Jennifer Rowe

LAMB TO THE SLAUGHTER

© Jennifer Rowe, 1953

© Перевод. У.В. Сапцина, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

Глава 1

– Кончено. Его выпускают.

Голос мужа прозвучал громко и совсем рядом, но Долли Хьюит не обернулась. Прижавшись к краю блестящей раковины, она крепко вцепилась в картофелину, которую чистила. И не сводила глаз с собственных тонких пальцев. Мокрых. В мазках и пятнах грязи от кожуры.

– Слышала, что я сказал?

Долли кивнула. Слышно было сиплое дыхание за ее спиной. Она заставила себя вновь заработать руками. Картофелечистка заскребла картофелину, соскальзывая с бугристой красно-бурой поверхности и срезая не всю кожуру. Нахмурившись, Долли по-другому наклонила картофелечистку. Нужно как следует почистить картошку. Муж не любит, когда в пюре попадаются бурые вкрапления.

– Помилован. Так объявили в «Новостях». Я сам слышал в пабе. «Тревор Лэм, осужденный пять лет назад за убийство жены, сегодня был помилован…»

Долли тоже слышала это. «Жены…» Даже имени Дафны не упомянули.

– Помилован. Этот человек убивает нашу дочь, проводит пять лет за решеткой, потом сердобольный юрист пишет какую-то книжонку, и губернатор заявляет: «Так, все ясно, горемычный ты сукин сын; считай, ты уже отмучился. Всего-то и вины на тебе – убийство собственной жены. Проваливай, свободен!»

Он помолчал.

– Ну? Скажешь хоть что-нибудь? Или так и будешь стоять здесь как истукан?

Долли облизнула сухие губы:

– Говорят, это не он сделал. Не Тревор Лэм.

Произнести это имя через пять лет было непросто. Язык не слушался. Собственный голос казался незнакомым. Надтреснутым и слабым. Она по-прежнему смотрела на свои руки. И они вдруг тоже стали странными. Как чужие. Старые, сморщенные, напоминающие когтистые птичьи лапы. Ногти обломанные, ужасные. Она уставилась на них. А ведь раньше были хорошенькие ноготки. Долли удивилась: когда же они успели так измениться? Давно стали такими? Вроде только вчера… Или ей вспомнились руки Дафны? Гладкие, ловкие ручки маленькой женщины, которые помогали со стиркой, вели Императора в конюшню, наклоняли бутылку с молоком, чтобы напоить сиротку-ягненка, переворачивали страницы журнала, кормили кур, отводили со лба обвисшие жидкие прядки материнских волос. «Не хмурься, мама. Морщины появятся».

– Не он? Конечно, он! – Голос мужа словно ударил ее по ушам – хриплый, полный неистовой ярости и боли. – Надо было мне прикончить мерзавца. Знал ведь! Еще тогда нужно было пришить его. Этот его кретин братец говорит, что он явится сюда. В Хоупс-Энд. Завтра. И вот что я тебе скажу, Долли. Пусть только посмеет. Пусть попробует, и…

Долли Хьюит упорно смотрела на свои пальцы. На мокрые и перепачканные скрюченные птичьи лапки на фоне картофельных очистков в раковине.

Муж издал придушенный рык. И вышел.

Энни Лэм села на ступеньке веранды и плеснула в чайную чашку сладкого хереса.

– Твое здоровье, Трев! – сказала она, сделав глоток и с наслаждением побултыхала сладкую жидкость во рту, между беззубыми деснами, и проглотила, как теплый тягучий мед.

В конце дня на веранде все еще было жарко, хотя и не так, как в доме. А уж в доме-то вообще нечем было дышать. Даже мухи дохли на лету. И если передвигались, то ползком. Ну и жарища, думала Энни, оттягивая свободный ворот своего платья в цветочек и обмахиваясь им. Чертова жара. Если повезет, завтра спадет – к приезду Трева. Пот струйками стекал между ее огромными грудями, щекотал их, как муравьи. Утирая его, она заметила, что на дощатом полу веранды, прямо возле ее руки, распластался драный журнал. Энни отпила еще немного. И на сей раз проглотила херес сразу.

Откуда-то снизу донесся шорох, и у нее промелькнула мысль о змеях. Энни поджала голые и широко расставленные пальцы ног, обутых в резиновые шлепанцы из ремешков; но почти сразу сообразила, что это всего лишь Джейсон.

– Баб, у тебя платье задралось, снизу видать! – заявил он и заржал, грубо и фальшиво, как в мультике.

– Вот я тебе задам, паршивец! – привычно пригрозила Энни. – А ну кыш оттуда! Где твоя мамаша?

– В паб умотала. С дядей Чудиком. Это сначала, а потом с дядей Китом и Лили. И с Грейс.

Энни снова отхлебнула из чашки.

– Нет чтоб меня позвать, – пробурчала она.

Ушли, значит, и бросили старуху мать на произвол судьбы. Да еще в такой день. Ну и что ей теперь, самой заваривать чай?

– Так ты спала, – напомнил Джейсон и извиваясь выполз из-под веранды и скорчил рожу. – И храпела! Бе-е, гадость.

– Да ну? – Энни утерла рот ладонью.

Она осмотрела двор перед домом, давно знакомый хлам – гниющие доски и ветки, поломанные детские игрушки, ржавеющие кузова машин и бутылки. Какое же все вокруг старое и унылое, думала Энни. А ведь прежде здесь кипела жизнь. Еще при Милти. Когда дети были маленькими. В те времена тут чего только не творилось. Дети. Девятерых – вот сколько она родила. Не считая выкидышей. Их было три. Или четыре? Неудивительно, что ее так разнесло.

Энни прищурилась, глядя на двор и мысленно населяя его призраками детей из прошлого. Нахмурилась, вспоминая их по порядку. Особенно важен был порядок. Иначе она порой кого-нибудь забывала.

Вон там, у старого доильного станка, – Бриджит, старшая: веснушчатое серьезное лицо, длинные каштановые косы мотаются по спине, командует всеми вокруг. А вон там – Микки, торчащие коленки и огненно-рыжие вихры. Никто не знал, в кого у него такие волосы. После того как родился Микки, Милти поглядывал на нее косо и подозрительно. Энни самодовольно усмехнулась. Да, было времечко…

– Ну ба-аб! – позвал Джейсон.

Она нетерпеливо отмахнулась от него. Сначала надо покончить с одним делом. А вон там – Джонни, щуплый и смуглый, пристроился, как мартышка, на изгороди, вернее, на том, что от нее осталось. На него глядит Бретт, светловолосый и коренастый, весь в деда. Рослый для своих лет Кит, точная копия Милтона, хмуро посматривает на Бриджит. У бочки Сесилия, розовая и хорошенькая, со спутанными светлыми кудряшками, играет с лысой куклой, – у нее свой мир. Поодаль, под старым ветряком, – близнецы Тревор и Розали. Эти двое всегда вместе, возятся друг с другом, как щенята. И наконец, Пол. Тихий и осторожный малыш Пол. Ее младшенький, последний из выводка.

Она родила бы еще, да Милтон не захотел. Он вообще мало чего хотел с тех пор, как в последний раз отсидел за решеткой. Разве что завалиться в паб и накачаться пивом. А к ней даже близко не подходил. Присмирел, хвост поджал – так Энни думала.

Вот и стал малыш Пол последним. Пол. Чудик, как его сейчас кличут. Зря она разрешила ему ввязаться в эту затею с боксом. Деньги того не стоили. Однако Пол все еще дома. Не то что остальные. Все они бросили ее, один за другим.

Где Микки, никто из них не знал. Может, его и в живых-то уже нет. В шестнадцать лет сцепился со своим отцом, потом куда-то скрылся, и с концами.

Затем настала очередь Бриджит – самой старшей из детей, ее первенца. А все по милости этой настырной мерзавки Долли Хьюит, которая забила ей голову всякой чепухой: мол, расти нужно, меняться к лучшему. Куда уж лучше-то? Да кто она такая, эта Долли Хьюит, чтобы решать, что и как лучше для Бриджит? Если Долли, школьная учительница, умеет говорить складно и жеманиться, да еще выскочила за этого богатого стервеца, Леса Хьюита, – что ж она теперь, Господь Бог?

Энни снова отхлебнула хереса.

Бриджит подцепила какого-то жлоба, хозяина газетного киоска откуда-то с севера. Нарожала детей, но в Хоупс-Энд ни ногой. Только открытки шлет на Рождество: «С любовью, Бриджит, Брайан, Холли и Тереза». Вот и все вести от Бриджит. Даже адреса ее никто не знает.

А Бретт – тот вырос бродягой. Дома бывает, но наездами. Когда в кармане пусто. Случается, что и в каталажку попадает. Он всегда был невезучим, Бретт.

Сесилия укатила в город через год после того, как ее отец и Джонни разбились на машине. В том же году, припомнила Энни, Розали родила Джейсона. Восемь лет назад. Или девять. Сесилия поначалу вроде не пропадала, держала связь с родными, а потом ударилась в религию. Да еще чудную такую, где головы бреют и мяса не едят. А жаль, волосы у Сесилии были красивые. И аппетит хороший. В общем, и от нее несколько лет ни слуху ни духу.

Так и остались в семье только Энни, Кит, эта потаскушка Лили, с которой он сошелся, Розали с двумя детьми – Грейс и Джейсоном, – Пол… и Тревор.

Энни поерзала на ступеньке. Чуть не забыла! Тревор-то завтра возвращается.

– Слышал, твой дядя Трев завтра приедет домой? – спросила она Джейсона. Он, конечно, еще малец, но пока потолковать больше не с кем.

– А то! – Джейсон шмыгнул носом и сплюнул на землю, подражая какой-то звезде американского бейсбола. – Мать говорила. Потому они и ушли в паб. Отмечать. А мне велели остаться здесь и сообщить тебе. Привести тебя туда. Когда ты проснешься.

Энни уставилась на мальчишку. Его тощая фигурка немного расплывалась по краям перед ее глазами. В жару с хересом шутки плохи, подумала она. Пора бы запомнить.

– Так чего же не сказал?

– Да я хотел, но ты не слушала. Только рукой на меня махала.

Энни завинтила крышку фляжки с хересом и аккуратно пристроила пустую чайную чашку за столбиком веранды. Потом поднялась и одернула платье, прилипшее к потному телу.

– Пойдем! – поторопила она. – К черту этот чай!

– Да, – кивнул Джейсон и оживился. – Чипсов в пабе поедим! Отметим.

Энни направилась через двор, обходя хлам; шлепанцы хлопали ее по пяткам на каждом шагу. Джейсон приплясывал от нетерпения, подгонял Энни, но она не спешила. До паба рукой подать. А времени – хоть отбавляй.

У Бейкера по прозвищу Цикада, хозяина паба в Хоупс-Энде, зал был заполнен. Местные начали стекаться сюда сразу после четырехчасового выпуска новостей. Он ждал их. Разумеется, в первую очередь Лэмов. Ну, Кит, Лили, Чудик и Розали и так были у него завсегдатаями. Но теперь пикапы и побитые «форды» теснились на пыльной обочине дороги напротив паба, уткнувшись капотами в тень под перечными деревьями и поджаривая кузовы на солнце. Среди них затесалась даже пара тракторов и бульдозер «Бобкэт» Быка Трюса. Похоже, в округе не осталось никого, кто позабыл бы включить радио в четыре часа. Все услышали, что Тревора Лэма выпускают. И всех внезапно одолела жажда.

– Говорят, он сразу сюда и вернется. А Большая Сью как, не возражает? – усмехнулся Бык Трюс, мотнув головой в сторону буфетчицы паба. Он подтолкнул два пустых стакана по стойке бара и принялся хлопать себя по карманам в поисках денег. – Два средних, пожалуйста.

– А я почем знаю? – буркнул Бейкер, не удивляясь тому, что Бык уже знает о скором приезде Лэма в Хоупс-Энд.

Здесь новости распространялись с быстротой пролитого машинного масла: только что была маленькая лужица, а через минуту оно уже повсюду. Бейкер сгреб стаканы, сунул их ополоснуть в раковину на решетку, снова наполнил и подтолкнул по стойке к клиенту. Потом смахнул в ладонь монеты, которые выложил столбиком Бык, и отвернулся, чтобы отсчитать сдачу. В пабе Хоупс-Энда чаевых не признавали.

У Быка Трюса уцелело лишь несколько передних зубов, но он обнажил их все, забирая стаканы.

– Ждешь не дождешься завтрашней ночи, Сью? – заорал он. – Сколько уж воды утекло, а?

Грудастая и взмокшая Сью Суини за стойкой не ответила. Но ее щеки, шея и глубокая ложбинка между грудями, и без того розовые от жары, начали багроветь. Цикада вспомнил, какой у нее был вид, когда по радио передали ту самую новость. А вскоре прибежал Чудик Лэм, вопя как резаный: «Тревор позвонил родным и предупредил, что возвращается!» В ту минуту Сью не покраснела, а побледнела. Стала белой. Он уж думал, она лишится чувств. И не потому, что в пабе сидел Лес Хьюит. Хотя, Бог свидетель, жутко было смотреть, как каменеет лицо Леса, как его кулаки сжимаются, а Чудик все никак не уймется, заливается, будто выиграл в лотерею.

Утешить Леса было нечем. И он просто встал и ушел, оставив свой стакан на стойке. Наверное, домой направился, сообщить известие бедной Долли. Или просто сбежал, чтобы сгоряча не наломать дров.

С ощущением тяжести в желудке Цикада вперевалку расхаживал вдоль стойки, машинально собирал пивные стаканы, принимал деньги, давал сдачу. И украдкой посматривал на Сью: с поджатыми губами и разгоревшимися глазами, она лихорадочно работала, и одинаковые темные пятна расплывались под мышками на ее тугой желтой блузке. А что там и как со Сью – ему нет дела. Уже нет. Пусть чем угодно занимается с Тревором Лэмом. А что такого? Ведь она никому не отказывает.

Шесть лет назад, когда Сью только приехала сюда, ему было дело – ну, если вдуматься, может, не до нее самой, зато к ее большим мягким грудям, тяжелым, плотно сдвинутым бедрам, жадному и опытному рту. Господи, как же его ко всему этому тянуло! Сью Суини вытворяла с ним и для него то, о чем с Шэрил и заикаться не следовало. Господи, да они с Шэрил были женаты уже полгода, а самое большее, что она ему дозволяла, – задрать подол ее ночной рубашки в субботу вечером. А потом лежала, зажмурившись, в ожидании, когда все закончится. Ничего странного, если вспомнить, какая она была. Но он ничего не понимал, пока Шэрил не ушла. Только тогда его как обухом огрели.

Вся эта история сломила Цикаду. Ему даже стало казаться, будто он и не мужчина вовсе. Да вдобавок об этом узнали все. Энни Лэм постаралась, разболтала, как ни пытался Кит заткнуть ей рот. Весь Хоупс-Энд, до последнего поденщика на ферме, зубоскалил за его спиной. Разумеется, в глаза ему ничего не говорили, приходя в паб, но все было ясно и по выражениям лиц. Любопытным. Снисходительным. Жалостливым. А, так вот он какой, этот бедолага, жена которого…

Вскоре Цикада понял, что надо искать, кто бы заменил Шэрил в баре. В одиночку он не справлялся. И он дал объявление. Так и появилась Сью Суини. Принимая ее на работу, Цикада думал, что из нее получится хорошая буфетчица. Так и вышло. Гораздо лучше, чем Шэрил. Работу в баре Шэрил никогда не любила. И часто раздражалась и злилась в дни выплаты пособий, когда в пабе было не протолкнуться. А Сью была не такой. Для нее чем больше посетителей, тем лучше. За стойкой бара в Хоупс-Энде она обосновалась так прочно, словно здесь и родилась. С местными перешучивалась, будто знала их всю жизнь. В комнате, где Цикада поселил ее – пристроенной над старой конюшней, где он устроил гараж, – Сью научила его кое-чему. Двух недель не прошло, как Цикада решил: ему здорово повезло, что Шэрил его бросила. Наконец-то он понял, какой может быть жизнь мужчины.

Это было как порнофильм наяву. Цикала чувствовал себя старым кобелем, которому безраздельно досталась течная сучка. Несколько месяцев жил как во сне. Позорился у всех на виду. Не мог от нее оторваться. Вскоре он ей наскучил. Захотелось притормозить. Об этом свидетельствовало множество мелких знаков и намеков. Цикада чувствовал это, но старался не замечать. Позднее думал: если бы и он тогда придержал коней, все могло пойти совсем по-другому, однако он был словно пьян Сью. Слетел с катушек.

Цикада принялся возить ей гостинцы из города. Стеклянные вазочки, украшения, духи. Даже цветы. Она уверяла, что ей ничего не нужно, но он настойчиво совал ей подарки и каждую ночь являлся к ней после закрытия паба. Словно со стороны видел себя: вот он перебегает через двор и спешит вверх по лестнице в комнату над гаражом – в одной руке очередное подношение, в другой, так сказать, – нетерпеливо подрагивающий член.

К тому времени он, наверное, Сью уже осточертел. И она удивлялась, как ее угораздило связаться с ним. Но не отказывала ему и не гнала прочь. В то время со смехом принимала все, что могла дать ей жизнь, – и хорошее, и плохое. Брала все, что он только мог дать теми ночами, валила его в постель, скидывала с себя одежду и забиралась на Цикаду верхом, а он, как безумный, зарывался лицом в ее теплые, сладко пахнущие груди, живот, бедра и ягодицы.

Он догадался, что она играла. Старалась поддерживать в себе интерес. Расплачивалась. Может, думала, что он выгонит ее, если она ему откажет. А потом к ней начал подкатывать Тревор Лэм. Хотя и полутора лет не прошло с тех пор, как он женился на Дафне. К тому же Сью и Дафна сдружились. Но это его не остановило. И Сью, как выяснилось, тоже.

Цикада вспомнил ту ночь, когда он их застукал. Он вышел из паба во двор по какой-то надобности. Может, еще бочонок пива принести. Сейчас уже забыл напрочь. Зато не забыл то, что увидел во дворе. Сью Суини стояла, наклонившись вперед и упираясь руками в стену паба, юбка была задрана выше пояса, белая кожа словно светилась в темноте. А Тревор Лэм, стройный и черноволосый, вцепившись в ее бедра крепкими смуглыми ручищами, накачивал ее, как мощный насос. Они услышали его. Наверное, он не сдержался и застонал.

Цикаду замутило. Даже сейчас при этом воспоминании на лбу выступил пот. Нахлынула боль. И нестерпимый стыд. Повернувшись, Сью потрясенно ахнула, потом попыталась что-то сказать ему – прямо в той же позе, головой к стене и голой задницей к нему. Тревор Лэм осклабился, сверкая белыми зубами и ни на секунду не переставая работать бедрами.

– Слушай, уже забирать начало, – ухмыльнулся он. – Не сбивай, а?

Цикада круто повернулся и ушел в дом. И продолжил подавать выпивку. Даже головы не повернул, когда Сью вернулась в бар через несколько минут. Но внутри у него что-то скукожилось, как сорняк, опаленный огнем.

Сью осталась работать в баре. А что такого? Буфетчицей она была хорошей. Зачем ему вредить себе, чтобы другим досадить? Между ними даже ни разу разговоров ни о чем таком не было. Цикада просто оставил ее в покое.

С Тревором Лэмом она продолжала встречаться. Тайно, чтобы не узнала Дафна. Но Цикада часто видел, как по ночам Тревор крадучись выходит из квартирки над гаражом. Все ясно. Он, Цикада, тут ни при чем.

А вскоре Дафна умерла. Маленькая Дафна Лэм. То есть Дафна Хьюит. И Цикада вместе с остальными стоял на улице и смотрел, как Тревора Лэма увозят через мост прочь из города. Потом Цикада обернулся и увидел, что у стоявшей в дверях Сью вид такой, будто ей влепили пощечину.

Об этом он с ней даже не заговаривал. И с остальными тоже. Пусть языками треплют другие. Почти все они считали, что Лэм и убил Дафну. Он же подонок. Это известно. А кое-кто думал, что Лэм не убивал, или только говорил, будто бы это не он. И в первую очередь Лэмы. Неудивительно. Лэмы всегда за своих стоят горой. Цикаду и Сью вызвали давать показания в суде. Пришлось ради этого съездить в город. И на полтора дня закрыть паб. Невелика беда. Почти все постоянные посетители тоже в то время находились в городе, по тем же причинам.

В суд Сью надела синий костюм с белой блузкой. С темно-синими туфлями на шпильке, с маленькой золотой брошкой на лацкане жакета. Так же она была одета, когда он принимал ее на работу. Она выглядела мило. И все равно ей здорово досталось от обвинителя во время допроса. Ее выставили шлюхой. Подстилкой Тревора Лэма. А Цикаду на допросе никто не мучил. Он давал показания о времени, когда люди приходили в паб и уходили оттуда. Из его слов ничего особенного не следовало. Хорошо, что ему не пришлось свидетельствовать против Лэма. Или в его пользу. Местные были настроены так, что и то и другое плохо отразилось бы на бизнесе.

От него ничего особенного и не требовалось. Что Лэм крупно влип, было ясно как день. Очевидно с самого начала. Он и на скамье подсудимых выглядел отпетым мерзавцем. Бандитом, даром что красавчик. Его адвокату только и оставалось, что заявить: мол, какой-то грабитель явился в город и прикончил Дафну. Ведь ее кольцо с бриллиантом пропало. Но почти все местные знали, что украшения Дафне приходилось продавать, чтобы Тревору хватало на пиво. Никакому чужаку и в голову бы не пришло явиться в город среди ночи. А если бы и пришло, все в пабе увидели бы, как он идет или едет через мост. В общем, предположение защиты никого не убедило.

А вскоре Долли Хьюит рассказала, как однажды Тревор подбил Дафне глаз, потом рассек губу, в другой раз вывихнул руку. Тревор все отрицал, уверяя, будто и пальцем Дафну не тронул, но обвинитель вызвал врача из Ганбаджи, чтобы тот подтвердил слова Долли. Этим все и закончилось.

Цикада надеялся, что Тревор Лэм сгниет в тюрьме и попадет в ад. И вот теперь он возвращается домой.

Глава 2

Кит Лэм, Розали Лэм и Лили Денджер сидели у паба на бревне, заменявшем скамью на веранде. Там же, где обычно. Все знали, что это их место, и никто на него не посягал. Чудика послали за выпивкой, но он еще не вернулся.

– Ну и жарища, – сказала Лили. – В трейлере сегодня ночью будет адское пекло. Надо бы перебраться спать в хибарку, там рядом река, немного прохладнее.

Кит промолчал. Лили знала, почему они никуда не переберутся. Хибарка – территория Тревора и Розали. Еще с давних времен. Отец отдал ее близнецам, когда они были детьми, а сама хибарка – развалюхой с протекавшей крышей. По мнению матери, такой она и осталась, хотя со временем стала почти пригодной для житья. С электричеством.

– Этот сарай стоит пустым уже пять лет. Летом мы плавимся, а зимой околеваем, – добавила Лили.

– А с завтрашнего вечера больше пустовать не будет, – неожиданно для самого себя произнес Кит и залпом опустошил стакан, чтобы не сказать лишнего.

Он не понимал, зачем Лили вообще прицепилась к этой хибарке. Киту казалось, что там до сих пор воняет кровью, хотя мать и Розали отдраили все внутри дочиста. Так однажды Кит и сказал Лили, а она обозвала его тряпкой. Слюнтяем. Но она же не видела того, что увидел он там в кухне пять лет назад.

Трев видел. И решил вернуться туда. Да еще сразу. Так он и заявил им в разговоре по телефону сегодня днем, после того как объяснил, что Джуд, адвокат, который его вытащил, привезет его завтра домой, а потом про него снимут передачу.

Его голос они не слышали несколько лет. И теперь он казался чужим. Звучал по-другому. Трев говорил как профессор какой. Велел Розали записать то, что он сказал, словно боялся, что если они не запишут, то забудут, чего он от них хотел.

Может, все оттого, что он окончил колледж прямо там, в тюрьме. Или научился, болтая с этим Джудом Грегоряном, который обещался довезти его до дома. Похоже, они крепко скорешились за эти годы. А у Джуда – Святого Джуда, как назвали его в какой-то газете, – был как раз такой ученый и важный голос.

Еще несколько лет назад они о Джуде Грегоряне и не слышали. И вдруг он объявился в Хоупс-Энде с письмом от Трева. В письме сказано, что этот Джуд адвокат и хочет вытащить Трева из тюрьмы. Так что пусть поговорит с ними, это ничего. Поначалу казалось, что эта задача Джуду не по зубам. Вряд ли он процветал – тощий такой тип, с виду иностранец, но все они с ним потолковали. Деньжат заплатить за выпивку у него хватило. Потом он уехал, а они на время забыли о нем. До тех пор, пока Трев не прислал Розали ту самую книжку – «Агнец на заклание». Ее Джуд Грегорян написал про Трева^[1]. В письме Трев объяснил – мол, Джуд считает, что книга поможет.

Они прочитали эту книжку. Даже мать. Смешно читать про то, что знаешь, – про людей, места, про то, что случилось, и все это напечатано в книге. Их имена тоже были там. Даже про мальца, Джейсона, напечатали, потому что он находился с Розали и Грейс, когда они услышали, что Трев разбился на машине, а Дафна мертва. Но все это поместилось в первых нескольких главах. А дальше было уже не продраться. Сплошная болтовня про время, отпечатки пальцев, орудия убийства, всякий хлам, который проверили – думали, будто им убили Дафну, а оказалось, что ошиблись. И еще куча всего про другие убийства, когда копы сажали невиновных. Кит дальше и читать не стал. Всем известно, какие они, эти копы. Им бы только виноватых найти, это для него не новость.

Зато сразу было ясно, к чему клонит этот Джуд, даже дочитывать книгу не надо. И сзади на обложке написали то же самое, под его фотографией. Он считал, что Трев не убивал Дафну, значит, его нужно выпустить. Послушать Джуда, так судья и присяжные упрятали за решетку Трева только потому, что он им не приглянулся. Мать говорила то же самое с тех пор, как упекли Трева.

В то время Лили разорялась, что этот Джуд Грегорян – пустое место. А Трева он использует, желая прославиться и разбогатеть. Ведь тем, кто сочиняет книги, за них платят. И сколько бы он ни вешал на уши Треву лапшу, никакими книжками не вытащишь из тюрьмы бедолагу, которого засадили туда на двадцать лет за убийство.

Кит видел Джуда Грегоряна по телевизору. Один раз тот говорил о Треве, остальные – о другом. Из того, что он наболтал, половину никто бы не понял. Неясно, с какой стати его вообще разобрало. Так Кит решил при первой встрече с ним и с тех пор оставался при своем мнении.

Но, похоже, в столицах народ отнесся к нему иначе. В конце концов все получилось так, как и говорил адвокат Треву. Люди вдруг возмутились тем, что Трев мотает срок, а его вина даже не доказана. Кроме местных, разумеется. В округе все давно решили, на чьей они стороне, и никакие книжки придурковатых столичных юристов не заставили бы их передумать. Как и передачи по телевизору, как и статьи в газетах. И всякие там запросы в парламент тоже.

По радио сказали, что был устроен большой сбор подписей. В Хоупс-Энде никто ничего не подписывал. В последний раз сбор подписей организовал здесь Лес Хьюит десять лет назад, чтобы построили новый мост. Только толку от этих подписей было как от козла молока. Городские власти лишь прислали пару рабочих, чтобы покрепче сколотили гвоздями старый мост. А он опять начал разваливался, не прошло и полгода. Дерево-то сгнило. Того и гляди совсем провалится под кем-нибудь. Может, хоть тогда зашевелятся.

А вот со сбором подписей в защиту Трева все получилось. Да еще как. В общем, насчет Джуда Грегоряна Лили ошиблась. Он не просто языком трепал. Правда, несколько лет понадобилось, но все-таки его книга, разговоры, подписи, передачи по телевизору вытащили Трева из тюрьмы. И завтра Джуд привезет его обратно в Хоупс-Энд.

Распоряжения Трев отдал не просто так: он хотел, чтобы они договорились насчет комнаты для Святого Джуда в местном пабе на одну ночь. А еще одну комнату, отдельную, чтобы сняли для какой-то дамочки из Эй-би-си^[2], которая приедет что-то готовить к съемкам и пробудет тут несколько дней.

Джуд Грегорян и Верити Бердвуд. Одно имечко чуднее другого! Откуда такие? Трев продиктовал их Розали по буквам. Потом заставил ее прочитать, будто без этого никак нельзя. Розали справилась только с четвертой или пятой попытки. Цикаде Бейкеру плевать на то, как их там зовут, лишь бы по счету заплатили. Мать расстроилась. Она-то ждала, что Трев поживет в старом доме с ней, Чудиком, Розали и детьми. Хотя бы недолго. Но, похоже, поняла, почему он так решил.

– Тянет его на прежнее место после стольких лет, – вздохнула мать. – Вот такие они. И отец ваш был таким. Сами знаете, как бывает, когда возвращается Бретт. Спать в дом его не загонишь. Ему бы в свой прежний угол на веранде. Хотя там москиты. Его место, и точка. Только это и помнит.

Розали сказала, что все равно не понимает, как Трев решился на подобное. Ее от одной только мысли о хибарке выворачивает наизнанку. Вместе с матерью ей пришлось наводить там порядок, когда уехали копы. И с тех пор больше ноги ее там не было. Как и ноги Кита. Обычно крови он не боялся. Ему случалось резать ягнят, сразу по много голов. Не только резать, но и свежевать туши, и потрошить. Одно время Кит даже работал на скотобойне, когда был женат. Ивонн заставила, пристала как с ножом к горлу. Говорила, ей обрыдло сидеть на пособии по безработице. Осточертело жить в старом доме с матерью и остальными. В общем, пару месяцев Кит проработал по колено в крови и кишках. Против этого он не возражал, лишь бы его каждый день не поливали дерьмом. Если бы им не помыкал как хотел брюхастый мерзавец, который ни в грош его не ставил. А в остальном работа как работа, бывает и хуже. Ну, ягнята умирают. Вонь, шум. Кровь ручьем льется с ободранных туш ему на сапоги. Для этого и растят скот. Просто работа.

Но Дафна, лежавшая с проломленной головой на полу кухни, и кровь, вязкая лужа, медленно впитывавшаяся в старые половицы… нет, это совсем другое. Трев тоже видел все это. И все-таки решил вернуться. Снова жить в хибарке. Будто ничего и не произошло.

Тревор всегда был злым и резким, словно при рождении ему досталась вся жесткость, а его сестре-близняшке Розали – мягкость. Вот и сейчас она сидит таращится на реку, точно впервые видит ее. Вечно она витает в облаках, эта Розали. Непонятно, как вообще забеременеть умудрилась. Да еще дважды. И оба ребенка у нее – безотцовщина. Может, отцы у них и были, только Розали даже их имена не смогла назвать. Лили как-то сказала, что Розали, наверное, даже не помнит, кто ее обрюхатил. Небось оба раза все продрыхла.

Вспомнив об этом, Кит усмехнулся. А тогда чуть не вспылил. Кто дал Лили право оскорблять его сестру? Да, умом она обижена, зато сердце у нее золотое.

– Надо было нам все это время жить в хибарке, – продолжала Лили, встряхивая головой так, что крошечные золотые крестики, свисавшие с мочек ее ушей, заплясали, касаясь края нижней челюсти. Она всегда трясла головой, когда злилась. – Нужно было приказать этой жирной корове, твоей матери, чтобы заткнула пасть. Сказал бы, что мы переезжаем, и дело с концом. Мы могли бы устроиться там. Обжиться.

– Поздно уже, – проворчал Кит.

– Почему? Можно и сегодня въехать, пока не объявился Тревор. А что он сделает – выкинет нас?

– Да, – ответил Кит.

Лили презрительно и недоверчиво усмехнулась. Она не знала Тревора. Думала, будто знает, а на самом деле понятия не имела, какой он. Трев вел себя приличнее, чем обычно, пока знакомился с Лили в пабе в тот день, когда она явилась в город в обнимку с плешивым водилой грузовика с комбикормом, который подвез ее.

С этим малым Лили сразу разругалась. И никуда с ним не поехала. Заявила, что в пабе ей больше нравится. А как же! Все как раз получили пособие по безработице, да еще у работников на фермах был день получки. Весь день и весь вечер за ее выпивку платили другие.

Трев тоже приударил за Лили, как остальные. Наверное, старушка Сью Суини ему поднадоела. Лили же молодая. Совсем девчонка. Растрепанные и колючие блондинистые пряди с черными корнями, короткие шортики в обтяжку, врезавшиеся между ягодицами, куцая майка, под которой торчат соски, и татушка с синей птичкой на запястье. А когда паб уже закрывался, выяснилось, что денег у нее вообще нет. И ночевать ей негде. Лили повезло. Кто ее только не зазывал к себе – пока Цикада не разрешил занять кровать наверху, если хочет. Он ничего не терял: комнаты пустовали, как обычно. А Лили привлекала клиентов.

На расспросы она отвечала, что ей шестнадцать, но с виду была еще моложе. Даже теперь, через пять лет, Кит не знал толком ее возраст. Лили почти не изменилась, разве что появилась пара мелких морщинок под глазами да новая татуировка, какую она набила в Ганбаджи года два назад. Еще одна синяя птичка. На сей раз изнутри на щиколотке.

О том, сколько ей лет, Лили так ни разу ему и не сказала. И откуда приехала – тоже. Говорила, мол, хочет забыть. Все, что Кит знал о ней наверняка, – это имя: Лили Денджер. Оно ей подходило^[3], но порой ему казалось, что имя она себе тоже выдумала.

Ее будто и не существовало до того момента, как она появилась в Хоупс-Энде. А потом Лили просто возникла здесь, немного осмотрелась, прилипла к Киту, вильнула хвостом да и влезла к нему в душу. Но все это было уже после Трева. Лили так и не успела узнать, какой мерзкий он с теми, с кем не собирается переспать. Дафну убили в первую ночь, которую Лили провела в городе. На следующий день Трева арестовали и увезли. Лили так и не поверила, что Дафну убил он. Только в этом она соглашалась с матерью и Розали.

– Ты боишься Тревора, что ли? Хотя он на шесть лет моложе тебя? Ровесник Розали? Может, в нем осталось чуток жизни. А я выбрала не того братца. Что скажешь? – по-кошачьи улыбнулась Лили, трогая рукой свои по-мальчишески коротко стриженные волосы.

– Завтра узнаем, – отозвался Кит, отвернулся и увидел, что возвращается Чудик с выпивкой. Он заорал, подгоняя его, и ссутулился от ехидного смеха Лили.

Розали Лэм потягивала пиво и смотрела на пыльную дорогу, серые доски моста и медленно текущие воды реки. Она слышала, как препираются рядом Кит и Лили, как ее дочь Грейс хихикает и болтает с каким-то типом, поджав ногу и прислонившись к столбу веранды, как Чудик смеется в голос над какой-то шуткой в пабе у двери. Будто мухи жужжат. Нудно, привычно и бессмысленно.

Завтра домой возвращается Тревор. Прошло пять лет, и скоро он будет дома. А она уже думала, что больше никогда не увидит его. Двадцать лет представлялись вечностью. Розали даже вообразить не могла, как Тревор вновь появится в Хоупс-Энде через двадцать лет – седой мужчина в годах. А она, наверное, к тому времени будет похожа на маму. Разве что зубы сохранит. Без разницы, если потеряет остальное.

Розали перевела взгляд на свои голые ноги, вытянутые вперед. Ниже старых клетчатых шортов, края которых врезались в ляжки, образовались мягкие бугры плоти. На одной икре отчетливо проступала паутина мелких синих вен. Это пятно появилось у нее, когда она носила Джейсона. Еще одна вена вылезла сбоку на правом бедре, но ее не видно под шортами. И растяжек не заметно. Джейсон родился крупным, не то что Грейс. Вот она была совсем крохой. Маленькой, изящной и стройной, как куколка.

Розали повернула голову, чтобы взглянуть на дочь. Грейс навивала на палец свои блестящие черные волосы, выгибала спину, касаясь плечами столба веранды, и ее маленькие грудки отчетливо вырисовывались под тонкой тканью короткого, слишком откровенного платья. Голый до пояса парень, с которым она болтала, не сводил с нее жадных глаз, его джинсы сидели низко на бедрах, стакан с пивом нагревался в кулаке. Скоро и у нее все начнется, если еще не началось, мелькнула у Розали смутная мысль. Надо бы принять меры. Резинки. Про них она знает, в школе рассказали. И таблетки для надежности, что бы там ни твердила мать. «Как же рано все-таки: всего четырнадцать. А я была лишь годом старше, когда ждала ее. Но у меня все по-иному».

– Вон мать с Джейсоном, – услышала Розали голос Кита.

– Ну, начинается… – произнесла Лили, как всегда, кислым тоном.

Сучка Лили. Розали не понимала, почему Кит до сих пор с ней. Или, если уж на то пошло, почему Лили с ним. Она даже не притворялась никогда, что любит Кита или он ей хотя бы нравится. По крайней мере, прилюдно. А что там между ними творилось, когда они запирались на ночь в трейлере, – другое дело.

– Она держит его за яйца, – говорила мама, когда по вечерам Кит и Лили вдруг вскакивали из-за стола и убегали, а остальным приходилось убирать и мыть за ними грязную посуду.

Чудик ухмылялся и похлопывал себя по ширинке.

– За яйца! – эхом повторял он.

Джейсон и Грейс фыркали и покатывались со смеху.

– Хватит смеяться над родным дядей, мелюзга! – ворчала мама, делала вид, будто сейчас даст им подзатыльник, и промахивалась на целую милю. – А ну марш убирать кухню! Живо!

Конечно, никуда дети не ушли. Никто и не ждал, что они послушаются.

– Сучка она, каких мало, – зло сплевывала Розали, исходя ненавистью к угловатому личику Лили, мальчишеской обесцвеченной стрижке и подтянутому тонкому телу. Пять лет она терпела Лили – на целых пять лет дольше, чем хотела. И презирала Кита за то, что тот спутался с ней.

Мама пожимала плечами, допивала свой стакан и наливала заново.

– Ну да. Бедняга Кит. Но ему же нужен кто-то.

– Почему? – удивлялась Розали. – У меня же никого нет. И у Чудика тоже.

– За Чудика ты не беспокойся. Он о себе сам позаботится – верно, детка? – Энни Лэм подмигнула своему младшенькому, который нерешительно усмехнулся в ответ, обгладывая кость.

– А как же я?

– Женщины – другое дело. И вообще у тебя дети, – отвечала Энни так, словно этим все и было сказано.

Но сказано было далеко не все. Не для Розали.

Глава 3

На другом конце света от Хоупс-Энда Верити Бердвуд собирала сумку. Очередное задание вызывало у нее двойственное чувство, не покидавшее ее с тех пор, как к ней обратились с просьбой.

– Берди? Это Бет. Слушай, подруга, ты вроде общаешься с Джудом Грегоряном? – выпалила в трубку Бет Босуэлл, как только Берди ответила на звонок. Как обычно, она перешла сразу к делу.

– Раньше общалась, – осторожно ответила Берди. – Сталкивалась с ним по юридическим вопросам. Но уже несколько лет не виделась. Если рассчитываешь, что я договорюсь об интервью с Тревором Лэмом, то…

– Да все уже практически решено, Берди. Мы точно знаем, что Джуд готов посодействовать Эй-би-си. Так он Зигги и сказал на последней пресс-конференции. Нам нужно только закрепить договоренности. Вот я и подумала, что при личной встрече…

– А другие компании будут потрясать чековыми книжками, Бет. Но пойдут на попятный, стоит ему только ответить тебе согласием. Если, конечно, ты не хочешь побыть на вторых ролях.

– Разумеется, это не для нас. Мы должны быть первыми.

– Ну, тогда ты попала. Как бы там ни считал Джуд, вряд ли из уважения к Эй-би-си Тревор Лэм откажется от кучи денег.

– В том-то все дело, подруга. Лэму не нужны деньги. А вот респектабельность необходима. А значит, ему нужны мы.

– Не нужны деньги? Бет, это же курам на смех. У него ведь ни гроша за душой, разве не так? Если не ошибаюсь, все его родные сидят на социалке.

– Более-менее. Я вот о чем: прямо сейчас ему деньги ни к чему. Лэм собирается написать книгу. Так Джуд сказал Зигги. Джуд организовал ему контракт… забыла, с кем, помню только, что с какой-то транснациональной корпорацией. И Лэм уже получил огромный аванс. А потом начнется – права на экранизацию, показ по телевидению и…

– Бет, если Лэм собирается писать книгу, сейчас он и говорить с нами не станет. Будет увиливать. Приберегать самый смак.

– Сойдет и то, что нам достанется. То есть Тревор Лэм, безвинно промаявшийся на нарах столько лет, снова дома, в Хоупс-Энде. Трагический антигерой. Наконец-то он свободен. Дышит сладким воздухом родины. Старый эвкалипт, обвязанный желтыми ленточками. Все тот же паб – совсем не изменился. Милая старушка мама…

– Бет, ты хотя бы видела ее, мать Тревора Лэма?

– Берди, давай без пессимизма. Просто сделай то, о чем я прошу, – ради меня, ладно? Свяжись с Грегоряном. Договорись обо всем. Объясни ему, что мешать возвращению домой мы не станем. Мы отправим тебя провести исследования, поэтому до приезда съемочной группы все уже успеют освоиться. Материал будет милый и добрый. Такой, как нам нужен.

– А если Лэма не выпустят?

– Выпустят. Гарантированно.

– Или он откажется возвращаться в Хоупс-Энд? Зачем ему совать голову в эту петлю – чтобы сделать тебе одолжение?

– Лэм сам хочет вернуться. Вот так-то. Думаешь, я отправила бы тебя туда, если бы он отказался? Он намерен вернуться в Хоупс-Энд, снова поселиться в своем сарае и жить дальше с того, на чем остановился. Это решение они не особо афишируют, но так Джуд сказал Зигги… Берди, ты слушаешь?

– Жить там? В доме, где была убита его жена? Откуда до дома ее родителей рукой подать и где полгорода по-прежнему считает, что Лэма надо было линчевать?

– Вот потому-то он и принял такое решение. Чтобы утереть им нос. Да, Лэм такой. Самолюбивый и агрессивный придурок. Подонок до мозга костей. Господи, Берди, неужели ты не поняла? Человек, который избивает до смерти беременную жену, способен на…

– Бет, но ведь его признали невиновным!

– И что? – Берди представила, как Бет пожимает широкими плечами. – Без разницы. Виновен или нет, а он все-таки сволочь. Это сразу видно, стоит только взглянуть на него.

– Забавное будет задание.

– Ты согласна? Отлично! Позвони, как только поговоришь с Джудом. Домой или на работу, ладно? Спасибо, подруга. Ты супер! Пока.

Вот так все и получилось. Берди повесила трубку с отчетливым ощущением, что ввязалась в то, о чем вскоре пожалеет. Но вместе с тем не могла отрицать, что заинтригована. У нее с самого начала имелись свои соображения насчет дела Тревора Лэма. И дело было, конечно, не только в нем, но и в Джуде.

Джуд. Берди разыскала его номер и позвонила сразу, пока не сдали нервы. Этого она терпеть не могла – звонить людям по прошествии долгого времени только потому, что ей от них что-нибудь нужно.

Джуду недавно исполнилось тридцать лет, он носил хорошо скроенные костюмы и неяркие галстуки. По крайней мере, когда у него брали интервью для телевидения. Сколько раз она видела его худое смуглое лицо на телеэкране в тот момент, когда он оспаривал очередное судебное решение или высказывал свое мнение! Джуд заседал в правительственных комиссиях, вел масштабную практику, выступал в суде – естественно, облачившись в парик и мантию, – но при этом сохранил рвение молодого идеалиста, каким его запомнила Берди. И по-прежнему обрушивал на высокомерных противников свой пламенный гнев. Метал глазами молнии, жестикулировал, подавался всем телом вперед, говорил что думает, и его ум был по-прежнему безупречно ясным – в общем, на телеэкране Джуд остался тем же, каким она знала его, и ничуть не изменился. А какой он теперь в реальности? К ее облегчению, дозвониться до Джуда не удалось.

– Он в суде, – почтительно ответил приглушенный женский голос.

Берди представилась, назвала свой номер, повесила трубку и отправилась на встречу с клиенткой, женщиной, которая хотела разыскать дочь-подростка. Джуд перезвонил Берди тем же вечером, в семь часов. Судя по фоновому шуму, он по-прежнему находился на работе.

– Берди! – Возглас прозвучал по-дружески тепло, как раньше.

– Привет, Джуд! Спасибо, что позвонил… – Она замялась, растерялась и не знала, с чего лучше начать теперь.

Но Джуд уже перехватил инициативу. Ей вспомнилось, что так он поступал почти всегда.

– «Спасибо, что позвонил» – о чем ты вообще говоришь? Разумеется, я бы перезвонил! Ну, как ты вообще? Как работа?

– Нормально, а у тебя? – машинально отбарабанила она. Дурацкий вопрос. Всем известно, как работает Джуд Грегорян. Святой Джуд. Адвокат – покровитель безнадежных дел. А теперь, после освобождения Тревора Лэма…

– Превосходно! Представляешь, к концу месяца Тревора Лэма освободят – это известно почти наверняка.

– Слышала такие прогнозы. Поздравляю, Джуд. Ты добился своего.

– Да, нелегкая была работенка, но мы уже близимся к завершению.

Типичная для Джуда манера выражаться – «мы уже близимся…». Как будто не он один оставался движущей силой кампании «Свободу Тревору Лэму» – кампании, успешный финал которой (все еще потенциальный, но вполне вероятный) был не за горами.

– Это твоя заслуга, Джуд.

– Ну, вообще-то…

Он замолчал, и Берди усмехнулась: Джуд ничуть не изменился. Похвал он стыдился так, как другие стесняются критики. Даже ради спасения собственной жизни не сумел бы просто принять комплимент. Однако Джуд быстро брал себя в руки. И сразу оправлялся от смущения. Как сейчас.

– Слушай, Берди, здорово, что ты мне позвонила! Ты даже не представляешь, как приятно слышать твой голос. Может, пообедаем вместе?

Она замялась. И отчетливо вообразила, как Бет шипит за ее спиной: «Да! Супер! У тебя получилось! Соглашайся на обед. И болтай, болтай побольше! Бутылка вина, добрые старые времена… И в самом конце – намек на интервью. И все, дело в шляпе! Разве он тебе откажет?»

Но она просто не могла. Только не с Джудом. Не могла заставить себя встретиться с ним спустя столько времени под надуманным предлогом. Быть неискренней и вести себя «профессионально» с Джудом все равно что изворачиваться и хитрить с самой собой.

– Я хотела поговорить с тобой о Треворе Лэме, – произнесла Берди. – И насчет интервью.

– А, ну да, конечно.

Ей представилось, как Джуд слегка выпрямляется в кресле, словно подстраиваясь к ситуации, переключаясь с личного тона на деловой. Берди ощутила слабое, щемящее сожаление. Своими словами она нарушила некое шаткое равновесие. Вторглась в собственное прошлое. Безнадежно испортила чистую, памятную дружбу. Соглашаясь созвониться с ним, она об этом даже не задумывалась. И лишь теперь осознала, насколько важен для нее уголок памяти с ярлычком «Джуд Грегорян и я». Было бы лучше, гораздо лучше, если бы он сохранился навечно, как мушка в янтаре.

– Слушай, а я и не предполагал, что ты до сих пор работаешь в Эй-би-си, – промолвил Джуд. – Я же точно помню, как читал…

Значит, он в курсе, чем она занимается. Настала ее очередь подстраиваться. Джуд всегда был таким целеустремленным. Ей казалось, он слишком занят собственными делами, чтобы обратить внимание на газетный абзац, в котором упоминалось ее имя.

Когда Берди работала на полную ставку, собирая информацию для Эй-би-си, он считал, что она не ценит себя. Что же Джуд скажет теперь, услышав, что Берди стала частным детективом и работает в тесном сотрудничестве с полицией, которую он презирает? Детектив из полиции, сержант Дэн Тоби, с кем она обычно поддерживала связь, расследовал пару дел, позднее переданных Джуду. Нетрудно было догадаться, какого мнения Джуд о Дэне.

И все-таки ее звонку он явно обрадовался. Неподдельная теплота в голосе ей не померещилась.

– Я по-прежнему занимаюсь сбором материала внештатно, как и другой работой, – поспешно объяснила Берди. – В основном для Эй-би-си. Чаще всего – для документалок. Они хотят снять сюжет о Треворе Лэме – ну, ты уже в курсе, – а меня просили уточнить с тобой прежние договоренности.

«Потому что мы давние друзья. Часть прошлого друг для друга. Потому что они считают, что я имею влияние на тебя. Вот мной и воспользовались как орудием, чтобы добиться своего. Им нет дела ни до тебя, ни до меня, ни до Тревора Лэма. Они просто хотят снять интервью, которое получит высокий рейтинг, но в отличие от коммерческих каналов не могут позволить себе заплатить за него. И рассчитывают, что я уговорю тебя согласиться».

– Ясно.

Он прекрасно понял ее.

Возникла пауза. Берди ждала, когда Джуд начнет уворачиваться. Упомянет о других предложениях. Пообещает подумать, обсудить вопрос об интервью с Тревором, а потом, когда все будет решено, – созвониться с Бет или Зигги.

– Ну что ж, тем больше у нас причин пообедать вместе, – наконец произнес Джуд. – Заодно и поговорим. Посмотрим, что можно сделать. Если, конечно, ты в принципе не возражаешь.

– Нет… я не возражаю. Пообедать было бы замечательно.

– Отлично! Тогда выберем время… минутку.

Берди услышала, как Джуд листает страницы. Сверяется со своим ежедневником. И огляделась в поисках собственного, погребенного в пучине бумаг. Не беда. У нее не бывает встреч, которые нельзя было бы отменить или перенести.

– Берди! – Его голос звучал чуть приглушенно, словно он прижимал телефон к уху высоко поднятым плечом. – Как насчет послезавтра?

– Конечно. Где?

– В том греческом ресторане. В половине первого? Или… Греческая кухня тебе подойдет?

– Греческий ресторан будет в самый раз. Отлично! А ты уверен, что он еще не закрылся?

Джуд рассмеялся:

– Да я туда как минимум раз в неделю хожу! И всегда вспоминаю тебя.

О таком ей даже не мечталось – чтобы он хотя бы раз за все годы вспомнил о ней!

– Берди, мне пора, у меня скоро встреча. Так мы договорились? Увидимся в «Элладе» в четверг, в половине первого.

– Да, Джуд. До встречи.

После того как он повесил трубку, она еще пару минут сидела, уставившись на телефон. Обед с Джудом в «Элладе». Это все равно что попасть в прошлое через разрыв во времени. Телефон зазвонил так неожиданно, что Берди подпрыгнула. И настороженно сняла трубку.

– Берди? Это Бет. Слушай, извини, что задергала тебя, но я просто не могла дождаться. Ты уже говорила с…

– Только что закончила.

– Ну-ну? Что он сказал?

– Ничего не стал обещать. Но в четверг мы с ним обедаем.

– Да? Супер! Берди, ты сокровище! Сработало!

– Это пока ничего не значит, Бет. Мы лишь договорились пообедать вместе.

– Ты его уболтаешь, подруга, я уверена. Болтовня без умолку, бутылка вина, старое доброе прошлое… А потом…

– Бет, мне пора. Я позвоню тебе в четверг. После обеда.

Берди повесила трубку, не дожидаясь, когда попрощается ее удивленная собеседница, затем провела пятерней по своей растрепанной кудрявой каштановой шевелюре, сняла очки и бросила их на стол перед собой. Несмотря на все возражения, она понимала, что Бет права. У них действительно все получилось. Джуд согласится дать интервью. За бараниной с рисом, бокалом вина и воспоминаниями, в четверг днем, в греческом ресторане. От одной мысли об этом у нее тревожно щемило сердце. По множеству причин.

Глава 4

Берди бросила в сумку еще одну рубашку. Сколько она уже взяла? Надолго ли уезжает? На три дня? Четыре? По словам Бет – на четыре. А Берди хватило бы и трех. За глаза. В первый день в Хоупс-Энде будет Джуд: вернет Тревора Лэма в лоно семьи, познакомит ее саму со всеми, – но уже завтра рано утром помчится обратно в Сидней. На следующий день ему нужно быть в суде. После его отъезда она останется один на один с Лэмом и его семьей. Вот уж чего Берди совсем не ждала. С недавних пор она и так проводила с ними слишком много времени, хоть и опосредованно. Последнюю пару недель, в ожидании помилования, освежала в памяти сведения по делу Тревора Лэма.

Расшифрованная и переплетенная стенограмма судебного процесса и собранная Бет увесистая папка с заметками и газетными вырезками лежали рядом с сумкой. Их она возьмет с собой. И, конечно, «Агнца на заклание». Берди как раз закончила перечитывать его. В определенном смысле больше ей ничего не требовалось. Книга была превосходной. Во второй раз она впечатлила Берди еще сильнее, чем в первый.

«Агнец на заклание» оказался выставочным образцом всего лучшего, что есть в Джуде Грегоряне: его редкостной способности сочетать в себе страсть, идеализм, логику и внимание к мелочам. Книга получилась не только безоговорочно искренней, но и скрупулезной. Она не просила задуматься. Не замалчивала обременительные факты или впечатления, а заставляла читателя понять, почему присяжные признали Тревора Лэма виновным, а затем доходчиво объясняла, почему их приговор ошибочен.

Как ни парадоксально, все это выглядело особенно убедительно, потому что самому Джуду Грегоряну откровенно не нравился Тревор Лэм. Не нравился так же, как полицейским, судье и присяжным. Просто Джуд считал неприязнь недостаточно веской причиной, чтобы упечь человека за решетку чуть ли не на всю жизнь. С точки зрения Джуда, Лэм был невиновным. Неприятным, пьющим, грубым, но невиновным. Джуд полагал, что этого человека прогнали через вынесение обвинительного приговора к тюремному заключению с той же черствостью и неотвратимостью, с какими откормленного ягненка тащат на убой. И дело было не в том, что Лэм натворил, а в том, кто он такой. Приговор Тревору Лэму вынесли его личность и репутация, а не факты, относящиеся к делу. Не удалось найти никаких подтверждений тому, что именно он убил свою жену. Все доказательства в том виде, в котором были представлены, являлись сугубо косвенными.

В книге это излагалось подробно, пункт за пунктом, беспощадно демонстрировалась и непрочность фундамента, на каком строилось обвинение, и прискорбная несостоятельность защиты. Что выглядело особенно эффектно, так это проведенные Джудом параллели между судом над Лэмом и другими скандальными процессами минувшего столетия, в которых косвенных доказательств хватило присяжным, чтобы вынести обвинительный вердикт, однако впоследствии осужденных оправдывали или их невиновность была неопровержимо доказана. Джуд утверждал, что в каждом из упомянутых случаев личность, репутация, цвет кожи, социальная или религиозная принадлежность, а также моральный облик обвиняемых, оказали на полицию, судью и присяжных гораздо больше влияния, чем было допустимо, разумно и даже когда-либо признавалось теми людьми, какие вынесли приговор.

Джуд не пытался оправдать Тревора Лэма. Если он и рассматривал предысторию Лэма во всех подробностях – нищета, отец-рецидивист, восемь братьев и сестер, неоконченная школа, сомнительные культурные ценности и традиции семьи, такие как алкоголизм, невежество и мелкое хулиганство, – то лишь для того, чтобы дополнить образ главного действующего лица. Никто не знал лучше, чем Джуд, что даже в самых неблагоприятных условиях крайней нищеты мальчишки способны вырасти и не стать при этом преступниками, хулиганами, бандитами и алкоголиками. Много лет назад, услышав историю его семьи (за бараниной с рисом и бутылкой вина в греческом ресторане), Берди чуть не устыдилась обиды, которую у нее до сих пор вызывали мысли об изнурительном одиночестве собственного комфортабельного детства в семье, принадлежавшей к среднему классу.

Одиночество и неприкаянность? Острое осознание, что ты не такая, как сверстники? Натянутые и так до конца и не выясненные отношения с матерью? Что все это значит по сравнению с мрачным, полным отчаяния миром мальчика-армянина, которого дети прозвали Льюис-Муха?^[4] С отцом, трудолюбивым, но под старость совершенно беспомощным, умиравшим от рака легких в спальне, и матерью, которая горбатилась над швейной машинкой? С тем, как оба возлагали надежды на смышленого ясноглазого сына, потому что не могли иметь других детей? И с тем, как умерли один через год после другого, оставив ребенка в холодных и скользких руках государства? Без родных, без друзей, без денег. Без ничего. Кроме надежды, целеустремленности, решимости и жажды справедливости.

Никогда Берди не чувствовала себя настолько эгоистичной и благополучно-буржуазной, как в тот день, когда их обед затянулся чуть ли не до вечера, а Джуд все говорил и говорил, сидя над замусоренным столом. Но в каком-то смысле это помогло ей понять, почему в итоге у двух таких разных людей нашлось столько общего. Почему они сблизились и заключили нечто вроде альянса. Ни он, ни она никуда не вписывались. В юридической школе обоих считали странными. Большинство сверстников воспринимали их как бесхитростных и наивных идеалистов.

Однако в конце концов различия между ними все-таки проявились.

Реакцией Берди на прагматизм и элитарность, вызывавшие отвращение у них обоих, стал уход из этой среды. Учебу она закончила только потому, что не любила сдаваться и не желала отступать перед ушлыми, холеными, чуждыми остальными. А потом покинула юридическую сферу не оглядываясь.

В отличие от нее Джуд поступил типичным для него образом – очертя голову ринулся в профессию. Он стремился перевернуть в ней все с ног на голову. Бросить вызов. Компромиссов не признавал. Наживал врагов из числа тех, с кем было опасно связываться. Снискал репутацию горячей головы. Скандалиста. Опасного противника.

Перебиваясь редкими процессами в роли бесплатного адвоката, предоставляемого государством, имея слишком много свободного времени, Джуд увлекся делом Тревора Лэма. С точки зрения Джуда, оно олицетворяло недостатки системы правосудия. И он написал «Агнец на заклание», книгу, которая полностью изменила его жизнь и, как недавно выяснилось, жизнь Тревора Лэма тоже.

Берди впихнула в сумку запасные ботинки, но, несмотря на все старания, не помять рубашки ей не удалось. Взглянув на часы, она вздохнула. Уже поздно. Пора звонить Дэну Тоби. Прямо сейчас, пока он на работе. Услышав, что ей предстоит, Дэн наверняка возмутится, но есть шанс, что в офисе отреагирует на известие сдержаннее, чем дома, где стесняться некого.

По коридору Берди добрела до своего кабинета в передней части дома. Села к заваленному столу и взялась за телефонную трубку. Потом отложила ее. Завести этот разговор она не спешила. Что разладилось в ее жизни? В последнее время она, похоже, если и делала что-то, то вопреки своему желанию. И каким-то образом всегда оказывалась в невыгодном положении. Как это получалось?

«Это все Джуд. Надо было тебе сразу отказать Бет. И не звонить ему. Зачем же ты позвонила?

Не знаю.

Знаешь. Тебе хотелось посмотреть, какой он сейчас, через столько времени. Ты не удержалась и позвонила ему, как только нашелся предлог. Когда можно было уверять себя, что ты просто поддалась уговорам Бет. Ты думала, что Джуд тебе откажет и этим все закончится. И просчиталась. Вот и влипла. Вини саму себя».

Все верно. Неприятно, но верно. Берди с мрачным видом снова сняла телефонную трубку и набрала номер.

– Ты… что-о?!

Берди отдернула трубку от уха и уставилась в пустоту. Ей представился Дэн Тоби на другом конце провода. Навалившись на край стола и побагровев, он яростно дергал узел галстука. Конечно, подобную реакцию Берди предвидела. Но в любом случае следовало поставить его в известность, верно? Не оставлять же Дэна в неведении, чтобы завтра вечером он напрасно ждал ее в пабе. Рано или поздно он все узнает. Уж лучше сразу признаться и отмучиться.

Свирепый голос беспомощно зудел в трубке:

– Берди! Ты слышишь? Берди!

Из трубки донесся пронзительный свист. Терпение Дэна лопнуло. Он окончательно вышел из себя.

Берди со вздохом приложила трубку к уху.

– Да? – вежливо произнесла она.

– Я не ослышался? Ты сказала, что едешь в Хоупс-Энд?

– Ты ведь знаешь, что еду, Дэн. Потому и кричишь. Ты беспокоишься.

– А как же! Разумеется, беспокоюсь!

Берди поморщилась и положила трубку на стол, мрачно посмотрев на разбросанные по нему бумаги, в основном счета, в том числе с неприятно краткими приписками. Надо бы найти возможность оплатить до отъезда хотя бы некоторые из них. Выписать чеки прямо сегодня и завезти их на почту по дороге в…

– Берди, подними меня! Подними меня! – надрывалась трубка.

Берди не обращала на нее внимания. Она принялась читать одно из писем:

Она вздохнула, сгребла письмо со стола и швырнула в сторону переполненной корзины для бумаг. Голос в телефоне умолк, а потом вдруг сменил тон. И зазвучал добродушно и рассудительно:

– Ладно, дружище, я уже не кричу. А теперь перестань ребячиться, хорошо?

Берди схватила трубку.

– Это ты ребячишься, Дэн! – воскликнула она. – А у меня нет времени на споры. Я укладываю сумку. И уезжаю в Хоупс-Энд собирать материалы по Тревору Лэму для Эй-би-си. Меня попросили, и я выполняю просьбу.

– Почему именно ты? – Голос стал подозрительно приглушенным.

– Видимо, потому, что я хорошо умею собирать материалы.

– Чушь! Ты на короткой ноге с этим чертовски опасным, прекраснодушным и преступниколюбивым мошенником Джудом Грегоряном! Значит, он все это и подстроил?

– Дэн, с тобой рядом кто-нибудь есть?

– Никого. Милсон вышел, когда я свистнул. Вид у него был такой, словно ему всадили деревянную ложку в задницу.

И на том спасибо, подумала Берди. Ее голос зазвучал жестче:

– А теперь слушай меня, Дэн. Отчитываться перед тобой я не обязана. Как и объяснять тебе что-либо. Я позвонила только затем, чтобы сообщить: завтра вечером не смогу встретиться с тобой. Вот я и сообщаю. С Божьей помощью я буду в Хоупс-Энде – там же, где Тревор Лэм и компания. Только не подумай, что я жду этой поездки с нетерпением. Нет, не жду. И заслуживаю сочувствия, а не оскорблений.

– Глупости! Если бы не хотела, ты бы туда не поехала. Я тебя знаю. Просто не удержалась, да? Ну как же, встреча с такой знаменитостью! Стыд и срам. Он мерзавец, Берди. Этот человек избил свою жену до смерти. Бедная девчонка была вдвое меньше его, да еще беременная…

– Дэн…

– И что же он за это получил? Крышу над головой и кормежку на пять лет, курс обучения, а по окончании – интервью на телевидении, планы сочинить книгу, да еще женщины пишут ему, предлагают себя в жены, и все вокруг хлопают его по плечам и уверяют, что он прямо сокровище. Мир сошел с ума.

– Дэн, ты не понял главного. Тревора Лэма выпустили из тюрьмы, потому что он не убивал свою жену. Его вообще не должны были сажать за решетку.

– Чушь!

– Ты что, газет не читал? Или книгу Джуда?

– Читал, как же. Ну, частично. Она меня не убедила. И всех моих знакомых тоже.

– Только потому, что все твои знакомые – полицейские.

– Лэм сто процентов виновен. Это ясно, я нюхом чую.

– Что ты несешь? С каких пор твой нюх – юридический довод? Дэн, речь идет о человеке, которого приговорили к чуть ли не пожизненному заключению. А подобный приговор выносят лишь при условии отсутствия обоснованных сомнений. И тебе это известно. Нужны доказательства.

– Он был весь в ее крови.

– Как был бы и ты, если бы нашел ее мертвой, бросился к ней и обнял. Вот и Лэм поступил так же.

– Это он так говорит. Лэм врет. Если он невиновен, зачем сбежал?

– Лэм бросился за помощью! А что еще ему оставалось? Он был пьян и в шоке. В темноте врезался на машине. Вот поэтому…

– Вот поэтому его и схватили, Берди! Поверь мне, Лэм пытался сбежать. Только далеко уйти не успел. Обычное дело для таких, как он.

– Но показаний он так и не изменил. Ни во время суда, ни позднее.

– Подобные ему учатся лгать с колыбели. Они врут как дышат. Господи, ты что, не видела его родных в суде?

– Только на снимках. Вот об этом я и говорю, Дэн. И Джуд имеет в виду то же самое. Неужели ты не читал?

– Да читал я эту книжку!

– Человека осудили лишь потому, что он не понравился присяжным. Против него не выдвинули никаких убедительных доказательств. Орудие убийства так и не нашли. В доме было полно отпечатков пальцев и ног. Похоже, к тому времени, когда приехала полиция, там успел перебывать весь город.

– И что?

– Дафна Лэм находилась дома одна с пяти часов дня до одиннадцати вечера. Ее мог убить кто угодно.

– Если не Тревор Лэм, то кто?

Берди замолчала. Тоби поспешил закрепить победу:

– Если твой приятель Джуд, чертов покровитель провальных дел, настолько уверен, что Тревор Лэм не убивал свою жену, почему не выяснил, кто это совершил?

– Джуд не был заинтересован в поисках доказательств чьей-либо виновности. Просто хотел добиться освобождения того, кого считал невиновным. Жертвой. Потому он и занялся этим делом. Вот такой он, Джуд. И всегда был таким.

– Ну, тебе лучше знать.

Берди вздохнула. Опять он за свое. Пытается поддеть ее на крючок. Ни в коем случае нельзя попасться на него. И вместе с тем она не могла согласиться с тем, на что намекал Дэн. От одной этой мысли ее бросило в жар. На щеках проступил румянец.

– Дэн, к твоему сведению, я вовсе не «на короткой ноге» с Джудом Грегоряном, как ты выразился, – произнесла Берди. – Я не близка с ним сейчас и никогда не была раньше. Мы друзья. Вот и все. Поговорим, когда я вернусь.

– Если вообще вернешься, Бердвуд! Недаром это место называется Хоупс-Энд^[5].

– До свидания, Дэн!

Берди повесила трубку, включила автоответчик: на всякий случай, – вышла из кабинета и побрела обратно в спальню укладывать вещи. В маленьком доме было тихо. Обычно ей это нравилось, но сегодня вечером тишина казалась тревожной. Почему-то даже с включенным автоответчиком Берди не покидало ощущение, будто ее обложили со всех сторон. Не дозвонившись по телефону, кто-нибудь вполне мог явиться к ней лично. К примеру, Бет Босуэлл – с лавиной запоздалых и никчемных напоминаний, договоренностей и распоряжений в последнюю минуту. Даже сам Тоби мог вломиться к ней и продолжить спор, не желая оставлять за ней последнее слово. Думая об этом, она настороженно втянула голову в плечи.

Сумка лежала там, где Берди оставила ее – рядом со встроенным шкафом, вмещающим весь ее спартанский гардероб. Она бросила в сумку еще несколько пар носков. Потом вспомнила, что носки уже уложила, и вытащила обратно, а вместо них сунула коричневые сандалии. Джуд предупредил, что в Хоупс-Энде обещали жару.

Позднее она позвонит отцу. Обычно Берди сообщала ему, если собиралась уезжать, хотя он этого и не просил. Ему она просто скажет, что едет в Хоупс-Энд. В отличие от Дэна от комментариев отец воздержится. Не будет ни любопытства, ни настойчивости, ни скованности, ни угроз. Внезапно Берди охватило желание повидаться с отцом. Даже, может, поужинать вместе. У него в доме или в ресторане, где он обычно ужинал, когда оставался один. С белоснежными салфетками из плотного полотна, столовым серебром и хрусталем, цветами, вкусной едой. Просто расслабиться наедине с человеком, который безоговорочно принимает ее такой, какая она есть, и не требует в ответ ничего.

Берди быстро вернулась в кабинет, сняла трубку и набрала рабочий номер Ангуса Бердвуда. В такое время он наверняка еще в офисе. Домой отец никогда не торопится. Разумеется, у него может быть запланирован на вечер деловой ужин. Подобное случается часто. Бизнес обязывает. В будние дни отец чаще всего ужинал с деловыми партнерами. А для встреч с немногочисленными близкими друзьями приберегал субботний гольф и воскресные обеды.

– Маделейн, это Верити, – произнесла она, когда на звонок ответила секретарь Ангуса. – Отец у себя?

– Соединяю! Как всегда, Маделейн не тратила время на пустую болтовню. Личным секретарем у Ангуса она служила с тех пор, как Берди училась в школе, но за весь этот период они обменялись лишь несколькими дежурными фразами.

В трубке воцарилась тишина. Берди представила Маделейн, сидевшую за своим безукоризненно чистым столом в тихой приемной, где она обычно проводила целые дни. С давних пор Берди смутно подозревала – впрочем, при полном отсутствии доказательств, – что под маской деловитой любезности Маделейн осуждает ее. Наверное, думает: какая жалость, что профессия, внешность и темперамент дочери Ангуса Бердвуда не годится для напряженной светской жизни. Ангус вдовел и не выказывал ни малейшей склонности вновь жениться. Дочь, соответствующая стандартам, могла бы стать ценным вкладом в карьеру. Блистательной хозяйкой приемов для представителей прессы. Дальновидным организатором политически выгодных званых ужинов. Очаровательной компаньонкой на коктейлях и премьерах. Но даже в самых смелых фантазиях Маделейн не смогла бы вообразить в этой роли Берди. Если у Маделейн вообще есть смелые фантазии. В чем Берди сомневалась.

Конечно, если бы Берди не ушла из юридической сферы, все могло быть по-другому. Став адвокатом, она заслужила бы одобрение Маделейн. Если бы бралась за громкие дела, выигрывала их и посещала хорошего парикмахера.

– Добрый день, детка! – послышался в трубке невозмутимый голос Ангуса.

Чувство, будто ее обложили со всех сторон, покинуло Берди.

– Привет. Я уезжаю на пару дней. Вот и хотела узнать: может, поужинаем сегодня вместе? Перед моим отъездом? Ты не занят?

Она вдруг заметила, что по-детски скрестила пальцы «на удачу» и тут же решительно распрямила их. Нет уж, хватит!

– Свободен как птица, детка. «Пьер» подойдет? В половине восьмого?

– Отлично.

– Тогда до встречи. Буду ждать с нетерпением.

– Спасибо, папа.

В трубке воцарилась тишина. Берди вернулась в гостиную и включила музыку погромче, чтобы слышать в ванной. Она вынимала из встроенного шкафа приличный, пригодный для ужина в «Пьере» с отцом наряд – черные брюки, кремовую шелковую блузку и черные туфли, – а тем временем музыка Моцарта заполняла открытые пространства пустого дома и ее мысли. Берди выложила одежду на стул у шкафа, прошлась по комнате, чтобы задернуть шторы, и окинула взглядом маленький двор с качающей ветками зеленью и шныряющими соседскими кошками.

Она вытеснит из головы Хоупс-Энд и Тревора Лэма до завтрашнего утра, пообещала себе Берди. Не станет думать ни о Джуде Грегоряне, ни о судебных ошибках, а тем более о безнадежно запутанных ситуациях, нищете, потерях, жертвах, впустую потраченной жизни и возможностях.

Как и о смерти.

Но когда Берди возвращалась из душа, шлепая босыми ногами по шелковистым отполированным половицам, зазвучал «Реквием». Одеваясь в черное, она жалела о том, что не выбрала другой диск, что когда-то посмотрела «Амадей», и в особенности – никак не могла выбросить из головы все тот же вопрос.

Вопрос, который задал Тоби. Если Тревор Лэм не убивал свою жену, тогда кто?

Глава 5

Дорожный знак с надписью «Хоупс-Энд» указывал точно вниз, на кустик колючей пожухлой травы. А рядом с ним полоса асфальта ответвлялась от главной дороги, вела к желто-бурым холмам, где поворачивала и терялась вдали. Другой дороги в обозримых пределах не было. Значит, это она и есть. Берди придавила педаль и свернула на боковую дорогу. По обе стороны от нее раскинулись выгоны за проволочными заборами, вдалеке виднелось несколько домов, какие-то надворные постройки и простаивающий трактор. И никаких признаков жизни, если не считать нескольких стад овец, щипавших траву под низкорослыми эвкалиптами, да редких ворон, пролетавших по темно-голубому небу.

Было ужасно жарко. Берди буквально чувствовала, как жара обрушивается на крышу машины, рвется в окна, проникает сквозь пол. На заправке в Сассафрасе, у съезда со скоростного шоссе, пока расплачивалась за бензин и свой обед – банку колы и шоколадку, – парень за кассой сказал ей:

– Отсюда минут десять будет. Да сами увидите. Прямо так и поезжайте, и через десять минут окажетесь у развилки. Вам направо. Налево – тупик. А там еще десять минут – и вот вам речка Хоупс-Крик. А на противоположной стороне речки – Хоупс-Энд. Только затормозить не забудьте, а то проскочите и упретесь в кусты. Там дорога заканчивается.

Он с любопытством наблюдал, как Берди прячет чек в бумажник. На сей раз она пообещала себе в кои-то веки победить лень и потребовать полного возмещения расходов.

– Больше там ничего нет, в той стороне, – помолчав, добавил парень.

Улыбнувшись, Берди повернулась, чтобы уйти. Он по-прежнему глазел на нее.

– Вы, случайно, не из Сиднея?

Она кивнула.

– Это вы снимать кино будете? Про Тревора Лэма?

– Да. Правильно.

– Безобразие какое, – добавил он.

Берди так и не поняла, что парень считает безобразием: обвинительный приговор Лэму, его помилование или предстоящее интервью для Эй-би-си, – поэтому промолчала. Она развела в стороны длинные полосы пластика, которые висели в дверном проеме, сбивая с толку мух, и направилась к своей машине, которая мирно стояла на солнце рядом с одной из трех колонок заправки. Распахнув дверцу, Берди отступила, дожидаясь, когда салон автомобиля немного проветрится, открыла банку колы и отпила.

– Посмотреть, значит, решили, дамочка.

Парень вышел следом, прислонился к дверному косяку и уставился на Берди, щурясь от солнца.

– Занятное это место, Хоупс-Энд, – продолжил парень.

– Да, мне говорили, – кивнула Берди, отпивая колы.

Он улыбнулся, отмахиваясь от мухи.

– Занятное, – повторил он.

Берди заставила себя улыбнуться и поспешила сесть в машину. В салоне по-прежнему было жарко, как в духовке, но привычные запахи успокаивали. Она захлопнула дверцу, пристроила банку колы между коленями и завела двигатель.

Парень в прощальном жесте поднял руку, Берди выехала на дорогу и повела автомобиль прочь от заправки. Ее недавний собеседник не уходил. Спустя минуту-другую она взглянула в зеркальце заднего вида. Он стоял на прежнем месте и смотрел ей вслед.

От развилки направо. Хорошо, что парень предупредил, потому что узкая полоса асфальта вдруг распалась на три ухабистые проселочные дороги без малейших признаков указателей. Взглянув на часы, Берди повернула машину вправо, сразу сбавив скорость на грунтовке. Еще только половина первого. Времени у нее много. Джуд сказал, что они с Тревором Лэмом остановятся пообедать по дороге и прибудут в Хоупс-Энд не раньше двух часов. Она намеренно выехала так, чтобы времени хватило с запасом. Утром, как только Берди встала и оделась, стало ясно, что она вскоре изведется, сидя дома. Останавливаться, чтобы пообедать, ей не захотелось. Мысль об обеде в каком-нибудь стейкхаусе с видом на оживленную трассу или, хуже того, в загородном кафе, где придется давиться запеканкой в окружении кроличьих капканов на стенах и «состаренной» сосновой мебели, не прельщала. Видимо, тот, кто последние пять лет питался тюремной пищей, должен был относиться к подобным заведениям совсем иначе.

Ветер заносил в окно пыль из-под колес машины. Берди подняла стекло и снова опустила. Лучше задыхаться в пыли, чем жариться заживо. Теперь по обе стороны от дороги высился густой буш. Запыленные кустики травы отчаянно жались к сухим обочинам. По крайней мере было видно, что по этой дороге ездят автомобили. Иногда.

Берди миновала крутой поворот, и пыль, висевшая в воздухе, стала гуще. Интересно почему? Может, ветер нагнал со стороны холмистых пастбищ, которые сменили буш справа от дороги? Нет. Ветки деревьев были неподвижны. Ни одна травинка не качалась. На секунду она встревожилась, а потом презрительно усмехнулась, заметив, как из низины впереди на дороге вынырнула машина и бодро запыхтела, взбираясь на холм. Какая-то хозяйственная техника, да еще едущая на большой скорости. Вот в ее пыли Берди и задыхалась.

– Тоже мне детектив! – вслух съязвила Берди.

Заметив узкую полосу тени впереди, где над дорогой наклонился эвкалипт, она свернула туда и подъехала так близко к крутому откосу обочины, как только осмелилась. Здесь она дождется, когда осядет пыль. Берди заглушила двигатель и вытерла взмокшие ладони о джинсы.

Только теперь она услышала шум мотора той самой машины, которая уже въехала на очередной холм. Машинка была забавная. Как большая детская игрушка. Берди вдруг поняла: она знает, что это за машина. Бульдозер, только небольшой. «Бобкэт». Почему-то вспомнившееся название прибавило Берди уверенности.

Она расслабилась на сиденье. Пожалуй, ей даже не столько жарко… нет, ей и очень жарко, и вместе с тем нехорошо. Все происходящее кажется немного нереальным. Мысли в голове путаются. Наверное, не следовало есть шоколад натощак, да еще запивать колой. Постепенно до нее дошло, что и зрение утратило четкость. Все вокруг Берди видела как в легком тумане. Берди заморгала, стараясь не замечать слабого укола страха. Она сняла запыленные очки, энергично протерла их подолом рубашки и снова водрузила на нос. Мир вокруг опять стал четким, свежим и чистым. Чудесное исцеление. Еще один триумф непревзойденного частого детектива. Берди пыталась язвить в собственный адрес, пока вдруг не рассмеялась от облегчения. А она уж подумала…

Берди завела автомобиль и вывернула снова на дорогу. Пыль не совсем осела, но ждать дольше она не собиралась. Ей нужно завершить эту поездку, даже если ее конечная точка и финал – Хоупс-Энд.

Сью Суини взглянула на настенные часы и машинальным движением протерла стойку бара. Через час Тревор должен быть здесь. Вряд ли он приедет вовремя, сказала она себе. Что бы там ни думала старая Энни, в назначенный час его тут не будет.

Ей представилось, как Тревор входит в паб. Как встречается с ней взглядом поверх голов посетителей. Она будет держаться как ни в чем не бывало. «Привет, Трев, – скажет она. И улыбнется. – Давно не виделись». А он ответит…

– Еще четыре, дорогуша, спасибо.

Сью забрала стаканы, которые придвинул к ней Чудик Лэм. Он радостно ухмылялся, прислонившись к стойке и заложив пальцы за ремень. В такой позе Чудик казался почти нормальным.

Бедняга Чудик, думала она. Совсем как дитя малое. Как Джейсон. Нет, не как Джейсон. Джейсон – ушлый маленький поганец. А Чудик просто славный. Иногда шумный. Но в душе настоящий джентльмен. В нем нет ни капли подлости. Забавно, он единственный Лэм мужского пола, о котором все сказано в нескольких словах. Ирония судьбы, да и только.

Чудик положил перед ней деньги, глядя, как пена переливается через края стаканов, которые Сью наполняла доверху.

– Ты бы притормозил, Чудик, – предостерегла она. – А то налакаешься к тому времени, как приедет Трев и этот адвокат. И женщина с телевидения.

Его ухмылка стала еще шире:

– А мама уже налакалась. У нас же праздник.

– Ну ладно, только вы осторожнее, хорошо? Не хватало нам еще сегодня драк. Цикаде это не понравится.

– Нет, сегодня драться я не стану, Сью. Сегодня Трев приезжает. У нас праздник.

Она пожала плечами. Зачем портить удовольствие бедняге?

– Тогда держи! – произнесла Сью, ставя на стойку стаканы с шапками пены.

У нее на виду он сгреб их огромными ручищами, старательно растопыривая пальцы, чтобы унести все четыре зараз. Потом попятился от стойки, повернулся и направился к двери.

Сью знала Чудика Лэма примерно год до того, как с ним случилась «беда», как говаривала Энни. В то время он был здоровенным сильным парнем, известным умением работать кулаками, да еще красивым как картинка. Вот только соображал туго уже тогда. Слишком много получил ударов в голову во время потасовок в пабе. Некоторые из них Сью видела в первый год работы. Чудик никогда не лез в драку сам. Обычно Кит или Тревор оскорблялись на чьи-нибудь слова и ерепенились, зная, что Чудик прикроет их. И он, конечно, всегда прикрывал. По словам Цикады, с тех пор, как ему стукнуло четырнадцать лет. Может, если бы этим и закончилось, с ним все было бы в порядке.

Но вскоре Чудик начал участвовать в боях по всей округе. И это его доконало. Поначалу он даже кое-что зарабатывал. Сью помнила, как Чудик являлся в паб с полными пригоршнями денег, радостно орал во весь голос, и посетители хлопали его по спине. Он думал, что станет профессионалом, сколотит состояние. Хвалился, что тогда выстроит новый дом для всей своей семьи. С бассейном. А может, выкупит землю, которую за эти годы его отец продал Лесу Хьюиту.

Дафна пыталась помешать этому. И, наверное, в конце концов сумела бы, если бы ее не убили. У Чудика всегда находилось время для Дафны, он уважал ее. Прислушивался к ее словам. А она объясняла, что игра не стоит свеч. Говорила, что ему отобьют мозги, если будут постоянно бить по голове.

Но его родные считали иначе. Старая Энни Лэм прямо лопалась от гордости и твердила, что Милти был бы рад, увидев, каким вырос его малыш Пол. А остальным нравилось, что в доме прибавилось денег. Даже Розали.

Дафну никто не поддержал. Ничего странного – в этой семье она была белой вороной. Угораздило же ее связаться с такими людьми, как Лэмы.

Народу в пабе прибавлялось. Посетители только приходили. Уходить не спешили. День был будний, обеденный час давно миновал, а расходиться никто не собирался. Все ждали, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Тревора Лэма. Приятелей Трева среди них не было. Тот вообще ни с кем не водил дружбу – не хотел. В друзьях он не нуждался.

Когда Сью только приехала в Хоупс-Энд, то сразу поняла, сколько людей здесь не любят Тревора Лэма. Вообще-то в округе недолюбливали всех Лэмов, но Тревора – особенно. Только при нем и его братьях ничего такого не говорили. Для этого у них была кишка тонка. Просто молчали, и все. А когда его увезли, сразу разговорились. Сью раньше не слышала, чтобы они столько трепали языками. Многие прямо заявляли, что Трева повесить мало или застрелить как собаку, вместо того чтобы просто сажать в тюрьму. Мол, он всегда был подонком. Худшим из всех. Считали, что Трев еще легко отделался. И никто из них не верил, что его отпустят. До вчерашнего дня и четырехчасовых новостей.

А Тревора Лэма отпустили. И теперь все хотели увидеть его, оказаться в самой гуще событий. Чтобы потом было о чем поболтать. А еще говорят, что женщины вечно сплетничают, думала Сью. Называют нас любопытными. Так вот, женщины местным мужчинам в подметки не годятся. Заходят будто невзначай, кивают друг другу, сдвигают кепки на затылок, стоят со стаканами в руках, делая вид, что день как день, ничего особенного, обычный отдых после обеда. Только кто им поверит?

Сью разливала пиво, принимала деньги, давала сдачу, вытирала стойку и поглядывала на часы. Скоро… скоро… И что дальше?

Она не знала.

Несколько лет назад, когда у нее с Тревором Лэмом все только началось, Сью стояла на старом мосту в сумерках. И увидела, как лиса крадется по выгону Хьюита, перебегает от одного укрытия к другому. Наверное, надеялась поживиться новорожденными ягнятами. Но в то время Сью думала не об этом. Видела только ее одинокую обособленность. А еще – цельность и завершенность. Пока она наблюдала за лисой, та вдруг остановилась и повернула голову. Казалось, она смотрит прямо на Сью. Глаза лисы ярко блестели.

Минуту она стояла как вкопанная, а потом потеряла интерес к Сью и направилась своей дорогой. Навострив уши, опустив хвост. Кралась не быстрее, и не медленнее, а так, как надо. Знала, кто она, куда идет, чего хочет, и больше ничего. Бессмысленное существо.

Вдруг Сью осенило: а ведь и Трев такой! От этой мысли ее передернуло, дрожь прокатилась от бедер по животу, груди и горлу. Горячая кровь бросилась ей в лицо, пока она стояла на мосту, глядя вниз, на быстро текущую воду. Сью была потрясена, пристыжена и напугана. Раньше она считала, что к Тревору Лэму ее влечет его грубая мужская красота и сильное мускулистое тело. Казалось, что она, сблизившись с ним, держится за жизнь обеими руками, как делала всегда, радостно упивается ею. А если ей и было совестно перед Дафной, или, если уж на то пошло, перед Цикадой, она старалась не вспоминать о них. Следовала своему принципу: будь что будет. Ради любви ничего не жаль. Но теперь Сью сознавала, что любовью тут и не пахло. Понимала, почему так и не нашла мужчину, к кому была бы по-настоящему неравнодушна. Любого мужчину, какой не наскучил бы ей, к которому она питала бы хоть какие-то чувства.

Что бы Сью ни твердила себе каждый раз, во всех этих городах, со всеми мужчинами, любви она вовсе не искала. Она искала возбуждения и опасности, ощущая лишь трепет постыдного страха.

Вот почему Сью не переставала думать о Треворе Лэме. Он дал ей то, чего она, похоже, жаждала все это время. Этот мужчина не нуждался в ней. Не уважал ее. Он вообще ни в ком не нуждался и никого не уважал. Не имел ни совести, ни чести, ни представления о потребностях и правах других людей. Был дрянью. Дрянью до мозга костей.

Сью передернулась с почти суеверным ужасом, ссутулилась над перилами моста. Тени деревьев за ней постепенно темнели. Ее захлестывала ненависть и презрение к самой себе. Что с ней не так? Насколько она испорчена? Нужно сделать хоть что-нибудь. Покинуть Хоупс-Энд и жить дальше.

Но как только эта мысль мелькнула у нее в голове, она поняла, что никуда отсюда не уедет. Не хватит силы воли. Как всегда, как всю свою жизнь, она будет ждать, пока что-нибудь не случится.

Под мостом проплывали листья и ветки, наполовину погруженные в темнеющую, быстро текущую воду; беспомощно вертелись, попадая в крошечные водовороты. Сью казалось, будто они тянут ее за собой, что ее подхватили некие непонятные ей течения, и от нее уже ничего не зависит.

Обреченность нависла над ней прямо там, на мосту, в тот же вечер, когда она видела лису. Конечно, потом она исчезла. Почти сразу, как только Сью вернулась в паб – к свету, к привычному зубоскальству местных, к знакомым запахам и звукам. Но не забылась. Просто словно отступила в сторонку – туда, где Сью всегда видела ее, если не сосредоточивалась на чем-нибудь другом.

А вскоре убили Дафну. Увезли Тревора. Но даже этого было недостаточно, чтобы заставить Сью покинуть Хоупс-Энд. Она осталась, хотя должна была уехать. Ведь оставаться было бессмысленно. Здесь Сью могла погибнуть.

И вот теперь Тревор возвращается.

Сью подняла голову, заметив, что снаружи что-то происходит. Все посетители в баре выглядывали в открытую дверь. У Сью пересохло во рту. Нет, еще слишком рано. Это не он. И голос Энни пока не слышен. Как и голос Чудика. Или Джейсона. Нет, это не он.

Бык Трюс вошел в паб со сконфуженным и вместе с тем важным видом, неся потертую дорожную сумку из кожи. За ним по пятам следовала невысокая фигурка в синих джинсах и несвежей, запыленной белой рубашке с закатанными рукавами. Женщина с каштановыми вьющимися волосами, в очках и с объемистой коричневой сумкой через плечо.

Журналистка, предположила Сью. Никаких журналистов здесь не ждали. Вроде бы говорили, что местопребывание Трева постараются держать в тайне как можно дольше. Но ведь в округе всем уже известно, куда он направится. Почему бы и прессе не знать? Это как-никак их работа. Совать нос куда не просят.

Цикада не сдвинулся со своего места за стойкой, только глазел и вытирал руки полотенцем.

– Цикада, старый ты хрыч, отхватил-таки себе постояльца! – взревел Бык и мотнул головой в сторону женщины, идущей за ним. – С тебя комиссионные. Десять процентов. Эта краля ехала за мной по пятам. Небось запала на мои роковые чары!

Он плюхнул сумку посреди зала и с довольной ухмылкой огляделся по сторонам. В пабе стало почти тихо.

– Н-да? – протянул Цикада.

Невысокая худая женщина перевела на него взгляд и направилась к нему. Посетители расступились, пропуская ее, бросали на нее взгляды, старательно сохраняя равнодушие на лицах.

– Добрый день. Я Верити Бердвуд, – произнесла она, улыбнулась Цикаде и провела пальцами по своей пышной шевелюре, закладывая пряди за уши. – Из Эй-би-си. У меня тут забронирована комната на пару дней.

Вот это номер! Никогда в жизни Сью не удивлялась так, как сейчас. Она-то ожидала увидеть шикарную, начальственного вида девицу. Или вот еще бывают такие чернявые живчики: нос, глаза, зубы – все на виду, и не захочешь, а заметишь, и на все-то у них свое мнение, от утилизации опилок до абортов, и так далее.

Да кого угодно она ждала, только не эту невзрачную, неряшливую и лохматую пигалицу. Гостья была похожа на библиотекаршу. Не то чтобы Сью повидала много библиотекарш. По правде сказать, только одну, когда училась в старших классах. Миссис Бинки. Моргалка Бинки. Как она учила их осторожно переворачивать страницы. И показывала, почти каждый библиотечный день. Все приговаривала: «Верхний правый угол страницы сжимаем бережно, но крепко, большим и указательным пальцами, и пе-ре-во-ра-ачиваем». Можно подумать, это библиотечное старье – ценная редкость, так она над ним тряслась.

Приезжая, конечно, была совсем не такой, как миссис Бинки. Но выглядела так, будто только и делала в жизни, что читала. Может, из-за очков.

Сью вдруг поймала себя на мысли, что эта женщина совсем не во вкусе Трева. И с этим парнем, адвокатом, у нее тоже наверняка ничего нет. Судя по виду, ему подавай кого-нибудь получше. Хотя… Слегка щурясь, Сью присмотрелась к Верити Бердвуд, которая беседовала с Цикадой, прислонившись к стойке. Странно, но она, казалось, знала, что делает. Как будто… все в ее руках. Вот-вот. Будто ей безразлично, что о ней подумают. И волосы у нее ничего. По-своему.

Те двое, Цикада и женщина, вдруг повернулись к Сью. Застигнутая врасплох, она широко заулыбалась.

– Побудешь за хозяйку, Сью? – спросил Цикада своим особенным, радушным тоном хозяина паба в провинции. – Покажешь нашей гостье комнату и все такое?

– Разумеется, – вежливо отозвалась она, с трудом удерживаясь, чтобы не взглянуть на часы.

Женщина подхватила свою сумку, любезно кивнула Быку Трюсу и направилась к тому концу стойки, где стояла Сью. И опять мужчины старались незаметно посторониться, чтобы ненароком не задеть ее.

– Лестница наверх вон там, – сообщила Сью.

Вдвоем они прошли в глубину зала. Сью распахнула дверь с табличкой «Только для постояльцев», за которой обнаружилась узкая лестница, и пропустила Верити Бердвуд вперед.

– Ты смотри, берегись, Сью! – заорал им вслед Бык Трюс. – Не ровен час, научит тебя чему плохому столичная девчонка! А тебе и без того хватает.

Довольный гогот и гул мужских голосов провожали их, пока обе поднимались по лестнице. Местные своего не упустили.

– Да вы не обращайте на них внимания, – проворчала Сью, стыдясь за них и за себя. – Кретины, что с них взять. Выделываются. Многих сейчас здесь вообще быть не должно. Поглазеть сбежались.

Верити Бердвуд оглянулась на нее и добродушно усмехнулась. Но Сью, уставившись прямо в холодные, умные янтарные глаза, вдруг поняла, что не сможет улыбнуться в ответ. Потому что мгновенно перенеслась на несколько лет назад и опять очутилась на мосту. И теперь смотрела в глаза лисы. На лису. Еще одиночка. Невозмутимая и безжалостная. Опасная.

Женщина, стоявшая на несколько ступенек выше ее, слегка озадачилась, отвернулась и направилась к первой двери от лестницы. Сью торопливо следовала за ней, чувствуя, как полыхают щеки. Какая же она дура! Дубина, каких мало! Надо же было такое навыдумывать! С чего вдруг ей бояться эту приезжую? Это у нее самой одни лисы на уме, в том-то и дело. Ишь как издергалась из-за Тревора.

То-то и оно.

А в глубине ее души уже зашевелился мрак.

Глава 6

Берди села на край двухспальной кровати, сбросила туфли и откинулась на спину. Кровать зловеще скрипнула. От покрывала, беспорядочного сочетания тускло-зеленых, черных и белых треугольников, рябило в глазах, и пахло от него одеждой из секонд-хенда. В тесной комнатушке было душно. Приглушенный шум, поднятый завсегдатаями паба, влетал в окна, выходившие на дорогу. Однако воздух вместе со звуками в окно почти не поступал. Снаружи не было даже легкого ветерка. Взгляд Берди медленно заскользил по комнате. Рассматривать тут было почти нечего. Небольшой платяной шкаф, белый комод, на котором лежало свернутое полосатое полотенце, пятнистое и мутное овальное зеркало изнутри на двери. Крупные розы карабкались стройными рядами вверх, к потолку, по белым решеткам на бледно-зеленом фоне с ржавыми кляксами. Очевидно, обои были несколькими годами старше покрывала на постели. Берди попыталась решить, какой период предпочтительнее для нее, и, поколебавшись, отдала первенство розам.

Она уставилась в наклонный потолок, мелкие зигзагообразные трещины на котором удачно сочетались с рисунком паутины на фестончатом фарфоровом плафоне. Сняла очки, и розы вместе с трещинами исчезли, перед глазами возникла приятная дымка. Нельзя просто валяться здесь, сказала себе Берди. Надо встать, сменить рубашку и спуститься вниз – познакомиться с Лэмами, пока не приехали Тревор и Джуд. Это наверняка они сидели снаружи у паба на большом бревне. В Хоупс-Энде просто не может быть второй женщины, которая выглядит точно как Энни Лэм. А с ней находились ее дети. Кажется, Розали, Кит и Пол. У него травма головного мозга. Вообще-то нужно было подойти к ним сразу после приезда. «И я подошла бы, если бы не этот тип на «Бобкэте». В общем, я к ним подойду, когда спущусь. Угощу их всех выпивкой. Отведу в сторонку».

Но она не двигалась с места.

Постепенно мысли приняли новое направление, и Берди задумалась о Сью Суини и Аллане Бейкере. Цикаде Бейкере. Она читала их показания в расшифрованной стенограмме судебного процесса по делу Лэма. И статьи в газетах, и упоминания о них в книге Джуда.

Цикада Бейкер был таким, каким она его и представляла: крупный и мясистый, почти обрюзгший, светловолосый, краснолицый и немногословный. Сью Суини она сразу узнала по фотографиям в газетах. Волосы у нее остались прежними – рыжеватыми, густой волной падавшими на плечи. За пять лет она немного прибавила в весе. Лицо округлилось и талия. Но Сью была не такой наглой, как ожидала Берди. А ее глаза и губы выглядели беззащитнее, чем на снимках.

– А кого-нибудь из Хьюитов там, внизу, нет? – спросила ее Берди, остановившись наверху лестницы.

Сью уставилась на нее, вытаращив глаза так, что белки показались вокруг орехово-зеленой радужки.

– Нет, – ответила она.

– А они придут?

Сью Суини пожала круглыми и пухлыми, как подушки, плечами:

– Не знаю. Миссис Хьюит точно не придет. Она вообще не выходит. Никуда. С тех пор, как…

«С тех пор, как убили Дафну».

Сью суетливо поддернула глубоко вырезанный ворот своей блузки.

– А мистер Хьюит? Или брат – кажется, Филипп?

– Лес может прийти, но с ним не угадаешь. – Она нахмурилась и оправила блузку. – А Фил сейчас еще в школе. Только в три двадцать освободится. Разве что потом…

– В школе? Пять лет назад Филипп Хьюит как раз оканчивал школу – или нет? Значит…

Сью заметила ее замешательство и объяснила:

– Он теперь местный учитель. В средней школе.

– Да, вспомнила. Я читала об этом. А где находится школа?

Сью неопределенно махнула рукой куда-то в сторону двери паба и направилась по коридору.

– Ее отсюда не видно. Школа совсем крохотная. Далеко от большой дороги.

– А я и не думала, что здесь столько жителей, что даже школа есть, – продолжила Берди.

– Да уже почти нет. Вроде на будущий год ее закроют. – Сью Суини остановилась перед дверью с цифрой 3. В замочной скважине торчал ключ. Она повернула его и толкнула дверь, демонстрируя комнату. Свет и жара вырвались в коридор. В комнате на свету танцевали в воздухе пылинки, все виделось как в негустом дыму. – Говорят, в этой школе всегда был только один учитель. Только раньше учеников набиралось больше. Когда еще учительницей была Долли Хьюит. Ну, само собой, ведь Лэмы учились у нее. – Слабая улыбка скользнула по ее лицу. – Вот уж досталось так досталось.

– Значит, Филиппу Хьюиту придется уехать отсюда?

– А по мне, так и хорошо, – произнесла Сью и прошла через комнату к окну. – Сейчас мы тут у вас проветрим. – Мышцы сильных рук напряглись под рукавами ее блузки в оборочках, она подняла заедавшую оконную раму до самого упора. – Он как учебу завершил, так в эту школу и попросился. Чтобы с матерью находиться. Она… в общем, он считал, что должен быть рядом. Потому что… ну, понимаете, с тех пор, как…

«С тех пор, как убили Дафну».

Берди смотрела, как Сью направляется к двери, собираясь уходить.

– Ванная и туалет в конце коридора. Общие, пользоваться будете вместе с остальными – с Цикадой и тем адвокатом, который приедет с Тревором. Цикада живет в первом номере. Мистер Грегорян будет во втором. Четвертый свободный. Замки работают. Еще один туалет внизу, во дворе.

– А почему вы считаете, что это хорошо, если Филиппу Хьюиту придется уехать отсюда?

Ванной Берди не заинтересовалась.

Сью снова пожала плечами. Что ж тут непонятного?

– Да Филипп тут свихнется. Дети доведут. Тут он умом тронется. Нечего ему здесь делать. Эти края убьют его. И любого такого же, как он. Это место… – Она вдруг оборвала себя, состроила заученную комическую гримасу и тряхнула волосами. – Ну ладно, мне пора обратно, к честной компании. Вы как, в порядке?

– Да. В таком случае – до встречи.

– Кстати: завтраки у нас не подают. Но если хотите, можете приготовить сами в кухне. Берите что найдете, Цикада не возражает. Чай там, кофе. Печенье. В любое время. Не стесняйтесь.

Покончив со своими обязанностями, Сью поспешила уйти и прикрыла за собой дверь. В комнате задержались запахи ее тонального крема, шампуня и духов – более явные теперь, когда их хозяйка удалилась. Берди засмотрелась на мерцающие в солнечном луче пылинки, вновь поднятые в воздух движением захлопнутой двери.

«С тех пор, как убили Дафну».

Это место…

Странно, что Сью Суини осталась в Хоупс-Энде после допроса, который ей учинили в суде. Продажная женщина. Подруга жертвы, спутавшаяся с мужем жертвы. Интересно, каково ей сейчас, перед возвращением Тревора Лэма? Продолжат ли они то, на чем остановились? Наверное, и Сью размышляет об этом. Разговорчивая, живая, какими обычно бывают буфетчицы и барменши, а если приглядеться – как натянутая струна. На лестнице ее взгляд был почти испуганным.

А может, это ничего не значит. Тут повсюду ощущается напряжение. И сдержанное возбуждение, как бы ни пытались его скрыть мужчины, собравшиеся внизу. Ничего удивительного. Мало того, что Лэм возвращается оправданный и свободный: все, наверное, гадают, ждать теперь беды или нет. Например, если Лес Хьюит все-таки явится в паб.

«С ним не угадаешь».

Минуту Берди обдумывала эти слова. Потом заставила себя признать, что просто тянет время, откладывая неизбежное, надела очки и с трудом села на постели, с мрачным предчувствием заметив, что на матрасе осталась вмятина там, где она только что лежала.

Берди вытащила из сумки чистую рубашку и сандалии, которые сунула в последнюю минуту. Было ужасно жарко. В комнате по-прежнему стояла духота. Переодеваясь и уверяя себя, что ей уже гораздо прохладнее, она услышала, как еще две машины сначала прогрохотали по настилу старого моста, а затем свернули на стоянку к пабу. Так-так. Неужели Тревор и Джуд прибыли раньше, чем собирались?

Тихо чертыхаясь, Берди бросилась к окну, выглядывая из-под побуревших жалюзи, застрявших, видимо, в полуоткрытом положении, но все четверо новоприбывших были ей незнакомы. Она смотрела, как они подтягивают ремни, сдвигают кепки на затылок и, тяжело шагая в рабочих ботинках с эластичными вставками, направляются через дорогу к пабу. «Еще зрители. Театр заполняется». Эта мысль мелькнула так неожиданно, что Берди заморгала. Вот именно. Все эти люди там, внизу, будто ждут представления авангардной постановки, в которой актеры сидят в зрительном зале до тех пор, пока не начнется действие. Основной актерский ансамбль уже на месте. Ждут исполнителя главной роли и его опекуна. Вот тогда и выяснится, что им сегодня предстоит увидеть – комедию или драму.

Берди схватила сумочку и повесила на плечо, затем вышла из комнаты и заперла за собой дверь, сунув ключ в карман джинсов. Вообще-то запирать двери здесь, пожалуй, незачем, да и в комнате красть нечего. Однако люди любопытны. А привычка оберегать свою частную жизнь – сильна.

Берди направилась к темной лестнице, с приятным удивлением отмечая внутренний прилив возбуждения. Тягостное, озадачивающее чувство, угнетавшее ее несколько предыдущих недель, вдруг исчезло. Комедия или драма? Вот в чем вопрос. Почти все актеры уже на месте. Как и большинство зрителей. И кое-кому из последних предстоит сыграть свою роль в этой пьесе, как только она начнется, но кому именно – об этом пока не известно ни Берди, ни им самим.

«А кто же тогда я? – задумалась она, направляясь из полутьмы к свету и шуму бара. – Актер или зритель?»

Знать бы заранее…

Пробравшись через толпу в зале, Берди выскользнула на свежий воздух и извинилась, протискиваясь мимо парня с голым торсом и ярко накрашенной черноволосой девушки, стоявших возле самых дверей. Они отодвинулись, пропуская ее. Свет ослепил Берди, она машинально потянулась за темными очками.

Мальчишка с плутовским острым личиком, в мешковатых шортах и огромной черной футболке с черепом спереди бочком подскочил к ней, хитрющая улыбка дрожала на его губах.

– Это ты, что ли, телка из Эй-би-си?

– Джейсон! – раздался пронзительный голос из угла веранды. – А ну живо сюда!

Мальчишка стрельнул глазами туда, откуда донесся голос, но не сдвинулся с места.

– Ну? Ты или нет?

– Можно и так сказать. А ты Джейсон Лэм?

Он удивился, будто не ожидал, что его узнают. Потом довольная улыбка скользнула по лицу, парень метнулся в сторону и снова уставился на нее из-за старой цистерны, рядом с которой сидели его родные.

– Она знает, как меня зовут! – долетел до Берди его восторженный шепот. Кто-то из женщин сердито шикнул на мальчишку, и он замолчал.

Берди направилась к Лэмам. Кит, смуглый, среднего роста, с глубокими морщинами на лбу между густыми черными бровями, с мрачным видом прислонился к одному из столбов, поддерживавших односкатную крышу. Рядом с ним тонкая как щепка девушка с коротким ершиком обесцвеченных волос курила, отбрасывая сигарету ото рта такими резкими, дергаными движениями, так что длинные серебряные серьги в ее ушах качались. Это, наверное, подруга Кита с неправдоподобным именем Лили Денджер. Синяя майка, жирные черные стрелки вокруг глаз, тугие, как вторая кожа, легинсы с рисунком, босые ступни. Весьма экзотическая птица в данной стае.

О ней не упоминали в газетных репортажах, она не давала показаний в суде. Но Джуд предупредил о ней, пока вводил Берди в курс дела. Берди заметила ее только теперь. Вероятно, Лили появилась здесь уже после ее приезда. Рядом с ней – Пол Лэм, рослый, черноволосый и могучий. И на редкость симпатичный даже со сломанным носом. Но ухмылялся он по-дурацки, сжимая в руке стакан с пивом.

Берди окинула их мимолетным взглядом, кивнула всем сразу и повернулась к фигуре, восседающей на бревне у стены.

– Миссис Лэм, я Верити Бердвуд из Эй-би-си, – начала она, протягивая руку.

– «Миссис Лэм»! – Джейсон фыркнул и залился презрительным хохотом, держась под прикрытием опоры для цистерны. – Ишь ты! «Миссис Лэм»!

Он издал дикий вопль, повис на старой деревянной опоре и закачался, не упуская из виду ни единой подробности происходящего под крышей веранды. Берди вспомнился «Изгоняющий дьявола».

Энни Лэм обтерла ладонь о свою необъятную грудь и вяло пожала Берди руку. На ощупь ее пальцы казались теплыми сырыми сосисками.

– Паршивая погодка, да? – прошамкала она.

Берди кивнула:

– Жара страшная.

Энни Лэм усмехнулась, показав десны, лишенные зубов.

– У нас тут и похлеще бывает, – сипло продолжила она.

Энни сидела, подавшись вперед и широко разведя в сторону колени, ее ступни в резиновых шлепанцах крепко упирались в половицы веранды, в руке она держала стакан с пивом. Редкие, седые с желтизной волосы были кое-как собраны в неряшливый хвост и схвачены розовой резинкой, но длинные жидкие пряди выбились из-под нее и уныло повисли вдоль ушей. Энни была в сарафане с сиренево-зелено-розовым рисунком – огромного размера, бесформенном и все-таки слишком тесном для нее. Плоть мясистых рук, странно-белых по сравнению с грубой краснотой лица и шеи, буграми выпирала из широких пройм сарафана.

– Хо-хо! – выкрикнул Джейсон. – Да если бы здесь было в сто раз жарче, мы бы сдохли давно! Скажи ведь, мам? А, мам? Ма-ам!

Женщина, сидевшая рядом с Энни Лэм, пошевелилась.

– Да, наверное, – промямлила она.

– Точно сдохли бы! – Джейсон даже не пытался скрыть презрения.

Разговор, похоже, напомнил Энни о светских условностях.

– Это моя дочь Розали, – сказала она, мотнув головой в сторону соседки.

Все движения ее были замедленными, каждое сопровождалось кряхтеньем и совершалось словно через силу. Когда она молчала, то почти непрестанно жевала пустыми деснами. В беззубости – вот в чем ее примечательность, решила Берди. Она заставила себя отвести взгляд от Энни и посмотрела на Розали, которая рассеянно улыбалась ей.

Розали? Было почти невозможно узнать какое-то нездешнее, тоненькое создание с фотографий в газетах в этой зрелой телом женщине неопределенно-приятной внешности, с поплывшими чертами, обветренной и обожженной солнцем кожей и мелко завитыми каштановыми волосами до плеч. Пять лет изменили Розали до неузнаваемости. Она выглядела гораздо старше своих двадцати девяти лет. В ней чувствуется какая-то острая отрешенность, подумала Берди.

– Очень приятно. – Опять это апатичное бормотание. Губы Розали растягивались в улыбке, а глаза смотрели в никуда.

Пять лет назад ранним утром Розали нашла жену брата лежавшей на полу кухни, с головой, превратившейся в кровавое месиво. Потом, бросившись к пабу за помощью, обнаружила брата, окровавленного и обмякшего за рулем разбитой машины. А позднее надрывно кричала не переставая, пока его, арестованного, увозили прочь. Неужели тогда она и опустила руки? Или процесс отчуждения Розали Лэм от жизни начался еще давно, а в последние годы просто ускорился, когда материнство, сама жизнь и Хоупс-Энд доконали ее?

– Я Чудик. – Рослый симпатичный сын Энни сам протянул Берди руку и пожал ее ладонь.

– Да видит она, небось не слепая, – процедила Лили Денджер.

– Язык прикуси, сучка! – повысила голос Энни Лэм, и в нем зазвенела вдруг вспыхнувшая ярость.

Ее и без того красное лицо приобрело зловещий багровый оттенок, а невозмутимая Лили улыбнулась и тряхнула головой, так что ее сережки блеснули на солнце.

– Кит Лэм, – представился мрачный мужчина, стоящий рядом с ней. Предыдущий разговор он словно пропустил мимо ушей. И даже не попытался протянуть руку для пожатия.

– А я как раз собиралась что-нибудь выпить, – произнесла Берди, решив немного отвлечь собеседников. – Не составите мне компанию? Думаю, Эй-би-си от этого не обеднеет, верно?

– А как же! – Энни с готовностью опустошила свой стакан и протянула ей. К ней вернулось хорошее настроение. – Даже не сомневайся. Мне еще пива. Вот спасибо, дамочка. Как, говоришь, тебя зовут?

– Верити Бердвуд.

Джейсон разразился визгливым смехом. Лили Денджер усмехнулась. Берди вдруг охватило нестерпимое желание подскочить и отвесить им подзатыльников.

– Обычно меня зовут Берди, – добавила она, забирая у Энни стакан.

Та расплылась в улыбке.

– Я-асненько, – отозвалась она и причмокнула губами, – так-то вот…

Уловив намек, Берди повернулась, чтобы сходить за выпивкой. Все как по команде принялись допивать остатки. Чудик тяжелой походкой обошел присутствующих, с привычной ловкостью собирая пустые стаканы.

– Я фанту хочу! – завопил Джейсон. – Слышь, Берди, мне можно фанту?

Она кивнула. Преследуемая звоном стаканов в руках Чудика, Берди направилась к двери паба.

– Грейс! – позвал Чудик. – Грейс, пойдем, выпьешь с нами. Берди угощает.

– Чего?

На призыв Чудика откликнулась черноволосая девушка, которую Берди видела, выходя из паба. Грейс взглянула на Берди, откинула волосы за спину и одним глотком допила все, что оставалось у нее в стакане. Парень, с которым она болтала, сделал то же самое. Оба поставили стаканы в стопку, которую нес Чудик, и отвернулись.

Значит, это и есть Грейс. Она выглядела гораздо старше, чем предполагала Берди. Лет на двадцать, а не на четырнадцать. В четырнадцать ее вообще не должны были пускать в паб. Но в Хоупс-Энде, похоже, возраст не помеха. Особенно если ты из семьи Лэм.

Берди направилась к стойке. Толпа мужчин опять расступилась, пропуская ее.

– Подфартило тебе, Чудик? – сказал кто-то за ее спиной.

Раздались смешки.

– Шесть… нет, семь стаканов пива, будьте добры. И одну фанту, – обратилась Берди к Аллану Бейкеру, глазевшему на нее из-за стойки.

Не проронив ни слова, он потянулся за чистыми стаканами и принялся выполнять заказ. Берди нашла в сумке деньги, прикидывая, как будет отчитываться за эти траты. Чеки тут явно не в чести. Бет придется поверить ей на слово. Она взглянула на часы, висевшие на стене. Почти два.

– Видел недавно Леса Хьюита, – объявил Бык Трюс, бочком подступая к ней, но обращаясь к Бейкеру.

– Ну? – буркнул тот, не сводя глаз с пивного крана.

– Ага. На большом выгоне к северу. Барашка гнал.

Пиво пенилось, стекая на металлическую решетку под стаканами.

– Ну?

– Ага. – И он продолжил, искоса, хитро взглянув на Чудика: – Решил, наверное, подзакусить, пока есть чем. А то ходят слухи, что первосортных ягнят-то у Леса осталось раз-два и обчелся. Умора, да и только.

Чудик медленно повернулся к нему.

– К чему это ты? – хмуро спросил он.

Кожа на его лице словно натянулась, огромные кулаки сжались.

Бык Трюс неубедительно изобразил удивление.

– Да просто так, приятель, – забормотал он. – Я вообще не с тобой говорю, так или нет?

Цикада Бейкер поспешно передвинул четыре полных до краев стакана по стойке.

– Держи, – сказал он Чудику. – Ты забирай эти, а она возьмет остальные.

Чудик замер в нерешительности.

– Забирай давай! – поторопил Бейкер. – Бык ничего такого не имел в виду. Верно, Бык?

Бык Трюс старательно закивал.

– Ничего такого, – сбивчиво подтвердил он. – Просто поболтать хотел.

Чудик медленно разжал кулаки, потянулся за стаканами и забрал их со стойки. А потом, еще раз взглянув сверху вниз на Быка, враскачку направился к двери.

Поджав губы, Цикада продолжал молча обслуживать Берди. Оставшиеся четыре стакана он поставил на круглый металлический поднос и проследил, как она берет его и осторожно отодвигается от стойки.

– Ну ты кретин, – услышала Берди, как он говорит Быку Трюсу, понизив голос и дождавшись, когда она отойдет на несколько шагов. – Тебе что, жить надоело?

– Да уж постою за себя как-нибудь, – заканючил его собеседник. – И вообще, ничего бы он мне не сделал. Тревор же с минуты на минуту приедет. Не стал бы он…

– Шутишь, что ли? Сам же видел, как он завелся. Знаешь ведь, какой он. Я и говорю: кретин ты. Держись от него подальше. И ни слова ему больше не говори. Понял?

К сожалению, больше Берди ничего не успела услышать, уходя прочь и удерживая на весу поднос. Она уже приближалась к двери, когда на веранде пронзительно заверещал Джейсон, легко заглушая низкое гудение мужских голосов:

– Едут! Едут! Дядя Трев приехал! Ма-ам, бабушка! Дядя Трев здесь!

В пабе стало совершенно тихо. Затем мужчины медленно, притворяясь равнодушными, потянулись к выходу. Этим плавным потоком Берди вынесло наружу через узкие двери, на солнечный свет. Лэмы всей толпой бросились к дороге. Энни ковыляла первой, вокруг нее с визгом скакал Джейсон, подгоняя остальных, как овчарка – стадо овец. Местные собаки покинули свои места в тени хозяйских пикапов и подняли лай.

Новенький «вольво», сверкая кипенной белизной кузова сквозь слой желтовато-бурой пыли, подъехал к мосту, сбавил скорость и загрохотал по старым доскам настила. Возле паба он затормозил и припарковался параллельно ему, загородив дорогу. Ухмыляясь от уха до уха, Джейсон ринулся открывать пассажирскую дверцу. Остальные Лэмы застыли в ожидании. Из «вольво» вышел мужчина, смуглый, среднего роста, в темных очках. Яркий свет подчеркивал бледность его кожи. Не улыбнувшись, он огляделся, словно охватив все, что находилось перед ним: старый паб, посетителей между опорами веранды, Сью Суини и Цикаду Бейкера, притянутых к дверям будто на невидимой леске, неподвижных родственников на пыльной дороге. И даже Берди, которая с подносом в руках внимательно изучала новоприбывшего.

– Трев! – разорвал тишину возглас Энни, и она бросилась к сыну.

Губы Тревора Лэма тронула улыбка.

– Привет, мама, – произнес он.

И с трудом удержался на ногах, попав в ее могучие объятия.

Глава 7

Голос Энни Лэм, вспоминающей прошлое, хриплый от пива и возбуждения. Смех Чудика. Пронзительный свист Джейсона, на которого с дороги смотрели другие дети. Поблескивающие серьги Лили. Сидящий на бревне Тревор Лэм, угрюмый, высокомерный и немногословный. Розали, не сводящая глаз с реки. Джуд с натянутой улыбкой, облокотившийся на перила веранды. Солнце, висящее низко в небе на западе, но опаляющее с прежней силой. Взревев двигателем, иногда какой-нибудь пикап задним ходом выкатывался из-под перечных деревьев и уезжал прочь, грохотал настилом моста и прибавлял скорость, скрываясь в облаке пыли. Жара. Мухи. Пот, жгущий кожу под коленями. Пивная вонь, пыль, автомобильные выхлопы, овцы, речушка…

Берди отступила, пропуская Чудика с еще одним подносом пустых стаканов. Он направлялся за следующей порцией. Счет выпитому пиву Берди давно потеряла. Как и счет времени. Она вообще забыла обо всем, кроме необходимости сохранять вертикальное положение и сопротивляться сильному желанию прилечь куда-нибудь, все равно куда, и уснуть.

Сколько все это продолжается? Берди заморгала, глядя на свои часы, нахмурилась и подняла запястье повыше, но так и не разглядела цифр. Наверное, уже поздно. Она вспомнила, что видела, как дети проехали по дороге на велосипедах, со школьными рюкзаками за спиной; как прогрохотал по мосту кремово-коричневый автобус; как мысленно отметила: уроки в местной школе закончились. С тех пор миновала целая вечность. Как минимум час. А то и два. Значит…

– Допивай, Берди! – заорал Чудик. – Джуд угощает!

Она заставила себя покачать головой, указывая на свой почти полный стакан.

– Сачкуешь! – выпалил он и радостно заулыбался. – А ну давай!

Улыбаясь, Чудик становился красавцем. Берди невольно улыбнулась в ответ. Этот парень ей очень нравился. Или виновато пиво?

– Не могу, Чудик, – призналась она. – Честное слово, больше не могу. Сегодня я толком не обедала, вот и…

– А мы еще по одной, и домой пойдем, – заботливо объяснил он. – На барбекю. Слышала? Так что лучше тебе…

– Эй, Чудик, чего канителишься? – Энни вытянула шею. – Мы тут все уже от жажды передохли!

– Да вот, Берди сачкует. Говорит, что пьяная в хлам.

– Этого я не говорила! – услышала Берди собственный протестующий возглас. – Просто я…

– Какое там, дорогуша, тебе еще пить да пить, – загоготала Энни Лэм, щурясь от солнца. – Давай-ка до дна! Чего зеваешь? Нам домой возвращаться, барбекю готовить, пока не стемнело. А то ничего не получится.

– Не задерживай его, Берди, – подал голос Джуд. – Все равно не отвертишься. Ну и что? Никто никуда не идет. Никто ничем не занят. Расслабься и получай удовольствие.

Он смеялся, но голос звучал чуть натянуто, и даже издалека Берди заметила, какой у него напряженный взгляд. И вдруг поняла, что под маской добродушия ему так же неловко, как и ей. Пока она размышляла об этом, марево перед глазами, вызванное солнцем, алкоголем и невыносимой скукой, немного рассеялось.

Признаки были едва заметными. Вероятно, Берди увидела их лишь потому, что слишком хорошо знала Джуда. И все-таки они были. Ей вспомнились времена, когда ему приходилось общаться с другими юристами в неформальной обстановке. Рыба, вытащенная из воды. Седло на корове. Джуд всеми силами старался скрыть это, а она никогда не стремилась, да и не могла.

Раньше Берди этого не улавливала. Поначалу словно завороженная смотрела, как Тревор Лэм принимает материнские объятия и слезы, безразличное рукопожатие Кита, восторженное похлопывание по спине от Чудика, поцелуй Розали – смущенный, все с той же странной полуулыбкой. Затем стала свидетельницей триумфального шествия к веранде, нерешительных приветствий из толпы зрителей, косых взглядов, когда Тревор поцеловал Сью Суини в губы, и ее щеки заалели от смущения. Вытерпела процедуру представления Тревору Лэму ее собственной персоны – их познакомил Джуд под бдительными взглядами семьи Лэм. Спокойно ответила на хмурый и почти ехидный взгляд Тревора Лэма. Справилась с мгновенно вспыхнувшей неприязнью, замаскировала и подавила ее в себе. А затем, снова отступив на второй план, постепенно впала в состояние дискомфорта, пока минуты, проведенные на веранде паба, складывались в часы и пиво лилось бесконечным потоком, питаемым деньгами Джуда и ее собственными.

Берди воспринимала Джуда как того, кто заодно с Лэмами. Ведь он же герой-победитель, верно? Человек, который вступил в схватку и победил, исправил вопиющую несправедливость, привез домой ни в чем не повинного узника. Это ли не кульминация триумфа? Но теперь, в запоздалый момент ясности, Берди увидела, что нет. Конечно же, нет. Догадавшись, она взглянула на Джуда «по-старому», впервые с тех пор, как он приехал. Увидела, что Джуд заметил это, почти неуловимо пожал плечами и улыбнулся. Берди ответила ему усмешкой. Возникла взаимная симпатия. А кульминацией триумфа для Джуда стал скорее всего момент официального объявления о помиловании и освобождении Тревора Лэма. Это и было торжество идеала, его безудержного стремления добиться справедливости. Сам же Тревор Лэм почти не имел отношения к стараниям Джуда – как сейчас, так и всегда.

А происходящее сейчас, все в целом, – лишь последствие, неизбежное наведение порядка и вместе с тем тягостный для Джуда этап неформального общения с людьми, с кем у него нет ничего общего. А также необходимость вновь признать факт, что он спас не трагического антигероя из душещипательных историй в газетах, а реального человека, которому нечего поставить в заслугу, кроме его невиновности.

– Ладно, Джуд, – сказала Берди. – Ты же платишь.

– Правильно. Вот и молодец! – просиял Чудик. – Допивай.

– Вы идите, я сейчас допью, – пообещала она.

Довольный, он отошел.

Энни Лэм с кряхтением поднялась и объявила:

– Мне по-маленькому надо. А ты не хочешь, Розали?

Та покачала головой.

– Терпеть подолгу вредно, – предостерегла мать. – Смотри, пузырь лопнет. Одна моя знакомая, Энджи Шоу, сестра Суина Шоу, как-то терпела всю дорогу от Сиднея до Мельбурна, потому что ехала с корешем Суина, ну и стыдно ей было проситься…

– Типа леди не писают? – съехидничала Грейс, выгибая спину возле столба веранды и выпячивая грудь.

Берди заметила взгляд и полуулыбку Тревора Лэма. Увидела, как на лбу Розали появились морщины, а затуманенные глаза потемнели.

– Ну и вот… – Энни повысила голос, решив закончить рассказ. – Ну и вот, терпела она терпела, а потом ее как скрутило, и уже можно было, а ничего не получилось. Все испробовала, сама так говорила. Мучилась страсть как. Позвали к ней врача. А когда наконец облегчилась, вышло у нее все черное. Черным-черно!

– Бе-е! – с отвращением взвыл Джейсон.

– Так что лучше иди с мамой, Розали! – Тревор улыбнулся сестре.

– Сам иди! – по-детски огрызнулась она.

Энни засмеялась и тяжело зашлепала к двери паба. Половицы старой веранды затряслись. Берди поспешно подобрала ноги, чтобы их не отдавили.

– Близняшки опять за свое, – проворчала Энни, проходя мимо. – То любятся, то цапаются, как кошка с собакой. Нет чтоб жить себе спокойно. Ох, детки! – Она добродушно улыбнулась, показывая десны, и скрылась в полутемном зале паба.

А вот и вводная информация к сюжету, подумала Берди. Надо бы записать. Под заголовком «Близняшки».

Берди увидела, как Джуд что-то сказал Тревору, встал со своего места и направился к ней.

– Не хочешь немного пройтись, размять ноги? – негромко спросил он.

Она кивнула и поднялась. При этом сбила висевшей на плече сумкой свой стакан пива, который стоял рядом на полу. Ну вот, одной проблемой меньше. В вертикальном положении ей стало хуже, чем было. На миг все закружилось перед глазами. Чтобы не упасть, Берди схватилась за руку Джуда.

– Завязывай с выпивкой! – пошутил он, поддерживая ее. – Научись говорить «нет».

– Не удержалась.

В голове у Берди постепенно прояснялось. Все вокруг вернулось на свои места. Вдруг остро ощутив тепло руки Джуда сквозь тонкую ткань рубашки, она рассмеялась и шагнула вперед, от него. В прежние времена они редко прикасались друг к другу. Физического контакта их отношения не предусматривали, что бы там ни думали остальные.

«Может, в этом и была наша проблема».

– Куда пойдем? – спросила Берди, когда они вышли на дорогу и повернулись спиной к красному солнцу.

– До моста или еще куда-нибудь. Только ненадолго, а то они обидятся. Мне просто нужна передышка. Насчет тебя не уверен. Ты как, держишься?

– Вроде да. Хотя предпочла бы сидеть по шею в свиных помоях или ощипывать кур живьем.

– А что, звучит неплохо.

Оба неторопливо шагали, Берди смотрела на собственные ноги. Пыль набилась в сандалии, облепила пальцы. Солнце жгло спину.

– Тебе обязательно нужно уехать завтра? – произнесла она и поняла, что, будь трезвой, ни за что не задала бы этот вопрос. Но Берди не раскаивалась, что спросила.

– Да. Сам жалею, ведь ты здесь. Но уехать придется. В среду я должен быть в суде. Об этом я договорился еще задолго до того, как узнал, когда Тревора выпускают. Даже раньше, чем стало ясно, что его вообще отпустят.

Джуд тоже смотрел себе под ноги.

– Это не значит, что у меня есть желание задерживаться тут, – добавил он, словно считал своим долгом быть откровенным с Берди. – Понимаешь, моя работа ведь закончена, правильно? Значит, здесь мне делать нечего.

– Тебе незачем оправдываться передо мной, Джуд. На твоем месте я бы вообще сюда не поехала.

Они добрались до моста, не сговариваясь, направились к перилам и склонились над ними, глядя в лениво текущую воду. Перила угрожающе заскрипели. Оба резко отпрянули, а потом переглянулись и рассмеялись. Со стороны паба тоже донесся взрыв хохота. Наверное, кто-то наблюдал за ними. А может, и нет. Вероятно, Лэмы напрочь забыли про них и теперь смеялись над чем-то другим.

– Мне пришлось приехать, – помолчав, сказал Джуд. – Надо же было Тревору каким-то образом добраться сюда. – Он провел тонкой нервной ладонью по волосам. Этот жест Берди хорошо помнила. – И еще мне кажется, что я… несу ответственность за него. Раз уж я его вытащил, то подумал: нельзя сразу взять и бросить Тревора. И вот теперь он здесь, так что я могу оставить его с чистой совестью. В определенном смысле. По-моему, не самое подходящее место для него.

– Ты же ему не сторож и не нянька. Он сам захотел вернуться сюда.

– Да. В том-то и беда.

Берди вспомнила то, что слышала от Бет.

– Хочешь сказать, потому что Тревор намерен утереть местным нос? Тем самым местным, которые считали, что он виновен? Хьюитам и так далее?

– Отчасти да. По крайней мере, это входит в его планы. – Джуд указал на большой выгон на противоположном берегу реки. – Это земля Хьюита. Не вся, конечно. Участок у него огромный. А хибарка Тревора – на самой его границе. При желании он может видеться с Лесом Хьюитом каждый день. Да, чтобы покрасоваться. Вдобавок ко всему с недавних пор он немного… странный. Взвинченный.

– Ну, это естественно. Ждал освобождения, торопился домой…

– Нет, тут что-то другое, не просто волнение. Я имею в виду, естественное для Тревора. А это совсем не то, что считается естественным для большинства людей.

Джуд вернулся к перилам. Засмотрелся вниз, но опираться на перила на стал. Берди смотрела ему в затылок и ждала.

– Я уже пару недель замечаю это, – наконец продолжил он. – Тревор что-то замышляет. Он принял какое-то решение. И теперь доволен собой. Я уже достаточно хорошо знаю его. – Джуд поморщился. – Еще бы, я же провел с ним столько времени. По пути сюда он почти все время молчал. А это ему несвойственно. Обычно Тревор болтает без умолку. Высказывает мнение обо всем, что происходит вокруг.

– Я слышала, Тревор планирует написать книгу.

– А как же! Специально для этого привез новехонький компьютер – он в машине. Я пообещал настроить его перед отъездом. Но речь не об этом. Книгу Тревор обдумывает уже несколько месяцев.

Берди положила руку ему на плечо. Снова нарушила правила. И ощутила, как дрогнули мышцы Джуда.

– Ты сделал для Тревора Лэма все, что должен был, – тихо промолвила она. – Он на свободе. Теперь оставь его. Ты должен его отпустить. Тревор такой, какой есть. Пусть делает что хочет.

– Знаю, знаю. Но…

Джуд повернулся к Берди в сумеречном свете, на его лицо легли густые тени. В это мгновение он выглядел совсем юным. Как когда-то давно, когда они оба были еще очень молоды.

– Что?

– Я сбил его с толку, Берди. Так увлекся, столько наговорил. Постоянно подгонял Тревора. Убедил поступить в колледж. И все такое.

– Но ведь это же хорошо!

– Наверное… Но я не думал, что он захочет вернуться сюда, когда выйдет из тюрьмы. Тревор почти не поддерживал связь с родными, пока находился за решеткой. Мне казалось, он начнет с чистого листа. Я понятия не имел, что его мечта – вернуться сюда и начать практически с того, на чем остановился. И вот теперь…

– Эй, вы там! Вы что, пить не будете? – раздался со стороны паба голос Чудика.

Они обернулись и увидели его силуэт на крыльце веранды. Чудик махал им рукой. Джуди и Берди неторопливо двинулись в обратный путь.

– Тревор сюда уже не вписывается, – произнес Джуд. – Ты же видишь. И сам считает себя выше всего этого.

– Ну, насколько я вижу, он ошибается, – сказала Берди.

– Однако именно так Тревор и считает. Поэтому было бы лучше для него, если бы…

Берди остановилась:

– Джуд, что бы ты ни сделал, каким бы ни был Тревор, в итоге решение принял он. Только от него зависел каждый его шаг. Ты за него не отвечаешь. Никто из нас не несет ответственности за чужую жизнь. Правильно?

– Конечно.

– Значит…

Джуд рассмеялся, тихо и с облегчением.

– Значит, я болван. Так? – Он повернулся к ней, блеснув зубами. – Берди, а почему ты никогда не звонила мне?

– А ты?

– Я считал, что тебе решать.

– Почему?

– Не хотел надоедать тебе. Нагонять скуку. Ты и закон… тебе же ненавистны все юридические дела. Мне казалось, ты меня осуждаешь.

– А я думала, ты осуждаешь меня. И потом, это ты прославился. А я осталась, так сказать, бесславной. Кто прославился, тот и звонит.

– А бесславные, значит, ждут. Так?

– Вероятно.

– Ладно, теперь буду знать!

Они подошли к пабу и поднялись на веранду, стараясь не соприкасаться руками.

– Наконец-то явились, чтоб вас! – засиял Чудик. – Мы уходим. Дома барбекю ждет.

– Еще не ждет. – Кит залпом допил свое пиво.

– Ну так иди и начинай готовить, Кит! – велела Энни. – И Чудика возьми. Достаньте ребрышки из холодильника. А мы с Тревом и остальными скоро подойдем.

– Идем сейчас, – заныл Джейсон. – Есть хочу! Мам, а мам!

Розали вздохнула.

– Ну ма-ам!

– Заткнись, Джейсон, – велела заплетающимся языком Грейс. Ее темные глаза превратились в щелки, губы обмякли. Однако она снова наклонилась к стакану и отпила из него.

Тревор Лэм встал и потянулся:

– Рано еще, есть пока не хочется. Мы с Джудом плотно заправились по дороге. Ладно, мне надо к себе в хибарку. Джуд должен компьютер настраивать для меня. А вы идите домой и готовьтесь. Если хотите, начинайте есть. Мы с Джудом и Верити придем позднее.

– Ее Берди зовут, а не Верити, – надулся Джейсон.

Энни уставилась на Тревора:

– А может, ну ее, эту хибарку, сынок? Пойдем домой с нами.

– Я вернусь, мама. Но позднее. Ты идешь, Джуд?

Он протиснулся мимо Энни, переступил через протянутые ноги Грейс, задел боком Лили Денджер. Она с недоброй усмешкой взглянула на него:

– Уже устал от своей семейки? Не ты один.

Тревор протянул руку и взял ее за подбородок. По-хозяйски.

– Лучше не нарывайся, крошка Лили, – процедил он. – Я все вижу. Когда-нибудь получишь, на что напрашивалась.

– Неужели? – Она встретилась с ним взглядом и облизнула губы.

Его пальцы сжались. Чудик присвистнул. Кит беспокойно затоптался на месте, но промолчал. Тревор опустил руку и слегка задел грудь Лили. Она по-прежнему смотрела на него в упор и улыбалась, не размыкая губ. На ее лице остались белые, постепенно краснеющие отметины его пальцев.

Тревор сошел с веранды на дорогу и оглянулся через плечо.

– Идем с нами, Розали, – сказал он. – В хибарку. Как раньше.

Она поднялась и, пошатываясь, спустилась по ступеням веранды. Проходя мимо Лили Денджер, отвела взгляд.

– А как же чай? – запричитала Энни. – А, Розали?

– Картофельный салат готов. А хлеб намажет Грейс.

– Размечталась, – буркнула та, сердито посмотрев вслед матери.

– Тебе сказано – значит, сделаешь, паршивка ленивая! – перешла на визг Энни, сорвалась с места и накинулась на нее, разом выплескивая всю злость.

Но Грейс вжалась спиной в столб веранды, и короткопалая пухлая ладонь не задела ее.

Тревор направлялся к машине Джуда, Розали следовала за ним. Ни один из них не оглянулся.

– Мы уезжаем, – сказал Джуд Берди, разыскивая ключи от машины.

– Хочешь, чтобы я поехала с вами?

– Только если ты согласна, – ответил он. – Но тебе представится удачная возможность осмотреть ту самую хибарку.

Она засуетилась:

– Только мне надо в туалет… Подожди, ладно?

Джуд кивнул, и Берди сорвалась с места, пока он не пошутил насчет черной мочи. Но на полпути к двери паба она сообразила, что конфузить ее таким способом он бы не стал. В отличие от Дэна Тоби, который наверняка отпустил бы подобную шутку.

Берди сжалась, готовясь к любопытным взглядам толпы в баре, но у стойки остались лишь Бык Трюс и еще трое мужчин. В тускло освещенном и тесном зале было почти пусто. Берди удивилась: как могло сколько людей пройти мимо нее в течение дня, а она их даже не заметила? Но, в общем, все логично. Если недавно обочина дороги напротив паба была заставлена машинами, то теперь там осталось лишь несколько автомобилей. Просто почему-то она не обратила внимание, как разъезжаются посетители.

Цикада Бейкер за стойкой кивнул Берди, пока она быстро проходила в глубину зала. По пути она пыталась собраться с мыслями. Почему она не заметила, что толпа в баре редеет? Что случилось с ней этим днем? Обычно такие вещи Берди отмечала машинально. Похоже, ее мозг дал сбой. Отключился.

Тряхнув головой, Берди направилась по короткому коридору к задней двери паба. За дверью на маленьком крыльце она остановилась и огляделась в поисках туалета. На квадратном дворе, где земля была утоптана до состояния асфальта, росли кустики жесткой травы. Коробки и ящики с пустыми бутылками стояли штабелем у стены паба. Вдоль остальных трех сторон квадрата росли деревья с наклонными перистыми ветвями, образующими густые и плотные кроны. В их тени справа виднелось небольшое двухэтажное помещение – старый гараж или конюшня, с пристроенной сверху жилой каморкой, догадалась Берди, взглянув на шаткую лестницу, которая вела со двора к зеленой двери на верхнем этаже.

Никаких других строений Берди поначалу не увидела, но вскоре сообразила, что туалет находится рядом. Боковая стена уличной уборной, обшитая узкой вагонкой, образовывала часть крыльца.

Берди спустилась с крыльца и свернула за угол. Здесь обнаружилась дверь, обращенная во двор. Она уже потянулась к ручке, когда из уборной послышался шум воды и лязг отодвинутого засова. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сью, одергивая подол юбки. Берди попятилась. Сью вскинула голову и вскрикнула от неожиданности.

– Ох, – спохватилась она, – простите! Как вы меня напугали! Я думала, тут никого нет. Вам в уборную?

Берди кивнула.

– Туалет наверху лучше, – предупредила Сью, сморщив нос и выходя во двор.

– Ничего страшного. Мне надо уехать с остальными, вот я и хотела забежать…

– А они уезжают?

– По-моему, ужинать.

Сью кивнула, выражение ее лица стало отсутствующим. Она посторонилась, пропуская Берди в уборную.

Но когда Берди вышла, Сью по-прежнему находилась во дворе и смотрела в небо. В сумерках ее лицо казалось бледным. За день яркая помада стерлась с губ, нос лоснился. Сью направилась к Берди.

– Решила подышать свежим воздухом, – неубедительно объяснила она. – Думала, может, чаю выпью, если Лэмы уходят. Передохну, пока затишье. – Она пригладила волосы рукой. – Они вернутся позднее?

– Не знаю. Я просто следую за ними. Делаю, что решат другие.

– А-а. Ясно. Ладно, до встречи.

– До встречи.

Вдвоем они вошли в паб, и Берди увидела, как Сью заговорила с Алланом Бейкером. Казалось, Сью разочарована. Конечно, а как же иначе? Вот еще одна деталь, которую Берди до сих пор не замечала. После поцелуя на веранде Сью ушла в паб и встала за стойку. А Тревор Лэм остался сидеть с Энни на бревне. Весь день за выпивкой в паб ходил Чудик. А Тревор с места не вставал.

«Она перебьется».

Берди вспомнила, как Тревор сказал эти слова Чудику или Киту через час после приезда. Отвечая на невнятный вопрос или предложение. И сразу со всех сторон раздались смешки. В то время Берди не поняла, о ком речь. А теперь догадалась.

«Будем надеяться, что Сью пошлет его ко всем чертям», – яростно подумала Берди. Ей нечасто случалось поддерживать других женщин только потому, что они женщины. Однако здесь повсюду ощущалось нечто настолько брутальное и мужское, что солидарность пробудилась сама собой. Остальные женщины – Энни, Розали, Лили и даже четырнадцатилетняя Грейс, – похоже, нашли свою нишу в местном порядке вещей, и каждая по-своему смирилась с ней. Пусть и без особой радости, но смирилась. А Сью не из таких. Она по-прежнему боролась, стремилась, пыталась, искала лучшей доли. Это было написано у нее на лице.

Берди вышла на веранду. Лэмы сидели на прежних местах. Чудик помахал ей рукой.

– Скорее давай! – поторопил ее Джейсон, тыча пальцем в сторону машины Джуда, стоявшей на дороге.

Тревор Лэм устроился на переднем пассажирском сиденье и запрокинул голову, словно задремал. Розали жалась в дальнем углу заднего сиденья. Заметив Берди, она что-то сказала. Берди увидела, как Тревор повернул голову. Его лицо, частично скрытое темными очками, ничего не выражало. Но у Розали был встревоженный вид: Тревора заставили ждать.

Вот и хорошо, мелькнула мысль у Берди. Она спустилась с веранды и зашагала к автомобилю. Никуда не торопясь.

Глава 8

Если бы не тяжелый компьютер, они могли бы дойти до хибарки пешком. Понадобилось бы самое большее минут десять. Джуд писал об этом в «Агнце на заклание». Берди изучила приведенную в книге карту, и все-таки удивилась, обнаружив, насколько близко к пабу находится прогалина среди кустов, отмечающая начало узкой незамощенной дороги к дому Тревора Лэма – по сути дела, почти тропы. После приезда Берди ее даже не заметила, хотя припарковалась рядом. Прогалина была хорошо замаскирована деревьями с одной стороны и бушем с густым подлеском – с другой. Каждый, кто нырял в этот проход между деревьями, быстро становился невидимым с дороги. Высокие деревья и густые кусты росли по обе ее стороны, их ветки смыкались над головой.

Джуд прав, думала Берди, пока машина со скоростью пешехода тряслась на ухабах тускло освещенного туннеля из веток, темноту в котором рассекал только свет фар. Любой мог прошмыгнуть по этой почти заросшей тропе, дойти до хибарки, убить Дафну Лэм и ускользнуть незамеченным.

Любой? Кто?

Этот вопрос Джуда не интересовал. Ему просто хотелось продемонстрировать, насколько широк круг возможных подозреваемых с учетом конкретного сценария и времени действия. Доказать, что не только Тревор Лэм мог убить Дафну.

Дафна. Сью Суини говорила о ней. Единственная из всех, кто упомянул ее имя в присутствии Берди. Для прочих, даже для Джуда, Дафна, похоже, превратилась в некий почти забытый символ. Ее убийство стало причиной страданий Тревора Лэма. Вот и все. Но Тревор Лэм по крайней мере был жив. И вышел на свободу благодаря стремлению Джуда к справедливости. А Дафна умерла. В двадцать два года. Где же справедливость для нее? Неужели до Дафны никому нет дела?

Машина ползла вперед, проезжала повороты, колыхалась в глубоких колеях. И вдруг тропа закончилась. Джуд затормозил. Далеко разносилось журчание воды в реке. Прямо перед автомобилем рос гигантский эвкалипт, как мрачный часовой. Джуд указал в сторону:

– Вот где ты врезался, Тревор.

Тот повернул голову, чтобы посмотреть:

– Значит, почти рядом.

Джуд снова завел двигатель, вывернул руль вправо, и Берди увидела, что это не конец тропы, а ее поворот на девяносто градусов. После поворота тропа стала прямой. Деревья выстроились вдоль обочин так, словно их посадили здесь специально, и эта аллея имела строгий и внушительный вид. Фары осветили что-то большое и темное прямо по курсу. Наклонная крыша, крытая рифленым железом, дымовая труба, маленькая веранда. Хибарка. Тревор подался вперед.

– А электричество точно есть, Розали? – отрывисто спросил он.

– Да. Я же тебе говорила. Утром Грейс проверила. Все работает.

– Грейс? А сама почему не пошла?

– Не люблю бывать здесь, – тихо промолвила Розали.

Тревор развернулся на сиденье и уставился на нее:

– Не любишь бывать здесь… Правда? – Он негромко засмеялся. – Но ведь это место было нашим, Розали. Когда мы были детьми…

Сестра смотрела в окно на темные кусты и стволы проплывавших мимо деревьев.

– Мы уже не дети, – возразила она.

– Грейс ничего не имеет против хибарки, – произнес Тревор. – Она застелила мне постель. Поставила в холодильник пиво. Поменяла батарейки в старом транзисторе. Сказала, что ей нравится там, в хибарке.

– Грейс сама не понимает, что несет.

Он сел прямо, вновь усмехнувшись:

– А по-моему, все она понимает, Розали. Малышка Грейс… уже не маленькая, да?

Розали закрыла глаза. Тревор откинулся на спинку сиденья.

– Вон там вставай, Джуд! – бесцеремонно распорядился он. – А вот и ключ. Будем надеяться, что Грейс не наврала своей старушке маме про электричество.

Розали прикусила губу:

– Трев, с электричеством все в порядке. Я же тебе сказала.

Он продолжил, словно не слышал ее:

– Не удивлюсь, если старый хрыч Хьюит обрезал провода. Он может. Просто потому, что проводку оплатил он. Скупердяй.

– Я бы тебе сказала, – пробормотала Розали. – Но насколько я знаю, он даже близко к хибарке не подходил. Только Долли Хьюит и Филипп приходили, забрать вещи.

– Какие вещи? – Вопрос прозвучал отрывисто, как лай.

Розали от неожиданности вздрогнула:

– Ну, вещи. Сам знаешь. Одежду и все такое.

– Барахло Дафны, что ли?

– Да.

– Почему вы им разрешили? – повысил голос Тревор.

Берди увидела, как Розали сжала руки на коленях.

– Мы ничего им не разрешали. Они просто пришли и взяли. Их копы впустили, и они забрали что хотели.

– Есть опись всего, что они взяли, Тревор, – спокойно вмешался Джуд. – Она в материалах дела. Речь идет о мелких личных вещах. – Он завел машину на расчищенную поляну перед хибаркой и остановился.

– Ты же знаешь, она была моей женой, – все тем же оскорбленным и угрожающим тоном отозвался Тревор Лэм. – Все, что принадлежало ей, по закону мое. Как эта хибарка. Мое имущество по закону. Они не имели права входить сюда. А ты, Розали, тупица: нужно было остановить их. Защитить мои права…

– Тебя же посадили в тюрьму за ее убийство, Тревор! – визгливо воскликнула Розали, вдруг стряхнув с себя апатию. Белки ее глаз казались особенно яркими в полутьме салона машины.

Тревор не ответил. В приливе досады она ударила кулаком об кулак:

– Права, говоришь? Не было у тебя никаких прав. И у нас не было. Что вообще с тобой стряслось? Спятил или как?

– Замолчи, Розали!

– Не замолчу. Ты стал какой-то странный. Будто не в себе. И если решил вернуться сюда, значит, точно спятил. Что ты вообще пытаешься доказать? Ты что, не помнишь? Кровь в кухне… кровь…

Придушенно всхлипнув, Розали задергала ручку дверцы машины, наконец с трудом открыла ее и выбралась наружу. Минуту она задыхалась и плакала, а потом побрела, спотыкаясь, обошла автомобиль и скрылась в зарослях.

– Добро пожаловать домой, – сардонически пробормотал Тревор.

Джуд взглянул на него:

– С ней ничего не случится?

– С кем? С Розали? А что с ней станется?

«Кое-что случилось с другой женщиной, которая осталась одна прямо здесь пять лет назад».

– Темнеет, – произнес Джуд и пожал плечами.

– Думаешь, кто-нибудь изнасилует ее по ошибке? Ни в коем случае, приятель. Если кто-то к ней и подойдет поближе, то присмотрится и сразу сбежит. С тех пор, как мы виделись в прошлый раз, Розали совсем опустилась.

Его беспощадное презрение ошеломило присутствующих. Джуд ничего не сказал. Но даже на заднем сиденье Берди ощутила его отчужденность. И старание скрыть неприязнь. Тревор Лэм тоже почувствовал это. И, похоже, остался доволен. Ухмыльнувшись, он протянул руку и схватил Джуда сзади за шею. Нарочно вторгся в его личное пространство, бросая вызов, заставляя отпрянуть. Но Джуд не шевельнулся.

– Мы с Розали знаем друг друга всю жизнь, приятель, – замурлыкал Лэм. – Ты за нее не волнуйся. Она умеет постоять за себя. По этим зарослям бродит с детства. Знает тут каждую кроличью тропу. И потом, старый дом совсем рядом, на холме.

Словно в подтверждение его слов, за деревьями вдруг возник неяркий свет. Где-то неподалеку ожил дом.

– А вот и они. Уже дома, – сообщил Тревор, открыл дверцу и вышел из машины. Посмотрел на темную запертую хибарку, будто сгорбившуюся на поляне. Веранда. Два жалких окошка по обе стороны от обшарпанной входной двери. Тревор глубоко вздохнул. – Я сказал, что вернусь, и вернулся, – добавил он. – Так этим мерзавцам и заявил.

Джуд облизнул губы.

– Слушай, Тревор, ты сделал так, как хотел, – осторожно начал он. – Но с учетом обстоятельств, раз уж ты не хочешь в большой дом, к остальным, может, тебе было бы лучше остановиться в пабе со мной и Берди, хотя бы на одну ночь?

– С какой стати? – Тревор подозрительно прищурился.

– Там удобнее. У тебя будет компания.

– Приятель, компания у меня была так долго, что я сыт ею на всю оставшуюся жизнь. Ты в тюрьме когда-нибудь сидел?

– Ты же знаешь, что нет.

– Тогда отцепись от меня! – Лэм широкими шагами направился к хибарке.

– Джуд, давай просто покончим с этим делом и уедем отсюда, – прошептала Берди, открывая дверцу.

Ей казалось, что она задыхается. Тревор Лэм – негодяй. Ядовитая смесь высокомерия, паранойи, тщеславия и эгоизма просто сочилась сквозь поры на его коже, как едкие испарения. Берди наблюдала, как он, чертыхаясь, возится с ключом от двери. Джуд тяжело выбрался из машины и шагнул к багажнику. Вид у него был смертельно усталый. Дверь хибарки жалобно скрипнула и распахнулась, Лэм включил свет. Его спутники услышали, как стукнулись о твердый пол сброшенные ботинки. Затем осветилось окно в соседней комнате. Тревор рыскал по своему обиталищу. Джуд вынул из багажника большую коробку и понес ее к открытой двери хибарки. Берди взяла коробку поменьше вместе с пачкой бумаги и последовала за ним. Помогать Тревору Лэму у нее не было ни малейшего желания. Еще меньше хотелось задерживаться в его доме даже на одну лишнюю минуту. А делать здесь было нечего, кроме как торчать в машине. Шагая по пыли к двери хибарки, она гадала, выдержит ли следующие несколько дней. С Лэмом и без Джуда.

«Лэм сто процентов виновен. Это ясно, я нюхом чую!» – «С каких пор твой нюх – юридический довод?»

Слова заносчивой всезнайки. Легко ей было рассуждать, сидя в своем доме в Аннандейле, где в окно светят уличные фонари и в воздухе разносится городской шум голосов, полицейских сирен и пролетающих над головой самолетов. И совсем другое дело – тут, на этой унылой поляне, которую деревья обступают со всех сторон, задерживая горячий воздух, и где слышно только ленивое журчание воды и порой – крики овец и их обреченных на убой ягнят в загонах на противоположном берегу реки.

Джуд толкнул локтем дверь, и она вновь жалобно скрипнула. Берди услышала, как он спросил:

– Куда поставить коробку?

– Вон туда, на стол, – отозвался Лэм откуда-то из глубины дома. – Просто спихни в сторону весь хлам.

Берди поднялась на единственную ступеньку, прошла через узкую веранду и шагнула в дом. От желтого света она заморгала. Комната была больше, чем Берди предполагала. Белые заляпанные стены, неровный дощатый пол, свисающая с оплетенных паутиной потолочных балок лампочка в бумажном абажуре, к которой уже слетались ночные бабочки.

Джуд прошел мимо и снова направился к машине, за остальной компьютерной техникой. Коробка, какую он принес, стояла на деревянном обеденном столе у окна. Скатерть в красную клетку, маленький белый транзисторный радиоприемник, фарфоровые солонка и перечница в виде красных мухоморов в белую крапинку были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для коробки. Берди поставила свою ношу рядом с мухоморами и огляделась по сторонам.

Кухня-столовая. Судя по размерам, занимает половину небольшого дома. В глубине – запертая на засов дверь, вероятно, ведущая во двор. В дальнем конце комнаты кухня. Обустроенная довольно разумно, хоть и скромно. Раковина с тумбочкой, электроплита с развешанными рядом лопатками, ложками и щипцами; холодильник, маленький кухонный шкаф с вставленным в дверцы рифленым стеклом, красное мусорное ведро с откидной крышкой. Рядом с плитой – кухонный стол, покрытый клеенкой с рисунком вишен и красными шторками в тон, закрывающими, как юбка, ножки стола.

Дафна… В пабе Хоупс-Энда ее не существовало. На поляне у хибарки от нее не осталось и следа. А здесь она словно была повсюду. В этих нарядных ярких вишнях и красных шторках; в посудном полотенце в красную клетку, висевшем на крючке рядом с раковиной; в перевернутой голубой кружке на бортике раковины; в солонке и перечнице в виде мухоморов; в календаре на одном листе, приколотом к стене; в пометках черной ручкой на календаре.

На полу перед плитой на половицах было темное пятно. Судя по всему, его пытались смыть, но пятно не поддалось. Ничто не смогло бы отчистить его черноту. Берди вдруг заметила, как пахнет в доме: старой пылью, деревом – и еще чем-то. Таким, что никогда не исчезнет, как пятно на полу. Она заставила себя отвести взгляд от пола и посмотрела на календарь. Из тех, что обычно рассылают в подарок на Рождество женские журналы. Сбоку на фотографии белый какаду держал в лапке ветку австралийской мимозы. Месяцы располагались рядами. Четыре ряда по три месяца. Все дни января были аккуратно зачеркнуты – каждый по отдельности, черным крестиком. Февраль начали зачеркивать, но так и не закончили. После девятого, среды, ряд крестиков обрывался. В ночь на десятое Дафну убили. Поэтому большинство дней в календаре, где она так тщательно сделала пометки, остались незачеркнутыми. Дафна не дожила до годовщин, которые обвела кружочками и подписала мелким почерком.

«16 февраля – день р. мамы; 22 марта – день р. С.С.; 3 мая – мой день р.; 10 августа – день р. Ф.; 8 сентября – день р. папы; 24 сентября – годовщ. м. и п.; 12 ноября – день р. Т.; 14 ноября – день р. тетушки П…»

В этих кратких пометках было что-то очень личное. Дафна отмечала то, что имело значение для нее: дни рождения, годовщину свадьбы родителей. Берди прищурилась, разглядывая эти краткие послания. «С.С.» – вероятно, Сью Суини. Сью с Дафной были подругами. «Ф.» – скорее всего Филипп, брат Дафны. «Т.» – Тревор. «Тетушка П.» – загадка. Кто-то из членов семьи, о ком Берди ничего не знала. Примечательно, что из Лэмов не упомянут никто, кроме Тревора. Может, Лэмы не праздновали дни рождения? Или Дафна больше не вносила эти даты в список важных?

«3 мая – мой день р.». Самая печальная из пометок. До своего двадцать третьего дня рождения Дафна так и не дожила. Она зачеркивала числа в календаре каждое утро или каждый вечер перед сном, не подозревая о том, что отсчитывает дни до своей смерти. Как ягнята под деревьями на выгонах Хьюита. Понятия не имеющие, что уже обречены. «Хватит!» – сказала себе Берди и повернулась к календарю спиной. Никто из нас не знает, когда умрет. Господи, да ведь все мы тем или иным способом отсчитываем дни. Но это место…

Джуд с трудом протолкнулся в дверь с туго набитым пластиковым пакетом и последними двумя коробками, которые осторожно пристроил на край стола. Из соседней комнаты появился Тревор Лэм.

– Свет есть везде! – объявил он. – Прямо чудеса! Сзади окно разбито. На задней двери засов заедает. Вода ржавая, но скоро очистится.

Тревор подошел к раковине и открыл кран. Вода хлынула внезапно, ударяя в раковину из нержавейки, и забурлила, стекая в сточное отверстие. Тревор удовлетворенно кивнул. Шагая прямо по пятну, он направился к столу. Возле стола сунул руки в карманы и окинул взглядом блестящие белые коробки с четкими гранями, словно оценивая, насколько неуместно они смотрятся в новой обстановке.

– Теперь поняла, как живут остальные? – негромко спросил он, переводя взгляд на Берди.

– Пожалуй, розеток маловато, – произнесла она, стараясь не поддаваться замешательству и не реагировать слишком бурно.

Берди могла бы выпалить, что хибарка не так уж плоха и кухня в ней уютная. Или вызывающе заявить, что знала писателей, которые прекрасно работали, довольствуясь гораздо более спартанской обстановкой. Более того, могла спросить, к каким это «остальным» Тревор Лэм причисляет себя, имея в кармане крупный аванс от издателя и компьютерную технику стоимостью несколько тысяч долларов. Но все это было бы, как выразилась бы Бет Босуэлл, «контрпродуктивно».

– Розетками я займусь. А пока бросим где-нибудь здесь удлинители, – оборачиваясь, проговорил Лэм. – И двойные адаптеры. Ты взял их, Джуд?

Тот похлопал по пластиковому пакету:

– Да. Ставить будем здесь?

– Я же сказал! – Лэм начал расставлять коробки и раздраженно смахнул в сторону скатерть и солонку с перечницей в виде мухоморов.

Солонка покатилась по столу, упала на пол и запрыгала по половицам. Берди быстро наклонилась, чтобы подобрать ее, почему-то радуясь, что она не разбилась. Девушка подержала гладкую на ощупь вещицу в руке. Тревор уже вынимал из коробки принтер. Джуд быстро распаковывал компьютер и клавиатуру, подключал провода.

«Не тяни резину, Бердвуд. Да что с тобой такое? Ты же приехала сюда работать. Вот и займись делом».

– Можно, я немного осмотрюсь? – спросила она. – Мне нужно знать расположение комнат. Так я сумею…

– Давай, не стесняйся. Много времени не понадобится. – Лэм даже головы не поднял.

Берди повернулась, чтобы выйти из комнаты. А потом вдруг, поддавшись порыву, обернулась, схватила перечницу и унесла ее вместе с солонкой в другой конец комнаты, от греха подальше.

Тревор был прав: экскурсия по дому не заняла много времени. Рядом с кухней-столовой располагалась маленькая гостиная, обстановку которой составляли потрепанный диван и единственное кресло – оба были придвинуты к кирпичному камину, занимавшему почти всю боковую стену, – а также шаткий приставной столик, накрытый пыльной вышитой скатертью, и переполненная журналами газетница из тростника. Тесная комнатка выглядела уныло. Но попытки Дафны придать ей уютный вид не остались незамеченными. Стены были белыми. На полке над камином стояла ваза с пыльными сухими цветами и семенными коробочками, выкрашенными золотой краской. Яркое покрывало маскировало обивку дивана, подушки заполняли вмятины на нем. На окне, выходящем на переднюю веранду, висела ажурная кружевная занавеска, подхваченная лентой. На стенах группами располагались иллюстрации из журналов, аккуратно наклеенные на черный картон.

Картинки из журналов. Календарь из журнала. Журналы в газетнице. Наверное, Дафна любила журналы. Берди вдруг сообразила, что многие детали обстановки этого дома напоминают ей журнальные статьи о недорогих способах «оживить» интерьер: «Оригинальные украшения почти даром», «Как мгновенно улучшить обстановку в вашем доме», «101 прекрасный способ победить бюджетную депрессию».

Еще две двери вели в заднюю часть дома. За одной располагалась ванная: крошечное окошко с видом на деревья, древняя ванна на ножках в виде когтистых лап, ржавое пятно от подтекающего крана, дровяная колонка, кусок сухого, растрескавшегося желтого мыла в пластмассовой корзинке, резиновый коврик. Здесь не было никаких напоминаний о Дафне.

За другой дверью находилась спальня. Как ни странно, почти начисто лишенная индивидуальности. Если не считать кружевных занавесок на окне и покрывала с цветочным рисунком на старой двуспальной кровати, аккуратно застеленной, вероятно, руками Грейс, ничто не указывало на то, что здесь когда-то жила женщина.

Мать и брат забрали личные вещи Дафны, сказала Розали. Вероятно, сборы проходили в основном в этой комнате. Эти двое работали старательно, словно решив не оставлять даже мелочей, напоминавших о Дафне, в комнате, где спали супруги. Ничего не осталось на маленьком дубовом туалетном столике: ни булавки, ни катушки. В небольшом темном шкафу, дверцы которого были открыты, отсутствовала женская одежда. По обе стороны кровати стояли накрытые тканью ящики, заменявшие прикроватные столики. На одном из них теснились три коробки спичек, большая стеклянная пепельница, папиросная бумага, пара журналов для любителей оружия. А на другом, ближнем к окну, было пусто, если не считать настольной лампы.

Берди выдвинула один ящик туалетного столика. Опять пусто. Как и во всех остальных, куда она тоже заглянула. Филипп и Долли Хьюит собрали личное имущество Дафны, ее вещи и вещицы, полезные и бесполезные, уложили в чемоданы и коробки и унесли.

Как, наверное, они ненавидят Тревора Лэма, думала Берди. Насколько уверены они были в его виновности, если старательно уничтожили следы пребывания Дафны в этом доме. Каково им сейчас? Не пошатнулась ли их убежденность? Или они уже задумались, что, возможно, умный столичный юрист Джуд Грегорян прав? А если действительно их дочь убил кто-то другой? Кто-либо из жителей Хоупс-Энда – с небрежными приветствиями, привычным лицом, а на самом деле виновный в тяжком преступлении?

Берди погасила свет и вышла из комнаты, которая внезапно стала угнетать ее своей замкнутой безжизненностью и запустением. Она услышала, как переговариваются в кухне Тревор и Джуд, и направилась к ним. Компьютер уже установили, рядом поместили принтер с загруженной в него бумагой, готовый к работе.

Когда она вошла, Джуд выпрямился и бросил на нее взгляд.

– Все видела? – вымученно-бодро спросил он. – Закончилась большая экскурсия?

– Нужник там, за домом, – промолвил Тревор Лэм. – Нужник, прачечная, бак для воды, веревки для белья… Да она вообще ничего еще не видела!

– Завтра приду, когда будет светло, если можно, – отозвалась Берди.

– «Если можно», – неприятным тоном передразнил он. – Делай как знаешь. Я буду здесь.

Джуд взглянул на свои часы.

– Слушай, – произнес он, – пожалуй, я поеду прямо сейчас, Тревор. Вернусь в паб. Хочу лечь пораньше. Завтра мне домой рулить. Так что…

Лэм поднял брови:

– А к матери не зайдешь?

– Вообще-то я собирался, но время уже позднее. И потом, я думал, тебе захочется…

– Нет, остаться одному с ними мне не захочется, если ты об этом. Они ждут тебя. Все уже устроено. – Он скривил губы и повысил голос: – А если не желаешь тратить драгоценное время на отбросы общества, так и скажи. Можешь просто взять и уехать. И не спрашивать у меня разрешения. Забирай свою телку, шикарную тачку, и…

Джуд вскинул руки ладонями вперед:

– Вот только давай без этой ерунды, Тревор! Хорошо? Даже не начинай. Ты же знаешь, я пойду с тобой, если хочешь. Это же твой вечер.

Минуту Лэм смотрел на него в упор, потом вдруг заметно расслабился и усмехнулся.

– Давай-ка сначала проверим принтер, – уже другим, обычным тоном предложил он. – А потом пойдем. Червячка заморим. Пивка глотнем.

Джуд умело управляется с ним, подумала Берди, незаметно ускользая через переднюю дверь на относительно свежий вечерний воздух. Зазвучала негромкая музыка, кто-то менял радиостанции: слышались обрывки мелодий и шум помех. Берди сошла с крыльца и направилась к машине. Видимо, Тревор включил свой транзистор.

В салоне было еще душно, но Берди с блаженным вздохом повалилась на заднее сиденье, закрыла дверцу и свернулась калачиком в темноте. Да, Джуд хорошо с ним справляется, снова подумала она. И все-таки Тревор ухитряется настоять на своем, чего бы там ни хотелось Джуду. Вот и сейчас Джуд все еще здесь. А вскоре они пойдут к Лэмам на ужин. Хватило легкого намека на скандал, чтобы они согласились. Взяли на себя обязательства на неопределенное время.

Берди закрыла глаза. Над ухом запищал комар. За рекой, на темном выгоне Хьюита, блеял ягненок, на его зов отозвалась мать. Со стороны дома Лэмов донесся дикарский клич. Похоже, Чудик решил оживить вечеринку. В хибарке певица неустанно оплакивала свою утраченную любовь.

Берди вздохнула. Ночь обещала быть долгой.

Глава 9

На крыльце пес глодал баранью голову. Чуть не наткнувшись на него, Берди посмотрела на полусъеденную отбивную на своей бумажной тарелке, и от внезапно нахлынувшей гадливости ее затошнило.

– Чего не ешь, дорогуша?

Из темноты возникла Энни Лэм с костью в руках и нависла над Берди.

– Кажется, хлебом аппетит перебила, – попыталась оправдаться Берди, отводя взгляд от собаки.

Энни с готовностью засмеялась, вгрызаясь в кость. Берди боролась с приступами тошноты, смотрела на нее и удивлялась. Неужели она ухитрилась съесть отбивную на косточке целиком? Но как, если у нее вообще нет зубов?

– Нежное мясо, свеженькое, – подмигнула Энни. – Прошлым вечером Чудик барашка зарезал. Нет ничего лучше молодой баранины, да еще свежей.

Она жеманно вытерла рот кончиками пальцев и швырнула кость псу. Тот проводил ее взглядом, но баранью голову не бросил.

– Баловень чертов, – проворчала Энни. – Ему на сей раз и мозги перепали, и еще много чего. Небось решил, что уже Рождество.

Джейсон бросил свою тарелку в огонь барбекю. Зашипел, брызгаясь, жир. Оранжевые языки пламени озарили лица, жирные пальцы, сетчатый забор и пыльный двор с валявшимися смятыми пивными банками. Надрывалось радио, передавая какую-то незнакомую Берди музыку.

– Тащи еще пива, Джейсон! – крикнула Энни. – И для Берди тоже. А то давится всухомятку.

– Только одна осталась, – отозвался Джейсон, прежде чем Берди успела возразить.

– Сейчас пойдем в паб, мама, – раздался голос Тревора.

Он стоял возле барбекю, положив руку на плечи Розали. Странно, но она улыбалась.

– Ладно, – с довольным видом кивнула Энни.

Кит направился к крыльцу и пнул баранью голову. Пес зарычал, тогда Кит пнул и его. Собака взвизгнула.

– Все путем, – сказала Энни. – Чудик зарыл уши вместе с потрохами. Свет в доме погаси. Если мы сейчас уходим.

Оба отвлеклись. Пользуясь случаем, Берди уронила свою отбивную с тарелки так, что она упала возле пса. Тот понюхал мясо, а потом нехотя, словно выполнял опостылевшую работу, взял его в зубы, поднялся и скачками скрылся в темноте. Наверное, решил зарыть добычу на черный день.

– Вероятно, мы возвращаемся в паб, – послышался над ухом Берди голос Джуда.

От неожиданности она вздрогнула. Берди и не заметила, как он подошел. Ей было все еще стыдно за отданную собаке отбивную.

– Да, я слышала, – произнесла она. – Как можно столько пить?

– Многолетняя практика, – усмехнулся Джуд. – Ну как, понравился тебе ужин?

Берди состроила гримасу и кивнула в сторону растерзанной бараньей головы.

– Кажется, я проникаюсь духом вегетарианства, – призналась она.

– Ты в провинции, дружище. – Джуд присмотрелся к бараньей голове. – Ушей нет, – заметил он.

Она передернулась:

– Да что вы все прицепились к ушам несчастного создания?

– Ты идешь, Джуд? – заорал со стороны ворот Чудик.

Взревел автомобильный мотор.

– Иду! – Джуд нашарил в кармане ключи.

– Чур, я в твоей машине, Джуд! – завизжал Джейсон.

– Еще чего! – послышался из темноты возмущенный голос Грейс. – С остальными поедешь. А в автомобиле Джуда – мы с мамой. Так дядя Трев сказал.

– Нечестно! – заныл Джейсон. – Не хочу на нашей машине! Хочу на хорошей!

– Тогда сиди дома.

Берди и Джуд направились к воротам.

– Так что там с ушами? – спросила Берди.

– Говори тише, – зашептал Джуд. – На уши овцам ставят клеймо. Их клеймят, так же как коров.

– И что?

– А то, что эти улики очень важно скрыть, понимаешь? Если вдруг нагрянет полиция. А к Лэмам она является регулярно.

– Хочешь сказать, они украли ягненка? И убили его? И мы его съели?!

Он негромко рассмеялся:

– А ты как думала? Ты видела здесь хоть какой-нибудь скот? Овцеводством Лэмы не занимаются уже лет двадцать. И теперь вряд ли смогут, даже если захотят. Все приличные пастбища, какие у них имелись, перешли к Лесу Хьюиту. Милтон продавал их ему одно за другим, чтобы разжиться деньгами на выпивку.

– Милтон… отец Тревора?

– Да. Раньше Лэмам принадлежали земли до самой реки за домом и еще на противоположном берегу. Например, выгонами, какие ты видела возле паба, тоже когда-то владели они. Изначально это собственность отца Милтона. Теперь – земля чужая. Вся, кроме участка, где стоит дом, и узкой полосы, которая тянется до хибарки. Утром увидишь.

«Универсал» Лэмов проскрежетал мимо и взревел клаксоном, направляясь к большой дороге.

– Обогнали, обогнали! – завопил Джейсон, высовываясь в окно.

Тревор, Розали и Грейс уже устроились на заднем сиденье в машине Джуда: Тревор сидел посередине, обнимая обеих спутниц за плечи. Грейс смущенно хихикала над какой-то его шуткой.

Берди устало забралась на переднее сиденье. Судя по ее часам, было еще только девять, но чувствовала она себя так, будто время близилось к трем часам утра. Может, по приезде в паб удастся ускользнуть и завалиться спать, думала она. У нее урчало в животе. Берди вдруг поняла, что за целый день почти ничего не съела. Но голода уже не чувствовала.

Джуд завел автомобиль и включил фары. Пока он разворачивался, дальний свет заскользил по дому и двору, выхватил его из темноты, как лучи прожекторов. Гнилые доски, ржавая крыша, обвалившиеся надворные постройки, остовы машин и хлам. Дом, силуэт которого исказил трейлер, припаркованный вплотную к боковой стене. Вдоль склона холма, позади дома, – кочковатый и каменистый выгон вплоть до темного кустарника. А за рекой и деревьями – серебристые пастбища, аккуратные рощи и полные воды запруды, уже не принадлежащие Лэмам.

Тревор Лэм издал негромкий звук – то ли засмеялся, то ли хмыкнул.

– Ну и свалка… – пробормотал он.

– Не то слово, – промолвила Грейс. – И никто даже не пытается здесь убрать. – Она заерзала в своем углу.

– Если захочешь начать, Грейс, – пожалуйста, никто тебя не останавливает, – огрызнулась Розали. – А у меня и без того полно забот: только и знаю, что кормить и обстирывать всех вас. Бог свидетель, я уже не раз просила тебя и Джейсона собрать мусор во дворе.

– Делать мне больше нечего! – отозвалась Грейс, подавляя притворный зевок.

– Ручаюсь, дел у тебя полно, – усмехнулся Тревор. – Обязательно расскажи мне про них как-нибудь.

Грейс снова захихикала. Розали промолчала.

Машина затряслась по ухабам и свернула влево, на главную дорогу, тянувшуюся через весь Хоупс-Энд. На расстоянии менее одного квартала светились окна паба. «Универсал» Лэмов уже стоял под деревьями, рядом с еще несколькими автомобилями.

Пока Джуд подъезжал к пабу, маленькая вертлявая фигурка сбежала с веранды. Джейсон. Джуд притормозил, а потом и остановился посреди дороги, чтобы ненароком не сбить мальчишку. Грязными руками Джейсон схватился за край оконного стекла и засунул голову в салон машины. Его любопытная мордашка была до сих пор перепачкана томатным соусом и углем. Глаза возбужденно блестели, зрачки расширились.

– Дядя Трев, слушай, здесь Филипп Хьюит! – воскликнул он. – Сидит в пабе. Уже налакался. Драться будешь? Побьешь его? Отметелишь?

– Не знаю, – процедил Тревор Лэм. – Поживем – увидим. Кстати, с девчонками я обычно не дерусь. У нас с ними находятся другие занятия.

Джейсон покатился со смеху и пулей понесся через дорогу обратно в паб – наверное, спешил поделиться шуткой с остальными.

– Вот чертенок… – пробормотала Розали, глядя ему вслед.

– Дать бы ему хорошего пинка под зад, – сказал Тревор. – И еще кое-кому.

– Ты про Лили? – хихикнула Грейс. – Да у нее вообще нет задницы. Попробуешь дать ей пинка – промахнешься. Лили совсем как мальчишка.

– А ты, похоже, считаешь, что у тебя таких проблем нет, мисс Горячая Штучка, – парировал Тревор!

Возникла какая-то возня, Грейс довольно взвизгнула.

– В любом случае я не Лили имел в виду, – продолжил Лэм. – А этого слюнтяя Хьюита. Вот кому я охотно отвесил бы пинка. Но ему, уверен, даже понравится.

– Ты бы видел, как Джейсон изображает его! – пронзительно воскликнула Грейс, явно возомнив о себе невесть что. – Он такой придурок! Прикинь, стихи сочиняет. Джейсон говорит, стихи у него никакие. Ни складу, ни ладу. В обеденный перерыв пишет. Однажды Джейсон стащил их и спустил в унитаз в учительском туалете.

– Ловко… – буркнул Тревор и вдруг помрачнел, демонстрируя характерную для него мгновенную смену настроений.

Розали тоже притихла и замерла.

Джуд припарковал машину, заглушил двигатель, но не сделал попытки выйти.

– Тревор, сегодня неприятности нам не нужны, верно? – небрежным тоном промолвил он.

– Пожалуй, – согласился тот. – Но все зависит от Хьюита, правильно?

Он толкнул локтем Розали, та послушно выскользнула из машины. Тревор последовал за ней, а Грейс – за ним, громко хлопнув дверцей. Втроем они перешли через дорогу. Тревор шагал, сунув руки в карманы. На веранде их встретили дружными криками.

Оставшись вдвоем в темном салоне автомобиля, Берди и Джуд переглянулись.

– «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»^[6], – произнес он.

– Будет драка.

– Сомневаюсь. Филипп Хьюит не тот человек.

– Это Тревор так считает, – возразила Берди, глядя в сторону паба. – А прав он или нет, неизвестно.

– Не только Тревор. Я знаю Филиппа. Ну, то есть мне кажется, что знаю, ведь столько времени миновало. Он прямо-таки классический случай: физически слабый, ранимый, замкнутый, близок с матерью и не ладит с отцом, и так далее.

– Любого можно вывести из себя, Джуд. Бог свидетель, я часто видела такое. И ты наверняка тоже.

– Да. Пожалуй, да.

Некоторое время они сидели молча. Наконец Джуд заерзал.

– Убийство сестры стало для него катастрофой. Он приехал сюда учительствовать именно потому, что ее убили. Эта школа – зверинец. Работа здесь для него пытка.

– Вот и Сью Суини сказала то же самое.

– Правда? Когда?

– Когда я только приехала и она показывала мне комнату. Так мы и разговорились.

– А я с ней почти не общался.

– Ты же мужчина.

Джуд засмеялся:

– Мужчины – ее профиль. По крайней мере, я так слышал.

– Так, наверное, считает она сама. И ты слышал то же самое. От Тревора и остальных. Но с тобой, видимо, она была осторожна. Парень из столицы. Глядишь на деревенскую девчонку и кривишь свою образованную физиономию.

– Ни за что бы не подумал, что она настолько ранима.

Берди вскинула брови.

– По этому вопросу у меня все, – пробормотала она юридическую формулу, повернулась к Джуду, и их взгляды встретились.

– Жаль, что сейчас мы не где-нибудь в другом месте, – тихо промолвил он.

Берди засмеялась, будто приняла его слова за шутку, толкнула дверцу и почти вывалилась в тень дерева. «Чего ты испугалась? Что он начнет приставать к тебе? Или, напротив, что не сделает этого?» Вцепившись в свою сумку, она ждала, когда Джуд закроет и запрет автомобиль. Он не спешил, а когда наконец закончил, ей было уже гораздо спокойнее.

Они перешли через дорогу. Берди двигалась осторожно, глядя вперед, словно ее интересовало происходящее в пабе. Встречаться с Джудом глазами она избегала. Случайных прикосновений рук не хотела. Или хотела, но не желала, чтобы он об этом догадался. На всякий случай…

Добравшись до паба, они увидели, что веранда пуста. Почему-то все посетители перебрались внутрь. Из зала слышались громкие голоса. Чудик заметил обоих в открытую дверь и что-то беззвучно заговорил, улыбаясь и маня их к себе.

– Ты убийца! Убийца!

Голос взвился, это был вопль обвинения и отчаяния. Потом раздался крик и звон разбитого стекла. Восторженный визг Грейс и пронзительный смех Энни огласили ночь. Джуд негромко выругался.

– Хочешь исчезнуть? – обратился он к Берди. – Тогда обойди вокруг паба, войди через заднюю дверь и поднимись к себе.

Она покачала головой.

– Он этого так не оставит!

Услышав знакомый голос, оба обернулись. Это была Розали. Она тяжело прислонилась к цистерне для воды, стоявшей у края веранды. В темноте они не сразу заметили ее.

– Он не изменился, – отрешенно продолжила она. – Я думала, он теперь другой, а он такой же, как раньше. А я и забыла, какой он. Говорит теперь иначе. А внутри все тот же. Как прежде.

– Мне здесь только проблем не хватало! – взревел в зале Цикада Бейкер.

Розали втянула голову в плечи и отвернулась.

Глава 10

Берди осторожно заглянула в открытую дверь паба. Чудик заулыбался ей и услужливо посторонился, пропуская ее вперед. Тревор Лэм стоял у стойки, стряхивая брызги пива с ладони. У его ног блестели осколки разбитого стакана. Пиво растеклось лужей по стойке и пролилось на пол. На расстоянии метра от Тревора стоял Филипп Хьюит – с болезненно-белым лицом и осоловелыми глазами. Одна его рука была протянута вперед, пальцы согнуты, словно он по-прежнему держал стакан, который выбили у него из ладони.

За пять лет брат Дафны почти не изменился – тонкий, нервный, в добротной одежде, которая казалась слегка великоватой ему, с подрагивающими губами, выпирающим кадыком, густыми, прямыми и блестящими светлыми волосами, спадающими на лоб, и большими голубыми глазами в обрамлении длинных черных ресниц. Берди сразу узнала его по фотографиям. Однако снимки ему льстили. На тех, которые видела Берди, он выглядел романтичным красавцем. Чувствительным юношей. Страдающим поэтом. Гамлетом. Ромео. А здесь, в реальной жизни, тот же набор качеств производил впечатление карикатуры.

Зрелище было незабываемое. Бледный Филипп, ухмыляющийся Тревор, растекающаяся лужа пива между ними, хмурый Цикада Бейкер за стойкой, чуть поодаль – Сью Суини с рукой, словно примерзшей к пивному крану. Все они будто попали в магический круг. Остальные расступились, освобождая им место. Энни Лэм, Кит Лэм, Лили, Грейс и Джейсон стояли тесной кучкой. Еще шестеро или семеро мужчин прислонились к стене, наблюдая за происходящим, и поглядывали на массивную фигуру Чудика в дверях.

– Так ты свалишь или нет? – оскалился Тревор Лэм.

У юноши дергались губы, однако он не двигался с места.

– Слушай, Трев, имей в виду, – зарокотал Цикада Бейкер, – мне тут копы не нужны, а разгром тем более. Прибавишь мне проблем – я мигом закроюсь. Вот увидишь. Мне не впервой. Спроси хоть у Чудика.

– А что мне было делать – стоять и слушать, как этот педик оскорбляет меня? И терпеть?

– Он выпил лишнего, Трев. Просто оставь его. – Бейкер многозначительно уставился на Филиппа Хьюита и кивнул в сторону двери.

– Не уйду. Я не пьян, – заплетающимся языком выговорил Филипп Хьюит, у которого даже губы почти побелели. Он обвел диким взглядом паб и повысил голос: – А почему молчат остальные? Вы же только и делали, что чесали языками весь прошлый месяц. И прошлую неделю. И даже вчера. А что теперь?

Невыносимо было смотреть, как мужчины переминаются с ноги на ногу, еле заметно отклоняются от него и друг к другу. Мучительно было видеть, как лица превращаются в обожженные солнцем маски – с поджатыми губами, пустыми глазами, призывающими его замолчать.

– Иди домой, Фил, – тихо сказал Цикада Бейкер.

– Во-во, проваливай! – выкрикнула Энни Лэм, сжав кулаки. – Трев дома. Он чист, его оправдали. Навсегда! Так суд постановил!

– А моя сестра мертва. – Голос Филиппа Хьюита дрожал. – Ее больше нет. Из-за него. Потому что она вышла за него замуж. – Он с ненавистью уставился на Тревора Лэма.

Тот улыбнулся.

– До сих пор не можешь смириться с этой мыслью? – вкрадчиво спросил он. – Как и все вы. Беситесь, оттого что ваша драгоценная Дафна так низко пала – спуталась с людьми, которые, если послушать вас, даже лизать ботинки вам недостойны.

– Точно! – поддержала побагровевшая Энни и выступила вперед.

– А она все-таки решилась, – продолжил Лэм. – Сама так хотела. И ей это нравилось. Еще как нравилось, не сомневайся! Как думаешь, откуда взялся ребенок у нее в животе? По-твоему, она была Девой Марией?

Задыхающийся Филипп смотрел на него, словно загипнотизированный этими холодными темными глазами. Лэм снова понизил голос и теперь почти шептал. Но в пабе было так тихо, что этот злобный и язвительный шепот долетал до самых дальних углов зала. Только теперь Берди поняла, насколько он пьян. Тревор принадлежал к людям, способным в огромных количествах употреблять алкоголь без каких-либо явных последствий, поэтому окружающие, такие как Берди, ошибочно считали, будто спиртное на него вообще не действует. Однако все это время, пока он пил стакан за стаканом, путы, сдерживавшие в нем зверя, постепенно ослабевали. И вот теперь, с последним стаканом пива, когда рядом очутилась дрожащая жертва, жесткий самоконтроль, который Берди чувствовала в нем, исчез.

– Твоя семья пыталась уничтожить меня, Хьюит! – зарычал Тревор. – Твой отец-мерзавец. И твоя чокнутая, психованная мать. Потому что считали меня дерьмом. Ну что, съели? И они, и ты, и те, кто жаждал мести, наговаривали на меня копам, а моя расчудесная семейка сидела сложа руки и смотрела, как меня топят!

Он оглянулся через плечо на Энни, Кита и остальных. Его лицо стало непроницаемым, глаза – ледяными.

– Он что, про нас говорит? – прошамкала Энни. – Эй! – Она побагровела от возмущения. – Эй, это он про нас?

Кит прищурился. Морщина между его бровями стала глубже.

– А чего ты хотел от нас, братан? У тебя же был адвокат, разве нет? Это его работа – вытаскивать тебя. А не наша. Он спец.

Тревор оскалился:

– Он был отстой. А тебе только того и надо было, да? – Он скользнул взглядом с брата на Лили Денджер, стоявшую рядом. – Лишь бы отделаться от меня. Чтобы все было по-твоему, а ты стал главным в этом курятнике и я бы тебе не мешал.

– Как ты с родным братом говоришь! – крикнула Энни. – Как тебе не стыдно? И это после всего, что мы для тебя сделали!

– Сделали? И что же ты сделала, мама? Плакалась газетчикам, которые платили за твою выпивку, и осложняла мое положение? Да, это тебе удалось. А еще что? Ты даже не писала мне, ведь так? И навестить меня не приезжала. Ни ты, ни остальные.

У Энни задрожали губы:

– Здоровье у меня уже не то…

– Ага, ври больше. На тебе пахать можно. Просто тебе было безразлично, вот и все. Лишь бы надраться! Какое тебе дело, что родной сын гниет за решеткой.

Тревор отвернулся от нее, и голос его задрожал от злобы и горечи:

– Никто не приезжал. Ни Кит. Ни Чудик. Ни даже Розали. И я знаю почему. Без меня всем стало легче. И все были довольны.

Он стоял неподвижно, его лицо кривилось, словно он с трудом сдерживал себя. Внезапно Тревор запрокинул голову и залпом осушил свой стакан, поморщился и отодвинул его по стойке в сторону бесстрастно слушающего Аллана Бейкера.

– Вон и Цикаде нравилось, поскольку он меня на дух не переносит, – как бы между прочим добавил он. – Потому что я, как мужчина, вдвое сильнее его, и он это знает. Он такой же, как Кит. Женщину ему нипочем не удержать, даже распоследнюю шлюху.

Чувствуя, как щеки наливаются жаром, Берди перевела взгляд на Сью Суини, стоявшую возле дальнего конца стойки. Она судорожно сжимала в руках белое полотенце. Глаза были стеклянными, взгляд обращен в пустоту. Цикада промолчал, но и стакан для Тревора не наполнил. Просто упирался ладонями в стойку, массивный и неподвижный. Тревор рассмеялся.

– Тоже мне шишка, – сказал он и повернулся к Филиппу Хьюиту: – Но я уже не в тюрьме, я здесь! Ясно тебе, педик вонючий? И никуда отсюда не денусь. О том, что я тут, ты будешь помнить до последнего вздоха. Твоя жизнь станет адом. И знаешь что? Будет только хуже. И еще хуже. И еще…

Берди почувствовала, как стоявший рядом Джуд переступил с ноги на ногу, шагнул вперед и направился к Лэму.

– Тревор, – негромко произнес он, – хватит. Продолжать нет смысла.

Тот не смотрел на него, но по лицу было видно, что он все слышал. Его губы снова скривились в полуулыбке.

– Это Джуд Грегорян, Фил, – объяснил он. – Юрист, который меня вытащил. Джуд – он башковитый. Но даже он знает далеко не все. Тебе известно, что у меня теперь есть диплом? Бакалавра, как и у тебя. В тюрьме жилось не так уж плохо.

Наконец Тревор отвел свой гипнотизирующий взгляд от жертвы и посмотрел на пустой пивной стакан на стойке. Поднял его, задумчиво уставился сквозь него на свет. Будто пытался принять решение.

– В тюрьме много времени для размышлений, – добавил он. – Вот чем еще она хороша. Времени как раз хватает, чтобы во всем разобраться.

Тревор поставил стакан и прислонился к стойке. Улыбка его стала шире.

– Я немного почитал, малость подумал и кое-что усвоил. А потом решил, что буду делать дальше, – продолжил он. – Я собирался немного подождать. Поднабрать материала для книги. Ну, сами понимаете. Не ожидали? Ну и черт с вами.

Тревор кажется неуязвимым, думала Берди, глядя на него как завороженная. Упивается своей властью, как спиртным. Что же это за жуткий джинн, которого Джуд выпустил из бутылки, вернув в прежнюю среду? Она посмотрела на Джуда. Он был сосредоточен и насторожен. Лэм не вызвал у него шока – ни своей жестокостью, ни манией величия. Нет, вряд ли. Джуд слишком хорошо знал этого человека. И все-таки был озадачен и застигнут врасплох. И не мог догадаться, что произойдет дальше.

– Я собирался подождать, – повторил Лэм. – Но теперь, когда я здесь, ну уж нет, ждать мне расхотелось. Я и без того слишком долго ждал. Долгие месяцы. С тех самых пор, как узнал, что меня выпустят. С тех пор, как услышал от Джуда, что дело верняк. Мне было о чем задуматься, верно? И к чему стремиться.

– Что значит «к чему стремиться»? – крикнула Энни. – А домой ты, значит, не стремился, дрянь неблагодарная?

– Это он о чем? Чего он ждал? – послышался из глубины зала голос Джейсона.

Кто-то шикнул на него – наверное, Грейс.

В дверях топтался Чудик. Он выглядел озадаченным, но молчал. В небольшом зале нарастало напряжение. Дым, свет, вонь пива и пота клубами вываливались в дверь вместе с душным воздухом. Все смотрели на Тревора Лэма. Как на картину. Полотно, которое рассказывало целую историю, проступавшую сквозь желтую дымку.

Тревор в центре. Рядом с ним – хмурый и настороженный Джуд. Белый как бумага Филипп Хьюит, с откинутыми со лба волосами и расширенными зрачками, отчего глаза кажутся почти черными. За стойкой бара – Цикада Бейкер и Сью Суини, на максимальном расстоянии друг от друга, с бесстрастными, непроницаемыми лицами. Сразу за спиной Джуда – все Лэмы вместе: Энни Лэм с лоснящимся от пота багровым лицом. Нахмурившийся Кит. Испуганная Грейс, облизывающая ярко накрашенные губы. Озадаченный Джейсон, привстающий на цыпочки и вытягивающий шею. Лили Денджер с улыбкой, слегка приподнимающей уголки рта. А в глубине зала, вдоль стены, – безмолвные зрители, мужчины с загорелыми лицами. В клетчатых рубашках, рабочих ботинках с эластичными вставками, со стаканами нагревающегося пива в крепких руках. Никто не шевелился.

Берди услышала, как кто-то подошел к ней сзади, и обернулась. Розали. Ее глаза были затуманенными, как у сомнамбулы.

– Не поняли, да? Тупые ублюдки, – продолжил Тревор Лэм. – А вы думали, зачем я вернулся сюда? Ради вас, потому что вы такие замечательные? Мне захотелось снова поселиться в этой заднице? По-вашему, я не в своем уме? – Он глубоко вздохнул. – Я вернулся сюда, потому что должен кое-что объяснить вам. И хочу видеть все ваши лица, когда это произойдет. Я открою вам тайну. Расскажу ее всем. Копам. Прессе.

– Что? Что он расскажет? – захныкал Джейсон. Его никто не слышал. – Ма-ам! – позвал он. – Мам!

Он огляделся в поисках матери, но не увидел, что она стоит в дверях, за спиной Берди. Розали даже не попыталась привлечь его внимание. Просто стояла не шевелясь.

– Выйди сюда, Джейсон, чтобы я тебя видел! – велел Тревор Лэм.

Помявшись, тот бочком проскользнул вперед.

– Меня посадили в тюрьму за убийство твоей тети Дафны. Ты это знаешь?

Джейсон молчал.

– А теперь я на свободе. Было решено, что я все-таки не убивал ее. Меня подставили. Так?

– Ага, – кивнул Джейсон и снова огляделся, разыскивая мать.

– Так неужели ты, паршивец и неуч, до сих пор ни разу не задумался о том, кто тогда ее убил?

– Нет… Ну, вообще-то да, думал. Вроде как. – Он шмыгнул носом и утер его кулаком.

– Тревор! – резким тоном вмешался Джуд. – Что все это…

Тревор Лэм подался вперед с натянутой улыбкой, не спуская глаз с Джейсона.

– Ну а я не думаю. – Он выдержал паузу. – Я знаю. И расскажу всем.

Джейсон смотрел на него, широко разинув рот. Тревор рассмеялся. Теперь казалось, что он наслаждается происходящим.

– Но не сегодня, – заявил он. – Сегодня я пойду домой. Спать. – Его взгляд скользнул по каждой из присутствующих женщин. – Если кто-нибудь захочет составить мне компанию, то не пожалеет. Я не забыл, как это делается.

Сдавленно вскрикнув, Филипп Хьюит бросился к двери.

– К тебе это не относится, Фил. Вкусы у меня не изменились! – рявкнул Лэм. – Только этого еще не хватало.

Филипп протиснулся в дверь мимо Берди. Она успела заметить мельком его блестящее от пота белое лицо и измученные глаза. Куда он теперь? Домой? К отцу-мерзавцу и чокнутой, психованной матери? Неужели сегодня Филипп явился сюда из-за них? Или все-таки сам так решил? Что он им расскажет?

Тревор проводил его взглядом. Затем, сменив выражение лица, повернулся и протянул руку Джуду.

– Не знаю, увидимся ли мы утром, перед твоим отъездом, дружище, – сказал он. – Это если мне повезет.

– Тревор… – начал Джуд.

– Не волнуйся. Завтра вечером я тебе позвоню. И присмотрю за Верити. Ей предстоит больше хлопот, чем она рассчитывала. С ней все будет в порядке.

Они с Джудом обменялись рукопожатиями. Тревор подмигнул Сью Суини, лицо которой жарко вспыхнуло, и направился к двери. Шаги его были чуть менее твердыми, чем обычно. Проходя мимо Берди, Тревор по-хозяйски взял ее за плечо.

– До встречи, – пробормотал он.

Тревор равнодушно посмотрел на неуверенно улыбающегося Чудика, а потом на Розали, затем вышел на веранду и пересек пустынную дорогу. Через минуту тени деревьев поглотили его.

Лэмы сразу насели на Джуда. Во главе с Энни они окружили его, требуя объяснить, о чем говорил Тревор, что он имел в виду, что известно самому Джуду. Берди поправила себя: нет, требовала одна Энни, а Чудик эхом повторял ее слова. Грейс пронзительно и бессвязно вскрикивала. Остальные – Кит, Лили, Розали и, как ни странно, Джейсон – лишь слушали и наблюдали.

Загорелые зрители понемногу подтягивались к стойке бара. Выпить после окончания спектакля. Или это антракт? Все эти мысли мелькали у Берди в голове, пока она смотрела, как посетители передают свои стаканы Цикаде Бейкеру и отсчитывают деньги. Внезапно ей самой захотелось выпить. Не пива. Скорее всего пиво она больше никогда даже в рот не возьмет. Виски. У них есть бутылка, она видела ее в баре. Немного скотча со льдом. Вполне цивилизованно. И очень кстати. Покинув свое место у дверного косяка, Берди настороженно обошла компанию Лэмов и направилась к другому концу стойки к Сью Суини.

Джуд вскинул руки ладонями вперед привычным для него примирительным жестом.

– Извините, не знаю, – услышала Берди его голос, проходя мимо. – Честное слово, не знаю. Тревор ничего мне не говорил. Я понимаю, как вы беспокоитесь. И это не ваша вина. Но я ни за что не привез бы Тревора сюда, если бы считал, что…

– Тогда он приехал бы сам. Он же сумасшедший, – глухо произнесла Розали. – Ему плевать. Он всегда был таким. С самого рождения. А в тюрьме совсем свихнулся.

Энни замотала головой так яростно, что вся ее огромная туша затряслась.

– Опять ты ищешь ему оправдание, Розали! – воскликнула она. – Никакой Тревор не сумасшедший. Просто дрянь, вот кто он! Наговорил о нас невесть чего. Это о родных-то! После всего, что мы для него сделали. А мы-то старались, защищали его! А на Сью даже не взглянул. И это после всего, что между ними было. Да я бы на ее месте глаза ему выцарапала. Ну все, я умываю руки. Больше ради него пальцем не шевельну!

– А по-моему, если кто и умывает руки, то как раз он, – ухмыльнулась Лили Денджер.

– Хватит трепаться! Заладили, – заворчал Кит. – Он говорит, что знает, кто убил Дафну. Ну и кто тогда?

– Так и не нажил ума? – съязвила Лили. – Да Тревор просто ничтожество. Как он вообще мог хоть что-нибудь узнать там, где был? Он просто припугнул вас.

Кит молчал, но морщина между его бровями стала глубже.

– Он знает, – убежденно прошептала Розали. – Или думает, что знает. Иначе даже заикаться не стал бы.

– Черт, ну и ловко же он водит вас за нос! – расхохоталась Лили. – Сразу всех сумел завести. Неужели непонятно, что ему на самом деле надо?

– Заткнись, Лили! – грубо оборвал ее Кит. – Ты его не знаешь.

Ее глаза гневно вспыхнули.

– Хочу еще выпить, – заявила она.

– Сама сходи, – отрезал он и отвернулся.

Лили тряхнула головой так, что серьги звякнули и замерцали, и направилась к стойке.

– Пива мне налей, – обратилась она к Сью Суини и указала на Кита. – Он заплатит. Позднее.

Сью посмотрела в сторону противоположного конца стойки, где обслуживал посетителей Цикада Бейкер, и поймала его взгляд. Он еле заметно кивнул. Независимо от того, согласится Кит заплатить или нет, хозяин паба хотел, чтобы Лили получила выпивку. Видимо, выбрал путь наименьшего сопротивления.

– Пресмыкаешься за зарплату? – издевательски протянула Лили, а Сью тем временем подставила чистый стакан под пивной кран. – Без позволения хозяина – ни-ни? Даже пива налить мне не могла.

– Платить за него не мне, – ответила Сью, наблюдая за тем, как в стакане поднимается пена. – И не тебе, – добавила она, даже не попытавшись скрыть презрения в голосе.

Лицо Лили исказилось.

– Шлюха! – прошипела она. – Правильно Трев сказал про тебя. Старая жирная шлюха.

Брезгливо, кончиками пальцев Сью подтолкнула к ней увенчанный шапкой пены стакан. Ее щеки горели.

– Так я хотя бы зарабатываю себе на жизнь, Лили, и, когда хочу выпить пива, могу сама расплатиться за него, – громко произнесла она. – Шляюсь я только ради развлечения. А для тебя это единственная работа.

Энни круто обернулась к ним и вдруг разразилась визгливым хохотом:

– Так ее, Сью! Задай жару этой потаскушке!

Грейс захихикала. Джейсон испустил пронзительный вопль.

– «Задай жару этой потаскушке!» – передразнил он. – Задай ей жару!

Лили оскалилась.

– Кит! – закричала она, бросилась к нему и дернула за руку. – Ты что, ничего не скажешь? Значит, пусть оскорбляют меня, а тебе и дела нет, размазня?

Кит высвободил руку:

– Ты сама начала, Лили. Тебе и расхлебывать.

Она едва удержалась, чтобы не плюнуть в него. Потом круто обернулась, обвела взглядом наблюдавших за ней мужчин, посмотрела на Берди и выбежала из паба.

– Ну и катись, скатертью дорога! – заорала ей вслед Энни, повернулась к стойке и увидела, что на ней по-прежнему стоит стакан с пивом. Протянув мясистую ручищу, она схватила его.

– Нечего добру пропадать, – заявила она, отсалютовала стаканом Сью и обнажила в усмешке беззубые десны. – Твое здоровье, Сьюзи-Кью! – Она отпила, довольно причмокнула губами и сделала еще глоток.

Разыскивая в сумке кошелек, Берди подошла ближе. Сью Суини, пальцы которой сжались на краю стойки, не сразу заметила ее. Наконец она нахмурилась, обернулась и протянула руку за какими-то бумажками, лежавшими возле телефона.

– Вам звонила какая-то женщина, – сообщила Сью. Голос звучал отчужденно, ее мысли явно где-то витали. – Говорила так, будто дело срочное. Я сказала, что вас здесь нет. Она все твердила, что ваш телефон не отвечает. Мобильник. Хотела, чтобы вы ей позвонили сразу же. Я пообещала передать.

Берди взглянула на три обрывка бумаги. Бет Босуэлл. Она вздохнула.

– Хотите позвонить сейчас? – Сью указала на телефон.

Берди запихнула бумажки в карман.

– Нет! – усмехнулась она. – Еще успеется. А сейчас я должна выпить.

Заказывать маленькую порцию скотча со льдом она передумала. Решила взять двойную.

Глава 11

Розы на обоях карабкались вверх, вверх, и так никуда и не добирались. Мотыльки вились вокруг лампы. И тоже с нулевым результатом. Берди лежала на кровати, голова у нее немного кружилась, тело было вялым. Довольно приятное ощущение. Приятно было также чувствовать себя чистой и свежей после душа, босиком и в легком кимоно вместо плотных джинсов и рубашки. Хорошо, что Сью разыскала для нее какой-то завалящий арахис, которым она и заела скотч. Двойной скотч. Арахис немного отсырел, но Берди это даже понравилось.

На дороге под окнами паба послышались голоса. Потом грохот, словно захлопнули дверь. Цикада закрывает свое заведение, сонно подумала Берди. Лэмы уходят домой. И словно в подтверждение ее догадки, свет, который она видела из окна, вдруг погас. Взревел автомобильный мотор. Берди улыбнулась. В эту минуту она была абсолютно счастлива. Поистине блаженство – прохлада, свободная одежда, покой и одиночество. Все это доказывало то, о чем она догадывалась всегда: избавление от невыносимого стресса или физических страданий – величайшее, самое глубокое счастье из всех возможных. Вряд ли оно продлится долго: вскоре мелкие повседневные разочарования уничтожат его бесследно, – но пока счастье длится, оно восхитительно.

Берди перекатилась на бок и лениво порылась в большой кожаной сумке, которая стояла рядом с ней на постели. Если удастся отыскать леденец, больше ей не о чем мечтать. Бумажник, ключи, калькулятор, диктофон, блокнот, телефонная книжка, мобильник (нужно позвонить Бет, подумала она, вспомнив про сообщения), батарейки, расческа, лейкопластырь, пара ручек, две упаковки бумажных платков, мелочь, фонарик, запасные очки, три конверта с марками и надписанными адресами… А, оплаченные счета! Она и забыла завезти их на почту. Не забыть бы отправить их завтра.

Продолжая шарить одной рукой в сумке, другой Берди лениво включила телефон. Посмотрела, как осветился экран. Не надо было сегодня отключать его. Тогда Бет сумела бы дозвониться до нее, вместо того чтобы изводиться, названивать в паб и оставлять там сообщения. Но давние привычки живучи. Берди обзавелась мобильником, чтобы звонить людям по своему желанию, где бы она ни находилась. Но не особо хотела, чтобы другие люди дозванивались ей по их желанию, где бы она ни находилась.

Телефон тут же зазвонил. Берди уставилась на него. В нынешнем состоянии совпадение показалось ей настолько удивительным, что поначалу она решила, будто звонок ей почудился. Но телефон действительно звонил. Наверное, Бет, мелькнула у нее мысль. Кому еще придет в голову звонить ей в одиннадцать часов вечера?

– Алло!

– Берди! Наконец-то!

Отец. От удивления она рывком села. Напрасно. Пружины старого матраса не выдержали резкого движения. Под их испуганный скрип ее бросило сначала вперед, потом назад. Головокружение усилилось. Берди закрыла глаза и замерла.

– Пап, – тихо проговорила она, – что случилось?

– Ничего. А что с тобой?

– Все нормально.

– Голос у тебя странный.

– У меня все хорошо.

Как обычно, развивать тему отец не стал и сразу перешел к делу:

– Я весь день тебе звоню, детка. Услышал утром кое-что и решил, что тебе будет полезно узнать.

– Да? – Берди нахмурилась, пытаясь собраться с мыслями.

– Правда, это лишь журналистские сплетни. Сюжета из них не сделаешь. Вероятно, они вообще не подтвердятся.

– Тогда, может быть…

– Да брось ты. Тоже мне тайна. По-моему, ее знает уже весь город – или будет знать к завтрашнему дню. Но я подумал, что там, где ты сейчас находишься, новость прозвучит иначе. Неизвестно, на что отреагируют твои коллеги из Эй-би-си. Может, сегодня все их внимание будет приковано к скандальной истории о дискриминации незрячих китов-сироток, принадлежащих к этническому меньшинству.

Берди улыбнулась, однако не клюнула на приманку.

– Сегодня Бет тоже пыталась до меня дозвониться весь день, – сказала она. – Но не сумела и оставила мне кучу сообщений. Так в чем дело?

– Я с мобильника, поэтому обойдемся без имен, – предупредил Ангус Бердвуд. – Говорят, объект твоего интервью раздобыл новые сведения по делу, в результате которого очутился в местах не столь отдаленных. Кое-кто из его… коллег объявил, что последние несколько недель он прозрачно намекал, что ему не терпится устроить скандал. Когда он будет готов.

– Вообще-то он, похоже, уже решил, что готов прямо сейчас.

– Он об этом уже говорил?

– Да. Сегодня вечером. На виду у всего города. А потом решил, что утро вечера мудренее. И нам осталось ждать продолжения.

– Берди, ты…

В дверь постучали.

– Пап, в дверь стучат. Секунду.

Берди осторожно сползла с постели и с телефоном в руке направилась к двери.

– Кто там? – негромко спросила она.

– Берди, это я, Джуд.

Она поспешно открыла дверь. Джуд стоял, прислонившись к стене коридора. Вид у него был измученный. Берди поманила его в комнату и, как только он вошел, снова приложила телефон к уху.

– Пап, все в порядке. Это просто Джуд.

– «Просто Джуд», значит?

Берди почувствовала, как жарко вспыхнули мочки ушей. Захлопнув дверь, она прислонилась к ней, глядя, как Джуд бредет к окну, сунув руки в карманы, и выглядывает из-за края жалюзи.

– Ладно, папа, мне пора, – сказала она в телефон. – Спасибо, что позвонил. Значит, нам следует ожидать появления здесь целой оравы журналистов? По крайней мере, из твоей кампании?

Джуд обернулся и вопросительно вскинул брови.

– Насчет этого не знаю, детка. Не уверен, что им известно хотя бы, где сейчас Лэм.

Берди улыбнулась. Естественно, отец ее не выдаст.

– В любом случае подобные решения принимает отдел новостей, – продолжил Ангус. – А я лишь осуществляю общее руководство.

– Ладно, буду держать тебя в курсе.

– Да, пожалуйста. И знаешь, Берди… не отключай телефон, ладно?

– Конечно.

– Тогда до свидания.

– Пока.

Берди закончила разговор и положила телефон на комод. По привычке она сразу отключила его, потом спохватилась, снова включила и оставила на комоде.

– Что все это значит – насчет журналистов? – поинтересовался Джуд. – Извини. Я не хотел подслушивать. Просто…

– … услышал.

Берди прошла по комнате, вдруг остро сознавая, что почти раздета, и села на кровать, поплотнее запахнув полы кимоно.

– Похоже, твой приятель Трев разговорился в тюрьме, – сообщила она. – Намекнул, что намерен разгласить кое-какие сведения. Такие слухи дошли до папы. Вот он и позвонил, чтобы рассказать мне. Бет Босуэлл тоже пыталась до меня дозвониться. Скорее всего по тому же поводу.

– А из моей конторы никто не звонил, – мрачно заметил Джуд. – Все правильно. Мы обо всем узнаем последними. – Он снова поднял жалюзи и вгляделся в темноту. – Кажется, у него все еще включен свет. До сих пор не спит.

Берди смотрела на него и пыталась собраться с мыслями.

– Ты ничего не знал? – спросила она. – Тревор тебя не предупредил? Заранее?

– Нет. Вообще ни черта не сказал. Держал язык за зубами.

– Вероятно, думал, что так будет гораздо забавнее.

Джуд кивнул:

– Наверное. Но я же говорил тебе – он вел себя странно. Мне сразу показалось: Тревор что-то задумал. Но ничего подобного я и представить не мог. И хуже всего, Берди, я понятия не имею, что у него в голове. Понимаешь, я миллион раз анализировал свидетельства и улики. Видел фотографии. Читал отчеты. Там не было ничего. То есть ничего, чтобы обвинить в преступлении конкретного человека, в том числе и Тревора.

Джуд оставил в покое жалюзи и принялся вышагивать по комнате, засунув руки глубоко в карманы.

– Если бы не первый процесс, который выглядел как судебный фарс, обвинительный приговор Тревору не вынесли бы. Это был скандал. Как и линия защиты. Ну, это ты уже знаешь.

– Да. Но послушай, Джуд… Лэм же сумел что-то раскопать, так? У него был доступ ко всем материалам дела, тем же самым, которыми располагал ты?

– Да. – Он остановился и нахмурился.

– Очевидно, он заметил то, что ускользнуло от тебя.

– Не верю! – Джуд снова принялся мерить шагами комнату.

– Значит, ты считаешь, что он ошибается. – Наблюдать за Святым Джудом в муках уязвленной профессиональной гордости было немного забавно. И досадно – Берди пришлось это признать. Но этого она и добивалась, подзадоривая его. – По-твоему, у него сложилась безумная версия, которая не выдерживает никакой критики. И он намерен поднять шум. Высказать нелепые обвинения. Выставить себя на посмешище.

Джуд обернулся к ней.

– Вряд ли Тревор станет посмешищем, – пробормотал он. – В такое положение он себя не поставит. Ему нравится, когда его считают умным и проницательным. По-настоящему умным. Тревор не рискнет выставить себя дураком. Это последнее, на что он отважится.

– И что все это означает?

– Понятия не имею!

В этот момент он выглядел как в свои двадцать два года, когда все разладилось, было мрачным и безнадежным. Берди смотрела на него. Видела его глаза. Узнавала выражение лица. И наконец, сквозь приятную дымку, которая окутывала ее с тех пор, как двойной скотч попал в желудок, пробилась уверенность. До нее дошло, что все эти разговоры Джуда о доказательствах – хождение вокруг да около, не затрагивавшее главный вопрос. Нет, он не оскорблен и не уязвлен, его профессиональная гордость не задета, дело совсем в другом: Джуд обеспокоен. Буквально сходит с ума от волнения.

«Если Тревор Лэм не убивал свою жену, кто же тогда ее убил?»

– Джуд, если Лэм действительно что-то знает, почему объявил об этом только сейчас, зачем ждал так долго? Это же бессмысленно. Для этого нет никаких причин. Почему он не воспользовался этой информацией, чтобы своими силами выйти из тюрьмы пораньше?

– Тревора Лэма я знаю уже несколько лет, – медленно произнес он. – Тревор никогда ничего не делает без причины. Эта причина может показаться окружающим странной или безумной, но это не имеет значения. Для него этой причины достаточно. Он часто обдумывает свои действия заранее. Так что он уже давно знал с вероятностью девяносто девять процентов, как именно поступит. Знал и просто ждал удобного момента.

– Вряд ли ему хотелось провести в тюрьме хотя бы один лишний день.

– После почти пяти лет Тревор считал, что пара лишних месяцев того стоят.

– Чего же?

Джуд подошел и сел на постель рядом с Берди. Он зажал ладони между коленями и уставился на дверь.

– Чтобы потерпеть, с его точки зрения. Тревор спит и видит, как бы отомстить. Он не выносит, когда кто-то становится у него на пути, – неважно кто. Тревор злопамятный, он не забывает ничего. Особое удовольствие ему доставляет строить планы, как именно он рассчитается с очередным врагом. Размышлять о самом изощренном из возможных отмщении какому-нибудь злобному тюремщику, другому заключенному, который что-то стащил у него, подставил его или даже просто сказал что-что, не подумав. – Он тяжело вздохнул. – Тревор часто рассказывал мне об этом, когда я навещал его. Порой было трудно убедить его сосредоточиться на деле. – Джуд снова провел ладонями по волосам, потом выпрямился и повернулся к Берди: – Дело в том, что Тревору нравится злорадствовать. Вот в чем суть. Свои планы он всегда разрабатывал с таким расчетом, чтобы жертва знала: всеми бедами она обязана именно Тревору. По возможности видела, как он усмехается в толпе зрителей, пока ее обыскивают, уводят в карцер… Данный пункт плана особенно радовал его.

– И, наверное, принес немалую популярность, – пробормотала Берди.

Усталое лицо Джуда осветила улыбка.

– Теперь ты понимаешь, о чем я? Если Тревор решил отомстить кому-нибудь из местных – которые подставили его, свалили на него свою вину, – то из кожи вон вылезет, чтобы очутиться в числе зрителей в тот самый момент, когда этим местным воздастся по заслугам. Ему мало просто сдать их, находясь в тюрьме, в недосягаемости, и при этом не запачкать рук. Такая месть не доставит Тревору удовольствия.

– По крайней мере, в тюрьме он был бы в безопасности, – заметила Берди.

– Слава богу, ты здесь, Берди, – отозвался Джуд. – Ты единственный здравомыслящий человек во всей округе. – Он порывисто протянул руку и коснулся ее щиколотки. – Ты всегда была такой. Еще в прежние времена. Всем, что только есть здравого в моей жизни.

Единственный звук, который слышался в комнате, издавали мотыльки, бьющиеся об абажур. Берди сидела совершенно неподвижно. Она понимала: достаточно рассмеяться, пошутить, небрежно сменить позу, и наваждение рассеется. И тогда жизнь останется прежней. Достаточно протянуть руку, и Джуд тоже потянется к ней. И ее жизнь изменится. Она не шевелилась. Молчала. Ждала.

«Если он действительно хочет этого, он так и сделает».

Джуд протянул другую руку и провел костяшками пальцев по ее щеке. От этого прикосновения кожу Берди словно закололо мелкими иголками. Лицу стало жарко. Он придвинулся к ней.

– Берди!..

Телефон разразился трелью. Оба вздрогнули и отшатнулись друг от друга.

– Черт! – С досадой рассмеявшись, Джуд вскочил. – Ах, черт!

Он редко чертыхался. Берди смотрела, как он шагнул к комоду, взял телефон и вернулся обратно. Протянув его Берди, он снова сел на кровать и в комическом разочаровании развел руками.

– Берди, ты?

Дэн Тоби. Невероятно.

– А кто же еще? – огрызнулась она.

– Странный у тебя голос. Ты где?

– Не твое дело. С чего вдруг звонишь среди ночи?

– Я тебя разбудил?

– Нет. – Берди снова тряхнула головой. Нет, так не пойдет. Она скрипнула зубами. – Тебе чего, Дэн?

Берди чувствовала на себе взгляд Джуда. Заметив, что она смотрит на него, Джуд встал и направился к окну, поднял жалюзи и выглянул наружу.

– Незачем злиться, – обиженно произнес Дэн Тоби. – Я тебе одолжение делаю. Звоню, чтобы кое-что сообщить.

– Тревор Лэм грозится разоблачить настоящего убийцу его жены. – Берди закрыла глаза. Воспоминания о том, как Джуд коснулся ее щеки, всплыло в памяти, и у нее перехватило горло.

– Так ты знаешь? – разочарованно протянул Дэн.

Берди открыла глаза:

– Конечно, знаю! Ведь я здесь. Весь день не отходила от него. Он всем объявил.

– Имя назвал? Господи, почему же ты мне не позвонила?

– Никаких имен Лэм не называл. – Берди покосилась на Джуда, стоявшего у окна. Он хмурился, вглядываясь в темноту. – Только сказал, что назовет, и все.

Дэн выругался:

– Дешевка самодовольная, прыщ на ровном месте! Что Лэм задумал? Он что, серьезно?

– Джуд считает, что да.

Услышав свое имя, Джуд обернулся. Берди улыбнулась ему и вскинула брови. Он пожал плечами, состроил гримасу и прислонился к окну.

Голос Дэна изменился, стал язвительным:

– Джуд, да? Ему ли не знать! Он все знает, все! По-твоему. – Последовала пауза. – Он сейчас с тобой, да?

– Не смеши. – Берди поджала губы и вдруг услышала на другом конце провода фоновый шум. – Ты в машине? – спросила она. – На дежурстве?

– Как вы догадались, детектив? Да вот путешествую понемногу вместе с Милсоном. – Голос Дэна звучал холодно.

– Куда едете?

– Я бы ответил, что это не твое собачье дело, вот только меня это не устраивает. Утром мы будем у вас. И я хочу, чтобы ты пока…

– Что?! – Берди резко выпрямилась, вцепившись в телефон. Джуд не сводил с нее вопросительного взгляда. – Ты едешь сюда? В Хоупс-Энд? – с расчетом на Джуда уточнила она.

– Да. На разведку, немного осмотреться. По особому распоряжению начальства. Милсон в восторге. Правда, Милсон? Остановимся в каком-то клоповнике, где нам забронировали места. В дыре под названием… как там его, Милсон? Сассафрас или что-то в этом роде. В общем, неважно. Суть в том, что Хоупс-Энд поблизости, так мне говорили. Если мы переночуем там, то уже рано утром будем в Хоупс-Энде. Начальству не терпится выяснить, что там происходит.

– Почему, Дэн?

Тоби тяжело вздохнул. Звук эхом раскатился в трубке.

– Начальство в замешательстве, Бердвуд. И рассчитывает обойтись без лишних проблем. Оно хочет добиться от Лэма сотрудничества. Картина ясна?

– Да. Но это дохлый номер, Дэн. Ничего не получится. Лэм вряд ли станет сотрудничать с вами.

Берди закатила глаза, глядя на Джуда. Он медленно и с улыбкой покачал головой.

– Бердвуд, ты прямо сняла с языка мои слова, – заявил Дэн Тоби. – Но в отличие от тебя нам, простым полицейским, приходится выполнять приказы. Какими бы идиотскими они ни были. Что, Милсон? – Он отвлекся, Берди услышала невнятный голос Милсона. Затем Тоби продолжил: – Милсон говорит, Сассафрас уже впереди. Он видел указатель. Милсон всегда начеку. Ну, в общем, слушай. Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня.

– Дэн, я не сумею помочь тебе, – заявила Берди. К его просьбам она подготовилась заранее. – Уговаривать Тревора Лэма я не стану. Мне самой предстоит работа с ним, рисковать ею я не могу. А завтра рано утром Джуд уезжает, так что и он не сможет тебе помочь. Даже если захочет.

– Господи, ну и кто теперь спешит с выводами? Разве я просил кого-нибудь уговаривать? Просил или нет?

– Нет. Пока нет, но…

– Никаких «но». Я хочу, чтобы ты сделала для меня только одно. Номер моего мобильника у тебя есть. Я хочу, чтобы ты позвонила мне сразу, если что-нибудь случится там, у вас, до завтрашнего утра. Не перетрудишься? Твоей личной жизни это не слишком повредит?

– Дэн, сейчас ночь! Все давно спят. Тут ничего не может случиться.

И как раз в этот момент Берди увидела, как Джуд повернулся к окну, услышав шум машины. Кто-то подъехал к пабу. Хлопнула дверца. Что происходит?

– Мало ли, – пробурчал Тоби. – И если все-таки случится, позвони мне. Только ни во что не ввязывайся, ясно? И своему приятелю Джуду скажи, чтобы не лез.

– Я ничего не могу сказать Джуду. – Берди встала с постели и направилась к окну, где стоял Джуд. Она выглянула наружу, но почти ничего не разглядела в темноте.

– Скажешь! Новости насчет Лэма. Скверные новости, насколько я могу судить, но у него же роман с прессой, а мы не можем позволить себе очередную неразбериху.

– Дэн…

– Все, Бердвуд, закругляюсь. Милсон, кажется, нашел тот самый мотель. Боже, «Приют путника»! Выглядит скорее как «Капут путнику». Ладно, утром увидимся.

В телефоне щелкнуло и стало тихо. Берди и Джуд переглянулись и одновременно произнесли:

– Что случилось?

Джуд засмеялся:

– Кит Лэм вернулся. Наверное, поссорился с Лили. И, кажется, решил нанести визит Сью Суини.

– Зачем?

Джуд поднял брови:

– Да ладно тебе!

– Она не такая!

– Откуда ты знаешь? И кстати, что сказал твой друг из полиции?

– До его начальства дошли сплетни, вот его и послали устранять неполадки.

– Только не это! Нужно съездить предупредить Тревора. – Джуд провел пальцами по волосам. Внезапно его лицо стало усталым.

– Джуд, никуда ты сейчас не поедешь. Уже поздно. Может, он не один. Вспомни, Лэм открытым текстом пригласил желающих – правда, не представляю, кому хватит безумия принять его приглашение.

– Я должен, Берди. Завтра утром мне надо уехать вовремя. А ему следует знать, что копы уже в пути. Сказать важно сегодня же… Слушай, а ведь ты была права!

Вспыхнул свет, кто-то открыл дверцу стоявшей напротив машины. Берди увидела, как в нее сел Кит Лэм. Хлопнула дверца, двигатель завелся, фары вспыхнули, автомобиль сдал задним ходом, развернулся и покатился прочь, прогрохотав по мосту и скрывшись вдалеке.

– Она его отшила, – усмехнулся Джуд. – Наверное, решил снова попытать удачу в Сассафрасе или Ганбаджи.

– Не надо было ему садиться за руль. Он слишком много выпил.

– Больше, чем почти все остальные. А это не шутки. – Джуд вгляделся в темноту. – Смотри, у Тревора все еще горит свет. Нужно все-таки заглянуть к нему. Это ненадолго.

– Ему знать незачем, Джуд. Я что хочу сказать: сам он ни в чем не виноват. Ему ничто не грозит. Его просто попытаются убедить рассказать все, что ему известно. Чтобы взять ситуацию под контроль.

– И выслужиться, – мрачно добавил Джуд. – Да, ему ничто не грозит, но не в этом дело. Тревору захочется все обдумать. Решить, как он поступит. Я не могу не сообщить ему, зная, что они уже едут. В конце концов он поймет, что я обо всем знал заранее. И сочтет мой поступок предательством.

– А разве теперь это важно?

– Для меня – да. Я просто хочу закончить историю с ним спокойно и гладко, без неприятностей, путаницы и недоразумений. Послушай… Мы с Тревором не друзья. И все-таки между нами существуют некие отношения. Довольно серьезные. Временами непростые. Жуткие. Бывали случаи, когда я жалел, что вообще затеял все это. Думал, что лучше бы я не писал «Агнец на заклание». Хотел просто все забыть. Потому что тогда я мог бы вычеркнуть Тревора Лэма из моей жизни.

Джуд снова принялся вышагивать по комнате.

– Но на попятный я так и не пошел, – продолжил он. – Несправедливость этого процесса… она была слишком уж вопиющей. Я просто не мог отвернуться от нее. От него. Какое бы отвращение Лэм ни внушал мне временами… точнее, довольно часто…

– Понимаю, – кивнула Берди. – Ты поступил правильно. Это было… действительно достойно восхищения.

На сей раз Джуд не стал возражать. Остановившись, он посмотрел на нее и произнес:

– Все это очень много значит для меня. Ты ведь понимаешь, почему я не остановился? Понимаешь. Потому что ты чувствовала бы то же самое.

– Да, – тихо подтвердила Берди. – Я действительно чувствовала то же самое в ситуациях, в которые втягивалась сама. У меня свои навязчивые идеи. – Она помолчала, вспоминая другое время, иные места. Мучительный выбор. – На каком-то этапе личностные качества уже не играют роли, – наконец добавила она. – Для тебя все, что имеет значение, – это справедливость. А для меня – истина.

– А разве это не одно и то же?

Берди сморщила нос, сдвигая очки повыше.

– Не знаю. Час уже слишком поздний, чтобы рассуждать о подобном. Во всяком случае, они тесно взаимосвязаны.

Джуд шагнул к ней и улыбнулся:

– Вероятно, справедливость охватывает истину. Или истина – справедливость?

– Джуд, так ты идешь или нет?

– Да. Помимо всего прочего попробую убедить Тревора поделиться сведениями с полицией так, чтобы не поднимать шума. Тогда я смогу со спокойной совестью уехать уже завтра.

– Ты, конечно, направишься по той самой тропе, да еще в темноте. Значит, не факт, что завтра тебе удастся уехать.

– Я пойду пешком, Берд. Отсюда всего десять минут ходьбы.

Она вздохнула:

– Тогда возьми мой фонарик.

– Спасибо. Вернусь примерно через час. Дождешься и впустишь меня? Цикада уже наверняка спит. А оставлять дверь незапертой не следует.

– Разумеется. И я обязательно дождусь и впущу тебя.

– Спасибо, Берди. Значит, мне можно вернуться сюда?

– Да.

Он поднял брови.

– Знаешь, что я тогда сделаю? Сразу же, первым делом?

– Что?

– Отключу проклятый телефон.

Глава 12

Берди вгляделась в окно. Темень. Чернота, пронизанная сверху миллионами звезд. Ни уличных фонарей, чтобы освещать дорогу, ни луны, чтобы выхватывать из темноты силуэт ветхого деревянного моста или озарять выгоны Хьюита. И никаких следов Джуда. Берди взглянула на часы: двадцать минут второго. Он ушел без десяти двенадцать и пообещал вернуться через час, самое большее. Здравый смысл твердил ей, что Джуда просто заболтал Тревор. «Но ведь Джуд знает, что я его жду и не сплю, – возражала Берди себе. – Он не стал бы засиживаться в гостях. Наверное, что-нибудь случилось».

«Позвони мне, если что-нибудь случится…» «Ничего не случилось. Не глупи. Тоби совсем запугал тебя. Хватит глазеть в окно. Все равно там ничего не видно». Рука Берди сжалась на жалюзи. Слишком сильно. Ломкая ткань хрустнула. Должно быть заметно хоть что-нибудь. Проблеск света. В глубине буша. Ведь она видела его перед тем, как ушел Джуд, а теперь там темно. Свет в окнах хибарки погас. «Джуд ушел оттуда. Вот что это значит. Сейчас он уже идет обратно. А Тревор лег спать. Через пять минут Джуд будет здесь. Самое большее – через десять».

Берди побрела к постели, взяла папку с записями, села и прислушалась. Но уже через десять минут снова стояла у окна, посматривая на часы. Как давно погас свет? Выглядывая в окно раньше, она не замечала, горит он или нет. Просто не задумывалась об этом. По ее представлениям, он мог погаснуть час назад или еще раньше. А может, свет, который ей показывал Джуд, горел вовсе не в хибарке. Или Тревор и Джуд просто перешли в другую комнату, окна которой обращены в противоположную сторону, потому и свет в них не виден. Или…

Нужно что-то делать. Бездействие и ожидание сводят с ума. Заснуть она не сможет. Еще никогда в жизни Берди не испытывала настолько острое нежелание спать. Неожиданно она вспомнила про кухню. «Там и чай есть, и кофе, – сказала Сью Суини. – И печенье. В любое время». Пожалуй, она заварит себе чашку чаю. Чай будет кстати. И печенье. Две штуки. Наверное, «в любое время» означает в том числе и в половине второго ночи. Так или иначе, ее никто не услышит.

Берди сбросила кимоно, переоделась и вышла из своей комнаты в темный коридор. Потом, подумав, вернулась обратно за мобильником. На всякий случай, если Тоби вдруг взбредет в голову опять позвонить. Снова очутившись в коридоре, она настороженно посмотрела сначала в одну, потом в другую сторону. Комната Цикады Бейкера находилась в дальнем конце, рядом с ванной. Номер один. Щель под дверью была темной. Свет в ванной тоже не горел. Берди на цыпочках прокралась к лестнице. Где-то здесь был выключатель – помнится, Сью щелкала им. Пошарив ладонью по стене, Берди нашла его и зажгла свет. Тусклый и желтый, он озарил лестницу. Пока все шло неплохо. Берди осторожно двинулась вниз по ступенькам.

У подножия лестницы она остановилась. Дверь слева вела во двор. Сквозь застекленную панель пробивался слабый свет. Берди вытянула шею, чтобы разглядеть, откуда он исходит. Из квартирки над гаражом. Значит, Сью Суини тоже еще не спит. Минуту Берди размышляла, не зайти ли к Сью. Было бы неплохо пообщаться хоть с кем-нибудь. Или даже выпить вместе чаю. Но сообразила, насколько нелепа эта затея. Во-первых, Сью наверняка в постели – может, читает. Или даже заснула, не выключив свет. Во-вторых, даже если она не спит и готова поддержать компанию, Джуд наверняка вернется сразу, как только Берди разговорится с ней. Такое и раньше уже случалось.

Торопливо отвернувшись от двери во двор, Берди погасила свет на лестнице. Если Сью не спит и заметила его, возможно, сама придет выяснить, в чем дело. В темноте Берди повернула в сторону фасада здания, ведя пальцами по правой стене коридора. Она уже знала, что за дверями слева находится кладовая и кабинет Цикады. Кухня справа. На ощупь Берди нашла дверь и скользнула внутрь. Потом притворила дверь, и только тогда включила свет.

Кухня была старомодной, но чистенькой. Берди знала, что Цикада сам готовит здесь себе еду. А иногда вместе с Сью жарит картофель для посетителей паба. Но, судя по всему, сегодня вечером ничего существенного тут не готовили. О том, что кухней пользовались, свидетельствовала единственная перевернутая кастрюля на сушилке возле раковины. Отложив телефон, Берди осмотрелась, прошлась по кухне, стараясь не шуметь, разыскала чайники для воды и заварки, чай, кружку, приготовила чай, порыскала в поисках печенья и нашла жестяную коробку в одном из шкафов. К узкому столику возле раковины был придвинут жесткий деревянный стул. На него Берди и села, чтобы выпить чаю, придвинув коробку с печеньем поближе к себе.

Было совершенно тихо. Полная тишина. Никакого шума транспорта. Вот именно. Ни света, ни машин. Берди прихлебывала чай и грызла печенье, сидя за столом в углу освещенной кухни. За ее спиной и дверью кухни не было ничего, кроме темноты. Впереди за окном – тоже. Мир сжался. Кухня казалась маленьким островком. Будто не существовало ничего, кроме нее.

Шли минуты. Берди налила себе еще чашку чаю. Выпила. Вымыла чашку. Убрала в кухне. Посмотрела на часы. Без десяти два. Что теперь? Вообще-то она знала что. И собиралась сходить и выяснить, что случилось в хибарке. Ждать дольше Берди не могла. Она и без того ждала слишком долго. Десять минут ходу туда. Двадцать минут на разговор с Тревором. Десять – обратно. Итого сорок. Ну ладно, пятьдесят. Или даже час, если Тревору захочется поболтать. Но не два же часа. Это слишком долго. Чересчур.

С бьющимся сердцем Берди схватила свой мобильник, быстро добралась до кухонной двери, распахнула ее и застыла в нерешительности. Нужно ли ей выходить в темноту одной? Даже без фонарика? Может, разбудить Бейкера? Попросить проводить ее? Или Сью?

«Они решат, что я спятила. Чокнутая пугливая горожанка, которая извелась только потому, что ее знакомый опоздал на час. А если ничего не случилось? А если я вызову подкрепление, мы заявимся в хибарку и увидим, что Тревор с Джудом копаются в компьютере или просто решили выпить и поболтать? Мне еще несколько дней здесь торчать. Нельзя допустить, чтобы они приняли меня за идиотку».

«Позвони мне. Если что-нибудь случится…»

«Ничего не случилось».

Быстро, чтобы снова не передумать, Берди вернулась в кухню, к шкафу, где нашла коробку с печеньем. Там же она видела свечи и спички, приготовленные Цикадой на случай, если отключат свет. Ну что ж, можно считать, что света нет. Берди взяла свечу, уже вставленную в старинный с виду подсвечник. «Со свечкой я буду выглядеть как Крошка Вилли Винки, – мелькнуло у нее в голове. – Зато подсвечник защитит пальцы от капель горячего воска». Она зажгла свечу и сунула в карман полный коробок спичек. Потом снова вышла из кухни и погасила свет.

Пламя свечи замерцало, отражаясь в стойке бара, зеркале, бутылках, пивных кранах, пока Берди медленно двигалась к входной двери. При мысли, что дверь придется оставить незапертой, она ощутила укол совести, но выбора у нее не было. И, в сущности, маловероятно, что паб успеют ограбить за время ее отсутствия. Все местные знают, что ночью двери паба заперты. А чужак сюда если и явится, то наверняка на машине. Приедет по дороге, прогромыхает досками моста, разорвав ночную тишину. Цикада услышит его. И Сью Суини тоже.

Берди подняла засов на двери, вышла на веранду и плотно прикрыла дверь за собой. Ветра нет – значит, дверь не распахнется. С дороги она выглядела запертой, как обычно.

«А чужак сюда если и явится, то наверняка на машине».

Обвинитель на суде над Тревором Лэмом придал этому обстоятельству большое значение. Никто не смог бы явиться в Хоупс-Энд на автомобиле так, чтобы его не увидели и не услышали в пабе, в какое бы время это ни случилось. И даже чужака, пришедшего пешком, обязательно заметили бы в те часы, пока паб открыт. Поэтому выдвинутое адвокатом Тревора Лэма предположение о бродяге, который замыслил кражу, а в итоге совершил убийство, звучало абсурдно. А это значит, что…

Берди перешла через дорогу и зашагала вдоль деревьев к малозаметной прогалине между ними, откуда начиналась тропа к дому Тревора Лэма. Деревья высились мрачной стеной. Язычок свечи едва заметно дрожал. Здесь, снаружи, он почти не рассеивал темноту. Но все-таки это было лучше, чем ничего. Гораздо лучше.

Она прошла мимо машины Джуда и направилась дальше. Звуки: журчание воды; тихие шорохи и треск в подлеске; трепет крыльев над головой, и где-то вдалеке – лай собаки.

Впереди показалось начало тропы. В кромешной темноте. Одной рукой Берди держала перед собой свечу, в другой сжимала гладкий и твердый телефон. Свернув на тропу, она двинулась по ней. Деревья обступили ее, сомкнулись над головой, заслоняя звезды в небе. Она шагала медленно, внимательно глядя под ноги. Тропа тянулась впереди. Воздух был нагретым, неподвижным и спертым, как в туннеле. Он повис вокруг, застывший и грузный, насыщенный запахами сырой земли, листьев, какой-то живности и медлительной реки. В подлеске хрустнула ветка – совсем рядом с тропой, где-то слева. Берди остановилась. Прислушалась. Подняла свечу повыше и увидела, как дрогнула рука – настолько резко, что крошечный язычок наклонился, покачнулся, заплясав среди тьмы, не в силах разогнать ее. Звук дыхания гулко отдавался в ушах. Слишком громко. Горло перехватило. Сердце билось все быстрее и сильнее.

Она здесь не одна. Рядом кто-то есть. Кто-то другой, совсем близко, прячется в подлеске. И дышит. Берди с трудом заставила себя сдвинуться с места. Колени подгибались и дрожали. Она смотрела прямо перед собой и напрягала слух, ловя каждый шорох. Еле уловимый звук послышался сзади и слева. Легчайший шелест, словно кто-то сменил позу, расслабив сведенную мышцу. Берди обернулась.

– Кто здесь? – крикнула она. Голос прозвучал тонко, совсем по-детски.

Молчание. А потом – стон. Приглушенный и страдальческий. Но не сзади, а впереди. С колотящимся сердцем Берди повернулась и снова двинулась вперед, стараясь не споткнуться. Прочь от безмолвного наблюдателя в густом подлеске. К источнику звука. По ее спине бежали мурашки, кожу сзади на шее и затылке покалывало. Она тяжело дышала, каждую минуту ожидая услышать шум и шаги, означающие, что сейчас на нее нападут сзади.

Почти всхлипывая от страха и напряжения, Берди достигла того места, где тропа круто поворачивала вокруг огромного дерева. Отсюда путь к хибарке был прямым, как аллея, и Берди хорошо помнила это, но ничего не видела. Она облизнула губы и позвала:

– Джуд, это ты? Ты в порядке?

– Сюда! Умоляю!

Голос казался почти незнакомым, в темноте он звучал тоскливо и потерянно. Берди бросилась вперед, держа свечу слишком близко и почти ослепнув от яркого пламени. Джуда она нашла с трудом. Чуть не пробежала мимо.

– Сюда!

Полный боли голос доносился откуда-то из-под ее ног. Берди повела свечой и увидела темную фигуру, вытянувшуюся на спине. Одна нога ее была вывернута под неестественным углом. Свет упал на белое лицо, блестевшее от испарины. Черные глаза. Лицо, искаженное от боли.

– Господи, Джуд! – Она бросилась к нему и протянула руку. По его шее струилась кровь. Затылок был в чем-то мокром и липком.

– Нога… – простонал он. – Берди, врача. – Джуд закрыл глаза.

Телефон. Слава богу, телефон здесь. Непослушными пальцами она принялась набирать номер экстренной службы. Потом что-то объясняла, не узнавая собственного голоса. «Скорая помощь». Несчастный случай. Несчастный случай? Пострадал человек. Нога. Бедро. Кажется, так. Рана на голове. На затылке. В Хоупс-Энде. И дальше по тропе. По узкой тропе. Неподалеку от паба. Направо.

– Джуд, они уже едут. Скоро будут. Что случилось? Кто тебя…

Но он не отвечал. Мысли Берди бестолково заметались. Сотрясение. Перелом. Шок. Шок опасен, от него умирают. Одеяло.

– Джуд, я сейчас вернусь. Через минуту, – прошептала она, будто он мог ее услышать, а потом сорвалась с места и понеслась, не видя тропы. Берди знала, что где-то рядом, невидимая в темноте, находится хибарка.

Деревья вскоре расступились. Справа показалось жилище Тревора. Берди услышала, что внутри негромко звучит музыка. Свеча озарила веранду и полуоткрытую дверь. В доме было темно.

– Тревор!

Берди пробежала через веранду, пнула дверь, и та ударилась о стену.

– Тревор!

Голос эхом раскатился по дому. Берди подняла свечу повыше, разыскивая выключатель. Тени заплясали по стенам, потолку и полу, по негромко мурлыкающему транзистору и компьютерной технике на столе.

– Тревор!

И тут она увидела его. Все это время он находился здесь. Можно было и не кричать. Тревор все равно не услышал бы. Ничего бы не услышал, лежа на полу, уткнувшись лицом в маленькую чернильно-черную тень, которая вовсе не была тенью.

Пальцы Берди нащупали выключатель. В комнате вспыхнул свет. Присев на корточки, она подползла ближе и потянулась к выброшенной вперед руке. Пальцы были еще теплыми. Но пульс уже не ощущался. Ничего другого она и не ждала. Весь его затылок был размозжен, представляя собой вмятину с мешаниной мокрых волос и осколков костей. Темная кровь струйками сбегала с обеих сторон головы, растекалась лужицей по полу и впитывалась в жадно вбирающие ее старые половицы. На четвереньках Берди попятилась обратно к двери.

«Позволь любить тебя, – приторно-сладким голосом ворковало радио. – Позволь любить тебя, голубка!..»

Кажется, ей надо было что-то сделать… Берди с трудом поднялась, добрела, пошатываясь, до спальни и стащила с постели одеяло. Волоча его за собой, она вернулась в кухню. Свеча. Только бы не забыть свечу. И опять в гущу деревьев. Обратно к Джуду. Скорее. Как можно быстрее, только чтобы не погасла свеча. «Не думай об оставшемся в хибарке трупе, коченевшем под музыку! Не думай о неизвестном, наблюдающем из зарослей. Джуд лежит там, совсем беспомощный. Скоро ты будешь с ним. Идти недалеко. Справа, примерно посередине прямого участка тропы. Смотри не споткнись об него. Он где-то поблизости. Ищи под деревьями».

Но Берди опять чуть не прошла мимо Джуда. Сделала несколько лишних шагов. Пришлось вернуться. Она встала на колени и накрыла его одеялом. Он слабо застонал, скривившись от боли.

– Я здесь, Джуд, – прошептала она. – Все хорошо. Я здесь.

«На самом деле все плохо. Тревор Лэм мертв, Джуд. Его больше нет. Ты видел это? Ты уже знаешь? Сколько ты пролежал тут? Что это было, что случилось с тобой?»

«Если что-нибудь случится…»

Телефон лежал там, где она оставила его. Берди набрала номер. На звонок ответили быстрее, чем она рассчитывала. Она заговорила. И опять не узнала собственного сиплого, срывающегося голоса:

– Дэн, это я, Берди. Кое-что случилось. Пожалуйста, приезжай.

Глава 13

Джуд лежал неподвижно, дышал часто и сбивчиво. Берди съежилась рядом, желая хоть как-нибудь помочь ему, но понимая, что ей остается лишь ждать. С одной стороны, ей хотелось, чтобы он пришел в себя: тогда по крайней мере можно было поговорить с ним; выяснить, что случилось, убедить себя, что с ним все будет хорошо, и избавиться от мучительного чувства одиночества, – но она сознавала, что, очнувшись, он вновь испытает боль, страшную боль.

– Уже недолго, – прошептала Берди скорее себе, чем ему. Затем осторожно смахнула опавшие листья и мелкие веточки с его груди, шеи и лица.

Джуд вздохнул в забытьи. Какое-то насекомое зашуршало в подлеске. И еще одно. Затылок Берди слегка покалывало. Однако мирная возня насекомых означала, что в темноте никто не прячется, иначе они учуяли бы чужака и притихли. Кто бы ни следил за ней из зарослей, он либо ушел, либо не стал преследовать ее до поворота тропы, где лежал Джуд.

Свет в окнах хибарки озарял поляну. Дверь осталась открытой, в ночном воздухе плыла тихая музыка транзистора. Берди думала, что надо было погасить свет и закрыть дверь. А то налетят ночные бабочки или еще какая-нибудь живность. Уничтожат улики…

Кто уничтожит улики? Ночные бабочки? Берди закрыла глаза, услышав свой почти истерический смех. Да она наверняка нанесла месту преступления в тысячу раз более серьезный ущерб, ворвавшись в хибарку и бросившись к трупу, и вдобавок еще побывала в спальне, сорвала одеяло с постели, протащила его по полу до самой двери. Не говоря уже о том, что одеяло волочилось за ней по земле через всю поляну и дальше по тропе. Повсюду, где побывала, она оставляла свои отпечатки ног и пальцев, волосы, нитки, волокна – оставляла свои, затаптывала и затирала чужие…

Но у нее не было выбора. И по крайней мере, она побывала в хибарке одна.

Пламя свечи дрогнуло. Берди встревоженно уставилась на него, вдруг заметив, насколько укоротилась свеча. Пламя было длинным, колеблющимся, ярко-желтым. На восковом пеньке, оставшемся в подсвечнике и стекающем в него горячими каплями, виднелись следы копоти. Нет, не копоти. Крови.

Берди посмотрела на свои руки. Пальцы были в крови. Она яростно принялась вытирать их о свою рубашку. Кровь Джуда? Тревора? Или обоих?

«Если что-нибудь случится… не ввязывайся».

«Извини за это, Дэн. Когда приедешь, я тебе объясню, как все получилось».

Первой появится «скорая». И местная полиция. Берди взглянула на часы. Нет, даже для них еще слишком рано. Минуты еле ползли. Местная полиция и «Скорая помощь» в Ганбаджи. Оттуда минут двадцать пять езды – так сказал диспетчер. Двадцать пять минут от Ганбаджи до Хоупс-Энда. По прямой. Тоби и Милсон прибудут следующими. От Сассафраса до Хоупс-Энда тридцать минут езды с обычной скоростью. Если, конечно, не пропустить поворот, где указатель направлен прямо в землю, и на развилке повернуть направо, а не налево. Если не гнать, но и не сворачивать на обочину. И не тащиться за ползущим бульдозером «Бобкэт». Ну, по крайней мере это маловероятно.

Неужели только вчера Бык Трюс доставил ее сумку в паб Хоупс-Энда? Казалось, это было давным-давно. И она торчит тут уже целую вечность. Атмосфера этого места затянула и поглотила ее.

Хорошо еще, водители «скорой» наверняка знают дорогу. Во всяком случае, обязаны знать. Ведь это же их территория. Не может быть, чтобы никому прежде не требовалось вызывать «скорую помощь» в Хоупс-Энд. Но Берди до сих пор не слышала звуков сирены, даже издалека. Где они? Она же объяснила, что случай экстренный, и умоляла поспешить.

«Может, перевернуть его на бок? Он лежит на спине. Боюсь, что… Только если у него начнется рвота. А если нет, лучше его не трогать».

Когда они приедут, с Джудом все будет в порядке. Ему дадут что-нибудь от боли, помогут сменить эту ужасную, неестественную позу и при этом не нанесут лишнего ущерба. Они же специалисты. Постоянно занимаются этим. Она тоже специалист: по крайней мере, считается таковым, – но до сих пор ничем не помогла, лишь все испортила. Берди буквально слышала в эту минуту голос Дэна – низкий, подозрительный:

«Зачем твой дружок отправился проведать Лэма среди ночи? – Хотел сообщить ему, что ты уже едешь сюда. – Как он об этом узнал?

«Я ему сказала».

И тишина. Укоризненное молчание.

«Это же была конфиденциальная информация, Берди. А я-то тебе доверял».

В то время она об этом не подумала, но, сидя рядом с Джудом в ожидании, вдруг сообразила, как выглядит происходящее с точки зрения Дэна. Как измена. Стремление угодить Джуду Грегоряну и предательство доверия. Негласного, однако доверия.

Джуд пошевелился и застонал. Берди приложила ладонь к его щеке.

– Лежи тихо. Теперь уже скоро, – пообещала она.

Он сразу замолчал, словно понял ее и успокоился. У Берди щемило сердце. Она отвернулась от Джуда, всматриваясь в буш. Разбираться в своих чувствах ей не хотелось. И Берди стала винить себя. Ведь она же специалист. Великий следователь. Собиратель головоломок, искатель улик, мыслитель с железной логикой. И она беспомощно сидит, скорчившись над оплывающей свечой, ждет, когда толпа мужчин явится за ней, спасет, возьмет на себя ответственность, избавив ее от мучений. В ушах снова зазвучал голос Тоби, ровный, веский, почти скучающий:

«Значит, Бердвуд, на месте преступления ты побывала первой. И что же заметила там, в хибарке? Тело Лэма? А на тропе к дому? В кустах? Что ты слышала и видела?»

И ее голос – дрожащий шепот:

«Я так растерялась. Джуд сильно пострадал. Было темно. Я испугалась».

На лице Тоби, пристально наблюдавшего за ней, отразилось недоверие. Берди передернулась и обняла себя обеими руками, словно защищаясь. Отогнала видение лица Тоби. Но оно упрямо всплывало перед глазами, заставляя съеживаться от страха. Ей обязательно надо сосредоточиться. Заставить мозг снова заработать. Если ее внимание было рассеянным, это еще не значит, что разум ничего не подмечал и не запоминал по давней привычке, твердила себе Берди. Данную информацию можно извлечь из памяти – это лишь вопрос времени.

Что ей известно? Джуд ушел от нее без десяти двенадцать и направился к хибарке Тревора. Снаружи было темно. Из ее комнаты виднелся слабый проблеск света глубоко в зарослях напротив паба. Это вполне мог быть свет в окнах хибарки. Джуд считал, что так оно и есть. Он взял у нее фонарик и ушел.

Фонарик! Берди подняла свечу. Тени заплясали на земле, она озиралась, надеясь заметить неяркий блеск, который выдаст присутствие трубочки из черного пластика под ногами, возле глубокой колеи на тропе, среди листьев и камней. Когда на Джуда напали, фонарик выпал у него из руки. Предположительно из правой. Скорее всего он где-то рядом, там же, где лежит сам Джуд. Ни на тропе, ни рядом с ней Берди не заметила следов яростной и длительной борьбы. Даже при неярком свете свечи следы такой борьбы были бы отчетливо видны на усыпанной листьями земле. Но Джуда, похоже, застали врасплох и свалили единственным ударом. И, вероятно, пнули, когда он уже лежал на земле. Такие подробности можно узнать только от него самого. Но пока он не в состоянии говорить.

Берди сосредоточилась на поиске фонарика. Обязательно нужно найти его. Она нахмурилась, оценивая позу Джуда. Он лежал на спине, откинув правую руку, ногами – в сторону хибарки. Значит, Джуд двигался в том же направлении. И упал навзничь, при этом его нога неловко подвернулась, когда он тяжело рухнул на землю. После этого Джуд был уже не в состоянии подняться. Значит, фонарик должен находиться…

Берди осторожно приподняла одеяло с правой стороны и приблизила свечу к земле. И довольно усмехнулась, заметив тускло блеснувший пластиковый корпус. Фонарик лежал именно там, где она и рассчитывала найти его, – возле правого бедра Джуда. Осторожно поднимая фонарик, Берди молилась, чтобы он работал, и чуть не вскрикнула от радости, когда яркий луч вспыхнул сразу, озарив тропу и ближайшие к ней заросли. Обрадованная этим скромным успехом, Берди некоторое время сидела, водя фонариком из стороны в сторону, ощущая в руке его успокаивающую, хотя и небольшую, тяжесть, и по-детски ликовала, побеждая темноту. Свечу она погасила. Теперь в ней не было необходимости. Неважно, что здесь нет ни луны, ни уличных фонарей. Зато есть самое необходимое – источник света.

Берди поправила одеяло и принялась анализировать подробности, стараясь не упустить ни единой. Джуд ушел. Она ждала. Читала, смотрела в окно. Ничего не видела и не слышала. В какой-то момент обнаружила, что свет в глубине буша погас. Но когда именно это произошло, неизвестно. Возможно, задолго до того, как она заметила его отсутствие. Примерно в половине второго она вышла из своего номера и спустилась в кухню. В комнате Цикады Бейкера было темно. У Сью Суини горел свет. Она приготовила себе чашку чаю и вышла из паба примерно без пяти два.

После приблизительно пяти минут ходьбы услышала кого-то в густом подлеске. Слева от нее. По коже опять пробежали мурашки, едва Берди вспомнила это дыхание, этот легкий шорох. Кто бы это ни был, он находился совсем рядом. И довольствовался тем, что просто наблюдал из укрытия. Но преследовать ее не стал.

Кто же это был – убийца Тревора Лэма, напавший на Джуда? Если так, почему он (или она) ждал неподалеку? Почему не напал и на нее? Потому что она ничего не видела. Не представляла для него угрозы. Наблюдатель услышал, что Берди приближается, и сумел ускользнуть в заросли до того, как она появилась. Итак, если этот наблюдатель и убийца – одно лицо, а это, разумеется, не следует принимать как данность, значит, речь идет не о безумце, одержимом жаждой крови и рыщущем по всему Хоупс-Энду в поисках любой жертвы, какая только подвернется под руку. Мы имеем дело с избирательным убийцей.

Но об этом, конечно, Берди знала с самого начала. Ее сомнения окончательно развеялись, когда она нашла возле тропы Джуда, а потом увидела в кухне труп Тревора Лэма, лежавшего лицом вниз в луже крови, черной тенью растекавшейся вокруг его головы и впитывавшейся в половицы.

Некто казнил Тревора Лэма. Его убили, в сущности, так же, как и жену: размозжили череп мощным ударом сзади. Наверное, он заспорил со своим убийцей, а потом отвернулся. Или преступник прокрался в хибарку и… Нет. Передняя дверь слишком громко скрипит, так что войти в кухню незамеченным невозможно. А задняя дверь заперта на засов. Значит, Тревор сам впустил убийцу. Если, конечно, тот не спрятался в хибарке заранее, дожидаясь, когда Тревор вернется из паба. Хибарка стояла запертой. Замок новый, ключ был у Тревора. Однако окна, особенно старые, с плохо пригнанными рамами, можно было выломать. Преступник мог пробраться в дом через заднее окно и затаиться в жаркой и душной темноте, сжимая в потной руке орудие убийства.

Орудие. Какой-то твердый и тяжелый предмет, способный проломить сзади череп мужчины. Берди прищурилась, пытаясь припомнить все, что увидела в кухне. Мысленно осмотрела испачканный кровью пол, но так и не припомнила, чтобы на полу что-нибудь, кроме нескольких пивных банок, лежало. Значит, убийца унес орудие с собой, спрятал где-то или выбросил в кусты. Или в реку. Но Тоби его найдет. Даже если орудие вымыли, на нем останутся следы, которые обнаружат эксперты-криминалисты. Смыть кровь не так-то просто. Ее следы сохраняются на долгие годы – они невидимы невооруженным глазом, однако они есть, и ждут только, когда их выявят. Как вину. Тоби обязательно найдет орудие преступления, а оно приведет к убийце даже в отсутствие других следов.

«В прошлый раз орудие убийства так и не нашли».

Берди оглянулась на хибарку, в которой погибли уже два человека. Наконец-то ее мозг заработал в привычном темпе. Важно только не спешить с выводами. Эти две смерти могут быть совершенно не связаны друг с другом. Или, напротив, тесно взаимосвязаны. А если между ними все-таки существует связь, неужели смерть Тревора Лэма – безжалостное убийство из мести? Неужели кто-то решил: око за око, зуб за зуб – и привел приговор в исполнение, не задумываясь о последствиях?

Или же вторая смерть воспринималась как мера, необходимая для защиты убийцы жены Лэма? Неужели убийца Дафны Лэм вышел из тени, только чтобы нанести новый удар?

У Лэма имелись причины вернуться домой, в Хоупс-Энд. В голове у него сложился некий извращенный план мести, и он приступил к его исполнению. Похоже, Лэм затаил злобу на всех и каждого, но имел на примете одну конкретную жертву – конечно, если в пабе сказал правду о разоблачении того, кто убил Дафну. Почему же Лэм не заметил, что ему самому грозит опасность? Неужели не понимал, что убийца попробует снова совершить преступление, лишь бы его не разоблачили? Берди поднялась и начала беспокойно вышагивать туда-сюда. Тревор Лэм был неглуп. И все-таки объявил о своих планах во всеуслышание в местном пабе. Этот поступок выглядел безрассудным.

«Тревор никогда и ничего не делает без причины».

Это заявление. В пабе. Самая громкая огласка, лучшая реклама, какая только возможна в Хоупс-Энде. Гораздо эффективнее, чем расклеить объявления на каждом дереве. Намного лучше, чем поместить их в местную газету. Люди разговорчивы. Лэмы, Цикада Бейкер, Сью Суини, молчаливые мужчины-наблюдатели. Все они разнесут известие. Филипп Хьюит тоже находился там, Берди хорошо помнила это. Он наверняка рассказал обо всем своим родителям.

При мысли о них Берди поморщилась, как от боли. По словам Джуда, Лес и Долли Хьюит до сих пор уверены в виновности Тревора. Ничто не поколебало их в этом убеждении. Все происходящее должно было стать для них невыносимой мукой. Вот только станет ли? Теперь, когда Лэм мертв? Разве они не добились наконец того, к чему стремились с самого начала?

Берди тряхнула головой, сунула руки в карманы и снова принялась ходить: несколько шагов по тропе, поворот, несколько шагов обратно, поворот… Вспомнив Джуда, вышагивавшего по ее номеру, она заставила себя остановиться. В воздухе разнесся звук, похожий на далекий колокольный звон. Возможно, последний удар часов на здании мэрии, эхо которого принес в эту даль порыв ветра. А потом Берди уловила еще один звук. Шум автомобильного мотора – где-то среди холмов за рекой. Буш приглушал звуки, трудно было определить, насколько далеко находится машина, но постепенно шум усиливался.

И вот наконец – вспышка света за деревьями. Красного света. «Скорая», едущая на большой скорости, но с выключенной сиреной. Конечно, сирена здесь ни к чему. Это даже к лучшему. Так приезд «скорой» привлечет меньше внимания и никого не разбудит – кроме Цикады и Сью в пабе. Фары мигнули, скатываясь под гору близ выгонов Хьюита и спускаясь к реке. Проследить дальнейший путь автомобиля не составляло труда. Значит, сквозь деревья все-таки что-то да видно. По крайней мере, в этом направлении. Заросли только кажутся непроглядными в темноте.

Послышался гулкий грохот – машина проехала по мосту. Ее путь отмечали отдельные вспышки красного света. Вскоре раздалось приглушенное урчание двигателя. И наконец – мужской голос где-то в начале тропы:

– Эй! «Скорая» здесь. Сюда ехать?

– Да! – отозвалась Берди и бросилась бежать на голос, освещая себе путь прыгающим лучом фонарика. – Да, сюда, сюда!

Она уже была возле крутого поворота тропы, как вдруг раздались вопли. Истерические, пронзительные, полные ужаса, они разносились над поляной за ее спиной, там, где стояла освещенная хибарка. Берди обернулась. Грохот, треск, внезапный громкий всплеск статических помех изнутри хибарки. Кто-то сбил транзистор с кухонного стола. Значит, кто-то…

Темная фигура вылетела из двери, споткнулась и растянулась на веранде. А вопли повторялись – еще и еще.

Глава 14

И воцарился хаос. По крайней мере, так показалось Берди. Грейс Лэм, свалившаяся с веранды, поползла прочь от хибарки, не переставая вопить. Орало радио, включившееся при падении на полную громкость. Повсюду, и вблизи, и вдалеке, захлебывались лаем собаки. Внезапно везде вспыхнул свет и засиял, словно маяки в темноте. Со стороны пригорка и дома Лэмов. С противоположного берега реки и дома Хьюитов. С дороги – там, где находился паб, и поодаль, в домах, обитателей которых разбудило любопытство или испуг. Светила фарами «скорая», остановившись у начала тропы. Светили фонариками врачи «скорой», водили лучами по зарослям, спеша на голос Берди.

Вскоре появились люди. Сами врачи, молодые и энергичные, один рослый, с зачесанными назад светлыми волосами, другой – пониже, коренастый, с серьгой и щетиной на лице. Они бросились к Джуду, склонились над ним и перестали обращать на Берди внимание. Сразу после них Розали и Чудик Лэм вынырнули, как тени, из кустов, обогнули Грейс и устремились к хибарке, глухие к призывам Берди остановиться. Отставший Джейсон завывал, продираясь через кусты, и жалобно причитал:

– Ну что там? Что там? Меня подождите! Ма-ам, мам!

Берди бросилась бежать через поляну, луч фонарика в ее руке мелькал, колени, казалось, больше не выдержат.

– Розали, Чудик, не трогайте ничего! – крикнула она и услышала, как замолчал транзистор.

Лежа на боку в пыли, Грейс выла и рыдала, содрогаясь всем телом. Берди взлетела на веранду и замерла в дверях. Розали и Чудик стояли над трупом Тревора, держась за руки. У Чудика – с голым торсом, в расстегнутых джинсах и рабочих ботинках без шнурков – по щекам катились слезы. Розали не плакала, но была так же бледна, как брат. У обоих руки и одежда были перепачканы кровью. Наверное, они встали на колени возле трупа, когда вбежали в дом, как сделала Берди. Старый маленький транзистор в треснувшем корпусе лежал на столе.

– Розали, мне очень жаль, но вы должны выйти из дома, – мягко произнесла Берди. – Полиция уже едет. Врач тоже. Выйдите и закройте дверь. Вы же не хотите ненароком затоптать улики.

Розали открыла рот и вдруг рассмеялась. Это был пронзительный, задыхающийся смех.

– Врач? – выдохнула она. – Не нужен ему врач! Какие еще улики? Доказательства, что он мертв? Да вы на кровь посмотрите! И на его затылок! Ему голову проломили. У него все мозги наружу. Этого мало?

Берди быстро прошла вперед, но Розали уже умолкла. Сев на стул, она пыталась отдышаться и по-прежнему цеплялась за руку Чудика. Тот робко смотрел на Берди.

– Нужно выйти отсюда, Розали, – сказала Берди. – Ваша помощь нужна Грейс.

Розали покачала головой.

– Не пойдет она, – подал голос Чудик. – А если она не пойдет, то и я тоже. – Он упрямо выпятил нижнюю губу.

– Тогда никого сюда не впускайте. И запомните: ничего не трогайте! – велела Берди.

Она уже сделала все, что могла. Теперь пора было возвращаться к Джуду. Пятясь, Берди покинула кухню и спустилась с крыльца как раз в тот момент, когда из кустов на поляну вылетел Джейсон. Он приплясывал от возбуждения.

– Что случилось? Где мама? – завопил он, кидаясь к Берди. – Что с Грейс?

– Тебе Грейс расскажет, – ответила Берди. – Останься с ней, никуда не отходи.

Без малейшей надежды, что он послушается, она поспешила прочь.

Вернувшись к похожему на прямую аллею участку тропы, Берди увидела, что врачи «скорой» продолжают оказывать помощь Джуду, готовят носилки, капельницу и еще какую-то аппаратуру. Заметив ее приближение, оба подняли головы.

– Произошло убийство. Там, в доме, труп, – произнесла она. Почему-то ей казалось, что они должны об этом узнать.

Врачи переглянулись, оторвавшись от ловкого и быстрого выполнения своих обязанностей. Возникло осложнение.

– Про убийство нам ничего не говорили, – недовольно заявил блондин и нахмурился. Он явно нервничал.

– Я сама о нем не знала, когда звонила в «скорую». Труп я нашла уже позднее.

– Он мертв? – помолчав, уточнил коренастый, теребя сережку в ухе.

– Да.

– Полиция в курсе?

Берди кивнула.

– Нельзя было пускать их топтаться там. Надо было оставить все как есть, раз это убийство. И даже если смерть от несчастного случая.

– Да, знаю, но я не смогла уговорить их уйти.

– А он точно мертв?

– Да.

Переглянувшись с коллегой, светловолосый врач поднялся и трусцой побежал к хибарке. Проверить на всякий случай. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть. Бежал он странно, словно бы вприпрыжку. Его затылок и шея оставались неподвижными от недовольства и напряжения.

Берди присела рядом с Джудом, стараясь на время забыть об остальном. Она сделала все, что могла. В отличие от ее просьбы к приказу врача наверняка прислушаются. Может, ему удастся выдворить Розали и Чудика из этой ужасной комнаты, в которой смешался запах старой и новой крови.

В отсутствие напарника коренастый медик разговорился и стал гораздо дружелюбнее. У Джуда перелом ноги. Сильное растяжение руки. Со спиной вроде все в порядке. Еще сотрясение. Сильное. Ей известно, что произошло? Нет, она ничего не знает. Нет, не жена. И не родственница. Просто друзья. Да, его имя она знает. А вот насчет адреса не уверена. Только рабочий телефон.

– Вы не могли бы поехать с нами в больницу?

В больницу? Берди растерялась. Уехать и предоставить Дэну самому выяснять, что здесь случилось?

«Ни во что не влезай».

Берди услышала неподалеку голоса и подняла голову. Цикада Бейкер, толстобрюхий, краснолицый и встрепанный, в джинсах и белой майке, стоял у крутого поворота тропы, вполголоса переговариваясь с двумя другими мужчинами и женщиной с острым подбородком и с бигудями в волосах. Все они явно только что прибыли. И теперь пытались понять, что к чему, глазели на врача «скорой» и Джуда, посматривая в сторону хибарки. Вскоре к ним присоединилась Сью Суини: она принесла мощный фонарь, – кутаясь в халат с ярким цветочным рисунком, рядом с колышущимся подолом которого особенно нелепо смотрелись ее розовые кроссовки.

Ну вот, все в сборе, подумала Берди, поднимаясь и направляясь к ним. Но нет, не все. Энни нет. Пока. Кит еще не вернулся. Лили тоже отсутствует. И никто из Хьюитов не явился. Странно. Наверняка они слышали крики. И видели свет, особенно мигающие красные огни «скорой». Удивительно, что они так и не удосужились выйти посмотреть, что случилось. Или им уже все известно.

Собравшиеся уставились на Берди.

– Там… смерть, – неловко выговорила она, собираясь сказать «несчастный случай», но в последнюю секунду передумала и не стала смягчать известие. С учетом обстоятельств даже слово «смерть» выглядело попыткой завуалировать правду. Поскольку подразумевало в том числе смерть по естественным причинам.

Сью ахнула и закрыла рот ладонью.

– Лэм, да? – выпалила женщина с острым подбородком и бигудями в волосах.

Берди кивнула, глядя на Сью. Та стояла не шевелясь, но костяшки ее пальцев, прижатых к губам, побелели. Глаза были широко раскрыты и совсем черные. Незнакомая женщина улыбнулась тонкими губами и повернулась к Бейкеру.

– А я что говорила! – торжествующе воскликнула она.

Он пожал плечами:

– Разве я с тобой спорил, Пег?

– Кто это сделал? – настойчиво потребовала ответа незнакомка у Берди.

– Не знаю.

Пег всмотрелась в медика, оказывающего помощь Джуду.

– Ну и чего он там возится? – возмущенно спросила она. – Он ведь уже покойник!

– Это… не Тревор, – невнятно выговорила Сью. По-прежнему зажимая рукой рот, она не сводила дикого взгляда с распростертого тела Джуда. Потом перевела глаза на Берди, словно ожидая подтверждения.

– Нет-нет, – заверила Берди так спокойно, как только могла. – Это не Тревор. Тревора убили в хибарке. А здесь – Джуд Грегорян, помните?

Оплывшее лицо Цикады застыло.

– Что с ним?

– Похоже, дело плохо, – высказалась Пег, прищурившись.

Берди постаралась ответить ровным тоном:

– Говорят, что с ним все будет в порядке. У него сотрясение мозга и перелом ноги. Его отвезут в больницу. Меня попросили сопровождать Джуда.

– А, заполнять бланки и все такое, – понимающе закивала Пег.

– И полиция уже едет. Я имею в виду – местная полиция. А еще – детектив, сержант Дэн Тоби, и констебль Колин Милсон из Сиднея.

Один из мужчин хохотнул:

– Копы из Сиднея? Да к тому времени, как они сюда дотащатся…

– Ошибаетесь. – Берди смотрела на Цикаду, рассчитывая на его внимание. – Здесь они будут с минуты на минуту. Они выехали из Сассафраса. Если я уеду со «скорой», вы сообщите им, где я? В больнице в Ганбаджи. Передайте, что я вернусь сразу, как только смогу.

Цикада Бейкер кивнул:

– Не вопрос. Я оставлю для вас открытой заднюю дверь.

Если он и удивился тому, что два столичных копа выехали из Сассафраса, и не понял, как об этом узнала Берди и зачем им встречаться с ней, то виду не подал. Зато женщина с острым подбородком и прищуренными глазками хищно задергала носом. Ее буквально распирало от любопытства. Взгляд метался в сторону хибарки и обратно. Ей не терпелось побывать там. Увидеть все самой.

Берди заметила, что рослый светловолосый медик вышел, прикрыв за собой дверь хибарки. Чудик, Розали, Джейсон и Грейс стояли возле крыльца, сбившись в кучку, и следили за ним. Наконец-то Грейс перестала вопить. Белый халат и аура власти, хотя и неявная, творят чудеса, подумала Берди, спеша к тому месту, где находился Джуд. Его уложили на носилки, подоткнув больничное одеяло со всех сторон; лицо прикрывала кислородная маска, из руки торчала игла капельницы. Джуд показался Берди совершенно незнакомым человеком. Его неподвижность внушала ужас.

– С ним все хорошо, – заверил коренастый врач, заметив выражение лица Берди. – Состояние стабилизировано. А теперь мы увезем его. Вы с нами?

– Да. Только сбегаю за ключами от автомобиля.

– Давайте, а мы пока поедем вперед. В больницу Ганбаджи. Знаете, где это?

– Найду.

Они подняли носилки: коренастый – спереди, блондин – сзади. Джуда предстояло перенести в машину.

– Все лучше, чем трясти его в машине по этим ухабам, – сказал блондин. – Даже если бы удалось подвести автомобиль к нему вплотную. В чем я сомневаюсь.

– Хотите, я буду освещать вам дорогу?

– Нет, не надо! – жизнерадостно откликнулся коренастый. – Мы привыкли. Не первый день работаем в округе.

Берди кивнула и зашагала рядом с ними, светя фонариком под ноги. Его луч выглядел жалким и тусклым по сравнению с профессиональным фонарем коренастого. В сущности, без своего источника света Берди вполне могла обойтись, но он придавал ей ощущение независимости.

Цикада, Сью, Пег и остальные отступили к кустам, пропуская носилки. Пег жадно вгляделась в лицо Джуда, почти скрытое кислородной маской, и толкнула локтем стоящего рядом мужчину.

– Дело дрянь, – громким шепотом объявила она. – Бледный-то какой.

Берди посмотрела на Джуда, отступила, задела носилки. Штатив капельницы задребезжал.

– Вы сходите за ключами, – добродушно посоветовал коренастый. – Идите, идите. Ничего с вашим другом не случится. Он и не заметит, что вы отлучились. Даже не знает, наверное, что вы здесь? Как, говорите, его зовут?

– Джуд Грегорян.

– Ясно. С Джудом все будет хорошо. Мы позаботимся о нем. Увидимся в Ганбаджи.

Он держался приветливо и тактично, но было видно, что присутствие Берди тревожит его. Ему хотелось, чтобы она не мешала им выполнять свою работу. Или просто не терпелось поговорить с напарником в ее отсутствие.

Берди оглянулась. Цикада, Пег и двое мужчин медленно приближались к поляне и хибарке. Сью Суини стояла одна, скрестив руки на груди и обхватив себя за плечи, обтянутые цветастым халатом. О чем она думала? Что чувствовала? Радовалась или печалилась оттого, что Тревор Лэм мертв?

– Ладно, тогда я пойду, – объявила Берди, обогнула носилки и направилась вперед.

– …по затылку, – услышала она голос блондина. – Несколько часов назад.

– …сказал… больше не входить? Пока копы не…

– Ага. Но как пить дать: не успеем мы уехать, они…

Продолжения Берди не услышала, торопясь вперед.

Мигающий красный сигнал теперь виднелся впереди. Он исчезал и вновь появлялся, когда Берди выходила из-за поворотов тропы. Вдруг она сообразила, что уже миновала то место, где слышала дыхание невидимого наблюдателя в кустах. Но задумываться об этом не стала. Ее голову переполняли другие мысли. И все-таки при воспоминании у нее перехватило горло. На тропе, похожей на туннель, ее буквально душила клаустрофобия. Возникло нестерпимое желание исчезнуть отсюда.

Почти бегом обогнув последний поворот, Берди ожидала увидеть впереди дорогу. Но въезд на тропу был перекрыт: задней дверцей вплотную к нему стояла «скорая», по обе стороны от нее почти не осталось прохода. Она кое-как протиснулась мимо «скорой», судорожно раздвигая нависающие ветки деревьев, и выбралась на дорогу. Тяжелая рука схватила ее за плечо. Вскрикнув, Берди вырвалась и круто обернулась. Ей в лицо ударил свет.

– Куда ты собралась? – осведомился Дэн Тоби.

Она уставилась на него, приоткрыв рот, чувствуя, как бешено колотится сердце. Он грозно хмурился. За спиной Дэна мялся Колин Милсон, смуглое худое лицо которого превратилось в застывшую маску осуждения.

– Ну? – рявкнул Тоби.

Берди облизнула губы:

– Я еду в больницу, в Ганбаджи, вместе с Джудом. Он без сознания. Я иду за ключами. Остальные… они там. – Она махнула рукой в сторону тропы.

Его брови взлетели вверх.

– Остальные? Кто?

– Тревор Лэм. Мертвый. Джуд. Без сознания. Медики со «скорой». Розали Лэм, Чудик Лэм, Грейс Лэм, Джейсон Лэм, Цикада Бейкер, Сью Суини, какая-то женщина по имени Пег, еще несколько мужчин… – Берди услышала, как задрожал ее голос. Она неудержимо теряла самообладание, глядя, как суровость на лице Дэна сменяется почти комическим разочарованием. И почти читала его мысли: «Опять? Только не это!»

Бедный Дэн. Даже смешно. Уморительно вообще-то. Берди с трудом подавила истерический хохот.

– Я ничего не смогла поделать, – пробормотала она. – Один из медиков пытался, но…

Упоминание о медиках напомнило ей, куда она спешила. За ключами от машины. Берди повернулась, чтобы уйти, но Дэн снова удержал ее, схватив за локоть.

– А полиция из Ганбаджи? – мрачно спросил он.

– Ее здесь нет.

– А врач оттуда же?

– Его тоже нет.

Милсон издал возглас отвращения, не заботясь о том, услышат его или нет.

– Идите, Милсон! – велел Тоби. – Я сейчас.

Милсон направился к прогалине, ведущей на тропу, прошел мимо «скорой» и скрылся из виду. Берди опять попыталась улизнуть. Пальцы Дэна сжались на ее руке и встряхнули ее.

– Угомонись, Бердвуд, – пробормотал он.

Дэн взглянул в сторону паба. Оттуда доносились голоса. Лязг металла. Внезапно появились два велосипеда, возникли из темноты, выехав на участок дороги, освещенный окнами домов рядом с почтой. Велосипеды свернули на обочину возле «скорой», подняв клубы пыли. Двое мальчишек соскочили с них и разом ринулись в темноту зарослей.

– Эй, вы! Стоять! – крикнул Тоби.

Ему никто не ответил. Послышался только треск и шорох, а потом – топот: мальчишки выбрались на тропу и припустили бегом, не желая лишиться редкого зрелища.

– Сопляки! – Тоби рванулся за ними, но остановился. – Милсон справится.

В «скорой» загрохотали носилки. Медики грузили Джуда в машину.

– Мне надо бежать! – Берди попыталась высвободиться. – Ты слышишь? Они уже уезжают! Отпусти меня, Дэн.

– Берди, прекрати. – Голос Тоби прозвучал холодно и ровно. – Не знаю, что тут произошло. Понятия не имею, где полиция из Ганбаджи. И уж тем более не в курсе, почему мне выпало заниматься очередной чудовищной неразберихой. Но одно я знаю точно. Человек, которого я должен был допросить, теперь труп. Пока единственный мой источник информации – ты. Поэтому я не спущу с тебя глаз. Ты останешься здесь. Никуда не поедешь.

Глава 15

Милсон прикрывал спиной дверь хибарки, не впуская внутрь Энни Лэм. Он старательно сохранял бесстрастное выражение лица, но слегка подался назад в явной попытке уклониться от зловонной мешанины пивного и табачного перегара, слюны и ярости.

– Боже… – пробормотал Дэн Тоби, пока они с Берди приближались к толпе зевак, собравшейся на поляне.

Теперь толпу составляло несколько десятков зрителей. Многие подоспели уже после ухода Берди. Видимо, прошли через буш напрямик. Если не считать двух мальчишек на велосипедах, которых видела Берди, по тропе со стороны дороги не явился никто. Люди расступались, пропуская их, и спешили посторониться. В толпе часто попадались знакомые Берди лица. Флегматичный Цикада Бейкер, испуганная Сью Суини, Розали с застывшим лицом, теребившая пуговицы на своей рубашке, взбудораженный и вместе с тем струсивший Джейсон, встревоженный Чудик, ничего не понимающая Грейс, как бледный тонкий призрак. Все они показались Берди знакомыми, как давние друзья. А между тем она впервые увиделась с ними лишь вчера.

– Какая я тебе «мэм», урод тощий! – хрипло визжала Энни, подступая вплотную к Милсону с багровым, мокрым от пота лицом.

Милсон поморщился, еще немного отклонился, но позиций не сдал.

– Я в своем праве! – кричала Энни. – Кто мне запретит повидать родного сына? Надо было мне первой сказать! Первой, а не последней. Копы чертовы! Думаете, это вам сойдет с рук? Я на вас найду управу!

Выбросив вперед мясистую руку, она попыталась нащупать дверную ручку за узкой спиной Милсона.

– Так их, Энни! – раздался из толпы мужской голос.

– Миссис Лэм, прошу вас, отойдите, – холодно произнес Милсон. – Если вы и дальше будете препятствовать выполнению моих обязанностей, мне придется арестовать вас.

Угроза звучала абсурдно, однако хладнокровие Милсона вызвало у Берди невольное восхищение. Энни Лэм, дрожащую от ярости тушу с седыми растрепанными волосами и свирепо оскаленными деснами, было немудрено испугаться.

– Баб, Берди здесь! – заверещал Джейсон.

Энни обернулась и увидела приближающуюся Берди.

– Ага! – выпалила Энни, снова повернулась к Милсону и потрясла кулачищем возле его носа. – Вот то-то же! Теперь поглядим! Эта девчонка из Эй-би-си. Подружка нашего адвоката, от которого вы так ловко отделались. Вот вам еще одна палка в колесо! С ней ваши грязные полицейские уловки не пройдут! Не то она вас сразу по телевизору покажет!

Милсон молчал. О чем он думал, можно было лишь догадываться. Энни поджала губы, отвернулась и тяжело спустилась с веранды. И зашлепала прямиком к Берди, которая отметила, что Энни одета во все тот же сарафан с сиренево-розовым рисунком. Похоже, в нем она и спала. Метнув в Дэна Тоби жесткий взгляд, Энни повернулась к нему спиной и наклонилась к Берди.

– Трева доконали, дорогуша, – торопливо забормотала она. – Его доконали, а Джуда увезли на «скорой» в Ганбаджи.

– Знаю, – кивнула Берди и указала на Дэна. – Это детектив Дэн Тоби из полиции.

Энни не удостоила Тоби даже взглядом. Схватив Берди за руку, она оттащила ее в сторону.

– Как бы тебя тоже не забрали, дорогуша. Смотри, навесят тебе лапши на уши. Ты меня лучше слушай. С начальством своим созвонись и скажи, чтобы нас по телевизору показали. Мы им устроим шум! Иначе ничего не получится.

– Ничего…

– Да, не выйдет. Ты что, не видишь? – зашипела Энни. – Замнут это дело. Как пить дать замнут. Думаешь, зачем сюда понаехали копы? Вон те, важные, в костюмах? Местных-то что-то не видать. Решили не нарываться. Все будет шито-крыто, так? Ну, поняла теперь?

– Вы думаете?..

Энни пожевала губами.

– Доконали Трева, – зашептала она. – Как же я сразу-то не поняла. Все смеялась: как так, взяли его и выпустили, вот смехота. Так я Розали и сказала. – Ее покрасневшие глаза наполнились слезами. – А они все подстроили, мерзавцы. Дали ему приехать сюда, а потом убрали. И если мы ничего не сделаем, это им сойдет с рук. И этому Хьюиту сойдет, так всегда бывает. Он-то от них откупится. А Трева никто не вернет. Погиб мой сыночек!

Вцепившись в Берди, она приникла к ней и всхлипнула. Слезы, которых она не замечала, катились по ее щекам и капали на грудь.

– Энни… – начала Берди, уже понимая, что все бесполезно. Что бы она ни сказала, ей не поверят; ее слова не принесут ни утешения, ни помощи.

Кто-то подошел к ним сзади. Розали. При свете из окон хибарки Берди увидела, что ее лицо по-прежнему застывшее и бледное. Под глазами залегли тени. Протянув руки, Розали взяла мать за плечи и мягко оттянула от Берди.

– Пойдем, мама, – произнесла она. – К Треву потом сходим. Пойдем домой.

Энни покачала головой. Ее душили слезы.

– Мама, – продолжила Розали, – так будет лучше. Напрасно Джейсон разбудил тебя. Треву уже ничем не поможешь. Пойдем домой. А Берди присмотрит за копами вместо нас. Она постарается, как сделал бы Джуд. Помнишь, что он говорил? Берди тоже юрист. Они с ним друзья. Так что она его заменит. Правда, Берди?

Она посмотрела в лицо Берди. Взгляд был почти безучастным, но Берди поняла, что от нее требуется.

– Сделаю все, что смогу, – заверила она. – Постараюсь изо всех сил. Так же, как поступил бы Джуд.

«По крайней мере, это правда, – думала она, глядя, как Розали уводит прочь Энни. – Я сделаю все, что смогу, как сделал бы Джуд». На миг ей представился Джуд: его, лежащего без сознания, везли сейчас в Ганбаджи. Берди хотелось уехать с ним. Вместе с тем она понимала, что больше нужна Дэну. Если и возражала, то не слишком настойчиво. В конце концов логика возобладала над эмоциями. Как всегда. «Я имела полное право остаться здесь», – сказала она себе. Но сознание собственной правоты было слабым утешением.

Энни и Розали скрылись среди деревьев, следом за ними вверх по склону холма к старому дому направились Чудик, Джейсон и Грейс. У края поляны Чудик обернулся и махнул рукой Берди. Безмолвным жестом доверия, товарищества и прощания. Она кивнула ему, тоже вскинула руку, и он исчез в тени. Берди повернулась к Дэну Тоби. Тот вопросительно и заговорщицки вскинул бровь.

«Твои новые друзья ничего, Бердвуд. Как раз по твоей части, да?»

Она не улыбнулась. И не изменилась в лице. Но когда Чудик помахал ей рукой, в голове у нее вдруг прояснилось. Берди поняла, как должна действовать. Ради Энни. Ради Джуда. Ради самой себя. И не просто потому, что так поступил бы Джуд. Он опытный адвокат. Защищать и спасать невиновных – его профессия. Но здесь и сейчас требуется иное. Что сейчас нужно, так это специалист в другом деле. В том, которым занимается она. Имеющий опыт поиска виновных.

Берди по-новому взглянула на собравшуюся толпу. И сообразила, что процесс уже пошел. Тот самый, который в конце концов приведет ее к убийце Тревора Лэма, и этот убийца будет разоблачен и наказан. Сколько бы времени для этого ни понадобилось. Кем бы ни был преступник. Какими бы ни были его мотивы. Чего бы ей это ни стоило.

– Ты в порядке? – Тоби поправил ремень. И постарался выглядеть более дружелюбным.

– Конечно. Зайдешь в дом? Посмотреть на труп?

– Обойдется. Никуда он не денется. Сначала нужно избавиться от зрителей. – Дэн кивнул в сторону глухо бубнящей толпы. И повысил голос: – Милсон!

Тот отошел от двери и спустился с веранды, брезгливо стряхивая пыль с пиджака.

– Отделайтесь от них! – велел Тоби. – Но сначала запишите имена и адреса. Поставьте машину поперек тропы. Объясните, чтобы никто не смел сюда соваться, пока их не пригласят. А потом еще раз позвоните в местную полицию. Выясните, где они там застряли.

– Есть, – откликнулся Милсон, выдержал паузу и добавил: – Сэр.

Он направился в сторону толпы. Женщина в заднем ряду начала бочком отходить в сторону. Двое мальчишек, те самые, которые приехали на велосипедах, развернулись и помчались прочь. Тоби перевел взгляд на Берди и с довольным, но совершенно неубедительным видом потер руки:

– Лучше поздно, чем никогда. Может, для криминалистов хоть что-нибудь уцелеет.

Берди покачала головой:

– Бесполезно, Дэн. Почти все эти люди проторчали здесь не меньше получаса. Возможно, были и другие, кого мы даже не видели. Некоторые улизнули через заросли еще до вашего приезда. Во всяком случае, здесь мы уже ничего не найдем.

– Откуда такая уверенность? – усмехнулся он. – Чутье частной сыщицы?

– Нет. Знание местных реалий.

– Местных реалий? Ты же здесь от силы полдня провела!

– Этого хватило, чтобы понять, что сюда сбежался весь Хоупс-Энд, – отчасти он и теперь все еще тут. Если ты и найдешь какие-нибудь следы, то это будут следы местных жителей. Ручаюсь, почти все они успели побывать даже в хибарке. За время, которое прошло между отъездом «скорой» и прибытием Милсона.

Дэн нахмурился:

– Местная полиция ни на что не годится. Им давно следовало находиться здесь. И сдерживать любопытных. Оцепить место преступления. У нас же никакого оборудования с собой нет. Ничего.

– А может, с ними что-то случилось по дороге?

– Еще хуже, чем то, что произошло здесь? Господи, сиднейское начальство будет вне себя от ярости.

– Естественно. Неловко получилось. Умудрились потерять всем известного заключенного менее чем за двадцать четыре часа. И совсем плохо станет, если Энни распустит слухи о своей теории заговора.

– Тебе придется остановить ее.

На щеках Берди вспыхнуло пламя гнева:

– Да? Я теперь работаю на тебя?

– Бердвуд, что с тобой? На тебя это захолустье повлияло? Господи, ведь я же тебе не враг. Неужели ты не понимаешь: если эта женщина растреплет про Леса Хьюита журналистам, то загубит нам все дело. Но вообще-то мне безразлично, – добавил он.

Берди с любопытством взглянула на него:

– Значит, ты уже определился с выбором преступника? Даже не успев взглянуть на труп? Ни с кем не поговорив? И считаешь, что виновен Лес Хьюит?

Дэн пожал плечами:

– А кто же еще?

– Это мог быть кто угодно. Любой из местных. У множества людей имелись мотивы того или иного рода. Достаточно было провести в компании Лэма пару часов, чтобы понять это. Вдобавок у каждого имелась возможность убить его.

– Но ни у кого не было более веского мотива, чем у Хьюита. Он боготворил свою дочь. И поклялся убить Тревора Лэма, если ему представится случай. Ну и вот, пожалуйста: случай представился, и он его не упустил. А я, полицейский, должен хоть что-то предпринять в связи с этим. Но знаешь что?

– Что?

– Не будь я полицейским, я пожелал бы ему удачи.

– Дэн, ты уже забыл, зачем сюда приехал?

Он уставился на нее.

– Забыл, почему тебя сюда отправили? – продолжила Берди. – Разве не из-за того, о чем Тревор Лэм говорил в тюрьме?

– Ты про всю эту чушь? Обещания назвать имя того, кто убил его жену?

– Да.

– Ну и что из того?

– А тебе не приходило в голову, что убийца Дафны Лэм мог услышать про его планы?

– Нет, не приходило.

– Почему же?

– Потому что убийца Дафны Лэм лежит сейчас в этой развалюхе мертвый. Туда ему и дорога.

– Дэн, я ушам своим не верю! – воскликнула Берди. – Если ты действительно так считаешь, то тебе вообще не следовало приезжать сюда. Не надо было собираться допросить Лэма. И соглашаться на эту поездку не стоило.

– У меня не было выбора. Как я уже объяснил, мы, рядовые сотрудники полиции, не выбираем, какие дела расследовать, чтобы ненароком не замарать руки. Не то что опытные юристы, которые изображают социальных работников и носят костюмы, сшитые на заказ.

– Дэн!

Он пожал плечами:

– Но ведь это правда. Не нравится – не слушай.

– Это лишь часть правды! Так нечестно!

«А разве истина и справедливость не одно и то же?»

«Не знаю… Во всяком случае, они тесно взаимосвязаны».

Берди заметила, что Тоби наблюдает за ней. И поспешила сделать непроницаемое лицо. Но, вероятно, опоздала. Потому что лицо самого Тоби было кислым, когда он отвернулся и направился к хибарке.

– Ты идешь со мной! – бросил он через плечо. – Скажешь, если там что-либо изменилось. Конечно, если в своем нынешнем состоянии помнишь хоть что-нибудь, кроме своего имени.

– Ну и что это значит? – сердито спросила Берди.

Дэн не ответил.

Глава 16

Тоби открыл дверь, взявшись за ручку своим носовым платком. Напрасная предосторожность, злорадно подумала Берди, вспомнив, сколько людей хватались за эту ручку с тех пор, как Тревор Лэм был найден мертвым. Но Тоби, конечно, обязан соблюдать правила. И если среди множества отпечатков обнаружатся принадлежащие Лесу Хьюиту или Филиппу, он сочтет свое предположение подтвердившимся. А если она не выполнит обещания, которое ему дала, Дэн решит, что и другая его версия доказана. Оскорбительная, предвзятая… Он ревнует, напомнила себе Берди. Совсем по-детски ревнует. Обижен на Джуда. И потому ведет себя нелепо.

Продолжая внутренне кипеть, она последовала за Тоби в дом, прислушалась к пронзительному скрипу двери и вспомнила, что еще не успела рассказать ему о вспышке Филиппа Хьюита в пабе. Почему-то говорить об этом ей не хотелось. Видимо, Тоби сейчас расположен спешить с выводами. Лес Хьюит мог постоять за себя – по крайней мере, судя по его репутации. А вот его сын – другое дело.

В доме смердело. Даже хуже, чем когда Берди побывала в нем в прошлый раз. Но тогда дверь была распахнута настежь. А за краткое время, пока дверь оставалась закрытой, запах крови, пыли и затхлости усилился и сгустился. Хорошо еще, что мух нет, подумала она. Будь сейчас день, сразу налетели бы сотни мух. Особенно в такую жару. От этой мысли ее замутило.

– Ну что? – произнес Тоби.

Она огляделась и сглотнула:

– Когда я заходила сюда, дверь была приоткрыта. Свет выключен. Я включила его. Играл транзистор. Я к нему не прикасалась, но, по-моему, Грейс Лэм – девушка-подросток, которая тоже здесь побывала, – позднее сбила транзистор со стола, а потом ее мать, тоже заходившая сюда, выключила его.

– Что они вообще тут делали?

– Наверное, Грейс проскользнула в дом, пока я сидела с Джудом на тропе, ожидая «скорую». Я не видела, как она подходит к дому. О том, что Грейс здесь, я узнала, когда она с воплем вылетела за дверь. Похоже, она рассчитывала застать в доме своего дядю: свет, радио, – вот и…

– Ну, он ведь действительно находился там?

– Розали и Чудик – это брат Тревора – пришли следующими. И сразу бросились в дом. Остановить их я не смогла. Почти всю кровь размазали по полу они. Остальную я и, наверное, еще кто-то. Этих пятен я здесь раньше не видела.

Тоби с бесстрастным лицом присел на корточки возле трупа.

– Их и быть не могло, если убийце повезло, – ответил он. – Всего один сильный удар – вот и все, что ему понадобилось. Пожалуй, молотком. А ты как считаешь?

Бездушная скотина, думала Берди. Ничто в нем не дрогнуло. Но пока она наблюдала за ним, ее ярость стихла. Если она видела десятки трупов, то он – сотни. Состояние многих было гораздо хуже, чем на сей раз. Тоби привык к этому и закалился. Редко сочувствовал человеческим существам, которые видел растерзанными, обезображенными, разлагающимися в неглубоких могилах, коченеющими в гостиных пригородных коттеджей, выброшенными, словно мусор, в темные городские закоулки. Он не размышлял о потерянных надеждах этих людей, их возможностях, любви и стремлениях. Не думал о том, за что они боролись и чему радовались. Не пытался представить, какими стали бы они, если бы избежали страшной участи и остались в живых.

Это не означало, что Тоби на такое не способен. Или что ему чужда жалость. Берди знала, что это не так. Просто он машинально абстрагируется от этой части своего «я», пока работает. Не может позволить себе показать ее, если хочет выжить. Если собирается и впредь выполнять свою работу. Изо дня в день, неделю за неделей, год за годом. Вот она, оборотная сторона правосудия. Ее сторона. Внезапно Берди порадовалась, что Джуда нет с ними и он этого не видит. Не знает, с чем она вынуждена справляться. Иначе ему стало бы тошно. Казалось, Джуд вдруг исчез из ее жизни, а Тоби, наоборот, вернулся в нее. Словно эти двое не могли сосуществовать вместе. Как тьма и свет. «Я сообразила, – поняла Берди. – Мне нужно поспать».

– Я взяла из спальни одеяло, чтобы укрыть Джуда, – продолжила она. Как это было, Берди помнила смутно, но знала, что это произошло.

Тоби тяжело вздохнул, однако промолчал. Берди наморщила лоб. Ее не покидало ощущение, будто она должна сообщить Тоби еще о чем-то. О том, что видела, но не осознала. Что-то насчет спальни…

Тоби поднялся.

– До приезда врача делать здесь нечего, – произнес он. – Врача, фотографа и этих шутов гороховых с пылесосами, пластиковыми пакетами и пинцетами. Милсон сам за ними присмотрит. Это он любит. Господи, на сей раз придется осторожничать на каждом шагу.

Он сунул руки в карманы, огляделся, но с места не двинулся. Просто смотрел. И Берди смотрела вместе с ним. На запертую на засов заднюю дверь. Пыльную плиту. Кухонную раковину с брызгами воды. Две смятые банки из-под пива, валявшиеся возле красного мусорного ведра. И третью, на полу возле трупа. На компьютерную технику на кухонном столе – чистенькую, серую и безмолвную. На кровь, размазанную по полу и краю стола, по разбитому транзистору, дверному косяку и одному из стульев. На кровавые следы, оставленные руками и ногами. Ее собственными, а также руками и ногами Грейс, Розали, Чудика. Может, даже Джейсона, Цикады, Сью, Пег… Единственным человеком, который так и не побывал в этой комнате, оказалась Энни. Хотя именно она имела на это полное право.

«А где Кит?»

Эта мысль возникла внезапно. Берди открыла рот, чтобы заговорить с Тоби, но заметила, что он смотрит поверх ее плеча в сторону двери. Высокий и поджарый мужчина с густой копной седеющих светлых волос поднялся на веранду. При нем была сумка из тех, какие носят врачи. Незнакомец вошел в комнату, посмотрел на Тоби, Берди, труп Тревора Лэма, и уголки его губ приподнялись. Привычное выражение, отметила Берди, увидев мимические морщинки на лице незнакомца, протянувшиеся от углов губ к низу подбородка.

– Лэнки, – произнес он, кивнув Тоби и уставившись на Берди.

Это его фамилия. Доктор Лэнки. Берди понадобилось время, чтобы сообразить это. Врач представился таким тоном, словно высказывал замечание. Правда, это слово не могло относиться ни к Тревору Лэму, ни к Тоби, ни тем более к Берди, а самому доктору подходило идеально – настолько, что, наверное, причинило немало страданий в ранней юности^[7].

Доктору Лэнки было, наверное, лет пятьдесят, но его старило узкое загорелое лицо, костистый нос, глубоко посаженные глаза, тонкие губы и маленький подбородок, а также множество глубоких морщин. В сочетании с чертами лица они придавали ему почти комически траурный вид. Казалось, его нарисовали как карикатуру, и размашистые черные линии, набросанные художником, сами собой преобразились в живого человека.

– Дэн Тоби, – представился полицейский, протягивая руку.

Доктор Лэнки слегка склонился и подал Тоби непомерно длинную руку, сохраняя дистанцию.

– А это Верити Бердвуд, – сообщил Тоби. – Она обнаружила труп.

Доктор Лэнки кивнул, подумал, решил заодно пожать руку Берди и повторил свою фамилию – на случай, если в первый раз она ее не услышала, – а потом переключил внимание на труп, лежавший на полу.

– Так… Наконец-то.

Заявление прозвучало странно, и до врача, видимо, это дошло. Не сводя глаз с пола, он продолжил:

– К этому все шло с тех самых пор, как он родился, этот парень. – Доктор Лэнки тяжело вздохнул. – Но теперь его беды закончились.

Берди вспомнила, откуда знает фамилию врача.

– Это вы первым осматривали труп Дафны Лэм? – спросила она.

Он неторопливо повернул голову и уставился на нее:

– Да.

Лэнки отвернулся и медленно, с высоты своего огромного роста, склонился над трупом, положив ладони на колени. Минуту он молча смотрел на тело Тревора Лэма. Когда доктор выпрямился, на его лице застыло изумленное выражение. Почти встревоженное.

– Что-то не так? – поинтересовался Тоби.

– Нет, – отозвался доктор Лэнки. – Наверное, не нужно мне топтаться тут, пока его не отщелкали?

– Да, пожалуй. Кстати, вы не знаете, по какой причине задержка?

– Авария на дороге. Пришлось остановиться. Мы сделали что смогли. Я уехал первым. Остальные едут следом.

Пока он говорил, снаружи раздались голоса и топот.

– А вот и они, – заключил доктор Лэнки, и уголки его губы опустились.

Милсон сопровождал через поляну группу новоприбывших. Один из них был в форме, двое других – в штатском. Все рослые, загорелые, с тонкими губами и бесстрастными лицами. На мгновение, едва рассмотрев этих людей, Берди подумала, что она уже видела их – в пабе Хоупс-Энда. Прибывшие выглядели точно как те мужчины, которые с застывшими лицами наблюдали подробности разворачивавшегося там действия, подпирали стену, ничему не удивлялись, прихлебывали пиво и молчали.

Могут ли эти люди быть теми же самыми? Несколько посетителей паба просто переобулись, надели пиджаки, а один из них – форму, и переместились из первого ряда партера на сцену? Нет, конечно, это невозможно. Дэн прав. Просто на нее подействовала сама атмосфера Хоупс-Энда. У Берди защипало глаза, и она потерла их, просунув пальцы под очки.

Тоби вышел на веранду, и Берди воспользовалась случаем, чтобы тоже выскользнуть из дома. Она прислонилась к стене, потом решила присесть. Ноги болели. Спина ныла. Джуд, наверное, уже в больнице. Скоро можно будет позвонить туда. Выяснить, как он.

Берди наблюдала за встречей полицейских. Ей вспомнилось, как собаки ходят кругами одна вокруг другой, ожидая неверного шага, малейшего признака агрессии. Опять последовали рукопожатия на расстоянии. Никаких улыбок. Затем все вместе направились к хибарке, старательно сохраняя дистанцию и изображая непринужденность.

Берди прикрыла глаза. Монотонное гудение голосов слышалось то громче, то тише, но совсем абстрагироваться от него не удавалось. Полицейским из Ганбаджи и в голову не приходило извиниться за задержку. Вместо этого они охотно и с удовольствием кормили Тоби подробностями причины, по которой эта задержка произошла.

– …на обочину. И прямо в кусты. Должно быть… летел со свистом… пьян вдрызг. Довольно долго… Чуть кровью насмерть не истек… чудом, могли ведь и не заметить машину там, внизу…

– Жаль, что мы… еще бы немного – и…

– …мокрый насквозь… не разберешь… чья кровь… отправили, который был в форме… «Скорую». Привезет одежду… В багажнике монтировка…

Они уже толпились на веранде. Медлили у двери. Берди не открывала глаз. Пока она не нужна. Когда понадобится, Тоби вспомнит о ней. А сейчас…

– Так что вернетесь домой быстро и с хорошими вестями. Ну как, устраивает?

В голосе отчетливо слышалась удовлетворенность.

– Не понимаю, о чем вы.

Голос Тоби. Настороженный.

Пауза.

– А разве Лэнки вам не сказал?

– О чем?

Взрыв смеха.

– Лэнки, молчун чертов! А мы думали, он вам объяснил.

– Что объяснил? – В голосе Тоби прозвучало раздражение.

– Неужели удержался? Вот скрытный. Тот тип в машине хотел сделать ноги. О чем и речь. Он тот, кто вам нужен. Мы его поймали. Кит Лэм.

Берди открыла глаза. Тоби стоял рядом с Милсоном и одним из незнакомцев в штатском. Полицейского в форме и второго детектива нигде не было. Очевидно, они ушли в дом, чтобы отщелкать место преступления.

– Вы думаете, он убил брата? – спросил Тоби. – Это он так сказал?

– Нет, какое там! Он ничего и не скажет, дружище. К этому он заранее готов. И будет все отрицать до посинения, как только очухается. Но это точно его работа.

– Почему вы так уверены?

– У него была возможность. Был мотив. Та красотка. Он же тот еще подонок. И он сбежал. Можете не сомневаться – это он. Я нюхом чую.

– С каких это пор нюх – юридический довод? – усмехнулся Тоби.

Берди заерзала на своем месте, но он на нее даже не взглянул.

– Что, простите?

– Нам нужны доказательства, что это он.

– А-а! – Детектив пренебрежительно отмахнулся. – Я же сказал вам. Отдадим его одежду на экспертизу, и готово. Она вся в крови. Там наверняка и кровь его брата, и его собственная. Монтировку тоже отошлем в лабораторию. Может, она и являлась орудием, если валялась в багажнике.

– А разве обычно их хранят в другом месте?

– Нет. И что?

Берди с трудом поднялась. Милсон взглянул на нее с высоты своего роста. Детектив из Ганбаджи только сейчас заметил ее присутствие.

– А это кто? – Он ткнул в нее большим пальцем, потом присмотрелся и произнес: – А, та женщина из Эй-би-си, которая нашла труп?

– Да, – кивнул Тоби.

– Ну так она подтвердит, что между Китом и Тревором Лэмом братской любовью и не пахло. Она находилась в пабе, когда Тревор сказал Киту, что он о нем думает. И все видела своими глазами. Верно, дамочка?

– Как вы узнали, что я была в пабе? – резко спросила Берди. Этот детектив начинал действовать ей на нервы.

Тот пожал плечами.

– Люди говорили, – нехотя процедил он.

– Это и есть мотив, по-вашему? Легкая перепалка в пабе? – недовольно осведомился Тоби.

– Нет, мотив – это подружка, приятель. Вы что, не слышали? Тревор подкатывал к телке, которая с Китом. Мог бы и сообразить, чем дело закончится. А он, как я слышал, зазывал Лили к себе в хибарку, чтобы, значит, она дала ему. Ну, она, видно, и согласилась. Потаскушка та еще. А если Кита Лэма и можно довести чем-нибудь, так только этим. У него с бабами беда. – Он самодовольно ухмыльнулся. – Все местные об этом знают. Спросите хоть у Цикады Бейкера, он вам расскажет.

Берди почувствовала, что Тоби смотрит на нее. С упреком. «Ну и зачем тебе понадобилось, чтобы я позорился? Не могла сразу все объяснить?» Она ответила ему холодным взглядом: «Ты ни единого шанса мне не дал!» – и повернулась к детективу.

– Ну, если вы слышали про Кита, Тревора и Лили, значит, вам известно и все остальное, что произошло в пабе? – произнесла она. – В том числе и то, что Тревор Лэм выступил с обвинениями против почти всех присутствующих. Вплоть до Филиппа Хьюита.

Детектив фыркнул и зашелся презрительным смехом:

– Вы не знаете Фила Хьюита! Он и мухи не обидит. Даже мяса не ест – жаль ему, видите ли, бедных барашков. Тревор спьяну наболтал невесть что.

– Да, он был сильно пьян, как и остальные. Но это не значит, что он говорил не то, что думал. Я назвала первое попавшееся имя, но среди присутствующих находились и другие люди, которых возвращение Тревора Лэма совсем не радовало. Вы, вероятно, знаете, кто они. В довершение Лэм взбудоражил всех, пообещав назвать убийцу его жены.

– Да он просто…

Берди повысила голос и продолжила, обращаясь уже к Тоби:

– Лично я не виню тебя за попытку судить непредвзято, Дэн. Учитывая, что произошло в прошлый раз, когда местная полиция поспешила с выводами.

Выкрутившись с ее помощью, Дэн повернулся к своему оппоненту из Ганбаджи.

– Да уж, непредвзятость лучше, – подтвердил он.

Милсон хмыкнул, но с торжеством или негодованием при виде лицемерия своего непосредственного начальника, Берди так и не поняла. На лице Милсона сохранялось типичное выражение благовоспитанного неудовольствия.

– Дело ваше! – беспечно откликнулся детектив. – Но вы зря теряете время, приятель. Это Кит Лэм сделал, больше некому. Я нюхом чую.

Глава 17

Тоби оперся на перила моста через Хоупс-Крик. Перила зловеще заскрипели, и он попятился.

– По-моему, ненадежные они, эти перила, – с запозданием заметила Берди.

– Спасибо, что предупредила. – Тоби сунул руки в карманы и мрачно уставился на слабо розовеющее небо. – Жаркий будет денек, – добавил он.

Томительную тишину нарушало только журчание воды в реке и блеяние со стороны выгонов Хьюита, где проснувшиеся ягнята тыкались головами в пахучие животы матерей, требуя молока, или убегали резвиться на травке.

– Милашки, правда? – Тоби прищурился, разглядывая ближайшие к нему белые и пушистые, весело скачущие комочки. – Столько жизни.

– Скоро отправятся на скотобойню, – угрюмо напомнила Берди.

– М-да… – Тоби на минуту задумался, вытер губы тыльной стороной ладони и нахмурился. – Итак, ты все мне рассказала? От начала до конца?

– Все, что сумела вспомнить. Правда, некоторые моменты запомнились смутно. Но самую суть ты уловил.

– Пока мне хватит и этого. Официальные показания дашь позднее. Ты ведь не сбежишь, надеюсь?

– Нет. Пожалуй, я задержусь здесь еще на пару дней.

– Так я и думал. – Тоби поправил ремень. – Только не путайся у нас под ногами, – предупредил он. – В этом деле мне нужна осторожность.

– Помню. Но имей в виду: Лэмы относятся к копам так, что я могу тебе пригодиться. Если, конечно, тебе нужна от них информация.

Он хмыкнул и взглянул на часы:

– Пойду, пожалуй, посмотрю, как справляется Милсон. Если повезет, нам удастся увезти труп до того, как набегут местные зеваки.

– Почти все они уже насмотрелись на него ночью.

– Значит, теперь спят.

– Вряд ли.

Берди направилась за ним. Тоби сошел с моста и медленно двинулся к пабу. При ходьбе он заметно шаркал ногами и выглядел усталым и недовольным. Ему не хочется ввязываться в это дело, подумала Берди.

– Значит, ты сам сюда надолго? – спросила она.

– По мнению начальства – да, – вздохнул Тоби. – Начальство сейчас мечется, как курица, которой отрубили голову. Требует быстрых результатов и железных доказательств. Чтобы никто не подкопался, получилось убедительно, без догадок, путаницы, отмазок, споров, вопросов, и чтобы пресс-релиз – точно к обеду. Вот чего хочет начальство. И ему безразлично, что сначала нужно дождаться результатов экспертизы, а криминалисты из Сиднея прибудут сюда лишь через несколько часов. И проблем с местными не оберешься. Ха, да кому какое дело?

– Не могут же они требовать невозможного.

– Знаешь, кому влетит, если они не получат то, что требуют?

– Что ты намерен делать?

– А ты как думаешь? Попробую выбить признание. Это возможно, если Лес Хьюит тот, кого мы ищем. Он не такой человек, чтобы пускаться в бега. Если, конечно, правильно взяться за него. Насколько я понимаю, он уже ждет меня и собирается за решетку.

– Так ты все-таки считаешь, что это он. А как же Кит Лэм?

– Им займутся парни из Ганбаджи. Но шансов, по-моему, у них маловато. Насчет Кита они ошибаются. Бессмысленно совершить убийство и удрать так, как сделал он. С таким же успехом Кит мог бы просто вернуться домой и завалиться спать. И вообще, зачем это ему? Мотив никуда не годится. Кто сказал, что он способен укокошить брата, только что вышедшего из тюрьмы, из-за какого-то несчастного флирта в пабе? Но у детективов из Ганбаджи на сей счет свое мнение. Вот они и взялись за него. А мне подсунули Хьюита.

– Значит, вы с ними поставили каждый на своего фаворита? Заключили сделку? – Берди покачала головой. Она, пожалуй, даже посмеялась бы, если бы происходящее не выглядело настолько дико.

– Можно и так сказать.

Они дошли до паба, и Берди остановилась.

– А если никто из вас не добьется чистосердечного признания?

– Ну, тогда нам кранты. – Тоби пнул комок земли.

– Дэн…

– Ну ладно, ладно. Не совсем кранты. Просто придется начинать сначала. Старым проверенным способом. Допрашивать каждого. Уворачиваться от назойливой прессы. Рыть носом землю в поисках орудия убийства. Гадать, когда наконец эксперты изучат волосы, пылинки, ворсинки и бог весть еще что, отправленные им Милсоном. С нетерпением ждать результатов вскрытия…

– А доктор Лэнки не сказал ничего важного?

– Сообщил, что Лэм наверняка умер от единственного невероятно мощного удара, нанесенного сзади по голове каким-то твердым предметом странной формы, судя по повреждениям черепа и кожи вокруг раны. Чудовищная сила не понадобилась, объяснил он. Достаточно было прилива ярости и толики удачи. В ране Лэнки не заметил ни щепок, ни других осколков. По крайней мере, невооруженным взглядом. Поэтому был готов поручиться, что орудие убийства было металлическим.

– Вроде монтировки в машине Кита?

– Ага. Вроде нее. Но на самом деле это могло быть что угодно. А форму монтировки не назовешь странной. Лэнки уверен, что Лэм умер между полуночью и двумя часами ночи. А я, честно говоря, не вижу причин для подобного вывода. Прошлая ночь была жаркой. Вероятно, в этом все дело. Он мог умереть раньше.

– Когда Джуд ушел из паба, было без десяти двенадцать, и в хибарке все еще горел свет, – напомнила Берди. – Я заметила, что его больше нет, примерно в час двадцать. Но погаснуть он мог задолго до того. В том числе и почти сразу после ухода Джуда. И потом, на Джуда напали, когда он только шел к хибарке. До нее он так и не добрался. Джуд пролежал на той тропе несколько часов.

– Этого ты не можешь знать наверняка.

– Да, но чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что так и было. На него успели нападать ошметки коры, листья и мелкие веточки. Джуд лежал лицом к хибарке.

– Он ведь мог обернуться, чтобы защититься.

Берди покачала головой:

– Вряд ли. Это было видно по тому, как он лежал, Дэн. Его явно свалили одним ударом, он рухнул навзничь так тяжело и неуклюже, что при падении сломал ногу. Рядом не было никаких следов борьбы. Как будто его застигли врасплох. Словно кто-то услышал, что он приближается, спрятался, а потом выскочил из укрытия и набросился на него. У Джуда на затылке была кровь.

Берди судорожно сглотнула. С трудом верилось, что она так спокойно говорит об этом. Тоби ждал. Берди услышала собственный голос – монотонный, лишенный какого бы то ни было выражения:

– Либо кто-то налетел на него спереди, внезапно и изо всех сил, так что опрокинул Джуда навзничь, в результате он разбил голову, или же на него бросились сзади. Вероятнее второе. Ведь на Лэма напали именно так. Только по счастливой случайности тот, кто напал на Джуда, ударил его недостаточно сильно, чтобы убить.

Она осеклась и прикусила губу. А если бы Джуду не повезло, она нашла бы его мертвым на темной тропе? От этой мысли ее затошнило.

– Все это к тому, – проворчал Тоби, снова пиная комок сухой земли, – что Лэма убили около полуночи?

– Да. Вполне разумная версия.

– Допустим, на нашего красавчика напал убегавший убийца, а не какой-нибудь бродячий истребитель юристов, действовавший исключительно из спортивного интереса. А этот твой неизвестный, который тяжело дышал в кустах? Думаешь, это одно и то же лицо? Долго же он ждал, да?

Берди не выдержала:

– Дэн, тебе нужна моя помощь или нет?

– Не особенно, – холодно откликнулся он. – Я просто хотел выяснить, что тебе известно. Ну вот ты все мне и рассказала. Можешь отправляться в Ганбаджи когда захочешь, если вдруг тебе вздумается подержать за руку своего приятеля. Извини, что не позволил уехать сразу. Со временем я тоже у него побываю. Мне нужно с ним побеседовать. Кстати, когда это можно будет сделать?

– Говорят, уже утром. – Берди вдруг поняла, что страшно устала и у нее уже не осталось сил спорить с Дэном. – В первую очередь они занялись его ногой. Сейчас он спит. Точнее, спал, когда я звонила. Но, по словам врачей, Джуд мало что помнит. Когда он в предыдущий раз пришел в себя, то выглядел совершенно растерянным.

– Прекрасно! Так я и знал, что он нам еще помотает нервы.

– Логика в твоих словах отсутствует как таковая, – негромко заметила Берди.

Дэн отвернулся, невидящим взглядом уставившись на полицейские машины, припаркованные под деревьями.

– Не знаешь, случайно, где можно раздобыть чашку чаю в этой дыре? – спросил он.

– Вот паб, – ответила она. – Можно зайти и спросить у хозяина.

– Аллана Бейкера?

– Его здесь зовут Цикадой.

– Да уж. Только встанет он не раньше чем через несколько часов.

– Я знаю, где тут кухня. Мне разрешили пользоваться ею. Могу заварить тебе чаю – к тому времени как ты проведаешь Милсона и вернешься.

– И в чем подвох?

– Я тут подумала… Ты, наверное, потом собираешься заглянуть к Хьюитам.

– И что?

– Я хочу с тобой.

– А я предполагал, ты сразу помчишься в Ганбаджи.

– Нет. Я хочу вместе с тобой побывать у Хьюитов.

Берди заметила, как его лицо стало довольным, но ненадолго, и вскоре на нем возникло обычное сардоническое выражение.

– Подкупила, значит, чашкой чаю, – проворчал Дэн. – Не слишком дешево я продался? Ну ладно. Поедем вместе. Не повредит. Может, даже поможет. Мало ли. Отвлечешь жену, чтобы не мешала мне. Увидимся через двадцать минут. Найдешь мне чего-нибудь перекусить?

– Есть печенье.

– Хорошо.

Повернувшись, он направился к устью тропы, а Берди осталась смотреть ему вслед. Больше он не шаркал ногами – хоть какой-то прогресс, подумала она. Всесторонняя помощь Дэна Тоби была ей просто необходима, чтобы осуществить задуманное. А для этого требовалось как следует подмазаться к нему. Задача не из легких даже в самых благоприятных обстоятельствах. И практически невыполнимая теперь, когда Дэн Тоби затаил обиду на начальство с нелепыми приказами, на предстоящие проблемы и на Джуда.

Берди сошла с дороги, поднялась на веранду паба и спустилась обратно. Свет в пабе был потушен, как и лампа над дверью Сью Суини. По всем признакам никто и не собирался вставать. Но Цикада пообещал Берди оставить заднюю дверь незапертой.

Берди обогнула веранду и обошла вокруг старого дома. Достигнув заднего двора, она взглянула на боковое окно квартиры Сью Суини – то самое, в котором ночью видела свет. Но и это окно было темным. Сью спала. Или лежала в темноте. Надо бы побеседовать со Сью, и как можно скорее. Она может оказаться ценным свидетелем. Но пока у нее, Берди, есть другие дела.

Как и обещал Цикада, задняя дверь была не заперта. Берди вошла, прокралась в кухню и поставила чайник. Потом на цыпочках поднялась на второй этаж. С тоской взглянув на дверь ванной в конце коридора, она вошла в свой номер. На душ ей просто не хватит времени. По крайней мере, сейчас. Ладно, примем душ позднее, пообещала себе Берди, – сразу после визита к Хьюитам.

У себя в комнате она сбросила грязную, перепачканную кровью одежду и достала свежую из сумки. Чистое белье. Еще одну белую рубашку. Другую пару джинсов. Такими темпами ей скоро не хватит одежды. Надо было брать больше. Но разве могла она представить, укладывая вещи, что будет находить трупы или ползать по земле, приглядывая за ранеными в обмороке? Берди оделась, нашла расческу и подошла к пятнистому зеркалу на двери. Воюя со спутанными кудрями, она приглядывалась к собственному отражению. И не узнавала себя. Тонкое заостренное лицо было неестественно бледным. Глаза за толстыми стеклами очков – огромными и темными. На лице застыла тревога. Ей действительно было тревожно. Казалось, она провела всю ночь без сна. Как, собственно, и было.

Кожаная сумка лежала там, где Берди оставила ее, – на постели, рассыпав по черным и зеленым треугольникам покрывала содержимое. Она устало запихала его обратно в сумку, сунула туда же мобильник, застегнула «молнию» и повесила сумку на плечо. Как старая боевая лошадь, подумала Берди и поплелась в коридор.

Потом вниз по лестнице и снова в кухню. Тесная кухня уже наполнилась паром из яростно кипевшего чайника. Берди заварила чай, выставила на металлический поднос две кружки, молочник и сахар для Тоби. И немного печенья на тарелке. Печенье того сорта, которое меньше всех найденных напоминало диетическое. Да, что ей сейчас нужно, так это умаслить Дэна. И если ради данной цели понадобится сыграть в заботливую хозяюшку, она готова. Без его помощи ей не встретиться с Хьюитами. Если она явится к ним одна, с ней никто говорить не станет. А побеседовать с ними необходимо. Подхватив поднос, Берди понесла его к передней двери. Они с Дэном выпьют чаю на веранде. На всякий случай, если вдруг Цикада против, чтобы она поила чаем полицейского в кухне.

Берди понимала: у нее нет никаких шансов выяснить об убийстве Тревора Лэма больше, чем она знает сейчас. К месту преступления ее больше не подпустят. А результатов экспертизы еще предстоит дождаться. Но если она права, эти результаты ей и не потребуются – разве что в качестве последнего подтверждения.

Берди поставила поднос на стойку бара и направилась к передней двери, чтобы отпереть ее. И с удовольствием отметила, что небо уже светлеет. Налетел легкий ветерок. Сороки подняли галдеж. Берди вернулась за подносом и осторожно вынесла его на веранду перед пабом, где устроилась в ожидании Дэна. Слева от нее тянулась дорога. По обе стороны короткого отрезка этой дороги стояли небольшие, обнесенные заборами дома, а затем начинался густой буш, который простирался до самых холмов и исчезал вдалеке. Перед Берди колыхались ветки деревьев. Справа перила старого моста служили рамой для выгонов семьи Хьюит – золотисто-зеленых, с невысокими пологими холмами, мирных и прекрасных. Все здесь выглядело так, как всегда, будто время в Хоупс-Энде остановилось.

Дэн сможет расслабиться. Берди надеялась, что он вернется до того, как встанут Цикада или Сью и осложнят ей задачу. Они выпьют чаю вдвоем, а потом отправятся побеседовать с подозреваемым. Дэн будет говорить с Лесом Хьюитом жестко и убедительно, станет стращать и запугивать его в надежде вытянуть чистосердечное признание. А полицейские из Ганбаджи усядутся возле постели Кита Лэма с блокнотами и примутся тоже говорить с ним жестко и убедительно, стращать и запугивать, надеясь добиться того же результата.

И того, и других ждет разочарование. Все они вернутся к тому, с чего начали: к допросам, к изнурительным поискам, к ожиданию результатов экспертизы и прочей рутине. И вряд ли соизволят посвятить в подробности ее, Берди. Впрочем, она и просить не станет. Подробности ей не нужны. Поговорить с людьми – вот все, что ей требуется. Точнее, только шанс побеседовать с ними. Эти разговоры она поведет так, что никто не заподозрит, что это, в сущности, допросы. Потому что она будет расспрашивать не о Треворе Лэме и не о событиях минувшей ночи, а о Дафне Лэм.

Она сделает ставку на собственного фаворита, оседлает излюбленного конька. Будет выслеживать того убийцу, которого сама выберет. И полиция ей не сможет помешать. У нее уже множество свидетельств. Больше, чем полиция собрала бы по убийству Тревора Лэма за целый год. Все они сейчас здесь, в ее комнате на втором этаже паба. Это папка с материалами Бет об убийстве Дафны Лэм – целое досье, полное спорных вопросов и запутанных выводов, страшных снимков и списков имен с указанием дат и времени. И книга Джуда «Агнец на заклание».

След давно простыл. Ему уже более пяти лет. Но в Хоупс-Энде почти ничего не изменилось. Информация, которая ей нужна, до сих пор здесь, заперта в памяти местных жителей, как и в бумагах, находящихся наверху. И убийца Дафны тоже все еще тут. Убийца Дафны и Тревора.

Ключи к разгадке тайны убийства Тревора – не в настоящем, а в прошлом. В этом Берди была твердо уверена.

Глава 18

– Кажется, вон там, впереди, ворота. Слева, – сообщила Берди с заднего сиденья.

Милсон не ответил, лишь сжал челюсти, притормозил, повернул руль и остановился у переезда. Присутствием Берди он был явно недоволен. Но, как обычно, молчал. Берди знала, что свои жалобы Милсон прибережет напоследок. И выскажет их отнюдь не Дэну. Зато старательно доведет до сведения начальства Дэна и это, и прочие дисциплинарные нарушения. «Довести до сведения» – так он это называет. К своему делу Милсон подойдет ответственно и серьезно, составит рапорт вдумчиво, его лицо, как у сотрудника бюро похоронных услуг, будет сдержанным и скорбным, а под прикрытыми веками он спрячет злорадство, чтобы ненароком не выдать его.

Подобное уже случалось. Настолько часто, что Берди удивлялась, почему Дэн Тоби по-прежнему рискует вызвать неудовольствие начальства, разрешая ей составлять им с Милсоном компанию.

Она выскочила из машины и обежала вокруг нее, чтобы открыть ворота. Было еще очень рано, но утро уже утратило свежесть. Воздух быстро прогревался, легкий ветерок утих. Краски земли теряли яркость, контуры – определенность. Берди сняла тяжелое металлическое кольцо с колышка на грубо отесанном столбе ворот и отпустила цепь, на которую они были закрыты, и дала ей упасть. Цепь лязгнула, ударившись о столб, и ворота широко раскрылись. Глядя прямо перед собой, Милсон провел машину в ворота. Закрыв створки, Берди пропустила через них цепь и аккуратно надела на колышек кольцо. Не хватало еще, чтобы ягнята Леса Хьюита избежали участи, которая им уготована. Это придаст нежелательный оттенок происходящему – как и рапорту Милсона.

Она вернулась на заднее сиденье и захлопнула дверцу. Милсон тронул машину с места. Овцы поднимали головы, пугались и шарахались от проезжающего автомобиля. Жалобно блеяли ягнята.

– Не гоните, Милсон, – спокойно произнес Тоби. – Вы не в городе.

Он жмурился, на лице играла легкая улыбка. Ничто не доставляло ему больше удовольствия, чем шанс позлить Милсона. Значит, вот в чем дело, догадалась Берди. Поэтому сейчас я здесь. Дэн не в духе, а я – идеальный способ вызвать раздражение у Милсона. Мое присутствие – бунт Дэна. Просто Милсон олицетворял все то, что буквально подстрекало Дэна изводить его. Четыре «П»: правила, порядок, процедуры, педантичность. Дэн не выносил их, как и сама Берди. До сих пор мелкие акты неповиновения сходили ему с рук. И те, кого он называл начальством, не возражали, когда Дэн шел своим путем. Путь этот был весьма причудливым, кривым, извилистым и в целом напоминал дорогу в сельской местности. На официальных картах он не значился. На нем попадались ухабы в виде дисциплинарных нарушений, промахов и накладок, порой его внезапно и полностью преграждали падающие обломки катастрофических просчетов. Но в конце концов он приводил к успеху гораздо чаще, чем уводил прочь от него. И это спасало Тоби.

К этому успеху была причастна она, Берди. Она знала это, как и Тоби. И в определенной мере знало его начальство. Между ними сложились нестандартные партнерские отношения. Соответствующих правил в должностных инструкциях не нашлось. Однако эти отношения неизменно оказывались эффективными, поэтому начальство выслушивало жалобы Милсона и остальных, кивало, подмигивало, однако довольствовалось нестрогими выговорами, чтобы Тоби знал свое место, и охотно грелось в лучах хорошей рекламы, которую обеспечивали раскрытые дела.

Но Милсон был всегда начеку. Он служил гарантией. И если когда-нибудь Тоби оступится и упадет, решив пройти по самовольно выбранному пути, именно Милсон поднимет тревогу, а потом ринется добивать противника. На сей раз Дэн не мог позволить себе оступиться. Как и слишком заметно отклониться от предписанного курса. За ним пристально следила вся страна.

Впереди показались еще одни запертые ворота. Машина сбавила скорость и остановилась. Берди выбралась из салона и снова отправилась снимать еще одно железное кольцо и распутывать тяжелую цепь. Впереди дорога делала поворот и взбиралась по склону небольшого холма над рекой. А на холме, резко контрастируя с окружающим ландшафтом, раскинулось нечто вроде сочно-зеленого оазиса с деревьями и цветущими кустами, в аккуратном обрамлении выкрашенной в белый цвет изгороди. В центре этого оазиса, наполовину скрытый деревьями, стоял дом – большое старое бунгало из дерева, покрашенное в белый цвет, с полукруглой верандой, сплошь увитой виноградом, с крытой рифленым кровельным железом зеленой крышей. За домом располагались другие постройки – тоже белые, с зелеными крышами, а за ними – отдельный загон за белым забором, откуда три лошади устремляли умные взгляды в сторону дороги. Возле одной из построек стоял фургон. Яростно лаяли собаки.

– Ну, по крайней мере они уже знают, что мы едем, – негромко произнес Тоби.

Он держался напряженно. Морально готовился к предстоящему нелегкому разговору.

– Ты займи разговором женщину, Берди, – продолжил Тоби, когда машина двинулась вперед. – Расспроси ее о курах, шторах – о чем угодно. Нам с Милсоном нужно поговорить с Хьюитом наедине. Ей незачем вертеться рядом. Будет только отвлекать его. Она ведь вроде бы больна?

– Не физически, если не ошибаюсь. У нее нервная болезнь. Сильная тревога. Она вообще не выходит из дома. Может, это агорафобия.

– Какая фобия?

– Боязнь покидать привычную обстановку, – холодно пояснил Милсон.

– Ясно. Тоби вглядывался в приближающийся дом. В открытом гараже рядом с ним были припаркованы две машины, подъездная дорожка завершалась двустворчатыми воротами, выкрашенными той же краской, что и ограда. Видимо, Хьюиты находились дома.

– Симпатичный уголок, – произнес Тоби. – И до реки рукой подать. За пять минут добежать можно. А потом перейти мост, нырнуть в буш – и вот она, хибарка. Никто и не заметит.

Он, конечно, был прав, но…

Дорога заканчивалась утоптанным пятачком земли перед крашеной белой оградой. Местом для разворота гостей, которых не подпустили к дому. Милсон затормозил и заглушил двигатель. Лай собак нарастал. Но их нигде не было.

– Ладно, – сказал Тоби, – выходим.

Он выбрался из машины, захлопнул дверцу и зашагал к калитке, прутья арки над которой были увиты розами. Войдя в калитку, направился к дому. На Берди и Милсона Тоби не оглядывался. Знал, что они пойдут за ним. И заодно закроют калитку. Берди пропустила Милсона вперед и немного отстала, ожидая, когда он пройдет под розами и достигнет дорожки, ведущей к дому. После этого и Берди вошла в сад, прислонилась к калитке и услышала негромкий стук вставшей на место щеколды. По эту сторону ограды словно открывался иной мир – прохладный и тенистый, многоцветный и благоуханный. Ощущение неуместного контраста рассеялось полностью. Потускнели воспоминания о выгонах, холмах, земляных дамбах, извилистых и пыльных проселочных дорогах, заборах из проволочной сетки. Высокие кусты скрывали выкрашенную белой краской границу миров. Большие деревья – не эвкалипты, а изысканные деревья экзотических пород с мягкой листвой, такие как жакаранда и вяз, – простирали ветви над сочной зеленой травой, кустами и цветочными клумбами.

Милсон постучал в переднюю дверь дома. Берди прибавила шагу. Вдоль дорожки росли лаванда и розмарин, их запах распространялся в воздухе, когда Берди, проходя мимо, задевала их ветки. Тенистую веранду окаймляли прихотливой бахромой жасмин и глициния. Поднявшись на крыльцо, Берди повернулась и посмотрела в ту сторону, откуда пришла. С веранды открывался вид на окрестности – но на сей раз более благопристойный, в обрамлении роз, глицинии и свисающих ветвей деревьев. Отсюда не был заметен овраг, по дну которого протекала река. Лишь деревья, небо и далекие холмы. Но у подножия холма, совсем рядом, приютилась на поляне хибарка Тревора Лэма. Как можно было променять все эту роскошь на хибарку? – удивилась Берди. И опять задумалась о Дафне Лэм.

Милсон постучал еще раз. Но дверь оставалась плотно закрытой. Никто не выглядывал из-за кружевной шторы на ближайшем к ней окне. За дверью в холле не слышалось шагов.

– Не открывают, сэр, – доложил Милсон.

– Да, Милсон, – резко отозвался Тоби. – Но дома в такой час наверняка кто-то есть.

– Может, спят. Еще только шесть часов.

– Если бы спали, наверняка услышали бы нас. В подобных домах окна спален обычно выходят в ту же сторону, что и веранда. Кстати, Милсон: вы забыли, где находитесь. Тут вам не город. Такие хозяева, как Хьюит, встают ни свет ни заря и берутся за дело. Давайте посмотрим за домом.

Они сошли с веранды и двинулись по дорожке в обход дома. Лай не умолкал.

– Господи, да сколько же их там? – пробормотал Дэн. – Шум подняли такой, будто не менее сотни.

Но собак было четыре: три келпи и одна бордер-колли. Все они, захлебываясь лаем, рвались с цепей за гаражом, вставали на дыбы, перебирали в воздухе лапами, скакали и бросались вперед в тщетных попытках вырваться на свободу и вступить в бой за свою территорию. Берди испугалась. Что будет, если собакам удастся сорваться с цепи? Как они поступят – кинутся на непрошеных гостей и вцепятся им в глотку? Или сконфузятся, уличенные в притворстве, и бросятся наутек?

Милсон остановился и нахмурился.

– Вид у них свирепый, – заметил он.

– Ну-ну, тише, – сказал Дэн собакам, заискивающе улыбаясь.

Псы залаяли и заскакали еще яростнее, роняя с клыков пену. Дверь одной из построек за домом распахнулась.

– А ну, цыц! – послышался грозный окрик.

Собаки замолчали и легли на землю, вытянув лапы. Из постройки вышел мужчина лет пятидесяти, рослый и кряжистый, в рабочей одежде и грубых ботинках. Подбоченившись, он уставился на незнакомцев.

– Вам чего? – крикнул он.

– Мистер Хьюит? – отозвался Тоби и шагнул к нему.

– Да.

– Мы из полиции, сэр! – Дэн сунул руку в карман за удостоверением. – Хотим поговорить с вами.

– О чем?

Берди услышала шорох за спиной, обернулась и увидела невысокую женщину средних лет, выглядывающую в приоткрытую боковую дверь дома. Седые волосы женщины были собраны в узел на затылке. Накрахмаленный до хруста, безупречно чистый голубой фартук прикрывал платье в цветочек и был завязан на спине аккуратным бантом. Незнакомка была в мягких синих туфлях без каблуков. На ее лице застыл страх.

– Миссис Хьюит? – мягко обратилась к ней Берди.

Но женщина не слушала ее. Ее внимание было приковано к мужчинам в пиджаках – Дэну Тоби и Колину Милсону, которые направлялись от дома к ее мужу, мимо настороженно лежавших собак. Одна из келпи не выдержала, вскочила и залилась хриплым лаем.

– Лежать! – крикнул Лес Хьюит.

Жалобно заскулив, пес затих. Женщина у двери болезненно поморщилась.

– Миссис Хьюит?

Женщина перевела безучастный взгляд на источник звука, заморгала при виде Берди, но, кажется, не удивилась, по-прежнему вцепившись маленькими руками в дверную раму.

– Мой муж там, – произнесла она. Голос звучал тихо и молодо. Он не сочетался с ее напряженным, покрытым морщинками лицом.

Берди кивнула.

– Миссис Хьюит, можно мне воды? – спросила она.

Женщина нервным жестом разгладила фартук.

– Воды? – Она нахмурилась и оглянулась через плечо в глубину дома.

– Если можно. – Берди улыбнулась и пожала плечами. – Я ведь всю ночь провела на ногах, потому чувствую себя неважно.

– О-о… тогда заходите. Ответ был быстрым и машинальным. Как и рассчитывала Берди, прямая просьба о помощи сработала там, где оживленный разговор, как бы умно ни был начат, вряд ли достиг бы цели. Эта женщина не в состоянии нормально общаться с незнакомыми людьми. Вероятно, и с друзьями тоже.

Долли Хьюит могла сказать: «Вода вон там», – и указать на садовый кран. Или пообещать: «Сейчас принесу вам воды», – и скрыться в доме. Но представления о вежливости, которым она некогда следовала, у нее остались.

Хозяйка уже сожалела о своем приглашении. Это было заметно по ее лицу. Но слова вылетели сами собой. Берди шагнула к ней, благодарно улыбаясь. Долли Хьюит распахнула перед ней дверь.

– Проходите сюда. Осторожнее, не поскользнитесь: пол еще не высох.

Берди вошла в комнату, находившуюся за дверью. Это была прачечная. Безупречно чистая. Белые шкафы без единого пятнышка, сияющие краны, стиральная машина, большая ванна из нержавейки, в которой мокло что-то под шапкой пены, сушилка, задвинутая под белый стол. Пол, покрытый голубой виниловой плиткой, еще блестящий и скользкий у двери, где его недавно вымыли; белая керамическая плитка на стенах, и на каждой плитке рисунок – маленький голубой цветок. Запах стирального порошка и отбеливателя. Сплетенная из тростника и покрашенная в белый цвет корзина для грязного белья. Маленькое окно возле двери выходило в сад за домом.

– Я как раз собиралась стирать, – объяснила миссис Хьюит, нажала кнопку на стиральной машинке, и в трубах зашумела вода. Женщина дернула завязки фартука и принялась снимать его.

– Не надо, не отвлекайтесь из-за меня, – попросила Берди. – Я не хотела вас беспокоить.

Миссис Хьюит покачала головой.

– Что вы, никакого беспокойства, – заверила она. Опять-таки машинально. Как в те времена, когда ничто особенно не беспокоило Долли Хьюит, – давние привычки оказались живучими.

Перекинув снятый фартук через руку, она повела гостью в просторную кухню.

– Извините за беспорядок, – сказала она, прикрывая дверь в прачечную, где стиральная машинка уже наполнилась и принялась за дело, старательно хлюпая и чавкая.

Никакого беспорядка в кухне Берди не заметила. По крайней мере, в ее понимании. Кухня была уютной, из окна над раковиной открывался вид на увитую виноградом боковую веранду и сад за ней, где с ветки дерева свисали старые качели. Из-за тенистой веранды это окно почти не давало света, но в кухню он вливался также через слуховое окно в центре потолка, снабженное жалюзи, которые можно закрывать с наступлением жары. Казалось, все здесь продумано до мелочей.

Голубой фестончатый ламбрекен тянулся по верхнему краю окна, скрывая свернутые в тугой рулон жалюзи из голландского полотна. Плитки пола, голубые, как и в прачечной, сияли чистотой. Встроенные шкафы и белые кухонные столы стояли вдоль стен, свободное пространство на них занимали декоративные безделушки. К стене, противоположной задней двери, был придвинут большой буфет, заставленный бело-голубой фарфоровой посудой, рядом с ним помещался простой деревянный стол и шесть стульев с прямыми спинками. Наверное, где-то здесь находится и парадная столовая, подумала Берди. В таком доме ее просто не может не быть. Скорее всего в передней части дома, за закрытыми дверями возле буфета. Но Берди могла бы поручиться, что почти все семейные трапезы проходят в кухне. Зачем куда-то уходить отсюда?

В кухне витали ароматы тостов и бекона. Тарелки, столовые приборы и сковорода, залитая водой, были убраны в раковину. Большой чайник для заварки, накрытый грелкой в виде курицы, стоял на столе, все еще застеленном скатертью в синюю и белую клетку. На скатерти виднелись крошки. Вероятно, вот что имела в виду Долли, извиняясь за «беспорядок».

Хьюиты уже позавтракали. Как и сказал Тоби, они из тех, кто встает ни свет ни заря. Рано в кровать, рано вставать…

– Присядьте, – пригласила Долли Хьюит, быстро собрала со стола скатерть вместе с крошками и унесла вместе с чайником к раковине. Оставив их там, она вынула из шкафа чистый стакан и наполнила водой из кувшина, который достала из холодильника.

Берди сидела за столом, ощущая себя надоедливой мошенницей. К этому чувству примешивалось еще одно, совсем иное. Кухня – просторная, комфортабельная, благоустроенная, – отличалась как небо от земли от кухоньки в хибарке Тревора Лэма. И все же между ними имелось сходство. Оно прослеживалось в тщательном внимании к мелочам, в опрятности, подборе аксессуаров по цвету, в стремлении создать атмосферу уюта и вместе с тем сделать кухню удобным рабочим местом. В одном ее конце готовили еду, в другом – ели. Оба уголка были обособленными, но их связывала цветовая гамма и декор.

В хибарке у реки Дафна Лэм пыталась на свой лад и с имеющимися у нее скудными средствами воссоздать кухню, которая напоминала бы ей о родительском доме. Кукольный домик, вдруг подумалось Берди. Она взглянула на Долли Хьюит, которая ставила перед ней стакан с водой.

– Спасибо, – произнесла Берди и поднесла стакан к губам. Вода была восхитительно холодной. От удовольствия Берди зажмурилась и отпила еще глоток.

– Что они здесь делают, эти люди? – вдруг спросила Долли. – Кто они такие?

Берди открыла глаза.

– Они из полиции, – объяснила она.

– Но не из местной. На местных полицейских не похожи.

– Да. Они из Сиднея.

– Но зачем они здесь?

– В общем, они просто хотели расспросить вашего мужа… в основном о…

Берди смутилась. Женщина не сводила с нее карих глаз.

– Вы ведь слышали, что Тревор Лэм мертв? Что его убили?

Долли схватилась за сердце и осела на ближайший к ней стул. Берди привстала:

– Вам плохо, миссис Хьюит?

Она покачала головой и сглотнула. В прачечной стиральная машина закончила цикл и громко щелкнула. Долли Хьюит вскинула голову:

– Простите, сейчас будет… я оставила… мне нужно…

Она бросилась к двери прачечной. Встревоженная Берди поспешила следом. Долли вынула пробку из ванны возле стиральной машины. Дала воде слиться. Тем временем она выкручивала половую тряпку, которая еще недавно была замочена в мыльной воде.

– Чуть опять не устроила потоп! Я замочила ее, – тараторила Долли, указывая на тряпку. Глаза от испуга были огромными. – Хотела оставить всего на минутку. А вода из машины стекает сюда… Дурацкая система, но раньше я никогда…

Пока она говорила, стиральная машина снова щелкнула и начала изрыгать воду через шланг, зацепленный за край ванны. Вода быстро поднялась, заполнила ванну до половины и, бурля, хлынула в сточное отверстие. Берди уставилась на нее во все глаза. Вода была холодной и красной. Розовато-красной.

– Ничего страшного, – прошептала Долли Хьюит, выкручивая тряпку в облепленных мыльной пеной руках. – Просто кровь.

Глава 19

– Кровь?

Берди не могла отвести взгляда от красного потока, хлеставшего из шланга в ванну.

– Это все мой муж. Резал вчера вечером ягненка. И его окатило кровью с ног до головы. Такое случается. По неосторожности.

– Кровь ягненка…

Их взгляды встретились. Кровавая вода из шланга текла уже медленнее, тонкой струйкой. Уровень воды в ванне постепенно снижался. На сияющей стальной поверхности не оставалось ни пятнышка.

– Пришлось после завтрака вымыть пол, – продолжила Долли Хьюит. – Потому и припозднилась. Кровь там и засохла, где он бросил одежду вчера вечером. Это было очень поздно, я уже легла спать, иначе сразу занялась бы ею. Муж ездил в Ганбаджи. А ягненка резал после возвращения. Глупо, конечно. Надо было отложить. Он лег в постель только в половине первого. Он такой неосторожный, – тараторила она. – Не думает, что делает. Просто бросает грязную одежду на пол. Ну, вы же знаете, какие они, эти мужчины.

Последние малиновые капли упали в ванну. Машина загудела, щелкнула и снова начала наполняться.

– Два раза прополоскать в холодной воде, потом простирнуть тоже в холодной – обычно этого достаточно, – рассеянно бормотала Долли. – Посмотрим… – Она развесила выжатую досуха тряпку над кранами и направилась обратно в кухню. Берди вышла за ней и взяла со стола свой стакан с недопитой водой. У нее вдруг пересохло во рту.

– Присядьте, дорогая, – тем же тоном, что и в первый раз, предложила Долли. – По-моему, вам нездоровится.

Берди не сказала бы, что ей нездоровится: свои чувства в этот момент она предпочла бы описать другими словами, – но послушно села и отпила еще воды. «Действуй по плану! – велела она себе. – Больше ни о чем не расспрашивай. Предоставь это Тоби».

– Филипп – это мой сын – тоже не выносит вида крови, – добавила Долли.

Она надела фартук, подошла к раковине, заткнула ее пробкой и пустила горячую воду. Как будто Берди и не упоминала о смерти Тревора Лэма. Каким-то образом происшествие со стиральной машиной помогло ей отвлечься. Долли не собиралась возобновлять разговор о Лэме. Спрашивать, как он погиб. Гадать, что происходит между тремя мужчинами, оставшимися снаружи. Она была готова поддерживать беседу о чем угодно, кроме одного. Думать обо всем, только не об этом.

– Филипп терпеть не может, когда отец режет скотину. Он не ест мясо. Даже не прикасается. – Долли Хьюит достала моющее средство из шкафчика под раковиной, добавила его в воду, от которой шел пар, и убрала в шкафчик. Аккуратно. На то же место, где оно стояло раньше.

Берди перевела дыхание. Сейчас. Она попробует прямо сейчас.

– А ваша дочь, Дафна? – мягко промолвила она.

Голова Долли еле заметно дрогнула. Она снова поднесла руку к сердцу. Словно при упоминании этого имени ее ударило током. На лбу обозначились морщинки. Но все-таки она ответила. Медленно, с болью.

– Дафна… ничего не имела против. Она всегда ела мясо животных, которых убивал ее отец. – Долли опустила несколько тарелок в раковину и стала мыть.

– И от баранины не отказывалась?

– О да. Не то чтобы она была настолько бессердечна. Наоборот, сама доброта. За свою жизнь Дафна выкормила множество ягнят, отнятых у матерей, и вы даже представить не можете, как ласково она с ними обходилась. Дафна их любила. Но она настоящая дочь фермера. Она знала… вернее, усвоила… – Долли Хьюит подняла голову, не вынимая рук из мыльной воды. Карие глаза наполнились слезами.

– Простите, миссис Хьюит. – Берди подалась вперед. – Я не хотела…

«Нет, ты хотела. Да, хотела».

– Ничего. – Долли покачала головой, вытерла руки о фартук и достала из-за пояса носовой платок. – Ничего. Ведь уже пять лет прошло. Мне нужно поговорить о ней. Я должна. Иначе она как будто и вправду умерла. Никто о Дафне не говорит. Если кто-нибудь еще помнит. – Она вытерла глаза лоскутком белой ткани, безжалостно растягивая дряблую, морщинистую кожу, словно стараясь заставить слезы вернуться на прежнее место или даже стереть воспоминания, которые их вызвали.

– Лес не желает говорить об этом, – продолжила Долли. – Филипп не отказался бы, но от таких бесед он расстраивается. А я не хочу его расстраивать. Он приходит из школы такой усталый. Меньше всего ему нужны новые волнения, когда он возвращается домой. Я же помню, каково это.

Она снова засунула платок за пояс, словно упоминание о втором ребенке успокоило ее.

– Вы ведь раньше сами были учительницей в местной школе? – уточнила Берди.

Долли кивнула, продолжая мыть тарелки и складывать в маленькую боковую раковину, прежде чем сполоснуть.

– Так я и попала сюда, в Хоупс-Энд. Тридцать один… нет, уже тридцать два года назад, – медленно произнесла она, словно не веря своим ушам.

Долли посмотрела в окно, и ее взгляд остановился на качелях, неподвижно свисавших с ветки. Голос прозвучал безжизненно и монотонно:

– Когда я приехала сюда, меня переполняли замыслы и планы. Ну, знаете, как это бывает. Просто я была очень молодой. А оказалось, что все совсем не так, как я представляла. И я возненавидела все сразу. Возненавидела всей душой. После замужества я еще некоторое время работала в школе, а потом ушла. Он так захотел. Чтобы я находилась дома. У меня скоро должна была появиться Дафна.

Долли помолчала. Опять это имя. Но поток воспоминаний уже увлек ее и она продолжила:

– Я была так счастлива. – В голосе послышался оттенок удивления. Взгляд по-прежнему был устремлен на качели.

«Так счастлива… Теперь уже трудно поверить, что я действительно была такой счастливой. Но это было. Я помню…»

– Ребенок, который должен вскоре родиться. Дом, требовавший присмотра. Мой муж. Сад. К тому же у меня были книги. Живопись. Фотография. В те времена я занималась фотографией. По учительской работе я не скучала. Нисколько. Наоборот, это было облегчение, такое облегчение, что не нужно приходить туда изо дня в день, но так ничего и не добиваться, и вечно мириться с поражением. Может, где-нибудь в другом месте я справилась бы лучше. Не знаю. Иногда я гадаю: а если бы я не приехала сюда? Если бы получила другое назначение?

«Я не познакомилась бы с Лесом Хьюитом. Не вышла бы за него замуж. Не родила бы Дафну. Дафна не вышла бы за Тревора Лэма. Дафну не убили бы. И я не чувствовала бы себя настолько… полумертвой, полуживой… Если бы я только не приехала сюда…»

Ее руки двигались механически, отмывая тарелки.

– Эта школа. В ней было несколько детей, которых я могла бы чему-нибудь научить. А остальные… они просто не желали учиться. Не хотели стать… ничего они не хотели, я же видела; стремились только повзрослеть, чтобы можно было выпивать, водить машину и не ходить в школу. Постоянно нарушали дисциплину. Я не могла с ними справиться.

– У вас, наверное, учились Лэмы… дети Энни. – Берди не стала упоминать о Треворе. Ей не хотелось напоминать Долли о случившемся, но не спросить об этом она не могла.

Долли нахмурилась.

– Да, конечно. – Вилки и ножи залязгали об раковину. – Бриджит, Микки, Джонни, Бретт. И Кит. Он начал учиться незадолго до того, как я ушла из школы. Иногда в школе видели и Сесилию. Совсем еще малышку. Бедняжка Бриджит приносила ее с собой. Худенькая как щепка, а таскала на руках крупного младенца. «Мама сегодня болеет», – говорила она. Ну, все мы знали, что это значит. – Она поджала губы.

– Другие дети смеялись. Бедная Бриджит… До сих пор вижу, как она краснела до самых корней волос. А ее братьям хоть бы что. Смеялись себе вместе с другими. Но Бриджит было не до смеха. Она ненавидела своих родителей за пьянство.

Внезапным порывистым движением Долли повернула кран с холодной водой, окатив вымытые тарелки, ножи, вилки и ложки, сложенные в меньшее из отделений раковины. Теперь ее губы были плотно сжаты. Чистая вода смывала мыльную пену с посуды, выплескивалась на фартук.

– Таким людям надо запрещать заводить детей, – сказала Долли.

Тарелки она расставила на сушилке, туда же отправила столовые приборы.

– Сковородку потом вымою, – сказала она и вытерла руки о фартук.

Берди допила воду. Она смотрела, как худенькая женщина ходит по кухне, вытирает столы, выносит за порог скатерть, вытряхивает, сворачивает и убирает в стол. Потом выливает во дворе заварку из чайника и ставит его на поднос, готовясь к приходу мужа на второй завтрак. Следует привычному распорядку. Одурманивает им себя, как наркотиком.

Берди задумалась, как там дела у Тоби. Как скоро он заглянет в дом, желая поговорить с Долли или сообщить, что пора уезжать.

Стиральная машина закончила цикл полоскания и, судя по шуму, снова сливала воду в ванную. Наверное, сейчас вода уже не красная. Может, розоватая.

«Не беспокойтесь, это просто кровь».

Нужно найти способ рассказать Тоби про кровь до отъезда. Наедине. Берди поерзала на стуле, притворяясь, будто допивает остатки воды из стакана. Вскоре Долли Хьюит вежливо намекнет, что гостье пора уходить. Ей уже позволили перевести дух. Дали воды. Что еще можно предпринять, чтобы Долли снова разговорилась?

«Школа. Ей явно интересна школа».

– Я слышала, местную школу скоро закроют, – произнесла Берди.

– Да, – кивнула Долли. – Здесь, в округе, мало детей, школу содержать уже невыгодно. Так говорят. Теперь младших детей будут возить в школу Ганбаджи на автобусе. Вместе со старшеклассниками. Тяжело им придется.

– Значит, пришел конец эпохи.

Берди понимала, что несет чушь. Исключительно чтобы поддержать разговор. Но ее время истекало. Долли Хьюит остановилась над ней, вытирая руки о фартук и явно готовясь спросить, не полегчало ли уже Берди, потому что ей пора браться за работу, и если Берди не возражает…

– А у вас не сохранились фотографии прежней школы? С тех времен, когда вы преподавали в ней? – вдруг спросила Берди. – Если да, мне бы очень хотелось увидеть их.

Долли удивилась:

– Правда?

– Да. Я… – Берди судорожно подыскивала хоть какие-нибудь оправдания своему внезапному любопытству. – Я интересуюсь местной историей. Во времена учебы в университете выбрала ее одним из факультативов.

– В университете! Где же вы учились?

– В Сиднее.

– Да? И я тоже в Сиднейском университете. У вас диплом по гуманитарным наукам?

– По гуманитарным и юридическим.

– По гуманитарным и юридическим, – уважительно повторила Долли Хьюит. – Непростая специальность. Вы, наверное, успешно учились. Лучше, чем Дафна. Но поступить в университет она все равно смогла бы. На гуманитарные науки. Или сельскохозяйственные. Ей бы понравилось. Жила бы в студенческом общежитии. Приезжала домой на выходные, как Филипп.

– Но Дафна не стала учиться?

– Нет.

– Почему, миссис Хьюит?

– Из-за отца. Он не хотел отпускать ее. Хотел, чтобы дочь осталась здесь. Говорил, что уезжать ей незачем. Твердил, что сам научит Дафну всему, что нужно знать о фермерстве. Но дело было не в этом. Совсем не в этом. Я просто хотела, чтобы она на время уехала из Хоупс-Энда. Конечно, мы скучали бы по ней. Все по ней скучали бы. Дафну любили все. Но… ей было необходимо узнать жизнь. Понять, что… в ней столько всего, что в ней есть не только Хоупс-Энд и люди, которых она видела здесь, – с их взглядами, образом жизни. Дафну всегда опекали. При своей практичности она была идеалисткой. И вдобавок слишком юной. Я много раз твердила мужу. Если бы он только послушал меня и отпустил ее!

Долли говорила не умолкая. Дамба наконец рухнула, и горькие сожаления, копившиеся годами, словно хлынули в светлую и нарядную кухню. Целый поток слов. Берди слушала, боясь пошевелиться, не смея издать хотя бы звук, чтобы не преградить путь этому потоку единственным неверным словом или неуместным жестом.

История начала обретать форму. Та, о какой не писали в газетах. Она не упоминалась в книге Джуда. Та самая, которую Берди хотелось услышать, – история жизни Дафны.

Дафну любили и оберегали, ею восхищались, она росла счастливой. Маленькая принцесса Хоупс-Энда, но отнюдь не избалованная. Она могла бы избаловаться, если бы не милый и покладистый от природы характер, не развитое чувство иронии и не явная практическая сметка. Дафна училась в местной школе успешно и старательно. А если не любила классическую литературу так, как ее мать, если играла на пианино только для того, чтобы порадовать родителей, если предпочитала журналы книгам и верховую езду – концертам по радио в обществе Долли, – просто так она была устроена.

Но в Хоупс-Энде Дафна жила как в заточении. О мире за его пределами она имела смутное представление. Если бы только отец разрешил ей уехать учиться! Если бы дал возможность узнать вкус жизни! Может, тогда она не пала бы жертвой сомнительных чар такого человека, как Тревор Лэм. Не приняла бы его агрессивные замашки тирана за силу, мрачность, себялюбие и паранойю – за житейскую мудрость, тщеславие – за гордость, а отточенные навыки обольщения – за нежность.

Отец даже не подозревал, какую ловушку сам подстроил для своей дочери. Мать чувствовала это. Но ее слабые попытки уговорить Дафну продолжить учебу разбивались о страстное желание отца видеть дочь рядом с семьей на ферме. Лес не хотел терять Дафну – свою маленькую подружку, любимую дочурку, луч света в его жизни. С овцами она управлялась не хуже любого мужчины. Чувствовала себя непринужденно как в седле, так и за рулем фургона или сидя на заборе. При всем этом Дафна была настоящей маленькой женщиной, как любил повторять ее отец, – опрятной и расторопной, любящей, милой и доброй, заботливой.

Пусть материнским амбициям следует младший брат Дафны, Филипп, сказал отец. Филиппу все равно не нравилась работа на ферме. Она внушала ему отвращение. Лошадей он не любил. Мало того – боялся. Ни разу не прокатился на пони, которого Лес купил для него. Даже собаки знали, что слушаться Филиппа не обязательно. Вот и пусть едет в университет, станет учителем или кем захочет. Лес не возражал. Может, с детьми парень будет ладить лучше, чем со скотом. А вот Дафна – другое дело.

И Дафна осталась дома. Лес Хьюит ликовал, празднуя победу. Но не прошло и двух лет, как его радость сменилась изумлением и яростью. Случилось то, чего он и вообразить не мог. И ни за что бы не поверил, что подобное возможно. Дафна влюбилась в Тревора Лэма, которого знала с детства. Человека, недостойного чистить ей обувь. Дафна собралась за Тревора Лэма замуж, и никакими словами отцу не удалось отговорить ее. Дафна вышла за Тревора Лэма и поселилась вместе с ним в жалкой лачуге на земле безнадежно запущенной фермы, принадлежавшей его семье.

С горьким удовлетворением Лес Хьюит наблюдал, как дочь пожинает плоды своего опрометчивого брака. Правда, отец и дочь виделись редко. Слишком много обидных и жестоких слов они наговорили друг другу. Но Долли, мать Дафны, поддерживала с ней связь и помогала, чем могла. Она умоляла дочь не выходить замуж так поспешно, однако не представляла для независимости Дафны такой угрозы, как Лес. Гордость не стала преградой между матерью и дочерью.

– Правда, я мало чем могла помочь ей, – шепотом добавила Долли. – Своих денег у меня нет. Только то, что удается сэкономить из денег на хозяйство. Все, что у Дафны было, она потратила на то, чтобы привести хибарку в порядок. Сделать ее пригодной для жизни. Починить крышу, например. Отец провел туда электричество. Но этим и ограничился. Говорил, что Дафна сама постелила себе постель. Вот пусть теперь сама и спит на ней. Он думал, что она уйдет от Тревора Лэма. Считал, что долго с ним не продержится. Но он, оказывается, совсем не знал Дафну. Она не сдалась. Ничего подобного. Не сбежала домой. Даже не подумала – после всего, что он ей наговорил. Я так и знала. Он запер ее в ловушку там, с этим человеком, так же надежно, как если бы связал. А потом… Дафны не стало.

Долли заморгала, словно очнувшись от транса, и уставилась на Берди.

– А я ведь даже имени вашего не знаю, – помолчав, произнесла она.

– Верити Бердвуд.

Долли Хьюит медленно развязала фартук и сняла.

– «Верити» значит «истина», – промолвила она и отвернулась. – Альбомы с фотографиями в кабинете. Вы все еще хотите увидеть их?

– Да.

– Тогда пойдемте, сейчас я их найду. Но с беспорядком вам придется смириться. Я уже несколько дней не вытирала пыль в доме.

Долли повесила фартук на крючок за дверью и повела Берди в глубь дома.

Глава 20

Прохладный сумрак. Тиканье часов. Мягкий ковер под ногами. Слабый запах полироля для мебели. Берди заморгала, стараясь охватить взглядом все, что ее окружало, и с нетерпением ожидая, когда глаза привыкнут к полутьме. Диван в синих цветах, кресла с такой же обивкой. Подушки: розовая, голубая, бледно-зеленая и бежевая. Мягкий блеск старого полированного дерева, камин, забранный медной решеткой; тесно заставленная полка над камином: веджвудские вазы, фарфоровые фигурки от «Ройал Далтон», мраморные и бронзовые статуэтки. По обе стороны от камина – шкафы с застекленными дверцами, полные книг, и серванты с посудой и безделушками.

Двустворчатые застекленные двери вели на веранду. Рядом с ними стоял рояль. Среди картин на бежевых стенах висели акварели в нежных тонах – вероятно, написанные самой Долли, – и репродукции старых мастеров. Возле дверей на веранду несколько кресел поменьше, с плетенными из тростника подлокотниками и гобеленовой обивкой спинок и сидений, были расставлены вокруг двух небольших низких столиков. Долли Хьюит провела по одному из них пальцем.

– Пыль, – виновато сказала она.

Берди еще раз огляделась. Для того чтобы вытереть пыль в этой комнате, понадобилось бы несколько часов. Все поверхности в ней были чем-нибудь да заставлены.

– У вас настоящая коллекция, – заметила она и наклонилась, чтобы рассмотреть бронзовую статуэтку на одном из столов: женщина с птицей. Огромные крылья птицы почти полностью заслоняли женщину. Сжавшись, она прикрывала руками грудь. Берди удивилась, вдруг сообразив, что перед ней сцена изнасилования.

– Леда с лебедем, – пробормотала она.

– Да, – кивнула Долли Хьюит, помолчала и добавила, делая над собой усилие: – Это подарок Дафны. На мой день рождения. Она увидела статуэтку в каком-то журнале. Ее выпустили в той же серии, которую я приобретала сама. По мотивам древних греческих и римских мифов. Люблю мифы. Всегда их любила.

Она обвела комнату рукой. Берди послушно огляделась. Да, верно. На полке над камином Персей торжествующе поднимал голову Медузы. Женственный юноша Нарцисс, склонившийся над миниатюрным прудом в окружении тростника, украшал один из книжных шкафов. На низком столике девушка стояла на коленях перед затейливо украшенным ящичком, приготовившись открыть его. Пандора, девушка, из-за любопытства которой в мир явились зло и беды.

– Прелестно… – неискренне пробормотала Берди.

– Заказывать Леду я не собиралась, – сообщила Долли. – Мне казалось, эта… тема не совсем подходит для украшения комнаты, предназначенной для отдыха.

А отрезанная голова с шевелящимися на ней змеями? Но Берди промолчала.

– Когда Дафна подарила мне ее, я, конечно, ничего такого ей не сказала, – промолвила Долли. – По-моему, она даже не знала миф о Леде. И не понимала, что именно здесь изображено. Просто помнила, что я покупаю статуэтки этой серии. Она так гордилась собой, упокой, Господи, ее душу! Так радовалась, что придумала для меня по-настоящему удачный подарок, да еще сюрприз! Вырезала купон, сняла деньги со своего банковского счета, отослала их и ни слова мне не сказала. Дафне нравилось устраивать мне сюрпризы в день рождения.

Слезы навернулись на глаза Долли Хьюит, и она достала из-за пояса платок.

– Сейчас вернусь, – пообещала Долли. – Только схожу за альбомами. Они в кабинете.

Она повернулась и неловко вышла через боковую дверь. Берди успела увидеть в щель полированный стол и стулья, блеск серебра и стекла в буфете. И еще одну дверь.

Берди бесшумно приблизилась к камину, осмотрела фарфоровую фигурку старушки, продающей воздушные шарики; еще одну фигурку – мальчика, пасущего гусей; акварель с изображением жакаранды в цвету, размеренно тикающие старинные часы. Рядом с часами бронзовый Персей злорадно скалился, подняв голову Медузы. Ее глаза были закрыты. Но змеи у нее на голове по-прежнему жили, извивались, шипели.

Берди продолжала красться по комнате. Выглянула в увешанный картинами коридор, ведущий к входной двери. В этот коридор выходило еще четыре двери. Видимо, спальни. Все они были закрыты. За одной из этих дверей предположительно отсыпался с похмелья Филипп Хьюит. Заходить в другие комнаты Берди не решилась. Поборов искушение, она вернулась туда, откуда пришла, и остановилась около рояля. На нем, рядом с букетом засушенных цветов в вазе, стояла фотография в серебряной рамке. Дафна. Та же фотография была помещена и в книге Джуда, и во всех газетах. Это был студийный портрет в непринужденной манере. Снятый, насколько помнила Берди, в день, когда Дафне исполнилось двадцать один год. За пять месяцев до ее свадьбы. Знали ли тогда ее родители, что она задумала? А сама Дафна? Берди уставилась на снимок. Раньше она никак не могла понять: Дафна Хьюит и Тревор Лэм. Это сочетание прежде казалось ей невероятным. А теперь – ужасающе неизбежным.

Девушка на фотографии, с распущенными каштановыми локонами, беспечно улыбалась миру. Красавицей она не была, но ее лицо выглядело милым, умным, искренним и оживленным. И решительным. И невинным. Пугающая комбинация. Фотограф сделал все, чтобы приглушить подлинное очарование налетом эффектности, усадил ее, попросил обернуться через плечо и поднять к лицу руки, чтобы в кадр попало подаренное на день рождения кольцо с маленьким бриллиантом, о пропаже которого стало известно через несколько дней после смерти Дафны. Но жизнь, кипевшая в ней, энергия сверкала в глазах, несмотря на все старания.

«Дафну любили все».

А Дафна вышла замуж за Тревора Лэма. За человека, которого не любил никто, кроме, может, его матери, сестры… Берди отвернулась от рояля и от фотографии, оглядела комнату еще раз и вышла через застекленную дверь в сад. В этом доме жила Дафна Хьюит. Этот дом она оставила в возрасте двадцати одного года ради жизни в хибарке у реки с Тревором Лэмом.

«До тех пор, пока мы вместе…»

Она думала, что любит Тревора Лэма, а все остальное не имеет значения.

«Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть…»

Вот только ненависти не было.

– Ох, простите…

Обернувшись, Берди увидела Филиппа Хьюита, который смотрел на нее из двери, ведущей в коридор. Он был одет для работы: пиджак, рубашка, галстук, безукоризненно отутюженные слаксы. Влажные после душа волосы зачесаны назад. Филипп был болезненно бледен. Под глазами залегли тени. Он казался больным. Измученным.

– Я не знал, что здесь кто-то есть. – Филипп нерешительно шагнул в комнату.

– Я ждала вашу маму, – приветливо улыбнулась Берди.

Вспомнит ли он, что видел ее в пабе? Скорее всего нет. Филипп же был пьян в стельку. И не сводил глаз с Тревора Лэма.

– А я был в душе и ничего не слышал. – Он растерянно замолчал, ожидая, когда она заговорит, объяснит ему, что делает в этом доме.

– Филипп!

Долли внесла три фотоальбома. В одинаковых обложках – бледно-голубых с золотом. Она сунула их Берди, буквально свалила ей в руки.

– Уже встал? А я думала, тебе нездоровится и ты сегодня останешься дома…

Он покачал головой, посмотрел на Берди, на альбомы и снова на встревоженную мать.

– В чем дело? – быстро спросил он. – Мама, что случилось?

– Это неважно, – ответила она. – Тебе незачем беспокоиться, Филипп. Какие-то проблемы в городе. Вот и все.

Она повела его в кухню.

– Выпей кофе, – услышала Берди, пока за ними закрывалась дверь. – Папа сам во всем разберется.

– Мама…

– Папа разберется!

– Мама!

Дверь плотно закрылась. Оставшись одна, Берди перенесла альбомы к одному из гобеленовых кресел у застекленных дверей в сад. Она села и пристроила альбомы на столике рядом с Ледой и лебедем. Запрокинутое, искаженное ужасом лицо девушки было прикрыто спутанными волосами, лебедь обнимал крылом ее обнаженные плечи, готовясь повалить на землю.

Берди дотронулась пальцем до бронзы. Холодная, твердая, кое-где – гладкая, как стекло, в других местах – сплошь покрытая бороздками и выступами. Волосы, перья, платье, сорванное с плеч и ниспадающее складками; босые ступни, косо поставленные и запутавшиеся в траве на постаменте.

«Люблю мифы. Всегда их любила».

Персей и горгона Медуза. Нарцисс. Пандора. Леда. Странно, что эти образы ничуть не тревожили Долли Хьюит. Не угнетали всякий раз, когда она проходила по комнате, похожей на музей, с мягким ковром, тикающими часами и почти невидимой пылью. Но она, видимо, не воспринимала их как олицетворение насилия, ужаса, слабости человеческой натуры, роковых ошибок. Для нее они являлись просто изображениями культурных символов, ассоциировались с величием и романтикой другого времени и места, иной культуры, богатой и незнакомой.

Берди открыла первый из альбомов и принялась листать. Десятки фотографий. Одни черно-белые, робко претендующие на художественность, увеличенные, помещенные по одной на страницу: маленькая, обшитая вагонкой школа, снятая сквозь ветви деревьев, крупные планы изгородей, старых парт, пустого класса, треснувшего школьного колокола, – другие цветные, собранные по несколько на странице: дети под деревьями, дети за обедом, дети, стоящие в строю, девочки, прыгающие через скакалку и занятые какой-то игрой с хлопаньем ладоней, раскачивающиеся на канате мальчишки.

Одна из учениц попадалась на фотографиях чаще остальных детей. Тоненькая девочка с серьезным личиком и длинными каштановыми косами. Едва успев обратить на нее внимание, Берди перевернула страницу и снова увидела снимок той же девочки – на сей раз черно-белый, размером побольше. Прямо портрет. Фотография была подписана одним словом – «Бриджит». Снимок оказался примечательным. Лицо девочки словно светилось на затененном фоне, глаза были огромными и темными, кожа – почти прозрачной. Интересно, получилось это случайно или Долли старательно добивалась именно такого эффекта?

Краем глаза Берди уловила какое-то движение. В саду, у веранды. Повернув голову, она увидела две мужские фигуры, направлявшиеся к дому. Тоби и Милсон. Берди сидела на прежнем месте и листала альбом, но почти не замечала фотографий в нем. Ждала. Через пару минут дверь кухни открылась.

– Вас ждут снаружи, – сообщила Долли Хьюит. – Ваши друзья уходят. – Ее голос снова стал монотонным и отчужденным, глаза настороженными.

Берди поднялась, закрыла альбом и бережно положила на стол.

– Спасибо, что показали мне, – сказала она. – Правда, я еще не закончила. Может, в другой раз…

Губы Долли дрогнули в подобии улыбки, но она промолчала. Берди прошла мимо, заглянула в кухню, захватила свою сумку. Со своего места за столом за ней наблюдал Филипп Хьюит. Перед ним Берди увидела нетронутую миску с хлопьями, кувшинчик молока и ложку. Высокий белый лоб Филиппа был покрыт испариной. Похоже, он успел поговорить с матерью, догадалась Берди. Рассказал ей, кто на самом деле ее гостья. Вернее, кем она должна быть, если явилась сюда вместе с полицией. Разъяснил, что Берди воспользовалась неведением хозяйки дома. Застигла ее врасплох.

Берди кивнула ему и обернулась к Долли, стоявшей в дверях гостиной:

– До свидания, миссис Хьюит.

– До свидания.

Берди прошла через прачечную, и дверь с сеткой хлопнула за ее спиной. Вдоль дома Берди двигалась медленно, а когда свернула за угол, на дорожку, ведущую к калитке, то услышала шум воды, снова хлынувшей в стиральную машину.

– Кровь ягненка, значит? – пробормотал Дэн, пока они отъезжали от дома Хьюитов. – Окатила всю его одежду? Как думаешь, какого «ягненка» она имела в виду?

– Видимо, того самого, который висит в сарае на цепи вниз головой, – вмешался Милсон, на сей раз изменив своему правилу слушать молча.

– Не напоминайте!

– Хьюит зарезал его прошлой ночью, – сказала Берди. – Потом освежевал, выпотрошил и оставил висеть, чтобы потом разделать.

– Так он нам и объяснил, продолжая разделывать тушу. Рассказывая, что с Тревором Лэмом он не виделся, об убийстве ничего не знает и вообще уезжал в Ганбаджи, где пробыл прошлой ночью с девяти до полуночи, и, кстати, если понадобится, свидетельница, некая Пози Дилиус, это подтвердит.

– Ее имя он назвал неохотно, – добавил Милсон.

– А как же иначе? Можно лишь догадываться, кто эта мисс Пози Дилиус. Он явно не хотел, чтобы о ней узнала его жена.

– Странно, что Хьюит посетил проститутку прошлой ночью, вы не находите? В первую же ночь, которую Лэм провел дома.

Тоби выразительно взглянул на него:

– А вы можете придумать лучший способ забыть о своих бедах, Милсон?

Милсон явно мог, потому и не ответил. Тоби позволил себе легкую улыбку, больше похожую на дрожание губ, а потом продолжил:

– Хьюит вернулся домой около полуночи, переоделся в рабочую одежду, зарезал ягненка, на что, по его словам, потребовалось минут пятнадцать-двадцать, бросил одежду в прачечной, принял душ и улегся в постель, что может подтвердить свидетель – его жена. Говорит, что она сказала, что уже половина первого, когда он лег. После этого Хьюит ничего не видел. И не слышал. Как и жена, и сын. Оба они в настоящий момент нездоровы, поэтому их лучше не беспокоить. И вообще, почему бы нам не пойти куда подальше и не мешать ему заниматься делом? Пока говорил с нами, он продолжал разделывать тушу острым как бритва ножом длиной с мою руку. О господи!

– Грязная работа, – высокомерно процедил Милсон. – Сплошная антисанитария.

– Зато отличный способ скрыть кровь на одежде. Достаточно снова заляпать ее кровью. А затем велеть благоверной, чтобы отстирала дочиста.

– Экспертиза все равно может…

– Безусловно, Милсон. Не беспокойтесь. Мы еще вернемся с ордером на обыск. Заберем одежду на экспертизу. Прочешем весь дом в поисках оружия. А копы из Ганбаджи допросят Пози Дилиус.

– Если она подтвердит его слова, значит, на время до полуночи у него есть алиби, – произнес Милсон. – Но после того как Хьюит вернулся домой…

– Вот именно. После возвращения домой он мог сделать что угодно. Например, переодеться в рабочее. Сбегать в хибарку. Прикончить одного «агнца». На сей раз без шерсти. Вскоре вернуться домой и заняться другим. И лишь потом сбросить запачканную кровью одежду, быстро принять душ и лечь спать.

– Хьюит не уложился бы в полчаса, Дэн, – заметила Берди с заднего сиденья.

– Вероятно. Но если уж на то пошло, он мог и без этого обойтись. Зарезать того барашка в сарае до отъезда в Ганбаджи. А когда вернулся, надел ту же одежду.

– Нет. Долли сразу выстирала бы ее. Она не оставила бы ее на всю ночь до утренней стирки.

– Почему?

– Просто не оставила бы, и все. Я точно знаю. Одежду наверняка бросили в прачечной уже после того, как Долли легла спать. Так она и сказала, и я уверена, что это правда.

Тоби тяжело вздохнул:

– Ладно. Значит, он мог убить Лэма, принять душ, лечь спать, дождаться, когда жена заснет, затем встать, надеть ту же одежду и зарезать ягненка в сарае. Или эта история выдумана обоими супругами от первого до последнего слова. Ведь жена готова подтвердить все, что муж прикажет?

– Не знаю.

– Какое все-таки облегчение – выяснить, что и тебе известно не все, Бердвуд! Удалось что-нибудь вытянуть из нее?

– Ничего полезного. Про убийство Тревора Лэма мы не говорили. Вообще не упоминали о прошлой ночи. Долли сказала только, что муж лег в постель в половине первого. Этот факт, по-моему, ее ничуть не беспокоил. Она упомянула об этом совершенно естественно. Я уверена, что это правда.

– Посмотрим, – проворчал Тоби. – Мы с ней еще потолкуем. И с сынком Филиппом. Когда вернемся.

– Филипп уходит на работу. В школу.

– Да? Чудесное исцеление?

– Думаю, он просто мучился похмельем. А еще Филипп сознательный человек. В школе всего один учитель. Если он не явится на работу, то уроков не будет.

Машина остановилась возле первых ворот. Берди устало поплелась открывать их. Она оглянулась на дом: окруженный сочной зеленью, он опять казался экзотическим оазисом.

Автомобиль проехал в ворота. Овцы в панике шарахнулись в сторону, как одно пушистое целое. Берди откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Следующие ворота она решила не открывать.

– Вы ездили в Ганбаджи? Что там у них? – послышался негромкий вопрос Дэна.

– С Китом Лэмом зашли в тупик, – ответил Милсон. – Он сказал, что не виделся с братом с тех пор, как ушел из паба. Говорит, что из Хоупс-Энда он уехал в половине двенадцатого и, как мы знаем, не вернулся. Требует адвоката Джуда Грегоряна.

– Значит, он не в курсе, что Грегорян не в состоянии помочь ему? И что оба они находятся в одной и той же больнице?

– Видимо, нет.

– И это не беспокоит их? Копов из Ганбаджи? Не соображают, что человек, который шарахнул Грегоряна по башке, убегая после убийства Тревора Лэма, знал бы об этом?

– Они, похоже, считают, что все он знает, просто пудрит им мозги.

Тоби с отвращением фыркнул.

– Может, и правильно, – добавил Милсон.

Машина снова затормозила. Тоби подождал минуту, понял, что Берди не собирается выходить, тяжело выбрался из салона и занялся воротами. Берди не открывала глаз, пока Милсон не вывел автомобиль на дорогу. Она услышала, как хлопнула дверца и со страдальческими стонами и вздохами сел на свое место Тоби.

– Все в порядке, Бердвуд, я справился. Можешь открывать глаза, – произнес он.

– Спасибо, Дэн, – пробормотала она.

– Ты, наверное, сейчас обратно в паб – завтракать и нежиться под горячим душем?

– Да. А вы?

– Ну, мы с Милсоном славно посидим в машине и перекинемся в картишки, – буркнул он. – А почему бы и нет? Расследование идет успешно. Все хорошо, просто прекрасно. Итог: никаких признаний от Леса Хьюита. Никаких признаний от Кита Лэма. И никакой хоть сколько-нибудь ценной информации от остальных. Кроме твоей замечательной персоны. Да и ты далеко не кладезь сведений.

– А как же Грейс? Розали? Остальные Лэмы? А Лили Денджер, гражданская жена Кита? С ними вы еще не говорили.

– Зато наши друзья из Ганбаджи уже успели. Эта компания в один голос заявила, что всю ночь провела дома. То есть пока не началась суматоха. Пол, Розали и Джейсон Лэм утверждают, будто спали в своих постелях с того самого момента, как вернулись домой из паба, и до того, как услышали визг той юной красотки. А сама красотка говорит, что ей приснился страшный сон, она вышла подышать свежим воздухом, увидела, что в хибарке горит свет, ну и решила сходить поболтать с добрым дядюшкой Тревом, а вместо этого нашла его хладный труп. Потому и завизжала, разбудив Пола, Розали, Джейсона и заодно остальной город. Кроме мамаши Лэм: та «спала как убитая», цитирую, пока Джейсон Лэм не вернулся в дом и не разбудил ее радостным известием. Ее и эту Лили с неправдоподобной фамилией Денджер, которая так и не удосужилась встать. Как и Хьюиты. Те, если верить человеку с большим ножом, сладко спали всю ночь в своем шикарном доме, как три мудрые обезьяны. Грегорян все еще в отключке. Никто из прочих добропорядочных горожан ничего не видел и не слышал. Мы не нашли ни орудия убийства, ни хоть чего-нибудь похожего на него. Весь город потоптался на месте преступления, обсмотрел и общупал труп. Пресса в любую секунду может налететь на город тучей мясных мух. И вдобавок ожидается адская жара. Ведь так обстоит дело, Милсон?

– Да, – невозмутимо ответил тот и сбросил скорость до черепашьей, переезжая по мосту Хоупс-Крик.

Тоби расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил галстук.

– Первым делом я намерен снова заглянуть в ту самую хибарку, Милсон, – объявил он. – Осмотреться еще раз.

– Место преступления уже…

– Знаю, знаю! Его уже пропылесосили и дочиста выскребли, засыпали порошком, проверили на отпечатки и собрали оттуда все до последнего листочка и волоска. Я просто хочу взглянуть на него еще раз, Милсон. Ну, знаете, своими глазами. По старинке.

Берди выпрямилась. В голове у нее вдруг словно что-то щелкнуло.

– Дэн! – воскликнула она. – Я кое-что вспомнила!

Берди заметила, как Милсон обреченно закатил глаза, ставя машину в самое тенистое место, какое только сумел найти.

– А, не спишь, значит? – отозвался Тоби.

– Хибарка! Спальня в хибарке!

– А что с ней?

– Там все было не так, когда я видела ее прошлой ночью. Днем она выглядела опрятно. Постель только что заправили. А прошлой ночью постель была в беспорядке.

– Так это потому, что ты сама стащила с нее одеяло, Бердвуд!

– Нет. Это сделал кто-то до меня. Одеяло свисало на пол. Покрывало было отодвинуто, подушки лежали криво.

– Ну, значит, он спал там. Лег в постель и уснул. Логично. Он же вылакал еще три банки пива сверх того, которое выпил в пабе. Но вообще любопытно… Его разбудили. Может, он сам проснулся, услышал шум и…

– Нет, Дэн, не в этом дело. Постель выглядела не так, словно в ней спали. А скорее будто в ней…

Тоби резко обернулся и уставился на нее поверх спинки сиденья:

– Хочешь сказать, там у него была женщина?

– По-моему, да. И чем больше я об этом размышляю, тем…

– Господи, почему ты раньше не сообщила?

– Забыла. Не отметила в памяти. Извини.

– Экспертиза покажет, – вставил Милсон, глядя сквозь ветровое стекло на деревья. – А по результатам вскрытия…

Чертыхаясь, Тоби выскочил из машины.

– Милтон, вы не понимаете, что мы не можем ждать результатов? Живо поднимайте свою задницу и беритесь за дело!

Он наклонился к окну Берди и пристально посмотрел на нее.

– Позднее увидимся, гений, – пробурчал Тоби. – Не уезжай никуда.

Глава 21

Передняя дверь паба была по-прежнему заперта. Разумеется, еще очень рано. Без пяти семь. Берди обогнула здание и устало вошла через заднюю дверь. На лестнице горел свет. Она точно помнила, что перед уходом выключила его. Значит, кто-то уже встал. Свет был включен и в коридоре. И в ванной. Наверное, рабочий день Цикады Бейкера начался. Черт! Значит, придется ждать своей очереди, чтобы принять душ. А она хотела наскоро вымыться и сразу отправиться в Ганбаджи, проведать Джуда. Выполнять последнее распоряжение Тоби Берди не собиралась. Теперь ей незачем торчать тут. Она уже рассказала Тоби все, что должна была. Если повезет, она вернется в Хоупс-Энд до того, как он хватится ее.

Может, вообще обойтись без душа? Но пока Берди искала ключ, дверь ванной открылась и оттуда в клубах благоухающего парфюмерией пара вышла Сью Суини. Ее голова была замотана розовым полотенцем.

– Привет! – воскликнула Берди. – Так это вы…

Погасив свет в ванной, Сью направилась к Берди. Атласный халат в красных цветах льнул к пышному телу, обрисовывал каждую линию и изгиб, пока она шагала, слегка пошатываясь на высоких каблуках белых сандалий с открытым мыском, отделанных белым лебяжьим пухом. Ногти на руках и ногах были накрашены ярко-алым лаком. В руках Сью держала туго набитую сумочку для туалетных принадлежностей. Лицо ее в обрамлении высокого тюрбана из полотенца было розовым, мягким, чисто умытым, а глаза без теней, подводки и туши – круглыми, слегка удивленными, со светлыми ресницами. Сью выглядела доброй деревенской девчонкой, вырядившейся в чужую одежду.

– Вы так всю ночь и не ложились? – спросила она.

Берди кивнула.

– Устали, наверное. Как Джуд?

– С ним все будет хорошо. Так мне сказали. Сама я пока не успела навестить его в больнице.

– Я-то думала, вы с ним, на «скорой» уехали.

– Я собиралась, но не получилось.

Сью отвела взгляд, теребя «молнию» на своей сумочке.

– А он ничего не говорил, не знаете? Ну… насчет прошлой ночи? – небрежным тоном промолвила она.

– Нет. Ему дали снотворное. По крайней мере, так я слышала, когда спрашивала о нем в прошлый раз. Сейчас позвоню. Только приму душ.

– А потом пойдете спать?

– Нет. Не могу. Хочу проведать Джуда.

– Бедненькая…

Последовала минутная пауза, а затем Сью порывистым жестом положила пухлую ладонь на руку Берди.

– Слушайте, вы примите душ, позвоните и приходите ко мне. А я приготовлю нам обеим завтрак – хоть поедите перед отъездом.

– Да? – Берди молниеносно пересмотрела свои планы на утро, кивнула и улыбнулась. – Как это мило с вашей стороны! Было бы замечательно. Если вас не затруднит, конечно.

– Нисколько.

– В таком случае я подойду через двадцать минут.

– Хорошо. – Сью пожала ей руку. – Буду ждать. Кофе или чай?

– Если можно, кофе.

– Ладно.

Сью повернулась и двинулась на каблуках прочь по коридору, сунув сумочку под мышку. Берди смотрела, как она цокает по ступенькам, крепко вцепившись в перила. Потом вдруг опомнилась, заторопилась в комнату, схватила пакет с туалетными принадлежностями, полотенце и кимоно и побежала в ванную. Там было еще тепло, влажно от пара и пахло парфюмерией. Чувствуя себя немного неловко, Берди заперла дверь и разделась. Запахи в ванной, так отчетливо напоминавшие о чуждой Берди женственности Сью, вызывали ощущение вторжения в чье-то личное пространство. Но под душем, подставляя спину и плечи почти нестерпимо горячей воде и вдыхая знакомый запах своего мыла, смешанного с паром, она забыла о недавней неловкости.

Однако расслабиться ей не удалось. Перед глазами одно за другим всплывали недавние картины. Джуд на носилках с закрытыми кислородной маской ртом и носом. Темная кровь на дощатом полу. Доктор Лэнки, согнувшийся и упирающийся ладонями в колени. Злое лицо Энни Лэм. Чудик на краю поляны приветственным жестом вскидывает руку. Густо-красная вода поднимается в ванне. Женщина в голубом фартуке моет посуду и смотрит в окно на неподвижные качели. Туша зарезанного ягненка висит головой вниз в сарае. Кряжистый мужчина с длинным ножом. Фотография в серебряной рамке. Над скорчившейся фигурой – охвативший ее изгиб бронзового, тускло поблескивающего крыла…

– Нет! – вырвалось у Берди.

Эхо голоса на мгновение заглушило шум воды в душе. Она перевела дыхание. Нет, так не пойдет. Нужно если не выспаться, то хотя бы успокоиться. Усмирить разум. На несколько минут. Она знает, как это делается. Ей не впервой.

Берди осознанно отгородилась от видений, которые не давали ей покоя. Вытеснила их, пока в голове на их месте не осталась лишь пустота, потом закрыла глаза и подставила лицо воде. Мысленно унеслась далеко-далеко. В другое время, в иное место. Туда, где часто бывала в таких случаях. В то время жизнь была простой, но казалась сложной. А сама Берди – совсем юной, хотя ощущала себя очень старой. Тогда выбор представлялся безграничным, а время бесконечным, однако дни с немыслимой быстротой неслись один за другим.

Берди стояла неподвижно под теплыми струями и словно уносилась прочь от Хоупс-Энда, от смерти, гнева и боли. В то время, когда ей было двадцать лет и она подолгу беседовала с Джудом за бараниной с рисом и бутылкой вина в том греческом ресторане.

Через пятнадцать минут, чистая и освежившаяся, Берди пересекла двор за пабом и поднялась по лестнице в пристройку над старым гаражом. Предварительно она сделала звонок. Разговор получился кратким и не удовлетворил ее.

«Спокойно отдыхает».

Что это значит? Джуд в стабильном состоянии, он вне опасности, ему не больно – или, по крайней мере, эта боль не такая сильная, по мнению больничного персонала. Скоро она отправится к нему. Съездит и увидит его сама. Вот только позавтракает со Сью Суини. Глупо не воспользоваться подобным приглашением. Она все равно собиралась поговорить, в том числе и со Сью. Проще и естественнее такой разговор получится, если состоится в доме Сью.

– Это вы, Берди? – крикнула Сью, услышав шаги на лестнице. – Входите! Вода уже закипает.

Дверь с сеткой была закрыта, а выкрашенная зеленой краской дверь за ней – распахнута, ее подпирал блестящий медный кот с зелеными глазами. Берди вошла в квартиру и очутилась в маленькой гостиной с сильно скошенным потолком и видом на верхушки деревьев на заднем дворе паба, открывающимся из окна без штор. Стены здесь были кремовые, увешанные плакатами: пейзаж в джунглях, киты, пускающие фонтаны; панда, жующая побег бамбука; играющие с клубком котята. Пестрая дорожка прикрывала кремовый ковролин на полу.

Напротив двери был придвинут к стене диван с кричаще-яркой обивкой в тропических цветах, пальмовых листьях и попугаях. Перед ним помещался длинный и низкий журнальный столик, застеленный дорожкой из батика, – с тарелками, ножами, бумажными салфетками, ярко-желтым в белый горох молочником, маслом в желтой посудине, горшочками джема и меда. Возле стола стоял единственный в комнате стул с плетеным тростниковым сиденьем, покрашенный в зеленый цвет, и телевизор на отдельном столике.

В конце комнаты, под окном, Берди увидела маленький холодильник, раковину и узкий шкаф под кухонным столом. Кухонька. Сью с высушенными волосами, распущенными по плечам, уже переоделась для работы в обтягивающую красную юбку, красные сандалии из узких ремешков и белую блузку, и теперь стояла около кухонного стола, наливая воду в такие же, как молочник, кружки – желтые в белый горошек.

– Кофе растворимый, – произнесла она. – Садитесь. – И указала на диван.

Берди обошла вокруг журнального стола и села. Огляделась по сторонам и улыбнулась. Было что-то обаятельное в этой квартирке. Берди очень нравилось находиться в ней. Здесь не было сочетающихся друг с другом предметов, кроме посуды. Но сразу чувствовалось, что в этих комнатах живет порывистый, энергичный, деятельный и порой вдумчивый человек. Именно живет. Не выставляет обстановку напоказ, как в музее. Или с решимостью переживает сложный период.

– Тут уютно, – сказала Берди.

– Спасибо. – Сью перенесла кофе на стол. – Вы пьете с сахаром?

– Нет, спасибо.

– Вот и я тоже нет. Раньше добавляла сахар, а теперь перестала. Пытаюсь худеть. Так стало гораздо лучше. Молоко налейте сами. Сейчас сделаю тосты.

Она снова отошла к своей крохотной кухоньке, и Берди услышала щелчок тостера, в который заложили хлеб.

– Полегчало после душа? – спросила Сью.

Берди отпила кофе.

– Намного, – ответила она. – Чувствую себя почти человеком. – В приоткрытую дверь виднелось что-то персиковое, атласное, и угол платяного шкафа с зеркалом. Спальня. – Значит, отдельной ванной у вас нет?

– Нет. Не повезло. У меня всего две комнаты. С другой стороны, хорошо, что они есть, – да еще с кухонькой. Но будь в этой квартирке ванная, мне бы не видать ее как своих ушей – ее держали бы для платных постояльцев. Для того и обустроили много лет назад. Прежний хозяин паба считал, что за отдельный номер, как в мотеле, можно брать дороже. Так он его и называл, если верить Пег Маккан с почты. – Она засмеялась. – Вот только денег, чтобы пристроить ванную, у старого хрыча не хватило. Потому никто и не хотел жить тут. Постояльцам, которые обычно здесь бывают – торговым агентам, поденщикам и прочим, – лишь бы найти место, где приткнуться. Чтобы подешевле. И к бару поближе. И к уборной тоже. Так что эта квартирка не для них. Молодоженам на время медового месяца и парочкам, которые ездят куда-нибудь проводить вместе выходные, тоже подавай отдельную ванную. Они не брали этот номер. Только носы воротили и останавливались в Ганбаджи или Сассафрасе. Вот так и получилось, что это жилье пустовало. В конце концов старик сам решил здесь жить, но долго не продержался. Пег говорит, по нужде бегал слишком часто – пузырь у него был слабый. В общем, он и плюнул, продал паб Цикаде и переселился в Сассафрас. А мне и тут хорошо. Я не против бегать в паб, когда надо принять душ, и спускаться во двор, если приспичило в туалет. Ничего страшного. Пузырь у меня нормальный. Ну, по крайней мере, пока.

Сью перенесла на стол желтую подставку для тостов.

– Угощайтесь, – сказала она и села на стул напротив Берди.

Берди вдруг поняла, что очень хочет есть. Она потянулась за тарелкой и ломтиком тоста, щедро намазала его маслом и откусила.

– А джем не будете? – спросила Сью.

Берди покачала головой, продолжая жевать. Сью глотнула кофе.

– Чего хотели от вас эти полицейские из Сиднея ночью? – вдруг спросила она и покраснела, сообразив, что вопрос прозвучал резко.

Берди пожала плечами, делая вид, будто не заметила этого.

– Они мои знакомые, – объяснила она. – Нам по работе иногда приходится общаться с полицейскими. Мы нужны им, они нужны нам.

«В определенном смысле, Бердвуд».

– Они знают, кто убил Тревора?

– Детективы ведут расследование. Им предстоит еще много работы, – туманно ответила Берди и отставила чашку. – А разве полицейские из Ганбаджи не беседовали с вами? Не брали показания?

– Разумеется. – Сью взяла тост и захрустела корочкой. – Расспрашивали в основном про Кита. Знаете, он ведь приходил ко мне прошлой ночью, примерно в половине двенадцатого. Но рассказывать полиции мне было почти нечего. Кит пробыл у меня недолго. Копы сказали, что потом он попал в аварию на машине и чуть не погиб. Вы об этом знаете?

– Да, слышала. А зачем Кит приходил к вам?

– А-а… – Сью тряхнула головой, и щеки ее ярко вспыхнули. – Он… ну, понимаете, клинья подбивал. Возьмите еще тост.

– Спасибо, – улыбнулась Берди. Тост, масло и на сей раз – полная ложка меда из желтого горшочка с полосатой пчелой на крышке. – Вы имеете в виду, он хотел…

– Да! – Сью нахмурилась, ссутулив плечи. – С трудом верится, что кому-то хватило дурости считать, будто я соглашусь! Не знаю, за кого эти ребята меня принимают. Я не шлюха какая-нибудь. Да, развлечься я не прочь, но всегда сама выбираю с кем. Понимаете?

– Конечно. Но он, возможно, считал… ну, вы же какое-то время были с его братом…

Взгляд Сью стал жестким. Она со стуком поставила свою кружку на стол.

– И что из того, если была?

Сигнал тревоги: срочно требуется деликатность! Берди старательно подбирала слова и выговаривала с придыханием, словно смутившись:

– Прошу прощения! Просто я думала, что ведь и Тревор прошлой ночью подкатывал к Лили. А она подружка Кита, верно? Вот Кит и решил, что вы разозлились. Как он сам. Потому и полагал, что вы, может…

Сью улыбнулась – горько и немного устало:

– Да вы не волнуйтесь, я не обиделась. Вы, пожалуй, правы. Подобная чушь могла прийти Киту в голову. Кстати, я вспомнила: он с этого и начал, пока я не велела ему проваливать. Знаете, он ведь ни черта не смыслит в том, как обходиться с женщинами. Все у него наперекосяк. Кит и Тревор – они как… как небо и земля. Вот Тревор знал, на какую кнопку нажать. И всегда добивался от женщин чего хотел. Вот хотя бы Дафна… Она могла с любым закрутить. Вертела бы им как пожелала. А вышла замуж за Тревора. Взгляните на меня. Я была ее подругой, и все-таки… – Она схватила свою кружку и сделала большой глоток.

Забыв о притворном смущении, Берди подалась вперед:

– Знаете, Сью, не похоже, что смерть Тревора Лэма расстроила вас.

Сью Суини посмотрела на нее поверх своей кружки, потом медленно опустила ее и зажала в ладонях.

– Да, не расстроила, – подтвердила она. – Вчера я еще не знала, как к нему отношусь. А сегодня знаю. Я его ненавижу. Хорошо, что он умер. И что теперь?

Сью порывисто вскочила и отодвинула свой стул так резко, что чуть не опрокинула его на собравшуюся складками дорожку на полу.

– Еще кофе?

– Да, пожалуйста. Если…

– Нет, не затруднит. Я тоже выпью.

Сью забрала у Берди кружку и направилась в кухонный угол. Налила воды в электрочайник, включила его и уставилась в окно.

– Уеду я отсюда, – сказала она. – Давно нужно было это сделать, еще несколько лет назад.

– Куда же вы поедете?

Сью пожала пухлыми плечами:

– Куда-нибудь. Как только найду другую работу.

– Вы будете скучать по этим комнатам.

– Да, немного. Но… – Она обернулась и прислонилась к раковине, оглядывая яркую и пеструю, загроможденную вещами комнату. – Нет, пожалуй, не буду. – Сью посмотрела на приоткрытую дверь спальни и отвернулась. – Слишком уж много с ней связано воспоминаний.

Она стала мыть кружки и через минуту снова заговорила – решительным и жизнерадостным тоном. Откровенно и прямо:

– Может, в следующий раз у меня будет даже свой маленький дом. У меня отложены деньги в банке. Немного, но на первый взнос хватит. Здесь дома продают дешево, почти за бесценок. Или в большой город уеду. В Сидней. Там полно работы для барменов.

Электрический чайник закипел и выключился. Сью насыпала растворимого кофе в кружки и залила кипятком.

– В общем, мне безразлично куда, лишь бы подальше отсюда. – Она поставила кружки на стол. – Здесь мне больше никто не нужен. И я никому не нужна. Давно уже, с тех пор как не стало Дафны.

– Вы правда любили ее.

Это было утверждение, а не вопрос.

– Да, я любила Дафну. Дафну любили все.

«Дафну любили все».

«Но Дафна умерла».

Сью тяжело опустилась на стул.

– Наверное, по-вашему, я та еще штучка, – сказала она.

– Почему?

– Раз спуталась с мужем подруги.

– Бывает.

– Да. – Сью протянула руку к молочнику и взяла его со стола. – Это мне Дафна подарила. И еще сахарницу. Комплект. На мой день рождения. Чтобы подходили к моим кружкам. – Она добавила молока в свой кофе и поставила молочник на прежнее место. – И этот горшочек для меда – тоже от нее. Подарок на Рождество. – Сью осторожно обвела пальцем изображение полосатой пчелы.

– Наверное, Дафна любила делать подарки.

– Очень! – Сью заулыбалась, по-прежнему глядя на пчелу. – В этом она была как ребенок. Так старалась! Размышляла, что может понравиться ее друзьям. Все продумывала заранее. Вот только с деньгами у нее было туго. Дафна все пыталась привести в порядок хибарку, чтобы было похоже на настоящий дом, как она говорила. Тяжко ей было. Им с Тревором всегда не хватало средств. Когда Дафна вышла за него замуж, у нее лежало немного денег в банке. Наверное, она рассчитывала, что они заработают еще, подкопят и купят маленькую ферму. Такая у нее была заветная мечта. И Тревор говорил, что тоже хочет. Возмущался тем, что Лесу достались хорошие пастбища Лэмов. Будто Лес украл их, а не выкупил у Милтона.

Сью вздохнула и устремила беспокойный взгляд в окно, на поблескивающие на солнце кроны деревьев.

– Но счет в банке постепенно таял, и вскоре от него ничего не осталось.

– На что же они тогда жили?

– На пособие. Дафне это не нравилось, хотя в этом нет ничего плохого. За хибарку не платили. Но выпивка Тревора обходилась недешево. А Цикада в кредит не отпускает. И правильно делает – дураком он был бы, раздавая товар в кредит. Да еще эта их развалина – машина, в которую бензин уходил как в прорву. Вечно в ней что-нибудь ломалось или барахлило, и нужно было опять чинить. В общем, она и деньги жрала, не только бензин. Ей давно было пора на свалку. Но Тревор не желал оставаться без автомобиля. И они каждый раз как-то выкручивались, находили деньги. Дафна изводилась ужасно. Я говорила ей: попроси взаймы у отца, купи новую машину, – но она отказалась наотрез. Мол, Лес все равно не даст ей денег. Он пытался взять дочь измором. Надеялся, что она вернется домой. Сдастся. Но Лес не знал Дафну.

«Лес не знал Дафну».

– Матери она ни за что бы не сказала, насколько все плохо. Не говорила даже, что на счету в банке давно пусто. И у меня денег не брала. А я часто предлагала. Но Дафна не брала даже взаймы. Просто отказывалась, и все. – Сью покачала головой. – Надеялась подыскать какую-нибудь работу. Но она же ничему не училась, кроме фермерства. Да и работы в округе нет. Вот Дафна и начала продавать вещи после того, как потратила деньги, что были у нее в банке. Всякие безделушки, украшения. Так одно за другим все и распродала, кроме одного колечка с бриллиантом. За него Дафна держалась, пока могла. Носила его не снимая. Наверное, думала, что Тревор не решится взять его тайком. Но под конец и его потеряла. На суде говорили, что кольцо, наверное, забрал грабитель. Но это чушь собачья. Кольца у нее не было еще за месяц до того, как ее убили.

Берди выпрямилась. Об этом она слышала впервые.

– Вы уверены? – спросила она.

– А как же! Я сразу заметила, что кольца нет. И спросила, куда оно подевалось. А Дафна ответила, мол, решила пока его не носить. Но я-то сразу сообразила – все, продала она колечко. А раньше с пальца не снимала, пока мы с ней были знакомы. Тогда я еще подумала, что ей, наверное, понадобились деньги на… ну, знаете… в общем, на аборт, вот я и не стала больше расспрашивать. Не хотела лишний раз тревожить Дафну.

– Вы знали про ребенка?

– Она сама сообщила мне в тот день. Кажется, только мне одной, больше никому. Даже Тревору не сказала. И матери своей тоже. Говорила, что скажет позднее. Когда придет время. Но аборт Дафна не сделала. Потому что, когда ее убили, она была беременна. Значит, и эти деньги ушли на что-то другое. Какой-то счет пришлось оплатить или еще что.

– Кольцо с бриллиантом ей подарили родители?

– Да, когда Дафне исполнилось двадцать один год. Вот почему она им так дорожила. Дафна ведь любила своих родителей. И так расстраивалась, что больше не виделась с отцом. Но твердо решила, что у них с Тревором все получится. Думала, если убедит Тревора стать другим, то и отец будет по-другому относиться к нему. Мечтала уговорить его уехать из Хоупс-Энда, устроиться на работу. А потом – купить ферму.

Сью вздохнула, отпила кофе и уставилась на яркую желтую посуду на столе.

– Знаете, Дафна вбила себе в голову, что Тревора никто не понимает. И если она увезет его из семьи, покажет другую жизнь, то он изменится. Как его сестра Бриджит. Вот она-то уехала отсюда. И начала жить заново на новом месте. Это мать Дафны дала ей денег на переезд. Миссис Хьюит была школьной учительницей Бриджит. А когда появилась Дафна, Бриджит иногда нянчилась с ней. Дафна любила Бриджит! Часто рассказывала о ней. Как у Бриджит все получилось, потому что кто-то проявил интерес к ней, оказал помощь. Упоминала имя Бриджит всякий раз, когда заговаривала о Треворе. Но она не понимала. Не видела разницы. А Тревор был не такой, как Бриджит. И не такой, как Кит. И даже не такой, как бедняга Чудик. Он не желал меняться, не собирался становиться другим. Вот деньги – да, денег ему хотелось.

– Может, Тревор и забрал деньги, вырученные за кольцо?

– Вряд ли. Правда, он сидел без гроша. Жил от пособия до пособия, раз в две недели получал его. Ему даже починить свою проклятую машину было не на что, когда она сломалась в очередной раз. Однажды днем в пятницу Тревор поехал в Сассафрас, купить Дафне лекарство. У нее был грипп. Машина задымилась, стала глохнуть, и он кое-как дотянул до автомастерской в Сассафрасе. Мастер объяснил ему, что чинить ее нет смысла. Но разве Тревор стал слушать? Еще чего! Нет, сказал, чини, деньги, мол, я найду. Тоже мне, шишка. Когда в следующий раз выдавали пособие, Тревор велел Розали подвезти его до Сассафраса, получил деньги и почти все отдал за работу в мастерской, а потом прикатил сюда на автомобиле, заявился в паб и просадил на выпивку все, что у него оставалось! И на что им, спрашивается, жить следующие две недели? Так я ему и сказала – воздухом будете питаться? А он засмеялся и понес какую-то чушь – мол, стрясет деньги с Дафны.

– И что же дальше?

Сью переменилась в лице.

– Ничего, – прошептала она. – Но это неважно. Той же ночью… – Сью обхватила свою кружку ладонями.

– Той ночью Дафна погибла?

– Да. А Тревор опять разбил свою чертову тачку, да так, что уже только на свалку. Сам чудом выжил. А лучше бы не выжил.

– Вы думаете, он убил Дафну? – Берди задала этот вопрос тихо и увидела, как дернулась голова Сью.

– Этого я не говорила! – выпалила она. – Ничего подобного! Не знаю, кто ее убил. – Сью вцепилась в свою кружку так, что побелели суставы пальцев. – Просто я считаю, что если кто и должен был умереть, так это Тревор. Когда прошлой ночью я увидела, как он лежит мертвый на полу в той же комнате, где бедная Дафна так старалась… лежит возле этих своих новеньких и дорогущих суперсовременных компьютеров, уже настроенных и готовых, мне вдруг стало… хорошо. Впервые за пять лет. Да, хорошо. И радио как раз играло «Яд» – знаете эту песню? А я смотрела на него и думала: «Все правильно. Это ты – яд. Но не для меня. Уже нет. Я уже ни при чем. Я отделалась от тебя. Я…»

Глаза Сью стали огромными. Кончик языка высунулся, скользнул по губам. Она сообразила, какую совершила ошибку.

Берди медленно отставила свою кружку.

– Радио тогда уже не играло, – произнесла она. – К тому времени как вы пришли вместе с Цикадой и остальными, радио было выключено.

– Ах да! – Лицо Сью вспыхнуло. – Извините, я ошиблась, – сбивчиво забормотала она. – Я просто думала о другом, вот и… – Сью вскочила и попятилась от Берди. Слезы потрясения и ужаса навернулись на глаза, переполнили их и покатились по щекам. – Я не хотела… Я была…

Сью понимала, что уже слишком поздно. Правда сама вырвалась у нее. Больше правды, чем она хотела. И сказанного не вернуть.

Глава 22

– Вы меня не так поняли! Честное слово! Послушайте, Берди, все совсем не так. Я была там… раньше, чем сказала. Да, признаю. Но я его не убивала. Не убивала! Не смотрите на меня так!

– Сью…

– Нет! Послушайте, я все вам объясню. Только пообещайте, поклянитесь, что больше никому не скажете!

– Этого я не могу пообещать.

Сью прикусила губу. Ее взгляд заметался по комнате, словно в поисках выхода.

– Полиция… если вы скажете им, они подумают, что это я. Потому что я соврала вначале.

– Но зачем? Если вы просто нашли Тревора Лэма мертвым, почему нельзя было взять и рассказать об этом?

«Если вы ни в чем не виноваты, чего боитесь?»

– Вот и с Тревором было так же. Он нашел Дафну. А потом полиция заявила, что он убил ее.

– Больше такого не повторится, Сью.

– Это еще почему?

«Вопрос в самую точку».

– Потому что на сей раз полиция будет действовать намного осторожнее. Они не посмеют ошибиться еще раз. Ни в коем случае. Теперь они будут проверять и перепроверять все доказательства, прежде чем отправят кого-то под суд. Им придется получить или твердые доказательства, или признание.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – Берди выдержала ее взгляд. А потом припомнила то, о чем чуть было не забыла. Свой козырь. Особенно здесь, в Хоупс-Энде. – И не забывайте, Сью, – продолжила она, – в данном деле замешан Джуд. Он будет следить за каждым шагом полиции. Как только немного поправится и встанет на ноги. Если Джуд заметит, что они спешат с выводами, он так и заявит. И будет защищать всех и каждого, кого считает невиновным.

Ее довод подействовал, вызвав ответную реакцию. Поначалу Сью говорила медленно, потом ускорилась, и наконец слова полились из нее сплошным потоком. Берди слушала и машинально перемешивала сахар в веселой желтой сахарнице, подаренной Дафной.

После того как паб закрылся, Сью ушла к себе. Вечер не принес ей ничего, кроме убийственного разочарования. Работая за стойкой, она наблюдала за происходящим так, словно оно не имело к ней ни малейшего отношения. Ей понадобилось время, чтобы во всем разобраться. И тогда она вдруг поняла, что ее чувства к Тревору Лэму были пустой потерей сил и времени. Тревор пренебрегал ею весь день и весь вечер. Покинул паб, даже не попрощавшись, лишь заговорщицки подмигнул, и то не ей, а куда-то в ее сторону. Но не это беспокоило Сью. А сам Тревор. Она будто увидела его другими глазами.

Тревор был каким-то усохшим. Уменьшившимся по сравнению с тем, каким он ей запомнился. Во всех смыслах. Наблюдая, как он задирает несчастного перепуганного Филиппа Хьюита, бахвалится перед Джудом, глумится над Цикадой Бейкером и даже ранит чувства бедной старой Энни, Сью понимала, что это уже не Тревор Лэм, которого она помнила, – могущественный, непредсказуемый, опасный титан, ворвавшийся в ее жизнь. Внезапно он оказался злобным, эгоистичным, тщеславным, самовлюбленным ничтожеством, решившим заново утвердиться в миниатюрном мирке, каким считал себя вправе повелевать. Неудивительно, что Тревор пожелал вернуться в Хоупс-Энд. Ему хотелось быть важной птицей. А где еще он мог считаться ею, кроме как здесь?

И хуже всего – Тревор ничуть не изменился. Сью стояла за стойкой, наблюдала, как он вытаскивает очередное оружие из своего арсенала, и мгновенно узнавала его. Каждый жест, каждая гримаса, каждая уловка – все они были знакомы ей. Она видела, как они действуют на окружающих. Но с горьким удовлетворением сознавала, что сама для них уже неуязвима.

Она сама – вот кто изменился. За пять лет, пока оплакивала Дафну, работала бок о бок с молчаливым, отчужденным Цикадой Бейкером, тщетно искала душевного тепла в кратких и не приносивших удовлетворения связях с незнакомыми людьми и спала одна, она стала старше, печальнее, холоднее и, сама того не сознавая, – мудрее. Если умудренность житейским опытом считать мудростью. Сью понимала, что теперь видит Тревора Лэма таким, каким он был всегда, именно тем, что он собой представляет. Ее переполнял тошнотворный стыд. Ради этого никчемного человечишки она в своей слепоте обманывала любовника, подругу, себя…

«Цикада Бейкер, на лице которого застыли ужас и смертельная обида, смотрел на нее из дверей паба. Дафна…»

Благополучно вернувшись к себе, закрыв дверь и заперев на замок, Сью заварила чай, села и уставилась в стену. А потом возле паба остановилась машина, и через минуту на лестнице раздались шаги. У нее мелькнула мысль, что это Тревор, и сразу стало тошно. Но это был Кит. Пьяный и в слезах. Ждущий, что его впустят. Жаждущий особого утешения. Лили заперлась в трейлере и велела ему проваливать. Выпалила, что его брат в десять раз больше мужчина, чем Кит. И во столько же раз интереснее для женщин. И кстати, без заморочек. Как раз то, что нужно Лили. А Сью, конечно, не пожалеет для него любви. Ведь и ей нужно утешение. Тревор же дал ей пинка под зад, так? Мерзавец.

– И ныл, ныл без конца: «Ну ладно тебе, Сью, ну что ты? Ну пойдем…» – Сью, наклонившись вперед на своем стуле, подпирала подбородок ладонями и изображала жалкий пьяный скулеж. Потом выпрямилась и отбросила волосы за спину. – Но я его не впустила. Еще чего! Да, я Киту сочувствовала, только ему нужна была вовсе не чашка чаю и чтобы кто-нибудь подбодрил его и похлопал по спине. А я благотворительностью не занимаюсь.

Она поморщилась, глядя на Берди:

– Не хотелось мне обижать Кита. Против него я ничего не имею. Но такие, как он, мне не нравятся. А ему – такие, как я. Кит ко мне и близко не подошел бы, будь он трезвым и если бы не Тревор. Ему подавай тощих, плоскогрудых и вредных, как Лили. Его жена Ивонн как раз такая была – Пег говорила.

– Жена, кажется, ушла от него? – спросила Берди.

– Да. Незадолго до моего приезда сюда. Вот потому-то… Ладно, какая теперь разница. В общем, я сказала «нет» и еще сотню раз «нет» и наконец выставила его.

– Около половины двенадцатого?

– Да, примерно. Как вы узнали? А, вы же видели его. Правильно. Ну вот, Кит ушел, а я села в комнате. Я думала так: Кит был уверен, что я впущу его, чтобы поквитаться с Тревором за Лили. А Тревор ждет, что я приду к нему. Вот зачем он подмигнул. Да, он на меня не смотрел, не заговаривал со мной, зато подмигнул – этим все сказано. И теперь он ждет меня там, уверенный, что я вот-вот прибегу, аж взмокну от нетерпения – вы уж простите меня, Берди, – вывалю язык и буду из кожи вон лезть, лишь бы запрыгнуть к нему в постель.

«Она перебьется».

Бледное лицо Сью раскраснелось.

– И чем дольше я думала об этом, тем больше успокаивалась. Решила: схожу-ка я туда. Но не для того, на что Тревор рассчитывает. Объясню, как я к нему отношусь. Растолкую, какой он жалкий и подлый. А потом уйду, и пусть себе стоит, разинув рот. А если он считает, что Лили Денджер поможет ему облегчиться – как бы не так! Слышала, знаю, о чем говорю.

Яростный блеск в ее глазах угас. Внезапно Сью снова стала бледной.

– Ну, я и пошла, – бесстрастно произнесла она.

– В какое время это было, Сью? – спокойно спросила Берди, но, пока ждала ответа, у нее от волнения перехватило дыхание.

– По-моему, около четверти первого. Помню, как я встала и посмотрела на часы, и они как раз показывали двенадцать пятнадцать. Правда, пару минут я искала фонарик и переобувалась.

– Итак, вы отправились в хибарку. Вы никого не встретили по дороге?

– Ни души. Всю дорогу я почти бежала. Не люблю эту тропу в темноте. Я добралась до хибарки…

– Свет в ней был включен или выключен?

Сью уставилась на нее широко раскрытыми глазами:

– Выключен. Но в кухне звучал транзистор, дверь была приоткрыта. Я думала, Тревор сидит в потемках и поджидает. Он часто повторял, что видит в темноте. Чушь собачья, конечно, но ему это нравилось. И я вошла. При мне же был фонарик. И увидела его. Он лежал на полу. Я поняла, что Тревор мертвый.

– Вы прикасались к нему?

– Нет. Даже не приближалась. Только смотрела. А радио играло «Яд». Я стояла и смотрела. И думала… ну, про это я уже говорила. А потом вышла оттуда и бросилась бежать. И мчалась всю дорогу до дома.

– Вы никого не встретили на той тропе? – спросила Берди.

Сью судорожно сглотнула:

– Нет, конечно. Если бы встретила…

«Если бы встретили кого-нибудь, то не смогли бы делать вид, будто пробыли дома всю ночь. Но…»

– Я вернулась сюда. Меня всю трясло. Я думала: «Тревор мертв. Все уверены, что я зла на него, потому что он отшил меня. Стоит только мне проболтаться, сообщить, что я была там, и все решат, что это я его убила». Мне казалось, будто я… запачкалась. Хотелось принять ванну или душ. Но сходить для этого в паб я не решилась. Цикада услышал бы. Его комната находится возле самой ванной. И потом, было уже очень поздно. Это выглядело бы подозрительно. Поэтому я просто вымыла руки и лицо над раковиной и переоделась в ночную рубашку. На случай, если кто-нибудь придет.

Ложиться я не стала. Не имело смысла. Знала, что все равно не засну. И продолжала сидеть. Пила вино и смотрела телевизор. Ну как смотрела – просто он работал, а я сидела рядом. Надо же было хоть чем-нибудь заняться. А вскоре раздался вопль. И я поняла: кто-то обнаружил Тревора. В пабе сразу вспыхнул свет. Я выждала немного, вышла в спальню и выглянула в окно. Цикада уже шагал по дороге в сторону тропы. И еще несколько человек с ним. Там мигали красные вспышки, за деревьями. Я подумала, что это полиция. Про «скорую» не догадалась.

– Вы тоже вышли?

– Если бы я не вышла, это было бы еще подозрительнее. Мне не хотелось, но пришлось. В общем… остальное вы знаете.

– Да.

– Я его не убивала! Честное слово. Я видела Тревора мертвым, вот и все. И убежала. Но никому ничего не сказала. Ведь это же не преступление, правда?

Берди не ответила. Она пока не знала, что из всего этого следует. Заметив встревоженный взгляд Сью, устремленный на нее, она с расстановкой произнесла:

– Вы сразу вернулись домой, прямо сюда. Никого не видели и никуда не заходили.

– Правильно. Так что ничего страшного. Никому и незачем знать…

О Джуде речи не было. Сью понятия не имела, что Берди твердо убеждена: на него напали, когда он шел к хибарке. Самое позднее – в полночь. Об этом Берди упоминала лишь в разговоре с Дэном Тоби. А сам Джуд, к счастью, находился сейчас далеко отсюда, в больнице Ганбаджи, и ни с кем еще не говорил. Поэтому Сью не сознавала, что сама себе вырыла яму. А Берди понимала, что предупредить ее не вправе.

Могла ли Сью пробежать мимо скорчившегося на земле Джуда и не заметить его? Да. Берди сама чуть не прошла мимо, хотя он лежал у самого края тропы. В темноте Сью вполне могла пройти вплотную к нему и не увидеть.

Или же… она врет насчет времени? Сью могла отправиться в хибарку гораздо раньше, чем следовало из ее слов. Например, сразу после того, как выставила Кита Лэма. Тогда в хибарке она была бы примерно в одиннадцать тридцать пять. В то время в хибарке горел свет. Логично было предположить, что в одиннадцать тридцать пять Тревор Лэм был жив. И что же случилось дальше?

Берди вспомнила скомканную простыню и свисающее с кровати одеяло в спальне Тревора Лэма. Вот что могло случиться. А что потом? Потом, под действием горького и гнетущего осознания, что опять стала жертвой человека, которого презираешь всей душой? Презрение Сью к Тревору Лэму было неподдельным, в этом Берди могла поклясться. Убийство? Она смотрела на свои руки, поскольку пока была не готова встречаться со Сью взглядом. Эта женщина казалась открытой и искренней. И все-таки однажды она уже солгала – о том, как провела предыдущую ночь. Постаралась замести следы. Прекрасно держалась во время разговора с полицией. И лишь позднее, когда она расслабилась в домашней обстановке, случайная оговорка выдала ее.

Зачем ей понадобилось лгать про время ухода из дома? По какой-то причине это время много значит. Неужели это Сью Суини слышала, как приближается Джуд, когда торопилась домой по тропе после убийства Тревора Лэма? И в панике напала на него? Не исключено. Но верится с трудом. Не та мотивация. И для нападения, и для убийства, и даже для вранья насчет времени. Да, Сью импульсивна. Да, ее переполняло презрение к Тревору Лэму. Но, судя по ее тону и выражению лица, это презрение было не яростным и жарким, а ледяным. К тому же Сью Суини умеет не терять присутствия духа в критической ситуации. Это очевидно по ее поведению за стойкой бара и по тому, как ловко она обвела вокруг пальца полицейских из Ганбаджи. С учетом обстоятельств трудно поверить, что такая женщина способна убить Тревора Лэма в порыве ярости, а потом в панике напасть на Джуда, рискуя совершить второе убийство.

Берди понимала, что молчание затягивается. Подняв голову, она посмотрела на Сью и произнесла:

– Думаю, будет лучше, если вы обо всем расскажете детективу Тоби. Сейчас я ему позвоню. Попрошу приехать и поговорить с вами.

– Нет! Я не…

– Послушайте, Сью, им вы можете сообщить все то же, что и мне. Они все равно узнают правду. Эксперты уже ведут работу. Они определят, что вы побывали в хибарке, выяснят, во что вы в тот момент были одеты. Будет проверено буквально все – от постельного белья до пыли на кухонном полу. Да, это займет время, но рано или поздно к вам явятся с расспросами. И тогда ваша скрытность будет выглядеть гораздо подозрительнее. А Тоби не надо бояться. Он не станет давить на вас. Просто расскажите ему правду. Как рассказали мне.

«Если, конечно, мне вы сказали правду».

Сью обмякла на стуле и прикрыла ладонью глаза.

– Ладно, – кивнула она. – Звоните.

Глава 23

Берди решила дождаться, когда придет Дэн. Она убрала со стола остатки завтрака, а Сью пока накрасилась, чтобы на допросе быть во всеоружии.

К тому времени как Тоби с трудом вскарабкался по узким ступеням, ведущим к зеленой двери, сопровождаемый благоразумно отставшим Милсоном, на кофейном столике Сью уже не теснилась яркая посуда, а сама Сью выглядела как полагается барменше. Пухлое беззащитное лицо преобразили черные стрелки вокруг глаз, синие тени, длинные черные ресницы и губы, накрашенные помадой под цвет юбки и лака на ногтях.

Берди познакомила хозяйку и гостей друг с другом и направилась к двери. Сью просила ее остаться, но Берди знала, что Тоби это не понравится.

– Я побуду пока тут, не поеду в Ганбаджи, – пообещала она. – А после разговора с Тоби мы с вами снова увидимся.

– Если к тому времени меня не арестуют.

– Не арестуют, – заверила Берди. – Им просто нужно взять у вас показания. Все, что от вас требуется, – рассказать правду.

Но перед тем как покинуть тесную квартирку, Берди увидела, каким внимательным взглядом Тоби обводит аппетитные формы Сью и как ее ярко накрашенные глаза округляются от страха. Берди почувствовала себя крысой, удирающей на последней спасательной шлюпке. Она надеялась только, что Тоби сумеет заметить женщину под яркой маской. Мысленно Берди воспроизвела телефонный разговор с ним. Услышанное не обнадеживало.

– И она не заметила на тропе твоего приятеля? – осведомился Тоби.

– Нет.

– Значит, или ты ошиблась насчет времени, когда его шарахнули по голове, или она лжет.

– Не обязательно. Было очень темно. Сью почти бежала. И вообще мы об этом не говорили. – Под ее тревожным взглядом Берди ничего не смогла добавить.

– В кои-то веки ты удосужилась помолчать, – нелюбезно произнес он. – Ладно. Нам нужно, чтобы Грегорян подтвердил время. В больницу давно звонила?

– Полчаса назад. Он еще спит. Но, как я уже сказала, врачи считают, что вряд ли он вспомнит подробности.

Тяжелый вздох.

– В общем, если верить ей, то Лэм был мертв самое позднее к половине первого.

– Правильно.

– Значит, это не она побывала у него в спальне?

– Об этом мы не говорили. Но, по словам Сью, нет, не она.

– Мы сейчас подойдем. Через десять минут. Побудь с ней. Смотри, чтобы она никуда не уходила.

– Не уйдет.

– Побудь с ней!

Вернувшись к себе в номер, Берди задумалась, следует ли еще раз позвонить в больницу, но отказалась от этой мысли. Рано. Врачам нечего сообщить ей. Своим звонком она лишь вызовет ненужное раздражение. Медсестра и так в прошлый раз была не особо любезной. Говорила отрывисто, явно торопилась. Похоже, ее раздражало присутствие полиции в больнице. А может, вообще все раздражало. «Если бы не приглашение Сью позавтракать вместе, сейчас я въезжала бы на стоянку возле больницы, – подумала Берди, взглянув на часы. – И тогда увидела бы Джуда своими глазами, вместо того чтобы сидеть тут, изводиться и ждать, когда Тоби завершит допрос с пристрастием».

Но о своем решении она ничуть не жалела. За кофе с тостами ей удалось немало узнать от Сью. В сущности, больше, чем та собиралась рассказать. Берди вздохнула. Если она не жалела о принятом приглашении, то Сью наверняка раскаивалась в том, что позвала ее. Соврала Сью или сказала правду? У Тоби скорее всего сложится свое мнение. Подробности ее рассказа – несомненная правда. Особенно упоминание о том, как она стояла над трупом Тревора Лэма, а по радио передавали песню «Яд». Слишком яркая деталь, такую не выдумаешь. И вырвалась у нее прежде, чем Сью успела задуматься о последствиях. Но с точным временем данного события и предшествующих ему нет никакой определенности.

Значит… Берди выпрямилась. Значит, полиция могла бы обратиться за информацией на местные радиостанции. Выяснить, какая из них прошлой ночью передавала «Яд» и когда именно. Песня далеко не новая. Из тех, которые диджеи называют классическим хитом. Только по чистому совпадению сразу несколько станций могли дать ее в эфир прошлой ночью. Особенно в конкретный промежуток времени.

Берди снова потянулась за своим телефоном, но когда он был уже у нее в руке, опять передумала. Тоби не нужно, чтобы его сейчас отвлекали. Поговорить с ним можно и позднее. Сообщить про «Яд». Вряд ли Сью сама скажет ему. Она считает эту подробность несущественной. Телефон по-прежнему был зажат в руке. Итак, выбора у нее нет. Прискорбно, но придется выполнять свои обязанности перед беднягой Бет Босуэлл. Вздохнув, Берди набрала домашний номер Бет.

– Берди! Наконец-то! Ну, как там? А у нас новости. Вчера я постоянно тебе названивала, пока не убежала по делам. Ты звонила мне вчера вечером? Извини.

Голос был громкий, слова сыпались одно за другим. Берди заморгала, стараясь сосредоточиться. Неужели Бет всегда так тараторила? Или это опять влияние атмосферы Хоупс-Энда?

– Берди, ты слушаешь?

– Да, Бет.

– Ну так скажи что-нибудь. Давай выкладывай. Как там Тревор Лэм?

– Неважно, Бет.

– Что? Не соглашается на наши условия? После всего, что было? Слушай, Берди, просто передай этому мерзавцу от меня, что мы…

– Бет, не в согласии дело. Он мертв.

Пауза.

– Что ты сказала? – осторожно уточнила Бет.

– Сказала, что он умер. Его убили. Ударом по голове.

– Ты шутишь?

– Нет. Послушай, Бет, я тут задержусь на пару дней и…

– Умер? Впервые слышу. В «Новостях» сегодня утром про это ничего не сообщалось. Ты уверена?

– Бет, я сама видела труп Лэма. Я нашла его. Он убит. Мертв как баран. Можешь мне поверить.

– «Мертв как баран»! Очень метко.

– Бет, это не смешно!

– Извини. Но каков поворот! Кто это его? Когда? Где? Как? Ну, давай выкладывай!

– Я не знаю. И никто не знает. Это случилось ночью. Мы понятия не имеем, когда именно. В его хибарке. Убить Лэма мог кто угодно. Орудие убийства пока не нашли.

– Совсем как в прошлый раз, – пробормотала Бет.

«Совсем как в прошлый раз».

– А что будет с авансом за книгу? Издатель заберет его обратно?

– Понятия не имею. Послушай, Бет, я сейчас не могу долго разговаривать. Звоню, только чтобы ввести тебя в курс. Как я уже сказала, я пробуду здесь дня два, и…

– Даже не знаю, сможем ли мы возместить тебе расходы, Берди! – торопливо перебила Бет. – Ведь, с нашей точки зрения, сюжет уже дохлый, так? Ой, извини, ляпнула, не подумав. Я что хотела сказать: он теперь уже не наш. Он, пожалуй, для «Новостей». Так что…

– Неважно. Если понадобится, я заплачу за себя сама. Не думаю, что паб в Хоупс-Энде мне не по карману. На худой конец, напрошусь к кому-нибудь на обед.

– Слушай, подруга, зачем передергивать? Я-то что могу сделать? Ты ведь знаешь – с нынешними сокращениями бюджета мне приходится ужиматься во всем, так что…

– Бет, я понимаю. – Берди закрыла глаза. – Об этом не беспокойся.

– Хочешь, я свяжусь с «Новостями» и выясню, нужна ли им информация от тебя?

– Нет! Нет, Бет, спасибо. Дальше мне лучше действовать самой по себе, независимо. Честное слово. Они же все равно отправят сюда свою группу. Так что ничего не надо предпринимать, договорились?

– Хорошо. Но до этого момента поездку мы, конечно, тебе оплатим. В смысле, согласованные расходы. В том числе этот телефонный звонок. Ты же не виновата, что Лэма убили, правильно?

– Не виновата. Спасибо, Бет. Мне пора.

– Только ту папку верни мне, а то в архиве вечно поднимают шум из-за…

– Разумеется. Как только вернусь в город. Тогда и увидимся, Бет.

– До встречи, подруга. Спасибо за все. Жаль, что не сложилось. Записи продолжай вести – неизвестно, вдруг еще пригодятся. Ладно, до скорого.

– До свидания.

Берди отключила телефон, пока Бет не спросила еще о чем-нибудь. Например, что думает по поводу случившегося Джуд. И нельзя ли сделать сюжет о нем вместо Лэма. Какие чувства он испытал, узнав, что его протеже прикончили в тот же день, когда тот вышел на свободу? Ощутил свою вину? Не жаль ему теперь пяти лет, потраченных впустую? Джуд раздавлен горем?

Джуд! Берди взглянула на часы. В половине девятого надо попробовать дозвониться до офиса Джуда. Объяснить его коллегам, что случилось. Сообщить, что сегодня Джуд в Сидней не вернется. И выступить завтра в суде не сможет. Пусть переносят заседание.

Ее взгляд упал на папку с бумагами, лежавшую на комоде, и на книгу «Агнец на заклание». А заодно, пока будет звонить, она попросит кое-что сделать для нее. Джуд не стал бы возражать. Это не займет много времени. Просто один пустячок, который ей любопытно узнать. Очень любопытно, еще со вчерашнего дня.

Берди села, положила руки на колени и покачалась на скрипучей кровати, уставившись в стену. Со всех сторон ее окружали розы, карабкающиеся вверх по решеткам. Берди снова перевела взгляд на телефон и встала. Нет, она не в состоянии просто сидеть и ждать. Порывшись в сумке, Берди нашла блокнот, вырвала листок и нацарапала записку. Потом сунула телефон обратно в сумку, зажала записку в зубах, вышла из комнаты, заперла дверь и направилась к лестнице.

Около лестницы она услышала звон посуды, доносящийся из кухни. Двинувшись на звуки, увидела, что в кухне за столом сидит Цикада Бейкер и ест хлопья из миски. Он поднял голову и пробурчал:

– Доброе утро. Садитесь позавтракайте. Я уже ухожу.

– Спасибо, я уже позавтракала.

– У Хьюитов?

Берди удивилась. Откуда он узнал, где она успела побывать?

– Пег с почты говорила, что видела, как вы направлялись туда, – объяснил Цикада. – Вы и полицейские из Сиднея. Я виделся с ней утром.

Берди кивнула. Почему-то ей стало неуютно при мысли, что за каждым ее шагом пристально следят. Цикада снова налег на хлопья: старательно набивал ими рот и неторопливо жевал, уставившись в стену.

– Вы сейчас будете внизу, мистер Бейкер? – спросила Берди.

Не переставая работать челюстями, он повернулся к ней:

– А где же еще?

– Если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, вы не могли бы объяснить, что я ушла к Лэмам и скоро вернусь? Я приготовила записку, но раз вы будете тут…

Берди шагнула вперед и положила листок бумаги на стол. Цикада проглотил пережеванное.

– Это ни к чему, дамочка. Хоть я и старый дурак, но такое уж как-нибудь запомню.

Берди не поняла, оскорбился он или просто пошутил. А потом увидела, как Цикада улыбается, поднося ко рту очередную ложку с горкой хлопьев.

– Здесь номер моего мобильника, – произнесла она. – На случай, если я кому-нибудь срочно понадоблюсь.

– Ясно. – Он улыбался, довольный шуткой. – Если вы срочно понадобитесь, значит.

«Ох уж эти столичные жители! Ну что с ними будешь делать».

– Вы не знаете, случайно, на почте в Ганбаджи есть факс? – спросила она. Пусть себе дорисовывает ее образ столичной жительницы, зависимой от современных технологий.

Цикада отложил ложку и неторопливо дожевал все, что было у него во рту.

– Тут на почте тоже есть, – наконец ответил он.

«Мы кто, по-вашему, – деревня?»

– Что ж, так даже удобнее. Я жду… в общем, мне должны прислать факс. Только мне нужно узнать номер. В какое время они открывают почту?

– В девять часов. А магазин в том же доме – в половине девятого. Пег живет по соседству, но открывать раньше не станет.

– Конечно, это ни к чему. Дело не настолько срочное, подожду до половины девятого.

«Видите? Никуда я не спешу, вполне могу подождать».

Цикада кивнул.

– Кстати, вспомнил: тут вчера вы кому-то срочно занадобились, – сказал он. – Сообщение вам оставили. Даже два, если память не подводит. Вы их получили?

– Да, спасибо. Сью передала их мне вчера вечером.

– Ясно. А то из головы вылетело. То одно, то другое.

Он решительным жестом сунул в рот еще одну полную ложку хлопьев, пережевал и проглотил.

– Длинная выдалась ночь, – промолвила Берди. – Ну, я тогда…

– Ага. Навестить Лэмов. Проведать напоследок?

– Вроде того, – уклончиво отозвалась Берди и вдруг сообразила, что вопрос прозвучал двусмысленно. Цикада спрашивал, не собирается ли она обратно в Сидней. – Вообще-то я пока не уезжаю, мистер Бейкер. Как и планировалось, пробуду в Хоупс-Энде еще пару дней.

– Просто Цикада. – Он положил ложку в миску и отодвинулся от стола. – А что насчет Джуда?

– Думаю, он не вернется сюда. Надеюсь, позднее я с ним поговорю. И тогда сообщу вам, как поступить с его вещами.

– Этим копам из Сиднея нужны комнаты, – заворчал Цикада, направляясь к раковине. – А у меня наверху их всего три да еще моя. В пустой две кровати. Но они, похоже, жить в одной комнате не желают.

Берди кивнула. Естественно, Тоби пока останется здесь. Милсон тоже. И ей лучше, если эти двое будут находиться поблизости. Но они скорее согласятся вернуться в «Приют путника» в Сассафрасе или перебраться в Ганбаджи, чем поселиться в одной комнате.

– Давайте перенесем вещи Джуда ко мне в комнату прямо сейчас, – предложила она. – Кажется, у него только одна сумка?

– Вроде да. – Цикада сполоснул свою миску и ложку, стряхнул с них воду и оставил сохнуть на краю раковины. – А что с его машиной?

– Я спрошу его, как с ней поступить. Может, кто-нибудь приедет из офиса Джуда и заберет машину. Сам он вести ее не в состоянии.

– Вот напасть, а? И парень вроде неплохой.

Достойного ответа на эту реплику не существовало, и Берди промолчала. Но Цикада уже разговорился, поэтому не нуждался в поощрениях.

– Да, неплохой. Не ожидал. Я-то думал, он какой-нибудь аферист с хорошо подвешенным языком. А он не такой. Верно?

– Да.

– А вот поди ж ты, бес попутал. Связался с этим подонком Лэмом. Да еще на волю его вытащил.

– Вы до сих пор считаете, что Тревор Лэм убил свою жену?

Цикада Бейкер пожал массивными плечами:

– Не мое это дело – считать, что да как. Но в ту ночь в город никто не приезжал, а то я бы слышал. Никаких чужаков тут не было. А в Хоупс-Энде любой был готов на руках носить Дафну Лэм.

«Дафну любили все».

– Но кто-то же убил ее, – тихо возразила Берди.

– Ага. – Цикада плотно сжал губы и выпятил подбородок. Берди уже думала, что этим ответом он и ограничится, когда он вдруг продолжил: – А если не этот мерзавец ее муж, тогда кто?

«Если Тревор Лэм не убивал ее, тогда кто это сделал?»

– Вы удивились, когда Дафна вышла за него замуж? – промолвила Берди.

Рослый и дюжий Цикада неловко затоптался, словно не привык, что у него спрашивают мнение о вопросах, которые он считал личными.

– Можно и так сказать, – наконец проговорил он. – И удивился, и нет.

Наверное, Цикада рассчитывал, что этот ответ ее устроит, но Берди вопросительно смотрела на него, склонив голову набок. Пауза затягивалась, и ему пришлось пояснить:

– У меня тут паб… сколько уже? Десять? Нет, двенадцать лет. Дафне Хьюит было лет шестнадцать, когда я перебрался сюда. Я знал и ее саму, и мать с отцом. И Лэмов тоже. В то время муж Энни, Милтон, был еще жив. И почти все ее дети тогда жили с ними. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Любому ясно было, что такая девушка, как Дафна Хьюит, на парней из семьи Лэм даже глядеть не станет. Но они и в школу вместе ходили, и в Ганбаджи ездили, и болтались вместе. Все об этом знали. Но как-то само собой принималось, что, когда придет время, Дафна будет искать мужа среди тех, кто ей ровня. Не из богачей, я не об этом, – поспешно добавил Цикада. – Дафна никогда не кичилась деньгами. И Долли тоже. Долли повторяла: важно, каков человек, а не какие на нем шикарные шмотки, где он живет и чем зарабатывает себе на хлеб.

Он снова помолчал, задумавшись.

– Так-то оно так. А может, в этом и была беда. Когда стало ясно, как Дафна относится к Тревору Лэму. Понимаете, Долли хотя и болтает много об искусстве, но ума ей не занимать. Спросите у Пег с почты. Пег вам скажет. Она знает Долли уже тридцать лет. Долли приехала сюда еще молодой, однако пожила в большом мире, поездила, учительницей работала. Знала людей. Сразу видно – хотя бы по тому, как она приметила Бриджит Лэм. Говорят, в этой семье она была лучше всех. Умница девчонка. Ей нужен был только шанс. И Долли дала ей его. Но я о чем: это потому, что она видела – в Бриджит действительно что-то есть. А Дафна – она была другая. С сердцем мягким, как масло. Видела хорошее даже в последнем мерзавце. Вот этим Лэм ее и взял.

– Она считала, что он… лучше, чем кажется?

– Точно. Ну а Лэм давай вешать ей лапшу на уши. Одному Богу известно, что он ей наплел. А в таком возрасте… дети есть дети. Да вдобавок с виду он был ничего. А Дафне и сравнивать было не с кем.

Глаза Цикады затуманились.

– Иногда он звал ее сюда, когда его родных здесь не было. Понимал, что их с ней лучше не сводить вместе. Дафна пила лимонад или кофе. Там, на веранде. Я видел, как они сидят голова к голове и болтают. Глаза у нее были огромные, темные и ласковые. Помню, я еще подумал: жди беды. И ведь прав был. Пришла беда. Никто опомниться не успел, как Дафна объявила родителям, что они с Тревором хотят пожениться. Ох и шум тогда поднялся!

– Представляю, как отнеслись к новости Хьюиты. А Лэмы?

– Без понятия. Ну, честно говоря, не скажу, чтобы они очень уж обрадовались. Энни на дух не переносит Долли Хьюит – из-за Бриджит, разумеется. Насчет остальных врать не стану – не помню. Не до того мне в то время было.

Его лицо потемнело.

Воцарилось молчание. Берди поняла: какие бы воспоминания сейчас ни мучили Цикаду, он погрузился в них, и его словесный поток иссяк. Из него больше ничего не вытянуть.

– Пожалуй, я пойду, – произнесла она и шагнула к двери. – Позднее увидимся.

Цикада вскинул голову:

– Слушайте, давайте зайдем в бар? Если уж вы к Лэмам собрались…

Он первым направился в зал паба. Входная дверь все еще была заперта, но солнце уже заглядывало в два окна на фасаде, играя на блестящих пивных кранах и бутылках за стойкой. Блеск этот наверняка выглядел особенно соблазнительно для страдающих от жажды жителей Хоупс-Энда, которые прижимались носом к оконным стеклам в ожидании открытия. Цикада наклонился, пошарил под стойкой и достал оттуда бутылку сладкого хереса. Бутылка была немного запыленной, он вытер ее подолом рубашки и протянул Берди.

– Передайте ее от меня Энни, ладно? – попросил он. – Скажите ей – мол, я решил, что ей пригодится. Это подарок.

– Хорошо. – Берди взяла бутылку.

Цикада поддернул пояс, напомнив Берди этим жестом Дэна Тоби.

– В округе никто не пьет херес, – забормотал он, словно боясь, что его уличат в отзывчивости. – Энни покупает дешевое пойло в Сассафрасе. А эта бутылка стоит здесь без дела с давних пор. Вот и пусть забирает себе. Ей сейчас не повредит. А то я открываюсь только в десять.

– Естественно, когда вокруг полно полиции, – шутливо согласилась Берди.

Цикада свел брови на переносице, и его лицо вдруг стало суровым.

– Паб открывается в десять часов, закрывается в одиннадцать, – отчеканил он. – Таковы правила. Если бы я нарушал их – живо лишился бы лицензии. А я не нарушаю. Никогда.

Берди робко кивнула. Видимо, по поводу правил работы паба шутить не следовало. Цикада отпер входную дверь, чтобы выпустить ее.

– Увидимся, – сказал он. – А я пока скажу полицейскому, чтобы занял комнату Джуда, и второму тоже.

– Хорошо.

Берди услышала, как Цикада запер за ней дверь, и направилась к своей машине. До дома Лэмов она могла дойти пешком, но решила доехать: так будет гораздо быстрее. Пока Берди отпирала автомобиль, худая женщина с завитыми в мелкие кудряшки седыми волосами и ярко-красным кончиком носа вышла на крошечную веранду дома по соседству с почтой. И остановилась, сложив руки на груди и наблюдая за ней. Берди узнала любопытное, с острыми чертами лицо Пег Маккан – хозяйки местной почты и хранительницы факса, – помахала ей рукой, и Пег кивнула, не улыбнувшись.

Может, нужно было сразу перейти через дорогу и поговорить с Пег. Тогда она заранее узнала бы номер местного факса – пригодится, когда будет звонить в офис Джуда. С Пег все равно когда-нибудь придется побеседовать. По всем признакам эта женщина – типичная сплетница из маленького городка. А значит, кладезь сведений. Но с ней надо быть начеку. Скорее всего выкладывать незнакомке все, что ей известно, Пег не станет – по крайней мере, сразу. Лучше сначала навестить Лэмов. А потом можно и к Пег. Будет на что выменять у нее информацию.

Берди села в машину, повернула ключ зажигания и принялась размышлять. Она уже поговорила с Долли Хьюит. Со Сью Суини. И с Цикадой Бейкером. Постепенно в голове у нее складывалась картина. И начинали постепенно формировать версии. Но все они пока не имели смысла. Сейчас основной пункт повестки дня – визит к Лэмам, к тем из них, кто остался в живых. Она все равно собиралась побывать у них сразу после возвращения из Ганбаджи.

Ну, так, значит, она отправится к ним прямо сейчас. И благодаря Цикаде явится в гости не с пустыми руками. Берди переложила бутылку и сумку с колен на пассажирское сиденье и, полная радужных надежд, задним ходом выехала со своего места на стоянке.

Направляясь к повороту на дорогу, ведущую к дому Лэмов, Берди еще раз помахала рукой Пег Маккан.

Глава 24

Энни колотила ногой в дверь трейлера и верещала во весь голос. Ее пронзительные вопли наверняка были слышны на расстоянии сотни миль. Даже шум двигателя автомобиля не заглушал их. Поначалу слова казались неразборчивыми, но, остановив машину у забора, выбравшись со своего места и в изумлении уставившись на невиданное зрелище, Берди сообразила, что Энни повторяет одно и то же, подкрепляя выкрики пинками.

– Выходи, мерзавка! А ну выходи, хватит отсиживаться! Выходи!

Вид Энни внушал ужас. Седые волосы разметались по плечам, розово-лиловый сарафан задирался на мясистых, оплетенных венами ляжках каждый раз, когда она поднимала ногу, чтобы дать трясущемуся трейлеру очередного пинка. И Берди не удивлялась тому, что некто, запершийся в трейлере, кем бы он ни был, наотрез отказывался выходить оттуда.

Джейсон, волосы которого стояли дыбом, как щетина щетки, босиком и в одной только майке и красных трусах, приплясывал вокруг Энни, возбужденно выпучив глаза. Собаки лаяли и рвались с цепей. Чудик с мускулистым обнаженным торсом и встрепанной черной шевелюрой, похожий на секс-символ, рекламирующий джинсы по телевизору, ухмылялся, прислонившись к углу дома. Казалось, семейство недавно проснулось. Энни отступила, готовясь к очередной атаке.

– Мама, прекрати! – послышался крик. – Ты убьешься! И дверь выбьешь.

Только теперь Берди заметила Розали, стоявшую за спиной матери. Розали приблизилась и потянула мать за руку. Но Энни не обратила на нее внимания.

– Выходи оттуда! – взревела она. – Ах ты, дрянь! Потаскуха! Вон из трейлера! Живо!

– Берди приехала! – завизжал Джейсон и со всех ног рванулся через двор к повисшим в петлях воротам. – Мам, Берди здесь! Мам!

Розали оглянулась. Джейсон замахал Берди обеими руками и завопил:

– Иди сюда! Помоги маме, а то она не может оттащить бабушку от Лили. Та заперлась в трейлере, потому что Чудик видел, как она трахалась с дядей Тревом, и…

– Джейсон! – крикнула Розали. – Сейчас же вернись!

Он распахнул ворота и схватил Берди за руку.

– Идем! – Джейсон потащил ее во двор. – Идем!

Ситуация складывалась щекотливая. Приличнее всего было бы незаметно удалиться. Но речь шла не просто о заурядной семейной ссоре. Берди никак не могла улизнуть и оставить Энни в таком состоянии. Особенно после того, что услышала от Джейсона. Что же все-таки видел Чудик?

Женщина, побывавшая в спальне хибарки… Лили Денджер, заявившая, будто всю ночь провела дома. Никуда не выходила. Не видела Тревора Лэма с тех пор, как он ушел из паба. Вот что сразу сняло бы подозрения со Сью Суини! Если это правда. И насчет времени: если Сью сказала правду, значит, Тревор Лэм был мертв уже в двенадцать двадцать. А если Чудик видел своего брата живым в двенадцатом часу, то временной промежуток заметно сократился.

Берди позволила Джейсону почти втащить ее во двор и подвести к трейлеру, приткнувшемуся сбоку от дома. Энни на нее даже не смотрела. А Розали, неловко проверяя, застегнуты ли пуговицы на растянутом лифе куцей ситцевой ночной рубашки, встретила ее холодным взглядом.

– Ну что, все никак от нас не отстанете? – процедила она. – Уж могли бы постараться! Что ж вы на сей раз без свечки?

– Извините, – произнесла Берди, пытаясь высвободить руку из пальцев Джейсона, крепко обхвативших ее запястье. – Это он настоял…

– А ну выходи оттуда! – завыла Энни. – Слышала я, что ты вытворяла! Чудик тебя видел!

И трейлер снова затрясся от очередного удара обутой в резиновый шлепанец ступни. Берди заметила, что от тонкой доски уже разлетаются щепки.

– Отстань от меня, алкашка старая! – донеслось из трейлера. – Отвали!

Энни взвыла от ярости и снова пнула дверь. Джейсон восторженно взвизгнул и заорал:

– Она сейчас дверь сломает!

Розали отпустила руку матери и закрыла ладонями лицо.

– Не понимаю, – пробормотала она, – ничего не понимаю…

Чудик фыркнул, не покидая своего наблюдательного поста возле угла дома. Розали круто обернулась к нему.

– А ты чего ржешь? Если мать доберется до Лили, то она ее разорвет! Какого черта ты вообще разболтался? Помолчать не мог?

Чудик смутился.

– Да я только сказал ей, что видел, – объяснил он. – Я же не знал, что она так взбесится.

– А ты-то сам чего шлялся среди ночи? Подглядывал? А я думала, ты давно завязал. Мать говорила, раньше с тобой такое бывало.

Глаза Чудика забегали.

– Ты же знаешь, мне не спится, – заскулил он. – А когда не сплю и просто лежу в постели, у меня ноги ноют. Ничего плохого я не делаю. Просто брожу вокруг дома. А если что увижу, так я разве виноват? – Постепенно его голос окреп, в нем зазвучала уверенность в своей правоте. – А на сей раз я даже лечь не успел. Хотел посмотреть, куда это Лили собралась на ночь глядя. Она же выставила Кита, когда мы домой пришли? А он забрал машину и укатил. И она куда-то намылилась. Вот я и хотел выяснить куда. Кит сам бы мне велел.

– Правильно! – отдуваясь, вмешалась Энни и вытерла пот со лба тыльной стороной ладони. – Отстань от брата, Розали. Он все сделал правильно. Кит имеет право знать, куда бегала эта потаскушка после того, как отшила его – да так, что он чуть не разбился насмерть.

– Я, что ли, виновата, что он врезался, старая ты карга? – заголосила Лили из трейлера. – Кит сам виноват, кретин несчастный! И во всем остальном, что с ним было, тоже! Ясно, почему его жена стала лесбиянкой и свалила! От него кто угодно сбежит! И от его уродов братьев. Черт его знает, каким был их отец! Хорошо, что я его не застала.

– А ну придержи свой поганый язык, а не то доберусь до тебя, вырву его и запихну тебе в грязную глотку! – Энни замолотила по двери трейлера мясистыми кулаками.

Чувствуя себя пока в безопасности внутри трейлера, Лили издевательски засмеялась:

– Боже, ну и троица! Аж три сыночка! Размазня, от которого стояка не дождешься, чурбан-извращенец, кому лишь бы в окна глазеть, и подонок-убийца, в башке у кого дерьма больше, чем в сточной канаве. Ну и повезло же мне! Ради этого стоило сюда тащиться.

Лицо Энни сменило цвет с алого на багровый. Она отступила.

– Чудик, неси топор! – приказала она.

– Чудик, нет! – выкрикнула Розали, едва брат начал послушно поворачиваться. Он в растерянности остановился.

– Неси топор, – повторила Энни. – А ты, Розали, не встревай. Пол Лэм, ты меня слышишь?

– Чудик, нет!

Он нерешительно топтался на месте.

– Я принесу! – вызвался Джейсон.

Берди твердо удержала его за плечо.

– Ты останешься здесь! – велела она.

Джейсон нахмурился, попытался вырваться, а потом притих.

– Энни! – громко позвала Берди. И дождалась, когда старуха обернется к ней. – Энни, не надо, чтобы Лили доставляла вам проблемы. Если причините ей вред, вы и глазом моргнуть не успеете, как полиция отправит вас за решетку.

– Да мне-то что? – выкрикнула Энни.

– Вы нужны здесь, – объяснила Берди, намеренно понизив голос так, чтобы Энни пришлось наклониться к ней и сосредоточиться, чтобы услышать. – Тут вы нужны всем: Чудику, Розали, Джейсону. И Киту, который в больнице. Он сильно разбился. Ему грозит большая беда. Значит, ему понадобится помощь. От вас. А что вы сможете сделать, если вас посадят?

Краска на дрожавших щеках, лбу и груди Энни постепенно поблекла. Старуха застыла, тяжело отдуваясь.

– То есть как это – Киту грозит беда? – спросила она.

– Похоже, полиция считает, что… это он убил Тревора.

Энни уставилась на нее с разинутым ртом.

– Полицейские из Сиднея так не думают, – уверенно продолжила Берди. – И я считаю, что все в конце концов уладится. Но постарайтесь понять: сейчас вам лучше никого не злить, поэтому затевать драку с Лили не следует. Может, пойдете в дом вместе с Розали?

– Да я только хотела выкурить эту мерзавку оттуда, – промямлила Энни. – Вышвырнуть из моего трейлера.

Берди отвела ее в сторонку и снова понизила голос:

– Послушайте, Энни, подумайте вот о чем: Лили сказала полиции, что всю прошлую ночь провела в трейлере. А на самом деле она выходила оттуда. Значит, Лили им наврала. Поэтому они наверняка захотят поговорить с ней еще раз.

Хитрая усмешка скользнула по лицу Энни.

– Хотите сказать, что… – начала она громко.

Берди приложила палец к губам.

– Хотите сказать, – повторила Энни сиплым шепотом, обдавая собеседницу такой чудовищной вонью перегара, что Берди с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться, – если мы задержим ее здесь, а сами сообщим копам все, что узнали от Чудика, они придут за ней?

– Вероятно.

Энни довольно кивнула.

– Вот ведь трепло, – пробормотала она, явно имея в виду Лили. И вдруг нахмурилась: – А ведь и Чудик сказал копам, что тоже никуда не выходил.

В поисках выхода Берди решила, что в данном случае подмена понятий оправдана. Джуд не согласился бы с ней в отличие от Тоби.

– Да, – подтвердила она. – Но полицейские скорее всего не придадут этому большого значения. Они поймут, что Чудик просто был в растерянности. От поступка девушки его брата.

Берди посмотрела на Чудика, который с интересом слушал ее. Он важно кивнул, словно действительно соврал полиции из благородных побуждений, а не машинально, как делал, отвечая на любой вопрос представителей власти. Энни с ненавистью взглянула на запертую дверь трейлера:

– Чертовы девки! Столько горя от них моим мальчишкам! Подай им то, подай это, подай еще чего-нибудь. Лишь бы что-нибудь урвать. Хлопот не оберешься. На них не угодишь. Сначала эта грязная тварь Ивонн доводила Кита. Потом Дафна Хьюит – Трева. Всюду совала свой нос, во все вмешивалась. Прямо как ее мать. Ну и спровадила его за решетку. А теперь эта шлюшка изменяет Киту с его родным братом, а в беду попал Кит. Будто он преступник какой. – Она вытерла рот тыльной стороной ладони. – Я вот никогда над Милти так не измывалась. Никаких хлопот не доставляла. И не крутила шашни с другими, даже когда он был в разъездах. Ни разу! Детей ему рожала. Еду готовила. И не жаловалась.

– Да жаловалась ты, мама. Постоянно ныла. – Розали положила руку на плечо матери и устало улыбнулась. – Ну, пойдем в дом. Мне одеться надо.

– Пить хочу, – отозвалась Энни. – Горло промочить. Который час?

– Паб откроется через несколько часов, мама. Я тебе чаю заварю.

– Чаю… – с отвращением протянула Энни.

Берди спохватилась:

– Энни, Цикада Бейкер прислал вам бутылку хереса! В подарок.

Глаза Энни раскрылись.

– Правда, что ли? Где она?

– В машине. И моя сумка тоже. Сейчас схожу за ними.

– Да зачем самой ходить, дорогуша! Чудик принесет. – Она повысила голос: – Эй, Чудик! Сгоняй-ка за бутылкой и сумкой Берди к ней в машину. Сделаешь?

– Я, я принесу! – заорал Джейсон и бросился бегом к автомобилю.

– Не тронь! – взвизгнула Энни. – Разобьешь!

Как пес, который прижимает уши и срывается с места, услышав зов хозяина, обещающий удивительные приключения, Джейсон лишь пригнул голову, перескочил через кучу полусгоревшего мусора и метнулся к воротам.

Энни тяжело вздохнула:

– Вот мерзавец! Ну, пусть только попробует разбить бутылку, я ему…

– Не разобьет, мама, – сказала Розали. – Пойдем в дом.

Глава 25

Следом за Розали они поднялись на единственную ступеньку, пересекли веранду и вошли в дверь старого дома. Дверь открывалась в просторную гостиную, обставленную продавленным диваном, телевизором и длинным столом, возле торцов которого стояли стулья, а вдоль длинных сторон – дощатые скамьи. Половина стола была в несколько слоев завалена тем хламом, какой обычно скапливается на горизонтальных поверхностях в любой комнате, где проводят много времени дети и усталые или апатичные взрослые: бумагой, пластиковыми пакетами с давно забытой мелочовкой, разрозненными предметами одежды, высохшими фломастерами, игрушками, камешками, ремнем с пластмассовыми гранатами на нем, карточками из коробок с сухими завтраками.

Украшением этой гостиной служил ярко-зеленый динозавр из папье-маше с ужасающе реалистичными клыками и окровавленной пастью. Его явно принесли домой из школы – судя по отпечатанной на принтере голубой карточке, приклеенной к динозавру скотчем. Берди прочитала на ней: «Почетный приз». Ниже было аккуратно приписано от руки: «Джейсон Лэм, скульптура из папье-маше, свободная тема. Молодец, Джейсон». Она вздохнула, посочувствовав бедняге Филиппу Хьюиту. Объявляя конкурс, он имел в виду вовсе не тираннозавра с кровью, капающей с клыков.

Другую половину стола занимали остатки недавнего завтрака. Молоко, сахар, хлопья, кружки с остывшим чаем, металлический чайник. Видимо, Чудик выложил свою козырную новость насчет Лили, когда семья собралась за столом.

Популярная песня неслась из маленького радиоприемника, стоящего возле одной из тарелок. Чудик шагнул к нему, прибавил громкость и уселся за стол. Взяв ложку, он принялся подчищать остатки из своей миски и жадно жевать. Розали скрылась за другой дверью – вероятно, ушла к себе в спальню.

– Садись, дорогуша, – предложила гостье Энни и рассеянно сдвинула в сторону стопку комиксов и треснувшую пластмассовую маску Дракулы, освобождая угол стола.

Берди заняла предложенное место и огляделась. На барбекю прошлой ночью она лишь мельком видела эту комнату через открытую дверь – обшарпанный диван, телевизор, часть стола, обрывок рождественской мишуры, болтающийся на вбитом в стену гвозде. В тот момент гостиная показалась ей незнакомой и неприветливой, но сейчас, освещенная утренним светом, с еще уловимым запахом тостов, уже не производила тягостного впечатления.

Этот длинный стол – когда-то за ним едва хватало места домашним. За завтраком, за ужином. Здесь болтали, ссорились, смеялись дети, соперничали за еду и внимание. Энни восседала во главе – там же, где и сейчас. А место на другом конце стола занимал Милтон – когда не находился «в разъездах».

На узкой полке над камином, заваленной и заставленной, как почти все поверхности в этой комнате, выделялись два серебряных кубка. Оба были увенчаны двумя фигурками в боксерских перчатках. В отличие от прочей обстановки за ними, похоже, с любовью ухаживали, полируя до зеркального блеска, ими дорожили.

– Это ваши? – спросила Берди у Чудика, повысив голос, чтобы перекричать радио.

Он кивнул, собирая остатки хлопьев и поднося миску ко рту.

– Он чемпионом был – да, Чудик? – ободряюще подсказала Энни, и ее взгляд смягчился.

– Ну, – подтвердил он и встал, чтобы сунуть хлеб в тостер, стоявший на узком приставном столике.

Джейсон ввалился в гостиную, сгибаясь под тяжестью сумки Берди, которую повесил через узкое плечо. В руках он сжимал бутылку Цикады.

– Умник, – похвалила Энни, протягивая руку.

Джейсон дотащился до нее и отдал ей херес, а потом со вздохом поволок сумку к Берди.

– Жуть какая тяжелая, – пожаловался он, пока она помогала ему выпутаться из ремешка и ставила сумку на колени.

Берди достала свой мобильник. Джейсон почтительно уставился на него.

– Копам будешь звонить? – спросил он. – У тебя есть прямой номер?

– Нет… не совсем, – нехотя откликнулась она.

Энни встрепенулась:

– Я вот что хочу знать: почему моего Кита подозревают, а этот негодяй Хьюит разгуливает на свободе? А ведь сиднейские копы ездили к Хьюиту чуть свет. Сама видела, как они сначала направлялись туда, а потом обратно. У него не задержались.

– Пока у них мало доказательств для ареста, – осторожно объяснила Берди. – В любом случае эта новая информация о Чудике… то есть о Лили… поможет им. Вот я и собираюсь им позвонить.

– У нас телефон есть. Можешь с него звонить, – разрешила Энни, указав в сторону приставного столика.

Берди никак не ожидала увидеть здесь телефон. Но он действительно был – стоял возле тостера.

– Звони, – добавила Энни, наливая херес в кружку. – Не стесняйся. Пусть знают, что эту потаскушку заложили мы. Так будет надежнее, чем с твоего телефона. Хочу, чтобы они сразу поняли, что это мы.

Теперь ее голос звучал безжизненно, лицо стало унылым. Она казалась совершенно измученной и выбившейся из сил. Кожа на лице и руках собралась складками. Волосы повисли вдоль лица жидкими прядями. Энни будто сдулась. Сидя во главе замусоренного стола, она тупо смотрела на жидкость в своей кружке. Не пила, просто смотрела. И, наверное, думала о Треворе. Или о Ките. А может, о Милтоне. Об остальных – Джонни, Бриджит, Сесилии, Микки, Бретте… Все покинули ее. Сколько детей она потеряла, думала Берди, глядя на ее склоненную голову. Каково ей сейчас?

Поднявшись со скамьи, Берди направилась к телефону. Но прежде чем набрать номер, произнесла:

– Чудик, вы помните, в какое время видели Лили с Тревором прошлой ночью?

Он покачал головой, густо намазывая тост арахисовой пастой.

– Это очень важно, – объяснила Берди. – Понимаете… – Она замялась, старательно подбирая слова. – Полицейские пытаются определить, когда именно умер Тревор. И если известно, что в такое-то время вы видели его живым…

Чудик гулко хохотнул:

– Да уж ясно, что не мертвым! С Лили-то!

– Когда это было?

– После того как уехал Кит. Лили не впустила его в трейлер, когда мы вернулись домой из паба. Ну, он и уехал на машине. Злой как черт. Розали пыталась остановить его, а он взял и укатил.

В гостиную вернулась Розали в голубых слаксах и рубашке из индийского муслина. Она направилась в кухню, по дороге сообщив:

– Было примерно четверть двенадцатого, ну или минут двадцать.

– Как там Грейс? – спросила Энни.

– Еще спит, и слава богу.

Из кухни послышался шум воды, наполняющей чайник.

– Чудик, Лили ушла сразу? – допытывалась Берди.

– Как только Розали вернулась в дом, сразу после этого, – ответил он. – Розали в дом, а Лили за дверь, и обошла дом сзади. А потом пробежала через выгон.

– У нее был с собой фонарик?

Он удивился:

– На кой он ей? Лили же знала, куда идет. А в хибарке свет горел. Издалека было видно. Ну, я и двинулся за ней. Меня она не видела. Я хорошо хожу по следу.

– Я тоже, – похвастался Джейсон. – И меня тоже никто не слышит.

– Смотри, доходишься, влипнешь куда-нибудь, – предостерегла его мать, выйдя из кухни за чайником для заварки. – И вообще, ты чего расселся, Джейсон? Тебе в школу пора собираться. А ну живо из-за стола!

– Ма-ам, ну как же я пойду сегодня в школу? – заныл он. – У меня дядю убили! Мне положено сидеть дома. Когда отец Райана Уинчестера свалился под трактор, Райан дома остался. Целых два дня в школу не ходил.

Розали уставилась на него в упор.

– И потом, – добавил Джейсон, – я почти всю ночь не спал. Устал так, что до школы не доберусь. А учитель говорит, если лечь слишком поздно, потом трудно сосредоточиться.

Розали вздохнула и отвела взгляд.

– Что было дальше, Чудик? – продолжила Берди. – Когда Лили дошла до хибарки?

Он пожал плечами, с хрустом пережевывая тост:

– Подошла к двери, Тревор открыл ей. Он пил пиво из банки. Она что-то сказала. Наверное, похабщину какую-нибудь, потому что Трев заржал, втащил Лили в хибарку и дверь закрыл. А вскоре в спальне зажегся свет.

Джейсон захихикал. Энни потягивала херес, обмякнув на стуле. Казалось, она не слушает, о чем говорят в гостиной.

– Значит, это было примерно в половине двенадцатого? – уточнила Берди.

Мысленно она произвела быстрые подсчеты. Как раз в это время Кит Лэм вышел от Сью Суини, сел в машину и уехал. Они с Джудом видели, как его автомобиль проехал по мосту. Но за мостом Кит мог в какой-то момент остановить машину и вернуться пешком. Перелезть через ограду, пройти через выгоны Хьюита до самой реки, перебраться через реку и еще одну изгородь и подобраться к хибарке незаметно. Возможно, догадался, что происходит внутри.

– Не знаю, сколько было времени, – ответил Чудик, нахмурившись. И вдруг расплылся в широкой ухмылке. – Тогда новости передавали!

– По радио в хибарке?

– Ага.

– Очередной выпуск новостей? Не просто анонсы последних известий?

– Точно. Это еще до того, как Тревор закрыл дверь.

Выпуски новостей выходят каждые полчаса. Значит, было половина двенадцатого. Это уже кое-что. Но… Если Лили явилась в хибарку в половине двенадцатого, Джуда сбили с ног ударом по голове примерно в полночь, а Сью Суини якобы побывала у Тревора в двенадцать двадцать…

– Долго Лили пробыла там, Чудик? Хотя бы примерно?

– Не знаю. Недолго.

Берди похолодела.

– Вы ничего не видели? – резко спросила она. – Все это время вы находились там? Зглядывали в окно спальни? Что вы там видели?

Джейсон снова захихикал. Чудик вытаращил глаза и слегка покраснел.

– Я бы так ни за что не сделал, Берди, – неожиданно строго ответил он. – Заглядывать в спальню? Это же частная жизнь! – Явно встревожившись, он посматривал на нее, вероятно, меняя свое мнение о ней.

Берди почувствовала, как краснеет.

– Извините… я не хотела… я только пытаюсь определить, сколько пробыла там Лили, вот и все. И вообще: как вы узнали, чем они там занимались, если не смотрели? А как она уходила, вы видели?

– А как же! Видел! – Чудик снова ухмыльнулся, словно воспоминания доставили ему удовольствие.

– Тревора? – Берди затаила дыхание.

Розали вынесла из кухни полный чайник и поставила на стол.

– А то! И видел его, и слышал тоже! У-у, такое слышал! – Он прыснул и покатился со смеху так, что хлебные крошки веером рассыпались по столу перед ним.

«Недолго».

Сколько это – «недолго»?

Энни подняла голову.

– Чего ржешь? – спросила она. У нее уже слегка заплетался язык.

– Да я ж тебе говорил. Еще до того, как ты побежала во двор и начала орать на Лили.

Телефон зазвонил так неожиданно, что Берди чуть не подпрыгнула. Она отступила, Розали подошла, чтобы взять трубку.

– Алло! Да, это я. Да. Верно.

– Кто там, дорогуша? – спросила Энни.

Розали нахмурилась и замахала Чудику рукой, требуя убавить громкость радио.

– Он? А, ну тогда ладно… Да, постараюсь. Просто сейчас мы без машины, потому что… Ладно… Да, хорошо. Спасибо. До свидания.

Она положила трубку и глухо произнесла.

– Это насчет Кита.

Рука Энни взметнулась к лицу.

– Ему хуже?

– Нет. Он ничего. Но хочет, чтобы я его проведала.

– Зачем?

– Не знаю. Сказали, он зовет Розали. Потому нам и позвонили.

– А меня не зовет?

– Мама, я знаю только то, что мне сообщили. Медсестра говорит, Кит постоянно спрашивает про меня. В общем, попробую добраться до Ганбаджи. Может, подвезет кто-нибудь.

– Ух ты! А мне можно? – выдохнул Джейсон.

– Нет! – отрезала мать. Бледная и осунувшаяся, она, казалось, была на грани срыва.

– Я могу подвезти, Розали, – предложила Берди. – Я как раз собиралась навестить вас, а потом съездить в Ганбаджи. Ну, по крайней мере, думала об этом. Только мне нужно сначала кое-что сделать, но это не отнимет много времени.

– Спасибо, – кивнула Розали и дрожащей рукой взяла со стола кружку, чтобы налить чаю.

– Уж не знаю, с чего вдруг он не желает меня видеть, – заворчала Энни, хмуро глядя в свой херес. – Я ведь ему мать как-никак.

– Кит просто не хочет расстраивать тебя, – объяснила Розали. – Он и не рассчитывал, что ты потащишься в такую даль. Да еще после вчерашней ночи.

Энни молча подлила себе в кружку.

Берди набрала номер Тоби. Занято. Кто бы мог подумать!

– Только не говори Киту про Тревора и Лили, Розали, – предупредила Энни. – Ни к чему это, пока он еще плох.

– Конечно, нет, мама.

– А почему не говорить? – громко спросил Джейсон. – Он же сам сказал, что с ней у него все кончено. Когда уезжал.

– Ага, – подтвердил Чудик. – У Кита с ней все. А Тревор ее отшил. Слышали бы вы его! Кит смеялся бы до упаду, это уж точно!

– А что сказал дядя Тревор? Что? – заканючил Джейсон.

– Чудик, хватит молоть чепуху! – прикрикнула Розали. Она чуть не плакала. Залпом выпив чай, Розали встала. – Так мы идем? – обратилась она к Берди.

– Да. – Берди тоже поднялась.

Чаю ей не хотелось, к тому же было ясно, что больше здесь она ничего ценного не узнает. Для неспешной беседы о прошлом момент был явно неподходящим. Выходка Лили полностью завладела вниманием присутствующих. Берди попрощалась с Энни, направилась к двери и услышала, как Чудик, лишившись части слушателей, объясняет Джейсону:

– А Тревор и говорит: «Так, а теперь – кыш!» Берет ее за шкирку и выталкивает за дверь. А у нее сиськи наружу и трусы на коленках болтаются, шагу не ступить. Она как начнет верещать! «Как ты можешь так со мной!» – кричит. А Тревор выставляет ее на веранду: «Сама напросилась. Чего хотела, то и получила. А что, я не против. Пять лет – это немало. Надо ж было ствол полирнуть, так?»

Берди замерла.

– «Ствол полирнуть»! – засмеялся Джейсон.

– Ага. А она давай визжать: «Это как же понимать, скотина?» Ну, тогда он просто спихнул ее с веранды, да так, что она плюхнулась задом кверху. «А так и понимай: на тебя лишних пять минут потратить жаль, – сказал он. – Выбирать баб Кит никогда не умел. А теперь вали отсюда».

И дверью хлопнул. Ну, она как с цепи сорвалась! Рыдает, орет: «Убью, мерзавец!» – и кулаками об землю молотит!

– Чудик! – крикнула Розали, но он ее не слышал.

– А затем трусы подтянула – и бежать, прямо через буш. – Чудик раскатисто захохотал, хлопая по столу ладонью.

– Чудик! – окликнула его Берди, у которой начала кружиться голова. – Вы пошли за ней?

– Ага, а как же! Хотелось взглянуть, что она будет делать.

– И что же?

– Да просто вернулась в трейлер. Гремела там чем-то, барахло роняла. Мне скучно стало, я двинулся домой и лег спать.

– А она могла снова выйти из трейлера? Вы заметили бы ее?

Чудик озадачился:

– Нет. А зачем ей? В хибарку уже незачем. После такого.

– Берди, едем! – настойчиво позвала Розали. – Мама, ты побудь дома. Мы пришлем сюда полицию. Из дома не выходи. Чудик, Джейсон, вы тоже остаетесь здесь. Заприте за мной дверь. К трейлеру не приближайтесь. Слышали?

Вытаращив глаза, оба закивали. Энни поерзала на месте, но промолчала. Похоже, она что-то старательно обдумывала.

Торопясь к двери, Берди рылась в сумке в поисках ключей от машины. Тоби. Ей нужно к Тоби. И как можно скорее. Бумажник, расческа, ручки, мобильник, калькулятор… Где же ключи? И вдруг она вспомнила: ключи оставила в машине, когда поспешно выходила из нее. Берди выглянула за ограду и растерянно заморгала. На мгновение она не поверила своим глазам.

– А где автомобиль? – прошипела Розали, идущая следом.

Берди бросилась бегом через двор, словно от этого машина могла чудесным образом появиться на прежнем месте, но на заросшем травой пятачке перед покосившимся забором было пусто. Берди посмотрела на дом. Чудик, Розали, Энни и Джейсон глазели на нее с веранды. В трейлере возле боковой стены дома было тихо, дверь осталась распахнутой настежь.

Автомобиль исчез. И Берди точно знала, что вместе с ним исчезла Лили Денджер.

Глава 26

– Далеко не уедет. – Тоби обтер крупной ладонью лицо и тяжело сел на ступеньку возле паба рядом с Берди. – Ее перехватят на шоссе возле Сассафраса. Или Ганбаджи – смотря куда Лили повернет. Следить будут за обеими дорогами. Ее повяжут. И привезут на допрос. Пообещали позвонить мне, как только она будет у них.

– Думаешь, это она убила Тревора Лэма?

– Откуда мне знать? – раздраженно отозвался он. – Подозрения она на себя навлекла. Но маловероятно, черт бы ее побрал.

– Почему?

– Потому что я так сказал. – Тоби уставился на дорогу и грозно нахмурился.

– А как же моя машина? На чем мне теперь добраться до Ганбаджи?

– Ну, знаешь, сама виновата! Как ты могла оставить ключи в салоне, когда тут повсюду такая публика?

– Я…

– Ладно, ладно! Я все понял. Получишь ты свою тачку обратно. Потерпи немного. Куда тебе спешить? Твой приятель никуда не денется, верно? Насколько я слышал, он все еще в отключке.

– Дэн…

– Бердвуд, да поедешь ты в Ганбаджи! Я лично тебя отвезу, если понадобится. Через час. Или два. Когда закончу здесь. А пока считай, что ты отрезана от мира.

– Не забывай: Розали Лэм тоже надо ехать.

– Ладно, и ее захвачу! – рявкнул Тоби. – И все мы отправимся в Ганбаджи – центр известной нам части Вселенной, средоточие власти, предмет всеобщего вожделения! Когда я буду готов. И ни минутой раньше. Я тут убийство расследую, если ты вдруг забыла. Ясно?

– Да что с тобой такое? – Берди повернулась к нему. Сильно нахмурившись, он не сводил глаз с дороги. Внезапно она сообразила: он думает не только о ее машине и Лили Денджер. – Что-нибудь случилось? Пока я была у Лэмов? Неужели Сью…

– Мисс Суини дала показания, – резко ответил он. – Правду ли она сказала на сей раз – не знаю. Но как ты и предложила, мы выяснили насчет этого «Яда», или как там называется ваша дурацкая песня. Прошлой ночью ее передавала только одна радиостанция. Точно в двенадцать девятнадцать.

– Значит, если Чудик видел Тревора Лэма живым в половине двенадцатого…

– Уже потом. Чудик видел, как Тревор попрощался с угонщицей твоей машины, предварительно поимев ее. Ну или это она его поимела. Неважно.

– Но мы не знаем, как скоро после половины двенадцатого это было. Чудик сказал только, что все продолжалось «недолго». А это может означать что угодно.

– Самое большее десять минут. Может, чуть меньше. Вероятно, когда Тревор сказал Лили, что на нее жаль тратить лишних пять минут, он не шутил.

– Но ведь наверняка…

– Наверняка – что? Лэму всего двадцать девять. Пять лет он провел там, где поблизости не было ни единой женщины. И тут приходит похотливая потаскушка, Лэм трахает ее разок, а потом выкидывает взашей. Десять минут – самое большее, по-моему. И вот на часах уже одиннадцать сорок.

Берди окинула его раздраженным взглядом. Дэн спокойно выдержал его.

– Стрелять в гонца не обязательно, Бердвуд. Такова жизнь. Тревор Лэм говорил что-то насчет «полирнуть ствол», да? Как по-твоему, что бы это значило?

– Не знаю, – пробурчала Берди, не глядя на него. Ее не покидало отвращение, хотя она и понимала, что причин для него нет.

– А я знаю. Лэм считал, что ему вскоре предоставят еще один шанс. И сделает это та, на кого он готов потратить гораздо больше времени. Иначе он не выпроводил бы Лили так быстро. Хоть она и не особенно нравилась ему. И кто, по-твоему, эта другая?

– Сью Суини думала, что он ждет ее.

– Но решила отказать ему. По крайней мере, так заявила.

– Ты считаешь, она врет?

– А ты?

Берди вспомнила Сью, ссутулившуюся на стуле в своей пестро обставленной гостиной, ее чисто умытое беззащитное лицо и поток слов.

– Я… не знаю.

– Вот и я тоже. Нам известно, что примерно в одиннадцать сорок Лэм был жив. Мы знаем, или, по крайней мере, имеем веские основания полагать, что к девятнадцати минутам первого он был мертв. – Тоби сделал паузу. – Эта Суини – давняя подружка Лэма? Она давала показания, когда его судили. Насколько мне помнится, Лэму это не принесло никакой пользы.

– Дэн, что ты говоришь? С чего вдруг невзлюбил Сью? С таким же успехом Лили могла вернуться и прикончить Тревора Лэма прежде, чем Сью заглянула в хибарку.

– По-твоему, это Лили Денджер напала на твоего приятеля на темной тропе? Да, я помню, что он не из силачей, но она, по твоим словам, мелкая и тощая как щепка.

– Вообще-то… да. Но любого можно сбить с ног ударом по голове, если застать врасплох. Лэнки говорил: тот, кто убил Тревора, не обязательно был очень сильным, – возможно, просто страшно разозлился. И вдобавок многое зависит от орудия.

– Ах да. Орудие. – Тоби опустил взгляд на свои ладони.

– И если на время оставить Лили и Сью, что насчет Леса Хьюита? Я думала, он твой главный подозреваемый. А ты вдруг начисто забыл про него.

– Хьюит не возвращался домой до полуночи. Просто не мог. Пози Дилиус это подтвердила. Он ушел от нее в одиннадцать тридцать. Как по звонку, выразилась она. Мне объяснили, что это вполне уместное выражение. Видимо, она особа весомых достоинств.

– Но он все равно мог успеть убить Лэма до прихода Сью! И по дороге наткнуться на Джуда. Сбить его с ног, чтобы тот ему не помешал.

– По-моему, у Святого Джуда был практически нулевой шанс остановить Леса Хьюита, если бы он что-то задумал.

– А может, Хьюит ударил Джуда, чтобы тот не увидел, что происходит в хибарке… Не знаю.

– Да, не знаешь. – Тоби встал и потянулся. – Ты и половины не знаешь, дружище.

– Дэн, о чем ты? Объясни!

Тоби прищурился, повернувшись направо, к дороге, мосту и гребню холма.

– Машина едет, – проворчал он, подтягивая ремень. – Держу пари, первые представители прессы. Ну, я, пожалуй, пойду.

И Тоби направился в паб. Берди сорвалась с места и преградила ему путь к дверям. Он нерешительно попытался отстранить ее, но она не поддалась.

– Дэн, объясни! Почему ты потерял интерес к Лесу Хьюиту? Почему не берешь в подозреваемые Лили? То есть почему Сью могла убить Тревора, а Лили – нет? Уже появились какие-то результаты экспертизы? Ты получил первые выводы вскрытия? Не слишком ли рано?

– Для просто убийства – слишком рано, Бердвуд, – жестко ответил он. – Но речь идет не о каком-то там «просто убийстве». Начальство может свернуть горы, если захочет. Не посчитается с затратами. Если пожелает. И если находится в достаточно щекотливом положении. А оно сейчас именно там. По сути, Бердвуд, начальство еще ни разу не попадало в настолько щекотливое положение, как сейчас. А это многое значит.

Берди уставилась на него. Губы Дэна были сурово сомкнуты, глаза – полны замешательства и ярости. Он выглядел так, словно его каким-то образом одурачили. Но в чем?

Приближающаяся машина сбавила скорость, готовясь загрохотать по настилу моста через Хоупс-Крик.

– Отойди, Берди, – произнес тот. – Мне нужно смыться, пока меня не остановили.

Она посторонилась и пропустила его к двери. Он вошел, дождался, когда зайдет и Берди, и захлопнул дверь.

– Вот сволочь, – пробормотал он.

– Кто?

– Не «кто», а «что». Ситуация. Все вместе. Жизнь.

– Дэн…

– Угомонись! Как ты мне надоела. Объясню я тебе, объясню. А что такого? Все равно рано или поздно об этом узнают все. А ты – прямо сейчас. Отметишь это дело в Ганбаджи за свой счет.

– О чем ты?

– О ране на голове Тревора Лэма. Помнишь, что сказал Лэнки? О том, что она странной формы? И орудие – скорее всего металлическое?

– Да.

– А что говорили о ранах на голове Дафны Хьюит?

– То же самое.

– Правильно. Так вот, эксперты сравнили снимки, поколдовали с рулетками, собрали консилиум. И знаешь, что постановили?

– Лэма убили похожим орудием?

– О нет! Они зашли еще дальше.

Берди уставилась на него. Дэн кивнул:

– Вот именно. Эксперты убеждены, что орудие убийства было тем же самым. Заявляют, что тот, кто убил Тревора Лэма, ранее убил и его жену.

– Этого они знать не могут, по крайней мере наверняка…

Но еще не успев договорить, она вспомнила выражение лица доктора Лэнки после первого осмотра трупа Тревора Лэма. Он был озадачен. Его что-то встревожило и сбило с толку. Лэнки осматривал и труп Дафны пять лет назад. Наверняка заметил сходство ран, но промолчал. Знал: если он прав, правда очень скоро станет известной. Зачем же ему рисковать своей репутацией и опережать события? Это не в характере доктора Лэнки, который привык держать язык за зубами.

И все-таки Берди еще раз повторила:

– Они не могут знать это наверняка.

– Да. Пока не могут. Но они достаточно убеждены, чтобы забить тревогу и начать давить на меня. Потому что в итоге каждый встречный узнает, о чем объявил Лэм в тюрьме. И в пабе прошлой ночью. А тогда…

– Станет ясно, что Лэм с самого начала говорил правду. И кто-то здесь убил его.

– Вот именно. Кто-то здесь убил его. Кто-то убил его жену. Тем же самым орудием, которое так и не смогли обнаружить неумехи-полицейские. За целых пять лет не нашли. А оно должно быть тут, прямо у нас под носом. И все время было. В Хоупс-Энде. Вместе с преступником, который уже прикончил двоих и теперь смотрит, как мы мечемся, помалкивает и посмеивается в рукав.

– Вряд ли посмеивается.

– Это еще почему? А ты разве не стала бы?

– Нет. Мне было бы страшно.

«Уже во второй раз ты смотришь на размозженный череп, раскинутые конечности, темную кровь, впитывающуюся в старые доски пола. Орудие у тебя в руке. Придется прятать его во второй раз. Прятать свою вину. Только тогда ты сможешь спрятать себя под маской, которую носишь уже более пяти долгих лет.

Где? Где ты его спрячешь? Там же, где и прежде. Ну конечно! Где оно находилось всегда, все это время.

А известно ли тебе было, что его придется достать, чтобы убить вновь? Тянуло ли тебя к этому тайнику – не посмотреть, не потрогать, а просто убедиться, что орудие все еще там? Какие чувства охватывали тебя при этом? Самодовольство? Тревога? Отвращение? Страдание? Страх?

Тебе случалось думать о Дафне Лэм, убитой в возрасте двадцати двух лет?

Или о ее ребенке, который погиб, не успев родиться?

О Треворе Лэме, долгие годы ждавшем, когда выйдет из тюрьмы?

Или же все твои мысли были только о тебе, твоей вине и о том, как поскорее уйти прочь от спрятанного орудия, которое рано или поздно наверняка выдаст тебя?»

– Мне было бы страшно, – повторила Берди.

– Бояться нечего, – пробормотал Тоби. – Тот, кто совершил это, уже однажды избежал наказания за убийство. С какой стати сейчас он должен попасться? Ведь ничто не изменилось.

– Изменилось, – помолчав, возразила Берди. – На сей раз здесь находишься ты.

Тоби усмехнулся, понимая, о чем она думает.

– И ты тоже, да? – проворчал он.

«Да. И я тоже».

Глава 27

– Значит, эта девушка взяла вашу машину без спроса? Я видела, как она проезжала мимо. Еще подумала: «Странно», – рассказывала Пег Маккан. – Мне и в голову не приходило, что она угнала ее, я просто рассуждала: «Почему Лили сидит за рулем в автомобиле этой приезжей из Эй-би-си?» И решила, что вы, наверное, дали ей машину на время, съездить к Киту в Ганбаджи. Но вы же наверняка сами собирались туда, правильно? Навестить Джуда Грегоряна?

Берди, старательно записывающая номер местного факса в блокнот, что-то пробормотала. Поговорить с Пег Маккан она собиралась. Но не о Джуде.

– Я слышала, вам так и не удалось поспать. Устали, наверное, – продолжила Пег. – Вид у вас усталый. Измученный. Пожалуй, даже обессиленный.

– Вообще-то я чувствую себя не настолько плохо, – соврала Берди, поднимая голову от блокнота.

Глаза-буравчики за стойкой смотрели прямо в середину лба посетительницы. Кончик носа Пег ярко алел, как крохотный маячок. Может, служил лучом лазерного целеуказателя. Как у тех мощных ружей у наемных убийц в кино, мелькнула у Берди глупая мысль. Во всяком случае, она чувствовала себя под прицелом. Все ее планы выкачать у Пег Маккан нужную информацию провалились с треском. Эта женщина загнала Берди в угол, хотя должно было быть наоборот.

– Конечно, как тут уснешь, когда столько мыслей в голове, – произнесла Пег.

Опять этот сверлящий взгляд. Она повернулась, чтобы перевернуть лист календаря на стене и отметить дату.

– Верно, – кивнула Берди. – Та еще выдалась прошлая ночь.

– Спать-то вы легли пораньше, – упрямо гнула свое Пег. – Приняли ванну – так Цикада Бейкер говорит. А вас, бедняжку, потревожили. Джуд Грегорян, да? Я видела, как он выглядывал из окна. Ну, думаю, не даст девушке отдохнуть, заболтается и сам не заметит, как пролетело время. А ей поспать нужно. Мужчины иногда совсем головой не думают, правда? Но вы, наверное, были сами не прочь поговорить. Ведь вы с ним давние друзья, насколько я слышала.

– Вот как? – раздраженно вскинулась Берди.

– О, я много чего слышу! Рано или поздно, – зловеще объявила Пег Маккан.

Кто-то вошел в дверь, и Берди испытала нескрываемое облегчение. Она обернулась и увидела перед собой костистое белое лицо и огромные глаза Филиппа Хьюита. Он шарахнулся в сторону, как пугливая лошадь, а потом в растерянности повернулся к стойке, за которой ждала Пег с алчным взглядом.

– Пришел за вчерашней почтой, Филипп?

Он кивнул.

– Как твоя бедная мать, дорогой?

– Сегодня у нее опять разболелась голова.

Пег сочувственно поцокала языком:

– Наверное, из-за того, что к Лесу приезжала полиция?

Филипп не ответил.

– Ужас какой, верно? Нет, я не считала, что Лэм заслужил подобную участь, наоборот. Я чту законы, Филипп, но…

Берди вышла за дверь, придержала ее ногой, не давая захлопнуться, и набрала рабочий номер Джуда. На звонок ответили почти мгновенно.

– Говорит Верити Бердвуд, – представилась она.

И сразу же, со всей быстротой, на какую была способна, принялась объяснять причину своего звонка неизвестной собеседнице, которая то ахала, то задавала вопросы.

– Вот и все. Извините, что без подробностей. В больнице вам сообщат больше. А я просто хотела известить вас.

Берди поняла, что ее рассказ получился отчужденным. И неприлично поспешным. Но она хотела сократить этот разговор. Ей представилась прекрасная возможность потолковать с Филиппом Хьюитом наедине, и она не собиралась упускать ее. Берди увидела, как Пег Маккан зашла за стенд, заклеенный почтовыми информационными объявлениями. Сейчас она вынесет Хьюиту почту, и тот уйдет.

– Ну, мне пора, – добавила Берди, оборвав очередной поток возгласов огорчения и ужаса. – Да, еще одно: вы не могли бы переслать мне по факсу опись предметов, которые семья Хьюит вынесла из дома Лэма? Джуд говорил, что в материалах дела она есть… Спасибо. Как можно скорее, пожалуйста. Сейчас продиктую номер…

Она повторила номер и увидела, как Пег выходит из-за стенда со связкой писем в руке.

– Судя по конвертам, ничего интересного, дорогой, – услышала Берди голос Пег, которая вручила связку Филиппу.

Тот промямлил что-то и начал пятиться к двери, не дослушав Пег. Явно готовился удрать. Берди бросила взгляд на противоположную сторону улицы. Там была припаркована небольшая белая машина. Автомобиль Филиппа. Она уже видела его в гараже у Хьюитов. Теперь он был аккуратно припаркован рядом с машиной Джуда. Внезапно Берди осенило: машина Джуда! Правда, еще неизвестно, получится ли, но очень может быть, если он прихватил запасные ключи. А если так, значит, они у него в комнате наверху. И она снова заговорила в телефон:

– Спасибо большое. Да, и еще вот что: машина Джуда здесь. Я просто хотела сообщить вам, что, наверное, воспользуюсь ею, когда поеду проведать его… Как думаете, он не будет против? Вообще-то нет… пока у меня не было шанса увидеться с ним. Но я обязательно к нему поеду. Конечно… Не знаю. Как только смогу. Я сразу позвоню вам и расскажу, как он, – протараторила Берди.

Секретарша Джуда решит, что побеседовала с на редкость черствой особой. Берди почти слышала, как она говорит об этом с коллегами. Но ничего не поделаешь. Берди вернулась на почту, не желая упустить Хьюита.

– Да ты и сам неважно выглядишь, Филипп, – заметила Пег, причем красный нос-маяк и глаза-буравчики работали на полную мощность. – Плохая выдалась ночь, да?

– Так себе, – кивнул он.

– Мама за тебя волнуется, когда ты нездоров. Смотри не расстраивай ее. – Она шутливо погрозила ему пальцем, а потом понизила голос: – Я понимаю, каково сейчас тебе, Филипп. Можешь мне поверить. Это все понимают, дорогой. Так что не вини себя. Все на твоей стороне, целиком и полностью.

Он зарделся и, промямлив что-то, попытался проскользнуть мимо Берди и сбежать. Она повернулась, чтобы последовать за ним.

– Бедняжка Долли, – сказала Пег с тяжким вздохом, обращаясь к Берди. – Представляю, каково ей сейчас! Сколько она выстрадала! Передать невозможно! А теперь еще всплыла эта некрасивая история с Пози Дилиус. Жестокий удар, правда?

Как раз такого вступления Берди и ждала. Но момент оказался совершенно неподходящим. Если она останется, чтобы выслушать Пег, Филипп сбежит. И Берди пришлось прервать беседу с хозяйкой почты.

– Я еще вернусь. За факсом, – бросила она на бегу и выскочила за дверь.

Берди перебежала через дорогу – туда, где Филипп Хьюит уже садился в машину.

– Извините, мистер Хьюит! – окликнула она.

Филипп помедлил в нерешительности, слишком хорошо воспитанный, чтобы сделать вид, будто не слышит ее, и слишком напуганный и полный неприязни, чтобы улыбнуться. Он застыл, неловко сгорбившись около машины.

– А я как раз подумала, нельзя ли мне побывать в школе, – произнесла Берди. – Раз уж я здесь. Понимаете… – Она пожала плечами. – Сюжет, материал для которого я собирала, уже утратил актуальность. Вот я и хотела взглянуть на школу. Если не ошибаюсь, ее закрывают? Как знать: может, удастся подготовить о ней сюжет.

«Прости, Джуд. Сам знаешь, где все средства хороши…»

Гладкий лоб Филиппа собрался в морщины. Он был настроен подозрительно, но не знал, как отказать.

– Я вам не помешаю, – заверила Берди. – Просто быстро посмотрю, и все. Хорошо?

– Да? Ну ладно, – нехотя согласился он. – Вы хотите побывать в школе прямо сейчас?

– Да, было бы замечательно.

– В таком случае езжайте за мной. Здесь близко.

– Сейчас я без машины. – Берди сверкнула улыбкой, ничуть не сомневаясь, что она выглядит совершенно неубедительно. – Вы не могли бы подвезти меня?

– Конечно.

Садясь в чистенькую машину Филиппа Хьюита, Берди отчетливо сознавала, что она тут незваная гостья и хозяин чувствует себя неловко в ее присутствии. И все-таки с довольным вздохом устроилась на опрятном пассажирском сиденье.

– Ох как приятно наконец присесть! – поделилась она. – У вас замечательный автомобиль. Новый?

– Три года, – ответил он. Суставы пальцев на руле побелели. Филипп слегка оскалился – видимо, непроизвольно – и проговорил, глядя вперед, на дорогу: – Вы действительно хотите увидеть школу? Или просто выпытать у меня все, что я знаю о прошлой ночи?

– И то и другое, – после минутной паузы ответила она.

Врать бессмысленно, Берди сразу поняла это. Нельзя уверять, будто она вовсе не собиралась расспрашивать его, и тут же начать это делать. Но выдавать правду без прикрас тоже не имело смысла.

– Я знаю, зачем вы приходили к моей матери, – заявил Филипп. – Вы воспользовались ее слабостью. А ведь она нездорова. Не предполагал, что полиции разрешают подсылать своих шпионов.

– Я не из полиции, – возразила Берди. – Мы с вашей матерью не говорили о прошлой ночи. Разве она вам не сказала?

– Сказала. – Он повернул голову и посмотрел на нее, кончиком языка облизнув пересохшие губы. – Она сказала, что вы расспрашивали о Дафне. Мама была рада этой беседе.

– Ну что ж… Может, все-таки поедем? А то женщина с почты наверняка глазеет на нас в окно. И гадает, почему мы тут сидим. Чего доброго, распустит про нас сплетни.

Филипп еле слышно чертыхнулся, завел машину и задним ходом выехал на дорогу. Берди посмотрела на окна почты. И точно, глаза-буравчики следили за ними сквозь отполированное до блеска оконное стекло.

– Мало что проходит здесь незамеченным, да? – спросила Берди.

Филипп кивнул и осторожно повернул машину вправо, в сторону дома Лэмов, но, вместо того чтобы двинуться прямо, сразу сделал левый поворот, проехал еще немного вперед и остановился на обочине.

Школа, маленькое, обшитое вагонкой строение под красной крышей из рифленой стали, стояла на заросшем травой участке, по краям которого росли деревья, а в дальнем конце виднелись красные кирпичные туалеты. На небольшой заасфальтированной площадке перед входом угадывались почти стершиеся белые линии разметки. Берди узнала школу по фотографиям Долли Хьюит. За тридцать лет она совсем не изменилась. Наверняка школа выглядела так же даже после того, как ее построили, – разве что со временем рядом появились туалеты и асфальтированная площадка да само здание несколько раз перекрашивали в разные цвета. Сейчас оно было блекло-коричневым. Оттенка сепии, определила Берди. В самый раз для частицы истории, которая скоро исчезнет. Она посмотрела на старый медный колокол, по-прежнему висевший на шаткой деревянной раме возле площадки, где Долли Хьюит сфотографировала его много лет назад. Несколько детей играли на траве в глубине двора. Услышав шум машины, они без особого интереса обернулись и продолжили игру.

Здесь в детстве играл Лес Хьюит. И Милтон Лэм. Возможно, Пег Маккан и Бык Трюс. А позднее – Дафна Хьюит и Филипп Хьюит. И все Лэмы: Бриджит, Джонни, Микки, Бретт, Кит, Сесилия, Розали, Тревор, Пол… Дети-призраки… Берди передернулась. Но возле входа в здание, разрушая иллюзию, грудой лежали рюкзаки – ярко-розовые, ядовито-оранжевые, черные, сплошь в наклейках и значках. Неопрятные. Кричаще-яркие.

Филипп вышел из салона, взял с заднего сиденья безукоризненно чистый «дипломат» с блестящими медными замками и остановился на траве, дожидаясь Берди. Потом он закрыл все дверцы и проверил, надежно ли они заперты. Они зашагали по растрескавшейся бетонной дорожке, огибая боковую стену школы.

– Передней дверью мы не пользуемся, – объяснил Филипп. – В раме завелись термиты. И, конечно, никто ничего предпринимать по этому поводу не намерен, ведь школу все равно закрывают.

Он отпер крашенную в красный цвет боковую дверь, и они с Берди вошли в здание. Прошагали по короткому боковому коридору, мимо стен с вешалками для сумок и верхней одежды, и через еще одну дверь попали в класс. Филипп Хьюит тщательно прикрыл вторую дверь за ними.

– А теперь, – с кривоватой улыбкой произнес он, – можете поговорить со мной и одновременно осмотреть школу. Здесь вы видите все, что в ней есть. Что вы хотели узнать?

Глава 28

Удивительно, думала Берди: во всех школах запах один и тот же. В них пахнет подгнившей банановой кожурой, кожей, мелом, потными носками – и еще чем-то неуловимым. Ей никогда не удавалось определить, чем именно. Может, детьми. Эта школа заметно отличалась от всех, которые она повидала прежде, – но только размерами. А в остальном высокие окна, доска, потрепанные книги в «уголке чтения», плакаты с прописями, детские рисунки и поделки на стенах, мобили из раскрашенных картонок из-под яиц и бумаги, свисающие с потолка, выглядели точно так, как ей запомнилось с детства.

– Инвентаря у нас немного, – объяснил Филипп, кладя свой «дипломат» на стол в одном конце класса. Похоже, этот стол и был его рабочим местом.

– У вас тут компьютер, – заметила Берди, указывая на единственную машину возле «дипломата».

– А, это мой, – смущенно произнес он. – Я привез его из дома, чтобы дети учились пользоваться. Им нужно приобретать навыки компьютерной грамотности, а правительство не спешит предоставить им такую возможность. Да и этот уже едва жив. И нет надежды, что мы хоть что-нибудь получим. Правда, в Ганбаджи есть компьютеры. Так что на следующий год…

– Вам жаль уезжать? – спросила Берди.

Филипп покачал головой.

– Куда же вы теперь?

– Если получится, меня переведут куда-нибудь, но заявление я пока не подавал. И не решил, что стану делать. Не знаю даже, буду ли я и дальше учителем. Наверное, эта работа не для меня. – Он усмехнулся. – Дети как лошади: чувствуют, когда их боятся. Стоит только проявить слабость, и они начинают показывать норов.

– Вы поступили в университет, когда произошло убийство Дафны? И когда закончили учебу, попросили направить вас в эту школу, чтобы быть поближе к матери?

– Да. Но дело не только в этом. Я не считал, что приношу хоть сколько-нибудь значительную жертву. Думал, что здесь будет тихо и спокойно. В самый раз, чтобы сочинять. – Его бледное лицо порозовело. – Я пишу стихи, – пояснил он.

Берди кивнула.

– Но ничего не получилось, – продолжил Филипп. Длинными нервными пальцами он теребил замки на своем «дипломате». – Эта школа… и ферма… они не для меня. Ферма мне никогда не подходила. Я просто забыл об этом. Несколько лет я прожил вдали от нее, приезжал лишь на выходные и праздники. И совсем забыл, что значит жить тут постоянно. Да еще без Дафны…

На его лицо вдруг набежала тень невыразимой грусти.

– Вы находились здесь, когда она умерла? К тому времени вы уже окончили школу?

– Да, я был тут. Ждал, когда начнутся занятия в университете. Но перед смертью Дафны я не виделся с ней несколько дней. Почти целую неделю. Она болела гриппом и лежала в постели. Мама навещала ее каждый день. Иногда дважды в день. Конечно, когда знала, что Тревора точно не будет дома. При нем она туда не заглядывала. Он этого не любил. Пег с почты звонила маме, когда видела, что Тревор отправился в паб. И мама шла за реку, к Дафне. Стоило ему только уйти в паб, и он не появлялся дома несколько часов.

– Неужели Дафна не бывала дома? То есть в доме ваших родителей?

– Нет. Из-за отца. Она отказывалась наотрез.

– Они ведь, кажется, были очень близки, Дафна и ваш отец? Раньше?

Филипп грустно улыбнулся:

– Да. В этом и заключалась драма. Он просто не понимал, зачем ей понадобилось выходить за Тревора Лэма. С ее решением отец так и не смирился. Даже пытался запретить ей. Но это, конечно, было глупо. От запретов Дафна становилась еще решительнее.

– А что думали вы? Насчет Дафны и Тревора?

– Я… – Его губы подрагивали. Филипп уставился на свой блестящий «дипломат». – Я был еще совсем мальчишкой. И в определенном смысле радовался.

Он резко вскинул голову, ожидая реакции Берди, но она смотрела на него спокойно.

– Понимаете, главной проблемой в семье всегда был я, – продолжил Филипп. – Нет, я не проказничал в школе, не хулиганил. Мне просто не хватило бы духу. Я был застенчивым, боялся лошадей, друзей у меня не водилось – по крайней мере, настоящих. Много лет подряд я прудил по ночам в постель. Даже подростком закатывал истерики, когда отец резал курицу или ягненка. Он меня презирал. И до сих пор презирает, наверное. А мама беспокоилась за меня. И волнуется до сих пор. Дафна всегда была совершенством. Идеальной дочерью. Ездила верхом, готовила и шила. Любила животных. Держалась уверенно, была всем довольной и доброй. Хорошо училась в школе. Пользовалась популярностью. Ее любили.

«Дафну любили все».

– Когда она объявила, что хочет выйти замуж за Тревора Лэма, это было как если бы она впервые в жизни посадила кляксу в тетради. В кои-то веки все забеспокоились о ней, а не обо мне. Мама была вне себя. Отец… подходящего слова не подберу. Оба часами убеждали и уговаривали ее. Но Дафна не сдавалась: твердила, что они не понимают Тревора. Они предубеждены против него только потому, что он носит фамилию Лэм. Объясняла, что они с Тревором накопят денег и купят ферму. У них уже все продумано. Родители объясняли ей, что ничего из этого не получится: Тревор на это не способен, – но Дафна отказывалась слушать, считая, что она одна знает, какой он на самом деле. Она вышла за него замуж. И я вдруг стал считаться в семье хорошим ребенком. Мама начала общаться со мной. По-настоящему. Разговаривать, как раньше с Дафной, пока она еще жила дома. Это мне нравилось. Тревора Лэма я ненавидел. Старался держаться от него подальше. Но в каком-то смысле сложившееся положение меня устраивало. Жалкое зрелище, правда? – Его лицо исказила гримаса отвращения к себе. – Поэтому я и не ходил к ней, пока она болела.

Наверняка эти мысли постоянно крутятся у него в голове, отметила Берди. Всплывают на поверхность сами или же Филипп непроизвольно вызывает их в памяти и мучается.

– Маме я объяснял: не хочу рисковать, чтобы случайно не нарваться на Тревора, – но вместе с тем был оскорблен, потому что мама опять носилась с Дафной, а не со мной. Готовила для нее еду, пока отец не видел. Беспокоилась за нее. Твердила, что для гриппа она слишком плохо себя чувствует и постоянно молчит. Ей казалось, будто Дафну что-то гложет. Может, Тревор снова ударил ее. Или у него нелады с полицией. Или еще что-нибудь. Мне предстояло буквально через пару недель уехать из дому. Я считал, что заслуживаю гораздо больше внимания. Представляете?

Дверь распахнулась, и на пороге возник тощий парень в шортах и футболке, свисающей до колен.

– Можно мне ключи от туалета, сэр? – спросил он, с любопытством уставившись на Берди.

– Да, Джонатан. В следующий раз не забудь постучаться, хорошо?.

Парень дернул головой, схватил протянутые ключи, что-то промычал и исчез так же быстро, как и появился, оставив дверь приоткрытой.

– Говоришь им, говоришь, а они как будто не слышат, – нервно пробормотал Филипп Хьюит и, закрыв дверь, продолжил: – Поэтому Дафну я не навещал. Целую неделю. В последний день мама особенно настойчиво просила меня сходить с ней. Тем днем Тревор уехал в Сассафрас. Собирался забрать машину и заодно получить пособие. Мама знала, что домой он вернется после закрытия паба, и считала, что нам ничто не угрожает. Ей хотелось, чтобы я повидался с Дафной, – может, при мне сестра наконец объяснит, что случилось. Но я не хотел идти. И сказал, что меня тошнит, потому что отец привел в сарай ягненка и собирается зарезать его. Я заперся у себя в комнате. Пару раз мама стучалась ко мне, но я не открывал. И даже не отвечал ей. Вскоре она сдалась.

Филипп покачал головой.

– Так я и остался у себя, сидел и обижался. Всем назло лег спать голодным. Детская выходка. Хотел, чтобы мама забеспокоилась. Обо мне, а не о Дафне. А на следующее утро… – Его нижняя губа задрожала. – Утром приехала полиция и сообщила нам, что Дафна мертва. А я с ней так и не повидался.

Его большие глаза наполнились слезами, и он яростно вытер их пальцами, длинные густые ресницы слиплись.

– Мне часто кажется, – тихо промолвил Филипп, – если бы я тогда пошел с мамой, если бы не был таким капризным и эгоистичным, возможно, Дафна осталась бы жива. А вдруг нам удалось бы убедить ее вернуться вместе с нами домой? И навсегда бросить его… Тревора. Тогда все сложилось бы совсем иначе. Меня не покидает чувство, что все случившееся – моя вина. Мама предчувствовала беду. И если бы я послушался ее…

Берди отвернулась, давая ему шанс собраться с силами.

– Вы по-прежнему считаете, что вашу сестру убил Тревор Лэм? – спросила она, глядя в окно в противоположном конце класса.

– А кто же, если не он? – Голос Филиппа дрогнул. – Его выпустили в связи с отсутствием доказательств. Заявили, будто суд над ним не был объективным. Но это не означает, что он невиновен. Конечно, это Тревор ее убил. Кто же еще?

«Если не Тревор Лэм, тогда…»

Берди провела пальцами по волосам. Внезапно она ощутила усталость. Измученность. Ту самую, о которой говорила Пег Маккан.

– Кто бы это ни был, вам незачем винить себя, Филипп, – сказала она, повернувшись к нему и заставив себя взглянуть в эти полные слез глаза. – Вы же сами понимаете. Ваша мама беспокоилась из-за болезни Дафны. И особенно – из-за беременности. Если Дафну сильно тошнило по утрам, и вдобавок начался грипп…

Филипп покачал головой:

– Мама не знала, что Дафна беременна. Никто из нас не знал. Выяснили позднее. Помню, как странно было это осознавать. Почему-то от этого известия их брак – а он был, в сущности, абсурдом – впервые за все время стал для меня реальностью. Я словно очнулся от сна, услышав об этом. Для меня это означало, что у них все было. Они занимались сексом. Конечно, я понимал, что между ними происходит, но не осознавал это, пока не услышал про ребенка. А потом уже не мог заставить себя забыть. Даже стихи об этом писал. Тревор Лэм и моя сестра вместе в постели. Дафна с большим животом, вынашивающая ребенка Тревора Лэма. А когда он родится, – крошечное существо с глазами Тревора Лэма, с соплями под носом и в отвисшем памперсе, как обычно ходили Грейс и Джейсон, существо, зовущее Энни Лэм бабушкой, грызущее пустые пивные банки… Противно до тошноты.

Филипп посмотрел на Берди – ее лицо подергивалось. Он ждал отвращения и осуждения. Возможно, даже с надеждой.

– Я вас понимаю, – кивнула она, ощущая усталость при виде этого нескончаемого самобичевания. – Вам ведь было всего восемнадцать лет. – Берди взглянула на часы. – Уже четверть десятого. Не буду больше вас задерживать.

Список, наверное, уже на почте, думала она. Не хватало, чтобы кто-нибудь прочитал его. Впрочем, большинство просто не поймут, зачем он нужен.

– Мы начинаем в девять двадцать, – откликнулся Филипп Хьюит. – Точнее, обязаны начинать. Но многие постоянно опаздывают.

– Кстати, от Джейсона Лэма вы сегодня отдохнете, – сообщила Берди. – Он устроил себе выходной. Из-за дяди.

Филипп стал перебирать бумаги на своем столе.

– А разве вы не хотите узнать про вчерашнюю ночь? – спросил он.

В дверь постучали. Девчушка с веснушчатым носом и рыжеватой челкой заглянула в класс.

– Еще пять минут, Люси, – произнес Филипп.

Девчушка кивнула и скрылась за дверью.

– Она одна из лучших, – объяснил он. – Далеко пойдет. Так вы хотите узнать про вчерашнюю ночь или нет?

Почему-то Филиппу не терпелось поговорить о недавних событиях. Берди заподозрила, что ему хочется что-то сообщить ей. Вероятно, что-нибудь унизительное. О чем ей неприятно слушать. Но поддержать и выслушать его необходимо: с Тоби он вряд ли станет откровенничать. С другой стороны, Тоби переменил свое мнение о Хьюитах. Но рано или поздно он доберется и до Филиппа. Не оставит камня на камне.

«Любого можно вывести из себя» – так она сказала Джуду. Кажется, это было давным-давно. А на самом деле только вчера.

– Вы же видели, что случилось в пабе? – спросил Филипп. – Вы находились там.

Берди кивнула, с нетерпением ожидая, когда сможет уйти.

– Я был сильно пьян. За ужином поссорился с отцом. Нет, не из-за Тревора Лэма – из-за ягненка. Того, которого он запер в сарае. Я просил отпустить его. Только одного. Этим вечером. В память о Дафне. – Его губы задергались. – Я повел себя по-дурацки. Как в мелодраме. Глупо было надеяться, что отец поймет. Даже упоминать о Дафне не следовало. Он никогда о ней не говорит. Отец назвал меня слюнявым придурком. Так и сказал. И я ушел. Направился в паб и напился. А потом стал задираться к Тревору Лэму. Ну и потерпел очередное постыдное фиаско. Как во всем, что я делаю. Я вернулся домой. Мама была одна, сидела в гостиной, в темноте. Отец укатил в Ганбаджи. Видимо, к женщине, которая у него там. Разумеется, маме он об этом не говорил. Но она знала. Как представлю, что отец бросил ее одну вчера вечером…

«И ты бросил, выставив себя на посмешище в пабе».

Почти мгновенно, словно Берди высказала эту мысль вслух, Филипп повторил ее:

– И я ее бросил, пошел в паб и выставил себя дураком. А отец – чтобы потешиться с какой-то проституткой. И мама сидела в гостиной у застекленной двери совсем одна, в темноте. Только часы тикали. Это было ужасно. – Он вздохнул. – Обычно она там не бывает. Если остается одна, то устраивается в кухне. В гостиную мама ушла потому, что там фотография Дафны и в комнате полно подарков, которые она получала от нее.

«Леда с лебедем. Искаженное ужасом и беспомощностью лицо девушки. Огромные крылья, опрокидывающие ее на землю…»

– Когда я вошел, она просто сидела там. Даже не встала при виде меня. Наверное, поняла, как я пьян, и велела идти в постель. Объяснила, что мне обязательно нужно лечь, потому что отец зарежет ягненка, когда вернется. Я заявил, что не позволю ему. Но мама молча взглянула на меня. Даже она понимала, что у меня не хватит духу.

Я вышел из дому и направился к сараю. Вернее, поплелся, шатаясь. Собаки подняли головы и загавкали. Они заранее были взбудоражены. Как всегда, когда в сарае запирали ягненка. Собаки знали, что это означает. Свежее мясо. Голова, за которую придется драться. Филипп с отвращением скривился, а Берди внутренне поежилась.

– Я вошел в сарай – ягненок находился там, спал. Уже забыл, как испугался, когда его отделили от стада, и успокоился. Как того и хотел отец. Когда режут испуганное животное, мясо становится жестким. Я смотрел на него, собирался отпустить, но, пока стоял там, мне вдруг пришло в голову: если не этот, так другой окажется на том же месте. И какой же смысл? Если отпущу ягненка, вместо него погибнет другой. И в этой смерти тоже буду виноват я. И я вернулся в дом. Приготовил маме чаю. Уложил ее в постель. Затем ушел к себе, лег и заснул. Наверное, от спиртного. Обычно я засыпаю с трудом.

Я проснулся как от резкого толчка. Было почти половина первого. В трубах шумела вода. Я знал, что это означает. Встал и направился в прачечную. Света я не зажигал. Там на полу валялась одежда. Куча одежды. От нее пахло кровью. Я вышел из дому и заглянул в сарай. Там висел освежеванный ягненок, с него капала кровь. А я стоял и смотрел на него. Заставлял себя смотреть. Потом велел себе подойти и дотронуться до него. Он был совсем мягкий. Не как мясо. Как плоть. Человеческая плоть.

Филипп перевел на Берди измученный взгляд.

– Спасать его было бессмысленно, – забормотал он. – Если бы я спас этого, погиб бы другой. И так далее, и так далее, и так далее…

К горлу Берди подкатила тошнота.

В дверь класса яростно забарабанили. Филипп вскинул голову и провел ладонью по лбу.

– Который час? – спросил он.

– Мне пора уходить, – ответила Берди. – Давно пора. Извините, Филипп.

– Не беспокойтесь, – отозвался он и начал трясущимися руками расстегивать свой «дипломат». – Нам полагается начинать в девять двадцать. Но кто-нибудь всегда опаздывает. Так почему не я? Хотя бы один раз. Детям не повредит. Им безразлично. Они просто живут – день за днем. Едят, спят, играют. Словно никакого «завтра» не будет. Как ягнята.

Берди открыла дверь и осторожно пробралась сквозь небольшую теснившуюся у дверей толпу детей, ждущих в коридоре.

«Как ягнята…»

– Пока, мисс, – сказал ей невысокий коренастый мальчишка, самый бойкий из всех.

– Пока, – ответила она и улыбнулась ему в благодарность за его бойкость, независимость, за его счастье и жизнь.

Берди вышла на площадку. Красная дверь закрылась за ней. Она дошла до дороги, а потом, повернувшись спиной к школе, к колоколу, к призракам детей прошлого и шумным детям настоящего, направилась в сторону паба так быстро, как только могла.

Глава 29

Берди добралась до большой дороги и посмотрела в сторону паба. У веранды стояли несколько человек. Некоторые с фотоаппаратами и камерами. Один из мужчин, с собранными в хвост волосами, свисавшими чуть ли не до пояса, снимал паб. Берди увидела, как он медленно повернулся влево, чтобы взять в кадр панораму улицы с мостом, а затем продолжил поворачиваться, снимая машины под деревьями.

«Совсем как в прошлый раз».

Берди помнила, как последние пять лет в новостях демонстрировали похожие кадры. Во время суда над Тревором Лэмом и позднее, когда развернулась кампания по борьбе за его освобождение. Оператор мог бы и не трудиться, а новостные каналы – воспользоваться архивными материалами. В Хоупс-Энде с тех времен ничего не изменилось.

В новостных сюжетах часто фигурировал Джуд. Его показывали входящим в офис с папкой-двумя под мышкой, выходящим из машины, дающим интервью в сунутые под самый нос микрофоны с эмблемами разных радиостанций.

Джуд! Обязательно надо съездить к нему в Ганбаджи. И поскорее. Как только она расскажет Тоби, что узнала от Филиппа Хьюита. Получит факс и побеседует с Пег Маккан. Как только…

Берди перешла через дорогу и направилась к пабу, стараясь не привлекать к себе внимания. Журналисты взглянули в ее сторону, однако быстро потеряли интерес – видимо, сообразили, что она не из местных. К тому же Берди, устало плетущаяся с тяжелой сумкой через плечо, нисколько не походила на сотрудницу полиции. В погоне за сюжетом на нее не стоило тратить время.

Проходя мимо почты, она невольно посмотрела в окно. Поджав губы, Пег Маккан продавала двум покупателям тетради, а еще одному – молочный коктейль и пакет печенья. Завтрак, утреннее чаепитие или просто скука? Берди уже почти миновала окно, когда Пег вскинула голову и встретилась с ней взглядом. Берди вопросительно подняла брови, Пег еле заметно покачала головой. Похоже, факс еще не поступил. Берди зашагала дальше. Дойдя до паба, она обошла его с торца. Дверь Сью Суини теперь была заперта. Наверное, сама Сью в пабе, скоро открытие. Сегодня ожидается наплыв посетителей. Задняя дверь паба тоже оказалась запертой, ключа в замке не обнаружилось. Берди постучала. Через несколько мгновений раздались тяжелые шаги, и Цикада Бейкер высунул в дверь багровое свирепое лицо, готовый дать отпор непрошеным гостям. Но при виде Берди выражение его лица изменилось.

– Заходите! – Он почти втащил ее в дверь и сразу заперся на ключ. – Извините, что пришлось запереться. Чертовы газетчики достали! Не понимают слова «нет», и все тут. Стервятники.

– А детектив Тоби здесь, Цикада? – спросила Берди. – Он говорил…

– Здесь, – зарокотал знакомый голос из полутьмы коридора.

– Я уступил им свой кабинет, пока они не разберутся с делами, – объяснил Цикада. – Мне он все равно без надобности. Похоже, стоять мне целый день за стойкой и отбиваться от выпивох. А тем двоим помощь не помешает. Судя по виду старшего, зацепок у них не больше, чем у однорукого бродяги с паршивым псом. Вы, главное, скажите Сью или мне, когда будете готовы перенести вещи Джуда. Надо же постель перестелить. Хорошо бы успеть до открытия.

– Дайте мне пять минут: нужно сначала поговорить с детективом Тоби.

Цикада кивнул и произнес:

– Не повезло вам с машиной. От этой Лили Денджер никто ничего не ждал с тех самых пор, как она тут появилась. Ну и пусть проваливает! Сюда она уже не вернется. По-моему, ей здесь нечего ловить.

– Пожалуй, да.

– В школу ездили? – поинтересовался Цикада. – Вас видели в автомобиле Филиппа Хьюита. Шок у него, да?

Берди ограничилась невнятным бормотанием.

– Трагедия – вот что у них в семье случилось, – вздохнул он. – Трагедия проклятая…

– Берди, идешь или нет? – крикнул Дэн. – У меня новости насчет твоей машины.

Цикада похлопал ее по руке:

– Идите, дамочка! Похоже, все у вас уладилось. – И он тяжелыми шагами направился в зал.

Берди заглянула в кабинет.

– Какие новости? – спросила она.

Тоби хмурился, восседая за большим старым письменным столом Цикады.

– Где ты пропадала? – выпалил он.

– Да так, ездила кое-куда. Поболтала с хозяйкой почты. Школу посмотрела. Подбирала местный колорит. И сведения для тебя. Так что там насчет моей машины? Она цела?

– В основном, – уклончиво ответил Тоби.

– То есть как?

– Пришлось за ней погоняться немного. Ну, она и съехала с дороги. Поцарапалась кое-где. Шины потрепала. На дверце вмятина. – Он поправил бумаги на столе. – В общем, отбуксировали ее обратно в Сассафрас.

– Отбуксировали?

– А теперь – хорошая новость: Лили взяли. И предъявили ей обвинения: в угоне транспортного средства, вождении без прав, создании аварийной ситуации на дороге и в убийстве.

– Что?!

– То самое. Она их так взбесила, что в кои-то веки они зашевелились и проверили все, что за ней значилось. Оказалось, в Квинсленде Лили уже несколько лет в розыске. Точнее, пять лет и два месяца. Вместе со своим малолетним дружком она до смерти забила ногами старуху нищенку. Кто-то застукал их, когда они уже добивали ее. Тот малолетка попался, Лили ударилась в бега. А сейчас ее нашли. Беда в том, что в то время она была еще девчонкой тринадцати лет.

– Тринадцати? Хочешь сказать, ей было только тринадцать, когда она появилась здесь? А теперь восемнадцать?

– Видимо, да.

– И всего тринадцать, когда она убила ту старушку?

– Так мне сказали.

– Но за что?

– Из-за денег. У бедняги имелось при себе несколько долларов. Лили и ее дружок решили, что старушке деньги ни к чему, а им пригодятся. Их жертва возражала, но они все равно отняли деньги, а потом, сбив ее с ног, немного увлеклись. Когда их застукали, Лили сбежала с деньгами. Вероятно, потому приятель и сдал ее. Ему было двенадцать лет.

– Узнали настоящее имя Лили?

– Лиэнн Ди. Полагаю, она считала, что «Ди» – это от «Денджер». По ее словам, в детстве отец измывался над ней. Будто это дает ей право забивать старух ногами! Ну, какой-нибудь юрист вроде твоего приятеля Джуда позаботится о том, чтобы все пришли к тому же мнению.

– Дэн…

– И вообще не мое это дело. Я их ловлю. А кто-то другой спасает. Вот и вся игра. Правильно?

Он смотрел в стену, машинально перебирая бумаги, и лицо его было лишено всякого выражения.

– Не нужно обобщать, Дэн. Это неправильно.

– Это правда.

Берди решила перейти в наступление. Когда Дэн Тоби становился таким, как сейчас, ничего иного ей не оставалось.

– Дэн, а почему раньше они не знали? Когда Лили только появилась здесь? Они ведь должны были проверить и ее.

– Ага. Но кто-то прохлопал ушами. Конечно, она выглядела по-другому. В Квинсленде Лили носила длинные черные волосы. У нее не было татуировок. Наверное, она сделала их по дороге сюда. На деньги той старой нищенки. По-моему, местные копы просто не обратили на нее внимания. Ведь к тому времени Лили пробыла в городе лишь несколько часов. И всю ночь провела в пабе – ну, разве что в туалет отлучалась. И…

– И никто не хотел, чтобы Тревор Лэм легко отделался. – Берди не позволила Тоби увести разговор в сторону.

– Может, и в этом дело. – Тоби потер глаза кулаком и провел ладонью по щетинистому подбородку. – Мне нужно побриться.

– Тебе надо поспать.

– И тебе тоже. Ладно, давай к делу: о чем ты хотела поговорить? Как там школа?

Берди вспомнилось горькое раскаяние, вздрагивающие губы, измученные глаза, мужчина, уезжающий в ночь, женщина, сидящая одна в темноте, зарезанный ягненок, свисающий с цепи. И она решила сосредоточиться на главном.

– Это насчет алиби Леса Хьюита. По словам Филиппа Хьюита, тот ягненок был еще жив после того, как отец Филиппа уехал в Ганбаджи, а к половине первого его уже зарезали. Я уверена, что Филипп не лжет. Значит, если только Лес Хьюит не вернулся в Хоупс-Энд раньше, чем сказал…

– Нет. Кит Лэм сообщил, что видел его у поворота на шоссе в одиннадцать сорок. Он запомнил, потому что как раз взглянул на часы в машине. Лэм выезжал на шоссе, Хьюит сворачивал с него. Хьюит подтверждает это. Милсон только что поговорил с ним по телефону. До поворота на шоссе отсюда двадцать минут езды. Значит, Хьюит никак не мог очутиться тут до полуночи. И если, допустим, Тревор Лэм был убит между двадцатью минутами двенадцатого и девятнадцатью минутами первого, а для того, чтобы зарезать ягненка, нужно минут пятнадцать-двадцать…

– Хьюит отпадает.

– Правильно. С моей точки зрения, он уже давно не значится в списке подозреваемых. С тех пор как мы узнали про орудие убийства. Ирония судьбы, в общем: Кит думал, будто обеспечивает себе алиби, а на самом деле отмазал Хьюита. Но если бы он знал об этом, то ни за что не полез бы в капкан по своей воле.

– Для Кита это никакое не алиби. Он вполне мог остановиться и вернуться пешком обратно в Хоупс-Энд как раз вовремя.

– Разумеется. И парни из Ганбаджи сейчас занимаются данным вопросом. Пытаются выяснить, не видел ли кто-нибудь автомобиль Кита припаркованным на дороге к Хоупс-Энду примерно в полночь. Но им пока не везет. И монтировка чиста. Правда, я так и думал. Но что это за орудие, понятия не имею, и многое отдал бы за единственный намек.

– Пока никаких вариантов?

Тоби взял со стола карандаш и принялся черкать на обороте какого-то конверта вопросительные знаки.

– Нет. Но давай начистоту: сколько здесь, в окрестностях, сараев, мусорных куч, дамб, стогов сена и бог знает чего еще? Необходимо продолжить поиски. Они займут время. Один только двор паба чего стоит.

«Сью Суини! Вот почему они обыскивают двор паба. Сью».

– Во дворе я никого не видела, – произнесла Берди.

– Милсон увел их обыскивать трейлер во дворе у Лэмов. Имеет смысл покопаться там, если вспомнить предысторию Лили. Лиэнн Ди. А ты как думаешь?

– Ну, трейлером все равно пришлось бы заняться. Но какие у нее мотивы? Я имею в виду, убивать Дафну. Не Тревора. Она ведь с Дафной даже не успела познакомиться.

– Вот и я об этом. Но я кое-что узнал недавно, пока беседовал с твоим приятелем Цикадой Бейкером. Пять лет назад Лэм всю ту злополучную ночь угощал Лили выпивкой. Спускал остатки пособия. Бейкер говорит, что, когда Сью Суини спросила Лэма, на что же он собирается жить ближайшие две недели, тот лишь засмеялся и заявил, что это забота Дафны. Может, Лили решила, будто Дафна – источник дохода. И сбегала проверить, делая вид, что отлучилась в дамскую комнату. Думала, наверное: всего и делов – разок ударить по башке, зато в кармане опять прибавится наличных. А потом увидела уютную хибарку на отшибе и сообразила: «Мне же понадобится тихое место, чтобы отсидеться. А этот Тревор Лэм ничего, аппетитный. У меня бывали и похуже. Может, убрать с дороги его женушку? Тогда мне достанутся и ее деньги, и дом, и Лэм в придачу». И Лили подыскала подходящее оружие и взялась за дело.

– Но это же безумие. Как она могла подумать, что…

– Бердвуд, неужели до сих пор Лиэнн Ди казалась тебе эталоном психического здоровья? Или все-таки маленьким чудовищем, социопаткой, считающей, будто все люди вокруг только для того и существуют, чтобы удовлетворять ее потребности?

Берди молчала.

– Не пойму только, почему Кит Лэм так долго пробыл вместе с ней, – продолжил Дэн. – Судя по твоим рассказам, она не баловала его вниманием.

– Да. Однако он на нее запал. И Лили, по крайней мере, оставалась с ним. Может, этого ему хватало, пока все не зашло слишком далеко. По-моему, Кит из тех мужчин, которые не рассчитывают на многое. Ему недостает уверенности. Жена ушла от него к другой женщине. И…

– Неужели? – Тоби усмехнулся. – Бедолага.

Берди резко отвернулась. И уже собиралась язвительно выпалить, что в здешних местах уход жены к любовнице-лесбиянке – повод для насмешек и сомнений в мужских достоинствах ее мужа. Но, похоже, подобные взгляды были распространены не только в Хоупс-Энде.

– Кстати, твой приятель, говорят, понемногу приходит в себя, – сообщил Дэн. – За ним присматривают, но вскоре мы с Милсоном едем в Ганбаджи, так что можем тебя подвезти. Честно говоря, я думал, ты уже давно напросилась кому-нибудь в попутчики. Но ты неплохо справляешься с естественным нетерпением, Бердвуд.

Он сунул конец карандаша в рот и погрыз его.

– Вообще-то, – добавил он, зловредно усмехаясь и глядя в стену, – на месте Джуда Грегоряна я решил бы, что у тебя нашлись дела поинтереснее, чем навещать его.

– Дэн, так нечестно! – возмутилась Берди.

Он пожал плечами.

– Это правда.

«Это правда».

Берди направилась к двери.

– Между прочим, я уезжаю! – не оборачиваясь, бросила она.

– Ну и на чем же, интересно?

– На машине Джуда.

– Неплохо придумано. Прямо сейчас едешь?

– Да… – Берди помедлила. – Точнее, как только увижусь со Сью Суини, схожу наверх, сбегаю на почту и заеду за Розали.

– Этак мы тебя опередим, Берди. Но когда ты успела так освоиться здесь, а?

Глава 30

Разговор со Сью не отнял много времени. Перепуганная, с вытаращенными глазами, она решила помалкивать. На вопросы Берди отвечала коротко, а потом вообще отвернулась и заявила, что ей нужно работать. Вместо нее Цикада отправился с Берди в комнату Джуда, отпер дверь и помог перенести немногочисленные вещи в соседнюю комнату.

Неловко было рыться в карманах пиджака Джуда в поисках запасных ключей от машины, а затем вешать пиджак на плечики. В шкафу пиджак смотрелся одиноко: развесить свою одежду Берди не удосужилась. Странно было ставить его сумку рядом со своей на потертый ковер. А вскоре Берди осенило. Ну конечно! Ему же понадобится сумка в больнице. Там, наверное, его пижама, если он спит в них. Может, халат, смена белья. Бритва… Значит, лучше захватить сумку с собой. Досадно, что раньше она до этого не додумалась. Хозяйственному человеку подобная мысль пришла бы в голову мгновенно.

Берди достала пиджак из шкафа, аккуратно сложила и просунула через ручки сумки. И с облегчением покинула комнату. Она извелась бы, зная, что в ее комнате хранятся вещи Джуда.

Берди потащила сумку вниз, и когда уже добралась до тускло освещенного короткого коридора, из зала выбежала Сью Суини.

– Ой, как хорошо, что я вас застала! Извините за то, что было раньше. Понимаю, вы не виноваты. И не буду держать на вас зла, что бы ни случилось, – проговорила она, нервно оглядываясь через плечо, будто думала, что Тоби подслушивает ее из кабинета. – Вы просто убедили меня рассказать всю правду. Так что злиться на подобное глупо. Что бы ни случилось, я знаю, что не сделала ничего плохого.

«Вот и я сказала бы что-нибудь в этом роде, если бы хотела, чтобы меня считали невиновной. Чтобы заручиться поддержкой. Именно так я бы и сказала…»

– Ничего не случится, – промолвила Берди.

Тоби нигде поблизости не было. Обремененная сумкой и пиджаком Джуда, Берди вышла через заднюю дверь и быстро перешла через дорогу, к почте. Яркий нос Пег Маккан она увидела раньше, чем саму Пег.

– Все-таки уезжаете, милочка? – спросила та, по-птичьи склонив голову и впившись взглядом в сумку Джуда. – А я думала, вы пробудете здесь несколько дней.

– Да, как я и собиралась. Это не моя сумка. – Берди помедлила в нерешительности. – Сумка Джуда, – добавила она. Рассказывать Пег Маккан она ничего не собиралась, но нелепо было бы проявлять скрытность в несущественных мелочах.

– А, везете сумку ему в больницу! Вы сейчас к нему едете?

– Да, на его машине. – Пожалуй, и это можно сказать без опасений. Ведь Пег все равно узнает.

– Розали Лэм тоже надо в Ганбаджи. Говорят, брат просит ее приехать, – заметила Пег, по-прежнему изучая сумку. Наверное, запоминала, как именно она выглядит, прикидывала, сколько стоит, и дорогой ли пиджак просунут через ее ручки.

– Да, Розали со мной. Я как раз собиралась за ней заехать. Только заскочила узнать, не пришел ли факс для меня.

– Ах да! – Пег схватила несколько сложенных листов бумаги, лежавших на стойке, и протянула ей. – Минут пять назад поступил. Три страницы. Я сложила их, чтобы никто не увидел ненароком, милочка.

Берди развернула отпечатанные на бумаге для факса страницы и просмотрела верхнюю. На месте заголовка на ней было отпечатано:

На остальных двух страницах значились только имя Берди и номер страницы. Хелен Мискин, видимо, замазала любые упоминания о Дафне Лэм. Сообразительная, скрытная Хелен Мискин! Идеальная ассистентка. Прямо как Маделейн. Благодаря утреннему разговору теперь она почти наверняка недолюбливает Берди, как и Маделейн. Однако на эффективность работы это не влияет. Ни Пег Маккан, ни любой посторонний, случайно сунувший нос в этот факс, ни за что не догадается, что он означает.

Берди взглянула на список. Одежда, обувь, косметика, фотоальбомы, письма, Библия… Составитель списка оказался на редкость скрупулезным. Список был исчерпывающим вплоть до мелочей: «1 щетка для волос, 1 пакет упаковочной бумаги и картона, 1 соломенная шляпа». Но в целом вещей немного. Скудное и жалкое имущество – для дочери Хьюита.

Предмета, который искала Берди, в списке не было. Или она просто не заметила его. Ощущая, как буравчики Пег сверлят ей макушку, Берди подняла голову и сложила страницы. Изучить их можно позднее.

– Это то, о чем вы спрашивали? – поинтересовалась Пег, не сумев сдержаться.

– Да, спасибо. – Берди улыбнулась, сунула свернутые листы в сумку и решительно щелкнула застежкой, словно пряча свою тайну.

«Вот тебе!» – подумала она злорадно при виде разочарованно блеснувших глаз Пег, но та лишь сменила тактику.

– А я недавно общалась с Долли Хьюит. Звонила узнать, как она там. Филипп говорил, что ей нездоровится. Она сказала, вы расспрашивали ее о бедной малышке Дафне. По словам Долли, она была рада поговорить о ней. Наверное, так и есть. Слишком долго она держала все в себе. Долли всегда была молчаливой.

– Значит, вы давно знакомы с ней. – Берди попыталась изобразить сочувствие, но не слишком заинтересованное.

Важно было усыпить бдительность Пег. Просто попрощаться и уйти она не смогла: нечто неуловимое удержало ее. Что-то мелькнувшее в глазах Пег Маккан при упоминании имени Дафны. Странная нежность, не сочетающаяся с ее обычным выражением лица.

– С Долли Хьюит – в то время еще Долли Магуайр, – я познакомилась, как только она приехала в Хоупс-Энд. Я была подружкой на свадьбе, когда Долли выходила за Леса.

Берди попыталась вообразить Пег в роли подружки невесты, но потерпела фиаско.

– Давно это было, – чуть резче добавила Пег, словно прочитав ее мысли. – С тех пор много воды утекло под мостом. А вы знаете, что я приходилась Дафне крестной матерью?

– Нет.

– Да, крестной. Поэтому мы и были так близки. Дафна звала меня тетушкой Пег. А я радовалась, поскольку у меня ни семьи, ни детей.

«14 ноября – день р. тетушки П.».

Пег кивнула и поджала губы, словно опасаясь, что они задрожат.

– Так я и сказала Долли, когда она попросила меня быть крестной: «Для меня это большая честь». И вправду честь. Такого милого ребенка, как Дафна, свет не видывал!

«Дафну любили все…»

– Кстати, от ее имени я была не в восторге. «Дафна? – спросила я Долли. – Зачем ты назвала бедную малышку таким старомодным именем? Вырастет – вряд ли поблагодарит тебя. А как к нему относится Лес?» Она ответила, что выбор имени Лес предоставил ей. А ей оно нравилось. По ее словам, так звали какую-то девушку из мифологии. Кажется, греческой. Или римской. Я уже запамятовала. Так звали бедняжку, которую отец превратил в дерево, потому что бог домогался ее. Слышали о таком?

Берди рассеянно кивнула.

«Люблю мифы…»

– Так вот. «Ну и ну, – сказала я, – зачем же называть ребенка именем из такой грустной истории, Долли?» А она заявила, что это прекрасно, когда отец любит свою дочь и спасает от насилия. А я и говорю ей: «А по-моему, Долли, сердца у него нет, у этого отца. Будь у меня выбор – не дай бог, конечно, – я бы согласилась лучше пережить насилие, чем стать деревом».

Долли лишь посмеялась: мол, ничего я не понимаю. Может, я действительно чего-то не поняла. В общем, малышка так и осталась Дафной. Кое в чем Долли была очень решительной и упрямой. А Дафна не возражала. Даже когда подросла, а вы знаете, какие они, эти подростки. Говорила, этот миф романтичный. Хотя сама я не видела в нем романтики. И вот на́ тебе. – Пег вздохнула. – Да, в те времена нам жилось счастливее. В городе кипела жизнь, не то что сейчас. Дафна чуть не каждый день забегала поболтать. Долли тоже – забрать почту, купить что-нибудь по мелочи. А теперь вообще не заходит. И в городе не бывает. Я ее и не вижу. Как в другую страну уехала. А до ее дома – вон, рукой подать. Понимаете, по вечерам, когда Лес и Филипп дома, я стараюсь Долли не тревожить. У нее с ними полно хлопот. А днем мне нужно присматривать за почтой. Мы, конечно, говорим по телефону. Но уже не то.

Дверь открылась, вошедшая рыжая женщина бросила любопытный взгляд на Берди и приблизилась к стойке. Пег метнулась за стенд и тотчас вернулась с конвертом и открыткой. Их она протянула женщине.

– Вот, Фрида. Похоже, от Кристин. Дивный пляж, правда? – Она пояснила, обращаясь к Берди: – Дочь Фриды на Бали.

Посетительница кивнула, ничуть не смущаясь обсуждением ее частной жизни.

– Вчера Бык так и не зашел, Фрида, – продолжила Пег. – Тут по соседству такое творилось! Я видела, как он подъехал, но у меня как раз были посетители, а когда освободилась – смотрю, он уже на мосту. Я кричала, только он меня не услышал.

– Явился домой на бровях, – сообщила жена Быка Трюса. – Я ему так и сказала: «Тебя на дорогу выпускать нельзя, Уильям Трюс. Ты угроза для общества! И про почту забыл. А вдруг пришло что-нибудь от Кристин?» И вот пожалуйста – правда пришло. – Она нахмурилась и хлопнула открыткой по руке. Ее вид не предвещал для Быка Трюса ничего хорошего.

Пег сочувственно поцокала языком:

– Порой они прямо как дети малые.

– Хуже детей, – мрачно отозвалась Фрида Трюс и ушла.

– Несчастная женщина, – сказала Пег Маккан, обращаясь к Берди и качая головой. – Временами я благодарю Бога за то, что не замужем.

– Значит, все в округе получают свою почту у вас, Пег? – спросила Берди. – Ее не развозят по адресам?

– В Хоупс-Энде – нет. Почту для Хоупс-Энда привозят мне автобусом из Ганбаджи. Тем самым, на котором возят детей в школу и обратно. А потом люди приходят и забирают ее. – Она помолчала. – А что такого? Обычный порядок. К четырем часам кто-нибудь из каждого дома всегда бывает в городе. Встречает детей с автобуса. Мужчины заходят в паб после работы. Им нетрудно заглянуть на почту. Никто еще не жаловался.

– По-моему, это совершенно нормально, – поспешила заверить Берди.

«Почту для Хоупс-Энда привозят мне…»

– Да и почты уже не так много, как раньше. На сортировку несколько минут уходит.

– А Дафна и Тревор Лэм часто получали почту? – вдруг спросила Берди.

– Нет. Разве что счета за электричество. Да еще письма с заказом товаров по почте, которые все шлют и шлют, пока не озвереешь, стоит только попасть в список рассылки. Открытки ко дню рождения, открытки к Рождеству – для Дафны, конечно. Тревору Лэму ничего не присылали.

«Письма с заказом товаров по почте, которые все шлют и шлют… стоит только попасть в список рассылки. Открытки ко дню рождения…»

– А какие-нибудь посылки? – Берди вцепилась в край стойки.

– Иногда и посылки бывали. Дафне нравилось заказывать по почте вещи, какие она высматривала в журналах. Совсем как ее мать. Но Долли больше уже ничего не заказывает.

У Берди приоткрылся рот.

«В те времена нам жилось счастливее…»

– А Дафна, случайно, не получала никаких посылок незадолго до смерти?

– Была одна. Я запомнила, потому что она была первой для нее за долгое время, и Дафна очень ее ждала. Но не говорила мне, что там. Твердила: мол, это сюрприз. Я думала, это наверняка что-нибудь в подарок для ее матери. Ведь у Долли день рождения в феврале.

– Да, я знаю.

«16 февраля – день р. мамы…»

– Когда посылка наконец пришла, я сразу подумала: где же ты, бедняжка Дафна, раздобыла на нее деньги? У нее в то время и двух монет в кармане не набиралось. Я-то знала. Но так и не поняла, где она достала деньги.

«Зато я знаю», – подумала Берди.

«Так одно за другим все и распродала, кроме одного колечка с бриллиантом… одного колечка с бриллиантом…»

«Дафна подарила мне ее на день рождения… сняла деньги со своего банковского счета…»

– Вы помните, когда именно пришла посылка?

– Ох, не могу сказать, милочка. Столько лет миновало! Даже не просите… ведь целых пять лет.

Однако Пег сморщилась и явно задумалась. Она явно гордилась своей осведомленностью обо всем, что происходит в Хоупс-Энде и что может кому-нибудь понадобиться. Поглощенная попытками вспомнить дату, Пег даже забыла спросить, зачем она нужна Берди. Гордость вытеснила любопытство.

– Это было в пятницу, – объявила наконец она. – Паб был тогда полон посетителей. Помню, я еще подумала: а вот и посылка, которую ждет Дафна. А сама она больна и лежит в постели. Интересно, зайдет ли этот ее никчемный муж за почтой? Обычно не удосуживался. Я рассуждала так: Тревор ведь наверняка в пабе. Может, сходить и отдать ему посылку? Но мне не хотелось! И вдруг вижу – он выходит. Ну и я тоже вышла и отдала ему посылку. Он только хмыкнул совершенно по-свински. Как всегда. Но я подумала, что теперь по крайней мере бедняжка Дафна обрадуется, и промолчала.

– Дафна была убита в следующий четверг, – произнесла Берди, следуя собственной цепочке мыслей.

– Да, – кивнула Пег Маккан. – Бедная девочка. – Она поджала губы. – Вы как хотите, а ее убил он, этот ее муж. Я всегда была в этом уверена и своего мнения не изменю. Кто еще мог убить Дафну Хьюит, кроме него? Кроме этого животного? Я не могу назвать никого, кто допустил бы, чтобы с ее головы упал хоть один волосок. Дафну любили все.

«Дафну любили все».

Глава 31

– Нам хорошо жилось в детстве. – Розали сидела неподвижно и смотрела в окно сквозь клубы пыли на холмы, кусты и выгоны, проносившиеся мимо. – Вы, наверное, глядите на нас сейчас, и вам в это не верится, но в то время нам действительно было хорошо.

– Я верю, – сказала Берди, понемногу отпуская педаль акселератора.

Оказалось, вести автомобиль Джуда совсем не то, что ее собственный. Машина шла плавно и послушно. Легко набирала скорость. Несколько раз цифры на спидометре пугали Берди. С таким множеством поворотов, в которые надо еще успеть вписаться…

«Через пару часов я вернусь в Хоупс-Энд. Тогда и поговорю с Дэном. Он решит, как поступить…»

– Мы играли, ели и спали. Кит с Сесилией и мы с Тревором. Порой с Бреттом, однако он был постарше и не всегда соглашался играть с нами. Или с Чудиком, но он был моложе и обычно просто увязывался за нами. Мы лазили по деревьям, строили шалаши, сидели у реки и грызли яблоки. Играли возле хибарки, наблюдали за старым опоссумом, который жил высоко в дупле дерева возле тропы; разводили на поляне костер, жарили на нем сосиски и ели их полусырыми, играли в прятки в кустах, пока мама не звала нас домой. Только этим и занимались. Мы никогда не задумывались о том, что повзрослеем, заведем собственных детей… Не размышляли о том, откуда берутся деньги. Просто… проживали очередной день, когда он наступал.

«Как ягнята…»

Берди затормозила слишком резко, машину бросило вперед.

– Извините, – пробормотала она.

– Ничего, – равнодушно отозвалась Розали, затерявшись в мыслях о прошлом.

Берди облизнула пересохшие губы:

– Розали, если не возражаете, я хотела бы сначала заехать в Сассафрас, а уж потом в Ганбаджи, – хотя, конечно, так будет дольше. Мне надо в мастерскую в Сассафрасе, там мой автомобиль. Хочу узнать насчет него у механика.

– Фрэнка Теллмана? Он мерзавец.

– Правда?

Розали поерзала, глядя в окно.

– Вообще-то я не знаю. Так Тревор говорил. Он часто возил туда свою машину. И считал, что Фрэнк тот еще пройдоха.

За окнами мелькали пейзажи. Холмы, стада овец, эвкалиптовые рощицы, сетчатые заборы…

– Вы всегда верили тому, что говорил вам Тревор?

– Да. Он был такой уверенный, а я вечно во всем сомневалась.

– По-моему, это логично. Не следует быть абсолютно уверенным ни в чем.

– Вероятно. – Розали вздохнула. – Но жить от этого труднее.

– Как Грейс? – Берди не сводила глаз с дороги, крепко держась за руль, но все равно заметила, как Розали вдруг напряглась.

– С Грейс все в порядке. Просто шок. Да еще во второй раз.

– Она ведь находилась с вами, когда вы обнаружили Дафну?

– Да. И Джейсон тоже. Но Джейсон покрепче. А Грейс… ну, по ее виду не скажешь, а на самом деле она очень ранимая и совсем еще ребенок. Грейс чем-то напоминает меня саму в том же возрасте. Слишком доверчива, всем старается угодить… Понимаете?

– Да.

– Вы, наверное, никогда не были такой? Доверчивой и покладистой?

– Да, в детстве я была скорее похожа на Джейсона, – усмехнулась Берди. – Всезнайка и задавака. Всех раздражала.

– Он вам нравится?

– Вообще-то да. Несмотря ни на что.

Берди бросила взгляд на сидящую рядом женщину. Она слабо улыбалась и смотрела в окно.

– Розали, то, что вы сказали полиции насчет прошлой ночи…

Она вскинула голову:

– А что?

– Вы ведь не лежали дома в постели? И Грейс не разбудила вас криком. Вы вышли еще до того.

– Нет, не выходила! – отрезала Розали и покраснела. – Я лежала дома в постели. По-вашему, я вру?

– Да. – Берди продолжала смотреть вперед на дорогу, крепко сжимая руль. – Я знаю, что вы выходили. – Она решила рискнуть. – Знаю, что вы побывали на тропе, ведущей к хибарке Тревора, ближе к двум часам ночи.

Розали невольно всплеснула руками:

– Но как вы могли узнать? Это неправда!

– Правда. Сегодня утром вы спросили, почему на сей раз я без свечки. Откуда вы узнали, что ночью я брала ее с собой, если не видели меня? К тому времени как мы с вами встретились возле хибарки, я уже держала фонарик.

– Наверное, услышала от кого-нибудь.

– Нет. Знать мог лишь тот человек, который прятался в кустах и видел, как я иду к хибарке. Это были вы. Зачем вы прятались?

– Вы уже сказали полиции? – Розали закрыла лицо руками.

– Пока нет. Объясните, что произошло.

– Я его не убивала!

– А я и не говорю, что это вы. Мне просто нужно знать правду.

– Вы мне не поверите.

– А вдруг? Хотя бы попытайтесь.

Розали откинула волосы со лба.

– Ужасная была ночь, – негромко начала она. – После того как мы вернулись домой, Лили и Кит поссорились, и Кит укатил на машине, хоть и был пьян. Я беспокоилась за него. Джейсон так перевозбудился, что никак не мог успокоиться. И вдобавок я страшно поскандалила с Грейс.

– Из-за Тревора?

Розали кивнула:

– Грейс была в восторге от него. Считала, что он удивительный. Интересный. Говорила о нем постоянно. Мы с ней спим в одной комнате. Я велела ей раздеться и лечь в постель, но она отказалась: собиралась навестить Тревора. Твердила, что, если я ее не пущу, она дождется, когда я усну, и все равно сбежит. Ей не терпелось поговорить с ним наедине. Расспросить про тюрьму. Посмотреть компьютер. Мол, Тревор пообещал показать компьютер, когда она захочет. А я объясняла, что она ведет себя глупо. И никакой он не удивительный, а опасный, самовлюбленный, лживый и подлый, и ей нужно держаться от него подальше. Грейс страшно разозлилась, закричала на меня. Я ее с трудом узнавала: лицо исказилось, и смотрела она на меня с ненавистью. Кричала, что я ревную, потому что Тревор мой брат-близнец, и никого не подпускаю к нему. А ей я завидую, ведь она моложе и симпатичнее, а я жирная, у меня растяжки и грудь обвисла. – Розали прерывисто вздохнула. – Я ударила ее. По щеке, – прошептала она. – Никогда прежде я этого не делала. Ужас.

– Что же было дальше?

– Я выбежала из спальни в гостиную. Слышала, как Грейс плачет. Я отвела Джейсона обратно в постель – он, конечно, примчался посмотреть, что у нас происходит. Джейсон обожает скандалы и драки. Я уложила его, укрыла, отругала, и к тому времени как вышла, в нашей спальне уже было тихо. Я думала, Грейс сбежала: в хибарку, как грозилась, – но оказалось, что спит. Уснула сразу же. Свернулась, подложив ладонь под щеку. А лицо было еще мокрым от слез. Как у ребенка. У грудного младенца. Я смотрела на нее и понимала, что Грейс еще очень молода. И не могла поверить, что решилась ударить ее. Думала, она меня не простит. Отныне между нами все изменилось и никогда уже не станет прежним.

Я переоделась и сама забралась под одеяло. Устала страшно, но уснуть не сумела. Было жарко. Совсем нечем дышать. Голова была тяжелой и тупой. И сердце колотилось так, что чуть из груди не выскакивало. Вскоре я все-таки встала. Грейс не шевелилась крепко спала. Я оделась и вышла из дому, на свежий воздух, и побрела по дороге.

– Вы знаете, в какое время это было? – тихо спросила Берди.

– Нет. На часы не смотрела. Мне было безразлично. Но в темноте я нигде не увидела света.

– И в хибарке тоже? А в доме Хьюитов?

– Нет. Мне хотелось пройтись, только не приближаться к хибарке. При одной мысли о Треворе меня мутило. И потом, я не сомневалась, что с ним сейчас Сью Суини. Про Лили я тогда не знала. Понятия не имела, что она побывала там и Чудик ее выследил. Наверное, все это случилось, пока я в первый раз укладывала Джейсона спать, а затем ссорилась с Грейс.

– Куда вы пошли?

– По дороге. Добралась до главной улицы, почти до самого моста, и повернула обратно. Думала, что теперь наконец засну. Я уже находилась возле деревьев напротив паба, как вдруг дверь паба открылась и вышли вы со свечой. Как я испугалась! Свеча светила вам в лицо. Выглядело это по-настоящему жутко. Вы перешли через дорогу, и я удивилась: куда это она? Потом решила, что вам, наверное, нужно что-нибудь взять из машины. Я нырнула в кусты и вышла на тропу. Я думала, что вы меня не заметили, но вы двигались прямо ко мне. Тут я сообразила, что вам тоже надо на тропу. И запаниковала. Я отступила, прокралась глубже в заросли, стараясь не шуметь. Вы приближались. Я спряталась за дерево и присела на корточки. Встречаться с вами я не хотела.

– Почему, Розали?

– Знаете… – Она не сводила глаз с дороги перед машиной. – Я подумала, что вы идете к Тревору. Видела, как вы с ним прощались у дверей в пабе. И предположила, может, он… что-нибудь сказал вам. Назначил встречу. Ну, вы понимаете.

– Ясно, – кивнула Берди. – И вы спрятались. А я услышала вас, позвала, но вы не ответили. Вы пошли следом за мной? Видели, как я нашла Джуда?

– Нет, что вы! Как только вы свернули с тропы, я умчалась оттуда так быстро, как только могла. Я слышала, как вы спрашивали: «Где ты?» – и думала, что это вы мне. Через кусты я выбралась к деревьям, а потом бросилась бежать по дороге к дому. Думала, упаду в обморок или еще что. Боялась, что вы погонитесь за мной, но, добежав до поворота, поняла, что никто за мной не гонится, и перешла на шаг. К тому времени я находилась уже возле дороги, которая ведет к школе. И вдруг решила: пойду-ка я туда. К школе. Там тихо. Посижу немного. Никто не узнает, где я была. Там мне нечего бояться. – Ее губы задрожали, растягиваясь в улыбке. – Глупо, правда? Почему именно там мне нечего бояться в отличие от прочих мест? С чего я взяла, будто мне что-то угрожает? В общем, направилась к школе и села на скамью под деревом. Раньше, в детстве, я там обедала. И сразу почувствовала себя в безопасности. Честное слово.

Берди вспомнила небольшое здание школы в тонах сепии, заросшую травой площадку для игр. В этой картине она не находила ничего утешительного. Наоборот, впечатление было гнетущим. Но с другой стороны, Берди не росла здесь. Не играла в баскетбол на заасфальтированном пятачке перед школой, не бросала рюкзак в кучу возле крыльца, не резвилась, хлопая в ладоши, на траве во время перемены. День за днем. В привычном, простом, бесхитростном окружении.

«Нам хорошо жилось в детстве…»

– Там я просидела довольно долго, – продолжила Розали. – И вроде бы ни о чем не думала. А вскоре будто очнулась и сообразила, что пора домой, на случай если Грейс проснется. Я ушла со школьной площадки, побрела, сама не зная куда, и в темноте наткнулась на старый колокол. Он загудел.

– По-моему, я слышала его. – Берди вспомнился этот звук – единственный протяжный удар колокола в темноте.

– Звук показался ужасно громким. Я испугалась: думала, что перебудила всех, – но нигде в домах свет не зажегся. И я просто ушла, стараясь не торопиться. С тех пор не раз гадала: неужели колокол разбудил Грейс? Она услышала его, сразу вскочила и сбежала из дома? Потому что прошло совсем немного времени, и я, не успев войти во двор дома, услышала визг. Внизу, у хибарки.

Розали тяжело дышала, стискивала и мяла руки на коленях.

– На сей раз я заметила, что там горит свет. А потом раздался вопль. Я сразу поняла, что кричит Грейс. И бросилась бежать… Ох как я испугалась! Старалась поскорее очутиться там. Думала: если он хотя бы пальцем ее тронул! Если только посмел! Если сказал ей что-нибудь! Я его убью! – Она зажала рот ладонью.

– Ничего страшного, – успокоила Берди. – Все нормально, Розали. К тому времени Тревор был давно мертв.

Розали опустила голову.

– Мертв… – промолвила она и закрыла глаза. – Да. Он мертв. Слава богу!

Они подъехали к тому месту, где сходились проселочная дорога и шоссе.

«Вот здесь Лес Хьюит встретил Кита Лэма. Кит выворачивал на шоссе, Лес съезжал с него».

Берди притормозила и свернула вправо, на шоссе.

– Грейс ведь от Тревора – да, Розали? – тихо спросила она.

Розали молчала.

– Сколько это продолжалось? Год? Два? Три? – Берди внимательно смотрела на дорогу.

– Никто не знает, – прошептала Розали.

– И Энни?

– Да.

– И Грейс?

– Да! – На сей раз ее голос окреп, стал громче. – Она узнала бы в последнюю…

– Тревор знал?

– А как же! Он-то знал. Считал, что это смешно.

– Как же вы ухитрились это скрыть? Неужели мать не спрашивала вас, кто отец вашей дочери?

Розали пожала плечами:

– Спрашивала, конечно, но я просто молчала. А она и не допытывалась. Считала, что так уж вышло, – всякое бывает. Откуда ей было знать, что Тревор делал со мной там, в хибарке. Как я раньше отбивалась, отказывалась, а потом сдалась и уже не сопротивлялась. И каждый раз приходила домой и думала: больше никогда в жизни. И снова сдавалась. Так и поняла, что я дрянь. Тревор всегда говорил, что это я его завлекла. Мол, он просто ничего не смог с собой поделать. А я поверила… отчасти. Думала, что только от меня зависело, прекратится это или нет. Но что я могла поделать?

Слезы навернулись на ее глаза и потекли по щекам.

– Что я могла? Даже рассказать было некому. Считала, что я вконец испорченная, мне было стыдно. А вскоре узнала, что беременна. Поначалу я даже не поняла, что со мной такое. Почему вдруг прекратились месячные? Почему я толстею? Тревор объяснил. И с этого момента больше ко мне не прикасался. Говорил, что его тошнит от мамаш. Что ему, делать больше нечего, кроме как путаться с родной сестрой? Вот так все и получилось. Мне было пятнадцать лет, а я уже ждала ребенка. У меня даже парня никогда не было. Я даже не представляла, откуда рождаются дети. Думала, что из пупка. Хотя нам и говорили в школе. Наверное, я просто не вслушивалась. В общем, мама объяснила мне. Она обо мне позаботилась. А Грейс, когда родилась, была такая хорошенькая! Как куколка. Но я, конечно, сама была еще ребенком. Понятия не имела, как с ней обращаться. Мне мама помогла. Показала, что и как нужно делать. Ведь она вырастила столько детей, что могла обращаться с ними с завязанными глазами, хоть пьяная, хоть трезвая. Ей это нравится. Она любит, когда в доме малыши.

– И вы ничего не говорили ей? И никому другому? Все эти годы?

– Нет. Поначалу мне было страшно и стыдно. А к тому времени как Грейс исполнилось три или четыре года, я вдруг поняла, что будет означать для нее, если кто-нибудь узнает. Если, например, рассказать маме, она все равно проболтается. Когда жена Кита сбежала с Шэрил Бейкер, через год после того, как Тревор женился на Дафне, весь город уже через пять минут во всех подробностях знал, что и как. Кит пытался заставить маму замолчать, но напрасно. И Цикаде просто пришлось с этим смириться, как и Киту. Это Тревор подзуживал маму. Ему все это нравилось.

«Жена Цикады Бейкера…»

«Тревор Лэм, ухмыляющийся у стойки бара…»

«Вот и Цикаде нравилось, потому что он меня на дух не переносит. Я как мужчина вдвое сильнее его, и он это знает. Он такой же, как Кит. Женщину ему нипочем не удержать, даже распоследнюю шлюху…»

– Если бы прошел слух про Тревора, друзья Грейс могли подумать, что она уродец. Или она сама могла так решить. И тогда никто бы не захотел на ней жениться. А вдруг приехали бы из социальной защиты и отняли ее? А ведь я ее любила. Только ее одну… – Розали снова отвернулась и уставилась в окно, кусая губы.

– А вы не боялись, что Тревор всем расскажет? – спросила Берди.

Она покачала головой:

– В то время – нет. Он же был не дурак и понимал, что его девчонкам это не понравится. А как только Тревор начал подкатывать к Дафне Хьюит, тем более не стал так рисковать. И я думала, что больше мне ничто не угрожает. К тому времени я уже родила Джейсона, и он отвлек внимание от Грейс. Все только и делали, что гадали, кто его отец, а о Грейс даже не вспоминали. Кит был уже женат на Ивонн, у них родилось двое детей. Сесилия уехала. Папа и Джонни погибли.

– Кто же отец Джейсона?

– Какой-то парень. Нанялся чинить изгороди к Хьюитам на пару недель. После отъезда он звонил мне несколько раз из разных мест, а вскоре пропал. И больше не приезжал. Про ребенка не слышал. Не знал даже, что я забеременела. Я говорила ему, что пью таблетки. Он был хороший, но не любил меня. Я ему просто нравилась. Называл меня симпатичной. – Розали горько усмехнулась. – Сейчас он на меня и смотреть бы не стал, верно?

– А как вы относились к Дафне?

– Она была ничего. – Розали беспокойно сменила позу. – Хорошая. Слова худого о ней не скажешь.

– Но?..

– Иногда Дафна меня раздражала.

– Почему?

– Она была такой… правильной. Думала, что лучше всех все знает. Вечно лезла куда не просят. Убеждала Чудика больше не заниматься боксом. Чинила хибарку. Заставляла Тревора бросить пить и найти работу. Всюду наводила порядок. Ей следовало понять: все равно ничего не изменится, – но Дафна так и не поняла. Не представляла, как на самом деле устроен мир. И отказывалась в этом признаваться. – Розали пожала плечами и взглянула на Берди. – Сучка я! – вдруг выпалила она. – Вообще Дафна была хорошей. Всегда была добра и ко мне, и к детям. Жаль, что она умерла.

Вдоль дороги замелькали дома на окраине Сассафраса.

«Где-то здесь полиция заметила Лили».

Берди притормозила, высматривая автомастерскую по другую сторону шоссе. Наконец увидела и приготовилась свернуть.

– Не говорите никому про Грейс, ладно? – попросила Розали. Ее голос стал глухим и монотонным. – Пообещайте мне. Теперь Тревора нет, а больше никто не знает…

Берди пересекла шоссе и подкатила к автомастерской. Внутри стояла ее машина. Искореженная дверца, смятая передняя часть – кошмар. Страховка. Покроет ли она ремонт? Берди вспомнила, что счет за страховку был среди остальных, так и не отправленных. С ярко-красным словом «Срочно». А если такой ремонт страховка не покрывает? Наверное, на ее лицевом счете не хватит денег. Можно, конечно, оставить автомобиль здесь, а самой занять денег у кого-нибудь. Например у Джуда. У отца. Или, боже упаси, – у Тоби. Вот так номер. Ее машина в залоге, пока она не оплатит счет. Она ничем не лучше…

«Ему даже починить свою проклятую машину было не на что, когда та сломалась в очередной раз».

– Грейс скоро уедет, – бормотала Розали. – Она терпеть меня не может. С прошлой ночи со мной не разговаривает. И тогда ей вообще незачем знать, кто ее отец. Ни ей, ни кому-либо другому. Если вы не скажете…

«..больше недели в автомастерской в Сассафрасе…»

Берди остановила машину. В ушах у нее звенело.

– Если только вы не скажете.

– Нет, Розали, – медленно произнесла Берди. – Если Грейс и узнает когда-нибудь, то не от меня.

«Истина и справедливость – одно и то же?»

– Обещаете?

– Да.

Берди сидела, не снимая рук с руля. Она видела, что хозяин автомастерской не спеша, вразвалку направляется к ней. Помнила, что должна сделать и о чем спросить. Особенно об одном. Но не могла пошевелиться. Казалось, силы покинули ее, просочились через дно машины и лужей растеклись по бетону под ней.

– Вам плохо? – услышала она голос Розали. – Я могу чем-нибудь помочь?

Берди ощутила, как ее губы задвигались. Услышала собственный голос – какой-то тонкий и чужой:

– Через минуту все будет в порядке. Нормально. Ничем вы не сможете помочь. Ничем.

Глава 32

Мужчина поднял руку, помахал, Берди выехала на шоссе и покатила прочь. Тот, кто провожал ее, не двигался с места. Она бросила взгляд в зеркальце заднего обзора: он стоял на прежнем месте.

«Такое со мной уже случалось…»

Но на сей раз с ней рядом была Розали. Приблизившись к указателю, направленному точно в землю, Берди проехала мимо.

«Только вчера я впервые в жизни очутилась здесь. Тревор Лэм был еще жив. Я никогда прежде не видела никого из этих людей… только вчера…»

– Что он сказал? – спросила Розали. – Как ваша машина?

– Ремонт займет не так много времени, как я думала. Он разберется только с основными поломками, так что автомобиль будет на ходу. Сегодня сделает. Остальным займусь в Сиднее.

– Отсюда всего десять минут до Ганбаджи. От поворота на Хоупс-Энд.

Дорога круто вильнула вправо. Ограждающий столбик торчал на обочине, как клык в беззубом рту.

«Где-то здесь Кит вылетел с дороги. А может, там. Или вон там…»

Ганбаджи. Город как город, с неприглядными окраинами: скотобойнями, щитами с рекламой пива, машин, нижнего белья. Автомобильный дилерский центр с пластиковыми красными, белыми и синими флагами, киоски, где, не выходя из машины, можно купить овечьи и коровьи шкуры, ненастоящие бумеранги, соломенные шляпы и футболки с надписью «Я купил ее в Ганбаджи».

«И что теперь? Значит ли это на самом деле то, что я думаю? Как в этом убедиться?»

Мимо домов, вагонки, рифленой стали, красного кирпича и черепицы. Медленно на Мейн-стрит. В старую часть города. Элегантные витрины магазинов под тенистыми деревьями вдоль тротуара. Мэрия. Парк. Автомобили, припаркованные около бордюра. Люди, занятые покупками.

– Где больница? – спросила Берди.

– Направо. На Паркин-стрит. Туда, где фонари.

Мимо супермаркета, товаров для ремонта, заправки, мотеля. Больница впереди, в окружении лужаек и ярких однолетников, рядом с причудливо подстриженным деревом. На стоянку, и встать точно между желтыми линиями разметки. Через вращающиеся стеклянные двери. Больничный запах, от которого свербит в носу. Люди в бледно-голубом и белом, деятельные и чувствующие себя как дома. Посетители в обычной одежде, смущенные или безропотные. Пациенты в креслах, с ходунками и костылями. Пациенты в колясках, в клетчатых и цветастых халатах и шлепанцах. Цветочный киоск, кофейня, указатели, виниловые стулья, звонки лифтов.

Мистер Грегорян, мистер Лэм. Отделение Д, четвертый этаж, направо. Любопытный взгляд администратора за стойкой. Больничный мир тесен. Наверх в лифте. На четвертый. И направо. Спросить у сестринского поста.

Для Розали – улыбка. Розали. Сестра. Родственница. «Он будет так рад! Он спрашивал о вас. Сюда, пожалуйста. Я вас провожу». Для Берди – полуулыбка. Верити Бердвуд. Друг. «Сейчас с ним врач. Подождете?»

Возле сестринского поста – небольшая зона ожидания. Виниловые кресла рядами. Журналы, несколько потрепанных детских книг. Берди полистала «Пушок в Кроликограде», потом взялась за «Бюллетень», изданный в том же году, когда она окончила школу, и наконец нашла спасение в стопке «домохозяйственных» журналов с обтрепанными уголками, но значительно менее древних и еще сохранивших былой шик. Вероятно, дар от благодарного пациента. Или от медсестры, которой осточертело освежать интерьер.

Берди листала журналы и тупо глазела на немыслимые страницы. На рекламы ковролина, сантехники, краски и дверных ручек вперемешку с редакторскими колонками и обилием фотографий. Каждый снимок – с комнатным растением на переднем плане и безупречным интерьером на заднем. Нигде ни старой и дешевой шариковой ручки, ни неоплаченного счета, ни потрепанного томика в бумажной обложке, ни бараньей головы. «Высокий стиль у моря», «Кантри в большом городе», «Секреты экспресс-ремонта», «Смело, стильно, самобытно»: «..эта ликующе-желтая гостиная привнесет дыхание весны в мрачные зимние дни…». А летом, если разыгралась мигрень? Наверное, у людей, которые читают эти журналы, никогда не болит голова.

И вдруг – вот оно. Еще чуть-чуть – и перевернула бы страницу, не заметив. Только имя и заголовок остановили ее. И – фотография.

– Мисс Бердвуд?

«Это новое, изысканное дополнение коллекции «Герои мифов», выпущенное ограниченным тиражом, может стать вашим! Искусно отлитая из настоящей бронзы, она украсит любую спальню, кабинет или гостиную… Радость на долгие годы, идеальный подарок для тех, кто вам дорог».

– Мисс Бердвуд?

«Девушка с запрокинутым умоляющим лицом и простертыми хрупкими руками…»

Рука коснулась ее плеча. Берди вздрогнула и подняла голову.

– Уже можно зайти к нему, мисс Бердвуд. – На молодом добродушном лице медсестры отражалось легкое нетерпение. Она, как обычно, сбивалась с ног.

Берди указала на журнал:

– Можно, я возьму его?

Девушка нахмурилась.

– Это для посетителей, – объяснила она. – Чтобы было что почитать. Пока ждут.

– Вот… – Берди порылась в сумочке и вынула деньги. – Купите взамен другой, хорошо?

– Тогда, наверное, можно… конечно. – Сестра взяла деньги, украдкой бросив любопытный взгляд на журнал, развернутый на коленях Берди. – Знаете, ведь он пятилетней давности, – произнесла она. – Я что хочу сказать: все предложения в нем… наверное, сейчас они уже недействительны.

– Да, я знаю.

Берди захлопнула журнал и встала, сунув его под мышку.

– Он в пятой палате, – сообщила сестра, вспомнив, зачем подходила.

– Спасибо.

– С ним полицейский. Говорят, обязан присутствовать даже во время посещений. Сочувствую.

– Ничего страшного. Я просто хочу повидаться.

– Он совсем сонный. Наркоз до сих пор действует. Он мало что может сказать, но поймет, что вы рядом. – Девушка посмотрела на Берди и коснулась ее руки. – Не расстраивайтесь, хорошо? Через день-два ему полегчает.

– Надеюсь…

По коридору до пятой палаты, с тяжело повисшей в руке сумкой Джуда. Рукав его пиджака свесился и терся о джинсы Берди на каждом шагу. А мозг, как нечто отдельное и обособленное, работал, перебирая возможные варианты и отвергая один за другим.

«Сейчас не время. Хватит скрипеть мозгами. Просто подумай о Джуде».

Но управлять этим процессом Берди не могла. Он происходил без ее участия.

Дверь. Тесная палата, жалюзи, опущенные на две трети, приглушенный свет. Бледный Джуд на хромированной больничной койке. Поднятая на растяжке нога в гипсе. Трубки тянутся к носу и к руке. В углу палаты незнакомец в костюме читает журнал. Он вскинул голову, кивнул Берди и продолжил чтение, оставаясь в тени. Берди поставила сумку и приблизилась к кровати. Присмотрелась. Коснулась неподвижной руки на белой простыне.

– Джуд… – тихо позвала она. – Это я, Берди.

Его пальцы шевельнулись, повернулись и обхватили ее руку. Веки затрепетали. Приоткрылись. Казалось, это движение далось ему с трудом, словно веки отяжелели.

– Как себя чувствуешь? – спросила Берди. Дурацкий вопрос.

Губы дрогнули.

– Упал, – невнятно сказал он. – Нога.

– Да. Но теперь все хорошо. Ни о чем не беспокойся.

Веки опустились, но пальцы по-прежнему сжимали ее руку. Губы снова шевельнулись. Берди наклонилась, чтобы разобрать слова. Краем глаза она заметила, что сидящий в углу человек поднял голову.

– Долго? – прошептал Джуд. – В больнице?

– Нет. С прошлой ночи. Нужно было мне приехать пораньше, Джуд, но я…

«Но я что»? Была занята? Слишком занята погоней за убийцей, чтобы следить за временем».

Он опять впал в полузабытье. Дыхание выровнялось. Пальцы разжались.

– Он ничего не сказал? – негромко спросил мужчина, сидевший в углу.

– Нет. Только хотел узнать, сколько пробыл здесь.

– Он пытался выговорить какое-то имя. Но в то время у него получалось только мычание. Я так ничего и не разобрал. Как, говорите, вас зовут?

– Он называет меня Берди.

Мужчина покачал головой:

– Нет, не похоже. Ладно, со временем придет в себя. Тогда и узнаем. – И он снова углубился в свой журнал.

Берди стояла у кровати, неловко наклонившись и прислоняясь к железной тумбочке. Она могла бы высвободить пальцы и выпрямиться. Но не шевелилась. Было очень тихо. Из-за двери палаты доносились звуки. А внутри слышалось лишь дыхание да шелест переворачиваемых страниц. Взгляд скользил по лицу спящего. Пальцы касались неподвижной руки. Мозг занимался механической сортировкой данных. Время. Место. Люди. Факты. Оценки. Вероятности. И анализировал воспоминания.

Она идет, свеча мерцает, вокруг черные тени. Ей страшно. Она слышит стон и мчится по аллее между деревьями. Чуть не пробегает мимо скорчившейся фигуры чуть в стороне от тропы. Свеча в темноте светит тускло. Будь у нее фонарик, она увидела бы его. Он совсем маленький. Настолько, что фонарик легко не заметить в тени неестественно вывернувшейся ноги. Но все-таки достаточно яркий. Когда позднее она включает его, ей становится спокойнее. Он отгоняет мрак.

Когда она включает его…

Впереди подсвеченная желтым хибарка. Свет льется на поляну через открытую дверь. А на тропе мрак рассеивает лишь фонарик. Тьма позади, возле паба, где ютятся – каждый в своей комнате – Цикада Бейкер и Сью Суини. Мрак справа, за рекой, где спят или маются без сна Хьюиты. Темнота слева, в кустах, и выше по холму, где то же самое происходит с Лэмами. Кроме Розали. Она сидит на скамье во дворе старой школы и находит в этом утешение. И Кита, которого срочно везут в больницу на «скорой», вызванной для Джуда.

Только фонарик рассекает мрак.

Ей все еще страшно. Но у нее нет причин бояться. То, что было здесь, случилось несколько часов назад. Пока она ждала, сидя в своей комнате. Пока лаяла собака, умирал ягненок…

Берди не шевелилась. Смотрела на имя. Единственное оставшееся из списка имен. И холодела.

Мужчина на постели зашевелился. Пальцы задвигались, сжимая ее руку.

– Я здесь, Джуд.

Его тяжелые веки снова приподнялись. Он моргнул, стараясь сфокусировать взгляд на ней. А когда наконец сумел, то заглянул ей в лицо. Она дрожала в панике. Слишком рано! Она еще не готова.

– Не надо, Джуд. Не пытайся говорить. Как получится. Времени полно.

– Берди. Ты знаешь.

Врать ему она не могла.

– Да, знаю.

Он вздохнул, удерживая на ней взгляд.

– А Тоби?

– Нет.

Джуд облизнул губы:

– Я не могу. Придется тебе. Тоби… сделает, как ты скажешь. Вернись. Сделай. Ты сама. Пока кто-нибудь другой не…

Его глаза снова начали закрываться, и он в досаде покачал головой.

– Тебе ничего не надо делать, Джуд. Не волнуйся. Ни о ком не волнуйся. Все будет хорошо. Просто поспи.

Он пожал ее пальцы:

– Передай ей, что мне очень жаль. Я не знал. Пообещай. Сама.

– Да, Джуд. Обещаю.

Он со вздохом расслабился, и уже через мгновение его дыхание выровнялось. Джуд снова погрузился в сон. Незнакомец в углу встал, сжимая в руке журнал:

– Что такое?

– Он попросил меня кое-что сделать для него. Вот и все. Сейчас поеду и сделаю. Обратно в Хоупс-Энд.

Губы Джуда зашевелились:

– Прости, Берди. Прости, не могу…

Мужчина шагнул к кровати:

– Он много говорил на сей раз. Не сказал, кто на него напал?

– Нет.

Джуд забормотал. Мужчина склонился над ним, нахмурившись.

– Вот, – шепнул он. – Опять оно. Это слово. Или имя. Вы слышали?

Берди высвободила руку из пальцев Джуда, наклонилась и поцеловала его в лоб. Джуд пошевелился, вздохнул и произнес что-то еще.

– Вот! Опять оно! Слышали?

Берди выпрямилась.

– Да, – ответила она, отводя взгляд от его напряженного лица. – Он сказал «Дафна».

Глава 33

Найти то самое дерево было легко. Под ним до сих пор виднелось место, где лежал Джуд. На дерево полез молодой констебль. Совсем еще мальчишка, гибкий и ловкий. Он справился легко.

– Тут что-то есть! – Его возглас звучал глухо. Он кричал, заглянув в дупло.

– Поосторожнее там, Крил, – проворчал Дэн Тоби.

Он хмурился, запрокинув голову и сжимая зубы. Рядом с ним ждала Берди.

– Мужа дома нет. – Пальцы женщины судорожно сжимали пояс фартука.

– Он уже едет. Мы виделись с ним в городе. Сейчас он в пути. Если не возражаете, мы дождемся его.

– Конечно, проходите. Извините за беспорядок.

В тишине коридора они сделали несколько шагов до гостиной, где тикали часы и кружились в солнечном луче пылинки.

«Тебе туда не обязательно, Берди». – «Я обещала».

– Садитесь, пожалуйста.

Маленькие руки задергали завязки фартука. Сняли его, свернули, отложили в сторону. Платье под фартуком было голубым.

– Что-нибудь случилось?

– А вы не хотите подождать вашего мужа? Возможно, тогда…

– Нет!

На столике у застекленной двери сжалась Леда, в ужасе глядя на огромное, надвигающееся на нее крыло. В книжном шкафу замер Нарцисс, завороженный собственным отражением.

На каминной полке извивались змеи на отрубленной голове Медузы. И Пандора, стоя на коленях, бесконечно долго открывала ящик, чтобы выпустить в мир беды и зло.

Берди забыла о них, когда услышала голос Тоби. Руки Милсона в перчатках поставили на стол коробку, все еще оклеенную скрученными лентами скотча и снабженную этикеткой с именем и адресом, пятнистой от дождей и грязи.

«Миссис Дафна Лэм.

Почта, до востребования.

Хоупс-Энд, Новый Южный Уэльс».

Берди увидела бронзовую фигуру, небрежно замотанную в пузырчатую пленку, когда-то оберегавшую ее. Обертку убрали. Ее содержимое было заляпано темной запекшейся кровью. И новой. И старой. Но что это за фигура, было ясно сразу. Застывшая в ужасе девушка с запрокинутым умоляющим лицом простирает руки к солнцу, а ее тело превращается в узловатый древесный ствол и покрывается листвой. Дафна.

«Это новое, изысканное дополнение к коллекции «Герои мифов», выпущенное ограниченным тиражом… Радость на долгие годы, идеальный подарок для тех, кто вам дорог».

«16 февраля – день р. мамы».

Кольцо с бриллиантом продано. Тайно, чтобы муж не узнал. Заказан особенный подарок. Дафна с нетерпением ждет, когда он прибудет. Раньше она уже дарила маме нечто похожее. Подарок имел огромный успех. А этот еще лучше. Она просто не смогла удержаться. Миф, которому Дафна обязана именем. Миф, так любимый мамой. Она сделает ей этот подарок. На день рождения. А потом скажет про ребенка. Самый подходящий случай.

Денег мало. И с каждым днем все меньше. В ближайшие недели она почти раскаивается в том, что совершила. Но когда думает о том, как обрадуется мама, сомнения исчезают.

А тут эта болезнь. Сильный грипп. Да еще в жару. И вдобавок каждое утро и каждый вечер ее тошнит. Дафна слабеет, становится вялой. Приходится лежать в постели. Нет сил даже сходить на почту или в магазин. Но мама навещает ее. Приносит ей что-нибудь поесть, перестилает постель, умывает, устраивает поудобнее. Дафну переполняют любовь и признательность. Как она ждет, когда прибудет подарок! Особенный подарок. Она рада, что отдала за него все, что у нее было. Нарядная упаковочная бумага и карточка в тон уже припасены. Готовы и ждут. Она всегда готовится к дням рождения заранее.

Дафна представляет, как просияет мама, открыв подарок, как удивится и обрадуется. И точно так же, надеется она, мама удивится и обрадуется известию о ребенка. Ну конечно же! Она обязательно порадуется за нее. Непременно…

В глубине дома послышались шаги. Со стороны кухни в комнату вошел Лес Хьюит. Его лицо было пепельно-бледным.

– Долли…

Она протянула к нему руку. Ее глаза жгли непролитые слезы. Тоби продолжал говорить: медленно и размеренно. Не торопясь. И не глядя на Берди.

Посылку привозят на почту. Почтмейстерша отдает ее мужу получательницы и просит передать ей. Он хмыкает и бросает посылку на пол машины. Опять растранжирила деньги на какое-то барахло!

Тревор едет на машине в Сассафрас. Недовольный, потому что пришлось рано уйти из паба. Но ему нужно купить в аптеке лекарство от кашля. Что-нибудь, чтобы подействовало. От кашля жены он уже осатанел. Не дает спать по ночам. У Сассафраса автомобиль вдруг начинает двигаться рывками, потом дымится. Тревор еле успевает дотянуть до автомастерской. Чудом.

Пройдоха Фрэнк Теллман заявляет, что ремонт будет стоить бешеных денег. Уж лучше сразу на свалку. Ведро ржавое. «Чини давай, – огрызается хозяин машины. – А деньги я достану». Он звонит сестре в паб. Она приезжает за ним, а свою машину он оставляет Теллману.

Посылка по-прежнему валяется на полу салона возле переднего сиденья. Он и думать про нее забыл. После того как закрывается паб, Тревор возвращается домой настолько пьяным, что уже ничего не помнит. И крепко спит. В кои-то веки даже кашель жены его не будит.

Придется ему неделю обходиться без автомобиля. Он ждет дня выдачи пособий. Жене не говорит, насколько плохи дела с машиной и во сколько обойдется ремонт. Она только скажет: «Ну и брось ее там», – эгоистка чертова. С каждым днем Тревор злится все сильнее. Он терпеть не может оставаться без колес. Это все из-за нее. Если бы он не поехал за лекарством, ничего бы не случилось. Его переполняет праведный гнев. Не для того он на ней женился. Так вот он какой, ее папаша! А он-то думал, что заживет припеваючи, как только женится на Дафне. Но ничего не получилось. Это она во всем виновата.

Наступает день выдачи пособия. Дафна все еще больна, прикидывается мученицей. Нормальную еду ему не готовила уже неделю. Тревор велит сестре отвезти его в Сассафрас. Отдает за ремонт машины почти все пособие. Возвращается и по пути заезжает в паб. Жене он сказал, что будет дома к ужину. А она обещала приготовить что-нибудь. Ничего, подождет.

В пабе новая телка. Залетная штучка. Вся из себя. Вот бы ее пару раз… «Сделаем, если выпадет случай. Пусть только задержится здесь».

Тревор просаживает в пабе все, что осталось от пособия. Легко досталось, легко потерялось. Сью Суини попрекает его деньгами. Он смеется, отвечает, что стрясет их с Дафны.

Так и было задумано. Ради машины свое чертово кольцо с бриллиантом она бы не продала. Но продаст, чтобы на столе была еда, а счета за электричество были оплачены вовремя. Никуда не денется.

Паб закрывается, Тревор едет домой и везет упаковку пива. Впервые за неделю сидит за рулем. Он пьян. Перед глазами все плывет. Опять она надуется. Зато автомобиль при нем. И пусть что хочет, то и делает. А вздумает огрызаться – получит, как в прошлый раз.

Тревор ставит машину на поляне. Наклоняется за пивом. И видит посылку на полу. Совсем про нее забыл. Сует ее под мышку и заходит в дверь.

Дафна дома, сидит за кухонным столом. Смотрит на пиво, встает, не говоря ни слова, и идет к плите. Ждала, ужин подогревала. Небось выкипело уже все и высохло. Но Тревор делает вид, будто не заметил. Подходит к ней и отдает посылку. Она улыбается. Довольна. Начинает открывать, осторожно рвет скотч, вынимает что-то завернутое в пузырчатую пленку.

Вот теперь самое время. Тревор рассказывает, что за ремонт машины запросили дороже, чем он думал. Жить следующие две недели им не на что. Придется ей продать кольцо. Ничего не поделаешь. Он выдавливает улыбку и обнимает жену за плечи.

Вид у нее ошарашенный. Она показывает ему палец. На пальце пусто. А он и не заметил. Несколько недель к ней не приглядывался. Тревор сжимает пальцы на ее плече. Дафна морщится. Он спрашивает, где кольцо.

Она продала его. Ради штуковины, которую держит в руках. Крашеной бронзовой то ли девки, то ли дерева. Подарочек для ее проклятой матери.

Тревор не верит своим ушам. Опять она его обставила. В бешенстве он теряет дар речи. Выхватывает эту штуку у нее из рук. Дафна визжит, требует отдать, боится, что он ее сломает. А он, оскалившись, бьет ее все той же штукой в висок, отталкивает от себя и снова бьет, так что она падает. И еще раз бьет…

Кровь растекается лужей по старому дощатому полу. У Дафны проломлен затылок. Она сначала дергается, как ягненок с перерезанным горлом, а потом затихает. Тревор понимает, что убил ее, и пятится. Все руки у него в крови, рубашка спереди – тоже. Бронзовую штуку, которую он все еще сжимает в руке, облепили кровь, волосы и мелкие осколки кости.

Орудие. Про него никто не знает. Его никто не видел, кроме него. Тревор быстро заворачивает его в пузырчатую пленку и сует обратно в коробку. Нужно просто спрятать его, и все. Без орудия никто ничего не докажет.

Шатаясь, он выходит на поляну. В отчаянии озирается, надеясь, что его вот-вот осенит. В реке будут искать. И под хибаркой тоже. И в кустах. Заметят свежую землю – сразу сообразят, что там закопано.

И вдруг Тревор вспоминает. Дерево опоссума! Дерево у тропы, на которое они часто лазили раньше вместе с Розали. Там жил старый опоссум, пока он не отравил хвостатую тварь. Дупло ему понадобилось самому. Там было удобно прятать кошельки одноклассников.

Вот и теперь оно ему пригодится. Для того и существует. Тревор бежит по тропе. До дерева близко. Он забирается на него. Теперь это сделать труднее, чем в детстве. Пару раз он чуть не валится на землю, но наконец добирается до дупла и, обхватив ствол одной рукой, другой сует внутрь коробку и присыпает листьями. Совсем он потерял форму.

Но все-таки справился. Тревор слезает с дерева. Его раздувает от гордости за то, как он все ловко придумал. Он бежит к своей машине. Потом скажет всем, что приехал домой и нашел жену мертвой. А что на нем кровь, так это он пытался ее поднять. Сообщит, что пропало кольцо с бриллиантом. Пока он сидел в пабе, кто-то явился в хибарку, убил его жену и кольцо забрал. Точный момент смерти им все равно не определить. Он-то знает. И орудия убийства нет. Повесить вину на него они не сумеют. Главное – не зевать.

Тревор снова в машине, голова кружится от выпивки и шока. Запускает двигатель, вдавливает в пол педаль акселератора и летит. Последнее, что он помнит, – огромное дерево у поворота надвигается на ветровое стекло и на него. Приходит в себя он уже в больнице, и какой-то мерзавец в форме не спускает с него глаз.

Его все равно прищучили. И никто не поддержал. Никто ему не поверил. Плевать им, что орудие так и не нашли. Плевать, что доказательств нет. Даже его адвокат не верил ему. Тревор сразу заметил. Эта сука, ее мать, заявила на суде, что он ее бил. Так все и закончилось. И влепили ему по полной, и засадили за решетку, и ключ выкинули.

И вдруг объявился Джуд. Святой Джуд. «Агнец на заклание». Тут-то Тревор и понял, что скоро выйдет на свободу. Да еще озолотится.

В тюрьме он кое-что почитывал. Даже диплом получил. Теперь образованный. Книжки про законы читал. Знает, что дважды за одно преступление не судят. И показания он давал не под присягой. Даже лжесвидетельство ему не пришьют.

Тревор поклялся себе: как только выйдет, вернется в Хоупс-Энд. И все поплатятся. Особенно Долли Хьюит. Пусть не только узнает, что он живет все там же, за рекой, невредимый и довольный, да еще и не бедствует. Пусть поймет, что это сделал он. Он позаботится, чтобы она в этом убедилась. Он слазит на то дерево и достанет коробку. Вынет из нее бронзовую уродину, заляпанную кровью ее драгоценной доченьки, и сунет Долли под нос. Скорее бы увидеть, как ее при этом перекорежит.

Мысли Берди неслись дальше, опережая голос Тоби, стремясь к финалу.

«А разве истина и справедливость не одно и то же?»

Она выполнила просьбу Джуда. Взяла на себя ответственность, как он попросил. Ту самую, взять которую на себя ему не хватило сил. Разве у нее был выбор?

Тревор Лэм возвращается домой из паба. Перед уходом он подмигнул Сью Суини, и теперь ждет ее в гости. За пять лет, пока его не было здесь, она малость подурнела. А прежде была очень даже ничего. Он запомнил.

Тревор пьет пиво и включает радио. Тут заявляется Лили. Он думает: а что такого? И решает потратить на нее минут пять. А потом выгоняет взашей. Сучка похотливая.

Тревор ждет Сью. После закрытия паба ей еще надо принять душ и навести марафет. Он ее знает. Любит она явиться к мужчине свеженькой, чтоб все было как нужно. Тревор берет еще пива.

Полночь. Он открывает очередную банку пива. В дверь стучат. Не тот, кого он ждет. Но Тревор доволен. Это только начало. Он выходит из дома, лезет на дерево. У Хьюитов заливаются собаки. Похоже, старина Лес режет ягненка. Очень кстати. Тревор несет спрятанную коробку к дому, прямо в кухню, под свет, показывает и торжествующе ухмыляется. Наконец-то выказывает все свое презрение. И смеется. Смеется при виде шока, замечает внезапную вспышку слепой ярости, но считает ее бессильной. Отворачивается, чтобы снова глотнуть пива…

И на него обрушивается удар. Секунда ужасающей боли. И мрак. Вечный мрак.

Берди сидела, сложив руки на коленях. Тикали часы.

– Я рада, что он умер, – произнесла Долли Хьюит. – Он заслуживал смерти. Тысячу раз. Он заслужил. Справедливость…

Муж обнял ее за плечи. Тоби поднялся. Берди облизнула пересохшие губы.

– Джуд просил передать вам его извинения, – сказала она. – Просил передать, что он не знал. Понятия не имел, что Тревор виновен. Он ничего не знал.

– Он просто делал то, что считал правильным. – Долли поднялась, прямая и тонкая в своем голубом платье. – Но он все исправил, – добавила она, подняв подбородок. – Думаю, мой муж убил бы Тревора Лэма, если бы не боялся за меня. Что я останусь одна. Я сама убила бы его, если бы хватило сил. Передайте Джуду Грегоряну от меня. И от моего мужа. И от моего сына… Скажите ему спасибо. За то, что должны были сделать мы. За убийство Тревора Лэма.

Глава 34

Берди сидела в гостиной Сью Суини и пила кофе. Ее голос звучал ровно, уверенно и спокойно. Взгляд был бесстрастным.

– В конце концов в моем списке не осталось никого, кроме Джуда. Как только поняла, что Дафну убил действительно Тревор Лэм, поскольку орудием послужило то, что он привез домой тем же вечером, я сообразила: убить самого Тревора могли всего несколько человек. Лэм сам достал орудие убийства из тайника, желая кому-то показать. И я стала исключать возможные кандидатуры одну за другой. Демонстрировать статуэтку Лили Денджер Тревор не удосужился бы. Энни тоже. Лили даже не была знакома с Дафной, Энни недолюбливала ее. Для них этот предмет мало значил. А Тревор добивался драматического эффекта.

– А как же мы, все остальные? – спросила Сью. Она прихлебывала кофе, глядя на Берди поверх своей чашки. Взгляд был настороженным.

– Отсеялись Розали, Грейс и Кит. Чудик обожал Дафну, но мне не верилось, что он мог наброситься на брата с подобным орудием. Скорее уж задушил бы его или забил кулаками насмерть. А Тревор не рискнул бы разыграть такую сцену наедине с Лесом Хьюитом или Цикадой Бейкером. Оба слишком крупные, рослые и упорные противники. Он побоялся бы, что они кинутся в драку. Насчет Филиппа Хьюита я тоже не сомневалась: вряд ли он способен отправиться в хибарку в темноте, один, да еще прикончить Тревора. Вдобавок Филипп был слишком занят своим «подвигом» – тем, что решился наконец посмотреть на зарезанного ягненка.

Оставались Долли Хьюит и вы, Сью. Любая из вас могла рассчитаться с ним. Любая из вас, по-моему, способна на это. У обеих имелась возможность. Долли легко могла ускользнуть, пока Филипп находился в своей комнате, а Лес резал ягненка. В сущности, какое-то время, хотя и недолгое, я была почти уверена, что оба убийства совершила Долли.

– Вы думали, что она убила родную дочь? Как вы могли?

– Такое случается. И потом, в то время я еще не знала про статуэтку «Дафна». Долли рассказала мне, что дочь подарила ей на день рождения «Леду и лебедя». Но на какой день рождения, не упомянула. Я поняла ее слова так, что именно «Леда» была той статуэткой, которую Дафна получила с почты за неделю до смерти. Я еще не знала, что Тревор принес домой посылку лишь через неделю после того, как увез ее от Пег. «Леда» могла бы стать таким же эффективным орудием убийства, как и «Дафна». И даже следы они оставили бы похожие.

– Но вы же говорили, что «Леда» стояла на журнальном столике в гостиной Долли!

– Да.

– Значит, она должна была ходить мимо нее каждый день.

– Да.

Возникла тягостная пауза. Берди почувствовала на себе взгляд Сью и подняла голову.

– Как же вы исключили нас из списка? – спросила Сью.

– Долли могла уйти к Тревору, пока ее муж резал ягненка. Могла в порыве ярости убить Тревора, если бы он показал ей статуэтку «Дафна». Но она не знала, что статуэтка у него. Мне не верилось, что Долли могла явиться к нему среди ночи, только чтобы наброситься с упреками. Она считала Тревора опасным. И понимала, что сама слишком слаба. Этот поступок выглядел бессмысленным. И конечно, к хибарке Долли направилась бы по своим выгонам, а потом через реку. У нее не было причин встречаться с Джудом на тропе. Маловероятно, чтобы она погналась за ним. По всем этим причинам я в конце концов вычеркнула ее.

– А меня? – Сью не сводила глаз с окна над раковиной. В окно было видно, как колышутся верхушки деревьев.

– Вас… Вообще-то и для вас возникла проблема со временем. Лили покинула хибарку без двадцати двенадцать. По всем раскладам Джуд должен был прибыть туда к полуночи. Даже если бы вы ушли из паба раньше, чем сказали мне, то и тогда вам не хватило бы времени на разговор с Тревором с глазу на глаз. Всего-то двадцать минут. И все это время, как рассудила я, вы либо спорили бы, либо занимались любовью. Одно из двух. Но и в том, и в другом случае у Тревора не нашлось бы никаких причин показывать вам статуэтку сразу же. А если насчет времени вы не соврали, тогда увидели бы Джуда лежащим у тропы.

– Но про время я сказала правду. А Джуда не видела.

– Да, хотя у вас был фонарик. Я задумалась об этом уже в больнице. Ситуация складывалась плачевным образом для вас. И вдруг я кое-что вспомнила. Когда я нашла фонарик Джуда, он был выключен. В то время я не придала этому значения. Но почему его выключили? Потому что Джуд уже находился там, когда вы прошли мимо, Сью. Но не хотел, чтобы вы его увидели. Он был на том самом дереве, пока вы пробегали мимо него к хибарке и обратно. Убив Тревора, Джуд запаниковал, пришел в ужас от того, что натворил. Он действовал необдуманно. И полез на дерево, чтобы снова спрятать статуэтку в тайник, где она пролежала так долго. В дупло на дереве, которое показал ему Тревор. На дереве опоссума.

– А когда я пробежала мимо, Джуд попытался слезть с дерева и упал, – тихо промолвила Сью и вздохнула.

– Да, упал. Он ведь не спортсмен. И никогда им не был. Джуд рухнул навзничь и сломал ногу. Потому и находился на том же месте, когда я вышла на тропу ближе к двум часам. Лежал беспомощный под деревом. А я решила, будто на него напали. Мысль, что он лазил на дерево, мне и в голову не приходила. Я ни на секунду не заподозрила Джуда. С какой стати Джуду убивать Тревора Лэма? Человека, которого он спас? На чье спасение потратил пять лет своей жизни? На деле которого, примере вопиющей несправедливости судебной системы, он заработал репутацию?

А вскоре я узнала, что Тревор был все-таки виновен. Методом исключения остальные отсеялись. И неожиданно поняла, почему на сей раз виновным может быть Джуд. Не только может, но и должен быть. Той ночью он узнал всю правду. Что Тревор Лэм виновен, но ему плевать. Он виновен, однако злорадно потирает руки, ведь Джуд добился его освобождения. И Тревор намерен объявить правду всем. Ткнуть в нее носом каждого. И Джуд… сорвался. Обезумел. Взбесился. И убил его.

«Он убил его. Я выяснила. Я сказала…»

Берди отставила свою чашку и поднялась.

– Мне пора, Сью, – произнесла она. – Не следовало мне об этом рассказывать. Дэн подвезет меня до Сассафраса, там я заберу свою машину. Спасибо за кофе. Попрощайтесь от моего имени с Цикадой. И с Пег. – Она наклонилась за своей сумкой и повесила ее на плечо.

– Берди… – Сью протянула руку. – Я думала, вы его любите.

Берди не ответила.

– Почему же вы не промолчали? Вы же могли никому ничего не говорить. И полицейские ни за что бы не догадались. Ведь это справедливо…

– Так хотел Джуд, – ответила Берди. Ее голос был ровным и спокойным. – Он сам попросил меня. Хотел, чтобы все случилось поскорее, прежде чем арестуют или заподозрят кого-нибудь другого. Джуд бы этого не вынес. И потому постарался загладить вину за то, что совершил, поддавшись порыву. Я знаю его. Это был порыв бешенства. Он не сумел сдержаться. В любом случае Джуд явился бы с повинной. И хотел, чтобы я избавила его от этой необходимости. Я могла ему помочь: рассказать все как есть.

«А разве истина и справедливость не одно и то же?»

– Я бы так ни за что не поступила, – заметила Сью.

Берди попрощалась, забрала из комнаты в пабе свою дорожную сумку, спустилась по шатким ступеням и вышла через двор на улицу. Она знала, что Сью Суини смотрит на нее в окно, ждет, когда она помашет ей рукой на прощание, но не обернулась.

«Я бы так ни за что не поступила».

Солнце озаряло улицу, сияя на горизонте. Пег Маккан бойко распродавала свой товар детям, возвращавшимся домой из школы. Пикапы, фургоны, грузовики и «Бобкэт» Быка Трюса выстроились под деревьями напротив паба. Берди увидела, что Лэмы уже расселись на веранде, на том же бревне, где обычно. Грейс, Энни, Розали, Чудик. Джейсон колотил палкой по цистерне для воды, не обращая внимания на вопли Энни.

Розали подняла голову, сказала что-то матери и встала. Потом спустилась с веранды и направилась к Берди. Ее волосы разметались по плечам, она щурилась от яркого света.

– Уезжаете? – спросила Розали.

Берди кивнула.

– Говорят, это вы выяснили, что случилось на самом деле. Что Тревор действительно убил Дафну. А Джуд убил его, потому что все узнал. Это правда?

– Над данной версией сейчас работает полиция. А больше я не могу ничего добавить.

«Когда же все это закончится?»

Розали смотрела на нее, склонив голову набок. Потом вдруг схватила Берди за руку. Ее пожатие было горячим и сильным.

– Не расстраивайтесь! – воскликнула она. – Вы поступили так, как должны были. Жизнь продолжается. Вы сделали то, что считали нужным. Но я понимаю, каково вам сейчас. Я бы так ни за что не поступила.

Ее пальцы сжались на руке Берди.

– Это, конечно, ничего не значит, но я подумала, что вы захотите узнать: Грейс образумилась. Похоже, она считала, что это я убила Тревора. Из-за нее. Представляете? Говорит, испугалась, что меня заберут. Говорит, что любит меня.

– Разумеется, любит. – Берди переступила с ноги на ногу в сухой пыли на дороге. – А как приняла известие Энни?

– Немного расстроилась из-за Тревора. Но она вас не винит. А Кит завтра возвращается домой. Хоть какая-то радость для мамы. Кит тоже думал, что это я Тревора убила, представляете? Потому и звал меня в больницу, хотел поговорить. И помочь мне замести следы. Нечего сказать, приятно знать, что родные считают тебя способной на убийство!

Розали оглянулась на веранду. Берди посмотрела в ту же сторону. Энни опустошила стакан. Берди увидела, как она протянула его Чудику. Пора отправляться за очередной порцией.

– Я, наверное, пойду, – промолвила Розали. – Я только хотела сказать, и все…

– Спасибо, Розали.

По пути к двери паба Чудик ухмыльнулся и поднял нагруженные стаканами руки. Жестом товарищества, приветствия и прощания. Стоя на дороге, Берди тоже подняла руку. Она думала о Долли и Лесе Хьюит, скорбных и отомщенных, обнявшихся в тихой гостиной. Об измученном Филиппе Хьюите, пишущем стихи. О Джуде, дремлющем на белых стерильных простынях.

«А разве истина и справедливость не одно и то же?» Повернувшись, она направилась к машине, но, прежде чем сесть, еще раз обернулась. Джейсон раскачивался на опоре цистерны, а Розали бранила его. Энни показывала в усмешке беззубые десны и кричала, чтобы Чудик скорее нес пиво. Грейс болтала, прислонившись спиной к столбу веранды. Ее собеседником был парень с голым торсом. В зале паба Цикада Бейкер и Сью подавали выпивку мужчинам с загорелыми лицами.

«Жизнь продолжается».

Дверца автомобиля распахнулась.

– Садись давай, – проворчал Тоби мягче, чем обычно.

Берди села в салон и захлопнула дверцу. Машина вывернула со стоянки и двинулась мимо паба в сторону моста. Люди на веранде, сидевшие плечом к плечу, закричали и замахали руками. Берди смотрела на них сквозь стекло.

Сейчас они уже казались ей бесконечно далекими.

1

Фамилия Трева Лэм созвучна с англ. lamb – агнец. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Австралийская радиовещательная корпорация.

3

От англ. danger – опасность, риск.

4

Антропоморфная муха из рекламы австралийского инсектицида.

5

От англ. Hope’s End – конец мечты (надежды).

6

Шекспир У. Генрих V, акт III, сцена 1.

7

От англ. lanky – долговязый и тонкий.