газетах появится фотография “Ли Демера”, схваченного за убийство.

Ли передернуло, но он промолчал.

— Поэтому я и пригласил тебя сюда, — сказал Пат.

— Прекрасно. Так зачем же я нужен? Кусочки льда позвякивали о стенки его стакана. Пат постарался сказать спокойно:

— Ты не официальное лицо, Майк. А я должен следовать инструкциям и не могу поступать по-другому.

— Ты имеешь в виду, что Оскар должен исчезнуть?

— Ты попал в точку.

— И я тот человек, который мог бы это сделать?

— Опять ты прав. — Пат сделал глубокий глоток и сел на край стола.

— Что случится, если этого не произойдет, для тебя лично?

— Я буду вынужден искать другую работу.

— Джентльмены, джентльмены! — Ли Демер нервно провел рукой по волосам. — Я не могу позволить вам сделать это. Вы не должны подвергать себя опасности. Это несправедливо. Пусть лучше все выйдет наружу и решать будет общественность.

— Не говорите ерунды! — отрезал я. Ли взглянул на меня, но я видел уже не его, а Вельду и Пата, говорящих то же самое мне… и вновь слышал голос судьи. Это было для меня самым важным. — Хорошо, я позабочусь об этом, но понадобится помощь. — Я взглянул на Пата. Он согласно кивнул. — И еще одно, Пат. Я делаю это не потому, что патриот, ты понял? Просто меня разбирает любопытство.

Пат внимательно следил за мной.

— А в чем дело, Майк?

— Три зеленые карточки. Три зеленые карточки с обрезанными краями. Я очень хочу разобраться с этими карточками. Они значат гораздо больше, чем ты думаешь.

Я попрощался и оставил их сидящими в гостиной. В моих ушах раздавался смех судьи. Это был зловещий смех, не предвещавший ничего хорошего. Но похоже, я выбрал самый трудный путь.

Глава 4

Мне удалось проспать часа два, прежде чем звонок Вельды разбудил меня. Я поднял трубку и сказал, что какое-то время меня не будет в конторе, но беспокоить меня она может только в крайнем случае, если речь пойдет о жизни и смерти, и то только ее или моей. В противном случае пусть не звонит.

Больше никто меня не тревожил, и я проспал около двенадцати часов. Было пять минут шестого, когда мои глаза сами собой открылись. Я чувствовал себя отдохнувшим. Принял душ, побрился, приготовил себе мясо и еще мокрый, в одних трусах, сел за стол.

Я был голоден и с аппетитом принялся за еду. Не успел я съесть и половины, как раздался телефонный звонок. С досады я пнул ногой дверь, чтобы не слышать звонков, но телефон не унимался. Так продолжалось полных пять минут, наконец я не выдержал, отшвырнул в сторону нож и вилку и подошел к аппарату.

— В чем дело? — пробурчал я.

— Однако долго же ты просыпался, черт!

— А, Пат. Я не спал. Что у тебя в этот раз?

— Случилось так, как мы предполагали. Оскар пошел на контакт. Он позвонил Ли и сказал, что хочет видеть его сегодня вечером. Договорились встретиться в восемь часов в квартире Оскара.

— Так.

— Ли позвонил тут же мне. Слушай, Майк, мы с тобой должны пойти туда, больше никому не доверишь.

Капли воды на моем теле, казалось, превратились в кусочки льда. Озноб пробежал по телу.

— Где мы встретимся, Пат?

— Давай у меня. Оскар живет на другом берегу, в Ист-сайде. — Пат продиктовал мне адрес, и я быстро записал. — Я сказал Ли, чтобы он подъехал первым и начал переговоры. А мы будем следовать прямо за ним. Ли поедет подземкой. Понял?

— Понял. Я скоро буду у тебя. Мы оба замолчали, ожидая, кто первым положит трубку. Пат не выдержал:

— Майк…

— Что?

— Ты уверенно себя чувствуешь?

— Вполне. — И я положил трубку.

Все в порядке, сделаю все, как нужно, хоть и нечистым путем. Плотина будет открыта, и чистые воды выпущены, они вынесут меня на поверхность из грязи.

Я оделся и тут вспомнил о мясе, которое оставил недоеденным на кухне, но решил, что больше есть не хочу. Лишь немного я задержался у зеркала, глядя на себя и решая — должен или не должен брать с собой оружие. Победила привычка, и я взял с собой пистолет, проверив обойму. Уже застегнувшись, достал из шкафа в прихожей коробку с двумя запасными обоймами и пулями, загреб их полную ладонь и все это положил в карман. Если собираешься применять оружие, то должен быть основательно готов к этому.

Вельда только что вошла к себе, когда я позвонил ей.

— Ты еще не ела, детка?

— Перехватила сандвич по дороге. А что, ты хочешь пригласить меня?

— Да, но не на ужин. Это по работе. Я скоро буду. А по дороге все тебе расскажу.

Она сказала, что будет готова, чмокнула в трубку и положила ее. Я надел шляпу, взял блок “Лаки” и сбежал вниз, свистом подозвав такси.

Не знаю, как я выглядел, когда Вельда открыла дверь, но улыбка сразу сошла с ее лица. Оказывается, Вельда была такой высокой, что мне почти не пришлось нагибаться, чтобы поцеловать ее в щеку. Было приятно просто стоять, ощущая ее рядом. Она была красива, приятно пахли ее духи. Вельда олицетворяла собой все прелести жизни.

— Пройди в спальню, Майк. Ты сможешь мне все рассказать, пока я буду одеваться.

— Я могу говорить отсюда.

Вельда повернулась, глаза ее весело заблестели.

— Ты ведь бывал в женских спальнях, Майк?

— Но не в твоей.

— Я приглашаю тебя туда поговорить. Только для этого. Я шутливо оттолкнул ее:

— Боюсь за себя, детка. Ты, да еще в спальне. Это может оказаться для меня слишком опасным. Я берегу тебя для чего-то особенного.

— Это будет стоить три доллара, и можно вставить в рамочку?

Я рассмеялся над ее ответом и последовал за ней в спальню. Вельда предложила мне сесть на обитый сатином будуарный стульчик, а сама зашла ненадолго за ширму и вышла в черной шерстяной юбке и белой блузке. Боже, как прекрасно она выглядела!

Когда Вельда села за туалетный столик и начала расчесывать волосы, я поймал ее взгляд в зеркале. Он словно отражал ту тревогу, которая была в моих глазах.

— Ну а сейчас, Майк, расскажи мне все. Я рассказал ей все, что узнал от Пата, и ожидал, что она скажет.

Вельда спокойно закончила расчесывать волосы и положила щетку на туалетный столик.

— Они слишком многого хотят от тебя.

— Возможно.

Я достал из пачки сигарету и закурил.

— Вельда, а что значит Ли Демер для тебя? Она опустила глаза и произнесла, аккуратно подбирая слова:

— Он значит много, Майк. Ты не обидишься, если я скажу, что они не просят от тебя слишком многого?

— Нет… нет, конечно, если ты так считаешь. Хорошо. Сыграю свою роль, и посмотрим, что я смогу сделать с этим сумасшедшим убийцей. Надевай пальто.

— Майк, а ведь ты не все сказал мне. Как хорошо она меня знала!

— Ты права.

— Расскажешь?

— Не сейчас. Может, позже.

Она поднялась, стройная и совершенная, как статуя, с распущенными черными волосами, обрамляющими ее прекрасное лицо.

— Майк, все-таки ты свинья. У тебя куча проблем, и ты не хочешь, чтобы тебе кто-нибудь помог. Почему всегда ты должен все тащить один?

— Потому что я такой. Это я.

— И я — это я, поэтому хочу помочь тебе. Можешь ты это понять?

— Да, понимаю, но это совсем другой случай, а не то, что ты думаешь, просто не хочу пока говорить об этом.

Она подошла и, положив руки мне на плечи, сказала:

— Майк, если я тебе понадоблюсь… когда-нибудь, ты попросишь меня о помощи?

— Попрошу.

Ее губы, теплые и влажные, были полны любовного возбуждения. Я привлек ее к себе, зажигаясь огнем, который пылал в ней, и ощущая ее тело, полное трепетного желания.

Я забрался пальцами в ее волосы и отвел голову чуть назад. Наши губы разъединились.

— Не надо, Вельда. Не сейчас.

— А когда, Майк?

— Когда-нибудь. Надень пальто. — Я грубовато подтолкнул ее в прихожую. Она открыла гардероб, взяла с вешалки жакет, подходящий к юбке, и легким движением надела его, затем поверх жакета ременную портупею. Кобура опустилась ей на бедро, и пистолет, лежавший в ней, издал лязгающий звук. После этого она надела пальто.

— Я готова, Майк.

Я передал ей листок с адресом Оскара:

— Это место, где он обосновался. Станция метро недалеко, ты прямо сейчас поедешь туда и осмотришься. Не знаю почему, но у меня предчувствие, что тут что-то нечисто. Мы будем прикрывать Ли, когда он войдет в дом. Нужно, чтобы кто-то наблюдал за домом, когда мы войдем внутрь. Помни, это опасный район, будь крайне осторожна. Я не хочу иметь никаких дополнительных неприятностей. Если ты обнаружишь на месте что-либо подозрительное, ничего не предпринимай, возвращайся к станции подземки и жди нас. У тебя будет примерно полчаса, чтобы оглядеться. Будь осторожна.

— Не беспокойся обо мне.

Вельда натянула перчатки, улыбка играла на ее лице. Я вовсе не собирался волноваться за нее, ведь пушка у нее в сумочке лежала не для балласта. Я подвез ее к метро и подождал, пока она спустится вниз.

Пат поджидал меня у подъезда своего дома. Он нервно теребил в руках пачку сигарет. Я крикнул ему из такси, он перебежал улицу и сел в машину.

На часах было семь пятнадцать. Без десяти восемь мы отпустили такси и направились ко входу в метро. Мы были от него примерно в тридцати метрах, когда вышел Ли Демер. Он шел твердой походкой, смотря прямо перед собой, словно это был его район и он хорошо знал место. Пат толкнул меня локтем, я дал ему понять, что тоже заметил Ли. Кроме того, глазами я искал Вельцу, но ее не было видно.

Дважды Ли останавливался, чтобы посмотреть на номер дома. В третий раз он задержался у старого кирпичного дома, взглянул на окна первого этажа, бросил быстрый взгляд назад и вошел в подъезд, исчезнув в его темноте. Мы дали ему тридцать секунд, отсчитывая их про себя и держась в тени здания.

Улица была пустынна, проехал автомобиль, разрезав темноту фарами и едва не осветив нас. Никого не было на улице, даже детей. Может, они где-то и играли, но не в этом месте. Мы закончили считать до тридцати почти одновременно, но было уже поздно. Дверь хлопнула где-то над нашими головами, и мы услышали, как чьи-то ноги стучат по крыше, удаляясь с каждым шагом. Полусдавленный, захлебывающийся голос раздался из дома, мы буквально пролетели по ступенькам и уперлись в закрытую дверь. Ли стоял в проеме двери с петлей на шее, едва не подвешенный к потолку, с широко раскрытым ртом. Он показывал рукой на лестницу:

— Убежал… он убежал. Выглянул из окна на улицу… и убежал.

Пат выругался:

— Черт… мы не можем дать ему уйти.

Я был уже впереди, руки ощупывали темноту. Ведя рукой вдоль стены, я очутился в темноте ночи, которая начиналась за черным ходом в подъезд. В этот момент я услышал голос Вельды:

— Майк… Майк!

— Сюда, Пат. Здесь проход в стене. Включи фонарь.

Пат опять ругнулся, крикнув, что потерял его. Я не стал ждать и выскочил на маленькую аллею позади домов. Пистолет я держал в руке и готов был пустить его в дело. Вельда крикнула снова, и я побежал на ее голос в конец аллеи.

Когда я выскочил на улицу через узкий проход между зданиями, то не смог никого найти. Только в конце улицы увидел людей, бегущих по направлению ко входу в метро. Люди бежали и на ходу кричали что-то друг другу. Я уже знал, что случилось там, внизу, и мне было страшно представить себе это. Если что-нибудь произошло с Вельдой, я вырву кишки у этого сукиного сына. Приколочу гвоздями к стене и буду сдирать с него кожу узенькими полосками.

Цветной парень вышел из подземки наверх и крикнул, чтобы вызывали врача. Этого для меня было достаточно. Работая локтями и корпусом, я протиснулся на платформу и пробрался к самому краю.

В толпе я увидел Вельду и смог унять нервную дрожь, но из холода меня бросило в жар. Я спрятал в кобуру пистолет и пошел к Вельде, стараясь не показать ей, как взволнован.

Поезд протянулся почти во всю длину платформы. Он, должно быть, резко затормозил и не дошел до отметки полной остановки. Перед ведущим вагоном стояли машинист и два проводника поезда, рассматривая кровавое месиво, налипшее на колеса и рельсы. Машинист произнес:

— От него почти ничего не осталось. Не нужно никакого врача.

Вельда заметила меня краем глаза. Я протиснулся к ней и выдохнул в ухо:

— Демер?

Я слышал, как Пат пробирался через толпу, а Ли шел за ним по пятам.

— Иди отсюда, малышка. Я позвоню тебе позже. Она отступила назад, и толпа, поглотив ее, тут же заняла освободившееся место. Вельда ушла, прежде чем Пат добрался до меня.

Его брюки были изодраны, а на щеке выделялась полоса грязи. Пату понадобилось более двух минут, чтобы заставить толпу отодвинуться от края платформы. Люди уже расходились, когда полицейский с улицы появился в проходе. Пат провел рукой по лицу, вытирая пот:

— Что, черт возьми, здесь произошло?

— Не знаю, но полагаю, что наш парень там, внизу. Пусть Ли подойдет поближе и посмотрит.

Машинист вытаскивал останки тела из-под колес.

— И лица почти не осталось, — заметил он. Ли Демер подошел поближе, посмотрел вниз и побледнел.

— О Боже!

Пат обнял его и прижал к себе на всякий случай. Машинист и кондуктор вытащили из-под колес почти все останки.

— Это он? — спросил Пат.

Ли молча кивнул. Я видел, как заходил кадык на его горле. Подошли еще два полицейских с местного участка. Пат показал им свой знак, распорядился позаботиться об останках и сделал движение рукой, чтобы я помог ему отвести Ли на скамейку. Казалось, Ли совершенно обессилел, он повис на нас, как мешок, закрыв лицо руками. Что я мог сказать? Хотя парень и был ненормальным, но все же приходился ему братом. Пока Пат разговаривал с машинистом, я стоял рядом с Ли, который сидел и плакал.

Мы вывели Ли наверх и посадили в машину. Люди толпой стояли возле машины “Скорой помощи”, ожидая дальнейшего развития событий. Они были разочарованы, когда вместо трупа вынесли небольшую корзину и засунули в машину. Какой-то мальчишка указал на следы крови, капавшей из нее, и одна женщина упала в обморок.

Машина с останками укатила. Я полез за сигаретой. Чертовски хотелось закурить.

— Он умер мгновенно, — констатировал я. — Что сказал машинист?

Пат взял сигарету из моей пачки:

— Машинист не видел его. Парень, должно быть, стоял за колонной, затем спрыгнул вниз прямо перед вагоном и был мгновенно разорван на куски.

— Не знаю, как это принимать, с облегчением или нет.

— Для меня это облегчение, Майк. Он мертв. Даже если его имя попадет в газеты, кто свяжет это с Ли? Со смертью Оскара все наши беды миновали.

— Ты нашел у него какие-нибудь документы? Пат опустил руку в карман плаща и вынул какие-то бумаги. Они выглядели так, словно были запачканы чернилами. Липкие чернила.

— Билет на поезд из Чикаго лежит в конверте от билета на междугородный автобус. Видимо, до Чикаго он добирался автобусом, а затем сел на поезд. Билет на поезд датирован семнадцатым числом, пятницей.

Я повернул конверт обратной стороной и увидел отпечатанную надпись: “Демер”, сделанные от руки карандашом заметки о рейсах. Был еще один конверт, наполовину оторванный и использованный владельцем для памятных записей. Однако можно было разобрать часть фамилии Демера, адрес в Небраске и, самое главное, штамп почтового отделения, поставленный месяц назад. Две скомканные долларовые бумажки, немного мелочи и ключ от дверного замка. Лучшего трудно было и пожелать, но именно это мне и не понравилось.

— В чем дело, Майк? — раздраженно спросил меня Пат.

— Не знаю, но от всего этого отдает душком.

— Тебе это не нравится, потому что не удалось прикончить его самому!

— Заткнись, понял?

— Тогда что тебе кажется подозрительным?

— Откуда, черт возьми, я знаю! Может мне что-то не нравиться, даже если я еще не могу объяснить почему?

— Нет, со мной у тебя такого быть не должно. Я рисковал головой, когда тянул тебя в это дело.

Я затушил сигарету. Было довольно прохладно, и пришлось поднять воротник, пауза затянулась.

— Послушай, Пат, постарайся точно определить, что это за парень, чьи останки отвезли в морг. После этого, может статься, я смогу сказать тебе, почему мне кажется, что это дело попахивает.

— Не беспокойся. Как раз это я и собирался сделать. Не дам ему обвести нас вокруг пальца. Парень действительно мог кого-нибудь сбросить под поезд, чтобы сбить нас с толку. Было у него время, чтобы сунуть эти бумаги парню в карман? Думаю, он мог это сделать. Мы все проверим. У Ли есть свидетельство о рождении и медицинская справка Оскара, в которой имеется описание всех физических данных Оскара. Мы довольно быстро установим, Оскар это или кто-нибудь другой.

— Дай мне знать.

— Позвоню завтра утром. Жалко, нам не удастся узнать, как ему удалось нас засечь. Я чуть шею себе не свернул в этой чертовой аллее. Мне показалось, что тебя кто-то звал там.

— Это исключено.

— Хорошо, давай до завтра?

— Уф-ф, ладно. — Я сделал последнюю затяжку и бросил окурок в канализацию. Пат пошел назад на станцию, я слышал его удаляющиеся шаги.

После разошедшейся толпы улица выглядела еще более пустынной. Я направился к подъезду и, поднявшись на три ступеньки, вошел. Дверь в квартиру все еще была открыта, в холл подъезда проникал свет, помогая мне ориентироваться в полумраке.

Это была обыкновенная однокомнатная квартира. Из мебели только стул, кровать, небольшой шкаф и рукомойник. Открытый чемодан, лежащий на кровати, был наполовину забит разным барахлом, довольно поношенной одеждой. Трудно было понять, распаковывали его или упаковывали. Я стал ворошить вещи и нашел долларовую бумажку. Под одеждой лежал каталог вещей, которые можно заказать по почте. Часть этого каталога занимали спортивные принадлежности, включая все виды оружия. Другая часть каталога содержала картинки автопринадлежностей. Какая часть каталога больше интересовала владельца? Что он заказал — пистолет или покрышки? Где?

Я взял стопку рубашек и стал их разворачивать, ища метки. Только на одной была метка прачечной “Дэя”, так что, видимо, он стирал их сам.

Больше мне ничего не удалось обнаружить.

Я мог вздохнуть спокойно и передать Марти Куперману, что Ли сейчас ничего не угрожает. Пат и полицейские будут удовлетворены, и вообще все будут довольны. И только я один недоволен, что-то не дает мне покоя. Да, я далек, чертовски далек от того, чтобы быть довольным. Мое недовольство заключалось в том, что случившееся никак не было связано с зелеными карточками, которые больше всего интересовали меня. Происшедшее не было связано с зелеными карточками ничем, кроме того, что тот, кто погиб под колесами поезда, когда-то убил парня, имевшего зеленую карточку. Как его звали-то… Моффит, Чарли Моффит. Был он убит случайно или что-то большее стоит за этим?

С досады я пнул край кровати и в последний раз осмотрел комнату. Следующим, кто сюда придет, будет Пат. Он методично все обследует, возьмет отпечатки пальцев, идентифицирует их, словом, все, как положено. Если я чего-то и не заметил, Пат обнаружит, и я смогу получить данные от него.

Прошло всего несколько часов, как я вылез из постели, но чувствовал себя почему-то очень уставшим. Слишком уж много неясного… К тому же мысленно я все время возвращался к увиденному под колесами поезда.

Я вышел из дома, зашел в аптеку и оттуда позвонил Вельде домой. Дома ее не было. Тогда я позвонил в офис, она была там. Я назначил ей встречу внизу, в баре, и вышел на улицу, ища такси.

Водитель такси настойчиво рассказывал мне в деталях о случившемся в метро, подчеркивая, что получил сведения от очевидца. Я был настолько утомлен этим, что поскорее выскочил из машины, как только мы оказались на месте.

Вельда сидела в дальнем зале с бокалом коктейля “Манхэттен”. Двое парней за соседним столиком пытались с ней заигрывать. Один из них сказал какую-то гадость, другой громко засмеялся. Тони, владелец бара, хотел уже выйти из-за стойки, но, увидев меня, остановился. Шутник сказал что-то еще, сполз со своего стула и направился к Вельде.

Он поставил свой стакан к ней на стол и, опершись рукой, нагнулся пониже, говоря какие-то непристойности. Вельда быстрым, почти неуловимым движением ударила его по руке так, что он лишился опоры и лицом уткнулся в поверхность стола. А затем она выплеснула содержимое своего стакана ему в глаза.

Парень заревел:

— Ты, грязная маленькая…

Но не успел докончить. Вельда стеклянной пепельницей ударила его сбоку по голове. Он упал на колени, головой почти касаясь пола. Второй парень сначала оцепенел, затем смахнул свой стакан со стола и вскочил со стула. Он успел сделать только один шаг, потому что я схватил его сзади за воротник плаща и, дернув вниз, положил на спину.

Тони заулыбался, облокотившись на стойку бара. Мне было не смешно. Парень, оказавшись на полу, повернул голову в мою сторону, и в его взгляде я прочел смертельную угрозу.

— Здоровый, умный малый, — процедил он, и вдруг словно какая-то пружина сработала в нем. Он вскочил на ноги, в руке сверкнул нож.

Щелчок взводимого курка пистолета хорошо слышен в тихой комнате. Этот негромкий звук может остановить целую дюжину парней. Тип с ножом не мог отвести глаз от пистолета. Я дал ему несколько секунд на созерцание и затем врезал пистолетом по носу.

Нож выпал на пол, и я сломал его, резко наступив ногой. Тони рассмеялся. Я схватил малого, поставил на ноги и, зажав рукой его голову, несколько раз провел металлом пистолета по его лицу, пока оно не превратилось в кровавую массу. Парень взмолился, чтобы я прекратил это.

Тони помог мне выбросить их на улицу из бара. Я вернулся к Вельде и сел за столик. Тони принес ей новый “Манхэттен”, а мне пива.

— Очень хорошо, — сказал я.

— Спасибо. Я знала, что ты рядом.

Она закурила, ее руки не дрожали в отличие от моих.

— Ты был слишком жесток с ним.

— Подонок! Схватил нож. У меня аллергия на порезы. — Я выпил полбокала пива одним махом и опустил его точно на влажный след от донышка на столе. — Ну а теперь расскажи мне о том, что ты там увидела.

Вельда начала говорить, отрывая спички одну за другой от упаковки, но не зажигая их.

— Я была там около половины восьмого. Свет горел в окне, выходящем на улицу. Я видела, как кто-то дважды выглядывал на улицу, отодвигая занавеску. Какая-то машина дважды прошла мимо дома, объезжая кругом по улицам и всякий раз замедляя движение перед домом Когда машина проехала в последний раз, я подошла к двери и попыталась открыть ее, но она была закрыта, тогда я прошла к другой двери и попробовала открыть ее. Она тоже была на замке, но рядом находился вход в подвал, и я решила спуститься вниз. Когда я наполовину спустилась по ступенькам, то вдруг увидела человека, идущего к дому. Я подумала, что это может быть Демер. Мне удалось рассмотреть, что вы следуете за ним. Дверь в подвал была открыта, а из подвала можно было выбраться на задний двор. Пробираясь через груды пустых ящиков, я вдруг услышала, что кто-то ходит на заднем дворе. Не знаю точно, сколько времени у меня ушло на то, чтобы выбраться из подвала. Может быть, минуты две. Затем я услышала крик, кто-то вышел из двери соседнего дома. Я оказалась в аллее, услышала шаги убегающего человека и, поняв, что не смогу догнать его, стала звать тебя.

— Это был Оскар Демер, точно. Он тоже заметил нас и попытался скрыться.

— Может быть.

— Почему ты говоришь… может быть?

— Мне кажется, что по аллее бежали два человека.

— Два человека? — У меня чуть голос не сорвался. — Ты видела их?

— Нет.

— Тогда почему?

— Не знаю. Думаю, их было двое.

Я допил первый бокал пива и попросил Тони принести второй. Вельда так еще и не дотронулась до своего коктейля.

— Что же заставляет тебя думать так? Она пожала плечами и, глядя в бокал, постаралась вспомнить те мгновения:

— Когда я была в подвале, мне показалось, что кто-то есть во дворе. Но вокруг было полно кошек, и я решила, что слышу шум от них.

— Так. Дальше.

— Затем, когда я побежала по аллее за ним, то упала и лежа слышала, что бежит человек, но не один.

— Один человек может произвести шума больше, чем десять, если он раньше никогда не бегал.

— Может, я и не права, Майк, но я хотела, чтобы ты об этом знал.

— Черт с ним, теперь это, собственно, не имеет большого значения. Он мертв, и с его смертью все закончилось. Ли Демер смело может идти вперед и осуществлять свои реформы. У него нет теперь никаких причин беспокоиться. А что касается двух человек в аллее, то… Ты ведь видела, что из себя представляет это место. Никто не живет там по своей охоте, а только если больше деваться некуда. Там живут люди, которых легко напугать, и если Оскар начал бежать, то кто-то другой мог тоже побежать. Ты видела его спускающимся в метро?

— Нет, он уже спустился, когда я подошла. Но двое мальчишек на ступеньках у входа что-то увидели интересное внизу и подзывали третьего посмотреть. Я спустилась вниз на платформу, поезд в это время резко затормозил, но я не знала причины. Когда ты велел мне уходить, я вышла и попыталась найти этих мальчишек, но их не было наверху.

Я допил свое пиво, а Вельда коктейль. Она надела пальто.

— Что теперь, Майк?

— Ты идешь домой, детка, а я собираюсь немного прогуляться.

Мы попрощались с Тони и вышли. Парней, которых мы выдворили из бара, нигде не было видно. Вельда улыбнулась:

— Я в безопасности?

— Конечно.

Я подозвал такси, поцеловал ее, посадил в машину и попрощался, а сам отправился гулять по улицам. Мои шаги вторили мыслям. Я вспомнил свою прогулку по мосту и еще одну, ту, что привела меня к комми. Что-то стояло за этими зелеными карточками. Где мне найти ответ на то, почему я должен был убить толстого парня, у которого была зеленая карточка, и увидеть смерть девушки, не вынесшей выражения моего лица? Я хочу знать, почему провидением был выбран именно я, чтобы нажать на спусковой крючок пистолета.

Я зашел в кондитерскую, намереваясь позвонить. В телефонной книге нашел Парк-авеню, Брайтон и набрал нужный номер.

Важный голос ответил:

— Резиденция мистера Брайтона.

Следовательно, я попал, куда нужно.

— Этель дома?

— Как мне передать, кто ее спрашивает?

— Просто позовите ее к аппарату.

— Извините, сэр, но…

— Заткнись и соедини меня с ней. Немного спустя я услышал в отдалении шум голосов, а затем прозвучал голос Этель:

— Да?

— Привет, Этель, — сказал я. — Прошлой ночью я вел твой автомобиль до Таймс-сквер, ты помнишь?

— О-о! Но… — Она понизила голос почти до шепота. — Пожалуйста, я не могу говорить с вами из дома. Это…

— Ты можешь поговорить со мной вне дома. Я буду на углу улицы возле твоего дома через пятнадцать минут, детка, подъезжай туда на машине.

— Я не могу. Честно… о пожалуйста! — В ее тоне чувствовалась паника.

— Будет лучше, если ты придешь, детка. — Сказанного было достаточно, и я повесил трубку. Если я правильно понял, она придет, и направился к Парк-авеню.

Этель ждала меня. Я заметил ее еще издалека, примерно метров за сто. Она ходила взад и вперед, стараясь всем своим видом показать, что находится здесь по делу. Я подошел к ней сзади и неожиданно для нее произнес:

— Хэлло.

Она вздрогнула и ответила мне. В ее голосе звенел панический страх.

— Испугалась?

— Нет, конечно нет.

Как же, не испугалась! Ее подбородок подрагивал, а руки тряслись.

Я широко улыбнулся, взял ее под руку, и мы направились в западном направлении, туда, где было много людей и улицы сияли огнями. Иногда бывает необходимо побыть среди людей, потолкаться в толпе, отойти душой. Хочется говорить, смеяться, ощущать себя частицей этого пестрого шумного шествия.

На нее это, однако, не подействовало. Искусственная улыбка застыла на ее лице, Этель украдкой поглядывала на меня.

Мы прогулялись по Бродвею и зашли в небольшой бар на боковой улице. В баре все посетители собрались в одном конце возле телевизора. Лампы горели приглушенным светом, создавая полумрак, и никто даже не обратил на нас внимания, кроме бармена. Но и ему было интереснее смотреть бокс по телевизору, чем обслуживать нас.

Этель заказала коктейль, а я пиво. Когда принесли выпивку, она напряженно взяла стакан одной рукой, а другой нервно крутила сигарету. Девушка смотрела вдаль, словно что-то внимательно рассматривала за моей спиной, и упорно молчала, хотя я и старался ее разговорить. Вскоре я оставил эти попытки и замолчал. Так мы просидели некоторое время. Я заметил, как побелели ее пальцы. Чувствовалось, что она долго не выдержит. Я глубоко затянулся и сказал, выдыхая вместе со словами дым:

— Этель… Она вздрогнула.

— Что есть во мне такого, что заставляет тебя деревенеть?

Она провела языком по губам:

— Да нет, ничего, действительно ничего.

— Ты даже ни разу не поинтересовалась, как меня зовут.

Этель вскинула голову. Глаза ее расширились и уставились в стену.

— Меня… не интересуют имена. Но вы… я… пожалуйста, что я такого сделала? Разве я была неискренней? Почему вы… — Она слишком долго сдерживалась. Слезы показались в ее глазах, слезы и мольба. Этель разрыдалась чисто по-женски.

— Этель… перестань, пожалуйста. Посмотри в зеркало, и ты поймешь, почему я позвонил тебе. Ты женщина, увидев которую однажды невозможно забыть. Ты слишком серьезна.

Женщины всякий раз странно ведут себя со мной. Она перестала плакать так же внезапно, как и начала, а губы сжались в негодовании. Сейчас она смотрела мне прямо в глаза.

— Мы обязаны быть серьезными, и вы должны знать это лучше всех!

Так-то лучше. Эти слова она говорила от себя, а не повторяла заученные фразы.

— Ну, не все же время! — рассмеялся я.

— Все время! — возразила она.

Я продолжал улыбаться, и Этель хмуро сдвинула брови.

— Хорошо, хорошо, пусть будет так.

— Не понимаю вас. — Она немного поколебалась и вдруг улыбнулась. Улыбка ей очень шла, делая ее лицо милым. — Вы проверяли меня? — заявила она требовательно.

— Что-то в этом роде.

— Но… почему?

— Мне нужна помощь. Я не могу обратиться за ней к любому, знаешь ли. — Это была правда. Мне действительно очень нужна была помощь, причем основательная.

— Вы имеете в виду… Вы хотите, чтобы я помогла вам… выяснить, кто это сделал? — Как я хотел, чтобы она открылась. Мне было не по себе от всех этих глупых игр, но я должен был подыгрывать ей.

— Да, именно так.

Видимо, ей это понравилось. Я заметил, как расслабились пальцы ее руки, держащей стакан, и она сделала первый глоток.

— Могу я задать один вопрос?

— Разумеется.

— Почему вы выбрали меня?

— Люблю иметь дело с красивыми людьми.

— Но мое происхождение…

— Оно тоже меня привлекло. К тому же красота помогает в делах.

— Но я не такая уж красавица, — возразила Этель, ожидая услышать от меня возражение, и услышала.

— Я вижу открытыми только твои руки и лицо. Они красивы, и я готов поклясться, что и все остальное, чего я не могу видеть, так же красиво.

Было слишком темно, и мне трудно сказать, покраснела она при этих словах или нет. Облизнув губы, она улыбнулась:

— Вы бы хотели?

— Что?

— Ну, посмотреть, как выглядит все остальное? Нет, она не покраснела. Я тихо засмеялся, и ее глаза зажглись блеском.

— Да, Этель, именно этого я и хочу, а увидев, захочу большего.

Ее дыхание стало глубоким и частым, на шее забилась жилка.

— Здесь жарко, — сказала она, распахивая пальто. — Может, мы… уйдем?

Теперь она смеялась и вся светилась радостью. Мы оставили наши бокалы недопитыми, нам было не до этого. Я чувствовал теплое пожатие ее руки, с каждым шагом она преображалась, превращаясь в живую, молодую, чувственную женщину. Этель вела меня. Мы шли к ее дому так быстро, словно торопились скорее насладиться предстоящим.

— А если твой отец… или кто-нибудь из знакомых увидит нас? — поинтересовался я. Этель пожала плечами.

— Ну и пусть. — Она высоко вскинула голову. — Меня это ничуть не беспокоит. Последние чувства к моей семье исчезли несколько лет назад.

— Но тогда у тебя нет чувств и ни для кого другого?

— Нет, есть. О есть! — Она посмотрела мне прямо в глаза. — В данный момент у меня чувство к вам.

— А в другое время?

— Я не должна вам этого говорить.

В нескольких метрах от ее дома мы остановились. Здесь стоял ее автомобиль. На всех машинах, стоящих рядом с ее, под щетками были прижаты парковочные билеты. На ее был только клубный знак.

— В этот раз я поведу сама.

Мы уселись в машину и поехали. Сначала шел небольшой дождь со снегом, затем небо прояснилось и ярко засверкали звезды. По радио звучала приятная классическая музыка, было тепло и уютно, как дома, в то время как наша машина, рассекая воздух, мчалась по извилистому шоссе в сторону Хадсона.

Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи, поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.

Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в углу отделанной под хижину части комнаты.

— Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом разожги огонь. Дрова уже в камине.

Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить. Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.

Комми. Она была красной. Она имела все, что можно, и тем не менее оставалась красной. На что она, собственно, рассчитывала? Неужели она за то, чтобы правительство приказало ей поделиться всем этим с народом? Все ценности при новом режиме приобретут новых хозяев. Какой-нибудь жирный генерал, высокопоставленный чиновник из секретной службы, кто-нибудь еще. Уверен, прекрасно быть комми, пока ты на самом верху. А из кого же они планируют сделать послушных идиотов?

Как Этель могла влипнуть в это? Я еще немного поразмышлял о непонятных мне вещах, сохранившихся в этом мире, и бросил спичку в камин. Огонь разгорелся, охватив сухие дрова. В этот момент вошла Этель. На ней была меховая накидка, распущенные волосы казались мягче.

— Холодно?

— Здесь да, но я скоро согреюсь.

Я подал ей бокал, и мы чокнулись. Ее глаза излучали свет и тепло.

Мы выпили с ней еще, и бутылка была уже почти пустая. Меня подмывало задать ей несколько вопросов, но не хотелось, чтобы она имела возможность их обдумывать. Я решил чуть-чуть подпоить ее. Открыл бар и стал снова выбирать, переставляя бутылки. Этель включила проигрыватель и поставила пластинку.

Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось во мне с другим желанием. Этель засмеялась:

— Да ты пьян!

— Пьяный, как черт! — На самом деле это не соответствовало действительности.

— И я тоже пьяна. Но мне это нравится. — Она подняла руки и резко повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.

— Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.

Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру, которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне, приглашая сесть.

— Ты спечешься в своей меховой накидке, — сказал я.

— О нет! — Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами, она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на которых, меняя их цвет, играли блики огня.

Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее. Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело, но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее длинных ног и упругого, мягкого живота. Этель крепко обняла меня и прижала к колышущейся восторгом любви груди.

Глава 5

Я проснулся с зарей, во рту было сухо. Пытаясь собраться с мыслями, начал вспоминать, что произошло вечером. Этель еще спала рядом со мной. Ночью она вставала, чтобы принести одеяла, когда потух огонь в камине.

Я поднялся, стараясь не потревожить ее. Взял свою одежду, среди нее нашел пистолет и портупею, пиджак валялся на полу. Я вспомнил, что выронил свой бумажник, и стал ощупью искать его. Бумажника нигде не было, меня бросило в жар. Я присел на софу и потряс головой, сгоняя последние остатки сна. Нагнувшись, стал искать тщательнее, но бумажника не было. Пошарив ногой, я вытолкнул его из-под столика, куда, видимо, загнал в темноте вчера вечером.

Этель Брайтон спала и улыбалась во сне, когда я уходил. Это была хорошая ночь, но приходил-то я сюда вовсе не за этим. Она счастливо засмеялась во сне и обняла руками одеяло.

Я натянул плащ и вышел из дома. Облака вновь сгустились, но было теплее, чем вчера. За двадцать минут я добрался до хайвея, пришлось прождать столько же, пока не подошел грузовик, который подвез меня в город. Я угостил водителя завтраком, и мы разговорились о войне. Парень согласился со мной, что мы повоевали неплохо. Он тоже был ранен и иногда, ссылаясь на это, мог отпроситься на денек-другой.

Я позвонил Пату из автомата недалеко от его офиса около десяти утра. Он поздоровался и спросил:

— Ты можешь подъехать ко мне, Майк? Для тебя есть кое-что интересное.

— По поводу того случая?

— Совершенно верно.

— Буду минут через пять, не уходи.

Снова, как и в прошлый раз, районный прокурор выходил из здания, но не заметил меня. Когда я постучался в кабинет Пата, то услышал в ответ: “Войдите” — и открыл дверь.

— Где, черт возьми, ты был? — спросил Пат, многозначительно улыбаясь.

— Нигде, — тоже с улыбкой ответил я. — Если я правильно оцениваю твои отношения с Вельдой, то тебе лучше стереть помаду с лица и побриться.

— Что, так плохо?

— Кроме того, даже отсюда чувствуется запах виски. Вельде это не понравится, — констатировал я.

— Ни одной любящей женщине не понравится, — пошутил Пат. — Ладно, хватит об этом, Майк. У меня есть для тебя новости. — Он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда большой конверт из плотной бумаги с надписью: “Для служебного пользования”. В нем лежали фотографии отпечатков пальцев. — Мы сняли их с останков прошлой ночью, — пояснил Пат.

— Ты не терял времени даром.

— Не могу себе этого позволить.

Он раздвинул края конверта и вынул три скрепленных листа. Документ был отпечатан на бланке больницы, название которой я не смог прочесть, так как Пат перевернул листы. На обратной стороне находились оттиски пальцев.

— Это тоже отпечатки Оскара Демера из истории его болезни, которая хранилась у Ли.

Даже непрофессионалу было ясно, что они идентичны.

— Тот же парень, все в порядке, — заметил я.

— Никакого сомнения на этот счет. Хочешь посмотреть медицинское заключение?

— Да я не очень разбираюсь во всей этой медицинской писанине. Скажи мне сам вкратце, что они пишут?

— Оскар был опасным психом, параноиком и еще целый ряд подобных терминов.

— От рождения?

Пат понял, о чем я думаю.

— Ну, не совсем так. Нет никаких причин полагать, что это семейная болезнь и ею может страдать Ли. Оскар еще ребенком попал в аварию и получил серьезную травму головы, которая привела к заболеванию.

— Что-нибудь просочилось в газеты? — Я передал листы Пату, и он убрал их в конверт.

— К счастью, ничего. Конечно, мы изрядно поволновались, но ни один из газетчиков не связал Ли и Оскара между собой. Удачным оказалось и то, что лицо Оскара было изуродовано, практически лица не было. В противном случае скрыть ничего бы не удалось, и политики могли бы раздуть это дело.

Я взял сигарету из пачки, постучал ее концом о подлокотник кресла и спросил:

— Каково мнение медицинских экспертов?

— Черт, самоубийство, без всякого сомнения. Оскар был напуган, страх толкнул его на это. Он пытался убежать, зная, что в западне. Подозреваю, он боялся, что его вернут в сумасшедший дом, если поймают, да еще убийство Моффита… Он просто не смог этого выдержать. — Пат щелкнул зажигалкой и поднес огонь к концу моей сигареты. — Полагаю, все закончилось чисто.

— Уверен в этом, Пат, — подтвердил я. Пат принял официальный вид. Передо мной сидел полицейский. Вены на его шее вздулись, губы сжались в тугую линию.

— Я знаю, Майк, твои дела всегда связаны с убийством.

— Это верно.

— Между прочим, Майк, я так завязан с тобой, что если ты попадешься, то за собой потянешь и меня.

— Не попадусь.

— Майк, сукин сын, на тебе уже убийство.

— Даже не одно, а два, и будут еще. Взгляд Пата потеплел.

— Если ты не расскажешь, я сам просмотрю все дела по последним убийствам, одно за другим, и заставлю тебя признаться.

— Думаешь, у вас нет ни одного нераскрытого убийства?

Пат покраснел:

— Ну, не за последнее время.

— А как насчет того парня, которого выловили в реке?

— Для нас — да… Для тебя — нет.

Я удивленно посмотрел на него.

— Видишь ли, я виделся с Ли, прежде чем прийти сюда. Он позвонил мне, — объяснил Пат. — Во время разговора Ли с Оскаром по телефону тот на что-то намекал. Ли думает, что Оскар мог, кроме убийства Моффита, приготовить еще какой-нибудь компрометирующий трюк. Мне пришлось сказать Ли, что ты тоже имеешь свой особый интерес в этом деле, о котором не хочешь говорить даже со мной. Ли подробно расспросил меня о тебе и теперь хочет переговорить с тобой.

— Я должен найти что-то оставшееся после Оскара?

— Предполагаю, что так. В любом случае он тебе хорошо за это заплатит. Ты будешь заниматься тем же, но не бесплатно.

— Не возражаю. Я сейчас в отпуске.

— Слушай, кончай эту песню. Придумай что-нибудь пооригинальней. Что у тебя на уме? Это работа гангстеров. Тело до настоящего времени не опознано. Дантист пытается установить его личность по зубам. Другой возможности нет.

— Думаешь, вам удастся установить его личность?

— Надеюсь. У него один из искусственных зубов был сделан из нержавеющей стали. Нам никогда раньше не приходилось с этим встречаться.

У меня в ушах вновь зазвенели колокола. Сигарета выпала из руки, я нагнулся поднять ее, кровь бросилась мне в голову. Может, Пату и не приходилось слышать о стальных зубах, но не мне. Однако я не стал ничего говорить, а только спросил:

— Ли ожидает меня?

— Я сказал ему, что утром тебя какое-то время не будет.

— Хорошо. — Я поднялся, надел шляпу, собираясь уходить. — Еще одно, Пат, что это за парень, которого убил Оскар?

— Чарли Моффит?

— Да.

— Тридцать четыре года, светлая кожа, темные волосы. Шрам на брови. Воевал. Ни одного привода в полицию. Занимал комнату на Девяносто первой улице, жил там больше года. Работал на фабрике по производству пирожков.

— Где?!

— Фабрика пирожков, — повторил Пат. — Ну, выпекают разные пирожки, булочки. Существует сеть небольших лавочек под вывеской: “Пирожки мамаши Свитгер”, для них эта фабрика делает пирожки.

— Что, кроме зеленой карточки, при нем не было ничего?

— Да нет, кое-какие мелочи и водительские права. Правда, во время нападения один из карманов его пальто был оторван, но сомневаюсь, чтобы он носил там что-нибудь стоящее. А в чем дело, Майк?

— Ты что, забыл про зеленые карточки?

— А какого черта тебя так волнуют комми? У нас есть специальные службы, которые этим занимаются. Я смотрел в окно, где разгоралось утро.

— Скажи мне. Пат, сколько, по-твоему, красных вокруг нас?

— Пара сотен тысяч, думаю, — ответил он.

— А сколько человек работает в той службе, которую ты упомянул?

— Ну… может быть, несколько сотен. А что можно с этим поделать?

— Ничего… просто поэтому я и беспокоюсь.

— Ладно, забудь об этом. Дай мне знать, как ты договоришься с Ли.

— Хорошо.

— И еще, Майк… будь поосторожней, ладно? Всем журналистам хорошо известна твоя репутация, и, если кто-нибудь пронюхает, что ты работаешь на Ли, могут появиться вопросы, на которые трудно будет ответить.

— Я замаскируюсь.

Офис Ли Демера располагался на третьем этаже довольно скромного здания недалеко от Пятой авеню. Обстановка офиса, без особых претензий на роскошь, радовала только прекрасным ангельским личиком девушки-секретаря. Ее голос был так же божествен, как и ее фигурка, которую она скорее пыталась показать, чем скрыть. Но она жевала резинку, ворочая челюстями, как корова, и это сводило на нет все ее прелести.

Стеклянная стена с небольшими окошками на уровне пояса отделяла приемную от машбюро. Две девушки сосредоточенно печатали на машинках. Мне пришлось согнуться чуть ли не пополам, чтобы обратиться к ним. Одна из девушек, увидев мою неудобную позу, мило улыбнулась, встала и, открыв дверь, вышла ко мне.

Ей было чуть больше тридцати. Хорошо сшитый костюм отлично гармонировал с ее фигурой, было приятно смотреть на нее и говорить с ней. Девушка с улыбкой спросила меня:

— Чем могу вам помочь? Невозможно было быть нелюбезным.

— Мне хотелось бы увидеть мистера Демера.

— Он вас ожидает?

— Да, он передал, что хочет меня увидеть.

— Понимаю. — Она постучала карандашом по своим зубкам и немного нахмурилась. — Простите, а вы торопитесь?

— Ну, про себя я бы так не сказал. Думаю, мистер Демер торопится.

— Видите ли, у него сейчас врач. Он может немного задержаться, так что…

— Врач? — удивился я.

Девушка утвердительно кивнула, беспокойство появилось в ее глазах.

— Мистер Демер показался мне таким расстроенным сегодня утром, и я решила вызвать доктора. Последнее время шеф чувствовал себя не очень хорошо, недавно с ним случился приступ.

— Приступ чего?

— Сердечный. Несколько дней назад он имел очень неприятный разговор по телефону, после которого ему стало плохо. Он потерял сознание. Я была ужасно напугана. Вы понимаете, никогда прежде этого не случалось и…

— Что сказал доктор?

— К счастью, это был легкий сердечный приступ. Доктор рекомендовал мистеру Демеру относиться ко всему без особого волнения, но для такого темпераментного человека это почти невозможно.

— Вы сказали, что ему позвонили и телефонный разговор привел его в такое состояние?

— Уверена, что так оно и было. Анна подтвердила, что это произошло прямо после телефонного разговора.

Должно быть, звонок Оскара произвел на него гораздо более сильное воздействие, чем Пат и я могли предположить. Я собирался продолжить беседу, но дверь открылась, и на пороге появился доктор. Это был небольшого роста человек в старомодном галстуке.

Он кивком приветствовал нас обоих и с улыбкой обратился к девушке:

— Все будет прекрасно. Я оставил рецепт. Проследите за исполнением.

— Благодарю вас. Я прослежу. Ему можно принимать посетителей?

— Конечно. Мистер Демер все время думает о чем-то, что беспокоит его, и это оказывает негативное воздействие. Как только он перестанет так переживать, все будет в порядке. Всего доброго.

Доктор попрощался и ушел. Девушка повернулась ко мне с еще более очаровательной улыбкой и сказала:

— Думаю, вы можете пройти в кабинет. Но, пожалуйста, не волнуйте его.

Я улыбнулся в ответ и дал обещание. Улыбка ей очень шла. Толкнув дверь с табличкой “Демер”, я вошел в комнату.

Хозяин поднялся, приветствуя меня, но я попросил его не вставать. Лицо Демера было слегка бледным, дыхание частым.

— Вам уже лучше? Я видел доктора.

— Гораздо лучше, Майк. Мне пришлось навыдумывать ему разное, не мог же я сказать правду.

Я сел на стул рядом с ним, и он подтолкнул ко мне ящик с сигарами. От сигар я отказался и вытащил свои сигареты.

— Да, одно лишнее слово, и газеты моментально подхватят и разнесут по всему свету. Пат передал, что вы хотите видеть меня.

— Да, Майк. Он сказал мне, что у вас есть какой-то интерес.

— Все правильно.

— Вы мой политический… единомышленник?

— Откровенно говоря, я ничего не знаю о политике, кроме того, что это грязная игра, с моей точки зрения.

— Я надеюсь что-то улучшить в этом смысле. Думаю, смогу, Майк. Я действительно полагаю, что сумею. А сейчас просто боюсь.

— Из-за сердца? Он кивнул.

— Это случилось после того, как позвонил Оскар. Никогда не думал, что могу оказаться… таким слабым. Наверное, придется обо всем сказать избирателям. Было бы нечестно с моей стороны, если бы они избрали человека, который физически не может выполнять свои обязанности. — Он улыбнулся грустно и мудро. Мне стало его жаль.

— Во всяком случае, меня не интересует политический аспект происходящего.

— Действительно? Тогда что…

— Только потерянные концы, Ли. Меня беспокоит только это.

— Не совсем понимаю, но, видимо, для вас это имеет какой-то смысл.

Я отвел рукой дым в сторону от него:

— Скажите, зачем я вам нужен? Пат частично объяснил мне, остальное хочу услышать от вас.

— Да, да. Понимаете, Оскар намекал, что в любом случае у него есть документы, которые означают конец моей карьеры.

Я погасил сигарету и взглянул прямо ему в глаза.

— Какие документы?

Ли медленно покачал головой:

— Возможно только одно. У него могли иметься документы, доказывающие наше родство. Как он их раздобыл, не знаю, так как все семейные бумаги находятся у меня. Но если у него были материалы, подтверждающие, что я являюсь братом человека, признанного сумасшедшим, то это послужило бы сильным оружием в руках оппозиции.

— Больше не существует ничего, что могло бы вам повредить?

Он развел руками:

— Все другое давно было бы предано огласке. Нет. Я никогда не был в тюрьме и в подобных передрягах. Может быть, это связано с моими коммерческими операциями?

— 0-хо-хо. Отчего же у него могла возникнуть к вам такая ненависть?

— Откровенно говоря, сам не могу понять. Как я уже говорил, это могло возникнуть на почве наших различных подходов к жизни. Будучи близнецами, мы были совершенно разными людьми, практически всю жизнь жили порознь. Еще в молодости я преуспел в бизнесе, а на Оскара свалились все его беды. Я пытался помочь ему, но он отказывался принимать помощь от меня, потому что ненавидел. Я склонен думать, что его шантаж никогда бы не кончился, получи даже он от меня все мои деньги. Оскар продолжал бы вредить, пока не добился конца моей карьеры.

— Вы правильно сделали, что не стали платить ему деньги, это только ухудшило бы ситуацию.

— Не знаю, Майк, даже несмотря на его ненависть ко мне, я не хотел, чтобы с ним случилось то, что случилось.

— Лучше, что его уже нет.

— Возможно.

Я взял новую сигарету:

— Так вы хотите, чтобы я нашел то, что после него могло остаться, так?

— Да, если у него действительно что-то было. Я задумался, глубоко затянувшись и глядя, как к потолку медленно поднимается выдыхаемый мною сизый дым.

— Ли, — начал я, — вы совсем не знаете меня, поэтому я хочу вам кое-что сказать. Не люблю неясностей. Предположим, я действительно найду что-то, компрометирующее вас. Как вы думаете, что я должен с этим сделать?

Он подался вперед, положив на стол руки со сцепленными пальцами. Его лицо словно одеревенело.

— Майк, — произнес он прерывающимся, но твердым голосом, — если вы такое обнаружите, я прошу вас немедленно сделать это достоянием общественности. Вам ясно?

Такой реакции на свои слова я от него не ожидал. Ухмыльнувшись, я встал и сказал:

— Хорошо, Ли, рад был услышать это от вас. Я протянул ему руку, мы обменялись теплыми рукопожатиями. Передо мной стоял человек с евангелистски ясным лицом, полностью отдавший себя служению своему долгу.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Демер открыл ящик стола и вынул пачку радующих глаз зеленых бумажек, в углах которых стояли крупные цифры.

— Вот тысяча долларов, Майк. Будем считать, что я нанимаю вас.

Я взял банкноты и положил их в карман.

— Будем считать, что вы заплатили мне сполна, и вы не пожалеете.

— Уверен в этом. Если вам понадобится дополнительная информация, звоните мне.

— Хорошо. Дать вам расписку?

— Нет необходимости. Я верю вашему слову.

— Спасибо. Направлю вам отчет, как только что-нибудь обнаружу. — Я достал свою визитную карточку и положил перед ним на стол. — На случай, если вам потребуется позвонить мне. Последний номер домашний, в телефонном справочнике он не значится.

Мы еще раз обменялись рукопожатиями, и он проводил меня до двери.

Прежде чем пойти в офис, я побрился и принял душ, смыв остатки запаха духов Этель. Поменял рубашку и костюм, но оружие оставил при себе.

Вельда работала над бумагами, когда я появился в офисе, всем своим видом показывая, что у меня в кармане завелись деньги. Я быстро осмотрел себя в зеркале, чтобы убедиться, что выгляжу вполне прилично, и выложил пачку банкнотов на стол.

— Убери это в сейф, детка.

— Майк, где ты достал их?

— Ли Демер. Мы наняты. — Я коротко все ей рассказал, а она спокойно выслушала.

— Ты ничего не найдешь, Майк. Я знаю, не найдешь. Тебе не следовало брать эти деньги.

— Ты не права, цыпленок. Я не украл их. Если Оскар оставил какие-то бумаги, которые могут повредить Ли, разве ты против, чтобы я их получил?

— О, Майк! Ли Демер единственный человек… за которого мы должны стоять. Пожалуйста, Майк, нельзя допустить, чтобы с ним что-то случилось.

Я не мог перенести ноток страха в ее голосе, обнял и сказал:

— Успокойся, никто не посмеет сделать ему плохо. А если такой и объявится, будет иметь дело со мной. Перестань хлюпать носом.

— Это тебе все равно, а я не могу заставить себя не думать о том, что творится в этой стране.

— Мне кажется, я помог выиграть войну, или я не воевал?

— Но ты не можешь изменить происходящее сейчас.

В этом дело. Все изменилось. Люди забыли обо всем, даже те, кто не должен был забывать. Дали возможность прийти к власти тем, кто будет заботиться о благосостоянии нации, а они думают и заботятся лишь о том, как потуже набить свои собственные карманы. А Ли не такой. Он не так могуществен, как другие, и не такой уж большой политик. Он может предложить только свою честность, а этого сейчас недостаточно.

— Это не совсем так. Он всколыхнул весь штат.

— Знаю, и этого нельзя недооценивать. Ты понимаешь?

— Понимаю.

— Обещай, что ты поможешь ему, Майк. Дай слово.

Она повернулась ко мне, ожидая ответа.

— Обещаю, — сказал я спокойно. — Никогда не отказываюсь от своих обещаний.

Вельда сразу успокоилась, слезы прекратились. Мы оба стали смеяться над этим неожиданным всплеском чувств, но, смеясь, в душе оставались серьезными.

— У меня есть для тебя работа. Ты должна узнать все о Чарли Моффите. Это человек, которого убил Оскар Демер.

Вельда сразу подобралась:

— Да, я знаю.

— Поезжай к нему домой, на работу. Посмотри, что он был за парень. Пат ничего не говорил мне о его семье, возможно, он был одинок. Возьми деньги на расходы.

— Когда тебе понадобятся данные?

— К вечеру, если сможешь. В крайнем случае завтра. Я видел, что у Вельды есть вопросы, но не стал ничего объяснять. Она почувствовала это и промолчала. Прежде чем Вельда убрала деньги, я взял себе двести долларов пятидесятидолларовыми купюрами. Она ничего не сказала, но пришлось поцеловать ее в носик, чтобы немного смягчить недовольство, вызванное исходящим от меня запахом спиртного.

Как только Вельда вышла, я стал набирать номер телефона Этель Брайтон. Лакей узнал мой голос и в этот раз был со мной повежливее. Он сообщил, что Этель еще не появлялась дома, и положил трубку.

Я сделал короткий отчет по делу Ли и подшил его в папку, после чего набрал номер Этель еще раз. Похоже, Этель только что вошла, она сама сняла трубку и включила музыкальную паузу ожидания, даже не удостоверившись, кто ей звонит. Затем, услышав мой голос, она сказала:

— Ты животное. Вылез из пещеры, а меня оставил одну на съедение волкам.

— Медвежья шкура должна была их отпугивать. Ты выглядела великолепно, завернутая в нее.

— Так я тебе понравилась, вся понравилась? Ну, те места, которые ты мог видеть.

— Вся-вся, ты великолепна. Мягкая, ласковая и сладкая.

— Тогда мы должны повторить это еще раз.

— Возможно.

— Пожалуйста, — нежно прошептала она. Я решил поменять тему разговора:

— Ты сегодня занята?

— Очень. Должна повидаться с несколькими людьми, которые обещали сделать значительные вклады. Сегодня вечером обещала доставить деньги… Генри Глэдоу.

— Так, а если я пойду с тобой?

— Раз ты считаешь, что так нужно, не думаю о чьих-то возражениях.

— На что ты намекаешь?

Это был один из вопросов, на которые я хотел получить ответ еще в прошлый раз. Но Этель не ответила.

— Пойдем куда-нибудь, — предложила она. — Давай встретимся в семь часов в клубе “Обо”. Это устроит тебя?

— Прекрасно. Я закажу столик, и мы сможем с тобой перекусить.

Она попрощалась и подождала, пока я первый положу трубку. Я закурил и присел, чтобы немного обдумать ситуацию. Свет, играющий бликами на стене, от чего-то отразился и упал на поверхность стола двумя маленькими светлыми кружочками на зеленом сукне.

Словно две вишни на ветке. Глаза судьи. Они смотрели на меня. Вдруг свет пропал, исчезли и две вишни-глаза. Я взялся вновь за телефонную трубку, на этот раз я звонил в “Глобус”. Марти как раз собирался уходить за очередными новостями, но у него нашлось время поговорить со мной.

— Ты знаешь семью Брайтонов? С Пятой авеню.

— Конечно, Майк. Немного, но знаю, а в чем дело?

— Этель Брайтон в ссоре со своим отцом. Об этом что-нибудь было в газетах?

— Частично эта история попала в печать, это было довольно давно. Кажется, Этель Брайтон объявила публично о своей помолвке с одним молодым человеком. Вскоре после этого помолвка была расторгнута.

— И это все?

— Да нет, — хихикнул он, — самое интересное впереди. Скажи спасибо нашей старательной мисс Карпентер, которая занимается раскрытием тайн светской жизни. Молодой человек, с которым Этель Брайтон была помолвлена, второразрядный актер. Он выступал с речами в пользу красных и был рад стать миллионером после женитьбы. Во время войны он отказывался от военной службы по политическим мотивам. Ее папаша был категорически против, но ничего не мог поделать с дочерью. Тогда он сказал, что оставит Этель без единого цента, но она заявила о непреклонном намерении выйти замуж. Старику ничего не оставалось делать. Но он согласился дать благословение в том случае, если парень запишется в армию. В то время армия нуждалась в людях, а как только парень прошел обучение в лагере, его отправили тут же за океан. Он был убит, хотя на самом деле дезертировал во время боя и получил по заслугам. Позже Этель узнала, что все это подстроил ее отец. Пару раз она публично устраивала ему скандал, затем все затихло.

— Девчонка молодец, — констатировал я.

— Во всяком случае, она красавица.

— Спасибо тебе за информацию. Я уже собирался положить трубку, когда он настороженно спросил:

— Это тоже относится к тому делу, о котором мы недавно говорили?.. Что-нибудь связанное с Ли Демером?

— Нет, это мои личные дела.

— Понятно, звони мне в любое время, Майк.

Так вот какова история Этель Брайтон! Прекрасная девушка оказалась в одиночестве, оттого что отец спас ее от замужества. Она счастливо отделалась, не подозревая об этом.

Я посмотрел на часы и вспомнил, что хотел купить еды для Вельды да забыл. Затем спустился вниз и закусил сам. Когда я закурил после еды и стал обдумывать новую информацию, что-то начало складываться в моей голове, какая-то мысль рвалась наружу, но я никак не мог ее поймать. Наконец я решил больше не напрягаться, оплатил счет и вышел на улицу. В кинотеатре в соседнем доме светилась афиша нового фильма, и я заглянул туда. Меня надолго не хватило, проснулся, когда фильм стали показывать уже по второму разу. Я посмотрел на часы и поспешил уйти.

Клуб “Обо” был всего лишь второразрядной забега-, ловкой на боковой улице, пока какой-то репортер случайно не заскочил туда и не написал в газете, что это — прекрасное место для тех, кто ищет уединения и покоя. На следующий же день заведение становится первоклассным ночным клубом, где можно найти все, что пожелаешь, за исключением уединения и покоя. Реклама делает чудеса.

Я немного знал главного официанта, к тому же было еще довольно рано, и мне без труда удалось получить отдельный столик. В баре толклись в основном те, кто после работы зашел выпить на дорожку.

Я сел и заказал виски с содовой и льдом. Этель появилась в сопровождении двух официантов, когда я допивал четвертую порцию.

Один усадил ее в кресло и, поклонившись, удалился, другой принял плащ и повесил на спинку соседнего кресла.

— Поедим? — спросил я.

— Прежде хочу выпить то же, что и ты. Я подал знак официанту и сделал заказ.

— Как твои дела?

— Прекрасно, — ответила она, — даже лучше, чем ожидала. Получила больше, чем в прошлый раз.

— Товарищи будут гордиться тобой. Она оторвалась от выпивки и посмотрела на меня с нервной улыбкой.

— Я… надеюсь.

— Они обязаны. Ты раздобыла кучу денег.

— Каждый должен стараться делать то, что может. Она говорила бесцветным голосом, словно автомат. Затем подняла стакан и сделала большой глоток. Подошел официант, принял у нас заказ и принес еще две порции виски.

Я попытался продолжить тему нашего разговора:

— А ты когда-нибудь интересовалась, на какие цели все это идет?

— Ты имеешь в виду… деньги? — Я утвердительно кивнул. — Зачем? Нет, не интересовалась. Об этих вещах думают другие, моя задача доставать деньги. — Она нервно прикусила губу и опустила голову к тарелке.

Я настойчиво продолжал тему:

— Если бы я был на твоем месте, мне бы было любопытно. А как ты думаешь, куда они могли бы идти?

В этот раз я увидел страх на ее лице. Он появился в глазах и складках рта, а вилка застучала, выбивая дробь на краю тарелки.

— Пожалуйста…

— Ты не должна бояться меня, Этель. Я совсем не такой, как другие. Ты должна знать это. Выражение ее лица немного изменилось.

— Я не могу понять тебя… Ты такой разный. Это как-то…

— Скажи мне, что ты думаешь по поводу денег. Мы имеем право быть в курсе партийных дел. В конце концов, разве это не партийный принцип, когда все служат общему делу и все равны? Если это так, то ты должна знать все про всех, чтобы следовать этому принципу.

— Да, это так. — Она немного расслабилась и улыбнулась. — Понимаю, чего ты хочешь. Думаю, большая часть денег идет на финансирование школ и на пропаганду. Потом, существует масса мелких статей расхода, например, канцелярские товары, содержание наших помещений и тому подобное.

— Пока все правильно. Ну а на что еще?

— Мне не очень хорошо известно остальное, у меня только эта информация.

— Ты не знаешь, чем зарабатывает себе на жизнь Глэдоу?

— Насколько мне известно, он работает служащим в универмаге, а разве не так?

Я кивнул, словно мне было хорошо это известно.

— Тебе приходилось видеть его машину? Этель нахмурилась:

— Да. У него новый “паккард”, а что?

— Видела его дом?

— Да, была там дважды, — ответила она. — Большой дом в фешенебельном квартале.

— И все это на зарплату обычного служащего универмага?

Лицо ее побледнело. Она подняла стакан и отпила довольно много, стараясь не смотреть мне в глаза. Пришлось сказать, чтобы она не прятала глаза, и, когда она взглянула на меня, я увидел в них страх. Этель боялась меня. Я попытался улыбнуться ей, но безрезультатно. Пытался успокоить ее, но мои слова падали, как в пустоту. Она говорила со мной и даже рассмеялась одной моей шутке, но по-прежнему страх стоял в ее глазах, и она никак не могла от него избавиться.

Наконец я предложил ей сигарету и спросил о времени встречи с Глэдоу.

— В девять часов, — ответила Этель.

— Тогда нам пора. Чтобы добраться до Бруклина, нужно время.

— Хорошо, — согласилась она.

Я подозвал официанта и расплатился за обед. Когда мы проходили мимо столиков и бара, половина голов обернулась в нашу сторону. Я поймал пару завистливых мужских взглядов, как бы говорящих: “Счастливчик, у тебя такая девушка!” Я полностью разделял их мнение.

Нам пришлось немного подождать, пока с клубной стоянки был подан ее автомобиль. Было пятнадцать минут девятого, когда мы влились в поток машин на главной улице. Этель сидела за рулем, сосредоточив все свое внимание на дороге. Она молчала, отвечая кратко на мои вопросы. Наконец я понял, что разговаривать с ней сейчас бессмысленно, включил радиоприемник и, откинувшись на спинку сиденья, надвинул шляпу на глаза.

Только после этого, как мне показалось, она немного расслабилась. Дважды она поворачивала голову в мою сторону, но мне не удавалось поймать ее взгляд. Страх. Всегда страх. Зеленые карточки и страх. Ужас на лице девушки на мосту: непонятный страх, когда она взглянула на меня. Страх такой сильный, что толкнул ее с моста в реку навстречу смерти.

Не забыть бы спросить Пата о теле, его должны бы были уже найти.

Улица, как и в прошлый раз, была темной, вонючей и заброшенной. Человек в армейской куртке, как всегда, стоял у дверей, явно наслаждаясь тишиной ночи. Меня проверили так же тщательно, как и в прошлый раз, хотя явно узнали. Я показал свою карточку перед дверью, затем еще раз той же самой девушке за столом. В этот раз она заметно волновалась, сверяя карточку, а моя улыбка почему-то ее напугала.

Генри Глэдоу ходил по комнате, когда мы вошли. Увидев нас, он остановился и бросился с распростертыми объятиями.

— Добрый вечер, добрый вечер, товарищи! — И, обращаясь уже ко мне, сказал:

— Счастлив вновь видеть вас, товарищ. Это такая честь.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил я, нахмурив брови.

— Конечно. Мы все очень обеспокоены, вы знаете.

— Да, знаю, — подтвердил я.

Этель передала ему конверт и, извинившись, отошла к двум студентам, которые сидели за столом и разбирали какие-то бумаги.

— Прекрасный работник мисс Брайтон. — Глэдоу улыбнулся. — Вы никогда не подумаете, что она представляет все то, что мы так ненавидим. Останетесь на собрание?

— Да. Я хочу побыть здесь немного.

Теперь он подошел ко мне, посматривая, нет ли кого поблизости:

— Товарищ, боюсь показаться слишком любопытным, но возможно, что… эта персона могла быть здесь?

Вот оно, опять. Это то, что я хотел узнать сам и не смел спросить. Надо быть особенно осторожным.

— Это возможно, — сказал я наугад. Он был ошеломлен моим ответом.

— Даже не верится. — Немного помолчав, продолжил:

— Все-таки как они на него вышли? Я просто не могу понять, как это могло произойти. Каждый член нашей организации так тщательно проверен и отобран, что любая утечка информации кажется невероятной. И эти поджигатели войны вдруг делают такую вещь… и как хладнокровно! Это просто невероятно. Как бы я хотел, чтобы у нас была сила разделаться с ними.

Глэдоу выругался сквозь зубы и с силой ударил маленьким кулачком по пухлой ладошке.

— Не беспокойтесь, — спокойно сказал я. Мои слова произвели на него мгновенное действие. Он прищурился от удовольствия, словно свинья, учуявшая полное корыто отрубей, и гадко улыбнулся, обнажив верхнюю десну.

— Нет, товарищ. Я не беспокоюсь. Партия достаточно умна, чтобы оставить безнаказанной смерть своего представителя. Я не беспокоюсь, потому что уверен — наказание будет страшнее смерти. Рад был убедиться, что наше руководство прислало человека ваших способностей, товарищ.

Я был так захвачен его словами, что даже не поблагодарил за комплимент. Теперь мне становилось многое понятно, его слова приобретали определенный смысл. Только убийство может быть хладнокровным. Мертвы три человека. Один еще не найден. Один найден, но неопознан даже по предполагаемому портрету. И только один убит и опознан. Он являлся членом партии, а я, значит, послан найти его убийцу.

О Господи, эти подонки решили, что я из КГБ! Руки мои задрожали, но, к счастью, я держал их в карманах. Этим убитым мог быть только Чарли Моффит. Мой предшественник. Чертов комми. Ли должен гордиться своим братом, черт побери. Один на один он вышел против такого человека и убил этого подлеца.

И теперь я — орудие партии, сотрудник КГБ, прибывший сюда, чтобы заменить Моффита и разделаться с его убийцей. Неудивительно, что они так боятся меня! Теперь ясно, почему они не спрашивают моего имени и полагают, что я обо всем знаю в деталях.

Я с трудом сдерживал улыбку, настолько комичной казалась мне ситуация. Они думали, что умны, как черти!

Все становилось на свои места, даже эта никчемная проверка, которую мне устроили. Такая небольшая организация, как эта, не могла стать предметом внимания человека из Москвы, если только речь не идет о чем-то серьезном.

Теперь я знал, как вести игру. Правда, есть одно обстоятельство, которое необходимо обдумать. Существует настоящий агент КГБ, посланный разбираться с этим делом, и мне следовало быть начеку. Во всяком случае, надо постараться, чтобы он не узнал обо мне первым, а уж если я первый его встречу, то буду проворнее и мой пистолет 45-го калибра не промахнется.

Я был так погружен в свои размышления, как даже не заметил появления целой группы новых людей. Вдруг до меня донеслось, что Глэдоу приветствует кого-то словами, с которыми не обращаются к рядовым сотрудникам. Повернувшись, я увидел полного коротышку, здорового детину и человека, о котором довольно часто упоминали газеты. Это был генерал Осипов, работавший в русском посольстве в Вашингтоне. Его спутники все время только улыбались. Если какие-то мысли и возникали в голове генерала, то по его широкому невыразительному лицу определить это было довольно трудно.

Не знаю, что сказал им Генри Глэдоу, но все три головы одновременно повернулись в мою сторону. Двое, скользнув по мне взглядом, мгновенно отвернулись, и только генерал продолжал смотреть на меня пристально. Наши взгляды встретились, и я выиграл этот поединок. Генерал слегка кашлянул, не открывая рта, и спрятал руки в карманы пальто. Было заметно, что никто из троих не горит желанием познакомиться со мной.

Затем поодиночке и парами с интервалом в несколько минут стали подходить люди. Не прошло и часа, как комната наполнилась. Собравшиеся выглядели как карикатуры, которые помещаются в газетах на тему о красной демократии.

Вскоре кто-то занялся установкой рядов из стульев, все расселись, и собрание началось. Я заметил, что Этель Брайтон проскользнула к крайнему месту в последнем ряду, я позволил ей поудобней усесться, а затем устроился рядом. Она сделала попытку улыбнуться мне, хотя на ее лице была та же маска страха. Я положил свою руку на ее и почувствовал, как она дрожит.

Сначала говорил Глэдоу, потом помощники генерала и сам генерал. Он одернул свой смокинг, когда поднялся с места, и обратился к аудитории. Я вынужден был сидеть и слушать. Это были пропагандистские выступления по самым последним материалам, полученным из Москвы, и меня от этого всего переворачивало внутри. Мне захотелось почувствовать тяжесть приклада винтовки “М-1” на плече, нацеленной на этих подонков, сидящих в президиуме, и увидеть, как бы они корчились от ударов пуль.

Допускаю, что можно провести один вечер, читая всю эту дрянь, которую они везде рассовывают, чтобы посмеяться, но, поверьте мне, все это не так смешно. Они используют каждую возможность, нашу демократию, наше правительство, наши законы для подрыва того, к чему мы стремимся и чего желаем достичь.

Речь генерала была проста и ясна до предела, вся пропитанная ядом ненависти. Основная идея заключалась в том, что существует еще слишком много людей, которые не исповедуют коммунизм, и не достаточно тех, кто ему предан. Он предлагает план организации работы, задействованный уже в тринадцати странах. Один вооруженный комми стоит двадцати невооруженных капиталистов. То же говорил и известный всему миру диктатор. Сильное коммунистическое правительство уже создано и готово занять свое место, как только произойдет большой переворот. По словам генерала, он должен скоро осуществиться.

— Здесь, — сказал он, обведя комнату рукой, — присутствует небольшая часть этого правительства, готового к действию.

Больше я не мог слушать его речь, еще немного, и потерял бы контроль над собой. Вдруг пальцы Этель Брайтон сжали мою руку. Я повернулся в ее сторону и увидел слезы у нее на щеках. Вот что могут делать с честными людьми генерал и его партия! Я внимательно всмотрелся в лицо говорящего, чтобы быть уверенным, что не забуду его. Рано или поздно наступит момент, когда он будет проходить темной улицей или забудет закрыть дверь, отправляясь ко сну. Вот тогда это будет его последний день.

Собрание закончилось общим рукоплесканием. Участники разошлись, чтобы набрать листовок и буклетов, разложенных на столах вдоль стен, для их дальнейшего распространения. Затем, собравшись группами в разных углах комнаты, они возбужденно стали обсуждать услышанное. Генри Глэдоу, Мартин Ромберг и генерал стояли в президиуме, что-то обсуждая. В ответ на сказанное генералом Генри отдал какой-то приказ одному из своих телохранителей, и тот стал надевать свою армейскую куртку. Мартин Ромберг выглядел озабоченным.

Пока раздвигали ряды, я потерял из виду Этель. Только немного спустя увидел ее выходящей из туалетной комнаты. В этот раз она улыбнулась мне прелестной улыбкой. Я было собрался подойти к ней и воспользоваться переменой в ее настроении, но паренек лет двадцати пробрался ко мне, лавируя между группами, и сказал, что генерал спрашивает, не найдется ли у меня времени переговорить с ним.

Вместо ответа я направился сквозь толпу, которая расступилась передо мной, прямо к президиуму. Генерал стоял один, держа руки за спиной. Он кивнул мне и что-то произнес на гортанном языке.

Я показал глазами на людей, стоящих недалеко от нас, давая понять, что они могут нас услышать. Без всякого намека на почтение в моем тоне я сказал ему:

— Только по-английски. Вы лучше должны знать почему.

Он слегка побледнел:

— Да-да. Я не ожидал встретить здесь кого-либо. У вас есть что-нибудь сообщить мне?

Я не спеша взял сигарету из пачки и закурил.

— Когда у меня что-нибудь будет для вас, вы узнаете об этом.

Он согласно кивнул, и я понял, что имею преимущество перед ним. Даже генерал должен опасаться КГБ. Меня это вполне устраивало.

— Конечно, конечно. Но здешняя организация должна получить информацию.

— Тогда скажите им, что я занимаюсь розыском. Это не займет много времени.

Генерал стал радостно потирать руки:

— Думаю, вы должны знать. Курьер… у него были документы? Где они?

Я не сказал ни слова, только взглянул на него и, к своему удивлению, увидел то же выражение страха. Он мог подумать, что слишком разоткровенничался, даже не проверив меня. Узнай об этом в соответствующем месте, и последует наказание. Генерал попытался улыбнуться:

— Вы знаете, товарищ Глэдоу сказал мне, что все идет нормально.

Я затянулся поглубже и выпустил облако дыма прямо ему в лицо, жалея, что это не иприт.

— Вы скоро все узнаете, — резюмировал я. Оставив его стоящим в президиуме, я повернулся и пошел к Этель. Она как раз надевала свое норковое манто, но, похоже, никому не было дела до того, в чем она пришла на собрание.

— Собираешься домой?

— Да… а ты?

— Я тоже не против.

К Этель кто-то подошел, желая переговорить до ее ухода, она извинилась и отошла в сторону. Я воспользовался паузой и еще раз внимательно оглядел всех собравшихся в комнате, чтобы как следует запомнить их лица. Придет время, и я разделаюсь с ними со всеми. В этот момент я встретился глазами с девушкой, проверявшей карточки у двери. Она взмахнула ресницами, словно птица крыльями. Ее взгляд заметался по комнате, снова и снова возвращаясь ко мне. При этом она покрылась краской смущения до самых корней волос.

Я сдержал улыбку. Бедняжка думала, что я присматриваюсь ко всем по долгу службы. Или нет? Эти переглядывания могли бы быть довольно поэтичным началом, если бы все не было столь комично. Она относилась к типу девушек, на которых молодые люди обращают внимание в самую последнюю очередь. Строго говоря, может, и вообще не обращают.

Казалось, природа была изрядно утомлена, когда лепила ее лицо, а из-за манеры одеваться трудно было что-либо сказать о прелестях ее фигуры. Скорее всего, там не было ничего примечательного. Уверен, что любая женщина рождается с мыслью, что рано или поздно к ней проявят интерес. И вот вдруг мужчина обращает на нее внимание.

Я попробовал улыбнуться и подошел к ней. Немного ласки может иногда сделать женщину полезной. Я положил перед ней на стол пачку сигарет:

— Курите?

Должно быть, это была ее первая сигарета. Она закашлялась, но продолжала улыбаться.

— Спасибо.

— Вы давно в организации, мисс…

— Линда Холбрайт. — Она вся затрепетала. — О, уже в течение нескольких лет. Я стараюсь делать все, что в моих силах, для партии.

— Хорошо, хорошо, — сказал я. — Вы мне кажетесь очень способной.

Линда зарделась, глаза стали большими, круглыми, голубыми и одарили меня чертовским взглядом. Я ответил ей не менее красноречиво. Что тут с ней стало! Она даже задохнулась от восторга.

Я слышал, что Этель заканчивает разговор, и сказал:

— Доброй ночи, Линда. Я скоро увижу вас. — И снова посмотрел на нее со значением. — Действительно скоро.

Она немного поколебалась, затем обратилась ко мне прерывающимся голосом:

— Я… бы хотела спросить вас. Если будет здесь что-нибудь… важное, о чем вы должны знать… где я могу найти вас?

Я оторвал кусочек картона от спичечной упаковки и на обратной стороне написал свой адрес.

— Вот, пожалуйста. Квартира номер 5Б.

Этель уже дожидалась меня, так что я пожелал Линде еще раз спокойной ночи и направился за норковым манто к выходу. Мех переливался, когда она шла, покачивая бедрами, и было увлекательно смотреть на эту живую гармонию. Я дал возможность Этель выйти первой, затем вышел сам.

Улица была довольно пустынна. Парень в армейской куртке по-прежнему стоял возле двери и курил, держа сигарету в зубах. Было заметно, что под курткой за поясом у него оружие. Когда-нибудь полицейские заловят его за ношение оружия, и у него будут большие неприятности.

Возвращаясь с собрания, Этель чувствовала себя гораздо лучше, чем идя туда. Она живо болтала по поводу разных мелочей. Я попытался было изменить наш разговор, сделав несколько замечаний о собрании, но она уклонилась от этой темы и быстро заговорила о своем.

Не доезжая до места, я сказал ей:

— Давай я выйду здесь, детка. Она повернула вправо и остановила машину у тротуара под фонарем.

— Тогда спокойной ночи, — улыбнулась мне Этель. — Надеюсь, ты остался доволен собранием?

— Вообще-то все это с душком. У Этель от неожиданности даже открылся рот, и я поцеловал ее в приоткрытые губы.

— Этель, знаешь, что бы я сделал на твоем месте? Она отрицательно покачала головой, непонимающе глядя на меня.

— Я бы предпочел быть женщиной вместо того, чтобы баловаться политикой.

В этот раз она не только раскрыла от удивления рот, но и вытаращила глаза. Я поцеловал ее снова, и она пришла в себя. Взглянула на меня, как на неразрешимую загадку, и коротко рассмеялась. Мне сразу стало легко и приятно.

— Этель, разве тебе не любопытно узнать мое имя, ну хоть чуть-чуть?

Ее лицо смягчилось.

— Только для себя.

— Мое имя Майк. Майк Хаммер, думаю, его несложно запомнить.

— Майк… — нежно произнесла она. — После вчерашней ночи… разве я могу его забыть? Я улыбнулся ей и открыл дверцу.

— Мы еще увидимся?

— А ты хочешь, Майк?

— Очень хочу.

— Тогда ты снова можешь увидеть меня, знаешь, где найти.

Я тоже не мог забыть, как она лежала нагая на медвежьей шкуре и блики огня играли на ее теле. Ни один мужчина не смог бы забыть этого. Я вылез из машины и, засунув руки в карманы и насвистывая, направился вдоль по улице.

Я почти дошел до своей двери, когда заметил, что автомобиль, стоящий на противоположной стороне улицы, вдруг ожил. Если бы парень за рулем не отпустил резко сцепление, так, что завизжали колеса об асфальт, я бы не повернул голову в сторону машины и не увидел бы дуло ружья, высовывающееся в боковое окно. Не могу точно передать то, что произошло потом, буквально в считанные секунды. Я действовал не раздумывая и бросился вниз, одновременно выхватывая пистолет из кобуры. Из ствола ружья вырвалось пламя, раздался гром выстрела, и пуля, лязгнув о стену дома, отскочила рикошетом. Машина промчалась мимо, ревя мотором. Я перекатился по мостовой, когда прогремел второй выстрел и пуля выбила кусочек асфальта прямо перед моим лицом. На этот раз мой пистолет 45-го калибра ответил. Я едва успевал нажимать на спусковой крючок. Мои пули оставили дырки в задней части кузова машины, затем, рассыпавшись на куски, на дорогу вывалилось заднее стекло. Кто-то закричал в машине словно сумасшедший, и в следующий момент машина скрылась за углом. Вокруг стали открываться окна, а я продолжал лежать на мостовой, повторяя про себя: “Эти чертовы ублюдки. Они становятся умнее. Эти чертовы ублюдки…"

Женщина в ужасе закричала, что кто-то убит. Я поднял глаза и увидел, что она показывает на меня. Когда я поднялся на ноги, она снова закричала и упала в обморок.

Не прошло и двадцати секунд, как этот автомобиль скрылся с места, а полицейская машина уже выруливала из-за угла. Водитель резко затормозил, и двое полицейских с револьверами в руках бросились из автомобиля, показывая в мою сторону. Я попытался вставить новую обойму, когда один из полицейских закричал:

— Брось пистолет, брось, черт побери!

Я не стал ни спорить, ни сопротивляться, опустил пистолет вниз и разжал пальцы. Он, скользнув по ботинку, мягко лег на асфальт, а затем я ногой отпихнул его. Другой полицейский поднял мой пистолет. Они приказали положить руки за голову и стали рассматривать меня, подсвечивая себе фонариком.

— Возьмите разрешение на ношение этого пистолета в моем бумажнике вместе с лицензией на право ведения частного сыска.

Не теряя времени, один из них стал обыскивать меня, ища другое оружие, а другой вынул бумажник из кармана. Он скептически копался в нем, пока не увидел разрешение на ношение оружия.

— О'кей, опусти руки. Можешь взять пистолет.

— Все ясно? — Я сдул пыль с пистолета и положил его в кобуру.

Постепенно собралась толпа, и один из полицейских стал ее разгонять.

— Что произошло? — Он был немногословен.

— Я возвращался домой, и вдруг началась стрельба. Может, они просто перепутали меня с кем-то, кто встал на их пути.

— А не лучше ли тебе все же пройти с нами?

— Возможно, но пока мы с вами разбираемся, черный “бьюик” без заднего стекла и с пулевыми отверстиями сзади направляется в ближайший гараж. Кроме того, я ранил кого-то в машине, и вы можете проверить, у врачей.

Полицейский вперился в меня взглядом из-под козырька фуражки. Мою информацию передали по радиотелефону. Полицейские настаивали на том, чтобы я поехал с ними в участок, и мне пришлось позвонить из полицейской машины Пату. Он сказал полицейским, что я имею особые полномочия, и полицейские, раздвинув толпу, дали мне пройти. Многие недоброжелательно смотрели на меня.

Когда я уже стоял возле своей двери и доставал ключи, меня вдруг поразила одна мысль. Мое маленькое любовное приключение с Этель Брайтон имело свои последствия. Мой бумажник на полу… Он оказался утром совсем в другом месте, не там, где я уронил его. Когда она поднималась ночью за одеялом, то просмотрела содержимое и нашла мое удостоверение. Сегодня вечером она передала эту информацию.

Можно считать, что я счастливо отделался, раз они не продырявили мне сейчас кожу.

Этель. Я думал, ты маленький дикий дьяволенок. Ты так прекрасно выглядела совсем нагая на фоне горящего огня. Может быть, я увижу тебя такой снова. Скоро. Когда же увижу, сниму ремень и отстегаю по ягодицам, как это нужно было сделать тогда, когда ты только начала играть в эти игры.

По правде говоря, мне очень хочется скорее сделать это.

Глава 6

Выпив почти два литра пива, я решил позвонить Вельде. Она была дома. Я поинтересовался, что ей удалось выяснить.

— Не так уж и много, Майк. Хозяйка, у которой он снимал жилье, назвала его молчуном, по ее мнению, слишком глупым, чтобы говорить. Он никогда ни на что не жаловался, и за все время проживания у него ни разу не собиралась компания.

— — Да зачем ему надо было много говорить, если он агент КГБ. По этой же причине он не водил и компании. Со своими друзьями он встречался по ночам в тайных местах, где-нибудь на окраине, в незаметных зданиях. А ты была на фабрике, где он работал?

— Была, но и там не удалось выяснить ничего значительного. Последние несколько месяцев он работал на доставке пирожков. Его начальник отозвался о нем как о тупом парне, простачке, который все записывал, чтобы не забыть, но свою работу выполнял довольно добросовестно. А один водитель на фабрике, знавший его, сказал о нем пошлость и сделал мне предложение встретиться вечерком. Словом, парень вел себя расчетливо и не отличался умом, а люди не очень-то любят заводить знакомства с тупицами.

— Когда водители выезжают с фабрики?

— В восемь утра, Майк. Ты хочешь туда поехать еще раз?

— Думаю, так будет лучше. Давай поедем вместе. Мы встретимся на улице около конторы в семь часов утра, у нас будет время застать их и поговорить.

— Майк… а что такое важное связано с этим Чарли Моффитом?

— Завтра скажу тебе.

Вельда высказала свое недовольство и пожелала мне спокойной ночи.

Едва я успел положить трубку, как услышал шаги возле своей двери и звонок. На всякий случай я вынул из кобуры пистолет и переложил его в карман, чтобы незаметно держать в руке наготове.

Мои приготовления не понадобились. Это были ребята из газеты, четверо, среди них и Марти Куперман. На его лице играла сардоническая улыбка, говорившая, что он заранее готов верить любым моим небылицам.

— Так, четвертая власть! Заходите, но ненадолго. — Я широко распахнул дверь.

Билл Коуэн из “Новостей” ухмыльнулся и показал на мой карман:

— Прекрасная манера встречать старых друзей.

— Это не для вас, входите.

Они вошли и прямиком направились к холодильнику. Кроме неначатой бутылки виски, которую я приберегал для себя, в нем ничего не было. Ее тут же откупорили. Марти остался стоять около меня.

— Мы слышали, в тебя стреляли, Майк?

— Все верно, но они промазали.

— Да, хорошего мало.

— Какое тебе дело, Марти? В меня стреляли и раньше. Разве ты занимаешься полицейской хроникой?

— Нет, я шел по своим делам, когда услышал, что случилось. — Он помолчал. — Майк… хочу выяснить только одно. Это связано с Ли Демером?

Ребята на кухне допивали первую порцию виски. У меня было немного времени, чтобы поговорить с Марти один на один — Марти, не волнуйся о своем идоле. Давай скажем так, что это случилось из-за того, что я влез в одно дело, которое предположительно связано с Ли Демером. Он сам, в любом случае, в этом не фигурирует.

Марти глубоко вздохнул, повертел в руках шляпу и повесил ее на крючок.

— Хорошо, я верю твоему слову.

— Ну а если бы это было напрямую связано с Ли, что тогда?

Он твердо сжал губы:

— Мы обязаны знать. Они пытаются достать Ли любыми доступными способами. А нас не так уж много, тех, кто может им помешать.

— Кого это нас? — хмуро спросил я.

— Так называемой четвертой власти, Майк. Мы — твои соседи.

В этот момент с кухни вернулись ребята с новой порцией виски и карандашами в руках, готовые записывать. Я пригласил их в гостиную, и мы расселись.

— Итак, ребята, что вам нужно?

— Все про нападение, Майк. Стрельба на улице — это хорошие новости для газет, ты ведь знаешь.

— Да, велика новость. Завтра моя физиономия появится во всех газетах вместе с еще одной статьей о том, как этот герой ведет личную войну на виду у всех на главной улице. Я тут же получу уведомление о выселении от хозяина дома, и от меня разбегутся все клиенты.

Билл рассмеялся и одним махом выпил свою порцию виски.

— У нас есть информация из полиции, но нам бы хотелось все услышать из первых уст. Черт, мужик, посмотри, как тебе повезло. Тебя готовы выслушать, и тебе есть что сказать для прессы, в то время как другая сторона лишена такой возможности. Ну, давай выкладывай!

— Подожди. — Я закурил и как следует затянулся. — Я шел домой и…

— А где ты был?

— В кино. Так вот, как только я…

— В каком кинотеатре?

Я оскалил зубы в кривой усмешке. На этот вопрос было легко ответить:

— “Лауренс театр”. Пошлое зрелище. Марти тоже осклабился:

— О чем был фильм, Майк?

Я начал ему рассказывать о картине все, что мне удалось увидеть. Он остановил меня:

— Этого достаточно, я смотрел этот фильм. Кстати, у тебя, случайно, не сохранился билет?

Марти нужно было бы быть полицейским. Он прекрасно знал привычку мужчин засовывать в карманы разные вещи почти бессознательно. Я выгреб содержимое карманов и передал ему билет. Остальные переглядывались, не понимая, что здесь происходит. Он позвонил по телефону в кинотеатр и, назвав номер билета, поинтересовался, был ли он продан в этот день. Ему ответили утвердительно, и он повесил трубку. Я облегченно вздохнул. Хорошо, что он не догадался спросить, в какое время был продан этот билет.

— Продолжай, — скомандовал Марти.

— Это все. Я шел домой, когда из автомобиля начали стрельбу, не успел даже их разглядеть.

— Ты сейчас ведешь какое-нибудь дело? — поинтересовался Билл.

— Если бы и вел, то все равно не сказал. Что еще? Один из репортеров сморщил нос от моих слов:

— Послушай, Майк, можешь говорить что угодно, но никто без причины не будет стрелять в тебя.

— Знаешь, парень, у меня больше врагов, чем друзей. А мои враги чаще всего ходят вооруженными. Можешь проверить наиболее крупных уголовников и ты найдешь людей, которым я очень не нравлюсь.

— Другими словами, у нас никакой истории не получится, — констатировал Билл.

— Хотите еще выпить? — предложил я. — Во всяком случае, это хоть какая-то компенсация.

Когда они допили бутылку до самого донышка, я прекратил их шатание по квартире и собрал, чтобы кое-что сказать напоследок:

— Пусть никто из вас не пытается болтаться возле меня, стараясь получить дополнительную информацию по этому делу. Если эта история будет раздута, вам не пройдет даром.

— Уф-ф, Майк!

— Никаких “уф-ф”! Я не шучу, так что лучше вам мне не попадаться.

Они вымелись из квартиры, Марти замыкал шествие. Он печально попрощался со мной, моля взглядом об осторожности.

Раздвинув шторы, я наблюдал за тем, как все они уселись в машину и уехали. Только после этого я разделся и залез под душ. Сначала принял горячий, затем холодный, почистил зубы, и в это время снова раздался звонок в дверь. Я не терплю некоторые вещи, и репортеров особенно, потому что никогда нельзя быть уверенным, что ты окончательно с ними разделался. Я обернул вокруг пояса полотенце и, оставляя мокрые следы на полу, отправился открывать дверь.

Она стояла в полумраке холла, не зная, пугаться ей, удивляться или быть шокированной. Я сказал: “Проклятье!” Она неуверенно улыбалась, пока я не предложил ей войти, а сам исчез, чтобы надеть халат. Что-то произошло с Линдой Холбрайт с тех пор, как я видел ее в последний раз.

Когда я появился в гостиной вновь, она сидела в кресле, положив пальто на спинку. Теперь она была одета не в мешковатое платье, и было видно, что же она под ним скрывала. Это было нечто, полный набор всего, что может показать женщина. Угловатость исчезла, и даже волосы выглядели совсем по-другому. Прежде это были просто волосы, теперь же густая волнистая масса, мягко спускающаяся ей на плечи. Она по-прежнему не была красавицей, но любой парень не обратил бы никакого внимания на ее лицо, когда перед ним были такие прелести.

Улыбка делала ее еще более привлекательной. Она, должно быть, побывала у хорошего мастера и позволила ему наиболее эффектно одеть себя. Ей также удалось очень удачно подкрасить лицо. К тому же под одеждой не было ничего лишнего, что могло бы испортить эффект от природного богатства и красоты ее форм.

Уж лучше бы она пришла до того, как я узнал, что Этель проверила мой бумажник и передала сведения своим друзьям…

Линда попробовала улыбнуться, когда я сел напротив и закурил сигарету. Я улыбнулся в ответ и задумался над ситуацией. В настоящий момент ее можно было рассматривать по-разному. Может быть, со мной затеяли хитроумную игру и подослали Линду, чтобы она разделалась со мной. Может быть, они хотят выяснить, какие действия я собираюсь предпринять после неудавшегося покушения, и послали ее за этим.

В любом случае, мне больше не было ее жаль. Я встал, достал припасенную бутылку ликера, подошел к кушетке и позвал ее к себе. Налил ей выпить, и похоже, это был ее первый глоток алкоголя в жизни, она поперхнулась и закашлялась.

Я поцеловал ее, и судя по всему, это был ее первый поцелуй. Линда страстно обняла меня, но вдруг резко отстранилась и взглянула на меня, словно хотела удостовериться в реальности всего происходящего. Все ее тело напряглось от боли и удовольствия под моими руками. Она прикрыла глаза, и сквозь узкую полоску было видно, как в них полыхает огонь. Затем она чуть шире открыла их и, увидев, что этот огонь начинает зажигать меня, загадочно улыбнулась.

Если она собиралась что-нибудь выведать у меня, то это было самое подходящее время, потому что любая женщина знает момент, когда она получает власть над мужчиной, когда он готов обещать и говорить что угодно. И хотя я сам прекрасно знал все это, ничего не мог с собой поделать, потому что прежде всего оставался мужчиной.

— Это в первый… раз. — Дальше Линда не могла продолжать, слова застряли у нее в горле. Я понял, что она ничего не знает о трюке Этель с бумажником.

Я собирался предложить ей пальто и выпроводить, посоветовав разузнать сначала, как следует вести себя в роли женщины. Но затем подумал и вспомнил, что она была новичком в этой игре и не знала, когда следует задавать вопросы. Даже если она и пришла за этим, я решил продолжить игру. Поэтому ничего не сказал ей. В это время Линда что-то сделала руками за своей спиной, одежда медленно упала вниз, и жаркая волна накатилась на меня.

Она по-прежнему ни о чем не просила меня, кроме одного, чтобы я показал ей, что значит быть женщиной…

Линда не позволила мне позже проводить ее до двери. Хотела побыть одна, растворившись в темноте. Ее легкие шаги прошелестели по ковру, и я расслышал щелчок замка закрывающейся двери.

Я налил себе выпить, сделал несколько глотков, а остальное выплеснул с раздражением. Я был прав, ее подослали, и снова стал чувствовать себя обманутым. Затем появилась мысль о том, что ее жизнь настолько неинтересна, и она вынуждена искать новые встречи для разнообразия. Я перестал чувствовать себя дураком, налил выпить и пошел спать.

Будильник разбудил меня в шесть часов, и я успел принять душ и побриться перед уходом. За углом в закусочной перехватил яичницу с ветчиной, сел в машину и поехал за Вельдой.

Вельда была одета в плотный темный костюм и стояла в распахнутом пальто, уперев руки в бедра. Я подъехал и посигналил ей.

— Поехали, дорогая.

Она села в машину рядом со мной и, улыбнувшись, сказала:

— Рановато, не так ли?

— Чертовски рано.

— Ты собирался мне о чем-то рассказать сегодня, Майк.

— Я не сказал, когда именно.

— Опять твои фокусы. Как ты умеешь выкручиваться! Она отвернулась от меня и стала смотреть на дорогу. Я потянул ее за рукав, заставил повернуть голову в мою сторону:

— Извини, Вельда. Это нелегкий разговор, расскажу, когда мы вернемся. Не хочется говорить об этом сейчас, это для меня слишком важно. Понимаешь?

Может, она уловила серьезность моего тона и мой напряженный взгляд. Заулыбалась, согласившись со мной, включила приемник, и мы стали слушать музыку, направляясь в Бруклин, где находилась фабрика мамаши Свитгер.

"Мамаша Свитгер” оказался крепко сбитым малым небольшого роста, с широкими бровями, которые при разговоре опускались и поднимались, словно оконные жалюзи.

Я попросил разрешения переговорить с его водителями, на что он ответил:

— Если вы профсоюзный деятель, то вам тут делать нечего. Мои ребята получают больше, чем состоящие в профсоюзе.

— Я не из профсоюза.

— Тогда что вам нужно?

— Хотел бы кое-что выяснить о Чарли Моффите. Он у вас работал.

— Этот дуралей. Он одолжил у вас деньги?

— Не совсем так.

— Хорошо, говорите с ребятами, только не мешайте им работать.

Я поблагодарил его, взял Вельду под руку, и мы, обогнув здание, подошли к машинам, которые загружались готовыми пирожками.

Подождав, когда загрузится первая машина, мы подошли к водителю. Он приподнял кепи и приветливо улыбнулся Вельде. Она, не теряя времени, спросила:

— Вы знали Чарли Моффита?

— Конечно, леди. Что он сделал в этот раз, вылез из своей могилы?

— Полагаю, он по-прежнему там, но вы не могли бы сказать, что он был за человек?

Парень хихикнул и тут впервые обратил внимание на меня.

— А… теперь понимаю, — сказал он. — У него были неприятности?

— Как раз это мы и хотим выяснить. Так что он из себя представлял?

Водитель облокотился на грузовик и, жуя кончик спички, начал говорить.

— Чарли был чудаковатым парнем. — Он выразительно повертел пальцем у виска. — Не все дома… знаете. Мы проделывали с ним разные штучки. Он всегда что-нибудь терял. Однажды сумку, потом целый лоток пирожков. Сказал, что ребята позвали его сыграть в футбол и, пока он играл, растащили все пирожки. Вы когда-нибудь слышали о таком?

— Нет, я не слышала, — рассмеялась Вельда.

— И это еще не все. Он был настоящий паршивец, хулиган. Однажды мы засекли его, когда он пытался поджечь шерсть на кошке.

Все это как-то не вязалось с тем, что я думал о Чарли Моффите. Я задумался об этом, а Вельда продолжала разговор с водителем. Другие еще кое-что добавили о нем, что совсем не соответствовало моим представлениям об убитом. Чарли любил женщин и выпивку. Он приставал к детям на улице. Какое-то время вел себя вполне нормально, а потом начинал пить и, казалось, впадал в транс. Тогда вел себя как ребенок. У него не все было в порядке с головой, случались сдвиги. Хотя, безусловно, он всегда любил женщин.

Мы вышли с фабрики и поехали назад в Манхэттен, моя голова буквально разламывалась от разных мыслей, я никак не мог привести их в порядок. Я машинально вел автомобиль, практически не отдавая себе отчета, куда мы едем, следуя за потоком машин.

Снова начали возникать звуки беспокоящей меня дикой музыки. Я, должно быть, схожу с ума, потому что не в состоянии поверить в то, что складывается в моей голове из всей этой отрывочной информации.

Мои размышления прервала Вельда:

— Мы приехали.

Дежурный на стоянке махал мне, показывая место для парковки. В голове моей гудели барабаны, и я ожидал, что вот-вот грянет эта дикая музыка, но все обошлось.

Когда мы поднялись в офис, Вельда первым делом достала бутылку виски и передала ее мне. Я налил себе в стакан приличную порцию и выпил залпом. Вельда кивнула мне, чтобы я выпил еще, но я отрицательно покачал головой. Мне хотелось только посидеть в покое, отгородившись от всего мира, чтобы успокоиться и прекратить эту музыку.

— Майк! — Вельда пробежала пальцами по моим волосам.

— В чем дело, детка? — спросил я не своим голосом.

— Скажи мне, скажи, что тебя мучает, может, я смогу помочь тебе.

Я открыл глаза и посмотрел на нее. Она сняла пальто, и ее грудь высоко вздымалась под блузкой. Она предпочла сесть в большое кресло, вытянув свои длинные ноги, белизну и длину которых подчеркивал бледный свет, падающий из окна. Живые прекрасные ноги удивительно точных форм, каждый мускул играл в них под эластиком. Было так легко получить эту женщину.

Наверное, мне надо сделать это. Она была готова стать моей в любое время, стоило мне только захотеть.

Я снова закрыл глаза и так, с закрытыми глазами, рассказал ей по порядку, эпизод за эпизодом, всю историю. Рассказал об убийстве на мосту, о Марти и почти все об Этель. Я сказал ей все и теперь с интересом ждал ее реакции.

Прошло около минуты, она молчала. Я открыл глаза и увидел, что Вельда внимательно разглядывает меня. В ее взгляде не было ни стыда за меня, ни страха. Наоборот, она верила в меня. Она сказала:

— Во всем этом нет смысла.

— Пока это так, — сказал я устало. — Но есть одно слабое место.

— Да, Чарли Моффит.

— Ты права. Человек без прошлого. Никто его хорошо не знает. Откуда он появился, что делал раньше? Он весь в настоящем.

— Идеальный случай для агента КГБ.

— Верно. Почти идеальный. Но где тогда слабое место? Вельда постучала пальцами по ручке кресла:

— Все настолько идеально, что в это трудно не поверить.

— Вывод. Чарли Моффит был агент КГБ. Я думал сначала, что эти красные приняли меня за человека, который заменил его. Я ошибался. Парень, которого я убил на мосту, был из КГБ. Пат намекнул мне, но я не уловил намека. У него были металлические зубы, а зубы из стали делают только в СССР. Этот парень имел полномочия следить за агентурой у нас и в случае чего убирать агентов. Человек с неограниченными полномочиями решать человеческие судьбы. А ты знаешь, как они установили, что он мертв?

— Не по портрету в газетах. И не по отпечаткам пальцев.

— Они и не могли их иметь, потому что я стер ему всю кожу с пальцев о цементное покрытие пешеходной дорожки, перед тем как выбросить в реку.

Вельда поджала губы и повела плечами, после чего мягко произнесла с упреком:

— Майк…

— Нет, единственное, из чего они могли заключить, что он мертв, это его внезапное исчезновение. Возможно, к ним попала информация о проверке Патом всех неопознанных трупов в моргах, а также его запрос к дантистам по поводу металлических зубов. Последнее они могли увязать с его исчезновением.

— Но ты сказал, что они уже знали о его смерти в следующую ночь.

— 0-хо-хо. Выходит, у них существует какая-то система контроля, и когда этот толстяк не появился в нужное время в определенном месте, это могло означать, что он мертв. Проверка у дантистов только подтвердила это.

— Что они могли подумать? Почему… Я старался говорить сдержанно:

— Опять эта чертова конспирация, они просто помешались на секретности. Считают себя самыми умными, никто не в состоянии их переиграть.

Вельда высказалась по этому поводу, используя довольно неприличные выражения.

Я продолжал:

— На следующую ночь группа получила новое сообщение: что-то случилось с их курьером, пропали документы. Поэтому они очень расстроились. Черти проклятые.

Вельда поднялась, лицо стало напряженным.

— Опять, Майк. Правительственные документы, двойной шпионаж. Черт подери, Майк, почему происходят такие вещи?

— Потому что мы слишком мягки, слишком добропорядочны.

— Тебе сказали, что это были за документы?

— Нет, но я понял, что очень важные.

— Должно быть, так.

— Вельда, существует много важного, что можно свободно заполучить. Знаешь, чем они занимались? У них была кипа технических журналов, которые свободно продаются в любом киоске. Они их микрофильмировали для пересылки. Специалист в разведке может очень многое почерпнуть из этого материала. Информация собирается по частям — там немножко, здесь немножко, до тех пор, пока картина не становится ясной и законченной. Таким образом они получают то, что мы стараемся держать в секрете.

— Но документы, Майк. Это же государственное дело. Об этом должно знать ФБР.

— Да, конечно. Может, они и знают. Но могут и не знать, если документы были сфотографированы, а оригиналы не пропали. Главное, что они завладели информацией, содержащейся в этих документах. А я ничего не могу поделать, потому что они меня раскрыли. Теперь меня будут разыскивать повсюду, чтобы свести счеты. Прошлой ночью меня уже пытались убить.

— Майк!

— Ты что, не знала об этом? Читай газеты! Целых шесть строк на четвертой странице. Даже не напечатали моей фотографии. После того как они раскрыли меня, началась охота. Каждый сам за себя. Если они мне попадутся в следующий раз, первым начну стрелять я и не промахнусь.

Вельда от страха прикрыла рот рукой, и было слышно, как стучат ее зубы.

— Боже, ты попал в ужасную переделку! Умоляю тебя, будь осторожен! — Она готова была заплакать. — И ты никому не сказал, что находишься в такой опасности, ты не хочешь попросить ни у кого помощи, когда она тебе так нужна. Майк… прошу тебя, пожалуйста… Ты должен позволить помочь тебе.

Я почувствовал, как искривились мои губы.

— Вельда, неужели я должен всем говорить, что хожу убивать людей?! Легко сказать, я ведь считаюсь человеком, который несет угрозу обществу. Я такой, какой есть, и не хочу меняться. Поэтому у меня свой путь, и общество должно принимать меня таким.

Она смахнула слезы, катившиеся по щекам:

— Он не должен был тебе говорить все это, Майк.

— Кто?

— Судья.

Я грубо выругался в сердцах.

— Ты собираешься… продолжать расследование? Я утвердительно кивнул:

— Косвенно, да. Ли Демер нанял меня. Вельда вскинула голову:

— Майк, послушай…

— Что?

— Документы. Чарли Моффит мог быть тем курьером, о котором они говорили. Он нес документы в ту ночь, когда Оскар Демер напал и убил его. Должно быть, Оскар и забрал их.

— Дьявол! — вырвалось у меня. — Конечно же! Карман, который был сорван с его пальто… — Я с улыбкой поблагодарил Вельду за подсказку. — Теперь все становится ясно, крошка, действительно, все встает на свои места. Оскар приезжает в Нью-Йорк, разыскивает Ли и пытается его шантажировать, но ему это не удается. Тогда он идет и убивает человека, полагая, что его примут за Ли. При этом он отлично знает, что у Ли полное алиби и что это вызовет всего лишь сенсацию и шумиху в газетах. Он рассчитывал тем самым поставить Ли на колени и получить свои деньги. Другая идея пришла к нему, когда он убил парня и заполучил документы. Просмотрев их, Оскар понял, что попало ему в руки, и решил использовать этот шанс, чтобы отыграться на Ли. Именно об этом он сообщил ему, когда звонил по телефону. Если бы Ли захотел передать Оскара в руки полиции, то наличие этих документов у себя Оскар отнес бы на счет Ли.

Вельда стала белой как мел и прерывисто задышала.

— Как все это низко, Майк. Небеса Господни, если это выплывет наружу…

— Да, в этом случае с Ли все будет кончено, даже если он сможет доказать, что невиновен.

— Только не это.

— Прекрасно. Что бы ни произошло, комми выигрывают в любом случае. Если они находят документы, приобретают ценную информацию, а не находят — избавляются от опасного врага.

— Майк, этого не должно быть!

— Ну как, Вельда, должен я сделать это один, своими собственными силами?

— Пожалуй, да. Ты… и я.

Подонки, грязные подонки. Видели бы они сейчас Вельду, все эти Глэдоу, генерал, парни в армейских куртках. Они бы поняли, с кем и с чем они затеяли свои игры.

— Когда мы начнем, Майк?

— Сегодня вечером. Будь здесь ровно в девять часов. Посмотрим, удастся ли нам узнать, что Оскар сделал с этими бумагами.

Она откинулась на спинку кресла и уставилась в стену.

Я снял трубку телефона и набрал номер Пата. Он ответил сам:

— Отдел убийств. Капитан Чамберс у телефона. Майк, это ты? Сколько у тебя трупов сегодня?

— Еще ни одного.

— Недостаточно метко стреляешь? Когда ты появишься, чтобы рассказать о нападении на тебя прошлой ночью? Я давал за тебя слово и жду разъяснений, а не отговорок.

— Я как раз собрался к тебе, Пат. Заеду за тобой в офис, и мы пообедаем.

— Хорошо, давай побыстрее.

Я ответил, что постараюсь, и опустил трубку. Вельда ждала указаний.

— Оставайся здесь, — распорядился я. — Мне нужно встретиться с Патом, и как только освобожусь, позвоню тебе. В случае, если не позвоню, будь здесь в девять.

— Это все?

— Все, — повторил я, пытаясь смотреть на нее как можно строже, но ее ответная улыбка сбила весь мой настрой. Я вынужден был поцеловать ее, прежде чем уйти.

— Я не говорю, что хотела бы снова видеть тебя живым, — с улыбкой сказала Вельда. Вдруг она прикрыла рот руками, округлив глаза. — Боже, что за чушь я несу?!

— Не волнуйся, у меня в запасе по крайней мере еще две жизни, одну из них я проведу с тобой. — Я улыбнулся ей, открыл дверь и вышел.

Прождав какое-то время такси, я решил пойти на стоянку за полмили отсюда за машиной. Погода была хорошей, и для разнообразия можно было немного пройтись и подышать свежим, насколько это возможно в городе, воздухом. Я взял свои ключи, передав дежурному билет за стоянку, и нашел свою развалюху.

Я уже выезжал из ворот, когда заметил, что стекла моей машины вымыты, и притормозил перед выездом, чтобы дать пареньку двадцать центов за работу. Эта секундная задержка спасла мне жизнь. Грузовик, который до этого медленно ехал по улице, вдруг рванулся вперед с намерением протаранить мою машину. Заметив, что я притормозил, он попытался достать меня, вильнув во въезд и выскочив обратно на дорогу. Удар грузовика бросил меня грудью на рулевое колесо, раздался скрежет металла. В следующее мгновение я оправился от удара и, подняв голову, попытался разглядеть номер грузовика, но он исчез из виду.

Дежурный, белый как полотно, бросился к моей машине и открыл дверцу.

— Мистер, с вами все в порядке? Вы не ушиблись?

— Пожалуй, нет.

— Идиот какой-то! Он мог убить вас! — Зубы его непроизвольно стучали от нервного возбуждения.

— Безусловно, мог.

Я вышел из машины и зашел спереди. Один конец бампера был оторван от кузова и загнут под углом.

— Парень проскочил совсем рядом. Я видел, как машина ехала по улице, но даже и подумать не мог, что водитель способен на такое. Этот дурачок, наверное, обгонял машину и поддал газу. Он зацепил вас и не подумал остановиться. Если хотите, я вызову полицию.

Ногой я пихнул бампер, он еще держался.

— Забудем об этом. Его уже не найдешь. Подумай лучше, как снять бампер.

— Нет проблем. У меня есть инструменты. Нужно всего-то отодвинуть два болта.

— Замечательно, сними его и найди мне новый где-нибудь в гараже. Я заплачу за беспокойство.

— Хорошо, мистер, я все сделаю, — ответил паренек и побежал за инструментами. А я уселся на крыло и стал курить, ожидая, когда он закончит работу.

Выезжая в этот раз, я на всякий случай внимательно посмотрел по сторонам. Дважды они покушались на мою жизнь. Не хотелось так думать, но попытка была явная. Видимо, они следили за мной от самого офиса и усмотрели прекрасный случай разделаться. Этот грузовик мог бы просто превратить меня в месиво, не задержись я с выездом.

Выходит, они готовы идти на риск, чтобы убрать меня. Я становлюсь для них важной фигурой, раз они предпочитают видеть меня мертвым. Судье бы это пришлось по душе.

Пат сидел спиной к двери и смотрел в окно на город, расстилавшийся перед ним. Резко развернув кресло, он приветствовал меня кивком. Я выдвинул стул и уселся, положив ноги на стол.

— Я весь перед тобой, капитан. Включай свет и начинай допрос!

— Перестань, Майк. Давай лучше рассказывай.

— Пат, помоги мне. Ты сейчас уже почти все знаешь.

— Почти. Тогда выкладывай все остальное.

— Они снова пытались убрать меня только что. Но теперь это был грузовик, а не пули.

Пат нервно застучал кончиком карандаша по поверхности стола.

— Майк, я не идиот. Вожусь с тобой, потому что мы друзья, но я еще и полицейский. Старый полицейский… и хорошо знаю, что никто не станет стрелять в тебя просто так, без всяких причин.

— Черт, конечно, у них должны быть основания.

— Ты можешь их назвать? — Было видно, что его терпению приходит конец.

Я убрал ноги со стола и наклонился к Пату.

— Мы с тобой уже проходили это раньше, Пат, я тоже не дурак. Ты полагаешь, что каждое преступление расследуется полицией, но бывают случаи, когда преступление касается твоих личных интересов и лучше, если ты сам позаботишься о себе. Это как раз такой случай.

— Так ты знаешь, почему они хотят убрать тебя?

— Думаю, да. И ты ничем не сможешь мне помочь как полицейский, так что давай лучше оставаться просто друзьями.

Пат попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось.

— Ты договорился с Ли?

Я опять положил ноги на стол:

— Он дал мне приличную сумму, чтобы я кое-что нашел: Этим я сейчас и занят.

— Хорошо, Майк. Выполни все, о чем он просил. — Опустив голову, Пат запустил руки в волосы. — Читал последние газеты?

— Не очень внимательно, но заметил, что о Демере пишут почти в каждой редакционной статье. Одна из газет перепечатала все его выступления.

— Сегодня вечером он снова выступает. Ты должен послушать его.

— Оставляю это тебе. На мой вкус, на этих встречах слишком много слюнтяйства и мало настоящего задора.

— Да нет, с ним совсем по-другому. Взять хотя бы последнюю встречу, на которой я был. Обычный ужин, но потом выступил Ли Демер. Он сделал обзор для нашей небольшой группы, и это была хорошая речь. Многие из нас видели его впервые на этой встрече, но, когда он закончил говорить, мы были целиком за него. Нужно помочь этому парню, Майк, он должен быть избран.

— Тут не может быть двух мнений. Он по-настоящему сильная личность, хотя этого и не скажешь, глядя на него. С ним не так уж легко не считаться. Ли Демер представляет собой силу, на которую нация может рассчитывать в трудную минуту.

— Эта встреча происходила как раз в тот вечер, когда Оскар сорвался, не так ли?

— Ты прав. Вот почему мы не хотели, чтобы что-то дошло до общественности. Даже явная ложь, услышанная людьми, может отрицательно сказаться на их мнении. Похоже, ты слишком увлекся политикой, Пат.

— А почему бы и нет? Вчера вечером Ли выступал по радио. Ты знаешь, о чем он говорил?

— Нет, я был слишком занят.

— Ли использует свое знание бизнеса, чтобы делать политику. Он уселся с калькулятором и начал подсчитывать, почему штату стоит 10 миллионов то, что любой частный строитель делает за 6 миллионов. Он назвал имена, объекты, цифры и сказал, что если его изберут, то первым делом он привлечет к судебной ответственности определенных политиков, которые грабят штат.

— И?..

Пат помолчал и сказал:

— И сегодня я слышал, что скоро с ним расправятся. Ли дискредитируют любыми средствами.

— Этого не произойдет. Пат.

Видимо, мне надо было сказать это по-другому. Он поднял голову и впился в меня взглядом, сжав кулаки так, что вздулись вены.

— Ты что-то знаешь, Майк! О Боже, ты что-то знаешь!

— Я знаю?! — изумился я, изображая удивление.

— Майк, ты искал и нашел. О, я знаю, ты… Постой, ничего не говори, пока для тебя все не станет ясным. Майк, но ведь это не убийство нескольких человек. Это то, что угрожает всему населению, и тебе лучше не вываливать яблоки из корзины.

Он привстал, упираясь руками в стол, и, цедя слова сквозь зубы, обратился ко мне, стараясь, чтобы до меня дошло каждое его слово:

— Мы были друзьями, Майк, были в разных переделках, и я всегда ценил твою дружбу, твое мнение. Постарайся помнить об этом. Но если что-то обнаружено и это может повредить Ли, а ты не хочешь мне об этом сказать, то можешь забыть, что мы были друзьями. Это тебе ясно?

— Не кипятись, Пат. Тебе будет легче, если я скажу, что твои выводы не соответствуют действительности? Ты набрасываешься на меня вместо того, чтобы обратить свой гнев на чертовых комми, которых мы распустили в нашем городе.

Он сразу насторожился:

— Так они и здесь приложили руку?!

У Пата заходили желваки. Пусть думает, что хочет.

— Ничего с Ли не случится, — сказал я как можно более убедительно.

Пат перестал нервничать и сел за стол. Он не забыл наш первый разговор.

— У тебя все еще на уме зеленые карточки?

— Да, именно. Мне не нравится все, что стоит за ними, и тебе тоже. Я ненавижу все их идеи. Жаль, что мы вынуждены терпеть все это.

— Перестань говорить глупости, Майк. Мы с тобой в Америке.

— Конечно в Америке. И намерен находиться именно здесь. Если мы хотим демократии, то должны бороться за нее сейчас, а то будет слишком поздно. Наша беда в том, что мы становимся слишком мягкими. Они нас всех толкают на плаху, а мы спокойно на это смотрим.

— Успокойся, прошу тебя.

Я даже не заметил, что бью ладонью по его столу, пока он не схватил меня за руку.

— Сядь, Майк.

— Что ты сделал по делу Оскара? — спросил я.

— А что мы могли сделать? Ничего. Это дело закрыто.

— А его личные вещи?

— Мы все просмотрели и ничего особенного не нашли. Я поручил проверять поступление почты на его имя. У меня возникла мысль, что он мог отправить что-нибудь почтой на свой адрес. Но сегодня я снял наблюдение, поскольку так ничего и не поступило.

С большим трудом мне удалось не измениться в лице. Пат держал его квартиру под контролем, Тонко, очень тонко. Однако не только мы одни наблюдали за этой квартирой, поэтому у нас ничего и не получилось с Оскаром.

Я достал сигарету и закурил.

— Пойдем поедим, Пат.

Он снял пальто с вешалки и открыл дверь офиса. Вдруг у меня появилась неожиданная мысль, я подошел к столу и стал звонить Вельде в офис. Она сняла трубку.

— Это Майк, Вельда. Скажи, ты еще не выбрасывала бумаги из моей корзины?

— Нет, но там, по-моему, нечего выбрасывать.

— Посмотри, нет ли там пустой пачки из-под сигарет. Не трогай ее руками, только посмотри.

Она положила трубку на стол, и я услышал, как ее туфельки застучали по полу. Немного спустя она подняла трубку.

— Майк, она там лежит.

— Послушай, дорогая, постарайся вынуть ее из корзины, не дотрагиваясь. Положи в коробку и отправь сейчас же с посыльным к Пату в офис.

Пат с большим любопытством смотрел все это время на меня, а когда я положил трубку, спросил:

— В чем дело, Майк?

— Сделай мне одолжение и возьми отпечатки пальцев на этой пачке. Думаю, кроме моих, ты найдешь еще кое-чьи.

— Чьи?

— Черт! Почем я знаю. Поэтому я и хочу, чтобы ты взял отпечатки пальцев и проверил их по картотеке. Ну конечно, если мы с тобой еще друзья.

— Мы еще друзья, Майк, — усмехнулся он.

Я похлопал его по плечу, и мы вышли из офиса.

Глава 7

В этот же вечер в программе новостей было передано, что, по сообщениям из источников, близких к госдепартаменту, произошло похищение секретных документов. Были украдены последние разработки в области производства оружия массового уничтожения. Бумаги были скопированы и сожжены. ФБР предпринимает все возможное для того, чтобы выйти на след.

Я с силой бросил окурок в стену и ругался до тех пор, пока не выдохся. Затем перевел дух и начал ругаться снова. Комментатор еще раз стал повторять это сообщение, а я был готов заорать на него, чтобы он назвал всему миру, кто взял эти дьявольские бумаги. Скажи всем, что это те же самые люди, которые стремятся пролезть в наше правительство, делают посмешище из наших судов и пытаются накинуть петлю нам на шею. Скажи, чтобы каждый знал, кто это. Ты же знаешь, ты можешь сказать это, почему ты не говоришь, чего ты боишься? Теперь не было никакого сомнения: документы, которые так хотел заполучить генерал, были теми самыми, что разыскиваем и мы. Голова моя работала, словно счетная машина. Теперь мне все стало ясно, но пока я должен держать это при себе.

Я, Майк Хаммер, оказался в самом центре этой крупной игры. Никаких случайностей. Я играю с серьезными парнями, а они играют жестко. Цель оправдывает средства, это их философия. Лги, похищай, убивай, делай что угодно, если это необходимо для того, чтобы прийти к власти, подчинить весь мир, а нас превратить в рабов. Грандиозно!

Прекрасная картина, судья, великолепная картина. Вы должны быть одним из нормальных людей, из тех, кого волнует то, что пишут в газетах. Подобная философия должна вам не понравиться. Что бы вы сказали сейчас, когда похищенные документы могут послужить причиной вашей смерти, а я один способен вовремя предотвратить ее?! Хорошо, судья, оставайтесь в своем кресле и чувствуйте себя спокойно. Хотите узнать мою философию? Она очень проста. Выследить этих парней, но не арестовывать их и не придавать процессу демократического суда, а сделать с ними то, что они делают с нами. Их надо убить неожиданно, когда они не ждут этого. Смерть — смешная штука, судья, люди ее боятся. Надо показать им, что мы можем быть жесткими, надо драться с ними. Надо их убивать! Тогда они будут держаться от нас подальше.

Черт, курение не успокаивало меня. Я бросил сигарету. Пошел в спальню, взял с верхней полки платяного шкафа пистолет 45-го калибра и еще раз тщательно прочистил его. Приятно ощущать в руке тяжесть защищающего тебя оружия. Несущие смерть пули действовали успокаивающе. Я покажу им настоящую грязную и жесткую игру, раз они хотят играть без правил Вынув патроны, я разложил их на столе, затем взял нож и срезал острые концы пуль. Такие пули сделают маленькую дырочку в теле на входе и здоровую дыру на выходе. Я зарядил обойму, вставил ее в пистолет и положил его в кобуру. Теперь я был готов.

Уже наступила ночь. Что-то произошло с погодой, и густой туман, клубясь, поднимался от реки, медленно заполняя улицы. Было холодно и зябко, как бывает в переходную пору, когда не поймешь, то ли продолжается зима, то ли наступает весна. Я поднял воротник пальто, прикрыв уши, и пошел вниз по улице. Теперь для меня все было ясно, и я больше не терялся в догадках. Хотя я и смотрел вперед, но знал, что происходит позади меня и по обеим сторонам: фиксировал людей, спешащих по своим делам, желтые огни автомобилей, проезжающих мимо. Я вышел на охоту, был настороже, и от моего внимания ничего не должно ускользнуть. В шуме улицы я различал приближающиеся и удаляющиеся шаги, говор, работу моторов. Вслушиваясь и вглядываясь, я шел вперед, ожидая, когда они попытаются еще раз напасть на меня.

Дойдя до угла квартала, я пересек улицу и прошел мимо своего автомобиля, потом вернулся назад. Открыл дверцу, дернул ручку капота и внимательно осмотрел двигатель. Мне не хотелось бы взлететь на воздух вместе с моей машиной на виду у соседей.

Какой-то автомобиль проезжал мимо, и я вырулил, пристроившись поплотнее за ним, начав свой путь а офис. На автостраде было много машин, я благополучно добрался до офиса и нашел неподалеку место для парковки автомобиля. Я подождал в машине, пока стрелка часов не подошла ближе к девяти, куря по своей привычке сигареты до самого фильтра. У меня еще оставалось несколько штук в пачке. Войдя в подъезд, я набрал свое имя на кодовом устройстве, которое включалось по ночам, вошел и поднялся на лифте в офис.

Ровно в девять в двери офиса повернулся ключ и вошла Вельда. Я снял ноги со стола и вышел из кабинета, чтобы поздороваться с ней. Она улыбнулась мне, но я почувствовал, что настроение у нее плохое.

— Ты слышала последние новости по радио? Улыбка сошла с ее лица.

— Да, слышала. И мне это очень не понравилось.

— Как и мне, Вельда. Мы должны найти и вернуть документы.

Она распахнула пальто, уселась на край стола и, опустив голову, стала рассматривать пятно на ковре. Сейчас передо мной была не женщина. Она выглядела как дикое животное в джунглях, готовящееся к охоте и убийству.

— Это не остановит их, Майк.

Я бросил окурок на ковер и надавил ногой.

— Да, не остановит. — Я знал, о чем она думает, и это было мне не по душе. — Бумаги — это еще не все. Они постараются вывести нас из игры.

Глаза ее взметнулись вверх и встретились с моими.

— Мы можем остановить их, Майк.

— Я могу, радость моя. Но не ты. Не собираюсь подвергать твою жизнь опасности.

Продолжая смотреть мне в глаза, она сказала:

, — Есть кто-то в нашей стране, управляющий всеми их действиями. Его не знаем ни мы, ни ФБР, ни даже они сами. Этот некто свободно и беспрепятственно может передвигаться, входить без подозрения в разные инстанции. Есть и другие, принимающие приказы и контролирующие их выполнение. Они находятся на самом верху цепочки. Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до них всех, известных и неизвестных?

— У меня это может занять много времени. У меня, я повторяю.

— Есть другой путь, Майк. Мы можем достать тех, кого знаем и подозреваем, остальные разбегутся. Они будут рады унести отсюда ноги и побоятся вернуться назад.

Было удивительно слышать от нее то, о чем я подумал сам. Я так и сказал ей:

— Ты повторяешь мои мысли, Вельда.

Она медленно подняла голову. В этот момент она была похожа на большую роскошную черную кошку с сильным красивым телом, каждый мускул которого был напряжен и готов к борьбе. Особенно выделялись ее зубы, цвета слоновой кости, готовые вцепиться в жертву и растерзать. Вельда улыбалась, но и кошка выглядит вполне миролюбиво, пока вы не заметите, что она прижала уши к голове, готовясь к нападению.

— Майк, я говорила тебе, что хочу быть рядом с тобой в этом деле, а если ты решишь по-другому, я все выложу Пату.

Я долго молчал, прежде чем ответить.

— Хорошо, мы будем вдвоем, я хочу этого. Вельда соскользнула со стола и, подойдя ко мне, взяла мою руку. Я крепко сжал Вельду в объятиях и вдруг почувствовал радость от того, что именно она рядом со мной. Наконец я понял, чего хочу. Она высказала это очень просто:

— Я люблю тебя, Майк.

Я поцеловал ее, и она вся подалась мне навстречу, полная любви ко мне. Мне хотелось, чтобы она тоже почувствовала, как я люблю ее.

Взяв ее лицо в свои руки, я целовал глаза, щеки, губы, слыша, как она стонет от неги, а дыхание становится все чаще. Наши тела прижимались все плотнее и плотнее. Я был чертовски счастлив и осознавал это.

Она открыла глаза, когда я перестал целовать ее. Вспомнив кое-что, я достал из кармана небольшую коробочку, которую купил днем. Нажал на кнопочку, крышка откинулась, и перед нашими взорами засверкал сапфир, словно голубая звезда. Своими пальцами, такими грубыми и неуклюжими рядом с изящным кольцом, я достал его из коробочки и надел ей на палец.

Бывают минуты, когда не нужны слова. Все, что нужно, было уже сказано, а несказанное осталось у нас в сердцах как обещание счастья.

Вельда долго и удивленно смотрела на кольцо, а затем нежно меня поцеловала. Этот поцелуй был еще лучше, чем предыдущие. Теперь мы знали: что бы ни случилось, мы будем любить друг друга.

— Нам нужно ехать, детка.

Я подождал у двери, пока Вельда выключала в комнатах свет. Затем мы спустились на лифте. Дежурный в подъезде сделал мне знак, означавший, что к моей машине, пока я был в офисе, никто не подходил. Мы сели в машину и поехали сквозь туман к дому, где жил Оскар.

Вельда спросила:

— Как выглядят документы?

— Не знаю. Если Моффит нес их в кармане, значит, они в пакете или в большом конверте. А может, я ошибаюсь, июни были на микропленке.

— Будем надеяться на первое. Примерно за два квартала от места я запарковал машину между двумя грузовиками, и мы вышли.

— В этот раз мы пойдем в обход, — решил я.

— Через аллею? — уточнила Вельда.

— Пожалуй. Что-то мне не хочется входить в дом с парадного подъезда. Дойдем до первого прохода между домами и пойдем по нему в обход.

Вельда взяла меня под руку и прижалась плотней. Для всего мира мы выглядели как супруги, вышедшие перед сном подышать свежим воздухом. Туман вился белым облаком, скрывая и нас, и все вокруг. Мы пересекли улицу, прошли мимо входа в метро и под прикрытием каменной стены стали продвигаться к дому, ища выход на аллею, идущую за домами. Мы чуть не прошли мимо прохода, но я вовремя заметил его и потянул Вельду. Мы вступили в темноту, которая сразу поглотила нас. Две или три минуты мы стояли, пока наши глаза не привыкли и не стали различать предметы. Затем мы медленно стали продвигаться вперед, следуя на ощупь, пока не подошли к стене, которая огораживала задний двор нужного нам дома.

Вельда стала копаться в своей сумочке, ища что-то, и я сказал ей:

— Никакого света, смотри, где-то должны лежать бутылки, а за ними калитка во двор.

Я старался вспомнить это место по прошлой ночи, но понял, что едва ли смогу правильно сориентироваться.

Мягкие быстрые твари пробегали между ног всякий раз, когда в темноте мы задевали за кучи скопившегося здесь за долгие годы хлама и мусора. Маленькие блестящие глаза смотрели на нас из темноты и исчезали при нашем приближении. В темноте вдруг метнулось тело кошки, и мы услышали смертельный визг одной из засмотревшихся на нас тварей.

Вельда тронула меня за рукав.

— Вот бутылки, Майк. — Она отпустила мою руку и обошла кучу бутылок.

Калитка была открытой. Я толкнул ее, и мы тихо вошли во двор, стараясь держаться в тени здания. Дверь черного хода также была открыта и висела на одной петле. “Как много людей жили здесь? — подумал я. — Сколько лет прошло с тех пор, когда эти облупленные стены служили людям убежищем и были полны жизни?” Я поднялся по пролету лестницы и вынул из кармана фонарь.

Вельда тоже зажгла свой фонарик и высветила им стену за дверью. На стене висело отпечатанное объявление:

"Это здание непригодно для проживания”. Внизу объяснялось почему и стояла подпись официального лица.

Воздух был пропитан запахом пыли, грязи и отходов, которыми был покрыт пол большого нижнего холла, а пыль и паутина свисали со стен и потолка. Недалеко была, видна дверь, через которую можно было выйти на лестницу, ведущую на этажи, но она была так завалена всяким хламом, что по ней невозможно было продвигаться.

Вельда открыла дверь в помещение, окна которого выходили во двор, и лучом фонаря стала высвечивать обстановку. Я заглянул в комнату. Стены были черны от копоти, а в центре валялись остатки мебели. Должно быть, прошло не меньше года, как здесь случился пожар, и с тех пор сюда никто не заходил. Удивительно, что дом еще не развалился.

Немного дальше по холлу от этого места был проем без двери, ведущий в другую комнату, где валялись остовы кроватей и несколько матрасов. Все стоящее в этой комнате было уже давным-давно утащено. Теперь была очередь квартиры Оскара. Я уже взялся за ручку двери, как вдруг Вельда остановила меня, и мы замерли.

Откуда-то сверху из помещений дома раздался хриплый, тяжелый кашель и звуки, словно кого-то рвало. Я почувствовал, как Вельда облегченно вздохнула.

— Пьяница, — прошептала она.

— Похоже.

Я занялся дверью, и мы вошли, закрыв замок изнутри. Вельда сразу же направилась к окнам и поправила занавески, чтобы с улицы никто не мог заметить свет от фонариков. Затем мы начали тщательно обыскивать комнату. Вещи Оскара были взяты полицией после их первого визита сюда и пылились на полицейском складе, но вряд ли документы могли находиться в его чемодане или одежде, иначе я бы их обнаружил, когда осматривал.

Мы перевернули все на кровати, ничего не нашли и привели ее в порядок. Обшарили все углы, проверили под мебелью, осмотрели внимательно все предметы в комнате. Я даже содрал декоративные планки со стены, чтобы посмотреть под ними. Но нигде ничего не было.

Вельда осматривала в это время заднюю стену и подозвала меня:

— Майк, подойди сюда на минутку.

Я пошел на свет ее фонаря, она занималась с какой-то ветхой драпировкой, которой была забрана часть стены в попытке скрыть проход в соседнюю комнату. Мы сорвали драпировку и убрали кусок фанеры.

— Смотри, Майк, здесь была дверь.

— Да, когда-то это был дом для одной семьи. Ясно, что здесь ничего нет.

— Пойдем отсюда, Майк. Эта комната голая, как попка младенца. — Мы оба вышли в холл, в темноте я подбородком наткнулся на какую-то железку, торчащую из стены, и выругался. Сверху снова раздался приглушенный кашель.

Мы заглянули еще в одну комнату, но и десяти минут нам хватило, чтобы понять, что здесь ничего нет, кроме паутины и пыли, и что по крайней мере несколько месяцев сюда никто не заглядывал.

— Никаких бумаг. Похоже, Оскар никогда их не имел.

— О Майк! — прошептала Вельда, чуть не плача.

— Пойдем отсюда, детка, мы только теряем время. Фонарик в ее руке опустился вниз, и маленькое пятнышко высветило пыльный круг на полу, чуть разбавляя черноту ночи своим блеклым сиянием.

— Хорошо, Майк, — согласилась Вельда. — Должно быть, они где-то в другом месте.

Человек наверху закашлял снова. Мы почти не обратили на это внимания, но в этот раз добавились звуки тяжелых шагов по потолку, а затем грохот упавшего тела. Послышалась ругань, и все стихло. Эта задержка, пока мы прислушивались к шуму наверху из чистого любопытства, вовсе ни о чем не беспокоясь, спасла нам жизнь. Если бы мы не задержались на месте на эти несколько секунд, то угодили прямо в пасть к дьяволу.

Входная дверь открылась, и появились парни в армейских куртках, силуэты которых четко выделялись на фоне серого тумана. С коротким интервалом они проскочили внутрь, и дверь закрылась. Они стояли в холле, прижавшись к стене.

Я мгновенно обхватил Вельду и вытащил свой пистолет. Почему я дышал так часто? Я еще не сделал ничего, но мне не хватало воздуха, внутри все пылало. Пистолет, с которым я привык так легко и непринужденно обращаться, дрожал в моей руке. Вельда чувствовала мое волнение. Она легонько дотронулась до моей руки, сжимавшей ее плечо, чтобы успокоить, и напряжение стало постепенно спадать. Вельда была гораздо спокойней и совсем не дрожала. Люди стали двигаться, и я услышал, как они переговариваются шепотом. Вельда слегка пошевелилась, и что-то щелкнуло. Умом я понимал, что настал момент, которого я ждал. Эти парни в армейских куртках. Глэдоу и компания. Генеральские ребята.

Они пришли за мной. Даже в тумане смогли выследить меня и готовы сейчас попытаться еще раз убить меня. В третий раз они не промахнутся. Обычно с третьего раза получается, не так ли?

Я стиснул зубы. Горячая волна ненависти прошла по моему телу. Что, собственно, они о себе думают? Надеются, что я не буду с ними драться? Может, они принимают охоту на меня за спортивное развлечение и думают, что я позволю им выставлять себя мишенью?

Они почти беззвучно передвигались и вошли в комнату, но я все же слышал их: различал в тишине тяжелое дыхание, шаги по полу, даже щелчок включаемого фонаря.

Медленно я взвел курок пистолета. Сжав руку Вельды, дал ей понять, чтобы она оставалась на месте, просто стояла и молчала. Сам я нагнулся, развязал шнурки, снял ботинки и вышел в холл. Я лег на пол, поднял пистолет и заглянул в комнату. Свет фонарика скользил по стене и застыл на содранной нами драпировке. Второй парень подошел к зияющему чернотой проему, ведущему в соседнюю комнату. Там в темноте стояла Вельда, ожидая меня.

В тот же миг я крикнул:

— Ищешь меня, Мартин?

Свет фонаря резко качнулся в сторону, и одновременно в темноте вспыхнул выстрел. Я услышал, как пули ударились в стену над моей головой. Он стрелял в проем двери на уровне живота стоящего человека, грязно при этом ругаясь.

Я тоже выстрелил в него, целясь чуть ниже красного глаза ствола его пистолета. Сквозь грохот моих выстрелов услышал сиплый захлебнувшийся крик, парень упал.

Другой бросился к проему и исчез в комнате, где была Вельда. Я вскочил на ноги, надо было быстро решать, что делать, пока он не увидел Вельду. Если я попытаюсь войти, он будет стрелять в меня. Темнота полностью скрывала его, он приготовился, ждет меня и не промахнется.

Я медленно направился к проему, даже не стараясь идти тихо. Сухой выстрел прогремел в тишине и затих. Пламени не было видно, только неожиданный визг пули, казалось, возникший из ниоткуда. Я ничего не почувствовал, ни боли, ни шока, только неожиданное напряжение мускулов и звенящую тишину. Должно быть, пуля не попала в меня, я не чувствовал боли. Я попытался поднять руку, но от пережитого она была словно ватная. Затем в комнате раздался звук падающего тела.

Словно издалека до меня донеслось:

— Майк?

Сначала я даже не мог ей ответить.

— Вельда… с тобой все в порядке?

— Я убила его, Майк.

О Боже, что еще сказать?! Я бросился к ней, обнял и прижал к груди, чувствуя, как она тихо всхлипывает. Я взял ее фонарь и осветил им тело на полу. Мартин Ромберг лежал лицом вниз, в его спине зияла дыра. Она, должно быть, выстрелила почти в упор. Поддерживая Вельду, я вывел ее через дверь из комнаты.

— Пошли. Мы не можем здесь оставаться.

Я нашел свои ботинки и надел их, не завязывая шнурки.

Выходить было гораздо проще. Все еще стоял туман, окутывая стены и гнездясь между домами. Наши глаза, привыкшие к темноте, легко различали все предметы, и мы побежали по аллее к узкому проходу между домами.

Любопытные уже начали собираться на звуки выстрелов. Завыла сирена полицейской машины, и ее мигающие огни расчищали себе путь сквозь темноту ночи. Мы затерялись в толпе и стали пробираться к своей машине. Еще два полицейских автомобиля проехали мимо нас, когда мы на машине уже направлялись в другую часть города.

Вельда сидела прямо, напряженно уставившись в боковое стекло. Я обратил внимание, что она все еще держит свой пистолет в руке, взял его и положил рядом на сиденье.

— А то застрелишь еще кого-нибудь, и тогда на твоем счету будет уже два трупа.

Я специально грубо пошутил, полагая, что эта грубость немного встряхнет ее. Вельда повернулась ко мне, и по ее губам пробежала легкая улыбка. Она взяла свой маленький, словно игрушка, автоматический пистолет 32-го калибра и тихо опустила в сумочку.

— Моя совесть меня не беспокоит, Майк, — сказала она спокойно.

Я похлопал ее по руке.

— Боялась, что не успею выстрелить вовремя. Он даже не подозревал, что я нахожусь в комнате. Он стоял посредине, прикрывая оба входа в нее, и ждал. Я знала, что он ждет тебя, а ты войдешь вслед за ним. Он бы убил тебя, Майк.

— Я знаю, милая.

— Он стоял достаточно близко от меня, так близко, что я могла протянуть руку и дотронуться до него пистолетом. — Она сжала губы. — Майк, как ты думаешь, это нормально, что у меня нет ощущения вины? Что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что счастлив.

— Может, я должна чувствовать, что совершила что-то греховное, и мне должно быть стыдно. Но во мне нет раскаяния. Наоборот, я рада, что убила его. Случай помог сделать это мне, а не тебе. Я хотела это сделать, ты понимаешь?

— Я тебя хорошо понимаю, потому что чувствую то же, что и ты. Нет ничего плохого или греховного в том, что убиваешь убийцу. Давид ведь тоже убил Голиафа. Не надо стыдиться, когда борешься с дьяволом. Главное, понять это, а когда поймешь и примешь, можешь счастливо продолжать жить и получать удовольствие от такой борьбы.

На этот раз Вельда рассмеялась легко и непринужденно. Я подумал о судье, представляя себе его лицо, огорченное и злое оттого, что я вновь был вне его досягаемости. У нас лучшее алиби — самооборона. Кроме того, разрешение на ношение оружия. Даже если нас найдут, мы чисты.

Вельда прервала мои размышления:

— Мне кажется, они приходили туда за тем же, как ты думаешь?

— Что?

Она еще раз повторила сказанное. Я ударил ладонью по рулевому колесу и тихо выругался. Вельда посмотрела на меня, нахмурясь.

— Так они приходили за тем же?! — Недовольный собой, я даже закачал головой. — Ну и дурак же я! Конечно, они приходили с той же целью, что и мы. Я-то думал, что они выследили меня, а они пришли за этими чертовыми документами!

— Майк! Но как они могли узнать об этом? В газетах ничего не сообщалось о том, кто убил Чарли Моффита. Как они могли узнать?

— Так же, как о похищении документов. Смотри, прошло довольно много времени с тех пор, как был убит Чарли Моффит. Значит, произошла утечка информации.

— Свидетели, вот кто мог проговориться. Хотя, помнишь, их предупредили, что нужно помалкивать.

— Точнее сказать, посоветовали помалкивать. Но это не значит, что они обязаны молчать. Черт, почему люди не могут держать язык за зубами?

Вельда заерзала на сиденье:

— Это не так легко, Майк. Трудно быть свидетелем убийства и на следующий день забыть об этом.

— Может быть, ты права, а я ошибаюсь, думая, что люди более разумны, чем на самом деле. Конечно, утечка могла произойти и из полиции. Сейчас бессмысленно и поздно говорить об этом. Дело сделано.

Вельда задумалась. Я положил голову на руль и смотрел сквозь стекло на туман.

— Майк, документов в комнате не было, и это значит, что они где-то в другом месте. Ты осмотрел комнату сразу же после смерти Оскара. Среди вещей документов не было. Полиция тоже тщательно обыскала это место. Сегодня мы тоже ничего не нашли. Как ты думаешь, а может, у Оскара их вообще не было?

— А что тут можно еще думать? Либо их не было, либо Оскар спрятал бумаги в другом месте.

— Не забывай, Майк, одну вещь. Оскар должен был быть очень осторожен, поскольку его везде могли принять за Ли.

Я мысленно порадовался за Вельду. Женщина, носящая мое кольцо, такая умница, что я сам себе казался по сравнению с ней глупцом. Выходит, мне здорово повезло. Я нашел женщину, которая могла застрелить человека и сохранить после этого спокойствие и ясность ума.

— Давай продолжай, Вельда.

— Так, может, у Оскара никогда не было этих документов, а оторванный карман Чарли просто результат нападения. Может, он сам их куда-то определил? Вспомни, ребята на фабрике говорили, что он иногда становился словно одурманенный, такой рассеянный, забывчивый. Не мог он их…

Я остановил ее и начал дальше размышлять сам. Что-то было в ее словах.

— Когда, Майк? — Я вопросительно взглянул на нее. — Когда мы обыщем его квартиру еще раз?

— Не сейчас, завтра или в другой день. У нас с тобой еще есть время. Пока они разберутся с пропажей двух своих функционеров, пока постараются выяснить обстоятельства их гибели и выработают какую-то программу действий, пройдет много времени.

— Ты ошибаешься, у нас его совсем нет.

Всю дорогу до ее дома я убеждал Вельду, что у нас еще есть запас времени, и мне удалось ее успокоить. Прощаясь, я сказал:

— На всякий случай, если кто-нибудь спросит, я был всю ночь у тебя, поняла?

— А нельзя сделать так, чтобы это хоть отчасти было правдой?

— Послушай, мы же помолвлены.

— Так теперь я опять должна ждать по этой причине?

— Недолго, дорогая, когда все кончится, у нас найдется время и для этого.

— Я подожду.

— Прекрасно. Ну а теперь иди и ложись в постель, но сначала вынь свой пистолет и спрячь куда-нибудь подальше. Положи его туда, где никто не сможет найти, и держи там, пока я тебе не скажу, что пора вынимать.

Она нагнулась и поцеловала меня легким, нежным поцелуем, заставившим меня почувствовать ее любовь и задуматься о том, как много в этой женщине женственности, несмотря на то, что она может убивать. В ее глазах горел огонь желания, который, казалось, ничто не может утолить, и они умоляли меня попробовать это сделать.

Когда она выходила из машины, я посмотрел на ее ноги и понял, что никогда достаточно хорошо их не видел. Они были всегда рядом со мной, готовые стать моими, когда я захочу, а у меня до сих пор не хватало ума, чтобы понять это. Да, какой же я был тупица! Я подождал, пока Вельда не исчезнет в подъезде, затем развернул машину и направился к себе.

Было довольно поздно, и я сильно устал. “Много, очень много работы для одной ночи. Обстоятельства заставляют напрягаться, сжимаясь, словно пружина. Ты можешь в один прекрасный момент превысить лимит своих возможностей, и тогда пружина лопнет и все полетит к черту”, — подумал я.

Поднявшись к себе, я первым делом прошел в туалет и вытащил коробку с патронами, обоймой и другими принадлежностями своего пистолета. Затем быстро разобрал свое оружие, почистил, смазал заново каждую часть, сменил обойму и боек, чтобы убрать следы сегодняшней стрельбы. После чего сложил детали в коробку, завернул в специальную бумагу и спрятал в вентиляционную шахту.

Затем развернул свой спальный мешок и забрался в него. Засыпая, я думал о том, что ждет нас завтра.

У будильника уже кончался завод, когда ему наконец удалось меня разбудить. Больше всего на свете мне хотелось остаться в постели, но я пересилил себя, поднялся рывком, немного покопался, снимая пижаму, и встал с кровати. Холодный душ прогнал остатки сна, а яичница с беконом взбодрила тело.

Я оделся и позвонил Вельде. Дома ее не было, тогда я позвонил в офис, она была там.

— Как тебе, черт возьми, это удается? — поинтересовался я.

Она рассмеялась и тут же достойно ответила:

— Я все еще работаю у тебя, Майк. А контора открывается в восемь, помнишь?

— Есть клиенты?

— Нет.

— Какие-нибудь счета?

— Нет.

— Ты любишь меня?

— Да, а ты меня любишь?

— Конечно, что за разговор. Кто-нибудь звонил?

— Да, звонили Пат и Ли Демер. Оба хотят встретиться с тобой.

— Если они позвонят, скажи, что я их найду. Что в газетах?

— Заголовки, Майк. Большие черные заголовки. Пишут, что была встреча двух представителей гангстерских групп в старом доме, а тела просто забыли вытащить после перестрелки.

— Звучит не очень убедительно. Пат что-нибудь спрашивал об этом?

— Нет, но обязательно спросит, судя по тому, как был раздражен, разговаривая со мной.

— О'кей. Передай ему, что я в восторге от него. Скоро буду.

Повесив трубку, я достал свой рабочий костюм, оделся и подошел к окну. Туман ушел, но вслед за ним пришла изморось, и люди на улице зябко кутались, стараясь согреться. Я выругался про себя. Зима умирала тяжелой смертью.

По дороге в офис я заглянул в бар к своему знакомому бармену и попросил его достать мне пистолет 32-го калибра, из которого ни разу не стреляли и который нигде не зарегистрирован. Он кому-то позвонил и велел немного обождать. Прошло минут пятнадцать, приятель обслужил за это время пару клиентов, затем вышел на кухню. Я услышал его спор с кем-то, потом он вынес сверток и положил на стойку рядом со мной.

— Двадцать баксов, Майк.

Я достал деньги, развернул сверток, вынул обойму и боек, а остальное попросил выбросить. Поблагодарив его, я вышел. В офис я зашел только для того, чтобы передать эти детали Вельде. Я велел ей во время перерыва пойти домой и поставить их в свой пистолет, а старые выбросить. После этого я отправился к Пату.

Как и сказала Вельда, он был озабочен.

— Привет, Майк, — сказал он, а глаза обыскали меня с головы до ног. — Присаживайся.

Я сел и взял газету, лежащую на его столе. Заголовки были внушительных размеров. Красовались фотографии дома снаружи и внутри, стрелками указаны места, где нашли тела.

— Серьезное дело, а, Пат?

— Да. Я подумал, может, ты мне сможешь что-то объяснить?

— С какой стати, Пат?

— Ты стрелял из своего пистолета?

— Вчера стрелял. У себя на квартире, проверял его работу. А почему, собственно, ты меня об этом спрашиваешь?

— Не будешь возражать, если я взгляну на твой пистолет?

Я вынул и передал ему оружие. Пат нажал кнопку на своем столе, и в кабинет вошел один из специалистов-техников. Пат отдал ему пистолет и попросил:

— Арт, сделай мне фотографию пуль.

— Пат, ты что-то много на себя берешь.

— Полагаю, ты прав. Хочешь что-нибудь сказать еще?

— Нет, давай подождем, пока будут готовы фотографии.

Он откинулся в кресле и улыбнулся. Я продолжал читать газету. Убитые были опознаны. Ими оказались Мартин Ромберг и Гарольд Валлек. Оба ранее сидели по несколько раз в тюрьме за разные преступления и были убиты при стычке гангстерских групп. Полиция предполагала вскоре раскрыть это дело. Больше репортерам пока сказать было нечего.

Арт появился до того, как я успел дочитать репортаж, и положил на стол перед Патом фотографии, на которых пуля была отснята под разными углами. Он также положил пистолет. Пат улыбнулся и достал из стола другую фотографию. Я понял, что дело принимает серьезный оборот. Спокойно закурил и вновь начал просматривать газету.

— Ты слишком умен, Майк, чтобы делать ошибки. Я уже готов был разразиться речью ему в ответ, когда до меня вдруг дошло, что он имел в виду.

— Ты хочешь сказать, что они должны бы совпадать, так? Он кивнул:

— Что-то в этом роде. Один из них был убит из пистолета 45-го калибра. Только три человека знали о месте, где жил Оскар.

— Они выследили Оскара, или это простая случайность?

— Не знаю, Майк. Убийство в этом районе не такое уж необычное дело. Я бы не волновался по этому поводу, если бы не чувствовал, что все это связано с нашим делом.

— Собственно, что тебя беспокоит? Двое парней решили пострелять. Место пустынное, хорошее место для таких дел.

Пат устало откинулся назад и, закрыв глаза, потер их руками.

— Послушай, Майк. Я не такой уж тупица. Любой может сменить обойму и боек в своем пистолете. Я более чем уверен, что твой боек не подойдет и к отметинам на гильзах.

— Как ты догадался?

— Ты что, держишь меня за ребенка?! Не забывай, что мы с тобой старые друзья и я знаю тебя как облупленного. Мне не хотелось бы ломать нашу дружбу. Я знаю, что это ты был там, но не знаю, кто стрелял из пистолета 32-го калибра. Не стану задавать тебе вопросы, зная заранее, что ты будешь лгать.

Я свернул газету и положил ее на стол.

— Скажи, Пат, почему ты думаешь, что это я?

— Перестань валять дурака. Сам должен знать почему.

— Не знаю.

— У одного из убитых парней найдена зеленая карточка. Теперь понимаешь?

— Да-а. — Я совершенно забыл об этом. Медленно закурил сигарету и сделал глубокую затяжку. — Ну и что теперь?

— Хочу знать, на что ты вышел. Хочу знать все, Майк. Чем больше думаю о складывающихся делах, тем больше мне становится не по себе. Игра делается все опасней, а мне никак не удается быть с тобой. Вынужден заниматься полицейской рутинной работой.

— В этом вся беда полиции — ждут, пока что-нибудь случится.

Пат посмотрел на меня задумчиво и произнес:

— Как раз и случилось.

— Черт, но ты же сказал, что они сами играют жестко.

— Но я все еще не знаю деталей.

— Пат… Многое еще должно произойти. Знаю, ты дорожишь нашей дружбой, но есть еще кое-что, о чем я должен знать.

— Продолжай.

— Насколько я могу доверять тебе?

— Это зависит от обстоятельств, не забывай, пожалуйста, что я все-таки полицейский.

— Но при этом ты прежде всего еще и гражданин, любящий свою страну и мечтающий, чтобы эта страна оставалась такой, какая она есть, не так ли?

— Естественно.

— Хорошо. Вы все связаны существующими предписаниями, законами и порядком, вынуждены следовать им. Только я один, Пат, и ты знаешь это, могу что-то сделать. Я сам издаю для себя законы, когда борюсь один, и ни на кого больше не могу рассчитывать. Мне не нужны оборудованные лаборатории или обученный персонал, готовый проанализировать каждую деталь. Ты можешь не беспокоиться о нарушении ваших законов и порядка. Когда я все закончу, Ли победит на выборах и выметет коррупцию, никогда даже не узнав, что имеет гораздо более опасных врагов, чем просто преступники.

Я взял свой пистолет и положил его в кобуру. Пат даже не двинулся. Он лишь слегка кивнул, когда я попрощался с ним.

Я позвонил Ли в офис, и его секретарша сказала, что он только что выехал на завтрак с делегатами Организации Объединенных Наций. Я уточнил, в каком именно отеле будет проходить завтрак, и положил трубку. Мне стоило доллар поставить машину на охраняемую стоянку возле отеля.

Клерк за регистрационной стойкой указал мне зал, где должен состояться завтрак. Он еще не закончил объяснения, когда я увидел в дверях входящего Ли Демера. В руке он держал атташе-кейс, а одна из сотрудниц его офиса, следовавшая за ним, несла еще один. Прежде чем я успел подойти к ним, толпа репортеров окружила Ли, набросившись на него с вопросами, а фотографы защелкали затворами.

Группа важно выглядевших людей стояла чуть в стороне, намереваясь поговорить с Демером, но не желала ссориться с прессой, ожидая своего времени. Сам Ли предложил репортерам встретиться после завтрака и вышел из расступившегося круга. Тут он заметил меня, но прошел прямо в кабинет управляющего отелем. Управляющий последовал за ним и немного погодя вышел, приглашая меня зайти. Я кивнул в ответ и направился к нему. Управляющий приветливо улыбнулся, отступил в сторону, а сам, закрыв дверь, остался снаружи. Ли Демер сидел в кожаном кресле за столом, лицо его было напряженным.

— Привет, Ли.

— Привет, Майк. Я так беспокоюсь с того момента, как увидел сегодняшние газеты.

Я предложил ему сигарету, но он отказался.

— Не о чем беспокоиться, Ли. Все нормально.

— Но прошлая ночь… Вы хотите сказать, что не имеете никакого отношения к тому, что произошло в доме, где жил Оскар?

Я ухмыльнулся и закурил.

— Не знаю, что и думать. Я позвонил капитану Чамберсу и понял, что он предполагает то же самое.

— Вернее, предполагал. Я говорил с ним об этом. Я пододвинул ногой стул и сел. Убийство есть убийство, и чем меньше людей знает о нем, тем лучше.

— Я осмотрел комнату Оскара сразу же после его гибели. Затем там побывал Пат. Позже я проверил ее еще раз и могу сказать уверенно, что если Оскар где-то и оставил свои бумаги, то только не в своей комнате.

Ли облегченно вздохнул:

— Рад услышать это от вас, Майк, но еще более рад тому, что вы не имеете никакого отношения к этим убийствам. Это ужасно.

— Убийство всегда ужасно.

— Тогда, пожалуй, больше не о чем говорить. Вы сняли с меня тяжелый груз, Майк. Я был страшно расстроен.

— Представляю. Можете не беспокоиться. Я собираюсь проверить, чем занимался Оскар в недавнем прошлом. Предполагаю, что у него ничего не было, и он просто блефовал. Если я что-нибудь обнаружу, дам вам знать, а пока, как говорится, отсутствие новостей — самая хорошая новость.

— Прекрасно, Майк. Я все оставляю за вами. Капитан Чамберс будет помогать вам. Я не хочу, чтобы надо мной все время что-то висело. Если станет необходимо, предпочту, чтобы все узнали о наших отношениях с Оскаром и об обстоятельствах дела еще до выборов.

— Забудьте об этом, — сказал я. — Общественность не знает многих вещей. Если покопаться в прошлом Джорджа Вашингтона, то, думаю, можно тоже найти некрасивые дела. Сейчас вы должны думать о себе, а не об Оскаре. Помните это.

Я поставил стул на место, потушил окурок в цветочном горшке и попросил Ли, чтобы он дал мне немного времени, а только потом вышел из комнаты. Когда я уходил. Ли выглядел на десять лет моложе, чем до разговора. Мне нравился этот парень.

В холле был телефон-автомат. Я позвонил Вельде и спросил, поменяла ли она части в своем пистолете, она ответила утвердительно.

— Майк, Пат разыскивал тебя и просил срочно с ним связаться.

— Но я же только что с ним виделся.

— Знаю, но он просил тебя срочно ему позвонить.

— Хорошо. Послушай, возможно, я буду занят весь день, так что заеду к тебе домой только вечером.

— Чарли Моффит?

— Да, попробуем побывать там, где он жил.

— Буду готова, Майк.

Я повесил трубку, бросил еще одну монетку и набрал номер Пата. Когда я видел его сегодня, он был просто усталым, а сейчас в его голосе слышалось бешенство.

— Пат, приятель, что за срочность?

— Скажу тебе позже частным порядком. Подожми свой хвост и несись сюда.

— Я попал в беду?

— У тебя есть шанс оказаться в тюрьме, если ты не поторопишься.

— Не дыши мне в затылок, Пат. Заказывай столик у Луи, и я подъеду на ленч. В этот раз выбор блюд за тобой.

— Даю тебе пятнадцать минут.

Я успел вовремя. Луи был за стойкой, когда я вошел, и провел меня в заднюю кабину. Пат сидел и тяжело курил. Было видно, что он не в себе. Полицейский буквально выпирал из него, а обычная обходительность висела на нем мешком. Сощуренные глаза готовы были меня уничтожить.

Я подошел к бару и перед началом нашего разговора с Патом заказал себе порцию виски.

Он подождал, пока я усядусь поудобней за столик, и, уставившись на мой стакан, вынул из кармана конверт и толкнул его ко мне. Я вынул содержимое пакета и стал рассматривать. Это были фотографии отпечатков пальцев, большинство из них принадлежали мне. Четыре отпечатка были чужими. К ним были приколоты листки с машинописным текстом.

— Это отпечатки пальцев, которые мы сняли с твоей сигаретной коробки.

Я кивнул и стал читать отчет. Ее звали Паула Райе. Тридцать четыре года, закончила колледж, курсы медсестер и в прошлом работала в большой клинике на Западе для душевнобольных. Поскольку она работала на государственной службе, ее отпечатки были в картотеке в Вашингтоне.

Пат не торопился с разговором и дал мне сложить бумаги в конверт.

— Она работала в той самой лечебнице, где находился Оскар. — Голова Пата плавала в сигаретном дыму.

У меня в ушах снова зазвучала музыка. Она была негромкой, с определенным ритмом. Легкая, мелодичная музыка. Она мешала мне сосредоточиться, и я попытался изгнать ее.

Я посмотрел на Пата и увидел два пылающих глаза, горящих желанием как можно скорее услышать от меня объяснения.

— В чем дело. Пат?

— Где она? — спросил он раздраженным голосом.

— Она мертва, — сказал я. — Покончила с собой, бросившись с моста в реку.

— Я не верю тебе, Майк.

— Придется поверить. Ты можешь обыскать весь город и перевернуть всю страну, но не найдешь ее, если только не обшаришь дно реки, да и то вряд ли, тело уже давно вынесено далеко в море. Так что?

— Это я тебя должен спросить: так что, Майк? Я хочу знать, почему и как это случилось. Дело слишком серьезное, чтобы ты мог отмолчаться. Лучше, если ты все расскажешь, иначе я подумаю, что ты уже не тот парень, с которым я водил дружбу. Не тот Майк Хаммер, которого я знал прежде. Ты стал другим, а раз так, то нашей дружбе конец и полиция займется тобой и этим делом.

Пожалуй, он припер меня к стенке, дальше молчать было нельзя, я сделал глоток и начал:

— Помнишь, когда я пришел к тебе с этими зелеными карточками? Я взял их у нее. Шел по мосту, а эта девушка пришла, чтобы умереть. Я попробовал помешать ей. Все, что мне от нее осталось, это карман пальто, в котором была пачка сигарет со вложенными в нее карточками. Я чуть не сошел с ума из-за того, что она прыгнула. Да еще во мне все горело благодаря этому, как будто меня протащили по углям. Я был не в настроении тебе что-либо рассказывать. Кроме того, я хотел узнать, что означают эти зеленые карточки. Когда я обнаружил, что и она, и Чарли Моффит были ком-ми, меня это сильно заинтересовало. Сейчас картина проясняется. Думаю, ты сам уже все понял. Оскар был ненормальным. Он и эта медсестра задумали побег и, возможно, достаточно долго где-то жили в своем гнездышке любви. Когда деньги закончились, они увидели легкий способ достать их, используя схожесть Оскара и Ли. Но Оскар убил Моффита, а Паула поняла, что он болен гораздо серьезнее, чем она предполагала, и испугалась. Она боялась всего и решила покончить с собой.

Это была прекрасная история. В ней было много логики, и она позволяла ничего не сказать о толстяке. Два человека, которые могли ее испортить, были мертвы.

Пат выкуривал последнюю сигарету. Окурки покрывали столик, а его пальто было обсыпано пеплом. Огонь в его глазах немного потух.

— Все очень здорово. История подходит, как перчатка к руке Мне интересно, как бы она звучала, если бы ты сказал мне все.

— Ты просто придираешься, — ответил я.

— Если все, что ты сказал, правда, то эта история умрет здесь. Если же ты скрыл правду, то тебе очень сильно не поздоровится.

— Я знаю свою долю, — ухмыльнулся я.

— Скажу тебе больше. Я собираюсь привлечь людей к этому делу. Это мои друзья, и хотя они будут работать неофициальна, свою работу сделают тщательно. Эти ребята носят небольшие золотые значки с тремя буквами ФБР. Надеюсь, что ты прав, Майк, и не создашь мне проблем.

Я снова ухмыльнулся:

— Единственный, кто с этим может справиться, это я. Ты… черт, все беспокоишься о Ли. Я сказал тебе, что не причиню ему вреда. Он мой клиент, а я имею особое отношение к своим клиентам. Давай закажем поесть и забудем об этом.

Пат взял меню, но огоньки все еще пылали в его глазах.

Глава 8

Я ушел от Пата в два часа и на углу в киоске купил газету. Заголовки снова говорили о “холодной войне” и о шпионах, суды над которыми проходили в Нью-Йорке и Вашингтоне. Я прочитал первую страницу и, скомкав, бросил газету в корзину для мусора, затем сел в машину.

Свернув на углу налево, я увидел, что за мной следует голубой “бьюик" — фургон. Впервые я заметил его припаркованным напротив моей машины, когда выходил из бара. На всякий случай я свернул с авеню и проехал на параллельную, следуя по направлению к своему офису. “Бьюик" — фургон следовал за мной.

Когда я попробовал проделать этот маневр еще раз, все повторилось. На этот раз я выбрал улицу с односторонним движением и, проезжая вдоль тротуара, увидел место, где можно было поставить машину. Я притормозил и резко свернул вправо, остановив машину. Преследователю ничего не оставалось, как проехать мимо меня. За рулем сидел молодой парень в шляпе, он даже не смотрел на меня. Возможно, я ошибся и это была случайная машина. Но я все же запомнил номерной знак машины и, решив проследить за “бьюиком”, последовал за ним. “Бьюик” направлялся на Бродвей, парень посмотрел на мою машину в зеркало заднего вида всего лишь раз. Еще минут пять я следовал за машиной, а затем решил прекратить эту слежку как никчемное занятие. На красный сигнал светофора я остановил машину и стал смотреть по сторонам, на углу выделялась витрина с газетами. Я стал всматриваться: заголовки пестрели словами о “холодной войне”, о продолжающемся суде. У меня почти не было времени, чтобы подробно читать газеты, но надо разобраться, что же происходит. Было бы хорошо повидать Марти Купермана, он поможет мне понять, что происходит.

Я остановил машину возле большого серого здания, у входа в которое стояли пикеты с плакатами против преследования “граждан”. Одного из парней я видел прошлой ночью в Бруклине. Я прошел сквозь их пикет, вошел в здание и передал служащему записку для Марти.

Он понес записку и вернулся вместе с Марти, который, схватив меня, потащил на места для прессы. Черт, что здесь происходило, на суде! Эти красные пустили в ход все уловки и использовали все свои силы и возможности, чтобы сорвать заслушивание дела и прекратить судебное преследование. Они делали все, чтобы превратить суд в пародийное шоу. Им противостояли спокойствие и выдержка судьи и присяжных. Реакция зала должна была подсказать обвиняемым, чем закончится дело. Но обвиняемые не видели этого. Они вели себя слишком уверенно, зная, что за ними стоит партия. Они были могущественны. Они представляли собой народ. Им следовало бы обернуться назад и увидеть лица людей. Тогда бы они наделали в штаны. Я чувствовал себя хорошо.

Тут я заметил двух мужчин во втором ряду.

Они были одеты обычно, но выглядели слишком чопорно. Это были те двое, что сопровождали генерала Осипова в ночь нашей с ним встречи.

Судья объявил перерыв до завтрашнего утра. К этому времени я провел в суде уже около двух часов. Сотрудники прессы тут же бросились к телефонам, а зрители направились к дверям. Вдруг в толпе я увидел, как помощники генерала отдали довольно объемный чемоданчик какому-то человеку, а тот сумел передать его одному из обвиняемых.

Я подумал о том, какие же стальные нервы они должны иметь, чтобы прийти на суд и подтвердить своими действиями единство с людьми, обвиняемыми в преступлениях против человечества. Может, благодаря своей силе они так быстро продвигаются вперед. Этот чемоданчик мог содержать только одно — деньги. Наличные деньги для всего, что связано с процессом. Сволочи! Я подождал, пока они пройдут в дверь, и последовал за ними. По крайней мере у них хватило ума не приехать сюда в официальном лимузине. Они прошли немного в сторону от здания суда по улице и подозвали такси. Я тут же последовал их примеру, сел в такси и поехал за ними. Хорошо, что в Нью-Йорке так много такси на улицах и нетрудно затеряться.

Их такси остановилось возле того самого отеля, в котором я побывал совсем недавно. Я заплатил таксисту и последовал за ними. В холле по-прежнему толпились репортеры и просто любопытные. Генерал Осипов стоял чуть в стороне и что-то объяснял четырем репортерам через переводчика. Те двое направились прямо к нему, прервали его беседу и приветствовали рукопожатием, как будто не виделись несколько лет. Все это выглядело как-то неестественно.

Возле газетной стойки скучала девушка. Я купил у нее пачку сигарет и протянул руку за сдачей.

— Что делает здесь русский?

— Этот? Он выступал на завтраке, там, наверху. Вы должны были слышать его. Всех выступающих транслировали через громкоговорящую сеть здесь, в холле, и к тому же его переводили, каждое предложение. Он ни слова не говорит по-английски.

— Сказали что-нибудь важное?

Она вернула мне сдачу:

— Да ничего подобного. Одна и та же болтовня каждый раз. Только Ли Демер отличился. Он набросился на этого казака и стал высказывать ему свое мнение по многим вопросам, обзывая его по-всякому. Вам, наверное, приходилось наблюдать, как разговаривают между собой мужчины в коридоре. Менеджер выбился из сил, пытаясь унять их, но так и не смог.

Молодец, Ли. Рвешь на куски этих выродков публично, я делаю то же, но тайно. Только будь осторожен, они словно ядовитые змеи… тихие, спокойные, но готовые в любую минуту убить тебя. Будь осторожен, ради всех святых.

Я открыл пачку сигарет, вытряхнул одну, взял ее в рот и полез за спичками. Мелькнул мягкий мех норки, и тонкая женская рука вдруг протянула мне зажигалку.

— Прошу, мистер.

— Привет, Этель, — улыбнулся я и взял предложенную ею зажигалку.

В этот раз ее лицо выглядело как-то по-другому. Я не понял, что произошло, но какие-то невидимые линии сделали ее лицо более сухим, а глаза приобрели восточную форму. Рот, который так сладко целовал и произносил трогавшие меня слова, казалось, был чужим и жестким. Губы потеряли знакомые мне очертания. То ли она хорошо играла, то ли думала, что я не догадался о ее роли. А может, Этель хотела проверить, знаю я или нет. Во всяком случае, ни по ее голосу, ни по лицу я не смог понять этого. Я уже собирался спросить, что она тут делает, когда увидел уважаемого мистера Брайтона, представителя большого бизнеса с Парк-авеню, беседовавшего с группой людей неподалеку от нас. Репортер вел запись. Несколько высокопоставленных персон, чьи лица были мне знакомы по газетам, внимательно слушали, вставляя фразы в его речь. Все улыбались, кроме двоих. Эти двое были генерал Осипов и его переводчик. Он быстро переводил генералу, активно жестикулируя при этом руками, но, похоже, генерал все воспринимал напрямую от самого Брайтона. Через некоторое время отец Этель сказал что-то, и все засмеялись, даже генерал. Они пожали друг другу руки и разошлись, присоединившись к другим группам, которые обсуждали свои проблемы по всему холлу.

Я взял Этель под руку и направился к двери.

— Давно не видел тебя.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Я тоже давно не видела тебя, Майк. Думала, ты позвонишь мне.

— Знаешь, как это бывает, закрутился.

— Да, знаю.

Я украдкой бросил взгляд на ее лицо, но оно ничего не выражало.

— Ты была на завтраке?

— О… — казалось, мой вопрос вывел ее из задумчивости, — нет, я оставалась в холле. Отец был одним из выступавших.

— Действительно? Так тебе незачем оставаться здесь?

— Да нет, вовсе нет. Я могу… о Майк, одну минутку. Я забыла кое-что, ты не против?

Мы задержались возле двери, она оглянулась назад, и мы возвратились.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Нет, я скоро вернусь. Подожди меня, хорошо? Я посмотрел ей вслед, а девушка за прилавком улыбнулась.

— Здесь десять долларов, сестричка, они будут ваши, если вы посмотрите, что она делает, — сказал я.

Девушка тут же выскочила из-за прилавка и пошла догонять Этель. Я стоял возле киоска, курил и смотрел в зеркала, которыми были украшены стены. Я мог видеть себя в дюжине зеркал. Если Этель захочет убедиться, стою ли я на месте, она будет удовлетворена. Она вернулась меньше чем через минуту. Лицо у нее было еще более озабоченным. Я пошел ей навстречу, а девушка юркнула за свой прилавок. Я вынул монету в десять центов и направился к киоску, положил монету на прилавок, а девушка дала мне пачку жевательной резинки. Пока она давала мне сдачу, я передал ей десять долларов.

— Она говорила с двумя парнями. Больше ничего. Парни молодые.

Я вскрыл упаковку жвачки, но Этель отказалась. Она выглядела очень печальной, видно, опять хотела обвести меня вокруг пальца.

Когда мы сели в такси, двое парней в одинаковых синих костюмах хлопнули дверцами черного “шевроле” и выехали за нами. Я не смотрел назад до тех пор, пока мы не доехали до стоянки, где пересели в мою машину. Черный “шевроле” был в начале улицы. Этель беспрестанно говорила, и это давало мне возможность то смотреть на нее, то как бы случайно оглядываться назад. Если бы я слушал ее болтовню повнимательней, то давно бы понял, к чему она клонит. Она довольно настойчиво давала мне понять, чтобы мы поехали ко мне домой. МУЖЧИНА УБИТ В СОБСТВЕННЫХ АПАРТАМЕНТАХ. Хороший заголовок для газетной статьи. Я сделал вид, что не понимаю ее намеков, и продолжал движение по Манхэттену с черным “шевроле” на хвосте.

Сумерки наступили рано и пришли вместе с туманом, который, казалось, сильно полюбил этот город, но при этом значительно ухудшил видимость.

— Мы можем поехать в твой домик, Этель? Там так хорошо.

Возможно, я ошибся, но мне показалось, что у нее на глазах блеснули слезы.

— Правда тебе там понравилось?

— Мне понравилась ты, Этель.

Я не ошибся: в глазах ее стояли слезы.

— Я совсем забыла… что значит жить. — Она замолчала, затем обратилась ко мне:

— Майк…

— Что?

— Нет, ничего. Конечно, мы можем поехать в мой дом.

"Шевроле” позади нас обогнал одну машину и стал еще ближе к нам. Сумерки перешли в темноту, и стало легче наблюдать за машиной по свету фар. Ее пассажиры выжидали удобного момента, чтобы достать нас. Как это может произойти? Этель хотела, чтобы это случилось в моей квартире. Почему? Тогда она могла бы как-то укрыться от выстрелов? А сейчас они имеют возможность подъехать к нам сбоку и начать стрелять. Вопрос: есть для них разница в том, чтобы убить только меня или нас обоих? Другими словами, настолько ли я для них важен, чтобы они могли пожертвовать своим партийным товарищем. По действиям моих преследователей я решил, что они на это способны.

Мы были уже за городом, на широкой открытой дороге, которая, словно нож, рассекала темноту. Дома исчезли вдали, тянулись только ограждения, отделяющие главную дорогу от съездов на другие дороги.

"Это может произойти в любой момент”, — подумал я. Пистолет был наготове, и я мог воспользоваться им в считанные секунды. Я крепко держал рулевое колесо, готовый к мгновенному маневру. Свет фар за нами начал мигать, они давали сигнал обгона. Я просигналил им своими фарами, давая подтверждение на обгон. Огни приблизились вплотную. Я не смотрел больше в зеркало, а наблюдал за тем, как световые пятна на дороге становились все ярче у нас сбоку, но вдруг пропали. Я оглянулся и увидел, как машина, переворачиваясь, катилась под откос к полям вдоль дороги. Я присвистнул: “Боже!” — и нажал на тормоза. Другие машины, привлеченные аварией, стали останавливаться рядом. Этель резким торможением бросило вперед, и она сидела, уперев руки в лобовое стекло.

— Майк! Что…

Я в это время уже выскакивал из машины.

— Оставайся здесь. Машина, которая шла за нами, перевернулась.

Этель всхлипнула и что-то сказала, но я не разобрал, торопясь к перевернутой машине. Она лежала колесами вверх, обе дверцы были открыты. Сигнал гудел, человек в машине стонал, фары продолжали светить. Я был первым у машины, на сотню ярдов опередив остальных.

В траве я разглядел пистолет-автомат, на сиденье валялся бумажник. Так вот как они хотели покончить со мной! Одна очередь из этого оружия, и моя машина была бы изрешечена вместе со мной. Кто-то застонал в темноте, но меня это не трогало. Я взял пистолет-автомат, бумажник, нырнул в темноту за машиной и по полю побежал обратно к своему автомобилю.

В это время другие добежали до места, где лежал автомобиль, и раздались голоса с призывом вызвать полицию и врача. Этель вскрикнула, когда я дернул крышку багажника, я попросил ее помолчать, кинул пистолет на запасное колесо и, открыв дверцу, сел за руль. Машин, останавливающихся на дороге, становилось все больше. Вскоре послышалась сирена и показались мигающие огни полицейской машины. Полицейские принялись регулировать движение. Я пристроился к формировавшейся линии двигающихся автомобилей, и вскоре мы отъехали от места аварии.

— Кто это был, Майк? Что там случилось?

— Просто несчастный случай, — ухмыльнулся я. — Парни превысили скорость и перевернулись.

— Они сильно… пострадали?

— Я не мог разобрать. Во всяком случае, живы… еще. — Я снова ухмыльнулся. Лицо Этель стало чужим, она взглянула на меня со стоном и заплакала. — Не волнуйся, детка. Не будь такой мягкосердечной. Ты должна знать, что значит политика партии. Партийные игры. Ты должна быть тверда и холодна. Ты не забыла про это, а?

Сквозь слезы она произнесла:

— Нет, нет.

— Перестань, земля там мягкая, а машина не так уж сильно пострадала. Я думаю, они просто здорово ударились и потеряли сознание. Ты должна была бы привыкнуть к таким вещам.

Этель отодвинулась в сторону и больше не смотрела на меня. Мы подъехали к дому на вершине холма над рекой и присели у входа в темноте, глядя на огни проходящих по реке судов. Красные и зеленые глаза… Нет, это были суда. Откуда-то издалека донесся глухой звук, как будто кто-то стучал по шпале. Я слышал уже этот звук однажды на реке, только тогда он доносился с корабля, проплывающего под мостом. Я почувствовал, как озноб пробежал по спине, и спросил:

— Ну что, мы войдем?

В ответ Этель открыла дверь. Я вошел в дом, следя за ней. Войдя, я повернулся и закрыл дверь на ключ. Этель услышала щелчок замка, оглянулась на меня, улыбнулась и прошла дальше. Я видел, как она сбросила с себя норковое манто на софу и поднесла спичку к свечам в подсвечнике.

Она думала, что я устраиваю любовное свидание, чтобы предаться утехам. Думала, что я ни о чем не знаю, и была готова сделать все, чтобы не вызвать моего подозрения. Она тихо постанывала, словно от желания, с которым не могла справиться. Я положил ключ в карман и, пройдя через комнату, подошел и положил руки ей на плечи. Она рывком повернулась ко мне, обняла меня и впилась в мои губы. Я ответил ей страстным грубым поцелуем, который она должна была помнить по прошлому разу, и крепко сжал в руках. Задыхаясь от поцелуя, она отвела лицо и прижалась губами к моей щеке. Я чувствовал ее прерывистое дыхание и слезы, текущие по щекам.

— Майк, — прошептала она. — Я люблю тебя, о Боже, как я люблю тебя! Я думала, что уже никогда не смогу полюбить. — Она говорила так тихо, что я еле разбирал слова.

Когда она снова прижалась ко мне, я положил руку ей на грудь и резко толкнул. Материя затрещала, зажатая в моей руке. Глаза ее расширились, и она сказала:

— Майк, что ты… не надо так…

— Замолчи, — сказал я и сделал шаг к ней, она медленно попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. — Ты хочешь, чтобы я сам сорвал с тебя одежду?

Она покачала головой, словно не веря тому, что с ней происходит. Но это продолжалось только один миг, затем она стала быстро раздеваться. Когда она, обнаженная, переступила через одежду на полу, я снял ремень и, свернув его петлей, зажал концы в руке. Я видел, как изменилось ее лицо, на нем появилось выражение животного страха.

— Может, ты хочешь знать, почему заслуживаешь этого, Этель? Твой отец должен был отстегать тебя, когда ты увлеклась одним из этих комми, который больше думал о твоих деньгах, чем о тебе. Я собираюсь выбить из тебя эту дурь, и ты можешь кричать сколько угодно, тебя не услышат, мы здесь одни. А мне как раз очень хочется послушать твои вопли. Ты дважды предала меня. Сначала нашла значок в моем бумажнике, и твои боссы послали людей убить меня. Двое из них сейчас уже мертвы. Дела шли не так, как вам хотелось, и ты увидела новый шанс разделаться со мной, когда мы встретились с тобой в холле гостиницы. Что тебе обещали за это — продвижение в партии или еще что-то?

Я замахнулся ремнем и ударил очень легко. Этель прижалась к стене, лицо ее страшно побледнело.

— Майк… этого не было.

— Молчи, — сказал я.

Обнаженная женщина и кожаный ремень. Я смотрел на нее: такая беспомощная и такая прекрасная! Пальцы впились в стену, поддерживая тело, ноги расставлены, живот подтянулся от страха, который покрыл ее кожу розоватыми пятнами; прекрасной формы грудь, такая упругая от возбуждения, поднималась и опускалась от частого, тяжелого дыхания. Божественная женщина, которой коснулась рука дьявола.

Я поднял ремень и опустил его, услышал звук удара по бедрам и ее крик… и этот ужасный грохот выстрела, раздавшийся почти одновременно. Ее тело дернулось и опустилось на пол. Я подбежал к окну, сжимая в руке пистолет, посылая одну пулю за другой в темноту и крича во весь голос.

Кто-то продирался через кусты по направлению к дороге. Я бросился к двери, которую сам закрыл, и, ругая собственную глупость, стал шарить в кармане, ища ключ. Наконец я открыл дверь, но за крыльцом была молчаливая ночь, мертвая пустая тишина. Я вставил новую обойму в пистолет и остался на освещенном крыльце, вызывая огонь на себя.

Тут я вновь услышал звуки тяжелых удаляющихся шагов. Слишком далеко, чтобы попытаться схватить его. Когда звуки прекратились, раздался шум запущенного мотора, и он уехал. Руки мои задрожали, и я опустил пистолет в кобуру. Вокруг дома была примята трава. Я пошел по следам и у окна нашел его шляпу.

Та же самая шляпа, которая была на парне из голубого “бьюика”. Мистер КГБ собственной персоной. Парень, который выглядел словно школьник и мог сойти в толпе за кого угодно, кроме того, кем был на самом деле. Вдруг мне стало смешно. Я стоял к нему спиной недалеко от окна, и он промахнулся! Может, я был первой жертвой в его жизни и он волновался? Я повернулся и посмотрел в окно. Этель лежала на полу, и кровь ручейком вытекала из раны.

Я бегом вернулся к ней, сбивая предметы, перевернул ее лицом вверх и увидел отверстие ниже плеча, крошечная синяя ямка, из которой еле сочилась кровь.

— Этель, Этель… малышка! — позвал я.

Ее глаза открылись, они были такими усталыми, такими усталыми!

— Это… совсем не больно, Майк.

— Я знаю. Пока не будет больно. Этель… мне очень жаль. Боже. Я чувствую себя ужасно.

— Майк… не надо.

Она закрыла глаза, когда я провел рукой по ее щеке.

— Ты сказал… значок, Майк. Так ты не один из них, да?

— Нет. Я полицейский.

— Я… рада. После… Я встретила тебя, я поняла… правду, Майк. Я знала… я была дурой.

— Не надо больше говорить, Этель. Я сейчас вызову доктора. Не разговаривай.

Она нашла мою руку и приподнялась.

— Скажи мне, Майк… пожалуйста. Я умру?

— Не знаю, Этель. Дай мне позвать доктора.

— Подожди… я хочу сказать тебе. Я любила тебя. Я рада, что полюбила тебя. Я должна была полюбить кого-то… еще.

Я разжал ее пальцы, сжимавшие мою руку, и опустил осторожно на пол. Затем подошел к телефону, набрал номер оператора и, стараясь говорить спокойно, сказал, что мне нужен доктор и как можно скорее. Она попросила меня подождать и соединила с врачом. Я услышал сухой тревожный голос. Объяснив, где мы находимся, я попросил приехать как можно быстрей. Врач сказал, что поторопится, и положил трубку.

Я опустился на колени возле Этель и стал гладить ее волосы. Она открыла глаза, во взгляде было ощущение боли, которая приходила к ней. Плечи ее передернулись, и кровь вновь заструилась из раны. Я как можно осторожнее поднял ее на руки и перенес на диван. Рана была темно-синего цвета, и я молил Бога, чтобы не было внутреннего кровоизлияния. Я сел возле нее, держа в своих руках ее руки и кляня всех и все. Молился и ругался, чуть не сходил с ума и не сразу заметил, что Этель смотрит на меня. Она старалась что-то сказать.

— Я больше не… с ними. Сказала… все, сказала…

Взгляд ее потерял осмысленность.

— Пожалуйста, не пытайся говорить, пожалуйста. Но она уже не слышала меня. Ее губы раскрылись, задвигались.

— Я никогда… не говорила им о тебе… Майк, я никогда не видела твой значок. Сегодня… вечером… эти люди…

У нее больше не хватило сил. Она закрыла глаза и затихла, только покрывало слегка поднималось и опускалось на груди, свидетельствуя, что она еще жива.

Я даже не услышал, как вошел доктор, высокий человек, по лицу которого видно, что повидал жизнь. Он сразу подошел к Этель и нагнулся над ней, затем открыл свой чемоданчик и стал что-то доставать и колдовать над раненой. В комнате запахло лекарствами. Я сидел в стороне и непрерывно курил одну сигарету за другой.

— Нужно отвезти ее в больницу, — обратился ко мне врач.

Я поднялся и направился к телефону. Оператор сказала, что вызовет машину, и я, положив трубку, обернулся:

— Как она, доктор?

— Какое-то время нам придется подождать результата. Есть небольшой шанс, что она выкарабкается. — Всем своим видом он высказывал гнев и презрение. — Как это случилось? — требовательно прозвучал его голос.

Возможно, точность и простота вопроса заставили меня увидеть всю ситуацию по-иному. Вдруг мне стало ясно то, чего раньше я не замечал. Этель сказала, что оставила партию, это подсказало мне ответ: в этот раз они преследовали не меня. Преследовали ее… и человек в шляпе был отличным стрелком; только потому, что Этель дернулась от удара ремнем, пуля попала ей не в сердце, и, возможно, это спасло ей жизнь.

Мягкая убийственная музыка, которую я всегда слышу в самое неподходящее время, зазвучала в моей голове. Заиграли дикие инструменты, изгоняя последние мысли из сознания.

Я подошел к доктору и посмотрел ему прямо в глаза, давая понять, что я тоже повидал многое в жизни и так же презираю и ненавижу грязные мысли.

— Вы знаете, кто я такой, доктор? Он изучающе посмотрел на меня:

— Ваше лицо мне знакомо.

— Так и должно быть. Вы видели его в газетах. Вы читали обо мне много разных историй, но в каждой из них есть ссылка на мой убийственный взгляд. Меня зовут Майк Хаммер. Я частный детектив и убил многих людей.

Он узнал меня: его глаза спрашивали, убью ли я его, чтобы он не заговорил о случившемся.

— Она — очередная жертва?

— Нет, доктор, это сделали другие. И тот, кто сделал, заплатит в тысячу раз дороже. Я не собираюсь рассказывать всю историю, скажу только одно. Это очень важно и касается жизни всех людей в этой стране. Поэтому вы должны молчать. Вы знаете, кто я, могу показать свои документы, чтобы вы без проблем нашли меня, если станет необходимо. Но, послушайте, если вы когда-нибудь чему-нибудь верили, поверьте и мне… Если я буду связан с этим случаем, то попаду в паутину полицейских формальностей, а в это время многие люди могут умереть. Вы понимаете меня?

— Нет. Вот так, просто нет.

Я еле сдержался, чтобы не схватить его за глотку и заставить силой понять мои слова. Помимо моей воли лицо приняло дикое выражение. Доктор не двинулся, он просто стоял и смотрел, как я борюсь с собой, чтобы его не убить.

— Возможно, я пойму позже. — Его лицо сделалось жестким и спокойным. Я облегченно вздохнул.

— Не понимаю этого вообще, — сказал он, — и никогда не пойму. Хотя знаю, что существуют мотивированные убийства. Но все равно это не так просто понять. Я точно так же не могу понять войны. Мистер Хаммер, в данном случае сделаю все, что в моих силах. Думаю, что хорошо разбираюсь в людях и вы говорите мне правду, хотя она и имеет неприглядный вид.

Я пожал ему руку и выскочил из дома. Так много надо было успеть сделать! Часы показывали начало одиннадцатого, и Вельда, должно быть, уже ждала меня. Сегодня на вечер у нас было запланировано одно дело. Затем еще и еще, до тех пор, пока не докопаемся до конца.

Я включил зажигание, и двигатель с рокотом завелся. Ночь проходит, и вечно не хватает времени на то, чего мне хочется. Первое — парень в шляпе, затем те люди, потом Этель. Я мысленно остановился. Этель и те ребята, она собиралась мне сказать о них, она почти сказала. Я полез в карман и достал бумажник. В нем лежала должным образом оформленная карточка, на которой, словно огонь, горели слова: “ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ”. Мой Бог, Этель вывела на меня агентов ФБР. Сейчас стало все ясно… Эти двое ребят следили за мной, а парень в шляпе за ними. Они пытались попасть в мою квартиру и, возможно, найти эти пропавшие секретные документы, а парень в шляпе следил за всеми нами, чтобы убить Этель до того, как она успеет сказать что-нибудь еще из того, что знает.

Я позволил музыке звучать внутри меня, откинулся на спинку и хохотал, наслаждаясь этой музыкой сумасшествия. Я был сумасшедшим убийцей и искал новых жертв, желая убить их всех, снизу доверху. Сейчас для этого еще не время… Я проделал только небольшую часть пути по лестнице, ведущей наверх, если, конечно, не обломится перекладина и я не полечу вниз навстречу смерти.

Музыка оборвалась грохотом барабанов, я остановил машину напротив дома Вельды и вышел, взглянув наверх. Свет в ее окнах говорил о том, что она ждет меня, готовая к работе. Я вошел в дом.

Вельда поздоровалась со мной и уже по моему виду поняла, что не все в порядке.

— Что случилось, Майк?

Я не мог объяснить ей всего и просто сказал:

— Они пытались снова.

Ее глаза блеснули огнем из-под приспущенных ресниц и впились в меня.

— И снова скрылись.

— Майк, становится все опасней, не так ли?

— Будет еще опасней, пока мы не закончим с этим. Надевай пальто.

Вельда ушла в комнату и вскоре появилась вновь в пальто и с полным вооружением. — Пошли, Майк.

Мы спустились по лестнице к машине и выехали. На Бродвее была масса автомобилей, горела реклама, отражаясь на их крышах. Машины волнами прокатывались по улице, разделяемые огнями светофоров. Я встал в ряд машин, направляющихся в нижний город, и затем свернул в темноту улицы, по которой мы добрались до нужного места. Оставив автомобиль под уличным фонарем, мы вышли.

Это была окраина Гарлема, странная земля, где белые смешались с черными и можно слышать множество языков, как на Вавилонской башне. Улицы здесь наполнены незнакомым запахом иностранных кухонь, и слишком много людей живет в слишком маленьких комнатах. Дети смотрели враждебными глазами и становились неожиданно молчаливыми, когда мы проходили мимо. Вельда остановилась около старого, построенного из песчаника дома.

— Это здесь.

Я взял ее под руку, и по ступеням подъезда мы поднялись к входной двери. В вестибюле я зажег спичку и осветил таблички с именами на почтовых ящиках. Большинство из них были просто картонки от спичек, на которых детским почерком написаны имена. Я нажал кнопку звонка, но не услышал никакого звука. Вместо этого в грязном окошечке появилось лицо, и дверь открыл паренек, который доходил мне лишь до груди. Он курил вонючую сигару, в руках держал бутылку виски и был горбат.

— Что вам надо? — спросил он довольно недоброжелательно, но, увидев в моей руке десятидолларовую бумажку, сразу изменил тон:

— У нас всего одна свободная комната, и она вам не понравится. Можете использовать мою, за десять долларов я готов уступить ее хоть на всю ночь.

Вельда удивленно подняла брови.

— Лучше мы займем пустую комнату, — ответил я.

— Как хотите. Но предупреждаю, она вам здорово не понравится.

Я дал ему десять долларов, а он мне ключ и указал, где находится комната. Горбун был недоволен, наверное потому, что ему не удастся подглядеть за тем, чего, возможно, он сам никогда не имел.

Вельда стала подниматься вверх по лестнице, освещая дорогу фонариком. Дверь комнаты выходила в темный коридор, в котором пахло запустением и нищетой. Я вставил ключ в замок и открыл дверь. Вельда нашла шнурок выключателя и дернула его. Зажглась одинокая тусклая лампочка, свисающая на проводе с потолка. Я закрыл дверь и повернул ключ в замке.

Нам все стало ясно, как только мы оглядели комнату. Кто-то побывал здесь до нас. Полиция, конечно, могла проверить личные вещи Чарли Моффита, но она не стала бы переворачивать все вверх дном. Матрас лежал на полу весь распотрошенный. Все полые детали кровати были разобраны и валялись на пружинной сетке. То, что когда-то было ковром, лежало в углу грудой, заваленной сверху пустыми ящиками из комода.

— Мы опять пришли слишком поздно, Майк.

— Это не совсем так. — Я улыбнулся. Вельда тоже. — Они обыскали всю комнату и нигде не остановили поиск. Если бы они что-то нашли, то дальше не искали, и мы бы это заметили. Но они перевернули все. Документов здесь никогда не было.

Я поддал ногой кучу обложек от старых журналов, валявшихся на полу. Среди них был набор карандашных рисунков девчонок, делающих то, что они не должны делать. Мы обошли всю комнату, внимательно осматривая то, что в ней осталось. Я поднял ящики комода с ковра и положил их рядом. Внутри была постелена бумага, а также осталась разная мелочь: детали авторучки, сломанная губная гармошка. Вельда нашла несколько фотографий почти обнаженных девушек, вырезанных из журнала. И тут я обнаружил фотографии, которые оказались между постеленной газетой и боковой стенкой ящика. Одна фотография была слишком неясная, чтобы можно было различить лица двух запечатленных на ней мужчин. Другая — фотография девушки с надписью внизу: “Чарли с любовью от П.”. Я держал ее перед собой, и с нее на меня смотрело лицо Паулы Райе. Она счастливо улыбалась, девушка, которая спрыгнула с моста и умерла. Я внимательно вглядывался в ее лицо, которое улыбалось мне с фотографии так, как будто у нее никогда не было никаких проблем.

Вельда заглянула через мое плечо, взяла фотографию и поднесла к свету.

— Кто она, Майк?

— Паула Райе, — ответил я. — Медсестра, девушка Чарли Моффита. Медсестра Оскара Демера и девушка, которая предпочла умереть, чем смотреть на мое лицо. Девушка, с которой все это началось и до сих пор продолжается, люди умирают и убивают.

Я вынул сигареты, предложил Вельде и закурил сам.

— Все, что я предполагал, неверно. Я выдумал для Пата одну историю, а теперь вижу, что был в какой-то степени прав. Я думал, что Паула и Оскар спланировали вместе его побег, а затем Оскар… убил человека… просто первого встречного… для того, чтобы подозрение упало на Ли Демера. Сейчас мне представляется, что Оскар убил не случайного человека. Оскар имел все основания убить Чарли Моффита.

— Майк… а если из-за ревности? Мог Оскар ревновать из-за того, что Паула встречалась с Чарли?

Я поглубже затянулся, немного помедлил и выпустил струю дыма.

— Если бы все было так просто, дорогая. Я начал с двух зеленых карточек, которые нашел у них. Думал, что это случайное совпадение, но сейчас все выглядит так, что это не случайная связь. Слишком много убитых носили эти зеленые карточки в своих карманах.

— Ответь, Майк… что это может быть? Задумавшись, я уставился в стену:

— Мне самому интересно знать. Думаю, ответ надо искать на Западе, в клинике для душевнобольных. Завтра ты первым самолетом полетишь туда и станешь копать.

— Для чего?

— Для того, чтобы найти все, что сможешь. Продумай вопросы и постарайся получить на них ответы. То, что мы ищем, может оказаться и там, и здесь, но у нас нет времени, чтобы вдвоем делать сначала одно, потом другое, поэтому я остаюсь здесь.

— Майк, но ты будешь осторожным?

— Очень осторожным, Вельда. Не стану задавать вопросы, если увижу, что пистолетом смогу быстрее добиться ответа. На этот раз не стану заботиться о том, что обо мне подумают. Мне кажется, я кое-что нашел, что мне очень не по душе, и во что бы то ни стало хочу убедиться, прав я или ошибаюсь.

— А если они еще раз попытаются убить тебя?

— Безусловно попытаются. Думаю, они обязаны убрать меня. И с этого момента я буду спать с открытыми глазами и не выпускать пистолет из рук. Они обязательно попытаются, потому что я достаточно далеко зашел и могу испортить им всю игру. Они будут охотиться за мной, но и ты будь осторожна. Они знают, что те двое парней были убиты из разных пистолетов, могут вспомнить и о тебе.

Вельда положила мне руки на плечи и заставила посмотреть на нее.

— Ты бы не послал меня на Запад только из-за того, что здесь становится опасно, а?

— Нет, конечно, твое задание для нас очень важно. Она знала, что иногда, для разнообразия, я могу говорить и правду.

— Хорошо, Майк, я сделаю там все, что смогу. Когда я вернусь, спрячу то, что найду, в офисе под настенной лампой, чтобы на всякий случай уберечь информацию от них. А ты сможешь воспользоваться ею, не беспокоя меня. Думаю, что после этого путешествия буду крепко спать.

Я дернул шнурок, и свет в комнате погас. Вельда зажгла свой фонарик, мы вышли из комнаты и пошли по коридору. Одна из дверей приоткрылась, показалось коричневое лицо, но тут же исчезло, как только Вельда осветила его фонарем.

Внизу возле своей комнаты под лестницей нас ждал горбун. Я передал ему ключ.

— Что-то вы быстро, — сказал он, — слишком быстро для ваших лет. Думал, вы будете там подольше.

Я был готов дать ему хорошего пинка, но тогда бы он не ответил на вопрос, который я хотел ему задать.

— Мы бы остались, но комната в таком беспорядке. Кто в ней был до нас?

— Жил один парень, но он умер.

— Нет, кто до нас был в этой комнате?

— А-а. Молодой парнишка. Сказал, что ему нужна комната на ночь. Наверное, наркоман или что-то в этом роде. Он дал мне десять долларов и еще пять за комнату. Я хорошо его помню. На нем была отличная куртка и шляпа. Мне бы такая куртка не помешала.

Я повел Вельду к автомобилю. Неудивительно, что обыск был таким тщательным, ведь это был агент КГБ. Он искал дотошно, но не совсем. Стремясь найти документы, он просмотрел то, что могло подсказать ему, где они могут оказаться.

Я подвез Вельду к дому, и мы поднялись выпить кофе. Мы разговаривали, пили кофе, курили. Мне было приятно наблюдать за тем, какие взгляды изредка бросала Вельда на кольцо. Я рассмеялся и сказал, что в следующий раз вдобавок к этому кольцу подарю ей кольцо с бриллиантом. Ее глаза заблестели ярче.

— Когда это будет, Майк? — Голос ее был ласков и мягок, как бархат, от него мне стало очень тепло и приятно.

Я немного смутился и, помолчав, ответил:

— Скоро. Давай не будем торопиться, хорошо? Чертики заплясали у нее в глазах, и она выскочила из-за стола. — Я выкурил одну сигарету, затем другую, и тут она меня позвала. Когда я вошел в ее комнату, Вельда стояла передо мной в ночной рубашке, прозрачной настолько, что я видел все то, о чем мог только мечтать. Легкий пот выступил у меня на лбу, и меня затрясло.

Ее тело молочной белизной просвечивало сквозь фиолетовые тени воздушной ткани, а когда она задвигалась, рубашка, наэлектризовавшись, так плотно прильнула к некоторым частям ее тела, что кровь заиграла во мне. Черные волосы, свободно падающие ей на плечи, делали ее стройней и выше. Она была прелестна и создана только для меня.

— Для нашей брачной ночи, Майк, — произнесла она. — Когда это случится?

— Мы пока только помолвлены с тобой, ты же знаешь.

Я вовсе не собирался отступать, когда она подошла ко мне. Она привстала на цыпочки и поцеловала меня, словно обожгла огнем, затем повернулась и пошла к лампе, сквозь рубашку я видел все, как будто на ней ничего не было.

Она знала, что после этой сцены я не смогу ждать долго.

Я выскочил из комнаты, квартиры и побежал к машине. Сел на сиденье и ни о чем не мог больше думать, кроме как о Вельде и том рае, который она мне обещала.

Глава 9

Я спал, и мне снились сны. Сны были хорошие и были плохие. Мне снилось много людей, но не все из них были живыми. Появлялись лица, которые я видел в прошлом, вперемешку с теми, которые знал сейчас. Они смотрели на меня и звали к себе в мир миражей.

Снова я увидел мост и двух умирающих людей, видел осуждающее и обвиняющее лицо судьи. Вспышки огня и падающих людей. Этель, которая боролась на линии, разделяющей жизнь и смерть. Что-то тянуло ее в темноту, означающую смерть, а я кричал и пытался пробраться к ней, схватить ее и не дать уйти туда, но за мои ноги цеплялись корни, вылезающие из земли.

Я видел мертвое безликое тело, просившее меня дать ему лицо, похожее на его брата, который был сражен пулеметной очередью. Я был среди них. Но они не хотели этого, потому что я был жив, а они были мертвы. Живые тоже не хотели, чтобы я был с ними. Они не могли понять, как я могу быть живым, если пришел из мира мертвых.

Только Вельда хотела меня. Я видел, как она, словно транспарант, несла над всеми свою рубашку, ее руки манили меня и указывали, куда нам следует уйти, чтобы остаться только вдвоем.

Мертвые выталкивали меня, а живые отталкивали. Я пытался добраться до Вельды и не мог настигнуть ее.

Я закричал, чтобы они все заткнулись, все вдруг стало мертвым, и не было больше живых.

Я проснулся с этим криком в горле. Язык был тяжелым и распухшим, тело болезненно ныло. Я поднялся и побрел в ванную комнату, чтобы холодным душем смыть кошмар сновидений.

Посмотрев на часы, я понял, что утро давно ушло и мне остались только день и ночь. Я поднял трубку и попросил соединить меня с больницей за городом. Доктор подошел почти через десять минут, я назвал себя и спросил его о самочувствии Этель.

Сначала доктор говорил, закрывая трубку рукой, и я еле разбирал его слова. Затем он ясно и громко произнес:

— Да, мистер Хаммер, теперь я могу говорить. Кризис у больной миновал, и теперь, думаю, она будет жить.

— Она что-нибудь говорила, док?

— Больная приходила в сознание только на несколько минут и ничего не говорила. Здесь несколько человек ждут, когда с ней можно будет поговорить. — Я уловил перемену в его голове. — Это полиция и люди из ФБР.

— Я так и предполагал, что они будут там. Вы им что-нибудь сказали?

— Нет, полагаю, вы меня не обманули. Я поверил вам, особенно когда увидел этих ребят из ФБР. Сказал им, что получил анонимный звонок с просьбой приехать в дом, а когда прибыл туда, то нашел раненую девушку.

— Хорошо. Я мог бы сказать вам спасибо, но это почти ничего по сравнению с тем, что вы сделали. Дайте мне три дня и тогда будете вольны сказать все, что считаете нужным, если к тому времени все и так не станет ясно.

— Я понял.

— А мистер Брайтон там?

— Он все время здесь, с тех пор как девушку опознали и сообщили ему. Он расстроен, и пришлось давать ему успокоительные средства.

— А как сильно он расстроен?

— Достаточно, чтобы оправдать медицинскую помощь, от которой он отказывался.

— Понимаю. Хорошо, доктор, я позвоню вам еще. Прошу дать мне эти три дня.

— Три дня, мистер Хаммер, но может оказаться, что у вас их и не будет. Этот человек из ФБР очень подозрительно говорил со мной.

Мы попрощались, закончив разговор. Затем я позавтракал, оделся и направился прямо в офис. Вельды не было, но в ее пишущей машинке осталась записка. Она написала, что первым утренним самолетом вылетает на Запад, и просила меня быть осторожным. Я выдернул листок из каретки и разорвал на клочки. Почты для просмотра не было, и я позвонил Пату, застав его в тот самый момент, когда он вернулся после ленча.

— Привет, Майк. Какие новости? — спросил он. Да, как же, перечисли я ему их, он бы перерезал мне глотку.

— Ничего особо нового нет. Я просто хотел с кем-нибудь поговорить, поэтому позвонил тебе. Что ты собираешься делать?

— Прямо сейчас я должен ехать в нижний город. Нужно срочно повидать медицинского эксперта, а он там на задании. Самоубийство. Хочу застать его там, если ты не против, мы могли бы подъехать вместе.

— Вообще-то мне не очень хочется, но ладно. Будь внизу через несколько минут, поедем на моей машине.

— Хорошо.

Я вытащил пачку сигарет из ящика в шкафу и положил в карман. Спустившись вниз, я увидел Пата, ожидающего меня вместе с двумя переодетыми полицейскими. Мы поздоровались, он дал какие-то инструкции полицейским, и мы перешли на другую сторону улицы. — Что с тобой случилось, где твое обычное спокойствие и уверенность? Ты не выглядишь счастливым.

— Да нет, просто переспал, одиннадцать часов сна.

— Бедный парень! Конечно, это могло тебе повредить. Если ты уже проснулся, отвези меня к началу Третьей авеню. Как твои дела с Ли?

— У меня для него через пару дней будет готов доклад.

— Негативный?

Я пожал плечами. Пат с любопытством посмотрел на меня:

— Что ты можешь, черт побери, написать в этой бумаге?

— Позитивный.

Пат чуть не сошел с ума.

— Ты думаешь, что Оскар оставил что-то после себя, Майк? Какого черта, если что-то есть, я хочу знать об этом!

— Не кипятись. Я тщательно проверяю каждую деталь, которая становится мне известной. Когда мой отчет будет закончен, ты сможешь полностью положиться на его вывод. Если Оскар оставил что-то компрометирующее Ли, я хочу быть уверен. Грязное прошлое может сейчас стать для Ли роковым… и к тому же, Пат, есть много тех, кто хочет его замарать. Если бы ты только знал…

— Скоро узнаю, сынок. За последнее время я получил несколько рапортов, в которых слишком часто упоминается твое имя.

— Я всюду кручусь, — ответил я.

— Ну-ну. — Он немного расслабился и замолчал. Так, молча, мы и ехали до места, где стояла машина из морга и машина полицейского патруля.

— Это здесь, — произнес Пат. — Поставь автомобиль немного впереди.

Мы вышли из машины, и полицейские отдали честь Пату, сообщив, что медицинский эксперт находится еще наверху.

— Что на этот раз?

— Еще одно самоубийство. Лейтенант Барнер занимается расследованием. Какой-то старый неудачник отравился газом. В этом районе чаще всего кончают так. Поднимитесь наверх и посмотрите сами.

— Я достаточно насмотрелся, пусть Барнер занимается этим.

Пат, ограничился бы разговором с медицинским экспертом, если бы я не поднялся наверх и не заглянул в квартиру. Пат поднялся за мной и спросил, ухмыляясь:

— Что, любопытно?

— Ничего не могу с собой поделать.

— Ну, если так, давай войдем и посмотрим, как кто-то умер от собственных рук, а не от твоих. Это вовсе не смешно, не так ли? — Пат рассмеялся и вошел внутрь.

На полу лежал человек средних лет с пучком белых волос на голове, выражением любопытства на лице и характерным синим цветом кожи. Он напился виски и улегся на пол, подперев голову ножкой стула.

Барнер надевал уже свой плащ.

— Хорошо, что в плите не было дежурного язычка пламени, а то бы этот дом разнесло на куски.

Пат встал на колени и внимательно посмотрел на тело.

— Когда он умер?

— По крайней мере, несколько часов тому назад. В доме никого не было целое утро. Первая женщина пришла к полудню и почувствовала запах газа. Дверь была закрыта, но не заперта, она разбила стекла в нескольких окнах и вызвала врача. Он ничего не смог сделать и позвонил нам.

— Не осталось ли какой-нибудь записки?

— Парень был здорово пьян и, видимо, от презрения к себе открыл все краны. В прошлом он был актером. Харвей Робинсон Дженкинс. Хозяйка сказала, что он был очень хорош лет тридцать назад. Имел большой успех у женщин. Он исполнял характерные роли; дела пошли хуже, когда водевили сошли со сцены. Последнее время он подрабатывал, исполняя роли в уличных шоу.

Я осмотрел комнату. У окна стояли кресло из хорошей кожи и новый торшер, но остальная мебель была старой и дряхлой. Квартира состояла из двух комнат и кухни. Старые театральные афиши висели на стенах возле кровати. Кухня была настолько мала, что свободно там мог чувствовать себя только один человек. Холодильник не работал, да и был пуст. Банка с джемом стояла на столе рядом с пустой бутылкой виски. Еще дюжина пустых бутылок лежала в картонной коробке под столом.

Так вот как умирают люди, когда ты им не помогаешь в этом. Набор для грима был старый и потертый, но чистый в отличие от всего остального. Тюбики и розеточки с гримом аккуратно расставлены и помечены. Зеркало, прикрепленное к стене, чисто вытерто заботливой рукой. Я представил себе, как он сидел здесь по вечерам и проигрывал перед зеркалом все знаменитые роли, возвращаясь с помощью грима в годы своей славы.

Пришли санитары и забрали тело. Вошла хозяйка, желая убедиться, что сделали все необходимое. Барнер распрощался с нами и тоже вышел вслед за всеми, спускаясь по лестнице. Хозяйкой была пожилая женщина с простой внешностью. Она все время потирала испорченные тяжелой работой руки, как будто от холода. Повернувшись ко мне, она сказала:

— Вот, молодой человек, видите, к чему приводит пьянство. Я потеряла двух мужей по этой причине, а теперь еще и жильца.

— Он должен был вам деньги?

— Нет, ни цента. О, он был очень благородный, этот мистер Дженкинс. Жил здесь более трех лет и всегда находил деньги платить за квартиру. Очень плохо, что он получил это наследство, у него ведь никогда не было больших денег. Он потратил все деньги на выпивку и вот до чего дошел.

— Да…

— Я ведь предупреждала его, вы не можете сказать, что я не пыталась. Он всегда рисовался, как это любят делать актеры, и говорил, что вино — это пища души. Пища для души! Значит, он никогда не был голоден.

Пату не терпелось поскорее уйти.

— Это для тебя урок, Майк. — Он взглянул на хозяйку и спросил:

— Как долго он был в запое?

— Довольно долго. Дайте-ка вспомнить. Письмо с деньгами пришло через неделю после парада, а парад был в среду, 13-го числа. Да, так. А неделей позже он получил деньги, затем начал пить. Каждый вечер он приходил, еле держась на ногах, и декламировал свои роли заплетающимся языком. А потом всю ночь шаркал ногами.

Пат кивнул задумчиво:

— Смотри, Майк, это то, к чему ты идешь. Безвременный конец.

— Перестань. Я не пью так много. Кроме того, я скорее застрелюсь, чем отравлюсь газом. Давай пойдем отсюда.

Хозяйка проводила нас до двери и смотрела с крыльца, как мы садимся в машину. За рулем я продолжал думать об этом человеке, который решил легко распрощаться с жизнью, все думал и думал о нем.

Я подвез Пата до его офиса, а сам нашел полупустое кафе, где мог спокойно в тишине еще раз хорошенько обдумать этот эпизод. Бармен наполнил мой стакан. Я выпил, затем он налил мне еще, уменьшив соответственно приготовленную мне сдачу. Я посмотрел в зеркало и подумал: “Так ли ужасно я выгляжу для других, как сам о себе думаю?” Я сидел, задумавшись, и мокрым дном делал круги на поверхности стойки. Многое из того, что я узнал и что обдумал, стало постепенно, деталь за деталью, складываться воедино. То, чему я раньше не придавал значения, вдруг становилось для меня ясным. Это была загадка, которая только начиналась здесь, в Манхэттене… Действие переходило в Вашингтон, затем через всю страну в Сан-Франциско, потом туда, за океан. Продвигаясь неслышно по миру, оно возвращалось назад. Получалась картина ненависти, террора и смерти, какой еще не было в истории. Все это происходило сейчас рядом с нами, и я был единственным, кто мог это осознать. Пробелы в этой загадке сейчас уже приобретали определенные очертания. Я могу поставить все на место, но для этого должен проверить кое-что и знать наверняка. В этот раз дело шло не об убийстве, стоял вопрос войны или мира на земле. Загадка была любопытна и имела двоякое решение. Причем каждая деталь подходила и к тому и к другому решению, путая все, когда думаешь, что уже разгадал ее. Они умно все организовали. Умны, ловки, коварны. Их лозунг — цель оправдывает средства, и они будут убивать, чтобы достичь ее. Они готовы разрушить весь мир, чтобы потом на обломках построить свое здание. Находятся рядом, но при этом совсем незаметны. Да, незаметны, но только не для меня. Пытки, смерть, ложь были их орудием, но я и сам, привык работать с ним. Я, крутой парень с гибким умом, с удовольствием могу смотреть смерти в глаза, готов сломать руку, разбить лицо, чтобы быстрее добиться ответа. Способен перехитрить хитреца. Я гораздо хуже многих плохих, именно это имел в виду судья.

В этот раз, сев в автомобиль, я поехал к зданию с антенной на крыше и двумя полицейскими у входа и оценил то, что меня так часто, видели вместе с Патом. Я прошел внутрь и облокотился на ограждение, разделявшее комнату. Ко мне подошел полицейский в специальной форме. Я приветливо кивнул, он также приветствовал меня.

— Слушай, Джордж, сделай мне одно одолжение.

— Майк, помогу тебе, если смогу.

— У тебя есть лист регистрации вызовов, не так ли?

— Да, а в чем дело?

— Понимаешь, несколько дней назад патрульная машина нью-йоркской полиции пересекла мост Джорджа Вашингтона. — Я указал ему время и дату. — Проверь, был ли вызов.

Он вернулся к рабочему месту и стал что-то просматривать в шкафу. Достал лист бумаги и начал читать. Закончив чтение, он посмотрел на меня, и брови его поползли вверх.

— Вот это. Неизвестная девчонка позвонила и попросила полицейскую машину встретить ее. Думаю, что даже помню этот звонок. Она очень спешила и вместо своего адреса указала мост. Автомашина была направлена узнать, что происходит. Оказалось, ложный вызов.

— Это все?

— Да, а что такое?

— Еще не знаю. Спасибо большое, Джордж.

— Ничего, Майк, если нужно, заходи в любое время.

Я вышел и сел в машину. Неизвестная девушка. Значит, та машина на мосту не была случайной. Я просто чего-то не заметил. Очень плохо, чертовски плохо, с одной стороны, что парни в машине приехали поздно, наверное, из-за погоды. С другой стороны, какая удача, что они опоздали.

Я запустил двигатель и отъехал от дома. Снова остановив машину, я достал свой блокнот и стал перелистывать страницы, пока не нашел адрес Паулы Райе. Она жила в конце сороковых улиц, недалеко от Восьмой авеню.

Это был небольшой четырехэтажный дом с тремя квартирами и прекрасным холлом на первом этаже. Седан с надписью: “Почта Соединенных Штатов” на дверцах стоял возле дома. Я нашел свободное место и запарковал свою старушку. Двое мужчин спустились по ступеням вниз и сели в машину. Одного из них, высокого парня, я знал, он был почтовым инспектором. Смуглая женщина стояла на крыльце, уперев руки в бедра, и что-то бормотала про себя. Я подошел к ней, перескакивая через ступеньки, и поздоровался. Она осмотрела меня с ног до головы:

— Что вы хотите? Вы же не почтовый служащий. Я посмотрел в вестибюль и понял, почему здесь были люди с почты. Почтовый ящик, который должен был висеть на стене, отсутствовал. Кто-то сорвал его, оставив только крючья. Все во мне похолодело: “Опять опоздал!” Я показал женщине свой значок.

— О, вы из полиции. Пришли насчет комнаты? Так полиция уже видела ее, разве этого недостаточно? Паршивцы. Девчонка просто сойдет с ума, когда вернется, поверьте.

— Вы правы, я пришел по поводу комнаты. Где она?

— Наверху. Вернее, то, что он нее осталось. Там сейчас просто груда мусора. Посмотрите сами.

Я поднялся и увидел ту же картину, что и в комнате Чарли Моффита. Хотя здесь было даже хуже, потому что мебели и вещей имелось больше. Я выругался и вошел в комнату. Все было перевернуто вверх дном, одежда валялась на полу. Но раз они так тщательно искали, значит, и здесь ничего не нашли. Так, видимо, затем спустились вниз и утащили почтовый ящик. Они поняли, что Чарли послал документы по почте.

Я даже остановился: в конце концов они их нашли! Паула не могла вынуть документы из почтового ящика, так как была мертва. Я ругался и готов был сойти с ума. От досады я стал расшвыривать ногами предметы, которые валялись на полу. Затем я немного успокоился и оглядел комнату внимательней. Они проникли через окно, это было легко. Встали на урну, затем забрались на крышу, которая закрывала вход в холл первого этажа, а затем проникли в комнату. Я подошел к окну, выглянул наружу и повернулся к двери, в которой стояла женщина.

— Вы видите, вы видите? — Ее голос рос от возмущения с каждым словом. — Эти чертовы воришки. От них нет защиты. Зачем тогда полиция? Что мне скажет эта девушка? Она все оплатила вперед. А что теперь?

— Не беспокойтесь. Кто бы ни шарил в ее комнате, это он и забрал почтовый ящик. Они искали письмо. Хозяйка сделала хитрое лицо.

— Ха! Они не получат его. Могу вам это точно сказать. Девушка месяц назад потеряла свой ключ от почтового ящика, и всю ее почту я лично забирала у почтальона каждый раз. Вся ее корреспонденция лежит у меня дома.

Сердце заколотилось у меня в груди, а кровь застучала в висках. Я едва справился с собой, чтобы спокойно сказать:

— Может, лучше мне забрать ее? Девушка сможет позвонить мне, когда вернется. Женщина подумала и ответила:

— Да, так, пожалуй, будет лучше, и мне не нужно беспокоиться. С сегодняшнего дня, пока не повесят новый ящик, я и так должна буду забирать всю почту. Пойдемте, я передам вам ее письма.

Мы вошли в великолепный холл первого этажа, и я немного подождал, пока она не вынесла мне целую охапку конвертов. Один из них был плотно набит, так что даже немного надорвались его края. Я поблагодарил ее и вышел.

Вот и все. Как легко и просто оказалось их получить. Сколько убийств и аварий вызвано этим толстым конвертом, а женщина так обыденно опустила его в мои руки. Без всяких проблем. Не надо рыскать вокруг с пистолетом и бояться получить неожиданную пулю. Она просто отдала его мне, а я просто и тихо ушел.

,Вот так в жизни и случается, а? Ты бьешься, сражаешься для того, чтобы достичь чего-то, но неожиданно все заканчивается, и ты получаешь то, к чему стремился.

Я бросил корреспонденцию в ящик для перчаток и поехал в офис. В силу привычки, прежде чем все внимательно прочесть и рассмотреть, я закрыл на замок дверь офиса. Всего было девять тонких конвертов и один большой. Я решил посмотреть его последним. Из девяти конвертов в пяти были письма от подружек, в двух счета, в одном ответ от организации по поводу работы и еще один содержал памфлет на коммунистическую партию. Все это я скомкал и бросил в корзину. Затем вскрыл большой конверт.

В нем было десять фотокопий на специальной тонкой бумаге. Негативы и позитивы. На фотографиях были диаграммы, масса цифр, формулы, для меня ничего не значащие слова. Но сразу стало ясно, что это документы чрезвычайной важности и значимости. Они, конечно, были не для моего ума.

Я сложил фотокопии в маленькие квадратики и положил их в устроенный однажды моим другом тайник в настенной лампе.

В бутылке, которая стояла в баре, оставалось еще немного вишневого ликера, и я прямо из горлышка хлебнул обжигающую сладкую жидкость. С этим делом было почти закончено. Оставалось только еще раз сесть и все продумать, чтобы свести концы с концами в цельную логическую картину. Но прежде я решил позвонить Пату. Набрал его номер, но не застал. Он уехал отдыхать на уик-энд. Тогда я позвонил в офис Ли Демера. Ответила секретарь:

— Мне очень жаль, но Ли Демер уехал в Вашингтон.

— Это говорит Майк Хаммер. Я был у вас однажды. Мне нужно связаться с ним.

— Конечно, мистер Хаммер. Он остановился в “Лафайет-отеле”, вы можете позвонить туда. Но лучше, если вы позвоните ему до шести часов, так как вечером он выступает с речью на ужине.

— Спасибо, сейчас же позвоню ему.

Я заказал междугородный разговор с Вашингтоном. Оператор сообщила, что все линии заняты, и попросила подождать минут тридцать. Положив трубку, я прошел в другую комнату, где, помнится, была еще одна бутылка шерри. Сел за стол, налил себе ликера и стал ждать, наслаждаясь покоем. После трех порций ликера я решил послушать радио и включил приемник. Диктор приятным, но взволнованным голосом делал сообщение о пропавших документах. Высказывались различные версии о том, кто бы мог это сделать, но конкретных данных не было. ФБР бросило всех свободных сотрудников на поиски. Полиция была также занята этим, помогая своими действиями.

На смену этому диктору в эфире появился серьезный, хорошо поставленный голос комментатора. Он вещал нации о бедствии, которое ее постигло. Он говорил о том, что секрет нового, самого мощного оружия находится в руках агентов враждебной державы; об огромной разрушающей силе этого оружия. Намекал на продолжение “холодной войны”, которая может привести к военному конфликту. Пятнадцатью минутами позже другой комментатор вышел в эфир со специальным сообщением. Все порты и аэропорты блокированы и тщательно проверяются. Правительственные чиновники не дают никаких сведений. Один ведущий профсоюзный лидер повесился. Группа коммунистов провела демонстрацию в Бруклине с обычным требованием прекратить преследования. Возникла потасовка, было разбито несколько витрин.

Я сидел и смеялся. Весь мир был обеспокоен пропажей документов, в то время как они спокойно лежали в нескольких метрах от меня. Правительственные чиновники были вынуждены всячески изворачиваться, чтобы объяснить гражданам, как могло случиться, что самый большой и важный секрет нации был так легко похищен. Это была хорошая встряска для всех, с самого верха до самого низа. Музыка по радио каждые пять минут прерывалась новыми сообщениями. Проводившееся расследование вскрыло, что многие важные посты занимали красные. Некоторые из них были рекомендованы отдельными сенаторами и конгрессменами. Это вызвало новую бурю возмущения, и двое сенаторов уже подали в отставку.

Интересно, что сейчас предпринимают агенты КГБ, например, этот парень в шляпе? Он искал и не нашел документы. Наши же службы только разворачивают поиск и полагают, что документы находятся в руках агентов КГБ. Только один я знаю, где они находятся на самом деле. Всего в нескольких метрах отсюда, в безопасном месте.

В это время зазвонил телефон. Я поднял трубку, оператор сообщила, что соединяет меня. Я поблагодарил ее и услышал голос Ли Демера:

— Алло, алло…

— Майк Хаммер, Ли.

— Да, Майк, как дела?

— Прекрасно. Я слышал, Вашингтон гудит как муравейник?

— Совершенно верно. Вы не можете себе представить. Мне сказали, что зал уже переполнен, все собрались послушать выступления. Я никогда в жизни не видел такого количества репортеров.

— Собираетесь задать им жару сегодня?

— Постараюсь. У меня есть что сказать. Майк, вам нужно что-нибудь? Говорите.

— Я хотел только сказать вам, что нашел то, что оставил Оскар.

Его голос изменился, став вдруг ужасно усталым.

— Я знал это, знал… Майк, там есть что-нибудь плохое?

— О нет. Наоборот, я бы сказал. Это хорошие бумаги.

Он немного помолчал, затем сказал упавшим голосом:

— Помните, что я вам сказал. Все в ваших руках, если вы считаете, что будет лучше опубликовать их, то вольны это сделать.

Я весело рассмеялся:

— Все не то, Ли. Это нечто такое, что не может быть напечатано в газетах. Я нашел совсем не то, что все мы предполагали найти. Это никоим образом не связано с вами. Вы чисты и свободны. Так что сегодня вечером можете спокойно выступать. Задайте им жару. Кроме того, моя находка может здорово помочь вам подняться на самый верх и заняться основательной чисткой.

Удивление и удовольствие были слышны в его тоне, когда он произнес:

— Прекрасные новости, Майк. Когда я смогу увидеть документы?

— Когда вернетесь в Нью-Йорк.

— Я смогу быть не раньше чем в понедельник вечером.

— Хорошо, они пока побудут у меня, а в понедельник мы встретимся.

Я положил трубку, допил ликер и закрыл офис. Был субботний вечер, и можно было немного развеяться. Кроме того, пока я не увижу Вельду, не смогу все окончательно решить. Я отправился на Бродвей, заглянул в бар и остался немного посидеть и выпить. Было достаточно многолюдно и шумно, разговоры затихали, только когда передавали новости. В семь часов вечера включили телевизор, и все головы повернулись к экрану. Показывали приготовления к ужину, который следовал за выступлениями в Вашингтоне. Видно было неважно, но звук был хороший.

Бармен налил мне стаканчик, и я, облокотившись о стойку, стал слушать выступление Ли.

Он задал им жару! Называл имена и факты, указывал на лидеров, бросал вызов прямо в лица людей. Ему аплодировали, сотрясая все заведение. Я кричал громче всех и заказал еще выпить.

В полночь я направился к своей машине и медленно поехал домой. Несколько раз по привычке дотрагивался до пистолета, это как-то успокаивало меня. Время от времени я бросал взгляд назад, проверяя машины, следовавшие за мной.

Я поставил машину в гараж, сказал служащему, чтобы он заправил и проверил ее, и вышел через боковую дверь на улицу. Посмотрев влево и вправо и убедившись, что все спокойно и мне не грозит еще один наезд или выстрел, я вышел на тротуар и направился к дому. Прежде чем подняться наверх, я проверил панель сигнализации, к которой были подсоединены датчики, установленные на окнах и дверях моей квартиры. Огни сигнализации не горели, все было в порядке. Я поднялся наверх и вставил ключ в замок. Открыв дверь, я сразу проверил всю квартиру, но все было в том же состоянии, как я и оставил. Возможно, парень в шляпе боялся западни, может, будет ожидать меня где-нибудь на улице. Он и его люди скоро догадаются, куда ушли документы, и у них появятся все основания встретиться со мной, а я как раз на это и надеюсь.

Я с большим удовольствием встречусь с ними, с каждым из них. Покажу этим сукиным детям, что их ждет, когда они затевают смертельную игру с тем, кто сам любит такие игры.

В эфире были последние новости. В общем, ничего нового. Я положил пистолет под подушку и залез в спальный мешок.

Глава 10

Я проспал все воскресенье. В шесть пятнадцать вечера мне пришлось встать, чтобы открыть дверь. Кто-то настойчиво звонил. Оказалось, посыльный принес телеграмму от Вельды. Я заплатил доллар, взял телеграмму и вернулся в комнату.

Вельда сообщала, что благополучно закончила работу и первым самолетом привезет бумаги. Я положил телеграмму в карман пиджака, висевшего на спинке стула. Немного перекусил, затем послал за газетами и прочитал их, лежа в постели. За чтением я уснул и проснулся только через двенадцать часов. Дождь тугими струями колотил по стеклам окон.

Я подошел к окну. Вся улица была залита водой, которая не успевала уходить в сточную канализацию. Утро начиналось с дождя. Внизу спешили редкие прохожие, сиротливо стояли автомобили. Противоположное здание было мокрым от воды, которая сбегала по стенам и стеклам окон. В этих бегущих струях я вдруг увидел знакомое лицо с глазами, словно две спелые вишни. Они снова смотрели на меня.

Это опять ты, судья. Это твой очистительный дождь. Ты оказался лучшим провидцем, чем я думал. Сейчас и во все времена — дождь очищения. Холодный, чистый дождь, который смывает всю грязь, накопившуюся за зиму, очищает души, унося все вниз, под землю. Дождь идет, и ты ждешь, что я пойду под этот дождь и он смоет меня. Ты ждешь этого, да? Я мог бы остаться здесь, в тепле и безопасности, но ты знаешь, что я этого не сделаю. Я, Майк Хаммер, буду самим собой до конца. Я спущусь вниз вместе со всей этой грязью.

Будь спокоен, судья, я умру. Я столько раз был так близок к смерти, что на этот раз смерть вряд ли обойдет меня. Мне всегда удавалось увертываться от смерти. Сейчас я потерял чувство реальности угрозы и быстроту реакции, которую имел раньше. Время сказалось на мне, ты заметил это, и Пат тоже заметил… Я изменился, и сейчас вижу это сам. Мне стало все равно. Черт с ним, со всем этим, судья… На твой вопрос не будет ответа. Ты никогда не узнаешь, почему я был наделен способностью действовать быстрее смерти. Я не боялся смотреть в ее стеклянные холодные глаза и вовремя замечал лезвие ее косы, чтобы уклоняться в нужный момент, и она ничего не могла поделать с этим.

Твой дождь очищения пришел, и в нем есть что-то грустное и печальное, а это значит, что в этот раз мне не удастся уйти от нее. Она поднимет свою косу, махнет ею изо всей силы, и я упаду, но этот широкий взмах заденет вместе со мной и многих других еще до того, как коса рассечет меня пополам.

Жаль, судья, очень жаль, ты никогда не узнаешь ответа. Мне самому любопытно. Мне тоже хочется узнать ответ. Он возбуждал мое любопытство долгое время.

Я принял душ, оделся и положил смазанный пистолет в кобуру. Закончив приготовления к выходу, я позвонил в больницу. Мне повезло, к телефону подошел доктор. Я назвал себя, и для него этого было достаточно.

— Мисс Брайтон уже вне опасности, — сказал он, — но она находится под надзором полиции.

— Молодого красавца?

— Да.

— Как ее отец?

— Он ежедневно навещает ее в сопровождении личного доктора.

— Понятно. Условленное время истекло, вы можете говорить, если хотите.

— По некоторым соображениям я предпочитаю молчать, мистер Хаммер. Хотя и не понимаю еще всего до конца, но знаю, что это серьезное дело и мне нужно во многом разобраться. Поэтому подожду. Кроме того, мисс Брайтон спрашивала о вас, она тоже решила пока молчать.

— Благодарю вас, доктор. Когда все начнется, то будет выглядеть довольно грубо. Скажите мисс Брайтон, что я спрашивал о ней.

— Я передам. До свидания.

Я положил трубку и надел плащ. В гараже сел в машину и выехал под дождь. Щетки работали, борясь с потоками воды и помогая мне хоть что-то различать на дороге. Я направился к Пату, но его не было. Он звонил из машины и сказал, что попал в пробку, из которой не может выбраться. Я купил газеты, припарковал машину и стал их просматривать. Заголовки не изменились. Были статьи, посвященные “холодной войне”, статьи об ожидаемых выборах, некоторые сообщали о встряске в Вашингтоне, которую задал Ли Демер, и о еще большей встряске, которую он им обещал.

Редакционная статья была посвящена разбору его речи. Также были сообщения о демонстрациях красных, прекращенных самими гражданами, часть демонстрантов попала в госпиталь, часть была арестована.

Дождь на некоторое время прекратился. Я воспользовался этим и выскочил в аптеку, чтобы позвонить в офис Ли. Мне ответили, что он будет только вечером. Я купил пачку сигарет и направился к машине. Дождь начался снова.

Я сидел и под шум дождя вновь и вновь обдумывал дело. Укладывая по порядку все факты и события, я видел, что теперь они согласуются между собой и образуют ясную ситуацию. Теперь я спокойно мог показать эту картину любому. Мне было необходимо только получить последние недостающие детали, и я надеялся, что Вельда их привезет. Я еще раз все сопоставил и, довольный своей работой, потянулся за сигаретой. Она была последней. Я удивился, ведь только недавно купил новую пачку, и вот она пустая. Время прошло совсем незаметно, уже наступил вечер. Я вышел и из аптеки позвонил в аэропорт.

В справочной сообщили, что из-за дождя самолеты задержаны, и последний рейс со Среднего Запада приземлился в два часа дня. С досады я хлопнул себя по лбу: как можно было упустить столько времени! Я набрал номер офиса, но никто не подошел, хотел было позвонить Вельде домой, да вспомнил, что она говорила мне о своем намерении отдохнуть после трудного путешествия. Может быть, сейчас она уже спит в своей постели, и не следует ее будить. К тому же она обещала оставить свое сообщение в тайничке в офисе. Я вышел из аптеки и поехал в офис.

Окна офиса были освещены, и я торопливо взбежал наверх.

— Эй, Вельда, — позвал я и улыбнулся, ожидая увидеть мою красавицу.

Но ее не было, остался только запах духов. Я подошел к лампе, открыл тайник и увидел бумаги, которые она привезла. Они лежали поверх конверта, положенного мной.

Я взял их, прошел к столу и стал с интересом просматривать. Теперь все было кончено. Я мог позвонить Пату и в ФБР, мог спокойно чувствовать себя перед судьей, потому что в этот раз я был чист и не запятнан чьей-либо кровью.

История закончена, и в ней я выгляжу как герой. В этот раз, когда я появлюсь в суде, судья будет осторожно подбирать выражения. Потому что я могу показать всему миру, что я не жаждущий крови убийца с исковерканным войной мышлением. Мой мозг не затуманен восходами и закатами с сеткой летящих пуль. Я нормальный парень с нормальными инстинктами. Возможно, слишком возбудимый, но умеющий при желании держать себя под контролем.

Черт, Пат, должно быть, уже у себя. Я должен сказать ему об этом первому. Конечно, ему это не понравится, но он должен поверить. Я протянул руку к телефону и вдруг заметил маленький квадрат белой бумаги. Я поднял его и прочел отпечатанную на машинке записку: “ПОЗВОНИТЕ ЛО 3-8099 РОВНО В ДЕВЯТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА”. Больше ничего написано не было. Другая сторона бумажки была чистой.

Раньше я ее не видел. До меня здесь побывала только Вельда, но у нас был специальный блокнот, где мы оставляли записи друг для друга. Я еще раз перечитал записку и бросил ее на стол. Было около восьми. Черт, я вовсе не собирался ждать еще целый час. Я набрал номер телефона Вельды. Звонок прозвучал не менее тринадцати раз, наконец я положил трубку. Неприятный привкус появился во рту. Холодок пробежал по спине, хотя я сидел в плаще. Меня бил озноб. Поднявшись, я прошел в ее комнату, но никакой записки от Вельды не было.

Что-то было не так. Нет, нет, только не сейчас, ведь все уже закончено. Черт, я только что чувствовал себя героем!

Дверь ванной была приоткрыта, и там горел свет. Это показалось мне странным. Я вошел и на полке под зеркалом увидел сверкающий в лучах лампы сапфир в кольце и ее часики. У меня перехватило дыхание. Ни одна женщина не уйдет, оставив так свои драгоценности, и ни один человек, вымыв руки, не забудет вытереть их. Но в корзинке не было смятого бумажного полотенца.

Мне едва хватило сил, чтобы добраться до кресла и сесть. Ужасная действительность вдруг раскрылась передо мной, больно раня в самое сердце. Я зажал голову в ладонях: “О Боже… О Боже!” Теперь я знал, что произошло. Они взяли Вельду. Пришли прямо следом за ней и захватили ее.

Я думал, что умнее всех. Думал, они будут охотиться за мной. Но они оказались хитрее, и теперь у них есть что обменивать. Да, обмен… как бы не так! Они получают от меня документы и вместо того, чтобы вернуть Вельду, убьют меня. Прекрасный обмен. Такой глупый осел, как я, заслуживает пулю в живот. Ну хорошо же, хитрые бестии. Я сыграю с вами вашу игру. Только я буду играть так, как вы и не подозреваете. Вы думаете, что загнали меня в угол и будет легко разделаться со мной. Но теперь вам придется иметь дело не с тем парнем, который чувствует себя героем. Перед вами человек, решившийся на все и готовый убивать. По-другому я не смогу действовать. Я хочу вас убивать и буду убивать.

Схватив трубку, я набрал домашний номер Пата. Когда он ответил, я коротко поздоровался и, не давая вставить слово, сказал:

— Мне очень срочно нужно выяснить, по какому адресу установлен номер ЛО 3-8099. Сразу же позвони мне. — Не дав ему ничего сказать, я положил трубку.

Пятью минутами позже раздался телефонный звонок.

— Что там у тебя происходит, Майк? Это номер платного телефона на станции метро “Таймс-сквер”.

— Прекрасно, это все, что нужно. Увидимся позже.

— Майк, эй… — Я опять оборвал его, положив трубку.

Они думали, что перехитрили меня, умники, но забыли, как быстро я умею соображать. Забыли, что у меня хорошие связи, или надеялись, я ими не воспользуюсь.

В одно мгновение я спустился вниз и сел в машину. Мчась вверх по Бродвею, я не обращал внимания на огни светофоров, затем свернул на Таймс-сквер. Здесь у входа в метро стоял полицейский, покручивая свою дубинку. Эта ночь была моей, и я собирался довести все до конца, максимально используя свои возможности и способности. Вытащив бумажник, подобранный в перевернувшейся машине, я переложил карточку ФБР в свой. Полицейский уже направился ко мне сказать, что я не могу ставить здесь машину, но я сунул ему под нос эту карточку и приказал:

— Стой здесь и смотри за машиной. Я не хочу, чтобы ее не оказалось на месте, когда я вернусь.

Он мгновенно подтянулся, готовый выполнить мое указание, и отсалютовал мне. Из газет он знал, что творится в стране и чем занимаются сотрудники ФБР, и без лишних вопросов ответил:

— Я побеспокоюсь о ней.

У меня было только десять минут, чтобы спуститься в метро и найти нужную будку. Десять коротких минут. Я прошелся, заглядывая во все будки и надеясь, что нужная мне окажется свободной. Она была свободна. Тогда я вошел в одну из будок и закрыл дверь. Свет был слишком ярким, дулом пистолета я разбил одну из ламп и, подняв трубку и не бросая монеты, стал вести разговор с воображаемым собеседником.

Без пяти минут девять он подошел к той самой будке, последней в ряду, явно игнорируя другие, и, войдя в нее, закрыл дверь. Я подождал, пока стрелки моих часов не покажут девять, опустил десять центов и набрал номер ЛО 3-8099.

Незамедлительно последовал ответ:

— Да?

Я постарался приглушить голос, создавая иллюзию, что говорю издалека:

— Говорит Майк Хаммер. Кто вы, черт побери, и что значит вся эта затея с запиской?

— А, мистер Хаммер? Вы нашли нашу записку. Это Очень хорошо. Нужно сказать, кто с вами говорит?

— Черт побери, тебе лучше это сказать, приятель.

— Нет, не приятель, только не приятель. Как раз наоборот. Меня интересуют документы, которые имеются у вас, мистер Хаммер. Это очень важные документы, вы знаете. Поэтому мы взяли заложника, чтобы гарантировать их доставку нам.

— Кого?!

— Мистер Хаммер, я говорю о вашей прекрасной секретарше. Очень интересная женщина. Мне кажется, мы сможем заставить ее говорить, если вы откажете нам.

— Подонок.

— Ну-ну.

Я изменил голос, словно растерян и сдаюсь:

— Ну что ж. Я проиграл. Вы… можете получить их.

— Я был уверен, что мы договоримся, мистер Хаммер. Вы должны подвезти эти документы на “Пенсильвания-Стейшн”, это Тридцать четвертая улица, и положить их в платный ящик для хранения багажа в конце зала ожидания. Взяв ключ, вы выйдете на улицу и станете прогуливаться возле станции, пока к вам не подойдут и не скажут: “Прекрасная ночь, приятель”. Вы отдадите этому человеку ключ. Держите при этом руки на виду и будьте один. Думаю, не следует вам говорить, что вы будете все время под наблюдением вооруженных людей.

— А что насчет… Вельды? — спросил я.

— При условии, что вы сделаете все как следует, она будет отпущена.

— Хорошо. Когда я должен все это проделать?

— В полночь, мистер Хаммер. Очень удобное время для таких дел, не находите?

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Я ухмыльнулся, наблюдая, как он вышел из будки, человек, который очень подходил к своему голосу. Низкий, полный, тщетно пытающийся за счет одежды казаться выше, стройнее и привлекательней.

Я дал ему возможность немного уйти вперед, затем вышел из будки и пошел за ним. Он слегка задержался на переходе и пошел к выходу наверх на углу площади, как раз там, где я оставил машину. Это была неслыханная удача. Когда он вышел на улицу, я прошел мимо и даже слегка задел его локтем, но он был так занят поимкой такси, что не обратил на меня ни малейшего внимания. Я подождал, пока он возьмет такси, и тронул свою машину. Полицейский на прощанье приветливо помахал мне своей дубинкой.

У меня оставалось чуть меньше трех часов до назначенной встречи. Машина, которая шла между нами, неожиданно свернула в сторону, и мой автомобиль оказался прямо за такси. Я видел его затылок, но мне было все равно, обернется он или нет. Он не обернулся. Видимо, был так уверен, что мне сейчас не до слежки и что я уже для них не опасен.

Я следил за машиной и старался определить местонахождение. Мы проехали виадук и несколько других знакомых мне сооружений, но я не мог сказать точно, где мы. Если бы мне не удалось заметить название кинотеатра, боюсь, я бы не смог сориентироваться. Но, соединив это название с появившимся в воздухе запахом реки, я понял, что мы находимся где-то в районе Астории. Далее, направляясь вниз к реке, мы въехали в район, где было не так много зданий и никакого движения. Здесь царило запустение. Неподалеку была видна река. Я выключил фары, заглушил двигатель и вышел из машины. Красные огни такси впереди меня становились все меньше, и в какой-то момент я подумал, что слишком рано вышел из машины. Но вдруг красные огоньки перестали удаляться. Из всего, что случилось со мной, удачей были бумажник с карточкой ФБР и пистолет-автомат, который все еще лежал у меня в багажнике. Я открыл крышку и достал его. Приятно холодя, он лег всей своей тяжестью мне на ладонь. Я трусцой подбежал ближе к домам. Какой-то пьяница попался мне навстречу и, увидев, тут же юркнул в подъезд. Красные огни впереди вдруг исчезли, но появились яркие фары, и такси проехало мимо меня, спеша скорее покинуть это глухое место.

Я побежал быстрее, боясь упустить коротышку, и увидел, как он уверенно шагал по улице, которая шла параллельно реке. В конце улицы темнело одно-единственное здание. Теперь я знал, куда он направляется, и немного успокоился.

Кругом было безлюдно, темно и так тихо, что легко различались его шаги. В воздухе витал запах затхлости и разрухи. Вдали, по мосту, блестя огнями, проехал автомобиль. Казалось, что из темноты он спешил скорее попасть на светлые улицы города.

А я был один в темноте, и мое время пришло. Оно должно было прийти. До двенадцати часов оставался всего час, и если я ошибся в своих расчетах, то поправить уже что-либо поздно. Шаги, раздававшиеся на улице, стихли. Человек дошел до здания. Я увидел, как он вошел в дом и, немного подождав, направился за ним.

Это были три сохранившиеся этажа полуразрушенного дома. Причем только на верхнем этаже были целы стекла в окнах. На нижних они были выбиты и заколочены досками.

Я снова почувствовал себя, словно тогда в джунглях. Впереди была смерть, я почти ощущал ее. Вот она притаилась там, в темных окнах, в черной дыре прохода, и я должен вступить с ней в единоборство и не дать ей возможности пройтись по моей шее косой.

Ко мне вернулись все инстинкты, весь опыт, который я приобрел в борьбе со смертью. Нагнувшись и захватив рукой жидкой грязи, я намазал ею лицо, руки и даже светящийся циферблат ручных часов.

Это азарт охоты, когда ты знаешь, что добыча не подозревает о твоем приближении. Это возбуждение и собранность предстоящего боя. Я стоял за углом, в тени здания, вжавшись в стену. Темнота скрывала меня, а идущий дождь заглушал мое дыхание. Я наблюдал за двумя людьми. Один из них стоял в подъезде возле самой двери, и в темноте я скорее чувствовал его, чем видел. Другой медленно шел в мою сторону; именно на это я и рассчитывал. Он двигался осторожно, время от времени оглядываясь на своего приятеля.

Прошло несколько долгих минут. Я знал, что время подходит к полуночи и что возле “Пенсильвания-Стейшн” меня поджидает человек. А где-то здесь, внутри этого дома, должна находиться Вельда, их заложница, и я знал, что она никогда не заговорит.

Парень подошел совсем близко, держа в руке пистолет. У меня в одной руке был пистолет-автомат, в другой пистолет 45-го калибра. Он сделал еще шаг и оказался от меня всего в трех футах. Неуверенно оглянувшись назад, он стал поворачивать голову в мою сторону. Я дал ему возможность увидеть меня. Это длилось один миг, а в следующий момент человек превратился в труп с огромной черной дырой вместо лба. Я проломил ему голову пистолетом-автоматом, и он беззвучно опустился на землю в черную тень здания.

Я вышел из-за угла, и стоявший в дверях подумал, что возвращается его приятель. Так бывает всегда: кто-нибудь допускает ошибку, а все остальные попадают из-за этого в западню. Я подошел к подъезду, и как только он показался из темноты, я обхватил его шею руками и, сдавив, заглушил крик, который готов был вырваться из его глотки. Коленом я дал ему между ног, и он согнулся. После следующего удара пистолетом по затылку он хрюкнул и боком свалился вниз. С этим было покончено. Оба подонка, которые захотели играть в Большую Игру, мертвы. Я вошел в здание, а смерть следовала за мной по пятам. Она ждала, когда я сделаю ошибку, и в любую минуту была готова наброситься на меня. Я часто дышал. В горле пересохло. Подождав несколько мгновений, чтобы мои глаза привыкли к темноте, я стал осматривать помещение. Пустые мятые картонные коробки, грудами валявшиеся вокруг, какие-то металлические штуковины. Давным-давно здесь, видимо, была фабрика. Интересно, что здесь могли производить? Затем я почувствовал запах краски. Помещение насчитывало триста футов в длину и столько же в ширину. Это пространство было разделено на отдельные боксы, сделанные из кирпича и дерева. У меня просто не было времени, чтобы осматривать каждый из них на всех трех этажах. Сукины дети, они выбрали отличное место. Здесь их не так легко найти, ни один звук не проникнет за стены. В этом лабиринте коридоров и комнат, наваленного мусора, пустых коробок и бочек из-под краски даже свет, выходящий из одной из комнат, может быть незаметен. Я был в бешенстве, у меня совсем не оставалось времени. Где их искать? Может, разрядить обойму, чтобы они выскочили на выстрелы, или закричать?

Прошла еще минута, я все еще не знал, что же предпринять. Затем еще одна такая дорогая минута, и тут мои глаза, привыкшие к темноте, различили тропинку, натоптанную на грязном полу среди бочек и прочего хлама. Это была тропинка, которую они протоптали. Бочонки поменьше были сдвинуты в сторону, давая проход, а большие емкости стояли на поворотах как указатели.

Тропа подвела меня к лестнице, ведущей на этажи. Следы на лестнице тянулись прямо на третий этаж. Я поднялся наверх и попал в коридор. Еще одна тень человека качнулась на меня, чтобы ее обладатель нашел свою смерть. Далее следы вели к двери, которая легко открылась. Я оказался в проходной комнате, в ней было несколько дверей в другие комнаты. Здесь я стоял в темноте, невидимый и готовый в любой момент пустить в ход оружие.

Оценивая ситуацию, я вдруг услышал из-за одной из приоткрытых дверей то, чего мне не хотелось бы слышать никогда. “О Боже, нет… только не это”, — пронеслось у меня в голове. Я мгновенно оказался у двери, увидел их всех и понял происходящее.

Генерал Осипов в костюме сидел, опираясь на трость, и дьявольское выражение играло на его лице. Тот человек, с которым я разговаривал по телефону в метро, стоял, держась руками за живот. Его тошнило, слюна и рвота текли по его подбородку, но он этого не замечал. Здесь же был и парень в шляпе.

Вельда.

Она была абсолютно голая. Ее подвесили за руки к потолку. Веревка впилась в запястья, а тело извивалось, свободно свисая в свете электрического фонаря. Человек в шляпе подождал, пока ее тело повернется к нему лицом, затем поднял веревку с завязанными на ней узлами и изо всей силы ударил Вельду. Я слышал звук удара, когда веревка впилась в нежное мягкое тело. Голова ее дернулась и поднялась, глаза расширились от боли, но ни одного звука не вырвалось из ее уст.

— Где документы? Ты умрешь, если не скажешь, где они.

Вельда продолжала молчать.

И вдруг мне открылась вся красота ее нагого тела. Красота, которая выражалась не просто в правильной форме ее бедер, округлости вздернутой вверх груди, длине полных стройных ног и густоте черных как смоль волос. Это была гармония красоты тела и души, и парень в шляпе скривился от ненависти. Подняв веревку, он снова ударил ее. А остальные распускали слюни от удовольствия, предвкушая то, что должно было последовать.

И в этот момент истины я нашел ответ на мучившие меня вопросы. Теперь я знал, почему мне разрешено жить, когда другие умирают, почему я до сих пор терпим со всеми своими пороками и наклонностями и почему смерть обходит меня.

Я резко раскрыл дверь ногой и ворвался в комнату. Пистолет-автомат отвечал на эти вопросы, а я кричал во весь голос. Я жил, чтобы убивать, потому что у меня были более крепкие нервы, чем у тех подонков, которые сделали убийство своей работой. Я жил, потому что мог это делать и улыбаться, а другие не могли. Я был дьяволом, который противостоял другому дьяволу, чтобы сохранить лучшее на земле.

Они услышали мой вопль и ужасный грохот выстрелов, но было поздно. Пули впивались в их тела и кости, разворачивая внутренности. Они падали вниз, пытаясь укрыться от пуль, оставляя кровь на полу и стенах.

Я видел, как раскололась голова генерала и из нее фонтаном брызнули кровь и мозг, покрыв весь пол вокруг. Человек из метро пытался загородиться от пуль руками, но рухнул вниз со множеством синих дыр на теле.

Только парень в шляпе вспомнил о своем оружии и попытался вынуть его из кармана. Я выстрелил из автомата и отстрелил ему руку у локтя. Она упала рядом с ним, и он, взглянув вниз, не мог в это поверить. Следующие пули попали ему в живот, и он осел на пол, проиграв этот поединок. Они были чертовски умны, но оказались мертвы.

Я смеялся, просто задыхался от смеха, вставляя новую обойму. Бешеная музыка гудела в моем мозгу, а я смеялся и, подойдя к трупам, постарался сделать так, чтобы не осталось лиц. Затем, обрезав веревку, осторожно опустил Вельду вниз, нежно прижимая к себе, словно ребенка. Я плакал, оказывается, я еще мог плакать. Ее тонкие пальцы коснулись моей мокрой щеки, и я услышал три незабываемых слова, за которые готов был благодарить небеса. Я одел ее и осторожно повел по тропке вниз, прочь из этого здания, в мокрую, дождливую ночь. Ночь, которой волею судьбы мог наслаждаться. Найдя сухое место, я положил Вельду на свой плащ и оставил ненадолго, чтобы вернуться назад и сделать то, что должен был сделать.

Я поднялся наверх, вошел в комнату и, подойдя к парню в шляпе, обыскал его. Взял бумажник, сорвал все метки и ярлыки с одежды и спустился вниз. Проходя среди бочек с краской, я вдруг понял, что следует сделать. Собрав груду старой бумаги и перевернув одну из бочек, я достал спички и все это поджег. Краски были еще достаточно свежие, и яркое пламя быстро охватило помещение.

Выбежав наружу, я поднял Вельду, закутал ее в плащ и посадил в машину. Дождь продолжал идти, смывая всю грязь и нечисть, освобождая землю.

Мы знаем теперь, не так ли, судья? Мы знаем теперь ответ.

Я довел Вельду до ее дома и вызвал врача, моля Бога, чтобы все обошлось. Когда доктор вышел из спальни и улыбнулся, я облегченно вздохнул, поблагодарил судьбу и постарался устроить все как можно удобней для Вельды. Вызвал сиделку и, когда она пришла, оставил их вдвоем, оделся и вышел.

До рассвета оставалось несколько часов, и я поехал в офис. Вынул два конверта из тайника и разложил их на столе. Начало и конец, сложное и простое, это было так мудрено и так грязно.

Подумать только, эти подонки могли улизнуть. Теперь с этим было покончено. В нескольких милях отсюда старая фабрика охвачена пламенем, в котором погибнут все следы. Обуглятся до неузнаваемости их тела. Машин своих они предусмотрительно нигде рядом не оставили. Ничего не останется, кроме двух вопросов: почему? и кто?

Затем, возможно, эксперты найдут пули и сам пистолет-автомат, который был собственностью ФБР. Это только добавит еще больше таинственности, всяких предположений, и может, кто-нибудь когда-нибудь случайно отгадает правду. Но даже и тогда это будет только догадка и то слишком рискованная, чтобы о ней говорить.

Только я знал всю правду, и она была слишком большой для меня одного. Я собирался рассказать ее всего одному человеку, который может понять, что все это означает.

Я поднял трубку телефона.

Глава 11

Мне ответил сонный голос Ли Демера:

— Алло?

— Это Майк Хаммер, Ли. — Мой голос звучал тоже устало. — Сожалею, что вынужден беспокоить вас в такое время, но мне очень нужно поговорить с вами.

— Ничего, все нормально, Майк. Я ждал вашего звонка. Мой секретарь передала, что вы мне звонили.

— Вы можете одеться?

— Да. Вы собираетесь приехать ко мне?

— Пожалуй, нет, Ли. Мне бы не хотелось сейчас быть в душной комнате, мне нужен глоток свежего воздуха. Тут черт знает что произошло, я просто не могу говорить об этом по телефону. Но не могу и не говорить о случившемся. Вы единственный человек, с кем я могу обсудить все это. Хотел бы рассказать все от начала до конца, нужно, чтобы вы все знали. Кроме того, у меня есть кое-что особенное, что я хотел бы показать вам.

— То, что Оскар оставил после себя?

— Нет, это сделал другой. Ли, вы знаете об этих правительственных бумагах, которые были скопированы?

— Майк, этого не может быть!

— Может.

— Так это… как же это…

— Я знаю, что вы имеете в виду. Заеду за вами через несколько минут. Поторопитесь.

— Я буду готов к тому времени, как вы сюда подъедете. Майк, я даже не знаю, что сказать.

— Я в таком же положении, поэтому и хочу вместе с вами все решить. Скоро буду, ждите.

Я медленно опустил трубку, взял конверты, положил их в карман плаща и спустился вниз. Там постоял немного, глядя в небо. По-прежнему шел дождь. Была такая же ночь, как и та, с которой все началось. Было холодно, и уже мелькали снежинки. Прежде чем приехать к Ли, я сделал одну остановку. Это был дом, где сдавались комнаты. Внизу виднелась вывеска: “Свободных комнат нет”. В каждую из комнат, расположенных в ряд, вел отдельный вход. Я поднялся и постучал во вторую дверь. За дверью было тихо, я постучал снова и услышал, как заскрипела кровать, зашаркали по полу ноги, и дверь приоткрылась всего на дюйм. В образовавшейся щели появился один глаз и крючковатый нос.

— Привет, Арчи, — сказал я.

Хозяин распахнул дверь, и я вошел. Арчи много раз помогал мне, сейчас мне еще раз понадобилась его помощь. Я попросил его одеться, и через две минуты он был готов. Мы вышли и сели в машину.

— Неприятности? — только и спросил Арчи.

— Нет, — ответил я, — никаких неприятностей. Просто хочу, чтобы ты немного повел машину.

Мы подъехали к дому Ли и подошли ко входу. Здесь был домофон, я связался с Ли, и он сказал, что скоро спустится. Через пару минут я увидел его бегущим по коридору. Он улыбнулся, когда мы пожали друг другу руки.

— Что, очень плохо, Майк? Вы выглядите, словно совсем сбились с ног.

— Да, устал. Но с тем, что у меня на душе, я не смог бы уснуть.

Вдвоем мы подошли к машине и сели на заднее сиденье. Ли спросил меня глазами, можем ли мы говорить при Арчи. Я отрицательно покачал головой, и мы молча уставились на дождь, хлещущий по стеклам.

Арчи вел автомобиль к мосту, когда мы подъехали к въезду, я дал пятьдесят центов, чтобы он заплатил за въезд, и мы въехали на мост. Здесь я попросил Арчи остановиться.

— Дальше мы пойдем пешком, Арчи. Возьми десять долларов и езжай в Джерси, попей пивка, а через полчаса возвращайся. Мы будем ждать тебя на пешеходной дорожке, на противоположной стороне, на самом верху. — И мы вышли с Ли из машины.

Еще сильнее похолодало, дождь стал все больше переходить в снег. Стальные опоры моста уходили в небо и терялись в темноте. Наши шаги сопровождались чавкающими звуками, и в тишине им вторили только хлюпающие звуки воды, рассекаемой внизу проходящими судами.

Я снова видел зеленые и красные глаза, смотрящие на меня. Но в этот раз мне не мерещились лица.

— Это то место, где все началось. Ли. Он удивленно взглянул на меня.

— Я и не ожидал, что вы поймете меня. Вы же ничего об этом не знали.

Мы оба держали руки в карманах от холода, а воротники были подняты.

— Как раз на этом месте все и случилось. Я хотел побыть один и шел по мосту, не зная, что вскоре произойдет со мной. Я встретил здесь двоих людей: девушку и толстого коротышку со вставными зубами из нержавейки. Оба они умерли. — Я вытащил толстый конверт из кармана и вытряс из него в ладонь содержимое. — Удивительно, не так ли? Лучшие специалисты в стране ищут эти бумаги, а они тут, у меня. Это детальная разработка самого мощного оружия, которое когда-либо было сделано, и я держу этот секрет в руках. — Ли удивленно открыл рот, но быстро пришел в себя и взял у меня бумаги.

— Майк, как они попали к вам? Нет сомнения в их подлинности.

Он вернул их мне, совершенно сбитый с толку.

— Как раз именно эту историю я и хочу рассказать вам, но прежде я должен быть уверен, что секрет нации будет спасен.

С этими словами я достал зажигалку и поднес ее слабый огонек к бумагам, загораживая спиной от ветра. Пламя несколько секунд лизало края бумаги, потом появилась синева, охватившая листки, которые я держал пальцами за уголок. Когда, кроме этого уголка, ничего больше не осталось, я тряхнул рукой, пламя погасло, а черный пепел полетел, кружась и мигая искрами, вниз с моста в воду. На уголке, который был зажат между пальцами, остались фрагменты записей и диаграмм. Я положил его в карман.

— Если бы это сделал кто-то другой, не знаю, какие могли бы быть последствия.

Я покачал головой и достал сигарету.

— Никто никогда об этом не узнает, Ли. Мы подошли к верхней точке моста. Казалось, снова наступила зима. Опоры превратились в белых гигантов, упирающихся в небо. Все время шел снег. Я облокотился на поручень и, нагнувшись, стал смотреть вниз на воду.

— Была такая же ночь, как сейчас: холодная, сырая и одинокая. Девушка прибежала оттуда, а вслед за ней пришел человек с оружием в кармане. Он преследовал ее. Я застрелил этого человека, а девушка бросилась с моста в реку. Вот так это случилось. Все, что от них осталось, это две зеленые карточки, которые носят члены одной партии. Я заинтересовался этими карточками и всем, что с ними было связано. Так я вышел на Оскара, потому что человек, которого он убил, тоже имел зеленую карточку. Ну, а остальное вы знаете. Осталось всего несколько очень важных деталей, о которых знаю только я. Например, сколько человек умерло сегодня ночью, какие заголовки будут завтра в газетах и какие через месяц. Дело в том, Ли, что сегодня я убил людей больше, чем пальцев у меня на руке. Убил вполне хладнокровно, даже с наслаждением. Посылал пулю за пулей, видел, как они умирают, и чувствовал себя спокойно и счастливо как никогда. Потому что они были красными, Ли.

Это было слишком. Ли, совершенно больной с виду, почти лег на поручни.

— Что случилось, Оскар? Его глаза округлились, и он закашлялся.

— Ты имеешь в виду Ли.

— Нет, вовсе нет. Я имею в виду Оскар. Ли мертв. Была ночь, были холод и страх. Ужасный страх в его глазах. Такой же страх, какой был в глазах девушки в такую же ночь много дней тому назад. Я старался говорить медленно, чтобы до него доходило каждое мое слово:

— Девушка, которая умерла здесь в ту ночь, была Паула Райе. Медсестра из клиники для умалишенных. Я ошибался, когда думал, что она помогла Оскару бежать. Она уволилась до того, как Оскар убежал. Паула приехала в Нью-Йорк и здесь связалась с красными. Ей показалось, что они делают много хороших дел, ее привлекли их идеи. Она стала активно работать для них, и вскоре ей стали многое доверять. Затем случилось непредвиденное. Ее представили одному из основных руководителей красных в этой стране. Она узнала в нем тебя. Она узнала тебя, и все идеалы рухнули, потому что она знала, что Оскар был сумасшедшим, настоящим сумасшедшим. Поэтому ты и был красным, Оскар, что был сумасшедшим. Только эта философия подходила для твоего воспаленного мозга. Она оправдывала все, что ты делал, давала тебе шанс вернуться в мир. Ты убежал из санатория, взял личные бумаги Ли и сделал себе имя, пока Ли сидел в своем лесу, где он не читал газет и не знал, чем занимается Оскар. Тебя должны были беспокоить только отпечатки пальцев в картотеке санатория, но потом ты добрался и до них, не так ли? Это была страшная неудача, что Паула Райе узнала тебя. Она разочаровалась во всем, смогла связаться с Ли и сказала ему, чтобы он приехал на Восток и раскрыл тебя. Но она сумела сделать еще одну вещь. У нее был дружок в партии, некто Чарли Моффит. Она рассказала ему о тебе, думая, что это поможет ей вытащить его из партии. Однако Чарли был глуповат. Он увидел в этом хорошую возможность поживиться. Решил пошантажировать тебя, позвонив по телефону как раз после парада. Поэтому у тебя и случился сердечный приступ, а не потому, что звонил брат, который, кстати, приехал в Нью-Йорк только через день. Приезд Ли подсказал тебе прекрасную идею, как одним выстрелом убить двух зайцев — убрать Чарли Моффита и избавиться от брата, который мог встать на твоем пути. Ты все хорошо продумал, но не предусмотрел только одного. Чарли Моффит был еще и курьером в цепи, по которой передавались секретные документы. Он смекнул, насколько важны эти документы, и задержал их у себя для гарантии своей безопасности. Чарли послал их по почте своей подружке Пауле Райе для большей сохранности. Оскар был бледный, как полотно, его всего трясло. — Итак, ты подождал, пока Чарли позвонил, и договорился о встрече с ним. Ты все прекрасно рассчитал и организовал. Нанял хорошего старого актера и предложил ему сыграть себя на встрече с избирателями, а сам в это время убил Чарли Моффита. Актер хорошо справился со своей ролью. Все прошло гладко, так как никто из них хорошо тебя не знал и до этого никогда с тобой не встречался. Ты заплатил актеру наличными, для него это была большая сумма. Но возникла одна проблема. Он любил выпить, и не пил только из-за отсутствия денег. Кроме того, выпив, он много болтал. Тебе пришлось убить его, но это было легкое убийство. Ты просто открыл газ. Попытаюсь представить, что произошло в том доме, где остановился твой брат. Мистер КГБ пришел туда раньше нас и увидел, что твой брат убегает. Он погнался за ним, настиг на платформе метро и столкнул под поезд.

Как бы между прочим я достал конверт Вельды и вынул из него бумаги, но он даже не взглянул на них. Я продолжал:

— Мой секретарь раскопала это. Она побывала в госпитале и просмотрела историю твоей болезни. Выяснилось, что хотя вы с братом и были близнецами, но не двойняшками. Твой брат и выглядел совсем по-другому, и был другим по своим качествам. Но вернемся к самому началу. Ты знал, что кто-то сообщил Ли о тебе, кроме того, понимал — Чарли не настолько умен, чтобы все это разузнать. Вместе с человеком из КГБ ты вышел на Паулу Райе. Она узнала об этом и поняла, что ей угрожает опасность. Девушка позвонила в полицию и попросила, чтобы ее встретила дежурная машина. Твой человек установил за ней слежку и прослушивал ее телефон. Узнав о ее намерениях, он решил ей помешать, но опоздал на несколько минут. Паула уже ушла из дома на назначенную встречу на мосту. Однако у нее было незначительное преимущество. Она смогла добраться до середины моста, когда он настиг ее. Как раз до этого места, где мы стоим. Жаль, тебя не было здесь в тот момент, иначе бы ты увидел, что я сделал с ним.

К несчастью, Паула приняла меня за одного из них, по каким-то причинам убившего ее преследователя. Она просто не могла поверить, что обычный человек способен так обходиться с людьми, потому что я снес ему выстрелом все лицо. И Паула спрыгнула с моста, думая, что попала в ловушку. Все складывалось для тебя замечательно, если бы я не захотел узнать, что означают эти зеленые карточки. Просто меня мучила совесть. Ты знал мою репутацию, но не мог предположить, что я зайду так далеко. Ты нанял меня, чтобы быть в курсе моих действий, и вот что из этого получилось. Может быть, все бы и обошлось, но обнаружилась пропажа документов. Все люди, знавшие тебя, умерли. Один из погибших, однако, был связан с этими документами. И эта связь сработала. Тебе пришлось выдумать историю о брате, якобы оставившем после себя какие-то дискредитирующие тебя документы. Ты рассчитывал, что я найду их и передам тебе, но надеялся, что твои ребята все же найдут их первыми. Но ты ошибся. Я становился очень опасным, и тогда меня решили убрать. Но оказалось, что сделать это не так легко. У вас была только одна возможность сделать это наверняка. В тот раз, когда человек из КГБ выстрелил в Этель. Но ваш новый агент почему-то не сделал этого. Правда, она тоже становилась опасной для вас, потому что решила порвать с партией и собиралась начать говорить. Когда документы оказались у меня, ты правильно решил, что легче всего подобраться к ним и ко мне через Вельду. Ты послал своих людей, и они захватили ее. После этого мне ничего не оставалось делать, как убить их. Но это не самое ужасное. Страшнее всего ты, Демер. Маленький человек, которого любит общество, доверяет ему. Ты, кто должен вести людей дорогой правосудия, кто выступал против политики красных… ты оказался самым красным из них. Ваш принцип — цель оправдывает средства. На волне “борьбы” с красными ты хотел победить на выборах, чтобы потом назначать нужных вам людей на ключевые посты. Вам нужно расколоть и ослабить нашу страну. Конечно, это только грубая схема:

Я увидел, как пистолет, словно змея, выскользнул из кармана его пальто. Резким движением я ударил его по руке, и пистолет, блеснув, полетел вниз к реке.

— Завтра твои шефы будут интересоваться, что здесь происходит. Они захотят узнать, куда подевалась вся их агентура. Решат, что наши секретные службы раскрыли их сеть в процессе поиска документов, но потом узнают… У меня есть одна идея…

Он уставился на меня и смотрел неотрывно полными ужаса глазами.

— А идея такая, Оскар. Ты обманул их всех и будешь за все в ответе. Ты умрешь, а обвинение упадет на тебя. Я вложу бумажник агента КГБ в твою руку, когда ты будешь уже трупом. И еще добавлю остатки секретных документов. Этого будет достаточно, чтобы полиция сделала вывод: ты боролся со своим убийцей, смог оторвать у него карман вместе с бумажником и в патриотическом порыве, выбиваясь из последних сил, сумел уничтожить важные секретные документы. По бумажнику сразу установят, что тебя убил агент КГБ. Ты станешь здесь большим героем. Газеты выйдут с черными заголовками: “Любимец нации убит красными”. После этого на них начнется охота, которая не прекратится до тех пор, пока с ними не будет покончено. Если в этой стране решают что-то сделать, то делают быстро и эффективно.

Ирония всей этой истории вызвала крик отчаяния у Оскара. Он вдруг рванулся и побежал, но снег сделал дорогу скользкой, и бегущий упал. Мне было несложно схватить его горло и сжать, словно в тисках. Оскар лежал на спине, и я хотел, чтобы он видел, как я наслаждаюсь, убивая его. Он крутился, пытаясь оттолкнуть мои руки. Но я сжимал его горло все крепче и крепче, пока не почувствовал, как обмякло тело. Я хохотнул, и это был единственный звук в ночи.

Я разжал его пальцы и вложил в них бумажник агента КГБ с остатками одежды того человека, которого убил и обыскал на фабрике. В другую руку я зажал остатки секретных документов Убедившись, что все хорошо закрепил, я снова рассмеялся.

Может быть, Арчи о чем-то и догадается, но он будет молчать За ним тоже было одно справедливое убийство, о котором знали только я и он Вдали показались фары моего автомобиля, подъезжающего с другого конца моста Я перешел на противоположную сторону, чтобы быть на месте, когда появится Арчи Снег пошел еще сильнее. Вскоре все покроется его белой пеленой Утром, когда взойдет солнце, оно растопит снежный покров, и бегущие ручьи смоют с поверхности земли все следы и грязь Было одиноко стоять на мосту. Но я недолго останусь здесь. Автомобиль уже почти добрался до середины моста, и я видел Арчи, нагнувшегося над рулем. В последний раз я оглянулся вокруг Нет, вряд ли кто-то пойдет ночью через мост. Особенно в такую ночь, как эта. Нет, никто.

Глава 1

Все-таки Ньюболдер и Шмидт вели себя вполне порядочно. Они вошли, кивнули в мою сторону и, заказав кофе, сели за столик, не мешая мне спокойно закончить ужин. Легавых не всегда легко узнать. Но как только они дали вам понять, кто есть кто, убегать бесполезно. Можно попробовать, но тогда почти наверняка получишь пулю в спину. Если же продолжать их не замечать, то имеешь шанс выкрутиться. В моем случае сыграло свою роль то, что место было людное, да и солидный владелец «Кафетерия» вовсе не заслужил того, чтобы в самый разгар рабочего дня портили репутацию его заведения крайне неприятной сценой.

Итак, я кивнул им в ответ, чтобы они поняли, что я ко всему готов и по окончании ужина не будет ни пальбы, ни грубых слов. Но моему положению трудно было позавидовать. Дело мне шилось нешуточное. Меня подозревали в убийстве и, по правде говоря, мне еще повезло, что легавые слегка опередили братьев Стипетто, которые тоже за мной охотились и, в отличие от блюстителей порядка, жаждали немедленной крови. С теми, конечно, можно было бы потягаться. У меня есть прекрасный инструмент 45-го калибра, который звучит громко и чисто. А с легавыми шутить не годится. С любым другим они бы не стали церемониться, но тут особый случай, к тому же они еще хорошо помнили прошлогоднюю историю, и поэтому вели себя крайне порядочно.

Сейчас они на меня даже не смотрели. Я был здесь, боковым зрением они могли меня видеть, торопиться некуда, и наверняка им было приятно в такой холодный и дождливый день посидеть в теплом и сухом помещении и выпить кофе. На их рожах было написано, кто они такие, и если вы хоть раз участвовали в деле на той либо другой стороне, то узнали бы их с первого взгляда.

Уолли Пи, занятый в подпольном игорном бизнесе Сола Апсидиона, сидел спиной к стене на противоположном конце зала. Он вспотел и потерял всякий аппетит, беспрестанно переводил взгляд с Ньюболдера и Шмидта на Иззи Голдвица, расплачивавшегося у кассы за вторую порцию. У Иззи в сумке лежали наличными шесть штук, и если их не удастся благополучно донести до Сола Апсидиона, оправдываться будет совершенно бесполезно. Иззи расплатился с кассиром, двинулся на, место и тут только встретился взглядом с Уолли. Он побледнел, но делать нечего, надо было продолжать ужин, он сел и постарался вести себя так, будто ничего не произошло.

Я, конечно, мог подойти и объяснить им, в чем дело, но это ничего бы не изменило; к тому же я решил, что им полезно разок пропотеть — в другой раз будут осторожнее. Ньюболдер осмотрел помещение, но, поскольку его мишенью был я, он больше ничего не заметил, так что эти ребята на сей раз вывернулись.

Все это было очень забавно.

Нью-Йорк больше всего напоминает хамелеона: днем в нем царит благопристойный бизнес, ночью же, когда все обитатели Сити расползаются по своим квартирам, оставленную ими скорлупу заполняют паразиты. Немногочисленные респектабельные горожане, из тех, кому не сидится дома, и туристы собираются в нескольких известных барах, клубах, театрах и варьете. Периметр жизни в эти часы сужается до самого сердца города. От него яркими лучами отходят несколько артерий — и это все. В сияющий изумруд превращается зеленая опухоль Центрального парка, в оправе из такси, мчащихся вокруг него с включенными фарами, свет которых двумя пальцами расходится в стороны, высвечивая редких пешеходов.

В «Кафетерии» было полно людей из Джерси, Бруклина, Лонг-Айленда. Поев, они собирались разойтись по домам или немного прошвырнуться по центру. Выделялась горстка завсегдатаев, считавших Манхэттен своим домом, здесь же было несколько типичных «ночников» вроде меня и Уолли Пи с Иззи; остальные же пришли, привлеченные вкусной и недорогой едой.

Я вычислял свои шансы на оправдательный приговор. Они были невелики. Кто-то замочил Пенни Стипетто. А за два дня до этого я вздул его как следует ремнем по заднице и прогнал так через весь квартал за то, что он по-хамски вымогал мзду у Руди Макса. Когда же он наконец разогнулся, то взял пистолет и, накачавшись для храбрости героином, стал искать меня по всем окрестностям.

В Нью-Йорке сплетни распространяются очень быстро. Как только я об этом узнал, то тут же попросил ему передать, что в любое время к его услугам, но если увижу его первым, то ему несдобровать.

Но дело-то все в том, что я его так и не встретил. А встретил его кто-то другой, и Пенни Стипетто нашли с простреленной головой засунутым меж двух мусорных ящиков в двух кварталах от моей квартиры.

Его братьям этого было достаточно. Из-за их трезвона по городу я оказался в сети, легавые лишь потрудились затянуть ее, и вот осталось только одно место, куда я еще мог пойти.

Обреченный отлично поужинал.

Черт возьми, я действительно обрадовался, что Ньюболдер со Шмидтом добрались до меня первыми. То была эпоха просвещенной преступности, и до настоящих разборок доходило лишь в исключительных случаях. Месть считалась пережитком прошлого, и если ее тяготы примет на себя закон — что же, это будет совсем неплохо. Думаю, что братаны Стипетто были бы даже рады помочь легавым разделаться со мной по всей строгости. Они наверняка докажут, что кто-нибудь видел меня недалеко от места преступления как раз в то время, когда туда направлялся Пенни, и любое мое алиби будет разбито в пух и прах.

Похоже, моя песенка спета. Хорошего алиби у меня не было, и мое холостяцкое жилье не могло меня им обеспечить. Дыра в черепе Пенни оказалась достаточно большой, чтобы предположить 45-й калибр, а гильза, которая могла бы опровергнуть такое предположение, не найдена. У меня был мотив, время, оружие, и, помимо этого, я вообще асоциальная личность, склонная, по мнению правосудия, к совершению подобных поступков.

Одно слово — гангстер.

Ньюболдер отпил кофе и посмотрел на часы. Он, конечно, меня не торопил, но я знал, что ему хочется вовремя закончить смену и нельзя так долго испытывать его порядочность. К этому времени Уолли Пи и Иззи Голдвиц наконец поняли, в чем дело, и взглядами отчаянно умоляли меня убраться отсюда, пока легавых не осенила мысль поискать в этом заведении еще каких-нибудь интересных собеседников.

«Нет уж, ребятки, сами о себе позаботьтесь», — подумал я и приступил к венгерскому гуляшу. Он был превосходен, а ведь неизвестно, когда еще мне предоставится возможность отведать это блюдо.

Я уже почти все доел, когда за мой столик села дама. Как это свойственно представительницам ее пола, она села прямо напротив меня с таким видом, будто весь столик принадлежит ей. По ее манере есть, не снимая тарелок с подноса, я понял, что она не принадлежит к завсегдатаям этого кафе.

В ее облике было что-то странное, но в Нью-Йорке не принято подолгу рассматривать незнакомых людей, и я не сумел сразу поместить ее в нужный контекст, но, не удержавшись, бросил исподтишка еще один взгляд, который помог ее раскусить. Высокая шатенка была накрашена буквально до совершенства, если под совершенством понимать совпадение с принятым эталоном красоты и ничего более. Это типичный случай. Женщинам вечно невесть что в голову приходит, и мне часто встречались настоящие красавицы, упакованные в немыслимые тряпки из специальных магазинов для битников.

Кто ты, сегодняшняя красотка, — Хэпберн? А ты могла бы потянуть и на Ля Марр. У тебя сочный ротик с немного пухлыми губками, которые очень хотелось бы поцеловать, но помада — некстати. И глаза подведены не правильно. Совершенно не правильно. Зеленые тени и бледная пудра не могут скрыть игривый и несколько экзотический разрез глаз.

Она скинула белый плащ полувоенного покроя, и я обратил внимание на то, что ей удалось опростить только лицо. С таким телом ничего подобного не сотворишь. Ее было много, даже слишком много, упоительно много.

Глаза обреченного тоже получили отличную пищу. Итак, пока они меня поджидают, я по-своему развлекаюсь. При этой мысли я не смог сдержать кривой усмешки и, чтобы ее скрыть, начал прилежно жевать.

Ньюболдер немного подвинулся, чтобы спина красотки не мешала ему присматривать за мной (он не мог расстаться с полицейскими привычками даже в той обстановке), а я тем временем покончил с гуляшом и принялся за пай.

Раздался голос. Неестественно низкий, немного приглушенный и без видимого источника. Он терялся в общем гомоне людного места, и несколько секунд я не мог понять, кто же именно говорит. Но поняв наконец, продолжал жевать, отчаянно работая мозгами. Это с ловкостью профессионального конспиратора, не шевеля губами и не меняя выражения лица, говорила моя красотка, как ни в чем не бывало поглощая при этом стоящую перед ней еду.

— Вы можете говорить, не глядя на меня?

Люди моей профессии умеют быстро реагировать, да мне и терять было нечего, так что я, тоже не меняя выражения лица и не переставая жевать, сказал:

— Продолжай, крошка.

Красотка с некоторым сомнением в голосе спросила:

— Вы сидели?

— Нет. Не совсем. Но сейчас они очень хотят меня засадить.

— А в армии служили?

Интересный поворот разговора. Я-то решил было, что она либо дорогая шлюха, либо торговка наркотиками, но, видимо, ошибся.

— Всю войну, крошка, но это было двадцать лет тому назад. Даже схлопотал пару медалек, — добавил я.

— У меня неприятности.

— Это заметно.

Она намазала булочку маслом, откусила кусочек и оглядела зал. Я сосредоточенно тыкал вилкой свой пай.

— Придется помочь, — лаконично сообщила она.

Я положил в рот еще кусочек пая.

— Это почему?

— Остальные не подходят.

— Для чего?

Она подняла чашечку кофе и немного отпила.

— Убить человека, если это будет необходимо.

Я чуть было не поперхнулся своим паем. Но все же продолжал жевать, размышляя над тем, почему всегда именно ко мне липнут все психи. Рано или поздно, но обязательно они находят меня.

— Полегче, крошка, — ласково посоветовал я.

Она не стала спорить. Она просто сделала мне официальное сообщение, которое не оставляло мне выбора, независимо от того, как будут дальше развиваться события.

— Меня зовут Карин Синклер, — сказала она. — Я служащая госбезопасности и задействована в операции «Высокая башня». У меня во рту капсула с микрофильмом, который необходимо немедленно доставить руководителю нашего Бюро. Это дело государственной важности. Ясно? От этого зависит безопасность государства. Я сейчас откушу булочку, языком суну капсулу внутрь и положу остаток булочки на тарелку. Когда я уйду, нужно взять булочку и передать ее содержимое любому агенту ФБР. Справитесь?

— Конечно. — А что еще я мог сказать? Но все же я пока ничего не понимал. Подумав, все же спросил: — А зачем все это?

Она небрежно ответила:

— А затем, что снаружи поджидают трое, чтобы убить меня и получить капсулу, а этого нельзя допустить.

К этому времени я уже разделался с моим паем и не мог больше сидеть: Ньюболдер и Шмидт явно торопились.

— Дальше, крошка.

Она невольно закусила губу, но все же опомнилась и снова отхлебнула кофе.

— Они собирались взять меня прямо на улице. Они знали, что здесь у меня никаких встреч не назначено и что я спешу в определенное место, так что поверили, будто я действительно зашла сюда поесть. Но они не поняли, что я их заметила.

— Послушай, если ты серьезно…

— Я серьезно. — Она говорила все тем же монотонным голосом, но в нем появилась новая нота, заставившая меня отбросить все сомнения.

— Черт возьми, детка, я бы мог…

— Вы, уважаемый мистер, ничего не можете. Если вы хотите помочь, то должны сделать то, что я вам сказала. Никаким другим путем информация не сможет попасть к нужным людям. Вы — мой единственный шанс. Я знаю, с кем сейчас имею дело. Я уже давно этим занимаюсь, и с самого начала знала, что мне может грозить. Я очень не люблю подключать к работе непрофессионалов, но вас я выбрала потому, что вы похожи на человека, который хотя и живет вне закона, но обладает определенными нравственными устоями. Надеюсь, я не ошиблась.

Тут она взяла в руки булочку, разломила ее пополам и откусила от одной половинки. Она проделала все быстро и ловко, но без видимой спешки. Оставшуюся часть булочки положила на тарелку, допила кофе, надела плащ, достала из кармана кошелек.

Прежде чем она ушла, я успел почувствовать зеленоватое тепло ее глаз, быстро скользнувших по моему лицу.

— Спасибо, — произнесла она и ушла.

Я небрежным движением взял с тарелки, остаток булочки, окунул ее в свой кофе и откусил. Почувствовал прохладную пластмассу капсулы, зажал ее зубами и, вытирая рот, незаметно прихватил ее рукой и положил в нагрудный карман. После чего доел оставшуюся булочку.

Если это была шутка, то очень красивая.

А если нет, то мне предстояли слишком большие неприятности, чтобы я смог их так быстро обдумать.

Ньюболдер поднялся, я — тоже. Вот теперь-то самое время надеть мне наручники, но они не торопились это сделать. Они ведь знали, что пистолет всегда при мне, и хотя догадывались, что 45-й калибр предназначался для семейки Стипетто, решили не рисковать зря. На этот раз они без лишней суеты доведут меня до полицейской машины и там уже будут разбираться.

Я надел шляпу, взял пальто. В этот самый момент из темноты улицы раздались два выстрела, и стекло огромного ресторанного окна лопнуло и засыпало пол тысячей мелких осколков. Будто по мановению палочки невидимого дирижера все женщины начали визжать, а столы — перевертываться с шумом, напоминающим звучание ударных инструментов в финале какой-то дикой симфонии.

Ньюболдер и Шмидт с оружием в руках ринулись на улицу: снова раздались выстрелы, и сквозь проем открывшейся двери я увидел, что моя соседка по столику падает на стоящий у обочины автомобиль и пистолет в ее ручке целится куда-то в темноту.

Я ничего не решал, она все решила за меня. Я поступил так, как все, — побежал. Разница была лишь в одном: я знал, куда мне бежать, и устремился к двери, ведущей в помещение, где моют посуду, а там стал искать другой выход. Убегая, я бросил последний взгляд в зал сквозь стекло двери и понял, что девушка не шутила. Совершенно безобидный на вид парнишка, которого я случайно заметил в толпе за несколько секунд до этого, подошел к моему столику и стал разгребать объедки на оставшейся на подносе девушки тарелке. Окончив эту процедуру, он сделал неопределенный жест в сторону места, где сидел я, остановился в задумчивости, а затем устремился к дверям кухни. Я бы с удовольствием там с ним встретился, но стоять на месте и ждать мне было некогда.

Любая девушка, которая решилась все это проделать ради того, чтобы доставить по месту назначения какую-то штуковину, заслуживала поддержки. Я вытащил капсулу и впервые ее рассмотрел. Сквозь прозрачную оболочку был виден белый порошок. Остроумно. Похоже на лекарство. Лишь в одном месте оболочки касался темный краешек спрятанной туда микропленки. Я усмехнулся, сунул ее обратно в карман и открыл дверь.

Она вела в коридор, освещавшийся одиноко висевшей под потолком лампочкой. Заметив на стене выключатель, я погасил свет, чтобы мой силуэт не был так заметен.

Это было неглупо, но поздно.

Совсем чуть-чуть, но все же поздно.

Когда вас бьют по голове металлическим предметом, возникает странное ощущение шока, потом тело цепенеет и со всех сторон надвигается темнота.

Глава 2

Черт побери, где же это я нахожусь? Я пришел в сознание, хотя не различал ни света, ни звуков: казалось, будто просыпаешься после глубокого сна. Минуту я лежал, не шевелясь и напряженно думая, пытаясь вспомнить, что со мной произошло до удара. Воспоминания пришли одновременно с неприятным ощущением ограниченности в движениях, и, когда я попробовал пошевелиться, веревки больно впились в колени и запястья. Я сидел, привязанный по рукам и ногам к стулу, рот открыт, голова свисает вперед. Некоторое время еще я так и сидел, глядя себе под ноги и размышляя; Просто размышляя.

За моей спиной женский голос сказал:

— Флай, зачем ты притащил его сюда? Свихнулся, что ли?

Нервный, противный мужской голос ответил:

— Тебя не спросил. Для чего, ты думаешь, Большой Степ меня там оставил? Он заметил, что этот парень что-то стянул. И вряд ли ошибся, в этом можешь быть уверена.

— Но Большой Степ вовсе не собирался тащить его сюда. Зачем ему это нужно? Они все собирались куда-то в Джерси.

— Собирались-то собирались. Но кто знал, что этого ублюдка на улице поджидали вооруженные дружки. Два парня и девка начали пальбу. Карл с Моу сразу и не сообразили, что это его шайка, и дали им уйти. А тут еще двое легавых выскочили, и черт знает что началось. Я такое последний раз видел в Гаване еще до Кастро.

— А мне на все это плевать, — не унималась девица. — Унеси его отсюда куда-нибудь подальше.

— Только не я, Лиза, только не я. Думаешь, Большому Степу он больше не понадобится? Сначала они Пенни замочили, а теперь вот Крошка Степ, да еще Карл с Моу. Большой Степ хочет сам расправиться с этим ублюдком, и я бы не советовал ему мешать, а то еще самим не поздоровится.

— Но, Флай, послушай, прежде всего легавые пойдут по всем хазам Большого Степа и конечно же явятся сюда. И что хорошего, если этот останется здесь? Зачем Большому Степу навешивать на себя еще и киднеппинг? От той стрельбы он как-нибудь отмажется, докажет, что был тогда где-нибудь в другом месте, а с этим что делать? Тут не отвертишься.

Тот, кого она называла Флаем, отпихнул ногой стул и прошелся по комнате. Я узнал этого парня. Шпана с Ист-Сайда, вечно на побегушках у братанов Стипетто, подторговывает наркотиками, но без особого успеха.

— Так что же делать?

— Сходи за машиной, — посоветовала Лиза. — Отвезем его обратно и подождем, что скажет Большой Степ.

Флай явно обрадовался, что решение уже принято за него. Он что-то буркнул в знак согласия, подошел ко мне и за подбородок поднял мое лицо. Я решил не открывать глаз, и все сошло неплохо.

— Эй, Райен, жив? Давай, давай веселее, приятель. — Затем он двинул меня в челюсть, но это ни к чему не привело, разве только я мысленно поставил очередную галочку в списке его прегрешений. — Ну, не прикидывайся. Слышишь меня, Райен?

— Оставь его, — распорядилась Лиза. — Ты и так уже живого места на нем не оставил.

— Верно, черт побери. Но это — крупная птица. Видела, какой у него пистолет?

— Видела, видела, успокойся, — скучающим тоном подтвердила Лиза.

— А еще у него была капсула с героином. Это тебе известно?

На этот раз голос Лизы звучал более заинтересованно:

— У него? Вот уж не думала, что он этим занимается.

— То-то же! Лежала в нагрудном кармане.

— Да, он всегда был нервным. Теперь ясно почему. Он такой же, как все. Кололся, чтобы быть в форме.

— Ну, с этой штуковиной ему придется расстаться. У меня уже зелье кончается, а если мы с ним тут будем долго чикаться, я не успею подскочить к Эрни Сауту. — С этими словами он отпустил мою голову, и я дал ей свободно упасть.

Нечего сказать, в хороший переплет я попал. Из огня да в полымя. Удачно выбравшись из кафе, угодил прямо в притон к наркоманам.

«Думай, думай, парень, — твердил я себе. — Думай как следует. Хоть и порядочно времени утекло с тех пор, как ты корпел над книгами в колледже, но сейчас самое время напрячь все свои умственные способности. Сейчас против тебя всего лишь грязный наркот с девкой из команды Большого Стипетто. Насколько это серьезно?»

Достаточно серьезно. Прежде чем я успел напрячь свои умственные способности, Флай сзади огрел меня чем-то по голове, я едва услышал звук удара металла о череп, и снова меня накрыла тьма.

* * *

Когда слух, чувствительность и зрение вновь ко мне вернулись, острая боль пронзила мне спину. Несколько секунд болело все, после чего боль локализовалась в самой верхней части позвоночника, у основания головы. На этот раз я лежал на полу, руки завязаны сзади, ноги согнуты так, что лодыжки касались пальцев рук. В старые добрые времена поверх еще натягивали петлю, чтобы при каждом движении связанный имел возможность задушить себя насмерть.

— Кажется, он очухался. Эй, Райен, ты о'кей? — донесся из соседней комнаты голос Флая. Я грязно выругался.

— Видишь, я же сказал, что он очухался. Не знаю, какого черта ты так волновалась. Все равно Большой Степ его укокошит. А теперь сторожи его и никуда не уходи, поняла?

— Ни за что здесь не останусь.

— Может, ты хочешь, чтобы этим занялся Большой Степ? Он-то уж тебе разукрасит физиономию, свои не узнают. Думаю, никто сюда не сунется, а если все же придут, то лучше тебе быть здесь.

— Но ты постарайся побыстрее, — буркнула Лиза, явно недовольная всем происходящим.

— Не говори глупостей. Большой Степ торопиться не любит. Сначала мне надо его разыскать, и вряд ли он сильно обрадуется, когда меня увидит. Когда Крошку Степа замочили, он сюда на крыльях несся, а сейчас спешить не будет, хочет посмаковать расправу… Так что сиди спокойно и жди.

Не сказав больше ни слова, Флай ушел. А я остался лежать на полу, бессмысленно глядя на узкую полосочку света над дверью. Вдруг комната осветилась болезненно-ярким светом.

— Ну, Райен, и хлопот же с тобой, — пожаловалась Лиза.

Когда-то Лиза Вильямс была красоткой. Она солировала в «Копа», сыграла в двух мюзиклах на Бродвее и готовилась попытать счастья в Голливуде. Она и сейчас была хороша. Мало кто из молоденьких мог бы соперничать с ней фигурой. Полногрудая, широкобедрая — особый сексуальный тип, глаз не отвести, как от красивой статуи. Но лицо лучше не разглядывать, сразу видно, что с ним что-то случилось Может быть, последствия автокатастрофы, а может — грубого мордобоя. Стипетто-старший не любил, когда его пассии загуливались на чужих дворах. Но и на его дворе тоже бывало несладко.

— Привет, Лиза, — сказал я. — Давненько мы с тобой не виделись.

— Да ты скажешь, не так уж много времени прошло. — Она замолчала, взглянув украдкой на свои руки, и потом как бы невзначай спросила:

— И чего ты связался с Большим Степом?

— А я и не знал, что с ним связался.

— Знаешь, Райен, он очень старомоден. Всякий, кто тронет его братишку, отвечает перед ним самим. Зря ты его кончил.

— Послушай… но я же этого не делал.

— Ох, Райен…

Я глубоко вздохнул, задержал дыхание и слегка потряс головой, чтобы лучше думалось.

— Пенни Стипетто последнее время так себя вел, что просто просился под пулю. Он полез ко мне, и, несомненно, я бы сам его рано или поздно прикончил. Но кто-то меня опередил. Так что я тут ни при чем.

— Райен… но я…

— Забудь об этом, крошка.

Она смотрела на меня, прикусив нижнюю губу.

— Не могу я забыть. Я помню… и все то…

— Ну хорошо, тогда и не старайся.

— Ох, непросто это.

— А ты постарайся.

— Какой ты, Ирландец, суровый. Может, я просто не хочу оставаться в долгу. Тебе это в голову не приходит? Ведь это ты не дал тогда этому психу Доу Венцелю убить меня и сам получил пулю, черт возьми.

— Послушай, — сказал я, — забудь, наконец, об этом. Ничего ты мне не должна.

В этот момент мне судорогой свело мышцы, и я весь изогнулся под веревками. Минуту не мог двинуться и лежал скрюченный.

И вот она уже на коленях и, рыдая, развязывает узлы. Когда наконец я освободился, наслаждение было слишком велико. Прежде чем я смог спокойно сказать «спасибо», некоторое время молча лежал на полу, постепенно приходя в себя.

— Не понимаю, перед кем я притворялась… — начала Лиза.

И в то же мгновение оба мы услыхали звук открывающейся входной двери. Я быстрым жестом заставил ее отойти и прислушался. В соседнюю комнату с шумом вошел Флай; он тяжело дышал, голос его дрожал от возбуждения:

— Я сразу же дозвонился до Большого Степа. Черт побери, он едет сюда сам. Слыхала ты… са-а-ам! Черт побери, мы тут повеселимся… Этот уж все свое получит сполна. Прямо здесь, минут через пять. Черт, сейчас я ему сообщу новости!

Он распахнул дверь и тут увидел меня, стоявшего во весь рост. Его отравленному мозгу понадобилось не менее трех секунд, чтобы осознать опасность своего положения, и прежде чем он смог отреагировать, я уже дал ему в челюсть и сшиб с ног. Я вложил в этот удар слишком много чувств. Флай был невелик, и я, при своем росте, явно переборщил. Он отлетел в другой конец комнаты, завалился на спину, еще раз перевернулся и обмяк; по подбородку стекала кровь, сквозь развороченную челюсть с трудом пробивалось дыхание.

У него за поясом я нашел свой пистолет и пошарил по его карманам в поисках капсулы. Не найдя, внимательно ощупал швы на его одежде, белье, проверил ботинки и все возможные места, куда он мог ее припрятать. Но ее нигде не было.

— Райен, Большой Степ… — забеспокоилась Лиза.

— Помню, — кивнул я, — пять минут. — У меня оставались еще две. Я не мог позволить себе рисковать. Пора было уходить. Я встал и пристально на нее посмотрел:

— Он взял мою капсулу. Она мне нужна. — Заметив усмешку в ее взгляде, я добавил:

— Я не из этих. Помимо героина, там было кое-что.

— Я… я постараюсь, — пробормотала она нерешительно.

— О'кей, крошка. Еще раз благодарю. Скажи Стипетто Примо, что Флай надо мной изрядно потрудился… А ну-ка, стой спокойно.

Она поняла, что я собираюсь делать, но все же не двинулась с места. Я осторожно ударил ее, так, чтобы у Большого Степа не возникло подозрений по поводу того, что здесь происходило. Я аккуратно положил ее на пол и убрался восвояси.

* * *

Встречу с Питером-псом я назначил у Тони Бэя, и Питеру пришлось оставить свой газетный киоск под предлогом завтрака. Это оказалось очень разумным, потому что Питер сообщил мне, что Ньюболдер со Шмидтом перестали сторожить меня у моей квартиры, а выставили нового парня в штатском для слежки возле его киоска и еще нескольких — патрулировать квартал. Да, убийство — дело нешуточное, а я — главный подозреваемый.

— Ты совсем спятил, раз ходишь здесь днем, — сказал Пит.

— У меня, приятель, нет другого выхода. Послушай, ты не знаешь чего-нибудь про Пенни Стипетто?

— А что я мог слышать? То же, что и другие. Они тебе это шьют, да ты и сам знаешь.

— Но ты все же знаешь лучше.

— Конечно, — кивнул Пит. — Но все же я не Большой Степ. После гибели брата он совершенно помешался и уверен, что это сделал ты. От того, что я слышу, кровь в жилах стынет.

— Можно, я еще как-нибудь тебя вызову, Пит?

— Конечно, в любое время. Когда захочешь.

— А ты пока расспрашивай. Наверняка кто-то в округе видел что-нибудь в день смерти Пенни.

— Ты же знаешь, Ирландец, что в этом городе соседний квартал — уже чужая территория. Здесь страх перед Стипетто намного сильнее, чем любовь к тебе. Сейчас тут очень страшно.

— Но ты все же расспрашивай. Сам не высовывайся, но посмотри, что можно разузнать.

— Ладно уж, постараюсь. А тебе самому чего бы больше хотелось: попасться сперва Стипетто или легавым?

Я улыбнулся ему. Незаметный парень из газетного киоска, а сердце — большое и благородное, и всегда готов помочь другу, попавшему в беду.

— Поощряется помощь в любом направлении, — ободрил его я.

Он прыснул и достал сверток с бутербродом.

— У тебя, дружок, я вижу, связи невелики. Я-то думал, что после прошлогоднего дела ты с полицией душа в душу живешь. Думал, они тебя за своего героя держат.

— Если тебя подозревают в убийстве, то все былые заслуги быстро забываются. Однажды они мне дали передышку. Второй ждать не приходится.

— Это верно. А из дома тебе ничего не нужно?

— Да нет. Если мне приспичит, я всегда могу незаметно пробраться внутрь. Но лучше все же держаться подальше. Так что если что узнаешь, найди меня через Энди.

— Договорились.

Я вытащил у него из кармана свежую газету.

— Это мне?

Питер-пес кивнул, улыбнулся и ушел. Я взял газету, кивнул на прощанье Тони Бэю и прямо на ходу стал читать.

Моей личности посвящена целая полоса. Неплохое паблисити.

Вкратце там сообщалось следующее: при попытке задержания подозреваемого в убийстве произошло столкновение с его сообщниками, в результате потасовки четверо убиты и несколько человек ранены. Среди убитых Винсент Стипетто (Крошка Степ), Карл Хувер и Моу Грин — все из шайки известного гангстера Примо Стипетто (Большого Степа). Четвертый труп был опознан как некто Льюис Койн, адрес неизвестен. Остальные, участвовавшие в потасовке, скрылись, так же как и Ирландец Райен, подозреваемый в убийстве Фреда (Пенни) Стипетто.

В целом же сообщение было слишком туманным для уличной пальбы такого масштаба. Понять из него что-либо было нелегко. Я, с одной стороны, должен был стать жертвой братьев Стипетто, а с другой — был с ними заодно: ведь они помогли мне избежать ареста. Никто даже не позаботился о том, чтобы концы с концами сходились хотя бы в этом сообщении.

В заметке также сообщалось, что Карин Синклер получила тяжелые ранения и попала в больницу Бельвю; она была названа секретаршей из Федеральной комиссии связи. Больше в газете не было решительно ничего.

В хороший переплет я попал, нечего сказать. Все хотят меня убить, а я тем временем должен доставить какую-то государственную тайну кому-то, кто меня уж точно не отпустит подобру-поздорову. Настоящая гангстерская жизнь.

Я позвонил в больницу из небольшой забегаловки в районе Седьмой авеню. Представился корреспондентом Ассошиэйтед Пресс и поинтересовался у дежурной состоянием здоровья Карин Синклер. Дежурная оказалась в хорошем настроении и соединила меня с нужным этажом. Там мне сообщили, что Карин Синклер все еще в тяжелом состоянии и к ней не пускают. Я поблагодарил и повесил трубку. Следующий звонок я решил сделать с другого аппарата, потому что если красотка Синклер мне не соврала, то федеральная полиция должна вокруг нее на ушах стоять.

Дежурный в полицейском участке соединил меня с офисом, и грубый голос сказал:

— Ньюболдер у телефона.

— Привет, сержант, это Райен.

После тяжелой минутной паузы Ньюболдер скучающим тоном спросил:

— Ну что, приятель, где ты там?

— Я звоню из автомата. Не трудись меня выслеживать, через минуту я буду уже в другом месте…

Он и сам это понял, и я мог бы поручиться, что он не стал меня засекать. Возможно, он все еще хорошо помнил прошлогоднюю историю.

— Ну что, зайдешь к нам?

— Пока нет. Мне тут нужно закончить кое-какие дела.

— Да ну? — Голос его звучал даже дружелюбно.

— Но кое-что все же хотелось бы обсудить начистоту. Не надо вешать на меня убийство Пенни Стипетто. Это не я его прикончил. Я вообще не имею к этому делу никакого отношения. Возьмитесь с другого конца, если хотите докопаться до истины.

Некоторое время он молчал, потом спокойно сказал:

— Я и не думал, что это обязательно ты. Хотя и ты бы мог. К тому же у нас тебе было бы безопаснее, чем на улице, — с Большим Стипетто, дышащим в спину.

— Да я на него плевать хотел.

— Правда? А вот меня так он очень беспокоит. По-моему, он еще натворит дел.

— Черт с ним. Поговорим лучше о девчонке, о Синклер.

Ньюболдер быстро отреагировал, даже слишком быстро:

— А она при чем?

— Она заговорила?

И снова его реакция была слишком быстрой:

— А что она должна была сказать?

— Это-то меня и интересует.

— Черт бы тебя побрал!

— Она очень при чем, сержант. Ведь не из-за меня же вся эта пальба. Конечно, Большой Степ поджидал меня со своими головорезами на улице, но главной тут была она.

— Райен… — Теперь, это я точно знал, он решил меня засечь и уже ругал себя за то, что не позаботился об этом раньше.

— Ну, я еще позвоню тебе, приятель, — сказал я и повесил трубку.

Петля вокруг моего горла затягивалась все туже и туже.

Итак, Ньюболдер считал, что девица подсела ко мне совершенно случайно и я просто воспользовался ситуацией, чтобы сбежать. Теперь же он понял, что я сыграл в этой истории гораздо более сложную роль. Отчасти это и неплохо. Если легавые мне понадобятся, я всегда смогу позвать их на помощь.

Глава 3

Днем в отеле «Улси-Левер» дежурил Ленни Эймс, а он был передо мной в долгу. Он принимал подпольные ставки на лошадей прямо на своем рабочем месте, а в это время пришли его проверять. Только я заметил их первым. И как ни в чем не бывало взял папку с цифрами, билетами, записями о сделанных ставках и с деньгами и унес все эти вещественные доказательства с собой. Когда все улеглось, он получил ее назад, но смелости втянуться в этот бизнес снова у него уже не нашлось. А я с тех пор так ни разу и не попросил его отплатить мне услугой за услугу.

Я вошел в обшарпанный вестибюль третьеразрядного отеля. Ленни Эймс заметил меня еще в дверях и мертвенно побледнел. Он, как и все, читал газеты, но лучше других сумел сделать из прочитанного соответствующие выводы. Едва заметным кивком он указал мне на дверь офиса, где я, прикрыв за собой дверь, стал ждать. Двумя минутами позже появился Ленни и в изнеможении рухнул в кресло у стола.

— Ирландец… ради Святого Патрика…

Я его перебил:

— Ну, дружище, настало время расплачиваться с долгами.

— Ну неужели не нашлось никого другого? Слава Богу, игроки отсюда убрались, но до сих пор, что ни день, приходит какой-нибудь легавый в штатском. Только вчера приваливал следователь и всю душу мне вымотал…

— Послушай, мне надо всего только комнату ненадолго, никаких неприятностей не будет.

— Да, конечно, ты и так уже по уши в неприятностях.

— Но мне надо закончить одно дельце.

Он встал, подошел к окну и сквозь венецианские ставни осторожно выглянул на улицу.

— Послушай, Райен. Допустим, с легавыми я справлюсь, но что, если сюда нагрянет Стипетто со своей шайкой? Думаешь, у них мозгов совсем нет? Они же помнят все твои штучки. Так что они наверняка на меня нажмут, а на меня и сильно жать не надо. Сам знаешь, я не боец. Я уже сейчас готов бежать с поля боя. Как только Большой Степ узнает, что ты у меня прячешься, нам с тобой обоим придет конец.

— Не припомню, чтобы тебе, Ленни, приходилось просить меня об услуге дважды.

Он посмотрел на меня. В его взгляде как в зеркале отражалось все его беспокойство.

— Ладно, Ирландец, извини, что-то у меня нервы сдали. — Он улыбнулся и трясущимися руками попытался зажечь сигарету. Удалось только со второй попытки. — Мы держим свободным один номер на четвертом этаже. На нем висит табличка «Подсобное помещение», из окна можно спуститься на задний двор по пожарной лестнице. Там есть умывальник, туалет и койка, и ключ от этой комнаты не обязательно сдавать дежурному. Там у нас раньше жил подсобный рабочий, но три месяца назад он умер, а другого мы взяли временно. Если к тебе кто-нибудь пристанет, скажи, что он попросил тебя его сменить. А меня оставь в покое.

— Отлично. А как быть с ночным портье?

— Трус, каких мало. Собственной тени боится. У него были какие-то неприятности, и наш отель единственный, где ему дали работу. Он руками и ногами за эту работу держится. Его я беру на себя.

— Так ты сам ему все скажешь?

— Да, черт побери. Лучше ему быть в курсе дела. Я скажу, что, если он откроет рот, ты сотрешь его в порошок. — Ленни выдвинул ящик стола, кинул мне ключ и сказал:

— Вот, это тебе. И я очень тебя прошу, не оказывай мне больше услуг.

— Договорились. — Я сунул ключ в карман и вышел.

Комнатка действительно оказалась невелика, но этого было вполне достаточно. Я мог сидеть здесь сколько мне вздумается и звонить по телефону. Дверь изнутри запиралась на засов, окна открывались легко. Я осмотрел дворик, заметил удобный лаз через двухметровый забор и завалился на кушетку.

Теперь можно хорошенько подумать.

Я оказался в гуще самых разных событий. Большой Степ уверен, что это я прикончил его братца, у меня был мотив, время и возможность это сделать. Он за мной охотится.

Полиция придерживается той же точки зрения, которая основана на показаниях их стукачей, и полиция тоже за мной охотится. У меня уже есть приводы; и даже если они не соберут доказательств, то все равно будут рады отправить меня за решетку. Слишком уж долго я мозолил им глаза.

Есть еще Карин Синклер. Если она говорила мне правду, а я почти уверен, что это так, то я оказался в самом центре чужой игры. Она призналась, что работает в ФБР, и никто этого не опроверг. Федеральная комиссия связи, возможно, всего лишь прикрытие. Она передала мне предмет, от которого может зависеть государственная безопасность, а я его потерял.

Черт возьми, я оказался самой голодной форелью в пруду к началу рыболовного сезона! Кроликом, спрыгнувшим с забора в центр собачьей стаи.

Следовательно, разумнее всего начать с поисков настоящего убийцы Пенни Стипетто. Таким образом я отделаюсь сразу и от преследований Большого Степа, и от легавых. Но что делать с Карин Синклер и ее преследователями? Ведь из-за этой проклятой капсулы все ФБР уже, наверное, стоит на ушах.

А капсула у Флая.

Значит, необходимо разыскать Флая. Подкрасться к хозяйству Большого Степа и найти там Флая. Задача не из легких. Этот паршивец не задерживается подолгу в одном месте и вряд ли спит две ночи подряд в одной кровати, хотя у него есть слабое место… он ведь говорил Лизе, что «зелье» у него кончается, и понадеялся, что в моей капсуле героин. Даже если бы он оказался прав, меня ждут крупные неприятности, если нет — еще большие. Эту сторону дела надо как можно быстрее прояснить.

Только после семи начало темнеть, и как только вечерняя толпа стала расходиться, я спустился вниз и, поймав испуганный взгляд похожего на педераста портье, вышел на улицу. Из ближайшей аптеки я тут же позвонил своему старому приятелю Биллу Грэди, который вел колонку в одной из крупных газет.

Трубку взяла его секретарша, и, чтобы добиться своего, мне пришлось представиться сенатором. Это сработало. Она тут же дала мне номер телефона, по которому можно его разыскать. Боясь, как бы она меня не опередила, я немедленно набрал этот номер.

— Грэди?

— Кто это?

— Ирландец.

Секунду он молчал, затем я услышал его удивленный голос:

— Да ну?! Не может быть! Где ты?

— Неподалеку. Хотел бы с тобой поговорить.

— Заходи.

— Но есть ведь, кажется, статья о соучастии…

— Слышал, слышал. Но еще существует свобода прессы и неписаный закон об охране источников информации. Я уже чую интересную историю.

— Приду через десять минут.

— Жду с нетерпением. Буду один.

Билл Грэди обитал в старомодном отеле на Семьдесят второй улице. Я поднялся на лифте, нажал кнопку звонка и, когда он открыл дверь, вошел. Мы не виделись три года, но это не имело никакого значения. Мы по-прежнему чувствовали себя армейскими дружками, которых несколько лет, проведенных бок о бок, сплотили на всю жизнь.

Он налил мне выпить и кивком пригласил усаживаться в кресло:

— А теперь рассказывай. Ты сегодня — самая сенсационная новость Нью-Йорка.

Я покачал головой:

— Это только так кажется.

— Итак?

— Наш разговор не записывается?

— Да что ты! Давай.

Я все ему рассказал. Я уже закончил, а он все еще не прикасался к своему виски, хотя и сидел со стаканом в руках.

— Что с тобой? — спросил я.

Он наконец сделал первый глоток и поставил стакан.

— Твой рассказ, на мой взгляд, подтверждает кое-какие слухи, которые до меня уже доходили.

— Так расскажи же скорей.

Грэди немного помешкал, видимо решая про себя, как много он может позволить себе сказать. Наконец он резко повернулся ко мне и начал так:

— Мне уже не раз доводилось вверять тебе свою жизнь. Надеюсь, что и на этот раз ты меня не подведешь. Слыхал ты что-нибудь о работе советских океанографов, начатой в 1946 году?

— Кое-что доводилось. Карта дна Мирового океана, течения, какие-то там приливы, отливы и тому подобное. А что?

— Ты ведь знаешь принцип действия ракет типа «Поларис»?

— Насколько я помню, они сжатым воздухом выталкиваются с подводной лодки в воздух, после чего включается их собственный двигатель и система наведения. А при чем здесь это?

— Дело в том, что вот уже много лет красные работают в нейтральных водах всего в двадцати милях от нашего побережья. И мы ничего тут не можем поделать, разве что держать их под наблюдением. Они, например, могут создать собственные ракеты типа «Поларис» и разместить их в нескольких милях от нашего берега. Достаточно всего нескольких, чтобы уничтожить наши важнейшие портовые города, со всем населением и военными базами, — для этого нужно будет только нажать кнопку. И всю эту работу они могут проделать в полной тайне.

— Но ты же сам сказал, что мы за ними следим.

— Дружище, ты забываешь, что океан велик. А развитие подводного плавания и подводных исследований достигло высокой степени совершенства. Они вполне могут выставить напоказ макеты, в то время как настоящие работы проходят за границами нашей видимости. И пока мы треплемся на многочисленных переговорах о ядерном разоружении и подписываем один договор за другим, строя из себя Большого брата для всех козлов в мире, русские спокойненько готовятся нас всех уничтожить на тот случай, если переговоры пойдут в невыгодном для них направлении. А наши военачальники, будучи законченными идиотами, и не думают о системе полной безопасности. Эти корыстолюбивые тупицы, которые воюют в Корее на допотопных самолетах и несут бесконечные потери, выжили Макартура, единственного, кто мог выиграть эту войну. Они заполнили все газеты, выставляя нас идиотами на весь мир и думая только о продвижении по службе и о получении новых и новых чинов, роют себе и всем нам могилы.

— Переходи к делу.

Билл кивнул и налил себе еще. Он задумчиво бросил в стакан кубик льда и сделал глоток.

— Из неофициальных источников я знаю, что Карин Синклер связана с ФБР, так что тут все чисто. Я проверял, раньше она занималась океанографией в одном из университетов Западного побережья. Она работала над каким-то заданием с шестью коллегами, каждый из которых погиб потом при странных обстоятельствах. Затем она работала на военно-морском флоте, где занималась исследованием дна океана вблизи американского побережья. Можно предположить, что ее работа была засекречена и как-то связана с определением местонахождения советского подводного ядерного оружия. И допустим, что ей удалось что-то найти. Думаешь, Советы не знают об этих наблюдениях и не готовы на все, лишь бы не допустить утечки информации? А теперь предположим, ей единственной удалось уйти от преследования и унести с собой план размещения их оружия. Они просто не могут оставить ее в живых. Они пойдут на все, чтобы она не смогла никому передать этот материал. Здесь уж все их спецслужбы полностью выложатся, и похоже, что так и есть… Тебе же, друг мой, доверили эту штуковину.

Я встал, крепко сжав губы.

— Но почему именно мне?

— Она оказалась в безвыходном положении, а тут ты подвернулся. Она посмотрела на тебя и решила, что именно ты с этим справишься.

— Чушь какая-то! — Я с громким стуком поставил стакан на стол и внимательно посмотрел на Билла. — Слишком много предположений. Перебор. И ни одно из них мне не нравится.

— Но ведь они могут быть верны, — спокойно сказал он.

— Но почему именно я оказался в центре всего?

— Судьба, дорогой. Таково твое счастье. — Он снова потянулся к стакану. — А может, это наше счастье. — Он снова посмотрел на меня и замолчал.

— Ну, хорошо. Допустим, что ты прав. Если я пойду в полицию, они меня засадят за убийство. Если я пойду в ФБР, они так или иначе все равно сдадут меня легавым. И что бы я им ни сказал, они все равно мне не поверят, потому что я не могу вернуть им капсулу, а Карин Синклер не может говорить. Если она умрет, то я больше не жилец. Если я останусь на свободе, то либо Большой Степ меня рано или поздно прикончит, либо легавые. Так что же мне остается?

В смехе Билла послышались сардонические нотки.

— Ну уж не знаю, дорогой, но ясно одно: будет интересно. Даже если мне доведется написать только твой некролог, то и это способно поднять тираж нашей газеты.

— Что ж, рад сделать тебе приятное.

— Весьма благодарен.

— А что лично ты собираешься предпринять?

Он усмехнулся:

— Я лично? Ничего. Собираюсь откинуться в кресле и смотреть, как ветеран войны превращается из гангстера вновь в защитника родины, причем не по собственному желанию, а по велению судьбы. Это будет любопытно с точки зрения изучения человеческой психологии. Ты ведь всегда для всех был загадкой, теперь тебе дан шанс показать, на что ты действительно способен. Мне же нужна хорошая история.

— А не хочешь сам ради этого попотеть?

— Но это физически невозможно, — рассмеялся он. — Ведь в эту историю попал ты. Я лишь привнес в нее высокую идею, а теперь хочу стать зрителем. А у тебя, Ирландец, уже нет выбора. Ты один знаешь все факты, необходимые, чтобы выбраться из ловушки. Если тебе это удастся, я конечно же сорву на твоем деле куш. Договорились?

Я поставил стакан и поднялся.

— Ну что ж, может, ты и прав, может быть.

— Но почему же «может быть»?

— Мне понадобится человек для связи. Раз тебе нужна история, то придется и тебе немного поработать. Он облизнул губы, хлопнул в ладоши и сказал:

— Что ж, этого следовало ожидать. Что от меня требуется?

— Устрой мне свидание с Карин Синклер.

— Но это невозможно. Тебе нельзя засвечиваться. Помимо того, что ее охраняет полиция, наверняка десяток дюжих молодцов дежурят под дверью. Это просто невозможно.

— Но все же постарайся.

* * *

К десяти вечера знакомый гример с телевидения напялил на мою короткую стрижку кудрявый парик, приклеил мне лондонские усики; в бутафорских очках и с блокнотом в руке я вполне мог сойти за манчестерского газетчика, который пару часов тому назад покинул студию, оставив нам свою визитную карточку. Набравшись храбрости, мы с Биллом прорвались в больнице Бельвю к первому посту, где полицейский заявил нам, что Карин Синклер по-прежнему слишком слаба, чтобы встречаться с репортерами. Собравшиеся неподалеку репортеры обсмеяли нас за неудачную попытку и продолжили игру в карты на перевернутом подносе, который стоял у кого-то на коленях.

Но Грэди не так легко было остановить. Он нашел в вестибюле человека в штатском и обратился к нему:

— Хорошо, пусть она не может говорить, но нам бы хотелось удостовериться, что она вообще жива. Переодетый полицейский пояснил:

— К ней никому нельзя.

— В этой истории что-то нечисто. С каких это пор случайные прохожие, попавшие под пулю, так охраняются? Думаю, что многие интересные обстоятельства еще всплывут.

Молодой человек в синем габардине нахмурился:

— Но послушайте…

— Я никого не слушаю. Я пишу, дорогой мой. У меня — колонка, и я пишу в ней то, что считаю нужным, и раз вам так хочется, я могу поднять несколько весьма любопытных вопросов.

— Подождите минутку, — сказал молодой человек. Он подошел к телефону, набрал номер и целых две минуты с кем-то беседовал. Потом он вернулся и кивком пригласил нас последовать за ним.

— Можете только посмотреть, и все. Она совершенно ни при чем, и нечего вокруг нее раздувать историю. А охраняется она из-за этого Стипетто. Ведь госпожа Синклер — свидетель всего, что там произошло.

На этот раз я среагировал быстрее Билла:

— А что, по-вашему, там произошло? Такого поворота в разговоре парень явно не ожидал. Все, что он смог мне ответить, было:

— Извините, но…

Прежде чем он собрался с мыслями, я схватил его под руку и еще раз спросил:

— Вы намекаете, что, помимо стрельбы, там было что-то еще?

Тут он уже, конечно, взял себя в руки и вновь сделал непроницаемое лицо.

— Если вы действительно полицейский репортер, то вы сами должны понимать, что я имел в виду и как важен в подобном случае каждый свидетель. Так вот, если вы хотите ее увидеть, в вашем распоряжении одна минута, не более.

— Извините, вы же нас знаете. Наша профессия — задавать вопросы.

— Но на этот раз вам придется помолчать. Кстати, вы — первые, кого сюда пустили. И никаких снимков, — предостерег он, указывая на мой фотоаппарат.

Я покорно закрыл блокнот. Лифт поднялся на шестой этаж, и наш страж провел нас мимо себе подобных, расставленных на всех стратегически важных точках вдоль коридора. У дверей палаты нас встретил врач, попросил долго не задерживаться, сказал что-то сиделке, и наконец мы вошли внутрь.

С Карин Синклер кто-то уже смыл косметику, и я увидел ее настоящее лицо. Оно было изумительно, несмотря на мертвенную бледность и закрытые глаза. Простыни не скрывали контуров ее великолепной фигуры, а блеск каштановых волос превосходно венчал всю эту красоту. Одно плечо было в бинтах, и через простыню заметна была повязка у талии.

Сиделка при виде нас машинально потянулась послушать ее пульс и, явно удовлетворенная услышанным, положила руку Карин на место.

— У нее тяжелые ранения? — спросил я.

— Слава Богу, раны чистые. И жизненно важные органы не задеты.

— То есть ее жизнь вне опасности?

— Ну а это врачу виднее. А теперь, если вы не возражаете… — Она встала и направилась к двери. Грэди последовал за ней, я же задержался всего на одну секунду. Но в эту секунду ее ресницы шевельнулись, затем веки слегка поднялись, и она взглянула на меня.

Медлить было нельзя. Она должна меня узнать и, несмотря на свое тяжелое состояние, кое-что сообразить. Не шевеля губами, я тихо спросил:

— Что за порошок был в капсуле? Героин?

Секунд тридцать с ее стороны не было никакой реакции, потом она сообразила. Тоже не шевеля губами, тихим шепотом ответила:

— Сахарная пудра.

После чего она закрыла глаза, и я быстро вышел. Нетерпеливый страж, поджидавший нас в коридоре, поинтересовался:

— Ну, удостоверились?

Билл кивнул и пожал плечами.

— Извините за назойливость. Но все же для нас это было очень важно.

— Если в этом деле что-то произойдет, то прессе будет сделано официальное сообщение. А вам мы советуем не раздувать страсти и спокойно ждать дальнейшего развития событий.

— Хорошо. — Билл взглянул на меня. — Пошли. А вам большое спасибо.

Парень слегка склонил голову:

— Еще я вас попрошу не говорить об этом… другим журналистам.

Когда мы спускались по больничным ступенькам на улицу, я заметил, протягивая Биллу зажженную спичку:

— А они волнуются. Ты заметил, как он проговорился вначале?

— Насчет того, что случилось?

— Да.

— Давай позвоним. У меня есть приятель в полиции, он обещал рассказывать мне все новости, если я не буду раньше времени делать сенсационных сообщений.

Мы перешли улицу и зашли в аптеку; я подождал, пока Билл поговорит. Когда он выходил из будки, лицо его было крайне озабоченное, глаза — серьезные. Он нервно потянулся к сигарете и выпустил дым из ноздрей.

— Ну, Ирландец, ты теперь, кажется, главный ключ к раскручиванию всей истории, — сообщил он мне. — Она действительно агент.

— Это подтверждает твою гипотезу.

Он бросил бычок и раздавил его носком ботинка.

— Полиция нашла стреляные гильзы и сравнила их с имеющимися стволами. В Карин стреляли не братья Стипетто. И не полицейские: их пули попали в Винсента Стипетто и в Моу Грина. — Он серьезно на меня посмотрел. — Теперь ты понимаешь?

— Похоже, что да, — ответил я. — Стипетто ждали меня. Когда вышла она, то кто-то начал стрелять в нее, а Стипетто решили, что это все мои проделки; бедняга Винсент так и умер при этом мнении. Тут появились Ньюболдер со Шмидтом и накрыли всю их шайку. Первые же, увидев, что Карин упала, решили убраться подобру-поздорову. Так что полиция застала только Стипетто, мысленно увязала их со мной и вполне удовлетворилась этой версией.

— Да, но только поначалу, — добавил он.

— Что же они будут предпринимать дальше?

— Ничего, до тех пор, пока девица Синклер не сможет говорить. В ней ведь все дело. Главное, ничего еще не закончилось. Она жива, а ты на свободе.

— Ну вот видишь, как все удачно получилось. А ты уже пишешь мой некролог?

— Нет, — серьезно возразил Билл, — пока только обдумываю.

Глава 4

Я начал с поисков Флая и решил собирать информацию через Питера-пса. Мне было известно, что у Флая кончается героин, и, очевидно, он должен что-то предпринять, чтобы пополнить свои запасы. Если он попробует сахарной пудры из моей капсулы, то ярость его будет столь велика, что Флай забудет об осторожности, и весь квартал так или иначе узнает об этом происшествии. Тогда надежды на то, что я когда-либо разыщу микрофильм, не останется. Разъяренный наркоман может сделать что угодно. Мое счастье, если он припасет эту капсулу на черный день, а сейчас обратится к своим обычным источникам. Их у него не может не быть — ведь он достаточно давно в этой каше варится, но именно поэтому ему легко «перекрыть кислород», и, насколько я знаю Большого Степа, сейчас он не замедлит это сделать. За то что Флай так легкомысленно меня упустил, ему уготована тяжелая ломка.

В «Салун» Чака Винсона можно было войти с бокового входа, и мне не пришлось пробираться у всех на виду мимо стойки в изолированную заднюю комнатку.

Я выбрал себе самый дальний кабинет и звонком позвал официанта. Вскоре явился старик Хэппи Дженкис с висящей на руке салфеткой и с вазочкой, полной подсоленных крендельков. Он не сразу меня узнал, но когда наконец поверх очков рассмотрел мою физиономию, то тяжело сглотнул и опасливо оглянулся.

— Неужто ты, Ирландец? В своем ли ты уме? Какого черта ты сюда пришел?

— Пивка захотелось, — ответил я.

— Не прошло и получаса, как сам Большой Степ приходил сюда, интересовался тобой. Чак сказал, что не знает, где ты, но они ведь могли сами тебя снаружи засечь.

— Дрожу от страха. Так что, пива я сегодня не получу?

— Ирландец… плохо твое дело. Степ приходил с новым парнем — кто-то из Майами. Крутой парень. Они землю носом роют — тебя ищут.

— А кто меня теперь не ищет?

Он снова облизнул губы и наклонился еще ниже:

— А легавые следят за Степом — на тот случай, если он тебя первым достанет. Это ты знаешь?

— Догадываюсь. Ну а теперь принеси мне вашего фирменного с пеной — знаешь, как в рекламе показывают, а я ее сдую. И спроси у Чака, не звонил ли мне кто-нибудь.

Хэппи обреченно кивнул и, шаркая ногами, поплелся восвояси. Двумя минутами позже он вернулся, бесшумно поставил передо мной кружку и сказал:

— Кто-то тебе звонил. Просили отзвонить. Чак недоволен, что его заведение используется для связи в такой момент. — При этих словах он протянул мне спичечный коробок с нацарапанным на нем телефонным номером.

Когда он ушел, я ополовинил кружку, нашел в кармане монетку и отправился к телефону-автомату. Номер был мне незнаком, хотя я и догадывался, что где-то в конце семидесятых улиц. На первый же звонок трубку сняли, и осторожный голос произнес:

— Да-а?

— Это Ирландец. Вы звонили?

— Ты где?

— У Чака Винсона.

— Я сегодня видел Питера-пса. Он сказал, ты ищешь Флая.

— А ты знаешь, где он?

— Нет, но я знаю, где он всегда брал свою дрянь. Его снабжал Эрни. Просто откупался от него героином. Так что, если тебе нужен Флай, нажми на Эрни.

— Спасибо, дружище. Я теперь твой должник.

— Никакой не должник. Ты меня однажды из крутой заварухи вытащил. Теперь мы квиты. — Он повесил трубку, а я еще некоторое время стоял и гадал, кто бы это мог быть. Черт возьми, сколько людей, оказывается, передо мной в долгу!

Вернувшись на место, я допил пиво и тем же путем вышел на улицу, где смешался с толпой, направляющейся к метро.

Свою деятельность Эрни Саут начал лет пятнадцать назад с оптовой торговли кокаином. Обслуживал некоторые районы Гарлема и только потом перешел к героину. На этом поприще он поначалу подторговывал для Тритопа Каултера; когда того взяли, проходил по его делу, отсидел свой срок в Синг-Синге, но зато, выйдя на свободу, окреп и вытеснил Тритопа из этого бизнеса навсегда. Он работал на территории Большого Стипетто, умудрялся быть с ним в хороших отношениях и при этом так ловко вел дело, что легавые не могли к нему подойти ни с одного бока.

Последнее время имя Эрни Саута у всех на слуху. После того как в 1962 году Большой Степ выделил район в Аптауне своему младшему братишке для самостоятельного бизнеса, Эрни и Пенни Стипетто сблизились, как родные братья. Смерть застала Пенни в самом расцвете дела, и поскольку считалось, что замочил его я, то Эрни Саут оказался в числе тех, кто жаждал мести.

После гибели Пенни его территория осталась без хозяина, и на то время, пока Большой Степ подыскивал нового наместника, делами заправлял Эрни.

Черт возьми! Мне, конечно, следовало держаться от них от всех подальше, но я просто не мог удержаться, когда увидел, с какой наглостью Пенни вымогает бабки у Руди Макса. Какой-то жалкий газетный киоск! Нашел себе объект для рэкета! Конечно, я совершенно не думал о том, какие они с братаном важные шишки, когда ломал ему челюсть и ребра и оставлял его плавающим в луже собственной крови. Двое из его команды при этом присутствовали, но они прекрасно знали, что у меня за поясом тоже кое-что есть и я уж наверняка продырявлю им черепушки при первом же их движении. Они ведь не новички в деле. Нет, они немного подождут. Пусть об этом позаботится Большой Степ, если сам Пенни не сможет. Но Пенни рассудил иначе: он не стал ждать, пока весь город узнает о его позоре, а взялся за пистолет и решил меня убить.

А тут кто-то его и замочил.

Зачем?

Мне не составило большого труда выйти на Эрни Саута. У меня было немало друзей в его районе, которые сами с наркотиками не возились, но, варя собственные дела, невольно узнали и представителей этого малопочтенного рода бизнеса. Они с готовностью показали мне Эрни в третьесортной пивной и предоставили его в мое распоряжение. Они не могли не знать, как высоко нынче ценится моя персона, но, натерпевшись от грубого рэкета Большого Степа, не хотели ему помогать. Итак, мне наказали смотреть в оба, предложили помощь, которую я решительно отверг, и пожелали удачи.

Часа полтора я ждал на улице перед пивной, пока посетители не разошлись по домам. Потом я увидел в окно, как Эрни заплатил по счету, сказав что-то, по всей видимости очень забавное, бармену, и направился к двери.

Он повернул голову налево, высматривая такси в потоке машин, и в этот момент я дулом пистолета ткнул его в ребро.

— Привет, Эрни.

Он не успел обернуться, а его уже начала бить дрожь. Попытавшись взять себя в руки, Эрни весь напрягся и повернул корпус ровно настолько, чтобы разглядеть меня. Тут он смело и даже с улыбкой взглянул мне в глаза, расслабился и как ни в чем не бывало сказал:

— А, Ирландец, ты последнее время в ударе.

— Я-то — да, а вот ты — нет. — И я, держа Эрни на прицеле, обшарил его пояс и карманы, чтобы удостовериться, что он не вооружен. — Пошли. Шаг в сторону — и ты, парень, кончен. — Я не шутил, и он это понял, но также понял и то, что если не будет сопротивляться, то все сойдет хорошо; и мы, как два закадычных дружка, бок о бок отправились вперед по Бродвею.

— Ты зря сюда, Ирландец, явился. Здесь повсюду Большой Степ расставил своих ребят.

— Тогда моли Бога, чтобы они нам не встретились на пути. Ведь первая пуля полетит в тебя.

Я заметил, как он нервно посмотрел по сторонам в надежде, что никого поблизости нет. С ними он еще смог бы как-нибудь справиться, со мной — нет.

— А в чем, собственно, дело? — спросил он меня. — Ведь я с ними очень мало связан. А к твоей истории и вообще никакого отношения не имею.

— Мне нужен Флай. Я знаю, что ты давал ему героин. Где он сейчас?

— А я почем знаю?

— Когда я последний раз его видел, его запас уже подходил к концу. Так что он должен был наведаться к тебе.

Эрни Саут ничего не ответил. Он достал сигарету и дрожащими пальцами поднес к ней спичку.

— Послушай, Эрни. Я сейчас прицелюсь тебе в ногу. Прострелю тебе коленный сустав и исчезну прежде, чем подъедет патруль. А тебе до конца жизни придется мучиться с протезами.

Он попытался снова взять себя в руки.

— Этого ты не сделаешь.

— А ты вспомни младшего Суона. Видел когда-нибудь его руки? Он до сих пор не может ими пользоваться. А еще припомни Бака Харриса и Сая Грина. Сай-то постепенно приходит в себя, а вот Бак до сих пор ездит на инвалидном кресле в богадельне, пытаясь забыть памятный вечер нашей встречи.

Эрни прекрасно все вспомнил. Я заметил, что лоб у него вспотел. Он сглотнул, поднес ладонь к лицу и еле слышно сказал:

— Флай теперь в нашем черном списке. Ему никто ни щепотки не дает.

— Это еще почему?

— А потому, что так распорядился Большой Степ. Он хочет хорошенько наказать Флая за то, что он тебя упустил.

— Но где же Флай, Эрни?

— Да не знаю я! Я…

Он мог расслышать звук взводящегося курка.

— Но послушай, Ирландец, я ведь действительно не знаю, где он. Поищи других!

— Скажи кого.

— Может быть, это Кортес. Или Конни Морс, или Джой Гомп с Девяносто шестой улицы. Он, к ним раньше забегал.

— Но ведь это все территория Большого Степа.

— Конечно. И они тоже не должны ему ничего давать. Поищи кого-нибудь в Даунтауне. Я знаю, что там у него были какие-то связи, не знаю, правда, с кем. Это ведь уже чужая территория. Там я никого не знаю.

Я понял, что он говорит правду. Эрни Саут не из тех, кто будет мне врать. Он прекрасно знает, чем ему это грозит.

— А ты не знаешь, где он ночует?

— В притоне на Второй, недалеко от Стива Дайнера.

По выражению его лица я понял, что есть что-то еще, и снова легонько ткнул его дулом пистолета.

— Ну-ну, Эрни, договаривай уж.

Он понял, что отвертеться не удастся. К тому же он знал, что, если что-нибудь не так, я все равно его найду.

— Только Большой Степ это место обложил.

— Зачем?

— На тот случай, если у Флая там припрятана заначка.

— Гм, похоже, что Большой Степ не на шутку рассердился.

— Сам увидишь, — зловеще пообещал он.

— Послушай, Эрни, а ты не знаешь, кто прикончил Пенни Стипетто?

Тут он остановился и полными ненависти глазами взглянул прямо на меня. Лицо его в этот момент стало похожим на маску. Я спокойно улыбнулся и покачал головой:

— Поверь, это был не я.

— Ты подписал себе смертный приговор, Райен. Тебе было бы проще броситься на рельсы в метро.

Я снова взвел курок и засунул пистолет себе за пояс.

— Мне предстоит нелегкий путь. Когда увидишь Большого Степа, скажи, что я хочу с ним встретиться.

Эрни рванул за угол, и, как только он скрылся из виду, я тоже нырнул в ближайшую подворотню, прошел двор насквозь, поймал такси и попросил подвезти меня до «Кафетерия». Большой Степ, Ныоболдер и Шмидт разыскивают меня повсюду, но вряд ли им придет в голову ждать меня именно там, где я привык ежедневно обедать. А в «Кафетерии» всегда был кто-то из моих знакомых, кто не побоялся бы сообщить мне, что происходит в округе.

Первым меня заметил Уолли Пи и чуть не поперхнулся кофе. Он знаком дал мне понять, что не может со мной разговаривать, и указал глазами на сидящего в дальнем углу Иззи Голдвица, который как раз доедал пай со своим любимым соусом. Я купил чашку кофе, подошел с ним к столику Иззи и сел спиной ко всем. Это был большой риск, который мог стоить жизни, но все же очень не хотелось, чтобы кто-нибудь здесь узнал меня. Иззи явно не обрадовало такое соседство, он изменился в лице и не стал доедать пай, решив закончить обед одним кофе.

Когда он ставил кофейную чашечку на стол, глаза его приняли прямо-таки умоляющее выражение.

— Послушай, Ирландец, смойся куда-нибудь. И подальше от меня, хорошо? Ты ведь уже свое получил, а мне совершенно не хочется еще раз попадать в перестрелку.

— Спокойно, Иззи. Мне нужен только Флай, и больше ничего. Ты его видишь?

— Я вообще ничего и никого не вижу. А теперь исчезни, о'кей?

— Флаю сейчас никто не продает.

— Знаю. Большой Степ перекрыл ему кислород. Так что Флай теперь вроде как на принудительном лечении. Если это его убьет, то станет наказанием за то, что он тебя упустил. Так на кой черт он тебе сдался? Кстати, тут недавно его еще какой-то парень искал. Педро до сих пор трясется, вспоминая об этом.

— А кто таков? — спросил я, нахмурившись.

— Понятия не имею. Спроси у Педро. А от меня держись подальше.

— Хорошо, Иззи, не бойся. Спасибо тебе.

— От тебя мне ничего не надо, даже «спасибо».

* * *

«Педро» называли низкорослого пуэрториканца с таким множеством труднопроизносимых имен, что никто не мог их запомнить. Ему приходилось содержать шестерых младших братьев и сестер, и он в поте лица с утра до ночи работал на судомойке. Обычно юркий и улыбчивый, сегодня он сидел в дальнем углу кухни понурый и испуганный. При виде меня он быстро вскочил с перевернутого ведра и постарался сделать веселое выражение лица.

— Привет, Пит, — сказал я.

Узнав меня, он хотел улыбнуться, но у него не получилось, и он оставил попытку.

— Мистер Райен, — тихо приветствовал он меня.

— Что стряслось?

— Ничего, ничего, пожалуйста, мистер.

Я отшвырнул ногой пустой ящик из-под кока-колы и подошел поближе к нему.

— Расскажи мне все, Пит. Кто к тебе приставал?

— Ничего, ничего.

— Не обманывай меня. Все равно, раз мне надо, я узнаю, так что выкладывай уж лучше все. Кто бы это ни был, ведь он может и вернуться.

В глазах его отразился ужас, он прижался спиной к стене и закусил губу. Потом посмотрел на меня и поежился.

— Мужчина. Искал Флая. И вас тоже искал.

— А кого первого?

— Вас, мистер Райен. Он о вас спрашивал еще тогда. Я решил, что он из полиции, и рассказал, как вы здесь прятались. И рассказал, как потом сюда вошел Флай.

— А что еще?

— Больше ничего. Я ведь не знал, где вы. Когда он меня начал бить, я сказал, где живет Флай.

— Опиши мне его.

— Не такой высокий, как вы, мистер Райен. Голос такой странный, и говорит по-английски, как я, только по-другому. Плохой человек, очень плохой.

— Так ты знаешь, где Флай? Он покачал головой:

— Нет. Я его с тех пор больше не видел.

— Вы ведь были приятелями, Пит. Ты знал, что он на героине?

— Конечно знал.

— И ты, наверное, знаешь, где он берет порошок?

— Раньше брал у Эрни Саута. А сейчас — не знаю.

— Это может быть кто-нибудь из здешних?

— Да нет, здесь сейчас никто Флаю продавать не будет. Его дела очень плохи.

Я встал и потрепал его по голове.

— Ну что ж, спасибо, приятель. Ты не бойся, что твой мучитель вернется. Сейчас есть кому о тебе позаботиться.

— Ну что вы, пожалуйста…

— Ничего, ничего, малыш. Не бойся. — Я улыбнулся, на этот раз и ему удалось изобразить на лице некое подобие настоящей улыбки. — Не знаешь, где здесь телефон-автомат?

Он показал на дверь:

— Только там, в кухне.

Я дозвонился до Ньюболдера по домашнему телефону, номер которого сообщили мне в участке.

— Сержант Ньюболдер у телефона, — сказал он. — Кто это?

— Это твой приятель Ирландец. Несколько секунд он молчал, и я слышал, как он дышит, потом он щелкнул зажигалкой.

— Ну что ж, из дому я не могу тебя выследить. Так в чем дело?

— Тут в «Кафетерии» работает один парень, Педро. Хорошо бы на несколько дней приставить к нему охрану. К нему недавно приставал один тип, и по-моему, это имеет отношение к нашему делу.

Я услышал, как он записал что-то карандашом.

— Но ведь это может сделать и кто-то из твоих друзей.

— Конечно, но все же это ваша работа.

— Ну ладно, не груби. Я вижу, ты там землю носом роешь. Ищу одного головореза по имени Флай. И что с ним стряслось?

— Вы про него ничего не знаете?

— У нас он не фигурировал.

— Тогда я советую вам как можно скорее его изолировать, чтобы потом не возиться с убийством. Тут Большой Степ запретил всем снабжать его зельем, поэтому скоро у него начнется ломка, и он кого-нибудь убьет.

— А какое он имеет отношение к нашему делу?

— Я мог бы вам сказать, но, если я хочу из этой истории выпутаться, мне придется все делать самому.

— Пока у тебя не слишком хорошо получается. Если ты еще день-другой прошляешься по улицам, тебе, боюсь, не поздоровится.

— Ну, это уж моя забота.

— Я тебе по-дружески советую бросить эту затею. ФБР дышит тебе в спину. Все, кто только мог, внесли тебя в черный список, так что это только вопрос времени. До тех пор, пока Большой Степ что-нибудь не натворит, мы не имеем права его взять. Но для тебя это уже будет поздно, так что я предлагаю укрыться у нас.

— И получить приговор за убийство Пенни Стипетто? Большое спасибо за любезное предложение, сержант.

Тогда он беззаботно сказал:

— Ну что ж, поступай, парень, как знаешь.

— Вот именно, — согласился я. — А кстати, как Карин Синклер?

В тон мне, все так же беззаботно, он ответил:

— А вот этого я не могу тебе сказать. Час тому назад ее похитили из палаты.

Ощущение было такое, будто меня снова ударили по голове.

— Что?

— И отчасти ты, Ирландец, в этом виноват. Так что считай, что это дело тоже на твоей совести, если, конечно, она у тебя есть.

Мои пальцы изо всех сил сжали трубку.

— Как они это сделали?

— Просто: два врача под дулом пистолета. Похититель выдавал себя за практиканта. Одного врача он пристрелил, снял с него халат, и двум другим ничего не оставалось делать, кроме как выполнить его приказ. Под носом у охраны они сунули ее в карету перевозки больных и были таковы. Десять минут назад мы нашли машину, но Карин нет как нет.

— Проклятье!

— Так что вноси, парень, в список своих жертв еще одну девушку. Думаю, что теперь тебе многое станет яснее. Мы поговорили с Биллом Грэди, и он рассказал о ваших похождениях. Ты уже и так доставил кое-кому немало беспокойства, а теперь можешь перед сном думать о красивой девушке, лежащей где-нибудь под бетонными плитами.

Задержав дыхание, я начал про себя ругаться, пока не раскалился до такой степени, что чуть не сорвал телефон со стены.

— Они ее не убьют, — сказал я вслух.

— Почему?

— Потому что то, что им нужно, находится у меня, и им нет никакого смысла убивать ее до тех пор, пока они не узнают, куда она дела ту штуковину, ради которой они из шкуры вон лезут.

Я повесил трубку, минуту тупо смотрел на телефон, потом повернулся и через служебный вход вышел из кухни прямо на улицу. Итак, необходимо найти Флая. А он неизвестно где мается от ломки, неся в кармане такой заряд информации, который может разнести весь мир к чертовой матери. Они это знают, и я это знаю, но я никак не могу до него добраться, не став при этом мишенью для легавых, или для Большого Степа, или для банды советских убийц.

Но я все же должен это сделать.

Я высматривал такси, по улице в это время неторопливо полз черный «шевроле». Впереди зажегся зеленый свет, а в Нью-Йорке не принято расслабляться за рулем, когда горит нужный сигнал. Автомобиль был с нью-йоркскими номерами, что явно не вязалось с его не нью-йоркским поведением. Меня так легко не проведешь.

Не успел из окна машины грянуть выстрел, как я уже катился по тротуару в направлении спасительного мусорного ящика, а вслед мне раздались еще два выстрела, и две пули отскочили от стены. В свете уличного фонаря я на секунду увидел лицо, глядевшее на меня сквозь стекло автомобиля. Грубое, хищное лицо под копной черных волос, одна прядь которых свисала на глаза.

Машина исчезла за поворотом прежде, чем я успел вытащить пистолет, и никто, кроме случайно взглянувшего на меня пьяного, не заметил, что произошло. Но звук должен был быть хорошо слышен, а у перехода стояли две парочки, так что прежде чем они очухались, я встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало пошел дальше.

Пьяный отер рот и рассмеялся:

— Ну и дружки у вас, мистер.

— Высший свет, — пояснил ему я.

Итак, я засветился. Кто-то догадался, что я вернусь искать Флая или узнаю, что его ищет кто-нибудь другой. За мной охотятся профессионалы, и границы джунглей сужаются. Что ж, я привык здесь жить и вовсе не собираюсь облегчать их задачу.

Но, честно говоря, о себе я в тот момент не думал. Я думал о Карин Синклер, красавице, готовой отдать жизнь ради благой цели. Теперь она у них… и я знаю зачем. С ними можно торговаться: попробовать обменять ее на микрофильм. Нет, это бесполезно, в ту же секунду, как они его получат, Карин погибнет. А то, что им нужно, находится у обезумевшего наркомана, который не будет знать, на каком он свете, к тому времени, как я его найду. Если, конечно, я его найду.

Глава 5

Два года назад группа ребят из ФБР наняла меня для одного дела. Это была не прямая вербовка, хотя в результате мое благосостояние могло бы существенно повыситься. Нет, с их стороны это была своеобразная игра: им требовались мои услуги лишь в одном сюжете, без этого они не могли раскрутить дело. Они ловко меня обложили, не оставив практически никакого выбора, так что мне пришлось поиграть с ними в полицейских, и я с честью гангстера вышел из этой игры, правда, потом еще долго приходил в себя, потому что люди моего сорта не любят якшаться с легавыми.

Ну а теперь им пришло время отдавать долги. Карточка с телефонным номером изрядно потрепалась в моем бумажнике, кое-что было написано уже поверх цифр, но все же я смог их разобрать и позвонил. По этому телефону кто-то должен отвечать в любое время суток, так что я был уверен, что соединюсь с кем надо. Трубку на том конце сняли, и кто-то произнес:

— "Варли импортс". Чем можем быть вам полезны?

— Для начала постарайтесь меня вспомнить, — сказал я.

— Да? — переспросил голос весьма озадаченно.

— Меня зовут Райен… еще меня называют Ирландцем.

— Минуту подождите, пожалуйста.

На том конце провода, по всей вероятности, закрыли ладонью микрофон, но все же я расслышал гул голосов. Затем ладонь убрали, и со мной заговорил уже другой, очень хорошо знакомый мне голос.

Голос звучал вовсе не дружески. Скорее холодно и безразлично:

— Райен? Что тебе надо?

— Увидеться, Шаффер. За вами должок.

— Райен…

— Ну-ну. Говорить буду я. Я звоню из автомата, который вам не удастся выследить быстро, так что не беспокойтесь зря. Лучше подойдите к углу Восьмой авеню и Сорок пятой улицы и по четной стороне идите вверх. Как только я удостоверюсь в том, что вы один, я к вам присоединюсь. И торопитесь: встреча через двадцать минут.

Я повесил трубку и усмехнулся. Клиф Шаффер будет как штык, в этом я уверен. Он наверняка догадывается, в чем дело.

Но я также знал, что он наверняка попробует подстраховаться, и попросил одного своего приятеля заблокировать его автомобиль у обочины. Вскоре я нагнал Шаффера, завел его в вестибюль отеля на углу и через черный ход вывел на другую улицу. Все это я проделал без помощи оружия. Шаффер никогда мне не доверял, но он знал, что раз я за что-то взялся, то все равно сделаю по-своему. Он даже не потрудился взять с собой пистолет.

Через два дома мы зашли в ночной ресторан, сели за дальний столик и попросили принести нам кофе с сандвичами. Здесь я внимательно разглядел его. Передо мной сидел все тот же бесстрастный полицейский, каким я его помнил, только седины в его волосах стало побольше и, может, пара морщинок возле глаз прибавилась; в остальном он оставался все тем же руководителем группы, занятой расследованием дел особой важности.

Но и он разглядывал меня столь же внимательно.

— А ты не очень изменился, Ирландец, — заметил он.

— Как видите, все еще жив.

— Это удивительно. За тобой, кажется, весь город охотится. Как бы не опередил всех Большой Степ.

— Я, честно говоря, больше опасаюсь гастролеров.

Он собирался было зажечь сигарету, но тут рука его замерла на полпути.

— А ты, Райен, кажется слишком много знаешь.

— Да нет… как раз недостаточно. Но мне бы хотелось остаться в живых, и вы должны мне в этом помочь.

— Еще чего. Твои прошлые заслуги тут ни при чем. Сейчас ты для меня — обыкновенный гангстер, и если смогу уличить тебя в каком-нибудь незаконном действии, то непременно это сделаю. — Он спокойно посмотрел мне в глаза и раскурил, наконец, сигарету.

— Давайте рассмотрим эту проблему в контексте Карин Синклер, — предложил я, — не будем держать меня за идиота. Я сам сюда не совался. Меня опять втянули ваши сотрудники, и, честно говоря, эта роль мне уже надоела.

Он мягко перебил меня:

— Откуда ты все знаешь, а, Ирландец?

— А вы забыли, что я в колледже учился. Все же герой войны. Умный я.

— Но ты же просто гангстер.

— А мне так больше нравится. Я гангстер, я могу надуть мошенника, могу плевать на безмозглых политиков, которые нас всех в гроб вгонят ради собственных эгоистических интересов. Я могу не блеять вместе со всеми овцами по поводу того, что жизнь — сложная штука, а делать то, что считаю нужным. Будь сейчас год эдак 1776-й, я, наверное, был бы революционером; в те времена и сборщики налогов были честными парнями. А сейчас мне кажется совершенно бессмысленным бороться против врага, который хочет уничтожить страну, или быть функционером. Но и овцой я стать не собираюсь, так что закончим этот разговор.

Его серые глаза снова скользнули по моему лицу, и безжизненная улыбка слегка озарила его физиономию.

— Что ж, поговорим о Карин Синклер.

— Об океанографе? — ехидно переспросил я. — Или, может, вам бы больше понравился отрывок микрофильма с планом расположения подводных пусковых установок советских ракет, размещенных вблизи наших берегов?

С завидным хладнокровием Шаффер сложил руки и облокотился на стол.

— Я не думал, что это возможно. Не верил, что могут быть такие совпадения. Мы все старались сопоставить факты, но ничего не выходило.

— Должен заметить, что ее преследователи соображают побыстрее вашего.

Но он не обратил ни малейшего внимания на мою реплику, следя лишь за ходом собственной мысли.

— Итак, вот к кому это попало. Она смогла нам все рассказать, но не сумела тебя точно описать. Нам, конечно, приходило это в голову, но мы отбросили такой вариант, решив, что это невероятно.

— Но кто они, Шаффер?

— Ирландец, а где капсула?

— Кто они? — повторил я свой вопрос.

Шаффер снова улыбнулся своей жесткой, неприятной улыбкой.

— Манос Деккер. Глава организации, которую мы условно называем «План Фредди», в Аргентине; это он убил Карлоса Амегу в Мадриде, и он стоит за спиной организованного во Вьетнаме саботажа.

— А теперь он здесь, — уточнил я.

— Сейчас я тебе кое-что расскажу.

— Ну, скорее же.

— Они засекли наших людей, которые якобы занимались сугубо научными исследованиями океанического побережья. С помощью магнитной мины им удалось подорвать «Фэйруэй-2», но Карин Синклер с Тимом Ризом все-таки выбрались на берег вместе с картой, которую они успели сделать. В Майами Тим снял с нее микрофильм, а сам тут же попался, пленки остались у Карин, но она не смогла их передать, потому что они шли за ней по пятам. С горем пополам она добралась до Нью-Йорка. Очевидно, это было не самым удачным ходом, весь город кишит их агентами, которые только и ждали ее появления. К счастью, она их быстро заметила и решилась на отчаянный шаг. К несчастью, ей подвернулся именно ты. Так где же пленка?

— Обеспечьте мне безопасность, и тогда все найдется. Мягким движением он разжал пальцы и достал еще одну сигарету.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, где она. И, по всей вероятности, сумею ее достать. Но я не могу этого сделать, когда полицейские дышат мне в спину. Я не могу одновременно отбиваться и от обвинения в убийстве, и от Стипетто.

— Извини.

— Вы сами в этом заинтересованы: в противном случае вы потеряете агента и все, что она наработала.

— Черт побери, Ирландец…

— Так что сделайте, — сказал я, — не знаю как, но вы должны это сделать. Ваши ребята многое могут. Однажды им это удалось, но тогда я об этом не просил, а сейчас прошу, и, пожалуйста, постарайтесь, а то мне придется ворошить прошлое и воскрешать в печати подробности той истории.

— А как же патриотический долг?

— Не до него, когда приходится спасать собственную шкуру.

— А Карин Синклер? Мне показалось, что ты говоришь о ней с нежностью.

С нежностью? Да я забыть ее не могу. С тех пор как ее увидел, только о ней и думаю.

— Прекратите, Шаффер. Так вы согласны?

— Похоже, что на этот раз у меня нет выбора. Так ведь?

— Так.

— Но мне тоже хотелось бы кое-что узнать, — сказал он. — Ты, наверное, хочешь все сделать так, чтобы выйти сухим из воды?

Я внимательно смотрел на него и ждал. Шаффер улыбнулся, и лицо его стало совершенно непроницаемым.

— Я собираюсь снова дать тебе разрешение на пользование оружием. Так что мы снова вместе.

— Ну уж нет, черта с два!

— Ты ведь не читал, что было написано в бумаге, которую ты подписывал пару лет назад. Там было разрешение. Но и ответственность тоже — Ну и сволочи вы все. Я не собираюсь снова играть в полицейских…

— Не надо цепляться к словам. Так ты знаешь, как меня найти. Звони. Я постараюсь немного облегчить твою жизнь. А в остальном полагайся на себя. — Он медленно, с вялой улыбкой поднялся. — В конце концов, может, это и к лучшему, что из миллионной толпы она выбрала именно тебя. Ты достаточно умен, и циничен, и зол, чтобы сделать все так, как надо.

— Послушайте, Шаффер…

Но он уже не слушал. Он лишь покачал головой и поднял вверх руку, прощаясь со мной.

— Наши ребята тоже будут этим заниматься. Конечно, мы прочешем весь город в поисках Карин Синклер, но мы хорошо знаем, с кем имеем дело. Это ведь не простой киднеппинг, и выкупом тут не отделаешься. Вся операция была разумно спланирована и блестяще исполнена. Те, кто стоит за этим, имеют намного более веские мотивы и мощные ресурсы, чем простой криминальный элемент. Но все же они, безусловно, преступники, и, следовательно, их можно поймать. Итак, удачной охоты тебе, Ирландец. Если мы понадобимся, звони. А еще заходи посмотреть на некоторые фотопортреты из нашей коллекции.

Он повернулся и ушел, а я сидел и материл его все то время, что он шел к двери. Снова эти сволочи окрутили меня, и отступать некуда. Их так называемая помощь того совсем не стоила. Мне нравится мое положение в обществе, и я хочу остаться самим собой, а я снова оказался по другую сторону барьера.

Черт бы их всех побрал.

Шаффер предупредил своих сотрудников о моем визите. Они вели себя корректно, но все же наблюдали за тем, как я рассматривал фото, со скрытым неодобрением. На одном из столов лежало мое досье, и не могло быть сомнений, что все они только что ознакомились с моей фотографией во всех подробностях. Наибольшее впечатление я, по всей видимости, произвел на красотку, сидевшую за столом дежурной: при виде меня она задрала ножку чуть ли не выше головы, а передавая мне папку с фото, нагнулась чересчур низко, с явной целью продемонстрировать свой великолепный бюст, которому было тесно в узком платье. Заметив это, один из рослых парней нетерпеливо сжал губы и, швырнув прямо мне под нос три крупных фото, восемь на десять, махнул ей, чтобы она отошла.

— Вот это — Манос Деккер, — сказал он. Это были не студийные снимки, а фото, сделанные с очень дальнего расстояния через объектив, но все характерные черты его физиономии были схвачены. На ней отсутствовала печать какой-либо национальности, но непостижимым образом расположение глаз, дряблый, бесформенный рот и легкая горбинка на носу выдавали в нем убийцу, человека, который получает удовлетворение от такой работы. Мне не раз приходилось глядеть в такие лица, и у меня был на них безошибочный нюх.

Я запомнил это лицо и стал рассматривать лица других агентов, работавших в США. Пара физиономий оказалась мне очень хорошо знакома, это были достаточно известные личности. На одном из групповых снимков я тоже увидел человека, показавшегося мне знакомым, но никак не мог припомнить, где же мы с ним встречались.

— Это собрание коммунистов. Имени его мы определить не смогли, — пояснил парень, который через мое плечо рассматривал фотографию.

Я кивнул, еще раз просмотрел всю папку и закрыл ее.

— Извините за беспокойство, — сказал парень.

— Что вы, никакого беспокойства, — вежливо ответил я.

— Если вы увидите кого-нибудь из них, сообщите, пожалуйста.

— Обязательно. Увижу живым или мертвым?

— Нам не до шуток.

* * *

Разыскать Лизу Вильямс было непросто. Она всегда находилась под рукой у Большого Степа, и он мог в любой момент послать ее к кому-нибудь из своих верных ребят. С тех пор как он разбил ей физиономию, она жила в вечном страхе, боялась его безумно, но и порвать с ним не могла: печать, оставленная Большим Степом на ее лице, навсегда отделила ее от другого общества. Иногда на Бродвее ей удавалось в вечерние часы получить немного денег от любителей приключений, но она тут же спускала их в близлежащей пивной.

Итак, добраться до нее и чтобы при этом никто из команды Стипетто или их доброжелателей не донес, было нелегко, но, как я уже не раз говорил, Нью-Йорк — это и мой город тоже, и тут есть одному мне известные потайные тропки и боковые аллеи. Ориентировался я в этом пространстве ничуть не хуже этих людей. Передо мной стояла вполне посильная задача. В четыре утра я наконец разыскал ее в задней комнате большого потрепанного особняка. Сквозь дверь я услышал, как она напевает песенку из своего старого репертуара, и по голосу было ясно, что она пьяна. Я постучал в дверь, и эффект был такой, будто резко выключили проигрыватель. По возникшей вдруг тягостной тишине я понял: она стоит, прислушивается и дрожит от страха.

Наконец она произнесла:

— Да… да, кто там?

— Это Ирландец, крошка, открой, пожалуйста. Дверь очень медленно раскрылась, но только на цепочку, и она осторожно выглянула. Глаза ее были красны от бурно проведенной ночи, на лицо неряшливо свисал выбившийся из прически локон.

— Райен? — недоверчиво переспросила она. А удостоверившись, что это действительно я, она закусила зубами сустав пальца и молча покачала головой.

— Впусти меня, крошка.

— Нет… пожалуйста. Вдруг кто-нибудь увидит…

— Меня никто не видел, но если я буду здесь стоять, то наверняка увидит.

Это ее убедило. Она притворила дверь, сняла цепочку и неохотно впустила меня. Я быстро юркнул внутрь и тщательно закрыл за собой дверь, потом прошел по комнате и опустился на подлокотник кресла, стоявшего у занавешенного окна.

— Зачем… ты сюда пришел?

— Мне нужен Флай. Не знаешь, где он? Она открыла было рот, чтобы что-то соврать, но поняла, что делать это бесполезно, и беспомощно опустила голову на руки.

— И что Большой Степ не оставит его в покое? — всхлипнула она.

— Что он тебе плохого сделал, крошка? Лиза опустила руки, и они как плети повисли вдоль тела.

— Ничего плохого, только бил иногда. Но… это все было ничего, по мне — так пусть бьет. А вот тот новый, с Майами, его зовут Голубем, вот он действительно сделал. — Слезы потекли ручьями. Не глядя в мою сторону, она упала на стул с жесткой спинкой и уставилась в пол. — Этот, другой просто ненормальный. Извращенец… Он мне…

— Ты можешь мне об этом не рассказывать.

— Я никогда ничего подобного в жизни не делала, даже когда меня… Он взял и…

— Оставь это, Лиза.

Она посмотрела на меня каким-то скучным взглядом.

— Было ужасно больно. А Степ смеялся и смеялся. Он думает, что я помогла тебе уйти из-за той истории столетней давности. — Как в замедленной съемке, она подняла руку и пригладила волосы. В уголках ее рта появилась тень улыбки, и она сказала: — Когда-нибудь я убью его. Обязательно убью. Вот будет здорово. — Голос ее неожиданно сорвался на пение, и тут только я понял, насколько она пьяна. Из-за привычки к постоянному употреблению алкоголя и на редкость крепкого телосложения она все это время казалась почти трезвой, хотя на самом деле, очевидно, еле на ногах стояла. Страх помог ей поначалу скрыть свое состояние, но сейчас она уже не могла держать себя в руках.

— Лиза, где Флай? — ласково, насколько мог, спросил я.

Ей с трудом удалось остановить на мне взгляд.

— Флай — он хороший. Он всегда говорил мне, когда… я нужна Степу, и я тогда уходила. А когда я болела… он присылал ко мне врачей. Да, да. Он тогда целую неделю со мной жил.

— И как же ты ему отплатила, а, Лиза?

Она как-то неуверенно улыбнулась.

— Я… это не важно.

— В конце концов, Флай ничуть не лучше всех остальных, крошка. Кстати, где он?

— А ты не… ты ему ничего плохого не сделаешь?

— Нет. — Я наклонился к ней поближе, чтобы она лучше поняла, что я ей говорю. — Он взял у меня одну вещь. Я хочу ее вернуть.

Она наморщила лоб, собираясь с мыслями, потом скривилась и спросила:

— Так ты, Ирландец, тоже из этих? Ты-то, наверное, можешь порошок где угодно достать.

— Нет, крошка, я не «из этих». Но мне нужна капсула, которую взял Флай. Куда он ее спрятал?

— Но она ему тоже очень нужна. — В голосе ее прозвучала нотка неуверенности, и я понял, что на нее можно еще надавить.

— Там только сахар, понимаешь, Лиза. У него из-за этой штуки будут только лишние неприятности, больше ничего.

Конечно, не из-за самого Флая она так переживала. Она видела в нем такое же забитое, униженное существо, каким ощущала себя. Это было сложное чувство к человеку, оказавшемуся с ней в одной лисьей норе, такому же раненому и больному, как она.

— Ты… не врешь? Я покачал головой.

Казалось, она не плакала, но слезы снова ручьями потекли по ее щекам.

— Куда-то он ее припрятал. Сказал, что на черный день. Но сейчас он не может попасть к себе… Безразличным движением она утирала слезы.

— Он ведь знает, где Эрни Саут прячет свои запасы. Он хотел… туда пойти и… — Вдруг поток слез прекратился. — Ты знаешь Эрни Саута? — спросила она неожиданно трезвым голосом.

— Да, мы встречались. Он подонок. Она крепко сжала губы.

— Ирландец… — Она хотела было что-то сказать, но передумала и вялым голосом договорила:

— Он… у него… героин… это самая дрянь из всех.

— Флай не говорил тебе, куда идет?

— В кофейню Тарбуша. Флай… Он украл как-то раз у Эрни ключ и сделал себе копию.

— Ладно врать-то! Эрни на этом не проведешь! Она усмехнулась и чуть не съехала со стула. С полузакрытыми глазами она сказала: «Да?» — затем голова ее поникла, и я едва успел подхватить Лизу, прежде чем она стукнулась об пол. Тело ее безжизненно повисло на моих руках, но на губах все еще видна была удовлетворенная усмешка. Я поднял ее, положил на кровать и ушел, тщательно прикрыв за собой дверь.

Когда я собирался выходить из дома, то заметил, что с улицы к подъезду кто-то идет. Я прижался к стене, к счастью стоя в тени. Дверь распахнулась настежь, и видно было, что парень самодовольно усмехается. Когда он закрывал за собой дверь, я заметил, что в руке его что-то блеснуло. Он быстрым шагом направился к двери Лизы.

Когда я огрел его по затылку пистолетом, он обмяк, как увядший цветок, и я подхватил его под мышки, прежде чем он упал на пол. Даже в сумерках подъезда нельзя было не заметить следы порока на его неприятном лице. Покрой костюма выдавал в нем приезжего с юга. Я сунул руку ему в карман в поисках бумажника. Там я нашел водительские права на имя Уолтера Уэйра, Майами, Флорида.

— Привет, Голубь, — произнес я, засовывая ему в карман бумажник.

Он приехал на старом, десятилетней давности «бьюике» с флоридским номером. Никто не заметил, как я его выволок из подъезда, а если кто и заметил, то вряд ли обратил на нас внимание. В этих краях пьяные не в диковинку, даже в предрассветные часы. Уолтер Уэйр даже оказал мне услугу: мне не пришлось искать такси. Я сам проехал пару кварталов к кофейне Тарбуша. Это было странное заведение, вокруг которого паслось больше наркоманов, чем мошенников. Как-то раз Тарбуш попался на том, что продавал наркотики подросткам, и даже отсидел срок, но, судя по тому, что у него Эрни Саут хранил свои запасы, тюрьма его не исправила.

Голубь вовсе не собирался приходить в себя, и я спокойно оставил его в машине, только немного спустил на пол, чтобы его не было заметно. Заслышав приближающуюся патрульную машину, я и сам пригнулся к нему поближе, подождав, пока она проедет. Затем незаметно выскользнул из автомобиля и скрылся в узком проходе между кофейней Тарбуша и соседними гаражами.

В кофейне было только ночное освещение — одна слабая лампа, свет которой позволял разглядеть ряды пустых столов и стойку с огромными кофеварками. Но это помещение меня мало интересовало. Все боковые окна были зарешечены, а самая дальняя дверь, служебный вход, — укреплена стальным листом и выглядела совершенно неприступной. Я выругался про себя и машинально, на всякий случай, толкнул ее одним пальцем.

Дверь неожиданно открылась, не издав при этом ни звука. Пистолет в руках — и вот я уже внутри, за закрытой дверью и в кромешной тьме. Если здесь и был кто-то уже привыкший к темноте, то я представлял собой в эту минуту превосходную мишень, и стоит мне только шелохнуться, как я звуком выдам свое присутствие. И я остался стоять с пистолетом наготове, чтобы этот кто-то понял: стоит ему выстрелить, как в то же мгновение последует ответный выстрел, — и хорошенько подумал, стоит ли игра свеч.

Прошла целая минута, и до меня дошло, что здесь никого нет. Я осторожно выдохнул и снова прислушался к тишине, а потом зажег спичку. Да, я был один, но не совсем. На полу среди пустых картонных коробок и открытых жестянок с кофе в позе, не вызывавшей никаких сомнений, лежало тело Флая: глаза его были широко открыты, голова повернута набок, на шее огромный синий кровоподтек.

С Флаем обошлись грубо. Одежда на нем была разорвана, на теле — явные следы насилия, карманы вывернуты, и я-то хорошо знал, что искал убийца. Но, очевидно, он ничего не нашел. Обыскал все, что можно, не нашел и со злости пинал ногами мертвое тело.

Жестянки тоже явно открывал не Флай: он бы нашел то, за чем пришел. А в стороне валялись два небольших полиэтиленовых пакетика, содержимое которых также не оставляло ни малейших сомнений. Убийца нашел их за Флая, даже не подозревая об истинной цели его поисков.

Еще раз взглянув на труп, я заметил синяк под глазом и разбитые губы. Ногти рук были перемазаны кровью, и я понял, как его убивали. Манос Деккер выследил Флая, но не знал, что имеет дело с обезумевшим от ломки наркоманом, который затеет с ним драку. Эта драка стала для Флая последней. Его вырубили профессионально и быстро, и он даже не успел понять, что произошло.

Содержимое его карманов валялось тут же. Среди всякой всячины я заметил небольшой медный ключик. Спичка догорела. Я зажег другую, поднял ключ и попробовал вставить его во входную дверь снаружи. Дверь запиралась на ключ только снаружи, и внутри был огромный засов. Флай не закрыл за собой дверь и сам под ставился убийце.

Но погоня-то продолжалась.

Я запер дверь, сел в машину и подъехал к ближайшей станции метро. Остановившись около пожарного крана, взял нож, с которым этот подонок направлялся к Лизе, обернул его носовым платком и вставил ему по рукоятку в задницу. Голубь не издал ни звука, но завтра он взвоет и, думаю, сразу поймет намек. Затем я тщательно протер руль, вышел из машины и спустился в метро.

Глава 6

По статистике, большая часть преступлений раскрывается при помощи информации, получаемой от стукачей. Последние делятся на три категории: простые стукачи, заигрывающие с полицией; обыкновенные граждане, которые колются при нажиме на них со стороны легавых; и те, кто анонимно информирует полицию, исходя из собственных интересов.

Другие люди тоже знают много интересного, но их кодекс чести не позволяет им общаться с полицией. Я был таковым и всегда собираюсь таковым оставаться, что бы они обо мне ни думали.

В гостиницу я вернулся уже на рассвете.

За столом дежурного сидел ночной портье; руки его дрожали, и он с видом провинившегося ребенка испуганно поглядывал в сторону офиса. Вестибюль был пуст. Когда я шел к лифту, меня окликнул Эймс:

— У тебя в комнате что-нибудь есть?

— Да вроде ничего особенного, а что?

— Пол… один из наших коридорных видел, как к тебе заходил этот педераст, и рассказал об этом мне. Либо его одолело любопытство, либо деньги искал.

Я почувствовал, как у меня напряглись мышцы.

— Послушай…

— Не бойся. Он уже пробовал приставать к парню, который как-то здесь прятался от полиции. Он, видишь ли, решил, что к такому можно лезть с его дурацкими любовными шашнями., — Я ему покажу шашни.

— В общем, не волнуйся, я сам его вздул. Но проверь, все ли на месте. Педерастам нельзя доверять.

— Хорошо.

Я хлопнул его по плечу и бросил брезгливый взгляд в сторону дежурного. Тот отвернулся с нервным смешком. Все мои вещи оказались на месте, но видно было, что их трогали. Ничего, я потом разберусь с этим парнем, да так, что у него навсегда пропадет любопытство.

Я позвонил вниз, успел застать Эймса, пока он еще не ушел, и попросил соединить меня с Питером-псом. Тот был в полусне, и я минуты две втолковывал ему, что именно мне нужно. Я хотел, чтобы он сообщил моим друзьям о похищении Карин Синклер из больницы. Нью-Йорк — город большой, что бы вы ни делали, всегда кто-то это видит, трудно лишь собрать показания очевидцев и сложить их в единую картину. Среди этих очевидцев наверняка есть верные мне люди. Питер обещал все разузнать, после чего я повалился на кровать и погрузился в сон.

Когда я проснулся, шел дождь. Мои часы показывали десять минут шестого; в эти дождливые сумерки учреждения уже начинали пустеть, и вечерняя публика заполняла такси и метро. Я умылся, побрился, оделся и направился к Гранд-Каньону.

На углу я купил газету и на ходу просмотрел ее: меня интересовало, не нашли ли труп Флая. Я готов был поспорить, что нет, и, судя по отсутствию какой бы то ни было информации на этот счет, был прав. Я подобрал какую-то коробочку, упаковал туда найденный накануне героин и послал по почте Ньюболдеру (на адрес полицейского участка). Надеюсь, им не составит труда по налипшим на пакетик крошкам кофе определить, откуда это взялось. У них там есть специальные ребята для такой работы, пусть покажут, на что способны.

Киоск Питера-пса мог служить ему прикрытием для чего угодно. Он всегда знал, кто под колпаком, кто и где прячет краденое, и если кто-то из его знакомых скрывался от полиции, он всегда был готов переправить ему весточку. Наш брат заботится о себе подобных. Я увидел его в тот момент, когда он вышел из киоска купить себе в ближайшей закусочной бутерброд. Я примостился на табурет рядом с ним.

— Какие новости, Пит? — спросил я и заказал себе кофе.

— Судя по всему, тебе попалась на этот раз крупная рыба. Хорошо еще, Ирландец, что у тебя есть друзья. Ты помнишь Милли Слейкер?

— Конечно, она все прежним занимается?

— Да. Так вот, она как раз уходила от клиента, и в этом месте они остановили свою «скорую помощь». Она видела, как эти парни оттуда вышли и подались на угол, где другая машина их ждала. Милли снова ушла в подъезд, потому что парни эти ей очень не понравились, но оттуда она слышала, как один другому сказал, что надо остановиться у «Биг Топа», что-нибудь перекусить и уже потом возвращаться. Тогда только Милли наконец ушла, но я говорил с ребятами из «Биг Топа», и Максин Чу их вспомнил, потому что оба они иностранцы. У Максина работает официантка, которая немного понимает по-польски, и она говорит, что вроде они упоминали заведение Мэта Кавольского, внизу у моста. И они еще будто бы спорили о том, идти ли им сейчас и подсчитать свои расходы или еще подождать. Потом она отошла прислуживать, а когда вернулась, то они уже обо всем договорились и ушли. Я еще посылал Бенни к Мэту, но к тому заходит много моряков с иностранных судов, и поэтому он не примечает новых людей, к тому же он всегда занят по горло и ему некогда с ними разговаривать.

— А ты не просил Милли их описать? — спросил я.

— Что я, немой, что ли? — возмутился он. — Конечно просил. По ее словам, один из них совершенно обыкновенный парень, ничем не отличающийся от других, кроме того, что у него отрезано пол-уха. Максин, наверное, видел его с другой стороны. Другой же выглядел сущим бандитом: грубый, с переломанным носом и так далее. Понимаешь?

— Кажется, да.

— И пойдешь туда?

— Ночью. Постарайся послать туда кого-нибудь из наших.

— Обязательно. Их, правда, придется поискать, но я уж постараюсь. Но только долго не тяни. Им ведь всем тоже надо зарабатывать себе на жизнь, а на чужой территории, сам знаешь, ничего не сделаешь.

Я посмотрел на часы:

— Уже пора спешить, — и бросил доллар на стойку. Вдруг Пит схватил меня за локоть:

— Послушай, Ирландец, а что, Большой Степ вроде помягчел?

— То есть?

— Карин сказал, что он ослабил контроль за Флаем. Может, он не злится больше на него? Ведь Мартино был поставлен у его квартиры, чтобы Флай не мог попасть домой, а теперь Мартино исчез.

Я мысленно стал складывать кусочки, и картина начинала вырисовываться. Наутро, придя в кофейню, Тарбуш обнаружил там труп Флая и тут же связался с Эрни. Конечно, они заметили пропажу героина, но у них не было времени на размышление. С помощью Большого Степа они переправили труп в квартиру самого Флая, чтобы его нашли именно там. При дневном свете это была задача не из легких, но вполне выполнимая. И как раз сейчас Эрни остался наедине с проблемой исчезновения его наркотиков. Жалко, что в спешке я не успел обчистить этот склад поосновательнее.

— Ты ошибаешься, дело совсем не в том, что он перестал злиться. Ну ладно, пока. Увидимся попозже, — сказал я.

— Пока, до встречи.

К тому времени, когда я добрался до притона Кавольского, уже совсем стемнело. Здесь, на перекрестке неподалеку от реки, было грязно, пахло канализацией, несвежим пивом и просто сыростью, но зато место было очень удобное, и сюда приходили все: и сотрудники близлежащей газеты, и портовые моряки, и рабочие с расположенной поблизости стройки. Я не бывал тут уже лет пять и не рисковал быть узнанным кем-либо из завсегдатаев, а сам Мэт старого приятеля никогда не подведет.

Я заглянул на кухню и застал там Мэта одного. Не было никакой необходимости рассказывать ему все сначала. Прежде чем я задал свои вопросы, он сказал:

— Голубой фургон и седан последней модели — около типографии Морта Гильферна.

— Это тот, что издает какую-то коммунистическую газетку?

— Да, и раздает ее морякам бесплатно, нарочито нарывается на неприятности, призывает к забастовкам в порту и поддерживает самые оголтелые профсоюзные лозунги. Я его на порог не пускаю с тех пор, как он вышел первого мая на демонстрацию. Выдает себя за либерала, но я-то знаю, кто он на самом деле.

— Откуда ты знаешь?

— Билли Коул говорил. — Тут он обернулся на полуприкрытую дверь и утер пот со лба. — А этот парень с отрезанным ухом…

— Что он?

— Билли видел, как он вылезает из машины. Он уже там и раньше бывал, по словам Билли.

— Спасибо, Мэт.

— Надеюсь, из-за тебя здесь не будет неприятностей.

— Не беспокойся.

— Но если надо, то давай. Здесь найдется кому тебе помочь. Да еще пришли ваши, с Аптауна, они тоже помогут.

— Если кто понадобится, я позову.

— Что-то я не припомню, чтобы ты когда-нибудь просил о помощи, — проворчал он и пошел мыть кастрюли.

Теперь на улице был уже самый настоящий ливень. Туман рассеялся, но огромная темная туча нависла над городом. Ручьи текли по обочинам, у водосточных решеток были самые настоящие водовороты, а из-под колес проезжавших по мостовой автомобилей вылетали огромные фонтаны. Все звуки слились. Трудно было бы даже различить гудок буксирного судна с реки и сигналы фрахтовщиков с доков, а самолеты, идущие на посадку в Ла-Гардию и Интернэшнл, жужжали не громче пчелы.

На улице было пусто. Если здесь и были люди, то они прятались от дождя в подъездах или где-нибудь под навесами, раз уж им не хватало средств переждать ливень в одном из кафе. От Мэта я вышел один, слегка покачиваясь, чтобы больше походить на пьяного, который якобы не замечает дождя: плащ нараспашку, шляпа набок. Конспирации ради мне удалось даже поблевать. Получилось очень удачно. Ради такого дела я немного дольше, чем следовало, задержался у старого склада, где Морт Гильферн устроил свою типографию, и внимательно осмотрел это здание. Окна были наглухо замазаны краской, и я не сомневался, что двери заперты. На одном из окон было написано имя Морта, и по ярко-желтому цвету царапины на краске можно было догадаться, что внутри горит свет.

Никакого черного входа не было. Напротив шла стройка, и та сторона улицы представляла собой нагромождение стройматериалов и мусора. Немного в стороне стояла хорошо освещенная сторожка, с крыльца которой выглядывали двое парней в форме.

Рядом была незапертая калитка, и я вошел, перелез через задний забор и по ржавой пожарной лестнице добрался до площадки. Отсюда на крышу вели совершенно проржавевшие ступеньки, и надо было стараться наступать сбоку, где опора покрепче. Я оказался на крыше одного из трехэтажных домов, стоявших в ряд. Это были заброшенные здания, летом здесь, по-видимому, парочки устраивали себе любовные гнездышки, кое-где в окна видны были неряшливые матрасы и солдатского типа кровати, возле которых валялись пустые бутылки. По крышам я дошел до дома, на первом этаже которого размещалась типография Морта Гильферна. Передо мной был чердачный выход.

Но Морт Гильферн не любил зря рисковать. На чердак вела стальная дверь, запертая изнутри. В отличие от соседних домов слухового окна здесь не было совсем. Вниз можно спуститься только по пожарной лестнице, которая прикреплялась к наружной стене здания, и в любой точке пятиметрового пути до ближайшей площадки мое тело будет служить идеальной мишенью. Мне не хотелось расставаться со своим плащом, но он был слишком светлым, и его пришлось оставить. В черном костюме я буду не так заметен.

Уже через минуту я промок до нитки; добравшись до площадки, остановился. Передо мной было запертое окно. Судя по голубиным следам и пыли на подоконнике, его не открывали уже несколько месяцев. Тогда я стал спускаться ниже и вдруг увидел в отражении на стене дома узкую полоску света. Я невольно вздрогнул. Через мгновение раскатисто прогремел гром. Глянув вниз, я заметил мелькнувшую в темноте маленькую красную точку — это вспыхнула сигарета, когда ее владелец сильно затянулся.

Выбрав время между вспышками молний, я снова поднялся наверх к первой площадке и, когда раздался гром, выбил рукой стекло, рассчитывая, что звук этот утонет в грозовых раскатах. Еще секунда — и вот, я уже внутри. Все старые дома имеют сходную планировку, и мне не стоило особого труда выбраться на лестничную площадку. По лестнице, крадучись и вздрагивая от каждого шороха, я добрался до второго этажа.

По левую сторону от меня находилась закрытая дверь. Она была перекошена, и в щель я увидел, что цепочки внутри нет. Конечно, дверь заперта, но это не проблема. Надо только действовать быстро и точно, — времени исправлять ошибки уже не будет. Против меня профессионалы, прошедшие специальный курс обучения, и, конечно, они не будут сидеть сложа руки и ждать у пока я сам к ним приду.

Как можно осторожнее, зажав в руке пистолет, я прижался к двери. По ту сторону кто-то сдавленно всхлипнул, и грубый мужской голос с иностранным акцентом тут же отреагировал: «Тихо ты!» Определить акцент я сразу не смог.

Всхлипнули еще раз, и я понял, что не ошибся. Это точно была женщина, а женщина здесь могла быть только одна. На этот раз ответил другой мужской голос с таким же акцентом: «Леди, я заставлю вас замолчать!»

Он не шутил. Я услышал звук отодвигаемого стула, после чего мужчина повторил свою угрозу, и в этот момент я, снеся замок выстрелом 45-го калибра, настежь распахнул дверь, да так, что она с треском стукнулась о стену и одна петля оторвалась.

Они отпрянули, и я успел заметить, что рядом с одним из них наготове лежит пистолет. С первого же выстрела я превратил его лицо в кровавую кашу, а пока второй вытаскивал из-за пояса свой «люгер», я прострелил ему грудь. Падая на спину, он смог лишь воскликнуть: «Алекс!» — и тут же скончался, прежде чем его голова стукнулась о радиатор отопления. Я не стал любоваться этим зрелищем, а быстро выстрелил еще трижды в пол, пару секунд выждал, выскочил на лестничную площадку и бегом спустился вниз.

Все это заняло у меня не более десяти секунд, и я успел прийти первым. Тот, кто стоял на улице, вошел внутрь с неосторожностью внезапного удивления и забыл все правила. Он вспомнил их довольно быстро, но было уже поздно: дуло уперлось ему в Шею сзади. Его коленки подкосились, потому что тут он понял, что все это не игра и не учение и что жить ему осталось несколько минут.

— Наверх, — приказал я и пошел вслед за ним, не отводя дула пистолета от его позвоночника. Он тяжело дышал, а когда увидел тех двоих на полу, его стошнило прямо на собственный костюм.

Карин Синклер лежала на кровати, все еще завернутая в белую больничную простыню. На ноги ей было небрежно наброшено грязное одеяло, руки связаны на животе. Лодыжки тоже связаны, концы бечевки прикреплены к металлической раме кровати. Она уже пришла в сознание, смотрела широко открытыми глазами, и… теперь она была поистине прекрасна. Не спуская пистолета со своего нового знакомого, я вытащил из кармана бритву и перерезал бечевки. Не сводя с меня глаз, она улыбнулась.

Теперь я наконец взглянул в лицо человеку, который пришел с улицы.

У них в глазах всегда читается ожидание смерти. Это скучный стеклянный взгляд, вялый и бессмысленный, потому что они прекрасно понимают, что человек с пистолетом в руках тоже знает, что сейчас произойдет. Они не могут говорить от страха и потому не лгут. Все, что им остается, — это надеяться на быстрый и легкий конец, который кажется им благом по сравнению с перспективой лежать в корчах на полу с огромной раной в животе и ждать, пока жизнь мало-помалу не покинет тело и темнота не заглушит боль.

— Где… Манос Деккер? — спросил я его. Изо рта у него текла слюна. Он повернул голову и посмотрел на кровавое месиво на полу. Снаружи снова сверкнула молния, на этот раз совсем близко, и тут же раздался гром.

— Он… — Тут парень замолчал, вспоминая, видимо, подзабытые правила. Он сглотнул, утер рот и решительно стиснул губы.

Я поднял пистолет и заставил его заглянуть в черную дыру.

И он заглянул. И он увидел, как взводится курок, и почувствовал запах пороха и крови в комнате. И тогда он сказал:

— Он пошел за… этой штукой.

— Куда?

Я знал, что он не врет, потому что страх вновь вернулся к нему, и он беспомощно развел руками. Страх был слишком велик, запах крови слишком силен, и он не мог врать.

Я подошел к нему поближе и заставил его повернуться.

— Посмотри на этого, Он машинально взглянул на труп на полу, тот, у которого ничего не осталось от лица. И тогда я размахнулся и с такой силой огрел его пистолетом по голове, что из рассеченного виска фонтаном брызнула кровь. Он без звука упал, да так, что чуть не поцеловал безлицый труп, лежавший у радиатора.

Тогда я вернулся к Карин и спросил:

— Очень больно было?

— Да нет… нет. Они… они выжидали.

— Ты можешь идти?

— Могу попробовать.

— Давай я попробую тебя донести.

— Да нет, я уж сама как-нибудь.

— Понимаешь, нам надо отсюда валить. Еще не все кончилось.

Она осмотрела себя и села, спустив ноги на пол. Лицо ее перекосила было гримаса боли, но тут же и исчезла.

— Подожди минутку, — сказал я ей. Зарядив «люгер», взятый у одного из лежавших на полу, я дал его ей в руки, сам побежал наверх, выбрался через окно и по пожарной лестнице поднялся на крышу, где оставил свой плащ. Схватив его, я бросился обратно.

Женщины, они все одинаковые. Могут спокойно смотреть в лицо смерти, но публично обнажиться — никогда. Она стыдливо улыбнулась, когда я помогал ей завернуться в мой плащ, и вслед за мной спустилась по лестнице. Мы вышли через подъезд типографии и оставили дверь незапертой, чтобы другим не пришлось себя слишком утруждать. Я нашел телефонный автомат и набрал номер Шаффера. Как только я представился, нас тут же соединили.

— Ирландец, ты где? — спросил он.

— Под Бруклинским мостом, у типографии Морта Гильферна.

— А-а, это место мы знаем.

— Тогда поспешите. Здесь двое убиты и один без сознания ждет вашего приезда.

— Это все твоя работа?

— Да уж, дружище, я постарался. Есть и новости.

— Какие же?

— В данный момент я увожу отсюда Карин Синклер.

— Ну, Ирландец, черт бы тебя побрал, ты просто бестия…

Но я его оборвал:

— Вы сами меня просили заниматься самостоятельно, и я выполнил вашу просьбу.

Он продолжал ругаться, я повесил трубку. Не так легко было дойти до перекрестка, где мне удалось взять такси. Раз десять мы, останавливались, и она отдыхала, а я все время ее поддерживал за талию. Моя рука чувствовала под плащом ее теплое тело, крупное и красивое, как раз в моем вкусе; всякий раз, когда она напрягалась, я знал, что это от боли, и, казалось, сам ощущал ее страдания.

Мы доехали на такси до отеля «Улси-Левер» и, ловко разыграв забавную сценку, прошли через вестибюль. Ее волосы намокли от дождя и мокрым занавесом закрывали лицо, она смеялась, и я первый раз в жизни слышал ее смех. Педераст бросил на нас довольно противный взгляд, но тут же отвернулся к коммутатору и не видел, как мы садились в лифт.

Мы поднялись, я завел ее в свою комнату и уложил на кровать. Потом я ее раздел, отбросил в сторону и плащ, и больничную рубашку. На бинтах были следы крови, и когда я прикрыл ее простыней, она закрыла глаза и личико ее исказила гримаса боли.

Она была очень красива обнаженной. И не заметить этого было просто невозможно. Я не мог смотреть на нее долго, не осмеливался прикоснуться к ней и просто цепенел от ярости при мысли, что кто-то уже смотрел на нее в таком виде.

— Ты можешь меня здесь подождать? Она открыла глаза и снова улыбнулась.

— Хоть всю жизнь, — ответила она. — А как тебя зовут?

— Ирландец.

— А другого имени у тебя нет?

— Райен.

— Ну и что ты собираешься теперь делать, Ирландец?

— Не хочу тебе сейчас рассказывать. Спи.

— Хорошо.

Я поправил ей подушку.

Итак, где-то в городе есть еще один человек, который должен умереть. Он еще не подозревает об этом, но он будет убит. Я знаю, что за «штуковина» имелась в виду, и знаю, куда он за ней пошел.

И теперь обойдусь без посторонней помощи.

Не открывая глаз, она сказала:

— Ирландец…

— Да, дорогая.

— В этой капсуле… описание… местоположение этих… ракет… другого экземпляра не существует…

— Ну?

— Чтобы снова все исследовать, уйдет не меньше… полугода. Это… будет слишком поздно. Я… просто не могу… сказать нашим сотрудникам…

— Примерно так я и думал. Но ты не волнуйся. Она счастливо взглянула на меня:

— Не буду.

Глава 7

Я любил такие ночи. Тишина, дождь — как раз по мне, как хорошо скроенная одежда. Я остановил такси, из которого только что вышла парочка, сел в машину и попросил отвезти меня на угол той улицы, где жил Флай. Когда мы проезжали мимо Парамаунта, я посмотрел наверх и сверил часы. Начало второго.

Дождь припустил с новой силой, что есть мочи барабаня по крыше такси. Щетки работали с невероятной скоростью, но не справлялись. Я дал шефу доллар, вылез и, подождав, пока машина отъедет, пошел дальше сам в полном одиночестве. В такую погоду не то что идти по улице, но даже нос высунуть, чтобы поймать такси, и то никто не захочет. Это-то мне как раз и было нужно.

Флай жил на первом этаже большого уродливого особняка, одного из тех зданий Нью-Йорка, которые как больные зубы высятся на его ровной челюсти. Вдоль обочины цепью стояли пустые автомобили, некоторые из них скорее напоминали груду мусора, некоторые — дорогие, новые модели — владельцы постарались припарковать как можно ближе к дому.

Я шел по противоположной стороне улицы, присматриваясь к нужному дому, прошел мимо, потом вернулся и перешел дорогу. Я прекрасно понимал, что представляю собой отличную мишень для всякого, кто скрывается у окна или под крышей, но все же решил рискнуть, так как времени принять все меры предосторожности у меня не было. Подойдя к дому, я не стал терять ни секунды: перемахнул в два шага через несколько ступенек, мгновение переждал в тени и нараспашку открыл дверь парадного. Прислушался: ничего, кроме шума дождя, не было слышно. Вторая дверь была уже открыта, и ее придерживал кирпич.

С пистолетом наготове я шагнул вперед и по стенке добрался до квартиры Флая. Как можно аккуратнее я нажал на ручку и тихонечко подтолкнул дверь, она раскрылась настежь. Комнату освещал лишь фонарь с улицы — тусклый свет, едва пробивавшийся сквозь толщу дождя и давно не мытые стекла окон.

Но его было достаточно, чтобы увидеть распростертое на полу тело Флая, со все так же неестественно повернутой шеей.

И его было достаточно, чтобы увидеть второе тело, лежавшее неподалеку и едва заметное в тени дивана.

Я стоял и смотрел, давая глазам привыкнуть к темноте и всецело полагаясь только на слух. Постепенно я смог различить страшный разгром в комнате: перевернутая мебель, выброшенные на пол из ящиков вещи.

Итак, дело сделано. Они пришли и ушли — свидетельством тому служат два трупа и учиненный беспорядок. Я вошел внутрь, подошел ко второму трупу и повернул к свету его лицо.

Это был часовой Мартино, приставленный к квартире Флая Большим Степом. Я ногой перевернул мертвое тело Кто бы ни воткнул в него нож, это профессионал высочайшего класса. Работа была проделана настолько искусно, что Мартино умер, сам не подозревая отчего. Шагнул, может, пару раз по инерции и упал. Такой удар мог нанести только эксперт вроде Маноса Деккера.

Затем я внимательно осмотрел помещение, и то, что увидел, чрезвычайно напомнило мне сцену в кофейне Тарбуша. Перевернуто все, без малейшего исключения.

Следовательно, снова не нашли. Хотя и просмотрели все подряд, до единой вещицы. Я радостно усмехнулся, значит, я пришел не слишком поздно. Капсула все еще где-то спрятана. Манос Деккер знал, куда обычно люди прячут самое ценное, но вот только Флай был не обычным человеком, а сумасшедшим, который должен во что бы то ни стало сохранить свое самое заветное сокровище, то, без чего ему смерть.

Я стоял посреди темной комнаты и в потемках рассматривал окружавшие меня предметы. Большую часть работы Деккер уже проделал за меня, так что не долго придется трудиться. Здесь вряд ли найдется много вещей, которые бы уже не были разбиты, выпотрошены, разобраны на составные части.

И вообще теперь все легко. Слишком многие наркоманы пользуются одними и теми же уловками, каждый при этом воображает, что изобрел нечто необыкновенное. Я поднял дешевый керамический светильник с разбитым основанием, снял абажур с зубчатыми краями и осмотрел лампочку: она была цела, но ввернута лишь наполовину. Пару раз крутанул — и она оказалась у меня в руках. В патроне спокойно лежала та самая капсула, из-за которой полегло столько людей. Я выковырял ее и положил на ладонь.

За моей спиной раздался голос Большого Степа:

— Не двигайся, Райен. Одно движение, и я продырявлю тебя так, что в отверстие кошка проскочит. Пистолет на стол — и не делай глупостей.

Итак, все кончено. Все. Я напрягся и физически ощущал движение мышц под кожей. Что-нибудь придумывать в такой ситуации бесполезно. Я могу лишь попытаться еще немного продлить свое существование. Я выпустил капсулу, она проскользнула у меня между пальцами и покатилась по полу; пистолет швырнул на стол и обернулся.

Большой Степ пришел не один. Рядом с ним стоял Эрни Саут с пистолетом наготове и с такой улыбочкой на устах, которая не оставляла мне никаких надежд. Степ толкнул Эрни под локоть.

— Закрой-ка шторы.

Эрни кивнул, обошел меня, потянул за шнурок на жалюзи, потом задвинул шторы. Поднялось облако пыли, и я подумал, что в такой темноте можно попытать счастья. То же самое подумал и Большой Степ и поспешил зажечь свет, прежде чем я сдвинулся с места.

— А я ведь, Ирландец, знал, что ты сюда вернешься. Знал, что ты сам ко мне в руки приплывешь.

— Да, видно, моя песенка спета.

— Еще бы. Мы ждали на лестнице. — Он ухмыльнулся, глаза его пылали нечеловеческой ненавистью. — Зря ты прикончил Флая. Думаешь, ты мог нас всех в это втянуть, оставив его у Тарбуша? Мы с Эрни притащили его сюда. А воткнув нож в старика Мартино, ты даже оказал нам услугу. Легавые могут подумать, что это Флай его пырнул, а тот перед смертью успел свернуть мерзавцу шею.

— А кстати, Степ, где нож? — между делом спросил я.

— Да брось ты это. Кому это интересно? Подбросим еще какой-нибудь. — Он отошел от двери и присел на подлокотник старого деревянного кресла, стоявшего у стены. — Значит, ты засек Флая, когда он шмонал склад Эрни? Подумал, что здесь у него припрятано еще что-то и он это ищет, но для начала ты прикончил Мартино. — Быстрым взглядом он оглядел комнату и снова уставился на меня:

— Флай хорошо потрудился, пряча это, но если бы Эрни перебрал здесь каждую дощечку, он все равно бы нашел. Такие вещи просто так не выкидывают. А что касается меня, то я наконец получил тебя.

— Это он припрятал пакетики с героином, — сказал Эрни. — Оставь его, пока не заговорит. — Зло оскалив зубы, он посмотрел на меня:

— Надеюсь, ты сам не захочешь долго мучиться.

Не спуская с обоих напряженного взгляда, я пожал плечами:

— Но у меня ничего нет.

— Тогда готовься, приятель, — предупредил Эрни. — У меня сегодня настроение позабавиться. — Он встал и обошел меня кругом. Только было я двинул головой, как рукоятка его пистолета ударилась о мой череп с грохотом, который я едва успел услышать, прежде чем исчезли звук и изображение, будто залитые чернилами, и я ухнул куда-то с огромной высоты.

Трудно сказать, сколько прошло времени. Пришел я в себя от неожиданной боли, которая с головы почему-то спустилась на все тело. Руки и ноги были у меня заведены назад, я сделал резкое движение, и удавка, завязанная вокруг шеи, натянулась еще сильнее, почти перекрывая дыхание.

Передо мной, с приятной улыбкой оглядывая место происшествия, сидел Большой Степ.

— Это, Ирландец, петля Капоне. Каждый рывок затягивает ее еще сильнее. Скоро начнутся судороги, и у тебя появится редкая возможность наблюдать за собственным медленным издыханием.

— Где ты все спрятал? — спросил Эрни Саут. Я издал какой-то нечленораздельный звук и покачал головой. Какой же я все-таки идиот! Прав был Большой Степ, когда обозвал меня сосунком. Решил все делать сам и из-за этого подвел всех и самого себя в том числе. Теперь из-за моего идиотизма и желанная женщина, и весь мир могут полететь в тартарары. А всего-то мне надо было позвонить по телефону.

Большой Степ поднялся, пододвинул стул, чтобы удобнее было смотреть, и сел, скрестив перед собой ноги.

— Понимаешь, Ирландец, это тебе за Пенни и за Маленького Степа. За моих братьев. — Он сделал огорченную гримасу. — Они ведь были совсем крошками. Ирландец. А ты их укокошил. Не знаю, как уж тебе это удалось, но ты их укокошил и теперь расплачиваешься. — Он бросил взгляд на Эрни и сказал:

— Если он вырубится, ослабь петлю, и начнем все сначала. Мы никуда не торопимся.

Эрни, соглашаясь, кивнул.

— Повторим раз-другой — и он заговорит.

— Еще бы, правда, Ирландец? Ты расскажешь Эрни, что ты сделал с его товаром, и тогда я тебя быстренько шмальну за Пенни и Маленького Степа.

— Степ, он не убивал Пенни, — раздался голос от двери.

Я не мог и шелохнуться, лишь скосил глаза. Эрни и Большой Степ вздрогнули, руки их потянулись было к поясу, но на полпути остановились. Прислонившись к косяку двери, с черным револьвером в руках стояла Лиза Вильямс. Она была совершенно пьяна, на губах ее сияла полусумасшедшая улыбка, и мокрые волосы патлами свисали на лоб. Сломанный нос и сделавшийся вдруг заметным шрам придавали ее физиономии зловещий оттенок.

Эрни с Большим Степом переглянулись. Они явно не хотели рисковать под дулом револьвера в пьяных руках. Большой Степ заговорил первым, стараясь непринужденной фразой сбить ее воинственный настрой:

— Что ты, Лиза, говоришь?

— Ирландец не убивал твоего братца, Степ. А вот я тебя сейчас убью. Я уже давно дала себе слово и сейчас это сделаю. — Она посмотрела на два трупа на полу, и рот ее скривился. — Ты… ты убил Флая и этого тоже, а теперь еще хочешь Ирландца убить. Гадина паршивая.

— Дура, ты совсем пьяная…

— Эх, Степ, не надо было тебе Флая убивать.

Он приподнялся в кресле.

— Убери пушку, Лиза. Этот подонок сам прикончил Флая. А ты думаешь, что я…

— Сядь, Степ. — Она прицелилась револьвером прямо ему в живот. — Не надо мне ничего говорить. Сама все вижу. И кое-что я знаю: знаю, кто Пенни убил.

Большой Степ сел обратно в кресло и нахмурился:

— Кто, Лиза?

— Да вот он, Эрни Саут. — Она бросила на него взгляд и захихикала.

Большой Степ нахмурился еще сильнее и повернулся к Эрни:

— Что это она тут несет?

Эрни был мне хорошо виден. Он вспотел.

— Ну и что, что пьяная, — возразила Лиза. — Но я зато знаю. Ты думаешь, они с Пенни действительно дружками были? Черта с два. Ты дал Пенни территорию, на которую он давно глаз положил. Он отлично все устроил. Сидел и ждал. А когда Пенни стал бегать и рассказывать каждому встречному, что собирается пришить Ирландца, тут-то он его и замочил.

Эрни было явно не по себе, и Большой Степ это заметил. Он перевел взгляд с Эрни на Лизу и спросил:

— А ты откуда это знаешь?

— А мне Флай говорил.

Тут уж Эрни в ярости поднялся и, хотя руки его дрожали, взвыл:

— Сумасшедший наркоман сболтнул что-то пьяной дуре, а ты слушаешь? Черт возьми…

— А знаешь, Эрни, в этом что-то есть, — прервал его Большой Степ. — Мне мои ребятки что-то в этом роде нашептывали. Моу пытался что-то вякать, да еще Карл Хувер, только я их не слушал. Что ж, послушаю сейчас. — Рука его потянулась к поясу, и он снова посмотрел на Лизу: — Лиза, а Флай откуда знал?

Она снова рассмеялась, но револьвер при этом не опускала.

— А он видел. Он выслеживал его, чтобы достать героин, и случайно кое-что увидел. Но никому не сказал, ждал удобного момента, чтобы выклянчить себе побольше дозу, но сейчас это уже не имеет значения. — Лицо ее омрачилось, по щекам потекли слезы. — Ты, Степ, убил Флая, убил меня и сейчас умрешь сам.

То же тусклое выражение в глазах Степа, какое я много раз видел у других. Это был взгляд смерти, и он предназначался Эрни. Торговец наркотиками стал белее своего товара, мышцы на его шее заходили ходуном.

— Черт бы тебя побрал, Лиза… врет она… она…

Он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в Лизу: пуля попала ей прямо в живот. Это заняло малую долю секунды.

Звук его выстрела, однако, потонул в грохоте пистолета Степа, который продырявил череп Эрни Саута; тот безжизненно повис на ручке кресла. Степ поднялся со своей обычной улыбкой; казалось, ничего особенного не произошло: так, обычная рутина. Он взвел курок и подошел ко мне.

— Мне очень жаль, Ирландец, но я не могу оставлять живого свидетеля, понимаешь?

Он приставил пистолет к моему виску, я закрыл глаза.

Раздался выстрел, громкий, сухой звук, что-то ударило мне в щеку. Но боли не было; вообще ничего не было. Я заставил себя открыть глаза и огляделся; я все еще едва дышал. Прямо надо мной в предсмертных муках корчился Большой Стипетто; в глазах — тоска, пуля прошла сквозь шею навылет, и спереди хлестала кровь. Наконец мозг его получил последний сигнал, и он упал замертво.

За его спиной Лиза все еще держала в руках черный револьвер, хотя каждый мускул ее тела сводило судорогой от боли. Я ничего не мог ей сказать. Мог только надеяться, что она сама догадается, что надо сделать. Ненависть к Большому Степу ее заставит. Она должна была исправить то, что он сделал, и с горем пополам она все же доползла до меня, ее пальцы коснулись моей шеи и ослабили петлю. Последние капли ее сил ушли на то, чтобы развязать мне запястья, после чего она улыбнулась и поникла.

— Спасибо, крошка, — сказал я, нежно коснувшись ее лица. Когда к пальцам рук вернулась чувствительность, я развязал себе ноги и склонился над ней. — Не двигайся, крошка, а я вызову врача.

Она с трудом открыла глаза, взгляд их был совершенно трезвый. Более того, они обрели новое выражение.

— Бесполезно. Так лучше.

— Лиза…

— Лучше поцелуй меня на прощанье.

И сломанный нос, и шрам куда-то исчезли, и выглядела она все той же звездой с Бродвея, которую я когда-то знал. Со всей нежностью, на которую был способен в эту минуту, я, склонившись, коснулся губами ее губ, лицо ее расслабилось, и на моих глазах жизнь покинула Лизу.

Я без труда нашел на полу капсулу, раскрыл и, убедившись, что микрофильм на месте, спрятал ее в карман. Снаружи раздался вой сирены, и я бросился к двери. Мне надо было уйти во что бы то ни стало, иначе они наверняка меня задержат, а главный убийца все еще на свободе. Я закрыл за собой дверь и поднялся по лестнице, в это время мне на голову посыпалась штукатурка, и я услышал стук двери внизу. Ловушка, деваться мне было некуда, к подъезду с сиреной подъехала патрульная машина. Я вытащил капсулу из кармана, сунул ее за отворот брюк и стал ждать.

* * *

Ньюболдер со Шмидтом отказывались мне верить. Пять трупов в комнате и я один живой и с оружием — для них все это служило неопровержимым доказательством моей причастности. Они уже собирались вдоволь надо мной поиздеваться, но в их схему явно не укладывался мой демарш с упаковками героина. Когда я задал Ньюболдеру вопрос, кто, по его мнению, послал ему эту посылочку, он остановил Шмидта, которому не терпелось упрятать меня в патрульную машину.

— Ну-ка, Ирландец, расскажи нам еще что-нибудь.

— Ну уж нет. Сейчас мне некогда. Свяжитесь-ка лучше по вашим каналам вот с этим номером. — Я протянул им телефон Шаффера. — У вас в офисе знают, кто это. Если вы сегодня меня задержите, завтра будет страшный скандал.

Шмидт снова схватил меня за локоть.

— Пусть сам звонит из участка.

— Да нет, обожди, — осадил его Ньюболдер. — Здесь все не так просто, и, на мой взгляд, лучше сразу все прояснить. Ты его пока подержи. — Глядя на карточку с номером Шаффера, он вышел на улицу и сквозь толпу зевак направился к своей машине.

Через пять минут он вернулся; лицо его было озабоченным и немного удивленным, он качал головой.

— Черт возьми, Райен, как это у тебя все получается? Не понимаю, как ты можешь один такое устроить?

— Что такое? — всполошился Шмидт.

— Потом объясню. А сейчас отпусти его.

— Ты что, спятил?

— Нет. И советую тебе держаться от него подальше. О'кей, Райен, вали отсюда. Завтра мы потребуем полный рапорт. Я лично этим займусь. И заставлю Бюро представить все документы до единого, чтобы мотивировать их действия. Я хочу знать это дело с первой до последней страницы и иметь возможность перечитать его, если что-то мне покажется неясным. А сейчас дуй отсюда, пока я не передумал, и желаю, чтоб тебя скорей пристрелили. — С этими словами он протянул мне мой пистолет, одарил неприязненным взглядом и дал спокойно уйти.

Оказавшись на улице, я первым делом вынул капсулу из-за обшлага брюк и положил ее обратно в карман.

* * *

Я не стал ждать лифта. Поднялся сам по лестнице и чуть не бегом помчался по коридору. Но перед дверью остановился. Дверь была чуть-чуть приоткрыта, и, распахнув ее, в ярком свете лампы я увидел весь интерьер:

Стол, стул, кровать.

Карин Синклер не было.

Я медленно вошел, посмотрел на открытое окно и пожарную лестницу и выключил свет. Ветер изменил направление, и теперь дождь хлестал прямо на подоконник и в комнату. Я выглянул в окно и тут в темноте впервые выругался. У них было время, и они знали эту комнату. Я отсутствовал долго, дал им возможность увезти ее, и нет никакого способа узнать куда.

Я буквально упал на постель, обхватил лицо руками и стал напряженно думать. Так или иначе, но я наследил, и они меня здесь нашли. Но как? Черт побери, как мог я так опростоволоситься? Ведь не новичок же, в самом деле. Но все же допустил ошибку. Достаточно всего одной. Теперь все пропало.

Сколько я так сидел, не знаю. Пол около меня и кровать промокли. С моих ног и ботинок текла вода. Вдруг зазвонил телефон. Машинально я поднял трубку.

— Алло. — Мой голос показался мне совершенно чужим.

— Добрый вечер, — сказали на другом конце провода. Голос был грубый, с экзотическим акцентом, интригующей интонацией он провоцировал меня на дальнейшие расспросы, будто бы собирался рассказать смешную шутку.

— Манос Деккер, — угадал я.

— Тебя оказалось не так просто убить, — добродушно проговорил голос. Я молчал, не доверяя вполне своей выдержке. — Так вот: у тебя есть кое-что, что нужно мне, а у меня есть кое-что, что нужно тебе. Идеальная ситуация для обмена.

Я собрался ответить, и в это мгновение какое-то звяканье и обрывок слова на секунду прервали связь, но тут же все наладилось.

— Я привезу. Куда?

Выбора у меня не было совсем. Думать было не о чем.

— Ну вот и хорошо. Это мы устроим.

— Но я должен с ней поговорить. Я не хочу меняться на мертвое тело.

Я знал, что она жива. А он знал, что я буду стоять на своем. Он кого-то позвал, говоря в сторону, снова связь на какое-то мгновение прервалась, и я услышал знакомый голос:

— Ирландец, не соглашайся.

Манос Деккер тихонько рассмеялся:

— Ну конечно же он согласится. Он настоящий честный американец. Такой же, как все. Очень чувствительный.

— Ладно, Деккер, давай договариваться.

— Хорошо. — Он снова рассмеялся. — Я тебе минут через пять перезвоню и тогда скажу, что именно ты должен сделать. И очень советую обойтись без постороннего вмешательства. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

— Понимаю, — заверил я холодно, по коже уже бегали от страха мурашки. Он первым разъединил связь, я медленно повесил трубку.

Нет, зацепка есть. Я это чувствую. Если за нее ухвачусь, у меня появится шанс. Я снова стал перебирать в уме шаг за шагом все детали этой истории с того момента, как я впервые увидел Карин, и до нынешней минуты.

Не сразу, но я ее нашел.

Итак, теперь я знаю, где она, и я должен свой шанс использовать.

Проверив пистолет, я пошел к лифту и спустился в вестибюль. Педераст у коммутатора сидел ко мне спиной и говорил в трубку. Я быстро подошел к нему и ткнул ему дуло в спину. Он напрягся и обернулся. При виде меня лицо его посерело, губы задрожали.

— Ах ты, коммуняка паршивый, — приветствовал я его — Будьте любезны… — И он беспомощно поднял руки.

— Как они тебя нашли? Половое влечение, что ли? Или почувствовали твою ненависть ко всему на свете?

— Я… Я не…

— Заткнись. Я видел твою физиономию на фото из досье ФБР, ты там снят среди коммунистов. Снимали давно, и ты не очень похож, сейчас ты вот как накрасился — не узнаешь, но все-таки сходство осталось. И ты сам мне помог. Когда я говорил с Деккером, ты так перепугался, что дважды нас чуть не разъединил. Ты услышал, как Ленни Эймс называл меня по имени, и как прилежный стукач тут же донес куда следует. Они тебе объяснили, кто я таков, и ты стал следить. Увидел, как я привел сюда девушку, и тут же стукнул, им и не составило особого труда устроить все остальное. Ловко, ловко ты все провернул.

И я одарил его своей лучшей улыбкой, показал все зубы. Потом дал ему заглянуть в дуло пистолета и добавил:

— Она ведь здесь, в отеле, дружище. Небось в твоей комнате. Правда?

Его взгляд подтвердил, что я не ошибся. Я сунул руку ему в карман и достал ключ. 309-й номер.

— Пошли, — приказал я.

Теперь я не спешил. Теперь это будет несложно, ведь мой ход первый. Мы вышли из лифта, спокойно и чинно прошли по коридору, его коленки дрожали от страха. Он оказался ничуть не лучше, чем я ожидал, и он за это поплатится. Готов был биться об заклад, что это не первая операция с его участием. Если его как следует расколоть, получится солидная папка с дюжиной интересных имен. В Вашингтоне многие государственные служащие водятся с подобными накрашенными слюнтяями и невольно попадают под шантаж Советов.

Когда мы подошли к его комнате, я вставил ключ, не спуская дула пистолета со спины педераста и приказав ему молчать. Повернул ключ, услышал, что замок открылся, и понадеялся, что цепочка не накинута. Нажав на ручку, я широко распахнул дверь и впихнул парня внутрь.

У моего противника была прекрасная реакция. В мгновение ока он вскинул пистолет и первым же выстрелом прострелил ночному портье грудь. Я же воспользовался этой секундой. Манос Деккер понял, что это трюк, что он ошибся, и решил поскорее исправить ошибку, повернув пистолет к кровати, но прежде чем он спустил курок, выстрел 45-го калибра выбил у него оружие, превратив кисть в кровавое месиво. Он растерянно уставился на то, что было когда-то ладонью и пальцами. Фанатик, сдвинувшийся на политике, крупная фигура в крупной и грязной игре. Посмотрев на меня, он понял, что сейчас произойдет, и попытался было открыть рот, чтобы закричать или попросить, — точно не скажу. Я, не медля ни секунды, выстрелил в эту темную дыру на лице. Он закинул голову, кровь и мозги разбрызгались по стене.

Карин Синклер, улыбаясь, смотрела на меня с кровати, глаза ее сияли. Он ее не тронул. Наверняка собирался, но пока не тронул. Тут мне просто повезло, ничего не скажешь. Я достал из кармана капсулу и протянул ей. Она раскрыла ладонь, и я бросил ей капсулу прямо в руку.

По ее взгляду (да наверняка и по моему тоже) было ясно, что для нас все только начинается. Предстоит еще долгий путь, и мы пройдем его вместе. Гангстер ушел навсегда. Когда вся эта история выйдет наружу, я уже больше не смогу вернуться к прежней жизни. Теперь мне всегда придется ходить по другой стороне улицы. Никогда не прощу этого Шафферу.

Я нагнулся и поцеловал Карин; она все еще смотрела на капсулу на ладони.

— Ирландец, — ты не знаешь, сколько человек живет в Нью-Йорке? — спросила Карин.

— Много миллионов, крошка. Карин еще раз посмотрела на капсулу и улыбнулась:

— Что ж, неплохо я выбрала, кому ее доверить.

Глава 1

Я нерешительно вылез из машины, остановился и посмотрел наверх, на темные окна квартиры. Холодный дождь бил по стеклу, превращая его в темное зеркало — злобный глаз на фоне темного, отвратительного дома. Все происходящее казалось каким-то нереальным.

Там, наверху, за этим окном, я должен убить себя…

Там, наверху, я должен понять, как чувствует себя человек, который знает, что смерть его совсем близко. Там я должен познать чувство безмятежности и полного покоя.

Я вытащил из кобуры пистолет.

Дверь дома… Вторая дверь, в коридор… За ней зияющая пустотой лестница.

Подняться на один этаж… потом прямо…

Я уже видел себя лежащим на полу со слегка приоткрытыми глазами, с отвалившейся нижней челюстью. Без сознания… И разумеется, без всяких угрызений совести. Ничего бы не осталось. Только смерть.

Вытоптанная дорожка у меня под ногами… Какой-то затхловатый запах…

По старой ребяческой привычке я перескочил через первую ступеньку и стал считать следующие.

Еще четыре… три… две… Я на площадке.

Дверь находилась ярдах в трех от лестницы. Но я не спешил… Не спешил прикоснуться к смерти.

Медленно дотронулся я до дверной ручки, взвел курок револьвера. И внезапно почувствовал, как все это глупо и жалко Я вспомнил, как все началось. Собственно, у этой истории было два начала. И последнее было первым. В эту секунду я остро ощутил, как проста и нелепа эта история.

* * *

Я прибыл на место уже через десять минут после убийства. Полицейский из патрульной машины еще опрашивал последних свидетелей, которые слышали выстрел и этот крик красной совы. Якобы они видели и машину. Там уже были и капитан, и инспектор, и специалист из лаборатории, которого я встречал уже не в первый раз. Когда я вылез из машины, фотограф еще делал свои последние снимки, чтобы потом было легче идентифицировать убитого.

В тот момент, когда я подошел к трупу, врач уже закончил свои дела. Он спрятал инструменты в чемоданчик и вздохнул.

— Что с ним? — осведомился я.

— Две пули в грудь и одна в затылок. С такими ранами никто не выживает.

— Он успел что-нибудь сказать?

Врач покачал головой.

— Ни слова… Я сразу понял, что его ожидает, и попытался сделать все возможное, чтобы вытянуть из него хоть словечко. Но у меня ничего не получилось.

— Жаль.

Врач еще раз тяжело вздохнул и поморщился.

— Этого следовало ожидать. — Он окинул взглядом ряд домов, словно примеривая к себе их каменные громады. — Здесь все может случиться. Весьма подходящее место для преступлений.

Я промолчал и перевел взгляд на убитого. Кровь залила все лицо, так что опознать его было невозможно. Лежа вот так, на тротуаре, он казался маленьким и жалким, хотя можно было ожидать, что обстоятельства возведут его в ранг героя. Я взглянул на него еще раз, покачал головой и задумался. Но прежде, чем успел сосредоточиться, я услышал, как меня кто-то настойчиво окликает.

— Джо! Эй, Джо! — махал мне рукой капитан Оливер. Его рука с зажженной сигаретой описала в темноте огненный круг. Я подошел к нему и поздоровался. Капитан представил меня какому-то мужчине. — Это инспектор Брайан, Джо. Лейтенант Скаплон…

Брайан протянул мне руку и крепко пожал. Это был высокий широкоплечий полицейский, который дослужился до инспектора, начав с простого патрульного.

— Олди рассказал мне о вас, Джо. Поэтому я вас сюда и вызвал.

— А я-то удивился почему.

— Вы, кажется, хорошо знакомы с этим районом города?

— Я родился в двух-трех кварталах отсюда. Район паскудный, я его знаю.

Инспектор пыхнул сигаретой и поинтересовался:

— А что вы знаете о жизни этого района теперь? Прежде чем ответить ему, я мысленно спросил себя, а зачем, собственно, ему это надо знать, но поскольку так и не нашел ответа, то сказал правду.

— Очень немного.

— Вы знали убитого?

— А вы его уже опознали?

— Еще нет. Мы ждем результаты идентификации отпечатков.

Странное чувство охватило меня, и я никак не мог от него избавиться. Я повернулся, вновь подошел к трупу, внимательно взглянул на него и вернулся к инспектору.

— Можете не дожидаться результатов идентификации. Я знаю этого человека.

— И кто же он? — спросил Оливер.

— Дуг Китхон. Мы вместе с ним выросли.

— Ты уверен? Я кивнул.

— Абсолютно уверен. Некоторое время он ухаживал за моей сестрой. Приятный парень, не бездельник.

Инспектор выкинул окурок и заявил:

— Приятных парней не пристреливают подобным образом.

— И тем не менее я утверждаю, что это был честный парень.

— Чепуха! — Глаза инспектора стали вдруг холодными и колючими.

— На этом углу полицейский пристрелил моего отца. Перепутал его с кем-то и думал, что тот вооружен. А у отца был с собой только термос.

— Ну и что из этого следует?

— Я хочу сказать, что Дуг Китхон не был гангстером. Я знал его.

— Зачем же он очутился на улице в 4.30 утра?

— А вы уже осмотрели труп, инспектор? — жестко спросил я.

— Бегло…

— Ну, в таком случае вы, наверное, нашли его рабочий жетон. Он работал в ночную смену на верфи и возвращался домой.

— Этого я не учел, — признался Брайан, улыбнувшись. — Здесь, в районе, происходит что-то странное. Четыре убийства за последний месяц. Жестокие, но хорошо продуманные. И все убийства, кажется, не имеют между собой связи, кроме той, что совершены они в одном районе. Поэтому нам необходим человек, который хорошо знает эту местность.

— Вы имеете в виду меня?

— Вы же сказали, что знаете район и людей.

— Только старожилов. Много воды утекло с тех пор, как я здесь жил. И времена сейчас другие…

— Да, времена другие, но мы не хотим, чтобы тут стало еще хуже.

— Еще хуже… — передразнил я его.

— Четыре убийства, и три из них из одного и того же оружия. Это уже плохо, а может быть и хуже. — Он сунул руку в карман и вытащил оттуда карточку. Протянув ее мне, щелкнул бензиновой зажигалкой. На карточке были написаны имена. — Вам знакомы эти люди?

Взглянув на список, я коротко проронил:

— Да.

— Что вы можете о них сказать?

— Тогда мы были детьми и ходили в одну школу. Я был немного старше остальных.

— Но связь все-таки была?

— В какой-то степени… Все умершие жили в одном узко ограниченном районе.

— И потом их всех поочередно прикончили в течение месяца.

Я отдал ему карточку.

— На это мне нечего сказать. Брайан широко улыбнулся.

— Зато вы "можете помочь.

— Вы что, серьезно?

Брайан чуть не порвал рот в улыбке — Для вас это будет пустяковым занятием. На этой улице живет ваша подружка. Все будет выглядеть вполне естественно.

— Но у меня нет подружки!

— Значит, будет в скором времени. Вы знали ее с детства. А что касается людей, то они подумают, что вы встретились случайно и возобновили дружбу.

— Послушайте, инспектор, я не желаю впутывать женщину в такое грязное дело.

— Думаю, что захотите, когда ее увидите.

— Серьезно?

— Ее зовут Марта Борлиг… Припоминаете?

Я смутился.

— Да.

— Сейчас она работает в уголовной полиции, но об этом не знает ни один человек. И никто не должен знать.

— Кажется, вы узнали про меня все, что только можно.

— Мы давно работаем над этим делом, Джо. А теперь слушайте меня внимательно. Случай этот мелкий, но с нехорошим душком. Если бы речь шла об обычных гангстерах, нам было бы намного легче. Все убитые были обыкновенными гангстерами… Тьфу! — поправился он. — Они были обычными гражданами, а граждане не любят, когда перед их окнами совершаются убийства. Они много работают и желают спокойно отдыхать, поэтому в подобных случаях на полицию всегда сыплется много жалоб.

Я кивнул.

— А если мне не удастся в ближайшее время обнаружить убийцу, жалобы посыплются и на меня лично.

— Возможно.

— В таком случае пощадите, в такие игры я не играю. На меня и так уже настрочили кучу жалоб.

— У вас нет выбора, Джо.

— Выходит, это приказ? Что ж, хорошо Возможно, мне придется порвать некоторые связи, да? Я же не вчера родился.

— О'кей, бой…

— Джо… — влез в наш разговор капитан Оливер.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки.

— О'кей, о'кей! Ладно, я берусь за это дело. Но предупреждаю… — Я ехидно улыбнулся. — Тому, кто не прикроет меня вовремя, несдобровать. Коротко и ясно… Все понятно?

— Понятно, — произнес Брайан. — Приступайте к работе. Мы обязаны поймать убийцу.

— А если мы случайно окажемся втянутыми в политику?

На лице Брайана продолжала красоваться добродушная улыбка.

— Все равно.

Он повернулся и ушел вместе с капитаном. Я остался на месте убийства.

* * *

В участке меня уже ждали. Дежурный сержант при моем появлении сразу же отрапортовал. После этого он представил меня оставшимся от смены. Любопытство, написанное на их физиономиях, свидетельствовало о том, что им кто-то уже рассказал о случившемся.

Сержант показал на папки на большом письменном столе.

— Мы уже разыскали все необходимые бумаги и положили их на стол. В этих четырех папках материала больше, чем у Гувера по делу Аль Капоне.

— Четыре папки?

— Уже подготовлены кое-какие бумаги и по делу Дуга Китхона. Брайан приказал, чтобы к утру все было готово.

— Не много же времени он вам отпустил!

— Двух дней оказалось достаточно. Как-никак, а жизнь Китхона была как на ладони Единственный привод за то, что он немного перебрал спиртного Это случилось в 1946 году Собирать материалы на таких людей — плевое дело — Будем надеяться, что я справлюсь с ним так же быстро — Крупное дело, лейтенант?

— Кто его знает? Вы уже просматривали материалы?

— Только те, что находятся на регистрационных карточках. С материалами по делу Дуга Китхона я ознакомлен полностью.

Он вышел из комнаты. Я запер дверь, включил вентилятор и сел за стол. Револьвер, висевший на ремне, начал давить на поясницу. Я снял его и положил на край стола.

Росси был прав. Дела оказались пухлыми и объемными. Начинались и кончались они свидетельствами о смерти. Там же имелись и фотографии убитых, заключения специалистов по баллистике и все остальные бумаги, которые составляются при совершении того или иного преступления. Кроме чисто полицейских бумаг, папки содержали и биографии убитых. Многое из этого мне уже было известно, и то в одном, то в другом документе возникало также и мое имя.

Неожиданно затрезвонил телефон. Я снял трубку — Лейтенант Скаплон. Отдел по расследованию убийств Голос на другом конце был низким, но мягким — Говорит начальник управления, лейтенант Вам предоставили все документы?

Я беззвучно присвистнул. Звонок означал, что кое-кто считает меня недостаточно активным — Да Я только что приступил к работе. Читаю дела — Вот и чудесно! — Голос звучал по-отцовски нежно — Шеф, у этого дела длинные корни?

— Довольно длинные, лейтенант. Думаю, вы меня понимаете…

— Да, конечно… Но дело в том, что до сих пор все газеты рассматривают эти убийства каждое в отдельности. Ни один репортер не связал четыре убийства воедино, как звенья одной цепи. Не могу понять почему.

— Этот факт и является самым действенным нашим оружием.

— А если он станет известным?

— Не паникуйте, Скаплон. Тут всего лишь один убийца на район, где живут и трудятся двадцать тысяч честных граждан.

— Знаете что, шеф? — жестко произнес я. — Я ведь ищу убийцу, у которого на примете потенциальные жертвы. И почти наверняка эти будущие жертвы являются гражданами этого района. Вам это ясно?

— Лейтенант…

— Ладно, не будем об этом, мистер Арбатур. Попробуйте только еще раз нажать на меня, тогда я извещу прессу. Они сразу же разложат все по полочкам, а я буду им активно помогать. Так что оставьте меня лучше в покое Я повесил трубку до того, как он успел отреагировать на мои дерзости. На коммутаторе наверняка кое-кто раскрыл пасть от удивления, и вскоре этот разговор разнесется по всему управлению. Но мне было наплевать. Я понимал, что подразумевал Арбатур под «гражданами». В первую очередь его интересовали надежные избиратели, а я всегда был невысокого мнения о политических чиновниках, которые пришли из другой отрасли. Выходит, мне необходимо опасаться двух человек убийцы и политика. Я вновь углубился в дела. Револьвер я использовал в качестве пресса, чтобы не разлетались бумаги под воздействием вентилятора. И когда кто-то постучал в дверь, оружие было у меня в руке.

— Войдите!

— Ты что, хочешь меня застрелить, Джо?

Передо мной стояла потрясающая девушка. Высокая, стройная, с волосами цвета меда и фигурой валькирии. Увидев мои удивленные и вопрошающие глаза, она обворожительно улыбнулась.

Я попытался вспомнить, кто это, но так и не пришел ни к какому выводу.

— Сотрудник уголовной полиции Марта Борлиг решительно прибыла в ваше распоряжение, лейтенант! — еще обаятельней улыбнулась она.

— Ах, вот оно что!

Ну что же, ничего более умного я сказать не смог.

— Скажи хоть, что я подросла за то время, пока мы не виделись. Мне это все говорят.

— Подросла… и не только вверх.

Марта приблизилась к столу. Я поднялся, и мы крепко пожали друг другу руки.

— Я рада видеть тебя, Джо, — сказала она. Ей достаточно было лишь чуточку приподнять голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Значит, это ты. Марта…

— Да, я. Но это должно остаться между нами.

— Ты полагаешь, это можно оставить в тайне? Ведь ты магнит, который притягивает всех, у кого есть глаза.

— А я слышала, что ты не очень-то был рад, когда меня предложили тебе в качестве помощника, — хитро улыбнулась она.

— Ведь я знал тебя еще девочкой, и это было двадцать лет назад… — Я все еще смотрел на нее и не мог оторвать глаз. — Ты, маленькая Марта…

— Ладно, не будем больше об этом… — Марта приблизилась к креслу у стены и села. У нее была походка упитанной кошечки. — Я часто спрашивала себя, каким ты стал, Джо.

— Теперь ты можешь убедиться, что достиг я не очень-то многого. Два года в колледже, потом — в полицию, затем на войну, а сейчас снова в полицию. В нашей трудной работе лавров не заработаешь. Ты и сама все отлично знаешь.

— У тебя нет семьи?

— Жены нет, если ты это имеешь в виду. Вероятно, на это не было времени, — расхохотался я.

— Но поскольку мы сейчас должны разыгрывать влюбленную парочку, нам необходимо потренироваться.

— А как отнесется к этому твой супруг?

— Мой супруг?

— В конце концов, я не желаю стать причиной твоего развода.

Ее улыбка зародилась в уголках глаз и быстро перескочила на губки. Она свидетельствовала о том, что я задал ей смешной вопрос.

— Можешь за меня не волноваться, Джо. Да будет тебе известно, что я в некотором роде старая дева.

— Не может быть! — не поверил я.

— И тем не менее это так, — возбуждающе рассмеялась Марта. — Я, кажется, произвожу на мужчин чересчур сильное впечатление, и это их пугает.

— Меня ты не напугала, — обрадовался я.

— Ты не из пугливых. Такие, как ты, не задумываются и не боятся, но и не женятся. Большой старый дурак… извини, я хотела сказать: гусак. Собственно, сколько тебе лет, Джо?

— Это ты отлично знаешь. Мой рост 189, вес — 94. А ты?

— На восемь сантиметров меньше и на девятнадцать килограммов легче.

— Из нас может получиться чудесная парочка. Даже по крышам мы можем лазить вместе.

— Как в детстве, — задумчиво вымолвила она. — А что случилось с остальными ребятами?

Я уставился в окно и пожал плечами.

— Все куда-то исчезли. Кто был посмекалистей, тот быстро смылся отсюда. Все одиннадцать детей из моей семьи тоже умотали в другую местность. О трех младших даже не знаю, где они сейчас.

Выражение ее глаз свидетельствовало о том, что ее мысли витали где-то далеко-далеко.

— А Ларри… Ты слышишь меня? Что ты о нем знаешь?

— Наш вождь Бешеный Конь, — тихо произнес я. — Нет, я ничего о нем не слышал: он тоже куда-то исчез. Правда, во время войны мы встретились однажды, но были в тот момент чересчур пьяными. Можешь себе представить, что это была за встреча.

— Вы были странными братьями, Джо. — Она поджала ноги. — Кто, собственно, был из вас старше?

— Он.

— Вождь по кличке Бешеный Конь, — повторила она. — Да, интересные были времена. Только за то, чтобы жить, надо было бороться. Отлично помню, что обед был роскошью, которую не всегда можно было себе позволить.

— А что с твоей семьей, Марти?

— Родители умерли, а Сэд учится в университете на врача-стоматолога.

— Вы все еще живете в старом доме? Марта кивнула.

— По каким-то глупым причинам я все время забывала переехать. Дом принадлежал нашим родителям, и это оказалось как нельзя кстати, поскольку обучение Сэда стоит много денег. — Она опять улыбнулась. — И насколько мне известно, теперь он станет штабом нашей операции.

— Да?

— Необходимо купить еще одну кушетку, где мы могли бы присесть и поговорить.

— Это не столь важно. Купи лучше холодильник побольше.

— Ты говоришь как настоящий легавый. Думаешь не о душе, а о поганом брюхе.

— Так оно и есть, — усмехнулся я. — Ну а теперь давай снова возьмемся за эти бумаги. Я должен основательно с ними ознакомиться.

— Слушаюсь, лейтенант!

— В шесть часов я распорядился, чтобы нам притащили несколько сандвичей, а в десять часов вечера я наконец положил папки с делами на полку. Выключив вентилятор и сунув револьвер в кобуру, я предложил:

— А теперь пойдем выпьем кофе. Настоящего крепкого кофе, от которого не пахнет картоном, как здесь.

Марта надела куртку и взяла сумку.

— Работа закончена, лейтенант?

— Точно.

— Хорошо… Ну, тогда здравствуй, Джо.

Я не мог удержаться от улыбки.

— Неудивительно, что ты сделала карьеру. Ты просто пример прилежания.

Марта взяла меня за руку.

— Ты очень милый, Джо. Где мы будем пить кофе?

— Где-нибудь поблизости.

* * *

Кофеварка выглядела как огромная урна. Рэй сумел подобрать подходящее место для своего заведения. Мы взяли свои чашки и направились к единственному столику в углу.

— Да, не много же мы узнали, — заметил я.

— Если не считать биографии — Какое-то мгновение Марта помолчала, а потом сказала. — В этом деле нужна хитрость, Джо Кое-что выглядит довольно странно.

— Ты помогала собирать материал? — осведомился я.

— Да… А что, чувствуется женская рука?

— Временами мне встречались цветистые фразы.

— Они так и хотели. Хотели знать каждую мелочь, так как причины могли быть заложены в прошлом. Другого объяснения этим убийствам они обнаружить не смогли.

Я легонько подул на кофе и поднял глаза на Марту.

— Давай-ка обобщим все еще раз.

Мокрым дном чашки она печатала круги на столе.

— Во-первых, оружие. Во всех случаях применялся один и тот же револьвер 38-го калибра.

— Что еще?

Марта действительно хорошо знала дело. Она перечислила мне множество деталей, на которые я не обратил внимания.

— Всего один выстрел… но смертельный. Это позволяет предположить, что тут действовал профессиональный убийца. Только Дуг Китхон стал исключением из этого правила. Но его застрелили, когда он убегал. Смертельным оказался первый выстрел, остальные были для страховки. Еще одно свидетельство профессионализма.

— Правильно, это общая деталь, но не общий знаменатель. Давай играть сообща, и тогда ты поймешь, что я имею в виду.

На какой-то миг она задумалась, но потом в ее глазах блеснуло понимание.

— Ты и я… Мы оба знали всех, не так ли?!

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Странно, да?

— В известной степени да. Поэтому нам и поручили дело.

— Но ты это поздновато заметила, так что тебе никогда не стать сержантом.

— Я тебя не понимаю.

— Тогда я подожду, пока ты поймешь.

Глава 2

Сидя за письменным столом, я поднял глаза на Марту и вновь подивился ее росту и дивному оттенку волос. Я спросил себя, почему такая эффектная женщина посвятила себя полицейской службе, ведь с ее внешностью она могла завоевать полмира. Свежесть молодости уступила место пышной зрелости, сделав ее еще прекраснее и желаннее.

В ответ на мой нескромный взгляд она спросила:

— Занимаешься досужими размышлениями?

— Почему ты так решила?

— Слишком самодовольный вид.

— Это не часто бывает. Дай мне немножко понаслаждаться.

На ее лице медленно проявилась улыбка. Видимо, она разгадала мои мысли.

— Дай-ка я немножко подумаю, ладно?

Секунды, последовавшие за этим, показались мне годами. Это было словно поездка в прошлое, которое опять стало прорисовываться.

— О чем ты думаешь?

— О том времени, когда тебя еще называли Большой Свиньей, потому что ты непременно решил стать полицейским. И о том времени, когда ты подрался из-за меня с Полаком Ицци.

— Мы подрались не из-за тебя.

— Из-за меня, — продолжала настаивать Марта. — Это было в тот вечер, когда я шла из книжной лавочки, а Полак хотел напасть на меня у магазина Штрауса.

Я расхохотался, так как сразу все вспомнил. Даже физическую боль, которую он мне причинил.

— Он меня тогда здорово отмолотил, Марти.

— Еще бы, — улыбнулась она. — Зато мне удалось удрать. Я ведь тебя еще не отблагодарила за это. А может, отблагодарила?

— Нет.

— Ну, тогда спасибо тебе, Джо.

— Не стоит благодарности. Мы же не из-за тебя подрались. Просто он наехал своим старым «Паккардом-120» мне на ногу, а ты случайно проходила в это время мимо.

— Перестань кокетничать, Джо. Вы подрались из-за меня.

В дверь постучали, и вошел сержант Мак Бриссон.

— Что-то вы поздновато засиделись, — улыбнулся он нам.

Я пожал плечами.

— Дело пора заканчивать. А где остальные материалы?

— Все в нем, — показал он на пухлый конверт. — Предположения самые разные, но вполне возможно, одно из них и верное. Вы же знаете, как это бывает.

— Да.

— Мне сделать сообщение?

— Да, но короткое. Присаживайтесь. — Я откинулся в кресле и заложил руки за голову. — Ну, начинайте.

Мак откусил кончик сигары и закурил. Пахла сигара отвратительно, но это тоже было неотъемлемой частью полицейского участка, и с этим приходилось мириться.

— Вы, конечно, знали всех убитых: Рене Миллс, Химми Шапиро, Нэнси Таккио и Дуг Китхон.

— Я знал их еще детьми.

— Вы читали заключение баллистической экспертизы в деле Дуга Китхона?

Я покачал головой.

— Снова то же самое оружие. То есть черт действительно вырвался из преисподней. Кроме Китхона, все остальные хорошо знакомы полиции. Но Дуг был чистеньким. Брайан жаждет видеть прогресс в этом деле. Обо всех остальных полиции известно все, вплоть до того, в каких штанишках они ходили в школу. Но если вы сможете установить между этими жертвами какую-нибудь связь, значит, вам повезет больше, чем мне. Вы уже посмотрели их биографии?

— Да.

— И что при этом обнаружили?

— Ничего нового. Всего лишь освежили старое… А что вообще слышно об этом?

— Ну… — Он нагнулся вперед, вытащил из конверта какую-то бумагу, быстро прочитал ее и вновь засунул в конверт. — Ну, их знал дежурный полицейский Мак-Нейл. Рене Миллс и Таккио до последнего месяца жили вместе, а потом он выставил Нэнси за порог. Мак-Нейл знал, что Миллс был сутенером и имел несколько девчонок, которых разместил в квартирке над лавочкой дядюшки Джонса. Он знал, что Нэнси, до того как его прикончили, зарабатывал на жизнь воровством. Но оба вели себя тихо, к ним трудно было придраться. Поэтому их оставили в покое.

— А что говорят люди в том квартале?

— Черт возьми; да кто там будет что-нибудь говорить! Тем немногим, что вообще раскрывают пасть, почти нечего сказать. Но как бы там ни было, теперь это ваша работа. Вы же из того квартала, или я ошибаюсь?

Марта подняла глаза и улыбнулась — Мы оба из того квартала.

— Я слышал об этом, — подмигнул мне сержант сквозь густое облако сигарного дыма. — Хорошо иметь высокий чин. У нас во всей полиции только одна такая девушка, вот ее и гоняют по всему городу. А теперь поручили работать с нами.

— Теперь я постараюсь остаться на этой работе подольше, — снова улыбнулась Марта.

Я посмотрел на нее и что-то пробурчал. Мак тоже издал нечленораздельный звук.

— А почему бы и нет? — продолжала она. — Ведь до сих пор я работала только в отделах по борьбе с детской преступностью. Они даже не решались бросить меня на карманные кражи.

Мы с Маком переглянулись и рассмеялись.

— Что тут смешного? — возмутилась Марта.

— Просто мне пришло в голову, — ответил я, — как тебе удается оставаться неприметной. Ты слишком хороша, чтобы заниматься подобной работой.

Мак вновь рассмеялся, а Марта показала мне язык. После этого я обратился к Маку:

— Мы примемся за дело спокойно и хладнокровно. Всю предварительную работу до меня уже проделали, и наш план, возможно, удастся. Я с удовольствием вывел бы убийцу на чистую воду обычным путем, но это дело каким-то образом связано с высокой политикой, а вы же знаете, какой шум могут поднять наши депутаты, представляющие интересы десятков тысяч избирателей.

— Да, такое не исключено. Но что вы будете делать?

— Марта все еще живет там, и ни один человек не знает, что она работает в полиции. В том квартале это не принесло бы ей славы.

— Знаю.

— Вот я и завяжу с ней интрижку — Я с ухмылкой поглядел на Марту, и она ответила тем же.

— Наша работа временами бывает чертовски интересной, — сухо констатировал Мак. И мы снова рассмеялись.

По неизвестной мне причине все напряжение куда-то испарилось, и я опять ощутил спокойствие, которое испытывал во время обычного дежурства, когда я всех своих граждан мог приветствовать простым «хэлло», когда дети играли в крокет или бабки, а не баловались пружинными ножами, как сейчас, когда должность полицейского еще доставляла человеку радость, хотя к концу дежурства у него невыносимо болели ноги и сам он чувствовал себя совершенно разбитым.

— Что вы думаете об этом деле, Мак?

— Твердый орешек… Мы заслали в квартал девятнадцать шпиков, но ни один из них не принес интересных сведений. Единственная зацепка заключается в том, что все убийства совершены одним и тем же оружием. Выходит, жертвы были прикончены одним человеком. Все попадания, как говорится, в «десятку», а это указывает на профессионала. Даже пули из одной партии. Это определили эксперты на основании смазки, прилипшей к ним.

— Это уже кое-что.

— Да, но это и все. Вы можете изучать эти бумаги еще неделю, но все равно ничего нового не обнаружите.

— Я тоже придерживаюсь такого мнения. Поэтому они и делают из этой истории чуть ли не государственное дело.

Мак поднялся и стряхнул пепел с сигары.

— Будьте осторожны, Джо. Это скверное дело. Оно мне совсем не нравится.

— Мне тоже.

— И знаете почему?

— Нет.

— В последнее время здесь кое-что произошло. Сперва шантаж с Филом Борли, и ни один человек не имел ни малейшего понятия, что он исчез из Чикаго, пока не появился здесь. А потом эта история с гангстерами… Она еще не получила большого размаха, но мы уже знаем, что некоторые парни из других частей города довольно прилично чувствуют себя в самых странных местах. И эти типы работают в довольно тесном контакте с некоторыми политиками.

Тут я заметил, что Марта задумчиво нахмурила лоб.

— Если эти убийства случились внутри организации, — продолжал Мак, — то значит, они впутались в какое-нибудь миленькое дело. Но если это дело рук постороннего, то организации это отнюдь не понравится — не понравится тот факт, что их новая область интересов оказалась под лучом прожекторов. И они попытаются сами довести дело до конца. В обоих случаях они попадут, как говорится, к чертям на сковородку.

Я ухмыльнулся.

— Можете не беспокоиться, Мак. Я ведь уже не новичок.

— Но вы же знаете, что значит репутация, — заметил Мак. — Кто-то наверняка поджидает случая, чтобы подставить вам ножку. Мне не нравится, что вы практически предоставлены самому себе. Обычно мы так не делаем, это не в наших правилах.

— Случай тоже довольно необычный.

— А кого вам дали в помощники?

— Только Марту. Мы, главным образом, должны прислушиваться к тому, что говорят люди.

Марта откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Мне страшно захотелось сделать то же самое: скрестить руки на ее груди.

— Мы можем привлечь на помощь дежурного полицейского, — сообщила она.

— Великолепная перспектива, — скептически проронил Мак. — Ну, если вам придется туго, можете взять из нашего участка свободных от работы людей.

— Вот за это спасибо, Мак. Вполне вероятно, что они нам понадобятся.

— О'кей! Так что в случае чего дайте мне знать… Больше вам ничего от нас не требуется?

— Полагаю, что нет.

Я постучал пальцем по папке с делами.

— И огромное спасибо за материалы.

Мак попрощался с нами и вышел. Стенные часы показывали уже двенадцать ночи.

— Ну хватит, Марта. Закрываем нашу лавочку.

— Значит, первая часть работы завершена? — спросила она и в ответ на мой кивок продолжила:

— Что будем делать теперь?

— А теперь я обязан завести с тобой интрижку. — Я бросил на нее самый влюбленный взгляд, на который только был способен.

* * *

…Начать мы решили в субботу. А до этого Марта хитро и вскользь упоминала своим знакомым, что повстречалась со мной и что мы уже пару раз вместе пообедали. Собственно, ей достаточно было сказать об этом миссис Мэрфи, жившей над нею, и мистеру Клехо, державшему лавочку, чтобы новость мгновенно распространилась по всему кварталу.

«Марта подцепила старую Свинью Скаплона, который служит в полиции».

Вскоре она уже начала ощущать на себе косые, хмурые взгляды тех, кто уже успел побывать за решеткой. По субботам Марта обычно не работала, а занималась на курсах испанского языка. Соседи знали только одно: Марта работает пять с половиной дней в неделю в каком-то бюро, и поэтому не было ничего удивительного и выглядело совершенно естественно, когда мы вместе поднялись по лестнице из подземки и направились к ее квартире.

На углу, где пристрелили моего отца, я остановился и взял ее за руку. Передо мной расстилалась старая, хорошо знакомая мне улица — улица моего детства.

Да, давно я здесь не бывал, очень давно. Перед моими глазами уже всплыли знакомые дворы, развешанное на веревках белье и бачки для отходов. Любой человек всегда быстро вспоминает дни своего детства. Он быстро возвращается в те дни, когда жизнь заключалась в раскаленной солнцем мостовой, в новых сапогах на резиновой подошве и пятицентовике в кармане. Человек, который погиб на пляже Акцио, снова является твоим лучшим другом. А человеку, который был приговорен в Синг-Синге к смертной казни, вновь, как и прежде, десять лет, и он опять играет главную роль в театральной постановке, организованной школой. Мать твоей первой любви плачет по ночам, уткнувшись в подушку, потому что девушка теперь богата, но чересчур распущена и фланирует с безмятежным видом по улицам, где бродят проститутки. Но в твоем воспоминании она остается маленькой девочкой, которая в свои пятнадцать лет имела все, что кажется важным парням и девушкам. Вспоминаются мне и Сэм Стэплис, по прозвищу Плохой Медведь, и сам вождь Ларри — Бешеный Конь. Мы часто играли в горах в индейцев, и каждый имел свое прозвище. Я, например, назывался Большой Свиньей, потому что всегда хотел быть полицейским.

Мишель Стогман, маленький мошенник из дома на углу улицы, хохотал громче всех, когда ребята высмеивали меня за то, что я хочу стать полицейским. А однажды я видел, как он напал на Джуда Дженкинса, на старину Джуда, и отнял у него получку. Я был единственным свидетелем этого происшествия. Через два дня после того, как я получил повестку, приятели Стогмана вытянули меня из дома и хотели преподать урок. К счастью, мимо как раз проходил полицейский. Двоих он прогнал, а третьего, который как раз собирался ударить его ножом, я сбросил через перила маленькой террасы, и он сломал себе позвоночник.

В банде много кричали по этому поводу, но притронуться ко мне после этого побоялись — в полицейском участке сидели далеко не дураки. А потом наступило время, когда и я сам стал дежурным полицейским этого квартала.

— Все по-старому? — Голос Марты вывел меня из задумчивости. Я почувствовал, что лоб мой нахмурен, а глаза сильно прищурены, и проворчал:

— Приблизительно…

— Ты никогда не заходил в этот район?

— Не хотелось, — признался я и добавил, кинув на нее взгляд:

— Я же не знал, что тут живешь ты, Марта.

— Разве это что-нибудь могло изменить?

Я пожал плечами. Но она уже поняла, что наверняка кое-что бы изменилось, и довольно улыбнулась.

А потом мы стояли на перекрестке и ждали, пока не зажжется зеленый свет, потом перешли улицу и зашли в ресторанчик, который все называли «Донованс лайв». Уже издали можно было учуять запахи, доносившиеся оттуда. Но эти запахи свидетельствовали о солидном возрасте заведения. Пахло спертым воздухом и кислым пивом. Боковой вход вел в зал, а главный — непосредственно в бар.

Бар был очень маленьким, но в нем все-таки нашлось бы место, чтобы выпить рюмочку. Парень, увидевший, что Марта ведет меня в бар, хотел преградить нам дорогу, но, получив от меня короткий удар по почкам, лишь вскрикнул и пролил свою выпивку. Ухмыляющиеся рожи мгновенно вытянулись, а я в это время вышвырнул парня из-за стойки к стене, где он попытался обрести равновесие.

Марта мило улыбнулась, и человек, сидевший за стойкой, сразу же уступил ей свое место. Мы заказали две большие кружки пива.

Парень оторвался от стены и направился в нашу сторону. Он был крупный и жирный, во рту его торчала сигара. Кто-то давным-давно сломал ему переносицу, но, видимо, это недешево обошлось его сопернику. Здесь он был важным человеком, а шляпа «дерби» придавала ему вид маленького грязного политикана.

Бармен навострил уши, а толстяк сказал:

— Послушай, легавый!

Я обернулся, он перебросил сигару в уголок рта.

— Если ты хочешь лишиться своего места, то попал как раз по адресу. Ты это знаешь?

Я широко улыбнулся и в тот же миг почувствовал на своей руке руку Марты.

— Нет, я этого не знал.

Толстый указательный палец поднялся в воздух и для большей убедительности ткнул меня в грудь, но именно таких движений я не любил больше всего на свете. И многих уже отучил проделывать их. Поэтому как только палец коснулся моей груди, я схватил его и повернул на несколько градусов: раздался хруст. Но еще до того, как на его ряшке успели выразиться удивление и боль, я нанес ему точный удар в челюсть, так что вся сигара оказалась у него во рту.

— Кто это такой, дорогая? — обратился я к Марте. Но ее опередил бармен:

— Эл Ризе. И это принесет вам много неприятностей. Он тут важная фигура. Это его район.

— Ах вот как! — удивился я и схватил Эла Ризе за воротник. — Вы меня знаете, Эл Ризе?

Он попытался с честью выйти из положения и стряхнуть меня, но я тотчас же наградил его оплеухой. Это бил добротный и сильный удар, звук" его разнесся по всему бару, а у толстяка от этого удара ноги подкосились.

— Я ведь спросил вас кое о чем, Эл Ризе?

На этот раз он кивнул.

— Тогда скажи это громко, ты, мешок с дерьмом! Чтобы это слышали все люди!

— Вы — лейтенант Скаплон!

— Громче!

Он чуть не сорвал голос.

— Так вот… Если у кого-нибудь есть ко мне подобное дело, можете предъявить счет. Я сам из этого района и знаю правила игры. Но если они мне не понравятся, я введу новые. Возможно, кое-кто из вас тут чувствует себя запуганным, а кое-кто слишком решительным. Но все равно, советую вам со мной не связываться.

Я отпустил Ризе, и он медленно побрел прочь, прижав руку к груди. Вокруг нас сразу же стало пусто. А потом я заметил в другом конце бара человека в сером костюме, который смотрел на нас насмешливым и понимающим взглядом. Это был Лоферт, один из гангстеров другого, более богатого района.

Марта пригубила пиво и нервно облизала губы.

— Ты слишком жестоко с ним обошелся, Джо.

— Но ты ведь и раньше знала меня таким.

— Да, но сейчас ты служишь в полиции.

Я что-то буркнул ей в ответ и тоже глотнул пива. Потом все же сказал более внятно:

— Таким людям нужно давать уроки, не боясь им сообщать, кто ты такой. С другой стороны, необходимо дать им возможность сделать первый ход, но сразу же отплатить сторицей. Если эти ублюдки почувствуют, что они сильнее, то тебя не спасут ни имя, ни форма, ни оружие.

— Но…

— Мы живем не в сказочном городе, Марта. И мы видим тут не середнячков этого района.

— Но я здесь живу, Джо. И ты тут жил раньше.

— Конечно, кто же спорит, но не забудь, что у нас задание… Ты — моя напарница, так что не читай мне проповедей.

Какое-то мгновение она казалась рассерженной, но, заметив в зеркале, что я улыбаюсь, тоже улыбнулась.

— Наверное, я слишком долго сидела в отделе борьбы с детской преступностью и не знаю настоящего сброда.

— Вот-вот… Я ведь не имею в виду нормальных граждан. Но тут, среди подонков, дружба завоевывается только силой.

— Да, вероятно, ты прав.

— Ну, допивай это пойло и пошли к тебе. Холодильник наполнила, а?

Глава 3

Я стоял у окна и вспоминал собственную уютную квартиру с видом на Драйв. Здесь солнце бывает недолго, только тогда, когда проскальзывает меж ущелий шахт, отделяющих один дом от другого. Сейчас дома уже стояли в тени.

Марта отложила в сторону последнюю из наших записей и разлила по чашкам свежесваренный кофе. Она молча протянула мне чашку и посмотрела в окно.

— Мрачно в трех измерениях: шумно, грязно и вонюче.

Она пожала плечами и кивнула.

— Но тем не менее это наш родной квартал.

— Я предпочел бы что-нибудь почище.

— Ты уже стареешь, и вкусы у тебя устоявшиеся. — Марта поставила чашку на стол и вышла из комнаты.

Внизу на улице дети устроили из мостовой арену своих игр. Они блокировали дорогу двум машинам, но водители, которые в подобных случаях нажимают на гудок, не спешили проехать мимо и выжидали, когда ребята кончат выяснять между собой отношения. Все было решено довольно быстро. Дети, разбежавшись по сторонам, позволили машинам продолжить путь.

Марта вновь появилась из спальни. Серый костюм уступил место чему-то зеленому, искрящемуся на свету, и я сказал себе, что даже в грязном районе находится место красоте.

— Тебе нравится? — улыбнулась она.

— Нравится… А зачем ты его надела?

— Чтобы украсить твое пребывание здесь.

— Мне и до этого было хорошо, — ухмыльнулся я.

Марта приблизилась ко мне и повернулась так, что платье веером взлетело вверх.

— Так лучше, правда?

— Да, намного лучше. — Я взял ее за руки и притянул к себе так близко, что ощутил запах духов, а ее пальчики впились в мою руку. Ее губки коснулись моих: они были влажные и теплые. Почувствовал я и ее язычок, словно приветствие после долгой-долгой разлуки. И тем не менее это было лишь робкое прикосновение — мы еще оставались чужими, несмотря на давнее знакомство.

Я сделал шаг назад, она улыбнулась.

— Мы с ума сошли, правда?

— Возможно…

— Но поручение мы получили приятное.

— Надо же практически потренироваться.

Марта вновь рассмеялась своим хрипловатым смехом, дотронулась пальчиком до моих губ, а потом взялась за свою сумочку.

— Ты готов?

— Я всегда готов!

Затем я посмотрел на часы: около шести. Самое подходящее время. Я кивнул и добавил:

— Пошли!

Мы решили наведаться в заведение Тони, потому что оно было излюбленным местом Рене Миллса. Ресторан Тони нельзя было назвать первоклассным, но нам важно было другое. Тони наверняка разнесет по всему району, что мы побывали у него.

Старый Тони сразу вспомнил меня, но приветствовал все же сухо и недружелюбно. Облавы, имевшие место во время сухого закона, озлобили его и настроили против полиции. Зато Мэри, его жена, с радостной улыбкой вышла к нам навстречу и похлопала меня по плечу, как делала это еще тогда, когда я был ребенком и она давала мне кусок мягкого, теплого итальянского хлеба, густо намазанного маслом, — в награду за какие-нибудь выполненные мной поручения.

Мэри сама принесла наш заказ, а затем села напротив меня и кивнула довольно при виде того, с каким аппетитом мы начали есть. Ей нравилось наблюдать, как едят люди.

— Джо, ты пришел сюда, чтобы навестить эту девушку? — поинтересовалась она и, не дожидаясь ответа, продолжила:

— Это хорошо, это очень хорошо. Она хорошая девушка, и ей давно пора замуж, иначе как она получит беби, если у нее не будет мужа, правда?

— Ну, если…

Мэри погрозила мне пальцем.

— Нет-нет, сперва надо жениться.

Ее перебил Тони:

— Оставь их в покое. Дай спокойно поесть.

Мэри рассмеялась, и все ее подбородки дружно заколыхались. Потом она протянула руку через стол и снова похлопала меня по руке.

— Ты хороший парень, Джо. Но что сталось с твоей семьей? С твоим сумасшедшим братом? Он еще здесь?

— Я уже давно его не видел, Мэри.

— Он всегда был странным. Ты знаешь, он сделал так, что мальчишка казался повешенным, и тем самым испугал меня до смерти…

Марта удивленно уставилась на меня.

— Это они сделали с маленьким Давидом. Соорудили такую деревянную основу и подложили ему под рубашку так, что казалось, как будто его повесили по-настоящему.

— О-о!

— Это было совсем не весело, — серьезно заявила Мэри. — И, меня недаром прошиб пот. Потому что эта штука, которую они там сделали, треснула, и мальчишка действительно висел. Еще минута, и он задохнулся бы. У него уже язык начал вываливаться изо рта. Я спустила его на землю, а твоему брату надавала по щекам, да так, что у него кровь пошла из носа. Я хотела и отцу твоему пожаловаться, но он разревелся, и я его пожалела и ничего не сказала.

— Я слышу об этом первый раз.

— Как же его звали? Как вы все его называли? Каким-то прозвищем, перенятым от индейцев…

— Вождь сиу Бешеный Конь… Так, кажется…

— Да, похоже… О, я могу рассказать кучу историй из того времени.

— Все еще болтаешь? — сказал Тони из-за стойки. — Оставь же их в покое, жена.

Я подмигнул ему, и он посмотрел на меня немного дружелюбнее. Мэри обиделась на слова мужа. Поэтому я отвлек ее, спросив:

— И ты видела, где умер Рене Миллс?

— Он не умер… — Она тяжело повела плечами. — Он был убит.

— Да, его пристрелили. Здесь, кажется, творятся нехорошие дела.

— Кругом зло и беда. Да ты и сам это знаешь, Джо.

— А Рене хорошо жилось?

Она меня поняла, но ответила не сразу.

— Не так уж хорошо… Хотя он и хвастался. Доносчик был этот Рене. Вечно рассказывал о своих дружках-гангстерах. Дружки называется…

— А кто были эти его дружки? Ее типично итальянский жест был достаточно красноречив.

— Какая разница… Если кто-нибудь всплывал в газете в связи с каким-нибудь преступлением, то это был его дружок, вот так.

— Но когда он умер, у него не было денег.

— У него их никогда не было. Но по счету Рене расплачивался. Может, через месяц, но потом все равно все отдавал.

— Значит, вам повезло.

— А что будет делать полиция, Джо?

Теперь настал мой черед пожать плечами.

— Дело рассматривается, и рано или поздно что-нибудь обязательно обнаружится.

Ее умные глаза внимательно уставились на меня.

— И ты им в этом поможешь, да?

Я отложил вилку.

— Мэри, я уже лейтенант и не имею ничего общего с такими делами. Неужели ты думаешь, что я буду бегать по всему городу, как мальчик на побегушках?

— Значит…

— Я здесь ни при чем. По мне, пусть они хоть все друг друга перестреляют, если это им доставляет удовольствие. Я уже уговариваю эту малютку уехать из этого района.

— Для малютки она слишком большая, — заметила Мэри, а Марта кольнула меня вилкой под столом. — А серьезно, Джо, ты будешь что-нибудь делать в связи с делом Рене?

— Зачем?

— Ты же служишь в полиции, а мы платим налоги…

Тони опять что-то буркнул за стойкой, и Мэри кинула на него сердитый взгляд.

— Полиция уже здесь была и задала всем вопросы, не так ли?

— Да, конечно, они здесь уже были и расспрашивали народ. Но что они тут знают? А ты, Джо, ты из этого района, и ты всех тут знаешь. И Рене ты знал…

Мэри постучала пальцами по столу и задумчиво скривила рот. Затем неожиданно подняла руку.

— Погоди, я кое-что вспомнила.

Она ловко выбралась из кресла и довольно бодро поковыляла по ресторану. Обменявшись с Тони парой фраз по-итальянски, произнесенных с обеих сторон довольно резко, она заставила Тони забраться под кассу и вытащить на свет Божий кипу бумаг. Вернувшись к нам, Мэри положила бумаги на стол.

Мы с Мартой переглянулись, а Мэри сказала:

— Он оставил это здесь.

Среди бумаг был цветной проспект с новыми моделями «кадиллака», другой проспект рекламировал непревзойденные качества «крайслера», а третий был раскрыт на модели роскошного «империала».

Мэри смотрела на меня, вопросительно подняв брови.

— Он вечно носился с какими-то идеями, — произнес я.

Мэри кивнула.

— Как раз в тот день, когда он оставил эти проспекты, он и расплатился с нами по счету.

— Сколько?

— Больше трехсот пятидесяти долларов.

— Большой кредит вы ему позволяли.

— Ты же знаешь Тони. Большую часть Рене, конечно, тратил на выпивку. Тони не отказывал ему в выпивке.

— Вот как? — протянул я. Мне не хотелось тянуть ее за язык.

— У него в номере тогда как раз были люди. Они не пустили Тони в комнату, сказали, что он потом рассчитается. Только взяли у него бутылки. Ты же знаешь Тони.

— Вероятно, в карты играли, — предположил я.

— Наверное, — согласилась Мэри, и всю ее разговорчивость как рукой сняло.

Я расплатился, попрощался с Мэри, Тони и вывел Марту из ресторана. Ей очень хотелось мне что-то сказать, но я не позволил, шагая рядом с ней и улыбаясь. Меня заинтересовало, сколько она сможет промолчать.

Мы зашли еще в несколько баров, здоровались там со знакомыми, желали им приятно провести время и прощались. Я не скрывал, что служу в полиции, но слухи уже опережали наше появление. Достаточно было бросить взгляд на Марту, и люди сразу понимали, что у меня веские основания вновь появиться в этом рай390 она и позабыть, кто я такой. Они ухмылялись и подмигивали мне, а я отвечал им тем же.

У меня была великолепная роль. Иногда, когда я переигрывал, Марта стукала меня по ноге своей туфелькой, но все равно роль была чудесной. Около полуночи я отвел ее домой, запер за нами дверь и едва успел поймать ее руку, которой она захотела меня ударить.

— Тебе еще надо выучиться приемам дзюдо.

— О, Джо, — рассмеялась она. — Но я больше не смогу идти по улице с высоко поднятой головой.

— Почему? Ты же знаешь здешних людей.

— Да, но теперь я стала женщиной легкого поведения.

— Тогда тебе надо вспомнить о своих прежних деньках… — На этот раз ее рука достигла цели прежде, чем я успел защититься.

Затем она рассмеялась, покачала головой и сказала:

— А теперь я сварю нам кофе. Потом ты мне расскажешь, чего мы добились за сегодняшний день, конечно, если мне это положено знать.

— О'кей, — согласился я и сел на диван.

— Собственно, можешь начинать прямо сейчас.

— Рассказывать-то особо нечего. Марта. Можно лишь предположить, что Рене Миллс или нашел много денег, или ожидал получить их в скором времени откуда-нибудь.

— Но у него периодически появлялись деньжата. Я же видела его — он всегда одевался по последней моде.

— Верно… И он всегда расплачивался по счету. Но такие люди, как он, не брезгуют даже ограбить пьяного. Меня больше интересуют проспекты автомобилей. Кому нужен автомобиль в этом районе? Дети уже на другой день сделают его местом своих игр. В этом районе гораздо удобнее пользоваться такси и подземкой.

— Может, он просто хотел полюбоваться красивыми проспектами?

— Они довольно затасканы. Он их часто рассматривал.

— Возможно, он уже получил их затасканными.

— Все может быть, но это надо проверить. На проверку у меня ушло какое-то время. Минут пятнадцать не меньше… Сделав около дюжины звонков, я нашел торговцев «кадиллаками» и «империалами», которые вспомнили Миллса.

— Ну и как? — осведомилась Марта.

— Он сам забрал эти проспекты и проявил к машинам незаурядный интерес.

— Выходит, он на что-то надеялся или что-то затевал. — Она принесла кофе, датские пирожные и поставила все на столик.

— Кто знает? Может, он просто хотел показаться заинтересованным человеком.

Я взглянул на часы: первый час. Усталость сковывала мои члены, поэтому я встал и потянулся за шляпой.

— Мы действительно провели прекрасный вечер, — заметила Марта. — Не правда ли, Джо?

Она очутилась в моих объятиях с улыбкой на устах и с каким-то облегченным вздохом. И произошло это с такой простотой, будто мы давние любовники. Когда я наконец разжал объятия, я почувствовал, что она немного дрожит. Через пару секунд Марта приоткрыла глаза и взглянула на меня.

— Моя маленькая Джиджи, — проронил я.

— Не надо вспоминать этого старого имени. И потом — я совсем не маленькая.

— Ну, тогда большая Джиджи, — поправился я. — И не смотри на меня свысока, иначе я тебя укушу.

— Начальству запрещается кусать подчиненных, — парировала она.

Я улыбнулся.

— До завтра? Только после обеда. До обеда я должен быть в бюро.

* * *

Возвращаясь домой, я увидел на углу Бенни Лоферта, который разговаривал с какой-то потаскушкой. Я направился к ним через дорогу, и, когда я был еще на середине улицы, они неожиданно замолчали.

— Повернуться и положить руки на стену! — приказал я. — Ты знаешь, как это делается.

Надменность в его глазах уступила место ненависти. Он сплюнул и медленно повернулся. Я ускорил этот процесс, легонько подтолкнув его. Несколько запоздалых прохожих остановились неподалеку и оживленно зашептались. В окнах домов появились любопытные лица. Я тщательно ощупал Бенни, потом попросил показать удостоверение и нарочито медленно вернул его. После этого я разрешил ему вновь повернуться ко мне мордой.

— Что все это значит? — возмутился он. — Вы же знаете, что я не ношу оружия.

— Ребятки, побывавшие за решеткой и поддерживающие старые контакты, всегда вызывают подозрение. И ты должен это знать. Что ты здесь делаешь?

— Пришел навестить подружку.

— Какую подружку?

Он указал пальцем на девушку, жевавшую резинку. Ее взгляд метался от меня к нему и обратно. Я показал на ее сумочку.

— Дайте взглянуть. Кто вы, где вы живете и так далее… Докладывайте.

— Послушайте…

— Вы уже сидели, мисс?

По ее глазам я понял, что да. Но понял я и другое, что она больше не хотела сидеть. Девушка вытащила из сумочки удостоверение, из которого следовало, что ее зовут Паула Ли, и квитанцию за квартиру, из которой можно было узнать, что живет она неподалеку. Я знал, что она из себя представляет, но не захотел продолжать игру и вернул ей документы. Она с благодарностью взглянула на меня, после чего со злобой уставилась на Лоферта.

Завтра все узнают об этом инциденте. Лоферт был одним из крупнейших гангстеров центральной части города. Временами они наведывались в наш район, но не хотели, чтобы об этом знали жители. После того как Лоферт и девушка ушли, я некоторое время постоял на месте, а потом, решив не спускаться в подземку, подал знак проезжавшему мимо такси.

Вся операция заняла у меня пятнадцать минут. Через пять минут я уже открывал дверь моей квартиры. Мне показалось, что я возвращаюсь в совершенно другой мир.

Глава 4

Позавтракав в кафетерии при полицейском управлении, я прошел в свой кабинет и занялся повседневной работой. Особое поручение тоже имело свои прелести. В этом случае можно все дела, которыми ты занимаешься, передать другому человеку и сконцентрироваться на одном.

Незадолго до обеда ко мне пришел Мак Бриссон с двумя чашками кофе в руках. Он поставил их на мой стол и устало плюхнулся в кресло.

— Что вы делали в воскресенье? — поинтересовался я.

— Занимался канадским делом. Сейчас оно лежит в отделе по расследованию убийств.

Я нахмурил лоб и покачал головой, так как не мог припомнить, что это за дело.

— Нападение на денежный транспорт в Монреале. Полтора миллиона долларов…

— Каким же образом оно у нас очутилось? Мак взял кофе.

— Не у нас, — пробурчал он. — А у меня. Вы — счастливчик, и вам не нужно работать. Оба охранника убиты. А обоих гангстеров, напавших на транспорт, смогли проследить до Ниагарского водопада и оттуда до Буффало. Полагают, что они хотят податься в Нью-Йорк.

— Ну, вот вы их и схватите. Вы хоть знаете, кто они такие?

— Одного знаем, это Чарли Дэнси. Его частенько видели с гангстерами из Бруклина. А один из полицейских опознал его по фотографии разыскиваемых преступников, которую видел уже давно, и сообщил нам это имя за несколько секунд до смерти.

— Что же, меньше работы для вас.

Мак поднял чашку, отхлебнул кофе и снова поставил чашку на стол.

— Не больше, чем у вас, не так ли? — Он попытался скрыть улыбку. — И потом, еще кое-что…

— Что именно?

— Недавно я совершенно случайно был в кабинете инспектора. Судя по всему, вы кому-то сильно навредили. По этому поводу уже пошли разговоры.

— Я еще этого не заметил.

— Какое-то время вы, видимо, и не будете замечать. Они ждут результатов вашей работы. — Мак откинулся на спинку кресла и потянулся в карман за сигаретами.

Но сигарет у него не нашлось, и он с упреком посмотрел на меня, поскольку я не предложил ему своих. — А как вообще идут дела?

— Пока я еще ничего почти не знаю. Вы же знаете, как это бывает. Я видел лишь Бенни Лоферта. Мак кивнул.

— Собственно, я и пришел к вам, чтобы поговорить об этом. Наши ребята сказали мне, что в том районе часто бывают Лоферт, Бимиш, Уилл Фатер и Стив Лютц.

— И все — высокооплачиваемые наемные убийцы?

— Угу. Все, кроме Лютца, снимали комнаты. Благодаря им квартал приобретает более благопристойный вид.

— Вчера вечером я поставил Лоферта к стенке и проверил, нет ли у него оружия.

— Да, мы об этом слышали. Сообщил дежурный полицейский. Вы уже познакомились с ним? Приятный парень, совсем еще новичок. Только что кончился испытательный срок. Посылает такие донесения, словно рассчитывает, что их будут читать грядущие поколения или сам президент. Он с удовольствием сообщил бы нам, сколько людей плюнули на тротуар в течение часа.

— Ничего, оботрется. Все мы были такими.

— Да… — Мак встал и взял свою чашку. — Но этих людей мы возьмем под контроль, и если что-то узнаем, то сразу вам передадим.

— О'кей! Большое спасибо за кофе.

Когда Мак ушел, я вновь уткнулся в бумаги. Рассортировал их, пометил каждую, а потом вызвал Кассиди, чтобы он раздал их соответствующим работникам. Покончив с этим муторным делом, я позвонил Марте и договорился, что мы встретимся в два часа. К этому времени она должна приготовить обед.

* * *

Воскресный день на улице — это день мира и спокойствия. Недельная битва достигла своего апогея в субботу вечером и ночью, а в воскресенье утром противники оттянули свои войска назад и освободили на некоторое время поле боя. Но следы битвы еще можно было заметить. Осколки пустых бутылок, поблескивающие на свету, пятна на стенах домов, которые остались после пьяных компаний, и опрокинутые бочки с отбросами, лежащие на боку.

Движения почти не было. Парни в воскресное утро обычно чувствовали себя неспокойно и поэтому, как правило, не играли на центральных улицах в футбол. Прогуливались лишь девчонки и девушки, пожевывая резинку и размахивая сумочками. В воскресный день они хотели казаться благородными, а парни пытались сойти за взрослых мужчин. И все это происходило на фоне грязных фасадов и вонючих подворотен.

В трех заведениях я осведомился насчет Эла Ризе, и, когда мне ответили, что он еще не появлялся, я попросил передать ему, что я его разыскиваю, чтобы задать головомойку. В час дня бары были еще пустыми. И во всех трех барах шла утренняя уборка: пахло сыростью и мазью для натирки полов. Я намеками дал понять, что Ризе занимается наушничанием для полиции. В этом районе на такие вещи смотрят довольно косо, если не сказать больше. Теперь, во всяком случае, они должны будут играть со мной в мою игру. Я должен убедить их, что грубый и жестокий коп возвратился в родной район навестить девушку, которую знал с детства. И до тех пор, пока они мной не интересовались, мне тоже не было до них дела. Меня не интересовало, чем они занимались. Но если кто-нибудь осмелится встать мне поперек дороги, то берегись, братишка!

Они все это быстро поняли, поэтому я добился того, чего хотел.

Марта открыла мне дверь. Втянув носом аппетитные запахи, я понял, что здорово проголодался. На Марте было надето платье с юбкой-клеш и простые туфли, но выглядело на ней все великолепно. За обедом мы почти не разговаривали. А потом отправились в третьеразрядное кино и посмотрели фильм, который видели год назад. Около семи вечера поужинали в баре Смита, а потом снова пошли гулять по улицам, выпили немало пива, и наконец я проводил Марту домой.

Прошло всего два дня, а у нас все шло точно так, как и было запланировано. Слухи и сплетни текли быстрее, чем горные потоки, и, где бы мы ни останавливались, разговоры повсюду прекращались. В лучшем случае, если и говорили, то очень тщательно взвешивая слова, но все без исключения избегали встречаться со мной взглядом, и только по одной причине: я был копом. Пьяницы и нищие, встретив меня, смущенно улыбались и сразу же старались смыться.

По дороге к дому Марты мы встретили дежурного полицейского. Я его еще ни разу не видел, но он меня знал и приветствовал:

— Добрый вечер, лейтенант.

— Добрый вечер. — Я протянул ему руку. — Мак Бриссон сказал мне, чтобы я установил с вами контакт.

Он чуть покраснел и улыбнулся.

— Вот уж не думал, что он обо мне вспомнит. Он был одним из учителей в полицейской академии. Кстати, зовут меня Мак-Нейл. Хол Мак-Нейл.

— А это Марта Борлиг.

Он кивнул.

— Вас я часто видел, мисс Борлиг.

Я легонько ткнул ее в бок.

— Смотри-ка, а ты тут хорошо известна…

— Хватит шуток…

— В районе спокойно? — спросил я Мак-Нейла.

— Так, мелочь… Пару дней назад какой-то незнакомец напугал двух старушек. Говорят, что у него огромная борода странной формы и чудное лицо. На прошлой неделе была большая драка в двух кварталах отсюда и три семейные ссоры.

— Здесь трудно работать?

Он пожал плечами.

— Если тут действовать по инструкции, то ничего путного не добьешься.

— Что ж, это меня радует… Приглядывайте за моей дамой, договорились?

— Это приятное поручение, сэр, — улыбнулся он и отправился дальше, проверяя по пути ставни на ближайших домах и кивая людям, выглядывающим из окон.

По дороге Марта остановилась перед домом, которого я до сих пор избегал. Она посмотрела на него — обычный дом из песчаника, стоявший на другой стороне улицы, а потом перевела взгляд на меня.

— Боже! Тебе до сих пор больно видеть его, Джо? Дом, в котором я жил когда-то. Где голод был постоянным гостем, деля всю жизнь на редкие праздники и каждодневные лишения. Один из жильцов первого этажа прикончил ночью жену и детей, когда они спали, а потом покончил с собой. А этажом выше нас Кровавая Мэри открыла свое дело. Начала с абортов, а потом стала сдавать кровати на ночь. Заработав какую-то сумму, она открыла нечто вроде меблированных комнат на углу улицы.

— Через несколько месяцев все это будет снесено. Часть жильцов уже переселили.

— Это сделали с опозданием на двадцать лет, — сказал я, вспомнив о полузабытых лицах — пустых и ничего не выражающих.

— Ты до сих пор ненавидишь этот дом, Джо?

— Я всегда его ненавидел. И не только дом, а весь квартал. Самый грязный район города — грязь, нищета и проституция. Отсюда мало кому удается выбраться.

— Но ты выбрался…

— Да, но с большим трудом. — Я увидел выражение равнодушия на ее лице. — И не понимаю, как ты это можешь выдерживать.

— Может быть, я не способна так же сильно ненавидеть, как ты. Ну ладно, пошли дальше. Завтра рабочий день.

— Да, пошли.

В парадном мы быстро попрощались, сейчас я был просто не в состоянии говорить с кем бы то ни было Отчий дом вскрыл все старые, зарубцевавшиеся раны. И теперь мне нужно было нечто, что смогло бы уничтожить вонючий привкус прошлого. Я отправился в заведение Донована и попросил пива. Кто-то жирный и крупный выскочил через черный ход. После второй кружки пива я почувствовал себя лучше.

Маленький человечек, уже давно меня разглядывающий, перехватил наконец мой взгляд. Я сразу понял, чего он хочет. Выйдя из бара, я свернул на запад и остановился в тени подворотни. Минут через пять человечек прошел мимо меня и уже собрался было прошествовать дальше, как я тихонько кашлянул. Он вздрогнул, недоуменно оглядываясь назад, а затем уставился в тень подворотни.

Наконец я решил перестать его мучить и сделал шаг вперед. Человечек быстро подошел ко мне.

Глава 5

— Вы лейтенант Скаплон, не так ли? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— А кто вы такой, уважаемый?

Он нервным движением вытянул голову вперед и вновь осмотрелся по сторонам, после чего опять исчез в тени подворотни.

— Гарри Боуп. У меня комнатка над ломбардом Мо Кдовиста. Работаю по случаю, в основном живу на средства социального обеспечения.

— Сидел?

— Было такое… Шесть месяцев за бродяжничество. Десять лет назад. — Он пожал плечами и добавил:

— Трудный был тогда год… послушайте, надеюсь, вы не выдадите меня?

— Можешь быть спокоен, Гарри. Так в чем дело?

— Этот жирняк Ризе здорово на вас разозлился. Он уже повсюду рассказывал… — Об этом я слышал, Гарри.

— Нет, я не это имею в виду. Он ищет людей, которые расправились бы с вами. Никто на это дело не идет, но он продолжает настойчивые поиски и, вероятно, рано или поздно найдет. Платит наличными пять сотен за хорошо проделанную работу.

— Где ты это узнал?

— У меня отличный слух, лейтенант. Я как раз разгружал бочки с отбросами для Хило, а он говорил по телефону. Одно из стекол в окне было разбито, и я все услышал.

— А почему ты решил мне об этом рассказать, Гарри? Я же здесь не по делам службы и не могу ничем помочь Гарри подошел ко мне совсем близко, поднял обрюзгшее лицо и испытующе посмотрел на меня — Вы, наверное, обо мне совершенно забыли, да? Но я и не рассчитывал на то, что вы меня помните. Прошло ведь столько лет… Но ваш отец и я — мы были вместе на войне во Франции. И он спас мне жизнь. После войны я часто к вам заходил, вы тогда были еще мальчонкой. Вас было уже четверо, когда я видел его в последний раз. Вашу матушку я тоже знал.

Теперь и я вспомнил его. Странный был человек — носил свою военную форму до самого последнего дня, пока она не расползлась на части. По субботам он всегда приходил к нам на завтрак и ел как голодный волк, вероятно, отъедался на всю неделю.

— Большое спасибо, Гарри, я буду помнить об этой услуге.

— Если я еще что-нибудь услышу, то дам вам знать.

— Только будь осторожен, — предупредил я его. Я медленно зашагал дальше, вспоминая прошлое. Проходя мимо стены, что была рядом с продуктовым магазином Кармен, я провел по ней рукой. Там были царапины начальных букв наших с Ларри имен, а также имена Дуга Китхона и Рене Миллса. Свежие царапины и надписи не смогли их уничтожить. А там, неподалеку от школы, где Нэнси Таккио и Химми Шапиро сели в автомобиль и, к несчастью, нажали на газ, в стене все еще была заметна вмятина.

«А теперь все они мертвы», — подумал я.

Мы вместе лазили по крышам, вместе искали пустые бутылки, собирая деньги на кино в субботний вечер, а потом разыгрывали меж собой наиболее понравившиеся нам сцены из фильмов. Мы превращались то в ковбоев и индейцев, то в солдат, то в разбойников и полицейских. И все в зависимости от того, какую картину мы смотрели Ларри всегда жил в мире индейцев. Нэнси, Химми и Рене подражали актеру Джорджу Рафту и изображали из себя гангстеров. Дуг Китхон хотел стать моряком, но в нашем кинотеатре почти не шли фильмы о моряках, поэтому он всегда чувствовал себя обиженным.

А Марта, маленькая Джиджи, постоянно бегала за нами и кидалась камнями. Она тоже хотела участвовать в играх, но у нас не было женских ролей. Я непроизвольно улыбнулся и автоматически провел рукой по шраму под волосами — именно она угодила мне камнем по голове. Я наградил ее за это пинком по одному месту, и она с плачем убежала домой.

Было уже половина второго ночи, когда я свернул за угол и дошел до того места, где был убит Дуг Китхон. Чуть дальше по улице о чем-то спорили двое пьяных, а в парадных жались друг к другу влюбленные парочки. Кое-где из квартир доносились громкие голоса, а иногда и ругань — почти всегда по одному и тому же поводу.

В мою сторону направлялся человек, вероятно, рабочий, возвращающийся с ночной смены. Он шел опустив голову и ни на кого не глядя, пока его не окликнул кто-то, стоящий в тени подворотни. Они поговорили несколько секунд, затем первый продолжил путь, а второй снова исчез в темноте. Наконец он прошел мимо меня, кинув косой взгляд. А когда я добрался до того места, где с ним разговаривали, из тени возникла женщина. Она небрежно махнула сумочкой и произнесла вкрадчивым голоском:

— Вы, кажется, не очень спешите, молодой человек…

— Угу…

— В таком случае я могу составить вам компанию.

— Неплохо придумано, — ухмыльнулся я. — Сколько? Я увидел ее улыбку и то, как мгновенно напряглось ее тело.

— За десятку ты получишь столько удовольствия, что не забудешь меня до конца жизни. Не пожалеешь, милый.

— О'кей, крошка, — проронил я, достал сигарету, сунул ее в рот и закурил. В свете спички она увидела мою физиономию и точно окаменела.

— Вот мы и встретились, Паула, — проговорил я.

Лицо Паулы Ли казалось бледным овалом в желтом пламени спички. Ее губы предательски задрожали. Я подумал, что сейчас она убежит, и взял ее за руку. Она затрясла головой и прошептала:

— Прошу, не надо…

— Такие штучки могут обойтись тебе довольно дорого: полтора года работного дома. Точнее, могли бы обойтись…

Паула мгновенно поняла значение слов «могли бы».

— Что… что вы хотите от меня, мистер Скаплон?

— Где ты живешь?

Паула показала куда-то в темноту.

— Вот тут я и живу.

— В таком случае пошли к тебе, если приглашала.

Ее квартира состояла из двух комнат и, крохотной душевой, по-видимому оборудованной из стенного шкафа. Паула все еще не понимала, как себя вести. Она автоматически прошла в спальню и стала раздеваться.

— Подожди, — остановил я ее и показал на стул в углу. — Сядь-ка пока вот сюда.

Паула вздрогнула, услыхав эти слова, нервно облизала губы, но сразу направилась в угол. С минуту она сидела, уставившись глазами на свои туфли, а потом спросила:

— Ну?

— Сколько девчонок на этой улице занимаются этим делом, Паула?

— Только я. Тут почти ничего не заработаешь.

— А зачем же ты тогда упорствуешь в своем ремесле?

Ее взгляд, казалось, хотел проникнуть в мою душу.

— Потому что они меня не отпускают. И поскольку я ничего на это не сказал, она продолжила:

— Когда приходили Ленц и Бенни Лоферт, я одного поцарапала, а другого прогнала. А теперь эти подонки не выпускают меня с этой улицы.

— Выходит, здесь все так же, как и раньше? А какое отношение имеет к этому Лоферт?

— Почти никакого… Он только позвонил одному человеку…

— Элу Ризе?

Она промолчала, но это и так было ясно. Я улыбнулся.

— Бамми Ленц тебе больше ничего не сделает. Две недели назад он упился неочищенным спиртом, и сдох в больнице Бельвью.

— А другой?

— О нем я позабочусь. И уверяю, они оставят тебя в покое. Но ты должна исчезнуть с улицы и приняться за настоящую работу. Ее не так трудно сейчас найти.

— А что вы потребуете от меня за это? — с вызовом поинтересовалась Паула.

— Ведь ты каждую ночь проводила на улице, не так ли?

Она кивнула.

— Твоего имени не было в списке свидетелей по делу об убийстве Дуга Китхона. — Она сразу опустила голову, и я понял, что нахожусь на верном пути. Как и все другие, она, видимо, также вызывалась полицией, но наверняка не дала ценных показаний. — Ты же видела, как что случилось, да?

Паула поняла, что лгать в ее положении опасно, и молча кивнула.

— Рассказывай!

Несколько секунд она молчала, а потом покорно начала рассказывать:

— Я видела, как он шел по улице, но не знала, кто это такой. Он остановился и подал кому-то знак. Тот как раз проходил по противоположной стороне улицы мимо фонаря. Но все это было слишком далеко, и я не могла различить, кто это такой. Я видела, как Дуг перешел на другую сторону и тот, другой, подошел к нему. Они немного о чем-то поговорили, потом Дуг повернулся и хотел идти дальше, но в следующую секунду почему-то бросился бежать. Тот, другой, выхватил револьвер и выстрелил ему в спину. А поскольку Дуг не упал сразу, он выстрелил в него еще два раза. Дуг плашмя упал на мостовую, а другой просто отправился дальше.

— А что сделала ты?

— Сделала? Я быстро помчалась домой, вот что я сделала. Лишь на следующее утро я решилась вновь выйти на улицу.

— А есть какие-нибудь признаки, по которым ты смогла бы опознать убийцу?

Паула покачала головой.

— Все произошло слишком далеко от меня.

— А ты все-таки припомни, Паула. Ведь убийство дело не совсем обычное. Такое не скоро забывается.

В уголках ее рта появились жесткие складки, внезапно она стала выглядеть на несколько лет старше.

— Честно говоря, мистер Скаплон… — Тут она смолкла, прикусила губу и только потом сказала:

— Тот, другой… он издал какой-то крик.

— Какой крик?

— Какой-то странный крик… После этого он его застрелил и ушел Крик был не очень громкий, но я его слышала. Слышала его крик, вот и все. Я сразу испугалась и побежала домой. Это все, что я знаю, мистер Скаплон. Честное слово!

— Ладно, Паула, больше об этом не будем. — Я поднялся и взял шляпу.

— Что теперь со мной будет, мистер Скаплон?

— Ничего. Следить за нравами улицы не моя обязанность. Да я вообще здесь не по делам службы. А спрашивал я тебя об убийстве лишь потому, что знал в детстве Дуга Китхона. Но я все-таки хочу тебя предупредить: будет лучше, если ты уйдешь с улицы. Есть и другие способы зарабатывать деньги.

* * *

…В деле речь шла только об одном свидетеле, да и тот, собственно, не был уверен, что именно он видел. Это был пьяный, который наблюдал за убийством из парадного дома номер 1209. Услышав выстрел, он вздрогнул, а когда раздался следующий, увидел, что Дуг Кит-хон падает. После этого свидетель сразу спрятался за лестницей. Он утверждал, что видел на улице какого-то человека, но какого именно, описать не мог. Он принадлежал к той категории свидетелей, от которой многого не добьешься. Если на самом деле существовал еще и третий свидетель, то он пока не показывался.

Продолжая идти по темным улицам, я припоминал все, что было в материалах этого дела. Рене Миллса нашли мертвым в телефонной будке, и лишь один человек показал, что он слышал выстрел. Но точного времени выстрела он сообщить не мог. Химми Шапиро нашли мертвым в стоящем автомобиле, а Нэнси Таккио принял смерть в собственной квартире. В это время у него был включен телевизор, и, хотя звук был не очень громким, выстрела тоже никто не слышал. И если бы сосед не зашел к нему ночью, поскольку телевизор продолжал работать, то, возможно, его труп пролежал бы в квартире долгое время.

Да, кто-то действовал решительно и последовательно. Был виден почерк настоящего профессионала Понял я и еще одно убийца на этом не остановится. До зари мне нужно было нанести еще один визит. Я прошел квартал, свернул за угол и вошел в дом, расположенный рядом с кондитерской Трента. На матовой медной табличке в парадном я увидел имя Каллагана и нажал на звонок. Через минуту зажужжал зуммер, автоматически открывающий дверь, я поднялся на второй этаж и остановился перед дверью квартиры Ральф Каллаган ушел на пенсию пятнадцать лет назад, но почти всю свою жизнь проработал в этом районе дежурным полицейским и поэтому великолепно знал район, его глаза были еще зоркими, а мозг продолжал автоматически регистрировать события, хотя он и ушел со службы. К тому же, как и все полицейские, ушедшие на пенсию, он обладал кое-какими привилегиями: правом носить полицейский значок и иметь оружие.

Открыв дверь, он мгновенно понял, с кем имеет дело. Коротко кивнул и сказал:

— Входите, молодой человек.

— Хэлло, Ральф.

Это был крупный и сильный мужчина, который даже теперь носил свой ночной халат с такой выправкой, с какой носил когда-то форму копа.

Тихо прикрыв дверь в спальню, он провел меня на кухню и показал на стул.

— Жена спит очень чутко, — произнес он и сел по другую сторону стола. — Да… вас я не знаю, но тем не менее вы кажетесь мне знакомым. — Я хотел было достать свой значок, но он отмахнулся:

— Кто вы, я знаю — Меня зовут Джо Скаплон, — ухмыльнулся я. — И вы пару раз наградили меня вашей дубинкой, когда я еще был мальчишкой.

— Ах, вот оно что! — воскликнул он. — И над чем же вы сейчас работаете?

— Выполняю особое поручение отдела по расследованию убийств. Вместе со мной работает Марта Борлиг.

— Ну, этот отдел позволяет себе всякие шутки — Несколько секунд он внимательно рассматривал меня, а потом нагнулся немного вперед, скрестил руки на столе и осведомился:

— Речь идет о четырех убийствах?

— Ла… Вы можете помочь мне?

— Если бы мог, я бы уже давно сообщил об этом. Здесь, кажется, никто ничего не знает.

Его глаза продолжали внимательно наблюдать за мной.

— В этом деле есть интересный момент, — сказал я — Я подозревал, что вы заговорите об этом. Вы имеете в виду Лоферта и компанию?

— Да. Что вы думаете по этому поводу?

— Они тут совсем не к месту. В районе имеются мошенники, карманники, несколько проституток, короче говоря — мелочь. И странно, что в этот район начинают проникать гангстеры. Ведь здесь совсем нет денежных людей.

— Но тем не менее они здесь. И тому должна быть веская причина.

Каллаган откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок.

— Есть у меня кое-какие мыслишки на этот счет.

— Какие?

Он посмотрел на меня в упор.

— Вы помните парня, которого звали Гус Уайлдер? Он удрал в Толедо еще до того, как смог что-либо показать против клуба Гордон-Сабито — Видел письма и читал отчеты в газетах. Ральф кивнул.

— Он жил тут пять лет, в двух кварталах отсюда вниз по улице Его брат и сейчас еще жив. С ним все в порядке. Имеет химчистку. Но мне кажется, они наблюдают за ним на тот случай, если к нему заявится Гус.

— Зачем это им может понадобиться?

Каллаган усмехнулся.

— Есть вещи, о которых вы часто забываете. Клуб Гордон-Сабито оказал им однажды большую услугу. Вот и может статься, что эти люди хотят показать свою признательность, наблюдая за Уайлдером. Ведь если он заговорит, им придется туго.

— Да, вполне подходящая версия, — согласился я, потом поднялся и задвинул стул.

— Но я еще в форме, — заметил он.

— Да, поэтому прошу вас, прислушайтесь, что говорят люди. А если вам что-нибудь понадобится, обратитесь к Марте Борлиг. Но никому не говорите, что она служит в полиции.

— Договорились, Джо.

— И большое вам спасибо.

— Не за что.

Я пожелал ему спокойной ночи, спустился вниз, поймал такси и поехал домой.

* * *

Мой утренний доклад был готов в девять часов, и я передал его Маку Бриссону.

— Пойдете со мной пить кофе? Я встречаюсь с Мартой внизу в ресторане.

— Нет времени. Ведь у меня на шее висит монреальская история. Эксперты по баллистике уже дали свое заключение: в Монреале применялось то же оружие, что раньше в Виндзоре при ограблении банка. А через три дня после истории в Монреале тем же оружием был убит хозяин бензоколонки в Утике.

— Но это же не наш штат — Знаю. Но недавно это оружие нашли в подземке и сдали в наше управление, причем без отпечатков пальцев. Вероятно, оно где-нибудь зарегистрировано и подброшено в подземку с определенной целью. Конечно, это может быть просто ловкий маневр, чтобы сбить нас со следа, а преступники в это время сидят где-нибудь в другом городе и посмеиваются в кулачок. Тем не менее мы обязаны принять участие в этом деле.

— А из награбленного что-нибудь всплыло?

— Ни цента. И это будет трудно определить, поскольку крупных купюр, номера которых переписаны, было очень мало. Они действуют так же, как и в деле Бринкса: держат деньги под замком и ждут, пока все не успокоится. А потом начнут тратить.

— Ладно, желаю вам успеха.

Но Мак, казалось, не слышал меня. Покачав головой, он выглянул в окно.

— Странный это был случай. Ограбление банка не удалось, потому что в это время в банке присутствовали четыре детектива, которые хотели получить деньги по чекам. Вот они и испортили всю премьеру господам гангстерам. Но зато в Монреале было продумано хорошо. Кто-то работал над ним более недели и разработал все в мельчайших деталях.

— А может быть, человека с револьвером завербовали в последнюю очередь? — высказал я свое предположение. — Так сказать, для усиления.

— Все может быть. Но дело нехорошее, что-то тут не так. В свое время мы получили известие из Канады, что там что-то затевается. Два месяца назад там были обнаружены два гангстера, и их выслали из страны, как нежелательных иностранцев. А в день нападения в четырех милях от места происшествия был обнаружен брошенный кем-то американский автомобиль. Эту машину за неделю до налета украли в Детройте. В общем, одно переплетается с другим. Возьми, например, человека с револьвером… Предположим, что он крадет машину в Детройте, едет на ней в Виндзор, чтобы ограбить банк, но терпит фиаско. Тогда он ограничивается делом в Монреале, бросает машину и испаряется. И в тот же день тамошняя полиция получила из одного мотеля известие, что там украдена машина с номерным знаком штата Нью-Джерси. Кстати, в этом отеле проживало много американских туристов и бизнесменов.

— Все, конечно, можно подогнать и таким образом, — заметил я. — Только здесь есть одно «но»: такие дела, как в Монреале, не организуются за одну неделю, и особенно в тех случаях, когда человек вынужден скрываться в связи с предшествующим, хотя и неудавшимся ограблением.

Мак уже собрал все свои материалы и сунул папку под мышку, когда в кабинет вошел дежурный полицейский и протянул ему бумагу. Мак пробежал донесение глазами, нахмурился и взглянул на меня.

— Украденная машина с номером штата Нью-Джерси была найдена в Бронксе.

— Малыш, возвращайся домой, — ухмыльнулся я.

— Выходит, он воспользовался подземкой, бросил там оружие, чтобы его не нашли при нем, и отыскал где-то прибежище. Но где?

— Почему бы вам не попытать счастья в «Рице»? — мгновенно предложил я.

* * *

Марта уже поджидала меня. На столе дымился горячий кофе, стояло печенье, а перед ней лежал раскрытый блокнот. Мы поздоровались, и она сказала:

— И каковы результаты?

— Ты знаешь, что сообщила Мэри? Что Рене Миллс проговорился, будто ожидает много денег.

— Вот как?

— И я слышал это не только от Мэри. Его, например, видели с большой пачкой денег, когда он расплачивался со своими кредиторами. Долги его были двух-трехмесячной давности. Он заплатил и за квартиру, и в продовольственном магазине, и даже попытался подъехать к Элен Генри, которая дарит свою жгучую любовь только тем, у кого куча денег. Ко всему этому он еще купил целый ящик шотландского виски, за который расплатился наличными.

— А что дальше?

Марта закрыла блокнот и добавила:

— Ведь в течение нескольких лет он жил на деньги двух девчонок, которые снимали квартиру над магазином дядюшки Джонса. Конечно, получал он не много, ведь это был единственный источник его существования. А потом неожиданно прогнал обеих девчонок и заявил, что больше не желает иметь с ними дела.

— Когда его убили, при нем не было ни денег, ни шотландского виски.

— Странно.

Я передал Марте содержание своей беседы с Ральфом Каллаганом, и она кивнула. Видимо, она подумала то же самое, что и я.

— Возможно, он-то и прятал Гуса Уайлдера за большие деньги.

— Можно узнать, и знали ли они раньше друг друга и имели ли какое-нибудь общее дело.

— Нет, это рискованно. Ведь тебя считают простой служащей в каком-то бюро. Если местные гангстеры разыскивают Уайлдера, они будут пользоваться собственными источниками. Но мы можем установить, действительно ли они его разыскивают. Ты сможешь взять это на себя?

— Конечно, ведь дело простое. А поскольку я знаю и людей, и район, то для меня это будет очень просто. Я поговорю с теми, кто, по моему мнению, может разыскивать Уайлдера.

Я допил кофе, расплатился по счету и проговорил:

— Ну хорошо, я забегу к тебе вечерком. — Уже хотел было идти, но вернулся, и добавил: — Только действуй осторожно, Джиджи.

— Не волнуйся, Джо, я знаю, как мне действовать.

— Возможно… Но я не хочу, чтобы ты себя выдала. Если ты слишком рьяно возьмешься за дело, этим заинтересуется какой-нибудь газетчик, и тогда твой портрет сразу же появится в газете. И после этого ты уже не сможешь работать в этом районе.

— Ладно, Джо, — улыбнулась Марта, — я буду осторожна…

Она отлично поняла, что я имел в виду. Странное чувство ощутил я к этой женщине, чувство, которого я ранее никогда не испытывал. Казалось, что у меня внутри появился какой-то сильный источник, который разливал тепло по телу, как только я видел Марту или думал о ней.

И это было приятное чувство…

Глава 6

Химчистка Генри Уайлдера оказалась маленьким заведением, которое обслуживало лишь близлежащие дома. Но и этого было достаточно, чтобы избавить его от нищеты, хотя богатства химчистка принести ему никогда не могла. Сам он жил в квартире, расположенной над химчисткой, — холостяк лет пятидесяти, с жидкими волосами и лысиной, с усталыми складками вокруг глаз и дрожащими руками.

Я появился у него во время обеденного перерыва, показал ему полицейский значок и был препровожден в скромную комнатку, где в три ряда висела одежда: или забытая заказчиками, или не оплаченная ими. Я спокойно сел, а он нетерпеливо и нервно заерзал на стуле, ожидая, что же я скажу. Выждав некоторое время, я осведомился:

— У вас есть какие-нибудь известия о вашем брате Гусе?

— Об этом бездельнике?

— Точно.

— Иногда пишет… Он сидел в Толедо.

— А после того, как отсидел?

— Он, собственно, не отсидел, а бежал…

— Знаю… Так вы получали от него известия после этого?

Он хотел было ответить на мой вопрос отрицательно, но сразу же понял, что ложь будет звучать не правдоподобно, и сказал:

— Звонил мне по телефону… сразу же после побега.

— Откуда он звонил?

Генри нервно облизал губы и начал ковыряться в тарелке.

— Он не так глуп и звонил по прямому телефону.

— А зачем он звонил?

Генри удивленно поднял брови.

— Из-за денег — из-за чего же еще? Я должен был послать ему пятьсот долларов. А откуда, черт возьми, я возьму эти пятьсот долларов? Он даже не сказал «пожалуйста». Просто считал, что я должен приготовить ему деньги, а потом он скажет, куда их ему переслать.

— И вы ему их перешлете?

Он нервно облизал губы.

— Я… я еще не знаю. — Отпив кофе, Генри добавил: — Я боюсь его и всегда боялся.

— Он же ваш брат!

Уайлдер покачал головой.

— Не родной… сводный… Черт возьми, я бы с удовольствием донес на него, но боюсь, что-нибудь не сработает, и тогда он со мной расправится. — Глаза Генри беспомощно глядели на меня. — Вот и не знаю, что делать.

— Гуса ищет не только полиция.

— Знаю… Сразу об этом догадался. Я и сам вовлечен в это дело.

— В таком случае попытайтесь сделать так, как подсказывает вам совесть. Как только он у вас появится, сообщите нам. Подобного рода сообщения мы держим в строгой тайне.

— Мне можно над этим подумать?

— Конечно. Когда его возьмут, ваша совесть будет чиста. Собственно говоря, другого он и не заслуживает. Я хотел уйти, но вспомнил еще кое о чем.

— Вы знаете девочек, которые раньше работали на Рене Миллса?

Какое-то мгновение на его физиономии можно было прочитать растерянность.

— Роза Шоу и Китти Мутц. Постоянные клиентки. Роза, собственно, должна скоро прийти и забрать свои вещи. Этот Миллс, он просто-напросто бросил девочек на произвол судьбы незадолго до своей смерти.

— Как вы отнесетесь к тому, что я ее подожду?

— Здесь? — Он судорожно сглотнул. Генри отлично понимал, что означает в этом районе общение с полицейским…

— Не бойтесь, я вам даже помогу в работе.

Роза Шоу пришла только после трех. Это была маленькая некрасивая шлюха с пышным и упругим бюстом, который был втиснут в слишком узкий пуловер. Глаза смотрели цинично, как у всех женщин ее профессии, а горькие складки в уголках рта лишь подчеркивали этот цинизм. Войдя, она бросила квитанцию на прилавок и выложила рядом помятую десятидолларовую бумажку, вынутую из дешевой пластиковой сумочки. После этого она принялась ждать с недовольной гримасой крайнего нетерпения.

Генри Уайлдер отправился за ее вещами, а я встал с табурета. Она узнала во мне полицейского мгновенно, как и Ральф Каллаган, но ее реакция была другой. Глаза прищурились, а рот скривился в насмешливой ухмылке, словно она собиралась прошипеть: «Легавый». Роза совсем не испугалась, поскольку я не застукал ее с поличным и не мог предъявить никаких обвинений. Она была достаточно умна, чтобы не угодить в ловушку, и, даже если бы я принадлежал к полицейским, берущим взятки, она не стала бы со мной разговаривать.

Приблизительно это можно было прочитать на ее физиономии, но, поскольку я не проявлял никакой активности, она начала хмуриться — теперь она уже не знала, как расценивать мое здесь пребывание. Роза занервничала. Полицейские, с одной стороны, и нарушители закона — с другой, как ни странно, имеют дело с одними и теми же людьми, и все это делает их похожими. Даже внешне они ведут себя в известной степени одинаково. Но в глазах и тех и других всегда можно заметить искорки ненависти, которую они питают друг к другу.

Но мы, полицейские, имеем некоторое преимущество. Мы можем понять преступников, а они нас — нет. Поэтому они боятся, а мы — нет.

— Поговорим тут или пройдем в одно место, Роза?

— А что, собственно, вы хотите? Значок уже холодил мою ладонь.

— Ну так как, поговорим здесь или проедем в управление? Выбор предоставляю тебе.

— Ты с ума сошел, легавый! Не при людях же.

— Так где?

— У меня есть комнатка в доме номер 4430. Я там живу, а не работаю.

— Ладно, иди. Я последую за тобой через десять минут.

— Третий этаж, вход со двора.

Роза еще раз выругалась, забрала вещи, которые ей вынес Уайлдер, и, презрительно повернувшись, вышла из помещения.

Я покинул заведение Уайлдера через десять минут, нашел каменный дом номер 4430 и быстро шмыгнул в нужное парадное. На лестничной клетке стоял тяжелый запах жира и кислой капусты. Ступеньки были исхожены и стерты, и на них лежал толстый слой грязи — видимо, люди, проживающие здесь, уже привыкли и не обращали да это никакого внимания. Отыскав дверь Розы, я постучал и нажал на ручку, не дожидаясь разрешения войти.

Роза сидела на стуле, положив ноги на стол и держа в руке стакан пива. Позу она подобрала специально такую, чтобы я мог оценить ее прелести.

— Брось этот цирк, Роза!

Я взял стул, перевернул и сел на него верхом.

— Ну, выкладывай, зачем приперся?

— Расскажи мне о Рене Миллсе.

Она подчеркнуто равнодушно обтерла рот и сделала еще один глоток пива.

— Он мертв… Чего же о нем рассказывать?

— За что его убили?

— Тут я могу привести сотни причин. Меня кто-то выдал и Китти — тоже. Она-то хоть смылась до того, как его убили. Я всегда считала ее глупенькой, а она сразу же смекнула, что к чему. Честное слово! Поэтому и испарилась в мгновение ока.

— А где она сейчас?

— В Джерси-Сити. Ей придется снова работать на фабрике, хотя она этого и не жаждет.

— А ты?

— Какое тебе дело до моих удовольствий?

— Никакого.

— Так какого спрашиваешь?

— Меня интересует Рене Миллс, — повторил я.

— Ты, кажется, в курсе дел. Но какое я имею к этому отношение? Ясно, что я все проделываю за деньги. Радость это небольшая, но я выдержу, пока не найду что-нибудь подходящее. — На какое-то мгновение она забыла о своей ненависти и уставилась в потолок. — Ты, наверное, не поверишь, что когда-то я считалась первоклассной девчонкой. Работала с подругами в Майами и на других курортах, но с тех пор минуло четыре года. Тогда мне было семнадцать, и денег у меня куры не клевали. Вот это были времена!

— Давай все-таки вернемся к Миллсу. Она поморщилась и отхлебнула пива.

— Я тогда здорово поскользнулась, вот он меня и подобрал Меня и Китти. Мы обе тогда находились на краю гибели. Дела шли отвратительно — по сравнению с тем, к чему я привыкла. Но такие минуты, вероятно, бывают у каждого… Так вот, он обеспечил нас квартирой, а мы отдавали ему половину заработка. Должны были рассчитываться. — Она вновь безвольно повела плечами. — Большего нам и не требовалось.

— А почему он вас прогнал?

— Захотел стать большим человеком. Смешно. Вечно носился с какими-то бредовыми идеями — вот его, наверное, и прикончили в связи с этим. Вот он как-то и сказал, что мы можем сматывать удочки, правда, дал нам по сотенной. А у самого ухмылка на физиономии, новые ботинки, часы на руке, которые он стибрил, а потом заложил. Ростовщик Норман заплатил ему тогда восемьдесят долларов за них — должно быть, хорошие часы.

— Почему же он вас выгнал, Роза?

— Откуда мне знать? Неужели ты думаешь, что он объяснил нам причины? Ведь за неделю до этого он выгнал из квартиры и Нэнси Таккио, а ты же знаешь, какие они были большие друзья… Ясно, у него было что-то на уме.

— Почему ты так решила?

Роза протянула руку назад, открыла холодильник и вынула новую бутылку пива, мне не предложила. Откупорив ее, она проговорила:

— Судя по всему, он неожиданно получил деньги, на которые не рассчитывал. Сажу тебе одно: денег он получил много, но не все. Он часто пускался в рискованные операции и повсюду этим хвастался. Но я его знала слишком хорошо и поняла, что на этот раз у него что-то грандиозное. Ведь он не упускал ни цента, если ему представлялся где-нибудь случай.

— И откуда он получил деньги?

Она мгновение помолчала, задумавшись, потом сказала:

— Рене кого-то спрятал в своей квартире. Кого-то, кого он знал.

— С чего ты это взяла?

— Потому что продукты он покупал на двоих, вот с чего. Видела его как-то в магазине, да и старый Поп говорил мне об этом. Вот я и сделала соответствующие выводы. Он там многое покупал. Покупал и водку, которую сам никогда не пил.

— Кого же он прятал, Роза?

— Об этом я его не спрашивала, иначе он залепил бы мне пару оплеух, а при моей профессии…

— Это нежелательно, — закончил я.

— Вот именно.

Я встал и поставил стул на место, а она подняла бутылку и стала пить прямо из горлышка, не сводя с меня глаз. Наконец она спросила:

— Это ты тот легавый, о котором тут сейчас много болтают?

— Возможно.

— Тогда остерегайся Эла Ризе. В последнее время он и Рене здорово прижал. Он знал, что Рене ждал откуда-то деньги. Я видела, как они однажды крупно разговаривали. Слово было за Элом: он знал о Рене что-то такое нехорошее, вот и использовал это в разговоре. Кстати, он тут обо всех все знает. И как только Рене стал сорить деньгами, Эл сразу же пронюхал об этом от своих людей и надавил на Рене… Так что не ошибись в нем. Здесь он только босс квартала, но посмотрел бы ты на его летний домик в Саунде, и на лодку, и на деньги, Которые он тратит на женщин. Размах большой, что твой Аль Капоне. И его здешняя квартира лишь для отвода глаз, чтобы собрать побольше голосов для своей партии, чтобы показать, что он здешний и все его любят. Но знай: у этого подонка пока много влияния и власти.

— Я имею это в виду.

— И он хитер.

— Я — тоже.

— Он жестокий и без совести.

— Я буду действовать сверхжестоко.

— Но он знает о Рене больше тебя.

* * *

Когда я вошел в заведение Донована, там уже собрался кой-какой народ. Главным образом честные граждане и рабочий люд, который любит побаловаться пивком, прежде чем идти домой. Бармен сразу же заметил, как я вошел в зал, и попытался забить тревогу, но брошенный мной взгляд притормозил его прыть. Я направился в дальнюю часть зала, где сидел сам Донован, читая газету. Я отодвинул газету и спросил:

— Где мне найти Эла Ризе?

Его ответ прозвучал спокойно, хотя и несколько натянуто:

— Тут его еще не было.

Я злобно усмехнулся прямо ему в морду.

— Попробуйте справиться у Бенни, — быстро проговорил он и кинул взгляд на часы. — Раньше шести он здесь никогда не показывается.

— Если вы вздумаете позвонить ему и предупредить, что я справлялся о нем, то вам придется пережить несколько неприятных минут. И причем прямо здесь, в ресторане. Поняли, Донован?

— Послушайте, Скаплон…

Я вновь ухмыльнулся, и он меня понял. Выражение моего лица окончательно лишило его мужества.

— Послушайте, ведь мне довольно и своих забот. Не хватает еще, чтобы я…

Я не стал слушать его излияния.

Ресторан Бенни пользовался известностью и находился очень близко. Вы наверняка не раз читали о нем в газетах, если читаете соответствующие разделы. По ночам перед этим заведением стоит дежурный полисмен, а через каждые десять минут мимо ресторана проезжает патрульная машина. Это весьма старое заведение: оно существовало еще во времена сухого закона. Раньше состоятельные мужчины всегда приводили сюда девушек после театра. Ларри и я заработали тут немало долларов, распахивая дверцы машин перед господами во фраках.

Но с тех пор ресторан сильно изменился. Внешний фасад имел впечатляющий вид, перед входом красовался портье, а над входом висел огромный балдахин. На стоянке перед рестораном всегда было много машин, а сейчас особенно. Причина ясна: в Нью-Йорке наступила пора собраний и заседаний, и гости города желали поразвлечься.

Я отчетливо вспомнил, как Ларри высмеивал глупцов мужчин, которые пытались произвести впечатление на своих спутниц щедростью. На этом Ларри тоже немало зарабатывал — на кино ему всегда хватало.

«Вождь краснокожих Бешеный Конь, — подумал я. — Как мне тебя не хватает, брат. Из всей нашей большой семьи твое отсутствие я чувствую болезненнее всего. Эта проклятая война и телеграмма „Пропал без вести“ разлучили нас навсегда. Но ты не много потерял, Ларри. Мир стал совсем отвратительным, и большинство наших общих знакомых уже лежат в могиле. Некоторые ждут своей смерти, а остальные вообще ничего не ждут».

Я вошел в ресторан.

Эл Ризе сидел на табурете в баре, его огромное туловище заняло целый угол. Немного подальше я увидел Лоферта с какой-то симпатичной девчонкой, судя по всему из обслуги бара, а рядом — Уилла Фатера и Стива Лютца. Они молча пили, внимательно рассматривая свои физиономии в зеркале на стене бара. Вечер обещал быть веселым. Собственно говоря, он еще не начался.

Когда я хлопнул его по плечу, он сердито обернулся и хотел было уже наказать человека, осмелившегося нарушить его покой. Но, увидев меня, побледнел.

Я сказал так, чтобы слышали все:

— К стене, жирный мешок с дерьмом! Подними руки, ноги расставь в стороны и никаких лишних движений! Иначе тебя ждут неприятности.

Я показал на кобуру, висящую на поясе, и все поняли, что я не шучу.

После этого я пригласил к стене Лоферта, Фатера, Лютца, и они беспрекословно повиновались, не произнеся ни слова. Я понимал, что все они не носили оружия, но сейчас необходимо использовать все, что возможно. Конечно, завтра Эл Ризе пожалуется в управление, и там поднимется шум по этому поводу, но сейчас я не стал над этим раздумывать. Я хотел доставить удовольствие посетителям ресторана, и я этого добился. Даже служащие открыто смеялись, а Эла Ризе, казалось, вот-вот хватит удар, а я неторопливо и методично ощупал его карманы, затем произвел ту же операцию с другими и наконец отпустил их на свои места. Это привычное для гангстеров дело Элу Ризе было в новинку.

Чтобы эффектно закончить дело, я загнал Эла в угол и сказал ему довольно громко, чтобы меня мог слышать и бармен, — я знал, что в этом случае новость разнесется быстрее телеграфной:

— А-а-а, вот и ты, жирный мешок. Слушай меня внимательно. Говорю по-хорошему. Оставь в покое Паулу Ли. — Я бросил взгляд на Лоферта и увидел, что он внимательно прислушивается к моим словам. — Если ты или кто-то другой начнет диктовать ей свои условия, он будет иметь дело со мной!

Чтобы мои слова прозвучали более убедительно, я нанес Элу Ризе короткий удар в область почек, и он так пыхнул, точно в нем разорвался какой-то баллон. Лоферт с ненавистью уставился на меня, другие пытались казаться равнодушными или смотрели в другую сторону. Но те оба меня отлично поняли, и я был уверен, что теперь они не тронут девушку.

Все оказалось довольно просто.

Я был полицейским, который появился в квартале, где прошло его детство, и которому многое не понравилось в этом квартале из того, что он увидел. Я мог понять людей, страдающих от гангстеров, и решил им немножко помочь. Об этом вскоре заговорят во всем районе, и тогда мне, вероятно, будет легче найти общий язык с этими людьми. Все бывает…

* * *

В шесть часов я постучал в дверь квартиры, где жила Марта, и услышал, как она подбежала к двери. На ее губах играла улыбка, означавшая: «Добро пожаловать домой!» Увидев все это, я снова ощутил какую-то теплоту. Почуяв запах свежего кофе с кухни и аромат бифштексов, я облизнулся.

— Ты голоден, Джо? — Марта посмотрела мне в глаза и добавила:

— Собственно, можешь не отвечать. Вытаскивай пиво из холодильника, я сейчас буду готова. — Она широко улыбнулась.

Странно, но в своей собственной квартире я не чувствовал такого уюта, как здесь. Мы поужинали в спокойной обстановке, которую каждый из нас опасался нарушить. Говорили о всяких мелочах лишь для того, чтобы вообще говорить. Ужин закончили черным кофе. Наливая себе вторую чашку, Марта сказала:

— Теперь ребята не захотят с тобой знаться, потому что ты связался с девчонкой.

— Какое мне дело до ребят, к тому же большинство из них уже на том свете.

— Странно, правда? Как быстро течет время. Я отлично помню то время, когда бегала за тобой и Ларри и хотела играть вместе с вами. Ты меня всегда усылал куда-нибудь под разными предлогами, а Ларри постоянно делал вид, будто собирается снять с меня скальп.

— Я недавно вспоминал Ларри.

— Наверное, тебе его очень недостает?

— Мы всегда хорошо понимали друг друга, — я пожал плечами, — но так уж устроена жизнь.

— Ты прав.

Чтобы перевести разговор на другую тему, я осведомился:

— Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Больше всего я узнала от Мэрфи. У него есть агенты среди гангстеров, и там поговаривают, что заваривается какое-то большое дело. Люди, стоящие во главе, нервничают по неизвестной причине и все время катаются от Чикаго до Нью-Йорка и обратно. Кажется, что происходит какое-то совещание на высоком уровне. Действительно, существует связь между здешними гангстерами и гангстерами из других мест. Правда, все они разыскивают Гуса Уайлдера, но не это самое главное. Самым важным является что-то другое, но об этом никто не обмолвился ни словом.

— Вновь придется действовать наобум.

— Не обязательно. После одного из таких совещаний сюда были посланы Лоферт, Фатер и Лютц. Если мы сконцентрируем наше внимание на этих личностях, мы сможем что-нибудь узнать.

— Их не так-то легко заставить говорить, — заметил я.

— У них тоже есть ахиллесова пята… Наверняка…

— С чего начнем?

— С первых убийств… Как-никак, а убийства остаются убийствами. До сих пор еще никто не касался этой темы. Никто ничего не видел. Меня просто восхищает твоя уверенность в успехе.

— У меня большой стаж работы в полиции, Джиджи. Придет время, и они сварятся в собственном соку, а нам остается лишь ждать и немножко их провоцировать.

— Несносный ты человек… Что ж, давай ждать и провоцировать.

Глава 7

Люди, приходившие поужинать, уже ушли из ресторана Тони, когда мы вошли туда с Мартой. У стойки бара сидела какая-то парочка, да были заняты еще два столика в зале. Сам Тони забавлялся транзистором, а Мэри обслуживала в зале.

Мы с Мартой забрались на табуреты. Заметив нас, Тони улыбнулся и подошел. Первый раз за много лет я увидел, как он улыбается. Он поздоровался на своем неаполитанском диалекте и автоматически приготовил две порции пива.

— Ты уже сделал доброе дело для той девушки, Джо. Она так радуется! Ведь ужасно, когда женщина выходит на панель, но еще ужаснее, когда она не может оттуда уйти.

— Ей нужно было бы попридержать свой язычок, а то люди могут подумать, что полиция становится чересчур мягкой.

— Здесь ты ошибаешься, Джо, — Тони многозначительно посмотрел на нас. — Вы оба тоже относитесь к нашему кварталу. Может быть, даже к лучшему, что ты вернулся сюда, Джо. Здесь плохо, очень плохо.

— Убийства?

Он усердно закивал.

— Ими должен заниматься другой отдел, и кроме того, я появляюсь тут лишь в свободное время. Поэтому мне наплевать на все это.

На физиономии Тони отразилось огорчение.

— Но это тоже плохо. Сейчас этим делом вообще никто не занимается. Полиции тоже на все наплевать. Кто-то сдох, ну и что? — Он склонился ко мне и доверительно зашептал: — Но ведь этот убийца здесь, Джо. Он может прикончить еще кого-нибудь…

— Ну а чем могу помочь я, Тони? Всех убитых я знал лишь маленькими, и ты отлично это понимаешь. Все они были хорошими парнями. Я ходил вместе с ними в школу.

Тони пожал плечами.

— Хорошими парнями их не назовешь. Но если уж на то пошло, то тут есть еще хорошие люди. Ты должен это знать. Много хороших людей, и все они боятся.

— И ты тоже?

— Да. Я боялся этого глупого Рене Миллса и других парней тоже.

— Я вот что хочу тебя спросить, — тихо произнес я. — Что ты знаешь о Рене Миллсе, Тони? Что? Говорят, он в последнее время сорил деньгами? Ведь их у него никогда не было. Чтобы совершить большой грабеж, мужества у него не хватало, а дать в долг большую сумму ему тоже никто не мог. Ведь Рене был обыкновенным мелким мошенником.

Тони осмотрелся по сторонам и прошептал:

— Ты знаешь, что я думаю? Я думаю, он кое-что знал про кого-то. И рассчитывал получить в скором времени еще большие деньги. Очень твердо рассчитывал.

— Вот как?

— Могу тебе и еще кое-что сказать, Джо. Он никогда не спал по ночам: или смотрел телевизор, или играл в карты. Всегда! И никогда не выключал света, потому что боялся темноты. А затем вдруг все переменилось. Стал выключать свет, как только на улице темнело, правда, на его окнах всегда висели толстые занавески. Раньше такого за ним не наблюдалось. Вероятно, кто-то был в его квартире.

— Прятал?

Тони наморщил лоб.

— Кто его знает?

— Но ведь это глупо, Тони! Кто, черт возьми, мог довериться Рене?

Тони, казалось, не слышал моего вопроса, но тем не менее ответил:

— Может, у него никого и не было.

— Все равно никто не смог бы довериться Миллсу.

— Но ведь Миллс вышвырнул из квартиры Нэнси Таккио, не так ли? Рене вышвырнул бы из дому родную мать, если бы она не платила, а Нэнси платил… Нэнси так и кипел от злости, ведь он прожил с Рене в этой квартире много лет, оплачивал все его расходы и счета, а потом внезапно получил пинок в зад. Что ты скажешь на это, Джо?

— И перед смертью Рене продолжал пребывать в таком же благодушном настроении? — поинтересовался я.

— Точно. Считал, что обеспечил себя надолго. Ты должен поймать убийцу, Джо.

— Это не так-то легко сделать.

— Не так легко? — Тони с любопытством посмотрел на меня. — Тогда спроси об этом Эла Ризе. Этот толстый тюфяк кое-что знает. Он же здесь властвует над людьми и высматривает, где и что может ему перепасть. Он и Миллса прижал. Я сам видел, как тот ему платил…

Я допил пиво и подал знак Марте, чтобы она тоже заканчивала.

— Ладно, Тони, попытаюсь что-нибудь сделать, но наверняка ничего не обещаю. Это ведь не мой район, и я не желаю неприятностей.

— Неприятностей? Это смешно! Когда ты и Ларри были еще маленькими, вы создавали для окружающих много неприятностей. Этот… этот… как же вы его звали?

— Вождь краснокожих Бешеный Конь.

— Вот именно. Этот сумасшедший индеец всегда носил украшения из перьев, а ты хотел стать полицейским. И никто не хотел с тобой играть, верно?

— Да, мне с детства нравилось ловить преступников. — Я постучал пальцем по своей голове. — Нужно быть умным даже тогда, когда играешь.

— Но теперь, Джо, теперь это уже не игра. Это очень серьезно.

— Хорошо, Тони, я посмотрю, что тут можно сделать. Но только никому об этом ни словечка, договорились?

Я положил деньги на стойку, и мы пошли к выходу. Мэри все еще занималась с посетителями.

* * *

В старую квартиру Рене пробраться было довольно просто. Висячий замок, вероятно повешенный владельцем дома, полетел после первого же удара, который я нанес рукояткой револьвера. Марта сразу разыскала выключатель и зажгла свет, предварительно удостоверившись, что все занавески опущены.

Полиция уже обыскала квартиру, но ничего путного не обнаружила. Хозяин дома немного прибрался в ней, составил всю грязную посуду в рукомойник и выкинул отходы. Все, что могло иметь на себе какие-нибудь следы, было уничтожено.

Квартира Миллса была типичной для этого района. Она занимала переднюю часть каменного дома и состояла из кухни, спальной комнаты и гостиной, в которой стояли облупившийся телевизор, два кресла и маленький столик. В спальне были только кровать, стол и стул. Одежда Миллса свидетельствовала о том, что покупал он ее в дешевом магазине готового платья, и была изрядно поношена. В кухне вся меблировка была старой и обшарпанной. Хозяин дома, вероятно, не решился предложить эти вещи другим жильцам. Холодильник пустовал, но, видимо, там когда-то стояло много продуктов. На полках остались следы от консервных банок, а кассовый чек, заострявший между полок, свидетельствовал о том, что была сделана покупка на сорок два доллара.

Когда Марта закончила осмотр квартиры и вернулась в комнату, я спросил:

— Ну, нашла что-нибудь?

— Может быть… пройдем-ка в гостиную.

Когда мы туда прошли, она показала царапины на полу:

— Это может что-нибудь означать? Я сразу все понял.

— Кто-то сдвигал кресла вместе, чтобы устроить себе ложе для сна.

— Я тоже так подумала. Выходит, Рене на самом деле прятал у себя гостя. — Присев, она добавила: — Ты думаешь, мы на правильном пути?

— Наверное…

— Тогда объясни мне все. Я кивнул и зашагал взад и вперед по комнате. — Никто из хорошо знавших ранее Рене не доверился бы ему. Значит, это был человек, который знал, как он сможет удержать его в своих руках. Рене был жаден до денег… Предположим, что таинственный незнакомец срочно нуждался в тайнике и был готов щедро за это заплатить. Он обратился к Рене. Тот сразу же выгнал Нэнси Таккио и поселил у себя незнакомца, но потом. Рене перехватил через край. Он попытался ограбить этого человека и разработал для этого определенный план. Но Рене недооценил своего гостя. Тот, видимо, раскусил Рене и пристрелил его. Все это ведет нас к Нэнси Таккио. Он всегда был мелким мошенником, но довольно злобным, а люди мало меняются. Он частенько вмешивался в чужие дела. И ему страшно интересно было узнать, кто же этот таинственный незнакомец. Каким-то образом он это выяснил. Ведь если тот человек знал Рене, то он почти наверняка знал и Нэнси. Так вот, когда Рене был убит, в игру включился Нэнси и попытался, со своей стороны, подоить незнакомца…

— И кончил так же, как и Рене, — констатировала Марта.

— Этот незнакомец, вероятно, психопат. Стреляет не раздумывая… Он специалист своего дела, отличный стрелок, а странное стечение обстоятельств позволяет ему не оставлять за собой никаких следов. И это самое трудное в таком деле. Он не пускается в борьбу, которая лишь заставит обратить на себя внимание, а просто убивает каждого, кто ему чем-то не понравился.

Марта задумалась, уставившись на свои руки.

— А Химми Шапиро?

— Мы должны вжиться снова в то время, когда были еще детьми. Химми что-то придумывал, а Нэнси исполнял. И вполне возможно, что Нэнси не один отважился на этот шантаж. Он мог поделиться информацией с Химми, и они вместе разработали план. После убийства Рене наш незнакомец наверняка должен был исчезнуть из его квартиры, а они, вероятно, разнюхали, куда он спрятался. Нэнси навестил его, и тот, по всей вероятности, назначил срок, когда он даст им плату за молчание, но вместо денег Нэнси получает пулю в сердце. Но Нэнси еще до этого, наверное, проговорился, что об этом деле знает еще один человек.

— Что ж, возможно, все так и было, Джо.

— И Нэнси наверняка сказал ему, кто этот человек. Поэтому после убийства Нэнси незнакомец разыскал Химми Шапиро и мгновенно с ним расправился.

— Теперь нам остается лишь запихнуть в эту версию Дуга Китхона, и все в порядке.

— Паула Ли видела, как совершилось убийство. Дуг встретил того человека и узнал его, поэтому и он должен был умереть. Он даже перешел через улицу, чтобы поздороваться с ним, а потом увидел, что из этого получилось. Ведь он был единственным, кого застрелили в спину.

— Выходит, Гус Уайлдер?

— Уайлдера знали все… Черт возьми, да здесь все знают друг друга, и особенно когда речь идет о мошенниках.

Я перестал расхаживать по комнате и уставился на темно-зеленые занавески.

— О чем ты думаешь, Джо? — осведомилась Марта.

— В этом деле есть какая-то загвоздка. У меня смутное чувство, будто кто-то незаметно дал мне какой-то намек, — только я не могу понять — кто и когда…

— Это обязательно всплывет в памяти.

— Но мне это нужно сейчас, а не потом.

— Только не волнуйся, — успокоила она меня.

Я повернулся к Марте и улыбнулся.

— Конечно, маленькая Джиджи… Пойдем приступим к делу с другой стороны.

Когда мы вышли на улицу, то услышали далекие раскаты грома. Небо над Дерси было багряно-розовым. Стало заметно прохладнее, и в ветре ощущались запахи дождя. Мы отправились в западном направлении, дошли до угла и увидели Мак-Нейла, дежурного полицейского, который как раз запирал телефонный ящик. Он поздоровался и сказал:

— А я как раз собирался к вам.

— А в чем дело?

— Сержант Бриссон просит, чтобы вы ему позвонили.

— Спасибо, Хол. Вы что-нибудь узнали о Лоферте и его гнусных приятелях? Полицейский кивнул.

— Они во все суют здесь свой нос. Создается впечатление, будто они поделили эту часть города на районы и теперь их прочесывают. Один из тех, с кем я разговаривал, сообщил мне, что они ищут нового в этом районе человека. Правда, кое-кого они уже обнаружили, но те люди, вероятно, их не заинтересовали. Это кто-то, кого они знают, но давно не видели.

— Имени не называли?

— Вы же знаете здешних людей, сэр. Они не желают рисковать. Их очень напугали последние убийства.

Я оставил его разговаривать с Мартой, а сам подошел к телефонному ящику. Услышав голос дежурного, я попросил соединить меня с Маком Бриссоном.

— В чем дело, Мак? — осведомился я, услышав его голос.

— Хэлло, Джо! Нам удалось кое-что выяснить. Что вы скажете, например, относительно следующего. Мы поймали одного гангстера из Чикаго по подозрению в убийстве, которое случилось довольно давно, и прокурору удалось его расколоть, потому что парень страшно испугался призрака электрического стула.

— И что он показал?

— Крупные боссы подпольного мира дали зеленую улицу для одного большого грабежа. Они хотели защитить исполнителей и произвести дележ добычи. Если бы дело удалось, то дележ бы происходил пятьдесят на пятьдесят. Дело выгорело, но у человека, который нес эти деньги, их выкрали.

— А что это был за грабеж?

— Возможно, и монреальское дело. Но никто из гангстеров не может понять, как об этом пронюхал посторонний. Вероятно, только за стаканом виски узнал у кого-нибудь из участников. Ведь в своей среде эти люди ничего друг от друга не скрывают. А в этом случае — зная, что боссы на их стороне, — подумали, что никто не отважится влезть в сферу их действия.

— Как же все это произошло?

— Человек с добычей поджидал перед своим мотелем шофера. Потом кто-то ткнул ему револьвер под ребра, отвел немного в сторону, где у него стояла машина, прихлопнул рукояткой револьвера и благополучно смылся.

— Его узнали?

— Нет, он был в маске. Но впопыхах он уронил пятидолларовую купюру, когда что-то вытаскивал из кармана, и клочок бумаги. На этом клочке записан номер телефона, принадлежащий Зигмунду Джонсу, владельцу кондитерской вашего района.

— Я знаю его. Рене Миллс поместил над кондитерской двух своих девиц.

— Вам это поможет? — поинтересовался Мак.

— Полагаю, что да. Гус Уайлдер втянут в это дело?

— Если исходить из дат, то да. Уайлдер исчез за две недели до дела в Монреале. Вероятно, он знал, что готовилось, и оказался в нужном месте, когда деньги находились уже в руках гангстеров. Уайлдер был в довольно безнадежном положении. Он понимал, что гангстеры не оставят его живым, если он даст хоть малейший повод подумать, что он может расколоться. Того же ему приходилось ждать и от властей, так как, если бы он не заговорил, ему бы нагромоздили множество самых тяжких обвинений. Собственно у него оставался лишь один выход — бежать.

— И теперь его ждут все гангстеры?

— Судя по всему, да. А у него только один брат из родных, к кому он может обратиться за помощью.

— Он уже звонил своему брату и потребовал от него пятьсот долларов.

— Ничего удивительного… Тратить ворованные деньги было бы самоубийством. А может быть, он потребовал эти деньги еще до налета на гангстера. Поинтересуйтесь, когда он звонил. В какой день.

— Хорошо. Узнаю все в ближайшее время и позвоню вам.

— О'кей!

Я повесил трубку, закрыл полицейский телефонный ящик и вернулся к Марте и Мак-Нейлу. К этому времени ветер усилился, и я почувствовал на своем лице первые капли дождя.

— Будьте начеку, — предупредил я Мак-Нейла. — Я чувствую, что скоро все начнется.

— Хорошо… — Он хотел было уйти, но повернулся и произнес:

— Кстати, Бенни Лоферт и Уилл Фатер сегодня вечером имели долгий разговор с Элом Ризе.

— Где?

— В одной из задних комнат ресторана Бенни.

— Кто вам об этом сообщил?

— Есть такой маленький человечек по имени Гарри Боуп.

— Я знаю его.

— Он сказал мне, что это может вас заинтересовать.

— Поблагодарите его от моего имени.

Мак-Нейл приложил руку к фуражке и отправился в дальнейший обход.

* * *

Мой визит отнюдь не обрадовал Генри Уайлдера. Теперь он, как мне показалось, совсем замкнулся, и из него приходилось вытягивать буквально каждое слово. Он сообщил, что Гус у него не появлялся и что ему о брате ничего не известно. Когда я его спросил, в какой день Гус звонил ему в последний раз, он ненадолго задумался и назвал дату. Это было после его побега и до монреальского нападения. Мак Бриссон мог оказаться прав. Гус не знал, где ему найти прибежище. И поэтому вернулся в те места, которые ему были отлично знакомы, и где он надеялся надежно укрыться.

Что же произошло? Если Гус уже жил здесь раньше, то он, естественно, знал и район, и людей. Но было маловероятно, что он мог тут кому-нибудь довериться — даже собственному брату. Вот и хотел на время спрятаться, чтобы выяснить, как отнесется брат ко всей этой истории. И вот, на свою беду, повстречался с Рене Миллсом, который знал о его побеге. Рене начал его шантажировать. Если у Гуса действительно находились монреальские деньги, то Рене не стал бы с ним церемониться. Он предложил ему укрыться у него на квартире, но затем и сам погиб от дурацкой жадности к деньгам.

В этом варианте все сходилось, включая и Дуга Китхона. Дуг всегда был общительным человеком, многих знал и обожал поболтать с приятелями. А Гус слишком долго отсутствовал, чтобы его можно было без боязни приветствовать, и Дугу суждено было умереть, потому что он узнал Гуса. Случайная встреча и печальный конец.

Мы попрощались с Генри Уайлдером и вновь вышли на улицу. Тротуары уже поблескивали от дождя, который заморосил по-настоящему. По дороге я поделился с Мартой своими размышлениями, и она полностью со мной согласилась.

— Ты прав, Джо.

Я тряхнул головой и поднял воротник.

— Не знаю, может быть, и прав, но в этой версии что-то не совсем сходится.

Мы подошли к кондитерской дядюшки Джонса, когда тот как раз собирался закрывать магазин. Огни уже были погашены, а он прятал в карман дневную выручку. Заметив нас, он улыбнулся Марте, для меня у него улыбки не нашлось. Наоборот, взглянув в мою сторону, он весь как-то напрягся и сжался. Его пальцы начали нервно перебирать пуговицы куртки. Полиция всегда действовала ему на нервы.

— Что… что вы хотите? Я уже закрываю…

— Вы помните Гуса Уайлдера, дядюшка Джонс?

Он кивнул, и его искусственные челюсти защелкали.

— Конечно помню.

— Вы не встречали его в последнее время?

— Он давно исчез из этих мест…

— Вопрос был задан иначе, дядюшка Джонс.

— С тех пор я его не видел.

— Вы его хорошо знали?

Он попытался отгадать, что скрывается за моим вопросом, но ему это не удалось.

— Нет… не особенно Он частенько приходил сюда, чтобы позвонить по телефону. Он покупал сигареты и всякую мелочь.

— У вас в последнее время менялся номер телефона? Он задумался и покачал головой.

— Нет, номер все тот же, что и в то время, когда вы были еще детьми. А почему вы об этом спрашиваете?

— Просто так — К чему вы приплели телефон? Все люди пользуются им. И Рене Миллс пользовался, и Таккио, да и все соседи. Ни у кого поблизости нет своего телефона.

— Хорошо, хорошо, дядюшка Джонс. Вы только не волнуйтесь, а если что-нибудь услышите о Гусе, то дайте нам знать сразу же, договорились?

— Угу, — буркнул он, но я не был уверен, что он воспринял мои слова всерьез. — А почему бы вам не поинтересоваться о Гусе у его брата?

— Поинтересуюсь и у брата.

Как только мы вышли, дядюшка Джонс мгновенно закрыл магазин и опустил жалюзи.

Марта улыбнулась и спросила, глядя на меня:

— Ну, что ты думаешь по этому поводу?

— Кольцо смыкается. Как он сказал, этим телефоном пользуются все соседи. Возможно, Гус звонил сюда или отсюда, и вот тут-то его и обнаружил Рене Миллс. Он мог подождать, пока Гус выйдет из магазина, чтобы дядюшка Джонс не увидел их вместе, и заговорил с ним лишь на улице. Это объясняет найденный у Гуса номер телефона. Он записал его на всякий случай. Посчитал, что номер его брата может прослушиваться.

В этот момент опять прогромыхал гром, а за ним последовала и молния, потом опять гром. Видимо, вскоре дождь хлынет вовсю и загонит всех по домам. Мы направлялись в сторону ресторана Бенни, держась поближе к стенам домов, чтобы не вымокнуть под моросящим дождем. Улицы пустовали. Транспорта тоже почти не было, лишь изредка проскакивали такси.

Я почувствовал этот странный удар свинца в стену дома еще до того, как понял, что, собственно, он означает. Звук, последовавший за ним, был искажен шумом ветра, но мог исходить лишь с одной стороны. Я схватил Марту за руку и побежал с ней через улицу. Когда мы находились где-то посередине улицы, я ощутил, как она вздрогнула, и понял, что она ранена. Я тихо чертыхнулся, а когда мы достигли тротуара, прижал ее к стенке дома, а сам выхватил револьвер.

— Джо…

— Куда тебя ранило?

Она дотронулась до плеча. Платье было порвано, и через прореху виднелось красное пятнышко.

— Это… это не страшно, Джо.

— Стой здесь, тут не опасно. Он скрывается в одном из домов на этой стороне улицы. Я пошел… Может, сумею его разыскать. И если мне удастся выгнать его из дома, ты возьмешь его на мушку. Сможешь?

— Хорошо… и не волнуйся за меня. — Марта схватила меня за руку. — Ты что, хочешь пойти один?

— У меня нет времени звать кого-то на помощь. Я же отлично знаю все эти проклятые дома. Знаю все ходы и выходы, так что оставайся на месте.

И прежде чем она успела ответить, я скрылся в ближайшем парадном и помчался наверх, перепрыгивая через ступеньки. Во всем квартале не было ни одной пустующей квартиры, и никто из жильцов не отважился бы предоставить убийце свое окно. Значит, наиболее вероятный вариант, что убийца скрывается на крыше, и теперь он должен найти оттуда выход. Промчавшись все пять этажей, я наконец добрался до крыши. Дождь ударил мне в лицо, как только я рванул дверь. Выбравшись на крышу, я мгновенно спрятался за дымоходом. Какое-то время мои глаза привыкали к темноте, а потом я начал осматриваться, выискивая силуэт человека.

Как часто играли мы здесь, на крышах. Тут все было знакомо, и я вновь вспомнил, как мы использовали плоские крыши домов, гонялись друг за другом, играя в индейцев, ковбоев, гангстеров или полицейских. Я снова почувствовал рядом с собой моего брата, вождя краснокожих Бешеного Коня, услышал шепот Рене Миллса и нервный кашель Химми Шапиро, который часто непроизвольно выдавал те места, где мы прятались. Тогда мы бросались только зажженными стрелами, спичками и резинками. Но сейчас оружие было настоящее, и игра шла не на жизнь, а на смерть.

Я ощутил его присутствие еще до того, как увидел. Услышал и скрип металла, и сдерживаемое ругательство и усмехнулся, так как понял, в чем дело. Старая пожарная лестница в старых неремонтируемых домах — вещь ненадежная, и ее железные штыри уже свободно болтаются в каменной кладке. Снизу все выглядит довольно прочно, но это лишь до той поры, пока не используешь пожарную лестницу как путь к отступлению. И тогда вдруг замечаешь, что ветер и время сделали свое дело. Тот, кто вздумал использовать пожарную лестницу в качестве пути отступления, должен был иметь чертовски крепкие нервы. Снова сверкнула молния, и я увидел силуэт человека, который, пригнувшись, бежал по крыше. Я произвел предупредительный выстрел в воздух. Человек быстро обернулся, так что я даже смог на миг увидеть светлый овал его лица, и выстрелил в мою сторону. Потом схватился за перила пожарной лестницы и исчез с крыши.

Я бросился за ним, многим рискуя, так как не знал, один ли он на крыше или нет. Поэтому я бежал зигзагами, поминутно скрываясь то за дымовой трубой, то за телевизионной антенной, то за бельем, развешанным на веревках между трубами. Вскоре я без помех подскочил к тому месту, где он исчез. Подо мной зияла темнота ночи. Ничего не было видно, и предпринять я тоже ничего не мог. Лишь потряс рукой одну из штанг пожарной лестницы. Потом я перешагнул через край крыши и нащупал ногой верхнюю ступеньку и в ту же секунду услышал душераздирающий вопль. Сперва это был лишь вскрик удивления, который почти сразу же перешел в вой ужаса, а потом внезапно смолк. В тот же миг я услышал глухой удар тела о бетонированное покрытие двора.

Теперь я мог не торопиться. Я медленно спустился по лестнице, сопровождаемый любопытными взглядами жильцов, высунувшихся из своих квартир. Пришлось достать полицейский значок и показать им в ответ на их вопрошающие взгляды.

Он лежал во дворе на спине, неподалеку от бачка с отбросами, все еще с пистолетом в судорожно сжатой руке и с выражением ужаса на лице. Уилл Фатер бесславно закончил свою игру на этом свете. Для него больше ничего не существовало. Но у меня еще было много забот. Я должен узнать, о чем это он разговаривал с Бенни Лофертом и Элом Ризе в ресторане Бенни.

Глава 8

Когда люди из лаборатории закончили свою работу и увезли труп, я взял Марту под руку и отвел домой. До этого врач уже перевязал ее рану, которая действительно оказалась легкой — пуля лишь царапнула плечо. Марта была больше огорчена испорченным платьем, чем раной. Дома она приняла душ, переоделась и приготовила кофе. Марта все еще переживала в душе это происшествие. Как-никак, а стреляли в нее первый раз в жизни.

В это время раздался звонок в дверь, и Марта пошла открывать. В гостиную с непроницаемыми лицами вошли капитан Оливер и инспектор Брайан. Марта налила кофе и гостям, и они уселись рядом с нами, довольные, что убежали от дождя.

— Плохо дело, Джо, — проронил капитан Оливер, — теперь на нас нажмут сверху.

— Почему? Из-за того, что одним гангстером на свете стало меньше?

— Все это так… Но это с полицейской точки зрения, а газеты наверняка свяжут этот случай с нераскрытыми убийствами. Как вообще идут дела? Прогресс намечается?

— Кое-что есть, — кивнул я.

Брайан недовольно пробурчал:

— Придется прочесать все дома, чтобы найти этого Гуса Уайлдера.

— Не советую поступать подобным образом. Все равно у вас ничего не выйдет. Люди будут запирать двери перед самым вашим носом. Ведь для этого необходимы ордера на обыск, иначе вам и в квартиры не попасть. А пока вы будете оформлять эту писанину, парень успеет скрыться за тридевять земель. Неужели вы думаете, что люди тут живут в неведении и не понимают, что происходят необычные вещи? А ведь сделать такой вывод весьма просто! Они знают о моем появлении в этом районе, знают, что я задаю вопросы, знают, с кем я говорил и о чем. А поскольку они читают и газеты, то им нетрудно сложить два и два.

— Мы не станем сообщать, что погиб именно Уилл Фатер.

— Тем не менее люди узнают, что я побывал на крыше. И с этого момента я для них не только полицейский, который ухаживает за девушкой из их района. Они поймут, что я имею определенное задание, и будут держаться настороже. А мне необходима еще пара дней, чтобы довести дело до конца. Что-то не сходится во всей этой истории.

— Например?

— Сам не знаю.

— О'кей! Значит, еще два дня? — оживился Брайан.

— Этого вполне хватит.

Они ушли, а я допил кофе, присел у окна и посмотрел на улицу, которая когда-то была местом моих детских игр. Положив ноги на подоконник, я смотрел на пелену дождя, который бил по стеклам. Вскоре подошла Марта и присела на подлокотник кресла, задумчиво проведя рукой по моим волосам.

— О чем задумался, Джо?

— Мне пора идти.

— Зачем?

— Убийца все еще на свободе.

— А кто он?

— Еще не знаю… Во всяком случае, не уверен.

— Ты не хочешь поразмышлять со мной вместе?

— Нет… пока нет.

— Мне можно пойти с тобой?

— Нет. Твоя роль кончилась. Ты выходишь из игры, и это приказ. Ясно?

* * *

Убийство приносит с собой беспокойство, смерть преступника тоже. А ты внезапно начинаешь осознавать, что принадлежишь к команде, которая выигрывает. Твои сторонники присаживаются где-нибудь в уголке и обсуждают случившееся, высказывая различные версии и разрабатывая их во всех деталях.

Ресторан Донована был полон, так же полон был и ресторан Бенни, но людей, которых я хотел найти, не было ни в том, ни в другом. Вернее, не людей, а человека. Но ведь кроме этих двух ресторанов, есть и еще некоторые заведения.

И я начал свой крестный путь по питейным заведениям. Я был полицейским, которого он хотел выключить из игры, и все об этом знали. Долго так продолжаться не могло. Всегда найдется человек, готовый оказать тебе услугу, и человек, который не хочет иметь неприятностей с полицией. Вот я и ожидал, но все время был начеку. Чувствовал я и то, что и другие были настороже.

Маленький Гарри Боуп нашел меня довольно быстро. Он стоял в тени на углу улицы и тихо свистнул, когда я проходил мимо, встав одновременно чуть ближе к свету лишь для того, чтобы я мог его опознать. Когда я очутился рядом с ним, он произнес:

— Скаплон?

— Добрый вечер, Гарри.

— Уилл Фатер отдал Богу душу?

— Еще неизвестно, кто это был.

— Мне известно… Я знал, что они замышляют, и предупреждал вас.

— Что вы еще знаете?

— Сколько денег было при себе у Фатера?

— Двести долларов… и это все.

— О, он должен был иметь больше, — заявил Гарри. — Эл Ризе обещал ему больше. Какой все-таки идиот этот Фатер — продал собственную жизнь за какие-то жалкие пять тысяч баксов. Вообще-то репутация у него была что надо! Говорил он мало, но дело свое знал отлично.

— Мы знаем об этом, Гарри.

— Ризе обещал ему пять тысяч…

— Где он собирался их достать? — осведомился я.

— Ожидал откуда-то большую сумму. В самом скором времени… Эл околдовал Уилла своими обещаниями, иначе бы тот никогда не взялся за такое поручение.

— А где Ризе сейчас?

— Я, собственно, и хотел это вам сообщить. Я встретил его у Графтона, в двух кварталах отсюда.

— Я знаю, где это.

— Он вышел из машины и пошел пешком. Он был в плаще, под зонтиком, но я его узнал, когда он вылезал из машины. На улице были редкие прохожие, и он сразу спрятал свою физиономию за зонтиком, точно не хотел, чтобы его видели. Но я-то его узнал.

— Вы видели, куда он направился?

— Нет… шел сильный дождь. Я потерял его из виду где-то в районе квартиры Паулы Ли. Но я не стал его искать, я хотел быстрей найти вас и все рассказать.

— О'кей, Гарри! Огромное спасибо, а теперь вам лучше исчезнуть и никому не говорить, что вы меня видели.

— Конечно, конечно, Скаплон. И вы дадите Ризе то, что ему причитается?

— Можете не беспокоиться, Гарри.

Я подождал, пока Гарри не исчез из поля моего зрения, и затем перешел на другую сторону улицы. Я знал, где находится магазин Графтона. Двадцать пять лет назад я работал у него посыльным, а потом утвердил за собой право продавать поблизости от его магазина газеты. Метрах в пятнадцати от перекрестка стоял новый «шевроле». Дверцы автомобиля были закрыты. Южный ветер кинул на меня пригоршни дождя. Бросив взгляд на машину, я стал внимательно осматривать дома, заглядывая в каждое парадное, хотя и понимал, что убийца мог прятаться за любым углом. Первый блин вышел комом, но то, что не удалось Уиллу Фатеру, могло удаться кому-то еще. Меня больше занимало другое. Если Гус Уайлдер вернулся в поисках убежища в родной район, то Эл Ризе наверняка знал об этом. А если у Гуса были большие деньги, то Ризе наверняка попытался бы заполучить свою долю, и каждый, кто оказался на его пути, был бы сметен. Наконец я очутился перед домом, где жила Паула Ли.

«Неплохая мысль, Ризе, — подумал я. — Появился новый человек. Ты обеспечиваешь его женщиной и надеешься, что таким образом лучше возьмешь его в оборот. Может быть, даже сейчас там это происходит и я смогу одним выстрелом убить двух зайцев?»

Я вынул револьвер, проверил патроны и вновь сунул его на место. Только после этого стал подниматься по каменной лестнице. Собственно, я только хотел ступить на лестницу, но в этот миг какой-то блеск за изгородью подсказал мне, что там кто-то есть. На этот раз я действовал решительно, как и подобает в таких ситуациях. Для них я мог быть просто каким-то прохожим, который лишь по чистой случайности задержался у дома Паулы Ли. Разумеется, если они не видели револьвер в моей руке. Я нагнулся и сделал вид, будто отряхиваю брызги дождя с брюк. После этого я поднял воротник и беспечно направился дальше, как супруг, поссорившийся с женой и бесцельно бредущий в ночи.

Разок я оглянулся, чтобы убедиться, подействовала ли моя актерская игра, затем скрылся за углом и разыскал маленький проулок между двумя магазинами. Протиснувшись между бачков с отбросами и картонной тарой, я вскоре очутился на территории соседнего дома, но уже по ту сторону изгороди. На миг меня охватило странное чувство, что все это детская игра. Будучи мальчишками, мы часто пробегали по этому переулку и даже по сквозному подвалу ресторана Донована: он всегда реагировал на это довольно бурно. Но сейчас я не был больше преследуемым, я был хищником, следящим за жертвой.

Дверь подвала была все такой же — старой и поржавевшей. Я осторожно открыл ее и спустился вниз, включив маленький фонарик. В подвале все еще находился старый котел, покрытый асбестом. Рядом громоздились кучи угля, но, несмотря на все это, теперь подвал выглядел намного чище, чем раньше. Видимо, пожарная или санитарная инспекция заставляла хозяина позаботиться об этом. Исхоженные ступеньки вели на первый этаж. Дверь была заперта, но мой мощный удар плечом сорвал замок. Дверь ударилась о стену, причем с таким грохотом, что это должно было напугать всех жильцов.

Но этого не случилось: грохот потонул в громе револьверных выстрелов, прокатившихся по дому почти в ту же секунду. Выстрелы, раздавшиеся этажом выше, последовали один за другим с такой быстротой, что я даже не мог определить калибра оружия. Я смог лишь различить, что стреляли из трех револьверов, потом прогремели еще два выстрела и, наконец, еще один. За этими выстрелами последовало гулкое эхо по лестничной клетке и запах пороха. А потом — возбужденные голоса жильцов и пронзительный вопль женщины, призывавшей на, помощь полицию.

Прижавшись к самой стене, я стал стремительно подниматься по лестнице и почти сразу же споткнулся о мертвеца. Эта секундная задержка спасла мне жизнь, так как в этот момент раздался выстрел сверху, и пуля впилась в стену буквально в трех дюймах от меня, обсыпав штукатуркой. В тот же миг я услышал топот ног, убегающих вверх по лестнице. Внезапно топот смолк, потом раздался опять. Довольно часто полиция вынуждена действовать применительно к обстановке. На этот раз я должен заполучить преступника! Я вынул револьвер, взвел курок и вновь стал подниматься по лестнице. Все замерло. Постепенно я добрался до верхнего этажа, до двери, ведущей на крышу. Не думая о смертельной опасности, я выбрался на крышу и мгновенно укрылся за дымовой трубой.

Дождь продолжал идти, и кроме шума дождя, бившего по железной крыше, не было слышно ничего. Однако меня охватило скверное предчувствие, что я не один. Я вышел из-за укрытия, подошел к краю крыши и выглянул на улицу. Послышался грохот бачка с отбросами, потом заскрипела изгородь, и в ту же секунду я увидел силуэт человека, перелезавшего через нее. Я выстрелил в него, хорошо помня правила стрельбы и понимая, что и большое расстояние, и темнота ночи не позволят мне сделать результативный выстрел. После этого я начал спускаться обратно по лестнице.

На ступеньках лестницы валялся труп Стива Лютца. Он лежал перед дверью Паулы Ли физиономией вниз. Я нажал на ручку и вошел в квартиру, совершенно не зная, что меня здесь ожидает. В кухне горел свет, и как раз под лампой свисал со стула жирный труп Эла Ризе. Выстрел поразил его в сердце, и когда я быстро прикинул возможную траекторию, то пришел к выводу, что человек, стрелявший в него, должен был стоять в дверях спальни.

Паула лежала на кровати с широко раскрытыми глазами, а все ее тело судорожно сжималось от боли. Судя по положению тела, она должна быть мертва. Наверное, и убийца пришел к такому выводу. Дыхание было почти незаметно, лишь мелкое непроизвольное подергивание показывало — человек пытался победить смерть.

Увидев ее шевелящиеся губы, я подошел к ней ближе.

— Паула, это я… Джо Скаплон.

Она попыталась повторить мое имя.

— Кто это сделал… Паула?

Шепот, срывавшийся с ее губ, почти невозможно было разобрать. Я нагнулся еще ниже и услышал:

— Эл… он хотел дать мне свободу… Он… он обещал… Только я должна была сделать… выполнить одну его просьбу…

— Какую?

— Пустить к себе одного человека… сюда… — выдавила она из себя.

— Кого, Паула? Кого?

Вместо ответа, она прошептала:

— Эл должен был прийти первым… но… но первым пришел не он… — Ее шепот стал каким-то свистящим. Он был ужасен… это чудовище… он даже… — Видимо, воспоминание заставило ее умолкнуть. Через несколько секунд ее губы вновь шевельнулись. — Эл… вошел… сел… Я еще хотела закричать, но он меня ударил…

— Кто? Кто это был, Паула?

Она вернулась в реальный мир из своих воспоминаний, глаза ее утратили стеклянное выражение, и Паула попыталась взглянуть на меня. Я схватил ее за руку, но она тотчас же испуганно отдернула ее. Кровь снова потекла из раны на виске. Паула открыла рот, словно собираясь закричать, но крика не получилось. Она так и умерла, с лицом, искаженным от ужаса, и с широко открытым ртом. Глаза Паулы остались широко раскрытыми, точно она повстречалась с самой смертью и сейчас смотрела на нее.

Перед домом остановилась дежурная патрульная машина, и в следующее мгновение на лестнице уже послышались тяжелые шаги. Через несколько секунд квартира Паулы была забита полицейскими. Они все сфотографировали, взяли у меня показания и в конце концов на глазах толпы, собравшейся перед парадным, вынесли все трупы и погрузили их в машину.

Оливер и Брайан отвели меня в сторону. Собственно, все было точно так, как и в первую ночь, когда меня вызвали для опознания Дуга Китхона.

— Так больше не может продолжаться, Джо, — заявил капитан Оливер. — Можно ожидать бурной реакции прессы и общественности. Это нам может дорого обойтись.

— Плевать мне на это!

— Вы же были здесь, — спокойно произнес Брайан.

— Да, конечно, был. Но я опоздал, а быстрее прийти не мог. Я же сказал вам, что просто случайно увидел двоих на улице. Скорее всего, это были Бимиш и Лоферт Эл Ризе назначил свидание с убийцей и взял их с собой в качестве телохранителей. Но убийца оказался хитрее. Сперва он расправился с Элом Ризе, а потом подкараулил Лоферта и Бимиша и подстрелил их, как зайцев. Брайан кивнул.

— Мы должны дождаться результатов вскрытия, чтобы узнать, из какого оружия был убит каждый из них. Но пули, прикончившие Лоферта и Бимиша, того же калибра, что и пуля, ударившая в стену рядом с вами. Пулю, пробившую Эла Ризе насквозь, мы еще не обнаружили, но, судя по всему, ни одна из них не выпущена из оружия этих мертвых гангстеров.

Так мы стояли под дождем и не знали, что нам еще сказать друг другу. Наконец капитан Оливер нервно кашлянул и, не глядя на меня, проговорил:

— Ты должен срочно сдать дело, Джо, иначе у нас будут крупные неприятности.

— Ты же дал мне еще два дня, не так ли?

— Так… но после случившегося мы не в состоянии этого себе позволить. Если бы Паула Ли сумела заговорить, то у нас был бы хоть малейший след, а так мы опять бредем на ощупь.

— Но эту ночь вы мне еще можете дать?

— Ночь, но не больше, — вставил Брайан. — Правда, это мало что изменит, но такой срок мы дать можем. А теперь давайте лучше уйдем из-под дождя.

Глава 9

Мне надо было пройтись, чтобы все тщательно обдумать. Я обошел квартал по кругу. Квартал, в котором я родился и вырос и впитал в себя все его запахи… Размышляя над случившимся, я не мог прийти к какому-то определенному выводу. На углу я остановился и открыл ящик с полицейским телефоном. Звонок оторвал Мака Бриссона от его вечернего кофе, который он пил, изучая последние сообщения. Я рассказал ему о случившемся.

— Здорово! — только и сумел произнести он.

— Вот так-то, Мак. Кстати, мы выяснили дату, когда Гус Уайлдер звонил своему брату.

— О Гусе можете забыть, лейтенант. Он уже выбыл из игры.

— Что?!

— Полиция обнаружила его труп три часа назад. Застрелился из револьвера 22-го калибра. У меня на столе отчет судебного врача. Причем застрелился несколько дней назад.

— Черт побери! — выругался я. — Чтоб он пропал!

Повесив трубку, я запер телефонный ящик и вновь принялся колесить по кварталу. Я старался себя переубедить, но ничего из этого не получалось. Все это время Гус Уайлдер был мертв, и значит, оставался лишь один вариант. Мне страшно было об этом думать, но тем не менее это почти наверняка было так.

Теперь я знал, куда мне идти. В одно-единственное место… Да, Паула Ли не могла больше говорить, но она все же сумела указать мне верный путь, не сказав при этом ни слова. Ее молчание было гораздо красноречивее, чем все слова в мире. Она сказала мне то же самое, что и дядюшка Джонс, — нечто, чего я не хотел слышать и поэтому оставил без внимания.

Но теперь факты вопили о правде, кидая ее прямо мне в физиономию. Хотя бы тот факт, что я был здесь. Я направился к патрульной машине и попросил отвезти меня на ту улицу, на которую мне противнее всего было смотреть. Еще утром фирма начала привозить строительный материал и технику, чтобы снести всю эту часть улицы и начать воздвигать новый жилой комплекс Новый комплекс, который люди вскоре превратят в такую же помойку и клоаку. — Я нерешительно вылез из машины, остановился и посмотрел наверх, на темные окна квартиры. Холодный дождь бил по стеклу, превращая его в темное зеркало — злобный глаз на фоне темного, отвратительного дома. Все происходящее казалось каким-то нереальным.

Там, наверху, я должен понять, как чувствует себя человек, который знает, что смерть его совсем близко. Там я должен познать чувство безмятежности и полного покоя.

Я вытащил из кобуры пистолет.

Дверь дома… вторая дверь, в коридор… За ней зияющая пустотой лестница.

Подняться на один этаж… потом прямо…

Я уже видел себя лежащим на полу со слегка приоткрытыми глазами, с отвалившейся нижней челюстью. Без сознания… И разумеется, без всяких угрызений совести. Ничего бы не осталось. Только смерть.

Вытоптанная дорожка у меня под ногами… Какой-то затхловатый запах…

По старой ребяческой привычке я перескочил через первую ступеньку и стал считать следующие.

Еще четыре… три… две… Я на площадке.

Дверь находилась ярдах в трех от лестницы. Но я не спешил… Не спешил прикоснуться к смерти.

Медленно я дотронулся до дверной ручки, взвел курок тридцативосьмикалиберного револьвера. И внезапно почувствовал, как все это глупо и жалко.

Я вспомнил, как это началось. Собственно, у этой истории было два начала. И последнее было первым. В эту секунду я остро ощутил, как проста и нелепа эта история Дверь я открыл дулом револьвера. Света мне не требовалось. Тем более что в помещении горела керосиновая лампа, вероятно оставленная строителями.

Он сидел в старом, потрепанном, но удобном кресле и лениво покуривал.

— Добрый вечер, Ларри, — спокойно произнес я.

И он, которого мы когда-то называли вождем краснокожих по прозвищу Бешеный Конь, мой родной брат-близнец, медленно повернулся и взглянул на меня с какой-то дикой усмешкой, которая была ему свойственна и раньше. Да, это был мой родной брат Ларри, которого я давно считал погибшим и с которым раньше меня часто путали, поскольку мы были похожи друг на друга как две капли воды. Наконец он сказал:

— Я уже давно спрашивал себя, когда же встретятся наши пути, Джо.

— Вот и встретились.

— Мне очень жаль.

— Действительно?

Он снова глубоко затянулся и бросил окурок через всю комнату.

— Ты попал в неприятную передрягу, не так ли?

Но это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.

— Да.

Он бросил на меня взгляд и пожал плечами.

— Тебе нужно было вести себя похитрее.

— Да, наверное.

Я вновь уставился на него. Вернее, посмотрел на свое собственное лицо. Когда он не шевелился и молчал, то был страшно похож на меня. Внешне мы были абсолютно одинаковы. Но внутренний мир… нас разделяла пропасть… огромная пропасть.

Вождь краснокожих Бешеный Конь — да, прозвище было выбрано, правильно. В этом трудно было признаться, но это действительно так.

— Зачем ты все это сделал, Ларри?

— Какое это имеет значение?

— Возможно, очень большое.

Ларри ухмыльнулся и немного пошевелился.

— Послушай, братишка, ты пошел своим путем, а я — своим. Но ведь мы остаемся братьями, не так ли? Правда, из-за меня ты попал в страшную передрягу…

— Ты не ответил на мой вопрос, Ларри.

— Ай, брось ты об этом, Джо! Зачем тебе это?

— Расскажи все с самого начала. Или мне сделать это за тебя?

— Что ж, расскажи свою версию, братишка. Ты всегда слыл более умным и любил играть в полицейских. А сейчас ты настоящий полицейский… Ну, рассказывай! Я охотно тебя послушаю.

Револьвер буквально горел в моей руке и казался живым существом.

— У тебя всегда были дикие выходки, Ларри.

— Конечно… Иначе в нашем районе и не проживешь. Просто не выдержать. Не уподобляться же обыкновенным обывателям. Я хотел получить от жизни как можно больше.

— Но этого можно было достичь другим способом.

— Нет, братишка. После увольнения из армии я быстро заработал всякие там порицания и наказания на службе. Рутина не для меня. — Он ухмыльнулся. — Почему ты молчишь, Джо?

— Давай начнем с Монреаля?

— Ради Бога.

— Ты совершил налет на маленький банк, но дело не выгорело. А потом тебе подвернулось монреальское дело. Тебе кто-то проговорился, и ты попросту украл у гангстера его добычу.

— Все верно, братишка. Только налет на банк не удался не по моей вине. Напарник просто не решился стрелять в детектива.

Я пропустил его слова мимо ушей и продолжил:

— А потом тебя потянуло в родные края. Как лосося, который всегда мечет икру там, где он родился.

На секунду Ларри нахмурился, точно переваривая мое сравнение, затем хихикнул и посмотрел на меня.

— У тебя хорошо подвешен язык, братишка.

— Зачем ты вернулся домой, Ларри?

— А куда же мне было идти? Тут было бы совсем неплохо, если бы я не допустил ошибки: не воспользовался бы телефоном дядюшки Джонса. Но откуда я мог знать, что меня опознает эта старая галоша? А потом я вдобавок встретился с Рене. Этот подонок захотел покончить со мной, чтобы забрать мои денежки. Но больше всего меня разозлило то, что он посчитал меня дураком и был уверен, что я не разгадаю его тупые хитрости. Затем, словно одного его мне было недостаточно, приходит еще старый Нэнси Таккио и тоже пытается меня шантажировать, прикрываясь Химми Шапиро. — Ларри посмотрел на меня и сказал: — Они умерли быстро и легко. Можешь мне поверить, братишка.

— А Дуг Китхон?

— Что ж… случайная встреча. Если бы он сболтнул хоть одно слово, это означало бы мой конец. Ведь никто не знал, что я здесь.

— Эл Ризе знал…

Ларри усмехнулся, презрительно скривив рот.

— Эта жирная вошь… Вероятно, Рене рассказал ему обо мне для страховки, вот он и захотел тоже поживиться моими денежками. Но и он получил свое… Больше не надо. Раз и навсегда. — Ларри говорил это спокойно, словно для него все эти убийства были игрой. — Рано или поздно он бы добрался до меня. Покинув квартиру Рене, я пришел сюда. Но он, видимо, оказался так же умен, как и ты. Как бы то ни было, но он тоже здесь возник. Если бы у него появилась возможность, он бы меня пристрелил, но никогда бы не добрался до моих денег. Поэтому и попытался меня умаслить. Пригласил меня даже к какой-то потаскушке. Ее звали Паула Ли.

— И ты пошел?

— Ну конечно! Почему бы не пойти? Я же знал, что они меня там поджидают. Неужели ты думаешь, я не заметил, что за люди здесь появились? Я видел этих парней, братишка, и знал, чего им надо. Но я не знал, как они это хотели организовать.

— Тебя нетрудно понять, Ларри.

Он вновь нахмурился, а в уголках его рта появились жесткие складки.

— Чепуха! — выпалил он.

— Ты знал, что я здесь?

Нахмуренное выражение превратилось в улыбку. Ребенок получил возможность поговорить о чем-то другом, более приятном.

— Ясно, братишка. Видел тебя однажды перед домом. Ты смотрел вверх на окна. Стоял вместе с маленькой Джиджи. Только теперь она не маленькая, а женщина в самом соку! Пальчики оближешь!

— А ты знаешь, почему я очутился в этом районе?

Ларри подчеркнуто небрежно повел плечами.

— Конечно! Когда происходит так много убийств, должна же появиться полиция, а ты вырос в этом квартале. Поэтому они тебя и снарядили сюда, так?

— Так.

— Но чего тут особого в этой истории? Кто был убит? Ты полагаешь, кто-то будет плакать по этим подонкам?

— Дело вовсе не в этом, Ларри.

— Чепуха! — снова буркнул он.

— А куда ты дел деньги, Ларри?

Он снова улыбнулся, словно я сказал что-то смешное.

— Ты что, хочешь иметь свою долю?

— Мне не нужно ни цента.

— Не нужно? Хорошо… Деньги там, где их никто не найдет.

— Ты в этом уверен?

Что-то в моем голосе заставило его застыть на месте.

— Что ты хочешь этим сказать, Джо?

— Ты никогда не изменишься, Ларри. Ты вернулся сюда, где прошло твое детство, и привычки твои остались старыми. Сказать тебе, где эти деньги? Там, где в детстве был твой тайник. В углублении под лестницей, которое мы с тобой обнаружили, когда нам было по десять лет. Может быть, ты думаешь, что я забыл, где это? Так я могу отвести тебя туда…

Его руки судорожно впились в подлокотник кресла, так что побелели костяшки пальцев. Его самая большая тайна оказалась вообще не тайной, и этого он вынести не мог.

— Черт бы тебя побрал, Джо!

— Ладно, все кончено, Ларри. Пошли!

— Но ведь ты мой брат, Джо! И ты не можешь меня…

— Ларри, — перебил я его. — Сегодня вечером ты пытался убить меня, и тогда тебе было все равно, брат я тебе или нет.

Его голос был спокойным и холодным. И он звучал сейчас в моих ушах, наверное, так же, как и в ушах Рене, Таккио и других. И я спросил себя, а издавал ли он, убивая их, тот победный индейский клич, который он издал, убивая Дуга Китхона, и о котором мне сообщила Паула Ли. Еще тогда я должен был догадаться.

— Лучше бы ты занимался своими делами. Джо.

Теперь он не был похож на меня. Секунду-другую на меня смотрело уже не мое лицо. Лицо человека, которого я никогда не знал и никогда не узнаю. Это было лицо, которое видели убитые перед своей смертью. И сейчас оно смотрело на меня.

— Я уйду, Джо…

— Вместе со мной.

— Не с тобой… Один… Я всегда был один…

Еще до того, как он кончил говорить, я понял, что сейчас произойдет. И я осознал то, что давно сидело в моем подсознании.

— Вождь краснокожих Бешеный Конь, — четко проговорил я, — а ведь ты действительно бешеный… сумасшедший…

Рука Ларри сделала незаметное движение, хватаясь за оружие. Это было движение профессионального убийцы, движение, которым он владел в совершенстве. Но он забыл при этом старую пословицу: «Нельзя выстрелить раньше человека, который уже спустил курок».

Инстинктивно и будучи отлично тренированным, я среагировал одновременно с ним. Я почувствовал, как дернулся в руке мой револьвер, и в тот же миг на лбу Ларри появилось маленькое голубоватое пятнышко. Голова его откинулась назад, он издал протяжный звук и спокойно застыл в кресле.

И медленно, очень медленно лицо человека, которого я никогда не знал, снова превратилось в лицо, хорошо мне знакомое. Все чуждое ему исчезло в покое и умиротворении смерти…