Chris Karlden

DER TODESPROРНЕТ

Впервые издано в 2016 Aufbau Verlag, Германия

Серия «Иностранный детектив»

Copyright © 2016 by Chris Karlden (^{www.chriskarlden.de}), represented by AVA international GmbH, Germany (^{www.ava-internatoonal.de})

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2018

* * *

Пролог

Бену казалось, что он теряет сознание, – таким невыносимым было напряжение. Последние силы покинули его, и руки, как увядшие лианы, повисли вдоль тела. Револьвер тяжелым грузом лежал в правой дрожащей ладони. Что ему сейчас делать? Всегда один и тот же вопрос, на который нет верного ответа. Что случится, и так ясно, даже если его мозг отказывался представлять себе это. Он слышал, как в ушах шумит бурлящая от адреналина кровь. Капли пота стекали по покрытому мелкой песочной пылью лбу. Все внутри протестовало против того, что от него требовалось, и овладевший им страх гулко кричал: «Нет!» Но у него не было выбора. Он должен застрелить стоящего напротив мужчину, иначе погибнет сам – как Майк.

Бледный заплаканный мужчина перед ним был в белой футболке поло. Бейдж на груди, сообщавший, что это Кевин Маршалл, был украшен обвитым змеей посохом Эскулапа – символом медицины. Ниже указано название гуманитарной организации, на которую врач, вероятно, безвозмездно работал. Маршалл шумно и неровно дышал, то и дело закусывая передними зубами нижнюю губу, отчего она начала кровоточить. Маршаллу, которого похитители притащили сюда, как Бена и Майка, на вид было чуть больше тридцати, и Бен задавался вопросом, есть ли тоже у этого мужчины, которого он принял за американца, семья и ребенок. По нервному морганию и беганью зрачков своего визави Бен понял, что тот отчаянно ищет выход из этого кошмара, как и сам Бен. Но выхода не было. Кевин Маршалл, так же как и он, держал в руке револьвер, и через мгновение им придется выстрелить друг в друга.

– Теперь крутите! – приказал темнокожий главарь бандитов на ломаном английском. Белки блестящих, словно из стекла, глаз африканца имели желтоватый оттенок. Скулы резко выступали на истощенном лице. Работающая видеокамера на штативе рядом с ним была направлена на Бена и Маршалла. Мужчина смотрел на обоих, и лицо его было непроницаемым. Он, как и восемь вооруженных парней из его свиты, производили впечатление людей, которые слишком много потеряли, чтобы жизнь – как собственная, так и чужая – имела для них хоть какое-то значение. На лицах отражалось сочетание грусти и накопленной злости. Они направили свои пулеметы на Бена и Кевина, готовые в любой момент выстрелить. Африканцы пригрозили, что оба тут же погибнут под градом пуль, если откажутся участвовать.

Бен нерешительно поднял перед собой револьвер и, как приказал главарь, крутанул барабан, из которого до этого были вынуты все патроны, кроме одного-единственного. Маршалл сделал то же самое, уставившись на него глазами, в которых Бен видел только отчаяние и смертельный страх. Их проинструктировали до того, как включили видеокамеру. Похитители потребовали, чтобы оба пленника подошли друг к другу на близкое расстояние, прицелились и по сигналу одновременно нажали на спусковой крючок. Если кто-то останется в живых, ему подарят свободу.

Бен быстро взглянул на стену, у которой лежал Майк. Его коллега и друг был мертв. Похитители первым поставили его перед камерой и напротив Маршалла. Майк упал на колени. Он плакал и просил сохранить ему жизнь. Когда он несколько раз отказался взять протянутый ему револьвер, главарь вышел вперед и убил Майка пулеметной очередью. Затем они оттащили Майка к стене и сунули револьвер в руку Бену. Вопрос жизни и смерти решится для него в следующие секунды. Его мозг отказывался понимать происходящее. Бену, главному редактору рубрики «Взгляд в мир», каждый день приходилось сообщать о том, как люди уходят из жизни самым трагическим образом. Он писал о голодающих детях, жертвах природных катастроф, убитых в войнах людях и многих других смертях, от которых нередко на глаза наворачивались слезы. Теперь он сам стал частью этого ужаса, жертвой коварной игры. Еще час назад все было в порядке. Бен, как журналист, поставил перед собой задачу привлечь внимание общества к нуждам людей в кризисных странах. Так как в африканской Эфиопии голод распространялся быстро, Бен и Майк, который был свободным фотографом и продавал свои снимки в том числе и газете, где работал Бен, поехали туда, чтобы на месте составить себе представление о ситуации. Они как раз направлялись на арендованном джипе к деревне в десяти километрах от столицы и уже почти достигли цели, как перед ними возникли два внедорожника и перекрыли путь. Вооруженные до зубов местные выпрыгнули из кузова, вытащили Бена и Майка из машины, связали и увезли в какой-то дом в уединенном месте. Там в углу комнаты уже сидел связанный Кевин Маршалл. За обвалившейся в нескольких местах кирпичной стеной на километры простирался засушливый степной ландшафт с одиночными убогими костлявыми деревьями и кустарниками.

– Хватит! – сказал главарь. Сжав кулак, он поднял правую руку к потолку из соломенных циновок и тем самым дал начало дуэли. Бен и Кевин перестали вертеть барабаны револьверов, которые по инерции еще немного покрутились, как колес а Фортуны, и замерли. Бен медленно вытянул руку и прицелился в лоб противника. У Кевина Маршалла было круглое лицо и толстый живот. Он вообще походил на большого добродушного плюшевого мишку. Рот был открыт, нижняя челюсть тряслась. По щекам бежали слезы, и он всхлипывал. Как в замедленной съемке, Кевин тоже поднял свой револьвер, пока Бен не увидел отверстие дула, направленного ему в голову.

Бен порывисто дышал, его сердце стучало где-то в горле. На грудь навалилась свинцовая тяжесть. Ему стоило немалых усилий удерживать оружие в дрожащей руке и целиться Кевину в голову, он был словно в трансе. Один из них будет убит рукой другого.

Пока камера безжалостно мигала красным огоньком, неуклонно записывая все происходящее, они смотрели на поднятую руку главаря. Когда он опустит ее, им нужно стрелять.

Бен задавался вопросом, сможет ли он нажать на спусковой крючок и убить человека, стоящего напротив. А что думает Кевин? Он испытывает то же самое? На мгновение ему захотелось опустить оружие.

Но он был словно замороженный. Лизе только семь лет. Ей нужен отец. Инстинкт выживания настоятельно приказывал ему воспользоваться единственным шансом и нажать на спусковой крючок, когда придет время. Даже если это будет означать убийство невинного человека. Он думал, какой оборот может принять эта дуэль. Вероятнее всего, они оба попадут на пустую камору барабана. Тогда эта щекочущая нервы игра начнется заново.

Если кому-то выпадет камора с патроном, все тут же закончится. Да и кто сказал, что один из них обязательно выживет? Последняя возможность заключается в том, что оба револьвера выстрелят.

Правое веко Бена начало дергаться. Вообще-то нервы его еще никогда не подводили. Но сейчас, перед лицом стоящей напротив смерти, они сдавали. Мухи, как коршуны, кружили у него над головой и издавали гул – как старые неоновые трубки, прежде чем испустить дух. Бурлящий в крови адреналин еще заставлял его функционировать, точно управляемого дистанционным пультом, но из-за жары и недостатка воды у него кружилась голова, а поле зрения постепенно сужалось, превращаясь в уменьшающийся туннель. Свободной рукой он вытер едкий пот с глаз, чтобы хоть что-то видеть. В горле у него так пересохло, что он с трудом глотал. В таком состоянии он наверняка не попадет, даже если цель, голова Кевина Маршалла, находится прямо перед ним. Рука главаря по-прежнему парила в воздухе, как гильотина.

Секунды ожидания казались часами. Бен думал о Николь. Она угрожала, что бросит его, если он поедет в Эфиопию и будет подвергать себя ненужной опасности только ради аутентичного репортажа. Она просила его отказаться от поездки ради Лизы. Бен осознавал возможную опасность, но, как обычно, отогнал от себя эти мысли, проявил упрямство и все равно полетел. Мир должен был узнать, как страдают люди в Эфиопии и сколько их уже умерло от голода. Сейчас он сам превратился в жертву и даже не знал почему. Точно так же, как и Кевин Маршалл, он был здесь, чтобы помогать. Зачем эти мужчины так с ними поступают?

Потом настал тот самый момент. Главарь резко опустил руку. Бен прицелился, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок. С разницей в одну сотую секунды звуки двух выстрелов отразились от стен комнаты.

Пятнадцать месяцев спустя

Глава 1

Убедить ее было непросто. Но в конце концов она согласилась. Ей нужны были деньги. И теперь она думала, что после сделанной работы он передаст ей обещанное вознаграждение просто так, перед дверью. Но у него был другой план. Он сказал, что должен убедиться, действительно ли она выполнила его задание. Она колебалась, пристально смотрела на него из-за приоткрытой двери на цепочке. Он заметил, что ей не очень хочется впускать его так поздно в квартиру, к себе и спящему ребенку. Улыбнулся, потому что знал: он может выглядеть таким безобидным. Наконец она кивнула, откинула дверную цепочку и впустила его внутрь.

Пока она шла в гостиную впереди него, он сунул руку в карман куртки и вытащил из полиэтиленового пакета пропитанную эфиром тряпку. Подумал о спящем ребенке, мимо комнаты которого они как раз проходили. Нужно вести себя тихо. Мальчик пока не должен проснуться.

«Сделай это, наконец, – приказал ему голос в голове. – Чего ты ждешь?»

Он быстро обхватил женщину правой рукой и приложил влажную тряпку ей ко рту и носу. Она испуганно вздрогнула и застонала. Он сильнее прижал ладонь к ее лицу и сжал левой рукой, не давая вырваться. В панике она начала вырываться. Правой ногой чуть не опрокинула деревянную стойку с керамической статуей Будды. Свободной правой рукой ухватила его за плечо. Потом ее мышцы резко ослабли, тело обмякло, она потеряла сознание и осела. Мужчина подхватил ее и аккуратно опустил на пол. Она мирно лежала перед ним и выглядела совсем невинно. Но ему нельзя обольщаться. Дьявол является в любом облике. Он точно знал, почему она должна умереть, и он превратит ее смерть в послание, которое уже никто не сможет проигнорировать.

Она не должна была отрекаться от своего мужа. Она ведь клялась перед Богом: «Пока смерть не разлучит нас». Так теперь и будет. Она бросила мужа и тем самым разорвала то, что когда-то было связано воедино священным союзом.

Он снова был очарован ее красотой и поймал себя на том, что не может отвести взгляда от ее безупречного тела. Жаль ее, подумал он. Потом в его голове снова раздался ангельский голос, преследовавший его уже несколько недель, и потребовал довести дело до конца.

– Ты прав, – прошептал он и пробрался в детскую. На белых обоях были нарисованы разноцветные гоночные машинки. В детстве он бы тоже не отказался от таких обоев.

Ровное глубокое дыхание ребенка свидетельствовало о том, что ему снилось что-то хорошее. Наверное, в последний раз, долго еще ему не придется видеть добрых снов, подумал он. Но так и должно быть. Он снова вытащил свою тряпку и нежно приложил мальчику к лицу. Средство подействовало, ребенок даже не открыл глаза. Сладких снов.

Прошло полчаса, пока он сделал все необходимые приготовления. Потом мать мальчика пришла в себя. Спустя несколько секунд она поняла, где находится, что с ней не так, и наконец догадалась о его истинных намерениях. Она никогда не получит своих денег.

Он улыбнулся. Этого она видеть не могла. Его голову покрывала средневековая черная маска палача. Она попыталась закричать, но кляп во рту мешал, и издаваемые ею звуки походили на кряхтение и стон. Когда он открыл кран в ванной, глаза ее расширились от ужаса. Она посмотрела на него, своего судью и экзекутора. Он так связал ее, что она почти не могла двигаться. Тем не менее она прикладывала все силы, чтобы освободиться. Напрасно она напрягала свои мышцы. Возможно, крик громким эхом отзывался внутри ее, но наружу выходил только глухой стон. Такой тихий, что никто не мог этого слышать, кроме него и, наверное, ее сына.

Семилетний мальчик метался и рвался, стараясь освободиться. Ему потребовалось больше времени, чем планировалось, чтобы прийти в себя. В какой-то момент казалось, что малыш достаточно силен, чтобы сорвать батарею, к которой был прикован, с креплений. Он сможет испытать все на собственной шкуре и извлечет урок из того, что сейчас произойдет. А затем сможет передать это дальше. Сколько же энергии и сил в ребенке, который хочет спасти свою мать от смерти, а себя избавить от необходимости смотреть на это. Но благодаря пробке во рту и скотчу на губах крика и визга было почти не слышно.

Ванна набралась. Он закрыл кран и наслаждался моментом, паникой, которая охватила ее. Возможно, она молилась, чтобы все оказалось просто сном. Он буквально ощущал, как она упрекала себя за доверчивость. Но у нее уже никогда не будет возможности проявить бдительность. Второй шанс бывает только в любовных мелодрамах. А здесь реальность, от которой не уйти.

Ее голова едва виднелась над поверхностью воды.

Он торжественно огласил приговор, не забыв обосновать его. Она должна знать, в чем виновата и почему он не может избавить ее мальчика от этой сцены. Казалось, она поняла, что умрет.

Он зажег свечу, которая озарила все происходящее в темной ванной комнате соответствующим праздничным светом. Вообще-то у него было достаточно времени, и он бы еще долго с удовольствием рассматривал ее. Но голос напомнил, что не нужно без необходимости продлять ее мучения. Поэтому он послушался приказа и продолжил. Привел приговор в исполнение и опустил ее голову под воду. Ее лицо находилось в нескольких сантиметрах от спасительного вдоха. Вновь и вновь его охватывало до сих пор незнакомое ему возвышенное чувство. Была ли это власть, которую он сейчас олицетворял? Власть над жизнью другого человека. Он наклонил голову, внимательно рассматривая жертву. Она дергалась, дрыгала ногами – это все, что позволял кокон из веревки, которой он обмотал жертву. Он почувствовал последнее сопротивление головы, которой она с силой упиралась в его ладонь, беспощадно удерживающую ее под водой. Через две минуты все закончилось. Она больше не могла подавлять дыхательный рефлекс и втянула воду в легкие. До этого он прочитал о смерти в результате утопления. Боль должна быть невыносимой. Потом жизнь выскользнула из ее все еще открытых глаз.

Он видел, как отлетела ее душа. Черная как вороново крыло. Он восстановил порядок, наказав ее. Но не избавил от грехов. Такое не в его власти.

Все-таки как странно. Лишь сейчас, когда собственная жизнь подходила к концу, это задание придало смысл его до сих пор бесполезному существованию. Его путь был ясен, план идеален. Он ни в чем не сомневался. Ему позволено служить. Это честь.

Сначала люди сочтут его деяние поступком сумасшедшего. Но он не псих. Это другие самовлюбленные нарциссы забыли, что такое настоящие ценности. Но со временем многие поймут его послание и признают, как важен был этот вклад в создание лучшего мира. И маленький мальчик тоже осознает, что его мать сама виновата в такой судьбе. А она будет не единственной, кого он покарает.

Глава 2

Сначала звонок казался далеким и приглушенным. Но раздражающий звук все глубже проникал в его подсознание и наконец окончательно разбудил. В первый момент Бен не понимал, где находится. Осторожно пошарил рукой вокруг и определил, что лежит на матрасе. Приоткрыл глаза. Яркий дневной свет резанул по сетчатке. Потом он распознал размытые очертания своей маленькой однокомнатной квартирки. Все это время телефон не унимался.

Нестерпимая стучащая и сверлящая боль под черепом сводила с ума. Он чувствовал себя прескверно. Со стоном поднялся с кровати. В этот момент его взгляд упал на дисплей радиобудильника на ночном столике. Когда по ночам он, весь в поту, просыпался из-за очередного кошмара и панический страх охватывал каждую клетку его тела, красные светящиеся электронные цифры казались ему гримасой дьявола, который алчно сверкал глазами.

Половина двенадцатого – непривычное время для подъема. Обычно он так долго не спит. Во сколько бы он ни ложился и сколько бы бессонных часов ни проводил в постели, он просыпался самое позднее между семью и восемью утра. Направляясь неуверенной походкой к столу, на котором лежал телефон, он задавался вопросом, почему жалюзи не опущены, как обычно, на ночь. Затем его взгляд упал на разложенные рядом с телефоном бумаги. И в тот же миг вспомнил все, что произошло накануне вечером. Ему резко подурнело.

После работы он нашел в своем почтовом ящике конверт с бумагами по разводу. Значит, дело все-таки дошло до этого. Вопреки своим угрозам Николь осталась с ним после его возвращения из Африки. Эфиопские события тяготили всю семью, и Николь была рядом и поддерживала его. Но она также потребовала, чтобы он начал терапию, как посоветовал ему домашний доктор. Однако Бен пытался забыть все случившееся и продолжать жить, как будто ничего не было. Хотя ночные кошмары, в которых он снова оказывался перед Кевином Маршаллом, посещали все чаще, а чувство вины – вины за его убийство – с каждым днем становилось все сильнее. К тому же он все больше уставал от повседневности и раздраженно реагировал на вопросы о здоровье, как домашних, так и сослуживцев. Он еще сильнее стал упрекать себя, когда узнал, что Лизу в школе третируют, потому что в глазах одноклассников ее отец был убийцей. Лиза тяжело переживала ситуацию, но Бен не мог осуждать ни дочь, ни ее школьных товарищей. Они еще дети, а он и сам не знал, был ли убийцей или нет, хотя Николь и его врач постоянно твердили, что он не должен корить себя.

Когда спустя три месяца после возвращения домой Николь попросила его подыскать для себя квартиру, это стало тяжелым ударом для Бена. Правда, к тому времени он должен был признаться себе, что в таком психическом состоянии плохо действует на свою семью. Он находился в постоянном напряжении и чувствовал себя так, словно кто-то опустил на него невидимый колокол, который исключил эмоциональную связь с внешним миром. У него в голове часто царила странная пустота, или он был невнимательным, потому что мыслями витал где-то в облаках. Когда Николь и Лиза пытались его взбодрить, самое большее, на что он был способен, – вымученная улыбка. Лиза стала намного сдержаннее по отношению к нему, с тех пор как он вернулся. Раньше она, смеясь, бежала ему навстречу и повисала на шее, стоило ему только переступить порог дома. Сейчас при его появлении в ее глазах лишь вспыхивал огонек и тут же сменялся грустным и разочарованным выражением. Как будто она на мгновение забывала, что ее отец убил человека, но тут же снова вспоминала. Когда он пытался ее обнять, она позволяла быстрое объятие – нехотя, отвернувшись в сторону, – чтобы уже в следующий момент высвободиться из его рук. Это разбивало ему сердце: казалось, тесная связь с его маленькой принцессой осталась в прошлом. Но у него все чаще появлялось ощущение, что совместная жизнь в общей квартире скорее ухудшает отношения в семье, чем улучшает. Поэтому он согласился временно пожить врозь, как предложила Николь. Когда же и после этого он про должал игнорировать терапию, Николь и Лиза стали все больше отдаляться от него. В конце концов Николь все-таки захотела окончательного развода, и, хотя с того момента прошел уже год, заявление о расторжении брака, полученное вчера по почте, снова ранило его. Конечно, он тут же позвонил Николь. Она попыталась как можно мягче объяснить ему, что в ее жизни уже появился другой человек. Правда, кто именно, сказать не захотела. Зато в конце разговора дала ясно понять, что определенно не видит ни одного шанса для совместного будущего с ним. Он не должен питать больше никаких надежд. Но Бен просто отказывался принимать, что безвозвратно потерял жену и дочь, которой к тому времени уже исполнилось восемь.

Вечером он встретился с Виктором перед кинотеатром у центра Sony, где они наткнулись на Тамару Энгель, школьную знакомую Виктора. Вечер закончился тем, что Виктору, как нередко случалось, пришлось уйти раньше из-за срочных дел, а Бен с Тамарой оказались в ее квартире. Последнее, что Бен помнил: он удобно устроился на Тамарином диване, а на столе перед ним стояла дымящаяся чашка с кофе.

Все еще погруженный в мысли, Бен взял телефон со столика и прервал бесконечный звонок, нажав на кнопку и даже не взглянув на экран.

– Почему так чертовски долго? – Это была Николь, в ее голосе звучал легкий упрек.

Бен вздохнул. В первый момент он испугался, не случилось ли чего с Лизой, но Николь была вполне спокойна.

– На твоем сотовом после пятого звонка включается голосовая почта. Я уже в третий раз пытаюсь до тебя дозвониться. В редакции тоже никто не знает, где ты. У тебя все в порядке?

Бен не произнес еще ни одного слова. Он даже не поздоровался. Зато у него неожиданно появилось ощущение, что он стоит на палубе корабля, который разбушевавшиеся волны бросают из стороны в сторону. Его затошнило, и он с трудом сдержал рвотный позыв. Бен открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, и заметил, что ему сложно сосредоточиться.

– У меня все хорошо, – прохрипел он. Весело прозвучать не получилось. В горле у него пересохло.

– А по голосу не похоже.

Возникла короткая пауза. Он не знал, что сказать. Его головная боль как раз готовилась выйти на новый уровень, и Бен спрашивал себя, зачем Николь вообще позвонила. Ведь не для того же, чтобы поинтересоваться его самочувствием. Возможно, ее мучают угрызения совести, потому что после ее заявления о разводе у него были все основания чувствовать себя паршиво. Но то, что он чувствовал себя физически разбитым, не имело к этому никакого отношения. Ему самому хотелось бы выяснить причину. Состояние напоминало похмелье после бурной ночи. Но кроме двух бутылок пива, в кино он не пил никакого алкоголя. По крайней мере, он этого не помнил.

– Бен? – Николь прервала его мысли.

– Да?

– Что случилось? Это из-за вчерашнего?

Они были женаты девять лет, поэтому ей даже не нужно было видеть Бена, чтобы определить по телефону, что с ним что-то не так.

Познакомились они весной, одиннадцать лет назад, на мероприятии для берлинских бездомных, которое организовала одна радиостанция, где Николь работала ассистенткой по маркетингу. Николь бросилась ему в глаза не только хорошей фигурой и длинными, слегка волнистыми светлыми волосами, но и своей наивной и доверчивой манерой. Она казалась энергичной, деятельной и веселой, но с легкоранимой душой.

Бен сделал глубокий вдох, прежде чем перейти к объяснению.

– У меня раскалывается голова, и я не знаю, как и когда добрался вчера домой.

Короткая пауза. Бен надеялся, что Николь не будет пытать дальше. Но она продолжила. Он должен был догадаться.

– Хочешь сказать, ты снова был в отключке?

У Бена вырвался глубокий вздох.

– Головные боли и тошнота – это что-то новое. А в остальном похоже на то.

С тех пор как вернулся из Эфиопии пятнадцать месяцев назад, Бен пережил два случая временной потери памяти, похожих на вчерашний. Николь знала об этом. Возможно, вызванная событиями в Эфиопии психологическая травма была тому причиной. Предыдущие провалы в памяти случались в ситуациях, которые напоминали ему пережитый там ужас. В первый раз это случилось почти полгода назад, в Новый год, который Бен тогда встречал один в своей квартире. Когда в полночь стали пускать фейерверки и послышались взрывы петард, он сначала пережил сильный приступ паники, потом перед глазами у него потемнело. Около двух он пришел в себя – лежа на полу в позе эмбриона, дрожа всем телом, – но не мог вспомнить, что происходило в течение двух последних часов. Два месяца назад Бен переходил улицу и ни с того ни с сего снова впал в шоковое состояние. Он как раз шел мимо ремонтируемого участка дороги, когда вдруг заработал отбойный молоток, треск которого напомнил Бену пулеметную очередь. Он затрясся всем телом, от панического ужаса не мог сдвинуться с места и абсолютно перестал ориентироваться. Когда светофор загорелся зеленым для машин, началась какофония автомобильных гудков, которая все лишь ухудшила. Наконец одна молодая женщина поняла, что он в затруднительном положении, и увела его с проезжей части. Пока он сидел на тротуаре рядом с мусорным баком и ждал вызванных медиков, перед глазами у него снова потемнело. Только в машине скорой помощи, уже на подъезде к больнице, он снова начал соображать. Врач скорой помощи объяснил Бену, что все это время он находился без сознания. Но Бен все равно не помнил, что происходило последние полчаса. Врач еще не забыл о похищении Бена. Средства массовой информации подробно освещали тот случай со смертельной дуэлью. Речь шла о вооруженной группировке, которая обвиняла Запад в том, что их страна находится в плачевном состоянии. Бен, Майк и Кевин стали случайными жертвами, и если они хотели избежать немедленной казни, то должны были застрелить друг друга в одиночных поединках. Похитители записали дуэли на видеокамеру и потом выложили в Интернет. За два дня до этого в Средиземном море перевернулся корабль с беженцами, отплывший от ливийского побережья, и при крушении погибло более ста эфиопов. Среди них много детей. Похитители обвинили западный мир в неоказании помощи, из-за чего людям и пришлось бежать из Эфиопии: они страдали от голода, а многие вообще умирали от истощения. Из тех, кто решился на побег, большинство погибли еще на пути к пункту отправки, а те немногие, кто добрался до моря, утонули. Тот факт, что всего за неделю до этого прибрежные государства сократили финансовую помощь для спасения потерпевших кораблекрушение беженцев, лишь подлил масла в огонь.

С учетом данного эпизода в прошлом и таких симптомов, как продолжительные приступы страха и панические атаки, невозможность сконцентрироваться и постоянная раздраженность, врач подозревал посттравматическое стрессовое расстройство.

– Вам срочно нужна психологическая помощь, – заверил он Бена и добавил: – Если дело уже дошло до провалов в памяти.

Бен никогда не прислушивался к мнению врачей. Зато верил в то, что большинство болезней можно вылечить и без лекарств. Его нынешнее состояние было тяжелым, но он не представлял себе, что какой-то психотерапевт сможет ему помочь. Единственное, на что были способны психологи, – это накачать его успокоительными, которые затуманивали сознание и превращали его в оболочку безо всяких эмоций. Но от таких методов он хотел отказаться, несмотря на приступы страха. Он не мог рационально объяснить свое упрямство, лишь знал, что не готов на протяжении многомесячных сеансов вновь и вновь прокручивать перед глазами пережитое. Временные провалы памяти казались ему меньшим злом. Поэтому вопреки рекомендации врача скорой помощи он не взял направление к психотерапевту.

Неожиданные панические атаки и флешбэки^[1] начались лишь спустя два месяца после возвращения из Эфиопии. С тех пор он все чаще – в самых простых бытовых ситуациях, например услышав хлопнувшую пробку от шампанского, – катапультировался в тот дом, где его и Кевина Маршалла заставляли стрелять друг в друга, пока в живых не остался только один. И этим одним оказался он.

В фильме, который прокручивался в голове у Бена, он снова наставлял револьвер на американского врача и нажимал на спусковой крючок одновременно со знаком, который подавал главарь банды. Но если пуля из револьвера американца лишь задела висок Бена, то Бен попал врачу прямо в лоб. Мозги и кровь брызнули на неоштукатуренную кирпичную стену позади.

С тех пор не проходило ни одной ночи, чтобы ему не снились те события и он не просыпался от ужаса весь в поту. Но, к сожалению, одними ночными кошмарами не обошлось. Днем его тоже посещали воспоминания и уносили, как ураган из «Волшебника страны Оз», в другой мир, казавшийся ему таким реальным. В ветхий дом, где его снова и снова заставляли нажимать на спусковой крючок.

Однако вчера вечером не было никакого флешбэка. Его воспоминания обрывались на том, как он сидел на диване у Тамары Энгель, знакомой Виктора, в районе Шенеберг. Затем, разбуженный звонком Николь, проснулся уже в своей постели.

– Я столько раз говорила, чтобы ты прошел курс психотерапии, Бен. Пожалуйста, подумай об этом еще раз. – Бен услышал, как Николь глубоко вздохнула. – Что последнее ты помнишь? – спросила она потом.

Бен вспомнил слова, которые так часто от нее слышал: «Иногда нам нужен кто-то, с кем можно поговорить о прошлом, чтобы оно не настигло и не поглотило нас». Но он считал, что все пережитое плохое лучше отфильтровать и забыть, а не вытаскивать постоянно наружу.

– Я был в кино с Виктором.

Это была не вся правда, но, хотя они с Николь официально расстались, Бен чувствовал неловкость из-за того, что был у другой женщины, тем более что познакомился с ней всего несколько часов назад. К тому же он просто проводил ее до дома и поднялся лишь на чашку кофе.

– Ты должен понять, что не виноват, Бен.

Именно в этом он и сомневался. Он убил человека, чтобы спасти собственную жизнь. Не проходило ни одного дня, чтобы Бен не упрекал себя в этом.

– Я подумаю о терапии, – сказал он, чтобы не углубляться в эту тему. Прижимая телефон к уху, подошел к окну. На улице светило солнце, сочная зеленая листва на деревьях шевелились на ветру. Яркий дневной свет по-прежнему резал глаза. Он опустил жалюзи так, чтобы между ламелями оставались лишь узкие просветы.

– Вообще-то я звоню, потому что мы сегодня собираемся в зоопарк, и не спрашивай, с чего вдруг, но Лиза хочет, чтобы ты пошел с нами.

Бен с трудом сглотнул.

«Дочь убийцы» – так обзывали Лизу другие ученики, потому что какой-то ненормальный папаша показал своему сыну на ютюбе видео, где Бен был вынужден застрелить человека. Мальчик без труда нашел это видео в Сети и показал на телефоне своим друзьям в школе. Николь изо всех сил старалась убедить Лизу в том, что ее отец не мог поступить по-другому и не виноват. Но не сумела найти правильный подход к Лизе, которая, как только Николь в очередной раз пыталась ей все объяснить, зажимала руками уши или просто убегала в свою комнату. Видимо, Лиза просто не могла понять, как ее отец мог совершить настолько ужасный поступок. Конечно, она задавалась вопросом, откуда берутся такие жестокие люди, которые заставляют других стрелять друг в друга. Лиза становилась все более холодной, грустной и замкнутой, и Николь нашла детского психотерапевта, на сеансах которого могла присутствовать вместе с дочерью. Потом Николь захотела разъехаться, потому что ей надоело, что Бен продолжал упорствовать и отказываться от медицинской помощи, хотя было очевидно, что он переутомлялся от обычных будничных вещей и страдал от перепадов настроения. К тому же она больше не хотела видеть, как от внезапного воспоминания о событиях в Африке ему на глаза наворачиваются слезы и он сжимает зубы. Совместная жизнь разрушала ее нервную систему. После того как Бен съехал, он видел Лизу лишь изредка, когда навещал их с Николь. Коротко поприветствовав его, дочь тут же скрывалась в своей комнате. Когда он звонил, они с Лизой обменивались несколькими словами и она быстро передавала трубку матери. С тех пор как Бен переехал, они не предпринимали ничего вместе как семья.

Понятно, почему Николь так настойчиво пыталась дозвониться до него. Она знала, что этот поход в зоопарк значит для Бена.

– Встретимся в два часа у тюленей?

– Спасибо, – прошептал он в телефон.

– Прости?

– Я говорю спасибо. Это правда здорово. Я даже не осознал еще до конца.

– Отлично. Кстати, на этой неделе я просто на одном дыхании прочитала все твои статьи. Классная тема.

Николь явно хотела перевести разговор в другую плоскость, чтобы отвлечь Бена от его мыслей.

Глава 3

Бен думал о том, как Лиза обняла и поцеловала его на прощание, когда он уезжал в Африку. Ее светлые волосы были заплетены в две косички.

Когда подъехало такси, Бен на прощание помахал своей маленькой семье. У Николь и Лизы в глазах стояли слезы. Он обещал своим дорогим людям, что вернется через пять дней. В итоге он отсутствовал семь дней, а через несколько месяцев после возвращения потерял все: семью, самого себя, а потом еще и работу редактора в уважаемой берлинской газете. Спустя пять месяцев после возвращения Бена из Эфиопии издатели сообщили ему, что, к сожалению, он им больше не подходит. И Бен не мог не согласиться с ними. Он попросту был больше не в состоянии сосредоточенно работать. Часами сидел просто так и ничего не делал. А если и писал, то ничего достойного не выходило. Когда коллеги спрашивали его о чем-то, он дерзил в ответ, а если критиковали его работу или если кто-то делал не то, что он требовал, Бен реагировал в таком агрессивном тоне, какого не знал за собой прежде. В конце концов его освободили от работы и хотели, чтобы он обратился за медицинской помощью и вернулся после курса психотерапии. В ответ на это Бен уволился. Факт в том, что он больше не годился для написания статей в рубрике «Взгляд в мир», где слишком часто шла речь о беспорядках, войнах и насилии. Работа над подобными темами неизбежно приводила к тому, что он снова возвращался в тот дом с дуэлью и долго не мог найти выход. Именно по этой причине больше не мог писать никаких статей.

Гораздо тяжелее, чем проблемы на работе, Бен переносил разлуку с семьей.

– Если ты полетишь туда, можешь уже не возвращаться к нам, – предупредила его тогда Николь. Он абсолютно серьезно воспринял ее угрозу и заверил, что это в последний раз. Но он постоянно это говорил. И сейчас вынужден пожинать последствия.

Еще никогда Бен не был так близок к смерти, как в том доме в Африке. После того как он пережил дуэль, похитители сдержали свое обещание отпустить выжившего. Они скрутили его, завязали глаза и после часовой езды выкинули из машины на площади какого-то маленького поселения. Жители деревни сообщили в полицию. Два часа спустя местные полицейские по его описаниям нашли дом с лежавшими там трупами Майка и Кевина. Примерно в то же время в Сеть было выложено видео с жестокой дуэлью. Еще до этого он, не сдерживая слез, успел по телефону сообщить Николь о случившемся. Через несколько дней, дав подробные показания, Бен смог вернуться домой.

– Работа для тебя важнее, чем семья. Тебе же все равно, что мы здесь с ума сходим от страха за тебя, – упрекнула его жена перед отъездом.

Он решительно возражал. Оправдывался тем, что мир должен узнать, как страдают люди в Эфиопии. Он хотел написать о голоде, чтобы привлечь внимание к этому ужасному обстоятельству.

Когда ему было двадцать девять, он уехал из Берлина и два года проработал в одной крупной гамбургской газете. И очень радовался, что ему поручили репортажи о зарубежных государствах. Будучи убежденным пацифистом, он верил, что, рассказывая о кризисных странах и уделяя особое внимание нуждам живущих там людей, он может внести свой вклад и изменить там что-то к лучшему. Вернувшись в Берлин и познакомившись с Николь, он все равно остался верен своей теме. Однако Николь так и не смирилась с тем, что для некоторых репортажей ему приходилось выезжать в кризисные регионы и снова подвергать себя непредвиденной опасности. Она не хотела жить в постоянном страхе за него. После рождения Лизы восемь лет назад он по настоянию Николь наконец-то отказался от иностранных репортажей и возглавил рубрику «Взгляд в мир», что лишь в редких случаях вынуждало его отправляться в командировки. Перед Николь же он оправдывался тем, что контактные лица на местах доверяли только ему и соглашались говорить исключительно с ним.

Тогда он особенно наслаждался возможностью вернуться к старому занятию и сменить свой костюм и письменный стол главного редактора на уличную одежду и походные ботинки. Как Индиана Джонс: с одной стороны – хитроумный университетский профессор, с другой – любопытный и ищущий опасностей сорвиголова. Только во время последней операции его план не сработал. Все пошло не так и закончилось катастрофой, последствия которой отразились на его дальнейшей жизни.

Уже четыре месяца, как Бен снова работал репортером. В одной берлинской бульварной газете, принадлежащей его другу Виктору фон Хоенлоэ – наряду с частным банком и множеством фабрик, – и отвечал там за раздел «Курьезы».

Последняя публикация Бена была посвящена ясновидению. Статья представляла собой серию из шести частей и завершалась в сегодняшнем субботнем выпуске. Честно говоря, это была всего лишь попытка впечатлить Николь. Кроме того, она должна видеть, что он распрощался с тяжелыми темами и сейчас находится в поисках историй, которые ни в коем случае не могут подвергнуть его опасности.

В последние дни Бен расспрашивал о своем будущем двух женщин и одного мужчину, которые заявляли, что они ясновидящие. Но не говорил им, что он журналист. Как и ожидалось, все трое предсказали ему совершенно разное. Первая женщина, которую он посетил, разложила карты и сказала Бену, что ему предстоит счастливая жизнь. Вторая женщина увидела в хрустальном шаре, что Бена ждет много денег. Оба предсказания его не удивили: стандартный репертуар, который хотят услышать те, кто ходит к ясновидящим. Когда Бен думал о своем последнем тестируемом кандидате, у которого был только вчера утром, его охватывало очень неприятное чувство. Мужчина почему-то произвел на него жуткое впечатление. Его звали Арнульф Шиллинг, и жил он в старинном доме на Шпрееталь-аллее с садом, граничащим с Рувальдским парком.

У Шиллинга были длинные седые волосы, которые спадали на плечи, и седая окладистая борода, доходящая ему до груди. Одет в темно-коричневый костюм. На вид ясновидящему, напоминавшему мрачного мага Сарумана из фильмов «Властелин колец», было около семидесяти. Колющий взгляд его глубоко посаженных глаз буравил Бена насквозь. Николь сказала бы, что Бен почувствовал негативную ауру этого человека.

Арнульф Шиллинг пригласил Бена в гостиную и указал на старое мягкое кресло. Когда Бен расположился, Шиллинг поставил стул прямо перед креслом и сел напротив Бена, так что их колени почти соприкасались.

Бен рассказал мужчине ту же историю, что и обеим предыдущим ясновидящим: он недоволен своей профессиональной и личной ситуацией и не видит никакой надежды, что это скоро изменится. Бен намеренно дал минимум информации о себе. Если протестированные до этого ясновидящие пытались целенаправленными вопросами выудить из него сведения, чтобы затем слепить более или менее подходящую версию будущего, то длинноволосый не проронил ни одного лишнего слова, лишь уставился на Бена проницательным взглядом. Потом Шиллинг улыбнулся, прочистил горло, взял Бена за руки и закрыл глаза. Спустя примерно минуту он сильно вздрогнул. Словно от удара тока, он резко выпустил ладони Бена и откинулся назад. Потом с сочувствием посмотрел на Бена. На лице появилось озабоченное выражение. Отличный номер, подумал Бен.

Шиллинг откашлялся, словно подбирая правильные слова.

– Вас ждет большое несчастье, – сказал он затем.

У Бена на губах застыла улыбка.

– Какое еще несчастье?

Шиллинг серьезно посмотрел на Бена и нахмурился.

Он словно раздумывал, что можно рассказать своему клиенту.

– Вас будут окружать мертвые, – сказал он наконец. Бен помрачнел. Хотя он и не верил в эту чушь, слова старика смутили его. Оба предыдущих кандидата хотели подсластить ему жизнь исключительно радостными перспективами. А этот человек, без сомнения, добивался обратного.

– Что вы имеете в виду?

– В ваших глазах я увидел ужасные вещи, которые вам вскоре предстоит пережить.

Этот мужчина шарлатан, его предсказание слишком неопределенное. Смерть когда-то настигнет каждого, а он вспомнит об этом человеке и скажет себе: он это предсказал.

– И что же вы увидели? – Бен был уверен, что Шиллинг попытается увильнуть от прямого ответа. В каком-то смысле так и случилось.

– В таких случаях, как ваш, я стараюсь избегать конкретики. В конце концов, я тоже могу ошибаться, и тогда было бы неправильно обременять вас.

В отличие от Бена Николь искренне верила в ясновидение. Не осталось почти ни одного гадателя на картах, у которого она еще не побывала. Этих трех он выбрал специально, потому что знал: их еще не было в списке Николь, и поэтому она особенно заинтересуется его серией статей на эту тему и устроенным напоследок тестом ясновидящих в субботнем выпуске.

Но Бен не сдавался. Он хотел, чтобы Шиллинг проговорился и выдал конкретное предсказание, которое потом, само собой, окажется неправдой.

– Но если я буду знать, что предстоит, мне, возможно, удастся это предотвратить. Не могли бы вы дать мне какую-то реальную подсказку? Чтобы я сумел распознать беду, о которой вы говорите.

Шиллинг медленно покачал головой:

– Поверьте, вам лучше оставаться в неведении. Вы все равно не сможете ничего изменить.

Постепенно Бену становилось не по себе. Скользкий тип.

– Может, вы ждете, что я заплачу вам за эту информацию?

Теперь бородач удивленно поднял глаза. Несколько секунд его голубой взгляд, казалось, сверлил Бена.

– Вы не верите в ясновидение, верно? Считаете, все то, чего нельзя научно доказать, не существует. Вероятно, и в Бога не верите. – Мужчина даже не дождался ответа Бена. – Ладно. Как хотите. Я докажу вам, что прав и знаю, что готовит для вас будущее.

Мужчина снова ухмыльнулся и погладил бороду.

– Я скажу, какое будущее разглядел в ваших глазах. Когда вы потом сами это увидите, то знайте: беда уже пришла.

Шиллинг снова выражался загадками. А потом назвал точную деталь, которая опять же ничего не раскрывала. Это были дата и время: 24 июня, 2 часа 41 минута. Затем ясновидящий поднялся и проводил Бена до двери.

Глава 4

После душа и двух чашек кофе Бен почувствовал себя лучше. Он радовался, что Лиза сама ищет сближения, и надеялся, что скоро его дочь опять будет видеть в нем нежного отца, а не убийцу. Он желал, чтобы она забыла сцены из того видео. Если дочь позволит, он просто обнимет ее и прижмет к себе. Бен подумал, что неплохо было бы принести ей подарок. Лучше всего красивую одежду, например какую-нибудь футболку, но он не был уверен, что сможет угодить ее вкусу.

Бен вспомнил, как Лиза любила позировать перед большим настенным зеркалом в прихожей квартиры и устраивать там собственные модные показы. Но когда заметила, что он наблюдает за ней, смутилась и тут же перестала. Он думал о чудесных семейных отпусках. Особенно запомнилась четырехнедельная поездка в автокемпере. В конце Николь сделала большой фотоальбом, который они уже бесчисленное количество раз рассматривали вместе, сидя на диване, с Лизой посередине. В несколько этапов они доехали до Андалусии, каждые два дня ночуя в новом месте. Плавали в маленьких бухтах с кристально чистой водой, и он, с ведром и сачком, часами помогал Лизе ловить у берега мелких рыбешек или строить огромные замки из песка. Оторвавшись от прекрасного фильма, который прокручивался перед его внутренним взором, и переведя взгляд на часы, Бен заметил, как его губы сложились в улыбку. Он бы все отдал за то, чтобы вернуть то время. До сегодняшнего дня у него было мало надежды, а после того как Николь подала на развод, шансы и вовсе сократились. Но предстоящий поход в зоопарк с семьей воодушевил его. Появилось ощущение, что, возможно, еще не все потеряно.

Мысленно все еще пребывая в тех счастливых днях, Бен проверял одежду, в которой был вчера вечером, на наличие своих ценных вещей. Связку ключей, как обычно, нашел в переднем кармане джинсов, неаккуратно брошенных рядом с кроватью, а в заднем кармане лежало портмоне. Однако поиск мобильного ни к чему не привел. Телефона не было ни на комоде, ни на столе. Не оказалось его ни в одном из карманов кожаной куртки, в которой Бен был вчера. Звонок со стационарного аппарата на мобильный тоже не помог выяснить местонахождение пропажи. Бен не услышал нигде звонка, хотя никогда не ставил сотовый на беззвучный режим. Значит, оставил телефон в квартире у Тамары Энгель. Сейчас около полудня. У него достаточно времени, чтобы забрать телефон и при возможности выяснить у Тамары, как он добрался домой.

Выйдя из подъезда и ступив на тротуар, Бен задался вопросом: удачная ли вообще идея вот так неожиданно появиться у Тамары? В конце концов, он не мог вспомнить события прошлого вечера. Может, он вел себя неподобающим образом, и она его выставила. Или – Бен надеялся, что это не так, – они оказались в одной постели. По пути к метро – станция находилась всего в двухстах метрах от дома, где Бен снимал квартиру, – он еще раз попытался восстановить в памяти, что именно случилось вчера вечером после телефонного разговора с Николь.

Виктор и Бен встретили Тамару у касс кинотеатра. В последний раз они с Виктором виделись три года назад на встрече бывших одноклассников и вообще-то собирались поддерживать контакт. Но как часто бывает в подобных случаях, это так и осталось в категории благих намерений. Тамара одна воспитывала семилетнего сына Тима. Раз в месяц баловала себя походом в кино, пока ее мама присматривала за мальчиком. Вообще-то она условилась пойти на фильм с подругой, но та в последний момент отказалась. Тамара решила не портить себе мероприятие, которого уже давно и с нетерпением ждала, и отправилась в кино одна. Так и получилось, что они втроем пошли на один и тот же фильм, на котором Бен, правда, не мог сконцентрироваться. В голове у него вертелась одна мысль: Николь решила развестись. Через полчаса после начала фильма Виктор получил эсэмэс-сообщение, содержание которого оказалось настолько важным, что ему немедленно пришлось покинуть кинозал. Виктор фон Хоенлоэ был потомком дворянской семьи, которому – вслед за предками – удалось приумножить унаследованное богатство. Единоличное управление империей всевозможных предприятий требовало от Виктора быть на связи в любое время дня и ночи. Почти не случалось такого вечера, чтобы не звонил телефон и от Виктора не потребовалось какого-то решения. Виктор пожелал Тамаре и Бену хорошего вечера и выскочил из кинозала.

Вероника, жена Виктора, ушла от него тринадцать лет назад вместе с их общим сыном Йоханнесом. С тех пор Бен видел своего друга исключительно в сопровождении верных хостес, которых Виктор нанимал, когда представлялся случай появиться с дамой. Но по-настоящему близкой женщины в его жизни не было.

После фильма Бен с Тамарой зашли в американское кафе за углом, где съели по куску теплого пирога с персиками. Тамара заметила, что мыслями Бен где-то далеко. И в какой-то момент он рассказал ей о намерении Николь развестись с ним. В ответ на это Тамара тоже разоткровенничалась. Ее бывший муж был заядлым игроком и проиграл небольшое состояние, которое досталось ей в наследство от родственников. Кроме того, это болезненно ревнивый и распускающий руки холерик. Он часто бил ее, даже на глазах у Тима. Все это естественным образом вырвалось из нее. Видимо, ее уже давно никто вот так не слушал. После развода Тамара открыла свое дизайнерское бюро. Но в таком креативном городе, как Берлин, многие занимались подобным бизнесом, и они с Тимом едва сводили концы с концами.

Выйдя из кафе, Тамара спросила, не сможет ли он проводить ее до дома. В такое позднее время она редко ходит по улицам, к тому же все еще боится бывшего мужа, которого уже несколько раз видела перед домом, где она временно снимает квартиру.

Когда такси остановилось перед подъездом, было уже начало первого. Тамара попросила Бена подождать, пока она проводит маму, потому что та не очень обрадуется, если ее дочь появится посреди ночи в сопровождении незнакомого мужчины. Десять минут спустя Бен уже сидел в Тамариной гостиной на удобном диване, обитом коричневой искусственной замшей. С того момента он больше ничего не помнил. Отрезок времени до пробуждения час назад словно стерли из его памяти.

Глава 5

Когда и после третьего звонка дверь подъезда семиэтажного дома никто не открыл, Бен вытащил из кармана куртки блокнот и написал Тамаре записку с просьбой позвонить ему и указал свой домашний номер телефона. Только он собрался бросить листок в почтовый ящик, как из дома вышел пожилой мужчина. Приветливо улыбнувшись, придержал дверь для Бена. Тот вошел в подъезд и поднялся на четвертый этаж, где находилась квартира Тамары. Прикинул: если подсунуть записку под дверь, Тамара наверняка найдет его сообщение еще сегодня. В почтовом же ящике маленький листок легко не заметить, а может, она вообще будет проверять почту лишь в понедельник.

Он хотел присесть, чтобы просунуть листок бумаги под дверь, но заметил, что та лишь прикрыта. Он толкнул дверь, и она легко и беззвучно подалась.

– Тамара, ты дома? Это я, Бен! – крикнул он в глубь комнаты. Он уже намеревался оставить записку на комоде, который стоял слева у стены в прихожей, но тут его что-то смутило. В прихожей было темно. Дверь в гостиную была открыта, а рольставни все еще опущены. А ведь уже почти час дня. Бен почувствовал: что-то не так. Он подумал о Тамарином муже, склонном к насилию. Что, если он видел, как вчера ночью она привела к себе в квартиру другого мужчину?

Бена бросило в холодный пот. Он с порога пошарил рукой по стене, включил свет и осмотрелся, чтобы понять, что случилось. А это его вообще касается? Стоит ему только войти и проверить, все ли в порядке, как наверняка в тот же момент придет Тамара, которая просто занимала у соседки пару яиц, и застанет его шныряющим по чужой квартире.

Нет, его любопытство, крайне необходимое для журналиста, достаточно часто заводило его в щекотливые и неприятные ситуации и было сейчас абсолютно неуместно. Наверняка есть какое-то логическое объяснение. Когда он снова выключил свет и уже хотел идти, из комнаты слева донесся глухой звук. Бен почувствовал, как у него на руках поднялись волоски и по телу побежали мурашки. Звук напоминал сдавленный крик.

Бен, как в трансе, направился к двери. Сердце колотилось, дыхание было быстрым и прерывистым. Когда его пальцы обхватили дверную ручку, перед глазами снова замелькали первые сцены из заброшенного дома в Эфиопии. Поднимающийся в нем страх вызвал эти видения. Он закусил нижнюю губу. Плевать на сотовый – мелькнула мысль, лучше просто развернуться и уйти. У него хватает собственных проблем, и самое главное сейчас – не опоздать в зоопарк на встречу с дочерью. «В два часа у тюленей», – тихо сказал он себе. Это его немного успокоило.

Но кто-то пытался привлечь к себе внимание. Бен не мог просто исчезнуть и сделать вид, что все в порядке. Он собрал все свое мужество, нажал на ручку и толкнул дверь. Дверь подалась, но, наткнувшись на какое-то препятствие, открылась лишь наполовину. Матовый свет из прихожей падал в ванную комнату, облицованную кафелем песчаного цвета. Помещение производило мирное впечатление. Не было слышно ни звука. Никаких признаков, что кто-то здесь нуждается в помощи. Может, ему показалось? Но тогда почему дверь не открывалась шире? Бен нажал на выключатель слева на стене. Под потолком вспыхнуло несколько спотов, и послышалось тихое жужжание вентиляционной системы. Бен еще раз вздохнул, сказал себе, что наверняка ошибся. И заглянул за дверь. В тот же момент ужас пронзил его буквально до мозга костей.

Он смотрел в воспаленные и заплаканные глаза маленького ребенка. В глаза, которые уставились на него, словно парализованные от ужаса и страха. Ребенок – руки за спиной – был прикован наручниками к нижней перекладине полотенцесушителя. Широкий скотч закрывал рот и половину лица мальчика. Бен опустился на колени и попытался разжать наручники, но не смог оторвать их от батареи.

Он не ошибся. Здесь произошло что-то ужасное. Бен старался не показать свое напряжение ребенку, который испуганно отстранялся от него и вжимался в стену. По всей видимости, это Тамарин сын Тим. Но где его мать? Бена охватила паника. С каждой секундой ужас все сильнее овладевал им. Несколько мгновений он был не в состоянии думать или что-то делать.

– Успокойся, я помогу тебе, – наконец сказал он. – Все будет хорошо, Тим. Тебя ведь так зовут?

Мальчик не реагировал. Только сейчас Бен заметил, что он дрожит всем телом. Бен осторожно попытался отклеить скотч – похоже, это причиняло мальчику дикую боль. Когда липкая лента была снята, Тим заскулил, как подстреленная собака, и из глаз хлынули слезы. Затем он начал сопеть и фыркать через нос, выплюнул на кафельный пол пробку и издал самый громкий и пронзительный крик, какой Бен когда-либо слышал. Лицо мальчика покраснело, на шее напряглись и выступили вены. Кто, ради всего святого, сделал это с ребенком? Какой сумасшедший был способен на такое: связать семилетнего мальчика и, с кляпом во рту, оставить в темной комнате? К этому как-то причастен его отец?

– Тихо, тихо, все позади, – прошептал он. Но малыш дергался и мотал головой в разные стороны. Дергал наручниками, кольца которых впивались в запястья и уже оставили кровавые раны.

Бен спрашивал себя, как долго мальчик просидел прикованным здесь на полу. Это должно было случиться после того, как он покинул квартиру. Только когда это было? На вопрос могла бы ответить Тамара. Но где она сейчас? Она не могла не заметить, что ее сын не спал в постели. Только если с ней что-то случилось. И тут Бену пришло в голову: кто бы ни сделал это с ребенком, сначала нужно было нейтрализовать мать, которая наверняка пыталась помешать. У Бена затряслись руки.

– Все хорошо. Я помогу тебе, – шептал он невменяемому мальчику, сам не зная, как это сделать. У Тамары в квартире вряд ли найдутся инструменты, с помощью которых он сможет разжать цепь наручников или отпилить секцию батареи. Нужно позвонить, вызвать полицию и скорую помощь.

Лишь сейчас Бен заметил, что мальчик уставился на штору для ванны. Бена снова бросило в холодный пот. Сердце его сжалось, давление в груди предвещало скорый приступ паники. Как только Бен понял, что там, за шторой, скрывается нечто ужасное, все вокруг него исчезло – все, кроме этой белой, с разноцветными цветами шторы, которая словно надвигалась на него. Тим все еще кричал, но до Бена доносились лишь приглушенные звуки. В его фантазии разыгрывались ужасные сцены. Он осознал, что не штора приближается к нему, а он, словно в замедленной съемке, двигается в ее сторону. Тим сделал вдох и снова зашелся криком:

– Мааааааа…

Одним рывком Бен отдернул штору в сторону. И вздрогнул, как будто внутри его взорвалась бомба.

– …маааааа! – закончил Тим свой крик, чтобы тут же зареветь снова. – Мама!

Комната закачалась у Бена перед глазами. Он больше не знал, что делать.

«Я не могу оставить мальчика здесь одного. Но нужно сообщить в полицию и вызвать врача. Проклятье, ну почему никто не придет на помощь?»

Потом он уже больше не мог справиться с дрожью. Колени не слушались и начали биться друг о друга. Бен опустился на пол. Эту дрожь он знал с той самой дуэли. На четвереньках Бен пополз к двери. То, что он увидел, навсегда останется в его памяти, как и вид мертвого Кевина Маршалла. Образы трупа Кевина и увиденного в ванной мелькали перед внутренним взором Бена. По лицу стекал пот. Ему мерещился металлический запах крови, которая впиталась в песчаный пол полуразвалившегося дома. Там, куда трех мужчин притащили умирать.

При этом Бен не видел никакой крови в ванной. Но весь ужас, через который пришлось пройти Тамаре, отражался в ее глазах – безжизненные, они с укором смотрели на него со дна ванны, до краев наполненной водой.

Наконец Бен добрался до телефона, который подзаряжался на комоде в прихожей, и набрал номер службы спасения. Тим перестал кричать. Из ванной сейчас доносились только тихие всхлипывания. На лестничной площадке ни звука. Никого, кто из-за шума решил бы посмотреть, в чем дело. Один гудок – и на другом конце сняли трубку.

– Тут женщину убили. Ее сын был свидетелем, – проговорил, запинаясь, он. Потом назвал адрес и положил трубку. Нужно вернуться к ребенку. Кто-то должен быть рядом с Тимом, пока не приедут полиция и скорая. Но между Беном и ванной словно возникла невидимая стена, которая не пускала его назад. Как будто он должен добровольно вернуться в тот проклятый дом в Эфиопии, где все начнется с самого начала.

Наконец он преодолел себя и присел рядом с Тимом, обнял рукой сотрясающееся тело мальчика и притянул к себе, словно ребенок должен был придать ему силы, а не наоборот. Но все мгновенно изменилось, когда Бен поднял глаза и взгляд упал на стену над ванной. Написанное черным фломастером послание набросилось на него, как тигр бросается на свою ошарашенную добычу. И Бену пришлось признать то, что он до сих пор отказывался воспринимать всерьез. Предсказание Арнульфа Шиллинга сбылось. «Вас будут окружать мертвые», – сказал он. На кафельной стене над ванной кто-то написал время, над которым он еще вчера смеялся, услышав его от ясновидящего, и от которого сейчас у него в жилах застыла кровь: 24 июня, 2:41.

Глава 6

Квартира женщины, с которой он познакомился в Интернете и которую собирался наказать следующей, была мило обставлена. В гостиной перед широким окном, через которое проникали солнечные лучи, стоял большой диван цвета мяты. На подоконнике выстроились горшки с орхидеями самых разных расцветок и фоторамки исключительно с изображениями симпатичной хозяйки квартиры и ее шестилетнего сына. На белых стенах висели картины – ландшафты, выполненные акриловыми красками. Напротив дивана стоял такой же белый, как стены, мебельный модуль с гладкой глянцевой поверхностью. Больше всего ему понравилась детская комната. С двухэтажной кроватью, снабженной шестом, чтобы спускаться вниз, и пиратским кораблем Playmobil со всеми необходимыми фигурами. А вот что касается спальни, там он лишь покачал головой. Какая же она все-таки лицемерка. Комната была выдержана в белом – цвет чистоты. А ведь он знал, что шлюха переспала с десятками мужиков, с тех пор как рассталась с мужем. «Пока смерть не разлучит вас». И эта женщина тоже думала, что может жить дальше как ни в чем не бывало. Он докажет ей обратное.

Ванная комната удовлетворяла его требованиям. Там стояла красивая большая ванна. Он даже хихикнул, настолько обрадовался собственной гениальности. Сейчас все было готово. Уже скоро он восстановит справедливость.

«Вот и славно», – сказал ему голос.

Головная боль тут же отпустила.

– Спасибо, – прошептал он.

Он нежно погладил рамку с фотографией женщины. Сначала ее маленький сын будет плакать и убиваться от горя. Но когда-нибудь он поймет, что во всем виновата только мать.

Глава 7

Словно через какой-то стеклянный колокол, Бен услышал приглушенные звуки – это полицейские вошли в квартиру Тамары Энгель. Когда через секунду они ворвались в ванную, маленький Тим, который позволил Бену обнять себя одной рукой, все еще дрожал всем телом.

Полицейские освободили Тима от оков. И передали врачам. Бен смог лишь кивнуть на вопрос патрульного, он ли позвонил в полицию. Сидя в гостиной, все еще в оцепенении от ужаса, он наблюдал, как приехали работники научно-экспертного отдела. Вскоре к нему подошли два сотрудника уголовной полиции в штатском и начали задавать вопросы, на которые Бен мог отвечать только обрывочными фразами, даже не понимая, имеют ли они смысл. Помимо всего прочего он должен был объяснить им, почему вообще находится здесь. Затем его отвезли в участок, чтобы запротоколировать показания, – и вот он сидит в кабинете перед мужчиной за письменным столом, который представился Лутцем Хартманом, главным комиссаром уголовной полиции и руководителем Четвертой берлинской комиссии по расследованию убийств. На столе лежит записывающее устройство.

Хартман криво ухмыльнулся, откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

– Все, что вы на месте сообщили коллегам, мы должны еще раз официально зафиксировать в протоколе. Поэтому я запишу наш разговор.

Бен не мог выбросить из головы безжизненное тело Тамары на дне ванны. Ее тело от шеи до лодыжек было обмотано толстой веревкой. Взгляд пронзал насквозь. В нем читался безмолвный упрек. Последнее, что она видела, был, вероятно, тот, кто это сделал.

– Хорошо, тогда давайте начнем, – сказал Хартман и нажал на кнопку записи. – Значит, вы познакомились с Тамарой Энгель только вчера вечером через вашего друга Виктора фон Хоенлоэ?

Бен кивнул:

– Да, это так.

– Что произошло потом?

– Около полуночи я проводил Тамару домой, выпил у нее чашку кофе и потом ушел.

– Когда именно это было? – поинтересовался Хартман.

Бен представил, что подумает следователь, расскажи он ему о своем провале в памяти. Хотя ему нечего было скрывать, и он с удовольствием сказал бы правду, но напрасно вызывать подозрение у следователя тоже не хотелось. У здоровых людей провалов памяти почти не бывает. Сложится впечатление, что ему есть что скрывать. Какой-то обман. Если упомянуть, что он не помнит, когда покинул квартиру Тамары и как оказался в своей постели, то полицейский автоматически заподозрит, что Бен теоретически мог совершить это убийство.

– Точно не знаю. Я не посмотрел на часы, – ответил Бен.

– Ага, а примерно?

– Полагаю, что провел у нее где-то пятнадцать – двадцать минут.

– То есть вы покинули квартиру Тамары Энгель примерно в полпервого?

– Похоже на то.

Хартман пристально посмотрел на него. Затем продолжил:

– А так как сегодня утром вы подумали, что забыли сотовый в ее квартире, по дороге в зоопарк, где договорились встретиться с женой и дочерью, решили забрать его и обнаружили труп.

– Все верно, – подтвердил Бен и снова вспомнил предсказание ясновидящего: «Вас будут окружать мертвые». Дата и время, которые как подсказку сообщил ему старик, полностью совпадали с надписью на кафельной плитке в ванной комнате Тамары Энгель: 24 июня, 2:41. Как такое возможно?

Перед допросом Бен позвонил Николь и сообщил, что не сможет прийти в зоопарк. Конечно, слишком поздно. Было уже четверть третьего. Он мог себе представить, каково было Лизе, когда он, не предупредив, просто не появился в назначенное время. Николь, ответившая на звонок, поприветствовала Бена соответствующе холодно.

– Похоже, ты не осознаешь, насколько важна была сегодняшняя встреча! – накричала она на него. По ее вибрирующему голосу Бен понял, что от ярости и разочарования Николь чуть не плачет. – Ты вообще понимаешь, что дал понять дочери, не явившись на встречу? Что тебе на нас наплевать! Не думаю, что она скоро захочет с тобой общаться. – Слова Николь ранили Бена в самое сердце. Она была права. Он очень сильно разочаровал Лизу.

Врать Николь было бы бессмысленно. Кроме того, ему в голову не пришло ни одной отговорки, которая могла оправдать то, что он сорвал долгожданную встречу с дочерью. Поэтому нужно попробовать рассказать правду: посреди ночи он оказался на диване у женщины, с которой только что познакомился, а на следующее утро она была мертва. Он знал, насколько абсурдно это звучало – особенно для полиции. Но хотя они с Николь уже год жили отдельно, Бен не очень хотел рассказывать ей, что был у другой женщины, хотя и не преследовал никаких интимных намерений. Поэтому он постарался быть как можно более кратким и опустил подробности.

– Я нашел труп женщины. Ее убили. Я как раз даю показания в полиции.

На том конце провода наступила тишина.

– Боже мой… – прошептала Николь.

– Больше всего на свете мне хочется быть с вами в зоопарке. Мне важно, чтобы вы это знали.

Снова короткая пауза.

– Ладно. – Казалось, что Николь не может подобрать слов. – Но что именно случилось?

Бен вздохнул про себя. Как раз этого вопроса он хотел избежать.

– Подробности я тебе потом расскажу, ладно? Думаю, я скоро освобожусь.

Он завершил разговор и задался вопросом, что же Николь расскажет теперь Лизе. Насколько он знал жену, точно не его версию с убитой женщиной. Бен надеялся, что-нибудь такое, чтобы Лиза не разочаровалась в нем еще больше.

– Как там мальчик? Кажется, его зовут Тим? – спросил в свою очередь Бен у Хартмана. Комиссар был крепким мужчиной с бычьей шеей. Бен предполагал, что в свободное время полицейский с удовольствием толкал штангу.

– Отвратительно, он не разговаривает. Видимо, мальчик находился в ванной, когда преступник топил его мать, и вынужден был смотреть на это. Психолог как раз пытается разговорить его, чтобы он описал мужчину, который сделал это с матерью, а его самого, похоже, превратил в пожизненного пациента психушки.

Никто не представлял себе, что творилось сейчас в душе ребенка. Его отец-игроман не сможет вытащить сына из этой пропасти. Мальчик вряд ли справится с полученной психологической травмой и отсутствием материнской любви в будущем.

– И как, уже выяснили что-нибудь?

Хартман бросил на Бена испытующий взгляд, словно пытался оценить, задал ли тот вопрос чисто из интереса к расследованию.

– На картинках, которые нарисовал мальчик, голова преступника покрыта черным платком. Возможно, это балаклава или средневековая маска палача. А может, ребенок просто закрашивает голову черным, потому что хочет забыть лицо убийцы. Мы должны дождаться результатов психологической экспертизы.

Бен все время ломал голову, что же он делал в квартире Тамары. Ушел ли сразу после кофе? Но никак не мог вспомнить.

Хартман почесал лысый затылок и зажмурился. На Бена он производил впечатление человека, который не уверен, что ему дальше делать.

– Я понимаю, вы должны отработать все варианты и версии, но я могу сейчас идти? – спросил Бен.

– Да, мы закончили, – ответил полицейский, прищелкнув языком, и откинулся на стуле, так что большой живот заметно выпятился под слишком узкой футболкой поло. – Но будет неплохо, если вы найдете еще немного времени. Мы запротоколируем ваши показания с кассеты, и вы подпишете документ.

Когда Бен согласился, Хартман пошел к двери, позвал сотрудницу и передал ей кассету.

Хартман напоминал Бену вышибалу у входа в ночной клуб, который полностью осознает свою власть и злоупотребляет ею, чтобы пропускать только тех людей, кто, на его взгляд, вышли лицом.

– Вы ведь тот журналист, кому год назад пришлось застрелить такого же пленного, чтобы выбраться на свободу, – сказал Хартман и снова опустился на свой стул.

– Не понимаю, как это связано с тем, что я нашел мертвую женщину и ее обезумевшего сына и сообщил в полицию, – ответил Бен.

Однако Хартман зацепился за то ужасное событие, которое Бен мечтал навсегда стереть из памяти.

– Некоторые говорят, что вы не могли поступить по-другому.

Ну почему этот полицейский не может оставить его в покое? Бен чувствовал поднимавшуюся внутри ярость – еще одно последствие той жестокой игры со смертью. Его порог раздражения был практически достигнут. Конечно, он мог бы позволить застрелить себя, но инстинкт самосохранения заставил нажать на спусковой крючок. Тем не менее его терзали угрызения совести, и Бен до сих пор не научился жить с такой виной как ни в чем не бывало.

– Ваш фотограф отказался участвовать в той извращенной игре. – Губы Хартмана не дрогнули.

Бену показалось, что он специально пытается рассердить его и посмотреть на реакцию. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох и выдох.

У Майка сдали нервы. Он безудержно рыдал и умолял сохранить ему жизнь. Бен снова увидел перед собой, как тело Майка вздрагивает под градом пуль.

Но Хартман еще не закончил. Бен задавался вопросом, что все это значит. Комиссар пытается надавить на него? Зачем?

– Один из похитителей поднимает руку, когда махнет – нужно стрелять. И вы выполнили приказ. Надо признать, дерьмовая ситуация. Но я бы предпочел быть убитым, чем доставить говнюкам удовольствие и покориться их воле.

Лицо главаря банды, которое преследовало Бена в ночных кошмарах, снова возникло у него перед глазами. Оно неизгладимо врезалось в его память. Желтоватые белки, пустой безжалостный взгляд. Адреналин бушевал в жилах Бена, как и пятнадцать месяцев назад, а сердце колотилось так быстро и сильно, что он с трудом дышал. Когда главарь опустил руку, Бен и Кевин нажали на спусковой крючок, и обоим выпала единственная пуля в барабане револьвера.

Пуля Кевина задела Бену правый висок. Жгучую боль и кровь он почувствовал лишь позже. Бен же попал врачу прямо в лоб. Он нажал на долю секунды быстрее, и, видимо, из-за отдачи револьвер дрогнул в руке Маршалла.

Бен снова сосредоточился на Хартмане, который своими вопросами вызвал у него это воспоминание.

– У вас есть семья? Дети? – спросил Бен спокойным и деловым голосом.

Хартман поднял брови и растянул губы в широкой улыбке.

– Это не имеет к делу никакого отношения и вас не касается, – ответил он затем. Бен легко выдержал взгляд Хартмана.

Такие, как Хартман, бесили его. Комиссар относился именно к тем бесчувственным, не желающим ничего понимать людям, которые все упрощают, не проявляют к другим сочувствия, которым всегда хуже всех и которые считают, что делают все правильно.

– У вас нет никого, кто вас любит. Никого, кто ждет вас, и никого, кто зависит от вас или будет плакать, если вы откинете копыта.

Хартман прочистил горло, собираясь возразить. Но Бен продолжил, прежде чем Хартман успел что-то произнести:

– Так что можете оставить при себе свое мнение, что бы вы сделали на моем месте. Потому что вы не можете этого знать.

Лысая голова Хартмана покраснела. Шейная артерия набухла и выступала. Казалось, череп полицейского, видимо не привыкшего к возражениям, вот-вот лопнет. В этот момент в комнату вошла коллега Хартмана и знаком пригласила его выйти в коридор. Она была взволнована и выглядела так, словно хотела сообщить что-то важное.

Глава 8

Прошло полчаса, прежде чем Хартман с коллегой вернулись в бюро. Женщина представилась Бену главным комиссаром Сарой Винтер.

– У нас есть к вам еще несколько вопросов, – сказала она.

– Я уже рассказал все, что знаю, – ответил Бен.

– Позвольте нам решать, – возразила комиссар. – Не могли бы вы пройти с нами?

Они с Хартманом привели его в серое помещение без окон, в центре которого стояли стол с микрофоном и два стула. Справа находилось зеркало-шпион. Стены были голые.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал Хартман и указал на стул, придвинутый спинкой к стене. Сам Хартман остался стоять перед другим стулом напротив. Коллега встала за ним у двери. От его недавней ярости на Бена, продемонстрированной только что в бюро, не осталось и следа. Хартман смотрел серьезно, его тон был деловым.

– Вы же сказали, я подпишу протокол допроса и могу идти, – возразил Бен и неохотно сел.

– Появилась новая информация, которая требует продолжения разговора, – ответил Хартман. – Появились кое-какие зацепки, которые делают вас подозреваемым. Поэтому мы уточним некоторые детали, а потом решим, как поступить дальше. Наш разговор будет записываться на микрофон и камеру.

Бен был потрясен. На лбу собрались морщины.

– Подозреваемый? С чего вы взяли?

Хартман повернулся к коллеге:

– Сара, дай-ка мне ту мерзкую газетенку.

Сара Винтер подошла ближе и протянула Хартману сегодняшний субботний выпуск «Берлинского бульварного листка», который все это время держала за спиной.

– 24 июня, 2 часа 41 минута. В вашей статье написано, что какой-то ясновидящий якобы назвал вам эту дату, а теперь именно эти цифры появились на стене в ванной убитой. С точностью до минуты. Как вы это объясните?

Бен ненадолго закрыл глаза и вздохнул. Теперь он был рад, что не рассказал Хартману о том, что не может вспомнить, ни что произошло в квартире Тамары после того, как она принесла ему кофе, ни как он добрался до дома и оказался в своей постели.

– Я знаю, как странно это выглядит. А вы уже рассматривали более вероятный вариант, что ясновидящий, Арнульф Шиллинг, как-то с этим связан? Может, он сам позаботился о том, чтобы его предсказание сбылось?

– Вчера утром вы пишете статью, которую публикуют в сегодняшнем номере и в которой эти дата и время играют важную роль. Данный момент якобы связан с чем-то жутким и зловещим. А сегодня вы находите убитую женщину в ванне, и на кафельной стене над ней обозначены те же самые цифры, что в вашей статье. Это не мог быть читатель, в таком случае статья должна была выйти на день раньше.

Хартман молча обошел вокруг стола. То обстоятельство, что комиссар не садится, заставляло Бена нервничать.

– Как бы то ни было, – продолжил Хартман, снова становясь перед Беном, – отталкиваясь от этой газетной статьи, коллеги навели о вас справки. От людей из ежедневной газеты, где вы много лет проработали главным редактором, мы получили не самые лестные отзывы, которые вызывают дополнительные вопросы.

– И что же это?

– Несколько бывших коллег сказали, что после возвращения из Эфиопии вы сильно изменились. Вас было не узнать.

– Я просто пытался вернуться в повседневную жизнь и как можно лучше делать свою работу.

– Что вам, к сожалению, не очень удалось.

Хартман снова сделал паузу. Затем наконец сел напротив Бена. Тот, ища поддержки, посмотрел на женщину-полицейского. Но ее лицо оставалось безучастным все время, пока она наблюдала за Беном.

– Бывали приступы ярости, направленные на коллег, – продолжил Хартман. – Ваша работа оставляла желать лучшего. Вас хотели отправить в отпуск, потому что вы отказывались идти на больничный и пройти курс психотерапии. В ответ на это вы уволились по собственному желанию. И ваша жена вас тоже оставила.

Бен отчаянно пытался собраться с мыслями.

– Скажите, каким нужно быть идиотом, чтобы поехать на место преступления и позвонить в полицию, если я сам убийца? – В горле у него настолько пересохло, что Бен с трудом говорил, русые волосы прилипли к вспотевшему лбу. Над виском заныл шрам от касательного ранения – как всегда, когда он был в напряжении или нервничал.

Хартман пожал плечами:

– Во время дуэли в Африке вы смотрели смерти в глаза. А потом еще и расставание с женой и потеря авторитетного места. Сейчас вам приходится зарабатывать на жизнь написанием какой-то сенсационной чепухи для дешевой газетенки. В вашей жизни все перевернулось, а вы так и не обратились за психотерапевтической помощью. В таких условиях вполне может что-то накопиться, не так уж редко дело доходит до аффективной реакции. А у вас на время совершения убийства нет алиби.

– Это же чушь какая-то. Тамара была милой. Мы хорошо поладили. Почему я должен причинять ей вред? К тому же я знал ее всего пару часов.

– Мы тоже пока не можем этого объяснить, – согласился Хартман. – Но подозрительно то, что вы случайно познакомились с Тамарой накануне вечером, и именно вы на следующий день обнаружили женщину мертвой в ее ванне. К тому же эта история с указанием идентичного времени в вашей статье и на кафеле в ванной.

Бен сглотнул комок в горле. Он был не в состоянии что-либо возразить. Хартман сверлил его взглядом.

– Возможно, вы действовали в состоянии аффекта, потому что разозлились на женщину. Вам сейчас нелегко. Может, у вас сдали нервы, когда вы были у Тамары Энгель. Вы психически неуравновешенны. И не первый, кто неожиданно сорвался, – провокационно добавил он.

Тут Бен решил, что с него хватит. Он же не имел к этому абсолютно никакого отношения.

– Вместо того чтобы терять со мной время, вы бы лучше занялись поисками психопата, который таким зверским способом лишил мальчика матери. Что, например, с отцом ребенка? Тамара рассказывала, что он ее бил. А этого ясновидящего, Арнульфа Шиллинга, вы проверили?

Хартман вскочил так резко, что его стул опрокинулся на пол. Он наклонился вперед и оперся обеими ладонями о крышку стола.

– Вы что, за идиотов нас держите? Конечно, мы прорабатываем все версии и варианты. Но господин Шиллинг не представляет для нас особого интереса. Он не мог находиться в своем доме, когда вы якобы разговаривали с ним там. – Хартман насладился непонимающим взглядом Бена. Затем продолжил: – Мужчина уже три дня лежит в больнице и абсолютно уверен: с Беном Вайднером он в жизни не встречался.

– Это невозможно, – ответил Бен. Он был сбит с толку и не мог поверить собственным ушам. Панически искал объяснения, его мысли кружились в голове, как поднятые ветром листья. Что это значит? И почему, как назло, именно сейчас все эти неувязки наложились одна на другую? Будь он прежним, как пятнадцать месяцев назад, журналистский инстинкт заставил бы его докопаться до сути дела. Но Бен заметил, что просто сдался. Дух борьбы покинул его. Бен просто хотел вернуться к себе в однокомнатную квартиру, чтобы зализать раны.

У него из-под ног словно выбили почву. Ко всему тому, что разыгрывалось здесь, в полицейском управлении, он еще и так по-идиотски профукал встречу с дочерью.

– И все это лишь потому, что я потерял сотовый в квартире женщины, которую убивают в ту же ночь, – пробормотал он.

– Что вы сказали? – спросил Хартман.

Бен вздохнул и поднял брови:

– Не оставь я свой мобильник в квартире Тамары, я бы даже не поехал туда. Тогда я пришел бы вовремя на встречу с дочерью, а не сидел бы сейчас здесь.

Бен подумал, что в этом случае маленькому Тиму, наверное, пришлось бы еще несколько часов провести в темной ванной комнате со своей мертвой матерью, и устыдился, что все равно предпочел бы, чтобы кто-нибудь другой, а не он, вляпался в эту историю.

Хартман шмыгнул носом:

– Вы бы оказались здесь в любом случае. Из-за одной только вашей газетной статьи. Правда, не так быстро. И вам для информации: мы перевернули квартиру жертвы вверх дном. Но вашего сотового телефона при этом не нашли.

Бен закрыл глаза, потер лоб и задумался. Сначала провал в памяти, который он не может объяснить, Арнульф Шиллинг, отрицающий, что говорил с ним, а теперь еще и тот факт, что его сотовый вовсе не у Тамары? Но где тогда? Он даже не осмеливался додумать до конца мысль, которая напрашивалась: возможно ли, что он действительно утопил Тамару в ее собственной ванне? Насколько он бывает сам не свой во время припадков? Все в Бене противилось такой идее. Нет, это невозможно. Пока он соображал и массировал виски, туман в его голове постепенно рассеивался. И на ум пришли другие варианты развития событий.

– Статья еще проходит корректуру, прежде чем попадает в печать. Кто-то мог увидеть дату в моей статье и использовать ее, чтобы повесить на меня убийство, – выдавил из себя Бен.

– Это маловероятно, но мы, конечно, проверим и выясним, кто после вас мог видеть этот текст. Но почему кто-то должен хотеть повесить на вас что-нибудь? – спросил Хартман.

Бен пожал плечами. На это он ничего не мог ответить. Даже семья Кевина Маршалла никогда не пыталась привлечь его к ответственности или хотя бы вступить с ним в контакт. Из прессы он знал, что брат Маршалла солдат и ни в чем не упрекал Бена. «В такой экстремальной ситуации любой поступил бы так же», – заявил он. И вдова Кевина Маршалла, кому он выразил свои соболезнования и сожаление, не упрекала его в смерти мужа и отказалась давать прессе какие-либо комментарии. В первые два месяца после возвращения Бен получал множество писем, в которых люди выказывали ему глубокое сочувствие. Но было и несколько неприятных анонимных посланий с оскорблениями и даже угрозами. Но никто ведь не станет убивать невинную мать лишь для того, чтобы обвинить его в этом. Нет, за этим должно стоять что-то другое.

– Если это был не господин Шиллинг, с которым я встречался в его доме, то кто тогда? Значит, туда проник посторонний. Он выдал себя за Шиллинга и назвал мне дату, чтобы скомпрометировать меня. Этот мужчина и есть убийца.

Бен точно описал пожилого мужчину. Но у него было впечатление, что Хартман и его коллега, главный комиссар уголовной полиции Сара Винтер, совсем его не слушают.

– Вы сами подумайте, будь я убийцей, разве стал бы оставлять на месте преступления эти дату и время, о которых писал в статье, и тем самым компрометировать себя самого? – спросил Бен срывающимся голосом.

Хартман уставился на него и задумчиво сложил губы трубочкой.

– Это действительно странно. Возможно, вы хотели привлечь к себе внимание, чтобы вас схватили до того, как вы еще кого-нибудь прикончите.

– Мне кажется, это слишком притянуто за уши. А что с бывшим мужем Тамары Энгель? Она рассказала мне, что он агрессивен и следит за ней.

Хартман кивнул:

– Мы собираемся это проверить. Тамара Энгель действительно подала несколько заявлений на бывшего мужа, обвиняя его в сталкинге^[2]. Она чувствовала, что ей угрожают. Но доказательств преследования или слежки до сих пор не было. Восемьдесят пять процентов убийц – люди из близкого окружения жертвы. Поэтому мы тщательно прорабатываем и эту версию. Но все равно возникает вопрос, откуда бывшему мужу фрау Энгель знать дату и время из вашей статьи.

Наступило короткое молчание.

– Возможно, все это просто совпадение, – сказал затем Бен.

– Вряд ли, – отрезал Хартман.

Он поднялся, подошел к коллеге и зашептал ей что-то на ухо. Та несколько раз кивнула. Потом он вернулся и встал перед столом.

– Это все? Я могу идти? – спросил Бен.

– Нет, – ответил Хартман.

Бен растерянно посмотрел на него:

– Почему – нет?

– Прежде нам нужно поговорить с прокурором. Он решит, будет ли против вас возбуждаться уголовное дело и нужно ли привлекать судью по делам содержания в предварительном заключении. А еще мы попытаемся получить ордер на обыск вашей квартиры.

– Но это просто немыслимо! Вы не можете держать меня здесь все это время!

– Можем! Теоретически у нас есть право оставить вас здесь до завтра, до полуночи, безо всякого судебного решения.

Хартман и его коллега вышли из комнаты для допроса. Слова руководителя комиссии по расследованию убийств еще звучали в голове Бена, когда к нему вошли два полицейских и вывели его. Затем у него сняли отпечатки пальцев, его ладони были тщательно проверены на предмет каких-либо иных следов. Бен должен был отдать верхнюю одежду и обувь для криминалистического исследования. После того как ему снова разрешили одеться, его отвели в маленькую холодную одиночную камеру, которая находилась в здании Управления уголовной полиции на Кайтштрассе.

Еще сегодня утром Бен поверил, что его пикирование в пропасть позади, когда Николь сообщила ему, что Лиза хочет, чтобы он пошел с ними в зоопарк. А сейчас, всего несколько часов спустя, сотрудники уголовной полиции подозревают в нем убийцу женщины. Он даже боялся себе представить, что случится, если Лиза и ее школьные друзья об этом узнают. Достаточно будет одного подозрения, чтобы заклеймить его раз и навсегда. И как только его имя просочится в прессу, он потеряет Лизу уже, наверное, навсегда. В общем, одно было очевидно: надежда, что его жизнь снова наладится, оказалась обманом. Он в стремительном падении и без парашюта продолжал нестись навстречу земле.

Глава 9

Через три часа пришли полицейские, которые до этого заперли Бена в камере, и сообщили, что он может идти. После того как главный комиссар Хартман дал понять, что улик достаточно даже для предварительного заключения и что они могут держать Бена все следующие сутки, неожиданное освобождение граничило почти с чудом.

По просьбе Бена полицейские на входе вызвали для него такси и позволили сделать телефонный звонок, которым Бен воспользовался, чтобы связаться с Виктором. Сегодня вечером ему нужен друг, с которым он мог бы поговорить. Виктор ответил после второго гудка. Выяснилось, что быстрое освобождение Бена его рук дело. В ходе вопросов полиции в редакции своей газеты он узнал о ситуации Бена. Затем позвонил Николь, с которой уже связался сотрудник Управления уголовной полиции и задавал странные вопросы о ее муже. После этого Виктор выяснил по собственным каналам, что именно за всем этим стоит. Своим типичным снобистским тоном Виктор объяснил Бену в двух словах, как организовал освобождение.

– Мы с главным прокурором иногда играем в гольф. Я уже несколько лет поддерживаю его политические амбиции пожертвованиями и взносами, где только могу. Скажем так: за ним уже давно числится должок, и поэтому он с радостью рассмотрел твой случай. Ему удалось убедить прокурора повлиять на твое освобождение и отказаться от возбуждения уголовного дела, ходатайства о предварительном заключении и получении ордера на обыск твоей квартиры.

Бен поблагодарил.

– Мы можем встретиться чуть позже? – спросил он в конце.

– Нет, сожалею, через несколько минут у меня важный деловой ужин, который займет весь оставшийся вечер.

– Тогда в другой раз.

– Да, возможно, завтра, – ответил Виктор.

Когда после телефонного разговора Бен вышел за двери Управления уголовной полиции и ступил на широкий тротуар, было около восьми. Он глубоко вдохнул. И в отличие от спертого воздуха в здании городской воздух показался ему таким свежим, как морской бриз.

Неожиданно на улицу вышел Хартман и остановился прямо перед ним. С красным от ярости лицом он сквозь зубы процедил Бену:

– Возможно, у вас влиятельные друзья, Вайднер. Но это не значит, что вы легко отделались. – Затем повернулся и зашел в здание Управления уголовной полиции.

Когда через две минуты подъехало вызванное такси и остановилось перед Беном, он сел на заднее сиденье и задумался, какой адрес назвать водителю. Он все еще сомневался, ехать ли в свою квартиру или к Николь. Конечно, она вряд ли обрадуется его визиту без предупреждения в субботу вечером, да и натыкаться на ее нового партнера Бену тоже не очень хотелось. Но он чувствовал себя изможденным, физически и душевно, и боялся возвращаться в свою тесную квартиру. К тому же он надеялся увидеть дочь и коротко поговорить с ней. Он хотел извиниться и мечтал обнять свою маленькую девочку. Кроме того, Николь понравились его статьи о ясновидении. Возможно, у него еще есть шанс вернуть ее. Из-за очередного провала памяти прошлой ночью и неведения, что же он делал в это время, Бен даже подумывал о том, чтобы отбросить все сомнения и все же обратиться за медицинской помощью и начать курс психотерапии. В конце концов, именно этого от него всегда требовала Николь, и он покажет ей, что готов заняться этим.

Таксист уже нетерпеливо постукивал пальцами по рулю. – Ну, и куда поедем? Через полчаса у меня заканчивается смена.

Бен помедлил еще немного, потом набрался храбрости и назвал водителю адрес в Пренцлауэр-Берг. Водитель пробормотал что-то недружелюбное в свою неухоженную бороду. Закончить работу вовремя у него сегодня не получится. Он включил счетчик, с негодованием взглянул в зеркало заднего вида и тронул машину с места.

Николь, узнав о беременности, захотела обязательно переехать в этот район Берлина. Прежде они два с половиной года жили в маленькой двухкомнатной квартире Бена в Целендорфе. Так как оба целыми днями работали, а по вечерам обычно выходили в город, квартира, в которой они почти не бывали, полностью их устраивала. Но вскоре стало известно о грядущем пополнении, и они должны были переехать в квартиру побольше. Пренцлауэр-Берг был первым и единственным выбором Николь. Ей нравились суета и движение, в основном молодые, любящие детей жители, что выражалось в том числе и в количестве игровых площадок и детских садов – столько предложений не было ни в одном другом районе Берлина. Можно было назвать настоящим везением, что незадолго до рождения Лизы им удалось снять просторную квартиру с высокими потолками в доме старой постройки после капитального ремонта недалеко от Кольвицплац. Арендная плата была высокой, но с зарплатой Бена, как главного редактора, они могли позволить себе эту квартиру. Николь была вне себя от радости. Четырехкомнатная, почти стометровая квартира на первом этаже. С террасой и даже небольшим садиком. Бен улыбался, вспоминая то счастливое время. Когда он решил стать для своей семьи скалой, настоящей опорой.

Спустя несколько минут такси доехало до круга у Колонны победы, свернуло направо и направилось на восток, по улице 17 Июня к Бранденбургским воротам. Солнце все еще светило, хотя был девятый час вечера. На небе ни облачка. Из окна Бен видел отдельных бегунов и прохожих, которые с разной скоростью передвигались по Тиргартену^[3]. Снова его начали одолевать сомнения о правильности своего решения. В последние месяцы ему наверняка не пришло бы в голову нагрянуть к Николь, не уведомив ее заранее. А что такого изменилось между ними, раз он посчитал нормальным поехать к ней без предупреждения? То, что он обнаружил труп женщины и сейчас находился под подозрением у полиции, нисколько не сближало его с семьей. Скорее наоборот. Он также спрашивал себя, какую отговорку выдумала Николь, чтобы объяснить Лизе, почему он не явился в зоопарк на долгожданную встречу с ней. Конечно, Николь не сказала ей правду: правда лишь осложнила бы и без того непростые отношения между Беном и Лизой.

Вскоре такси уже ехало вверх по Пренцлауэр-аллее. Бен смотрел в окно машины, но почти не воспринимал того, что видел вокруг. Его мысли продолжали вертеться вокруг одних и тех же вопросов, которые он задавал себе все время, пока находился в одиночной камере. Как и раньше, у него не было ответа на вопрос, что же произошло, и тем более никакого понятия, как ему выбраться из всего этого. Он чувствовал себя жалким и уставшим. Как после недосыпа, к тому же в состоянии непроходящего похмелья.

В машине играл гангстерский рэп на немецкие тексты. Такую музыку Бен не понимал. Почти каждый рэпер любил побравировать тем, что сам когда-то был частью криминального мира. Это должно придавать музыке и текстам больше аутентичности. Водителю музыкальное сопровождение, похоже, нравилось. Он покачивал головой в такт. В сфере развлечений любая форма насилия приветствовалась, в реальности же сталкиваться с ней никто не хотел.

Каждый год в Берлине совершалось свыше ста преднамеренных убийств. Благодаря семи комиссиям по расследованию убийств со штатом до десяти полицейских в каждой, уровень раскрываемости достигал девяноста процентов. Это были факты, которые Бен знал от своего любимого коллеги, криминального репортера Фредди Фэрбера – тот с удовольствием выдавал эти данные, повторяя как попугай, даже когда его не спрашивали. Но то, что убийцы оказывались за решеткой, уже не помогало мертвым и не могло уменьшить горе родственников.

Еще месяц назад появился очередной специальный выпуск «Берлинского бульварного листка» с годовой статистикой по теме «Убийства и тяжкие преступления в Берлине». Как всегда, номер стал хитом продаж. По необъяснимым причинам реальная жестокость и вездесущий ужас вызывали у людей интерес. Наверное, по той же причине вечерний телевизионный эфир был посвящен исключительно катастрофам.

Бен и сам – под предлогом того, что люди нуждаются в информации – удовлетворял свою страсть к сенсациям, делая репортажи из кризисных районов. В Эфиопии ему пришлось застрелить человека, чтобы самому остаться в живых. И вот он уже снова стал главным героем насильственных действий. Опять в глазах других он преступник. Какой абсурд!

В Берлине происходило много преступлений, но все равно он чувствовал себя здесь хорошо. Неужели он сейчас примкнул к темной стороне своего любимого родного города?

Прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как он повернулся спиной к Берлину и перешел в «Гамбургскую ежедневную газету». Тогда он просто сбежал. В него влюбилась одна женщина, и он тоже начал испытывать к ней чувства. Но все, вероятно, закончилось бы катастрофой, не дерни он стоп-кран. Но на Эльбе он выдержал всего два года. Когда же вернулся на Шпрее, та женщина уже и сама куда-то переехала, а через шесть месяцев он по уши влюбился в Николь. Лишь когда такси заехало в жилую зону – вокруг блока домов старой постройки, – мысли Бена вернулись в настоящее. Через мгновение такси завернуло направо на Хуземанштрассе, где Бен прожил восемь лет с Николь и Лизой.

Бен слегка отклонился в сторону и посмотрел через просвет между передними сиденьями на широкую, на расстоянии ста метров, входную дверь пятиэтажного жилого дома.

В первый момент он решил, что ему померещилось. Он знал мужчину, который стоял под деревом посередине широкого тротуара и разговаривал по телефону. Он заметил и заднюю часть кузова черного «порше-панамера», принадлежавшего его другу.

– Немедленно остановитесь! – приказал он таксисту, который вздрогнул, но быстро среагировал, подъехал к тротуару и остановил машину.

Этого не может быть, пронеслось в голове у Бена. Что Виктору здесь делать? У него же якобы деловой ужин, который никак нельзя перенести. Бен спрятался за передним сиденьем пассажира. Каждая клеточка его организма напряглась.

– Вы хотите здесь выйти? – спросил таксист, которого смутило странное поведение Бена. – Как я уже сказал, через несколько минут у меня заканчивается смена.

Было видно, что он как можно скорее хочет избавиться от своего последнего в этот день пассажира.

– Пожалуйста, еще минутку, – прошептал Бен, словно Виктор мог его услышать.

Входная дверь открылась, и на улицу вышла Николь в сопровождении Лизы. Все, что происходило затем, Бен воспринимал как в замедленной съемке. Николь обняла Виктора. Бену на мгновение стало нехорошо. Рядом с Николь стояла Лиза. Она смеялась. Виктор погладил ее по голове, и они перебросились несколькими словами. Потом все вместе сели в «порше» Виктора и уехали. Значит, это Виктор новый воздыхатель Николь. Иначе как объяснить, что друг обманул Бена и вместо того, чтобы сидеть на деловом ужине, проводит время с его женой и дочерью? И теперь стало ясно, почему Николь не хотела называть Бену имя своего нового друга.

Глава 10

Водитель такси закатил глаза – он был явно недоволен, что Бен не вышел из машины, а вместо этого захотел поехать к себе домой в район Кройцберг. Однако он без возражений включил поворотник и тронул машину с места. Вероятно, догадался, что у пассажира здесь все пошло не по плану, и не хотел создавать ему дополнительных проблем, отказываясь везти домой.

Бену хотелось кричать. Поездка напоминала передержанную пленку: с нечетким и ослепляющим изображением. С каждым километром изначальная злость на Виктора и Николь остывала, оставляя после себя грусть и разочарование. Из уголков глаз против воли катились слезы.

Примерно через двадцать минут такси доехало до Блюхерштрассе. Рядом с входной дверью многоквартирного дома находилась ликерная лавка «У Ханси». Как в любой выходной вечером, кучка людей стояла перед магазином, который был такой крошечный, что внутри едва помещались два покупателя, сам владелец и маленький прилавок. Все остальное место занимали две холодильные витрины, где охлаждались различные сорта пива и безалкогольных напитков, были также регалы с крепкими напитками. Бен задумался, не стоит ли захватить с собой в квартиру бутылку водки, но потом отказался от этой идеи.

Войдя на автопилоте в квартиру, он даже не потрудился включить свет или снять куртку. Сел в кресло и уставился пустым взглядом в стену. Желтый свет уличного фонаря перед домом проникал внутрь через незанавешенное окно. Сумеречного света было достаточно, чтобы разглядеть очертания комнаты и обстановки. Где-то вдали раздавался вой перекрывающих друг друга сирен. За исключением работающего телевизора соседа этажом ниже и клацающих каблуков соседки сверху в его квартире было тихо. Он пребывал в том странном состоянии, когда ни о чем конкретном не думал. В его голове царила пустота. Затем перед глазами возникла картинка спокойного, отступающего моря перед очередным ударом цунами. Он чувствовал себя так подавленно и безнадежно, что даже не попытался бы убежать от стихии. Он встал бы на берег и ждал, пока волны накроют его.

Неожиданно квартиру наполнил вибрирующий звук электронной музыки. Когда Владимир из соседней квартиры просыпался, он первым делом врубал громкую музыку. Русский, видимо, снова проспал весь день, чтобы прийти в форму для своего ночного тура по клубам города. Бен вздохнул. У него не было сил ни встать, ни постучать в стену, чтобы просигнализировать Владимиру, что он дома и хочет тишины.

Николь и Виктор! Очевидно, что друг воспользовался его ситуацией и расставанием с Николь, чтобы расположить ее к себе. В присутствии Виктора она выглядела счастливой. Подсознание Бена высвобождало все больше самых разных мыслей.

Какую роль играет ясновидящий? Почему он лжет? Или кто выдавал себя за Арнульфа Шиллинга? Мужчина, назвавший ему зловещие дату и время, скорее всего, имеет какое-то отношение и к смерти Тамары. От следующей мысли у него перехватило дыхание: доказательства его собственной невиновности не существует. Он был у Тамары незадолго перед ее смертью и не имел алиби на момент совершения преступления. Что еще хуже – в то время, когда Тамару утопили, сам он был в отключке и не помнит ни как покинул квартиру при живой хозяйке, ни как оказался в своей кровати. Вместе со вспыхивающими воспоминаниями, которые регулярно катапультировали его в дом, где их с Кевином Маршаллом заставили целиться друг в друга, все это представляло собой такую мешанину, что Бен, честно говоря, уже не мог поручиться за свою вменяемость.

Неужели он настолько больной, что, сам того не замечая, утопил женщину и заставил ее сына смотреть на это? Сейчас Бен очень сожалел, что не согласился на психотерапевтическое лечение, как советовали ему Николь, врач скорой помощи и даже работодатель.

В любом случае предсказание Шиллинга не могло быть совпадением. Самым очевидным для Бена был вариант, что Тамару убил ее бывший муж. У нее единоличное право опеки над общим сыном, а отцу суд разрешил лишь видеться с ним раз в две недели. Но опять же, откуда ему знать о предсказании Шиллинга? И зачем заставлять собственного сына смотреть на убийство матери? Нет, убедительного объяснения, ведущего к убийце, в настоящий момент не было.

Бен решил как можно скорее переговорить с Арнульфом Шиллингом. Пока он размышлял, его веки становились все тяжелее, и Бен в конце концов задремал. Отрывки допроса Хартманом перемешались с телефонными разговорами с Николь. Фигура Виктора перед квартирой Николь сменялась образом мертвой Тамары Энгель в ванне. Потом он снова оказывался в том доме, целился в Кевина Маршалла, видел свой дрожащий указательный палец, нажимающий на спусковой крючок, и пулю, которая попала Кевину в лоб. На этом месте Бен вздрогнул от ужаса и проснулся. Он по-прежнему сидел в своем кресле. На лбу выступила испарина. Он потрогал ноющий шрам над виском, там, где пуля Кевина задела его голову. Наручные часы показывали половину двенадцатого. Значит, он проспал больше часа. Сейчас в квартире стояла полная тишина. Значит, Владимир уже ушел. Пока Бен пытался справиться с паникой, вызванной сновидениями, в голове снова зазвучал голос Арнульфа Шиллинга: «24 июня. 2 часа 41 минута». Это через пару часов. И тут Бена осенила идея, заставившая его немедленно действовать. Он упустил один момент, который наверняка учла полиция. Дата и время на кафеле в Тамариной ванной могут означать следующее убийство. И время его совершения через несколько часов, в 2:41.

И если у Бена на это время не будет алиби, потому что он находился один в своей квартире, Хартман обязательно попытается повесить на него и это преступление. За Беном наверняка следят, чтобы лишний раз не рисковать. Но тем не менее лучше подстраховаться и пойти туда, где как можно больше людей, которые позже могли бы подтвердить, что видели его в это время, а значит, он не мог убить какую-нибудь женщину в полтретьего ночи. Бен резко вскочил. Сначала подумал о дискотеке или баре. Но можно ли быть уверенным, что посетители точно вспомнят его на следующий день? Потом Бену в голову пришла другая идея, которая понравилась больше. Если убийца действительно совершит ночью еще одно преступление, то на следующий день станет ясно, что это не мог быть Бен, потому что он вернулся туда, откуда лишь сегодня вышел. Он добровольно проведет ночь в здании Первого управления уголовной полиции на Кайтштрассе.

Бен вышел из квартиры и нажал на выключатель этажного освещения. Тут же над дверью холодным светом замигала энергосберегающая лампочка. Так продолжалось уже несколько недель. Но по таким пустякам ни один жилец дома не утруждался и не обращался в домоуправление, чтобы те исправили ситуацию. Бена эта неисправная лампочка беспокоила так же мало, как разноцветная мазня на стенах подъезда и тот факт, что его квартира – вместе со всем лестничным маршем – остро нуждалась в ремонте. Зато аренда низкая, что было важно, так как Бен частично платил и за квартиру в Пренцлауэр-Берг. Он не хотел, чтобы Николь и Лиза переезжали в другое место. Конечно, с этим была связана и надежда, что когда-нибудь он снова будет жить там с ними. Но сейчас, когда выяснилось, что Николь вместе с Виктором, эта надежда тоже была уничтожена.

Со связкой ключей в руке Бен повернулся к двери, чтобы запереть ее. Нашел замочную скважину в один из моментов свечения лампы. В тот же миг каждая клеточка его организма судорожно сжалась. Голова резко откинулась назад, словно кто-то рванул его за волосы. Бен почувствовал, как клацнули его зубы и, подкосившись, ударились друг о друга ноги. Боль, за доли секунды распространившаяся вниз от затылка по всему телу, была очень сильной. Он раскрыл рот, чтобы закричать, но ничего не вышло. Не получилось и поднять руку, чтобы потрогать место на затылке, откуда, казалось, и шла вся боль. У Бена перехватило дыхание, голова закружилась, внутри все горело от жара. Перед глазами мелькали вспышки, и на мгновение окаменевшее тело замерло в напряжении. Все ощущения были словно заблокированы. Сквозь болевую волну он чувствовал только одно: что не может больше дышать. На его голову было натянуто нечто, лишавшее Бена кислорода. Он провалился в темноту. Но надеялся остаться в сознании. В последней попытке сопротивления Бен пробовал пинаться, опереться на что-нибудь, за что-то схватиться. Но чувствовал в конечностях лишь бесконтрольную и бессильную дрожь. У Бена было ощущение, что он падает вперед, в пустоту. Где же входная дверь? И тут на него обрушился удар.

Глава 11

– Вот увидишь, он выйдет, – сказал Лутц Хартман своей коллеге Саре Винтер, которая сидела рядом на пассажирском сиденье.

Сара не горела желанием просидеть всю ночь с Лу – так она называла Лутца Хартмана – в старом черном универсале БМВ-5, который им выдали в качестве служебного автомобиля. Поэтому ее настроение было соответствующим. Да и будет ли вообще толк от этой слежки, одному лишь Богу известно. Но Лу так захотел. А он шеф.

– Не думаю, что Вайднер настолько глуп, чтобы совершить убийство, заранее уведомив о нем, – заметила Сара.

– Ты говоришь это лишь потому, что предпочла бы остаться дома с любовником, пастой и бутылкой красного вина.

Сара вымученно улыбнулась. Лу отлично знал, что в ее жизни уже давно никого не было.

– Да, а я вместо этого сижу со старпером в заплесневевшей машине, где полно каких-то объедков, и теряю время!

Хартман засмеялся:

– Может, ты просто считаешь меня неотразимым, дорогуша?

– Мечтать не вредно.

В некоторых вопросах Лутц Хартман и Сара Винтер были очень разными, но в общем и целом находились на одной волне, которая включала и юмор.

Однако внешне и в подходе к делам более непохожих людей сложно было найти. Пятидесятидвухлетний Хартман с лысиной и приплюснутым носом боксера был далек от импозантности, а что касается работы в полиции, принадлежал еще к старой школе. Сара же была исключительно красивой молодой женщиной чуть за тридцать. Прямые русые волосы доходили ей до плеч, и, когда Сара находилась не на службе, она обычно носила высокие каблуки и обтягивающие джинсы. Несмотря на свою ангельскую внешность, среди коллег она пользовалась репутацией бескомпромиссного и невозмутимого сотрудника. Даже осмотр жестоко изуродованных трупов не вызывал у нее отвращения, а скорее подстегивал тщеславие и желание раскрыть убийство. Благодаря своим выдающимся успехам и инициативности она стала одной из немногих женщин, чью резюме-заявку на дополнительное образование по специальности «психолог-криминалист» приняли в Федеральном уголовном ведомстве.

Сара Винтер пришла в 11-й отдел Управления уголовной полиции Берлина три года назад. И выбрала себе в напарники именно Лутца Хартмана, с которым больше никто не хотел сидеть в кабинете. При этом целый ряд коллег моложе и красивее с удовольствием согласились бы работать с ней. После того как предшественник ушел на пенсию, Хартмана как раз назначили новым руководителем Четвертой комиссии по расследованию убийств. А спустя всего пару месяцев Сара получила его предыдущую должность заместителя. С тех пор многие в Управлении уголовной полиции считали ее расчетливой карьеристкой. Хартман был невысокого мнения о Сариных психологических методах в оперативно-разыскной деятельности. Возможно, потому, что обладал недостаточно тонкой натурой, чтобы перенестись в мир мыслей и чувств других людей, и не мог представить, что и другие на это способны. Он охотнее доверял сначала своему нюху, исключал возможность совпадений и, реконструируя совершенное преступление, скрупулезно искал подходящие улики. Именно такие противоположные подходы и умение абстрагироваться от личных проблем превратили эту необычную парочку – вопреки всем пессимистическим прогнозам – в необычайно эффективную и успешную команду. Их процент раскрываемости был самым высоким среди семи комиссий по расследованию убийств, которые относились к отделу «Преступления против жизни» в берлинском Управлении уголовной полиции.

Большую часть своих двадцати пяти лет на службе Хартман занимался поиском опасных преступников. В случае утопленной Тамары Энгель, по его мнению, многое говорило за то, что Бена Вайднера стоит рассматривать как причастного к убийству. Все-таки он последний встречался с жертвой и не имел алиби на момент совершения преступления. Сара пока не торопилась с выводами и оценками.

– А что ты скажешь насчет времени, указанного в статье Вайднера, которое полностью совпадает с надписью на кафеле в ванной погибшей? Об этом мог знать только преступник, – сказал Хартман и заметил, что безуспешно пытается убедить коллегу в своем мнении.

Сара Винтер коротко пожала плечами и сделала глоток уже остывшего кофе – коллеги, которых они сменили на посту, захватили для них на ближайшей заправке напитки и несколько пончиков.

– Не думаю, что Вайднер настолько глуп. Он же должен понимать, что мы заподозрим его, как только выйдет статья. А потом он еще признается, что был в квартире Тамары Энгель незадолго до убийства. Будь он преступником, умолчал бы об этом. И уж тем более не вернулся бы на следующее утро в квартиру.

Хартман отмахнулся:

– Это может быть расчет. Сама подумай: если мы найдем его ДНК или ворсинки его одежды, то он всегда сможет объяснить это тем, что был в гостях у Тамары Энгель. Поэтому ему не нужно беспокоиться, если мы докажем, что он пил из чашки, которая стояла на журнальном столике. Но с такой же вероятностью он может быть и убийцей.

Кто-то вышел из дома, за которым они наблюдали. Хотя вскоре стало ясно, что это не Бен Вайднер, Хартман от неожиданности чуть не расплескал свой кофе.

– Он играет с нами, – продолжил он затем. – Вайднер ведь точно знал, что его приятель Виктор фон Хоенлоэ как-нибудь вытащит его, а конкретных улик против него у нас нет. Он хочет продемонстрировать свое превосходство. – Хартман жадно впился зубами в свой пончик с шоколадной глазурью. – Как тебе нравится моя психограмма? Для этого мне не нужно специального образования.

– Если он такой умный, то наверняка не позволит заглянуть себе через плечо во время следующего убийства, – ответила Сара и бросила недовольный взгляд на живот Хартмана. Футболка на нем сильно натянулась, а крошки от выпечки, лежавшие сверху, напоминали скалолазов во время покорения горной вершины.

– Что такое? – спросил Хартман и укоризненно посмотрел на нее своими большими глазами.

– Тебе действительно стоит подумать о диете, Лу, иначе однажды ты просто треснешь по швам.

Хартман широко улыбнулся и с наслаждением проглотил остатки пончика. Он никогда не был женат и не собирался ни с кем знакомиться. Поэтому ему не нужно было впечатлять кого-то своей фигурой. О себе он говорил, что женат на работе. Кроме Сары, никто в участке не осмеливался вот так с ним разговаривать. Сара же с самого начала не боялась контакта с немного вспыльчивым главным комиссаром уголовной полиции и везде, где только можно, давала ему отпор. Похоже, как раз это ему и импонировало, возможно, потому, что в конце концов все равно он принимал решение. Сара предполагала, что ему втайне нравилось, что она называет его Лу, а не Хартман или Псих, как его шепотом именовали другие коллеги.

– Ладно, – сказал Хартман, запил пончик остатками кофе и посмотрел наверх, на окна квартиры Вайднера. Они следили за ним с тех пор, как Бен сел в такси перед зданием Управления уголовной полиции, и наблюдали, как он сначала поехал к дому своей жены, а позже вошел в подъезд собственного дома. Ожидая прибытия Хартмана и Сары, коллеги проверили многоквартирный дом, где жил Вайднер. И сообщили, что квартира Вайднера расположена на пятом этаже и выходит окнами на улицу. Тщетно Хартман и Сара ждали, пока внутри зажжется свет. Хартман забеспокоился, потому что предположил, что Вайднер вовсе и не пошел в свою квартиру, а сбежал через заднюю дверь. Но это не подтвердилось. Через открытую арку рядом с входной дверью Хартман попал во двор и выяснил, что, хотя задняя дверь действительно вела туда, двор был обнесен пятиметровой стеной. Единственная возможность покинуть дом – через парадный вход, который они держали под наблюдением.

Сара склонялась к тому, что Вайднер или сидит в другой квартире у какого-нибудь друга или знакомого, или просто не стал включать у себя свет. Если он выйдет из здания, они его обязательно заметят. Их машина была припаркована наискосок от семиэтажного жилого комплекса.

– И ты действительно хочешь торчать здесь до завтрашнего утра? – спросила Сара.

– Да, и если он все это время останется в доме, то может сказать нам спасибо. Своим наблюдением мы обеспечим ему первоклассное алиби, если завтра выяснится, что ночью произошло очередное убийство по тому же сценарию. Но я готов спорить на что угодно – он скоро появится. Этот парень с заскоком.

– Ну, вам виднее, господин старший психолог.

– Да, и я на этом настаиваю. Еще увидишь.

– У меня сильное подозрение, что ты слишком зациклился на Вайднере, – ответила Сара.

Хартман надул щеки в наигранном возмущении:

– Слушай, у каждого свои любимчики. Кроме того, нас нельзя упрекнуть в одностороннем расследовании. В конце концов, наш подозреваемый номер два тоже находится под наблюдением.

По тону, каким это было сказано, Сара четко поняла, что он считал наблюдение за бывшим мужем Тамары Энгель ненужным. И в этом она была согласна с шефом, хотя Себастиан Энгель был азартным игроком и, по словам Тамариной подруги, в браке бил жену, а после развода следил за ней и даже угрожал. Но на время совершения убийства у него было алиби.

– Я думаю, убийца хотел что-то сообщить. Должна быть особая причина для того, чтобы утопить женщину и заставить ее сына смотреть на это. Если мы правильно интерпретируем рисунок мальчика и на убийце действительно была средневековая маска, тогда многое свидетельствует о том, что он хотел покарать жертву. В те времена, когда людей еще вешали или им отрубали головы, палачи носили такие холщовые маски.

– О, психолог-криминалист сделал домашнее задание. Звучит не так уж плохо. Хочешь сказать, что наши среднестатистические убийцы, – Хартман пальцами изобразил в воздухе виртуальные кавычки, – с которыми мы обычно работаем, хватаются за пистолет, нож или бейсбольную биту и особо не заморачиваются?

Сара кивнула:

– И уж точно не оставляют сообщений на кафеле в ванной. Здесь мы имеем дело с преступником, который постарался и до мелочей продумал убийство. Он связал женщину так, что она не могла пошевелиться. Обмотал вокруг ее тела несколько метров веревки, положил в ванну и набрал воды. Потом опустил ее голову под воду и держал, пока женщина не захлебнулась и не умерла мучительной смертью.

– Достаточно хладнокровно, – вставил Хартман. Он презрительно фыркнул. – Вероятно, этот извращенец еще и наслаждался, наблюдая за утоплением. Я задаюсь вопросом, почему он выбрал Тамару Энгель и почему ее маленький сын должен был смотреть на то, как умирает мать.

– А еще дата и время, которые, возможно, означают следующее убийство. И преступник отрезал у жертвы прядь волос и забрал с собой. Вероятно, он к тому же собиратель трофеев. Все эти детали как-то взаимосвязаны. Я только не знаю как. Но одно точно: все указывает на начавшуюся серию убийств.

Приблизительно в тридцати метрах перед ними находился регулируемый перекресток. Время от времени пробка на светофоре доходила до их машины. Пока что Хартман и Сара ни разу не выпускали входную дверь жилого дома из виду. Но сейчас перед их автомобилем остановился рейсовый автобус и загородил обзор. Хартман тут же запаниковал. Только он хотел выйти из машины, чтобы с более выгодной позиции продолжить следить за входной дверью, автобус тронулся с места. С багровым лицом Хартман повернулся к Саре:

– Считаешь, если мы разгадаем послание, которое адресует нам убийца, то мы его вычислим?

– Возможно, – ответила Сара. – В любом случае Себастиан Энгель не будет убийцей своей жены. В этом я вполне уверена. Он бил бывшую жену и наносил ей телесные повреждения. А наш преступник оставил жертву внешне невредимой. Да и зачем Себастиану Энгелю убивать бывшую жену таким изощренным способом и заставлять своего сына смотреть на это? То же самое касается и Вайднера: зачем ему прилагать столько усилий и топить в ванне женщину, с которой он только что познакомился? В большинстве случаев существует причина, почему убийство совершается определенным нетривиальным способом.

Хартман посмотрел на часы на панели приборов и шумно выдохнул, чтобы освободить место для своего негодования.

– Но возможно, Вайднер просто не переносит вида крови, – добавил он затем. Сара поняла, что партнер невысокого мнения о ее анализе. – Господи, Сара, подумай сама. Вероятно, все очень просто, как это обычно и бывает. Мужчина с психологической травмой, которого бросила жена, находит труп разведенной женщины, в чьей ванной комнате на стене намалеваны дата и время, которые тот же самый мужчина указал в своей недавно вышедшей статье. Но он утверждает, что не имеет к убийству никакого отношения. А ясновидящий, от которого якобы и была получена эта информация, лежит в больнице и ничегошеньки не знает. Поверь мне, Вайднер не в себе и отлично вписывается в составленный тобой психологический профиль преступника. Потому что кто бы ни совершил убийство, это определенно психопат.

Сара вздохнула и смерила Хартмана неодобрительным взглядом. На этот раз, в порядке исключения, последнее слово осталось за ним, потому что сейчас дискуссии с ним не получалось.

В следующий момент из подъезда вышел мужчина и быстро зашагал по плохо освещенному тротуару в сторону станции метро «Зюдштерн».

– Думаю, это он, – сказала Сара. – Фигура и рост совпадают. И я вполне уверена, что это та же куртка, в какой он входил в дом.

Под курткой на мужчине был надет темный пуловер с капюшоном, который он натянул на голову так, что лица было не разглядеть.

– Я за ним, – решительно заявил Хартман и с ловкостью, какой Сара от него не ожидала, выскочил из БМВ. При этом тихо выругался. Вайднер, очевидно, решил идти пешком. Сара знала, что Лу в тысячу раз милее было бы другое развитие событий: он предпочел бы преследовать «фольксваген-гольф» Вайднера, под кузовом которого их коллеги предварительно установили магнитный пеленгатор.

Когда Сара в свою очередь открыла пассажирскую дверцу, чтобы пойти с Хартманом, тот просунул голову в еще незакрытую дверцу со стороны водителя:

– Ты лучше здесь подожди. На случай, если мы обознались. Продолжай следить за входом, пока я не вернусь или не дам знать.

Затем Хартман захлопнул дверцу водителя и поспешил вслед за своим объектом, стараясь не привлекать к себе внимания.

Глава 12

Жирный боров не упускал его из виду и тащился по пятам. А зачем еще толстяку и его коллеге следить за входной дверью, если не для того, чтобы последовать за ним, как только он выйдет из дома? Но все это превосходно вписывалось в его план. Не спеша он шел по тротуару в сторону метро. Одновременно незаметно натянул на руки латексные перчатки. Он не хотел оставлять отпечатков.

Ночь была ясная. Теплый южный ветер шелестел листвой деревьев, мимо которых он проходил, стараясь не оборачиваться.

Спустя пять минут достиг пересечения дорог рядом с Зюдштерн. Сначала держался левее, а потом свернул направо в сторону Лилиентальштрассе. Справа возвышалась церковь на Зюдштерн. Он бросил быстрый взгляд на здание и одновременно краем глаза покосился назад. Толстого не было видно. Как бы полицейский не отстал. Всего в нескольких метрах за перекрестком на Лилиентальштрассе находилась базилика Святого Иоанна, чью величественную колокольню по бокам украшали две башни пониже. Большой золотой циферблат церковных башенных часов показывал 12 часов 25 минут. У него еще достаточно времени.

Церковь на Зюдштерн, мимо которой он только что прошел, была протестантской, а базилика Святого Иоанна принадлежала католической епархии Берлина. Убедившись, что толстяк снова показался на тротуаре, он открыл кованые ворота и направился через небольшую площадь к входному порталу.

Довольный собой, подождал немного, чтобы полицейский мог его нагнать. В это время восхищенно рассматривал декор фронтона над входом. В тимпане был изображен Иоанн Креститель, в честь которого и была назвала базилика.

Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, задержал воздух и попытался проникнуться внутренним покоем, который, как ему всегда казалось, исходил от церквей и усыпальниц. И именно здесь, в базилике Святого Иоанна, близость Отца ощущалась особенно сильно.

«Мой конец близок, и все равно я чувствую себя сильным, как никогда прежде», – подумал он и наконец выдохнул. Шум близлежащей автомагистрали был заглушен голосом в голове.

«Я не смог бы найти для этого никого лучше тебя», – шептал ему голос.

– Я знаю, – тихо ответил он.

Конечно, храм в это время был закрыт. Поэтому уже несколько недель назад он сделал дубликаты ключей, которые могли понадобиться. Сейчас он достал связку с обоими ключами, отпер дверь и вошел в переднее помещение базилики. Несколько настенных светильников и слабый свет уличных фонарей придавали находящимся перед ним сводам что-то мистическое. Он часто бывал один в этой и других церквях. Но сейчас это было что-то особенное. Чувство превосходства охватило его.

Вначале, когда Отец обратился к нему через голос, он ощущал раздражение. Лишь со временем ему стало ясно, что он Избранный и что вся его жизнь, все, что с ним случилось, непременно должно было произойти, чтобы подготовить его к миссии. Он был идеальным инструментом для этого важного задания. Как одно из тех растений, которые цветут лишь раз в жизни, а потом умирают. И подобно такому растению он знал, что цель его жизни будет выполнена, лишь когда смерть настигнет его.

Перекрестившись, он с благоговением направился по центральному проходу мимо расположенных по бокам колонн и нефов, пока не дошел до апсиды – полукруглой ниши, где находился алтарь. Быстро взглянул наверх, на великолепную роспись высокого купольного свода.

Положил на алтарь Библию, которую принес с собой. Затем пролистал до заранее выбранного места, которое выделил ярким фломастером. Найдя нужную страницу, он поднял взгляд на массивное распятие за алтарем с деревянной фигурой Иисуса Христа. Рассматривал кровоточащие раны Иисуса. Сам он умрет без каких-то видимых телесных повреждений. Но и ему придется испытать невыносимую боль, чтобы, как Иисус, сказать в конце своему Отцу: «Свершилось». На его губах появилась блаженная улыбка.

С правой стороны за помостом с алтарем висел красный занавес. За ним находился узкий проход, ведущий в сакристию. В конце прохода он спустился по узкой лестнице в нижний склеп базилики, освещенный тусклой аварийной лампой. Вымощенный грубым камнем узкий коридор вел к мощной металлической двери. Он вытащил второй ключ для этого выхода из подвала, отпер замок и поспешил вверх по ступеням. На расстоянии метров десяти по правой стороне почти до самой улицы тянулась ограждающая стена. Прячась за самшитами, он перебежал к стене, открыл деревянные ворота и вышел на газон, заросший кустарниками и деревьями. Он мог бы просто исчезнуть, но должен был знать, удался ли его план, поэтому пошел вдоль стены назад в направлении улицы. В одном месте, с которого была видна вся площадь перед входным порталом, которую он пересек несколько минут назад, он, спрятавшись в тени старого дуба, привстал и осторожно заглянул через стену.

Он не смог сдержать улыбку. Сотрудник уголовной полиции стоял в стороне рядом с церковью и разговаривал по телефону. Выглядел растерянно. Конечно, он не знал, что ему делать, когда его объект наблюдения вошел в церковь. «Что ты решишь, полицейская ищейка: войти или остаться снаружи?»

Со своего места толстяк мог видеть только главный и боковой входы в церковь и, конечно, ничего не знал о находящемся сзади проходе через подвал. Наконец он закончил говорить и побежал вверх по ступеням к главному входу.

Ему было любопытно, смогут ли они сразу правильно истолковать его подсказку. Так у них хотя бы появится шанс понять, почему все это происходит: смысл не в том, чтобы убить людей, а прежде всего в послании, которое за всем этим скрывается.

Он выучился у своего мастера и собирался превзойти его. В отличие от мастера, который совершал свои добрые дела тихо и незаметно для других, он хотел, чтобы его труд увидели и оценили. Но его также научили, что необходимо однозначное поручение Отца, чтобы иметь право лишить человека жизни. Хотя речь шла о смертном грехе, который совершали женщины, он все равно хотел быть абсолютно уверен, что они должны умереть по воле Господа, вот почему доверялся знакам. Только следуя по правильному пути, он может рассчитывать на защиту Отца, который поможет ему завершить труд своей жизни.

Он удовлетворенно вздохнул и вышел из-за деревьев и кустарников на Лилиентальштрассе. Прошел немного по направлению движения и свернул на Цюллихауэрштрассе. Там по Ютеборгерштрассе и Федициништрассе добрался до станции метро на Мерингдамм. И через несколько минут сел в электричку, следующую в западном направлении.

Глава 13

Сара получила звонок от Хартмана спустя четверть часа после того, как он отправился вслед за Беном Вайднером. Он объяснил ей, что объект вошел в базилику Святого Иоанна, что сам он подождет немного и тоже последует за ним. Через пять минут Хартман в ярости сообщил ей, что Вайднера уже нет в церкви и, вероятно, тот вышел через подвальную дверь с другой стороны здания.

– Возможно, мы ошиблись и преследовали не того, а Вайднер по-прежнему в своей квартире, – сказала Сара. – Я проверю, прежде чем поеду к тебе.

– Ладно, только быстро, – ответил Хартман и положил трубку.

Сара вышла из машины и побежала через дорогу к подъезду дома. Быстро просмотрела табличку с несметным количеством кнопок-звонков и стоящими рядом фамилиями, пока не наткнулась на звонок Вайднера. Нажала несколько раз. Как и ожидалось, никто не ответил. И все равно Сара жала второй раз, третий. Ничего. Когда дверь подъезда неожиданно открылась, Сара испугалась. Перед ней стоял коренастый мужчина лет тридцати. На поводке он держал маленькую собачку неопределенной породы. Он на мгновение замер и подозрительно посмотрел на Сару. Та воспользовалась случаем и проскользнула мимо него в переднюю.

– Эй, вы куда? – крикнул ей вслед мужчина.

Сара вытащила свое удостоверение из кармана джинсовой куртки и сунула ему под нос:

– Уголовная полиция Берлина. А сейчас позвольте мне сделать свою работу!

Мужчина удивленно поднял брови, но, не сказав ни слова, вышел со своей собачкой на улицу. Сара услышала щелчок дверного замка, когда была уже на лестничной площадке второго этажа. Через несколько секунд она добралась до пятого этажа и завернула направо, в коридор. Перед дверью с фамилией Вайднер остановилась и нажала на звонок. Когда никто не открыл, она постучала.

– Господин Вайднер, это Сара Винтер из Управления уголовной полиции. Если вы там, пожалуйста, откройте дверь. Я хочу просто поговорить с вами. – Сара старалась не кричать. В конце концов, соседям не нужно ничего знать. Но она была уверена, что Вайднер услышал бы ее, будь он дома. Она подождала еще минуту, но за дверью все было тихо. Значит, Хартман действительно преследовал Вайднера.

Погруженная в мысли, Сара вышла на улицу, села в БМВ и поехала к своему коллеге на Лилиентальштрассе. Ранее из дома вышел кто-то, похожий на Бена Вайднера. Сейчас Вайднера не оказалось в квартире. То есть вполне вероятно, тот мужчина, которого преследовал Хартман, и есть Вайднер. Сара задумалась. Большинство психопатов никак не проявляют себя в обыденной жизни, даже скорее производят самое безобидное впечатление. После их ареста соседи и знакомые почти всегда говорят: «Мы и подумать про него такое не могли». С Беном Вайднером будет так же? Стрессовая ситуация, которую Вайднеру пришлось пережить во время похищения, и расставание с женой и ребенком могли повлечь за собой экстремальные психические изменения.

Добравшись до церкви, Сара вместе с Лу еще раз обыскали здание, включая и подсобные помещения. Безуспешно. Разбитые, уселись на скамью для молитвы перед алтарем. Хартман яростно сопел.

– У него должны быть ключи от входных ворот и подвальной двери. Я спрашиваю себя, как он их достал.

– Полагаю, нам в любом случае придется вытащить священника из постели. Кто-то ведь должен запереть ворота. Вот мы его и спросим, – сказала Сара.

Она достала сотовый телефон, позвонила Андрэ Слибову, старшему комиссару из следственного отдела, который работал над этим делом, и попросила его разыскать священника базилики Святого Иоанна и вызвать сюда.

– Вайднер, видимо, знал, что мы за ним следим, – сказала Сара, положив трубку.

– Конечно, знал. А я попался на его крючок. Вот дерьмо. Если он убьет еще одну женщину, это моя вина. – Хартман провел рукой по лысине и потом сжал руку в кулак.

– Вайднера нельзя было выпускать из тюрьмы, – сказала Сара.

– Чепуха. – Хартман уныло покачал головой и фыркнул. – Так у нас хотя бы был шанс выследить его и, возможно, поймать на месте следующего преступления и уличить.

– Но что ты мог еще сделать?

Хартман с горечью посмотрел на нее:

– Я должен был сразу войти внутрь вслед за Вайднером. Пусть даже слежка провалилась бы в этом случае, но мне, возможно, удалось бы предотвратить следующее убийство.

Сара не могла отрицать, что в каком-то смысле Хартман прав. И хотя у нее появились серьезные сомнения относительно ее первого впечатления о Вайднере, она попыталась успокоить коллегу:

– Это еще не точно. – Она задавалась вопросом, может ли Вайднер на самом деле оказаться хладнокровным убийцей.

Через полчаса подошел священник. Высокий, около шестидесяти лет, с короткой стрижкой и в очках без оправы.

– Ради всего святого, что здесь произошло? – спросил он и продолжил говорить, не дождавшись ответа. Голос его срывался от волнения. – Простите, что не смог приехать раньше. Но пока я оделся, а потом еще дорога сюда… Дом священника, в котором я проживаю, находится рядом с другой церковью, в которой я тоже служу, а это в нескольких километрах отсюда. – Он боязливо озирался, подавая руку Хартману и Саре, и представился Маттиасом Вейландом.

Мы не думаем, что что-либо было украдено или повреждено, – сказала Сара. – Мы преследовали одного подозреваемого. У того, видимо, был ключ от церковных ворот и от двери в подвал. То есть он попал внутрь через главный вход, а выбрался через заднюю дверь. Так он от нас и сбежал.

Священник сосредоточенно кивал. Сара заметила на его лице выражение облегчения. Он был рад, что его церковь не пострадала.

– Кроме главных ворот, бокового входа справа и подвальной двери сзади есть еще возможность покинуть здание? – спросил Хартман.

– Нет, – ответил Вейланд.

– А у кого есть ключи от этих дверей? – спросила Сара.

– У меня, обеих уборщиц, органиста и руководителя церковного хора.

– Имя Бен Вайднер вам что-нибудь говорит? – с надеждой спросил Хартман.

Вейланд взялся за подбородок и задумался.

– Нет, возможно, я уже слышал это имя, но он точно не член этой церковной общины.

Завтра первым делом нужно опросить всех владельцев ключей. Как-то ведь Вайднер раздобыл их, подумала Сара. И если им удастся установить связь одного из этих людей с Вайднером, то это важная улика. Хартман вздохнул рядом:

– Хорошо. Я предлагаю осмотреть все еще раз вместе. Вы лучше всех ориентируетесь здесь. Больше мы ничего не можем сделать в настоящий момент.

Разве только надеяться, что он не повторит преступление, подумала Сара.

В конце нового безуспешного обыска священник подошел к алтарю.

– Странно, – произнес он, и его громкий голос эхом отозвался от стен церкви.

Священник уставился на нечто, лежащее на алтаре. Когда Сара и Хартман подошли и встали рядом, они увидели, что так удивило священника.

– Ее положил сюда кто-то чужой, – сказал он.

На алтаре лежала раскрытая Библия. Когда Сара прочитала выделенный маркером текст, по спине у нее пробежал мороз.

Глава 14

Катрин Торнау раздосадованно вздохнула и повернулась в кровати на другой бок. Посмотрела на будильник – стрелки показывали 1 час 40 минут. Сна ни в одном глазу. Сердце колотилось. Охвативший ее страх усилился: ей казалось, что она слышала какие-то странные звуки и шорохи. Темнота в спальне вдруг стала угрожающей. Катрин включила ночник и приглушила свет до минимума. Она представила себе преступника, который хочет взломать дверь ее квартиры. Попыталась убедить себя, что это всего лишь ее разбушевавшаяся фантазия.

Катрин были знакомы эти приступы страха. Они начались год назад, незадолго до расставания с мужем. С тех пор неприятные и внушающие ужас бессонные ночи стали обычным явлением. Особенно когда – как этой ночью – на небе не было ни облачка, зато светила почти полная луна, и короткие фазы сна сопровождались ночными кошмарами.

«Нет, пожалуйста, только не это!» – подумала она, когда через потолок донесся шум из квартиры сверху. Был субботний вечер, а новые жильцы над ней завели привычку до утра веселиться с гостями под оглушительную музыку. Катрин считала за счастье, что, по крайней мере, ее шестилетний сын обладал крепким сном. Хоть какое-то хорошее качество, которое он унаследовал от отца. Катрин накрыла голову подушкой. Наверняка вскоре кто-нибудь из соседей не выдержит и попросит этих идиотов выключить музыку или вызовет полицию. Тянулись минуты, казавшиеся ей часами. Но музыка не становилась тише. У Катрин даже появилось ощущение, что громкость, наоборот, усиливается.

Катрин почувствовала, что про сон теперь можно окончательно забыть. А ведь было всего около двух ночи. Вот проклятье. Она подумала, чем бы заняться – почитать или посмотреть телевизор, – но настроения не было ни для того, ни для другого. Ее мысли крутились вокруг Сэмми. Только бы он не проснулся. Ее сын ожидал, что в воскресенье она будет в хорошем настроении и проведет с ним время. Интересно, как это сделать после бессонной ночи.

Она выбралась из постели, открыла балконную дверь в своей спальне и вышла наружу. Весь район словно погрузился в глубокий непробудный сон. Только в квартире этажом выше творилось какое-то светопреставление. Может, и правда стоит подумать над предложением родителей и переехать к ним. В конце концов, у них на вилле в Лихтерфельде достаточно места. По крайней мере, там можно будет спокойно подумать, как жить дальше. Воодушевленная этой мыслью, она вернулась в спальню и закрыла за собой балконную дверь. Прежде чем снова лечь в постель и проворочаться всю оставшуюся ночь с берушами в ушах, которые вряд ли спасут от назойливых доносящихся сверху басов, она решила быстро заглянуть в комнату Сэмми. Как всегда по ночам, коридор освещали два маленьких ночника в розетках: тусклого света было достаточно, чтобы мальчик смог дойти до спальни матери, если ему приснится что-то плохое и он захочет спать в ее постели.

Едва Катрин вышла в прихожую, у нее перехватило дыхание. Страх душил ее. Все вокруг потеряло значение, кроме странно мерцающего в комнате Сэмми света, который она увидела через приоткрытую дверь. Шум на верхнем этаже не утих, но она его почти не воспринимала. Что происходило там, в комнате сына? От страха Катрин утратила способность ясно мыслить. Когда первый парализующий шок прошел, она бросилась к детской и распахнула дверь.

В тот же самый момент ею овладела паника. Она различила очертания большой фигуры и нажала на выключатель. От пронзившего ее ужаса она не могла пошевелиться несколько мгновений. Потом до нее дошло, что музыка наверху не самое худшее этой ночью. В комнате ее ребенка стоял чужой мужчина с налобным фонарем на голове. Совершенно спокойно он посмотрел на Катрин. У нее вырвался тонкий пронзительный крик. Но его никто не услышит: музыка у соседей играла слишком громко. А если бы и услышали, то решили, что это кто-то из ненормальных гостей.

Мужчина приложил палец к губам, и она тут же замолкла. Почему она послушалась этого немого приказа, как дрессированная обезьянка? «Потому что ты боишься за свою жизнь и жизнь своего ребенка», – ответила она сама себе. Катрин лихорадочно искала выход. Повернуться, выбежать на балкон и позвать на помощь? Но что тогда будет с Сэмми? Мужчина стоял прямо перед кроватью ее сына.

Было еще кое-что, стягивающее ей горло незримой веревкой. В первый момент она приняла мужчину за вора, которого интересовали деньги и ценные вещи. Но после того как ее глаза привыкли к неожиданному свету в комнате, она узнала этого мужчину. Прошло уже несколько недель. Она совсем забыла о нем и не сразу узнала, тем более с лампой на голове. Но сейчас не сомневалась. Перед ней стоял парень, чьи действия были неуправляемы и непредсказуемы. Катрин почувствовала, как ее бросило в холод и по коже побежали мурашки.

Она встретилась с ним в кафе один-единственный раз две недели назад. Чуть раньше списались на сайте знакомств и оживленно флиртовали в чате. Но в том маленьком кафе парень сразу показался ей странным и жутким, одновременно сумасшедшим и непредсказуемым. Она была рада, когда через полчаса их свидание закончилось. После этого она больше не думала о том мужчине и исключила Интернет из вариантов поиска партнера в будущем. Слишком много вокруг безумных типов, а Интернет – идеальная площадка для психопатов. Одним из них был Бен Вайднер – мужчина, который стоял сейчас перед кроваткой Сэмми и улыбался ей. Сумасшедший. Катрин лишь сейчас заметила, что дрожит всем телом, лихорадочно дышит и в то же время словно парализована и не может пошевелиться.

«Чего вы от меня хотите? Оставьте моего сына в покое! Убирайтесь из его комнаты и из моей квартиры, или я позову полицию!»

Катрин мысленно складывала беспомощные предложения. Но не издала ни звука. Слишком велик был страх перед ответом. Что ей теперь делать? Он стоял между нею и ее ребенком. Наброситься на него – но у нее нет шансов справиться с ним. Выбежать из комнаты, чтобы позвать на помощь, – в этом случае она бросит своего мальчика на произвол судьбы.

– Отойдите, оставьте моего сына в покое и убирайтесь. Я обещаю, что не сообщу в полицию. – Катрин Торнау сама заметила, как неуверенно и от этого абсолютно неубедительно прозвучали ее слова. Конечно, она тут же позвонит в полицию, как только сможет. Возможно ли, что этот псих проследил за ней после встречи, чтобы выяснить, где она живет? Неужели ощущение, что за ней наблюдают, и подсознательный дискомфорт были предчувствием приближающейся опасности? Что ей сейчас делать? Незваный гость стоял спиной к кроватке ее сына, который не проснулся, несмотря на яркий свет в комнате и оглушительный крик своей матери. И при этой мысли ей стало ясно, что такое невозможно. Сэмми должен был проснуться! Лишь теперь она решилась отвести взгляд от мужчины и внимательнее посмотреть на сына. Он дышит? Что этот ненормальный сделал с ним? Катрин снова закричала. На этот раз по щекам у нее катились слезы.

Отвратительный едкий запах, стоявший в комнате, наконец-то пробился к ее абсолютно отключившемуся от взрыва адреналина мозгу. И она заметила белую тряпку, которая лежала на подушке Сэмми. Перед внутренним взором Катрин точно закрутился фильм, и она почувствовала, как еще сильнее задрожала от нового толчка паники. Сумасшедший усыпил Сэмми. В ее голове вертелись вопросы «почему?» и «зачем?», а мужчина, замерший на своем месте, продолжал ей улыбаться. И именно тот факт, что он не пытался бежать и не проявлял беспокойства, еще сильнее тревожил Катрин.

Наконец она приняла решение. Существовал только один выход. Она собрала все свое мужество. Осторожно сделала шаг в сторону прихожей. Ноги казались тяжелыми, словно из свинца. Но она должна выбраться из квартиры, только так сможет помочь Сэмми. Напряжение между нею и мужчиной, который, вероятно, понял, что она задумала, и теперь настороженно следил за ней, как тигр за добычей, выросло до неизмеримых масштабов. Потом все произошло очень быстро. Катрин захлопнула дверь комнаты Сэмми и в один прыжок оказалась у входной двери.

Проклятье, проклятье, проклятье! Парень запер дверь и накинул дверную цепочку. Цепочку, которую Катрин никогда не использовала, считая, что в этом районе нечего бояться. Потому что всегда гордилась тем, что страх не управляет ее жизнью.

Внезапно Катрин осознала, что это само по себе хорошее намерение дорого обойдется ей и Сэмми. Она сняла цепочку и рванула дверь. Но замок не дал ей открыться, а затем было уже поздно. Рука обхватила ее сзади и прижала ко рту и носу влажную тряпку с неимоверной силой, и Катрин показалось, что ее носовая кость вот-вот сломается. Инстинктивно она задержала дыхание. Правда, долго ей не выдержать. Нужно как-то освободиться. Смертельный страх мобилизовал все ее силы. Катрин поняла, что сможет сдерживать дыхание еще несколько секунд, прежде чем сработает дыхательный рефлекс. За это время она испробовала все, чтобы вырваться из крепкой хватки Бена Вайднера. Она оттолкнулась от стены и, шатаясь, сделала несколько шагов вместе с атаковавшим ее мужчиной. Но тот продолжал крепко ее держать. Она махала руками назад, но не попадала. В какой-то момент мужчина схватил ее руку и под неестественным углом заломил за спину, так что Катрин закричала от боли, а затем против воли сделала глубокий вдох. Через несколько секунд перед глазами у нее потемнело. Ее накрыла внезапная усталость. Ноги стали ватными, и Катрин осела на пол.

Глава 15

Вероятно, это Вайднер положил на алтарь Библию, где был отмечен отрывок из Евангелия от Матфея: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает».

«Пока смерть не разлучит вас», – вертелось в голове у Сары. Версию о том, что убийство Тамары Энгель может иметь какую-то религиозную подоплеку, они еще не рассматривали. До сих пор они предполагали, что Бен Вайднер не мог пережить расставание с семьей и винил в этом свою жену. Так как Вайднер любил дочь и не хотел лишать матери, он нашел замену в лице Тамары Энгель, с которой случайно познакомился, и, чтобы дать выход гневу, заставил поплатиться ее. Разведенную мать с ребенком. Возможно, он уже давно искал подходящую женщину и наконец случайно нашел ее в Тамаре Энгель, которую ему представил ничего не подозревающий друг Виктор. Исполнение убийства предполагало тщательное и долгое планирование. Но зачем Вайднер заставил мальчика смотреть на то, как топит его мать, – понятного и убедительного объяснения у них все еще не было. Но преступник, очевидно, видел в этом какой-то смысл, который им еще не открылся. Однако дело принимало новый оборот. Сейчас нужно исходить из того, что или Вайднер религиозный фанатик, или преступление совершил кто-то другой. Загвоздка в том, что Вайднер не показался Саре человеком, воспринимавшим церковь всерьез.

Когда Сара уяснила для себя эти взаимосвязи, ей в голову пришла идея, и она снова повернулась к священнику:

– Вы знаете кого-нибудь из ваших прихожан, кого оставила жена и кто сейчас глубоко страдает из-за развода?

Вейланду не пришлось долго думать.

– Да, такой человек действительно есть. Молодой мужчина работает посменно на фабрике по производству шурупов. Жена оставила его уже больше года назад. Он глубоко верующий. Я бы даже сказал, в высшей степени консервативный. Когда я завожу с ним разговор после мессы, он всегда жалуется на жену и грех, который она совершила, самовольно разорвав священный брачный союз. Как бы я ни пытался его успокоить, он все отвергает и втягивает меня в теологическую дискуссию по поводу того, как в Библии толкуется тема брака.

– У них с женой есть ребенок?

Священник кивнул с озабоченным видом:

– Да, сын. Ему еще нет и десяти.

Хартман тут же снова позвонил Слибову и велел как можно быстрее выяснить по фамилии женщины, где она живет. Когда через несколько минут Андрэ Слибов перезвонил и назвал адрес, Хартман уже сидел за рулем БМВ, Сара рядом на пассажирском сиденье.

– Тогда поехали, – сказал он и нажал на газ. – Будем надеяться, что отрывком из Библии преступник не только хотел помочь нам понять его мотив, но и пытался указать на следующую жертву, выбрав именно эту церковь.

Глава 16

Катрин Торнау пришла в себя. Ее тошнило, кружилась голова. Она открыла глаза и как в тумане увидела потолок собственной спальни, который как будто вращался над ней. Парень уложил ее на кровать. Первая осознанная мысль Катрин была о сыне. Она напряженно прислушалась. Вечеринка у соседей наверху была еще в полном разгаре. Сквозь музыку она не могла услышать никаких других звуков в квартире. Который сейчас час? Много времени пройти не могло. Она хотела открыть рот, чтобы закричать. И только сейчас заметила, что он уже широко раскрыт, а в щеки больно впивалась какая-то лента или тесьма. Катрин тихо застонала. Во рту у нее находился предмет, который и удерживала лента. Небольшой шарик из жесткого пластика, насколько она могла определить на ощупь языком. Она чувствовала невероятную слабость. Тем не менее сон как рукой сняло. Вернувшийся страх вызвал очередной прилив адреналина, и прежнее оцепенение исчезло.

Катрин ощутила сильную боль в руках и ногах. Она попыталась пошевелиться и лишь в этот момент заметила, что обмотана толстой бечевкой от лодыжек до шеи. Так крепко, что грубая веревка врезалась ей в кожу, нарушила циркуляцию крови, и Катрин едва могла шелохнуться. Словно в смирительной рубашке. Только голову она еще могла поднимать и вертеть ею. Катрин слышала, как бьется ее сердце. Спокойно, только спокойно, подумала она, пытаясь сдержать панику. Безуспешно. Она повторяла себе: «Он ушел. Он просто хотел напугать и показать мне свою силу».

Возможно, это ее бывший муж Северин натравил на нее эту сволочь, из мести и в наказание за то, что она его бросила. И это при том, что она стерпела девять его романов на стороне и лишь на десятом приняла меры. Но реальность положила конец всем ее умозрительным рассуждениям. Потому что парень неожиданно возник рядом с кроватью. Он все это время находился в комнате? Он не произнес ни звука. Какое-то время просто рассматривал ее. Сейчас его лицо скрывала черная маска палача. Как в каком-то фильме ужасов. Потом он внезапно схватил Катрин за голые ступни, стянул с кровати – при этом Катрин ударилась спиной и головой о пол – и потащил по коридору к ванной комнате. Ее отчаянные крики эхом отзывались лишь внутри ее самой, отчего у Катрин появлялось ощущение, что все это может происходить только во сне. Но боль от веревки, которая врезалась ей в кожу, вернула ее назад в реальность. Он раздел ее. Что еще он с ней сделал, пока она была без сознания? Слезы выступили в уголках ее глаз. Что с ней происходит и почему? И где Сэмми? В ванной комнате мужчина сначала перенес ее ноги через край ванны. Катрин весила пятьдесят четыре килограмма. Хотя парень был не очень высоким и не особо мускулистым, он без проблем уложил ее в ванну. Затем она услышала едва различимое хныканье со стороны двери. Катрин повернула голову и убедилась, что ее худшие опасения оправдались: он и с Сэмми что-то сделал. Ее сын скорчился, привязанный к батарее. Его рот был заклеен широким скотчем, так чтобы Сэмми не мог закричать и позвать на помощь. Он испуганно смотрел на нее. Этот подонок хотел, чтобы ее маленький сын видел все, что он задумал сотворить с его матерью.

Глава 17

Черный БМВ мчался, визжа колесами, по Гнайзен-штрассе на запад. Хартман выжимал педаль газа, а Сара через открытое окно пассажирской дверцы прикрепляла мигалку на крышу универсала. Несмотря на то что сейчас была полночь и даже в городе, который никогда не спит, улицы в это время свободны. Но мигалка не помешает, потому что сейчас, когда счет шел на минуты, Хартман плевал как на правила дорожного движения, так и на красный сигнал светофора. Взволнованный взгляд Сары упал на часы на панели приборов: 2 часа 34 минуты. Обычно этот путь занимает минут десять. Сара прикинула, что с их скоростью они доберутся до дома женщины за пять или шесть. Священник базилики описал бывшего мужа этой женщины как ортодоксального правоверного католика, который считал неискупимым грехом то, что его жена разорвала узы брака. Нужно было учитывать, что выделенный текст Библии и выбор базилики, в которой был скреплен их союз, указывают на то, что предавшая этого мужчину женщина должна была умереть следующей. Существовало несколько вариантов. Или Вайднер как-то узнал, что эта женщина развелась, и поэтому выбрал ее, или он и бывший муж той женщины даже работают вместе, в таком случае последний тоже неожиданно становится подозреваемым в случае Тамары Энгель. Но даже если Сара и Хартман не ошибаются, большой вопрос, успеют ли они сейчас предотвратить еще одно убийство. В любом случае времени в обрез. Возможно, коллеги из службы охраны порядка окажутся быстрее. Слибов отправил туда ближайший патрульный автомобиль.

– Если этот ортодоксальный католик, как назвал его священник, убил Тамару Энгель и сейчас собирается сделать то же самое со своей бывшей женой, то я задаюсь вопросом: почему? – сказала Сара.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Хартман, выжимая сто километров в час на двухполосной дороге.

– Почему он не сразу убил свою бывшую, а сначала еще Тамару Энгель?

– Откуда мне знать, может, ему нравится роль экзекутора, который наказывает всех женщин, бросивших своих мужей. Ты же у нас психологиня, вот мне и скажи.

Сара это уже обдумала.

– Возможно, он чувствует свое призвание в том, чтобы добиться большего внимания к словам Библии. Пройдя испытание с Тамарой Энгель, которая никем ему не приходилась, он решился на более серьезное дело, а именно на убийство своей бывшей жены.

– Хочешь сказать, он сначала потренировался на Тамаре Энгель, хотя мы пока не знаем, как они могли познакомиться?

– Вполне возможно. Кстати я уже собрала информацию о базилике. Она названа в честь Иоанна Крестителя. Он крестил людей водой, которая считается символом жизни.

– А наш убийца убивает христиан-грешников водой. Таким образом, круг смыкается. Отличная работа, Сара!

Стиль вождения Хартмана был бешеным, и Сара не исключала, что они не успеют вовремя доехать до квартиры той женщины хотя бы потому, что по дороге попадут в аварию. Судя по раздраженному выражению лица и позе Хартмана, ее напарник был невероятно напряжен. Он обгонял изредка встречавшиеся автомобили справа и слева. В пятидесяти метрах перед ними светофор на оживленном перекрестке загорелся красным.

– Тормози! – вскрикнула Сара и вжалась в сиденье.

Хартман не обратил на нее никакого внимания и, не сбавляя скорости, помчался дальше. Сара заметила, как напряглись мышцы у него на руках. У нее самой от страха на лбу проступил холодный пот. Автомобили проносились перед ними на светофоре в обе стороны.

– Ты с ума сошел? – закричала Сара.

Она вцепилась руками в сиденье. Но было слишком поздно. Даже если бы Лу сейчас резко затормозил, автомобиль уже не смог бы остановиться до перекрестка.

– Они же видят нашу мигалку, – огрызнулся Хартман больше для собственного успокоения.

Затем БМВ выскочил на перекресток. Колеса завизжали. Какая-то машина едва успела проскочить перед капотом их универсала, лишь по счастливой случайности не задев их бампера. Со всех сторон сигналили. Сара обернулась. Ее глаза были широко раскрыты от ужаса. За ними поперек перекрестка встали две машины. Было 2 часа 38 минут. Еще минута – и они на месте.

– Думаешь, мы успеем вовремя? – спросила Сара.

Неподвижный взгляд Хартмана был устремлен на дорогу.

– Понятия не имею. В любом случае времени в обрез.

Глава 18

Единственное, что утешало Катрин Торнау, – ее сын был жив. Но сумасшедший усыпил и его тоже. Он небрежно бросил Катрин в пустую ванну. Затем присел на край и какое-то время рассматривал ее. Через прорези в маскарадной маске Катрин видела его глаза. Взгляд холодный и решительный. При знакомстве с этим человеком его глаза особенно отчетливо запечатлелись у нее в памяти. В них было какое-то беспокойное дрожание. Катрин уже тогда поняла, что с парнем что-то не так.

Ее сердце билось как сумасшедшее. Она была уверена, что он хочет утопить ее в ванне. Катрин напрягла мускулы, но разорвать веревку было невозможно. «Ты с сыном находишься во власти безумца, и тебе никто не поможет». Потом мужчина открыл кран. Катрин слышала приглушенные скотчем стоны Сэмми. Почему сумасшедший поступает так с ней? Почему Сэмми должен смотреть на это? Снова внутри проснулась воля к жизни. Катрин оперлась ступнями о дно ванны и попыталась вытолкнуть себя наверх. Но чем больше ванна наполнялась водой, тем труднее становилось это осуществить. В конце концов она поскользнулась на мокрой опоре и еще глубже ушла под воду. Катрин подняла подбородок выше. Так она могла держать рот над водой. В панике задергала ступнями. Но отяжелевшая от воды веревка удерживала на дне. Затем подонок снова выключил воду. Просто хотел напугать ее? Или играл так с ней? Теперь он смотрел на Сэмми.

– Это твоя мать виновата. Она несет ответственность за то, что я здесь. Однажды ты поймешь, что я поступил правильно.

Это был голос сумасшедшего, без сомнения. Катрин услышала, что музыка над ними стала тише. Старая деревянная лестница в подъезде, к которому примыкала ванная комната, заскрипела. Потом послышался голос. Слова звучали приглушенно, но все равно ясно и четко: «Мы получили жалобу по поводу нарушения тишины в ночное время. Я должен попросить вас выключить музыку, люди хотят спать».

Сэмми задергался у батареи, пытаясь вырваться и закричать, несмотря на скотч, которым был заклеен его рот. Но у него выходили только глухие звуки. Психопата, казалось, нисколько не впечатлили ни полиция, ни попытки Сэмми освободиться. Он был абсолютно уверен в том, что делал. Он поднялся и начал преспокойно копаться в косметичке Катрин. Вернулся с карандашом для подводки глаз и маникюрными ножницами и что-то написал на кафеле над ванной. Катрин не могла разобрать, что именно. Затем он отрезал прядь ее волос. Низко наклонился к ней. Катрин представила, как она резко дернется и укусит его в сонную артерию, так что его бешеная кровь брызнет во все стороны. Но она не могла пошевелиться, а во рту к тому же был кляп.

Полицейские снова тяжело прошагали в сапогах мимо ее двери и вниз по лестнице. Спасение было так близко и так недостижимо далеко. Сумасшедший снова присел на край ванны и перекрестился:

– То, что соединил Господь, человеку разделять нельзя. Я здесь для того, чтобы восстановить божественную праведность. Бог послал меня судить и наказывать. Я его архангел, который после смерти отделяет душу от тела. – Он почти пел эти слова.

Что такое он говорит? Она что, должна умереть, потому что развелась со своим неверным мужем? Перед ее внутренним взором всплыли картинки венчания в церкви. Так хотел Северин. Он хотел казаться примерным христианином. Он пожелал традиционную церемонию, каких сегодня обычно не устраивали. Поэтому священник и скрепил их союз словами «Пока смерть не разлучит вас».

У Катрин больше не оставалось времени на размышления. Она внезапно осознала, что парень не просто хочет напугать ее, потому что он снова нагнулся вперед и открыл кран. В следующий момент вода хлынула ей в рот, который она не могла закрыть из-за кляпа. Катрин захрипела. Глаза округлились еще больше. Убийца безучастно смотрел на ее борьбу со смертью. Затем он взглянул на часы и удовлетворенно кивнул. Катрин показалось, что она услышала стук, как будто кто-то громко барабанил в дверь квартиры. Но, вероятно, это была лишь фантазия, вызванная сверхсильным желанием быть спасенной. В следующую секунду она уже ничего больше не слышала. Убийца надавил ей на голову, отчего ее тело, почти не сопротивляясь, сползло глубже в ванну. Мужчина был настроен решительно и даже не брезговал смертным грехом, чтобы, как ему казалось, восстановить порядок вещей. Лишь когда умрет, она в глазах Бога будет считаться разведенной с мужчиной. Но какое отношение к этому имеет Сэмми? У нее уже не будет шанса это выяснить. С какой бы радостью она и дальше страдала по ночам от бессонницы, если бы только это было возможно. Катрин снова уперлась ступнями в дно ванны. Но мужчина продолжал давить ей на голову и с легкостью удерживал ее под водой. Легкие уже требовали кислорода. Взглядом, который из-под воды фиксировал глаза в прорезях маски палача, Катрин умоляла о пощаде. Но мужчина продолжал пристально смотреть на нее. Захлебнуться – ужасная смерть. Она где-то читала, что мозг особенно реагирует на нехватку кислорода. Сердце еще продолжает биться, а мозг уже давно получил необратимые повреждения. Бесконечная паника и боль в требующих кислорода легких становились невыносимыми. «Все кончено, я умираю», – подумала она. Затем инстинкт выживания одержал верх, и вопреки всякому здравому смыслу сработал дыхательный инстинкт. Глубоким вдохом Катрин втянула воду в легкие. Последовала обжигающая боль, словно внутри нее бушевал пожар. В результате кашлевого рефлекса в легкие попало еще больше воды. Постепенно вокруг все потемнело. Только боль не утихала. Последние пузырьки воздуха поднялись на поверхность воды. Потом Катрин потеряла сознание.

Глава 19

Подъезжая, Хартман и Сара заметили, как у дома остановилась патрульная машина и из нее вышли коллеги в форме. Таким образом, надежда на то, что полицейские окажутся на месте раньше их и к моменту их прибытия уже осмотрят квартиру, была тщетной. Через несколько секунд БМВ проскользил по асфальтированной пешеходной дорожке и остановился перед домом, в котором предположительно жила следующая жертва Бена Вайднера. Как бультерьер, Хартман выскочил из машины и бросился к входной двери жилого комплекса. Обеими руками он жал на все кнопки звонков одновременно. Затем навалился всем своим весом на дверь и попытался выломать ее. К тому моменту Сара и оба патрульных полицейских были уже рядом с ним.

– Проклятое дерьмо, кто-нибудь, наконец, откроет дверь? – выругался он.

Спустя пару секунд в громкоговорителе что-то хрустнуло, и мужской голос ответил по домофону.

– Немедленно откройте! Полиция!

– Это любой может сказать, – возразил мужчина заспанным голосом.

– Слушайте, у нас нет времени…

Затем послышалось жужжание. Хартман, по-прежнему опирающийся всем телом на дверь, едва не свалился на пол, когда дверь неожиданно подалась и распахнулась в узкий холл. Видимо, кто-то из жильцов, в чью квартиру позвонил Хартман, просто, не спросив, нажал на кнопку открывания подъездной двери или увидел мигалки обеих машин перед домом. От датчика движения включилось освещение в подъезде.

– Четвертый этаж! – крикнула Сара. Вместе с обоими полицейскими на хвосте она бежала вверх по лестнице за Хартманом, который перепрыгивал через две ступеньки.

Когда они, вытащив пистолеты, добрались до нужной квартиры, было ровно 2 часа 41 минута. Если они не ошиблись, то, возможно, еще успеют помочь женщине и схватить преступника.

Хартман принялся колотить кулаками в дверь. Сара исступленно звонила в звонок.

– Полиция! Откройте дверь! – кричал Хартман.

За дверью было тихо. Из квартиры напротив на лестничную клетку вышел сосед в пижаме и банном халате.

– Что здесь происходит? – промямлил он и зевнул.

Хартман раздраженно взглянул на него и, не удостоив ответом, снова повернулся к двери.

– Немедленно вернитесь в квартиру и заприте дверь. Вы мешаете полицейской операции, – шикнула на него Сара. Испугавшись, мужчина тут же послушался приказания. Сара не сомневалась, что он будет наблюдать за дальнейшим развитием событий в дверной глазок.

Хартман тем временем уже со всей силы бил в дверь ногой. Дверное полотно немного погнулось, но замок держался. Один из патрульных полицейских встал рядом.

– На счет три, – сказал он.

Хартман кивнул и начал считать:

– Раз, два…

– Эй, что это вы там делаете? – Произнесший эти слова еле ворочал языком. Как по команде полицейские обернулись.

Перед ними стояла молодая женщина лет двадцати пяти. Она слегка покачивалась и явно была навеселе. Ее черные волосы с бесчисленными красными прядками были сильно начесаны и подобраны наверх. Ярко накрашенные губы резко контрастировали с бледным лицом, а глаза были жирно подведены черным контурным карандашом. На стройном теле было лишь короткое кожаное платье на тонких бретельках. Черные рваные колготки и мужские ботинки для парашютистов дополняли образ. За собой она тащила гладко выбритого мужчину в черном костюме, судя по чертам лица, ему тоже было не больше двадцати пяти.

– Кто вы? – Глаза Хартмана бешено сверкнули, когда он задал этот вопрос женщине.

– Верена Цимковски, и квартира, дверь в которую вы как раз собираетесь выбить, принадлежит мне. – Она подняла в воздух бренчащую связку ключей и улыбнулась ошеломленным полицейским. Затем протиснулась мимо них, вставила ключ в замок и открыла дверь. – Если хотите войти, пожалуйста, это можно сделать гораздо проще. – Она сделала широкий приглашающий жест с едва обозначенным поклоном и чуть не потеряла равновесие.

Сара, Хартман и их коллеги в растерянности уставились на молодую женщину. Торстена Цимковски, бывшего мужа Верены Цимковски, можно было исключить из списка предполагаемых убийц. Единственным подозреваемым по-прежнему остается Бен Вайднер.

Глава 20

– Сматывайся!

– Что? – прокряхтел Бен и тихо застонал. Головная боль была настолько сильной, что он не мог ясно мыслить. Он прижал телефон к уху, и на заднем фоне услышал шум работающего мотора.

– Немедленно вали из своей квартиры, давай, на счету каждая секунда!

Голос Фредди в телефоне прерывался и доносился словно откуда-то издалека.

Фредди был первым среди берлинских криминальных репортеров. В «Берлинском бульварном листке» он считался почти легендой. Настоящее имя Фредди было Пауль Фэрбер. Из-за огромного шрама, который остался после пожара – причины тщательно скрывались – и который обезобразил почти всю левую половину его лица, он получил это прозвище в честь обожженного до неузнаваемости серийного убийцы Фредди Крюгера из фильма «Кошмар на улице Вязов». Любого другого такое прозвище смущало бы, Паулю же было абсолютно все равно. Фредди был маленьким, неухоженным, и его лохматые волосы обычно лоснились. К тому же он был очень неприветлив и угрюм. Терпели его по одной-единственной причине: он делал свою работу лучше других и оставался в боевой готовности в любое время дня и ночи. Никто не знал, как Фредди это удавалось и какими источниками он пользовался, но зачастую он намного раньше конкурентов узнавал о преступлениях, а иногда успевал на место их совершения даже до полиции и делал там фотографии, чего уже не разрешали прибывшим позже журналистам. Год назад Фредди в очередной раз лишился прав за «пьяное» вождение и до сих пор не сумел получить новые. Проблема заключалась в том, что с его работой, где нужно как можно быстрее, а еще лучше до конкурентов, оказываться на месте преступления, он очень зависел от своей машины. И так как он был очень ценен для газеты, к Фредди приставили практиканта, который днем и ночью по любому требованию находился в его распоряжении в качестве водителя. Несмотря на напряженность такой работы, для молодых новичков это был лучший способ познакомиться с профессией криминального репортера, скучать им при этом тоже не приходилось.

Дружбой Фредди нисколько не дорожил. Лишь в Бене по какой-то причине души не чаял.

И теперь Бен недоумевал, что означает взволнованный звонок Фредди. Он чувствовал себя так же скверно, как и накануне, голова была мутная. Единственное отличие от вчерашнего пробуждения состояло в том, что из коматозного состояния его вывел не телефонный звонок: за полчаса до этого Бен сам очнулся в прихожей собственной квартиры. С трудом поднялся и в ванной плеснул себе в лицо холодной воды. Затем в полуобморочном состоянии сидел перед чашкой кофе, пока затрезвонивший телефон не вырвал его из очередного небытия.

– Уходи оттуда! Полицейские уже на пути к тебе. Впрочем, мы тоже. У тебя есть максимум две минуты.

Бену пришлось отвести трубку от уха – так громко Фредди орал в телефон. Под «мы» он мог иметь в виду только себя и своего практиканта Лукаса Кернера, который несколько последних месяцев сопровождал его в погоне за самыми бесцеремонными репортажами. И тот факт, что сюда едет как полиция, так и криминальный репортер, мог означать только одно: Бена снова хотят заключить под стражу в связи с убийством Тамары Энгель. От одной лишь мысли о тесной тюремной камере у Бена свело желудок. Не говоря уже о заголовках, которые выдаст Фредди.

Бен уже заразился суетой и с телефоном у уха бегал по комнате взад и вперед. Одновременно он вспомнил, что прошлым вечером как раз собирался покинуть свою квартиру. Он хотел добровольно переночевать в полиции, чтобы иметь алиби на случай, если убийца Тамары Энгель, как заявлено, снова совершит преступление в 2:41. Почему вместо этого он, полностью одетый, пришел в себя в прихожей квартиры – этому у Бена не было объяснения. Но теперь он стал догадываться, почему Фредди хотел его предупредить. Речь шла уже не только о Тамаре Энгель. Но не успел Бен спросить, как Фредди опередил его:

– Час назад нашли труп женщины, и для полицейских ты убийца.

Должно быть, Фредди услышал об этом по радиоканалу, который использовала полиция и который он круглосуточно прослушивал. Бен задержал дыхание и зажмурился. Ясно, что полиция будет считать его главным подозреваемым. И если у него нет алиби, ему нечего противопоставить этому подозрению. Бен подошел к окну и выглянул на улицу.

Его мозг лихорадочно работал. Что он делал вчера вечером? Вспомнил, что хотел выйти из квартиры. Но сделал ли это или по неизвестной причине тут же упал на пол – этого Бен просто не знал. Снова провал памяти? Можно ли этим действительно объяснить его пробуждение на полу в прихожей в ботинках и куртке? По крайней мере, о падении говорили многочисленные болезненные ушибы на теле. Но что стало причиной? Затем Бену в голову пришла другая мысль, от которой его охватил ужас. Он ведь мог сначала покинуть квартиру и упасть в обморок лишь после возвращения. Если это так, тогда он должен задать себе вопрос, что делал в свое отсутствие. Похоже, у полиции на этот счет сомнений не было. Но, как и накануне, Бен ничего не помнил о событиях ночи. А это не лучшая позиция, чтобы защищаться от обвинений в убийстве. Эти мысли вертелись в голове у Бена, а взгляд блуждал по полу гостиной, пока не остановился на одной точке. Из-под кресла выглядывал какой-то предмет. Бену хотелось, чтобы это оказалось не тем, на что походило. Лишь сейчас он заметил, что по-прежнему держит телефон в ладони, хотя рука уже опустилась от шока вниз. Из трубки снова загремел голос Фредди. Он говорил так громко, что понять его слова не составляло никакого труда.

– Бен, ты все еще у себя в квартире? Мы будем у тебя через тридцать секунд, полагаю, полицейские тоже. Женщину утопили таким же способом, как и другую вчера. И насколько я понимаю, у них есть какое-то неоспоримое доказательство, что это был ты. Иначе они не выдвинулись бы сразу целой армией, чтобы арестовать тебя.

Бен оцепенел. По крайней мере, в одном пункте Фредди ошибся: у него не было тридцати секунд. Полиция уже приехала. Рядом с домом вторым рядом припарковался фургон, из которого вышли трое мужчин в черной униформе и еще двое в белых комбинезонах. Сразу за фургоном остановилась патрульная машина с двумя полицейскими в форме и гражданский автомобиль с голубой мигалкой на крыше, в котором Бен, как ему показалось, разглядел главного комиссара Хартмана и его коллегу Сару Винтер.

– Бен, я не верю, что это был ты, но сейчас сваливай из квартиры, пока не поздно. Ты должен сам выяснить, кто стоит за этими убийствами. Если попадешь в следственный изолятор, то это уже не получится. Я просто боюсь, что, если улик окажется достаточно, комиссия по расследованию убийств даже не станет искать другого преступника. А кому еще это нужно? Если сможешь доказать, что следствие ошибается, тогда дашь мне эксклюзивное интервью.

Бен услышал хриплый смех Фредди. Затем нажал на кнопку, завершив разговор, и небрежно бросил телефон на кровать. Если он сбежит, это будет выглядеть как признание своей вины, если останется – вероятно, его осудят за преступление, которого он не совершал. «По крайней мере, я этого не помню, но у них же должно быть какое-то доказательство, иначе они бы не приехали», – подумал он.

Вскоре полицейские появятся перед его дверью. По сути, у него уже не было времени на то, чтобы удостовериться, что это за предмет он обнаружил под креслом. Но Бен все равно бросился к креслу, опустился на колени и просунул под него руку. Вытащил бутылку Jim Beam^[4]. Она была пуста. Неудивительно, что в памяти у него ничегошеньки не осталось о событиях предыдущего вечера. Но он также не помнил и того, как купил и выпил эту бутылку виски. В памяти не было ничего. В затуманенном сознании Бена вертелись слова Фредди. «Неоспоримое доказательство, что это был ты». Для него, не переносившего практически никакого алкоголя, пустая бутылка была убедительным объяснением очередного провала в памяти. Обрывки мыслей проносились в голове у Бена, пока он пытался преодолеть оцепенение, которое вызвала шокирующая находка. В этот раз алкоголь стал причиной потери памяти? Наконец Бен сумел переключиться, и неожиданно его охватила невероятная паника.

Слишком поздно. Они в любой момент будут у двери. Он потерял драгоценное время. Но даже если сейчас и сомневался в себе, все равно не мог поверить, что он хладнокровный убийца.

Еще нет!

На этот раз Хартман уже не выпустит его из своих лап и даже не захочет искать доказательства его невиновности. Никто, кроме него самого, этого не сделает. В этот момент Бен решился. Он должен бежать, чтобы раскрыть правду. Даже если в конце этот путь приведет его к самому себе и окажется, что он и есть убийца.

Глава 21

Бен распахнул дверь своей квартиры и выбежал в коридор. Всего несколько метров отделяли его от поворота на лестницу, где он мог бы укрыться от полицейских, когда те выйдут из лифта и направятся к его квартире. Хотя, вероятно, они разделились и будут подниматься также и по лестнице, так что он рисковал столкнуться с ними. Но другого пути отступления у него не было, к тому же сначала еще нужно добраться до лестницы незамеченным. За спиной он услышал звук открывающейся двери лифта. В тот же миг он достиг распашной двери, толкнул и скрылся на лестничной площадке, где на секунду замер и прислушался. Ему повезло: здесь, по крайней мере, еще ничего не происходило. Пока дверь медленно возвращалась в исходное положение, Бен услышал быстрые шаги перед своей квартирой. По всей видимости, визитеров было несколько. Они не произносили ни слова. Все указывало на то, что они старались привлекать к себе как можно меньше внимания. Бен догадывался, что это означает. Если он прав, то его квартиру собираются штурмовать и воспользоваться моментом неожиданности. Дверь на лестничную клетку закрылась с тихим щелчком.

В следующий момент предположение Бена подтвердилось. Громкий треск, напоминающий взрыв, прозвучал в коридоре и, уже немного приглушенный, донесся до лестничного марша. Наверное, они выбили дверь в его квартиру тараном. Бен уже собирался поставить ногу на первую ступень, чтобы спуститься вниз по лестнице, но услышал то, что заставило его замереть на месте. Сначала тихо, потом все громче. Тяжелые сапоги шаркали по бетонным ступеням. И быстро приближались. Бен поспешно прокрался наверх, на последний этаж, и притаился на лестничной площадке. Через несколько секунд послышалось сопение. Кто-то открыл распашную дверь, прошел в холл, и она снова захлопнулась.

Бен закрыл глаза и досчитал до десяти, стараясь восстановить дыхание. Затем, больше не раздумывая, помчался вниз по ступеням, мимо своего этажа, дальше до первого, где резко затормозил. Пока что ему никто не встретился. Отсюда он без проблем мог выйти через заднюю дверь во двор, а оттуда попасть дальше на улицу. И больше всего ему хотелось поддаться этому инстинктивному желанию спастись, но что поджидает его на улице перед домом? С большой вероятностью по крайней мере один полицейский следит за входом в дом. На необдуманный риск он пойти не мог. Бен посмотрел направо. Лестница спускалась еще ниже в подвал. Решать нужно было быстро. Там, внизу, выхода уже не было. В этот момент сверху послышались шаги. «Проверь этажом выше, я спущусь вниз!» – крикнул один из полицейских.

Сердце Бена бешено заколотилось в груди. Если он спрячется в подвале, то попадет в тупик. Но сейчас у него не было другого выхода, и оставалось только надеяться, что там его искать не станут. Бен побежал вниз, в подвальный этаж без окон – при заезде в дом ему, как и всем другим жильцам, выделили там маленький, отделенный деревянными перегородками хозяйственный отсек.

Глава 22

Дверь распахнулась, и оба полицейских из мобильного отряда особого назначения в пуленепробиваемых жилетах и шлемах, с автоматами наготове, вломились в квартиру. Третий, кто воспользовался тараном, отложил его в сторону и последовал за коллегами. Им потребовалось всего несколько секунд, чтобы установить, что подозреваемого в квартире нет.

Вообще-то Лутцу Хартману было и так ясно, что Вайднер не останется в своей квартире. Этим утром была обнаружена вторая жертва, убитая тем же способом, что и Тамара Энгель. На этот раз речь шла о тридцатисемилетней Катрин Торнау, и ее маленькому сыну пришлось смотреть на то, как преступник утопил его мать в ванне. Сестра убитой нашла прикованного к батарее мальчика после того, как Катрин Торнау не пришла на условленную встречу. На этот раз в квартире жертвы они нашли доказательство того, что Вайднер убийца. И самые жуткие опасения Хартмана оправдались. Не упусти он этого сумасшедшего из виду вчера ночью, второе убийство, возможно, удалось бы предотвратить. Вайднер мог догадаться, что они приедут к нему тут же, как только найдут вторую жертву, и, возможно, даже не возвращался в квартиру после совершения преступления. Тем не менее Хартман не хотел рисковать и вызвал отряд особого назначения.

Спецназовцы вышли из квартиры и попрощались с полицейскими. Хартман с Сарой Винтер и двумя коллегами из научно-экспертного отдела тут же проследовали в квартиру Бена Вайднера, которая состояла из одной-единственной комнаты. Оба широких окна на торцевой стене выходили на улицу. Между окнами стоял комод, перед ним маленький стол и два стула. Сотрудники научно-экспертного отдела начали искать ДНК-материал и отпечатки пальцев. Они надеялись найти что-нибудь, что свяжет Вайднера с теперь уже двумя утопленными женщинами, например волокна или другие материалы из квартир жертв. Хартман и Сара высматривали явные улики, которые косвенно или прямо указывали бы на то, что Вайднер убийца. Хартман предоставил Саре комод, стол и расположенную по правую руку кухонную секцию. А сам принялся за левую часть квартиры с платяным шкафом, креслом и стоящей в нише кроватью. Двух полицейских, которые поднялись на этаж по лестнице, Хартман сразу направил вниз, чтобы они обыскали подъездные холлы, на случай если Вайднер сбежал из квартиры перед самым их прибытием, и также его подвальный бокс. Здесь же, в квартире площадью не больше тридцати пяти квадратных метров, четырех полицейских было вполне достаточно. Вшестером они будут только мешать друг другу. Уже с порога Хартману в глаза бросилась пустая бутылка из-под виски. Но этим пусть займутся люди из экспертного отдела. Вероятно, они найдут на ней отпечатки Вайднера.

Пока Сара перерывала ящики и отделения комода, Хартман занялся сначала кроватью и тумбочкой. Ящик тумбочки оказался практически пустым. В нем не было ничего, что связывало бы Вайднера с убийствами Тамары Энгель и Катрин Торнау, жертвы прошлой ночи. Хартман вынул ящик, вытряхнул содержимое на покрывало кровати и осмотрел нижнюю часть ящика. Нередко туда приклеивали, желая скрыть, ключи или документы. Но ничего подобного не нашел. Вся квартира вообще походила на гостиничный номер. Кроме двух фотографий жены и дочери Вайднера, стоящих на комоде, здесь не было ничего личного, никаких картин на стенах и вообще никакого ненужного хлама. Спартанская обстановка – вот правильное слово. Впечатление только усилилось, когда Хартман открыл платяной шкаф. На вешалках болтались три рубашки, толстый зимний пуховик и две пары джинсов. Рядом на полке лежали аккуратно сложенные трусы, носки, футболки и два свитера. Хартман посмотрел через плечо и поймал взгляд Сары. Она тоже повернулась в его сторону. Сара как раз обыскивала кухню, и он видел, что она пришла к таким же выводам. При столь скудной обстановке они здесь скоро управятся. Хартман перерыл одежду. Ничего. При этом он был абсолютно уверен, что Вайднер убил обеих женщин. Независимо от того, что Король дал ему указание в первую очередь схватить Вайднера. Король – так про себя Хартман называл мужчину, который время от времени требовал от него какой-то услуги. Он должен был слушаться Короля, потому что тот держал его на крючке. Хартман понятия не имел, почему тот вмешивается в это дело и так настаивает на аресте Вайдмана. Вероятно, у Короля какие-то свои счеты с этим сумасшедшим. В любом случае Хартман не должен особенно церемониться с Вайднером, когда тот попадет ему в руки. Да он и не собирался.

Хартман снова ощутил, как в нем закипает праведный гнев. Больше всего на свете он ненавидел преступников, применяющих насилие, которые истязали своих жертв, прежде чем убить. Если бы он мог, то с удовольствием отплатил бы этим животным той же монетой. Но он должен быть осторожен. Его необузданная ярость однажды уже чуть не стала злым роком. Хартман вздохнул. Он обыскал каждый угол платяного шкафа, прощупал дно со стороны пола, залез на стул и пошарил наверху. Отодвинул шкаф от стены, осмотрел заднюю стенку и не нашел ничего. Сейчас он, разочарованный, стоял перед кучей белья, которое вытащил из шкафа, и чесал лысый затылок. «Где ты теперь, сумасшедший подонок? – подумал он и закрыл глаза. – Почему ты вчера сбежал через заднюю дверь церкви, если тебе нечего скрывать?» Когда он снова открыл глаза, его взгляд упал на гору белья у ног. В этот раз он увидел кое-что, чего до этого не замечал: под черным свитером и голубой футболкой лежали джинсы. Виднелась только часть заднего кармана, из которого торчал предмет, едва различимый невооруженным глазом. Хартман присел на корточки. Он почувствовал радостное возбуждение, которое отодвинуло злость на второй план.

– Что-нибудь нашел? – спросила Сара и подошла к нему.

Хартман обернулся к ней, широко улыбаясь:

– Все, он попался.

Глава 23

Автоматически закрывающаяся дверь, которая вела в подвал, была, как обычно, не заперта. Когда Бен потянул за нее и вошел в узкий коридор, в нос ему ударил запах плесени и затхлости. Немного дневного света проникало в подвал через вентиляционные шахты, расположенные через каждые два метра вдоль стены дома со стороны двора. Тусклого света как раз было достаточно, чтобы в общих чертах разглядеть огромное помещение. Бен нажал на выключатель рядом с дверью. Неоновые трубки на потолке вспыхнули одна за другой и осветили подвал. Бетонный пол был черным от грязи. При взгляде на кирпичную стену слева Бена охватил шок, от которого у него оцепенело тело и перехватило дыхание. Он начал дрожать и потеть. Словно опять вернулся в тот дом в Эфиопии и держал в руке револьвер. Бен знал, что все это происходит не в реальности, а лишь прокручивается перед его внутренним взором. На этот раз приступ спровоцировали стресс, связанный с побегом от полиции, и неоштукатуренная стена подвала грубой кирпичной кладки. Он снова услышал жужжание мух, которые низко кружились тогда над головой. Бен инстинктивно сжал губы, присел на корточки и зажал уши обеими руками. Но это не помогло.

Когда он снова открыл глаза, подвал и реальность исчезли. Он находился за тысячи километров и целился из револьвера в голову стоящему напротив врачу. Маршалл тоже направил револьвер на Бена. Затем почти одновременно прогремели два оглушительных выстрела. Бен опять почувствовал жгучую боль в виске, увидел, как падает на пол, услышал неутихающий громкий свист в ушах и воспринимал все, что его окружало, словно в замедленной съемке. Он не хотел смотреть, но должен был. Кевин Маршалл лежал, вытянувшись на полу. Под его виском образовалась лужица крови. Во лбу зияла дырка. К кирпичной стене позади прилипло месиво из крови, костей черепа, мозга.

Перед глазами Бена сверкнула молния. Картинка сменилась, и вот он снова в подвале своего дома, сидит скорчившись у стены. Он глубоко выдохнул в надежде избавиться от шока и смертельного страха. Однако ничего не вышло. Но он должен заставить себя успокоиться, если не хочет привлечь внимание полицейских, которые, наверное, уже на пути в подвал в поисках Бена.

Он с трудом поднялся. Тошнота, мучившая его с момента пробуждения, усилилась. Бен не знал, сколько времени длился флешбэк. Но вызванный им страх, как темная тень, будет висеть над Беном еще несколько часов. Еще хуже, что он скрывается от полиции, которая подозревает его в убийстве. Бен подумал о том, что Хартман считает его психически нездоровым, от которого можно ждать чего угодно. И засомневался, может ли сам быть уверен в себе при тех странностях, которые сейчас творятся с его восприятием. Что ему было крайне необходимо – так это время, чтобы отдохнуть и, прежде всего, чтобы подумать.

На дощатых дверях подвальных боксов были прикреплены маленькие белые металлические таблички с голубыми номерами соответствующих квартир. Бен спускался сюда один-единственный раз, когда управляющий показывал ему его бокс.

Бен вспомнил, что свет внизу автоматически выключается спустя какое-то время. Способ экономии, как объяснил ему управляющий, потому что каждый второй выходящий из подвала оставляет свет включенным. На многочисленных кирпичных столбах находились дополнительные выключатели – на случай, если кто-то оставался в подвале дольше и свет отключался раньше, чем было нужно. Так как лампы все еще горели, Бен заключил, что выпал из реальности лишь на короткое время.

Бен побежал дальше, свернул на втором повороте где-то посередине здания и принялся искать в прилегающем коридоре, пока не заметил каморку, на которой отсутствовала привычная цепочка. Он открыл деревянную дверь и шмыгнул внутрь. В боксе находились пришедший в негодность матрас, старая швейная машина в комплекте со специальным столиком и два древних чемодана. Через десять секунд свет погас, и Бен оказался в полной темноте. И очень вовремя, потому что уже спустя два беспокойных вдоха дверь в подвал с громким скрипом открылась. Сквозь несколько щелей между деревянными рейками Бен увидел, что подвальный коридор осветился верхним светом.

– Это здесь, – возбужденно произнес кто-то высоким и молодым голосом. Было слышно, как отодвинули защелку на дощатой двери. – Пусто, – сказал все тот же мужчина.

– Я же говорил тебе, что он не станет прятаться в своем подвальном боксе. – Другой голос был низким и хриплым и принадлежал мужчине постарше.

– И что теперь?

Хотя Бен сидел в темноте, спрятавшись за деревянной панелью, доходившей до самого потолка, из-за ясно различимых голосов полицейских, стоявших всего в пяти метрах, ему казалось, что он у всех на виду.

– Ну, здесь нет ничего, что мы могли бы осмотреть или забрать с собой. Так что мы свое дело сделали. Предлагаю подняться наверх и выйти на свежий воздух. Там мы подождем, пока уголовная полиция не закончит свои дела.

– Что с другими боксами?

– А что с ними?

– Разве не нужно их тоже проверить?

Послышалось ироничное хмыканье. У Бена же, наоборот, от этого вопроса на лбу выступил холодный пот. Все это время его не покидало ощущение, что они должны почувствовать, что находятся в этом подвале не одни. Металлический щелкающий звук говорил о том, что они снова заперли деревянную дверь его бокса на защелку.

Но молодой полицейский не сдавался:

– Можно проверить хотя бы незапертые отсеки.

Наступило короткое молчание. Видимо, полицейский постарше размышлял, а молокосос визгливым голосом продолжал приводить аргументы:

– Полгорода его ищет. Вот будет круто, если мы его схватим.

Последовал шумный вздох. Во время наступившей затем короткой тишины Бен слышал, как кровь шумит в его голове. Потом раздался хриплый смех полицейского постарше.

– Круто? Мечтай-мечтай, мальчик. В твоем возрасте я тоже так рассуждал. Но ты подумай головой. Неужели ты считаешь, что парень сидит здесь в каком-то незапертом подвальном боксе, в то время как мы наверху обыскиваем его квартиру?

– Вполне возможно.

– Нет, невозможно. Говорю тебе, мы только потеряем время. Он знал, что мы придем. Его уже и след простыл.

Снова наступило короткое молчание. Бену казалось, что он слышит шарканье сапог по пыльному полу. Он ясно представлял себе, как молодой полицейский чешет голову и раздумывает.

– Наверное, ты все же прав, Манфред. Лучше пойдем наверх. В этой затхлости все равно долго не выдержать.

Снова раздался смех старшего товарища, сопровождаемый каким-то шлепающим звуком: вероятно, это было отеческое похлопывание по плечу молодого коллеги в кожаной полицейской куртке. Дверь заскрипела, потом защелкнулась, и наступила мертвая тишина.

Лишь теперь Бен, который от напряжения задержал дыхание, решился выдохнуть.

Следующие пять минут он просто стоял на одном месте и прислушивался. Ничего не происходило, никто не передумал и не вернулся, чтобы более тщательно осмотреть подвал. Бен схватился за прислоненный к деревянной стене матрас, положил его на пол и сел сверху. Каждый мускул его тела ныл, как будто он поднимал тяжести, а затем участвовал в марафонском забеге. Кроме того, его тошнило, раскалывалась голова. Он подумал о пустой бутылке из-под виски у себя в квартире.

Вокруг было по-прежнему тихо. Бен лег на матрас и сконцентрировался на медленном глубоком дыхании, чтобы совладать с внутренним беспокойством.

Он переждет здесь, пока не уедет полиция. А потом навестит предсказателя Арнульфа Шиллинга в больнице. И добьется от того правды, почему он солгал полиции и отрицал, что разговаривал с Беном и назвал ему дату и время, которые были написаны на стене в ванной комнате убитой Тамары Энгель. Точное время, когда тем же способом, что и Тамару, убили другую женщину. Он так просто не отстанет. Все предсказатели шарлатаны. Никто не может предсказать будущее. И поэтому наиболее вероятное объяснение: либо Арнульф Шиллинг сам убийца, либо заодно с убийцей. И на этой мысли произошло нечто абсолютно неожиданное: Бен внезапно заснул от полного изнеможения.

Глава 24

– Две мертвые женщины в течение двадцати четырех часов, – проревел Хартман, ворвавшись в переговорную на четвертом этаже Управления уголовной полиции. На ходу бросил документы предварительного расследования на длинный широкий стол, во главе которого уже сидел прокурор Даниэль Мюллер. Сара Винтер, которая вошла в комнату за Хартманом, села сбоку от прокурора. Хартман театрально встал у окна и уставился на улицу.

– Успокойтесь, господин главный комиссар. – Мюллер поправил свой полосатый серо-голубой шелковый галстук. – Так со мной не разговаривают!

Полчаса назад завершилось совещание Четвертой комиссии по расследованию убийств, где были представлены и проанализированы последние результаты расследования. Прокурор Мюллер не присутствовал на встрече. С поля для игры в гольф передали, что он задержится, поэтому сейчас нужно было изложить ему факты еще раз. Сара заметила, что Лу вот-вот стошнит. Не только из-за того, что они теряют драгоценное время. Она знала, что Лу терпеть не мог таких типов, как прокурор Мюллер. Этих напыщенных, скользких пижонов в начищенных до блеска оксфордах и с гелем в волосах он считал недалекими. Кроме того, Лу не спал уже более тридцати часов и был крайне раздражен. Вместо того чтобы сесть и серьезно отнестись к предостережению прокурора, он обошел вокруг стола и продолжил сыпать упреками:

– Если бы вчера Вайднер остался в камере, сейчас у нас было бы только одно убийство, а не два. Может, объясните мальчику, которому прошлой ночью пришлось смотреть на то, как убивали его мать, почему вы отпустили нашего главного подозреваемого?

Мюллер бросил на Хартмана пренебрежительный взгляд и указательным пальцем поправил на переносице узкие очки без оправы. Щеки его бледного лица порозовели.

Сара Винтер поджала губы и многозначительно посмотрела на Хартмана, давая понять, что ему пора сесть и наконец заткнуться. Ее напарник знал, что умеет наговорить лишнего, но то, что должно быть сказано, будет сказано. Тем не менее на этот раз он внял немому призыву Сары и сел за стол напротив нее.

Мюллер уже недовольно постукивал своей ручкой по лежащему перед ним блокноту.

– Вы взяли себя в руки, господин главный комиссар? – Он сделал паузу и подозрительно посмотрел на Хартмана. Тот выдержал его взгляд, ничего не сказал и даже бровью не повел. – Я прекрасно понимаю, что вы напряжены. Мы все в таком же состоянии. И только по этой причине я прощаю ваше поведение. Кроме того, через час мы вместе даем пресс-конференцию. И нам неплохо хотя бы произвести впечатление, что мы преследуем одни и те же цели. – Мюллер говорил спокойным голосом, но было заметно, что он в ярости из-за эмоционального взрыва Хартмана.

Хартман и Сара знали, что это не Мюллер несет ответственность за то, что Бена Вайднера выпустили, а главный прокурор земли, Визен, который дал Мюллеру это указание. Но то, что прокуратура уже после первого убийства имела на руках достаточно улик против Вайднера, чтобы заключить его под стражу, пресса, само собой, никогда не узнает.

– Тогда мы можем перейти к делу? И пусть кто-нибудь из вас будет так любезен и просветит меня насчет состояния расследования, – попросил Мюллер и, улыбнувшись, взглянул на Сару.

Сара кивнула и только открыла рот, как Хартман опередил ее и в свойственной ему дерзкой манере резюмировал состояние расследования:

– Первая жертва – Тамара Энгель, тридцать пять лет, живет в Шёнефельде. Судмедэксперт определил время убийства в ночь с пятницы на субботу, между двумя и тремя часами. Преступник сначала усыпил женщину и ее сына с помощью эфира. Потом засунул им в рот кляпы и заклеил скотчем, чтобы, проснувшись, они не смогли закричать. Приковал мальчика к батарее в ванной комнате и крепко обмотал женщину веревкой. Затем положил ее в ванну. Когда женщина снова пришла в себя, он утопил ее. Убийца отрезал у женщины прядь волос, которую забрал с собой. Во время убийства на нем была черная маска палача. По крайней мере, так мы истолковали показания сына убитой. Карандашом для подводки глаз преступник написал на кафеле в ванной дату «24 июня» и время «2 часа 41 минута». Как мы сейчас, к сожалению, абсолютно точно знаем, речь шла о следующем идентичном убийстве, которое было совершено прошлой ночью. Вторая жертва – Катрин Торнау, тридцати семи лет, живет в Вильмерсдорфе. Она также разведена с мужем, известным хирургом, темноволосая, имеет сына. Преступление совершено по тому же образцу. И у Торнау убийца отрезал и унес с собой прядь волос. Кроме того, он связал ее такой же веревкой, а кляпы, которые использовал для обеих женщин, были из одинакового материала. Вероятно, он купил упаковку из десяти штук в каком-нибудь интернет-магазине. Как и в случае с веревкой, это массовый продукт, который не позволяет сделать никаких выводов о преступнике или месте, где он купил эти товары. Но коллеги уже проверяют соответствующие магазины, чтобы выяснить детали. Возможно, нам повезет, и через них мы сможем найти нашего убийцу.

Во время доклада Хартмана Мюллер делал записи. Наконец Хартман открыл папку, достал несколько фотографий с места преступления и разложил их на столе. Мюллер пододвинул к себе снимок из ванной Тамары Энгель с надписью на кафельной стене и принялся внимательно его рассматривать. Тем временем Хартман продолжал:

– Катрин Торнау была обнаружена мертвой сегодня утром, в девять тридцать, своей сестрой. Обе женщины собирались на теннис в девять часов. Когда Катрин не пришла и не отвечала на телефонные звонки, ее сестра поехала к ней в квартиру, от которой у нее был ключ. В ванне она нашла жертву, а напротив – привязанного к батарее племянника Самуэля, который был вынужден смотреть, как умирает его мать. Как и в случае с Энгель, на кафеле было указано новое время: 25 июня, 2 часа 41 минута. Мы вынуждены исходить из того, что преступник собирается продолжить и будущей ночью собирается убить еще одну женщину, которая станет его третьей жертвой.

Мюллер провел рукой по волосам. На лбу у него выступили капельки пота, и он сжал губы. Розовый цвет его щек тем временем превратился в ярко-красный.

– Это означает, что преступник каждые двадцать четыре часа убивает женщину, которая развелась с мужем, и, если мы его не остановим, это может продолжаться бесконечно. Нам срочно необходим список всех недавно расторженных браков.

Хартман продолжал:

– Мои люди работают над этим. А теперь перейдем к уликам и главному подозреваемому: в квартире второй жертвы в спальне рядом с кроватью мы нашли сотовый телефон, на котором исключительно отпечатки пальцев Бена Вайднера. Запрос в телефонную компанию подтвердил, что договор на предоставление услуг мобильной связи оформлен на Вайднера. Однако вчера во время до проса он заявил, что потерял сотовый в квартире первой жертвы, Тамары Энгель. То есть он солгал нам, когда сказал, что в субботу днем заехал к Тамаре Энгель лишь для того, чтобы забрать там свой мобильник. Коллеги проверяют ноутбуки Катрин Торнау и Бена Вайднера, которые мы также обнаружили в их квартирах. Возможно, на жестких дисках найдется то, что поможет нам продвинуться в расследовании. Экспертиза почерка Вайднера не выявила совпадения с надписью на кафельной стене в ванной, но это не может служить ему оправданием. Основное вещественное доказательство мы нашли в шкафу в квартире Вайднера. Точнее, в заднем кармане его джинсов. – Хартман сделал небольшую паузу. Чтобы затем произвести сенсацию. – Прядь волос. Он неосмотрительно сунул их в карман брюк. И два часа назад криминалисты подтвердили, что волосы принадлежат Тамаре Энгель.

Мюллер напряженно выслушал доклад Хартмана. Потом надул щеки, ненадолго задержал воздух и шумно выдохнул. К чашке кофе, стоящей перед ним, он так ни разу и не притронулся.

– Значит, Вайднер действительно может быть тем, кого мы ищем. Есть ли какие-то следы орудий преступления?

– В квартире и в подвальном боксе Вайднера мы ничего криминального не обнаружили. Но он мог хранить веревку, эфир и кляпы в другом месте, возможно, в каком-то съемном помещении, о котором нам пока ничего не известно.

Мюллер откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу.

– Если его интересует только один особый тип женщин, мы должны исходить из того, что он заранее разузнал все о своих жертвах, – предположил он.

Сара кивнула:

– Верно. Преступник определенно действует по плану и хочет нам что-то сообщить. Поэтому и инсценирует убийства. Он старается привлечь внимание.

Хартман встал и начал прохаживаться по комнате. Сара слишком хорошо его знала. Ее психологические рассуждения казались ему утомительными, Хартман отказался бы от них с превеликим удовольствием. Ему было важно схватить Бена Вайднера как можно скорее. Он считал, что и так без труда добьется, чтобы тот объяснил свои мотивы. Поэтому Хартман не дал прокурору вставить ни одного слова, а сразу огласил свое мнение:

– Нашего убийцу зовут Бен Вайднер. Нам просто нужно найти его, прежде чем он совершит новое преступление. В данных обстоятельствах необходимо использовать все возможные средства, так сказать, по полной программе.

Мюллер тоже не смог больше усидеть на стуле.

– Хотите сказать, мы должны обратиться к населению через СМИ и попросить о помощи?

Хартман кивнул:

– Обратиться в региональные телевизионные каналы, прессу и радио, обнародовать фотографию и раскрыть имя. То есть по полной программе.

Неожиданно Мюллер засомневался. От его прежней надменности не осталось и следа. Такой номер мог легко закончиться крахом карьеры, после которого ему уже никогда не оправиться. Он поправил галстук и снова сел на стул.

– Для такого шага, как объявление подозреваемого в розыск, необходимы неопровержимые доказательства его вины. Распоряжение о заключении под стражу вряд ли будет проблемой. Но нанесение ущерба репутации должно быть оправдано, а это возможно, только если, с одной стороны, речь идет о тяжком преступлении, а с другой, существует подозрение в совершении преступления в будущем, – объяснил Мюллер.

– Но ведь все эти условия выполнены, – возразил Хартман. – Доказательства однозначны. На момент совершения первого преступления, и готов поспорить, что во втором случае тоже, у Бена Вайднера нет алиби. Тамара Энгель познакомилась с Вайднером незадолго до убийства. Он даже признает, что был у нее в квартире. А на следующий день случайно находит ее мертвой в ванне вместе с указанием времени следующего убийства, которое накануне с точностью до минуты публикует в своей газетной статье. Эту информацию он якобы получил от предсказателя, который, однако, отрицает знакомство с Вайднером и уже несколько дней лежит в больнице. Пока мы вчера опрашивали Вайднера по подозрению в убийстве Тамары Энгель, коллега Андрэ Слибов разговаривал по телефону с женой Вайднера. От нее он узнал, что она подала на развод и что ее муж был подавлен, когда в пятницу после обеда нашел в почтовом ящике соответствующие документы и позвонил ей. Видимо, для него это было как гром среди ясного неба. Я считаю, что два часа спустя в квартире Тамары Энгель Вайднер просто слетел с катушек. Она тоже была разведена, с ребенком. Это напомнило ему о собственной жене. Вероятно, поэтому свою ярость, накопившуюся на жену из-за заявления о разводе, он спроецировал на Тамару Энгель и заставил ее поплатиться. Он убил ее, чтобы выпустить пар.

– Это вполне приемлемо. – Мюллер задумчиво кивнул. – Хорошо. Доказательства действительно убедительные. Кроме того, Вайднер скрылся от полицейской слежки. Обманом ушел от вас в церкви, – добавил он затем. – Еще подозреваемые есть?

Хартман нервно поморщился.

– Ну, как сказать, – вмешалась Сара, – мы рассматривали Торстена Цимковского, для кого, по словам священника базилики Святого Иоанна, узы брака имеют невероятно важное значение. И еще бывшего мужа Катрин Торнау.

Хартман засопел и закатил глаза, чтобы в очередной раз выразить свое недовольство. Сара чувствовала, что у ее коллеги вот-вот лопнет терпение.

– Необходимо вести расследование по всем направлениям. Особенно если мы открыто призываем к преследованию подозреваемого. Я не хочу, чтобы меня после в чем-то обвиняли, – обратился к нему Мюллер.

– Как скажете, – пробурчал Хартман и тяжело выдохнул.

– А что с бывшим мужем первой жертвы, Тамары Энгель? – спросил Мюллер, снова обращаясь к Саре.

– На момент совершения второго убийства у Себастиана Энгеля есть надежное алиби. Он всю ночь провел в игорном зале и безбожно напился. Вероятно, переживал смерть жены. Кроме того, служащая игорного зала подтвердила, что в момент убийства своей жены он также сидел за игровым автоматом. Она знала не только то, что у Себастиана Энгеля большие долги, но и то, что он проиграл значительное состояние Тамары, которое та унаследовала от каких-то родственников. Помимо его ревности и склонности к домашнему насилию – он поколачивал жену, – это было основной причиной их развода.

Мюллер по-прежнему нерешительно покачивал головой.

– Черт, чего вам еще надо? – зло бросил в его сторону Хартман. – Меньше чем через двенадцать часов произойдет следующее убийство. Хотите нести за него ответственность? Бен Вайднер неуравновешенный психопат. Пустая бутылка Jim Beam, которую мы нашли в его квартире, отлично вписывается в картину. Он напивается, накручивает себя, а потом ему нужно выпустить пар.

Мюллер повернулся к Саре Винтер:

– Вы тоже так считаете?

Сара немного помедлила, прежде чем ответить. Она догадывалась, что решение Мюллера будет зависеть от ее мнения. Она не хотела подпасть под влияние ни своих эмоций, ни узкого взгляда Хартмана, который не позволит заметить или допустить возможные доказательства невиновности Бена Вайднера. Через приоткрытое окно вместе с чириканьем птиц в комнату долетал и шум проезжающих мимо машин. Сара еще раз мысленно перебрала все собранные доказательства.

– Действительно все говорит за то, что Вайднер убийца. Из-за пережитого в Эфиопии он, вероятно, страдает от посттравматического стрессового расстройства. Поэтому и на работе у него не все так удачно складывается, как до тех жутких событий. А тут еще и жена подала на развод, и, как она нам сообщила, дочь тоже отдалилась от него. Он мог бы убить тех женщин, желая одновременно отомстить жене и наказать их, потому что они тоже бросили своих мужей. В обоих случаях у Вайднера нет алиби. Психологический портрет преступника и мотив подходят. Правда, во время его допроса у меня не сложилось впечатления, что Вайднер лжет, но если учесть все факты, то я должна согласиться с коллегой. Все говорит о том, что Бен Вайднер имеет жуткий план, который нацелен не только на месть, но, прежде всего, на праведность и наказание.

– Праведность и наказание? – Мюллер нахмурил брови.

– На алтаре в церкви, откуда Вайднер ускользнул вчера ночью, лежала Библия. На раскрытой странице был выделен текст из Евангелия от Матфея: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Священник церкви не оставлял там Библию. Видимо, Вайднер принес ее и положил туда. Вероятно, он считает, что призван Богом судить тех, кто нарушил священную сакральность брака.

– Религиозный фанатик? – уточнил Мюллер.

Хартман помотал головой, откинулся на стуле и провел рукой по лицу. По его шумному дыханию Сара поняла, что он скоро взорвется. Она бросила на него серьезный и решительный взгляд. Даже если он не хочет этого слышать, придется потерпеть. Затем продолжала:

– В раннехристианской консервативной традиции женщины исполняли роль рабыни мужчины. Они должны были беззаветно ему служить. Если брак распадается, строгий католик непременно будет винить в этом женщину. Как бы мужчина с ней ни обращался. А поэтому и судить всегда нужно женщину. Лишь после смерти жены мужчина становится свободным для нового брака. Не зря говорится: «Пока смерть не разлучит вас». Любое другое расставание, кроме смерти, – грех, который можно искупить только смертью жены. И одновременно свершить божественное правосудие. Эта теория объяснила бы и послание, которое убийца хочет донести до людей.

– И какое же послание? – уточнил Мюллер.

– Устрашение. Женщин, которые посмеют отречься от своих мужей, постигнет наказание в виде смерти. Если Вайднер убийца, то как раз из-за собственного развода он считает, что призван бороться за сохранение сакральности брака, и одновременно выступает как судья и исполнитель Божьей воли на земле и хочет, чтобы весь мир узнал об этом.

– Тогда медийный интерес, который мы спровоцируем, раструбив о случившемся, будет ему очень даже на руку, – размышлял Мюллер.

– Возможно, он этого и добивается. При таком раскладе вполне объяснимы и слишком уж очевидные улики. От человека, настолько детально планирующего убийства, обычно ждешь, что он примет меры, которые не позволят так просто связать его с преступлениями. Но ему, кажется, все равно. Главное – довести дело до конца и совершить очередное убийство, которое, по его мнению, является всего лишь справедливым наказанием. Вайднер знал, что мы следим за ним. И все равно решил скрыться. Но улики против себя он оставил в своей квартире.

– Сумасшедший, – пробормотал Мюллер после короткого молчания.

Пока Сара говорила, Хартман бросал на нее укоризненные взгляды. Но Сара не обращала на него внимания. Она знала, как рассуждает Лу. Психологические профили не его. Он считал, что любой убийца устроен просто. Ревность, месть, алчность, ненависть, сокрытие других преступлений – вот обычные и понятные мотивы. Религиозные фанатики не укладывались в эту схему.

– Одна из заповедей гласит: не убий, – сказал Хартман. – Как это сочетается с убийством по религиозным мотивам?

Сара знала, что Лу потешается над ее психологическим анализом. А теперь он еще и попытался расшатать фундамент ее теории. Она коротко взглянула на него и подняла бровь, прежде чем ответить:

– Именем Бога совершалось уже много убийств. Например, инквизиция. А участники Крестовых походов находили себе оправдание в цитате из Библии: «Итак идите, научите все народы». Это толковали так, что по воле Бога все иноверцы должны быть либо обращены в христианскую веру, либо казнены. Убийства во имя Бога не могут быть грехом. И сегодня фанатики еще находят сомнительные доводы, чтобы оправдать свои деяния перед Богом. – Она сделала короткую паузу. – Однако я не могу представить себе, что Вайднер настолько религиозен. Поэтому еще много вопросов остаются открытыми.

– И какие же? – спросил Мюллер.

– Ах, Сара, заканчивай со своей психологической болтовней, – махнул рукой Хартман.

На Сару это не произвело ни малейшего впечатления.

– Мы не знаем, почему он надевает маску палача и заставляет детей смотреть на убийство матерей. Почему он топит женщин и выбирает именно такое время: 2 часа 41 минута? Для этого должна быть особая причина. Исполнение тщательно спланировано, и за этим кроется какой-то глубокий смысл. Спонтанный убийца, у которого сдали нервы, не вписывается в эту картину. В конце концов, не ясно, что послужило толчком для того, что он именно сейчас начал эту серию убийств. В его жизни должно было произойти что-то существенное, подтолкнувшее его на такие действия.

– Да Вайднер спятил, и его жена подала на развод. Этого вполне достаточно, – рявкнул на нее Хартман. – Я не понимаю, почему мы должны терять время на дальнейшие расследования в других направлениях. Это мог быть только Вайднер. Вспомните о волосах в его джинсах.

Сара знала, Лу не понравилось, что она вызвала у прокурора сомнения в виновности Бена Вайднера, и все-таки возразила:

– Я вижу это по-другому. – Она не позволит Лу заткнуть ей рот. – Чем больше об этом думаю, тем больше вижу несовпадений, которые не согласуются с версией, где Вайднер убийца.

Мюллер удивился такому крутому повороту и поднял брови, показывая, что он внимательно слушает.

– Базилика Святого Иоанна названа в честь Иоанна Крестителя. Он крестил водой, как знаком жизни. Наш преступник, наоборот, использует воду как знак смерти, возможно, так же как знак очищения. Но в первую очередь речь идет о наказании женщин за их грех. Только почему он их обязательно топит? Существуют и другие способы убийства, которые гораздо проще в исполнении. Вероятно, у него есть особое основание для этого метода убийства, какого я не вижу у Вайднера.

Мюллер прочистил горло и взглянул на часы. Видимо, он все же принял решение.

– Хорошо, – сказал он, обращаясь к обоим комиссарам, – время действительно поджимает. Проинформируйте СМИ!

– По полной программе? – спросил Хартман.

– Да, по полной программе. При нынешнем положении дел мы можем проиграть, только если не примем всех мер, чтобы арестовать Вайднера до 2:41. Особо подчеркните, что осталось всего несколько часов, чтобы схватить подозреваемого Бена Вайднера и предотвратить следующее убийство. Предостерегите всех женщин, особенно темноволосых, у кого есть ребенок и кто развелся с мужем. Я позабочусь о приказе об аресте Вайднера. Кроме того, распоряжусь, чтобы за женой Вайднера, Николь, было установлено наблюдение. Мы не можем исключить, что она станет его следующей жертвой. В конце концов, подав на развод, она, возможно, и спровоцировала этот его психоз. – Прокурор сделал многозначительную паузу, которой воспользовался, чтобы перевести дух. – А кроме того, я распоряжусь, чтобы расследование продолжалось дополнительно во всех возможных направлениях.

Когда Хартман и Сара вслед за прокурором Мюллером вышли из комнаты, к ним подошел Андрэ Слибов и отвел в сторону.

– Там вас ждет девушка. – Он указал большим пальцем за спину в сторону маленькой приемной, дверь которой всегда стояла нараспашку. – Ее зовут Дженнифер Браун, ей восемнадцать, и она живет в Вестэнде, в местечке Айхкамп. Думаю, вам стоит с ней поговорить.

– Не сейчас, – резко ответил Хартман. Бегло взглянув на наручные часы, он начал потеть. Было уже четверть четвертого. Пресс-конференция назначена на четыре.

– У нее есть для нас какие-то новости? – спросила Сара.

Слибов сделал большие глаза, наморщил лоб и поджал губы. Он всегда так делал, прежде чем сказать что-то важное.

– Стал бы я вас иначе задерживать? Сестра Дженнифер Карла, которая старше ее на два года, бесследно исчезла три месяца назад после вечеринки в ночь на пасхальное воскресенье. Коллеги из отдела по розыску пропавших без вести предполагают, что ее похитили прямо перед родительским домом, где она жила. На следующее утро мать нашла сумочку Карлы в палисаднике, а две подруги, подвозившие Карлу на машине, показали, что высадили ее у дома. Кроме того, перед дверью дома лежала раскрытая Библия. Предложение «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» было выделено маркером. Над текстом стояло время. Дело до сих пор не раскрыто, найти объяснение Библии тоже никто пока не смог. – Слибов усмехнулся. Он явно наслаждался видом стоящего перед ним шефа – с изумленным взглядом и открытым ртом. Сара на мгновение тоже потеряла дар речи. – А теперь полный отпад, – наконец продолжил Слибов. – Угадайте, какое время было нацарапано в Библии?

– 2 часа 41 минута, – хором выпалили Сара и Хартман.

– Бинго. – Слибов кивнул и улыбнулся еще шире. – Дело Карлы Браун уже лежит у тебя на письменном столе, Лутц. Копия страницы Библии с написанным от руки временем вложена в папку.

Сара и Хартман недоверчиво переглянулись.

– Ладно, – сказала Сара, – через две минуты проводи девушку к нам в кабинет.

Глава 25

Бен неожиданно проснулся. Его разбудил какой-то шорох. Он привстал и лишь спустя несколько секунд понял, что сидит на старом матрасе в темноте в чужом подвальном боксе. Через щели дощатой перегородки он увидел, что в коридорах подвала снова зажгли свет. Значит, внизу кто-то есть. До слуха долетало какое-то бряцание. Тот же самый звук, что разбудил его. Словно кто-то орудует кастрюлями и сковородами в одном из подвальных отсеков. Бен нажал кнопку на своих наручных часах и посмотрел на подсвеченный электронный дисплей. Пятнадцать часов. Он испугался, что так долго спал. Полиция должна была уже давно уйти.

Мучительно медленные шаги прошаркали мимо его бокса. Потом со щелчком закрылась подвальная дверь. Бен встал и на ощупь поискал на стене выключатель. При свете свисающей с потолка лампочки он поставил матрас на место и раздумывал, можно ли уже рискнуть и выбраться из убежища. Наверняка полиция оставила кого-то следить за входом в дом. Взгляд Бена упал на оба чемодана. Он открыл один и помимо свитеров и рубашек нашел в нем немного великоватый бежевый тренчкот с коричневым воротником, серую шляпу и трость. Лучше, чем ничего, подумал он. Проверил другой чемодан в надежде найти что-то более современное, но внутри лежали только старые полотенца. Судя по внешнему виду, вещи принадлежали пожилому мужчине. Нарядившись в них, Бен выскользнул из своего убежища в подвале на первый этаж, а оттуда через двор на широкую пешеходную зону с деревьями. Ему очень хотелось броситься бежать, оглядываясь по сторонам, но Бен заставил себя сдержаться. Он старался походить на пожилого мужчину, которому не обойтись без тросточки. В соответствующем медленном темпе и слегка согнувшись, он продвигался вперед. Голову Бен наклонил, надеясь, что шляпа и поднятый воротник плаща скроют его от испытующих взглядов. Он буквально чувствовал руку полицейского у себя на плече.

Когда спустя пять минут ничего не случилось и Бен спокойно продолжал свой путь, он преисполнился надеждой. Ближайшая станция метро находилась метрах в ста. Спустившись по ступеням на перрон, нераскрытый и несхваченный, он почувствовал, как напряжение понемногу спадает.

Внизу на платформах он старался не поднимать лицо и не смотреть в камеры слежения, установленные по углам под потолком. Сейчас главное – не попасться без билета контролеру. Бен подошел к стенду с транспортной сетью города и графиком движения поездов. И вскоре определил подходящий маршрут.

Во время допроса главный комиссар Хартман упомянул, что ясновидящий, которого якобы посещал Бен, лежит в больнице «Вестэнд». Через пять минут в том направлении пойдет следующий поезд. Бен зашагал к указанной платформе и вдруг внутренне замер, когда двое полицейских, мужчина и женщина, направились в его сторону. Они медленно, но уверенно пробивались сквозь толпу людей, которые стояли у них на пути в ожидании поезда. Бену казалось, что полицейские смотрят прямо на него, не замечая других. Он развернулся на каблуках и снова возвратился к транспортной карте, поймав на себе удивленный взгляд девочки-подростка с кольцом в носу, в черной просторной одежде, грубых солдатских ботинках и с наушниками от MP3-плеера в ушах. Она не только наблюдала за его неожиданным возвращением, но, вероятно, также заметила, что одежда не соответствует возрасту мужчины, который в нее одет. В этот момент полицейские поравнялись с ним. На станцию въехала электричка. В отражающей поверхности оргстекла, за которым висело расписание, Бен наблюдал, как полицейские быстро оглядели его со спины. Затем, потеряв интерес, отвернулись, и их взгляды заскользили по людям на перроне, которые сейчас хлынули в вагоны.

Бен быстро повернулся, пробежал к пути, на котором все еще стояла электричка, и шмыгнул внутрь – в следующий момент двери закрылись и поезд тронулся. Бен нашел свободное место в нише и встал между группой студентов и двумя мужчинами в темных костюмах. Держась за поручень и осторожно осматриваясь, он снова встретился взглядом с той девочкой, которую заметил на перроне. Сейчас она коротко улыбнулась ему и подмигнула. Потом снова стала смотреть в другую сторону.

Три четверти часа спустя Бен вошел в больничную палату, где, как сообщила дама в регистратуре, лежал Арнульф Шиллинг. Это было прямоугольное, окрашенное в приятный желтый цвет помещение с небольшой ванной комнатой слева от входа и двумя кроватями, стоящими рядом в нише. Напротив находились стол и два стула. Из широкого окна на торцевой стене комнаты открывался великолепный вид на зеленый парк вокруг больничного здания. Навязчивый запах антисептических средств перебивал аромат яркого букета на подоконнике.

Бен был настроен решительно и готовился к серьезному разговору с ясновидящим, собираясь давить на него до тех пор, пока тот не откажется от своих показаний, которые дал полиции. Но кровать Арнульфа Шиллинга оказалась пустой. Однако судя по скомканному одеялу, измятой подушке, напиткам и стакану на прикроватной тумбочке на колесиках, Шиллинг все еще оставался пациентом клиники. Видимо, он не так давно вышел из палаты. Пока Бен раздумывал, где ему лучше подождать ясновидящего – прямо здесь на стуле или в коридоре, – сосед Шиллинга по палате разглядывал его через неуклюжие очки с толстыми стеклами, которые неестественно увеличивали его глаза. Мужчина уменьшил звук радио на своей тумбочке и обратился к Бену:

– Могу ли я вам как-то помочь?

Бен ненадолго задумался. Почему-то этот мужчина, которому на вид было чуть больше пятидесяти, производил на него странное впечатление.

– Я пришел к Арнульфу Шиллингу. В регистратуре мне сказали, что он лежит в этой палате.

Мужчина кивнул, соглашаясь, и в то же время выглядел удивленным.

– Все верно. Я Арнульф Шиллинг. А вы кто?

Глава 26

Абсолютно озадаченный Бен уставился на приветливо улыбающегося мужчину, который приподнялся на своей больничной койке. Какое-то время в комнате раздавалась только музыка, доносящаяся из радиоприемника на тумбочке рядом с кроватью.

С недоверчивым выражением лица Бен подошел ближе. Сомнений не было. Это был не тот мужчина, которого он знал как Арнульфа Шиллинга. В облике его не было ничего зловещего. Ни седой бороды или длинной седой шевелюры, наоборот, непослушные, торчащие во все стороны светлые волосы. Кроме того, он был как минимум на пятнадцать лет моложе того, кто назвал Бену жуткую дату.

Арнульф Шиллинг, видимо, заметил замешательство Бена и откинул одеяло в сторону. Обе его ноги были по колено в гипсе.

– Это случилось в четверг после обеда. Я ехал на велосипеде в супермаркет. – Хриплый голос мужчины скорее напоминал кряхтенье. Его голова и кисти рук слегка тряслись, когда он говорил. Без сомнения, признак какого-то заболевания нервной системы. – На перекрестке, словно ниоткуда, появилась машина и сбила меня. Водитель скрылся. Номер автомобиля я не успел запомнить, потому что все случилось так быстро и неожиданно, свидетелей тоже не оказалось.

Бену пришлось сесть на один из стульев. Его план состоял в том, чтобы заставить Арнульфа Шиллинга признаться, что это он в пятницу утром предсказал Бену будущее. Сейчас его надежда на то, что он сам сможет доказать свою невиновность, лопнула, как воздушный шарик, который проткнули иглой. Бен был вынужден признать, что мужчина, который назвал ему роковое время смерти, написанное на стене в ванной комнате Тамары Энгель, вовсе не был ясновидящим, за которого его принимал Бен. Но что это означает? Вероятнее всего, Бен разговаривал с убийцей, который позже утопил обеих женщин в указанное время. Но зачем ему было выдавать себя за предсказателя и так компрометировать Бена? Он судорожно думал, кто и, прежде всего, почему мог так поступить с ним.

Арнульф Шиллинг откашлялся.

– Я полагаю, вы тот, кто утверждал в полиции, что разговаривал со мной у меня дома в пятницу утром.

Бен задумался, сто́ит ли рассказывать все Шиллингу. Что-то подсказывало ему, что этому человеку можно доверять. Кроме того, у Бена было чувство, что ему станет легче, если он поговорит о своей ситуации. А кто еще захочет его слушать?

Мужчина на больничной кровати пошарил рукой в ящике стоящей рядом тумбочки и протянул Бену удостоверение личности:

– Вот, сами посмотрите! Я Арнульф Шиллинг!

Бен поднялся, неторопливо снял старый плащ и свою кожаную куртку, повесил вещи на крючок на стене, рядом поставил и трость. Затем подошел к кровати Шиллинга и взглянул на удостоверение. Хотя он и так верил мужчине, все же решил убедиться. Не хотелось бы еще раз говорить с фальшивым Шиллингом.

Бен понятия не имел, что́ еще он может сейчас предпринять. Даже не успев начать собственное расследование, он зашел в тупик. По крайней мере, полиция, которая считает, что он солгал насчет разговора с Шиллингом у того дома, вряд ли будет искать Бена здесь, в больнице.

– Меня зовут Бен Вайднер. Я журналист и для серии своих статей о ясновидении обратился к трем берлинским предсказателям, чтобы те поведали мне будущее. Вы были моим последним испытуемым, и в вашей гостиной я беседовал с человеком, который выдавал себя за вас. Он назвал мне дату и время – 24 июня, 2 часа 41 минута, – когда якобы случится нечто ужасное, что повлияет на мою жизнь. В субботу днем я нашел женщину, которую утопили в ее собственной ванне. На стене в ванной комнате было указано то самое время, которое накануне назвал мне мужчина. Конечно же я упомянул это абсурдное предсказание в своей статье, которая вышла в субботу утром, и даже посмеялся над ним. А прошлой ночью убили еще одну женщину.

– Вы заявили полиции, что якобы были у меня дома. Это мне сообщили полицейские, а также то, что входная дверь стояла нараспашку, когда они пришли допросить меня. Не найдя никого, они обратились к соседке, которая и рассказала им, что я лежу в больнице. Дверь взломали предположительно стамеской. Но в квартире вроде ничего не пропало, по крайней мере, так показалось моей соседке. Вы с этим как-то связаны?

Бен попытался вспомнить, как стоял на пороге.

– Дверь была широко раскрыта, когда мужчина меня поприветствовал. Следов взлома я не заметил.

– Мою дверь легко взломать. Это старая деревянная дверь с простым засовом. Полиция говорит, следов взлома нет. Но замок, похоже, заменили.

– Но это означает, что тот, кто находился у вас дома, предположительно и есть убийца женщин.

Тут Бену стало ясно кое-что еще. Если все действительно так, как он думает, то убийца должен был знать о его запланированном визите к Шиллингу и с самого начала собирался повесить на него эти убийства. Но зачем кому-то это делать?

Шиллинг сел чуть выше в постели и прислонился головой к спинке кровати. Вздохнул и приподнял брови:

– Кто еще, кроме вас, видел этого одиозного мужчину в моей квартире?

– Полагаю, никто, – ответил Бен.

– Тогда будет сложно. Видите ли, полиция считает, что это вы взломали дверь, чтобы суметь описать мою квартиру, если вас попросят.

Об этом Бен даже не подумал. Но был вынужден согласиться с Шиллингом. Не было ни одного доказательства существования фальшивого ясновидящего, кроме утверждения самого Бена. Утверждения человека, который, по мнению полиции, убил двух женщин.

А потом Шиллинг высказал мысль, которую Бен все это время гнал от себя, как только она начинала мелькать у него в голове.

– Я полагаю, что у вас нет алиби на момент совершения обоих преступлений, – сказал Шиллинг. Молчание Бена он расценил как согласие и продолжил: – Я не хочу сказать, что вы не видели того мужчину в моем доме или что не говорили с ним. Но возможно, вы просто выдумали его, чтобы затем обвинить в будущих преступлениях?

Бен ухватился за прутья кровати. Его ноги стали ватными и едва не подкосились.

«Ты не помнишь, что происходило в две последние ночи, именно в то время, когда были убиты обе женщины, а их детям пришлось смотреть на это». Бен задержал дыхание и зажмурился. Неужели он способен на такое? И если да, то зачем?

Арнульф Шиллинг заметил, что его слова произвели впечатление на Бена.

– До того как заняться ясновидением, я работал психиатром. В этой области особенно важно уметь слушать и ставить себя на место другого человека, переноситься в его ситуацию и эмоциональный мир. – Он сделал короткую паузу. – Простите, пожалуйста, что говорю это, но вы ужасно выглядите. Как нездоровый человек. Хотите пить? – спокойно спросил Шиллинг и взял с тумбочки бутылку воды и чистый стакан.

«Нет, я не хочу пить. И не хочу быть этим чертовым убийцей».

Бену нужно было на свежий воздух. Психиатрический диагноз Шиллинга подкосил его.

Даже будучи невысокого мнения о психоаналитиках, Бен вынужден был согласиться, что теория Шиллинга не лишена определенной логики. Признать галлюцинации – это одно. Но мог ли он действительно быть настолько невменяемым, что оказался способен на ужасные убийства, а затем похоронил все воспоминания в глубинах подсознания без какой-либо возможности извлечь их на поверхность? А ведь Бен еще не рассказал бывшему психиатру о своей психологической травме, провалах памяти и разводе, на который подала его жена. Он и так знал, какие выводы сделает Арнульф Шиллинг. Как и врач скорой помощи, он тоже будет твердить о посттравматическом стрессовом расстройстве. А в сочетании с разводом и потерей авторитетной работы психиатр вообще может договориться до вызванного стрессом раздвоения личности, о чем Бен сам не догадывался и, соответственно, не только не мог контролировать действия своего второго «я», но даже и не знал о них. Такая мысль была пугающей. Но, по крайней мере, объяснила бы его беспамятство. Это были моменты, когда другой Бен внутри его оказывался за штурвалом. Вскоре после того как Бен начал работать в «Берлинском бульварном листке», на одном редакционном собрании его принудили осветить в статье тему так называемого расстройства множественной личности. Выяснилось, что это расстройство проявляется в очень редких случаях, чем осложняет постановку диагноза, и поэтому эксперты долго не могли прийти к единому мнению, существует ли вообще диссоциативное расстройство личности, как называют это заболевание. Что касается методов лечения, здесь существовало еще больше разногласий.

Из больничного коридора донеслись тяжелые шаги.

«Сапоги! Это спецназ? Они идут, чтобы схватить тебя. И бросить за решетку. Возможно, там тебе и место!»

По коридору быстро и суетливо двигалось несколько человек. Когда они прошли мимо палаты Шиллинга, Бен осознал, что люди говорили на другом языке. Наверное, это была большая семья, навещавшая родственника. Но Бена это нисколько не успокоило.

Только он собирался попрощаться с Шиллингом, как тот коснулся пальцем лба, словно ему в голову пришла какая-то мысль.

– Правда, одно обстоятельство меня смущает, – произнес он и посмотрел на Бена. Затем сделал многозначительную паузу, словно еще раз обдумывая масштаб того, что собирается сказать. Но Бен ни на что особо важное не надеялся. Бывший психиатр, решивший сменить медицину на ясновидение, производил впечатление человека, который сам нуждался в небольшом курсе психотерапии. – Это время, которое вы назвали, 2 часа 41 минута, очень необычное, – наконец продолжил Шиллинг. Вероятно, он заметил, что должен заинтересовать Бена, если хочет поделиться с ним своими размышлениями.

Бен уже думал об этом. Должно быть какое-то особое объяснение, раз киллер выбрал для своих деяний столь необычное время.

– Я совершенно уверен, что Карла, одна из моих племянниц, бесследно исчезла три месяца назад именно в это время, которое вы только что назвали.

Глава 27

– Карлу похитили, – продолжал Шиллинг. – Ее мать, мою сестру Аниту, хватил удар, после которого она чудом выжила. Аните пришлось одной воспитывать Карлу и ее младшую сестру Дженнифер, когда муж умер от рака, не дожив и до сорока лет. Сейчас Дженнифер восемнадцать, и ей не на кого рассчитывать. Тем утром, после исчезновения Карлы, на крыльце Аниты лежала раскрытая Библия с точно таким же указанием времени, которое вы только что упомянули.

Бена внезапно бросило в жар, а горло словно сдавила невидимая рука. В палате было неприятно душно. Действительно, совпадение времени на стене в ванной комнате Тамары Энгель и в случае похищения три месяца назад вряд ли случайно. Но пока непонятно, поможет ли ему как-то эта информация. Похититель мог быть убийцей обеих женщин. Вот только полиция не смогла найти его за целых три месяца. А ему как это сделать, находясь в бегах?

– Карла Браун. В прессе много писали об ее исчезновении. Вы не помните?

Бен быстро прикинул в уме, что драма должна была разыграться на Пасху.

Шиллинг еще не закончил.

– Кроме того, я абсолютно уверен, что она пропала в полнолуние. А теперь угадайте, что будет грядущей ночью.

Бен снова ничего не сказал. Он должен сначала обдумать все это и привести в порядок хаос, царивший в голове.

– Полнолуние! – торжествовал Шиллинг. Он улыбнулся, обнажив мелкие крысиные зубки. Его голова затряслась еще сильнее, чем когда он говорил. – Все-таки есть определенное преимущество, когда кроме ясновидения занимаешься еще и астрологией.

Бен уже задавался вопросом, кто из них двоих близок к сумасшествию.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

Шиллинг пожал плечами:

– Возможно, это ничего и не значит. Но если похититель Карлы и убийца обеих женщин один и тот же человек, возможно, что он совершит третье преступление сегодня ночью, просто потому что любит делать это при полной луне.

Бен вдруг твердо уверился, что у Шиллинга не все дома. В две последние ночи, когда убили обеих женщин, луна и правда росла, но полнолуния не было. Поэтому предположение, что произойдет еще одно убийство, не более чем спекуляция. Однако слова Шиллинга о возможном третьем убийстве вселили в Бена подозрение. Кто мог с уверенностью заявить, что серия убийств завершилась теми двумя женщинами?

Когда Бен снова сел, чтобы собраться с силами и подумать, песня, звучавшая по радио, неожиданно прервалась посередине припева и раздался серьезный голос ведущей:

«Мы прерываем нашу программу для важного объявления».

Шиллинг прибавил звук.

«Полиция обращается к гражданам с просьбой о помощи. Разыскивается журналист Бен Вайднер, возраст сорок три года, рост метр восемьдесят. Телосложение среднее, волосы темно-русые, прямые. Он подозревается в убийстве двух женщин и находится в бегах. На ближайшую ночь заявлено новое убийство. В связи с этим просим всех разведенных или расставшихся с мужьями женщин с детьми быть особенно осторожными. Фотографию Вайднера вы найдете на нашей домашней страничке или на интернет-странице берлинской полиции». Затем последовал номер телефона, по которому следует обращаться.

У Бена перехватило дыхание. Теперь весь Берлин считает его серийным убийцей. Он вспомнил о дочери. Что подумает о нем Лиза и как отреагирует на это ее окружение? Школьные друзья, которые уже обзывали ее «дочерью убийцы»? Бен проклинал себя за то, что не сдался полиции сегодня утром. Но он даже отдаленно не мог предположить, что они прибегнут к таким мерам.

Но Арнульфа Шиллинга радиосообщение не тронуло.

– Что вы собираетесь сейчас делать? – рассудительно спросил он.

– Позвольте встречный вопрос: вам, кажется, все равно, что в вашей палате находится разыскиваемый преступник. Почему?

Шиллинг рассмеялся:

– Видите ли, Бен, я психолог и ясновидящий, и поэтому мне хочется верить, что неплохо разбираюсь в людях. Возможно, я ошибаюсь, но в вас не вижу никакого зла, и зачем бы вы стали задавать мне все эти вопросы, будь бы убийцей?

«Первый, кто верит в мою невиновность», – подумал Бен. Только, к сожалению, один из очень немногих. А сейчас, когда весь Берлин знает, что он в розыске, Бена наверняка быстро схватят и тут же упекут за решетку. А если он действительно страдает раздвоением личности и не помнит, что́ совершил другой Бен, то ничего удивительного в его стремлении расспросить Шиллинга и найти убийцу, которым он сам же и является. В таком случае он уже не может быть в себе уверен. Бена снова бросило в холодный пот.

Ситуация изменилась для Бена в двух отношениях: во-первых, его собственная репутация и репутация его семьи уничтожена, и полиция, публично заклеймив его, вряд ли станет предпринимать особые усилия и вести расследование в других направлениях, чтобы найти доказательства его невиновности. Во-вторых, Шиллинг дал ему подсказку, за которую можно уцепиться. В случае нераскрытого похищения племянницы Шиллинга Карлы фигурирует то же самое необычное время. Бен попросил у Арнульфа Шиллинга лист бумаги и ручку и записал адрес его сестры Аниты. Она жила в таунхаусе на Цикаденвег, в поселке Айхкамп района Вестэнд.

– Моя сестра все еще лежит в больнице. Она почти полностью парализована и даже не может говорить. Но перед инсультом она завела папку, куда складывала все, что связано с похищением Карлы. Дженнифер вам покажет. Она сделает все, чтобы найти Карлу.

Бен кивнул. Настоящие события каким-то образом должны быть связаны с исчезновением Карлы. Разговор с Дженнифер – пусть и призрачный, но все равно шанс узнать хоть что-то, что приблизит его к настоящему убийце и, тем самым, к цели: доказать свою невиновность.

– А разве тогда не было ничего, что указывало бы на похитителя или подозреваемого? – спросил Бен.

Шиллинг почесал затылок, выпятил нижнюю губу и покачал головой:

– И да и нет. Моя сестра утверждала, что днем, перед ночным исчезновением Карлы, якобы видела слоняющегося перед их домом выпускника школы по имени Михаэль Рубиш. Но у парня есть алиби, подтвержденное многими, как на это время, так и на приблизительное время похищения. Полиция тогда решила, что моя сестра ошиблась. Насколько я знаю, расследование зашло в тупик.

Когда Бен поднял глаза и взгляд его упал на цветы на подоконнике, ему в голову пришла мысль: кто бы ни ввел его тогда в заблуждение в доме Шиллинга, он должен был знать, что Бена вполне убедит мужчина, который лежит сейчас перед ним в больнице. Возможно, даже задумано, что Бен узнает об исчезнувшей племяннице Шиллинга. В Бене все сильнее крепла уверенность, что убийца женщин и человек, который выдал себя за ясновидящего в доме Арнульфа Шиллинга, одно и то же лицо. «Он словно бросает за собой хлебные крошки и ведет меня по своему следу», – подумал Бен. Но почему он это делает? Бен встал и подошел к окну. Мать Карлы подозревала выпускника школы. Фальшивый ясновидящий из квартиры Шиллинга был мужчиной лет шестидесяти. Как одно сходится с другим?

– Вы знаете, где я могу найти Михаэля Рубиша?

Шиллинг пожал плечами:

– Три месяца назад он еще жил в том элитном интернате при монастыре в Грюневальде.

Внезапно у Бена к горлу подступил комок, а время словно остановилось на несколько секунд.

– Вы имеете в виду школу-интернат на Чертовом озере? – уточнил он.

– Именно. Эта школа только для богачей. Вообще-то Рубиш туда совсем не вписывается. Ему было разрешено находиться там, потому что его бабушка работает в интернате.

Бен ничего не понимал. Дело становилось все более запутанным. Ему казалось, что он во сне пытается собрать какой-то невероятный пазл с огромным количеством элементов за слишком короткое время, и каждый раз, когда думает, что нашел нужный кусочек, оказывается, что тот не подходит.

– Кажется, вам знаком этот интернат? – поинтересовался Шиллинг.

Бен кивнул, и, несмотря на жару в палате, лицо его побледнело.

– Когда-то я тоже там учился.

Глава 28

В маленькой квадратной комнате Дженнифер все еще стояла детская мебель. Стены были оклеены подходящими по цвету, но уже немного пожелтевшими и кое-где отрывающимися обоями с цветочным орнаментом. Сосновая облицовка мебельной стенки была повреждена во многих местах, и из-под нее грязными пятнами проглядывали древесно-волокнистые плиты. На дверцах и боковых стенах шкафа были наклеены переводные картинки с изображениями певцов, музыкальных групп и звезд футбола давно минувших дней. Счастливых дней. Дженнифер сидела на вертящемся стуле перед крохотным, встроенным в мебельную стенку письменным столом, положив голову на руки, и плакала.

Вскоре после обеда зазвонил телефон. Полицейский, представившийся Метцгером, был из комиссии по расследованию убийств, что сильно напугало Дженнифер. Но тот сразу объяснил ей, что по делу Карлы не появилось ничего нового, но он все равно хотел бы сейчас заехать за ней для короткого разговора. В двух последних убийствах прослеживаются параллели с похищением ее сестры. Дженнифер тут же согласилась, хотя и с нехорошим чувством.

По дороге к зданию Управления уголовной полиции следователь в штатском объяснил ей, почему ее хотят допросить еще раз. Один коллега из одиннадцатого отдела, который занимался расследованием похищения Карлы, узнал в столовой от коллеги из комиссии по расследованию убийств об этом роковом времени – 2 часа 41 минута, – которое написал на месте убийства разыскиваемый преступник, и тут же вспомнил, что точно такое же время фигурировало в случае Карлы.

После разговора комиссар Метцгер снова отвез ее домой и даже проводил до входной двери. Если бы подружки Карлы поступили точно так же в ночь ее похищения, сестра была бы сейчас с ней. Дженнифер запретила себе заниматься самоистязанием. Но у нее плохо получалось.

Уже сотни раз она просматривала папку, которую ее мама собирала и берегла, как сокровище. При этом она снова и снова старалась выудить из фотографий, газетных сообщений и копий полицейских следственных документов что-нибудь новое. Но безуспешно. Вот и сейчас папка матери лежала на столе перед Дженнифер.

Когда слеза капнула на написанную маминой рукой заметку, Дженнифер быстро вытерла ее, размазав чернила по бумаге.

– Черт, – выругалась она. Почему их семья не может быть нормальной, как у всех ее подруг? Но нет, отец умер в тридцать пять лет от рака легких. Ей тогда было пять, а Карле семь. Кроме маленького домика, который их мать смогла купить на страховую выплату после смерти мужа, у них ничего не было. Им постоянно не хватало средств. Мать полностью посвятила себя Дженнифер и Карле и выслушивала их тревоги и беды. Она никогда не жаловалась, что ей тяжело.

Когда Карла внезапно пропала, мать словно провалилась в бездну. По ночам Дженнифер слышала, как она плачет, и собственные слезы по Карле беззвучно капали на подушку. При этом в первые два месяца они с мамой еще подбадривали друг друга.

«Карла жива. Однажды она появится на пороге, и мы снова сможем обнять ее», – всегда повторяла ее мать, когда Дженнифер сходила с ума, представляя, что могло случиться с Карлой. Но Карла так и не вернулась. И хотя, скорее всего, она была мертва, надежда на чудо все равно оставалась. Но именно такая рожденная неизвестностью надежда и не давала Дженнифер и ее матери закрыть эту тему, погоревать и свыкнуться с потерей. Дженнифер считала, что именно это в конце концов и сломало мать.

Четыре недели назад она перенесла инсульт. С тех пор находилась в больнице. Врачи сказали, что она вряд ли сможет ходить. Ее речевой центр был парализован, как и все тело, за исключением правой руки: маме удавалось корявым почерком писать Дженнифер записки. С тех пор Дженнифер была одна в доме. Она ненавидела эту тишину.

Папку с заметками об исчезновении Карлы она перенесла к себе в комнату, и не проходило дня, чтобы она их не пересматривала. Она верила: если у нее получится выяснить нечто новое, что поможет найти Карлу, их мама снова поправится. Дженнифер запретила себе думать о том, как все будет, если этого не случится. Помощи ей ждать было не от кого. Это она с горечью выяснила вскоре после исчезновения Карлы. Ее немногочисленные, но, как ей казалось, верные подруги по необъяснимым причинам отдалились от нее в это тяжелое время. С тех пор ей мерещилось, что от нее исходит какая-то неизлечимая болезнь, которая заставляет людей отходить подальше, как только они ее замечают. А еще эти невыносимые сочувствующие взгляды соседей и знакомых. Иногда кто-нибудь даже отваживался спросить, как у нее дела. В таких случаях она просто отвечала «плохо» и уходила, потому что на глаза ей наворачивались слезы. Дженнифер знала, что для всех вокруг жизнь продолжается. Никто не мог прочувствовать ее ситуацию, и поэтому она никого не хотела посвящать в свои переживания.

И во время разговора с комиссаром Хартманом и его коллегой Сарой Винтер она тоже собралась и не подала виду, в каком отчаянии на самом деле находится. Она честно и добросовестно отвечала на все вопросы, и ей показалось, что на лицах следователей отразилось легкое разочарование. Вероятно, они думали, что теряют время, потому что все известное Дженнифер уже и так было занесено в протокол. Так что полицейские могли и не вызывать ее к себе в комиссариат, чтобы еще раз лично опросить.

Но она все равно радовалась возможности поговорить с кем-то о своей сестре Карле. Обычно люди избегали этой темы, словно Карлы никогда и не было. Дженнифер представила себе это и содрогнулась. Она очень точно описала полицейским свою сестру. Ее ангельскую внешность, ее увлечения и дружелюбный характер. Карла всю жизнь с ума сходила по лошадям, но в детстве у ее семьи не было денег на такое дорогостоящее хобби. Год назад Карла начала учиться на экономиста в сфере СМИ и помимо этого разносила рекламные проспекты. В то время как другие девочки ее возраста оплачивали из первых самостоятельно заработанных денег уроки вождения или переезжали в отдельную квартиру, Карла тратила сэкономленное на уроки верховой езды и подшефную лошадь, о которой заботилась. Перед глазами Дженнифер возник образ смеющейся сестры верхом на лошади во время одного конного соревнования в прошлом году, и из глаз потекли слезы.

Когда сегодня ее пригласили на очередной допрос, Дженнифер надеялась, что полиция продвинулась в поисках Карлы. Но как она затем узнала, они разыскивали мужчину по имени Бен Вайднер, который мог быть связан с исчезновением Карлы. Дженнифер не знала ни имени, ни мужчины на фото, которое ей показали. Но с этого момента стало ясно, что полиция, вопреки ожиданиям, не ищет того молодого человека, которого ее мать еще три месяца назад с уверенностью обвиняла в похищении Карлы.

Михаэлю Рубишу было девятнадцать. Три месяца назад, когда бесследно исчезла Карла, он учился в школе-интернате при монастыре на Чертовом озере. Его бабушка Марлен жила всего в паре кварталов от родительского дома Дженнифер. Она работала экономкой в школе-интернате, который находился в нескольких километрах, в Грюневальде. Марлен Рубиш заботилась в первую очередь о доме священника на территории монастыря, а также руководила кухонными работами и отвечала за питание учеников школы, нанятых преподавателей и священнослужителей. Ее внук Михаэль проводил в интернате всю неделю, а часто и выходные. В поселке его практически не знали. Когда он бывал дома, никуда особо не выходил. Но мать Дженнифер видела его несколько раз, когда он ходил с бабушкой за покупками.

В пасхальное воскресенье, за день до похищения Карлы, мать Дженнифер якобы видела, как около часа пополудни Михаэль Рубиш с противоположной стороны улицы наблюдал за их домом. Увидев, что мать Дженнифер его заметила, Михаэль убежал. Что Михаэлю там было нужно?

Еще раз изложив комиссарам это обстоятельство, Дженнифер горячо надеялась, что сейчас полицейские наконец-то вплотную займутся Михаэлем Рубишем в связи с последними убийствами. Возможно, даже появились новые сведения о местонахождении ее сестры. Но от руководителя комиссии по расследованию убийств, главного комиссара уголовной полиции Хартмана, она узнала, что вся полиция Берлина разыскивает совсем другого человека. У Дженнифер возникло чувство, что, хотя главный комиссар Хартман и его коллега Винтер слушали ее, мысли их были заняты только последними убийствами. Насчет местонахождения Карлы они не сказали ни слова.

По дороге домой Дженнифер сама ответила на мучивший ее вопрос, что же случилось с сестрой. Она мертва. Все остальное противоречит логике. Возможно, поэтому полицейские промолчали и грустно посмотрели на нее, когда она спросила, есть ли еще надежда найти Карлу.

Дженнифер снова принялась рыться в папке своей матери и не смогла удержаться от слез. Желая как-то отвлечься, она стала вытирать пыль в гостиной со старой мебели и фоторамок, стоящих на полке. Она обещала матери поддерживать в доме порядок, пока та не вернется из больницы. Дженнифер решила, что нужно постирать плотные гардины и вернуть им сияющий белый цвет. Мама сразу заметит это по возвращении из больницы и обрадуется.

А что сказать матери сегодня вечером, когда она пойдет навестить ее в больнице? Дженнифер по глупости позвонила ей и рассказала, что пойдет в полицию, похоже, есть какие-то новости и, наверное, в деле Карлы что-то прояснилось. Она хотела подбодрить маму и пообещала, что скоро та сможет обнять Карлу. Зачем только она это сделала? Новые обманутые надежды – последнее, что нужно ее матери.

Закончив вытирать пыль, Дженнифер снова взяла мамину папку и стала перебирать ее содержимое. При виде фотографий школы-интерната при монастыре, которые сделала мама, Дженнифер замерла. Это был огромный комплекс католического монашеского ордена на берегу Чертова озера. В гимназии при монастыре, в которой воспитателями и учителями были в основном сами монахи, но в последнее время появился и женский преподавательский состав, мальчики и девочки могли получить среднее образование. Некоторые после уроков возвращались домой, как из обычной гимназии. Но большинство учеников и некоторые ученицы оставались ночевать в интернате и лишь на выходные или каникулы уезжали к семьям.

Береговая полоса Чертова озера и территории за ней до самого монастыря являлись природоохранными зонами. Эта часть Грюневальда всегда казалась Дженнифер жуткой. Мрачный лес простирался до самого монастыря, и добраться туда можно было по единственной подъездной дороге. Из-за высоких и густо растущих деревьев, подступавших к этой дороге, здание возникало лишь в самый последний момент, когда ты почти добрался до него. Первоначальный комплекс монастыря был возведен еще в Средневековье. Сегодня он состоял из здания школы, спортивного зала и общежития для учеников. Вокруг обширных лужаек со скамейками, приглашавшими отдохнуть на них, петляли многочисленные дорожки. В центре обнесенной высокой стеной территории стояла монастырская церковь в готическом стиле с маленьким кладбищем, сохранившимся еще со времен монашеского ордена, на котором его члены находили последний приют после смерти. Впечатление усиливалось возвышающейся позади Чертовой горой, получившей свое название по Чертову озеру и представляющей собой груду обломков зданий, оставшихся после бомбежек Берлина во Вторую мировую войну. За прошедшие годы искусственная высокая гора тоже полностью заросла лесом.

Ученики смешанной школы-интерната при монастыре происходили в основном из состоятельных семей, которые придавали большое значение прежде всего католическому воспитанию своих отпрысков. Преимуществом также считалось расположение школы – в тихом месте, вдалеке от суеты большого города. Мать Дженнифер записала все, что смогла вспомнить и самостоятельно выяснить, и вложила заметки в эту папку. Дженнифер листала дальше, в надежде найти новую подсказку, которая помогла бы ей раскрыть загадку исчезновения ее сестры. В голове у нее вертелись разные мысли. Во время очной ставки мать Дженнифер однозначно узнала в Михаэле Рубише того парня, который за день до исчезновения Карлы наблюдал за их домом с противоположной стороны улицы.

Полиция допросила девятнадцатилетнего выпускника и проверила его алиби. Согласно его показаниям, в то время, когда мать Дженнифер видела его перед своим домом, он находился в школьной столовой интерната, где еще с одним мальчиком и двумя девочками нес дежурство по кухне. Его бабушка Марлен, которая осуществляла надзор, и другие ученики подтвердили, что Михаэль никуда не отлучался. Именно в этот день уборка и мытье посуды длились особенно долго. А ночь на пасхальное воскресенье, когда Карла исчезла, Михаэль Рубиш вместе с монастырским священником Бертольдом Эрленбахом и несколькими одноклассниками провел за молитвами вплоть до мессы в честь Воскресения в пять утра. Кроме того, ученикам не разрешалось покидать территорию монастыря. Нарушения дисциплины очень строго наказывались.

Дженнифер не могла во все это поверить, хотя и часто перечитывала. Своей матери она верила больше, чем всем свидетелям, которые утверждали обратное. Возможно, потому, что дальнейшее расследование полиции ни к чему не привело, она должна была уцепиться хоть за что-то, чтобы окончательно не отчаяться.

Карла ушла с традиционной пасхальной вечеринки в молодежном клубе Айхкампа в час ночи. Две подруги довезли ее на машине до дома и поехали дальше. К сожалению, они не дождались, пока Карла зайдет внутрь. Поэтому полиция исходила из того, что кто-то подкарауливал Карлу рядом с домом. Позже девушки рассказали, что в клубе Карла оживленно разговаривала с одним парнем, который недавно переехал в поселок со своей семьей. Но тот гулял с друзьями до четырех утра и еще не до конца протрезвел, когда полиция в полдень на другой день вытащила его из постели и допросила.

В последующие дни группы кинологов с собаками безуспешно прочесывали леса вокруг поселка. И по сегодняшний день, благодаря наблюдениям матери Дженнифер, Михаэль Рубиш оставался единственным горячим следом. Сейчас полиция подозревает в двух последних убийствах какого-то Бена Вайднера. И если тогда это тоже был Вайднер, то Карла, скорее всего, мертва.

Из специального сообщения по радио она узнала детали последних убийств. Карла не соответствовала типу женщин, за которыми охотился преступник. У нее не было ни мужа, ни ребенка. И чем больше Дженнифер об этом думала, тем сильнее росла в ней уверенность, что с ее сестрой должно было случиться нечто другое, что она не разделила судьбу тех двух женщин, утопленных в ванне.

– К розыску преступника сейчас подключили жителей города и СМИ, – объяснил Дженнифер водитель, комиссар Метцгер, и улыбнулся. – Скоро мы его поймаем, я уверен. Бесследно скрыться удается лишь единицам.

Кроме того, убийца выставил обеих жертв на обозрение. Карла же словно сквозь землю провалилась. Возможно, убийца изменил тактику или мотивы, подумала Дженнифер. Но возможно, бегая за Вайднером, полиция ищет не того – во всяком случае, что касается исчезновения ее сестры. И снова ее мысли неминуемо вернулись к Михаэлю Рубишу. Ему бы и Библия подошла, что лежала перед домом. В конце концов, католический монастырь, в котором он вырос, считается очень консервативным, подумала она. И при этой мысли ей вдруг стало не по себе.

Дженнифер встала. Ее сердце сильно билось. Она должна успокоиться и прекратить думать об этом. Она подошла к старому музыкальному центру, чтобы включить какой-нибудь диск. Саундтрек к мультфильму «Последний единорог» она предпочла в настоящий момент всему другому, хотя мрачное настроение, которое вызывала эта музыка, лишь усиливало ее грусть. Когда Дженнифер повернулась, собираясь броситься на кровать, ее взгляд остановился на круглых зеркалах разных размеров, которые она наклеила на свой платяной шкаф, чтобы скрыть царапины.

Она всегда была изящной при росте метр шестьдесят – на пятнадцать сантиметров ниже Карлы. А в последние месяцы сильно похудела. Черты лица заострились и придавали ему выражение скорби и горечи. Длинные коричневые волосы потускнели, в глазах появился матовый меланхоличный блеск. Увидев себя такой, она так сильно ударила кулаком по одному из зеркал, что оно покрылось сеточкой трещин. Ее пальцы болели от удара. Но стало лучше. Физическая боль отвлекала ее от невыносимых душевных страданий. Дженнифер снова ударила, потом еще и еще, пока не разбила костяшки в кровь. Зеркала на стенке ее шкафа были полностью разгромлены. «Так вы больше подходите к шкафу и моей жизни», – с негодованием подумала Дженнифер. Она направилась в ванную комнату и перевязала руку.

Полиция ей не поможет. У ее матери хорошая память на людей. Она еще ни разу никого не перепутала. И если говорит, что перед домом однозначно стоял Михаэль Рубиш, значит, так оно и было. Оставался лишь вопрос: почему так много людей подтверждали фальшивое алиби парня, если нечего было скрывать? Дженнифер подошла к умывальнику и уставилась на собственное отражение в зеркале. Тыльной стороной ладони она вытерла слезы. Ярость овладела ею. Почему ей никто не помогает? Почему полиция бросила ее в беде? Злость закипала внутри. «Мне нужно вырваться отсюда, мне нужно что-то делать», – думала она. В глубине души Дженнифер понимала, что ситуация безнадежная и она просто зациклилась на своем горе. Но лучше так, чем вообще ничего не предпринимать. Лучше, чем смириться, что сестра мертва, а мать никогда не поправится.

Дженнифер шмыгнула носом, умылась и вытерла лицо. Затем выбежала из дома. Марлен Рубиш жила всего в нескольких кварталах, и Дженнифер нанесет ей визит. На этот раз она не боялась спросить шестидесятилетнюю женщину, действительно ли ее внук в тот день работал на кухне монастырского интерната. И уж она заметит, говорит ли та правду или хочет лишь защитить своего внука.

Глава 29

С пятого по седьмой класс Бен был учеником школы-интерната при монастыре на Чертовом озере, в то время они с Виктором фон Хоенлоэ и подружились.

В глазах отца Бена, Максимилиана, его сын был непослушным, упрямым ребенком, которому в интернате, известном своим строгим христианским воспитанием, должны были привить хорошие манеры. Для Бена три года, проведенные там, стали сущим адом. С самого начала он был аутсайдером. Но лишь потому, что сам так захотел. Он предпочитал одиночество, пока другие сбивались в компании на переменах и по вечерам. Его одноклассник Виктор в то время носил волосы чуть длиннее, чем было положено. Он придавал большое значение тому, чтобы его густые блестящие светлые волосы всегда были аккуратно расчесаны на пробор и выглядели ухоженными. В сочетании с идеально прямой осанкой и выпяченной грудью это придавало Виктору вид благородного рыцаря.

Виктор тоже не нашел друзей в интернате, по крайней мере в первые годы. В отличие от Бена, он с огромным удовольствием примкнул бы к любой группировке, но другие ученики и ученицы категорически не принимали Виктора из-за его слишком аристократичной и надменной манеры поведения.

На втором году обучения в интернате оба аутсайдера – а они были настолько разными, что и специально не придумаешь – стали сначала соседями по комнате, а потом и друзьями. Виктор уже подростком был надменным снобом и не похожим на других. Он не только казался высокомерным, он был таким. Но Бен знал, как вести себя с ним. Уже тогда Виктор с удовольствием брал на себя роль предводителя. Только никто не был готов за ним следовать. Такой ученик есть в каждом классе. Тот, кто вызывает зависть и агрессию одноклассников и кого последним зовут в коллективные игры. Виктор был щуплым, с нечистой кожей, но всегда излучал невероятную самоуверенность, непонятно на чем основанную. Для большинства других учеников интерната Виктор фон Хоенлоэ был как боксерская груша, на которой можно выместить всю свою агрессию. Бен не выносил, когда сильные били слабых, лишь потому что не получали отпора. И так сложилось, что Бен, который уже тогда остро чувствовал несправедливость и поэтому не уклонялся ни от одной драки, то и дело защищал своего друга Виктора от побоев одноклассников.

Бен был несказанно рад, когда в восьмом классе его наконец-то перевели в нормальную школу, чем был обязан тому обстоятельству, что его отец неожиданно лишился большей части своих денег.

Отец Бена разбогател на сделках с недвижимостью. При этом он небрежно относился к закону и в результате на четыре года оказался в тюрьме за уклонение от уплаты налогов. Крупная сумма погашения долга, которую пришлось выплатить Федеральной налоговой службе, дополнительный штраф и утраченный авторитет в деловых кругах привели к тому, что он обанкротился, а его банковские счета заморозили. И потому отец Бена не мог больше платить школьные взносы за интернат при монастыре.

Пока мать Бена, быстренько найдя себе другого богатого мужика, ездила с ним по всему миру, отец вышел из тюрьмы и обзавелся новой семьей, которая отнимала у него все силы и время, поэтому он больше не занимался своим первенцем.

Бен посмотрел из окна больничной палаты Шиллинга и скользнул взглядом по ландшафту. Тамара Энгель, первая жертва, вместе с Виктором оканчивала школу. Значит, она тоже должна была учиться в интернате при монастыре, что вдруг показалось Бену странным. Монастырская школа являлась каким-то связующим звеном между недавними убийствами и похищением племянницы Шиллинга Карлы. И настоящий преступник по какой бы то ни было причине намеренно направил туда след. Кто-то действительно пытался привести Бена к тому месту? И что он должен там обнаружить? Или все это просто невероятное совпадение, и он лишь выдумывает взаимосвязь? После того как полиция через СМИ объявила его в розыск, многие люди видели его фото по телевизору и слышали описание по радио. Бен задавался вопросом, сумеет ли он в таком случае вообще добраться до монастырского интерната, не попавшись до этого полиции.

Территория монастыря и прилегающее Чертово озеро находились в стороне от жилых районов Грюневальда. Доехать до интерната напрямую на метро или скоростной электричке нельзя. Кроме того, в общественном транспорте будет полно полиции и людей.

Уже собираясь повернуться к Шиллингу, Бен заметил запечатанный желтый конверт, который торчал из букета цветов.

– Это ваши цветы? – спросил Бен.

– Разумеется. Сегодня утром их принес курьер. На прикроватном столике уже стояла еда, поэтому я попросил его поставить букет в пустую вазу на подоконнике. Молодой человек был настолько любезен, что даже налил в нее сначала воды.

На конверте не было обычного штампа цветочного магазина. Он вообще не был подписан, что показалось Бену странным.

– А от какой компании приходил тот курьер?

– Этого он не уточнил, просто сказал, что должен передать цветы Арнульфу Шиллингу.

Глаза Шиллинга просияли, словно на него снизошло озарение.

– Теперь все ясно. Должно быть, вы и есть тот обещанный посетитель! – вскрикнул он.

Бен посмотрел на бывшего психиатра непонимающим взглядом. Шиллинг еще больше приподнялся на кровати и начал возбужденно рассказывать:

– Курьер сказал, что отправитель цветов просил передать, что позже ко мне придет посетитель и до тех пор конверт вскрывать не нужно. Чтобы не испортить сюрприз. Я решил, что все это придумали мои друзья из музыкального общества или моя соседка Ирэн.

Бен почувствовал покалывание в затылке, а левое веко задергалось.

– Можно я его открою и посмотрю, что там? – спросил он.

– Конечно, мне самому не терпится узнать, что это за сюрприз.

Когда Бен вытащил из конверта фотографию, мир вокруг начал рушиться. Желудок судорожно сжался, словно внутри был обжигающий шарик, а сердце оборвалось. От страха он не мог сделать вдох. Теперь стало ясно: одинаковое время в случае похищения Карлы и в случаях убийств не просто совпадение. Он должен был явиться сюда, чтобы удостовериться в личности Шиллинга. План монстра с самого начала предусматривал, что Бен найдет этот конверт. Он предназначался не Шиллингу, а ему. По какой бы то ни было причине парню было недостаточно просто повесить на него серию убийств. Тем, что было в этом конверте, он повысил ставку и вывел ужасную игру, которую, по всей вероятности, затеял с Беном, на другой уровень.

Как парализованный, Бен рассматривал фотографию в руке. На снимке были изображены Николь и Лиза, выходящие из дома. Над головой Николь был изображен крест. На обратной стороне фотографии было написано: «Да свершится Его воля! В 2 часа 41 минуту!»

Глава 30

Бен старался не газовать, чтобы не привлекать еще больше внимания к красному «шевроле-камаро» 1968 года выпуска. Он показал фотографию Шиллингу. Сообщение на оборотной стороне было ясно: или Бен успеет остановить сумасшедшего до 2:41, или его жена умрет так же, как и обе другие женщины. И Лизе придется стать свидетельницей того, как ее мать будут топить.

Еще из палаты Шиллинга Бен попытался связаться с Николь. Но она не ответила ни по домашнему, ни по мобильному телефону. Бен сердился, что проспал столько времени в подвальном боксе. Но откуда ему было знать, что ждет его в больничной палате Шиллинга? Да и что бы это изменило? Возможно, Николь и Лиза уже в руках этого ненормального. Не дозвонившись до Николь, Бен – несмотря на то что внутри все яростно протестовало – набрал номер Виктора. Так как Виктор и Николь теперь, по всей видимости, пара, вполне возможно, что она у него, или Виктор знает, где они с Лизой находятся или недавно находились. Возможно, из-за Виктора Николь подала на развод, но сейчас речь идет о жизни Николь и Лизы. К сожалению, Виктор тоже не ответил. После всех этих неудачных попыток сердце Бена шумно билось в груди, словно надрывающийся колокол. Это Арнульф Шиллинг навел Бена на мысль одолжить машину у пациента, который делил с Шиллингом больничную палату и хвастался своей красной малышкой при каждом удобном случае.

– «Во всем мире тогда было продано всего семь тысяч двести таких машин, а сегодня существует лишь несколько, и одна принадлежит мне. Восьмицилиндровый двигатель объемом 4,9 литра, двести девяносто лошадиных сил, раритетная и импортированная из Штатов», – передразнил его Шиллинг. Он считал грубого парня по имени Арно Райнике мерзким типом, который к тому же раздражал его тем, что ночи напролет смотрел в палате телевизор. – Этому идиоту раздробили носовую кость, но мозгам тоже досталось. Ушиб, сотрясение мозга. Но если вы спросите меня, то он и раньше был с придурью. Однако Арно настоял на том, чтобы его старый «камаро» был припаркован здесь, потому что он собирается время от времени ездить на тачке домой.

Шиллинг подсказал Бену, что он найдет ключ от автомобиля в шкафу Арно.

– Эй, при двух убийствах, в которых вас подозревают, такая маленькая кража не имеет особого значения, – добавил Шиллинг, когда Бен, с ключом в руке, снова закрыл дверцу шкафа.

Бен не мог избавиться от чувства, что эта злая шутка над соседом по палате доставляет Шиллингу огромное удовольствие.

– Еще лучше, если вы сразу захватите и воняющую кожаную куртку этого придурка. Черт, вот он ошалеет. И не волнуйтесь, я вас не выдам. Скажу, что крепко спал. Болеутоляющие таблетки – очень сильное средство. – Шиллинг издал булькающий звук и зажмурил глаза. – Между прочим, парковочный билет и кошелек вы найдете в ящике тумбочки рядом с его кроватью. Можете спокойно взять. Все ведь знают, что в больнице нужно следить за своими ценными вещами.

Так быстро, как только мог, Бен сбежал по лестнице, оплатил парковку и спешно покинул территорию клиники.

По пути у Бена в голове крутились два вопроса: почему преступник повесил на него эти убийства и по какой причине привязался к его семье? Найдя ответы, он, наверное, сумел бы вычислить убийцу. По крайней мере, теперь он мог исключить, что сам убивал в беспамятстве. Конечно, если не страдал раздвоением личности. Это другое «я» могло перехватить контроль в те моменты, когда он ничего не помнил или думал, что спит. Бен просто не хотел верить, что может быть настолько психически болен, и поэтому пытался сконцентрироваться на том, что это кто-то другой охотится за его семьей и ним самим. Но небольшие сомнения все же оставались.

Киллером двигал не только религиозный фанатизм, он удовлетворял свою личную жажду мести – подставил Бена и выбрал Николь и Лизу своими следующими жертвами. И вот этому Бен не находил объяснения.

Бен решил было проинформировать Хартмана о фотографии с надписью. Но тот упорно считал Бена убийцей, поэтому он передумал. Таким образом он лишь наведет полицейского на свой след, а так рисковать не хотелось. У комиссара как будто шоры на глазах, и он ведет одностороннее расследование с единственной целью – навредить Бену. Прямо как киллер. Букет цветов с запиской не снимал с Бена подозрение. Уголовная полиция подумает, что он сам направил курьера с посланием, и обвинит Бена в том, что все это отвлекающий маневр. Убийца, вероятно, рассчитал и это, когда заманивал Бена вступить в игру и остановить его.

Наконец Бен был на месте. Он припарковал «камаро» в сотне метров от квартиры Николь. Полиция наверняка наблюдает за домом, подозревая, что Бен может здесь появиться. Только в последний момент в больнице он вспомнил о шляпе, трости и плаще. Здесь, в его прежнем доме, опасность быть узнанным особенно возрастала, и пусть он не мог изменить лицо, натянутая на глаза шляпа, поднятый воротник плаща и старческая осанка все-таки неплохо защищали. Кого заинтересует пожилой мужчина, прогуливающийся в воскресенье?

На всякий случай Бен решил подойти к квартире Николь сзади, через сад семьи Хольцер. Раньше они иногда вместе жарили шашлыки. Соседей, похоже, не было дома, потому что их парковочное место под навесом пустовало. Бен прошел с торцевой стороны дома в сад, осторожно заглядывая в окна. Никого не видно. Он надеялся, что дома и правда никого нет. На его счастье, в зеленой изгороди все еще сохранился скрытый кустарником проход, через который можно было попасть из одного сада в другой, не обходя полквартала.

С сильно бьющимся сердцем, в любой момент готовый к тому, что его остановят и потребуют объяснений, Бен прошмыгнул в маленький садик Николь. Быстрыми шагами пересек когда-то ухоженный газон, который сейчас представлял собой лужайку, заросшую сорняками и дикими цветами. На криво установленной сушилке висела давно высохшая одежда. Маленький сарай, где хранились в том числе и велосипеды, сильно обветшал и крайне нуждался в покраске. Аромат жасмина, который так сильно любила Николь, ударил в нос Бену, когда он по террасе подошел к большому, до самого пола, окну гостиной. Никого не видно. Он несколько раз постучал по стеклу и опустил воротник плаща, снял шляпу и отложил трость, чтобы Николь и Лиза могли узнать его, если зайдут в комнату. Но почему-то Бен чувствовал, что квартира пуста. Тем не менее ему нужно в этом убедиться. Возможно, тот, кто угрожал его семье, схватил и связал Николь и Лизу. А даже если Николь и Лиза куда-то ушли, ему все равно нужно попасть в квартиру. Возможно, он сможет понять, где они находятся.

Бен сильнее постучал в стекло. Он знал, что этот звук слышно даже на кухне, выходящей на улицу, кабинете и комнате Лизы. Когда Лиза была маленькой, они часто пользовались этим способом, чтобы подать знак с улицы. Когда же и после этого никто не появился в гостиной, Бен подошел к правому краю террасы и поднял большой кирпич, под которым хранились запасные ключи от парадной двери и двери в квартиру, которые он положил туда еще несколько лет назад. Николь он об этом никогда не рассказывал. Она бы с ума сходила от страха, что воры могут найти ключи.

Но в настоящий момент ключи все равно были бесполезны для Бена, потому что за входом в дом наверняка ведется полицейское наблюдение. Тяжелый же кирпич показался Бену намного более подходящим предметом. Прилегающий к квартире сад просматривался из некоторых ближайших домов, а дверь террасы находилась в небольшой нише, которая – благодаря густой кроне клена на соседнем участке справа и дубу во дворе дома семьи Хольцер – была скрыта от любопытных взглядов соседей. Он размахнулся и со всей силы швырнул камень в стеклянную дверь террасы. Раздался громкий звон, который наверняка слышали во всей округе. Бен мог лишь надеяться, что никто не посчитает нужным проверить, что случилось. Потом он осторожно просунул руку через образовавшуюся в стекле дыру с острыми краями и открыл дверь.

– Николь, Лиза, вы тут? – позвал Бен.

Ответа не последовало. Он вошел в гостиную. Разбитое стекло хрустело под ботинками. Бен снова окликнул Николь. Никакой реакции. Разочарование отнимало у него все силы. Автоответчик мигал, и Бен прослушал пленку. Одно лишь его собственное сообщение, которое он оставил, когда звонил из палаты Шиллинга: «Николь, если ты это слышишь, пожалуйста, останься с Лизой дома. Позвони в полицию. Кто-то хочет похитить тебя. Никому не открывайте, если в дверь позвонят. Я скоро приеду к вам и все объясню. И пожалуйста, верьте мне, вы в опасности».

Бен пробежался по всем комнатам. С каждой дверью, которую он открывал, оставалось все меньше надежды, что Николь и Лиза все-таки где-то здесь. Возможно, связанные и с кляпом во рту, не в состоянии ответить ему.

Проверив все помещения, он снова вернулся в гостиную. На высокой барной стойке, перед которой стояли два барных табурета, он увидел раскрытый ноутбук Николь. Одним нажатием на кнопку Бен включил его. Рядом лежал воскресный выпуск «Берлинского бульварного листка». Статья, на которой была развернута газета, заставила Бена вздрогнуть. «Ясновидящий предсказывает убийство с точностью до минуты», – гласил заголовок. Бен быстро пробежал глазами заметку, которая была посвящена не столько убийце Тамары Э., сколько мистическим способностям Арнульфа Шиллинга, чье имя было обведено красным карандашом.

«О нет, пожалуйста, нет!» – мысленно взмолился Бен и вздохнул про себя. Он знал Николь. Она была помешана на эзотерике, всевозможных теориях заговора и псевдонауках. На потолке над их кроватью висел постер с домиком в Провансе. Николь всерьез верила, что если утром, проснувшись, и вечером, перед тем как заснуть, она посмотрит на эту картинку и представит, как будет жить там, то однажды Вселенная исполнит это ее желание.

Бен проверил историю поиска в Интернете, и его подозрение подтвердилось. Николь искала адрес Арнульфа Шиллинга и проложила онлайн-маршрут к его дому на карте дорог. Было воскресенье. В этот день Николь всегда предпринимала что-то особенное с Лизой, и Бен был уверен в том, куда лежал их путь сегодня.

Бен понятия не имел, как газетенка Виктора пронюхала о том, что убийца в квартире Тамары Энгель написал то же самое время, что сообщил Бену фальшивый Арнульф Шиллинг. Во всяком случае полиция не передавала эту информацию прессе. Бен предполагал, что это объясняется тесным контактом, который Виктор поддерживал с главным прокурором.

Телефон лежал на журнальном столике в гостиной. Когда Бен просмотрел исходящие звонки, он оторопел. Николь действительно звонила на номер Арнульфа Шиллинга. Еще вчера ближе к вечеру. Разговор длился более двух минут. Кто это мог быть, если Шиллинг лежит в больнице?

Бен снова попытался дозвониться Николь на сотовый. И опять включилась голосовая почта. Вообще-то в этом не было ничего необычного. Как правило, Николь забывала мобильный телефон, выходя из дома, или так глубоко засовывала его в сумку, что из-за слишком тихого звонка его не было слышно. Другой вариант, что Николь и Лиза находятся в руках убийцы. Но это же не обязательно. Бен не хотел себе такое представлять.

По крайней мере, сейчас он знал, куда они могли поехать. Этим знанием ему нужно было поделиться с кем-то, кому он доверял. На тот случай, если полиция схватит его прежде, чем он успеет добраться до дома Арнульфа Шиллинга. Первым ему на ум пришел Виктор. Но и вторая попытка дозвониться до него оказалась безуспешной. Поэтому Бен набрал номер, который относился к тем немногим телефонным номерам, которые помнил наизусть.

– Фэрбер, – ответил криминальный репортер заспанным и хриплым от сигарет и виски голосом.

– Это Бен.

– Что? Это шутка? Где ты? Тебя полмира ищет. Как будто ты государственный преступник номер один. – Фредди сразу проснулся.

– Сейчас внимательно выслушай меня, – продолжил Бен.

– Да, да, и так ясно. Между прочим, я все еще не верю, что это был ты.

Бен услышал звук откручиваемой пробки, потом бульканье.

– Эй, Фредди, тебе не следует сейчас пить. Ты нужен мне бодрым и внимательным.

Фредди любил хватить лишнего и не делал из этого тайны.

– Бен, ты меня только что разбудил. Я всего лишь сделал маленький глоток, чтобы прийти в себя.

Бен надул щеки. Он зависел от Фредди. Больше доверять было некому.

– Ладно. Ты сейчас что-то вроде моего джокера, ладно?

Фредди рыгнул в трубку.

– Само собой. Выкладывай, я весь внимание, старик.

– Настоящий убийца оставил мне сообщение. Он хочет убить Николь тем же способом, что и других женщин. Я должен поймать его и остановить раньше.

– Вот дерьмо!

– Мне кажется, Николь и Лиза поехали к дому Арнульфа Шиллинга. Если полиция схватит меня по дороге туда, ты должен будешь сделать все, чтобы найти Николь и Лизу. Но самое важное: существует срок, до которого нужно успеть разыскать киллера. Этой ночью в 2 часа 41 минуту. Запомнил?

– Да.

– Спасибо, Фредди. Я полагаюсь на тебя, – сказал Бен и положил трубку.

Затем он вернулся на кухню и подошел к окну. Осторожно, чтобы его никто не заметил, посмотрел на улицу перед домом. Бен хотел понять, действительно ли здесь полиция. В этом случае он мог быть уверен, что киллер не схватил Николь и Лизу здесь, в квартире. Это было бы слишком рискованно. На противоположной стороне дороги был припаркован «Ауди-А4». В нем сидели двое мужчин. Из опущенного окна со стороны водителя клубился сигаретный дым. И тут подозрение Бена, что в машине могут сидеть полицейские, переросло в уверенность, потому что в следующий момент прямо перед входом в дом остановился патрульный автомобиль. Водитель «ауди» вышел, отбросил сигарету в сторону и вместе с выбравшимся наружу пассажиром спешно направился к полицейским в униформе, которые уже стояли на тротуаре. Мужчина, в котором Бен узнал соседа из расположенного рядом дома, подошел к ним и указал на квартиру Николь. Прямо на кухонное окно, у которого стоял Бен. Видимо, это он позвонил в полицию, когда услышал звук бьющегося стекла. Затем патрульные полицейские направились к узкой дорожке, ведущей за дом, а оба одетых в штатское мужчины из «ауди» остались стоять перед домом.

Бен бросился к террасной двери. Не оборачиваясь, пробежал через сад к живой изгороди. За спиной уже слышались голоса полицейских, которые входили в сад по узкой боковой дорожке рядом с домом. Беглеца они все еще не видели, его загораживал сарай, и Бен надеялся скрыться, пока они будут медленно и осторожно приближаться к квартире с тыльной стороны. В следующий момент Бен пробрался через живую изгородь в сад семьи Хольцер и побежал. За спиной раздался громкий женский голос. Бен вздрогнул от испуга и припустил еще быстрее.

– Он туда побежал! – крикнула с балкона своей квартиры какая-то женщина. Наверное, жена соседа, который вызвал полицию.

Бен бежал мимо дома семьи Хольцер. И ему казалось, что в ботинках у него свинец. Конечно, полицейские его схватят. Добежав до тротуара, он думал только об одном: нужно как можно быстрее добраться до ближайшего пересечения улиц, потом повернуть и скрыться за домом. Когда преследователи только ступят на тротуар, они уже не будут знать, побежал он направо или налево, в один из лежащих на противоположной стороне садов. Они потеряют время, пока будут размышлять, куда бежать, и потом наверняка разделятся.

Бену действительно удалось ускорить темп. Он слышал лишь свое тяжелое дыхание и стук ботинок по тротуару. За спиной ни шагов или криков, что он должен остановиться, и ни одного предупредительного выстрела. Еще несколько метров, потом поворот налево, и он оказался практически на том месте, где припарковал «камаро». Бен свернул на улицу, и его план вроде удался. Он открыл дверцу машины, прыгнул внутрь, захлопнул дверь и завел двигатель. Затем развернулся и помчался прочь. Когда он достиг следующего спасительного перекрестка и повернул направо, в зеркале заднего вида по-прежнему никого не было видно.

Глава 31

С каждым шагом, приближающим Дженнифер Браун к дому Марлен Рубиш, ее сердце билось сильнее, а первоначальная решительность перерождалась в растущую неуверенность. Дженнифер уже задавалась вопросом, правильно ли она поступает. Скоро полиция схватит главного подозреваемого и выяснит, имел ли он отношение к исчезновению Карлы. Так зачем ей сейчас обвинять пожилую женщину во лжи? Ведь ее расспросы будут означать именно это. Один только вопрос – действительно ли внук Марлен Рубиш Михаэль за день до исчезновения Карлы работал на кухне интерната, если ее мать видела его перед домом именно в это время – предполагал, что Дженнифер не верит Марлен Рубиш.

Анита, мать Дженнифер, была знакома с Марлен Рубиш и описывала ее как дружелюбную и всегда готовую помочь женщину. Но мужество все равно постепенно покидало Дженнифер, и ей становилось не по себе при мысли о приближающейся встрече с Марлен Рубиш. Если сначала она шла бодрым шагом, то сейчас уже нехотя плелась.

В конце концов, Марлен Рубиш не единственная, кто сказал, что ее внук в обед был занят мытьем посуды в столовой. А мать Дженнифер, заявлявшая, что видела Рубиша в это время перед их домом, была одинока в своем утверждении. Здесь, на тротуаре, Дженнифер взглянула на ситуацию по-другому, нежели дома. С ней такое часто бывало. На улице многое внезапно становилось проще и понятнее. Ее злость на полицейских почти улеглась. Как будто ветер, который ласкал лицо, разогнал и темные тучи, затуманившие ее сознание. Вся эта отчаянная затея внезапно показалась Дженнифер нелепой. Но она все равно продолжала медленно идти в направлении дома Марлен Рубиш.

Метрах в пятидесяти от цели Дженнифер остановилась у одного из платанов, высаженных на этой стороне улицы, и украдкой наблюдала за домом Марлен Рубиш на противоположной стороне, делая вид, будто ищет что-то в рюкзаке.

Это был простой дом с двускатной крышей. Рыжие кирпичи были покрашены в зеленый цвет, а некогда побеленный фасад приобрел сероватый оттенок. Небольшой садик перед домом был обнесен низкой черной металлической оградой на уровне бедер. Слева от дома мощеная подъездная дорожка уходила вглубь, в сад и – как Дженнифер догадывалась, потому что не могла рассмотреть со своего места – к гаражу. Это был старый поселок шестидесятых годов. В основном здесь жили люди в возрасте, хотя иногда, когда продавался какой-нибудь дом, потому что прежние владельцы умерли или переселились в дом престарелых, переезжали и молодые семьи. За то время, пока Дженнифер стояла перед домом и рассматривала его, мимо нее проехал один-единственный автомобиль.

«Черт, Дженни, что ты здесь вообще делаешь? Это же просто сумасшествие!» Нет, не сумасшествие, одернула она себя. И на этот раз она уже не была уверена, что не произнесла свои мысли вслух. Дженнифер осторожно посмотрела по сторонам. Прохожий с собакой на поводке прошагал мимо, не обратив на нее внимания. Дженнифер еще раз сказала себе, что очень важно поговорить с той женщиной. Ради себя и матери она должна собственными ушами услышать, какие показания Марлен Рубиш дала в полиции. Тогда она поймет, лжет ли женщина или говорит правду.

Дженнифер собралась с духом и, преодолев пять ступеней, взошла на крыльцо дома. Подняла руку и потянулась пальцем к круглой кнопке звонка. Но в полусантиметре от звонка ее палец застыл. На этот раз ее остановила не провокационная мысль. Она что-то услышала и, хотя точно не знала, что это, инстинктивно поняла, что звук доносится изнутри дома, предположительно из подвала. Дженнифер почувствовала, как у нее на голове зашевелились волосы. Она ужасно испугалась и слетела вниз по лестнице. Снова этот звук. На этот раз громче и отчетливее. Как будто кто-то кричал от боли. Дженнифер содрогнулась. В первый момент ей хотелось убежать прочь. Но потом она подумала: «А если Карла здесь? Что, если она в этом подвале и ей нужна моя помощь?»

Дженнифер повернулась к пологой подъездной дорожке, которая упиралась в гаражные ворота. Оттуда узкая тропинка вела в сад за домом. Она быстро огляделась. Возможно, кто-то, прячась за шторами, наблюдал за ней через окно дома. Но ей было все равно. У нее была убедительная причина прокрасться сюда. Дженнифер пробежала мимо лестницы по дорожке к дальней части дома. Подобралась к маленькому откинутому подвальному окну, из которого доносились звуки. Из-за высокой живой изгороди, отделяющей соседский участок, Дженнифер никто не мог здесь увидеть. Но сейчас она бы предпочла менее скрытое от чужих глаз место. Тогда она хотя бы могла попросить прохожего о помощи, если бы она ей понадобилась.

Подвальное окно было из молочного стекла. Сердце Дженнифер сильно стучало, когда, затаив дыхание, она приблизилась к откинутой фрамуге и через щель посмотрела внутрь. Но она ничего не увидела, потому что с внутренней стороны обзор закрывали серебристые жалюзи, ламели которых были плотно закрыты. Комната казалась погруженной в полную темноту. Зачем кому-то так тщательно защищать подвальное окно от посторонних взглядов с улицы?

Затем Дженнифер услышала приглушенный крик. Она вздрогнула, сползла по стене и опустилась на корточки. Ее трясло, губы дрожали. Она не могла определить, что именно это был за звук. Он доносился словно издалека. Не то чтобы нечто ужасное творилось прямо за стеной, к которой она прижималась. Звук казался слишком далеким.

Нужно позвонить в полицию. Она хотела достать из рюкзака мобильный телефон, но молнию заело, и Дженнифер, как сумасшедшая, дергала за нее. Открыть рюкзак наконец удалось. Все больше нервничая, она принялась рыться в нем. Мобильного телефона не было. Дженнифер закусила нижнюю губу и закрыла глаза. Этого не может быть. Она слишком поспешно выскочила из дома и, наверное, забыла телефон на кухонном столе. «Проклятье, именно когда эта чертова штука необходима!» – пронеслось у нее в голове.

В следующий момент она призвала себя сохранять спокойствие. Нужно собраться и подумать. Дженнифер предполагала, что слышала мужской крик. Но она могла и ошибаться. Возможно, это Карла, чей голос, искаженный болью, стал неузнаваем.

Дженнифер снова выпрямилась и еще раз попыталась заглянуть в помещение через щели жалюзи. Сейчас там горел свет. Ей даже показалось, что на долю секунды она разглядела маленькую полноватую фигуру – именно такого телосложения была Марлен Рубиш. Свет погас. Захлопнулась дверь. Наступила тишина.

Дженнифер затаила дыхание и какое-то время еще прислушивалась. По-прежнему тихо.

– Здесь есть кто-нибудь? – прошептала она в щель.

Никакой реакции. Она позвала еще раз, подождала. Снова ничего. В голове было пусто, ни одной мысли. Дженнифер не знала, что ей делать. Вдруг она услышала звук работающего мотора где-то перед домом. Машина остановилась, двигатель заглушили. Дженнифер подползла к стене у лестницы, ведущей на крыльцо, и прижалась, чтобы ее не было видно. Кто-то поднялся по ступеням и позвонил. Дверь открыли.

– Секунду. Я сейчас. Только захвачу сумку, и мы можем ехать! – крикнул женский голос.

Вскоре Дженнифер услышала стук каблуков вниз по лестнице. Потом две двери автомобиля практически одновременно захлопнулись. Дженнифер наблюдала из-за лестничного марша. Водительница машины слишком сильно нажала на газ. Мотор взревел. Затем золотистый «гольф-плюс» выехал на дорогу и в следующее мгновение скрылся из поля зрения. Дженнифер была уверена, что заметила на пассажирском сиденье Марлен Рубиш – ведь это у нее белые пряди в темно-серых волосах.

Дженнифер с облегчением выдохнула. Первым порывом было бежать к соседскому дому и вызвать полицию. Но потом Дженнифер засомневалась. Если она все же ошиблась, а из-за ее показаний дом Марлен Рубиш перевернут вверх дном и ничего не найдут, то решат, что она просто хотела подставить пожилую женщину, потому что та опровергала утверждение матери Дженнифер. Подождав еще несколько минут и не услышав больше никаких звуков, Дженнифер подумала, не показались ли ей эти крики. Просто немыслимо, что Марлен Рубиш насильно удерживает и пытает кого-то в своем доме. Но что, если кому-то нужна помощь? Дженнифер бросило в холодный пот. У нее определенно слишком бурная фантазия. Но как эта пожилая дама, которая служила в церкви и заботилась о благополучии стольких детей, могла ухитриться затащить к себе человека и пытать? И какие у нее могут быть для этого причины? Все не складывалось. Вероятно, Дженнифер ослышалась. Но если она действительно хочет быть уверенной, ей придется самой в этом убедиться.

Дженнифер глубоко вздохнула и пошла по дорожке, ведущей за дом. Марлен Рубиш была одинока – это выяснила еще мать Дженнифер – и только что уехала на машине. Поэтому исключено, что Дженнифер кто-нибудь здесь застукает. В саду бурно разрослась сорная трава. Кроны старых деревьев нависали над близлежащими домами. Под балконом находилась окрашенная в зеленый цвет деревянная дверь, которая вела в подвал. Дженнифер осторожно подошла к ней и приложила правое ухо к криво навешенному дверному полотну. Ничего. Она нажала на ручку. Дверь была заперта. «И что теперь?» – разочарованно подумала Дженнифер. Ее взгляд скользнул по розовым кустам вдоль садовой дорожки. Кусты поддерживались простыми металлическими прутьями. Ей действительно нужно проникнуть в дом. Что, если Карлу держат в подвале? А если нет? Даже если ее поймают, то все обойдется, ведь она действовала без злого умысла. Она пыталась помочь. А эта помощь оправдывает повреждение старой обветшалой подвальной двери. Сильным рывком она выдернула из земли один из прутьев, просунула его между дверным полотном и рамой на уровне замка и нажала, направляя прут в сторону дверного откоса. Длинная палка сработала по принципу рычага, и все оказалось проще, чем думала Дженнифер. Дверной замок с треском отлетел в сторону. Дверь, скрипя, подалась внутрь – взору открылся темный коридор, из которого Дженнифер обдало запахом гнили. На неоштукатуренных стенах было полно паутины.

– Какой кошмар, – тихо сказала сама себе Дженнифер.

Она вошла в подвал и через несколько метров справа наткнулась на дверь, за которой должна была находиться комната, откуда доносились предполагаемые крики. Она обхватила ручку, затаила дыхание и опустила ее вниз. К удивлению Дженнифер, дверь оказалась не заперта. Прежде чем толкнуть дверное полотно, она должна была еще раз собраться с духом. Нужно рассчитывать на то, что за дверью лежит кто-то тяжело раненный, возможно, даже истекающий кровью. Как ни противилась Дженнифер, у нее перед глазами стояло лицо сестры.

Когда комната открылась перед нею в тусклом свете, который проникал сюда через жалюзи и из коридора, оказалось, что реальность нисколько не соответствует ее представлениям.

В отличие от грубых стен подвального коридора, стены помещения были оштукатурены и покрашены в белый цвет. Никакой крови. И вообще никого. Озадаченная, Дженнифер вошла внутрь, включила свет, встала посередине квадратной комнаты и огляделась.

У одной стены стоял письменный стол с компьютерным блоком питания, клавиатурой, мышкой и экраном. Рядом закрытый канцелярский шкаф. У внешней стены, перед которой Дженнифер только что стояла снаружи, рядом с окном располагался деревенский шкаф. Перед ним – скамья для молитвы со специальной подставкой для коленопреклонения, какие бывают в католических храмах. На письменном столе стояла аромалампа, от которой исходил запах роз. Дженнифер дотронулась до нее и почувствовала, что та еще теплая. Дженнифер медленно приблизилась к шкафу. Что, если кого-то держат внутри? Шкаф был достаточно большим. «Господи, что я здесь делаю?» – пронеслось у нее в голове. Но пути назад уже не было. Она хотела как можно быстрее выяснить правду и выбраться из дома Марлен Рубиш. Решительным шагом она подошла к шкафу и одним движением распахнула обе створки. То, что она увидела, смутило и напугало ее. В шкафу находился алтарь, состоящий из большого серого камня, на котором были высечены различные христианские орнаменты. Крест, рыба, семисвечник, крестильная купель. Сверху возвышался золотой крест с наклеенной пожелтевшей фотографией ребенка лет шести. Это был мальчик. Одетый в желтую футболку и короткие штанишки, он стоял на лужайке, держал в руке мороженое и смеялся. Перед крестом выстроились в ряд несколько свечей, засушенные цветы и статуя Богоматери.

У Дженнифер перехватило дыхание. Почему Марлен Рубиш устроила в подвале своего дома святилище ребенка? И откуда доносились звуки, которые она слышала? Дженнифер взглянула на компьютер. Ответ должен быть там. Поэтому крики звучали словно издалека и как-то ненатурально. Они доносились из колонок рядом с монитором.

Дженнифер подошла к письменному столу, опустилась на стоящий перед ним стул и нажала на клавишу клавиатуры. Как она и надеялась, компьютер был в режиме ожидания. Через секунду на экране отобразился рабочий стол. Дженнифер почувствовала, как напряглись все ее мускулы. На рабочем столе располагалось лишь несколько иконок, на которые можно было кликнуть. Она выбрала программу для просмотра видео, потом дрожащими пальцами навела курсор на панель меню, кликнула на «открыть файл», и через мгновение запустился недавно просмотренный фильм.

Секунду Дженнифер не знала, как реагировать. С открытым от ужаса ртом она уставилась на экран и смотрела на отвратительное зрелище, разыгрывающееся перед ней. Мужчина, которого Дженнифер никогда раньше не видела, лежал в одних трусах на деревянном столе в помещении, напоминающем средневековое подземелье. Его руки и ноги были обмотаны веревками и растянуты в разные стороны. На теле мужчины виднелось множество мелких порезов, из которых капала кровь. Пол помещения был застлан полиэтиленовой пленкой. На заднем плане кто-то в черной маске палача и голубом хирургическом костюме, какие носят врачи в больницах, крутил рукоятку. Веревки натянулись еще сильнее, и мужчина закричал. Дженнифер узнала глухой крик, который и привел ее сюда. Марлен Рубиш не только устроила в подвале собственного дома святилище для, по всей видимости, умершего ребенка, но у нее также был фильм, в котором издевались над мужчиной на пыточной скамье. За обликом внешне спокойной и заботливой женщины скрывалась сумасшедшая.

Дженнифер так резко вскочила, что стул опрокинулся и упал. Единственное, чего она хотела, – немедленно покинуть это помещение. Когда она повернулась к двери, из груди у Дженнифер вырвался пронзительный крик. В дверном проеме стоял мужчина. Откуда он взялся? Он все это время находился в подвале? Это тот мужчина в маске палача из видео? Все внутри ее кричало: «Да!»

Дженнифер сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в холодную стену, а мужчина так и остался стоять в дверях, как паук в центре своей паутины. Дженнифер часто дышала, ее глаза расширились от страха. Мозг еще отказывался верить в это безумие.

– Тот, кто проникает в чужие дома, чтобы совать нос в чужие дела, должен сначала удостовериться, что дома действительно никого нет, – сказал мужчина дрожащим надтреснутым голосом.

Дженнифер казалось, что ее сердце выскочит из груди, так сильно оно билось. Было ясно, что бы она сейчас ни сказала в свое оправдание, мужчина не выпустит ее, но и полицию не вызовет. Он направился к Дженнифер, и она разглядела в его глазах скорбь. Это испугало ее еще больше, чем белая тряпка в его руке, от которой пахнуло эфиром.

Глава 32

Красный «мини» Николь стоял перед домом Шиллинга на Шпрееталь-аллее. Бен припарковал «камаро» у въезда в гараж и помчался к двери дома. Она была лишь прикрыта, что усилило нехорошее предчувствие Бена. Его пульс зашкаливал от волнения, когда он вошел в узкий темный коридор.

– Николь, Лиза, вы здесь? – крикнул Бен. Ответа не последовало.

По дороге от Пренцлауэр-Берг к дому Шиллинга в Шарлоттенбурге Бену попались два патрульных автомобиля. Один даже ехал за ним какое-то время. Бен мог лишь надеяться, что сосед Шиллинга по палате еще не заметил пропажи ключей от машины, иначе он наверняка уже заявил о краже «камаро». Бену не оставалось ничего иного, как педантично соблюдать скоростной режим, чтобы у полиции не было причин останавливать его и проверять документы. Спустя какое-то время – по ощущениям, целую вечность – патрульная машина позади него свернула в сторону.

– Лиза, Николь? – позвал он еще раз.

И снова ничего в ответ. В доме ясновидящего стояла гробовая тишина. Время от времени, проходя по длинному коридору, он выкрикивал имена Николь и Лизы и заглядывал в прилегающие комнаты. И с каждым разом Бена все больше охватывало отчаяние.

Через небольшую арку он прошел из столовой на кухню. Оттуда дверь вела на террасу и в сад. Удивительное было в том, что дверь была распахнута. Уже войдя в дом, Бен отметил, что воздух свежий, а не застоявшийся, что было бы типично для помещения, где несколько дней никто не появлялся.

Бен поднялся на верхний этаж по старым скрипучим деревянным ступеням. Где-то там, снаружи, находился сумасшедший, который охотился за его семьей. И на это должна быть причина. Во всяком случае, все, что происходило, казалось давно и тщательно спланированным. Он мог обыскать каждый уголок дома, но Николь и Лизу ему не найти. Было очевидно, что их здесь нет. Но машина Николь стояла перед дверью. Какой вывод из этого он должен сделать? Только один: сумасшедший уже добрался до Николь и Лизы, а он опоздал. У Бена перехватило дыхание, ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума.

По крайней мере, сейчас стало понятно, что один он не сможет спасти Николь и Лизу. Они исчезли, и он не знал, где их теперь искать. Нужно попросить Виктора о помощи. Все в Бене протестовало против такого решения, но по-другому просто нельзя. Виктор увел у него Николь. Бен же повел себя иначе по отношению к Виктору тогда, четырнадцать лет назад, когда в похожей ситуации тайно покинул Берлин и переехал в Гамбург, потому что ни за что не стал бы обманывать лучшего друга.

Веронике, итальянке и круглой сироте, было двадцать два года, когда Виктор женился на ней вопреки воли его тогда еще живых родителей. Насколько Бен помнил, это был первый и единственный раз, когда Виктор не сделал то, чего требовали от него родители. В остальном его послушание имело маниакальный характер. Бен понял, что только исключительная любовь могла разорвать эту связь между Виктором и его родителями.

Через шесть лет после свадьбы и пять после рождения их сына Йоханнеса во время шумной вечеринки в саду их усадьбы жена Виктора Вероника призналась Бену в любви. Она сказала, что хочет бросить авторитарного тирана Виктора, который относится к ней как к собственности. С такой стороны Бен еще не знал своего друга. Все осложнялось тем, что он тоже был неравнодушен к Веронике. Но никогда бы не завел романа с женой лучшего друга. Поэтому и покинул город. Когда два года спустя он снова вернулся в Берлин, Вероника уже оставила Виктора и забрала с собой их сына Йоханнеса.

Бен снова позвал Николь и Лизу по имени. И снова никто не отозвался. Ну где же они могут быть? Додумывать до конца эту мысль он не хотел. Может, они просто пошли прогуляться в Рувальдском парке неподалеку.

Бен быстро открыл по очереди все комнатные двери на верхнем этаже, включая кладовку. А чего он вообще ожидал? Увидеть Николь и Лизу, сидящих на полу, заплаканных, связанных, с кляпом во рту? Господи, Лизе всего восемь лет. Он даже не хотел себе представлять, что она чувствует, если они с матерью уже в руках этого подонка. Нет, этого не может быть. Хотя Бен постоянно твердил себе это, он чувствовал, как его сердце сжимается все сильнее.

В доме царила таинственная тишина. Тем больше его испугал резкий, неожиданный телефонный звонок, который донесся наверх с первого этажа. Бен помчался вниз, перепрыгивая через две ступени, и нашел телефон на базе в гостиной. Номер был скрыт. Бен помедлил, потом снял трубку.

– Бен? – Измученный голос Николь обжег его, как раскаленное железо, и ноги стали ватными. Через телефонный провод он почувствовал дикий ужас, с каким жена произнесла его имя.

– Да, это я. Где вы? – Бен старался подавить дрожь в голосе и говорить как можно спокойнее.

В следующей фразе Николь он услышал, что она из последних сил борется со слезами.

– Ты должен найти нас, иначе он меня убьет!

– Обещаю тебе, я вас найду. С вами ничего не случится. Все… – телефонная связь оборвалась. «Будет хорошо», – хотел еще сказать Бен. Бессильно уронил трубку на пол. На секунду в его голове воцарилась полная пустота. Потом пришло страшное осознание, что жизнь дочери и жены сейчас в его руках. Он поднял голову и посмотрел на часы на стене. Начало девятого. У него оставалось всего шесть с половиной часов, чтобы выяснить, кто за всем этим стоит и, прежде всего, где маньяк удерживает его семью. Но как это сделать? У него не было ничего, кроме одинакового времени в случае похищения племянницы Арнульфа Шиллинга Карлы и убийств. Весьма вероятно, что эти преступления связаны. Вопрос только как. У Бена был адрес матери Карлы Аниты Браун, которая подозревала выпускника монастырского интерната. Но это все. «Думай, думай! Возможно, ты чего-то не заметил? Что еще может тебе помочь?» Бен судорожно соображал. Но в голову ничего не шло.

Тело Бена задрожало, взгляд затуманился. «Нет, не в этот раз, – сказал он себе. – Я не вернусь туда. Ни в ту игру, ни в тот дом. Ни к Кевину Маршаллу. Не сейчас. Это в прошлом. Мне нельзя терять время». Ему удалось прервать калейдоскоп картинок. К его удивлению, окровавленный череп Кевина Маршалла не появился перед глазами, и привычный флешбэк не наступил. Облака, затуманившие его сознание после звонка Николь, медленно рассеялись, и Бену пришел в голову напрашивающийся сам собой вопрос: откуда похититель его семьи знал, что он находится в доме Арнульфа Шиллинга и сможет ответить на звонок?

«Открытая дверь на кухне!» Он вышел на вымощенную камнями террасу. Перед ним лежал сад, проволочный забор отделял его от пешеходной дорожки и примыкающей к ней широкой – метров семьдесят – лужайки Рувальдского парка. Дальше простирался лесной массив. Заходящее солнце освещало деревья. И тут между двумя стоящими рядом березами неожиданно что-то блеснуло. Нечто, отразившее солнечные лучи. Возможно, бинокль. Потом Бену почудилось движение в подлеске на опушке. Он услышал, как вдалеке взревел мотор, но ничего не увидел. Может, какой-то автомобиль, припаркованный за деревьями. Бен побежал через сад к калитке. Взгляд его был сосредоточен на той точке в лесу, а мозг прорабатывал возможный сценарий событий. «Вероятно, сумасшедший напал на Николь и Лизу в доме. Потом увез куда-то, а сам спрятался между деревьями и ждал, пока я зайду в дом, чтобы в нужный момент заставить Николь позвонить мне».

Лишь на подсознательном уровне Бен понял, что к дому на бешеной скорости подъехали несколько машин и, визжа шинами, остановились перед входом.

Его мысли путались, но неожиданно все сошлось. Психопат следил за домом в бинокль и оставил дверь на террасу открытой, чтобы лучше видеть Бена, когда тот войдет на кухню в поисках Лизы и Николь.

Бен добрался до двухметрового забора в конце сада и подергал за металлическую дверь, запертую на кодовый замок.

Проклятье, чтобы позвонить, Николь должна быть там, с ним, подумал Бен. Потом ему в голову пришло, что, возможно, существует сообщник, который удерживает его семью в другом месте, а после того как наблюдатель в кустах связался с ним, заставил Николь сделать звонок.

– Стоять, Вайднер! Это полиция!

Бен проигнорировал приказ и попытался нагнуть забор рядом с калиткой, чтобы перебраться на другую сторону и потом бежать в сторону леса. Ему нужно знать, кто сидит там и наблюдает за ним. Возможно, Николь и Лиза тоже в том автомобиле. Ярость закипала в нем. Подонок так близко, а полиция хочет помешать ему добраться до него.

– Он похитил мою жену и дочь. Он там, в лесу! – крикнул Бен, не оборачиваясь.

– Все кончено, Вайднер. Вы арестованы. – Голос полицейского прозвучал уже намного ближе.

Бен чувствовал, как отчаяние раздирает его изнутри. В то же время кровь гнала адреналин по венам. Если его сейчас схватят и он не сможет убедить полицию в своей невиновности, то Лиза и Николь обречены. Он уже не сможет победить в игре, в которую его втянул этот психопат.

Потом он услышал у себя за спиной женский голос:

– Поднимите руки вверх, чтобы мы их видели, а потом медленно повернитесь к нам! Не заставляйте нас применять оружие!

Чертов забор! Бен дергал за него, и наконец ему удалось так низко нагнуть проволоку, что он сумел бы перебраться на другую сторону. Но не успел, потому что в следующее мгновение Бена повалили на землю.

Глава 33

– Кто-то похитил мою жену и дочь. Он там, в лесу! – крикнул Бен еще раз. – Вы должны гнаться за ним, а не за мной.

В человеке, который повалил его и сейчас насильно удерживал на земле, Бен узнал Хартмана, комиссара, проводившего допрос. При падении Бен ударился головой и был немного оглушен. Тем не менее он пытался высвободиться из-под полицейского, который всем своим весом навалился на него. Но долго сопротивляться не получилось. Когда Хартман схватил Бена за правую руку и заломил ее за спину под таким неестественным углом, что Бен вскрикнул от боли, борьба была окончена. Бен не сомневался, что при необходимости Хартман готов даже сломать ему руку.

– Вы арестованы, Вайднер, – прохрипел Хартман.

Бена еще сильнее прижали к земле, и он услышал лязг наручников. Напарница Хартмана Сара Винтер подошла ближе к нему. Бен приподнял голову, чтобы лучше ее видеть. Рука Винтер лежала на кобуре служебного оружия. Неожиданно картинка перед глазами Бена расплылась, и вот уже Кевин Маршалл целится в него из револьвера. Вид полицейского пистолета в кабуре все-таки вернул его в то ужасное место. Но затем Маршалл тут же исчез. Намного быстрее, чем обычно. Бен выдохнул. Он должен как-то освободиться и найти Николь и Лизу.

– Вы не того схватили, – выдавил он. Пот сбегал по его лбу и обжигал глаза. – Сумасшедший, которого вы ищете, захватил мою семью. Вы должны помочь мне найти его, иначе он убьет мою жену. Спросите Арнульфа Шиллинга. Он подтвердит, что получал сообщение от киллера.

Наручник защелкнулся на правом запястье Бена. Затем Хартман притянул его левую руку. Клац. Обе руки Бена оказались зафиксированы за спиной.

– Заткнитесь, Вайднер, и приберегите ваши сказки для судебного следователя! Если и есть какие-то сообщения, то они от вас.

Хартман потянул Бена за плечо вверх. Тот поднялся и повернулся. Умелыми движениями Хартман провел личный досмотр Бена.

– Безоружен, – наконец сказал он своей коллеге.

На террасу вышел еще один мужчина в штатском с седыми, коротко остриженными волосами.

– В доме кто-нибудь есть? – крикнул ему Хартман.

Мужчина помотал головой:

– Нет, здесь никого нет.

Хартман вздохнул и гневно посмотрел на Бена:

– Ладно, где вы спрятали жену и дочь?

Бен не поверил ушам:

– Вы в своем уме? Кто-то пытается повесить на меня эти убийства, а теперь у него еще и моя семья. Он только что заставил мою жену позвонить мне и передать сообщение: если я не найду его, он убьет ее в 2 часа 41 минуту. Я люблю свою семью. Я не убийца. Если вы хотите найти настоящего преступника, то должны немедленно отправить ваших людей в лес за домом. Вероятно, он оттуда следил за мной. Или у него даже есть сообщник. – Голос Бена сорвался.

Хартман покраснел, сонная артерия у него на шее набухла. Ни с того ни с сего его кулак врезался Бену в живот. Бен скорчился и принялся хватать ртом воздух.

– Лу, прекрати, так не пойдет! – раздался крик Сары Винтер.

Бен чувствовал, как у него все внутри перевернулось от удара.

Хартман презрительно фыркнул и поднял руки в знак того, что признал свою ошибку. Бен ему не поверил.

– Все в порядке. Такое больше не повторится, – заверил Хартман и улыбнулся. – А сейчас иди, пожалуйста, к коллегам в дом и проверь, нет ли там чего-то, что поможет нам в расследовании. И лес тоже прочешите. Возможно, он спрятал их там.

Сара немного помедлила. Потом развернулась и пошла назад в дом. Бену было не по себе, что он остался наедине с Хартманом.

Две минуты спустя Бен сидел со связанными за спиной руками на заднем сиденье универсала БМВ главного комиссара Лутца Хартмана. Хартман завел машину, которую припарковал за «камаро», сдал назад и, взвизгнув шинами, промчался мимо стоявших перед домом двух патрульных автомобилей. Из бокового окна Бен увидел коллегу Хартмана Сару Винтер, которая вышла из дверей дома. Она растерянно качала головой. По ее взгляду Бен понял, что она не имела не малейшего понятия, что нашло на ее коллегу и почему он один поехал куда-то с подозреваемым.

Хартман выехал на Шпандауэр-Дамм в направлении замка Шарлоттенбург.

– Куда вы меня везете? – спросил Бен.

Хартман не ответил.

– Проклятье, вы действительно схватили не того. Сумасшедший убьет мою жену, если мы вовремя его не остановим.

– Я не верю тебе, Вайднер. Хоть ты сто раз повторяй мне эту историю.

От отчаяния Бен сходил с ума. Убийца двух женщин удерживает сейчас где-то Николь и Лизу. Шансов на успешное спасение и так почти не было. У Бена оставалась одна крошечная надежда, что между пропавшей племянницей Арнульфа Шиллинга Карлой, монастырским интернатом, в котором учились он, Виктор и первая жертва, Тамара Энгель, и парнем Михаэлем Рубишем существует связь, с помощью которой получится раскрыть убийства. А теперь и он сам находился под стражей в обществе свихнувшегося полицейского и не имел ни одного шанса выполнить ультиматум киллера.

– Вы хотите взять на себя ответственность, если мою жену убьют, а дочери придется смотреть на это? Остается не так много времени! – выкрикнул вперед Бен.

На этот раз Хартман быстро повернул голову в сторону. Потом снова уставился на дорогу. Светофор перед ними загорелся желтым. Хартман выжал педаль газа. Светофор переключился на красный. Хартмана это не смутило, он поддал газу и промчался через перекресток. Стартовавшим справа и слева машинам пришлось резко затормозить. Некоторые загудели. Бену вдруг стало ясно, что ни одним аргументом на свете он не сможет убедить Хартмана отпустить его. И от этого ему стало еще страшнее.

– В одном-единственном пункте я с тобой согласен, Вайднер! – крикнул теперь Хартман. – У нас осталось мало времени. И поэтому я должен ускорить процессы.

– Но это бессмысленно. Зачем мне топить женщин, заставлять смотреть на это их детей и собираться сделать то же самое с собственными женой и дочерью?

– У тебя нет алиби на момент совершения преступлений. И существует множество улик, которые говорят против тебя. Кроме того, у тебя полно причин, чтобы съехать с катушек.

– Ваши мнимые улики мне подсунули. И у меня нет никакого мотива, черт побери!

– А я думаю, есть. Я точно знаю, что ты совершил эти убийства, и прекрасно понимаю, почему ты это сделал.

– И почему же?

– После той истории с похищением в Эфиопии твоя жизнь рухнула. Жена выставила за дверь, дочь и слышать о тебе не хочет. К тому же ты теряешь работу, потому что не можешь написать ни одной статьи. Ты не первый, у кого сдают нервы в подобной ситуации. Я не знаю, зачем тебе нужно было убивать Тамару Энгель и Катрин Торнау. Но я от тебя этого еще добьюсь. Возможно, они были для тебя вроде разминки перед идеальным убийством собственной жены. Но до этого уже не дойдет.

Бен сглотнул комок в горле. Просто сумасшествие, какие выводы делал Хартман. Комиссар по-прежнему ехал слишком быстро и при любой возможности шел на обгон. А Бен по-прежнему понятия не имел, куда мчится полицейский и что задумал.

– А почему я заставляю детей смотреть на убийства их матерей?

Хартман пожал плечами:

– Потому что ты психически больной ублюдок. Как я сказал, есть улики. Моя задача сейчас только выяснить местонахождение твоих жены и дочери. И я закончу с тобой. Так что, Вайднер, скажи мне, где они!

– Я не больной извращенец! Я сам хочу знать, где мои жена и дочь!

На это Хартман не отреагировал. Он резко затормозил и свернул направо, на территорию какого-то авторынка. Вокруг стояли жилые дома, офисные комплексы и магазины. Рядом с въездом на двух деревянных столбах был закреплен большой красный щит два на четыре метра. На нем желтыми буквами было написано: «Машины из США – олдтаймеры и новые авто. Мы привезем вашу машину мечты! Владелец Александр Яркас». Рядом на флагштоке развевался американский флаг. Во дворе не было ни одной машины. Хартман со скоростью пешехода проехал мимо одноэтажного здания со стеклянными стенами. На входной двери в зал висела табличка с надписью: «Закрыто в связи с ликвидацией фирмы». Хартман проехал мимо здания и остановился перед расположенным несколько в глубине старым ангаром с гаражными воротами и дверью. Над ними находились окна из тонкого стекла, в одном из которых зияла дыра – вероятно, кто-то швырнул камнем. Должно быть, это была автомастерская, принадлежавшая бывшей компании-автодилеру.

– Что мы тут делаем? – спросил Бен.

– Узнаешь, – ответил Хартман и обвел взглядом округу.

Было ясно, что Хартман поехал без своей коллеги Винтер, потому что не хотел, чтобы она помешала ему осуществить задуманное.

– Видимо, ваши доказательства довольно весомые, раз вас не переубедить, что я не убийца, – сказал Бен.

– Весомее не бывает, – отрезал Хартман. – Твой мобильный телефон, который ты якобы забыл у Тамары Энгель, был обнаружен в квартире Катрин Торнау, твоей второй жертвы, где ты его, видимо, выронил.

Бену показалось, что его со всего размаху ударили в лицо. У него закружилась голова. Как такое возможно?

Слова Хартмана настолько сбили его с толку, что он не мог выдавить ни звука, а дыхание перехватило.

Комиссар немного подождал, прежде чем выложить следующий козырь.

– А кроме того, в твоей квартире мы нашли отрезанные волосы Тамары Энгель.

Бен сглотнул. Теперь стало ясно, почему Хартман отказывался верить ему.

Хартман вышел из машины и открыл багажник. Когда он подошел к двери ангара, Бен увидел в руках Хартмана стамеску. Быстрым движением и, по всей видимости, без особых усилий он взломал ею дверь ангара. Затем открыл заднюю дверцу машины, вытащил Бена наружу и толкнул в ангар.

– Но я не знаю никакой Катрин Торнау. Поэтому я не мог быть у нее в квартире и потерять там сотовый телефон. Кто-то все это спланировал и хочет повесить на меня убийства, – лепетал Бен, пока, спотыкаясь, шел вперед.

– Катрин Торнау была зарегистрирована на сайте знакомств. Там ты с ней и познакомился. В компьютере убитой мы нашли всю историю вашего чата. Твой ноутбук чист, но это ни о чем не говорит. Следы можно стереть, а IP-адрес, с которого ты писал, числится за публичным интернет-кафе. Признайся, Вайднер, все улики против тебя.

– У меня нет всему этому объяснения. Я лишь знаю, что вы введены в заблуждение и совершаете ужасную ошибку, – защищался Бен.

Ему еще ни разу не приходила в голову мысль зарегистрироваться на сайте знакомств. Он так удивился заявлению Хартмана, что, не оказывая никакого сопротивления, позволил полицейскому, который подталкивал его стамеской в спину, вывести себя на середину ангара. Внутри пахло маслом, бетонный пол был покрыт слоем уличной грязи и ржавчины. Одна из двух подъемных платформ была поднята, хотя и пустовала. Слева на стене висели разные инструменты: гаечные ключи различных диаметров и всевозможные клещи. Ниже в ряд стояли запачканные машинным маслом верстаки, на которых лежали запасные детали, разорванная упаковка и не убранные на место инструменты.

– Сядь там! – приказал Хартман Бену и подтолкнул его к деревянному стулу, стоящему перед одним из верстаков.

Что задумал Хартман? Он что, хочет силой выбить из него информацию? Бен отказывался в это верить. Да у него и нет никакой информации! Бен помедлил, а Хартман вытащил пистолет и наставил его на правое бедро Бена.

– Если ты немедленно не окажешься на стуле, я всажу тебе пулю.

Бен сел. Несмотря на оружие, Бен оставался на удивление спокойным. Переживания за Николь и Лизу словно отодвинули его психологическую травму на второй план. При этом он нисколько не сомневался, что Хартман блефует. Руководитель комиссии по расследованию убийств перешагнул черту, когда вместо Управления уголовной полиции привез его на допрос в эту заброшенную автомастерскую. Но и без пули в ноге шансы побороть Хартмана и убежать отсюда стремились к нулю. Руки Бена связаны, а у Хартмана оружие.

Неожиданно Хартман размахнулся и ударил. Его кулак пришелся Бену по левому виску. От силы удара Бен качнулся назад вместе с расшатанным стулом и свалился бы на пол, не придержи его Хартман за плечо. Из глаз у Бена посыпались искры. Голова гудела, как если бы он с разбегу налетел на стену. Сознание помутилось, поэтому слова выходили медленно и с запинкой.

– Откуда вы вообще узнали, что найдете меня в доме Шиллинга?

Хартман убрал пистолет и взял с рабочего стола катушку скотча. Потом перекинул руки Бена за спинку стула и стал приматывать верхнюю часть его туловища скотчем к спинке стула. Затем таким же способом зафиксировал его икры относительно ножек стула.

– Ты считаешь нас идиотами? После того как ты вломился в дом жены, коллеги сложили один плюс один и поняли, что она собиралась поехать к Шиллингу. – Хартман все крепче приматывал его к стулу и успокоился, лишь когда вся катушка скотча была израсходована.

– Но я не встретил там Николь и Лизу. Когда я пришел, их там уже не было.

– Ты лжешь!

– Почему вы так в этом уверены, черт возьми?

– Твоя жена позвонила нам. Она сказала, что ты как раз подъехал и заходишь в дом. Она боялась, что ты причинишь вред ей и вашей дочери. А потом связь неожиданно оборвалась.

Бен застонал:

– Это похититель – тот, кого вы вообще-то должны искать, – вынудил ее сделать звонок.

– Маловероятно.

Бен потрясенно качал головой:

– Где я мог так быстро спрятать Николь и Лизу? И зачем мне потом возвращаться к дому Шиллинга? Это же нелогично.

Хартман колебался. Бен обнаружил пробел в его рабочей гипотезе.

– У тебя было достаточно времени. Может быть, у тебя есть сообщник, который увез твоих жену и дочь. Кроме того, ты как раз собирался удрать, когда мы тебя схватили.

– Слишком много «может быть». Вы зациклились на одной версии и совершаете сейчас огромную ошибку. Я не могу вам сказать, где мои жена и дочь. Я сам хочу это выяснить. – Голос Бена дрожал. Но он даже не мог осуждать Хартмана за то, что тот собирался сделать. Хартман всеми способами старался спасти жизнь двум людям. И сиди здесь на стуле настоящий убийца, ввиду цейтнота Бен даже одобрил бы такой метод. Хотя это аморально. Но когда речь идет о семье, ему подошло бы любое средство, чтобы спасти Николь и Лизу. Иногда цель оправдывает средства.

Хартман направился к верстаку у Бена за спиной. Судя по звукам, он что-то искал, брал инструменты в руки и снова откладывал.

– Что тут у нас? Пила, молоток, дрель. А, давай начнем с этого.

Когда полицейский снова оказался перед Беном, в руке он держал клещи.

– Этот авторынок принадлежит Александру Яркасу. Ты его знаешь?

Бен задавался вопросом, не спятил ли Хартман, и медленно помотал головой:

– Вы не должны этого делать.

Но Хартман, видимо, уже давно принял решение.

– Торговля американскими машинами шла очень хорошо. У некоторых людей вся жизнь идет как по маслу. Яркас думал, что он один из таких. Но потом произошло нечто, из-за чего он внезапно слетел с катушек. Он узнал, что жена уже около года изменяет ему с одним из монтеров. Яркас направился домой, достал из оружейного шкафа револьвер, поехал к монтеру и выстрелил ему в голову. Это случилось два месяца назад. Я арестовал Яркаса, в принципе он неплохой парень. С тех пор этот сарай пустует. Что я хочу этим сказать? В эту мастерскую вряд ли кто-то заглянет.

Теперь Хартман зашел сзади и опустился на корточки. Свободной рукой он придерживал левую руку Бена, которая не была замотана скотчем. Затем он зажал кончик мизинца клещами и стал медленно отводить назад.

– Я не знаю, где Николь и Лиза! – в панике закричал Бен.

Хартман опустил клещи еще ниже, палец был готов вот-вот треснуть в суставе. Бен закричал. Боль вызвала сильный выплеск адреналина. Тело Бена задрожало, сердце бешено забилось, и он напряг каждый мускул в безнадежной попытке разорвать путы.

Хартман, используя клещи как рычаг, продолжал заламывать палец.

– Последний шанс, – сказал он. – Ты знал, что в кончиках пальцев находится много нервов? Поэтому так больно, когда поранишься.

– Хартман, пока вы теряете со мной время, психопат, который схватил мою семью, успеет скрыться.

– Как хочешь.

Когда послышался хруст и тонкая кость сломалась, Бену показалось, что на долю секунды он потерял сознание. Боль была резкой и превосходила все, что он когда-либо испытывал. Из глаз посыпались искры, подступила тошнота. Его протяжные крики отражались от стен. Место перелома пульсировало и посылало невыносимые, неослабевающие болевые сигналы в мозг. Бен стиснул зубы. Когда он поднял голову и посмотрел Хартману в глаза, то увидел в них пропасть. До этого Бен считал, что полицейский делает лишь то, что считает своим долгом, необходимостью. Но сейчас Бен был уверен: перед ним в высшей степени удовлетворенный человек. Тот, кому нравится доставлять страдания другим людям.

– А сейчас ты мне скажешь, где спрятал обеих! Давай колись! – С каждым словом Хартман говорил все громче. Последнее предложение он прокричал во все горло.

– Я не знаю.

Тут зазвонил мобильный Хартмана. Он достал его из куртки, взглянул на экран и принял звонок. Молча выслушал кого-то на другом конце. Выражение его лица оставалось свирепым.

– Я так и думал. Не беспокойся, я знаю, что делаю, – ответил он и закончил разговор. – Это была моя коллега. Твою жену и дочь так и не обнаружили, как сквозь землю провалились.

Бен вздохнул и закрыл глаза.

– Можете переломать мне все пальцы, но вам от меня ничего не добиться. Потому что я ничего не знаю. Если моя семья умрет, вы будете в этом виноваты. Вам придется жить с сознанием того, что вы провалили дело.

– Ты сам сделал выбор, – ответил Хартман.

Он подошел к дальнему верстаку. Когда Бен рассмотрел предмет, с которым Хартман вернулся, его сердце от страха забилось еще сильнее.

– Представляешь, что можно устроить с такой маленькой бунзеновской горелкой? – спросил Хартман и демонически ухмыльнулся. Он вытащил из кармана брюк зажигалку и повернул рычаг на трубке горелки. Газ, объем подачи которого регулировался специальной рукояткой, с шипением вырвался из сопла. Хартман поднес зажигалку к выходному отверстию и щелкнул. В тот же момент струя газа вспыхнула голубым пламенем. Хартман покрутил рукоятку: огненная струя стала плотнее и длиннее, а шипение громче.

Бен дергался на стуле и, напрягая оставшиеся силы, пытался разорвать скотч. Теперь Хартман совсем близко подошел к Бену и держал тонкую огненную струю всего в нескольких сантиметрах от его виска.

– Где начнем? Сверху или снизу? Да, давай лучше с голени. Пламя такое горячее, что им можно размягчить и разрезать железо. Что, думаешь, произойдет с ногой?

Бена охватила паника. Он уже не мог контролировать дыхание, которое стало судорожно учащенным и прерывистым. Обжигающий огненный луч завладел всем его вниманием. Хартман постепенно приближался к ноге Бена, который уже сейчас чувствовал нестерпимый жар теплового луча на своих джинсах.

– Прекратите! – закричал он.

Хартман немного отвел горелку.

– У тебя для меня что-то есть?

– Вы просто ненормальный.

Хартман покачал головой. Потом направил луч на середину голени Бена и усилил пламя. В тот же миг жар поглотил джинсы, открывая огню беззащитную кожу. Бен кричал во все горло. Он чувствовал, как сгорают тонкие волоски, как под огненным лучом плавится кожа. Запах паленого мяса ударил ему в нос.

В ту самую секунду, когда Хартман собирался поднести горелку еще ближе, металлическая дверь ангара распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Хартман инстинктивно дернулся назад и обернулся навстречу двум мужчинам, ворвавшимся в помещение.

Глава 34

– Хартман, прекратите это дерьмо! Еще не поздно! – крикнул Фредди, который пробежал вперед несколько метров и резко остановился. Его практикант Лукас Кернер, следовавший по пятам, влетел в него сзади.

Из-за нестерпимой боли, которую Бену причиняли сломанный палец и обгоревшая голень, ему казалось, что уже очень даже поздно. Однако еще никогда он так не радовался криминальному репортеру с красным носом пьяницы. Хотя и не представлял, как Фредди отыскал его здесь.

– Пауль Фэрбер, Фредди с обожженным лицом! – крикнул Хартман. Его голос прозвучал отчасти презрительно, отчасти удивленно. – Тот, кто нам нужен! Фредди по собственному опыту знает, как болезненны ожоги. – Хартман звучно рассмеялся и поднял горелку. Появление Фредди и Лукаса его, похоже, не очень впечатлило. – Ты знал, что когда-то твой коллега был довольно популярным фотографом в сфере моды?

Нет, этого Бен не знал и спрашивал себя, какое это в данный момент имеет значение. Фредди задолго до Бена пришел в «Берлинский бульварный листок» и работал там криминальным репортером. Его появление здесь, в мастерской, вряд ли разрядит обстановку. Скорее наоборот. Фредди репортер до мозга костей, а Хартман руководитель комиссии по расследованию убийств, которого застукали за тем, что он пытает подозреваемого.

– Наш Фредди к тому же был женат, но любил иногда заглянуть в стриптиз-клуб, чтобы посмотреть, как девушки танцуют на столе. Однажды он увидел, как гость избивает на улице сотрудницу этого заведения, и пришел ей на помощь. Но, к сожалению, не рассчитал силы и зашел слишком далеко. Он почти убил парня и отправился за это в тюрьму. За то, что и там он продолжал лезть в чужие дела, несколько заключенных попытались его спалить. Когда он вышел на свободу, жена его бросила, ателье тоже накрылось. Кроме того, не было заказов. Все, что ему осталось, – пьянство, эта газетенка и уродливые фотографии, которые он сейчас делает и которыми ежедневно мешает нашей работе, повышая продажи газеты. Он такой же пропащий, как ты, Вайднер.

– Сейчас речь не обо мне, – отозвался Фредди. – Вы перешли черту. И можете потерять работу, Хартман. Что вы тогда будете делать? Сидеть на диване в квартире и решать кроссворды? Если, конечно, не получите пару лет за то, что сейчас творите с Вайднером.

Хартман зарычал. Он медлил с ответом.

– Отвалите, Фредди! Или вы не хотите, чтобы мы спасли жену и дочь вашего коллеги?

– Кто должен убить Николь, если предполагаемый убийца сидит здесь на стуле?

Хартман фыркнул. Его лицо покраснело.

– Не лезьте в это дело, исчезните и сделайте вид, что ничего не было.

– Я криминальный репортер. Вы же не думаете, что я откажусь от такого сюжета, – ядовито усмехнулся Фредди. Потом поднял висевший на шее фотоаппарат и сделал снимок Бена и Хартмана, который в левой руке держал горелку, а правой доставал из кобуры пистолет.

– А вот сейчас у нас действительно маленькая проблема, – огрызнулся Хартман и направил свой пистолет на Фредди.

Тот только рассмеялся. В этот момент Бену стало ясно, что Фредди Фэрбер такой же псих, как и Хартман. Видимо, таким становишься, когда судьба неожиданно раздирает в клочья жизнь, которую прежде любил.

– Что вы собираетесь делать, господин главный комиссар, или лучше сказать, бывший главный комиссар? Хотите всех нас здесь перестрелять? – поинтересовался Фредди.

Бен надеялся, что Фредди не просто слишком пьян, а знает, что делает, и может оценить последствия своих слов.

– Пока господин Вайднер не осужден, он считается невиновным, – подал писклявый голос Лукас.

Бен знал, что перед практикой Лукас начинал изучать юриспруденцию, но бросил учебу уже после первого семестра. Работа с ветреным криминальным репортером обещала быть более динамичной, чем бесконечные лекции и просиживание штанов в юридической библиотеке. Правда, Бен сомневался, что под разнообразием практикант представлял себе встречу с вооруженным пистолетом полицейским, загнанным в угол и не способным ясно мыслить. Но несмотря на свой молодой возраст, Лукас, похоже, понял, что ситуация выйдет из-под контроля, если кто-нибудь не обратится к голосу разума.

– Чего хочет этот умник? Лицо еще в прыщах, а уже позволяет себе говорить со взрослыми, – ухмыльнулся Хартман и больше не удостоил Лукаса вниманием. – Последний шанс, Фредди. Убирайтесь отсюда.

Во время всего разговора Фредди шаг за шагом медленно приближался к Хартману. Бен понимал, что Фредди слишком рискует.

– Слышали что-нибудь о правах человека? – спросил Фредди.

Хартман громогласно рассмеялся и прицелился Фредди в грудь. Пламя все еще с шипением выходило из горелки.

– А что с правами жертв убийств и правами детей, которым пришлось смотреть, как умирали их матери? Их жизнь пошла насмарку. То же самое грозит и вам обоим, если вы не уберетесь отсюда на счет пять.

Фредди помотал головой. Лукас посмотрел на него недоверчиво и испуганно. Его взгляд говорил о том, что он с удовольствием бы свалил. Фредди выпятил нижнюю губу, нахмурил брови и уставился на Хартмана:

– Мне жаль, но не получится, Хартман. Мы не сачкуем. Вы сейчас выдадите нам Вайднера, и мы отвезем его к вашей коллеге.

Хартман рассмеялся:

– Неужели вы считаете, что я доверю вам арестованного убийцу?

Пока Хартман говорил, Фредди вдруг снова нажал на спусковую кнопку затвора и сфотографировал Бена и Хартмана в режиме серийной съемки с многочисленными вспышками. Хартман вскинул руки, пытаясь закрыть лицо. Затем прогремел выстрел. Хартман пальнул в потолок. Оглушительный треск эхом отразился от стен. Фредди вздрогнул и перестал снимать. Лукас спрятался за большой стальной бочкой.

– Прекратить! – выкрикнул Хартман в наступившую тишину. – Немедленно отдай мне камеру или…

– Или что? – зло спросил Фредди, который снова выпрямился. – Мы сейчас уйдем. Как только окажемся снаружи, я разошлю эти фотографии во все крупные информагентства. Вы лишитесь работы, Хартман, и отправитесь за решетку. Если только не оставите Бена в покое. Тогда я отдам вам фотоаппарат.

Фредди повернулся к двери, и Лукас сделал то же самое.

Хартман, похоже, не знал, что ему делать.

– Подожди! – крикнул он наконец вслед Фредди. – Дай мне камеру, и я перестану. Всего этого никогда не было. Вайднер прищемил мизинец дверцей машины и обжег ногу о выхлопную трубу, согласен?

Фредди развернулся:

– Идет.

Он направился к Хартману, который уже сунул пистолет обратно за пояс. У Бена было недоброе предчувствие. Хартман не из тех, кто легко сдается.

Фредди остановился в метре от Хартмана и протянул комиссару камеру. Тот хотел схватить аппарат, но Фредди отдернул руку.

– Сначала освободите Бена.

Хартман вздохнул. Потом резко направил горелку на руку Фредди и нажал на рычаг. Фредди вскрикнул. Когда он дернулся назад, Хартман выхватил камеру из ослабившей хватку руки Фредди. Все произошло молниеносно. Бен не мог ничего сделать, только смотрел. Хартман положил фотоаппарат на верстак и вытащил карту памяти. Затем направил на нее огненную струю, моментально расплавив пластиковую деталь. За несколько секунд, которые потребовались на это Хартману, Фредди на удивление быстро собрался, подкрался сзади и набросился на комиссара. После короткой схватки горелка упала на пол. Из отверстия все еще вырывалось пламя. Фредди крепко обхватил Хартмана, но тому удалось высвободить одну руку и со всей силы два раза ударить Фредди локтем в живот. Мускулы Фредди ослабли. Пальцы разомкнулись. Хартман развернулся, повалил Фредди и в следующий момент уже сидел на нем верхом. Сжал кулак и размахнулся.

Краем глаза Бен заметил мелькнувшую тень. Потом раздался грохот, как будто топором разрубили деревянный чурбан. Тело Хартмана, как мешок, повалилось на пол, почти на Фредди, который в последний момент успел увернуться. Над обоими возвышался Лукас. В руке он держал окровавленную стамеску, которой Хартман взломал дверь ангара.

Глава 35

Было уже двенадцать минут десятого. В это вечернее время на улицах мало машин. Поэтому Бен достаточно быстро подвигался в сторону юга. До его цели, улицы Цикаденвег в поселке Айхкамп, оставалось четыре километра. Арнульф Шиллинг дал ему адрес своей сестры, чья старшая дочь Карла была похищена три месяца назад. Если верить навигатору, которым были оборудованы редакционные машины «Берлинского бульварного листка», ехать еще семь минут.

Какой-то психопат решил повесить на него серию убийств, жертвами которых станут и его жена Николь и восьмилетняя дочь Лиза, если ему не удастся найти и обезвредить этого сумасшедшего. В обычный воскресный вечер он, как и многие другие люди, смотрел бы сейчас триллер по телевизору и переключал бы канал на особо жутких сценах. Но то, что ему приходилось переживать сейчас, было не плодом воображения автора. Он не мог просто переключить программу или выключить телевизор. У него оставалось менее шести часов, чтобы спасти семью.

После того как Бен позвонил Фредди из квартиры Николь, тот пришел к выводу, что не может сложа руки сидеть на диване, в то время как единственный доброжелательно настроенный к нему коллега разыскивается полицией. Фредди пытался дозвониться до своего практиканта, которому было разрешено в свой выходной пользоваться редакционной машиной «Берлинского бульварного листка». Но вместо Лукаса постоянно включалась голосовая почта. Он оставил на автоответчике сообщение, чтобы практикант срочно ехал на машине к дому Арнульфа Шиллинга. Потом Фредди вызвал такси и поехал туда в надежде встретить Бена и предложить ему свою помощь.

Когда такси свернуло на улицу, где жил Шиллинг, перед домом ясновидящего уже стояли полицейские автомобили. Фредди оплатил такси и спрятался за одним из деревьев, которые были высажены вдоль улицы через каждые десять метров. И стал ждать. В конце концов он сфотографировал, как Хартман грубо усадил Бена в свой служебный автомобиль, сам сел за руль и на глазах удивленной коллеги Сары Винтер укатил прочь.

В этот момент Лукас затормозил и остановился у обочины рядом с ним. Фредди прыгнул на пассажирское сиденье и приказал Лукасу следовать за машиной Хартмана. На последних метрах они упустили БМВ, не успев проскочить перекресток перед загоревшимся красным на светофоре. Какое-то время ездили по округе наобум, пока не нашли заброшенный авторынок, который напомнил Фредди о недавней резонансной статье. Александр Яркас, которому принадлежал авторынок, был арестован из-за убийства и в настоящий момент сидел в тюрьме. Фредди также помнил, что Хартман занимался расследованием этого дела, и сделал вывод, что, возможно, он повез Бена в павильоны Яркаса. Подъехав к ним и выйдя из машины, они услышали крики Бена.

Бен переключил передачу и прибавил газу. Мотор красного «рено-модус» взвыл, и машина обогнала пожилую пару, которая не спеша катилась перед ним в белом кабриолете «порше». Нажав на сцепление, Бен почувствовал боль в обожженной ноге, на которую Лукас кое-как наложил марлевую повязку из автомобильной аптечки. Но гораздо хуже была пульсирующая боль, которая поразила всю руку от самого мизинца и отдавалась в плече, из-за чего он практически не мог держать руль, пока другой рукой переключал передачи. Фредди еще в автомастерской вправил сломанный мизинец. Ключом, который нашелся в кармане Хартмана, он освободил Бена от наручников и внимательно осмотрел палец. А в это время Лукас разрезал скотч, которым Бен был примотан к стулу.

Лукас ударил со всей силы, и в первый момент Бен решил, что Хартман мертв. Но после того как Фредди осмотрел комиссара, положил его на бок и, с облегчением вздохнув, кивнул Бену, стало ясно, что Хартман просто потерял сознание. Бен убрал руки из-за спины и аккуратно положил левую себе на колени. Фредди наклонился, чтобы еще раз поближе рассмотреть торчащий в сторону кончик пальца, и надул губы. Бен слышал хрипящее дыхание Фредди. На него пахнуло дешевым одеколоном после бритья, который не мог полностью скрыть запах пота Фредди, и перегаром.

В это время Лукас пошел на улицу к машине, чтобы достать из багажника перевязочные средства и вызвать скорую помощь для Хартмана.

– Придется еще раз стиснуть зубы и потерпеть. Палец нужно вправить и наложить на него шину. Так как тебе нельзя в больницу, я возьму это на себя.

– А ты умеешь? – спросил Бен.

– Видел по телевизору. Если мы ничего не предпримем, у тебя начнется жар и ты не сможешь терпеть боль.

– Черт, ты серьезно?

– А похоже, что я шучу? Я сделаю это, если ты хочешь. Но решай сейчас, карета скорой помощи для Хартмана в любой момент вывернет из-за угла. И тогда ты уже не сможешь просто так сбежать.

Бен взглянул на сломанный палец, и Фредди вопросительно поднял брови.

– Ну ладно.

Фредди не стал мешкать и решительно встал перед Беном. Он сунул Бену какую-то тряпку, которую нашел на полу.

– Держи, затолкай между зубами.

Тряпка пахла машинным маслом. Последовал резкий сильный рывок, и у Бена потемнело в глазах. Он выплюнул тряпку, и его вырвало рядом со стулом. По крайней мере, палец снова распрямился. В следующий момент у Фредди в руках блеснул серебристый скотч. Тот самый, каким Бена уже связывали до этого. Фредди воспользовался им, чтобы зафиксировать мизинец Бена – для чего он обмотал ему все пальцы, кроме большого. На этот раз уже без тряпки во рту. Крики боли беспрепятственно разносились по ангару.

Затем Бен коротко объяснил Фредди и Лукасу, что произошло. Они поверили ему и желали помочь, но не хотели быть арестованы полицией за то, что помогли бежать разыскиваемому преступнику. Их план был такой: они дождутся скорую помощь и расскажут полиции, что нашли Хартмана уже в таком состоянии. Видимо, они не заметили Бена, который спрятался где-то поблизости и, воспользовавшись хаосом, сбежал на редакционной машине. История звучала вполне правдоподобно.

Бен съехал с трассы А100 на Месседамм и продолжил движение в южном направлении. Несмотря на вечернее время, было еще светло. Неожиданно в зеркале заднего вида показался патрульный автомобиль. Он быстро приближался, и пульс Бена ускорился. Он мог лишь надеяться, что полицейские еще ничего не знают о событиях в старой автомастерской и о том, что для побега он воспользовался машиной редакции «Берлинского бульварного листка». Потому что в противном случае они будут особенно яростно охотиться за ним, решив, что он повалил и тяжело ранил их коллегу, главного комиссара Хартмана. Патрульная машина перестроилась для обгона. Они не включили ни мигалку, ни сирену. Бен затаил дыхание и уставился на дорогу перед собой, стараясь не привлекать внимания. Когда полицейские проезжали мимо, Бен краем глаза наблюдал за ними. Те не обратили на него ни малейшего внимания. Бен выдохнул. Обжигающая боль в мизинце и голени снова завладела его сознанием. Просто невероятно, что происходило в автомастерской всего несколько минут назад. Хартман, несомненно, полицейский, который полностью отдался своему делу. Но он одержим идеей, что Бен и есть преступник.

Сворачивая с Айхкампштрассе направо в Лерхенвег, Бен вдруг осознал, что у него нет шансов. Полиция считает его убийцей. Так что бесполезно ждать помощи от тех, кто профессионально занимается поиском пропавших людей. Если он сдастся, его станут допрашивать, и время для спасения Николь и Лизы будет упущено. Осталось всего несколько часов, думал Бен. Все, что он мог, – отчаянно цепляться за эту тонкую спасительную соломинку.

Бен задумался, не поехать ли сразу к монастырскому интернату на Чертовом озере. Но что ему там делать? У него нет ничего, кроме недоказанного подозрения против ученика по имени Михаэль Рубиш, которого мать пропавшей девушки якобы видела перед своим домом, что противоречило показаниям других свидетелей. Даже если похититель девушки и тот, кто удерживает сейчас Николь и Лизу, один и тот же человек, речь может идти и о ком-то, кто даже не попадал в поле зрения следователей. Например, тот мужчина, который выдал себя за Шиллинга в его квартире и с точностью до минуты предсказал, когда произойдут убийства. Наверняка он как-то связан с убийствами, а значит, и с похищением Лизы и Николь. Но то был пожилой мужчина, с седой бородой и длинными седыми волосами. А Михаэль Рубиш – выпускник школы, которому самое большее двадцать лет. Правда, нельзя исключать, что Рубиш специально изменил внешность и переоделся в старика. Из-за густой бороды и длинных, частично закрывающих лоб волос была видна лишь небольшая часть лица. Так что фальшивый ясновидящий в доме Шиллинга вполне мог оказаться и Рубишем. Но Бен не знал, живет ли Михаэль Рубиш, чья учеба должна была уже закончиться, по-прежнему в интернате. Но даже если Бен найдет его там, он что, должен попытаться выкрасть Рубиша и силой добиться от него правды? В таком случае он окажется ничем не лучше Хартмана. Что совсем плохо: если он ошибается, то времени найти настоящего преступника останется еще меньше, прежде чем истечет срок ультиматума. Нет, Бену нужны более весомые доказательства или, по крайней мере, больше подсказок. Он лишь надеялся, что убийца именно потому выдал себя за ясновидящего Арнульфа Шиллинга, чтобы дать Бену возможность через настоящего Шиллинга связаться с его племянницей Карлой, при похищении которой упоминалось то же время, что и в случае убийств. Бен только не знал, зачем это нужно убийце. Но если его предположение верно, тогда преступник, сыграв роль Шиллинга, намеренно направил его по своему следу и дал ему шанс разгадать эту загадку и выяснить его настоящую личность. Тогда и время 2:41, которое преступник указал на месте всех преступлений – в случае похищении Карлы Браун и обоих убийств, – имеет более глубокое значение. К тому же Тамара Энгель, Виктор фон Хоенлоэ и он сам учились в интернате при монастыре, как и Михаэль Рубиш. Бен еще не до конца понимал взаимосвязи, но ключом к разгадке, возможно, был тот самый монастырский интернат. Он не знал, что еще делать, кроме как следовать за предполагаемыми знаками убийцы. При этом Бен пытался, насколько это было возможно, отгонять от себя мысль, что убийца, из чистого садизма, может специально его запутать.

Бен свернул налево в Старую аллею, а потом сразу направо на Цикаденвег. Через минуту он уже припарковал автомобиль перед домом семьи Браун.

Возможно, Дженнифер Браун поможет ему понять, как связаны все эти преступления, или расскажет нечто, что приведет к убедительному выводу: Михаэль Рубиш причастен к похищению Николь и Лизы.

Выходя из машины, Бен заметил человеческий силуэт за задернутыми гардинами. Он подошел к двери и позвонил. Практически в тот же миг ему открыла коренастая женщина лет пятидесяти с полными щеками, вздернутым носом и химической завивкой.

– Я увидела вас уже из окна, – сказала женщина.

– Мне нужна Дженнифер Браун. Она дома?

Женщина огорченно покачала головой, а потом снова взглянула на Бена:

– Именно поэтому я стою у окна и жду. Я соседка справа. Я немного присматриваю за девочкой, потому что сейчас она живет в доме совсем одна. Мы договорились, что в полвосьмого поедем в больницу к ее матери. У Дженнифер нет машины, а ее мать не хочет, чтобы девочка ездила поздно вечером на электричке. – Женщина опять смущенно опустила глаза и тихо проговорила: – И это понятно. После того, что случилось с Карлой… – Она посмотрела на Бена, и в ее взгляде читался неприкрытый страх. – Дженнифер не пришла. Я не знаю, где она. Она очень ответственная девушка и никогда бы не пропустила визит к матери. – На глаза у нее навернулись слезы. Она достала бумажный носовой платок из кармана брюк и вытерла слезы. – Ведь я в каком-то смысле отвечаю за нее. Если и Дженнифер пропала… Ее мать этого не переживет. – Женщина сделала шаг в сторону. – Пожалуйста, входите, господин комиссар. Вы же из полиции? В любом случае ваше лицо кажется мне знакомым.

Бен не знал, что сказать. В голове у него одновременно вертелось слишком много мыслей. Значит, Дженнифер отсутствовала уже больше двух часов. Встретилась с друзьями и забыла о времени? Или дело в другом? В чем-то, что связано с поисками похитителя Николь и Лизы, а возможно, и Карлы?

Бен вошел в просторную прихожую.

– Вы уже связывались с ее подругами? Может, она у них.

Женщина закрыла за ним дверь.

– Ваша коллега обзвонила все контакты в телефоне. Никто из подруг ее не видел, о новом друге они тоже ничего не знают.

– Моя коллега? – переспросил Бен.

– Да, она меня ужасно напугала, появившись на пороге. Я ведь тогда еще не успела сообщить в полицию об исчезновении Дженнифер.

Неожиданно открылась дверь, которая, видимо, вела в гостиную. За ней стояла женщина с направленным на Бена пистолетом. От испуга у соседки расширились глаза, она сделала шаг назад и смотрела поочередно то на Бена, то на комиссара.

– Этот мужчина не полицейский. А вам он кажется знакомым лишь потому, что вы видели его фотографию в региональных новостях, в сообщении о разыскиваемом преступнике, – произнесла главный комиссар уголовной полиции Сара Винтер.

Глава 36

Прислонившись спиной к стене, он сидел на матрасе, который лежал на полу его обшарпанной однокомнатной квартиры. Квартира находилась в нойкельнской панельной постройке, срочно нуждающейся в ремонте. Он подозревал, что дом скоро падет жертвой стенобитного шара или как минимум полной реконструкции. Для его целей квартиры было вполне достаточно, можно даже сказать, лучше не придумаешь. Соседи не были знакомы, старались не пересекаться и не интересовались друг другом. Его это очень устраивало.

«Ремонт при заезде за счет арендатора», – сообщил неухоженный мужчина из управляющей компании и пожал плечами.

Сегодня, два месяца спустя, квартира выглядела точно так же, как и при заезде. Пожелтевшие и местами оборванные обои, судя по узору, сохранились еще с шестидесятых годов. Об их первоначальном цвете можно только догадываться. Ковровое напольное покрытие было сорвано, и остатки клея еще виднелись на бетонном полу; в углу рядом с матрасом лежала его аккуратно сложенная одежда. Сантехника в ванной была такая грязная, что даже самые сильные чистящие средства вряд ли помогут. Но ему все это было безразлично. Он использовал квартиру, только чтобы переночевать, принять душ и подумать в тишине, чего в последнее время ему практически не удавалось. Сначала в голове звучал тот голос, потом появились боли. Лишь тогда он пошел к врачу. Спустя несколько дней тот сухим тоном, но с сочувственным взглядом сообщил ему смертельный диагноз. У него нашли злокачественную и быстро растущую опухоль мозга. Неоперабельную. Он выяснил, что существует только два способа уменьшить боли: большая дозировка анальгетиков, которые прописал ему врач, или выполнение приказов, которые нашептывал ему голос. Сначала он сопротивлялся, но потом понял, кто говорит с ним, и смирился с его заданиями. Разве мог он отказать Господу? Этого никто не может.

«Что Бог сочетал, того человек да не разлучает», – все время повторял низкий голос. Людей больше не заботили слова Всевышнего. Они сами себя считали Богом и делали все, что им вздумается. Свобода заменила дисциплину. Его задача заключалась в том, чтобы это изменить. В какой-то момент он это осознал. Исправить то, что шло вразрез с Божьим промыслом. Восстановить равновесие – вот его последняя миссия. Место в раю ему обеспечено, если он справится с этим божественным заданием. Но смысл не в том, чтобы наказать отдельных грешников. Что это даст? Речь шла о том, чтобы добиться долгосрочных изменений и помочь людям вернуться на правильный путь.

Людям нужны знаки. Лишь когда они видят собственными глазами, в головах у них что-то происходит. И лишь тогда они готовы изменить поведение. И он должен подать такой знак. Именно для этого его выбрал Бог. И не два месяца назад, когда заговорил с ним голосом в его голове. Все началось гораздо раньше, с самого рождения. Но из-за своей человеческой ограниченности он заметил это, лишь когда голос открыл ему истину. Неожиданно все приобрело смысл, все, что он пережил, все его воспитание. Все это служило только одной цели – подготовить его к важному заданию. Он был архангелом Бога, который должен вернуть праведность на землю. Вначале он спорил с Богом. Почему он должен умереть именно теперь, когда нашел любимую женщину и женился? Но голос не успокаивался: «Ты должен подать знак от моего имени. Накажи их за грехи и восстанови праведность».

В одну из бесчисленных ночей, когда не мог заснуть, страдая от тупой боли и своей тяжелой судьбы, он неожиданно понял, что имелось в виду. Он должен защитить священную сакральность брака. Эту миссию предусмотрел для него Бог. Бог выбрал его, потому что лучшего кандидата не найти. Эта сакральность сопровождала его всю жизнь. Никто больше так болезненно не осознавал, насколько важно оберегать и сохранять эту святыню. Как могла женщина разрывать то, что соединил Бог? Ведь в разводах всегда виноваты только женщины. Они должны подчиняться мужчине. Как они смели принимать самостоятельные решения и глумиться над мужем? И даже если муж инициировал развод, то это всегда означало, что женщина не справилась со своей ролью, не почитала его и тем самым дала повод. Это он усвоил с детства, и сейчас Бог доказал, что его строгое, а иногда жестокое воспитание было правильным. Его учеба никогда не была ориентирована на мирские цели. Его предназначение в том, чтобы заставить людей – если нужно, то и раскаленным мечом – услышать слова Бога и восстановить порядок. Только смерть может расторгнуть брак. И пока опухоль не убила его, он решил смягчать гнев Бога и освобождать жен от греха, который они взяли на себя, расставшись с мужьями. Даже в момент смерти обе женщины, которых он утопил в две последние ночи, считали, что над ними совершается несправедливость. А это было всего лишь справедливое наказание и искупление греха.

Их дети обязаны быть ему благодарны. Они могли наблюдать, как он приводил в исполнение приговор над их матерями, и получали шанс увидеть настоящее величие Господа и изменить свою жизнь в соответствии со словом Божьим, как это сделал он сам. Удовлетворенный, он еще раз вспомнил, чего уже достиг. Тамара Энгель с удовольствием приняла его приглашение. Ей были нужны деньги. У себя в квартире она подмешала Бену в кофе снотворное. Тамара поверила, что он хочет всего лишь проучить Бена. Больше она ничего не расспрашивала. Она думала, что сразу получит обещанные деньги, и легкомысленно впустила его ночью в квартиру. Но вместо того чтобы заплатить, он подарил ей нечто гораздо более ценное, чем деньги: искупление.

Бена – который был одурманен каплями, но мог передвигаться, шатаясь как пьяный, – он отвел домой. И был уверен, что утром тот ничего не вспомнит. К тому же он забрал мобильный Бена.

Следующим вечером он заранее спрятался на лестничной клетке дома, где Бен снимал квартиру. После того как Бена выпустили из-под ареста и тот вернулся в свою квартиру, он ждал в темной нише в коридоре перед его дверью, пока Бен снова не выйдет. Затем вырубил его электрошокером. Бен повалился в прихожую своей квартиры. Его руки и ноги дергались от разряда тока. Глаза закатились, губы дрожали. Как же он наслаждался этой картиной. С помощью воронки он влил Бену в рот принесенный с собой виски, в который предварительно подмешал сильное снотворное. Только после этого Бен потерял сознание. Он нашел в шкафу какие-то джинсы и сунул в задний карман прядь волос, которые отрезал у Тамары Энгель накануне ночью. Чтобы не оставлять следов, все это время он был в перчатках и одноразовом комбинезоне с капюшоном. Несколько раз сунув пустую бутылку из-под виски Бену в руку, чтобы на стекле остались нужные отпечатки пальцев, он бросил ее в квартире, так чтобы полиция могла объяснить, чем вызвана амнезия Бена. Он все правильно рассчитал: на следующий день из-за снотворного тот понятия не имел, что случилось.

Потом он вышел из дома. Как и предполагалось, уголовная полиция установила наблюдение за входной дверью. На нем была куртка как у Бена. Так как они были примерно одинакового роста и телосложения, он надеялся, что полицейские примут его за Бена Вайднера. И план сработал. Он шел не торопясь, чтобы толстому полицейскому было проще следовать за ним. Оторвавшись от Хартмана и выйдя из базилики Святого Иоанна через подвальную дверь, он мог теперь спокойно заняться Катрин Торнау.

Эту женщину он нашел на сайте знакомств, где зарегистрировался под именем Бена. Она открыла ему всю душу. В конце концов он убедился, что ему нужна именно она. Потом они с Катрин Торнау встретились в кафе. Пока она ходила в туалет, он стащил у нее из сумки ключи и сделал слепки. Позже заказал в мастерской ключи от подъезда и квартиры.

Вчера утром, когда Катрин с сыном не было дома, он опробовал ключи. Все прошло как по маслу. Тогда он осмотрелся в квартире.

Ночью, наказав Катрин Торнау, он положил сотовый Бена рядом с ее кроватью, чтобы все выглядело так, будто Бен потерял его там. Само собой разумеется, как и во время всех своих операций, он был в перчатках и комбинезоне, чтобы не оставлять отпечатков.

Теперь приближалась ночь, когда он завершит свой труд. Он подумал о Николь. Сама виновата. Зачем она разошлась с Беном? Хотя он хотел проучить Бена совсем по другим причинам, но ни один мужчина, в том числе и Бен, не заслужил, чтобы его бросала жена.

Там, где сейчас находились Николь и Лиза, никто и никогда не услышит их криков. Старые стены из бутового камня слишком толстые, а стальная дверь, за которой начинался свод и многочисленные ходы и коридоры, слишком крепкая и глухая, чтобы хоть один звук донесся наружу. Он не смог сдержать улыбку. Как и было задумано, Бен понял, что он нарочно дает ему подсказки. Бен шел точно по следу, который он для него оставил. Что бы он ни делал, он поступал так, как считал правильным. Но одобряет ли его действия Бог – это можно выяснить, лишь подвергнув их проверке перед Богом. Если Богу нравится то, что он делает, то ему будет предоставлена свобода действий. Если нет, то кто-нибудь его остановит.

Бен заметил его, когда он из леса наблюдал за ним в бинокль. В тот момент он уже поверил, что Бог больше не одобряет и не поддерживает его план. Но затем полиция помешала Бену броситься за ним в погоню. Как еще толковать это обстоятельство, если не попытку Бога защитить его и сказать, чтобы он продолжал в том же духе? И еще кое-что все больше убеждало его в этом: голос и боли, которые исчезли с тех пор, как он начал преследовать грешниц. Уже после смерти Тамары он заметил улучшение. Сегодня, отправив на тот свет и Катрин, он почувствовал себя еще лучше. А несколько часов назад ему позвонил врач.

– Наконец-то я до вас дозвонился, – сказал он. – Хотя сегодня воскресный вечер, но я подумал, что вы должны узнать эту новость как можно скорее. Опухоль уменьшилась в размерах. Это настоящее чудо.

Он поблагодарил врача за звонок и повесил трубку. Ему тут же стало все ясно: Бог в благодарность вылечил его и совершил над ним чудо. Голос, опухоль были лишь средствами, к которым Богу пришлось прибегнуть, чтобы указать ему на его предназначение. И когда он принял это предназначение, Бог позаботился о его выздоровлении.

Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на вечерние огни города. Уже очень скоро наступит ночь полнолуния.

Самопровозглашенного ясновидящего Арнульфа Шиллинга он тоже выбрал не случайно, сбил его на машине и отправил в больницу, а в это время место в его доме занял другой. Предсказатели – те же еретики и поэтому ничем не лучше ведьм. Еще несколько веков назад такого, как Арнульф Шиллинг, сожгли бы на костре. Шиллинг и его племянница были для Бена дополнительными подсказками, которые при определенных обстоятельствах могли привести Бена к нему.

То же самое касалось и Библии, которую он специально оставил в базилике Святого Иоанна, и указания времени, которое решало все. Он спрашивал себя, смогут ли Бен и полиция правильно истолковать все эти знаки. Когда-то наверняка. Вопрос в том, успеют ли они сделать это в оставшееся время. Он бросил взгляд на наручные часы. Еще немного. В радостном предвкушении он глубоко вздохнул. Затем покинул квартиру.

Глава 37

– Повернитесь лицом к стене, ноги шире, руки перед собой.

От неожиданности Бен не мог ничего произнести. Он лишь задавался вопросом, почему напарница Хартмана вообще здесь, в доме Аниты Браун. Никто не знал, что он приедет сюда, кроме Арнульфа Шиллинга. Это он его выдал?

Соседка семьи Браун от ужаса прикрыла ладонью рот. Она приняла Бена за полицейского, а оказалось, что это разыскиваемый преступник. На лице у нее был написан ужас.

Бен повернулся к стене и сделал, что потребовала от него комиссар. Все кончено. На этом его попытка спасти семью завершена. Для Сары Винтер он жестокий убийца женщин. Она без колебаний выстрелит в него, если он подаст повод. А мертвый он вообще никак не поможет Николь и Лизе. Нет, он должен попытаться убедить Сару Винтер в том, что ее подозрения относительно него ошибочны. В ее случае у Бена хотя бы не было впечатления, что она, как ее коллега Хартман, вопреки здравому смыслу наплюет на все аргументы в пользу его невиновности.

Сара Винтер подошла ближе и ощупала его левой рукой, продолжая целиться из пистолета, который держала в правой. Закончив, снова отступила на два шага.

– Можете опустить руки и повернуться.

Бен удивился. Она не надела на него наручники. Когда он обернулся, женщина бесстрастно смотрела ему в глаза.

Он выдержал взгляд. Шесть или семь секунд они стояли молча. Потом Сара сказала:

– Если пообещаете, что не попытаетесь сбежать, я опущу пистолет и уберу его.

Бен был ошарашен.

– Обещаю.

О еще одном побеге не могло быть и речи. У Бена адски болел не только изувеченный мизинец, но и нога, что не позволило бы ему быстро бегать. Даже если ему удастся открыть входную дверь у себя за спиной и выскользнуть наружу, комиссар догонит его самое позднее у забора, ограждающего участок перед домом.

Сотрудница полиции медленно опустила руку с пистолетом и сунула оружие в кобуру. При этом ни на секунду не спускала с Бена глаз.

– Я больше не верю, что вы убили обеих женщин, как не верю в то, что вы похитили собственную семью, – сказала она затем.

Бен недоверчиво посмотрел на комиссара. Он рассчитывал, что она вызовет подкрепление, арестует его и зачитает права. А не объявит невиновным, даже не дав ему сказать ни слова в свое оправдание.

– Пройдемте со мной, я хочу вам кое-что показать.

Она повернулась и сделала несколько шагов в гостиную. Соседка опустилась на стоящий в прихожей стул и замерла. Казалось, силы покинули ее.

Бен медленно последовал за комиссаром. Он до сих не мог поверить. Зародившееся было облегчение сменилось мыслью, что причин для радости вовсе нет. Ее шеф, Хартман, по-прежнему видел в нем убийцу, и улики однозначно свидетельствовали против него. К тому же сейчас исчезла еще и Дженнифер Браун. Он надеялся с ее помощью установить личность преступника или хотя бы приблизиться к разгадке.

Через гостиную они прошли в столовую. В обеих комнатах стояла старая дубовая мебель. На ходу Бен обратил внимание, как аккуратно все было разложено по своим местам. Даже расстояние между подушками на диване было одинаковым. Когда в последний раз счастливая семья сидела здесь? Мысль о счастливой семье болью отдалась в его сердце. «Господи, Николь, Лиза, где же вы?»

Сара Винтер присела за обеденный стол. Перед ней лежала раскрытая папка. Бен сел напротив. Сара кивнула на его обмотанную серебристым скотчем руку:

– Это был Лу?

Бен ничего не сказал. Молчание тоже ответ.

– Где он сейчас? Он ведь не отпустил вас добровольно?

Бен рассказал Саре, что произошло в пустой автомастерской Александра Яркаса. Сара не отрываясь смотрела ему в глаза. На ее лице, которое обычно не показывало никаких эмоций, появилось озабоченное выражение. Ни удивления, ни досады по поводу того, что ее коллегу вывели из игры ударом стамеской и ему, видимо, придется какое-то время провести в больнице. Когда Бен закончил, она задумчиво кивнула и перевела взгляд на лежавшую перед ней папку.

– Лу считает, вам безразлично, что с вами будет. Поэтому неудивительно, что все улики так откровенно против вас.

– А вы так не считаете?

Светловолосая сотрудница полиции медленно покачала головой:

– Уже нет.

– И почему?

– Потому что вы здесь.

Бен с облегчением кивнул. Хорошо, когда кто-то на твоей стороне. Но все равно было непонятно, почему Сара вдруг поверила ему.

Сара Винтер, похоже, заметила его вопросительное выражение лица и пояснила:

– Когда я вернулась в комиссариат, после того как Лу исчез вместе с вами, мне из больницы позвонил Арнульф Шиллинг. Он заявил, что вы были у него и что он рассказал вам об исчезновении Карлы. Шиллинг решил, полиции важно узнать, что его племянница Карла пропала три месяца назад в то же самое время, в которое были заявлены и исполнены убийства. Разумеется, мы это уже знали. Ранее к нам в управление приходила Дженнифер Браун и еще раз рассказала о случившемся. Она была уверена, что один ученик интерната как-то связан с этим. Но мы не стали отрабатывать данную версию, потому что Лу и я считали, что уже знаем, кто настоящий убийца, а именно – вы. Но Шиллинг рассказал мне о сообщении, которое убийца оставил для вас. И вот вы появляетесь, не зная, что я здесь. Зачем, если вы и есть преступник? Также маловероятно, что убийца стал бы навещать Арнульфа Шиллинга в больнице. Так поступил бы лишь тот, кто разыскивает преступника. Тот, кто хочет доказать свою невиновность и спасти семью.

Бен кивнул, и на глаза навернулись слезы облегчения. Комиссар сделала правильные выводы. В комнату вошла соседка. По всей видимости, она снова взяла себя в руки. Она поставила на стол бутылку воды и два стакана.

– Вы наверняка хотите пить, – дружелюбно сказала она. Но в ее тихом голосе были слышны подавленность и страх, которые она испытывала.

– Спасибо, – поблагодарила Сара, – мы найдем Дженнифер, я вам обещаю.

Женщина начала всхлипывать и со слезами на глазах вышла из комнаты.

Сара снова повернулась к Бену:

– Меня только интересует, где вы были прошлой ночью, когда произошло второе убийство. Мы видели, как вы заходили в дом. Но затем из подъезда вышел человек, который, видимо, хотел быть похожим на вас. Я звонила и стучала в вашу дверь. Но реакции не было.

Бен инстинктивно схватился за затылок. Уже весь день он ощущал там легкое покалывание, но старался не обращать внимания. Бен подумал и решил рассказать Саре Винтер правду.

– Честно говоря, я не знаю, что случилось прошлой ночью или что я делал. Изначально я хотел вернуться в здание уголовной полиции, чтобы иметь алиби на случай нового убийства. Но очнулся утром на полу в собственной прихожей и не мог ничего вспомнить.

Комиссар задумчиво посмотрела на Бена.

– Я не знаю. С тех пор как я проснулся сегодня утром, у меня здесь болит и покалывает.

Сара встала и обошла вокруг стола.

– Дайте посмотрю. – Она осмотрела его затылок и провела пальцами по месту, которое Бен только что тер. – Я вижу две маленькие красные точки. Это могут быть следы от электрошокера, – объявила она, затем вернулась на свое место. – Это кое-что объясняет. Киллер мог нейтрализовать вас этим и потом влить виски. Отсюда и пустая бутылка в квартире. Если он подмешал в алкоголь снотворное или какой-то наркотик, тогда понятно, почему вы не реагировали, когда я стучала в дверь. Затем парень вышел из дома, а мы решили, что это вы.

Бен обрадовался, услышав теорию, которая снимала с него подозрение.

– А почему вы приехали сюда? – спросил он. – Вряд ли вы предполагали, что я появлюсь здесь, после того как ваш коллега забрал меня с собой?

– Меня с самого начала беспокоило, что мы отрабатываем только одну версию. После звонка Шиллинга я решила прислушаться к интуиции и взглянуть на папку, которую собрала мать Дженнифер Браун. Все-таки они подозревали этого ученика интерната. Хотя у Михаэля Рубиша и есть алиби на момент исчезновения Карлы, в остальном он вписывается в психологический портрет убийцы женщин, по крайней мере, что касается его религиозного мировоззрения. И между исчезновением Карлы и убийствами существует очевидная связь. Похититель Карлы оставил перед дверью ее родительского дома Библию. Нынешняя серия убийств тоже имеет религиозную подоплеку. Монастырский интернат, в котором Михаэль Рубиш провел бо́льшую часть детства и юности, опять же славится строгим католическим воспитанием. Между всем этим просто должна быть какая-то связь.

Бен кивнул. Сара Винтер налила себе и Бену воды и сделала глоток. Потом продолжила:

– Согласно документам тогдашнего расследования, его алиби было подтверждено многими свидетелями, и мы не видели причин заниматься Михаэлем Рубишем более подробно. Сейчас все выглядит иначе. Прежде чем приехать сюда, я попросила одного коллегу навести справки о Марлен Рубиш и направилась к ней. Она живет здесь поблизости, и я хотела еще раз задать ей вопрос относительно алиби внука, которое она подтвердила. Но, к сожалению, ее не было дома.

– То есть вы считаете возможным, что Михаэль Рубиш все-таки может быть причастен к похищению Карлы, а значит, и убийствам.

Сара пожала плечами:

– Мы практически ничего о нем не знаем. Эту папку я нашла в комнате Дженнифер. Здесь больше информации, чем в наших собственных документах по делу Карлы Браун. Но все равно я пока не нашла ничего, что могло бы нам помочь.

– С тех пор как познакомился с настоящим Арнульфом Шиллингом в больнице, я задаюсь вопросом, кто был тот мужчина, который выдал себя за предсказателя в доме Шиллинга и назвал мне время убийства второй жертвы.

– До сих пор мы считали, что вы выдумали встречу с предсказателем. Но так как этот одиозный мужчина, похоже, существует, он, видимо, становится главным подозреваемым. Только у нас нет ничего по этому человеку, кроме вашего описания. И мы также еще не знаем, где его искать. Но, возможно, узнаем больше, когда коллеги-криминалисты обследуют дом Шиллинга на предмет отпечатков или прочих следов.

Сара Винтер вытащила мобильный телефон и вызвала команду научно-экспертного отдела к дому Арнульфа Шиллинга.

– Я не могу исключать, что тот, с кем я говорил, был переодет. Так что теоретически это мог быть и Рубиш, – сказал Бен, когда комиссар закончила разговор. Все это время он пытался говорить как можно более спокойно, хотя осознавал, что они теряют драгоценное время. Теперь он заметил, что его дыхание ускорилось, а внутри начинает подниматься волнение, которое он скоро не сможет больше контролировать.

– Так какой же у вас был план? Чего вы хотели от Дженнифер Браун? – наконец спросила Сара.

Бен задумался ненадолго. Тот факт, что Дженнифер, похоже, тоже исчезла, усилил его подозрение.

– Я надеялся, что Дженнифер может рассказать мне какие-то детали, которые подтвердят мое подозрение, что все нити ведут в этот монастырский интернат. Но сейчас я уже не вижу необходимости в разговоре.

Бен впервые заметил тень удивления на лице Сары Винтер.

– Почему?

– Вскоре после того, как Дженнифер покинула сегодня полицейский участок, она исчезла. В похищении своей сестры она по-прежнему подозревала Михаэля Рубиша. Что, если она решила взять инициативу в свои руки? Куда бы она пошла?

– В монастырский интернат, – ответила Сара Винтер.

Бен кивнул и тоже сделал глоток воды. Он лишь сейчас заметил, насколько у него пересохло в горле.

– А что для вас будет новостью, так это тот факт, что Тамара Энгель и я учились именно в этом интернате.

Сара пораженно посмотрела на него и должна была признать, что в рамках расследования они этого действительно еще не выяснили.

– Вы считаете, что кто-то мог навести на вас подозрение в убийствах из-за чего-то, что связано с этим интернатом?

– Да.

В этот момент у Сары зазвонил мобильный телефон. Она взглянула на дисплей и ответила. Чем дольше продолжался разговор, тем серьезнее она смотрела на Бена и сильнее хмурила лоб. Через полминуты она попрощалась с собеседником и нажала отбой.

– Это был коллега, которого я попросила побольше разузнать о Марлен Рубиш. И теперь я тоже думаю, что нам стоит поехать в интернат. Если женщины нет дома, возможно, она на работе.

– Что выяснил ваш коллега?

Сара ответила не сразу. Вероятно, размышляла, можно ли раскрывать Бену эту информацию. В конце концов решила, что можно.

– Двадцать девять лет назад единственный сын Марлен Рубиш стал жертвой преступления. Его изнасиловали и убили. Его труп нашли в лесу. Через год она переехала в этот поселок недалеко от монастырского интерната. Убийцу ее сына так и не нашли.

Бен шумно выдохнул:

– Когда такое случается, оставаться на старом месте, где все напоминает о прежней жизни, невыносимо. – Он подумал, что Николь тоже хотела переехать с Лизой в другой район, потому что одноклассники дразнили Лизу «дочерью убийцы».

– Но есть одна проблема, – сказала Сара и встала. – Как Михаэль Рубиш может быть внуком Марлен Рубиш, если ее единственный сын погиб в шестилетнем возрасте?

Бен молча уставился на нее.

– Возникает вопрос, кто на самом деле этот Михаэль Рубиш.

Бен тоже поднялся:

– Возьмете меня с собой?

Уже переступив порог, Сара обернулась, наклонила голову и улыбнулась:

– Бен Вайднер, выписан ордер на ваш арест. Вы всерьез думаете, что я оставлю вас здесь?

Глава 38

Между тем уже стемнело. На небе не было ни облачка. Полная луна заливала окрестности голубоватым светом. Сара ехала за рулем голубого, покрытого ржавыми пятнами «сааба», которому было не меньше двадцати лет. Мотор рычал, как трактор. Но она не сбавляла скорость.

По дороге Сара позвонила коллегам в комиссариат и отменила розыск Бена. Кроме того, она запросила адрес местожительства Михаэля Рубиша. Через несколько минут ей перезвонили. Бен слышал разговор по громкой связи и узнал, что Михаэль Рубиш зарегистрирован у своей матери. Так как Сара уже была у дома Марлен Рубиш и ей никто не открыл, эта информация в настоящий момент была бесполезна. Она лишь надеялась, что у выпускника по-прежнему есть комната в интернате и что он будет там, когда они приедут.

– До сих пор я предполагала, что преступник очень религиозный человек, который развелся с женой и поэтому видит свое призвание в том, чтобы смертью наказывать разведенных женщин за их грех, – сказала Сара.

– И Михаэль Рубиш не подходит под этот психологический портрет убийцы? – спросил Бен.

– Он подходит в том смысле, что вырос в католическом интернате. Но он не женат. Зачем ему идти и убивать, защищая сакральность брака?

– То есть вероятнее, что преступник – это пожилой мужчина, который выдавал себя за Арнульфа Шиллинга.

В настоящий момент да. И мы должны учесть еще кое-что: преступнику важно не только наказание за неуважение брака. Он в равной степени мстит и вам. Иначе почему он хочет переложить вину за убийства на вас? В конце концов, он абсолютно осознанно подстроил все так, чтобы полиция считала вас убийцей.

– Разумеется, я тоже уже задавался вопросом, почему он выбрал именно меня и мою семью.

– И вам не пришло в голову, у кого с вами могли бы быть счеты?

– Нет, – вздохнул Бен. До сих пор он знал о двух подозреваемых: Михаэле Рубише и пожилом мужчине в доме Шиллинга. Почему кто-то из этих незнакомых ему мужчин должен хотеть навредить ему и его семье? Означало ли это, что они идут по ложному следу, который вовсе не приведет их к настоящему убийце? – А что показали предыдущие расследования? Кроме меня, больше не было подозреваемых? – спросил Бен.

Лицо Сары Винтер оставалось бесстрастным. Это еще больше пугало Бена. Она даже не взглянула на него, а уставилась на дорогу.

– Бывший муж Катрин Торнау врач. В субботу он был в Мюнхене по программе повышения квалификации, а потом до половины второго ночи пил с другими участниками конгресса в баре отеля. Торстен Цимковски, очень верующий мужчина, который регулярно посещает церковные службы в базилике Святого Иоанна и с которым год назад развелась жена, работал в ночную смену, когда произошло убийство. Он трудится на фабрике по производству шурупов. Мы проверили. В ночь на воскресенье была назначена дополнительная смена, и его коллеги подтвердили, что он проработал всю ночь.

– Как вы вышли именно на этого Цимковски и базилику Святого Иоанна?

– В субботу вечером мы с Хартманом следили за домом, в котором вы живете. Кто-то похожий на вас телосложением и в такой же кожаной куртке, в какой были вы, вышел из подъезда. Хартман последовал за ним пешком. Мужчина зашел в базилику, оставил на алтаре Библию с выделенным текстом и незамеченным вышел с противоположной стороны церкви. Цимковски член церковной общины, крайне верующий и разведен. Наш убийца выбирал разведенных женщин. Еще неясно, откуда у типа, которого мы ищем, ключи от церкви и подвала. Большинство коллег в отделе по расследованию убийств глаз не сомкнули последние тридцать шесть часов, но мы продолжаем работать.

Комиссар сжала руль так крепко, что кожа на руках побелела. Вероятно, ее беспокоило, что все следы и версии, которые до сих отрабатывала ее команда, ни к чему не привели и что сейчас у них уже выходит время. Каждые двадцать четыре часа убийство. Два уже произошли. Третье они должны во что бы то ни стало предотвратить. Бену казалось, что он может читать ее мысли. Они собирались проверить последний оставшийся след. Если они ошибаются, на этот раз наступит очередь его жены, и его дочери придется наблюдать убийство.

Когда они повернули на шоссе среди леса в районе Чертова озера, луна светила так ярко, что они могли ехать, не включая фар. Бен опустил боковое стекло. В машину ворвался свежий лесной воздух. С каждым метром, приближавшим их к территории монастыря, Бен нервничал все сильнее. По крайней мере, сейчас он уже не один в борьбе против этого сумасшедшего. Но время работает против них. Оставалось всего несколько часов, чтобы найти Лизу и Николь.

Они остановились перед запертыми чугунными воротами, которые вели на территорию монастыря, обнесенную высокой стеной. Было уже половина одиннадцатого. Сара вышла из машины. Вдали раздался крик совы, которая сидела на одном из древних деревьев на берегу Чертова озера. Сара нажала на кнопку звонка у ворот. Одна из камер, расположенных на правом столбе, развернулась к ней. Сара сказала что-то в переговорное устройство – Бен не расслышал слов – и показала свое удостоверение в камеру. Вскоре двустворчатые ворота открылись, и Бен с Сарой заехали на дорожку среди аккуратно постриженных газонов, излучавших спокойствие и умиротворенность, что резко контрастировало с нынешним эмоциональным состоянием Бена. Он снова и снова перебирал все, что знает. Он что-то упустил? Сара Винтер дала ему обезболивающие таблетки – большая упаковка нашлась в бардачке «сааба». Но пульсирующие боли в пальце и ноге все равно мешали ему сконцентрироваться. Каждый раз все его размышления оканчивались здесь, на этом месте. Бен лишь надеялся, что нечто решающее, что могло изменить ход событий, придет ему в голову, когда еще не будет слишком поздно.

Мужчина, открывший им дверь, описал Саре Винтер дорогу к дому настоятеля монастыря, который одновременно был и директором школы-интерната. Сара поставила машину на одном из трех парковочных мест перед старым кирпичным домом. Около звонка стояло имя Якоб Дёрр. Открывший им тяжелую деревянную дверь настоятель, казалось, нисколько не удивился столь поздним посетителям. Вероятно, сторож у ворот уже предупредил его, что с ним хочет поговорить полиция. Настоятель монастыря провел их в просторный, облицованный темными деревянными панелями кабинет. Там предложил присесть на стоящие перед огромным письменным столом стулья. Сам опустился на вращающийся стул с мягкой обивкой по другую сторону стола и изучал Сару и Бена проницательным взглядом. Священник был одет в черную сутану. Высокого роста, с большим крючковатым носом. Слегка наклоненное вперед тело, круглая спина и длинная шея с выступающим кадыком придавали ему сходство с коршуном. Спутанные волосы торчали во все стороны.

– Так о чем речь? – спросил Дёрр.

– Об одном из ваших учеников. Мы подозреваем, что он мог быть как-то связан с убийством двух женщин, – ответила Сара.

Лицо директора побледнело, мускулы ослабли. Потом он нахмурился:

– И кто же это?

– Михаэль Рубиш.

Дёрр откинулся на своем стуле и изобразил сожаление на лице. Но было видно, что в определенном смысле он испытывает облегчение.

– Михаэль больше не является учеником этого интерната. А если речь идет о похищении той девушки из поселка, то доказать ничего не удалось. Когда это случилось, он находился на территории монастыря.

– Мы подумали, что, возможно, он все еще живет в интернате, – сказала Сара.

– Нет, два месяца назад он съехал из общежития. Мы не знаем куда, с тех пор он больше не давал о себе знать. Но при всем желании я не могу представить себе, чтобы Михаэль сделал нечто подобное. Он славный молодой человек, всегда готовый помочь.

– Но его бабушка, Марлен, наверняка может нам сказать, где сейчас находится ее внук. Дома мы ее не застали. Она здесь? – спросила Сара.

Дёрру не пришлось долго думать.

– Нет, она взяла пару дней отпуска. Возможно, куда-то поехала.

Бен больше не мог усидеть на стуле. Не может же быть, что они абсолютно напрасно приехали сюда. И самое главное, что им делать дальше?

– Нам нужно срочно найти Михаэля. Подумайте! Где он может быть? У него есть друзья, у которых он мог бы остановиться? Кто еще может знать о его местонахождении? – спросил Бен громко и лишь затем понял, что отреагировал чересчур эмоционально. Сердитым взглядом Сара велела ему снова сесть, но Бен не мог. Панический страх охватил каждую клетку его тела. Страх, который до этого удавалось сдерживать. Но теперь плотину прорвало, и он уже ничего не мог сделать.

Директор раздраженно посмотрел на Сару.

– Тогда нам нужно взглянуть на старую комнату Михаэля, и наверняка вы можете дать нам его фотографию, – произнесла Сара особенно дружелюбным и спокойным тоном.

Монах поднял брови, сложил руки в замок и постучал большими пальцами друг о друга, словно взвешивал свой ответ.

– Сожалею, – ответил он затем и бросил на них ледяной взгляд. – Комната Михаэля уже занята. Могу заверить вас, что после его выезда помещение было пустым и там не осталось ничего, что могло бы помочь вам. Должен заметить, что вам необходим ордер на обыск, которого у вас нет, иначе вы бы уже предъявили его. Кроме того, вы не назвали мне еще ни одной убедительной причины, почему подозреваете в убийстве именно Михаэля. У вас есть какие-то доказательства?

Этот вопрос одинаково сильно ударил как по Бену, так и по Саре. Доказательств у них не было, только предположения.

– Как насчет фотографии? – уточнила Сара.

Директор развел руками:

– Интернат не располагает фотографиями Михаэля Рубиша.

– Но это просто невозможно. Должны же быть классные фотографии, годовые книги или снимки с каких-либо праздников, – возразил Бен. На этот раз его голос звучал спокойно и уверенно.

Дёрр прочистил горло. Бен не мог избавиться от ощущения, что директор просто не хочет им помочь. Это начинало выводить его из себя.

– Как вы наверняка знаете, людей обычно можно фотографировать только с их разрешения. Марлен Рубиш настрого запретила интернату фотографировать ее внука. Как опекун она имеет на это полное право. После наступления совершеннолетия Михаэль также не дал своего согласия. И Михаэль не единственный. Наши ученики воспитываются в большой строгости. Они не придают значения мирским делам. Вы также вряд ли найдете фотографию хоть одного из наших учеников в Интернете. Наше преимущество, что мы интенсивно и достаточно рано просвещаем о рисках этого носителя информации и пользуемся поддержкой родителей.

Бена начинало тошнить. Он не сможет долго выносить властную манеру Дёрра и его лекцию о консервативном католическом воспитании. Но настоятель был прав: по дороге сюда Бен попытался со смартфона Сары найти в Интернете информацию о Михаэле Рубише и его фото. Не тут-то было. Его словно не существовало. Бен вспомнил о папке, которую собрала семья Браун. Там тоже не было фотографии, как и в документах следствия, что, впрочем, нормально. Рубиша допрашивали всего лишь как свидетеля, а не как подозреваемого. Михаэль Рубиш был словно призрак. Это подходило человеку, который уже давно планировал убийство.

– А что с его друзьями? Я хотела бы попросить вас вызвать их сюда, чтобы мы могли с ними поговорить, – сказала Сара.

– Михаэль был одиночкой. Достаточно спокойный и очень замкнутый. Слова нужно было из него по-настоящему вытягивать. У него есть несколько друзей. Однако это все молодые люди его года выпуска, и в интернате уже никого из них нет. Но я могу найти для вас их адреса.

– Да, пожалуйста, – отозвалась Сара.

Проклятье, как все долго тянется, подумал Бен. Чтобы отвлечься, он принялся рассматривать картины в рамах, висевшие за ним на стене. Это были портреты предков бывших директоров интерната и настоятелей монастыря. Бен узнал предшественников Дёрра тех лет, когда сам здесь учился. На боковой стене висели еще портреты, выполненные маслом. На третьем изображении у Бена перехватило дыхание. Он уставился на портрет Хайнриха фон Хоенлоэ, отца Виктора, а портрет Виктора висел тут же рядом. Над двенадцатью картинами красовалась надпись золотыми буквами: «Благородным добродетелям во славу».

Бен снова сел рядом с Сарой. Его накрыло волной отчаяния. Теперь настоятель в свою очередь задал вопрос:

– Почему вы вообще решили, что найдете вашего убийцу именно здесь?

Сара помедлила несколько секунд с ответом, потом сказала:

– К сожалению, мы не можем разглашать никаких деталей, но предполагаем, что за убийствами стоят религиозные мотивы.

На этих словах Якоб Дёрр подался вперед и оперся локтями о стол.

– А так как у нашего монастыря репутация учреждения, где приветствуют строгое католическое воспитание, вы сразу же подозреваете одного из наших бывших учеников.

Сара выдержала его взгляд.

– Конечно нет. Мы отрабатываем и другие версии. Но один из следов ведет к вашему монастырскому интернату. Мы просто делаем свою работу, и речь идет о человеческих жизнях. Поэтому будет уместно, если вы нам сейчас поможете.

Якоб Дёрр снова несколько расслабился.

– Вы должны извинить меня. Но мы простой бенедиктинский орден. А не фундаменталисты, как члены «Опуса Деи», «Братства святого Пия» или «Божьих легионеров». Мы не хотим, чтобы нас путали с этими группировками.

– Мы этого и не делаем. Но тем не менее я должна спросить вас, знаете ли вы об отступниках в вашем монастыре. Может, среди ваших монахов есть кто-то, кому обычные учения кажутся недостаточно строгими и кто ратует за большее повиновение Богу?

Дёрр подумал.

– Нет, в голову мне никто не приходит.

Сара кивнула, и у Бена появилось чувство, что они окончательно зашли в тупик. Даже если преступник религиозный фанатик, может пройти несколько дней, прежде чем полиция проверит все католические секты в Берлине. А у них нет столько времени. Он в сотый раз посмотрел на часы. Оставалось еще три с половиной часа, чтобы спасти его семью, а у него не было никаких зацепок.

– С кем из живущих здесь священнослужителей Михаэль Рубиш поддерживал особенно тесный контакт? – продолжала задавать вопросы Сара.

Лицо Дёрра прояснилось.

– Это был наш здешний священник брат Эрленбах. Я думаю, он как бы заменил Михаэлю отца. Родной отец мальчика умер, и его бабушке пришлось заботиться о нем с шести лет.

Бен бросил на Сару многозначительный взгляд. Сын Марлен Рубиш, который умер ребенком, не мог быть отцом Михаэля, а Бертольд Эрленбах и Марлен Рубиш были двумя главными свидетелями, которые подтвердили алиби Михаэля на момент похищения Карлы Браун. Бен предоставил Саре возможность задать вопрос, с которым сейчас была связана его последняя надежда.

– Полагаю, брат Эрленбах тоже живет на территории монастыря?

Дёрр кивнул:

– Да, как и у любого настоятеля, возглавляющего общину, у нашего монастырского священника в распоряжении есть дом, где он живет и работает.

– Мы можем поговорить с ним?

Дёрр взялся за телефон, который стоял у него столе, набрал номер и подождал почти минуту. Все это время Бен не мог спокойно стоять на месте.

– В это время он вообще-то должен быть дома, – наконец сказал Дёрр и повесил трубку. Затем попробовал дозвониться до Марлен Рубиш. Но и там никто не ответил.

От отчаяния мир снова рушился вокруг Бена. Все те, кто мог бы им помочь, казались недостижимы. Якоб Дёрр проводил Сару и Бена до двери.

– Вы можете позвонить в дверь дома священника. Возможно, брат Эрленбах спит и поэтому не слышит телефон.

Выйдя наружу, они побежали к дому священника. Звонили несколько минут. Но внутри было темно. Тут раздался звонок мобильного Сары. Она ответила. Бен видел, как серьезное выражение на ее лице сменилось удивлением.

– Хорошо, тогда у нас новый главный подозреваемый. Хотя еще нет мотива. – Затем она нажала отбой и рассказала: – Коллеги изучили список всех людей, которые работали в базилике Святого Иоанна в последние шесть месяцев и теоретически могли получить доступ к ключам. Одно имя совпадает. Угадайте, как зовут человека, который замещал органиста на время его болезни?

Бен пожал плечами.

– Михаэль Рубиш.

Бен закрыл глаза. Он не мог поверить. По дороге сюда он спросил себя, что будет делать, если снова придется покинуть территорию монастыря без ответа, который помог бы разгадать загадку похищения Николь и Лизы. Ответа на тот вопрос у него не было. Теперь он хотя бы знал, что, скорее всего, за убийствами стоит Михаэль Рубиш. Но где искать его, они все равно не знали.

Как раз в тот момент, когда Бен принял решение силой попасть в дом священника в надежде найти там подсказку, где сейчас находится Михаэль Рубиш, послышался шум приближающегося автомобиля.

Глава 39

Сара и Бен осторожно перебежали вдоль каменной стены в тень монастырской церкви, чтобы видеть подъездную дорогу. В свете полной луны они наблюдали, как черный «форд-транзит» подъехал к кладбищу, расположенному рядом с церковью. Щебень хрустел под колесами минивэна, который через несколько секунд остановился на одном из немногих парковочных мест перед кладбищенской стеной, и мотор вскоре заглох. Сара и Бен прятались в боковой нише церковной стены. Неожиданно наступившую тишину нарушало лишь кваканье жаб на Чертовом озере. Водительская дверь глухого в задней части фургона открылась, и из него кто-то вышел. Было слишком темно, чтобы рассмотреть водителя.

Они услышали, как дверь захлопнулась, потом из тени дерева появилась фигура в широком облачении с капюшоном на голове и через открытый проход исчезла за кладбищенской стеной.

Сара и Бен бросились туда, добежали до стены и осторожно заглянули за нее на место захоронения, предназначенное для монахов.

Могилы с простыми деревянными крестами располагались симметрично. Широкая дорожка в центре вела к старой покойницкой в передней части кладбища. Сара и Бен лишь успели заметить, как человек открыл дверь и исчез в павильоне с куполообразной крышей, который напоминал какую-то пещеру. Одна и та же мысль пронеслась у них в голове: зачем кому-то из монахов приезжать сюда ночью на минивэне и скрываться в морге на кладбище?

– Я сначала осмотрю автомобиль. А вы следите за дорожкой, – сказала Сара, доставая пистолет.

Когда Сара подошла к минивэну, у Бена перехватило дыхание от одной мысли, что Николь и Лиза могут находиться внутри. Сара постучала по боковой сдвижной двери. В тишине легкий стук прозвучал как удары молотком.

– Там кто-нибудь есть? – спросила она и сделала шаг назад.

Тишина. «Господи, а если он с ними уже что-то сделал?» – подумал Бен. Что, если они уже мертвы? Нет, кто бы за этим ни стоял, он продержит их в живых, пока не истечет срок. Время 2 часа 41 минута имеет особое значение для убийцы. Расправа с жертвами раньше не принесет ему того же удовлетворения. Бен задрожал, его веко задергалось. Неожиданно он снова увидел поднятую руку главаря похитителей, знак к началу смертельной дуэли.

– Не заперто, – услышал он голос Сары. Это вернуло его в реальность. Картинки из прошлого исчезли, но спровоцированная ими паника осталась.

Сара открыла сдвижную дверь минивэна. Кузов был пуст. Водительская дверь тоже оказалась незаперта. Сара забралась внутрь, порылась в бардачке и вернулась с техпаспортом. Она вытащила из куртки карманный фонарик и посветила на документ.

– Машина зарегистрирована на Бертольда Эрленбаха, – сказала она. Потом снова вернулась к кузову автомобиля. Она залезла внутрь и, подсвечивая фонариком, осмотрела каждый угол.

Бен следил за кладбищем. Тот, кто приехал на минивэне, еще не выходил из морга.

Сара вылезла наружу.

– Нашли что-нибудь? – спросил Бен.

Сара ответила не сразу. Когда она подошла ближе, Бен заметил, что в ней что-то изменилось. Черты лица стали жестче, кожа бледнее. В горящих глазах читался страх.

– Там лишь несколько маленьких пятен, – прошептала она, – но я уверена, что это кровь.

Ее слова были подобны ударам. У Бена закружилась голова. Ему показалось, что он внезапно оглох. Сара открывала рот, но он не слышал слов, которые она произносила. Он видел, как она достала мобильный. Видимо, чтобы вызвать подкрепление. Бен чувствовал нестерпимое давление на грудь. Кровь не значит, что они мертвы. Еще есть время. Возможно, они были ранены во время похищения. Бену удалось выдохнуть воздух, который он за держал. После того как он глубоко вздохнул, уши снова заложило. Шок постепенно проходил. Но Сара уже набирала номер.

– Стойте, подождите! – сказал Бен, и Сара застыла. – Не звоните пока вашим коллегам.

Сара снова взялась за телефон.

– Водитель этого минивэна предположительно монастырский священник Бертольд Эрленбах. Кровь указывает на преступление, и, возможно, он также связан с убийствами, – тихо произнесла она.

– Я тоже так считаю. Но мы не можем ждать ваших коллег. На это уже нет времени. Представьте, что мы ошибаемся, и Эрленбах не имеет никакого отношения к похищению моей жены. Тогда мы просто потеряем здесь драгоценное время. Даже если Николь и Лиза находятся где-то поблизости. Если он поймет, что сюда направляется усиленный наряд полиции, то может причинить обеим вред до того, как истечет срок. А если их здесь нет и полиция его арестует, то мы уже не узнаем, где он спрятал Николь и Лизу.

Сара серьезно посмотрела на него и покачала головой:

– Мне жаль, но в этом случае у меня связаны руки. Если я буду действовать в одиночку и операция провалится, то отвечать придется мне.

«Она сотрудник полиции, ты – нет», – подумал Бен. Сара нажала на кнопку и приложила телефон к уху.

Она еще не начала говорить. «Еще никто не знает, где мы», – мелькнуло в голове у Бена. Долго думать не было времени. Он должен действовать, что и сделал. Даже если не знал, было ли это безумием, реагировал ли он правильно или нет. В данном случае он просто следовал своему инстинкту. Сейчас, когда оставалось так мало времени и киллер, который похитил его семью и поставил ультиматум, возможно, был так близко. Бен схватил Сару за руку и резко дернул вниз. Телефон упал на землю. Сара была слишком поражена, чтобы оказать сопротивление. Она наклонилась, чтобы поднять телефон. Но прежде чем успела дотянуться до него, Бен так сильно наступил на него каблуком, что прибор с хрустом изогнулся посередине и дисплей треснул.

Сара ошеломленно взглянула на Бена. Потом посмотрела на разбитый телефон. Бен повернулся и побежал – насколько быстро ему позволяла поврежденная нога – к проходу в кладбищенской стене.

– Вы идиот, – выругалась ему вслед Сара.

Бен бежал через кладбище в направлении морга.

Он не знал, что будет делать сотрудница полиции. Скорее всего, помчится обратно к дому настоятеля монастыря, чтобы позвонить оттуда. Через мгновение послышались шаги за спиной. Он обернулся. Сара Винтер почти догнала его. Когда они одновременно добрались до здания, носившего следы разрушения от воздействия непогоды, Сара грубо прижала его к стене рядом с арочной деревянной дверью. В лунном свете Бен увидел ярость на ее лице. Ее глаза сверкали, а на лбу выступили капли пота, когда Сара вытащила служебное оружие из поясной сумки.

– Вы идиот. Чтобы вам было ясно – я помогаю вам, но с этого момента вы делаете только то, что я вам скажу.

Бен кивнул, соглашаясь.

Сара осторожно потянула за металлическую круглую ручку на входной двери морга, который, судя по типу строения, должен был относиться ко времени возникновения монастыря. Тяжелая дверь приоткрылась с легким скрипом. Изнутри не доносилось ни звука. В тусклом свете свечей с трудом угадывалось оформление помещение. Бен чувствовал, как от напряжения шумит кровь у него в голове. Сара теперь полностью открыла дверь, сделала шаг внутрь и быстро осветила помещение карманным фонариком. Другая рука с пистолетом следовала за лучом света. Бен был готов, что в любой момент луч наткнется на водителя минивэна. Страх и волнение буравили его желудок. Сердце колотилось в груди, когда вместе с Сарой он подошел к занавесу над метровой загородкой, за которым находилась другая комната. Бен представил себе, что сумасшедший, бесцеремонно утопивший двух женщин, подкарауливает их за этим занавесом. Вполне возможно, что даже с оружием. Остальную часть зала они сразу осмотрели. Там никого не было. Сара подала Бену знак присесть на корточки перед парапетным ограждением. Он послушался.

– Это полиция, – крикнула Сара и направила пистолет на занавес, – выходите с поднятыми руками! – Никакой реакции. – Последний шанс, – предупредила Сара и подошла ближе к занавесу.

Бен восхищался ее смелостью.

– Считаю до трех.

Она начала считать:

– Раз… – и одним движением отдернула занавес в сторону, одновременно пригнувшись и прячась за загородкой.

Проходили секунды, в течение которых тело Бена находилось в судорожном напряжении. Но по-прежнему было тихо. Никто не набросился на них из-за парапета.

Сара быстро подняла голову, посмотрела через ограждение и снова нагнулась. Никого. Тогда она медленно встала и осветила помещение четыре на четыре метра за занавесом. На вырубленном из камня столе стоял гроб. Больше там не было других предметов, а главное, ни одного человека. Справа находилась дверь, которая, видимо, вела наружу. Но на ней был деревянный засов – дополнительная защита от взлома, – и если бы кто-то вышел, покинув помещение через эту дверь, то засов остался бы поднятым. Сара перелезла через ограждение, и Бен понял, что она задумала. Она хотела открыть гроб. Чтобы посмотреть, не спрятался ли там человек, который вошел в зал перед ними. Бена бросило в холодный пот. Свечи, темнота вокруг, гроб в средневековой покойницкой. Сара сделала знак, чтобы Бен открыл крышку, сама же направила на гроб фонарик и пистолет.

Бен подошел к изножью гроба, Сара осталась стоять сбоку. Он ухватился за ручку крышки. Сара молча кивнула Бену, он глубоко вздохнул и поднял крышку. Отпрянул назад и подошел к Саре, которая светила на гроб. Несмотря на тусклый свет в этой части покойницкой, Бен видел напряжение на ее лице.

В гробу лежал мужчина. На нем была черная сутана. В точности как у того, кто только что вошел в морг. Его глаза были закрыты, лицо мертвенно-бледное. Руки сложены на животе.

Мужчина был мертв или только притворялся? Сара подошла ближе, направив пистолет на его верхнюю часть туловища. Его грудная клетка была неподвижна. Бен представил себе, как мужчина резко выпрямится и выхватит у Сары пистолет. Сара положила руку на его сонную артерию. Закрыла ненадолго глаза и с облегчением выдохнула:

– Мужчина давно умер.

Бен и Сара растерянно стояли перед гробом. Не мог же тип, который вошел в здание, раствориться. Видимо, они что-то просмотрели.

Сара снова повернулась к передней части помещения и начала более внимательно осматривать ее с помощью фонарика. Какое-то время Бен стоял один у гроба с мертвецом. Наверняка это монах, который лежит здесь для освидетельствования.

Когда Бен присоединился к Саре, та как раз осматривала маленький, объединенный с залом грот на левой стороне покойницкой. В метре перед ним стояла скамейка. Луч карманного фонарика медленно скользил по железной решетчатой двери, которая отделяла двухметровый грот. На задней стене висела деревянная фигура Иисуса на кресте. Рядом стояло несколько ваз с цветами. В двух подсвечниках горели свечи. Вероятно, это место в зале предназначалось для того, чтобы скорбящие могли погрузиться в себя и помолиться.

Неожиданно Сара обернулась к Бену. В следующий миг он понял почему. Комиссар заметила одну деталь, которая ранее, когда Сара, войдя внутрь, быстро осветила помещение, не бросилась ей в глаза. Дужка навесного замка, висевшего на решетчатой двери, была раскрыта. Бен снял замок и открыл дверь. Они вошли в грот, приблизились к распятию на стене. На первый взгляд там не было ничего необычного. Но когда Бен ощупал каменную стену, на которой висел крест, ему показалось, что она не такая холодная, какими обычно бывают каменные стены. Он провел пальцами чуть правее. И уже почти в углу обнаружил небольшое углубление. Он просунул туда руку и нащупал нечто похожее на ручку. Бен потянул за нее, и казавшаяся такой прочной каменная стена подалась и повернулась, как вращающаяся дверь. Когда Сара посветила в черную дыру, которая открылась перед ними, они увидели лестницу, ведущую в древний подвал со сводами.

Глава 40

Николь Вайднер не знала, сколько времени прошло с момента, когда мужчина напал на них с Лизой и усыпил. Она лишь знала, что мучительный страх, который овладел ею после пробуждения, почти сводил ее с ума. Главным образом дело было в Лизе. Это Николь виновата, что они оказались в такой ситуации. Ребенок ждал от нее защиты, которую она не могла ей больше обеспечить.

В субботу утром Николь прочитала заключительную статью Бена в его серии о ясновидении, где он приводил результаты испытания трех предсказателей, называя их поименно. Вернувшись с Лизой из зоопарка, она нашла в почтовом ящике рекламный флаер от одного из этих протестированных предсказателей, который предлагал новым клиентам первый сеанс за полцены. Мужчину звали Арнульф Шиллинг. Так как после газетной статьи она все равно собиралась попросить одного из указанных ясновидящих о встрече, Николь без раздумий позвонила по указанному номеру и записалась на сеанс в воскресенье после обеда. Она удивилась, что мужчина так быстро нашел для нее время. Лишь теперь она поняла, что это с самого начала было ловушкой.

Когда Николь и Лиза приехали к старому покосившемуся дому, сад которого граничил с Рувальдским парком, они нашли дверь приоткрытой.

– Входите и закройте, пожалуйста, за собой дверь. Я вас ждал! – крикнул приветливый голос из дальней части дома, после того как Николь позвонила в дверь.

Они с Лизой прошли по темному узкому коридору в гостиную. Напольный торшер разливал приглушенный свет. Они быстро осмотрелись и удивились, когда никого не нашли. Последнее, что еще успела воспринять Николь, был шорох. Кто-то подошел сзади, встал между ней и Лизой, обхватил руками и, прежде чем обе успели обернуться, прижал к их лицам платок, пропитанный резко пахнувшим раствором.

Они тут же потеряли сознание и пришли в себя в каком-то средневековом помещении. Три стены в их тюрьме были из грубого камня, передняя состояла из толстых металлических прутьев с запертой на замок решетчатой дверью во всю ширину стены. Широкий проход перед прутьями вел в слабо освещенную комнату справа. Даже прижавшись к металлическим прутьям, она могла видеть только часть стены прилегающего помещения, в которую было вмонтировано металлическое кольцо с толстой цепью. Цепь тянулась по полу в ту часть комнаты, которая не была видна Николь. В затхлом воздухе стоял запах плесени и мочи. В тишине было слышно только дыхание Николь. Арочная кладка состояла из больших каменных блоков. Именно поэтому Николь предположила, что их держат в старом замке или какой-то церкви. Сколько времени они находились без сознания? Куда он их притащил?

Лиза пришла в себя вскоре после Николь и пожаловалась на ужасную головную боль. Обеих тошнило. Николь изо всех кричала и звала на помощь, трясла металлические прутья, била ногой в стену и скребла швы каменной кладки, пока не сломала ногти и не расцарапала руки в кровь. Она искала в помещении какой-нибудь предмет, который можно было использовать как орудие. Но безуспешно. Обессиленная, она опустилась на пол и с тех пор сосредоточилась лишь на том, чтобы успокоить Лизу. Снова и снова она словно мантру повторяла, что все будет хорошо, и качала голову дочери у себя на коленях. Но у нее самой не было ни малейшей причины верить в хороший конец. Она могла сложить один и один и пришла к выводу, что они находятся в руках убийцы, который утопил женщин и заставил их сыновей смотреть на это, как сообщалось в воскресной газете. Вероятно, они с Лизой станут следующими жертвами этого психопата.

В дополнение к тошноте и помрачению сознания Николь испытывала болевые ощущения в разных местах тела, особенно ногах. Наверное, это ушибы, которые она получила, когда сумасшедший тащил ее бесчувственное тело в этот подвал. С Лизой дело обстояло не так плохо. Она была хрупкой, и, вероятно, преступник донес ее на руках.

Вскоре послышалось побрякивание цепи. Затем из отверстия в стене, которое соединяло площадку перед их камерой и комнату рядом, вышла молодая женщина, встала перед решеткой и уставилась на Николь и Лизу безжизненным взглядом.

Глава 41

Очень осторожно Сара и Бен скользнули через открытую потайную дверь в гроте, спустились по каменным ступеням и пошли по подземному ходу. В нос ударил затхлый воздух, какой бывает в давно не проветриваемых домах с большой влажностью. Под ногами лежал мелкий светлый песок. Бену приходилось нагибаться при ходьбе, чтобы не удариться о низкий арочный потолок и не угодить головой в паучьи гнезда, в которых притаились бесчисленные пауки. Через несколько метров коридор разветвлялся. В проходах, ведущих налево и направо, стояла кромешная тьма. Справа послышался какой-то звук, и, освещая себе дорогу мерцающим карманным фонариком, они направились по проходу, который представлял собой вытянутую дугу. Неожиданно они заметили слабые лучи света, которые пробивались из щелей в стене метрах в пяти перед ними. Подойдя ближе, они поняли, что это не стена, а деревянная дверь с тончайшими трещинами. Из-под двери тоже проникал свет. Снова раздался звук, напоминающий сдавленный крик.

Сердце Бена забилось где-то в горле, он нащупал рукой дверную ручку и в тот же момент, не раздумывая, потянул за нее. Тяжелая дверь открылась с удивительной легкостью. Яркий свет в комнате ослепил Сару и Бена. Лишь спустя несколько мгновений они поняли, где находятся и кто перед ними. Но мозгу Бена все равно потребовалась целая вечность, чтобы поверить в то, что он видел.

Помещение было пять на пять метров. В каждом углу под двухметровым потолком висела маленькая видеокамера. Еще одна камера стояла на штативе. На левой стене на разной высоте были закреплены металлические кольца с наручниками. Все помещение было выложено прозрачной голубой нейлоновой пленкой, которая доходила до середины стены. Пленка была забрызгана кровью. Вся открывшаяся им картина напомнила Бену бойню. Вероятно, так и было. Только здесь забивали не животных.

Мужчина, которого они преследовали и сейчас застигли врасплох, испуганно смотрел на них. Когда он узнал Бена и увидел пистолет, который направила на него Сара, в его глазах вспыхнул страх. Бен сразу узнал мужчину. У него были седые волосы и седая длинная борода. Это он выдавал себя за Арнульфа Шиллинга. Справа у стены на деревянной скамье лежала девушка, чьи руки и ноги были зафиксированы металлическими лентами. Выходя из дома семьи Браун, Бен попросил соседку показать ему фотографии Карлы и Дженнифер. Девушка на скамье, без сомнения, была Дженнифер Браун.

– Это был не я, – пролепетал старый мужчина в монашеской сутане и посмотрел на лежавшую перед ним девушку, во рту которой вместо кляпа торчал красный резиновый мячик. Еще более жутким было то, что висело на высоте полутора метров над девушкой: гильотина. Острое лезвие парило над шеей Дженнифер. Лицо ее было залито слезами, покрасневшие глаза расширились от страха.

– Мы тебя сейчас освободим, Дженнифер, – сказала Сара, не отводя взгляда от ее мучителя. Сара Винтер сдержала обещание, которое дала соседке семьи Браун. Она нашла Дженнифер. Но что с Николь и Лизой?

От вида крови у Бена внутри все перевернулось. Через секунду он снова оказался в том проклятом доме в день дуэли. Брызги крови на стене, громкие выстрелы.

– Ни с места! – приказала Сара Винтер мужчине в сутане и тем самым вернула Бена в реальность, где ему вот-вот предстояло пережить новый кошмар. Она вытащила пару наручников из поясной сумки и бросила их мужчине. – Наденьте их себе сами, медленно! – Сара говорила, не сводя с него глаз.

– Это тот мужчина, который выдал себя за Арнульфа Шиллинга, – сказал Бен.

– Вы Бертольд Эрленбах? – спросила Сара.

Старик кивнул.

Бену казалось, что земля уходит у него из-под ног. Что все это значило? У его мозга не получалось сложить отдельные части пазла. Но это необходимо сделать. Только что он твердо верил, что найдет Николь и Лизу здесь внизу. А обнаружил сестру исчезнувшей Карлы Браун – связанную, испуганную до смерти, лежащую под гильотиной, которая неминуемо обезглавит ее, если упадет вниз. Сцена из фильма ужасов. А мужчину, представившегося ему предсказателем, на самом деле зовут Бертольд Эрленбах. Священник монастырского интерната был убийцей или заодно с ним.

Бен посмотрел на часы. Уже четверть первого. Оставалось всего полтора часа. Эрленбах наклонился и поднял наручники, которые лежали у его ног. Больше всего Бену хотелось наброситься на него и силой выбить признание, где он прячет Николь и Лизу и что за игру ведет со всеми ними. Но сейчас Дженнифер срочно нуждалась в его помощи. Он подошел к ней, пока Сара следила за Эрленбахом. При этом пытался на наступать на брызги крови на пленке, которая шуршала под его сапогами при каждом шаге. Не получилось. Сначала он расстегнул ремень, который проходил через лоб и фиксировал ее голову. Потом вытащил у дрожащей всем телом девушки кляп изо рта. В тот же миг она разрыдалась. Бен положил руки ей на плечи, чтобы успокоить.

– Скоро все закончится. – Он не мог поверить, с каким трудом дались ему эти слова. Вероятно, потому, что сам не знал, правда ли это.

Шея Дженнифер по-прежнему находилась между направляющими гильотины. Бен видел, как под нежной бледной кожей пульсирует голубоватая артерия. Он мог только догадываться, какой ужас она испытывала. На зажимах, с помощью которых ее запястья и лодыжки были прикованы к скамье, висели замки. Оглядевшись, Бен не нашел подходящего предмета, который можно было положить Дженнифер на шею, чтобы защитить от лезвия ножа. Стальной трос, на котором висел нож, уходил в закрытый металлический короб, в котором, вероятно, находилась лебедка. Бен бросил на Сару отчаянный взгляд. Дженнифер, должно быть, почувствовала неуверенность, потому что начала кричать. В ее охрипшем голосе звучал смертельный страх. Глаза уставились на блестящее лезвие ножа над ней.

– Где ключи от замков? – крикнул Бен Эрленбаху. Но тот бровью не повел и промолчал. Он словно отсутствовал, мысленно пребывая где-то в другом месте. Наручники, которые бросила ему Сара, он по-прежнему держал в руке, не собираясь их надевать.

– Вероятно, ключи у него. Мы должны его обыскать, – сказала Сара. – Сначала наденьте на него наручники.

– Я даже не знаю, как эта девушка сюда попала, – неожиданно произнес Эрленбах, когда Бен направился к нему.

В этот момент за спиной у них раздался голос:

– У него нет ключей.

Бен и Сара одновременно обернулись.

Маленькая полная женщина в темно-синей плиссированной юбке и красной вязаной жилетке стояла у входа в помещение. На вид Бен дал бы ей лет шестьдесят пять.

– Они у меня, – произнесла она с улыбкой.

Сара несколько раз перевела взгляд с Эрленбаха на женщину и обратно. Потом все же решила держать пистолет направленным на Эрленбаха, который не сдвинулся с места ни на сантиметр.

Бен задавался вопросом, кто эта женщина и что ей здесь нужно. Но времени обдумывать это у него не было.

– Тогда дайте их нам, – приказала Сара.

Женщина медленно покачала головой:

– Не думаю, что вы можете выставлять какие-то требования.

Спокойствие в ее голосе пугало Бена. Женщина, должно быть, сумасшедшая. У Сары пистолет, а физически Бен намного превосходил пожилую женщину и Эрленбаха. Он просто отберет у нее ключи. Когда он сделал шаг в ее сторону, она подняла правую руку. В ладони она сжимала маленький предмет.

– Стоп! Ни с места!

Бен резко остановился.

– Вот так. Вы ведь не хотите, чтобы милая Дженнифер на ваших глазах лишилась головы. – Она снова улыбнулась. – Устройство, под которым мне, к сожалению, пришлось пристегнуть бедную Дженнифер, очень древнее, но с абсолютной точностью выполняет свое смертельное предназначение. Только спусковой механизм гильотины создан по последнему слову техники. – Она подняла предмет в руке еще выше. – Больше не нужно стоять рядом со смертельной машиной, чтобы опустить нож. Одно нажатие кнопки на этом пульте – и удерживающий механизм отключается дистанционно.

Глава 42

Дрожа от холода и страха, Николь сидела на покрытом соломой полу, прислонившись спиной к грубой каменной стене ее убогой камеры. Лампочка на потолке освещала все углы тюремного помещения.

Лиза снова заснула. Она быстро дышала, голова ее лежала у Николь на коленях. Ее тело то и дело вздрагивало – верный признак того, что ее мучали кошмары.

Слезы текли по лицу Николь. Пока Лиза не спала, она смогла взять себя в руки. Но сейчас ее прорвало. Николь судорожно пыталась подавить всхлипывания, чтобы не разбудить Лизу.

Она услышала тихое бряцание цепи. Сейчас она уже знала, кто это: молодая женщина. Тоже пленница. С грязным лицом, сама кожа да кости. В ее глубоко посаженных больших глазах читалась бесконечная грусть. Но хуже всего была безнадежность, которая исходила от нее. Из-за изможденности было сложно определить ее возраст. Николь показалось, что ей чуть больше двадцати. Цепь на металлическом кольце в стене другим концом была закреплена вокруг ее лодыжки.

Когда женщина в первый раз появилась перед их камерой, Николь была еще полна надежды. Николь подошла к прутьям и взглянула на большой циферблат наручных часов женщины – 14:30. Сколько времени прошло с тех пор, Николь не могла сказать. По ее ощущениям, была уже глубокая ночь. Но женщина вытащила записку и монотонным голосом прочитала:

– Если я не сделаю того, что он хочет, он придет и немедленно убьет вас обеих. Если вы не сделаете того, что он хочет, вы тоже умрете.

Она говорила как робот. Вероятно, мучитель дал ей листок вместе с указаниями, что она должна сделать. Она снова сложила листок и добавила:

– Это помещение находится под наблюдением. Все, что мы делаем, что говорим, он видит и слышит.

– Кто ты? И сколько ты уже здесь? – спросила Николь.

Девушка сделала большие глаза и испуганно оглянулась. Потом начала говорить, но на вопросы Николь не ответила.

– Когда он привез меня сюда, сказал, что должен был меня похитить. Потому что иначе ему пришлось бы меня убить. Больше никто не должен владеть мною, кроме него. Он также сказал, что сам скоро умрет, и тогда я буду свободна. До тех пор я должна принадлежать только ему и делать все, что он потребует.

Каждое слово звучало так, словно девушка потеряла рассудок.

Затем девушка с допотопным телефоном с крупными кнопками села в позе лотоса перед камерой и подождала. Вскоре раздался звонок. Она ответила, выслушала, дала отбой и передала телефон Николь вместе с листком, на котором стоял номер полиции и подробная инструкция, что ей нужно сказать: она находится в доме Арнульфа Шиллинга, ее муж только что припарковался перед домом и она боится за себя и Лизу. Николь подумала, что следует крикнуть полиции в телефон правду. А потом что? Она все равно не знала, где их держат. И если девушка не обманывает, то похититель придет и просто убьет их с Лизой, посмей она его ослушаться. А так она по крайней мере может выиграть время и надеяться, что полиция найдет их до прихода того типа. В настоящий момент нужно подыграть и ждать, пока сумасшедший совершит ошибку.

Через какое-то время она должна была позвонить Бену. Она знала номер, потому что уже набирала его, чтобы договориться о сеансе с ясновидящим Арнульфом Шиллингом. Значит, Бен в момент звонка должен был находиться в доме предсказателя. В том самом доме, где их с Лизой усыпили и похитили. Сообщение мужу она должна была читать с листка бумаги. Он пообещал ей, что найдет ее и Лизу. Николь очень надеялась, что так и будет.

В этот момент она услышала звуки, которые привели ее в смятение. Спускающиеся по лестнице шаги, потом бряцание ключа, поворачивающегося в замке. Затем до ее ушей донесся скрип – так скрипят несмазанные шарниры тяжелой стальной двери. Кто-то прошел по соседней комнате. Ужасное подозрение закралось в голову Николь: убийца уже здесь.

Глава 43

Женщина смотрела на Сару равнодушно, как человек, который потерял слишком много, чтобы чем-то еще дорожить. Бен был уверен, что она не шутит. Она запросто приведет гильотину в действие, если он и Сара Винтер не будут выполнять ее указания.

– Даже если вы в меня выстрелите, мне, вероятно, все равно удастся нажать на кнопку. Хотите рискнуть?

Сара помотала головой и опустила пистолет, из которого до этого целилась в женщину.

– Тогда положите оружие на пол и отойдите на несколько шагов назад.

Сара выполнила ее требования. Бен судорожно искал выход из этой тупиковой ситуации. Любая попытка нейтрализовать Эрленбаха и его партнершу неминуемо закончится смертью Дженнифер.

– Три месяца назад вы похитили Карлу Браун. Что вы с ней сделали? – спросила Сара, после того как Эрленбах приковал ее и Бена за руки к металлическим кольцам, вделанным в каменную стену.

Женщина бросила на Сару неодобрительный взгляд:

– К исчезновению Карлы Браун мы не имеем никакого отношения. А Дженнифер здесь лишь потому, что мы застали ее в моем доме, когда она что-то вынюхивала там. К сожалению, она увидела кое-что, не предназначенное для ее глаз.

Бен подергал за наручники. Никаких шансов. Если все правда и Эрленбах и эта женщина не связаны с похищением Карлы Браун, то и Николь с Лизой, возможно, не у них. С одной стороны, это утешало. У него как будто появлялся еще один шанс. С другой стороны, даже если Сара, Дженнифер и он как-нибудь освободятся, он все равно не знал, где искать настоящего преступника, которым в таком случае может быть только Михаэль Рубиш. На какой-то момент Дженнифер перестала плакать и всхлипывать, повернула голову в сторону Сары и Бена. На ее щеках блестели слезы. Она тихо произнесла:

– Они снимают видео. В этом помещении. Я видела, как здесь на пыточной скамье издевались над мужчиной.

Это объясняло кровь на пленке на полу. Женщина фыркнула и бросила на Дженнифер холодный взгляд:

– Тот мужчина это заслужил. Как и все другие. Но вам этого не понять.

– Тогда объясните нам, – попросил Бен.

Эрленбах выглядел обеспокоенным. Вероятно, вся ситуация ему не нравилась.

– Мы не обязаны оправдываться. Но я все равно не понимаю, как они на нас вышли.

Бен рассказал, что ясновидящий Арнульф Шиллинг, за которого Эрленбах выдал себя в пятницу утром, – это дядя Карлы Браун, похищенной три месяца назад. Ее похититель оставил на месте преступления Библию с выделенным в тексте временем. Это время играло существенную роль в двух других убийствах. Мать пропавшей девушки заподозрила Михаэля Рубиша, ученика монастырского интерната. Так как Эрленбах, по словам директора, был дружен с Михаэлем, они хотели узнать у Эрленбаха, где тот сейчас находится. Обнаружив следы крови в «форде» Эрленбаха, они последовали за ним сюда. И лишь тогда Бен узнал в нем мужчину, сыгравшего перед ним Арнульфа Шиллинга.

В разговор снова вмешалась женщина:

– Мой внук был со мной на кухне, когда старуха Браун якобы видела его перед своим домом. А ту ночь, когда исчезла Карла Браун, он с другими учениками провел в церкви до самой утренней мессы в пасхальное воскресенье. – Она положила пульт для гильотины на маленький столик.

– Значит, вы Марлен Рубиш, – догадалась Сара.

Женщина едва заметно кивнула.

– Мы были не в курсе, что Арнульф Шиллинг – дядя Карлы Браун. Но предполагаю, что Михаэль, напротив, отлично это знал, когда попросил меня сыграть роль предсказателя, – задумчиво произнес Эрленбах.

Сара повернулась к Марлен Рубиш:

– Мы знаем, что Михаэль не ваш внук. Кто он на самом деле и где сейчас находится?

На лице Марлен Рубиш появилось озабоченное выражение.

– Вы говорите глупости. Конечно же Михаэль мой внук, – ответила она. Голос звучал значительно громче и не так спокойно, как до этого.

– Но ваш единственный сын умер в шестилетнем возрасте, – возразила Сара.

Эрленбах увлек Марлен Рубиш в угол. Сара и Бен слышали, как он зашептал:

– Можешь мне объяснить, что все это значит? Зачем ты положила невинную девушку под гильотину? Мы же договорились, что с ней ничего не случится.

Дженнифер, которая с расширенными от шока глазами, дрожа всем телом, по-прежнему лежала под ножом, снова начала громко всхлипывать и плакать.

– Тихо! – прикрикнула на нее Рубиш.

Бен чувствовал, что она вот-вот потеряет самообладание. Дженнифер затихла.

– Я должна была что-то сделать, чтобы полицейские не смогли арестовать тебя здесь так просто. Ты же не заметил, что они последовали за тобой.

Эрленбах вздохнул:

– Все вышло из-под контроля. Я помог ему. Сыграл для него ясновидящего. Но почему он навел на нас полицию?

– Ты не знаешь? Через нас он хотел направить полицию по своему следу. Как ты и учил. Всегда просить Создателя о знаке согласия, чтобы быть уверенным в Его одобрении. Мы можем продолжать только с Его защитой.

Бен не понял ни слова. Похоже, Эрленбах и Рубиш окончательно спятили. Это еще больше усиливало его опасения, что им вряд ли удастся апеллировать к их здравому смыслу и, возможно, выйти на свободу.

Потом Марлен Рубиш рассказала, что была в церкви и услышала, как Бен и Сара звонили что было сил в дом священника. Она знала, что ничего не подозревающий Эрленбах скоро вернется и оба проберутся за ним в этот подвал, где выяснят, что творится тут внизу. Она ни в коем случае не хотела допустить, чтобы они арестовали его. Так что недолго думая она с Дженнифер, которую до этого прятала в крипте под церковью, прошла сюда через другой вход и пристегнула девушку к гильотине, чтобы иметь козырь, если полиция – в случае с Сарой предположение было верным – задержит здесь, внизу, Эрленбаха.

Марлен Рубиш вздохнула:

– Он подверг наши и свои деяния божественной проверке. Он часто говорил об этой своей теории.

Эрленбах задумчиво кивал. На его лице отразилась тревога.

– Да, ты права, – сказал он затем. – Чтобы быть уверенным в соответствии его действий Божьей воле, ему нужен знак от Господа, что Тот одобряет его план. Он оставляет следы, которые ведут к нему. Но если может беспрепятственно продолжать, то рассматривает это как согласие Бога.

«Убийца бросает за собой хлебные крошки, которые указывают нам дорогу», – снова подумал Бен. Так что его подозрение подтвердилось. Только в нынешней ситуации это ему все равно не поможет. Время шло, а он был прикован к стене.

– Это о Михаэле вы говорите все время? – спросил Бен.

Бертольд Эрленбах и Марлен Рубиш обернулись. На какое-то время наступила тишина. Потом Эрленбах снова повернулся к Марлен Рубиш:

– Болезнь его изменила. Он поступает несправедливо и уже не замечает этого. Он убивает невиновных женщин. Мы больше не можем защищать его.

У Марлен Рубиш на глаза навернулись слезы. Наигранное хладнокровие покидало ее.

– Михаэль похитил Карлу Браун. Но мы не знаем, где он находится, – сказала она наконец.

Значит, Анита Браун была все-таки права, подумал Бен. Только почему ученик интерната похитил Карлу?

– Он выехал из общежития два месяца назад и с тех пор давал о себе знать только один раз. И то лишь для того, чтобы попросить меня об одолжении – выдать себя за ясновидящего и назвать вам дату и время, – рассказал Эрленбах. – Почему он хотел, чтобы я это сделал, Михаэль не признался.

– А тогда почему вы это сделали? Почему помогли ему? – спросила Сара.

– Потому что он угрожал выдать нас. Предать огласке то, чем мы занимаемся, – объяснила Марлен Рубиш. – Он словно спятил, молол вздор о Боге, который якобы говорил с ним и дал задание. Он также сказал, что не проживет долго. У него диагностировали опухоль мозга.

– Теперь все равно станет известно, что вы делали здесь, внизу, – вступил в разговор Бен.

Марлен Рубиш схватила Эрленбаха за плечо.

– Он говорит ерунду. Ситуация у нас под контролем. Если мы их не выпустим, если устраним их, то сможем продолжать, – уговаривала она.

Бен с ужасом констатировал, что она, скорее всего, права. А не дав Саре позвонить коллегам, он сделал так, что никто не знает, где именно они находятся. Марлен Рубиш и Бертольд Эрленбах до смерти пытали здесь, внизу, людей. Он спрашивал себя – почему? Сейчас они даже рассматривали возможность убить его, Сару и Дженнифер, чтобы сохранить свою тайну.

– Мои коллеги тоже смогут правильно истолковать все подсказки. Тем более если мы больше не появимся. Они знают, что мы здесь, на территории монастыря. Они будут нас искать и обнаружат потайные комнаты здесь, внизу. Так что вас все равно выведут на чистую воду. И тогда за вами будут числиться еще три абсолютно ненужных убийства, – сказала Сара.

Эрленбах ходил из угла в угол.

– Они ничего не сделали, – сказал он Марлен Рубиш.

Впервые в Бена вселилась надежда. Может, они еще выберутся отсюда.

– Я хотел бы все объяснить, чтобы они поняли: это не мы творим зло.

– Нет, ты этого не сделаешь. Больше ни слова, – приказала Марлен Рубиш Эрленбаху. – Мы и так уже рассказали слишком много.

– Мне очень жаль, Марлен, но для меня это важно.

Марлен закрыла глаза и вздохнула. Но больше не высказывала возражений.

Бен заметил, что Сара пытается вытащить руку из наручника. Он выдвинулся чуть вперед, чтобы Эрленбах и Рубиш не видели ее со своего места. Но у Сары не получилось.

– Вы знаете, что такое снафф-фильмы? – спросил Эрленбах.

Бен знал, о чем речь. В снафф-фильмах людей убивают только ради развлечения зрителей. Якобы такие видео можно купить из-под прилавка и в Интернете по самым высоким ценам. Но доказательств их существования пока не было обнаружено, то есть полиции еще не удалось найти соответствующие видеоматериалы.

– Почему вы занимаетесь такой мерзостью? – не удержалась Сара. – Одна из десяти Божьих заповедей гласит: «Не убий». Вы верующий человек и к тому же священник. Это же грех.

Эрленбах помассировал себе виски. Он выглядел измученным и, похоже, раздумывал, с чего начать.

– То, что мы делаем, мы делаем во имя Бога. Это оправдывает нарушение пятой заповеди.

Бен полагал, что Михаэль Рубиш, если его воспитывали эти психи, думал примерно так же.

– Это касается только человеческих отбросов, подонков, которые заслужили смерть. Мы оберегаем добродетель от греха. Бог уже более двадцати лет помогает нам искоренять зло на земле. Он оберегал нас, так что никто нас никогда даже не подозревал.

Бен понятия не имел, сколько же видео за двадцать лет успели снять Эрленбах и Рубиш. Незаметно он тянул за цепь вбитого в стену железного кольца. Но тот сидел прочно и ни на миллиметр не сдвигался. Бен начинал паниковать. Он не мог вынести, что его насильно удерживают здесь, в то время как Николь и Лиза находятся в руках Михаэля Рубиша. Оставался единственный шанс – как-то убедить Бертольда Эрленбаха и Марлен Рубиш отпустить их. Но как? Другой мучительный вопрос не давал ему покоя. Почему Михаэль Рубиш повесил эти убийства именно на него? Где связь?

– Но почему вы это делаете? Почему вы считаете, что в интересах Бога, чтобы вы убивали людей и снимали это на видео? – продолжала допытываться Сара.

Эрленбах долго смотрел на нее. Его взгляд был непроницаемым, но Бен все равно чувствовал, что внутри у мужчины все клокотало.

– Такое решение далось нам нелегко. В конце концов мы пришли к выводу, что Господь требует этого от нас. Это была Его воля. А причина кроется в событиях тридцатилетней давности. Фильмы не были нашим решением. Это пришло намного позже.

Он бросил на Марлен грустный взгляд. Она кивнула. Наконец он начал рассказывать:

– Уже более тридцати лет Марлен моя экономка. У нее был маленький сын. Его звали Габриэль. Отец умер, когда малышу было три года. Она часто брала мальчика с собой на работу, он хотел стать церковным служкой. Я привязался к нему как к родному ребенку.

На этом месте Эрленбах сделал паузу. Марлен Рубиш закрыла глаза и тяжело дышала. Видимо, оба все еще не смогли оправиться от тех событий. Затем Эрленбах продолжил дрожащим голосом:

– Когда Габриэлю было шесть лет, его похитили, изнасиловали и убили. За преступление был осужден один умственно отсталый больной. Марлен и я пребывали в глубоком горе, но смирились, что такова Божья воля. – Эрленбах снова замолчал и посмотрел на Марлен, которая ослабела и казалась очень ранимой. – Через три года после суда над мнимым преступником ко мне на исповедь пришел мужчина и признался в убийстве маленького мальчика. Как выяснилось, тот ребенок был Габриэль. Мужчина не знал, кто я. Он хотел отпущения греха. Еще в исповедальне я боролся с яростью и потребовал, чтобы в знак своего настоящего раскаяния он предстал перед мирским правосудием. Но он отказался. Чем пойти в тюрьму, он лучше будет продолжать жить с этим грехом. Он даже оскорблял меня и угрожал убить, если я нарушу тайну исповеди. Когда он покинул церковь, я тайно последовал за ним до его дома. Я знал, что никому не могу об этом рассказать. Но за преступление в тюрьме сидел невиновный. Преступление, которое из-за этого навсегда останется безнаказанным. Через три дня после исповеди я решил сам восстановить справедливость. То, что убийца Габриэля пришел на исповедь именно ко мне, я расценил как знак свыше. Я рассказал об этом Марлен, и она разделяла мое мнение. Мужчину нужно было обезвредить, прежде чем он возьмется за старое и причинит еще больше горя. И однажды вечером мы позвонили в его дверь. Когда он открыл, мы набросились на него и вынудили написать признание. Затем усыпили эфиром и повесили на люстре в его гостиной. Все выглядело как самоубийство, и расследования не было, а несправедливо осужденный вышел на свободу. Зачем бы Господь послал именно мне, кто был Габриэлю как родной отец, убийцу на исповедь, если не хотел, чтобы я восстановил справедливость?

Бена шокировал рассказ Эрленбаха. Тем не менее он мог понять доводы, которые привел Эрленбах. Неправильно, что невиновный сидит в тюрьме, в то время как настоящий преступник безнаказанно разгуливает на свободе. Сара оправилась раньше Бена.

– Может быть, Бог просто хотел испытать вас, выяснить, умеете ли вы прощать, – предположила она.

Эрленбах помотал головой. Безумная улыбка заиграла на его губах, и Бену стало ясно, что священник уже давно отказался от земной жизни и теперь жил только ради своей божественной миссии.

– Нет, Бог знал о моих строгих консервативных убеждениях. Око за око, зуб за зуб.

Тут его перебила Марлен Рубиш:

– Мы решили установить в исповедальнях других церквей прослушивающие устройства и, узнав об ужасном преступлении, которое осталось безнаказанным, всегда совершали возмездие. Эта комната, которая уже в Средневековье служила монахам убежищем во время разбойных нападений на монастырь, была словно создана для нашего дела.

– О скольких людях, которые погибли здесь, мы говорим и как вы избавлялись от трупов? – хотела знать Сара.

– Иногда один в год, иногда три. Бывали годы, когда никому не приходилось здесь умирать. А что касается трупов… Чертово озеро рядом и очень глубокое.

– Но зачем вы снимаете убийства на видео и потом еще продаете эти фильмы? – спросил Бен. И какую роль играет Михаэль Рубиш, подумал он, но решил пока не задавать этот вопрос.

Теперь снова заговорил Эрленбах. Он выпрямился и произнес твердым голосом:

– За это отвечает Виктор фон Хоенлоэ.

На секунду Бену показалось, что он ослышался. Виктор?

Его удивление не осталось незамеченным Эрленбахом.

– Виктор учился в выпускном классе, когда однажды увидел, как мы с Марлен тайно притащили кого-то в это помещение. Неожиданно он появился в комнате и был восхищен тем, что мы делали. Он поклялся, что не выдаст нас, и считал наше дело справедливым. И мы снова убедились, что Бог на нашей стороне. Лишь несколько лет спустя он выдвинул нам свои требования. К тому времени он уже взял на себя руководство концерном, доставшимся ему от отца, и определял размер пожертвований, которые его компания выделяла монастырскому интернату. Он сказал, что мы можем сделать еще больше добра. Он будет продолжать спонсировать интернат и отчислять такие же суммы на благотворительные цели, например на опекунство, учреждение фондов и инвестиции в разные проекты помощи, благодаря которым в бедных странах будет спасено огромное количество людей. Но при одном условии – мы должны снимать на видео наши акты возмездия и передавать ему видеоматериалы. Если мы откажемся, он прекратит делать пожертвования монастырскому интернату. Мы выполнили желание Виктора, потому что его деньги многим дают шанс на достойную жизнь, а значит, наши старания восстановить справедливость и наказать зло несут еще больше добра.

Сара выдохнула. Бен тоже с трудом верил своим ушам. Его друг Виктор, которого, как ему казалось, он так хорошо знает, не только завел роман с Николь, но и продает видео с реальными убийствами. Эрленбах продолжил:

– Когда Михаэль подрос, чтобы понять, что мы делаем, мы посвятили мальчика в нашу тайну. Он тоже посчитал справедливым во имя Бога защищать общество от убийц, педофилов и насильников и привлекать их к ответу. В конце концов, сомнений в их вине не было. Они сознавались во всем в исповедальне, но искреннего раскаяния не выказывали. Поэтому эти люди должны были предстать перед мирским судом, хотели они или нет. В шестилетнем возрасте Михаэля отдали мне на попечение, потому что родители отказались от него. Но мы считали это судьбой и даром Божьим. У Марлен забрали единственного сына. А теперь у нее появился шанс снова получить ребенка, которому было столько же лет, сколько и Габриэлю, когда тот погиб. Так как из-за возраста Михаэля она не могла выдавать его за родного ребенка, он стал внуком, о котором она заботилась. Каждому, кто спрашивал ее, она рассказывала, что ее сын, отец Михаэля, вместе с женой погиб в автомобильной катастрофе. С тех пор Михаэль стал нашим ребенком, которого мы потеряли почти тридцать лет назад. Помимо Виктора фон Хоенлоэ Михаэль единственный, кто знает об этом подземелье.

– И поэтому вы подтвердили ложное алиби Михаэля Рубиша на момент похищения Карлы Браун? Как вы заставили других учеников сказать, что в момент совершения преступления Михаэль находился на территории монастыря? – спросила Сара.

– Вы должны знать, что некоторые ученики в этом монастыре принадлежат к древнейшему братству, которое предписывает соблюдение строгих католических доктрин, – пояснил Эрленбах. – Михаэль был одним их них, и его духовные братья подтвердили, как и я, его алиби на момент совершения преступления.

– Разыскиваемый нами убийца топит женщин, которые развелись со своими мужьями. Если Михаэль получил строгое католическое воспитание, то мог взять с вас пример и решил наказывать женщин, которые в его глазах совершили неискупимый грех, разорвав священные узы брака, смертью, – заключила Сара.

Бертольд Эрленбах и Марлен Рубиш переглянулись, но ничего не сказали. «Они что-то знают, но не говорят нам», – подумал Бен.

– Вы же не можете допустить, чтобы Михаэль убил невинных людей. Он похитил мою жену и восьмилетнюю дочь и дал мне задание найти его до 2 часов 41 минуты. Если я не успею, он утопит мою жену, а дочь заставить смотреть на это.

– Утопит, – повторил Эрленбах. Казалось, это слово имеет для него какое-то особое значение. Он застыл, словно погрузился в собственный мир.

– Мои жена и дочь не совершали никакого преступления, заслуживающего смерти. Но Михаэль считает, что имеет такое же право, как вы, судить людей. Этому он научился у вас. И теперь вы обязаны прекратить это. Михаэль сам вывел нас на ваш след. Возможно, не только для того, чтобы подвергнуть испытанию ваши деяния, но, прежде всего, свои. Он привел нас к вам, чтобы вы помогли остановить его. Чтобы вы показали ему – он собирается сделать то, чего Бог не одобряет. Пока никто не пресечет его действия, он и дальше будет воспринимать их как оправданные в глазах Бога. Тогда на вас ляжет вина за смерть невиновных. Сможете ли вы ответить перед Господом за то, что не помогли нам?

Бен выпалил это на одном дыхании. Ему вдруг стало ясно, что Михаэль тоже был жертвой воспитания, за которое несли ответственность Эрленбах и Рубиш.

– Убийства действительно объясняются прошлым Михаэля, – пробормотал Эрленбах.

– Что вы имеете в виду? Пожалуйста, помогите нам, – попросил Бен.

Эрленбах помотал головой:

– Не могу.

– Преступник показывает свои жертвы. В отличие от ваших методов, своими действиями он хочет что-то сказать людям. Вероятно, что узы брака священны и только смерть может разорвать их, но не люди, – рассуждала Сара.

Он похитил Карлу Браун. Это противоречит теории. Ей всего двадцать лет, и она не замужем. Я не могу поверить, что Михаэль убийца этих женщин, – сказала Марлен Рубиш.

– Это произошло три месяца назад. Возможно, тогда у него еще были другие мотивы, – возразила Сара.

Дженнифер начала громко плакать. Неожиданно она со всей ясностью осознала, что надежды найти ее сестру живой почти нет. Преступник был убийцей. Похищение не вписывалось в его схему.

Эрленбах свел брови, и на его лице появилось страдальческое выражение. Бен понял, что монастырский священник начал сомневаться, его решимость ослабевала. Поэтому он попытался в последний раз:

– Хотя бы отпустите нас, чтобы мы могли искать мою семью. Может, то, что вы совершали здесь с преступниками, и кажется вам оправданным в глазах Бога. Но если из-за вас умрут невинные мать и дочь, сможете ли вы жить с этой виной?

Эрленбах вздохнул. Потом обратился к Марлен Рубиш:

– Михаэль все равно умрет от своей болезни.

Глава 44

Бен на всей скорости мчался на машине в юго-восточном направлении. Затем свернул на Айхкампштрассе и снова нажал на газ. Мотор «сааба» Сары взревел. Целью Бена была вилла на Таубенштрассе в Грюневальде. Он часто там бывал. Вилла принадлежала Виктору фон Хоенлоэ.

Время работало против него. Марлен Рубиш в конце концов кивнула Эрленбаху, тем самым дав ему свое согласие освободить Бена. Бену очень не хотелось оставлять там Сару и Дженнифер. Но что ему оставалось? На другие уступки Бертольд Эрленбах и Марлен Рубиш, завладевшие пистолетом SIG Sauer Сары, не были готовы. Сара убедила его воспользоваться минимальным шансом и попытаться спасти свою семью.

Дженнифер умоляла, чтобы ей позволили уйти с Беном. Но священник и экономка оставались непоколебимы. Они хотели залечь на дно и удерживать Сару и Дженнифер в заложниках, пока не будут в безопасности. Потом, пообещали они, обеих отпустят. Но при условии, что Бен до того момента не сообщит в полицию. То есть от Бена зависело, выйдут ли женщины живыми и здоровыми на свободу или в итоге должны будут умереть, потому что он не сдержал обещания.

Эрленбах вывел Бена из подземелья и попросил быстро зайти с ним в рабочий кабинет. Там Эрленбах открыл сейф и передал Бену аналоговую видеокассету Hi8.

– Я действительно понятия не имею, где находится Михаэль. Но Виктор фон Хоенлоэ может знать. Идите к нему с этой видеозаписью. Скажите, что я дал вам ее и что на кассете то, чего он так боится. Скажите, что отдадите ему кассету, если он раскроет вам правду о Михаэле. Если он знает, то расскажет вам, где находится Михаэль.

Бен быстро сунул кассету в карман и помчался к «саабу» Сары, который по-прежнему стоял припаркованным перед домом директора интерната. Заявление Эрленбаха, что Виктор фон Хоенлоэ может знать о местонахождении Михаэля, смутило Бена. При всем желании он ничего не мог понять.

Добравшись до дома Виктора, он, как всегда, уперся в высокие двустворчатые ворота, преграждавшие въезд на территорию. Бен подъехал к колонне с переговорным устройством и звонком. Камера наблюдения уже следила за ним. Услышав щелчок в домофоне, он назвал свое имя. Через пять секунд обе створки ворот раскрылись.

Бен гнал на «саабе» вверх по подъездной дорожке к вилле Виктора. Широкий путь проходил по территории, напоминающей парк, с ухоженными лужайками, кустарниками и лиственными деревьями. Построенный в викторианском стиле дом уже более ста лет находился во владении семьи Хоенлоэ.

Бен часто ездил по этой дороге. И всегда задавался вопросом, как люди достигают такого богатства.

Но сегодня это не главное. У Бена не было чувства, что он едет навестить старого друга. Ему скорее казалось, что он вот-вот встретится с чужаком. Перед домом находилась большая круглая площадка с живописным фонтаном посередине. Бен даже не удосужился подъехать к одному из гостевых парковочных мест чуть в стороне. А резко затормозил, проскользив около метра по мелкому гравию, так что автомобиль остановился прямо перед ступенями, ведущими к входной двери.

К удивлению Бена, дверь не была заперта. Обычно кто-то из персонала встречал его и провожал к хозяину дома.

Бен толкнул дверь. Прихожую, из которой широкая лестница вела наверх в открытую галерею, освещали два торшера. Из комнаты в глубине дома звучала одна из любимых арий Виктора.

Бен вошел, закрыл за собой дверь и, обогнув лестницу, направился в салон. Виктор сидел в вольтеровском кресле, держа в руке коньячную рюмку. Увидев Бена, он приподнял ее в знак приветствия. В воздухе стоял дым сигары, которая покоилась в пепельнице на столике рядом с креслом. Со вкусом подобранные настенные бра излучали теплый приглушенный свет. Тяжелые кремовые портьеры, обрамлявшие стеклянные распашные двери на террасу, старая дубовая мебель, открытый камин и книжные полки во всю стену создавали в комнате атмосферу уюта.

– Вся берлинская полиция сбилась с ног, гоняясь за тобой. Но, как видишь, мой дом по-прежнему открыт для тебя, – произнес Виктор с ноткой разочарования. К тому же он был навеселе, что на него не похоже.

Бен не ответил на слова Виктора, а сразу перешел к делу:

– Ты знаешь Михаэля Рубиша? Он похитил Николь и Лизу. И менее чем через час сделает с ними то же, что с двумя другими женщинами и их детьми, если я его не найду.

Виктор жестом пригласил друга присесть. На его лице читалось недоумение.

– Я не знаю никого с таким именем, – произнес он. – Как ты вообще мог подумать, что я имею какое-то отношение к преступнику, который похитил Николь и Лизу? – Голос Виктора зазвучал резче. – После смерти Тамары я позаботился о том, чтобы тебя выпустили на свободу. Затем умирает вторая женщина, и снова все улики указывают на тебя. Не знаю, стоит ли и дальше верить тебе. Бен, что с тобой не так?

Бен выдержал укоризненный взгляд Виктора.

– Полиция больше не подозревает меня. Следы ведут к монастырскому интернату. Михаэль Рубиш – убийца обеих женщин.

– Насколько я знаю, все улики по-прежнему против тебя, – сухо возразил Виктор.

Тут Бен не выдержал:

– Сумасшедший похитил Лизу и Николь и выдвинул мне ультиматум. Если я не успею найти его, он убьет Николь, а Лизу заставит смотреть на это. – Бен повысил голос.

Виктор же невозмутимо и явно с наслаждением сделал глоток коньяка.

– Твоя семья бросила тебя. После того случая в Эфиопии твоя психика неустойчива. Кто знает, что творится в твоей голове?

– Я знаю, что у тебя связь с Николь, – повысил голос Бен. На глаза ему навернулись слезы.

– Еще одна причина, почему ты хочешь убить ее, – возразил Виктор. Потом прошипел: – Думаешь, я не знаю, что у тебя тогда была интрижка с Вероникой?

Бен лишился дара речи. Он всегда пресекал заигрывания Вероники. Но все равно удивился, что Виктор знал о влюбленности своей жены в Бена. Неужели столько лет спустя Виктор хочет отомстить и увести у него жену? Бен вдруг почувствовал глубочайшую ненависть, которая исходила от Виктора. Но все равно решил не углубляться сейчас в эту тему.

– Ты ошибаешься, – сказал он.

Виктор лишь презрительно фыркнул. Тогда Бен попытался по-другому вытянуть что-нибудь из Виктора. Он чувствовал: тот что-то скрывает.

– Мне кажется, ты знаешь о Михаэле Рубише нечто такое, что может привести меня к нему. Возможно, ты даже в курсе, где он прячется.

Виктор встал и с вызовом посмотрел на Бена:

– Да ты совсем рехнулся!

– Михаэль Рубиш до недавнего времени учился в монастырском интернате.

– Я повторяю, ты спятил.

Бен постепенно терял терпение. У него уже не было времени на какие-то игры. Он был готов на все. И накопившаяся злость сочилась из каждого слова, которые, как стрелы, летели в Виктора:

– Эту информацию я получил от Бертольда Эрленбаха и его экономки Марлен Рубиш. Еще полчаса назад я вместе с комиссаром Сарой Винтер и восемнадцатилетней девушкой, чью сестру похитил Михаэль Рубиш, находился в том пыточном подвале, который тебе отлично знаком. Меня они отпустили, чтобы я попытался спасти семью. И я это сделаю.

Улыбка Виктора исчезла.

– Я также знаю о твоей тайной страсти, этих фильмах со сценами насилия, в которых убивают людей. Это наверняка заинтересует и полицию.

Лицо Виктора превратилось в застывшую маску. Он залпом выпил коньяк, подошел с пустой рюмкой к бару и налил еще.

И тут Бена посетила догадка. А может, Виктор сам имеет какое-то отношение к убийствам и похищению? Благородные манеры и доброжелательный характер оказались лишь фасадом, за которым скрывался человек, получающий наслаждение от сцен, где людей мучают и убивают. Чем дольше Бен об этом размышлял, тем отчетливее вырисовывалась картина. Вероника ушла от него, забрав их общего сына Йоханнеса. Неужели Виктор все эти годы винил в этом Бена?

– Эрленбах дал мне видеокассету. Он сказал, на ней записано то, чего ты боишься.

Виктор снова ничего не ответил. Его взгляд скользнул мимо Бена к двери. Обернувшись, Бен тут же понял, что уже не сумеет спасти Николь и Лизу. В дверном проеме гостиной стоял мужчина. Его голова была перевязана, в руке он держал пистолет и целился в Бена.

– Наконец-то вы здесь. Можете арестовать его, – сказал Виктор главному комиссару Лутцу Хартману.

Глава 45

Часы уже показывали 1:43. Значит, у него оставалось меньше часа, чтобы отыскать Михаэля Рубиша. Сердце Бена неистово колотилось, дыхание было поверхностным и частым. Первой мыслью было попытаться сбежать, и его мускулы напряглись. Для побега нужно миновать главного комиссара, который преградил ему путь к двери и теперь медленно двигался в его сторону. Но даже если он прошмыгнет мимо полицейского, агрессивно уставившегося на него, что потом? Куда ему бежать? Бену по-прежнему не хватало подсказки, где в этот момент мог находиться Михаэль Рубиш вместе с Николь и Лизой. Подсказки, которую он надеялся получить от своего бывшего друга Виктора, ставшего теперь врагом.

– Вот мы и встретились, Вайднер, – сказал Хартман и ухмыльнулся.

Бен лихорадочно думал, стоит ли наброситься на Хартмана, как только тот подойдет ближе. Но полицейский остановился в двух метрах и нацелил пистолет Бену в живот. Палец лежал на спусковом крючке. К тому же сломанный мизинец и рана от ожога на ноге делали Бена неравноценным соперником комиссара. Бен нисколько не сомневался, что Хартман воспользуется оружием, которое держал в руке, стоит ему лишь попытаться сбежать. Почему он вообще на службе? Разве он не должен лежать в больнице?

– Я задаюсь вопросом, что тебе здесь нужно, Вайднер. Где Сара? Она отменила твой розыск и пропала. По мне, так это немного странно. Возможно даже, она сделала это не добровольно. Разговор между господином фон Хоенлоэ и тобой был не очень дружелюбный, но исключительно информативный. Но в моей проломленной голове вертится еще много вопросов, на которые я ожидаю ответов. – Хартман указал на повязку на своей голове. – Удар был что надо. Никогда бы не подумал, что малыш, которого Фредди таскает на буксире, на такое способен.

– Поздравляю. Чего только не бывает после удара по голове. Это первый раз, когда вы используете мозги, не набрасываетесь, как спущенный с цепи голодный бультерьер, на все, что видите, – едко заметил Бен. – Позвоните вашим коллегам в комиссариате. Они подтвердят вам, что Михаэль Рубиш, выпускник монастырского интерната, разыскивается как главный подозреваемый в убийствах. Мои жена и дочь, вероятно, тоже находятся у него в руках. А я здесь, потому что, как мне кажется, Виктор может знать, где прячется психопат. Эту информацию я получил от священника монастырского интерната Бертольда Эрленбаха.

Хартман бросил взгляд на Виктора и скривил губы в улыбке. Виктор, не шевелясь, смотрел на него. Уголки его рта опустились. Бену было знакомо выражение, появившееся на лице Виктора. Тот был в ярости, внутри у него все кипело.

Затем Хартман снова повернулся к Бену:

– Меня очень интересует та видеокассета, которую ты упомянул, Вайднер. Настолько, что я даже могу пока отпустить тебя, если ты отдашь ее мне.

Бен почувствовал раздражение. Почему это вдруг Хартман стал так одержим старой видеокассетой? Почему не продолжает то, на чем остановился в автомастерской?

– Что это значит, Хартман? Немедленно арестуйте его и валите отсюда! – грубо крикнул Виктор полицейскому.

Тот пожал плечами:

– Мне очень жаль. Но, похоже, наш новый подозреваемый действительно Михаэль Рубиш. Уже по дороге сюда я разговаривал по телефону с комиссариатом. Вайднера еще не совсем исключили из-за имеющихся улик, но другой след теперь значительно горячее. И если вы знаете, где находится Михаэль Рубиш, лучше скажите нам. В конце концов, речь идет о спасении двух жизней. Иначе мне придется серьезно подумать, не применить ли к вам другие методы, чтобы вытащить информацию. – Хартман взглянул на Бена и пистолетом указал на его обмотанные скотчем пальцы и ногу.

Тем временем у Бена возник вопрос, как Хартман вообще так быстро добрался до Виктора. С появления Бена не прошло и десяти минут. Виктор мог сообщить в полицию, когда увидел Бена через камеру видеонаблюдения на уличных воротах. Но Хартман появился слишком быстро, если учесть, что он еще услышал часть их с Виктором разговора. И как Хартман вообще проник в дом незамеченным? Входную дверь Бен закрыл за собой, а дверь террасы находилась в этой комнате рядом с баром, к которому Виктор снова подошел за добавкой. Нет, было только одно объяснение, почему Хартман сумел подоспеть так быстро: он уже находился в доме Виктора, когда Бен пришел туда.

Хартман снова взглянул на Бена. Он опустил пистолет, и тот больше не был направлен в сторону Бена.

– Сначала дай мне видеопленку. Наверняка это какой-нибудь обличительный материал.

– Мне все равно, – сказал Бен. Он останется, пока Хартман не заставит Виктора заговорить. Но сначала Хартману придется ответить ему на один вопрос. – Но что вы здесь вообще делаете, Хартман, и почему уже были здесь, когда я пришел?

Хартман вытянул свободную руку, подставляя Бену широкую ладонь:

– Пленку!

Краем глаза Бен заметил, что Виктор снова повернулся к ним. Но неожиданным образом в руке у него оказалась не наполненная в баре коньячная рюмка, а оружие.

Через секунду в комнате прогремел выстрел. Хартман выпучил глаза. Рот открылся для крика. Но изо рта уже не раздалось ни звука. Пистолет выскользнул из руки и упал под ноги на дорогой персидский ковер. Одновременно у комиссара подкосились ноги. Он завалился на бок и грохнулся на пол. Сквозь белую повязку на голове проступила кровь.

– А теперь дай мне эту проклятую кассету, Бен, – потребовал Виктор.

Хартман лежал в метре от Бена и больше не шевелился. На мгновение Бен застыл на месте. Но на этот раз его парализовала не старая травма, а смертельная дуэль. Бену удалось сконцентрироваться на ситуации, в которой он находился в настоящий момент. Он был поражен, что Виктор только что хладнокровно и не раздумывая застрелил человека.

– Давай сюда! – Громкий голос Виктора привел Бена в себя. Между ними стояло кресло, в котором Виктор сидел, когда пришел Бен. Сигара еще дымилась в пепельнице на столике. Классическая музыка из стереоустановки замолкла.

– Ты убил полицейского, – сказал Бен.

Виктор помотал головой:

– Это ты его застрелил.

Бену было ясно, что имел в виду Виктор.

– Ты хочешь меня тоже застрелить и потом представить все так, словно мы с Хартманом поубивали друг друга, когда он собирался меня арестовать!

Виктор снова натянул надменную улыбку:

– Звучит логично. Ты приходишь в мой дом, рисуешь в своем больном воображении, будто я что-то знаю о похитителе твоей жены и дочери, и угрожаешь мне пистолетом. Вот этим. – Он поднял в воздух оружие, из которого только что убил Хартмана. – Когда внезапно появляется Хартман, ты слетаешь с катушек, и вы одновременно стреляете друг в друга. Опыт у тебя уже есть. Кто будет сомневаться в этой версии, если такой щедрый благодетель, как я, даст эти показания в полиции? Зачем мне лгать?

Бен больше не сомневался, что Виктор застрелит его из пистолета Хартмана, как только получит видеокассету. Почему он не сделал этого сразу? И тут же в голову пришел ответ. Виктор не мог быть уверен, что эта пленка, содержимое которой должно быть настолько скандальным, что Виктор за нее даже убил полицейского, у Бена с собой. А если Виктор действительно собирался застрелить Бена из пистолета Хартмана и представить все так, будто это сделал полицейский, то угол выстрела должен хоть немного соответствовать, если Виктор хочет, чтобы в его историю поверили. Значит, Виктор должен вынудить его перейти на то место в гостиной, где до этого стоял сам, а потом выстрелить в Бена из оружия Хартмана оттуда, где сейчас на полу лежал полицейский. Потом Виктор сунет Бену в руку пистолет, из которого застрелил Хартмана. Вероятно, Виктор даже подумает о том, чтобы сделать еще второй выстрел, чтобы судмедэксперты обнаружили на руке Бена необходимые следы пороха.

Бен посмотрел на пистолет Хартмана, который лежал всего в метре от него на полу. Казалось, Виктор разгадал его мысли.

– Ты сейчас медленно подойдешь к оружию и подтолкнешь его мне ногой. Если наклонишься и попытаешься поднять пистолет, я застрелю тебя без предупреждения.

Полиция поверит в историю Виктора. Сомневаться в его показаниях нет причин. А если еще и Эрленбах и Марлен Рубиш заставят навсегда замолчать Сару и Дженнифер, то не останется никого на его стороне, кто верил бы в его невиновность. Наоборот, коллеги Сары знали, что они были вместе. Они решат, что Бен с ней что-то сделал, чтобы избавиться от нее, прежде чем в финальном акте убить собственную семью. Михаэлю Рубишу все сойдет с рук. Тот факт, что он работал органистом в базилике Святого Иоанна, не доказывает, что он тот, кого Хартман преследовал прошлой ночью, и тот, кто положил Библию на алтарь базилики. Бен чуть было истерически не рассмеялся, таким идеальным показался ему вдруг план Виктора. Но он задавался вопросом, что же на видео, которое дал ему Эрленбах. Это должен быть какой-то случай, эпизод, публичной огласки которого Виктор хотел избежать любым способом.

Бен опустил взгляд. Все бесполезно. Даже если он переборет себя и схватит лежащее на полу служебное оружие Хартмана, прежде чем Виктор успеет выстрелить в него, сможет ли он выстрелить в Виктора? А если он его действительно застрелит, то уже никогда не узнает, где Михаэль Рубиш. Когда Бен снова поднял глаза, то уже принял решение. Он должен пока подыграть, поэтому сделал шаг в сторону пистолета Хартмана.

Чтобы план Виктора сработал, он должен застрелить Бена из оружия Хартмана на месте, где сейчас стоял сам.

– Давай! Подтолкни пистолет ко мне, а потом отдай кассету. Может, тогда я расскажу тебе что-нибудь о молодом человеке, которого ты так отчаянно ищешь.

У Бена перехватило дыхание. До сих пор он лишь предполагал, что Виктор знает о Михаэле Рубише. Теперь предположение, что он и есть ключ к укрытию Михаэля Рубиша, оформилось в уверенность. Отчаяние Бена переросло в еще большую панику. Спасение Николь и Лизы казалось таким близким и одновременно таким несказанно далеким.

Бен сделал два шага в сторону. И оказался прямо перед пистолетом Хартмана. Он все еще раздумывал, не рискнуть ли ему и попытаться схватить оружие. Но пистолет и он вели себя как два однополярных магнита: они отталкивались. Бен просто не мог.

Поэтому подтолкнул оружие ногой к Виктору. Тот поднял его и сунул в боковой карман твидового пиджака.

– Почему ты застрелил Хартмана? – спросил Бен.

– Он хотел получить то видео.

– А что на пленке?

Виктор уклонился от ответа:

– Хартман хотел меня им шантажировать. Этого я не мог допустить. Никогда не кусай руку кормящего тебя.

Бен не понял и вопросительно посмотрел на Виктора. Тот громко рассмеялся.

– Хартман делал именно то, что я хотел. – Виктор показал на руку Бена и прожженное место на брюках. – Это ведь он, я прав?

Бен ничего не сказал.

– Два года назад Хартман преследовал одного подозреваемого, загнал его в тупик и жестоко избил безо всякого повода. Но ему не повезло: кто-то снял его выходку на смартфон и анонимно передал в прокуратуру. В результате Хартмана временно отстранили от должности. За игрой в гольф главный прокурор поделился со мной своим горем. Он считал Хартмана компетентным полицейским и не особо хотел привлекать его к ответственности за случившееся. Тогда я – нужно признаться, не совсем бескорыстно – поддержал его в намерении замять дело. И, заплатив определенную сумму, даже сумел убедить прокурора, у которого в наши дни очень дорогие увлечения, отдать мне запись с проступком Хартмана, от которой он все равно должен был избавиться, если не собирался вести дело. С тех пор я время от времени требую от Хартмана маленьких одолжений.

– Ты шантажом заставил его взять меня в оборот? Он знал, что я невиновен?

– Нет, он понятия не имел. Я лишь убедил его, что он на верном пути, и попросил полностью сконцентрироваться на тебе, потому что я лично заинтересован в том, чтобы ты оказался за решеткой. Конечно, я не сказал ему, что мне в первую очередь важно защитить Михаэля.

Бен потрясенно качал головой:

– Зачем тебе это? На самом деле ты хотел защитить только себя самого. Парень, наверное, что-то о тебе знает и мог бы заговорить, если бы его схватила полиция.

Виктор пожал плечами:

– Если тебе так больше нравится. Тогда я хотел защитить Михаэля и себя. – Виктор сделал короткую паузу. Он казался почти задумчивым. – Но потом я понял, что Михаэль вовсе не хочет защиты. Он сам сыпал подсказками, стараясь указать на себя. Это у него от Эрленбаха. Тот внушил ему, что свои дела во имя Бога нужно подвергать проверке.

– И почему же тогда Хартман ослушался тебя? Почему настаивал на том, чтобы я отдал ему старую видеокассету? Вообще, почему он уже был здесь до моего прихода?

– Мне позвонил директор монастырского интерната. Он хотел предупредить меня, что приехала полиция и интересуется, не связаны ли убийства с монастырем. Он, видимо, не хотел, чтобы я, как самый щедрый благодетель интерната, пребывал в неведении. Я попросил его описать мне полицейских и уверился, что это Сара Винтер и ты.

– Значит, ты позвонил Хартману в больницу, рассказал ему все и дал задание схватить меня. В конце концов, было пора упрятать меня за решетку: все улики против меня были в ходу, а я не имел алиби на момент совершения убийств. Кроме того, тайна Эрленбаха и Марлен Рубиш должна была остаться тайной, что, к сожалению, не только не удалось, но и привело меня к тебе.

Виктор сделал глоток коньяка и немного подержал его во рту, прежде чем проглотить.

– Если коротко, то да.

– А почему тогда Хартман не выполнил твое требование на этот раз? Почему он был здесь, а не искал меня на территории монастыря?

– Он, должно быть, заметил, что твой арест очень важен для меня. Но до этого хотел получить компрометирующий видеоматериал, который был у меня на руках. Это была его цена.

– Значит, Хартман пришел сюда, потому что хотел получить компрометирующий его фильм, и ты отдал его ему.

Виктор молчал, и Бен расценил его молчание как собственную правоту.

– А когда ты лишился компромата, Хартман увидел возможность – через эту видеокассету, которую дал мне Эрленбах, – заполучить информацию, которая сильно скомпрометирует его бывшего шантажиста. Он хотел взять реванш. Этого ты допустить не мог.

Виктор вздохнул:

– Да, и все это лишь потому, что ты неожиданно появился здесь. Хартман как раз собирался покинуть дом и отправиться искать тебя на территории монастыря. Поэтому и дверь стояла открытой, когда ты пришел. Он быстро спрятался в соседней комнате и в спешке не захлопнул дверь. А сейчас хватит болтовни. Я хочу получить от тебя кассету и чтобы мы поменялись местами.

– Почему я должен помогать тебе с инсценировкой, будто мы с Хартманом застрелили друг друга? И вообще, с какой стати я должен отдавать тебе эту кассету, если ты все равно хочешь убить меня? Что такого на этой записи, ради чего ты шагаешь по трупам?

– Значит, ты действительно хочешь рискнуть и сыграть со мной? Ну ладно, я не изверг. Честно говоря, мне было бы очень жаль Николь и Лизу. Если ты дашь мне кассету, я покажу тебе, что там записано. Вероятно, тебе этого будет недостаточно. Но у меня есть еще кое-что, и за это ты передашь мне кассету и сделаешь все, что я прикажу.

– И что же это?

– Я знаю, где Михаэль, и, если ты согласишься умереть, я не допущу, чтобы он утопил Николь и заставил Лизу смотреть на это.

Бен был готов на все, чтобы спасти жизнь своей дочери и Николь. Но он задавался вопросом, может ли доверять Виктору.

– Ты лжешь, – заявил Бен и попытался найти в лице Виктора подтверждение тому. Но его визави оставался непроницаемым.

– Даю тебе слово чести. Я спасу обеих.

Бена это не убедило. Возможно, Виктор просто блефует и предлагает ему эту сделку лишь потому, что знает: в итоге Бену не останется ничего другого, как согласиться.

– Ты все-таки должен предложить чуть больше, чтобы я поверил тебе. Откуда тебе знать, где Михаэль Рубиш держит Николь и Лизу?

– Я знаю это, потому что он – мой сын.

Глава 46

– Твой сын? – недоверчиво переспросил Бен. – Вероника же забрала его с собой, когда ушла от тебя, а Михаэль Рубиш вырос в монастырском интернате.

В тот же момент Бену пришло в голову, что он уже знает, что Михаэль Рубиш не является внуком Марлен Рубиш. Неожиданно появился целый ряд новых вопросов. Они действительно не выясняли, кто же отец Михаэля. И возраст подходил. Михаэлю сейчас девятнадцать, а Йоханнесу было шесть, когда Вероника уехала с ним. Бен знал сына Виктора с рождения. Когда Бен снова вернулся из Гамбурга в Берлин, Виктор рассказал ему, что Вероника исчезла с тогда шестилетним мальчиком в неопределенном направлении. Бен уже тогда удивлялся, почему Виктор, располагающий для этого средствами, не разыскивает своего единственного ребенка. Предположим, Михаэль Рубиш действительно Йоханнес фон Хоенлоэ, но почему сын Виктора решил причинить вред именно Бену и его семье? Йоханнес целенаправленно выбрал жену мужчины, с которым его отец Виктор был особенно дружен.

– Вероника не сбежала с мальчиком, как я рассказывал тебе и всем остальным. – Виктор сделал многозначительную паузу. – Она хотела оставить меня. Но это невозможно. Она не имела права самовольно нарушать сакральность брака, клятву, которую мы дали друг другу. Только смерть способна это сделать. И я сделал ей такой подарок.

У Бена закружилась голова. Виктор убил свою жену и отдал сына на попечение Марлен Рубиш. Михаэля Рубиша на самом деле звали Йоханнес фон Хоенлоэ. Комната вдруг завертелась вокруг Бена, а Виктор продолжал рассказывать:

– Бертольд Эрленбах был нашим ментором еще в мои школьные годы в интернате. Мне было пятнадцать, когда я стал одним из его последователей. Он раскрыл нам глаза и привел к истинной вере.

– Значит, Эрленбах входит в крайне консервативную группировку и передал вам, ученикам, свое учение? – спросил Бен.

Виктор рассмеялся, и Бену показалось, что он совсем спятил.

– Нет, Эрленбах одиночка, а не член какого-то тайного общества. И не все из нас, учеников, последовали его словам. Мы были молоды и относительно легко управляемы. Сегодня мы рады, что входили в элитарный круг, и как можем помогаем друг другу. И главный прокурор, который в субботу вечером распорядился отпустить тебя, учился вместе со мной. Ты должен был быть свободен в следующую ночь, когда Йоханнес совершил второе убийство, чтобы свалить все на тебя. И его план великолепно сработал. – Губы Виктора снова растянулись в широкой самоуверенной ухмылке. – Тамара тогда сразу отошла от учения Эрленбаха, и сам видишь, что она сделала. Вышла замуж, а когда надоело – просто развелась, как все непокорные жены.

– Ее муж проиграл все ее состояние. Кроме того, бил ее, – возмутился Бен.

– Ну и что? Мужу полагается наказывать жену. И это еще не дает ей права кощунствовать и расходиться с ним, тем самым разрывая узы, которыми их скрепили перед Богом. Существуют правила, которые нужно соблюдать.

– Ты сумасшедший, – пробормотал Бен.

Виктор убил Веронику тринадцать лет назад. При этой мысли Бена затошнило. С каким же чудовищем он был дружен все эти годы! А Виктор между тем невозмутимо продолжал:

– Йоханнесу было тогда шесть лет. Я заставил сына смотреть, как наказываю его мать. После этого он больше не говорил. Эрленбах знал, что я сделал. Он не одобрял моего поступка, но это ему пришла в голову идея выдать мальчика за внука Марлен Рубиш. Она хорошо бы о нем заботилась. Много лет назад Марлен лишилась собственного сына. Кроме того, Йоханнес получил бы великолепное воспитание.

Мысли путались в голове Бена. Йоханнес подражает отцу и поэтому убивает женщин, которые развелись с мужьями. Кроме того, его вырастили Бертольд Эрленбах и Марлен Рубиш, которые считали себя избранными Богом для того, чтобы вершить правосудие на земле. Все вместе это привело к гремучей смеси и достойной сожаления судьбе, что хотя бы в общем объясняло убийства обеих женщин. Но Бен все равно не мог избавиться от ощущения, что дело не только в этом. Почему у Йоханнеса сдали нервы только сейчас, а не намного раньше? Тут Бен вспомнил: Эрленбах упомянул, что Михаэль слышит голос и что у него диагностировали опухоль мозга. Голос приказывает ему восстановить праведность на земле во имя Бога. Должно быть, это и есть причина, почему он убивал разведенных женщин. Но оставался еще один вопрос: какой мотив был у него для личной мести Бену?

Бен подумал о мальчике с психологической травмой, которого к тому же отец сбагрил в монастырский интернат с ветхозаветными взглядами. Там ему пришлось стать свидетелем того, как его новая приемная мать и священник присвоили себе право мучить и убивать в своем подземелье нераскрытых убийц и насильников, чтобы таким образом восстановить божественный порядок и вернуть праведность на землю.

– В припадке ярости я сначала хотел убить Йоханнеса вместе с Вероникой. Что мне делать с ребенком без полной семьи? Но на это у меня не было права. Так что я заставил его смотреть, как его мать умирает за то, что хотела причинить мне и Богу. Когда-нибудь он должен был возненавидеть ее за это. И он должен был собственными глазами видеть, что может случиться, если Божья воля не выполняется, и какие последствия это имеет для семьи. Я не перестал любить свою жену и наказал себя обетом безбрачия. Но присутствия Йоханнеса я уже не мог выносить. Его вид неизбежно вызывал у меня перед глазами образ его матери.

Бен снова вспомнил нежное объятие Виктора и Николь перед ее подъездом. «Но с моей женой ты завел роман и втерся в доверие к моей дочери, чтобы наказать меня», – подумал он при этом.

– Но кто-то ведь искал Веронику?

Виктор помотал головой:

– Ее никто не хватился. Она сирота и не имела родственников. Немногим друзьям, которые у нее были, пришлось довольствоваться моим объяснением, что она бросила меня, не сказав, куда уезжает. Почему они или полиция должны были считать, что Вероника могла стать жертвой преступления? Всех устроила моя история, что она тайно собрала чемоданы и сбежала вместе с нашим сыном.

Бену не хотелось верить, что Виктор говорит правду. Но все, что выходило из его рта, имело смысл. Вернувшись из Гамбурга в Берлин, Бен узнал, что Вероника бросила Виктора и ушла с их общим сыном. Бен разыскивал ее какое-то время, но, встретив Николь, оставил поиски. Он решил, что Вероника вернулась в Италию, на свою родину. А сейчас он узнал, что она уже тринадцать лет как мертва. Убита собственным мужем, который не смог смириться, что она разлюбила его и хотела оставить. Поэтому Виктор опередил ее и навсегда разрубил узы брака, связывающие их, убив свою жену. Если она не могла принадлежать только ему, то не должна была достаться больше никому. Если подумать, то Виктор, по сути, всегда был таким. Он всю жизнь стремился к власти, совершенству и превосходству. Возможно, это касается многих людей, которые, как Виктор, в детстве страдали от аутсайдерства и подвергались издевательствам и насмешкам, а иногда и кулакам своих сверстников. Позже они мстили за позор и бесчестье, которые им пришлось вынести, и унижали каждого вокруг себя, просто потому что могли себе это сейчас позволить в силу власти и денег. Когда Виктор продолжил рассказывать, его голос звучал почти меланхолично:

– Все это время Йоханнес отказывался общаться со мной. Но с годами и благодаря воспитанию Эрленбаха он, видимо, понял, что заставило меня тогда наказать его мать за ее неискупимый грех. Месяц назад он позвонил мне посреди ночи и спросил, знаю ли я какую-нибудь женщину с ребенком, которая ушла от мужа. Я тут же вспомнил Тамару Энгель, с которой как-то разговаривал на встрече выпускников. Йоханнес пригрозил, что заявит на меня в полицию из-за убийства матери и сам выступит как свидетель, если я раскрою кому-нибудь его намерение или откажусь помогать. – Виктор хлопнул в ладоши, давая понять, что он закончил. – А теперь дай мне эту кассету.

– Я не принес ее с собой, – солгал Бен.

Маленькая кассета в пластиковой упаковке была засунута за пояс на спине и скрыта под рубашкой и курткой. До двух часов сорока одной минуты оставалось сорок пять минут. Но Бен не хотел полагаться на обещание Виктора и позволить ему себя застрелить. В принципе он был в такой же ситуации, как в Эфиопии. Только тогда он должен был убить кого-то другого, чтобы спастись самому. На этот раз все будет наоборот. Если по-другому нельзя, он даст застрелить себя, чтобы его семья выжила. Другого плана у него не было. Идея, как одолеть Виктора и заставить его раскрыть, где находится Йоханнес, никак не приходила ему в голову.

– Где она? – спросил Виктор жестким и холодным тоном.

– Прежде чем войти к тебе в дом, я спрятал кассету на улице в кустах.

Бен знал, что Виктору нужен определенный угол выстрела, чтобы его версия для полиции выглядела правдоподобно. Поэтому, если удастся выманить Виктора наружу, у Бена появится больше возможности для маневра.

Бен чувствовал, как чехол, в котором лежала маленькая кассета, постепенно скользил вверх под поясом. По его лбу катились капли пота. Ненадолго наступила тишина.

– Выверни медленно карманы куртки и штанов.

Бен выполнил требование Виктора. Кроме ручки, бумажных носовых платков, жвачки и ключа от машины Сары, там ничего не было.

– Ладно, ты пойдешь впереди, – сказал Виктор. – Мы вместе сходим за кассетой.

Глава 47

Камера, в которой убийца держал Николь и Лизу, находилась в каком-то глубоком подвале. Там, где их никто не мог услышать, в этом Николь была уверена. Снаружи к ним тоже не проникали никакие звуки. Единственное, что она слышала, было дыхание Лизы.

Когда неожиданно в тишине раздался звук отодвигаемой тяжелой щеколды, скрежет поворачиваемого в замке ключа и, наконец, скрип открываемой двери, Николь задрожала. Похититель шел к ним. Она его не видела, потому что правая стена их камеры закрывала вид на эту часть помещения. Но он находился всего в нескольких метрах от нее и Лизы, которая все еще спала. Николь уже не могла больше справиться со своей фантазией. Он собирается ее тоже утопить? Слезы текли по ее щекам. Кто их спасет? Никто не знает, где они.

Незнакомец тяжело и беспокойно шагал поблизости. С каждым отдающимся от стен шагом страх, казавшийся Николь уже до этого невыносимым, поднимался все выше и беспощадно сдавливал ей горло. Молодая женщина тоже должна быть где-то рядом. С ним. Но Николь ее не слышала. Никто не произносил ни слова. Николь попыталась справиться с паникой, которая охватила все ее тело. «Прекрати! Успокойся! Ты найдешь какой-нибудь выход!»

Рядом с ней проснулась Лиза и тут же посмотрела на мать испуганными глазами. Николь заставила себя поднять уголки рта, чтобы линия губ походила на улыбку. Нужно дать понять Лизе, что все будет в порядке. Потом она отвела дочь в дальний угол камеры и встала перед ней, закрывая своим телом. По крайней мере, она хотела попытаться защитить ее. И будет это делать сколько сможет. Николь дотронулась рукой до каменной стены.

Было слышно, как двигали стулья. Николь почувствовала знакомый запах карри. Китайская еда, подумала она. В желудке заурчало.

– Это для тебя, мое сокровище, приятного аппетита, – послышался голос, который показался бы почти ласковым, если бы Николь не знала, что он принадлежит монстру.

Зазвенела посуда.

– А что с ними? – спросила молодая женщина. Николь услышала страх в ее голосе. «Если она хочет выжить, то должна подыгрывать», – подумала Николь.

Вместо ответа, мужчина сказал:

– Завтра мы переедем в другое место. Здесь я выполнил все, что мне было поручено.

– Но… – Женщина запнулась, словно раздумывала, может ли рискнуть и задать свой вопрос. – Почему мы уезжаем отсюда?

Короткое молчание.

– Все изменилось. Господу очень нравится то, что я делаю во славу Божью.

– Что ты имеешь в виду? – Голос звучал почти истерично.

– Опухоль быстро уменьшается, без медицинского вмешательства. Это чудо. Но голос не исчез.

Они находятся в руках психически больного. Николь закрыла уши Лизы руками. Женщина начала плакать.

– Успокойся, милая, – сказал мужчина, – ты ведь тоже меня любишь?

– Да, – прошептала женщина.

– Скажи это! Скажи, что ты моя жена, что будешь чтить и поддерживать меня, в печали и радости.

Запинаясь, срывающимся голосом молодая женщина выполнила его требование. Затем отодвинулся стул. Николь снова услышала его шаги. Они приближались. Николь чуть было не вскрикнула, когда в следующий момент мужчина возник перед камерой и вплотную подошел к прутьям. Николь обхватила дочь и развернула ее лицом к стене. На голове мужчины была черная маска палача с двумя прорезями для глаз.

– Время пришло, – сказал похититель.

Николь уставилась в его странно мигающие глаза. Потом она заметила, что он держит что-то в руках. Он нагнулся и, просунув через прутья, положил это на пол камеры. Два маленьких черных резиновых мячика с кожаными ремешками. В следующий момент Николь догадалась, что это кляпы.

Бен развернулся и направился в сторону открытой двери салона. Куртка прикрывала заткнутую за пояс брюк видеокассету. При ходьбе он чувствовал, как с каждым шагом маленький пластиковый предмет поднимается все выше. И неожиданно ему стало ясно, что он не успеет выйти наружу, не выронив кассету. А если поправить ее сейчас рукой, Виктор поймет, что кассета спрятана не в саду, у Бена на теле. Бен находился уже на середине коридора, который вел мимо лестницы в прихожую. Виктор следовал за ним на расстоянии двух метров. Тут Бен резко остановился, уверенный, что кассета выскользнет из джинсов и упадет на пол, если он сделает еще хоть один шаг. Между тем он был уверен, что Виктор, показавший свое истинное лицо несколько минут назад, не сдержит слова и не спасет Николь и Лизу, после того как Бен отдаст ему видео и позволит застрелить себя. И тем более теперь, когда Бен знал, что Михаэль Рубиш на самом деле сын Виктора Йоханнес. До сих пор Виктор защищал своего сына от ареста, потому что Йоханнес угрожал рассказать, что Виктор убил собственную жену. Виктор не станет рисковать и препятствовать Йоханнесу или сдавать его полиции. Нет, единственный шанс Бена заключался в том, чтобы воспользоваться моментом неожиданности, когда кассета упадет на пол, и попытаться одолеть Виктора.

– Что ты встал? У твоих близких остается не так много времени, – поторопил его Виктор. В голосе слышалось недоверие.

Глава 48

Когда Бен обернулся, Виктор сделал шаг назад. Сейчас было бы невозможно дотянуться до него, прежде чем Виктор спустит курок.

– Кассета не в кустах снаружи. Она у тебя с собой, верно? Где ты ее спрятал?

Бену уже не нужно было отвечать, потому что в этот момент кассета окончательно выскользнула из-за пояса и упала на пол. Виктор криво улыбнулся.

– Ну, давай ее сюда! И потом мы вернемся в гостиную, – сказал он.

Бен подтолкнул видеокассету к Виктору. Тот спрятал ее в карман и стал пятиться обратно в комнату. При этом он целился из пистолета в Бена, который следовал за ним на расстоянии трех метров. Бен подумал о дуэли, из которой вышел сомнительным победителем. Тогда он едва избежал смерти, а оказалось, это была лишь небольшая отсрочка. Может, и правда есть что-то вроде предначертанной судьбы, и он выжил, чтобы затем пожертвовать своей жизнью ради Николь и Лизы.

Бену снова пришлось столкнуться с психологической травмой, которую он пережил во время смертельной дуэли в Эфиопии и которую всеми силами пытался забыть. Он опять смотрел в глаза своей близкой и неминуемой смерти. И должен был признать, что Николь оказалась права: прошлое настигло его и через несколько мгновений навсегда поглотит.

Сделав широкую дугу, Виктор зашел в салон, так чтобы с безопасного места следить за Беном, когда тот будет входить в помещение.

– Стоп, остановись там, – приказал он, когда Бен дошел до места у бара, откуда Виктор застрелил Хартмана.

Бен остановился и твердым взглядом посмотрел в глаза Виктору. Странно, но он не ощущал никакого страха перед смертью. Единственное, о чем он беспокоился, была его семья. Он больше не сможет им помочь. Бен вдруг вспомнил первый день Лизы в детском саду. Лиза плакала, когда Николь и Бен оставили ее в группе. А когда вернулись за ней несколько часов спустя, она уже радостно и гордо смеялась. Как ему хотелось провести с дочерью больше времени. При этой мысли Бен задрожал всем телом, слезы навернулись ему на глаза.

Виктор встал рядом с лежащим на полу Хартманом.

– Ну, давай же, – поторопил Бен.

Виктор помедлил. Очевидно, сделать это ему было не так легко, как думал Бен. Потом он медленно поднял пистолет и прицелился. Изначально Бен хотел смотреть Виктору в глаза, пока тот не нажмет на спусковой крючок, чтобы сделать задачу еще сложнее. Но в конце сам не смог. Он опустил взгляд и невольно уставился на лежащего на полу руководителя комиссии по расследованию убийств. И тут он заметил кое-что странное. На долю секунды Бен засомневался, не померещилось ли ему это, не предсмертная ли это фантазия. Но потом понял, что не ошибся. После того как пуля сразила Хартмана, он лежал на животе, плотно прижав правую руку к телу. А сейчас комиссар словно навалился на нее грудью. В тот самый момент, когда Бен заметил это, считавшийся мертвым полицейский перевернулся на спину. Виктор, ошеломленный неожиданным движением лежащего под ногами трупа, посмотрел вниз: Хартман наставил на него ствол маленького пистолета. В ту же секунду Виктор направил пистолет в своей руке на Хартмана. Но было уже поздно. В комнате прогремел выстрел. На рубашке Виктора, на уровне груди, начало расплываться кровавое пятно. Бен увидел, как на его лице появилось недоверчивое выражение. Потом Виктор обмяк и грохнулся рядом с Хартманом, ударившись головой о журнальный столик, стеклянная столешница которого от удара разлетелась на множество осколков.

Бен был в шоке. Он смирился с тем, что его жизнь закончилась, что Виктор застрелит его. Он все еще дрожал всем телом. Лишь спустя несколько мгновений осознал последствия того, что сейчас произошло. Он подошел к Виктору и опустился перед ним на колени.

– Скажи мне, где они! – воскликнул он и потряс безжизненное тело.

Рядом с ним застонал Хартман.

– Скорую вызови, – прохрипел он и потерял сознание.

Виктор не шевелился. Бен безуспешно пытался прощупать пульс у него на шее.

И хотя Хартман спас ему жизнь, Бена охватило глубочайшее отчаяние. Виктор был единственным, кто мог сказать ему, где находится Йоханнес с Лизой и Николь.

Глава 49

Старший комиссар уголовной полиции Андрэ Слибов стоял с двумя своими коллегами из Четвертой комиссии по расследованию убийств в тени двух деревьев примерно в тридцати метрах от здания церкви в Веддинге^[5] и инструктировал шестерых сотрудников мобильного отряда особого назначения.

– Разыскиваемого зовут Михаэль Рубиш. К сожалению, у нас нет его фотографии. Ему девятнадцать лет, и его подозревают в убийстве двух женщин.

Старая, нуждавшаяся в реконструкции церковь была снесена в семидесятые годы, а на ее месте возвели большую серую бетонную коробку. Новое, построенное в стиле «баухаус» здание походило скорее на бассейн, чем на католическую церковь. Однако части первоначального подвала все же сохранились.

Андрэ Слибову пришла в голову идея, что базилика Святого Иоанна, возможно, не единственная среди более ста католических приходов архиепархии Берлина, где Михаэль Рубиш замещал органистов во время месс. Слибов стал обзванивать приходы и в тридцать третьем нашел то, что искал. Михаэль Рубиш служил органистом и в этой церкви, перед которой они сейчас стояли. Напрашивался вывод, что Рубиш мог сделать дубликаты ключей и к этой церкви и прятать там Николь и Лизу.

Слибов безуспешно пытался дозвониться до Хартмана, чтобы согласовать с ним участие в операции мобильного отряда особого назначения. К его удивлению, еще полчаса назад руководитель комиссии по расследованию убийств, получивший удар по голове, звонил ему из такси, чтобы узнать, как продвигается расследование, а сейчас не подходил к телефону. Сара Винтер тоже не отвечала.

Обычно она на связи днем и ночью. Тем более если дело касается текущего расследования, где на счету каждая минута. Сара должна была проверить территорию монастырского интерната на Чертовом озере. В конце концов Слибов без лишних церемоний отправил двух коллег к интернату разыскать Сару и сам вызвал мобильный отряд особого назначения.

– Мы предполагаем, что разыскиваемый преступник находится внутри церкви, вероятно, в подвальных помещениях, и удерживает там женщину по имени Николь Вайднер и ее восьмилетнюю дочь Лизу, – сказал Слибов.

Мужчины из отряда особого назначения кивнули в знак того, что они его поняли.

Слибов достал старую выцветшую карту, которую вместе со связкой ключей от главных ворот получил от настоятеля церкви. На карте была нарисована разветвленная сеть подвальных ходов и помещений.

– В подвал можно попасть через дверь рядом с сакристией. – Слибов ткнул в соответствующее место на карте. – При проникновении в церковь и дальнейших поисках мы должны привлекать к себе как можно меньше внимания. Исходим из того, что Рубиш находится в непосредственной близости к похищенным людям. Как только он заметит, что полиция обнаружила его укрытие, он почувствует себя загнанным в угол и, вероятно, попытается взять обеих в заложницы. Чтобы предотвратить это, нужно действовать как можно тише и быстрее, чтобы в идеале застать его врасплох. Все ясно?

Мужчины кивнули.

– Хорошо. Тогда вперед! – скомандовал Слибов и дал командиру отряда ключ от главных ворот.

Полицейские вместе с вооруженными до зубов бойцами спецотряда побежали к церкви. Почти бесшумно открыли главные ворота и разделились внутри церкви. Им потребовалось меньше двух минут, чтобы установить: на этом уровне никого нет. Через минуту они спустились по лестнице в подвал.

Глава 50

Словно в трансе, Николь смотрела на оба мячика-кляпа, которые мужчина в ужасной маске палача положил им в камеру. Он подал ей знак взять их, и Николь медленно приблизилась к мячикам и подняла их с пола. Потом отпрянула назад. Он не может требовать этого. Она не будет вставлять кляп своей дочери в рот. К собственному удивлению, Николь нашла в себе мужество произнести:

– Почему вы так поступаете? Мы ничего вам не сделали.

Мужчина продолжал неподвижно стоять перед камерой и молчал какое-то время. Потом произнес:

– Ты согрешила.

Николь помотала головой и уронила кляпы на пол.

– Если ты отказываешься, тогда я возьму это на себя, – заявил мужчина, потом исчез и вскоре вернулся с какой-то бутылкой и тряпкой.

Когда он открыл бутылку и смочил ее содержимым тряпку, Николь почувствовала едкий запах эфира. Если их с Лизой сначала усыпят, то их шансы на побег будут равны нулю.

– Ладно, мы сделаем то, чего вы от нас требуете, – быстро сказала она.

Мужчина колебался. Потом снова закрыл бутылку и поставил на пол позади себя. Тряпку положил рядом. Николь взяла оба шарика, Лиза захныкала.

– Если мы будем слушаться мужчину, все будет хорошо.

Лиза отважно кивнула. Сначала Николь сунула шарик себе в рот, закрепила застежку на затылке и затянула кожаный ремешок. Затем то же самое проделала с Лизой. У девочки по щекам текли слезы. Она с трудом смогла так широко раскрыть рот.

Потом мужчина бросил в камеру кабельную стяжку.

– Это для нее. – Он кивнул на Лизу. – Свяжи ей этим руки. Потом твоя очередь.

Николь знала, что если крепко затянуть кабельную стяжку на запястьях, то без ножа или клещей она уже не освободится. Но что ей оставалось делать? Николь связала Лизе запястья и протянула руки мужчине. Через прутья он обвязал их и так крепко затянул хомуток, что тот врезался ей в тело. Николь стиснула зубы. Ну уж нет, удовольствия от крика боли она ему не доставит.

Она прикинула, стоит ли попытаться и наброситься на него, как только подвернется такая возможность. Мужчина был ненамного выше ее и скорее щуплый. Но он был мужчина и, вероятно, имел при себе оружие. Что, если он накажет ее за сопротивление или, еще хуже, сделает что-нибудь с Лизой? Нет, она подождет, пока они выберутся из этого подземелья, и надеялась, что появится еще один шанс напасть на этого типа.

Он открыл дверь камеры. Жестом велел выходить наружу. Николь с Лизой вышли и встали перед решетчатой дверью. Затем он провел их в соседнюю комнату. Посередине потолка висела голая лампочка. Молодая изможденная женщина стояла у стены рядом с металлическим кольцом. На холодном каменном полу валялся изношенный матрас. Кроме того, в комнате стоял маленький стол с ветхим умывальником, за ним потрескавшееся зеркало, а рядом биотуалет. В другом углу находился еще один стол с двумя стульями. На нем – алюминиевая миска с едой, которую он принес женщине. За единственным окном Николь разглядела стену. Возможно, какая-то вентиляционная шахта. Воздух ведь должен откуда-то поступать в эту дыру. Сейчас окно было закрыто.

Николь и Лиза медленно пересекли комнату в направлении стальной двери, мимо молодой женщины с заплаканными глазами, которая стояла у стены и наблюдала за ними. Потом они дошли до двери. Неожиданно послышался звук волочащейся по полу цепи. Николь обернулась. Женщина была уже почти рядом с ними. В руке она, как кинжал, сжимала какой-то блестящий предмет. Через долю секунды она замахнулась и резко опустила руку – вилка с острыми зубьями была нацелена на голову монстра, который держал их в этой дыре.

Глава 51

Отряд особого назначения быстро спускался по лестнице. Бойцы и следовавшие за ними полицейские старались перемещаться как можно тише. Каменные своды тускло освещались лишь налобными фонарями двух бойцов. Андрэ Слибов держал в правой руке свой SIG Sauer, а в левой карманный фонарик, но пока не включал его. Когда он добрался до последней ступеньки, в нос ударил запах гнили и затхлости. Воздух был влажный, и здесь было намного холоднее, чем наверху в церкви. Часть бойцов направилась по коридору направо. Другая группа, к которой примкнул и Слибов, пошла по левому проходу. Слибов напряженно прислушивался к подозрительным шумам и шорохам, но не слышал ничего, кроме шуршания одежды и тихих шагов мужчин. С левой и правой стороны прохода находилось по двери. Потом коридор заворачивал налево. Согласно плану подвала слева и справа, а также впереди должны быть помещения. Перед каждой дверью, которая встречалась им по пути, сначала выстраивались бойцы спецотряда, чтобы по немой команде мгновенно проникнуть внутрь. Первые две двери оказались незапертыми, так что они смогли попасть в комнаты относительно бесшумно, не прибегая к тарану. Вопреки ожиданиям Слибова, старые деревянные двери даже не скрипели и не трещали.

Первое помещение было забито старыми столами и стульями. В другом находились допотопные инструменты, которые, видимо, использовали в какой-то столярной мастерской. На стенах, сложенных из больших блоков песчаника, виднелись темные влажные пятна. Пахло плесенью, и казалось, что никто не входил сюда уже целую вечность. Слибов не питал особых надежд, что они обнаружат Михаэля Рубиша в этом подвале. Но призывал себя к спокойствию. Никто не знает, как Рубиш отреагирует, если он все же находится где-то здесь и уже понял, что они ищут его.

Когда группа наконец завернула за угол, Слибову первым делом бросилась в глаза густая паутина на потолке в этой дальней части подвала. Вдруг командир резко подал знак остановиться. В следующий момент Слибов понял почему. Из-под двери в конце коридора проникала слабая полоска света. Сердце Слибова заколотилось быстрее. Вероятно, убийца находится за этой дверью. Но они не могли просто так ворваться внутрь. Сначала нужно проверить и обезопасить обе боковые комнаты. Последовал знак. Слибов нажал на ручку, открыл дверь, одновременно осветив комнату фонариком, а боец спецотряда, нагнувшись, проскочил мимо него внутрь. То же самое происходило на противоположной стороне и с тем же результатом: оба помещения были абсолютно пусты. Теперь оставалась только массивная дверь в конце коридора, перед которой уже стояли бойцы спецотряда с тараном, который принесли с собой. В этом случае они хотели взять комнату штурмом – быстро и шумно, – чтобы воспользоваться эффектом неожиданности. Слибов считал, что это хорошая идея. Через секунду оба бойца со всей силы ударили тараном по двери. Громкий хлопок эхом отразился от стен. Дверь слетела с петель, и бойцы с оружием наготове ринулись в комнату.

Слибов лихорадочно целился во все стороны. Потом медленно опустил свой пистолет. Другие сделали то же самое. На их лицах было написано разочарование и ужас. Разочарование – потому что в комнате не оказалось ни Михаэля Рубиша, ни обеих жертв похищения. Ужас – потому что в заполненном деревянными могильными крестами помещении в глаза бросались три прибитых к стене креста; на каждом стояло имя: Тамара Энгель, Катрин Торнау и Николь Вайднер.

Слибов мог сделать из этого только один вывод: Михаэль Рубиш специально оставил свет включенным, потому что точно знал: рано или поздно они придут сюда.

Глава 52

Шансов у молодой женщины не было. Бряцание ее цепи по полу лишило атаку эффекта неожиданности. Мужчина в маске поднял руку, защищаясь. На мгновение рука с вилкой застыла в воздухе. Потом вилка упала на пол. Николь инстинктивно сделала шаг вперед и пнула мужчину, который теперь повернулся к ней спиной, под коленную чашечку. Он застонал и опустился на пол. Теперь и прикованная цепью женщина набросилась на него. Завязалась короткая борьба. Потом вскрик, кровь на ее грязном, когда-то белом платье. В руке переодетого палачом сверкнуло лезвие выкидного ножа. Мужчина поспешно поднялся. Им не удалось побороть его. Николь отступила назад. Кляп во рту у Лизы превращал ее попытки закричать в приглушенные невнятные звуки. Николь загородила собой дочь.

Плача и зажимая руку ниже локтя, женщина отползла к стене, к которой крепилась цепь. Между пальцами у нее сочилась кровь. Как покорная собака, которая укусила хозяина, она ждала наказания. Николь было достаточно одного взгляда, чтобы понять: ее сопротивление сломлено.

Мужчина поднес нож к лицу Николь и прошипел:

– Я не злюсь на тебя. Любой попытался бы спастись на твоем месте. От того, что тебя ждет.

Настоящий сумасшедший. Потом он повернулся к прикованной женщине.

– Но ты… – прошипел он.

– Ты сказал, что скоро умрешь, и тогда я буду свободна! – воскликнула женщина.

– Ты поэтому все время была такой послушной? Думала, что это ненадолго? Хотела просто отсидеть свой срок со мной? – Он презрительно усмехнулся. – У Господа на меня другие планы. И ты должна оставаться со мной, пока смерть не разлучит нас.

Затем он снова обратился к Николь.

– А теперь вперед, – сказал он и указал ножом, чтобы она открыла дверь.

За ней была лестница, по которой Николь с Лизой, сопровождаемые мужчиной, начали подниматься.

Преодолев несколько ступеней, мужчина обеими руками схватился за голову:

– Пожалуйста, замолчи. Я знаю, что мне нужно делать.

«Голос», – подумала Николь. Оказавшись наверху, она без труда, несмотря на связанные руки, открыла еще одну тяжелую стальную дверь. «Он даже не запер ее, настолько уверен в том, что никто не будет нас разыскивать или случайно наткнется на этот подвал». За дверью начинался узкий коридор. Открыв очередную дверь, они вошли в помещение, где стояли только простые деревянные шкафы и стол. Винтовая лестница вела наверх. Мужчина прошел к двери на противоположной стене, достал ключ и отпер ее. В комнату устремился свежий воздух. Когда они вышли наружу, подозрение Николь подтвердилось. Перед ними открылась мощеная площадь, за которой расстилалась лужайка, в белом свете полной луны казавшаяся заколдованной. Он держал их в подвале какой-то церкви. Теперь стало ясно, почему он был так уверен, что их никто не найдет: башня церкви, из которой они только что вышли, как и все здание, была в строительных лесах и защитных сетках. Все это производило впечатление затяжной реконструкции. В панике Николь огляделась по сторонам. Местность была ей совершенно незнакома, и она не обнаружила ни одной зацепки, по которой могла бы догадаться, в каком районе Берлина они находятся. Тут же мелькнула мысль, что она даже не знает, Берлин ли это. Все-таки во время транспортировки сюда они с Лизой были без сознания и поэтому не знали, как долго ехали. За стеной, огораживающей церковь, стояли дома. Но окна, выходящие на территорию прихода, были или темными, или же с опущенными рольставнями.

Пока она раздумывала о возможности побега, мужчина подошел к ней совсем близко:

– Я не собираюсь причинять зло твоей дочери. Но если ты попытаешься сбежать, мне придется это сделать. От тебя зависит, как все закончится. – Он прошептал ей эти слова в ухо, чтобы Лиза не услышала.

Николь с ужасом представила, что Лиза скоро лишится матери. Что, став свидетелем убийства, ее дочь всю жизнь будет страдать от полученной травмы. Из глаз Николь снова потекли слезы. Она быстро вытерла их рукавом.

Втроем они дошли до парковки за стеной. Там стояла машина. Он утопит ее, а Лизу заставит смотреть на это. Паника, охватившая Николь, была невыносима.

Единственное обстоятельство, которое не давало ей еще сойти с ума: вокруг не наблюдалось никакого водоема, в котором он мог бы ее утопить. Значит, их цель где-то в другом месте. Иначе зачем им снова садиться в машину? Николь пыталась успокоить себя. Это еще не конец. У нее еще есть шанс.

«Других женщин он утопил в их собственных ваннах». Мысли снова закружились в голове каруселью. Николь бросило в холодный пот, а тонкие волоски на руках поднялись. Дыхание было частым. Страх смерти снова заставлял ее дрожать всем телом, как внизу, в камере. Ноги стали ватными. Колени подогнулись, она споткнулась, но мужественно продолжала идти. Когда они окажутся в машине, им, наверное, уже не спастись. Только если кто-нибудь придет им на помощь. Который сейчас час? Из-за сияющей полной луны было сложно угадать время. Николь обернулась и смогла бросить быстрый взгляд на большой циферблат на башне церкви. Без четверти два. Они дошли до машины, и мужчина открыл багажник. Они поедут в ее квартиру? Но тогда он сразу мог бы напасть на них там.

Нерешительно Лиза залезла в багажник. Николь последовала за ней и прижалась к дочери, которая дрожала всем телом и хныкала. В следующий миг крышка багажника захлопнулась. Николь чувствовала тело Лизы, прильнувшее к ней. Возможно, в последний раз. Потом завелся двигатель, и машина тронулась с места.

Глава 53

Хартман застрелил Виктора из малокалиберного пистолета, который носил с собой в дополнительной кобуре, закрепленной на голени. Руководитель комиссии по расследованию убийств был тяжело ранен выстрелом, который произвел по нему Виктор, стоя у бара. Но ранение оказалось не смертельным, как решили Бен и Виктор. Неподвижность Хартмана в самом начале была вызвана исключительно тем, что, падая, он ударился головой, уже до этого травмированной, о пол и ненадолго потерял сознание. Придя в себя, он вытащил пистолет из кобуры, прикинулся мертвым и стал ждать удобного для выстрела момента. Сразу после смертельного выстрела в Виктора Хартман снова потерял сознание.

Руки Бена тряслись, когда он набирал номер службы спасения на сотовом телефоне комиссара. Ему казалось, что он сойдет с ума. Сейчас, после смерти Виктора, не осталось никого, кто мог бы знать, где ему искать свою семью. Он уже не успеет вовремя найти психопата. Йоханнес фон Хоенлоэ выиграл. Глаза Бена наполнились слезами. А затем последовал долгий крик, в котором выражалась вся его ярость и отчаяние. Мысль о том, что сейчас произойдет с Николь и Лизой, усиливала панику, которая разрывала его. Он обхватил голову руками, закрыл глаза и потянул себя за волосы. «Думай, думай», – приказывал он себе. Но как бы он ни старался, в голову ничего толкового не приходило. Он не знал, что еще можно сделать, чтобы выяснить, где находится Йоханнес и уже через несколько минут лишит Николь жизни. Когда Бен снова открыл глаза, его взгляд скользнул по трупу Виктора. В эту секунду его осенило. Шанс был мизерный, но нужно попробовать. Он бросил торопливый взгляд на свои наручные часы. Ровно 2 часа 20 минут. Оставалась еще двадцать одна минута. Йоханнес мог спрятать Николь и Лизу где угодно. Но его посетила эта абсурдная идея, от которой он уже не мог избавиться. Последняя соломинка, за которую он мог ухватиться В наружном кармане пиджака Виктора он нашел старую аналоговую видеокассету. Бен схватил ее и бросился по коридору в прихожую, к украшенной резьбой деревянной двери, которая вела в подвал виллы.

Добежав до двери, он открыл ее и поспешил вниз по лестнице. Бен бывал во всех жилых комнатах виллы фон Хоенлоэ. О нижнем же этаже он знал лишь то, что там есть винный погреб, зона для фитнеса и отдыха с сауной, джакузи и бассейном.

Но после того что он выяснил о Викторе, Бен был уверен: где-то в его доме должна быть уединенная комната, где Виктор предавался своей больной страсти и мог спокойно смотреть получаемые от Эрленбаха видео со сценами насилия. Кроме того, Виктор сказал, что хочет показать ему, что записано на этой кассете. Значит, в доме должен быть видеоплеер. Только если Виктор не солгал.

Подвальная лестница вела в центральное помещение, из которого расходилось несколько коридоров. Нижний этаж без окон оказался так же дорого отделан и уютно обставлен, как и оба верхних этажа, поэтому язык не поворачивался назвать его подвалом, скорее это был еще один жилой уровень. На аккуратно оштукатуренных стенах висели подсвеченные лампами картины, пол был выложен из благородного мрамора. Бен выбрал один из коридоров, который тут же осветился встроенными в потолок спотами с датчиками движения. Бен торопливо открывал одну дверь за другой. И за последней наконец обнаружил комнату, которую искал: элегантный кинозал.

В качестве ответной услуги за видео, которые он здесь смотрел, Виктор тратил часть своего состояния на благотворительные цели. Какое-то извращение. Бен надеялся найти здесь видеоплеер для старой видеокассеты, на которой, возможно, есть подсказка, куда Йоханнес увез Николь и Лизу.

Стены и потолок, на котором крепился видеопроектор, были окрашены в черный цвет. Единственное яркое пятно – бордовая стена, на которой висел экран шириной метра три. Перед экраном стояли три черных кожаных кресла. Ковровое покрытие с высоким ворсом было темно-серым, как и изысканные специальные элементы на стенах, которые должны были поглощать шум.

Бен подбежал к черному занавесу рядом с экраном. За ним оказалась ниша с комодом и письменным столом, на котором стоял контрольный монитор и маленькие колонки.

На полке рядом с комодом выстроились в ряд DVD и мини-кассеты. Бен был уверен, что не найдет среди них ни одного голливудского блокбастера. Когда он взглянул на оба плеера на комоде, надежда покинула его. Там было много разной техники, но ничего, куда бы поместилась аналоговая кассета формата Hi8. Бену снова показалось, что он сходит с ума от отчаяния, и он стиснул зубы. Но когда он распахнул дверцы комода, обнаружил на нижней полке старый диапроектор, проектор для восьмимиллиметровых фильмов, а нагнувшись, чтобы посмотреть за ними, – еще и камкордер формата Hi8. Рядом стояли кассеты, как та, что он держал в руке. Все эти видеоматериалы никак не могли быть делом рук исключительно Бертольда Эрленбаха и Марлен Рубиш. Но об этом он сейчас не будет думать.

Бен вытащил плеер с маленьким откидным экраном, быстро нашел кнопку, выдвигающую кассетоприемник, и нажал на нее. Ничего. Он попробовал еще раз. Снова никакой реакции. Он почувствовал, как сжалось сердце. Возможно, прибор не использовали целую вечность и аккумулятор разрядился. Бен выдвинул ящики комода. Там было полно разных кабелей и проводов. Бен порылся и нашел подходящий кабель. Вставил его в свободную розетку на стене, другим концом – в подходящий разъем на камкордере и включил прибор. Опять ничего не произошло. Бену в голову пришла ужасная мысль, что видеокамера, возможно, сломана. Но вскоре на ней загорелась зеленая лампочка и послышалось тихое жужжание. Бен открыл кассетоприемник. Нервничая, взглянул на наручные часы. Оставалось пятнадцать минут. Времени слишком мало. Но пока он продолжал действовать, ему удавалось гнать от себя мысли об очевидном и неминуемом, а именно: что бы там ни было записано на кассете, он все равно не уложится в отведенный срок. Но он не имел права сдаваться.

Когда он вкладывал кассету, пальцы у него так тряслись, что кассета сместилась и ее пришлось вынимать. Со второй попытки ему удалось правильно вставить кассету, он откинул экран и нажал на Play. Вскоре начавшийся фильм был черно-белый и не очень четкий. Бен не сразу понял, что съемка выполнена камерой ночного видения. Жестокость сцены, которая последовала через несколько секунд, поразила его. Задыхаясь от ужаса, он досмотрел фильм до конца. Он узнал то место, где происходили тайные съемки. И теперь он даже считал, что знает, где найдет Николь и Лизу. Неожиданно все сошлось. Но то, что должно было принести облегчение, вызвало еще более мощное ощущение бессилия. Несмотря на близость того места, он ни за что не успеет добраться туда в оставшееся от срока время.

Бен рванулся наверх на первый этаж. Тишину ночи прорезали сирены скорой помощи, которая приехала за Хартманом. Адреналин, бушующий в крови, обезболил до сих пор ощущаемые боли в пальце и ноге. Когда он запрыгнул в машину Сары Винтер, его накрыла новая волна паники. От дрожи он с трудом вставил ключ в замок зажигания. У него оставалось только восемь минут. Он опоздает. Теперь он точно знал, какая ужасная судьба ждет его жену и дочь.

Глава 54

В детстве он несколько лет не разговаривал, после того как увидел, что его отец сделал с матерью. Интересно, с Лизой будет так же, когда она увидит, как он убивает ее мать? Еще больше времени потребовалось, чтобы он наконец понял, что его отец был прав, когда убил свою жену. Она не должна была оставлять его. Все просто. Его мать согрешила – так сильно, что кроме как смертью исправить это было уже нельзя. Развод мужчины и женщины, которых соединил Господь, возможен только в случае смерти. Он это понял не в последнюю очередь благодаря воспитанию Марлен и священника Эрленбаха.

– С сегодняшнего дня тебя зовут Михаэль, как архангела Михаила, посланца Всевышнего, который блюдет божественную праведность на земле, – объяснила ему тогда Марлен. Сейчас, годы спустя, имя оказалось предсказанием возложенной на него миссии.

На маленькой лодке он догреб до середины тихого водоема. На буксире – самодельный ящик без крышки, по форме и размерам напоминающий гроб. Сверху гроба, вдоль и поперек, он прибил две крепкие доски так, что получился крест. На крест положил Николь Вайднер. Ее руки были растянуты в разные стороны и зафиксированы, как и ноги, на досках кабельными стяжками.

Лунный свет отражался от поверхности воды. На небе блестели звезды. Как в ту ночь, когда его матери пришлось умереть. Он посмотрел на часы. Через минуту подвергнет женщину ее заслуженному наказанию. Она знала, что должна умереть. Он видел это по паническому страху в ее глазах. Большую часть жалкого спектакля с мольбами и слезами, который люди устраивают, чтобы избежать смерти, заглушал кляп, все еще торчавший у нее во рту. Помимо кабельных стяжек на запястьях и лодыжках, он обмотал ее тело веревкой от коленей до подмышек. Вначале она несколько минут изо всех сил пыталась освободиться, лихорадочно вертела головой из стороны в сторону, поднимала плечи и напрягала все мышцы. Но в конце концов смирилась, что все напрасно. Теперь, выбившись из сил, она в ужасе смотрела на него и издавала стонущие звуки. Сейчас она бы все исправила: исповедалась, искренне раскаялась, вернулась к мужу. Но уже слишком поздно. Она согрешила – как его мать.

Он бросил на Николь наигранно-сожалеющий взгляд:

– Твой муж, похоже, уже не придет.

Что она сейчас чувствует? Так близко к смерти.

Ее жалобные стоны снова возобновились. Ему это не мешало. Здесь их никто не услышит. Разве что ее дочь, которую он привязал к дереву лицом к пруду.

Он не испытывал сожаления к женщине. Пришло время, когда кто-то позаботится о том, чтобы с Богом считались. И для этого Николь Вайднер должна умереть. Это главное. Кроме того, она жена Бена Вайднера, что в его глазах делает ее идеальной грешницей. Наказав ее, он одновременно уничтожит и Бена Вайднера. Так он объединит то, что делает для Бога, с личной местью Вайднеру.

Вайднеру придется жить с осознанием того, что он не справился и не спас свою жену. Он будет винить себя в ее смерти, и после дуэли в Эфиопии это станет новой кульминацией его психического вырождения.

Упрятать Вайднера в тюрьму за убийство трех женщин никогда не было приоритетной целью его миссии. Это просто дополнительный бонус, с которым его месть станет еще идеальнее и ужаснее, если все получится.

До сих пор Лиза видела только переодетого в палача мужчину с маской на голове, который телосложением и ростом походил на ее отца. Правда, у него был другой голос. Но Лизе всего восемь лет. Большой вопрос, поверят ли ей судьи, если она заявит, что это не отец, а кто-то другой похитил их с матерью, запер в камере и в конце концов убил. Свидетельствам Лизы будут противоречить однозначные улики, которые он подбросил ее отцу. Волосы первой жертвы в кармане его джинсов и сотовый Вайднера в квартире Катрин Торнау. К тому же у Вайднера отсутствует алиби на момент совершения первых двух убийств. Конечно, у него может быть алиби на настоящий момент. И если Вайднер все же доберется сюда до того, как гроб пойдет на дно, и поплывет к гробу, Лиза может заявить, что отец не мог быть убийцей ее матери, потому что она видела, как он пытался спасти ее.

Но даже это не страшно. Помимо цели переложить на неудачника Вайднера ответственность за смерть его жены, речь в первую очередь шла о том, чтобы поиграть с Вайднером, как с марионеткой, унизить его и довести до глубокого отчаяния, чтобы в конце увидеть, как он проиграет, и тем самым продемонстрировать свое могущество и силу. А этот план сработает, не важно, осудят Вайднера как убийцу или нет. Он сделал Вайднера главным подозреваемым в убийствах и подвергнул опасности: находясь в розыске, он постоянно рисковал быть схваченным полицией и одновременно должен был найти свою семью до того, как истечет установленный срок. Он навел подозрение полиции на Вайднера также и для того, чтобы самому спокойно довести дело до конца. А если ему повезет, то в конце концов Бен Вайднер действительно будет осужден как убийца. Бен, который был виноват в том, что он должен был расти без настоящих родителей.

Не он выбрал себе роль ангела мести, его вырастили для этого. И голос в голове в итоге убедил его, что он избранный. Но это началось гораздо раньше, так что не будь Бена Вайднера, возможно, и голос никогда бы не обратился к нему. Потому что без Бена его жизнь протекала бы нормально, и он был бы бесполезен для Бога. Ему потребовалось немало времени, чтобы понять все это.

Ему хотелось бы вырасти как все дети: окруженным любовью и заботой родителей. Но его мать слишком рано покинула этот мир. Он страдал. Боль разрывала его изнутри. До тех пор пока несколько месяцев назад не появился голос и наконец-то не пообещал ему облегчение. Но за все, что случилось в его жизни до этого, ответственность лежала на Бене Вайднере. Не влюбись его мать в этого мужчину, ей ни за что не пришла бы в голову мысль оставить отца. Он сам видел, как на одном летнем празднике она бросилась Вайднеру на шею в саду за виллой. Вайднер должен был отговорить ее от развода с мужем. Вместо этого он уехал в другой город и предоставил события их собственному течению. Поэтому даже лучше, если, убив жену Вайднера, он не только выполнит свою миссию, но и сможет наказать Бена и заставить его страдать, как страдал он сам, когда потерял самого дорогого человека – свою мать. А Бен Вайднер должен будет жить, имея на совести смерть жены, потому что он не сумел разгадать подсказки.

Он хихикнул. Да, Бог одобряет то, что он делает. Иначе Господь помог бы Бену Вайднеру вовремя добраться до своей жены. Он уже слышал тихий голос, который нашептывал ему: «Сделай это, ты Его посланник». Скоро шепот превратится в громогласный призыв.

Эрленбах показал ему, что должны быть люди, которые наказывают должников. Принимая исповеди, он находил тех, кто ни за что не предстал бы перед мирским судом, не испытывал истинного раскаяния и поэтому не мог получить отпущения грехов. Эти преступники действительно думали, что, если прочитают двадцать молитв о покаянии, их души снова очистятся. Эрленбах и Марлен убивали грешников мучительно и долго, а останки этого человеческого отребья спускали в расположенное неподалеку Чертово озеро. Посыл Бертольда и Марлен был абсолютно правильным. Только никто не знал об этих добрых делах. Трупы не нашли, все жертвы считались без вести пропавшими. Как любой прилежный ученик, он в итоге продолжил эту систему. Усовершенствовал ее в интересах Господа. Сам божественный голос, который звучал в нем, дал ему такое задание. Все СМИ набросятся на его творения. Они попытаются реконструировать его сложный план. Возможно, оценят зрелость этого плана. Даже если поступки будут приписывать Бену Вайднеру, ему будет достаточно знать, что это был он сам.

Дети, которых он заставил смотреть на убийство их матерей, в идеале, как он сам, будут нести в мир слово Божье. Люди поймут послание. Каждый грех будет наказан, некоторые даже смертью. Женщины давали слово перед Богом. Нет такой свободы, чтобы разрывать священные узы и обращать все вспять. На это способна только смерть.

Он взглянул на свои наручные часы и дождался, пока истекут последние секунды. Ровно в 2:41 он взял аккумуляторную дрель и просверлил три дырки в дне гроба. Скоро вода сама потопит его.

Он не исключал, что, хотя время вышло, Вайднер еще может появиться. Но и на этот случай он принял меры, которые вряд ли позволят Бену спасти жену от утопления. Однако это была игра, в которой он хотя и мог определять правила и уровень сложности, но исключить возможность того, что противник поставит точку, было не в его силах. В конце концов, что произойдет, а что нет – все в руках Божьих. По крайней мере, сейчас, когда Бен не появился вовремя, он был уверен, что сможет достичь своей главной цели. Николь Вайднер умрет. Сейчас ее уже никому не спасти.

Какое-то время он смотрел, как гроб, к которому сверху была привязана грешница, медленно наполнялся водой. Потом он оттолкнул лодку и погреб назад к берегу, где опять спрятал ее в камышах.

Глава 55

Бен мчался на дикой скорости на запад, потом свернул налево на Кёнигс-аллею. Преодолев два с половиной километра, он выехал на Хюттенвег и проследовал по улице до асфальтированной, окруженной лесом дороги, которая вела вокруг Грюневальдского озера. Через сто метров, не снижая скорости, он направил «сааб» через бордюр на лесную дорожку с левой стороны. При этом «сааб» с громким скрежетом задел днищем о тротуар. Но Бен не обратил на это внимания, снова нажал на газ и поехал по пешеходной дорожке, тянувшейся между кустарников и деревьев и уводящей от Грюневальдского озера в глубь леса. Через пятьсот метров он сбросил скорость и поискал глазами тропу с правой стороны. Проклятье, он не был здесь целую вечность. Деревья и кустарники разрослись, и местность выглядела совсем не так, как раньше. У него было всего две минуты, чтобы спасти Николь и Лизу. Паника приобрела неизмеримые масштабы. Он подумал, что той прежней тропы может уже и не быть или он проскочил мимо. Вдруг он резко остановился. Узкую лесную тропу почти полностью скрывали ветки и кусты. Колеи практически не было видно. Но это был тот подъездной путь, который он искал. Видимо, в последние двадцать пять лет частная дорожка почти не использовалась, постепенно заросла и забылась всеми. Он направил туда «сааб» и дал газу. Но уже через несколько метров заметил, что продвигается вперед все медленнее. Машина то и дело подпрыгивала на кочках и прочих неровностях и задевала днищем почву. Ветки цеплялись за кузов и шумно царапали по нему. Примерно через пятьдесят метров машина наткнулась на какое-то препятствие и резко остановилась. Было ровно 2 часа 41 минута.

Бен отстегнул ремень безопасности и бросился вперед. В свете еще работающих фар он заметил, что «сааб» налетел на лежащее поперек дороги бревно, которого не было видно за высокой травой.

Через пятьдесят метров Бен добежал до деревянных ворот. За ними, еще через пятьдесят метров, среди природы и всего в нескольких сотнях метров от Грюневальдского озера находился маленький пруд.

Бен яростно пнул по воротам. Прогнившее за многие годы дерево тут же подалось. Дорога, по которой Бен бежал к окруженному кустарниками и деревьями водоему, была шире, чем предыдущая заросшая тропинка, и почти без бурьяна. Вскоре Бен увидел причал, на метр заходивший в пруд.

Раньше они с Виктором часто плавали в этом скрытом от глаз частном водоеме и устраивали здесь первые вечеринки. Некогда обитель радости и легкости превратилась сейчас для Бена в место ужаса.

Пруд и прилегающую территорию купил еще дед Виктора, чья жена обнаружила уединенное место во время одной из своих длительных прогулок вокруг Грюневальдского озера. Вскоре богатый предприниматель привел в движение все имеющиеся у него рычаги, приобрел территорию у города за колоссальную сумму и подарил своей жене на день рождения.

Бен узнал этот водоем на видео Эрленбаха через несколько кадров. На пленку было также заснято, как Виктор утопил свою жену Веронику в этом пруду тринадцать лет назад. Виктор и Вероника находились в лодке посередине пруда. Светила полная луна. На небе ни облачка. Произошедшее тогда было отчетливо видно во всех деталях. Лодка сильно осела, как будто под слишком тяжелым грузом. Ее бортики поднимались из воды сантиметров на десять. Вероника была связана веревкой. Виктор отрезал у жены прядь волос и поцеловал в лоб. Потом металлическим прутом пробил дно лодки в нескольких местах, пока та не начала тонуть. Это произошло в 2 часа 41 минуту – Бен увидел, что на видео высвечивалось реальное время на момент записи. Йоханнес решил убивать своих жертв в то же время, в какое его отец утопил его мать.

Затем Виктор прыгнул в воду и поплыл назад к причалу. Лодка с его женой исчезла в глубинах водоема.

Потом камера повернулась, и на экране появился маленький сын Виктора и Вероники Йоханнес. Его рот был заклеен скотчем, а сам он привязан к одному из столбов причала, с которого ему пришлось наблюдать за безумным поступком своего отца. Бен мог лишь предположить, что это Эрленбах заснял на видео все происходящее. Возможно, Виктор рассказал ему, что Вероника хочет бросить его и что он не позволит ей безнаказанно это сделать.

Подбегая к пруду, Бен заметил лампаду, горевшую на берегу рядом с причалом. Но он проигнорировал ее. Нечто другое привлекло его внимание: на деревянном ящике, по форме напоминавшем гроб, посередине пруда дрейфовала Николь. «Он хочет утопить ее и опустить на дно водоема точно так, как Виктор показал ему тринадцать лет назад», – стучало в голове Бена. Йоханнес постарался, чтобы даже время совпало. Но ящик все еще плавал на поверхности воды.

Подбежав к берегу пруда, Бен быстро снял джинсы и сапоги. Но когда он уже собирался прыгнуть с причала в воду, чтобы прийти Николь на помощь, услышал звук, от которого замер на месте. Со стороны лампады что-то затрещало. Бен посмотрел в сторону. До этого он не заметил, но сейчас отчетливо видел, что в траве рядом со свечой лежала рация – и револьвер.

Потом раздался тихий щелчок, и кто-то обратился к нему по рации:

– Ты опоздал, Бен. Время вышло, и, если ты сейчас прыгнешь в воду, чтобы спасти жену, я убью твою дочь. Я спрятал ее здесь, у пруда. Она вынуждена наблюдать за этим спектаклем, не в силах что-либо сделать.

– Нет. – Изо рта Бена вырвался даже не возглас, а скорее отчаянный шепот. Гроб вот-вот уйдет под воду. Нужно было сразу прыгать и плыть, не давая Йоханнесу возможности выговорить свое предупреждение. Но какой от этого толк? Сейчас он уже не может это сделать. Чтобы тем самым не подписать смертный приговор Лизе.

Бен больше не мог думать. Но он знал, что проиграл в любом случае. Если он спасет жену, то на его совести будет смерть Лизы, в противном случае он будет виноват в том, что не помог жене.

– Почему именно моя семья? – крикнул Бен. Он лихорадочно огляделся, пытаясь рассмотреть территорию вокруг пруда.

Было слишком темно, он не мог определить или хотя бы предположить, где находится Йоханнес. Голос из рации показался ему знакомым. Но Бен не мог понять, когда и где он мог его слышать.

– Потому что ты соблазнил мою мать! Потому что из-за этого она решила бросить моего отца. Потому что ты тоже виноват в ее смерти, а значит, и в том, что мне пришлось расти без родителей.

– Это неправда! Все было не так! – закричал Бен.

– Я знаю то, что я видел.

– Ты был ребенком. Ты все неправильно понял или что-то нафантазировал себе.

Молчание.

– За то, что ты добрался сюда, я дам тебе еще один шанс, судьба твоей семьи в твоих руках.

Откуда он мог знать этот голос?

– Возьми револьвер рядом со свечой. Каморы барабана заряжены через одну. Поднеси к голове и нажми на спусковой крючок. Если выпадет пустая камора, можешь попытаться спасти жену, а твою дочь я и пальцем не трону. Если камора окажется заряжена, ты убьешь себя, твоя жена утонет, а дочь останется круглой сиротой. Ты должен быстро принять решение.

Пока тип говорил, Бена одолевал ужас. Его шансы были пятьдесят на пятьдесят, если верить Йоханнесу. Но насколько можно доверять сумасшедшему, который утопил уже двух женщин? Однако Бен знал, что Йоханнес считает себя Божьим посланником и любит подвергать свои действия проверке перед Господом. Поэтому вряд ли он зарядил барабан револьвера полностью. А если Йоханнес действительно настолько глубоко верующий, то восьмая заповедь к тому же запрещает ему лгать.

За время, пока Бен, бездействуя, стоял на причале, гроб опустился уже наполовину, из воды торчали только его края. Тогда Бен решился. Он подбежал к оружию и опустился на колени. Его взор затуманился. Рука не находила опоры. Он задыхался. Мгновенно Бен снова оказался в том ужасном доме, среди своих вооруженных похитителей. И снова наставлял свой револьвер на Кевина Маршалла. Прозвучал выстрел. Тут Бен вернулся в реальность, весь в поту, со сдавленным от страха горлом. Он посмотрел на пруд. Прошло всего несколько секунд. Гроб по-прежнему виднелся на поверхности воды. Дрожащими руками он схватился за влажную ручку револьвера. Поднял его, крутанул барабан и приставил ствол к виску. Указательный палец лег на спусковой крючок. Бен закрыл глаза, сжал зубы и задержал дыхание. Все внутри его кричало: «Нет!» Он не хотел умирать, но он решился. «Если выживу, то буду знать: я сделал все, что мог. Если нет, Лиза навсегда останется одна. Но я не могу просто так смотреть, как тонет Николь. Не могу». Потом он нажал на спусковой крючок.

Глава 56

После щелчка Бен, стиснув зубы, еще несколько секунд держал револьвер у виска. Он нажал на спусковой крючок, и курок попал по пустой каморе барабана. Наконец Бен вышел из оцепенения. Каждый его мускул был напряжен. Он сделал глубокий вдох. Теперь нужно действовать. Он отбросил револьвер в сторону, добежал до края причала и нырнул в воду.

Хотя стояли теплые июньские дни, ночи по-прежнему оставались прохладными, поэтому вода была еще очень холодной. Но Бену приходилось тяжело не только из-за температуры воды и веса намокшей одежды. Сломанный палец не давал ему быстро плыть. Боль при движении была почти невыносимой. До сих пор он не задумывался, как именно поможет Николь, если и правда успеет доплыть до ее гроба раньше, чем тот затонет. Она была привязана к ящику, который в любой момент пойдет ко дну, а у Бена нет с собой даже ножа, чтобы разрезать веревки.

Неожиданно на берегу кто-то захлопал в ладоши. Бен быстро обернулся, продолжая плыть к гробу, до которого было еще метров десять.

– Браво, я не думал, что ты и правда нажмешь на спусковой крючок! – выкрикнул мужчина в маске палача, выходя на причал. – Но ты все равно не сможешь спасти Николь. Для этого ты должен был появиться здесь раньше. – Затем мужчина собрал револьвер, лампаду и рацию.

«Устраняет улики, чтобы полиция не смогла его вычислить, а все указывало бы на то, что я убийца», – пронеслось в голове Бена. Помимо глубочайшего отчаяния в нем теперь закипала ярость. Здоровой рукой он задрал правую штанину.

– Я сдержу свое слово! – крикнул Йоханнес. – С Лизой ничего не случится.

Бену удалось отстегнуть кобуру на голени. Он не был уверен, сработает ли вообще мокрый пистолет. Но попробовать стоило. В следующий момент он быстрым движением вытащил малокалиберный автоматический пистолет из-под воды, прицелился в Йоханнеса и начал стрелять, пока не опустошил весь магазин.

Все произошло мгновенно. Он всегда считал, что никогда в жизни больше не сможет прикоснуться к оружию. И тем не менее применял его уже два раза за короткое время.

События последних сорока восьми часов постепенно заслонили собой пережитый в Эфиопии ужас. Лишь так Бен мог объяснить себе, что еще на вилле Виктора смог забрать себе кобуру с пистолетом Хартмана, которую тот, помимо плечевой кобуры для служебного оружия, носил на голени под штаниной. Бен пристегнул ее и засунул внутрь дополнительный пистолет комиссара, из которого тот застрелил Виктора. В конце концов, спасение его жены и дочери не должно провалиться потому, что в решающий момент Бен окажется безоружным.

После того как на берегу Бену пришлось целиться из револьвера в самого себя, ему уже ничего не стоило выпустить весь боезапас пистолета Хартмана по убийце, который похитил его жену и дочь.

Йоханнес фон Хоенлоэ вскрикнул. Его щуплое тело дернулось вправо, потом влево. Он упал на колени и схватился за грудь. Затем он сорвал маску с головы и начал жадно хватать ртом воздух.

Бен не верил своим глазам. Лицо, которое он смог отчетливо разглядеть в ярком свете луны, было ему слишком хорошо знакомо. Но не как лицо Йоханнеса фон Хоенлоэ. Как можно было так ошибаться в человеке? Приятный, готовый помочь молодой парень, которого он знал, никак не вязался с этим психически больным убийцей. Поэтому Бен не догадался. Но сейчас сомнений не было. Бен узнал его лицо в лунном свете. Голос, фигура, все совпадало. Там, на причале, на коленях стоял верный практикант Фредди, Лукас Кернер.

При сегодняшнем качестве принтеров и программ для обработки изображений подделать свидетельства больше не проблема.

«Находясь постоянно рядом со мной, он знал обо мне все», – подумал Бен. Вместе с Фредди и его практикантом они иногда пропускали по кружке пива после работы, и Йоханнес попутно узнавал какие-то детали о Николь и Лизе. Бен рассказывал о пристрастии Николь к эзотерике и прочим псевдонаукам. Практикант даже подкинул Бену идею написать серию статей о ясновидении, чтобы произвести впечатление на Николь. Следовательно, Лукас Кернер, он же Йоханнес фон Хоенлоэ, ударил комиссара Хартмана по голове металлическим прутом лишь для того, чтобы Бен мог сбежать и лишиться алиби на момент совершения третьего убийства – убийства его собственной жены. Ультиматум, который Йоханнес оставил ему в больничной палате Шиллинга в виде надписи на фотографии, преследовал одну цель: Бен должен был отправиться на поиски убийцы и не попасться в руки полиции.

Но Йоханнес, видимо, не рассчитывал на то, что Бен выяснит, где он собирается утопить Николь. А на случай, если Бен все же доберется сюда, он предусмотрел еще одно препятствие с револьвером на причале. Но сейчас, когда Бену, вопреки ожиданию Йоханнеса, удалось нажать на спусковой крючок и выжить, план отправить Бена в тюрьму за убийства женщин был просто неосуществим. Если это правда и сумасшедший заставил Лизу смотреть с берега на пруд, то сейчас она видела не только гроб с матерью, но и своего отца, который плыл, чтобы ее спасти. Тогда как он может быть ее убийцей? Но даже если Бен не сядет в тюрьму за убийства женщин, месть Йоханнеса удалась. Он никогда не простит себе, что, несмотря на шанс, который предоставил ему убийца, не смог спасти Николь.

Когда практикант упал на спину, Бен разжал пальцы и выпустил пистолет. Сейчас он был всего лишь на расстоянии вытянутой руки от гроба. Края ящика едва виднелись над поверхностью воды, и казалось, что связанная Николь парит над водой на сколоченном из двух досок кресте. Она повернула к нему голову и застонала. В ее глазах он увидел страх и безнадежность. Подплыв к ней, Бен начал дергать за кабельные стяжки, но те были слишком крепкие, чтобы разорвать их просто так. Он отчаянно пытался вытягивать гроб наверх, обхватив его руками снизу и энергично болтая ногами, чтобы самому удерживаться на поверхности воды. Бен быстро погладил Николь по лбу, поймал ее панический взгляд и увидел слезы. Затем деревянный ящик начал медленно опускаться вместе с Николь на дно озера.

Глава 57

Бен нырнул за погружающимся гробом, схватился за него и тщетно пытался вытащить наверх. Изо рта Николь поднимались пузырьки воздуха, а ее глаза умоляюще смотрели на Бена. Он сходил с ума из-за того, что не может помочь ей.

Гроб достиг дна пруда. Отсюда до поверхности было около четырех метров. Четыре метра, от которых зависела жизнь и смерть. Из-за темноты под водой Бен ничего не видел и запаниковал еще сильнее. Он не хотел думать о том, что́ сейчас чувствует Николь.

Он нащупал кабельные стяжки и снова попытался разорвать пластиковые хомутики, которые крепили руки и ноги Николь к прибитым к гробу доскам. Чтобы вновь убедиться, что ему это не по силам. Он встал на гроб. Тело Николь оказалось у него между ног. Он ухватился за верхнюю перекладину, к которой были пристегнуты руки Николь. Потом уперся ногами в гроб и попытался оторвать доску вместе с Николь от основной части. Ему удалось слегка приподнять конструкцию, которая чуть прогнулась. Но она не поддавалась, не переламывалась и не отрывалась от деревянного ящика. Сердце Бена колотилось уже где-то в горле. Из-за напряжения в мышцах легкие требовали кислорода. Но он не мог всплыть наверх, без Николь не мог. Он был ее единственной надеждой. Он останется с ней и будет бороться за нее. Обессиленный, он попытался поднять ящик. Но это было невозможно. Что ему делать?

Он больше не мог терпеть боль в легких. Оттолкнулся от дна, быстро всплыл наверх, вдохнул поглубже и снова нырнул вниз. Скользкие водоросли всколыхнулись ему навстречу, когда он достиг дна. Бена охватила безнадежность. Его силы убывали. Он не сможет спасти Николь.

Бен нащупал рукой гроб, дотронулся до лица Николь и быстро прижался ртом к губам Николь. Он не знал, поможет ли такая подача кислорода, но он должен испробовать все. Снова всплыл, чтобы вдохнуть воздуха. Он осознавал, что не сможет делать это вечно. Больше всего ему хотелось кричать от отчаяния и злости, но тогда он лишь растратит ценный кислород. Бен с ужасом понял, что не может найти гроб. Вместо деревянного ящика он натыкался на одни только водоросли и ил. Видимо, изможденный физическими усилиями и нехваткой кислорода, он нырнул не под тем углом. Уже в прошлый раз ему показалось, что он потерял ориентацию. Сейчас это действительно случилось.

В панике он разгонял ил и тину в стороны, ощупывал руками дно. То и дело его пальцы касались каких-то предметов. Похоже, на дне озера собралось немало мусора. В какой-то момент Бен наткнулся на что-то круглое: ему показалось, что это обод от велосипедного колеса. Внезапно он как бешеный стал шарить вокруг себя в надежде найти что-нибудь подходящее. Наконец его руки уперлись в какой-то твердый предмет, похожий на металлическую жердь. Несколькими сильными рывками он вытащил жердь из обвивших ее водорослей. Сколько всего времени прошло с тех пор, как гроб утащил Николь за собой на дно? Три минуты? Четыре? Его легкие снова стало обжигать, пока он на ощупь искал деревянный ящик. Наконец Бен наткнулся на что-то твердое. Это был он. Бен быстро просунул металлическую жердь под доску, к которой крепилась правая рука Николь, одним концом жерди уперся в дно гроба и рванул жердь на себя. Доска подалась и отсоединилась от деревянного ящика. Бену казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Но если он сейчас всплывет наверх, для Николь это будет означать неминуемую смерть. Она и так слишком долго пробыла под водой, а после того как он уже один раз с трудом нашел гроб, больше рисковать было нельзя. Теперь он подсунул металлическую жердь слева. Действовать нужно было осторожно, чтобы не поранить Николь. Снова доска прогнулась и, расщепившись, оторвалась от гроба. То же самое он проделал с другой доской – в ногах и головной части гроба. Бен понятия не имел, сколько времени это заняло. Но сейчас Николь была свободна от гроба, и он смог быстро вытянуть ее на поверхность. Жадно ловя воздух ртом, Бен повернулся к Николь, которая неподвижно лежала на доске. Он склонился над ней, насколько это было возможно, прижался ртом к ее рту и вдохнул воздух ей в легкие. Николь не отреагировала. Дыхательный рефлекс не сработал. Еще находясь в воде, он повторил процедуру второй и третий раз.

– Нет! – кричал он в ночь. То и дело выкрикивал «Нет!», пока наконец не вытащил Николь на берег. Ее глаза были закрыты.

Бен снова принялся делать искусственное дыхание рот в рот, а потом еще массаж сердца. Он уже не верил, что сможет спасти ее, и боролся со слезами. Но все равно не бросал попыток. Вдруг он услышал страдальческий хрип. Грудная клетка Николь резко поднялась. Потом у нее изо рта толчками, словно маленькими фонтанчиками, стала выходить вода. Николь закашлялась и повернула голову набок. Ненадолго открыла глаза. Они были пустыми и смотрели куда-то сквозь него. Бену показалось, что уголки ее рта слегка приподнялись в улыбке. Потом она снова закрыла глаза. Ее грудь едва заметно поднималась и опускалась. Она дышала. Бен торопливо огляделся вокруг. И испытал секундное облегчение. Но тут же вспомнил о Лизе. Он должен ее немедленно найти. Как бы ужасно это ни было, для Николь он пока ничего больше не может сделать. Позднее, когда Лиза будет в безопасности, он займется веревкой и стяжками, которыми она по-прежнему была прикреплена к доскам.

Если то, что сказал Йоханнес, правда, она должна быть привязана к дереву где-то на берегу пруда. Бен еще раз оглядел тело Николь, которое безжизненно лежало перед ним. Ее лицо было мертвенно-бледным. У Бена не было впечатления, что он ее действительно спас. Она так долго находилась под водой и сейчас срочно нуждалась в медицинской помощи. Бен скрепя сердце оставлял Николь одну. Но где-то была еще Лиза. Он должен найти ее. Бен вдруг подумал о металлической жерди, которую нашел на дне пруда и которая, возможно, спасла жизнь Николь. Его бросило в холод. На видео Виктор пробил дно лодки металлическим прутом, чтобы та пошла на дно, и его жена утонула. Возможно ли, что Бен нашел именно этот металлический прут и он спас жизнь его жене?

Неожиданно он услышал шум. Сначала моторы вертолета, который вскоре осветил пруд поисковым прожектором. Затем шаги, спешившие к нему по дорожке, ведущей к водоему. Замелькали огни карманных фонарей. Бен поднялся.

– Сюда! – крикнул он, продолжая стоять на коленях рядом с женой. По дороге от виллы Виктора к пруду он позвонил с мобильного Хартмана в полицию, описал дорогу к водоему и сообщил, что через несколько минут там произойдет очередное убийство. Но он понимал, что окажется на месте намного быстрее полиции.

Прожектор вертолета скользнул по причалу и замер на том месте, где Йоханнес фон Хоенлоэ упал на землю. До сих пор Бен полностью сосредоточился на Николь, которую вытащил на берег всего в нескольких метрах от причала. Поэтому он лишь сейчас заметил непостижимое. Йоханнес исчез, на причале лежал только пуленепробиваемый жилет с множеством пробоин от выстрелов.

Глава 58

– Все будет хорошо, – прошептал Бен и поцеловал Николь в щеку. – Я должен пойти к Лизе, хорошо? – Он не знал, слышит ли она его.

Неожиданно рядом с ним возникли два полицейских из отряда особого назначения. Они схватили его за плечо и грубо оттащили от Николь. Господи. Он был так сосредоточен на спасении Николь и Лизы, что упустил кое-что решающее. «Полиция думает, что это сделал я». Хотя он и позвонил им, но знать место преступления означает также и располагать какой-то информацией о преступнике. А Сары Винтер, которая могла бы снять с него обвинение, не было рядом. Улики все еще однозначно свидетельствовали против него, а Йоханнеса фон Хоенлоэ, которого он хотел презентовать им как убийцу, и след простыл.

– Моя дочь должна быть где-то на берегу! – закричал Бен.

Полицейские на обратили на его слова никакого внимания. Вместо этого один из них так сильно заломил его правую руку за спину, что Бену показалось, что его плечевой сустав вот-вот вывихнется. Все произошло стремительно. И вот уже наручники защелкнулись у него за спиной. Бен еще раз безуспешно попытался вырваться. Потом сдался. Ему вдруг стало все равно, считают ли они его убийцей или нет. Главное, что они здесь. Это означало быструю медицинскую помощь для Николь, а если Лиза здесь поблизости, то ее они тоже найдут. Тем не менее он должен был сообщить им, что в действительности здесь произошло.

– Мужчину, который несет ответственность за все это, зовут Йоханнес фон Хоенлоэ. В настоящее время он использует имя Лукас Кернер. Он не мог уйти далеко. Я стрелял в него.

Никого не интересовало, что он говорит, и сердце Бена снова болезненно сжалось. Перед глазами вспыхивали разные ужасные картинки. Лиза, которая вся в крови лежит на берегу. Он считал сумасшедшего сына Виктора способным на все.

Два других полицейских освободили Николь от кабельных стяжек и веревки. Наконец подошли врач и два санитара с носилками. На протяжении всего времени Николь так и не открыла глаза.

– Я должен найти свою дочь! – закричал Бен.

В его голосе слышалось безграничное отчаяние. Врач начал осматривать Николь. Приглушенно, словно через вату, до Бена доносились голоса несметного количества полицейских вокруг и шум вертолета, который прожектором освещал заросли осоки вдоль берега. К тому же у Бена появилась колющая головная боль, и ему казалось, что его сейчас вырвет.

Врач полностью сосредоточился на Николь. Но Бен все равно считал важным сказать ему то, что знал.

– Он пытался утопить мою жену. Она несколько минут была под водой. А мою дочь он заставил смотреть на это. Ей всего восемь лет, и она должна быть спрятана где-то здесь. – Бен заметил, как дрожит и срывается его голос. Наверное, так бывает перед нервным срывом. Он увидел, что уже достаточно много людей прочесывают противоположный берег.

Примерно в двадцати метрах от него стоял мужчина в гражданской одежде и разговаривал по телефону. Он часто кивал, если не говорил сам, и время от времени бросал на Бена серьезный взгляд. Бен сжал губы. Ему оставалось только надеяться. Йоханнес фон Хоенлоэ пообещал, что не причинит Лизе зла. Но чего стоило его слово, после того как Бен стрелял в него?

Сотрудник в штатском закончил разговор, подошел ближе и наклонился к врачу:

– Как она?

Бен узнал этого мужчину с примечательными усами и аккуратным пробором. Он видел его в субботу днем в Управлении уголовной полиции на Кайтштрассе, но не знал, как его зовут. В лунном свете Бен заметил, что мужчина из комиссии по расследованию убийств выглядел изможденным. Темные круги и мешки под глазами говорили о том, что он не спал уже несколько дней.

Врач встал и обратился к мужчине из Управления уголовной полиции. Хотя медик говорил тихо, Бен слышал каждое слово.

– Она дышит самостоятельно, но находится без сознания. Ее состояние соответствует тому, что говорит подозреваемый. Тот факт, что она не реагирует на речь и что я не могу ее разбудить, указывает на то, что ее мозг пострадал из-за нехватки кислорода. Ее немедленно нужно доставить в больницу.

Бен грустно смотрел вслед врачу и санитарам, которые удалялись с Николь на носилках. Полицейский в штатском подошел к Бену и бойцам спецотряда, которые держали его:

– Можете снять с него наручники. Он невиновен.

Бен решил, что ослышался, и застыл в своей позе на коленях. Но затем один из полицейских, стоявших у него за спиной, наклонился и расстегнул наручники. Бен представлял себе, что ему придется доказывать собственную невиновность в длительном процессе. И сейчас удивился такому повороту. Он поднялся и потер запястья, одновременно ища взглядом подходящее место на берегу пруда, где Йоханнес мог бы спрятать Лизу.

– Я старший комиссар уголовной полиции Слибов, – представился полицейский. – С вами была моя коллега, где она?

Бен не был уверен, может ли уже сейчас рассказать Слибову о пыточной камере под покойницкой на территории монастыря. Все-таки Эрленбах обещал отпустить Сару и Дженнифер, как только он и Марлен Рубиш скроются. А до тех пор они хотели удерживать Дженнифер и Сару в заложницах. Кроме того, если рассказывать все, что произошло, то это займет слишком много времени. Да и его собственный вопрос – почему его вдруг освободили – подождет. Нужно немедленно найти Лизу.

Неожиданно Бен услышал громкий голос, раздавшийся над прудом:

– Сюда!

Бен бросился в ту сторону. От страха у него перехватило дыхание. Ноги стали ватными. Казалось, они вот-вот откажут и не позволят ему приблизиться к тому месту, откуда кричал полицейский. Слибов бежал за ним. Похоже, Лиза находилась на другой стороне водоема. Но живая ли? Бена снова охватила паника. Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он сумел добраться до того места, которое уже освещалось прожектором вертолета. Это была высокая береза, окруженная камышами и кустарниками. Когда Бен подбежал туда по тропинке, протоптанной полицейскими и санитарами, перед ним оказалась толпа людей, которые полукругом стояли перед деревом. Он протолкался вперед. И наконец увидел Лизу. Она сидела на земле, скорчившись, подтянув колени к груди. Слезы облегчения навернулись ему на глаза. Она была жива.

Бен бросился к ней и оттолкнул в сторону санитара, который стоял перед ней на коленях. Лиза плакала и дрожала. Он быстро оглядел ее, прежде чем заключить в объятия. Она дрожала всем телом. Рядом с Лизой лежали длинная веревка, кляп и специальное устройство из тонкого металла – во время операций на глазах таким расширителем фиксируют веки пациентов, чтобы они не могли моргнуть. Бен еще крепче прижал к себе дочь. Он спас Николь от утопления. Он не хотел думать о необратимых повреждениях головного мозга, которые могли наступить из-за длительного недостатка кислорода. Лиза была жива, и все-таки Йоханнес победил. Он подверг ребенка собственному кошмару. Уничтожил часть ее души и лишил детской веры, что в конце всегда побеждает добро. Потом Бен не мог сказать, сколько просидел, прижимая к себе Лизу.

Глава 59

Спустя две недели после тех ужасных событий Бен все еще пребывал в подавленном состоянии. А ему нужно было заботиться о Лизе и пытаться подбодрить ее, насколько это возможно. Он добросовестно старался, но все равно понимал, что дочь видит его насквозь и чувствует его всепоглощающую грусть.

– Сходим потом поедим мороженое? – спросила Лиза и попыталась улыбнуться.

По крайней мере, они снова сблизились, и Бен переехал в старую квартиру в Пренцлауэр-Берг. В конце концов, кто-то ведь должен заботиться о девочке.

Бен был поражен тем, какой сильной оказалась его дочь. Она не хотела, чтобы он страдал из-за нее. Бен даже не представлял, как она справляется с пережитым. От психолога, которая занималась с ней, он узнал, что Лиза достаточно закрыта в общении. И, как Бен, она плохо спала по ночам. Едва заснув, она, вся в поту, с криком просыпалась от мучивших ее кошмаров.

– Сколько шариков ты хочешь? – спросил он в ответ и улыбнулся.

– Можно три? – Лиза сделала большие глаза и посмотрела на него преданным собачьим взглядом.

– Ну, если осилишь, – сказал Бен и легко ущипнул ее за бок.

Лиза хихикнула. Потом гневно посмотрела на него, хотя ей это нравилось.

– Папа! Прекрати! – потребовала она с наигранной серьезностью.

Он поднял руки в знак примирения:

– Ладно, ладно.

Ее лицо омрачилось.

– Думаешь, мы сможем скоро поесть мороженое вместе с мамой?

– Конечно, – ответил он как можно более решительно, но голос все равно прозвучал неуверенно.

Они дошли до автоматических раздвижных дверей больницы, вошли внутрь и на лифте поднялись на шестой этаж.

– Знаешь что? Завтра мы возьмем мороженое с собой в палату к маме. Может, ей тоже захочется.

Больничная палата была очень светлая. Солнечные лучи ласкали лицо Николь. Звучала соната Моцарта, пахло цветами, которые они принесли ей вчера. Умиротворяющую картину нарушали только аппараты, к которым она была подключена и которые следили за ее жизненными функциями.

После того как Николь ненадолго открыла глаза на берегу пруда, она больше не приходила в себя. Вчера врачи сказали ему, что точный прогноз пока невозможен и необходимо ждать. Если она все же придет в сознание, нужно быть готовым к необратимым повреждениям мозга. По взгляду врачей Бен понял, что у них мало надежды на улучшение состояния его жены, не говоря уже о выздоровлении. Но они с Лизой решили не сдаваться и сделать все, чтобы чудо произошло. Сейчас они считали своей общей задачей быть рядом с Николь. Это сильно сплотило обоих за последние дни. В больничной палате они разговаривали с Николь, держали ее за руку, гладили по лбу, читали вслух что-нибудь веселое или включали ее любимую музыку. В то же время это отвлекало Бена и Лизу от того, что они сами пережили. Больничная палата была надежным местом. Здесь царило спокойствие. Семья была вместе. Все то зло снаружи не могло им ничего сделать, по крайней мере, в эти часы. Они были уверены: Николь чувствует, что ее окружают любящие люди. А что, если не любовь, может сотворить чудо?

Прошлым вечером в одном из кухонных ящиков Бен нашел несколько исписанных листов бумаги. Он узнал почерк Николь. Снаружи на террасе было уже темно, и он зажег свечу. Последние строчки согрели его сердце и усилили меланхоличную грусть.

Николь писала, что Виктор оказывает ей знаки внимания, но она не хочет отвечать на его ухаживания. Для нее он был и остается только другом, который помогал ей в тяжелые времена, когда она рассталась с Беном. В субботу вечером она пригласила его на ужин в знак благодарности за то, что он помог освободить Бена из изолятора и тому не пришлось ночевать в здании Управления уголовной полиции.

Так вот, значит, почему Виктор заехал за Николь и Лизой. В конце Николь приписала, что все еще любит Бена. Она собиралась забрать заявление о разводе, к которому ее склонял Виктор: он постоянно твердил ей, что Бен недостаточно хорош для нее, а особенно для Лизы. Но она хотела дать их браку еще один шанс.

Потом с криком проснулась Лиза. В комнате горела ночная лампа, приглушенным светом проецирующая звезды на потолок. Как раньше, когда Лиза не могла заснуть, Бен прилег к дочери в постель и обнял ее. Лиза положила голову ему на грудь, и он успокаивающе погладил ее по волосам. Когда она снова заснула, Бен еще долго лежал и смотрел на звезды на потолке.

Своим быстрым и неожиданным освобождением на пруду и снятием всех подозрений в убийствах Бен был обязан тому обстоятельству, что незадолго до этого полиция нашла Карлу Браун, пропавшую сестру Дженнифер. Та дала показания, что ее похитил Михаэль Рубиш и прятал в подвале церкви. А с субботы Рубиш удерживал там и Николь с Лизой. Кроме того, полиция обнаружила в одном из сводов подвала моток веревки, которой преступник связывал свои жертвы. Жительница одного из близлежащих домов не спала и смотрела в окно, она-то и увидела, как на парковке перед церковью мужчина заставил двух женщин забраться в багажник автомобиля и куда-то увез их. Женщина тут же сообщила в полицию.

В ту же ночь на пруду, убедившись, что Лиза в безопасности, Бен решил рассказать комиссару Слибову, что монастырский священник Бертольд Эрленбах и его экономка Марлен Рубиш удерживали Сару, Дженнифер и его в тайном подвале под моргом на территории монастыря, а его отпустили, чтобы он мог спасти свою жену. Бен надеялся, что Эрленбах и Марлен Рубиш к этому моменту уже скрылись и вопреки обещанию не взяли с собой Сару и Дженнифер.

Как он узнал позже, направленный туда отряд особого назначения действительно нашел в пыточной живую и невредимую Сару Винтер. Но Дженнифер Бертольд Эрленбах и Марлен Рубиш забрали с собой. Полиция предположила, что одной заложницы им показалось вполне достаточно, и они выбрали Дженнифер, потому что молодая девушка доставила бы меньше проблем, чем главный комиссар уголовной полиции.

Ранним утром Дженнифер обнаружил водитель – она была привязана к дереву на обочине проселочной дороги. При ней находилась записка: «Итак, господин Вайднер, возможно, вам и удалось найти Михаэля, но он сумел избежать ареста. Как и мы. Что этим хочет сказать нам Бог? И какие выводы мы должны сделать? Вы сами знаете!»

Бертольд Эрленбех и Марлен Рубиш как будто сквозь землю провалились. Возможно, они уже давно позаботились о документах на другое имя – на случай, если их зверства откроются.

Кроме того, полиция считала, что у Эрленбаха и Михаэля Рубиша есть общее тайное убежище или они поддерживают контакт по телефону. Лишь так можно объяснить, что в тот момент, когда Эрленбах писал записку, он уже знал, что Михаэль Рубиш, он же Йоханнес фон Хоенлоэ, – который, выдавая себя за практиканта редакции Лукаса Кернера, и втерся в доверие к Бену, – ушел от полиции в ту ночь на пруду.

При обыске в доме Виктора в одной из шкатулок полиция нашла прозрачный пластиковый пакетик с прядями темных волос. Криминалисты должны установить, принадлежали ли эти волосы Веронике фон Хоенлоэ. К тому же со дна частного водоема семьи Хоенлоэ были подняты человеческие останки – предположительно, тоже Вероники.

Карле Браун день ото дня становилось лучше. Ее сестра Дженнифер и мать были счастливы, что девушка нашлась. Карла и Дженнифер знали Йоханнеса только как Михаэля Рубиша. Карла сообщила полиции, что до того, как похитить ее, Йоханнес убил молодую девушку и утопил ее труп в Чертовом озере. Он сделал это лишь потому, что та девушка предпочла ему другого. Йоханнес рассказал об этом Карле и дал понять, что ее тоже пришлось бы убить, свяжись она с другим парнем – а по мнению Йоханнеса, все шло к тому. Он наблюдал за Карлой на пасхальной вечеринке в молодежном клубе и видел, как восхищенно она смотрела на недавно переехавшего в поселок молодого человека, поэтому решил похитить ее. Таким образом, цель похищения Карлы заключалась в ее защите. Ранним утром в пасхальное воскресенье, сразу после похищения, Эрленбах обвенчал их с Йоханнесом в монастырской церкви. Карла была вынуждена сказать «да», так как боялась за свою жизнь.

Что до руководителя Четвертой комиссии по расследованию убийств Лутца Хартмана, его жизнь была вне опасности, но он еще находился в больнице. Против него начали внутреннее расследование, до окончания которого Хартман был отстранен от должности.

Средства массовой информации устроили из этой серии убийств настоящий спектакль. На ток-шоу велись дискуссии о деградации ценностей, что, по мнению некоторых экспертов, и спровоцировало поступки Йоханнеса фон Хоенлоэ. Сам же он как в воду канул. В Интернете возникли уже первые форумы, где им восторгались как героем. Насчет его местонахождения ходило множество слухов и высказывалась масса предположений.

Эпилог

Он находился в своей скромной квартире. Там, где соседям было наплевать друг на друга, и анонимность делала его невидимым. Головные боли исчезли. Его мысли были ясными и простыми. И тут голос снова заговорил с ним, и он внимательно выслушал, какого следующего шага от него ждут.

Благодарность

Все те люди, которые весной 2016 года проходили по залам Лейпцигской книжной ярмарки, в очередной раз показали мне, что интерес к книгам по-прежнему огромен. Сопоставимо велико и количество ежегодных новинок, которые соревнуются за благосклонность читателей. Поэтому в первую очередь я хочу поблагодарить вас, читателей, за то, что при всем выборе вы остановились на моей книге, и за доверие, которое оказали мне и моему роману. Надеюсь, что оправдал ваши ожидания.

Огромную благодарность я хотел бы выразить издательству «Ауфбау», которое напечатало мой триллер «Пророк смерти» и осуществило мою мечту: когда-нибудь увидеть собственную книгу на полках книжных магазинов. Отдельное спасибо за отличное сотрудничество я говорю моим редакторам Анне Габлер, которая открыла для меня издательство «Ауфбау», и Лизе Копельман, чьи правки стоили мне многих часов работы по ночам, но которые были абсолютно необходимы и ценны для совершенствования рукописи. Отделу продаж, пресс-службе, представителям и всем прочим сотрудникам издательства «Ауфбау», которые сделали все для продвижения моей книги, я тоже говорю спасибо. Как и всем, с кем я лично не знаком, но кто внес свой вклад в создание и появление книги в книжных магазинах.

Каждый, кто пишет, знает: просто хорошей книги обычно недостаточно, чтобы попасть в план выпуска какого-нибудь крупного издательства, особенно если ты новый автор. Кроме удачи, очень полезно сотрудничество с хорошим литературным агентством. За себя могу сказать, что нашел лучшее – «АВА интернациональ». Поэтому говорю большое спасибо директору «АВА» Роману Хоке и моему литературному агенту Маркусу Михалеку, который в любое время поддерживал меня компетентным советом. Также спасибо всем другим сотрудникам агентства, которые всегда были готовы ответить на любые мои вопросы.

Как известно, писательский труд требует не только уединения, но и времени. Решиться на создание книги, как правило, означает меньше бывать с семьей. Поэтому я особенно благодарен своей жене и дочери за их любовь, понимание и терпение.

Я также от всего сердца благодарю своих родителей, друзей, рецензентов и всех, кто каким-либо образом поддерживал меня на этом пути.

Дорогие читатели, если вам понравился «Пророк смерти», я буду очень рад, если вы порекомендуете мою книгу знакомым или вашему любимому книжному магазину. При желании вы можете зайти на мою интернет-страницу по адресу: ^{www.chriskarlden.de}.

1

Флешбэк – психологическое явление, при котором у человека возникают внезапные, обычно сильные, повторные переживания прошлого опыта или его элементов.

2

Сталкинг – преследование.

3

Тиргартен – район Берлина.

4

Виски.

5

Веддинг – район Берлина.