Emily Barr

STRANDED

© Emily Barr, 2012

© Перевод. Н. Ломанова, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

* * *

Пролог

Я переворачиваюсь на спину и открываю глаза. За ночь в мире ничего не изменилось: безоблачное небо начинает розоветь там, где над морем встает солнце. Я зажмуриваюсь и делаю еще одну попытку. Если соберу волю в кулак, может быть, я все-таки проснусь дома.

Я изо всех сил пытаюсь представить свою спальню в Брайтоне. Песок под моей спиной становится матрасом, а грязный саронг – пуховым одеялом. Ворочающиеся и храпящие рядом люди превращаются в мою милую Дейзи, спящую в комнате напротив.

Большую часть времени жизнь на этом острове кажется мне нереальной. Я почему-то уверена, что если сильно постараюсь, то смогу оказаться дома. Этим утром я делаю для этого все возможное. Если я проснусь дома, как же я буду ценить то, что имею!

Но все напрасно. Как всегда. Я по-прежнему на берегу. Вода, похоронившая нас на этом острове, все так же плещется у берега, совсем как в рекламной брошюре туристического агентства. Резко приподнявшись, я осматриваюсь. На море полный штиль, и оно слабо посверкивает в свете зари. Утренний воздух неподвижен. Песок все тот же. На горизонте ни одного судна. Никто не спешит нам на помощь. Мы торчим здесь уже много дней, но никто из нас их не считает. Время не спеша течет мимо нас. Мы все еще живы, все семеро, хотя один уже заболел, а второй сходит с ума. Все спят. Я встаю и бреду прочь, наслаждаясь одиночеством. У кромки леса я останавливаюсь и прислушиваюсь. Там все просыпается. Джунгли полны жизни. Их обитатели, от самых крошечных насекомых до гигантских ящериц, похожих на динозавров, совершенно безобидны, во всяком случае, для нас. Здесь нет тигров и свирепых обезьян. Нам досаждают только москиты.

Мои волосы напоминают солому. Страшно подумать, что стало с лицом: кожа облезает клочьями, хотя у нас остался солнцезащитный крем. На мне лишь бикини и саронг – то, в чем я была, отправляясь на морскую прогулку. Знай я, что нас ожидает, оделась бы по-другому и прихватила с собой припасы. Саронг когда-то был розовым с золотой вышивкой по краю. Я купила его в аэропорту и была очень довольна. Сейчас он посерел, золотые нитки порвались и торчат во все стороны. К тому же он протерся в трех местах. Качество так себе. Но кто тогда мог подумать, что он станет моей единственной собственностью.

Если бы не Дейзи, которая гадает, что же со мной случилось, я бы бросилась в море и плыла, пока хватило бы сил. А так я вынуждена сидеть и ждать.

День кажется бесконечным. Мы проводим его в поисках еды и пресной воды. Все силы брошены на выживание. Это вообще не жизнь. Я прислоняюсь к дереву и начинаю плакать… В этом месте мне суждено умереть. Мы все здесь умрем и знаем об этом. Надеюсь, ждать осталось недолго.

Глава 1

За четыре недели до этого

В семь утра, когда в отеле открывается спа-центр, я уже стою рядом, горя желанием поплавать. Вокруг никого нет, кроме мужчины за стойкой, который с улыбкой вручает мне мохнатое белое полотенце и вновь погружается в газету.

Пол здесь из темного мрамора, по которому проложена деревянная дорожка, чтобы вы не поскользнулись, идя к бассейну. Я прохожу мимо душевой с лейками величиной с тарелку. Кабинки отделены друг от друга бамбуковыми перегородками. Место просто шикарное, не то что мой скромный домик за миллион миль отсюда. Теплый воздух обволакивает меня, словно пуховое одеяло. Ощущение поистине изумительное. Я никогда не была в спа, и сейчас мне не хочется отсюда уходить.

Надеюсь, никто не догадается, что я самозванка. Я не из тех, кто посещает подобные места, хотя делаю вид, что для меня это дело привычное. К счастью, здесь для этого вполне достаточно европейской внешности. В раздевалке я встаю перед зеркалом. Свет приглушенный, что очень льстит моей внешности: если откинуть волосы назад и принять соответствующую позу, я выгляжу так, как хотела бы. Я вполне могу сойти за уверенную в себе путешественницу, которая приехала сюда одна просто потому, что ей так нравится. Развод, по крайней мере, заставил меня похудеть. Прежде чем уехать из дома, я покрасила волосы, и теперь мой облик вполне соответствует ситуации.

Глядя на меня, никто не догадается, насколько неловко я себя чувствую. Ведь женщины под сорок редко колесят по Азии в одиночестве, так что сторонний наблюдатель невольно задаст себе вопрос, что же привело меня сюда.

Я не похожа на пьющую даму из среднего класса, комичную неадекватную жену, кое-как одетую мать семейства, которая появляется у ворот школы слишком поздно и находит свою дочь в учительской, страдающей от унижения. Школьный персонал, конечно, не будет морщить нос от перегара, которым несет от этой дамы, а муж не покажет вида, как ему осточертело ее дурацкое поведение.

Спа-центр открыт окружающему миру, но поскольку он находится на третьем этаже, заглянуть туда снаружи не удастся. Мне же видны только облака и верхушки деревьев. Воздух здесь горячий и влажный.

Большим пальцем ноги я осторожно трогаю воду. Как и следовало ожидать, она восхитительно теплая. Вскоре я уже бесстрашно рассекаю водную гладь и, сделав двадцать заплывов, позволяю себе подставить тело под массажные струи, бьющие по краям бассейна. Я пробую каждую из них по очереди: джакузи, душ с его волшебным напором, разминающим плечи, полка под поверхностью воды, растянувшись на которой, чувствуешь, как сотни маленьких струек с неожиданной силой щекочут твое тело. Потом я десять минут нежусь в парной, размышляя, не лучше ли мне остаться здесь на все три недели, позабыв про райские пляжи и свои грандиозные планы.

За завтраком я чувствую давно забытое умиротворение. Теперь я понимаю, почему женщины с радостным визгом устремляются в спа-салоны, чтобы побаловать себя. Это слово всегда приводило меня в бешенство. Я бы скорее выколола свои глаза фруктовым ножом, чем позволила себе подобное баловство, но теперь поняла всю притягательность спа. Вообще-то это возмутительное расходование водных и энергетических ресурсов планеты, но мне было так хорошо (именно поэтому мир обречен – человеческий эгоизм непременно нас погубит).

Сейчас мне ничего не стоит убедить себя, что я наслаждаюсь своим одиночеством. Изучая путеводитель, подсунутый под край тарелки, я работаю над мотивацией завтрашнего броска на остров. Там моим бассейном будет море. А баловать себя я буду, лежа на теплом песке. Сольюсь с природой, и никто не сможет этому помешать.

Теоретически необязательно лететь за тысячи миль, чтобы опровергнуть бывшего супруга, заявившего, что «ты даже в Ватикане испортишь обедню».

– Ты тоже испортишь, – парировала я. – Там куча всяких сложностей. Масса мелочей, которые надо соблюдать. А ты вообще не католик и разбираешься во всем этом не лучше меня. Мы оба можем испортить обедню даже в Ватикане.

Крис закатил глаза.

– Мы два сапога пара, и брак наш заключен на небесах, – объявил он и ушел насовсем.

Он всегда закатывал глаза, когда я что-то говорила. И вот я здесь, чтобы доказать ему, что я чего-то стою и на многое способна, хотя с таким же успехом я могла бы сделать это дома. Бог свидетель, я бы неплохо устроилась и без него.

Приехать сюда было совсем не в моем духе. Раньше я ничего подобного не совершала.

В Малайзию я устремилась благодаря случайному разговору на вечеринке, куда явилась без приглашения. Я решила следовать своим инстинктам или тому, что за них принимала (я никогда не была в состоянии отличить здоровый инстинкт от пагубного побуждения), чтобы поразить всех, и прежде всего себя. Как только я закрыла за собой входную дверь и, взвалив на плечи рюкзак, отправилась на вокзал, я сразу же пожалела, что не выбрала нечто попроще, к примеру путешествие по Шотландии.

К счастью, в моем отеле вполне приличный ресторан, где никто не обращает внимания на одинокую женщину. У меня за спиной шумит каскад льющейся по стене воды; в нем есть что-то притягательное, и я невольно оглядываюсь. За соседним столиком тихо ссорится парочка. Слов я не различаю, но динамика происходящего мне до боли знакома. Когда у женщины звонит телефон, оба с облегчением криво улыбаются. Она немедленно начинает кричать в трубку, вымещая свое раздражение на звонящем.

Я знаю: если завтрак включен в счет, нужно есть все, что видят глаза, чтобы протянуть до вечера. Поэтому я накладываю на тарелку гору тропических фруктов, потом пару тостов и изрядную порцию малазийского карри с рисом. Я убеждаю официантку налить мне как можно больше кофе, а потом вспоминаю, что в городе я успела провести лишь полдня и мне надо посетить еще кучу достопримечательностей.

Я пишу сообщение на телефон Криса: «Для Дейзи. Отправляюсь осматривать город. Завтрак отличный, спа восхитительный, в следующий раз возьму тебя с собой. Надеюсь, ты не грустишь. Очень люблю и отчаянно скучаю. Мама». Представляю, как Крис будет читать эти строки. На него они точно произведут впечатление. И я нажимаю «отправить». Потом убираю путеводитель в сумку и иду покорять Куала-Лумпур.

По-настоящему я хотела бы провести день в спа со всеми его процедурами, но сегодня у меня единственный день в городе, и я должна его осмотреть. Ведь надо будет отчитаться перед Дейзи и продемонстрировать Крису, что я отлично обхожусь без него и провожу время так, как ему и не снилось.

Я перехожу дорогу рядом с отелем, следуя в кильватере двух молодых людей. Если рядом местные, вероятность попадания под автобус несколько уменьшается. Это один из моих постулатов.

Из окна моего номера видны башни Петронас, и я горжусь тем, что живу рядом с единственной достопримечательностью Куала-Лумпура, о которой мне известно. У их подножия есть прохладный молл, где продаются вещи от Армани и других известных дизайнеров, но мне они не по средствам. По карману мне только «Старбакс», но кофе я уже пила в отеле. Вместо этого я покупаю билет на мост, чтобы подняться на него позже, и иду к ближайшей станции метро.

Весь день я сверяюсь с путеводителем, и это придает мне уверенности. Я бодро сную между достопримечательностями. Вчера я лишь бродила вокруг отеля, а сегодня уже еду на метро (где гораздо чище и безопаснее, чем в лондонской подземке) от Петронасов к мечети Масджид-Джаме. Там я прежде всего иду в индуистский храм, где люди в ярких одеждах простираются перед святилищем. Мне застенчиво улыбаются маленькие девчушки в золотых сережках, и я машу им рукой.

Потом я смотрю, как сливаются две грязные речки, и узнаю из путеводителя, что название Куала-Лумпур означает «грязное устье» и здесь находится самый центр города. На месте их слияния стоит мечеть, и если в индуистском храме я могла не снимать обувь и спокойно наблюдать за верующими, то к мечети я даже не решаюсь подойти. Кто знает, пускают ли туда женщин, не говоря уже о нечестивых разведенках, брошенных мужьями за глупость.

Я обхожу старое крикетное поле, оставшееся еще с колониальных времен. Там возвышается флагшток и стоит христианская церковь. Войдя, я обращаю внимание на множество латунных пластинок с именами усопших колонистов. Большинство из них не дожило до тридцати, но причина смерти – падение с лошади – указана лишь в одном случае. Парочка молодоженов из Пенджаба просит меня сфотографироваться вместе с ними. Я начинаю чувствовать себя кинозвездой и пытаюсь изобразить ослепительную улыбку, которая получается совершенно идиотской.

Когда я добираюсь до китайского квартала, солнце уже немилосердно палит. Здесь мне на каждом шагу предлагают пиратские диски и копии дизайнерских сумок. Остановившись перед лотком с парфюмерией, я размышляю, кто покупает эти поддельные духи. Фальшивая сумка «Прада», по крайней мере, выглядит как настоящая. А в якобы фирменный флакон можно налить любую дрянь.

Продавец принимает меня за потенциальную покупательницу и начинает торговаться. Я пытаюсь уйти, но он отчаянно снижает цену, и не успеваю я оглянуться, как у меня в руках оказывается флакон фальшивых духов «Скрытые фантазии» от Бритни Спирс за четыре фунта. Еще одно свидетельство моей глупости и непрактичности.

Я решаю перекусить и сажусь за столик под зонтиком на краю ресторанного дворика. Заказав жареный рис с овощами и бутылку воды, я импульсивно добавляю банку пива. Некоторые, проходя мимо моего столика, небрежно кивают, но меня это не трогает. На самом деле никто мной не интересуется. Все, чем я жила в Брайтоне, осталось в прошлом. И первый раз за много лет мне легко дышится.

К полудню джетлаг дает о себе знать, и я возвращаюсь на метро к башням Петронас. Поднимаясь на лифте вместе с группой из пятнадцати человек, я улыбаюсь малышке лет трех в ярко-желтом платьице и с золотыми сережками в ушах, и она смотрит на меня с явным интересом. Рядом с ней стоят родители и прогулочная коляска с младенцем, пол которого легко угадать по обилию голубого цвета в его вещах. Девочка меня явно опасается и потому вцепляется в материнскую руку с красивым маникюром, которая виднеется в складках никаба.

С моста, соединяющего башни, открывается головокружительный вид на город. Можно приходить сюда хоть целый год и каждый раз видеть что-то новое. Внизу до самого горизонта калейдоскоп парков, домов, людей и машин. Все утопает в яркой зелени. Пока я видела только солнце, но знаю, что ливни здесь нешуточные. Отсюда виден мой отель и даже окно моего номера. Свой красивый новенький саронг я оставила на подоконнике, и теперь это розовое пятнышко обозначает мое присутствие в этом неожиданно гостеприимном городе.

Я начинаю думать о Крисе и сразу же проклинаю себя за это. Столько лет я боролась с ним, но сейчас, стоя на сорок втором этаже и глядя вниз на этот космополитичный город за тысячи миль от дома, я вспоминаю о нем с теплотой. Такое великодушие мне приятно, тем более что Криса оно привело бы в бешенство.

Выйти замуж за Криса было не самой удачной идеей. Если бы все шло обычным образом, я бы о нем даже не вспомнила. Мы оба были безответственными бездельниками, которых объединяла лишь любовь к амфетамину, в то время как большинство предпочитало экстази. Нескольких недель совместных тусовок вполне хватило бы, чтобы понять, что в трезвом состоянии у нас нет ничего общего, и мирно разойтись в разные стороны.

В те времена Крис был необычайно красив. Его русые волосы доходили до воротничка, если бы он носил рубашки, лицо сияло обаянием молодости, суля блестящие перспективы, которые он успешно упустил, предаваясь безудержному гедонизму. У него были правильные черты лица, высокие скулы и бархатные карие глаза. Сейчас волосы у него на макушке поредели, и он компенсировал это тем, что отрастил длинные патлы и собрал в хвост в стиле музыкантов группы «Слейд». Тогда ему было тридцать два. А сейчас уже стукнуло сорок три. За это время многое изменилось.

Мы, конечно, никогда не жалели о незапланированном появлении Дейзи. Сначала я подумала об аборте, но мне хотелось стать матерью, и когда Крис под кайфом заявил, что из нас получатся потрясающие родители, я решила сделать вид, что тоже так думаю. Мы соблюли все формальности, включая свадьбу по залету, и очень гордились, что стали взрослыми.

Когда я оглядываюсь назад, самым удивительным мне кажется то, что в браке мы прожили вплоть до прошлого года. Мы тянули наше несчастное существование, как старую жевательную резинку, которую давно пора выбросить в мусорное ведро. Но никто не хотел сделать первого шага. Я ждала, что он меня оставит, дав тем самым возможность свалить всю вину на него. А он, я уверена, хотел прямо противоположного. Мы упрямо ждали целых десять лет, пока полгода назад одновременно не сдались.

Я боялась, что Дейзи будет сильно переживать из-за нашего развода, чувствуя себя брошенной и несчастной. Вместо этого она улыбалась и все время твердила, что уже не надеялась, что это когда-нибудь произойдет, и очень довольна.

Сейчас мы уже официально разведены, и я оставила его фамилию только потому, что ее носит моя дочь. Это все, что у меня осталось от него: его гены в моем ребенке и его фамилия.

Глава 2

Раньше я никогда не ходила в бар одна. Выпивала частенько, но всегда только дома.

Я вся вымокла под теплым дождем, и мои вымытые и тщательно уложенные волосы обвисли и прилипли к щекам. Длинная юбка и хлопчатобумажная блузка облепили тело и выглядят вызывающе, хотя это самые скромные вещи в моем гардеробе. Войдя, я сразу же закрываю за собой дверь, чтобы в это святилище не проник дождь. Она неожиданно громко хлопает.

Я оглядываю потрепанные кожаные стулья, высокий потолок, под которым лениво крутится вентилятор, выцветшие картинки и вырезки из газет, заключенные в рамки и развешанные по стенам, и незаметно улыбаюсь.

– Самое то, – бормочу я и обеими руками выжимаю волосы.

Ко мне подбегает маленький смешной пудель, и мне становится весело.

У стойки на высоких стульях сидят трое мужчин, позади нее маячат два бармена. Кроме них в баре никого нет. Лишь пустые столы со следами от стаканов, стулья и диванчики, которые у нас называют винтажными. Все пятеро мужчин смотрят на меня, усмехаясь моему плачевному виду. Я пристраиваюсь у стойки, чтобы не сидеть в одиночестве за столом, и смотрю на ламинированное меню, которое мне любезно пододвигают.

– «Маргариту»! – говорю я, наткнувшись на это название в списке коктейлей. Вполне уместный напиток в подобном заведении.

Дейзи наверняка бы здесь понравилось. Она любит простые и интересные места. И ненавидит все девчачье. Но в этом баре нет ничего женского. Это чисто мужское место, пропитанное тестостероном.

Рядом с баром я замечаю небольшой ресторанчик, в котором полно жующих людей. Звон их вилок эхом отдается под высоким потолком. Там я вполне могу поужинать, сидя за столом одна. Это ничем не грозит и будет достойным завершением моего сегодняшнего триумфа.

Пожилой бармен, по виду китаец, улыбается и кивает.

– «Маргариту»? Конечно, – произносит он на прекрасном английском и отдает команду своему молодому коллеге, который немедленно начинает колдовать с блендером, льдом, солью и стаканом.

И тут я начинаю вспоминать, как жила до замужества. В двадцать я наслаждалась жизнью и жила в полную силу. Работала, проводила время с друзьями, была веселой, общительной и свободной. Не испытывала горечи и не стремилась никому насолить.

При небольшом усилии мне удавалось воспринимать свою беременность как счастливую случайность, знаком перехода на новую ступень. Поначалу мы отнеслись к этому событию самым серьезным образом и начали увлеченно играть во взрослых. Крис поглаживал меня по животу и ворковал с ребенком. Я набивала шкафы всякими полезными продуктами и каждый вечер готовила ужин.

Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы все изменила. Но ведь нам никто не говорит, что если нам нравится роль замужней женщины, потому что это что-то новое, объект наших усилий с радостью войдет в роль долгожданного мужа и станет дико раздражаться, когда вы устанете притворяться женщиной пятидесятых годов и захотите разделить с ним поровну скучные семейные обязанности. И сейчас, когда я слышу о чьих-то планах создать семью, мне хочется предупредить их об опасности. Дать единственно верный совет, а не просто спросить «А ты уверена?». Не быть одержимой идеей замужества. Начать жить вместе так, чтобы это могло продолжаться долгие годы. Удовольствие от произнесения слов «мой муж» исчезает гораздо быстрее, чем многие думают.

Мой горизонт сузился до предела. Внешний мир как бы перестал существовать. У нас была дочь, мы оба ее любили и не переставали удивляться тому новому, что она привнесла в нашу жизнь. Поначалу мы вместе меняли ей подгузники, мыли ее в ванночке, восторгались ее крохотными ноготочками и причудливыми завитками ее ушек. Я кормила ее грудью, разнежившись на уютном диване, а Крис приносил мне воду, шоколад и тарелки с тостами.

А потом он начал пропадать по вечерам. Уходил, чтобы выпить в баре, и возвращался все позднее и позднее. Жизнь вошла в привычную колею. Крис нашел скучную работу в банке, чему противился всеми фибрами своей души, ежечасно упрекая меня за это. Я готовила, мыла посуду и гладила, точно так же проклиная его. Иногда мы ездили отдыхать в жалких деревенских коттеджах и мокли под дождем, общаясь только с Дейзи или через нее. У нас редко водились деньги, но мы ничего не делали, чтобы их заработать. Мне было страшно тоскливо, но я не подавала вида и жила своими фантазиями. Я постоянно строила планы побега, но не пыталась их осуществить, зная, что Крис мечтает о том же и наверняка опередит меня. В конце концов, мы сделали это одновременно, причем с неожиданным энтузиазмом.

Я сижу у стойки и смотрю в забрызганное дождем окно. Моя одежда все еще не просохла и липнет к телу, волосы мокрые, а на улице по-прежнему льет. На этом континенте я не знаю ни единого человека. И только мужчины в баре худо-бедно могут сойти за знакомых.

– Откуда вы? – спрашивает меня усатый джентльмен, сидящий рядом.

– Из Англии, – отвечаю я, надеясь, что он не возненавидит меня как бывшую колонизаторшу. Именно этого обычно опасаются продвинутые англичанки, путешествующие за границей, и я уже жалею, что не сказала «из Великобритании», ведь к шотландцам и уэльсцам люди относятся лучше.

– Ах, из Англии, – просиял он. – А где вы там живете? В Лондоне? И за какую команду болеете? «Манчестер Юнайтед»?

Я вспоминаю, как Дейзи пыталась стать футбольной болельщицей, чтобы порадовать отца. И говорю то, что ей бы понравилось.

– Я болею за «Челси», – вру я, надеясь, что дальнейших вопросов не последует, поскольку я понятия не имею, кто там тренер или капитан, и не могу назвать ни одного игрока.

– «Стэмфорд Бридж», – добавляю я единственное, что приходит мне в голову.

– Вот оно что, «Челси», – кивает мужчина. – А я болею за «Астон Вилла».

– «Астон Вилла»? Неужели?

– Точно. Из Бирмингема. Знаете этот город?

– Я там была. Я живу не в Лондоне, а рядом, в городке, который называется Брайтон. Точнее, в Хоуве.

Я чуть заметно улыбаюсь. Этим словом местные жители называют участок к западу от границы между двумя городами, и он находится в миллионе световых лет отсюда, что меня несказанно радует.

Пожилой бармен, который оказывается владельцем заведения, проявляет впечатляющую осведомленность. Он распространяется о британской политике и королевском семействе. Интересуется, что я думаю о Тони Блэре и о том, кто его сменит. К своему стыду, я не в курсе малазийской политики и просто не знаю, что спросить у него. Тогда я решаю обратиться к религии.

– Большинство жителей мусульмане, но в Куала-Лумпуре кого только нет, – просвещает меня он.

А потом рассказывает историю своего бара, который существует уже много лет. Я просто теряюсь во всех этих перипетиях с коммунизмом и капитализмом и байках о перестрелках позади его бара.

Наконец мой коктейль готов. Я благодарно улыбаюсь и облокачиваюсь о стойку.

– Так вы проводите здесь отпуск? – чуть позже спрашивает бармен. – С друзьями?

Я глубоко вздыхаю. Очень хочется соврать. Что стоит ответить «да» и выдумать какого-нибудь друга или спутника.

«Говори правду, – инструктирую я себя. – Я никого здесь не знаю, и мне безразлично, что обо мне подумают».

– Я здесь одна, – честно признаюсь я. – У меня три недели отпуска.

Мой сосед выглядит смущенным.

– С друзьями? – переспрашивает он, оглядываясь, словно мои друзья могли спрятаться под стульями или за плотными шторами.

– Нет, – отрезаю я, потягивая чудесный кисловатый коктейль. – Я действительно здесь одна. Только что развелась, и моя дочь проводит каникулы с моим бывшим мужем. Мне захотелось интересно провести время, поэтому я здесь.

Мне всегда казалось, что подобные откровения совершенно неуместны в Азии и меня обязательно сочтут распутной женщиной. Но мужчины никак не отреагировали.

– Вы надолго в Куала-Лумпуре? – спросил владелец бара. – На весь отпуск?

– Нет, я хочу попутешествовать. К примеру, сплавать на острова.

Три месяца назад я еще боролась с собой. Дейзи проводила выходные с Крисом, а я невыносимо страдала от одиночества.

Крис поселился в маленькой холостяцкой квартирке, и каждый раз, когда его посещала Дейзи, я просто не находила себе места. Все стены в доме были увешаны детскими рисунками нашей дочери, хотя теперь она считала себя слишком взрослой для такого занятия. Мы с Крисом приклеивали каждый ее рисунок скотчем, и все они висели до тех пор, пока не скручивались и не выцветали. И точно так же мы никогда не снимали с камина ее школьные фотографии, так что они до сих пор там: целый ряд из Дейзи, начиная с четырехлетней малышки (такой трогательной, что я не могу удержаться от слез умиления) и кончая сегодняшней (с длинными волосами и мрачным выражением лица, несмотря на все старания фотографа заставить ее улыбнуться).

Просто невыносимо было сидеть дома одной, в то время как они с Крисом с увлечением проводили время вдвоем. В пять я решила пойти прогуляться. Раньше в это время я никогда не выходила из дома, потому что надо было готовить ужин и думать, как уложить ее спать. Теперь в это время я особенно по ней скучаю.

Перед выходом я немного выпила и приняла «Валиум», так, на всякий случай. А потом отправилась в центр города, попутно размышляя, чем бы себя занять. Я чувствовала приятное расслабление, и у меня возникла мысль посидеть на берегу, глядя на море, хотя уже наступила зима, шел дождь и было совсем темно. По дороге к морю я заметила, что в маленькой картинной галерее на Лейнс проходит вернисаж. Меня потянуло к людям, и я послушно пошла на свет и голоса. Взяв бокал с вином, я стала разглядывать абстрактные картины на стенах. В них преобладало белое и синее, и мне это нравилось. На такие картины можно смотреть без особого напряжения. Внутри было тепло, и окна запотели. Вокруг ходили приятные люди. Мне вдруг захотелось сигарету, хотя я никогда не курила.

– Эстер! – произнес кто-то, и я, испуганно вздрогнув, оглянулась.

– Зои!

Вот это встреча! Это была моя близкая подруга. Она чмокнула меня в щеку.

– Рада тебя видеть. Почему ты не сказала, что придешь?

– Да я не знала. Видишь ли… Дейзи сейчас с Крисом…

– Ты знаешь Джессику?

– Э… У каждого есть знакомая по имени Джессика.

– Художницу. Разве ты не знаешь, что она моя племянница? Она такая умница. А это Элли, ее сестра. – Зои схватила за руку невероятно красивую девушку лет двадцати и повернула ее к нам.

В результате я завтра утренним автобусом уезжаю из Куала-Лумпура.

Загорелая Элли была великолепна. Длинные волосы цвета меда и сияющие глаза. Глядя на нее, я почувствовала себя старой и жалкой. Вцепившаяся в бокал женщина, всеми порами источающая отчаяние. На мне было тонкое платье, мокрые волосы не успели высохнуть, и меня пробирала дрожь.

– Привет! – сказала Элли, развернувшись на высоких каблуках. В руке она держала маленькую бутылочку воды.

– Элли специально приехала на выставку Джессики, – объяснила Зои. – Она год прожила в Азии и с трудом возвращается к цивилизации. Помнишь, я тебе про нее рассказывала?

– Это вовсе не цивилизация, тетя, – возразила Элли, поджав губы. – Цивилизация там, откуда я приехала пять дней назад.

Она оглядела зал, где шумели подвыпившие посетители, и повторила:

– Уже пять дней.

– Так где же вы были? – поинтересовалась я, отчасти потому, что именно этого она ждала. Вдобавок мне самой было интересно, где то место, посетив которое, женщина может столь ослепительно выглядеть. В своих мечтах я уже готовилась туда поехать.

– В самом потрясающем месте на Земле, – со счастливой улыбкой сообщила Элли, и ее глаза так заискрились, что я сразу же ей поверила. – Это в Малайзии. Перхентианские острова. Совершенно волшебное место. Их два, но ехать надо на тот, что меньше. Перхентиан-Кесил. В его центре джунгли, настоящий девственный лес, а вокруг изумительные пляжи с хижинами, в которых можно ночевать. На берегу откладывают яйца черепахи. Причем уже несколько миллионов лет. Там всегда светит солнце, а в коралловых рифах резвятся рыбки, как из мультика, и вполне дружелюбные акулы. На пляжах белый песок из кораллов. Такое впечатление, что вы вернулись в первобытное существование. Питаетесь рыбой, пьете пиво, если, конечно, достанете, ведь Малайзия мусульманская страна и там не пьют, как у нас. – Она выразительно посмотрела на мой бокал. – Вы лежите на спине и чувствуете, как солнце ласкает вашу кожу. Никто вас не беспокоит, все очень приветливы.

Элли смущенно улыбнулась. Вся эта суета вокруг, звон бокалов и громкие разговоры явно шокировали ее и казались вульгарными.

– Извините. Это место меня просто заворожило. Во всех моих вещах еще сохранился песок. Но ничего, я скоро перестроюсь.

Я улыбнулась:

– Звучит заманчиво. Мне кажется, вам не надо перестраиваться. Перхентианские острова? Возможно, я туда поеду.

– Эстер недавно развелась, – зачем-то сообщила Зои.

Элли рассмеялась:

– Ну, тогда вам обязательно надо съездить. Азия вообще очень интересна, но эти острова что-то особенное. Мне так хочется туда вернуться. Я даже думала выйти замуж за местного, чтобы там остаться.

Мы с Зои тихо ахнули.

– Не делай этого, Элли! – взмолилась Зои.

– В результате вы будете мести там пол и рожать детей, – предупредила я девушку. – Для этого вовсе не нужно выходить замуж.

– Шучу. Послезавтра я уезжаю в Лондон, чтобы найти работу. Я собираюсь накопить денег и в следующем году провести там еще несколько недель. – Она снова рассмеялась: – Замуж? Это вряд ли.

Этот разговор запал мне в душу. Девушка была так счастлива и беззаботна, что мне захотелось того же, хотя я прекрасно понимала, что дело тут в ее молодости. Ближе к сорока даже такая красотка, как Элли, под бременем забот огрубеет и превратится в заезженную клячу.

Следующим вечером, налив себе привычную дозу, я села за компьютер. «Гугл», поправив мое правописание, сразу же выдал кучу фотографий Перхентианских островов.

Глядя на экран с песчаными пляжами и сверкающим на солнце морем, я чувствовала, как меняются мои планы на будущее. Передо мной открывались восхитительные перспективы, несколько эгоистичные, но оттого не менее соблазнительные. До меня вдруг дошло, что отправиться туда мне ничего не мешает. Все эти годы я понемногу откладывала на черный день, и у меня накопилась приличная сумма. Ее вполне хватит для поездки на острова. Крис хотел забрать Дейзи на пасхальные каникулы. Он никогда не уходил в отпуск летом, потому что ему нравилось сидеть в офисе одному, когда все родители разъезжались по кемпингам со своими обожаемыми детишками. Это давало мне три недели свободы. Сначала я пыталась об этом не думать, но острова преследовали меня во сне и наяву, и это продолжалось день за днем и неделя за неделей.

Я была абсолютно уверена, что в этом месте обрету счастье и уверенность в себе. Все будет прекрасно. И на большом острове, и вообще.

Через десять дней я среди ночи написала Крису сообщение: «Я планирую уехать на Пасху, так как ты хотел забрать Дейзи на все каникулы. Можешь это сделать, только отправь мне подтверждение».

Сообщение было отослано утром, в 9.32, чтобы придать ему чисто деловой характер. Я ожидала, что Крис будет долго торговаться и блефовать, чтобы просто лишний раз досадить мне. Ответ пришел только через три дня: «Согласен. Всегда рад провести время с Дейз. На всякий случай сообщи, куда и когда ты едешь».

Забронировав билеты в Куала-Лумпур и обратно, я написала ему на почту. Письмо было обстоятельным в той степени, насколько это позволял мой путеводитель, и должно было полностью удовлетворить любопытство моего бывшего.

В голове у меня промелькнула мысль, как бы он воспринял то, что я сижу в баре, передо мной уже вторая «Маргарита», а вокруг пятеро мужчин, проявляющих интерес к тому, что я говорю. Я даже представила, как он при этом улыбается, первый раз за все последние годы. Когда мы встретились, я была именно такой. И именно такая я ему понравилась.

– Перхентианские острова? – уточняет мужчина с усами, болельщик «Астон Вилла».

Я по очереди улыбаюсь каждому из присутствующих.

– Да, – подтверждаю я, удивленная его осведомленностью. – Перхентианские острова.

Звучит судьбоносно. Я направляюсь на небеса, где обрету перспективы, счастье и истинный смысл жизни. И все у меня будет прекрасно.

– Ага, – произносят они и понимающе улыбаются.

Владелец бара поворачивается ко мне. Сейчас он скажет что-то важное. Но я ошибаюсь.

– Если хотите здесь поужинать, – кивает он в сторону ресторанчика, – советую поторопиться. Кухня закрывается без четверти десять.

– Да, конечно, – говорю я. – А можно мне еще один коктейль?

Позже, не в силах уснуть из-за разницы во времени и нескольких «Маргарит», я стою у окна на своем десятом этаже и смотрю на город. Внизу тянется шоссе, которое я сегодня переходила под прикрытием двух местных жителей. Навстречу мне движутся белые огоньки, а красные удаляются прочь. Я гадаю, кто сидит в этих машинах и куда они едут. Огни на Петронасах повторяют изгибы этих величественных зданий, придавая им особое изящество. Пешеходный мост между ними тоже освещен. Сегодня днем я смотрела с него на свое окно.

Вряд ли мне удастся сегодня уснуть. Я буду всю ночь стоять у окна и любоваться этим городом. Тем не менее через несколько часов я проснулась в своей кровати с улыбкой на лице.

Глава 3

Я сижу на заднем сиденье обшарпанного желтого такси, где работает счетчик, что, как утверждает мой путеводитель, является хорошим знаком, потому что без счетчика вас здесь обдерут как липку. Глядя в окно на проносящийся мимо Куала-Лумпур, я начинаю фантазировать. Когда я вернусь сюда, побывав в раю, то буду совершенно другим человеком: счастливым, умудренным опытом, излучающим непоколебимую уверенность в себе. Не тощей теткой, как сейчас, а стройной элегантной дамой. Моя кожа будет сиять почти как в молодости. Тело нальется здоровьем, а отношение к Крису станет снисходительно-благосклонным. Вернувшись к Дейзи, я стану самой лучшей в мире матерью: видит Бог, девочка этого заслуживает. Чего бы мне это ни стоило. Буду заботливой, спокойной и мудрой. Такой, какую она и должна иметь.

Увидев за рулем женщину, я слегка удивляюсь, потому что на голове у нее хиджаб, закрывающий волосы. Он кажется мне символом подчинения мужчине, а ведь вождение машины – это своего рода власть над ней, и одно, на мой взгляд, противоречит другому.

Почувствовав мой взгляд, женщина искоса смотрит на меня и тотчас же, не улыбнувшись, отворачивается. Я бы здесь водить не смогла.

Мы выезжаем из города, и я вдруг понимаю, что мы едем не туда. Мне нужна автобусная станция, а на моей карте она находится недалеко от отеля. На счетчике уже тридцать девять ринггитов, что соответствует десяти фунтам, и это гораздо больше, чем должна стоить моя поездка.

Не робей, говорю я себе. Как бы там ни было, но мне пора вмешаться. Я наклоняюсь к водителю.

– Э-э, простите, – мямлю я, как комичная англичанка за границей, которая не удосужилась выучить ни единого слова на языке страны, куда она приехала, пребывая в святой уверенности, что все, кто общается с туристами, должны знать английский. – Автобусная станция? Автобус в Куала-Безут?

Недовольно кивнув, водительница продолжает рулить, и я понимаю, что меня везут вовсе не туда. Я пытаюсь протестовать, но она снова меня игнорирует, и мне остается только ждать, чем все это закончится, проклиная себя за робость.

Наконец мы въезжаем на пустынную стоянку, женщина глушит мотор и выжидающе смотрит на меня. Я в ужасе, и сердце у меня едва не выпрыгивает из груди.

– Это автобусная станция? – чуть слышно интересуюсь я.

Она кивает. Я покорно выхожу из машины и захлопываю дверь, слабо надеясь, что это то самое место и она меня здесь не ограбит.

Опустив стекло, женщина-водитель терпеливо ждет. Я вручаю пятьдесят ринггитов одной купюрой. Она дает мне сдачу и уезжает. Оставшись одна, я закидываю на спину рюкзак и пытаюсь сообразить, где могут быть автобусы. Но вижу лишь бетонные блоки и несколько машин, припаркованных неподалеку. Никаких признаков живых существ или общественного транспорта. Хотя, возможно, кто-то наблюдает за мной издалека.

Все рушится. Я живу в Брайтоне и принадлежу только ему. Было очень наивно думать, что, приехав сюда в тридцать девять лет, я смогу самостоятельно путешествовать. Путешественник из меня никакой, и это уже не изменить. В молодости у меня никогда не возникало желания бродить по свету. Я для этого просто не гожусь.

Переступив через низкий барьер, я ухожу со стоянки и начинаю высматривать автобус на шоссе. Солнце безжалостно припекает голову. Вокруг никого нет, и я совершенно теряюсь.

Самое неудачное, что я могла сделать, – это сесть к другому таксисту, рискуя оказаться в очередной безлюдной дыре. Но именно так я и поступила. Он подошел ко мне и произнес:

– Привет! Не надо плакать. Куда вам ехать? – Улыбнувшись, он кивнул в сторону стоявшего за ним такси.

– Я жду автобус до Куала-Безута.

Таксист смеется и показывает на здание позади парковки:

– Там можно сесть на поезд до аэропорта или на автобус до Малакки. Хотите поехать в Малакку? Очень красивый город.

– Нет!

Шмыгнув носом, я стараюсь взять себя в руки. Здесь, по крайней мере, ходит автобус. Уже хорошо. Кто бы мог представить, что почтенная мать семейства из Сассекса будет сидеть и плакать перед таксистом из Куала-Лумпура? Наши дороги уж никак не должны были пересечься, и все-таки это произошло.

– Вам надо ехать до Путры, – говорит он так спокойно и уверенно, что я послушно следую за ним к машине, согласно кивая, потому что видела это название в путеводителе.

И вот я опять сижу на глянцевом пластиковом сиденье и смотрю, как бежит счетчик, в то время как мы той же дорогой возвращаемся в город. Впереди возникают башни Петронас и подернутый дымкой небосвод над панорамой гостеприимного города, и я говорю себе, что это неудачное приключение еще ничего не значит. В конце концов, любоваться городом из окна такси вполне безопасно и гораздо приятнее, чем трястись в автобусе дальнего следования.

Ну и глупая же ты, упрекаю я себя. Могла заказать авиабилет на внутренний рейс и была бы на месте уже через час. Там взяла бы такси и еще через час добралась бы до катера. Сейчас гуляла бы себе по острову. Вместо этого я, сидя в своем уютном домике в Хоуве, почему-то решила, что будет гораздо интереснее и круче путешествовать по суше и знакомиться с Малайзией изнутри. И что в итоге? Я даже не в состоянии добраться до нужной автобусной остановки.

Таксист что-то сказал, и я, не слушая, промычала что-то нечленораздельное. Такая уж у меня кухонная и материнская привычка.

– Простите? – все же переспросила я, наклоняясь вперед. – Вы не могли бы повторить?

Таксист кивнул.

– Я говорю, что могу довезти вас до Куала-Безута. До самого места. Тысяча ринггитов. Согласны?

О Господи!

– Нет, – твердо и решительно отрезаю я. – У меня нет тысячи ринггитов. Пожалуйста, отвезите меня к автобусной остановке.

– Но вы же согласились! Вы сказали «м-м».

– Это не означает «да», – замечаю я.

Таксист пожимает плечами:

– Ладно. А сколько вы хотите заплатить?

– Я хочу заплатить за автобусный билет. Потому что я поеду на автобусе. У меня нет денег, чтобы кататься на такси по всей стране.

– Восемьсот?

– Нет!

– О΄кей. Семьсот. Это хорошая цена.

Я смотрю в окно, надеясь, что мы еще не мчимся в сторону восточного побережья.

– Послушайте, – жестко начинаю я. – Если вы не хотите везти меня на остановку, то высадите прямо здесь, и я заплачу по счетчику.

При взгляде на счетчик у меня перехватывает дыхание. На нем число семьдесят четыре. Когда я смотрела на него в последний раз, он показывал семь. Первое такси обошлось мне в сорок один ринггит.

– Ваш счетчик слишком много накрутил, – заявляю я, размышляя, не стоит ли устроить скандал. Надо показать ему, что со мной этот номер не пройдет.

Таксист мрачно разглядывает меня в зеркале заднего вида:

– Это же очень далеко.

Достав телефон, я делаю вид, что фотографирую стикер на внутренней стороне окна, в котором говорится, куда сообщать о нечестном водителе. Я ищу контактный номер, но там его нет, и мне приходится довольствоваться адресом электронной почты.

Водитель продолжает пристально меня изучать. Лицо его по-прежнему сурово. Я делаю то же самое, но что толку, ведь я полностью в его власти и даже если выпрыгну из машины, мой рюкзак останется у него в багажнике.

– Мы почти приехали, – бросает он.

Я прищуриваюсь, но он вряд ли это заметит. Остаток пути мы оба молчим.

Потом он вдруг останавливается на обочине и, выскочив из такси, идет к багажнику. Бросив взгляд на счетчик, я обнаруживаю там все восемьдесят и пытаюсь открыть дверцу со стороны тротуара. Она не поддается, и мне приходится выйти на проезжую часть, где с гулом проносятся машины, заставляя мои волосы шевелиться от ветра. Хотя дома я ужасно боюсь попасть под транспорт, здесь это не самая главная из моих проблем.

Я хмуро сую таксисту деньги, и он без зазрения совести хватает их у меня из рук. И тут я изумленно замечаю, что стою совсем рядом с автобусной станцией. Закинув на спину рюкзак, я быстро забываю, как позорно провалила такое простое дело, как посадка на автобус. Кстати, мой отель находится рядом и отлично виден отсюда. Но все же я в конце концов на месте, сейчас только 10.20, и на автобус я не опоздала. Все остальное не имеет значения. О том, сколько всего я могла накупить на так бездарно потраченные деньги, я стараюсь не думать.

Автобусная станция выглядит основательно: бетонные стены, ряды пластиковых стульев и вереница касс, где продают билеты на самые разные направления. Плиточный пол покрыт пылью. Большинство пассажиров явно местные. Будь здесь иностранцы с рюкзаками, я бы немедленно к ним подошла и заговорила.

Я невольно улыбаюсь, несмотря на все свои невзгоды. Когда мы с Крисом были счастливы вместе, нам никто не был нужен. Мы с радостью скрывались от окружающего мира в своей собственной маленькой вселенной. Оба мы не слишком общительны и не умеем общаться с незнакомыми людьми. Но теперь, вся в пыли, трезвая и потрясенная открытием, что я никудышный путешественник, я бы с легкостью заговорила с кем угодно.

Электронное табло сообщает, что автобус в Куала-Безут отправляется через десять минут. Найдя нужную стойку, я терпеливо стою рядом, дожидаясь, пока женщина в хиджабе закончит говорить по телефону.

Тем временем я пытаюсь взглянуть на себя со стороны. На мне длинная юбка-батик, купленная вчера, ярко-розовая с коричневым цветочным орнаментом, черная майка и пара розовых шлепанцев. Волосы, стянутые лентой, не падают на лицо. В общем, я выгляжу как завзятая путешественница. Да я такая и есть. Крису мой вид наверняка бы понравился. Скоро, я уверена, мы перестанем дуться друг на друга. Он и сейчас, вероятно, доволен, что мне хорошо.

Женщина вопросительно смотрит на меня. Ее лицо открыто и вполне приветливо.

– Слушаю вас.

Интересно, каково это – все время носить хиджаб? Он заботливо прикрывает каждый волосок, делая ее голову округлой и гладкой, как у матрешки. Он туго стянут под подбородком, не давая выбиться ни единой прядке. Мне хочется спросить у нее, что же такого постыдного в волосах? Так и не поняв, я машинально дотрагиваюсь до своей головы. У меня волосы коротко пострижены и ежиком торчат на макушке. Вероятно, эта женщина считает меня наглой и бесстыжей. А сама она покорная и подневольная? Кто его знает, ведь пока мы не обменялись и парой фраз.

– Здравствуйте! – приветствую ее я, сожалея, что не знаю ни слова по-малазийски. – Могу я купить билет на автобус в Куала-Безут, который отходит в десять тридцать?

Она кивает, берет из пачки билет и начинает заполнять его одноразовой шариковой ручкой, одновременно звоня по телефону, потом качает головой и откладывает билет:

– Извините, но мест уже нет.

– Как нет? Не может быть! – говорю я, кусая губы.

Что за чушь я несу? Конечно, может.

– Сожалею. Может, вас устроит ночной автобус в девять вечера?

Этот вариант меня не слишком вдохновляет. Проклятый таксист.

– А что-нибудь еще у вас есть?

Женщина пожимает плечами. Я смотрю на направления, вывешенные в окошке ее будки. Одно из них мне вроде подходит.

– А как насчет этого места? Куала-Теренггану, – с трудом произношу я. – Это ведь в той же стороне? В нужном направлении?

Она кивает:

– Автобус отходит в одиннадцать пятнадцать. Идет шесть часов.

Я покупаю билет до этого неведомого места и сажусь на один из шатких пластиковых стульев, прикрученных к железному стержню. Рядом со мной сидит женщина с огромным чемоданом от Луи Вюиттона. Вынув изо рта сигарету, она улыбается, когда я бросаю свой жалкий рюкзак по соседству с ее шикарным багажом.

– Привет! – говорит она.

– Привет! – отвечаю я и достаю путеводитель, чтобы посмотреть, что это за место, куда я отправляюсь.

За окном проносится Малайзия. Сначала тянется пригород Куала-Лумпура, который вскоре сменяется лесом. Я никогда не видела такой яркой зелени. Настоящие джунгли с высокими и низкими пальмами и прочей тропической растительностью. Через некоторое время до меня доходит, что подобный пейзаж будет сопровождать меня все шесть часов. Меня веселит, что я еду на автобусе одна, что приехала сюда самостоятельно и нахожусь за тысячи миль от своей обычной жизни. Мне нравится быть в движении. Это означает, что я нахожусь в постоянном отрыве и совершенно свободна.

Последнее время я вела себя отвратительно, но сумела порвать со своим прежним существованием. И это так здорово.

Пока я не очень скучаю по Дейзи, потому что приучила себя обходиться без нее, когда она уходит к Крису. Поначалу это было просто ужасно, но сейчас я уже достаточно закалена и могу без истерик переживать разлуку. Она же со своим отцом, уговариваю я себя, и это вполне нормально.

Ведь я любила его. Была благодарна ему за Дейзи. Мне нравилось, что он такой же разгильдяй, как и я, и мы вместе импровизируем на тему семьи.

Наша свадьба была совсем скромной: мы расписались в Брайтоне, после чего устроили вечеринку в рыбном ресторане. Все прошло замечательно. Все, кроме меня, напились, а я уже была на большом сроке. Я поборола все свои дурные предчувствия, и то же самое сделал Крис.

Автобус продолжает свой путь. Я листаю путеводитель, потом достаю книгу, но и она не занимает меня.

Через несколько часов мы останавливаемся на обед. Солнце жарит, везде пыль, а малазийский вариант общественного питания оставляет желать лучшего. В низком бетонном здании, раскрашенном в ярко-голубые и желтые тона, теснится множество прилавков, выходящих во двор, где расставлены длинные столы. Сбегав в туалет, я наугад заказываю какую-то еду, тыча пальцем в меню. Все хорошо. Хотя я не там, куда собиралась, и еду не туда, куда планировала, чувствую я себя вполне уверенно. Направление, во всяком случае, выбрано верно.

Глава 4

Кэти

Май 1988

Божья обитель

Что-то явно затевается. Пока не знаю что, но когда все будет готово, нам обязательно скажут. Мне не терпится поскорее узнать. И Филиппу тоже. Мы перешептываемся, стараясь угадать, что это будет. Я люблю Филиппа. Это непросто, но я ни за что не отступлюсь. Мы собираемся пожениться, когда немного подрастем, и я буду хорошей женой. Это мое призвание, о котором я всегда знала.

Очень хочется, чтобы эта тайна чего-то стоила и помогла бы мне принять свою судьбу. Я на это отчаянно надеюсь.

Мне кажется, что от нас нарочно что-то скрывают, и стараюсь как можно лучше выполнять свои обязанности. Хожу в школу, посещаю воскресные занятия в церкви, изучаю Библию и пою в хоре, словно ничего не происходит. И одновременно стреляю вокруг глазами в поисках ключей к разгадке. Пожалуйста, шепчу я про себя. Ну, пожалуйста, пусть это будет что-то важное, способное изменить мою жизнь.

Потому что сейчас моя жизнь сосредоточена на мне самой. Скоро у меня не будет другого выбора, кроме как забыть все свои идеи и причуды и принять то, что уготовано мне Богом.

У меня скоро экзамены на аттестат зрелости, после чего я навсегда расстанусь со школой. Первый экзамен уже на следующей неделе, это будет физика. А последний, английский язык, семнадцатого июня. Вряд ли я буду скучать по школе, и тому есть несколько причин. Здесь все считают меня странной и смеются над моими убеждениями. Я вижу, как учителя стараются удержаться от улыбки, когда мы с Филиппом и Мартой пытаемся изложить или объяснить свои принципы. Это чудовищно непрофессионально. Смеяться над подростками, исповедующими какой-либо религиозный культ (а мы, кстати, не слишком фанатичны), – самый верный способ привлечь к ним еще больше сторонников.

А вот по учебе я буду скучать. Я намерена получить аттестат с уровнем «А», хотя и молчу об этом. Ведь Господь этого явно не одобрит. Кроме того, если я его не получу, то останусь дома, где все меня понимают. Когда я прихожу домой, где можно отгородиться от мира, то чувствую такое облегчение, словно погружаюсь в теплую ванну. И если вся моя жизнь пройдет на этой безопасной территории, я буду просто счастлива. Я честно стараюсь в это верить. Мне ничего не остается, как смириться со своей участью. Если же ты не смиришься, тебе придется плохо. Виктория осознала это слишком поздно, и то, что с ней случилось, еще раз убеждает меня, что лучше безропотно принять выпавший мне жребий.

На все, что происходит с нами в школе, у Кассандры, моей матери, всегда один ответ: «Господь испытывает нас». Мне это уже изрядно надоело. Я слышу это с раннего детства, как и то, что «Иисус все знает, Кэти. Он видит, как ты страдаешь во славу Божью». Но я порой думаю, а так ли это на самом деле? Однако молчу, потому что здесь не принято сомневаться в том, что говорят взрослые, или обсуждать Христа. Поэтому лучше прикусить язык и не нарываться на неприятности.

Раньше я удивлялась, что Моисей и остальные разрешают нам ходить в школу, но Виктория, которая была тремя годами старше, объяснила: «Мы ходим в школу всего несколько лет, Кэти, а до этого учились дома. Но сейчас муниципалитет держит все под контролем, а наши писают кипятком от злости. Все это их так достало, что они сочли школу меньшим злом».

Я поперхнулась, когда услышала от нее такие вульгарные выражения. У нас в общине подобные словечки не в ходу. Правда в школе я слышала кое-что и похлеще, но там был чуждый нам мир с другими правилами.

Виктория продолжала неприлично выражаться, а потом умерла. После того как она произнесла в общине слово на букву «е», я знала, что она обречена. Ее наказал Бог. Община напечатала в газете некролог. Там не говорилось, что Бог покарал ее за грязные ругательства и плохое поведение. Просто написали, что она ушла к Иисусу, и на этом все.

Мне придется поработать в общине, а через пару лет я выйду замуж за Филиппа, и мы останемся здесь навсегда, трудясь во славу Господа Иисуса.

(Правда, я не совсем уверена, что хочу этого.)

Ночью, лежа на кровати в общежитии для девочек, я ужасаюсь, что такая мысль могла прийти мне в голову. Ведь Бог накажет меня за это. Хотя я никогда не ругалась, как Виктория, и не дружила с плохими ребятами. Раз Бог наказал ее, то и меня может постичь та же участь.

Но я ничего не могу с собой поделать. Мне хочется повидать мир. В конце концов, он ведь тоже Божий. Каждый день я борюсь с желанием попроситься на волю. Это, конечно, глупо, ведь я отлично знаю, каким будет ответ. Я нарушаю Божью волю, и это большой грех. Если бы они знали, о чем я думаю по ночам, накинулись бы на меня, как ястребы.

Я лежу на кровати, глядя на тени от уличного фонаря, играющие на потолке. Другие девочки – Марта, Ева и Даниэла – уже спят. Марта моя ровесница (точнее, она старше на одиннадцать дней), так что мы все время проводим вместе, хотя и недолюбливаем друг друга. Другие две девочки младше, и мы должны за ними присматривать.

Мне хотелось бы вести дневник. Нам это разрешают лишь с условием, что его будут читать родители. Но раз они хотят видеть там только наши деяния во славу Господа и на благо общины, идея дневника теряет всякий смысл. А я хочу писать о своих тайных мыслях, страхах и мечтах о свободе.

С подругой мне стало бы гораздо легче. Виктория была такая забавная, жаль, что ее нет в живых. Она была постарше, но мы привязались друг к другу, и она меня часто смешила.

Теперь у меня есть Марта, толстая скучная девица. И Филипп. Я в него влюблена, мы поженимся, и у нас будут дети. Но ведь это не закадычная подруга (и я не совсем уверена, что люблю его, как положено). В школе есть пара девочек, которые мне нравятся – особенно Сара, но нам запрещают дружить с чужаками. Так что я полностью замкнулась в себе. Иногда мне кажется, что Моисей с большим неудовольствием читает мои мысли. И я смущенно отворачиваюсь под его осуждающим взглядом.

И все же в воздухе витает что-то загадочное, и все мои надежды связаны именно с этим. Родители замолкают, когда им кажется, что мы их слышим. Возможно, к нам приедут новые люди. И они будут какими-то необычными.

Девочки уже спят. Тени на потолке чуть заметно шевелятся – они от веток, качающихся на ветру. Буду просто лежать и смотреть на них, пока не усну.

Глава 5

– Привет!

Двое парней лихо проезжают мимо меня на мотоцикле, а может, на мотороллере. Тот, что сзади, машет мне обеими руками.

– Привет! – отвечаю я, продолжая идти.

Если бы я была мэром этого города, то первым делом выровняла бы тротуары и прикрыла все дыры, которые, как я понимаю, играют роль стоков и канализации. Я непременно туда провалюсь. Такое обязательно случится: одинокая белая женщина бесплатно повеселит публику, провалившись в дыру с дерьмом.

Надо мной пикируют сотни птиц, демонстрируя чудеса воздушной акробатики. Наверное, ловят москитов. Надеюсь, это так: здесь настолько жарко и влажно, что с меня градом льет пот. Рай для москитов. От одной этой мысли у меня все начинает зудеть.

Я продолжаю идти, уставившись в асфальт. Плечи безжалостно оттягивает рюкзак, и я тщетно пытаюсь стать незаметной. В путеводителе Куала-Теренггану именуется «красивым рыбацким городком», но красоты я пока не замечаю. Бетонная автостанция вполне функциональна, но набита народом. Рядом с ней «Макдоналдс» и «Ки-Эф-Си» вполне европейского вида, но предназначены они только для пассажиров автобуса. По мере удаления от этого транспортного узла обстановка становится все более аутентичной.

Похоже, я на верном пути – дорога ведет к морю. На его берегу должен находиться отель «Морской вид», о котором вполне доброжелательно отзывается мой путеводитель. Я собираюсь снять там номер, насладиться морскими видами и наконец перевести дух.

– Привет! – кричит уже другой парень, несущийся на мотороллере с приятелем.

Все местные женщины закутаны с головы до ног. А моя экипировка уже не кажется такой скромной, как дома.

– Привет! – отвечаю я, переживая, что выгляжу ужасно бесстыжей и распутной. Хотя вряд ли они рассматривают меня как сексуальный объект, ведь мне тридцать девять, а им лет семнадцать. Я уж точно старше их матерей.

Навстречу мне идут три девушки-подростка в светлых хиджабах. Я пытаюсь улыбнуться, и одна из них застенчиво улыбается в ответ.

– Привет! – говорит она. – А вы откуда?

– Из Англии.

– О, из Англии, – вступает другая. – Вам нравится Малайзия?

– Да, очень.

– Добро пожаловать!

И они очень мило хихикают.

Вместо отеля «Морской вид» стоит здание, явно не тянущее на отель. Убогое строение из коричневого кирпича с решетками на окнах, рядом с которым сидят несколько мужчин. Я продолжаю идти, но море уже совсем рядом, а вокруг никаких признаков отеля.

Я разворачиваюсь и иду обратно. По-прежнему никакого пристанища. Я вся мокрая, изнываю от жары и мечтаю поскорее избавиться от рюкзака.

Наконец мне попадается грязноватый бизнес-отель. Путеводителю я больше не доверяю, а потому тащусь туда, надеясь, что бизнес-отель – это не прикрытие для чего-то похуже. Мне удается избежать падения в сток, и хотя меня атакуют тучи москитов, я надеюсь, что это всего лишь плод моего больного воображения.

Бизнес-отель оказывается вполне бюджетным, а на вопрос о свободном номере портье только смеется. У меня такое впечатление, что я могу снять по свободному номеру для каждой вещи в моем рюкзаке, и отель все равно останется полупустым. Портье вручает мне ключ с огромным куском пластика и показывает, где лифт. И вот я уже на восьмом этаже в своем номере. Этот крохотный кусочек Куала-Теренггану забит мебелью, а из окна открывается вид на город и узкую полоску моря. Я подхожу к окну, чтобы посмотреть на птиц, которые продолжают носиться в свинцовом небе, но быстро отступаю назад – окно чем-то вымазано прямо на уровне глаз. В это окно уже кто-то смотрел, испачкав его соплями или слюной. Похоже, убираются здесь не слишком усердно.

Я иду к кровати, стараясь не думать, когда на ней последний раз меняли белье. Ванная комната выглядит вполне сносно, но я все равно протираю стульчак салфеткой.

Мне страшно хочется есть. Несмотря на огромную порцию риса с карри, я зверски проголодалась, хотя весь день ничего не делала, только сидела в автобусе и переживала. Даже подозрительные следы на стекле не смогли отбить мне аппетит. Чуть поколебавшись, я решаю выйти и прогуляться по городу.

Мой вероломный путеводитель утверждает, что в этом сугубо мусульманском городишке есть ресторан «Золотой дракон», где можно выпить пива. Сейчас оно будет весьма кстати. С трудом запомнив маршрут, я хватаю рюкзак и выхожу из отеля.

На улице темно и страшно. Я ковыляю по тротуару, старательно обходя порталы канализации. Еще одна парочка парней на мотороллере, увидев меня, притормаживает и кричит «Привет!». Я отвечаю на приветствие, но стараюсь на них не смотреть: кто знает, чем это обернется в городе со столь строгой религией.

За углом, на пустынной улице, происходит то же самое, и я снова неохотно отвечаю. Однако на этот раз парнишка на заднем сиденье плюет мне под ноги, и они со смехом газуют.

Я останавливаюсь на ненадежном тротуаре, стараясь прогнать слезы, и проклинаю себя и этих мальчишек. Внезапно меня осеняет, что все эти «приветы» были насмешкой. Здесь все меня ненавидят, хотя я в длинной юбке, руки у меня закрыты и веду я себя вполне прилично. Но они, похоже, догадываются, что я выпиваю и занималась сексом, не будучи замужем. Для них это разврат, и они не скрывают своего презрения.

Не дожидаясь дальнейших неприятностей, я разворачиваюсь и возвращаюсь в отель. Безопасность важнее пива.

Ресторан при отеле, безликий и ободранный, совершенно пуст. Мне вдруг до ужаса хочется чего-то родного и знакомого, и я заказываю то, что в меню именуется «фиш энд чипс». Рыба в сухарях по вкусу напоминает картон, но чипсы очень даже неплохие и их много. Я выпиваю стакан «Севен Ап», чего раньше никогда не делала, плачу по счету и иду спать.

Белье на кровати явно не первой свежести. Я слушаю, как под окном проезжают редкие машины, и размышляю, какого дьявола меня сюда занесло. Мне хочется все бросить, но я уже слишком далеко зашла. Я не плачу, а лишь тихонько поскуливаю: надо поскорее уносить ноги.

Взяв смартфон, я начинаю пересматривать фотографии Дейзи – своей разумной основательной девочки, гораздо более практичной, чем ее мать, а потом засыпаю с мыслью, что хочу домой, к своей семье и Крису, за которого, несмотря ни на что, снова хочу замуж.

Глава 6

Выйдя из автобуса на солнечный свет, я громко смеюсь. На меня смотрят, но мне наплевать. Именно за этим я сюда и приехала. Горе сменилось радостью: я сумела вырваться из той проклятой дыры, и теперь я у цели – в пропахшем солью и прожаренном солнцем Куала-Безуте, у ворот Перхентианских островов.

Не переставая смеяться, я замечаю женщину европейского вида в открытом кафе рядом с остановкой автобуса. Она с улыбкой смотрит на меня. Я улыбаюсь в ответ. У женщины короткие темные волосы и большие черные глаза. На ней белая рубашка, длинная юбка из батика и шлепанцы. Все, как у меня. И она моего возраста. Наконец-то я встретила кого-то своего. Женщина опускает глаза на почтовую открытку, на которой она что-то писала, и снова улыбается.

– Вон там можно купить билеты, – объявляет кондуктор, указывая на крытую бетонную галерею со множеством киосков, где продаются саронги и цветастые пляжные полотенца.

Я иду в кассу за молодым человеком из Шотландии, Эдвардом, который в автобусе сидел через проход от меня. Он пропускает меня вперед, но я отказываюсь: нечего держать меня за старуху. В конце концов, мне нет и сорока.

Мы уже пообщались в автобусе, и я знаю, что Эдвард веселый, беспечный и разговорчивый. Это мой тип мужчин. На вид ему лет тридцать. Я смотрю на его стройные ноги в шортах цвета хаки и слушаю, как он покупает билет на катер, идущий к острову, у раскованной и очень дружелюбной кассирши. Симпатичный парень, думаю я, улыбаясь своим мыслям, которые балансируют где-то между материнским и чувственным восхищением.

– Куда именно вам надо на острове? – спрашивает кассирша, откинувшись на спинку стула и положив ноги на соседний стол.

– Лонг-Бич.

Она кивает и берет деньги.

– Позвоните нам накануне отъезда, – инструктирует она его.

Я тоже беру билет, вибрируя от волнения:

– До Райской бухты, пожалуйста.

Мне хочется петь. Я вся трепещу от счастья. Жаль, что нельзя законсервировать это состояние в бутылке, а потом открывать ее по мере надобности.

Катер отходит в половине второго. А сейчас, если верить шатким часам на стене, уже около часа. Я сажусь за белый столик и снова улыбаюсь той женщине, пытаясь определить ее национальность. Волосы у нее пострижены не по-английски: слишком коротко и геометрично. Скорее всего, она немка или голландка.

Но тут она наклоняется ко мне и спрашивает с безукоризненно английским произношением:

– Вы на катер в час тридцать?

– Да. А я думала, вы голландка.

– Всю жизнь прожила в Лондоне, – смеется она. – Но будем считать это комплиментом. А вы откуда?

– Из Брайтона.

– О, чудесно. Я там, конечно, бывала. Все лондонцы ездят на побережье. Не такая идиллия, как здесь, конечно. Где вы собираетесь остановиться?

– В Райской бухте. Мне рекомендовала это место племянница подруги.

– Звучит очень мило. Значит, едете наобум. А я выбрала более популярное место. Коралловая бухта. На какое-то время, конечно. Вообще-то я собираюсь просто помотаться по стране и ездить куда заблагорассудится, – улыбнулась женщина. Улыбка у нее теплая и очень милая. – Меня зовут Кейти.

– Эстер.

Не знаю, надо ли обмениваться в таких случаях рукопожатиями, по-моему, это слишком официально. Она возвращается к своей открытке, а я иду к стойке и заказываю обед.

Через десять минут я уже ем острый рис с овощами и пью теплую воду, отдающую пластиком. За соседним столиком появляются трое молодых людей, которые сразу же заговаривают со мной. Это Пьет из Голландии, красивый мужчина, представившийся как Джон Андерсон из Канады, и Эдвард, после нескольких часов знакомства считающий себя моим старым другом. Они непринужденно болтают со мной, словно я их ровесница, а я тешу себя мыслью, что они просто не замечают нашу разницу в возрасте.

Кейти по-прежнему сидит за соседним столиком с другой стороны, но теперь что-то увлеченно записывает в дневник и в разговоре не участвует. Даже хорошо быть немного постарше. Можно уже не стараться понравиться окружающим.

Передо мной лежит билет на Перхентианские острова. На нем изображен залитый солнцем пляж. Я все время тереблю его в руках, не в силах скрыть свой восторг.

– Сколько времени вы здесь проведете? – вежливо интересуется голландец.

Это высокий крепкий парень, очень воспитанный и любезный.

– Всего три недели, – отвечаю я, стараясь не думать, что скоро мне придется проделать весь этот путь обратно.

Все трое сочувственно улыбаются, и я спешу оправдаться.

– Конечно, трех недель недостаточно, – говорю я смиренно, словно столь краткое пребывание нарушает неписаные правила. – Но я работаю и у меня дочка, так что удивительно, как я вообще сюда вырвалась.

– Вау! – восклицает Джона. – Тогда понятно. А можно поинтересоваться, где ваша малютка?

Джона – типичный ладно скроенный канадец из тех, кто рано или поздно попадают в Голливуд, где сходят за американцев. У него темные волосы и квадратный подбородок. И я невольно вспыхиваю, когда он обращается ко мне.

– Конечно, можно. Она уже большая, ей десять. И сейчас она с отцом. Мы с ним расстались.

– О, как жаль!

Я усмехаюсь. Он так старается быть джентльменом.

– Ничего страшного, – успокаиваю я его, и здесь мне и вправду так кажется. – Так лучше для всех, уверяю вас.

– Вы просто молодец, что сюда приехали, – заключает Джона.

Я сгребаю ложкой остатки риса. Как только моя тарелка пустеет, мимо проходит кассирша, которая громко командует:

– Прошу всех на катер!

Теперь я чувствую, что не зря провела ужасную ночь в Куала-Теренггану. Катер у нас быстроходный. Как только мы выходим из бухты, капитан (или как называется тот, кто управляет катером) дает газу и катер летит по воде. Все пассажиры в спасательных жилетах. Дома я была бы в панике. Вцепившись в поручни, я бы зажмурилась, ожидая, что мы вот-вот перевернемся и утонем. Сейчас же я во все глаза смотрю на остров, темнеющий впереди, и так широко улыбаюсь, что у меня сводит скулы. Каждый скачок катера приводит меня в восторг, мне нравится, что рев мотора заглушает голоса. Всякий раз, когда мы преодолеваем большую волну, в лицо мне летят мелкие брызги. На катере пятнадцать пассажиров, включая Кейти и троих молодых людей, с которыми я только что познакомилась. Все сидят, не спуская глаз с конечной цели нашего путешествия. Здесь несколько австралийцев, и среди них худосочный коротышка, попытавшийся подсесть ко мне, но сразу же слинявший, когда я попросила соседа отодвинуться на случай, если меня затошнит. Больше всего среди пассажиров немцев. Они дружелюбны, современны, но есть в них нечто пугающее.

На подходе к острову я понимаю, что у меня все получилось. С того самого момента, когда я в галерее встретила Элли, я работала над осуществлением своей мечты: Райская бухта на острове Кесил Перхентианского архипелага. Я забронировала домик, и вот я здесь. Ярко-синее небо, ослепительное солнце и нестерпимый блеск волн.

Вскоре мотор затихает, и катер идет вдоль берега. Первая остановка – Коралловая бухта, по песчаному берегу которой рассыпаны живописные бунгало. У меня захватывает дух. Это наиболее обжитая часть острова, но очень красивая, и я бы не отказалась здесь поселиться. На пристани, прямо на солнце, свалена гора продуктов, включая коробки с яйцами. Остается надеяться, что вскоре их перевезут в более прохладное место. Рядом с пристанью на волнах качаются небольшие катера, на некоторых виден знак «такси». Люди лежат на пляже с книжками и сидят в кафе. Слева множество красивых бунгало с высоким зданием посередине.

С катера сходят пятеро туристов, и среди них Кейти, которая, улыбаясь, кричит мне:

– Мне понравилось, как это звучит – Райская бухта, возможно, встретимся там!

Мы поворачиваем и направляемся к северной части острова. Пляжи чередуются с высокими скалами, торчащими из воды, а за ними просматриваются джунгли. Весь остров покрыт густым лесом. Мы проплываем мимо пары пустынных пляжей, где наслаждаются отдыхом один-два человека. Все так чудесно – глаз не оторвать.

В крошечном курортном местечке под названием «Лагуна» с катера сходят еще трое. Их встречает лодка, в которую они сбрасывают рюкзаки. Потом мы останавливаемся у Лонг-Бич: скопление бунгало на длинном пляже, усеянном снаряжением для подводного плавания. Эдвард, Джона и Пьет весело кричат мне «до свидания». Надеюсь, мы еще встретимся. Катер плывет к другому острову. Он побольше, и инфраструктура там получше. Там тоже сходят несколько туристов. На катере из пассажиров только двое – я и молоденькая японка. Ее мы оставляем в рыбацкой деревне, в которой явно обитают местные: там есть административные здания, магазины и школа.

Теперь нас только двое, капитан и я.

– Вам в Райскую бухту? – спрашивает он.

– В Райскую бухту, – подтверждаю я.

– А приятель у вас есть? – равнодушно интересуется он.

– Да, – автоматически отвечаю я.

Он пожимает плечами и смеется.

К катеру с берега подплывает маленькая лодка. Забравшись в нее, я жду, когда мне скинут рюкзак.

– Спасибо! – кричу я капитану.

Махнув мне рукой, он разворачивает катер.

– Вы Эстер? – спрашивает подобравший меня мужчина.

– Да, – подтверждаю я, довольная, что моя бронь никуда не делась.

Лодочник пристает к песчаному берегу и машет рукой, чтобы я сошла первой. Неуклюже перелезая через нос, я смотрю на открывшийся передо мной пейзаж. Изумительный песчаный пляж, деревянные бунгало, окружившие живописное кафе, перед которым полыхает пурпурная бугенвиллея. В ее тени лежат двое. В воздухе разлит аромат моря и цветов. Наконец-то я обрела рай.

Я откидываю со лба волосы, перелезаю через веревку и плашмя падаю в воду.

Поднявшись, я вижу, как все надо мной смеются: и лодочник, и мужчина на берегу, и загорающая парочка. Это действительно смешно, и я начинаю смеяться вместе с ними. Случись это дома, мне было бы не до смеха, но здесь мне все нипочем.

– Спасибо! – благодарю я лодочника.

– Приятного путешествия! – откликается он, и все опять смеются.

Я замечаю, что инстинктивно держала свою холщовую сумку над водой. Очень разумно с моей стороны.

– Добро пожаловать в Райскую бухту, – добавляет лодочник.

– Спасибо, большое спасибо, – улыбаюсь я ему.

Интуиция меня не подвела. Это место мне идеально подходит. Я буду жить в маленьком деревянном домике на сваях, который несколько скромнее, чем те, что на берегу. Он стоит на холме между скалой и джунглями. Вокруг тишина, нарушаемая лишь стрекотом насекомых. Шум моря заглушает скала. В домике есть веранда с гамаком и столиком с двумя белыми стульями. С нее открывается вид на пляж и еще два бунгало. В воздухе разлит зной.

Внутри только стол, стул и кровать с пологом из москитной сетки. Я скидываю рюкзак рядом с кроватью, переодеваюсь в бикини и обертываюсь саронгом. Потом намазываюсь защитным кремом, надеваю соломенную шляпу и сую ноги в шлепанцы. Беру книгу и устремляюсь на пляж.

Сейчас три часа дня. Я продумываю план на оставшееся время. Пока не стемнеет, буду валяться на пляже и читать. Потом пойду в кафе и буду сидеть там одна, уверенно и беззаботно. После чего отправлюсь спать. Завтра эта процедура повторится, потом еще и еще, пока не станет моим образом жизни.

На пляже я почти засыпаю, но пронзительный женский крик возвращает меня к реальности.

Я зеваю и прищуриваюсь. Крик доносится со стороны моря. Но когда я поворачиваюсь и озираюсь, крик сменяется мужским смехом – это говорит о том, что ничего страшного не произошло.

В воде плещется парочка. Он высокий, темноволосый и мускулистый. Она маленькая фигуристая блондинка. Оба яркие и загорелые. Здесь они выглядят несколько чужеродно. Такой парочке надо бы резвиться на Карибах, там, где на них охотились бы папарацци. А здесь одни заурядные рюкзачники.

Они занимаются тем, что таблички в бассейнах неодобрительно именуют «сексуальными играми». Прекрасно зная, что за ними наблюдают, они тем не менее обнимаются и целуются взасос, как подростки, смеются, исчезают под водой, а потом, хохоча, выныривают на поверхность. Интересно, они действительно занимаются там сексом? Я никогда не пробовала и не знаю, возможно ли это технически.

Немецкая пара по соседству со мной тоже наблюдает за ними, но, в отличие от меня, без всякого удивления. Я встречаюсь взглядом с женщиной, которая совершенно невозмутима. У нее длинные прямые волосы и бикини с рисунком из маленьких лимончиков, которые, как ни странно, выглядят довольно стильно. Она гримасничает, а я киваю и выпучиваю глаза. Потом мы обе оглядываемся на ту парочку.

– Они здесь уже три дня, – говорит мне немка. – Три дня! И каждый день одно и то же.

– И им не надоедает?

– Похоже, что нет.

К нам подходит один из местных, работающий в кафе.

– Они молодожены, – объясняет он, глядя, как блондинка срывает с себя лифчик. Его явно раздирают противоречивые чувства. – Для Малайзии это очень необычно.

– О Господи, – вздыхает немка. – Появляться с голой грудью в исламской стране? Она что, совсем дура?

– Видимо, – соглашаюсь я.

Эта парочка явно не бывала в Куала-Теренггану.

Немка поворачивается к своему спутнику, мужчине с курчавыми волосами в удлиненных шортах, и, кажется, выговаривает ему за слишком пристальное внимание к обнаженной натуре.

– Откуда они? – интересуюсь я, надеясь, что не из Англии.

– Амер-р-р-рика, – рычит местный житель, представившийся Самадом. – Американцы из Голливуда.

Он машет рукой женщине с младенцем, идущей по берегу в нашу сторону.

– Да, похоже на то, – говорю я.

Этот спектакль мне быстро надоедает, и я утыкаюсь в книгу. А Самад бежит навстречу своему семейству.

Сидеть в ресторане одной оказалось не так уж страшно. За пять проведенных здесь дней пора бы к этому привыкнуть, что в общем-то и происходит (сейчас мне трудно поверить, что меньше недели назад я покинула свой дом, сев в пять утра на поезд, доставивший меня в аэропорт).

Здесь так расслабляешься, что не испытываешь ни малейшего смущения, сидя в одиночестве и потягивая арбузный сок в ожидании заказанной рыбы. Я читаю книгу, пишу открытку Дейзи и стараюсь сохранять абсолютное спокойствие.

Я проведу здесь две недели, что довольно приличный срок. А если паниковать и расстраиваться, что через пару недель уже нужно уезжать, нечего было и прилетать.

Я представляю, как вернусь домой. Загорелая и в прекрасной форме, поскольку отличная еда и лежание на пляже сделают мою тощую фигуру приятно округлой. Я обрету жизненные перспективы и мудрость, которая не покинет меня до конца дней. Во всяком случае, я на это сильно рассчитываю.

Мой путь домой будет быстрее. В Куала-Лумпур я полечу самолетом из Кота-Бхару, который находится где-то к северу отсюда. Потом придется несколько часов поболтаться в аэропорту или же совершить стремительный бросок в город за подарками. Снова перелет, теперь уже международный, и вот я уже на пороге своего дома, пустовавшего ровно двадцать два дня. Все мои растения наверняка погибнут, потому что мне и в голову не пришло попросить кого-нибудь поливать их в мое отсутствие, хотя у меня остались друзья. Даже после того, что произошло со мной за последний год. Зои, к примеру, в курсе моего путешествия и полностью его одобряет.

Я войду и скину рюкзак. В нем будет полно песка с этого самого пляжа, на котором я сейчас пишу открытку для Дейзи. И я увезу его с собой. Дейзи не будет дома. Я приму душ, переоденусь в чистое и поеду к Крису забирать ее.

Но пока я здесь. И две недели буду отдыхать и восстанавливать силы. Глубоко вдохнув морской воздух, я напоминаю себе, что должна наслаждаться здесь каждой минутой.

Все вокруг так приветливы и дружелюбны. Но я не вступаю в разговоры. Поев, я медленно поднимаюсь на холм, где притулился мой домик. Там я еще немного читаю, потом забираюсь под москитную сетку и мирно засыпаю.

Глава 7

Так проходит несколько дней. Люди уезжают, и на их место прибывают новые. В том числе и пожилая пара из Австралии. Их зовут Джин и Джен, и они все время выясняют отношения. Я стараюсь держаться от них подальше, что довольно несложно, поскольку они живут в одном из самых лучших бунгало на другом конце пляжа, так что я не слишком часто слышу, как они переругиваются. Понятно, что чужие несчастные браки меня не слишком привлекают. Я попала в сказку, где могу целый день нежиться на пляже, есть что угодно и пить фруктовый сок. Американцы еще не уехали и по-прежнему резвятся в море и на берегу, наслаждаясь вниманием окружающих.

На четвертый день мне захотелось активности. Ведь время надо проводить с максимальной пользой. Многие занимаются подводным плаванием и взахлеб рассказывают о своих впечатлениях, расписывая потрясающих рыб и черепах, сказочные кораллы и вполне безобидных акул, которые, по их словам, не страшнее забавных щенков. Все именно так, как тогда в галерее говорила Элли. Проблема в том, что туристов увозят в море на целый день, а я не могу заставить себя пожертвовать пляжем.

На шестой день на остров приезжают Эдвард, Джона и Пьет. Я сразу же узнаю их. Выпрыгнув из лодки на песок, они машут мне.

– Привет, – бормочу я, не в силах оторвать голову от постеленного на песок полотенца.

– Как дела? – приветливо интересуется Эдвард.

– Привет, Эстер! – басит красавец Джона, и я с трудом сгоняю с лица глуповатую улыбку.

Теперь, когда мы вместе оказываемся в кафе, я присоединяюсь к их компании. Они симпатичные ребята, и мы проводим самую жаркую часть дня за игрой в карты или в слова.

Через пару дней появляется Кейти и заселяется в соседний домик. Правда, ведет она себя еще нелюдимее, чем я. Я начинаю размышлять о своей прежней жизни и прихожу к выводу, что в ней все было наперекосяк. Когда вернусь, буду приводить ее в порядок. Это означает, что я займусь йогой и попрошу прощения за сумбурное детство Дейзи. В конце концов, ей сейчас не так уж плохо. Я пишу ей послания, звоню и слышу ее счастливый голосок.

Во время беременности я все время представляла, что у меня будет девочка. Так поступают большинство женщин, потому что вырастить в женском теле девочку им кажется более естественным. А растущий в их чреве пенис кажется им чем-то чужеродным.

Так или иначе, но я оказалась права. Пока я носила свою девочку под сердцем, у меня сложился ее портрет. Это будет существо не от мира сего, тонкая чувствительная натура, обожающая читать книги или заниматься балетом. Моя воображаемая дочь будет маленькой нежной феей с белокурыми волосами, белой кожей и носиком-кнопочкой. Я решила назвать ее Дейзи^[1], потому что такое имя как нельзя лучше подходит хрупкой изящной девочке: это будет мой маленький цветочек.

Когда я сказала Крису, что общаюсь со своей будущей дочкой и ее имя не подлежит обсуждению, он равнодушно бросил «ладно». Эта тема его не слишком волновала, и заставить его возражать могло лишь совсем дикое имя.

В тот момент, когда она родилась, я, еще не видя ее, уже знала, что глубоко заблуждалась. С ее первым вздохом я сразу же поняла, что она все сделала по-своему. Белокурая фея без следа растворилась в воздухе и исчезла навсегда.

Реальная Дейзи разразилась громкими воплями. Она была плотно сложенной и темноволосой и, очутившись в моих руках, нахмурилась и пронзила меня строгим взглядом. Реальная Дейзи оказалась крепким орешком. Она презирает все розовое и блестящее, пренебрегает требованиями общества, терпеть не может балет, кукол Барби и игрушечную посуду. И упорно делает только то, что ей нравится. Обожает плавать, слушать рэп и гулять с чужими собаками. Носит только брюки, джемперы и куртки с капюшонами. Если я не расчешу ей волосы и не завяжу их ленточкой, они так и будут падать ей на лицо. Сама она в лучшем случае уберет их за уши.

Когда я представляю, как она ходит по набережной, держа в каждой руке по поводку и увещевая своих подопечных (вся всклокоченная и лохматая, потому что отец уж точно не удосужится ее причесать), мне отчаянно хочется к ней. Она любит собак и с удовольствием собирает в пластиковый пакет их какашки. «Мне это нравится, мама, – со смехом заявила она, увидев мой ужас. – Ну где еще может представиться такая возможность?»

Я скучаю по ней, но стараюсь не поддаваться эмоциям. Ведь нас разделяют тысячи миль, и мне так жаль покидать этот райский остров.

Вечером я сижу в кафе и пью пиво, которое Джона привез из Коралловой бухты. В голове у меня вертятся разные мысли, и я полностью погружена в себя.

– Не возражаете, если я к вам подсяду?

Подняв глаза, я вижу Кейти.

– Конечно, нет.

Я выдвигаю ногой второй стул, и она садится за мой столик.

– Прошу прощения, – говорит Кейти с той же теплой улыбкой, которой она наградила меня, когда мы ждали катер. – Вы, похоже, погружены в свои мысли, но все столики заняты. Остаетесь только вы и эта сладкая парочка.

Мы смотрим на американских молодоженов. Они гладят друг друга по бедрам.

– Да, уж лучше вам сидеть здесь, – соглашаюсь я.

– Что заставило вас приехать сюда в одиночестве, Эстер? – спрашивает Кейти, наливая себе из моей бутылки. – Здесь не так много одиноких женщин. И мы должны проявлять солидарность.

Я улыбаюсь ей:

– Развод. Пока была замужем, я все время мечтала о побеге. А потом случай представился сам собой. Дочка сейчас с моим бывшим, так что меня ничего не удерживало.

– И правильно сделали. Вам ведь хорошо сейчас? У вас это на лице написано. Я вам просто завидую. Каждый день прохлаждаетесь с книгой в руках. Просто живая реклама этих мест.

– Я от них в восторге. Они открывают передо мной новые перспективы.

Женщина с интересом смотрит на меня:

– Какие же?

Я делаю глубокий вдох. Кейти мне нравится, и она вполне безопасный чужой человек. С тех пор как я уехала, мне ни с кем не удалось поговорить по-человечески. А с ней можно пооткровенничать. Похоже, ей будет интересно, и, услышав мою историю, она, возможно, расскажет о себе. Будем надеяться.

– С Крисом, это мой бывший муж, я была не очень счастлива, – начинаю я, потягивая пиво. – Да и он тоже. Но все же мы продолжали жить вместе.

– Из-за дочери?

– Если бы не Дейзи, мы бы разбежались уже через две недели.

В молодости Крис был беззаботным красавцем, жившим без тормозов. Я была под стать ему – околачивалась в лондонских клубах, отплясывая там в мини-юбке. Когда мы встретились, я просто потеряла голову, хотя он мне никогда по-настоящему не нравился, не говоря уж о любви.

– Но даже несмотря на Дейзи, я до сих пор не понимаю, почему мы тянули эту лямку столько лет. Сейчас ей десять. Мы развелись, когда ей было девять. А ведь могли покончить с этим гораздо раньше. Но я не стремилась к разводу. Кому хочется быть разведенкой? А Крис происходил из очень консервативной семьи, и его родители были бы в шоке. Поэтому мы выбрали трусливый компромисс, погрузившись в трясину безрадостной жизни, и бездарно потратили молодость друг на друга. Я уверена, что он мне изменял, но мне не хотелось в это вникать. Я и сама могла бы ходить налево, но мне было лень подняться с дивана. Я ждала, когда все решится само собой.

– В конце концов так и произошло?

– Все закончилось грандиозным скандалом, – продолжаю я, допивая пиво. – Последней вспышкой страсти. Я стала много пить, а он все чаще задерживался на работе или где-нибудь еще. Как-то в пятницу вечером он заявился после полуночи жутко пьяный, а я лежала в отключке на диване. Такое случалось и раньше, но в этот раз он соскочил с катушек. Мы уже много лет нормально не общались, а тогда к тому же были пьяны. Он посмотрел на меня, и в голове у него, как он позже говорил, что-то щелкнуло. Сейчас он утверждает, что все произошло из-за того, что девушка, которую он знал, превратилась в какое-то жалкое существо, и он ощутил вину. Но я сильно сомневаюсь, что им руководили столь благородные чувства. Он начал на меня орать. Я проснулась и тоже стала кричать. И тут все выплеснулось наружу. Весь негатив, что копился годами, все взаимные претензии, вся ненависть к нашей совместной жизни. Сейчас уже не помню всех подробностей, но было впечатление, что прорвало плотину, и я вдруг почувствовала огромное облегчение. Я вскочила с дивана и кинулась на мужа. Мы начали драться, таская друг друга за волосы и выкрикивая ругательства. А потом я подняла глаза и увидела Дейзи, стоявшую в дверях. Она в ужасе смотрела на нас. И это было самое страшное. У меня кровь застыла в жилах. Мы встретились взглядом, и я тут же протрезвела. Но Крис продолжал меня бить, пока я не произнесла «Дейзи». И только тогда он остановился.

Я замолкаю. Память об этом просто невыносима. Мне хочется посмотреть на Кейти, увидеть ее шок, но мне стыдно оторвать глаза от стола. Вокруг моего стакана ползает жучок. Я некоторое время наблюдаю за ним. Он нарезает бесконечные круги, думая, что ползет вперед.

– Надеюсь, для Дейзи это не стало трагедией? – спрашивает Кейти. – Дети ведь переносят все легче.

Я заставляю себя взглянуть на нее и даже улыбаюсь:

– Да, уж стойкости моей Дейзи не занимать. Я не утешаю себя. Моя дочь действительно твердо стоит на ногах. Конечно, она сильно расстроилась. Но она не из тех, кто прячет голову в песок. В отличие от своих родителей. Не знаю, от кого у нее эта твердость. Но я рада, что она такая. Мы постарались ей все объяснить. Крис сразу же ушел от меня. Для нас обоих словно прозвенел будильник. Мы просили прощения у дочери и вместе, и порознь. И в конце концов она сдалась, заявив: «Мама, я решила вас простить. Только больше никогда этого не делайте, нельзя же так себя ронять».

– Умная девочка! – смеется Кейти.

– Да, она такая. Ей стало легче, когда Крис ушел, и теперь она может встречаться с ним без меня. У многих ее друзей родители в разводе, и часто это к лучшему. Она легко это пережила. Я справилась гораздо хуже. Было страшно трудно прийти в себя и смириться с участью разведенной женщины под сорок. Именно поэтому я здесь. Собраться с мыслями, без страха смотреть в будущее и стать хорошей матерью для Дейзи.

Кейти полистала меню.

– Вполне достойный план.

– Надеюсь, у меня все получится.

Она погладила меня по руке:

– Я в этом уверена. А хотите знать, почему я здесь? В качестве примера того, что у каждого свои проблемы.

– Да, конечно, – улыбаюсь я.

Мы заказываем ужин и ждем, пока его принесут. В теплом воздухе разносится аромат бугенвиллеи. Американцы встают из-за стола и, подначивая друг друга, со смехом бегут на пляж.

Когда нам приносят рыбу с рисом и салат, Кейти, поправив прядь волос, вопросительно смотрит на меня, и я киваю.

– Я ведь тоже недавно рассталась с одним человеком. Это было немыслимо тяжело. У нас не имелось детей, что немного упрощало дело. Моей партнершей была женщина, так что у нас все вышло несколько по-другому. Мы были вместе довольно долго. А теперь вот разошлись. – Я вижу, как она старается сохранить душевное равновесие. – Так трудно пережить, когда остаешься без близкого человека, одна на белом свете. У вас, по крайней мере, есть Дейзи, значит, вы не одиноки. А со мной все значительно хуже.

Я дотрагиваюсь до ее руки. Она слегка вздрагивает, но руки не отнимает.

– Да, перестроиться очень тяжело. Мне поначалу казалось, что это вообще невозможно. А здесь вам стало лучше?

Кейти пожимает плечами:

– Я надеялась на большее. Нет. Дело в том, что я ее по-прежнему люблю. В этом разница между нашими ситуациями.

– А почему же вы расстались?

Кейти зажмуривается, и я уже жалею о своей бестактности.

– Ей просто надоело. В самом прямом смысле. Меня воспитывали традиционно, и я всегда стеснялась своих наклонностей, которые считались чем-то постыдным и ужасным. Ее же это раздражало, как и то, что я скрывала наши отношения от своей семьи. Я ее просто обожала. И до сих пор люблю. Просто не могу в этом публично признаться. Она считала, что я стыжусь нашей связи и скрываю ее как некую постыдную тайну. Но это было не так. В конце концов ей все это надоело. Она меня бросила и больше не возвращалась.

– А вы ее об этом просили?

Кейти засмеялась:

– О, я унижалась как могла. Рыдала, умоляла, бегала за ней. Но она уже все решила. А потом стала встречаться с кем-то другим. И тогда я уехала.

Вздохнув, я сочувственно улыбаюсь ей. Она улыбается в ответ.

– Я так рада, что встретила вас, – говорю я.

– Я тоже, – отвечает Кейти, втыкая вилку в кусочек рыбы. – Люди с разбитым сердцем должны держаться вместе. А кстати, вы уже занимались подводным плаванием?

– Нет. Я думала об этом, но пока так и не выбралась. А вы?

– Я собираюсь. И уже говорила с Самадом. Он здесь работает.

– Знаю, – киваю я. – У него еще маленький ребенок.

– Ну да. Он планирует организовать здесь необычные морские экскурсии. Говорит, что это очень выгодно. А те, что сейчас предлагают, вполне заурядные. Он хочет устраивать совсем другие, чтобы туристы пережили нечто неизведанное. Звучит очень заманчиво.

– Да, действительно. А мы можем поехать?

– Знаете, что самое интересное? – понижает голос Кейти. – Он хочет устроить пробную поездку. Подводное плавание, рыбалка, обед на необитаемом острове. Мы будем его подопытными кроликами. Вы сможете поехать послезавтра?

Я смотрю на нее и невольно улыбаюсь:

– Вообще-то я не хотела никому говорить, но послезавтра у меня день рождения. Мне стукнет сорок.

Кейти, смеясь, гладит меня по руке:

– Да это же здорово. Я поговорю с ним, и мы это отметим.

Глава 8

Кэти

Июнь 1988

Они наконец нам сказали! Я на седьмом небе от счастья. Все, что меня тревожило, развеялось, как дым. Это откровение Господне. Ничего подобного я даже представить себе не могла.

Теперь я могу не стыдиться своего греховного желания увидеть мир. Могу не переживать из-за брака с Филиппом. Не изводиться из-за невозможности пойти работать, поступить в университет и сделать карьеру. Больше никаких препятствий. Я совершенно свободна и могу с радостью смотреть в будущее. Слава Богу – в самом прямом смысле.

Как же мне повезло! Вчера я уже с нежностью смотрела на спящую Марту. Как же я люблю ее, как я могла считать ее занудой? И она меня любит, это же сразу видно. Мы с ней самые счастливые люди на свете.

Скоро все изменится. Хотя это слово слишком слабо отражает масштаб происходящего. Все трансформируется до неузнаваемости.

Преподобный Моисей, наш духовный отец, а также биологический отец многих из нас (включая меня), призвал к себе всех членов общины. Собралось восемьдесят три человека. Дети сидели на полу, взрослые на стульях, а отец Моисей стоял на возвышении. Потом он забрался на стул, с него на стол и, встав во весь рост, поднял руки и начал говорить. Точно повторить его слова я не смогу, они были слишком возвышенны. Но суть сводилась к следующему, и это было настоящее откровение: «Приближается Второе пришествие. Господь спустится на землю, чтобы забрать к себе праведников. Это свершится в ночь на двадцать первое июня. Если я достоин – а я знаю, что недостоин, хотя и творю богоугодные дела во славу Господа и, уповая на его милосердие к раскаявшимся грешникам, смиренно надеюсь на его снисхождение, – он заберет меня на небеса, где я буду пребывать с ним в вечности. В противном случае я останусь на земле вместе с другими грешниками, на которых он обрушит гнев свой. Я бы хотел отринуть все мои прежние греховные мысли, но раз Богу все равно о них известно, в этом нет никакого смысла. Я искренне раскаиваюсь и надеюсь, Он это видит. Я стремлюсь полностью контролировать свое сознание. Иногда мне в голову приходят дурные мысли, но я стараюсь гнать их прочь. Порой возникают мечты об университете, но я безжалостно пресекаю их. Надеюсь, Бог это видит. Если Господь не призовет меня, я буду знать, что получил по заслугам, и сделаю все, чтобы спасти других грешников от Страшного суда».

А еще отец Моисей дал нам задание.

Мы должны нести миру истину, чтобы грешники имели возможность исправиться. Он сказал, что Иисус, явившийся ему, когда он смотрел по телевизору новости, повелел, чтобы каждый из нас привел в общину хотя бы одного грешника. Они должны быть спасены и желать спасения. Каждый из детей должен привести кого-нибудь из школы, даже мы с Мартой, невзирая на наши выпускные экзамены.

«Никаких исключений!» – пророкотал он, и у нас по коже пробежал холодок, потому что устами Моисея говорил сам Иисус. Во всяком случае, мне так показалось.

Завтра я пойду в школу и совершу самый важный в жизни поступок. Еще неделю назад я была бы в ужасе от самой идеи привести в общину грешника из чуждого мира. Я хотела сама попасть туда, а не тащить к нам тех, кто там живет. Теперь я знаю, что это единственный способ их спасти. Мне не терпелось поскорее пойти в школу и поговорить с ребятами. Они, конечно, поднимут меня на смех, но теперь меня это вряд ли уязвит. Впервые за свои шестнадцать с половиной лет я была безмерно счастлива.

До Судного дня осталось всего семь дней, и это существенно меняло мои планы. Завтра я пойду в школу доносить слово Господне. Мы с Мартой, Евой и Даниэллой будем держаться вместе, стараясь поговорить со всеми девочками. А Филипп, Саймон и другие будут беседовать с мальчиками. После собрания мы, сбившись в кучку, стали вырабатывать стратегию. Очень важно, чтобы каждый ученик узнал о том, что нас ждет, непосредственно от нас, ведь так они сами смогут нам ответить, предупреждая распространение глупых слухов.

Мы сидели на деревянном полу молельного дома, говоря все разом и чувствуя небывалое единение. Я никогда не была так счастлива, как в тот вечер, когда мы чувствовали себя друзьями и единомышленниками. В школе я была всегда одна. Но теперь мы станем работать парами, и мы с Мартой обойдем всех девочек в четвертом, пятом и шестом классах. Марта – моя сводная сестра, хотя здесь мы все одна семья и наше биологическое родство не имеет такого значения, как в греховном внешнем мире. Мы с ней совсем не похожи. Я высокая, у меня русые волосы, которые в раннем детстве были белокурыми (раньше я тщеславно желала, чтобы они такими и оставались). А Марта маленькая и толстая (хотя какое сейчас это имеет значение, я просто описываю ее). У нее темные волосы, которые ее мать Юдифь стрижет «под горшок», хотя я всегда считала, что длинные волосы пойдут ей больше. Но, опять же, теперь это не важно.

Раньше я мечтала о таких ничтожных вещах, как модные прически и макияж, но могла позволить себе лишь длинные прямые волосы. Хотя их полагалось носить на прямой пробор, в школе я делала косой и слегка закрывала ими лицо. Марта с готовностью сообщала об этом в общину, и меня нещадно ругали.

Я прощаю ее, как же может быть иначе, раз Моисей и Кассандра прощают мне мое тщеславие. Ведь мы единственные, кто знает истину. Вся община волнуется и ждет. Конца света пока не будет, но на восходе двадцать первого июня все изменится. Я просто сгораю от нетерпения.

Глава 9

Я просыпаюсь с ощущением счастья и, перевернувшись на спину, рассматриваю узор на потолке, нарисованный узкими полосками света, пробивающегося сквозь ставни. За стенами моего домика сплошное шуршание и чирикание, а по крыше кто-то резво скачет. Это меня и разбудило.

Я сижу на кровати под пологом из москитной сетки и беспечно улыбаюсь. Мне исполнилось сорок. Сегодня меня ждет увлекательная поездка. Я спокойна и безмятежна. Именно за этим я сюда и приехала.

Взглянув на часы, которые показывают половину восьмого, я натягиваю бикини и саронг, чтобы быстренько искупаться перед отъездом. Надеюсь, Кейти выполнит свое обещание и не станет афишировать мой день рождения. Не хочу лишнего внимания. Слава Богу, что мне не пришлось отмечать сей юбилей дома. Друзья и дочка непременно потребовали бы устроить праздник. Чуть позже я позвоню Дейзи, невзирая на чудовищную стоимость такого звонка. Придется общаться с Крисом, который, несмотря на то что ему самому перевалило за сорок, наверняка не упустит случая съехидничать по поводу кризиса среднего возраста.

Я отодвигаю щеколду на двери. Каждую ночь я тщательно запираюсь, хотя в окнах нет стекол – смешно вставлять стекла в подобной хижине, а ставни служат чисто декоративной цели. Попасть внутрь через дверь можно лишь с топором или тараном, но чтобы влезть в окно, достаточно лишь поднять ставни. Я стараюсь об этом не думать. На острове безопасно, рядом много других домиков, и в случае чего мой крик сразу же услышат.

Я люблю раннее утро с его тишиной и свежестью. Пока не так жарко, как днем. Я иду на пляж и, стоя на песке, глубоко дышу. Закрыв глаза, наслаждаюсь лаской теплого ветерка. На песок с тихим плеском набегают волны. Это так не похоже на наш вечно серый Ла-Манш, где волны с шумом разбиваются о камни. А здесь вода тихо шепчется с тончайшим тысячелетним песком.

Мой саронг быстро оказывается на песке, а я – в объятиях теплого моря. Меня слегка покусывают какие-то неизвестные существа, но я упорно плыву вперед, пока не оказываюсь вровень с окружающими бухту скалами. Перевернувшись на спину, я смотрю в небо и отдаюсь на милость волн.

– С днем рождения, – шепотом поздравляю я себя и улыбаюсь.

День рождения обещает быть удачным.

В кафе уже сидят туристы, и я желаю всем доброго утра. На мое приветствие откликается немецкая пара, чьи имена я уже не помню, вечно ругающийся с женой австралиец и Кейти, приглашающая меня за свой столик. На ее лице написано волнение.

Наклонившись ко мне, она сценическим шепотом произносит:

– С днем рождения!

– Спасибо.

– Вы готовы? Взяли с собой все, что нужно?

Я указываю на небольшую сумку у своих ног. Она полупустая. Ну что там может мне понадобиться?

На тарелке у Кейти я вижу остатки омлета и фрукты и заказываю то же самое. Фарфоровая кожа Кейти покрылась загаром, она выглядит довольной и отдохнувшей.

На пляже с багажом стоит немецкая пара – женщина в бикини с лимончиками и ее спутник с пышной шевелюрой. К ним подплывает морское такси, и они, войдя в воду, бросают свои сумки в лодку. На женщине, чье имя я так и не запомнила, короткое пляжное платье с вишенками. Волосы, стянутые на затылке, открывают длинную изогнутую шею. Она поворачивается и машет нам рукой.

– Желаю приятно провести день! – кричит она.

– Обещаем! – отвечает Кейти.

Потом смотрит на меня:

– Они тоже хотели поехать, но побоялись опоздать на самолет. Хельга даже расстроилась.

– А кто еще с нами едет?

– Точно не знаю. Кажется, Эдвард, тот шотландец. Он очень рвался.

Кейти поднимается из-за стола.

– Скоро узнаем. Вы все с собой взяли?

– Солнцезащитные очки. Солнцезащитный крем. Смартфон на случай, если Дейзи пришлет мне поздравление. Бутылку с водой.

– Все правильно, – кивает она. – Путешествовать надо налегке.

Мы собираемся в конце пляжа, недалеко от моего домика. Самад приветствует нас широкой улыбкой:

– Кейти! Эстер! Спасибо, что пришли.

Все поворачиваются в нашу сторону, и я с неудовольствием вижу, что в нашу компанию затесались скандальные австралийцы и Марк с Черри, любвеобильная американская парочка. Кроме них на остров едут только Эдвард и мы с Кейти. Никогда бы не подумала, что эти две парочки могут заинтересоваться подобным путешествием.

Из всех стоящих сейчас на пляже для своего дня рождения я бы выбрала только Кейти и Эдварда. Остальных придется терпеть.

– Привет! – здороваюсь я с группой и широко улыбаюсь.

– Здрасьте, – бросает австралийская скандалистка с таким выражением, словно она меня терпеть не может.

Остальные приветствуют меня более дружески, а Кейти расплывается в улыбке и хлопает в ладоши.

– Внимание, сегодня у Эстер день рождения! – объявляет она, и все улыбаются и произносят подходящие случаю фразы.

Я сердито смотрю на нее, потому что хотела сохранить это в секрете, и она прекрасно об этом знает. Но делать нечего, приходится вымученно улыбаться.

– Все собрались, – говорит Самад и идет к морю. Я плетусь в хвосте группы.

Когда мы проходим мимо моего домика, самого удаленного от моря, из джунглей выбегает огромная ящерица, которая, увидев нас, шарахается в сторону и убегает вниз по тропинке.

– Прямо динозавр какой-то, – замечаю я.

– Они тут с древних времен, – объясняет Эдвард, поворачиваясь ко мне. – Я где-то читал.

Остановившись, я смотрю на это чудовище. Она длиной больше метра, у нее короткие толстые лапы, напоминающие кошачьи, и длинный мощный хвост. Застыв на месте, ящерица смотрит на меня глазами-бусинами. Все остальные уже ушли вперед. Меня потрясает выражение на ее морде. Дейзи была бы от нее в восторге. Я быстро снимаю ее на смартфон.

– Спасибо, дорогая, – говорю я ящерице. И вдруг понимаю, что здорово от всех отстала. – Пока. Увидимся вечером.

Она поворачивается и, тяжело ступая, исчезает в лесу.

Сзади кто-то окликает меня:

– Эстер!

Я оборачиваюсь, стараясь понять, откуда кричат. На пляже только два-три человека. Потом вижу Рахима, владельца этого курорта, машущего мне со ступенек кафе.

Он явно хочет со мной поговорить. Я машу ему в ответ и бегу догонять своих.

Они уже садятся в лодку на соседнем пляже. Она, очевидно, не рассчитана на восьмерых, и все боковые сиденья уже заняты. С одной стороны сидят скандальные австралийцы, с другой – роскошные американцы. Кейти с Эдвардом пока на берегу. У Кейти в руках целая коллекция ключей с деревянными брелоками, чтобы не потерялись.

– Пойду оставлю их на стойке, – говорит она. – Эстер, вы не хотите отдать мне свои? Я скажу, что мы все вместе идем на прогулку. Мне бы не хотелось, чтобы они оказались в воде.

– А мне это даже в голову не пришло, – смеюсь я, вручая ей ключ.

Самад стоит на берегу, разглядывая лодку.

– А вот и Эстер, – с улыбкой приветствует он меня.

Он явно нервничает. Я вижу, как он с тревогой смотрит вслед Кейти.

– Прошу прощения. Я задержалась из-за ящерицы.

Я решила не говорить ему, что меня окликал его коллега. Зачем его лишний раз расстраивать. Если Рахим что-то спросит у Кейти, она-то уж сможет наплести ему с три короба.

– Эдвард, садитесь сюда, – командует Самад, и тот, перебравшись черед борт, занимает указанное место. – Кейти сядет рядом, а вас, Эстер, мы посадим в середину. Вы худенькая, так что поместитесь.

– Идет!

Я всегда с удовольствием принимаю комплименты.

– Прыгайте к нам! – приглашает меня Марк.

Американцев я пока видела только издали, но с их анатомией познакомиться уже успела. У Марка черные блестящие волосы и стильная прическа. На лице у Черри именно такое количество косметики, которое необходимо, чтобы выглядеть голливудской актрисой, играющей роль женщины, попавшей на райский остров. Интересно, сколько продлятся их брак и пламенная страсть? И почему на свой медовый месяц они приехали сюда, а не в более статусное место?

Самад подает мне руку, и я, запрыгнув в лодку, сажусь на поперечную скамейку перпендикулярно тощей Джин с ее птичьим личиком и рядом с местом, предназначенным для Кейти.

– Готовы поплавать с черепахами и дружелюбными акулами? – спрашивает Марк, одаряя меня ослепительной улыбкой. Он даже пахнет шикарно: дорогим одеколоном или чем-то в этом роде, что в местных условиях довольно неуместно. – Увидеть кораллы и прочие райские атрибуты? У нас ведь будет пикник на необитаемом острове. Мы окажемся там совершенно одни. Нас с Черри это и соблазнило.

– Готова, – отвечаю я, невольно представляя, как они будут заниматься сексом в новых декорациях.

Краешком глаза я замечаю, что Джин ухмыляется, вероятно, думая о том же.

Прибегает улыбающаяся Кейти и прыгает в лодку.

Самад заводит мотор.

– У нас будет обед? – спрашивает у него Джен, наклоняясь вперед. Толстый живот австралийца буквально вываливается из шорт, из выреза майки торчат курчавые седые волосы. – Надеюсь, мы не будем там голодать?

– Да уж, – округляет глаза Джин. – Он просто зверь, когда голодный. Даже хуже, чем всегда, черт бы его побрал.

– Да не слушайте вы ее, – отмахивается Джен. – Никогда не женитесь, юный Эдвард. Вы ведь еще холосты?

– Да, – неохотно отвечает Эдвард, не желая вмешиваться в семейные разборки.

Просто молодец.

– Вот это правильно, – одобрительно замечает Джен.

– Ну уж конечно, – язвительно бросает Джин.

Взглянув на Кейти и Эдварда, я понимаю, что мы трое уже сожалеем о подобном соседстве.

Ветер раздувает мне волосы. Мотор как-то подозрительно подвывает, но мы все же движемся вперед, так что, наверное, это не так уж страшно. Обернувшись, я смотрю, как берег постепенно исчезает из вида. Мы огибаем мыс, и он пропадает.

Мы выходим в открытое море и остаемся одни. К счастью, Джин и Джен надолго замолкают. Марк с Черри сливаются в объятиях. Мне становится неудобно, и я отворачиваюсь. Иногда вдали показываются лодки, и Самад объясняет, что все плавают с масками в одних и тех же местах, а мы попробуем что-нибудь поинтереснее.

– Их возят к маяку, где есть рыбацкая деревня, – пренебрежительно бросает он. – Потому что им лень придумать что-нибудь, кроме обеда в рыбацкой деревне. И туристы считают, что увидели настоящую Малайзию. А на самом деле это не так! Просто представление для туристов.

– В этом вся фишка, – тихо произносит Кейти. – Оторваться от стада и увидеть места, где никто еще не бывал.

– Просто потрясающе, – соглашаюсь я. – Одни в открытом море.

Это и правда здорово, и я готова провести так весь день. Мне страшно нравится, что мы отклонились от заезженного маршрута и не видим других лодок.

Когда Перхентиан-Кесил превращается в еле различимую полоску на горизонте, Самад бросает якорь и раздает нам маски.

– Вы пока поплавайте, – говорит он, опускаясь на свое место и задирая ноги. – Осмотрите все вокруг, а потом возвращайтесь в лодку.

Он достает сигарету, шарит в кармане в поисках зажигалки и, не найдя ее, убирает сигарету обратно в пачку.

– Я уже сто лет не плавала с маской, – сообщаю я Джин, которая уже скинула мешковатое пляжное платье, оставшись в фиолетовом сплошном купальнике.

– Да что здесь уметь, дорогая, – усмехается она. – Берите в рот трубочку и дышите через нее. Как будто вы курите.

Она натягивает маску и криво улыбается. Потом поворачивается к Джену, который запутался в шортах и раскачивает лодку.

– Осторожней, идиот! – вопит она. – Ты что, собираешься лодку перевернуть, болван? Хочешь утопить нас всех? Да? Кретин!

Джен корчит рожу. Джин выставляет вперед подбородок, и они с ненавистью смотрят друг на друга. Интересно, а мы с Крисом так же выглядели на закате нашего брака?

Нет, нет и нет. Мы никогда по-настоящему не скандалили. Хотя мне порой хотелось устроить сцену. И лишь предсмертная агония наших отношений подтолкнула нас к дикой сцене, которую никто не видел, кроме одного-единственного существа, испытавшего поистине недетскую боль.

Глубоко вдохнув, я прыгаю в теплую прозрачную воду.

Она нежно обволакивает меня. Я плыву на спине, глядя в голубое небо, где маячит лишь парочка легких облачков. Мое лицо обжигает солнце, и я радуюсь, что намазалась защитным кремом.

Как же здесь волшебно. Я в восторге, что мы в открытом море, вдали от земли и всего остального. Чуть-чуть страшновато, но я стараюсь не терять из вида лодку.

Ко мне кролем подплывает Эдвард. Остановившись, он болтает ногами в воде, стараясь удержаться в вертикальном положении. С его волос стекают на спину струйки воды. Вслед за ним, широко улыбаясь, подплывает Кейти.

– Мы во власти стихии, – со счастливой улыбкой произносит она. – Здорово, правда? Только мы, море и небо.

Я стараюсь не думать о глубинах, находящихся под нами.

– А как насчет акул? Они нас не тронут?

Эдвард смеется:

– Знаете что? Когда вы это сказали, меня так и подмывало нырнуть и ухватить вас за ногу. Но я этого не сделал. Оцените.

– Я должна быть благодарна, что вы не ведете себя как десятилетний мальчишка? – хмуро говорю я. – С чем вас и поздравляю.

Мы оба смеемся.

– Спасибо.

Эдвард отплывает, потом поворачивается и кричит:

– С акулами здесь все в порядке! – И ныряет под воду.

– Здесь совсем неопасно, – успокаивает меня Кейти. – Правда. Давайте поплаваем вместе.

– Спасибо, – киваю я. – Вообще-то я не трусиха, но здесь мне как-то не по себе. Под нами столько воды, столько всякой живности, для которой мы чужаки. Осознавать, что мы не на твердой земле, где можно ходить и что-то есть, ну, не знаю…

– Так в этом-то все удовольствие! – восклицает Кейти и уплывает.

Пловец из меня так себе. Плавать я научилась лет в двадцать, когда поняла, что все давно умеют это делать. Я собиралась водить машину и решила, что перед этим надо научиться плавать. Именно в таком порядке, ведь научиться плавать легче и дешевле.

В то время я жила в пригороде Лондона, в семье, где живут девушки, желающие изучить иностранный язык.

– Мы заплатим за твой курс обучения, – предложила миссис Тао вскоре после того, как я начала работать. – Обычно наши девушки выбирают английский, но тебе, Эстер, это не нужно. Чему ты хочешь научиться? Французскому языку или чему-нибудь еще?

Я улыбнулась. Мне нравилось жить в этом доме. Он был просторным и полным воздуха, и в моем распоряжении был весь верхний этаж.

– Мне бы хотелось научиться плавать. Я до сих пор не умею.

– Решено, – сразу же согласилась миссис Тао. – А почему ты не научилась в детстве?

Ответа она обычно не ждала, так что все обошлось.

Сначала я ненавидела эти занятия, когда приходилось топтаться на мелководье вместе с другими обучающимися (старик, подросток из внутриконтинентальной африканской страны, нервная дама лет на десять старше меня и тому подобная публика) и смотреть на инструкторшу, начавшую занятия словами «Имейте в виду, что это вода». Причем инструкторша шлепнула по ней рукой, подняв кучу брызг. Но когда я в первый раз переплыла бассейн, то почувствовала себя победительницей Олимпийских игр, получившей золотую медаль. Тем не менее машину я сейчас вожу без всякого напряжения, а вот плавать до сих пор побаиваюсь.

Солнце сильно припекает голову. Пока я предаюсь воспоминаниям, Кейти медленно плавает вокруг, опустив лицо в воду, так что кверху торчит только трубка.

Присоединившись к ней, я понимаю, откуда ее восторг.

Прямо подо мной целое облако или, вернее, косяк тропических рыб. Рыбы-клоуны оказываются намного меньше, чем я себе представляла, когда мы с Дейзи смотрели «В поисках Немо». И еще тысячи других рыб, голубых, золотых и серебристых, огромных и совсем крошечных, обычных и причудливых, с какими-то шишками и наростами. И множество кораллов, совсем не похожих на те мертвые остовы, которыми усеяны пляжи: они живые, яркие и шевелящиеся.

Не поднимая лица из воды, я уплываю от Кейти и остальных. Дышать через трубку я научилась довольно быстро. Это совсем не страшно и вполне комфортно. Иногда в трубку попадает вода, я паникую и начинаю кашлять. Однако вскоре до меня доходит, что надо всего лишь поднять над водой лицо, и она сама выльется из трубки. Меня переполняют эмоции, и я все смелее ныряю в глубину. Мне хочется увидеть черепах и даже акул – ведь в таком изумительном месте ничего дурного просто не может случиться.

Заметив причудливую бугристую рыбу, я пускаюсь за ней вдогонку, уж очень забавная у нее морда, а тело отливает золотом. Она плывет, лениво рыская из стороны в сторону и разгоняя стайки мелких рыбешек. Я увлеченно преследую ее, гадая, знает ли она о моем присутствии. Вероятно, я закрываю ей свет, потому что плыву прямо над ней. Но я для нее все равно что облако для меня. Интересно, у нее здесь есть враги? И чем питается она сама? Ест рыб помельче?

Когда она наконец удирает от меня, я выныриваю на поверхность.

Вокруг никого нет, я одна посреди океана. Поначалу я даже улыбаюсь: это настоящее торжество блаженства. Приняв вертикальное положение, я озираюсь. Но лодки нигде не видно. Тогда я начинаю шарить взглядом по горизонту. Вдали темнеет какой-то остров, но я не уверена, что это Кесил. Возможно, это просто скала или далекий материк.

Больше ничего в море нет.

Я вдруг ощущаю всю глубину океана. Здесь только я в компании сотен тысяч рыб. Шутки об акулах больше не кажутся мне забавными. От волнения я начинаю задыхаться. Солнце обжигает макушку. Я ложусь на спину и, глядя в небо, стараюсь успокоиться.

Я же не могла уплыть так далеко, и лодка наверняка где-то поблизости. Но ее почему-то не видно. Мне на ум приходит история об австралийских ныряльщиках, которых забыли в море, потому что неправильно посчитали обувь, оставленную в лодке.

Что-то явно пошло не так, и мне предстоит выбираться отсюда самой. Моя единственная надежда – это остров, виднеющийся вдали.

Глава 10

Я пытаюсь плыть кролем, потому что это самый быстрый стиль, но устаю, а остров не становится ближе.

Услышав какой-то отдаленный звук, я не верю своему счастью и продолжаю плыть в том же направлении. Но вскоре он становится таким отчетливым, что игнорировать его уже невозможно. Тогда я оборачиваюсь.

– Эстер! – вопит Джин. – Да стойте же вы ради бога!

– Вы куда-то направляетесь? – осведомляется Марк, перегнувшись через борт и сверкая белоснежной улыбкой.

Самад, усмехаясь, подгребает ко мне.

– Вы же сказали, что плохо плаваете, – мягко укоряет меня Кейти, когда Самад пытается втащить меня в лодку. Это дается ему нелегко, но в конце концов я, едва не перевернув нашу посудину, неуклюже переваливаюсь через борт, как большой неповоротливый тунец.

– Вы уплыли черт знает куда, – говорит Эд, когда я опускаюсь на скамейку.

Я вся дрожу и чувствую себя полной идиоткой.

– Извините, – бормочу я, не поднимая глаз. – Я просто потерялась. Перестала ориентироваться. Плыла, словно во сне.

– Вы так быстро уплывали, словно у вас была какая-то особая миссия, – смеется Кейти. – Куда вы так торопились? Что случилось в этом вашем сне?

Все выжидающе смотрят на меня. Приходится признаться:

– Я плыла за рыбой.

Все молчат, потом Джен тихо смеется.

– Вполне уважительная причина, – произносит Черри. – А рыба была забавной?

Кивнув, я начинаю рассматривать свои ступни с розовым облупившимся лаком.

Эдвард кладет теплую руку на мое все еще мокрое плечо. Я благодарно прижимаюсь к нему.

– А куда она направлялась?

– Она меня в итоге заметила и скрылась. Как раз вовремя.

– Это точно. Иначе вы доплыли бы до Филиппин, – замечает Джен.

Хотя я по-прежнему чувствую себя по-дурацки, атмосфера в нашей компании явно разрядилась. Теперь мы чувствуем себя группой единомышленников, а не незнакомыми людьми.

– Простите меня, – повторяю я уже с улыбкой. – Я самое глупое существо на свете. Рано или поздно вы должны были в этом убедиться.

На следующей остановке я держусь как можно ближе к лодке. Кейти плавает рядом, хотя мы почти не разговариваем. Я все время поднимаю голову и смотрю, где остальные. Марк с Черри, смеясь, отплывают подальше. Джин и Джен устремляются в разные стороны, демонстративно игнорируя друг друга, но мне уже ясно, что это лишь игра. Эдвард заплывает дальше всех, стараясь тем не менее не пропадать из вида. Самад растягивается в лодке и дремлет на солнышке. Я наблюдаю за рыбами и ищу неуловимых черепах, но мне это скоро надоедает, я забираюсь обратно в лодку и сижу в компании спящего Самада.

– Мне сорок, – шепчу я про себя.

Но я этого не ощущаю. Неужели у всех так? В молодости сорок кажется старостью, а дожив до этой даты, чувствуешь себя молодой. Порой я чувствую себя столетней старухой, но в целом я та же самая, какой была в семнадцать. В общем, сорок – это не так уж страшно.

Сейчас, наверное, полдень. Дейзи уже проснулась. Я беру телефон, надеясь найти поздравление. Но от нее ничего не пришло.

Самад открывает глаза и бодро поднимается.

– Ну что, пора обедать? – с улыбкой спрашивает он.

Мне уже зверски хочется есть.

– Пора!

Это будет мой праздничный обед.

Самад заводит мотор, давая сигнал к отплытию, все возвращаются в лодку, и мы стартуем к острову, темнеющему на горизонте. Крохотный клочок суши, затерянный в морской дали. И тут я понимаю, как далеко мы забрались.

– Сколько лет твоей малышке, Самад?

– Уже пять недель, – с гордостью сообщает он. – Очень хороший ребенок.

– Пять недель! – воркую я. – Совсем крошка. Какая прелесть.

Это действительно прелестно. С рождением ребенка ничто не сравнится. Он заставляет вас жить в какой-то фантастической реальности, где все вращается вокруг маленького пришельца.

– А еще дети у вас есть?

– Да. Еще двое. Девочки. Одной четыре, другой два.

– Вау! – В моем голосе звучат восхищение и зависть, хотя в душе я рада, что решилась на это лишь один раз.

Мы подплываем к острову, и Самад сбрасывает скорость, чтобы мы могли оценить открывающуюся перед нами картину. Потрясающее место, самый настоящий необитаемый остров. Он затерян в океане, и я не могу определить, где же мы находимся. Никаких признаков материка и Перхентиан-Кесила. Вероятно, мы все время плыли на восток, в сторону Филиппин, по версии Джена, но никакой земли так и не достигли. До самого горизонта только море. Островок совсем маленький и весь покрыт джунглями. Самое подходящее место для пикника.

Свой сороковой день рождения я отмечаю на райском острове, где-то в Южно-Китайском море.

Мы сходим с лодки на белоснежный пляж. Вокруг тишина. Такое впечатление, что здесь вообще не ступала человеческая нога. На какое-то мгновение у меня закрадывается сомнение, а стоило ли вообще сюда приплывать. Этот берег выглядит точно так же, как тысячу лет назад. Здесь нет ни электричества, ни жилья, ни магазинов, ни Интернета. Дикая природа в чистом виде.

Белый песок такой горячий, что босиком по нему ходить невозможно. Вода здесь еще прозрачнее, чем на нашем курорте. Воздух, не загрязненный ничем, кроме нашего присутствия, кажется мне особенным, хотя, скорее всего, я просто фантазирую.

Все воспринимается каким-то нереальным. Джунгли полны тех же звуков и шорохов, что и на Кесиле, и я решаю держаться от них подальше. Вспомнив ящерицу-динозавра, с которой беседовала утром, я представила, какие монстры могут жить внутри острова. Возможно, здесь сохранились настоящие динозавры. Кто знает?

Самад хлопочет над пикником, отвергая любую помощь и отгоняя нас от продуктов. Он сгрузил с лодки четыре удочки с лесками и крючками. Предполагается, что мы будем ловить рыбу себе на обед. Но, видимо, он не слишком надеялся на улов, потому что притащил с собой кучу всякой еды. Мы с Кейти растягиваемся на песке, подложив под себя саронги, и лениво переговариваемся о том, почему в нашей культуре понятие рая предполагает именно такие атрибуты – необитаемый остров, песок, солнце и море.

– Может, море и песок мы связываем с раем, потому что жизнь зародилась в море, а потом переместилась на землю? – рассуждаю я.

– Вряд ли, – смеется Кейти. – Хотя теоретически это возможно. Мне лично кажется, люди едут на пляжи, чтобы лениться и расслабляться. Ведь там практически нечего делать, а для многих это и есть настоящий рай. Держу пари, те, кто здесь живет – ну, не здесь, конечно, тут никто не живет, я имею в виду там, на большом острове, – так совсем не думают. Они уж точно не приходят в восторг от этих пляжей.

– Там они видят толстых белых людей, накачивающихся пивом. Вряд ли они так представляют себе рай.

– А как тогда? Это уж точно не центр Лондона или моя старая улица в Хэкни. На рай явно не тянет.

– Те, кто здесь живет и работает, вероятно, мечтают о горах. О Гималаях или о чем-то в этом роде. Давайте спросим Самада.

И тут мы слышим, как он кричит, созывая всех к себе.

– Вы уж простите, но у меня к вам просьба.

Мы все собираемся вокруг него, горя желанием помочь.

– Нет ли у кого-нибудь зажигалки или хотя бы спичек? – со смущенной улыбкой спрашивает Самад.

Он уже организовал пикник, отнесясь к этому со всей серьезностью. Я просто потрясена его хозяйственностью. Он привез ящик со льдом, в котором были свежая рыба (на тот случай, если нам будет лень заниматься рыбалкой) и мясо, пластиковый контейнер с салатом и картонную коробку с фруктами. Во втором ящике со льдом стоят бутылки с водой и банки с напитками. Еще он прихватил небольшую жаровню, уголь и дрова. Хотя от них теперь толку мало.

– Не понимаю, как это случилось, – оправдывается он. – Утром у меня была зажигалка. Я положил ее в пачку с сигаретами. Но она куда-то делась. Сигареты на месте, а зажигалки нет. Я всегда держу ее в пачке.

– Ты, наверное, оставил ее на берегу, – предполагает Черри. – Или она выпала из пачки. Ты в лодке смотрел?

– Обыскал каждый уголок. Каждый дюйм. Где только не смотрел. Так есть у кого-нибудь зажигалка?

– Мы не курим, – объявляет Марк, выжидающе глядя на остальных.

– Я пыталась курить, когда мой брак затрещал по швам, – зачем-то сообщаю я. – Но у меня ничего не вышло. Просто не могла себя заставить. Уж слишком противно. Хотя курение дало бы еще один повод себя ненавидеть. Вместо этого пришлось начать пить.

– Хорошая девочка, – хвалит меня Джин. – Джен вообще-то покуривает, но я запретила ему предаваться столь отвратной привычке на отдыхе. Правда, этот негодяй все равно дымит, когда думает, что я не вижу.

Все смотрят на Джен, как на последнюю надежду. Но он с сожалением качает головой:

– Только не сегодня. Я был уверен, что здесь мне не спрятаться. Теперь жалею, что смалодушничал.

Остаются Эдвард и Кейти.

– Прошу прощения, друзья, – говорит Эдвард. – Хоть я и шотландец и, по идее, должен есть на завтрак хорошо прожаренные батончики «Марс» и чистить зубы патокой, но все же предпочитаю здоровый образ жизни. Я не курю.

– Я тоже. И никогда не курила, – сообщает Кейти. – Хотя теперь, когда вы смотрите на меня так умоляюще, я об этом жалею.

Рыба в ящике со льдом выглядит такой свежей и соблазнительной. Самад закрывает крышку, пока рыбу не обнаружили насекомые.

– Какая жалость, – удрученно произносит он. – Я вернусь и найду зажигалку. Это займет не больше часа. Вы можете часок подождать? Или мы просто перекусим?

– Давайте просто перекусим, – предлагаю я. – У нас есть салат и фрукты. Отличная еда. Ведь мы не умрем, если больше ничего не будет? Зачем возвращаться из-за какой-то зажигалки. Мы можем устроить пикник на каком-нибудь пустынном пляже, когда вернемся назад. Там все пожарим, и ничего не пропадет. И рыбу там можем половить.

Я оглядываю нашу компанию в поисках поддержки. Черри сразу же соглашается. Ее загорелая кожа лоснится от тонального крема. Она до невозможности красива.

– Полностью согласна, – говорит она, демонстрируя явно не калифорнийское произношение. Я почему-то решила, что раз она загорелая блондинка, то значит, живет в Калифорнии. – Даже не думай, Самад. Нам и так хорошо.

Больше никто меня не поддержал, в том числе и Самад:

– Это рекламная поездка для моей новой работы. Все должно быть на высоте. Теперь я знаю: всегда проверяй, на месте ли зажигалка. Хороший урок на будущее.

Самад смеется, по его лицу бегут морщинки, и оно светлеет, несмотря на приключившуюся с ним неприятность.

– Давайте отпустим Самада, – предлагает Кейти, кладя руку ему на плечо. – Пусть его экспедиция пройдет на ура. И дело тут не в еде. А в том, что это важно для Самада. Ведь он так старался. Ну что такое час, в конце концов?

– Вы правы, Кейти, – поддерживает ее Джин. – Он хочет вернуться за зажигалкой, так ведь, дорогой? Так пусть возвращается. Вы только посмотрите вокруг! Какая красота! Почему бы нам не подождать? Это ведь не то же самое, что сидеть на автобусной станции в Аделаиде в пять утра, причем гораздо больше часа. Все благодаря организаторским способностям моего муженька. А здесь мы просто лишний час поваляемся на песочке. Что-то вроде сиесты. Меня это вполне устраивает.

– Да, – соглашается Эдвард. – Не такое уж тяжкое испытание. Делай, что считаешь нужным, Самад. Но прихвати с собой десяток зажигалок и спрячь их все на берегу. Тогда уж точно ничего подобного не случится.

Самад чуть виновато смеется:

– Всего час, и я вернусь с кучей зажигалок.

Он садится в лодку и запускает мотор. Мы смотрим, как он выходит в море и, повернув налево, скрывается из вида. Я смотрю на остальных. Джин и Кейти достают из сумок книжки и растягиваются на песке. Жаль, что я не захватила с собой какое-нибудь чтиво. Мой телефон здесь не работает, и я просто ложусь на песок и смотрю в небо. В его глубокой синеве не белеет ни единого облачка.

Перевернувшись на живот, я смотрю, как Эдвард методично исследует бухту. Он доплывает до скал, огибает их, потом возвращается и плывет по мелководью. И так раз за разом.

Джен бродит вокруг, иногда исчезая в джунглях. Смелый джентльмен. Я бы никогда не решилась. Ведь все, кто там обитает, никогда не видели людей и могут напасть на незнакомых им существ. Там ведь тысячи всяких тварей, и победа, несомненно, будет за ними.

Марк с Черри где-то уединились, за что мы им весьма благодарны.

В животе у меня так бурчит, что это явно слышно моим соседкам по пляжу. Поэтому я со смехом говорю:

– Если он задержится, я начну уничтожать фрукты.

– Так в чем же дело? – спрашивает подошедший Джен, садясь рядом с нами. – Возьмите банан, если хотите есть.

Это первая фраза, которую он произнес без ругательств.

– Так и сделаю, – соглашаюсь я. – Мы завтракали сто лет назад.

Почерневший банан оказался белым внутри. Я стараюсь растянуть удовольствие, но он исчезает за считаные секунды.

Я снова ложусь на спину и, закрыв глаза, жду. Самад, наверное, уже где-то на подходе.

– Вот обманщик, – будит меня голос Джин.

До меня не сразу доходит, где я. Мне жарко, я лежу на горячем песке, подложив под себя саронг. Через несколько томительных секунд я прихожу в себя.

– Он сказал, что вернется через час. Кто-нибудь посмотрел на часы, когда он уплывал? Прошло уже явно больше часа.

Наконец я возвращаюсь к действительности. Мы на песчаном берегу, но это не наш пляж. Однако меня это совершенно не тревожит.

– Может, и больше, истеричка чертова, – обрывает ее Джен. – Кончай придираться к парню.

Взаимоотношения Джена и Джин занимают меня гораздо больше, чем возвращение Самада. Никто из нас не думает волноваться. Пока.

Глава 11

Беспокоиться мы начинаем, когда солнце уже клонится к закату.

– Он вернется, – уверяет нас Кейти, широко раскрыв глаза. Я вижу, что она нервничает, но старается не подавать вида. – Конечно, вернется. Ведь он…

Я на всякий случай проверяю телефон, но он по-прежнему не принимает сигнал. Эдвард и Черри тоже прихватили с собой мобильные, но они точно так же не работают. Ни одна телефонная компания не будет обеспечивать сигнал на необитаемом острове. Нам остается только ждать.

– Жаль, что я не взял свой, – сокрушается Марк. – Вот он бы здесь отлично работал. У меня самая крутая марка.

Никто не предлагает ему заткнуться, хотя даже Черри вытаращила глаза. Видимо, в идиллию новобрачных стала вторгаться грубая реальность.

Похоже, не я одна начала перебирать в уме возможные причины отсутствия Самада.

Причина первая: мотор на его лодке явно барахлит. Я заметила это еще утром. Он заглох, и Самад дрейфует в море, не в силах добраться до Кесила (на мой взгляд, это самая правдоподобная причина).

Решение проблемы: у него есть телефон, и даже при отсутствии связи он рано или поздно привлечет внимание проходящих судов.

Результат: он вернется или пошлет кого-нибудь забрать нас.

Причина вторая: он добрался до нашего острова, отправился за зажигалками, и с ним произошел несчастный случай. Ну, например, не желая привлекать к себе внимание, он садится на свой мопед и едет домой через джунгли. Там он опрокидывается и разбивает себе голову.

Решение проблемы: если он не погиб и не потерял память, он обязательно за нами вернется.

Результат: если он жив, мы проведем здесь максимум одну ночь. В противном случае – несколько дольше. Но даже тогда его семья наверняка забьет тревогу и сообщит, где мы находимся. Что касается потери памяти, то это случается только в кино, так что рано или поздно мы будем спасены.

Причина третья: у него умер ребенок, и ему просто не до нас.

Решение проблемы: он займется личными делами, а за нами пошлет кого-нибудь еще.

Тут я жестко обрываю себя, резонно возразив, что в реальной жизни люди ни с того ни сего не умирают.

– Он обязательно вернется за нами, – с отчаянной уверенностью говорю я.

– Ну конечно, – соглашается Эдвард. – Что мы будем делать со всей этой едой? У нас есть прекрасная рыба. Кто-нибудь умеет извлекать огонь трением двух палочек?

– Естественно, нет, – отрезает Марк, и в его голосе впервые звучит раздражение. До этого мы все были безупречно вежливы друг с другом. – Как будто в этом вся чертова проблема.

– Мы с Дженом когда-то этим занимались, – чуть поколебавшись, заявляет Джин. – Однако я не уверена, что сейчас у меня что-нибудь получится. Но все же попытаюсь. Солнце еще достаточно горячее. Увеличительного стекла, конечно, ни у кого нет?

Марк фыркает, а все остальные с сожалением качают головами.

– Только чертовой лупы нам не хватает… – бормочет Марк.

– Значит, нет. Я так и думала. И зеркала тоже нет? В таком случае я воспользуюсь банкой из-под газировки.

Все скептически наблюдают, как Джен поднимается с песка, берет из ящика банку кока-колы и они с Джин молча начинают с ней работать: полируют дно кусочком фольги, оторванной от холодильного ящика, и протирают краем саронга Джин.

Я со вздохом откидываюсь на песок. Вся эта возня совершенна бесполезна. Черри берет Марка за руку и отводит подальше, чтобы он поменьше злился.

Добившись требуемого блеска (и правда довольно впечатляющего), Джин вручает мне банку со словами:

– Держите ее вот так, только не дотрагивайтесь до дна.

И они направляются в сторону джунглей.

Вцепившись в банку, я терпеливо жду их возвращения. Мои глаза постоянно обшаривают горизонт. Мне кажется, вопреки всякой логике, что Самад вернется раньше них, и это придает мне силы.

– Он обязательно вернется, – шепчет сидящая рядом Кейти.

Она тоже не отрывает взгляда от горизонта.

– Я знаю, – отвечаю я.

И мы продолжаем ждать, когда его лодка появится из-за скалы.

Но Джин и Джен появляются раньше, всего через двадцать минут. В руках у них охапки сухих листьев.

– Еле нашли этот сушняк, – со вздохом произносит Джен, бросая листья на песок. – Слава Богу, что сегодня не было дождя.

Сев рядом со мной, Джин забирает у меня банку.

– Ты знаешь, что надо делать, – говорит она мужу.

Поначалу мне даже не хочется на них смотреть, так они меня разочаровали своим приходом, но вскоре невольно начинаю наблюдать за их манипуляциями. Джин держит сухой пальмовый лист перед банкой так, чтобы на него падали солнечные лучи, отраженные ее поверхностью.

Эдвард и Кейти придвигаются ближе.

Проходит целая вечность, прежде чем лист начинает дымиться. Встав рядом на колени, я пораженно смотрю, как тлеет лист. Внезапно он вспыхивает, и по нему ползет маленький язычок пламени. Джин медленно подвигает его к куче листьев, прикрывая рукой от ветра.

Теперь он служит спичкой.

Мы внимательно смотрим, как Джин по одному поджигает листья, пока они не загораются. Джен обкладывает их палочками, которые тут же начинают потрескивать. Теперь у нас есть огонь. Они умудрились разжечь костер!

Джен довольно усмехается. Мы, забыв обо всем, завороженно смотрим на огонь, который появился неизвестно откуда. Для меня это не меньшее волшебство, чем для древнего пещерного человека.

– Не стойте, как истуканы! – рявкает Джен. – Давайте-ка все за хворостом! Сухие ветки, сучья, все, что найдете. И побыстрее! Но только сухие, запомните, сухие!

Когда костер разгорается по-настоящему, солнце уже скрывается за островом и начинает смеркаться.

Языки пламени вздымаются вверх, и в их свете мы совершаем набеги в джунгли, полные таинственных звуков, принося оттуда охапки сучьев. Большинство веток сырые, но мы все равно тащим их к костру.

Я ненавижу джунгли – там я испытываю необъяснимый ужас. Но, пересилив себя, все-таки ныряю в лес, стараясь держаться как можно ближе к Кейти. Не хочу, чтобы кто-нибудь догадался о моих страхах.

Когда Самад вернется, он увидит костер и сразу же найдет нас в темноте. Потому мы так стараемся.

– Он не вернется.

Вздрогнув, я делаю вид, что не расслышала Марка.

– Ну, может, сегодня и не вернется, – неуверенно соглашается Кейти.

– Само собой, – отрезает Марк и садится рядом с костром.

Мы жарим рыбу, наслаждаясь ее волшебным запахом. Я просто умираю от голода. Знай я наверняка, что в ближайший час нас отсюда заберут, такой пикник доставил бы мне массу удовольствия.

– Задайте себе простой вопрос, Кейти, – продолжает Марк. – Почему он до сих пор не появился? Зачем он вообще помчался за зажигалкой и пропал? Я все время прокручиваю это в голове и никак не могу найти ответ на эту зловещую загадку.

Стараясь разрядить атмосферу, я спешу вступить в разговор:

– Не знаю, какой у вас сценарий, но я лично считаю, что Санад появится совсем скоро. Даже если с ним что-то случилось, и он в больнице или где-нибудь еще, у него же есть семья. Он мне о ней рассказывал. У него жена и три дочери, еще с ним живет брат с семьей. Санад собирается открыть свое дело, потому что ему нужны деньги, а туризм – единственный здесь способ их заработать. Он бы обязательно сказал им об этой первой поездке. А это означает, что о нас знают. Как минимум жена Самада и его брат. Они приедут за нами или кого-нибудь пришлют. Возможно, он задержался из-за болезни ребенка. В любом случае он просто не мог о нас забыть. Такой сценарий абсолютно невозможен.

Послышался легкий вздох.

– Спасибо, Эстер, – произносит Кейти.

– Звучит правдоподобно, – поддерживает меня Эдвард.

– Абсолютно, – соглашается с ним Черри. – Просто у нас маленькое приключение, и завтра утром нас спасут. Нас ждет незабываемая ночь.

– Угу, – бормочет Марк. – Надеюсь, вы правы, Эстер. Но при любом сценарии ночевать нам придется на пляже. Так что надо с этим смириться. Постарайтесь отнестись к этому как к ценному духовному опыту, – насмешливо добавляет он.

Вскоре становится совсем темно. Лес наполняется звуками. На берег выползает громадная ящерица и, взглянув на нас глазами-бусинами, убегает. Раздается громкий вопль, и я подскакиваю от испуга. У нас на острове я уже видела и слышала этих гекконов – ящериц, которые впечатляют не столько своими размерами, сколько пронзительными голосами, – но там они нас всего лишь развлекали, здесь же мы оказались в их власти. Голоса у них почти как человеческие и звучат просто устрашающе.

– Самое главное – не бояться, – говорит Джин. – Ведь здесь все точно так же, как на нашем острове, только домиков не хватает. Мы можем спать на песке. Это закаляет дух и плоть. К тому же, как утверждает Эстер, это всего лишь одна ночь. Я вам рекомендую не стелить саронг на песок, а поплотнее в него завернуться, чтобы как-то уберечься от москитов. И не бойтесь. Все будет хорошо.

Небо усыпано звездами. Их так много, что я невольно испытываю счастье. Первый раз в жизни я ночую под открытым небом, завернувшись в расшитую тряпицу, и потому чувствую себя частью космоса. Я представляю, как Дейзи смотрит на те же звезды и думает обо мне (на самом деле в Англии сейчас день, так что она вряд ли предается подобному занятию, но мне так хочется установить между нами космическую связь, что я пренебрегаю скучной реальностью). Она все равно обо мне вспомнит, потому что сегодня мой день рождения. Вероятно, моя девочка уже звонила или отправила послание и теперь удивляется, почему я не отвечаю. Придется призвать на помощь телепатию.

Сидеть в темноте нет никакого смысла, тем более мы уже все съели.

Мы укладываемся вокруг костра. Марк с Черри лежат в обнимку, чуть поодаль от нас, прикрывшись двумя пляжными полотенцами. Джин и Джен ложатся врозь. Мы с Кейти и Эдвардом устраиваемся рядом, головой к костру, и Кейти прижимается ко мне, чтобы ее полотенце закрывало нас обоих. Оно гораздо надежнее, чем мой хлипкий саронг.

Я шепотом благодарю ее.

– Сегодня у меня все наперекосяк, – добавляю я.

– В этом своя прелесть, – смеясь, шепчет Кейти. – Бывает очень забавно, когда все идет не по плану. Ты понимаешь, что ничего в силах изменить, и вынужден приспосабливаться как можешь.

– Но я бы все-таки предпочла увидеть завтра утром лодку.

– Кто спорит. Но этот день рождения ты уж точно не забудешь.

– С днем рождения, Эстер, – сонно произносит Эдвард, и все наперебой начинают меня поздравлять.

Под этот хор голосов я погружаюсь в сон.

Глава 12

Кэти

Июнь 1988

Спустя четыре дня

Все смеются над нами. Я каждый день ухожу из школы со слезами на глазах. Но я держусь, потому что мои чувства ничего не значат. Если я расплачусь, то только от жалости к бедным грешникам, которые не хотят знать истину. Они считают нас придурками, насмехаются и крутят пальцем у виска. Им кажется, что этим они меня уязвляют. Однако это не так.

Ведь их могли бы забрать на небо, и они пребывали бы в вечности, сидя рядом с Христом, а они слепы и ничего не хотят знать. Им просто наплевать. Они приговаривают себя к вечным мукам, потому что смеяться над блаженными гораздо легче, чем прислушаться к их словам.

Теперь я знаю, почему Кассандру назвали именно так. Хотя она была мирянкой, но несла людям истину, в которую никто не верил. Теперь я тоже Кассандра. Мы все стали Кассандрами.

Я постигла жестокую истину Божьего промысла. Жизнь нелегка, и большинство людей живут в грехе. Кривая дорожка, по которой они идут по неразумению, приводит прямо в ад.

Бог не так прост, как кажется людям. Он не забирает к себе всех подряд. Он дает нам время проявить себя и безжалостно отвергает недостойных. Но если я смогу спасти хотя бы одну душу (а я верю, что смогу), то обрету сокровища, о которых простой смертный может только мечтать.

Сегодня я сдала последний экзамен. Я очень старалась, чтобы Он видел, что я достойна.

И еще я нашла человека, который стремится познать истину. Ведь многие только притворяются. Вчера одна девочка из четвертого класса сказала Марте, что хочет узнать об этом побольше. Марта сразу же привела ее ко мне, и мы стали ее просвещать. Она засыпала нас вопросами. Мы просто из кожи вон лезли, чтобы ответить на все, ведь это был путь к спасению ее души, а это многого стоит.

Но она вдруг начала хихикать. А ее друзья, которые подслушивали под дверью, просто покатывались со смеху. Оказалось, нас разыграли.

Они думали, мы растеряемся, но я начала молиться за них. Эти дети не ведают, что творят. А на меня сошла божественная благодать, и я живу совсем в другом измерении. Это похоже на земную любовь, но моя любовь в миллион раз сильнее.

Еве с Даниэллой в младших классах повезло больше. Им сразу же запретили говорить с учениками: учителя жаловались, что дети пугаются, нервничают и всем рассказывают о скором конце света. В начальной школе возник ажиотаж, а запреты лишь вызвали повышенный интерес к этой теме. Раньше мы никогда не занимались «подрывной деятельностью», просто проявляли твердость в своих убеждениях. Теперь же мы стали представлять опасность.

– Ради всего святого! – воскликнул сегодня мистер Стефенсон, и в его устах это прозвучало как богохульство. – Я не желаю слышать об этом… Апокалипсисе!

Учителя провели беседу с Кассандрой и остальными.

– Какой-то массовый психоз, – возмущались они. – Детям вредно так переживать.

Взрослые в общине могли быть довольны.

Ева с Даниэллой приобрели, по крайней мере, пятерых единомышленников, которые обещали присоединиться к нам в четверг. Я могла похвастаться только одним, но и этого достаточно. Это была Сара, блондинка с черными корнями волос и тремя дырочками в каждом ухе. Мне она всегда нравилась – добрая и умная девочка, но раньше мы не общались, уж слишком мы разные. Сара часто пренебрегала домашними заданиями, училась спустя рукава и грубила учителям. Я же была прилежной ученицей, делала все, что от меня требовалось, всегда поднимала руку, если знала ответ, и никогда не нарушала дисциплину. Если бы я вела себя, как Сара, меня в общине просто стерли бы в порошок.

Но именно Сара подошла ко мне на перемене и, жуя резинку, спросила:

– Конец света, говоришь? И как все это будет?

Мне показалось, что она просто дразнится и где-то поблизости прячутся ее дружки, готовые поднять меня на смех. Но я все равно стала ее просвещать. Она слушала и кивала.

– Я не очень-то верю в Бога и всю эту хрень, – призналась она, выдувая из жвачки пузырь. – Но конец света – это прикольно. Ведь мир все равно загнется. Так почему не сейчас? Здорово, что это случится при нас. Ты, похоже, не врешь. Я не против вознестись на небеса. Последнее время мне кажется, что в мире что-то неладно. Раз вы, ребята, способны извлечь из этого пользу, то я с вами.

Сара обещала проводить меня завтра домой, чтобы поговорить об этом по дороге.

– Только матери моей не говори, – предупредила она. – А то она слетит с катушек.

Марта завидует мне из-за Сары. Она даже решила остаться в школе после уроков, чтобы поймать кого-нибудь из малышни.

Если мне удастся спасти душу Сары, это будет просто райским блаженством. Я уверена, что она при-дет к нам. Она явно прозрела и увидела свет истины. Через три дня произойдет что-то немыслимо прекрасное.

У меня нет сомнений. Все остальное не имеет значения. Мы наконец свободны.

Глава 13

Я думала, что ночью здесь будет чертовски холодно, как это бывает в пустыне. Но я ошиблась.

Когда я просыпаюсь, над морем уже встает солнце. Серо-голубое небо начинает розоветь. Воздух неподвижен, вокруг все застыло.

И только в джунглях царит оживление: птицы, насекомые и иные существа, которых мне даже страшно представить, шумно встречают новый день. Костер чуть тлеет, и его мягкий свет дает нам надежду.

Даже дома раннее утро наполнено какой-то особой прелестью, здесь же оно просто завораживает. Кажется, что ты попал в райские кущи. Осмотревшись, я вижу, что ночью скинула полотенце на Кейти (которая спит как младенец) и отодвинулась от костра. Перевернувшись на спину, я смотрю в розовое небо и прислушиваюсь к голосам природы. Но прежде всего мои уши пытаются уловить рокот мотора.

Хотя ждать лодку пока рано, и я это отлично понимаю. Но Санад обязательно вернется, и мы набросимся на него. Он все объяснит, мы его простим и попросим не переживать. Я скажу ему: «Самад, все отлично! Это было самое интересное приключение в моей жизни». Я так живо представляю себе эту картину, словно он уже здесь и стоит на берегу рядом с нами.

Жизнь, ключом бьющая в джунглях, начинает действовать мне на нервы, и я перевожу взгляд на море. Волны с тихим шорохом набегают на берег. Марк и Черри сплелись в одно целое, и я уверена, что, вернувшись домой, они будут рассказывать об этом как о самом забавном приключении своего медового месяца. Все, кроме Эдварда, который куда-то ушел, еще спят на песке. Раскинувшись вокруг костра в самых непринужденных позах, они кажутся беспечными и абсолютно беззащитными, и это меня тревожит.

Я представляю, как из джунглей выползает огромный доисторический ящер и вонзает зубы в ближайшую жертву, Черри. Несмотря на все свои мышцы, она наверняка мясистая и сочная. Остается только молиться, чтобы эти твари не обнаружили нас до приезда Самада.

Я встаю с ноющей болью в самых неожиданных местах и иду к морю. Вообще-то я рада, что мы здесь переночевали. Мне даже кажется, что Самад это нарочно подстроил, чтобы мы прочувствовали местную экзотику. Возможно, именно так он представляет по-настоящему захватывающее путешествие. План довольно дерзкий, но он удался.

Теплая вода плещется вокруг моих щиколоток, пока я вглядываюсь в безукоризненно ровную линию горизонта. Я тщетно пытаюсь вспомнить, с какой стороны мы приблизились к острову. Но мы ведь приплыли сюда после кораллового рифа, а не прямо с нашего острова. Вчера, отплывая, Самад вроде бы повернул налево. Закрыв глаза, я стараюсь вспомнить этот момент. Да, точно налево.

Слева от берега возвышаются скалы. Они довольно высокие, но на них легко взобраться. Я карабкаюсь наверх, цепляясь за камни. И вот я на вершине, откуда открывается вид на море и маленькую бухту с правой стороны.

Больше ничего отсюда не видно: ни главного острова, ни приближающейся лодки – только море и горизонт. Но для наблюдения это самое подходящее место. Я сажусь, скрестив ноги, поворачиваюсь в левую сторону и начинаю вглядываться в даль. Стараюсь дышать глубоко и спокойно, как нас учили на занятиях йогой, которые я когда-то недолго посещала. И начинаю ждать.

Солнце припекает все сильнее. Я стараюсь поддерживать оптимистичный настрой и ни о чем не думать. Скоро к нам придет помощь. Ничуть в этом не сомневаюсь.

Никто не хочет уходить с пляжа. Все ждут, когда появится Самад, чтобы засыпать его вопросами, если, конечно, за нами приплывет он. Возможно, это будет его друг, или член семьи, или кто-нибудь из Райской бухты. Кто бы это ни был, мы все хотим видеть их появление. Я все еще сижу на скалах, когда снизу раздается голос Эдварда.

– Эстер! – кричит он. – Мы собираемся поделить оставшуюся еду! Давай спускайся и возьми свою долю.

– Стоит ли это делать? – спрашиваю я, пытаясь проявить осмотрительность.

Марк и Черри сидят под деревьями в глубине пляжа, поглощая бананы и запивая их «Спрайтом» из одной банки. На их напряженных лицах больше не сверкают улыбки, они не обнимаются и вообще отодвинулись друг от друга. У Черри потекла тушь, вымазав все лицо. Странно, что Марк ничего ей не сказал. Моя симпатия к нему постепенно тает.

Какое-то время я наблюдаю за ними. Порой они обмениваются замечаниями, даже не глядя друг на друга.

Ощущать себя брошенными довольно неприятно. Никто из нас не выбирал это место и своих спутников. Райский остров постепенно превращается в ад. Нам остается только ждать. Мы совершенно беспомощны, и у нас нет выбора.

– Мы исходим из того, что сегодня нас отсюда заберут – либо Самад, либо кто-нибудь еще, – говорит Эд.

Он не впадает в панику, но в его невозмутимости проскальзывает некоторая натянутость. Джин и Джен раскладывают продукты по маленьким кучкам: несколько бананов, банка газировки на двоих, горсточка чипсов из двух оставшихся пачек.

– А как еще прикажете с ними поступить? – спрашивает Джен, кивком указывая на мою кучку. – У вас с Кейти одна банка на двоих, дорогая. Если мы начнем растягивать продукты, то они просто пропадут. Сегодня вечером мы уже будем заказывать деликатесы в кафе у нас на острове, а юный Эд смотается за пивом в Коралловую бухту, так что мы сможем отметить это маленькое приключение. Вы меня поняли?

Его уверенность передается и мне. Я кладу в рот хрустящую пластинку картофеля, и мне сразу становится лучше.

– Звучит неплохо, – говорю я, стараясь как можно дольше держать чипсы на языке. – А вода у нас осталась?

– Две маленькие бутылочки, – сообщает Джин, указывая в сторону ящика со льдом. – Но мы считаем, что сначала надо выпить сладкую газировку, чтобы не искушать судьбу. Нужно оставить что-нибудь в резерве. К счастью, у нас есть удочки, так что, если случится худшее и нам придется провести здесь еще одну ночь, мы сможем поймать рыбу на ужин.

Джен издевательски смеется:

– Вы только посмотрите на этого бывалого рыболова! Ей кажется, что это легко. Ты вообще в курсе, зачем люди рыбачат с лодок? Потому что чертова рыба плавает в море. Причем далеко от берега, а не на мелководье.

Джин пожимает плечами:

– Рыба живет в воде. А у нас есть снасти, чтобы вытащить ее оттуда. Поэтому заткнись и не выступай, болван!

И они решительно поворачиваются друг к другу спиной.

Забрав свою порцию еды, я иду в середину пляжа и сижу там в одиночестве, глядя на горизонт. Скрестив ноги, я стараюсь усилием воли материализовать лодку. Я смакую каждый обломок чипсов, высасывая из него соль, и глотаю его лишь окончательно размякшим. Когда с чипсами покончено, я берусь за банан и начинаю отщипывать от него маленькие кусочки. Я так поглощена едой, что не замечаю приближающуюся Кейти, пока она не дотрагивается до моей руки.

– Кейти! – испуганно подскакиваю я.

– Прости, не хотела тебя напугать. Ты ведь была где-то далеко отсюда?

– Хотелось бы. На, половина этой банки твоя.

– Спасибо.

Она берет банку и делает большой глоток.

– М-м-м, теплый «Спрайт». В обычной жизни мы бы такое в рот не взяли. Я уверена, что мы скоро покинем этот остров и, может, на какое-то время перестанем принимать все как должное.

– Наверняка. В Райской бухте мне казалось, что мы ведем такую простую жизнь. Когда мы обедали в кафе, не знаю, как тебе, но мне даже в голову не приходило, что нас обслуживает столько людей, готовых выполнять любой наш каприз. Они готовят, спрашивают, что мы хотим съесть, и приносят нам это. Одни трут фрукты и делают для нас смузи. Другие покупают у рыбаков рыбу и запасают все необходимое, чтобы ее приготовить, всякие специи для соусов и прочее. А я совершенно не задумывалась об этом, потому что была слишком занята собой.

Кейти кивает:

– Понимаю, что ты хочешь сказать. Ты принимаешь все как должное, даже не отдавая себе в этом отчет. И только такая встряска заставит тебя осознать… Нет, это еще не встряска. Мы сидим и пьем шипучку известной компании. Едим приготовленные не нами продукты. И пока еще в шаге от суровой действительности. Надеюсь, нам все-таки не придется самим заботиться о себе.

Мне вдруг стало страшно.

– А мы сможем сделать плот, как ты думаешь?

Мы как по команде оборачиваемся. Здесь так много деревьев, которые, если судить по Кесилу, в чаще гораздо толще, чем на берегу. Да и лиан здесь достаточно, так что все необходимое для плота имеется. А из огромных листьев можно смастерить парус.

– Нам понадобится топор, – резонно замечает Кейти. – Или что-то с острой и прочной кромкой.

– Может, мы найдем острый камень? – не сдаюсь я, бросив взгляд на песок, покрывающий пляж. Но на нем нет ничего похожего. Все острые края были обкатаны морем еще тысячу лет назад.

Кейти явно не разделяет моего оптимизма, но, сжалившись, произносит:

– Возможно.

И мы обе снова всматриваемся в горизонт.

Солнце уже в зените, и мы лежим в тени деревьев на опушке леса. Все молчат. Говорить не о чем.

Я периодически погружаюсь в дремоту. Мы съели все до последней крошки и можем только ждать. Даже в тени мы изнемогаем от зноя и обливаемся потом. Я все отчетливее ощущаю, что ношу бикини уже второй день, а саронг был ночью моим одеялом.

Но сегодня вечером я буду вымытой, свежей и сытой. И все произошедшее будет казаться лишь необычным приключением. Я из последних сил цепляюсь за эту мысль.

Иногда мне кажется, что на горизонте что-то темнеет, и я вскакиваю, чтобы получше рассмотреть. Однако это всего лишь солнечные блики, играющие на воде, или какое-то морское существо, поднявшееся из глубин. И ничего похожего на лодку. Я замечаю, что остальные ведут себя так же, но результат у всех одинаков. В висках у меня стучит, словно на них отбивают какой-то ритм.

– Мы можем подать сигнал, – вдруг произносит Марк.

– Интересно, как? – неожиданно резко отзывается Черри.

Ответ очевиден, поэтому все молчат. То, что Марк с его неизменным скепсисом и насмешками мог предложить такую глупость, окончательно выбивает меня из колеи.

Когда солнце скрывается за деревьями, нам становится ясно, что сегодня ждать уже бесполезно. Мы проведем на острове еще одну ночь, но теперь у нас нет еды и только две бутылочки воды на семерых.

– Он еще может появиться, – упрямо повторяет Кейти, стараясь убедить себя в том, во что уже никто не верит. Она упорно изобретает новые версии: – Он мог попасть в аварию и очутиться в больнице. Конечно, им сейчас не до нас. Его родные могли остаться в больнице на ночь, но потом они все равно пойдут домой и вспомнят о нас. Да и в Райской бухте нас обязательно хватятся, пойдут к Самаду, и он им скажет, что мы здесь. Они сразу же сядут на катер и заберут нас отсюда.

Мы уже сто раз прокручивали все мыслимые сценарии – и вслух, и у себя в голове, – и слова Кейти воспринимаются всего лишь как привычный ритуал.

– Да, – вяло соглашается Джин. – Но почему тогда мы все еще здесь, черт побери? Все это уже давно могло произойти.

Мы на всякий случай вглядываемся в море, прекрасно сознавая всю никчемность этих слов. Что толку болтать и суетиться, если это ничего не изменит.

Солнце уже готово скрыться за лесом. Жаль, что наш пляж не на той стороне. Во-первых, мы бы видели, как подплывает лодка, а во-вторых, я бы предпочла, чтобы солнце садилось в море, а не пряталось за деревьями, погружая нас в безнадежные сумерки. Пылающий закат был бы все-таки веселее этого унылого угасания света.

Быстро темнеет. Мощно и ярко горит костер. Мы по-прежнему здесь. Ясно, что лодка уже не придет, но мы упорно собираем ветки и листья на случай, если рано утром костер заметят рыбаки и подплывут, чтобы выяснить, в чем дело.

Мы почти не разговариваем. Иногда я смотрю на Эда, и он приветливо улыбается. Поэтому я стараюсь держаться к нему поближе.

– Все будет хорошо, – подбадривает он меня. – Просто наше приключение чуть-чуть затянулось. Завтра, если мы все еще будем здесь, можем побродить по острову, посмотреть, что находится на другой стороне, зажечь побольше костров. В конце концов, можем спалить весь этот чертов лес, чтобы привлечь к себе внимание. Рано или поздно кто-нибудь заметит, что остров весь в огне, и приплывет узнать, в чем дело. Не переживай, Эстер.

– А как насчет воды?

Внезапно из джунглей доносится пронзительный крик. У меня замирает сердце: что-то случилось! Я сразу узнаю голос Черри. Ничего хорошего это не предвещает. Ведь спасение никак не может прийти из глубины острова, значит, там происходит нечто ужасное.

Эд уже собирается бежать ей на помощь, когда крик переходит в громкую перебранку.

– Да знаю я! – визжит Черри. – Не хуже тебя, будь уверен!

– А что толку? – вопит Марк. – На хрена нам это теперь?

– К твоему сведению, это была не моя идея.

– Да что ты говоришь? Но уж точно не моя.

Потом они продолжают препираться тоном ниже, и мы уже не различаем слов. Мы с Эдом переглядываемся.

– Еще одна скандальная парочка, – тихо произносит он. – Не слишком хорошая реклама для брачных отношений. Джин и Джен терпеть друг друга не могут и готовы вцепиться друг другу в горло. Ты разведена. Кейти недавно рассталась со своей подружкой. Теперь даже наши новобрачные голубки поцапались. А я так надеялся, что их пример поможет мне сохранить романтические иллюзии.

– А как у тебя с личной жизнью? У тебя есть девушка, которая по тебе скучает? – интересуюсь я, втайне надеясь, что таковой не имеется.

Бросив в костер несколько веток, Эд с улыбкой качает головой:

– Нет. Никто не знает, что я здесь. Конечно, у меня была девушка, и даже не одна. Но теперь никого нет. И если бы Элли, моя последняя, увидела, как я, почти признав поражение, укладываюсь спать с заходом солнца, грустно размышляя о том, что шансов спастись остается все меньше, у нее могла мелькнуть мысль позвонить в береговую охрану. Но, увидев, что по телеку показывают что-то интересное, Элли бы моментально про это забыла. Мы друг для друга не слишком много значим. И никогда не значили.

– Но вы, по крайней мере, не питаете вражды друг к другу. Значит, точно не были женаты.

– Для этого не было оснований. Мы же не любили друг друга. Ты считаешь, любовь со временем перерастает в ненависть? Вокруг сколько угодно примеров.

– Только не в моем случае. Мы с Крисом просто сошлись. Но из этого ничего не вышло.

Вскоре все собираются вокруг костра и рассаживаются так же, как вчера. Из леса, спотыкаясь, выходит Джен. В его руках охапка бананов, которые он, подойдя к костру, вручает нам.

– Здесь неподалеку несколько банановых деревьев, – сообщает он. – Угощайтесь.

Мы пускаем их по кругу. Я съедаю два, потому что это необходимо. Но голода я, как ни странно, не испытываю. Голова гудит, и я стараюсь не думать о воде.

Растянувшись на саронге, я моментально засыпаю. Мне снится, что к острову причаливает лодка и все уплывают, бросив меня на берегу. Сон такой отчетливый, что я в слезах вскакиваю среди ночи. На звездном небе сияет луна, и море отливает серебром. Увидев, что лодки нет, я начинаю рыдать еще сильнее.

Мои спутники никуда не делись и мирно спят вокруг догорающего костра, но я продолжаю плакать, потому что наяву нас так и не спасли.

Кейти рядом нет. Я обшариваю глазами берег, но ее нигде не видно. Через некоторое время она спускается со скалы, где утром сидела я, и идет к костру.

– Тебе тоже не спится? – шепотом спрашивает она и ложится рядом.

– Мне приснилось, что все уплыли без меня, – тоже шепчу я. – Все было как наяву.

– Ах, Эстер, – вздыхает она, и я чувствую, что она улыбается, хотя в темноте не вижу ее лица. – А мне приснилось, что за скалами причалила лодка, и я на всякий случай пошла посмотреть.

– Никакой лодки?

– К сожалению.

Кейти накрывает меня своим полотенцем, и я придвигаюсь ближе. Теперь я вряд ли усну: у меня адски болит голова, но я пытаюсь вспомнить, когда мне лететь обратно. Я стараюсь не плакать, чтобы не расходовать влагу, а голова болит все сильнее.

Глава 14

Ночью Самад не появился. Не приплыл он и утром. Мы поделили последнюю воду, но ее осталось ужасно мало, потому что Марк залпом выпил половину бутылки.

Он раскаивается, но не очень убедительно.

– Я просто не мог остановиться, – зачем-то объясняет он.

Я его ненавижу. И остальные тоже. Мы все мысленно посылаем ему проклятия.

Он с улыбкой поднимает руки:

– Эй, я прошу прощения. Это вышло случайно.

– Ты случайно выпил гораздо больше, чем тебе причиталось, чтобы выжить за счет остальных? Пусть это будет на твоей совести, – высказывает Джин наше общее мнение.

Теперь мы на раскаленном острове без единой капли воды. Она окружает нас со всех сторон, но пить ее нельзя. У меня распух язык и пересохло горло. Голод по сравнению с этим просто ничто. Жажда куда страшнее. Я лежу на спине и смотрю в небо.

– Если бы пошел дождь… – начинаю я, но в висках у меня так стучит, что я замолкаю на полуслове. Все и так знают, что я хочу сказать.

– Это несправедливо, – слышится чей-то голос.

Похоже, это Джин, но теперь для меня все голоса звучат одинаково. Однако я понимаю, что она хочет сказать. Когда мы отдыхали у себя на острове, там регулярно шли дожди, а за все три дня, что мы здесь торчим, не упало ни одной капли.

Это даже хорошо, что я не помню, когда мне лететь обратно. Я постоянно вижу перед собой Дейзи, но думать о ней мне страшно. То, что я застряла на этом острове без еды и воды, не сулит ей ничего хорошего. Не стоит даже уточнять, ведь от меня сейчас ничего не зависит.

Я лежу на песке, свернувшись клубочком, и хрипло повторяю «моя девочка». Так проходит довольно много времени. Дейзи неотступно стоит у меня перед глазами, и мне порой кажется, что она тоже на этом проклятом острове. Я так и вижу ее в мешковатых джинсах и майке в желто-красную полоску, волосы небрежно стянуты в хвост, на лице недоумение и тревога. Она тянется ко мне, я хочу до нее дотронуться, но она тут же исчезает.

Солнце обжигает лицо и плечи. Кожа на них огрубела, потрескалась и слезает клочьями. Я пытаюсь сесть. Во рту все пересохло, и страшно болит горло. Я с трудом встаю на колени, а потом заставляю себя встать на ноги.

Меня качает, и все плывет перед глазами. Когда с глаз чуть спадает пелена, я оглядываюсь. Марк с Черри укрылись в тени и лежат, обнявшись. Мне кажется, что их брак не выдержит этого испытания и распадется прямо во время медового месяца. Они приехали в Малайзию поблаженствовать на райских пляжах, а теперь райский пляж заявляет на них свои права. Но они, по крайней мере, вместе и уже познали радость любви.

Джин сидит, прислонившись к большому камню. Увидев, что я смотрю на нее, она вяло машет мне рукой и тут же роняет ее на песок. Джен лежит рядом, его глаза закрыты. Эд спит на горячем песке рядом со мной. Ему тоже пора перебраться в тень.

Наш костер погас. В нем больше нет необходимости, разве что мы надумаем выпаривать соль из морской воды. Это как-то раз показывали по телевизору, но подробностей я уже не помню.

По лесу кто-то бродит. Это Кейти. Встав на колени, она лижет большой лист. Ну хоть чем-то себя заняла.

Я пытаюсь переместиться в тень, но у меня подкашиваются ноги, и я просто туда ползу.

Какая вокруг красота. Просто сказка. Вы только посмотрите на этот белоснежный песок. Морская вода. Как все чудесно, как восхитительно. Настоящий рай на земле. Солнечный свет, отражаясь от песка, слепит глаза.

– Эд! – окликаю я.

Ему тоже пора перебраться в тень, но тащить его я не в силах. Сменив курс, я подползаю к нему. Песок раскален добела. Мне хочется лечь и обо всем забыть, но делать этого нельзя. Добравшись до Эда, я кладу руку ему на грудь.

– Эд, тебе надо…

Он открывает один глаз:

– Что?

Он явно не в себе и не узнает меня.

Я пытаюсь найти нужные слова. Это трудно, но в конце концов получается:

– Пойдем в тень.

– Что? – насупившись, спрашивает он.

– В тень.

Эд приподнимается и мрачно оглядывает пляж. Потом пытается встать. Кончается тем, что мы оба ползем к лесу.

Добравшись до него, мы смотрим друг на друга. Говорить я не могу, да и он, похоже, тоже. Все, кроме Кейти, в полном изнеможении, но она тоже к этому близка. У нас совсем нет воды. А без воды жить нельзя. Это верная смерть.

Морская вода отражает солнечные лучи, и они бьют мне в глаза. Отвернувшись от коварного пляжа, который неспешно убивает нас, я устраиваюсь на краю леса между двумя деревьями, мечтая, чтобы меня съел какой-нибудь местный динозавр.

Вообще-то надо пойти поискать воды. Ведь лесные обитатели должны что-то пить. Но в висках у меня так стучит, что я ничего не слышу, обгоревшая кожа превратилась в пергамент, и я умираю от жажды.

Я закрываю глаза и тут же проваливаюсь в небытие.

Глава 15

Кэти

Судный день, 8 вечера

Что-то явно не так, разве что конец света прошел каким-то неощутимым образом, и это космическое событие осталось незамеченным простыми смертными.

Мы начали ждать уже на заре. Все страшно волновались. Всю ночь мы молились и готовились к великому таинству. Отец Моисей распорядился, чтобы все были в белом.

– Господь оценит ваш наряд, – заявил он, и его голубые глаза засверкали.

Казалось бы, конец материального мира должен быть отмечен ясной погодой и безоблачным звездным небом. Но Кассандра сказала, что сегодня у Бога есть дела поважнее, чем заботиться о погоде, и жалобы здесь неуместны. Так что небо было затянуто тучами, и всю ночь моросил противный дождик.

Перед рассветом появились телевизионщики, и в дверь молельного дома просунула голову сильно накрашенная женщина, спросившая, можно ли им заснять, как мы будем возноситься на небеса. Но отец Моисей захлопнул дверь перед ее носом. Он счел, что она недостойна спасения. Рядом со мной сидела Сара, державшая меня за руку. С другой стороны за руку меня держал Филипп. Ногти у Сары были покрыты голубым лаком, но мне казалось, что Бог возражать не будет. Возможно, ему даже понравится.

Рядом с Филиппом сидела Марта. Кассандра все время с улыбкой смотрела на меня, наверное, потому что я ее единственная родная дочь. У нас не важно, кто твои настоящие родители, но какая-то разница все-таки есть.

Потом мы все начали петь псалом, который отец Моисей сочинил специально к этому случаю:

(Сейчас мне кажется, что я бы смогла написать что-нибудь получше. Да и другие тоже. Но нам никто не предложил.)

Из-за туч мы так и не увидели первый луч солнца. Господь не протянул нам руку. Восход был серым и мрачным.

Мы с трепетом ждали. Рука Филиппа стала влажной. Он вообще часто потел. Сара так сильно сжала мою руку, что мне захотелось ее выдернуть и вытереть, но я решила потерпеть. Меня трясло. Вот сейчас…

Когда совсем рассвело, я с ужасом поняла, что ничего не произошло. Если праведников уже забрали на небеса, значит, нам не спастись. Даже отцу Моисею и Кассандре. Даже невинным младенцам.

Высоко подскочив, отец Моисей провозгласил:

– В половине шестого!

И мы сделали вид, что поверили этому посланию от Иисуса, вложившего его в уста нашего духовного отца. Но я-то все поняла. Ко мне потихоньку возвращались скептицизм и все мои метания. Все, от чего я открестилась в ожидании рая, внезапно вернулось, прячась на задворках моего сознания. Я постаралась удержать все это там, но после половины шестого окончательно сдалась. Телевизионщики снимали нас через окна, но никто не удосужился их прогнать.

Сара отпустила мою руку. Я выдернула из ладони Филиппа другую и вытерла ее о свою белую сорочку. Все вокруг с тревогой поглядывали друг на друга, но никто не решался сказать, что король-то голый. Мы сидели и чего-то ждали. Мне было тесно и неудобно, хотелось встать и выбежать наружу. Я сидела и ерзала. Все ждали, когда кто-нибудь решится сказать правду.

Никто не ожидал, что все так повернется (ну, кроме грешников из внешнего мира), и мы просто не знали, что говорить.

Пока мы ждали, мучаясь на лавках, дождь кончился, и в окнах показалось голубое небо. И тут я окончательно убедилась, что все это было враньем.

Я стала посмешищем в школе. Позволила себя одурачить, потому что мне так хотелось верить в конец света. Мне не терпелось попасть на небеса и обрести вечное блаженство. Дала возможность отцу Моисею – моему родному папаше – вертеть мной, как он пожелает. Все это воодушевление, мои эмоции были совершенно искренними, но, к сожалению, напрасными. Отец Моисей просто надул нас, хотя, возможно, он и сам пережил крушение всех надежд. Мы все попали под его гипноз.

Когда совсем рассвело и наступил день, я поняла, что больше не верю в его Бога. А, может быть, и в Бога вообще. Как хорошо, что я сумела сдать все экзамены и получить аттестат.

Я хотела восседать на небесах рядом с Иисусом. А вместо этого мне придется выйти замуж за Филиппа. Мне суждено стать примерной женой, мести полы, готовить, сажать цветы и овощи, чтобы потом продавать с лотков, что так хорошо удавалось нам в последнее время, когда мы возвестили о конце света, и к нам со всей округи повалили люди, чтобы купить наши помидоры и зеленый горошек, поиздеваться над нами, поснимать и со смехом задавать вопросы.

Сейчас мне хочется оказаться на их месте и посмеяться вместе с ними. Мне тяжело оставаться в общине, где меня дурачат, во всем ограничивают и подавляют. Но я продолжала сидеть со всеми, уже не сдерживая слез.

Наконец отец Моисей поднялся со стула и, потянувшись, сказал, что пойдет говорить с Иисусом, после чего исчез. Все встали, женщины приложили к груди своих младенцев, а кое-кто попадал на пол и заснул, ведь мы всю ночь не сомкнули глаз. Нам казалось, что раз нас возьмут на небеса, о сне можно не думать.

Мы с Сарой тоже заснули на жестком полу. Через некоторое время нас разбудила Кассандра. Она потрясла меня за плечо и сообщила, что Бог не готов принять нас, потому что мы еще не всех спасли. Я молча взглянула на нее, и она строго произнесла «Кэтрин!», хотя я ничего не успела сказать.

Мы разошлись по домам и спали весь день. Сара, немного подремав на моей кровати, отправилась к себе.

Она ничуть не удивилась, что все пошло не так.

– Я знала, что ничего не выйдет, – заявила она. – Но попробовать все равно стоило. Ты в порядке, Кэти?

– Да, почти.

Я проводила ее взглядом. Мне так хотелось пойти за ней. Побежать, сгрести ее в охапку и заставить помочь мне. Я не хочу выходить замуж за Филиппа! Мне он совсем не нравится. Мне здесь все противно, и я не желаю оставаться в этом ненормальном месте, хотя ничего другого я пока не видела. Мне мало быть просто женой.

Хватит себя уговаривать. Пора на волю.

Здесь все фальшиво, а я хочу быть настоящей.

Глава 16

Жажда сводит меня с ума. По крайней мере, мне так кажется. Мыслить разумно я уже не в силах.

Тело отказывается мне служить. Оглядывая эту безводную тюрьму, я вижу людей с вытаращенными глазами и потрескавшимися губами. Иногда мне кажется, что они страдают, как и я, а порой вообще сомневаюсь в их присутствии.

Мы лежим посреди рая и ждем смерти. Рай – это благословенное место, куда мы попадаем после смерти. Возможно, мы уже там, и все наши страдания скоро закончатся.

Иногда мне кажется, что мы давно умерли. Все вокруг как-то странно искажено. Наверное, столь причудливую картину создают голод и жажда. А может, все произошло гораздо раньше.

Вероятно, в погоне за той уродливой рыбиной я просто утонула. Я целый день размышляю над этим. Во всяком случае, с того момента, когда восходящее солнце окрасило море в апокалипсический багровый цвет, и пока не стемнело. За это время я успела, чуть не подавившись, съесть несколько бананов.

Я плыла за рыбой. Потеряла из вида лодку. Оказалась в открытом море вдали от островов. И утонула. Вот что на самом деле произошло. Я выбилась из сил, захлебнулась и пошла на дно. Сейчас рыбы едят мое тело, откусывая от него по кусочку. Это так страшно, что я прихожу в себя. Остатки сознания не дают мне завершить этот сценарий, предложив другой конец: меня подобрали, привезли на остров и оставили там вместе с остальными.

Жаль, что рядом нет Дейзи. Если очень постараться, можно снова представить ее сидящей на песке. Но, присмотревшись, я отсылаю ее обратно. Теперь она вся обгоревшая, кожа на ней облезла, а черты искажены страданием и жаждой. Нельзя допустить, чтобы моя девочка подвергалась такой пытке. Я пытаюсь вызвать прежний образ Дейзи в джинсах, но она больше не приходит.

Я хочу отослать ее домой, в Брайтон, в мир Криса с его пресловутым сверхизобилием. Она принадлежит миру, где все, что вам требуется, можно купить в магазине. И что страшного в том, что Крис разгильдяй? Мне ведь это никогда не мешало. Когда я представляю, как она поднимает в классе руку, растянувшись на папином диване, смотрит «Ужасные истории» или гуляет по берегу с чьей-то собакой, мне становится чуточку легче. Я знаю, что она в безопасности.

Счет времени давно потерян. Я напрягаю мозги, чтобы вспомнить, как мы попали в эту заколдованную реальность. Какой-то человек ушел за спичками. С этого все началось.

Он оставил нам немного еды и питья, чтобы нам было легче отойти в мир иной. Мы все съели. Выпили воду. Потом поняли, что он не вернется, а морскую воду пить нельзя. Пересчитали, что осталось. Восемь банок кока-колы: четыре простой и четыре диетической. Две бутылки лимонада и две «Фанты». Нашли в джунглях банановое дерево. Кто-то пошел дальше и наткнулся на папайю. Освободили холодильные ящики, вымыли их морской водой и поставили в середине пляжа, чтобы собирать дождевую воду.

Но дождь так и не пошел.

Мы развели костер. Попытались ловить рыбу, но ничего не поймали. Американка кричала и плакала, грозя убить себя, если он не вернется. Я попыталась сказать, что мы и так уже при смерти, но так и не смогла произнести ни слова. Во рту у меня слишком пересохло, чтобы говорить.

Вокруг меня кто-то ходит. Кто-то чистит и дает мне бананы. К моим губам подносят банку, я глотаю, но это не вода, а что-то теплое и сладкое.

Я забыла, кто эти люди и как их зовут. Они мне кажутся нереальными.

Она отчаянно кричит. Здесь часто кричат. Но на этот раз крик продолжается так долго, что наконец проникает в мое сознание.

– Вода! – повторяет она.

Ясно, что вода. Все происходит у меня в голове. Я представляю, что она говорит про воду, потому что здесь это самое главное. Это элемент, который окружает нас, отделяя от остального мира, и одновременно убивает своим отсутствием. Вода – наш враг и единственное спасение.

– Вода! – продолжает кричать она.

Я поворачиваюсь, чтобы заткнуть ей рот. Ну да, вода. Я и без нее все знаю про воду.

Время идет, а она все повторяет про воду.

Потом кто-то пытается меня перевернуть. Я сопротивляюсь, стараясь его оттолкнуть. Меня хватают и, не давая пошевельнуться, что-то подносят к губам. Я делаю глоток, но это вовсе не теплая «Фанта».

Я судорожно выпиваю всю бутылку. Она исчезает, но быстро появляется вновь. Я залпом выпиваю все до дна. Потом отворачиваюсь, и меня выворачивает наизнанку.

– Ничего страшного, – мягко произносит кто-то. – Просто организм так реагирует. Теперь у нас хватит на всех.

Вытерев рот тыльной стороной ладони, я смотрю на говорящего. Это женщина. Я узнаю ее.

– Все в порядке, Эстер, – говорит она.

За ее спиной мужчина пытается разжечь костер. У него нет спичек, и он направляет на него банку от «Фанты», что, естественно, не работает.

– Что? – бормочу я.

– Эстер, это я, Кейти. На тебе еще воды. Держи бутылку и пей понемногу. Держи крепче, Эстер.

– Это вода?

Женщина улыбается. Она милая и нравится мне. Вспомнила. Это Кейти.

– Мы нашли источник. Вернее, я нашла. Если идти по тропинке в глубь острова, как раз на него наткнешься. Сначала я подумала, что у меня галлюцинации. Потом бросилась пить, и меня вывернуло, как тебя. Но я опять стала пить, хотя раз меня вырвало, вода могла быть плохой. На самом деле она хорошая. Я в этом уверена. Мне стало лучше. Гораздо лучше. Просто как в сказке. И Эду тоже. Посмотри на него. Все приходят в себя. У нас все будет хорошо. Бог наконец сжалился над нами.

Ответить ей я не могу. Просто смотрю в ту сторону, куда она указывала. Там стоит молодой человек. Видимо, это и есть Эд, говорю я себе. Очень милый – дает старику бутылку воды. Изможденный старик начинает пить. К морю ковыляет пожилая женщина. Высокий брюнет сидит, закрыв глаза.

В другой стороне я вижу блондинку. Она сидит совсем одна и плачет.

– Черри уже дали воды, – объясняет мне Кейти. – Но она все равно плачет. Наверное, ей хочется есть.

Я с усилием киваю головой, смутно сознавая, что именно это мне надо сейчас сделать.

– Теперь все в порядке, – мягко говорит она. Ее голос звучит убедительно, как у диктора из программы новостей, и невольно вызывает доверие. – Сейчас тебе станет лучше. Мы обязательно добудем еду, а потом нас кто-нибудь спасет. Даже не сомневайся.

Глава 17

Моя очередь идти за водой. Моя.

Это значит, мне надо принести воду. Кейти сказала, что я должна.

Над морем взошло солнце, и вода порозовела. Значит, наступило утро. Начинается новый день, а мы все еще здесь.

Приподнявшись на локтях, я решаю идти прямо сейчас, чтобы поскорее отделаться. Кейти составила расписание дежурств по воде, еде и рыбалке и объяснила, что и когда мы должны делать. Она говорит, что только так мы сумеем выжить. Это значит, я должна пойти и налить воды в ящик для льда, хотя я не уверена, что смогу встать на ноги. Жизнь на необитаемом острове совсем не такая, как показывают в фильмах. Там думаешь только о воде и еде, а вовсе не о смысле жизни, любви и прочих важных вещах. Кейти организовала так называемые «отхожие места» – ряд ямок в джунглях, где мы должны справлять нужду. Ведь от естественных функций организма никуда не денешься.

Иногда я пытаюсь вспомнить, какая жизнь была у меня раньше. Но на ум приходит только Дейзи. Все остальное уже не важно. У меня есть ребенок. Ничто другое не имеет значения. Я слишком долго прожила с нелюбимым мужчиной, с которым не имела ничего общего. В конце концов мы расстались. И обиженный взгляд Дейзи – единственное, о чем я помню и сожалею. Дейзи такая практичная и забавная, она заслуживает лучшего отношения.

Мои товарищи по несчастью ничуть не сблизились и не сплотились. Мы просто терпим присутствие друг друга. Никто никому не верит. Мне не хочется ни с кем разговаривать, даже с Кейти, хотя раньше я доверяла ей свои секреты. Теперь мне даже в голову не приходит публично откровенничать. Кейти все время твердит о Боге и призывает всех молиться. Но я не хочу молиться. Я просто жду, когда из-за мыса появится лодка.

С трудом встав, я пытаюсь размяться. Ноги подкашиваются. На нетвердых ногах я бреду к морю и вхожу в воду. Вода теплая и обманчиво ласковая. Хоть бы она вся высохла, чтобы мы посуху могли добраться до людей. Но я все равно плаваю в своем бикини, которое никогда здесь не снимаю, полощу волосы, превратившиеся в солому, и выхожу на берег. Обернувшись саронгом, купленным в аэропорту – тогда он был новеньким и красивым, а теперь выцвел и весь в дырах, я пытаюсь найти свой крем от загара.

Там еще что-то осталось. Если бы им мазалась одна я, хватило бы надолго, но здесь мы вынуждены все делить, так что он скоро закончится и мы все обгорим и облезем. И все же я натираюсь им, не экономя, в тайной надежде, что нас скоро спасут.

Ящик для льда стоит посередине пляжа. Кейти говорит, что его надо держать подальше от леса, иначе с деревьев в него будет падать мусор, который испортит воду. Марк с Дженом тоже так считают. Я выливаю из него остатки вчерашней воды, которая тут же уходит в песок.

Источник найти нетрудно. Тропинка приводит прямо к нему. Правда, на ней есть две развилки, но Кейти с Марком отметили нужное направление, завалив другое ветками. Так что можно идти не думая. Вчера Кейти мне все показала.

Я плетусь по лесу. В джунглях шум и гам. В нем полно насекомых и разных существ, которые кричат, щебечут и повизгивают. Мне не по себе. Но по-настоящему бояться у меня просто нет сил, хотя обитатели джунглей из тех, кто покрупнее, могут запросто съесть меня живьем. К счастью, они не в курсе, как легко это сделать, иначе уже давно набросились бы на меня.

На дерево, высунув язык, шустро взбирается ящерица. Я в ответ показываю ей свой.

Здесь совсем не так, как на пляже. Над головой полог из больших сочных листьев. Под ним влажно и жарко, а на берегу великая сушь. Здесь вокруг кипит жизнь, буйствует зелень и суетится всякая живность. Над тропинкой нависают колючие лианы, так и норовящие вцепиться в меня. Я подныриваю под них, мысленно извиняясь, что вторглась на их территорию, хотя это просто бессловесные растения.

Вдали журчит источник. Это просто какое-то чудо. Кейти рассказывает, что пока мы полумертвые валялись на берегу, она пошла на разведку.

– В то утро я выпила достаточно воды, чтобы продержаться какое-то время. А может, у меня медленнее происходит обезвоживание. Как бы там ни было, но я упорно шла по лесу. Раз здесь столько живности, значит, должна быть вода. Я шла наугад, несколько раз теряла сознание, но мне постоянно попадались фрукты. Словно какие-то высшие силы расставляли у меня на пути банановые деревья. Я все время ела бананы, ведь в них есть вода. В общем, продвигалась, как могла. Брела по еле заметным тропинкам и в конце концов вышла к источнику.

Все это она рассказала, когда напоила нас водой и мы практически вернулись с того света.

– А ты не подумала, что это мираж? – спросил кто-то. Кажется, это был Эд.

– Само собой. Черт знает что лезло в голову. Но я все равно села и напилась из ладоней. Меня сразу вывернуло. Но я продолжала пить, и этого больше не случилось. Я сразу же почувствовала себя лучше. Просто ожила.

– Спасибо, Кейти, – произнес Эд, и мы все стали бессвязно благодарить ее.

Она спасла нам жизнь. Хотя я до сих пор сомневаюсь в реальности происходящего. Но должна признать, что сон с водой гораздо приятнее, чем без нее.

Источник оказался на небольшой полянке. Вода бьет из-под земли, собираясь в небольшое озерцо. Дальше она никуда не течет. Мне всегда казалось, что любой источник дает начало ручейку, который превращается в реку, впадающую в море. Однако здесь все совсем не так. Источник образовал что-то вроде прудика, который питает окружающие его растения. Зелень здесь особенно мощная: огромные цветы, величиной с мою голову, лианы с причудливой листвой и высоченные пальмы, с которых, наверное, можно увидеть далекую землю.

Наклонив ящик, я на четверть заполняю его из источника. Потом беру самую большую бутылку и начинаю доливать в него воду. Наполняю водой бутылку и выливаю ее в ящик. Вода вытекает медленно, а ее бульканье действует мне на нервы. Понятия времени здесь не существует, так что между часом и минутой большой разницы нет.

Наконец ящик наполнен до краев. Я осторожно передвигаю его на ровное место и сажусь рядом с озерцом, опустив в него ступни. Закрыв глаза, я наслаждаюсь прохладой, обволакивающей мои истерзанные ноги. Потом опускаю в воду руки и жду, пока остынет кровь в пульсирующих на запястьях жилах. Меня охватывает блаженство. Плеснув в лицо холодной водой, я, не поднимая ног из озерца, опрокидываюсь на влажную землю.

– Эстер?

Я зеваю и трясу головой.

– Эстер, с тобой все в порядке?

Я с величайшей неохотой открываю глаза. Надо мной лишь зеленый полог из листьев. Приподнявшись на локтях, я оглядываюсь.

– А, что такое?

– Эстер!

Это тот шотландец. Его зовут Эд, с трудом вспоминаю я.

– Эд, я просто хочу немного полежать.

– Ой, извини. Я не хотел тебя тревожить. Ты выглядишь такой расслабленной. Мы просто хотели удостовериться, что с тобой все в порядке. Джин сказала, что ты рано утром ушла с ящиком и до сих пор не вернулась.

– Я просто сидела и отдыхала.

– Понятно. Но теперь пора идти. Я помогу тебе донести воду. Одной тебе не справиться.

Я потягиваюсь. Мне страшно хочется послать его подальше, но мы теперь зависим друг от друга. До меня доходит, что на берегу уже все проснулись и хотят пить. Я говорю себе, что надо думать о других (хотя мне совсем не хочется), потому что мы живем на одном острове, вместе спим вокруг костра, делим воду и жалкое пропитание. Если я начну вести себя по-свински, со мной перестанут делиться и я умру от голода.

– Извини, – выдавливаю я из себя. – Похоже, я заснула.

Эдвард мило улыбается. Я вспоминаю, что у него симпатичный друг. Жаль, что его здесь нет.

– А твои друзья будут тебя искать? – спрашиваю я, берясь за ручку ящика.

Тащить его вдвоем страшно неудобно, потому что тропинка слишком узкая, чтобы идти рядом. А если идти друг за другом, легко расплескать воду. Я иду за Эдом, и мы семеним по тропинке с удручающе низкой скоростью. Внезапно я вспоминаю, как зовут его друзей: Джона и Пьет.

– Надеюсь. Забавно, но теперь, когда мы немного ожили – вернулись с того света, можно сказать, – я стараюсь поставить себя на их место. Мы здесь уже довольно давно, правда, никто не знает, как долго. Может, только Кейти. Она вообще здесь самая толковая. Но будем считать, что дней пять. Возможно, неделю. И как им следует поступить?

– А они знают, что мы отправились с Самадом? Ты ведь единственный, у кого были попутчики. И только у тебя есть друзья, которые могут забить тревогу.

– Да. Уверен, они станут выяснять, что со мной случилось.

Я хватаюсь за эту идею:

– Они, наверное, уже наняли лодки, чтобы нас искать. Если они не говорили с Самадом, то наверняка думают, что нас похитили.

– Я тоже думаю, что нас уже ищут.

– И рано или поздно найдут.

– Да, рано или поздно найдут, – эхом отзывается он.

Обернувшись, Эд ободряюще улыбается, и мне передается его уверенность.

На берегу горит маленький костер. При виде его я улыбаюсь. Вверх поднимается тонкая струйка дыма. Жара сегодня просто удушающая.

– Отличная работа! – кричит Эд. – Вы только посмотрите! Опять с помощью банки?

– Пришлось чертовски повозиться, – ворчит Джин с довольной улыбкой. – Потому что шоколад, которым я прошлый раз полировала банку, давно исчез в утробе моего муженька.

Джен раздраженно отмахивается.

– Замолчи, женщина, – огрызается он.

– Так что мне пришлось тереть ее листьями, тряпочками и еще бог знает чем. Пыхтела над ней целую вечность. Ну вот, любуйтесь, что получилось.

Кейти, стоя на коленях, подбрасывает в костер сухие пальмовые листья и хворост. Подняв голову, она отбрасывает со лба темный завиток. Она сильно похудела, на лице четко обозначились острые скулы.

– Вернулась, Эстер? Не хочешь половить рыбу?

Я задумываюсь.

– Предпочитаю ее есть.

– Да, мы все любим рыбу. Но чтобы ее съесть, надо прежде ее выловить.

– Пойду попробую, – вызывается Джен. – Вдруг какая-нибудь рыбешка и клюнет на папочкину удочку.

– Уверена, что у тебя получится, Джен, – бодро говорит Кейти. В ее голосе звучат командирские нотки. Так она пытается нас встряхнуть. – Только надо найти наживку. Например, накопать в лесу червей.

Ее тон меня раздражает, но сама я не в силах устанавливать логические связи. Мне невдомек, что рыба не появится сама собой, кто-то должен ее поймать, а для этого нужна наживка. А Кейти отлично соображает. Значит, нечего жаловаться на ее командирский тон, а следует подчиниться и делать то, что она скажет.

Но меня все равно это бесит.

Кейти не дает мне никаких заданий, так что я праздно брожу по берегу. Это какая-то песчаная тюрьма, только вместо решеток вода до горизонта. Когда я прохожу мимо сидящей Черри, она отрывает глаза от моря и смотрит на меня.

– Привет!

– Привет!

– Какое свинство, – со вздохом произносит она.

– Просто кошмар.

– У тебя ведь маленькая дочка?

Я все время думаю о Дейзи. Мне уже пора быть дома. Если верить Эду с его подсчетами, я должна была вернуться как раз сегодня. Может быть, завтра или послезавтра.

Я так и вижу, как она ждет маму, которая, возможно, никогда не придет. Представляю, как она готовится к нашей встрече, планируя, что мне рассказать и куда меня повести. У Дейзи всегда наготове план действий, особенно когда мы долго не видимся. Он предусматривает поход в кино с посещением кафе, где она будет пить горячий шоколад со взбитыми сливками, заедая его маршмеллоу.

Я представляю, как идет час за часом, а я все не появляюсь. Как Крис звонит в авиакомпанию и с изумлением узнает, что меня нет в списке пассажиров. Пытаюсь взглянуть на ситуацию его глазами и прихожу к выводу, что он, скорее всего, подумает, что я валяюсь на пляже, забыв про самолет.

– Да. Но я не хочу о ней говорить, – отрезаю я, встретив вопросительный взгляд Черри.

– Жестко.

– Просто не могу этого вынести.

– Ну да. А ты…

Я жду, что она скажет, но она так и не заканчивает фразу. В ее огромных голубых глазах блестят слезы. Ей-то чего плакать, когда рядом с ней муж. Но я не задаю вопросов.

– Не надо плакать, – бодро выдаю я. – Ты теряешь воду. Мы обязательно выберемся отсюда. Кейти так старается, чтобы мы выжили.

– Она слишком раскомандовалась, – понизив голос, замечает Черри. – Мы взрослые и не нуждаемся в руководстве. Подумаешь, какая английская королева. Делай это, делай то. Принеси воды, налови рыбы.

Я невольно смеюсь:

– Знаю. Она очень властная. Но это ведь она нашла воду и спасла нас. Я уже умирала. Вернулась с того света. Правда, совсем не в то место, куда бы мне хотелось.

– Лучше бы не спасала. Ты понимаешь? Теперь мы все ей обязаны. А я не хочу никому быть обязанной. Получается, что мы все ее должники.

– Но у тебя же есть Марк.

Черри трясет головой. Потом, подняв брови, каким-то странным тоном произносит:

– Ну да. У меня есть Марк.

Мы вместе начинаем смотреть на горизонт, ожидая увидеть лодку. Самое безнадежное занятие, но другого у нас попросту нет.

Глава 18

Воды у нас вдоволь, и я постепенно восстанавливаюсь. Со мной что-то произошло, и я уже никогда не буду прежней. Я уверена, что вошла в какие-то врата и вышла из них совершенно преображенной. Этот мерзкий остров кажется мне теперь лишь декорацией, за которую хочется заглянуть.

Голова у меня болит гораздо меньше. Но все равно в ней что-то пульсирует, словно какое-то неведомое существо рвется наружу. Интересно, что это за тварь? Наверное, морское чудище вроде гигантского кальмара. Он живет в моей голове и шевелит щупальцами, но это вполне терпимо, если только в дальнейшем он не взбунтуется.

Вода из источника вместе с бананами и папайей, которые собирают Кейти с Эдом, поставили меня на ноги. Правда, коленки порой трясутся, но ноги меня держат. Я уже могу взбираться на скалу, чтобы всматриваться в море. Могу самостоятельно приносить воду. В общем, имею шанс выжить.

Джен и Кейти поймали четырех рыбин. Правда, не очень больших, но, как говорит Джен, это все равно белок. Он утверждает, что белок придаст нам сил. У рыб серебряная чешуя и выпученные глаза. Джен бьет их о скалу, чтобы умертвить.

Мы жарим их на костре, завернув в банановые листья, которые обугливаются, но не горят. Когда темнеет, Джин берет инициативу в свои руки и начинает делить рыбу. Она вынимает кости, делит мясо и кладет его на банановые листья, разложенные на крышке ящика.

– Я делю все поровну, – твердо говорит она, когда кто-нибудь пытается подойти поближе. – Вы можете в этом убедиться. Берите каждый свою порцию, а я возьму, что останется.

Никто не возражает. Мы, как малые дети, думаем прежде всего о себе. Я беру лист с рыбой и сажусь около костра. Греться нам ни к чему, но огонь дает ощущение комфорта. Без огня мы всего лишь горсточка неудачников, брошенных на необитаемом острове. А с огнем мы превращаемся в некое сообщество, борющееся за выживание.

Свет костра создает романтическую обстановку. Но романтики здесь нет. Мы не выбирали себе компанию. Не собирались здесь оставаться. Хотим как можно скорее убраться отсюда. Еда, вода и лодка – вот все, что нас интересует. Мы не подозревали, что на райском острове будет так много ссор, что туалетом здесь будут служить ямки в джунглях, а вместо туалетной бумаги придется пользоваться листьями. Мы и подумать не могли, что будем втайне мечтать, чтобы кто-нибудь умер и нам досталась его порция. Я бы предпочла, чтобы это были австралийцы и Марк, потому что от них много шума. Но я в этом никогда не признаюсь.

Когда мы съедаем всю рыбу и фрукты, Черри вдруг заявляет:

– Раз уж мы здесь торчим и нам нечем себя занять, может, расскажем друг другу о себе?

Я с удивлением смотрю на Черри. Она выглядит непривычно оживленной. Похоже, рыба вернула ее к жизни: она больше не плачет. Только не я. У меня нет ни малейшего желания рассказывать этим людям о себе. Повисает гнетущее молчание, и оно красноречивее громких возражений.

– Дорогая… – предостерегающе произносит Марк.

– Я просто хотела… – уже менее уверенно добавляет Черри. – Думала, это позволит скоротать время. Теперь, когда мы поели и у нас есть вода… Я чувствую себя гораздо лучше, и мне хочется поговорить. Или вы предлагаете что-нибудь еще? Если нет, я могу быть первой.

– Черри, сладкая, не надо, – умоляюще произносит Марк.

– Почему бы и нет? – возражает она. Голос у нее звенит. – Почему я не могу рассказать им, Марк? Разве сейчас уже не все равно?

– Нет, потому что… – Он горько усмехается. – Ладно, давай. Расскажи им все. Ты права. Теперь уже не важно. Мы здесь все равно что на том свете.

Я киваю. Мне понятно, что он имеет в виду.

– Я больше не могу молчать, милый. Мне надо с кем-то поделиться. Сколько можно врать.

Марк откидывается на песок.

– Валяй. Тебе же хуже.

Мне становится интересно, но не настолько, чтобы активно поддержать Черри. Вокруг костра возникает некоторое оживление, после чего все выжидающе молчат. Возможно, мне только так кажется, а на самом деле им просто безразлично.

– Наоборот, мне будет легче, если все узнают. Вам известно, что мы с Марком муж и жена, так?

Все согласно кивают.

– Этого трудно не заметить, милая, – говорит Джин. – Вы живете на Лонг-Айленде и только что поженились. Сейчас у вас медовый месяц и вы друг от друга не можете оторваться. Вот все, что я знаю.

– Верно. Мы живем на Лонг-Айленде в местечке под названием Монток. И у каждого из нас есть семья. Но только не общая.

Какое-то время мы перевариваем это сообщение. После неловкой паузы Эд тихо спрашивает:

– Выходит, у вас разные семьи?

– Точно.

– О Господи, – произношу я. – Значит, вы приехали сюда…

– Да, мы далеки от идеала, – бормочет Марк.

– Значит, вы приехали сюда, чтобы без помех наслаждаться друг другом, делая вид, что у вас медовый месяц? – уточняет Кейти. – Черри, ты была права. Это потрясающая история. С тех пор как мы здесь, мне впервые стало интересно. Ты нас посвятишь во все подробности?

– Ну конечно. Мне так хочется выговориться. Я расскажу все как есть, чтобы вы нам посочувствовали. И нам больше нечего будет скрывать. Все равно мы уже засветились. Какой смысл что-то скрывать?

– Именно, – поддерживает ее Кейти. – Говори, не стесняйся.

Устроившись поудобнее вокруг костра, мы готовимся выслушать исповедь Черри. Сначала ее голос звучит слегка виновато, но, видя наш интерес, она обретает уверенность.

– Я выросла в Северной Калифорнии, а в Монток переехала уже с мужем, его зовут Том. Мы вместе уже семь лет, и у нас двое детей. Ханне четыре годика, а Аарону два. А теперь у них не будет мамы, и все потому, что… – Она глубоко вздохнула. – Простите, я постараюсь не отвлекаться. Я не очень счастлива в браке. Серьезно. Все говорят, что Том – отличный парень, но мне он кажется противным. Знаете, когда к человеку появляется отвращение, любая мелочь начинает раздражать. Он слишком толстый даже для американца. Майки у него постоянно мокрые под мышками, и эти пятна невозможно отстирать. В спортивных штанах он выглядит ужасно. Правда, надевает он их крайне редко, потому что работает как лошадь.

Я, конечно, в миллион раз хуже его и прекрасно об этом знаю. Уверена, что и вы так считаете, хотя я не вижу ваших лиц. Том восхищается Марком, говорит, что он просто идеал. Хотя сейчас уже вряд ли.

Так вот, мне было уже под тридцать, и я устала ждать, когда Том наконец вспомнит про свой холестерин и начнет вести здоровый образ жизни, чтобы я могла снова его полюбить, или по крайней мере заработает инфаркт и умрет на мне, как порядочный человек. Как раз в это время в дом напротив въехала новая семья. Мы живем в небольшом поселке на берегу океана рядом с гаванью. Все друг друга знают. В Монтоке полно катеров и потрясающие пляжи. И все они находятся на большой земле, не то что эта чертова дыра. Так что на них невозможно потеряться. Теперь-то я знаю цену пляжам. Вы смотрели фильм «Вечное сияние чистого разума»? На мой взгляд, он так себе, но его снимали по соседству с нами. Бескрайние белые пляжи – это как раз про нас.

Из окна второго этажа было видно, как они въезжают. Сначала я увидела трех чудесных мальчишек. Адам, Бретт и Коннор. У всех такие же черные волосы, как у Марка. И все на одно лицо, только разного возраста. Правда, Марк?

Я бросаю взгляд на Марка, но его лицо непроницаемо, как маска. Он молча смотрит в огонь.

– Они просто красавцы, – не дождавшись ответа, продолжает Черри. – Ну так вот, когда они взглянули на мое окно, я улыбнулась и помахала им. Потом появилась их мать – Антония. Она бывшая модель, очень высокая и длинноногая с роскошными локонами и серыми глазами. Ей я тоже улыбнулась, но на ее фоне почувствовала себя блеклой коротышкой. А потом я увидела Марка, и внутри у меня все оборвалось.

В подробности я вдаваться не буду, вы и так видите результат. Мы познакомились и стали вполне благопристойно дружить семьями. Но я постоянно чувствовала, что между мной и Марком протянулась невидимая нить. Что-то неосязаемое, взаимопонимание, если хотите.

А потом мы поссорились с Томом. Я сказала, что ему надо похудеть и больше уважать себя. Я-то слежу за собой, после родов сбросила лишний вес, и сейчас у меня фигура такая же, как была в шестнадцать. И все ради чего? Еще я сообщила, что моя подруга Джесс считает, что я выгляжу, как молодая жена богатого старика, и когда мы появляемся где-нибудь с Томом, все думают, что у этого старого хрена куча денег, раз он оторвал такую красотку. Она, конечно, приукрасила, чтобы сделать мне приятное, но мне это запало в душу, и я вывалила это на голову своего мужа. Он ответил, что я пустая никчемная дамочка, презирающая людей за их физические недостатки. А потом сел в машину и уехал. Это так похоже на Тома: при любой проблеме прятать голову в песок. Ну или уезжать.

Было жарко, я чувствовала себя несчастной. Увидев Марка, дергающего сорняки на своем участке, я решила пойти и извиниться. Ведь он, наверное, слышал нашу ссору, и мне было перед ним неудобно.

Правда, перед этим я переоделась, надев обтягивающие шорты и топик с тоненькой лямочкой вокруг шеи. Аарон катался по участку на своем трехколесном велосипеде, а Ханна смотрела дома телевизор.

Я подошла к нему и улыбнулась. Марк улыбнулся в ответ.

«Я должна извиниться. Вы, наверное, слышали, как мы ругались с Томом».

Марк был само очарование. Он деликатно сделал вид, что ничего не слышал. Но сразу же бросил взгляд на мои шорты. Наши взгляды встретились, и это длилось гораздо дольше, чем принято у соседей, решивших просто пообщаться.

«Да, семейная жизнь – это не сахар, – заметил Марк. – Не стоит извиняться. Как у вас дела?»

«Да как вам сказать…»

Влажный воздух был раскален до предела, и я со вздохом произнесла: «Ну и жара».

По взгляду, который он на меня бросил, я поняла, что это всего лишь вопрос времени. Марк, почему ты все время молчишь? Я ведь о тебе говорю.

– Давай, продолжай. Ты прекрасно обходишься и без меня, – бросает он.

– А что было дальше? – спрашивает Эд, выражая наше общее любопытство.

Мы все захвачены этим повествованием. Я лежу на животе на своем саронге, дырявом и усеянном пятнами, подперев руками голову и позабыв о нашем бедственном положении.

– Дальше? Я ожила и воспрянула духом. Просто парила в воздухе. Извинилась перед Томом, а он пообещал за собой следить. Мы стали внимательнее друг к другу. Дружелюбнее. Я уже давно не испытывала к нему приязни, но теперь расшибалась в лепешку, чтобы казаться любящей женой. И все были счастливы. Ханна с Аароном сразу же заметили перемену и были рады, что папа с мамой больше не грызутся.

И все это из-за Марка. Когда наши взгляды встречались, я тотчас же становилась улыбчивой, терпеливой и любящей женой.

В конце концов это произошло. Иначе и быть не могло. В тот день мы встретились на улице между своими домами. Том был на работе. Антонии тоже не было дома – вероятно, она работала. Дети были в школе или детском саду. Мы с Марком остались одни. Мы немного поболтали, так, ни о чем. А потом он наклонился ко мне и спросил: «Эй, Черри, а тебе никогда не хотелось рискнуть?» – «Я уже думала, ты никогда не спросишь», – ответила я.

Черри с улыбкой потягивается.

– Вот так это случилось. Мы нарушили семейные обеты, и теперь у нас была общая тайна. Совершив это раз, мы уже не могли остановиться. Теперь мы занимались этим каждую неделю. Я так любила наши четверги. Это было как наркотик. Но я старалась всеми мыслимыми способами оправдать себя. Все ведь это делают. А нашей семье это только на пользу. Я стала лучше справляться с обязанностями жены и матери. Значит, наша семейная лодка не сядет на мель и детям ничего не угрожает. Ну и так далее…

По четвергам Том уезжал на работу в восемь утра. У него отличная работа – он шеф-повар недорогого ресторана и все лето занят по горло. Я надевала свое лучшее белье и тщательно приводила себя в порядок. Потом отвозила Ханну с Аароном в детский сад и уезжала за город. Встречаться с Марком в городе было все равно что вывесить объявление о нашей связи. К счастью, Марк работал далеко от Монтока, в Брентвуде. Я заходила в «Старбакс», а потом ехала в мотель рядом с его офисом.

Марк говорил, что надо вести себя как можно естественнее, тогда ничего не выйдет наружу, правда, милый? Не хочет говорить, но он действительно так думает. И в офисе, и жене он сказал, что по четвергам будет работать в мотеле, потому что там ему никто не мешает думать. Он руководитель проекта и должен хорошо соображать, поэтому все ему поверили. На работе его очень ценят, считают высококлассным специалистом и вряд ли заподозрили бы в подобных похождениях.

Я оставляла машину на парковке рядом со «Старбаксом» и для маскировки заходила в кофейню. Брала там два кофе и несла стаканы к дверям нашего номера, стараясь избежать глаз персонала. Толкнув дверь, которую Марк оставлял незапертой, я входила в комнату.

Все прекрасно работало. Эти дни держали меня на плаву. Я даже не считала, что веду себя аморально. Мне казалось, раз моя семейная жизнь от этого ничуть не страдает, а только выигрывает, значит, мы не делаем ничего плохого. Ведь так случается довольно часто. Супружеская неверность. Постепенно я пришла к выводу, что так живут все семейные пары, только хранят это в тайне. Признаюсь, мне это нравилось. Совсем новое, прежде неизведанное ощущение. Мы просто не могли друг от друга оторваться. Вы ведь заметили, правда?

Но через некоторое время встречаться в мотеле нам надоело. Нас потянуло на приключения. Сначала мы просто фантазировали в духе «Было бы здорово куда-нибудь уехать. Южный пляж, пальмы, никого из знакомых, короче, место, где мы можем быть вместе, ни от кого не прячась».

В один из наших четвергов Марк достал ноутбук и занялся поисками. Это должен был быть тропический рай. Место, куда не заглядывают американцы. Значит, Карибы отпадали. Там можно наткнуться на знакомых. Мы подумали о Кубе, но туда сложно добираться: надо лететь через Канаду или Мексику. В конце концов мы остановились на этом месте, оно показалось нам безупречным. Я имею в виду не этот чертов остров, на котором мы сейчас торчим.

Совершенно неожиданно наши мечты стали реальностью. Мы придумали себе легенды. Забронировали бунгало в Райской бухте, указав, что мы приедем на медовый месяц. Я была на седьмом небе от счастья и не могла насмотреться на фотографии в Сети. Райские пляжи, не похожие на наши. Деревянные хижины. Дни напролет подводное плавание в компании черепах и тропических рыб. О да. Это именно то, что привело нас сюда.

Марк оформил новую кредитную карту, и мы заплатили с нее за авиабилеты. Кредит мы гасили поровну. Это была кредитка для оплаты покупок, так что наши выплаты как бы шли в магазины. Мы продумали все до мелочей.

Нам казалось, что раз мы отважились на такое, нам все сойдет с рук. Мы все предусмотрели. Летели порознь и разными маршрутами. Я сочинила, что лечу навестить двоюродную сестру Лиз. Она не возражала быть прикрытием. Она любит приключения и не любит Тома. Она была единственной, кто знал о моем романе с Марком. «Только обещай, что расскажешь мне все, когда вернешься. Это мое единственное условие. А если позвонит Том, я совру, что ты в ванной», – заявила она. К счастью, мой мобильный прекрасно работал в Райской бухте, так что я могла сама звонить Тому, предупреждая его звонки. Надо было только учитывать часовые пояса.

Прикрытием Марка была командировка в Гонконг. Он даже успел там побывать, прежде чем мы встретились в Сингапуре.

Встретившись в аэропорту Чанги, мы не переставали смеяться. Нам было так весело. Это было настоящее приключение, что-то неведомое и чертовски увлекательное, и теперь нам уже ничто не могло помешать. Мы были сладкой парочкой.

Вообще-то я верю в карму. Это она привела нас сюда. Мне очень жаль, друзья, но это судьба наказала нас с Марком. А вы попали просто заодно. Мы слишком зарвались и перешли все границы.

Я это сразу поняла, когда Самад не вернулся. Это Бог спустил нас с небес на землю. Мои дети остались без мамочки. Не знаю, какое сегодня число, но я уже точно должна быть дома. Мы улетали на следующий день после этой поганой экскурсии. Оставили подводное плавание на последний день, чтобы сохранить соль на наших телах. В любом случае мы уже должны быть дома.

Это значит, что Том начнет названивать Лиз, чтобы выяснить, почему я задержалась. Она уже, наверное, оборвала мне телефон. Отчаявшись дозвониться, она, в конце концов, все ему расскажет. Возможно, она все еще морочит ему голову. Но все равно он рано или поздно обо всем узнает.

А Антония будет ждать Марка. По идее, я должна была вернуться за пару дней до него и, встретившись с ней на улице, стала бы рассказывать, как здорово я провела время в Калифорнии. А потом небрежно спросила бы, когда из Гонконга возвращается Марк, внутренне трепеща от восторга.

Но теперь пятеро детей осиротеют. А мы все торчим здесь, и я больше не могу притворяться. Теперь, когда вы все знаете, можете думать о нас все что угодно. Мне наплевать. Даже если вернется Самад, ничего уже не спасешь. Все кончилось. Мы все потеряли. Абсолютно все. И лишь по собственной вине.

Черри отчаянно рыдает. Встав, я смущенно подхожу к ней. Никто другой утешить ее не пытается. Сев рядом, я обнимаю ее за плечи, словно мы две маленькие девочки. Уткнувшись мне в плечо, она продолжает плакать. На нас нет ничего, кроме грязных бикини, и скоро моя кожа становится мокрой и скользкой.

– Ну, ну, Черри, – повторяю я, гладя ее по спине.

Я пытаюсь найти слова, чтобы ее подбодрить, но на ум ничего не приходит. Ничего хорошего ее не ждет. В лучшем случае нас спасут и она вернется к детям, но такой сценарий кажется мне маловероятным.

– Ты ведь наверняка мечтала остаться на необитаемом острове с любимым, – предполагает Джен. – Мечтать надо с осторожностью.

– Да, я знаю.

– Это ужасно для всех нас, – хрипло произносит Джен. – Для каждого по-своему. Поверьте мне, для нас с Джин это ничуть не лучше, чем для вас. Не так, конечно, – мы не оставили в Австралии свои вторые половины, мы, к сожалению, настоящие муж и жена, но для нас это тоже катастрофа.

– Когда у вас есть дети, с которыми нельзя поговорить, и вы знаете, как они будут переживать, если вы не вернетесь, – разве это не ужасно? – вношу свою лепту я. – А в такой ситуации не я одна. Брак здесь совершенно ни при чем. Том, конечно, будет потрясен. Но вы ведь не могли не знать, что рано или поздно все раскроется. Кто-то обязательно увидел бы, как ты идешь в мотель с двумя стаканчиками кофе. Вам просто повезло, что вас до сих пор не засекли. Том в любом случае пострадал бы. Ты бы, наверное, не возражала, чтобы ваш брак распался, ведь, судя по всему, ты была от него не в восторге. Я говорю только о вас с Томом, Черри. Что касается Марка и Антонии, тут я пас. Просто не знаю, какие у них отношения.

Я чувствую необычайное оживление. История Черри взволновала меня до глубины души.

– Кстати, нас уже засекли, – вдруг произносит Марк. – Ее видели. Я не говорил тебе, Черри, но моя коллега Дженнет Огилви видела тебя и, похоже, узнала. Спросила меня. Она ведь знала, что по четвергам я работаю в мотеле. И несколько раз видела, как ты входишь туда с двумя стаканами кофе. Сопоставила факты. Я, конечно, все отрицал, но без особого успеха.

– Класс! – восклицает Черри. – Спасибо, что сообщил, тем более сейчас.

– Наши легенды шиты белыми нитками, – продолжает Марк. – Ткни, и развалятся.

– Какие уж есть.

– А ты что скажешь, Марк? – интересуется Эд. – Как ты себя чувствуешь?

Марк не отвечает. В его черных глазах отражается огонь. Потом он глубоко вздыхает.

– Стараюсь ни о чем не думать. Все было нормально, пока моя подружка не решила поделиться своим счастьем с вами. Моя жена такого не заслужила. Это точно. Вообще-то без меня ей будет даже лучше. Она прекрасная женщина, красивая и умная. И с легкостью обойдется без козла, который трахает соседку по четвергам, а потом уезжает с ней развлекаться, выдавая за свою жену. Подонок. Наши мальчики заслуживают лучшего примера для подражания. Я знаю Антонию, так что шанса вернуться к ней у меня не будет. Для этого она слишком уважает себя. И вряд ли пустит меня на порог. Все, на что я могу надеяться, – это роль воскресного папы. Видеться с сыновьями по выходным и пытаться их задобрить. Все-таки лучше, чем навсегда исчезнуть, как сейчас. Как я себя чувствую? – Он делает паузу. – Проклинаю себя и страдаю от угрызений совести.

– Они будут думать, что мы просто сбежали вместе, – вдруг произносит Черри. – Мне как-то не приходило это в голову. Если мы так и не появимся, они точно так решат. Если мы так и останемся на этом острове, а долго мы здесь не протянем, то Том с Антонией решат, что мы бросили их и сбежали. И не собираемся возвращаться. Просто начали новую жизнь, никому ничего не сказав. – Голос у нее задрожал. – А дети – и Ханна с Аароном, и Адам с Бреттом и Коннором – вырастут с мыслью, что мы… – не закончив, она снова рыдает на моем костлявом плече.

– Ничего такого не произойдет, – твердо произносит Кейти. – Но вам, конечно, придется все объяснить. Я совершенно уверена, что мы спасемся. У нас есть вода. Мы ловим рыбу. Мы же не в горах застряли. Считайте, нам повезло. Фруктов здесь завались, рыбы в море полно, и мы скоро научимся ее ловить. Тут вполне можно выжить. В конце концов нас обнаружат и заберут отсюда. Мы будем поддерживать костер. Не волнуйся, Черри. Обещаю, мы здесь не умрем.

– А можно поинтересоваться, откуда такая уверенность? – сухо спрашивает Джин.

Чуть поколебавшись, Кейти отвечает:

– Я просто в это верю. В отличие от вас я верю в Бога и знаю, что Он нас спасет. И эта вера дает мне силы. Я всегда надеюсь на лучшее. Мы можем только гадать, что случилось с Самадом, уже все варианты перебрали, но вряд ли никто не спохватится, если исчезли семь человек. Я была уверена, что на острове есть вода, так и оказалось. И здесь то же самое. Я не сомневаюсь, что нас спасут, и так оно и будет. Не может быть, чтобы о нас все забыли и обрекли на смерть.

– Честно говоря, Кейти, только ты нас и спасаешь, – заявляет Марк. – Все остальные абсолютно беспомощны. Если бы ты не подсуетилась и не нашла источник, мы бы уже протянули ноги. Это неоспоримый факт.

Мы все согласно киваем. Приходится признать, что только у одной из нас хватило присутствия духа, чтобы бороться за выживание. Остальные шестеро сразу же сдались.

Я смотрю на Кейти, освещенную огнем костра. Она лучше всех нас. И нечего возмущаться, что она командует. Я, во всяком случае, не буду.

– Тем, у кого нет детей, наверное, легче, – беспечно говорит Кейти. – Я совершенно одна. Перед приездом сюда рассталась со своей партнершей. Мое исчезновение никого не огорчит. Это снимает с меня большое бремя. У Джена и Джин есть дети. У Эстер маленькая дочка. Теперь мы знаем, что в Монтоке целая куча детей гадает, куда исчезли их мама или папа. Мы с Эдом единственные, кто не обзавелся потомством. Так что мы можем более трезво смотреть на вещи. И я считаю, что мы должны сделать все, чтобы выжить, потому что каждый прожитый день приближает время, когда за нами приплывет лодка. И даже если этого не произойдет, мы сможем жить здесь сколько угодно. Еда творит чудеса. Сегодня вечером вы могли в этом убедиться. Черри за все время и двух слов не произнесла, а поев, обрела силы, чтобы поделиться с нами своей историей. Которая, кстати, пошла на пользу всем нам.

– Возможно, мы все должны рассказать о себе, – отваживаюсь предложить я. – Хотя бы чтобы скоротать время. Это отвлекает от грустных мыслей. Я никогда не слышала о Монтоке, но фильм «Вечное сияние чистого разума» всегда мне нравился. А теперь я могу представить это место. И то, что там происходит.

Марк с Черри предпочитают промолчать, а Джен и Джин обмениваются взглядами.

– Мы тоже расскажем о себе, – быстро говорит Джин. – Только не сегодня. Я должна собраться с мыслями. Но будьте уверены, наша история будет не менее драматичной.

Глава 19

Кэти

Июль 1988

Жизнь в общине продолжалась, словно ничего не произошло. Казалось, все забыли, что к этому времени мы уже должны были сидеть на небесах и беседовать с Христом, купаясь в Его вечной любви. Все это чистый обман, такого просто не может быть.

Пусть они продолжают свою тупую жизнь по неизвестно кем установленным правилам, пусть и дальше поклоняются, но не всемогущему Богу, а проходимцу, который вещает от его имени и может обрюхатить любую женщину, когда ему только заблагорассудится. Я лично не собираюсь провести остаток жизни в этой проклятой коммуне. Я увидела ее другими глазами, и это стало настоящим откровением, подлинным, а не тем, которые нам впаривают здесь.

Кассандра не спускала с меня глаз, и я поняла, что она что-то заподозрила. Моя мамаша очень проницательная и видит меня насквозь.

Вообще-то мы не должны были знать своих родителей. Мы считались детьми Бога, а не земных мужчин и женщин. Хотя всем было отлично известно, что мои биологические родители Моисей и Кассандра. Большинство из тех, кому еще не исполнилось двадцать пять, обязаны своим рождением именно ему.

В то утро Кассандра выложила свой главный козырь:

– Я вижу, ты сама не своя, Кэтрин. И я приготовила для тебя замечательный сюрприз.

Но я не слишком обрадовалась.

– Какой? – нехотя спросила я под ее испытующим взглядом.

– Замужество! – воскликнула она. – Моисей не возражает. Вы с Филиппом уже не дети. Мы постараемся как можно быстрее устроить свадьбу. Моисей считает, что лучше это сделать в середине августа.

Сердце у меня упало. Я так и знала, что она меня подловит.

– Но мне только шестнадцать, – попыталась возразить я.

– Ты уже взрослая. Ты выучилась. И вполне готова к замужеству.

– Ни черта подобного, – пробормотала я, и она влепила мне пощечину.

– Извини, – сказала я по привычке, но в душе возненавидела ее.

– Кэти, – произнесла она, когда мы обе успокоились. – Когда ты выйдешь замуж, твоя жизнь изменится и ценности будут уже другие. Сейчас ты ведешь себя как капризный ребенок. Но когда у тебя появится свой, ты станешь смотреть на вещи по-другому.

Я посмотрела на нее, стараясь не выглядеть капризным ребенком или потенциальной матерью.

Кассандра тоже взглянула на меня своими ясными серыми глазами. У нее были длинные прямые волосы, такие же, как у меня, изящная фигура и бледная прозрачная кожа. Когда я листала журналы, которые люди оставляли в школе, мне часто приходило в голову, что моя мать могла бы стать моделью. Высокая, стройная, красивая женщина. Вместо этого она загубила свою жизнь в общине, придя сюда совсем юной. Меня изумляло, зачем она так поступила, и вряд ли мы когда-нибудь поймем друг друга.

– Ты же никогда не была замужем, – бестактно заявила я.

– Это потому, что меня избрал наш Отец, – объяснила она, имея в виду Моисея, а не Господа Бога.

– И ты делила его чуть ли не со всеми нашими женщинами.

Мать поджала губы. Казалось, она сейчас отвесит мне еще одну оплеуху. Потом она глубоко вздохнула:

– Во всяком случае, ты от этого не пострадала. И скажи спасибо, что я нашла тебе хорошего мужа. Мне пришлось здорово похлопотать, чтобы в невесты ему выбрали тебя, а не Марту.

– Да, мне просто жутко повезло.

Мы с Филиппом уже давно знали, что поженимся, и все это время я пыталась смотреть на него как на своего жениха. Но из этого ничего не вышло: я чувствовала к нему лишь отвращение. Один его вид вызывал у меня тошноту, не говоря уж о более близком общении, которое нам предстояло в будущем. В школе мне нравились совсем другие мальчики, в частности Шин Холден. Он тоже был ко мне неравнодушен и часто заговаривал, а я улыбалась и охотно с ним болтала. Я была бы не прочь встречаться с ним после школы, ходить в кино и общаться, как принято у обычных людей. Это было бы похоже на чудо (прошу прощения за богохульство, но именно так я думала про себя) и напрочь отшибало желание покориться судьбе, породнившись с противным Филиппом.

Когда Шин заговаривал со мной, я порой застывала от ужаса, опасаясь, что нас застукает Марта. Но когда ее не было поблизости, мы болтали и смеялись, и я становилась другим человеком. Именно таким, каким мне хотелось.

Филипп был со мной одного роста, но гораздо толще. Он постоянно потел. Круги под мышками почти прошли, но от него исходил затхлый запах. Когда мы играли, то часто одевали его девочкой, и он исполнял роль принцессы. А если мы поженимся, я полностью окажусь в его власти. Он станет моим хозяином, и мне придется ему подчиняться.

– Послушай меня, Кэтрин, – продолжила Кассандра. – Ты выйдешь замуж за Филиппа и будешь рожать ему детей, потому что этого хочет Бог.

– Ты же сказала, что тебе пришлось похлопотать, чтобы выбрали меня. Значит, этого хочешь ты, а не Бог, – бесстрашно возразила я.

– Довольно! Тебя никто не спрашивает. Понятно? Больше не хочу ничего слышать.

Я вздохнула. Спорить бесполезно.

– Ладно. Прости, Кассандра.

Она неловко обняла меня.

– Так-то лучше. Хорошая девочка.

И она пронзила меня своим всевидящим взором.

С этого момента я начала вести двойную жизнь. Я не собиралась выходить замуж за Филиппа. Больше не верила Моисею и его разговорам о Боге. Я решила отсюда уехать. Все бросить и заняться чем-нибудь другим. Всем чем угодно.

Глава 20

Джен и Кейти сидят на скале и рыбачат. Довольно забавная парочка. Джен надвинул на глаза потрепанную соломенную шляпу, а Кейти намотала на голову саронг, соорудив нечто вроде тюрбана. Руки, ноги и спина у нее открыты, но у нас еще остался защитный крем, а заботиться, по ее словам, надо прежде всего о голове.

Я все время смотрю на них. Они беспрерывно переговариваются, правда, не представляю, о чем. Мне стало трудно общаться с Кейти, потому что она во всем превосходит меня и гораздо увереннее. Джен, напротив, чувствует себя в своей тарелке и болтает без умолку. Они передают друг другу бутылку с водой и делят между собой фрукты.

Время от времени они вытаскивают на берег рыбу. Это сейчас самое приятное зрелище на свете. Ведь белок позволяет поддерживать жизнь. Если я когда-нибудь отсюда выберусь, то буду просто на него молиться за его чудесные свойства. А бананы не возьму в рот до самой смерти.

Однако вряд ли мы отсюда выберемся. Нам придется здесь жить и умереть. С этими людьми я проведу остаток жизни. Полоска песка и тропический лес – вот вся наша вселенная.

Но мои товарищи по несчастью довольно сносные люди. С ними вполне можно ужиться, Кейти я просто восхищаюсь, а с Эдом мы в последнее время стали лучшими друзьями.

Я вхожу в воду и начинаю плавать на спине. Когда мы отдыхали, это доставляло мне массу удовольствия. Теперь же это просто способ убить время. Море позволяет нам соблюдать чистоту, но от соленой воды кожа шелушится, а волосы превратились в сухую солому, которая, кажется, слегка потрескивает. Я смотрю на небо. Теперь я часто на него смотрю. Оно переливается всеми оттенками синевы, которые постоянно сменяют друг друга. Иногда на нем появляются облака, но толку от них мало. Они белые, воздушные и не обещают дождя. А мне так хочется, чтобы он пошел.

– У тебя такой безмятежный вид.

Я переворачиваюсь и встаю на белые кораллы. Рядом со мной стоит Эд.

– Как ты меня напугал. Подкрался потихоньку.

– Прости.

– Не стоит извиняться. По крайней мере, хоть какие-то эмоции. Иногда пугаться даже полезно.

– Я рад, – улыбается Эд.

Я смотрю на него. Лицо у него обгорело, а нос облез. Мой, наверное, тоже. Солнце здорово поработало над нами. Эд сильно похудел, и на нем можно пересчитать все ребра. Он оброс бородой, которая с каждым днем становится все длиннее и неопрятнее. Вылитый Робинзон Крузо. Но мне все равно приятно на него смотреть.

И вдруг до меня доходит. Меня уже давно не тянуло к мужчинам. А теперь это случилось, и у меня подкашиваются ноги. Возникшее желание такое острое, что у меня перехватывает горло. Только бы себя не выдать! Надо побыстрее закончить разговор, а об остальном я подумаю позже.

Но мне так хочется, чтобы Эд был постоянно рядом.

– С тобой все в порядке, Эстер?

Я вымученно улыбаюсь:

– Эд, сколько тебе лет?

– Угадай.

– Ну не знаю. Наверное, ты моложе, чем я думаю. И уж точно моложе меня. Лет на десять, правда? Тебе тридцать? Хорошо, пусть будет двадцать восемь.

Он смеется:

– Почти угадала. Мне тридцать один. Но это всего лишь голые цифры. Мы все в одной лодке, где возраст не играет роли. Хоть восемнадцать, хоть восемьдесят восемь.

– В одной лодке? Звучит двусмысленно.

– Правда? Да, о лодке можно только мечтать. Прошу прощения.

– Сегодня утром мне подумалось, что после сорока у меня нет ничего, кроме этого острова. Лишний раз убеждаешься, что с желаниями надо быть поосторожнее. Раньше я могла только мечтать, чтобы встретить сорокалетие на райском необитаемом острове. И вот судьба преподнесла мне такой подарок.

Эд смеется:

– Как ты думаешь, сколько мы уже здесь?

– Я больше не слежу за временем. А ты?

– Думаю, дней десять, но точно не скажу. Зря мы не делали зарубки на дереве. Кейти, во всяком случае, должна была позаботиться. Она единственная, кто ведет счет времени.

– Да, она наверняка знает точно.

– И скрывает от нас, чтобы поддерживать наш моральный дух. А как тебе Марк и Черри?

Я с трудом удерживаюсь от смеха. Ведь у них дети.

– Я бы ни за что не догадалась. Была полностью уверена, что они молодожены и приехали провести здесь волшебный медовый месяц.

– Я тоже. Когда люди говорят тебе, что женаты, тебе как-то в голову не приходит сомневаться.

– Да, не спрашивать же их: «А на ком?»

– Мне их жаль, честное слово.

– Мне тоже. Теперь их замучает совесть.

– Вам всем гораздо тяжелее, чем нам с Кейти. Она права. Если дома ждут дети, это просто убивает.

– Так ты у нас бездетный, Эд?

– К счастью. Никаких грехов молодости с известными последствиями.

Мы вместе стартуем в море. Я медленно плыву брассом. Сейчас мы все делаем медленно.

– Интересно, сколько мы протянем? – спрашиваю я. – Когда мы выдохнемся и махнем на все рукой?

– Довольно скоро.

Эд останавливается и поворачивается ко мне:

– Послушай, Эстер. Можно я тебе кое-что скажу? Тебе это покажется странным, так что я заранее прошу прощения.

До дна я не достаю, и мне приходится перебирать ногами, а это довольно тяжело.

– Ничего не имею против странностей, – успокаиваю его я, чувствуя, как в крови вскипает адреналин. Я надеюсь, это будет то, чего я жду, и одновременно боюсь этого. – А что у нас сейчас не странно?

– Ну хорошо. Тогда слушай. – Эд закусывает губу и смеется. – Я не хотел говорить, но теперь думаю, какая, черт возьми, разница. Когда я тебя первый раз увидел в автобусе, ты мне показалась потрясающе красивой. В тебе было что-то особенное. Поэтому я и поехал в Райскую бухту. Джона с Пьетом подняли меня на смех, потому что я потащился туда за тобой. Хотя тебе явно больше нравился Джона. А на этот остров меня занесло только потому, что Кейти сказала мне, что ты сюда собираешься. И даже теперь, после всего, что произошло, я считаю тебя самой прекрасной женщиной из всех, кого я встречал. Я не собираюсь делать тебе предложение, просто решил сказать о своих чувствах. Я, как и Черри, не могу их больше скрывать.

Его обгоревшее лицо краснеет еще больше. Он не смотрит на меня, смущаясь, как ребенок, впервые пришедший в школу.

Я молча улыбаюсь, не зная, что ответить.

– Это правда? – наконец решаюсь я. – Серьезно, Эд? Мне ничего подобного даже в голову не приходило. Извини за откровенность, но ты меня просто изумил. Ты это серьезно? Это не шутка? Ты не поспорил на меня с Марком?

Эд улыбается:

– Не говори глупостей. Я не шучу. Честно. Только не подумай, что тебя преследует одержимый псих. Это тебя ни к чему не обязывает. Я просто тебе сказал, потому что молчать стало невыносимо. И потому, что ты оказалась рядом. Вот у меня и вырвалось.

Я смотрю на него. А он на меня. У меня замирает сердце. Мы не можем оторвать друг от друга глаз. Я стараюсь удержаться в вертикальном положении, но силы мне изменяют.

– Давай поплывем, а то я устала стоять.

– Конечно. Господи, это моя вина. Ты должна была сказать.

Мы плывем бок о бок, пока не достигаем твердой поверхности. Нащупав ногами коралл, я вздыхаю с облегчением, несмотря на то, что он зверски колет мне пятки.

Я остро чувствую присутствие Эда и ту дистанцию, которая по-прежнему нас разделяет. Сказать ему? Наверное, придется. Ничего другого не остается.

– Ну, раз уж мы решили ничего не скрывать. Ты мне сразу понравился. Честное слово. Но я думала, что… Ладно, черт с ним.

Я подхожу к нему вплотную, обнимаю за шею и целую в губы. Он отвечает на поцелуй. Я уже забыла, как это бывает с новым мужчиной. Я забываю обо всем и растворяюсь в Эде.

Оторвавшись друг от друга, мы улыбаемся. Он обнимает меня за талию.

– Поклянись, это не потому, что я здесь единственная незамужняя женщина традиционной ориентации, – говорю я, стараясь не смотреть на пляж, где на нас уставилась Джин, а Джен и Кейти делают вид, что ничего не замечают.

Эд сжимает мою руку:

– И не потому, что я здесь единственный подходящий мужчина?

– Клянусь.

Дождь начинается еще до того, как пожарилась рыба. Сегодня Джен с Кейти выловили целых шесть штук, и мы сидим вокруг костра, дожидаясь, пока они будут готовы. Солнце вдруг исчезает за лесом, но небо по-прежнему светлое. Правда, я уже раньше обратила внимание, что на него наползают тучи, не придав этому особого значения. Мне было не до того.

– Кто-нибудь заметил? – спрашивает Черри, подставляя ладонь. – Капля дождя. Сейчас польет.

– И на меня тоже упала, – через мгновение объявляет Эд.

Я подвигаюсь к нему чуть поближе. В секрете здесь явно ничего не сохранишь, но я делаю вид, что никто ничего не заметил. Все молчат, и я стараюсь игнорировать косые взгляды и тот факт, что Эд обнимает меня за талию. Я счастлива. И готова кричать о своем счастье. Мне хочется, чтобы Кейти задала мне какой-нибудь наводящий вопрос, чтобы я могла поговорить с ней об Эде. Я чувствую себя влюбленной школьницей, готовой без конца говорить о предмете своего увлечения.

Наконец начинается дождь. Вода, в которой мы так нуждались, падает с неба огромными каплями. Попасть под дождь для нас теперь столь необычно, что я начинаю смеяться, а потом вскакиваю и подставляю лицо падающим каплям.

Вода льется с неба. Хотя это и не так желанно, как несколько дней назад, меня все равно не оставляет ощущение чуда, сотворенного Всевышним. Тот, кто сделал нас узниками этого острова, теперь поливает нас пресной водой.

Дождь набирает силу и скоро льет как из ведра. Вода вымывает соль из моих волос. Бикини и саронг прилипают к телу. Все суетятся вокруг костра, пытаясь вытащить рыбу. Капли дождя отскакивают от песка, как пули.

Остается только одно. Эд хватает меня за руку, и мы бежим в лес. Там мы укрываемся под деревьями и слушаем, как дождь барабанит по листьям. Ливень погасил наш костер и лишил нас обеда.

Я поднимаю глаза на Эда, и он мне улыбается.

– Ну и денек, – произносит он, обнимая меня за плечи.

Я прижимаюсь к нему и снова целую. Это сейчас единственное, чем мне хочется заниматься.

Глава 21

Мы сидим под пологом леса, прислушиваясь к шуму, производимому его обитателями. Я все еще боюсь забираться на их территорию. Воображение рисует гигантских ящериц, которые топчут меня, кусают за лицо и выдирают волосы, чтобы выстлать ими свои норы. В реальности лес кишит москитами, и хотя перед поездкой медсестра уверяла меня, что в этих местах нет малярии, я не слишком доверяю карте, которая была в ее компьютере. Во всяком случае, этот остров на ней отсутствовал.

В джунглях избавиться от москитов нет никакой возможности. Никто, кроме Джин, не взял с собой репелленты, а она оставила флакон в лодке, и он сгинул вместе с Самадом. О его судьбе мы больше не гадаем.

Мы, сбившись в кучку, сидим под деревьями. Без костра все кажется пугающим. Писк москитов перекликается с шумом дождя, образуя своего рода музыкальный контрапункт. Я вспоминаю, как влетела в бар в Куала-Лумпуре, спасаясь от точно такого же ливня.

– Разбирайте, – говорит Джин, протягивая нам небольшие сверточки из банановых листьев. – Не бог весть что, но силы поддержит.

– Ты успела позаботиться о нашем ужине, Джинни? – спрашивает Марк.

Она улыбается. Он ей льстит, а она, услышав его историю, явно к нему подобрела. Его радужное семейное счастье с Черри ее сильно раздражало. Зато теперь она просто в восторге от того, как они влипли.

– На обед у вас недожаренное суши из какой-то неизвестной рыбы. С подливкой из дождевой воды.

– Спасибо, Джин, – благодарю я. – Ты спасла наш ужин, в то время как остальные думали только о себе.

– Угощайся, дорогая, – улыбается она, вручая мне сверток. – А ты, старый сварливый черт, получишь в последнюю очередь.

– Согласен, – бросает ее супруг.

Луна вдруг скрывается за тучами, и все погружается во тьму. Я только сейчас понимаю, что настоящей темноты мы еще не видели. Небо всегда было чистым, и ночью нам светили луна и звезды.

– Ой! – восклицает Кейти.

– Кто выключил свет? – шутит Джен, но никто не смеется.

Я сжимаю руку Эда. Он в ответ жмет мою, и я понимаю, что это мой человек. Дождь льет не переставая. Вокруг нас тучами носятся москиты, а темень такая, что я не вижу даже собственной руки, поднесенной к глазам.

– Мне это совсем не нравится, – подает голос Черри. Она боится не меньше меня.

– Мне тоже, – соглашается Эд.

Кейти тяжело вздыхает:

– Но сделать мы ничего не можем. Спрятаться нам негде. Остается только ждать, когда закончится дождь. По крайней мере, мы вместе. Москиты могут делать с нами все, что им заблагорассудится. Спать в таких условиях, конечно, нельзя. Дикая природа к этому явно не располагает. Так что придется просидеть всю ночь.

– Утром будет уже не так темно, – оптимистично замечаю я, но звучит это довольно глупо.

Я так хотела провести эту ночь с Эдом.

– Будем надеяться, – говорит Марк.

– Что ты хочешь сказать, Марк? – вскидывается Черри. – Какого черта? С чего это утром не будет светло? – Голос у нее срывается.

– Я вот думаю… Может, дело не в Самаде? Возможно, случилось что-то пострашнее.

– Что-то пострашнее – это как? – резко спрашивает Джин.

– А так. Есть несколько вариантов. И не говорите мне, что сами об этом не думали. Все равно не поверю. У этих русских везде понатыкано ядерных ракет. И они постоянно наготове. Возможно, они случайно вдарили по Аляске или еще где-нибудь. Может быть, началась ядерная война. А там уже недалеко до мировой катастрофы. Могло погаснуть солнце. Мог пойти радиоактивный дождь.

– Заткнись, Марк! – неожиданно выпаливаю я. – Что за чушь ты несешь? Солнце вряд ли погаснет, даже если Америка с Россией обменяются ядерными ударами. Тем более здесь, в Малайзии.

– Ну да, нам всем хочется думать, что Самад где-то свалился и расшиб себе башку, ведь это самое простое объяснение. Но если они начали кидаться ракетами, Индия и Пакистан уж точно последовали их примеру. А мы от них недалеко. Япония вообще под боком. Могло произойти все что угодно.

Дождь не прекращается. Как говорится, что хотели, то и получили. Я заставляю себя проглотить несколько кусочков полусырой рыбы, мокрых и холодных, и вытаскиваю застрявшие между зубов кости. Сейчас только не хватает подавиться. Потом прижимаюсь к Эду. Интересно, а другие наши парочки тоже сидят в обнимку?

– Лучше помолчи, Марк, – внезапно произносит Джен. – Нечего пугать нас всякими страшилками. Нашел, о чем говорить. Что бы там ни случилось, сделать мы все равно ничего не сможем. Если хотите отвлечься, могу последовать примеру Черри и рассказать вам, почему мы с Джин не очень ладим. Кейти уже ознакомилась с этой историей, пока мы рыбачили, так что ей придется послушать снова.

– Ничего не имею против, – с готовностью соглашается Кейти, и в ее голосе звучит необычная для нее мягкость.

– Джинни, ты не возражаешь?

– Давай, если тебе так уж невтерпеж. Но я буду тебя поправлять.

– Кто бы сомневался.

Все долго молчат. Эд такой теплый и уютный, что мне хочется поскорее уединиться с ним в лесу. Но пока это вряд ли выйдет.

Вокруг кто-то летает, ползает, пищит и хрустит ветками. Дождь расходится все сильнее. На нас с деревьев начинает капать.

– Мы договорились, что пока мы здесь, будем держать рот на замке. Но вот что я вам скажу: никто из вас, кроме Кейти, не может о нас судить, не зная, что нам пришлось пережить в последние два года.

– Вы знаете, что у нас трое детей? – перебивает его Джин. – Девочка и два мальчика. И еще две маленькие внучки.

Мы утвердительно гудим. Нам это известно.

– Но мы не говорили вам, что случилось с одним из наших мальчиков.

– Джинни, не вмешивайся. Кто рассказывает – ты или я? – раздраженно прерывает ее Джен.

– Не надейся, что я позволю тебе рассказать все по-своему.

– Я знаю. Но дай хотя бы начать.

– Давай. Пусть они сами судят обо всем.

Джен вздыхает:

– Я расскажу вам нашу историю. Джинни будет утверждать, что я все переврал. Так что вам придется разбираться самим. Но прав все-таки я.

И Джен начинает говорить.

Глава 22

Мы слушаем его рассказ в абсолютной темноте под аккомпанемент льющегося дождя и беспокойных лесных шорохов. Эд обнимает меня за плечи, его рука держит меня, как якорь, и я жалею, что мы не сошлись раньше. Сколько же времени мы потеряли.

– Мы решили поехать в Малайзию, и я сразу же об этом пожалел. Еще до того как мы застряли на этом острове, все пошло не так, как надо. И вожделенного отдыха у нас не получилось. Оказалось, уехав от того, что составляло смысл нашей жизни, мы поставили под угрозу свои отношения – и в этом, думаю, Джинни меня поддержит. Нам незачем было ехать в Малайзию. Мы всегда отдыхали в Австралии. Из этой страны нет смысла уезжать. Там отличные пляжи, горы, пейзажи, города мирового уровня и…

– Джен, ты не представитель турфирмы, – язвительно перебивает его Джин. – Кончай рекламу и рассказывай дальше.

– Ну да. Мы не всегда жили в Австралии. Поэтому я так ее люблю. В общем, мы никуда не собирались. Сюда должен был приехать Бен, наш младший сын. Малыш Бен. Он хотел провести здесь медовый месяц с невестой Самирой. Я кратко расскажу, что произошло, потому что вдаваться в подробности мне тяжело. Хотя мы его родители и должны быть сильными, чтобы служить ему опорой, мы с Джинни не очень-то справляемся со своей ролью. Это стало понятно, как только мы уехали из дома. Когда мы отправились в эту увеселительную поездку, Бен лежал в больнице уже два года и пятнадцать дней. Я страшно жалею, что не вел счет времени. Мне надо знать, какое сегодня число в Брисбене, там, где он лежит. Он провел в больнице два своих дня рождения, два Рождества, и сейчас, вероятно, наступает его третья больничная Пасха. У меня всегда была максимальная медицинская страховка, потому что я считал, что надо быть готовым к любым превратностям судьбы. И такая превратность произошла. Бену был тридцать один год. Сейчас ему тридцать три. Итак, ему тридцать один год, он обручен с Самирой, очень милой девушкой, и мы ожидаем появления новых внуков. Джинни и семья Самиры планируют устроить свадьбу, которая будет наполовину индуистской, наполовину европейской, что позволит избежать грандиозного празднества, которое длится несколько недель. Это меня вполне устраивает. Все отлично. Просто замечательно. Бен живет в Брисбене в районе Вест-Энда, неподалеку от Чепел-Хилла, где обосновались его старики-родители. Он навещает нас почти каждую неделю. Парень просто золото: умный, красивый и удачливый во всем. Прекрасный регбист. Мы всегда волновались из-за этого регби, правда, Джинни? Там очень много травм. Можно даже сломать шею. Но он казался неуязвимым. Никаких переломов и рентгеновских снимков. Он никогда не болел гриппом и не пропускал по болезни школу.

И вот однажды все это закончилось…

– О, Джен. Не говори об этом, – всхлипывает Джин. Теперь ее голос звучит совсем по-другому. – Я просто не могу этого вынести.

– Поздно, дорогая, – мягко останавливает ее Джен. – Что случилось, то случилось. И никуда от этого не деться.

– Вы можете не говорить, если вам тяжело, – подает голос Эд.

– Нет. Раз я сказал, что расскажу, значит, так оно и будет. Я хочу, чтобы вы знали. Все случилось очень быстро. Когда вы осознаете, что ничего изменить нельзя, сколько бы вы ни старались, это просто сводит вас с ума. Ничего нельзя переиграть. Если бы я мог повернуть время вспять и поставить себя на его место, я бы сделал это, не раздумывая. Тысячу, миллион раз. Но ничего подобного я сделать не в силах – таков мировой закон. Когда нас сюда занесло, я подумал, что этот закон забуксовал, и это даст мне шанс что-то изменить в жизни Бена, но, увы, ничего подобного не случилось. Так вот. Он просто переходил дорогу в Брисбене. Как это делают миллионы людей каждый божий день. Был час пик, машин полно. Но они стояли в пробке, и он пробирался между ними. И так же между ними лавировал мотоцикл. Но мотоцикл – это транспорт, а не пешеход, значит, он должен был стоять и ждать вместе с другими машинами, а не вилять между ними. Все случилось мгновенно. Бен вышел из-за машины, и на него наехал мотоцикл, отбросив его под колеса. Мотоциклист вылетел из седла, однако он был в защитной амуниции и практически не пострадал. А вот Бену повезло меньше. «Скорая» ехала очень долго, но он как-то держался. Нам позвонили. Снимая трубку, я ожидал чего угодно, но только не этого. Говорят, родители чувствуют, когда что-то случается с их детьми. Ничего подобного. Для нас это было подобно грому среди ясного неба. Они сказали, что он в коме. Но это же Бен. У меня оставалась надежда. Бен ведь всегда выходил сухим из воды. Джинни была в ужасном состоянии, однако я уверял ее, что все будет в порядке. Казалось, во мне говорит родительский инстинкт. Я обещал ей, что, когда мы приедем в больницу, он уже будет сидеть на кровати и проситься домой. Я всегда верил в Бога. Но когда мы приехали в больницу, эта вера сразу же пропала. В одно мгновение.

– А я снова в него уверовала, – раздается из темноты голос Джин. – Только это и остается.

– Когда мы приехали, нас отвели в маленький кабинет. Джинни все время повторяла, что хочет видеть сына, а я подумал, что нас привели сюда, чтобы сообщить о его смерти. Так обычно показывают по телевизору: вы приезжаете слишком поздно, и вас отводят в небольшой кабинет. Но нам сказали, что он жив и впал в кому. Он может очнуться, но тогда… – У Джена срывается голос.

Дальше рассказывает Джин, а мы делаем вид, что не замечаем, как Джен пытается справиться с собой и Кейти шепотом старается его утешить.

– Мы всегда считали Самиру славной девочкой, – начинает Джин, четко выговаривая слова. – Но только теперь она проявила себя по-настоящему. Последние два года она постоянно сидела у его кровати. Мы говорили ей: послушай, Самми, тебе не стоит проводить здесь столько времени. Иди и немного отвлекись. Мы бы не стали ее осуждать, правда, Джен? Даже если бы она встретила другого. Они с Беном ровесники, а значит, ей пора подумать о детях. Он бы на нее не обиделся. Он бы все понял. Теперь она приходит три раза в неделю, сидит с ним, берет его за руку, разговаривает с ним. У нас просто сердце разрывается, глядя на нее. Ведь у них уже могли быть дети. Благодаря страховке Джена Бен лежит в частной больнице, где ему обеспечен самый лучший уход. Но он так и не пришел в себя. Мы сидим рядом с ним, смотрим и ждем. Но ничего не происходит.

– Уверен, он все слышит, – перебивает ее немного успокоившийся Джен. – Джинни считает, что нет. Да, да, Джин. Ты же реально смотришь на вещи. А я верю, что он нас слушает. Я два года и пятнадцать дней провел у его кровати и все время с ним говорил. Он все знает. Перед произошедшим они с Самми обсуждали, как провести медовый месяц. Они собирались приехать сюда. Не на этот проклятый остров с его чертовыми джунглями, тучами москитов и дождем, а туда, где до этого жили все мы: чудесное место с бунгало и кафе. Мы в качестве свадебного подарка купили им билеты. Как раз перед тем, как все это случилось. Когда подошла вторая годовщина, мы подумали, что с билетами надо что-то делать. В авиакомпании нам сказали, что, учитывая обстоятельства, они могут в любое время забронировать нам места. Мы предложили билеты Самми, но она отказалась. Честно говоря, мы стали ее немного раздражать. А потом Джин решила, что ехать надо нам. Я немного подумал и согласился. Мы хотели сделать это для Бена: съездить, а потом рассказать ему обо всем. Такой у нас был план. Но, как известно, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

Я понял, почему у Джинни возникла такая идея. Обычный отдых для нас исключался – как можно оставить больного сына и уехать в кемпинг, как мы обычно это делали? Однако здесь совсем другое дело. Это было путешествие Бена. И я спросил его об этом, когда мы были одни. «Что, если мы с твоей мамой поедем на тот самый остров, а, Бен?» – спросил я и стал ждать его реакции. И у него чуть дрогнули веки. Я точно это видел. Первый раз за все время появилась какая-то реакция. «Сестра!» – закричал я. Но это только в кино они немедленно прибегают на зов. Тогда я пошел за сестрой сам. «Сестра, он реагирует! Его глаза движутся под веками». Тогда пришли все, кто там был. Я все утро просидел рядом с ним, ожидая, что он очнется. Но ничего не произошло. И все равно я уверен, что видел какую-то перемену.

– Вот почему мы здесь, – объясняет Джин. – Нам надо было сменить обстановку, и мы это сделали ради нашего малыша Бена. Хотели потом все ему рассказать, даже если он нас не услышит.

– Но все пошло не так, как мы думали, – продолжает Джен. – Еще до того, как мы попали на этот гнусный остров. Мы с Джин просто не осознавали, насколько вся наша жизнь завязана на Бене и только на нем. Нам невыносимо быть вдвоем и ничего не делать. Нет уж, избавьте. Валяться на пляже, когда наш сын прикован к аппаратам? Зачем мы вообще сюда поехали? Мы стали бросаться друг на друга. Как вы, наверное, заметили. – Он смущенно откашливается. – За что нам следовало бы извиниться, правда, Джин?

– Не думаю, – резко бросает она. – Вряд ли мы доставили им какие-то неудобства. Вот здесь действительно неудобств хватает. Но я не собираюсь ни за что извиняться.

Джен понимающе смеется.

– Ну что ж, по крайней мере честно. Значит, мы не извиняемся. Когда мы поняли, что не можем выносить друг друга, то стали разбегаться и проводить время порознь. И, как ни странно, это меня немного успокоило. Я не мог нежиться на пляже, в то время как Бен лежит в больнице. Такого просто нельзя допустить. И я стал бродить по джунглям, бегать по берегу, заплывать как можно дальше в море, и это помогло мне хоть немного расслабиться.

Эта чертова экскурсия должна была примирить нас с Джинни. Меня уже отчаянно тянуло домой. Скоро я увижу Бена и все ему расскажу.

А потом случилось вот это. Я до сих пор считаю: то, что этот кретин не вернулся за нами, – прямое послание небес нам с Джинни. Но я еще не совсем понял, в чем оно состоит. Иногда мне кажется… – Его голос срывается, но все терпеливо ждут, когда Джен справится с волнением. – Что Бен уже умер. И мы тоже. Или скоро умрем. Силы меня покидают. И я этому рад.

Может, ты и прав, Марк. Возможно, в мире произошло что-то ужасное. Те из нас, у кого есть семья, будут надеяться, что это катаклизм местного характера, но, честно говоря, я не представляю, что могло уничтожить людей от Брисбена до Райской бухты и оставить невредимыми нас. Поэтому я не допускаю мысли, что все, кроме нас, исчезли в ядерном дыму.

Единственное, что меня убивает… просто сводит с ума… это то, что Бен будет думать, что мы не выдержали и бросили его. А Стив и Кесси решат, что мы попросили их посидеть с Беном десять дней, а сами сбежали и никогда не вернемся. Но я надеюсь, что они все равно будут нас искать. Догадаются, что с нами что-то случилось. Будут продолжать сидеть с Беном и не оставят его в одиночестве на попечении сестер.

Единственное, что меня утешает – мы прикованы к этому месту так же, как Бен прикован к кровати. Иногда мне мерещится, что его душа здесь, рядом с нами, а порой мне кажется, что я тоже в коме и мое сознание просто переместилось сюда.

Но если бы я был в коме, со мной был бы Бен, а не ваша компания, за исключением, может, Кейти. Не обижайтесь, но если бы все происходило в моем мозгу, я предпочел бы Бена, врача, специалиста по выживанию и шеф-повара. Плюс книги, журналы и сигнальные ракеты. Почти как в реальности. Вот и все. Моя жена меня почти не перебивала, значит, я излагал все как надо. Вот такая у нас история.

Глава 23

Кэти

Июль 1988

Никогда раньше я так не трусила. Даже когда собиралась вознестись к Иисусу. Уехать в другое место оказалось гораздо страшнее.

Это случится завтра. Все готово для побега. О том, чтобы передумать, не может быть и речи.

Я проснулась ни свет ни заря и больше не могла уснуть. Моя жизнь оказалась на переломе.

Когда конца света так и не произошло, Сара, пожав плечами, сказала, что все равно было интересно, и отправилась домой. Телевизионщики стали совать ей камеры в лицо, но она прошла мимо, даже не взглянув в их сторону.

Окончательно решив уехать, я прежде всего пошла к Саре.

Мне было шестнадцать. Они считали, что мне пора замуж. А мне казалось, что я уже достаточно взрослая, чтобы решать все самой. И мне не хотелось становиться общинной женой. Я выбрала греховный мир. И другого выбора для меня не существовало.

Никто никогда не отговаривал меня от побега. Никто не сказал, что это смертный грех, за который покарает Бог, а Моисей непременно найдет беглеца и вернет в общину. Никто не говорил ничего подобного, потому что задуманное мной было для них совершенно немыслимо.

Сейчас я стояла перед выбором: либо бежать, либо покончить с собой. Если первое не получится, начну готовиться ко второму.

Последнюю неделю я каждый день относила в школу кое-какие вещи, пряча их на дне портфеля. Хотя экзамены закончились и мы больше не ходили на занятия, я сказала Кассандре и другим в общине, что хочу почитать в библиотеке, чтобы морально подготовиться к замужеству. Честно говоря, все были так ошеломлены несостоявшимся концом света, что не задавали мне никаких вопросов.

Мы каждое утро встречались с Сарой, и она забирала у меня вещи. Из шкафа и ящиков уже исчезла половина моих вещей и книг, но этого никто не заметил. Сегодня вечером я уйду из дома без всего и никогда не вернусь обратно.

Люди покидали общину, только отправляясь на тот свет. Умерла Виктория, и мы похоронили ее здесь. Это было ужасно. О ней написали в газете. Теперь мне кажется, что Бог покарал ее за отступничество, а вовсе не за ругательства и кощунства, как нам всегда говорили.

Я старалась очиститься от подобных мыслей. Это ведь не Бог сбил ее, а машина. Хотя кто в таком случае находился за рулем?

Я оставила записки Кассандре и Филиппу. Ему я написала отдельно, чтобы быть с ним честной. Ведь я сбежала практически за месяц до свадьбы. Кассандре я написала, что еду в Шотландию, хотя вовсе туда не собиралась.

Через несколько часов я пойду в школу, где меня встретит Сара и отведет к себе домой. Денег у меня нет, но ее родители (которых я не видела, потому что нам запрещено ходить в гости) обещали помочь.

– Они здорово перепугались, когда узнали, что я буду ждать конца света вместе с тобой, – сообщила мне Сара. – И страшно обрадовались, когда я вернулась. Предки опасались, что этот парень Моисей заставит нас совершить самоубийство, если с концом света выйдет облом. Ты представляешь? Оказывается, они жутко за меня переживали. Поэтому они и хотят тебе помочь. Чтобы тебя спасти.

Я только улыбнулась.

– Спасти меня, помогая мне сбежать от Спасителя? Мир сошел с ума. Просто жуть какая-то.

– Тебе нельзя оставаться в городе, иначе твои люди выследят тебя и заберут обратно. Сама знаешь. И я знаю. И все мы знаем. Поэтому мы отвезем тебя на вокзал, а моя тетка Мишель встретит тебя в Лондоне, и ты сможешь у нее остановиться. Она живет в Айлворте. Поживешь у нее пока, а потом найдешь работу и снимешь квартиру.

Я молча кивнула. Пока я не очень представляла, как буду жить в Айлворте (я уже нашла его на карте Лондона) в семье тети Мишель и дяди Стива с их близнецами Джо и Максом. Представления о работе и квартире у меня были самые смутные, но я была полна решимости. Передо мной открывается целый мир, а я должна полагаться на снисхождение незнакомых мне людей.

Мне надо сдать экзамены в университет, зарабатывать деньги и быть самой собой.

Но самое главное сейчас – вырваться отсюда. Странная вещь: когда в то утро поднялось солнце, а конец света так и не наступил, во мне внезапно произошла перемена. Глядя на Моисея (когда-нибудь я узнаю настоящее имя своего папаши), я видела просто властолюбивого шарлатана. Я читала о таких личностях в учебниках (к примеру, Ричард III, леди Макбет) и ненавидела его всей душой. Презирала всех, кто ему верил, включая себя. Ничего удивительного, что наша община такая малочисленная и в школе все над нами смеются. И они правы, а мы нет.

Со мной случилось то же самое, что со святым Павлом по дороге в Дамаск, только наоборот. Он обрел веру, а я ее потеряла. Во всяком случае, ту, которая была у нас в общине. Я горела желанием проповедовать свой обретенный атеизм. Возможно, вырвавшись отсюда, я этим и займусь.

Я лежала и слушала, как сопят девочки. Мне бы хотелось взять их с собой. Надо дать Марте шанс, ведь, несмотря на ее безмятежный вид, она здесь тоже несчастлива.

Но все же доверять ей не стоит. Я должна все сделать одна. Последний раз я лежу на своей верхней койке в этой идиотской палате. Через несколько часов я буду свободна.

Глава 24

Я незаметно уснула. Открыв глаза, я вижу, что уже рассвело, дождь прекратился, а джунгли наполнены криками, чириканьем и щебетанием. Воспрянувшие листья радостно трепещут, цветы раскрывают лепестки, а воздух чист и прозрачен.

Осторожно сняв с себя руку Эда, я берусь за тонкий ствол и поднимаюсь. Все болит, а больше всего спина. На теле нет ни одного живого места – вся кожа в багровых пятнах от укусов москитов.

Мы с Эдом уснули прямо там, где сидели вечером, слушая душераздирающую историю Джена и Джин. Утром мир преобразился: после кромешной темноты и проливного дождя мы чудесным образом оказались в райском саду.

Кейти спит рядом с нами, и я осторожно обхожу ее. Выйдя на пляж, я обнаруживаю там Джин, сидящую на большом камне и встречающую восход. Ни Джена, ни Марка с Черри поблизости не видно.

Море, как обычно, совершенно спокойно. Песок испещрен следами дождя и выглядит совсем по-другому. Раньше он был белый и воздушный, а теперь мокрый, тяжелый и темный. Мои ноги оставляют на нем четкие глубокие следы.

Следы Джин цепочкой тянутся от леса к валуну, на котором она сейчас сидит, прямая, как палка. На песке видны и другие следы: кто-то вышел из леса, побродил по пляжу, подошел к воде и вернулся в джунгли. Присмотревшись, я решаю, что это были Марк и Черри.

Наш костер приобрел довольно жалкий вид. Дождь полностью развалил его, разбросав полуобгоревшие листья и ветки. Новый разжечь уже вряд ли удастся – все залито водой.

Я захожу в море. Оно не изменилось: такое же теплое и ласковое, как всегда.

Мы едим фрукты и пьем дождевую воду, заполнившую наши ящики для льда. Потом мы с Эдом строим замок из песка, убив несколько часов на возведение башен и мостов.

– Новый вид ухаживания, – замечает Джен, вышедший из леса. – Совместное построение замков из песка. Прямо парочка голубков.

Я улыбаюсь ему. И почему я раньше не замечала эту боль в его глазах? Мне казалось, что он такой грустный из-за постоянных размолвок с Джин. Теперь ясно, что это нечто большее – настоящая человеческая трагедия.

– Присоединяйтесь, – предлагает Эд. – Нам нужна сторожевая башня. Как вы на это смотрите?

– Хм… – Джен, сев рядом, оглядывает наше хаотичное сооружение. – Во-первых, здесь нужен поэтажный план, но это уже ваше дело. Во-вторых, хорошо бы, чтобы во время прилива вокруг замка заполнялся ров. Ладно, попробую.

Вскоре Джен полностью уходит в работу, выстраивая рядом с замком идеально круглую башню и прокладывая к ней дорогу.

– По сравнению с этим шедевром наш замок полное дерьмо, – задумчиво произносит Эд.

– Так оно и есть. Может, попробуем исправить?

Башня Джена само совершенство. А наше творение похоже на дом с привидениями из мультфильма, но гораздо неказистее.

– А что, если его сломать и построить заново? Только посолиднее. Он же должен быть больше сторожевой башни.

Мы принимаемся за работу. На минуту оторвавшись, я вижу, что солнце уже высоко, а Кейти рыбачит в одиночестве.

Я не замечаю, когда Марк с Черри выходят из леса. Они подбегают к нам, и я неохотно поднимаю глаза, недовольная тем, что меня оторвали от сооружения крыши из выброшенных на берег кораллов.

Взглянув на Марка, я понимаю: что-то случилось. Он тяжело дышит, и его порозовевшее лицо просто светится от счастья.

– Пойдемте скорее! – говорит он. – Эд, Эстер, Джен, остальные. Мы исследовали остров. Изнутри. Шли по тропинкам. Мы ведь думали, что сквозь джунгли не продраться. Что за родником ничего нет. Ничего подобного! Мы добрались до противоположного берега. Угадайте, что мы там нашли! Сейчас сами увидите. Да бросьте вы свой замок! Вы просто не поверите. Идемте скорее с нами!

Я не смею надеяться. У меня колотится сердце и сосет под ложечкой. Эд опережает меня.

– Лодку? – спрашивает он.

У меня темнеет в глазах. На той стороне они нашли лодку. Что еще могло их так взволновать? Я вскакиваю. Перед глазами возникает рыбацкая лодка, вытащенная на белый песок или покачивающаяся в бухте. Я вижу, как мы забираемся в нее, чудесным образом запускаем мотор или делаем весла из веток и отчаливаем. Главное, выбраться отсюда. А там уже и до земли недалеко. Я представляю, как нас подберет какое-нибудь судно и доставит на наш остров. Джин и Джен вернутся к сыну, он очнется и будет с ними разговаривать. Марк с Черри увидят своих детей, во всем признаются и будут расхлебывать последствия. А Эд и Кейти пойдут каждый своим путем.

Я же наконец увижу Дейзи. Она помчится мне навстречу и со всего маху влетит в меня. Я поймаю ее и зароюсь лицом в ее волосах. Эта картина настолько реалистична, что я с трудом отрываюсь от нее, чтобы взглянуть на Марка.

Чертыхнувшись, он проводит рукой по лбу:

– Похоже, я слишком обнадежил вас. Простите, если так.

Я не в силах вымолвить ни звука. Эд что-то спрашивает, Марк отвечает, но я не могу разобрать слова. Потом все куда-то идут.

К ним присоединяется Кейти, оставившая удочку на камне. Она тоже говорит с Марком, но я их не слушаю.

Эд возвращается. Но даже его сияющее лицо не может осветить темноту, накрывшую меня с головой.

– Эстер, ты идешь?

Кивнув, я плетусь за всеми, стараясь держаться в хвосте, чтобы ни с кем не разговаривать. Джен замедляет шаг, и я его нагоняю. Похоже, у него что-то болит. Он прихрамывает и как-то странно держится. Я безуспешно пытаюсь вспомнить, как он ходил раньше. Но мы ведь практически сидели на месте. А когда была его очередь идти за водой, с ним всегда была Джин и ящик они тащили вдвоем. Я не отдавала себе отчета, что они гораздо старше нас, – они выглядели весьма бодрыми. А у них, оказывается, такое горе.

Ему бы лучше посидеть и отдохнуть, чем тащиться неизвестно куда через джунгли. Я уже собираюсь сказать ему об этом, как рядом появляется Джин:

– Привет, Эстер!

Я изображаю на лице улыбку:

– Привет, Джин! Как самочувствие?

– По обстоятельствам. Никому не пожелаю спать в джунглях в моем возрасте.

– Вы спали там же, где мы? Я даже не помню, как отключилась. Проснулась с тяжелой головой. Как после веселой ночи.

Я вспомнила, как однажды ночью в Брайтоне бродила по улицам, словно надеясь наткнуться на лучшую жизнь.

– Я немного отошла и легла там, где можно было вытянуться, но спала не больше получаса. А когда проснулась, обнаружила, что у моего лица стоит громадная ящерица и в упор смотрит на меня.

Я вздрогнула:

– Вот поэтому я и стараюсь держаться подальше от леса.

Мы пробираемся через подлесок вслед за Марком, Черри и Эдом. Тропинок здесь нет.

– Кстати, куда мы идем? Я как раз закончила медитировать и побежала за вами. Не хотела пропустить прогулку. Делать-то все равно нечего.

– Марк с Черри обнаружили еще один пляж. Марк почему-то очень разволновался.

– Прошлой ночью они опять взялись за старое.

– Правда?

Джин улыбается:

– Ну да. Когда немного рассвело и ко мне пожаловала ящерица, первое, что я увидела, была эта парочка, спящая в обнимку с минимумом одежды на себе. Потом они поднялись и со смехом исчезли в лесу. Мне даже стало завидно.

– Я утром даже подумала, что мы здесь как в райских кущах.

– Точно. Очень похоже.

Какое-то время мы идем молча, сосредоточившись на преодолении препятствий. Из земли торчат корни, нас царапают ветки и колючки, возмущенные вторжением на их территорию. Минут через десять Джин прерывает молчание:

– Видишь ли, Эстер, вчера я дала Джену выговориться и старалась не перебивать его. Но на самом деле все не совсем так, как он рассказал. Он считает меня черствой и бессердечной, потому что я не верю, что наш сын очнется. Но сомневаюсь не только я. Доктора тоже не верят. А Джен просто не хочет смириться. И я знаю почему. Надеяться гораздо легче. Но дело в том, что надежды нет. Вчера вечером Джен провоцировал меня, но я промолчала, иначе это было бы похоже на предательство. Все врачи и консультанты говорят одно и то же. Бен мертв, Эстер. Его поддерживают только аппараты, потому что у Джена очень дорогая страховка, и только от нас зависит, когда Бена отключат. Но пока Джен жив, он этого не допустит. Он находит в Интернете истории о чудесном пробуждении, распечатывает и сует их мне в лицо. У него куча вырезок из газет на эту тему. Он собирает их как доказательство, что чудеса существуют. Наклеивает в альбом, на котором фотография Бена. Джен каждый день ждет чуда. Ждет, что Бен очнется, и наш умный красивый мальчик снова будет с нами. У меня просто сердце разрывается, когда я произношу: «Милый, этого не случится». Правда, я уже полтора года не говорю подобного, просто не могу. Я хочу этого не меньше, чем он. Бен же мой сын, я дала ему жизнь, я его вырастила. А Джен постоянно вынуждает меня повторять: «Он не очнется». Я даже не заикаюсь, что надо отключить аппараты. Никакая мать этого не сделает. Но все, что Джен говорил о дрогнувших веках Бена и о том, что сын якобы одобрил нашу поездку, просто плод его воображения. Он искренне верит в это, но на самом деле все не так. Я тоже была тогда в палате, но ничего подобного не видела. Просто Джен хотел как-то оправдать наше путешествие, возможно, даже не сознавая этого.

Я отвела колючую лиану, и Джен проскользнула в узкий проход.

– Спасибо, – кивнула она.

– Так значит, все ваши ссоры…

– Да. Это он вымещает на мне свое горе. Ему нужно кого-то обвинить, а кроме меня, некого. Я крайняя. Мы давно простили того мотоциклиста, они все шныряют между машинами. Этот бедняга заплатил ужасную цену за то, что другие делают постоянно. Бена Джен тоже не винит. Как и все мы. Значит, остаюсь только я. Конечно, он не говорит, что все случилось по моей вине, но постоянно меня задевает. Я искренне считала, что поездка в Малайзию вместо Бена будет хорошей идеей. Увы, оказалось, что это не так. Джен все время ко мне цепляется, потому что на свете есть только одно место, где он хочет быть, и оно, черт возьми, совсем не здесь.

Перед нами возникают колючие заросли. Они явно непроходимые, и я озадаченно смотрю на них, стараясь сообразить, как их обходили те, кто шел впереди.

– Сюда, – Джин показывает пальцем куда-то влево.

Там видна тропинка: сломанные ветки и отброшенная лиана говорят о том, что здесь проходили люди. Джин идет вперед, продолжая разговаривать. Рядом с нами что-то шумно двигается, и я в ужасе шарахаюсь в сторону. Пот льет с меня градом. Ощущение свежести после дождя давно прошло.

– Он приводит меня в ярость, – произносит Джин. – Мы приехали на тот остров, потому что мне хотелось побыть там, куда собирался сын, но теперь уже никогда не попадет, посидеть в тишине, думая о нем, моем малыше Бене, нашем младшем сыне, которому всегда так везло. Попрощаться с ним, посвятив эту поездку ему. Но у меня нет ни секунды покоя, потому что Джен бесконечно меня изводит. Ему хочется домой, мне ли об этом не знать. Ну и я стала огрызаться. Раньше мы вели себя совсем по-другому. У нас в семье был традиционный уклад: я вела хозяйство и воспитывала детей, а Джен работал. Я никогда с ним не ссорилась. Терпела от него все. Но в этот раз просто не смогла.

– Джин, мне очень жаль. Пережить такой кошмар…

– Да, я знаю. Проклятие небес, Божья кара, так ведь это называется?

Остаток пути мы проходим молча. Остальных мы так и не догнали, но порой до нас доносятся их голоса. Идти страшно тяжело, и когда деревья расступаются, открывая горизонт, я просто падаю с ног от усталости.

Все стоят на берегу: Марк с Черри, Джен, Кейти и Эд. Марк опять сияет.

– Вуаля! – восклицает он, указывая на берег.

Мне даже голову трудно повернуть от усталости, но я делаю усилие и смотрю в указанном направлении.

– Не может быть!

– Может!

Черри скачет по песку.

– Потрясающе, правда? Кто бы мог подумать? Просто удивительно.

– Да, это что-то неожиданное, – сухо подтверждает Джин.

Мы все вместе идем вперед. Эд берет меня за руку, и я благодарно сжимаю его ладонь.

– Над этим придется поработать, – говорит он. – Но времени у нас предостаточно, черт побери.

Так выглядела бы наша Райская бухта, если бы ее покинули все обитатели. Здесь давно уже все заброшено, но бунгало сохранились. У них есть стены и крыши, и хотя дерево уже начало гнить, вид у них вполне приличный. Я вижу шесть домиков, стоящих полукругом в конце пляжа. В середине возвышается главное здание. Джунгли изрядно над ними поработали, но превратить в развалины пока не успели.

– Домики, – произношу я.

В них есть что-то жуткое, но я стараюсь отогнать от себя это чувство.

– Там еще есть колодец, – сообщает Марк с такой гордостью, словно он сам его вырыл. – С ведром на веревке. А вокруг валяются всякие мелкие вещицы. Посмотрите, что я нашел. Даже смешно.

Разжав ладонь, он демонстрирует нам оранжевую пластиковую зажигалку. Такая родная привычная вещь.

Я подхожу поближе, чтобы взглянуть. Обычная дешевая зажигалка, изготовленная где-нибудь в Азии. Такую можно купить за гроши в любой точке света.

Мы все зачарованно смотрим на нее. Но вряд ли от нее будет толк.

– Жаль, что мы не нашли тебя неделю назад… – говорит Эд зажигалке.

– Больше недели, – поправляет его Марк.

– Да? А я уже потеряла счет времени, – замечаю я.

– Вы поняли, к чему я клоню? Я только что нашел ее под лестницей одной из хижин. Кроме зажигалки там может быть что-нибудь еще. Пойдем посмотрим. Мы же можем здесь спать. Теперь у нас будет крыша над головой.

Энтузиазм этой парочки передается и нам. Я неуверенно улыбаюсь, Эд тоже кажется довольным. Мысленно я уже устраиваю для нас спальню, но вот где найти для нее кровати, тумбочки, свечи и вазу с цветами, которые рисует мое воображение, я пока не придумала.

Кейти, прищурившись, тоже оценивает ситуацию. Джин колеблется, а Джен неожиданно высказывается против:

– Да, все просто великолепно. Но я хочу спросить вас: если мы сюда переберемся, как этот парень нас найдет, если он все же вернется? Или мы хотим остаться здесь навсегда? Устроим здесь лежбище, на котором будем торчать до самой смерти? Вы этого хотите?

Марк начинает возражать, говоря, что мы можем написать на песке послание, сделать из веток стрелки, указывающие, куда мы ушли, поддерживать днем и ночью костер, так что нас спасут в любом случае.

– Согласитесь, друзья, что, если нас найдут, это будет точно не Самад. Его лодка исчезла навсегда.

Но мне уже все равно, потому что я больше не верю, что нас когда-нибудь найдут.

Глава 25

Джен и Джин наотрез отказываются селиться на новом месте. Они заявляют, что возвращаются на наш пляж, чтобы жить там по-прежнему: жечь костер и ждать лодку. Мы пытаемся их отговорить, но без особого успеха.

– Ну сделайте это для нас, – отчаянно пытаюсь убедить их я, отлично сознавая, как смехотворно звучат мои увещевания. – Мы же о вас заботимся. Здесь есть домики, какие-то продукты, дрова, вода, зажигалка…

Джин фыркает:

– Эстер, я вам симпатизирую. Сами знаете. Но я вовсе не собираюсь делать глупости ради вашего душевного спокойствия.

– Есть непреложное правило, – задыхаясь, начинает Джен. Лицо у него побагровело. – Если вы потерялись и не можете выбраться сами, оставайтесь на месте, черт побери. Ясно? Все это знают. Даже такие дураки, как вы!

– Мы и остаемся на месте, – возражает Кейти. До этого она все время молчала, переваривая произошедшее. Она говорит очень мягко, ведь во время рыбной ловли они с Дженом подружились, все время болтали и смеялись. – Остров у нас один. Если Самад вернется, что уже маловероятно, он будет нас искать и наверняка обойдет весь остров. Гораздо вероятнее, что нас спасет какое-нибудь проплывающее судно, а оно может появиться с любой стороны.

– Возможно, и так, – соглашается Джен. – Но все равно. Мы решительно против. А вы поступайте как знаете и не волнуйтесь за нас. Я вижу, вам всем хочется сменить обстановку. Будем соседями. Два костра дадут нам лишний шанс.

– Мы будем вас навещать, – обещает Кейти. – И приносить вам рыбу.

– Скорее мы будем вам ее приносить, – смеется Джен. – Поделим удочки и будем сравнивать результаты. Своего рода время коктейля.

Какое-то время все молчат. Разделяться кажется нам безумием, но ни одна из сторон не хочет уступать.

– А если он вернется, вы нам скажете? Не бросите нас здесь? – робко интересуется Черри.

После неловкой паузы Джен и Джин начинают хохотать:

– Конечно, дорогая. Не будь идиоткой.

Напряжение спадает, и мы начинаем переезжать.

После полудня от дождевой свежести не остается и следа. В лесу снова душно, влажно и трудно дышать.

Переезд предусматривает разведение нового костра, несмотря на сырость после дождя, и перетаскивание на новое место одного из ящиков для льда. Один из ящиков будет у нас, другой – у Джена и Джин. Хотя это и не совсем справедливо: у них будет один на двоих, а у нас – на пятерых. Хотя с другой стороны, им придется каждый день ходить за водой к источнику, а у нас под боком будет колодец.

Марк вытаскивает из колодца довольно-таки ветхую веревку. К ней привязано ведро, когда-то красное, а теперь выцветшее и ободранное. Через трещину капает вода, но не настолько быстро, чтобы создать для нас проблему.

Черри подставляет ящик, и Марк выливает в него воду. Они улыбаются друг другу. Совершенно очевидно, что их трения преодолены и вернулось время, когда они резвились на глазах у всех, срывая друг с друга одежду. Видимо, они, как и я, оставили всякую надежду на спасение и решили наслаждаться тем, что у них есть.

– У нас есть вода! – кричит Марк.

Я улыбаюсь Кейти, она усмехается в ответ.

– Что ты думаешь обо всем этом? – тихо спрашиваю я, обводя рукой наше новое пристанище. Кейти подходит поближе и наклоняется ко мне:

– Хоть что-то новенькое. Но пока судить рано. Сперва надо осмотреть эти хижины. Еще неизвестно, можно ли в них спать. Если там очень грязно, я, пожалуй, присоединюсь к старикам. И вообще я не уверена, что спать на досках комфортнее, чем на песке. – Она на мгновение замолчала. – Ты, вероятно, поселишься вместе с Эдом?

Кейти единственная, кто сейчас без пары, и мне как-то неловко перед ней.

– Ну да, – киваю я. – Давай все-таки сначала посмотрим.

Шесть свайных домиков пребывают в разной степени разрушения: подойдя к ним, мы обнаруживаем, что четыре из них совершенно непригодны для жилья. Полы полностью сгнили, и в них зияют дыры, находящиеся метрах в двух от земли. Внутри отвратительный затхлый запах. Лучше уж спать на песке, чем в такой берлоге. Но в тех двух, которые стоят рядом с главной постройкой, вполне приличные твердые полы. Домики довольно крепкие и вполне пригодны для жилья, разве что нуждаются в небольшой уборке.

– Один для наших американских любовников, другой для вас с Эдом, – сухо подытоживает Кейти.

– Это нечестно, – возражаю я. – Мы будем спать на песке, а ты селись здесь.

Я надеюсь, что Кейти откажется, но она молчит. Потом медленно обходит помещение. Там только пол, крыша и четыре стены с двумя окнами. Никакой ванной или чего-нибудь еще. Но представив, как здесь будет, если убрать мусор, вымыть пол и стены и уничтожить затхлый запах, я вдруг понимаю, как мне хочется иметь хоть какое-то убежище. Иметь собственное жилище – одна из основных потребностей человека. К сожалению, нам не хватает одной хижины.

Кейти стоит у окна без стекол. Я смотрю на ее спину. Мы так долго носим одну и ту же одежду, что я уже не представляю Кейти без ее синей майки и кремовых шортов. Майка, правда, выцвела до белесой голубизны и покрыта разводами от высохшей соли и пота. А шорты уже далеко не кремовые.

– Живи здесь вместе с нами, – выпаливаю я. – Будем держаться вместе. Ты, я и Эд.

Я не совсем уверена, что Эд будет в восторге от этой идеи, но выхода у нас нет. У нас с Эдом пока не было секса, потому что я еще не решилась. А так у меня будет хороший предлог. Обернувшись, Кейти отбрасывает челку с глаз.

– Спасибо, – чуть улыбнувшись, произносит она. – Очень мило с твоей стороны. Одной на песке мне будет не слишком уютно.

– Мы постараемся все здесь обустроить.

– Пока не знаю как, но мы попытаемся, – вздыхает Кейти, подходя ко мне. – Будешь рассказывать Дейзи, когда вернешься.

Ее доброта заставляет меня прослезиться.

– Хотелось бы верить, – говорю я с неожиданным ожесточением. – Сначала я так и думала. Но сейчас мне кажется, что я больше никогда ее не увижу. Мне даже думать об этом невыносимо. Дейзи. Ты знаешь, она спит со своим белым медведем. Его зовут Поли. Когда мы с Крисом разбежались, он купил ей точно такого же, так что у нее теперь по медведю у каждого из родителей.

Кейти кладет мне руку на плечо:

– Дейзи не возражала против нового медведя?

– Нет, наоборот, была очень рада.

Кейти тяжело вздыхает:

– Эстер, мне кажется, все это пойдет нам на пользу. Ты веришь в Бога?

– Нет, но мне бы хотелось.

– А ты вообще во что-нибудь веришь? В судьбу, например? Я вот думаю, что о нас позаботится Вселенная, это ведь своего рода Бог. Я почему-то уверена, что у нас все будет хорошо. Мы ведь здесь не просто так оказались. Вот эта парочка, например, – Кейти показывает в сторону, откуда доносится смех Марка и Черри, – вела себя хуже некуда. Произошедшее было для них сигналом свыше, хотя они, похоже, его проигнорировали. И все же свой урок они получили, и когда вернутся домой, непременно ответят за свои похождения. Джен и Джин успокоятся и будут жить в мире друг с другом и со своим сыном. Они уже близки к этому. Ты… ты же рассказывала мне о своей жизни в Брайтоне, как вышла из себя и подралась со своим бывшим на глазах у Дейзи. Тебе это приключение пойдет только на пользу. Я уже сейчас это вижу. Ты научилась полагаться только на себя и доверять своим инстинктам. И ты нашла Эда и свое счастье. А если бы ты не поехала сюда, этого никогда бы не случилось. Я почти ничего не знаю про Эда, но он сильная личность и все пережитое ему никак не повредит. Во всяком случае, будет о чем рассказать друзьям. Я искренне верю, что все мы оказались здесь не просто так.

– А ты? По какой причине ты здесь оказалась?

Надеюсь, мой скептицизм не слишком очевиден. Мне кажется, Кейти несет полную чушь, и я уже жалею, что предложила ей поселиться вместе с нами. Теперь она начнет распространяться о карме, духовности и тому подобной мути. Будь у нее ребенок, она бы вряд ли увидела высший смысл в том, что нас забросило на этот дурацкий остров.

– Я? Чтобы во всех отношениях проверить себя. И потом… – Взглянув на меня, она расплывается в улыбке. – Ты ведь знаешь о моем романе? Оказавшись здесь, я часто о ней думала. На этом острове все кажется таким простым и ясным. Конечно, я ее люблю. Теперь в этом нет сомнения. Когда я вернусь, а я в это твердо верю, я постараюсь построить наши отношения совершенно иначе, опираясь на полученный здесь опыт. Думаю, у меня получится.

– Звучит обнадеживающе.

– Так оно и есть, – просияла Кейти. – Мир прекрасен. Да, мы голодаем, у нас расстройство желудка, нам приходится каждый день добывать еду. И все-таки мы, люди, у которых нет ни опыта выживания в дикой природе, ни каких-либо медицинских знаний, сумели до сих пор не умереть, хотя прошло довольно много времени. По моим подсчетам недели две. Мы похудели и обгорели на солнце, но у нас есть вода, деревья, увешанные фруктами, в океане плавает живой белок. А если бы мы оказались в Антарктиде? Там мы бы протянули ноги в первую же ночь. А здесь о нас заботится сама природа.

– Ты права. Когда я в следующий раз соберусь отдыхать, отговори меня от поездки в Антарктиду. Но если я все-таки поеду, напомни, что не стоит отправляться на пикник с человеком, забывшим спички.

Засмеявшись, я иду на берег за Эдом.

Марк с Черри обследовали самый большой дом. Когда-то здесь была администрация и ресторан, но сейчас все сгнило, а с вывески «Лунный берег» осыпалась краска, и она едва читается. Помещение довольно большое, и я представляю, как когда-то здесь стояли столики, по вечерам на них горели свечи, а расторопные официанты разносили малазийские деликатесы. Но ведь это такое отдаленное место. Неужели сюда когда-то приезжали туристы? Возможно, мы гораздо ближе к цивилизации, чем нам кажется. Самад мог сделать крюк, доставляя нас сюда.

Но сейчас в полу огромные дыры, и все заплели лианы и прочие ползучие растения. Эта постройка больше других пострадала от капризов природы.

Рядом с ней на песке лежат гнилые доски, которым предстоит стать топливом для нашего костра. Парочка отодрала все что можно было. Эда с ними нет: Черри говорит, что он отправился проведать Джин и Джена на старом пляже.

Я включаюсь в работу и тоже начинаю отрывать доски, постепенно входя в азарт. Мне уже хочется есть, но я слишком возбуждена, чтобы заняться скучными поисками еды.

Черри занимается тем же самым, а Марк пытается разжечь костер. Внезапно она кричит:

– Эстер! О Господи!

Я бегу к ней, но, увидев ее находку, изумленно застываю. Слишком уж она неожиданная.

– Вот это да, – шепчу я.

Черри берет меня за руку, и я стискиваю ее маленькую огрубевшую ладонь.

– Продукты, – благоговейно произносит она.

Оказалось, что Черри оторвала дверь в кладовую, где обнаружились консервы. Там стояло одиннадцать брошенных банок. Их либо забыли, либо не захотели возиться с такой мелочью.

Теперь у нас есть четыре банки помидоров, две банки горошка и пять банок восхитительной фасоли в томатном соусе. Открывалки, конечно, нет, но Марк нашел ножи и приступает к работе с самым острым из них.

– Ты уж постарайся, – прошу его я. – А то я с ума сойду от одной мысли, что мы не сможем добраться до еды.

– Не переживай, я доберусь до этого горошка, даже если это будет стоить мне жизни.

И он в конце концов преуспел, хотя и провозился несколько часов.

К тому времени, когда возвращается Эд с двумя макрелями, презентованными ему австралийцами, становится совсем темно. У нас уже горит довольно-таки тщедушный костер, на котором мы разогреваем фасоль.

Эд застывает от удивления:

– Не может быть! Рыба с фасолью? Теперь только чипсов не хватает.

Сидеть под звездами и есть вилкой теплую фасоль кажется нам немыслимой роскошью. Я с улыбкой прижимаюсь к Эду, наслаждаясь теплом его руки на моих плечах. Меня охватывает такое счастье, что я забываю обо всем.

– О боже! – восклицает Кейти, откидываясь на спину. – Так вкусно, что я могла бы съесть в двадцать раз больше.

– Как я тебя понимаю, – соглашается Марк. – Завтра поймаем одного из этих чертовых ящеров, зажарим на костре и съедим с гарниром.

Никто и не думает протестовать. Наоборот, мы тут же начинаем вырабатывать план поимки.

Глава 26

Кэти

Июль 1988

День Х

Вау!

Возьми себя в руки, Кэти.

Перестань плакать.

Я в Айлворте. Там есть вокзал, магазины, много улиц и таунхаусов. Обычный город, хотя сравнить мне, конечно, не с чем.

Я могу жить у Стива и Мишель сколько мне заблагорассудится. Во всяком случае, они так сказали. Мне кажется, они были в шоке, увидев меня, потому что я слышала, как Мишель спросила у матери Сары: «А вы уверены, что ей шестнадцать?» Наверное, я выгляжу младше своих лет, но сама так не думаю. Вероятно, я казалась совсем девочкой, потому что мы пили кофе (совершенно отвратный) в шумной вонючей забегаловке при автостанции, и все было похоже на сон. Я выглядела ребенком, ведь именно так себя ощущала.

Теперь мне хочется поскорее проснуться. Я скучаю по дому. В общине у нас было много зелени, и это отделяло нас от других людей. Комната, в которой я сейчас живу, это просто маленькая каморка, похожая на кладовку. Практически я живу в ящике. Основатели нашей общины построили бревенчатые хижины полукругом, и мы знали всех соседей. А здесь за стенкой у меня совершенно чужие люди, и мне от этого страшно. И вообще я живу среди чужаков.

Но я должна быть сильной. Хотя мне хочется домой, я знаю, что никогда не вернусь туда.

В последнюю минуту наш план чуть не провалился. Я уже была готова от него отказаться (и сейчас немного жалею, что этого не произошло).

Я, как всегда, отправилась в школу, но на выходе из общины услышала за спиной шаги. Сердце застучало: меня разоблачили. Я, чуть не плача, обернулась и увидела Марту.

– Кэти, зачем ты идешь в школу?

– Хочу немного почитать.

Она прекрасно об этом знала, так что ее вопрос меня изрядно напугал.

– Кассандра говорит, что читать надо здесь, а не в школе. Она опасается, что там ты начитаешься вредных книг. До них только сейчас дошло, что в школьной библиотеке полно книг, которые сразу же сожгли бы, если бы ты притащила их домой.

Марте доверять нельзя.

– Сегодня я иду в школу в последний раз.

Если бы меня расспрашивал кто-нибудь другой, я бы насочиняла что-нибудь про занятия, но Марта училась со мной в одном классе, так что с ней этот номер не пройдет.

– Кэти, ты чем-то там занимаешься. Говори, чем? – допытывалась Марта, понизив голос.

– Что ты хочешь сказать? Ну, может, я и читаю дурные книжки. Только не говори никому.

Она недоверчиво прищурилась. Я хотела сказать, что щуриться ей не идет, но промолчала. Ведь я ее больше не увижу, пусть себе щурится на здоровье.

– Никаких книжек ты там не читаешь, – презрительно бросила она. – Не держи меня за дуру.

– Так что я, по-твоему, там делаю?

– На свидания бегаешь. К Шину Холдену. А сама помолвлена с Филиппом, как только не стыдно! – Марта тихо засмеялась, и у меня отлегло от сердца.

Я тоже улыбнулась и опустила глаза, разыгрывая смущение:

– Не знаю, откуда тебе известно, но… Знаешь что, Марта, прикрой меня сегодня, скажи Кассандре и остальным, что у меня там дело, ну, к примеру, надо помочь убрать территорию или что-нибудь в этом роде. А за это я вечером тебе все расскажу. Ладно?

Я оглянулась на домики. Кассандра и Мириам не спускали с нас глаз. Через минуту они подойдут и начнут выяснять, в чем дело. Времени у меня оставалось в обрез.

Марта проследила за моим взглядом.

– Идет, – кивнула она. – Но ты расскажешь мне все. Или я сейчас же пойду к ним и сдам тебя со всеми потрохами. Будь уверена.

– Обещаю, – солгала я. – Спасибо, Марта. Ты прелесть. Я вернусь после обеда.

Мне хотелось сказать ей что-нибудь еще, но как пожелать ей всего хорошего? Пару секунд я боролась с желанием позвать ее с собой. Мы обменялись долгими взглядами, а потом я развернулась и ушла.

Кажется, пронесло. Я вышла на дорогу, размахивая полупустым портфелем, и навсегда попрощалась с Мартой и нашей общиной.

Сара ждала меня у школы, а ее родители сидели в машине, припаркованной за желтым зигзагом автобусной остановки.

– Все в порядке? – спросила она.

Мне пришлось ответить «да», хотя чувствовала я себя далеко не в порядке. Она улыбнулась и сжала мою руку, а я импульсивно обняла ее, потому что сейчас она была единственным близким мне человеком.

Сара была темненькой, но красилась в блондинку. Выглядело это странно, потому что брови у нее были широкие и черные, но мне все равно нравилось. Посмотрев ей в глаза, я поняла, что она настоящая подруга.

– Я, может, еще вернусь, – выпалила я неожиданно для себя.

– Нет! – отрезала Сара, подтолкнув меня к машине. – Кэти, ты не можешь вернуться, ты должна уехать отсюда. Сама знаешь. Они же психи. Извини, конечно, я понимаю, там твоя семья, но раз уж мы вытащили тебя оттуда, назад дороги нет.

Открыв дверь машины, Сара втолкнула меня внутрь. На мгновение мне показалось, что меня похищают. Было так страшно, что мне захотелось обратно в общину со всеми ее ограничениями.

Не успела Сара захлопнуть дверь, как ее отец дал по газам.

– Я лишь третий раз еду на машине, – сообщила я, чтобы что-нибудь сказать.

– А остальные два раза?

– Один раз нас с Мартой подвозила миссис Харрис, потому что мы с классом ходили в театр и спектакль кончился поздно. А второй раз нас подхватила мать Тома, потому что шел дождь. И оба раза у нас были неприятности.

– Тебя больше никто не будет ругать, Кэти, – произнесла мать Сары. – Скоро ты станешь свободной.

Я молча сидела и смотрела, как машина выезжает из нашего городка, увозя меня в неизвестность. Казалось, мы ехали целую вечность, хотя прошло всего пятьдесят пять минут – я следила за временем по часам. Взглянув в окно, я увидела, что пошел дождь. Через некоторое время мать Сары заговорила:

– Кэти, я знаю, тебе страшно. Но теперь ты свободна. Поживешь у Мишель полгода, посмотришь, как устроен мир. Если после этого тебе захочется домой, удерживать тебя никто не станет. А там будут только рады возвращению блудной дочери. Вернуться ведь никогда не поздно. Но сначала поживи на свободе и оглядись. Договорились?

– Ладно, – кивнула я.

Они передали меня Мишель и Стиву, и я расположилась на заднем сиденье их машины между двумя детскими креслами, в которых сидели Джо и Макс. Двухлетние мальчишки все время шумели и суетились. Тот, что слева, непрерывно повторял: «Кэт? Кэт?», а когда я ответила, он принялся верещать «Кэткэткэт». Но я все равно стала с ними общаться, ведь в будущем мне придется за ними присматривать.

От автостанции до Айлворта мы ехали всего двадцать три минуты. Я со слезами попрощалась с Сарой, и мы пообещали поддерживать связь. Сара с родителями будет навещать меня по воскресеньям, так что мне есть чего ждать.

Дома Стив куда-то ушел, а мы с Мишель сели пить чай. И тут я поняла, что она очень интересуется моей жизнью. Похоже, она была в восторге, что помогла мне сбежать из этой, как она говорила, секты. Мне это сразу не понравилось.

– Это не секта, а религиозная община, – осадила ее я. – Там не промывают людям мозги.

– Разве?

Сочувственно взглянув на меня, Мишель подлила мне чаю.

– Просто родители воспитывают детей в своей вере, – вступилась я за свою общину.

Мне было странно чувствовать себя вне ее. Меня хватятся не раньше, чем через два часа, и я боялась даже представить, как это произойдет. Три сорок пять будет точкой невозврата, потому что мы всегда возвращались к этому времени.

– Возможно, ты и права. Стеф с Джоном просто с ума сходили, когда Сара поверила в этот конец света. Им казалось, что они теряют ее – а она у них единственный ребенок, – и, попавшись на крючок, она сама себя погубит. А этот ваш Моисей – просто мошенник. Он заморочил всем вам голову, ты ведь помнишь, как это было? Нет, вряд ли… Мы думали, что дело кончится массовым самоубийством, именно так он представляет себе Апокалипсис. А когда этого не случилось, у Сары словно пелена спала с глаз. Слава Богу! – Мишель немного смутилась. – А может и не Богу. Не знаю.

Я не знала, что ответить. Меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, меня возмутили ее слова, и захотелось убежать обратно в общину, а с другой, было приятно, что нашелся человек извне, который мне сочувствует. И потом, ее жизнь мне тоже была интересна, хотя ничего интригующего в ней явно не имелось.

– Да, я тоже поверила, что это случится. Мы все были немного на взводе, наверное, это в нас играл адреналин. И я всерьез ожидала, что меня возьмут на небеса. Ничуть в этом не сомневалась. Это трудно объяснить. Очутиться на небесах рядом с Христом – ничто другое уже не имело значения.

– А если бы этот человек дал тебе яд, который помог бы тебе вознестись к Христу, ты бы его выпила?

Я не задумывалась ни минуты:

– Да, конечно. Если бы он выбрал нужное время. Но когда взошло солнце, в моей душе изменилось. А до этого я бы выпила, не задумываясь.

– Меня это не удивляет. Так почему же он этого не сделал?

Я пожала плечами:

– Видимо, он сам настолько верил в этот конец света, что не считал нужным как-то его приближать.

– Бедная девочка, как мне тебя жаль! Тебе всего шестнадцать, и тебя еще можно спасти. Я должна посоветоваться со специалистами. Мальчики! Джозеф, немедленно положи это на место! Макс, ты хочешь на горшок? Точно хочешь?

С этого дня большую часть времени я проводила в своей комнате, стараясь привыкнуть к мысли, что правил и ограничений для меня больше не существует. Мне можно не верить в Бога. Моисей просто властолюбивый придурок, мелкий диктатор в своем крошечном королестве. И совершенно непонятно, как он ухитрился поработить стольких людей. Пока я не знала, что буду делать дальше. Но со временем все обязательно наладится.

Глава 27

Я лежу на спине и смотрю, но не на звезды, а на облупленный потолок хижины, чуть освещенный луной, заглядывающей в окна. Кейти слегка похрапывает, звук столь интимный, что мне даже неловко его слушать. Я представляю, как ее любимая женщина лежала рядом, слушая эти рулады. Интересно, что это за женщина, о которой я знаю только то, что она не оценила всех достоинств Кейти. Эд, лежащий рядом, спит без задних ног, и его дыхания почти не слышно.

Я здесь уже несколько часов. Не знаю, почему я решила, что смогу спать на голых досках. Вероятно, я исходила из представления, что любое жилище комфортабельно само по себе даже при отсутствии матрасов. Тело нестерпимо ноет, и я мечтаю вновь очутиться на песке.

В конце концов я осторожно встаю, накидываю саронг, в котором теперь больше дыр, чем ткани, и, открыв дверь, на цыпочках спускаюсь по ветхой лестнице.

Костер погас, не в силах справиться с мокрыми дровами. Небо чистое, а чуть комковатый песок приятно ласкает ноги.

Я сажусь у костра, вытянув ноги. В лесу необычно тихо, и только волны чуть шуршат, набегая на песок. Как-то странно сидеть здесь ночью совсем одной. Я уже отвыкла от одиночества. Полная луна ярко освещает воду, создавая иллюзию дорожки, по которой я смогу отправиться домой.

Ложась на песок, я испытываю приятное ощущение чего-то знакомого. Пляж под ночным небом – вот мой настоящий дом. На песке меня сразу же тянет в сон. Я закрываю глаза.

– Эстер!

Я делаю вид, что не слышу. Меня охватила блаженная дремота, и выходить из нее мне не хочется даже ради Эда.

– Эстер, – снова шепчет он, садясь рядом со мной и кладя руку мне на плечо.

Я открываю глаза.

– Что? – довольно неприветливо спрашиваю я.

– Тебе не спится?

– Нет. Пол слишком жесткий. Извини, если разбудила.

Он смеется:

– Не говори глупостей. Я повернулся, чтобы обнять тебя, но рядом была только Кейти, и я пошел тебя искать.

– Это было нетрудно.

– Как видишь. Здесь гораздо лучше, правда? А там какой-то мерзкий запах.

– И храпит Кейти.

– Знаю, но как истинный джентльмен решил об этом умолчать. Когда мы спали на песке, я за ней этого не замечал.

– В замкнутом пространстве звуки отчетливее. Храп отражается от стен.

Я полностью просыпаюсь и, сев, смотрю на Эда. Теперь он словно часть меня. Во всем этом есть что-то основательное. Я знаю его лицо лучше, чем свое. В этом приключении мы все изменились до неузнаваемости. Когда я представляю свое лицо, этот образ не имеет ничего общего с тем, что ощущают мои пальцы. В моем воображении возникает холеная европейская женщина с округлыми щеками, мягкой ухоженной кожей и красивыми белыми зубами. Но на самом деле кожа у меня огрубела и покрылась пятнами, вид изможденный, а как выглядят зубы, которые я чищу размочаленной палочкой, мне страшно даже представить. У остальных зубы желтые. Видимо, и у меня не лучше. Но, по крайней мере, их не портит сахар.

Я прислоняюсь к его костлявому телу. Эд мой самый верный союзник. И вдруг мне в голову приходит одна мысль:

– Эд!

Он, подняв брови, смотрит на меня. В серебристом свете луны его лицо кажется окаменевшим.

– Я ведь ничего о тебе не знаю. Только то, что ты шотландец, тебе тридцать один год, ты очень милый и путешествуешь с Джоной и Пьетом, которых встретил в Таиланде. О Марке с Черри, Джене и Джин и даже о Кейти я знаю гораздо больше. И тебе обо мне все известно. Даже больше, чем нужно. Я не уверена, что тебя так уж интересуют Дейзи и Крис.

Глядя на него, я думаю, что Эд для меня – практически незнакомец. Припоминаю все наши разговоры. Они касались либо меня, либо наших насущных проблем. А о себе он всегда умалчивал.

Эд со смехом откидывается назад, опираясь на руки:

– Дело в том, Эстер, что во мне нет ничего интересного. Никаких драматических историй, как у остальных. Что ты хочешь обо мне узнать? Моя жизнь повергнет тебя в сон, хотя буду рад помочь, если тебя мучает бессонница.

– Слушаю тебя, – говорю я, ложась на живот и чуть приподнимаясь на локтях.

На песке лежать необыкновенно приятно. Эд придвигается ко мне и принимает такую же позу.

– Мне даже хочется немного присочинить, чтобы вызвать твое восхищение. Но я не буду. Я средний из пяти братьев.

– Правда? Уже интересно. Пять мальчишек?

– Да. И я классический середняк. Патрик, Дэвид, Эдвард, Джеймс и Джошуа – вот наша пятерка. Джеймс и Джош близнецы. Мои родители не планировали заводить пятерых детей. Они хотели только троих, но когда родился третий мальчишка, они решили попытаться еще раз. Им хотелось девочку, но вместо нее родилась двойня парней. Просто какой-то злой рок. Патч и Дейв суперуспешные люди, типичные альфа-самцы. Патчу сейчас тридцать шесть, летом он женится на своей невесте Элис. Оба работают в сфере финансов и, несмотря на кризис и прочее дерьмо, вполне преуспевают. Мне нравится Элис, я люблю Патча, но в то же время чуточку их презираю, потому что они слишком задирают нос. Они такие самоуверенные. Он очень высокий, в школе был лучшим учеником, окончил Оксфорд, у него прекрасная квартира в Клэпхеме, прислуга и прочее. Он никогда не занимался грязной работой. У него огромное самомнение, потому что он покорил мир и взялвсе, чего хотел. У Элис длинные белокурые волосы, и она такая стройная, что, кажется, переломится пополам, если подует ветер. Но это всего лишь иллюзия, потому что у нее стальной стержень и она добивается всего, чего по желает. Вот такая парочка, но только благодаря им родные заметят мое отсутствие: семнадцатого мая у них свадьба. Сейчас ведь еще не май, правда? Мы же попали сюда в середине апреля. Но если мы застрянем здесь до семнадцатого мая, они недосчитаются одного шафера на свадьбе и начнут спрашивать: «Кто-нибудь знает, где Эд?» Значит, Патч у нас банкир. А Дейв – преподаватель математики и заведующий пансионом в нашей бывшей школе. Он обожает это место и свою работу. Просто помешан на этом, но ученики его очень любят, он ведь и правда блестящий преподаватель и наверняка будет директором. Он просто фанат нашей школы, хотя вполне мог бы продвинуться и занять более высокое положение. У него есть подружки, но, как он утверждает, «ничего серьезного». Я подозреваю, что он от нас что-то скрывает. Меня мы пропустим и перейдем к близнецам, так называемым «нашим милым крошкам». Их всегда баловали, ни в чем не отказывая, так что они привыкли делать что хотят. Сейчас им двадцать восемь, но этого никогда не скажешь.

– Правда? А где они живут? И чем занимаются?

– Мама с папой купили им квартиру в Эдинбурге, – с улыбкой сообщает Эд. – Господи, я уже забыл, что такое жить по-человечески. Хорошая квартира в Ньютауне, с большими окнами и высокими потолками. Чтобы как-то оправдать эту покупку, отец говорит, что на нее потрачены деньги, которые он больше не платит за наше образование. В квартире четыре комнаты, потому что каждому нужен отдельный кабинет. Это просто смешно, но родители ничего не хотят знать. Остальным они таких подарков не делали. Они живут в Питлочри, в полутора часах езды от близнецов, и поэтому мама платит прислуге, которая убирается у мальчиков два раза в неделю. Самой ей приезжать к ним уже не по силам, а близнецы абсолютно ничего не умеют делать.

– Не может быть!

– Боюсь, что это так.

– А кто же тогда стирает и делает остальное?

– Та же прислуга. И гладит тоже она.

– А они работают? – со смехом спрашиваю я, потому что уже знаю ответ.

– Какая работа? Разве они знают, что это такое? Официально они где-то числятся. Джеймс считается художником, а Джош сценаристом. Но занимаются они исключительно тем, что пьют, курят и мотаются по модным магазинам, хотя у Джеймса в студии стоит мольберт и висят дорогие картины, а Джош постоянно покупает самые крутые компьютеры, но до сих пор не удосужился напечатать ни единого сценария. Они живое воплощение испорченности. Родители так их избаловали, что они уже ни на что не способны. Пропащие люди. Мне жаль их, и я счастлив, что эта участь меня миновала.

– Ужас! А твои родители в состоянии их содержать?

– Да. Денег у них куры не клюют. Отец исполнительный директор крупной нефтяной компании. Он руководит ее европейским подразделением. Мы все учились в элитной шотландской школе, занимались музыкой и еще много чем, но меня, Патча и Дейва воспитывали по-спартански, готовя к самостоятельной жизни. А с близнецами все вышло по-другому. Между родителями пробежала черная кошка. В чем там было дело, я так и не понял да и не особо интересовался. Но в результате мама просто помешалась на родившихся близнецах, а отец безропотно платил за все, искупая свою вину. Подозреваю, он завел роман на стороне, но не исключено, что это могла сделать мать. История Черри открыла мне глаза. Не очень-то приятно узнавать такое о своих родителях. Поэтому я не хочу вдаваться в подробности и просто констатирую, что ко времени появления Джоша и Джеймса обстановка в семье несколько накалилась.

Повернувшись, я приближаюсь к Эду:

– Ладно, Эд. Теперь я знаю о твоих родителях и братьях, но не о тебе. Что происходило с тобой? Закрытая элитная школа, масса всяких занятий. А потом?

– Ничего интересного. Я же говорил тебе, Эстер, что я мистер Середняк. Хорошо учился в школе. Потом поступил в университет в Глазго. Изучал историю и французский язык. Год провел в Париже. Там было здорово. Романы с симпатичными француженками и перспективы независимой жизни. Но я был недостаточно решителен. Потом переехал в Лондон, работал и вел обычную жизнь молодого парня. Не остепенялся, но и не рвался вперед. Не выходил за рамки. Соблюдал правила. Не переживал никаких трагедий. Теперь жалею и даже немного завидую вам. У каждого из вас произошло что-то серьезное в жизни, а у меня нет. За этим я и ехал сюда. Мы какое-то время встречались с Элли и подошли к тому моменту, когда стоило задуматься о браке и детях. Она, правда, не проявляла к этому большого интереса, но ведь существуют традиции. Однако такая перспектива повергала меня в ужас. Я люблю детей, но иметь собственных не хочу. Моя семейка начисто отшибла подобное желание. Я понятия не имел, как обращаться с детьми. Игнорировать их или постоянно возиться и баловать сверх меры? И есть ли золотая середина? В общем, я понял, что дети не для меня, и это дало мне толчок, в котором я так нуждался. Я сбежал от ответственности. Впервые в жизни что-то сделал не по правилам. Дал объявление о сдаче квартиры, продал кое-какие вещи и купил билет в Азию.

– А как отреагировали твои родители?

Эд покачал головой:

– Честно говоря, они даже не заметили. Я надеялся, что они возмутятся и будут говорить, что я гублю свою жизнь. Если бы Патч или Дейв бросили работу и отправились путешествовать, родители пришли бы в ярость. Если бы это сделали Джош или Джеймс, они бы одобрительно кивнули и вручили им кредитки. Но на меня им наплевать.

– Эд, такого не может быть.

– Возможно. Но в таком случае свою любовь они запрятали слишком глубоко.

– Нет, они просто доверяют тебе и поэтому не беспокоятся.

– Хм… Это верно, они никогда обо мне не беспокоились. Я не давал им повода. Будь у меня другой характер, я стал бы оболтусом, и тогда они бы со мной возились. Но я все делал по правилам. И никогда не был таким совершенным, как старшие братья, или столь обожаемым, как младшие. Я же говорил, что я скучный.

– Ты не скучный!

– Скучный! Это написано на твоем лице. Серая личность.

– Нет! На моем лице написано совсем другое.

– Что же?

– Уважение. Понимание. Уверенность, что, если мы спасемся, во что я, правда, не очень верю, у нас с тобой будет шанс на совместное будущее. Ты тот человек, который мне нужен. Пусть это только мечта, но я хочу иметь рядом основательного мужчину, такого, как ты, а не прожигателя жизни. А тебе нужна женщина вроде меня, которая будет тебя ценить. Извини за банальность, но это действительно так. И потом, ты не хочешь ребенка. Я тоже его не хочу. Потому что он у меня уже есть, и она потрясающая девочка, которая обязательно тебя полюбит. Вот что написано на моем лице. Планы на будущее.

Эд молчит. Мне кажется, он вот-вот заплачет. Но вместо этого он смеется.

– Здорово, правда? Ты встречаешь человека, который идеально тебе подходит, но у вас нет будущего. Я мечтаю быть с тобой постоянно. Хочу, чтобы мы вместе ходили в кино и театр, гуляли по Лондону и Брайтону, заходили в кафе и бары, выгуливали вместе с Дейзи чужих собак. В общем, делали все, чем занимаются близкие люди. А вместо этого…

Эд заливается смехом.

– Вместо этого…

Я тоже тихо смеюсь.

– Вместо этого мы сидим на тропическом острове, – заканчиваю я за него. – Это именно то, о чем бы мы мечтали, толкаясь в метро в часы пик или выгуливая под дождем собаку.

– Мы бы наверняка говорили: «Ах, как же хочется поехать на тропический остров, где всегда тепло, белоснежный песок, лазурное море и нет магазинов».

– «И блаженное безделье, тропический лес, волшебные пляжи и вода из источника».

– «А еще там можно ловить рыбу и есть бананы прямо с деревьев. Просто мечта!»

Мы смотрим друг на друга в неверном лунном свете, и я начинаю истерически смеяться, рискуя разбудить Кейти и Марка с Черри. Мы оба смеемся до слез над этой абсурдной ситуацией, а потом я засыпаю, тесно прижавшись к Эду, и всякий раз, когда мы шевелимся, наши выступающие кости стучат друг о друга.

Проснувшись, я обнаруживаю у костра спящих Марка и Черри. Только Кейти оказалась достаточно стойкой, чтобы выносить все неудобства нашего нового жилища, которому мы все так радовались.

Солнце уже довольно высоко. Эда рядом нет. Сладкая парочка безмятежно спит. Я в первый раз за все время чувствую себя по-настоящему счастливой. Что бы там ни случилось, мы с Эдом сможем быть вместе. Такие отношения для меня внове: в сорок лет я наконец нашла своего человека. У меня словно выросли крылья, и с лица не сходит улыбка, невзирая на все наши невзгоды.

Стряхнув песок с саронга, я иду в лес, где находится наш туалет. На опушке я слышу, как кто-то продирается сквозь кусты.

Она задыхается и выглядит еле живой. В руке у нее что-то зажато, но я смотрю только на ее лицо.

– Джин? Что с вами? У вас все в порядке?

– Да, да, – нетерпеливо отмахивается она. – А где все? Спят? Их надо разбудить. Куда делся твой молодой человек? Мы должны всех собрать. Немедленно. Дело в том, что…

Она поднимает руку с зажатым в ней предметом. Это телефон, но он больше обычного мобильника и из него торчит длинная антенна.

– Это спутниковый телефон. Я нашла его в джунглях. Совершенно случайно. Телефон. Держу пари, что кто-то здесь знает больше, чем мы думаем.

Но до меня доходят только два слова: «спутниковый телефон».

– Телефон, – шепчу я. – Джин, а он…?

Я задыхаюсь, не в силах договорить до конца. Телефон. Настоящий.

Глава 28

– Он не работает, – бросает Джин, подходя к остаткам костра. – Там нет батарейки. Прости, Эстер. Мы тоже сначала обрадовались. Но возникает вопрос…

Джин нетерпеливо хлопает в ладоши, чтобы разбудить американцев:

– Просыпайтесь. Хватит спать. Вставайте и посмотрите сюда. Вы что-нибудь знаете об этом?

Я смотрю на их сонные лица. Черри открывает рот, округляя его в форме буквы «о», но не произносит ни слова. Марк хмуро смотрит на телефон и вдруг резко вскакивает:

– Да это же спутниковый телефон! Он работает?

– В нем нет батарейки, – отвечает Джин, испытующе глядя на него, словно они играют в покер. – Хотя мы можем предположить, что где-то на острове она есть. Потому что он совсем новый.

Черри тоже встает. Мы молча смотрим на телефон. Он похож на обычный мобильный, только с антенной.

– Где вы его нашли? – наконец спрашиваю я.

– В этом вся штука, – кивает Джин. – Мы наткнулись на него совершенно случайно. Вы все переселились, а Джен едва держится на ногах. Прогулка по джунглям его окончательно доконала. Теперь он все время сидит у костра и разговаривает с Беном. Ничего другого делать не хочет. Чтобы помочь его бедным ногам, я решила перенести наш туалет поближе к берегу, поскольку жаловаться на отсутствие гигиены теперь некому. Я пошла в лес и нашла место, где земля была мягкой и ее легко было копать. Сначала я ковыряла ее палкой, но она была такой рыхлой, что я стала рыть ее руками. Сначала я ничего не заподозрила. Думала, ее источили муравьи или другая живность. И только когда мои пальцы наткнулись на металл, я поняла, что здесь что-то зарыто.

– И вы вытащили этого малыша, – просияв, произносит Марк. – Как он туда попал, черт подери?

– Здесь вообще возникает ряд вопросов, в том числе и тот, который задал Марк.

– Какие могут быть вопросы! – волнуется Черри. – Главное, у нас есть телефон. Я видела такие по телевизору. Журналисты пользуются ими там, где не работают обычные мобильные. В Афганистане, например. У вас в руках телефон, который поможет нам выбраться отсюда. Вместо того чтобы задавать дурацкие вопросы, надо еще поискать там, найти эти чертовы батарейки и вызвать помощь.

– Да, – говорю я, считая своим долгом ее поддержать. – Мне наплевать, как он здесь оказался, если мы сможем его оживить и попадем наконец домой… Это единственное, что меня сейчас волнует, – добавляю я, думая о Дейзи.

– Да знаю, знаю, – недовольно бросает Джин. – Я сама мать, и мне понятны ваши чувства. В общем, Джен оторвал свой зад от песка, и мы вместе перерыли все джунгли. Обшаривали каждое место, где земля казалась рыхлой. Мы, конечно, можем и дальше продолжить в том же духе, но мне кажется, это пустая трата времени. Так до самой смерти можно искать. На мой взгляд, лучше поспрашивать того, кто притащил этот телефон сюда. Где, кстати, наш юный Эд? Где Кейти?

Мы все, как по команде, поворачиваемся и смотрим на берег, хотя ясно, что их там нет.

– Мы с Эдом спали у костра, потому что в этой лачуге просто ужасно. Когда я проснулась, его уже не было. Он наверняка где-то поблизости.

– Хм… – выказывает недоверие Джин. – А где Кейти?

– Она еще не проснулась.

И тут, словно догадавшись о нашей полемике, из домика выходит Кейти в обвязанном вокруг талии саронге и, зевая, щурится от яркого света.

– Как выяснилось, жизнь под крышей не столь хороша, как мы ожидали, – сонно произносит она. – Всем доброго утра! Джин, привет! Что… – И вдруг она скатывается вниз по шатким ступенькам. Сейчас упадет, думаю я, но Кейти благополучно приземляется на песок. – Телефон? Откуда, черт побери?

Вытаращив глаза, Кейти присоединяется к нашему сообществу, благоговейно созерцающему загадочный предмет.

– Да, – подтверждает Джин. – Это неработающий спутниковый телефон. И он явно привезен сюда кем-то из нашей группы. Нам нужен Эд.

– Пойду поищу его, – говорит Марк и устремляется к лесу, громко окликая Эдварда.

Когда он исчезает, я пытаюсь разобраться в ситуации:

– Вы хотите сказать, что его кто-то здесь спрятал? Это просто в голове не укладывается. Я уверена, его здесь оставили, когда это место было заброшено. Ведь вряд ли у кого-нибудь из нас имелся тайный телефон. Мы же все отчаянно хотим отсюда убраться.

– Да, – кивает Кейти, которая, судя по выражению лица, все еще пытается осмыслить ситуацию. – Никто из нас его сюда не привозил, это просто невозможно. Почему ты так уверена, Джинни? Он уже был здесь до нас, это самое разумное объяснение.

Джин качает головой. Щеки у нее впали, черты лица заострились, а голова напоминает череп, обтянутый кожей.

– Мне бы тоже хотелось так думать. Но это место долгое время было заброшено, а он выглядит как новенький.

– Вы так считаете? – возражает Черри. – Да, здесь все сгнило и заросло лианами, но ведь в тропиках это происходит очень быстро.

– Не думаю.

Мы молча стоим, словно чего-то ожидая. Я пытаюсь все это переварить. Версия Джин кажется мне совершенно абсурдной. Она убеждена, что кто-то из нашей сплоченной компании ведет двойную игру. Но это просто смехотворно.

Когда Марк с Эдом возвращаются, я с облегчением улыбаюсь. В руках у Марка целая охапка бананов и папайи, а Эд, как мне кажется, с некоторой опаской тащит большую ящерицу без признаков жизни. Осторожно положив ее на ящик с водой, он подходит к нам.

– Марк уже сказал мне, – говорит он, глядя на телефон. – Мы должны вернуть его к жизни. Это наш волшебный спасательный трос.

– Да, да, конечно, – язвительно соглашается Джин. – Какая неожиданная удача. Но я хотела бы знать, кто из вас привез его сюда и где он прячет батарейки?!

Она обводит взглядом нашу группу, пытливо вглядываясь в лицо каждого.

– Не думаю, что это кто-то из нас, – вновь возражает Черри. – Мы ведь об этом уже говорили. Мы просто не могли этого сделать.

– Вы просто не могли этого не сделать. Я больше никому из вас не верю, ни единой душе. Пока мы не выясним, чей он, все будут находиться под подозрением. Мне непонятно, что происходит, но я абсолютно уверена, что этот телефон, новенький и блестящий, принадлежит кому-то из вас.

Марк с трудом сдерживает смех:

– Но кому это надо, Джинни? Кто будет прятать здесь спутниковый телефон и, главное, зачем? Я совершенно не понимаю, к чему вся эта конспирация.

– Я тоже не понимаю, но чувствую, здесь что-то происходит. Давайте посмотрим на это с другой стороны. Кто знал друг друга до приезда сюда?

Джин садится, и мы устраиваемся вокруг нее.

– Мы с Дженом. Марк с Черри. Остальные познакомились только на большом острове. Мы знаем о других только то, что они сами сообщили. И проверить их слова не можем. Возьмем, например, Марка: он женат, имеет троих детей и живет на Лонг-Айленде. Откуда мы это знаем? Черри нам рассказала. А кто такая Черри? Вы поняли, к чему я клоню?

– Джин, так нельзя рассуждать. Это ужасно и всех нас перессорит. Возможно, телефон оставил здесь Самад. Если существует какой-то заговор, он должен быть его частью, ведь это он нас сюда привез и бросил. Если мы начнем сомневаться в чужих историях, мы здесь долго не протянем. Я доверяю всем вам и не собираюсь менять свое мнение, – заключаю я.

– А ты сама, Эстер? – парирует Джин, по-птичьи уставясь на меня. – Кто ты такая? Что мы знаем о тебе? Практически ничего. Существует ли Дейзи на самом деле? Или бывший муж? А твой рассказ о десяти годах неудачного замужества разве не может быть выдумкой? Почему ты вообще здесь оказалась?

Я потрясенно смотрю на нее:

– Джин! Я думала, мы с тобой друзья. О чем ты говоришь?

– Я просто хочу сказать, что больше ничего не принимаю на веру. Эд, ты у нас самый скрытный. О тебе вообще ничего не известно. Все остальные рассказали о себе, а ты нет. Почему?

– Заткнись, Джин! – неожиданно резко обрывает ее Эд. – Кончай с этим делом. Ты несешь какой-то бред. Эстер правильно сказала: ты разрушаешь единственное, на что мы можем сейчас опереться, – наше братство. Не делай этого!

– Но от этого никуда не деться, Эд! Согласна, это подрывает наш боевой дух. Но не я его подрываю, а тот, кому принадлежит телефон.

– Я на твоей стороне, Джин, – внезапно произносит Марк.

– Вообще-то я тоже, – присоединяется к нему Кейти. – Нет, я, конечно, не хочу, чтобы мы накидывались друг на друга. Однако телефон здесь. Я не очень разбираюсь, но ведь у нас есть и другие телефоны. Может быть, я скажу глупость, но у всех нас есть мобильные, которые здесь не работают. Может, их батарейки подойдут к этому телефону?

– Мысль хорошая, – улыбается Марк. – Но вряд ли из этого что-нибудь выйдет.

– Может, все-таки попробовать?

Джин открывает отделение для батареек.

– Смотрите. Оно совершенно не такое, как у обычных мобильных.

– Да, верно.

– Но у нас есть, о чем подумать, – говорит Марк. – Надо выяснить, откуда он взялся. У меня такое чувство, что теперь все изменилось. Если кто-то из нас знает, где батарейка, и мы сможем позвонить, значит, мы спасены.

– И нам надо торопиться, – заявляет Джин. – Потому что Джен совсем плох. Я оставила его лежащим в тени с бутылкой воды, но не уверена, что он дотянет до вечера. Он просто не хочет жить. Я вас умоляю. Заклинаю. Если кто-нибудь знает, как заставить его работать, пожалуйста, ну пожалуйста, покажите нам!

Мы сидим вокруг погасшего костра. Джин, взявшая на себя роль инквизитора, смотрит на Эда, сидящего слева от нее.

– Эдвард, – говорит она, пристально глядя ему в глаза. – Это ты тайно провез телефон на остров?

Эд невесело усмехается. Он всегда умел держать себя в руках, но сейчас явно разозлился.

– Конечно, нет! – гневно бросает он. – Как я мог это сделать? И главное, зачем? С какой целью? Это совершенно бессмысленно. Мы все приплыли на одной лодке. И ни у кого в сумках не было тайного телефона. Ведь он больше, чем обычный мобильный. В лодке его не было, это факт. Не понимаю, зачем ты это затеяла, Джин! Почему бы просто не обыскать весь остров и не найти то, что заставит его работать, если оно, конечно, здесь.

– Ладно, защищаешься ты неплохо. Эстер?

– Что? – прищуриваюсь я.

– Это твой телефон?

– Нет, Джин. – У меня просто нет сил сражаться с ней. – Он не мой. Если бы у меня был работающий телефон, мы бы уже давно покинули этот остров. Можешь не сомневаться.

– А вы с Эдом точно не были знакомы до приезда сюда?

– Точно, – безразличным тоном произношу я.

Я чувствую, что Эд кипятится, и беру его за руку, чтобы он немного остыл. Этот жест не ускользает от Джин. Больше я ничего не хочу говорить. Все это слишком напоминает театр абсурда.

– Кейти? – рявкает Джин. – Это ведь не твой, верно?

Кейти коротко смеется:

– Да я Бога молила, чтобы что-нибудь подобное нашлось. Жаль, что он не мой, иначе я бы знала, как его оживить.

– Надо было молиться более конкретно, – комментирует Марк. – В следующий раз попроси у Бога батарейки.

– Я так и сделаю. Вообще во всем этом есть что-то сверхъестественное. Таинственное появление волшебной палочки, оказавшейся совершенно бесполезной.

Я согласно киваю. Джин переключается на Черри.

– Это не мой, – говорит та. – О Господи! У меня же дети, как и у Эстер. И хотя мне трудно представить, зачем кто-то спрятал здесь такую вещь, могу вас заверить, что это точно не я. Какой мне смысл держать нас здесь в разлуке со своими детьми? Чтобы нас с Марком разоблачили, бросили, позорили и ненавидели? Зачем мне все это?

Джин пожимает плечами:

– Но мы же знаем о вас только с ваших слов. Твоих и Марка.

– То есть?

– Мы же не можем проверить правдивость вашей истории, правда? Любой из вас может врать о своей жизни сколько угодно. Не стоит принимать все на веру.

– Господи, Джин, кончай этот балаган! – взрывается Марк. – Нечего играть тут в Скуби-Ду. Черт подери, а кто может поручиться, что вы с Дженом те, за кого себя выдаете? Может, вы уже вызвали лодку, и Джен отчалил отсюда. И сына никакого у вас нет.

– Есть. И об этом знаем мы с Дженом. Я только хочу сказать, что кто-то из вас знает больше, чем остальные. У меня на этот счет есть подозрения, но я прошу только об одном: этот человек должен взять батарейку и положить ее на какое-нибудь заметное место. И ему не надо ни в чем признаваться. Просто сделать это до темноты. И больше никаких вопросов не возникнет.

Джин по очереди оглядывает каждого. Когда наши взгляды встречаются, я начинаю ерзать, не в силах вынести столь яростного подозрения. Потом она встает и уходит, унося с собой телефон.

Обведя нас взглядом, Кейти произносит:

– Все это очень странно. Пойду проведаю Джена. Кто-нибудь идет со мной? Я не уверена, что этих двоих можно оставлять без присмотра.

Все в полной растерянности. Кейти уходит, за ней идет Черри. Марк в глубоком раздумии меряет шагами пляж.

– Она думает, что это мы, – говорю я Эду.

– Да она просто свихнулась, – презрительно цедит он. – Ясно же, что эта штука появилась здесь раньше нас. Но у нее идея фикс. Ну и черт с ней! Правда, нам лучше пойти за ней, иначе она там устроит судилище. Сочинит какой-нибудь сценарий о гнусном заговоре, где мы с тобой будем главными злодеями. Смешно. Пойдем, постоим за себя.

Я с трудом поднимаюсь:

– Ладно. Только давай прихватим эту ящерицу.

– Ты стала такой практичной.

Я улыбаюсь ему. Эд забирает ящерицу, я беру фрукты, и мы, спотыкаясь, бредем по джунглям, царапая ноги и распугивая каких-то невидимых существ. Марк остается один и, застыв на берегу, задумчиво смотрит на море.

Глава 29

На закате мы все, кроме Марка, оседаем на нашем бывшем пляже. Ящерица, добытая Эдом, жарится над костром на самодельном вертеле, распространяя потрясающе аппетитный запах. Перспектива поедания ящерицы больше не вызывает у меня отвращения. Мое тело отчаянно требует мяса, и я готова съесть ее всю.

Как и следовало ожидать, батарейка так и не появилась к назначенному Джин сроку. Настроение в нашем лагере самое мрачное. Мы практически не общаемся друг с другом. Джен лежит один и, еле ворочая языком, о чем-то беседует со своим коматозным сыном. Джин с Кейти время от времени его проведывают. Одна приподнимает его, другая подносит к его губам бутылку с водой. Бутылки тоже на последнем издыхании: они потрескались и потеряли форму. Намочив в воде панаму, Джин обтирает Джену лицо и что-то нашептывает ему, видимо, делясь своими параноидальными подозрениями.

Я стараюсь избегать всеобщей подозрительности, царящей в лагере, но мне это плохо удается. История Марка и Черри кажется мне неправдоподобной со всех точек зрения. Австралийской парочке я верю, но сама Джин мне теперь настолько неприятна, что меня так и тянет обвинить ее во всех смертных грехах. Эд подозревает Кейти. А я порой начинаю сомневаться в самом Эде: ведь, как сказала Джин, он единственный, кто не стал добровольно рассказывать о себе и поведал историю о нелюбимом среднем брате только под моим нажимом.

Я стараюсь пресекать подобные мысли, ведь я люблю Эда и полностью ему доверяю. И все же опасаюсь полагаться на собственные суждения. Ведь в прошлом это не раз меня подводило.

Никто не разговаривает. Мы все сидим вокруг костра и никуда не отходим, чтобы не вызывать лишних подозрений. Мы держимся кучкой, но не смотрим друг другу в глаза. Нам вдруг стало не о чем говорить. Марк так и не пришел. Я вижу, что Черри беспокоится и тревожно поглядывает по сторонам. Жаль, что у меня не хватило мужества тоже остаться там. Здесь все угнетает и пропитано ядом.

– Какая-то бессмыслица, – вдруг заявляет Эд. – Я не могу представить, как тут мог оказаться этот телефон. И все же он здесь. Может быть, у нас коллективная галлюцинация?

Кейти пожимает плечами:

– Почему бы и нет? Это объяснение ничуть не хуже других. Мне кажется, ящерица готова. Могу я встать на раздачу?

– Пойду за тарелками, – вызываюсь я. И чувствую, как меня провожают их взгляды, пока я бреду в лес за банановыми листьями.

Меня так и подмывает оглянуться и объяснить, что я иду не за батарейкой, чтобы сделать тайный звонок, но сдерживаю себя. Мои слова только укрепят их во мнении, что моя совесть нечиста. Собрав листья по числу членов команды, включая Джена и Марка, я сразу же возвращаюсь на пляж, чтобы никто не подумал, что я там занималась чем-то еще.

– А вот и мы, – говорю я, раздавая листья.

Кейти кладет ящерицу на ящик. Она обуглилась, а глаза вылезли из орбит.

– Спасибо, – благодарит она меня. – Ждем, пока остынет.

Эд, Кейти, Черри и я сидим и смотрим на ящерицу. Джин сидит и глядит на нас. Наконец Эд не выдерживает:

– Черт бы тебя подрал, Джин! Прекрати глазеть на нас, как на врагов!

Подняв брови, Джин молча отходит от костра и садится рядом с Дженом.

Ящерица оказывается настоящим деликатесом. Ничего вкуснее я в своей жизни не ела и поэтому горячо благодарю бедное животное за то, что оно кормит нас собой. Даже ее мясу я готова сказать спасибо, однако это, пожалуй уже будет перебор.

– Ты убил ее? – с полным ртом спрашивает Кейти Эда. – Я сразу хотела тебя спросить, но меня отвлекли другие события.

Уже совсем темно, небо затянуто облаками.

– Да, – гордо объявляет Эд. – Дохлую я бы не рискнул притащить, иначе мы бы отравились. Я собирал фрукты, а она притаилась под деревом. Я прыгнул на нее, не сомневаясь, что тем самым ее убью, но она и не думала подыхать. Она начала на меня шипеть, и я немного растерялся. У меня не было даже палки, поэтому я просто бил ее ногой по голове, пока она не испустила дух.

– Вау! – восклицает Кейти.

– Ты молодец, – хвалю его я.

– Эд, ты просто герой, и мне наплевать, что там болтает Джин, – вносит свою лепту Черри.

– Мне тоже, – отзывается Эд.

– Нас уже трое, – бормочу я.

Кейти выглядит смущенной.

– Я вам верю, – тихо произносит она. – И никто из нас не притаскивал сюда этот телефон. Это просто смешно. Он тут был еще до нашего приезда. Это ясно всем, кроме Джин. Но войдите в ее положение. Ее муж при смерти. Ее сын, несмотря на все их усилия, уже практически на том свете, но Джен никак не хочет с этим смириться, и она не может оплакать своего сына. Когда Джен умрет, ей придется отключить Бена от приборов, если, конечно, она выберется отсюда. Мне понятно, почему она так цепляется за свои подозрения. А вам? Так что давайте дадим ей возможность немного расслабиться.

Эд медленно кивает:

– Если ставить вопрос так, то я согласен. Прошу прощения!

– Можешь не извиняться, – улыбается Кейти. – Ты же принес нам ящерицу. Так что ты в безопасности.

– Я тоже сочувствую Джин, – говорю я. – Но я была слишком занята собой. Надо было обращаться с ней помягче, хотя она и считает меня заговорщицей, намеренной похоронить нас здесь навсегда и не желающей видеть свою дочь.

– Это потому, что она не верит, что у тебя есть дочь, – произносит Черри. – Бедная женщина. У нее такое горе.

Мы смотрим, как Джин гладит Джена по волосам. Он, задыхаясь, бормочет что-то нечленораздельное. Джин, косясь на нас, что-то нашептывает ему на ухо. Ясно, что речь идет о нас.

Марк возвращается, когда я уже начинаю засыпать. Он внезапно вырастает над нами.

– Я думал обо всем этом, – громко и многозначительно возвещает он. – И пришел к выводу, что среди нас есть предатель. И я даже знаю, кто это. Вы спросите, как я догадался? Я видел лодку!

Все начинают шевелиться, но я почему-то ему не верю.

– О чем ты, милый? – обеспокоенно спрашивает Черри.

Я переворачиваюсь и смотрю на него, хотя в темноте его почти не видно.

– Я видел в море свет. А что это значит? Там была лодка или корабль. В общем, какое-то судно.

– И где же оно? – интересуюсь я.

– Уплыло, – чуть запнувшись, отвечает Марк.

– Вот это да, – произносит Эд. – А ты уверен в этом?

– Да, уверен.

Я снова ложусь. Ничего интересного. Подозреваю, что Кейти считает так же. Джин спит поодаль, рядом с Дженом. Я стараюсь не слушать этого бреда и делаю все возможное, чтобы уснуть, но тут же просыпаюсь, когда Марк говорит Черри:

– Ты хочешь знать, кто предатель?

– Нет, совершенно не хочу, – с неожиданной враждебностью отвечает она.

– И все же я тебе скажу. Чтобы ты была осторожнее. Это Эстер.

С трудом сдерживая смех, я поворачиваюсь, чтобы возразить. Но потом решаю не связываться и погружаюсь в блаженное забытье.

Глава 30

Черри будит нас в самое темное время ночи отчаянным воплем:

– Лодка! Настоящая!

Она стоит прямо надо мной и кричит.

Облака рассеялись, открыв полную луну. Надо мной нависают звезды, как бы прижимая меня к земле. Черри, показывая на море, снова и снова повторяет одно и то же слово.

Я, как обычно, не сразу понимаю, что происходит.

Эд соображает быстрее. Он вскакивает, и его бас присоединяется к звенящему сопрано Черри.

– И вправду лодка! Вон она! Ты права, Черри. Там точно что-то есть.

Мы с Кейти подхватываем:

– Вон она! Вон там!

Теперь мы уже кричим хором. У горизонта мерцает что-то похожее на электрический свет. Это первое электричество, которое мы видим за несколько недель. Мы вопим во весь голос. К нам подходит Джин, ее птичьи глазки бегают по сторонам:

– Вы что-то увидели?

Но вскоре и она начинает кричать.

Я смотрю на свет, умоляя его сменить курс и приблизиться к нам. Эд отодвигает нас от костра и подбрасывает в него хворост. Я понимаю, что сейчас это самое главное, и начинаю помогать ему, подтаскивая из леса ветки и листья. Пробегая мимо Джена, я замечаю, что он лежит совершенно неподвижно, словно уже умер. Мы кидаем в костер все, что попадается под руку. Сухие листья быстро сгорают, но дают яркий заметный свет.

– Они приплывут? – задыхаясь, спрашивает Кейти. – Что еще мы можем сделать? Что-нибудь такое, чтобы нас заметили.

– Нет, больше ничего. Вся надежда только на костер, – говорит Марк, стоящий рядом с ней. – Они его заметят и подплывут поближе, потому что раньше ничего подобного на этом острове не наблюдалось. И они, естественно, захотят выяснить, в чем тут дело.

Вдруг вспомнив, что Марк объявил меня предательницей, я отхожу от него подальше. У меня нет ни малейшего желания выяснять, что именно в моем поведении натолкнуло его на эту мысль.

Эд берет меня за руку, и мы стоим, отчаянно желая, чтобы свет становился все ближе и вслед за ним появились очертания лодки.

Но этого не происходит.

В следующую минуту я вижу, что кто-то бросается в воду и плывет в открытое море.

– Черри! – кричит Кейти. – Что ты делаешь?

– Черри! – вопит Марк. – Не будь идиоткой! Ты все равно не доплывешь до них!

Но Черри не слушает. Я стою как вкопанная и смотрю, как она энергично плывет на свет, поднимая кучу брызг в посеребренной луной воде.

– Она не доплывет, – говорит Эд. – Надо ее вернуть, иначе она просто утонет.

– А вы, ребята, хорошо плаваете? – спрашивает Кейти. – Я неплохо держусь на воде, если хотите, можете ко мне присоединиться.

– Я догоню ее, – бросает Марк, игнорируя скептический взгляд, брошенный на него Кейти.

Они идут к воде, и через мгновение их догоняет Эд.

– Я когда-то проходил курс спасения на воде, – сообщает он. – Сейчас самое время применить его на практике.

Я плаваю так плохо, что не стоит и пытаться лезть в море. Стоя на берегу, я с ужасом наблюдаю, как трое моих союзников и один ярый враг исчезают в море. Они же не могут оставить меня с полумертвецом и свихнувшейся женщиной, которая уверена, что я плету против нее интриги? Они просто обязаны вернуться! Я чувствую себя брошенной на произвол судьбы, как тогда, когда исчез Самад.

Море переливается, словно затянутое серебристым шелком. Не отрываясь, я смотрю на три головы, уплывающие все дальше. Мне кажется, что если я не буду спускать с них глаз, то все обойдется. Черри уже далеко впереди, она упорно плывет к свету, словно мотылек, летящий к огню. Наконец двое нагоняют ее, хотя мне с берега не видно, кто это. Третий плывет все медленнее и наконец останавливается. Двое других настигают Черри, и между ними завязывается борьба. Я в ужасе наблюдаю, как они молотят по воде руками и тянут Черри назад, пытаясь преодолеть ее отчаянное сопротивление. В конце концов все трое двигаются в сторону берега. Но проходит целая вечность, прежде чем они его достигают.

– Да не волнуйся ты так.

Джин подкралась так тихо, что я ее не заметила. Она кладет свою когтистую ладонь мне на плечо. Меня так и подмывает стряхнуть ее, но я беру себя в руки. Не зная, что ответить, я стою и смотрю на море. Тот, кто остановился, плывет обратно к берегу и при ближайшем рассмотрении оказывается Марком. Вот уж кого я не ожидала увидеть. Марк, самоуверенный альфа-самец, сломался первым. Он полностью выдохся и судорожно хватает ртом воздух. Молча пройдя мимо нас с Джен, он падает на песок рядом с костром.

Мы ждем остальных. Мне страшно подумать, что сейчас произойдет.

Черри жива. Мы кладем ее у костра. Глаза у нее закрыты, она вся трясется.

– Она не хотела возвращаться, – коротко бросает Эд.

Он в полном изнеможении. Сев рядом с ним, я крепко обнимаю его, но он так устал, что ни на что не реагирует. Кейти дрожит, тяжело дышит и ни с кем не разговаривает.

Никто из нас не комментирует тот факт, что лодка, не изменив маршрута, исчезла из вида.

Следующие несколько часов мы не произносим ни слова. Молчит даже Джин. Мы сидим во тьме тропической ночи, поддерживая костер и избегая говорить друг с другом. Уже под утро Эд произносит:

– Она не за лодкой плыла. Она хотела умереть.

– Вы ее спасли.

– Ты думаешь, мы имели на это право?

На следующий день мы просыпаемся довольно поздно, успев обгореть и облиться потом. Я вдруг остро чувствую, что Эд и Кейти спасли Черри против ее воли, в то время как я стояла на берегу и ничего не делала. Если бы нас с Черри было только двое, она бы утонула. От меня нет никакой пользы.

Я приношу бананы и чуть обжариваю их на огне, чтобы они были вкуснее. Одновременно я пытаюсь ободрить окружающих.

– Кто бы там ни был на этой лодке, он уж точно видел наш костер, – уверенно заявляю я. – Раз лодка ночью вышла в море, значит, это рыбаки, которые хорошо знают эти места и то, что остров необитаемый. Значит, они поняли, что на нем есть люди, и утром обязательно об этом сообщат.

Мою гипотезу встречают неуверенным молчанием.

– Они вышли в море ночью, потому что занимаются чем-то противозаконным, контрабандой или чем-нибудь в этом роде, – наконец реагирует Кейти. – А значит, они никому ничего не скажут. Если бы тут плавали рыбацкие лодки, нас бы давно уже обнаружили.

– Да, – соглашается Эд. – Если бы.

Глава 31

Лодка не возвращается. Ничего не происходит. На горизонте пусто, и нет никаких признаков того, что к нам кто-то плывет. Я этого и не ожидала, но свет в море и все, что он обещал, вкупе с безумным заплывом Черри и страстями, разыгравшимися по поводу спутникового телефона, превратили наш лагерь в какой-то параноидальный гадюшник.

С меня довольно. Мне не нравятся эти люди. И мне больше нет до них дела. Выбора у меня нет, но я уже дошла до ручки, и остальные, похоже, тоже. Я больше не гоню от себя Дейзи. Она постоянно со мной, недоуменно морщит лоб и тянет ко мне руки. Я тоже тянусь к ней, но никак не могу дотянуться.

– Эстер, послушай, – неожиданно дружелюбно говорит Марк, присаживаясь рядом со мной на корточки. – Мы понятия не имеем, что здесь происходит, но я точно знаю: телефон твой. Скажи, где батарейки. Или позвони сама и попроси нас забрать отсюда. Выбирай сама.

Я смотрю на Дейзи. Она исчезает.

– Иди на хрен, – бормочу я, даже не пытаясь защищаться.

– Не пойду, – ласково произносит Марк, что злит меня еще больше. – Просто скажи мне, Эстер.

– С какой стати он мой? Я тут вообще ни при чем.

– Твой, черт побери! И вот почему я так думаю.

Похоже, у него происходит сильнейший выброс адреналина, и он резко наклоняется ко мне, так что его лицо оказывается напротив моего. Я отодвигаюсь, но он снова придвигается. Его лицо так близко от моего, что все его черты, раньше казавшиеся мне столь привлекательными, удваиваются в размерах. Теперь он выглядит уродом, у которого поехала крыша.

– Пункт первый. Это не Джин с Дженом. Это они нашли телефон, к тому же Джен уже при смерти. Пункт второй. Я точно знаю, что он не мой, и могу поручиться за Черри. Остаются Эд, Кейти и ты. Кейти очень практичная женщина, и на ней здесь все держится. Была бы у нее возможность, она бы уж точно позвонила, чтобы вызволить нас отсюда. Эд слишком положительный. Один его вид говорит о том, что он не способен на такие фокусы.

– Значит, остаюсь только я?

– Именно. Ты единственная, кого можно заподозрить. Довольно темная лошадка. Выдаешь себя за разведенку с ребенком, но как ты можешь это доказать?

Тут мое терпение лопается:

– А как вы все можете доказать, что рассказали правду? В этом вся загвоздка. Мы же совсем не знаем друг друга.

– Да. Мы не знаем. Но мне кажется, что тебя я раскусил.

– Марк! Ты совсем свихнулся. Чего ты там нафантазировал? Зачем мне тащить на остров спутниковый телефон без батарейки, да еще прятать его втайне ото всех? Скажи, чего я добиваюсь? Мне даже самой интересно.

Он чешет голову:

– Пока не знаю. Но одна версия уже есть: ты приезжала на этот остров заранее и спрятала здесь телефон, чтобы позже позвонить и назначить дату нашего освобождения, которое, надеюсь, скоро произойдет. Зачем все это, пока не знаю, ведь о твоей жизни мне ничего не известно. Кто ты на самом деле? Мне кажется, ты совершила какое-то страшное преступление и скрываешься от преследования. А это место вполне подходит, чтобы залечь на дно, верно?

Я отодвигаюсь от него, но он не отстает: вперился в меня безумным взглядом, словно рассчитывая, что я расколюсь и во всем признаюсь. Эд в полубессознательном состоянии лежит на песке, вымотанный спасением упирающейся Черри. Он явно не придет мне на помощь. Никого рядом нет, да если бы и были, они вряд ли встали бы на мою защиту. Упершись Марку в подбородок, я изо всех сил отталкиваю его. Пошатнувшись, он с торжеством смотрит на меня:

– Значит, я прав!

– Господи, Марк! Отстань от меня! Оставь меня в покое. Ты просто идиот.

И я ложусь рядом с Эдом.

Но заснуть не получается. Ведь большинство думают так же, как и Марк. Они считают меня преступницей, по какой-то непонятной причине заварившей эту кашу. Интересно, а если я брошусь в море, кто-нибудь попытается меня спасти? Ну, Эд, конечно, поплывет. Но он только что спасал Черри и у него вряд ли найдутся силы, чтобы это повторить. Я могу спокойно войти в воду, и никто меня не остановит.

Отплыв от берега, я опущу пониже голову, и легкие заполнит вода. И никто ничего не заметит. Уж лучше утопиться, чем оставаться здесь. На рыбе и фруктах мы можем продержаться сколько угодно, страдая от нелепых подозрений, распрей и взаимных обвинений.

Вызвав в голове образ Дейзи, я шлю ей мысленные послания: «Скажи, чтобы они прочесали все острова рядом с Перхентиан-Кесилом». Сейчас она не спит. Может быть, сидит в классе и думает, куда делась ее мать. Возможно, до нее дойдет мое мысленное послание и она его прочитает. Она может позвонить в полицию и попросить их связаться с малазийскими полицейскими. И те отправятся нас искать. Ведь наше отсутствие должны были заметить. Совершенно непонятно, почему нас до сих пор не спохватились.

Телепатические послания моей десятилетней дочери – живое свидетельство того, что наше положение безнадежно. Марк сидит чуть поодаль и, глядя на меня, что-то бормочет. Эд, Кейти и Черри пластом лежат на песке, не подавая признаков жизни. Джин, склонившись над Дженом, гладит его лоб, не обращая внимания на происходящее. Огонь еле теплится. Ночь довольно светлая. Все по-прежнему. Я здесь никому по-настоящему не доверяю, и никто не доверяет мне.

Вероятно, я все-таки уснула. Открыв глаза, я вижу, что уже светло. Над горизонтом розовеет узкая полоска. Я сразу же ищу глазами Марка. Он сидит поодаль и неотрывно смотрит на меня. Поймав мой взгляд, он подходит.

– Оставь ее в покое, Марк, – говорит Джин, стоящая надо мной.

– Почему? Если это она…

– А если не она? – возражает Джин. – Что, если эта штука была здесь раньше или принадлежит кому-нибудь другому?

Я закрываю глаза и перестаю слушать их бесконечные идиотские домыслы. Лежу неподвижно и представляю, что я сейчас совсем в другом месте. Потом принимаюсь говорить с Дейзи. У меня начинаются галлюцинации, и я вижу еду. Мне не хочется открывать глаза и разговаривать.

И даже когда я слышу, что происходит нечто необычное, я стараюсь отгородиться от всего. Мне просто чудятся эти звуки. Суета и взволнованные возгласы кажутся мне неправдоподобными. Приближающийся звук мотора столь нереален, что я принимаю его за сон. Крики бегущих по воде людей, плеск волн вокруг их ног – все это, конечно, сон, хотя и довольно приятный.

А потом кто-то трясет меня за плечо.

– Эстер, вставай! – кричит Джин. – Ты же здорова. Или ты хочешь здесь остаться?

Я изумленно смотрю на нее:

– Что?

– Эстер, мы дождались! За нами приплыли. Погляди же, дурочка! Это лодка.

Я перевожу взгляд.

И правда лодка.

Глава 32

Кэти

Январь 1989

Все шесть месяцев, что я жила на новом месте, я запрещала себе думать о прошлой жизни. Жила настоящим днем, ни на чем не зацикливалась, и это помогало мне справляться с собой.

Такой подход работал даже лучше, чем я ожидала.

У Стива с Мишель я была как бы приемной дочерью, и они ничуть не возражали против моего присутствия. Я сидела с мальчишками и забирала их из детского сада даже чаще, чем Мишель. В садике они сказали, что я их кузина, видимо, спутав меня с Сарой. Быть их кузиной не так уж плохо, тем более их пока никто не поправил.

Мне казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как я сбежала из общины. Я стараюсь не оглядываться назад и не думать, какой переполох вызвало мое исчезновение. Ко мне каждый месяц приезжала Сара. Она садилась на поезд в Гэмпшире и ехала до Лондона, а оттуда добиралась до Айлворта. Я любила ее посещения. Мать давала ей деньги, и мы шли в кафе пить кофе с пирожными.

В первый же свой приезд Сара рассказала мне про Марту:

– Они сразу же рванули к Шину Холдену. Марта настучала Моисею, что ты с ним втихаря встречалась. К бедняге Шину вломилась чуть ли не вся ваша община. Они хотели знать, что он с тобой сделал, а он, ясное дело, был без понятия, но они ему не поверили и принялись обыскивать дом, пока мать Шина не вызвала полицию.

– Что-то вроде отвлекающего маневра. Спасибо Марте.

– И он сработал. Отвлек от нас внимание. Они так ни о чем и не догадались.

– А они сообщили в полицию, что я пропала?

– Пока нет. Они хотят найти тебя сами.

– Ништяк. Полицию они терпеть не могут.

– Вы только послушайте! «Ништяк». Совсем не похоже на примерную Кэти. Где ты подцепила это словечко?

– Я смотрела «Соседей», – призналась я.

В конце концов в полицию они все-таки сообщили. Марта сказала об этом Саре, та – своим родителям, а они пошли в полицейский участок и все доложили. И как-то вечером к нам заявились двое полицейских, так что мне пришлось во всем признаться в присутствии Стива и Мишель. Дело закончилось тем, что полицейские решили, что со мной все в порядке, и оставили меня в покое. Они даже пообещали не говорить Моисею и Кассандре, где я нахожусь.

Меня поразило, что Моисей не имеет никакого влияния на полицию. Они его явно не боялись и считали жалким типом. Один из них назвал его «козлом», думая, что я не слышу. Для меня это было настоящим откровением. Выходит, он был обыкновенным стариком, и мне нечего бояться, что он меня найдет. Значит, я могу жить, как захочу.

Они меня так и не нашли. Я жила у Стива с Мишель и ходила в колледж. Мишель обнаружила, что я могу приносить им кое-какой доход, заполняя анкеты. В первый раз в жизни у меня появились свои деньги, хоть и очень небольшие. Я училась в вечернем колледже, чтобы получить степень «А». Порой в детском саду перекидывалась парой слов с девушками-иностранками, живущими в английских семьях.

И вскоре начался новый этап моей жизни в Лондоне. Мишель купила мне журнал, который назывался «Леди», и помогла найти работу помощницы, живущей в семье. Такая семья обнаружилась совсем неподалеку, в Теддингтоне, и в четверг я должна была идти на собеседование.

– Ты станешь жить в семье и делать то же самое, что делаешь у нас, но за приличные деньги, – объяснила мне Мишель. – Жаль, что мы тебе не платили. Я думала, с тобой будут проблемы и мы пожалеем, что приютили тебя. Ты казалась такой серой мышкой. Но, к счастью, я ошиблась.

Я была польщена и сказала ей, что это результат моего воспитания, поскольку меня всегда учили не создавать никому проблем. На что Мишель заметила, что мне слишком хорошо промыли мозги.

Однако это не так. Думаю, мозги мне никто не промывал. Я лишь следовала традициям, принятым у нас в общине, не подвергая их сомнению, как это делают обычные люди. Просто традиции у нас были несколько странными.

Однажды я пошла в обычную церковь, чтобы посмотреть, что это такое. Там было как-то странно, и я не почувствовала Бога. Все казалось каким-то неискренним. Ходить в церковь по воскресеньям на час, а все остальное время жить, как заблагорассудится? Меня это просто взбесило.

И больше я там не появлялась.

Глава 33

Утро чистое и прозрачное. Мы покидаем остров.

Лодка маленькая, но все-таки больше той, на которой мы приплыли сюда. В ней двое местных, они изумленно смотрят на нас, переговариваясь на непонятном мне языке. Новые люди приводят меня в замешательство, я не знаю, как с ними общаться. Один из них улыбается мне, но я отвожу взгляд. У них чисто выбритые лица и приличная одежда. На молодом белоснежная майка, ее белизна просто режет глаза.

Нам остается только сесть в лодку.

Я бужу Эда. Кейти проснулась раньше. Черри все еще слаба после вчерашнего, она ведь чуть не утонула. Вот был бы кошмар, если бы это случилось накануне нашего спасения! Марк пытается отнести ее к лодке, но он тоже еще не оправился, и, в конце концов, ее относит в лодку один из наших спасителей. Это совсем нетрудно, она так исхудала, что стала легкой, как перышко.

Мы собираем наши жалкие пожитки: две книги, которые зачитали до дыр, полотенца, саронги. Бутылки из-под воды мы кидаем в ящик для льда, который тоже берем с собой, чтобы не оставлять следов. Туда же я бросаю телефон, который принес нам столько головной боли.

Мы с Эдом в последний раз проходим по пляжу и вручаем ящик одному из мужчин, который бросает его на борт. Эд берет меня за руку, и мы кидаем прощальный взгляд на остров. Никакой это не рай, а сплошные страдания. Как можно жить без электричества, технического прогресса и элементарных удобств?

Но больше всего мне не хватает Дейзи.

Марк, Черри и Кейти уже сидят в лодке. Вид у них совершенно ошеломленный. Кейти пытается улыбаться. Марк стреляет глазами по сторонам. Я вижу, что мозг у него интенсивно работает. Марк никому не верит и потому настороженно размышляет, кто эти люди и куда они нас повезут.

Джин и Джен все еще на пляже. Над ними стоят приплывшие за нами мужчины.

– Надо помочь им его донести, – говорит Эд, и мы поворачиваем назад.

Я неохотно встаю к лодке спиной, боясь, что она вдруг исчезнет.

Подойдя ближе, мы слышим, как Джин заявляет:

– Мы остаемся.

Эд опускается рядом с ней на колени.

– Джинни, эта лодка – наше спасение. И для Джена тоже. Мы можем отнести его на борт.

– Нет, – отрезает она. – Джен не перенесет этого плавания. Он остается, и я остаюсь вместе с ним.

– Не делайте этого!

– Я так решила, и вам, юная леди, вряд ли удастся меня переубедить. Отправляйтесь к своей дочке. Если таковая существует.

– Существует.

– Охотно верю. Хотя мне теперь наплевать. Проваливай отсюда!

– Но, Джин, вы не можете здесь остаться одни. Мы вам не позволим.

– Заткнись! Разве его можно трогать? Посмотри на него.

Джен еле дышит и весь в поту. Его мертвенно-бледное лицо пожелтело.

Я понимаю, что тащить его в лодку опасно.

– Мы пришлем за вами. Врачей или еще кого-нибудь. Джена надо отвезти в больницу. Правда?

В поисках поддержки я смотрю на Эда. Он кивает.

– Обещаем тебе, Джин, – говорит он. – Вы пока оставайтесь, а мы пришлем за вами кого-нибудь.

– Как вам будет угодно.

– Ну, конечно, пришлем, – подтверждаю я. – Это первое, что мы сделаем.

– Ладно, посмотрим. А пока мы остаемся. Вода у нас есть. Еду мы тоже себе добудем. Так что можете не торопиться.

Я в растерянности смотрю на Джин. Потом подхожу и целую ее в морщинистую щеку. Она отшатывается и хмурится.

– К чему это, Эстер, – сухо произносит она.

Мы с Эдом идем к лодке и садимся напротив остальных на жесткую лавочку из пяти гладких дощечек. Весьма примитивное сиденье, которое кажется мне волшебным. Я поглаживаю дерево, представляя, как строгали эти планки и крепили к бортам.

Эд кладет мне на руку ладонь. Мужчины заводят мотор. Мы смотрим на берег, который столько времени был нашим домом. Джин стоит рядом с Дженом у кромки леса. Она прощально поднимает руку. Мы машем ей в ответ, и лодка устремляется в море. Из нашей песчаной тюрьмы мы возвращаемся в двадцать первый век со всеми его благами цивилизации.

Вскоре пляж уже кажется узкой полоской. Обогнув остров, мы вырываемся на морской простор. Солнце поднялось довольно высоко, и его лучи золотят воду. На море полный штиль. Кажется, оно взяло передышку на то время, пока мы перемещаемся во времени и пространстве.

Я крепко сжимаю руку Эда и не могу сказать ни слова. Все произошло слишком неожиданно.

Наши спасители пытаются задавать нам вопросы, но по-малазийски мы не понимаем, а на английском они знают всего пару слов. Поэтому ни рассказать о себе, ни выяснить что-либо про Самада пока не получается. Кейти пытается выйти из положения, до бесконечности повторяя «Самад? Самад?», но они никак не реагируют.

Наконец один из них жестами объясняет, что они нас заметили, когда ловили рыбу. Во всяком случае, именно так я поняла их пантомиму. Но выяснить дальнейшие подробности не дает языковой барьер. Но то, что они забрали нас с острова, полностью опровергает версию Марка о всемирном армагеддоне.

Я вглядываюсь в лица моих товарищей по несчастью. Теперь я знаю их как облупленных. Даже лучше, чем свою собственную дочь, ведь сейчас мне о ней ничего не известно. Как она там? Пока не увижу, буду жутко за нее переживать. Ведь без меня ей было несладко.

Интересно, разойдутся ли наши пути после пережитого? Возможно, оно покажется нам нереальным. Мы разъедемся по домам, будем как-то бороться с последствиями своего исчезновения, забудем друг друга, и со временем наша жизнь на острове просто сотрется из памяти.

Маленькая лодка резво рассекает морскую воду. Я пытаюсь убедить себя, что это начало пути, который приведет меня к Дейзи. Вскоре мы будем на Кесиле, где есть телефоны.

Мне чудится ее голос. Нервы напряжены так, что меня начинает тошнить.

Все молчат. Мы столько времени представляли, как это произойдет, и вот этот день наступил.

Мотор у лодки довольно мощный. Вскоре мы окажемся там, где есть электричество, компьютеры и Интернет, матрасы, крем от солнца и бензин, место, где можно сесть на самолет и благополучно улететь в немыслимую даль, чтобы встретиться там со своей дочерью.

Вскоре на горизонте появляется длинная полоска земли, за которой угадывается что-то более солидное.

– Пулау-Перхентиан-Кесил, – говорит один из мужчин, указывая в ту сторону.

Я понимаю, что там находится материк. Качаясь на небольших волнах, мы приближаемся к земле.

Все напрягаются. Марк и Кейти выглядят ошарашенными. Мы почти у цели. Возвращаемся в привычный мир, которого так долго были лишены.

Рыбаки направляют лодку к самому большому пляжу, на котором рассыпаны отели и бунгало. Сейчас довольно рано, но на пляже уже видны люди: парочка в шортах и майках бежит вдоль кромки воды, совершая утреннюю разминку, и я вспоминаю, что люди в цивилизованном мире часто попусту тратят энергию на бессмысленные занятия. Человек в белом фартуке несет из маленькой лодки картонную коробку с едой и аккуратно ставит на песок подложку с яйцами. На пляже сидит, опираясь на рюкзак, какая-то светлокожая женщина.

Мы причаливаем к деревянному пирсу. Я вдруг вспоминаю, как здесь сошли несколько туристов, когда я ехала на свой остров. Тогда все казалось таким первобытно-притягательным. Я тщетно пытаюсь взглянуть на все это прежними глазами.

Мы совершили путешествие во времени. Нас выдернули из мира, в котором мы пили из источника и жарили ящериц, и привезли туда, где голова идет кругом. Я только сейчас чувствую, что у меня больше не осталось сил. Все, что я хочу – это сидеть в лодке и, покачиваясь на волнах, смотреть на землю. И только воспоминание о Дейзи заставляет меня вернуться к действительности.

Мы по одному сходим на пирс. Женщина с рюкзаком, хмуро взглянув на нас, поднимается.

Она кажется мне странной. Хотя толстухой ее не назовешь, все в ней как-то избыточно. Щеки у нее пухлые и гладкие, а между короткой майкой и длинной юбкой видны объемные складки. Аккуратно подстриженные волосы скрепляет заколка в виде цветка.

В этой женщине нет ничего примечательного. Заурядная туристка с рюкзаком и сумкой, стоящей у ног. Но вся она какая-то нелепая. Именно такой была и я несколько недель назад. И хотя все мы за это время изменились, я неприятно поражена ее видом.

Ноги подкашиваются, и один из наших спасителей берет меня за руку, чтобы придать устойчивость. Когда все выгружаются из лодки, мужчины ведут нас по пирсу к берегу.

Я опускаюсь на такой знакомый песок, наслаждаясь его привычной податливостью. Он усеян мелким мусором и сигаретными фильтрами. Вокруг нас немедленно закипает активность: с нами заговаривают, женщина с рюкзаком о чем-то спрашивает Кейти, подобравшие нас рыбаки общаются по телефонам, к нам подходят все новые люди. Но у меня отчаянно болит голова, и я не могу ни на чем сосредоточиться.

Джин и Джен все еще там, на острове. В голове у меня только две мысли: скорее послать им помощь и позвонить Дейзи. Вообще-то нам многое предстоит выяснить. Например, почему Самад нас бросил. Еще мы должны попасть к себе на остров и найти там свои вещи.

Эд, глядя на меня, улыбается.

– Все в порядке, – произносит он. – Эстер, мы спасены. Все уже позади.

Глава 34

Все происходит, как в тумане. С нами говорят люди. Они говорят о нас. Смотрят на нас с ужасом и жалостью. Новость о нашем появлении мгновенно распространяется по всему курорту, и посмотреть на нас приходит все больше людей. Нас фотографируют туристы со всего мира. Я даже не пытаюсь протестовать. Мы ведь для них просто диковинка.

Мне хочется посмотреть, как мы выглядим на фотографиях, но в последний момент я себя останавливаю. К чему мне это знать? Какие-то местные люди, мужчина и женщина, берут ситуацию под контроль. Они ведут нас к зданию с чудесным плиточным полом, гладким, ровным и немыслимо красивым. Кафе, куда мы попали, практически не имеет стен, и оттуда открывается прекрасный вид на море. Но нас он ничуть не вдохновляет. Люди, мебель, еда и напитки интересуют меня гораздо больше. Я поглаживаю спинку пластикового стула, на котором сидит Эд. Какое удивительное творение человеческих рук. То же самое я думаю о столе, тарелках, одежде окружающих меня людей и вообще обо всем, что находится вокруг.

В кафе приходят все новые посетители, в основном по двое-трое. Я смотрю на двух женщин в пляжных платьях, сидящих за соседним столом. По сравнению с ними мы просто компания скелетов. Женщины смотрят на нас с не меньшим любопытством. На фоне обычных людей мы выглядим как узники концлагеря. Когда мы жили на острове, Марк и Черри казались мне блестящими образцами физического совершенства. Теперь же, когда я сравниваю их с окружающими, мне отчетливо видно, что они подрастеряли весь свой блеск. Сейчас наша компания похожа на статистов из фильма ужасов.

К нам подходит хозяин кафе с белыми чашками на подносе. Наши спасители отодвигают стулья и садятся рядом с нами.

– Я принес вам кофе, – с улыбкой говорит хозяин кафе.

Я уже забыла про такой напиток, но теперь, увидев его, равнодушно вспоминаю, что когда-то он был моим любимым. Еще я вспоминаю, что пила его с молоком, и доливаю его в чашку из маленького молочника.

– Я позвонил в полицию, – добавляет хозяин. – Они сейчас приедут. Так что же с вами случилось?

Сделав глоток, я прищуриваюсь. Значит, вот какой вкус у кофе? Я бросаю взгляд на Кейти, которая сидит напротив. У нее та же самая реакция. Встретившись глазами, мы улыбаемся. Опустив чашку на стол, я отодвигаю ее от себя. Оказывается, мне совсем не хочется кофе. А на острове я без него страдала.

Отвечать на его вопросы я не собираюсь. Говорить буду только с полицией.

Появившаяся официантка смотрит на нас с плохо скрываемым ужасом. Она ставит перед каждым тарелку с едой. Мы ничего не заказывали, но нам принесли яйца, жареную картошку, тосты с маслом, завернутым в фольгу, и крошечные баночки с джемом. О такой еде мы только мечтали. Она являлась нам в видениях. Всего несколько часов назад мы были готовы убить друг друга ради яиц с картошкой. Там мы хотели простой еды и никогда не мечтали о деликатесах. Только о чипсах, яйцах и прочих обычных продуктах, которые были для нас недостижимы.

И вот сейчас они передо мной, а есть мне совсем не хочется. Я смотрю на Марка, самого голодного из нас. Он с энтузиазмом подцепляет вилкой еду и кладет себе в рот. Мы смотрим на него. Он жует. На его губах улыбка, но глаза остаются невеселыми. Потом он с трудом глотает.

– К этому надо привыкнуть, – объясняет он. – Здесь больше калорий, чем мы получили за все то время, что торчали острове.

Вообще-то он прав. У нас там не было ничего жирного, разве что немного в рыбе. А жареный картофель просто плавает в масле и вызывает у меня тошноту. Вполне естественная реакция после голодания.

– Мы перенеслись из каменного века в цивилизованный мир, – замечает Кейти. – Какое везение. Это все равно что пройти весь путь развития человечества и очутиться в месте, где есть рестораны с вкусными завтраками, и это лишь только начало. Не так все просто, верно?

Мы все согласно киваем.

Я заставляю себя съесть кусочек тоста. Это все, что я могу переварить. Но потом я беру второй и опускаю его в яйцо, и то только потому, что Джин и Джен все еще на острове и Джин наверняка грезит о еде. Я ем яйцо как бы за нее, и от этого мне становится легче.

– А мы попросили забрать оттуда Джин? – неожиданно вспоминаю я, придя в ужас от мысли, что мы попросту могли об этом забыть.

– Да, – наконец подает голос Черри. – Местные все уладили. И Кейти тоже.

Кейти кивает:

– Это первое, что мы сделали. Послали к ним врача. Так что все под контролем.

– А вы знаете человека по имени Самад? – интересуется Эд у хозяина кафе.

– Самад? – хмуро уточняет он.

Хозяин обращается к нашим спасителям, и они начинают говорить по-малазийски. Мы все ждем ответа. Наконец он поворачивается к Эду и спрашивает:

– А вы его знаете?

– Да, – отвечает Кейти. – А вы?

Мужчина кивает:

– Я не знаком с ним лично, но знаю его семью и друзей. Он умер месяц назад.

Когда в кафе входят полицейские, я кладу вилку в ужасе от того, что сейчас может произойти.

Глава 35

Кэти

Февраль 1989

До сегодняшнего дня я жила тихо и спокойно, приспосабливаясь к окружающему миру. У меня неплохо получалось, все шло по накатанной колее, и я была довольна.

Но сегодня случилось то, что здорово потрясло меня.

Мне пришло письмо. Оно было послано на адрес колледжа, и я вынула его из своей ячейки. Адрес был написан от руки, предназначалось оно Эстер Годсчайлд, и на конверте стоял штамп Гэмпшира.

Я сильно испугалась и поначалу даже не хотела открывать конверт. Но потом решила, что если не прочту его, потом буду изводиться, гадая, что же там написано. В конце концов я рассудила, что мои догадки наверняка страшнее того, что в нем окажется на самом деле, и решительно надорвала конверт.

Внутри было не письмо, а газетная вырезка. Развернув ее дрожащими пальцами, я уже знала, что там будет написано. Я всегда подозревала, что они сделают что-нибудь подобное, но просто не хотела об этом думать.

Это был некролог из местной газеты.

Там говорилось о смерти рабы Божьей Кэтрин Эстер Годсчайлд^[2], шестнадцати лет от роду, любимой дочери Моисея и Кассандры Годсчайлд. 16 апреля 1972 – 14 июля 1988. Да покоится она с миром.

Вот так-то. Увидев свое имя и дату смерти, я похолодела. Этой ночью я вряд ли усну.

Я говорила себе, что они просто пытаются меня напугать. Раз я сбежала, то для них я все равно что мертвая. Ведь они меня больше не увидят. Но теперь я узнала, что они за мной следят и знают, что я хожу в колледж. Знают, что я называю себя Эстер. Им, вероятно, известно, что я поменяла фамилию и стала Гудчайлд^[3], потому что она не такая напыщенная. Студенты порой подтрунивали надо мной, потому что моя новая фамилия казалась им забавной. Иногда мне хотелось объяснить им, что она гораздо нормальнее, чем мое воспитание, но я воздерживалась от комментариев. Мне нравилось, что теперь я не слишком выделяюсь из их среды.

Ханна, моя подружка по колледжу, увидев, что я что-то читаю, подошла ко мне. Я быстро спрятала письмо.

– Ничего интересного. Так, всякие пустяки о моей семье.

И, разорвав письмо на мелкие кусочки, я с облегчением выбросила его в корзину.

Хоть я и сказала «моя семья», у меня ее практически не было. Ее заменяла семья, в которой я тогда работала. Семья Тао, чьих троих дочерей я каждое утро отводила в школу, а после обеда забирала, выкраивая время для занятий в колледже. Их родители, Эрик и Мелисса, работали в Сити и имели весьма амбициозные планы относительно своих дочерей, поэтому я ежедневно таскала их в бассейн и на музыку.

Мне это нравилось. Девочки уже большие – восьми, девяти и десяти лет – и с ними можно поболтать. А еще я научилась для них готовить. Дом был огромным, и вся мансарда с телевизором и отдельной ванной находилась в моем распоряжении. Эрик с Мелиссой предпочитали, чтобы вечера я проводила там, и я старалась не вертеться у них под ногами. Но мне все же хотелось чувствовать себя членом семьи.

В тот день, когда я получила письмо, произошло еще одно необычное событие. Я сидела дома, готовя доклад по шекспировской «Буре», когда кто-то позвонил в дверь.

Положив ручку, я заскользила по паркетному полу к входной двери. Я ожидала увидеть курьера с посылкой, но на ступеньках стояла Виктория.

Я сразу же ее узнала, но поначалу отказывалась верить своим глазам. Наконец до меня дошло, что она «умерла» точно так же, как и я. Умерли мы только для нашей общины. Странно, что я раньше до этого не додумалась.

Виктория здорово изменилась. Теперь у нее были короткие волосы и круглые очки. Но нос по-прежнему усыпали веснушки. Фигуру плотно обтягивали черные джинсы и блестящая фиолетовая маечка. На ногах красовались остроносые лиловые туфли.

– Привет, Кэти! – с улыбкой поздоровалась она, а я не нашла ничего лучше, чем промямлить:

– Какие у тебя красивые туфли.

Виктория обняла меня, и я немедленно уткнулась ей в плечо и зарыдала. Мои волосы сразу же намокли, и я с досадой отбросила их назад.

– Эй, перестань, все в порядке, – успокаивала меня Виктория.

– Я же не знала, – простонала я, когда мне удалось справиться с собой. – Я и правда думала, что ты умерла. Не надо было этому верить! И почему я не догадалась, что ты жива?! Голова идет кругом. Входи скорее. Ты потрясающе выглядишь. Вроде такая же, но уже совсем не та.

– Ты тоже ничего. Кстати, я больше не Виктория. Теперь меня зовут Карен. А ты все еще Кэти?

– Нет, Эстер.

– Твое второе имя.

– Надо было взять совсем другое, но я не решилась. Как-то страшновато, Карен.

Она засмеялась:

– Да, поначалу так и было. Меня тоже оно не спасло. Слушай, как я тебя нашла. Увидела твой некролог в газете. Я всегда просматриваю эту колонку, чтобы знать, кто еще от них сбежал. Через полгода они всегда печатают некролог и посылают его беглецу. Это делает Моисей со своей шайкой уродов. Я сразу поняла, что ты сбежала, и связалась с парой девчонок из школы. Они сказали, что Сара знает, где тебя искать. И я пошла по твоим следам.

Я поставила на плиту чайник.

– Ужасно рада тебя видеть! Сама бы я никогда тебя не нашла. Я такая дура.

Мы улыбнулись друг другу, и у меня стало тепло на душе. Наконец-то я могу поделиться с человеком, который прошел весь этот путь.

Я налила чай, гордая, что живу в таком прекрасном доме. До похода за девочками оставался еще целый час, и я приготовилась выслушать историю Виктории-Карен.

Ее побег был более драматичен, чем мой. Вот что она мне рассказала:

– Я ничего не планировала, Эстер. Просто собрала сумку и засунула ее под кровать. К счастью, я спала внизу. Ночью я сбежала. У меня не было другого выхода… Ты с этим столкнулась? Нет, вряд ли, потому что Моисей твой отец. Они ведь собирались отдать тебя замуж за Филиппа? Тебе повезло, можешь мне поверить. Я родилась не в общине, и мой папаша сразу же исчез. А всех девушек, которые ему не дочери, Моисей считает своей добычей. Он говорит, что это угодно Богу. Правда, надо отдать ему должное, он ждет, когда они станут достаточно взрослыми. Но если тебе больше шестнадцати и он положил на тебя глаз, все, ты никуда не денешься, пока не родишь ему очередного отпрыска. Меня такая перспектива не устраивала. Я встречалась в школе с Сэмом, но знала, что меня ждет совсем другая участь. Моя мамаша старалась меня подготовить. Какая гадость! В общем, я сбежала. Как-то утром, когда все еще спали, я оделась под одеялом, вытащила сумку, влезла в сандалии и была такова. Петли на дверях я смазала заранее, так что они не скрипели, и я вышла незамеченной. Потом побежала к изгороди и, пробравшись сквозь нее, помчалась через поле. Я знала, где находится вокзал, поэтому за помощью ни к кому не обращалась. Не хотела, чтобы у Сэма возникли из-за меня проблемы, к тому же никто не должен был знать, куда я поехала. Посмотрев расписание, я спряталась в кустах рядом с вокзалом. Первый поезд приходил в половине шестого, значит, я успевала уехать еще до того, как меня хватятся. Я вошла в вагон с пассажирами, которые не обратили на меня никакого внимания. Тем, кто ездит на работу в Лондон, по утрам вообще ни до чего. Когда проходил контролер, я спряталась в туалете. Так я очутилась на вокзале Ватерлоо в седьмом часу утра, одна на целом свете и без единого пенса.

– И что ты сделала?

Виктория усмехнулась:

– Я позвонила своему папаше за его же счет. Первым делом он разозлился, что его так рано разбудили, но когда узнал, что я сбежала из общины, сон у него сразу же пропал.

– Он тебе помог?

– Да. Сначала он обалдел и не знал, что сказать, но ему явно было неудобно, что он меня бросил и не пытался забрать из общины, когда мать спуталась с Моисеем и втянула во все это меня. И я получила от него все, что мне было нужно.

– Он помог тебе освоиться в новом мире?

– Странно, правда? Я не знала самого элементарного. До шестнадцати лет не ходила в магазин, ничего себе не покупала, ничего толком не видела.

– Мишель со Стивом – это дядя и тетя Сары – заставили меня все им рассказать. Я не возражала. Ведь когда выговоришься, становится гораздо легче. И я вывалила им все: что никогда не была в магазине или в кино, не смотрела телевизор, не читала газет, не слушала музыку и не была на концертах, не слышала о других религиях. Они и в школу-то нас отпускали, стиснув зубы.

– И сумели запретить нам некоторые уроки. Учителя так боялись обвинений в религиозной нетерпимости, что шли на поводу у Моисея. Мы ведь не только на собрания не ходили, помнишь? Мы пропускали уроки, где говорилось о политике и современной жизни, не ходили на физкультуру, потому что там надо было надевать форму. Кретины. Года через два после побега я увидела, как по телевизору насмехаются над нашей общиной, потому что там ждут конца света. Моисей, этот самодовольный придурок, кривлялся перед камерами, не соображая, что все над ним потешаются.

– Моисей выступал по телевизору? Но ведь он не пускал к нам журналистов, потому что все они греховны и циничны.

Виктория лишь подняла бровь:

– Я думала, что после этого многие побегут из общины. Несостоявшийся конец света должен был открыть им глаза. Но прозрела только ты, Кэти. То есть Эстер. Только ты одна.

– Но хотели многие. Даже Марта. Я по ее глазам поняла, но побоялась сказать ей о своих планах. Чуть было не позвала ее бежать вместе со мной, но все же удержалась, потому что она могла меня остановить.

– Бедная Марта, – вздохнула Карен. – Она вряд ли осмелится на такое. Будет страдать, но никуда не двинется. Хорошо бы забрать ее оттуда. Может, и получится когда-нибудь.

– Постараемся. А таких, как мы, ты еще встречала?

– Да. Но не очень много. В информационном центре религиозных культов есть специальная группа. Ты обязательно должна с ними познакомиться. Мы время от времени встречаемся – приятно пообщаться с людьми, которые тебя понимают.

– Еще бы, – подтвердила я, с улыбкой потягивая чай.

Культ. Теперь мне нравилось это слово, хотя раньше я спорила с Мишель. Оно потеряло свою власть надо мной.

Сколько событий в один день! Сначала я узнала, что официально числюсь на том свете, потом встретила такую же «покойницу». Виктория-Карен. Уже интересно.

Но то, что она сказала потом, меня неприятно поразило:

– Там все постарше нас с тобой. Ты помнишь Джека? Нет, вряд ли. Ему сейчас двадцать девять, и у него маленький ребенок. И знаешь, что они сделали? Попытались похитить у него младенца через месяц после рождения. Доказать, что это именно они, Джек не может, но он уверен, что больше некому. Потому что та же история приключилась с Сесилией. У нее двое маленьких детей, и шестимесячную девочку тоже чуть не похитили. Полиция сумела задержать эту женщину только потому, что она остановилась на заправке и взяла ребенка с собой в магазин. Но о похищении уже сообщили в новостях, и работавший там парень узнал ребенка и позвонил в полицию. Можешь себе представить? Он заговорил эту женщину – кстати, она чем-то была похожа на Кассандру, – и сделал вид, что у него барахлит касса. Она не могла заплатить за покупки и топталась там, пока не приехала полиция. Когда показались полицейские, она положила ребенка на прилавок и сбежала через заднюю дверь. Так что если у нас с тобой появятся дети, мы должны быть очень, ну очень осторожны.

Вот ужас! Я так люблю детей. Даже представить не могу, что со мной будет, если похитят моего ребенка. Правда, мы поймем, где его искать, но Моисей способен на любую подлость, чтобы наказать отступницу. И теперь мне жить с этим до конца дней…

Глава 36

Мы разговариваем с полицейскими. Один из них кажется мне немыслимо толстым, хотя на самом деле он всего лишь полноват. У него маленькая, аккуратно подстриженная бородка, по сравнению с которой буйная растительность на лицах Эда и Марка выглядит просто пугающей. Вылитые жертвы кораблекрушения.

Второй полицейский, маленький жилистый мужчина с бегающими глазами, пытливо смотрит на наши впалые щеки и огрубевшую кожу.

Они сообщают нам, что около месяца назад Самад был убит на острове. Кто-то ударил его ножом в спину и оттащил тело в джунгли, где оно было найдено наполовину съеденным зверями.

Стражи порядка уверяют нас, что раньше на острове ничего подобного не случалось.

– Здесь никого не убивают. Люди, понятное дело, умирают, но убийств у нас не бывает. Случается, обкрадывают туристов, но не более того.

– Бедный Самад, – шепчет Черри, и на ее глаза наворачиваются слезы.

– И никто о нас не знал, – тихо говорит Кейти.

Я вспоминаю, как мы убеждали друг друга, что семья Самада наверняка знает, где мы, и если с ним произошло что-то ужасное, они пришлют за нами лодку. Мы ошибались: они либо не знали, либо были уверены, что раз он вернулся на остров, значит, вернулись и мы.

Но мысли о бедном Самаде быстро вытесняются из моей головы беспокойством о Дейзи. Ни о чем другом я думать не в состоянии.

– Что нам дальше делать? – спрашивает Марк.

Толстый полицейский удивленно поднимает брови:

– Вы остановились в Райской бухте? Мы отвезем вас туда. Найдете свои рюкзаки и выясните, почему нам не сообщили о вашем исчезновении. А потом мы отправим вас домой. Вы хотите домой?

Я зажмуриваюсь. Мне так страстно хочется увидеть Дейзи, что я даже не в силах ответить.

Откуда-то появляется одежда и туалетные принадлежности. В майке и шортах я чувствую себя не совсем удобно. Шорты я никогда раньше не носила. Они меня не украшали. Но сейчас с моей скелетообразной фигурой я могу надевать что угодно.

Я наношу на лицо крем от солнца. Он щиплет кожу.

Полицейский катер отвозит нас в Райскую бухту. Мы сходим на берег. Слышно, как тихо гудит генератор. В кафе за столами сидят люди, глотающие еду, которую приготовили и принесли им другие.

Здесь есть фруктовый сад, колодец и грядки с овощами. Это то, чего нам не хватало на необитаемом острове. Но теперь я знаю, что без связи с внешним миром развести все это не удастся. Вы не можете выращивать картофель или любое другое съедобное растение, если у вас нет клубней или семян.

На столе лежит ноутбук, и, нажав пару кнопок, вы можете открыть для себя весь мир.

Ко мне потихоньку возвращаются силы, и я начинаю искать глазами телефон.

При виде нас хозяин отеля теряет дар речи. Он с изумлением вглядывается в наши лица. Потом начинает препираться с полицейским. В конце концов оба поворачиваются к нам.

– Вы же не оставили вещи в своих номерах, – говорит хозяин, переходя на английский. – Вы заплатили за номера и освободили их. Мы, конечно, огорчились, что вы все так внезапно уехали, здесь так не делается, но нам и в голову не пришло, что с вами что-то случилось. Честное слово!

– Но мы же не заплатили за номера, – возражает Эд. – Я, во всяком случае, за свой не платил.

– Я тоже.

– И мы тоже, – присоединяется к нему Марк, а Кейти молча качает головой.

Хозяин зажмуривается, потом открывает глаза.

– Вы лично не платили, но все номера были оплачены.

– Кто же за них заплатил? – спрашиваю я.

– Меня в тот момент не было. Деньги брал Али, сын моего брата.

Он поворачивается и что-то кричит в сторону кухни. Я смотрю на стоящую рядом Черри.

– О чем он говорит? – тихо уточняю я. – Какая-то бессмыслица.

– Он врет, – сразу же отвечает она. Лицо у нее опухло от слез, но голос твердый и уверенный. – Пытается выкрутиться. Номера оплачены? Какого черта! Ты платила? Нет. Мы тоже не платили.

Из кухни появляется молоденький парнишка. Во время ходьбы он шаркает и теребит низ своей выцветшей зеленой майки. Его английский оставляет желать лучшего:

– Пришел человек и заплатил за пять номеров. Не знаю, почему. Моя взял деньги, а он сказал «до свидания». Моя ничего не спрашивал.

Полицейский разражается потоком брани. Марк перебивает его:

– А как он выглядел?

Парнишка что-то объясняет своему дяде. Тот переводит:

– Мой племянник говорит, что это был старик лет шестидесяти-семидесяти. С седыми волосами. Он ничего не объяснил, сказал только, что он ваш друг. Когда я вернулся, мы пошли в комнаты, там было пусто. Мы убрались и пустили новых постояльцев. Мы думали, вы все уехали. – Он показывает в сторону материка. – Вы же знаете, у нас много гостей. На номера большой спрос.

Полицейский поворачивается к нам:

– Вы знаете, кто это был?

– Может быть, Джен? – предполагаю я.

Мы переглядываемся. Но с какой стати Джен будет платить за наши номера? Вряд ли ему хотелось остаться на необитаемом острове и быть брошенным и забытым. Для него это приключение закончилось гораздо хуже, чем для нас.

– Перед поездкой Кейти отнесла на стойку все наши ключи и оставила их тебе, – вспоминаю я. – Ты помнишь?

– Да. Женщина приходила. Я помню.

Парень явно не узнает Кейти.

– Да, я собрала ключи и отнесла их на стойку. Потом мы сели в лодку и отплыли.

Я думаю о бедном Самаде, убитом, когда он отправился за зажигалкой. О спутниковом телефоне и мужчине, похожем на Джена, который подстроил все так, чтобы нас не хватились. Пока ничего не проясняется.

– Можно от вас позвонить? – спрашиваю я у хозяина кафе.

Меня больше не волнуют все эти загадки. Главное, поскорее убраться отсюда.

В служебном помещении темно, в нем совсем нет окон. На гвозде, вбитом над телефоном, висит белая майка, в углу валяется выцветший желтый тапок.

Я набираю номер, еле различая цифры в полутьме. Два ноля – это Малайзия. Две четверки – Великобритания. Один, два, семь, три – код Брайтона. Потом шестизначный номер Криса, который я, к счастью, помню наизусть.

После нескольких щелчков и звяканья звучат волшебные английские гудки. Перед глазами у меня туман. Сердце стучит, как молоток. Каждая секунда ожидания кажется мне вечностью.

Если ответит Дейзи, я не знаю, что ей сказать. Было бы лучше, если бы трубку взял Крис, но мне так хочется услышать ее голосок.

Гудки не прекращаются. Я смотрю на пыльный пол. Потом что-то щелкает и включается автоответчик. Но знакомого голоса я так и не слышу. Крис не удосужился поменять запись автоответчика.

«Извините, – произносит механический женский голос, но в нем не чувствуется ни капли сожаления. – Абонент недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка. После этого положите трубку или нажмите единицу для других опций».

Пищит звуковой сигнал, и я начинаю говорить:

– Это я.

Потом запинаюсь, делаю глубокий вдох и повторяю попытку:

– Это Эстер. Твоя мама. Мне многое нужно тебе сказать. Я скоро снова позвоню. Но я не помню номера твоего телефона.

Я снова останавливаюсь и молча смотрю на трубку, держа ее перед собой. Потом торопливо прижимаю ее к уху:

– Я в Малайзии. Я здесь застряла. Но скоро буду дома.

Потом скорбно кладу трубку и уступаю очередь Черри.

Эд, Марк и Кейти сидят на пляже. Я присоединяюсь к ним. Их компания мне неожиданно приятна.

– Будто бы какой-то загадочный незнакомец пришел и заплатил за наши номера! – говорит Эд, когда я опускаюсь рядом с ним на песок. – А на самом деле хозяин гостиницы решил, что мы сбежали, не заплатив, и в отместку выкинул наши вещи в море.

– Предварительно взяв себе самое ценное, – уточняет Марк.

– Вот именно.

– А откуда взялся этот старик? – недоумевает Кейти.

– Они его придумали, чтобы скрыть правду. Когда мы пропали, они думали лишь о том, чтобы поскорее сдать наши номера другим туристам.

– Да мне наплевать, – рассеянно бросает Кейти. – Только вот жаль Самада. А остальное меня не волнует. Мы же вернулись. Я не собираюсь болтаться здесь и терять время с полицией, которая явно ничего не знает. Мы вряд ли что-нибудь выясним, потому что человек, оставивший нас на острове, мертв, и все это лишь досадное недоразумение. Я собираюсь держаться от всего этого подальше. Пойду своей дорогой и вернусь домой, когда захочу. Если я исчезну, прошу обо мне не беспокоиться.

Я полностью разделяю позицию Кейти:

– Будь моя воля, я поступила бы так же. Но мне надо получить паспорт, чтобы скорее полететь к Дейзи.

– Отлично тебя понимаю, – улыбается Кейти, кладя мне руку на плечо. – Ты скоро будешь дома. Дня через два, не позже. Надо только на них поднажать.

Она целует меня в щеку и уходит. Скорее всего, больше мы ее не увидим. Кейти из тех, кто вполне способен прожить в Азии без знакомых, вещей и документов.

К нам возвращается Черри. Она вся красная и трясется.

– Я сказала ему, что нам надо о многом поговорить, – сообщает она, опускаясь на песок рядом с Марком. У него дергается щека, и он старается скрыть волнение, засыпая Черри вопросами:

– Что он сказал? Он спрашивал обо мне? А об Антонии он что-нибудь говорил? Что там вообще происходит?

Она качает головой:

– Я недолго с ним говорила. Сказала только, что со мной произошло несчастье и я все объясню, когда вернусь домой. О тебе он ничего не спрашивал. Его интересовала только я. Там были слышны детские голоса.

Отвернувшись от Марка, Черри смотрит в море – самое привычное направление наших взглядов за последнее время.

– Марк, – окликаю я его, чтобы отвлечь от грустных мыслей.

Он поднимает на меня глаза. Вскоре он лишится бороды и снова станет похож на глянцевого молодожена, каким был прежде.

– Ты по-прежнему считаешь меня предательницей?

Он смущенно улыбается.

– Прости меня, Эстер, – произносит он, опустив глаза и судорожно сжимая пальцы. – Конечно, нет. Не знаю, что на меня нашло.

– Тогда все в порядке, – смеюсь я. – Я просто хотела в этом убедиться.

– Ты там вел себя как одержимый, – замечает Эд.

– Мы все были не в себе, – быстро добавляю я. Теперь, когда мы в безопасности, лучше избегать любых трений. – Забудем об этом. Интересно, что сейчас происходит с Дженом и Джин?

– Думаю, Джен нас уже покинул, – предполагает Эд. – Его в этой жизни ничего не держит. А с Джин все будет в порядке. Надеюсь, ее заберет кто-нибудь из детей.

Я снова звоню Крису, но, как и в прошлый раз, натыкаюсь на автоответчик. Стараясь объяснить, что со мной произошло, оставляю сообщение, больше похожее на поток сознания. Потом пытаюсь звонить на его мобильный, но путаю номер и попадаю к какой-то женщине из Южного Уэльса. Тщетно стараюсь вспомнить номер его рабочего телефона или хотя бы кого-нибудь из знакомых. Набираю свой домашний номер, но там моим голосом вещает автоответчик.

Сознание меня подводит. Я перестаю понимать происходящее. Голова раскалывается, перед глазами туман. Я с трудом глотаю пищу. Страдаю от шума и общества людей. Схожу с ума от того, что не могу связаться с Дейзи и Крисом. Для нас организуют ночлег, но мне теперь все равно. Я хочу домой.

Глава 37

Я просыпаюсь в тревоге. Откуда-то доносится шум. Сердце у меня замирает: кажется, мы спасены! И тут до меня доходит, что я лежу на кровати с матрасом, и вспоминаю все.

Перевернувшись, я зеваю. Рядом со мной посапывает Эд. Он побрился и выглядит совсем по-другому. Скоро он поправится и обретет прежний облик. Я смотрю на него, и меня переполняет невыносимая нежность. Интересно, будем ли мы вместе, когда вернемся домой? Я глажу его по щеке, но он не просыпается.

Нас поселили в бунгало в Коралловой бухте, в центральной части острова. За окном шумит генератор и слышатся голоса людей.

В бунгало есть даже ванная. Я иду туда и закрываю за собой дверь. Вчера вечером я, вероятно, тут уже была, но все происходило в таком тумане, что я ничего не помню. Мы были так слабы и измучены, что едва понимали происходящее.

Еще здесь есть унитаз. Просто немыслимая роскошь. Зайдя в белую кабинку душа, я поворачиваю кран, и сверху начинает литься вода. Перед тем как встать под ее струйки, я бросаю взгляд в зеркало. Сначала мне кажется, что это не зеркало, а окно, через которое на меня смотрит какая-то женщина. Я выключаю душ и подхожу к ней поближе. Она тоже делает шаг в мою сторону. Я корчу рожи, и она отвечает тем же.

И мне приходится признать, что это мое отражение. Вчера я не смотрелась в зеркало, но сейчас от реальности уже никуда не уйти. Эта женщина с обожженным, покрытым пятнами лицом, жесткими нечесаными волосами и ввалившимися глазами гораздо страшнее моих самых пессимистических ожиданий. Я умываюсь, но это ничего не меняет. Жизнь на необитаемом острове окончательно испортила мое лицо.

В ванной есть кое-какие туалетные принадлежности, и я начинаю работать над собой. Раз за разом намыливаю голову и свое иссушенное солью тело, пытаясь освободить истинную Эстер от жуткой оболочки, в которую ее заключили безжалостное солнце и соленая вода. На полке стоит маленький флакончик с кондиционером для волос, и я использую его целиком, совершенно забыв о спящем за дверью Эде. Ему ведь тоже потребуется кондиционер. Придется попросить еще бутылочку.

Я вытираюсь мягким белым полотенцем, висящим на крючке. Какое блаженство! Но пора подумать о более важном.

Дейзи! Я снова увижу свою дочь. Крис уже прочитал мои сообщения и сказал Дейзи, что я жива. Сегодня я с ней поговорю. Для нее это наверняка станет потрясением: меня так долго не было, что она наверняка решила, что я умерла. А вот и нет. Я жива и здорова.

Когда я выхожу на веранду, Эд все еще спит. Наши бунгало расположены на возвышенности, и добираться до них надо по лестнице, имеющей довольно неказистый вид. Облокотившись о перила, я рассеянно скольжу взглядом по окрестностям. Через некоторое время за моей спиной открывается дверь, и слышится знакомый голос:

– Эстер!

Обернувшись, я вижу Кейти, выходящую из соседнего номера.

– А я думала, ты испарилась, – удивленно говорю я. – Ты же хотела исчезнуть.

Она смеется:

– Да, хотела. Но не учла практических сторон жизни. Они устроили мне засаду. Довольно трудно испариться, когда у тебя ничего нет.

– Как видишь, никакого конца света не произошло, – произношу я, указывая на мирную пляжную жизнь под нами. – Ни войны, ни ядерной катастрофы. Ничего похожего.

– Да, катастрофу пережили только мы. Как самочувствие?

– Какое-то странное.

– Да, мне тоже не по себе. Я почти не спала. Мы так мечтали о спасении, а когда оно произошло, какая-то часть меня вдруг стала сопротивляться и проситься обратно.

Я не отвечаю. Кейти подходит ко мне со словами:

– Я созвонилась с родными. И с моей бывшей. Они, мягко говоря, слегка удивились.

– Еще бы. Им, видимо, не так часто звонят с того света. Сегодня я опять попытаюсь связаться со своими.

– На этот раз у тебя обязательно получится, – улыбается Кейти.

Махнув мне рукой, она отправляется на берег. Я смотрю, как, вцепившись в перила, она спускается по лестнице, парящей над скалами на деревянных опорах. Мне кажется, ей тоже неуютно в обретенном нами мире. На пляже она говорит с каким-то мужчиной, указывая в мою сторону. Он ведет ее к лодке, вытащенной на песок, и Кейти забирается в нее. Слышится гул мотора, и лодка исчезает за мысом. Похоже, она отправилась в Райскую бухту, чтобы поискать наши вещи.

Эд находит меня в кафе. Он отмылся и посвежел, и мы застенчиво улыбаемся друг другу.

– Я и не подозревала, что так жутко выгляжу, – виновато произношу я. – Зеркало привело меня в ужас.

Он, смеясь, целует меня:

– О чем ты говоришь?

– Солнце просто уничтожило меня. Я выгляжу ужасно. Как старуха с пергаментной кожей.

– Не смеши меня. Ты и там выглядела отлично, а сейчас просто сногсшибательна. И вообще прекрати это, ладно? Жизнь без зеркала хранит душевный покой.

– Согласна. Мне надо позвонить Дейзи, но там еще ночь. И все же я позвоню, хотя мне почему-то страшно…

Не знаю почему. Может, я боюсь, что не сумею как следует все объяснить, и она не поверит, что я бросила ее не специально. Или же я сорвусь и не смогу ей толком ничего сказать. Лучше уж сесть на самолет и появиться перед ней неожиданно. Обнять и дать почувствовать всю мою любовь.

– Я тебя понимаю. Смешно, но я чувствую то же самое, правда, несколько по другой причине. Вчера мы пропустили вперед тех, у кого есть дети. Сегодня предстоит звонить мне. Но я знаю, что после слов о моем чудесном спасении мои родные будут несколько смущены, потому что они вряд ли заметили мое исчезновение.

Я сжимаю его руку:

– И все же попробуй. Возможно, тебя уже давно хватились. Ведь у твоего брата должна была быть свадьба.

– Не уверен. Нет, не думаю. Ты не помнишь, на какое число она была назначена?

– Семнадцатое мая.

Я это точно запомнила. На то есть свои причины.

Появляется Марк. Его глаза бегают, он явно нервничает. Он, не спрашивая, берет стул у соседнего столика и садится на него верхом. Раньше я была бы в ужасе от такого поведения, но сейчас мне наплевать.

– Ты в порядке, Марк? – спрашиваю я. – Как спалось?

– Как ни странно, отлично. Первый раз за несколько недель я спал на кровати и дрых, как младенец. Даже лучше, чем любой из них. Словно я лежал на пуховой постели английской королевы в замке Хогвартс, но без ее величества рядом, так что меня ничего не отвлекало. А ты, я вижу, балдеешь от яиц?

– Да, Марк, – признаюсь я. – Теперь я буду их ценить. Куры делают нам королевские подарки. Я просто наслаждаюсь ими, и меня больше не тошнит.

Когда к Марку подошла официантка, он, кивнув в мою сторону и улыбаясь, громко объявил:

– Мне то же самое, что и ей.

– Сегодня ты повеселел, – заметила я.

– Знаю. Это всего лишь бравада. Пора отвечать. Я поел. Выспался. И готов понести наказание.

– Ты видел Черри? – спрашивает Эд.

Марк кивает.

– Она разговаривает по телефону на стойке, – сообщает он, дернув подбородком. – Опять льет слезы. Пытается удержать Тома. Он по крайней мере с ней пока разговаривает. Черт!

Последнее слово он повторяет вновь и вновь. Переглянувшись, мы с Эдом ждем, пока ему надоест, что вскоре и происходит.

– Простите, ребята, – обращается он к посетителям кафе. – Нас бросили на необитаемом острове, и мы торчали там двадцать девять дней. Целых двадцать девять!

Марку приносят завтрак, и он начинает есть. Появляется Черри. Лицо у нее красное и заплаканное.

– Мои дети, – шепчет она.

Вид у нее такой несчастный, что я пододвигаю к ней свой стул и обнимаю ее за плечи. Она утыкается мне в грудь и начинает рыдать. У меня наворачиваются слезы, и я изо всех сил стараюсь не расплакаться.

– Ты скоро к ним вернешься, – бормочу я.

Шмыгнув носом, Черри берет себя в руки:

– Да, а ты увидишь свою Дейзи. Оказывается, Том знает, что я уехала с Марком, и теперь он со мной наверняка разведется. Мне все равно, лишь бы он оставил мне Аарона и Ханну. Аарона и Ханну.

Пока мы были на острове, эти два имени были для нее чем-то вроде мантры, и сейчас она продолжает их повторять.

– Кто-нибудь видел Кейти? – интересуется Марк, чтобы сменить тему.

– Да, – отвечаю я. – Она ночевала в соседнем с нами номере, и я общалась с ней утром. Она так и не смогла заснуть. Я видела, как она села в лодку и поплыла вон туда. – Я показываю в сторону Райской бухты. – Думаю, она вернется, или мы встретимся с ней там. А может, и нет. В любом случае с ней все в порядке.

– Нам тоже надо поискать свои вещи, – еще раз шмыгнув носом, говорит Черри. – Кейти, как всегда, нас обскакала.

И мы встаем, чтобы направиться на безуспешные поиски своих рюкзаков, которые пропали месяц назад.

Глава 38

Телефон Криса по-прежнему не отвечает, и у меня все обрывается внутри. С ним или Дейзи что-то случилось, а может, сразу с обоими. Я прошу у окружающих зарядку, чтобы оживить мобильный, в котором есть нужные номера, но тут нас собирают и сажают в лодку.

Кейти, как и планировала, исчезла. Я представляю, как ее будет носить по Юго-Восточной Азии, пока не потянет домой, и мысленно желаю ей удачи. Полицейские говорят, что Джен умер, а за Джин приедут ее дочь и сын. Мне бы хотелось ее увидеть, но у нас уже нет на это времени.

Все уже позвонили домой. Нам даже не пришлось заботиться о своем возвращении. Мне и Эду билеты на самолет обеспечило британское посольство, а Марка и Черри взяло под свое крыло американское.

Родители Эда будут встречать его в аэропорту Хитроу.

– Они были несколько озадачены, – сообщает мне он. – Довольно странно услышать, что человек нашелся, если его никто не считал пропавшим. Из аэропорта мы поедем прямо на свадьбу. Моя мать заявила: «Похоже, у тебя было интересное приключение. Будет о чем рассказать на свадьбе». Наши злоключения разом превратились в свадебный анекдот.

На берегу собираются зеваки, пришедшие посмотреть, как нас будут отправлять на Куала-Безут. Помимо нас четверых, на катер садятся еще пятнадцать человек. Большинство из них обычные туристы, но есть и несколько местных. Все до единого смотрят на нас, а потом мужчина, сидящий рядом с Черри, поворачивается к ней. Судя по всему, он немец.

– Что с вами случилось? – спрашивает он.

У него козлиная бородка и вьющиеся волосы. Он вполне доброжелателен, но в то же время умирает от любопытства.

Черри пожимает плечами. Она больше всех из нас ненавидит повышенное внимание. Чуть не плача, она отворачивается от любопытствующего.

Марк приходит ей на помощь:

– Нас оставили на необитаемом острове.

– А как это произошло? – интересуется одна из женщин.

– Произошло, и все, – отвечает Марк.

Он бросает взгляд на нас с Эдом, и мы улыбаемся. Мы не обязаны рассказывать этим людям нашу историю. Мы вообще ничем им не обязаны. До конца поездки мы больше не произносим ни слова.

Мы наслаждаемся этим плаванием. Ведь это начало нашего возвращения домой.

Я смотрю в окно такси, везущего нас в аэропорт. За окном мелькают дома и магазины, и наша жизнь на острове уже кажется мне сном. Врубив на полную мощность «Бони Эм», наш водитель лихо обгоняет попутные машины. Еще месяц назад меня бы напугал столь безрассудный стиль вождения, но сейчас мне не до этого. Всеми фибрами души я стремлюсь к Дейзи. Мой мозг занят лишь одной мыслью: почему Крис не отвечает на звонки? Зажмурившись, я пытаюсь вспомнить телефон кого-нибудь из знакомых в Брайтоне. Если я сообщу им, что жива и еду домой, они смогут сказать об этом Дейзи. Мы едем по самой застроенной части Куала-Лумпура, когда я вдруг вспоминаю номер.

– Три-один-девять-два-один-ноль! – восклицаю я.

– Что ты сказала? – поворачивается ко мне Черри.

– Телефон моей подруги. Я только что его вспомнила. Это номер Зои. Ее племянница посоветовала мне поехать сюда. Она наверняка найдет Дейзи.

Эд кладет мне теплую руку на плечо:

– Отлично. Ты сможешь позвонить ей из аэропорта.

– Да, обязательно, – с облегчением вздыхаю я.

Марк, обернувшись с переднего сиденья, треплет меня по волосам:

– Поздравляю, Эстер! Вот увидишь, с ними все в порядке. И потом они уже наверняка прочитали твои сообщения.

Я улыбаюсь ему:

– Спасибо, Марк! Господи, как же я буду по вам скучать! Ну что я буду делать без Марка, Черри и Эда?

Мы с Эдом переглядываемся. Мы еще не обсуждали наше совместное будущее, но я уверена, что у нас его не будет. На острове все было прекрасно. Эд был моим спасителем. Но разница в возрасте никуда не делась, и потом, я живу в Брайтоне, а он в Лондоне и в Шотландии. У меня дочь, а у него детей нет. Он работает, а я нет.

– Вы должны приехать к нам в Штаты, – твердо говорит Черри.

– Да, приезжайте к нам домой, – с неприятным смешком подхватывает Марк. – Познакомитесь с моей женой и мужем Черри. Никаких проблем. Вам у нас понравится.

– Почему бы и нет, – отзывается Эд. – В семьи ваши мы, конечно, заявляться не будем, но когда мы с Эстер приедем на Манхэттен, обязательно встретимся с вами и поговорим о былых приключениях.

Мы все улыбаемся.

– О звездах, – произносит Черри.

– О том, как мы поддерживали костер, – вторит ей Марк. – Черт, а у меня неплохо получалось.

– Как жарили ящерицу, – добавляю я.

– Как встречали восход солнца, – кивает Эд. – Вы только посмотрите, мы уже ударились в романтику. Но я могу добавить кое-что еще: как ждали, когда умрет Джен. Как носили эту чертову воду, продираясь сквозь джунгли. Как представляли, что один за другим будем умирать от голода. Как обгорали на солнце. Как голодали и всего боялись.

– Да, – соглашаюсь я. – Самое страшное – это голод и тоска по родным. Но теперь все позади. И голод, и тоска, и испуг, и ожидание.

Я стою у телефона в маленьком аэропорту, глядя на Эда, Марка и Черри, расположившихся в пластиковых креслах на другой стороне зала, сверкающего искусственным мрамором.

В трубке бесконечные гудки, и я начинаю опасаться, что Брайтон пал жертвой какой-то катастрофы. Я уже готова повесить трубку, как вдруг Зои отвечает:

– Алло!

Голос у нее чуть запыхавшийся.

– Зои, это Эстер, – говорю я, отчаянно стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Она какое-то время молчит. Потом робко переспрашивает:

– Эстер? Это правда Эстер?

– Да, – подтверждаю я, не зная, плакать мне или смеяться. – Эстер собственной персоной. Зои, Крис не отвечает на звонки. С Дейзи все в порядке?

– Да, успокойся. Но… – Она замолкает.

– Знаю. Я застряла на острове. Это долгая история, я просто не могла уехать. Теперь все позади, и я скоро буду дома.

Я вижу, что мои друзья встают. Будь у них вещи, они бы стали их собирать. Все смотрят на меня. Вероятно, пора на посадку.

– Я в аэропорту, – объясняю я. – И мне пора лететь. Зои, ты можешь связаться с Крисом? Сможешь сказать ему, что я возвращаюсь? Наверное, буду через пару дней. Но точно пока не знаю. Все мои вещи пропали, так что посольство должно подготовить нам новые документы. Я тоже постараюсь ему дозвониться. Скажи Дейзи, что…

Я замолкаю. Она и без меня знает, что сказать.

– Хорошо, я скажу Дейзи. Давай, возвращайся, и мы все утрясем.

– Спасибо, Зои! Мне пора идти.

Я догоняю остальных, и мы поднимаемся по лестнице в переполненный зал вылета, где так жарко, что можно задохнуться. На мониторе появляется рейс в Куала-Лумпур. Люди устремляются на посадку. Взяв Эда за руку, я присоединяюсь к толпе.

Мы снижаемся, чтобы приземлиться в Хитроу. Облака расступаются, и мы видим под собой Лондон. Он огромный и волнующий, и я невольно улыбаюсь при виде его дорог и зданий. Теперь я готова ко всему. Скоро я увижу свою дочь.

В Куала-Лумпуре мы попрощались с Марком и Черри, оставив их дожидаться самолета в Штаты.

– Антония ничего не хочет знать, – хмуро сообщил Марк после третьего разговора с женой. – И я не вправе ее винить. Придется приложить массу усилий, чтобы она разрешила мне хотя бы иногда видеться с сыновьями. Она так резко бросила трубку, что у меня в ухе зазвенело.

– А Том наоборот, – проговорила побледневшая Черри. – Он просил меня поскорее вернуться, чтобы мы могли во всем разобраться. Вы представляете? Он даже не хочет со мной разводиться после всего этого!

– Но ты же сама хотела с ним расстаться, – напомнила я ей, и она согласно кивнула.

– Остается надеяться, что он не отсудит у меня детей. Я вряд ли смогу рассчитывать на звание образцовой матери. Ханна и Аарон, мои ангелочки…

Мы пообещали друг другу, что будем поддерживать связь. И я уверена, что так и будет. Все пережитое слишком живо, чтобы сразу же его забыть.

Время в самолете тянется мучительно долго. Я рада, что рядом со мной Эд, потому что временами мне настолько сильно хочется сбежать, что приходится сжимать кулаки, чувствуя, как в ладонь впиваются ногти. И только сейчас, когда полет подходит к концу, я начинаю ощущать волнение.

В самолете сотни людей, запертых в замкнутом пространстве. Все дышат одним воздухом и полностью изолированы от мира. На острове нас было только семеро, там был свежий воздух, вода, пляж и лес, все чистое, нетронутое и первозданное. Мы отчаянно пытались найти еду, чтобы не умереть с голоду. В самолете же мы просто сидим и ждем, когда нам принесут на подносе разогретые полуфабрикаты.

– Разве не странно, что нас тянет обратно на остров? – спрашиваю я Эда.

– Нет, не странно. Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Женщина, сидящая по другую сторону от него, понимающе улыбается. Я вымученно улыбаюсь в ответ. Она определенно думает, что нам не хочется возвращаться после отпуска. Я уже было открываю рот, чтобы все объяснить ей, но тут же закрываю его. Мы больше не выглядим дикарями. В Куала-Лумпуре мы привели себя в порядок и вполне можем сойти за обычных любителей пляжного отдыха.

К тому времени, когда мы проходим паспортный контроль и минуем получение багажа за отсутствием оного, самолет полностью исчезает из моей памяти. Сердце колотится, ноги подкашиваются, и, чтобы не упасть, мне приходится цепляться за Эда.

В Куала-Лумпуре я послала Крису и Зои подробные сообщения, где указала номер рейса и время прилета. Но после разговора с Зои я больше ни с кем не созванивалась. Я отчаянно надеюсь, что Дейзи придет меня встречать. Даже если Крис дуется на меня за неожиданное исчезновение, здравый смысл победит, и он позволит Зои взять Дейзи с собой. Я мысленно молюсь, чтобы они разрешили ей приехать.

Эд сжимает мою руку:

– Дейзи обязательно тебя встретит. Она уже наверняка в аэропорту.

Я грустно улыбаюсь, стараясь в это поверить.

Пройдя через автоматические двери, я оглядываю толпу встречающих. У меня перехватывает дыхание и дрожат коленки. Я останавливаю взгляд на каждом, пропуская только водителей с плакатами, на которых написаны фамилии. Жадно всматриваюсь в детей, отсеивая одного за другим. При виде девочки с русыми волосами у меня замирает сердце, но когда она поворачивается, я вижу, что это не Дейзи. Замедлив шаг, я продолжаю ходить вперед-назад, надеясь увидеть ту, к кому я так стремлюсь. Она должна быть здесь. Моя дочь просто затерялась в толпе.

Глава 39

Заметив, что Эда окликает какая-то женщина, я отпускаю его руку, чтобы он мог подойти к родным, и только тогда замечаю, как крепко я в него вцепилась.

Я начинаю сканировать взрослых. Криса среди них нет. Его лысеющую голову с хвостиком оставшихся волос легко опознать, и я быстро убеждаюсь, что он не пришел. Не приехала даже Зои. Моя последняя надежда, обладательница единственного телефона, который я помню, не сочла нужным меня встретить.

Служащие аэропорта встречают меня настороженно, но все-таки исполняют мою просьбу.

– Ваша дочь? – спрашивает человек в форме, удивленно подняв брови. – Да, наша обязанность помогать пассажирам.

Могу поклясться, что он делает своим коллегам большие глаза. Но, возможно, я просто слишком нервничаю, ведь он меня не знает, а делать объявления – его работа, так что ничего странного в моей просьбе нет.

– Дейзи Ломакс и ее отец или сопровождающий! Подойдите к информационной стойке в зале прилета, – объявляет он, и через пару минут повторяет это еще раз.

– Вот, пожалуйста, – говорит он мне.

Чуть отойдя от информационной стойки, я начинаю ходить кругами, глядя по сторонам.

Через полчаса мне приходится признать, что Дейзи в аэропорту нет.

У меня нет денег. Меня некому подвезти. Нет телефона, кредитной карты и никого, кто бы мог мне помочь. Остается сидеть и ждать. Другого выбора у меня нет.

Я пытаюсь заполнить образовавшуюся пустоту, думая о Дейзи. С ней все хорошо, она с Зои или с кем-нибудь из наших друзей. С ней все хорошо, она с матерью Криса. Мы недолюбливаем друг друга, но ей вполне можно доверить Дейзи. С ней все хорошо, она в школе. Я не подумала о школе, но, видимо, сейчас у нее занятия. Первая половина четвертой четверти. А может, она играет в школьном спектакле. Ей всегда хотелось выступить в какой-нибудь роли. Желательно в такой, где надо петь в мужском костюме.

Внезапно кто-то трогает меня за плечо, и я резко оборачиваюсь, чтобы заключить Дейзи в объятия.

– Прости, Эстер, – произносит Эд, и я прикрываю глаза, чтобы скрыть разочарование.

Плакать я не могу, потому что мне нужно искать свою дочь. Сейчас не время себя жалеть.

– Эд, разве ты не уехал со своими родителями?

Он улыбается. Потом обнимает меня, и я благодарно прижимаюсь к нему.

– У нас пересадка. В Эдинбург. Мы летим через пару часов из первого терминала. Послезавтра свадьба Патча, так что мы даже не заедем домой. Они прихватили для меня одежду. Это что-то сверхъестественное. Но я никуда не поеду, пока не увижу Дейзи. Я всегда хотел с ней познакомиться. Я отвел родителей в кофейню, а потом услышал объявление. Ее здесь нет?

– Никого нет. Ни единой души. Ни Криса, ни Зои. И я не знаю, что делать и куда ехать. Денег у меня нет…

Я замолкаю, меня душат слезы.

– Я могу проводить тебя в Брайтон?

– Нет, тебе надо ехать на свадьбу брата.

– Могу и не ехать. Когда мы были на острове, я не надеялся туда попасть. Поехали в Брайтон вместе. Это ведь совсем недалеко, правда?

Я невольно улыбаюсь:

– Нет, это рядом с Гэтвиком, а мы в Хитроу. Тебе надо ехать на свадьбу Патча. Я достаточно взрослая, Эд. Мне сорок лет. Я справлюсь. Я всегда могу позвонить тебе, ведь так?

– Конечно, можешь, глупая! У тебя есть мой домашний телефон, а еще я тебе дам номера мобильников родителей. Можешь звонить в любое время. И обязательно сообщи, когда она найдется.

Эд разворачивает меня к себе и, положив руки мне на плечи, смотрит в глаза:

– Разве ты не поняла, что это твой бывший мстит тебе за бегство? Когда вы встретитесь, ты объяснишь ему, что произошло, и все наладится. И еще, Эстер, вот деньги. Я снял их с маминой карточки. Они твои. Можешь не возвращать. – И он вручает мне толстую пачку банкнот.

– Обязательно верну. Эд, у меня просто нет слов… Не знаю, что бы я без тебя делала…

Он прижимает меня к себе и целует. Я тоже целую его в ужасе от нашего расставания и от того, что мне придется все делать одной. Жаль, что я не позволила ему поехать со мной. Повернувшись, чтобы пойти к автобусной остановке, вижу, что на меня хмуро смотрит какая-то пара, вероятно, родители Эда.

Доехав на автобусе до Гэтвика, я сажусь на электричку, идущую в Брайтон. Линия Лондон – Брайтон мне до боли знакома. Я смотрю на пассажиров. Это не утренний поезд, в котором едут на работу, поэтому в нем в основном студенты и туристы. Интересно было бы послушать их истории. Но вряд ли кто-нибудь из них может похвастаться, что провел почти месяц на необитаемом острове.

Но сейчас все это мне кажется таким нереальным, что я начинаю сомневаться, было ли это вообще. В мечтах о спасении мы и представить себе не могли, что мир встретит нас с таким убийственным равнодушием.

Вокзал в Брайтоне нисколько не изменился. Я вернулась домой, но пока не увижу Дейзи, вряд ли в это поверю. Ее лицо преследует меня постоянно, оно мелькает в толпе и смотрит на меня с рекламных щитов. В каждой маленькой девочке (а на вокзале их оказалось трое) мне чудится Дейзи, но я быстро убеждаюсь, что это не она. Одна из девочек похожа на Дейзи в возрасте трех лет. У меня мелькает безумная мысль, что это она. Все вокруг так странно, что идея путешествия во времени не кажется мне такой уж дикой. Каждого мужчину я принимаю за Криса и сразу же убеждаюсь в обратном.

На перроне ни одного знакомого лица. Мне постоянно кажется, что люди косо смотрят на меня и хмурятся, совсем как родители Эда, увидевшие, как их средний сын целует женщину лет на десять его старше. Нырнув в серый туман, я иду по знакомой дороге к дому. Поворачиваю направо, поднимаюсь на холм и через пятнадцать минут оказываюсь перед своим домом.

Вот он передо мной: маленький белый таунхаус. И даже он смотрит на меня осуждающе.

– Меня бросили на необитаемом острове, – недовольно объясняю ему я, еще не осознав, что у меня нет ключа.

Запасной есть у соседки, и я барабаню в ее дверь. Марджи сразу же открывает. Между ухом и плечом у нее зажата телефонная трубка. Увидев меня, она мрачнеет и продолжает говорить по телефону:

– Да, но если вы считаете, что я должна выпла-чивать, начиная с ноября, вам придется еще раз подумать.

Она с неприязнью смотрит на меня, и у меня возникает желание выхватить у нее трубку и объяснить, почему я так задержалась.

Вместо этого я жестом указываю на дверь и произношу всего лишь одно слово «ключ», что вполне соответствует тому минимуму внимания, которое она оказывает мне.

Кивнув, Марджи сдергивает ключ с крючка, продолжая говорить по телефону.

– Уверяю вас, у меня нет такой задолженности.

Вручив ключ, она неодобрительно качает головой и захлопывает у меня перед носом дверь.

Дома все точно так же, как было шесть недель назад. Срок довольно небольшой, но все же достаточный, чтобы на кухне появились запахи. Воздух спертый, и я открываю несколько окон. На кровати нет белья. Я вспоминаю, что перед отъездом сняла его и засунула в корзину для стирки. Свое и то, на котором спала Дейзи.

Ее комната пуста. Она явно здесь не была. Ее игрушечного медведя Поли на месте нет. Так же как и одежды, которую она забрала с собой к Крису. Но Поли должен быть здесь, у Криса дома есть для нее такой же. Я стою в центре комнаты и смотрю на вещи моей дочери.

На стенах висят фотографии животных. Мне нравятся эти щенки и лошадки. На полу валяются игрушки, а в шкафу кучей навалены книги. Я смотрю на их обложки: там есть все, начиная от книг с картинками для малышей, которые она сохранила из каких-то сентиментальных соображений (к примеру, «Очень голодная гусеница»), и кончая «Гарри Поттером» и ее новыми увлечениями в виде вампиров и оборотней.

Я заправляю ее кровать, стараясь, чтобы она выглядела как можно опрятнее, и навожу порядок в комнате, чтобы ей было приятно сюда вернуться. Открываю все окна в доме. Потом звоню в школу, чтобы сообщить, что я вернулась и сама заберу ее домой.

Но это всего лишь предлог. На самом деле я хочу убедиться, что она там. Для этого надо либо позвонить, либо явиться в школу и вытащить ее с занятий.

– Здравствуйте! – говорю я, когда на линии снимают трубку, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно солиднее. – Это Эстер Ломакс, мама Дейзи.

– Чем могу вам помочь, миссис Ломакс? – спрашивает женщина.

Мне кажется, что, когда она произносит мое имя, я слышу звуки неодобрения, но, возможно, это просто мои параноидальные фантазии.

– Видите ли, – начинаю я, стараясь сохранять самообладание. – Я вернулась из Азии несколько позже, чем планировала, поскольку меня оставили на необитаемом острове.

– На необитаемом острове, – сухо повторяет она. – Понимаю. Такая неприятность.

– Я только что вернулась в Брайтон и не могу никого найти, так что решила предупредить вас, что сегодня сама заберу Дейзи из школы.

Последовала долгая пауза.

– Но, миссис Ломакс, Дейзи у нас больше не учится.

– Что? Как не учится? Что произошло? Где она?

– Ваш бывший муж забрал ее от нас. Вы же сами подписали заявление, миссис Ломакс. У меня есть документ с вашей подписью. Нам дали понять, что вы надолго уехали за границу.

– Но не по своей же воле! Меня задержали. У меня не было выбора! Куда он ее забрал?

– В заявлении говорится… – Она зашуршала бумагами. – Что ее переводят в другую школу. Это все, что нам известно, миссис Ломакс.

Я бросаю трубку. Мне больше не о чем говорить с этой женщиной. Я бросаюсь к входной двери. Хотя на мне по-прежнему курортная одежда, переодеваться некогда. Схватив ключи, я прямо в шлепанцах несусь домой к Крису. Перебегая дороги, я уворачиваюсь от машин и каким-то чудом не попадаю под колеса. Лавирую между пешеходами, которые, к счастью, не обращают на меня внимания. Завернув за угол, чуть было не налетаю на беременную женщину, но она успевает отскочить. Я не заметила, как она на меня посмотрела, но, судя по тому, как она меня обозвала, взгляд этот был не совсем дружелюбным.

Крис живет на последнем этаже большого дома в Олбэни-Виллас, недалеко от побережья. Взлетев по массивным ступенькам, я нажимаю на звонок и не отрываю от него пальца. Я знаю, что он не откроет, и он действительно не открывает. Я пытаюсь звонить соседям, но и они не реагируют, хотя над ним живет парочка пенсионеров, один из которых постоянно дома.

Вернувшись домой, я пытаюсь не впадать в панику. Я ее мать и должна быть разумной. Матери должны уметь решать проблемы. Они не раскисают и не теряют головы.

Надо зарядить телефон. В нем у меня есть номер Криса.

Я звоню.

После трех гудков слышится его изумленный голос:

– Эстер?

Глава 40

– Где она? – первым делом спрашиваю я.

На объяснения и светские разговоры времени нет.

– А ты где? Какого черта? Я был уверен, что мы больше о тебе не услышим. До тех пор, пока ты не оставила на моем автоответчике эти сумасшедшие послания. Зои сказала, что ты ей звонила. Эстер, ты сваливаешь неизвестно куда, потом являешься и еще орешь на меня!

– Я не свалила! – кричу я. – Меня бросили на необитаемом острове, и я провела там месяц вообще без всего. Где наша дочь? В школе ее нет. Что происходит?

Крис какое-то время молчит. Потом не слишком уверенно отвечает:

– Вот что. Ты поменьше выступай. Судя по всему, тебе не на что жаловаться. Она с бабушкой.

Я облегченно вздыхаю:

– С твоей матерью? Но зачем ты забрал ее из школы? Разве твоя мать не могла привозить ее из Хэйвордс-Хита? И потом, Дейзи не может оставаться с твоей матерью вечно. И что значит «судя по всему»? Я ведь еще ничего не сказала, только спросила, где Дейзи.

– Хм…

Я слышу, как Крис глубоко вздыхает. В его голосе слышится смущение:

– Эстер, нам надо поговорить. Она не с моей матерью, а с твоей.

И весь страх, который был во мне, весь ужас, который я старалась подавить, вдруг мощным фонтаном выплеснулся наружу:

– Крис, что ты наделал?!

Он говорит, что сейчас приедет. Я поднимаюсь в комнату Дейзи, сажусь на ее кровать и понимаю, что потеряла ее.

– Прости меня, – шепчу я, обращаясь к щенкам и пони на висящих на стенах картинках. Их надорванные края и загнутые углы кажутся мне невыносимо трогательными. Выхватив из шкафа ее джемпер, я прячу в нем свое лицо. Потом забираюсь в ее кровать.

Я всегда знала, что они попытаются это сделать. Мне не хотелось в это верить, но это было предрешено. Мне придется распутать этот узел, но прежде я должна спасти свою девочку.

Для этого нужно хорошо подготовиться. Принять душ, надеть приличную чистую одежду. Высушить волосы, накраситься, если я вспомню, как это делается. Не забыть о туфлях. Туфли – это очень важно. Ведь я знаю, куда еду, и мне нужно выглядеть уверенной в себе. Но боюсь, что, попав туда, я снова почувствую себя беззащитным подростком.

Крис барабанит в дверь, когда на мне уже практически ничего нет. Накинув халат, я бегу вниз, чтобы впустить его в дом. Его лицо красноречиво говорит о том, что он уже понял, что натворил.

– Пошли наверх, – бросаю я.

Я десять лет была замужем за этим человеком, так что вряд ли удивлю его своей наготой.

– Чтоб мне провалиться, Эстер!

Сев на нашу кровать, Крис смотрит на меня. Я бросаю на него гневный взгляд, но его пугает совсем не это.

– Что такое? – спрашиваю я, надевая чистый бюстгальтер, который мне теперь жутко велик, и застегивая его на самый последний крючок, что не особо помогает делу.

– Эстер, что с тобой произошло? Да ты просто ходячий скелет, черт побери!

– Да. Я же тебе рассказывала. Или нет? Мы поехали на рыбалку и высадились на необитаемом острове, чтобы устроить пикник. Наш сопровождающий поплыл за зажигалкой и не вернулся. А через двадцать девять дней наш костер заметили рыбаки и спасли нас. Мы провели там двадцать девять дней, Крис.

Он долго молчит. Потом вздыхает:

– Я тебе верю. Абсолютно. Это больше похоже на Эстер, чем побег в райские кущи с молодым любовником и отказ от собственной дочери.

– Что? – застываю я.

Крис со вздохом кладет ноги на кровать, и хотя на нем жутко грязные ботинки, я не протестую.

– Ты прислала мне сообщение, где говорилось именно это. Оно пришло с твоего аккаунта. Ты ведь перед отъездом завела себе аккаунт в «Хотмейле»?

– О, да кто сейчас пользуется «Хотмейлом»?

Я судорожно прокручиваю это в голове.

– Но сообщения приходили через «Хотмейл». Это точно. Я тоже думал, что он устарел. Но ты написала, что завела новую почту, и от тебя приходили сообщения, в которых было твое имя. Ты сообщала, что дико счастлива на островах, и мы с Дейзи радовались за тебя. Ведь я был за нее в ответе и старался как мог. Помогал Дейзи писать тебе обо всем, что ей казалось важным: обо всех ее новостях, о собаках, о прогулках верхом, о том, как она плавала. Ну, ты сама знаешь.

– Не знаю, – отвечаю я, похолодев. – Абсолютно ничего не знаю. Из Куала-Лумпура я два раза писала тебе на почту. В те несколько дней, которые я там провела. А на острове Интернета не было. Так что на почту я тебе ничего не отправляла, только сообщения на телефон.

Крис теребит свой хвост:

– Да, Дейзи они очень понравились. Она говорила, что они такие милые. Такие по-настоящему мамины.

– А чьи же еще? Я ведь и есть ее мама.

Я застегиваю строгую блузку, которую носила на свою скучную офисную работу.

– Дейзи сразу поняла, где ее настоящая мать и где кто-то другой…

– Возможно.

Блузка развевается вокруг меня, как парус. Типично секретарский шелковый прикид. Такая мне и нужна. Я роюсь в юбках, стараясь найти что-нибудь безразмерное.

– Крис, ты на машине? – спрашиваю я.

Он кивает.

– По дороге расскажешь, что произошло. Сейчас нет времени. Даже подумать страшно… Ты помнишь, я тебе говорила, что Дейзи ни в коем случае не должна встречаться с моей так называемой семьей? Помнишь, как я скрывала от них ее существование? Помнишь, как ты хотел дать в газету объявление о ее рождении, чтобы соблюсти эти чертовы традиции, а я тебя остановила, потому что был риск, что моя семейка о ней узнает?

Крис молча кивает, стараясь не смотреть мне в глаза. Время отсчитывает секунды.

– Я сам отвез ее туда, – наконец признается он.

Я готова ехать.

– Поедем за ней, и ты сам все увидишь.

Крис с застывшим лицом соскальзывает с кровати.

– Поехали, Эстер. Мы ее найдем.

Глава 41

Крис припарковался за углом. Со стороны моря дует холодный ветер, освежая. Впервые в жизни я не радуюсь морскому виду. Как хорошо, что больше не надо смотреть на водную гладь.

– Так ты только что с самолета? – спрашивает Крис.

– Я прилетела часа два назад.

Я смотрю на солнце. Похоже, сейчас вторая половина дня, хотя я уже потеряла представление о времени.

– Устала? Страдаешь от разницы во времени?

Я пожимаю плечами:

– Не самая большая проблема для меня.

– Давай по дороге купим кофе. Возьмем с собой.

– Я больше не люблю кофе. Ну да ладно. Почему бы и нет?

Я сажусь на переднее сиденье и застегиваю ремень безопасности. Мой бывший муж искоса смотрит на меня.

– Ты мне никогда ничего не рассказывала, – говорит он, поворачивая ключ зажигания.

Мотор оживает и начинает тарахтеть. Я смотрю на проходящую мимо женщину с ребенком. Малыш поминутно останавливается, засматриваясь на всякие интересные вещи: улитку на стене, росток, пробивающийся сквозь трещину в асфальте.

– Я знаю. Но мне казалось, самое главное я тебе сказала. Теперь вижу, что нет. Это моя вина.

Мы вливаемся в транспортный поток. Крис поворачивает налево, на Черч-роуд, проезжая мимо зала, где много лет назад я занималась йогой для беременных.

Крис смотрит вперед, ведя машину гораздо осторожнее, чем обычно.

– Не говори глупостей.

– Я была твоей женой. У нас ребенок. Вырвавшись оттуда, я решила никогда о них не вспоминать. Но тебе-то надо было сказать. – Я пытаюсь улыбнуться: – Это одна из миллиона причин, почему у нас с тобой не сложилось.

Крис молча ведет машину. На выезде из города он вдруг произносит:

– Это симптом, а не причина. Ты не считала нужным посвящать меня в свои тайны. Я для тебя слишком мало значил. Так, может, ты просветишь меня сейчас?

Я думаю об Эде. Ему бы я с радостью рассказала о себе все. Но на острове мне было слишком тяжело об этом говорить. Воспоминания об общине, когда находишься черт знает где и не имеешь надежды на спасение, просто свели бы меня с ума.

– Хорошо. Давай поскорее уберемся из Брайтона, и я расскажу тебе все.

На автозаправке мы купили кофе, и теперь я держу в руках бумажный стаканчик. Он очень горячий, но я его пробую.

– Здесь только молоко и аромат кофе. Не то что на островах. Такой я вполне могу пить.

– Тогда заливай его в себя.

Я делаю несколько глотков. Крис ставит свой стаканчик между сиденьями и запускает мотор.

– Ну, начинай, а потом я тебе расскажу.

И я начинаю быстро говорить. Делюсь с ним воспоминаниями о своем детстве, проведенном в общине. О своем побеге, мнимой смерти и похищении детей у бывших членов общины, которым она мстит за предательство. Я стараюсь не смотреть на Криса, чтобы не видеть его лицо.

Когда я замолкаю, он не произносит ни слова. В машине висит тягостное молчание. Мы едем по трассе М25. Обогнав вереницу грузовиков, Крис издает какой-то нечеловеческий звук, похожий на рев зверя, у которого отобрали детеныша. В растерянности я закрываю глаза.

– Эстер, если бы я только знал, черт побери…

Я смотрю на его позеленевшее лицо:

– Я все понимаю. Правда. Прости меня. А теперь ты мне расскажешь, что у вас тут произошло? Мне нужно знать сейчас, пока мы не приехали.

Мы оба злы как черти и полны решимости. Крис едва заметно кивает. Потом глубоко вздыхает, стараясь собраться с мыслями.

– Ладно. Как я мог так легко купиться! Она… – Крис наконец взял себя в руки. – В общем, мы с Дейз получили от тебя несколько странных посланий. Она расстроилась. Ей нравились твои сообщения, но то, что ты присылала на почту, доводило ее до слез. Там говорилось, что ты не хочешь возвращаться домой и собираешься начать в Азии новую жизнь. Меня они тоже озадачивали. Но, как выясняется, их писала не ты.

– Не я. И что было дальше?

Я догадываюсь, кто их писал, но пока не готова это обсуждать.

– Эта женщина позвонила мне домой и представилась Кэсси Годвин. «Вам о чем-то говорит мое имя?» – спросила она. Голос у нее был приятный, она располагала к себе. «Извините, но я вас не знаю», – ответил я. Но потом решил, что просто забыл о ней, и почувствовал себя неловко. «Откуда вам меня знать, дорогой, ведь я всего лишь мать Эстер». Мне просто крышу снесло. Я знал, что ты не общаешься со своей семьей. Что ты их глубоко презираешь и не желаешь о них вспоминать. Я не догадывался, что у нее на уме. Конечно, я помнил, как ты скрывала от них Дейзи, но в тот момент я был страшно зол на тебя. И мне было любопытно, почему она появилась именно в тот момент, когда ты слиняла.

– Могу себе представить. И что?

Движение на этом шоссе довольно оживленное, о чем я уже успела забыть. Ведь на острове мы были озабочены совсем другими вопросами.

– И тут она начала говорить, запинаясь на каждом слове. Сказала, что ты отреклась от своей семьи и убежала из дома. Они решили не преследовать тебя и ждать, когда ты вернешься. «Вы же знаете Эстер. Она делает, что хочет, и ее бесполезно останавливать. Мы с ее отцом решили дать ей свободу действий и просто ждать. Я думала, она вернется, но она так и не появилась». Мне все это показалось очень странным. Черт, это было так не похоже на тебя. Напрасно я не прислушался к своему внутреннему голосу. Потом она спросила: «А она говорила вам о наших религиозных убеждениях?» Я ответил, что ты вообще никогда не упоминала о своей матери. И тут она начала вешать мне лапшу на уши.

– Что она тебе наплела? – завопила я, чувствуя, как меня захлестывает бессильная ярость. – Она тебе сказала, что я сбежала, потому что меня в шестнадцать лет хотели выдать замуж за первого попавшегося прыщавого юнца только потому, что он не был моим сводным братом? А про то, как мы сидели всю ночь напролет в ожидании конца света, она тебе не сообщила?

Крис глядит на меня так долго, что мне приходится ткнуть его в щеку, чтобы он вспомнил о дороге. На его страдальческое лицо просто невозможно смотреть.

– Нет. Она мне ничего подобного не говорила. Сейчас тебе хватило пятнадцати минут, чтобы посвятить меня в свои семейные тайны. А за десять лет нашей совместной жизни ты так и не нашла для этого времени. Они ждали конца света! Об этом писали в газетах. Давно, когда мне было лет восемнадцать. Но я до сих пор помню.

– Не сомневаюсь. Так вот, там была я, там была моя мать и вся их компания.

Крис прищуривается:

– В этом возрасте легко попадают на такие крючки, потому что подростки ужасно доверчивы. Я помню их завывания: конец света близок и прочее. Все в душе опасались, что это и правда может случиться.

– Именно, а я этому верила всей душой. Ждала и надеялась. Ведь мы все были воспитаны в страхе божьем и безоговорочно верили в божественные откровения. А конец света именно таким откровением и был. Но ничего не произошло. Мир никуда не делся, и солнце взошло, как обычно. Это было самое большое предательство в моей жизни.

– Эстер, ну почему, черт побери, ты не рассказала мне этого раньше? Молчала как рыба, и только обещала когда-нибудь открыться.

– Каюсь.

Но сейчас главное не это.

– Значит, Кассандра прикинулась бедной брошенной матерью, и ты отдал ей Дейзи? Как же ей удалось тебя облапошить?

Сердце бешено бьется. От кофеина и настигшего меня прошлого. Им все же удалось украсть у меня ребенка.

Крис вздыхает:

– Она сказала, что они с твоим отцом постоянно следили за тобой, чтобы быть уверенными, что у тебя все в порядке. Несмотря на всю твою конспирацию, она знала о Дейзи, знала, где ты живешь, знала, что мы расстались и ты уехала в Малайзию.

– А тебе не показалось это странным?

– Но ведь к этому моменту ты уже заявила, что не вернешься домой. И я был рад любой поддержке. А она производила такое приятное впечатление. Правда, Эстер.

– Не сомневаюсь.

– Она спросила, можно ли ей увидеться с внучкой.

– А то, что она сектантка, она тебе не сообщила?

Крис ловко перестраивается на внешнюю полосу. Он стал водить гораздо лучше.

– Она сказала, что живет в духовном братстве. У меня сложилось впечатление, что это в духе нью-эйдж и она там совсем недавно. Еще она сказала, что рассталась с твоим отцом.

– Ха! – усмехаюсь я, снова чувствуя себя шестнадцатилетней. – Да они никогда и не были вместе. Ей приходилось делить его с каждой второй женщиной в общине плюс с любой особью женского пола, на которую он положит глаз. Он относился к ней как к мусору, а она ему подчинялась, потому что он был избранником божьим и жил по особым правилам.

– Но ничего такого она мне, естественно, не говорила. Просто попросила встретиться с Дейзи, чтобы она могла посмотреть на свою внучку. От тебя как раз пришло послание, где ты сообщала, что встретила на курорте обалденного канадца. И мне захотелось тебе насолить.

– Все это писала она.

– Теперь-то я знаю. Но тогда я об этом не подозревал. Мы встретились в парке. Я ее сразу же узнал, потому что она твоя копия. Мне даже страшно стало.

– Правда? А как она выглядит?

Я до крови кусаю губы. Кассандру я вычеркнула из жизни и не вспоминала о ней. В моей памяти она сохранилась как высокая худая блондинка с длинными волосами и вечно недовольным лицом. Вполне вероятно, что сейчас я стала на нее похожа. Но раньше мне это не приходило в голову.

– Она не такая худая, как ты сейчас, но и полной ее не назовешь. Все остальное – лицо, волосы, щеки – просто один в один. Если бы я увидел ее на улице, сразу бы догадался, что это твоя мать. Правда, она седая и с пучком. Классическая бабушка. Так ты будешь выглядеть в старости. Дейзи сразу же ее приняла – ведь это самый близкий человек после мамы и папы.

– Черт!

– Она делала все, чтобы нам понравиться. И ей это удалось. Мы даже не заметили, как нас обвели вокруг пальца. Твоя мать была такой милой, заботливой и доброй. Она гуляла с нами в парке и смотрела, как Дейзи катается с горки, а потом повела нас в кафе. Дейзи ее сразу полюбила, хотя поначалу выглядела растерянной – она ведь не подозревала, что у нее есть бабушка.

Мы скоро приедем, поэтому мне надо успеть до всего докопаться.

– А эта прогулка в парке была до моего предполагаемого возвращения?

– Дня за два до твоего прилета.

– А что было потом?

– Потом наступил этот день. О Господи, Эстер! Это было ужасно. Ты без конца писала мне на электронную почту. Ну не ты, а кто-то вместо тебя. Писала о своей новой жизни и о том, как тебе не хочется возвращаться. Все это чертовски настораживало. Как-то не похоже на тебя, и я стал опасаться, что ты потеряла голову. Я знал, что ты хочешь остаться, но в душе этому не верил. Не мог дождаться, когда ты вернешься, ведь одному возиться с ребенком совсем нелегко. Прими мое восхищение. Каюсь, но меня гораздо больше устраивала роль воскресного папаши.

Дейзи очень волновалась. Она проснулась со словами: «Сегодня приезжает мама!» В шесть она уже оделась, и мы купили тебе цветы. Ей хотелось, чтобы все было торжественно.

Я смотрю на Криса. Он не отрывает взгляда от дороги.

– Ты купил мне цветы?

Он, не глядя на меня, кивает:

– Первый раз в жизни, да?

– Именно.

Я представляю, как эти цветы поникают и расстаются с жизнью. К тому времени я уже неделю торчала на проклятом острове, не в силах думать ни о чем другом, кроме Дейзи.

– Дейзи хотела ехать в аэропорт. Я сказал ей, что ты прилетаешь не в Гэтвик, а тащиться в Хитроу – это целая история. Тогда она заставила меня пообещать, что, как только ты приземлишься, мы сразу же пойдем на брайтонский вокзал и встретим тебя там. Этот вариант мне вполне подходил. Мы сели у телефона. Но звонка так и не последовало, хотя ждали мы очень, ну очень долго. Тогда мы решили идти на вокзал. Возможно, твой мобильный разрядился, а денег на таксофон не было. Ты же понимаешь.

– Да.

– На вокзале мы купили газировки и стали ждать.

Я с болью представила себе эту сцену.

– А я так и не приехала.

– В этот момент я осознал, какая ответственность на мне лежит. Мы поехали домой, и я объяснил Дейзи, что твой самолет, очевидно, опоздал, а сам стал искать в Интернете сообщения об авиакатастрофах. Тогда это казалось мне самым вероятным, хотя и страшным объяснением произошедшего. Но в новостях об авиакатастрофах не сообщалось. Тогда я стал звонить в авиакомпанию, чтобы выяснить, была ли ты на борту. Ведь их сайт однозначно утверждал, что твой самолет приземлился. И тогда мне на почту пришла весточка.

– От меня?

– Весьма легкомысленное послание, в котором говорилось, что ты приняла решение, целиком меняющее твою жизнь. Я со злости удалил его, но хорошо помню, что в нем было: «Я хочу отдохнуть от материнства. Этот отпуск открыл мне глаза. Следующие пару лет я собираюсь посвятить исключительно себе».

Мы проезжаем до боли знакомые места, так что все мое внимание фокусируется на том, что происходит в машине.

– И тогда снова появилась Кэсси.

– Я был рад ее видеть. Она все точно рассчитала. Она спросила, не буду ли я возражать, если она сводит Дейзи в пиццерию. Я согласился. Дейзи я наплел, что ты застряла в Малайзии, потому что там сломался пароход. Какая горькая ирония судьбы.

Я не могу удержаться от улыбки:

– Да уж.

– Но она была озадачена. Наша дочка ведь не дурочка.

– Согласна.

– Дейзи вернулась очень довольная. Она отлично провела время. Кэсси спросила, все ли у меня в порядке, почему тебя нет и так далее. Я вывел Дейзи из комнаты и рассказал обо всем твоей матери. Она проявила колоссальное сочувствие.

– Это вполне соответствовало ее истории о том, как в юности я сбежала из дома, бросив свою бедную, ни в чем не повинную семью.

– Точно. Она предложила свою помощь. Ведь я работаю, и мне одному трудно уследить за ребенком. Еще она сказала, что Дейзи надо забрать из школы, пока все не утрясется. Мне это показалось неплохой идеей.

– Выходит, она решила изображать примерную бабушку. А появилась только она? Или еще кто-нибудь из общины?

– Нет, она действовала в одиночку. Дейзи несколько раз ходила с ней гулять. Потом твоя мать попросила оставить у нее внучку на ночь. Я привез Дейзи к ней. Очень милое место. – Крис пытается оправдаться. Он умоляюще смотрит на меня: – Уверен, что с Дейзи все в порядке. И она будет очень, очень рада увидеть свою маму.

Взглянув на него, я отвожу глаза:

– Ты так считаешь, потому что не жил там. Когда Карен уехала в Австралию, я поклялась никогда о них не вспоминать. Но теперь вижу, что зря.

– А кто такая Карен?

– Моя подруга по несчастью. Она сказала, что скрыться от них можно только на другом конце Земли. Но тогда я ей не поверила. Сколько времени Дейзи провела у них?

– Два дня.

– Значит, они нас уже ждут.

– Но не раньше, чем завтра.

– Нет. Сейчас. Они уже подготовились к нашему приезду.

Крис сворачивает на подъездную дорогу. Мне снова шестнадцать, и я жду вознесения на небеса. Мне десять, возраст Дейзи, и я начинаю понимать, что мы не такие, как все, и невольно завидую им. Я неуклюжий подросток, пытающийся принять Моисееву версию Бога, потому что так легче приспособиться к тому, что меня окружает. Я держу потную руку Филиппа, пытаясь убедить себя, что я его люблю. Мне осточертела Марта с ее постоянным нытьем.

Придавленная воспоминаниями, я вжимаюсь в спинку сиденья. Мне хочется зажмуриться, но я боюсь не увидеть Дейзи. Ведь я вернулась сюда только из-за нее, моей смешной девочки, на которую всегда можно положиться. Она из тех, кто никогда не пасует, что бы ей ни подкинула жизнь. И сейчас это качество подвергается нешуточной проверке.

Меня трясет от одной мысли, что она может встретиться с Филиппом и Мартой.

– Будь сильной, – шепчу я своей дочке. – И не верь ничему, что они обо мне наговорят.

Раньше здесь был белый указатель с огромным черным крестом и корявой надписью «Божья обитель». Когда я возвращалась сюда из школы, этот знак всегда нагонял на меня тоску. Но сейчас его сменил более внушительный с радугой и приветственной надписью «Добро пожаловать в “Мирную общину”».

Такое название мог бы носить центр йоги или буддистское сообщество. Они заасфальтировали подъездную дорогу и установили на ней «лежачих полицейских». С деревьев свисают ветряные колокольчики, маленькие зеркальца и ловцы снов. Дома, как скоро выясняется, были отремонтированы, но остались практически теми же: по краям небольшой площади кольцом стоят бревенчатые хижины, рядом с которыми возвышается длинное двухэтажное здание. На флагштоках развеваются шелковые флаги, какими люди украшают свои палатки на фестивалях. На молельном доме красуется разноцветный транспарант «Добро пожаловать». Еще здесь появились магазин сувениров и огромная доска объявлений с плакатами и «Информацией для посетителей».

На площади стоит довольно уродливая скульптура, изображающая женщину с ребенком на руках. Я смотрю на нее.

– Чей-то чужой ребенок, – замечаю я, когда мы въезжаем на парковку.

Крис хмурится.

На небольшой парковке стоит четыре машины. Три маленьких дешевых автомобильчика и микроавтобус, раскрашенный от руки в красный и зеленый цвета. Явная пропаганда их секты. Крис паркуется напротив выезда.

– Так мы сможем быстрее уехать, – объясняет он.

Я с неожиданной симпатией смотрю на Криса. Он, конечно, сам отпустил сюда Дейзи, но виновата в этом я: надо было раньше рассказать ему, что это за место. А я только повторяла, что ненавижу свою семью, но никогда ничего о ней не говорила. То, что он мне поверил и привез сюда, чтобы забрать Дейзи, придает мне сил, которых так не хватает.

– Ты готова? – явно нервничая, спрашивает он. – Я скажу, что мы приехали за ней на день раньше, потому что ты вернулась. Все будет нормально. Никакого драматизма.

Ее здесь нет.

– Будем надеяться, – отвечаю я, стараясь улыбнуться.

Посмотрев друг на друга, мы выходим из машины.

Глава 42

Атмосфера этого места очень тягостна для меня. Они могут развешивать сколько угодно флагов и зеркал, но их суть от этого не меняется. Я чувствую это нутром и всеми фибрами души жажду поскорее убраться отсюда.

Но у них Дейзи, и я не имею права никуда бежать.

Мы с Крисом молча подходим к молельному дому. На лестнице я поворачиваюсь к нему:

– Ты здесь ее оставил?

– Да. Кэсси сказала, что забирать ее я тоже буду отсюда.

Он стучит в дверь, все еще на что-то надеясь.

Когда дверь наконец открывается, я вижу, что за ней нет ни Дейзи, ни Кассандры. Перед нами стоит мужчина с аккуратно подстриженной седоватой бородкой и рыжеватыми волосами. Он с вызовом смотрит на нас. Клетчатая рубашка еле сходится на его толстом животе. Скользнув пренебрежительным взглядом по Крису, он уставляется на меня.

– Филипп, – узнаю его я.

– Кэтрин, – без всякого выражения произносит он, выжидающе глядя на меня.

– Где она?

Я стараюсь говорить спокойно. Сейчас самое главное – найти мою дочь.

Филипп улыбается:

– Кто?

Он удивленно поднимает брови, прикидываясь, что не понимает, о ком я.

– Перестань, Филипп!

Огромным усилием воли я стараюсь не терять самообладание. Он ведь ждет, что я начну кричать и плакать. Не дождется.

– Дейзи. Моя дочь. Наша дочь, – уточняю я, бросив взгляд на Криса.

– Дейзи?

Филипп делает вид, что озадачен. Я и прежде терпеть его не могла, а теперь кусаю губы, с трудом сдерживаясь, чтобы не измолотить, не искусать и не расцарапать его гнусную физиономию.

В дело вступает Крис. Он все еще думает, что чего-то добьется.

– Да, приятель, Дейзи. Она пару дней гостила у Кассандры. Пока уезжала Эстер.

– Прошу прощения, – победоносно улыбается мой бывший жених. – Я так и не понял, о ком вы говорите. А Кассандры нет дома. Ей что-нибудь передать?

– Скажи ей, что мы все равно разыщем ее, – бросаю я, дергая Криса за рукав. – Идем. Дейзи здесь нет. Они ее спрятали.

– Может, они просто куда-нибудь пошли? – в отчаянии предполагает Крис.

– Можно сказать и так, – ухмыляется Филипп.

Интересно, сколько гадостей Моисей с Кассандрой успели напеть ей? Что я ее не люблю, я ее бросила и никогда к ней не вернусь. И наверняка уже обрабатывают бедную девочку, вдалбливая ей свои сектантские бредни. Мы тебя любим, распинаются они. Теперь мы твоя семья. Наш Бог тоже любит тебя и скоро возьмет на небеса, где ты будешь сидеть по правую руку от него.

Я вспоминаю, как родители Сары опасались массовых самоубийств в общине.

– Да пошел ты! – бросаю я Филиппу.

– Да благословит тебя Господь, Кэтрин! – отвечает он, захлопывая дверь и задвигая засов.

Мы сидим в машине, но никуда не едем.

– Давай подождем, пока они вернутся? – предлагает Крис, хотя я вижу, что он верит в это не больше, чем я. – А пока мы ждем, расскажи мне обо всем, что поможет нам найти Дейзи. Пожалуйста. Что-нибудь о своем детстве. Как ты здесь жила. Когда мы приехали, ты начала трястись и кусать губы. Они все еще ждут Судного дня?

Я пожимаю плечами, не в силах ничего сказать, и Крис меняет тему:

– А кто этот Филипп? Тот, за кого тебя хотели выдать замуж? Почему он называет тебя Кэтрин?

– А разве Кассандра не называла меня Кэтрин?

– Нет, конечно. Она называла тебя Эстер.

– Ну да. Правильно. Хорошо, я расскажу.

Глубоко вздохнув, я посвящаю Криса во все подробности моей здешней жизни: двухэтажные койки, насмешки в школе, ощущение себя изгоем. Но с Дейзи этот номер не пройдет, потому что мы сумеем ее спасти.

Рассказываю, как боялась, когда родилась Дейзи, как решила больше не иметь детей, чтобы лучше защитить ее от них, как временами чувствовала, что я у них под колпаком.

– Эстер, – страдальчески произносит Крис. – Мы с тобой никогда не любили друг друга и поженились только из-за Дейзи. Но мы оба очень старались. Во всяком случае, я. Просто из кожи вон лез, чтобы наш брак не развалился. Я думал, что и ты этого хочешь. Но ты мне не доверяла и скрывала свое прошлое. Если бы я знал, то никогда, слышишь, никогда бы не…

– Знаю. Прости меня! Это я виновата, а не ты. Я все отлично понимаю.

– И ты действительно застряла на этом острове?

– Да. И мне кажется, что без них не обошлось. Но сначала надо найти Дейзи.

– Черт, надо бы сообщить в полицию.

Я кладу ладонь на его руку:

– Еще рано. Они же будут лгать и изворачиваться. Повесят всю вину на нас, и полиция возьмется за меня.

Крис недовольно соглашается.

У информационной доски появляется знакомая фигура. Даже после стольких лет ее повадки не изменились. Открыв дверцу машины, я устремляюсь к ней.

Волосы у нее, как и раньше, коротко острижены, хотя это ничуть ее не украшает. Неужели за все двадцать четыре года Марта ни разу не попыталась их отрастить? Сила земного тяготения сотворила бы чудо, и длинные волосы сделали бы ее намного привлекательнее. Она растолстела и отяжелела, и хотя нам обеим уже стукнуло сорок, на вид ей можно дать все пятьдесят пять. Бесформенное мешковатое платье, в каких здесь всегда ходили женщины, безнадежно устарело и никак не соответствует новому имиджу общины, который предполагает ношение потертых джинсов и радужных свитеров.

Ее лицо изрезано морщинами. Мое, вероятно, выглядит не лучше.

– Марта! – окликаю ее я, беря за руку, чтобы наладить контакт.

– Ах, это ты, – равнодушно произносит она. – Филипп говорил, что ты сюда заявишься.

– Я приехала за своей дочерью. Ее зовут Дейзи.

– Да что ты, – недобро улыбается она.

– Ее ведь здесь нет, правда? Они забрали ее. Кассандра с Моисеем. И сразу же увезли, чтобы я не смогла ее вернуть. Марта, у тебя есть дети?

– А тебе какое дело? – бросает она, отводя глаза.

– Конечно, есть. Ты жена и мать. Такая у тебя работа. А ты знаешь, что кроме вашей общины есть еще целый мир? Он грешный, странный, порой безумный, но там столько всего интересного. И женщина там не только жена и мать. Ты можешь работать, сделать карьеру. Можешь быть свободной и ни от кого не зависеть. Быть самой собой. Еще не поздно, Марта. В сорок жизнь только начинается.

Марта презрительно фыркает:

– Спасибо за открыточные пожелания, Кэти! Ты бросила меня, когда нам было шестнадцать, а теперь, когда нам стукнуло сорок, ты вдруг возвращаешься, считая меня идиоткой, которая станет тебе помогать.

– Я не бросала тебя, Марта. Ты же сама не хотела бежать со мной.

– Неужели? – цедит она, эффектно подняв одну бровь. У меня так никогда не получалось. – А ты меня спрашивала? И что, я отказалась? Сказала «нет»?

– Я была уверена, что ты не захочешь. Но прямо спросить побоялась, потому что думала, что ты настучишь Моисею.

Марта закусывает губу:

– Не настучала бы. Я же догадывалась, что ты собираешься свалить. Видела, как ты идешь по дорожке, размахивая сумкой и не оглядываясь. Если бы ты только спросила меня, Кэти… Одна на такое я вряд ли решилась бы, а с тобой бы ушла. И тоже размахивала бы сумкой и не оглядывалась. После того конца света я бы точно решилась. Тогда у меня хватило бы храбрости.

Она отводит глаза:

– Я всегда хотела с тобой дружить.

– Но ты же меня ненавидела!

– Ничего подобного! Это ты ненавидела меня, потому и бросила здесь. И мне пришлось собирать осколки. Выйти замуж за твоего жениха. Сделать вид, что ты умерла. Тогда я догадалась, что Виктория тоже сбежала.

– Да, правда. Я встретила ее в Лондоне, как и других. Теперь ее зовут Карен. Она давно переехала на другой конец света, потому что не чувствовала себя в безопасности в этой стране. Мне надо было сделать то же самое. Послушай, Марта! Ты видела здесь Дейзи? С ней все в порядке?

Марта в нерешительности смотрит на меня. Сердце у меня бешено стучит, я нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу. Мне кажется, я теряю сознание, и только страх удерживает меня от падения.

– С ней все хорошо, – наконец сообщает Марта. Лицо у нее подобрело. – Даю тебе слово, Кэти! Ведь здесь ничего страшного не происходит, ты же сама знаешь. Все несколько необычно, но… – Она останавливается на полуслове.

– Но она не может здесь жить! Она моя дочь. Где они ее спрятали? Скажи мне, Марта, и я все для тебя сделаю. Извини, что тогда не позвала тебя с собой. Потом я жалела об этом. Да и сейчас меня мучает совесть. Но еще не поздно. Ты замужем за Филиппом? Я его только что видела. Он мерзкий тип. Мы обе это знаем. Марта, ты можешь прямо сейчас поехать с нами. Я тебе во всем помогу. Только скажи, где мой ребенок?

По моим щекам текут слезы, и мне приходится вытирать их синтетическим рукавом.

– Но ты же от нее уехала. Иначе Кэсси никогда бы не удалось ее завлечь. Тебя не было в стране. Где ты пропадала? Они ничего мне не говорят. У нас в общине есть решительные женщины, но я не из их числа.

Я собираюсь с силами, чтобы все рассказать. При каждом повторении моя история звучит все менее правдоподобно, и мне приходится убеждать себя, что это было на самом деле. А ведь еще неделю назад я думала, что мы все умрем на этом острове.

– Я оказалась на необитаемом острове. Мы поехали на морскую прогулку, нас высадили на острове, а лодка за нами так и не пришла.

– Ну да. Теперь понятно, – кивает Марта, явно не веря ни единому моему слову.

– Это правда, Марта! И мне кажется, что тебе и так уже известно об этом.

Она оглядывается по сторонам.

– Вот что, Кэти. Я тебе помогу, но только потому, что у меня тоже есть дети. Мне ничего не говорят, но я догадываюсь об их делах, и мне они не по душе. Бог свидетель, я всю жизнь подчинялась им и делала то, что они хотели. И когда был Моисей, и сейчас, когда у нас новый духовный наставник. В семнадцать лет я стала рабой Филиппа. А сейчас мной помыкают мои сыновья.

– Похоже, ты решила взбунтоваться.

– Я не собираюсь бросать детей и уезжать с тобой. Но могу передать, что я подслушала. Они никогда не посвящали меня в свои секреты. Я слишком незначительная фигура. Кого интересует, что думает старая толстая Марта? Наш духовный наставник куда-то надолго уехал. В его отсутствие всем здесь заправляли Филипп с Кассандрой. Филипп подает большие надежды. Как только я поняла, что девочка твоя, я стала за ними следить. Я никогда не верила, что ты умерла, и часто гадала, а что бы стало со мной, если бы я тогда сбежала. Филиппа, как видишь, оставили здесь за главного. А остальные вчера рано утром уехали на машине. Я проснулась, когда Филипп пошел их провожать. Было еще темно. Потом я услышала, как он разговаривал с ними по телефону. Велел ехать по трассам М5 и А30. Похоже, они отправились в Девон или Корнуолл, чтобы спрятаться там с твоей дочкой, пока она окончательно не перевоспитается.

Я с трудом сдерживаю себя. Сейчас очень важно не терять головы.

– Ты уверена, что не хочешь поехать с нами? Мы отправляемся прямо сейчас.

– Конечно, хочу, Кэти! Чтобы кричать во все горло о том, что здесь происходит. Но я никуда не поеду. Из-за своих мальчиков. Ведь им скажут, что я умерла.

– А ты не можешь выяснить, где именно их искать в Девоне или Корнуолле? Очень тебя прошу. Я тебе запишу свой телефон, позвони, если сможешь.

– Не надо. Если это увидит Филипп, мне мало не покажется. Мы и так слишком долго с тобой тут стоим. Наверняка кто-нибудь уже заметил. И он захочет узнать, о чем мы говорили, чтобы доложить. Наш духовный наставник очень тобой интересовался, хотя считается, что ты умерла. Просто продиктуй мне свой телефон, я запомню. Мобильный всегда при мне, так что до него никто не доберется.

Марта с улыбкой опускает голову. Проследив за ее взглядом, я догадываюсь, где она его прячет:

– Он у тебя в бюстгальтере?

Марта неожиданно смеется, чего я никак не могла от нее ожидать.

– Это единственное место, где Филипп его никогда не найдет.

Я называю ей свой телефон. Дважды повторив его, она кивает:

– Запомнила. Если я еще что-нибудь узнаю, отправлю тебе сообщение. Но не от себя, а от Сары, твоей школьной подружки. Это она сказала мне, что с тобой все в порядке. В школу я больше не ходила, но иногда встречала ее в городе и, если поблизости никого не было, спрашивала о тебе.

– Прости меня! – виновато говорю я.

Мне искренне жаль Марту, влачащую столь убогое существование. Мне хочется спросить ее о новом духовном наставнике, но нам пора ехать. Вместо этого я интересуюсь:

– А сколько лет твоим мальчикам?

– Одному восемнадцать, другому шестнадцать, – улыбается она. – Совсем взрослые.

– Они живут здесь?

– Да. Они пошли в отца.

– Если ты передумаешь, я приеду и заберу тебя. В любое время. Обещаю тебе!

– Спасибо, Кэти! Ты даже не представляешь, как для меня важно твое участие.

Крис заводит мотор, не дожидаясь, пока я подойду.

– Девон или Корнуолл. М5 и А30, – сообщаю я.

Он быстро выезжает с площадки.

– Мы поедем по М4, в Бристоле свернем на М5, доберемся до Экстера и там выедем на А30.

Я с улыбкой смотрю на него, и у меня вдруг резко поднимается настроение.

– Крис Ломакс, откуда ты все это знаешь? Ты что, фанат «Топ Гира» и скрывал от меня это, пока мы жили вместе?

Крис пожимает плечами:

– Есть вещи, которые знает каждый водитель.

Мы возвращаемся на М25, где попадаем в пробку. Я пытаюсь расставить все по своим местам:

– Похоже, мы застряли. Дай-ка я пока разберусь с этими сообщениями.

– Давай. Ведь кто-то же их писал. Мне бы сразу догадаться, что это не ты. Поройся в моем телефоне, они еще там. Из домашнего компьютера я все удалил, чтобы их не прочла Дейзи, но в телефоне на всякий случай оставил.

Я просматриваю сообщения в его айфоне. Большинство из них не по делу. Скидки от «Групона». Рабочая переписка. Наконец выскакивает мое имя, и я просматриваю весь поток сообщений, пришедших от меня.

«Привет, Крис. Надеюсь, вы в порядке. Я отлично провожу время. Пляж выше всех похвал. Я встретила массу интересной публики. Здесь полно немцев, есть парочка американцев-неразлучников и крутой канадец, которого зовут Джона. Вокруг просто рай. Я всегда о таком мечтала. Присматривай за Дейзи. Если я задержусь, не беспокойся. Я буду на связи. С наилучшими пожеланиями, Эстер».

Я бросаю взгляд на Криса:

– И ты мог подумать, что это написала я? Серьезно? Хорошего же ты обо мне мнения.

Крис пожимает плечами:

– Я ни в чем тебя не подозревал. Думал, ты нарочно злишь меня.

– Но там действительно была парочка американцев, не отрывавшихся друг от друга, – внезапно похолодев, говорю я. – И куча немцев. И канадец по имени Джона, который мне понравился просто как человек.

– А кто еще там был?

Я пытаюсь вспомнить всех, кто был в Райской бухте.

– Там шнырял один подозрительный тип, который вполне мог оказаться Моисеем. Нам сказали, что наши счета за гостиницу оплатил какой-то старик. Там решили, что мы уехали, и поэтому никто нас не хватился. Хозяину гостиницы это показалось немного странным, но это не помешало ему взять деньги и сдать наши номера другим туристам. Однако сама я этого старика не видела.

– Понятно.

– Сначала мы подумали, что это мог быть Джен, который застрял на острове вместе с нами, но теперь я понимаю, что это Моисей.

Нахмурившись, Крис молча ведет машину. Потом спрашивает:

– А этот Джен не мог быть на самом деле Моисеем?

– Нет, конечно. Моисей мой отец, и я жила рядом с ним, пока мне не исполнилось шестнадцать. Джен никак не мог быть Моисеем. И потом он уже умер.

– Черт!

– Моисей явно отошел от дел. Марта говорила об их новом духовном наставнике, но его имени так и не назвала. Мне кажется, она его не любит. А сейчас он уехал вместе с Кассандрой и Дейзи.

– Значит, мы найдем его вместе с остальными. Может, ты случайно видела его в Райской бухте? Он мог держаться в тени, шпионить за тобой и присылать мне все эти сообщения.

Я еще раз просматриваю сообщения. Мои эксцентричные послания чередуются с недоуменными ответами Криса: «Какого черта, Эстер? Ты это серьезно?»

Положив телефон между нами, я зеваю:

– Ты не возражаешь, если я немного посплю? Я просто засыпаю на ходу.

Я потягиваюсь и снова зеваю.

– Давай. А я буду за рулем до победного конца.

Глава 43

Открыв глаза, я вижу, что машина стоит, а вокруг темно. Я долго вспоминаю, что со мной произошло, постепенно осознавая, что я не на острове и не лежу на песке вместе с Эдом, Кейти и другими. Но я и не дома и моя дочь по-прежнему не со мной.

Во рту отвратительный привкус, а на мне какой-то дурацкий офисный наряд. Потом я вспоминаю про Криса. Он мой верный союзник. Я поворачиваюсь к нему, но на водительском месте никого нет.

Я думаю о Джин и ее утрате. Сейчас она, наверное, пережила вторую. Надеюсь, она позволит своим детям позаботиться о себе. Интересно, как там Марк и Черри в своем Монтоке и чем закончились их злоключения? Мне кажется, Черри в конце концов помирилась с мужем и вновь обрела своих детей. Меня гложет зависть.

Машина стоит на полупустой стоянке. Заправки на ней нет. Открыв дверь, я ступаю на землю.

Я в полной растерянности. День сейчас или ночь? Сумрак, небо затянуто тучами. Я трясусь от холода в своей идиотской блузке, совершенно неуместной в британский весенний вечер. Не закрывая машины, я начинаю ходить туда-сюда, чтобы согреться. Мои ноги отчаянно протестуют, но, вспомнив, что они месяц провели на тропическом острове, я прощаю их за нестойкость.

Посмотрев по сторонам, я замечаю магазинчик и небольшое кафе. Стандартный набор для небольшой стоянки. Здесь должен быть туалет.

Щурясь и моргая, я начинаю пробираться к кафе. Перед глазами все плывет. Это из-за Дейзи. Я так долго ее не видела, что ее образ становится нечетким. Я представляю, как она живет с Кассандрой где-то на юго-западе Англии. Вспоминаю, какой она была в три года: пухлощекая девчушка с серьезным лицом. Потом вижу ее на школьной фотографии, когда ей было пять. Семилетняя девочка выгуливает чужую собаку. Первая младенческая улыбка. Но как я ни стараюсь, теперешнюю Дейзи представить не могу. Я потеряла свою дочь, и сейчас Кассандра и кто-то мне неизвестный усиленно ей внушают, что мать про нее забыла, а любить ее может только Господь.

Вернувшись из туалета, я по-прежнему не могу сосредоточиться. К счастью, я не настолько не в себе, чтобы пойти на газон и выкопать там ямку, как мы делали это на острове. Крис стоит у машины, вытаращив глаза:

– Так ты здесь!

– Да.

– Ты оставила машину открытой, и я подумал…

Я пытаюсь сообразить, что он мог подумать, но мозги у меня работают со скрипом.

– Ты подумал, что меня похитила Кассандра.

– Именно.

– Это маловероятно.

Мои умственные способности потихоньку восстанавливаются:

– Я для них изгой, и они не примут меня обратно, даже если я захочу вернуться. Но вот мою дочь они считают своей собственностью и уверены, что могут забрать ее в любое время.

Я смотрю на Криса. Вид у него расстроенный и напряженный.

– Извини. Просто я ходила в туалет. В голове полный кавардак.

– Ты пропадала целую вечность. Я купил тебе кофе. На тот случай, если ты проснешься. Он в машине.

– Спасибо!

– Ты говорила, что больше не любишь кофе. Но один стакан ты уже осилила, и я подумал, что второй тебе тоже не помешает.

Я сажусь в машину и беру из держателя бумажный стаканчик:

– Я снова его полюбила.

– Молодец, хорошая девочка.

Я поднимаю на него глаза:

– Хорошая девочка?

Мы с грустью сорокалетних улыбаемся.

– Хочешь, я сяду за руль?

– Нет, спасибо. Не самая лучшая идея.

Крис заводит мотор.

– Тебе пришло сообщение. Видимо, от этой женщины.

– От Марты?

Я окончательно просыпаюсь.

– Да, но оно почему-то было подписано «Сара».

– Это для конспирации.

– Она пишет, что мы должны ехать в Сент-Айвз.

– Сент-Айвз?

– Посмотри сама.

Крис указывает на телефон, и я нахожу текст: «Привет! Вы должны ехать в Сент-Айвз. Это все, что я знаю. Желаю удачи! Сара».

Я сразу же отправляю ответ: «Большое спасибо, Сара». Представляю, как завибрирует телефон у нее в бюстгальтере.

– У Марты жизнь не сахар.

Мы выезжаем со стоянки и возвращаемся на автостраду.

– Где мы сейчас? – интересуюсь я. – Разве не на М5?

– На М30. До Сент-Айвза еще далеко. Разве ты не помнишь?

Я сразу же догадываюсь, о чем он говорит:

– Такое не забывается. Ведь мы там были в медовый месяц.

– Вот и я не забыл.

Мы улыбаемся, вспоминая первые четыре дня нашей семейной жизни. Я была на последнем сроке, а Крис бесстрашно смотрел в будущее, однако его натужный энтузиазм как-то не вязался с паническим страхом во взгляде. Мы старательно выполняли все, что было принято в таких случаях: осматривали достопримечательности, прогуливались по берегу моря, ели рыбу с чипсами, покупали мороженое и катались на катере.

– Ты помнишь, как мы сидели в кафе на главной улице и смотрели на толпы людей, проходивших мимо? Мы тогда шутили, что если сидеть там достаточно долго, то рано или поздно встретишь всех своих знакомых.

– А ты не удивлялась, как из всех живущих на свете людей мы выбрали именно друг друга?

– Возможно, – смеюсь я. – Ведь молодоженам положено с восторгом смотреть друг на друга, с самыми радужными надеждами на будущее.

– Теперь нам будет легче ориентироваться.

– Надеюсь, сейчас там меньше людей.

Через несколько часов я выглядываю в окно машины. Мы едем по узкой извилистой дороге, следуя коричневым указателям для туристов, приезжающих в Сент-Айвз. День близится к концу.

Я внимательно смотрю на проходящих мимо. Так, на всякий случай.

Глава 44

Самый длинный и необычный день в моей жизни подходит к концу.

– Нам надо сесть где-нибудь у большого окна, мимо которого проходят люди, – командую я, когда, скатившись с крутого холма, мы въезжаем в город. – Мы сможем увидеть ее даже в темноте.

– Согласен. Но прежде нам надо снять номер в гостинице.

– Ну да, конечно. У меня есть наличные. Карты я потеряла во время своих приключений.

– Отлично. У меня по карте перерасход, но, думаю, на койку с завтраком я наскребу.

– Но нам ведь нужно два номера.

– Кто бы сомневался.

Мы надолго замолкаем.

Сент-Айвз очень милое местечко: безумно красивое, холмистое, с потрясающим воздухом и каким-то феерическим светом. Я пытаюсь убедить себя, что Дейзи пойдет на пользу, если она подышит морским воздухом с Атлантики. Городок небольшой, и мы без труда ее найдем.

– А почему мы должны верить Марте? – вдруг спрашиваю я, когда, проехав по улице с рядом стандартных домиков, мы оказываемся у библиотеки.

– Ты это серьезно? – удивляется Крис.

– Знаю, у нас нет выбора. Ничего другого не остается. Но она жена Филиппа и во всем ему подчиняется. А что, если это он велел направить нас по ложному следу?

– Эстер, не говори ерунды!

– Я ей сейчас позвоню. На тот номер, с которого она прислала сообщение. На тот телефон, который она держит в бюстгальтере, чтобы скрыть от своего придурка-муженька. Посмотрим, ответит она или нет.

– Зачем? Чего ты этим добьешься? – жестко, совсем как раньше, обрывает меня Крис. – Даже не думай об этом. У нас и без того куча дел. Надо найти самую дешевую гостиницу, а потом пойти в оживленное место и посидеть в кафе. Нам уж точно не помешает выпить. А потом будем сканировать людей за окном.

Мы останавливаемся в довольно приличном отеле, потому что он близко к центру и в нем есть свободные номера.

В холле душновато. На полу лежит синий ковер. Взглянув на меня, Крис жмет на кнопку звонка в центре маленькой стойки. Этот педантичный жест вызывает у меня неуместный смех.

– Нам нужно два номера, – заявляет он появившейся женщине, отчетливо выговаривая каждое слово.

– Отлично.

Женщина довольно молода, у нее обесцвеченные волосы с отросшими черными корнями. Бросив на нас оценивающий взгляд, она кладет на стойку две небольшие анкеты.

– Пожалуйста, заполните каждый свою. Мне нужны ваши карты. Вы будете платить отдельно?

– Нет, вместе, – поспешно говорю я, поворачиваясь к Крису. – Извини. Я верну тебе деньги, когда получу новые карты.

– Нет проблем. – Он протягивает карточку женщине. – Возьмите мою. Можешь считать это алиментами.

Она переводит взгляд с Криса на меня и пропускает карточку через терминал. Мы вручаем ей заполненные анкеты, и она начинает их изучать:

– Если бы вы не сказали про алименты, я приняла бы вас за брата и сестру. Ведь алименты как-то связаны с браком?

– Что-то в этом роде, – соглашаюсь я.

– Мы были женаты, – сообщает Крис.

– Но теперь мы просто друзья, – добавляю я.

Женщина поднимает брови:

– А разве одно исключает другое?

– У кого-то получается, – вздыхает Крис. – Но только с виду.

Мы идем в свои номера, расположенные рядом. Кроме телефона у меня с собой ничего нет, а мне ведь нужны зубная щетка и другие мелочи, хотя на острове я почти месяц обходилась без них.

Крис барабанит мне в стенку. Я стучу в ответ.

– Принимай душ! – кричит он. – А потом пойдем и осмотримся!

Когда мы садимся за столик у окна, на улице уже темно. Ресторан расположен рядом с портом, в самой оживленной части города. Но от света фонарей, отражающихся в черной воде, толку мало: на улице не так уж много людей. Тем не менее я оглядываю каждого проходящего.

– Тебе надо поесть, – командует Крис, вручая мне меню. – Давай, закажи себе пиццу.

– Хорошо, что сейчас меньше народа, чем в прошлый раз. Правда? Я почему-то решила, что в толпе у нас больше шансов увидеть Дейзи. Но ведь это не так?

– Нет, не так. А теперь заказывай пиццу, или я сам закажу тебе.

Странное чувство, когда тебе жутко хочется есть и одновременно мутит от страха. Я заказываю овощную пиццу, чесночный хлеб и салат и, как только их приносят, вдруг вспоминаю, как на острове Марк мечтал о пицце с пепперони и халапеньо, чесночном хлебе и салате с соусом ранч. И тут же слышу свой голос: «Овощная пицца с огромной порцией салата, чесночный хлеб и большой бокал белого вина».

Не помню, был ли там такой разговор, или мне только показалось. В любом случае мне страшно повезло, что моя мечта стала реальностью. Преисполнившись оптимизма, я берусь за салат-латук.

Крис начинает с вина. Я же слишком взвинчена, чтобы пить, и боюсь, что алкоголь меня окончательно доконает. Последний раз я пила еще в Райской бухте, за несколько дней до дня рождения, когда мы с Кейти рассказывали друг другу о своей жизни. Тогда все казалось таким безоблачным.

Как причудливы наши жизненные перипетии. Совсем недавно я сидела на необитаемом острове без всякой надежды вернуться в цивилизованный мир. А теперь меня вдруг занесло в приморский городок, где я ем пиццу и смотрю на волны людей в надежде отыскать потерянную дочь.

Мимо окна проходит множество девочек. Кто-то из них ровесник моей Дейзи, у кого-то тот же рост и такие же русые волосы. Я с упрямой одержимостью разглядываю каждую из них. Однако Дейзи среди них нет. Кассандру заметить легче, но и она никак не проявляет себя. Правда, любой прохожий может оказаться их пресловутым «духовным наставником». Да и Моисей вполне может здесь всплыть. Любой пожилой мужчина, а их проходит немало, может оказаться Моисеем. Мое внимание привлекает старик в рыбацком свитере, разговаривающий с какой-то женщиной. У него седые коротко остриженные волосы и подходящий рост. Но он уходит прежде, чем я успеваю разглядеть его лицо.

Ветер треплет одежду и ерошит волосы прохожих. Уже давно стемнело, но улица хорошо освещена.

– Ну где же она?! – восклицаю я. Пицца придает мне сил. – Где Дейзи? Где моя девочка?

Крис кладет вилку:

– Эстер, мы должны позвонить в полицию. Ты сама понимаешь. Это надо было сделать еще в Гемпшире.

– Да, потому что они ее похитили.

– Вот именно. И совсем необязательно, что они в этом городе. Они могли уехать куда угодно. Даже за границу. Дома ты проверяла, где ее паспорт?

Внутри у меня все обрывается:

– Нет.

Я машинально делаю глоток. Кисловатое вино приятно холодит рот. Я делаю еще один глоток.

– Ты прав. Они хотят свалить всю вину на меня. Но я ведь ни в чем не виновата. Это просто их козни. Дейзи наша дочь, и полиция нам обязательно поможет.

Я рассказываю все слегка ошарашенному полицейскому. Он нам сочувствует. Записав все подробности, он просит нас прийти утром, когда его коллеги будут на работе, или позвонить, если мы увидим Дейзи или случится что-нибудь еще.

– Вот видишь, – говорит Крис, когда мы возвращаемся в отель. – Он нам поможет. После завтрака пойдем туда и поговорим с его начальством.

Я чувствую невероятное облегчение.

– Хорошая идея.

Крис сжимает мою руку:

– Иногда и я на что-то гожусь.

Я просыпаюсь от громких криков чаек. На этот раз я сразу понимаю, где нахожусь. Посмотрев на телефон, вижу, что уже восемь.

Я стучу в стену:

– Крис! Уже утро!

За стенкой раздается нечленораздельный звук.

Я стою под горячим душем, наслаждаясь каждой струйкой воды. Мою голову и выливаю на волосы всю бутылочку кондиционера. Тщательно моюсь, скорбя о своей загубленной коже. Теперь я готова к новому дню, хотя вместо чистой и свежей одежды на мне по-прежнему дурацкий офисный наряд, выбранный во вчерашнем полубессознательном состоянии.

– Сегодня я увижу свою дочь, – уверенно произношу я.

Мне так хочется в это верить.

Мы сидим в ресторане отеля, потягивая кофе и ожидая, когда нам принесут завтрак, когда у меня вдруг звонит телефон.

– Марта, – говорю я, посмотрев на дисплей. – Алло!

– Кэтрин.

Сердце у меня падает.

– Филипп?

– Ты где?

– Дома. Жду мою девочку. Крис должен забрать ее сегодня утром. Ведь они так договаривались? Дейзи с Кассандрой должны сегодня вернуться, верно?

Я холодна как лед, ведь на карту поставлено все. Если он догадается, что я в Сент-Айвзе, я потеряю ее навсегда.

– Что ты наговорила Марте?

– Тебя это не касается!

– Ты ее расстроила.

– А разве она не имеет права на чувства?

– Кэтрин!

– Прости. Просто передай Дейзи Крису, когда он приедет. Хорошо?

Я чувствую, как он улыбается.

– Ну разумеется. А почему твой номер у Марты в телефоне?

– А что тут особенного? Марта сказала, что позвонит, когда Дейзи вернется.

– Хм. Она говорит то же самое. До свидания!

Я бросаю телефон на стол.

– Ублюдок! Пытается шпионить, но доказать ничего не может. Как же я его ненавижу!

– Твой бывший жених.

– Но я вовремя унесла ноги.

– Пойдем в полицию.

Мы спешим в участок под моросящим дождем. На полпути у меня снова звонит телефон.

– Это опять он, – говорю я, посмотрев на экран, и нажимаю кнопку. – Ну, что тебе?

– Кэти?

– Марта? С тобой все в порядке?

– Он тебе звонил? – испуганно спрашивает она. – Что он сказал? Я успела удалить все сообщения.

– Молодец. Он ничего не знает. Просто вынюхивает.

Марта понижает голос. Мне приходится остановиться и заткнуть второе ухо. Ветер просто сдувает с ног, и я прислоняюсь к стене.

– Кэти, он с ними разговаривал. Они в Сент-Айвзе, но забеспокоились, что ты больше не приезжаешь в общину. Они не знают, где ты, и это их напрягает. Насколько я знаю, они сейчас в каком-то кафе на пляже. Ждут такси, на котором поедут в другое место. Куда, не знаю.

– В кафе на пляже, – повторяю я. – Марта, ты просто золото! Спасибо тебе большое! Когда все закончится…

Я чувствую, что она улыбается:

– Да, я знаю. А теперь иди и забери ее.

В Сент-Айвзе несколько пляжей. Крис останавливает мужчину, гуляющего с двумя собачками:

– Прошу прощения, друг! Мы тут кое с кем встречаемся в кафе на пляже. Вот такую информацию они нам дали. Где это может быть?

Мужчина поджимает губы:

– Либо Портминстер, либо Портмеор. Вам надо было узнать поточнее. Портминстер вон там, он поближе, а на Портмеор вам туда.

– Спасибо! – благодарит Крис, и мужчина идет дальше.

– Разделяемся? – предлагаю я. – Времени у нас в обрез.

– Да. Ты иди на Портминстер, а я побегу на второй. Потом мне позвонишь.

Я несусь на пляж, не замечая дождя, бьющего мне в лицо. Людей на улице мало: несколько женщин с колясками, парочка бегунов, собачники со своими питомцами.

Широкий песчаный пляж меня не впечатляет. Песком я сыта по горло. На пляже никого нет.

Да они просто трусы, вдруг осеняет меня. Всю жизнь я пыталась ускользнуть от их карающей десницы, но если перестать их бояться, они потеряют все свое могущество.

А я их не боюсь. Ярость заглушила всякий страх.

На море начинается шторм, и о берег тяжело бьются волны. Подходя к кафе, я замечаю женщину, стоящую на балконе. Она задумчиво смотрит на воду.

У нее прямые волосы, прежде белокурые, а теперь совсем седые. Она копия меня, только старше и жестче.

Отвернувшись от моря, она что-то говорит сидящим в кафе.

Я отправляю Крису сообщение: «Портминстер», а себе говорю: «Держись». Иду к двери и вхожу в кафе.

Очень атмосферное местечко с дощатым полом и плетеными стульями. Ко мне подходит белокожая блондинка с дежурной улыбкой и меню в руке:

– Столик на одного? Завтрак?

Я пытаюсь изобразить ответную улыбку:

– Я ищу своих друзей. Хочу просто посмотреть, здесь ли они.

– Конечно, – кивает она и исчезает.

Я прохожу на террасу. Там занято всего три столика. За одним сидят трое, и среди них – моя девочка.

Остановившись как вкопанная, я впиваюсь в нее взглядом. Волосы у нее заплетены в косу – знакомый сектантский стиль, и это ей совсем не идет. Но лицо не изменилось, только помрачнело и осунулось. И она больше не улыбается.

Они обрядили ее в синюю юбку до колен, белый джемпер и розовую куртку. На ногах у нее резиновые сапоги. Она уже принадлежит им, а ведь это моя дочь.

Я не могу дожидаться Криса. У меня нет времени вызывать полицию. Это моя дочь, я ее наконец нашла, а они в любую минуту могут затолкать ее в машину и увезти.

Я иду через террасу к их столику. Потом бегу.

– Дейзи! Дейзи!

Кассандра испуганно оборачивается.

Дейзи поднимает глаза, наши взгляды встречаются, она улыбается и вскакивает из-за стола.

Кассандра хватает ее за руку. Дейзи пытается освободиться, но Кассандра ее не отпускает. Между ними завязывается борьба. Третий сидящий за столом смотрит на меня, но я не обращаю на него внимания. Вероятно, это их пресловутый духовный наставник. Краем глаза я замечаю, что это не Моисей.

Потом присматриваюсь, и перед глазами у меня все плывет. Чтобы не упасть, я вцепляюсь в спинку стула.

Я почему-то решила, что их предводителем стал кто-то мне неизвестный. Естественно, мужчина. Разве может быть иначе? Подбежав к дочери, я хватаю ее в охапку. И тут окончательно убеждаюсь, что их новый духовный наставник и вдохновитель заговора не кто иной, как Кейти.

Глава 45

Я тяну Дейзи к себе, но Кассандра намертво вцепилась в нее. Дейзи начинает плакать. Я крепко прижимаю ее к груди.

– Все в порядке, – шепчу я ей. На какое-то мгновение я забываю обо всем, вдыхая ее запах, такой дурманящий и родной. – Прости меня, солнышко! Я так перед тобой виновата. Но я искала тебя и вот наконец нашла.

Дейзи рыдает, уткнув покрасневшее лицо мне в плечо. Я изо всех сил прижимаю ее к себе. Кассандра в ярости. Она все крепче сжимает руку Дейзи. Приходится ее ударить. После чего я переключаюсь на нового духовного наставника:

– Кейти? Какого черта?! Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть.

Кейти вздыхает. Она такая же худая, как на острове, но в ее глазах больше нет отчаяния, и она полностью владеет собой:

– Это Марта послала тебя сюда? Я так и знала, что она проговорится. Филипп сказал, что держит ее под контролем, но не учел, что она способна взбунтоваться.

– Надо отдать ему должное, такое случается нечасто, – заявляет Кассандра, отпустившая Дейзи, но явно что-то замышляющая.

– Какая разница, что там произошло. Моя дочь снова со мной. Она вернется домой, и вы ее больше никогда не увидите. Никогда, никогда!

– Ты так думаешь? – вздергивает брови Кейти.

– Уверена.

Я оглядываюсь, ища глазами Криса.

– Дейзи, с тобой все в порядке? Все, что тебе говорили обо мне, неправда. Когда мы приедем домой, я все тебе расскажу.

Дейзи выглядит испуганной. Она чуть отодвигается от меня.

– Правильно, милая, – воркует Кассандра. – Ты ведь помнишь? Конечно, тебе тяжело. Но вспомни, что мы тебе говорили.

Кейти поворачивается ко мне:

– Ты идиотка, Кэтрин! Ворвалась, как ненормальная. Напугала ребенка. Не бойся, Дейзи! На, возьми.

Достав из сумки белого мишку, Кейти вручает его Дейзи. Та хватает его и прижимает к себе.

– Это я рассказала тебе про Поли.

– Ты мне много чего наговорила. Нам все это очень пригодилось.

– Так, значит, ты и есть их новый духовный наставник, о котором упоминала Марта?

– Она не назвала моего имени? Мы ее хорошо натаскали. Жаль, что недостаточно.

– А та женщина, с которой у тебя были отношения, это моя мать?

Кейти смотрит на Кассандру, и они смеются.

– Ну и дура же ты! Нет, конечно, – говорит Кассандра. – Даже не верится, что у меня такая слабоумная дочь. Она все это выдумала, чтобы втереться к тебе в доверие. И чтобы ты не заподозрила ее в связях с нашей общиной. Это было прикрытием. Поняла?

Дейзи высвобождается из моих рук. Она отводит глаза и с несчастным видом смотрит на море.

– Это Моисей убил Самада, – догадываюсь я. Мне нужно потянуть время, пока не появятся Крис и, надеюсь, полиция. – А потом заплатил за гостиницу, чтобы нас никто не хватился.

Я подхожу ближе к Дейзи, но она отшатывается от меня.

– Браво! Моисей еще на что-то годится, благослови его Господь! А я стащила у Самада зажигалки. Кстати, мы долго ждали, когда ты куда-нибудь уедешь. Следили за тобой. И как только ты собралась в Малайзию и сообщила об этом кому только можно, мы начали разрабатывать план действий. Очень мило с твоей стороны, что ты отправилась в такую даль.

Я смотрю на Кассандру:

– Но ради чего вы все это затеяли? Зачем вам моя дочь?

Она пожимает плечами:

– Твоя дочь принадлежит мне. Ты прекрасно знаешь, что те, кто покидает общину, считаются умершими. Это, в свою очередь, означает, что их дети нуждаются в нашем попечении и руководстве. Ведь Дейзи не виновата, что ее мать сбежала. Она заслуживает самого лучшего воспитания.

– Вы переговаривались по спутниковому телефону.

– Я чуть не убила Джен, когда она его нашла! – выпаливает Кейти. – С трудом удержалась, потому что на то не было видимых причин. Ведь мы с ней не ссорились. Все думали, что он твой, или Марка, или Эда. Никому и в голову не приходило, что он может быть моим. Даже после того, как я нашла воду и спасла вас от смерти. Я опасалась, что вы меня заподозрите, но, к счастью, обошлось.

– Кейти, как тебе удалось все это провернуть? Это ведь была идея Самада.

– Самад оказался легко внушаемым субъектом. Более того, он был весьма неравнодушен к деньгам. Ты же знаешь, Кэти, в бедной стране людей так легко подкупить. Я подкинула ему идею, потом щедро заплатила, и ему стало казаться, что он придумал все сам. Я прощупала его насчет необитаемых островов и в конце концов узнала о том, который меня устроил. Дальше оставалось лишь организовать поездку. Тебя не удивило, что он не потребовал денег за столь щедрое угощение?

К нам подходит официантка. Я взглядом молю ее вызвать полицию. Потом соображаю, что могу сделать это сама, и лезу в карман за телефоном. Но Кейти уже держит его в руках. Она очень искусно вытащила его у меня.

– Прошу прощения, – произносит она.

– Да кто ты такая? Тебе-то зачем моя дочь? Чего ты добиваешься?

– Кто я такая? А ты как думаешь, Кэтрин? Ты, Кэтрин, числишься умершей. Так было написано в газете. И тут появляюсь я, Кейти. Я – это ты. – Она берет Кассандру за руку. – Это моя мать. А это моя дочь Дейзи, – добавляет она, обнимая девочку за плечи.

– Все в порядке? – спрашивает официантка, явно не понимая, что происходит. – Будете заказывать что-нибудь еще?

– Только капучино для нашей приятельницы, – с улыбкой произносит моя биологическая мать.

Кивнув, официантка уходит.

– Вы обе спятили. Пойдем, Дейз! Мы едем домой.

– Что ты на это скажешь, Дейзи? – спрашивает Кейти. – Где твой дом, дорогая?

Дейзи с несчастным видом сжимает губы.

– Ну, давай же, говори, – понукает ее Кассандра.

– Мой дом в нашей общине, – заученно произносит Дейзи и заливается слезами.

– Не смешите меня! – говорю я и, взяв Дейзи за руку, пытаюсь ее увести.

Вот тут-то все и происходит.

Перед кафе тормозит машина. Крис взбегает по лестнице на террасу. Слышится звук полицейской сирены. Кейти с Кассандрой, действуя по отработанной схеме, зажимают Дейзи между собой и тащат к лестнице. Я бегу за ними. Крис останавливает их у входа. Они яростно сопротивляются. Кейти ударяет его ногой, и он, опрокинувшись, скатывается с лестницы.

Я вижу, как они тащат Дейзи к подъехавшему такси, взяв ее практически в клещи. Мотор уже заведен, машина готова ехать. Полицейская машина почему-то запаздывает.

И я делаю то единственное, что может спасти моего ребенка. Схватив с полки хлебный нож, лежащий там вместе с тремя багетами, я всаживаю его в спину Кейти как раз в тот момент, когда она запихивает мою рыдающую дочь в машину.

Все залито кровью. Мир остановился. Я вся в крови, потому что ударила кого-то ножом. Дейзи потрясенно смотрит на меня и пронзительно кричит.

До меня вдруг доходит, что я потеряла ее навсегда. У нее на глазах произошло убийство. И совершила его ее мать. И то, что я сделала это, чтобы не дать Кейти увезти мою дочь, ничего не меняет, а скорее лишь усугубляет дело. Ведь Дейзи наверняка подумает, что во всем виновата она.

Кейти с Кассандрой добились своего. Дочь я окончательно потеряла.

Кейти неподвижно лежит на земле. В спине у нее торчит нож. Официантка зовет на помощь. Наконец подъезжает полицейская машина. Путь к отступлению отрезан. Сделать вид, что я тут ни при чем, уже поздно. Да и бежать мне некуда.

Крис крепко обнимает Дейзи. Она прижимается к нему, и он загораживает от нее ужасную картину.

Полицейский с короткой черной бородкой, но не тот симпатичный мужчина, с которым мы беседовали вчера, сразу же начинает говорить по рации. Выглядит он озабоченно. Я подхожу к нему. Кассандра смотрит на Кейти. Позади меня официантка произносит «Скорая помощь».

Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на стул, оказавшийся рядом. Подняв глаза, я вижу, что Крис с Дейзи исчезли.

Кассандра начинает говорить с полицейским.

– Это она, – холодно и равнодушно произносит она. – Она ударила ее ножом. В спину. Она ее убила.

Полицейский смотрит на меня. Сейчас он меня арестует. Что и происходит.

Глава 46

Они победили. Я сижу в камере и думаю о том, что я потеряла Дейзи. Заключение меня совершенно не волнует, как и предстоящий суд. Еще меньше меня интересует шумиха, поднятая в прессе. Теперь вся история выплывет наружу, но они наверняка все переврут.

В камере тихо и спокойно. Меня вполне устраивает еда, которую регулярно приносят. Мне нравится сидеть и смотреть в стену. Раз я потеряла Дейзи, ничего другого мне уже не нужно.

Дни проходят один за другим. Мне сказали, что Кейти жива и рана не такая серьезная, как можно было предположить по количеству крови. Ни сердце, ни другие важные органы не пострадали. А жаль. Надо было поглубже воткнуть нож.

Они победили. Дейзи сейчас у Криса, но меня они уничтожили. Когда я сбежала, моя участь была предрешена, и вот теперь, через много лет, они своего добились.

Симпатичный полицейский сообщает, что все обвинения с меня сняты и я свободна. Я ничего не понимаю и не желаю понимать. Просто делаю то, что он мне говорит, и в конце концов оказываюсь на улице, жадно вдыхая свежий воздух. Люди кричат и суют мне в лицо камеры. Они требуют, чтобы я немедленно все им рассказала. Я в панике озираюсь и вижу Криса с Эдом. Взяв меня за руки, каждый со своей стороны, они ведут меня к машине и сажают на заднее сиденье. И мы уезжаем.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Я не могу ни на чем сосредоточиться с тех пор, как увидела выражение лица Дейзи, когда Кейти упала с ножом в спине.

– Ты свободна, – говорит Эд, поворачиваясь ко мне с переднего сиденья.

Мы сидим в машине Криса, той самой, на которой ездили в Корнуолл.

– Почему вдруг?

– Кейти полностью поправилась, – объясняет Крис. – Ты так и не научилась резать людей кухонным ножом. А благодаря Эду эта история стала достоянием гласности. Австралийка и американцы тоже внесли свою лепту. Ты представляешь, как на все это набросилась пресса? Необитаемый остров, несчастные пленники и прочее. Когда стало ясно, что они влипли гораздо серьезнее, чем ты, и Кейти не может выдвинуть обвинение, тебя решили освободить. Но, Эстер, ты должна была об этом знать. Разве тебе ничего не сказали?

– Я не слушала, – пожимаю плечами я. – Куда мы едем? Где Дейзи?

– Дейзи в Брайтоне, с матерью Криса, – объясняет мне Эд. – Все будет отлично.

Я вспоминаю ее лицо:

– Не будет.

Я свободна, но они все равно победили.

Глава 47

Месяц спустя

– Дейзи, ты ведь знаешь Эда, – говорю я.

– Привет, Дейзи! Рад тебя снова видеть. Как твои дела?

Эд переминается с ноги на ногу, поочередно глядя на нас с Дейзи.

Дейзи пожимает плечами:

– Хорошо.

Я смотрю на нее. Мне она отвечает то же самое, но вряд ли она когда-нибудь оправится от того, что ей пришлось пережить за последние два месяца. Мы поехали в Шотландию, чтобы отвлечься и побыть вдвоем. В поезде она со мной почти не разговаривала.

– Знаешь, когда мы были на том острове, твоя мама говорила только о тебе. Серьезно.

Дейзи грустно улыбается. Я сжимаю ее руку. Она поднимает на меня глаза. Мимо нас, раздваиваясь, течет поток людей. Оказывается, летом на вокзале Уэверли яблоку негде упасть.

– Правда, мама?

– Боюсь, что не совсем.

Дейзи кивает. Она все еще бледна и испугана, и меня постоянно гложет страх, что вся это история отразится на ее психике.

– Так даже лучше.

– Я на машине, – сообщает Эд. – Буду рад доставить вас до места назначения. Следуйте за мной, леди.

Я сажусь на заднее сиденье, надеясь, что Эд на меня не обидится. Просто я ни на минуту не могу расстаться с Дейзи. Машина, видимо, принадлежит родителям Эда. Это черный внедорожник, такой чистенький и блестящий, словно он только что сошел с конвейера. Дейзи садится рядом, прижавшись ко мне бедром. Весь месяц, что мы провели вместе, она отказывалась обсуждать произошедшее. Ни словом не обмолвилась о том, что ей говорили в общине, и ни разу не вспомнила о Сент-Айвзе.

«Я сделала это от отчаяния, – пыталась объяснить я ей. – Потому что они хотели затолкать тебя в машину и увезти, чтобы мы с папой тебя никогда не нашли. И остановить их я могла только так».

«Да, я знаю», – соглашалась она, отводя глаза.

Дейзи повзрослела. Она больше не выгуливает чужих собак, и из ее комнаты исчезли картинки с пони. Теперь ей хочется читать про всякие ужасы или просто сидеть, уставившись в пустоту. Я часто заставала ее перед телевизором, однако взгляд ее всегда был устремлен в себя.

– Мама, а это не ловушка? – тихо спрашивает Дейзи, после того как Эд показывает нам Эдинбургский замок. – С нами ничего не случится?

Я откидываю ей волосы со лба:

– Дорогая моя, я точно знаю, что это не ловушка. Эд очень хороший человек. Мы познакомимся с его папой и мамой и поживем у них в гостях. Это будет что-то вроде отпуска. Мы отдохнем и придем в себя. У них загородный дом, там кроме нас никого не будет.

– А как же папа? – с волнением спрашивает моя дочь. – Он же там один остался.

– С папой ничего не случится. Никто его не тронет.

– А вы с ним останетесь друзьями? – шепотом интересуется она.

– Конечно, – твердо отвечаю я.

Дейзи спрашивает об этом уже в который раз и всегда получает в ответ уверенное «да». И это, как ни странно, чистая правда. Я отправилась в Азию, всей душой ненавидя Криса, и считала, что так будет всегда. Теперь же он мой лучший друг. Спасение ребенка из когтей религиозных фанатичек сплотило нас, несмотря на все наши распри. Мы сделали это вместе, и к нам пришло взаимное уважение, которого нам так не хватало раньше.

– Не волнуйся, – успокаиваю я ее.

Я уже столько раз твердила ей это. Мир Дейзи был разрушен до основания, и ее до сих пор преследует страх, что ночью ее вытащат из постели чужие люди, которые скажут, что мама ее больше не любит.

Выехав из города, машина следует по шоссе, ведущему на север.

– Дейзи, у тебя было чертовски трудное время, – говорит Эд. – Что нам сделать, чтобы тебя развеселить? Ты хочешь покататься на лошади? Или поплавать на лодке? А может, мы порыбачим или поиграем в теннис? Или ты будешь смотреть телевизор, играть и бездельничать?

Он с улыбкой смотрит на нее в зеркало, и Дейзи застенчиво улыбается в ответ:

– Да, я хочу смотреть телевизор и ничего не делать.

Поприветствовав меня издали, родители Эда тут же начинают общаться с Дейзи.

– Здравствуйте, юная леди! – щебечет мать Эда. – Меня зовут Патрисия. Я слышала, тебе пришлось повоевать. Это правда?

Дейзи серьезно кивает:

– Да, там и вправду была война. А я хотела ее остановить. Папа с мамой приехали и спасли меня. Но маме пришлось кое-кого ударить, чтобы она отпустила меня, и из-за этого у мамы были большие неприятности.

– Да, она поступила как настоящая мать. И это, слава Богу, помогло. Эстер, добро пожаловать в наш дом! Эдвард проводит вас в вашу комнату. Он сказал, что вы хотите жить вместе с Дейзи?

Я киваю. Дейзи делает то же самое, причем так энергично, что я опасаюсь за ее шейные позвонки.

– Первый раз сталкиваюсь с подобным желанием. Обычно мальчики ночуют со своими подружками в одной комнате. И раньше никто из них от этого не отказывался.

– Мы с Эдом просто друзья, – твердо произношу я.

Его мать удивленно поднимает брови, но ничего не говорит. В комнату входит ее муж.

– Мы с Малкольмом ужинаем сегодня с друзьями, – небрежно сообщает Патрисия. – Но о вас позаботится Эдвард. Могут зайти Патч с Алисой, с ними никогда не знаешь наверняка.

Малкольм фыркает:

– Если вы не говорите по-патрисиански, я на всякий случай переведу. Это означает, что Патч с Алисой обязательно приедут, чтобы на вас посмотреть, и то же самое сделают близнецы и, возможно, Дэвид. Им очень любопытно увидеть вас, Эстер. Знаменитая Эстер! А мы греемся в лучах вашей славы, как родители, которые даже не заметили, что их сын пропал на целый месяц.

– Я тоже очень хочу познакомиться с Патчем и Алисой. Я столько наслышана о каждом из вас.

Вышло несколько саркастично, и я вижу, что Эд незаметно усмехается.

Дейзи засыпает неожиданно быстро. Возможно, сыграла роль обстановка: старомодная спальня под крышей с темным дощатым полом, мансардным окном и массивной раковиной в углу.

– Спальня прямо как в книжке! – воскликнула Дейзи, когда мы вошли и она села на одну из высоких железных кроватей с туго заправленными стегаными одеялами в цветочек. Похоже, кровать показалась ей надежным убежищем от военных действий.

Я сижу рядом с кроватью и жду, когда она крепко заснет. Еще только семь, и на улице совсем светло. Дейзи на какое-то время потеряла бдительность, что меня очень радует. Я на цыпочках выхожу из комнаты, оставляя дверь открытой, и спускаюсь по лестнице, сначала маленькой и узкой, потом широкой и покрытой ковром.

Я никогда не была в таком роскошном доме и, увидев Эда, заливаюсь смехом, благо никто меня не слышит.

– Это твой фамильный особняк? – спрашиваю я, обнимая его и утыкаясь ему в грудь. – Как странно видеть тебя в одежде. Я уже успела по тебе соскучиться.

– Только не говори об этом при моей маме. У меня ушла не одна неделя, чтобы убедить ее, что ты не самая дурная женщина на свете. Она все время повторяла: «Она тебя охмурила, и ты просто потерял голову! Уж я-то знаю, Эдвард, на что способны женщины, а ты еще нет». И только когда в газетах написали о происках Кейти с Кассандрой, она наконец мне поверила.

– Твоя мама очень милая женщина. Она хорошо приняла Дейзи, а для меня это самое главное.

– Мама обожает маленьких девочек. Своих ей Бог не дал, о чем она при каждом удобном случае напоминает своим сыновьям.

– Как тебя встретила семья?

– Без особого восторга. Просто слегка удивились и почувствовали некоторую неловкость. Когда мы были на острове, нам казалось, что наше исчезновение заставит всех встрепенуться и начать бороздить океаны, чтобы нас найти. Ты помнишь, я говорил, что меня никто не хватится, но спустя неделю или около того я стал думать по-другому. Мне казалось, что тот шум, который поднимут ваши родственники, невольно насторожит и мое семейство. Но этого не произошло. А потом мы вернулись, и началась эта история с Дейзи. Чертова Кейти!

– Твои друзья не пытались нас найти? Я имею в виду Пьета и Джону. Ты же говорил, что они могут забить тревогу.

– После того как поднялся весь этот шум, они прислали мне сообщения. Извинялись, что не проявили настойчивость. В Райской бухте им сказали, что я выехал из гостиницы. Моя сумка исчезла. Они несколько удивились, но решили, что я отправился с тобой в другое место.

– Так оно и было.

– В какой-то степени да.

Кивнув, я иду за Эдом в огромную кухню, которая одновременно является столовой, сажусь за огромный сосновый стол и смотрю, как он тщательно смешивает джин с тоником.

– Вот, держи. Добро пожаловать в наш дом! Особенно я рад видеть Дейзи. Она замечательная девочка и теперь снова с тобой. Надеюсь, ей у нас понравится. Спасибо, что приехала, Эстер! Я тебя очень ждал.

– Я рада, – улыбаюсь я.

Мне хочется сказать: «Я рада, милый» или что-нибудь в этом роде, но меня внезапно сковывает застенчивость.

– Ты же знаешь, я давно хотела приехать. Но ждала, пока Дейзи придет в себя. Сейчас она уже в порядке. Путешествие пошло ей на пользу. Сегодня она первый раз заснула нормально, с тех пор как… – У меня перехватывает горло.

– Я понимаю.

Я делаю большой глоток.

– Отличный напиток. Спасибо!

Я поднимаю стакан, и мы чокаемся.

– За Джена!

Эд кивает. Джен был единственным, для кого наше приключение оказалось смертельным, но в это так трудно поверить: Джин не отвечала на наши звонки и письма, однако общалась с прессой, чтобы подтвердить мою историю. Представляю, чего ей это стоило. Как только у меня будут деньги, обязательно полечу в Брайтон, чтобы навестить ее.

Я чувствую себя не в своей тарелке. Мне неловко. Чтобы побороть комплексы, мне пришлось попасть на необитаемый остров у восточного побережья Малайзии, но сейчас они вернулись в тройном размере. С Эдом я будто замороженная, хотя меня безумно к нему тянет. Но показать я это боюсь, потому что не уверена, что он чувствует то же самое. Когда мы были на острове, я все время отталкивала его и уходила в себя, хотя из всех нас он был самым мужественным и сильным. На самом деле своей жизнью мы обязаны Эду и Джин, хотя тогда нам казалось, что спасает нас Кейти. А она всего лишь нажимала на тайные пружины, приводя в исполнение свой дьявольский план.

Из-за того, что я держала его на расстоянии, ни разу не попыталась уединиться с ним в джунглях, не позволяла себе нечто большее, чем поцелуй, он, вероятно, перестал видеть во мне женщину. Там у него просто не было выбора, а сейчас, несомненно, он есть. Я всего лишь немолодая потрепанная дама с ребенком. Так что мы просто друзья, и ничего больше.

Эд сидит напротив и улыбается. Он отлично выглядит в серой майке, под которой выступают мускулы, не столь заметные на острове. Без бороды он похож на фотомодель.

– Итак, Кейти. Она появилась и стала выдавать себя за тебя. Откуда она вообще? Ты знаешь?

– Похоже, они стали проповедовать среди наркоманов и бездомных. Там Кассандра и встретила Кейти. Она вытащила ее из этого болота и обратила в свою веру, к тому же Кейти проявила необыкновенное рвение. Они с моей матерью исхитрились свергнуть Моисея, что кажется мне невероятным, потому что в общине его власть была поистине беспредельной. И Кейти заняла его место. Я не знаю ее настоящего имени. Она присвоила мое и стала выдавать себя за меня. А Кассандре это пришлось по вкусу. У нее снова появилась дочь, которая теперь уже не убежит.

– А эта история с островом?

– Еще одно доказательство, что у этой парочки поехала крыша, – улыбаюсь я. – Когда они узнали – не знаю как, – что я собираюсь в Малайзию, у них созрел грандиозный план.

С помощью Марты мне удалось по кусочкам восстановить всю интригу. Марта просто молодец, и теперь, когда Кэсси исчезла, а Кейти вышла из игры, она готовится покинуть общину. Филипп пока ни о чем не подозревает.

– Кейти заранее побывала на этом острове и оставила там спутниковый телефон. А потом подстроила нашу с ней встречу.

Покачав головой, Эд делает пару глотков:

– Ничего удивительного, что именно она нашла источник и спасла нас от смерти. Но до этого дала нам пострадать на полную катушку.

– Марта говорит, что для Кейти это было своего рода развлечением. Она ждала, когда мы сами его найдем. Но мы так и не нашли, и ей пришлось взяться за дело самой. Думаю, ей нравилось смотреть, как мы мучаемся.

Эд кладет на соседний стул ноги в зеленых носках.

– Значит, она была тобой. Тебя это не напугало?

– Еще как. Она двадцать лет выдавала себя за меня. Иногда мне кажется, что я бы могла догадаться, ведь Кейти и Кэти почти одно и то же имя. Но такая версия была бы слишком абсурдной. Однако то, что Кэсси заменила меня на Кейти, кажется мне вполне логичным, потому что они больные на всю голову. Отсюда и этот дикий план, чтобы забрать мою дочь и рассчитаться со мной за побег. Ради этого все и затевалось. Они всегда пытаются наказать отступников. А в моем случае они особенно старались, потому что я всегда была примерной девочкой, старалась им угодить, а потом взяла и сбежала. Марта говорила, что они были в ярости, Моисей поклялся мне отомстить. Но когда появилась Кейти, ситуация изменилась, и Моисей оказался на обочине. Это ведь он приезжал в Райскую бухту. Он заплатил за наши номера и забрал наши вещи. Один Бог знает, куда он их дел. Так что это был вовсе не Джен. Моисея послали, чтобы он сделал всю грязную работу. Такое просто невозможно представить.

– На острове ты никогда не рассказывала про свое детство.

Я отвожу глаза.

– Теперь жалею. Интересно, как бы она отреагировала. Кейти ведь о своем тоже не говорила. А я молчала, потому что хотела это скрыть. То, что рассказывали другие, в особенности Черри и старина Джен, было важной частью их жизни. У всех есть скелеты в шкафу. О своем разводе мне было легко рассказывать, потому что это заурядная история. Можно позабавить публику.

Эд, опустив глаза, водит пальцами по стакану.

– Жаль, что ты мне ничего не рассказала. Это вряд ли бы что-то изменило, но мне бы хотелось знать. – Он с улыбкой качает головой: – Еще раз убеждаюсь, какой я скучный тип. У всех вас жизнь гораздо интереснее. А я просто бесцветная личность, сидящая в углу.

– Ничего подобного! – энергично протестую я. – Ты был самым сильным из нас. Не Кейти и уж, конечно, не я. Ты просто потрясающий! Никогда не выходил из себя, не кричал, ни на кого не бросался, даже на Марка. Ты просто недооцениваешь себя.

Эд снова улыбается:

– Со мной же была ты. Звучит банально, но это правда. Я оказался на необитаемом острове с женщиной моей мечты – и в компании чудаков. Но это было не важно.

Мне кажется, что это шутка, и я громко смеюсь. Но посмотрев на его лицо – красивое, мужественное, все еще загорелое, – я понимаю, что он не шутит.

– Правда? – спрашиваю я, придвигаясь к нему поближе.

Эд обнимает меня и прижимает к себе:

– Чистая правда.

Эпилог

Мы идем к ресторану, где у нас назначена встреча. Сейчас время обеда, и тротуары Манхэттена заполнены галопирующими людьми, которые каким-то образом ухитряются не сталкиваться друг с другом.

В нас же безошибочно можно узнать туристов.

– Это где-то здесь, – говорит Эд, держащий в руке карту.

Я следую за его взглядом.

– Да вот же он! – показывает пальцем Дейзи.

Она оказывается права: ресторан находится на следующем углу.

– Дейзи, ты настоящий следопыт! Читаешь карту в сто раз лучше, чем мы с твоей мамой.

– Я знаю, – усмехается она.

Пол в ресторане покрыт черно-белой плиткой. Это приличное заведение с высокими потолками и отдельными кабинками. Дейзи он явно нравится, и она начинает прыгать от восторга. Звон тарелок, стук приборов и приглушенные голоса создают атмосферу праздника.

Мы с Эдом приехали в Америку вместе с Дейзи. Теперь мы как семья. Эд мой возлюбленный. Это слово вызывает у меня улыбку. Интересный мужчина на девять лет моложе, который любит меня, бывшую сектантку, чуть не зарезавшую человека. Любовь Эда вернула меня к жизни.

Марк с Черри уже сидят за столиком. Они окликают нас и машут. При виде их я расплываюсь в улыбке. Когда мы были на острове, я и представить себе не могла, что захочу увидеть эту компанию снова, а сейчас мне кажется, что я встретилась со старыми друзьями.

Оба выглядят как стопроцентные жители Нью-Йорка. Черри обрела свой прежний лоск: тонкие брови, волосы цвета меда, короткая стильная стрижка. На ней узкие джинсы и белая блузка, и на ее фоне я выгляжу потной всклокоченной теткой. На Марке рубашка-поло и свободные хлопчатобумажные брюки.

Они вскакивают из-за стола, и мы обнимаемся. Я просто душу их в своих объятиях.

– Это Дейзи, – представляю я свою дочь, обнимая ее за плечи. – Моя вполне реальная дочь. Помнится, я пару раз о ней упоминала.

– Привет, Дейзи! – здоровается с ней Черри. – Мы наслышаны о тебе. Твоя мама так сильно по тебе скучала. И недаром – посмотрите, какая красивая большая девочка!

– Здравствуйте! – с улыбкой произносит Дейзи и, прося поддержки, бросает взгляд на меня.

Я крепко сжимаю ее руку.

– У меня тоже есть дочка, – продолжает Черри, – но она еще маленькая. Ей только пять лет, и эти выходные она проводит с папой. Я тоже сильно по ней скучала. И по ее братику тоже.

– А как ее зовут? – застенчиво спрашивает Дейзи.

На лице Черри расцветает улыбка, и, сев на банкетку, она проводит рукой рядом с собой. Дейзи послушно садится рядом, предварительно взглянув на меня. Я с улыбкой киваю.

– Ее зовут Ханна, а ее брата Аарон. Ему только три…

Вскоре Дейзи уже рассказывает, как мы летели сюда и в каком отеле мы живем. Черри интересуется, видела ли Дейзи Манхэттен в кино.

– Мы говорим «фильм», – поправляет ее Дейзи.

Я поворачиваюсь к Марку:

– А как у тебя дела, Марки?

Здесь, на Манхэттене, я чувствую себя гораздо раскованнее, чем в Малайзии.

Марк относится к моему вопросу со всей серьезностью и усаживает меня в глубине кабинки, подальше от Черри. Эд садится рядом с ним.

– Дела, в общем-то, неплохи, – тихо говорит он. – У Черри началась новая жизнь. Они с Томом расстались сразу же после ее возвращения, дети остались с ней, она полностью пришла в себя и теперь считает, что жизнь дала ей еще один шанс. Она здорово изменилась, стала более естественной и открытой. И я только теперь понял, сколько в ней было наносного. Наши отношения в их прежнем виде, естественно, прекратились, и теперь мы с ней лучшие друзья. У меня дела похуже. Сначала Антония решила, что нам надо сохранить семью, начать все заново. Она очень великодушная и не привыкла отступать. Я чувствовал себя последним подонком. Мы промучились месяц, а потом все же развелись.

– Последним подонком? Это уж слишком.

– Никогда не думал, что все так обернется, черт возьми! У меня парни постарше, чем у Черри, и уже все понимают. Сначала они переживали, что папочка пропал, потом выяснилось, что он в Малайзии с соседкой Черри, а совсем не там, где все думали. Ребята были уверены, что я слинял от них насовсем. А потом папочка вернулся, поджав хвост. Антония долго не верила, что мы на самом деле застряли на этом чертовом острове. Моя жена порой бывает очень въедливой. Она ничуть не сомневалась, что мы решили бросить свои семьи, а потом почему-то передумали. И никакие мои доводы ее не убеждали, пока не случилась эта история с тобой и Кейти. Так что спасибо тебе за поддержку. Но я пытаюсь встать на ноги. Снял квартиру в Квинсе. Теперь я воскресный папаша типа «Макдоналдс и зоопарк». Черри стала моим лучшим другом, хотя от детей, особенно моих, мы это скрываем. Они совсем не в восторге, что она по-прежнему живет через дорогу. Том уехал, оставив ей дом. Я, как могу, восстанавливаю свою репутацию, хотя старшие парни меня ненавидят, и вряд ли это пройдет. Вот так обстоят дела. Но у тебя все было еще серьезнее. Надеюсь, Дейзи держится молодцом. Она чудная девчушка, точная твоя копия. Как бы мини-ты. Честно говоря, я ожидал увидеть робкое затравленное существо.

– Ей пришлось нелегко, – тихо говорю я.

Дейзи все еще болтает с Черри, оживленно рассказывая ей, что мы видели на Манхэттене. Та делает вид, что ей все это страшно интересно, и я благодарна ей за это.

– Я все лето пыталась завоевать ее доверие. Ведь ей пришлось пережить сущий ад. Я уезжаю в дальние страны, обещая вернуться отдохнувшей и не такой раздражительной, но не возвращаюсь вообще. Потом появляется ее бабушка и увозит ее в маленький городок за сотню миль от дома, где ей твердят, что мама ее не любит, и пытаются затянуть в секту. Настоящий фильм ужасов и ночной кошмар. Чем все это закончилось, теперь известно всем. Я бросилась на Кейти с ножом. Пережить это Дейзи было немыслимо тяжело. Видеть, как мама, которая ее не любит, которая бросила ее и не показывалась несколько бесконечных недель, вдруг возникает из ниоткуда и совершает на ее глазах нечто ужасное. Но надо знать Дейзи. Она стойкий оловянный солдатик. Сильная и мужественная девочка. Она начала приходить в себя, когда мы отдыхали у родителей Эда в Шотландии. Там мы целую неделю вкусно ели, смотрели телик и играли в «Монополию». Теперь она, кажется, полностью восстановилась. Но я до конца жизни буду чувствовать перед ней вину.

– А как ты сама? С тобой все в порядке?

– Да. Только ругаю себя, что сразу не раскусила Кейти. Я была так глупа, считая ее своей подругой. Но она-то прекрасно знала, что происходит и когда нас оттуда заберут. Поэтому так испугалась, когда в море появилась та ночная лодка. Это могло испортить все их планы. Они ведь выбрали этот остров, потому что там никто никогда не появлялся. А когда вдруг замаячила неожиданная лодка и Черри бросилась в море, Кейти, опасаясь, что она до нее доплывет, кинулась вслед за ней.

– Но на следующее утро нас действительно спасли. Мы тогда думали, что это та ночная лодка сообщила о нас. Мы ошибались?

– Думаю, Кейти так насторожилась, что позвонила и вызвала спасателей раньше намеченного срока.

– Ничего себе раньше!

– И тем не менее.

– Интересно, как долго она собиралась держать нас там?

– Похоже, еще пару недель.

– Черт!

– Это была ее работа. Продержать меня на острове достаточно долго, чтобы они смогли обработать Дейзи. Кейти могла убить меня в любую минуту, но их план заключался в другом: причинить мне как можно больше страданий из-за потери дочери, как в свое время я поступила с Моисеем и Кассандрой.

– Они просто сумасшедшие!

Взяв из ведерка бутылку вина, Марк разливает его по бокалам. Я замечаю, что Черри заказала для Дейзи кока-колу, напиток, который ей формально запрещен.

– Эстер, тебе не в чем себя винить. Разве можно было заподозрить совершенно незнакомого человека в подобном?

– Сначала я поклялась, что больше никогда никуда не уеду, но потом сочла это нелепым. Это случилось из-за моего прошлого. Вообще-то дети никому не мешают путешествовать. И я решила, что могу себе это позволить. Правда, пока я намерена брать дочку с собой.

– А что с Кейти? Она поправилась?

– Полностью, хотя ей пришлось какое-то время провести в больнице. Я рада, что так получилось, иначе меня бы не выпустили. Если бы я ее убила, меня бы засадили надолго. Мне даже страшно об этом подумать. Кассандре удалось скрыться, потому что в тот момент полиция была занята Кейти и мной. Не знаю, где она сейчас. Больше она не появлялась, что немного настораживает. Кейти находилась под следствием за похищение ребенка, но ее отпустили под залог, и с тех пор о ней ничего не известно. Обе исчезли без следа. К сожалению.

Марк глубоко вздыхает:

– Не самый идеальный итог.

– Зато их община находится под пристальным наблюдением полиции. Надеюсь, там многое изменится.

Вскоре мы переходим на другие темы. Джен умер еще на острове, а Джин, вернувшись домой, обнаружила, что ее второй сын Стив отключил Бена от аппарата, решив, что родители больше не вернутся.

«Он подумал, что мы спятили и сидим где-то в Азии, потеряв рассудок, – сказала мне Джин, когда я говорила с ней по телефону. – Он был не так уж далек от истины. Я даже испытала облегчение. Если можно назвать облегчением потерю сразу двух близких людей. Я стара, и жить мне осталось недолго. Как-нибудь протяну. Мне уже необязательно быть счастливой. Может, я сумею навестить вас в Англии и в Нью-Йорке».

Я смотрю на сидящих за столом. Мы все стройные, но уже не такие изможденные, как раньше. Никто из нас больше не похож на жертв кораблекрушения. Странно, что мы так легко вернулись к нормальному существованию, которое, казалось, было утрачено навсегда. Но все пережитое изменило нашу жизнь.

Мы поднимаем бокалы и чокаемся, как вдруг что-то за окном притягивает мой взгляд.

Что за вздор, говорю я себе. Никого там нет. Просто мимо идут люди, потому что мы в центре Манхэттена. По этим улицам каждый день ходят миллионы людей. И у многих из них короткие темные волосы. Среди них немало худых, потому что они следят за собой, а вовсе не потому, что жили на необитаемом острове в Азии. Некоторые могут быть похожи на Кейти, двигаться, как она, обладать похожим характером. Видимо, такую женщину я и увидела за окном.

Наверное, так будет всегда. Я то и дело буду видеть ее в толпе. И переживать за Дейзи, когда ее не будет рядом со мной. Я смотрю на свою дочь. Они с Черри, смеясь, обсуждают ее любимую группу. С ней все в порядке. Она здесь, со мной, и все у нас хорошо.

Я снова смотрю в окно. Та женщина уже исчезла. Заглянула в окно, посмотрела на нас и пропала. Просто жительница Нью-Йорка, проходившая мимо. Нет никакого повода для беспокойства. Ни малейшего. Все уже позади.

Выражение признательности

Прежде всего, хочу выразить благодарность моей подруге Ванессе Фарнел за то, что она сопровождала меня в поездке в Малайзию, проявив поразительную самоотверженность в исследовании местных райских пляжей.

Мелисса и Кори Андерсон выиграли конкурс на право выбрать имя одному из персонажей, что они и сделали, назвав его в честь своего сына – Джоной. Он был самым красивым на пляже, каким в ближайшие годы останется и за его пределами.

Благодарю своих друзей, которые поддерживали меня все это время. Особенно Керис Дивин, Джейни Киркхэм, Хелен Эллис и всех тех, с кем я общалась на школьной площадке для игр. Порой это были единственные люди, с которыми я разговаривала за весь день.

Спасибо Саре Дункан, Лиз Кесслер, Саре Мосс и Крейгу Грину за писательскую солидарность. А также детям из школьного литературного клуба: вы даже не представляете, как ваш энтузиазм и вдумчивая критика смешили и вдохновляли меня.

Благодарю местный книжный магазин, компанию «Фалмаус-букселлер», и в особенности Рона Джонса и Кейти Лазенби за поддержку и прекрасное вино.

Когда я писала эту книгу, моя семья, как всегда, мирилась с моим сумасбродным поведением и повышенной возбудимостью. Джеймс, Гейб, Себ и Лотти, спасибо вам за ваше коллективное терпение и выдержку.

Большое спасибо Шерис Хоббс, Лие Вудберн, Эмили Фернис, Веронике Нортон и другим в «Хедлайне» за неоценимую поддержку и профессиональное редактирование. Огромная благодарность всем, кто работает в «Кертис Браун», и особенно Джону Геллеру.

1

Маргаритка (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.

2

Дитя Бога (англ.).

3

Хороший ребенок (англ.).