Книга: Один день мисс Петтигрю

Уинифред Уотсон

Один день мисс Петтигрю

Miss Pettigrew

Lives For a Day by Winifred Watson

Preface © Henrietta Twycross-Martin 2000

* * *

Предисловие

«Один день мисс Петтигрю» (1938) – очаровательная вариация на тему «Золушки», но и история ее переиздания тоже в некотором роде похожа на сказку.

Думаю, что впервые я прочла эту книгу еще подростком, потому что она была любимой книгой моей матери – к которой, как я теперь понимаю, она обращалась не только для того, чтобы сбежать на время в мир радостной фантазии, но и потому еще, что в определенном смысле мисс Петтигрю, немолодая, небогатая гувернантка, была схожа с ней самой. Она была матерью-одиночкой в те времена, когда это было непростой задачей (я родилась в 1942 году), и работала в том числе гувернанткой, кухаркой, а потом директором небольшой частной школы; денег это приносило немного, друзей – и того меньше, но зато у нас в избытке было неуверенности в будущем.

Это не мешало моей матери быть неизлечимой оптимисткой, и ее любимая книга укрепляла ее уверенность, что в конце концов все сложится хорошо – в чем она оказалась права. Поэтому мисс Петтигрю сопровождала меня в школе, потом переехала в Оксфорд, потом согласилась делить со мной жизнь университетского преподавателя, и наконец мы вместе вышли на пенсию в Кембридже, где в один прекрасный день я дала «любимую книгу своей матери» почитать бывшей коллеге – которая приняла и прочла ее с радостью, включила в программу своего курса, и даже разыскала впоследствии копию в библиотеке, чтобы немного подбодрить себя одним дождливым вечером.

Таким образом, моя любовь к «Мисс Петтигрю» явно основывалась более чем на одной семейной привычке – и поэтому, когда несколькими неделями позже, в еще один серый денек, в мой почтовый ящик упал ежеквартальный каталог издательства «Персефона», я перечла их обычную просьбу предлагать рукописи для рассмотрения и написала им ответ, а потом даже лично отнесла свою единственную копию в редакцию. И снова роман был принят с восторгом, а мне было поручено написать предисловие. «Прекрасно», – подумала я, и направилась в университетскую библиотеку, исполненная надежды – Уинифред Уотсон в тридцатые годы написала целых шесть романов, поэтому мне казалось, что найти о ней всю интересующую меня информацию не составит большого труда.

Увы, рецензии на ее книги не сообщили мне ничего; все записи «Метьюэн», ее первого издателя, пропали во время войны, в обычных источниках биографические данные отсутствовали – короче, я оказалась на мели. Но потом библиотекари вытащили для меня суперобложки первых изданий – и на одной из них было сказано, что мисс Уотсон, прежде чем стать писателем, работала машинисткой в Ньюкасле. Я немедленно позвонила в главную библиотеку этого города, но с этой стороны никакой помощи не последовало, кроме фамилии ее мужа и адреса, по которому она проживала в 1974 году. Тогда на помощь пришла телефонная книга; найдя в ней соответствующую строку, я набрала номер и спросила, известно ли моей собеседнице местопребывание некой мисс Уотсон. К моему полному изумлению, ясный голос ответил мне: «Это я».

Было немедленно назначено интервью, и я отправилась в Ньюкасл, где и имела двухчасовую беседу с мисс Уотсон, которая, в свои 93 года, все еще жила в собственной квартире в Джесмонде – где и провела почти всю свою жизнь; в точности та очаровательная и наблюдательная дама, какую и можно себе представить, читая ее книги. Она, впрочем, настаивала, что жизнь у нее была исключительно обыкновенная и ничем не примечательная. Однако из тех шести книг, которые она написала, «Мисс Петтигрю» всегда была ее любимой.

Уинифред Уотсон родилась в 1906 году при обстоятельствах, которые можно назвать вполне благоприятными – ее отец владел одним магазином в Гейтсхеде и тремя собственно в Ньюкасле. Основными посетителями этих магазинов были рабочие и их семьи; как она объяснила мне, в те времена рабочий люд не любил ходить в «большие магазины» в центре города, а предпочитал свои собственные, в бедных районах.

Мне кажется, этим и объясняется тот живой интерес к городской рабочей бедноте, который виден, например, в книге «В паре шагов» (1939), романе, последовавшем за «Мисс Петтигрю». Но для самой юной Уинифред жизнь в предвоенном Джесмонде представлялась спокойной и вполне счастливой; в семье были две старших сестры и братья-близнецы. Уинифред и сестры получили образование в интернате Св. Ронана в Бервик-он-Твид, откуда она поступила в реальное училище, а потом устроилась секретаршей. На этой должности обязанности ее были настолько незначительными, что в остающееся свободным время Уинифред перечитала множество романов. Когда однажды сестра спросила, что она читает, она ответила, что ужасную ерунду – и что сама написала бы значительно лучше. Услышав это, муж сестры сказал, что в таком случае пора бы и начинать. Что она и сделала: «На холме» (1935), ее первый роман, был создан полностью в рабочее время.

На следующей работе писать книги времени уже не оставалось, и «На холме» отправился в ящик стола – до тех пор, пока ее сестре совершенно случайно не попалось объявление в газете: литературный агент приглашал начинающих писателей присылать рукописи. Кто-то порекомендовал Уинифред сказать агенту, что у нее также готов и второй роман; это помогло, и издательство заключило с ней контракт на четыре книги. Таким образом, необходимо было срочно создать несуществующий второй роман, в результате свадьба, которая должна была состояться в июне 1935 года, была перенесена на январь 1936-го, чтобы летом ей ничто не мешало писать «Разные туфли» (1936). Даже выйдя замуж, Уинифред продолжала работать под девичьей фамилией; муж ее, судя по всему, очень гордился писательской карьерой своей супруги и всячески ее поддерживал.

«На холме», модный в те времена «сельский роман», того сорта, который был безжалостно высмеян Стеллой Гиббонс в «Неуютной ферме», сразу же принес молодому автору известность: рецензенты расхваливали суровую мощь сюжета, замешанного на убийстве из ревности и созданного юной и, если судить по официальным фотографиям, весьма миловидной дебютанткой. «Метьюэн» дало обед в честь выпуска книги в самом роскошном ресторане Ньюкасла – чего раньше ни одно другое лондонское издательство не делало. Фотографии молодого дарования появились во всех городских газетах, на обеде присутствовал весь цвет города, а специалист по классике Эмиль Рье, в то время директор «Метьюэн», лично проделал путешествие на север, чтобы дать лекцию в ее честь. Вскоре последовала радиопостановка, а в следующем году еще один обед дал толчок популярности «Разных туфель», романа, описывающего жизнь в Ньюкасле XIX века, – и принятого не менее благосклонно, как продолжение работы многообещающего нового автора.

С двумя романами, одним сельским и одним историческим, в запасе Уинифред Уотсон следующей своей книгой совершила крутой разворот. Но получив сигнальный экземпляр «Одного дня мисс Петтигрю», читатели остались в недоумении; они ожидали еще один «женский роман», желали сдержанных страстей на фоне провинциальной жизни давно ушедших лет, а не фантазии из Вест-Энда – гувернантка, певичка, кокаин и комедия положений. Уинифред протестовала, заявила издателям, что они совершают ошибку, но тем не менее выполнила свои обязательства, написав «Где-то в высоте», еще одну историю сельской страсти – такой силы, что один местный рецензент, качая головой, отметил: «Некоторые реплики и события кажутся нам не просто немного неприличными, но почти непристойными – настолько, что отвлекают от умело закрученного сюжета». В 1938 году были опубликованы обе книги сразу – и прием, выпавший на долю «Мисс Петтигрю», убедительно доказал правоту автора. Американское издание не заставило себя ждать, за ним последовал перевод на французский, а в 1939 году Уотсон согласилась и на перевод на немецкий; она рассказывала потом, что, запечатывая письмо, знала, что Англия будет воевать с Германией к тому времени, когда оно дойдет. Она оказалась права и в этом.

Что бы рецензент, осудивший «Где-то в высоте» за излишнюю вольность, сказал о «Мисс Петтигрю», мы, к счастью, не знаем. Предыдущие книги Уотсон ни в коей мере не могли подготовить читателей продукции «Метьюэн» к такой кардинальной смене направления, к празднику, веселью, легкомыслию, очарованию романа, расчисленного по часам, сюжета, более подходящего фильму с участием Фреда Астера. То умудренная, то наивная, Мисс Петтигрю неизменно изобретательна; героиня строго блюдет мораль, но разочаровывается в ней на протяжении единственного дня и начинает боготворить своих новых знакомиц, мисс Лафосс – обладательницу трех любовников одновременно (а также, вполне возможно, двух незаконных детей) и мисс Дюбарри, владелицу лучшего салона красоты во всем Лондоне, весело объясняющую, что «если с самого начала поставить вопрос „или замуж, или ничего”, то они, как правило, выбирают „замуж”. Мне повезло, он был от меня без ума, и долго такого темпа не выдержал. Ему достался приличный надгробный памятник, а мне – салон». И так далее – блестящие реплики, и полное отсутствие как сельского диалекта, так и суровой внутренней борьбы. Автор нашел наконец свой стиль. Шикарные ночные клубы тридцатых, роскошные вечерние платья, мужчины, разодетые в пух и прах, словно сходят живыми со страниц книги. При этом заметим, что Уинифред Уотсон ни тогда, ни впоследствии ни разу не открывала двери ночного клуба. «Когда пишешь, важно самому чувствовать, что пишешь правильно – тогда тебе обязательно поверят», – сказала она мне.

К тому времени, как началась война, Уотсон закончила и свой пятый роман, «В паре шагов» (1939), еще одну вариацию на тему «Золушки», взявшую от «Мисс Петтигрю» оптимизм и юмор, но перенесшую их в декорации современной городской нищеты. Обе книги до сих пор превосходно читаются. Последний роман, наполовину детектив, наполовину психологический этюд из жизни высших классов Лондона и окрестностей, был опубликован в 1943 году.

Этот роман, «Оставляю и завещаю», посвящен свекрови Уотсон, «в благодарность за неизменную доброту»; после 1943 года Уотсон не только ничего не издала, но даже и не написала, если не считать ста двадцати страниц набросков к еще одному роману, теперь утерянному. В потере стоит винить обстоятельства, а не сознательное решение: однажды вечером во время войны Уотсон осталась дома одна с сыном, и ребенок отказался засыпать в своей комнате на верхнем этаже, поэтому она принесла его вниз, в гостиную. Она рассказывала, что смотрела, как он смеется в колыбельке, когда услышала вой авиабомбы. Осколки взорванного камина уничтожили кроватку в его комнате; в соседних домах было несколько жертв. То, что сын оказался внизу, спасло его; он пережил войну, женился, и у него самого родились двое детей.

Уотсон угрожала бездомность, но, как она говорила, «в те времена женщины более старшего поколения не могли жить сами по себе – они просто не знали, как это делается»; ее свекровь переехала к замужней дочери, сама она – в дом свекрови, а ее мать, в свою очередь, – к ней. Писательству сразу же пришел конец. Как Уинифред объяснила мне – не с обидой, а всего лишь констатируя факт, – «невозможно писать, когда ни на секунду не остаешься одна». Шестью годами позже, снова в своем собственном доме, она почувствовала, что время ушло, и оставила литературные занятия без сожаления, как нечто, принадлежащее иному периоду своей жизни.

Хотя шесть книг распадаются в целом на две группы – три о жизни в северной провинции в прошлом веке и три в современных обстоятельствах, – при чтении подряд они поражают индивидуальностью: сельский роман, исторический, комическая фантазия, «бедная девушка выходит в свет», убийство с семейными осложнениями. И при этом все они поднимают вопросы, общие для «женских романов» того времени – описывают жизнь с точки зрения женщины, особое внимание уделяя преодолению трудностей и победе над обстоятельствами, необходимыми для наступления неизбежного счастливого финала.

Во время нашей встречи Уотсон заявила, что женщины читают женские романы, а мужчины – мужские; возможно, в те времена, когда она писала свои книги, это утверждение было более истинным, чем сейчас. Ее собственные романы отчетливо сюжетны; она точно знала, что́ произойдет еще прежде, чем выводила первую строку. Цельные истории, приятное чтение, взять в библиотеке и вернуть – в точности так, как сама Уинифред делала с теми книгами, о которых сказала потом, что может, по крайней мере, лучше, чем это, – и получила совет приниматься за дело. Северные романы Уотсон предвосхищают более поздние книги Кэтрин Куксон, поднимая схожие темы: сложные взаимодействие внутри семьи и между полами, разрешаемые способами, идущими поперек общепринятых норм и даже против закона – но такими, которые позволяют женским персонажам выжить и достичь успеха. Мне неизвестно с определенностью, что Куксон в юношестве читала романы Уотсон, но учитывая, насколько популярными и широко известными они были в то время в Ньюкасле, было бы удивительно, если бы она ничего о них не знала.

Сквозь все эти книги проходит тема женщины, получившей последний шанс, приспособившейся к новым обстоятельствам, оставляющей позади прежнюю жизнь – как и сама Уотсон, постоянно открывающая для себя новые жанры; смена направления была для нее неразрывно связана с писательством. В конце концов этот путь привел ее к тому, чтобы перестать быть писателем вовсе, к моему, но не к ее большому сожалению.

«Я прожила радостную жизнь», – сказала она мне. И, могу я добавить, написала радостную книгу – которая лежит теперь перед вами.

Генриетта Твайкросс-МартинКембридж, 2000

Глава первая

9:15–11:11

Мисс Петтигрю открыла дверь и вошла в помещение бюро трудоустройства ровно в тот момент, когда часы прозвонили четверть десятого. Никакой надежды она, как обычно, не питала, но на этот раз хозяйка встретила ее улыбкой.

– А, мисс Петтигрю! А у меня для вас кое-что имеется. Сразу двое; доставили вчера, но уже после того, как я ушла. Так, где же… Ах, вот оно. К миссис Хилари, горничная. И к мисс Лафосс, гувернантка в детскую. Хм. Я бы предположила, что наоборот, но что есть, то есть. Может быть, она удочерила какую-нибудь сиротку-племянницу.

И она выдала мисс Петтигрю карточку с адресом.

– Вот, пожалуйста. Мисс Лафосс, Онслоу Маншенс, квартира пять. Сегодня ровно в десять. Как раз успеете.

– О! Благодарю! – еле слышно произнесла мисс Петтигрю, едва не падая в обморок от облегчения. Она крепко зажала в руке кусочек картона. – Я уже почти отчаялась. Теперь так редко нуждаются в услугах таких, как я.

– Да, нечасто, – согласилась мисс Холт и, закрывая за мисс Петтигрю дверь, подумала: «Надеюсь, от нее наконец избавились».

Выйдя обратно на улицу, мисс Петтигрю закуталась поплотнее. Стоял ноябрь, и день был холодный, серый и туманный, в воздухе висела морось. Блекло-бурое пальто мисс Петтигрю теплым назвать было сложно. Ему шел пятый год. Вокруг шумел моторами Лондон. Пешеходы поспешали по своим делам, стремясь как можно скорее покинуть неприютные улицы. Мисс Петтигрю влилась в общий поток, угловатая дама средних лет, роста тоже среднего, худощавая вследствие плохого питания, с выражением покорно-безнадежным, и с глазами, полными тихого ужаса – видного любому, кто бы в них заглянул. Но во всем мире никому не было дела, живет ли на этом свете мисс Петтигрю или нет.

Мисс Петтигрю дошла до остановки автобуса. Билет она себе позволить не могла, но еще менее она могла позволить себе опоздать и лишиться последней надежды. Автобус высадил ее примерно в пяти минутах ходьбы от Онслоу Маншенс, и ровно без семи десять она прибыла к месту своего назначения.

Здание, в котором находилась нужная ей квартира, выглядело очень роскошно и очень угрожающе. Мисс Петтигрю остро ощущала, что одета она нищенски, что благородство ее увяло, а храбрость изрядно повыбита неделями общения с биржей труда. На мгновение она остановилась и произнесла про себя: «Господи! Я знаю, что усомнилась в Твоем милосердии, так прости же мне и не оставь меня в этот час». К этой молитве она присовокупила небольшой довесок, впервые за долгое время позволив себе честно признаться в том, что раньше усердно гнала из своей головы: «Это мой последний шанс, и мы с Тобой оба это понимаем».

С этим она поднялась по ступеням и вошла в дверь. Портье проводил ее подозрительным взглядом. Храбрости на то, чтобы вызвать лифт, у нее не хватило, и она пошла по лестнице, оглядываясь на каждой площадке, пока не оказалась перед квартирой с номером пять. Небольшая табличка на двери гласила: «Мисс Лафосс». Мисс Петтигрю вперила взгляд в часики, оставшиеся ей по наследству от матери, дождалась, пока они показали ровно десять, и позвонила.

Никто не ответил. Она позвонила снова. В обычной жизни она, конечно же, не была столь напористой, но страх придал ей дерзости и даже отваги. В течение целых пяти минут она то нажимала, то отпускала кнопку звонка. Внезапно дверь распахнулась. За ней стояла молодая женщина.

Мисс Петтигрю ахнула. Существо, представшее перед ней, было настолько очаровательно, что немедленно навело на мысли о звездах экрана.

Небрежно ниспадающие золотистые кудри окружали лицо ореолом. В глазах, синих, словно колокольчики, все еще стоял недавний сон. Милая краска юности заливала щеки. Одета она была в пеньюар, но поверх набросила пышную накидку, из тех, что в сценах соблазнения падают с плеч самых знаменитых и обворожительных актрис. В вопросах особенностей платья и поведения царственных особ кинематографа мисс Петтигрю разбиралась прекрасно.

В унылой череде дней ее жалкого существования единственным ярким пятном было время разврата, которому она еженедельно предавалась в кино. На два часа она переносилась в зачарованный мир, населенный хрупкими красавицами, мужественными героями, коварными злодеями и благосклонными работодателями, где не существовало ни ужасных родителей, ни их не менее ужасного потомства – никого, кто мог бы требовать, торопить, терзать, отравлять каждую ее минуту. Никогда в жизни мисс Петтигрю не видела, чтобы хотя бы одна женщина спустилась к столу в шелковом белье и атласном пеньюаре с кружевами. В фильмах же так делала каждая. Поэтому когда перед ней во плоти явилось такое милое видение, она почти отказалась верить собственным глазам.

Однако от ее взгляда не ускользнула важная деталь. Лицо девушки, открывшей дверь, представляло собой застывшую маску испуга. Впрочем, при виде мисс Петтигрю она просияла, и черты ее лица немедленно разгладились.

– Я пришла… – робко начала мисс Петтигрю.

– Который час?

– Когда я начала звонить, было в точности десять. Как вы и указали, мисс… Мисс Лафосс? Я здесь уже пять минут. Сейчас пять минут одиннадцатого.

– Боже!

Неожиданная собеседница мисс Петтигрю круто развернулась и исчезла из виду. Войти она ее так и не пригласила, но призрак нищеты, стоящий перед некогда благородной дамой, продолжал подталкивать ее к безрассудным поступкам: мисс Петтигрю зашла и прикрыла за собой дверь.

«Без собеседования не уйду», – решила она.

Она успела заметить полу одежды, скрывшуюся за дверью соседней комнаты, и сразу услышала настойчивый голос:

– Фил! Фил, лежебока! Вставай! Половина одиннадцатого.

«Склонна к преувеличениям, что на детей влияет пагубно», – отметила мисс Петтигрю.

Пауза дала ей возможность осмотреться и оценить обстановку. Роскошные подушки на еще более роскошных креслах и диване. Пушистый, словно бархатный, ковер со странным, бесформенным узором. Невероятные, умопомрачительные занавески на окнах. На стенах – картины, свойства… весьма нескромного, определила для себя мисс Петтигрю. Безделушки всех цветов и размеров на каминной полке, на столе и этажерках. Ни одна из вещей не сочеталась ни с одной другой. И вместе с тем каждая сверкала необычностью, экзотикой, от которой захватывало дух.

«Для порядочной женщины комната вовсе неподобающая, – подумала мисс Петтигрю. – Моя дорогая мать ни в коем случае не одобрила бы. И все же… И все же – да, о, да, несомненно, именно такая, какая только и подошла бы этому воздушному созданию, столь внезапно упорхнувшему».

Она еще раз сурово и неодобрительно оглядела комнату, но неодобрение в ее груди уже теснилось странным чувством, похожим на возбуждение. Именно в таких квартирах и происходили события, случались явления, а их удивительные обитатели, вроде ее мимолетной собеседницы, вели кипучую жизнь, полную опасностей и приключений.

Вспугнутая собственными мыслями, принявшими столь легкомысленный оборот, мисс Петтигрю резко окоротила разыгравшееся воображение и направила его в практическое русло.

«Однако, дети, – размышляла она. – Где в этой невозможной комнате возможно играть или заниматься с детьми? Пятно грязи или чернил на этих подушках – это же святотатство».

Из-за двери соседней комнаты, являвшейся, по всей видимости, спальней, до мисс Петтигрю доносились звуки оживленной перепалки. Уютно-ворчливый баритон какого-то мужчины:

– Ну перестань. Иди сюда.

И высокий, требовательный голос мисс Лафосс:

– Ни в коем случае. Мало ли, что ты все еще сонный. Я-то уже встала, и у меня этим утром много дел. Не думай, что можешь тут спокойно прохрапеть до полудня, мне эту комнату еще убирать сегодня.

Вскоре дверь распахнулась, выпустила мисс Лафосс, и сразу вслед за ней – мужчину в шелковом халате такой ослепительной расцветки, что мисс Петтигрю заморгала.

Она стояла, подавшись слегка назад, сжимая сумочку дрожащими руками и ожидая в любую секунду требования объясниться, что означает ее присутствие в этой квартире. Жаркие волны накатывающего ужаса даже заставили ее вспотеть, хотя и слегка. Собеседования ей никогда не удавались. Внезапно страх охватил ее целиком, страх, что она уже проиграла и стоит одиноко на поле битвы, которая, однако, еще даже и не начиналась. Эти люди… никакие люди никогда больше не будут нуждаться в ее услугах, а тем более оплачивать их. Цепляясь за остатки достоинства, она выпрямилась и покорно приготовилась к тому, что сейчас ей велят удалиться.

Молодой человек скользнул по ней дружелюбным взглядом, никак не показывая, что удивлен.

– Утречко.

– Доброе утро, – сказала мисс Петтигрю.

Силы оставили ее, и она рухнула на ближайший стул.

– Она и вас из постели выдернула?

– Нет.

– Не может быть. С утра уж на ногах, и при полном параде?

– Сейчас тринадцать минут одиннадцатого, – строго заметила мисс Петтигрю.

– А! То есть и не ложились. Воля ваша, но кутить всю ночь – это не по мне. Хожу целый день сам не свой, если не высплюсь хорошенько.

– Но я не кутила всю ночь, – возразила мисс Петтигрю, слегка сбитая с толку.

– Ах, женщины. Удивительные создания.

Мисс Петтигрю сдалась. Поддерживать пикировку на таком уровне она не могла, так что просто молча уставилась на собеседника. Изящный, ухоженный, уверенный в движениях; карие, влажно поблескивающие глаза, темные волосы. Нос у него был скорее крупным, губы – довольно полными, и, взятые вместе, его черты, с одной стороны, говорили, что перед ней человек, с которым шутки плохи, но с другой – намекали, что при правильном обращении с ним вполне приятно иметь дело.

Ни к кому не обращаясь, он бросил небрежно:

– Возможно, некоторые так торопятся, что могут обойтись стаканом апельсинового сока, но я-то не могу. Я голоден. И мне нужен завтрак.

– Завтрак? – ахнула мисс Лафосс. – Завтрак! Ты же знаешь, горничная ушла, а я не умею. Я не смогу приготовить ничего сложнее крутого яйца!

– Терпеть не могу крутые яйца.

Взгляд мисс Лафосс нашел мисс Петтигрю. Это был просительный, молящий взгляд.

– А вы… умеете готовить?

Мисс Петтигрю встала.

– Мой отец неоднократно говорил мне, – сказала она, – что после моей дорогой матери я – лучшая кухарка, которую он видел в жизни.

Лицо мисс Лафосс озарилось счастьем.

– Я так и знала. Как только я вас увидела, то немедленно поняла, что на вас можно положиться. От меня-то толку никакого. Кухня – вот в эту дверь. Там должно быть все, что нужно. Но умоляю, скорее, скорее же!

Мисс Петтигрю, польщенная, окрыленная и озадаченная, направилась к указанной ей двери. Ей самой было давно и хорошо известно, что положиться на нее нельзя. Но, быть может, известно ей это было лишь потому, что до сих пор ее неизменно полагали бесполезной? Как знать, какие скрытые возможности таятся в каждом из нас? С гордо поднятым подбородком, сияющими глазами и учащенно бьющимся сердцем мисс Петтигрю вступила на кухню. За ее спиной мисс Лафосс продолжала настаивать:

– А ты пока брейся и одевайся, Фил. Завтрак будет готов для тебя, а ты – для завтрака. Я накрою на стол.

Войдя, мисс Петтигрю огляделась. Вполне современная кухня. Кафель на стенах, холодильник, электрическая плита, полки ломятся от продуктов. «Но боже, как неаккуратно, – отметила она. – И как неряшливо. Определенно, здесь раньше работала какая-то… ветреница».

Она сняла пальто и шляпку и принялась за дело. Вскоре воздух наполнился блаженным ароматом яичницы с ветчиной и свежего кофе. Она также обнаружила электрический тостер, и ломтики поджаренного хлеба улеглись на положенное им место. Мисс Петтигрю вышла в комнату.

– Готово, мисс Лафосс.

Мисс Лафосс засияла улыбкой благодарности. Она успела причесаться и подкрасить губы, а тонкий слой пудры позволил ее лицу расцвести еще полнее. Она, впрочем, так и не сняла шелковый пеньюар и выглядела столь невыносимо очаровательной, что мисс Петтигрю подумала: «Неудивительно, что Фил звал ее обратно в постель». Эта мысль немедленно залила ее болезненной, мучительной краской глубочайшего стыда – просто потому, что осмелилась возникнуть на краю ее целомудренного сознания. А вслед за ней пришла другая: «Мисс Лафосс. Как же так?»

– Ну вот, – озабоченно сказала мисс Лафосс. – Теперь вы покраснели. Я знаю, это все горячая плита. Потому-то я и не пристала к этому ремеслу. Цвет лица страдает просто невыносимо. Ах, мне так неловко!

– Ничего страшного, – покорно ответила мисс Петтигрю. – Я уже в том возрасте, когда… когда не имеет смысла заботиться о цвете лица.

– Не имеет смысла? – удивленно воскликнула мисс Лафосс. – Цвет лица имеет смысл всегда!

В комнату вошел Фил, уже одетый. Пальцы его были унизаны множеством перстней с блестящими камнями. Мисс Петтигрю незаметно покачала головой. «В дурном вкусе, – подумала она. – Порядочные мужчины столько колец не носят».

– Ага! – вскричал Фил. – Мой нос чует завтрак, а мой желудок говорит: «Подайте его сюда!» Вот настоящая женщина!

Мисс Петтигрю счастливо улыбнулась.

– Надеюсь, вы найдете его удовлетворительным.

– Даже не сомневаюсь. Хозяйка этого дома – бесполезная вертихвостка, но она хотя бы завела себе полезных подружек.

Он дружелюбно подмигнул, и Мисс Петтигрю внезапно, ясно и недвусмысленно призналась себе, что он ей нравится.

«Да, – строго обратилась она к той половине себя, которая протестовала против таких вольностей. – Вот так. Нравится, и все. Он, конечно, человек… не очень деликатный. Но ему неважно, что у меня нет денег и красивых платьев. Он видит перед собой женщину, и ведет себя с ней в соответствии со своими представлениями о приличии».

Возможно, все дело было в том, что он разительно отличался от всех мужчин, с какими она до сих пор встречалась. Не джентльмен, ни в коем случае, но его небрежные любезности неожиданно вызвали в ней теплое, почти уютное чувство – в отличие от безукоризненной ледяной вежливости, всю жизнь выпадавшей на ее долю.

Мисс Лафосс обратилась к ней:

– Я накрыла и вам тоже. Даже если вы уже завтракали, сейчас самое время для чашечки кофе.

– О! – сказала мисс Петтигрю. – Как это… невероятно мило с вашей стороны.

Ей захотелось расплакаться, но она сдержалась. Вместо этого она решительно подняла голову и сказала тоном, не допускающим возражений:

– Прошу вас, садитесь. Я сейчас подам завтрак. Все стынет.

Фил в самом деле ел с удовольствием. Он неторопливо расправился с грейпфрутом, яичницей, хлебом, джемом. Потом сыто откинулся на спинку стула и извлек из кармана пачку дешевых сигарок.

– Чертовски извиняюсь, – обратился он к мисс Петтигрю. – Сигарету предложить не могу, как нарочно с собой нет. Вечно собираюсь взять, и вечно забываю.

Мисс Петтигрю встрепенулась и приятно порозовела. Возможно, не такая уж она и старая развалина, если мужчина считает возможным предложить ей закурить?

– Опять ты куришь эту гадость, – проворчала мисс Лафосс. – Не выношу их запаха.

– Привычка, – виновато сказал Фил. – Начал их покупать, когда настоящие сигары были не по карману, а теперь сигар и не хочется.

– Что ж, о вкусах не спорят, – примирительно заметила мисс Лафосс.

В течение всего завтрака обостренное женское чутье мисс Петтигрю сигнализировало ей, что хозяйка находится в состоянии крайнего возбуждения, которое она пытается скрыть за непринужденной улыбкой. Внезапно мисс Лафосс вскочила и бросилась на кухню.

– Кофе, мне нужен еще кофе!

Мисс Петтигрю проводила ее взглядом и заметила, что на пороге мисс Лафосс остановилась и сделала в ее сторону взволнованный призывный жест.

Мисс Петтигрю сложно было назвать опытной актрисой, но этот эпизод она отыграла блестяще. Она поднялась из-за стола, и в голосе ее прозвучало точно выверенное ироническое терпение.

– Придется уж мне. Она вполне способна половину вылить на себя.

На кухне мисс Лафосс взволнованно схватила ее за руку.

– Выставьте его. О боже! Что же делать! Прошу, избавьтесь от него немедленно. Только чтобы он ничего не заподозрил. У вас это получится. У вас все получается. Умоляю, выставьте его!

Она заламывала руки, ее милое личико смертельно побледнело. На кухне сгущались тучи. Пытаться противостоять напору мисс Лафосс было бесполезно, и вдвойне бесполезно для мисс Петтигрю, с ее отзывчивым сердцем. Она полностью отдалась состраданию и симпатии, слабо понимая при этом по отношению к чему. И вместе с тем, за фасадом услужливости, мисс Петтигрю виновато призналась себе, что испытывает также невероятно упоительный, безграничный восторг. «Вот, – подумала она, – вот что такое жизнь. До этого момента я просто не жила».

Однако одной жалостью тут было не обойтись. Прелестное дитя ожидало от нее действий. Никогда в жизни мисс Петтигрю не оказывалась в ситуации, требующей такой тонкой работы. Она лихорадочно цеплялась в уме то за одно, то за другое обстоятельство прежней жизни. Какой опыт мог бы пригодиться ей в эту минуту? Может быть, когда она служила у миссис Мортелман в Голдерс-Грин, с этим ее невыносимым супругом, с которым миссис Мортелман так ловко управлялась? А если… Мисс Петтигрю неожиданно почувствовала, как ее заполняет изнутри удивительная, уверенная сила. Прекрасная незнакомка верит в нее, и эту веру она не предаст. Мисс Петтигрю превратится на время в миссис Мортелман.

– Ни разу в жизни, – сказала мисс Петтигрю, – я не лгала, да и преувеличивала нечасто, но надо же когда-то начинать.

– Но он не должен догадаться, что я хочу, чтобы он ушел. Вы точно знаете, что он не догадается?

– Он не догадается.

Мисс Лафосс забросила руки на шею мисс Петтигрю и звонко ее поцеловала.

– Вы ангел! Как же я могу вас отблагодарить? Спасибо, спасибо вам… Но вы уверены, что справитесь?

– Положитесь на меня.

Мисс Лафосс направилась к двери. Мисс Петтигрю мягко, спокойно и уверенно упрекнула ее:

– Вы забыли кофе.

Она наполнила кофейник, повернулась и вышла в комнату. Сердце трепетало в ее груди, щеки пылали, ноги подламывались от волнения, но никогда в жизни она не ощущала себя настолько живой. С ней наконец-то что-то происходило. Мисс Лафосс робко шла вслед за ней.

Мисс Петтигрю села, налила кофе себе и мисс Лафосс и принялась ждать. Чудесное чувство уверенности не покидало ее. Фил уже завершил трапезу. Наконец мисс Петтигрю заговорила, наклонившись слегка вперед, с легкой, обаятельной полуулыбкой:

– Молодой человек, я женщина занятая, и нам с мисс Лафосс необходимо обсудить разнообразные обстоятельства. Смею ли я надеяться, что вы не сочтете меня излишне негостеприимной, если я попрошу вас оставить нас наедине?

– Какие еще обстоятельства?

Мисс Петтигрю приняла бой.

– Ну, – сказала она негромко, но решительно. – Определенные детали… женского туалета…

– А, это. Это я знаю.

– Возможно, понаслышке, – сказала мисс Петтигрю голосом, полным достоинства. – В то время как мы собираемся устроить примерку.

– Вот и повод узнать поближе.

– Вам угодно шутить, – строго заметила мисс Петтигрю.

– Ну, ладно уж, – сдался Фил. – Подожду в спальне.

Мисс Петтигрю, слегка позабавленная, покачала головой.

– Как пожелаете… Сомневаюсь, впрочем, что час, проведенный в холодной спальне, вас обрадует.

– Нельзя же столько времени обсуждать нижнее белье!

– Существуют и другие подробности.

– И что же, мне и послушать нельзя?

– Определенно нет, – отрезала мисс Петтигрю.

– Почему вдруг? Опасаетесь за мою нравственность?

Мисс Петтигрю поднялась со стула и оскорбленно выпрямилась.

– Молодой человек, – сказала она, – я – дочь священника.

– Ну окей, окей. Сдаюсь. Придется уматывать.

«Вот так второсортная американская кинопродукция способствует засорению языка», – строго подумала мисс Петтигрю.

Она сама подала ему пальто. Все это время на лице мисс Лафосс сохранялось выражение легкой отстраненности, как будто ей было все равно, уйдет он или останется, и она просто не хотела вступать в пререкания со строгой матроной. А один раз, думая, что мисс Петтигрю не видит, она даже подмигнула ему. Мисс Петтигрю видела прекрасно, и ее новообретенная вольнодумная половина вполне оценила этот тонкий штрих, так удачно вписавшийся в общую картину их заговора.

– Что ж, до встречи, детка, – сказал Фил. – До скорой встречи.

Он обнял мисс Лафосс и поцеловал ее, словно ему не было никакого дела, наблюдает ли за ними мисс Петтигрю или нет. Вернее, ему действительно не было никакого дела. Мисс Петтигрю нашарила стул и присела. Ее прежней, целомудренной половине приходилось нелегко.

«Целоваться… В моем присутствии. Да еще… столь страстно. Просто распущенность».

Но ее женское сердце предательски наслаждалось выражением неприкрытого удовольствия, написанного на лице мисс Лафосс. И несмотря на явно опьяняющее действие, вызванное ответной страстью мисс Лафосс, Фил тем не менее не забыл, с неизменной вежливостью, попрощаться и с ней тоже.

Последний поцелуй для мисс Лафосс, последняя любезность для мисс Петтигрю, и Фил вышел за дверь.

Глава вторая

11:11–11:35

И не успела входная дверь закрыться за уходящим Филом, как в душе мисс Петтигрю захлопнулась дверь, в щель которой она подглядывала за волнующим миром, полным приключений, любви и радости. На нее снова навалилась усталость, ею снова овладели чувства смятения и беспомощности. Мгновение ей позволено было наблюдать за чужой любовью, но ей самой такая роскошь была заказана. Ежедневные, повседневные страхи и заботы захлестнули ее. Она была всего лишь просительницей, а мисс Лафосс – ее возможным работодателем. Кто такой Фил, чем он занимается, да даже какая у него фамилия – она никогда не узнает, как не узнает и то, почему мисс Лафосс столь страстно стремилась как можно скорее от него избавиться, несмотря на то, что его поцелуи ей столь явно нравились.

Мисс Петтигрю дрожащими пальцами поправила выбившийся локон и приготовилась к привычной пытке – необходимости защищать свои скудные способности.

– Итак, насчет… – начала она, как ей хотелось думать, строго и твердо.

Мисс Лафосс развернулась к ней и схватила обе ее руки.

– Вы спасли мне жизнь. О, как же я могу вас отблагодарить? Нет, больше, чем спасли жизнь. Вы взяли верх над обстоятельствами! Если бы не вы, все бы пропало. Сама я никогда не смогла бы его вытолкать. Я ваш вечный должник.

В голове мисс Петтигрю крутились обрывки строгих отцовских наказов; она ухватилась за тот из них, который гласил: «Не упускай возможность, когда она стучится в дверь». Собрав последние остатки храбрости, она робко заговорила:

– Что ж, в таком случае вы могли бы…

Но мисс Лафосс не слушала. Она заговорила сама, страстно и настойчиво, и на лице ее мисс Петтигрю различила тень виноватой улыбки, будто она осознавала, что просит невозможного, но рассчитывала хотя бы на сочувственное понимание.

– Трепещет ли ваше сердце? – спросила мисс Лафосс. – Не отказывает ли вам зрение?

Сердце мисс Петтигрю именно что трепетало, но в голову ей пришла мысль: «Единожды солгав, кто тебя остановит?»

– Мое сердце не трепещет, – ответила она. – И мое зрение нисколько не отказывает.

– А! – сказала мисс Лафосс с явным облегчением. – Я не ошиблась, вас так просто не сбить с толку. Мое зрение сейчас как в тумане, я слишком взволнована. Знаете, как в детективных романах обычно – все чисто убрано, или по крайней мере герои так думают, а потом приходит сыщик, заглядывает во все углы и находит что-нибудь, оставленную трубку, например, или изучает состав пепла и говорит: «Ага! Скажите, мисс, это вы недавно выкурили тут сигару?» И все, конец.

– Понятно, – сказала мисс Петтигрю, хотя ей было не понятно, а скорее наоборот. Ее воображение нарисовало ей картину: армия полицейских, сыщиков и детективов, чередой входящих в дверь квартиры мисс Лафосс.

– Да нет же, я еще ничего не объяснила. Дело в том, что сегодня утром может зайти Ник. Вернее, я совершенно уверена, что он зайдет, только чтобы меня подловить. Он ревнив до крайности.

И она посмотрела на мисс Петтигрю с выражением, говорящим: «Что ж, теперь я во всем призналась. Я полностью в вашей власти, но знаю, что вы меня не подведете».

Мисс Петтигрю храбро попыталась удержаться на плаву в незнакомом бурном океане.

– Вы хотите сказать, что сегодня утром здесь будет еще один молодой человек?

– Именно, – сказала мисс Лафосс с облегчением. – Я так и знала, что вы все поймете. Прошу, уберите все, что можно заметить, полностью, каждую мелочь, до последнего волоска, – все, что могло бы сказать, что здесь уже побывал другой мужчина.

Волны уже перекатывались над головой мисс Петтигрю, но ей удалось дрогнувшим голосом заметить:

– Наиболее безопасным методом было бы не впускать его.

– А, да. Но этого я никак не могу сделать.

– Почему же? – удивленно осведомилась мисс Петтигрю.

– Я его, в общем, боюсь, – сказала мисс Лафосс.

– Тогда, – сказала мисс Петтигрю храбро, – если вы этого молодого человека боитесь, я открою дверь вместо вас и строго объясню, что вы не принимаете.

– Боже мой! – заломила руки мисс Лафосс. – Но он, возможно, и не станет звонить или стучать. Дело в том, что у него есть ключ. Он откроет дверь и войдет. Но это неважно, я бы все равно не смогла его не впустить, ведь это он платит за квартиру. Так что тут еще это обстоятельство.

– Понятно, – тихо повторила мисс Петтигрю.

Теперь ей и в самом деле было понятно. Ею овладело желание подобрать пальто и шляпку, гордо задрать подбородок и выйти за дверь с выражением оскорбленной гордости на лице. Но вместо этого она услышала, как ее собственный голос слабо предложил:

– Но тогда, быть может… быть может, не стоило приглашать того, другого джентльмена?

– Ах! – вздохнула мисс Лафосс. – Все так сложно. До вчерашнего вечера я не знала, что Ник собирается прийти, и даже тогда узнала только случайно. Мне он сказал, что возвращается завтра. Он уезжал, понимаете? Мне кажется, он… он меня в чем-то подозревает. Ну вот, так что когда Фил сказал, что придет, я согласилась. А потом узнала, что Ник вернулся, но Филу уже не могла отказать, разве что получилось придумать какое-нибудь железное оправдание, а с этим у меня всегда плохо. И ни в коем случае он не должен был ничего заподозрить. Он-то про Ника ничего не знает. Фил собирается финансировать мою новую программу. Понимаете?

– Да, – подтвердила мисс Петтигрю.

В ее груди теснились удивление, осуждение и возбуждение, но сильнее всего в тот момент она ощущала пронизывающую радость. Да, именно радость. К чему притворяться? Вот она – жизнь. Драматичная. Увлекательная. Внезапная. Жизнь другой, лучшей половины человечества.

– Помогите же мне, – умоляющим голосом произнесла мисс Лафосс. – Вы видите, это вопрос жизни и смерти. Вы ведь справитесь?

Мисс Петтигрю замерла. В ней происходила жестокая внутренняя борьба. «Благодетель превыше всего, – любил повторять отец. – Грешника избегай. Грешника отвергай». Ее целомудренное воспитание, ее привычная мораль старой девы – все призывало ее воздеть в возмущении руки. Но ее останавливало накрытое для нее место за столом, чашка с кофе, толстые ломти поджаренного хлеба с маслом на тарелке – ах, знала бы мисс Лафосс, что до них ни капли и ни крошки не побывало еще сегодня во рту мисс Петтигрю.

– Позволю себе повторить: глаза у меня в полном порядке, – заметила она.

Для того чтобы стереть все следы недавнего пребывания мужчины в спальне и прилегающей к ней ванной, ей понадобилось совсем немного времени. Когда она снова вышла в гостиную, она застала мисс Лафосс отдыхающей в кресле перед электрическим камином. За это время та успела убрать посуду, оставшуюся от завтрака, но так и не сменила тот очаровательный пеньюар, в котором выглядела Цирцеей, решивший сменить гнев на милость.

«Ну, – подумала несчастная мисс Петтигрю, – теперь все же к делу. Дальше откладывать невозможно». В глазах у нее неожиданно защипало, хотя ей было хорошо известно, что от слез толку мало.

«Боже мой! – пришла внезапная мысль. – Как же я устала, как же я невероятно устала – все время „к делу”, все время жить в чужих домах, все время зависеть от чьей-то милости».

Она медленно пересекла комнату, держась прямо и гордо, и опустилась на край удобного стула напротив мисс Лафосс. Руки она сложила на коленях и крепко сжала. Теперь ей казалось, что, быть может, мисс Лафосс и в самом деле припрятала где-нибудь парочку непослушных детей, но зато она начала сомневаться, что выказанная ею столь поспешно готовность принимать участие в обмане хорошо зарекомендовала ее перед их матерью. Когда дело касалось детей, матери могли вести себя весьма странно. И что было позволено Юпитеру, вовсе не дозволялось быку.

– Что же касается… – начала мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс с готовностью обернулась к ней.

– Что-то не так?

– Ни в коей мере, – сказала мисс Петтигрю. – Беспокоиться не о чем.

– Ах, вы просто прелесть!

Мисс Лафосс наклонилась к мисс Петтигрю и неожиданно поцеловала ее. На сложенные руки упала капля воды – и еще две торопились вниз по щекам мисс Петтигрю.

– В мою сторону, – сказала она в попытке оправдаться, – редко были направлены… сильные чувства.

– Бедняжка, – мягко сказала мисс Лафосс. – В мою их всегда направлялось предостаточно.

– Я рада, – сказала мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс тактично не обратила внимания на ее слезы.

– Так вот, – начала снова мисс Петтигрю.

– Только потому, что вы так прекрасно меня понимаете, – немедленно перебила ее мисс Лафосс. – Я сразу это почувствовала. Первое впечатление меня никогда не обманывает. Вот, подумала я, эта женщина никогда не подведет.

– Разумеется, – сказала мисс Петтигрю.

– Вот видите! Я ужасно виновата, я и так уже отняла у вас столько времени, но все же, не могли бы вы еще ненадолго остаться? Потому что Ник может появиться с минуты на минуту. Я была бы вам так благодарна!

– Остаться… – слабым голосом повторила мисс Петтигрю.

– Ну пожалуйста? – умоляюще сказала мисс Лафосс.

– Ну… если я могла бы быть еще чем-то полезна…

– Видите ли, Ник – опасный человек. Вот почему так важно, чтобы он не узнал про Фила. У него больше денег, чем у Фила. Больше влияния. И ему ничего не стоит устроить что-нибудь, что на Филе очень плохо отразится. Я не могу этого позволить. Это было бы совершенно нечестно. В конце концов, это моя вина. Фил вкладывается в мою новую программу. А Ник не хочет, он слишком ревнив. Пальцем о палец не ударит, чтобы помочь моей карьере. Чувства – это хорошо, конечно, но надо же и о карьере подумать. Понимаете, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Ник сделал Филу что-то плохое.

– Да, – согласилась мисс Петтигрю. – В самом деле.

– Я все знаю, Ник действительно неприятный тип, но когда он рядом, я сама не своя. Я пыталась, честно. Его не было три недели, и я прекрасно справлялась, и даже подумала – вот он, мой шанс от него избавиться, теперь или никогда. Поэтому мне так нужно, чтобы вы остались. Стоит мне оказаться с ним наедине, и все потеряно. И когда я дрогну – а я обязательно дрогну, – вы должны устоять.

Мисс Петтигрю перестала думать о первоначальной цели своего визита. Впервые за последние двадцать лет кому-то понадобилась она сама, а не ее скудные способности к обучению детей. Впервые за двадцать лет она была человеком, женщиной, а не заводной игрушкой. Опьяненная доверием, она готова была простить мисс Лафосс и куда более страшные грехи, чем… позволить влюбиться в себя двум молодым людям одновременно. Да, не более того. Теперь голос ее звучал предостерегающе, хотя и слегка неуверенно.

– Не могу сказать, что часто давала советы в подобных ситуациях, – сказала она, – но я все же значительно старше вас и почти гожусь вам в матери. То, что вы боитесь этого другого молодого человека, полагаю, облегчит разрыв с ним. Ведь не станет же он угрожать вам. Просто помните об этом.

– Я знаю, – грустно сказала мисс Лафосс. – Но вы все же не до конца меня поняли.

– Мне всегда казалось, что я достаточно восприимчива, – неуверенно сказала мисс Петтигрю.

– Разумеется, – согласилась мисс Лафосс. – Я не сомневаюсь, еще немного, и вы поймете.

Она наклонилась ближе.

– Знакомо ли вам это странное ощущение в груди, когда мужчина вас целует?

«Мне кажется, – метнулась мысль в голове у мисс Петтигрю, – я читала, что где-то в груди есть орган, реагирующий на лобзания. Или это в животе? Впрочем, неважно. Главное – ее успокоить».

– Не стоит отчаиваться, – слабо сказала она. – Насколько мне известно, ученые установили, что…

– Я и не отчаиваюсь, – перебила мисс Лафосс. – Я наслаждаюсь. В этом-то и дело. Мне от него не уйти. Он только смотрит на меня, и я уже таю и расплываюсь.

– Твердость духа… – с сомнением начала мисс Петтигрю.

– Я как кролик, а он – змея. Когда змея направляет взгляд на кролика, тот теряет волю. И никуда не движется. Ему не хочется двигаться, хотя он и знает, что это означает неминуемую смерть.

– Смерть!

– Или что-нибудь похуже, – подтвердила мисс Лафосс.

Она порывисто встала, вышла в спальню, вернулась с небольшим свертком, раскрыла его и поместила на колени мисс Петтигрю.

– Знаете, что это?

– С виду, – сказала осторожно мисс Петтигрю, – похоже на порошок от головы. Насколько я знаю, хорошо помогает также при болях в желудке и ревматизме.

– Кокаин, – сказала мисс Лафосс.

– О боже! Нет!

Мисс Петтигрю уставилась на невинно выглядящий порошок с ужасом, трепетом и восторгом. Белые рабыни, притоны адского разврата, красный плюш и мужчины с подозрительными черными усиками пронеслись безумным вихрем у нее в голове. Она оказалась в логове порока! Скорее, бежать, пока ее честь еще не затронута! Немедленно, впрочем, голос рассудка напомнил ей, что теперь уже вряд ли кому-нибудь придет в голову покуситься на эту драгоценность. Спасать нужно было не себя, а мисс Лафосс. И она ее спасет! Она вскочила, помчалась на кухню, опорожнила сверток в раковину и вернулась, сияя.

– Вот так! – сказала она запыхавшись. – Этот соблазн вам более недоступен. Но скажите, умоляю: неужели вы… позволили себе Пасть Жертвой Привычки?

– Нет, – сказала мисс Лафосс. – Даже не трогала. Майкл заметил бы. Мимо него и муха не пролетит. Если бы он узнал, вышиб бы из меня дух. В один прекрасный день и вышибет, не сомневаюсь. А потом найдет того, кто меня снабжает, и пришьет и его тоже.

– Майкл, – сказала мисс Петтигрю умирающим голосом. – Неужели еще один молодой человек?

– Да нет же, – торопливо ответила мисс Лафосс. – Скорее наоборот.

Она уставилась в огонь.

– Майкл, – пояснила она мрачно, – хочет на мне жениться.

– А!

– За этими мужчинами глаз да глаз, – добавила мисс Лафосс. – Иначе обернуться не успеешь, как уже стоишь перед алтарем. И тогда что?

С громким треском рухнули самые сокровенные убеждения мисс Петтигрю; вместе с ними рассеялось в прах ее наивное представление, что только мужчины стремятся избегнуть брачных уз; испарилось ее прежнее добропорядочное мировоззрение. «Я жила жизнью затворницы, – подумала она, – а за это время представительницы моего пола ушли далеко вперед. Пора наконец их догонять».

Она должна была бы сказать: «Но, дорогая, любовь порядочного мужчины – это сокровище», но вместо этого крепко сжала зубы. Нет. Женщина – это звучит гордо. Какой глупостью казалась ей теперь собственная решимость спасать мисс Лафосс! Мисс Петтигрю села прямее.

– Вы попали в точку, детка, – сказала она спокойно, уверенно и радостно.

– Что?!

– Американский жаргон, – пояснила мисс Петтигрю. – Это выражение я услышала в кино.

– Хм.

– Я так давно мечтала использовать жаргон. Изредка. Выпустить пар, так сказать. Но никогда не могла себе позволить. Вы же понимаете, когда рядом все время дети… Они могут услышать.

– Разумеется, – сказала мисс Лафосс озадаченно.

– Я рада, что вы понимаете.

– А я рада, что вы поняли ситуацию между мной и Ником.

– Конечно же, – сказала мисс Петтигрю, подняв голову. – Он порочен, красив и загадочен, – продолжила она ясным голосом. – Вокруг него жизнь полна опасностей и приключений.

– Да!

– В то время как этот добропорядочный молодой человек, Майкл, который хочет взять вас в жены, исполнен достоинств, но скучен. В нем отсутствует огонь, у него нет воображения. Он не вышибет из вас дух, он его просто задавит. Вам нужна жизнь в цвете, в музыке. Он же предлагает… домик в пригороде.

Мисс Лафосс бросила на нее быстрый взгляд из-под ресниц.

– Ну… – начала она виновато. – Этого я точно не знаю…

– Я тоже. Я всего лишь предполагаю. Давать вам совет с моей стороны было бы по меньшей мере дерзко. Свою собственную жизнь я провалила, так что не мне советовать.

– О, – сказала мисс Лафосс и замолчала.

– Вы так прелестны в этом… одеянии, – робко сказала мисс Петтигрю. – Я вполне понимаю всех молодых людей, влюбившихся в вас. Знаете, дорогая, мне кажется, с выбором своего будущего вам можно пока не спешить.

Мисс Лафосс наклонилась вперед, и на ее милых губах заиграла улыбка.

– В самом деле? Я нарочно не стала его снимать. Мне кажется, есть что-то, так сказать, особенное в пеньюаре, вы не находите? Иначе с мужчинами по утрам просто невозможно иметь дела.

Вспомнив свой ужасающий опыт работы в доме, где старшая дочь была на выданье, мисс Петтигрю понимающе кивнула.

– Некоторая… соблазнительная привлекательность, – сказала она, покраснев за выбранное прилагательное. – Устоять перед ней непросто.

– Вот видите, вы все прекрасно поняли, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю вдруг вспомнила о предмете разговора и тихо ахнула.

– Мисс Лафосс! Вы уже дрогнули! Ни в коем случае. Никакой привлекательности. Вы должны быть одеты как можно проще. Перед вами стоит задача его от себя отвратить!

– Я знаю, – виновато призналась мисс Лафосс. – Я просто не могу…

Раздался негромкий звук – кто-то осторожно вкладывал ключ в замок. Женщины испуганно переглянулись, и тут мисс Петтигрю посчастливилось стать зрительницей выдающегося представления. Мисс Лафосс откинулась на спинку кресла.

– А мне всегда казалось, – сказала она мягким, томным голосом, – что лучше всего мне подходит синее. Подчеркивает цвет глаз.

Дверь открылась и снова закрылась. Мисс Петтигрю восхищенно наблюдала, как одна безукоризненно сыгранная эмоция сменяла другую на лице мисс Лафосс: удивление, недоверие и, наконец, счастье. Она вскочила и бросилась через комнату с распростертыми руками.

– Ах! Ник! – вскричала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю поспешно отвела глаза.

«Ну вот, – подумала она. – Снова… И снова напоказ. О боже! А я-то думала, что это в фильмах поцелуи выглядят преувеличенно страстно».

Глава третья

11:35–12:52

Мисс Лафосс наконец освободилась из объятий вошедшего, и мисс Петтигрю смогла его рассмотреть. Грациозный, гибкий, прекрасного сложения. Черты лица яркие, немного диковатые, но безукоризненно гармоничные. Блестящие темно-синие проницательные глаза; чудесно вылепленные губы, и над ними – черные усики, придающие ему вид одновременно утонченный и слегка порочный, что только добавляло ему привлекательности. В выражении его было что-то хищное; личность явно неординарная и притягательная.

Мисс Петтигрю медленно встала, чувствуя себя странно беспомощной. Теперь она действительно поняла, в какой зависимости оказалась мисс Лафосс. Достаточно было одного взгляда. Она встречала этот взгляд десятки раз, в десятках кинолент: манящий, роковой, уверенный в собственной силе – и непередаваемо безразличный, как только момент увлечения пройдет. Десятки героинь были ввергнуты в пучины отчаяния подобными взглядами. Но для мисс Лафосс не нашлось героя, который должен был спасти.

«Странно, – подумала мисс Петтигрю. – О таких мужчинах можно читать. На них можно смотреть в кино. Известно, что в жизни они никогда не встречаются. Однако – вот доказательство, что они все же существуют».

Мисс Лафосс сделала шаг назад. Выражение блаженства, как у кошки, которой предложили сливки, подернулось на ее лице испугом. Ник заметил мисс Петтигрю, потемнел и метнул в мисс Лафосс еще один взгляд – на этот раз пытливый и рассерженный.

– А! – поспешно сказала мисс Лафосс. – Моя подруга. Подруга… Алиса.

Собравшись с духом, она произвела более формальное представление.

– Алиса, это Ник. Ник, познакомься, это Алиса.

– Очень приятно, – вежливо откликнулась мисс Петтигрю.

– Приятно, – буркнул Ник.

Он скользнул по ней глазами, и мисс Петтигрю резко ощутила и свой возраст, и неловкость фигуры, и жидкие волосы, и нездоровый цвет лица, и скудность платья. Она болезненно покраснела. Ее разум бунтовал против этого человека; ее чувства находились у него в плену.

Дело было не только во внешнем виде. Вид был всего лишь дополнением, полезным, но необязательным. Главная тайна была внутри. Только войдя, он уже заполнил всю комнату своим присутствием. Сколько бы женщин ни находилось здесь, все они оказались бы сейчас вовлечены в соперничество за его внимание. От него волнами исходил вызов всякой женственности. Мисс Петтигрю это осознавала, но помимо своей воли стремилась на него ответить. Презираемая ею чувственность теперь мстила ей. Она не колеблясь отдала бы десять лет своей жизни, только чтобы он поцеловал ее так, как только что целовал мисс Лафосс. Она почти готова была ненавидеть мисс Лафосс – за ее молодость, ее красоту, ее обаяние. Длилось это, впрочем, недолго. Разум взял верх.

В нем таилась опасность. Даже если бы мисс Лафосс не рассказала ей о нем, эту опасность невозможно было не ощущать. И как раз опасность и добавляла ему привлекательности. Мисс Петтигрю вполне понимала, как легкая перчинка порока могла перебить пресную добродетель.

«Ох, – подумала она. – Что же делать с такими мужчинами. Да, они порочны, и что с того? Добродетельным против них все равно не вытянуть. Не состоял бы этот Майкл из порядочности и здравого смысла, может, у него и был бы шанс, но куда ему тягаться с этим? Нет, мы, женщины, иначе не можем. В делах любовных мы безнадежные авантюристки».

Мисс Петтигрю вздохнула. Тут придется потрудиться. Она уже не думала о том, что в любую минуту могла быть без объяснений выставлена за дверь. Трудности мисс Лафосс были теперь ее трудностями, как будто она знала ее всю жизнь.

Мисс Лафосс озабоченно переводила взгляд с одного из своих гостей на другого. Улыбка ее потеряла уверенность и была теперь слегка нервной, слегка умоляющей улыбкой женщины, сомневающейся в своей власти над мужчиной.

– Проходи же, садись, – обратилась она к Нику.

«Нет, милая, – подумала мисс Петтигрю. – Раньше было гораздо лучше. Такое… царственное безразличие. Единственный способ добиться от подобных уважения. Стоит этому зверю почуять слабину, и он проглотит тебя целиком».

Она сама поразилась глубине своей житейской мудрости. Она, оказывается, сознательно называла его у себя в мыслях животным, выскочкой, плутом – пытаясь спастись таким образом от его чар. Но если бы он хотя бы раз посмотрел на нее так, как смотрел на мисс Лафосс, – она была бы у его ног.

«Кто бы мог подумать, – беспокойно размышляла мисс Петтигрю. – В мои-то годы. Какая глупость. Как будто неясно, что я для него – надоедливая старая перечница, и все, что ему от меня нужно, – это чтобы я скорее убралась отсюда».

В самом деле, казалось, что воздух вокруг Ника был заряжен злостью, вызванной ее присутствием. Его ревность заставила его ожидать, что у мисс Лафосс будет компания, но он никак не мог себе представить, что в качестве компании он найдет какую-то мисс Петтигрю. «Эта кошелка, похоже, обосновалась тут надолго», – мисс Петтигрю почти почувствовала эту его мысль. Ее внезапно одолели привычные самоуничижительные сомнения.

«А может быть, в самом деле уйти? – испуганно подумала она. – В конце концов, я здесь незваный гость. Наверное, даже мисс Лафосс думает, что я сую нос не в свое дело. А когда она просила меня остаться, она просто предположила, что у меня будет достаточно такта, чтобы уйти самой».

Ее бросило одновременно и в жар, и в дрожь. Пьянящее чувство уверенности испарилось. Она снова была всего лишь мисс Петтигрю, неумелой гувернанткой – беспомощной и бесполезной. Она ухватилась за спинку стула и взглянула на мисс Лафосс.

В ответ та послала ей сияющую, дружественную, ободряющую улыбку.

В одно мгновение мисс Петтигрю была полностью излечена: неуязвима для его презрения, неуязвима для его чар. Пусть он рассыплется перед ней в любезностях, она останется твердой. Пусть, напротив, осыплет ее грубостями (а он, если его довести, может быть невероятно грубым, решила она), они ее не заденут. Она имела право быть там, где она была, и никуда отсюда не собиралась. Прогнать ее могла только мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю снова обосновалась на стуле – спокойная, уверенная, собранная, невозмутимая.

Ник уставился на нее, наткнулся на непроницаемую стену безразличия и повернулся к мисс Лафосс.

– Я предполагал, что мы будем одни.

Мисс Лафосс вздрогнула.

– Но ты же обещал завтра, – жалобно сказала она. – Я точно помню.

– Да, но я протолкнул все дела на день раньше, и сразу же сюда. Разве ты не рада, что я вернулся скорее?

– Конечно, я рада, милый, – сказала мисс Лафосс и снова раскрыла объятия. – Я ужасно соскучилась. Мне даже начало казаться, что ты уехал насовсем.

«Начало проиграно, – беспокойно подумала мисс Петтигрю. – Подобное приветствие совсем не подходит для того, чтобы перейти в расставание».

Ник сменил гнев на милость. Он быстро поцеловал мисс Лафосс, скорее как обещание на будущее, и посмотрел на нее с пониманием. Разумеется, она не могла грубить старухе, но его-то от этого ничто не останавливало. Он отодвинул ее от себя и сделал шаг в сторону мисс Петтигрю.

– Я, кажется, упустил фамилию, – сказал он издевательски.

Ответным ходом мисс Петтигрю было облачиться в мантию миссис Джекаман, четырьмя работодательницами раньше. Ее поразительное спокойствие в ответ на оскорбления своего отвратительного муженька не раз приводило к тому, что он с богохульством на устах покидал дом, оставляя ее на время в покое.

– Петтигрю, – подсказала мисс Петтигрю. – Нечасто встречается, верно? Как говаривал мой дорогой отец…

– Так редко, что стоило бы ее чаще проветривать.

– О, – грустно призналась мисс Петтигрю, – путешественница из меня никудышная. Помню, как-то…

– Я три недели не был дома, – перебил Ник, медленно раскаляясь.

– Вот как? Надеюсь, вы приятно провели время, – сказала мисс Петтигрю дружелюбно. – И куда же лежит ваш дальнейший путь? Боюсь, погода здесь не способствует отдыху.

– Мне нужно сообщить кое-что мисс Лафосс, – сказал Ник злобно.

– Ваше письмо не дошло вовремя? Я совершенно согласна, почта в последнее время никуда не годится. Но с другой стороны, эти телефоны так удобны, что я и представить себе не могу, что бы мы делали…

– Я думал, что нам никто не будет мешать, – сказал Ник, сдерживаясь с огромным трудом.

– Какое совпадение! И я думала в точности о том же. Я так обрадовалась, когда обнаружила, что мисс Лафосс свободна сегодня. Признаюсь, нам давно не хватало хорошего, долгого разговора. Впрочем, с вашей стороны очень мило заскочить на минутку по пути.

Ник побагровел. Мисс Лафосс отстранилась, готовясь к взрыву.

– Ее друзья обычно наделены тактом, – заметил Ник ядовито, последним отчаянным усилием пытаясь направить ситуацию к мирному разрешению.

– Ну что вы, – миролюбиво сказала мисс Петтигрю. – Я в вас и не сомневалась. Я рада, что все уладилось, и мы можем продолжать. Как только я вас увидела, сразу же решила – такой галантный и…

– Да мне наплевать, что вы там решили! Уберетесь вы наконец?

– Нет, – сказала мисс Петтигрю.

– Ах ты!!!..???…!!!

– О! – воскликнула мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс подалась вперед, бросив испуганный взгляд сначала на окаменевшую мисс Петтигрю, а потом на бушующего Ника.

– Ник, милый, присядь, пожалуйста.

Ник не сопротивлялся. Она сняла с него пальто, притянула к дивану и села рядом с ним. Ник еще раз посмотрел на мисс Петтигрю, пожал плечами и, казалось, забыл о ее существовании. Как и ожидала мисс Лафосс, пеньюар действовал на него благотворно.

«Что ж, – подумала мисс Петтигрю, – если они не против, чтобы я при этом присутствовала, то и я не против. Возможно, мои взгляды были слегка старомодными. Это… занятие, похоже, не лишено приятности».

Она села поудобнее и принялась рассматривать подробности.

«Ага! – отметила она вскоре. – Для Фила это было просто обязанностью, приятным, но заурядным пунктом расписания. Но Ник… Каждое движение, каждая ласка как бы говорит, что ты – единственная женщина во всем мире. Как тут устоять?»

Вскоре мисс Лафосс и Нику понадобилась передышка. Его отношение к мисс Петтигрю сменилось на философское. Если старушке – а для Ника старость наступала после тридцати – интересно, то не лишать же ее удовольствия. Как следует при ней, конечно, не развернешься, но время было еще раннее. Ночью гораздо удобнее, а недолгим ожиданием хорошую вещь не испортишь, скорее наоборот.

Он сел прямее.

– Как насчет выпить?

– Конечно! – сказала мисс Лафосс. – Ты же знаешь, где бутылки.

– Ладно. Что будем?

– Ну, – сказала мисс Лафосс задумчиво, – приготовь мне что-нибудь особенное, как ты умеешь. От твоих коктейлей заряжаешься на весь день.

– Как скажешь. А вам?

– Мне? – сказала мисс Петтигрю.

– Вам.

– Пить?

– А я о чем?

Мисс Петтигрю готова уже была сказать: «Ах, что вы, нет, благодарю», чтобы это прозвучало трепетно и целомудренно. Но не сказала. Не здесь. И не сейчас. Она вовремя поймала себя за язык – едва успела поймать. Теперь она была полна решимости принимать все, что ей предложено. Из этого удивительного дня, свалившегося на нее как снег на голову, она выжмет все до капли.

– Я не откажусь, – сказала она спокойно, легко и уверенно, – от бокала сухого хереса. Если вас не затруднит.

Она подчеркнула «сухого» – это показалось ей удачной находкой. Просто хереса может спросить кто угодно, но «сухого хереса» – это выдает хладнокровность, уравновешенность, утонченный вкус. Поднимает ее положение в обществе. Она понятия не имела, что означает «сухой» в приложении к вину, но ясно помнила мужа своей предпоследней хозяйки, который всегда наводил на нее страх своими громкими тирадами против «этого проклятого сухого хереса». То, что ему так не нравилось, просто обязано было понравиться ей.

Ник, впрочем, остался равнодушным.

– А точно не чего покрепче?

Решимость мисс Петтигрю не отказываться ни от чего была слегка поколеблена.

– Нет, благодарю, – сказала она, – но не с утра. Сухой херес, пожалуйста.

Ник вышел на кухню. Мисс Лафосс наклонилась ближе. Она чувствовала себя в некоторой степени ответственной за поведение Ника и, в частности, за его выражения, неподходящие для порядочных дам, вроде ее новой подруги.

– Не обращайте внимания, – шепнула она. – На самом деле он этого в виду не имел. Для него это все равно, что для нас было бы сказать «безобразие» или «какая досада».

Мисс Петтигрю подняла голову. Ее лицо посуровело.

– Милая, мне бы не хотелось, чтобы вы сочли меня нескромной, но в это я, боюсь, поверить не могу. Я намного старше вас, и за свою жизнь достаточно наслушалась людей, которые в свое оправдание повторяли, что ничего такого в виду не имели – в то время как, несомненно, имели в виду именно это. Попытка оправдать дурную привычку, вот и все. На вашем месте я постаралась бы повлиять на молодого человека с целью… привести в порядок его манеру общения. Уверена, что любой молодой человек питает больше уважения к юной леди, которая настаивает на соблюдении приличий в своем присутствии… не сочтите за назойливость, но, как я уже упоминала, я гожусь вам в матери.

Мисс Лафосс улыбнулась, но быстро скрыла эту улыбку. Ни за что на свете ей не хотелось бы обидеть мисс Петтигрю.

– Я попробую, – сказала она покорно. – Постараюсь. Не сомневаюсь, что вы совершенно правы.

Из кухни доносилось позвякивание бутылок и шаги Ника, который низким негромким голосом напевал какой-то популярный мотив. Внезапно он остановился, и наступило холодное, наводящее ужас молчание. Мисс Петтигрю посмотрела на мисс Лафосс. Мисс Лафосс посмотрела на мисс Петтигрю. Ее лицо сковала та самая маска испуга, которую мисс Петтигрю наблюдала при их первом знакомстве.

Дверь в кухню распахнулась, и Ник возник на пороге. Дрожь пробежала по спине мисс Петтигрю. Вся его беззаботная веселость испарилась, вид у него был угрожающий. В это мгновение мисс Петтигрю поняла, что значит в самом деле бояться мужчины. Зародившееся было в ней чувство, что все предыдущие события были просто забавной шуткой, которую ей было позволено наблюдать, сразу же исчезло, и она осознала, что находится теперь в совершенно других обстоятельствах, в которых места шуткам не было.

Милое личико мисс Лафосс побелело от страха под мрачным взглядом Ника.

– С каких это пор, – проговорил он тихо, – ты стала курить сигарки?

Мисс Петтигрю с трудом удержалась, чтобы не разразиться нервным смехом, и заметила, что та же самая истеричная веселость одолевала и мисс Лафосс. Голос мисс Лафосс ясно произнес у нее в голове: «А потом приходит сыщик, и говорит: “Ага! Скажите, мисс, это вы недавно выкурили тут сигару?”»

Мисс Лафосс не в состоянии была вымолвить ни слова. Мисс Петтигрю поняла, что все зависело теперь только от нее самой.

Ее мысли беспорядочно вертелись, пока среди них не вспыхнул, как взрывающийся фейерверк, знакомый ей образ. Мисс Браммеган, ее предыдущая хозяйка: грудь как два холма, нос как у лошади, рот – тиски, подбородок – топор, голос – рашпиль, мечта кадрового офицера. Два года, проведенные ею в услужении мисс Браммеган, были двумя годами чистого, беспримесного ада. Но сейчас она была ей искренне благодарна. Секрет крылся в подаче. Подав себя определенным образом, можно добиться чего угодно, и никто лучше ее не понимал, каким именно образом мисс Браммеган добивалась своего. Никто никогда не смел перечить мисс Браммеган. Что ж, настало время применить ее урок.

Мисс Петтигрю встала. Мисс Петтигрю прошлась по комнате, излучая вызов и презрение. Мисс Петтигрю взяла с кресла свою сумочку. Она повернулась. Она уставилась на Ника уничтожающим взглядом, гордо вздернула подбородок и заговорила.

– Молодой человек. Есть на свете ровно один тип людей, которых я на дух не переношу, и это мужчины, которые суют нос во все углы дома, как старые сплетницы, в надежде что-нибудь вынюхать. Я гостья хозяйки этого дома. Если она не возражает, то вам и подавно никакого дела нет и быть не может. Поэтому если мне угодно смолить сигарки, я буду их смолить, вместо этих ваших чертовых сигарет. В моем возрасте я могу себе позволить получать удовольствие от жизни, а ваше мнение по этому поводу может катиться к чертям. Ах, да. Прошу, угощайтесь. Всецело рекомендую.

Мисс Петтигрю открыла сумочку. Она извлекла оттуда мятую пачку сигарок. Она протянула их ему. Назревало противостояние. Она фыркнула. Он нахмурился.

Но было ясно, за кем осталась победа. Ник протянул руку, взял пачку и придирчиво сравнил ее содержимое с окурком у себя в руках. Потом бросил окурок на ковер и раздавил его каблуком. Он сделал несколько шагов в сторону мисс Лафосс и остановился, нависая над ней. Мягким, негромким голосом, но так, что мисс Петтигрю вздрогнула, он сказал:

– Не вздумай меня обманывать.

Мисс Лафосс была излечена в одно мгновение. Актерское мастерство не пропало зря. Она вскочила и досадливо всплеснула руками.

– Боже мой, Ник! Сколько можно? Я же сказала, что никаких мужчин в этом доме не будет. Доволен теперь? И где обещанный коктейль? Или мне идти за ним самой?

– Пардон.

Он закинул руку на плечи мисс Лафосс и поцеловал ее. Мисс Петтигрю поспешила скрыться в спальне.

«Ох! Этих двоих все же надо бы оставить ненадолго вдвоем. Кто бы мог подумать, что такого рода поцелуи вообще существуют».

Весь ее организм находился после визита миссис Браммеган в таком состоянии, что она готова была упасть на месте, но она храбро удержалась. Миссис Браммеган необходимо было доиграть до конца. Пока события разворачивались, она и не подумала, что, возможно, лучшим их разрешением было бы, чтобы Ник окончательно разъярился и ушел, хлопнув дверью. Ник ее пугал, как пугал он и мисс Лафосс. Этого ему больше позволять было нельзя. Бросив торопливый взгляд в зеркало, она снова вышла в гостиную.

Ник как раз вносил поднос с напитками. Мисс Лафосс скромно, молча сияла, как и подобает женщине, только что получившей хорошую порцию страстных поцелуев. Сердце мисс Петтигрю дрогнуло. Такая беззащитная прелесть!

«Она снова в его власти, – подумала мисс Петтигрю. – Не позволю. Как-нибудь, но я спасу ее».

Ник протянул ей ее бокал. Мисс Петтигрю взяла его не глядя и осушила в одно движение, даже не задумавшись, какие последствия это может иметь.

– Что ж, – заметила она, – неплохо. Пожалуй, еще один.

Мисс Лафосс и Ник еле притронулись к своим напиткам. Ник посмотрел на нее с уважением. Старушка была еще ничего себе: курила сигарки, и опрокинуть стаканчик могла не хуже многих.

– Может быть, все же виски? – спросил он услужливо. – В шкафу наверняка найдется бутылка-другая.

– Благодарю, но нет, – сказала мисс Петтигрю. – С утра я предпочитаю что-нибудь полегче.

Голос ее при этом намекал на бездны несдержанности с заходом солнца.

«Боже мой, – пронеслась в ее голове мысль. – Неужели я это в самом деле только что сказала? Что происходит? Что со мной?»

Но ей было уже все равно. Эта мысль была всего лишь виноватой уступкой прежним принципам. Она полностью отдалась своему приключению, и, возможно, влиянию хорошего вина. Сейчас она была готова ко всему.

Ник принес ей второй бокал.

– Молодой человек, – сказала мисс Петтигрю, – когда вы не пытаетесь изображать старую сплетницу, вы мне вполне по душе.

– Благодарю, – ухмыльнулся Ник. – Настоящую даму видно сразу.

Эта дружеская болтовня нисколько не уменьшила решимости мисс Петтигрю вырвать мисс Лафосс из его цепких лап. Всего лишь вежливый обмен любезностями во время перемирия.

Ник допил свой бокал и встал.

– Пойду, зайду к Дальтону. Дела. Иначе бы пошел обедать с тобой. Он выкладывает половину всей суммы, с ним надо поприветливее. Увидимся вечером.

– О! – воскликнула мисс Лафосс. – Но когда?

– Я зайду, когда закончится твой выход, и потом прямо сюда.

Рука мисс Лафосс покоилась на ручке кресла. Он наклонился, обхватил ее руку своей и внимательно посмотрел ей в глаза. Мисс Лафосс подняла глаза на него, и они застыли в молчании.

В груди мисс Петтигрю теснилось странное, щемящее, почти болезненное чувство, которое мисс Лафосс так точно описала. Этот взгляд был предназначен не ей. Никто никогда так на нее не смотрел, но она в точности понимала, что ощущает сейчас мисс Лафосс: ужас, слабость, восторг и… решимость, которая, расплываясь, превращалась неудержимо в покорность. Даже мисс Петтигрю попала под влияние этого взгляда. Со стороны могло показаться, что двое невинных влюбленных впервые узрели врата земного рая; глазам же наблюдательной мисс Петтигрю предстал расчетливый развратник, влекущий несчастную, такую милую жертву в преисподнюю.

Только невероятным усилием воли мисс Петтигрю смогла удержать в мыслях, что Ник – самовлюбленный злодей, который через год станет смотреть с таким же требовательным выражением на другую, в то время как жизнь мисс Лафосс будет к тому времени разрушена, а ее сердце разбито. Мисс Петтигрю, возможно, недоставало опыта, но достаточно было вспомнить кокаин – и все сразу становилось на место.

Зачарованный взгляд мисс Лафосс и слабость, разлитая в ее теле, говорили мисс Петтигрю, что она готова сдаться, что она уже сдалась. Но прежде чем слова полной капитуляции сорвались с ее губ, мисс Петтигрю выкатила тяжелую артиллерию.

Она сердито прошлась по комнате. На подносе все еще стояли пустые бокалы и бутылка хереса. Она налила себе и небрежно поднесла бокал к губам. Многие годы терпения научили ее ценить разрушительную силу небрежного жеста.

– Молодой человек, – сказала мисс Петтигрю самым строгим голосом, на который в этот момент была способна, – вы, несомненно, можете заглянуть сегодня вечером на пару слов, но засидеться поздно вам не удастся, предупреждаю сразу. Я уже не первой молодости и не собираюсь портить свое короткое пребывание здесь беспокойной ночью, которая на следующий день выбьет меня из колеи. Наше знакомство с мисс Лафосс достаточно давнее, чтобы избавить меня от излишней скромности, поэтому я вам и говорю все как есть.

Ник отдернул руку от руки мисс Лафосс, как будто от горячей плиты, и развернулся.

– Что?

– Что – что?

– Вы здесь остаетесь?

– Я здесь несомненно остаюсь. Я вам только что об этом сказала. Приглашение действительно до завтра, стало быть, я здесь до завтра. Но вам-то, простите, что за дело?

– Да!!!..???…!!! – снова взорвался Ник.

Во взгляде мисс Лафосс, направленном на мисс Петтигрю, читались досада, возмущение и явный вызов. В ответный взгляд мисс Петтигрю вложила спокойствие, уверенность и беспощадную строгость. Мисс Лафосс покраснела. Встрепенувшись, она собралась с остатками сил.

– Ник, милый, ты же говорил, что завтра, – дрожащим голосом сказала она.

– Телеграммы теперь вполне доступны, – заметила мисс Петтигрю.

– Да черт подери, не могу же я заранее знать…

– А без тебя мне так одиноко.

– Я приду сегодня ночью.

– Но у меня только одна кровать.

– А это еще…

– Приходите, если больше некуда, – дружелюбно перебила мисс Петтигрю. – Вам можно постелить на диване. Я слышала, что спать с согнутыми ногами полезно для здоровья. Только, – продолжала она, глядя на диван, – не для моего. В моем возрасте без удобной кровати уже не обойтись.

Ник был вынужден признать поражение. Старушка не уступала ему ни в чем, и на гостеприимство этой ночью претендовала, похоже, по праву. Пора умерить прыть и ступать осторожно. Да и девчонка была с норовом, который имела привычку проявлять в самый неподходящий момент.

Перспектива ночи на диване его ничуть не прельщала. Он тоже предпочитал удобные кровати. Возможно, диван вместе с мисс Лафосс еще мог быть чем-то привлекательным, но диван в одиночестве, в то время как она невинно почивает в соседней комнате – увольте.

Он подобрал пальто и шляпу. Мисс Лафосс беспокойно следила за ним. Он молча оделся и направился к двери. На лице мисс Лафосс мисс Петтигрю наблюдала борьбу решимости, слабости и отчаяния.

«Если она сейчас сдастся, – подумала мисс Петтигрю, – то все потеряно. Я уже ничем не смогу ей помочь. И если он сейчас молча выйдет за дверь, то она побежит за ним».

Но Ник заговорил.

– Может, и стоило послать телеграмму.

Мисс Петтигрю глубоко вздохнула. Мисс Лафосс нервно сплела руки и робко, просительно улыбнулась.

– Я… Мне так жаль.

– Тогда до завтра.

– До завтра, – поспешно подтвердила мисс Лафосс.

«Если повезет», – мрачно подумала мисс Петтигрю.

– Пообедаем вместе.

– Да, – согласилась мисс Лафосс.

Он крепко взял ее за руки повыше локтя и привлек к себе.

– В конце концов, до завтра ты не испортишься.

Мисс Петтигрю испугало выражение расчетливой опытности на его еще молодом лице.

– Хорошего можно немного и подождать.

Он поцеловал ее, вышел и закрыл за собой дверь.

Глава четвертая

12:52–13:17

Как только дверь закрылась, в комнате будто посвежело. Мисс Петтигрю глубоко, с облегчением вздохнула. Ноги ее подгибались; она чувствовала себя слабой, усталой, как после сильной встряски. Она нащупала стул, села, и внезапно разрыдалась.

Мисс Лафосс так и стояла перед дверью, уставившись на нее. Ник ушел, и она его не остановила. Какая глупость. Теперь, когда он ушел, больше всего на свете ей хотелось его вернуть. Еще секунда, и она выбежала бы вслед за ним, но слезы мисс Петтигрю заставили ее обернуться.

– Перестаньте. Прошу вас, перестаньте же.

Но на мисс Петтигрю навалилась вина за все ужасные проступки, которые она только что совершила – преднамеренная ложь, выпитое вино, ужасные бранные слова…

– Никогда в жизни я не использовала таких слов! – всхлипывала она.

– Правда? – удивилась мисс Лафосс.

– Ни разу. Даже в мыслях. Святой отец в нашей церкви всегда говорил, что браниться в мыслях столь же грешно, как и вслух, но к тому же еще и выдает в человеке труса. Он сам, разумеется, не делал ни того, ни другого.

– Поразительно! – восхитилась мисс Лафосс.

– Да, удивительный человек.

– Но я никаких ругательств от вас не услышала.

– Вероятно, вы были слишком взволнованы. Я сказала «чертовы» и «к чертям», и, знаете, именно это и имела в виду.

– А! – сказала мисс Лафосс, просияв. – Это не ругательство. Просто… выражение. Уверяю вас, мода на разные выражения тоже приходит и уходит, как и на платья. Эти уже вполне вышли из списка греховных. Мне кажется, что вам необходимо еще немного выпить.

Она вернулась с бокалом, полным до краев.

– Вот. Это всего лишь вино. Я же знаю, что с утра вы предпочитаете что-нибудь полегче.

Мисс Петтигрю улыбнулась сквозь высыхающие слезы. На лице ее отразилось внезапное удивление.

– О! – сказала она. – У меня получилось. Я справилась с обстоятельствами.

– О да, – благоговейно подтвердила мисс Лафосс. – И как!

Мисс Петтигрю просияла, хотя и с трудом могла заставить себя поверить в то, что только что произошло.

– Я все исправила.

– Пейте, скорее, – сказала мисс Лафосс. – И расскажите, как вам это удалось.

Мисс Петтигрю отодвинула бокал.

– Нет, милая, благодарю. Я выпила уже два бокала. Порядочная женщина должна знать меру. Я еще никогда не позволяла себе быть навеселе от спиртных напитков, и не собираюсь начинать.

– Вы уверены?

– Вполне.

Мисс Лафосс быстро проглотила херес сама.

– Но прошу вас, скажите же. Я должна знать. Как. Вы. Это. Сделали. Я и не подумала про кухню. Совершенно забыла. Не проверила, не осталось ли там следов. Возмутительная беспечность. Боюсь, это у меня от рождения. Но вы… просто блестяще!

Мисс Петтигрю поспешила разуверить ее в своих талантах.

– Ну что вы. Все очень просто. Ничего особенного. Пожалуйста, не предполагайте во мне какой-либо особой хитрости. Позвольте мне вас разочаровать – убирая спальню, я обнаружила открытую пачку и не придумала ничего надежнее, чем положить ее себе в сумочку. А когда Ник вышел, метая молнии, я сразу вспомнила об этом. Дальнейшее произошло уже само собой.

– Само собой! – сказала мисс Лафосс. – Само собой! Блестяще! Неподражаемо! Признаюсь, сыграно было так, что я и не припомню, когда еще видела подобное.

– Но я вовсе не играла. Я повторяла.

– Повторяли?

– За миссис Браммеган.

– Кто такая миссис Браммеган?

– Моя прежняя хозяйка. И если мне будет позволено злословить о покойных, ужасная женщина.

– Простите, я не совсем понимаю, – призналась мисс Лафосс.

– Два года я ее терпела. У меня не было выхода. В своей должности мне пришлось близко познакомиться с особенностями ее характера. Их я и постаралась изобразить.

В голове у мисс Лафосс прояснилось. Она засияла.

– А! Но вы просто прирожденная актриса! Боже, какая восхитительная постановка! Ни за что бы не подумала, что вы на такое способны.

Браво!

– Ну что вы, – смущенно поспешила вставить мисс Петтигрю, втайне радуясь, как ребенок.

– Скажите, вы никогда не думали о ремесле?

– Ремесле?

– Актерском ремесле. О сцене.

– О сцене! – ахнула мисс Петтигрю.

– Хороших жанровых актрис днем с огнем не сыскать. Подумайте сами. Те, кто начал рано, к этому возрасту уже опытные и заслуженные, их не загонишь на второстепенные роли. Кому же захочется, чтобы вокруг говорили: «Бог мой, я ее помню еще с тех пор, как оба мы были молоды. Видел бы ты ее тогда, старина, настоящая прима». Нет конечно. Они хотят оставаться вечно юными, и вечно играть ведущих инженю, а когда это становится совсем уж невозможно, просто уходят. И правильно. Я и сама собираюсь поступить точно так же.

– Вы… работаете на сцене? – осведомилась мисс Петтигрю, уводя разговор в сторону от своих собственных актерских способностей.

– Да, только сейчас у меня перерыв. Перерыв, во время которого я работаю. Я не хотела подписывать невыгодный контракт, потому что Фил вкладывает свои деньги в постановку «Подбавь перца». Поэтому я отказалась, и теперь пою в «Алом павлине».

– Странное название, – пробормотала мисс Петтигрю. – Павлин – алый?

– Очень странное, – согласилась мисс Лафосс, – но не лишено оригинальности. Ник держит его на паях с Тедди Шульцем. Ник мыслит довольно традиционно, поэтому он хотел назвать клуб «Алая дама», а Тедди вовсе лишен воображения, и предложил «Зеленый павлин». Они долго спорили, потом решили тянуть карты, но случайно вскрыли шулерскую пачку от Чарли Хардбрайта, и обоим достался туз пик. Ни один не хотел уступить и тянуть снова, так что пришлось обоим отказаться от половины своего названия, вот и вышел «Алый павлин».

– Восхитительно, – прошептала мисс Петтигрю. – Я имею в виду – вот так знать о событиях изнутри. Я-то всегда наблюдаю за ними снаружи.

– Да уж, – согласилась мисс Лафосс. – Ник всегда оказывается внутри любых событий.

Упоминание о Нике как будто снова приблизило его присутствие. Мисс Лафосс встала и принялась протирать какую-то безделушку на каминной полке, наполовину отвернувшись от мисс Петтигрю. Ее обычно открытое, улыбчивое лицо омрачилось.

– Вы же видели, – сказала она глухим голосом. – Он приходит и берет.

– Да, – согласилась мисс Петтигрю. – Есть такие мужчины.

– Это не объяснить.

– Несомненно.

– По крайней мере, другому мужчине. Просто не найти слов.

– Я женщина, – сказала мисс Петтигрю, – мне понятно и без них.

Мисс Лафосс оперлась на каминную полку и прикрыла лицо рукой. Ее голос приобрел безнадежные нотки.

– От него ничего хорошего ждать не приходится, и я это знаю, и хочу от него избавиться. Все те три недели, пока его не было, я была полна решимости порвать с ним, как только он вернется. Я даже попросила вас помочь мне остаться твердой. Но вы видели, что получилось. Как только он вошел, на меня навалилась беспомощность. Если бы не вы, я согласилась бы на все – и на сегодняшнюю ночь, и на все, что он еще предложил бы. Но в следующий раз вас рядом может и не оказаться.

Мисс Петтигрю поняла, что тут необходима твердая рука. Она постепенно вживалась в свою новую роль и начала даже находить в ней определенный азарт.

– Сядьте, пожалуйста, – сказала она. – Сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, почему я так себя вела. Я действовала машинально, не раздумывая. Он – личность очень… подавляющая. Вам было страшно. Мне было страшно. Но что-то делать было необходимо, и я делала. Возможно, это было глупо и безрассудно. Возможно, стоило дать ему узнать о существовании Фила, принести Фила в жертву его гневу, и тогда об этом вам уже не пришлось бы больше беспокоиться. Не представляю, почему я упустила эту возможность.

– Я так этому рада, – прошептала мисс Лафосс.

– Сядьте же.

Мисс Лафосс подчинилась.

– Вы нуждаетесь в хорошей лекции.

– Вполне возможно.

– Если вы не возражаете, – продолжала мисс Петтигрю, – я стану говорить, а вы – слушать.

– Разумеется. Прошу вас.

– Сейчас вам себя очень жалко. Вы сердитесь, что вам выпало полюбить человека, который недостоин вашей любви. Вам кажется, что это несправедливо, и из-за того, что вам приходится так страдать, вы жалеете себя.

– Похоже на то, – призналась мисс Лафосс.

– Мне в жизни перепало немало неприятных событий. Надеюсь, что с вами никогда ничего подобного не случится. Впрочем, мне кажется, что вам это не грозит, потому что вы не боитесь, в отличие от меня. Но я точно знаю, что верный способ пасть окончательно – это начать себя жалеть.

– Наверное, вы правы.

– Я несомненно права. Надо смотреть в лицо обстоятельствам. Я так и делала. Моим оружием было тупое терпение. Другого у меня не было. Для прямой борьбы у меня недостаточно смелости. Люди всегда наводили на меня ужас.

Мисс Лафосс недоверчиво посмотрела на нее.

– Так и есть, – подтвердила мисс Петтигрю. – Сегодняшние события – исключение. Никогда раньше я не вела себя подобным образом.

– Но я не умею тупо терпеть.

– Разумеется, – согласилась мисс Петтигрю. – Вы бы не выдержали рано или поздно, и все закончилось бы очень плохо. Но у вас есть смелость, которой у меня нет.

– Вы в самом деле так думаете?

– Да. Так вот, смелость, – сказала мисс Петтигрю твердо. – Пора ее применить в деле.

– А…

– Он ушел.

– Да.

– Когда он вышел за дверь, вам показалось, что он унес с собой весь мир.

– Как вы точно все понимаете!

– А сейчас, чувствуете ли вы в точности то же самое сейчас?

– Ну… Нет, наверное. Сейчас нет. Не так сильно. Если подумать – нет, не чувствую.

– То есть его здесь нет, и вы способны это выдержать.

– В общем, да.

– И завтра настанет довольно скоро.

– Ну… да, наверное. Я как-нибудь дождусь.

– Вот видите, – горячо сказала мисс Петтигрю. – Мысль о его отсутствии ужасна, пока он здесь. А когда его нет, вы вполне можете без него обойтись. Пожалуйста, помните об этом – что какой бы невыносимой разлука ни казалась… умоляю, обещайте мне, что в будущем всякий раз, когда он станет от вас чего-то требовать, вы отсрочите свое согласие, выждете, пока пройдет четверть часа после его ухода, и примете решение, только когда его чары успеют развеяться.

– Нелегкое обещание, – ответила мисс Лафосс. – Но я его даю. Я знаю, что это нужно мне самой. Не знаю, как я могу отблагодарить вас за все, что вы сделали сегодня для меня. Вы спасли меня дважды. Я же никогда в жизни не отказывала Нику ни в чем. Я даже не представляла, что это возможно, как бы мне этого ни хотелось. Но вот это случилось, и знаете что? Со мной все в порядке. Я неплохо себя чувствую. Если я смогла сделать это один раз, то почему и не другой? Мне кажется, я смогу и в другой тоже. Мне… Я чувствую себя прекрасно. Свободно. Может быть, я и в самом деле способна ему противостоять?

– Так-то лучше, – удовлетворенно сказала мисс Петтигрю.

Она откинулась на спинку стула. Мисс Лафосс тоже уселась поудобнее и погрузилась в раздумья. Часы на каминной полке мерно тикали. Постепенно этот звук проник в мысли мисс Петтигрю. Она повернула голову и стала смотреть, как секундная стрелка совершает круг за кругом. Теперь ее здесь больше ничего не удерживало. Правила вежливости требовали, чтобы она удалилась. Необходимо было признаться в цели своего визита. Расстаться с ложным чувством близости к мисс Лафосс, вернуться в обличье скромной просительницы и выслушать отказ, к которому ее приготовил весь ее прежний опыт.

Она слишком много узнала о личных делах мисс Лафосс. Жизнь довольно грубо, но достаточно убедительно объяснила ей, что это поставило бы хозяйку в невозможное, невыносимое положение. Горькое, безнадежное чувство заполнило ее. Впрочем, теперь уже ничего не поделаешь. Наконец настала пора объясниться, и завершить таким образом свое волшебное приключение.

Она никак не могла себя заставить заговорить. Никогда, ни в одном другом месте ей не хотелось остаться больше, чем здесь и сейчас. Покинуть этот беззаботный уголок, радостный и, несмотря на краткие бури, счастливый, где к ней были так добры и нуждались в ее помощи. Как жить теперь, не зная, что станет с Филом и сумеют ли чары Ника взять такую уязвимую крепость, какой была сейчас мисс Лафосс, и кто, в конце концов, такой Майкл и как он выглядит? Слезы разочарования и одиночества защипали ее глаза.

«Еще три минуты, – подумала мисс Петтигрю. – Стрелка сделает три оборота, и тогда я заговорю. Еще три минуты счастья я сегодня заслужила».

Больше всего ей хотелось услышать стук в дверь. Стук в дверь мисс Лафосс означал начало приключения. Не то, что в каком-нибудь обычном доме, где стучащий окажется скорее всего молочником или разносчиком. Нет, в эту дверь стучалась судьба, опасность, новые обстоятельства, с которыми нужно бороться. Ах, если бы Господу угодно было сотворить чудо, задержать ее здесь хотя бы на сегодня, дать ей еще немного пожить такой жизнью, чтобы на весь остаток ее унылых, однообразных дней, в минуты особого отчаяния она могла вернуться в мыслях сюда и вспомнить тот один день, в который и ей, мисс Петтигрю, довелось действительно быть живой.

Но чуда не произошло. Никто не стучал. Часы продолжали тикать. Три минуты прошли. Мисс Петтигрю, честная прежде всего сама с собой, села прямо. Она крепко сжала руки. Лицо ее приобрело жалкое, безнадежное выражение.

– Однако необходимо, – начала она, – прояснить одно небольшое обстоятельство. Что касается моего…

Мисс Лафосс пробудилась от своих мечтаний, вздохнула и посмотрела на мисс Петтигрю.

– Простите, я задумалась. Майкл, – призналась она.

– Майкл!

Мисс Лафосс пристыженно кивнула.

– Неважно, хорошо он или плох, – сказала она, – но в сердце женщины мужчина, который предлагает ей руку и сердце, всегда занимает особое место, даже если она не собирается соглашаться и вообще в грош его не ставит. Неважно, кто он такой и чем занимается, одно это делает его особенным. Полагаю, – продолжала она со всей возможной серьезностью, – что таким образом он делает ей самый значительный комплимент.

Серьезный вызов тщеславию.

Мисс Петтигрю Майкл не нравился. Нет, она от всей души желала мисс Лафосс замужества. Выйти замуж означало охранить себя от любых посягательств. Однако так или иначе, но замужество это должно было быть особенным. Обычного мужа она для мисс Лафосс не желала. Ей необходимы были романтика, блеск и легкость. Было больно думать о том, как мисс Лафосс могла бы променять их на провинциальную скуку и серость, пусть даже вкупе с безопасностью. И Майкл, судя по всему, именно это и означал.

– Но возможно, – предложила она, – он наследник имения, или титула, или еще чего-то в этом роде?

– О нет, ничего такого. Кто угодно, только не он.

– Я так и думала, – сказала мисс Петтигрю печально.

– Его отец владел рыбной лавкой в Бирмингеме, – пояснила мисс Лафосс, – а мать была портнихой. Он ушел из дома в шестнадцать, переехал в Лондон. Всего добился сам.

– Вот как, – сказала мисс Петтигрю, полностью разочарованная.

Теперь он ей не нравился еще больше. Она знала, насколько обыденными и узколобыми могли быть эти, добившиеся. Как мистер Сепфиш, когда она работала в Фулбери. Никакого происхождения. Никакого прошлого. Изо всех сил цепляются за свою новоприобретенную респектабельность. До смерти боятся свернуть снова на кривую дорожку. В страхе перед богатством жизни, и потому неудержимо раболепны перед любым, кто черпает ее полной чашей. Мисс Петтигрю заглянула к ним в душу и знала все о ее темных сторонах. Они ухватили судьбу за хвост; что ж теперь? Ужас, ужас перед шепотом за их спиной: «А слыхали, жена-то его…» Неусыпные, всевидящие глаза, следящие за каждым движением. Бедная миссис Сепфиш. Посадить душу мисс Лафосс на цепь, подрезать ей крылья… Нет, невозможно.

«Только не Майкл! – молча взмолилась мисс Петтигрю. – Неужели не найдется кого-нибудь еще?»

– Может быть, есть еще кто-нибудь… кто хотел бы на вас жениться? – сказала она осторожно.

Мисс Лафосс приободрилась. Разговор принимал интересный оборот.

– Ну, есть Дик, например. Но у него нет денег, и один глаз косит. Он журналист, у журналистов денег никогда и не бывает.

– Нет, – твердо сказала мисс Петтигрю.

– Тогда Уилфрид? Но у него уже двое детей от Дейзи Ларю, и ему не мешало бы жениться на ней.

– Несомненно, – подтвердила мисс Петтигрю, одновременно и с осуждением, и с интересом.

– Наверное, этим и кончится, как только он перестанет по мне сохнуть. Их зовут Джоан и Джордж, и он их очень любит.

– Бедные малышки! – взволнованно сказала мисс Петтигрю.

– Так что Уилфрида вычеркиваем, – сказала мисс Лафосс великодушно.

– И это все? Больше никого? – разочарованно спросила мисс Петтигрю.

– Хм. Да нет, думаю, что пока никого. Ну, я в последнее время не очень усердно над этим работала.

– Что ж, – вынуждена была признать мисс Петтигрю, – в конце концов, с Майклом я пока не знакома…

Взгляд мисс Лафосс упал на часы.

– Боже мой! – вскричала она. – Четверть второго! Вы же наверняка голодны.

Она быстро повернулась к мисс Петтигрю и заговорила властным тоном.

– Немедленно скажите, что вы останетесь! У вас же нет других дел, верно? Я даже думать не желаю о том, чтобы обедать в одиночестве!

Мисс Петтигрю снова откинулась на спинку. От блаженства у нее закружилась голова.

– Но разумеется, – сказала она голосом, который, если бы его можно было видеть, сверкал бы и переливался. – У меня нет других дел, и я с удовольствием отобедаю с вами. Я свободна весь день.

Глава пятая

13:17–15:13

Обедали они дома, и приготовила обед мисс Петтигрю. В холодильнике нашлись остатки жареной курицы. Для нее жареная курица была немыслимой роскошью. Мисс Лафосс раскупорила бутылку сладкого рислинга и заставила мисс Петтигрю выпить немного. Мисс Петтигрю подошла к этой задаче внимательно и осторожно, но никакого вредного влияния на нее вино не оказало – разве что сделало ее еще чуть более беззаботной.

В дверь позвонили, когда они уже перешли к кофе. Мисс Петтигрю встрепенулась. Кажется, опять начинается! Она уже готова была бежать открывать, но мисс Лафосс ее опередила. Она была уже у двери, и вскоре вернулась с коробкой, содержащей огромный букет алых роз.

– Какая прелесть! – ахнула мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс выудила подписанную карточку.

– До завтра, – прочитала она, – Ник.

– Ник! – глухо сказала мисс Петтигрю.

– Ник! – повторила мисс Лафосс восхищенно. – Ах! Милый!

Она подхватила розы и втянула в себя их благоухание. Лицо ее приняло выражение сентиментальной нежности. Она виновато посмотрела на мисс Петтигрю.

– Он так редко шлет цветы. Это не в его духе. Ну, от него это как бы важнее, чем от кого-либо еще.

Мисс Петтигрю поняла, что теряет ее. Она приосанилась и ринулась в бой.

– Хм!

– Что?

– Красивый жест.

– В каком смысле? – обиженно сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю бросила на букет осуждающий взгляд.

– Послать цветы может каждый. Нет ничего проще, чем мужчине при деньгах зайти в первую попавшуюся цветочную лавку и заказать букет на квартиру такой-то. От него не требуется никакого усилия, никакой заботы, и при этом он знает, что любая глупенькая, сентиментальная женщина будет тронута его вниманием. Странно, – добавила мисс Петтигрю небрежно, – какое размягчающее влияние оказывают цветы на женский мозг.

– Ну, все равно, это было очень мило с его стороны, – возразила мисс Лафосс.

– О, несомненно, – язвительно подтвердила мисс Петтигрю.

– А что еще он, по-вашему, должен был сделать? – сердито сказала мисс Лафосс.

– Скажите, это ваши любимые цветы?

Мисс Лафосс посмотрела на розы.

– Ну… нет, – призналась она. – Если честно, алые розы меня не очень привлекают. Мне их носят охапками. Или орхидеи. Мужчины всегда шлют орхидеи, потому что они дорогие, и им известно, что я об этом знаю. А мне как раз кажется, что это дешевка, именно потому, что они дорогие. Как будто им обязательно надо показать, сколько они потратили, и этим выделиться. А я люблю хризантемы, знаете, как большие золотые шары.

Мисс Петтигрю махнула рукой.

– Вот видите. Он даже не удосужился узнать, какие цветы вам больше нравятся. Вот если бы спросил, что ж, тогда я понимаю. В этом что-то есть. Но просто зайти в лавку и велеть завернуть себе букет, будто это пачка масла… Нет. Прошу меня извинить, но меня это никак не трогает.

– Вы совершенно правы, – признала мисс Лафосс. – Я никогда раньше об этом не задумывалась. Все так и есть. Истинные чувства мужчины видны в мелочах.

Она уронила розы на диван.

– О, – торопливо сказала мисс Петтигрю, – но цветы-то ни в чем не виноваты. Может быть, поставим в воду?

– Да. Сейчас принесу.

Мисс Лафосс нашла пустую вазу и вышла на кухню за водой. Мисс Петтигрю встала, подобрала розы и погрузилась в их прелестный аромат.

«Ах, – подумала она, – если бы какой-нибудь мужчина прислал мне букет алых роз, я расстелилась бы у его ног».

Мисс Лафосс вернулась с водой, и мисс Петтигрю рассеянно ткнула цветы в вазу. Они добавили к убранству комнаты еще один яркий штрих.

– Четверть третьего, – задумчиво сказала мисс Лафосс. – У Огилви начинается в пять, но пока еще мы оденемся и приведем себя в порядок. Лучше не медлить. Пойдемте же, вы поможете мне выбрать платье.

Мисс Петтигрю проследовала за ней в спальню. Небрежно брошенное «мы» продолжало звенеть у нее в ушах. Разумеется, речь шла не о ней; значит, за мисс Лафосс скоро зайдет кто-то еще. Но пока он (а в том, что гость ожидался мужского пола, мисс Петтигрю не сомневалась) не появился, она намерена была наслаждаться каждой проведенной здесь минутой.

– Сначала ванна, – объявила мисс Лафосс. – Я сегодня еще не купалась. Немного хорошего можно сказать об этой квартире, но вот горячая вода всегда есть. В предыдущей на это нельзя было рассчитывать, а я люблю залезть в горячую ванну. Я сначала, а вы потом, и тогда мы сможет выбрать ваше платье. Включите, пожалуйста, воду, а я переоденусь.

Мисс Петтигрю, как в тумане, вошла в ванную. Мисс Петтигрю, как в тумане, открыла краны. Мисс Петтигрю, как в тумане, разложила мыло и полотенца. Она явно неправильно расслышала. Что-то случилось с ее слухом. Даже если она расслышала правильно, слова все равно не так складывались в ее голове. Она стояла, глядя на потоки воды, и чувствовала себя опьяневшей. Не от вина, а от радости и ожидания. От возбуждения, подобного которому она не ощущала прежде ни разу. Мисс Лафосс была распущенной женщиной, а ей было все равно. У мисс Лафосс было по меньшей мере два любовника, и кто знает, сколько им предшествовало, – а ей было все равно. У мисс Лафосс был где-то припрятан ребенок, которому требовалась гувернантка. А ей было все равно.

«Мне все равно, – подумала мисс Петтигрю, – даже если детей окажется двое».

С этой мыслью она вышла обратно в спальню.

– Все готово.

Мисс Лафосс исчезла в ванной. Мисс Петтигрю внимательно оглядела комнату. В ней царил беспорядок. Чулки разнообразных расцветок паутиной оплели ковер. Нижнее белье выплескивалось из ящиков и ниспадало со спинок стульев потоками шелка и кружев. Платья боролись за место на постели.

«Так, так, – подумала прежняя, вчерашняя мисс Петтигрю, покачав головой. – Какая неопрятность! Какая невоспитанность! Беспорядок. Безразличие. Дурное воспитание. Спальня порядочной дамы не имеет права находиться в таком состоянии».

Впрочем, ее немедленно перебили.

«Какой прелестный разор! – подумала новая мисс Петтигрю. – Какая очаровательная легкость! Торжество небрежности. Не следить за порядком. Не подчиняться приличиям. Долой порядочность».

Даже если бы ей выпало работать у мисс Лафосс гувернанткой, мисс Петтигрю была вполне уверена, что ни при каких обстоятельствах мисс Лафосс не стала бы заходить в ее собственную спальню, чтобы проверить, достаточно ли в ней чисто и убрано. То, что на свете были такие люди, как мисс Лафосс, наполнило ее сердце восторгом. Она просто стояла посреди комнаты и сияла, пока мисс Лафосс не вернулась из ванной.

На ней не было ничего, кроме нежно-розового шелкового халата. Двигалась она небрежно, и полы его иногда расходились, предоставляя мисс Петтигрю наблюдать безукоризненно гладкую кожу прелестно выточенных ножек. Лицо мисс Лафосс приобрело легкий румянец. Горячий пар взбил ее волосы в мелкие кудряшки. Восхищенная мисс Петтигрю выдохнула:

– Какая прелесть.

– О, – улыбнулась мисс Лафосс. – Благодарю, очень мило с вашей стороны.

Она беззаботно сбросила халат и принялась выбирать, что надеть вместо него. Мисс Петтигрю тихо ахнула, заморгала, зажмурилась, потом снова открыла глаза. Мисс Лафосс ходила по комнате, ступая легко и непринужденно, вовсе не предполагая, что этим нарушала чей-то душевный покой.

Мисс Петтигрю укоризненно обратилась к самой себе.

«Виновата не она, а я, – подумала она строго. – Нельзя быть такой ханжой. В человеческом теле нет ничего неприличного. Не сотворил ли его Всемогущий Господь, так же как и, скажем, наши лица? Несомненно. Стал бы Он создавать что-нибудь, что не казалось бы ему достойным? Разумеется, нет. Не придумали ли мы одежду только под влиянием климатических условий? Именно так. Все дело в мысленном подходе, и мой до сих пор был глупым и узколобым. На самом же деле ничего более очаровательного, чем мисс Лафосс сейчас в этой комнате, я в жизни не видела».

Мисс Лафосс тем временем рассматривала себя в зеркале, оценивающе и вместе с тем одобрительно.

– Не дело, конечно, так говорить, – сказала она, – но фигура у меня все-таки неплохая. Ведь правда же? В моей работе это важно. Теряешь фигуру, теряешь поклонников. Нельзя позволять себе расплываться.

– У вас самая красивая фигура, какую я только видела, – сказала мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс просияла.

– В самом деле? Как мило с вашей стороны говорить так. Вы кому угодно поднимете самооценку.

Она наконец выбрала и надела что-то шелковое, отделанное кружевами. Мисс Петтигрю облегченно вздохнула. Она готова была расширять свой кругозор, но предпочла бы, чтобы он расширялся не с такой скоростью.

– Какой беспорядок, – воскликнула мисс Лафосс. – От меня ушла горничная, а я сама никогда не умела выбирать одежду так, чтобы она потом не валялась повсюду. Однако какое из платьев?

Она держала в руках два, и оба были умопомрачительно прекрасны. Ни одна кинозвезда не отказалась бы от таких платьев. Одно, на темно-синем чехле, взрывалось буйством красок. Другое, напротив, было черным, с серебряным обхватывающим воротником и широкими прозрачными рукавами, пристегнутыми к запястьям серебряными браслетами, и серебряным же узким поясом. Мисс Петтигрю нравилось и то, и другое. Ей было все равно, какое наденет мисс Лафосс, но она приняла серьезный вид, торжественно кивнула и решительно указала на черное. Черное идет ко всему.

– Черное, – сказала она. – Со светлыми волосами, светлой кожей и синими глазами… превосходно.

Мисс Лафосс влезла в черное платье. Мисс Петтигрю помогла ей застегнуться.

– Оба только что куплены, – сказала мисс Лафосс. – Я уже совсем собралась отправить счет Нику, но теперь, когда я пытаюсь с ним порвать, я думаю, что послать его Филу будет честнее.

– Несомненно, – подтвердила мисс Петтигрю слабым голосом.

Мисс Лафосс села перед зеркалом и стала готовиться к решающему обряду, нанесению косметики. На столике перед ней стояло столько баночек и пузырьков, что мисс Петтигрю бросила затею их пересчитать.

– Алиса, – сказала мисс Лафосс, – присядьте же. Вы устанете, если будете все время на ногах.

С тех пор как мисс Петтигрю исполнилось восемнадцать и она впервые нанялась гувернанткой, никто никогда не заботился о том, устанет она или нет. Мисс Петтигрю блаженно улыбнулась, подтянула стул к столику мисс Лафосс и села.

– Простите, – сказала она, немного покраснев, – но на самом деле меня зовут Джиневра. Очень странное имя, я знаю, но мне его дала моя мать. Она очень увлекалась английскими легендами, в том числе о Ланцелоте и Джиневре. Я не спорю, впрочем, что Алиса подходит мне гораздо больше. Я выгляжу совершенно как Алиса, – грустно закончила она.

Мисс Лафосс развернулась к ней.

– Глупости! – воскликнула она. – Какое прелестное имя! Роскошное имя! И совершенно ваше. Оно сразу придает вам серьезности и значительности. Это имя для личности.

Она понизила голос.

– Мое настоящее имя – Сара Граб. Вот так! Ни единой душе на свете я не признавалась в этом, но в вас я уверена. Вы спасли сегодня мою репутацию! Когда я решила стать актрисой, мне пришлось взять другое имя. Я решила, что меня будут звать Делисия Лафосс. Я сама это придумала. Удачно, как вы считаете?

– Вы – вылитая Делисия, – подтвердила мисс Петтигрю.

– Благодарю, – сказала мисс Лафосс. – Мне тоже так показалось.

– Что значит имя, – процитировала мисс Петтигрю мечтательно.

– Будь здоров сколько всего оно значит, особенно когда один чертов репортеришка из второсортной газетки, у которого был на меня зуб, однажды раскопал, как меня зовут. Вы не представляете, через что мне пришлось пройти, чтобы убедить его не вставлять мое имя в свои печатные сплетни.

Мисс Петтигрю твердо решила не представлять.

– Это был бы конец карьеры, – продолжала мисс Лафосс. – Понимаете? Сара Граб. Печать преисподней. Разве можно восхищаться Сарой Граб? Впрочем, судьба мне улыбнулась. Он вскоре по обыкновению напился, и угодил под грузовик, так что больше мне о нем беспокоиться не пришлось.

– Как мило с его стороны, – согласилась мисс Петтигрю.

– А что на этикетке с обратной стороны? – поинтересовалась мисс Лафосс.

За этот день способность мисс Петтигрю к светской болтовне невероятно обострилась. Она сразу поняла, о чем речь.

– Петтигрю, – сказала она. – Джиневра Петтигрю. Боюсь, вам это сочетание может показаться смешным.

– Прелестно, – выдохнула мисс Лафосс. – Совершенство! Неподражаемое сочетание. И можно быть уверенной, что никакой молокосос вас не опозорит, растрепав всему свету, что на самом деле вы – Этель Блогг. Но вы уверены, – продолжала она настойчиво, – что вас никогда не влекли подмостки? С вашим-то талантом к подражанию. У меня есть кое-какие связи, имейте в виду.

– Нет, – ответила мисс Петтигрю твердо, с осознанием своей новоприобретенной серьезности, значительности и важности, – никогда.

– Жаль, – покачала головой мисс Лафосс. – Очень жаль. Огни рампы недосчитаются прекрасного имени.

Она провела гребнем по волосам.

– Прекрасные волосы, – сказала мисс Петтигрю завистливо. Она бросила взгляд в зеркало на свои прямые, тусклые пряди. – Это так важно.

– Куда уж важнее, – согласилась мисс Лафосс. – Мне повезло. У меня волосы вьются сами по себе. Но если бы не вились, то перманент дает почти тот же эффект. Поразительно, как хороший перманент может преобразить человека. Даже под дождем форма сохраняется. Плойка же, напротив, никуда не годится, расправляется немедленно, как будто и не было, и даже еще хуже.

Она оценивающе посмотрела на мисс Петтигрю.

– Определенно, так мы и сделаем. Не хочу вас обидеть, дорогая, но иногда человек со свежим взглядом может лучше понять, кому что идет. Альфонс – просто чудо, он сделает лучшим образом. Мы зайдем к нему.

Лицо мисс Петтигрю порозовело, губы задрожали, глаза засияли.

– Милая, – сказала мисс Петтигрю, – я ни в коем случае не обижена, но не кажется ли вам…

Кто-то громко зазвонил в дверь.

– Так, – сказала мисс Лафосс. – Не могли бы вы…

Могла бы она! Мисс Петтигрю вскочила, выбежала и плотно затворила за собой дверь спальни, на всякий случай. Потом она, едва не споткнувшись, метнулась к входной двери, остановилась, провела во взволнованном ожидании ровно секунду, после чего решительно распахнула ее.

Глава шестая

15:13–15:44

Мисс Петтигрю ахнула.

Пронесшееся мимо нее тело, принадлежащее женщине исключительной привлекательности, едва не сбило ее с ног. Мисс Петтигрю, раскрыв рот, жадно рассматривала посетительницу. Юна, стройна, ошеломительна. Ни кровинки в молочной белизне лица, оттенявшей кривой изгиб алых губ. Черные, словно лакированные волосы, с аккуратным пробором, изящно завитые вокруг шеи. Крохотная шляпка, неизвестным образом удерживающаяся на голове. Черные, неестественно выгнутые брови над глазами поразительной для брюнетки голубизны. Роскошные ресницы, не уступающие в пышности тем, что на экране украшали самых знаменитых кинозвезд, особенно приковали к себе внимание мисс Петтигрю. Ярко-зеленые сережки свисали с восхитительных ушей, подобно ракушкам, плотно прижатых к голове. Ее движение обволокло мисс Петтигрю облаком легкого, соблазнительного аромата духов. Что до ее платья… Мисс Петтигрю сдалась. В ее словаре не было слов, чтобы описать это сложное творение парижских модельеров. Дама отшвырнула плащ и бросила перчатки на диван. Очевидно было, что она собиралась остаться. Мисс Петтигрю закрыла дверь. Гостья беспокойно оглядела комнату.

– Мы не знакомы.

– Нет, – сказала мисс Петтигрю.

– Делисия дома?

– Да.

– Мне необходимо ее видеть. Просто необходимо. Она принимает?

– Разумеется.

– То есть, – продолжала посетительница, бросив взгляд на закрытую дверь спальни, – я не помешаю? Говорят, Ник вернулся.

– Мисс Лафосс сегодня одна.

– Слава богу!

– Если вам угодно будет сообщить мне ваше имя, я уведомлю мисс Лафосс о вашем прибытии, – сказала мисс Петтигрю.

Но гостья была уже на полпути к двери в комнату и оглянулась удивленно через плечо.

– О, не беспокойтесь, со мной-то она знакома.

Она быстро достигла двери и распахнула ее.

– Делисия!

– Уйди, – раздался голос мисс Лафосс.

– У меня для тебя есть новости.

– А когда у тебя их не было? Я потому и говорю, чтобы ты не входила. Я занята. И если ты станешь меня отвлекать в тот момент, как я крашусь, я все испорчу и буду выглядеть ужасно. Подожди немного.

– Мне нужно тебе что-то сказать.

– Джиневра! – позвала мисс Лафосс.

– Да? – сказала мисс Петтигрю, вся внимание.

– Эдит, это Джиневра. Она о тебе позаботится. Джиневра – Эдит. Ради всего святого, уведите ее и займите чем-нибудь. Это ужасная женщина, но я скоро приду к вам на помощь.

– Непременно, – сказала мисс Петтигрю, в восторге от происходящего.

Она плотно прикрыла дверь в спальню. Мисс Лафосс пожелала, чтобы ей никто не мешал, значит, мисс Лафосс никто не станет мешать. Она робко повернулась лицом к посетительнице, не зная, как полагается разговаривать с такими дамами.

Не может же быть, что все они стали бы относиться к ней с такой же добротой и пониманием, как мисс Лафосс.

– Моя фамилия Петтигрю, – сказала она извиняющимся тоном на случай, если гостья предпочитала более формальное обращение, чем просто имя.

– А моя – Дюбарри.

– Как поживаете? – вежливо спросила мисс Петтигрю.

– Погано, – ответила мисс Дюбарри. – А вы?

– Я? О… Неплохо, – поспешно сказала мисс Петтигрю в тщетной попытке произвести впечатление небрежной светскости. – Благодарю вас.

– Неплохо? То есть вы или замужем, или не влюблены. Чего нельзя сказать обо мне.

– Нельзя сказать… чего? – вопросила мисс Петтигрю в изумлении.

– Что я замужем или не влюблена.

– А! – сказала мисс Петтигрю, взволнованная и полная любопытства. – Какая прелесть!

– Прелесть? – вскричала мисс Дюбарри. – Прелесть! Этот нахал просто взял и ушел!

– Какая гадость!

– Гадость – более подходящее слово, – проворчала мисс Дюбарри. – Потому я и пришла сюда. У Делисии с головой все в порядке, хотя она и невероятная красотка. Не думайте, что это не так.

– Я и не думаю.

– Ну да. Эту ошибку делают в основном мужчины. Видят, что у нее все в порядке с внешним видом, немедленно решают, что нормальные мозги это исключает, и пытаются обвести ее вокруг пальца. Им же хуже.

– И поделом, – воинственно подтвердила мисс Петтигрю, хотя и не имела ни малейшего понятия, о чем идет речь.

Мисс Дюбарри присела на стул.

– Мужчины – отвратительные создания, – сказала она.

– Совершенно с вами согласна, – сказала мисс Петтигрю.

Она так и не уловила смысл разговора, но ее это совершенно не заботило. Она наслаждалась вниманием. Душа ее громко пела. Никто никогда не разговаривал с ней вот так, на равных. И то, что разговор происходил полунамеками, доставляло ей особенное удовольствие. Если задуматься, то с ней вообще редко разговаривали о чем-либо – как с человеком, а не со служанкой. И вдруг кто-то согласен был принять ее в свой круг, открыть ей глубоко личные тайны, поставить ее наравне с собой. Естественность, с которой они воспринимали ее присутствие, отзывалась в каждом уголке ее тела. Ни малейшего удивления: «Привет» – и ты уже принята. Никого не интересует твое происхождение, социальное положение, содержание банковского счета. За всю свою одинокую жизнь мисс Петтигрю ни разу не задумывалась, насколько одинокой была эта жизнь – до того момента, как она внезапно на один день перестала быть одинокой. Она не понимала, что произошло. Годами она жила в чужих домах, так и не став в полном смысле слова обитательницей этих домов – и вдруг, не прошло и нескольких часов, как она оказалась дома, в блаженном спокойствии. Ее приняли. С ней общались.

И как! Никогда прежде она не участвовала в подобных разговорах. Какая беспечная непоследовательность! Каждое предложение – как глоток крепкого напитка. Эта манера заставляла ее чувствовать себя удивительно непринужденной. И у нее получалось поддерживать беседу, как будто она всю жизнь этим занималась!

«Кто бы мог предположить, – гордо подумала мисс Петтигрю, – что я на это способна».

Мисс Дюбарри сидела, грустно уставившись в электрический камин, совершенно не подозревая, сколько радости она доставляет новой подруге своей подруги. Мисс Петтигрю решила, что мисс Дюбарри необходимо немного поднять настроение. Она приняла вызов. Непринужденно, легко, небрежно, в точности так, как это показывали в бесчисленных просмотренных ею кинолентах.

– Не желаете ли капельку? – осведомилась она.

Мисс Дюбарри просветлела.

– Отличная мысль!

Мисс Петтигрю отправилась к уже знакомой ей полке на кухне и вернулась с полным подносом, на который нагромоздила все, до чего смогла дотянуться.

– Я предоставлю выбор вам? – осведомилась она беспечно. – Каждому свое, я так считаю.

Мисс Дюбарри встала.

– Немного джина, полагаю… и где же лайм? А, вот он. Джин с лаймом – то, что надо.

Мисс Петтигрю наблюдала за ней с неотрывным, но тщательно скрываемым вниманием.

– А вы?

Мисс Петтигрю вздрогнула. С ее губ готов уже был сорваться поспешный отказ, но она вовремя одумалась. Гости не должны пить в одиночестве.

– О, что вы, я сама.

– Ладно.

Мисс Дюбарри отошла. Мисс Петтигрю торопливо наполнила свой бокал сельтерской и слегка подкрасила хересом для вида, после чего тоже вернулась на свое место.

– За нас с вами, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю не знала, что полагается отвечать в таких случаях, поэтому сказала первое, что пришло в голову.

– Взаимно.

– Еще раз? – спросила мисс Петтигрю, когда они допили.

– Наверное, не стоит, – сказала мисс Дюбарри с сомнением. – Ну, если мы собираемся к Огилви… Прийти туда лучше бы трезвыми. Уйдем-то все равно в дым.

– Несомненно, – подтвердила мисс Петтигрю.

– К тому же если Тони там будет, то мне придется быстро соображать.

– Вот именно.

– Так что лучше воздержусь.

– Бар закрыт.

– Ну, разве что капельку, – сказала мисс Дюбарри.

Она капнула еще капельку. Первый бокал ей явно помог: похоронная мрачность на ее лице почти развеялась. Она разглядывала мисс Петтигрю, не скрывая своего любопытства.

– Вы с Делисией подруги?

Мисс Петтигрю перевела взгляд на носки своих ботинок, потом на закрытую дверь спальни, потом снова на свою собеседницу.

– Да, – сказала она.

– Близкие?

– Очень, – солгала мисс Петтигрю.

– Что ж, – сказала мисс Дюбарри, – я всегда говорю, что друзья Делисии – мои друзья.

– Благодарю.

– Она обычно видит в людях то, чего я не замечаю.

Эта фраза показалась мисс Петтигрю немного сомнительной, так что она только загадочно улыбнулась.

– Недавно в городе, – проницательно отметила мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю решила не упоминать, что все ее хозяева за последние десять лет жили поблизости от Лондона. Почему-то этого факта своей биографии она теперь немного стыдилась, и никак обратить его в свою пользу не могла.

– Я родилась в Нортумберленде, – сказала она уклончиво.

– А! Шотландия!

– Ну, не совсем, – поправила мисс Петтигрю.

– Все равно далеко.

– Да.

– Переехали насовсем?

– Надеюсь.

– Ну, скоро привыкнете. Лондон – такое место… Не сразу освоишься. Но потом о провинции забываешь даже и думать.

– В самом деле?

– И не сомневайтесь. Особенно когда есть к кому обратиться.

Мисс Дюбарри внезапно встала и обошла вокруг стула, на котором сидела мисс Петтигрю, цепко оглядев ее. Мисс Петтигрю замерла в ужасе. Мисс Дюбарри нахмурилась, взялась задумчиво за подбородок, покачала головой и вдруг выпалила:

– Прекращайте носить коричневое. Это не ваш цвет.

– Ах!

– Определенно. Где ваш вкус? Где чувство прекрасного?

– У меня их нет, – робко сказала мисс Петтигрю.

– И косметика никуда не годится.

– Косметика! – вскричала мисс Петтигрю.

– Именно.

– Моя?

– Ваша.

– Я ее не ношу.

– Не носите! – возмущенно повторила мисс Дюбарри. – Как так? Ходить голой – это неприлично.

Мисс Петтигрю уставилась на нее. Мысли ее беспорядочно гонялись друг за дружкой, и голова от этого закружилась. Как так? За все прошедшие годы она ни разу не уступила порочному соблазну напудрить нос. Другим это удовольствие было доступно, но не ей. Ей не хватало смелости. Она никогда не обращала внимания на саму себя. Пудра, гремел ее отец-священник, прямая дорога к проклятию. Помада, шептала мать, первый шаг на пути вниз. Румяна, добавлял отец, радость падшей женщины. Карандаш для бровей, вторила мать, не для порядочных…

В голове мисс Петтигрю начинался мятеж. В самом деле, неужели использовать все доступные средства – такой уж грех? Она села прямее. Глаза ее засияли. Вся ее скрытая до поры женственность буквально требовала теперь всерьез заняться важной, сложной, священной задачей улучшения образа, данного ей Господом. Потом она вспомнила, с чем имеет дело, и обмякла снова.

– Но, – сказала она глухо, – милая… Не в моем же возрасте. И не с моим цветом лица.

– У вас превосходный цвет лица!

– Превосходный?

– Совершенно ровный. Ни пятнышка, ни родинки, никакого изъяна. Кому нужен естественный цвет? Никому, он никогда не дает правильного тона. Вы – идеальный холст, который не надо ни грунтовать, ни замазывать. Блондинка или брюнетка, нежно-розовый или бледный, загар или матовая белизна – вам доступно все.

Мисс Дюбарри деловито наклонилась к ней и повернула ее голову сначала в одну, потом в другую сторону. Потом легонько похлопала по щекам и пробежала пальцами по волосам.

– Хм. Очистительный крем. Сыворотка покрепче, взбодрить немного кожу. Обязательно подвести брови. Про волосы не уверена, но думаю, что каштановые – оттенить бледность. Да, несомненно. При таких-то голубых глазах. Всем надо заниматься, удивительно запущенное лицо.

Она внезапно оборвала себя с виноватым видом.

– О, простите! Я опять забылась. Видите ли, это профессиональный интерес.

– Нисколько, – сказала мисс Петтигрю. – Прошу вас. Мне очень интересно. Никто никогда не интересовался моим лицом.

– Это заметно, – строго сказала мисс Дюбарри. – Включая и вас.

– У меня нет на это времени, – виновато сказала мисс Петтигрю.

– Ерунда. Умыться у вас время есть? Или принять ванну. Подстричь ногти. Первый долг женщины – перед собственным лицом. Вы меня просто удивляете.

– Впрочем, – безнадежно вздохнула мисс Петтигрю, – я уже давно вышла из того возраста…

– Женщины, – решительно перебила мисс Дюбарри, – никогда не выходят из возраста. И чем старше, тем, увы, больше причин за собой следить. Как раз с возрастом это понимание и приходит.

– У меня… не было достаточно денег.

– А! – понимающе кивнула мисс Дюбарри. – Это другое дело. Сколько у меня ушло на то, чтобы привести в порядок лицо – лучше и не думать. И это при том, что я сама промышляю тем же, так что многое мне достается вовсе бесплатно.

Она открыла сумочку.

– Вот визитная карточка. Заходите в любое время, я гарантирую вам наилучшее обхождение. Друзья Делисии – мои друзья. Если буду свободна, то займусь вами сама, если же нет, то подберу наилучшее из того, что есть.

– Как мило! – воскликнула мисс Петтигрю, взяв карточку дрожащими пальцами.

– «Салон Дюбарри», – прочла она восторженно.

– Вот теперь я верю, что вы недавно в городе, – сказала мисс Дюбарри. – Иначе вы знали бы имя. Лучший салон красоты во всем Лондоне.

Недоверчивая улыбка появилась на лице мисс Петтигрю.

– Но скажите, неужели действительно?

Неужели в таких местах в самом деле можно улучшить внешность?

Мисс Дюбарри села и, поколебавшись немного, придвинулась ближе.

– Посмотрите на меня внимательно.

Мисс Петтигрю уставилась на нее. Мисс Дюбарри дружественно хмыкнула.

– Вы мне нравитесь. Что-то… что-то в вас такое есть. А как вы находите меня?

– Боже мой, – смущенно сказала мисс Петтигрю. – Как можно на такое ответить?

– Как угодно. Я не обижусь. Только честно.

– Ну… – храбро начала мисс Петтигрю. – Мне кажется, что вы выглядите очень… необычно.

Мисс Дюбарри просияла.

– Вот видите!

Мисс Петтигрю решила, что честная оценка требовала дополнения.

– Вы не красавица, как мисс Лафосс, но ваша внешность сразу выделяется. Когда вы входите в комнату, на вас невозможно не обратить внимания.

– Именно, – гордо сказала мисс Дюбарри. – Вот и я о чем.

– О чем?

– Вот об этом я и говорю.

– О чем этом?

– Мы с вами в точности одно и то же.

– Как это? – воскликнула мисс Петтигрю.

– Вы ведь умеете держать тайну, – сказала мисс Дюбарри.

– Да, – сказала мисс Петтигрю неуверенно.

– Когда мне встречается настолько неиспорченный образец, я просто не могу удержаться, чтобы не похвастаться.

– Да?

Мисс Дюбарри наклонилась к ней.

– Мои волосы, – сказала она, – такого же блеклого цвета, как и ваши.

– Не может быть! – ахнула мисс Петтигрю.

– Именно так. Я думаю, что черный мне больше подходит.

– Несомненно.

– Брови и ресницы почти прозрачные. Брови я выщипала и нарисовала новые. Ресницы же, в дополнение к жалобной окраске, еще и короткие. Это накладные. Длинные, черные и завитые.

– Какая прелесть, – выдохнула мисс Петтигрю, наконец поняв происхождение ошеломительных глаз мисс Дюбарри.

– Цвет лица у меня вялый и невнятный, вполне под стать волосам. Я решила сменить его на матовую белизну. Она дает интересный эффект, правда же?

– О да, – подтвердила мисс Петтигрю.

– С носом были сложности. Тут у вас преимущество. МакКормик – чудесный хирург, он построил мне новый.

– Не может быть!

– Но самые большие проблемы были с зубами. Росли неровно. Влетели мне почти в пятьдесят фунтов, и об этих деньгах я не жалею.

Мисс Петтигрю откинулась на спинку.

– Невероятно, – слабо сказала она. – Просто невероятно.

– И наконец, уши, – сказала мисс Дюбарри. – Слишком торчали, но, как я уже говорила, МакКормик знает свое дело, он их быстро укротил.

– Просто невозможно, – еле вымолвила мисс Петтигрю. – То есть вы – на самом деле не вы.

– О себе нужно заботиться.

– Чудо, – убежденно сказала мисс Петтигрю. – Настоящее чудо. Никогда больше не буду верить внешнему виду женщины.

– Вот еще! По-вашему, все мы должны ходить голыми? Смыть пудру, снять нижнюю юбку, выбросить вместе с бюстгальтером карандаш для бровей? Отречься от красоты и вернуться к грубой природе?

– Но… Мисс Лафосс, – слабо отбивалась мисс Петтигрю. – Ее я видела прямо… прямо… непосредственно… из ванны.

– А, Делисия, – сказала мисс Дюбарри. – Это совсем другое дело. Она родилась под счастливой звездой.

Она бросила взгляд на закрытую дверь спальни.

– Однако пора бы уже. Я в ужасной ситуации, а она обычно всегда знает, что посоветовать.

Мисс Петтигрю растаяла.

«Какая прелесть, – подумала она растроганно. – Есть ли на свете что-нибудь более прекрасное, чем женская дружба? А еще говорят, что мы от природы подозрительны».

– Никто не поймет сердце женщины, кроме другой женщины.

Мисс Дюбарри вздрогнула.

– О боже! Ни в коем случае, – сказала она. – Ни к одной другой женщине я бы со своими проблемами не пошла.

– Почему же?

– Делисия – это другое дело. С ее данными о мужчинах можно не беспокоиться, поэтому по этой части я ей доверяю.

– Понимаю, – сказала мисс Петтигрю.

– Можно быть уверенной, что чужого мужчину она не уведет. То есть легкий флирт – это само собой, это просто от природы, но есть разница. Она не станет их переманивать у тебя за спиной. Самое хорошее она о тебе говорит как тогда, когда тебя нет рядом.

– Да, она такая, – гордо сказала мисс Петтигрю.

– Ах да, я все забываю, вы же давно дружите. Однако сколько же можно? У нее не останется времени придумать, что делать.

– Как так вышло, что вы владеете салоном красоты? – тактично сказала мисс Петтигрю, пытаясь отвлечь мисс Дюбарри от ее забот. – Вы так молоды… Не сочтите за бестактность, мне в самом деле интересно.

– А, – сказала мисс Дюбарри. – Это-то просто. Окрутила хозяина.

– Окрутили хозяина! – повторила мисс Петтигрю. – Боже! Как вам могло прийти в голову такое?

– Легко. Мне было восемнадцать. Я нанялась подмастерьем. Он уже начал сдавать. Такие никогда не могут устоять перед молодостью… при правильном подходе, разумеется. А я всегда знала, как найти подход. Если с самого начала поставить вопрос «или замуж, или ничего», то они, как правило, выбирают «замуж». Мне повезло, он был от меня без ума, и долго такого темпа не выдержал. Ему достался приличный надгробный памятник, а мне – салон.

– Что ж, каждому свое, – сказала мисс Петтигрю неуверенно.

– Я свое честно заработала, – сказала мисс Дюбарри. – Когда видишь перед собой цель, можно немного и потрудиться. Он был неплохим мужем, кстати; видала я и гораздо хуже. Я не жалуюсь, благодаря ему я хорошо освоила дело. Оно того стоило. Представляете, за то время, что я владею салоном, его стоимость поднялась втрое.

– Ну еще бы, – сказала мисс Петтигрю решительно.

– Я повысила цены. Чисто деловое решение. Поменяла название, разумеется. «Дюбарри» отсюда и произошло. Это «Дю» придает особый оттенок, и после него «барри» – мне кажется, прекрасное сочетание. Придумала, конечно, Делисия, – призналась мисс Дюбарри, – но я сразу же подхватила.

– Прекрасное имя, – похвалила мисс Петтигрю. – Восхитительное, – смело добавила она.

Мисс Петтигрю пыталась сохранить трезвость суждений, но тщетно. В конце концов, кто она такая, чтобы судить? Разве она сама не вышла бы за первого попавшегося мужчину, которому захотелось бы сделать ей предложение, только чтобы избавиться раз и навсегда от всевозможных мисс Браммеган? Разумеется! Так к чему притворяться? Притворяться вместе со своими товарками в том же положении, что уж они-то выше этого – только потому, что им никогда не представилась такая возможность? Прочь ханжество. Мисс Петтигрю, сияя, наклонилась к мисс Дюбарри и похлопала ее по колену.

– Я думаю, – сказала она, – что вы просто умница. Хотела бы я в вашем возрасте обладать хотя бы половиной вашей смелости и рассудительности. Глядишь, и я была бы сейчас веселой вдовой.

– Ну, это кому как повезет, – утешила ее мисс Дюбарри. – Об этом просто надо помнить, и вовремя хвататься за счастливые случайности.

– Даже если бы они и случились со мной, – грустно сказала мисс Петтигрю, – я все равно не схватилась бы. Не тот характер.

– Не стоит отчаиваться, – сказала мисс Дюбарри. – Что-то мне подсказывает, что жизнь вам еще подкинет сюрпризов.

Она в свою очередь похлопала по колену мисс Петтигрю, и нежная соблазнительность ее духов снова обволокла мисс Петтигрю, оставив ее в смешанных чувствах.

– Какой очаровательный аромат, – восхитилась мисс Петтигрю.

– Правда же? – довольно отозвалась мисс Дюбарри.

– В жизни не встречала подобного.

– Разумеется. Кроме меня, никто во всей стране не знает рецепта.

– Какая прелесть! Дорого?

– Девять фунтов унция.

– Сколько? – ахнула мисс Петтигрю.

– Ну, мне он обходится в десять шиллингов с половиной.

– И его… покупают?

– Отбоя нет. Но я поняла, что лучше всего не давать рынку проседать и постоянно делать вид, что на всех не хватает. Стоит только дать понять, что товара достаточно, и спрос очень скоро падает. А мои клиенты любят исключительность.

– Десять с половиной, – слабым голосом сказала мисс Петтигрю. – И девять фунтов.

– Ну, поскольку никто другой их производить не может, я сама устанавливаю стоимость. Если бы кто-то выведал секрет, цена упала бы немедленно. Платят-то за редкость.

Любопытство Мисс Петтигрю пересилило ее удивление.

– Если вы не против, как же вам удалось научиться еще и этому?

– Долгая история, – сказала мисс Дюбарри, – если ее правильно рассказывать. Я поехала на закупки во Францию, и там встретилась с Гастоном Лебланком. Величайший знаток парфюмерии. Ну, такой шанс упускать было просто нельзя. Пришлось потрудиться. Ему, разумеется, хотелось слить оба предприятия, меня не проведешь. Конечно, он был без ума не только и не столько от моих чар. Я его решила не разубеждать, и рецепт он преподнес мне в виде подарка на помолвку. Представляете? Ему это ничего не стоило, а секрет остался бы внутри семьи. Тогда я сбежала обратно в Англию.

– Обратно в Англию? – озадаченно сказала мисс Петтигрю.

– Естественно, – горячо сказала мисс Дюбарри. – А как же иначе? Он же не на мне хотел жениться, а на салоне. Как будто я этого не понимала. Это все эти штучки с материка. Если бы не салон, он бы никогда даже и не рассматривал меня в качестве невесты. Нет уж, извините, такое не по мне. Если уж делаешь предложение, то пусть к нему прилагается хотя бы немного страстности. Англичане же, напротив, хотят влезть не в дело, а в постель. Нас с ранних лет предупреждают именно об этом, и эту науку сложно забыть.

– А! – возмутилась мисс Петтигрю. – Вот как! В самом деле! Жениться на салоне!

Мисс Дюбарри полезла в сумочку, достала помаду и принялась снова вырисовывать себе губы. Мисс Петтигрю встала, подошла к камину и уставилась в зеркало над каминной полкой, на признаки подступающей старости – не столько морщины и складки, сколько потухший взгляд и безнадежное выражение. Прямые, жидковатые, тусклые волосы, светлые, словно выцветшие глаза, бледные губы, изможденное лицо, пожелтевшая кожа.

«Бесполезно, – подумала она. – Сколько пудры и румян на это ни положи, последствия дурного питания просто так не скроешь. А откуда взять лучшее питание, мне пока неизвестно».

Внезапно на нее снова нахлынул прежний мертвящий ужас – который немедленно исказил ее лицо привычной гримасой вечного беспокойства, стирающего последние следы молодости.

Мисс Петтигрю поспешно отвернулась от самой себя и стала смотреть на мисс Дюбарри, на ее дорогое платье, аккуратную головку, черные волосы, алые губы, прелестную матовую бледность.

«Нет, – подумала она. – Никогда, ни в какое время невозможно было сделать из меня ее. Даже в юности. Дело не в румянах. Мы по-разному устроены».

Она собралась снова сесть, но в это мгновение дверь спальни отворилась, и на пороге возникла мисс Лафосс.

Глава седьмая

15:44–17:02

Мисс Лафосс вышла в комнату – развевающаяся черная ткань, блестящий серебряный воротник и серебряный пояс, сияющие светлые волосы – как бледно-золотая корона. Мисс Петтигрю показалось, что мисс Дюбарри как-то поблекла.

«Ага! – подумала мисс Петтигрю, чувствуя ревнивую гордость. – Против природы искусство бессильно».

– Делисия! – вскричала мисс Дюбарри, вскакивая на ноги. – Я уж отчаялась тебя увидеть!

– Эдит, прошу, успокойся. Ты слишком возбуждена.

– Посмотрела бы я на тебя на моем месте.

– Ну, предположим, – сказала мисс Лафосс миролюбиво. – Со стороны, конечно, легко говорить. Однако как вы поладили с Джиневрой, пока я заставила тебя ждать?

– А, чудесно. Мы прекрасно поболтали. Я хвасталась, это всегда приятно.

– Нет же, – поспешила вставить мисс Петтигрю. – Вы всего лишь отвечали на мои вопросы.

– Я вам верю. Обеим, – улыбнулась мисс Лафосс.

– О, Делисия!

Мисс Дюбарри всхлипнула. Очевидно, все ее горести снова нахлынули на нее. Ее лицо искривилось, но мысль о косметике удержала ее на грани слез. Она присела на диван и попыталась взять себя в руки.

– Да, – сказала мисс Лафосс сочувственно. – Я готова слушать. Где же сигареты… А, вот они.

Она зажгла две сигареты, одну для себя и одну для мисс Дюбарри, и села рядом с ней.

– Ну, рассказывай.

Мисс Дюбарри жадно затянулась.

– Тони ушел.

– Не может быть!

Мисс Петтигрю присела в стороне, чувствуя себя лишней. Это был разговор между подругами, они сразу же забыли о ней. Ей захотелось встать и выйти, но просто покинуть комнату без единого слова было бы невежливо. В конце концов, мисс Дюбарри знала, что она здесь, поэтому нельзя было сказать, что она подслушивает. А уходить ей не хотелось. Напротив, ей хотелось узнать, кто такой Тони и почему он ушел от мисс Дюбарри. Ее также начало одолевать горькое, завистливое чувство – зачем же эти прекрасные женщины приоткрыли ей свой мир, полный чудесных приключений, на такой краткий срок.

– Так и есть, – кивнула мисс Дюбарри.

– Вы же и раньше ссорились.

– Да. Но не так, не по-настоящему. Я чувствую разницу.

– Понимаю, – сказала мисс Лафосс. – Так что все же случилось?

– Ну, ты же знаешь Тони. Он так ревнив, что стоит перекинуться парой вежливых слов с лифтером, и он уже подозревает измену.

– Да. Но нельзя не признать, что твоя пара слов обычно звучит очень… убедительно.

– Знаю, знаю. Привычка. Пока не добьешься определенного положения, это единственный способ, а потом очень сложно разучиться.

– Да, – снова согласилась мисс Лафосс.

– Но никого, кроме Тони, у меня нет! Ты же знаешь. И никогда не было. То есть в первый раз можно выйти замуж по деловым соображениям, но потом в этом нет уже никакого смысла, можно себе позволить и влюбиться. Я бы вышла за него замуж, если бы он позвал. Но он не зовет.

– Может быть, ему не хочется. В смысле, это для тебя все-таки жертва, что ни говори, – поступиться свободой, когда у тебя свое дело и достаточно денег. Тебе не обязательно замуж. Он, наверное, решил, что сделать предложение было бы наглостью с его стороны. А так, как сейчас… ну, видно, что вы друг другу нравитесь, но можете разойтись в любой момент, если что. Но замужество… Это серьезно. Он может решить, что заботится таким образом о твоих же интересах.

– Я думаю, именно это он себе и взял в голову. Почти уверена. Мое дело приносит мне больше, чем он зарабатывает. Но пусть бы он просто сказал, я бы поняла! Если бы хоть намекнул, что для него это серьезно. Я бы тогда его быстренько уломала.

– Странный народ, мужчины.

– А он решил, что может и так, и так. Чтобы я была ему верна, как будто замужем, и в то же время никакого замужества и даже никаких о нем разговоров.

– То есть он ожидает, что ты станешь читать его мысли.

– Да я была и не против. Лучше быть с Тони на таких условиях, чем вовсе без него. Но это же не должно мешать мне приятно проводить время! Помнишь, я говорила, что ему пришлось уехать за границу на шесть недель? А я пока закрутила с Франком Десмондом. Ничего такого, все совершенно невинно. Просто для развлечения. Ну, и мы всей компанией поехали к нему в загородный дом. Все постепенно разъехались, я осталась выпить на посошок, но когда мы сели к нему в машину, выяснилось, что она не заводится. Механик из него никакой, а у нас даже фонарика с собой не было. Ливень как из ведра, и темно, хоть глаз выколи, а до поселка по меньшей мере миля. И что мне прикажете делать, кроме как остаться на ночь?

– Ничего, – подтвердила мисс Лафосс. – Я и сама поступила бы точно так же. А потом Тони об этом узнал?

Слезы снова выступили на глазах мисс Дюбарри, а губы ее задрожали.

– Да.

– Но я так понимаю, – сказала мисс Лафосс неуверенно, – что ничего такого не было?

– В том-то и дело! – воскликнула мисс Дюбарри. – Ты же знаешь, как с Франком всегда интересно. Не то, чтобы мне совсем не хотелось с ним пошалить. Но я сдержалась, потому что думала о Тони. А что толку? Знаешь, я могла бы уж тогда и не сдерживаться, он все равно мне не верит.

– Что ж. Говорят, добродетель – сама себе награда.

– Ну, награда в моем случае одна и та же, так что я бы предпочла ее немного подсластить.

– Но Тони не верит.

– Нет. Я уже все перепробовала. Ты же знаешь, какая у Франка репутация. Тони не поверит ни мне, ни ему… Я даже опустилась до того, что попросила у Франка помощи. Он пообещал сказать все, что я захочу.

– Ну естественно, – сказала мисс Лафосс скучным голосом. – В том-то и загвоздка. Тони знает, что ему ничего не стоит для тебя соврать, а значит, как можно быть уверенным, врет он или нет? О боже. Ну и ситуация.

– Да. Ужасно все сложилось.

Голос мисс Дюбарри пресекся, и несколько тщательно удерживаемых слезинок все же пролились из ее глаз. Она схватила мисс Лафосс за руку.

– Делисия! Умоляю, придумай что-нибудь. Я без него жить не могу.

Мисс Лафосс, как могла, успокоила ее. Мисс Дюбарри промокнула глаза, а потом гневно подняла их на подругу.

– Плакать из-за мужчины! Какой позор! Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума. Я сама так думаю. Еще чего! Из-за грубого, неотесанного мужлана! Видеть его больше не желаю!

– Смелое заявление, – вздохнула мисс Лафосс, – но, к сожалению, совершенно пустое.

Мисс Дюбарри поникла.

– Я сразу же побежала к тебе. Ты наверняка что-нибудь придумаешь.

– Я попробую, – сказала мисс Лафосс. – Но… Тони! И ты все-таки осталась на ночь, с этим спорить безнадежно.

– Ну да.

– Проблема.

– Поэтому я и здесь. Говорят, Ник вернулся, я уж и не знала, принимаешь ли ты.

– О да. Ник вернулся.

– Мне казалось, ты говорила, что он собирался только завтра.

– Собирался.

– Так ты идешь к Огилви?

– О да.

– Когда он вернулся?

– Сегодня утром.

– И где он сейчас?

– Не знаю. Ушел.

– Что?

– Провел здесь меньше часа.

– Он… он… не захотел остаться? – ошеломленно переспросила мисс Дюбарри.

– Захотел. Но Джиневра ему не позволила. В этом все и дело.

– Как – не позволила?

– Он ей не понравился.

– Не может быть.

– Хочешь, спроси, она подтвердит.

– То есть он сейчас вернется?

– Нет. Только завтра.

– Что?

– Джиневра ему не позволила.

– Боже!

– Клянусь.

– И он стерпел?

– Ему больше ничего не оставалось.

– Не может быть.

– Джиневра положила его на обе лопатки.

– Господь милосердный!

Мисс Дюбарри прошлась по комнате. Потом уставилась на мисс Петтигрю с выражением, в котором смешались недоверие, восхищение и трепет, постепенно переходящие в благоговение.

– Вы выставили Ника из его собственной квартиры?!

– Ну, не совсем… в этом смысле, – дрожащим голосом сказала мисс Петтигрю.

– Я попала в переплет, – сказала мисс Лафосс.

– И ты тоже? – слабо сказала мисс Дюбарри.

– Ник обещал вернуться завтра.

– Я знаю.

– Поэтому прошлой ночью тут был Фил.

– О боже!

– Про Ника я узнала, когда было уже поздно.

– Разумеется.

– Фил вкладывается в мою новую программу. Я не могла ему отказать. Никогда же не знаешь, как оно все сложится.

– Ну да.

– И он ничего не знает про Ника.

– Ему и не нужно, я согласна.

– Ну вот, утро, он здесь.

– И что?

– И Джиневра его выставила.

– Не может быть.

– Да.

– И он ничего не заподозрил?

– Ничего.

– И тут приходит Ник?

– Да, – сказала мисс Лафосс. – И находит его сигарку!

– О!

– Но Джиневра и с этим справилась. Вынула пачку и предложила угощаться.

– Чтоб мне провалиться, – прошептала мисс Дюбарри. – И он это проглотил?

– Если бы ты видела, как она это сыграла, – сказала мисс Лафосс, – то и ты проглотила бы.

– Так. Рассказывай, – слабым голосом потребовала мисс Дюбарри. – Все подробности. Не упуская ни единой мелочи.

Мисс Лафосс рассказала, во всех подробностях. Мисс Петтигрю краснела, бледнела, дрожала и пыталась протестовать. Лицо ее сияло. Никогда в жизни она не была так горда собой. Теперь, в пересказе мисс Лафосс, ей и в самом деле казалось, что она сотворила чудо. Особенную же радость ей доставляло то, с каким удовольствием мисс Лафосс перечисляла ее достижения. Похоже, Ник был еще более грозным соперником, чем ей показалось.

– Вот это, я понимаю, женщина! – сказала мисс Дюбарри.

Она подошла к мисс Петтигрю и взяла ее за руку.

– Джиневра, вы хорошо замаскировались, – сказала она, дотронувшись до ее платья. – Оболочка меня обманула. Но внутри вы – сокровище.

– Я тоже так считаю, – подтвердила мисс Лафосс.

Они переглянулись.

– Если она даже с Ником справилась, – начала мисс Дюбарри.

– Вот и я думаю.

Они повернулись и посмотрели на мисс Петтигрю.

– У меня, кажется, есть шанс, – сказала мисс Дюбарри.

– Никаких указаний, – поспешно перебила мисс Лафосс. – Она работает соло. В решительный момент на нее находит вдохновение. Так она устроена. Главное – не мешать.

– Разумеется.

– Он там будет?

– Обещал.

– Который час?

– Десять минут пятого.

– Боже! А Джиневра еще не одета. Нам понадобится твоя помощь. Что-нибудь, что сгодится и на вечер, и на ночь. Вечером можно даже не раздеваться. Важно создать впечатление, что мы сейчас уходим, как только мы войдем. Это Огилви, ты же понимаешь.

– Встаньте, – обратилась мисс Дюбарри к мисс Петтигрю. Мисс Петтигрю повиновалась.

– Она примерно твоего сложения, – заметила мисс Дюбарри.

– Да, мне тоже так кажется.

– Может быть, что-нибудь из твоего?

– Если надо, подгоним.

– Ну что вы, – нервно перебила мисс Петтигрю. – Не беспокойтесь, пожалуйста. Идите без меня. Мне не хотелось бы навязываться.

– Навязываться? К Огилви? – удивленно протянула мисс Дюбарри.

– Навязываться к Теренсу, – сказала мисс Лафосс.

– Навязываться к Мойре, – сказала мисс Дюбарри.

– Они не знакомы с таким понятием, – сказала мисс Лафосс.

– Только если я вас не обременю, – слабым голосом сказала мисс Петтигрю, слишком взволнованная обещанием дальнейших приключений, чтобы настаивать на отказе. – Если я вам не помешаю.

– Помешаете! – воскликнула мисс Дюбарри. – Вы делаете нам одолжение! Вы должны меня спасти. Умоляю, умоляю, не забудьте.

– Джиневра, не подведите, – подхватила мисс Лафосс. – С Тони нужно что-то делать.

Мисс Петтигрю решила промолчать. В конце концов, к чему протестовать против собственного счастья? Счастья, которое пронизало ее, как хорошая доза доставленного Ником кокаина? Ей было неважно, какие перед ней встанут трудности. Она справится. Она снова отдалась в объятия радости, не сомневаясь больше в чудесах этого удивительного дня. Что именно нужно было делать с Тони, оставалось для нее загадкой, но с другой стороны, она не понимала толком доброй половины реплик, направленных в ее сторону.

– Куда мы направляемся? – спросила она.

– На коктейли к Огилви.

– На коктейли! – блаженно вздохнула мисс Петтигрю. – Я! На коктейли!

– Почему бы нет? – сказала мисс Дюбарри.

– Почему бы нет! – повторила мисс Петтигрю. Лицо ее светилось.

Они направились в спальню. Мисс Петтигрю быстро искупалась, в то время как мисс Лафосс занялась ее гардеробом. Выйдя из ванны, мисс Петтигрю надела выложенное для нее шелковое белье. Никогда в жизни она не носила настоящий шелк. Гладкая ткань произвела внутри нее значительную перемену. Она чувствовала себя дерзкой, вызывающе готовой ко всему. Сомнения остались лежать в груде сброшенного трикотажа.

– Влияние шелкового белья на женскую психологию, несомненно, изучено недостаточно, – задумчиво сказала она.

Она выступила в спальню, как на первый бал. Даже то, что ее ноги непокрыты ниже короткой кружевной оторочки белья, не беспокоило ее больше.

Мисс Дюбарри усадила ее перед зеркалом.

– Нет, – решительно заявила мисс Петтигрю. – Ни в коем случае. На конечный продукт я согласна смотреть, но от промежуточных этапов увольте.

И отвернулась в другую сторону.

– Лицо, – сказала мисс Дюбарри.

– Что с ним можно сделать? – взволнованно спросила мисс Лафосс.

– С этим? – сказала мисс Дюбарри. – Да что угодно.

Она отступила на шаг и оглядела мисс Петтигрю. Потом обошла ее кругом. Склонила голову набок. Нахмурилась. В своем профессиональном обличье мисс Дюбарри словно преобразилась. От беспокойности, резкости, нерешительности не осталось и следа; последовательность, твердость, уверенность – мастер за работой.

– Какие скулы, – сказала она. – Ничего лишнего. А нос! Совершенство. С остальным я могу справиться, но вот если бы пришлось исправлять нос…

– Красота, – сказала мисс Лафосс.

– После тридцати пяти, – продолжила мисс Дюбарри, – косметикой нельзя злоупотреблять. Нет ничего ужаснее, чем ярко накрашенная дама средних лет. Это не скрадывает возраст, а, наоборот, подчеркивает его. Обращать на себя внимание при помощи макияжа имеет право только юное лицо. Нет, нам нужно как раз легкое, едва заметное прикосновение, намекающее на возможность своего полного отсутствия, заставляющее зрителя сомневаться – искусство перед ним или же природа.

Мисс Дюбарри приступила к работе. Лицо мисс Петтигрю подверглось нападению: его со всех сторон массировали, похлопывали, пощипывали; на него нанесли и стерли крем; потом нанесли и стерли лосьон. Кожу словно покалывало иголочками; она чувствовала, будто молодеет и расцветает.

– Ну, – сказала наконец мисс Дюбарри, – вот, пожалуй, все, что я могу в этих условиях. Мы не в салоне. Но что есть, то есть.

Она оценивающе посмотрела на мисс Петтигрю. Та вернула встревоженный взгляд. Мисс Петтигрю чувствовала себя немного виноватой – как будто поленилась сама зайти в салон мисс Дюбарри, хотя представить себе, что ей могли бы понадобиться дополнительные флаконы и баночки, она не могла.

Мисс Дюбарри повернула ее лицо к свету.

– Вот, видите. Я не накрасила ресницы и не нарисовала брови. Я их всего лишь осторожно оттенила. Можно ли сказать, что они выглядят естественно? Конечно же.

– Совершенство, – согласилась мисс Лафосс. – Ты волшебница, Эдит.

– Ну, свое дело я знаю неплохо, – скромно согласилась мисс Дюбарри.

Она еще раз бросила одобрительный взгляд на свое творение.

– Так, – сказала она строго. – Теперь платье.

– Может быть, все-таки расшитое, зеленое с золотом?

– Ни в коем случае, – твердо сказала мисс Дюбарри. – Для Джиневры слишком вычурное. Не ее настроение. Слишком вызывающее, если точнее. Ты из той породы, что может носить все, что угодно, и при этом хорошо выглядеть, Делисия, иначе бы всем было видно, что вкуса в одежде у тебя нет. С Джиневрой не так. Ей нужен точный расчет.

– Как скажешь, – покорно сказала мисс Лафосс.

– Черный бархат, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю облачили в бархат. После минутного опасения, что оно плохо сядет, оказалось, что платье подошло – не в точности, но достаточно близко, чтобы не бросаться в глаза.

– Я так и думала, мы одного сложения, – облегченно вздохнула мисс Лафосс.

«Слава недоеданию, – подумала мисс Петтигрю неожиданно, – недоеданию и наследственности».

– Ожерелье, – приказала мисс Дюбарри. – Попроще и построже.

– Как насчет моих жемчугов? Не самые дорогие, конечно, но кто заметит?

– Превосходно.

– Нет, – твердо вмешалась мисс Петтигрю. – Я не стану носить чужие жемчуга. У меня не будет ни минуты покоя, я стану все время бояться, что они рассыплются. Благодарю, но все же нет.

Мисс Лафосс и мисс Дюбарри переглянулись.

– Она не шутит, – сказала мисс Лафосс. – Если Джиневра сказала «нет», это значит «нет».

– Нефритовые серьги, – сказала мисс Дюбарри. – И подвеску к ним. Джиневра и сверкающие камни плохо сочетаются.

Мисс Петтигрю уже открыла рот, собираясь протестовать, но мисс Лафосс ее торопливо перебила.

– Это подделка, не беспокойтесь, пожалуйста. Память о менее беззаботных временах, но Эдит они всегда нравились.

– И для позднего выхода сегодня – бутоньерку, – сказала мисс Дюбарри. – Скромную, в основном зелень и что-то матовое, но с одним ярким цветком. Настоящим, не искусственным. Настоящие цветы отражают ее личность – свежесть и естественность.

– Чистоту, – сказала мисс Лафосс.

– А к этому еще и голова.

– Просто невероятно.

– И никакого зазнайства.

– Ни капли.

– Какое счастье, – сказала мисс Дюбарри.

– Я закажу цветы, – пообещала мисс Лафосс.

– Да уж постарайся. Забавно, как все эти умники и умницы никогда толком за собой не следят. Витают в облаках. Не сочтите за обиду, конечно.

– Нисколько, – сказала мисс Петтигрю.

– Волосы, – сказала мисс Дюбарри.

Она вынула шпильки из волос мисс Петтигрю.

– Совершенно прямые, как раз такие, которые прекрасно укладываются щипцами. Чаще всего у них есть небольшое собственное направление, и тогда… О! – перебила она себя и посмотрела на мисс Лафосс: – Но твои-то вьются сами, откуда у тебя щипцы. Нам конец.

– Вовсе нет, – гордо возразила мисс Лафосс. – Помнишь, когда у Молли Леруа развилась под дождем завивка по дороге сюда, и она весь вечер ходила с секущимися концами? Ужас. С тех пор я всегда держу щипцы, на всякий случай. И штуковину, которая их нагревает.

Мисс Лафосс вытащила требуемое с видом фокусника, достающего кролика из шляпы. Мисс Дюбарри принялась за работу.

– На шампунь времени нет. Жаль, но ничего не поделаешь. По счастью, волосы и так не сальные. Не будем увлекаться, несколько локонов вполне достаточно. Полную прическу когда-нибудь потом.

Ее умелые пальцы так и мелькали. Мисс Петтигрю едва дышала. Никогда прежде ей не приходило в голову отвергать те скудные дары, которыми наделила ее природа. «К чему, – любила говорить ее мать, – пытаться мешать намерению Господа? Одобрит ли Он? Нет. Он дал тебе это лицо и эти волосы, значит, Он хотел, чтобы они у тебя были». Мисс Петтигрю молча упивалась терпким вкусом авантюры, легким ароматом распущенности, опьяняющим чувством виноватого наслаждения.

– Готово, – сказала мисс Дюбарри. – Пробор набок. Несколько случайных, наполовину развитых локонов на лбу, чтобы создать впечатление естественности и небрежности. Хорошо закрученные волосы над шеей, напротив, дают ощущение уверенности.

Она отошла на шаг, чтобы оценить свое творение.

– Вот это да, – прошептала мисс Лафосс. – Кто бы мог подумать, что прическа может так изменить человека.

– Все? – дрожащим голосом сказала мисс Петтигрю.

– Все, – сказала мисс Дюбарри.

– Как новая, – воскликнула мисс Лафосс.

– Неплохо получилось, – скромно сказала мисс Дюбарри.

– Просто не верю своим глазам, – продолжала мисс Лафосс.

– Подходящий материал, – сказала мисс Дюбарри. Не в силах больше сдерживаться, она добавила: – Не мне говорить, конечно, но работа просто отличная.

– Можно мне взглянуть? – взмолилась мисс Петтигрю.

– Зеркало к вашим услугам, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю встала. Потом медленно обернулась. И замерла.

– Нет, – выдохнула она.

– Да! – хором воскликнули мисс Лафосс и Дюбарри.

– Это не я!

– В точности вы, – сказала мисс Дюбарри.

– В естественном состоянии, – сказала мисс Лафосс.

Они замолчали. Момент требовал торжественности, и он принадлежал мисс Петтигрю. Они почтили его восхищенной тишиной.

Мисс Петтигрю тоже молчала. Она нетвердо стояла на ногах и ухватилась для поддержки за спинку стула. Перед ней стоял кто-то незнакомый. Модная женщина, уверенная, утонченная, безупречно элегантная. Не обладающая возрастом. Определенно не юная, очевидно, не пожилая. Но кто станет обращать внимание на возраст при такой восхитительной внешности? Глубокий черный бархат платья переливался так, что, казалось, отблескивал то одним, то другим цветом. Это было создание художника. Блестяще выкроенный вырез придавал ему свойство одновременно вызывающее и целомудренное. Оно приковывало взгляд, манило выяснить подробнее, какое же из двух. Строгие линии кроя как будто сделали ее выше. Серьги добавляли ощущения опытности, подвеска – элегантности. Мисс Петтигрю, светская дама.

А этот легкий румянец! Естественный? Как знать! А свободно завитые волосы? Никаких жидких свисающих прядей. Неужели это ее собственные? Не может быть. А глаза! Гораздо более глубокого цвета, чем она помнила. Искусно подведенные брови! Едва заметно подкрашенные манящие губы! Да полно, подкрашены ли они? Единственный способ узнать – это поцеловать их.

Она попробовала улыбнуться. Женщина в зеркале вернула улыбку – уверенно и бесстрашно. Куда девались робкая поза, самоуничижительная усмешка, бесформенная фигура, уродливая прическа, вялая кожа? Изгнаны заклинаниями владелицы «Салона Дюбарри».

Мисс Петтигрю, в восторге и ужасе, взирала на свой образ, который раньше мог явиться ей разве что во сне. Глаза ее затуманились.

– Джиневра, – испуганно вскричала мисс Дюбарри. – Возьмите себя в руки!

– Джиневра, умоляю, – воскликнула и мисс Лафосс. – Косметика. Помните о своем долге перед ней.

Мисс Петтигрю сделала над собой усилие.

– Разумеется, – сказала она гордо. – В конце концов, «Англия ждет». Я вполне понимаю, что в моем положении необходима неустанная забота.

– Туфли, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю надела пару.

– О, – сказала она удивленно. – Немного велики.

– И слава богу, – сказала мисс Лафосс. – Хорошо, что не малы. Мы купим пару стелек по дороге.

– Одеваемся и выходим, – сказала мисс Дюбарри.

Перед мысленным взором мисс Петтигрю пронеслось кошмарное видение: ее новая блистательная сущность, завернутая в привычную бурую шерсть. Но нет! Внезапно на ее плечи легла шубка, столь мягкая, столь гладкая, столь невыразимо теплая, что немедленно обволокла ее облаком роскоши.

– О! – ахнула мисс Петтигрю. – Всю свою жизнь я мечтала носить меховую шубу. Хотя бы примерить, всего один раз.

– Шляпку? – сказала мисс Дюбарри.

– Мои не подойдут, – сказала мисс Лафосс. – Придется так. Никто не заметит.

Перчатки, платок, новая сумочка.

– Готовы? – сказала мисс Дюбарри, обновляя свое лицо.

– Вполне, – сказала мисс Лафосс. – Отправляемся.

Последний взгляд в зеркало, последняя подгонка снаряжения, и все трое направились к двери.

Глава восьмая

17:02–18:21

МИСС ПЕТТИГРЮ обнаружила себя уже в коридоре. Ей больше не хотелось ни протестовать, ни удивляться, ни ужасаться, ни пытаться что-либо объяснить. Глаза ее сияли, лицо светилось, чувства пели. События развивались слишком стремительно, она не могла за ними поспеть, но наслаждаться ими она могла, и еще как.

«Мне все равно, – думала мисс Петтигрю восторженно. – Мою мать хватил бы удар, но я ничего не могу поделать. Никогда в жизни мне еще не было так удивительно хорошо. Она всегда учила меня опасаться незнакомых людей, мало ли что может случиться. Да, возможно, они приведут меня к падению, но если подумать, кому может прийти в голову совращать старую деву средних лет? Не верю. Я не знаю, почему все это со мной происходит, но мне все равно. Главное, что оно происходит».

– Все в порядке? – заботливо поинтересовалась мисс Лафосс.

– Вперед, – сияя, объявила мисс Петтигрю.

– Такси, мисс? – спросил швейцар.

Мисс Петтигрю никогда еще не брала такси, если это не диктовалось строгой необходимостью. Завершающий картину мазок мастера. Она откинулась на подушки и наблюдала, как мимо нее в окне проносятся лондонские улицы. Ей, несомненно, снился сон, но на удивление логичный и последовательный, и он больше не грозил перерасти в кошмар. Куда они ехали, она не понимала. Лабиринты этого города всегда наводили на нее страх, и она так и не научилась в них ориентироваться. По дороге они остановились и приобрели пару стелек. Наконец машина остановилась перед особняком, все окна которого ярко светились. Мисс Лафосс расплатилась с шофером. Они постучали в дверь, которая немедленно открылась. Никто не заградил проход мисс Петтигрю.

– Мы опаздываем, – заметила мисс Дюбарри.

Горничная провела их в гардеробную. Кроме них, в ней никого не было.

– Можете идти, Мейзи, – сказала мисс Лафосс. – Мы не заблудимся.

Горничная удалилась. Мисс Лафосс и Мисс Дюбарри припудрили носы.

– Ну же, Джиневра, – сказала мисс Лафосс. – Доставайте пудру. Не делать этого просто не принято. Последний штрих перед самым выходом, напудрить нос. Придает уверенности.

Дрожащими пальцами, неуверенно и неумело, но с чувством огромного облегчения, мисс Петтигрю впервые в жизни напудрила свой собственный нос.

– Вы знаете, – сказала она радостно, – мне кажется, вы правы. Действительно добавляет определенной уверенности. Я уже чувствую это влияние на себе.

– Умница, – похвалила ее мисс Дюбарри.

Они спустились вниз. Из-за закрытой двери доносились звуки празднества, которое было в полном разгаре. Внезапно мисс Петтигрю одолели сомнения. Она окаменела. Так, вероятно, чувствует себя актриса перед выходом на сцену. Она совершенно забыла, как она теперь выглядела; тех нескольких мгновений, которые она провела, глядя на себя в зеркало, было недостаточно, чтобы этот образ ей запомнился – для этого понадобились бы долгие часы. Она снова ощущала себя той самой, чем была всю свою жизнь, – мисс Петтигрю, постоянно в поисках работы, дрожащей, неумелой, уродливой и бессловесной. Ее била дрожь. Все будут смеяться, показывать пальцами, обсуждать ее. Такого позора она не выдержит.

Мисс Лафосс и мисс Дюбарри тоже остановились.

– Мы пришли, – сказала мисс Дюбарри негромко.

Мисс Петтигрю посмотрела на нее. Вся беззаботная веселость слетела с мисс Дюбарри. Она обмякла, как выжатое белье, ссутулилась и выглядела испуганной. Мисс Петтигрю так удивилась, что на мгновение забыла о собственных страхах.

– Эдит, взбодрись, – просительно сказала мисс Лафосс. – Нельзя позволить ему это увидеть. Все уладится. Она обязательно что-нибудь придумает.

Она обе повернулись к мисс Петтигрю.

– Тони. Умоляю, не забудьте, – горячо сказала мисс Лафосс.

– Если он там, я его вам укажу, – подхватила мисс Дюбарри не менее жарко.

«Как мило, – подумала мисс Петтигрю растроганно. – Она хочет познакомить меня со своим молодым человеком, даже несмотря на то что они поссорились».

– С удовольствием встречусь с ним, – сказала мисс Петтигрю. – Благодарю.

– Вот, – сказала мисс Лафосс гордо. – Что я говорила? У нее уже наверняка есть план.

– Прошу вас… – начала мисс Дюбарри.

– Никаких указаний, – прервала ее мисс Лафосс. – Это ее только запутает. У нее своя собственная манера, надо предоставить ей свободу. Только так.

– Только не забудьте, – повторила мисс Дюбарри с отчаянием.

Мисс Петтигрю понятия не имела, о чем идет речь, но очень многие реплики, направленные сегодня в ее сторону, казались ей странными и запутанными, так что она решила не уточнять, тем более что времени для этого у нее уже не было. Мисс Лафосс открыла дверь и втянула мисс Петтигрю внутрь.

Тотчас же она остановилась и часто заморгала. Зала была полна людей – и мужчин, и женщин. Ее слух тщился различить отдельные голоса в общем гаме. В дальнем конце огромной комнаты она заметила стойку и ряды бутылок за ней. Дальнейшему сбору впечатлений помешали громкие крики, и они были немедленно окружены гостями. Очевидно, мисс Лафосс и мисс Дюбарри пользовались определенной популярностью.

– Делисия!

– Эдит!

Мисс Лафосс улыбалась, мисс Дюбарри же претерпела поразительную перемену. Она смеялась, шутила, болтала, ни следа озабоченности или волнения. Мисс Лафосс, крепко держа мисс Петтигрю под руку, обвела ее вокруг комнаты. Мисс Петтигрю вежливо сказала «как поживаете» не меньше, чем сотне человек, и никого это не удивило. На нее не указывали пальцами, над ней не смеялись, хозяйка не встретила ее с напускной холодностью – впрочем, какая из представленных ей женщин была хозяйкой, она так и не поняла. Возможно, та, в роскошном алом платье, которая сказала: «А, Делисия, как мило, что ты пришла»? Но потом другая, завернутая во что-то зеленое и полупрозрачное, проговорила: «Делисия, зайчик мой, как приятно тебя видеть», – так что уверенности у нее не было.

В руках у нее оказался бокал, доставленный премилым молодым человеком с темными, волнистыми волосами, убедительными манерами и огоньком в глазах, но мисс Лафосс коротко дернула головой.

– Не советую, – прошептала она. – Не вообще, а именно это. Теренс их смешивает сам. Я принесу что-нибудь другое. Не хочу вас обидеть, Джиневра, но в вашей привычке к настолько крепкому я не уверена. Впрочем, до Тони и ему далеко, поверьте.

– Конечно, дорогая, – смущенно сказала мисс Петтигрю. – Я ни в коем случае не собираюсь пренебрегать вашими советами.

Мисс Лафосс принесла другой бокал.

– Ну, – сказала она, когда толпа вокруг них немного поредела, – хотите присесть? Где вам удобнее? Нам необходимо оставить силы на поздний выход.

– Я думаю, – ответила мисс Петтигрю, – что лучше всего мне встать вот там, тогда я смогу видеть себя в том зеркале на другом конце комнаты. Пожалуйста, не подумайте, что это тщеславие, хотя, если честно, без него не обошлось, но мне очень непривычно в этом обличье, и время от времени я должна убеждаться, что действительно выгляжу так, как выгляжу, – вернее, что не выгляжу так, как больше не выгляжу. Это меня невероятно успокаивает и ободряет.

– Прекрасная мысль, – согласилась мисс Лафосс.

Она сопроводила мисс Петтигрю к выбранной ею позиции. Мисс Петтигрю сразу же украдкой бросила взгляд в зеркало, и с облегчением вздохнула. Ее новая сущность все еще была при ней. Особой разницы между ней и любой другой женщиной в зале заметить было невозможно. Она небрежно раскрыла полы шубки, чтобы бархат под ней было лучше видно. Она больше не боялась остаться в одиночестве. Оказавшись здесь, она собиралась смотреть, слушать и запоминать. Этого было ей достаточно. Однако в одиночестве ей оставаться не пришлось. Мисс Лафосс вскоре исчезла, но, к удивлению мисс Петтигрю, место рядом с ней было немедленно занято. Вернее, его последовательно занимали все новые и новые люди, которые с ней любезно здоровались, предлагали разнообразные напитки, от которых она, разумеется, отказывалась, и вообще выказывали ей знаки благосклонного внимания. Удивительно. Вокруг нее собрался свой собственный кружок. Светская болтовня оказалась не таким уж сложным занятием. Достаточно было время от времени улыбаться и соглашаться со своими собеседниками, и они оставались совершенно довольны. Если же ей случалось высказать свое собственное мнение по какому-то вопросу, то оно принималось с видом такого искреннего интереса и восхищения, что она начала сомневаться, не таился ли в ней всю жизнь талант к приятной беседе, который просто никогда не имел случая проявиться.

Она смеялась и кивала, кивала и смеялась, и время от времени начинала беспокоиться, не растрепались ли от этого кивания ее волосы и не рассеялись ли чары. Однако одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы успокоиться. На нее по-прежнему смотрела не тихая гувернантка мисс Петтигрю, а загадочная дама, которой легкий беспорядок в прическе только придавал особое очарование.

А желающие легкой беседы все прибывали. Она счастливо не обращала внимания на мисс Лафосс – а та тем временем не могла держать удивительные происшествия сегодняшнего дня при себе. Никаких подробностей, разумеется, но воздержаться от краткого пересказа, в измененных обстоятельствах, было выше ее сил.

– Да, – говорила она. – Блестящая имитация, закрыть глаза – и не отличишь от оригинала.

– Неплохая вечеринка, – сказал Реджи Картрет, восходящая звезда водевиля, своей спутнице Флоренс Сомерс, известной красавице варьете.

– Отличный сбор, – согласилась мисс Сомерс.

– Кто эта дама?

– Мисс Петтигрю.

– Кажется, мы не знакомы.

– Как? (Высокомерно.) Вы не видели, как она изображает миссис Браммеган?

– Браммеган?

– Браммеган.

– Никогда не слышал о такой.

– Не слышали о мисс Браммеган?

– Нет. (Беспокойно.) А стоит?

– Несомненно.

– Тогда непременно узнаю.

– В наше время нельзя отставать от событий, – подтвердила мисс Сомерс.

– Согласен. Упустишь.

– Что ж, до встречи, – сказала мисс Сомерс. – Вот и Чарли. Увидимся.

– Неплохая вечеринка, – сказал Реджи Картрет Морису Динсмору, модному ведущему актеру.

– Ничего себе, – отозвался тот.

– Ну, свежих знаменитостей они заполучить сумели.

– Знаменитостей? Кого же?

– Мисс Петтигрю.

– Петтигрю?

– Не видели, как она изображает миссис Браммеган? (С наигранным удивлением.)

– Браммеган?

– Вы и миссис Браммеган не знаете?

– О… А-а-а! Ну да. Теперь припоминаю, кажется, встречались. У Десмондов?

– Возможно.

– И хорошо изображает?

– Непривзойдённый имитатор. Дора Делэни перед ней ничто.

– Не может быть.

– Хм… Это между нами, конечно, но есть мнение, что за ней стоит Фил Гольдберг. Они подружки с Делисией, а у Делисии с Гольдбергом… вот так.

– Боже! – воскликнул Морис.

– Факт. А если она при Гольдберге, то от друзей у нее отбоя не будет.

– Не будет, – согласился Морис.

Он поспешил прочь.

– А, Эвелина! – сказал Морис еще более модной ведущей актрисе.

– Привет, Морис.

– Тебя уже представили?

– Кому?

– Дорогая, вы же наверняка о ней слышали.

– Да о ком же?

– Мисс Петтигрю.

– О! А… Петтигрю.

– Будущая звезда.

– Ах, да. Кажется, я что-то читала в газете.

– Никогда не видели ее имитацию миссис Браммеган?

– Браммеган?

– Ну разумеется. (Снисходительно.) Уж о ней-то вы знаете?

– О… да. Конечно, знаю. Так она делает Браммеган?

– В провинции ее носили на руках.

– В провинции! (Холодно.)

– Лондон на очереди. (Безразлично.)

– Лондон?

– Разумеется. За ней Фил Гольдберг. Звезда его новой программы. Она и Делисия Лафосс, большими буквами.

– А, как же, теперь припоминаю, – согласилась мисс Сомерс.

– Никогда не знаешь. Сегодня никто, а завтра на устах всего города.

– В самом деле. Пойду представлюсь.

Мисс Петтигрю принимала всех. Ее глаза блестели, лицо сияло, волосы понемногу высвобождались из плена – но деликатно, не теряя завивки. Сережки мерцали, источая утонченность; щеки покрывал румянец, на этот раз несомненно естественный; грудь вздымалась под напором сдерживаемого волнения.

Мисс Лафосс коснулась ее руки. Мисс Петтигрю отвернулась от очередного почитателя.

– Тони, – прошептала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю посмотрела в указанном направлении. Молодой человек среднего сложения, с темно-каштановой неприбранной шевелюрой, глазами как горячие угли, и общим выражением независимой самодостаточности.

«А! – подумала мисс Петтигрю с облегчением. – Вполне привлекательное лицо. Я думала… Я ожидала… смазливого повесу, наверное. Вот и верь после этого внешнему виду».

Мисс Дюбарри и Тони уже повстречались.

– Как дела, Тони? – беззаботно бросила мисс Дюбарри.

– Неплохая вечеринка, – миролюбиво откликнулся Тони.

Мисс Дюбарри прошла мимо. Очень сдержанная встреча, в современном духе, небрежная. После нее они друг друга избегали. Мисс Дюбарри была душой компании в углу, Тони – другой компании, в другом углу.

«Ага, – подумала мисс Петтигрю. – Но думают при этом друг о друге. Ведут себя напоказ. Какая жалость! Видно же, что они друг другу нравятся».

Мисс Дюбарри подошла чуть позже.

– Тони, – прошептала она.

– Я знаю, – сообщила мисс Петтигрю.

Она взглянула на мисс Дюбарри. Тони в этот момент смотрел в другую сторону, и мисс Дюбарри могла спокойно его разглядывать. На мгновение мисс Петтигрю показалось, что в ее глазах мелькнула тоска, но тут Тони повернулся, и мисс Дюбарри немедленно рассмеялась кому-то в ответ.

Мисс Петтигрю внезапно потеряла всякий интерес к окружающим ее людям. В конце концов, их она не знала, а мисс Дюбарри была ее другом. Она больше не могла чувствовать себя счастливой, зная, как страдает мисс Дюбарри.

Она осторожно отошла и выбрала себе свободный угол барной стойки. Там она нашла высокий табурет и уселась.

«Ох, – подумала она. – Надеюсь, этот молодой человек придет в себя. Было бы жаль, если бы мисс Дюбарри так и осталась несчастной. Молодость так быстро проходит».

К ней подошла мисс Лафосс.

– Джиневра, – объявила она, – это Тони, мой добрый приятель.

– Как поживаете, – сказала мисс Петтигрю.

– Как поживаете, – отозвался Тони.

– Вы поболтайте тут, – сказала мисс Лафосс и исчезла.

– Выпить? – дружелюбно предложил Тони.

– Благодарю, – сказала мисс Петтигрю, – не откажусь.

«Я уже выпила два бокала, – подумала она рассудительно, – и чувствую себя превосходно. Еще один мне не повредит, а утвердительный ответ, похоже, производит гораздо более благоприятное впечатление».

Тони посмотрел на нее оценивающе. Ему нравилось думать, что он хорошо разбирается в женщинах. Он внимательно оглядел мерцающие серьги, отметил крой платья, и принял решение.

– «Змеиный яд»?

– О… Хм. В самом деле? Впрочем, разумеется, – сказала мисс Петтигрю, слегка смущенная.

Тони вернулся со стаканом. Мисс Петтигрю одним глотком осушила его наполовину. Тони одобрительно хмыкнул.

На мгновение мисс Петтигрю показалось, что она и в самом деле приняла яд. Она замерла на своем табурете, не смея пошевелиться. В горле ее бушевало пламя. Комната качнулась у нее перед глазами. Потом зашатался и табурет. Однако вскоре окружающий мир снова успокоился. Оказалась, что комната никуда не двигалась, табурет стоял весьма прочно, а она все еще восседала на нем. Она рискнула немного повернуться, и не потеряла при этом равновесия. Мисс Петтигрю просияла.

Она чувствовала себя просто замечательно. Ее переполняла восхитительная уверенность. С презрением взирала она на свою прежнюю сущность. О, бесполезное создание! Страх! Возможно ли, что она когда-то была исполнена страха? Нет! Воинственные намерения пробуждались в ее груди. Далекий рог звал ее на битву, один на один с грозным врагом, для того лишь, чтобы, одержав победу, покрыть себя славой и доказать свою мощь. Она оглядела комнату, и в глазах ее пылал огонь войны. Найдется ли ей достойный соперник?

Тони робко стоял рядом. Похоже, что уходить он пока не собирался. Его поза пробудила в голове мисс Петтигрю неясные чувства. Потом его глаза поймали в толпе фигуру мисс Дюбарри. Мисс Петтигрю вспомнила. Очень медленно и осторожно она слезла с табурета.

– Ага! – сказала она громко. – Вы, стало быть, Тони?

Он вздрогнул.

– Ну да. К вашим услугам.

– Давно хотела с вами познакомиться.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Нисколько. Меня всегда интересовали глупцы, вот и все.

– Что? – ахнул Тони.

– Глупцы, – повторила мисс Петтигрю.

– Это обо мне?

– Именно.

– Хм, – сказал Тони озадаченно. – Не думал, что вы меня так хорошо знаете.

– Слишком хорошо.

– Что ж так? – сказал он заинтересованно.

– Сомневаюсь, чтобы вы это поняли, – высокомерно сказала мисс Петтигрю. – У меня, знаете ли, чисто профессиональный интерес к неразумному поведению среди молодежи. Я, как видите, уже вышла из возраста, в котором обычно делают глупости, так что интерес этот не несет никаких последствий.

– А я тут при чем?

– А о вас я просто наслышана.

– Кто это вам рассказывал о моей глупости? – сказал Тони сердито.

Он помрачнел и нахмурился.

– Никто, – отрезала мисс Петтигрю. – Мои собственные выводы, на основании того, что я услышала.

– И что же это было?

– Мне недосуг вдаваться в детали, – сказала мисс Петтигрю значительно. – Просто пришла в голову мысль – как же глуп этот молодой человек, до того, что даже интересно было бы на него взглянуть. Теперь я вполне удовлетворена.

– Чем же?

– Правильностью своих выводов.

– Ничего себе! – воскликнул Тони. – С кем вы говорили? Я не потерплю, чтобы меня за глаза называли глупцом.

– Тогда ведите себя иначе.

– Я?

– Разумеется, – сказала мисс Петтигрю, внезапно исполнившись сострадания, – вина не только ваша. Молодежь вообще плохо разбирается в людях. Поживите с мое, и тогда сможете безошибочно определять, кто говорит правду, а кто нет.

– Мне не обязательно жить так долго, чтобы понять, что меня обманывают!

Мисс Петтигрю снисходительно улыбнулась. Тони побагровел.

– Что вы ухмыляетесь?

– Улыбаюсь, – поправила мисс Петтигрю, – и довольно добродушно. Впрочем, продолжайте. Люблю слушать, как молодежь разговаривает. Это меня забавляет. Такая самоуверенность! Хорошо, что я в том возрасте, когда обмануться уже невозможно.

– Меня тоже никто не обманет.

– Разве что вы сами.

– Да что же…

– Впрочем, – перебила его мисс Петтигрю, на которую теперь накатило безразличие, – возможно, вы и правы. В конце концов, вся эта любовь того не стоит. В моем возрасте вы это поймете, и будете благодарны, что не позволили глупым чувствам встать на пути разумных решений.

– Мадам, – взорвался Тони, – если вы еще раз упомянете свой возраст, я… я не знаю, что сделаю.

– Однако, – продолжала мисс Петтигрю, – не стоит забывать, что и женщине, я считаю, тоже повезло. Я так и сказала мисс Лафосс: «Ей повезло, что она от него избавилась». Я не так хорошо знакома с вашей подругой, но когда женщины говорят правду, я это точно знаю. Это профессиональное. Дети ведь непрерывно лгут, и в конце концов развивается такое странное, но безошибочное чувство.

– Боже! Что вы несете?

– Я всего лишь упомянула свою профессию.

– А именно?

– Я… Я преподаю.

– Что же?

– Не что, а кому. Детям.

– Бог мой, – сказал Тони умирающим голосом. – Спокойно. Спокойно. Глубокий вдох. Так. А сейчас мы о чем разговариваем?

Мисс Петтигрю задумалась. Потом задумалась еще глубже. Она с удивлением обнаружила, что попытка задержаться на одной мысли представляет для нее почти непреодолимую трудность. Вопрос. Ответ. Вдруг ее осенило.

– О вашей прежней невесте, конечно же.

– Эдит!

– Так вот, – сказала мисс Петтигрю с негодованием и в полном противоречии с действительными событиями, – я ей прямо так и сказала: «Даже и не думай огорчаться из-за молодого человека, который устраивает тебе сцены исключительно для своего развлечения».

– Я никогда не устраиваю сцен для развлечения!

– Хм, – сказала мисс Петтигрю. – Хорошенького же вы о себе мнения.

– Чтоб мне провалиться! – в отчаянии вскричал Тони. – А теперь мы куда прыгнули? О чем это все?

– Тсс, – укоризненно сказала мисс Петтигрю. – Как вы себя ведете? Как вы думаете, женщины о вас забывают немедленно после вашего ухода?

– Нет, конечно.

– Ерунда.

– Ерунда. Что – ерунда? Что вам об этом известно?

Мисс Петтигрю излучала непоколебимое спокойствие. Голова ее была легка и восхитительно пуста. Остроумные реплики сами слетали с ее языка. Этому молодому человеку было за ней не угнаться.

– А то, что если бы вы в самом деле думали о себе то, что только что заявили, вам никогда не пришло бы в голову, что женщина может в ваше отсутствие предпочесть вам другого.

– Мне и не приходит!

– Тогда, – продолжала мисс Петтигрю, – к чему все эти игры? Если для того, чтобы выкрутиться из ситуации, позвольте вам сообщить, что это трусливый выход. Весьма трусливый. Ускользнуть с черного хода. Просто позор.

– Какой ситуации? Чьего черного хода?!

– Жалкие потуги. Признались бы честно, как подобает мужчине, что она вам надоела, вот и все.

– Кто надоел?

– Мисс Дюбарри.

– Мне не надоела мисс Дюбарри.

– Да не может быть, – сказала мисс Петтигрю. – Вот ведь какая странность. Вы утверждаете, что она вам не надоела, она – что ей не надоели вы… И что мне прикажете думать?

– Ничего я вам думать не приказываю!

– Тайное всегда становится явным, – нахмурившись, заявила мисс Петтигрю. – Все, как я и предполагала.

– Что вы предполагали?

– Что вы весьма глупый молодой человек.

– Ах, вот как!

– Да, вот так.

Они гневно уставились друг на друга. Никогда в жизни мисс Петтигрю еще не позволяла себе подобной грубости. Она внезапно это осознала. Что она тут наговорила? Ей стало не по себе. В стакане оставалась примерно половина, и она сделала еще один глоток. Жидкость прокатилась в горло горячей волной, и ей сразу полегчало. Так ему и надо. Он глубоко обидел ее дорогого друга мисс Дюбарри. Взгляд ее снова исполнился негодования.

– А она так вас любила.

– Ага! Любила, значит? – саркастически повторил Тони.

– Она ведь вам об этом говорила.

– О, говорить-то она говорила.

– А вы что, сами не знаете?

– Но она же…

– А, – перебила мисс Петтигрю, – конечно. Молодежь и ее мудрость.

– Ну хорошо, хорошо, любила!

– А вы ее?

Тони метнул в нее взгляд, потом покраснел.

– Да, – сказал он. – И я ее.

– Ну, – сказала мисс Петтигрю, – поздравляю. Ничего глупее я не слышала в жизни. Надеюсь только, что она сдержит слово, и ничего общего с вами больше иметь не станет.

– Это она так сказала?

– Да, – горячо сказала мисс Петтигрю, – и я с ней полностью согласна. Уж извините меня за прямоту, но в моем возрасте позволительно не слишком затруднять себя приличиями. Познакомившись с вами, молодой человек, я считаю, что для мисс Дюбарри гораздо более разумным шагом будет найти себе кого-нибудь с более выдержанным темпераментом, и с более… выраженными мыслительными способностями. Брак – дело серьезное.

– То есть вы ее собираетесь выдать за кого-то другого?

– Я несомненно ей это посоветую, – ответила мисс Петтигрю. – В любом случае, я рада, что с вами она разделалась.

– Разделалась со мной, значит?

– Разве нет?

– Ах, вот как? Ну, это мы еще посмотрим!

Тони обернулся и окинул комнату взглядом. Мисс Дюбарри сидела недалеко, вполне на расстоянии этого взгляда. За это время она незаметно подкралась поближе. Тони и мисс Петтигрю, уединившись в углу, что-то оживленно обсуждали – такое стечение обстоятельств требовало ее внимания. Дальнейшее развитие этих обстоятельств могло потребовать ее присутствия, и потребовало.

– Эдит, – позвал Тони негромко, но звучно и сосредоточенно.

Мисс Дюбарри подошла к нему легкими шагами.

– Ты, значит, со мной разделалась? – продолжал Тони тихим голосом, несущим угрозу в любой момент взорваться.

Мисс Дюбарри быстро просчитала в голове возможные варианты. Она украдкой бросила взгляд на мисс Петтигрю. Работа тут явно велась тонкая. Неосторожное слово могло ее разрушить. Когда сомневаешься, лучше всего повторить вопрос.

– Разделалась? – сказала она небрежно.

– Я, стало быть, для тебя недостаточно выдержан?

– Ну, – осторожно сказала мисс Дюбарри, – а ты как считаешь?

– Ага! – воскликнул Тони. – Значит, решила выйти за кого-то другого?

– Ну, – протянула мисс Дюбарри, нащупывая путь вслепую, – я ведь уже не девочка. Пора подумать о том, чтобы осесть наконец… а если ты не хочешь жениться…

– То есть ты меня больше не желаешь видеть?

– Не до такой степени, – осторожно сказала мисс Дюбарри, – все же не до такой степени. Это просто вырвалось, потому что ты меня очень задел. Полагаю, мы можем остаться друзьями.

– Ах, друзьями! – снова взорвался Тони. – Друзьями! Но ты все же это говорила?

– Да, говорила, – вынуждена была признать мисс Дюбарри. Разговор принимал опасный оборот. Она понятия не имела, что происходит. Жаль, конечно, что ей не пришло в голову раньше спрятаться за портьерой – впрочем, появиться оттуда с достоинством было бы сложно.

– Значит, по-твоему, от меня так просто избавиться?

– Ну, нет, – в отчаянии сказала мисс Дюбарри. – Ты всегда был… настойчивым.

– Еще бы.

– Вот так, – сдалась мисс Дюбарри.

– Вот именно! Меня нельзя подбирать и бросать по желанию!

– Нет, конечно.

– Надеюсь, ты это понимаешь.

– Разумеется.

– Так что же?

Сердце мисс Дюбарри так подпрыгнуло, что она наполовину ожидала, что оно выскочит наружу. Первым ее побуждением было распахнуть объятия и прижать Тони к груди, но врожденные инстинкты вмешались вовремя.

– Даже и не знаю, – сказала она высокомерно. – Кому это понравится, когда тебя в лицо называют лгуньей? Особенно в ответ на чистую правду…

– Ну и ладно, – сверкнул глазами Тони. – Моих извинений, стало быть, недостаточно. Что ж, если так…

И он сделал вид, что уходит.

– Тони! – вскричала мисс Дюбарри.

– Эдит, – отозвался он низким, немного хриплым голосом.

Мисс Петтигрю благосклонно сияла, глядя на них. Нить своего разговора с Тони она потеряла уже давно, а перепалка между ним и мисс Дюбарри и вовсе ускользнула от ее понимания, но похоже, что результат удовлетворил их обоих, а все остальное было не так важно. Мисс Дюбарри в особенности имела такой счастливый вид, что мисс Петтигрю готова была простить Тони все его прегрешения.

Она беспокойно огляделась. Подобные всплески эмоций у всех на виду казались ей слегка стыдными, а уж в устах дамы – и вовсе… вовсе… Ну, просто вовсе.

Однако никто не оборачивался, не вскрикивал, и вообще не обращал на них внимания. Все наперебой говорили, и при этом никто никого не слушал. Тони, вместо того чтобы глядеть на мисс Дюбарри обожающим взором, мог бы ее душить, никто бы и не заметил. Мисс Петтигрю облегченно вздохнула.

Мисс Дюбарри развернулась к мисс Петтигрю. Тот взгляд, которым она ее одарила, обычно называют сияющим.

– Ах! – воскликнула она. – Вы – чудо!

Мисс Петтигрю это немного озадачило, но мисс Дюбарри обняла ее и прошептала на ухо:

– Как я могу вас отблагодарить?

Мисс Петтигрю невероятно обрадовалась. Она догадалась, что примирение состоялось, хотя и не могла взять в толк, каким образом.

– Милая! – прошептала она в ответ. – Совет да любовь!

Невзирая на косметику, даже на возможность того, что Тони случайно увидит, как она выглядит на самом деле, мисс Дюбарри позволила двум слезинкам выскользнуть из ее глаз. Одна из них даже оставила в пудре едва заметную дорожку туши.

– О! – ахнула она. – Как я выгляжу!

– Великолепно, – заверил ее Тони.

– Мне нужно в гардеробную, – сказала мисс Дюбарри смущенно.

– Я с тобой, – сказал Тони.

Они вышли. Мисс Петтигрю проводила их благосклонным взглядом умудренной матроны.

«Какая прелесть, – подумала она сентиментально. – Милые бранятся. Стоило им только увидеть друг друга, и все сразу же позабыто».

Она едва заметно икнула.

«Так, так, – подумала она. – Несварение.

Не забыть бы принять на ночь жженой магнезии».

Глава девятая

18:21–19:25

МИСС ПЕТТИГРЮ была абсолютно счастлива. Она ощущала себя столь упоительно легкой и воздушной, что, казалось, могла бы пересечь залу, не касаясь ногами пола. На дне еще оставалось немного жидкости. Она решила ее допить.

Мисс Лафосс наблюдала за ней с другого конца комнаты. Последние четверть часа ее внимание было приковано к тому углу, где находилась мисс Петтигрю. Она отметила, что Тони задержался там на время. Потом отметила, что к ним присоединилась и мисс Дюбарри. Ее любопытство достигло предела. Но потом какая-то приятельница встала прямо перед ней, закрывая обзор, и принялась болтать, так что когда она снова смогла бросить взгляд в угол, Тони там уже не было, не было и мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю стояла там одна, с вызывающим видом, блестящими глазами, слегка растрепавшейся прической и пустым стаканом в руке.

Мисс Петтигрю выглядела блаженно счастливой. Мисс Петтигрю выглядела слишком счастливой. Мисс Лафосс был хорошо знаком этот вид. Она вздрогнула. На нее навалилось чувство вины. Она оставила Джиневру в одиночестве, и совершенно забыла предупредить Тони не обращать внимания на строгое платье и меха своей новой подруги – поразительное легкомыслие. Теперь могло быть уже поздно.

Она рассеянно ответила что-то приятельнице, бросила ее посреди комнаты и принялась проталкиваться к своей питомице, подозрительно посматривая на пустой стакан. Мисс Петтигрю радушно приветствовала ее.

– Джиневра, – вопросила мисс Лафосс обеспокоенно, – возлияния?

– Какие возлияния?

– Костыли не шатаются?

– Костыли? – повторила мисс Петтигрю. Она гордо приподняла подбородок. – Ах, ноги? Ноги, – заявила она величественно, – в полном порядке.

– Изобразите, – строго потребовала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю сделала пару шагов, сначала в одну сторону, потом в другую. Ей удалось сохранить похвальное равновесие.

– Слава богу! – выдохнула мисс Лафосс.

– Ваши подозрения, – укорила ее мисс Петтигрю, – меня глубоко задевают.

– Прошу прощения, – сказала мисс Лафосс. – Мои подозрения относились не к вам, а к Тони.

– Прелестный юноша, – подхватила мисс Петтигрю, – хотя и немного взбалмошный. Но хочу вас заверить, что и в этом случае подозрения беспочвенны. Всего лишь один стаканчик – вот и все, что он мне предложил.

– Знаю я его стаканчики, – отозвалась мисс Лафосс, все еще в сомнениях.

Однако любопытство взяло в ней верх над беспокойством. Она не могла более сдерживать его.

– Где он? – требовательно сказала она.

– Где кто?

– Тони.

– В гардеробной, – мечтательно сказала мисс Петтигрю.

– А! – воскликнула мисс Лафосс разочарованно. – А где Эдит? – безнадежно спросила она.

– В гардеробной, – сентиментально сказала мисс Петтигрю.

– О! – воскликнула мисс Лафосс, на этот раз восторженно. – Джиневра, неужели… не может быть, неужели…

– Неужели что?

– Они… там вместе?

– И что такого? – вопросила мисс Петтигрю. – К чистоте грязь не липнет.

– Вы прелесть! – вскричала мисс Лафосс. – Вы самая… самая… Вы просто чудо! Как, как вам это удалось? Но я и не сомневалась! Какое счастье! Никогда в жизни я не встречала никого чудеснее вас. Вы – единственная, кто мог бы с этим справиться. Тони и Эдит, снова вместе!

Мисс Петтигрю снисходительно улыбнулась.

– Милая моя, молодежь вечно ссорится. Это ничего не значит. Но стоит им сойтись снова, все само собой устраивается.

– Конечно, само собой… в вашем присутствии. Никому другому не удалось бы заставить их снова сойтись. Вы понятия не имеете, как Тони упрям, когда возьмет себе что-то в голову… Уж я-то знаю. Вы волшебница.

Мисс Петтигрю сдалась. Если ее прелестной спутнице угодно разговаривать загадками, пусть разговаривает. Ее, мисс Петтигрю, это не волнует. Ее сейчас вообще ничего не волнует. Она знала только, что за всю свою жизнь ей не доводилось чувствовать себя настолько легко и безрассудно. Загадки? Да сколько хотите. Похоже, это у них у всех такая привычка. Что ей за дело?

– Как вам угодно, – сказала она добродушно.

– Пойдемте же, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю повернула голову к двери и ощутила некоторое беспокойство. Расстояние показалось ей слишком большим. Ее внезапно посетило сильное желание отложить столь рискованное предприятие.

– Дорогая моя, – сказала она с достоинством, – если вы не возражаете, я предпочла бы опереться на вашу руку. У меня слегка закружилась голова. Полагаю, из-за духоты. Долгое пребывание в толпе людей, в комнате с закрытыми окнами для меня непривычно.

– Вот! – горячо сказала мисс Лафосс. – Я так и знала! Что Тони вам подсунул? Когда я вас оставила, с вами все было в порядке. Увижу его – голову оторву.

– О! – ахнула мисс Петтигрю. – Прошу вас! Ни в коей мере… Это просто невозможно. Какой стыд! Нет, уверяю вас, это всего лишь духота! Определенно, духота!

– Ну, ладно, ладно, – покладисто сказала мисс Лафосс. – Духота. Не беспокойтесь. Вы совершенно правы. Здесь ужасно душно.

Она крепко взяла мисс Петтигрю под руку, и они пересекли комнату. Со всех сторон в них летели смешливые реплики.

– Уже уходите?

– Еще не все выпили!

Мисс Петтигрю улыбалась всем без разбора. Мисс Лафосс отбивалась короткими очередями. Они достигли двери и сумели ускользнуть.

В коридоре мисс Петтигрю вдруг остановилась и ахнула.

– Какой ужас! Я же не поблагодарила хозяйку за прекрасно проведенное время! Мы должны вернуться.

– Ни за что, – поспешно сказала мисс Лафосс. – Она никуда не денется. В любом случае, так сбивать Мойру с толку было бы невежливо. Она просто не поймет.

Сквозняк в коридоре оказал на мисс Петтигрю самое благоприятное действие.

– Вот видите, дорогая. Все дело было в воздухе.

– Точно, – подмигнула ей мисс Лафосс. – Топоры висели рядами.

– Прошу прощения?

– Топоры? В воздухе?

– А! – воскликнула мисс Петтигрю. – Висели в воздухе! Из-за духоты! Какая прелесть!

И она принялась смеяться. Она хохотала, пока на глазах ее не выступили слезы.

– Ага, – сказала мисс Лафосс. – Ну, вы явно перебрали.

Однако то, что ее попытка пошутить встретила такой благодарный отклик, ее скорее порадовало. Она присоединилась к веселью, и вместе они вскарабкались по лестнице. Мисс Петтигрю от дальнейшей поддержки отказалась, предпочитая использовать перила.

Мисс Лафосс выбила дробь на двери спальни, отведенной под женскую гардеробную, и отворила ее.

– Так, так, – сказала мисс Лафосс. – Если глаза меня не обманывают, здесь, кажется, имеется в наличии мужчина? Как добродетель нас спешит покинуть!

– Помолчала бы, – отозвался Тони.

– Делисия! – вскричала мисс Дюбарри.

К удивлению мисс Петтигрю, ее косметика, которую она удалилась поправлять, вовсе не выглядела поправленной; скорее прямо наоборот.

– Эдит, – отозвалась мисс Лафосс с нежной улыбкой.

Мисс Дюбарри влетела в ее открытые объятия.

– Делисия, мы помолвлены.

– Не может быть!

Мисс Лафосс крепко обняла мисс Дюбарри, потом решительно отстранилась и обняла Тони. Тони ответил ей тем же.

– Поздравляю, греховодник. А теперь признайся: зачем ты так долго тянул?

Тони ухмыльнулся.

– Не хватало на кольцо.

– Так всегда можно было занять у Эдит!

– Ну, – сказал Тони, посерьезнев, – я решил, что все же стоит немного подождать, чтобы не было настолько очевидно, зачем я на ней женюсь. На грош терпения, на золотой награда.

– Прекрасно, – сказала мисс Лафосс. – И очень достойно с твоей стороны.

– Я рад, что мои мужские достоинства находят у тебя одобрение.

– О, в полной мере. Я согласна крестить первых двух, но дальше я умываю руки.

– И обязательно тринадцатого, – умоляюще сказал Тони. – Ему не помешает немного удачи.

– Милый! – вскричала мисс Лафосс. – Подобные речи достойны еще одного поцелуя.

Тони с удовольствием принял поцелуй. Мисс Петтигрю тем временем обнаружила, что публичные демонстрации приязни больше не вызывают в ней отторжения. Раз никто, кроме нее, не находил их вызывающими, то, вероятно, и ей не стоило бы. Однако она все же была слегка озадачена. Общее настроение не соответствовало ее представлениям о поведении в подобных обстоятельствах. Мисс Дюбарри явно недоставало скромной улыбки и стыдливого румянца, а Тони не ощущал на своих плечах тяжелый груз ответственности за будущее. Затруднительно в таких условиях было дать волю подобающим случаю прекрасным чувствам, переполнявшим ее. Однако сдерживать себя дольше она не могла.

– Ах, – перебила она трепетно, – позволено ли… позволено ли мне будет присоединиться к поздравлениям по случаю…

– Ага, – сказал Тони.

– Любовь и юность… – начала мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс и Мисс Дюбарри повернулись к ней. Мисс Петтигрю догадалась, что мисс Дюбарри готова снова напасть на нее – и не ошиблась. Мисс Петтигрю находила столь бурные проявления чувств, направленные в ее сторону, странными, но тем не менее исключительно приятными. Совершенно неподобающее поведение для порядочной дамы. Недостает той обворожительной, чисто английской сдержанности, что так ценилась на материке, но мисс Петтигрю согласна была на время наплевать на приличия.

Мисс Дюбарри подбежала к ней и крепко обняла.

– Милая, милая моя мисс Петтигрю. Я ваш вечный должник!

Глаза ее снова наполнились слезами.

– Джиневра, – вмешалась мисс Лафосс, не менее страстно. – Что бы мы без вас делали?

– Что бы вам ни понадобилось, – продолжала мисс Дюбарри, трепеща от счастья. – Что угодно, приходите тотчас же. Разгладить морщины. Покрасить волосы. Сменить лицо.

– Это еще о чем? – поинтересовался Тони.

– Ни о чем, – хором воскликнули мисс Лафосс и мисс Дюбарри.

– Чисто женский разговор, – добавила мисс Лафосс.

Мисс Дюбарри собрала свою верхнюю одежду.

– До вечера? – сказала мисс Лафосс.

– Обязательно, – сказала мисс Дюбарри.

Дверь закрылась за счастливой парой.

– Очаровательная девушка, – сказала мисс Петтигрю, – хотя ее и бывает порой сложно понять.

– Пора сваливать, – сказала мисс Лафосс, – пока остальные не набежали.

Она вышли на улицу. Мисс Лафосс поймала такси и усадила мисс Петтигрю. У цветочного магазина она остановила машину и вышла.

– Так, – сказала она, вернувшись. – Бутоньерку я заказала. А еще говорят, что у меня память никуда не годится!

– Как мило с вашей стороны, – прошептала мисс Петтигрю, затуманиваясь.

– После всего, что вы сделали для Эдит, – возразила мисс Лафосс, – что там какая-то бутоньерка?

– Но уверяю вас, – снова начала бедная мисс Петтигрю, – я вовсе…

– Никакой ложной скромности, – перебила мисс Лафосс. – Не желаю даже слушать.

Они прибыли к Онслоу Маншенс, вошли, поднялись на лифте и прошли к двери квартиры мисс Лафосс. Она вложила ключ в замок.

Мисс Петтигрю странным образом ощущала, что вернулась домой. Их выход в свет был, несомненно, волнительным и восхитительным событием, которое она теперь сможет вспоминать и обдумывать до конце своих дней, но он ни в какое сравнение не шел с тем чувством удовлетворения, как после хорошего ужина, которое овладело ей, как только она переступила порог. Радость от этого простого действия была для нее почти болезненной. Она решительно отвергла все мысли о завтрашнем дне, когда все это превратится в прекрасный сон. Сегодняшний день еще длился.

Мисс Петтигрю захлопотала. Она включила свет и электрический камин, и взбила подушки на диване, придав им манящую округлость. Алые абажуры на лампах бросали на стены теплые, уютные тени.

Мисс Лафосс сбросила свою шаль.

– Как хорошо, что никуда не надо спешить.

И она погрузилась в мягкое кресло перед камином.

Мисс Петтигрю тоже сняла шубку, но гораздо осторожнее, и аккуратно сложила ее. Чужое платье придавало ей важности в собственных глазах. Она даже ступала теперь иначе, с удивительным достоинством. Глубокий черный бархат требовал к себе уважения.

– Джиневра, садитесь же, – сказала мисс Лафосс. – Вы устанете.

– Нисколько, – возразила мисс Петтигрю. – Мне так хорошо, что об усталости не может быть и речи.

– Как ноги?

– С моими ногами, – гордо заявила мисс Петтигрю, – всегда все в порядке. Голова немного закружилась, вот и все.

– Как скажете, – улыбнулась мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю подошла и села рядом с ней. Камин излучал мягкое тепло, столь приятное после холода и сырости ноябрьских улиц. Она и мисс Лафосс были одни в комнате, убаюканные домашним уютом. Занавески задернуты, двери закрыты, кресла подвинуты к огню. Из всего невероятного, восхитительного дня этот момент казался ей самым счастливым – и все же ей не хотелось бы, чтобы он длился. Перед ней простиралась пустынная равнина долгих лет, наполненных однообразной, спокойной рутиной. Сейчас же она желала прямо обратного. Пусть что-нибудь скорее случится. Если этого не произойдет, она будет невероятно разочарована. Не может же быть, чтобы судьба, повернувшаяся в этот день к ней лицом, вдруг оставила бы ее снова. Что-то обязательно случится. О, она, разумеется, будет благоразумна и насладится этой короткой передышкой, но только для того, чтобы набраться сил перед следующими событиями.

– Не знаю, как вы, – смело сказала мисс Петтигрю, – но я бы не отказалась сейчас от чашечки чаю.

– А! – сказала мисс Лафосс.

– Эти… другие напитки – очень мило, конечно, – призналась мисс Петтигрю, – и они несомненно благотворно, хотя и немного странно влияют на настроение и самочувствие, но все же ничто не сравнится с чашечкой хорошего чаю.

– Я согласна, – сказала мисс Лафосс. – Сейчас сделаю.

– Ни с места, – приказала мисс Петтигрю. – Если бы вы только знали, насколько… насколько я буду счастлива.

Мисс Лафосс подчинилась.

Мисс Петтигрю поспешила на кухню и захлопотала, как небольшой деловитый вихрь. Работать для мисс Лафосс – какое это было удовольствие! Но в ту же минуту она почувствовала болезненный укол зависти. Как же, должно быть, прекрасно владеть собственным жилищем! Никогда больше не прислуживать, никогда не сидеть в стороне, никогда не позволять собой помыкать. Она быстро справилась с этим чувством. Ее день еще не кончился. Разумеется, нет; у мисс Лафосс были планы на остаток ночи, иначе к чему этот визит в цветочный магазин?

Чайник закипел. Мисс Петтигрю заварила чай. Она утвердила сервиз на подносе, добавила печенье и вынесла его в комнату.

– В самом деле, – сказала мисс Лафосс. – Чай сейчас очень кстати.

Окутанная ароматом, поднимающимся из ее чашки, мисс Петтигрю сияла.

– Чашечка хорошего чаю придает заряд бодрости надолго.

– Который час? – спросила мисс Лафосс.

– Почти семь.

– О! – вздохнула мисс Лафосс. – Можно не торопиться.

– Я слышала, – сказала мисс Петтигрю с отточенной небрежностью, – что вы поете в ночном клубе.

– Ну да. «Алый павлин». Ник его держит, кстати.

– Вот как, – мрачно сказала мисс Петтигрю.

– Правда ведь, Тони и Эдит выглядели счастливыми? – вздохнула мисс Лафосс.

Ее лицо приняло мечтательное выражение, свойственное женщинам, размышляющим о внимании мужчин. Сердце мисс Петтигрю упало.

– Венец любого романтического увлечения – несомненно, замужество, – сказала она строго. – Если оба участника не стремятся к брачному союзу, счастье будет весьма быстротечным.

– Я не спорю, – послушно сказала мисс Лафосс.

– Я надеюсь, – сказала мисс Петтигрю, – что вы не обдумываете возможность выйти за Ника. Ни в коем случае не советовала бы.

– Бог ты мой, – вскричала мисс Лафосс. – Замуж за Ника! Его верности хватит на пять минут.

– Разумная оценка. Хотя и завышенная.

– Зато какой любовник.

– Не сомневаюсь. Наверняка годы тренировки.

– Восхитительные моменты, – просительно продолжала мисс Лафосс.

– Меня интересуют более длинные промежутки времени.

– А, – сказала мисс Лафосс.

– Вот именно.

– Понимаю, – грустно сказала мисс Лафосс.

– Да уж пора бы.

– Умеете вы охладить пыл, – вздохнула мисс Лафосс.

– Только в крайних случаях.

– Какая строгость! Еще немного, и я начну вас опасаться.

– Не самый плохой вариант.

Мисс Лафосс хихикнула.

– Признавайтесь, что вы пили?

– О! – всполошилась мисс Петтигрю. – Но… уверяю вас, дорогая… Я вовсе не… Это никак…

– Шучу, – успокоила мисс Лафосс. – Это шутка. Может, пообедаем? Я закажу.

– Обед? Мне? – сказала мисс Петтигрю. – Нет, благодарю. Я слишком взволнована. Дело кончится несварением, а возможно, и икотой, и вся ночь будет испорчена.

– Если честно, я тоже не голодна. Тогда пока отставим, а поедим попозже?

– Прекрасный план, – согласилась мисс Петтигрю.

Она налила себе еще чашку чая. В антракте, конечно, была своя прелесть, но он несколько затянулся. Скоро должно было снова начаться действие. Ее знакомство с мисс Лафосс не продолжалось еще и дня, но все это время что-то непрерывно случалось. Какое разочарование, если этот вечер уронит планку. Поэтому, когда в дверь позвонили, она нисколько не удивилась. Она немедленно вскочила; в глазах ожидание, в душе готовность – к битве ли, к победе или к внезапной смерти. Мисс Лафосс тоже приподнялась.

– Я открою, – поспешила сказать мисс Петтигрю.

Однако за дверью стоял посыльный. Мисс Петтигрю вернулась в комнату с коробкой.

– Прекрасно, – сказала мисс Лафосс. – В точности то, что нужно.

Одинокая алая роза сияла в окружении кудрявой зелени. Мисс Лафосс приложила ее к корсажу мисс Петтигрю.

– Как Эдит и велела, – сказала она. – Мазок цвета на черном, зеленые серьги и скромная подвеска. Великолепно подчеркивает… подчеркивает… – повторила она, не найдя нужного слова.

Она осторожно положила бутоньерку на стол и снова села. Мисс Петтигрю вдруг почувствовала себя ужасно виноватой. Весь день она принимала подарки от мисс Лафосс, ставила себя на равных с ней, знакомилась с ее друзьями. Что же мисс Лафосс подумает, когда узнает наконец настоящую причину ее визита? Ее попытки объясниться в счет не шли. Весьма вялые попытки. Конечно же, при желании она уже несколько раз могла бы выбрать подходящий момент. В течение дня были периоды, когда ей даже не приходило в голову этот момент искать. На нее навалилось чувство стыда.

Дрожа, она попыталась заглушить в своей голове негромкий, но настойчивый голос. Ей так хотелось попасть туда, куда они собирались, – она все отдала бы, чтобы попасть туда. Посетить ночной клуб, отведать его восторгов, слиться с веселой и шумной толпой. Она трезво и спокойно отметила, что полностью отмела теперь все прежние устои. Одного дня, одного глотка соблазна оказалось ей достаточно, чтобы не просто пасть, а слететь кувырком. Долгие годы добродетели оказались бессильны. Никогда прежде она не знала соблазна; теперь же радости плоти манили ее, музыка влекла, притоны разврата распахивали перед ней двери. Ей даже хотелось снова испробовать тот восхитительный напиток, предложенный ей Тони, который придал ей такую удивительную силу. Сопротивляться было бесполезно. Пришлось признать, что путь греха, от которого ее так долго отвращали и родители, и ее собственная совесть, сильно выигрывал по сравнению с одинокой тропой добродетели. Жизненные ценности мисс Петтигрю лежали поверженными.

Она в отчаянии оглядела комнату. Ей было почти физически нехорошо от мысли, что она может потерять последний, завершающий штрих этого безупречного дня. Однако принимать доброту мисс Лафосс под ложным предлогом она больше не могла. Совесть ее была слишком хорошо вымуштрована.

Она подошла и села перед мисс Лафосс.

– Есть только одна небольшая деталь, – сказала она дрожащим голосом, – нуждающаяся в прояснении, прежде чем…

– У меня не было матери, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю замолчала.

– То есть, разумеется, – поправилась мисс Лафосс, – существовала женщина, которая произвела меня на свет. Но это произошло без моего ведома. Мне не жаль, что ее больше нет.

– Вашей матери! – ахнула мисс Петтигрю.

– Это была не очень приятная женщина. Вернее, очень неприятная. Из тех, от которых по спине идет холод, когда их вспоминаешь. Что очень плохо отражается на детях. Но сейчас, когда вы сели рядом, я вдруг подумала, что если бы у меня был выбор, то я выбрала вас. Не потому, конечно, что вы по возрасту годитесь мне в матери, вы не годитесь, вовсе нет. Просто подумала. От вас исходит тепло и забота. Я так рада, что мы познакомились.

– Боже мой! – пресекающимся голосом сказала мисс Петтигрю. – Как я могу… Столько доброты… Я не могу. Я не привыкла.

Глаза ее наполнились слезами.

– Если бы вы только знали…

Тук-тук-тук. Бум-бум-бум. Трах! Бах!

Кто-то колотил в дверь кулаком.

– Так, – сказала мисс Лафосс раздраженно. – Это еще кто? Как будто нельзя позвонить. Что ж, придется открыть.

Но мисс Петтигрю оказалась проворнее. Слезы ее высохли, как по мановению руки. Ее переполняла энергия; она подрагивала, как ищейка, взявшая след. Посыльные так не стучали. Исповедь подождет.

Она метнулась через комнату. Глаза ее сияли, тело напряглось, душа пела. Мисс Петтигрю распахнула дверь.

Глава десятая

19:25–20:28

– Ага! – прогремел мужской голос. – Не вздумайте говорить мне, что ее нет дома, все равно не поверю.

– Проходите, – в восторге сказала мисс Петтигрю.

Посетитель ворвался в комнату: высокий мужчина в полном облачении. Черный фрак, застегнутый кое-как, цилиндр, сбившийся набок, белый шелковый шарф, небрежно свисающий с одного плеча. Превосходного сложения, строго вылепленное лицо, челюсть боксера, горящие глаза. Геракл. Кларк Гейбл.

Он отбросил цилиндр, сорвал с себя шарф, сбросил на пол перчатки и огляделся – взгляд одновременно волнующий, манящий, жесткий и лишающий воли. Взгляд киногероя. Этот взгляд остановился на мисс Лафосс.

– Наконец-то я тебя поймал!

– О боже, – сказала мисс Лафосс. Что-то удерживало ее в кресле – страх ли, удивление или что-то еще, но в любом случае какое-то сильное чувство. Сильные чувства питали сейчас мисс Петтигрю, словно нектар. Она жадно вбирала их. Мисс Петтигрю приготовилась своим телом заслонить мисс Лафосс от нападения, но посетитель одним прыжком оказался у кресла мисс Лафосс и остановился, нависая над ней.

– И что же ты мне теперь скажешь?

– Я виновата, – дрожащим голосом ответила мисс Лафосс. – Кругом виновата.

– Ну, хотя бы честно, – сказал он коротко. – Не стала придумывать какую-нибудь язву желудка.

– У меня не может быть язвы желудка, – возмутилась мисс Лафосс. – Я всегда умеренна в еде. Берегу фигуру.

– Вставай.

Мисс Лафосс послушно встала, и в глазах ее мисс Петтигрю различила искорку облегчения, но в тот же момент, к ее ужасу, взбешенный молодой человек схватил мисс Лафосс за плечи и принялся ее трясти.

Мисс Петтигрю подалась вперед с криком негодования, но что-то остановило ее. Она не могла понять, что именно. На ее глазах незнакомец грубо обходился с ее подругой, а она просто стояла рядом, как чучело. Мисс Петтигрю поразилась своей реакции. В одно мгновение ей стало совершенно ясно, что этот великолепный молодой человек никогда не сможет причинить мисс Лафосс вреда, а то, что он в настоящее время с ней делал, она скорее всего честно заслужила. Да, мисс Петтигрю не могла ничего с собой сделать. В самой глубине своей души она чувствовала, что хотя она и обожала мисс Лафосс, необходимо было признать, что ее подруга была вполне способна совершить действие, вызывающее справедливый гнев, и перед ней сейчас разворачивались последствия этого действия. Заостренный на точильном камне этого невероятного дня, ее ум достиг невероятных высот. К ней пришло озарение. Из скудного обрывка диалога она немедленно заключила, что мисс Лафосс сделала с этим молодым человеком что-то, что заслуживало его гнева и на что у нее не было никакого оправдания. Наказание в таком случае представлялось совершенно справедливым. Проведя всю свою сознательную жизнь в уходе за детьми (а если подумать, то не была ли мисс Лафосс всего лишь великовозрастным ребенком), мисс Петтигрю выработала здоровое уважение к справедливым наказаниям. Она решила выждать дальнейшего развития событий. Прежде всего ей стоило получше разузнать, в чем тут дело.

Молодой человек остановился.

– Тридцать дней я ждал этой минуты. Что скажешь теперь?

– Что я… это заслужила, – сказала мисс Лафосс, немного задыхаясь, но на удивление покорно.

Он метнул в нее мрачный взгляд.

– Теперь это играем? Не трудись, не поможет.

– Нет же! – воскликнула мисс Лафосс.

Он отпустил ее плечи.

– На этот раз не выйдет!

– Я и не пытаюсь, – виновато сказала мисс Лафосс.

– Пытаешься, конечно, но на меня больше не действует. Даже и не мечтай провести меня снова.

– Не говори так, – испуганно сказала мисс Лафосс. – Хочешь, встряхни меня еще раз?

– Не хочу я тебя больше трясти.

Мисс Лафосс позволила себе облегченную улыбку.

– Как славно. Если честно, мне не очень понравилось.

Улыбка ее стала просительной.

– Теперь, когда мы с этим разделались, может, поцелуемся?

– Э, нет, подружка. Делиться я больше не намерен.

Мисс Лафосс подняла на него испуганные глаза.

– Да, все кончено, – ответил он на невысказанный вопрос.

– Но…

– Никаких «но». Никаких оправданий, никаких хитростей. Все. Дважды меня не обмануть.

– О! – прошептала мисс Лафосс.

– Предупреждаю сразу. Я влюблен в тебя без памяти, тебе это прекрасно известно, но всему есть предел, и ты его перешла. Обвести меня вокруг пальца больше не удастся. Или мы это делаем… или я ухожу.

Последние слова были сказаны всерьез, и мисс Петтигрю это чувствовала. Чувствовала она, что и мисс Лафосс это понимала. Мисс Лафосс немного побледнела. Мисс Петтигрю отошла и присела. Ее сердце бешено колотилось. Она устроилась поудобнее, наслаждаясь новым приключением, в любую минуту готовая прийти на помощь – в случае, если ее услуги будут востребованы, а ее способности достаточны.

– Ну, – напомнил гость. – Я жду.

Мисс Лафосс рухнула в кресло.

– О! – вскричала она. – Я струсила.

– Что ж, – сказал молодой человек. – По крайней мере, теперь я знаю, что ты обо мне думаешь.

Он сердито провел рукой по волосам. Волосы были весьма примечательные – густые, зачесанные назад по последней моде. Не светлые, но и не черные. Уютного промежуточного цвета, оставляющего мужчину самим собой, вместо того, чтобы превращать его в принца или злодея. Он был не первой молодости, скорее всего, уже старше тридцати, но любой мужчина до сорока представлялся мисс Петтигрю юным.

– Нет же, – просительно сказала мисс Лафосс, – не в этом дело. Просто в последний момент я поняла, что не могу. Как это объяснишь? Я виновата, я ужасно виновата. Я все это время с ужасом думала о том, как ты вернешься.

– Я и так прекрасно понял, – сказал он спокойно. – Дать мужчине надежду, питать и поддерживать ее, дождаться, пока он поверит в свое счастье, а потом – раз! – и вдребезги, ради нового каприза. Не очень-то достойное поведение. Если бы ты не согласилась, тогда другое дело. Но не так же!

Мисс Лафосс бросила на него еще один умоляющий взгляд и внезапно расплакалась. Посетитель нахмурился, потом одним движением подхватил мисс Лафосс на руки и поцеловал ее. Эффект был волшебным. Сквозь потоки слез на лице мисс Лафосс проглянула неуверенная улыбка.

– Я совсем не хотела тебя обидеть, – всхлипнула она. – Я не ожидала, что ты это так примешь.

– Перестань немедленно, иначе у тебя покраснеют глаза, а виноват буду, как всегда, я, – предупредил он. – Я прекрасно знаю, что у тебя все рассчитано. К сожалению, в отношении меня твой расчет верен. Я больше не стану кричать, но и извиняться за то, что я на тебя наорал, тоже не стану. При тех же обстоятельствах я поступил бы точно так же, с той разницей, что тех же обстоятельств больше не представится. Надеюсь, это ты хорошо осознала.

Его голос снова помрачнел. Мисс Лафосс посмотрела на него. Он посмотрел на нее. Потом наклонил голову, поцеловал ее еще раз и осторожно поставил на ноги. Некоторое время он хмурился, потом повернулся к Мисс Петтигрю и улыбнулся.

– Как поживаете? Наша драка вас не смутила?

– Нисколько.

– Делисия обожает публику. Самая для нее привычная обстановка. Слезы появились в вашу честь, чтобы заставить вас решить, что я грубиян.

– О, что вы, – пролепетала мисс Петтигрю, раздираемая между верностью мисс Лафосс и симпатией к этому странному молодому человеку.

– Как вам кажется, я грубиян?

– Нет, – сказала мисс Петтигрю.

– Животное?

– Нет! – ахнула мисс Петтигрю.

– Избиваю женщин?

– Ни в коем случае! – возмутилась мисс Петтигрю.

– Вот, пожалуйста! – объявил гость. – Чего еще можно требовать от мужчины? Не грубиян, не животное, женщин не бьет. Подтверждено представительницей твоего же пола. Черт возьми, мне начинает казаться, что ты меня просто недостойна.

Мисс Лафосс хихикнула. Мисс Петтигрю выпрямилась, с интересом наблюдая за ней. Улыбка молодого человека обладала удивительной привлекательностью.

– Как ты себя ведешь, – укоризненно сказала мисс Лафосс, не в силах сдерживать смех.

– А это просто невежливо, – возмутился посетитель. – Невежливость и неблагодарность. Теперь мне просто необходимо подкрепиться. Пора выпить. Ну, где же твое гостеприимство? Где эта незаменимая черта любой хорошей хозяйки, способность предсказать желания гостя?

– В шкафу полно бутылок.

– Я схожу, – предложила мисс Петтигрю.

– Ни в коем случае. Что я, бутылку не донесу?

Он сделал шаг и врезался в стол.

– Боже мой, Делисия! Кто обставил эту комнату? «Из кордебалета в высший свет», декорация к сцене соблазнения!

– Я сама! – горячо ответила мисс Лафосс. – И мне очень нравится!

– У тебя отвратительный вкус.

Он метнулся на кухню. Оттуда донеслись звуки шагов, сдвигаемой мебели, открываемых шкафов и звякающего стекла.

– Какой шумный молодой человек, – довольно отметила мисс Петтигрю.

– Без всякого сомнения, – подтвердила мисс Лафосс.

Внезапно из кухни послышался разъяренный вой.

– О! – сказала мисс Петтигрю.

– О! – сказала мисс Лафосс.

В дверях кухни показалось взбешенное лицо посетителя.

– Женщина, побойся бога! – взревел он. – Сколько раз тебе говорить: единственный напиток, достойный мужчины – виски. Виски! Сказать тебе по буквам? Я вижу ром, я вижу портвейн, я вижу херес, я вижу даже это чудовищную мерзость по имени джин – но ни капли виски! Так-то ты заботишься о своих гостях?

– Неужели, – слабо сказала мисс Лафосс, – тебе ничего не подойдет?

– Нет. В настоящий момент мне хочется выпить. Нет, в настоящий момент мне необходимо выпить. Впрочем, припоминаю, что у швейцара были на удивление умные глаза. Я сейчас вернусь.

Он шумно прошел к входной двери и захлопнул ее за собой.

– Вот это да, – трепетно сказала мисс Петтигрю.

– Вот это, – мягко сказала мисс Лафосс, – Майкл.

– Майкл?! – ахнула мисс Петтигрю.

– Майкл, – подтвердила мисс Лафосс.

– Боже… милосердный, – умирающим голосом произнесла мисс Петтигрю.

Она нащупала стул и присела. Ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя; изгнать из своей головы засевшее там представление о Майкле, привести свое отношение к нему в соответствие с человеком из плоти и крови. Когда ей это удалось, глаза ее заблестели, лицо порозовело, а тело слегка задрожало от удовольствия. Она села прямее и, сияя, обратилась к мисс Лафосс.

– Милая моя! – проговорила она. – Поздравляю!

– С чем это еще?

Но мисс Петтигрю не так-то просто было сбить с толку. Она выбрала себе сторону на баррикадах, и в мире не было более ожесточенного бойца, чем старая дева средних лет с головой, полной романтических идеалов.

– Была бы я на двадцать лет моложе, – сказала она, – я бы у вас его отбила.

– В самом деле? – заинтересованно сказала мисс Лафосс.

– Признаюсь, я боялась за вас, – заявила мисс Петтигрю. – Все это время я волновалась, хотя и не показывала этого. Теперь все в порядке. Я спокойна.

– Мне показалось, он вам не нравился, – сказала мисс Лафосс. – Ваши предыдущие высказывания навели меня на такую мысль.

– Потому что я его тогда не видела, – извиняющимся тоном объяснила мисс Петтигрю. – Что только доказывает, как пагубно влияют на нас впопыхах составленные мнения.

– То есть Майкл, по-вашему, мне подходит? – удивленно спросила мисс Лафосс.

– Вам он подходит идеально, – твердо сказала мисс Петтигрю.

Все ее страхи испарились. За будущее мисс Лафосс можно было не беспокоиться. Жизнь с Майклом могла оказаться какой угодно, но только не скучной, не серой, не иссушающей. Мисс Петтигрю укорила себя за свои глупые страхи. Вот он, идеальный муж. Выйдя за него, мисс Лафосс продолжит вести ту же роскошную, блестящую жизнь, которая ей, несомненно, полагалась. С этим молодым человеком незаметное прозябание было исключено. С души мисс Петтигрю словно камень свалился.

– Белый бархат, фата и флердоранж, – блаженно сказала она. – Милая моя. Я понимаю, что со стороны человека, который с вами только что познакомился, это может прозвучать невежливо, но только дайте мне знать дату, и я в церковь на коленях приползу, если понадобится.

– Джиневра! Подождите, я за вами не успеваю!

Внезапно лицо мисс Лафосс посерьезнело. Она принялась теребить застежку на рукаве.

– Увы, не все так просто.

– В каком смысле? Он хочет на вас жениться, разве нет?

– Хотел, – поправила мисс Лафосс с сомнением.

– Вы же сами мне сказали, что хочет!

– Его при этом не было в комнате.

– При чем тут это?

– Ну… Вы же видели.

– Да, – сказала мисс Петтигрю, – похоже, он был чем-то слегка расстроен.

– Не слегка, – уточнила мисс Лафосс.

– Если… Может быть, я могла бы чем-то помочь?

– Это долгая история.

– Еще одна, – сказала мисс Петтигрю.

– И не очень привлекательная.

– Ничего, я выдержу.

Мисс Лафосс вздохнула.

– Что ж, наверное, лучше мне объясниться, пока Майкл не вернулся. Майкл очень хотел на мне жениться. Забрасывал меня предложениями. В какой-то момент я решила, что если выйду за него, то Ник мне больше не будет страшен. И я согласилась. Он подал заявление, чтобы брак зарегистрировали немедленно. Наутро он ждал меня в бюро, а я… я… просто не пришла. Майкл страшно напился, а когда полицейский попытался его арестовать, врезал ему. Получил тридцать суток, без замены штрафом. Я думала, что за этот месяц он немного остынет, но он, как видите, не остыл.

– Напился! – повторила мисс Петтигрю слабым голосом. – И врезал!

Голова ее кружилась. Она внимательно вслушивалась в слова мисс Лафосс, и смогла сделать правильные выводы. Страдая от разбитого сердца, Майкл отправился топить горе в вине, в результате чего нанес побои полицейскому. Пьяница, уголовник, виновен в наиболее ужасающем преступлении, которое только можно отыскать. Нападение на представителя закона при исполнении им служебных обязанностей. На нем теперь навсегда стояло клеймо. Он не стоил даже презрения. И что же? Вместо этого он взлетел в глазах мисс Петтигрю на недосягаемую высоту. Сама мысль о нем волновала ее. Вот истинный мужчина! Все свое сострадание она готова была излить на него. Разве возможно не извинить прегрешение, совершенное в порыве страсти? Даже мисс Лафосс должна понять, насколько убедительным доказательством его любви были его действия. Трепеща от нетерпения, она повернулась к мисс Лафосс.

– Он ведь был прав, – сказала мисс Лафосс. – Я только притворялась, что струсила. Дело не в этом. Если бы не Ник, я думаю, я вышла бы за Майкла… Хотя, как знать. Это все надо хорошенько обдумать.

– Но теперь-то! – перебила мисс Петтигрю. – Теперь, когда вы видели обоих в один и тот же день… Какое может быть сравнение? В самом деле…

Мисс Лафосс встала и оперлась на каминную полку.

– Вы не понимаете, – сказала она глухо. – Мои чувства к Нику никак не изменились.

Мисс Петтигрю не могла найти слов. Как могла женщина предпочесть Майклу Ника, насколько бы интересным он ни был? Один – драгоценность, другой – дешевая позолота. Впрочем, ей ли давать советы юной даме, которая вынуждена была управляться с тремя любовниками одновременно, когда у нее самой и одного-то еще не было?

– Дорогая моя мисс Лафосс, – сказала она взволнованно. – Прошу, умоляю вас, будьте благоразумны. Майкл – мужчина. Ник… заразная болезнь.

– Бесполезно, – вздохнула мисс Лафосс. – Я же вам уже объясняла.

– Майкл знает о Нике? – печально вздохнула мисс Петтигрю.

– Он знает, что мы близкие друзья, – осторожно сказала мисс Лафосс, – но не знает, насколько близкие.

– Да уж, надеюсь, – строго сказала мисс Петтигрю.

– А чего глаз не видит…

– Именно, – согласилась мисс Петтигрю, даже не вспомнив о прежних моральных устоях.

– Так что теперь, – грустно подвела итог мисс Лафосс, – с Майклом, похоже, придется расстаться.

– Нет! – сказала мисс Петтигрю, почти плача.

– Видите ли, – сказала мисс Лафосс, – я-то себя на его счет никогда не обманывала, хотя он и уверен в обратном. Я с самого начала знала, что придет час, когда он скажет: «Все, конец». И я должна буду ответить «да» или «нет». Вот он и пришел. Вы же слышали. Он не шутит. Я его знаю. Я понимаю, что немного как собака на сене, но мне так не хотелось, чтобы он ушел.

– Так ответьте же ему «да», – взмолилась мисс Петтигрю. – Не сомневаюсь, вам никогда не придется об этом жалеть.

– Не уверена, – мрачно возразила мисс Лафосс. – Не зря же…

В дверь снова постучали, и мисс Лафосс не стала заканчивать свою мысль. Она поспешно припудрила нос. Мисс Петтигрю пошла открывать.

– Что я говорил? – сказал Майкл. – Человек с проблесками разума. Немного лести, немного твердости, слегка подмазать, и вот он, желаемый результат.

Он водрузил на стол бутылку виски. Мисс Лафосс достала штопор. Мисс Петтигрю принесла стаканы.

– Скажи стоп, – сказал Майкл.

– Стоп, – сказала мисс Лафосс.

– Сельтерской?

– Нет, спасибо.

– Молодец.

Мисс Петтигрю приготовилась принять участие в новом приключении.

– Стоп?

– Стоп! – вскричала она торопливо.

– Ну что это такое!

– Не дави на нее, – сказала мисс Лафосс. – Джиневра – утонченная натура. Не то, что ты.

Не в ее привычках напиться и задирать потом полицию. И добавь сельтерской.

– Всегда мечтала попробовать виски, – радостно сказала мисс Петтигрю. – Никогда раньше не доводилось, даже как лекарство.

– Где вы росли? – сочувственно сказал Майкл.

– Маленькими глотками, – посоветовала мисс Лафосс.

– Ваше здоровье, – сказал Майкл.

Мисс Петтигрю отпила и скривилась. Потом незаметно отставила стакан подальше.

«Фу! – подумала она разочарованно. – А сколько разговоров. Зачем это мужчины тратят столько денег, чтобы пить эту гадость. Лимонад обошелся бы гораздо дешевле!»

– Уже легче, – заявил Майкл.

Он поставил на стол пустой стакан, тактично не заметив его соседства с полным стаканом мисс Петтигрю.

– Еще один? – предложила мисс Лафосс. – Или два?

Майкл оценивающе посмотрел на нее.

– Даже если меня напоить, дорогая моя, мое мнение о тебе никак не изменится. К тому же я все равно когда-нибудь протрезвею.

– Я и не рассчитывала, – вздохнула мисс Лафосс. – Но почему было не попробовать?

– Хватит пробовать. Не поможет, – спокойно заявил Майкл. – Теперь, когда я снова чувствую себя человеком, вернемся к делу. Ответ. Да или нет?

Мисс Лафосс побледнела. Майкл продолжал смотреть на нее в упор, и в конце концов она отвела взгляд. Он запустил руку в карман, извлек портсигар, закурил и ждал, пуская колечки.

– Слезы в глазах, – отметил он, – кудри в тщательном беспорядке, вырез низковат, рот жалобно кривится, на лице выражение детской беспомощности. Не действует.

Сердце мисс Петтигрю сжалось. Мисс Лафосс ухватилась за спинку стула.

Мисс Лафосс бросила безнадежный взгляд на мисс Петтигрю. Мисс Петтигрю глубоко вздохнула.

– А не кажется ли вам, – начала она – не умоляюще, не примирительно, не страстно, но отстраненным, нейтральным тоном, голосом случайного наблюдателя, для которого происходящее представляет лишь профессиональный интерес, – не кажется ли вам, что на столь важный вопрос можно отвести какое-то время? Даже ультиматумы обычно ставят на некоторый срок. Голова женщины не приспособлена к быстрым решениям. Быстро принятые решения часто недолговечны. Женщины не обладают той гордостью, которая заставляет мужчин держать свое слово во что бы то ни стало. А чтобы взвесить все варианты, им требуется время.

Майкл затянулся и резко выдохнул.

– Хм! Может быть, вы и правы. Что ж, будь по-вашему. Ультиматум получает срок. Возможно, я позволил ей думать, что стану вечно плясать под ее дудку. Об изменении этого обстоятельства честно было бы сообщить заблаговременно. Неделю, не больше. Неделя и мне даст возможность показать себя в лучшем виде и, кто знает, повлиять на нее в нужную сторону.

Лицо мисс Лафосс утратило выражение безнадежности. Она заметно повеселела.

Майкл резко повернулся и уставился на мисс Петтигрю.

– Мне кажется, вы разумная женщина. Посмотрите на меня.

Мисс Петтигрю с радостью подчинилась.

– Как я выгляжу? Трезв? Устойчив? Честен?

– Боже! – сказала мисс Петтигрю. – Мне надо отвечать?

– Обязательно.

– О… что ж. Вряд ли трезвы, – честно призналась мисс Петтигрю. – И не очень устойчивы. Но несомненно честны.

– Вот как? – удивленно сказал Майкл. Потом он улыбнулся. – Вы мне нравитесь. Что-то в вас есть такое…

Он подошел к дивану и сел рядом с мисс Петтигрю, к ее вящей радости.

– Повредит ли ей выйти за меня? – спросил он.

– Лучшего для нее нельзя себе представить, – решительно отозвалась мисс Петтигрю.

Майкл просиял.

– Разумная представительница женского пола! – воскликнул он. – Мы друзья. Я говорил, что вы выглядите очень разумной?

– Кажется, упоминали, – сказала мисс Петтигрю.

– Обладаете ли вы каким-нибудь влиянием на нее в той области, которую она по ошибке зовет рассудком?

– Сомневаюсь, – грустно сказала мисс Петтигрю.

– Я так и думал. Она не понимает, чье влияние могло бы пойти ей на пользу.

– Но она такая милая!

– Она глупая девчонка, способная взбесить ангела.

– И красавица! – продолжала мисс Петтигрю.

– Этого не отнять, но мозги как у мыши.

– Вы считаете, это необходимо?

– Немножко серого вещества никогда не повредит.

– Мне казалось, мужчинам не нравятся умницы.

– Мне нравятся. Так что загадка, почему я выбрал именно ее.

– Она очень разумна, – горячо сказала мисс Петтигрю.

– Тогда почему она этим разумом не пользуется?

– Не знаю, – вздохнула мисс Петтигрю.

– Я вам скажу почему. Потому что у нее его нет!

– Я вообще-то рядом сижу, – напомнила мисс Лафосс своим прекрасным голосом.

– Помолчи. Тут говорят серьезные люди.

Не лезь со своими глупостями.

– Ах, прошу меня извинить, – сказала мисс Лафосс робко.

– Извинения принимаются.

Майкл повернулся обратно к мисс Петтигрю.

– Мы с вами все правильно понимаем.

– Надеюсь, – слабо сказала мисс Петтигрю.

– У меня было много женщин.

– Ах!

– С ними было очень приятно.

– О!

– Как и им со мной.

– Могу себе представить…

– Но ни на одной мне до сих пор не хотелось жениться.

– Вот как.

– С Делисией все иначе.

– Разумеется.

– Брак – дело серьезное.

– Несомненно.

– Делисия – испорченная девчонка, и иногда нуждается в хорошей трепке, но видит бог, я единственный, кто может сделать это правильно. С Делисией, в отличие от всех других, я по какой-то причине уверен, что если она даст мужчине согласие на замужество, то будет ему верна.

– Все дело в моих устаревших моральных принципах, – снова вмешалась мисс Лафосс, не в силах упустить такой интересный предмет обсуждения. – В вопросах брака девушка, как бы ни старалась, никогда не сможет полностью освободиться от заложенного в детстве.

– Тебя забыли спросить, – сказал Майкл.

– О! Прошу прощения, – снова робко сказала она.

– То-то же.

Он снова повернулся к мисс Петтигрю – пребывающей в смятении и полном восторге.

– Вы с Делисией друзья?

– Да, – не задумавшись, солгала мисс Петтигрю.

– В таком случае передайте ей, что она дура. Что правильный мужчина для нее – это я, а не черноволосый смазливый макаронник с ножом в кармане. Не думайте, что я слепой.

– Он не макаронник! – вскричала мисс Лафосс.

– А! Если так, то откуда ты знаешь, о ком я говорю?

– Я… Ты… Он… – невнятно пробормотала мисс Лафосс.

– Его прапрадед был итальянцем. Кровь. Меня не обманешь.

Майкл вскочил и огляделся.

– Неужели этот Кальдарелли, чтоб его, побывал здесь сегодня? Я его за версту чую!

– Только в моем присутствии, – поспешно заверила мисс Петтигрю, быстро совместив имя Ник и фамилию Кальдарелли.

– Ага! Значит, вы видели его?

– Да.

– Повеса.

– Не спорю.

– Опасный тип.

– Несомненно, – предательски подтвердила мисс Петтигрю, тщетно пытаясь изгнать из своей памяти долгие, страстные взгляды Ника.

– Не компания для порядочной дамы.

– Я не порядочная дама! – воскликнула мисс Лафосс.

– В самом деле, – согласился Майкл. – И слава богу. Боже упаси меня от порядочных дам. Неправильное слово. Мои извинения.

– Извинения принимаются, – сказала мисс Лафосс с достоинством.

– Не компания для приличной женщины, – уточнил Майкл.

– Лучше держаться подальше, – согласилась мисс Петтигрю.

– Что он вам напоминает?

– Мороженое, – сказала мисс Петтигрю.

– Как вы сказали? – переспросил Майкл, просияв. – Ваш талант не имеет равных. Теперь всегда, когда я буду думать о нем, я буду представлять его поющим пошлые песенки пошлым сеньоритам в пошлых кинолентах.

«Но как поющим!» – мечтательно подумала мисс Петтигрю.

– Мороженое, – повторил Майкл. – Прекрасно. Мороженое фирмы Кальдарелли. Какое блестящее сравнение.

Он развернулся к мисс Лафосс.

– Ага! – сказал он. – Мороженое Кальдарелли. Значит, предпочтешь мне сына мороженщика?

– Как ты смеешь? – вскричала мисс Лафосс с негодованием. – Тебе прекрасно известно, что его отец никогда не продавал мороженое. В то время как твой торговал рыбой!

– Рыбой!

Майкл вскочил и разразился речью. Он метался по комнате. Мисс Петтигрю опасалась за судьбу стульев и безделушек.

– Сравнивать рыбу… с мороженым! – гремел Майкл. – В рыбе фосфор. Рыба – пища для ума. В ней масса питательных веществ. Витамины. Полезна для костей. Рыбий жир. Здоровые младенцы. За рыбу люди рискуют жизнью. Женщины провожают их в слезах. Гавань ждет и надеется. И ты сравниваешь рыбу… с мороженым. Глядя мне прямо в глаза.

– Боже, – ахнула мисс Лафосс. – Майкл, что на тебя нашло?

Он остановился и ухмыльнулся.

– Спокойно. Я, кажется, иссяк. Касторку вроде бы получают все же не из рыбы, а то я и ее бы упомянул, для большего эффекта.

Мисс Петтигрю покраснела и отвернулась. Мисс Лафосс украдкой взглянула на часы.

Майкл перехватил этот взгляд и понял намек.

– На сегодня ты уже занята?

– Я пою в «Алом павлине».

– Я приду.

– Но я тебя не приглашала.

– Увидимся там. Я назначил свидание с другой, чисто из чувства мести, но я сейчас его отменю. Да, не лучший способ себя вести, обычно я себе такого не позволяю, но я в отчаянном положении. У меня всего неделя, так что начинать производить впечатление необходимо как можно скорее.

Он подобрал цилиндр, перчатки и шарф. Потом подошел к мисс Лафосс и поцеловал ее. Мисс Петтигрю вчуже наслаждалась его вниманием. Потом его лицо посерьезнело.

– И без фокусов, – сказал он тихо.

Мисс Лафосс вздрогнула.

– Я знаю.

Он подошел к мисс Петтигрю и звучно поцеловал ее. Мисс Петтигрю не пошла его провожать. Она сидела неподвижно, исполненная изумления и блаженства. Дверь хлопнула.

Глава одиннадцатая

20:28–00:16

В комнате воцарилась тишина. Мисс Лафосс стояла неподвижно у камина. Потом она немного встряхнулась. Мисс Петтигрю тоже выплыла на поверхность.

– Что ж, – сказала мисс Лафосс, от природы не в состоянии долго грустить, – не знаю, как у вас, а у меня от приключений всегда разыгрывается аппетит. Как все же насчет ужина? С одной стороны, немного поздно, но с другой, у нас еще уйма времени. Я позвоню. Можно ограничиться несколькими блюдами.

Она сняла трубку телефона. Робкие возражения мисс Петтигрю, уверявшей, что она неспособна съесть ни крошки, оказались тщетны. Мисс Петтигрю ужасалась стоимости этого предприятия; она и так уже приняла слишком много подарков от мисс Лафосс.

– Глупости, – заявила мисс Лафосс. – Стоит перед вами сейчас поставить тарелку, и аппетит немедленно обнаружится.

Она не ошиблась. Как только ужин внесли, мисс Петтигрю ощутила настоящий голод. Впрочем, для человека, привычного к смертельной скуке невнятных супов, безвкусных котлет и жесткого ростбифа, составлявших ее диету на протяжении многих лет, остаться равнодушным при виде яств, привычных для мисс Лафосс, было невозможно.

Однако хотя подобный ужин и заставлял на время забыть обо всем, что не относилось к его поеданию, Мисс Петтигрю не теряла из виду свою основную задачу. Так или иначе, не тем, так этим, она должна была убедить мисс Лафосс расстаться с Ником и выйти за Майкла. На полях супа, рыбной закуски, жаркого и десерта развернулась битва. Мисс Петтигрю наступала, мисс Лафосс умело оборонялась, применяя тактическое оружие: как только неумолимая логика мисс Петтигрю загоняла ее в угол, она непринужденно меняла предмет разговора, хитро начиная рассказывать о каком-нибудь красочном эпизоде своей театральной карьеры. Мисс Петтигрю, не в силах устоять перед интимными подробностями из жизни «другой половины человечества», теряла волю и на время сворачивала с основного направления атаки. Но ненадолго – как только история заканчивалась, артиллерия мисс Петтигрю снова принималась за дело.

Время летело незаметно, и как раз в тот момент, когда мисс Петтигрю показалось, что сопротивление мисс Лафосс наконец ослабевает, та взглянула на часы и вскочила.

– Боже! Как поздно! Пора бежать. Я – переодеваться, уже одиннадцать, а я обещала быть там к полуночи.

Она метнулась к двери спальни, вся – порыв, но мисс Петтигрю не намерена была позволять ей столь бескровное отступление, пока они все еще находились на расстоянии пушечного выстрела друг от друга.

– Если позволите, я помогу? – сказала она.

Мисс Лафосс поняла, что окружена.

– Разумеется, – сказала она безнадежно.

Мисс Петтигрю счастливо утвердилась в кресле рядом со столиком мисс Лафосс. Спешность в движениях мисс Лафосс испарилась. Обряд переодевания требовал тщательности, а беспокоиться об опоздании было не в ее привычках.

Она сняла платье. Вышла в ванную, потом вернулась. Выбрала вечерний наряд. Ободряюще улыбнулась мисс Петтигрю. Похоже было, что мисс Лафосс полностью вернула свое обычное радостное расположение духа. Она уселась перед зеркалом.

– Мне кажется, – сказала она весело, – что в подготовке – половина удовольствия.

Мисс Петтигрю на этот раз не поддалась на отвлекающий маневр.

– Неужели я вас все еще не убедила? – умоляющим голосом сказала она.

– Ах, Джиневра, – вздохнула мисс Лафосс. – Я чувствую себя такой неблагодарной.

– Ну и пусть, – храбро продолжала мисс Петтигрю. – Я просто должна высказаться. Вы же в душе не сомневаетесь, что Ник станет изменять вам. Когда-нибудь и вы перестанете быть юной, и тогда он на вас даже и не взглянет. Даже в пятьдесят он все равно будет ухлестывать за молоденькими.

Мисс Лафосс вздохнула.

– Как у вас мрачно выходит!

– Почему же не рискнуть, – умоляющим голосом сказала мисс Петтигрю. – Выходите за Майкла. Кроме того, – добавила она расчетливо, отбросив последние остатки прежней морали, – если что-то пойдет не так, вы всегда можете уйти от него к Нику. Не в смысле замуж.

– Джиневра! – не смогла сдержать улыбку мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю виновато покраснела.

– Какая умелая ловушка, – укорила ее мисс Лафосс. – Вы же прекрасно знаете, что я не посмею. Майкл меня просто убьет.

– Боже! – воскликнула мисс Петтигрю. – Вам не кажется, что вы… слегка преувеличиваете?

– Возможно, но кто может поручиться?

– У него столько достоинств! Представьте, что Ника вовсе не существует. Тогда вы согласны выйти за Майкла?

– Не уверена, – мрачно отозвалась мисс Лафосс.

– Отчего же? Красивый. Богатый – по крайней мере, мне так показалось. И вас любит. Что же еще?

– Положение в обществе, – сказала мисс Лафосс. – Никаким образом ему не достичь положения в обществе. Крутить можно с кем угодно, но замужество! Серьезное дело. Тут надо поосторожней. В конце концов… следующее поколение…

– А! – ахнула мисс Петтигрю, в изумлении перед нежданной атакой с фланга.

– Вот именно, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю не сдавалась. Она поднялась. Она сжала руки. На лице ее появилось умоляющее выражение.

– Хорошо. Я забыла приличия. Я слишком много на себя беру. Я грубо вторгаюсь в личную жизнь. Можете меня прогнать. Но я все-таки скажу. Вы мне ужасно нравитесь. Вы просто обязаны быть счастливы. Но ваша теперешняя жизнь не может продолжаться вечно. Умоляю, выходите за Майкла.

– Вот как, – улыбнулась мисс Лафосс. – Направляете меня на тропу добродетели?

– Изо всех сил пытаюсь.

– Неужели она настолько предпочтительнее?

– Но разумеется, – начала мисс Петтигрю, и осеклась. Ей еще не было пятидесяти, но этот день был не за горами. Ни дома, ни друзей, ни детей, ни мужа. Жизнь, исполненная безу коризненной чистоты и благодетели, и в результате – не о чем даже вспомнить. Будет когда-нибудь пятьдесят и мисс Лафосс. Неужели и ей входить в этот возраст без дома и друзей? И что же? О чем тогда доведется вспомнить ей?

– Нет, – сказала мисс Петтигрю. – Я не могу этого сказать.

– Милая моя, – мягко произнесла мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю подняла голову. Слова хлынули из нее, не давая времени даже вздохнуть.

– Никогда, – заговорила она, – никогда в жизни меня никто не любил. Никогда. Но мне необходимо знать. Теперь мне просто необходимо знать. Мне, и еще сотням таких же, как я. Стоит ли оно того?

– Для меня – да, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю снова присела.

– Я старше вас, – сказала мисс Петтигрю, – и гораздо глупее. У меня нет ни вашего ума, ни вашей красоты. Я ратую за брак не потому, что так принято, не потому, что так правильно, а только на основании своего опыта. Я не нажила ни денег, ни друзей, ни семьи. Я всего лишь всеми силами пытаюсь охранить вас от того же.

– Милая моя, – повторила мисс Лафосс.

– Если он будет добр к вам, все остальное неважно. Порядочных людей, – сказал мисс Петтигрю, – я встречала в жизни немало, но добрыми из них были единицы.

– О, Джиневра.

– Первый тоже показался мне добрым, – честно призналась мисс Петтигрю, – но, знаете ли, дорогая моя… Я бы не советовала выходить за него. Нехорошо говорить так о людях, но мне показалось, что в нем есть… неанглийская кровь. А если речь идет о замужестве, то лучше все же держаться своей стороны.

– Конечно, – согласилась мисс Лафосс.

– Ник… Ник вам не принесет счастья. Я думаю, вы и сами это знаете. Но Майкл, о, Майкл! – воскликнула мисс Петтигрю, сияя. – Я уже и так много наговорила, но все-таки позвольте мне сказать, что никогда в жизни я не видела мужчины, который понравился бы мне больше, чем он. И англичанин до мозга костей!

– Вы хотите сказать, – уточнила мисс Лафосс, – что на его счету еще одно завоеванное сердце.

– Да, – сказала мисс Петтигрю.

– Вы прелесть!

Мисс Лафосс не смогла удержаться. Она наклонилась к мисс Петтигрю, обняла и поцеловала ее.

– Я серьезно подумаю об этом. Обещаю.

Мисс Петтигрю почувствовала, что военные действия отняли у нее много сил.

– О! Надеюсь, я не обидела вас своей прямотой.

– Обидели! Меня? Я же говорила, что у меня не было матери. Никому не было до меня дела – настолько, чтобы меня воспитывать. А это, оказывается, так приятно!

Она снова повернулась к зеркалу. Мисс Петтигрю внимательно наблюдала за ее действиями, потом покачала головой.

– Скажите, дорогая, – сказала она. – Не кажется ли вам, что вы положили слишком много грима для… для порядочной женщины.

– Однажды я решила сыграть порядочную женщину, – откликнулась мисс Лафосс. – Как вы догадываетесь, завести себе лорда в качестве муженька – весьма полезное в нашей профессии приобретение. И вот я нашла лорда. Вернее, он бы им стал, когда умер бы его папаша. Или графом? Неважно, я с этими титулами всегда путаюсь. Услышала где-то, что ему не нравится помада – любил целоваться, а особой аккуратностью не отличался, в то время как старик обладал несгибаемой моралью и отличным зрением.

Мисс Петтигрю, пришпорив свое воображение, различила связь.

– Ну, я изобразила недоступность. Никакой косметики, юбки в пол. Ну, знаете, как это. Достоинство и целомудрие. И что же? Не прошло и недели, как он ходил с какой-то сучкой, целиком состоящей из ног, помады и распущенности.

– Дорогая, – вмешалась мисс Петтигрю. – Но ведь… ведь есть же и другие слова…

– Другие, чем распущенность? Хуже, надеюсь? Расскажите же, я с удовольствием стану их применять.

– Нет, – покраснела мисс Петтигрю. – Я имела в виду… самка собаки.

– Нет, она была не самкой собаки, а беспородной сучкой.

Мисс Петтигрю решила, что пора прекратить изыскания в этой области. Она все еще была слегка озадачена, объяснение мисс Лафосс ей ничего не объяснило, а только запутало, но в данный момент ее больше интересовала дальнейшая судьба лорда, не любившего помады.

– И что же с ним стало?

– Женился на ногах и помаде, – сказала мисс Лафосс. – Как только старик преставился. А мне урок.

Она тщательно накрасила губы. Мисс Петтигрю многозначительно кивнула.

– Сколько же всего мне еще предстоит узнать об искусстве выбора мужа. Моя невежественность не знает границ.

– Научитесь, – сказала мисс Лафосс.

– Я согласна учиться, – сказала мисс Петтигрю отчаянно, – но мои лучшие годы уже позади.

– Не вздумайте сдаваться, – сказал мисс Лафосс, закрывая пудреницу. – Так. С этим покончено. Теперь ваша очередь, Джиневра. Сначала смойте прежний слой.

Мисс Петтигрю поспешила в ванную. Когда она вернулась, кожа ее сияла, как у школьницы. Мисс Лафосс выбрала инструменты и материалы для того, чтобы приглушить это сияние. Мисс Петтигрю заняла ее место перед зеркалом.

В ее внешности уже наблюдался некоторый беспорядок. Аккуратные локоны, творение мисс Дюбарри, растрепались. Мисс Петтигрю отскребла лицо со страстностью углекопа, вылезшего из шахты. Вокруг нее больше не витал дух загадочности. Платье потеряло утонченную небрежность и пошло складками.

– Что же вы, Джиневра, – укорила ее мисс Лафосс. – Нельзя так сдавать.

И она занялась нанесением мисс Петтигрю-два поверх мисс Петтигрю-один.

– Бесполезно, – вздохнула мисс Петтигрю. – Все равно все развалится. Всегда была простушкой, простушкой и умру.

– Глупости, – строго сказала мисс Лафосс. – Всего лишь комплекс неполноценности. Однажды вы уже выглядели чудесно, никто не мешает вам это повторить. Дело привычки.

– Я никогда не привыкну.

– Что за пессимизм!

– Две женщины, одна и та же фигура. Одна – красавица, другая – нет, – упрямилась мисс Петтигрю. – Почему? Никто не знает. Так вот, я та из них, которая «нет».

– Ерунда, – сказала мисс Лафосс. – Живот втянуть, плечи расправить. Вот и весь секрет. А если вы сутулитесь, ваше платье сутулится вместе с вами.

Она завершила операцию по восстановлению лица. Потом прочно закрепила локоны на подобающих им местах. Потом приколола к плечу мисс Петтигрю красную розу. Мисс Петтигрю лучезарно улыбнулась своему отражению.

– Впервые в жизни я получаю удовольствие от самой себя.

Она надела шубку. Мисс Лафосс набросила себе на плечи роскошную шаль, отороченную чернобуркой. Они торопливо подхватили сумочки, платки и перчатки.

– Боже, как мы опаздываем!

Мисс Лафосс внезапно снова заторопилась и метнулась к двери. Мисс Петтигрю засеменила вслед. Даже если совесть и пыталась подать голос, мисс Петтигрю решительно отказалась ее слушать. Ни королевской коннице, ни даже королевской рати не удалось бы сейчас испортить ей настроение. Если спросят, у нее было оправдание – события в этот день разворачивались настолько стремительно, что она просто была немного не в себе. В состоянии умственного аффекта, что извиняло сразу все странности поведения.

Она беззаботно спешила за мисс Лафосс; естественный румянец на ее щеках дополнял наведенный, глаза сияли, грудь вздымалась. Она держала курс на приключения, портом назначения был ночной клуб. Ночной клуб! Всего лишь повторяя про себя эти слова, она чувствовала великолепное возбуждение. Если бы ее любимой покойной матери каким-то образом удалось вернуться в сонм живущих и увидеть ее сейчас, что бы она сказала? Как оценила бы глубину грехопадения своей дочери? Но волновало ли это мисс Петтигрю? Нисколько. Когда эта мысль пришла ей в голову, она спокойно, радостно и свободно встретила ее. Она собиралась прожигать жизнь. Грешить бесстыдно и беспробудно. Пробовать один за другим коктейли, которые станет предлагать ей Тони. Светская проказница, предающаяся кутежу, и, в память о всех ночах своего серого, однообразного прошлого, как предающаяся! Она выжмет из этой ночи все причитающееся ей веселье, и ни одна проповедь на свете не заставит ее свернуть с выбранного пути – пути, лежащего через неизъяснимые глубины бессчетных океанов разврата.

Она уже почти бежала по коридору. Мисс Лафосс скатилась вниз по ступеням, не дожидаясь лифта; мисс Петтигрю не отставала ни на шаг. По свистку швейцара перед подъездом с визгом затормозило такси. Мисс Лафосс повернулась к водителю, но мисс Петтигрю мягко отстранила ее.

– «Алый Павлин», – произнесла она громко и надменно. – Да поторопись.

Они уселись.

Машина с ревом проносилась по освещенным улицам. Мисс Петтигрю, выпрямившись, взирала в окно блестящими глазами. Стылый ноябрьский город больше не казался ей неприютным. На зданиях мерцали волшебные вывески. Чудесные сигналы клаксонов сливались в симфонию. Огни дворцов струили сверкающее сияние на мокрый асфальт. Сказочный мир гудел, пылал, дрожал, исполненный жизнью. Рыцари в котелках и прекрасные дамы в вечерних нарядах спешили, счастливые, по своим упоительным делам. Мисс Петтигрю спешила вместе с ними, и даже еще более изысканно, чем при помощи собственных ног. И у нее тоже была теперь цель в этом городе. Как это, оказалось, было важно – знать, куда стремиться! Важнее ничего и придумать было нельзя. Она жила. Она была там, где происходили события; внутри, а не снаружи. Она была частью этого мира. Она причастилась его воздуха, словно амброзии.

Мисс Лафосс, сидящая рядом, – юная, стройная, уверенная в себе, элегантная, ухоженная до последнего волоска на своей прелестной головке была ее другом. Она же сама – мисс Петтигрю, старая дева, синий чулок, скучное ничтожество, безработная, бесталанная, направлялась в ночной клуб, облаченная в шелка и бархат, кутить с ними наравне, превосходя их всех в бесстыдстве, стремясь за все новыми и новыми наслаждениями.

«О! – блаженно подумала мисс Петтигрю. – Хотела бы я умереть этой ночью, прежде чем мне придется проснуться от волшебного сна».

Машина остановилась.

Глава двенадцатая

00:16–01:15

Глазам мисс Петтигрю представилось строгое, скромное высокое здание. Сердце ее упало. Она бросила на мисс Лафосс укоризненный взгляд. Неужели это и есть – Ночной Клуб? Над двойной дверью горела тусклая лампочка. Привратник встретил их вежливым поклоном.

– Ужасная погода, мисс Лафосс.

– Ужасная, Генри.

Мисс Лафосс пошла вверх по лестнице. Мисс Петтигрю последовала за ней в некотором отдалении. Дверь на верхней площадке открылась и закрылась за ними. Мисс Петтигрю ахнула. Перед ней простиралось роскошное видение. Они находились в просторной прихожей. На нее обрушились потоки света, цвета, музыки, запахов. Напротив она различила широкую лестницу, ведущую куда-то в недосягаемые чертоги. Мимо проносились женщины в умопомрачительных вечерних платьях. Мужчины спешили за ними в блистательных черно-белых нарядах. Блеск и позолота, разговоры и смех. Мисс Петтигрю ожила. Глаза ее разгорелись. Это было больше похоже на ночной клуб. Это было очень похоже на ночной клуб, как их обычно изображали на экране. Где-то слева ненадолго открылась дверь, окатив их потоком настойчивой музыки. Нос мисс Петтигрю дрогнул и встал по ветру, как у собаки, взявшей след.

– Нам туда, – сказала мисс Лафосс.

– Вперед, – сказала мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс поднялась по дальней лестнице. Мисс Петтигрю не отставала. Коридор наверху оказался не менее роскошным; убранство прихожей не было всего лишь фасадом, скрывающим нищету и убожество. Мисс Петтигрю удовлетворенно кивнула. Все как положено.

Они проследовали мимо нескольких плотно закрытых дверей и вошли в женскую гардеробную. Богатые ковры, приглушенный свет, зеркала, внимательные гардеробщики наготове. Мисс Петтигрю сбросила свою шубку, мисс Лафосс – шаль, они напудрили носы, поправили платья и снова спустились вниз.

Лакей распахнул перед ними заветную дверь, и они вошли. Мисс Петтигрю споткнулась и остановилась. Огромная зала, с блестящим полом, обставленная по стенам столиками, открылась перед ней. В дальнем углу – оркестр, пока молчащий. Сидевшие за столиками, казалось, все внимательно разглядывали ее. Мисс Петтигрю в ужасе окинула взором зал, который разрастался у нее на глазах. Ей предстояло пересечь это бесконечное пространство, будучи объектом всеобщего внимания. Вся ее прежняя храбрость ушла в пятки, а потом выплеснулась из туфель.

– Самое главное, – зашептала мисс Лафосс, – живот втянуть, плечи расправить. Здесь повсюду зеркала. Я усажу вас так, чтобы несложно было в них заглядывать. Вы выглядите чудесно.

Она двинулась вперед. Мисс Петтигрю глубоко вздохнула и пошла следом. Почти у каждого стола мисс Лафосс кому-нибудь улыбалась. Почти за каждым столом кто-то приветствовал ее. Они пересекли залу, и у дальнего края, рядом с оркестром, мисс Лафосс остановилась.

Колени мисс Петтигрю дрожали, сердце колотилось. Ее ожидало следующее испытание. Они оказались у столика, окруженного гостями. Десятки неясных пятен, лица посетителей, плавали в ее поле зрения. Губы ее сложились в кривую, извиняющуюся улыбку – улыбку чужака, влезшего в круг друзей. Как она могла даже подумать, что здесь могло бы найтись для нее место?

Однако все ее колебания оказались беспочвенными, страхи развеялись. Ей, наконец, удалось сфокусировать взгляд, и лица оказались знакомыми. Прямо перед ней сияла мисс Дюбарри, рядом ухмылялся Тони. Майкл вскочил на ноги.

Разумеется, они были не одни. Но это больше не имело значения. Она была среди друзей. Мисс Лафосс. Мисс Дюбарри. Тони. Майкл. Пусть даже вокруг них были сотни незнакомцев. Робкая усмешка мисс Петтигрю преобразилась в настоящую радостную улыбку.

– Где тебя носило? – возмутился Майкл.

– Опаздываете, – укорила мисс Дюбарри.

– Мы уж и не надеялись, – сказал Тони.

– Официант! Еще два стула!

Они наконец уселись. Мисс Лафосс незаметно руководила процессом, и мисс Петтигрю обнаружила, что сидит в непосредственной близости от зеркала. Она бросила в него быстрый взгляд, но больше по привычке, а не по необходимости. Мисс Дюбарри зашептала ей:

– Я так счастлива! А все из-за вас. Не забудьте, вы обещали прийти в салон!

Мисс Петтигрю так и не поняла, к чему относилась эта страстная благодарность, но она тронула ее почти до слез. Она снова засияла.

Однако близость Тони постепенно наполнила ее необъяснимым чувством неловкости. Она отчаянно пыталась вспомнить, что наговорила ему во время их первой встречи, но тщетно. Единственное, в чем она была уверена, – это что она вела себя невероятно грубо, совсем не в своей обычной манере. От этих мыслей ее бросило в жар. Отбив первую волну приветственных реплик, она робко повернулась к нему и тронула за рукав. Тони ободряюще улыбнулся.

– Сегодня днем, – негромко, запинаясь, сказала мисс Петтигрю. – Боюсь, я была с вами невежлива. Я не помню точно. Но я вполне уверена. Я не знаю, что сказать… Боюсь, мисс Лафосс все же права. Все дело в том напитке, который вы мне предложили. Я оказалась к нему непривычной, и он немного смешал мои мысли. Мне очень стыдно. Умоляю вас меня простить. Я вовсе не хотела обидеть вас.

– Невежливы? – переспросил Тони. – Со мной?

– Да.

– Когда же?

– Ранее сегодня.

– Не помню такого.

– Во время нашего разговора.

– О, разговор был выдающийся.

– Но не очень вежливый.

– Я не вожу знакомства с вежливыми женщинами, поэтому не могу сказать, являетесь ли вы таковой. Впрочем, если вы ей не являетесь, этого я тоже не узнаю.

– Прошу вас, – разволновалась мисс Петтигрю. – Это серьезный вопрос.

– Это серьезный ответ.

– Вовсе нет!

– Что – нет?

– Не серьезный.

– Конечно же, несерьезный.

– Но вы же только что сказали обратное.

– Я не говорил ничего подобного. По-вашему, я и посмеяться не могу?

– Я не утверждала, что вы не можете смеяться.

– Вы на это прозрачно намекнули, – сказал Тони сердито. – Я что, похож на Генриха?

– Генриха! Какого еще Генриха? – вскричала мисс Петтигрю. – Какое отношение к этому имеет Генрих?

– Вы сказали, что я никогда не смеюсь.

– Я сказала, что вы отвечаете несерьезно.

– Разумеется. У меня-то «Белый корабль» не утонул.

– Да что же это! – взмолилась несчастная мисс Петтигрю. – О чем вы говорите?

– А я-то думал, – заявил Тони с видом глубокого разочарования, – что вы образованная женщина.

– Причем тут это?

– Вы что, никогда не слышали о Генрихе Первом?

– Разумеется, я о нем слышала, – горячо сказала мисс Петтигрю.

– Зачем же вы тогда делаете вид, что не слышали, и нарочно сбиваете меня с толку?

– Я вовсе не делала такого вида. Это вы пытаетесь меня запутать.

– Запутать? В чем?

– В разговоре о сегодняшнем разговоре.

– Но мы не разговаривали о сегодняшнем разговоре.

– Конечно же, разговаривали.

– Минуточку, – сказал Тони. – Давайте остынем немного. Соберемся с мыслями. Повнимательнее. О чем же мы разговаривали?

– О моей невежливости.

– Тогда зачем, – устало произнес Тони, – вы приплели сюда историю?

– О! – воскликнула мисс Петтигрю.

Она беспомощно уставилась на него. Тони смотрел прямо перед собой. В мисс Петтигрю отчаяние боролось с раздражением. Внезапно до нее дошло. Она хихикнула.

– Молодой человек, – сказала мисс Петтигрю. – Мне кажется, вы надо мной подшучиваете.

Тони посмотрел на нее.

– Той же монетой, – сказал он с хитрецой.

– Не знаю, о чем это вы, – сказала мисс Петтигрю, – но полагаю, вы имеете в виду что-то, что случилось сегодня днем. И я хотела бы извиниться за это.

– Так, – сказал Тони. – Опять. За что это вас все время тянет извиняться?

– За мою сегодняшнюю невежливость.

– Какую невежливость?

– Только не начинайте снова! – взмолилась мисс Петтигрю.

– Согласен, – сказал Тони, – но тогда, пожалуйста, выразитесь иначе.

– За наш сегодняшний разговор.

– Который принес мне много радости, – сказал Тони. – Выше моих способностей, но исключительно бодрящий. Люблю оригинальность в женщинах. И так редко ее вижу. Прошу, оставьте извинения.

– Вы уверены? – жалобно сказала мисс Петтигрю.

– Подумайте, – сказал Тони. – Стал бы я приятно и дружественно беседовать с вами сейчас, если бы вы, совершенно незнакомая мне тогда женщина, жестоко оскорбили меня сегодня? По-вашему, я стал бы прощать кому-то оскорбление? Предупреждаю, утвердительный ответ я сочту именно за него.

– В самом деле, – сказала мисс Петтигрю, воспрянув немного. – Вы меня успокоили.

– Друзья? – предложил Тони.

– Друзья, – сказала мисс Петтигрю, теперь совершенно счастливая.

– Тогда больше нет необходимости, – заметил Тони, – поддерживать дискуссию на столь высоком интеллектуальном уровне.

– Ни малейшей.

– Слава богу! Потому что мое знание истории ограничивается следующим набором фактов: Генрих Первый никогда не смеялся, Вильгельм Завоеватель высадился в 1066 году, а Иоанн Безземельный утопил корону в заливе. Да и то потому, что я слышал какой-то анекдот, где все три были необъяснимым образом связаны между собой.

– Если вы двое соизволите на минуту перестать кокетничать, – позвал радостный голос мисс Лафосс, – я познакомлю Джиневру с остальными. Эдит, мои извинения за то, что оставила эту опасную женщину наедине с твоим молодым человеком.

– Ах!

Мисс Петтигрю повернулась в смущении и густо покраснела, однако интерес к сидящим вокруг стола вскорости отвлек ее. Плотный молодой человек, со светлыми, коротко остриженными волосами, ярко-голубыми, осторожными глазами и бесстрастным лицом. Он выглядел как путешественник. Рядом с ним, вернее, очень близко к нему, – роскошная женщина. Густые каштановые волосы и огромные синие глаза. Она была не то чтобы полной, но производила впечатление уютной мягкости и округлости. В ее позе было что-то от спокойствия Джоконды, ее движения были медлительными и уверенными. Одета она была в сияющий пурпур, на пальце – огромный отблескивающий изумруд. Рядом с ней – еще одна женщина, настолько современная, настолько английская, что, казалось, ее занесло сюда как экзотический цветок из иного климата. Мисс Петтигрю пришло в голову, что молодой человек привез ее с собой в чемодане из какой-то тропической страны.

– Джиневра, это Джулиан, – сказала мисс Лафосс. – Если вам когда-нибудь захочется, чтобы ваши соперницы выдернули себе все волосы от зависти, идите к нему. Он вас оденет. А потом выставит счет. Он со мной все еще разговаривает только потому, что я ему страшно задолжала, и он знает, что если перестанет разговаривать, то своих денег точно не увидит.

Губы Джулиана ненадолго раздвинулись, и за ними блеснула полоска очень белых зубов.

– Как поживаете, – сказал он коротко.

– Он почти ничего не говорит, – пояснила мисс Лафосс. – Просто сидит и раздевает в уме каждую новую знакомую, а потом одевает ее так, как ей больше всего идет. Естественно, что когда они приходят к нему, а это неизбежно случается рано или поздно, ему достаточно всего одного взгляда, и он уже знает, что ей надо носить. Она в восторге, считает его чудом, и уже никуда не денется.

«Боже, – подумала мисс Петтигрю. – Хорошо бы он не стал глядеть на меня. Какой будет стыд!»

– Не понимаю, чем тебе не нравятся мои методы, – сказал Джулиан. – Ведь результатами ты вполне довольна.

– Рози, это Джиневра, – продолжала мисс Лафосс. – Мой хороший друг.

– Очень приятно, – сказала Рози.

– Ни в коем случае не заказывайте жаркое с луком, – серьезно обратилась мисс Лафосс к мисс Петтигрю. – Рози на диете. Она его обожает, но не может себе позволить. Божественный запах будет преследовать ее всю ночь. Или хуже того – она поддастся соблазну.

– Ни в коем случае, – торопливо сказала мисс Петтигрю.

– Ходила к врачу, – мрачно сказала Рози. – Чтоб его. Белое мясо. Курица! Да? Ненавижу курицу. Ей разве наешься? Но нет, никакого жира, ничего жареного. Даже картошки. О масле уж не говорю. Десерты. Да? И что мне остается? Стоит ли оно вообще этого?

– Конечно! – в ужасе воскликнули остальные женщины хором.

– Когда мода на фигуры изменится, – утешила ее мисс Дюбарри, – ты впишешься в новые нормы совершенно естественно, а нам зато придется затвориться дома и пить сливки стаканами, пока нас от них не затошнит.

– Опять же, – сказала Рози, – когда мне будет пятьдесят, мне будет уже все равно.

Оркестр заиграл.

– Танцуем? – спросил Джулиан.

Он и Рози поднялись и вышли в середину залы. Рози припала к нему, отдаваясь его объятиям, превращая их в знак глубокой привязанности. Их лица почти касались. Танец увлек их прочь.

Мисс Петтигрю наблюдала за ними неотрывно.

– Какая прелестная женщина, – сказала мисс Петтигрю. – В жизни таких не видела. Она иностранка?

– Растолстеет, – мрачно сказала мисс Лафосс. – Помяните мое слово. Нельзя же все время держать себя в строгости.

– Одалиска, – сказала мисс Дюбарри. – Не терплю таких. Позор нашего пола.

– А мне нравится, – возразил Тони. – Они точно знают, в чем их предназначение, и никогда не пытаются от него уйти. Мужчина – хозяин. Один, никаких других не существует. Их место в гареме, и иного они не ищут. Всегда быть готовыми для своего повелителя, исполнять все его желания и прихоти. Ничего больше им не нужно, да и ему тоже. Полная гармония.

– Ха! – презрительно сказала мисс Дюбарри. – Женщина должны быть свободна. Как и мужчина, если он настоящий мужчина. Даю им полтора месяца. Потом ему станет невыносимо скучно. Вот еще! Не спорю, иногда приятно поесть клубники со сливками, но питаться ею постоянно! Не представляю, как можно жить с женщиной, которая никогда не отказывает ни в чем.

– А я согласен с Тони, – начал Майкл. – Современные женщины…

– Помолчи, – сказала мисс Лафосс. – О твоих взглядах мы все уже наслышаны, и они устарели. Джиневра, это супруги Линдси – Пегги и Мартин. Женаты уже целый год, и до сих пор не развелись.

Мисс Петтигрю повернулась к паре. Лица у обоих были гладкими, юными, живыми, волосы – темными и прямыми, глаза – синими, улыбки – радостными. Они выглядели как близнецы, только у Мартина волосы были зачесаны назад, а у Пегги – острижены в каре и собраны над ушами.

– Сценическое имя – «Двойняшки Линдси». Публике нравится больше, чем муж и жена. Комическая пара. Варьете.

Мисс Петтигрю было невероятно интересно знакомиться. Ее широко раскрытые сияющие глаза окинули залу. Гремели ударные, завывали саксофоны, рыдали скрипки, рассыпался нотами рояль. Музыка тянула вскочить на ноги. Мисс Дюбарри и Тони уже отошли; Линдси отправились вслед. Какой-то молодой человек запел в микрофон. Свет немного притушили. Ноги танцующих присоединились к ритму оркестра.

– Так вот, значит, – довольно сказала мисс Петтигрю, – какой он – Ночной Клуб! А я-то думала, что это будет… ужасное место.

Мисс Лафосс подумала о коридоре с плотно закрытыми дверями.

– Ну, – сказала она осторожно, – ночные клубы бывают разные. В любом случае, высший свет вы здесь не встретите.

– Не имею никакого желания, – сказала мисс Петтигрю, – встречать высший свет. Мне и так хорошо.

Танец закончился. Свет загорелся ярче. За их столиком снова стало людно. Дирижер подал какие-то знаки мисс Лафосс. Та кивнула. Мисс Петтигрю услышала, как объявили имя ее новой подруги, которое было встречено волной аплодисментов. Стало почти темно, и мисс Лафосс, преследуемая лучом прожектора, в одиночестве пересекла залу – уверенно развернув плечи, небрежно покачивая бедрами. Она подошла к роялю и оперлась на него, положив одну руку на блестящую крышку. Белая полупрозрачная ткань ее платья блестела, ниспадая водопадами тюля вокруг атласного чехла, обнимающего и подчеркивающего каждый изгиб ее великолепной фигуры, создавая впечатление безыскусной невинности. Чистая белизна оттенялась только копной ее золотистых волос; луч прожектора превратил их в нимб вокруг ее головы.

Несколько мощных аккордов, и мисс Лафосс запела. Мисс Петтигрю выпрямилась, вся восторженное внимание. Она не могла похвастаться обширными знаниями музыкальной профессии. Все, что она знала о певицах в ночных клубах, было ею почерпнуто из просмотренных бессчетных кинолент, ее единственного тайного порока. Наблюдать же за одной из них вживую ей никогда не приходилось.

Ее глаза, и глаза всех присутствующих, были неотрывно прикованы к фигуре в белом у рояля.

Мисс Лафосс в своем профессиональном обличье была совершенно другим человеком. Без малейшего усилия с ее стороны она преобразилась. Грациозно и небрежно опираясь на крышку рояля, она обвела залу медленным, равнодушным взглядом. Глаза ее на мгновение прикрылись веками, но немедленно распахнулись, излучая насмешливое презрение. Голос мисс Лафосс оказался глубоким, с хрипотцой. В каком-то смысле, это не было пением – мисс Петтигрю тщетно пыталась подобрать подходящее определение. Больше похоже на неторопливый разговор, но каждая реплика, каждое слово отзывалось в ней сладкой дрожью. Мисс Лафосс пела дешевую песенку, «Папочка отбыл на выходные, мамочка дома осталась одна», но мисс Петтигрю наслаждалась каждой минутой, хотя и краснела от смущения, когда задумывалась о смысле. Выступление заслужило бурные аплодисменты; мисс Лафосс исполнила еще один модный номер, и еще один, но от выхода на бис отказалась и вернулась к столику.

– Детка, – сказала мисс Дюбарри, – это было потрясающе. Неудивительно, что Ник так за тебя цепляется. Хорошо, что я работаю в другой области, соперничества наша дружба не вынесла бы.

– Когда следующий выход? – спросил Майкл.

– Около половины третьего, – сказала мисс Лафосс.

– Боже! – простонал Майкл. – Я столько не высижу.

– Тебя никто и не просит, – заметила мисс Лафосс.

– Выпьем? – предложил Тони.

Мисс Лафосс слегка наклонилась к мисс Петтигрю и коротко прошептала:

– Не смешивайте одно с другим. С непривычки это смерть.

– Вам? – спросил Тони.

– Я предпочла бы, – сказала мисс Петтигрю, – немного сухого хереса.

Тони уставился на нее.

– Я не ослышался? У меня точно все в порядке со слухом?

– В моем возрасте… – начала мисс Петтигрю.

– О, нет! – умоляюще перебил он. – Вашего возраста на сегодня вполне достаточно. Я все понял. Херес, значит, херес.

Мисс Петтигрю не уловила смысла этой сценки.

– Бисквитный торт, – внезапно сказала Рози. – Малиновый джем, сливки и ложечка хереса, о, наслаждение… Налейте мне виски.

– Двое нас, – сказал Майкл. – Официант!

Они занялись напитками. Посетители то и дело подходили к их столику. Мисс Петтигрю вскоре бросила попытки запоминать имена и лица.

– А вот и Джо с Анджелой! – воскликнула мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю с интересом повернулась к соседнему столику, за которым мужчина медленно сползал все ниже и ниже на своем стуле. Еще немного, и он окажется на полу. Успеют ли его сотоварищи вовремя спасти его? Мисс Лафосс продолжала:

– Джиневра, Джо Бломфельд. Джо, мой добрый друг мисс Петтигрю.

Мисс Петтигрю, удивленная формальностью представления, обнаружила, что Джо внимательно смотрел на нее. Крупный, немолодой мужчина, лет пятидесяти. Не позволил себе расплыться – фигура, можно сказать, неплохо сохранившаяся. В таком возрасте скорее одежда украшает мужчину, чем наоборот; безукоризненный смокинг, белый пластрон, цветок в петлице. Крупная голова, мощная челюсть, насмешливые глаза, саркастические губы, волосы начинают седеть.

Его взгляд выражал легкое удивление. Затем глаза его загорелись, а лицо приняло дружественное выражение. Он тепло улыбнулся, как бы обрадовавшись внезапному появлению собеседницы своего возраста. Мисс Петтигрю была удивлена не меньше его, вдруг почувствовав, что ее собственные губы разошлись в скромной, но осторожно доверительной улыбке. Они поздоровались. Оба они принадлежали иному поколению, и это их объединяло.

– Джиневра, Анджела. Анджела, это Джиневра.

Мисс Петтигрю посмотрела на юную женщину.

– Как поживаете?

– Как поживаете, – протянула Анджела высоким, почти плаксивым голосом.

Из всех знакомых мисс Лафосс она была первой, кто пробудил в мисс Петтигрю прежний, так хорошо знакомый стыд и страх. Такая молодая, такая хрупкая, такая уверенная в себе. Казалось, ее взгляд насквозь пронизывал роскошь, доставшуюся мисс Петтигрю с чужого плеча, и проникал глубже, к ее сути, презирая ее. Мисс Петтигрю болезненно покраснела и выпрямилась.

На Анджеле было ярко-алое облегающее платье, подчеркивавшее маленькую, высокую грудь, осиную талию, узкие бедра и стройные ножки. Волосы ее отливали серебром. Мисс Петтигрю не могла оторвать от них глаз. Видимо, это и называют «платиновая блондинка»?

«Крашеная, – вмешался строгий голос в голове мисс Петтигрю. – А у милой мисс Лафосс все свое».

Лицо Анджелы носило застывшее выражение – безукоризненное каждой черточкой, но совершенно безжизненное. Огромные синие глаза без тени теплоты, длинные завитые ресницы, аккуратный прямой нос, прелестный бледно-розовый оттенок кожи, ротик – как бутон алой розы, прическа высчитана до последнего волоска. Готовый шедевр женственности, но мисс Петтигрю не готова была петь ему хвалу, не увидев, в каком виде она выходит из ванной.

Мисс Петтигрю незаметно вздохнула и отвела глаза. Какая жалось, что такой прекрасный мужчина попал в плен к такой вертихвостке. Конечно же, всем известно, что единственная причина для юной женщины быть с пожилым мужчиной – это вытянуть из него все, что получится, но также известно, что мужчины с возрастом заметно глупеют.

– Пересаживайтесь к нам, – пригласил Майкл.

– Только если мы не помешаем, – сказал Джо.

– Нисколько, – сказала Рози.

– Благодарю, – отозвался Джо.

Анджела промолчала. Она слышала где-то, что излишние разговоры, излишний смех и особенно излишнее возбуждение способствуют преждевременному старению, так что в дополнение к основной причине ее молчания, а именно что ей, как правило, было нечего сказать, она еще и пыталась сохранить свою красоту как можно дольше.

– Официант, – позвал Тони, – пару стульев.

К их столу приставили еще один небольшой столик и два стула. Оркестр снова заиграл. Кроме мисс Петтигрю, мисс Лафосс и Майкла, все ушли танцевать. Мисс Петтигрю ощущала из-за этого некоторую неловкость. Необходимо было объяснить мисс Лафосс, что она вовсе не была против посидеть сама по себе. В следующий раз она обязательно так и скажет. Даже Джо, с несчастным выражением на лице, тяжело переступал по полу, ухватившись за Анджелу. Танец закончился; за ним последовал еще один восхитительный общий разговор, потом снова заиграла музыка.

– Прошу, – сказал Тони мисс Дюбарри.

– Наш танец, – обратился к Рози Джулиан.

Пары одна за другой отходили от стола. Мисс Петтигрю грустно провожала их взглядом, размышляя об ушедшей молодости и упущенных возможностях.

Джо внезапно встал, подошел и навис над мисс Петтигрю – дружелюбная, вежливая глыба.

– Вы позволите? – сказал он.

Глава тринадцатая

01:15–02:03

Мисс Петтигрю вздрогнула.

– Вы приглашаете меня? – переспросила она.

– Почел бы за честь, – подтвердил Джо, глубоко поклонившись.

– Увы! – трагически сказала мисс Петтигрю. – Я не умею.

Джо просиял.

– Какое совпадение, – сказал он. – Я тоже только притворяюсь.

Он спокойно подтянул к себе стул, оставленный Тони, и опустился на него, по соседству с мисс Петтигрю. Потом вздохнул облегченно.

– Старость, – сказал Джо. – И брюхо.

– И никакое не брюхо! – возмутилась мисс Петтигрю.

– Хорошие портные, – сказал Джо. – И хороший пояс. Но все на месте.

Он довольно похлопал себя по животу.

– Вовсе нет, – горячо возразила мисс Петтигрю. – Превосходное сложение, если мне будет позволено высказать свое мнение. Мужчине средних лет требуется солидность.

– Я, стало быть, средних лет? – поинтересовался Джо.

Мисс Петтигрю вздрогнула.

«Боже! – подумала она. – Неужели я его обидела? Я знаю, некоторые мужчины очень болезненно относятся к упоминанию своего возраста. Может быть, ему нравится делать вид, что он все еще молод?»

Но сразу же пришла мысль: с какой стати? Вот еще! Она не станет грубо льстить незнакомому старику, которого к тому же никогда больше в жизни не встретит. Она строго посмотрела на него.

– Совершенно средних, – подтвердила она радостно, – и никуда вам от этого не деться.

– Благослови вас бог, мадам, – сказал Джо рокочущим, уютным голосом. – Хорошо, что вы это разглядели. Теперь мне не понадобится прыгать вокруг вас, как резвому двухлетке.

Он сполз еще чуть пониже, стремясь принять позу наибольшей устойчивости.

– Джо, – раздался капризный голос Анджелы с другого конца стола, – потанцуем?

– Нет, не потанцуем, – отозвался Джо. – По крайней мере, не этот танец. Мои ноги не в форме.

Взгляд, брошенный Анджелой на мисс Петтигрю, казалось, мог пригвоздить ее к стулу. Мисс Петтигрю смутилась и зарделась, но немедленно это чувство уступило в ней злорадной радости. Впервые в жизни к ней кто-то ревновал! Эта мысль настолько взволновала ее, что она отбросила стыд и втайне желала, чтобы Джо никуда не уходил. Джо дружелюбно оглянулся. Сидящие за соседним столом поспешили изобразить на своих лицах улыбки.

– Джордж! – весело позвал Джо. – Анджеле хочется танцевать, а мне нет. Ты как?

Один из молодых людей проворно вскочил.

– Непременно, Джо! Анджела, прошу.

Анджела встала с той же проворностью. Они закружились в танце.

– У меня много денег, – объяснил Джо. – Поэтому окружающие обычно рады меня порадовать.

– Какая пошлость, – строго сказала мисс Петтигрю.

– Джорджу Анджела нравится, – спокойно сказал Джо. – А он нравится ей. Впрочем, мои деньги ей нравятся еще больше. Все в порядке, пусть побудут вместе.

Мисс Петтигрю не знала, что на это ответить, и решила промолчать.

– Ах вот как, – раздался голос мисс Лафосс. – Уже уединились. Вы меня удивляете, Джиневра! Майкл, пойдем, присоединимся к веселью.

И они тоже умчались.

Мисс Петтигрю была в восторге. Мужчина нарочно отказался танцевать, чтобы остаться с ней! И какой мужчина! И сам, не под влиянием обстоятельств! Даже если всего лишь в качестве любезности, все равно это было очень мило с его стороны. Ее лицо сияло благодарностью.

– Благодарю вас, – сказала мисс Петтигрю. – С вашей стороны очень любезно остаться здесь со мной. Я уже начинала опасаться, что испорчу мисс Лафосс вечер. Пока я здесь одна, она не хотела танцевать. Теперь, по крайней мере, это ей не мешает.

– Любезно, – хмыкнул Джо. – Дорогая моя мисс Петтигрю, уверяю вас, никакой любезности тут нет. Напротив, ваше присутствие спасает меня от страшных мозолей наутро. При рождении мои ноги были рассчитаны на восемь фунтов, но с тех пор все остальное раздалось сверх меры.

Мисс Петтигрю улыбнулась шутке. Светская беседа ее пугала. Она не привыкла общаться с незнакомцами тет-а-тет, и поначалу терялась, но теперь оказалось, что бояться было нечего. Разговор происходил как бы сам собой. Никаких затруднений.

Можно было вежливо отклонять предложения что-нибудь выпить. Можно было упоминать общих друзей. Можно было выслушивать рассказы о карьере самого Джо.

– Корсеты! – говорил он. – На корсетах можно отлично заработать. Если, конечно, знать, к кому обратиться. Я знал. Если вы можете убрать дюйм с окружности женской… не за столом будь сказано, но вы догадались, наверное… это готовое состояние. Корсеты уходят в прошлое! Как бы не так! Знали бы вы, как все эти дамы высшего света слетаются ко мне за идеальными фигурами, которыми природа их не наделила. Почему, вы думаете, творения Джулиана так выглядят? Да только потому, что он ваяет их поверх моего основания. Выпирающий… да что уж там, зад, испортит что угодно.

Мисс Петтигрю завороженно слушала. Для разговора между мужчиной и женщиной, которые видели друг друга впервые, предмет был весьма необычный, но она находила его бесконечно более увлекательным, чем пустую болтовню на тему погоды. Никакой неловкости. Чисто деловое обсуждение. Кто бы мог подумать еще вчера, что сегодня она будет сидеть и говорить на равных с деловым человеком! Губы ее подрагивали, выдавая горячий интерес. Джо разошелся. Анджела разговоров о корсетах не терпела; мисс Петтигрю их, похоже, обожала. Он окинул ее взглядом профессионала.

– А вот у вас превосходная фигура для вашего возраста, – сказал он. – Сомневаюсь, что даже «Корректирующие Корсеты Бломфельда» вам могут чем-то помочь. Как вы этого добиваетесь?

«Недоедание и постоянные нервы», – подумала мисс Петтигрю. Однако этой ночью она, как Золушка, не собиралась раскрывать свое незавидное происхождение.

– О! – бросила она небрежно. – Ничего такого, уверяю вас. От природы.

– Детей нет, – догадался Джо.

– Я не замужем, – сказала мисс Петтигрю с достоинством.

– Мужчины слепы, – галантно заметил Джо.

Мисс Петтигрю расплылась от счастья. От комплиментов у нее начала немного кружиться голова. Впрочем, она с удовольствием выслушала бы еще несколько, но в это время танец закончился. Вернувшийся Тони строго посмотрел на Джо, тот сказал:

– Юность должна уступить, мой мальчик.

– Ага! – сказал Тони. – Значит, наметили красавицу для себя?

Мисс Петтигрю покалывал восторг. Джо прочно обосновался на стуле рядом с ней. Джордж присоединился к их столику, незаметно посылая обожающие взгляды в сторону Анджелы.

– Я голодна, – сказала мисс Лафосс. – Не могу же я петь на пустой желудок.

– Разве можно как-то иначе? – поинтересовался Джулиан.

– Ко мне это не относится, – парировала мисс Лафосс.

– Я тоже проголодался, – сказал Майкл. – Обед уже, кажется, полностью выветрился.

Они подозвали официанта и заказали ужин. Снова заиграла музыка – мечтательный, обволакивающий мотив. Пары снова закружились. Джо посмотрел на мисс Петтигрю.

– Наш танец, – сказал он.

– Я же сказала, что не умею, – с сожалением сказала мисс Петтигрю.

– Я вполне уверен, – возразил Джо, – что традиционный вальс у вас получится безупречно.

– А это традиционный вальс? – в восторге спросила мисс Петтигрю.

– Это он, – подтвердил Джо.

Мисс Петтигрю встала. Джо поклонился ей и положил руку ей на талию. Они пропустили несколько тактов в нерешительности, потом сделали первый шаг и влились в толпу. Мисс Петтигрю зажмурилась. Настал ее момент. Увидеть Париж и умереть. Она полностью отдалась рукам Джо и баюкающему, нежно покачивающему ритму.

Джо танцевал прекрасно. Его массивное тело она ощущала только как спокойное, уверенное присутствие рядом с собой. В юности, на тех очень редких вечеринках, где было позволено легкое вальсирование, партнеры ее неизменно оказывались из более старшего поколения, поэтому ей хорошо было известно, как раздавшаяся талия мужчины может мешать танцу.

– Совершенство, – сказал Джо. – Эта молодежь не знает, что такое вальс. Счастлив, что мне представилась такая возможность.

Ступая по воздуху, мисс Петтигрю вернулась к своему месту за столом, с пылающими щеками и блестящими глазами.

– Ах вы баловница, – укорила мисс Лафосс. – А мне говорили, что не умеете танцевать. Только бы не отпускать Джо.

– Но… что вы, – сказала мисс Петтигрю, краснея. – Уверяю вас… Только вальс.

После танца она вела себя с Джо немного высокомерно, чтобы отбить у него фривольные мысли. В это время принесли ужин. Мисс Петтигрю с удивлением обнаружила, что снова голодна. Она решительно приступила к еде.

– Мороженого? – предложил Майкл.

– Благодарю, – сказала мисс Петтигрю.

Он подмигнул.

– Говорят, тут оно неплохое. Гордость заведения.

Мисс Петтигрю хихикнула, а мисс Лафосс метнула в Майкла гневный взгляд. Но мороженое действительно оказалось исключительным. Мисс Петтигрю никогда не ела с жадностью, но она никогда и не пробовала ничего подобного. Сливки, фрукты, орехи, восхитительный сироп, умело смешанные в нужных пропорциях. Она неторопливо катала каждую божественную ложечку на языке. Оркестр заиграл медленный, тягучий фокстрот. Свет в зале немного притушили.

Мисс Петтигрю подняла глаза и вдруг заметила, что к их столику направляется Ник. Мороженое было немедленно забыто.

Ник неторопливо пробирался между столиками, не отрывая глаз от мисс Лафосс. Выражение на его лице прочесть было сложно, но мисс Петтигрю вздрогнула, как от холода. Она почувствовала, что огонь в его глазах прикрыт лишь тонкой завесой приличия, которая в любую минуту может упасть.

Мисс Петтигрю в панике оглядела сидящих за столом. Кроме нее, Ника еще никто не заметил. Приглушенный свет, обволакивающая музыка, изысканная еда производили успокаивающее, расслабляющее действие. Парочки медленно придвигались ближе и ближе друг к другу – и Майкл не преминул воспользоваться случаем. Его рука открыто обвилась вокруг плеч мисс Лафосс, а темная шевелюра почти смешивалась с ее светлыми кудрями. Он что-то с серьезным видом ей объяснял, она робко внимала.

Ник вырос у стола.

– Делисия. Это наш танец.

Все движение вокруг мисс Петтигрю прекратилось. Оркестр продолжал играть. Свет был по-прежнему приглушен. На столик в углу никто не обращал внимания.

Мисс Лафосс вздрогнула, обернулась и встретилась взглядом с Ником. Ее лицо побледнело, резко выделяясь в полумраке.

– Ах! Ник! – прошептала мисс Лафосс.

Майкл окаменел. На его скулах заиграли желваки. Он слегка передвинул руку на плечах мисс Лафосс.

– Извини, старина, – сказал он. – Этот танец Делисия проводит со мной.

– Она просто забыла, – негромко возразил Ник. – У нас давний договор.

Мысли вихрем кружились в голове мисс Петтигрю. Она безнадежно оглядела присутствующих. Все соседние парочки занимались своими делами. Эта ситуация должна была разрешиться между троими – Ником, Делисией, Майклом. Вмешиваться никто не собирался, да никому и неохота было иметь Ника своим врагом. Помощи ждать неоткуда. Но действовать необходимо. Мисс Лафосс сдавала позиции. Змея смотрела на беззащитного кролика. Незаметно, постепенно, мисс Лафосс высвобождалась из-под руки Майкла. Мисс Петтигрю захотелось расплакаться.

Ник, великолепный в своей развратности, с разгорающимися глазами, лицом одновременно жестким и притягательным, телом, словно пружина, сжатая ревнивой злобой, звал и тянул мисс Петтигрю в райские сады своей быстротечной страсти.

Мисс Лафосс сидела очень прямо, не отрывая от него взгляда.

– Идем же, Делисия, – повторил Ник.

– Но… – начала мисс Лафосс. Она поднялась. Майкл в одно движение встал рядом с ней.

– Делисия.

Мисс Лафосс коротко, безнадежно вздохнула.

– Боюсь, этот танец уже занят, – с холодным бешенством произнес Майкл.

– Вероятно, произошла ошибка, – улыбнулся Ник. – Нам с Делисией срочно необходимо переговорить.

И он снова направил на мисс Лафосс всю силу своего притягательного взгляда. Она сделала шаг вперед.

«Все… Все потеряно, – всхлипнула про себя мисс Петтигрю. – Если она пойдет сейчас за ним, то никогда не сможет от него избавиться».

Все, казалось, было потеряно и для самой мисс Петтигрю. Единственной целью всей ее жизни было сейчас спасти мисс Лафосс. Глаза ее безнадежно метались с одного участника событий на другого и обратно. Отчаяние в глазах Майкла, безвольное выражение лица мисс Лафосс, пылающий, манящий взгляд Ника.

Мисс Лафосс сделала еще один неуверенный шаг. Майкл снова отчаянно позвал:

– Делисия.

– Я… Мне… – бессильно пролепетала мисс Лафосс, бросив на него трагический взгляд.

«Но что же станет с Майклом? – думала мисс Петтигрю. – Он же снова напьется. Врежет еще одному полицейскому. И его снова упрячут, на этот раз на два месяца. Что же делать? Что же делать?»

И в этот момент ее наконец осенило.

– Нас лучше не ждать, – сказал Ник.

– Врежь ему, – прошипела мисс Петтигрю.

Майкл врезал. Ник рухнул, увлекая за собой столик. Впрочем, он быстро вскочил – бледный, ослепленный яростью. Майкл нетерпеливо пританцовывал на месте с выражением небесного блаженства на лице, кулаки сжаты, глаза сияют, на губах – широкая ухмылка.

Ник был почти на расстоянии удара; и вдруг остановился. На лице его промелькнула мгновенная, почти незаметная тень замешательства. Южное самолюбование – Майклу могло быть все равно, как он выглядит в этот момент, но не ему. В ту же секунду трое официантов бросились к ним, и Ник никак их не остановил. Свет зажегся ярче. Танцующие остановились и обернулись в недоумении. Оркестр продолжал наяривать. Отовсюду раздавались громкие, возмущенные голоса, перерастающие в общий гам. Мисс Петтигрю схватила Майкла за руку.

– Уходим! – прошипела она, живое воплощение судьбы, серый кардинал.

Майкл подчинился. Неохотно, но Делисия несомненно обладала большей ценностью, чем возможность удовлетворить кипящую жажду крови. Майкл крепко взял мисс Лафосс под руку и потащил к двери. Она подчинилась. Тони подхватил мисс Дюбарри, Джулиан – Рози, Мартин – Пегги. Джордж решил ковать железо, пока горячо, и подхватил Анджелу. Маршал Петтигрю командовала парадом. Джо пророкотал у нее за спиной: «Он мне никогда не нравился».

Они достигли двери и вывалились в прихожую, оставив позади гремящий оркестр, взбудораженные голоса, спешащих официантов и бушующего Ника. Женщины поспешили в гардеробную. Мисс Петтигрю быстро взяла свою шубку, они снова сбежали вниз, где мужчины нетерпеливо ожидали их, и все вместе высыпали на улицу.

В лицо им ударил пронизывающий ноябрьский ветер. Дождь то принимался, то ослабевал. Глаза мисс Петтигрю с трудом приспосабливались к темноте, ей казалось, что вокруг нее гораздо больше людей, чем покинуло клуб. Все они наперебой говорили, нервно смеялись. Громкие голоса подзывали такси. Каждая женщина находилась в оберегающих объятиях какого-нибудь мужчины. Кроме нее. Затерянная в толпе, мисс Петтигрю почувствовала себя одинокой и испуганной. Мыльный пузырь ее воодушевления лопнул. Она была чужой здесь. Вдруг, перекрывая шум, чей-то голос настойчиво прогремел:

– Мисс Петтигрю! Где мисс Петтигрю? Мисс Петтигрю везу домой я. Где она?

Глава четырнадцатая

02:03–03:06

– Я здесь, – робко подала голос мисс Петтигрю.

Джо воздвигся перед ней. Не говоря ни слова, он предложил ей руку с той восхитительной собственнической, охранительной мужской уверенностью, которая никогда прежде не выпадала на долю мисс Петтигрю. Она, внезапно ослабев, оперлась на него.

Такси подкатывали одно за другим; парочки забирались внутрь. Мисс Петтигрю сделала было движение, но Джо крепко придерживал ее. Машины отъехали; потом осторожно подкралась еще одна.

– Это за нами, – сказал Джо.

– Куда прикажете? – спросил шофер.

– Поезжай, – сказал Джо, – потом скажу.

Мисс Петтигрю обнаружила себя в тесном темном пространстве, холодном, но защищенном от дождя, наедине с мужчиной. Такси вздрогнуло. Вздрогнула и мисс Петтигрю – но не от страха, а от возбуждения, граничащего с блаженством. Голова ее кружилась от восторга. Происходившее с ней было невероятно.

«И я его ни о чем не просила, – думала она счастливо. – Он выбрал меня сам. И позвал; я даже не была рядом. Он ясно заявил, что отвезет домой именно меня. Я вовсе об этом не думала, а он ничего не сказал заранее. Невероятно, но не вижу никакого другого объяснения – ему в самом деле этого хотелось».

Она отдалась было чувству бесконечной благодарности, но сразу же решила, что оно не было достаточно скромным, и устыдилась.

– Но Анджела! – сказала она.

– Анджела, – успокоил ее Джо, – уехала с Джорджем. Вы разве не заметили? Они прыгнули в машину самыми первыми. Он вполне надежно, хотя, может быть, не без приключений, доставит ее домой.

– А она не обидится? – робко спросила мисс Петтигрю.

– Я ей что-нибудь куплю, – сказал Джо. – На мои подарки она никогда не обижается.

– О!

– Не беспокойтесь об Анджеле. Она о вас беспокоиться точно не стала бы.

– Но… Увести у женщины сопровождающего… – начала мисс Петтигрю, наполовину озабоченно, наполовину из ложной скромности; его уверения приносили ей невероятное удовольствие.

– Вы меня не уводили, – сказал Джо. – Это я вас увел.

Сомнения мисс Петтигрю полностью развеялись. У Анджелы и так было все, что можно пожелать, – молодость, красота, уверенность и запасной мужчина. На одну ночь она могла обойтись и без Джо.

– Онслоу Маншенс, – сказала она, – квартира пять.

– Это же адрес Делисии.

– Я ночую сегодня у нее, – солгала мисс Петтигрю.

– Туда пока нельзя, – серьезно сказал Джо.

– Боже, но почему?

– Дадим им немного времени. Они только что встретились после некоторого перерыва, не так ли? У них есть, что обсудить. Они ведь тоже взяли такси на двоих.

– Что же мне делать? – воскликнула в отчаянии мисс Петтигрю.

– Ничего не надо делать, – сказал Джо весело. – Покатаемся.

– В такси? – в ужасе спросила мисс Петтигрю.

– Ну да. А что такого?

Мисс Петтигрю села прямее.

– Ни в коем случае, – строго сказала она. – Счетчик-то тикает. Это же просто разорительно. Ни за что не позволю вам так тратиться. Я прекрасно дойду, уверяю вас. Я привычная. Мы можем вылезти и пойти пешком. Думаю, что дождь уже прекратился. Я… не настаиваю, чтобы вы меня сопровождали, просто я боюсь темноты и не уверена, что смогу найти дорогу.

Она посмотрела на него умоляюще. Джо засмеялся тихим баском.

– Если бы все женщины на моем пути были, как вы, я был бы сейчас вдвое богаче, – усмехнулся он.

Нащупав конец слуховой трубки, ведущей в кабину, он сказал в нее:

– Продолжай ехать, пока я не скажу куда.

– Но… – нервно начала мисс Петтигрю.

– Послушайте, – сказал Джо. – Корсеты приносят мне кучу денег. В банке я желанный гость.

Он откинулся на подушки. Его невероятно забавляло, что его спутница заботилась о том, чтобы он потратил не как можно больше денег, а напротив, как можно меньше.

– Вы совершенно уверены? – уточнила несгибаемая мисс Петтигрю.

– Считайте, что я вам дарю это такси.

Мисс Петтигрю медленно позволила себе расслабиться. Что ж, его деловое решение. Ему видней. Она вполне ясно обозначила свое незавидное происхождение. Возможно, она казалась теперь ему жалкой и смешной, но протестовать было уже поздно. Внезапно она почувствовала, что не в состоянии больше держать лицо.

– Я знаю, что бывают на свете богатые люди, – сказала она тихо, – но для меня считать сразу фунтами – невозможная задача. Я составляю их из пенсов.

– Было время, – отозвался Джо, – когда моим самым экстравагантным жестом являлся билет на галерку.

– А! – сказала мисс Петтигрю. – В таком случае вы, скорее всего, меня понимаете.

Холодный ноябрьский ветер через щели проникал внутрь машины, и она плотнее завернулась в роскошный мех.

– Холодно, – сказал Джо, спокойно положил руку на плечи мисс Петтигрю и притянул ее к себе.

Мисс Петтигрю, в машине наедине с незнакомым мужчиной, который позволяет себе ее обнимать! Она… успокоилась. Устроилась поудобнее на сиденье. Положила голову ему на плечо. Никогда в жизни она не чувствовала себя более распущенной и более счастливой. Она отбросила притворство и услышала, как ее собственный голос спокойно и твердо заявил:

– Мне сорок лет. Никто и никогда, ни разу за всю мою жизнь не ухаживал за мной. Не знаю, как вы, но я наслаждаюсь каждой минутой. Я очень счастлива сейчас.

Она нащупала его свободную руку и крепко сжала ее. Ответное пожатие было теплым и утешающим.

– Мне тоже вполне неплохо, – сказал Джо.

– Господин Бломфельд, – начала мисс Петтигрю.

– Почему не Джо? Не пора ли оттаять немного?

– Джо, – робко сказала мисс Петтигрю.

– Благодарю.

– Меня зовут Джиневра.

– Очень приятно. Если позволите…

– С удовольствием!

– Мне очень приятно с вами познакомиться, Джиневра.

– Что за день был у меня сегодня! – призналась мисс Петтигрю. – Вы просто не поверите. Сперва я наблюдала, как с другими людьми происходят удивительные события, а потом они начали происходить со мной. Я никогда не забуду этот день. И вы… вы придаете ему безупречное окончание.

Мисс Петтигрю несомненно была самой необычной дамой, которую Джо приходилось обнимать, но в ее необычности он находил невыразимый уют. Она была не такая, как все; а даже пятидесятилетнему время от времени хотелось изменить рутину. Ее странное поведение, необъяснимые речи, ее робкое счастье – все это было для него в новинку. В конце концов, юное личико… Приятно для глаз, но не более того, не идет ни в какое сравнение с чувством уверенности в себе, которым наполняла его мисс Петтигрю.

– Удобно? – спросил он.

– Очень, – бесстыдно отозвалась мисс Петтигрю.

Чем дала ему превосходную причину притянуть ее еще немного ближе, которой он не преминул воспользоваться. Мисс Петтигрю подчинилась.

– Мне все равно, – вдруг сказала она, – что вы сейчас, наверное, хотели бы, чтобы на моем месте была Анджела.

– Я не хотел бы, – сказал Джо торжественно, – чтобы на вашем месте была Анджела.

Мисс Петтигрю слегка повернула голову и посмотрела на него. То ли на нее так подействовал херес, то ли его рука у нее на плечах, но она осмелела.

– Не понимаю, – сказала она строго, – как солидные мужчины вроде вас позволяют красоткам затуманить свое суждение. Ничем хорошим это не кончится, и мне будет вас так жаль.

– Я никогда никаким красоткам этого не позволяю.

– Да? – в сомнении сказала мисс Петтигрю.

– Видите ли, – ответил Джо, – в юности я ничего не мог себе позволить. Ни вечеринок, ни танцев, ни девушек. Так что теперь, когда у меня достаточно и денег, и времени, мне хочется немного красок и движения. Я покупаю для них подарки. В ответ они со мной… очень милы. Их юность напоминает мне о моей собственной. Каждый из нас получает то, что ему нужно. Но суждение мое остается при мне. Оно нисколько не страдает.

– Я поняла, – сказала мисс Петтигрю удивленно. – Я тоже никогда не позволяла себе никаких развлечений, никакой радости. Сегодняшний день преподал мне серьезный урок. Я обнаружила в себе богатые запасы фривольности, о которых раньше и не подозревала.

– Превосходно, – сказал Джо. – Наша жизнь еще принесет нам радость.

Мисс Петтигрю понимала, что этот оборот проскочил в его речь случайно, но перед ней внезапно встало видение интересной, разнообразной, совместной жизни с Джо; возможно, даже чуть беспорядочной. Он стал бы иногда напиваться. Его привычки, несомненно, ужасали бы ее. Он приводил бы в дом сомнительных друзей. Все ее устои были бы перевернуты. Но – боже! – какой легкой, какой надежной, какой полной жизнью жила бы она в его присутствии!

Она украдкой взглянула на него. Крупный, немного неотесанный, возможно, даже грубоватый иногда, но внимательный и добрый. Ее дорогая мать была бы в ужасе. Миссис Браммеган выставила бы его за дверь – если бы, конечно, не прослышала о его состоянии. Отец просто не пустил бы на порог. Как хорошо воспитанная порядочная дама, его внимание она могла принимать только снисходительно, но за этот короткий день ее воззрения достаточно расширились, чтобы это ее больше не беспокоило.

Рука Джо с ее плеча скользнула ниже. Мисс Петтигрю уютно устроилась в его объятиях, бесстыдно счастливая.

Дождь тем временем не только не прекратился, но, напротив, перешел в густой мокрый снег, немедленно залепивший окно машины. Мисс Петтигрю спокойно взирала на него изнутри своего теплого кокона.

– Вы правы, – сказала она. – Ночь сегодня не для прогулок.

– Простудиться и умереть, – согласился Джо.

– Особенно в этих новомодных нарядах.

– Привлекательные, но непрактичные.

– Тепла совсем не держат.

– Я уж молчу про шелк, – мрачно сказал Джо.

– Нет. Шерсть, – сказала мисс Петтигрю. – Пусть говорят, что хотят, зимой шерсть просто необходима.

– Совершенно согласен.

– Но эта молодежь! – покачала головой мисс Петтигрю. – Им подавай шелк, и все тут. Не знаю, как они все до сих пор не вымерли от воспаления легких. Поди объясни им, что в шерстяном белье они будут выглядеть лучше! Тепло – здоровый цвет в лице. Холод – бледность и красный нос.

– Мужчины не лучше, – сказал Джо сердито. – Я привык к шерсти. Я воспитан на шерсти. Моя мать не потерпела бы ничего иного. Шерстяной жилет; шерстяной костюм. И что же, ношу я их? Нет! Все подумают, что я старый хрыч. Что раз они носят шелк, то и мне положено. Теперь мне стыдно появиться в шерсти на людях!

– Полагаю, что «они» – это юные девицы, которые вам так по душе? В таком случае очень глупо с вашей стороны. Не забывайте о своем возрасте. Не собираюсь вам льстить; вы уже далеко не молоды. Это кончится ревматизмом. Отправляйтесь домой, и завтра наутро спокойно надевайте шерстяное белье. Может, вы сочтете меня невежливой, но я вам скажу вот что: никому из них не придет в голову в вас влюбиться, даже если вы оденетесь в шелк. По крайней мере в шерсти вы будете чувствовать себя удобно.

– А вам? – спросил Джо.

– Что – мне?

– Вам могло бы прийти это в голову?

Мисс Петтигрю залилась краской, но одновременно задрожала от удовольствия. Она ощущала себя невероятно игривой. «Флирт! – подумала она с восторгом. – Зачем, о, зачем я так долго отказывала себе в этом наслаждении?»

– Я не юная девица.

– Ага! – воскликнул Джо. – То есть могло бы?

– Возможно, – загадочно сказала мисс Петтигрю.

– Попробуем?

– Не в моих привычках, – сказала мисс Петтигрю, удивляясь собственной прямоте, – влюбляться в каждого встречного красавца.

– Это я красавец? – довольно уточнил Джо.

– Оставьте ложную скромность, – сказала мисс Петтигрю. – Вам прекрасно известно, что по части внешности у вас все в порядке.

– Взаимно, – сказал Джо.

Оба просияли, очень довольные собой. Мисс Петтигрю решилась на еще один смелый намек.

– Шерстяное белье, – сказала она.

Джо снова зарокотал низким, тихим смехом. На сообразительность он не жаловался.

– Сбивает мысли в сторону, – сказал он, – но в правильную сторону.

Мисс Петтигрю скромно потупилась.

– С завтрашнего дня – здравый смысл и теплый жилет, – пообещал Джо.

Общая привязанность к шерстяному белью, казалось, разрушила последний барьер, разделявший их. Очевидно, у них были схожие взгляды. Мисс Петтигрю не выпускала его свободную руку. Другая рука крепко обнимала ее. Оба наслаждались уютом. Для Джо, в его пятьдесят пять, видеть, что его рука на плечах женщины доставляет ей такое удовольствие, позволяло ему чувствовать себя на несколько лет моложе. С этими молодыми нахалками никогда нельзя быть уверенным.

– Кстати, об одежде, – сказал Джо. – Я в этом кое-что понимаю. Я все-таки профессионал. Вашему сегодняшнему черному облачению не хватало только одной мелочи.

– Какой же? – спросила мисс Петтигрю, немного разочарованная, но отчаянно любопытная.

– Жемчуг. Нитка жемчуга, вот и все.

– Жемчуг! – ахнула мисс Петтигрю. – Мне? У меня и поддельного-то никогда не было.

– Я вам куплю, – сказал Джо просто.

Мисс Петтигрю замерла. Вот оно. Мужчина предлагает ей подарки. Первый, решительный, самый важный шаг. В кино украшения, предложенные мужчиной, неизменно таили в себе опасность. Стало быть, он тоже из таких! Порядочный мужчина не станет предлагать порядочной женщине драгоценности. Шоколад – да, цветы, платки, сумочки, обед, театр, но не драгоценности, не меха! Меха и драгоценности – забава злодея, падение честной девушки!

– Мне так хотелось иметь драгоценности. Всю свою жизнь, – сказала она.

– Завтра же и куплю, – сказал Джо.

– Завтра же и приму, – сказала мисс Петтигрю.

– Что-то не так?

– Порядочные женщины так не поступают.

– Вы порядочная женщина?

– Да.

– Так и знал, – мрачно сказал Джо. – Я сразу почувствовал в вас что-то необычное.

– Мне очень жаль.

– Вопрос немного усложнился.

– Разве?

– Разве нет? – с надеждой спросил Джо.

– Нет, – сказала мисс Петтигрю. – Я поняла, что мне это не нравится. Я всю жизнь была порядочной. И что мне это дало? Ничего. Поэтому я решила перестать.

– Ага! – сказал Джо, просветлев. – Вопрос значительно упростился.

– Какой вопрос?

– Стоит ли нам целоваться.

– А!

– Я немного в сомнениях.

– Может быть… попробуем?

Они попробовали. Неловко и неумело, со стороны мисс Петтигрю, но Джо мягко, но уверенно направлял ее усилия.

Когда мисс Петтигрю спустилась наконец с олимпийских высот на грешную землю, она была уже новым человеком. Она могла теперь гордо держать голову. Она могла теперь говорить с позиции опыта. Ее целовал мужчина. Ее страстно целовал мужчина. Выражение блаженства на ее лице оставило Джо в легком смущении.

– Меня еще никто не целовал, – сказала она.

– Мне повезло, – сказал Джо. – Давайте наверстывать время?

Мисс Петтигрю вздрогнула.

– Боже! Время! Я совсем забылась. Что подумает мисс Лафосс? Я должна немедленно возвращаться.

Мисс Петтигрю разволновалась. Джо понял, как надо действовать. Он сел прямее и снова нашарил трубку в кабину.

– Онслоу Маншенс, – сказал он.

Машина притормозила и развернулась.

– Если позволите, – сказал Джо, – я зайду с утра за вами к Делисии, и мы где-нибудь вместе позавтракаем.

Действительность всем своим весом обрушилась на мисс Петтигрю.

– Меня там не будет, – сказала она тихо.

– Неважно. Скажите, куда зайти.

– Не знаю, – сказала мисс Петтигрю.

– Не знаете!

Мисс Петтигрю села очень прямо. Потом отвернулась. В глазах ее стояли слезы отчаяния.

– Все это время я вас обманывала, – сказала она глухо. – Я вовсе не та, за кого вы меня принимаете. Я просто была уверена, что вы не захотите больше меня видеть после того, как закончится эта ночь, поэтому и думала, что могу не объяснять. Но похоже, необходимо открыть вам правду.

– Мне всегда казалось, – сказал Джо осторожно, – что правда вообще предпочтительнее, но с другой стороны, если вы…

– Я солгала, – сказала мисс Петтигрю. – Я вовсе не подруга мисс Лафосс.

– Но она сама вас так представила, – сказал Джо озадаченно.

– Только чтобы сделать мне приятное. Это платье, эта шуба – все это не мое. Она дала мне их поносить на вечер.

– И что же с того?

– Это лицо, – продолжала мисс Петтигрю, – которое… которое вам, кажется, понравилось. Это не мое лицо. Мисс Лафосс и мисс Дюбарри нарисовали его поверх моего собственного. На самом деле я скучная дурнушка. Настоящая я не смогла бы вам понравиться.

– Ну, кто знает, – вставил Джо, изо всех сил стараясь не улыбаться.

– Так случилось, что сегодня утром я оказала мисс Лафосс небольшую услугу, – дрожащим голосом сказала мисс Петтигрю. – Из-за этого она развлекала меня весь день и взяла с собой в этот вечер, но на самом деле она меня совсем не знает.

– Мне кажется, было бы лучше, если бы вы начали сначала и рассказали все по порядку. Я немного запутался.

– Впервые я увидела мисс Лафосс сегодня утром, – призналась мисс Петтигрю. – Я пришла к ней наниматься.

Она решила все же не объяснять, в качестве кого, поскольку вполне возможно, что Джо ничего не знал о ребенке, или детях, которых мисс Лафосс куда-то запрятала, поэтому этот вопрос она осторожно обошла, но в остальном поведала ему запинающимся голосом обо всех удивительных приключениях этого дня. Джо пришел в восторг. На протяжении ее рассказа он несколько раз довольно хлопал себя по колену.

– Вы – восьмое чудо света, – сказал он наконец. – Мне совершенно все равно, есть у вас работа или нет. Где вы на самом деле живете? Я с удовольствием приеду туда.

Мисс Петтигрю покраснела, потом побледнела, потом выдавила:

– Нигде. Я задолжала за комнату. Хозяйка предупредила, что если я сегодня не устроюсь на работу, она меня выставит. А я не устроилась.

– Возможно, я мог бы чем-нибудь помочь, – тактично подсказал Джо.

– О! Конечно же! – глаза мисс Петтигрю загорелись надеждой. – Вы, как мне кажется, очень важный человек. У вас наверняка множество полезных знакомств. Возможно, один из ваших многочисленных друзей нуждается в услугах гувернантки? Вы бы тогда упомянули им мое имя. Вот чем я занимаюсь. Я гувернантка.

– А, – сказал Джо разочарованно. Его предложение помощи подразумевало немного более прямую и непосредственную для него выгоду. – Разумеется! – добавил он поспешно. – Не сомневаюсь, что мы вам очень скоро что-нибудь подыщем.

Не тревожьтесь понапрасну.

Мисс Петтигрю облегченно вздохнула, но ее лицо сразу же затуманилось снова.

– Дело в том, – сказала она отчаянно, – дело в том, что, если честно… Раз уж вы рискуете своей репутацией ради личной рекомендации, я должна вам сказать. Я не очень хорошая гувернантка. Мне годится только самая дешевая, несложная работа. Боюсь, моя предыдущая должность так называлась только по молчаливому обоюдному согласию, на самом же деле я просто прислуживала в детской. Теперь вы знаете.

– Понимаю, – сказал Джо. – Сложности, конечно, но не настолько непреодолимые.

– Вы так добры, – пролепетала мисс Петтигрю.

– А также внезапно почему-то очень одинок.

Он притянул мисс Петтигрю к себе, и его рука снова крепко обвилась вокруг нее.

Они подкатили к Онслоу Маншенс. Джо отпустил такси и вошел в подъезд с мисс Петтигрю. Внутри было пусто. Ночной швейцар их не встретил. Джо совсем уже собирался подняться наверх и коротко переговорить с мисс Лафосс наедине, но мисс Петтигрю его остановила.

– Прошу прощения, – сказала она робко, – но я предпочла бы дальше идти одна. Мисс Лафосс была исключительно добра ко мне. Я не могу себе позволить появиться у нее на пороге с посторонним человеком. Это означало бы злоупотребить ее гостеприимством. Уверена, что она не одобрила бы.

– Как вам будет угодно, – согласился Джо, наощупь пробуя достичь обычных для мисс Петтигрю высот вежливости и тщетно пытаясь представить себе мисс Лафосс в роли разъяренной хозяйки. Насколько ему было известно, Делисия, скорее всего, даже и не заметила бы, что мисс Петтигрю привела с собой десятерых посторонних людей.

– Моя визитная карточка, – сказал Джо решительно. – Завтра ровно в двенадцать на этом самом месте. Если вас здесь не окажется, я вышлю за вами сыщиков с собаками. Я не шучу.

– О! – прошептала мисс Петтигрю. – Вы действительно поможете мне устроиться на какую-нибудь работу?

– Несомненно, – сказал Джо, бросив на мисс Петтигрю настолько многозначительный взгляд, что ее сердце затрепетало. – Я обязательно найду вам место.

– Спасибо вам, – выдохнула мисс Петтигрю. – Я ни за что не стала бы вас беспокоить… Просто… Просто я ужасно боюсь. Так долго быть без работы – это на самом деле очень страшно.

– Не стоит благодарности, – сказал Джо. – Прошу вас, не беспокойтесь.

– Спокойной ночи. И… Благодарю вас за самый счастливый вечер в моей жизни.

Она протянула ему свою руку, но Джо привык пренебрегать формальностями. Он снова сжал мисс Петтигрю в объятиях и крепко поцеловал ее.

– До завтра, – сказал он.

Первые несколько ступенек мисс Петтигрю преодолела как в тумане.

Джо растолкал ночного швейцара и выпытал у него номер мисс Лафосс. Подождав десять минут, он снял трубку телефона.

– Слушаю, – раздался голос мисс Лафосс.

– Делисия?

– Да. Кто это?

– Это я, Джо, только тихо. Мисс Петтигрю у тебя?

– Да.

– Подержи ее до завтра.

– Легко.

– Утром объясню. Ничего ей не говори.

– Хорошо.

– Я зайду пораньше.

– Не обязательно. Птичка никуда не улетит.

– Умница. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Джо повесил трубку.

Глава пятнадцатая

03:06–03:47

Мисс Петтигрю шла вверх по ступенькам, как лунатик. Ноги ее погружались в пышный ковер. В здании стояла тишина. Тусклые лампочки освещали лестницу и коридоры. Тишина настроила ее на раздумья. Радость шаг за шагом покидала ее. Она запнулась и пошла медленнее. Сказочные дворцы исчезали в воздухе вокруг нее. Она смотрела прямо вперед, и перед ней вставал призрак ужаса, ожидавшего ее вскорости.

День, ее один день, подошел к концу. Он был прекрасным, но он закончился. Она снова видела себя такой же, какой она была всю жизнь, какой она была и утром, когда впервые поднималась по этим ступенькам, – нищая, безработная, непривлекательная. Ее истинная сущность. Ее случайные проказы позабавили мисс Лафосс; мисс Лафосс привыкла к тому, чтобы ее забавляли, однако новизна быстро выветривается.

Сейчас она войдет, отдаст мисс Лафосс ее одежду, влезет в свою собственную, вернется в прежнюю себя – повыбитую жизнью, ненадежную, незаметную. Мисс Лафосс, несомненно, будет слегка раздражена, пока не найдет наконец удобного повода избавиться от досадной помехи.

Мисс Петтигрю не могла заставить себя представить эту сцену. Что угодно, только не это. Вот что: она вбежит, заявит, что невероятно спешит, моментально переоденется, быстро и коротко поблагодарит и сейчас же уйдет. Память, которая останется о ней у мисс Лафосс, не должна была омрачиться ни минутой раздражения.

Но даже приняв это храброе решение, мисс Петтигрю не могла заставить свои ноги переступать быстрее. Напротив, она шла все медленнее, скованная непреодолимым страхом. Миссис Покнел ее просто не впустит. Да она и не осмелится постучать в такое возмутительное время. Остаток ночи ей придется провести на улице. Дрожа, она привалилась к стене.

Несколько секунд страх владел ею безраздельно, но потом она все же отправилась дальше. Знакомый коридор, знакомая дверь. Неужели не прошло еще и суток с тех пор, как она впервые увидела ее, подошла к ней с робким волнением, пытаясь угадать, какой прием ожидал ее внутри, предчувствуя поражение и все же надеясь, что на этот раз ей удастся его избежать, – и никогда в самых смелых мечтах не предполагая, что на самом деле с ней случится?

«Вот и все, – подумала мисс Петтигрю. – У меня был один день. Мне повезло. Некоторым не достается и этого. Смелее».

Она сделала еще один шаг по направлению к трагическому финалу. Гладкий мех шубки мисс Лафосс все еще обнимал ее, но уже холодно, неубедительно. В душе мисс Петтигрю уже видела себя в буром пальто, помятой шляпке и растрескавшихся туфлях. Видела себя снова неумелой гувернанткой, лишенной храбрости, лишенной очарования, лишенной души. Такой, какая она есть, она не могла понравиться ни одному мужчине. Конечно, флирт – забавная игра, мужчины понимали, что по ее правилам полагается льстить и потакать прихотям, но взамен ожидали соответствующего беззаботного отношения к своему вниманию. Лишь ее дурацкая неопытность заставила ее принять все настолько всерьез. Стоит господину Бломфельду увидеть ее завтра без маски, и он просто не поймет, что же теперь с ней делать и как от нее повежливей избавиться. Мучительная, болезненная, стыдная неловкость. Нет, этого она не позволит. Она никогда больше не покажется ему на глаза.

«Нет, – прошептала она. – Никогда. Пусть хотя бы он запомнит меня такой, какой я была этим вечером».

Она стояла перед дверью мисс Лафосс; секунды текли, складываясь в минуты. Она никак не могла заставить себя нажать кнопку звонка, оборвать нить своей рукой.

«Дорогая моя, – подумала мисс Петтигрю. – Вы были невероятно добры ко мне. Я не заставлю вас этого стыдиться».

Она медленно подняла руку и позвонила. Из квартиры послышался звук колокольчика. Короткая пауза, и дверь распахнулась.

– Джиневра! – вскричала мисс Лафосс. – Гадкая девчонка! Где вы пропадаете? Я уж и не знала, что думать! Заходите же скорее! Неужели Джо соблазнил вас? Признавайтесь же!

– Я очень тороп… – начала мисс Петтигрю, помня данное себе обещание, но вид мисс Лафосс, ничуть не менее милой, но гораздо более счастливой, чем во время их первой встречи, и ее искреннее, радостное приветствие, разрушили ее решимость.

– Быстро к огню, – приказала мисс Лафосс. – Вы побелели от холода. Майкл, сдвинь свою тушу, дай ей место.

Мисс Петтигрю почувствовала, что ее тянут внутрь. Майкл вскочил на ноги и обрушился на нее, сжав ее в крепком объятии. Потом он поднял ее в воздух и крепко поцеловал.

– Никогда в жизни мне так не хотелось обнять женщину. Да, включая и тебя, Делисия. Я дождался бы вас, даже если бы мне пришлось просидеть здесь всю ночь.

Мисс Петтигрю перестала понимать, что происходит, почему на нее изливается эта благодарность, – она была слишком занята своими проблемами. Но это не означало, что она не могла ей радоваться. О, она радовалась. Она раньше и не подозревала, насколько приятно было получать поцелуи. Ей хотелось еще и еще. Впрочем, что она станет делать, когда вернется к своей прежней жизни и источник поцелуев иссякнет, она предпочитала не представлять. Наконец ее, зардевшуюся от смущения, аккуратно поставили снова на ноги. Мисс Лафосс сияла, улыбаясь обоим.

– Давайте вашу шубу, – сказала она.

– Садитесь здесь, – сказал Майкл.

В камине ярко горел огонь. Диван подтащили к нему поближе. На столике стояли кофейник и чашки. Уютный запах кофе наполнял комнату, лишая Мисс Петтигрю воли. Она сделала над собой усилие.

– В самом деле, мне… – снова начала она.

– Чашку кофе. Обязательно чашку кофе. В такую ночь простудиться ничего не стоит.

По мне, так пусть уж лучше мороз, но ясно, – сказал Майкл.

Он взял в руки кофейник. Мисс Петтигрю внезапно обнаружила у себя в руках чашку.

– Мне тоже, – сказала мисс Лафосс.

– И я с вами за компанию, – сказал Майкл.

– Садитесь же, – повторила мисс Лафосс мисс Петтигрю, которая так и осталась стоять. – Поближе к огню. И рассказывайте. Где вас носило?

– Сначала я, – перебил Майкл. – Я должен знать…

Зазвонил телефон.

– Вот еще, – сказала мисс Лафосс, поднимаясь. – В такой поздний час! Откуда они знают, что я еще не легла?

– Хорошо знают тебя, вот и все, – поддел Майкл.

Мисс Лафосс сняла трубку.

– Слушаю… Да. Кто это?.. Да… Легко… Хорошо… Не обязательно. Птичка никуда не улетит… Спокойной ночи.

Мисс Петтигрю отставила чашку и встала. Звонок телефона мог означать что-то важное, за ним могло последовать что угодно. Майкл тоже поднялся, слегка напрягшись. Если этот негодяй Кальдарелли задумал недоброе, он с ним разделается, даже если бы пришлось для этого его прикончить.

– Спокойствие, – сказала мисс Лафосс небрежно. – Старый приятель.

Майкл обрадованно повернулся к мисс Петтигрю, все еще стоящей неуверенно посреди комнаты и собирающейся с силами для последнего акта, своего выхода со сцены.

– Я не успокоюсь, пока не узнаю, – сказал он. – Откуда? Как зародилась эта мысль? Как респектабельной, целомудренной даме пришло в голову решение, настолько порывающее со всеми и всякими нормами поведения? Я – человек, не терпящий рутины, прямо скажем, не добропорядочный человек, но признаюсь, что и для меня была неожиданной идея вот так вот взять и врезать человеку. Я так и стоял бы там, как статуя, и только ваше присутствие и ваше озарение в нужный момент направили мое поведение в кажущееся теперь таким естественным русло. Собственно, мне непонятно теперь, чего я так долго ждал.

– А! – воскликнула мисс Петтигрю, прозрев.

– Вдохновение, – настаивал Майкл. – Откуда оно?

Мисс Петтигрю смутилась. Ответ был невероятно прост, но если им нравилось думать, что она сотворила еще одно чудо, она не станет спорить.

– Просветите нас, – сказал Майкл.

– Этель Делл, – сказала мисс Петтигрю.

– А? – сказал Майкл.

– Это же так просто, – скромно сказала мисс Петтигрю.

– Для вас, возможно, – сказала мисс Лафосс.

– Ваш монолог, – сказал Майкл.

Мисс Петтигрю вышла к рампе.

– Я же говорю, все очень просто. Моя жизнь не баловала меня разнообразием опыта, но это не значит, что у меня отсутствует женский инстинкт. Глубоко в сердце женщины горит страсть к победителю. Этель Делл, автор женских романов, хорошо разбиралась в инстинктах своего пола. Все ее герои были предельно мужественны. Я тоже хорошо в них разбираюсь, несмотря на то, что в прочих материях я профан. Я вспомнила, что вы тоже невероятно мужественны. Вы же ударили полицейского! Конечно, если бы Ник, вскочив, ринулся в бой, все было бы потеряно. Даже если бы вы и победили его, к чему я склоняюсь, поскольку вы крупнее и сильнее, вы все равно проиграли бы его бесстрашному духу. Я же поставила на то, что он струсит. По нему было похоже. Рискованно, конечно, но мне повезло. Вот и все.

– А! – выдохнул Майкл.

– Ей известно все, – благоговейно прошептала мисс Лафосс.

– Какая женщина! – сказал Майкл.

– Ведьма! – сказала мисс Лафосс.

– Простите, я должен совершить поклонение, – сказал Майкл.

Он снова поцеловал мисс Петтигрю. Покраснев от удовольствия, мисс Петтигрю сказала радостно:

– Мисс Лафосс станет ревновать.

– Станет, – согласилась мисс Лафосс. – Но признаю, что даже если бы вы отбили его у меня, мне пришлось бы признать, что победил сильнейший.

– Я была в таком ужасе, что вы сделаете неверный выбор, – облегченно выдохнула мисс Петтигрю. – Вы ведь сделали верный выбор, правда?

– Да, – сказала мисс Лафосс.

– Еще бы, – сказал Майкл.

– Какой счастье, – слабо сказала мисс Петтигрю. – Вы даже не представляете…

– Садитесь, – приказал Майкл. – Вдох. Выдох.

– Кофе! – сказала мисс Лафосс. – Наверняка совершенно остыл! Я принесу свежего. Майкл, мне нужна твоя помощь.

Она подмигнула ему. Он последовал за ней на кухню.

– Это Джо звонил, – шепнула мисс Лафосс, убедившись, что они одни.

Они вернулись со свежим кофе. Мисс Петтигрю снова оказалась в кресле перед камином, с чашкой в руках. Ее обещание было временно забыто. Теперь она хотела выслушать все подробности.

– Скажите же, – взмолилась она.

– Мы женимся, – сказала мисс Лафосс.

– Немедленно, – сказал Майкл.

Они сидели рядом, как два радостных ребенка. Мисс Петтигрю, для которой забота об их будущем затмевала все остальные соображения, почувствовала глубочайшее удовлетворение. Этот брак был не просто редкостью, одним к миллиону – нет, он приобрел в ее глазах какую-то особую важность. Майкл, внезапно посерьезнев, наклонился в мисс Петтигрю и коснулся ее руки.

– Все благодаря вам, – тихо произнес он.

– Я так счастлива, – скромно сказала мисс Петтигрю.

– И я, – сказала мисс Лафосс.

– Вы одобряете ее выбор? – спросил Майкл.

– Да.

– Несмотря на мой… несносный характер?

– Именно из-за него.

– Подробнее, – сказал Майкл.

– В мире есть разные люди, – сказала мисс Петтигрю. – Одним подходит скука и домашний уют. Другим – нет. Мисс Лафосс, например, не подходит. Как и вам. Поэтому правильно и естественно для вас соединиться. Вот когда стремятся к соединению две противоположные половинки, тогда жди беды.

– То есть, по-вашему, брачные колокола не обязательно звонят за упокой? – спросил Майкл, воодушевленный ее речью.

– Я не большой специалист в психологии, – строго сказала мисс Петтигрю, – но со своей позиции стороннего наблюдателя я смогла рассмотреть несколько брачных союзов изнутри. Стремление в браке остепениться, – осторожно продолжала она, – конечно, в определенном смысле похвально, но только если остепеняется пара, для этого предназначенная. А если другая пара, во всех отношениях гармоничная, остепеняться не собирается, она ничуть не перестает от этого быть гармоничной. Могу заверить вас, что на стороне этого утверждения я накопила целую гору доказательств.

– Эта гора только что свалилась у меня с плеч, – торжественно заявил Майкл.

– Так приятно осознавать, что мы гармоничная пара, – сказала мисс Лафосс.

– Я не хочу остепеняться, – решительно сказал Майкл.

– Домашний уют сильно переоценен, – согласилась мисс Лафосс.

– В точности моя мысль, – сказал Майкл.

– Мысль светлая, хотя и не слишком разумная, – сказала мисс Лафосс.

– Когда-то, – задумчиво сказала мисс Петтигрю, – я думала иначе. Я играла за команду остепеняющихся. В этом был для меня высший идеал супружеского счастья. Этот день меня многому научил.

– Ага, – сказала мисс Лафосс проницательно. – Сдается мне, вы уловили нашего Джо.

– Господин Бломфельд – очаровательный джентльмен, – с достоинством откликнулась мисс Петтигрю.

– Но в желании остепениться его заподозрить сложно.

– Полагаю, вы правы.

– Но вам он понравился.

– Оказалось, что мы разделяем некоторые взгляды, – осторожно сказала мисс Петтигрю.

– Послушайте ее! – воскликнул Майкл. – Разделяем взгляды! Песнь сирен! Признавайтесь, что вы с ним сделали?

– Я тоже требую, – сказала мисс Лафосс, – чтобы вы признались, какой черной магией вы околдовали моего старинного друга.

– Да уж, моя дорогая, – сказал Майкл. – Извольте объясниться, почему вам позволено заявиться сюда, в полной безнаказанности, через три четверти часа после того, как все мы одновременно покинули одно и то же здание.

Мисс Петтигрю зарделась.

– Я знаю! – радостно вскричала мисс Лафосс. – Целовались?

– Если нет, то я был лучшего мнения о его сообразительности, – вставил Майкл.

На лице мисс Петтигрю ответ читался невооруженным взглядом.

– Так и знала! Ах вы хитрая лиса! И это после всех наставлений, которые мне пришлось от вас выслушать. Раскатывать по городу в обнимку с Джо! Конечно, ему было не устоять против ваших чар!

– Подумайте о несчастных брошенных женщинах, – покачал головой Майкл.

Мисс Петтигрю поспешно собрала обрывки своей потрепанной гордости.

– Уверяю вас, – сказала она, – все было исключительно из соображений порядочности. Господин Бломфельд упомянул, что вы только недавно встретились после длительного перерыва, и предложил вас не беспокоить. Я приняла его предложение, чтобы дать вам время… привести себя в порядок.

Майкл ухмыльнулся.

– Соображает. В следующий раз, когда его встречу, выпивка за мной.

– Не верю, – сказала мисс Лафосс. – Вы его приворожили, а он не смог избавиться от чар.

Мисс Петтигрю хихикнула, снова почувствовав себя игривой и слегка распущенной. Над ней подшучивали из-за мужчины! Какое приятное ощущение!

– Я так и знала, – повторила мисс Лафосс. – Выкладывайте все.

– Признаюсь, – сказала мисс Петтигрю. – Господин Бломфельд приобнял меня в такси. Мне было холодно, а ему не хотелось, чтобы я подхватила простуду.

– О! – в восторге вскричала мисс Лафосс. – Оправдывается! И как!

Мисс Петтигрю поняла, что рассказать о поцелуях Джо она не сможет даже Майклу и мисс Лафосс. Это было между ними двумя – слишком драгоценное переживание, чтобы делиться им даже с самыми близкими друзьями.

– Но сколько можно говорить намеками! – нетерпеливо вскричала мисс Лафосс. – Он вас поцеловал. Ну же! Признавайтесь!

– Ну, – неохотно сказала мисс Петтигрю, – да. На прощание. Насколько мне удалось понять, это принято в ваших… богемных кругах.

Майкл и мисс Лафосс расхохотались.

– Богемных! – в восторге повторила мисс Лафосс. – Сбежать пораньше с уроков!

– Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками! Ибо я молчу, как рыба! – заливался Майкл.

Мисс Петтигрю краснела все глубже, а улыбка ее расплывалась все шире и шире. Стрелки часов ползли, отсчитывая время.

– Ну, – сказал вдруг Майкл, – я пошел.

Над мисс Петтигрю будто бы раздался удар грома. Память вернулась к ней. Она торопливо вскочила.

– Господь милосердный! Я тоже совсем потеряла счет времени. Мне тоже нужно уходить. Я опаздываю. Как же я могла забыть? Я сейчас быстро переоденусь, и немедленно уйду.

– Глупости, – сказала мисс Лафосс. – Вы останетесь на ночь.

Мисс Петтигрю отчаянно боролась с соблазном. Чтобы устоять на ногах, ей пришлось схватиться за спинку стула. Несколько секунд она не могла произнести ни слова. Она судорожно вздохнула.

– Благодарю, – выдавила она наконец. – Моя милая, вы были так добры ко мне, но мне пора. Мы провели вместе удивительный день, но завтра будет завтра. Я не могу позволить себе более злоупотреблять вашим гостеприимством. Этот день был слишком прекрасным, чтобы испортить его… разочарованием.

– Вот как, – сказала мисс Лафосс. – А я так на вас рассчитывала! Неужели вы в самом деле бросите меня в трудную минуту?

– В трудную? – удивленно переспросила мисс Петтигрю.

– Если вы не можете остаться, то придется мне, – сказал Майкл. – Ничего не поделаешь. Да, я знаю, это нарушает все приличия, и я изо всех сил надеюсь, что никто не узнает, но если нужно, я готов.

– Вот именно, – подтвердила мисс Лафосс. – Мне нельзя сейчас оставаться одной. Ник может заявиться в любой момент. Я глаз не сомкну от страха.

Мисс Петтигрю переводила взгляд с нее на Майкла и обратно. Они оба выглядели совершенно серьезно, оба смотрели на нее укоризненно. Вдруг она вспомнила, что у Ника был ключ от двери. Знал ли об этом Майкл? Нет, не мог. Неудивительно, что мисс Лафосс так разволновалась.

– Если… вам так хотелось бы… – прозаикалась она. – Я не хочу навязываться… но… я вам в самом деле нужна?

– Вы остаетесь! – вскричала мисс Лафосс. – Я знала, что вы не подведете!

– Я у вас в долгу, – сказал Майкл. – Мне так не хочется компрометировать Делисию, а пришлось бы.

– Ни в коем случае, – строго сказала мисс Петтигрю. – Как вы могли даже подумать. Я непременно останусь, если вы действительно об этом просите.

Ей пришло в голову, что мисс Лафосс, несомненно, была уже вполне достаточно скомпрометирована – и только Майкл мог оставаться по этому поводу в неведении. Обстоятельства требовали твердой, разумной руки – ее руки. Какое счастье, что она понадобилась мисс Лафосс именно на эту ночь! Утро вечера мудренее. Наутро она сможет снова отправиться на поиски работы. Только теперь, когда необходимость в этом отпала, она поняла, насколько пугала ее перспектива провести ночь на улице. Она чуть не зашаталась от облегчения.

– Вот и славно, – сказал Майкл. – Я не сомневался, что на вас можно положиться. Так. Моя шляпа. Мое пальто. Моя женщина. Спокойной ночи, дорогая! Не вздумай подвести наши богемные круги.

– Шубка! – ахнула мисс Петтигрю. – Я сейчас повешу ее на место.

Она подхватила шубку и торопливо ретировалась в спальню. Некоторое время было тихо; потом она услышала, как хлопнула входная дверь.

– Горизонт чист, – сказала мисс Лафосс. – Можете выходить. Вашей нравственности ничто более не угрожает.

Глава шестнадцатая

03:47–?

Мисс Петтигрю, смущенная, вышла из спальни.

– Мне показалось, – сказала она, – что молодые люди предпочитают прощаться без свидетелей.

– Из вас вышла отличная дуэнья, – сказала мисс Лафосс. – Надеюсь, мне выпадет случай вернуть любезность.

– Уже невероятно поздно, – сказала мисс Петтигрю. – Мне кажется, вам нужно скорее лечь в постель и хорошенько выспаться.

– Но нет же, – взмолилась мисс Лафосс. – Я совсем не устала. Можно, мы еще немного посидим и поболтаем? Мужчины – это, конечно, прекрасно, но я так соскучилась по хорошей женской сплетне.

– Странно, – сказала мисс Петтигрю. – Я тоже не чувствую никакой усталости.

Они уселись перед камином.

– Значит, вы в самом деле выходите за Майкла.

– Да, – подтвердила мисс Лафосс.

– Вы и представить не можете, как я рада, – сказала мисс Петтигрю. – Какое это для меня облегчение.

– Вы в самом деле так ужасно волновались?

– Да, – сказала мисс Петтигрю. – Я знала, что с Ником все не может закончиться иначе, чем вашим разбитым сердцем. Я понимаю, что со стороны легко говорить, в то время как вы страдали от любви, но бывают в жизни моменты, когда отдать все за любовь в самом деле того не стоит.

– Вы совершенно правы, – сказала мисс Лафосс. – Но без вашей помощи я никогда не освободилась бы. Бесполезно. Как только Ник сказал «Идем», я была готова идти.

Они помолчали. Перед глазами обеих медленно таял образ Ника – темные волосы, пылающие глаза, жаркие речи, манящие взгляды, щегольские усики, гибкое кошачье тело. Эту битву он проиграл, но перед ним лежала еще не одна победа. Он продолжит нести женщинам и горе, и радость. Мисс Лафосс никогда не сможет простить их – тех, кто придет ей на смену. Мисс Петтигрю со вздохом отдала ему должное; чистое зло, но такое привлекательное.

– Бывают такие мужчины, – согласилась она.

– Да, он был таким, – негромко сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю склонилась к ней и схватила за руку.

– Но этому пришел конец, – сказала она настойчиво. – Верно же? Даже если бы он стоял сейчас перед вами на коленях, вы не ушли быс ним.

Призрак Ника исчез из комнаты.

– Ни в коем случае, – твердо сказала мисс Лафосс. – Все именно так, как вы говорили. Когда Майкл стоял над ним, поверженным, я почувствовала гордость за Майкла. Когда Ник вскочил в ярости, я почувствовала гордость за него. Но потом… когда он остановился… Не знаю. Что-то щелкнуло внутри, и я увидела… мороженое. Он растаял у меня на глазах, вот и все. Как бы он ни старался теперь, меня ему не вернуть.

– Какое счастье! – выдохнула мисс Петтигрю. – У меня нет слов.

– Какой день! – сказала мисс Лафосс. – Все пошло не так – и все пошло как надо. Боюсь даже думать, что было бы со мной, если бы не пришли вы.

– Боже, – сказала мисс Петтигрю. – О боже.

Она вдруг вспомнила, что так и не сказала мисс Лафосс, почему же она пришла. Она злостно избегала объяснения до этих самых пор; она знала, что не сможет спокойно спать, если не завершит наконец свою исповедь. Пора.

– Мне необходимо вам кое-что сказать, – начала она.

– Да?

– Почему я пришла, – храбро выговорила мисс Петтигрю. – Я пыталась вам объяснить, но вы каждый раз перебивали меня.

– Я не хотела слушать, – сказала мисс Лафосс. – Не хотела разрушать впечатление. Представляете, если бы вы на самом деле торговали пылесосами вразнос! Какое разочарование! О чем можно говорить с продавцом пылесосов?

– Хорошо. Но теперь выслушайте меня.

– Сейчас – с удовольствием, – сказала мисс Лафосс. – Мне на самом деле ужасно интересно. Я очутилась в невероятно сложном положении, и вдруг – раз! – с неба на меня свалилась волшебница и вытащила меня из западни.

– Я гувернантка, – сказала мисс Петтигрю. – Я пришла по вашему объявлению в бюро трудоустройства мисс Холт.

Ее тайна больше не была тайной. Она отвернулась. Теперь она сидела перед мисс Лафосс в своем истинном обличье – просительницы, надеющейся на ее милость.

– По моему объявлению?

Мисс Петтигрю кивнула.

– Мисс Холт дала мне этот адрес.

– А! – сказала мисс Лафосс ровно. Последовала короткая пауза. – Вам бы больше хотелось мальчика или девочку? – спросила она.

«Боже, – в панике подумала мисс Петтигрю. – Вдруг я ошибусь и назову не тот пол? Впрочем, если речь идет о предпочтениях, то надо признаться, что девочки мне всегда давались легче».

– А если их будет двое? – продолжала мисс Лафосс. – И тот, и другая?

Голова мисс Петтигрю закружилась. Она недоверчиво посмотрела на мисс Лафосс.

– И это тоже ничего страшного! – поспешила заверить мисс Петтигрю. – У меня есть опыт работы и с двумя одновременно.

Мисс Лафосс захохотала.

– Милая моя! Вы так серьезны! Я шутила. У меня нет детей.

– Нет детей?

– Ни одного. Даже очень-очень маленького.

– О! Я так рада! – с облегчением воскликнула мисс Петтигрю.

– А вы уже готовы были подумать невесть что, – укорила ее мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю не знала, куда девать глаза от стыда.

– Приношу свои глубочайшие извинения, – сказала она. – Простите меня. Как я могла!

– С легкостью, – сказала мисс Лафосс, все еще улыбаясь.

Мисс Петтигрю вернула себе достоинство.

– Но… чьи же это тогда дети?

– Какие дети?

– Ваши. В смысле… дети… к которым гувернантка… в бюро, – пролепетала мисс Петтигрю, совершенно сбитая с толку.

– Их нигде нет.

– Нет?

– Нет.

– Но ваше объявление…

– На должность горничной. От меня ушла горничная. Мисс Холт, вероятно, просто перепутала адреса.

– Боже, – сказала мисс Петтигрю глухим голосом. – Конечно же. Горничная. Теперь я вспомнила. Она так и сказала. То есть я опоздала. Гувернанткой кого-то наверняка уже наняли.

– Ну, – осторожно сказала мисс Лафосс, – надеюсь, что да.

– Надеетесь?

– У меня к вам деловое предложение, – сказала мисс Лафосс. – Мне неловко его делать. Я знаю, что вы порядочная женщина. Вы согласны меня выслушать?

– Вас? В любое время, – сказала мисс Петтигрю.

– Видите ли, – сказала мисс Лафосс. – Мы с Майклом собираемся пожениться. В недалеком будущем. Но у Майкла есть один пунктик. Ему обязательно подавай большой дом и просторные комнаты. Он рассказал мне, что все детство провел в кругу семьи из девяти человек, все в одной крохотной квартирке друг у друга на ушах, и теперь ему требуется Личное Пространство. Он присмотрел прелестный домик – всем хорош, но просто огромный. Мы будем жить там вдвоем. Я совершенно не умею вести дом. Я даже не знаю, с какой стороны к этому подойти. Кроме того, меня часто не будет – репетиции, гастроли. Все это отвлекает. Вы… Не могли бы вы оставить вашу теперешнюю карьеру и переехать к нам домоправительницей?

– Меня? – прошептала мисс Петтигрю, теряя навыки речи. – То есть мне… жить с вами и Майклом?

– Я ни во что не буду вмешиваться, – поспешила заверить ее мисс Лафосс. – Обещаю. Все будет так, как вы скажете. Разумеется, мы наймем служанок. Мне ужасно неловко просить вас о таком огромном одолжении, но вы меня так обяжете. Я вижу это как наяву: мой дом, в котором все на месте. Майклу вовремя подается обед. На званых вечерах вы безукоризненно выполняете обязанности хозяйки, а я наконец могу получать удовольствие от собственных гостей, зная, что все заранее приготовлено. Прошу вас, не отказывайте мне сразу. Подумайте. Мне не обязательно, чтобы вы дали ответ сейчас.

Мисс Петтигрю бросило в дрожь. На нее словно пролился небесный свет, и его сияние становилось все ярче и все шире. Все ее страхи навечно изгнаны. Дом, в котором она была бы почти хозяйкой. О, как ей хотелось этого! Составлять списки покупок, делать заказы. Никогда не иметь дела с наводящими на нее ужас детьми и их не менее кошмарными матерями. Расставлять в комнатах цветы в точности так, как ей бы этого хотелось. Кто знает, возможно, снова встать к плите. Долой одиночество! Боже, какое блаженство. Невероятно. Рай на земле. Покой. Наконец-то покой.

Она вдруг расплакалась, не в силах поднять голову или сдержать слезы. Мисс Лафосс торопливо обняла ее.

– Джиневра!

Мисс Петтигрю промокнула глаза. Нос ее немного порозовел, веки слегка покраснели, но все лицо ее сияло. Она посмотрела на мисс Лафосс.

– Вам прекрасно известно, – сказала мисс Петтигрю, – что невероятное одолжение оказываете вы мне, а не наоборот. Я не очень хорошая гувернантка. Я ужасная гувернантка. Я ненавижу эту работу. Я не умею справляться с детьми. С каждым годом я боюсь их все сильнее. Каждая моя работа была хуже, чем предыдущая. За каждую платили меньше, чем за предыдущую. На последней должности я была не более, чем служанкой в детской. Годы берут свое. Скоро меня не взяли бы ни на какие деньги. И вдруг вы предлагаете мне дом. Я не знаю, как вас благодарить. У меня нет слов. Но я клянусь вам, что буду заботиться о каждом уголке этого дома, от подвала до крыши, и вам никогда не придется раскаиваться в вашем выборе.

– Джиневра, вы не должны так тяжело работать, – строго сказала мисс Лафосс.

– Даже не думайте, – сияя, сказала мисс Петтигрю.

– Я вам не позволю так уставать.

– Это для меня только в радость.

– Тогда я вам не позволю так радоваться.

– Все, что я делаю, я делаю на совесть.

– Можно просто приказать служанкам.

– И потом обнаружить синие цветы в комнате с зелеными обоями? Или разбитую вазу? Влажные простыни? Вот еще!

– Если они станут плохо выполнять обязанности, вы сможете их уволить.

– Лучше я прослежу, чтобы они выполняли их хорошо.

– Вы себя совсем износите, если будете пытаться делать все сами. Ни в коем случае.

– Так, – возмущенно сказала мисс Петтигрю. – Кто управляет домом, я или вы?

– Вы, – робко согласилась мисс Лафосс. – Простите.

– Вот именно.

Лицо мисс Петтигрю внезапно омрачилось.

– Но… Майкл? – беспокойно сказала она.

– Это была его идея, – сказала мисс Лафосс. – Он говорит, что вы его счастливый билет, и что он ни в коем случае не собирается вас терять. Даже женившись на мне, он все равно хочет жить в уюте, а домохозяйка из меня никакая.

– Как вы оба добры ко мне! – сказала мисс Петтигрю, совершенно счастливая. – Его доверие, конечно же, выдано авансом. Мне нужно будет набраться опыта, но я буду стараться изо всех сил. Я научусь. Не беспокойтесь. Я не ведаю больше страха. С прежней мисс Петтигрю покончено.

Она неожиданно склонилась к мисс Лафосс и жарко спросила:

– Я вам нравлюсь?

– Нравитесь? – удивленно повторила мисс Лафосс. – Конечно же, вы мне нравитесь.

– Я имею в виду по-настоящему. Не из вежливости, не потому, что я вам немного помогла сегодня. Нравлюсь ли вам именно я?

– Если честно, – мягко сказала мисс Лафосс, – ни одна женщина на свете не нравилась мне сильнее.

– А как вы считаете, мужчине я могла бы понравиться?

– Если бы я была в его возрасте, – спокойно произнесла мисс Лафосс, – а вы – в вашем, я бы влюбилась без ума. Помните, звонил телефон? Это был Джо. Он зайдет завтра утром.

Мисс Петтигрю встала и гордо распрямилась.

– Мне кажется, – сказала мисс Петтигрю, – у меня появился поклонник.

на главную | моя полка | Ватсон Винифред | Один день мисс Петтигрю | цвет текста

Текст книги загружен, загружаются изображения…

Всего проголосовало: 14

Средний рейтинг 4.6 из 5

Книга: Один день мисс Петтигрю

Уинифред Уотсон Один день мисс Петтигрю

* * *

Предисловие

Глава первая 9:15–11:11

Глава вторая 11:11–11:35

Глава третья 11:35–12:52

Глава четвертая 12:52–13:17

Глава пятая 13:17–15:13

Глава шестая 15:13–15:44

Глава седьмая 15:44–17:02

Глава восьмая 17:02–18:21

Глава девятая 18:21–19:25

Глава десятая 19:25–20:28

Глава одиннадцатая 20:28–00:16

Глава двенадцатая 00:16–01:15

Глава тринадцатая 01:15–02:03

Глава четырнадцатая 02:03–03:06

Глава пятнадцатая 03:06–03:47

Глава шестнадцатая 03:47–?

Уинифред Уотсон

Один день мисс Петтигрю

Глава первая

9:15–11:11

Глава вторая

11:11–11:35

Глава третья

11:35–12:52

Глава четвертая

12:52–13:17

Глава пятая

13:17–15:13

Глава шестая

15:13–15:44

Глава седьмая

15:44–17:02

Глава восьмая

17:02–18:21

Глава девятая

18:21–19:25

Глава десятая

19:25–20:28

Глава одиннадцатая

20:28–00:16

Глава двенадцатая

00:16–01:15

Глава тринадцатая

01:15–02:03

Глава четырнадцатая

02:03–03:06

Глава пятнадцатая

03:06–03:47

Глава шестнадцатая

03:47–?