Fonda Lee

Jade War

© 2019 by Fonda Lee

© Н. Рокачевская, перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Кланы Зеленых костей, а также их враги и партнеры

Равнинный клан

Коул Хилошудон – Колосс

Коул Шаэлинсан – Шелест

Эмери Анден, Коул после усыновления – недавний выпускник Академии Коула Душурона

Коул Ланшинван – бывший Колосс клана, старший брат Хило и Шаэ, погиб

Коул Сенингтун – Факел Кекона, патриарх семьи, скончался

Коул Душурон – сын Коула Сена, отец Лана, Хило и Шаэ, погиб

Коул Ван Риамасан – вдова Коула Ду, мать Лана, Хило и Шаэ

Маик Кенуго – Штырь Равнинного клана

Маик Тармингу – помощник Колосса

Коул Маик Венрюсян – жена Коула Хило, каменноглазая

Вун Папидонва – Тень Шелеста, бывший помощник Коула Лана

Хами Тумашон – Главный Барышник

Цзуэн Нюрендо – Первый Кулак Маика Кена

Лотт Цзинрю – Палец клана

Юн Дорупон – бывший Шелест Коула Сена и Коула Лана, предатель

Аун Уремайда – мать Эмери Андена, скончалась

Хару Эйнишун – бывшая жена Коула Лана

Тейцзе Рюно – троюродный брат Хило и Шаэ

Кьянла – экономка в поместье Коулов

Другие Кулаки и Пальцы

Вуай Юдицзо – Второй Кулак Маика Кена

Йин Ролуан – старший Кулак

Вин Солуну – старший Палец, обладающий сильным Чутьем

Хейке, Дудо, Тон – Пальцы клана, бывшие одноклассники Эмери Андена

Доун, Йону, Тийн, Хецзо – Зеленые кости в подчинении помощника Колосса

Фонарщики

Эйтен – владелец винодельни «Про́клятая красота», бывший Кулак, покалеченный Гонтом Ашем

Господин Унь – владелец ресторана «Двойная удача»

Госпожа Суго – хозяйка мужского клуба «Божественная сирень»

Господин Энке – застройщик, президент компании «Недвижимость Энке»

Горный клан

Айт Мадаши – Колосс

Ри Тураху – Шелест

Нау Суэнцзен – Штырь

Айт Югонтин – Копье Кекона, приемный отец Мады, Има и Эоду, скончался

Айт Имминшо – старший приемный сын Айта Ю, погиб

Айт Эодуяту – второй приемный сын Айта Ю, погиб

Гонт Ашченту – бывший Штырь клана, погиб

Воун Балушу – Первый Кулак Гонта Аша и Нау Суэна

Иве Калундо – Главный Барышник

Фен Сандолан – президент фрахтовой компании «Кеконская звезда», Фонарщик клана

Фен Хакуцзон – старший Кулак клана, сын Фена Сандо

Кобен Атошо, урожденный Айт Ато – сын Айта Эоду

Секо – Кулак клана, присматривающий за Белыми крысами

Мадт Цзиндонон – информатор, погиб

Ти Пасуйга

Запуньо – контрабандист нефрита, главарь Ти Пасуйги

Ийло – телохранитель Запуньо

Сорадийо – вербовщик каменных рыбок

Беро – вор нефрита

Мадт Кэлонун – вор нефрита, сын Мадта Цзина

Прочие на Кеконе

Светлейший принц Иоан III – правитель Кекона

Сон Томаро – канцлер Королевского совета Кекона, человек Равнинного клана

Гуим Энмено – министр внутренних дел, человек Горного клана

Господин Кови – член Королевского совета, человек Равнинного клана

Тау Маросун – профессор факультета международных отношений Жанлунского королевского университета

Мастер Айдо – частный тренер по нефритовым дисциплинам

Дарн Сошунуро – Колосс клана Черный хвост

Доктор Трю – врач Зеленых костей

Грандмастер Ли – главный наставник Академии Коула Душурона

Тох Китару – диктор новостей Кеконской телерадиокомпании

Представители правительства Эспении

Грегор Мендофф – посол Республики Эспения на Кеконе

Квайр Коррис – секретарь по международным отношениям Республики Эспения

Полковник Лиланд Дейлер – командующий военно-морской базой на острове Эуман

Подполковник Джей Янси – офицер на военно-морской базе Эуман

Порт-Масси

Эспенцы кеконского происхождения

Даук Лосуньин – Колосс клана Южный капкан

Даук Санасан – жена Даука Лосуна, его Шелест

Даук Коруцзон, Кори – сын Лосуна и Саны

Рон Торогон – Штырь Южного капкана

Господин и госпожа Хиан – семья, принимающая Эмери Андена

Шун Тодоро, Тод – Зеленая кость, друг Кори

Этто Самишун, Сэмми – Зеленая кость, друг Кори

Ледт Дерукун, Дерек – друг Кори

Сано – привратник в зале для поединков

Бригады

Блейз Кромнер, Бык – Босс Южной Бригады

Уиллум Римс, Тощий – главный смотрящий Южной Бригады

Мотылек Дьюк – смотрящий Южной Бригады

Карсон Сантер – шкурник Южной Бригады

Джорен Гассон, Малыш Джо – Босс Бригады с улицы Булочников

Рихарт Слаттер, Резкий Рикки – Босс Вормингвудской Бригады, сидит в тюрьме

Анджа Слаттер – временный Босс Вормингвудской Бригады, жена Рихарта Слаттера

Глава 1. Небеса ждут

Обчистить могилу Зеленой кости – полное безумие. На такое решится разве что человек, который в грош не ставит собственную жизнь, но такому человеку эта ночь предоставила шанс. Прохладные и сухие дни конца зимы еще не сменились бесконечными весенними дождями, а низкие облака закрыли луну, восходящую над деревьями парка Вдов. Улицы Жанлуна были необычно тихими – из уважения люди отложили привычные дела и остались дома, вывесив в окнах церемониальные фонари по поводу кончины Коула Сенингтуна, национального героя, патриарха Равнинного клана, Факела Кекона. Беро и Мадт из предосторожности не взяли фонарики, но все равно никто не заметил бы их появления на кладбище.

За пять минут до закрытия могильщик Нуно встретил их у ворот.

– Вот, держи. – Он сунул Беро черный пакет для мусора. – И давайте поживее. Ночной сторож придет через полчаса.

Они были одни, однако Нуно торопливо шептал. Его запавшие глаза на сморщенном от солнца лице с опаской шныряли по теням от кустов и могильных камней. Воры – отребье Кекона, а расхитители могил – даже ниже. Пуля в затылок и отправленный родным счет за расходы – такое наказание они получили бы по закону на следующее же утро, если бы их схватили.

Беро взял у Нуно пакет. Пригнувшись у каменной стенки, он вытащил две синие рубашки и кепки с логотипом кладбища «Небеса ждут». Они с Мадтом наскоро надели рубашки и нахлобучили кепки на головы. Нуно быстро повел их по тропе вверх по склону к одному из крупнейших и самых заметных мемориалов на кладбище. Перед зеленым мраморным монументом выкопали новую могилу. Завтра Коула Сенингтуна положат рядом с внуком, Коулом Ланшинваном, бывшим Колоссом Равнинных, убитым и похороненным шестнадцать месяцев назад. Шестнадцать месяцев! Целая вечность для Беро, пока он строил план, в нетерпении дожидаясь своего нефрита.

Днем Нуно лично вырыл могилу, рядом с ней до сих пор стоял трактор с экскаваторным ковшом. Беро встал на краю аккуратной прямоугольной ямы. У его ног шелестел травой ветерок, от земли поднимался резкий запах сырости. По спине Беро пробежали мурашки предвкушения. Вот что ему было нужно – чтобы кто-то сделал бо́льшую часть работы за него. В первый раз, когда они с Мадтом проникли на кладбище с лопатами, их вспугнула группа пьяных подростков, которые нетвердой походкой бродили по округе в темноте; во второй – пошел проливной дождь, и они едва успели копнуть раскисшую землю, как их чуть не схватил сторож. После этого Беро решил, что следует действовать по-умному, разработать план получше и дождаться нужного момента.

К удивлению Беро, Мадт первым присел и спрыгнул в пустую могилу. Он поднял голову и вытер руки, его глаза блестели. Беро сбросил с плеча вещмешок и вытащил инструменты. Он передал их Мадту и последовал за ним, подметки шлепнули по свежевскопанной земле. Подростки переглянулись, завороженные собственной смелостью. А потом вместе атаковали стенку ямы лопатами, как кроты прорывая тоннель в сторону соседнего гроба.

Нуно стоял на стреме у трактора, жевал порцию бетеля и делал вид, будто отдыхает от тяжелой работы по выкопке могилы. Обычно он не использовал экскаватор, кеконцев по большей части кремировали, а урны помещали в колумбарий или хоронили в вырытых вручную небольших могилах. Даже богатых кеконцев, которые могли себе позволить купить целый участок, укладывали буквально вплотную, и потому уже вскоре лопата Беро ударилась о твердую поверхность за земляной стенкой. Приглушив триумфальный вопль, Беро удвоил усилия. Земля отлетала прочь, заляпав потные ладони, и, когда он остановился, чтобы вытереть лоб, оставила на лице грязные разводы. Беро не чувствовал усталости, лишь восторг и почти невыносимое предвкушение, а все потому, что принадлежащий ему по праву нефрит уже так близко, взывает к нему из гроба человека, которого Беро убил.

– Коул Лан был Колоссом Равнинного клана, – приглушенно, но с живостью сказал Мадт, впервые заговорив после прибытия на кладбище. Мадту было всего пятнадцать, на три года меньше, чем Беро, руки совсем тощие, и он почти выдохся, а узкое лицо пылало в сумерках. – У него ведь больше нефрита, чем у любого другого, да? Даже больше, чем у братьев Маик.

В глазах Мадта сверкнула мстительность. У него имелись собственные причины желать этот нефрит.

– Это уж точно, – отозвался Беро, не переключая внимания.

В шепоте Мадта послышались тревожные нотки:

– Как мы вообще можем быть уверены, что нефрит здесь?

Нефрит Зеленой кости передается его семье, если только камни не забирает враг, победивший его в бою. Воинов часто хоронят с церемониальным нефритом, но в гробу Коула могут оказаться лишь несколько камешков или вообще ничего. Учитывая общественную и религиозную нетерпимость к воровству у покойников и смертную казнь за это преступление, расхищение могил редко стоит риска и усилий, даже для грабителей с нефритовой лихорадкой.

Беро не ответил Мадту, он не мог подкрепить свою уверенность ничем, кроме внутреннего чутья, к которому всегда прислушивался. И сейчас он чувствовал, что судьба ему улыбнулась. Капризные волны удачи мотают людей то туда, то сюда, но Беро решил, что удача его заметила и он оседлал волну. Да, с той минуты, когда он с воплем выскочил из утробы недолго прожившей матери, Беро хлебнул немало горя, но все-таки жив, хотя многие его знакомые уже мертвы, а теперь еще и находится так близко к нефриту.

Уже показалась боковина гроба. Полированная и сверкающая поверхность из вишневого дерева превратилась под черной землей в тускло-бурую. Подростки отложили лопаты, плотно обмотали платками нижнюю часть лиц и вытащили тяжелые рабочие рукавицы. Беро достал беспроводную пилу.

– Посвети-ка мне, – велел он. Голос из-под ткани звучал глухо.

Мадт вынул узкий фонарик и направил его на гроб. Когда Беро запустил пилу, от визга инструмента Мадт подпрыгнул и выронил фонарик. Луч заметался, но в конце концов опять стал ровным. С колотящимся сердцем Беро взрезал гроб насквозь и начал пилить.

Он прорезал кусок размером примерно с телевизионный экран, выключил пилу и отложил ее. Затем они вместе с Мадтом отодрали кусок дерева. В воздухе закружилась пыль и клочки набивки из полиэфира. Что-то упало на землю к ногам Беро. С радостным воплем Беро опустился на колени, едва сдерживаясь, чтобы не схватить мерцающее в лучах фонаря неземное сокровище: нить нефритовых бусин, все камни безупречные и сияюще-зеленые, нанизаны на серебряную цепочку с черными разделителями. Украшение и оружие могущественного предводителя Зеленых костей, часть его личности. Бесценный предмет, который можно купить только кровью.

Мадт опомнился первым и схватил Беро за плечо.

– Они вшиты в подкладку. Наверняка есть и другие, – сказал он.

Они снова начали копаться в драной обивке и почти тут же нашли два кожаных браслета с камнями. Коул носил и тяжелый от нефрита пояс, вероятно, он тоже там, где-то в гробу.

Прежде чем они возобновили поиски, на краю могилы показалась встревоженная пергаментная физиономия Нуно.

– Вылазьте. Я послал сторожей проверить сломанный замок на воротах, но они вернутся. Надо тут подчистить.

– Скинь вещмешок, – велел Беро.

Нуно повиновался. Беро и Мадт вставили вырезанный кусок древесины на место и утрамбовали вокруг землю, как сумели. Беро с болью думал о нефрите, который они там бросают, но лучше поскорее убраться отсюда с тем, что есть. Он выучил несколько болезненных уроков, какова расплата за излишнюю алчность.

Стараясь не дотрагиваться до нефрита кожей, он завернул драгоценные находки в несколько слоев мешковины и запихнул их в вещмешок вместе с инструментами. Беро вытер изгвазданные руки о штаны, перекинул вещмешок через плечо и протянул руку к Нуно, чтобы тот помог выбраться из могилы. Могильщик отпрянул, с отвращением выпятив измазанные губы.

– Я и близко не подойду к краденому нефриту.

Они сумели подкупить Нуно лишь потому, что он влез в серьезные долги, а запросил он столько, что Беро долго раздумывал над порцией припрятанного «сияния», которую предстояло продать для финансирования этого предприятия.

Мадт подставил руки, и Беро оттолкнулся от них, как от ступеньки, и прыгнул. Поднявшись на ноги, Беро посмотрел вниз на Мадта, стоящего в грязи с протянутой рукой, и на миг испытал искушение бросить его там. Когда он наконец получил свой нефрит, к чему делиться с парнем? Но Мадт может его выдать. А кроме того, он не робкого десятка и до сих пор был полезен, надо отдать ему должное.

Беро нагнулся и помог Мадту вылезти. Нуно завел экскаватор и принялся укладывать разрытую землю на место. Когда он закончил, могила выглядела как прежде. Проницательный взгляд заметил бы следы ног на земле и неровную стенку, но никто не будет рассматривать так тщательно. Беро и Мадт сняли платки и обтерли с лиц пот и грязь, пока Нуно быстро вел их обратно вниз по склону. Уже совсем стемнело, и никто не обратил на них внимания, но если бы кто и обратил, они были похожи на трех работников кладбища, закончивших смену.

У ворот Нуно сказал:

– Верните рубашки и кепки, живей.

Они сорвали с себя замаранную маскировку и запихнули ее в мешок для мусора.

– Вы нашли то, за чем пришли, да? Прокляли свои души и все такое. – Нуно сплюнул. – А теперь давайте вторую половину денег.

Беро кивнул и присел, расстегивая карман на вещмешке. Мадт со всей силы ударил Нуно камнем по затылку и толкнул на землю. Беро дважды выстрелил из компактного пистолета – первая пуля в лоб, а вторая в щеку.

Когда затихло эхо выстрела, три или четыре долгие секунды оба ошалело пялились на труп. В вытаращенных глазах Нуно застыли тревога и удивление, входные отверстия были до странности маленькими, сухая земля уже впитала кровь.

Первым делом Беро подумал о том, что план прошел на удивление хорошо и в конце концов он оказался прав, что не бросил Мадта. Вторая мысль была о том, как удачно, что могильщик – человек некрупный, иначе его трудно было бы перетащить. Подростки пыхтели и обливались потом от напряжения и страха, оттаскивая тело в углубление под кустом. Беро наскоро обшарил куртку Нуно в поисках бумажника.

– Часы тоже возьми, – шепнул он Мадту. – Чтобы сошло за ограбление.

Они выудили из кармана могильщика связку ключей, накидали на тело листья и ветки и побежали к воротам. Пока Беро ругался, возясь с замком, Мадт наклонился, оперевшись ладонями о колени и тяжело дыша, из-под свисающей сальной шевелюры просвечивали белки глаз.

– Вот же блин! Блин, блин, блин!

Наконец ворота распахнулись. Беро и Мадт закрыли за собой тяжелые металлические створки, Беро стиснул вещмешок, и они припустили в укрытие парка Вдов, опережая мерцание фонариков охраны, к сверкающим огням внизу.

Глава 2. Прощание с Факелом

Коул Хилошудон стоял во главе многочисленных скорбящих, которые пришли отдать последнюю дань уважения его деду. Сегодня многие будут пристально его рассматривать и заметят, если он рассеян или взбудоражен, и потому Хило не сводил взгляда с обернутого в дорогую белую ткань гроба и усердно шевелил губами вместе с нараспев читающими молитвы монахами. И все же ему сложно было не отвлекаться от церемонии, невозможно блокировать Чутье в присутствии такого количества врагов.

Его дед прожил долгую и значимую жизнь. Коул Сен сражался за освобождение страны, а позже с помощью политики, деловой хватки и созданного им клана выстроил кеконскую государственность. В почтенном восьмидесятитрехлетнем возрасте он тихо скончался посреди ночи, сидя в неизменном кресле у окна семейного особняка. Безусловно, знак благоволения от богов. Если в последние годы жизни, когда у него развились деменция и непереносимость нефрита, дедушка стал жестоким и несносным стариком, полным горькими сожалениями, и не нашел ни одного доброго слова для самого нелюбимого внука, ставшего во главе Равнинного клана, – что ж, об этом простые смертные не знают.

Два дня и ночи в Храмовом квартале продолжались открытые для публики бдения, и Хило казалось, что на похороны явилось полгорода. Другая половина, вероятно, смотрит церемонию по телевизору. Смерть Факела Кекона отметила конец эпохи, уход краеугольного поколения, обеспечившего Кекону свободу от иностранной оккупации и позаботившегося о его процветании. Все значимые публичные персоны собрались здесь, чтобы принять участие в торжественной церемонии, включая Айт Мадаши.

Колосс Горного клана стояла с другой стороны, в окружении своих людей, она была в белом жакете и белом шарфе. Хило почти не видел ее со своего места, но в этом и не было нужды – он с легкостью Чуял густую нефритовую ауру. Приход Айт Мады на то самое место, где лежал, обращаясь в прах, его старший брат Лан, взбесил бы Хило, если бы он позволил себе об этом задуматься, но он не собирался доставлять сопернице такого удовольствия.

Вчера Айт выпустила публичное заявление с похвалами Коулу Сену, национальному герою, отцу нации, ближайшему другу и соратнику ее покойного отца Айта Югонтина, да узнают обоих боги. Она выразила огорчение по поводу недавней стычки между кланами этих двух великих людей и надежду, что печальные разногласия скоро разрешатся, дабы страна двигалась вперед в духе непоколебимого единства, когда-то продемонстрированного воинским братством Людей Горы.

– Брехня, – объявил Хило.

Он ни на секунду не верил, что Айт Мада откажется от стремления убить его и всю его семью и уничтожить Равнинных, получив полный контроль над поставками нефрита. Кровавый счет не сотрешь пресс-релизами.

– Это хороший ход на публику, – сказала Шаэ. – Напомнить людям о партнерстве дедушки с ее отцом и таким образом связать себя с наследием всех Зеленых костей.

Не считая этого краткого анализа, его сестра в последние семьдесят два часа говорила мало, даже после официальных двухдневных бдений. Хило взглянул на стоящую рядом сестру – спина прямая, но под белой траурной пудрой еще видны набрякшие круги под глазами. Обычно резкая нефритовая аура приглушена. Шаэ любила деда и всегда пользовалась его благосклонностью. Она горько рыдала, когда он умер.

Хило перевел внимание на толпу. Другие лидеры Горных тоже присутствовали, рядом с Айт Мадой стоял невысокий человек с прилизанными волосами – Ри Тураху, Шелест клана, а подле него – мужчина с резкими чертами лица и коротко стриженной бородкой с проседью, под стать волосам. Хило довольно мало знал о Нау Суэнцзене, который занял пост Штыря Горных после Гонта Ашченту, но слухи и лазутчики сообщали, что Нау обладает репутацией отчаянного партизанского бойца, занимавшегося диверсиями и убийствами для Айта Ю во время шотарской оккупации. Когда закончилась Мировая война, ему было всего двадцать три. Но то ли из-за непритязательной внешности, то ли из-за мягкой и прохладной текстуры ауры он не производил такого же сильного впечатления, как предшественник. Хило подозревал, что это обманчивое впечатление – само по себе повод для тревоги.

Монахи-дейтисты в белых похоронных одеяниях (по случаю таких важных похорон и такого количества людей монахов было двадцать) завершили долгую религиозную церемонию, несколько раз повторив «и да узнают его боги», и толпа подхватила слова. Хило закрыл глаза и сфокусировал усталое Чутье, прорываясь сквозь ментальные шумы дыхания и биения сердец многотысячной толпы. Вот оно: где-то за спинами Горных – знакомая дымная аура человека, которого он когда-то называл дядей. Бывший Шелест Равнинного клана, предавший семью Коулов. Юн Дорупон здесь, и он скорбит.

– Не дергайся, сегодня мы не станем его трогать, – сказала Шаэ полушепотом.

Вероятно, заметила сосредоточенное выражение его лица или просто Почуяла исходящую от него враждебность, но Хило удивился. Ему не пришло в голову, что она заметила Дору, что вообще обращает на что-то внимание.

Она, конечно же, права. В присутствии монахов и в день похорон деда они не могут развязать насилие, но есть и более прагматические соображения – слишком много здесь собралось воинов Горных, сотни Кулаков и Пальцев выстроились напротив бойцов Равнинных.

Тогда Хило расширил границы Чутья, и ауры всех Зеленых костей вокруг слились в гул нефритовой энергии, как бесконечная болтовня на оживленной улице. Кланы демонстрировали силу и численное превосходство, но сегодня соблюдали перемирие в честь одного человека.

Толпа начала редеть. Хило собрался с духом, приготовившись к долгой и неизбежной процедуре: принимать соболезнования от внутреннего круга клана и влиятельных сторонников – Фонарщиков, политиков, главных семей Зеленых костей. Чуть раньше у ворот кладбища возникла какая-то суета, и Маик Кен послал Кулака разобраться. Сейчас Кен появился рядом и тихо сказал:

– Говорят, ночью на кладбище нашли мертвеца.

Хило скривил губы.

– Только одного? Остальные восстали из могил и ушли?

Штырь фыркнул (единственное подобие смеха, которое Хило когда-либо от него слышал) и дернул широкими плечами.

– У ворот нашли могильщика с пулей в башке. Говорят, из-за долгов. Не похоже на что-то важное, но ты же знаешь людей – как выпьют чарку хоцзи, так начинают голосить про дурную примету.

Хило кивнул. Похороны Факела не должны омрачаться плохими новостями.

– Поговори с управляющим кладбища, чтобы замять дело. – Он с неохотой взглянул на длинную вереницу соболезнующих, с которыми придется встретиться. Айт и Дору он больше не Чуял. – Скажи Тару, через час я поеду домой, сколько бы желающих поцеловать меня в задницу здесь ни осталось.

Хило вернулся в поместье Коулов через два с половиной часа. Вся длинная подъездная дорожка и разворотный круг были уставлены машинами – за похоронами, открытыми для публики, последовал частный прием для членов семьи и Зеленых костей самого высокого ранга. Через приоткрытое окно машины Хило слышал музыку и чувствовал запах барбекю со двора. Если человек дожил до восьмидесяти – это повод для радости, это считалось знаком одобрения богов, постижением Божественных Добродетелей, гарантировало восхождение на небеса в день Возвращения. Хило подумал, что подобные верования имеют больше смысла во время войн и плохой медицины, но все же теперь, после окончания официального траура по Коулу Сену, белую драпировку сняли, а неформальный прием слегка отдавал духом праздника. Похоже, он продлится довольно долго.

Маик Тар подкатил «Княгиню Прайзу» прямо ко входу в главный дом. Помощник Колосса остановил машину и оглянулся через плечо.

– Хило-цзен, те люди, которых ты согласился сегодня принять, еще здесь. Послать их к тебе или избавиться от них?

– Где моя сестра? – спросил Хило. – Она уже дома?

– Ждет тебя внутри.

Смирившись с неизбежным, Хило погасил сигарету в пепельнице.

– Пришли их ко мне.

Тар бросил на босса сочувственный взгляд.

– Я приберегу для тебя тарелку с угощениями. Хочешь чего-то конкретного?

– Копченой свинины.

Хило вылез из машины, прошел к дому и с неохотой поднялся в кабинет. Когда-то это была любимая комната Лана, и Хило до сих пор не чувствовал себя здесь уютно. В конце концов он внес кое-какие изменения – убрал книжные полки, поставил телевизор и мини-бар побольше, а также удобные кресла, но каждый раз, когда он здесь находился, обстановка услужливо и безжалостно напоминала, что он не должен был стать Колоссом клана.

И потому обычно, встречаясь с подчиненными, Хило предпочитал кухню или внутренний двор, но сейчас там не уединишься. К тому же он не мог не признать, что кабинет всем своим видом заявляет о власти, а значит, больше подходит для встреч со сторонниками клана и просителями, перед которыми Хило следует приглушить свою репутацию юнца и уличного забияки и подчеркнуть семейное могущество и наследие.

Шаэ уже сидела там в кожаном кресле. Она смыла с лица пудру, снова накрасилась и переоделась в темную юбку и бежевую блузку, но глаза были запавшими и усталыми, смотрели почти с укоризной. «А любил ли ты дедушку?»

– Тебе не обязательно присутствовать, – сказал Хило. – Я сам разберусь.

– А если Фонарщик попросит тебя надавить на Королевский совет по поводу предстоящего закона об ограничении налогов на топливо? – отозвалась Шаэ.

Хило прищурился.

– Никто меня о таком не попросит.

– Ты прав. Никакого закона о налоге на топливо нет и в помине. Я только что его выдумала. – Она еле заметно улыбнулась, но в этом уколе не было и следа от их обычного доверия. – Я остаюсь.

Хило нахмурился, но воздержался от ответа – только лишь приняв во внимание ее горе. Это правда – он не разбирается в бизнесе и политике так же хорошо, как она, но тыкать его в это носом? Эту резкость и нелюбезность сестра наверняка унаследовала от дедушки.

Хило едва успел снять галстук и расстегнуть воротник, когда в дверь постучал Тар и впустил мужчину в сопровождении женщины с ребенком на руках. Увидев их, Хило тут же просветлел и тепло обнял гостя.

– Эйтен, дружище, – сказал он. – Как выросла твоя дочка! Ей точно всего девять месяцев? Да она уложит на землю двухлетнего!

Эйтен не обнял Колосса в ответ и не поднес сложенные ладони ко лбу в традиционном почтительном приветствии, но от слов Хило в его глазах засветилась гордость, и он слегка кивнул. Он был в накрахмаленной белой рубашке с короткими рукавами, прикрывающими обрубки отсутствующих рук, и мягких черных сандалиях.

– Она просто сущий кошмар, Хило-цзен, часами орет и все время требует, чтобы ее носили на руках.

Он сердито покачал головой, но тон отнюдь не был недовольным.

– Уж конечно, она будет такой же Зеленой, как ее папа, – сказал Хило.

Заметив кивок жены Эйтена, он улыбнулся. Обычно старое поверье, что из непоседливых детей вырастают хорошие воины, относилось только к мальчикам, но в нынешние времена в Академии Коула Душурона училось двадцать процентов девочек, появились женщины-Кулаки и даже женщина Колосс, так что буйная малышка вызывала гордость, а не тревогу.

– Вот только я волнуюсь, не будет ли она слишком Зеленой для замужества, – сказал Эйтен жене.

Хило поймал ее быстрый взгляд на Шаэ, а потом она опустила глаза.

– Может, к тому времени, когда она подрастет, люди не будут так думать, – слегка улыбнулась Шаэ.

– Шелест права, а кроме того, еще слишком рано об этом волноваться, – сказал Хило, положил руку Эйтену на плечо и провел семью к креслам. У ног Эйтена скакала коричневая обезьянка. Когда Эйтен сел, она прыгнула на подлокотник и уселась рядом, почесывая грудь.

Хило вытащил из мини-холодильника несколько бутылок газировки и поставил на кофейный столик. По приказу Эйтена обезьянка прыгнула на столик, открыла бутылку, вставила соломинку и принесла лимонад хозяину. Эйтен вынул ногу из сандалии и твердо зажал горлышко бутылки между пальцами. С лодыжки, которую он положил на колено другой ноги, свисал нефритовый браслет.

Хило сел напротив бывшего Кулака. Теперь он заговорил серьезно:

– Как ты справляешься? Тебе нужна еще какая-то помощь клана?

– Ты уже и так много для нас сделал. Жизнь у нас трудная, но с Зозо стало легче – он открывает двери, застегивает мне рубашки, даже задницу мне подтирает, – сказал Эйтен со смешком.

Один Палец рассказал Хило про шотарскую организацию, которая дрессирует обезьян для помощи инвалидам (после войны осталось много ветеранов), и Хило попросил Фонарщика все устроить.

Эйтен наклонился вперед, чтобы отхлебнуть из соломинки. Распрямившись, он встретился взглядом с Колоссом.

– Когда Гонт Аш отрезал мне руки, ты обещал убить его и забрать его нефрит и выполнил обещание. Ты велел мне прожить еще один год, чтобы я увидел месть клана, увидел рождение моего ребенка, а через год, если я еще захочу умереть, ты окажешь мне честь и лично выполнишь мое желание. – Его голос стал резким, но не дрогнул. – Год прошел, и вот я сижу перед тобой, Хило-цзен. Если я попрошу тебя выполнить обещание, не задавая вопросов, ты это сделаешь?

Жена Эйтена крепко сжала спящую малышку и опустила голову, кусая губы. Ее муж не смотрел на ребенка, он не сводил взгляда с Хило, а тот Чуял странное и колючее напряжение в гуле нефритовой ауры Эйтена.

– Да, – сказал Хило. – Как я и обещал.

Эйтен кивнул. Его аура успокоилась, он оглянулся на дремлющую дочь, и его лицо смягчилось в очевидном обожании.

– Ты был прав, Хило-цзен, мне есть ради чего жить, и больше я не хочу умереть.

Но Хило понял, что для Эйтена было важно знать – у него по-прежнему есть эта возможность, решать только ему, и он всегда может рассчитывать на Колосса. Эйтен снова посмотрел на Хило.

– И все же я не хочу провести всю оставшуюся жизнь в праздности и зависеть от других. Я был Кулаком Равнинных. Понимаю, теперь от меня нет проку, но если ты готов меня выслушать, я пришел просить тебя об одолжении.

– Проси что хочешь, я с радостью тебе это дам, если это в моих силах.

– Мой тесть делает хоцзи. Винодельня небольшая, но производит одно из лучших хоцзи в стране, тесть продает спиртное в дорогие магазины и рестораны. Он хочет расширить дело на новом месте, но постарел и нуждается в партнере. Понимаю, для клана это пустяк, но я прошу Шелеста поручиться за меня, чтобы я смог заняться семейным бизнесом жены. Пусть на теле у меня кое-чего не хватает, зато мозги на месте, и думаю, мне понравится расширять предприятие в качестве Фонарщика клана.

Хило с улыбкой повернулся к жене Эйтена.

– А вы что об этом думаете, госпожа Эйтен? Сумеет ваш муж производить хоцзи мирового класса?

– Мы оба много лет помогали отцу на винодельне, и он всегда хотел, чтобы мы когда-нибудь взяли дело в свои руки, – тихо, но уверенно ответила жена Эйтена. – Но мой муж был Кулаком и посвятил себя вам и клану, это всегда было на первом месте. Я рада, что он жив, и только благодаря вам, Коул-цзен, и сердцем чую, что это наш второй шанс. У него хорошо получится, а когда подрастет дочь, она тоже станет помогать, конечно же.

– Ты сказал, что вам нужно новое место, – снова обратился к Эйтену Хило. – Весь нижний этаж «Двойной ставки» как раз обновляется и расширяется. Можем предусмотреть место для твоей винодельни, там есть обширный подвал. Как тебе? Будешь поставлять хоцзи во все игорные дома на шоссе Бедняка.

Глаза Эйтена округлились.

– Хило-цзен, на такое мы и не рассчитывали…

– В этой части Трущобы мне нужен человек, которому я доверяю, – продолжил Хило. – Всегда есть риск, что Горные попытаются вернуть себе то, что мы забрали после прошлогодней победы. Штырь присматривает, чтобы этот район был хорошо защищен, но мне спокойнее, если прямо там будет находиться доверенная Зеленая кость, глядеть в оба и держать уши востро. Ты можешь делать отличное хоцзи и по-прежнему служить клану, Эйтен-цзен?

Эйтен сделал большой глоток и кивнул.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель. Спасибо, Хило-цзен. Я всегда буду твоим воином, только попроси.

Хило заулыбался и встал, остальные тоже поднялись. Суета разбудила ребенка, малышка потянулась к материнской груди и заорала так пронзительно, что Хило зажмурился, а потом засмеялся.

– Идите, пора кормить маленького демона. С подробностями разберемся позже.

– Соберите финансовые записи тестя за последние пять лет и отправьте в офис Шелеста вместе с деталями просьбы о покровительстве, – сказала Шаэ. – И мы быстро все устроим.

Эйтен с женой рассыпались в благодарностях. Обезьянка выпила последнюю порцию персиковой газировки из бутылки хозяина и поскакала за ним, когда семья удалилась.

После встречи с Эйтеном, чьи дела шли настолько хорошо, насколько можно было надеяться, и выполнения его просьбы настроение у Хило значительно улучшилось. Следующие две встречи прошли без запинки. Небольшой клан Черный хвост послал представителя, чтобы выразить соболезнования в виде денег и цветов и заверить в непоколебимой дружбе.

– Сейчас он наверняка пошел прямо к Айт Маде и говорит то же самое, – сказала Шаэ, когда тот ушел.

Затем появился бизнес-партнер деда, желающий написать биографию Факела Кекона – с разрешения Колосса и после финального одобрения кланом, разумеется. Хило порадовался, как продвигаются встречи, и посмотрел на часы, когда в кабинет вошла госпожа Тейцзе.

У него тут же появилось чувство, что разговор вряд ли ему понравится. За своей спиной Хило ощутил легкое изменение ауры Шаэ, намекающее, что и она чувствует то же самое.

– Тетушка Тейцзе, – сказал Хило, поцеловав женщину в иссохшую щеку, – давно не виделись.

«Недостаточно давно», – подумал он и обрадовался, что гостья не носит нефрит и не может Почуять его истинное отношение.

– Тетушка, – сказала Шаэ, тоже притворившись, что рада встрече.

Госпожа Тейцзе была шестидесятилетней женой отцовского кузена. Только одна старшая сестра Коула Сена дожила до зрелых лет, она вышла замуж за Тейцзе Цзяна и родила четверых детей. Семья Тейзце была весьма многочисленной, что уже сделало бы ее одной из могущественных семей Кекона, но, несмотря на родство с Коулами, ни один представитель семейства не достиг высот и не получил руководящую должность в клане. Лишь горстка окончила Академию Зеленых костей; насколько помнил Хило, двое дослужились до Кулаков младшего ранга. Остальные Тейцзе были незначительными Фонарщиками или простыми обывателями, некоторые имели образование и приличную работу, другие нет, но почти все достигли каких-либо успехов только благодаря связям с Коулами.

«Боги выбирают любимчиков, – сказал как-то дедушка за обедом. – Они отняли благосклонность у одной части семьи и передали другой. Так будьте добры к кузенам – если у Тейцзе было бы больше мозгов или гуще кровь, кто знает, что стало бы с нами?»

Госпожа Тейцзе была пухлой женщиной с короткими жесткими волосами и плотно сжатыми губами, как будто пыталась проглотить что-то неприятное.

– Коул-цзен и Коул-цзен, – просипела она, – да благоволят вам боги. Вы моя единственная надежда.

Она рухнула в кресло и промокнула глаза скомканным бумажным платком.

– Что случилось, тетушка? – спросил Хило.

– Это все мой бестолковый сынок Рюно. Он влез в неприятную историю на островах Увива. Только богам известно, зачем он отправился в это греховное место, но из-за какой-то страшной ошибки его арестовали и бросили в тюрьму.

Хило подавил вздох и придал лицу ободряющее выражение.

– Тетя Тейцзе, неудивительно, что вы расстроены, но если это ошибка, как вы говорите, то наверняка все можно исправить, мы заплатим за освобождение Рюно. Каков размер залога?

– Ох, – смутилась гостья, – залог уже внесли, и две недели назад его выпустили. – Глядя на ничего не понимающего Хило, она поспешно продолжила: – Заплатили не мы, наша семья начала собирать деньги, но залог внес какой-то богатый иностранец, и Рюно выпустили.

– Что за иностранец? – поинтересовался Хило.

– Его зовут Запуньо, – сказала госпожа Тейцзе. – Говорят, это дурной человек, контрабандист. Нефритовый контрабандист. – Выглядела она так, будто сплюнула бы, если бы не прекрасный ковер в кабинете Коулов. – Этот человек держит моего сына в качестве «гостя», но не отпускает. Мы пытались с ним договориться, предложить денег, но этот Запуньо ответил, что будет разговаривать только с Колоссом клана.

Тетя Тейзце поднялась с кресла и встала на колени перед Хило, вцепившись в него руками.

– Пожалуйста, Коул-цзен, верните Рюно! Он своенравный и непоседливый, но он хороший мальчик. Мой муж отказался сюда приходить, будь проклято его упрямство! «Если мы попросим Коулов о помощи в семейных делах, они всегда будут смотреть на нас свысока», – так он говорит, но мне все равно. Я знаю вас как великодушного человека, такого же, как ваш дед, да узнают его боги.

Хило поморщился от неуклюжего сравнения, но похлопал тетю по вцепившейся в него руке. Он не взглянул на Шаэ, но почувствовал, как ее аура настороженно ощетинилась. Хило смотрел на жалобное лицо госпожи Тейцзе долгую минуту, прежде чем принял решение.

– Не волнуйтесь, тетушка. Сделаю все возможное, чтобы освободить Рюно и вернуть вам. Чем бы был Равнинный клан без семьи Тейзце? Я лично поеду на острова Увива и поговорю с Запуньо.

Госпожа Тейцзе всхлипнула, снова и снова поднося сомкнутые ладони ко лбу. Хило поднял ее на ноги и проводил к двери, поглаживая по согнутой в поклоне спине. Потом закрыл дверь и повернулся к сестре, все так же сидящей в кресле. Шаэ не выглядела довольной.

– Тебе не следовало внушать ей надежду.

Хило плюхнулся в кресло напротив и вытянул ноги.

– А что мне было делать? Отослать ее и позволить этому проходимцу с островов Увива безнаказанно удерживать ее сына? В конце концов, он член семьи, Зеленая кость.

Шаэ прищурилась.

– Ты же не будешь рисковать жизнью ради Тейцзе Рюно?

Рюно окончил Академию на три года раньше Хило и Шаэ. Он прекрасно пел, играл в рельбол, имел постоянно меняющийся список подружек, но и только. Выпустился он с единственным нефритовым камнем, а за два года службы Пальцем заработал еще один, после чего решил посмотреть мир в поисках удачи. Судя по слухам, Тейцзе охранял в качестве наемной Зеленой кости горнорудные и нефтедобывающие предприятия в раздираемых войной частях света, а также работал личным телохранителям богатого олигарха в Марку-куо. Хило не видел его много лет, да и не испытывал желания увидеть, он не уважал человека, использующего нефритовые способности для личной выгоды и ничего не дающего взамен клану, от которого получил нефрит.

– Мне плевать на Рюно, – сказал Хило, – но ты же понимаешь, дело не в нем. Война кланов – удобное время для контрабанды нефрита, и в последние пару лет этот падальщик Запуньо разжирел и осмелел. Учитывая недавние новости из Шотара, он получил еще больше причин считать, что черный рынок на подъеме.

В Шотаре разразился внутренний конфликт между правительством и проюгутанским населением восточной провинции Оортоко. Все шло к тому, что в стычку будут вовлечены главные мировые державы и вооруженный кризис разрастется, а это повысит спрос на нефрит как со стороны законных, так и незаконных вооруженных формирований по всему миру.

– Хило, – серьезно произнесла Шаэ, – Запуньо пытается принудить тебя к встрече на своих условиях, в своей стране с коррумпированным правительством и проплаченной полицией. Ты напрашиваешься на неприятности, если туда поедешь. Оно того не стоит, уж точно не ради этого бесполезного придурка Тейцзе Рюно.

– Но этот бесполезный придурок – член семьи, – сказал Хило, вставая и потягиваясь. Мышца на плече саднила, и он, поморщившись, развернул плечо. Прошлогодние внешние отметины после кошмарного избиения от рук Гонта Аша и его людей давно исчезли, но тело еще напоминало о нем в самый неподходящий момент. – Как это выглядит, если увиванец держит в заложниках кеконца, Зеленую кость, нашего кровного родственника? Запуньо знает, что мы этого не потерпим. Это его способ привлечь мое внимание.

– Пошли Кена или Тара с ним разобраться.

Хило покачал головой. Задача Шелеста – давать советы Колоссу, здраво взвешивая все преимущества и издержки, и Шаэ лишь делала свою работу, рекомендуя действовать осторожно, но она никогда не входила в боевую часть клана, а потому кое-чего ни за что не поймет. Хило завоевал авторитет, не прячась за чужие спины, когда разбирался с важными проблемами, и сейчас не совершит оплошность, полагаясь на то, что его репутация бывшего Штыря достаточна для Колосса военного времени.

– Я лично должен поговорить с Запуньо, – настаивал Хило. – Недопонимание между друзьями – это не страшно. Недопонимание между врагами – другое дело.

Шаэ, похоже, спорила бы и дальше, но тут в дверь постучал Тар, приоткрыл ее, сунул голову в щель и сказал:

– Уже темнеет, в саду все сворачивается. Что думаешь, Хило-цзен? Ты еще хочешь поговорить с Анденом?

Хило переменился: уголки губ опустились, плечи окаменели, словно на них давил груз.

– Я с ним поговорю, – тихо отозвался он и посмотрел на Шаэ. – Наедине.

Тар удалился.

Шаэ встала.

– Это я убедила тебя поговорить с Анденом. Ты много месяцев не хотел меня слушать, даже имени его не произносил, а теперь меня выпроваживаешь. – Она с негодованием и подозрительно уставилась на брата. – Ты собираешься угрозами или посулами заманить его обратно в клан, снова носить нефрит. Я тебя знаю, Хило.

– Я хочу поговорить с ним наедине, Шаэ, – отрезал Хило. – Случившееся в тот день касается только нас двоих. Нужно обсудить это как полагается.

Шелест окинула его долгим взглядом, ее аура ощетинилась. Потом Шаэ прошла мимо него к двери и молча удалилась, оставив Колосса в одиночестве в пустом кабинете его брата.

Глава 3. Изгнание

Эмери Анден сидел на скамейке под вишней во дворе поместья Коулов, теребил бутылку лимонной газировки и пытался не смотреть на остальных приглашенных на поминки. Длинные, уставленные разными блюдами столы были украшены гирляндами белосердечников, а арфист играл сентиментальные и поднимающие настроение мелодии. Во дворе было полно народа, но гул разговоров оставался уважительно приглушенным. Лишь один предмет портил стильный прием – временное ограждение из синего пластика в углу двора, отделяющее то место, где обновляли резиденцию Шелеста, ободрав ее буквально до каркаса.

Анден не мог сказать, что был близок с Коулом Сеном, но тот был его приемным дедом и дал ему все – принял в семью и отправил учиться в Академию Коула Душурона, как и собственных внуков. С детства Анден считал, что однажды отплатит патриарху, став Зеленой костью Равнинного клана. И вот дедушка умер, а Анден так и не отдал долг.

Тени удлинялись, а толпа редела, но Анден все ждал. Он встал, взял еще одну бутылку газировки со стола с напитками и ощутил, как в его сторону развернулись все плечи и подбородки, все заинтересованные и недобрые взгляды последовали за ним. Здесь находился почти весь верхний эшелон Равнинных. Они знали, кто такой Анден и что он сделал в прошлом году – сначала помог спасти клан от уничтожения, а потом в день выпуска отказался надеть нефрит, и Колосс публично от него отрекся.

Он вдруг увидел нескольких однокурсников по Академии – Лотта, Хейке и Тона, они стояли группой, вместе с семьями. Разговаривали друг с другом и бросали взгляды в его сторону. В груди Андена заворочалось эхо былых чувств, потускневших в забвении. Лотт Цзин небрежно оперся о стол. Он не растерял свою неуклюжесть и медлительность, но явно работал над собой в последний год – плечи под серым пиджаком стали шире, а волосы он постриг, и они больше не нависали перед глазами.

Анден отвернулся, лицо вспыхнуло. Прожив год в Марении, он научился радоваться будням и сумел отбросить воспоминания о своем позоре. Возвращение в Жанлун, в этот дом, к клану, снова напомнило ему о тех днях после изгнания, обо всем, чего он лишился.

Анден вернулся на скамейку под деревом. К его ужасу, Тон пересек двор. Лотт и Хейке остались на месте, наблюдали, но не приближались.

– Анден, – поздоровался Тон, прикоснувшись ко лбу в неформальном приветствии. Он откашлялся. – Давно не виделись. Хорошо выглядишь. Я рад.

Анден неохотно поднял взгляд на бывшего однокурсника.

– Рад тебя видеть, Тон-цзен.

Тон кивнул и нервно потеребил два нефритовых кольца на левой руке. Теперь он был Пальцем клана, отвечал перед Штырем и Кулаками, патрулировал и охранял территорию Равнинных, удерживал хрупкое преимущество клана над Горными. Тон выглядел так, будто пытается найти еще какие-нибудь слова, чтобы выйти из неловкой ситуации, но тут появился Маик Тар, наклонился к Андену и шепнул:

– Он готов тебя принять.

Анден встал, поставил пустую бутылку на скамейку и вошел за помощником Колосса в дом. У входа в кабинет он помедлил, ему нужна была еще секунда для подготовки, но Тар открыл дверь, и Андену пришлось шагнуть внутрь. Тар закрыл за ним дверь, приглушив болтовню снаружи.

Колосс сидел в самом большом кожаном кресле. С тех пор как Анден видел его в последний раз, Коул Хило одновременно и изменился, и остался прежним. Все та же внешность совсем молодого человека, все так же излучает небрежную уверенность, которая превращается в щедрость и тепло с друзьями и страшную угрозу с врагами. Но мантия Колосса не может не изменить. В глазах и линии губ Хило появилась жесткость, он помрачнел и был более сдержанным – такого Хило Анден прежде не видел.

Анден поискал глазами Шаэ, но ее в кабинете не оказалось. Из всей семьи только с Шаэ Анден поддерживал регулярные контакты в течение этого года. Он надеялся, что она будет здесь. Анден сглотнул подступивший комок. Он поднес сложенные руки ко лбу и поклонился в официальном приветствии.

– Коул-цзен. Примите мои соболезнования по случаю кончины вашего деда.

Не так давно Хило вскочил бы и тепло обнял кузена, чмокнул его в щеку и, улыбаясь, провел бы к креслу. А потом сердито посмотрел бы на него и сказал: «Энди, не будь прямым, как телеграфный столб, расслабься и садись».

Колосс этого не сделал. Все так же сидя в кресле, он холодно заметил:

– Он был и твоим дедом, Энди, во всех смыслах за исключением крови. Он привел тебя в нашу семью.

– Я об этом не забыл, – тихо сказал Анден.

– Разве?

Хило выпрямился и взял с кофейного столика пачку эспенских сигарет. Вытряхнул сигарету и сунул в рот, а потом, к удивлению Андена, предложил закурить и ему. Анден сел и взял сигарету, не встречаясь взглядом с Колоссом. Хило затянулся, подвинул по столу зажигалку Андену и снова откинулся в кресле.

– Что ты с собой натворил, Анден? – Его голос был мягким и укоризненным. – Шаэ сказала, ты живешь в Марении. Девятнадцатилетняя Зеленая кость живет в деревне среди рыбаков и стариков без нефрита.

Анден наклонил голову, прикуривая, и тем самым скрыл вспыхнувшее лицо.

– У меня там работа, – ответил он. – Стабильная работа, мне хватает на жизнь. Через месяц накоплю достаточно, чтобы арендовать квартиру, и не буду больше докучать вашей матери.

В глазах Хило неожиданно зажглась ярость.

– А что насчет охраны, которая за тобой присматривает? Будешь и им платить из жалованья продавца мебели?

От тона Хило Анден вздрогнул.

– Коул-цзен, клану не следует обо мне беспокоиться. Вам нужны все Зеленые кости для войны с Горными. Никто не приедет за мной в Марению, а если они это сделают, то это мои проблемы.

– Не будь идиотом, – сказал Хило. – В прошлом году ты убил Гонта Аша, ты изменил ход войны. Думаешь, Айт Мада когда-нибудь это забудет? – Хило снова подался вперед. – Она знает, что ты мог бы стать самой сильной Зеленой костью в стране.

– Но не стану, если никогда больше не надену нефрит, – пробормотал Анден. – Было бы против кодекса айшо…

– Айт найдет способ обойти айшо, если захочет. Ей не нужно присылать Зеленых костей с саблями против одного человека без нефрита из рыбацкой деревушки. Она еще не шепнула твое имя только потому, что сейчас ничего этим не выиграет. Кто знает, может, она думает, что через некоторое время сумеет тебя переманить.

Анден вскинул голову.

– Я никогда не переметнусь к Горным, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Может, я и не Зеленая кость, но не предам клан.

– Ты так и сказал тому человеку, который подкатывал к тебе в прошлом месяце?

Анден не ответил, но рука с сигаретой слегка дрогнула. Лысый незнакомец подошел к нему в супермаркете и заговорил с уверенной улыбкой: «Я восхищаюсь тем, что ты отказался надеть нефрит и стать убийцей, как эти Зеленые кости. У тебя явно есть внутренний стержень. Даже в этом городке люди знают, кто ты. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь в поиске работы или жилья или еще какая-то, не стесняйся мне позвонить». Мужчина протянул Андену визитку с телефонным номером.

– Шаэ им занялась и выяснила, что он связан с Горными, – сказал Хило. – Они терпеливы, но вскоре устроят тебе неожиданные неприятности, чтобы ты позвонил по номеру на карточке. А если не позвонишь, то попадешь в еще более серьезные неприятности.

Анден быстро затянулся сигаретой и затушил ее. Теперь он наконец-то понял, зачем его сюда позвали: Колосс, может, его и не простил, но и не хочет, чтобы член семьи, пусть и изгнанный, подвергался опасности и возможным манипуляциям со стороны врагов.

– Энди, – сказал Хило, и хотя тон был по-прежнему жестким, болезненные нотки заставили Андена в конце концов посмотреть кузену в лицо. Колосс затушил сигарету, сжав губы. – Ты мой брат, если бы ты опомнился и попросился обратно, если бы поговорил со мной и признался, что совершил ошибку – а я признаю, что тоже виноват, – я сразу же тебя простил бы. Я бы с радостью принял тебя обратно, как же иначе? Но ты так не поступил. Ты целый год потратил зазря, вдали от семьи.

– Ты сказал, что не хочешь меня больше видеть, – промямлил Анден.

– А кто не говорит глупостей в гневе? – рявкнул Хило. – В тот день ты унизил себя, унизил клан и тем самым оскорбил меня.

Злость и обида рассеяли в Андене чувство вины.

– А ты принял бы меня обратно, если бы я отказался носить нефрит? Или я чего-то стою для тебя лишь как Зеленая кость?

– Ты прирожденная Зеленая кость. Ты обманываешься, считая иначе. Шаэ сняла нефрит и уехала, пыталась притвориться другой – и посмотри, что вышло в результате. Если бы она так не поступила, возможно, все было бы иначе. Может, в этом кабинете до сих пор сидел бы Лан, а не я. Отказавшись носить нефрит, ты похож на гуся, не желающего подходить к воде. – Хило резко вздохнул. – И не говори, что ты об этом не задумывался.

Он задумывался, конечно, задумывался. Память о нефрите, о силе, которой он наделял, об экстазе и ужасе последнего боя, когда Анден убил одного из самых сильных Зеленых костей в Жанлуне, иногда оживала и вызывала желание, почти сексуальное, такое же сильное, как звериный голод. Анден невольно опустил взгляд на рубашку Хило, две верхние пуговицы тот по своему обыкновению оставил расстегнутыми. Глядя на длинную строчку нефритовых камней, торчащих из ключицы кузена, Анден ощутил, как страх борется с желанием, переворачивая все внутри. Он по-прежнему хотел быть Коулом.

Но нависший призрак безумия и жизни в постоянном страхе за самого себя оказался сильнее этого желания. Сколько бы он ни размышлял о том, чтобы снова надеть нефрит, накатывали ужасные воспоминания – вопли обезумевшей матери незадолго до ее смерти от Зуда; Лан в последний день, когда Анден видел его живым, – изможденный, дерганый, ослабевший от слишком большого количества нефрита и принимающий «сияние»; а еще сам Анден после боя с Гонтом, когда он проснулся в больнице, в жару, почти свихнувшись от жажды владеть нефритом и убивать.

Он покачал головой.

– Я этого не сделаю, Хило-цзен. Нефрит превратит меня в чудовище. Я благодарен семье и верен клану, я сделаю все, что попросишь, но не проси меня носить нефрит.

Хило ответил не сразу. Анден не смел ничего добавить, и повисла тишина. Когда Колосс заговорил, в его голосе больше не звучал гнев, который, как осознал Анден, показывал, насколько Хило хотел иного исхода, как страстно надеялся, что ему не придется произносить эти слова.

– Я отправляю тебя в Эспению. Шаэ обо всем позаботится. Ты уезжаешь на следующей неделе.

Анден уставился на него, поначалу не поверив своим ушам.

– В Эспению?

– Здесь от тебя нет прока, если ты не Зеленая кость. В Марении ты не можешь остаться – я не собираюсь охранять тебя днем и ночью, пока ты мастеришь кресла-качалки и подбираешь ракушки на пляже, а Горные тем временем решают, каким будет их следующий шаг. Если ты не наденешь нефрит, тебе нужно устроить свою жизнь как-то по-другому. Ты поедешь в Эспению и получишь там образование.

– Я никогда не был в Эспении, – возразил Анден.

– Ты наполовину эспенец. Ты должен лучше узнать эту страну, выучить язык.

Анден был так поражен, что не находил слов. Хило никогда не вспоминал о его иностранной крови, никогда не намекал, что Энди не истинный кеконец.

Эта внезапная перемена была настолько болезненной, возможно, больше всего остального, что Анден потерял самообладание.

– Ты хочешь от меня избавиться, – выдохнул он. – Изгнать меня.

– Да чтоб тебя, Анден! – рявкнул Хило. – В последний раз спрашиваю: ты встанешь передо мной на колени и принесешь клятву Колоссу, а потом наденешь нефрит, как член нашей семьи?

Анден вцепился в подлокотники, так стиснув зубы, что ощутил давление в глазах. Если он сейчас откроет рот, то неизвестно, что оттуда вырвется, и потому он не позволил себе заговорить. Хило поднялся. Он прошел до кресла Андена и встал рядом, с напряженной спиной и слегка выдвинув плечи вперед, будто хочет схватить кузена в охапку – не то обнять, не то покалечить. Анден почувствовал щекотку слез на веках.

– Пожалуйста, Хило-цзен, – прошептал он. – Не посылай меня туда. Я ненавижу этих людей и эту страну.

– Возможно, ты ее полюбишь, когда окажешься там, – сказал Хило. – Ты будешь не один, у клана есть связи, о тебе позаботятся, пока ты вдали от дома. Через пару лет поговорим о возможных вариантах твоего будущего.

Анден знал, что может отказаться. Во второй раз не подчиниться Хило, настоять на том, чтобы остаться в Марении. Даже если там он мог надеяться лишь на скучную, банальную жизнь, то хотя бы останется на Кеконе, а не уедет на чужбину. Но если он так поступит, то Шаэ уж точно больше не сумеет ему помочь. Он навсегда станет изгоем. Кеконом правят кланы, и парии надеяться особо не на что. Анден чувствовал края нефритовой ауры Хило, когда тот был так близко, Чуял его непреклонность. Хило принял решение. Ведь он Колосс, и после смерти Коула Сена последнее слово в семье Коулов остается за ним.

Анден встал и поднес сомкнутые ладони ко лбу.

– Как скажете, Коул-цзен.

Его голос звучал глухо. Не набравшись храбрости снова посмотреть на Хило, Анден вышел из кабинета.

В каком-то тумане он спустился в вестибюль и увидел сидящую на главной лестнице Шаэ. Странно, что она сидит здесь одна со сложенными на коленях руками, почти в темноте, по-прежнему в деловом костюме. Увидев его, она встала. Снаружи, в освещенном фонарями саду, работники уносили остатки еды на кухню и убирали столы. По дорожке отъезжали машины.

– Анден, – начала она.

– Ты сказала, что поговоришь с ним, – с укоризной выдохнул Анден. – Сказала, что найдешь способ, как я смогу вернуться домой. Но это ведь ты предложила послать меня в Эспению, да?

Шаэ вздохнула.

– Это к лучшему. Там тебе безопаснее, ты получишь кое-какой опыт и навыки. Эспения – наш крупнейший военный союзник и торговый партнер, в перспективе тебе полезно будет там жить и учиться. А потом, когда для тебя появится смысл вернуться…

– А ты думала о том, чего хочу я? – Он был уверен, что Хило не принял бы такое решение без совета Шелеста. – Может, тебе и хотелось уехать, но я не хочу покидать Кекон. Мне плевать на Эспению или эспенское образование. Я никогда не добивался особых успехов в учебе, не считая…

Не считая нефрита. В нефритовых дисциплинах он был вундеркиндом.

Шаэ положила ладонь на его руку.

– Ты еще молод. Еще многого не знаешь об Эспении.

Анден отпрянул.

– Лучше бы я умер тогда, во время драки с Гонтом.

Шаэ опустила руку.

– Не говори так.

Ее ответ был резким, но Анден не беспокоился о том, что его слова ее расстроят. Он развернулся и вышел из дома. Он слышал, как кузина спустилась за ним на две ступеньки, но потом остановилась и дала ему уйти.

Глава 4. Тупик

– М-да, охренительно поганые новости, – сказал Маик Кен.

С лица управляющего кладбищем «Небеса ждут» схлынули краски, а кадык в страхе дернулся.

– Маик-цзен, разумеется, мы перезахороним его в стальном гробу. Останки не потревожили, только…

– Они пришли не за телом, – проревел Маик. – Они получили все, что хотели.

Подозрения вызвал не убитый могильщик, а черный мусорный пакет рядом с ним, в котором лежали измазанные в земле форменные рубашки и кепки работников кладбища. Это привело к обследованию последней могилы, выкопанной убитым, могилы Коула Сенингтуна, и обнаружению наспех накиданной земляной стенки и поврежденного гроба Коула Лана за ней.

– Удвойте число охранников, – велел Маик управляющему, – и никому об этом не рассказывайте. Ясно?

Управляющий энергично кивнул. Штырь понял, что нет смысла его запугивать, кладбищу уж точно не нужна молва о том, что грабители могил подкупили местного работника. Управляющий уже встревоженно дергал себя за ухо – вероятно, пытаясь отвести неудачу или размышляя о том, не преподнести ли отрезанное ухо Коулу Хило, упреждая его реакцию. Кен мысленно отметил, что следует усилить охрану парка Вдов. А потом сделал два телефонных звонка.

Первый – своей подружке, сообщить, что сегодня они не увидятся, он будет занят делами клана. Лина приняла известия спокойно. Она была доброй и практичной девушкой, красивой, но простой, крепкой и фигуристой, как нравилось Кену, и что самое главное – не была Зеленой костью. Работа Штыря Равнинных занимала у Кена большую часть дня, нефрит еще и в спальне ему был ни к чему. Он видел, как выгорели отношения Тара. С этой девушкой Кена познакомила его сестра Вен. Лина преподавала в жанлунском городском колледже и происходила из большой семьи, у нее была собственная жизнь, карьера и друзья, а еще племянники и племянницы, которые всегда требовали внимания, и потому она не сильно возражала, что на первом месте у Штыря всегда стоит клан.

– Но ты придешь на восьмидесятилетие бабушки в пятницу? – спросила Лина по телефону. – Родители будут счастливы, если придет Штырь.

Порой Кена веселило, что люди приглашают его на всякие торжества и считают его присутствие престижным и знаком благоволения со стороны клана. В детстве его редко куда-либо приглашали, никто не хотел иметь дело с обесчещенной семьей Маиков. В Равнинном клане взлет Маиков был чем-то вроде легенды и вызывал восхищение и зависть, а также повлек за собой увеличение числа публичных мероприятий.

– Возможно, – неопределенно ответил он.

Второй звонок Кен сделал брату.

Тар выдал длинную нецензурную тираду, а потом произнес:

– Лучше скажем ему вместе.

Кен согласился, он уже размышлял над тем, как лучше преподнести плохие новости боссу. Хило-цзен хотел, чтобы ему немедленно сообщали о важных происшествиях, но и не любил слушать о проблемах, к решению которых еще никак не приступили. Иначе он возьмется за них сам. Хотя Кен ценил, что Колосс по-прежнему уделяет внимание боевой стороне клана, но сам он не сможет отдавать приказы как Штырь, если его же Кулаки будут обращаться напрямую к Хило-цзену, как привыкли. За прошедший год Кен по возможности старался отсечь Колосса от работы Штыря.

И потому чуть позже он начал разговор с позитивной ноты:

– Я закончил распределение Пальцев, которых мы получили из Академии в прошлом году. Большинство поставил в Доки и Трущобу, там Горные вероятнее всего что-то предпримут. А еще в Джонку и в Кузницу, где у нас проблемы с контрабандистами и дилерами «сияния». Нескольких человек повысил – около половины из большого прошлогоднего выпуска Академии получили третий и второй ранги.

Хило кивнул и поинтересовался подробностями, но не улыбнулся. После похорон Коула Сена Колосс был угрюмым. Возможно, кончина старика повлияла на него больше, чем он показывал. Или разговор о выпускниках Академии напомнил Колоссу о его кузене Андене, которого пришлось отослать подальше.

После недолгого обсуждения деловых вопросов Кен и Тар переглянулись. Тар сделал знак официанту наполнить стаканы с водой. Хило забрал с тарелки последний шарик хрустящего кальмара и нетерпеливо посмотрел на братьев Маик.

– Хватит вести себя как слабонервные школьницы и ходить вокруг да около. Чего вы мне не сказали?

Кен объяснил, что семейный склеп Коулов разграбили. Обычно ему удавалось сохранять спокойствие и даже в сложных ситуациях говорить будничным тоном, и потому именно он начал разговор, а не Тар, хотя, скорее всего, именно Тару придется разбираться с этой проблемой. Пока Кен говорил, Хило почти перестал шевелиться. В эту пятницу они сидели в отдельном кабинете ресторана «Двойная удача», так что никто не мог подслушать, но Кен все равно огляделся – вдруг какая-нибудь Зеленая кость в основном зале Почует вспыхнувшую огнем нефритовую ауру Колосса.

– Я расставил людей в парке Вдов, – сказал Кен. – Мы опрашиваем всех знакомых убитого могильщика и дали знать нашим информаторам, но без подробностей, просто чтобы наблюдали. Может, кто-то из Горных предъявит требования на нефрит Лана.

– Вряд ли это Горные, – вставил Тар. – Какая Зеленая кость опустится так низко? Или с такой небрежностью бросит тело и использованную маскировку у всех на виду? – Он сгреб с блюда в центре стола горсть жареных орешков. – Если Горные снова хотят что-то затеять против нас, для этого есть тысяча способов. Айт – хитрая сучка, да и Нау наверняка тоже, но они не тронут нефрит мертвеца.

Колосс по-прежнему не произнес ни слова и не пошевелился.

– Кем бы ни были воры, – сказал Кен, – если они попытаются сбыть такое количество нефрита на черном рынке, мы об этом узнаем.

Наконец Хило заговорил. Поначалу его голос был ужасающе тихим.

– О том, что Лан похоронен вместе с нефритом, знали только Коулы и Маики. Не считая того куска говна, который устроил на него засаду и убил. Какой-то бандит по найму, ничтожество. – Колосс перешел на крик и с такой силой треснул ладонью по столу, что подпрыгнули тарелки. Его аура так яростно пылала, что братья Маики едва подавили желание отпрянуть. – Мы думали, он давно сбежал из города или его прикончили Горные, но он еще жив. И нефрит Лана у него.

Маики молчали. Тар не осмелился посмотреть Колоссу в глаза. Год назад Хило велел своему помощнику найти владельца автомата, брошенного на месте убийства Лана. Тар выполнил почти все задания Хило, безжалостно уничтожив десятки информаторов Горного клана и нацепивших нефрит преступников на территории Равнинных, но эту часть возмездия так и не исполнил.

– Возможно, Горные за этим и не стоят. – Хило пронзил братьев Маик взглядом. – Но это они подослали к Лану убийц, и кто-то в клане знает вора. Не имеет значения, к кому вам придется обратиться, но найдите эту сволочь. И тут же сообщите мне.

Маик Тар полностью посвятил себя задаче, которую поставил ему Колосс. На пирсе в ночь убийства Лана нашли тело подростка и два автомата Фуллертона. Несколько месяцев назад, немало побегав, Тар опознал подростка как члена шайки грабителей, базирующейся в Доках, возглавлял ее информатор Горных по имени Мадт Цзиндонон. Велика была вероятность, что выживший убийца тоже входит в эту банду. Проблема заключалась в том, что Мадт был мертв, Тар убил его еще в прошлом году.

Но кто-то из Горных снабдил Мадта нефритом, «сиянием», и информацией, давшей ему возможность вести свои криминальные делишки на территории Равнинных. Перед смертью Мадт описал неназванную Зеленую кость. Это мог быть кто угодно из нескольких подчиненных Гонта Аша, и к любому из них Тару сейчас сложно было подступиться, но, учитывая настойчивое желание Хило-цзена, он снова пошел по следу. Хило дал ему еще двух человек, так что теперь у Тара в непосредственном подчинении было четыре Пальца, а через брата он мог прибегнуть и к широкой сети лазутчиков. Все это он использовал для достижения цели.

Поначалу Тар скептически отнесся к тому, что покинул боевую часть клана, но сейчас должность ему нравилась. Кое-какая работа помощника Колосса была рутинной и административной, но остальная – жизненно важной для клана. Тар был рад, что не находится на месте брата, управляющегося с сотнями подчиненных, хотя и никогда не дорастет до уровня Хило-цзена. Роль помощника подходила Тару куда больше. Ему не приходилось иметь дела со сложной клановой иерархией или разбираться с Фонарщиками, он отвечал только перед Колоссом, который полностью ему доверял.

Устроить засаду на вражескую Зеленую кость на ее же территории, да еще взять живьем – задача не из легких. Тар спланировал операцию вплоть до мельчайших деталей. Его целью был младший Кулак Горных по имени Секо, его престарелая мать жила в районе Община. В четверг утром Секо позвонили и сказали, что мать упала на улице по дороге к бакалейщику и ее отвезли в Центральную больницу Жанлуна в Храмовом квартале. Секо тут же выбежал из дома.

На перекрестке между Молоточком и Трущобой дорогу ему перегородил завал. Сзади тут же подъехали две машины, отрезав путь к отступлению. Если бы Секо был не так встревожен, он бы Почуял приближение врагов, но сейчас его застали врасплох. Стрелок из первой машины нашпиговал шины автомобиля Секо пулями и выбил заднее стекло. Секо с яростным криком вылетел из машины и побежал к баррикаде, намереваясь перепрыгнуть ее с помощью Легкости, но Тар это предвидел и поставил там двух Зеленых костей с хорошим Отражением. Они вместе пустили волну, настигшую Секо в прыжке и свалившую его на асфальт, как тряпичную куклу.

Оглушенный Кулак лежал, направив всю энергию на Броню и приготовившись к схватке. Он не успел вытащить из бардачка машины пистолет, а при себе у него не было сабли, только изогнутый боевой нож с нефритовой рукояткой. Прежде чем он сумел его достать, люди Тара пригвоздили Секо Силой и вырвали оружие. Секо связали по рукам и ногам, заткнули рот кляпом и бросили в багажник.

Тар был доволен, что все прошло так гладко. Захват провели меньше чем за пять минут. Патрули Кена позаботились о том, чтобы на улице было пусто, а потому ничье имущество не повредили и не задели никого из простых обывателей, не считая мелких неудобств из-за закрытого проезда. Жанлунцы привыкли к периодическим вспышкам насилия в кланах, но прошлогодняя уличная война почти истощила их терпение, и Колосс не хотел портить отношения с горожанами.

Тар испытывал искушение остановиться у телефона-автомата и сообщить Хило-цзену хорошие новости, но решил, что еще рано. Сначала следует получить какие-нибудь существенные сведения. А кроме того, надо успеть до утренних пробок – улицы уже наполнялись курьерами на велосипедах и грузовиками. Свернув на второстепенные улицы, он добрался до района Джонка. Сзади из машины доносились приглушенные стуки и удары, но Тар об этом не волновался. Багажник основательно укрепили сталью, даже Сила человека вдвое более зеленого, чем Секо, не пробьет его, а лишь покорежит. Очень скоро стук прекратился, Тар лишь Чуял исходящие из багажника паническое сердцебиение и пронзительную текстуру отчаяния.

Они отвезли пленника в старый ночной клуб на месте построенного пятьдесят лет назад бомбоубежища. Последние семь месяцев клуб пустовал, его собирались снести и построить жилой дом. Связанные цепями запястья Секо прикрепили веревкой к потолочной балке. Он висел с поднятыми над головой руками, мыски тяжелых ботинок едва доставали до пола. Тар изучил пленника. Секо был в темной одежде, в ушах нефритовые серьги, в носу – нефритовое кольцо. У него была короткая аккуратная бородка и высокомерная физиономия, даже в таком отчаянном положении его губы сложились в безрадостную ухмылку.

– Так ты, значит, Маик Тар, – сказал Секо. – Ищейка Коула Хило.

Ухмылка исчезла с лица Секо, когда Тар вырвал из его носа нефритовое кольцо, а из ушей серьги. Кулак взревел от боли. Тар велел своим людям встать у двери и сломал Секо по ребру с каждого бока.

– Если ты обо мне слышал, то знаешь, что это только разминка.

– Где моя мама? – заскулил Секо, уже совсем другим тоном. – Она цела?

– Конечно, – ответил Тар. – Наверное, уже идет домой от бакалейщика. Что мы, по-твоему, звери какие-то? В Равнинном клане не нарушают айшо. Мы не используем людей без нефрита как марионеток и инструмент. – Он плюнул Секо под ноги. – Ты молодец, никогда не назывался своим именем на территории Равнинных и хорошо заметал следы, я не сразу тебя засек. Я уже нашел почти всех твоих крыс, и ты поможешь мне обнаружить остальных.

– Ты все равно меня убьешь, что бы я тебе ни сказал, – заметил Секо.

Тар передернул плечами.

– Конечно, но ты ведь хочешь умереть быстро и избавить от страданий свою мать? Не хочешь висеть здесь много дней, мучаясь от нефритовой ломки и всего прочего. Я и сам предпочел бы на это не смотреть. Ты же не такой, как торчки на «сиянии», которых ты держишь на поводке, ты Зеленая кость Горного клана и уважаешь себя, правда?

Голова Секо свесилась между напряженными плечами. Он кивнул.

– Хорошо, теперь мы друг друга поняли, говнюк. – Тар покатал нефрит Секо в ладони. – Вот в чем штука. Горные так и не ответили за Коула Лана. Кто-то рассказал двум убийцам о его привычках, вручил им автоматы Фуллертона и послал к «Божественной сирени». Я поспрашивал там да сям и выяснил, что это ты.

Через мгновение Секо снова кивнул, не поднимая головы. Тар сдержал ликование и продолжил:

– Они работали на тебя через информатора Мадта Цзина, верно?

– Это просто парочка сосунков, которые обчищали грузовики с модными сумочками, бумажниками и прочим дерьмом, – сказал Секо. – Два пацана с нефритовой лихорадкой. Мы ничего такого от них не ожидали.

– Их имена?

– Да откуда мне знать, мать твою? Не помню я их имена.

Не такого ответа ждал Тар. У него возникло неприятное чувство, что Секо говорит правду, но он сломал тому еще два ребра и сказал:

– Лучше дай мне что-нибудь более существенное, козел вонючий. А не то я изменю свое решение отправить тебя к богам целиком.

Секо безвольно повис, неглубоко дыша и слегка покачиваясь на веревке. Тар отошел в сторонку, чтобы оставить его на некоторое время в одиночестве и в темноте – покопаться в памяти. Порой люди вспоминают что-то еще, поразмыслив.

Он еще не завтракал и потому прошел по улице к булочной на углу и купил пакет с ореховым печеньем и упаковку подслащенного молока. Джонка была главным образом промышленным районом со зданиями из кирпича и серого бетона, не особо привлекательными, но Равнинные занимали здесь сильные позиции, над дверями или в окнах предприятия и магазины вывешивали белые фонари, а люди на улицах кланялись в приветствии, завидев нефрит на пальцах и шее Тара.

Тар вернулся в здание и поделился печеньем с Доуном и Тийном, двумя своими Пальцами. По традиции помощник Колосса занимался административной работой и не имел в подчинении Кулаков или Пальцев, но во время войны Коул Хило ввел изменения. Он поручил Тару и его людям поиски и уничтожение вражеских агентов на территории Равнинных, а теперь давал этой маленькой группе особые задания, которые иначе легли бы на плечи Штыря лишним грузом. Чтобы уменьшить путаницу с людьми Кена, Тар собирался предложить Колоссу называть своих подчиненных как-то по-другому, не Пальцами, но пока еще не придумал как.

Он высыпал последние крошки печенья в ладонь, и тут Чутье дернулось от внезапной уверенности – что-то не так. Тар в тревоге напрягся и осмотрелся, но понял, что это исходит из здания – бешеное сердцебиение, ослепляющая боль, волна ужаса и триумфа. Тар рывком распахнул металлическую дверь и остолбенел, увидев, как Секо дергается и брызжет слюной, кровь сочится с его шеи на черную рубашку.

Тар вытащил нож и перерезал веревку, на которой висел Кулак, тот рухнул мешком, машинально глотая воздух ртом, но в его глазах горело презрение. Тар склонился над ним, изрыгая проклятия. Он чувствовал, как жизнь выходит из пленника, будто отливная волна. Он попытался это предотвратить, собственной энергией заживить раны, но Концентрация никогда не была сильной стороной Тара, и через несколько секунд Секо скончался. В окровавленных руках, по-прежнему закованных в цепи, он сжимал маленькое плоское лезвие.

Тар слишком поздно понял свою ошибку. Он забрал у Секо нож и нефрит и посчитал его беспомощным. Но, собрав всю волю и силы, Кулак Горных сумел поднять ноги и вытащить спрятанную в ботинке бритву. А потом подтянулся на цепях и перерезал себе горло.

В припадке дикой ярости Тар пинал и топтал тело. Успокоившись, он не мог отрицать, что впечатлен. Мать Секо должна гордиться таким сыном. Переиграть врагов и умереть на своих условиях, даже лишившись нефрита, – поступок настоящего Зеленого воина.

Но это не отменяло того факта, что теперь Тар, к своему стыду и отчаянию, оказался в тупике, он не знал, как найти оставшегося убийцу и пропавший нефрит.

Кен, как обычно, воспринял новость стоически и рассудительно.

– Просто нужно дождаться, когда он снова всплывет, – сказал он по телефону. – Похоже, этот вор – безрассудный сопляк с безумным количеством нефрита. Ни один человек с таким количеством нефрита не будет долго лежать на дне.

От здравых мыслей брата Тару полегчало, но лишь временно – на следующей неделе Горные нарушили границу в Острие и отомстили за Секо, в этой атаке погиб один человек Кена, а Тийн на две недели попал в больницу. Поскольку в результате стрельбы пострадали витрины, а двое зевак получили раны от широкой волны Отражения, инцидент попал в газеты. Под заголовком «Войне кланов не видно конца» напечатали фотографию мертвеца из Равнинного клана, лежащего в луже крови перед разбитой витриной супермаркета «Цзолло плюс».

Глава 5. Все преимущества

– Это наверняка недоразумение, Коул-цзен, – сказал господин Энке.

Крепко сбитый седой Фонарщик раздраженно нахмурился, и хотя тщательно старался говорить уважительно, во взгляде, который он бросил из-под кустистых бровей на Шаэ, читалось негодование.

– Моя компания – ведущий застройщик в Жанлуне уже больше десяти лет. Я двадцать пять лет Фонарщик Равнинного клана, и моя семья всегда платила дань. Двое моих сыновей – Зеленые кости, один стал Кулаком еще под началом вашего брата, а теперь подчиняется непосредственно Маику Кену. Как можно отдать этот контракт мелкой фирмочке, почти не имеющей отношений с кланом и даже не вполне кеконской?

– Та компания пообещала закончить раньше и за меньшую цену, – ответила Шаэ из-за своего стола. – Клан ценит преданность и дружбу наших давних Фонарщиков, но контракт был подписан на основе других заслуг.

Господин Энке засопел, как будто не поверил своим ушам. Чуть позади Шаэ, по обеим сторонам от нее, неловко заерзали Хами Тумашон и Вун Папидонва.

– Точно не знаю, что вы считаете заслугами, Коул-цзен, – сказал господин Энке, выходя из себя, – но хочу спросить – каковы цели клана, если не забота об интересах его преданных членов? Может ли Равнинный клан с легкостью пренебречь дружбой ради ненадежной кучки бумажек? Или мы больше не кеконцы, а эспенцы, продаемся по сходной цене?

– С разрешения Шелеста, – вставил Хами явно с намерением уладить конфликт, хотя его и не просили, – мы могли бы достичь соглашения. – Шаэ сжала губы, но кивнула, и Хами продолжил: – Господин Энке, клан должен блюсти интересы страны, как и Фонарщики, в этом мы все едины. Мелким фирмам нужно дать шанс преуспеть, а иностранные инвестиции полезны для экономики. Это не значит, что клан меньше ценит преданность вашей семьи. Мы рассчитываем, что ваша компания продолжит расти, инвестируя в оборудование и персонал. Если Шелест согласна, можно обсудить снижение дани, чтобы поддержать вас в этом.

Хами посмотрел на Шаэ, и она слегка наклонила голову.

– Звучит разумно.

Господин Энке не выглядел полностью удовлетворенным этой уступкой, но через несколько секунд размышлений хмыкнул:

– Хорошо. Я слишком долго верил клану Факела, да узнают его боги, чтобы позволить этому недоразумению встать между нами. – Брошенный на Шаэ взгляд дал понять, что ей он верит не в той же степени. – Мы воспользуемся снижением дани и в следующий раз постараемся сделать лучшее предложение.

Когда Вун закрыл за Фонарщиком дверь, Шаэ повернулась к Хами.

– Почему вы заговорили без моего разрешения? Вы слишком много ему предложили.

– Вы назначили меня Главным Барышником для того, чтобы я высказывал свое мнение, – резко ответил Хами и подошел к двери. – И сейчас я его выскажу: вы поступили неправильно. Энке – старая и влиятельная семья. Даже если для вашего решения есть веские причины, вы отнеслись к Энке неуважительно. – Он помолчал и сказал через плечо: – А сейчас, Коул-цзен, поддержка Фонарщиков нужна вам больше, чем экономия сотни миллионов дьен на расходах.

Хами толкнул дверь кабинета, впустив в него короткую волну шумов – дребезжание телефонов и стук пишущих машинок из кабинетов дальше по коридору, – а потом дверь захлопнулась, и гордая аура Хами удалилась.

Шаэ откинулась на спинку кресла. Хами прав – ее ответ Энке с упоминанием заслуг внес неверную ноту и вынудил Главного Барышника вмешаться и предложить решение прежде, чем это сделала она. Шаэ считали наивной барышней, на которую слишком подействовало полученное за рубежом образование, недостаточно опытной для поста Шелеста в клане Зеленых костей. Она разбиралась в финансах, училась стратегии и политике, но руководящий пост в клане обязывал учитывать не только обширные деловые интересы Равнинных, но и порой противоречивые интересы и чаяния его людей.

– А что мне было делать? – спросила Шаэ, услышав в собственном голосе отчаяние.

Вун не отреагировал на перемену тона – в прошлом году они вдвоем часто засиживались на работе допоздна, и в его присутствии Шаэ не соблюдала те же строгие деловые манеры, как с Хами и остальными служащими офисной башни на Корабельной улице. Тень Шелеста изучил свои сложенные ладони и откашлялся.

– Могу лишь предположить, как поступил бы Лан-цзен. Он бы вызвал господина Энке к себе в кабинет и, учитывая его статус в клане, дал бы возможность предложить более низкую цену. Если бы Фонарщик ее не потянул, Лан-цзен с сожалением объяснил бы, что вынужден отдать контракт другому застройщику, но спросил, как клан может поспособствовать тому, чтобы бизнес Энке стал более конкурентоспособным.

Шаэ мрачно уставилась на забрызганные дождем окна. Последние полтора месяца она так горевала по деду, что почти забыла, насколько ей недостает Лана.

Вун подался вперед, облокотившись о колени.

– Клан – как большой старый корабль, мощный, но управлять им трудно, Шаэ-цзен. Я знаю, ты хочешь изменить дела к лучшему, но делать эту нужно аккуратно. В смутные времена люди ждут подтверждения, что жизнь потечет по ожидаемому руслу. Пойдут разговоры о том, как ты неправильно поступила с семьей Энке. А ведь до сих пор болтают о том, как ты поступила с Кови Доном.

– Я не собираюсь поддерживать кумовство, как это делал Дору, – с горячностью ответила Шаэ. – Кови Дон недостаточно опытен для должности Барышника, нельзя нанимать его только из-за того, что он сын члена Королевского совета.

Вун опустил подбородок.

– Ты сидишь в этом кресле из-за фамилии Коул.

Он сказал это просто и беззлобно, но Шаэ поморщилась, услышав правду. Она прекрасно понимала, что впереди долгий путь, нужно доказать, что она достойна кабинета на Корабельной улице. В прошлом году клан едва избежал уничтожения, и хотя в уличной войне возникло хрупкое равновесие, Горные крупнее и имеют более крепкое финансовое положение.

В некоторых секторах экономики, таких как строительство, Равнинные доминировали, но строительный бум, начавшийся после Мировой войны, пошел на спад, а некоторые отрасли, в которых имели бо́льшую долю Горные – промышленность, розничная торговля и транспорт, – продолжили рост. Равнинным нужно агрессивнее расширяться, чтобы обойти соперников в будущем, и каждое действие Шаэ на посту Шелеста могло ухудшить или улучшить позицию клана относительно врагов. Она понурила плечи.

– Нужно использовать любые преимущества, даже самые мелкие, – настаивала она. – Именно это стоит за всеми моими решениями, даже если некоторые из них кого-то расстраивают.

– Доверие – это тоже преимущество.

– Ты не считаешь, что клан мне доверяет?

– Ты умна и много работаешь, Шаэ-цзен, все это видят, – ответил Вун с удивительной для обычно спокойного человека пылкостью. – И ты Коул. А значит, клан доверил тебе этот пост. Но Фонарщики верны клану из-за того, что он может для них сделать, а в последнее время ты закрываешь перед ними двери, а не открываешь.

Шаэ долго сидела молча. Над Жанлуном нависли густые тучи с весенним дождем, вдалеке небо и море сливались в один оттенок тусклого серо-голубого.

– Я рада, что у меня есть ты, Папи-цзен.

Шаэ сказала это от чистого сердца. Если бы Лан не погиб, в кабинете Шелеста сидел бы Вун, но он без устали трудился Тенью Шелеста, главой ее аппарата, и никогда не жаловался. Вун не обладал исключительным умом или изворотливостью, не был сильной личностью, но, как и Лан, казалось, соткан из такой прочной и надежной ткани, что Шаэ понимала, почему он так долго был другом и помощником ее брата. Она положила руку на его ладонь.

– День был долгим. Иди домой, не нужно меня ждать.

Вун встал, отняв у нее свою руку, и Шаэ Почуяла пульсацию его нефритовой ауры от внезапно всколыхнувшегося чувства.

– У меня тоже есть работа, – сказал он. – Не торопитесь, Коул-цзен, я отвезу вас домой, как обычно.

Бывший помощник Колосса оставил Лана в одиночестве в вечер его убийства. Став ее Тенью, он ни разу не уходил домой рано.

После ухода Вуна Шаэ еще пару часов разбиралась с бумагами на столе. Когда в центре Жанлуна зажглись огни, превратив небоскребы в пылающие башни, на потемневших оконных стеклах появилось ее отражение. Зазвонил телефон, и она подняла трубку.

– Коул-цзен, – раздался слегка гнусавый голос Ри Тураху, – хорошо, что я застал вас в офисе. Мне хотелось бы поговорить с вами откровенно, как Шелест с Шелестом.

Шаэ отложила отчет, который читала, и оттолкнула кресло от стола, так что телефонный провод натянулся.

– Ри-цзен, – отозвалась она бесстрастным тоном, – что вы хотите обсудить?

– В следующем месяце собирается совет директоров Кеконского Нефритового Альянса, чтобы проголосовать за возобновление добычи нефрита, – сказал Ри. – Как собираются голосовать Равнинные и их союзники из мелких кланов?

– Колосс об этом размышляет. Он еще не принял решение, – ответила Шаэ.

– Да бросьте, Коул-цзен. – Тон Ри стал более резким. – Давайте не будем играть в эти игры. Мы оба знаем, что в таких делах ваш брат полагается на ваш совет. Это вы принимаете решение. Вы планируете продлить ненужную заморозку добычи или вернуть страну в нормальное русло?

– Рудники начнут работать, как только будут приняты все возможные меры, чтобы предотвратить злоупотребление властью со стороны Горного клана. Пока что реформы Королевского совета меня не вполне удовлетворили.

Она мысленно улыбнулась, пожалев, что не может Почуять реакцию Шелеста Горных. Когда почти два года назад в финансовых записях КНА нашли несоответствия, разразился скандал – оказалось, что Горные втайне от правительства и других кланов добывали нефрит в обход квоты. Айт заявила, что виной тому небрежность и ошибки в ведении дел, но мало кто в это поверил, даже в ее же клане.

Королевский совет принял законы, запрещавшие какому-либо клану получать единоличный контроль над Кеконским Нефритовым Альянсом, а также ввел ежегодный независимый аудит, сформировал наблюдательный комитет и принял еще ряд мер, чтобы обезопасить поставки нефрита и прозрачность управления. А тем временем вот уже полтора года рудники Кекона простаивали. В государственную казну не поступал новый нефрит, официальный экспорт прекратился, тысячи абукейцев, работающих на рудниках, получали государственное пособие.

– Если голосование не принесет результатов, дело вернется в Королевский совет на боги знают сколько времени. Мы потеряем грядущий сухой сезон, и это чудовищное бедствие для экономики страны затянется еще на год. Вы этого хотите?

– Я хочу, чтобы Горные ответили за свои делишки.

Чем дольше будут простаивать рудники, тем дольше общественность будет помнить о преступлениях Горных.

Возникла пауза. Потом голос Ри снова изменился, приобретя пронзительные нотки.

– У вас уже кончается нефрит, который вы продаете эспенцам. Как долго еще вы можете себе позволить опустошать собственные запасы? – Он на мгновение умолк, и Шаэ тут же представила его самодовольную физиономию. – Да, разумеется, мы в курсе, что вы распродаете свои запасы, вот почему иностранцы еще не подняли вой. Думаю, Королевскому совету и народу Кекона интересно будет узнать, что Равнинные набивают карманы, продавая нефрит Республике Эспения напрямую.

– Думаю, нашим официальным союзникам эспенцам интересно будет узнать о тайных контрактах Горных на продажу нефрита их врагам югутанцам, – холодно ответила Шаэ. – В особенности, когда эспенские войска высаживаются в Шотаре, чтобы воевать с повстанцами, которых поддерживает и обучает Югутан. Вряд ли эспенцы будут рады увидеть кеконский нефрит на солдатах противника.

– Бессмысленная перепалка, Коул-цзен, – огрызнулся Ри. – Может, вы считаете, что Равнинные по-прежнему извлекают преимущества из скандала с КНА, но задумайтесь над нашей обоюдной проблемой. Ограничение поставок нефрита лишь поощряет контрабандистов и увеличивает преступность. Люди устали от кровопролития и экономического спада, они беспокоятся, что кризис в Оортоко превратится в войну иностранных держав и разрастется на весь регион. Они ожидают, что, если это случится, Зеленые кости защитят Кекон. По-вашему, они в нас уверены, Коул-цзен?

Шаэ не ответила.

– Мы с вами не Кулаки, видящие мир в черно-белом цвете, – сказал Ри. – И мой Колосс такая же. Хотя за вашего не поручусь. Айт-цзен предлагает устроить встречу кланов. С соответствующими гарантиями.

Глава 6. Новый зеленый

Беро чувствовал себя новым человеком, каким всегда должен был быть. Больше нет нужды спать на полу в квартире тетки, теперь у него появилось собственное жилье на третьем этаже десятиэтажного дома в Кузнице. Не особо привлекательное – покосившаяся дверь, старые трубы и тонкие стены. По соседству жила госпожа Вайм, старая карга, от которой пахло травяными настоями для горла, она вечно барабанила в дверь, стоило только включить музыку. Но это не имело значения. Когда Беро просыпался около полудня, то шел в ванную и глазел в зеркало на нефрит вокруг шеи. Расправив плечи и вскинув голову, он поворачивался то так, то эдак, рассматривая отражение под разными углами. Вставал в боевую стойку с ножом. Ему нравилось, как он выглядит. Сила. Власть. Уважение.

Он перетягивал руку резиновым жгутом и вкалывал себе две дозы СН-1 – каждый день по часам, делая пометки в настенном календаре. Мадт (не мальчишка Мадт Кэл, а его отец Мадт Цзин, ныне покойный) сказал, что пропуск одной инъекции или лишняя могут привести к смерти. Когда «сияние» ударяло в голову, Беро чувствовал себя неуязвимым. Иностранцы и впрямь изобрели кое-что полезное – например, «сияние». Зачем все детство тренироваться в школе боевых искусств с ее драконовскими методами, если есть и современные способы?

Нефритовая энергия гудела в венах Беро горячо и резко, и это чувство было приятнее всего на свете, лучше денег или секса. И не сравнить с тем ощущением, которое он испытал два года назад, когда всего несколько минут держал в руках нефрит. Вся прежняя жизнь казалось пресной и бесцветной полудремой, а теперь он наконец очнулся. На улице он ощущал себя тигром, бегущим сквозь стадо добычи.

По вечерам он ходил в подпольный тренировочный клуб «Крысиное логово» в Монетке. Это было одно из немногих тайных мест в городе, где тренировались люди с незаконным нефритом, спокойно вводили себе СН-1 и выставляли напоказ зелень, которую никогда не демонстрировали на публике. Обычно Беро находил здесь и Мадта, они практиковались в Силе на бетонных блоках или бегали с Легкостью по кирпичной стене. Они не умели управлять своими способностями – в один день Беро мог взлететь на метр, а на следующий прыгал, как обычный человек. Это раздражало, но не обескураживало. Он и не ожидал, что сразу всему научится. Еще немного нефрита и времени, и он сможет соперничать с Зелеными костями.

Через пару часов Беро выпьет в баре, а потом в сумрачном зале для отдыха приступит к работе – продаже «сияния». Постоянные покупатели брали у него товар каждую неделю, он получал хорошие деньги и не нуждался в другой работе, в отличие от Мадта, который переехал к какой-то дальней родне и наврал насчет своего возраста, чтобы устроиться на склад обувного магазина.

«Крысиное логово» в основном посещали молодые люди чуть за двадцать из бедных кварталов северо-востока Жанлуна – Доков, Кузницы, Монетки и Рыбачьего. У некоторых были татуировки уличных банд. Другие, как подозревал Беро, находились не в ладах с законом не только из-за нелегального ношения нефрита. А некоторые во всем остальном казались приличными людьми с постоянной работой, по какой-то причине решившими рискнуть жизнью ради нефрита. Никто в «Крысином логове» не получил официальной подготовки, а многие и вовсе не тренировались, они ежедневно кололи СН-1 ради способности носить нефрит, которую Зеленые кости вырабатывали многолетними усилиями. Все это создавало надежную клиентскую базу.

Нетренированное Чутье Беро работало с перебоями. Оно не простиралось далеко, но обычно он знал, кто из присутствующих в комнате носит нефрит, потому что люди по-разному светились у него в голове. Время от времени при взгляде на кого-то он замечал вспышки эмоций или намерений. И совсем не составляло труда увидеть направленное на него враждебное любопытство, когда он входил в клуб. В городе Беро прятал нефрит под воротником рубашки или куртки и старался держаться подальше от Зеленых костей, которые могли начать задавать вопросы, но здесь, в «Крысином логове», люди видели, сколько на нем нефрита. Им хотелось узнать, как подросток столько раздобыл.

Но они никогда не спрашивали. Главное правило «Крысиного логова» гласило: не спрашивать, как кто-либо заполучил нефрит. Украл, сорвал с мертвеца, купил на черном рынке – это не имело значения, потому что всех здесь объединяло одно: смертный приговор, если они попадутся в руки Зеленых костей из основных кланов. К счастью, те были слишком заняты, сражаясь друг с другом, чтобы обращать внимание на кого-то еще. В «Крысином логове» можно было спокойно болтать, проверять способности и громко бахвалиться по пьяни, как свергнешь с пьедестала немногочисленную нефритовую элиту.

Они называли себя «новые зеленые».

Беро наконец-то чувствовал себя на своем месте, не считая того, что вскоре у него закончится «сияние». Изначально внушительный запас таял на глазах по мере того, как Беро использовал его и продавал. И когда однажды вечером его поманил человек, которого Беро несколько раз видел в «Крысином логове», и сказал: «Не хочешь ли как-нибудь выпить со мной и своим приятелем? У меня есть к вам одно деловое предложение, и вы наверняка захотите его выслушать», Беро позвал Мадта и поставил стул для незнакомца.

У того было узкое загорелое лицо, от прилизанных и напомаженных волос оно казалось еще уже. Выглядел мужчина кеконцем, но, возможно, был смешанного происхождения, потому что говорил с иностранным акцентом. На вид ему было лет тридцать, а звали его Сорадийо.

– Это что, вроде шотарское имя? – поинтересовался Беро.

– Что-то вроде того, – равнодушно согласился Сорадийо и оценивающе осмотрел подростков. – Не боитесь носить столько нефрита?

Беро прищурился. У человека напротив есть нефритовая аура, это уж точно, но свой нефрит Сорадийо не выставлял напоказ. Кем бы он ни был, он не хотел привлекать к себе внимания, даже здесь, в «Крысином логове».

– Это мой нефрит, и я буду его носить, – заявил Беро. – Если меня достанут Зеленые кости – ну и пусть. Все мы когда-нибудь умрем.

– У нас нефрита больше, чем у некоторых Кулаков, – вставил Мадт, его щеки вспыхнули. – Мне плевать, сколько времени это займет, но я буду тренироваться, пока не смогу побороть любую Зеленую кость.

Такая бравада была типична для новых зеленых, но в последнее время произносилось подобное не так часто и вполголоса. Беро слышал, что пару лет назад многие завсегдатаи «Крысиного логова» были информаторами Горного клана и получали нефрит и «сияние» от Зеленых костей Гонта Аша, желающего внедрить агентов на территорию Равнинных. После смерти Гонта Горные отступили, а Равнинные убивали всех новых зеленых, которых обнаруживали. Коулы предложили амнистию всем агентам Горных, добровольно сдавшим нефрит и назвавшим имена сообщников. Многие приняли предложение, решив, что лучше потерять нефрит и сохранить голову, чем стать жертвой Маика Тара и его людей.

Сорадийо поднял бокал и слегка улыбнулся, одновременно ободряюще и снисходительно.

– Вера – первый шаг к исполнению мечты, – сказал он.

Беро нетерпеливо фыркнул. По какой-то причине ему хотелось произвести на этого человека впечатление, хотя тот ему и не нравился.

– Так о чем ты хотел поговорить?

Сорадийо отодвинул стул подальше от сквозняка из вентиляции над головой. Окон в «Крысином логове» не было, на потолке и стенах проступала влага, и к двум-трем ночи в воздухе висела вонь пота и табачного дыма.

– Я вербовщик, – сказал Сорадийо. – Ищу людей, у которых есть нефрит и какие-то неполадки с частью мозга, отвечающей за страх смерти.

– Ничего себе способ предложить работу, – отозвался Беро.

Сорадийо резко рассмеялся.

– Предлагаю вам стать каменными рыбками. – То есть контрабандистами нефрита, вывозящими камни из страны. – Оплата деньгами и «сиянием», а иногда и «зеленью». Зарабатывать будете больше, чем продавая «сияние», намного больше.

– На кого ты работаешь? – спросил Беро.

– Я принес клятву Ти Пасуйге. Знаете, что это значит?

В последовавшей тишине Сорадийо осклабился. Его слова больше не выглядели преувеличением – эта организация была самым крупным и известным сообществом контрабандистов и могла привести отважного человека либо к сказочному богатству, либо к бесславной смерти.

Сорадийо постучал деформированными пальцами по столу.

– Дела идут отлично, спрос велик как никогда, деньги текут рекой. Но слишком рискованно полагаться на абукейцев.

Нечувствительные к нефриту аборигены, не излучающие ауру и не подверженные порой смертельным эффектам от лишнего нефрита на теле, по естественным причинам стали курьерами на черном рынке нефрита, но их легко было опознать, и они вызывали подозрение на погранпунктах. Сорадийо открыл бумажник и вытащил деньги в оплату за выпивку.

– К счастью, в наши дни, имея достаточно «сияния», носить нефрит может каждый. Вы даже сойдете за Зеленых костей. – Он встал и взял куртку. – Подумайте над этим. Я вернусь в это же время в четверг, тогда и скажете, хотите ли вы выбраться из этой дыры и сыграть в высшей лиге.

После ухода Сорадийо Мадт вытер нос рукавом и сказал:

– Обойдемся без этого козла-барукана. У нас уже есть все, что нужно. Мы сами раздобыли нефрит. – Он похлопал по нефритовым браслетам на предплечье. – Потренируемся здесь, пока не сумеем одолеть любого. Даже Маиков.

– Ты слишком много болтаешь, – рявкнул Беро и встал, чтобы принести очередной стакан. Он прошел мимо стола, за которым несколько человек втыкали ножи себе в руки, тренируя Броню. Один выругался от боли и свалился со стула, когда клинок вошел в кожу.

Проблема Мадта в том, что у него на все есть своя точка зрения, думал Беро. Он не понимает, когда лучше помолчать. Да если бы не Беро, у сопляка не было бы ни нефрита, ни «сияния». Это Беро спланировал тот поход на кладбище. Беро убивал ради этого нефрита. Дважды. А не Мадт. Он просто нахлебник и не заслуживает нефрита.

Глава 7. Аргументы для Шелеста

Жанлунский королевский университет, старейший образовательный центр Кекона, находился на западной окраине города и за свою трехсотлетнюю историю пережил войну и оккупацию. Некоторые потрепанные непогодой каменные здания, мимо которых проходила Шаэ, построили еще в дни объединения острова в конце периода Воюющих сестер. Другие, как, например, здание факультета международных отношений, были сверкающими современными постройками из стекла и бетона. Шаэ прошла через двойные двери и проскользнула в аудиторию, на пустое место в последнем ряду.

Как раз шла лекция, Маро писал на доске и не видел появления Шаэ, но когда повернулся к студентам, встретился с ней взглядом и быстро улыбнулся, а потом обратился к студентам:

– На прошлой неделе мы обсуждали последствия Мировой войны и как экономический и политический коллапс Тунской империи, последовавший за десятилетиями гражданской войны и реформ, позволил Югутану заполнить вакуум власти на материке Ориус. Остаток семестра мы посвятим послевоенной политике Республики Эспения касательно Шотара и Кекона и как это напрямую влияет на текущие события.

Лекция заинтересовала Шаэ, а Тау Маро был отличным оратором – организованным, начитанным и энтузиастом своего дела, но она постоянно мысленно возвращалась ко вчерашнему телефонному разговору с Ри Турой. Она удивилась, поняв, что прошел уже целый час, но она так и не сумела сосредоточиться на лекции. Маро написал на доске последний вопрос.

– Ваше задание на эту неделю – написать три страницы на следующую тему: «Как недавняя ратификация пакта о дружбе и невмешательстве во внутренние дела между Туном и Югутаном повлияет на Кекон?»

Когда студенты собрали вещи и покинули аудиторию, Шаэ встала и подошла к кафедре.

– Надеюсь, ты не возражаешь, что я пришла пораньше, послушать. Ты прекрасный преподаватель.

Маро вытер доску и оглядел пустые сиденья, а потом наклонился и поцеловал Шаэ в уголок губ. Короткая бородка пощекотала ей щеку, а помимо запаха мела, насыпавшегося на лацканы и плечи коричневого твидового пиджака, Шаэ уловила слабый аромат одеколона.

– Не возражаю, – сказал Маро. – Прекрасно выглядишь. Куда пойдем ужинать?

Весенние дожди дочиста отмыли дорожки университетского городка, а широкие лужайки стали ярко-зелеными. Мимо катили студенты на велосипедах. Шаэ была без машины с водителем, она взяла такси прямо у офиса на Корабельной улице, только освежила макияж и вместо жакета накинула красный палантин с блестками. Она хотела снова поймать такси, но Маро сказал:

– В такое время в пятницу быстрее на подземке. Ты же не возражаешь?

Шаэ заверила, что не возражает.

Стоя на платформе подземки и болтая о лекции, университете и погоде, Шаэ чувствовала, как напряжение от работы медленно отступает. Она смотрела на Маро, на его ободряюще неторопливые манеры, когда он пропустил переполненный поезд и дождался следующего. Из-за короткой бородки Маро выглядел старше и серьезнее, чем на самом деле, но у него были нежные губы, внимательные глаза и крупные красивые ладони.

Он был самым приятным сюрпризом, случившимся с Шаэ за год. Она не хотела заводить отношения. Иногда она с ностальгией вспоминала Джеральда и скучала по его обществу, но вне обязанностей в Равнинном клане у нее оставалось мало времени для личной жизни. Из-за смерти и похорон деда и недавних проблем в офисе Шелеста она уже больше месяца не видела Маро.

– Прости, что мы так давно не встречались, – сказала она.

Маро покачал головой.

– Я знаю, в последнее время тебе было нелегко. Я думал о тебе, но не хотел мешать, ведь твоя семья и так получает слишком много внимания. – Он помолчал, а потом сжал ее ладонь. – Я рад, что сегодня ты смогла выбраться.

Они поехали в «Кухню Голиаани», первоклассный ресторан в Северном Сотто, недалеко от квартиры, где жила Шаэ, когда вернулась в Жанлун. Она давно уже хотела привести сюда Маро. Официант проводил их в угловой кабинет, и Шаэ заказала коктейль, а Маро – шотарское виски и стакан воды.

– И как твои дела? – спросил он.

– Уже лучше. Я скучаю по дедушке… но в последний год жизни он был не в себе. А раньше был настоящей силой стихии. – Она задумчиво взболтнула коктейль. – Мне хочется думать, что в загробной жизни он ждет Возвращения вместе с моим отцом и братом, и там они счастливы и спокойны. – Она умолкла, чтобы глотнуть коктейль, и решила не добавлять в приятный вечер меланхолию. Шаэ протянула руку через стол и положила ее на большую ладонь Маро. Его нефритовая аура была похожа на покрывало света – с многочисленными складочками, к которым так приятно прикоснуться. – А как дела у тебя на работе?

– Как обычно, – отозвался Маро, позволив ей сменить тему. – В этом семестре у меня три группы. И я по-прежнему пытаюсь найти финансирование для командировок за границу. Академическая бюрократия не перестает меня удивлять. – Он раздраженно махнул рукой. – А учитывая, что события в Шотаре постоянно мелькают в новостях, в последнее время меня часто вызывали в Зал Мудрости.

Когда полгода назад Шаэ впервые встретила Маро на встрече выпускников Академии Коула Душурона, она тут же решила, что знакомство будет полезным. Как Шелест, она должна быть в курсе событий на арене международных отношений и торговли. В тридцать три года Тау Маросун был одним из самых молодых преподавателей факультета международных отношений Жанлунского королевского университета, а также политическим консультантом Королевского совета. Привлекательность молодого профессора заслуживала внимания, но лишь как побочное качество. Через пару недель Шаэ пригласила Маро поужинать в надежде установить профессиональные отношения и получить дополнительные имена нужных экспертов. Они проговорили четыре часа, начиная с области его профессиональных интересов, но вскоре переключились на обсуждение жанлунских ресторанов, иностранных фильмов и бюджетных путешествий.

Под конец Маро робко спросил, увидятся ли они снова.

В «Кухне Голиаани» подавали первоклассные тунские блюда, а также предлагали огромный выбор напитков, и в пятницу вечером за столиками сидели молодые служащие, населяющие Северный Сотто. Подвешенные керамические лампы освещали стильный кирпичный очаг, черные столы и полки с декоративными бутылками в деревенском стиле, заполненными сушеными пряностями. Принесли заказ: копченые печеночные сосиски, острое рагу из баклажанов с рисом, запеченную в горшочке перепелку. Шаэ обрадовалась, когда Маро с удовольствием поохал над блюдами и одобрил ее выбор.

Она смотрела, как Маро раскладывает рагу из баклажанов по тарелкам. Маро все делал неторопливо: объявлял тему лекции перед началом занятий, делал паузу, прежде чем заговорить, вдыхал аромат виски, прежде чем глотнуть. Ничего общего с Джеральдом. Бывший возлюбленный Шаэ был спортивным и неудержимым, энергичным в постели, забавным, очаровательным, поверхностным и бесчувственным эспенским офицером.

Маро был умен и сдержан, но непритязателен, ценил содержательные разговоры и новый опыт. Он не был похож на знакомых Зеленых костей, и хотя носил две нефритовые сережки-гвоздики в левом ухе, никогда не был Пальцем клана. Да и вообще не особо интересовался делами клана и спрашивал о них только потому, что они важны для Шаэ, и когда это касалось государственной политики и международных отношений.

– И о чем тебя спрашивает Королевский совет? – спросила Шаэ.

– В точности о том, о чем я спрашиваю студентов, – с легким намеком на иронию отозвался Маро, – только подробнее, чем в докладе на три странички.

Шаэ вспомнила вопрос, написанный на доске в конце лекции. «Как недавняя ратификация пакта о дружбе и невмешательстве во внутренние дела между Туном и Югутаном повлияет на Кекон?»

– И как бы ты сегодня ответил на свой вопрос? – спросила она.

Маро подцепил кусок перепелки, прожевал и проглотил, прежде чем ответить:

– Я бы сказал, что Кекон окажется в беспрецедентно трудном положении. Пакт Туна и Югутана не стал неожиданностью. У Туна слишком много собственных проблем, чтобы еще и ссориться с Югутаном, а югутанцы рады, что могут не беспокоиться о своей самой длинной границе и сосредоточиться на том, чтобы заполучить контроль над всем заливом Оригас. Для Шотара и Эспении это совершенно неприемлемо. Эспении придется стянуть в регион больше сил, в том числе и на Кекон.

Шаэ кивнула.

– Мы зажаты между Эспенией и Югутанской коалицией.

Кекон был официальным союзником Республики Эспения, на острове Эуман находилась крупнейшая военно-морская база эспенцев. Но кеконцы в большинстве своем не интересовались эспенцами, как и другими иностранцами. Географически Кекон был ближе к континенту Ориусу, чем к Спениусу, и так давно враждовал с Шотаром, что трудно было представить эти страны на одной стороне только из-за того, что обе они – союзники Эспении. Шаэ мысленно вернулась к неприятному разговору с Ри Турой. Мир за пределами Кекона поигрывал силой, которая затмит даже кровавую вражду между кланами Зеленых костей.

– Политическая ситуация сложная, – согласился Маро, – но в то же время предоставляет возможность для нашей страны сыграть более важную роль на мировой арене. – Он сделал глоток, поставил бокал и продолжил: – Почти всю нашу историю мы были изолированным островом с племенными традициями, полагающимся на нефрит и Зеленых костей в качестве оборонительной силы. Но все меняется. Нефрит привел к нашему порогу весь остальной мир, и теперь придется стать его частью.

Шаэ задумалась об уехавшем в Эспению кузене. Она была уверена, что поступает правильно, убедив Хило послать Андена учиться за границу. Равнинному клану нужно больше людей за пределами Кекона, способных понять быстро меняющийся мир, о котором говорит Маро. Но Анден ей не поверил, даже обвинил ее. Шаэ оторвалась от еды и посмотрела на Маро.

– Не перестаю задаваться вопросом, как вышло, что после такого специфического учебного заведения, как Академия Коула Ду, ты стал ведущим профессором по международным отношениям.

Маро поморщился и подался вперед.

– С трудом, – признался он. – В смысле, я едва сумел окончить Академию. Пытался осилить нефритовые дисциплины и чуть не бросил на пятый год, но об этом и помыслить было нельзя. Я единственный мальчик в семье.

Кеконцы непоколебимо верят, что каждая приличная семья должна иметь нефрит. Единственному сыну следовало окончить школу боевых искусств и носить зелень. Маро задумчиво нахмурился и допил виски.

– Оглядываясь назад, я рад, что прошел через тренировки. Думаю, я стал сильнее. Но это было тяжело. К счастью, я вытянул за счет оценок по общим дисциплинам, но никогда не годился для того, чтобы быть Зеленой костью. Не как некоторые, окончившие Академию в числе лучших. – Он шутливо толкнул Шаэ локтем. – Я помню тебя в те времена. Я был на четвертом курсе, когда ты поступила. А ты меня не помнишь, конечно же?

Шаэ смущенно призналась, что не помнит.

– Ничего страшного, я этого и не ждал. Я был книжным червем и не производил впечатления. Но все знали, кто ты такая. Вы с братом учились на одном курсе, трудно было тебя не заметить.

– Мысль о том, что ты помнишь меня десятилетней, ужасает.

Маро засмеялся с удивительно богатыми и приятными модуляциями.

– А мне полегчало оттого, что ты не помнишь меня неуклюжим подростком с самой нижней строки иерархии Академии, иначе сейчас ты бы со мной не ужинала. Знаю, мы не так давно знакомы, но… Я считаю тебя чудесной. – Лицо Маро залила краска, и он стал усердно расправлять салфетку. – Ты красива и умна, мыслишь современно и открыто. Думаю, просто отлично, что ты стала Шелестом Равнинных. Люди вроде меня могут говорить о переменах, а ты создаешь перемены.

Шаэ не нашлась с ответом. От слов Маро у нее потеплело в груди, но она не была уверена, что заслужила его несдержанную похвалу. Кланы по-прежнему воюют, КНА заморозил добычу, расцвела контрабанда. Эспения и Югутан втягиваются в оортокский кризис, и, как и сказал Маро, серьезный конфликт основных мировых государств затронет и Кекон. Она чувствовала себя неготовой к стольким угрозам клану и стране, а своими решениями уже нажила врагов.

– Не все так просто. Клан – как большой старый корабль, им трудно управлять. – Неожиданно для самой себя Шаэ повторила вчерашние слова Вуна. – Не знаю, сумею ли я что-то изменить, даже как Шелест.

Маро опустил подбородок и скептически поднял брови. Видимо, такое выражение он использовал для студентов, не сумевших толком объяснить, отчего они опоздали со сдачей задания.

– Твой дед, да узнают его боги, помог стране открыться и стать процветающей после Мировой войны. Кланы Зеленых костей, может, и самые традиционные культурные институты на Кеконе, но и раньше двигали прогресс. – Он взял руки Шаэ в свои и посмотрел на нее так серьезно, что Шаэ с трудом удалось не отвести взгляд и не покраснеть. – Ты была самой юной на курсе Академии, но училась лучше всех, даже лучше старшего брата. Я слышал разговоры, что ты можешь управлять кланом не хуже его. Ты была рождена и воспитывалась для своей роли. Кто еще способен все изменить, если не ты?

Когда он был в чем-то уверен, Маро становился крайне убедительным оратором, и, несмотря на недавние приступы сомнений в самой себе, Шаэ не удержалась от улыбки и желания поверить в его слова.

Официант убрал тарелки, и к их столику из кухни подошла выразить свое почтение шеф-повар и хозяйка «Кухни Голиаани», Фонарщица клана. Это была невысокая, круглолицая тунка, очевидно рожденная или воспитанная на Кеконе, потому что говорила по-кеконски безупречно.

– Коул-цзен, – сказала она, прикоснувшись сомкнутыми ладонями ко лбу и низко поклонившись, – это честь для меня и моего скромного заведения. Пришлись ли вам по вкусу наши блюда?

Шаэ заверила ее, что еда была превосходной. Маро вытащил бумажник, чтобы расплатиться, но его тут же прервали:

– Нет-нет, никакой платы, вы гость Шелеста, а наш ресторан верен Равнинному клану.

Шаэ встала и собралась уходить, но Маро не поднялся.

– Я настаиваю на оплате, – сказал он и посмотрел не на хозяйку, а на Шаэ. – Я не вхожу в клан, так что ресторан ничего мне не должен, и хотя я знаю, что ты можешь бесплатно поужинать во многих местах, мне было бы приятней заплатить за тебя. Это мелочь, но позволь мне расплатиться.

Хозяйка вопросительно взглянула на Шаэ – та колебалась. Если она примет галантный, но неуклюжий жест, то значит, пришла в «Кухню Голиаани» не как Шелест Равнинного клана с гостем, а как спутница Маро. Она тут же представила слухи и вопросы, которые разнесут сплетники клана.

Но в просьбе Маро было что-то безыскусное, подлинное и пылкое желание соблюсти ритуалы ухаживания, и она не могла ему отказать. Она кивнула хозяйке «Кухни Голиаани» и улыбнулась, снова села и позволила ему оплатить счет.

– Спасибо, Маро.

Бетон снаружи намок от Северной Мороси, типичной для сезона муссона, но влага расчистила смог, и Жанлун благоухал свежестью. Они рука об руку шли по тротуару и болтали. Шаэ с ностальгией указывала на всякие мелочи в своем бывшем квартале: книжный магазин с попугаем в окне, лоток с жареными орешками в бумажных кульках, новая неоновая вывеска театра, появившаяся уже после ее переезда. Они остановились у витрины магазина грампластинок, и Шаэ с удовольствием увидела множество записей эспенских мюзиклов, некоторые она смотрела, будучи студенткой Виндтона, это всегда были забавные костюмированные мелодрамы. Она их полюбила.

Маро обнял ее за талию. Шаэ нравилось чувствовать его объятья, мягкое касание бедер.

– Я уже говорил, что ты совсем не такая, как я ожидал? – спросил он.

– Что это значит?

Шаэ прильнула к нему. Позволив Маро оплатить ужин, она ослабила защиту, внутри потеплело от спиртного, еды и приятного общества. Она давно не получала удовольствия от неспешного вечера, а ведь так приятно отвлечься от клановой войны и дел.

– Когда люди слышат фамилию Коул, то представляют героя войны, или нефритового вундеркинда, или наследника великой династии Зеленых костей, – сказал Маро. – А не бесстыдную поклонницу глупых романтичных мюзиклов.

– В глупых романтичных мюзиклах нет ничего плохого, – возмутилась Шаэ.

– Конечно, – с насмешливой серьезностью произнес Маро. – Я не собираюсь спорить по такому важному для тебя вопросу. Тем более что ты можешь убить меня одним мизинцем.

– С какой стати мне это делать и портить идеальный вечер? – поддразнила она.

Улыбка Маро исчезла, а лицо стало задумчивым. Их перепалка была шутливой, но, тем не менее, высветила одно их бесспорное неравенство. Они двинулись дальше по улице, и Маро замолчал на долгую неловкую минуту.

– Можно поделиться с тобой тайной? – спросил он. Когда Шаэ кивнула, он признался: – Я никогда не дрался на дуэли. Однажды мне бросили вызов в каком-то дурацком пьяном споре, но я сумел отложить дуэль, а на следующий день не появился. Вот почему на мне ровно столько нефрита, сколько я получил в Академии. – Маро остановился на тротуаре и повернулся к Шаэ, его лицо оказалось в тени, выражения не разглядеть. – Я не считаю себя трусом, но… Я не приверженец клана, и для меня никогда не было важно завоевать нефрит.

Если бы кто-либо из братьев Шаэ уклонился от честной дуэли, дед отстегал бы их за позор. Конечно, в этом никогда не возникало необходимости, Хило, скорее, следовало пороть за то, что он постоянно устраивал ненужные дуэли. Во многих других частях света дуэли (если можно назвать дуэлью выстрелы из пистолета с противоположных сторон поля) давно вышли из моды или стали противозаконными, но на Кеконе победа в состязании до сих пор оставалась самым престижным способом заработать нефрит, а нефрит означал положение в обществе. От Зеленых костей ожидали участия в дуэлях, это был общепринятый способ улаживания споров даже среди простых обывателей.

– Я никогда не думал, что полюблю Зеленую кость, тем более Коул. Наверное, мужчины носят нефрит, в том числе и чтобы произвести впечатление на женщин, а я, вполне очевидно, не имел тут шансов. – Маро тихо и пренебрежительно усмехнулся. Он шагнул ближе и опустил голову. – Но я влюбился в тебя. Хотя и понимаю, что я не тот человек, которого примет твоя семья.

Шаэ представила реакцию Хило, услышавшего признание Зеленой кости в том, что тот никогда не дрался в попытке завоевать или уберечь свой нефрит – скепсис, удивление, презрение, – и на нее нахлынул порыв гордости за Маро и желание его защитить.

– Я думаю, что ты полная противоположность трусу, – сказала она, подалась вперед и поцеловала его.

Жар их губ слился воедино. Шаэ задрожала, ощутив, как нефритовая аура Маро забурлила от неожиданности, а потом заискрила желанием. У Шаэ в животе набухало ответное желание, сильное и настойчивое. Она уже так давно не ложилась в постель с мужчиной – с тех пор как два года назад рассталась с Джеральдом и вернулась на Кекон. Она вцепилась в лацканы пиджака Маро и приподнялась на цыпочках, целуя его еще настойчивей. Маро обнял ее затылок, запустив пальцы в волосы, а другой рукой обвил за талию, притянув ближе к себе. Между ними нарастало возбуждение.

Шаэ со вздохом оторвалась от него, неожиданно встревожившись, что их заметят. Здесь, на территории Равнинных, всегда где-нибудь поблизости Пальцы и информаторы, уже к полуночи Хило могут доложить, что Шелест целовалась с незнакомцем на перекрестке.

– Такси, – поспешно прошептала она и шагнула на обочину, чтобы остановить ближайшую машину.

На заднем сиденье такси Шаэ сплела свои ноги с ногами Маро, и тот наклонился к ней, его губы жадно двигались по ее щеке и уху.

– Поедем к тебе? – спросил он.

Дом Шелеста еще ремонтировался, а Шаэ не хотела приводить Маро в главный дом, где пришлось бы знакомить его с братом.

– Нет, – сказала она и запустила руки под его пиджак, чувствуя биение сердца и мускулатуру спины. – Лучше к тебе.

Маро жил в четырехэтажном доме без лифта в исторической части Деревни Сотто, где находились студии художников, антикварные лавки, тату-салоны и то тут, то там мелькали современные кафе и втискивались новые дома. Такси высадило их перед зданием, и они взбежали по лестнице, обнявшись. На площадке они снова стали целоваться. Маро дважды пытался засунуть ключ в скважину, а потом выругался, засмеялся и, наконец, сумел открыть дверь. Квартира оказалась просторной и более аккуратной, чем ожидала Шаэ, явно жилище холостяка-интеллектуала, без украшений, но с полками для книг, журналов и видеокассет.

Шаэ не остановилась, чтобы бросить более пристальный взгляд. Они ввалились в спальню и стянули друг с друга одежду, кинув ее на пол. Одной рукой Шаэ обхватила аккуратную ягодицу Маро, а другая скользнула в пах. Ее соски терлись о его грудь, от покалывания волос о чувствительную кожу Шаэ задрожала, как и пульсация их нефритовых аур, сливающихся вместе, как и жар разгоряченных тел.

Они упали на кровать. Шаэ подтолкнула руку Маро вниз, к своим бедрам, лаская его, а потом опустилась сама. От него пахло свежестью, но явно по-мужски. Когда его дыхание участилось, она отпрянула.

– У тебя есть…

Маро так быстро протянул презерватив, что Шаэ рассмеялась. Она вскрыла упаковку и надела презерватив, чувствуя, как Маро дрожит от предвкушения.

– Сначала подготовь меня, – прошептала она и опустила его за плечи к своим бедрам.

Маро действовал пылко и умело, и когда каждый мускул в теле Шаэ напрягся на грани оргазма, она приподняла ноги в приглашении. Маро вошел в нее, она громко охнула и прижала его за ягодицы. Она пыталась задержать приступ наслаждения, но несколько толчков вознесли ее на вершину, она задрожала и сомкнула ноги у него на талии, пока по ней перекатывались волны оргазма. Через минуту его нефритовая аура заискрила. Маро вскрикнул, откинул голову и выгнул спину.

Они рухнули в изнеможении. Маро поцеловал Шаэ в плечо и откатился в сторону, обняв ее.

– Спасибо, – пробормотал он ей в шею теплым дыханием.

Когда утром Шаэ проснулась, голова была ясной, как будто секс очистил ее, подобно долгожданному тайфуну. Маро еще спал. Шаэ смотрела на длинный контур его тела под простыней и решила, что он прекрасен, но все же какой-то голый. Лежа рядом во всем своем нефрите – ожерелье, браслетах и серьгах – она чувствовала себя слишком наряженной. Ей даже не пришло в голову снять нефрит.

Шаэ хотелось остаться здесь, поспать и снова заняться любовью, пройтись по Деревне Сотто и позавтракать. Но вместо этого она незаметно встала, вытерлась полотенцем из ванной и надела разбросанную одежду. Через задернутые шторы проникал тусклый свет, и Шаэ разглядела то, что не заметила накануне вечером. Фотографии из путешествий и копии старинных карт на стенах. Загорающий оранжевый кот на подоконнике. На комоде – фотография двух девочек лет шести и четырех.

– Племянницы, – сонным голосом ответил на незаданный вопрос Маро из-за ее спины. – Фото прошлогоднее. У меня есть и недавние фотографии, но я не вставил их в рамку.

Шаэ села на край кровати и прикоснулась к его ноге.

– Это было чудесно.

Маро потянулся к ней и взял за запястье.

– Ты так быстро собралась уходить?

Она кивнула и неохотно встала.

– Нужно направить Колосса.

Брата Шаэ нашла в зале для тренировок позади дома Коулов, он завершал утренние занятия с мастером Айдо. Еще не открыв дверь, Шаэ Почуяла сердцебиение и дыхание Хило. Тот резал и колол с завязанными глазами, полагаясь только на Чутье, нож в его руке мелькал, то и дело попадая в плотную кожаную защиту на корпусе, руках и шее Айдо. Наставник двигался поразительно проворно для седовласого человека, его собственный нож время от времени проверял Броню Хило.

Много лет назад Айдо преподавал в школе Ви Лон, прежде чем влюбился в Грандмастера, после чего стал частным тренером в нефритовых дисциплинах.

Как и носящие нефрит врачи, учителя не принадлежали к какому-либо клану, Айдо тренировал Зеленых костей обоих основных кланов, но в последнее время ограничивался преимущественно высшими эшелонами Равнинного, чтобы избежать потенциального конфликта интересов. Профессия тренера неплохо кормила – Зеленые кости, желающие сделать карьеру в боевой ветви клана, щедро платили за развитие умений и после выпуска, даже те, кто не интересовались боевыми искусствами, старались хотя бы поддерживать навыки, чтобы не стать слабыми и медлительными, легкой добычей. Нефритовые способности утратить так же легко, как и набрать вес, – потихоньку и незаметно.

Звякнул кухонный таймер на полке.

– Гораздо лучше, – объявил мастер Айдо, опустив руки. – Нож снова работает уверенно, и вы не притормаживаете ради Брони.

Хило довольным не выглядел, он сорвал повязку с глаз и подошел к кулеру с водой.

– Коул Шаэ-цзен, – поклонился Айдо, проходя мимо Шаэ к выходу. – Вам тоже следует назначить со мной встречу. Мое расписание на месяц заполняется очень быстро.

– Обязательно, Айдо-цзен, – отозвалась Шаэ.

Хило осушил стакан с водой и бросил его в мусорное ведро. Вытирая полотенцем шею, он посмотрел на стоящую у двери Шаэ, потом отвернулся, тяжело оперся ладонями на стол и помрачнел.

– Сомневаюсь, что я когда-нибудь стану прежним.

Хило несколько долгих месяцев восстанавливался от полученных в прошлом году ран и, хотя Колосса всегда ждали неотложные дела, был просто одержим желанием снова войти в форму. Шаэ знала, что, помимо мастера Айдо, у него есть еще по меньшей мере два тренера. Она подозревала, что увлеченность брата боевой подготовкой – это способ избежать неинтересных или сложных для него сторон работы Колосса. Боевая сила Зеленой кости – вот что он всегда может понять и контролировать.

– Тебе больше нет нужды лучше всех орудовать ножом, – сказала она. – За тебя дерутся другие.

– Сильные не станут драться за слабых. – Хило прошел мимо нее к двери. – Ты завтракала?

Кьянла вынесла на стол во дворе миску с дымящимися яйцами в бульоне и тарелку с булочками. Шаэ рассказала Хило о разговоре с Ри Турой и предложении Айт об официальной встрече.

– Они хотят обсудить условия мирного соглашения.

– Мирного соглашения, – скривился Хило. – А эта сучка не робеет.

Шаэ взяла рогалик и разломила пополам. Она вспомнила вчерашние слова Маро, уверенность, которую он в нее вселил. «Ты можешь управлять кланом не хуже его. Кто еще способен все изменить, если не ты?»

– Думаю, нам стоит согласиться, – сказала она.

К ее удивлению, Хило не отреагировал. Он тихо жевал несколько секунд, а потом спросил:

– Почему?

– Думаю, ты знаешь причину, Хило. Мы в безвыходном положении. Тар вызвал очередной раунд взаимной резни, но она уже стихает. Пресса воспринимает это крайне негативно, потому что всем известно – при таком положении дел борьба бессмысленна. Полтора года открытой войны истощили оба клана, ни один сейчас не способен победить.

– Айт из кожи вон лезла, чтобы прикончить нас в прошлом году, но ничего не вышло, – прорычал Хило. – А теперь приползла к нам в надежде на мирное соглашение? С какой стати нам сдаваться, когда преимущество на нашей стороне?

– Нет у нас преимущества, – возразила Шаэ. – У нас нет ресурсов и людей, чтобы контролировать весь город, даже если мы одолеем Горных. Ты же сам сказал: война – это раздолье для преступников и контрабандистов, а пока кланы теряют людей, ситуация будет только ухудшаться. Сколько времени, по-твоему, мы сумеем удерживать улицы?

Она дала ему слишком много возможностей для спора, и Хило бросил на нее мрачный взгляд и сказал:

– Насколько я слышал, может, даже дольше, чем ты продержишься в кабинете на Корабельной улице.

Шаэ поморщилась, но не отвернулась.

Хило потер глаза ладонью.

– Я не так глуп, Шаэ, – произнес он уже теплее, – я просматриваю все отчеты, которые ты кладешь мне на стол. Добыча нефрита остановлена, турпоток падает, наши расходы на войну велики, люди волнуются. Я все понял. Но ты хоть на секунду веришь, что Айт вдруг стала другим человеком и хочет жить с нами в мире?

Шаэ обхватила пальцами теплую чашку с бульоном. Нетрудно было вспомнить прошлогодние слова Колосса Горного клана, когда та пообещала уничтожить Равнинных.

– Нет, – ответила Шаэ. – Айт поставила все на попытку оставить у руля один клан.

– Значит, мир долго не продлится. Горные просто воспользуются возможностью собраться с силами, чтобы ударить нас еще серьезней.

Шаэ медленно кивнула.

– Но ведь это верно для обеих сторон, Хило. Нам тоже нужно собраться с силами и запланировать дальнейшие ходы. Мы можем вести переговоры и не забывать, что перед нами враги.

Хило откинулся на спинку стула и недовольно фыркнул.

– У людей куриные мозги. Год назад публика была на нашей стороне, винила Горных за то, что тайно запасали нефрит и развязали войну. А теперь все позабыто, все с готовностью отдадут Айт ключи от КНА и обрадуются, если мы будем сидеть сложа руки.

– Большинство людей – не Зеленые кости, – напомнила Шаэ. – Их не касается это напрямую. Их тревожит замедление экономического роста, преступность и контрабанда, в особенности, когда сепаратизм в Оортоко грозит перерасти в войну Эспении с Югутаном, прямо у нас под носом, на востоке Амарики. Наш маленький остров окажется зажатым между крупнейшими армиями планеты, а мы – единственный в мире источник нефрита. – Изучив мрачное выражение лица брата, Шаэ продолжила: – Вот почему людям плевать на печали клана. Они не просто хотят прекращения клановой войны, они хотят, чтобы мы совместно защищали государственные интересы. Потому что иначе, возможно, мы обречем на гибель и кланы, и страну. Вот почему мы должны согласиться на встречу с Горными. – И она добавила совсем тихо: – Ты ведь знаешь, Лан хотел бы, чтобы мы поступили именно так.

– Лан много чего хотел, но не сумел добиться.

Хило умолк и уставился куда-то в пространство. По утрам уже потеплело, весенний сад буйствовал розовыми и белыми пионами и азалиями. Шаэ ждала. В прошлом году они с Хило много раз сидели вот так – за яростными спорами или молча, и она научилась распознавать особенности его нефритовой ауры, когда ее слова наконец-то его убеждали. Если на Хило давить слишком сильно, он лишь с раздражением начнет защищаться, ему нужна подлинно личная причина, чтобы оправдать свои решения.

– Я обсужу это с Кеном, – произнес Хило. Он быстро проглотил остаток рогалика и вытер рот салфеткой. – Передай Ри, что мы поговорим. Назначь время после моего возвращения с островов Увива.

Глава 8. Семейные дела

Коул Маик Вен вбежала в спальню, где ее муж собирал вещи в поездку.

– Хило, – выдохнула она.

Ей не хотелось выдавать тревогу, но он наверняка Почуял ее нервозность, потому что бросил бумажник и нож на кровать и обнял Вен.

– Что-то не так? У тебя все хорошо? – спросил он.

– Все прекрасно. – По правде говоря, она ужасно вымоталась, а сегодня утром с трудом запихнула в себя завтрак, но не потому бежала вверх по лестнице. Рука с квадратным конвертом задрожала, когда Вен протянула его Хило. – Я нашла это в бумагах из кабинета, которые ты просил упаковать.

Хило и Шаэ так долго не трогали спальню и кабинет Лана, что после переезда в главный особняк Вен пришлось взять дело в свои руки. Она любила Лана и горевала, что он так и не стал ее деверем, но мертвым не требуется помощь. Лучше позаботиться о живых. Вен убрала из спальни мебель и перекрасила ее, решив превратить в детскую. А чтобы сподвигнуть Хило изменить по своему вкусу и кабинет, сложила вещи и бумаги Лана в коробки и унесла их. Поначалу Хило сопротивлялся.

«Оставь их там, я все равно не собираюсь пользоваться этой комнатой», – сказал он.

Но все-таки он понимал, что пользоваться кабинетом придется, и с радостью предоставил заниматься этим жене, попросив ее хотя бы разобраться в коробках и вытащить важные бумаги, прежде чем убрать или избавиться от остального. Этим утром Вен как раз этим и занималась, когда обнаружила конверт.

Он был адресован Лану, на марке значилась дата за две недели до его гибели. Обратный адрес – абонентский ящик в Либоне, в Степенланде. Вен протянула мужу два сложенных листка с убористым почерком и фотографией шестимесячного младенца.

– Кто это? – спросил Хило.

– Твой племянник. Эйни была беременна, когда уехала с Кекона.

Вен ткнула пальцем в начало письма.

«Не знаю, как еще тебе в этом признаться. Это твой сын. Прости, что не сказала раньше, но я не была уверена в отцовстве. Оно стало очевидным после его рождения – у него твой нос, твои глаза, даже выражение лица… как у Коула. Ты знаешь, о чем я. Его зовут Николас, и он чудесный, здоровый малыш».

Вен наблюдала, как Хило в недоумении скользит глазами по остальному письму. Она уже прочитала его и знала, чем оно заканчивается.

«Понимаю, какое это потрясение. Я и сама не знаю, как поступить. И хотя у нас ничего не получилось, я все-таки хочу, чтобы Нико знал своего биологического отца. Может, мы могли бы обсудить мое возвращение на Кекон. Не стану тебя винить, если ты не захочешь иметь со мной ничего общего, но ты мне небезразличен. Пожалуйста, напиши».

Хило отложил письмо и изучил фотографию.

– Не вижу того сходства, о котором она говорит, – наконец сказал он.

Вен выхватила из его рук фото.

– Ты просто слеп, – воскликнула она. Это правда, малыш на фото выглядел как все младенцы – круглолицый, с большими глазами, милый и нежный, но настолько очевидно был сыном Коула Лана, что Вен хотелось с негодованием зашипеть на мужа. – Ты должен написать Эйни.

Хило скривился и сел на край кровати. После отъезда бывшей жены Лана никто в семье не поддерживал с ней отношения. Конечно же, она слышала о смерти Лана.

– Вряд ли она хочет получить ответ от меня. Мы с Эйни никогда не ладили. И что мне ей сказать?

Вен присела у ног мужа и с настойчивостью посмотрела ему в лицо. Она знала, что Хило никогда не любил жену своего брата, но какое это имеет значение? Его личные чувства к Эйни неважны, нужно поступить правильно в отношении ребенка. Как только Вен увидела фотографию Николаса, ее сердце растаяло.

– Скажи, что она может вернуться в Жанлун. Она хочет вернуться, но ждет одобрения Колосса.

– Она хочет привезти с собой этого иностранца, с которым наставила рога Лану, – ответил Хило с раздраженными нотками в голосе.

– Даже если и так, Лан наверняка поступился бы честью и позволил им вернуться, если привезут его сына на Кекон. – Вен снова протянула фото и письмо. – Напиши Эйни и объясни, что мы обнаружили ее письмо только сейчас. Скажи, что она прощена и может приехать, чтобы воспитать сына в Жанлуне, где он познакомится с семьей. Нико, наверное, сейчас уже года два. Неправильно, что он живет так далеко, растет вне культуры нефрита и в окружении иностранцев.

Хило потер глаза пальцами, но кивнул.

– Ты права. Я никогда не смогу считать Эйни своей сестрой, но ради ребенка примирюсь с ней и этим кобелем, с которым она сбежала.

Он сложил письмо и сунул его обратно в конверт, но по-прежнему рассматривал фотографию. Вен понимала, что он пытается примириться с мыслью о появлении племянника, о чьем существовании даже не подозревал.

– А может, лучше ты ей напишешь? – предложил он.

Вен тут же поняла, что так лучше.

– Конечно, – согласилась она, вставая. – Она скорее воспримет приглашение от женщины. Сегодня же ей напишу и попрошу приехать, чтобы мы познакомились с мальчиком.

Вен увидела, что Хило потеплел к этой идее, как будто облака на небе разошлись, открыв путь солнечным лучам. Он улыбнулся в той мальчишеской манере, которую невозможно запечатлеть камерой или на рисунке, хотя Вен и пыталась. Хило отдал ей письмо, но фотографию сунул в карман рубашки.

– Когда будешь писать Эйни, дай ей знать, что я хочу оставить прошлое позади. В Жанлуне она может рассчитывать на помощь клана. Мы подыщем ей жилье и работу – все, что потребуется. Она скорее в это поверит, если слова будут исходить от тебя, а не от меня. И конечно, с сыном Лана я буду обращаться как с собственным.

Вен обвила Хило руками за шею и благодарно поцеловала. Ее муж бывает близоруким и упрямым, иногда цепляется за консервативные принципы или личные предубеждения, которые мешают ему судить здраво, но он обладает самым ценным человеческим качеством, в особенности для лидера, – умеет ставить нужды других выше собственных, вне зависимости от своих предпочтений.

Хило обнял ее за талию и приложил ладонь к ее животу.

– Когда мы объявим? После похорон старика и других недавних событий нужны хоть какие-то хорошие новости.

– Давай подождем до твоего возвращения, – предложила Вен. Ее вдруг охватил страх, что эти слова могут накликать на поездку неудачу. Вен прижалась к Хило и призналась: – Я беспокоюсь. Твоя сестра права, не стоит тебе туда ехать.

– Со мной будет Тар, – легкомысленно произнес Хило.

– Значит, мне придется волноваться за вас обоих.

Хило ободряюще обнял ее.

– Горные желают моей смерти. Здесь, в Жанлуне, я каждый день рискую жизнью. С чего бы тебе беспокоиться еще больше?

– Айт предлагает мирный договор, потому что не может убить тебя прямо сейчас. Это бы привело к новой вспышке насилия в городе, а у нее нет поддержки общественности и недостаточно людей, чтобы с этим разобраться. Здесь тебе безопаснее.

– Я видел, как ты разговаривала с Шаэ, – сказал Хило с намеком на раздражение, но весело. – Вы явно много над этим размышляли, но поверь, я тоже. – Хило встал и закончил сборы, сложив в дорожную сумку одежду и туалетные принадлежности. – Этот прощелыга Запуньо выживает за счет того, что не привлекает к себе внимания. Он платит правительству и полиции островов Увива, чтобы его сеть контрабанды функционировала. Если бы он хотел от меня избавиться, то неужели стал бы заманивать на свою территорию? Увиванец убил гражданина Кекона, Колосса Равнинного клана – это появилось бы во всех международных новостях. Это не сойдет ему с рук, как прочие делишки, правительства обеих стран устроят на него охоту. Он не станет рисковать всем, что создал.

Вен не стала спорить, но не могла стряхнуть страхи, наблюдая, как Хило засовывает в карманы бумажник и паспорт. Она привыкла, что на нее не обращают внимания. В детстве она стояла у ворот Академии Коула Душурона и смотрела на входящих внутрь братьев, сама же никогда не смогла бы туда попасть. На ее глазах братья превратились в могущественных людей, заработали нефрит, шрамы и уважение в клане, который когда-то их отвергал.

Но она добилась и собственных побед. Когда Вен было четырнадцать, братья привели в дом друга. Случай редкий – к Маикам нечасто кто-то заглядывал. Коулу Хило было шестнадцать, как и Тару, а в клане уже поговаривали, что он самый свирепый из внуков Факела и наверняка однажды станет Штырем.

В тот вечер, как и во многие вслед за ним, Хило с радостью ужинал за скромным столом в Папайе, а не в огромном семейном особняке на Дворцовом холме. Он уважительно разговаривал с их матерью и подтрунивал над Кеном и Таром как над собственными братьями. Когда мать Вен щелчком пальцев велела дочери подлить гостю чая, она покорно спешила исполнить указание. Люди по большей части избегали без необходимости смотреть на Вен или говорить с ней и дергали себя за уши, дабы отвратить неудачу. Хило повернулся к ней, поблагодарил и замер. Он долго не сводил с нее взгляда, а потом с улыбкой вернулся к еде и разговору с ее братьями.

Вен закончила разливать чай и села, сложив руки на коленях и уткнувшись в тарелку. Ее лицо горело как в лихорадке – такого с ней никогда еще не случалось. «Вот человек, за которого я выйду замуж», – подумала она.

Ей стоит благодарить судьбу, Вен это знала. Ее не тревожило даже то, что она каменноглазая, если это позволяло помогать Шелесту в войне против врагов Равнинного клана. А скоро в ее жизни появится и другая радость. И все же внутри вместе с тошнотой и беспомощностью зашевелилось знакомое чувство, что на нее не обращают внимания, да оно никогда далеко не отступало.

– Не стоит недооценивать этого человека, – прошептала Вен. – Обещай, что будешь осторожен.

Хило сунул нож в ножны на поясе.

– Обещаю. – Он посмотрел на часы, поднял сумку и быстро чмокнул Вен в губы. – Я же стану отцом. Это все изменит.

Глава 9. Увиванец и его полукостные

Полет с Кекона до Тиалуйи, крупнейшего из тринадцати островов Увива, занял чуть меньше двух часов на десятиместном турбовинтовом самолете. В Жанлуне было сыро и пасмурно, а из самолета Хило шагнул в тропическую жару и под слепящее солнце. На аэродроме его ждали две белые арендованные машины с водителями, их заказал Тар по просьбе Хило, а рядом – группа из десятка вооруженных людей, которых он не заказывал, но не удивился, увидев их.

Тар и его помощник Доун сошли первыми и встали по бокам Хило, когда он спустился по складному трапу. Из группы незнакомцев навстречу выступил один. Высокий и не похож на увиванца, но такой загорелый, что трудно сказать точно. На его шее висела толстая золотая цепь с пятью зелеными камнями.

– Добро пожаловать на Тиалуйю, Коул Хилошудон, – сказал он на сносном кеконском. – Паз Запуньо прислал нас встретить вас и сопроводить в его личную резиденцию, где он с удовольствием вас примет.

Хило оглядел незнакомца с головы до пят и перевел взгляд на остальных. Все были одеты похожим образом – в штаны цвета хаки, шелковые рубашки и темные очки, на шеях тяжелые ожерелья с зелеными камнями, массивные кольца и металлические браслеты на руках. Хило ухмыльнулся.

– Мы поедем в собственных машинах, – сказал он. – Можете нас сопровождать.

Вдобавок к Маику Тару и Доуну Хило взял с собой трех людей Кена: Первого Кулака клана Цзуэна и двух Пальцев – Вина и Лотта. Выбор был осознанным, ведь Цзуэн – один из лучших бойцов Равнинных, на его навыки можно рассчитывать, если что-то пойдет не так, а кроме того, он отвечал за непосредственные операции в Жанлуне. Хило хотел поговорить с ним в самолете, узнать, как идут дела и как справляется Кен в качестве Штыря. Вин был Пальцем уже два с половиной года и ждал повышения до Кулака. Хило слышал, что он один из самых сильных Зеленых костей клана в Чутье. Лотт только в прошлом году выпустился из Академии, но был сыном видного Кулака, убитого Горными в разгар клановой войны. Хило принимал в его судьбе личное участие и хотел воспользоваться поездкой, чтобы лучше разобраться в потенциале юноши.

Хило сел в прокатную машину вместе с Таром и Лоттом, Цзуэна, Доуна и Вина он отправил вперед в другой. Люди Запуньо расселись по трем одинаковым серебристым седанам, один возглавил кавалькаду, другие два замыкали ее.

Эта заметная колонна ехала полчаса, сначала по длинному ровному шоссе с плантациями чая, сахарного тростника и фруктовыми садами, тянущимися в жарком мареве по обеим сторонам, потом вверх по ухабистому серпантину между усеянными козами холмами, с придорожными лотками со всякой всячиной и загорелыми поденщиками в широкополых соломенных шляпах. Несколько работников сверкнули кривозубыми улыбками и помахали машинам, а потом уставились на них. Хило решил, что увивцы выглядят как коварный народ, который знает, что зависит от более могущественных и богатых чужестранцев, и ненавидит себя за это. Днем это самые дружелюбные люди, а посреди ночи украдут твой бумажник и перережут глотку.

То тут, то там Хило видел выцветшие дорожные знаки на шотарском. Даже знаки поновее, на увиванском, были полны заимствованных слов, а большинство увиванцев носили шотарские или похожие на шотарские имена. Как и Кекон, острова Увива до Мировой войны были оккупированы Шотарской империей. Но в отличие от Кекона не были нефритовым камушком архипелага, а кланы Зеленых костей не вели долгую партизанскую войну с иностранцами. Увиванское сопротивление быстро сокрушили, и шотарцы железной рукой правили островами семьдесят лет. После поражения в Мировой войне Шотару пришлось вернуть острова Увива их народу, но независимость принесла неоднозначные результаты. Теперь обедневшая страна славилась по всему миру экспортом сельскохозяйственной продукции, прекрасными пляжами для туристов и нефритовой контрабандой.

– Коул-цзен, – заговорил по пути Лотт. – Кто те люди, которые работают на Запуньо?

– Баруканы, – ответил Хило. – Шотарские бандиты.

– На них столько бутафорского нефрита, как будто они ограбили магазин маскарадных костюмов, – фыркнул Тар.

– Особо не задирай нос, – резко осадил его Хило. – Там, куда мы едем, на каждого из нас придется несколько баруканов. И ты не считаешь их опасными только из-за жалкого вида?

Хило еще сердился на Тара из-за недавней оплошности и неспособности найти убийцу Лана и вернуть семье украденный нефрит. Колосс погрузился в мрачное молчание, его аура ощетинилась.

Машины свернули на гравийную дорогу, идущую по гребню холма и опускающуюся в неглубокую долину, из-под колес заструились длинные клубы пыли. Кавалькада обогнула искусственное озеро в окружении сада с каменными увиванскими изваяниями, расставленными среди тропических цветов. На дальнем берегу озера дорога упиралась в красный двухэтажный особняк в старошотарском колониальном стиле: большие квадратные окна под остроконечной черепичной крышей, широкие балконы на фасаде с каменными колоннами и одноэтажные пристройки по обеим сторонам от главного здания. Машины остановились у входа.

По пути к поместью Хило заметил караульные башни с вооруженными винтовками часовыми и многочисленную охрану около дома в дополнение к тем людям, которые встретили их в аэропорту. Выйдя из машины, он увидел электронные замки на дверях, а камеры и датчики движения были скрытно установлены в каждой щели традиционной архитектуры. Резиденция Запуньо была роскошной крепостью. Старший барукан, говоривший с ним в аэропорту, прошел вперед и придержал дверь. Поднимаясь по лестнице, Хило велел Вину идти рядом.

– Сколько? – тихо спросил он.

– Двадцать два человека внутри и вокруг дома, Хило-цзен, – прошептал Вин. – Четырнадцать с нефритом, но… его не так много, как они пытаются представить.

Хило довольно кивнул – его собственные оценки подтвердились.

– Будь начеку, – сказал он, и Вин кивнул.

Чутье Пальца было и впрямь превосходным – большая часть нефрита на баруканах Запуньо оказалась обычными декоративными камнями, кеконцы называли их бутафорским нефритом. При встрече с загорелым предводителем баруканов Хило подметил, что только пять камней в его ожерелье – подлинный нефрит. Но простой обыватель, не Зеленая кость, то есть почти каждый увиванец, не сумел бы определить несоответствие нефритовой ауры, и баруканы выглядели грозными и опасными, как лучшие воины Кекона. Правда, ни один Кулак Равнинных не стал бы носить нефрит так неуклюже, на болтающихся цепочках и браслетах – в бою это непрактично.

Такая показуха не означала, как Хило уже напомнил Тару, что эти люди не опасны, но вызвала у Колосса презрение. По-шотарски слово «барукан» означало одновременно гостя и незнакомца, так называли незваного и нежеланного гостя, к примеру, инспектора из головного офиса или ворчливую тещу. Однако в последние двадцать лет слово стало синонимом кеко-шотарских бандитов. Во время иностранной оккупации Кекона сотни и тысячи кеконцев насильно или добровольно переселились в Шотар. Их потомки стали маргинальным меньшинством, и многие занимались нелегальной торговлей нефритом или криминальными делами.

Кеконцы называли их баруканами и полукостными, относясь с презрением и жалостью.

Полукостные наемники Запуньо сопроводили Хило и его людей вверх по широкой мраморной лестнице к просторной гостиной с большим роялем и высокими книжными шкафами, открытые стеклянные двери выходили на балкон с видом на личное озеро. Запуньо обедал за большим кованым столом. С ним сидели еще три молодых человека. Справа от него – старший из них, лет двадцати пяти. Другие два – слева, один лет двадцати, а другой – шестнадцатилетний подросток. Явно сыновья Запуньо.

Предводитель баруканов остановился у стола.

– Паз, – сказал он, прибегнув к почтительному обращению, принятому среди шотарцев и увиванцев, – ваши гости прибыли.

– Благодарю, Ийло. – Контрабандист поднял голову, но не встал. – Коул Хилошудон, Колосс Равнинного клана. Давно хотел встретиться с вами лично. Прошу, садитесь.

Говорил Запуньо с акцентом и неспешно, но на чистом кеконском, слегка хрипловато. Он был невысоким и темноволосым, кривые передние зубы и щуплая фигура намекали на плохое питание в детстве.

Надежные источники утверждали, что он диабетик, у его матери эта болезнь возникла после сорока, отчего она и скончалась. Запуньо был в свободной рубашке из желтого шелка, на шее повязан бледно-голубой платок, над сухими губами топорщились тонкие усики. Он был похож на типичного увиванца, грубоватого управляющего на плантации, но все знали, что Запуньо наполовину кеконец. Отцовская кровь и небольшая доза СН-1 вместе с ежедневной инъекцией инсулина обеспечивали ему необходимую для работы переносимость нефрита. Но сам он нефрит не носил.

Напротив Запуньо и его сыновей стоял единственный стул и прибор. Хило опустился на стул. Тар отошел в уголок, а четверо Зеленых костей встали за спиной Колосса, внимательно наблюдая. Баруканы, телохранители Запуньо, заняли аналогичные позиции за своим боссом. Хило не мог сдержать улыбку при виде такой картины: два человека сидят друг перед другом за столом, уставленным тарелками с тропическими фруктами, маринованными овощами и копченостями, а десяток хорошо вооруженных охранников молча стоят рядом. Запуньо обставил встречу таким образом, будто она проходит между королями одного ранга. Но, учитывая сидящих рядом с ним сыновей, увиванец показывал, что правит здесь он.

Подошел слуга и наполнил бокалы водой с лимоном. Хило не притронулся ни к еде, ни к воде, не потому что Запуньо мог его отравить, а потому что не доверял системе очистки воды на Увивах. Он откинулся на спинку стула.

– Где Тейцзе?

Запуньо поковырялся в четвертинке папайи серебряной ложечкой.

– Надо полагать, развлекается в бассейне. – Он положил ложку с розовой мякотью в рот, проглотил и промокнул уголок губ шейным платком. – Ваш кузен умеет хорошо провести время. Вы в курсе, как он влез в проблемы с полицией? Сначала пришел в ночной клуб, надев нефрит, а здесь это запрещено. Потом попытался в один вечер снять трех женщин, а положено только двух. Ему повезло, что я услышал о его неприятностях. Болезни в местных тюрьмах могут прикончить человека прежде, чем он предстанет перед судом. Мне бы не хотелось, чтобы подобное неудачное стечение обстоятельств испортило отношения между нашими странами.

– Можете засунуть его обратно в камеру, лично мне плевать, – отозвался Хило, – просто не могу смотреть на рыдания его матери. Судя по всей этой словесной эквилибристике, предпринятой, чтобы поговорить со мной лично, вы явно считаете, будто нам есть что обсудить. Я приехал сюда из любопытства – мне интересно, что стервятник вроде вас может сказать Колоссу.

Хило ожидал, что контрабандист разозлится, хотя бы окрысится, но Запуньо лишь кивнул, как будто именно этого и ожидал.

– Вы, Зеленые кости, мыслите по-старому, – ответил он, сверля Хило маленькими, как у жука, глазками. – Наверное, кое-кто на Кеконе до сих пор думает, что нефрит – дар небес, а вы – потомки Цзеншу и ближе всех народов находитесь к богам. Я слышал эти россказни собственными ушами. Вы так цепляетесь за нефрит, так крепко, будто вросли в него душами. Вместо того чтобы мыслить шире – о том, как вы можете разделить этот чудесный дар с остальным миром.

– Именно этим вы и занимаетесь, – с иронией произнес Хило. – Делитесь с миром нефритом.

– Я предприниматель. Я вижу спрос и удовлетворяю его. Если на что-то есть спрос и обычные поставщики его не покрывают, конечно, возникнет возможность для бизнеса. Мой отец-кеконец ничего не дал ни моей матери, ни мне, только боль и печали, но благодаря ему я научился тому, как за себя постоять. А от дорогой мамули я научился делиться тем малым, что имею. Вот почему я хотел с вами поговорить.

Хило посмотрел на сверкающее озеро и задумался, сколько денег, заработанных на черном рынке нефрита, ушло на строительство этого оазиса в холмах, чтобы создать и вооружить поместье, платить всей обслуге. Запуньо называл свою организацию Ти Пасуйга – «племя» по-увивански. Его подчиненные носили нефрит и приносили ему клятву в верности. Может, контрабандист и презирает кеконские традиции, но это не мешает ему использовать их в своих целях. Хило снова повернулся к столу.

– Вы бросили мне наживку, чтобы сделать деловое предложение. Так делайте его.

Запуньо положил в тарелку несколько маринованных фасолин и ломтиков баклажана.

– Мое предприятие, как и любое другое, основывается на людях. Но трудно найти работников, когда Зеленые кости быстро убивают всех, кто пытается вывезти из страны хоть крошку нефрита. Такой могущественный клан, как Равнинный, может заняться более важными делами. Вам нужно охранять свои территории в Жанлуне от врагов, а для этого необходимы деньги и люди. Так зачем тратить силы, борясь с тем, что никому не мешает? Нет причин ополчаться друг на друга. Я не жаден. Я родился в бедности, даже сейчас довольствуюсь крохами с Кекона и готов ими делиться.

Хило кивнул.

– Вы хотите, чтобы я перестал убивать ваших каменных рыбок в обмен на долю с прибыли на черном рынке нефрита, которую вы имеете, контрабандой вывозя камни с наших берегов.

– Вы ведь получаете дань от всякого рода предприятий, Коул Хило. Разве вы свысока смотрите на деньги от борделя, в отличие от денег бакалейщика? Кекон продает нефрит правительству Эспении и ее союзникам, чем их деньги лучше моих?

Впервые в медлительном и сухом голосе контрабандиста возник намек на угрозу. Он повернул голову направо и налево, указывая на сыновей. Старший ел шумно и с аппетитом, время от времени отрывая взгляд от тарелки, но не проявлял интереса к разговору. Двое других смотрели на Хило как ощерившиеся псы.

– Мои сыновья получают гораздо больше, чем я в детстве, живут гораздо лучше. Мне приятно сознавать, что однажды они возглавят мое дело, и если со мной случится какая-нибудь неприятность, они запомнят моих врагов. С возрастом я все меньше думаю о себе и все больше о том, что передам своим детям и внукам. У вас есть дети, Коул-цзен?

– Нет, – ответил Хило.

– Если боги пожелают, когда-нибудь они и вас благословят. И тогда вы поймете, что я похож на любого другого отца и бизнесмена. Вы ведь хотите, чтобы ваша семья и страна процветали и жили в мире, и нефрит поможет этого добиться. – Запуньо обвел рукой дом, сыновей, охранников – словом, все острова Увива. – И ведь не скажешь, что мы сильно отличаемся, верно?

Хило оттолкнул нетронутую тарелку и подался вперед. Движение было едва уловимым, никакой открытой угрозы, но и Зеленые кости, и баруканы с Чутьем напряглись от изменения его нефритовой ауры.

– У нас столько же общего, как у ваших баруканов с Зелеными костями. То есть ничего. – Колосс говорил спокойно, но в пристальном взгляде на увиванца читалось презрение. – Для вас нефрит – просто предмет, который можно украсть и продать. Вот почему сами вы его не носите. Вы хотели поговорить со мной лично, и я это ценю. Я приехал сюда по той же причине, чтобы поставить вам простое условие: держитесь подальше от Кекона. Вы не Фонарщик и не получите преференций от Равнинного клана. Если какой-нибудь отчаянный абукеец готов рискнуть жизнью, перевозя для вас нефрит, это одно. Но есть разница между псами, подбирающими объедки за дверями вашего дома, и теми, кто лезет в окно, чтобы украсть со стола. Первые – ерунда, на которую можно не обращать внимания, вторые – проблема, которую следует устранить. Я знаю, ваши люди в Жанлуне вербуют кеконских преступников, чтобы служили каменными рыбками. Я знаю, ваши лодки причаливают в отдаленных частях побережья и отправляют отряды стервятников на нефритовые рудники. Я приказал Пальцам и Кулакам убивать всех пойманных воров. Я понимаю вашу позицию. Последняя пара лет выдалась для вас удачной. Рудники простаивают, Горный клан воюет с Равнинным, а теперь еще заварушка в Шотаре поднимет спрос на черном рынке нефрита. Но не думайте, что нефрит превратит вашу шайку полукостных в клан, не воображайте, что за деньги можете стать Колоссом.

В конце концов Хило разозлил Запуньо, губы под усами сжались в морщинистую ниточку. Хило улыбнулся.

– Лучше покончить с контрабандой, пока вы на вершине. Зайдете дальше и принесете свою вонь на Кекон – и потеряете все. Зеленых костей нельзя купить на грязные увиванские деньги.

– Деньги есть деньги, все они грязные, и всех можно купить. – Сердечный тон Запуньо вдруг исчез, маленькие глазки затуманились, и он стал похож на кривозубого мангуста. – Я ошибся, посчитав вас разумным человеком. Мы оба знаем, что я могу обратиться к вашим врагам.

Хило засмеялся.

– Так попробуйте. Айт Мадаши просто сломает вам шею. Горные убили моего брата и развязали войну против моей семьи, чтобы контролировать кеконский нефрит. Если Айт не пожелала делиться с другими Зелеными костями, думаете, она будет иметь дело с вами?

Хило быстро и плавно поднялся. Ийло и другие баруканы рядом с Запуньо потянулись к пистолетам, Хило почувствовал, как Тар и другие шагнули вперед, их ауры загудели.

– Вы использовали моего никчемного родственника как наживку, – спокойно произнес Хило, – и принимали его в своем доме, и потому, даже если как Зеленой кости мне следовало бы убить вас за воровство нефрита, не будем портить этот прекрасный день. Мы поговорили и теперь знаем наши позиции. Все дальнейшее, даже если это и будет не очень приятно, сюрпризом не станет.

Запуньо не сдвинулся с места. Он сунул в рот последний ломтик холодного мяса и заработал челюстями, наблюдая за Хило прищуренными от многих лет жизни в жаркой пыли глазами. Контрабандист сплел пальцы и положил их на живот.

– Конечно, я разочарован, – сказал он. – Я оказал клану любезность, пригласил вас к себе домой и предложил еду и напитки, а вы даже спасибо не сказали. Вы, Зеленые кости, придаете столько значения своей чести, но если не научитесь вежливости по отношению к остальному миру, так и останетесь в хвосте. Но вы верно заметили – нет нужды портить прекрасный день. Я не гордец, Коул-цзен, и готов проглотить ваше поведение. Как всякий человек, который начал с нуля и ничто не принимает как само собой разумеющееся.

Запуньо махнул рукой в сторону двери в сад.

– Можете забрать своего кузена Тейцзе и вернуться в свою страну. Ийло вас проводит.

Как и сказал Запуньо, Тейзце Рюно они обнаружили у бассейна на задах особняка, с коктейлем в увешанной нефритом руке и худой девицей, лежащей на полотенце под боком. Из проигрывателя доносились эспенские песни в стиле джигги. Хило подошел к кузену и встал рядом. Тейцзе пошевелился и снял темные очки – очевидно, он дремал. Несколько секунд он непонимающе пялился на Хило, а потом вскочил, отставил бокал и расправил плавки.

– Кузен Хило, – воскликнул он, всплеснув руками от радости и удивления.

Хило дал ему пощечину. Тейцзе покачнулся и охнул. Хило ударил еще раз, и тот растянулся на земле.

Нога Тейцзе задела бокал, тот перевернулся и разбился. Девица в купальнике завизжала и умчалась, что-то выкрикивая по-увивански, а Хило со злостью пинал Тейцзе в бок.

– Коул-цзен, прошу вас, не надо, – завывал Тейцзе, на четвереньках уползая от Колосса.

Хило последовал за ним, дубася родственника в живот и пах, а потом еще несколько раз ударил в живот.

Тейцзе Рюно был довольно крупным, на полголовы выше Хило, широкоплечий и с длинными руками, и он держал себя в форме, но лишь прикрыл голову ладонями и свернулся калачиком, пока удары Хило не прекратились. Девица с криками вбежала в дом. Ийло стоял в сторонке и наблюдал, как и остальные баруканы и люди Хило. Тар весело хихикал. Когда Хило закончил, ни одна кость Тейцзе не была сломана, но умасленное тело расцвело синяками, и он жалобно стонал.

– Вставай и одевайся, – сказал Хило. – Мы уходим.

Глава 10. Напрасное убийство

Пятнадцать минут спустя они покинули поместье Запуньо. На этот раз их не сопровождали баруканы в серебристых машинах, Хило не попросил, а Ийло не предложил. Смуглый полукостный стоял у двери, наблюдая за отъездом с непроницаемым выражением лица. Садясь в машину, Хило Почуял явственную враждебность нефритовой ауры телохранителя. Ийло был нанятым шотарским головорезом, но он и ему подобные имели причины ненавидеть людей вроде Коулов. Нефрит и происхождение превратили Зеленых костей в героев и неофициальных правителей Кекона, но те же качества сделали баруканов преступниками и изгоями в Шотаре. Хило не сомневался, что по одному слову Запуньо Ийло и его подручные с готовностью покажут, что они не зря носят нефрит, и перебьют всех кеконских гостей.

Сейчас Хило взял в первую машину Тара, Вина и Тейцзе, а Цзуэна, Доуна и Лотта отправил во второй. Всю дорогу Тейцзе прижимал к губе завернутый в бумажное полотенце лед и молчал. Тар открыл окно и сказал:

– Теперь ты видишь, что этот коротышка и его псы-баруканы даже не могут взглянуть нам в глаза? Они просто дали нам уйти. Если это самые крепкие люди из увиванцев, неудивительно, что страна в таком дерьме.

Хило не ответил, сегодня он уже отчитал своего помощника и больше не хотел его отвлекать. Порой Тар становился болтливым, когда чувствовал опасность. Он был верен и свиреп, но не обладал стратегическим мышлением. Как Хило и сказал Вен, Запуньо не станет ничего предпринимать в собственном поместье. Слишком рискованно, слишком очевидно.

Хило откинулся на сиденье и закрыл глаза. Казалось, будто он отдыхает, возможно, даже пытается заснуть. Солнце било ему в лицо, и перед глазами стояла красная пелена, окрасившая даже Чутье, но Хило был настороже и в полной готовности. Когда машина оказалась на дороге в аэропорт, Хило выпрямился и открыл глаза. Около ожидающего их чартерного самолета стояли пять полицейских машин и два мотоцикла.

– Вин, – позвал Хило.

– Двенадцать человек, – тут же откликнулся Палец. – Хило-цзен… они собираются нас убить.

Хило кивнул, но Тейцзе Рюно, впервые открывший рот после отъезда из поместья Запуньо, воскликнул:

– Они приехали за мной. Решили, что я нарушил условия освобождения под залог.

– На тебя им плевать, – сказал Хило. – Им платит Запуньо.

Двое полицейских велели машинам остановиться, Хило приказал водителю подчиниться. Вторая машина тоже остановилась. Хило развернулся к Тейцзе.

– Оставайся в машине. Я обещал твоей матери привезти тебя домой в целости, но только попробуй меня ослушаться, и я разобью ей сердце.

Хило вышел из машины, а за ним и остальные Зеленые кости.

– Руки вверх! Поднимите руки! – приказал через громкоговоритель полицейский.

Он обращался к ним на ломаном кеконском, и это служило еще одним признаком того, что они знают, с кем имеют дело, и все это спланировано заранее. Хило поднял над головой пустые руки и двинулся вперед.

– Стоять! – рявкнул полицейский с громкоговорителем, в голосе звучал страх. – Стоять! В последний раз предупреждаю!

Хило не остановился, а пошел дальше, медленно и осторожно.

– Вы понимаете по-кеконски? – выкрикнул он. – Вы не помешаете нам сесть в самолет. Но я даю вам возможность уйти. Зеленые кости не убивают тех, кто не носит нефрит. Если только эти люди не нарушают наши законы и не выступают на стороне врагов.

Чутье Хило заискрило от скачущих галопом сердец. За спиной он чувствовал напряжение собственных людей, их нефритовые ауры устремились вперед, как скаковые лошади перед стартовыми воротами, а перед собой – вонь страха и мрачную решимость. Хило замедлил шаг.

– Пусть даже Запуньо владеет этим островом и вам приходится брать у него деньги, из-за этого не стоит расставаться с жизнью, – прокричал он и сделал еще один шаг.

Полиция открыла огонь.

Хило резко опустил руки и послал низкую и широкую волну Отражения, которая вертикальным шквалом смела град пуль. Испуганные полицейские продолжили бесполезный обстрел. Все первые выстрелы, как минимум тридцать, предназначались Хило. Именно этого он и добивался, когда пошел вперед один, – прицельную стрельбу проще Отразить. Беспорядочный залп изрешетил бетонную площадку, не долетев до цели, хотя несколько пуль оказались достаточно близко, и Хило пришлось прибегнуть к Броне.

Зеленые кости бросились к нему. Ауры Тара и Цзуэна полыхнули Силой и Легкостью, когда оба перемахнули через полицейские машины. Вытащив нож, Тар приземлился в гущу полицейских, Цзуэн погнул крышу машины, прыгнув на нее, выпрямился с пистолетом в руке и начал прицельную стрельбу.

Доун, Вин и Лотт не отставали от Кулаков. Два увиванца развернулись и побежали к самолету. Лотт достал из ножен на спине два узких кинжала и швырнул их в беглецов вместе с тонким, как лезвие бритвы, Отражением, четко направившим ножи. Ножи взлетели в воздух как две иглы, один попал полицейскому между лопаток, а другой угодил второму в затылок.

Хило шагнул в эту свалку с ножом в руке, схватил полицейского сзади и перерезал ему горло. Второй противник бросил пустой дробовик и со всей силой качка опустил черную дубинку на голову Хило. Хило пригнулся и перебросил его через плечо. Дубинка выскользнула, и Хило подхватил ее левой рукой, прежде чем она упала. Он вложил всю Силу в удар с размаха и треснул увиванца дубинкой по коленям, а потом врезал рукояткой по подбородку, сломав ему челюсть. Тот рухнул.

Хило огляделся в поисках следующего противника, но не осталось ни одного. Его люди привыкли драться с другими Зелеными костями, с этой стычкой даже не сравнить. Противники были плохо подготовлены и не обладали нужными навыками, и близко не кеконцы.

Когда Хило осматривал тела, в нем вспыхнула ненависть к Запуньо – почти столь же сильная, как и к Айт Маде. Увиванский криминальный князек сидел в безопасной и роскошной крепости, под охраной баруканов, которые могли бы посоперничать с Зелеными костями, но не стал ими рисковать. Он велел подкупленным полицейским убить Хило за сопротивление при аресте.

Напрасное убийство.

Некоторые лежащие на земле были еще живы, но ни один не представлял угрозы, и Хило приказал Кулакам их не трогать. Они вернулись в машины, забрали вещи и Тейцзе Рюно, побледневшего при виде этой сцены, и спокойно сели в самолет. Кеконский пилот служил клану и не сообщил о стычке по радио, а терпеливо ждал, как его и просили.

Пуля чиркнула по плечу Цзуэна, а у Доуна прошла навылет через икру, не задев кость.

– Я был неосторожен, Коул-цзен, – сказал тот, поморщившись, но выглядел он смущенным из-за того, что получил ранение в такой неравной битве.

Хило нашел в самолете аптечку и передал ее в салон, но велел пилоту взлетать немедленно. Двухмоторный самолет разогнался по взлетной полосе и поднялся в небо, оставив залитый кровью аэродром и зеленые поля Тиалуйи далеко внизу.

По пути домой Хило проверил Цзуэна и Доуна. Убедился, что кровотечение остановлено и они получают достаточно воды. Тар пребывал в расслабленном расположении духа, как будто жестокая стычка избавила его от раздражения. Он растянулся на сиденье и дремал. Хило устроился рядом с Лоттом, который сидел в последнем ряду и глазел в иллюминатор на океан.

– Я встречал только одну Зеленую кость, такого же умелого метателя ножей и с таким же направленным Отражением, – сказал Хило.

– Моего отца, я знаю, – отозвался Лотт, по-прежнему глядя в окно.

Он был смущен и расстроен, судя по полыхающей нефритовой ауре, хотя, как свойственно подросткам, и притворялся, что это не так.

– Во всем остальном ты не особенно похож на отца, – добавил Хило.

Плечи Лотта окаменели.

– Мне жаль, если я вас разочаровал, Коул-цзен.

– Я этого не говорил. Твой отец был Зеленым до мозга костей, одним из самых грозных и преданных Кулаков, да узнают его боги. Но он бывал жестоким без причины и не заботился о людях. Ты мне кажешься другим.

– Я ведь убил тех людей, верно? Я знаю, вы взяли меня с собой, чтобы посмотреть, на что я способен.

Хило был уверен, что при других обстоятельствах Лотт никогда бы не заговорил с Колоссом клана с такой откровенной обидой, но парень впервые убил человека, и его переполняют чувства, он не знает, как себя вести. Да и кто может точно знать, как себя вести? Все ведут себя по-разному. Одни блюют, другие радуются, третьи ничего не чувствуют.

– Ты убил только одного, – сказал Хило. – Того, которому попал в затылок, но другой выживет.

Он не был уверен на этот счет, но Лотт будет чувствовать себя лучше, так почему бы не сказать? Палец не ответил и даже не повернул головы.

– Лотт-цзен, смотри на Колосса, когда он с тобой разговаривает, – потребовал Хило резким тоном.

Лотт вздрогнул, как привыкший к наказаниям мальчик, и с виноватым видом быстро повернулся к Хило. Сомнения на его лице сменились вызовом, но он не смел встретиться взглядом с Хило, опустил голову и пробормотал:

– Простите за непочтительность, Коул-цзен.

С первой встречи с Лоттом Хило отметил его как мрачного подростка с переменчивым настроением, что тогда было вполне простительно, но теперь он Зеленая кость и должен научиться себя вести. Хило смотрел все так же сурово, но через минуту произнес уже намного мягче:

– Я всегда готов простить друга, иначе как можно рассчитывать на честность? Я взял тебя в поездку не для того, чтобы ты себя проявил. Я взял тебя, потому что в прошлом году ты вышел ко мне прежде остальных однокурсников и поклялся в верности, это я запомнил. Когда доходит до выбора, кого из братьев я хочу узнать лучше, с кем хочу стоять рядом в драке насмерть, такие вещи имеют значение.

Лотт не поднял головы, но через секунду кивнул, и его нефритовая аура успокоилась до слегка недовольного гула. Хило развернулся и достал из холодильника две бутылки газировки из манго, открыл их и протянул одну Лотту, тот сразу осушил половину.

– Ты не знал тех людей, с которыми сегодня дрался, и ничего против них не имел. Вот почему тебя беспокоит то, что ты их убил. Это вполне естественное чувство, иначе мы были бы не лучше животных. Конечно, некоторые люди именно такие, даже Зеленые кости, но, к счастью, их не так уж много.

Хило тоже глотнул лимонада.

– Люди рождены эгоистами. Дети – самые большие эгоисты, хотя они беспомощны и не способны выжить самостоятельно. По мере взросления мы лишаемся эгоизма – вот что такое цивилизация, вот что ставит нас выше животных. Если кто-то тронет моего брата, он оскорбит и меня – таковы клятвы нашего клана. Те люди были не твоими врагами, но нашими врагами. Ты ведь это понимаешь, Лотт-цзен?

Палец задумался.

– Да, Коул-цзен.

Хило опустил руку ему на плечо и задержал ее там на мгновение, а потом встал и пересел, чтобы дать молодому человеку возможность поразмыслить в одиночестве. Будучи Штырем, Хило считал жизненно важной частью своей работы наставлять Пальцев, а самых многообещающих опекал лично. Он еще не был уверен насчет Лотта, но обрадовался, что сумел лично с ним поговорить, иногда эти несколько слов имеют значение.

Хило допил газировку и положил бутылку на пустое сиденье рядом. Он наклонил голову к маленькому иллюминатору и уставился на далекий горизонт. В голове отдавались шум и вибрации пропеллера. На полпути домой от островов Увива смотреть было не на что – только океан, отделяющий Кекон от ближайших соседей. По другую сторону этого бесконечного водного пространства лежала Эспения и город Порт-Масси, где теперь жил Анден.

Хило посмотрел через проход на окровавленного кузена Тейцзе Рюно, до сих пор как идиот прикладывавшего лед к ссадинам на лице, и ощутил дикое желание вышвырнуть его из самолета и посмотреть, как он будет падать в воду. Повернувшись обратно к иллюминатору, Хило нахмурился. Вид у него стал куда более мрачным и задумчивым, чем когда Хило пытался успокоить Лотта.

Глава 11. Порт-Масси

Анден вылетел из жанлунского международного аэропорта через неделю после похорон приемного деда. Полет длился одиннадцать с половиной часов. Андену казалось, что он находится в камере тюрьмы накануне казни. Только вместо алтаря размером с обувную коробку и медитирующих монахов, которые должны облегчить его совесть перед загробной жизнью, здесь были стопки потрепанных журналов со светскими сплетнями и модой, а еще стюардессы, в пелене сигаретного дыма разносящие одеяла и горячий чай.

Анден принял снотворное и отключился на бо́льшую часть полета. Когда он проснулся, самолет шел на посадку, и Анден сонно поднял шторку иллюминатора, чтобы бросить первый взгляд на иностранный город, куда его изгнали. Словно спящий под одеялом щетинистый зверь, Порт-Масси раскинулся под толстым слоем тумана, слегка оранжевым от закатного солнца. Стальные и бетонные небоскребы торчали на берегу густыми пучками – там, где огромная река Камрес вливалась в залив Виттинг, встречаясь с Амарическим океаном. Анден поискал известные сооружения, которые видел на фотографиях и по телевизору, – мост «Железное око», небоскреб «Мачта», статую Хранителя порта. До сих пор он так до конца и не верил, что покидает Кекон, но наконец-то это становилось реальностью, и когда шасси самолета стукнулись о поле, его сердце ответило глухим толчком трепета и страха.

В зале выдачи багажа он забрал свой чемодан и остановился, нервно осматривая толпу, пока не заметил пожилую пару кеконцев, держащих табличку с его именем. Он подошел к ним и спросил:

– Госпожа и господин Хиан?

Они посмотрели на него с удивлением, словно ожидали увидеть кого-то другого. У мужчины были добрые глаза и кудрявая бородка с проседью, чуть темнее седых волос на голове. У женщины – широкое румяное лицо и на удивление мало морщин для ее возраста.

Анден поставил чемодан и сказал:

– Я Эмери Анден. Спасибо, что пригласили меня к себе. Да благословят вас боги за доброту.

Он прикоснулся сомкнутыми ладонями ко лбу в почтительном приветствии.

Если внешность Андена поначалу и смутила пару, то от его кеконского выговора и почтительных манер они оттаяли.

– Ох, нам это не сложно, мы любим принимать студентов, – сказал господин Хиан с улыбкой, тоже прикоснувшись ко лбу.

Жена повторила жест и спросила:

– Как прошел полет? Очень долгий, да? Мы всего дважды бывали на Кеконе с тех пор, как сюда переехали, уж больно долго лететь! Мой старый организм этого уже не вынесет.

Ее муж попытался взять чемодан Андена, но Анден настоял на том, что понесет сам, и супруги повели его из аэропорта на парковку.

Господин Хиан вел машину, его жена заняла переднее сиденье. Это была самая маленькая и старая машина, в которой доводилось ездить Андену, с коричневой тканевой обивкой и приборной доской под дерево, а стекла опускались только наполовину. Анден сидел сзади и рассматривал улицы и здания. Воздух был влажным, но не сравнить с жанлунской душистой моросью, здесь сырость была прохладной и серой. От решеток на тротуарах поднимался пар, люди спешили мимо витрин с манекенами в ярких, блестящих нарядах. Рядом с вокзалом уличные музыканты барабанили по перевернутым ведрам, но мало кто обращал на них внимание. Двухэтажные автобусы плевались черными выхлопами. Крупнейший город Эспении выглядел недружелюбным и сумрачным, изображающим лихорадочную активность рисунком на буром холсте из кирпича и бетона. И куда ни посмотри – везде эспенцы.

– Так у тебя есть родня в Эспении? – как бы невзначай спросил господин Хиан.

– Нет, – ответил Анден, но понял, что под простым вопросом скрывается любопытство по поводу его происхождения, и добавил: – Мой отец был эспенцем, но я родился на Кеконе. Здесь я впервые.

Странно было говорить об отце, иностранце, которого он никогда не знал, да и не желал знать. Но еще удивительнее – находиться на его родине.

Хианы обитали в нижнем течении Камреса, эта часть города называлась Южный капкан. Это был рабочий квартал, населенный главным образом иммигрантами, с многоэтажными, плотно стиснутыми кирпичными домами, напомнившими Андену Папайю или Кузницу в Жанлуне. Хианы жили в одном из лучших домов – желтом двухэтажном строении на оживленной улице. По узкой лестнице Анден внес чемодан в гостевую спальню с окнами, выходящими в переулок. Комната была размером с его спальню в Академии и гораздо меньше уже привычного жилища в пляжном домике семьи Коулов в Марении. Но здесь было уютно, одеяло толстое и мягкое, над изголовьем кровати висела акварель с туманными горами. На комоде – ваза с тремя ветками синих искусственных цветов.

Госпожа Хиан приготовила настоящий кеконский ужин из жареной курицы в молоке, тушеных овощей и лапши в чесночном соусе. Анден был горячо благодарен за знакомые блюда и без труда съел несколько порций, чтобы показать, как он это ценит.

– Ешь, сколько влезет, – поощряла его госпожа Хиан. – Эспенская кухня не особо хороша. Я всегда прошу сына чаще приходить на ужин, но он так занят, и на дорогах такие пробки. Вот почему он похудел.

У Хианов было два сына. Старший, о котором шла речь, жил в северной части города, продавал медицинское оборудование и часто бывал в разъездах. Именно он и перевез родителей в Эспению десять лет назад. Младший сын учился в аспирантуре исторического факультета Вотерсгардского университета в Адамонте.

– Бесполезная степень, – вздохнул господин Хиан. – Но дети занимаются тем, к чему лежит душа.

После ужина госпожа Хиан вымыла посуду, и Анден достал подарки, которые вручила ему Шаэ: бутылку дорогого хоцзи, конверт с наличными в эспенских талирах и зеленый керамический чайник, завернутый в газету, чтобы не разбился в пути. Хоцзи и деньги были просто символами – Анден знал, что супругам будут ежемесячно платить. Чайник значил больше. Господин Хиан поднял крышку. Внутри красовалась круглая эмблема Равнинного клана. Подарок зеленого цвета с эмблемой клана служил знаком дружбы Зеленых костей и придавал статус. Для человека вне клана он означал, что тот может рассчитывать на ответную благодарность за свою помощь.

Супруги тепло поблагодарили Андена и поставили чайник на кухонную полку рядом с фотографией сыновей. Господин Хиан предложил Андену рюмку превосходного хоцзи, и они вместе выпили за обеденным столом.

– На Кеконе боятся возможной войны? – спросил господин Хиан.

Сначала Анден смутился. На мгновение он решил, что речь о войне кланов, Горного и Равнинного.

– Вы про столкновения в Шотаре? – спросил он, поняв, что неправ. – Наверное. Я не особо слежу за новостями.

Он не стал объяснять, что последний год торчал в сонной прибрежной деревушке.

– А здесь часто говорят о войне в Оортоко, – сказал господин Хиан.

Восточная провинция Шотара, известная в Югутане как Ортыкво, лежала на границе и давно была спорной территорией из-за многочисленности населяющих ее этнических югутанцев. Три месяца назад местные повстанцы провозгласили независимость от Шотара. Шотарское правительство отвергло это одностороннее заявление и отправило на подавление восстания войска, но они натолкнулись на хорошо вооруженные отряды, почти открыто поддерживаемые Югутаном. Шотарцы обратились к Эспении за помощью.

– Если эспенские войска пошлют сражаться с мятежниками в Шотаре, может начаться война с Югутаном. – Господин Хиан озабоченно покачал головой. – Племянник говорит, что Кекон тоже будет вовлечен, потому что у эспенцев там база, а их солдатам нужен нефрит.

– Я уверен, что он прав, – сказал Анден. – В офисе Шелеста наверняка знают, что грядет.

Племянник господина Хиана был старшим Барышником в башне на Корабельной улице, он учился в Академии на одном курсе с Коулом Ланом, и Вун Папидонва поручился перед Шаэ, что Хианы позаботятся об Андене в Эспении.

– А что насчет тебя, Анден? – с любопытством спросила госпожа Хиан. – Каков твой ранг в клане?

Она не сказала «место в клане» или «часть клана». Большинство жителей Жанлуна так или иначе были связаны с кланами Зеленых костей, но иметь ранг – совсем другое, это слово означало определенный статус и относилось к тем, кто носит нефрит.

Вероятно, племянник господина Хиана сказал, что Анден – выпускник Академии Коула Душурона. Они наверняка озадачены тем, что не видят на нем нефрита. Анден помедлил. Ему не хотелось, чтобы хозяева потеряли к нему уважение, но и врать не хотелось.

– У меня был ранг, но мой кузен – Колосс, и он решил, что мне следует учиться в Эспении.

На мгновение он представил, что говорит о Лане, а не о Хило, и нахлынули печаль и жалость к самому себе – при жизни Лана Анден не был бы здесь.

Хианы закивали, наверняка понимая, что в истории Андена кроется что-то еще, но расспрашивать не стали.

– Тебе повезло иметь такую могущественную семью, которая может финансировать твое обучение, даже если приходится ради него ехать на другой конец света, – сказал господин Хиан. – Но ты наверняка утомился. Пора спать.

– Господин Хиан… – начал Анден, но тот поднял руку, остановив его.

– Твой кузен попросил нас о тебе позаботиться, – сказал старик. – Пока ты в Эспении, считай нас своей семьей. Можешь спрашивать обо всем, о чем спросил бы родных.

Анден кивнул.

– Дядя, вам нравится жить в Эспении?

Господин Хиан почесал бороду и задумался.

– Вполне, – ответил он. – Конечно, это не Кекон. Кухня, язык, традиции эспенцев всегда кажутся странными. Но здесь есть и хорошее. А что самое важное, здесь наши сыновья. Твой дом всегда там, где семья.

Его жена кивнула.

После долгого сна в самолете под снотворным Анден не мог заснуть, добравшись до кровати. Общежитие в Академии, резиденция Коулов в Жанлуне и пляжный домик в Марении были тихими, туда не долетал городской шум. Теперь Анден всю ночь слышал людские голоса, машины, сирены и другие звуки города, находящегося прямо за окном. Несколько часов Анден лежал без сна и чувствовал себя совершенно несчастным.

Шаэ записала его на курс «Эффективный эспенский для иностранцев» (ЭЭДИ) в городском колледже. Весенний семестр начинался на следующей неделе. Господин Хиан объяснил Андену, где сесть на автобус, и в первый день поехал вместе с ним. Анден знал около тридцати слов на эспенском, в основном из поп-культуры. В Академии были занятия по эспенскому, но Анден отучился только один семестр и бросил курс в пользу дополнительных занятий по Отражению. В то время он не считал, что эспенский может как-то пригодиться. Навыки в нефритовых дисциплинах были гораздо важнее, если он собирался стать Кулаком Равнинных.

На курсах оказалось пятьдесят студентов из разных частей света. В группе училось четверо тунцев и два шотарца, но единственный кеконец – Анден. Преподавала мужеподобная женщина с волосами пшеничного цвета. Когда Анден ответил на вопрос, откуда он, сначала она решила, что это Каллон, город в Степенланде. Студенты сидели за круглыми столами и пытались познакомиться. Анден решил быть вежливым, но он здесь не для того, чтобы заводить друзей. К тому же во время обеденного перерыва все быстро скучковались на почве национальности. Анден мог бы присоединиться к ту́нцам, но не стал, потому что инстинктивно не доверял им. Кеконцы всегда считали себя высшей нацией по сравнению с соседями.

Анден считал, что есть два способа действовать в такой ситуации: предаться отчаянию и провести весь год как во сне или стиснуть зубы и доказать, что он способен справиться с таким наказанием. Хотя начал он как наименее подготовленный студент, Анден решил трудиться усерднее остальных. Корпение над книгами никогда не было его сильной стороной, и Андена не удивило, что чтение и письмо по-эспенски давались ему с трудом, но разговорный язык он схватывал лучше. При любой возможности, сидя в столовой, на скамейках в городе или на автобусных остановках, он прислушивался к разговорам, иногда мысленно повторял слова и беззвучно проговаривал их одними губами. Он цеплялся за мысль, что чем быстрее окончит учебу, тем быстрее вернется домой.

В последующие месяцы, когда он не был на курсах или не занимался дома, Анден старался быть полезным хозяевам. Работая в мебельном магазине в Марении, он научился обращаться с инструментами и привык к тяжелому труду. Анден починил покосившуюся дверь, законопатил дыры в оконных рамах и сколотил из ненужных досок ящик для обуви. Он сопровождал Хианов в магазины и носил сумки.

– Это мы должны платить за то, что ты живешь с нами, – воскликнула госпожа Хиан. – У нас и раньше жили студенты, но им хотелось гулять, исследовать город и развлекаться. А ты столько работаешь!

Квартал напоминал лоскутное одеяло, в нем бок о бок находилось несколько этнических анклавов. Вокруг дома Хианов жили многочисленные кеконские семьи, но Анден мог перейти дорогу и очутиться в тунской зоне, где жители окликивали детей на своем гортанном наречии, а глаза слезились от дыма, поднимающегося от глиняных горшков на мини-жаровнях, стоящих перед каждым крыльцом. Дальше район Южный капкан простирался на запад до Лохвуда и на восток до Кинса, а населяли его эспенский рабочий класс и беднота.

Как-то раз Анден опоздал на автобус. По стандартам Порт-Масси это был теплый весенний день, и Анден решил дойти до Хианов пешком. Это заняло почти два часа, но он гордился, что сумел найти дорогу в чужом городе и лучше понять его планировку. По пути Андену захотелось пить, и он зашел в магазин на углу, чтобы купить газировку и пакетик орешков. Владелец магазина, крупный усатый мужчина, сказал какую-то любезность. Поскольку Анден еще не был уверен в своем эспенском, он просто кивнул и улыбнулся. Такое случалось постоянно – внешне его могли принять за эспенца, и всегда возникала неловкость, если с ним пытались заговорить незнакомцы.

Когда он был на пути к двери, вошли двое мужчин. Они не стали выбирать товары, а сразу направились к прилавку. Поначалу они разговаривали с хозяином вежливо, но быстро начали угрожать и грубить. Анден помедлил на пороге, а когда развернулся, то увидел, как хозяин нервно отсчитывает банкноты и передает их посетителям. Он бросил взгляд на Андена, как будто надеялся на помощь. Анден застыл в нерешительности, с одной рукой на дверной ручке. Он не знает этих людей, не знает, что происходит, и не хочет влезать в неприятности.

Денег оказалось явно недостаточно, потому что последовала новая перебранка. Один мужчина дернул полку у прилавка, рассыпав по полу леденцы и солнцезащитные очки. Владелец магазина громко возмутился. Второй громила схватил его за волосы и стукнул лбом о кассу – судя по звуку, удар был болезненным, – а потом оттолкнул. Хозяин упал. Налетчики ушли, Анден шагнул в сторону, пропуская их. Один помедлил и бросил ему в лицо:

– Чего пялишься?

Впервые Анден так четко понял эспенские слова, но второй потянул своего товарища за дверь, и та со звоном захлопнулась за ними.

Пульс Андена скакал галопом. Ему хотелось что-то сделать, но он не знал что. Он чувствовал, что не стоило мешать тем людям, но не знал, как положено вести себя в Эспении, когда видишь нечто подобное. В Жанлуне он бы поскорее доложил о происшествии Пальцу клана или Кулаку, если бы сумел его найти.

Владелец со стоном поднимался на ноги за прилавком. Похоже, он не был сильно ранен, и Анден, стыдясь самого себя, но не желая больше общаться с этим бедолагой, сбежал на улицу.

Хианы расстроились из-за его позднего прихода и пожурили за то, что не позвонил с просьбой его забрать. Но еще больше они огорчились, когда Анден рассказал о случившемся по пути.

– Это люди из Бригады. Работают на Босса Кромнера, – объяснил господин Хиан. – Больше не ходи туда!

Андена не беспокоило, что он не может зайти в какую-то часть города. Скорее, в наличии в Порт-Масси кланов и их территорий было что-то ободряющее – это же почти как в Жанлуне. Хозяин того магазина был кем-то вроде Фонарщика, а тех двоих прислали собрать положенные платежи. Анден обрадовался, что не стал вмешиваться в дела неизвестного клана, но происшествие его встревожило, поскольку те люди вели себя слишком грубо.

На Кеконе Зеленые кости редко обращаются так с Фонарщиками, даже с причиняющими беспокойство. Кланы вплелись во все аспекты общественной жизни, и невыплата дани означала потерю покровительства клана, что вело к многочисленным сложностям. Ненадежный Фонарщик с трудом мог открыть счет в банке, купить дом и отправить детей в школу. Нет нужды угрожать или бить.

Анден размышлял над этим, прихлебывая имбирный суп госпожи Хиан.

– А почему владелец магазина не попросит этого Кромнера о снижении выплат? – спросил он.

Анден знал, что его кузина Шаэ как Шелест клана часто обсуждает размер дани с Фонарщиками, правда, уровнем выше, чем владелец магазинчика на углу.

Господин Хиан хмыкнул, но посерьезнел, поняв, что Анден не шутит. Он встал, порылся в картонной коробке на полу, куда складывали старые газеты, и вытащил «Известия Порт-Масси» за прошлую неделю. Он полистал страницы в поисках нужной. Потом положил газету и указал на черно-белую фотографию крупного эспенца в темном костюме и галстуке, выходящего из черного ZT «Бык» под руку с женщиной в белой шубе. Анден еще плохо читал по-эспенски, но в заголовке говорилось что-то про коррупцию в полиции.

– Блейз Кромнер – дрянной человек. Преступник. Продает наркотики и женщин. Все делают его люди, так что его ни разу не могли схватить, но у него отличная машина, отличная одежда, он разъезжает по вечеринкам и любит фотографироваться. Думаешь, ему есть дело до владельца магазина? Да он даже не знает, кто это. – Господин Хиан сложил газету и бросил обратно. – Анден-се, Бригады не похожи на кланы. Их волнуют только деньги. Они никогда не дают, только берут. Тот владелец магазина все платит и платит, но ничего не имеет взамен.

Через две недели Анден получил еще один шокирующий урок местной культуры, на этот раз ближе к дому. Он возвращался вечером домой и нес Хианам сумку с продуктами и тут услышал крики из открытого окна через дорогу.

Такое было в порядке вещей – живущая там кеконская пара постоянно устраивала перебранки, порой супруги кричали друг на друга до поздней ночи. Мужской голос был четким:

– Я убью тебя, мерзкая сука!

Последовал шум драки и снова крики с обеих сторон, а потом вдруг женщина выбежала из двери в одной ночной рубашке и бросилась прямо под проезжающие автомобили.

Анден уже представил, как машина врезается в нее, как в выскочившую на шоссе овцу, и подкидывает через капот. Проезжающий мимо велосипедист вильнул в сторону и спрыгнул, ругнувшись от неожиданности. Анден уронил сумку с продуктами и побежал туда, хотя и понимал, что не успеет вовремя.

Молодой велосипедист подскочил к обезумевшей женщине и, подключив Силу и Легкость, оттащил ее на тротуар. Машины промчались мимо на расстоянии ладони, громко сигналя. Выбежал потрясенный муж – без рубашки, пьяный и взбешенный – и что-то неразборчиво завопил. Но тут же покачнулся, когда велосипедист бросил ему в колени волну Отражения. Муж попытался все же двинуться дальше, но тут вторая волна Отражения угодила ему в солнечное сплетение, и он грузно осел, как будто наткнулся на веревку, натянутую поперек пути.

Жена с рыданиями вбежала в соседний дом, даже не потрудившись поблагодарить спасителя. Через минуту муж встал и ретировался обратно домой, бормоча ругательства, но не поднимая полного ненависти взгляда.

Анден наконец-то обрел дар речи.

– Ты – Зеленая кость! – выкрикнул он по-кеконски.

Молодой человек посмотрел на него с другой стороны улицы и смахнул со лба растрепавшиеся волосы, как будто для того, чтобы лучше разглядеть Андена. Он засмеялся, сверкнув белыми зубами.

– А ты – дурачок с острова, – прокричал он в ответ.

А потом отряхнул брюки и подобрал велосипед.

Анден уставился на него с открытым ртом. Он не видел на велосипедисте нефрита, но камни могут где-то скрываться. Зеленая кость перебросил ногу через потертое седло и снова посмотрел на Андена, по-прежнему стоящего на тротуаре рядом с рассыпавшимися продуктами.

– Тебе и в голову не приходило, что и в других частях света люди носят нефрит?

Велосипедист насмешливо помахал Андену и начал крутить педали, его икры напряглись, мускулистые плечи наклонились над рулем. Анден смотрел ему вслед, пока молодой человек не скрылся из виду.

Возможно, не все в Эспении такое уж странное и невыносимое, решил он.

Глава 12. Необходимые действия

Встреча Колоссов Горного и Равнинного кланов состоялась в городе Гохей, в семидесяти пяти километрах от центра Жанлуна. В последний раз Коул Хило и Айт Мада виделись год назад в Зале Мудрости, во время переговоров, продлившихся несколько дней под патронажем посреднического комитета Королевского совета. В отличие от той встречи, созванной лишь на публику, хотя оба клана понимали, что она не приведет к настоящему соглашению, о Гохее знали только несколько Зеленых костей верхушки обоих кланов.

Гохей находился под контролем мелкого клана Черный хвост, не платящего дань и не связанного ни с Горными, ни с Равнинными, так что встреча состоялась на нейтральной территории. Предполагалось, что она займет лишь один день. Каждый клан оплатил присутствие монахов из храма Божественного Возвращения. Все эти детали согласовали Шелесты, показав тем самым, что переговоры следует воспринимать всерьез.

Хило, Шаэ, Кен и небольшая группа их ближайших помощников – Тар, Вун и Цзуэн – прибыли в Гохей вскоре после полудня, их приняли в доме Колосса клана Черный хвост. Дарн Сошунуро, его жена и трое детей с почтением поприветствовали гостей. Не присутствовал только старший сын Дарна, он находился где-то в другом месте. Вполне понятная предосторожность, никто не стал бы винить за нее семью, учитывая небольшую, но страшную вероятность, что переговоры закончатся драматично и в этом обвинят хозяев, или они окажутся в центре заварушки.

Дядя Дарна был боевым товарищем Айта Югонтина и Коула Сенингтуна, но после войны отказался от жизни в мегаполисе, предпочитая устроиться в небольшом городке. С благословения Айта и Коула он основал собственный маленький клан и взял на себя Гохей, в то время сельский центр и место для торговли с племенами абукейцев. Здесь также останавливались путешественники по пути в Жанлун.

Через несколько десятилетий экспансии Жанлуна Гохей превратился, скорее, в далекое предместье (по пути сюда Хило почти не заметил прорех в городском ландшафте), и Дарну Сошу было крайне важно оставаться в хороших отношениях как с Горным, так и с Равнинным кланом, сохраняя тем самым независимость собственного. Даже если со временем Черный хвост все равно стал бы данником большего клана, Дарн был мудрым Колоссом и хотел, чтобы этот переход прошел мирно.

Он видел, какое кровопролитие способны устроить крупные кланы, и не хотел навлечь его на свою семью, только половина которой носила нефрит. А потому он предоставил свой дом в полное распоряжение гостей, обустроив для переговоров большую светлую террасу, принес стулья и поставил кувшин с холодным лимонным чаем и стаканами в центре стола. В углах комнаты стояли два монаха, другие два расположились в коридорах по соседству, так что никто на этаже не остался без духовного благословения. Хило поблагодарил Дарна, а Вун незаметно передал его жене зеленый конверт за хлопоты.

Хорошо, что Хило уже поговорил в машине с Шаэ и Кеном и мысленно подготовился к встрече, потому что Айт Мада и ее люди прибыли уже через несколько минут. Когда они вошли в комнату, нефритовые ауры затопили Хило, на их фоне как будто даже померк вливающийся через большие окна солнечный свет. Хило впервые увидел вблизи Нау Суэна, нового Штыря Горных, взгляд и Чутье Хило чуть дольше задержались на человеке, заменившем Гонта Аша.

Нау был высоким и поджарым, и хотя ему было слегка за пятьдесят, выглядел он как человек, встающий с рассветом и пробегающий пять километров еще до завтрака. Нау носил свой нефрит на кожаных браслетах на запястьях, как студенты, возможно, потому что прежде работал наставником в школе Храм Ви Лон. Немигающий взгляд и холодная, пульсирующая нефритовая аура предполагали, что от него ничто не скроется.

Айт Мада не изменилась и была такой же непритязательной внешне, в синих брюках и белой блузке, но с густой аурой и пристальным взглядом.

– Коул-цзен, – сказала она и устроилась поудобней в одном из двух кресел, стоящих у стола. Штыри и Шелесты заняли места чуть позади Колоссов, а остальные Зеленые кости выстроились у стен.

Дарн с женой внесли тарелки с легкими закусками – ломтиками фруктов, булочками с орехами, соленым мясным печеньем – и разлили холодный чай по стаканам. За родителями следовала младшая дочь Дарна, девочка лет восьми. По кивку Колоссов Дарн велел дочери налить себе чай и попробовать закуски, заверяя тем самым, что с угощением все в порядке. Дарн поклонился Айт и Коулу, опустил жалюзи на окнах и молча вышел.

Айт заговорила первой:

– Полагаю, Шелест объяснила цель этой встречи.

Хило прищурился в ответ на уничижительный намек, что ему надо объяснять даже простейшие вещи. Так пусть Айт и дальше считает его обычным головорезом, Хило не собирался ее разубеждать. Он откинулся на спинку кресла и сунул в рот целую булочку с орехами, неспешно пожевал и проглотил.

– Мы здесь потому, что вы надеялись уже захватить город к этому времени, а всех, носящих фамилию Коул, отправить на корм червям, но этого не случилось. – Он развел руками и холодно улыбнулся. – Переговоры начинаются, когда боевые действия заканчиваются неудачей.

– Если кто-либо из нас мог победить в войне с помощью сабель, Коул-цзен, – с ноткой нетерпения ответила Колосс Горных, – мы бы уже этого добились. А теперь оказались в уязвимой позиции, как и вся страна. В государственную казну не поступают деньги от экспорта нефрита. Заварушка в Оортоко превращается в схватку главных мировых держав, и они с жадностью смотрят на простаивающие нефритовые рудники, необходимые их армиям. Если мы продолжим в том же духе, то подложим свинью правительству, истощим запасы нефрита обоих кланов, потеряем поддержку людей и сделаем страну легкой мишенью для иностранцев. Общественность это понимает, как и Королевский совет, и контрабандисты вроде Запуньо. Только от нас зависит, избежим ли мы этой катастрофы.

Хило бросил на Колосса Горных пронизывающий взгляд.

– Если КНА снова начнет работу, то по новым правилам. Весь нефрит должен добываться официально, никакого воровства. – Он слегка изогнул губы. – Мне следовало бы сказать «больше никакого воровства». Вы так и не выплатили кеконскому Казначейству долг за «финансовые неувязки», который обнаружил в прошлом году аудит.

Айт не стушевалась.

– Давайте не будем снова в этом копаться, Коул-цзен. Всем плевать на финансовую отчетность трехлетней давности. Вы перестанете ворошить тему о так называемых злоупотреблениях, и мы согласимся на меньшую долю в КНА в следующие три года. Шелесты просчитают точный процент, который удовлетворит совет директоров.

Хило передернул плечами. Он и не ожидал, что Горные ответят за украденный нефрит, Айт говорила то, что он предвидел.

– Прекрасно. Это что касается КНА. А теперь о контрабанде. Жулье из Ти Пасуйги работает и в городе, и по всей стране. Запуньо не волнуют территориальные границы, как не будут они волновать и иностранцев. Мирное соглашение означает, что оба клана в равной мере будут бороться с черным рынком, разделываясь с каменными рыбками, дилерами «сияния» и зарубежными бандитами, которые расплодились как сорняки, пока мы дрались друг с другом. Если один клан будет прикладывать больше усилий, то другой может воспользоваться этим, чтобы занять незащищенные территории.

Айт наклонила голову.

– Мой Штырь совместно с вашим проследят за тем, чтобы мы совместно боролись с контрабандой. Мы согласны, что с ней следует покончить. Мы не сдвинемся с наших территорий, пока спорные районы разделены справедливо.

– Разделены справедливо, – с презрением повторил Хило.

Никакой раздел не удовлетворит оба клана, три дня прошлогодних переговоров в Зале Мудрости ясно дали это понять. Не имеет значения, какому клану принадлежат городские районы, другой бесконечно будет оспаривать границы. Мысль об уступке какого-либо района Горным вызывала у Хило ярость, но он знал, что эту проблему можно решить только быстро и напрямик.

– Смотря о чем идет речь – о площади или ценности.

– О ценности, – ответила Айт.

Хило поморщился – он мог бы и догадаться. Он обернулся через плечо, чтобы проконсультироваться с Шаэ, и снова посмотрел на Айт.

– Мы оставим за собой шоссе Бедняка и остальную Трущобу.

Крупнейшие игорные дома города были не только самым прибыльным и символическим приобретением клана, но и стратегическим подарком компаниям Равнинных в туристической отрасли.

– Тогда мы возьмем Острие к югу от улицы Патриота и Топь, – немедленно отозвалась Айт, явно заранее разобравшись в приоритетах соперника.

– Три четверти Топи, – поправил ее Хило. – Западнее Двадцатой улицы.

Таким образом Равнинные сохранят влияние по обеим сторонам бульвара Хайно и создадут буферную зону для Старого города. И все-таки это была значительная уступка, тем более что Тар и его люди так яростно сражались в прошлом году, чтобы заполучить этот район. Хило Почуял за своей спиной недовольство помощника, но они пришли сюда, понимая, что придется с чем-то расстаться.

– Наши Шелесты проведут подсчеты, – сказал Хило.

– Конечно, – ответила Айт.

– И вы отдадите нам Юна Дорупона, – сказал Хило.

– Он живет без охраны в Опии, – не моргнув глазом отозвалась Айт, словно сообщала, который час. – Ваши информаторы могут это подтвердить.

Хило почувствовал, как аура Шаэ слегка дернулась, но сам он не отреагировал.

– И еще кое-что, – сказал Хило. – Мой кузен Анден. Вы знаете, что он не носит нефрит. И пока так оно и остается, не важно, где он, никто из Горных и близко к нему не подойдет. Сейчас он учится за границей, но с каждым днем мир становится все меньше. Если с ним случится что-нибудь подозрительное, я буду винить присутствующих в этой комнате. Смешно растолковывать правила айшо, как для дошколят, но так уж обстоят дела.

Айт это как будто повеселило.

– Пока я остаюсь Колоссом, а Эмери Анден не носит нефрит, мы к нему не подойдем и не станем мстить за смерть Гонта Аша. – Взгляд Айт был ледяным, но уголки губ приподнялись. – Так мы пришли к соглашению, Коул Хилошудон?

Хило никогда не представлял себя в такой ситуации. Он мог представить себя мертвым, это он воображал бессчетное число раз, но не мыслил себя в такой ситуации, нос к носу с врагом, спокойно ведущим переговоры о мире. Он не особенно верил в загробную жизнь, как полагалось бы дейтисту, но, наверное, сейчас все духи погибших за клан смотрели на него с осуждением: его брат Лан, Кулаки Сатто, Гаун и Лотт, десятки Пальцев, принесшие ему клятву, – многие воины погибли в расцвете лет.

На секунду от презрения к самому себе Хило затошнило, почти буквально. И как только Шаэ удалось убедить его на это согласиться? Она постоянно подталкивала его принимать разумные, просчитанные решения, но это не всегда правильно. Он знал, что Айт Почует вспышку эмоций в его нефритовой ауре, а сам он легко понимал, что скрывается под ее сдержанными манерами – ненависть к нему не уменьшилась ни на каплю. Она поступала так по необходимости, как и Хило.

– Да, – сказал он. – Клянусь небесами и нефритом.

– Клянусь небесами и нефритом, – повторила Айт и подняла руку – так Зеленые кости традиционно скрепляют клятвы.

Колоссы кланов официально подтвердили принятые на встрече решения, а слово Колосса – это воля клана. Подробности обговорят Шелесты.

Айт чуть повернула голову и обратилась к Штырю и Шелесту:

– Прежде чем мы уйдем, я хочу поговорить с Коулом-цзеном наедине. – Айт снова повернулась к Хило с еще более непроницаемым выражением лица. – Как Колосс с Колоссом.

Нау Суэн и Ри Тура встали и вышли, забрав и своих людей. После секундного колебания Хило посмотрел на Кена и Шаэ и кивнул, чтобы они тоже вышли. Их ауры настороженно загудели в ответ на необычную просьбу, но оба поднялись и удалились, как и остальные представители Равнинного клана. Никто из Зеленых костей далеко не ушел, Хило Чуял их снаружи, готовых вернуться по знаку Колоссов.

Манеры Айт изменились, стали почти расслабленными. Она поставила локоть на стол и положила на тарелку несколько ломтиков фруктов и мясное печенье, рукав блузки опустился до локтя, обнажив серебряные браслеты с нефритом.

– Давайте поговорим откровенно, Коул-цзен, – сказала она. – Вы ведь не хотите быть Колоссом. Вы не подходите для этой роли, в отличие от деда и брата.

– Я не забыл, что именно из-за вас занял это место, – холодно откликнулся Хило.

– А я не забыла, что вы перерезали десятки моих Зеленых костей и убили Гонта Аша. Во время войны мы оба пользовались всеми средствами и уловками. Неожиданные потери были вполне ожидаемы. – Айт встала, подошла вместе с тарелкой к окну и приоткрыла жалюзи, чтобы выглянуть наружу, на зеленые холмы с аккуратными террасами, работающих вдалеке крестьян и заляпанный грязью грузовичок, обгоняющий запряженную буйволом телегу на дороге за поместьем Дарна. Айт медленно съела все с тарелки и развернулась, свет из окна очертил ее силуэт, но лицо осталось в тени.

– Коула Лана готовили для работы Колосса, а вас – нет. Вы и в самом деле считаете, что преуспеете в дипломатии, бизнесе и во всем остальном, где дела не решаются с помощью ножа? Отбросьте ослепляющее вас желание отомстить и сами это поймете, если хоть минуту способны мыслить беспристрастно. Я не заказывала убийство вашего брата и выдала бы его убийц, если бы знала, кто они и где их искать. – Она понизила голос и впервые, насколько помнил Хило, заговорила почти корректным тоном. – Слияние наших кланов еще возможно. Так будет лучше для всех. Больше никаких сражений в городе, никаких схваток за предприятия и политическое влияние. Вместе Зеленые кости разделались бы с контрабандой, контролировали торговлю нефритом и «сиянием» и стали бы непобедимой силой перед лицом иностранного вторжения.

Айт отошла от окна.

– Даже враги говорят о вас две вещи: вы всегда выполняете обещания и вы прирожденный Штырь. Нау Суэн слишком стар, чтобы быть Штырем Горных дольше нескольких лет. Вы можете принести пользу и себе, и стране. Положите конец кровавой вражде, объедините кланы и вернетесь на свое заслуженное место, будете править на улицах, оберегать нефрит от преступников и контрабандистов, станете подлинной Зеленой костью, оставляющей за собой кровавый след, как на Тиалуйе.

Хило откинулся назад и чуть склонил голову набок.

– Вы очень необычный человек, Айт-цзен, – сказал он наконец. – Интересно, каково это – думать как машина и ни о ком не беспокоиться?

От слов Хило Айт окаменела. Ее нефритовая аура перекатывалась волнами. Айт не повысила голос, но произнесла медленно и непреклонно:

– Не думайте, будто вы меня знаете, Коул Хило.

Хило плавно поднялся и шагнул вперед.

– Я мало о вас знаю. Вы шепнули имя собственного брата. Вы сговорились с предателем в моем клане и рассеяли преступников-лазутчиков по территории Равнинных. Вы крали и продавали нефрит у нас за спиной. Это вы – причина смерти Лана. Вы пытались меня убить, пытались убедить мою собственную сестру убить меня. Разве этого недостаточно, Айт-цзен? – Он посмотрел на монахов в углах комнаты, стоящих неподвижно, словно они внимательно слушали перечисление грехов Айт. Каждое слово Хило было четким, как порез ножа. – Я никогда не принесу вам клятву.

Выражение лица Айт сменилось презрением, показав, что она сыта по горло предсказуемыми ответами.

– Я протягиваю руку вместо клинка. Отвергнете ее, и больше я такого не предложу.

– Значит, мы друг друга поняли, – сказал Хило. – Очевидно, вы по-прежнему грезите о единственном клане на Кеконе, то есть этот мирный договор – никакой не договор, вы все равно собираетесь меня убить. – Хило передернул плечами, как будто это было ему совершенно безразлично. – Если я не убью вас первым.

Губы Айт едва заметно дернулись, но аура обдала Хило жаром непреклонной, словно лесной пожар, угрозы.

– Хватит с меня попыток урезонить упертых Коулов. – Она поправила нефритовый браслет на руке. – Ри Тура проработает с вашим Шелестом, как мы представим это соглашение Королевскому совету и общественности. Уверена, кеконцы будут рады переменам в наших отношениях.

Колосс Горного клана прошла мимо Хило, поставила на стол тарелку и удалилась.

Глава 13. После спектакля

Две недели спустя, утром после Лодочного дня, на нейтральной территории квартала Монумента состоялась официальная пресс-конференция. В большом бальном зале исторического отеля «Главная звезда» собрались главы четырех иностранных правительств, чиновники, дипломаты и влиятельные люди всех сортов, но Хило сомневался, что когда-либо видел в четырех стенах Колоссов обоих кланов и столько Зеленых костей. В панорамных окнах за приподнятой площадкой виднелась западная стена Зала Мудрости, а за аллеей цветущих деревьев – ярусная крыша Триумфального дворца. Все присутствующие, включая журналистов в передних рядах, понимали важность сегодняшних заявлений, которые повлияют на страну не меньше, чем действия правительства.

Пресс-конференцию устроили не только для журналистов и широкой публики, но и для самих кланов. Сотни высокопоставленных членов Равнинного клана – Фонарщики, Барышники, Кулаки – заняли левую половину зала. Горные сидели справа. Десяток монахов в длинных зеленых одеждах стояли у стен и по углам как гарантия мира.

Коул Хило и Айт Мада сидели рядом за приподнятым столом. Перед каждым Колоссом установили микрофон. Шаэ и Кен находились рядом с Хило за столом чуть меньших размеров, Ри Тура и Нау Суэн – около Айт. Все руководители двух крупнейших кланов Кекона, которые почти два года пытались уничтожить друг друга, сидели вместе перед народом Кекона и собирались объявить о мире.

Оба клана предоставили вести встречу Тоху Китару, известному диктору новостей Кеконской телерадиокомпании. Обращаясь к камерам, Тох представил Колоссов, хотя не было нужды их представлять никому из сидящих в зале. Потом Хило и Айт по очереди зачитали совместное заявление с условиями мира: новое распределение территорий, возобновление добычи нефрита под присмотром реформированного Кеконского Нефритового Альянса, сотрудничество в борьбе с нарастающей торговлей «сиянием» и контрабандой нефрита. Закончили Колоссы заверениями в своей верности не только кланам, но и интересам страны.

Затем Тох задал несколько вопросов от прессы. Айт спросили, какие меры она предпримет, чтобы «финансовые недочеты» больше не повторились. Колосс Горных ответила, что очень серьезно восприняла озабоченность Королевского совета и общественности. В течение месяца Ри Тура покинет свой пост, и на его место будет назначен другой Шелест. Хило не удивился, да и сам Ри не отреагировал. В любом случае, ему уже пора на покой, вполне ожидаемо, что он стал козлом отпущения.

Вопрос задали и Хило:

– Коул-цзен, этим соглашением вы заявляете, что больше не собираетесь мстить за смерть брата?

– Обе стороны понесли потери, – ответил Хило. – Мое горе не стало меньше, но я знаю, что мой брат или дед, да узнают их боги, не хотели бы, чтобы клан сосредоточился на мести. Мы должны двигаться вперед.

Это был не совсем ответ на вопрос, что заметили Кулаки, хорошо знакомые с Хило. Но Шаэ со своими сотрудниками тщательно готовили пресс-конференцию, возможно, именно поэтому Колосс отвечал строго по сценарию.

Последним был вопрос о том, что Колоссы думают о текущем кризисе в Оортоко и считают ли они, что геополитическая напряженность между Эспенией и Югутаном ставит Кекон в опасное положение.

– Столкновение иностранных держав в Шотаре очень тревожно, – ответила Айт. – Хотя мы давние союзники Республики Эспения, мы должны твердо заявить, что не дадим себя в обиду ни одной стране.

– Остров Кекон окружен более крупными странами, и только у нас добывают нефрит, – сказал Хило. – Мы всегда находились в опасности. Но у нас всегда были Зеленые кости.

В этом мнения Колоссов звучали очень похоже, и Тох завершил пресс-конференцию. Перед всеми зрителями и камерами Коул Хило и Айт Мада одновременно поднялись, встали лицом друг к другу и уважительно прикоснулись ладонями ко лбу. Когда Хило встретился взглядом с Айт, они почти искренне поздравляли друг друга – оба хорошо сыграли свою роль. Нефритовые ауры полыхнули, как горячие угли и расплавленная сталь.

Тар и Вун ждали, чтобы проводить Хило и Шаэ со сцены. Вун твердо положил руку Шаэ на спину и подтолкнул ее к заднему выходу, где ожидали машины, но Хило задержался по пути, чтобы поговорить с канцлером Соном Томаро. Тучный политик в последнее время выглядел бледным и усталым и как будто даже еще больше растолстел. Нагнав Колосса, он слегка запыхался. Пребывание Сона на посту главы Королевского совета было омрачено войной кланов, экономическими проблемами, а теперь еще эскалацией международного конфликта.

Члены Совета якобы представляли интересы простых людей, но большинство было связано с тем или иным крупным кланом. Два года открытой войны между Горными и Равнинными внесли напряженность и в политические фракции, где карьера зависела от исхода уличных сражений между Зелеными костями. Возглавлять такой раздираемый противоречиями политический орган вредно для здоровья. Из шестилетнего срока Сону осталось меньше двух лет, и Хило подозревал, что канцлер уже с нетерпением ждет завершения своей политической карьеры.

– Канцлер, – сказал Хило, изобразив улыбку и положив руку на широкое плечо политика. – Мир между кланами, как вы и хотели. И оба еще живы.

Сон неловко откашлялся.

– Да-да, конечно. Такого исхода мы ожидали не всегда. От имени Королевского совета я с радостью поздравляю вас и вашего Шелеста, вся страна вам благодарна и вздохнула с облегчением. – Сон прикоснулся ладонями ко лбу и поклонился. – Великий день, Коул-цзен.

– Ужасный день, конец ужасного месяца, – пробурчал Хило после ужина. Он разложил рисовый пудинг с кокосом по тарелкам и передал их дальше вдоль стола, пока Кьянла убирала остальную посуду. – Но хотя бы Тейцзе я вернул.

– Этот подвиг наверняка стоил пожизненного запрета на посещение островов Увива для тебя и всех членов Равнинного клана, – сухо отозвалась Шаэ. – Запуньо позаботился о том, чтобы сцена с мертвыми увиванскими полицейскими появилась во всех новостных программах страны и даже некоторых международных.

– Шаэ, – предостерег ее Хило, взглянув на мать.

Ко всеобщему удивлению, Коул Ван Риа сказала:

– Все знают, что увиванцы – прохиндеи, даже их полиция состоит из прохиндеев. Страшно подумать, что могло случиться с сыном бедной госпожи Тейцзе, если бы ты его не вытащил. Ты спас жизнь своей тети, Хило-се, она умерла бы от разбитого сердца, если бы ее сына покалечили, да еще так далеко от дома. Надеюсь, он усвоил урок и теперь останется на Кеконе.

Она начала подниматься.

Вен встала, чтобы ей помочь.

– Вы не хотите десерт, мама? – спросила она.

– Нет. Лучше съешь сама, это полезно для ребенка.

После ужина Зеленые кости обычно обсуждали с семьей дела клана. Хило помнил, как в детстве его выпроваживали играть. Дедушка, Дору и внутренний круг оставались в столовой, курили и пили хоцзи, а его мать уходила к себе читать или смотреть телевизор.

Хило обогнул стол за спиной Кена и Тара и обнял мать, прежде чем та ушла. В последнее время семья Коулов редко собиралась за ужином в полном составе.

– В гостевом домике все в порядке? После ремонта он станет гораздо уютнее, мы установим новые полы и оборудование. Я знаю, тебе нравится в Марении, но когда появится ребенок, тебе лучше жить поближе.

После смерти Лана мать, как казалось Хило, постарела и усохла, он нанял прислугу в семейный пляжный домик, чтобы ей покупали продукты и присматривали за ней, но будет спокойней, если мать переедет за стены поместья, внук даст ей цель в жизни.

Мать похлопала его по руке. Хило не стал напирать. Ей наверняка не захочется расставаться со спокойствием одинокой жизни на побережье, но теперь он ее старший сын, и мать наверняка его послушается, просто нужно действовать мягко.

Как только мать удалилась, Хило снова сел и принялся за десерт, еще раз бросив на Шаэ укоризненный взгляд за ее бестактность. Подписание мирного договора между кланами – значительная победа для офиса Шелеста. Хило знал, что его сестра трудилась долгие часы, возглавив переговоры о деталях. Но это не извиняет ее снисходительный тон в присутствии его людей и жены.

– Хотите узнать, что сказала мне Айт Мада в Гохее? – Хило обвел взглядом сидящих за столом, а потом снова остановил его на Шаэ. – Предложила сдаться. Встать на колени и принести клятву Горным, потому что я не дедушка и не Лан, а значит, Равнинные обречены.

– Хило-цзен, – нахмурился Кен, – она пытается внушить тебе сомнения в самом себе. Если ты не Факел и отличаешься от Лана-цзена, да узнают их боги, это еще не значит, что ты не можешь быть сильным Колоссом, даже лучшим Колоссом. Лично я не могу стать таким же Штырем, каким был ты, могу стать только другим Штырем, на свой лад.

Все посмотрели на Кена, слегка удивившись его откровенности и мудрости.

– Я бы не сделал тебя Штырем, если бы не считал, что ты справишься, – сказал Хило. – Но есть кое-какая разница. Я не получил благословение ни от дедушки, ни от Лана.

Вен положила руку на колено Хило.

– У тебя есть мы.

Хило кивнул.

– Это верно, и возможно, это единственное, что есть у меня и чего нет у Айт. За этим столом только семья, и я не стыжусь признаться, что нуждаюсь в помощи каждого из вас. Со своей стороны обещаю прислушиваться к вашим словам, даже если не согласен и принимаю другие решения. Но если я так поступаю, то это слово Колосса, и вы должны его уважать.

Эти слова предназначались Шелесту, она покосилась на Хило, неохотно признавая вину за сарказм, с которым говорила ранее.

– Так что, – сказал Тар, ковыряясь во рту зубочисткой, – ты собираешься открыть нам настоящий план?

– Настоящий план – это то, о чем мы договорились в Гохее, – твердо сказал Хило, – для всех в клане, кроме сидящих за этим столом. Я хочу, чтобы вы четко донесли это до всех. Мы остаемся в границах, о которых договорились. Никаких больше налетов и атак на их территории, никакой крови Горных без моего разрешения.

«Боги небесные, да я говорю, как Лан», – безрадостно подумал Хило.

– Мы будем придерживаться договоренностей, – повторил Хило в ответ на скептический взгляд Тара, – потому что нам нужно, чтобы Горные выполняли свои обязательства по искоренению контрабанды. Один клан не сумеет защитить нефритовые рудники и побережье. Для этого понадобится поддерживать мир. Ведь из событий на Тиалуйе очевидно, что Запуньо собирается внедриться на Кекон, этот увиванский клоп возомнил, будто может потягаться с Зелеными костями. Он будет прятаться в своем особняке и использовать других – полицию, воров, наркоманов – всех, кого деньгами или угрозами заставит на себя работать. Это значит, что крысы у него будут по всему Жанлуну, а может, уже есть и сейчас.

– У нас есть и собственные крысы, – напомнил Колоссу Тар.

– Недостаточно. – Хило адресовал эти слова обоим братьям Маик. – Нам нужны Белые крысы повсюду, где присутствуют враги, то есть не только на улицах Жанлуна. Мы должны знать, где Айт сделает следующий ход, а она придумает что-то умное, достанет нас там, где мы не ожидаем, и так, что не потеряет лицо после того, как сидела рядом со мной, улыбаясь на камеры. А еще нужны доверенные люди на островах Увива, близкие к Ти Пасуйге или внутри нее, снабжающие нас сведениями о делах Запуньо, чтобы мы сумели ему помешать.

Братья Маик кивнули.

– Не только Запуньо интересуется нефритовыми рудниками, – сказала Шаэ. – А у других заинтересованных сторон есть армии. Нам стоит больше волноваться об югутанцах и эспенцах, чем о Запуньо.

Кен подался вперед, облокотившись о стол.

– Югутанцы не сунутся на Кекон, пока эспенцы стоят на острове Эуман.

– Это не мешает им покупать нефрит на черном рынке у дилеров вроде Запуньо или со стола Айт Мады, она уже построила в Югутане фабрики по производству «сияния» для обеспечения своих тайных контрактов, – напомнила Шаэ. – Эспенцы рассматривают Кекон как источник нефрита, и у нас возникнут проблемы, если они решат, что их поставщик в военное время недостаточно надежен.

– У эспенцев дерьмо вместо мозгов, – бросил Тар. – Они не могут разобраться и с тем нефритом, который у них уже есть. Ты только глянь, что там происходит. Они собираются запретить использование нефрита вне армии. Даже спецагентам не положено носить нефрит больше трех лет, иначе они подсаживаются на «сияние», а от него плавятся мозги, возникает рак или еще что, понятия не имею. Да за этим столом больше нефрита, чем в их взводе.

Тар вытащил сигарету, но Хило отобрал ее. Ему тоже хотелось закурить, но Вен сказала, что дым вреден для ребенка. Взамен Хило налил Тару хоцзи.

– В общем, – сказал Тар, нехотя принимая рюмку, – если эти с водой вместо крови попытаются оккупировать Кекон, они его не удержат. Это слишком дорого им обойдется, а спенни трясутся над деньгами.

– Эспения – наш крупнейший торговый партнер и военный союзник, – напомнила Шаэ. – Если мы хотим расширить бизнес клана, нам нужен доступ к их рынку. У них есть способы влиять на нас и без вторжения. И они уже пытаются.

– Значит, хорошо, что мой Шелест говорит по-эспенски и держит руку на пульсе, – сказал Хило. – Эспенцев можно задобрить или подкупить, как ты сделала в прошлом году.

Шаэ фыркнула.

– Ты так говоришь, как будто это проще простого. – К удивлению Хило, она бросила на Вен сочувственный взгляд. – Вот что получает Шелест на семейном ужине в присутствии бывших Кулаков.

– Да брось, Шаэ, не будь такой. – Хило толкнул ее руку. – Ты могла бы нас уравновесить, привести кого-нибудь с Корабельной улицы. Уверен, мама порадовалась бы, если бы ты привела на ужин Вуна Папи. Он ведь из хорошей семьи Зеленых костей. И разбирается в бизнесе.

К удовольствию Хило, сестра заморгала. Ее лицо залила краска.

– Вун-цзен – Тень Шелеста, – сухо сказала она. – Наши отношения сугубо профессиональны.

Хило хмыкнул, а Маики едва сдержали улыбки.

– Не сомневаюсь, что для тебя это так, – согласился он. – Ох, Шаэ, как ты можешь быть такой умной в одном и такой тупицей в другом? Наверное, это потому, что у тебя уже кто-то есть. Неужели какая-то семья Зеленых костей сумела воспитать подходящего тебе сына?

Хило был уверен, что его широкая улыбка смутила Шаэ и рассердила, но зато улучшила ему настроение – не потому, что ему хотелось устроить драчку, просто ностальгически напомнила их детские стычки. А кроме того, сестра слишком высокомерно обращалась с ним за ужином.

Хило собрал пустые десертные тарелки в стопку. Из кухни появилась Кьянла, чтобы забрать их, и принесла чайник. Пока Вен разливала чай, Хило откинулся на спинку стула.

– Хватит на сегодня шуток, – сказал он. – Как я и говорил, мы заключили мир с Горными. – Улыбка исчезла с лица Хило, и он заговорил серьезно. – То есть, когда мы сделаем следующий шаг, нельзя делать его наполовину. Мы не можем просто задеть их и развязать новую войну. Нужно разом срубить все дерево. А значит, следует вычислить, как это сделать. Когда мы начнем действовать, то должны быть сильны во всем – и в людях, и в бизнесе. Айт много лет строила планы, прежде чем о них стало известно. И чуть не добилась своего – нанесла нам очень сильный удар, но мы по-прежнему здесь, и теперь наш черед. Здесь только семья, и все мы знаем, что сегодня на той сцене разыгрывался спектакль.

Хило остановился и оглядел всех собравшихся. Они молчали, не сводя с него глаз, нефритовые ауры гудели ровно, без удивления.

– У Горных есть слабости, о которых мы не знаем, – продолжил Хило. – А иначе они никогда не подписали бы мирный договор. Нужно найти эти слабости. Даже если на это потребуется время. А потом спланируем, как убить Айт Мадаши и ее приспешников и уничтожить ее клан.

На следующее утро Хило проснулся отдохнувшим, но со смутной тревогой. Разговор за ужином никак не выходил из головы перед сном. Может, другие жанлунцы сегодня чувствуют себя счастливее, зная, что кланы официально примирились, но Хило не заметил разницы. Будучи Штырем, он видел, как Кулаки устраивают дуэли за нефрит, а сутенеры и продавцы наркотиков убивают друг друга за лучшее место на перекрестке, как псы и бродяги сражаются за еду. Он точно знал, что патовые ситуации и компромиссы не длятся долго. Продолжительный мир приносят только безусловные победы.

И пока Хило думал о том, как навсегда разделаться с Горными, несомненно, на другой стороне Жанлуна Айт Мада в точности так же замышляла план против него. Хило еще не знал, как подкосить Горных настолько серьезно, чтобы они никогда больше не угрожали его семье. Задача казалась невыполнимой, даже дедушка или Лан не знали бы, как с ней справиться, но все же от этого зависело выживание Равнинного клана. А в довершение ко всему нужно думать и о других угрозах и противниках. Их слишком много, и все затаились.

Хило обвил Вен руками, положив их на ее слегка выпирающий живот. Если сосредоточиться, он мог Почуять крохотную жизнь внутри – слабое и быстрое, как у мыши, сердцебиение на фоне знакомой энергии жены. Мысль о том, что Вен носит внутри его ребенка, восхищала его и возбуждала. Хило начал ласкать ее, нежно, но слегка нетерпеливо, перебирая пальцами темные соски на набухшей груди, провел рукой по изгибу бедра, между ягодицами и ногами. Прижался к ней, чтобы она почувствовала жар его желания. Вен перевернулась и сонно улыбнулась ему, придвинувшись ближе. Хило снял через голову ее ночную рубашку, повернул Вен на бок и занялся с ней любовью, чуть осторожнее, чем обычно, – из-за ребенка, хотя она и сказала, что волноваться не о чем.

Потом, когда он лежал на спине, расслабившись, Вен сказала:

– Может, Тар и прав, что Эспения не вторгнется на Кекон, но люди встревожены. Мы годами с радостью брали у иностранцев деньги, чтобы отстроить страну, но теперь впервые простые обыватели поняли – иностранцы хотят заполучить то, что всегда было нашим. – Она лежала рядом, приподнявшись на локтях. – Люди начинают задумываться, не опасны ли наши решения. Может, торгуя нефритом, мы потеряем души или прогневим богов. Когда люди напуганы, они принимают неверные решения.

Хило повернулся на бок и озадаченно посмотрел на нее.

– Почему ты всегда так себя ведешь? За ужином ты не произнесла ни слова. А когда мы лежим в постели, хочешь обсудить дела клана. Если тебе есть что сказать, почему не сказать это всем и вовремя?

Вен отвернулась и положила подбородок на сложенные ладони. К удивлению Хило, вопрос ее явно задел.

– Я ведь не Зеленая кость, мне не пристало.

– Но, в отличие от мамы, ты не вышла из-за стола, прежде чем начался разговор. Ты не Зеленая кость, но ты моя жена. Все здесь – одна семья, и, если желаешь, ты можешь высказаться.

Вен немного помолчала.

– Я предпочитаю говорить с тобой наедине. – Она снова повернулась к нему лицом, положив голову на согнутую руку. – Когда мы только вдвоем, я могу рассказать все, что у меня на уме. Я знаю, ты выслушаешь, даже если не согласен. Я говорю со многими простыми людьми – владельцами магазинчиков, подрядчиками, офисными клерками, студентами. – Вен превратила свой талант к дизайну интерьеров в работу консультанта для связанного с кланом бизнеса и занималась в жанлунском городском колледже, чтобы развивать эту карьеру дальше. – Так что я просто передаю то, что слышала.

Хило притянул ее ближе и прижал ее лицо к своей груди.

– Когда появится ребенок, у тебя будет новая работа, некогда станет беспокоиться о моей.

– Я всегда буду беспокоиться, – возразила Вен. – Хотя и знаю, что нет человека зеленее моего мужа. Каждый раз при виде этого, – она пробежалась пальцами по ключице и груди Хило, мягко обведя каждый нефритовый камешек, – как бы я ни гордилась, я понимаю, в какой ты опасности, сколько у тебя врагов.

– Я никогда не подпущу их близко к тебе, – пообещал Хило. – Или к нашим детям.

Они еще некоторое время целовались и ласкали друг друга, и когда Хило уже собрался вставать, потому что его ждала тысяча дел, Вен тихо заговорила:

– Эйни ответила на мое письмо. Я написала ей длинное послание и тут же отправила. Сообщила новости о семейных делах и попросила приехать со своим другом и сыном. Я знала, потребуется время, чтобы письмо добралось до Степенланда и обратно, но все же она ответила только через месяц и черкнула всего несколько строк.

Хило сел, откинувшись на изголовье. В голосе Вен редко звучала обида, обычно она говорила тепло и с любовью, но когда была расстроена, становилась на редкость замкнутой и уклончивой в разговоре о том, что вызвало ее неудовольствие. Пришлось подстегнуть ее, чтобы рассказывала дальше.

– И что? Что она написала?

– Поблагодарила за письмо, но попросила больше ее не тревожить. – Вен села рядом, в глазах полыхала обида. – Почему она так сказала? Мы когда-то встречались. Когда она была женой Лана, мы не были подругами, но лишь потому, что не имели возможности получше познакомиться. Не могу понять причину ее грубости.

– Я же говорил, Эйни всегда была заносчивой.

Хило всегда считал невестку поверхностной и эгоистичной – из тех, кто любит красивые наряды, театр, вино и статус жены Колосса, но не подходит семье Коулов на глубинном уровне. Он всячески старался выказывать жене брата уважение, но явственно ощущал, что она смотрит на него свысока, считает неотесанным юнцом (каким он в ту пору и был) и никогда не заговаривала с ним. Лан наверняка ценил ее интеллектуальность и привлекательное личико, но когда их брак окончился крахом, Хило не удивился, даже втайне испытал облегчение.

– Ты должен сам ей написать, – настаивала Вен. – Если она не удостоила меня надлежащим ответом, то тебя ей придется признать как Колосса.

– Мы ведь об этом говорили, – сказал Хило, но, увидев решительный взгляд жены, отступил. – Вряд ли это что-то изменит, но ладно.

Довольная Вен кивнула, хотя явно еще была раздражена.

– Если она не хочет сюда приезжать, поезжай навестить ее в Степенланд. Пусть это и долгий путь, но оно того стоит. – Увидев сомнения на лице Хило, она добавила: – Ты ведь сам всегда говоришь, что встреча лицом к лицу – это лучше всего.

Глава 14. Милосердие для старого воина

Через три дня после пресс-конференции Шаэ взяла с собой в поездку только Вуна и Хами. В деревню Опиа они прибыли к вечеру. Как обычно в сезон дождей, с гор спустился густой туман, скрыв полог деревьев над головами и уменьшив видимость на узком серпантине. Опиа состояла из двух десятков домов из дерева и глины, под странными углами пристроившихся друг к другу и прочно вцепившихся в крутые склоны. На уголках низких крыш из алюминиевого шифера сидели куры. Босой мальчишка с желтым псом уставился на Зеленых костей, когда они вышли из красной «Кабриолы LS». Он с криком развернулся и скрылся из виду по узкой мощеной дорожке.

К Шаэ подошел Вун. Она посмотрела на него чуть дольше обычного. С тех пор как Хило подтрунивал над ней за обеденным столом, она задумалась, а не прав ли брат, может, Вун к ней неравнодушен, а она этого не видит и принимает за стремление опекать ее по долгу службы. Удивительно было видеть главу ее аппарата не в деловом костюме, а с саблей-полумесяцем за поясом, он не был похож на себя, привычного обитателя офиса на Корабельной улице. Возможно, судя по неуверенности во взгляде, он думает о том же.

Вун предложил взять с собой несколько человек Штыря, но Шаэ отказалась. Для нее это дело было почти личное, ответственность Шелеста. Две части клана зависели друг от друга, но присутствовал и элемент состязательности.

Мальчишка с собакой, видимо, разнес новости об их появлении, потому что жители высыпали из домишек и стояли у дверей.

– Зеленые кости! Глядите! – услышала Шаэ возбужденный шепот мальчика.

Деревенские носили однотонные или клетчатые хлопковые рубашки и наблюдали за прибывшими с молчаливым, но опасливым почтением, прикладывая ладони ко лбам, когда гости проходили мимо. Опиа как будто жила в другом времени, а может, время беспечно обошло ее стороной в своем беспощадном марше. Густой туман скрыл даже ближайшую местность, и все казалось далеким и призрачным. Трудно поверить, что от Жанлуна их отделяли всего полтора часа езды.

Хами настороженно вертел головой по сторонам. Когда его кожаная куртка оттопыривалась из-за пистолета, а из-за пояса торчал боевой нож, Шаэ без труда могла представить своего Главного Барышника Кулаком, которым он был до карьеры в офисе.

– Похоже, Горные не обманули, – сказал он. – Нигде поблизости нет Зеленых костей.

Чутье подсказало Шаэ то же самое, она прочесывала пространство сквозь низкую энергию местных жителей, пока не обнаружила знакомую нефритовую ауру, которую искала – прямо перед собой, в буром деревянном доме в конце улицы. Аура слегка изменилась, но Шаэ не могла уловить, в чем дело.

Она подошла к хибаре и толкнула незапертую дверь. Та распахнулась на ржавых петлях. Шаэ шагнула в маленькую комнатку, освещенную единственной лампочкой на потолке.

– Дядя Дору, – сказала Шаэ.

Бывший Шелест сидел в кухонной зоне, на стуле рядом с квадратным складным столом. Поверх белой майки и серых тренировочных штанов был надет изношенный коричневый халат. Рядом склонилась девочка лет тринадцати, видимо, дочь кого-то из деревенских, она наливала горячую воду в ванну для ног. Увидев Шаэ, она вздрогнула и выронила полотенце.

– Шаэ-се, – просипел Дору. От улыбки морщинистое лицо пошло трещинами. – Рад тебя видеть. – Он оглянулся через плечо. – А, Хами-цзен и Вун-цзен. Куда лучше, чем я ожидал.

Шаэ повернулась к девочке.

– Уйди, – распорядилась она.

Девочка вопросительно уставилась на Дору.

– Да, ступай к родителям, Нийя-се, и спасибо за доброту к старой Зеленой кости. Внимательные боги обязательно благословят тебя и твою семью своей милостью.

Девочка поставила пустое ведро с водой и выбежала из хибары, не поднимая головы. Шаэ проследила за ее уходом. Под тонкой рубашкой подростка просвечивали узелки позвоночника и бугорки девичьей груди.

Шаэ снова повернулась к Дору.

– Что за жалкая у тебя жизнь!

– Ненадолго, Шаэ-се. Ты ведь для этого здесь? Чтобы свершить правосудие клана. – Дору пошевелил ногами в горячей воде и вздохнул. – По ночам здесь прохладно, гораздо холоднее, чем в городе, хотя от него и недалеко. Я помню этот холод, но тогда я был моложе, и меня он не беспокоил. – Взгляд Дору смягчился от ностальгических воспоминаний. – Во время войны основной лагерь Людей Горы находился… да, где-то в восьми километрах к югу отсюда. – Он неопределенно махнул рукой куда-то вдаль. – Но местность здесь труднопроходимая, а дорога из Жанлуна в то время не была так прекрасно заасфальтирована. Деревня Опиа была нашим форпостом. На Кеконе нет бо́льших патриотов, чем эти простые деревенские жители, Шаэ-се. Они прятали нас от шотарских солдат, обрабатывали наши раны, носили в лагерь еду и припасы. Они были первыми Фонарщиками, подлинными – в гораздо большей степени, чем все эти шишки из компаний в нынешние времена, которые присылали мне дары в виде модных ручек и бутылок хоцзи.

– И они прячут тебя даже сейчас, – сказала Шаэ.

Она оглядела кухоньку и гостиную. Рядом была только одна спальня с единственной узкой кроватью. Мрачное небо за окном начало темнеть.

Дору пожал плечами.

– Только пока могут. Я знал, что Горные в конце концов продадут меня Равнинным. Я годами с ними сотрудничал, использовал свой пост Шелеста и влияние на Коула Сена и Лана, да узнают их боги, лишь в надежде добиться мирного решения для всех нас. Когда меня изгнали из Равнинного клана, а мир больше невозможен, какой от меня толк? Но я признателен, что за мной приехала ты, а не этот громила Тар.

Шаэ рассматривала человека, который был лучшим другом и советчиком ее деда, опорой семьи еще до ее рождения. Юн Дору выглядел еще более хрупким и усохшим, чем когда она видела его в последний раз – больше года назад, без нефрита, пленником в его собственном доме. Его редкие волосы совсем поседели, глазницы на узком лице ввалились, а кожа приобрела нездоровую бледность, на которой свет от единственной лампочки оставлял глубокие тени.

– Видишь ли, я умираю, – с полным безразличием произнес Дору. В тот же миг Шаэ поняла, что это правда, теперь она Почуяла болезненную вялость его нефритовой ауры. – Рак печени. На последней стадии, как мне сказали. – Бывший Шелест печально улыбнулся. – Надеюсь, вы не много отдали в обмен на мою жизнь. Она мало чего стоит, а теперь, когда Коул Сен присоединился к нашим товарищам в загробной жизни, я наконец-то последую за ним. Ты пришла оказать старому воину милосердие. Но все же я попрошу возможности поговорить с тобой несколько минут наедине.

Шаэ колебалась, но все-таки обратилась к Вуну и Хами:

– Подождите снаружи.

– Шаэ-цзен, – возразил Вун, но Шаэ твердым взглядом дала понять, что это не обсуждается.

– Я сказала – подождите снаружи. Я с этим разберусь.

– Ты получил больше, чем заслуживаешь, – презрительно и с отвращением сказал Хами.

Оба вышли за дверь. Шаэ и Дору остались одни. Дору вытащил ноги из ванночки и вытер их полотенцем, которое бросила девочка. От пара окно запотело, и Шаэ вдохнула аромат солей с травами.

– Ты должна знать, – сказал Дору, – я хотел выполнить обещание, которое тебе дал. Я бы остался без нефрита, пленником в собственном доме, чтобы скрасить компанию Коулу Сену в его последние дни. – Губы Дору задрожали, и Шаэ ощутила пульсацию горя в его ослабленной ауре. – Он был великим человеком, величайшей Зеленой костью своего поколения, и моим дорогим другом, да узнают его боги. Я не сдержал слово только потому, что он настоял, а я никогда ему не противоречил.

Дору сунул ноги в тапочки, с болезненным хрустом встал и подошел к потрепанному желтому креслу, завязывая халат на поясе. В это мгновение он выглядел таким слабым, что Шаэ пришлось подавить желание ему помочь.

– Что ты рассказал Горным, когда перебежал к ним? – спросила она.

– Ничего, Шаэ-се, хотя не из-за того, что не хотел. – Дору осторожно опустился в кресло, морщась от боли. – Я пришел к Айт Маде, когда Горные уже готовились к победе в войне, потому что надеялся выторговать для тебя пощаду. Я предложил им свои знания о предприятиях Равнинного клана и помощь в финансовом и оперативном слиянии после победы на условии, что тебя не тронут. Я просил того же для Андена, потому что ты бы этого хотела. Айт отказалась. После того как ты ее разозлила, она не хотела оставлять тебя в живых. Не могу передать, как я обрадовался, когда Хило переломил ход уличных боев, хотя это и означало, что во мне больше нет нужды. Горные позволили мне жить в Опии и заниматься своим здоровьем. Поначалу они оставили охрану, якобы для защиты, но на самом деле я был пленником, по большей части собственного отказывающего тела. – Дору закашлялся, звук был долгим, низким и ломающимся. Потом он посмотрел на Шаэ ясными глазами и с серьезным выражением лица. – Шаэ-се, даже здесь до меня доходят слухи. Я всегда умел читать по облакам. Услышав, что кланы объявили о мире, я обрадовался, уж поверь. Но пока во главе Горных стоит Айт Мада, ты никогда не будешь в безопасности.

От этих слов у Шаэ похолодели руки и ноги.

– И что мне делать?

– Чтобы удержать власть, нужно лишить ее других. У Айт нет наследника. В Горном клане есть видные семьи, питающие надежды принять власть после нее, они как стая волков – идут по следу в ожидании, пока жертва оступится. Семья Иве – из преданного внутреннего круга, а Фены богаты, но семья Кобен сильнее остальных. Айт – сильный Колосс, но всего лишь человек, к тому же женщина. Найди способ стать союзницей ее наследника. В твоих руках положить конец войне между кланами и найти дорогу к настоящему миру. – Дору снова закашлялся, судя по звуку, было похоже, что у него пневмония. – А помимо этого у меня есть только один совет молодому Шелесту от старого: выслушивай всех, а сама читай по облакам.

– Хочешь еще что-нибудь сказать, Дору-цзен?

Слова вырвались с трудом, словно застряли в горле. Время пришло, она положила руку на рукоятку сабли, но пока не вытащила ее.

Дору снял с шеи цепочку с четырьмя нефритами. Он подержал камни в длинных морщинистых ладонях, его глаза заблестели.

– Это нефрит твоего деда, – сказал он. – Он принадлежит семье Коулов.

Дору положил цепочку на деревянный столик. Знакомая нефритовая аура растворилась, как дым из обугленного бревна, теперь Шаэ Чуяла только медленное сердцебиение и сиплое дыхание.

Руки Шаэ отяжелели. Встреча пошла не так, как она ожидала. Шаэ многие годы ненавидела Дору. По дороге сюда она представляла, что будет действовать быстро, с холодной праведностью исправит ошибку, которую совершила, пощадив его. Она не ожидала обнаружить его больным и страдающим, уже одной ногой в могиле. Пора было приступать, но она не могла пошевелиться. Дору – старый и злобный извращенец, предатель из высших эшелонов клана, но он сложил руки на коленях и смотрел на нее спокойно и покорно, и Шаэ вспомнила, что он был ей как дядя, что он лучший друг Коула Сена.

В ее груди зародилась боль, которая растеклась по рукам и ногам и превратила их в свинцовые. Шаэ не могла убить Дору. Дедушка, да узнают его боги, никогда бы ее не простил.

Бывший Шелест вздохнул со странным удовлетворением.

– Ах, Шаэ-се, боюсь, тебе придется кое-чему научиться у своего врага Айт Мады. Чтобы возглавлять клан Зеленых костей, временами приходится быть холодным, как сталь. – Дору поерзал в кресле и открыл ящик столика. – И все же мне приятно, что после того, как я потерял твое уважение, в твоем сердце еще осталось тепло для старого дядюшки. Ты была любимицей деда, как и моей, я никогда не хотел причинить тебе беспокойство.

Шаэ поняла, что он собирается сделать, за мгновение до того, как он вытащил пистолет, сунул его в рот и спустил курок.

Дверь распахнулась, и влетел Вун с саблей в руке, его нефритовая аура полыхала тревогой. Он что-то выкрикнул, но Шаэ не разобрала, после выстрела в ушах стояла тишина. Тело Дору откинулось на спинку кресла и сползло, длинные руки обмякли, иссохшая голова на тощей шее упала набок. Кровавые осколки черепа и мозги забрызгали спинку кресла. Сердце Шаэ колотилось так гулко, что она чувствовала его биение в горле. Дору действовал быстро и решительно, она даже не Почуяла этого заранее. К собственному удивлению и стыду, она ощутила щекотку слез в глазах.

Вошел Хами и уставился на тело, но промолчал. Было совершенно очевидно, что произошло. Шаэ не сумела, но Дору все-таки осуществил правосудие клана.

– Заберите нефрит со стола, он принадлежит клану, – велела она.

Шаэ не могла заставить себя приблизиться к телу и забрать нефрит, которого не заслужила. Она пошла к двери и услышала шаги идущего следом Вуна, но Хами задержался. Шаэ понимала, что его уважение к ней пошатнулось. Снаружи собралась кучка деревенских, при ее появлении они попятились, освобождая проход.

– Кто здесь староста? – спросила она.

Вперед шагнул бородатый мужчина средних лет в рабочем комбинезоне и плоской кепке. Он опасливо прикоснулся сомкнутыми ладонями ко лбу и поклонился.

– Благодарю за то, что проявили доброту и гостеприимство к старой Зеленой кости на закате его дней, – сказала Шаэ достаточно четко, чтобы слышали все собравшиеся. – Если его присутствие доставило вам какие-то сложности, от имени клана я приношу вам извинения и благодарю.

Староста оглянулся на односельчан, а потом снова посмотрел на Шаэ. Уже стемнело, и она не могла разглядеть выражение его лица в свете керосиновых ламп на длинных шестах, развешанных перед домами.

– Мы всегда накормим и приютим любую Зеленую кость, которой понадобится наша помощь, – отозвался староста.

Он не спросил, что случилось в хижине. Такова традиция, выработанная десятилетиями войны и оккупации: жители Кекона помогают и дают кров Зеленым костям, не рассказывая об этом и не задавая вопросов – так надежнее, чтобы уберечься от пыток шотарских солдат. Жители Опии твердо придерживались традиций.

Шаэ вложила в руки старосты конверт с деньгами. Наверняка там было больше, чем деревня видела за многие годы.

– Похороните его в горах, около лагеря повстанцев к югу отсюда, – велела она местным жителям. – На могиле напишите такие слова: «Здесь лежит Зеленая кость, воин Кекона».

Глава 15. Крысы в «Небесном сиянии»

Раз в неделю Вен проводила день в чайном доме и спа «Небесное сияние», заведении только для женщин в одном квартале к западу от Двадцатой улицы в районе Топь. Эта часть города раньше была территорией Горных, во время войны кланов Равнинные покорили ее, но около трех месяцев назад Хило уступил район Горным по мирному договору между кланами. Но все это, похоже, не повлияло на работников и завсегдатаев «Небесного сияния».

У владельцев имелось два фонаря, белый и бледно-зеленый, и в зависимости от текущей принадлежности квартала они выбирали, какой повесить. Они платили дань, как полагается, и заведению не причинили ущерба во время уличных столкновений. «Небесное сияние» было местом для общения жен и для туристов, желающих расслабиться после осмотра квартала Монумента неподалеку. Цены были невысоки, и Зеленые кости не хотели пасть так низко, нападая на женскую баню, ведь это не лучше, чем сражаться за детский сад или похоронное бюро.

Поэтому, хотя Вен фактически находилась в трехстах метрах по ту сторону границы, на вражеской территории, она не волновалась. Телохранитель придержал дверцу машины, и Вен вышла из зеленой «Люмеццы 6С», свадебного подарка мужа. Прекрасная машина, хотя и не очень практичная. Проделав короткий путь по ступеням к двери, Вен успела вспотеть, семимесячная беременность в летнем Жанлуне – то еще удовольствие.

Внутри она зарегистрировалась у стойки, и ее провели в раздевалку, где она сняла одежду и сложила вещи, а потом прошла в примыкающую частную кабинку, где улеглась на мягком столе для отшелушивающего и пренатального массажа. Пять лет назад, работая секретаршей в маленькой юридической конторе и обитая в тесной квартирке в Папайе, Вен не позволила бы себе такой роскоши. Привилегии жены Колосса. Не об этой позиции она мечтала, она рассчитывала стать женой Штыря – с определенным статусом, но и большей анонимностью, эта позиция требовала также силы духа и уверенности в себе, ведь работа Штыря опасна, непредсказуема и может призвать его на службу в любой час. Лина обладала этими замечательными качествами, поэтому Вен и познакомила ее с Кеном.

Жене Колосса, с другой стороны, всегда приходится быть на виду.

Вен сопровождала мужа на светских мероприятиях, принимала гостей на сборах клана и позировала фотографам. Вен прекрасно понимала, что каждый раз, когда она появляется рядом с мужем на публике, на нее устремляются оценивающие взгляды, мелочные умишки считают, что, уж конечно, Коул Хилошудон, второй сын и Колосс Равнинного клана, мог бы найти лучшую партию, чем каменноглазая, предположительно незаконнорожденная дочь из опороченной семьи. А совсем мелочные считали, что есть и более красивые женщины.

Вен не позволяла себе стать слабой стороной Хило, чтобы ее использовал против семьи кто-либо вне клана. Ей пришлось познакомиться с людьми из высших эшелонов клана, в особенности с теми, кто мог с осуждением смотреть на быстрый взлет Маиков. Вен безупречно одевалась и следила за фигурой. Состояние ее здоровья имеет большое значение. Она надеялась со временем вернуться к работе дизайнера, но в следующие несколько лет будет только женой и матерью.

Клан – это не только люди, нефрит и деньги. Это идея, наследие, соединяющее прошлое с настоящим и будущим. Сила семьи – это обещание. Лан погиб, а его сын далеко (хотя Вен надеялась, что это скоро изменится). У Шаэ в ближайшее время дети не появятся. Кен и Лина еще не женаты, и Вен не знала, что делать с Таром. Тейзце в родстве с Коулами, но их в расчет принимать не стоит. Зная, что ее вклад в клан настолько важен, Вен испытывала даже бо́льшую радость от предвкушения, чем обычная будущая мать. Ребенок пинал Вен по ребрам и перекатывался внутри, как маленькая гора.

– Ваш малыш уже такой сильный, госпожа Коул, – с улыбкой сказала массажистка.

После процедур, чувствуя себя посвежевшей, Вен быстро окунулась в бассейн с минеральной водой, приняла душ, надела длинные свободные брюки, майку и флисовый халат. Она вошла в чайную и села, скрестив ноги, за низким столиком в отгороженном ширмами закутке, призванном создавать чувство спокойствия и служить убежищем от суеты будничной жизни города.

Пышные папоротники в горшках и растения с широкими листьями составляли скромный внутренний садик, приятно булькал каменный фонтанчик. Большинство женщин в чайной были старше Вен, некоторые устроились с книжкой или газетой, другие болтали с подругами или играли в круговые шахматы или карты.

Вен заказала булочки с кунжутом и стакан холодного чая с пряностями и лимоном. Официантка, пышная пожилая женщина, понимающе улыбнулась и принесла целый лимон, нарезанный тонкими ломтиками, на белом блюдце. Суеверия гласили, что сок целого лимона, выпиваемый ежедневно, гарантирует рождение мальчика. Как и ежедневные прогулки на рассвете (на закате для рождения девочки), а также острая пища и зачатие в определенные удачные дни из таблицы, обусловленной датами рождения отца и матери.

Вен не была суеверной – какой в этом смысл, если она и так уже каменноглазая? – и даже перестала молиться богам за свою золовку, но улыбнулась и поблагодарила официантку, подождала, пока та уйдет, и выкинула лимон в ближайший цветочный горшок.

К ней подошла худенькая женщина примерно одного с Вен возраста и беспокойно огляделась, прежде чем сесть за стол. Вен негромко спросила:

– Как твои дела, Мила? Как дочь?

Женщина отвернулась, одергивая длинные рукава. Вен охватила жалость к ней.

– Отослала ее на несколько дней к друзьям, – пробормотала Мила.

– Вот и хорошо, – мягко откликнулась Вен. – Ты позаботилась о ее безопасности. Как всякая мать. – Когда Мила потерла глаза и кивнула, Вен спросила: – Что у тебя есть?

Женщина вытащила из сумочки коричневый конверт и протянула его под столом Вен. Та не глядя сунула конверт к себе в сумочку. Мила сложила руки на коленях и поспешно выговорила:

– Вчера заступил на свой пост новый Шелест Иве Калундо. Он устраивает встречи с глазу на глаз с высокопоставленными Фонарщиками клана. Его расписание на месяц лежало на столе его секретарши, и я сделала копию.

– Спасибо.

Вен передала Миле немаркированный конверт с деньгами, который тут же исчез в сумочке. Акуль Мин Мила работала секретаршей в одном из отделов офиса Шелеста в Горном клане, также находящемся в Финансовом квартале, в пяти километрах к северу от офиса Шаэ на Корабельной улице. Мила была замужем за буйным алкоголиком, и тот регулярно избивал ее и их восьмилетнюю дочь.

Ее муж был из семьи с хорошими связями, Мила боялась последствий, если расскажет кому-нибудь в клане. Она тайно копила деньги, полученные от Равнинного клана за информацию из офиса, чтобы сбежать вместе с дочерью к родне, живущей в Тошоне, на юге страны.

Когда крыса встала и собралась уходить, Вен сказала:

– Мила, не торопись и не рискуй понапрасну. Ты уже продержалась так долго, постарайся, чтобы, когда ты навсегда уедешь, не возникло подозрений.

Мила помедлила, кусая губы, и посмотрела на Вен с затаенной благодарностью. Потом кивнула и ушла. Мила плохо разбиралась в бизнесе Горных и не всегда понимала, что искать, копируя все подряд при возможности. Кое-что оказывалось полезным для Вен, хотя по большей части нет, однако Мила трудилась исправно. На этот раз Вен была настроена оптимистично – детальное расписание встреч нового Шелеста Айт Мады могло пролить свет на деловые приоритеты Горных и крупнейшие предприятия.

Вен потягивала чай с пряностями и поглаживала раздувшийся живот. За последний год они с Коул Шаэ нашли и взрастили группу информаторов. Как и сказал Хило Кену и Тару за ужином, Равнинным везде нужны крысы, не только на улицах, не только среди людей Штыря. Женский спа-салон был, вероятно, самым невидимым местом в городе, именно там Вен и встречалась со шпионами. Здесь она редко видела Зеленых костей, да и те были девушками, уставшими от постоянной гонки за мужчинами и нуждающимися в передышке. После массажа или других процедур они тут же уходили, не задерживаясь в чайной. Владельцы прекрасно понимали, что находятся на границе территорий и ничего не выиграют от предательства того или иного клана, рискнув своим преимуществом малозначительного заведения. Шелест Равнинных не могла проводить подозрительно много времени в спа-салоне, но никто не удивится подобным привычкам жены Колосса.

Вен подумывала рассказать обо всем Хило. Возможно, это докажет, что она способна всерьез и полноценно заниматься делами клана, и даже если он этого не одобрит, то увидит огромную пользу от ее деятельности и согласится с ней. Хило принимал людей такими, как есть, он никогда не давал ей повода стыдиться своих родителей, отвергнутых обоими кланами за бесчестье, своего возможного происхождения как незаконнорожденной или того, что она каменноглазая. И за это она пылко его любила. Вен ненавистно было хранить от него секреты. Но для Коула Хило мир строго делился пополам, определяя долг и судьбу человека, и линия раздела была начерчена нефритом.

Забеременев, Вен неохотно призналась самой себе, что муж не позволит ей идти даже на минимальный риск, встречаясь с информаторами в «Небесном сиянии». Вдобавок честность с Хило означала бы, что придется выдать Шаэ как организатора этой затеи, а Шелест имела право сохранять свои методы и источники информации в тайне. Пока Хило считает, что жена посещает спа-салон только ради собственного здоровья и здоровья ребенка, у него не возникнет причин этому препятствовать.

Потенциальная ценность того, что Вен и Шаэ могли узнать о врагах клана, была важнее душевного спокойствия Вен, к тому же нельзя ставить под угрозу отношения Колосса и Шелеста. От этого зависит выживание семьи. Колосс – повелитель клана, его хребет, но хребет без поддержки обмякнет и сломается. Покойный деверь Вен, Коул Лан, был хорошим Колоссом, но его тянули вниз дед со старческим слабоумием, предатель-Шелест и неверная жена. Он напрасно пытался вытащить клан в одиночку, не просил о помощи, когда следовало, и не привлекал к делам клана брата и сестру, когда больше всего нуждался в их помощи. Он всячески старался быть сильным, и это сделало его слабым. Вен не могла допустить, чтобы такое произошло с ее мужем.

Она откинулась на подушки и пятнадцать минут читала книгу, пока не заметила, как вторая лазутчица прошлепала в чайную в тапочках, от нее пахло банными солями. Госпоже Лонто было за пятьдесят, она уже тридцать лет работала парикмахером в собственном салоне в контролируемом Горными богатом районе Холмы. За эти десятилетия она выслушивала всякого рода россказни, слухи и сплетни своей клиентуры, состоящей главным образом из жен, матерей и других родственниц Кулаков, Барышников и Фонарщиков высокого ранга. Клиентки госпожи Лонто не только с готовностью и завистью делились новостями о положении, доходах и союзах влиятельных семей Горного клана, но и нашептывали всякие гадости об Айт Маде, единственной женщине, имеющей большее влияние на их мужчин, чем они сами.

Госпожа Лонто многие годы наведывалась в «Небесное сияние» и сама завязала разговор с Вен, не ходя вокруг да около. Однажды она увидела, как жена Колосса выходит из бассейна с минеральной водой, и сказала:

– Госпожа Коул, простите, что помешала, но… – Ее лицо дрогнуло от отчаяния. – Мой сын совершил преступление против вашего клана, и я не знаю, как добиться его помилования.

Трудный сын хозяйки парикмахерской ограбил магазин на территории Равнинных, чтобы купить наркотики. Во время ограбления он ранил двух прохожих, в том числе дядю Пальца высокого ранга. К счастью для сына госпожи Лонто, его задержала полиция и поместила в тюрьму, прежде чем до него добрался клан, но задетый Палец намеревался встретить грабителя после освобождения, и если не убить, то, по крайней мере, так измордовать, что тот запросился бы обратно в тюрьму.

Госпожа Лонто заложила свой салон, чтобы оплатить лечение сына от наркотической зависимости, но, несмотря на знакомство со многими людьми из Горного клана, не стала просить их о финансовой помощи или защите для сына. Внуку, сыну ее дочери, исполнилось десять лет, и он готовился к поступлению в Ви Лон, а поскольку его оценок и способностей едва хватало для этого, госпожа Лонто опасалась привлекать внимание к сыну, наркоману и преступнику, – это могло бы и вовсе лишить внука шансов на поступление.

Выслушав рассказ госпожи Лонто, Вен поговорила с Кеном, а Кен – с тем самым Пальцем, убедив его принять официальные извинения и ухо обидчика. К счастью, его дядя полностью поправился.

Теперь же госпожа Лонто, похоже, пребывала в хорошем настроении. Сев напротив Вен, она рассказала, что реабилитация сына проходит успешно, он не принимает наркотики уже четыре месяца. Вен поздравила ее. Приятно было узнать, что деньги Равнинного клана, выплаченные за глаза и уши в Холмах, пошли на благое дело.

– Простите, госпожа Коул, – сказала госпожа Лонто. – На этой неделе мне особо не о чем рассказать. Новостей немного, да и в салоне почти пусто. Из-за жары все разъехались на побережье.

– Ничего страшного, – ответила Вен. – Я все равно хотела поговорить о событиях в прошлом, думаю, вы можете о них знать. – Когда женщина настороженно кивнула, Вен сложила руки на округлившемся животе и попросила: – Расскажите все, что знаете о семье Кобен.

В ближайшие две недели Вен нанесла еще три визита в спа-салон «Небесное сияние» и встретилась с другими информаторами, которые могли дополнить и подтвердить услышанное от госпожи Лонто. Она поболтала с самыми известными сплетницами из большой семьи Лины и посетила государственную библиотеку и архивы Зала Мудрости, пролистав кое-какие официальные записи. Вен передала все, что узнала, Шаэ, а та совместила эти сведения с другой информацией о бизнесе Горных, чтобы получить лучшее представление о положении дел во вражеском клане.

По словам госпожи Лонто и других, когда Айт Эоду, второй приемный сын Айта Югонтина, патриарха клана, был убит по приказу своей сестры Айт Мадаши, у него осталась жена, которая не стала по нему горевать. Брак Эоду не удался по нескольким причинам, в том числе потому, что он был неисправимым бабником. Может, вдова и оплакивала бы его, если бы его не убили голым в квартире любовницы – он оскорбил жену даже в смерти. Она вернулась к родителям, отказалась от фамилии мужа и воспитывала четырехлетнего сына под девичьей фамилией – Кобен.

Кобены были крупной семьей не особенно высокого статуса в Горном клане. В их рядах насчитывалось почти два десятка Зеленых костей, включая нескольких Кулаков, многочисленных Пальцев, нескольких учителей, врача и монаха. Другие члены семьи были Барышниками среднего звена или Фонарщиками с мелкими предприятиями, либо занимали другие уважаемые позиции, связанные с деятельностью клана. Кое-кто называл членов семьи скаредными и упертыми, поговаривали, что храбрости у них больше, чем ума. Однажды их звезда наконец-то взошла, когда одна из Кобенов вышла замуж за Айта, но после гибели Эоду семья посчитала везением, что брак оказался негодным, и дала понять новому Колоссу, что всегда недолюбливала ее брата.

Кобен Атошо, урожденный Айт Ато, был единственным племянником Айт Мады. Он почти не помнил покойного отца, и любовь к нему мальчику не прививали. Сейчас ему исполнилось девять, в предстоящем году он оканчивал начальную школу и собирался поступать в Ви Лон для обучения боевым искусствам. Семья Кобен надеялась, что с этой вехой Колосс признает мальчика внуком Айта Ю и своим потенциальным наследником, а значит, возрастет и престиж Кобенов внутри клана.

Два главных препятствия для их устремлений носили фамилии Иве и Фен. Семья Фенов была меньше Кобенов, но самой богатой на Кеконе. Патриарх, Фен Сандолан, был крупнейшим судовладельцем страны. У него было три сына и три дочери, старший сын – уважаемый Кулак высокого ранга. Фен Сандо имел серьезное влияние в деловом мире и не боялся при необходимости критиковать собственный клан.

Семья Иве была не такой многочисленной, как Кобены, и не такой богатой, как Фены, но Иве Калундо только что стал Шелестом Горных. Ему было тридцать шесть, он давно дружил с Колоссом и работал вместе с Айт Мадой еще в ее бытность Шелестом. Семья Иве лелеяла мысль, что Айт считает своим преемником Шелеста. Это помогло бы его родне поправить дурную репутацию. Они не были сильны в нефритовых способностях, но подвержены Зуду, как злосчастная семья Аун, и подозревались в пристрастии к «сиянию».

Шаэ растолковала ситуацию за столом после воскресного семейного ужина.

– Айт столкнулась с требованием разъяснить линию преемственности в клане, но по понятным причинам этого избегает. Мальчику из Кобенов всего девять, еще слишком рано, чтобы судить о его способностях, и Айт не принимала участия в его воспитании. Иве Калундо только что заступил на пост. Айт уж точно планирует долго пробыть Колоссом и хочет оставить вопрос о преемнике открытым, объявление наследника лишь подорвет ее власть, усилив другую семью.

Хило покатал незажженную сигарету между пальцами и прищурился, размышляя.

– Ты сказала, что Дору считал притязания Кобенов самыми серьезными.

– У остальных мало шансов, – ответила Шелест. – Фены богаты и влиятельны, но не имеют законных оснований для таких притязаний, к тому же Айт им не благоволит – они не спешили присягнуть ей, когда она стала Колоссом, и поддерживали ее брата, пока это было возможно. Ей нужны деньги и поддержка Фенов, но вряд ли она допустит их к руководству кланом.

Шаэ глотнула чая и подвинула остаток десерта Вен.

– Семья Иве, с другой стороны, предана Айт и не станет с нами говорить, если мы попробуем закинуть удочку. У Иве Калундо крепкая репутация, но его отец умер от Зуда, а в семье есть наркоманы на «сиянии». Многие в клане не согласятся передать руководство такой семье.

Кен почесал лоб и нахмурился.

– Имеет значение только мнение Колосса, – заявил он. – Если Айт доверяет Иве настолько, что сделала его Шелестом, и он ее не подведет, возможно, ей будет плевать, что говорят другие семьи.

– Возможно, – медленно повторила Шаэ, – но у Кобенов больше людей и серьезнее связи с семьей Айт.

Власть в кланах Зеленых костей необязательно передается по наследству, но по историческим и культурным традициям обычно оставалась в рамках семьи.

– Мальчик не в кровном родстве с Айтом Ю или Айт Мадой, – вставил Тар, раскинув руки. – Если это самые серьезные притязания, они все равно выглядят охренительно слабыми.

– Вот почему это не очевидный вывод, – сказала Шаэ. – Но я понимаю, из-за чего Дору предложил заключить альянс. Если мы наладим отношения с Кобенами, это может усилить их позицию, когда они заявят, что под их руководством мир между кланами продлится. А если Кобены окажутся на нашей стороне, Айт дважды подумает, прежде чем начать открытую войну с нами. – Шелест сердито фыркнула. – В качестве средства обороны это имеет смысл.

Вен осмотрела сидящих за столом. А потом обратилась к мужу, мягко, но уверенно:

– Дору был хорошим стратегом. Он явно много размышлял над тем, как объединить кланы. – Она прикоснулась к колену Хило. – Именно этого он добивался, когда строил козни за спиной Лана: объединения. Значит, теперь мы знаем, чего делать не следует, если хотим иного.

Кен, Тар и даже Шаэ удивились, что Вен вступила в разговор, но Хило одобрительно улыбнулся.

– Похоже, старый хорек Дору в конце концов оказал нам услугу. – Он повернулся к Шаэ. – Найди способ встретиться с Феном Сандоланом.

Глава 16. Не вор

Анден привык к рутинной жизни в Порт-Масси. Летние дни удлинились, началась жара и духота, хотя по большей части город все равно оставался бесцветным и затянутым тучами. Неожиданно для самого себя Анден подружился с однокурсниками и познакомился с некоторыми соседями Хианов. Он еще дважды видел Зеленую кость на велосипеде – один раз тот катил в противоположном направлении по другой стороне улицы, а во второй раз стоял на углу и разговаривал с тремя молодыми людьми, когда Анден проезжал мимо на автобусе.

Андена одолевало любопытство, он хотел задать этому человеку тысячу вопросов. Когда он упомянул о встрече Хианам, они сказали: «А, так это Даук Коруцзон. Он собирается учиться на юриста, и мы все им гордимся. Да, конечно, он Зеленая кость, настоящий кеконец. Сколько здесь Зеленых костей? По соседству? – Господин Хиан пожал плечами. – Тридцать? Сорок? Кто знает».

Анден был потрясен. Шаэ училась в Эспении, но никогда не упоминала о людях, носящих нефрит. Он подозревал, что она никогда не сталкивалась с ними, живя в общежитии университетского городка Виндтона, где не было значительной кеконской диаспоры. Население Порт-Масси в двадцать раз больше, чем в Виндтоне, это крупный центр торговли, и здесь можно встретить людей, кухню и товары из всех частей света.

Каждый день в автобусе Анден слышал разговоры на разных языках и размышлял о том, что в Порт-Масси можно прожить и без знания эспенского, если держаться своей диаспоры. Выяснив, что где-то рядом тайно живут Зеленые кости, Анден решил их найти. Он изучал вполне обычных людей в бакалейном магазине, в очереди к окошку банка, прохожих на тротуаре. И часто задавал Хианам вопросы.

– Господин Тау? Нет, конечно. Разве его можно представить Зеленой костью? – фыркнула госпожа Хиан.

А в другой раз согласилась:

– О да, в семье Руэнов все Зеленые кости, Руэн-цзен много лет преподает нефритовые дисциплины.

Их позабавил пристальный интерес Андена, они не вполне понимали, что всю жизнь его окружали Зеленые кости, и с первого дня в Порт-Масси их отсутствие оказалось самой тревожащей чертой Эспении. Напротив, обнаружив их тайное существование в Южном капкане, Анден приободрился.

Но как бы тщательно он ни наблюдал, Анден не замечал нефрита – ни пирсинга, ни колец или браслетов, ни ремней, инкрустированных камнями. В Жанлуне нефрит недвусмысленно говорил о статусе и вызывал уважение как в самых темных переулках Монетки, так и в офисах высочайших небоскребов Финансового квартала. Зеленые кости носили нефрит открыто и гордо, не думая его скрывать, разве что если хотели выглядеть скромно и непритязательно.

А в Эспении оказалось даже затруднительно понять, к кому обращаться с приставкой «цзен».

– Здесь не Кекон, – напомнила ему госпожа Хиан. – Эспенцы не понимают, что нефрит – часть нашей культуры. Они решат, что мы пытаемся им угрожать или специально выставляемся. Демонстрация нефрита может навлечь неприятности.

Как ни завораживала Андена необычная нефритовая субкультура, он не прикладывал специальных усилий для знакомства с соседскими Зелеными костями или чтобы выяснить, где они тренируются и встречаются. В конце концов, он-то не Зеленая кость, хотя каждый раз при мысли об этом в нем вспыхивал стыд, пусть это чувство и уменьшилось за многие месяцы. Вдалеке от Жанлуна никто не знал о его бесчестье, оно не напоминало о себе постоянно, как дома. Здесь, в Южном капкане, где невозможно понять, кто зеленый, а кто нет, его прошлое не имело особого значения. Анден не ожидал, что каким-то образом снова втянется в дела Зеленых костей – пока не совершил понятную, но серьезную ошибку.

На стипендию от Шаэ и с помощью господина Хиана, прочитавшего для него объявления в местной газете, Анден купил подержанный велосипед и оставлял его под замком в переулке за домом, надеясь, что будет чаще им пользоваться, когда погода стала вполне приличной, а временами даже солнечной. Как-то раз в конце лета он поехал на велосипеде в парк неподалеку, где устроился под деревом, чтобы закончить задание по чтению. В конце концов он задремал. Проснувшись, Анден собрал вещи, вытащил велосипед со стоянки и поехал обратно к Хианам.

Он не проехал и половины квартала, как услышал вопль и, обернувшись, увидел бегущего за ним человека, который размахивал руками. Анден остановился и поставил ногу на землю. Преследователь догнал его. Ему было чуть больше двадцати, ненамного больше, чем Андену. Лицо его пошло красными пятнами, от злости он приоткрыл рот с крупными зубами.

– Ты что делаешь? Это мой велосипед!

Анден посмотрел вниз и понял, что и в самом деле взял чужой велосипед. Почти такой же, как его собственный, но красная краска была новая и без царапин, а покрышки выглядели первозданными. Владелец схватился за руль.

– Решил стырить мой новый велик?

Он выплеснул возмущенную тираду на эспенском, слишком быстро, чтобы Анден сумел разобрать.

– Извини. – Лицо Андена горело от стыда, когда он слезал с велосипеда. – Прости. Я ошибся.

Незнакомец грубо оттолкнул Андена.

– Да ты самый тупой вор в мире. Ты хоть представляешь, кто я? Ты что, даже по-эспенски не говоришь?

Эспенский Андена был далеко не идеален, но он понял, что его обвиняют в воровстве. Поначалу он был ошарашен, а потом шею затопила волна возмущения, ударив в голову. Воры – отбросы общества, назвать кого-то вором – это хуже, чем назвать трусом или выродком. На Кеконе убивают и за меньшее. Кто нанесет такое оскорбление незнакомцу, не дав ему даже возможности объясниться?

– Не воровать, – с жаром возразил он. – Я сказал – ошибка.

– Ну конечно, как же иначе. Убирайся откуда приехал, тупой урод.

С этими словами он развернул велосипед. Анден на секунду потрясенно застыл. Потом сделал несколько быстрых шагов и схватился за седло велосипеда. Седок обернулся, разинув рот от изумления.

– Я не воровал твой велосипед, – тщательно выговорил Анден. – Извинись.

– Ты что, шутишь? Да ты похож на кека, угадал? Хочешь, чтобы я тебе рожу начистил?

Он выронил велосипед и встал перед Анденом, выставив кулаки. На мгновение Анден засомневался. Он лишь хотел, чтобы этот человек взял свои слова обратно, никто не заслуживает такой грубости из-за простой ошибки. Ему не хотелось драться, но он не видел другого способа выйти из положения, не сбежав, что было неприемлемо, ведь это его оскорбили. В Жанлуне, если бы стычку видели его друзья, он отложил бы драку и перенес в другое место – за это время мог бы возобладать разум, но Анден не знал, каковы дуэльные традиции в Эспении, а противник, похоже, отступать не собирался.

Анден снял очки и сунул их в боковой карман школьной сумки, а потом положил ее на траву у дорожки. Он поднял кулаки и встал в рассчитанную и сбалансированную позицию, по-прежнему поражаясь, как до такого дошло. Почему этот человек просто не мог принять его извинения за ошибку и пойти своей дорогой?

Тот вытаращил глаза от удивления, а потом злобно и угрожающе прищурился.

– Ну ладно, сам напросился, мелкий говнюк.

Он бросился вперед и ударил Андена по голове.

Анден давно уже не дрался – с финальных Испытаний в Академии, если быть точным, и поначалу отреагировал медленно. Он едва сумел отразить град ударов и, хотя увидел очевидную возможность для контратаки, из-за вялости собственных рефлексов слишком далеко отпрянул и не успел вернуться, прежде чем противник снова закрылся перед очередной атакой. Анден тряхнул головой, злясь на самого себя. Хило отчитал бы его за небрежность. И стоило об этом подумать, как соперник нашел слабое место в его обороне и дал Андену оплеуху.

На лице расцвела боль. Удар как будто вернул все навыки тренировок. Анден опустил подбородок и плечи, пригнулся под следующим ударом и утопил кулак в боку противника. Тот охнул от боли и схватил Андена за затылок. Анден врезал ему локтем по бедру и вырвался, а эспенец качнулся вперед.

Однако он тут же восстановил равновесие и повернулся к Андену с лавиной тяжелых ударов. Большая их часть угодила в поднятые руки, но несколько попали в живот и бока с такой силой, что заслезились глаза, а один угодил в челюсть, разбив губы в кровь. Дрался эспенец без изящества, но с хорошей скоростью, силой и дерзким инстинктом человека, уже не раз побывавшего в подобных переделках. Он был крупнее Андена и злее, и в грубом столкновении физической силы это давало ему преимущество.

С приливом паники и стыда Андена осенило, что его, младшего представителя семьи Коулов, учившегося в лучшей школе боевых искусств на Кеконе, вот-вот поколотит какой-то эспенский уличный забияка.

Анден охнул от боли, но не сдвинулся с места. По-прежнему прикрывая руками голову, он выбросил вперед локоть, прямо в подбородок соперника. Нацелившись ботинком в живот, сильнейшим ударом он откинул эспенца назад. Когда тот восстановил равновесие и снова ринулся в атаку, Анден поспешно отпрянул, словно не хотел опять вступать в драку – и это было не вполне фальшивое желание. Он ощутил, как каблуки оказались на краю тротуара. Как только противник вложил весь свой вес в следующий удар, Анден отпрыгнул, схватил эспенца за вытянутую руку и дернул. Не сильно, но резко, однако эспенец пролетел вперед, нога соскользнула с тротуара, и он покачнулся. Ему все же хватило проворства удержаться на ногах, и Анден решил эту проблему пинком, который пришелся на скулу, расцарапав ее от уха до челюсти.

Эспенец раскинул руки и рухнул на асфальт. Не теряя времени, Анден пнул его снова, а потом врезал в грудь коленом. Противник пытался обхватить ноги Андена, но он увернулся и ударил эспенца по ребрам. Тот в конце концов сжался в комок, завывая от боли, и Анден прыгнул на него, придавив, и занес кулак над раздувшимся лицом.

– Хочешь, чтобы я остановился? – Тот не ответил, и Анден врезал ему по челюсти с такой силой, что порезал о зубы костяшки пальцев. – Хочешь, чтобы я остановился? – повторил он и испытал облегчение, когда эспенец кивнул. – Скажи, что я не вор, – потребовал Анден.

– Ч-что? – выдавил эспенец разбитыми губами.

Анден снова занес кулак.

– Скажи, что я не вор.

– Ладно, ладно, бешеный говнюк. Ты… ты не…

Чьи-то руки обхватили Андена и оттащили его обратно на тротуар. Анден удивленно обернулся и увидел полукруг зевак. Двое крупных мужчин оттащили его, а третий присел на корточки у поверженного соперника. Анден стряхнул удерживающие его руки. Зачем они вмешались? Ясно же, что он победил честно, его противник уже готов был признать поражение.

Один из зевак оказался кеконцем. Анден окликнул его на родном языке:

– В чем дело? Что такое?

Но тот смотрел на него с каменным выражением лица.

Противник Андена с трудом поднялся.

– Ты труп, ясно тебе? – прорычал он. – Не знаю, кем ты себя возомнил, но когда ты полез на Карсона Сантера из Бригады, ты замахнулся не на того. Я тебя найду и убью.

Он сплюнул сгусток крови на тротуар, под ноги Андену, повернулся и похромал прочь, опираясь на велосипед и изрыгая ругательства.

Группа зевак растворилась, никто даже не взглянул на Андена. Он снова заговорил с кеконцем, которого видел в их квартале.

– В чем дело? Что я сделал не так?

К его удивлению, мужчина ответил по-эспенски:

– Зачем ты это сделал? Хочешь, чтобы всех нас поносили на чем свет стоит? Избить человека из-за велосипеда! – Потом он перешел на стремительный кеконский: – Ты что, хочешь быть похожим на головореза из клана, как в старые времена?

На прощанье бросив на Андена презрительный взгляд, он развернулся и ушел.

Когда Анден вошел в квартиру, госпожа Хиан потрясенно охнула.

– Что ты натворил? – воскликнула она, усаживая его за кухонный стол, а сама метнулась за льдом для его раздувшейся щеки и губы. – Как это случилось?

После рассказа Андена супруги обменялись мрачными взглядами.

– Хорошего мало, – встревоженно вздохнул господин Хиан. – Могут возникнуть проблемы.

– Не понимаю, – возмутился Анден. – Он оскорбил меня и вызвал на бой, и я честно победил. Он сдался, люди это видели. Если он решит отомстить, это он будет виноват.

– Анден-се, – мрачно сказал господин Хиан. – В этой стране дуэли запрещены. Эспенский суд не одобрит разрешение спора с помощью дуэли, даже если ее желали обе стороны.

– Тот человек вернется, чтобы тебя покалечить, или, что более вероятно, потребует у нас денег, – объяснила госпожа Хиан, промывая его окровавленное лицо.

– По эспенским законам, – добавил господин Хиан, – нет такого понятия, как дуэль на чистых клинках.

Анден ошарашенно молчал так долго, что Хианы еще больше разволновались и попытались его успокоить. Госпожа Хиан встала, погладила его по спине и сказала:

– Не терзайся, это наша вина, а не твоя. Ты лишь защищал свою репутацию и честь семьи, откуда тебе было знать, что здесь эти правила не действуют? Мы должны были тебе объяснить, но не думали, что такое случится.

Господин Хиан предложил Андену рюмку хоцзи и сигарету.

– Не терзайся так, – сказал он.

– И что теперь делать? – уныло спросил Анден.

Госпожа Хиан озабоченно поджала губы. Она повернулась к мужу, тот положил руки на кухонный стол и с неохотой кивнул.

– Нужно идти к Колоссу.

Глава 17. Колосс Южного капкана

На следующий день вечером Анден и Хианы проехали шесть остановок на автобусе до другого конца Южного капкана и вошли в голубой двухэтажный дом, где их поприветствовала женщина лет пятидесяти с завитыми волосами и белым лаком на ногтях. Она тепло поздоровалась с Хианами и пригласила их внутрь.

– А ты, вероятно, Анден, студент из Жанлуна, – сказала она.

– Да, тетушка.

– Ты такой вежливый! – воскликнула женщина с одобрительной улыбкой. – Входи и поставь обувь вот здесь. Лосун-се! – позвала она.

По лестнице поднялся мужчина, вытирая пыльные руки тряпкой. Рукава его фланелевой рубашки были закатаны до локтей.

– Почти закончил с плиткой в ванной, – доложил он, опуская рукава, и застегнул манжеты. – После этого подвал будет почти готов.

– Он никогда не будет готов, – с веселым пессимизмом отозвалась женщина.

– Ты никогда мне не веришь, – проворчал мужчина. – А, Хианы пришли.

Накануне Анден спросил супругов:

– И кто этот Колосс?

Его потрясло, что никто не упомянул об этом человеке раньше.

Господин Хиан почесал бороду.

– Ну, это не то же самое, что в Жанлуне. У нас не так много Зеленых костей. Даук Лосуньин – это тот, кому подчиняются остальные, и он единственный здесь, кого мы называем Колоссом, так что, видимо, можно считать его… Колоссом Южного капкана.

Господин Хиан передернул плечами.

Колосс оказался крепко сбитым лысым человеком с руками мастерового и дружелюбным лицом. Глядя на него, Анден не знал, что и думать. Этот человек не был похож на воина и Зеленую кость, а уж тем более на лидера клана. Его дом был меньше гостевого домика в поместье Коулов. Он не производил впечатления могущественного человека, даже смешно сравнивать с Коулом Хило или Айт Мадой.

– Даук-цзен, – сказал господин Хиан, прикоснувшись ладонями ко лбу и склоняясь в уважительном приветствии.

Госпожа Хиан последовала его примеру и вручила госпоже Даук тарелку с миндальными булочками домашнего приготовления.

– Спасибо за то, что приняли нас, – сказал господин Хиан. – Это Эмери Анден, студент из Жанлуна, я вам о нем рассказывал.

Анден тоже склонил голову в официальном приветствии.

– Даук-цзен.

Даук дружелюбно похлопал Андена по плечу.

– Как тебе Эспения?

– Я… э-э-э… Привыкаю, цзен, – ответил Анден.

Колосс хохотнул.

– Не так-то просто привыкнуть, да?

Он проводил их через кухню в столовую и поставил к овальному деревянному столу дополнительные стулья. В стене между кухней и столовой находилась ниша с роскошной зеленой вазой, и Анден разинул рот от изумления, пока не сообразил, что это не потрясающее и опасное количество нефрита, как ему показалось с первого взгляда, а просто декоративный зеленый камень.

Потом он заметил две маленькие парные фигурки лошадей на каминной полке и подсвечник на столике у дивана, все из бутафорского нефрита. В Жанлуне такая демонстрация фальшивого нефрита выглядела бы нелепо. Может, это потому, что у кеконцев в Эспении мало настоящего нефрита и они не могут носить его в открытую, приходится использовать фальшивую показуху в качестве напоминания о культурном наследии.

Открылась входная дверь, и появился молодой человек. Та самая Зеленая кость, которую уже видел Анден, несколько месяцев назад он спас женщину, выбежавшую на проезжую часть. Госпожа Даук поспешила к нему.

– Кору, я не ждала тебя сегодня к ужину.

Молодой человек снял кепку и обнял мать.

– У нас гости?

– Хианы, ты их знаешь. А это Эмери Анден, студент с Кекона, он живет у них и учится в колледже Порт-Масси.

Анден понял, что пялится как идиот. Только теперь он вспомнил, что госпожа Хиан называла фамилию той Зеленой кости – Даук. Это было давно, и он не уловил связи. Сообразительный велосипедист – сын Колосса.

В глазах Кору мелькнуло узнавание. Он усмехнулся. На переносице возникла складка, а в темных глазах заплясало веселье.

– Значит, мы снова встретились, – сказал он по-эспенски. – И ты по-прежнему выглядишь как испуганный олень, как и в первый раз.

Анден моргнул и ответил на ломаном эспенском:

– Ты оба раза меня удивить, цзен.

– Кору, что за манера разговаривать с гостем! – воскликнула госпожа Даук и шлепнула сына по затылку. – Говори по-кеконски!

– Ничего страшного, госпожа Даук, – ответил Анден, чувствуя, как горит лицо. – Мне нужно практиковаться в эспенском, если я хочу его выучить. Ваш сын лишь оказывает мне услугу… по своему обыкновению.

– Сана, – позвал Даук Лосун, – ужин скоро?

– Он готов, – откликнулась его жена, поспешила обратно на кухню и внесла стальную кастрюлю, которую поставила на треногу в центре стола.

– Свиное рагу еще не готово, но остальное вполне. Рагу я принесу позже. Не стойте же, садитесь и приступайте к еде!

Вшестером за столом было тесновато. Даук Сана наготовила много блюд – острую капусту, креветки в остром лимонном соусе и припозднившееся свиное рагу с щедрыми ломтиками грибов и яиц. Все это – традиционная кеконская кухня, за исключением длинных и темных соленых крекеров, которые передавали вдоль стола в корзине, эспенцы подавали их к каждому блюду, ими зачерпывали еду вместо ложки и окунали в соусы и супы. Анден сидел рядом с Дауком Кору, тот ел с аппетитом и, как положено примерному кеконцу, нахваливал все материнские блюда.

Анден отчаянно пытался придумать способ начать нормальный разговор с соседом в надежде разглядеть нефрит. Рассчитав, когда придет его очередь брать крекеры из корзины, Анден потянулся так, чтобы его рука почти коснулась руки Кору. Через его локоть прошла дрожь, приникнув в кости, он ощутил рывок глубоко внутри, словно он рыба на стальном крючке, которую выдергивают из воды. Анден покрылся испариной – уже очень долгое время он не чувствовал нефритовую ауру так близко. После долгого отсутствия нефрита тело устремилось к нему с вызывающим головокружение желанием. Он содрогнулся и отдернул руку.

– И надолго ты здесь? – поинтересовался Кору.

– А? – Анден быстро отпрянул. – Ах да, на два года. Чтобы закончить языковую программу и получить диплом. В общем, таков план.

Кору снова набил рот едой и больше ни о чем не спросил.

– Кору-цзен… – сказал Анден после затянувшейся паузы, – я слышал, ты тоже студент. Учишься в юридической школе?

Тот посмотрел на него и рассмеялся.

– Никто не называет меня Кору, кроме родителей и их друзей. Все называют меня Кори. – Он вытер ладонь и протянул ее Андену. – Ну вот, мы и познакомились как полагается. Да, со следующей осени я буду учиться на юриста в Вотерсгардском университете. В этом году не учусь, занимаюсь волонтерством и коплю деньги на учебу, работая полулегально. А следующим летом планирую полтора месяца поездить по стране. – Он повернул голову и повысил голос, чтобы его слышал и отец: – Прежде чем меня заставят пойти по стопам сестры.

– У тебя есть старшая сестра? – спросил Анден.

– Три. – Кору тряхнул головой. – Не стесняйся, можешь мне посочувствовать.

Анден не знал, каково это, иметь столько старших сестер, так он и сказал. Кори встал из-за стола и принес с каминной полки семейную фотографию.

– Моя старшая сестра – адвокат, – объяснил он, показывая фотографию Андену, – работает в государственном департаменте промышленности. Ее муж – инженер, детей у них нет. Вторая сестра училась на медсестру, а теперь сидит дома с двумя малышами. Третья – вот она – получила диплом социального работника и в прошлом году вышла замуж.

Все Дауки были похожи – улыбками, широкими плечами. Андену хотелось спросить, являются ли и сестры Кори Зелеными костями, но он уже совершил столько ошибок и неверных предположений о культурных традициях Эспении, что не решался. Если эти люди прячут свой нефрит, может, невежливо в открытую спрашивать, кто из них Зеленая кость. Он еще с минуту изучал семейное фото, а потом вручил его обратно Кори.

– Ваш младший сын по-прежнему в Вотерсгарде? – спросил Даук Лосуньин у Хианов. – Как у него дела? Работает над диссертацией?

Беседа старшего поколения перетекла к обсуждению и жалобам на взрослых детей, а потом к слухам о соседях в кеконской части Южного капкана. Андену этот разговор казался слишком будничным для Колосса, но Даук Лосун положил на стол тяжелые локти, подперев кулаками подбородок, а госпожа Хиан сетовала на пробки перед домом и возмущалась живущей через дорогу парой, той самой, которая постоянно буянила.

Даук Сана убрала тарелки и принесла чай и плошку с эспенским печеньем, и тут в дверь позвонили. Кори открыл и впустил гостя, тот кивнул и торжественно поздоровался со всеми.

– Даук-цзены. Господин и госпожа Хиан.

Он посмотрел на Андена, но промолчал. Вновь прибывший снял шляпу, пальто и ботинки. Черные кожаные перчатки он не оставил вместе с пальто, а сунул в передний карман рубашки и присоединился к остальным за столом. Кори притащил еще один стул, гость пробормотал благодарности и взял печенье, пока Сана наливала всем чай.

Глядя на незнакомца, Анден впервые в Эспении подумал: это Кулак. Человек не был крупным, но все в его манерах – пронзительный взгляд, походка и осанка – предполагало, что он способен на насилие. Коул Хило однажды сказал Андену, что хороший Кулак мыслит как сторожевой пес – он может быть дружелюбным, улыбаться и вилять хвостом, но всегда наготове. Стоит сделать неверное движение, угрожая чему-то ценному, и он без колебаний вонзит в тебя клыки. Даже видя этого человека впервые, Анден безошибочно опознал в нем того, кто хорошо будет смотреться рядом с братьями Маик.

– Прошу прощения, что не смог составить вам компанию за ужином, – сказал гость.

С его появлением беседа изменилась. Анден подозревал, что это вовсе не совпадение, гость точно рассчитал время своего прихода. Пустая болтовня прекратилась. Стулья слегка отодвинулись от опустевшего стола, появились сигареты и хоцзи.

– Рон-цзен, вы же знаете, что вам всегда рады, – сказала Даук Сана, но в голосе слышалась сдержанность, которой раньше не было. – Как ваше плечо, лучше?

– Гораздо лучше после ваших целебных процедур, Сана-цзен, – ответил тот.

Даук Лосун представил ему Андена:

– Торо, это Эмери Анден, студент из Жанлуна. Он только наполовину кеконец, но его мать была сильной Зеленой костью, и его усыновила семья Коулов из Равнинного клана, как младшего внука.

Анден опешил. Во время ужина у него сложилось впечатление, что Колосс Южного капкана знает его только как студента, живущего у Хианов. Даук Лосуньин говорил все тем же будничным тоном, по-соседски, как и весь вечер, словно все знали историю Андена, хотя это явно не так. Кори поднял брови. Он выпрямился и вскинул голову, с возросшим интересом оглядев Андена.

Рон Торо окунул в чашку с чаем коричное печенье.

– Коулы – фамилия знаменитая, – сказал он.

– Еще как знаменитая, – согласился Даук Лосун, откинувшись на спинку стула и поглаживая живот после сытной еды. – Я вырос в семье Зеленой кости на Кеконе во время шотарской оккупации и всегда слышал рассказы о смелых лидерах, Людях Горы. Айт Югонтин и Коул Сенингтун – Копье и Факел. Когда мой отец убил шотарского полицейского, Люди Горы помогли моей матери, сестрам и мне бежать в Эспению. Три недели в трюме грузового судна были худшими в моей жизни. Но слава богам, мы благополучно прибыли в новую страну, не имея ничего, кроме одежды на плечах. Мне было четырнадцать. – Колосс внимательно посмотрел на Андена. – Я говорю это, чтобы ты понял, юноша, как я уважаю твою семью. Теперь все случившееся в этом квартале касается меня, и когда Хианы сказали, что приведут тебя познакомиться, конечно же, я задал вопросы и выяснил твою подноготную. И теперь, когда я знаю, кто ты, моя семья поможет тебе, если это в наших силах.

– Спасибо, Даук-цзен, – ответил Анден, пытаясь примириться с внезапной переменой в тоне и Даука, и самой беседы.

Он по-прежнему не знал, чего ожидать от непритязательного Колосса после приятного семейного ужина в доме с бутафорским нефритом.

– Анден-се, расскажи им о том, что случилось, – велела ему госпожа Хиан.

Анден рассказал о жестокой стычке в парке, и Даук обратился к Рону Торо:

– Ты знаешь этого Карсона Сантера?

– Он шкурник у Тощего Римса, – ответил Рон по-эспенски. – Босс Кромнер не станет беспокоиться о таких мелочах, но Римс может этим заняться.

Хианы не на шутку встревожились.

– Даук-цзен, у Бригад же нет ничего святого! – воскликнула госпожа Хиан. – Они могут явиться к нам или даже к нашим сыновьям?

Андена все больше охватывала тревога.

– Тот человек, с которым я подрался… кто он?

К его удивлению, ответил Кори:

– Не придумал ничего лучшего, как ввязываться в драку с членом Бригады? Они бандиты, вот кто. Босс Кромнер заведует азартными играми, вымогательством, продажей наркотиков и тянет деньги со всех заведений юга Порт-Масси, а Уиллум, он же Тощий Римс, один из его смотрящих. А тот, кого ты избил, его шкурник – боец Бригады Кромнера. Невысокого ранга, из тех, кто трясет заведения и собирает наркоденьги. Но смотрящий Римс… Он может посчитать избиение своего человека кеконцем чем-то более серьезным.

– Эти подонки охотятся на слабых, особенно на иммигрантов, – объяснила госпожа Хиан. – Но кеконский квартал обходят стороной, потому что у нас есть Колосс, Даук-цзен, и Зеленые кости с нефритом, они нас оберегают. Вот почему ты не сталкивался с ними в нашей части Южного капкана.

– У нас с Бригадами что-то вроде соглашения, – добавил Даук Лосун. – Они не лезут в наши дела, а мы держимся подальше от них. Но боюсь, положение может измениться, как только гражданским запретят иметь нефрит.

От его слов вокруг маленького стола прошла рябь ужаса. Даук Сана пробормотала себе под нос какие-то ругательства. Ее муж поднял руку, призывая успокоиться.

– И мы могли бы это понять. Слишком много историй о безответственном использовании нефрита вышло наружу, о случаях Зуда, а теперь еще и новая вспышка интереса к нефриту из-за военного конфликта в Оортоко. Законопроект о запрете нефрита уже находится в Национальной Ассамблее, его поддерживает премьер и крупнейшие торговые объединения. По всеобщему мнению, закон примут.

Колосс дотронулся до воротника фланелевой рубашки и вытащил круглую нефритовую подвеску на серебряной цепочке. Он поцеловал нефритовый диск и сказал Андену:

– Это наследие Кекона. Моя семья многие поколения носила нефрит. Сегодня он оберегает кеконцев от Бригад и всех тех, кто попытается нас обидеть, он связывает нашу диаспору, он часть нашей самоидентификации как кеконцев в Эспении. А теперь правительство заявляет, что это противозаконно? Это неправильный закон.

Его жена пылко закивала.

– Может, я и не врач, но на Кеконе училась на медсестру и многое узнала о медицинской Концентрации от матери, так что сейчас помогаю тем, кто приходит ко мне с проблемами. А теперь из-за этого нелепого закона люди испугаются оказаться вне закона, хотя приходили ко мне годами.

Как и в случае с остальными Дауками, Анден попытался определить, где мать Кори носит нефрит, но не сумел.

Даук Лосун снова спрятал подвеску под рубашку.

– Предстоящий запрет лишь усилит стремление Бригад иметь собственный нефрит. Могу утверждать, что это уже происходит, они отхватили часть черного рынка в Порт-Масси. Они уже занимаются наркотиками, и вполне естественно, что захотят торговать и «сиянием». И очень скоро нацелятся на то, что принадлежит нам.

Даук Сана резко выдохнула.

– Этот день еще не настал. Не будем отклоняться от темы. Анден и Хианы пришли к нам за помощью, и мы не можем позволить этому дурацкому недопониманию причинить всем нам проблемы. Давай попросим Рона-цзена пойти к Тощему Римсу… – она на мгновение задумалась, – с двумя тысячами талиров. Можно поднять до трех, но не больше.

Колосс кивнул.

– Как обычно, жена мудрее меня. Хорошо, что она не дает мне отвлекаться. Торо, возьми с собой двух самых зеленых друзей, и если Римс попытается выторговать больше, напомни ему, что мы знаем все о деле Гертинга и ничего не сказали полиции. Три тысячи и наше молчание – они с этим согласятся.

Анден оглядел сидящих за столом. И сделал два потрясающих открытия. Во-первых, вопреки собственным изначальным представлениям и мнению кузенов, он приехал в страну, не лишенную нефрита и кланов. В Жанлуне спор о том, кто будет контролировать нефрит, привел к открытому кровопролитию на улицах в боях Равнинного и Горного клана, а здесь все только начинается, медленно вскипает в мире нелегального бизнеса и в тени иммигрантских кварталов, но все же существует.

Во-вторых, когда он переводил взгляд с Даука на его жену и Рона, все встало на свои места. Этот семейный ужин имел мало общего с собраниями в кабинете Коулов или на верхнем этаже башни на Корабельной улице, но Анден понял, что смотрит на Колосса, его Шелеста и Штыря. В Порт-Масси они отличались от жанлунских. Простые люди внутри диаспоры, соседи, тайно помогающие соседям.

Он посмотрел на Кори. Будущий адвокат откинулся на стуле к стене, закинув одну ногу на сиденье, но еще прислушивался к разговору, хотя, казалось, больше интересовался печеньем с джемом. Кори был высоким, с гладкой кожей и накачанными ездой на велосипеде икрами. Он носил футболку с логотипом какой-то популярной музыкальной группы и во всем походил на эспенца. Но все же был Зеленой костью, носил нефрит и умел его использовать. Каково его место в клане?

Рон Торо допил чай и поднялся.

– Я найду Римса и поговорю с ним.

– Спасибо, дружище, – сказал Даук Лосун, тоже вставая, чтобы проводить его к двери. – Навести как-нибудь Тима Цзоро. Отношения мужа и жены – их личное дело, но когда об этом знает весь квартал и приходится вызывать полицию… Что ж, тогда это касается всех. Напомни ему об этом, ладно?

Рон кивнул и ушел. Даук Сана вручила госпоже Хиан пластиковую коробку с остатками еды, господин Хиан забрал их верхнюю одежду и снова глубоко поклонился Колоссу.

– Даук-цзен, даже не знаем, как вас благодарить за решение наших проблем. Да благословят вас боги.

– Не беспокойтесь, – сказал Даук. – Рон Торо – надежный человек, а мы уже имели дело с Бригадами. Приходите на ужин в любое время и его приводите. – Он шутя погрозил Андену пальцем. – И не лезь больше в неприятности, ясно? Теперь ты знаешь, что дуэли не разрешены. Запрет можно обойти, но сейчас не будем об этом. Хотя мне нравится, что ты постоял за себя и не позволил оскорблять. Настоящий кеконец, как встарь, зеленая душа, не то что наша мягкотелая эспенская молодежь. – Он покосился на сына.

Кори подмигнул из-за отцовской спины и сказал:

– Еще увидимся, кеконец.

На прощание Анден прикоснулся ладонями ко лбу. Он еще не опомнился от всего происходящего.

– Даук-цзен, вы уверены, что это все уладит?

Больше всего Анден волновался за Хианов, он не мог вынести мысль, что подверг их опасности.

– Ну, гарантии никто не даст, но не бери в голову, – ответил Колосс. – Знаешь, есть такая поговорка: «Эспенец сначала попробует решить проблему деньгами, а потом уже насилием. А кеконцы наоборот – сначала пробуют насилие, а потом деньги». – Даук Лосун хохотнул. Эту фразу он явно повторял не раз, потому что его жена и сын закатили глаза у него за спиной. – Мы в Эспении, и раз Хианы выступают в роли твоих временных родителей, позволь и мне действовать как другу твоей семьи.

Анден благодарно кивнул, но его не покидало беспокойство. Он подозревал, что Колосс Южного капкана, хоть и был человеком дружелюбным и искренним, предложил свою помощь не только из-за сочувствия Хианам, но и из-за связи Андена с Коулами. Неужели он не ждет, что когда-нибудь его дружба и помощь будут вознаграждены Равнинным кланом? Наверняка он будет сильно разочарован, если Анден не предложит ничего взамен.

А потому Анден тщательно подбирал слова.

– Даук-цзен, я вам признателен. Я чужой в этой стране и могу лишь полагаться на щедрость кеконской диаспоры. Мне хотелось бы сказать это и от имени кузенов, но боюсь, я не имею в Равнинном клане никакого статуса, вот почему меня отослали из Жанлуна. Я не Зеленая кость, но надеюсь, что однажды моя дружба будет стоить большего, чем теперь.

Колосса, похоже, это откровенное признание ничуть не разочаровало. Возможно, наводя справки об Андене перед встречей, он уже все выяснил и знал о роли Андена в клановой войне и его последующем позоре. Он протянул огромную натруженную руку, и Анден пожал ее.

– Дружба такого хорошо воспитанного юноши вроде тебя? Не сомневаюсь. Все меняется. Я тоже уехал в Эспению вместе с семьей по воле обстоятельств, но не жалею об этом.

Глава 18. Клуб «Белый фонарь»

Шаэ прибыла в клуб «Белый фонарь» за двадцать минут до назначенной встречи с послом Эспении и командующим военно-морской базой на острове Эуман. Ей хотелось занять лучший столик и предстать хозяйкой – до появления иностранных гостей. Она попросила мастера по хоцзи принести из погреба две рекомендованные марки, а также бутылку импортного вина и поставить их в центр стола. Несколько членов клуба заметили ее и явно хотели подойти и выразить свое почтение. Вун отправился их поприветствовать и воспрепятствовать любым попыткам завести разговор, объяснив, что Шелест здесь по важному делу и сейчас ее нельзя отвлекать, но он с удовольствием передаст ей их приветствия.

Шаэ пошла в туалет, проверить макияж и вымыть руки, вдруг показавшиеся липкими. Она надела смелую красную юбку и жакет в эспенском стиле, с широкими лацканами и отворотами на рукавах, и белую блузку с высоким воротом, скрыв под ней нефритовые браслеты и ожерелье. Видны были только нефритовые серьги. Она вытащила из внутреннего кармана два сложенных листа бумаги и перечитала их. Несколько важных фактов и цифр об экономике и политике, полученных после разговора с Маро. И стратегические заметки, написанные собственноручно во время последнего обсуждения с Вуном. Она хорошо вооружена, но все равно чувствует себя так, будто вступает в битву со слабой позиции.

Шаэ вернулась к столу. Посол Грегор Мендофф и полковник Лиланд Дейлер прибыли одновременно, пять минут спустя. Шаэ встала, чтобы поприветствовать их и пожать руки.

– Посол. Полковник. Рада, что вы составите мне компанию.

Слова вылетали гладко, на прошлой неделе Шаэ провела много времени перед радиоприемником в офисе, настроенным на эспенскую станцию, и несколько часов говорила сама с собой на эспенском, освежая в памяти язык, на котором ей редко доводилось разговаривать после возвращения из Виндтона. Она говорила медленнее и аккуратнее, чем обычно, не только чтобы нивелировать акцент, но и устанавливая тон беседы. Шаэ не представила Вуна и переводчика, который, как она надеялась, не понадобится. Шаэ предполагала, что гости достаточно хорошо знакомы с деловыми традициями Кекона и понимают – это значит, что те двое просто наблюдатели и не примут активного участия в разговоре.

Пять минут Шаэ обменивалась с эспенцами любезностями, а официант принес чай и легкие закуски – креветочное печенье и маринованный инжир. Посол Мендофф посетовал на сырую погоду, а полковник Дейлер, не бывавший прежде в этом клубе, отметил большой ассортимент высококлассных напитков, выставленных у стены в баре. Клуб «Белый фонарь» был роскошным местом: красные кожаные кресла, хрустальные люстры, дорогие картины на стенах, безупречные официанты в черных жилетах.

Членство было только по приглашениям и до недавнего времени только для Фонарщиков Равнинного клана определенного уровня, и многие мечтали сюда попасть. Женщин впервые пустили сюда пять лет назад. На следующий год было открыто членство по заявлению, не только для бизнесменов из Равнинного клана, но и для членов Королевского совета, известных писателей и артистов, а также преподавателей из Академии Коула Душурона. А сейчас даже ввели ограниченное взаимное членство с клубом «Город Жанлун» на другом конце Финансового квартала, принадлежащим Горному клану. Даже во время войны кланов деньги текли здесь быстрее крови. Пусть Зеленые кости обоих кланов и смертельные враги, но платящие им дань деловые люди по-прежнему собирались за выпивкой в элитных заведениях.

– Думаю, вы слышали хорошие новости, – сказала Шаэ, когда унесли закуски и подали суп и мясные блюда. Как знала Шаэ, эспенцы обычно не оттягивают начало важного разговора до того момента, как покончат с мясом. – Правительство сняло запрет, и добыча нефрита возобновилась, а это значит, что Кекон скоро начнет выполнять обычные экспортные контракты.

– Да, и в самом деле приятные новости, – сказал посол Мендофф.

Это был тучный человек с серыми усами и проницательными голубыми глазами. Шаэ показалось, что он слегка смущается в ее присутствии – он развернул широкие плечи и посматривал на Вуна. Мендофф когда-то возглавлял влиятельный Союз морского транспорта и работал послом всего полгода, получив этот пост в награду за значительный вклад в избирательную кампанию нынешнего премьера эспенской Национальной Ассамблеи. Он откашлялся.

– И хотелось бы добавить, что это произошло в самый нужный момент, госпожа Коул. Учитывая политическую нестабильность из-за гражданской войны в Оортоко, наше правительство считает торговое соглашение с Кеконом одним из главных способов обеспечить спокойствие в этом регионе.

Шаэ вежливо, но твердо улыбнулась.

– Посол, здесь, на Кеконе, к человеку, который носит нефрит, принято обращаться с приставкой «цзен». Называйте меня Коул-цзен или просто Шелест. Для вас, вероятно, это звучит странно, но в моей культуре очень много значит.

Мендофф вспыхнул и смутился, но Шаэ продолжила как ни в чем не бывало:

– Полагаю, возобновление экспорта нефрита представляет для вас значительный интерес. – Она повернулась к полковнику Дейлеру: – К тому же эксперты утверждают, что конфликт в Оортоко может перерасти в первую нефритовую войну современности.

У полковника Дейлера было квадратное лицо, самоуверенный изгиб бровей и выправка кадрового военного, который побывал в десятке стран и видел всю грязь, какую только можно. Он окинул Шаэ оценивающим взглядом, так что она слегка смутилась. Она подозревала, что сейчас полковник мысленно листает ее досье, сравнивая ее лицо с давними фотографиями, когда она работала информатором эспенской разведки. Тогда ей было двадцать два, она была подругой офицера эспенского ВМФ и избалованной внучкой знаменитого героя войны Коула Сенингтуна. Возможно, сейчас полковник гадает, каким образом через семь лет она превратилась в одну из самых влиятельных фигур в политике и бизнесе Кекона.

– Наша цель в Оортоко – обеспечить поддержку шотарского правительства. – В голосе Дейлера слышался сильный северный акцент, который Шаэ научилась узнавать во время учебы в Виндтоне. – По его просьбе мы разворачиваем войска.

– Вы отправили флот в Западно-Тунское море, как только начали подозревать, что мятежников в Оортоко снабжает Югутан, – указала Шаэ.

– Политика Эспении – отражать любую агрессию Югутана, и совершенно очевидно, что восстание в Оортоко – это средство для Югутана расширить территорию. – Дейлер подозрительно оглядел блюдо с кальмарами и потянулся к свинине. – Премьер и секретарь Военного департамента заявили, что мы, безусловно, будем защищать суверенитет наших союзников. – Он пристально посмотрел на Шаэ. – И Кекона, конечно же.

Шаэ сделала знак официанту снова наполнить чашечки с хоцзи. Посол выпил первую порцию, а полковник – нет. Шаэ лишь пригубила.

– Сожалею, но должна сказать, что многие кеконцы не считают быстрое расширение базы на острове Эуман и в окружающих его водах действиями союзника.

– Я имел долгую беседу с канцлером Соном Томаро, – сказал посол Мендофф, сумев одновременно выразить негодование предположением Шаэ и остаться в рамках гладкого дипломатического тона. – Я заверил его и Королевский совет, что увеличение нашего военного присутствия на Кеконе необходимо, и мы надеемся, что это временная мера в обоюдных интересах.

– Ваши интересы – это нефрит, – уточнила Шаэ и положила суповую ложку. – Мы все смотрим новости, посол. Истории о спецоперациях эспенских отрядов с кеконским нефритом… Это беспокоит людей. Не забывайте, что моя страна имеет долгую историю отношений с иностранцами, которые пытались вторгнуться и оккупировать остров. Откуда мы знаем, что эспенские союзники поведут себя по-другому? Если вам понадобится, почему бы вам не использовать военную мощь и солдат с нефритом, чтобы захватить наши рудники и контроль над страной?

Шаэ развела руками, словно озвучила нелепые страхи, но она не сомневалась, что Мендофф и Дейлер уже говорили об этом со своим начальством. Если бы Равнинные не наладили постоянный поток нефрита в Адамонт во время закрытия рудников или если бы добыча не возобновилась, эспенцы и впрямь могли бы предпринять силовые действия.

– Не обижайтесь, я лишь сообщаю вам о настроениях кеконцев. Мы всегда настороже, опасаясь кражи.

– Похоже, вы уже в курсе нашей просьбы к Королевскому совету, – проворчал Мендофф. – В этой стране ничто не ускользает от внимания кланов.

– Просьба о таком значительном увеличении поставок нефрита сразу после возобновления добычи, когда вы стягиваете армию на нашу территорию, вряд ли встретит понимание у кого-либо на Кеконе. На Королевский совет и так уже серьезно давят, чтобы он снизил экспорт нефрита и тем самым предотвратил войну в Оортоко.

– В Шотаре кризис, – напирал посол, подавшись вперед, – а Югутан явно представляет угрозу для всех нас. Кекон важен не только как единственный в мире источник биоэнергетического нефрита, но и из-за своего стратегического положения в Западно-Тунском море. Нам нужна полная поддержка от вашей страны.

– Дополнительного нефрита вы не получите, – отрезала Шаэ. – Ни члены Королевского совета, ни представители кланов в совете директоров Кеконского Нефритового Альянса не согласятся отдать запасы страны для войны за рубежом.

Посол Мендофф откинулся назад и нахмурился.

– Простите, госпожа Коул-цзен, но вы не выступаете от имени кеконского правительства.

– Это верно. Вам придется подождать официального ответа. Он будет таким же, как и неофициальный, который вы сейчас услышали. У кеконцев есть поговорка: «Золоту и нефриту вместе не бывать». Те из нас, кто носит нефрит, не занимают политических постов, но вы просите не золото, вы просите нефрит. А в этом последнее слово за кланами.

Шаэ надеялась, что ее собеседники уловили намек: пусть Кекон и маленький остров с крохотной армией, но любая попытка силой захватить страну приведет к противоборству с кланами Зеленых костей, которые контролируют города и все важнейшие отрасли экономики и насчитывают в своих рядах тысячи тренированных бойцов, а каждый из них носит больше нефрита, чем несколько солдат из элитного эспенского подразделения, вместе взятые.

– Позвольте объяснить, – сказала Шелест, – чтобы вы передали своему начальству. Не то чтобы мы были против вашей стычки с Югутаном. Но на Кеконе верят, что нефрит – божественный дар небес. Человек должен годами тренироваться с самого детства, прежде чем его наденет, и по священной традиции его используют только для защиты. Конечно, мы осознаем, что мир стал открытым и мы больше не единственные владельцы нефрита, но все же нефрит стоит в центре нашего национального самосознания. В Оортоко большая кеконская диаспора, ее, как и других гражданских, втянут в этот конфликт. Мы не хотим, чтобы нефрит стал оружием для иностранцев, чтобы его использовали против этнических кеконцев.

– Вы утверждаете, что использование нефрита военными в вооруженном столкновении каким-то образом нанесет урон репутации Кекона? – скептически поинтересовался Мендофф. – Споры между кланами привели к тому, что носящие нефрит люди убивали друг друга саблями на улицах Жанлуна. Где же логика в ваших доводах?

Шаэ ответила спокойно, но с холодными нотками в голосе:

– Это совершенно другое. Если вы не видите разницу, то, вероятно, потому, что вы не кеконец.

Эспенцы явно рассердились. Официант унес пустые тарелки, Мендофф и Дейлер бросили сочувственный взгляд на людей позади Шаэ, которые ничего не ели и не пили во время ужина. Переводчик, младший Барышник клана, невольно посмотрел на остатки голодными глазами. Вун заранее побеспокоился набить желудок, так что и не взглянул на еду.

Шаэ подождала, пока официант разольет чай, и добавила примирительным тоном:

– Но не думайте, будто мы не собираемся поддерживать союзников. Нефрит – это национальное достояние, и распределять его будет только Кекон, но сейчас я скажу вам не как член совета директоров КНА, а как Шелест клана: нам есть что предложить и помимо нефрита.

Она впервые повернулась к Вуну, и тот немедленно протянул толстый конверт.

Шаэ положила конверт в центр стола и отметила, что первым к нему потянулся полковник Дейлер. Он вытащил бумаги и принялся их изучать. По мере чтения его брови сошлись вместе, и, хотя лицо его сохранило угрюмое спокойствие, Шаэ Почуяла, как участился его пульс. Он молча вручил бумаги Мендоффу, и тот через несколько минут пригладил усы и посмотрел на Шаэ.

– Откуда вы это взяли?

Шаэ прочесала документы Дору в поисках информации, которую тот собрал во время поездки в Югутан по приказу Лана два года назад. Она опросила Кулака и Пальца, помогавших составить доклад об активности Горных в этой стране, и с разрешения Маика Кена снова отправила их в Югутан на целый месяц, теперь вместе с двумя своими сотрудниками, чтобы подтвердить и обновить эти сведения.

– Баклан когда-нибудь снабжал вас ложной информацией? – спросила Шаэ Дейлера.

При упоминании ее старой оперативной клички Дейлер прищурился.

– Нет, – признал он.

Их столик был отделен от обеденного зала деревянной ширмой, и Вун присматривал за тем, чтобы персонал не сажал других клиентов в пределах слышимости, но все же Мендофф понизил голос:

– Это свидетельствует о крупномасштабном производстве СН-1 в Югутане.

– С такими запасами СН-1, если Югутан обеспечит поставки нефрита с черного рынка, он может использовать камни в военных целях, включая снабжение марионеточных сил в Оортоко.

Эспенцев эта мысль явно привела в замешательство.

– А почему наши люди в югутанском правительстве об этом не сообщили? – спросил Мендофф Дейлера.

– Ваши разведчики в Драмске, вероятно, не в курсе, – сказала Шаэ. – Фабриками по производству СН-1 руководит не югутанское правительство. Несмотря на то что кеконцы борются с контрабандой «сияния» в собственной стране, находятся люди – не в моем клане, – которые не видят проблем в производстве и продаже его всем, способным заплатить, вне зависимости от политических союзов.

Еще до войны кланов Лан предвидел, что Равнинные могут воспользоваться информацией о производстве Горными СН-1 за рубежом и тем самым нанести врагам урон, именно это и задумала Шаэ. Она собрала листки и сунула их обратно в конверт, а потом накрыла сверху ладонью и посмотрела на собеседников, выжидающе приподняв брови.

– Несмотря на разницу в наших взглядах и приоритетах, Равнинный клан хочет, чтобы наши страны оставались друзьями, вот почему я позвала вас сегодня на откровенный разговор и предложила взамен кое-что ценное.

Эспенцы переглянулись, явно придя к молчаливому согласию, после чего снова повернулись к ней.

– Потребуется сделать несколько звонков в Адамонт, – медленно выговорил Мендофф, – но вы очень помогли нам, предоставив эти сведения. Для нас они стоят, вероятно, от десяти до пятнадцати миллионов талиров.

Шаэ сумела скрыть гримасу отвращения от такого открытого упоминания денег. Эспенцы – продажный народ, их общество построено на долгой истории торговли и военного превосходства на море, и справедливая сделка для них как религия. Шаэ подозревала, что для них все имеет определенную стоимость, нефрит уж точно, а может, даже жизнь и смерть.

Шаэ откинулась назад и глотнула чая, делая вид, что обдумывает предложение посла – скорее всего, эспенцев оскорбит, если она не примет его слова всерьез.

– У кеконских кланов есть традиция, – наконец произнесла она. – Когда чужак делает что-то для нас из уважения и по доброй воле, мы преподносим ему подарок. Это должно быть что-то зеленое с эмблемой клана. Подарок означает, что мы благодарны за дружбу и поможем в будущем, если потребуется.

Дейлер поерзал, Мендофф кашлянул. Мысль о подарках и возможной ответной любезности явно их смутила.

– Вы это хотите получить в обмен на важную военную информацию? – скептически спросил посол.

Шаэ улыбнулась.

– Нет, у вас ведь нет такой традиции, так что, конечно, я не жду этого от вас. Цель подарка в том, что он не связан с определенной суммой или датой. Он символизирует доверие и уважение. Но мне не нужен символический жест, и я не жду, что вы примете такой неопределенный обмен. Я принесла эти бумаги, чтобы улучшить отношения между нашими странами. Мы союзники, как вы и сказали, но из-за недавних событий отношения разладились. Если мы построим мосты, и прибыльные мосты, это усилит наш союз и улучшит чувства нашего народа к Эспении.

Посол Мендофф медленно кивнул, развернув к ней широкие плечи и бледно-голубые глаза.

– У вас на уме что-то конкретное?

– Многие кеконские компании хотели бы получить доступ к эспенскому рынку. Для этого нужно снизить тарифы для некоторых отраслей, таких как текстильная и производство потребительских товаров. Хотелось бы, чтобы в городах вроде Порт-Масси сняли ограничения для иностранных инвестиций в недвижимость, тогда больше кеконских фирм могли бы там работать. – Шаэ решила, что лучше всего говорить так же прямо, как и собеседники. – После окончания Мировой войны Кекон открылся для международной торговли, но с учетом поставляемого в Эспению нефрита у нас возник большой торговый дефицит. Чтобы это исправить и расширить возможности для кеконских компаний, мне нужна ваша поддержка.

Посол Мендофф и полковник Дейлер несколько секунд смотрели на нее молча.

– Что ж, – наконец заявил полковник, – я военный, а не политик, но могу сказать, что Кекон – стратегическая позиция для нашего военного присутствия в Восточной Амарике. Мы придерживаемся договора и стремимся сохранить хорошие отношения с правительством и народом этой страны.

– Но вы должны понимать, – добавил Мендофф, – что эта просьба не может быть выполнена в одночасье и с легкостью. Советую вам все же принять пятнадцать миллионов талиров. Я могу поддержать вашу просьбу перед премьером Гальцом и в Национальной Ассамблее, но…

– Это все, чего я прошу. – Шаэ вложила в голос рассчитанную дозу скромности и лести. – Я знаю о вашей дружбе с премьером и большом на него влиянии, по крайней мере, так говорили все, у кого я спрашивала. Если вы сумеете замолвить словечко на высочайшем уровне и это улучшит наши деловые перспективы, я с радостью приму это вместо всего, что вы предложили.

– Вы говорите так, будто окончательное слово за вами, госпожа Коул-цзен, – смущенно сказал Мендофф. – А где глава вашего клана? Почему его здесь нет?

Потому что Хило предпочтет оказаться где угодно, лишь бы не сидеть в клубе «Белый фонарь», угождая иностранным дипломатам, подумала Шаэ.

– Я имею полномочия действовать в этих вопросах как представитель Колосса, – сказала она. – Мое слово будет окончательным для Равнинного клана.

Глава 19. Воссоединение в Либоне

Прибыв в Либон в Степенланде, Хило удивился чистоте вокруг. Поезд из международного аэропорта отправился точно по расписанию, в серебристой капсуле объявляли прилеты и отлеты на степенском, эспенском и еще каком-то языке, вероятно, лурмишском. Было свежо, почти прохладно, даже в конце лета. Люди выглядели дружелюбными, но были лаконичными, бледными и деловыми.

Хило решил проехаться по городу и осмотреть его, и Тар прямо в аэропорту взял в аренду синий двухместный автомобиль. Пока помощник изучал карту, Хило спросил дорогу у агента в прокатной конторе, показав ей нужный адрес и поговорив на скудном эспенском. Когда они наконец выехали, оказалось, что в Либоне легко ориентироваться.

По сравнению с Жанлуном город был скорее похож на большой поселок, разделенный на четыре квадрата, а с севера на юг рассеченный рекой Фарстгейн. На западе поднимались синеватые очертания гор, а на широких улицах стояли живописные кирпичные дома с остроконечными крышами, с чугунных балкончиков свешивались цветы в ящиках. Тротуары были узкими, но окаймлены безупречно подстриженными живыми изгородями и пышными деревьями.

Тар предложил сначала заехать в гостиницу, но Хило покачал головой – он выспался в самолете и предпочитал сначала заняться делами.

Нужный дом оказался одноэтажным, бледно-зеленого цвета, и находился в северо-западном районе Либона. Тар припарковался на обочине. После звонка в дверь им почти тут же открыли. Эйни, вероятно, ожидала кого-то другого, может, службу доставки или ремонта, потому что начала что-то говорить, прежде чем поняла, кто перед ней стоит. Бывшая жена Лана невольно отпрянула, распахнув глаза.

Хило улыбнулся и переступил через порог.

– Сестра Эйни, – тепло произнес он, – прости, что не позвонил и не предупредил о нашем приезде, но у меня не было степенских монет для телефона-автомата в аэропорту. Надеюсь, мы не помешали. – Хило закрыл дверь за Таром. – Это Маик Тар, не знаю, помнишь ли ты его, он был моим Вторым Кулаком, когда я был Штырем, а теперь мой помощник.

– Что ты здесь делаешь? – взвизгнула Эйни. – Как ты нашел мой дом?

– Это несложно выяснить.

Не стоило упоминать, что он отследил ее много лет назад, но по указанию Лана никогда ничего не предпринимал. Эйни слегка изменилась, лицо не постарело, но после рождения ребенка она пополнела в бедрах и укоротила волосы.

Хило снял пиджак и положил его на спинку стула.

– Письма – не лучший способ поговорить о важном. Сначала нужно написать, потом ждать несколько недель, пока получишь ответ. А к тому времени почти позабудешь, о чем писал. А когда не видишь собеседника, легко возникают недопонимания. К примеру, я знаю, что ты не хотела быть грубой с Вен, хотя на бумаге так вышло. Вот я и подумал, чтобы тебе не беспокоиться, планируя долгое путешествие в Жанлун, а это непросто с маленьким ребенком, я сам приеду к тебе поговорить.

Взгляд Эйни стрельнул от Хило к двери.

– Лорс с минуты на минуту будет дома.

– Хорошо, – сказал Хило. – Тогда можем посидеть все вместе, и ты нас познакомишь, как полагается.

Он с любопытством оглядел гостиную. Она была маленькой, но светлой, пахло цветочным освежителем воздуха. Эйни всегда любила искусство, и на стенах висели глиняные маски и квадратные акварели, а на кофейном столике стояло плетеное из лозы блюдо с фетровыми фруктами и валялась выбивающаяся из общего ряда ярко-зеленая пластиковая погремушка в форме лягушки. Эйни старалась выглядеть спокойной, но Хило Чуял биение ее сердца, недоверие сверкало, как красный аварийный маяк, и раздражало его. Иногда полезно внушать страх, но сейчас Хило не хотел ее пугать, и эта реакция его слегка задела. Он сел на диван и взглядом предложил Тару присоединиться. Хило взял в руки погремушку.

– Где мой племянник?

– Спит, – поспешила ответить Эйни, но тут же из соседней комнаты донесся шум, Хило встал и увидел в конце коридора малыша, цепляющегося за белые металлические прутья детского манежа. Хило подошел к нему и опустился на колени. Двухгодовалый мальчик мало походил на пухлого младенца на фотографии, которую показала Вен, теперь он определенно приобрел черты Коула – губы и нос, внимательный взгляд. Хило сразу понял, что он вырастет точной копией Лана, как Лан напоминал отца. Похоже, так всегда случалось в семье Коулов со старшими сыновьями. Мальчик с интересом рассматривал Хило, совершенно без опаски. Его левый глаз слегка косил. Малыш потянулся сквозь прутья пухлой ручкой. Очарованный Хило взял руку, и мальчик стиснул его пальцы.

– Привет, Нико, – сказал Колосс. – Я твой дядя Хило.

Эйни метнулась к ним, вырвала из руки Хило погремушку, открыла манеж и подняла Николаса, тот возмущенно пискнул, и Эйни шикнула на него и отнесла обратно в детскую. Мальчик пытался вывернуться и тянулся через ее плечо.

Хило охватил всепоглощающий порыв уберечь мальчика от всех бед. Он только что с ним познакомился, но уже пожалел, что не сделал этого раньше. Нужно было приехать, как только Вен показала письмо, без промедления. Хило чуть не схватил Эйни за руку, чтобы она не унесла Нико через несколько секунд после того, как он наконец-то его увидел.

Эйни скрылась в другой комнате и минуту спустя снова появилась, закрыв за собой дверь.

– Он должен спать, – объяснила она. – В последнее время он не хочет засыпать. Если он слишком перевозбудится, то не успокоится и весь вечер будет капризничать.

Она двинулась обратно в гостиную, даже не взглянув на бывшего деверя. Хило следовал за ней на расстоянии. В гостиной он сказал уже решительнее:

– Нам нужно поговорить, Эйни. Мы не дружили, признаю, я не был для тебя настоящим братом, а ты не была мне сестрой, но сейчас это не важно. Нужно подумать о том, что лучше для Нико. Давай поговорим о твоем возвращении в Жанлун.

Эйни не смотрела на него, ее спина напряглась. Когда она повернулась, то руки были скрещены на груди, а на лице читались скрытый гнев и упрямство.

– Тебе не следовало приезжать, Хило, – сказала она. – Я ведь попросила твою жену больше мне не писать и не ответила на два твоих последних письма. Я хочу забыть о прошлом.

Хило раздраженно поморщился.

– Ты написала Лану. Я видел письмо, ты сказала, что хочешь познакомить сына с отцом и вернуться на Кекон.

– Это было два года назад, – объяснила Эйни. – Я не так давно поселилась в Либоне и после рождения Нико чувствовала себя одиноко и неуверенно. Я по-прежнему любила Лана и скучала по нему, но потом узнала от друзей о его смерти – да, от друзей, потому что никто из клана не удосужился мне сообщить. Убит. В какой-то нелепой войне Зеленых костей, охватившей весь город.

– Ты покинула семью, – без сочувствия заявил Хило. – Вот почему тебе не сообщили.

– Да, – тихо сказала Эйни. – На это потребовалось время, но в конце концов я ее покинула. Теперь моя жизнь здесь, с Лорсом. Здесь наш дом и друзья. У нас нет причин возвращаться на Кекон.

– Нет причин? – поразился Хило, но заставил себя на несколько секунд помедлить с ответом. Он знал, что в сердцах может наговорить лишнего. Самым терпеливым тоном, который сумел изобразить, он ответил: – Признаю, я мало знаю о Либоне, но знаю, что это неподходящее место для воспитания Зеленой кости. Здесь почти нет кеконцев. Какая жизнь ждет Нико в Степенланде? Он всегда будет чужаком. Он должен расти на Кеконе, где живет его семья.

– Его семья – это мы с Лорсом.

– Этот человек, твой возлюбленный, он ведь не кеконец. Он в самом деле хочет воспитывать чужого ребенка? Вы вообще женаты?

Глаза Эйни вспыхнули негодованием.

– Какая разница? Мы преданы друг другу и собираемся вместе воспитывать детей.

Хило помолчал.

– Ладно, – наконец сказал он. – Я понял. Давай все обсудим, нет нужды злиться друг на друга, сидя в разных углах.

Он медленно подошел к Эйни, словно приближался к норовистой лошади, взял ее за локоть и отвел к дивану. Уже более мягким тоном он добавил:

– Ты, вероятно, помнишь меня как младшего брата Лана. Я был намного его моложе и не всегда умел судить здраво. Да и кто это умеет в таком возрасте? Но за годы после твоего отъезда многое изменилось. Теперь я Колосс клана, а это значит, что когда я принимаю решения, им подчиняются. Ты уехала из Жанлуна не в самых приятных обстоятельствах и привыкла к чужой стране, я могу понять, почему тебе не хочется возвращаться. И ты хочешь остаться со своим другом, это я тоже понимаю. – Он наклонился, чтобы посмотреть в ее хмурое лицо. – Обещаю тебе и твоей семье комфортную жизнь в Жанлуне, лучше, чем здесь. Клан все устроит. У тебя будет дом внутри или вне поместья Коулов – по твоему выбору. Машина с водителем, экономка, няня для Нико и все, что тебе понадобится. Если ты выйдешь замуж, твоего мужа примут в семью. Он уже жил на Кеконе. Он до сих пор работает в туризме? В наши дни в Жанлуне полно иностранцев и стало еще больше международных компаний. Для него не проблемой будет найти хорошую работу, наверняка он сможет выбирать.

Конечно, Хило не собирался приводить в клан иностранного любовника Эйни, но считал, что научится его выносить, если встречаться придется редко. В этом он хотел пойти на компромисс, раз Эйни нужен спутник, а ни один респектабельный кеконец ее не примет.

Пока она раздумывала над этими заверениями, Хило продолжил:

– Тар, не принесешь нам чего-нибудь попить?

Помощник Колосса, до того молча наблюдавший за разговором, встал и пошел на прилегающую кухню. Эйни обеспокоенно вскинула голову и дернулась, как будто хотела последовать за ним, но потом передумала. Она снова устроилась на диване и скрестила руки на коленях.

– Подумай еще вот над чем, – сказал Хило. – Моя жена Вен беременна. Осталось меньше двух месяцев. У Нико будет кузен почти его возраста. А еще – любящие дядя и тетя, а в Жанлуне он вырастет как Коул, первый сын Колосса Равнинного клана. – Он обвел рукой гостиную. – Неужели это место намного лучше и стоит того, чтобы лишить твоего сына яркого будущего? Стоит того, чтобы покинуть родину?

Тар вернулся с двумя стаканами воды. Руки Эйни слегка тряслись, когда она взяла стакан, не глядя на него, и быстро осушила. Хило понял, что его последние слова попали в цель. Эйни не отличалась особой глубиной, но он знал, что в душе она тоскует по родине. Она бы не уехала с Кекона, если бы не интрижка и развод, и теперь, когда Хило предлагал ей прощение клана и возврат прежней жизни и статуса в Жанлуне, трудно было не Почуять, как в ней разгорается внутренняя борьба. Он отпил воду в ожидании.

Эйни крепко сжала пустой стакан.

– Это правда, кое-что в Либоне мне не нравится, и я сильно скучаю по Жанлуну, – наконец призналась она. – Но жизнь, которую ты предлагаешь, жизнь в семье, возглавляющей Равнинный клан… именно это и разрушило наш брак с Ланом. Это его и убило. Это лишь сталь, нефрит и кровь. Такую жизнь не назовешь ни счастливой, ни безопасной… И не этого я хочу для Нико.

От вспышки ауры Колосса Тар посмотрел на него с бо́льшим интересом.

– Нико – мой племянник, – мягко произнес Хило, – сын Колосса Равнинного клана, правнук Факела Кекона. Он рожден Зеленой костью. А ты хочешь, чтобы он говорил на чужом языке, рос в окружении иностранцев, не носил нефрит и никогда не узнал, кто он такой? – Эйни всегда была вероломной, но это было даже хуже ее поступка с Ланом. – Как ты можешь, ты же кеконка!

Эйни встала, сжав кулаки.

– Ты ничего не понимаешь, Хило. Может, будь Лан еще жив, все было бы по-другому, но ты не Лан. Ты не отец Нико. А я не пешка клана, и клан не может вмешиваться в жизнь моей семьи, чтобы заставить меня выполнять все твои прихоти.

– Следи за словами, когда говоришь с Колоссом, – вмешался Тар с угрожающими нотками в голосе, но Хило взглядом и резким кивком велел ему замолчать.

Он услышал, как снаружи хлопнула калитка, и Почуял, что кто-то приближается к дому.

Эйни бросилась к двери, стоило той приоткрыться. Вошел подтянутый степенец с рыжеватыми волосами. Увидев Хило и Тара, он смущенно остановился. Хило встал, а за ним и Тар. Эйни взяла возлюбленного под руку и сказала по-кеконски, чтобы все поняли:

– Лорс, это Хило, брат моего бывшего мужа из Жанлуна. Они с другом были в Либоне и зашли поздороваться. Совсем забыла предупредить об их приходе.

Вновь прибывший немного расслабился. Хило понял, что Эйни боится за Лорса. Она пыталась успокоить его, чтобы предотвратить стычку с незнакомцами.

– Здравствуйте, – настороженно произнес Лорс по-кеконски с заметным акцентом. – До сих пор к нам не заглядывали знакомые Эйни с Кекона. Вы здесь надолго?

– Ненадолго, – ответил Хило. – Я приехал, чтобы познакомиться с племянником. Я лишь несколько месяцев назад узнал о его существовании. Жаль, вы живете так далеко, потому что остальная моя семья тоже хочет с ним познакомиться.

– М-да, довольно неловкая ситуация, – сказал Лорс с нервной улыбкой, запустив руку в медную шевелюру. – Мы думали, у вас остались предубеждения.

– Ничего такого, о чем нельзя было бы забыть. – Хило посмотрел на Эйни, застывшую рядом с Лорсом. – Я только что говорил Эйни о том, как мы хотим вашего возвращения в Жанлун. Но она, похоже, предпочитает жить здесь. Наверное, вы умеете привлекать людей, раз вам удалось выманить кеконку так далеко от дома.

Лорс хмыкнул, успокоенный дружелюбным подтруниванием Хило.

– Должен признаться, до приезда на Кекон я и не подозревал, как прекрасны тамошние женщины. Даже не знаю, как мне удалось заполучить одну из них. – Он пылко шлепнул Эйни чуть ниже спины. – Я побывал во многих экзотических местах и могу смело заявить, что она – лучший сувенир, который я откуда-либо привозил. Разве не так, цветочек? – Эйни неловко улыбнулась, по-прежнему глядя на Хило. – Послушай, Хило… Я ведь правильно произношу твое имя? Ты кажешься отличным парнем. Я должен сказать, что не имел ничего против твоего брата. Я даже его не знал. Просто Эйни и я… В общем… – Он приобнял Эйни, отчего она еще больше окаменела. – У нас была любовь… И сейчас есть. Дома у тебя есть любимая женщина?

Хило кивнул.

– Ну, тогда ты поймешь, верно? В нашей стране есть поговорка. – Лорс произнес фразу по-степенски, а потом перевел на кеконский: – «Цветы растут даже в пустыне, так и любовь может случиться везде».

Хило улыбнулся.

– Приятно знать, что вы счастливы вместе, даже после такого серьезного шага и вдобавок с чужим ребенком.

Улыбка Лорса дрогнула.

– Что ж… в семьях всякое бывает, верно? Мы собираемся подарить Николасу много братьев и сестер. Он прекрасно тут прижился, и все отлично.

– Не сомневаюсь, – сказал Хило. – Но жаль, что мой племянник так далеко от родных и ничего не знает о своем кеконском наследии. Поэтому нужно найти компромисс. Через несколько лет, когда Нико подрастет, он может делить время между Степенландом и Кеконом. Полгода в Либоне и полгода в Жанлуне.

Хило и в самом деле был доволен только что пришедшим в голову решением и чувствовал, что его не отвергнут. Не идеальный выход, не тот, на который он надеялся, но он приехал сюда с пониманием – с Эйни будет непросто. Этот исход должен устроить всех.

– В Жанлуне он поселится со мной и моей женой, и мы будем относиться к нему как к собственному сыну. В Жанлуне есть международные школы, даже те, в которых преподают степенский и другие языки. До десяти лет он может ходить в такую школу, а потом поступить в Академию Коула Душурона, а на каникулах возвращаться в Либон. Он вырастет в уважении к обеим странам и обеим культурам. Гражданин мира. Все говорят, что это будущее, и для него это станет преимуществом.

– Отличная мысль, – согласился Лорс. – А ты как думаешь, цветочек? Когда мы заведем своих детей, было бы здорово, если бы кеконские родственники Николаса занимались им некоторое время. – Потом он обратился к Хило: – Ты можешь взять свое предложение обратно, если узнаешь, каким несносным бывает маленькое чудовище! В первые полгода Эйни было непросто.

Лицо Эйни застыло, она пнула возлюбленного по ребрам, пытаясь заставить его умолкнуть.

– Мы с Таром пробудем в Либоне еще несколько дней, – сказал Хило. – Мы никогда здесь раньше не были и хотели бы посмотреть город. Может, сходим все вместе на ужин в пятницу вечером, за мой счет, разумеется, и снова все обсудим, чтобы я передал семье хорошие новости? Приводите и Нико, выберем подходящее место.

Лорс пожал руку Хило, а потом и Тару.

– Жаль, что мы не встречались раньше. Эйни, ты все-таки должна была сказать мне об их приезде. – И снова повернулся к Хило: – Не понимаю, почему она не поддерживает отношений с родней на Кеконе. Кажется, считает, что они будут нас осуждать. Лично я за два года в Жанлуне понял, насколько люди там доброжелательные и приятные в общении. Ничего общего со стереотипами.

– Я хочу для наших семей только лучшего, – сказал Хило.

Они договорились встретиться через три дня. Хило и Тар вернулись в арендованную машину.

– И чем мы будем здесь заниматься целых три дня? – спросил Тар.

Хило оглянулся на дом и закурил.

– Проследи за этим человеком и узнай о нем все, что можно. Пригодится.

Глава 20. Осложнения

– Ты такая молчаливая, – сказал Маро.

Они лежали лицом друг к другу, Шаэ закинула ногу ему на бедро, а рука Маро покоилась на ее бедре, их тела стали липкими и вялыми. Вентилятор на стойке в углу спальни Маро поворачивался туда-сюда, обдавая прохладным воздухом обнаженную кожу. Только что прошел Осенний фестиваль, а сезон тайфунов в этом году был мягким, но Жанлун до сих пор окутывало тяжелое покрывало летней сырости. Шаэ не хотелось вставать и идти на работу.

– О чем-то задумалась? – спросил Маро.

Она о многом задумалась – слишком много проблем, не знаешь, за какую хвататься, и все касаются клана – будет трудно объяснить. Шаэ провела рукой по изгибу голого плеча Маро.

– Это тебя беспокоит? – спросила она. – Что на мне больше нефрита? Что я Коул?

Наверное, это прозвучало слишком неуверенно, но с Маро она чувствовала себя беспечной, вдали от будничной реальности клана.

Маро задумался. Пробежался пальцами по ее руке, к ключице и ложбинке у горла, коснулся двурядного нефритового ожерелья на шее.

– Немного, – признался он. – Предполагается, что мужчина должен быть сильнее и зеленее женщины, и трудно не поддаться влиянию ожиданий. Люди могут решить, будто я пытаюсь с твоей помощью сделать карьеру в клане, а это неправда. Я с тобой только ради тебя, твоей личности, а не из-за твоей фамилии или нефрита.

Шаэ опустила голову и провела языком по его соску.

– Только ради личности?

– И этого. – Он обхватил ее грудь. – И этого. – Он стиснул ее ягодицу, и Шаэ прыснула. Улыбка Маро потухла. – Это я должен тебя спросить: ты стыдишься того, что встречаешься со мной? Это потому мы всегда приходим ко мне? Ты не хочешь знакомить меня с семьей?

Шаэ некоторое время молчала.

– Возможно, ты не захочешь знакомиться с моей семьей.

– Я не наивен. Я знаю, кто такие Зеленые кости, и мне известна репутация твоего брата.

– Дело не в Хило, а в клане, в том, что я Коул… Возможно, ты не захочешь стать частью этого. – Шаэ очертила пальцем его бровь. В последние три месяца каждый раз, еженедельно посещая храм Божественного Возвращения, когда Шаэ опускалась на колени в святилище и молилась, она вспоминала, как тело Дору ударилось о спинку кресла. – Недавно мне нужно было убить человека. Которого я хорошо знала.

Маро слегка напрягся.

– Уверен, на то были серьезные причины.

– Были, но я не смогла этого сделать. Мне никогда не доводилось убивать человека, которого я так хорошо знаю. И когда настало время, я не смогла вытащить саблю. Звучит странно, но мне горько оттого, что я его подвела. И хуже всего, я потеряла уважение человека, в чьей поддержке нуждаюсь.

Теперь она размышляла о том, как подорвала доверие Хами. Главный Барышник когда-то был Кулаком, вряд ли он простит такую оплошность. Лидер Зеленых костей не должен быть мягким или нерешительным, тем более женщина, ведь все только и ждут, когда она споткнется. Айт Мада убила ближайших соратников отца, приказала убить собственного брата. Она бы не стала колебаться в той хижине.

– Ты носишь нефрит, но образован, прекрасный профессионал и путешествовал по миру. Мне бы хотелось, чтобы людей вроде тебя было больше. Ты – современная сторона нашей страны. Но другая сторона Кекона – это кровь и сталь. А я, Шелест Равнинного клана, каким-то образом очутилась сразу на обеих сторонах.

Долгую минуту Маро молчал. Потом сел спиной к Шаэ и спустил ноги на пол, положив локти на колени. Шаэ задумалась, не сказала ли что-то не так, каким-то образом невольно его обидев, но прежде чем она успела спросить, Маро сказал:

– Я не просто так занимаюсь международными отношениями, в особенности Шотаром. – Он оглянулся через плечо на Шаэ, а потом снова отвернулся. – Мой отец был шотарским военным из жанлунского гарнизона, стоявшего здесь во время Мировой войны. Он влюбился в местную девушку, они хотели пожениться, но никто бы этого не позволил. Его отправили в Шотар вместе с остальной отступающей армией, а несколько месяцев спустя мать родила меня.

В голосе Маро прозвучали горькие нотки, которых Шаэ никогда прежде не слышала.

– Бабушка с дедушкой говорили всем, что мой отец – Зеленая кость из Людей Горы и его убили на войне. Куда лучше быть плодом любви между мертвым нефритовым воином, чем бастардом вражеского солдата. Ради сохранения репутации семьи мама всю жизнь придерживалась этой истории. Правду она рассказала мне уже при смерти, мне тогда было чуть больше двадцати. До того я всю жизнь гадал, почему так безнадежен в нефритовых дисциплинах, если мой отец – воин из Зеленых костей. Я приписывал это недостатку усердия, тому, что читаю книги вместо тренировок. – Маро поднял взгляд к потолку и болезненно рассмеялся. – Только представь, скольких мучений в детстве я сумел бы избежать. Узнав правду, я разъярился на мать и деда с бабкой. Они украли у меня половину моей крови, потому что стыдились ее.

Маро придвинулся ближе. Он убрал за ухо Шаэ выбившуюся прядь и тускло улыбнулся.

– Я не могу понять, что значит быть Коулом или решать проблемы, встающие перед Шелестом. Но у тебя нет монополии на губительную культуру чести. Может, Зеленые кости и находятся на ее вершине, но она уходит далеко вниз.

Шаэ не знала, что ответить. Она была благодарна, что Маро ей доверился, но чувствовала себя слегка виноватой. Именно она и ее семья ответственны за навязывание образа жизни Зеленых костей, которым пронизано все кеконское общество.

– Ты когда-нибудь пытался найти отца? – спросила она.

– Да. – Маро прислонился к изголовью кровати. – Мне потребовалось несколько лет, чтобы найти в себе смелость начать поиски, но я его нашел. После войны он женился у себя на родине. Выяснилось, что у меня есть две шотарские сестры. – Маро сосредоточенно помолчал. – Шесть лет назад я поехал в Лейоло и впервые встретился с ними. Это… это было так странно. Думаю, отец никогда не переставал тосковать и чувствовал вину за то, что покинул мою маму, хотя у него не было выбора, ведь дезертирство из шотарской армии означало казнь. Мне показалось, что мое существование напомнило ему о печальных временах. Он приятный человек, мы поддерживаем связь, но…

Маро умолк. По окну крался вверх солнечный луч. Шаэ услышала звяканье трамвая и выкрики самых настойчивых уличных продавцов.

– Я лучше познакомился с сестрами, – добавил Маро уже с более радостными нотками в голосе. – Естественно, они моложе меня, но у старшей… Это ее девочки на фото, мои племянницы.

Шаэ всегда казалось, что две девочки не похожи на кеконок, но она вежливо воздерживалась от вопросов.

– Они такие милые, – сказала она.

Маро встал с кровати и взял фотографию с комода.

– Это Куллишо, – сказал он, показывая на старшую девочку. – Она любит читать и обожает кошек. – Он улыбнулся и показал на младшую. – А Даналло – настоящий поросенок, вечно извазюкается в грязи, но милейшее создание и так смешно говорит. Надеюсь, когда-нибудь мои дети будут хотя бы наполовину такими же, как племянницы.

Шаэ посмотрела на два ангельских личика, а потом снова перевела взгляд на Маро.

Сколько кеконцев не только признались бы в родстве с чужаками, но и разыскивали их? Ее собственный сводный брат Анден никогда не проявлял интереса к биологическому отцу и родне в Эспении. Она до сих пор с болью вспоминала, с какой горечью он воспринял поездку в Порт-Масси. Может, для Маро все было по-другому, потому что он без труда мог сойти за полнокровного кеконца, но все же поколение их родителей презирало шотарцев больше всех других иностранцев.

– Так смело с твоей стороны разыскать шотарских родственников. И даже постараться наладить с ними настоящие отношения.

Она совершенно искренне так считала.

Маро поставил фотографию обратно.

– А другая моя родня так не считает. Бабушка уже умерла, да узнают ее боги, но дед не желает об этом говорить, как и мои дядья и кузены. Они считают, я не должен ворошить то, о чем следует забыть. – Маро вздохнул. Он достал вещи из шкафа и начал медленно одеваться. – У них есть причины для этих предубеждений. Я единственный в семье ношу нефрит. У меня хорошая карьера в университете и связи в Королевском совете. История моего истинного происхождения лишь нанесет семье ущерб. И потому я держу ее в секрете, как и мама.

Маро снова сел на кровать рядом с Шаэ.

– Понимаешь? В каждой семье есть темные стороны, которые она боится показать, даже у тех, кто не так известен и могущественен. – Шаэ задумчиво молчала, и Маро поцеловал ее в изгиб скулы, а потом посмотрел на часы, стоящие на комоде. – Уже много времени, мне пора на работу.

– Мне тоже.

Шаэ встрепенулась, встала и вытащила из шкафа одежду, которую хранила в квартире Маро. Пока Маро брился в ванной, она оделась и к его возвращению была уже готова.

– Я не ответила на твой вопрос, – сказала она, надевая туфли. – Я хочу пригласить тебя в свой дом, теперь он уже завершен. Моя невестка еще занимается внутренним убранством, но я уже переехала туда. Хочешь как-нибудь зайти на ужин?

Маро пригладил взъерошенные волосы. Шаэ находила его слегка неопрятный вид по утрам особенно соблазнительным.

– Несмотря на то, что я бастард и наполовину шотарец? – шутливо спросил Маро, хотя в голосе слышались и тревожные нотки. Намек на то, что он сомневается, не сболтнул ли лишнего, подставив себя под удар.

Шаэ подошла к двери.

– У моего кузена смешанная кровь, но это не имеет значения.

Несколько лет назад она совершила ошибку, скрывая свои отношения с Джеральдом из-за боязни вызвать неодобрение деда. Но дедушка умер, а мнения Хило она не боится, каким бы оно ни было.

Вун уже ждал Шаэ в ее кабинете, когда она вошла с получасовым опозданием. Он встал, и Шаэ вдруг ощутила неловкость, осознав, что он подозревает причину ее опоздания, и гадая, почувствовал ли Вун запах Маро. Он был на взводе, не похож на себя. Вун вручил ей сложенный лист. Шаэ начала читать, а потом пораженно вскинула голову на Тень Шелеста.

– Что это?

– Я подаю в отставку, Коул-цзен, – сказал Вун.

– В отставку? – уставилась на него Шаэ. – Но почему?

Вун не смотрел ей в глаза.

– Вы можете найти на эту должность более подходящего человека.

Шаэ бросила письмо и сумочку на стол.

– В чем истинная причина, Папи-цзен?

Обычно ровная аура Вуна вспыхнула.

– Думаю, ты уже знаешь, – хрипло выговорил он. – Не заставляй меня это произносить, Шаэ-цзен. Я слишком ценю нашу дружбу.

Шаэ тряхнула головой, разгоняя накатившую панику. Она и без того находится в слишком слабом положении. Она боялась потерять поддержку Хами, но не предполагала, что может потерять Вуна. Он всегда безупречно выполнял свой долг, такой надежный, всегда был рядом во всех трудных ситуациях с тех пор, как она пришла в этот кабинет. Вун – ее правая рука, как был правой рукой Лана. Она не может его потерять, если хочет остаться Шелестом Равнинного клана.

– Я не принимаю вашу отставку, Вун-цзен.

Вун резко вскинул голову. Число случаев, когда Шаэ видела его рассерженным, она могла бы пересчитать по пальцам одной руки.

– Я служил тебе по мере моих сил. – Его голос слегка дрогнул. – Ты поступишь несправедливо, если будешь настаивать, когда я хочу уйти.

– Ты мне нужен, – сказала Шаэ. – Никто не может занять твое место Тени, я никому так не доверяю. При других обстоятельствах ты бы стал Шелестом Лана.

– Я подвел Лана, – сказал Вун, и его лицо перекосилось. – А теперь боюсь, что подведу тебя.

– Ты подведешь меня только одним способом – своим уходом. – Шаэ встала напротив него. – Пожалуйста, Папи-цзен. Ты же знаешь, я могу пойти к Колоссу и попросить его, чтобы он приказал тебе остаться. Но я не хочу этого делать. И не стану. Но ты должен остаться моим помощником.

Плечи Вуна поникли.

– Для меня это слишком болезненно, Шаэ-цзен, – признался он. – Ты сестра Лана и Шелест, и я никогда не перейду эти границы, но мы слишком много времени проводим вместе, и я не могу справиться с чувствами.

Шаэ не верилось, что это происходит. Она не могла сказать, что ничего не чувствует к Вуну – напротив, она привыкла полагаться на него как на настоящего друга. Он был почти на десять лет старше, но привлекателен, а его рабочую этику Шаэ никогда не ставила под сомнение. Просто она никогда даже не задумывалась о возможности завести романтические отношения с подчиненным. Конечно, теперь у нее есть Маро, и это совершенно невозможно. Но все же она не могла потерять Вуна Папидонву, даже если придется причинить ему боль.

– Ты хороший человек, Папи-цзен, – сказала Шаэ. – Ты заслуживаешь того, кто будет уделять тебе столько же внимания, сколько ты посвящаешь клану и моей семье.

Ей хотелось положить ладонь на его руку – в дружеской манере, как она привыкла, но сейчас Шаэ боялась к нему прикоснуться, чтобы не усугубить положение. Она разрывалась, не зная, как поступить. Предложить ему больше денег? Кабинет побольше? Или это его только оскорбит, покажет, что она еще черствее, чем считает Вун? Лишь один эмоциональный рычаг подействует наверняка, и Шаэ воспользовалась им, хотя и понимала, как это жестоко.

– Мы оба заняли свои посты из-за трагедии и обязаны справиться со своей работой, перед тем как встретимся с Ланом в загробной жизни, – заявила она. – Мы сумели удержать Равнинный клан на плаву во время войны, но осталось решить еще много проблем, нужно сделать наши предприятия сильными, чтобы мы побороли врагов. Мы хорошая команда, Папи-цзен, и меняем офис Шелеста к лучшему. Делаем инвестиции и заключаем союзы, которые вскоре окупятся. И наша работа принесет пользу не только клану, но и всей стране. Дай мне год. Ты можешь подождать год?

Шаэ замолчала, побоявшись, что если продолжит, то покажет свое отчаяние и тем самым ослабит значение этих слов. Она затаив дыхание смотрела, как по лицу Вуна мелькнули сомнения. И наконец, опустив взгляд, он неохотно кивнул. Шаэ снова вдохнула. Тень Шелеста уже собрался что-то сказать, но тут в дверь громко постучали.

Вун шагнул в сторону от Шаэ, дверь приоткрылась, и в щель сунул голову Хами. Он пару секунд смотрел на них, прищурившись, а потом резко сказал:

– Это случилось. Эспенские войска вторглись в Оортоко. Сейчас это во всех новостях.

Шаэ и Вун последовали за ним в общий зал, где перед телевизором собралось с десяток человек. На экране диктор новостей КТРК Тох Кита беседовал с политическим аналитиком на фоне видеозаписи с эспенскими войсками, двигающимися по холмам на востоке Шотара, и самолетов, взлетающих с авианосца «Масси».

Выпуск новостей прервался выступлением канцлера Сона Томаро из Зала Мудрости. Канцлер объявил, что «Кекон остается союзником Эспении», но также подчеркнул необходимость «дипломатических мер и открытого диалога, основанного на взаимоуважении» и выразил озабоченность возможными мирными жертвами военного противостояния. Шаэ тут же поняла: это значит, что эспенцы не предупредили кеконское правительство о планируемом вторжении в Оортоко. В официальном заявлении от имени Королевского совета Сону пришлось балансировать на тонкой грани между интересами общества, которые якобы представляет Совет, интересами кланов, которым он на самом деле подчиняется, и дипломатическими альянсами страны.

Через час после речи Сона Айт Мада дала интервью журналистам, стоя у ворот школы Храм Ви Лон после попечительского совета. На заднем плане толпились молодые и накачанные Зеленые кости.

– В дни моего отца Люди Горы боролись против тирании и жестокости шотарцев. Отвратительно, что нашим нефритом и нашей безопасностью пожертвовали в пользу иностранцев, которые убивали, насиловали и мучили наших соотечественников.

Колосс самого крупного клана перед камерой держалась столь же самоуверенно, как и всегда. Говорила четко и ясно, как прирожденный оратор, а взгляд перемещался по экрану, как будто останавливаясь на каждом зрителе.

– Канцлер Сон может оставаться на стороне эспенцев, – сказала Айт, – но Горный клан выступает только за Кекон. Мы защитим его от врагов или тех, кто притворяется друзьями. Я не политик. Золоту и нефриту вместе не бывать. Но если придется выбирать между ними, лучше рассчитывать на нефрит.

Несколько человек, стоящих перед телевизором, одобрительно вскрикнули, прежде чем поняли, кому адресована их похвала. Шаэ увидела, как они закрыли ладонями рты и покосились на нее. Ей сложно было их винить. Айт Мада, ее кровный враг, поклявшаяся в присутствии Шаэ убить всю семью Коулов и уничтожить Равнинный клан, говорила от лица всех Зеленых костей страны и выражала чувства всего народа.

А тем временем Коул Хило так и не показался, потому что находился на другом конце света.

– Найди телефон гостиницы, в которой остановился мой брат, – велела Шаэ секретарше на пути обратно в кабинет. – И немедленно свяжи меня с ним.

Глава 21. Изменение планов

Хило принял международный звонок и сказал:

– Нужно возвращаться домой.

– Наш рейс в субботу, – отозвался Тар, смотревший по телевизору матч по таннису, хотя и не понимал правил, – а завтра вечером мы собирались поужинать с матерью пацана и ее приятелем. И что теперь?

Хило взял пульт и переключил канал. В новостях показывали высадку эспенцев в Оортоко. Хило не понимал слова степенского комментатора, но они касались большой карты Восточной Амарики – с Шотаром, островами Увива и Кеконом. Хило выругался вполголоса. Эспенцы вечно вытворяют, что заблагорассудится, никому не сообщая и ни с кем не советуясь.

Шаэ ясно дала понять, что он должен как можно скорее вернуться в Жанлун, но Хило решил не покидать Либон, пока не договорится о будущем племянника. Ему не хотелось объяснять Вен, что он полетел по ее настоянию в Степенланд, покинув жену на тридцать четвертой неделе беременности, и вернулся ни с чем.

Он много размышлял о сыне Лана и глубоко внутри болезненно ощущал родство с ребенком, даже более сильное, чем просто кровное. Как и Нико, Хило потерял отца, когда ему не исполнилось еще и года. Судя по рассказам о Коуле Душуроне, Хило предполагал, что поладил бы с отцом, уж точно больше, чем с дедом. Нико тоже не знал отца. Может, из-за того, что Хило и самому скоро предстояло стать родителем, именно сейчас он горевал по старшему брату, ведь два года назад основное место в его мыслях занимали война и месть. В последние пару дней он был необычно замкнут и не мог получать удовольствие от живописной новизны Либона.

Тар, чувствуя настроение Хило, даже если и не понимал его подспудные причины, с одержимостью встревоженного ребенка старался поднять Колоссу настроение, высмеивая все несуразности, с которыми они сталкивались – от соленых конфет до местных причесок и закрытого вечером супермаркета. Пока Хило разбирался с делами клана в разговорах по телефону с Шаэ или Кеном, Тар бродил по городу и, возвращаясь, докладывал боссу о том, что может его заинтересовать: он нашел хороший ресторан на пятницу, с помощью обширной сети клана наладил кое-какие полезные знакомства, проследил приятеля Эйни до офисного здания в центре города и узнал, где тот работает и с кем.

– Хочешь, чтобы я позвонил в авиакомпанию и узнал, можно ли улететь раньше? – спросил Тар.

Хило потер переносицу и кивнул. Разница с жанлунским временем составляла семь часов, сейчас в Либоне начался вечер, зажигались фонари на улицах и лампы в коридоре отеля. Если они улетят завтра утром, то окажутся дома к концу дня.

– Поменяй рейс, – сказал он. – А потом поговорим с той парочкой. Перенесем ужин на сегодняшний вечер и все утрясем.

Когда они подходили к дому, Хило сказал:

– Оставайся в машине. Ты слишком пугающе выглядишь. – Тар негодующе засопел, и Хило добавил: – Ты выглядишь и ведешь себя как Кулак. Эйни всегда считала меня уличным забиякой, и если ты будешь стоять рядом как молчаливый оруженосец, это только все усложнит. Мне нужно уболтать эту парочку сладкими речами. – Хило вышел из машины и сунул голову в открытое окно. – Жди здесь. Я скоро вернусь, и поедем ужинать.

У входной двери Хило помедлил. Он Чуял, как внутри энергично двигается Эйни, а где-то чуть дальше присутствовало что-то маленькое и тихое, явно дремлющий ребенок. Степенца не было дома, видимо, он допоздна работал. В голове Хило зародилось подозрение. За несколько дней, проведенных в Либоне, он заметил, что люди обычно оставляют ворота и двери открытыми. Вместо того чтобы позвонить, он повернул дверную ручку. Дверь была не заперта, и Хило вошел.

Ему тут же бросились в глаза два чемодана и сложенная коляска в гостиной. Один чемодан был закрыт, другой распахнутым лежал на полу, наполовину заполненный детской одеждой, игрушечной обезьянкой и несколькими детскими книжками. Рядом валялась открытая сумочка Эйни, виднелись кошелек и паспорт. Хило затопила ледяная волна понимания. Эйни вышла из спальни с охапкой детских одеял, полотенец и пачкой подгузников. Увидев в коридоре Хило, она замерла.

– Сестра Эйни, – мягко произнес Хило. – Похоже, ты собираешься в поездку.

– Мы же встречаемся только завтра, – пролепетала Эйни.

Хило посмотрел на чемоданы и кучу вещей в ее руках.

– Ты берешь слишком много, если хочешь успеть к завтрашнему ужину. А где же твой приятель-иностранец?

Одеяла в руках Эйни затряслись.

– Вышел на минутку.

– Улаживает дела на работе, потому что вернетесь вы не скоро, – вставил Хило, его голос стал резче. – И куда вы собрались? Куда ты хочешь скрыться, не сказав мне, пока я тут дожидаюсь как дурак?

– Поезжай домой, Хило, – сказала Эйни с визгливыми нотками, зло и умоляюще. – Я специально не отвечала на твои письма, а ты все равно появился в моем доме без приглашения. Лорс не знает, что собой представляют клан и ты. Иначе ты никогда бы не убедил его вернуть моего сына на Кекон и воспитать из него убийцу. Да, именно так, одержимого нефритом убийцу, которому суждено умереть молодым, как его отцу и деду. И как тебе.

– Вот как ты отзываешься о своем муже и моем брате? И о моем отце, отдавшем жизнь за свою страну? Что с тобой случилось, Эйни?

Эйни положила вещи и выпрямилась. Она всегда была гордой и элегантной, как-никак бывшая танцовщица, и теперь, пытаясь вернуть тот статус, которым обладала, когда Хило был молодым Кулаком, а она – женой Колосса, подняла подбородок и посмотрела на Хило.

– Ты совсем не изменился, Хило. Всегда был в душе головорезом, высокомерным мальчишкой, одержимым нефритом и собственным эго. Тебе плевать на Нико, ты лишь хочешь превратить его в своего последователя. – Она громко выдохнула. – Ты знаешь, что в Эспении гражданским запретили владеть нефритом? Что другие страны, включая Степенланд, скорее всего, последуют этому примеру? Люди ассоциируют нефрит с военными, наемниками и бандитами. Ты таким собираешься вырастить моего сына? Нет, Хило. Ты меня не убедишь, что бы ни предлагал. Я хочу, чтобы Николас вырос степенцем, со степенскими друзьями и родственниками и степенским образованием. Я не хочу, чтобы он имел что-либо общее с тобой.

Хило на несколько секунд просто онемел, что случалось с ним нечасто. Он был настолько ошеломлен, словно его пырнули ножом в живот. Потом накатила обида, а с ней и злость.

– Поезжай домой к своим Кулакам и криминальным войнам, – сказала Эйни. – Я никогда не позволю Нико стать Зеленой костью. – Она попятилась на кухню и подняла трубку телефона, положив палец на наборный диск. Хило заметил взгляд, брошенный на стойку с кухонными ножами, находящуюся под рукой. – Уходи, или я вызову полицию. Она приедет через несколько минут. Ты иностранный турист и не имеешь влияния в этой стране, и если я скажу, что ты вломился в мой дом, тебя упекут в тюрьму.

– Дай мне увидеться с Нико, – сказал Хило. Палец Эйни набрал одну цифру. – Я уйду, – пообещал Хило, – но дай мне хотя бы увидеться с племянником.

На секунду признание поражения и обида в голосе Хило подействовали на Эйни. Она нажала на рычаг телефона. Но потом, словно вспомнив о решимости не уступать деверю, сжала губы и покачала головой.

Из детской донеслось хныканье Николаса:

– Ма-а-ам…

Эйни повернулась на звук и сделала два шага, и Хило метнулся с той скоростью, на какую способны только увешанные нефритом Зеленые кости. Он обхватил Эйни одной рукой, удерживая на месте, а другую ладонь приложил к ее спине и Сконцентрировался в одном резком рывке. Голова Эйни дернулась назад, ее затылок стукнул Хило в подбородок. Нефритовая энергия Хило ворвалась в Эйни с разрушительной силой металлического стержня. Она умерла беззвучно.

У Хило помутилось перед глазами. Он осел на колени на кухонный пол, по-прежнему сжимая Эйни почти в любовных объятьях. Энергия отдачи от смерти навалилась на него и отступила, оглушив и тряханув. Он прокусил губу, когда голова Эйни ударила его по зубам, и резкий привкус крови на языке вместе с пиликаньем телефонного гудка в ухе привели его в чувство. Он протянул руку и положил трубку на место. Потом поднялся вместе с Эйни и отнес ее на диван. Положил на подушки и отошел, вытирая пот со лба рукавом.

Мертвая Эйни не выглядела болезненно или неуклюже, только обмякшей, и Хило сложил ее руки на животе, так она выглядела совсем естественно. Хило вернулся на кухню и выпил воды прямо из крана. Потом оперся на стол и долгую минуту пялился на тело, лежащее на диване.

Она не страдала и не сопротивлялась, даже не почувствовала приближение смерти, и это лишь подтвердило, какой она была невежественной и высокомерной, не понимала свое положение и не предвидела, на что способна Зеленая кость, на что способен Хило, если его оскорбить. Он все время пытался пойти на компромисс, предлагал все разумные варианты, держал себя в руках – и все без толку.

Хило никогда не любил Эйни и считал, что Лан напрасно позволил ей безнаказанно уехать с любовником, но глядя на нее сейчас, горевал. Он знал, что Лан не желал ее смерти, даже ради собственного сына.

– Ма-а-а-м, – снова донесся призыв из комнаты дальше по коридору.

Хило пошел на звук и перешагнул через низкую решетку, загораживающую вход в детскую. Нико стоял, вцепившись в перекладины кроватки.

Он звал настойчиво, но без слез, и когда вошел Хило, замолк и уставился на дядю с открытым ртом. Хило вытащил его из кроватки и поставил на пол. Мальчик сел, взял игрушечную машинку и стал катать ее по ковру. Хило присел рядом.

– Машинка, – сказал Нико по-кеконски, а потом запел степенскую колыбельную и посмотрел на Хило в ожидании похвалы.

Хило улыбнулся и протянул руку.

– Идем со мной, Никоян.

Имя только что пришло в голову – отличное кеконское имя. Он вывел мальчика из детской, открыв для него решетку. Нико направился к Эйни.

– Ма-ма-ма, – пролепетал он.

– Мама спит, – мягко сказал Хило.

Он уложил вещи, которые несла Эйни, в маленький чемодан вместе с другими детскими пожитками, закрыл его и застегнул. Потом порылся в открытой сумочке и нашел свидетельство о рождении Нико, вложенное в паспорт Эйни. Открыв его, он увидел, что графа с именем отца оставлена пустой. Он свернул документ и сунул его в карман пиджака. Потом присел и показал на игрушечную машинку в руке Нико.

– Хочешь покататься на машине?

Лицо мальчика озарилось радостью. Он бросил попытки разбудить мать и протянул руки к Хило. Тот поцеловал мальчика в макушку и подхватил его одной рукой, а чемодан другой. И вынес Нико из дома, в машину, где дожидался Тар. Хило бросил чемодан на заднее сиденье, а сам забрался на переднее с двухгодовалым малышом на коленях.

– Нико-се, – сказал он, – это твой дядя Тар.

– Рад с тобой познакомиться, Нико, – откликнулся Тар, взъерошив малышу волосы. – Ты такой хороший мальчик.

Если помощник Колосса и удивился, увидев, как Хило выходит из дома с ребенком, то в его нефритовой ауре лишь слегка шевельнулась настороженность, мгновение сомнений, когда он вопросительно посмотрел на Колосса.

– Нужно позвонить в авиакомпанию и поменять твой билет на имя Нико. А еще найти машинистку, чтобы заполнила свидетельство о рождении, тогда он сможет сесть со мной на самолет. Ты останешься и разберешься с ее приятелем. Сделай это быстро и аккуратно. Он неплохой человек, не нужно причинять ему страданий.

Тар кивнул и вручил Хило ключи от машины.

– Лучше посади малыша на заднее сиденье и отвези машину к гостинице. А я подожду здесь. Увидимся через несколько дней.

Через полтора месяца Вен родила здорового мальчика. Хило привел племянника в комнату, где она отдыхала. Коул Рюлиншин, всего трех часов от роду, лежал на материнской груди. Всю комнату заполняли присланные сторонниками клана букеты с хризантемами и небесными цветами, символизирующими радость и здоровье.

– Малыш, – провозгласил Нико. – Совсем маленький.

Он уже научился складывать кеконские слова в короткие фразы. После нескольких истеричных попыток он больше не пытался говорить по-степенски.

Хило подбросил Нико вверх и сел с ним на край постели. После шестнадцати часов схваток под глазами Вен пролегли темные круги, но она сияла. Хило наклонился и поцеловал Вен в лоб, а потом ребенка в макушку, вдыхая сладкий запах сына. Нико погладил кудряшки младенца.

– Это твой кузен, – сказал Хило. – С этого дня вы будете заботиться друг о друге.

Первая интерлюдия. Исчезновение и находка

В древней Тунской истории был известный персонаж по имени Ганлу – воин, целитель, религиозный философ, советник императора Шьяна III. В тунских летописях Ганлу представал бородатым чужестранцем с острова на западе. Свидетельства о дате его прибытия разнились, но говорилось, что, увидев просторы Великой равнины Туна, он упал на колени и возблагодарил богов, воскликнув (эту знаменитую фразу потом повторяли разные тунские правители и генералы в качестве оправдания имперской экспансии): «Славная земля, по которой можно идти всю жизнь и никогда не добраться до моря!»

Ганлу много лет путешествовал. После голода и войны в Туне хозяйничали бандиты, против которых простые крестьяне были беззащитны. Где бы ни появлялся Ганлу, он боролся с беззакониями и безнравственностью, обучал простых людей боевым искусствам, лечил недуги целительным прикосновением и исповедовал философию мирной жизни, помощи соседям и общения с духами земли, рек и неба. Его учение заложило основу кражоу, тунского боевого искусства, и значительно повлияло на шубайскую религию.

В конце концов молва о страннике достигла императора, он вызвал Ганлу и его последователей во дворец и попросил его стать советником. Ганлу трижды отказался, прежде чем дал согласие, каждый раз прося императора показать свою добродетель как монарха. Проницательность Ганлу на посту советника и основание школы кражоу описывались во многих легендах, разнящихся в деталях, но общих в том, что Ганлу обладал удивительной силой и мудростью, которыми наделил его магический камень, полученный от матери, лесной богини. Ганлу всегда носил камень близко к сердцу. Утверждалось, что Ганлу дожил до ста семидесяти лет, а после смерти его дух перешел в камень, хранящийся в императорском дворце, дабы император мог по-прежнему спрашивать у него совета.

Историки пришли к выводу о том, что Ганлу был кеконской Зеленой костью, а его учение сильно напоминает и абукейский фольклор, и спиритуализм до эпохи дейтизма, но лишь недавно заключили, что он, скорее всего, третий сын кеконского короля Цзяня раннего периода Трех царств.

На Кеконе не сохранились записи об этом человеке, однако в королевской генеалогии тех времен упоминался неназванный «молодой принц, исчезнувший».

Глава 22. Зал для поединков

Теперь Анден дважды в неделю играл в рельбол с Дауком Коруцзоном и его друзьями на травяном поле за районной школой. Однажды, через две недели после ужина у Дауков, сын Колосса подъехал к дому Хианов. Анден в это время был снаружи, чинил сломанный водосток, стоя на стремянке. Кори не проехал мимо по своему обыкновению, а остановил велосипед и позвал Андена.

– Эй, кеконец, в рельбол играешь?

Анден вытер руки о штаны и спустился.

– Ага.

– И как, прилично? – спросил Кори, не высокомерно или презрительно, а просто с интересом.

Он оглядел Андена с головы до пят.

– Играл в команде в Ака… – И тут вдруг Анден решил не говорить Кори, что учился в Академии и был Зеленой костью. – В школе в Жанлуне.

– И на какой позиции?

– Первого защитника.

Кори кивнул.

– Пятница вечером подойдет? Я за тобой заеду.

Он толкнул велосипед вперед и налег на педали, прежде чем Анден успел ответить.

На первой игре Кори представил ему группу своих ровесников и сказал:

– Так, народ, это Энди, наш новый первый защитник.

– Анден, – быстро поправил его Анден, пожалуй, даже слишком энергично. Он улыбнулся, чтобы смягчить невольную грубость, и дружелюбно добавил: – Я привык к имени Анден.

Он не хотел неловкости в разговоре с сыном Колосса, после того как они наконец-то сказали друг другу больше двадцати слов и Кори познакомил Андена с друзьями. Дома только Хило называл его Энди, и было странно слышать это имя от кого-то другого.

Анден оказался одним из лучших игроков. На Кеконе рельбол – главный вид спорта, но в Эспении в него играли лишь кеконцы и шотарцы, а потому наиболее спортивные члены неформальной лиги Кори уделяли больше внимания другим видам спорта – бутболу, таннису и плаванию – и по вторникам и пятницам приходили играть к школе лишь ради удовольствия.

Они подтрунивали друг над другом и шутливо изображали вражду, Андену было непросто разбираться в эспенском сленге, но скоро эти встречи стали лучшими моментами в неделе. Он не вполне вписался, но ничего страшного, к этому он привык. По крайней мере, его приняли. Не важно, сколько у него было домашних дел, Хианы всегда поощряли его пойти на встречу. «Хорошо, что ты наконец-то завел друзей», – говорили они.

Кори играл на позиции забивающего. Он был и лучшим игроком, и неофициальным организатором и руководителем местной «лиги». Поначалу Анден приписал это тому, что Кори – Зеленая кость и сын Колосса, но вскоре понял – тот крепко стоит на собственных ногах. Кори никогда не говорил об отцовских делах, и даже через два месяца, встречаясь с ним дважды в неделю, Анден так и не вычислил, где Кори носит нефрит.

Судя по всему, Кори никогда не пользовался Силой или Легкостью на рельбольном поле. При этом всегда назначал в другую команду Шуна Тодоро, еще одну Зеленую кость, чтобы все было по справедливости. Он не оспаривал счет. Не единожды, когда на поле разгорались страсти, Кори со смехом говорил: «Народ, мы же пришли сюда развлечься». Вопреки стереотипам о кеконцах, которые чуть что кидаются в драку, Кори никогда не обижался, во всяком случае, не показывал этого. Он со всеми ладил. Даже называя Андена «тупым кеконцем», он произносил это так добродушно, при этом насмешливо подмигивая, что невозможно было воспринять это как оскорбление.

Анден с трудом представлял себе Кори Пальцем в Жанлуне. Люди не знают, что и думать о Зеленой кости, которой так легко угодить.

Они играли всю осень, пока промозглый ветер не начал трепать рельбольные сетки, а вечера стали слишком холодными, и все надели шапки и перчатки. Как-то в пятницу их все-таки выгнала с поля первая настоящая буря, вечно висящие над Порт-Масси облака почернели до цвета сланца и начали плеваться ледяной крупой.

Люди бегали от машин к зданиям, прикрывая головы портфелями и газетами. Большое поле за школой превратилось в топкое болото. Анден поскользнулся во время броска и шлепнулся в лужу подмороженной слякоти. Никогда в жизни он так не мерз. Неудивительно, что эспенцы такие отличные мореходы, если их земля настолько негостеприимна, решил он, стуча зубами. Его руки и ноги окоченели от холода, а через запотевшие и грязные очки ничего невозможно было разглядеть.

Кори объявил игру завершенной досрочно, все поспешили по домам. Анден побаивался ехать в такую погоду на велосипеде.

– Это долго не продлится, – сказал Кори, когда они с еще двумя игроками теснились под козырьком на крыльце школы. – Побежали в зал для поединков – согреемся и перекусим, пока не пройдет буря.

Они пробежали два квартала к серому вытянутому зданию, снаружи похожему на школу или библиотеку. Большая белая вывеска перед входом гласила на кеконском и эспенском: «Кеконский культурный центр». Анден много раз проходил мимо и как-то раз в воскресенье даже перешагнул через порог.

Справа внутри он обнаружил крохотное дейтистское святилище с копией фрески «Изгнание и Возвращение», висящей на стене, а перед ней – пару десятков выцветших зеленых подушек для молитв и ряд почерневших свечей с благовониями. Слева находилась кухня-кафетерий со столами, за которыми пожилые пары играли в круговые шахматы или читали старые газеты и потрепанные книги из кеконоязычной библиотеки – нескольких книжных шкафов у дальней стены. Дальше по коридору был спортзал с тренажерами и расписанием занятий на двери. Два подростка присматривали за детской комнатой.

– Кеконский культурный центр? – скептически спросил Анден. Пока они перебегали скользкую улицу, лавируя между машинами, его губы онемели от холода. Это место не было похоже на то, где группе молодежи хотелось бы провести вечер пятницы. – А что ты имел в виду под залом для поединков?

Один приятель Кори, Ледт Дерукун, только хмыкнул, но Шун Тодоро сказал:

– Это же только фасад, чувак. Зал для поединков в подвале, вход с другой стороны.

Они обогнули серое здание и оказались перед металлической дверью без опознавательных знаков, к удивлению Андена, под металлическим навесом толпилась длинная очередь, главным образом состоящая из мужчин, но были там и женщины – молодые и старые, и все терли ладони и притоптывали на холоде. Кори повел друзей напрямик к двери, у которой стоял мускулистый человек в плаще с шерстяной оторочкой.

– Кори, – сказал он, – давненько не виделись. – Он кивнул и двум другим. – Дерек, Тод, рад встрече.

– Привет, здоровяк Сано, – сказал Кори, пожимая привратнику руку и стукнувшись плечом о плечо. – Паршивый вечер, зато наверняка сегодня будет куча народа, да? Мои там?

– А как же.

Привратник открыл металлическую дверь и отошел в сторону, предлагая им войти вне очереди. Андена это удивило – он впервые видел, чтобы Кори воспользовался статусом сына Колосса. Андена привратник остановил.

– Ему нельзя, – сказал Сано по-кеконски, неодобрительно оглядев Андена, а потом обратился к Кори: – Ты же знаешь правила – чужакам можно только по средам и за двадцать талиров.

– Он один из наших, – ответил Кори. – Прямо с острова. А в рельбол играет как профи.

– Правда, что ли? – спросил Андена Сано. – Ты кеконец?

– Я родился в Жанлуне. Семья послала меня сюда учиться.

– Это правда, – вмешался Кори. – Можешь даже спросить моего отца, он за него поручится.

Сано удивленно поднял брови.

– Вот даже как, – сказал он и пропустил Андена.

Внутри в нос Андену ударили теплые запахи еды. Это был большой и просторный зал с бетонным полом и балками на потолке – похоже, когда-то он служил гаражом. За длинными белыми столами находился небольшой прилавок, откуда на подносах забирали суп с острой лапшой, горячие гренки и кеконские булочки. Еще там продавали пироги с картошкой и сыром и кисловатые конфеты – обязательный атрибут спортивных состязаний в Эспении. К бочке с хоцзи, установленной на небольшом возвышении, уже выстроилась очередь.

– Давайте спустимся и найдем, где сесть, – предложил Тод.

Они пересекли зал и спустились по лестничному пролету. У Андена с трудом укладывалось в голове, что это оживленное место – часть того же здания, что и совершенно не вдохновляющий фасад. В подвале у кирпичных стен теснились высокие столы и табуреты, люди занимали места, бросая пиджаки на сиденья.

Тод и Дерек нашли места для всех четверых у громко пыхтящего радиатора. Анден шел за ними медленно, глазея по сторонам. Синим канатом была отгорожена зона размером примерно с таннисный корт, по периметру стояли скамейки. В центре пустого пространства шел петушиный бой. Через загородку перевешивались игроки, вопящие от радости или стонущие от разочарования, когда очередной петух падал от удара стальных шпор соперника среди летящих во все стороны перьев.

Кори протиснулся к столу, где сидели его родители, они ели дымящуюся лапшу из одноразовых пластиковых тарелок и разговаривали с Роном Торо, тем самым, которого Анден счел Штырем Южного капкана, и еще с двумя незнакомцами, Анден подозревал, что это тоже Зеленые кости.

– Ну что ж, сезон рельбола окончен, поле в конце концов затопило, и мы решили прийти сюда. Я привел своих ребят, – сказал Кори.

Он улыбнулся и пожал руки мужчинам, а те похлопали сына Колосса по спине и расспросили про юридическую школу.

Когда за спиной Кори появился Анден, Даук Лосун просиял и поманил его.

– Мой юный друг из Жанлуна! Ты ведь раньше ни разу не был в зале для поединков, да?

Анден кивнул. Начался новый петушиный бой, и поднялся шум. Колоссу пришлось повысить голос:

– Теперь, когда мы познакомились, можешь приходить в любое время. Как видишь, мы поддерживаем традиции острова. Некоторые из них серьезные, но по большей части просто развлечение.

– Кстати, с тем происшествием мы разобрались, – вставил Рон Торо. – Просто сообщаю, чтобы ты не волновался.

– Рад это слышать, Рон-цзен, – с облегчением ответил Анден. – Меньше всего я хотел доставлять кому-либо неудобства.

– Насколько я слышал, ты большое подспорье для Хианов, больше, чем их собственные сыновья, которые слишком заняты, чтобы навещать родителей, – высказалась Даук Сана и похлопала Андена по руке. – Ты ел? Ты просто обязан попробовать лапшу госпожи Цзоэк.

Анден и Кори вернулись к Тоду и Дереку за стол, а потом по очереди поднялись наверх за едой и напитками. Мокрая одежда Андена скоро высохла. В подвале было тепло, прибывало все больше народа, и стало слишком тесно, но никого, похоже, это не беспокоило. Больше всего публику привлекали петушиные бои, но еще люди играли в карты, пили и болтали. Анден подслушал, как за соседними столами жарко обсуждают эспенское вмешательство в оортокскую войну.

К их столу приблизились две девушки.

– Привет, Кори, – надула губки одна из них. – Почему ты больше не показываешься?

– Ну вот же я, Тами, показался.

Кори шлепнул ее по заду и посадил себе на колени. Она взвизгнула с притворным негодованием и обвила его плечи.

Анден почувствовал себя неловко. Он проглотил еще одну ложку дымящейся лапши, которую не зря рекомендовала Даук Сана, и повернулся к Тоду.

– Я и не знал о существовании этого места. Здесь всегда так?

– Нет, только в определенные дни. – Тод взглянул на Кори, ожидая, что тот объяснит, но сын Колосса был занят другим, и Тод продолжил: – Когда здесь не проводят поединки, это просто спортзал.

Анден огляделся и заметил сложенные у стены в углу синие маты, деревянные плашки для тренировок и закрытые ящики со спортинвентарем.

– Спортзал для Зеленых костей, – сказал он.

Болтовня в зале вдруг стихла. Девица с неохотой спрыгнула с колен Кори и поспешила обратно к подружке за другим столиком. Несколько ничего не замечающих подростков в уголке продолжили болтать, но сидящие рядом взрослые строго шикнули на них, и те умолкли. Анден обернулся и увидел, что последний петушиный бой закончился и теперь через синий канат перебрались двое мужчин. Они сняли обувь и рубашки и вручили их друзьям по другую сторону барьера, а потом встали лицом друг к другу.

Заскрипели ножки отодвигаемого стула. Казалось бы, Даук Лосун ничем не отличался от остальных вокруг – его место было ничем не лучше, он носил красный свитер и вытирал губы бумажной салфеткой. Но когда он встал и откашлялся, никто не произнес ни слова.

– Орим Рюдоцун, Йоро Цзяншогон вызвал тебя на дуэль на чистых клинках, – объявил он. – Ты принимаешь вызов?

– Да, – отозвался мужчина на ринге, он был чуть тяжелее второго.

Ни у одного не было сабли. Они прикоснулись сложенными ладонями ко лбам в коротком приветствии, но не стали возносить молитвы богам.

Йоро с яростным криком прыгнул на соперника. Все закончилось быстро. Йоро врезал Ориму плечом в грудь. Оба качнулись к синему канату, утянув за собой загородку, и Йоро повалил противника, схватив за шею.

С минуту они катались по полу. Орим молотил руками по лицу Йоро, но тот оказался наверху и сомкнул ладони на горле противника. Он с ревом тряхнул его, и Орим треснулся затылком о бетонный пол с таким звуком, что весь зал вздрогнул, а потом прижал к сонной артерии Орима локоть и навалился всем весом, надавив со всей силы. Орим плевался, дергался и пытался отодрать руки Йоро. Зрители замерли. Послышался встревоженный шепот.

Прошло несколько секунд, лицо Орима побагровело. Даук Лосуньин снова встал и строгим тоном объявил:

– Господин Орим, вы сдаетесь? Поднимите руки, если так.

На мгновение Анден подумал, что Орим откажется и его задушат. Потом тот нехотя поднял руки, признавая поражение. Йоро презрительно сплюнул и отпустил его, встал и пошел за рубашкой и ботинками, вытирая окровавленные губы тыльной стороной ладони. Орим лежал, тяжело дыша. Два приятеля приподняли его и, подхватив под руки, помогли уйти.

Кто-то поправил канатное заграждение. Колосс снова сел. Анден бросил взгляд на Даука – тот явно вздохнул с облегчением и наклонился, чтобы сказать что-то Рону Торо. Люди вернулись к столам, и разговоры возобновились.

– Можешь себе представить, Орим и Йоро были близкими друзьями, – сказал Дерек.

– Но что-то не заладилось в деловом партнерстве, – объяснил Кори в ответ на вопросительный взгляд Андена. – Орим заявил, будто Йоро надул его на десять тысяч талиров. А Йоро утверждает, что он делал всю работу, пока Орим развлекался с девушкой Йоро за его спиной. – Кори развернул кислую конфету и закинул ее в рот. Он предложил другую Андену, но тот покачал головой – он не понимал, как кому-то могут нравиться подобные конфеты. – Отец страшно волновался из-за этой дуэли, – сказал Кори, понизив голос. – Дуэли случаются нечасто, только по серьезному поводу, но хорошо, что Орим сдался. Никому не надо, чтобы сюда сунула нос полиция.

Увиденное потрясло Андена. Не сама дуэль, несмотря на все различия в правилах, просто после той стычки в парке с Карсоном Сантером из Бригады Анден прилежно старался выучить эспенские нормы поведения.

– Я думал, дуэли запрещены, – сказал он.

– Чувак, да в Эспении все запрещено, – засмеялся Дерек. – Даже петушиные бои.

Кори ободряюще похлопал Андена по руке, это удивило его, и он слегка покраснел.

– Но законы такие запутанные. И часто можно договориться.

– С помощью хорошего адвоката, – пояснил Дерек.

– Шун Тодоро! – раздался крик из центра зала. Теперь на ринге для дуэли на чистых клинках стоял молодой человек. – Тод, ты где? – Он ткнул пальцем в сторону стола, где сидел Анден, а потом скрестил руки на груди с притворно оскорбленным видом. – Говорят, твое Отражение лучше моей Легкости. Хочешь доказать, что это враки?

По залу раскатился топот ног. Кори шлепнул Тода по спине и крикнул:

– Он выпил только две порции, Сэмми, ты уверен, что не хочешь подождать?

Шун Тодо поднял рюмку и театральным жестом ее осушил, а потом хлопнул ею об стол и поднял руки, показывая, что согласен.

– Этто Самишун, – проревел Тод. – За твое высокомерие я награжу тебя… пинком под зад.

Когда Тод перебрался через синий канат, снова раздался топот ног и одобрительные выкрики. По контрасту со смертельной серьезностью предыдущей дуэли сейчас настроение в зале для поединков было приподнятым, все знали, что это легкий поединок, обычное кеконское соревнование.

Вызвавший Тода Сэмми присел в позе преувеличенной готовности. Тод ухмыльнулся, оглядел зрителей и прошелся, подняв руки и призывая публику кричать громче, что она и сделала с огромным энтузиазмом. Андену это напомнило эспенские спортивные состязания, все происходящее казалось ему глупым и совершенно не кеконским.

Тод крутанулся и бросил в Сэмми луч Отражения, но Сэмми с Легкостью отпрыгнул и выкрикнул издевку. Отражение задело нескольких зрителей, им пришлось взять напитки и схватиться за стулья. Посыпались тарелки с едой. Тод быстро выпустил еще две волны Отражения, и Сэмми с трудом увернулся – он перепрыгнул прямо через голову Тода и приземлился за его спиной.

Кори заулюлюкал и выкрикнул:

– Сделай его, Тод!

Их друг крутанулся и сделал вид, что бросает волну поверху, а на самом деле пустил вниз широкую волну Отражения и наконец-то попал сопернику по коленям, и тот растянулся на полу. Сэмми перекатился и поднял руки, ухмыляясь в притворном страхе, а Тод устроил спектакль, прыгнув на него и якобы приканчивая. Зрители завизжали от удовольствия.

Обе Зеленые кости дружелюбно похлопали друг друга по плечам, перелезли через канат и вернулись к столам под одобрительные крики публики.

– Шикарно, – сказал Дерек, когда Тод сел за стол.

А Кори добавил:

– Высший класс, чувак.

Анден тоже покивал, хотя, по правде сказать, поединок не произвел на него впечатления. Стиль, с каким Тод и Сэмми использовали нефритовые способности, был своеобразным и выглядел жалко. Отражение Тода было точным, но слабым, Легкость Сэмми – неплохой, но ему не хватало скорости, приходящей с Силой. В общем, такой уровень ожидаешь от пятиклассников в Академии.

Анден пожурил себя за подобную мелочность. Местные Зеленые кости не получали полноценного образования в нефритовых дисциплинах. Они носили мало нефрита и были вынуждены его скрывать.

Тренировались они тайно, в душном подвале Кеконского культурного центра, а не в просторной школе вроде Академии. А показать себя и заслужить похвалу за свою зелень могли только здесь, среди кеконской диаспоры, в такие вот вечера.

Зал для поединков показался Андену странным и подавляющим, и теперь он понял почему. Здесь кеконская культура находилась в концентрированном виде – кухня и хоцзи, петушиные бои и азартные игры, дуэль на чистых клинках и соревнование в нефритовых дисциплинах – все это вместе втиснуто под одну крышу и в один вечер. У Андена возникло странное чувство. Это было и кеконским, и не кеконским одновременно.

Они снова ели, пили и болтали. Состоялся еще один петушиный бой. По настоянию друзей другие Зеленые кости бросили друг другу вызов в соревновании Силы и Брони. Через некоторое время Тод, которому утром нужно было на работу (он работал помощником управляющего в магазине электроники), собрался уходить, и Анден забеспокоился, что Хианы могут разволноваться из-за его долгого отсутствия, поставил рюмку и последовал примеру Тода.

– На улице наверняка страшный холод и темень, – сказал им Кори. – Я лучше спрошу, не собирается ли отец домой. Может, он вас подвезет.

Андену не хотелось беспокоить Даука Лосуна, но Кори без всякого стеснения спросил отца, и тот ответил:

– Конечно, нет проблем, мне все равно больше нечего здесь делать.

Но они не успели уйти – вниз по лестнице к столу Колосса поспешила госпожа Цзоэк, та, что приготовила лапшу.

– Даук-цзен, – воскликнула она, – там пришла полиция. Их двое.

Ее слова тут же услышали во всем переполненном подвале. Болтовня стихла, все головы встревоженно повернулись к столу Колосса. К удивлению Андена, Даук Сана немедленно встала и пошла наверх. Муж за ней не последовал.

– Оставайтесь на месте и продолжайте веселиться, – сказал он спокойно, но громко, чтобы все услышали, – нет нужды волноваться. – А в сторону сына добавил: – А вы вернитесь на место и сядьте.

Анден опять сел. Зал наполнился встревоженным шепотком. Анден заметил, как Рон Торо поднялся и встал в углу возле двери. Он вытащил из нагрудного кармана черные перчатки и надел их, а потом прислонился к стене со скрещенными руками.

Даук Сана вернулась несколько минут спустя, еще на лестнице громко заговорив по-эспенски с акцентом:

– Конечно, лицензия на продажу продуктов питания, лицензия на алкоголь, могу показать. – Она достигла подножия лестницы. За ней следовали двое полицейских, громко стуча ботинками, козырьки черных форменных фуражек и плечи были запорошены снегом. – Это не ресторан и не бар, – продолжила Сана. Минуту назад она говорила спокойно, но сейчас вдруг нервно замахала руками. – Это всего лишь вечеринка. По-соседски.

Полицейские покосились на подвал.

– Вечеринка? – спросил старший. – И по какому случаю? Чем вы, кеки, тут занимаетесь? Проводите бои? Торгуете нефритом?

Сана выглядела напуганной и оскорбленной.

– Разумеется нет. Кажется, вы смотрите слишком много фильмов. Вы считаете, что мы носим нефрит, как бандиты, только потому, что мы кеконцы? – Она жестом обвела столы с людьми – мужчинами и женщинами, молодыми и старыми. – Мы что, не можем уже собраться, чтобы поесть и выпить в собственном культурном центре в дрянную погоду и при этом не вызвать подозрений?

Молодой полицейский немного смутился, но старший прошагал к центру зала и фыркнул при виде пятен крови и перьев на полу. Он поднял наброшенное на скамью одеяло и уставился на бойцовых петухов в клетках. Выпрямившись, он сказал с самодовольной ухмылкой:

– Петушиные бои – это преступление. Штраф – две тысячи талиров, и мы можем закрыть это место.

Сана громко вдохнула.

– Прошу вас, – сказала она, – мы заплатим штраф. Денег у нас немного, но мы понимаем последствия нарушения закона. Мы заплатим.

Словно по сигналу, мужчина за ближайшим столом снял фетровую шляпу и пустил ее по залу. Все вытащили кошельки и начали класть деньги в импровизированную казну. Сана готова была разразиться слезами, она потеребила в руках край шарфа и сказала:

– Мы иногда проводим здесь петушиные бои, чтобы доставить удовольствие старикам. Понимаете, у нас на родине это не запрещено. Они приносят петухов, а я не могу постоянно отказывать. Пожалуйста, не отзывайте у нас лицензию за такой пустяк. – Она бросила на них умоляющий взгляд. – Культурный центр – это сердце нашего квартала, он нужен всем. Здесь есть святилище и библиотека, а наверху – детский сад. Сюда приходят и старики, и молодежь – поесть и пообщаться, когда больше некуда пойти. Да, иногда мы устраиваем вечеринки в подвале, но самое страшное, что здесь происходит, – это выпивка и петушиные бои.

К Сане подбежала девочка лет десяти с полной шляпой денег. Сана поблагодарила ее, взяла шляпу и пересчитала наличные на ближайшем столе.

– Здесь две тысячи пятьдесят талиров, – сказала она, складывая купюры. – Больше необходимого, но мы готовы заплатить чуть больше. Только не закрывайте наш культурный центр. – Она вложила деньги в руки старшего полицейского и улыбнулась молодому. – Пожалуйста. Мы понимаем, какая у вас тяжелая работа.

Полицейские посмотрели на встревоженных и обнадеженных кеконцев в зале. Их взгляды миновали стол Даука Лосуньина, не задержавшись на нем. Колосс, как и все остальные, прислушивался к происходящему, но спокойно сидел на стуле, сложив большие руки и не привлекая внимания. Рон Торо не сдвинулся с места у стены рядом с дверью.

– На этот раз ограничусь предупреждением, – сказал старший полицейский, как будто это решение далось ему непросто.

Он неторопливо сложил деньги во внутренний карман. Сана расслабилась.

– Спасибо, вы очень добры, – промямлила она.

– Смотрите, не нарушайте больше закон, кеки, – сказал старший полицейский. – Нефрит вне закона. Вы все это знаете. За ношение или продажу вас упекут в тюрьму.

Сана энергично закивала.

– Нас тоже тревожит нефрит, – заявила она и повела полицейских обратно к лестнице. – В этой части города хозяйничают Бригады, и ходят слухи, что они заполучили нефрит. Все кеконцы знают, что такой опасный камень не должны носить обычные люди, уж точно не преступники. Вот почему мы нуждаемся в полиции. – Потом она обратилась к молодому полицейскому: – Вам нравится кеконская кухня? Хотите супа с лапшой, прежде чем возвращаться на холод?

Их голоса стихли наверху. Напряжение в зале постепенно спало. Люди расслабились, и как только поняли, что полицейские ушли, возобновили разговоры. Рон Торо выждал с минуту, а потом снова сел.

Даук Лосун подошел к столу Андена, снова дружелюбно улыбаясь.

– Они вернутся. Это происходит раз в несколько месяцев, и всегда одно и то же. – Он с улыбкой похлопал Андена по плечу. – Ты выглядишь встревоженным. Не стоит беспокоиться. Полиция Порт-Масси – это просто еще одна Бригада, они ждут платы и ничего не дают взамен.

Анден кивнул, хотя на самом деле ничего не понял. В Жанлуне ему не приходило в голову опасаться полиции. Когда Хило был Штырем, он часто встречался с полицейскими и объяснял им, где случилось какое-нибудь мелкое преступление, какие уличные банды доставляют неприятности, где провести рейд против наркотиков, и потому Анден всегда считал полицию полезной кланам, а не помехой. В Эспении, очевидно, было полно противоречивых правил и законов, так что даже Колосс Южного капкана старался не настраивать против себя полицию.

– Я останусь еще ненадолго, нужно убедиться, что все в порядке, – сказал Колосс. Он выудил из кармана ключи и протянул их сыну. – Уже поздно, и я не хочу, чтобы Хианы волновались за Андена. Отвези друзей по домам и возвращайся за мной.

Машина Колосса оказалась зеленым универсалом, припаркованным на задах дома. Кори завел ее и включил обогреватель, пока Анден и Тод отскребали от переднего и заднего ветрового стекла лед. В машине их дыхание превращалось в облачка пара. Кори завез домой сначала Дерека, а потом Тода. Дворники скрипели по стеклу, а мокрая мостовая сверкала в свете фар по дороге к дому Хианов на другом конце Южного капкана.

На углу, в одном квартале от дома, Кори вильнул на обочину. Он заглушил двигатель и повернулся к Андену. Глаза блестели в отраженном свете уличных фонарей, но выражение лица невозможно было прочесть в темноте.

– Ты гадаешь, где он, верно? – спросил он. – Мой нефрит.

К шее Андена прилил жар. В ответ он заставил себя посмотреть Кори в глаза. Тот расстегнул куртку. Скинув ее с плеч, он повернулся к Андену и задрал рубашку. Фонари высветили обнаженный торс. У Андена пересохло в горле. Его взгляд пробежал по груди Кори к трем нефритовым гвоздикам у пупка.

Анден пытался отвести взгляд, но не мог, опустив его до темных волос, исчезающих под ремнем. На холоде кожа Кори покрылась мурашками. Анден решил, что должен что-то сказать, может, Кори этого ждет, но боялся открыть рот и произнести что-нибудь не то.

Кори тоже молчал. Он наклонился, взял Андена за руку и притянул ее к себе, пока холодные пальцы Андена не коснулись голой кожи. Анден медленно расправил ладонь на животе Кори. В запястье гулко стучал пульс. В тесноте машины он вдруг услышал собственное дыхание – громкое и неровное.

Теперь взгляд Кори стал голодным. Он двигал руку Андена по своему животу, словно вел слепого по надписи шрифтом Брайля. Когда Анден коснулся твердой и гладкой поверхности нефрита, его охватило восхитительное до тошноты чувство, как от слишком сладкого фрукта, оно встало комком в горле и провалилось в желудок. Нефритовая аура Кори пульсировала и проникала в Андена, горячая от желания, как раскаленный на солнце черный камень.

Андену хотелось прижаться к нефриту, жадно схватить его, позволить нефритовой ауре объять его целиком, но тело помнило вкус нефритовой энергии, как алкоголик помнит последнюю отключку в пьяном виде – с отчаянным желанием и глубоким отвращением. Анден хотел, чтобы эта энергия его поглотила, и хотел от нее отпрянуть. Он замер, пока желания боролись между собой, его рука задрожала. Он встретился взглядом с Кори и увидел, как смущение на лице друга превратилось в понимание. Кори мягко выпустил руку Андена, опустил рубашку и натянул куртку.

Анден отдернул руку, его лицо пылало от смущения и сожалений.

– Прости, – пробормотал он.

– Ты раньше носил нефрит, – сказал Кори. – Тренировался как Зеленая кость в жанлунской школе, верно?

Вопрос звучал, скорее, как утверждение, но под ним скрывался еще один вопрос.

Через мгновение Анден кивнул.

– Наверное, несложно догадаться. – Он с трудом поднял взгляд. – И ты гадаешь, почему я больше его не ношу.

Кори ответил не сразу.

– Тебе необязательно рассказывать, чувак.

Анден сунул кулаки в карманы флисовой куртки. Пар вырывался изо рта, а теснота машины вдруг вызвала клаустрофобию. Он заговорил, не глядя на Кори:

– Когда я был на последнем курсе Академии, моя семья начала войну с другим кланом. Моего кузена, Колосса… убили. – Он уже больше года не говорил о Лане. – Еще до выпуска мне хотелось отомстить за него и помочь выиграть войну. Я… я убил человека. Важного человека. Вообще-то, несколько человек.

Слова казались туманными и неточными, вряд ли кто-то, настолько отстраненный от ситуации, как Кори Даук, сумеет понять их значение.

Кори медленно кивнул.

– Ты не хочешь быть убийцей.

Анден поднял голову, слегка удивившись. Дело совсем не в этом. Иногда необходимо отнять жизнь, каждый член его семьи делал это, когда призывал долг. Он пытался придумать, как объяснить получше, как передать, насколько это его изменило, насколько было для него трагично, восхитительно и болезненно.

– Я не хочу этим наслаждаться, – сказал он.

Кори долго смотрел на него. Он потер ладони, чтобы согреться, и наклонился, оказавшись почти вплотную к Андену, его взгляд был чуть спокойнее, но все еще напряженным.

– Ты очень интересный человек, кеконец, давно таких не встречал.

Он поцеловал Андена в губы.

Губы Кори заледенели, но язык был горячим. Он скользнул по нижним зубам Андена. Поцелуй был слишком мимолетным, Анден даже не понял, что случилось. Когда Кори отпрянул, Анден действовал почти машинально – протянул руку и схватил Кори за куртку.

Второй поцелуй длился достаточно долго, чтобы кровь ударила Андену в голову, их горячее дыхание слилось, и окна запотели, тепло нефритовой ауры Кори прокатилось по коже Андена. Когда они выпустили друг друга, Анден промямлил:

– Я… я думал, тебе нравятся девушки.

Кори засмеялся.

– Нравятся. – Он снова наклонился, скривив губы в усмешке. – И ты мне нравишься. Парадокс. Ты выглядишь как с обложки модного журнала, но при этом такой… кеконец. Это привлекает. – Кори насмешливо свел брови и провел рукой по ноге Андена. – Ты не такой, как остальные кеспи.

– Кеспи? – переспросил Анден.

– Кеспенцы. Ну, эспенские кеконцы.

Рука Кори оказалась у Андена в паху. Анден замер, не смея пошевелиться, хотя весь жар тела как будто схлынул к паху. Кори расстегнул верхнюю пуговицу на штанах Андена и сунул руку под ремень. Холодные пальцы зарылись в волосы и начали ласкать затвердевший член. Анден засопел. В нем разгорались возбуждение и ужас.

– Погоди, я… – Он охнул и замолчал.

Кори быстрым движением расстегнул молнию на штанах Андена и опустил голову ему на колени. Анден не мог поверить в происходящее. Ему казалось это неподобающим, ведь Кори – сын местного Колосса, перед которым Анден в долгу, и все же он не мог его остановить. И тут он почувствовал губы Кори, и от внезапной нахлынувшей волны жара Анден закатил глаза и перестал мыслить связно.

Все кончилось слишком быстро, чего Анден стыдился. Ему бы хотелось, чтобы это длилось дольше, он не был доволен и тем, что почувствовал под конец. Это, наверное, пока что самый важный момент в его жизни, а он не ощутил настоящего экстаза. Это было бурно и неожиданно, волнующе и немного неловко. Кори отпрянул. Анден поежился от неожиданно холодного воздуха в голом и влажном паху. Он быстро застегнулся, но так и не обрел самоконтроль.

– Ты никогда не был с мужчиной, да? – спросил Кори.

Не встречаясь с ним взглядом, Анден кивнул. В двадцать лет у него еще не было секса. Однажды в Лодочный день три года назад, когда несколько студентов Академии пошли в бар и напились, одна однокурсница целовала его целую минуту, наполненную винными парами, сунув ему в рот язык, но это не в счет.

Кори наклонился и легко коснулся губами уголка губ Андена, на удивление нежно и целомудренно.

– Ладно, – сказал он. – Тогда будем действовать медленно.

От этих слов Андену хотелось громко, даже истерически расхохотаться, потому что случившееся медленным уж никак не назовешь. Окна машины запотели. Начали сыпать крупные хлопья снега. Чуть дальше по улице в окнах Хианов еще горел свет. Анден представил, что госпожа Хиан ждет его за кухонным столом и не ложится, пока Анден благополучно не доберется домой, и потому он сказал:

– Мне надо идти.

Наверное, стоило добавить что-то еще, но что?

– До скорого, кеконец, – с легкой улыбкой отозвался Кори.

Анден вылез из машины. Запахнулся в куртку и пошел по тротуару. В машине включились фары, и на мокрый тротуар упала его тень. Добравшись до крыльца здания, через восемь месяцев ставшего ему почти родным домом, он услышал, как загудел мотор, и Кори проехал мимо, прошуршали шины, и наконец габаритные огни скрылись за углом.

Глава 23. Сборщики мусора

Беро стоял на шаткой вершине отвала пустой породы. Внизу на склоне копошились, как муравьи, сборщики нефрита, каждый – точка, ползущая по черному холму мусора, на время работы налобные фонари установлены на самый слабый режим. Сплошные компромиссы между скоростью и осторожностью. Они должны работать как можно быстрее, но слишком много света и шум могут их выдать.

С каждой минутой риск нарваться на патруль возрастал, но поиски нефрита в отвалах требуют терпения и усердия. Сборщики переворачивали каждый камешек, рассматривали его и ощупывали, вытирали подолом грязных рубах и подносили к свету, чтобы получше вглядеться в слабый отблеск, намекающий на то, что малопривлекательный камень содержит драгоценный нефрит.

Дважды моргнул налобный фонарь. Беро с Легкостью прыгнул вниз, к подавшему сигнал сборщику. Теперь он овладел Легкостью, мог вызвать ее при необходимости и контролировать высоту и скорость. Легкость и Сила – самые простые дисциплины для новичка, как ему объяснили, потому что основаны на знакомых физических реакциях. Он так и не овладел Отражением, оно выходило разве что случайно, а к тому времени как они с Мадтом загнали в угол бродячего пса и попытались убить его Концентрацией, тот успел наброситься на Беро и цапнуть его за ногу, шрам остался до сих пор.

Тощий увиванец – все сборщики были тощими увиванцами, Беро с трудом их различал – протянул камень размером с небольшой персик.

– Нефрит, хороший нефрит, – сказал он. Вероятно, только эти два слова он и знал на кеконском, а другие ему знать и незачем.

Нефрит усиливал не уловимую никаким другим способом внутреннюю энергию увиванцев, сборщики всегда прижимали его к коже, а мелкие камни клали в рот, в надежде почувствовать звенящую реакцию тела, прилив энергии, обострение всех чувств. Это был не самый надежный индикатор, нефрит часто находился внутри плотного камня, который его экранировал, а жажда найти стоящие куски была так сильна, что сборщики часто воображали реакцию. А кроме того, они плотно сидели на «сиянии», и потому восприятие нефрита было приглушено. Но без «сияния» они рисковали подхватить Зуд, если слишком долго будут заниматься этой работой.

Беро взял у сборщика камень. Он был бурый и грязный, снаружи выглядел совершенно обыкновенно. Белым маркером Беро написал на камне 1124 – номер сборщика, который значился на налобном фонаре и на ламинированной карточке, висящей на шее. Когда камень доберется до островов Увива, его распилят. Если внутри окажется нефрит, в учетной книге сделают запись и сборщику довольно щедро заплатят за находку.

Один шанс из двадцати, что это случится, чаще всего внутри оказывается пусто или нефрит низкого качества, с дефектами, из-за которых его невозможно использовать, или проблеск роскошной зелени окажется простым зеленым камнем, годящимся лишь на имитации. Настоящий кеконский нефрит – вещь редкая, и рудники Кеконского Нефритового Альянса забирают все лучшее. А это всего лишь мусор.

Но и этот мусор имел ценность. Достаточную, чтобы отправлять к берегам Кекона лодки с обнищавшими увиванцами, а потом перевозить их на грузовиках в густые джунгли гористого центра острова. Достаточную, чтобы нанимать местных управляющих вроде Беро и Мадта и платить им деньгами и «сиянием», а если они продержатся больше года, то и нефритом. Прошлым летом Беро и Мадта привели в заброшенный тренировочный зал вместе с парой новых каменных рыбок. Стоя перед Сорадийо и остальными, каждый уколол нижнюю губу чистым ножом и поцеловал пергамент со своим именем. Бумаги поднесли к свече, сжигая еще влажную кровь и скрепив тем самым клятву Ти Пасуйге в верности и молчании.

Беро притворился, что принимает это всерьез, хотя мысленно хихикал. Они вели себя как дети, создающие тайное общество, хотя пришли сюда за деньгами и нефритом – тем же, чего хотят все вокруг. В этом нет ничего тайного или особенного.

Сорадийо, главарь-барукан, обычно встречался с ними в «Крысином логове» и за три-четыре дня предупреждал о ночной вылазке стервятников, чтобы Беро с Мадтом успели встретить их на месте. Иногда погода или предупреждение о рейде Зеленых костей меняли планы, и задание отменяли либо откладывали, в таком случае приходилось устанавливать палатку и ждать в лесу, питаться всухомятку и охотиться на птиц, пока условия не позволяли возобновить операцию. Их задачей было присматривать за сборщиками, в особенности за тем, чтобы никто не попытался припрятать найденный нефрит. Бедолаги-сборщики могли сунуть камень в карман, за щеку или в задний проход, в надежде позже продать за более высокую цену, чем платил Сорадийо.

Надсмотрщик с нефритом Чуял ауру рабочих. Первая попытка заканчивалась предупреждением. Вторая – смертью. Беро пока не довелось убивать рабочих, но Мадту пришлось. В прошлом месяце он застрелил человека в голову и откатил тело в лес.

Беро взял промаркированный камень и короткими прыжками с Легкостью оказался на гребне, у металлической корзины, наполовину заполненной подобными камнями, каждый с номером сборщика. Сегодня корзину охранял Мадт, он также присматривал за тремя армейскими грузовиками, забрызганными грязью и накрытыми тентом камуфляжной расцветки. Беро бросил камень в корзину, и тот стукнулся об остальные.

– И долго еще тут торчать? – проворчал Мадт, потирая ладони и притоптывая. Зима – лучшее время для сборщиков из-за сухой погоды, но высоко в горах по ночам стоит страшный холод, к тому же с липкой влажностью. – Паршивая работенка, кеке. А сейчас мы могли бы тренироваться в городе. И в тепле, мать твою.

– И работать за нищенскую зарплату на заправке, в обувном магазине или еще где? Ты злишься, потому что замерз, но деньги-то хорошие, кеке. А если продержимся еще три месяца, то получим нефрит. – Взгляд Беро жадно скользнул по камням в корзине. – Никакая другая работа этого нам не даст.

– У нас есть нефрит, – возразил Мадт. – И мы ничего не делаем, только присматриваем за этими жалкими и нищими олухами и морозим задницы в джунглях. Для чего тебе новый нефрит?

– Для чего? – поразился Беро. – А ты как думаешь?

Это как спрашивать человека, зачем ему снова нужна еда, или деньги, или женщины. Много никогда не бывает, вот почему Зеленые кости постоянно сражаются друг с другом. Иногда Мадт задает тупейшие вопросы.

– Нам нужно тренироваться. Нужно отомстить Равнинным, – снова забубнил Мадт, но Беро уже не слушал, потому что различил в лесу какой-то звук.

Куча с отвалами была полностью на виду, но со всех сторон их окружала густая темная листва. Он попытался направить в ту сторону Чутье. Беро уставился в темноту, сердце бешено заколотилось, а ночь стала казаться полной опасностей.

– Они идут, – внезапно прошептал Мадт с нескрываемым страхом.

Секундой позже Беро тоже это почувствовал – быстрое приближение нефритовых аур, которые могли принадлежать только Зеленым костям. Он не знал, сколько их и скоро ли они будут здесь. В его разуме они представали яркими ракетами, летящими к нему сквозь темноту.

– В машины! – крикнул Беро. – Все в машины!

Он схватил металлическую корзину и потащил ее к ближайшему грузовику с брезентовым кузовом. Он распахнул брезент сзади, но не стал опускать металлические сходни, а напряг Силу и попытался поднять корзину. Она весила, наверное, не меньше сотни килограммов, ходила ходуном в его руках, но тут подбежал Мадт и пришел на помощь, вместе они забросили плоды ночной вылазки в кузов.

Мадт побежал на вершину отвального холма и запустил две сигнальные ракеты, шипением и до боли ярким красным сиянием они привлекли внимание сборщиков.

– Зеленые кости! – заорал Мадт. – Бежим! Бежим!

Сборщики в панике карабкались на холм, цепляясь руками и ногами, камни с грохотом осыпались вниз. Первые сборщики добрались до вершины и нырнули в грузовики, как кролики в нору, вытаращенные глаза светились белым на темных лицах. Они лепетали по-увивански, умоляя водителей-абукейцев поскорее отъезжать, а их товарищи вопили, чтобы их подождали. Беро посмотрел вниз, на склон. Сборщики, находящиеся слишком далеко, понимали, что не успеют к грузовику, и побежали к лесу в надежде рассеяться и скрыться среди деревьев. И боялись они недаром. Поначалу кланы просто избивали сборщиков и отправляли обратно на острова Увива, но этого оказалось недостаточно для предотвращения рейдов стервятников, так что теперь всем ворам-иностранцам просто сворачивали шеи. Вместе с их надсмотрщиками.

Беро сиганул в ближайший грузовик. Мадт уже забирался в следующий.

– Поехали! – рявкнул Беро, хотя к откинутому заднему борту бежали еще два сборщика.

Один успел добраться, другой споткнулся и упал, когда грузовик уже тронулся, да так и остался лежать в грязи. Беро высунул голову в окно и оглянулся – из леса появилось с полдюжины фигур. Они двигались так быстро, что казались размытыми, но Беро заметил пистолеты и сабли-полумесяцы.

Если бы он не был так напуган, это зрелище его бы заворожило. Сцена выглядела как в кино, в том фильме, где повстанцы, Зеленые кости, выскакивают из джунглей и нападают на лагерь шотарских солдат. Вот только сейчас было не сражение, а карательная акция. Началась стрельба, вдалеке послышались крики – Зеленые кости принялись за охоту на сборщиков.

Этим бедолагам уже не поможешь. Беро снова повернулся вперед – и тут же увидел, как из-за деревьев возникли три человека, перегородив дорогу.

– Езжай, езжай! Сбей их! – завопил Беро водителю, но слова застряли в горле, потому что те трое встали в ряд и одновременно выпустили массивную, низкую волну Отражения. Она пропахала поверхность узкой ухабистой дороги, взметнув глину и гравий на ветровое стекло грузовика. Колеса повело. Водитель отчаянно пытался выровнять грузовик, но тот развернулся почти на девяносто градусов и накренился. С резким толчком, от которого все внутри переворачивалось, грузовик замер, а потом завалился набок, в поросший кустарником каменистый овражек.

Беро откинуло к двери, он врезался в металл бедром и плечом, а услышав треск, понадеялся, что это не его кости. Водитель шмякнулся на него всем весом. В кузове слышались грохот и крики попавших в ловушку увиванских рабочих. Через несколько тошнотворных секунд дверь грузовика распахнулась так резко, что чуть не слетела с петель. Несколько рук выдернули орущего водителя, а потом схватили Беро за ногу. Он кричал и брыкался, но его неточная Сила не помогла, его вытащили из перевернутого грузовика, как тунца на удочке.

Беро бросили ничком на дорогу. Он вскарабкался на колени, и тут рядом кинули Мадта. К горлу Беро подступил ужас узнавания – в точности так же три года назад его поймали и измордовали братья Маик. Изуродованное лицо и хромота каждый день напоминали об этом событии, и он почувствовал, что сейчас так легко не отделается.

Мадт выплюнул изо рта грязь.

– Нам крышка, кеке. И все по твоей вине.

Беро проморгался, смахнув пыль из глаз. Перевернутый грузовик перегородил дорогу, остальным машинам пришлось остановиться. Зеленые кости вытаскивали сборщиков из трех грузовиков и хладнокровно убивали. Через несколько минут все были мертвы, все тринадцать человек. Беро подозревал, что оставшиеся семеро лежат где-то на куче отвалов. Он подумывал вскочить на ноги и убежать. С Легкостью и Силой, возможно, ему бы это удалось, но, скорее всего, нет. Он все равно решил уже рискнуть, потому что терять нечего, но один из Зеленых костей, видимо, Почуял его намерения, и грубые руки схватили его сзади за шею.

– Только попробуйте сделать какую-нибудь глупость, и вы трупы, баруканские крысеныши.

– Мы не баруканы, – сердито возмутился Беро.

К ним приблизился другой человек. Он был старше остальных, коротко стриженные волосы слегка поредели со лба, но поджарая фигура двигалась с быстрой волчьей грацией. Проницательные глаза как будто почти не моргали.

– Запуньо больше не посылает своих баруканов-наемников присматривать за стервятниками, – объяснил мужчина своему товарищу. – Они нужны ему для дел на островах Увива и для охраны поместья. А местных наркоманов на «сиянии» не жалко пустить в расход.

– Так, может, убьем их, Нау-цзен? – спросил Зеленая кость, крепче сжимая Беро.

Штырь Горных изучил двух стоящих на коленях юнцов. В темноте Беро не разглядел выражение его лица, но аура напоминала медленно просачивающийся жар нагретых кирпичей. Пытливый взгляд Штыря остановился на нефритовом ожерелье Беро и браслетах Мадта.

– Немало хорошего нефрита для пары сопляков вроде вас. – В его голосе звучали грубые, требовательные нотки армейского сержанта. – Где вы его раздобыли, падальщики?

Беро не сомневался, что его казнят, но гордо и вызывающе вскинул голову.

– Я завоевал этот нефрит. Лично снял его с тела Коула Лана.

На мгновение все Зеленые кости поблизости онемели от потрясения. А потом разразились сиплым хохотом, раскатившимся эхом на фоне работающих на холостом ходу двигателей. Нау Суэн не засмеялся, но позволил это остальным. Когда смех стих, один из Кулаков сказал:

– Эти новые зеленые, как они себя называют, хуже баруканов. Каждый хочет, чтобы все верили, будто он завоевал нефрит в крутом поединке, хотя ни один не умеет пользоваться нефритом.

Нау Суэн обратил суровый взгляд на говорившего.

– Половину этих жалких торчков мы держали на крючке нефритом и «сиянием», чтобы задействовать против Равнинных. С чего бы нам удивляться, что теперь использованный инструмент Гонта Аша прибрал к рукам приспособленец Запуньо?

Нау снова посмотрел на двух подростков.

– Этих убивать не будем. Пошлем их обратно нанимателю в качестве акта доброй воли.

Он жестом велел освободить Беро и Мадта и сказал им:

– Слушайте внимательно. Передайте барукану Сорадийо, что, пока я охочусь на его… сборщиков отбросов, денег он не наживет. Запуньо это не обрадует. Вашего нанимателя даже могут вскоре уволить с работы самым неприятным образом. Дайте ему знать, что Нау Суэн, Штырь Горных, хочет обсудить с ним более удачные возможности для его карьеры.

– Вы собираетесь перекупить Сорадийо? – спросил Беро, внезапно заинтересовавшись, когда прошел страх.

Мадт стрельнул в него взглядом, вопившим: «Заткнись, пока он не передумал!»

Штырь пристально посмотрел на Беро, словно на необычный вид лягушки, открытый в дождевом лесу. Этот взгляд выбивал Беро из колеи, он уже решил, что Мадт, возможно, прав – не стоило ему открывать рот. До него доходили слухи о том, что с помощью исключительного Чутья Нау Суэн может даже по-настоящему читать мысли. Конечно, это было глупо, все знали, что это невозможно, но все же взгляд Нау был настолько всепроникающим, что кожа Беро покрылась мурашками.

– Задашь еще один вопрос, – сказал Штырь, – и я вырву тебе язык. Ты просто пес, гонец, и все. – Нау наклонился к уху Беро. – Но ты не соврал. Ты и впрямь веришь, что носишь нефрит Коула Лана. А значит, рано или поздно пожалеешь о том, что я не оказал тебе милость, прикончив тебя сегодня.

Нау выпрямился и отвернулся.

– Пошли, – сказал он. – Уберите отсюда грузовики.

Несколько Зеленых костей Силой развернули первый грузовик, Нау и Зеленые кости расселись по машинам, забрав и корзину с нефритовым отсевом. Несколько человек задержались, чтобы оттащить на обочину трупы сборщиков, а потом Горные оставили Беро и Мадта стоящими на коленях в ожидании рассвета, а сами поехали обратно в долину.

Глава 24. Наследие

Шаэ прошла из резиденции Шелеста в главный дом. Хотя оставался еще час до зари, на кухне горел свет. Кьянла помешивала кашу в кастрюле на плите. Хило сидел за столом, ножом для тренировок разрезал на кусочки нектарин и складывал их на пластиковую тарелку перед Нико. Малыш разбрасывал кусочки фрукта, и больше падало на пол, чем оказывалось у него во рту. Хило терпеливо ворчал.

Шаэ остановилась в двери. При взгляде на Нико она по-прежнему вздрагивала – это было эхо от потрясения, когда вечером три месяца назад ее брат вернулся в Жанлун с уставшим двухгодовалым ребенком на руках.

– Он всегда просыпается так рано? – спросила она.

– Частенько, – ответил ее брат, съев отвергнутую дольку нектарина. – Но раз уж мне все равно нужно рано вставать, я решил дать Вен выспаться. Она полночи была на ногах из-за Рю.

– Нам пора, – сказала Шаэ.

Хило вытер руки салфеткой и встал, предоставив свое место Кьянле. Мальчик проигнорировал попытки экономки заинтересовать его завтраком и протянул ладошки к Шаэ, требуя взять его на руки.

– Тетя, тетя!

– Не сейчас, Нико, – сказала Шаэ, ощутив укол вины, и в утешение поцеловала его в макушку.

Несмотря на потрясение и от приезда мальчика, и от самой новости о его существовании, она почти сразу же полюбила малыша. Невозможно было не заметить его сходства с Ланом, не почувствовать смесь печали и радости всякий раз, когда выражение его лица напоминало погибшего брата. Когда Нико становился прилипчивым и требовательным, когда ходил за ней, цепляясь за ноги, она любила его еще больше, хотела утешить и защитить. Она подозревала, что мальчик так ее полюбил, потому что она единственная в семье немного похожа на Эйни.

Непримечательная машина и верный водитель уже ждали перед дверью. Они не могли воспользоваться машиной Хило, «Княгиней Прайзой», или каким-нибудь другим узнаваемым семейным автомобилем. Когда машина тронулась и покатила по темным улицам, оба сидели молча.

– Что скажем клану про Нико? – наконец спросила Шаэ.

Хило закурил сигарету и опустил стекло.

– Что он сын Лана. Родился за границей, но мы об этом не знали, и я привез его на Кекон после смерти его матери. Что еще им нужно знать?

– Никто не поверит, что все так просто.

– Пусть верят, во что хотят, – резко бросил Хило.

Повисла напряженная тишина. Хило повернулся к окну и выпустил струю дыма. Когда он снова заговорил, злость из голоса пропала.

– Знаю, о чем ты думаешь, Шаэ, но все было не так. Я пытался уладить дело другим путем. Ты же помнишь Эйни, какая она.

– Она была женой Лана, – тихо сказала Шаэ. – Матерью Нико.

Шаэ не была близка с Эйни, но они поддерживали дружеские отношения, пока Шаэ не уехала в Эспению. Теперь она даже не могла четко вспомнить лицо Эйни, лучше ее представить, чтобы, молясь в святилище храма Божественного Возвращения с просьбой к богам узнать ее отца, деда и старшего брата, покинувших этот мир в ожидании Возвращения, могла добавить и бывшую невестку.

Закончив перечислять умерших, она просила прощения для брата. Поступок Хило противоречил Божественным Добродетелям, но сына Лана будут любить и заботиться о нем, клялась она собственной душой. И разве семья недостаточно пострадала? Не наказывайте нас снова, молила она.

Хило докурил сигарету и поднял стекло.

– А ты бы предпочла, чтобы я бросил Нико? – Шаэ не ответила, и он откинулся на сиденье. – Так я и думал.

Они приехали в гавань. Не так-то просто оказалось организовать встречу с Феном Сандоланом, президентом и исполнительным директором фрахтовой компании «Кеконская звезда» и патриархом одной из самых влиятельных семей Кекона, ведь место должно быть таким, чтобы их разговор не заметили ни Горные, ни Равнинные. Палуба частной яхты, пришвартованной в Летней гавани, – пожалуй, самое нейтральное и безопасное место из возможных.

Фен Сандо был заядлым яхтсменом и каждое субботнее утро выходил в море на четырнадцатиметровой моторной яхте «Наследие». К рассвету они были уже в море. Фена Сандо сопровождал старший сын Хаку, Кулак высокого ранга в Горном клане. Хаку управлял яхтой на мостике, а Фен-старший стоял у леера, обратив загорелое лицо в сторону океана, так что седые волосы разметались сзади от ветра и соленой пены. Он рассказал гостям о мощности, скорости и запасе топлива на «Наследии» и как он однажды целый месяц плавал вдоль тунского побережья. Шаэ вежливо, хотя и нетерпеливо, слушала Фена, пока тот устроил им экскурсию по яхте и гордо просиял, когда Хило похвалил мебель и встроенный у штурвала бар.

Фен Хаку отвел яхту к дальней стороне острова Гош и выключил двигатели, слышался лишь плеск воды о корпус и далекий рокот самолетов, взлетающих из жанлунского международного аэропорта. На городскую набережную опустилась тонкая дымка тумана, в которой растворялся утренний свет, но осеннее небо над головой было голубым и безоблачным, не считая исчезающих следов от истребителей с эспенских авианосцев, стоящих неподалеку. Шаэ плотнее запахнулась в свитер, разгоняя холод.

– Впервые у меня на борту представители Равнинного клана.

Фен Сандо обладал властными, но великодушными манерами человека, заработавшего каждую каплю своего богатства, и брюшком, предполагающим, что он не видит причин не наслаждаться своими деньгами. Он жестом пригласил их на палубу для отдыха, и они удобно расположились в белых шезлонгах.

– Лет восемь назад я встречался с Коулом Сеном и пожертвовал средства в жанлунский Совет по искусству, а потом предложил вашему деду и еще нескольким его людям совершить круиз вокруг Пуговки следующим утром. Ваш дед был таким интересным человеком, компанейским. В то время отношения между нашими кланами были гораздо более сердечными. У Коула Сена и Айта Ю имелись разногласия, но они уважали друг друга.

Улыбка Хило стала почти похожей на его обычную открытость и легкость, но глаза остались серьезными.

– Надеюсь, между нашими кланами когда-нибудь снова установятся такие же дружеские отношения.

Хило сел напротив Фена. Шаэ поставила шезлонг чуть справа и позади брата, Фен Хаку – в зеркальной позиции около отца. Хило обвел многозначительным взглядом всех присутствующих.

– И вот мы здесь, Горные и Равнинные, неплохо для начала.

– Хотелось бы с вами согласиться, – сказал Фен, сложив руки на животе, – вот только я не Колосс и не могу говорить от имени клана. Как и любые другие члены Горного клана, с которыми вы разговариваете. – Брови Фена вопросительно поднялись. – Похоже, Равнинный клан, как петух, обхаживает много кур.

Четыре месяца назад, после разговора за обеденным столом Коулов о возможных преемниках Айт, Шаэ послала в офис Иве Калундо большой букет гибискусов и звездных лилий, символизирующий процветание и дружбу, чтобы поздравить Иве и его семью с получением поста Шелеста Горного клана.

Через полтора месяца, вскоре после возвращения из Либона, Хило посетил Академию Коула Душурона и встретился с Грандмастером Ли.

На той же неделе Кобену Ато предложили стипендию для учебы в Академии, что случалось редко, такие стипендии предназначались только для перспективных учеников, рано проявивших необыкновенный талант.

Семья Кобенов отказалась от явной попытки переманить внука Айта Ю из школы Храм Ви Лон – было бы безумием отказываться от главной школы Горного клана и альма-матер всей семьи Айтов, каким бы щедрым ни было предложение. В ответ на посланный Иве букет обратно прислали лишь короткую записку с вежливыми благодарностями, но обе эти акции были предприняты только с целью привлечь внимание к семьям Иве и Кобенов и распространить слухи о том, будто Равнинные ищут следующего Колосса Горных за спиной текущего. Хило и Шаэ хотели, чтобы Фен узнал об этих действиях еще до встречи.

Хило развел руками.

– Я хочу наладить хорошие отношения с тем, кто будет руководить Горными после Айт Мадаши. Наши кланы объявили о мире, но я не верю, что Айт будет его придерживаться. Конечно, я думаю о собственной семье. Айт шепнула мое имя, и по этой причине погиб мой брат, а потому я не буду спать спокойно, пока она не уступит свое место достойному преемнику – по собственной воле или нет.

Фен выпрямился.

– В этом-то и проблема, – сказал он пылким тоном заговорщика. – У Айт нет плана передачи власти. Она стала Колоссом, убив законного наследника, а теперь уже не в том возрасте, чтобы иметь детей, даже если бы нашла мужчину, который осмелится на ней жениться. – Фен все распалялся. – Горные не столкнулись бы с такой проблемой, будь наш Колосс мужчиной с женой, способной родить ему сыновей. Клану нужна сильная кровь семьи Зеленых костей, которой доверяют многие поколения. – Он показал на Хило. – Отдаю должное, в Равнинном клане это есть. А у нас – нет. Нами руководит бездетная женщина, преследующая собственные цели, вот как низко пал когда-то великий клан Копья Кекона.

Шаэ была потрясена. Даже у Хило глаза открылись шире. Айт Мада – их враг, и Шаэ без колебаний назвала бы ее жадной до власти, но не ожидала услышать такое откровенно неуважительное описание Колосса от Фена. Поначалу это вызвало у Шаэ подозрения: а не пытается ли Фен втереться к ним в доверие? Неужели он и впрямь настолько простодушен?

Фен снова сложил руки, словно чтобы заставить самого себя замолчать.

– Поймите меня правильно, – поспешно добавил он, покосившись на Шаэ, прежде чем снова обратить взгляд на Хило. – Я ничего не имею против того, чтобы женщины были Зелеными костями и занимали ответственные посты на вспомогательных ролях. Но Колосс – это другое. Это хребет всего тела, как говорится. Айт делает одну ошибку за другой, позволяет обычным преступникам использовать нефрит и «сияние», вовлекла клан в публичный скандал и затеяла дорогостоящую уличную войну, которую, как считало большинство в клане, уж простите за эти слова, мы с легкостью выиграем. – Фен поморщился. – Когда я критиковал ее действия, совершенно бескорыстно, должен заметить, она отказывалась меня слушать. Если эта женщина узнает, что я с вами разговариваю, моя жизнь будет в опасности.

Несмотря на это заявление, Фен явно не боялся объявить о несогласии с Колоссом. Шаэ подозревала, что компания «Кеконская звезда» слишком велика и важна для Горных, а семья Фена слишком хорошо известна и влиятельна, и Айт Мада не может просто шепнуть его имя и заставить его исчезнуть, как бы Фен о ней ни отзывался.

– Я рад, что мы встретились, Фен-цзен. Именно с вами мне и следует говорить.

Хило откинулся в шезлонге, но едва заметным движением повернулся к Фену. Он выглядел расслабленным, словно много раз сидел на этом месте, а в голосе звучали нотки товарищества, будто он неожиданно обнаружил, что новый знакомый вырос в том же квартале. Эта перемена произошла так гладко и естественно, что Шаэ почувствовала себя неловкой гостьей трех мужчин, которые будто породнились, хотя всего несколько секунд назад были чужими друг другу.

Хило понизил голос.

– Я рад узнать, что в Горном клане есть люди, желающие перемен так же сильно, как и мы с вами, Фен-цзен, но как человеку со стороны, мне кажется, что в семье Кобен нет сильных лидеров, один лишь маленький мальчик. Я недостаточно терпелив, чтобы прождать еще двадцать лет, пока положение не улучшится, а насколько я могу судить, вы не отличаетесь угодливостью. Естественно, мне интересен новый Шелест, но я порасспрашивал о нем и понял, что он слепо подчиняется Айт Маде.

Фен фыркнул.

– Это так, к тому же в той семье жидкая кровь.

– В такие смутные времена, – мрачно сказал Хило, – сотрудничество кланов как никогда важно для страны. Вот почему я хотел встретиться с вами лично и узнать, чем мы можем быть полезны друг другу. Семья Фен известна и уважаема как в деловых кругах, так и на улицах. Старая поговорка «Золоту и нефриту вместе не бывать» хорошо звучит, но в сильной семье нужно иметь и то и другое, с этим никто не станет спорить. – Хило посмотрел на тучного бизнесмена уверенным взглядом. – Вы, очевидно, человек строгих принципов и, возможно, не захотите взять на себя так много ответственности, но раз проблемы в Горном клане затрагивают не только мою семью, но и весь Кекон, буду откровенен. Равнинный клан с удовольствием признает лидерство семьи Фен. Не вижу никого другого в качестве преемника Айт Мады.

Нефритовая аура Фена ощутимо вспыхнула от удовольствия, но он театрально вздохнул и неопределенно махнул рукой через плечо, отбрасывая эту идею, словно ему предлагали это уже столько раз, что он устал разочаровывать людей. Этот жест показался Шаэ настолько натужным и полным самомнения, что она с трудом не выдала своей неприязни.

– Я польщен, Коул-цзен, – сказал Фен, – в самом деле польщен, но мне нужно заниматься делами компании, к тому же я старею, почти пенсионер. Люди всегда ждут, что Колосс будет истинно зеленым. – Фен носил лишь тяжелые золотые часы с нефритом. – Носить много нефрита – это для молодых. Для клана лучше всего подходит лидер в расцвете сил, который достойно выглядит, но при этом опирается на семейные ресурсы и репутацию. Лично я довольствуюсь и ролью мудрого голоса с задних рядов.

Шаэ перевела взгляд с Фена Сандо на его сына. Она заметила, что и взгляд Хило переместился в этом направлении. Фен Хаку был одного с ними возраста, как говорят, неплохим Кулаком и пользовался популярностью среди товарищей и подчиненных, в немалой степени потому, что не стеснялся прибегать к семейным деньгам, закатывая вечеринки и награждая нижние чины.

Его волосы были напомажены гелем и зачесаны назад, а нефритовые гвоздики торчали из кожаного ожерелья на шее, напоминающего собачий ошейник. Он сидел немного ссутулившись, с живым, но презрительным выражением на лице, и даже низкий и ровный гул нефритовой ауры, казалось, излучал надменность и чувство собственного достоинства. На одно странное, приводящее в замешательство мгновение при взгляде на идеальные контуры его лица Шаэ вспомнила Хило лет шесть или семь назад.

Фен Сандо собирался сделать своего сына Колоссом после Айт Мады. Хило посмотрел на старшего и младшего Фенов и наклонил голову с полускрытой улыбкой.

– Преданный сын и отец-покровитель, работающие вместе? Вряд ли клану когда-либо выпадала такая удача. – Нефритовая аура Хило, обычно яркая и энергичная, гудела мягко, как широкая река, не выдавая почти ничего. – Мне бы хотелось помочь этого добиться. Но мы с Айт Мадой вместе сидели перед нашими кланами и общественностью, объявляя о мире. Я не нарушаю обещаний, даже данных врагу. Прежде чем мы продолжим, хочу это прояснить.

Фен Сандо бросил на Хило проницательный взгляд.

– Никому не нужна новая уличная война кланов. Но вы бы не попросили о встрече, если бы не могли предложить что-либо помимо одобрения.

Манеры Хило чуть изменились в сторону большей официальности, он заговорил медленнее.

– Айт Мада никогда не уйдет добровольно. Придется ее заставить. Когда вы пойдете против нее, Равнинный клан предложит вам дружбу и полную поддержку против тех, кто будет этому сопротивляться или попытается воспользоваться передачей власти, а такие люди всегда находятся. Это немало, и я не даю такие обещания с легкостью. Всегда есть и люди, которым понадобятся доводы более практического характера, чтобы принять нового лидера. И мой Шелест поможет вам их убедить.

Это напоминание застало Шаэ врасплох, она уже начала думать, что Хило вообще забыл о ее присутствии.

– «Кеконская звезда» – крупнейшая и самая прибыльная компания на Кеконе, так что, думаю, вы и так уже имеете значительное влияние на Горных, – сказала она, чтобы польстить толстяку. – Но все же некоторые ваши потенциальные сторонники будут вести себя уверенней, если предложить кое-какие финансовые вливания. Влияние Равнинных в определенных отраслях может заинтересовать тех, кто в противном случае не сумеет этим воспользоваться. Мы даже можем предложить слияние или партнерство некоторых предприятий… если у кланов будут более дружеские отношения. Естественно, мы ожидаем, что этой информацией вы будете делиться благоразумно.

Фен, похоже, обдумал эти заверения, а потом громко выдохнул, словно принял тяжелое, но необходимое решение.

– Того, о чем мы говорили, непросто добиться. Айт носит много нефрита и окружила себя преданными людьми. Это займет время, нужно подумать, какие перемены мы хотим увидеть. Но, учитывая ваше обещание дружбы, Коул-цзен, я решительно настроен искоренить проблемы Горного клана и исправить отношения между кланами.

Вот оно что – Фен тайно заручался поддержкой, чтобы устроить внутри Горного клана переворот. Если он увенчается успехом, то наверняка окончится смертью Айт Мады и ее ближнего круга. Равнинные втихую поддержат заговорщиков с помощью взяток, вознаграждений и финансовых уступок, а когда придет время, и силой своих Кулаков и Пальцев, чтобы побороть сторонников Айт Мады. После того как семья Фенов захватит Горный клан, между кланами и в самом деле установится долгий мир и дружба вместо существующего циничного перемирия.

– С нетерпением жду, когда это случится, Фенцзен.

Фен сомкнул ладони и завершил встречу, подойдя к бару и налив две рюмки хоцзи.

– Вы, конечно же, уже это знаете, Коул-цзен, но в Горном клане у вас репутация кровожадного человека. А вашу милую сестру называют союзницей Эспении и говорят, что у нее ледяное сердце. Это лишь показывает, какую ложь люди распространяют о своих врагах. Лично я вижу, какой вы прямой и разумный человек, в точности как ваш дед, с которым было так легко работать.

Они с Хило выпили, скрепляя новый союз.

Фен Сандо предложил еще немного поплавать и остаться на обед, но Шаэ сыграла роль встревоженного помощника Колосса, сказав, что им лучше вернуться, пока никто в клане не забеспокоился об их отсутствии. Пока президент «Кеконской звезды» одарил Коулов еще несколькими морскими байками, перемежающимися рассказами об особенности фрахтовых перевозок, Фен Хаку привел «Наследие» обратно на частный причал, где Коулов ожидала машина с водителем.

Когда Колосс и Шелест остались наедине и машина тронулась, Шаэ уже не могла больше сдерживаться.

– Фен Сандо, наверное, самый невыносимый и самодовольный невежа, которого я когда-либо встречала! – воскликнула она.

– И потому ты сочувствуешь Айт?

Хило широко улыбнулся и вытянул ноги в ее сторону, закинув ботинки поверх ступней Шаэ. Она сбросила его ноги, словно они до сих пор дети, борющиеся за место на заднем сиденье дедушкиной машины, пока Лан бранит их с переднего, увещевая оставить друг друга в покое. Хило положил руку сестре на плечо. Его настроение полностью изменилось по сравнению с мрачной поездкой чуть ранее, но исчезло и дружелюбие, которое он выказывал хозяевам яхты, теперь его кривобокая улыбка была наполнена диковатой радостью.

– Фен и его сын вместе не будут и вполовину таким же Колоссом, как Айт. Вот как мы победим, Шаэ. Позволим Горным разорвать друг друга на части под ногами у Айт.

Бывали времена, когда Шаэ приходилось признавать, что дедушка больше бы ценил своего младшего внука, если бы до сих пор длилась шотарская оккупация, которую необходимо уничтожить.

– Я подумаю, каким еще способом мы можем поддержать семью Фен, – сказала Шаэ.

Глава 25. Перехват

Маик Кен восстановил равновесие на палубе моторной лодки, когда она прибавила скорости, взметнув в воздух белую пену и прыгая на волне от более крупного судна. Кен не особо любил воду, в особенности когда в лицо брызжет холодный дождь; он предпочитал знакомые улицы Жанлуна – шумные, грязные улочки, где он правил вместе со своими Зелеными костями. Но клану приходилось патрулировать и зоны вне города – горы, побережье, даже сотни километров открытого моря. Кен подозревал, что он первый Штырь, по крайней мере, в своем поколении, взявший на абордаж судно в нейтральных водах. Но это часть его работы – отвечать на действия врагов, и он научился у Коула Хило всегда лично вести людей.

Цзуэн, Первый Кулак Кена, бросил абордажный крюк, и тот перелетел через леер грузового судна, сцепив его с лодкой. В отличие от многих здоровяков, у Кена не возникало проблем с Легкостью. Схватившись за натянутый канат, он закинул на него ногу и пробежал половину длины наверх, как ящерица по тонкой ветке, а остальное расстояние преодолел одним прыжком. Он тихо приземлился с ножом наготове.

К лееру бежали два человека с пистолетами. Кен с удивлением Почуял их нефритовые ауры, полыхающие враждебностью и тревогой. При виде него мужчины остановились и открыли огонь. Штырь прыгнул прямо на охранников, выпустив двойную волну Отражения, расчистившую ему путь в воздухе, и оказался прямо между ними. Он схватил ствол ближайшего пистолета левой рукой и с Силой вырвал его у стрелка, а правой завалил второго Отражением, и тот откатился по скользкой от дождя палубе к ближайшим металлическим контейнерам.

Кен выкинул пистолет за борт, его бывший владелец вытащил два дурбских кинжала – боевых ножа увиванцев – и набросился на Кена с градом быстрых и яростных ударов.

Кен пригнулся, отбивая левую руку увиванца ножом, а другой, с Броней, схватился за лезвие второго кинжала. Противник отреагировал мгновенно, выпустив оружие и врезав Кену по солнечному сплетению с такой Силой, что воздух вышел из легких Кена с болезненным вздохом. Прогиб нефритовой ауры противника выдал Кену, что тот собирается вложить Концентрацию в смертельный удар.

Кен переместил Броню на корпус, и дурбский кинжал неожиданно прорезал незащищенную кожу ладони. Кен выбросил нож и первым нанес удар с Концентрацией прямо в сердце – быстрый, но не смертельный, только чтобы оглушить. Сграбастав рубашку увиванца пятерней, он с ревом пнул его грудью и боднул в лицо головой. Раздался треск. Штырь врезал ослабевшему увиванцу плечом по груди, и тот перекувырнулся через леер и шлепнулся в пенную воду.

Кен обернулся. Его Кулаки, Цзуэн и Йин, и два Пальца, Лотт и Дудо, спрыгнули на палубу сразу после него, а один Палец, Тон, остался на моторной лодке.

Йин занялась вторым охранником, ковыляющим на сломанной ноге. Она уже вытащила саблю, но Кен приказал:

– Пусть пока живет.

Ему пришло в голову, что не стоит бросать в море и второго – теперь нефрит покойника, пусть его было и не так много, лежит на дне океана. По крайней мере, полукостная дворняжка больше не будет бесчестно носить нефрит.

Он прошелся по палубе между пятнадцатиметровыми стенками из красных, оранжевых и синих контейнеров, аккуратно поставленных друг на друга, как кубики его племянника. Грузовое судно имело триста метров в длину – слишком много, чтобы Почуять всех, находящихся на борту, но Кен знал, что Кулаки и Пальцы уже обыскивают судно, они найдут и убьют всех баруканских охранников и сгонят команду. Кен вытер руку о подол рубашки, зажал ладонь, чтобы остановить кровь, и направился к мостику.

Через двадцать минут капитан и офицеры собрались в кают-компании. Капитана, мужчину около сорока с кудрявой рыжей бородой и бакенбардами, судя по имени на табличке, звали Бамиву эйя Кидждива, он был югутанцем, как и несколько офицеров. Остальной экипаж, согнанный в столовую, состоял в основном из увиванцев. Хотя Кидждива вел себя с достоинством и спокойно, на его лбу проступила испарина, и Кен Чуял учащенное сердцебиение. Капитан явно ничего не знал про Зеленых костей и думал, что его судно атаковали пираты, которые украдут груз и покалечат команду.

– Не беспокойтесь, никто не пострадает, – сказал Кен. Либо капитан его не понял, либо заверения его не убедили. – Вы говорите на других языках? – спросил Кен. – По-увивански? По-эспенски?

Капитан говорил на сносном эспенском, и, к счастью, Лотт прилично владел этим языком, несколько лет учив его в Академии. Похоже, в последнее время это становилось популярным, чем больше в Жанлуне иностранцев и иностранных компаний, тем полезнее знать другие языки, даже Пальцам. Кен попросил Лотта перевести.

– Скажи ему, что мы хотим увидеть регистрационные документы и судовой манифест.

После беготни туда-сюда с мостика принесли затребованные документы. «Гордость Амарики» принадлежала югутанской компании, но зарегистрирована была на островах Увива и покинула Тиалуйю два дня назад, направляясь в Бурсвик, портовый город на севере Югутана. Обычно суда шли в Югутан южнее, вокруг Шотара и через залив Оригас, воды вблизи Оортоко сейчас были зоной военных действий, полной шотарских, эспенских и югутанских военных кораблей.

Кен нахмурился, листая манифест. Судно несло почти двадцать тысяч тонн грузов – одежду, потребительские товары, консервированные фрукты. Невозможно все это обыскать. Капитан задал вопрос, и Лотт объяснил:

– Он хочет знать, убили ли мы тех людей, четырех охранников.

Цзуэн и другие нашли на судне еще двух баруканов.

– Те люди работают на контрабандиста с островов Увива, – сказал капитану Кен, не ответив на вопрос. – Вы знаете, что они охраняли?

Капитан нервно сглотнул.

– Я не задавал вопросов, – объяснил он с помощью Лотта. – Мне заплатили за то, чтобы я их перевез. Мы часто берем на борт от четырех до десяти пассажиров. Я не знаю, что в контейнерах, никогда не заглядывал внутрь. Я их только перевожу.

Кен оставил капитана и офицеров под присмотром Цзуэна и вернулся с Лоттом на палубу. Небо до сих пор плевалось бесконечной моросью, но уже начало всходить солнце. Барукана, которого оставила в живых Йин, привязали к лееру, его нога изогнулась под кошмарным углом, лицо приобрело нездоровый оттенок. Йин сняла с него нефрит. Кулак разочарованно вздохнула, прислонилась к ближайшему контейнеру, разорвала звенья ожерелья и побросала фальшивый нефрит в воду, оставив только настоящие камни. Младшие Кулаки вроде Йин пылко стремились показать себя, состязались с товарищами, чтобы получить дополнительный нефрит, территорию, ответственность и Пальцев под начало.

Кен мысленно отметил, что нужно дать ей еще один шанс заработать нефрит. Он пришел к выводу, что главное в работе Штыря – управлять людьми, и хотя от природы не был наделен магнетизмом предшественника, всегда старался уделять внимание подчиненным и быть строгим, но справедливым в решениях. Через два изматывающих года на этом посту Кен обрел больше уверенности и знал, что воины его уважают.

Стоя перед раненым баруканом, Кен спросил:

– Ты говоришь по-кеконски? – Когда тот кивнул, Штырь перешел сразу к делу: – В каком контейнере?

– Не знаю, – промямлил барукан. – Запуньо платит мне не за то, чтобы я все знал. Убей меня, и покончим с этим.

– Я не собираюсь тебя убивать. Твоя нога сломана, но перелом чистый, если я попрошу судового врача его вправить, ты выздоровеешь и снова сможешь ходить. Или велю Йин и Лотту размолоть твою ногу в мешок из кожи с гравием, и вторую тоже, а потом отправлю тебя обратно на Увивы калекой, и посмотрим, как с тобой поступит Запуньо.

Остаток краски сошел с лица барукана.

– Если я что-нибудь тебе скажу, я покойник. Ты знаешь, что Запуньо делает с ворами и доносчиками? С теми, кто нарушает клятву молчания Ти Пасуйги? – Его зубы начали стучать, по мере того как ветер выстудил мокрую одежду и покрытую испариной кожу. – Сначала отрежет ступни, потом руки, а под конец голову и части тела закопает в разных местах, чтобы они не могли соединиться в загробной жизни.

– Потому что он животное, – сказал Кен. – Ты можешь от него уйти. Откуда, по-твоему, мы узнали про этот груз, если у нас нет информаторов, которых мы оберегаем? А кроме того, нас поддерживают эспенцы, они воюют и тоже хотят пресечь контрабанду, чтобы не допустить усиления врага. Ты хочешь начать новую жизнь где-нибудь подальше от лап Запуньо? Или предпочитаешь другой исход? Я покурю, а ты пока подумай.

Кен отошел.

Он и правда закурил сигарету и отошел в сторонку, чтобы ей насладиться. За спиной он услышал голос Йин:

– Я, наверное, все-таки сломаю тебе вторую ногу, чтобы Маик-цзен не тратил на тебя время. Он человек терпеливый, но не любит долгие разговоры и с тобой был на редкость щедр, а ты не воспринял это всерьез, баруканская собака.

– Ийн-цзен, – произнес Лотт, – нет нужды оскорблять его, когда он в таком состоянии. – Обратившись к барукану встревоженным тоном, он добавил: – Лично я надеюсь, что ты решишь сотрудничать. У тебя нет причин хранить верность Запуньо ценой таких мучений, а я не хочу подвергать тебя еще большим страданиям, хотя, конечно, выполню приказ.

Сказано было с точно отмеренной дозой сострадания, увещевания и холодной уверенности. Кен довольно хмыкнул – Палец Лотт Цзин поначалу не был уверен в себе, но по указаниям Хило Кен поставил его под присмотр хороших наставников, и юноша прошел долгий путь, теперь его поведение значительно улучшилось.

Кен ждал, дав пленнику еще несколько минут, и размышлял, как сделать Лине предложение. Он знал, что она согласится, они уже об этом говорили. Теперь самое время – он старший сын и надеялся вскоре тоже стать отцом. Как человек довольно замкнутый, Кен предпочел бы простую и негромкую свадьбу, но знал, что это невозможно – женитьба Штыря всегда событие для клана. Все политические соображения и повороты судьбы, касающиеся семьи Коулов, касались и Маиков.

Докурив, Кен вернулся и потребовал ответа. Теперь пленник заметно дрожал и совершенно пал духом, он указал им на контейнер, который ему велели охранять. Сложно поверить, что по крови барукан – кеконец, подумалось Кену, уж больно он слабоволен, но это естественное следствие рождения и постоянных унижений в стране трусов – Шотаре.

Кен вызвал врача, чтобы тот осмотрел раны пленника. Привели членов экипажа, с помощью судового крана они вытащили нужный контейнер. Когда вскрыли гофрированный металл, Кен увидел, что внутри контейнер забит картонными коробками.

Первые несколько коробок, которые они осмотрели, были наполнены упакованной в полиэтилен одеждой – спортивными штанами, майками, купальниками, прямо с фабрик на островах Увива. Потом Йин заметила, что на некоторых коробках стоит дополнительный штрих-код. Кен открыл такую коробку и вытащил женскую кофточку с зелеными пуговицами. Пуговки были нефритовыми, а кофточка фальшивой – она не расстегивалась. Вся коробка была наполнена нефритом, замаскированным под простые украшения. Спрятанные под слоями ткани, среди одежды, драгоценные камни с легкостью избежали бы досмотра в Югутане, где кто-то получал их от имени фиктивного продавца одежды. Стоимость нефрита составляла целое состояние.

– А этот увиванский пес неглуп, – ворчливо признал Кен, стоя посреди свалки коробок, полиэтилена и ткани. Он оставил Зеленых костей продолжить обыск, а сам пошел на мостик и приказал капитану изменить курс. «Гордость Амарики» пришвартуется в жанлунской Летней гавани.

Глава 26. Ожидания

В югутанских газетах появилось туманное сообщение, однако новости об этом событии не вышли за пределы страны, Шаэ получила перевод статей от своих людей в Югутане. На прошлой неделе произошло несколько точечных бомбовых атак, и в результате были разрушены химические фабрики около Драмска, Нитию и Бурсвика.

Югутанское руководство обвинило в атаках шотарских повстанцев из Оортоко, поддержанных эспенским правительством. В статье не раскрывалось, кто владеет или управляет фабриками, что они производили и по какой причине стали целью диверсии, но Шаэ уже знала. Эспенцы не предложили бы плату за информацию, которую не планируют использовать. Восемь месяцев назад она встретилась в клубе «Белый фонарь» с послом Мендоффом и полковником Дейлером, а теперь доходные фабрики Горных по производству «сияния» были разрушены.

Айт Мада наверняка в ярости. Довольная улыбка озарила лицо Шаэ и долго не исчезала. Равнинные не действовали против Горных напрямую, но Айт наверняка вычислит, кто продал информацию эспенцам.

Шаэ ни секунды не сожалела о содеянном, она нанесла сокрушительный удар по Горным, не рискуя людскими жизнями или предприятиями Равнинных, и теперь огромное количество отравы, убившей Лана, не попадет на черный рынок, а вдобавок Шаэ укрепила союз с эспенцами, не поддавшись на их требование поставлять больше нефрита. Такой хитроумной победой гордился бы дедушка. Была лишь одна проблема – Айт наверняка отомстит. Шаэ не знала, когда и как это случится, но Горные найдут способ.

Шаэ вызвала в кабинет Вуна и попросила его организовать еще одну встречу с полковником Дейлером.

– Скажи полковнику, что у нас есть новая информация, представляющая интерес для военных.

Вун сел перед ее столом. После попытки уйти в отставку с поста главы аппарата несколько недель назад между ними тянулась молчаливая неловкость, но необходимость поддерживать рабочие отношения постепенно от нее избавила. Шаэ была рада, что Вун снова чувствует себя свободно рядом с ней. Ей нравилось, что они по-прежнему друзья, хотя все стало немного по-другому.

– Маик Кен обнаружил контрабандный нефрит с островов Увива на грузовом судне, – сказал Вун. – Ты считаешь, что если мы расскажем об этом эспенцам, они прикроют этот канал, как уничтожили фабрики по производству «сияния» в Югутане?

– Кену и его Кулакам повезло, что им дали наводку на то судно, но они не могут патрулировать все Западно-Тунское море. А эспенцы могут, они этим и занимаются. И хотя у нас есть информаторы и агенты на островах Увива, мы мало на что можем там повлиять, тем более после того как Хило устроил публичную резню. Но Эспения обеспечивает основную долю международного финансирования для этой страны, она как никто другой может заставить увиванское правительство остановить деятельность Запуньо.

Вун кивнул.

– И они решат нашу проблему.

– Если отбросить националистическую риторику Айт Мады, у нас с Эспенией общие интересы, – сказала Шаэ. – Мы не хотим, чтобы нефрит или «сияние» попали на черный рынок, как и они.

– Потому что они сами хотят все это заграбастать, – отозвался Вун. – Ты должна быть осторожной, Шаэ-цзен. Иметь дело с эспенцами – это как спать рядом с тигром, выглядит хорошей идеей, только пока тигр не проголодается, а эспенцы – известные ловкачи. Сейчас на острове Эуман их больше сотни тысяч, и мы отбиваемся от жалоб Фонарщиков на то, что эспенские солдаты в увольнительных чинят проблемы в казино и борделях. В новостях сообщают о гражданских жертвах в Оортоко, и весь мир винит в этом вмешательство Эспении. Учитывая общественное мнение, Равнинному клану нельзя выглядеть так, будто он на короткой ноге с иностранцами.

Шаэ не могла с этим не согласиться, тем более что она знала людей в собственном клане, уже считающих ее слишком благосклонной к эспенцам из-за того, что она получила в этой стране образование. Тем временем Айт Мада набирала очки за счет войны в Оортоко, критикуя иностранцев, в особенности эспенцев, и наращивала свою популярность у широкой публики.

Шаэ понимала искушение людей, которых подкупали воинственные аргументы Айт, но не соглашалась с ними. Хорошо рассчитанные эмоции Айт вели по проторенной дорожке к национализму и изоляции. Кекон прошел через это несколько веков назад и больше не вернется обратно, теперь на острове слишком много современных технологий, глобальной торговли и людей вроде Маро.

– Ты прав насчет осторожности, Папи-цзен, – сказала Шаэ, – но ты же сам просил меня открывать больше дверей для Фонарщиков, а для этого нам нужна Эспения.

– Это разумно, – медленно проговорил Вун, – но чем больше у нас связей с Эспенией, тем больше рычагов влияния они имеют на нас. И могут в будущем ими воспользоваться теми способами, о которых мы даже не подозреваем, что дорого нам обойдется. И откуда ты знаешь, что иностранцы выполнят обещания? Мендофф и Дейлер до сих пор не сделали то, о чем ты просила в клубе «Белый фонарь».

– Вот почему я удваиваю ставку, – ответила Шаэ. – Эспенцы дорожат репутацией прямых и честных бизнесменов и неоплаченный долг считают моральным падением. Еще один подарок до оплаты за первый заставит их чувствовать себя неловко. Им захочется поскорее исправить этот дисбаланс.

Вун встал и направился к двери.

– Я устрою встречу, как ты просила, Шаэ-цзен, но держи ее в тайне. Не все в клане с нами согласятся.

Тем вечером Шаэ пригласила к себе на ужин Маро, Хило и Вен. Она подумывала пригласить Маро на семейный ужин в главном особняке Коулов, но решила, что встреча со всей семьей, включая детей и Маиков, – это многовато для начала. А кроме того, главный дом был резиденцией Колосса, и она посчитала, что это создаст ложное впечатление о причине встречи. Она отмела встречу в ресторане, где их увидят, а потом начнутся домыслы о том, что внучка Факела выйдет замуж и родит детей.

Шаэ никогда всерьез не занималась кулинарией, но с помощью Кьянлы соорудила вполне презентабельные блюда – салат из маринованного редиса, суп с яйцом и имбирем и запеченную курицу в соусе чили. Она велела Хило прийти за пятнадцать минут до Маро, потому что сначала хотела поговорить с ним и кое-что прояснить.

– Я привожу домой своего возлюбленного не для того, чтобы ты его одобрил, – сказала она брату, когда Вен ушла в столовую помогать Кьянле с тарелками. – Маро решил, будто я не хочу знакомить его с семьей, потому что он носит мало нефрита и не входит в клан. Это неправда, я хотела сделать это гораздо раньше, но учитывая нашу загруженность… Он уезжал в командировки, мы заняты, а теперь еще нужно заниматься Нико и Рю – в общем, просто не могла найти время. Наконец-то выпала такая возможность, но это всего лишь ужин.

– Тогда почему ты на взводе? – спросил Хило с проказливой улыбкой, которая раздражала Шаэ, потому что она не была на взводе, просто хотела все обговорить. – Думаешь, я собираюсь его допрашивать? Вызову на поединок? Мы с Вен просто рады предлогу на несколько часов сбежать от детей.

Охраняющим ворота поместья Коулов Пальцам велели впустить приятеля Шаэ, когда тот прибудет. Маро приехал в новой рубашке под твидовым пиджаком и с бутылкой дорогого ходзи. Он по-быстрому чмокнул Шаэ в щеку и низко склонился перед Хило, показывая должное уважение.

– Коул-цзен.

Подчеркнуто другое отношение Маро к Хило задело Шаэ больше, чем она ожидала.

– Шаэ сказала, что вы профессор, и я должен называть вас доктор Тау, – улыбнулся Хило, – но все здесь друзья, и я предлагаю забыть о формальностях, если вы поступите так же.

Он принял подарок, похвалил его (тактично не упомянув о том, что винодельня «Про́клятая красота» принадлежит его бывшему Кулаку, так что семья Коулов может получить любое количество этого хоцзи) и, положив руку на плечо Маро, повел его в дом, знакомить с Вен.

Ужин проходил в более расслабленной атмосфере, чем предполагала Шаэ. Еда оказалась очень даже неплохой, несомненно, благодаря помощи Кьянлы. Хило вел себя просто и обезоруживающе, как умел при желании, и Шаэ радовалась присутствию невестки, потому что Вен поддерживала разговор, тепло расспрашивая Маро о преподавательской работе и его публикациях о постколониальных отношениях Кекона и Шотара.

Маро недавно вернулся из двухнедельной поездки в Лейоло, где прочитал несколько лекций в Императорском университете и занимался исследованиями в государственном архиве. Шаэ знала, что его частые командировки – еще и возможность навестить шотарских родственников.

Единственный неловкий момент за ужином возник неожиданно, когда Вен с искренним интересом спросила Маро:

– Маро-цзен, раз уж ты консультант Королевского совета, ты не рассматриваешь возможность самому заняться политикой?

Прежде чем ответить, Маро сделал глоток хоцзи.

– Такая мысль приходила мне в голову, – признался он. Давнишний запрет Зеленым костям занимать политические посты означал, что для избрания в Королевский совет придется добровольно расстаться с нефритом, и это тяжелое условия отсекало большинство выпускников Академии от политических амбиций. – Мне нравится преподавать и заниматься исследованиями, но хотелось бы и сделать что-то полезное в государственной политике.

– Маро занимается благотворительностью и гуманитарными проблемами в Оортоко, – упомянула Шаэ.

– Это достойно уважение, – улыбнулась Вен. – А то, что ты владеешь кеконским, эспенским и шотарским, – большое преимущество в карьере.

Хило наполнил рюмку гостя и одобрительно произнес:

– В следующем году канцлер Сон уходит, и Равнинным не помешает иметь больше людей в Королевском совете.

Маро помедлил с ответом и смущенно потеребил затылок.

– Я не планирую баллотироваться на какой-либо пост в ближайшем будущем, но если и сделаю это, то как независимый кандидат. – Он посмотрел на Шаэ, а потом на Колосса. – Я знаю, победить без поддержки одного из основных кланов труднее, но я не Фонарщик и не происхожу из значительной семьи Зеленых костей. Мне будет неловко принять поддержку клана и тем самым создать впечатление, что за моими отношениями с Шаэ стоит желание получить преференции в политике. – Он положил ладонь на руку Шаэ, но обращался по-прежнему к Хило. – Но самая главная причина – я считаю, что в правительстве должно быть больше независимых от кланов голосов.

Хило слегка поднял брови. Взгляд Шаэ перебегал с брата на Маро. Контраст между Хило и Маро был разительный. Хило был расслаблен, положив локоть на стол в обычной небрежной манере. Маро сидел прямо и напряженно, выглядел старше и осторожнее в позе и высказываниях.

– Независимых можно подкупить или запугать, – заметил Хило совершенно нейтральным тоном. – Неужели их присутствие в Королевском совете и впрямь имеет такое значение?

– Если их будет достаточно, то да, – заверил Маро. – Есть вещи, которые кланы считают неприкосновенными, но следовало бы задуматься над тем, действительно ли это идет на пользу обществу. Запрет СН-1, дуэли на чистых клинках, Кеконский Нефритовый Альянс.

Вен попыталась предотвратить назревающую стычку.

– Хило часто жалуется, – бодро сказала она, – что ему приходится столько всего читать перед заседаниями КНА и какие они долгие и скучные.

– А еще экономически неэффективные, – продолжил Маро, не воспользовавшись предложенным Вен выходом. – Нужно разрешить торговлю нефритом, как любыми другими товарами, по законам спроса и предложения, диктуемым свободным рынком.

Хило фыркнул.

– Тогда все до последнего камушка скупят иностранцы.

– А так ли уж это плохо, если судить объективно? – спросил Маро, словно побуждая студента высказаться в защиту своей работы. – КНА ограничивает поставки нефрита на мировой рынок и тем самым искусственно поднимает цены, стимулируя приток капитала на нелегальный рынок, вместо того чтобы увеличивать наш ВВП. При доступном СН-1 мы быстро двигаемся к тому времени, когда нефрит будет все меньше принадлежать одному Кекону. – Когда Маро заговорил о том, что его волнует, его речь ускорилась, голос приобрел тональность преподавателя. – Наша экономика развивается и диверсифицируется, у нас есть и другие отрасли и ресурсы. Быстрее всего растет экспорт потребительских товаров, текстиля и металлов. Так почему же мы продолжаем считать, что нефрит важнее всего остального и нужно регулировать торговлю им с помощью государственного картеля и защищать силой? Только потому, что это имеет глубоко укорененную историческую и религиозную основу.

Хило посмотрел на него с удивлением. В отличие от Шаэ, он не привык к манере Маро оспаривать традиционные устои просто ради красивой дискуссии. На мгновение Шаэ показалось, что брат ставит на Маро клеймо: какая Зеленая кость, какой кеконец будет принижать нефрит и все, что с ним связано, перед самим Колоссом клана?

– Маро любит выступать в роли адвоката дьявола, – поспешно, но твердо сказала Шаэ, сжав ладонь Маро с любовью, но и в попытке его сдержать. – Вот почему он такой хороший преподаватель, всегда бросает студентам вызов. Он может заставить тебя поверить, что черная кошка на самом деле белая, а белая – черная.

Хило слегка улыбнулся.

– Но цвет кошки от этого не изменится.

Уверенность Маро дрогнула. Шаэ заметила румянец смущения и обиды на его лице. Она и забыла, как быстро Хило умеет ставить людей на место – одним взглядом или словом, даже не прилагая усилий, – и тут же разозлилась на брата. Ученых уважают, но любые родители на Кеконе молятся о том, чтобы хотя бы один сын принес в семью честь, став воином, Зеленой костью. Все дипломы Маро – всего лишь бумага по сравнению с нефритом Коула Хило и ему подобных, и на мгновение Шаэ увидела, как на застывшем лице Маро отразилось напоминание об этом.

Маро натужно улыбнулся.

– Я и впрямь слишком часто устраиваю дискуссии, даже за пределами учебной аудитории. Шаэ со мной терпелива, но иногда мне следует помнить, что не все готовы это терпеть.

Почуяв неловкость Маро или гнев Шаэ, Хило немедленно изменился. Он отмахнулся от объяснения Маро и сказал с коротким смешком:

– Шаэ и терпелива? Никогда не замечал. Наверное, ты вытащил на поверхность ее лучшую сторону. – Он подался вперед и добродушно хлопнул Маро по плечу. – Не принимай мои слова за критику, лично мне на политику никогда не хватало терпения, но из тебя наверняка получится хороший политик, и я рад, что сестра нашла человека, который соответствует ей интеллектом и твердостью убеждений.

– У вас двоих есть планы на Лодочный день? – спросила Вен. – Мы собираемся взять мальчиков на набережную, посмотреть, как топят лодки. Мы уже много лет этого не видели.

Минутное напряжение растворилось, и разговор вернулся к легким темам, они закончили с едой и перешли к чаю. Маро тактично распрощался, прежде чем настал поздний вечер. Он снова поклонился Хило, в этот раз менее официально, и поблагодарил его за то, что провел с ними вечер. У двери он обернулся к Шаэ с написанным на лице печальным облегчением, словно говоря: «Ну вот, все прошло не так уж плохо, мы это пережили». А потом поцеловал ее в губы.

– Скоро увидимся? – спросил он, понизив голос.

– Скоро, – пообещала она.

Вен сказала, что ей нужно вернуться в главный дом, чтобы уложить Рю, но мужу велела не торопиться.

– Давай как-нибудь на этой неделе выпьем чая, когда у тебя будет время, сестра, – сказала она, обняв Шаэ на прощанье. – Лучше всего в четверг или в пятницу, во вторник у меня занятия, а в среду я иду в спа-салон. Уже сто лет не была на массаже.

– Мы могли бы устроить для тебя бассейн или сауну прямо в доме, – предложил Хило. – Не пришлось бы ездить.

– Для этого нужно слишком много места, – отозвалась Вен. – И мне нравится выходить из дома.

Дети отнимали у Вен почти все внимание и время, но она до сих пор встречалась с несколькими информаторами Равнинных в «Небесном сиянии».

– Тогда в пятницу, – сказала Шаэ. – Я позвоню, когда приду домой с работы.

После ухода Вен Хило помог поставить тарелки в раковину и вышел во двор, закурив сигарету. Шаэ последовала за ним и встала рядом.

– Приятный был ужин, Шаэ, – сказал он. Шаэ уже собиралась его поблагодарить, но Хило добавил: – Звучит довольно странно, но мне он понравился. Он хотя бы кеконец.

И Шаэ с негодованием ответила:

– О чем я тебе говорила? Я пригласила Маро не для того, чтобы получить твое одобрение.

Хило повернулся к ней и нахмурился.

– Не кричи на меня, Шаэ. Ты пригласила меня встретиться со своим другом, и я с удовольствием это сделал. Ты хотела, чтобы я вел себя с ним помягче, не придавал встрече слишком много значения, так я и поступил. Я уже сказал, что ужин был приятный, мы с Вен отлично провели время. Ты представила его мне и рассчитывала, что я не скажу ни слова?

Хотя Хило не знал про истинное происхождение Маро, Шаэ разозлилась на брата.

– «Он хотя бы кеконец?» Что это значит?

– Только то, что я сказал, – огрызнулся Хило. Он затушил сигарету, нажав сильнее, чем требовалось. – Может, я немного не так выразился, – неохотно признал он. – Я лишь говорю: хорошо, что это не та проблема, с которой мы сталкивались в прошлом. Маро слишком большой идеалист, но у него доброе сердце. Он и близко не такой зеленый, как ты, но таких мужчин вообще мало, так что ничего удивительного. Важно только то, что он делает тебя счастливой. Ты его любишь?

Шаэ опешила от неожиданного вопроса. Контраст между грубоватостью Хило и разумностью выбивал у нее почву из-под ног.

– Кажется, да, – призналась она, почти не раздумывая.

– Если ты не уверена, что любишь, то это не любовь.

Конечно, в этом весь Хило. Шаэ точно знала, что ей нравится проводить время с Маро, нравились их долгие разговоры, его тепло, когда они рядом в постели, все то, чего нет в Равнинном клане, – спокойствие, вдумчивость, открытость. Рядом с ним она чувствовала себя ценимой и привлекательной. Она могла представить себе их будущее. Но после Джеральда осторожничала.

– Думаю, мы к этому идем, – сказала Шаэ. – Мне бы хотелось встречаться с ним чаще. Для чего-то большего клан просто не оставляет времени.

Поза брата стала более расслабленной.

– Я знаю, – сказал он и потер глаза усталой рукой.

Глядя на него, Шаэ немного успокоилась и не могла ему не посочувствовать. Из всех известных Шаэ Колоссов Хило больше всех занимался практической работой. Он до сих пор предоставлял ей разбираться с деловыми и политическими вопросами, но Шаэ видела, как он сидит за кухонным столом по вечерам, продираясь сквозь экономические отчеты и отмечая те места, о которых должен ее спросить.

Он усердно посещал все встречи с руководством компаний и членами Совета, которые она устраивала, и компенсировал отсутствие делового опыта и знаний неоспоримой силой личности. Хотя он постепенно давал Кену все больше самостоятельности, Хило по-прежнему выходил на улицы и разговаривал с Кулаками и Пальцами, встречался с Фонарщиками и отслеживал все боевые действия Равнинных, которые теперь включали патрулирование в моторных лодках и наблюдательные посты посреди джунглей в горах.

Публичными выступлениями и хитроумными речами Айт Мада внушала уважение к себе как к лидеру. Хило этого не умел, но управлял Равнинным кланом тем же способом, какой выработал на посту Штыря: ведя бесчисленные разговоры, с помощью личных встреч с людьми, внимательно разбираясь с каждым. Это эффективный, хотя и утомительный путь для Колосса. А теперь еще двое детей отнимают у него остатки энергии.

– У меня нет проблем с Маро, – сказал Хило, – но мне не нужны тайны или неожиданности. Если у вас всерьез, если ты хочешь выйти за него замуж и привести в семью, ты должна мне сказать. Должна спросить моего разрешения, как полагается.

– Потому что ты мой старший брат? – спросила Шаэ с легкой улыбкой.

– Да, – ответил Хило с намеком на гнев, а взгляд говорил: как же с ней трудно. – Я Колосс, а без разрешения Колосса ты не можешь сделать то, что повлияет на весь клан. Прежде чем жениться на Вен, я спросил разрешения у Лана.

– А если бы он отказал?

– Он не отказал. Да и с чего бы вдруг? – Теперь аура Хило потрескивала раздражением. – Ты думаешь, правила тебя не касаются, только потому что ты моя сестра и Шелест? Кен пришел ко мне, как положено. Как и Вун. Конечно, я дал согласие обоим.

Шаэ моргнула.

– Вун? Он просил разрешения на…

Хило прищурился, глядя на нее.

– А ты не знала? – Хило окинул ее странным взглядом, почти с жалостью. – Вскоре после Нового года он пришел ко мне со своей девушкой. Они вместе недолго, месяца четыре или пять. Но семьи знакомы, и они счастливы вместе. Насколько Вун вообще может выглядеть счастливым. С ним никогда не поймешь.

Новый год был почти два месяца назад. В тот день Шаэ говорила с Вуном в кабинете.

– Почему он мне не сказал? – спросила она скорее себя, чем Хило.

– Возможно, собирался, но забыл, – предположил Хило, хотя Шаэ понимала, что он сам в это не верит. Вун никогда ни о чем не забывал.

– Мы Коулы, все наши решения – это решения клана, даже если они кажутся личными, – сказал Хило. – Думаешь, я не знаю, что болтают о Маиках, о том, что Вен – каменноглазая? Конечно, знаю. Я дал Кену и Тару все возможности заработать нефрит и доказать свою ценность для клана. Я получил благословение Лана для женитьбы на Вен. Тебе придется сделать то же самое в случае с Маро, потому что он не должен врываться в клан без разрешения. Он приятный человек, но клан не для него. Уверен, он далеко пойдет в своем мире, и у вас будет хорошая жизнь, но он никогда не останется за столом после ужина, когда мы обсуждаем дела клана. Никогда. Он должен это понимать, если придет в нашу семью, и я поговорю с ним об этом, если ты ко мне придешь. Думаю, он уже это понимает, так что проблем не возникнет. Но мы бежим впереди паровоза, сегодня был всего лишь ужин, как ты и сказала, так давай пока не будем говорить на эту тему.

– Давай не будем.

Слова вышли с привкусом горечи и немного беспомощными. Ей хотелось бы злиться на Хило, скорее по привычке, но он лишь сказал правду.

Хило зевнул.

– Мне пора. Рю разбудит меня еще до зари. – Он посмотрел на сад. – А как там Анден?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Шаэ не нашлась с ответом. Их кузен уже больше года жил в Эспении, и Хило ни разу о нем не спрашивал. Когда Шаэ упоминала, что разговаривала с Анденом по телефону или получила от него письмо, Хило слушал, но никогда не отвечал. Его вопрос прозвучал настолько просто и внезапно, как будто коматозный пациент вдруг открыл глаза и спросил, который час.

– У него все хорошо. – Шаэ пыталась вспомнить последний междугородний звонок Андена, где-то около месяца назад. – Говорит, что получает хорошие оценки, а семья, у которой он живет, хорошо его принимает. Он завел друзей и даже играет в рельбол. Сказал, что в Порт-Масси есть люди, носящие нефрит, представь себе. У кеконских иммигрантов есть маленький неофициальный клан, и Анден познакомился с местным Колоссом и его семьей. – Шаэ недоверчиво покачала головой. – Не могу поверить, что он в нескольких тысячах километров от Кекона и снова оказался среди Зеленых костей.

– Я не удивлен, – тихо отозвался Хило. – От зелени в душе не так-то легко избавиться.

На следующее утро, когда Шаэ прибыла на Корабельную улицу, Вун ждал ее в кабинете и выглядел необычно взбудораженным. Она отметила вспышку беспокойства – возможно, они все-таки не окончательно уладили отношения, вот почему он не рассказал о помолвке, а теперь каким-то образом узнал, что Хило ей сообщил. Но затем помощник вручил ей газету «Жанлунский ежедневник», открытую на второй странице. Шаэ прочитала заголовок внизу: «Шелест Равнинного клана шпионила на эспенцев».

На мгновение Шаэ уставилась на статью, ничего не понимая, а потом прочитала ее, не веря своим глазам. В ней цитировались анонимные источники и документы, доказывающие, что семь лет назад Коул Шаэлинсан работала информатором у эспенских военных.

Полтора года она сотрудничала с эспенской разведслужбой, помогая иностранцам отстаивать свои политические и экономические интересы на Кеконе. Взамен ей неплохо платили и предоставили студенческую визу для обучения в магистратуре Виндтона вместе со своим молодым человеком, эспенским офицером шотарского происхождения. Несколько анонимных источников в клане подтвердили, что предательство со стороны любимой внучки вызвало у покойного Коула Сенингтуна сердечный приступ и напряженность в семье, которая и привела впоследствии к упадку физических и умственных сил Факела.

Газета затряслась в руках Шаэ. Она бросила газету на стол и обхватила пальцами его край.

– Это проделки Айт Мады, – прошептала она.

Только вчера она ухмылялась, думая о том, как использовала эспенцев для удара по операциям Горных. Она гадала, когда и как ответит Айт, и теперь получила ответ.

В разгар клановой войны Айт копалась в прошлом Шаэ, использовала своих лазутчиков и источники, чтобы разузнать все, что можно, в попытке настроить Шаэ против Хило. А теперь скормила эту информацию прессе. Своими решениями на посту Шелеста Шаэ успела нажить немало врагов, а война в Оортоко, длящаяся уже восемь месяцев, с многочисленными жертвами среди мирного населения и без видимого успеха, до предела раздула враждебность общественного мнения по отношению к иностранцам и к Эспении. Рассчитанная атака Айт должна стать разрушительной.

– Как мы ответим, Шаэ-цзен? – спросил из-за ее спины Вун.

Шаэ выпустила край стола из стиснутых пальцев и повернулась. Если она проигнорирует эти разоблачения, молчание укажет на ее вину. Если будет отрицать, Айт обличит ее ложь.

Мозг бешено работал, размышляя, как уменьшить ущерб, как вернуть преимущества, которыми она обладала еще вчера, но помимо этих соображений в ней поднималась дрожь гнева. Она ожидала, что Айт так или иначе ответит, но не предвидела, что удар будет таким мгновенным и личным, что ее собственное прошлое используют как оружие против клана.

– Нужно как можно скорее сделать заявление, – сказала Шаэ. – Узнай, кто эти репортеры и как они связаны с Горными. Позвони главному редактору «Жанлунского ежедневника» и скажи, что я хочу немедленно с ним поговорить. Нужно заставить их умолкнуть.

Глава 27. Чисто утилитарное решение

Хило развязал шнурок на черном мешочке, который Кен бросил ему на стол, и вытащил горсть нефритовых пуговиц. Покатал камни в ладони и вопросительно посмотрел на Штыря.

– Я поставил шестерых Пальцев и с десяток добровольцев, студентов из Академии, они несколько дней копались в одежде из того грузового судна, что мы недавно захватили, третьего за несколько месяцев. Прямо как будто открыли гребаный магазин одежды. Только мы рвем одежду, а не складываем. – Кен выглядел так, словно пришел прямо из Доков, волосы были взъерошены от ветра, а воротник рубашки промок от пота. Кен отстегнул саблю и приставил ее к стулу, но не сел. – Это только одна коробка, я велел Цзуэну принести остальной нефрит в офис Шелеста на хранение.

Хило бросил пуговицы обратно в мешок.

– Из той югутанской страховой компании звонят каждый день по нескольку раз. Я послал их куда подальше.

– Шаэ-цзен с этим разбирается. Начала с иска к их клиенту за перевозку краденого национального достояния. – Кен передернул широкими плечами. – Хотя сейчас у нее и других дел хватает.

– Я слышал, ты утопил одного барукана, а его нефрит отправился на океанское дно, – сказал Хило и ухмыльнулся, когда его слова смутили Кена.

– Да там была-то пара камушков, – проворчал Кен, но Хило встал, вытащил из мешочка с десяток нефритовых пуговиц, обошел стол и высыпал их Кену во внутренний карман пиджака.

– Это покроет твои потери, – сказал Хило, поправляя пиджак Кена. Его шурин пытался отказаться, но Хило добавил: – Не оспаривай решения Колосса, ты это заслужил. А кроме того, ты скоро женишься, считай это преждевременным свадебным подарком.

Хило приятно было смотреть, как Кен становится настоящим Штырем. В глубине души Хило самому хотелось бы возглавить эти рейды, но он знал, что это неразумно, и радовался, что победа принадлежит только Кену. А еще Хило приятно было видеть, как Кен и Шаэ работают вместе, ведь Штырь и Шелест редко ладят. Именно так все и должно быть, боевая и деловая стороны клана сотрудничают, а не противостоят друг другу, как это было между ним и Дору.

Раздался стук в дверь, и в щель сунул голову Тар.

– Тут к тебе пришли, Хило-цзен.

Мимо ног Тара в кабинет прошмыгнул Нико. Он постоянно бегал по дому и путался под ногами. Мальчик протянул руки, требуя, чтобы его подняли. Хило схватил его и несколько раз подбросил, вызвав веселый смех мальчика, а потом передал его Кену со словами:

– Иди лучше с дядей Кеном, я потом с тобой поиграю.

Обхватив вырывающегося ребенка одной рукой, другой Кен попрощался и шагнул к двери. Прежде чем он вышел, Хило спросил:

– А что насчет Горных? Они придерживаются условий соглашения?

Кен помедлил у двери и утвердительно буркнул:

– До сих пор вроде да. В этом году Нау Суэн и его Зеленые кости захватили несколько отрядов стервятников. – Хило подозрительно молчал, и Кен добавил: – Не волнуйся, Хило-цзен, мы за ними присматриваем.

После ухода Кена с Нико вошли мужчина и женщина. Хило никогда с ними не встречался, но слышал про их ужасное несчастье и знал, кто они такие. Господин Эюн – совладелец местной упаковочной фирмы и Фонарщик клана, у него была жена и пятеро детей. Старшей дочери всего шестнадцать. Пара молча поприветствовала Хило и села на диванчик перед ним, застыв в деревянной позе. Хило жестом велел Тару остаться, закрыл дверь и сел напротив Эюнов.

– Как ваша дочь? – мягко спросил он.

– Жива, – хрипло ответил господин Эюн.

Лицо его жены дрогнуло, когда она пыталась сдержать эмоции. Оба явно никак не могли оправиться от потрясения.

Хило велел Тару предложить посетителям воды.

– Клан может что-то сделать для вашей семьи? – спросил Хило. – Насчет расходов на лечение не беспокойтесь, об этом уже позаботились. Вам нужно что-то еще?

– Месть, – пылко прошептал господин Эюн, его голос дрогнул. – Эспенские собаки, которые это сделали, заслуживают чего-то пострашнее смерти.

Хило сочувствовал несчастной семье Эюнов, но знал, что разговор предстоит трудный и Колосс не сможет выполнить все их просьбы.

– Тех двух солдат поместило под стражу собственное правительство и держит на острове Эуман. Сейчас до них не добраться.

Госпожа Эюн расплакалась, а ее муж сердито выплюнул:

– Адвокаты говорят, эспенцы пытаются выторговать для солдат процесс в гражданском суде и чтобы они отбывали наказание на родине. А нам предложили деньги в качестве компенсации. За избиение и изнасилование моей дочери – деньги! – Госпожа Эюн вцепилась в руку мужа и зарыдала громче, но господин Эюн, красный и рассвирепевший, казалось, не замечал ее, распаляясь: – Королевский совет не устоит против эспенцев, но я рассчитываю, что клан свершит правосудие. Вы были Штырем, а сейчас Колосс. Вы – грозный Коул Хилошудон из Равнинного клана. И вы говорите, что ничего не можете сделать с этими иностранцами, с этим зверьем?

Хило дал господину Эюну минуту, чтобы тот пришел в себя, а потом ответил, спокойно, но с легкой холодностью:

– Я понимаю ваше горе и потому не обижен на ваши слова. Если бы эти двое были кеконцами, они уже находились бы в куда более худшем состоянии, чем ваша дочь. К сожалению, в этом случае, учитывая все происходящее в мире и все иностранные державы, с которыми нам приходится иметь дело, есть границы для действий клана.

Хило поставил перед госпожой Эюн коробку с бумажными платками.

– Как я сказал, сейчас мы не можем добраться до этих людей. Иногда приходится ждать правосудия, но клан не забывает оскорблений. Поживем – увидим. Не могу ничего обещать, но я и сам отец и считаю преступление против вашей семьи непростительным.

Губы господина Эюна задрожали, он опустил голову. Его жена вытерла глаза пачкой платков.

– Советую вам принять деньги от эспенцев, возьмите все, что сумеете получить. Деньги кажутся вам грязными, ведь ими хотят подкупить вас, чтобы вы не получили того, что заслуживаете на самом деле, но не считайте так. Пусть эспенцы решат, будто все исправили – так у них принято, а на эти деньги позаботьтесь о дочери и об остальной семье.

Тон Хило был спокойным, но твердым. Тар проводил убитых горем родителей до двери, и Колосс попросил оставить его на пару минут одного. Ему было не по себе из-за того, что он не сумел дать Эюнам более конкретные заверения, но война в Оортоко и военное присутствие Эспении на Кеконе были словно кровоточащая рана на ступне, казалось, что никто на Кеконе, даже кланы Зеленых костей, не могут ступить ни шагу, не чувствуя ее и не морщась от боли, даже выполняя простейшие действия.

Как раз на прошлой неделе, после разговора с Эйтеном в «Двойной ставке», Хило послал Кена закрыть десятки нелегальных обменников, пользующихся тем, что иностранцы зачастили в казино на шоссе Бедняка. А после серии пьяных потасовок еще и пришлось усилить патрули в Трущобе.

– Пригласить Хами и остальных, Хило-цзен? – спросил Тар.

Хило поморщился, испытывая огромное искушение сказать «нет», но если он так поступит, стоящая на пороге проблема никуда не денется, а лишь усугубится, хотя усугубится она в любом случае.

– Хорошо, – сказал он.

Тар пригласил в кабинет четырех человек. Одним из них был Хами Тумашон, Главный Барышник клана. Хило узнал во втором человеке, с головой в форме репы, члена Королевского совета Кови. Двое других были Фонарщиками, чьи имена Хило подзабыл. Они почтительно поприветствовали Хило.

– Коул-цзен, – начал господин Кови, – да озарят боги милостью Равнинный клан. Мы знаем, как вы заняты, тем более когда в доме двое маленьких детей, и ценим, что вы нашли время встретиться с нами и выслушать наши опасения.

– Вы правы, я очень занят, у всех вас есть дети, и вы наверняка понимаете, каково это. Благодарю за то, что пришли ко мне домой, а не вынудили меня ехать в Зал Мудрости или куда-либо еще.

Тем самым он напомнил всем, что не желал этой встречи и согласился на нее только из-за Хами, которого любил и уважал. Хило опустился в кресло, гости тоже расселись. Хило спросил без дальнейших предисловий:

– Так о чем вы хотели меня попросить?

Он уже знал ответ, но хотел, чтобы они произнесли вслух то, что у них на уме, объяснились перед Колоссом.

Посетители переглянулись, и господин Кови сказал:

– Коул-цзен, это касается вашей сестры. Учитывая скандальные откровения о ее прошлом… Она не может оставаться Шелестом.

– Почему? – спросил Хило.

Член Совета смутился, но ответил:

– Перво-наперво хочу сказать, что лично я не имею ничего против Шелеста, меня лишь заботит репутация Равнинного клана. Боюсь, для него это выглядит крайне плохо, Коул-цзен. Ведь она была агентом эспенских военных и продавала им информацию, возможно, государственной важности. А сегодня «Жанлунский ежедневник» опубликовал интервью с ее бывшим любовником, эспенским военным с шотарской кровью. Она оставалась с ним и живя в Эспении, меньше четырех лет назад. – Господин Кови всплеснул руками, показывая, насколько проблема очевидна. – Как же ей можно доверить второй по значимости пост в Равнинном клане?

Хило заметил, как два Фонарщика кивнули, и перевел взгляд на Хами.

– Вы присутствуете здесь как Главный Барышник, Хами-цзен, и обладаете многолетним опытом в делах клана. По вашему мнению, Шелест плохо руководит офисом на Корабельной улице?

Хами посмотрел на остальных, поерзал и откашлялся.

– Нет, этого я бы не сказал. Она приняла несколько… спорных решений, но это совсем другое.

– Но именно вы попросили устроить эту встречу, и вы сидите здесь. Значит, вы с ними согласны.

– Я разделяю их беспокойство по поводу того, как эта история повлияет на позицию Равнинных, – сказал Хами. – Господин Кови всегда отстаивал интересы клана в Зале Мудрости, а господин Орн и господин Эо – самые уважаемые Фонарщики клана. Когда они пришли ко мне с просьбой устроить встречу с вами, я решил, что вы должны услышать все от них напрямую. Я не буду советовать принять то или иное решение, это дело Колосса.

Пусть Хами и славился своей прямотой и честностью, но он был достаточно осторожен, чтобы не преступать границы полномочий, и не стал бы плохо отзываться о Шелесте перед кем-либо, тем более не Зелеными костями.

– А кто, по-вашему, мог бы стать новым Шелестом? – обратился Хило к Фонарщикам.

– Коул-цзен, это чисто утилитарное решение, – сказал старший из них, теперь Хило понял, что его зовут господин Эо. – Вместе с Колоссом и Штырем Шелест – лицо клана. С тех пор как всплыла информация о ее прошлом, пресса и общественность задаются вопросом, не работает ли она до сих пор на иностранцев, не служит ли их интересам вместо наших. Ее называют эспенской подстилкой. Очень грубо. Все дело в том, что война в Оортоко настроила общественное мнение против Адамонта. Прошлое Шелеста стало проблемой для Равнинных.

– Она может уйти в отставку и продолжать работать в офисе Шелеста на менее заметном посту, – добавил господин Орн, которого Хило тоже вспомнил – недавно тот высказал желание баллотироваться в Королевский совет. – Но в качестве лидера деловой части клана нужен кто-то более подходящий.

Хило проигнорировал его слова и обратился к господину Эо:

– И кто это ее так называет? – Когда Фонарщик смущенно заморгал, Хило повторил: – Кто называет мою сестру шлюхой?

– Я… Я никогда не говорил… – залепетал господин Эо, явно раскаиваясь в своих словах и даже немного испуганно, как будто только что вспомнил про репутацию Коула Хило.

– Не трудитесь отвечать, – рявкнул Хило. – Я знаю кто. Все это устроила Айт Мада, чтобы выставить себя патриоткой. Она хочет запятнать Шаэ, чтобы ослабить Равнинных.

– И все же вы не можете отрицать факты, – возразил член Совета господин Кови.

– Я их не отрицаю. Моя сестра совершила в молодости несколько ошибок. Но кто их не делает? У нее был дурацкий романчик с иностранцем, но все кончено, теперь она разговаривает с эспенцами только ради Равнинного клана и следует клятве, которую принесла мне как Колоссу. Если она справляется с работой Шелеста, то нет никаких проблем.

– Коул-цзен, – воскликнул господин Эо, – неужели вам все равно, как это выглядит, что подумают люди?

Хило бросил на Эо, Орна и Кови быстрый взгляд, от которого они сжались, а потом строго посмотрел на Хами, словно говоря, что остальным-то простительно отнимать у него время, но от Зеленой кости он ожидал иного поведения. Колосс – это хребет клана, он не принимает решений ради того, чтобы кому-то угодить. Уж точно не политикам без нефрита.

Аура Хами съежилась, и он сказал с оборонительными нотками в голосе:

– Для меня как Главного Барышника будет безответственно не указать на последствия, которые это решение может иметь для Равнинного клана и даже для вас как его руководителя, Коул-цзен. Ваш дед и большая часть его товарищей уже мертвы, да узнают их боги. Когда в наши дни люди смотрят на Зеленую кость, они уже не видят героев Мировой войны. Они видят молодых лидеров, выросших в роскоши и под иностранным влиянием, и гадают, достаточно ли эти лидеры зелены, чтобы защитить страну, как защищали их отцы и деды.

Хило подался вперед и обвел всех присутствующих презрительным взглядом.

– Мой дед много десятилетий держал на посту Шелеста своего закадычного друга Юна Дорупона, вне зависимости от того, что ему давно было пора уйти на покой и сколько бы девочек-подростков он ни перетрахал. И я не припомню, чтобы вы поднимали по этому поводу вонь. Я принял решение поставить сестру во главе офиса на Корабельной улице и не выгоню ее теперь из-за того, что Айт Мада копается в дерьме и кормит им газеты.

Он встал, встреча окончилась. Посетители тоже волей-неволей встали. Член Совета Кови и два Фонарщика явно были недовольны и молча поклонились.

– Хорошо, что вы высказываетесь откровенно, Хами-цзен, – сказал Хило, – пока продолжаете использовать свой ум на службе у Шелеста.

Главный Барышник безмолвно и резко поклонился и удалился вместе с остальными. Когда они ушли, Хило поднял трубку телефона на столе и набрал офис Шелеста, номер секретарши Шаэ.

– Передайте моей сестре, что нам нужно поговорить.

Глава 28. Не такой дурак

Будущая карьера Беро, еще в прошлом году казавшаяся такой блестящей, уже много месяцев топталась на месте, с тех пор как Горные устроили налет на стервятников и убили увиванских рабочих. Им с Мадтом пришлось идти всю ночь и еще два дня, чтобы спуститься с горы и доехать на попутке в Жанлун. Когда они наконец-то прибыли, голодные, все в ссадинах и лохмотьях, и сообщили Сорадийо, что Зеленые кости поубивали сборщиков нефрита, а вдобавок украли грузовики и камни, лицо барукана побагровело, он выглядел так, будто способен прикончить их, не сходя с места.

– На вас столько вонючего нефрита, а вы не могли Почуять их вовремя и успеть что-нибудь унести?

– Мы унесли ноги, – пробормотал Мадт.

– Ага, и как же это вышло? – спросил Сорадийо, прищурившись с подозрением. – Почему Нау не сломал вам шеи?

– Он отправил нас обратно, чтобы передать тебе сообщение, – сказал Беро. – Что хочет поговорить. Утверждает, что ты больше не сможешь заработать таким путем. Думаю, он хочет тебя перекупить.

Узкое лицо Сорадийо как будто еще больше вытянулось от хмурой мины.

– Убирайтесь с глаз моих, – рявкнул он.

Беро решил, что следующее задание предоставит возможность загладить эту катастрофу, но оказалось, что они больше не будут копаться в отвалах. Их высадили в отдаленной, продуваемой всеми ветрами бухточке на западном побережье, чтобы загрузить несколько моторных лодок, в которых подо льдом и рыбой скрывали нефрит. Видимо, кланы настолько усердно патрулировали побережье и кеконские воды, что стало слишком трудно вывезти нефрит. Сорадийо разделил груз, готовый к отправке на Увивы, и послал в разных направлениях с полдюжины лодок в надежде, что хотя бы некоторые доберутся до цели. Вся одежда Беро провоняла тухлой рыбой, а от кожи и волос несло еще спустя много дней.

Следующее задание по сборке нефрита Сорадийо отменил, поскольку ему сообщили о предстоящем рейде Зеленых костей в этом районе, и потом начались весенние ливни, до гор стало невозможно добраться, на три месяца прекратилась как нелегальная, так и легальная добыча нефрита.

Беро думал, что летом вернется к работе, но Сорадийо с ними не связался. Барукан явно был занят чем-то еще, его стало сложно найти. Однажды Беро наткнулся на него в «Крысином логове» и потребовал объяснений, и тот раздраженно ответил:

– Скоро, скоро, отвяжись. У меня есть и другие дела, и это поможет разрешить кучу наших проблем.

Но уточнять он отказался. Беро был ужасно разочарован, у него заканчивалось терпение.

Поведение Мадта тоже не радовало.

– Я тебе с самого начала говорил, кеке, не нужен нам этот ненадежный барукан. Это была дрянная затея, но ладно, мы справились и все еще живы, да и денег хватит на некоторое время. Кланы все сильнее прижимают контрабанду, и Сорадийо в конце концов отправится на корм червям, так что лучше распрощаться с ним, пока не поздно. Всерьез заняться тренировками, а потом Маиками.

– Насрать мне на Маиков, – огрызнулся Беро.

– Маик Тар убил моего отца! – завопил Мадт.

– Твой отец сам это на себя навлек, – возразил Беро, – когда влез в войну кланов, и ты закончишь так же, если не заткнешься.

Однако на следующий день Беро стало стыдно за грубость в разговоре с Мадтом. Они прошли вместе через несколько переделок. Украли нефрит и рисковали жизнью. Больше у них никого не было, а значит, они друзья – ну, что-то вроде того. Беро с удивлением понял, что не хочет потерять мальца, что в глубине души Мадт ему нравится. Беро зашел за Мадтом, и они вместе сыграли в бильярд в подвале «Крысиного логова».

– Прости за мои слова о твоем отце, я не хотел, – сказал Беро. – Мы достанем Маика. Я помогу тебе наказать говнюка за то, что он сделал. И тогда мы заберем его нефрит, как забрали нефрит Коула. Ты и я.

Мадт с готовностью вскинул маленькие черные глазки и взбодрился. Они отлично провели время и потренировались. Беро вернулся к торговле «сиянием», но не терял надежды, что Сорадийо предложит им еще какую работенку или возникнет новая возможность, ведь Беро сказал эти слова Мадту, только чтобы его порадовать, но не собирался нападать на Маиков ради какой-то дурацкой мести, для него это не имело значения.

Когда Сорадийо наконец-то вызвал их на встречу в «Крысином логове», он похлопал Беро и Мадта по спинам и заговорил дружелюбным тоном, словно между ними и не возникало никаких проблем.

Они выпили и поболтали о всякой чепухе.

– Мы уже больше года работаем каменными рыбками, – сказал Беро. – Где обещанный нефрит?

Сорадийо развел руками.

– Скоро получите, кеке. – Похоже, со времен их первой встречи он овладел кое-каким кеконским жаргоном и манерами. – Но сезон дождей не считается. Это каникулы. Вам осталось отработать еще пару месяцев.

Беру нахмурился.

– И у тебя есть для нас работа, да?

Впервые, насколько мог припомнить Беро, Сорадийо разволновался. Он облизал губы и наклонился ближе, чтобы никто их не подслушал.

– Ага, но это не сбор нефрита с отвалов.

– Тогда что? – спросил Беро. – Снова погрузка на лодки?

– Вы называете это «шепнуть имя». Но для этого задания придется снять нефрит, ведь это не простое имя. Нам выпал шанс отомстить обидчику. Забраться в самое логово тигра, так сказать. Мне нужна парочка кеке – бесстрашных и готовых наварить кучу бабла.

– И кто же это? – Мадт подался вперед, показывая интерес – впервые с начала разговора.

– Для начала я должен быть уверен, что вы для этого подходите. У нас есть план, как вам пробраться туда, сделать работу и уйти, никаких проблем. Но все же это будет…

– Мне это неинтересно, – отрезал Беро.

Сорадийо отпрянул, удивившись такому быстрому отказу.

– Это отличная возможность. Если вы не воспользуетесь этим шансом, я дам задание Мо и Креветке.

Это была еще одна пара, присматривавшая за сборщиками.

Беро пожал плечами. Он не дал себе труда объяснять, что уже побывал на этой дорожке. Каждый раз при стычке с Зелеными костями ему чудом удавалось выжить, не говоря уже о том, чтобы получить обещанную награду, а его судьба делала резкое пике. Для двадцатилетнего парня он уже слишком часто находился на грани смерти, и Беро успел сообразить, что есть и более легкие пути добыть нефрит, чем пытаться прикончить Зеленую кость в открытой схватке. Он наконец-то понял, каково это – носить нефрит и ощущать свою тайную власть над слабыми людьми вокруг, но Зеленые кости могли за миг отобрать у него эту власть и выбросить труп в Летнюю гавань.

– Дай мне работу со сборщиками. Могу даже загружать лодки, как в прошлый раз, но я не сниму нефрит, ни за что, и не буду убивать, если замешаны Зеленые кости, – сказал Беро. – Я не такой дурак.

Сорадийо встал.

– Погоди, а как же я? – возмутился Мадт, но барукан бросил на стол деньги за выпивку, окинул обоих презрительным и разочарованным взглядом и покинул «Крысиное логово».

Глава 29. Открывая и закрывая двери

В кабинете Шаэ снова сидел Фонарщик господин Энке. На этот раз он вел себя куда сговорчивей, потому что пришел просить денег.

– Война в Оортоко оказала чудовищный эффект на рынок недвижимости в Жанлуне, – сказал Энке. – Моей компании необходимо диверсифицировать активы. Недвижимость в Порт-Масси – надежные вложения с хорошей отдачей. А это конкретное здание к тому же имеет отличное расположение.

– И вы хотите, чтобы клан одолжил вам денег, – заключила Шаэ.

Господин Энке вытащил из портфеля папку, положил ее на стол и открыл на странице с финансовыми деталями сделки.

– С помощью Шелеста компания «Недвижимость Энке» купит сорокапроцентную долю в проекте.

Клан часто давал деньги взаймы на деловые проекты. Конечно, господин Энке мог бы обратиться за кредитом в независимый банк, но банки – чисто финансовые учреждения и действуют в определенных рамках. А отношения с кланом означают, что господин Энке получит доступ к многочисленным деловым связям на Кеконе и за его пределами, а еще уверенность в том, что Зеленые кости будут оберегать его собственность от преступников и конкурентов и предоставят выгодную кредитную ставку, поскольку два сына господина Энке тренировались в Академии, носят нефрит и служат клану Кулаками. Ему придется искать деньги в другом месте, если Равнинный клан не предоставит ему нужную сумму, но, как и большинство Фонарщиков, первым делом он обратился к клану.

Шаэ изучила цифры, изложенные на бумаге, и передала папку через плечо Вуну. Пока ее Тень копался в бумагах, Шаэ молча смотрела на господина Энке. Если у Вуна возникнут какие-либо сомнения, он незаметно подаст знак – покашляет, давая понять, что стоит повременить с решением.

По ровному гулу ауры Вуна она Почуяла, что он вполне удовлетворен увиденным. Однако господин Энке этого знать не мог и, столкнувшись с грозным молчанием Шелеста и суровым взглядом помощника за ее спиной, он продолжал говорить:

– Я отправил в Порт-Масси самых опытных людей на разведку, и они доложили, что район Лохвуд очень привлекателен. Хорошее транспортное сообщение, быстро становится престижным районом и находится в пешей доступности от колледжа Порт-Масси и главных торговых кварталов. Здание будет многопрофильным: квартиры, а на первом этаже – торговое пространство и…

Вун захлопнул папку и передал ее обратно Шелесту, а она положила папку на стол и сказала:

– Господин Энке, Шелест с удовольствием предложит вам свое покровительство.

Энке расплылся в улыбке и прикоснулся ко лбу сомкнутыми ладонями.

– Коул-цзен, я так рад получить одобрение клана. Да благословят боги Рав…

– Но я хочу, чтобы вы купили здание целиком.

Фонарщик моргнул.

– Это больше, чем…

– Вам придется все пересчитать, – сказала она. – Клан желает профинансировать покупку контрольной доли в проекте. Как вы и сказали, это хорошие вложения.

Господин Энке откашлялся.

– Мне хотелось бы воспользоваться вашей щедростью, Коул-цзен, но по законам Эспении существуют строгие ограничения на долю собственности в руках иностранцев.

– Недавно я получила заверения эспенского посла в том, что в течение трех месяцев эти ограничения будут сняты для инвесторов из определенных стран, в том числе из Кекона. – Это были не все торговые преференции, которых Шаэ рассчитывала добиться, но для начала неплохо. Эспенцы прижимисты, но надежны. – Пока что приобретете сорок процентов, как намеревались, а остальное выкупите в следующем году.

Господин Энке открыл рот, захлопнул его, но потом все же произнес:

– Размер моей текущей дани…

– Обычно был бы повышен, но мы можем без этого обойтись, – сказала Шаэ. – Кеконские студенты все чаще продолжают обучение в Эспении. Когда я поступила так пять лет назад, это выглядело необычным, но в наши дни многие семьи поощряют детей получить международный опыт. Мой юный кузен сейчас в Эспении, живет у одной семьи. Как только здание будет построено, вы можете сдавать квартиры в аренду кеконским студентам, обучающимся в Порт-Масси. Берите с них половину обычной для этого района платы. В обмен клан будет отбирать потенциальных жильцов из семей Равнинного клана и покроет разницу в цене. Наша субсидия возместит ваши расходы на выплату дани, а вы получите жильцов с поддержкой клана.

Господин Энке нерешительно облизал губы. Его кустистые брови сошлись вместе.

– Коул-цзен, – протянул он, – я могу рассчитывать, что все это будет указано в контракте с офисом Шелеста?

При обычных обстоятельствах в этом вопросе не было бы необходимости – слово Шелеста гарантировало выполнение обязательств. Но господин Энке не был уверен, что Шаэ останется во главе офиса на Корабельной улице достаточно долго для выполнения условий контракта. После скандала по поводу ее былых связей с эспенской военной разведкой, разразившегося полтора месяца назад, ее постоянно полоскали в прессе, звучали призывы к ее отставке.

Шаэ никак не показала, что разделяет сомнения господина Энке.

– Вун-цзен запишет тезисы нашей беседы и пришлет вам к концу дня, – ответила она.

Удовлетворенный господин Энке пообещал, что на следующей неделе пришлет в офис Шелеста обновленное финансовое предложение. Вун проводил Фонарщика к двери и сел на опустевший стул перед Шаэ.

– Ты рассчитываешь превратить это в человеческий капитал, – сказал он.

– Открываю двери, как ты бы выразился.

Вун медленно кивнул.

– Стимул для семей клана посылать детей в эспенский колледж пойдет на пользу Равнинным в долгосрочной перспективе, но только если студенты затем используют полученное образование на службе клану. Что помешает им прельститься яркими огнями Эспении? Мы можем потерять множество потенциальных талантов, отправив их за границу.

– Помимо субсидий на жилье мы заплатим и за обучение. Но только если они вернутся на Кекон и будут работать в офисе Шелеста как минимум три года после выпуска. – Шаэ рассчитывала, что лишь очень немногие, если такие вообще найдутся, будут настолько глупы, что не сдержат обещание клану, ведь в Жанлуне у них останутся родственники, чья жизнь и процветание зависят от расположения Равнинных. – Сын члена Королевского совета Кови – подходящий кандидат, – добавила она.

– Непременно передам это семье Кови. – Вун встал, но задержался у двери, встревоженно обернувшись. – Тебе еще что-то нужно, Шаэ-цзен?

Все утро Шаэ пыталась вести себя как обычно, но не сомневалась, что Вун, который так хорошо ее знает, Почует эмоциональную нестабильность ее ауры, какой бы спокойной она ни выглядела в глазах Фонарщиков и остальных сотрудников офиса. Конечно, он мог отнести это к продолжающимся нападкам на нее, включая то, что Айт Мадаши воспользовалась возможностью объявить себя Колоссом-патриотом, который никогда не допустил бы бывшего эспенского шпиона к руководству Горными. Через две недели предстояло празднование Дня Героев, и Шаэ ожидала, что положение лишь усугубится.

Ей не хотелось, чтобы Вун подозревал об истинной причине ее волнения.

– Нет, Папи-цзен, – ответила Шаэ, изо всех сил стараясь казаться спокойной и даже немного самодовольной. – Я же говорила тебе, что посол Мендофф постарается вернуть долг, верно?

После ухода Вуна зазвонил телефон на столе, и Шаэ чуть не подпрыгнула. Но она ждала не этого звонка.

– Не хотел беспокоить тебя на работе, но утром я прочитал газету и просто хотел удостовериться, что все в порядке.

При звуках голоса Маро у Шаэ защемило в груди. Она посмотрела на часы и закрыла глаза – сейчас она не могла с ним говорить.

– Все нормально, – сказала она. – Это далеко не худшее из того, что Айт Мада делала с моей семьей.

Однако своего она добилась. Шаэ выпустила публичное заявление, утверждая, что перестала консультировать эспенское правительство уже несколько лет назад, и категорически отрицала конфликт интересов, который мог бы поставить под сомнение ее верность Равнинному клану и Кекону. Она подробно ответила на нападки в длинном интервью Тоху Ките на КТРК. Она раскритиковала статью и надавила на редактора «Жанлунского ежедневника». Все без толку. Владелец газеты, разумеется, имел деловые и семейные связи с Горными, а кроме того, газеты хорошо расходились.

Этим утром с черно-белой фотографии в газете на Шаэ глядело улыбающееся лицо Джеральда. Некоторые усердные репортеры отыскали его в Лорудже, городе к югу от Адамонта, где он работал ипотечным брокером, но интервью в стиле желтой прессы снабдили старой фотографией, где он носил форму офицера ВМФ Эспении.

– Все это – просто чепуха, – взорвался Маро. – То, что они о тебе говорят, совершенно не соответствует действительности. Это близорукая, женоненавистническая истерия против всего иностранного. Не иди у них на поводу, не сдавайся. Ты заслуживаешь поста Шелеста, что бы они ни говорили. – Шаэ никогда не слышала, чтобы его голос звучал с такой злостью и болью. – Я могу чем-то помочь?

– Нет, – ответила Шаэ. – Это снова клановая война, только другими способами. Мы с братом разберемся. Просто… держись подальше от всего этого и не разговаривай с репортерами. – Айт и пресса не знали о Маро и его происхождении, и Шаэ желала, чтобы так и оставалось. Ей хотелось поговорить подольше, но она лишь произнесла: – Мне пора. Перезвоню позже.

– Хорошо. Стой на своем. Я люблю тебя.

В горле у Шаэ встал комок, она порадовалась, что Чутье не работает по телефону.

– И я тебя.

Через двадцать минут телефон снова зазвонил. На этот раз это оказался тот самый звонок, которого она ждала – от врача. Медсестра на том конце провода сразу перешла к делу:

– Анализ мочи, который вы вчера сделали, показал положительный результат.

– Это точно? – спросила Шаэ.

– Да. Вы беременны. Хотите назначить дату приема у гинеколога? Самое раннее время есть в начале следующей недели.

– Не сейчас.

Шаэ поблагодарила медсестру и повесила трубку. Она молча сидела, как ей показалось, несколько минут, а на самом деле, возможно, и гораздо дольше, потому что все вокруг вызывало странную тошноту – звуки из офиса, энергия людей неподалеку, даже движение воздуха, почему-то неприятно застывшего на мгновение.

Шаэ снова взяла трубку. Ей вдруг захотелось позвонить в клинику и потребовать провести анализ заново, на случай, если все-таки закралась ошибка, но Шаэ понимала, что просто не может смириться с результатом. Вместо этого она вызвала секретаршу и попросила отменить все сегодняшние встречи, поскольку неважно себя чувствует. Шаэ встала, спустилась на лифте на первый этаж, пересекла просторный вестибюль офисной башни и вышла на улицу.

Она пошла на запад. Стоял жаркий, но влажный день, люди растекались по тротуарам во всех направлениях – в летней одежде, но с зонтиками в руках. Шаэ шла полчаса, пока не заболели ноги в черных туфлях-лодочках, а блузка не прилипла к спине под жакетом. Полил дождь, не сильный, но раздражающе безразличный, плоские капли усыпали асфальт и грохотали по навесам, крышам машин и мусорным бакам. В конце Корабельной улицы Шаэ свернула направо и продолжила путь из Финансового квартала, пока не очутилась между каменных колонн, в поросшем деревьями саду храма Божественного Возвращения.

Шаэ пошла прямо к святилищу и опустилась коленями на зеленую подушку для молитв. Вода с ее мокрых волос оставила на каменном полу капельки, когда Шаэ трижды прикоснулась к нему головой, прошептав молитву, которую повторяла так много раз, что слова возникли почти бессознательно:

– Всеотец Ятто. Дядюшка Цзеншу. Молю вас узнать моего дедушку Коула Сенингтуна, Факела Кекона, в ожидании Возвращения. Узнайте моего брата Коула Ланшинвана, которого забрали у нас до срока. Смилуйтесь над душей Юна Дорупона. Подарите покой духу Хару Эйнишун. И самое главное, укажите путь и защитите тех, кто остался в этом мире, в особенности Вен, Нико, Рю и моего брата Хило, которого я также прошу вас простить.

Шаэ притихла, пытаясь вложить свои бурлящие мысли и чувства в слова. Ровное тепло энергии медитирующих монахов заполняло пробелы в ее сознании.

– Что мне делать? – спросила она вслух, словно требуя ответа.

Шаэ не могла поверить, что беременна – но не в том смысле, что сомневалась в медицинском вердикте. Задержку цикла она списала на стресс из-за публичного скандала. Они с Маро принимали меры предосторожности. Шаэ – образованный профессионал, Шелест. В ее внутреннем списке возможных происшествий незапланированная беременность стояла значительно ниже убийства.

Шаэ не знала, хочет ли детей. Она любила двух племянников, но не ощущала к ним материнской тяги. Для этого чувства в ее жизни не было места, клан поглощал всю ее без остатка, с самого начала пребывания на посту Шелеста ее со всех сторон осаждали недруги. Может, если бы все обстояло по-другому, ей бы захотелось иметь детей, что вполне естественно. Но в ее жизни ничто не происходило естественно – только удары, от которых не увернуться. До сих пор в руководстве клана Зеленых костей не было ни одной женщины с ребенком.

Айт Мада не имела потомства и демонстративно игнорировала тех, кто задавал ей вопросы о преемственности. После смерти Лана и отстранения Дору Равнинным было непросто принять женщину-Шелеста, но то были отчаянные времена войны, а Шаэ как-никак Коул. Она до сих пор считалась любимой внучкой Факела, ее поддерживали уважаемые люди вроде Вуна и Хами, и мало кто имел смелость оспаривать решения ее брата.

Но эти преимущества больше ей не помогут. Шаэ уже находится под ударом за ошибки прошлого, она не может войти в комнату заседаний КНА или Зал Мудрости незамужней и беременной от человека, чья семья так мало ценится среди Зеленых костей. Айт и пресса покопаются в прошлом Маро, зададутся вопросом о его происхождении и многочисленных поездках в Шотар, и в конце концов откроется история его семьи и то, что он сын шотарского военного. Маро – не Коул, почти не Зеленая кость. Он не готов столкнуться с враждебностью и навязчивым вниманием, рискнуть карьерой и личной безопасностью. Это разрушит его жизнь.

А что насчет нее? Это верно, клан – как большой старый корабль, но два с половиной года Шаэ потом и кровью пытается им рулить, направляя Равнинных в сторону роста и перемен, необходимых для выживания среди врагов на острове и угроз современного мира за его пределами. И ее усилия начали приносить плоды: она вернула клан на твердое финансовое основание, заключила выгодные военные и торговые соглашения с эспенцами, расширила операции клана и открыла новые возможности.

Если ей придется со скандалом покинуть пост, все достижения могут пойти прахом. Вун и Хами – люди способные, в этом она не сомневалась, но не жили за границей и не стратеги вроде Айт Мады, к тому же не сумеют убедить Хило и настоять на своем. А что еще хуже, брат Шаэ назначил ее Шелестом и упрямо отстаивал перед оппонентами, и ее постыдное падение каскадом обрушится на клан, превратится в обвинения всей семье и навредит Хило как Колоссу.

Все эти мысли рухнули грудой камней в желудок. Шаэ приняла на себя руководство деловой стороной жизни клана, потому что ее к тому вынудили и собственные действия, и смерть брата. И когда дни были долгими, а работа тяжелой, она твердила себе, что делает это ради Лана, ради дедушки. В глубине души она знала, что это не так. Ей хотелось быть Шелестом.

Шаэ посмотрела на высокий потолок святилища и закрыла глаза. Она ждала, что на нее снизойдет милость богов, озарит ее и направит на верный путь. Шаэ напрягла Чутье, пытаясь разобрать послание в гуле нефритовой энергии, вибрирующей в ее теле и костях. Но ничего не почувствовала, разве что далекое присутствие их зорких взглядов, лишь бурлящий водоворот мыслей, в конце концов слившихся в решимость.

Она встала и вышла из храма.

Глава 30. День Героев

Во вторник утром только Вен сопровождала Шаэ в клинику. Они взяли одну из непримечательных семейных машин, оставив в гараже и красную «Кабриолу» Шаэ, и бросающуюся в глаза машину Вен, «Люмеццу» с откидным верхом. Вен всегда могла сослаться на визит к врачу для осмотра, а Шаэ якобы поехала с ней.

В двенадцать недель новая беременность Вен уже была заметна. Она еще кормила Рю, и ее тело с набухшей грудью и увеличивающимся животом приобрело мягкие материнские изгибы. Шаэ чувствовала, что они делают что-то не так, возможно, для Вен, носящей собственного ребенка, присутствие на процедуре уничтожения нерожденного – дурной знак.

– Тебе необязательно заходить внутрь, – сказала Шаэ невестке. – Ты и так уже сделала мне огромное одолжение, привезя сюда и обратно. Это все, о чем я прошу.

– Я бы предпочла, чтобы рядом была другая женщина, – сказала Вен. – Почему мы должны проходить через все жизненные трудности в одиночестве?

Вен припарковалась на ближайшем свободном месте. Было еще темно, клиника открывалась только через пару минут.

– Наверное, тебе не стоило приходить, – сказала Шаэ. – Это приносит несчастье.

Вен обняла ладонями термос с имбирным чаем, который пила по утрам, чтобы успокоить желудок. Ее губы изогнулись в кривой улыбке.

– Всю жизнь мне говорили, что я приношу несчастье. Я боюсь дурных знаков не больше, чем птица боится перьев.

Они вошли, и Шаэ отметилась у администратора. Сделать аборт в Жанлуне не особенно просто, но и не так уж сложно. Клиники различались репутацией, а стоимость была умеренной, но женщине полагалось получить разрешение у мужа, если она замужем, или от родственника-мужчины, если нет. Это правило можно было обойти за дополнительную плату. Шаэ заполнила необходимые бумаги заранее и подделала подпись Хило рядом со своей. Девушка-администратор взглянула на бланки, потом на Шаэ, и ее глаза округлились. Вряд ли она часто видела в клинике увешанных нефритом Зеленых костей.

Вен вошла с Шаэ в кабинет и держала ее за руку во время всей процедуры, которая заняла меньше времени, чем ожидала Шаэ. Потом, приходя в себя в приятном полусонном состоянии, Шаэ сказала:

– Ты была права. Я рада, что ты здесь.

Она чуть не добавила: «Пожалуйста, никому не говори», но сдержалась, поняв, насколько оскорбительно и нелепо это прозвучит. Она и так знала, что невестке можно доверить секреты.

Вен отвезла ее домой. Шаэ чувствовала облегчение, но еще и потерю. Она подумала о Маро – живом выражении его лица, его вдумчивости, подлинном оптимизме и вере в нее, – и ее охватила такая грусть, что на мгновение перехватило дыхание. Они не заговаривали о собственных детях, но судя по тому, с какой любовью Маро говорил о своих племянницах, он наверняка хотел иметь своих.

После телефонного разговора в офисе три дня назад Шаэ не позвонила ему и не ответила на несколько сообщений, сначала она должна была разобраться, что делать. И ей все еще нужно в этом разобраться. Она с ужасом думала, что, стоит с ним заговорить, как что-нибудь в голосе ее выдаст, и Маро все поймет, или, увидев его или услышав, она растеряет свою убежденность.

Шаэ прислонила голову к двери.

– Теперь твое уважение ко мне пошатнулось? – спросила она.

Вен остановила машину так резко, что Шаэ пришлось упереться ладонью в приборный щиток. Вен свернула на обочину и поставила машину на ручной тормоз. Она повернулась к Шаэ, сверкнув глазами.

– Шаэ-цзен, мне стыдно это говорить, но были времена, когда я не доверяла тебе, считая, что ты не тот человек, который способен думать о других, а не только о себе. – Она смотрела на Шаэ, не отрываясь и почти не мигая. – Ты могла бы уйти со своего поста, чтобы выйти замуж и родить ребенка. Это вызвало бы страшный скандал, но зато твоя жизнь стала бы свободней и проще. Но чем бы стали Равнинные без тебя на посту Шелеста? Что бы делал мой муж без твоих советов? Что стало бы со всей работой, которую мы проделали вместе, как я могла бы сделать что-либо для клана без тебя? – объявила Вен почти со злостью. – Я бы никогда тебя не простила, если бы ты поступила так эгоистично. Так как же я могу думать о тебе хуже из-за того, что ты повела себя ответственно?

Шаэ слегка опешила.

– Но у тебя есть дети.

Вен снова включила передачу и поехала дальше. Она допила чай и продолжила будничным тоном:

– Каждый служит клану в меру своих способностей. Посмотри на Айт Маду, как она одинока. Мы не должны стать такими.

До отъезда с Кекона в Эспению, в бизнес-школу Белфорта в Виндтоне, Шаэ прожила три недели в номере отеля «Спокойствие» на острове Эуман. Джеральд уже два месяца как уволился и ждал ее у себя на родине, а после семейного спора на повышенных тонах Шаэ не могла выносить деда и смотреть в лицо Хило, поэтому собрала вещи и уехала из резиденции Коулов.

Только Лан зашел к ней вечером накануне отъезда. Он сел на паром из Жанлуна и постучался в дверь номера, предложив вместе поужинать. Шаэ сказала, что ей безразлично, куда идти, и Лан предложил ближайшую лапшичную.

– Послезавтра ты будешь питаться эспенскими блюдами, так давай сегодня поедим что-нибудь кеконское.

Ресторанчик находился на главной улице портового городка. В бистро и барах по соседству вывески и меню были на эспенском, и приятным летним вечером эспенские военные в увольнительной заполонили открытые дворики и громко разговаривали на тротуарах. В окнах ресторана не висел фонарь, Лана и Шаэ не обслужили раньше остальных. Рейс у Шаэ был только завтра, но она уже ощущала себя в другой стране.

Лана совсем не взволновало, что его не узнали и не поприветствовали. В ожидании заказа он озадаченно осматривал все вокруг.

– Я не удивлюсь, – сказал он, – если однажды весь мир будет выглядеть вот так – пестрой смесью культур и людей. Интересно, найдется ли в нем место для Зеленых костей с кланами?

– Это уж твоя забота, не моя.

Сейчас Шаэ понимала, что ответила грубо, но тогда ее нефрит покоился в запертом банковском сейфе, и она еще паршиво себя чувствовала, сняв камни.

– Тебе стоит как следует поесть, – сказал Лан, увидев, что она не доела лапшу в тарелке. – Тебе предстоит долгая и утомительная поездка, а потом ты окажешься одна в чужой стране.

– Я буду не одна, – возразила Шаэ. – А с Джеральдом.

Лан посмотрел на нее с сочувствием.

– Мы всегда принимаем решения в одиночестве.

Ее брат был Колоссом уже год и к тому времени стал более серьезным и откровенным, казался даже постаревшим, как будто между ними разница не в девять лет, а еще больше.

– Ты можешь принять рациональное и обоснованное решение и все же не будешь готова к тому, что оно принесет. Ты самая младшая в семье, к тому же женщина и Коул, а на Кеконе это не облегчает жизнь. Но в Эспении ты начнешь с самой нижней ступени. Тебе придется бороться за каждую каплю уважения, к которому ты привыкла дома.

– Дедушка послал тебя, чтобы ты сделал последнюю попытку меня отговорить? – спросила Шаэ.

Укоризненный взгляд Лана заставил Шаэ отвести взгляд.

– Нет, – ответил он так холодно, что ей стало стыдно. – Я сказал, что поддерживаю твое решение, но я твой старший брат и Колосс, а потому с высоты своего опыта могу сказать – куда бы ты ни уехала, другие люди будут пытаться очертить тебе границы. Если только ты не начертишь их сама.

– Мне двадцать два, Лан. Я могу о себе позаботиться.

– Я знаю, – с грустью произнес Лан.

Подошел официант, чтобы убрать со стола. На узкой полоске воды, отделяющей остров Эуман от контуров Жанлуна, плескалась рябью раздувшаяся оранжевая луна. Вскоре Шаэ увидит, как этот город уменьшается в иллюминаторе, и расстанется с ним на два года.

– Просто старайся не забывать, кто ты, – сказал ее брат.

В то время как некоторые страны отмечали конец Мировой войны (День Победы в Эспении, День окончания войны в Туне, День Освобождения на островах Увива), на Кеконе праздновали поражение шотарских оккупационных сил на острове и восстановление суверенитета страны, что произошло еще за пятьдесят два дня до подписания международного договора о мире. Официально праздник назывался «Победа героев страны над иностранными захватчиками», но это название редко употребляли, говорили просто – День Героев.

В детстве Хило обожал День Героев, потому что чествовали не только патриотов, но и культуру Зеленых костей. Академия Коула Ду и школа Храм Ви Лон открывали двери и демонстрировали публике нефритовые дисциплины. В кинотеатрах шел непрерывный показ приключенческих фильмов о легендарном воине Байцзене, Зеленой кости. Восхваляли и благодарили ветеранов вроде дедушки и покойного отца Хило. Вечером устраивали парад и салют. Хило ложился спать с улыбкой, чувствуя себя настоящим принцем.

Став Колоссом клана, он страшился Дня Героев, а в этом году даже больше, чем в любом другом. От него ожидали участия в многочисленных публичных мероприятиях, а еще предстояло принять дань уважения от бесконечной вереницы людей, при этом сохраняя серьезное и торжественное выражение лица, в память о погибших во время борьбы Кекона за свободу. В этом году, как ожидал Хило, праздник лишь усилит напряженность и текущую враждебность к иностранцам, а значит, и скандал из-за прошлого Шаэ ляжет на Равнинный клан тяжким грузом. И не имеет значения, что его сестра останется дома и не появится на публике. Она сослалась на плохое самочувствие, но Хило не стал бы ее винить, если бы Шаэ просто сказала, что предпочитает пропустить этот дерьмовый спектакль, когда ей неизбежно придется увидеть самодовольное лицо Айт Мады.

– Забудь о грязи, которой плюются Айт и газеты, – сказал ей Хило. – Ты должна взять под контроль Корабельную улицу. Когда те люди пришли ко мне, Хами был вместе с ними. Он не обвинял тебя, но и не встал на твою сторону. Так не должно быть, Шаэ.

Сестра выглядела бледной и притихшей.

– Я разберусь, – сказала она.

– Когда за твоей спиной стоит команда, не имеет значения, что думают всякие говнюки, но команда должна стоять за твоей спиной.

– Я сказала, что разберусь, – повторила Шаэ. – Ты мне доверяешь?

– А разве у меня есть выбор?

Хило не собирался прятаться от давления как изнутри клана, так и извне, но что, если дела пойдут совсем худо и Шаэ больше не сможет возглавлять бизнес Равнинных? Он не хотел даже думать о том, чтобы убрать сестру с ее поста, ведь именно на это и надеялась Айт Мада. Три года назад Горные уже пытались ослабить позицию Лана, устроив покушение на Хило, а теперь делают то же самое с ним, подрывая его положение нападками на Шаэ.

Хило перешел в наступление. Недавно десятилетний Кобен Ато на неделю заболел, подхватив желудочную инфекцию, и это стало известно лишь потому, что мальчик начал тренировки в школе Ви Лон и был там кем-то вроде местной знаменитости. Когда Хило спрашивали о прошлом Шаэ, он отвечал, что негодовать нужно по поводу более серьезных поступков лидеров кланов, убийц собственных родственников. Как заявил Хило, он надеется, что болезнь племянника Айт не означает ничего более серьезного, но, возможно, семье Кобен стоит опасаться, что ребенок разделит участь отца.

Его слова слегка отвлекли внимание от Шаэ, но возымели не слишком большой эффект. Мысль о том, что Айт Мада нацелилась на ребенка, была шокирующей, но безосновательной, хотя и напомнила людям о том, как она убила братьев, однако в текущем политическом климате даже убийство ради власти готовы были простить охотнее, чем роман с иностранцем.

Равнинный клан по-прежнему навлекал на себя всеобщую ярость, и Хило не знал, как с этим справиться. Его не оставляли мысли об этом все утро Дня Героев, когда он шел по парку Вдов вместе с толпой преданных сторонников клана, чтобы возложить цветы и фрукты к семейному мемориалу Коулов и на могилы других Зеленых костей, погибших в борьбе против шотарской оккупации во время Мировой войны. Эта часть в расписании была приятной, ведь с ним рядом находились родные. Вен нарядила мальчиков в костюмы – даже Рю был одет в крохотный жилетик и галстук-бабочку, который он уже успел обслюнявить – и люди восхищались прекрасными детьми, что бесконечно радовало Хило. Нико бегал между могилами, испачкав ботинки.

Но после полудня начался кошмар. Вен с детьми уехали домой, а Хило оказался в квартале Монумента, где перед Триумфальным дворцом светлейший принц Иоан III устроил грандиозный митинг. На портретах принца изображали человеком с королевской статью, но на самом деле тяжелый лоб и маленький подбородок придавали ему такой вид, будто он постоянно щурится от недоумения. Свои церемониальные обязанности принц выполнял с прирожденным энтузиазмом, а также произвел на свет двух сыновей и двух дочерей и был довольно популярен в народе. Когда он вышел из дворца и помахал собравшимся, послышались громкие приветственные возгласы.

По традиции на День Героев лидеры кланов Зеленых костей показывали свою преданность монарху и стране. Каждый по очереди поднимался по лестнице к дворцу и вставал на колени перед принцем, объявляя, что кланы верны и служат ему. Эта церемония служила напоминанием о современном устройстве страны, когда нефритовые воины, победившие иностранных оккупантов, в соответствии с кодексом айшо не заняли политических постов и восстановили монархию и Королевский совет.

Хило ухмыльнулся, когда Айт Мада прошагала по мраморной лестнице и пригнулась, как тигр, подставляющий спину ребенку, желающему его погладить. Принц не обладал реальной властью, но раз в году люди с патриотической гордостью и радостно воспринимали то, что даже самые могущественные Зеленые кости, действительно управляющие страной, объединяются в службе Кекону. Сейчас это было особенно важно, ведь не так далеко грохотала война.

Хило последовал за врагом и опустился на колени на площадке дворца, коснувшись головой мрамора.

– Светлейший принц, я, Коул Хилошудон, Колосс Равнинного клана, отдаю свой клан вам на службу. Живите три сотни лет под милостью богов.

Когда церемониальная часть закончилась, свита прошла вместе со светлейшим принцем по улице до парка за Залом Мудрости, где монарх торжественно открыл новый памятник, посвященный знаменитой военной дружбе Айта Югонтина и Коула Сенингтуна, Копья и Факела Кекона. Хило тоже присутствовал и разглядывал бронзовое воплощение своего деда, только гораздо более юного: он гордо стоял рядом с товарищем и смотрел вдаль – вероятно, в славное будущее Кекона.

После прошлогоднего объявления о мире между кланами кто-то из городских властей Жанлуна явно решил, что было бы неплохо установить произведение искусства в честь восстановленной гармонии между Зелеными костями. Учитывая, что кланы по-прежнему старались подорвать влияние и уничтожить соперника (и это состязание, похоже, выигрывали Горные), затея выглядела ироничной.

Принц и несколько чиновников произнесли речи, а после них микрофон взяла Айт и красноречиво заговорила о том, каким был ее приемный отец – блестящим генералом, достойной Зеленой костью, а главное – принципиальным патриотом.

– Мой отец считал, что с нефритом приходит и огромная ответственность, что Зеленые кости прежде всего должны быть верны своей стране. – Слова Айт повисли в воздухе, пока она обводила взглядом собравшихся, остановив его на Колоссе-сопернике, стоящем неподалеку, поскольку ему предстояло выступать следующим. Хило почувствовал вес вражеского взгляда, а густая аура Айт вспыхнула ярким и раздражающим пятном.

Не сводя взгляда с Хило, Айт продолжила:

– Верность высшим идеалам, забота о благополучии страны должны быть сильнее даже отношений с друзьями и близкими. Сильный лидер отбрасывает личные чувства и принимает болезненные решения ради блага общества.

Послание Айт было ясным. Все, что она сделала на пути к посту Колосса Горных, включая убийство своего брата, никчемного плейбоя, и старой гвардии своего отца, она совершила ради высшего блага, ради клана и страны. Коул Хило же, наоборот, упрямо выступая на стороне своей недостойной сестры, не годится в лидеры.

Айт снова повернулась к публике и объявила:

– Если бы мой отец был жив, он бы пришел в отчаяние, увидев, что в нашу страну снова вторгаются иностранцы, но в этот раз при помощи тех, кто должен стоять на защите государства. Как дочь Факела Кекона и как Колосс клана я глубоко обеспокоена.

Шаэ приготовила речь для Хило с невинными восхвалениями героев и трогательными историями из жизни дедушки. Хило пришел на праздник с решимостью придерживаться текста и не отвечать на уколы Айт, но по мере того как она говорила, он все больше раздражался.

– Шелест второго по величине клана в стране – рабыня иностранцев и их образа жизни. Ее действия в прошлом доказывают, что она слаба и не имеет права называться кеконкой, ей нельзя доверить ответственный и влиятельный пост. Моему коллеге пора прислушаться к опасениям общества.

Вдохновляющую речь об отце Айт Мада превратила в обличение соперников. Несколько членов Королевского совета, присутствующих на церемонии открытия памятника, смущенно ерзали. В толпе кое-кто кивал, а другие с каменными лицами смотрели на Хило, ожидая его реакции. Хило прищурился и постарался сохранить невозмутимое выражение лица, но любая Зеленая кость поблизости Чуяла кипящую внутри ярость.

– Хило-цзен, – проворчал Кен за его спиной, – негоже нам выслушивать все это дерьмо. Нужно сейчас же уйти.

Хило не ответил Штырю, он Чуял, как аура Айт Мады гудит с самодовольным любопытством. Сумеет ли она спровоцировать его, чтобы Хило взорвался на глазах у всех? Поддастся ли он, наконец, давлению и снимет Шаэ с поста Шелеста, из-за чего Равнинные будут выглядеть слабыми и виноватыми, или упрямо откажется и будет смотреть, как падает репутация клана и его собственная репутация Колосса, с таким трудом завоеванная?

Он не Почуял приближение Шаэ, пока она не оказалась прямо за его спиной. Ее аура покалывала, как статическое электричество, и когда Хило удивленно повернулся, то увидел, что сестра уверенно шагает мимо него. Ее волосы были туго стянуты на затылке, нефрит на шее сиял в солнечных лучах. Бледное лицо было неподвижным, словно маска. Рядом с ним она помедлила, но едва взглянула на Хило.

– Я думал, ты плохо себя чувствуешь, – сказал Хило. – Что ты здесь делаешь?

– Хочу покончить с этим, – ответила Шелест и двинулась мимо него с решительностью человека, прыгающего под поезд.

Хило разгадал ее намерения за секунду до того, как она заговорила, но к тому времени Шаэ уже наполовину пересекла помост.

– Хватит, – рявкнула Шаэ достаточно громко, чтобы прервать Айт на полуслове и услышали все поблизости. По толпе пронеслась рябь удивления, а нефритовая аура Айт накатилась на ауру Шаэ, как лава на скалы. Шаэ шла вперед, непреклонная и холодная, как луна. – Ты уже достаточно долго меня оскорбляла своими злобными измышлениями, называла плохой дочерью, негодным Шелестом, недостойной нефрита, предательницей и шлюхой.

Она остановилась, и в жуткой тишине можно было услышать биение сердец.

– Айт Мадаши, Колосс Горного клана, я вызываю тебя на дуэль на чистых клинках.

Вторая интерлюдия. Два престола

После эпохи Трех царств, которая завершилась с самоуничтожением королевской семьи Хунто, два королевства завоевателей, Цзянь на севере и Тьедо на юге, решили установить мир традиционным и почетным путем – обменявшись детьми. Второго сына королевского дома Тьедо послали ко двору в Цзянь. Монарх Цзяня имел трех детей, но только одного сына, и заложницей в Тьедо отправили его старшую дочь.

В Тьедо принцесса-пленница и старший сын семьи Цзянь пылко полюбили друг друга и поженились. Но когда принц унаследовал отцовский трон, жена уговорила его напасть на родное королевство Цзянь и завоевать весь Кекон. Историки спорят о том, было ли это решение вызвано политическими амбициями, слепой верой в мужа или местью семье, которая ее продала. Новый король поначалу колебался, но когда его младший брат в Цзяне погиб в результате подозрительного несчастного случая, последовал совету жены и объявил войну.

Их соперник принц Цзянь был умным, но болезненным. В то время женщины редко воспитывались Зелеными костями, но его младшей сестре позволили изучать нефритовые дисциплины.

Она вышла замуж за воина, ставшего знаменитым генералом армии королевства, а сама стала ключевой фигурой в войне против собственной сестры и зятя из Тьедо. Окончательная победа Цзяня двести лет спустя объединила остров под властью одного монарха и со столицей на северном побережье, где она остается и по сей день. И хотя соперничество между северным и южным королевством продлилось намного дольше, чем прожили его зачинщики, этот период кеконской истории известен под названием периода Воюющих сестер.

Кеконцы в целом негативно оценивают ту эпоху, длительный конфликт ослабил страну и уменьшил число нефритовых воинов, позволив иностранным захватчикам получить преимущество и завоевать остров. И все же, судя по огромному числу кеконских книг и фильмов о той эре, роман предательницы, принцессы Цзянь, и принца Тьедо считается величайшей историей любви, а война между сестрами – одной из величайших трагедий. Самая известная классическая пьеса о том периоде, «Два престола», начинается с часто цитируемой строки, берущей начало в дейтистской философии и описывающей происхождение всех земных раздоров: «Все большие войны вырастают из маленького недовольства».

Глава 31. Ни шагу назад

Дуэль назначили на следующее утро, потому что негоже проливать кровь в государственный праздник, умаляя значение запланированных на День Героев мероприятий. Соперницы встретятся в лесу Цзуро, на полпути между резиденциями Айт и Коулов. Шаэ знала, что следует лечь спать пораньше, но казалось немыслимым спать, если это, возможно, ее последняя в жизни ночь. Около полуночи, когда над городом еще громыхали бесконечные фейерверки, она вошла в комнату для молитв в главном доме и опустилась на жесткую подушку перед маленьким святилищем. Шаэ никак не могла вновь обрести ту мрачную уверенность и холодную решимость, которые ощущала раньше. Теперь ее охватил лишь тошнотворный ужас.

Шаэ была опытной Зеленой костью и носила много нефрита, она окончила Академию Коула Душурона одной из лучших на курсе. Но теперь большую часть времени проводила за столом или на совещаниях. Она тренировалась по утрам и иногда брала частные уроки, но, в отличие от Хило, никогда не занималась достаточно усердно, чтобы поддерживать боевые способности на максимальном уровне. Если бы она хоть на секунду могла представить, что окажется в таком положении, то последние полгода усиленно занималась бы с мастером Айдо.

Айт Мадаши носила больше нефрита и убила больше людей в поединках, чем любая женщина в недавней истории. Прошло много лет, после того как она стала Колоссом с помощью насилия, возможно, Айт тоже ослабела. Шаэ надеялась на это, но не слишком рассчитывала.

Шаэ наклонила голову.

– Старый Дядюшка на небесах, сделай меня сегодня самой зеленой из твоих потомков, – пробормотала она молитву монаху Цзеншу, Тому, кто вернулся, покровителю Зеленых костей. Она немного помолчала. – А если ты рассудишь иначе, хотя бы отдай мне должное за то, что я попыталась.

Искреннее удивление на лице Айт Мады в тот день доставило Шаэ несколько секунд удовольствия. Если Колосс Горных и рассматривала вероятность, что Шаэ вызовет ее на дуэль на чистых клинках, то явно отмела эту мысль. Ее целью была женщина в офисе, а не жадный до нефрита и накачанный тестостероном Кулак. Не тот, кто готов умереть.

Между Шаэ и Айт повисли секунды ошеломления, а потом аура Айт угрожающе вздулась, а от ее ровного взгляда для Шаэ как будто перестали существовать все потрясенные зрители. Айт отложила листки с речью. В неестественной тишине микрофон разносил шорох страниц. Колосс Горных вышла из-за трибуны и произнесла четким и твердым голосом, не нуждавшимся в усилении:

– Принимаю.

Оправившись от первоначального потрясения, Хило рассвирепел, что неудивительно. Даже Колосс не мог отменить вызов, если согласны оба дуэлянта, но по взрывному грохоту его ауры Шаэ решила, что Хило готов сам ее убить, прежде чем к этому подступится Айт. Когда они улизнули от поднявшейся суматохи, уже на сиденье «Княгини Прайзы» он облек гнев в слова.

– Какого хрена, Шаэ? – гаркнул он.

– Это единственный вариант, – прошептала Шаэ, почти онемев от собственного поступка.

Единственный способ заглушить скандал, стереть все сомнения, заставить умолкнуть Айт Маду и всех, кто обвинял ее в пристрастии к эспенцам, в том, что она слишком подвержена влиянию иностранцев, что она наивная девчонка, которой нельзя доверять. Не имело значения, оставит ее Хило на посту Шелеста или нет, Айт нанесла своими обвинениями такой ущерб, что Шаэ уже никогда не будут серьезно воспринимать как Шелеста, если она не ответит на критику.

– Прекрати эту глупость, пока еще можно, – приказал Хило. – Забери обратно вызов на дуэль. Ты зеленее многих мужчин, но уж точно не справишься с Айт Мадой, если только не припасла какой-нибудь фокус, о котором мне не сказала, или весь год втайне не тренировалась по ночам. – По молчанию Шаэ он догадался, что это не тот случай, и снова взорвался: – Ты что, хочешь покончить с собой, да? Тебе разве не положено быть умной?

По правде говоря, Шаэ пребывала в таком ужасе, что хотела забрать вызов обратно, как только произнесла эти слова, но знакомый взрыв Хило вернул ее к неизбежной логике, которая ею двигала. Отказ от вызова уничтожит все, что она делала, и опозорит Равнинных. Хило, прошедший через столько дуэлей, прекрасно это понимал, и его приказ тронул ее до глубины души.

– Дело сделано, Хило. Я не могу сдать назад.

– Она права, – подал голос Кен с заднего сиденья. – Это Айт нанесла оскорбление. А кроме того, никто из Равнинных не видел эту сучку в бою. У Шаэ-цзен неплохие шансы, как и у любого другого.

– Я не спрашивал твоего мнения, – огрызнулся на Штыря Хило – с таким поведением брата Шаэ прежде не сталкивалась. – Айт постоянно ищет способы нас достать. А теперь дуэль дала ей возможность снести моей сестре голову у всех на глазах. Да эта сука придет в восторг!

Шаэ пришлось признать, что в ситуации присутствует болезненная ирония. Четыре года назад она даже не знала, хочет ли вернуться в Жанлун, а сейчас готова пожертвовать отношениями с возлюбленным, беременностью и даже жизнью, чтобы защитить свой пост и репутацию Шелеста Равнинного клана. Она не принадлежала к числу смелых и отчаянных, эта роль всегда доставалась Хило.

Теперь все изменилось. А ведь все то, что Айт Мада выставляла на публике как признаки слабости – роман с иностранцем, работу на эспенцев, отказ от нефрита и образование за границей, – были актами неповиновения, попытками доказать, что она не хуже братьев. И все же она скорее готова была принести себя в жертву, чем принять то, к чему ее вынуждали. Значит, в конце концов, кое-что так и не изменилось.

Дверь в комнату для молитв отъехала в сторону, и вошел Хило. Шаэ не встала и не обернулась к брату, но, к ее удивлению, он опустился на колени рядом и по традиции трижды прикоснулся головой к полу. Шаэ никогда не видела, чтобы он входил в эту комнату.

– Я думала, ты не веришь в богов, – сказала она, когда он распрямился.

– Я и не верю, – отозвался Хило, – но эти чувства взаимны, так что, может, они не держат на меня зла.

Его нефритовая аура все еще гудела на чуть более пронзительной ноте, но он уже успокоился. Возможно, с ним поговорила Вен, она всегда умела сгладить порывы мужа. Шаэ слышала шаги невестки наверху – та баюкала Рю, а еще Шаэ Чуяла мягкую энергию спящего Нико. Она подумала о том, что может и не увидеть, как вырастут племянники, и в груди расцвела боль.

– Если это мир, я предпочитаю войну, – пробормотал Хило.

Шаэ посмотрела на него.

– Айт обложила нас со всех сторон, и она это знает. Уйду я в отставку или нет, Равнинным нанесен ущерб. Нас будут считать слабее Горных. И, разделавшись со мной, они не остановятся. – Она снова повернулась к святилищу, вздернув подбородок. – Что бы завтра ни случилось, мы выбьем из ее рук этот рычаг.

– Можно подумать, твоя смерть способна нам как-то помочь. – Хило повернулся к ней с яростным взглядом. – Ты меня не слушала, ты никогда меня не слушаешь. Делаешь по-своему. А теперь тебе придется пройти через это и победить. – Он с силой схватил ее руку выше локтя и вынудил посмотреть на него. – Кен верно сказал. У тебя есть шанс уложить Айт Маду. Мы оба знаем, что во время схватки может произойти что угодно, а прежде чем обнажатся клинки, дуэль происходит вот здесь, – он постучал себя пальцем по лбу. – Так скажи мне, что справишься, Шаэ. Ты снесешь Айт голову и положишь всему этому конец.

Всполохи ауры Хило пробирали до костей. Шаэ пыталась сглотнуть комок в сжавшемся горле.

– Я справлюсь, – сказала она тихо, но ровно. – Завтра я одержу победу.

Хило выпустил ее и встал, хотя свирепое выражение его лица не изменилось.

– Тогда хватит сидеть здесь, притворяясь, что говоришь с богами. Ложись в постель и отдохни. Или потренируйся с саблей, задай разуму нужное направление. – Он открыл дверь. – Я буду в зале для тренировок.

Утром Шаэ встала и надела удобные брюки, нейлоновую майку, традиционный кожаный жилет и туфли на мягкой подошве. Завязав волосы на затылке, она осмотрела себя в зеркале, обдумывая, сколько нефрита надеть. Во время дуэли каждая крупинка нефрита могла дать преимущество, но в случае проигрыша это означает потерять все.

Зеленым костям, имеющим много нефрита, которые могли бы с помощью этого арсенала получить преимущество в бою, рекомендовалось поступить мудрее, чтобы семейное достояние перешло к родным, а не украсило врага. Несмотря на обещание победы, сделанное накануне вечером брату, Шаэ реально оценивала свои шансы. После долгих размышлений она сняла серьги и браслеты, оставив лишь две нитки на шее и браслеты на ногах.

Она выбрала лучшую саблю-полумесяц – длиной семьдесят пять сантиметров, со слегка изогнутым пятидесятисантиметровым клинком с односторонней заточкой из лучшей стали мастера Да Танори, а рукоятку украшали мелкие нефритовые камушки. Есть Шаэ совершенно не хотелось, но она разбила яйцо в горячую кашу и заставила себя подкрепиться. Шаэ огляделась, думая о том, как Вен хорошо украсила дом – полы из твердого дерева и темная мебель с чистыми линиями, а по контрасту с ними – мягкие подушки, светлые стены и кремовые шторы.

Дом был слишком велик для одного человека. Шаэ вспомнила о Маро, обо всех оставшихся без ответа сообщениях, скопившихся на ленте автоответчика, и в горле запершило, так что она не сумела проглотить последние ложки завтрака. Внутри взбухали сожаления и вина. Шаэ отчаянно хотелось увидеть Маро, гораздо сильнее, чем она ожидала, услышать его голос, сказать, что она его любит.

Теперь она наконец-то это поняла, хотя и слишком поздно. Шаэ хотелось написать ему, но на обстоятельное письмо уже не хватило бы времени, а разговор по телефону не принесет ничего хорошего – она не сумеет объясниться, а Маро не поймет – он слишком большой идеалист и рационалист, носит всего два нефритовых гвоздика и скептически настроен к клановой культуре. Маро никогда не дрался на дуэли, он предпочел бы отойти в сторону, чем проливать кровь и рисковать жизнью, отдавая дань традиционным представлениям Зеленых костей о чести. И ей посоветовал бы поступить так же.

Шаэ вымыла и вытерла тарелку и ложку, убрала их и выключила все освещение в доме. А потом вышла. Снаружи ее уже ждали Хило и Маики в «Княгине».

В поездке все молчали. Синяки под глазами Хило намекали на то, что спал он не больше Шаэ. Он не заговорил, и братья Маик последовали его примеру. Утром после праздника машин на улицах было немного, до Дома начальника гарнизона в лесу Цзуро они доехали быстро.

Шаэ подозревала, что Айт Мада выбрала это место за символизм. Дом начальника гарнизона, особняк в колониальном стиле с красной черепицей и белыми колоннами, во время оккупации служил резиденцией шотарского губернатора. Дом не снесли, а превратили в историческую достопримечательность с музеем и парком. Шаэ и Айт встречались на лужайке рядом с самым известным в стране символом иностранного владычества.

Теплый воздух обещал жаркий день, но небо было обложено облаками, и над городом нависла сумрачная пелена летнего смога. Когда «Княгиня» остановилась на обочине перед входом в парк, Шаэ увидела огромную толпу, собравшуюся вокруг лужайки. Некоторые люди держали камеры, другие расстелили на земле покрывала.

На секунду Шаэ подумала, что они прервали какое-то публичное мероприятие и дуэль придется перенести в другое место. Но тут до нее дошло, что именно дуэль и есть публичное мероприятие. Конечно, поединки не так уж редки, но это была не простая дуэль. Новости о вызове, который бросила Шаэ, к утру привлекли бурю внимания. Дуэль на чистых клинках между Колоссом и Шелестом двух крупнейших кланов страны и само по себе зрелищное событие, к тому же никогда еще не происходило дуэлей между женщинами столь высокого ранга.

Лишь после войны, когда численность Зеленых костей существенно уменьшилась, стало обычным делом тренировать девочек как нефритовых воинов. Теперь пятую часть выпускников школ боевых искусств составляли девочки, но мужчины по-прежнему брезговали драться с женщинами, а женские дуэли, даже между Кулаками, воспринимались как шуточные.

Этот поединок – явно не шутка. Вне зависимости от исхода Шаэ и Айт Мада впишут свои имена в историю. Общественный прогресс по-кеконски. Равные возможности умереть от клинка.

Прежде чем выйти из машины, Шаэ на минуту закрыла глаза. Хотя умом она и настроилась на схватку, тело яростно противилось возможному ранению и смерти. Ладони стали липкими, а от тяжести в груди Шаэ постаралась избавиться ровными вдохами. Интересно, Чует ли ее учащенный пульс каждая Зеленая кость поблизости? Ей пришло в голову, что однокурсники из бизнес-школы Белфорта в Виндтоне пришли бы в ужас от того, что она намерена сделать. Удивительно, но эта мысль вызвала улыбку.

Тар вышел из машины и открыл заднюю дверцу для Шаэ и Хило, зрители нетерпеливо подались вперед, но держались на почтительном расстоянии от грозных лидеров Равнинного клана, когда те ступили на лужайку. Через несколько секунд после их прибытия за «Княгиней» остановился длинный серебристый «Стравакони Монарх».

Появилась Айт Мада вместе со Штырем и двумя Кулаками. Присутствие толпы зрителей ее ничуть не смутило, она буднично кивнула сторонникам Горного клана, которые приветствовали ее криками. Айт была в черной майке и свободных шелковых брюках на шнуровке. Волосы убраны сзади в тугой хвост. На макушке торчали солнцезащитные очки. Дойдя до центра лужайки, Айт сняла их и отдала Нау Суэну, а тот сунул очки в нагрудный карман рубашки, словно регулярно хранит очки Колосса во время дуэлей.

Айт выглядела так, будто заглянула на мероприятие во время субботней прогулки по магазинам, разве что на плече у нее висела сабля-полумесяц длиной восемьдесят сантиметров. Она надела весь свой нефрит – серебряные браслеты змеились на обеих руках.

Время пришло. Шаэ вытащила саблю и протянула ее Хило. Ее брат обвел взглядом Айт и ее людей. Потом медленно повернулся обратно, посмотрел на саблю Шаэ и плюнул на белый металл – на удачу. Шаэ уже открыла рот, собираясь что-нибудь сказать, хотя и не знала что, но Хило опустил руки ей на плечи. Тяжесть его ладоней и ауры навалилась теплым свинцовым жилетом. Хило наклонился ближе, щекой к щеке, и прошептал ей в ухо:

– На пути сюда четыре машины с Кулаками и Пальцами, они перегородят туннель на Нижней Ло и все дороги отсюда. Другие направляются к особняку Айт, к Фабрике и к другим владениям Горных в городе. – Его голос звучал тихо и холодно, без выражения. – Не все клинки чисты.

От ледяного тона Хило по спине Шаэ побежали мурашки – она вдруг все поняла. В отличие от нее, Хило не спал всю ночь не из-за молитв или тревог, он готовился к войне. Если Шаэ падет от сабли Айт, Хило не позволит врагам покинуть место поединка живыми. Он нарушит непреложный закон чистых клинков и отомстит убийце, снова погрузив кланы и весь город в войну.

Шаэ пришла в ужас. Она рисковала жизнью, чтобы обелить свое имя и репутацию клана, разрешив спор о личной чести по старинке, как принято у Зеленых костей, перед глазами Старого Дядюшки и по правилам, которые кеконцы считают незыблемыми. По традиции дуэли призваны ограничить вражду рамками личного поединка, не позволить ей вовлечь семью и превратиться в вендетту. Нарушение договора о чистых клинках неприемлемо, вся вина за возобновление войны будет возложена на Равнинный клан.

Хило был настоящей Зеленой костью и Колоссом клана, и столь явное нарушение морального кодекса разрушит всю его жизнь. Станет насмешкой над честью нефритового воина, которую Шаэ намеревалась отстоять с помощью дуэли.

Но прежде чем Шаэ успела облечь эти мысли в слова, Хило отпрянул с мрачным и неясным выражением лица. Он развернулся и пошел к братьям Маик, а Шаэ осталась в центре лужайки в одиночестве, не считая нетерпеливого красного сияния ауры Айт Мады, стоящей напротив с обнаженным клинком в руке в ожидании старта.

Шаэ взяла себя в руки и сосредоточилась. На мгновение она подумала, а не блефовал ли Хило, пытаясь таким извращенным способом дать ей стимул выжить в дуэли, но времени размышлять об этом уже не было. По толпе прокатился гул предвкушения, Шаэ услышала щелканье камер, Почуяла биение многочисленных сердец, громкое и как будто в унисон с ее собственным. Все застыли в напряженном ожидании.

В толпе простых обывателей выделялись нефритовые ауры Зеленых костей обоих кланов, собравшихся засвидетельствовать это событие, вроде бы касающееся личной чести двух человек, хотя все знали, что дуэль означает гораздо больше. Жанлунцы хотели, чтобы между кланами сохранился мир, чтобы те уважали территориальные границы и сотрудничали в борьбе с преступностью, контрабандой и международным давлением, но тем не менее готовы были с радостью увидеть, как в сражении Горных и Равнинных прольется кровь.

Шаэ встала перед соперницей и приложила клинок ко лбу плашмя, поприветствовав ее. Айт сделала то же самое. Расслабленные манеры Айт пропали. Они сменились грозным спокойствием, в ожидании первого удара она стояла прямо и смотрела на Шаэ не мигая, почти как змея. Обострившимся Чутьем Шаэ видела Айт как столб красной энергии, бушующей в топке печи, этот кусающий жар затмевал все остальное.

Чем дольше Шаэ смотрела на нее, тем неприступнее она казалась, Шаэ чуть не потеряла самообладание. Она собрала всю Силу и бросилась вперед, сабля взметнулась по косой, нацелившись в открытый корпус Айт Мады, от левого плеча до правого бедра.

Айт дернулась в сторону, и клинок прошел совсем рядом, а потом отразила следующий удар Шаэ и крутанулась в низком прыжке. Волосы хлестнули ее по шее, а сабля превратилась в размытое стальное пятно. Шаэ с Легкостью отскочила, с трудом избежав пореза у коленей, и обрушила на Айт удар сверху. Та приставила рукоять сабли к левой ладони, парируя удар. На мгновение металл зазвенел о металл, Сила столкнулась с Силой, нефритовые ауры завибрировали от соприкосновения, сабля Айт качнулась, сменив направление, как хвост удирающей рыбы, и прочертила смертельную траекторию к горлу Шаэ.

Шаэ дернула головой и, машинально защищаясь, выбросила руку с Броней. Острая как бритва сабля Айт скользнула по поднятой руке, прорезав кожу, но не мышцы и кость. Сосредоточив все внимание на оружии, мелькнувшем у самого лица, Шаэ не Почуяла удар с Концентрацией, который Айт нанесла левой рукой. Он вошел в Шаэ, словно острый металлический стержень, нацеленный на сердце и легкие.

Шаэ дернулась в сторону, прикрывшись Броней, но грудная клетка содрогнулась от концентрированной нефритовой энергии Айт. Шаэ ответила отчаянной контратакой – быстрым ударом с Концентрацией прямо в грудь, а за ним неприцельным Отражением, попавшим сопернице по корпусу. Айт покачнулась и отступила на несколько шагов, приоткрыв губы в гримасе.

Глаза Колосса округлились, обычно превосходная выдержка ей изменила, когда обе соперницы внезапно и одновременно поняли: Шаэ находилась в одном мгновении от победы. С первых же секунд схватки все увидели, что Айт Мада – превосходный нефритовый боец, сильный и осмотрительный, вполне заслуживает свою репутацию. Но Шаэ была проворной и талантливой, и что немаловажно – на десяток лет моложе, Зеленой костью в расцвете сил.

Между ними на миг возникло эмоциональное равновесие. А потом нефритовая аура Айт вспыхнула яростью, как взорвавшаяся звезда, а разум Шаэ затопила волна адреналина и странного восторга. Айт двинулась на нее с поднятым клинком и стиснутыми губами, и тут Шаэ с диким воплем с Легкостью взлетела над ней, полоснув саблей в смертоносном горизонтальном ударе.

Публике стало трудно следить за движениями звенящих друг о друга клинков, соперницы искали открытые места и с одинаковой яростью пытались вонзить металл в плоть. Зрители с тревогой охали и отступили на край лужайки, чтобы дать больше места для схватки. Весь мир свелся для Шаэ к отчаянной чистоте сражения.

Сознание отключилось, осталось лишь Чутье, опыт тренировок и рефлексы, способные спасти от гибели. Шаэ увидела, как лицо Айт исказилось в нетерпеливом оскале, когда она обрушила на соперницу град стремительных и непредсказуемых ударов, пытаясь запутать и зрение Шаэ, и Чутье. На руки и корпус Шаэ сыпались удары, Броня дрожала от постоянного напряжения, а легкие работали как кузнечные мехи.

Она скорее почувствовала, чем увидела смертоносный удар снизу вверх, нацеленный в горло. Но Шаэ не стала отражать его клинком, а выбросила плотную волну Отражения, чтобы сбить прицел, сабля прошла в пальце от ее левой щеки, а собственный клинок Шаэ устремился к шее Айт.

Та едва успела уклониться от смертельного броска. Шаэ усилила атаку, полоснув сверху, и на голове у Айт появился порез, рассекший ее левое ухо почти пополам.

Шаэ услышала, как публика разом охнула, а мгновением позже Почуяла боль и ярость Айт. Отрезанное ухо – лишь пустяк по сравнению с финальным ударом, который припасла Шаэ, но в кеконской культуре нет ничего более символичного, чем отсутствие уха. Айт пораженно прикоснулась к крови на лице.

На долю секунды Шаэ пришла в такое же изумление. В глубине души она не считала Айт простой смертной, женщиной из плоти и крови вроде нее самой, человеком, которому можно пустить кровь, можно убить. Но потом она резко пришла в себя. Шаэ быстро уставала и понимала, что долго не протянет, следовало воспользоваться короткими секундами, пока Айт сбита с толку, победить, пока есть шанс.

Шаэ шагнула в сторону и на мгновение открылась, вложив все силы в удар, чтобы снести Айт голову. Но та уже оправилась от поверхностного ранения и как будто предвидела атаку. Она сместилась и встретила удар в лоб, с такой силой треснув саблей по клинку Шаэ, что у нее клацнули зубы и завибрировали кости.

Столкновение тряхануло обеих, на миг пригвоздив к земле. Кипящая аура Айт обрушилась на Шаэ приливной волной, всполохи соприкоснувшихся аур полностью поглотили Чутье. Быстрее распрямившейся кобры Айт выпрастала левую руку, схватила Шаэ за ладонь с саблей и со всей Силой сжала пальцы. Потом вывернула руку, так что клинок Шаэ встал вертикально, острием вниз, и, защитив руку Броней, выбила саблю из слабеющей хватки Шаэ. Все это заняло меньше секунды. Сабля Шаэ взлетела в воздух, Айт с оскалом бросилась вперед, намереваясь вспороть Шаэ живот.

В попытке выжить Шаэ закрылась Броней. Но недостаточно быстро и недостаточно прочно, живот вспыхнул болью, словно пламя вдоль пороховой дорожки. Спереди по брюкам заструилось что-то влажное и горячее, как будто разом опустошился весь мочевой пузырь. Посмотрев вниз, Шаэ увидела, что по ногам хлещет кровь, словно над пупком возник водопад.

В голове помутилось от предчувствия неминуемой смерти. Время замедлилось, и все вокруг застыло. На периферии Чутья она ощутила восторг Айт Мады, опускающей клинок, как палач. Собрав остатки сил, Шаэ отшатнулась и упала на колени в траву, раскинув руки.

– Айт-цзен! – хрипло выкрикнула она. – Я сдаюсь!

Она закрыла глаза в ожидании смерти.

– Я сдаюсь, – повторила она и едва узнала собственный голос, он словно исходил откуда-то еще. Трудно было думать, найти слова и составить их вместе в последней попытке в тонкую ниточку, на которой еще держалась ее жизнь. – Ты лучший боец, настоящая дочь Копья Кекона. Мои жизнь и нефрит твои. Если ты меня пощадишь, я последую твоему примеру и продолжу отдавать всю себя на благо Кекона.

Прошла секунда. Еще одна. Боль в животе была невыносимой, Шаэ хотелось рухнуть на влажную траву и свернуться калачиком, зажимая рану, но она не шевелилась. Закрыв глаза, она Почуяла, что Айт колеблется, клинок застыл на полпути. Меньше чем в десяти метрах аура Хило ревела, как загнанное в ловушку чудовище, его безрассудные и жестокие намерения были очевидны. Шаэ открыла глаза и посмотрела в злобное лицо Айт, заляпанное кровью, а потом заглянула ей через плечо.

Двухполосную дорогу к Дому начальника гарнизона перегородили две большие машины. Еще две остановились на обочине рядом с серебристым «Стравакони» Айт. С десяток Кулаков Равнинного клана выходили из машин. Зеваки со страхом переводили взгляды с Айт и Шаэ на Хило, на бойцов обоих кланов со всех сторон, чьи руки уже потянулись к рукояткам оружия.

Несмотря на страшную боль и дрожь сердцебиения, Шаэ посмотрела Айт в глаза и заметила, как угроза на ее лице сменилась горьким пониманием – она тоже Почуяла прибытие бойцов Хило, в воздухе внезапно запахло опасностью. Даже сейчас, перед лицом смерти, Шаэ отчаянно разыгрывала оставшиеся карты. На глазах у всей страны она сражалась храбро и умело, как настоящая кеконка, защищающая свою репутацию и честь клана, и в финале сдалась более сильному воину. У Айт была возможность честно убить Шаэ в бою, но этот момент прошел. Дуэль на чистых клинках – уважаемая традиция, убийство сдавшегося противника – нет.

Убийство раненой и безоружной Шаэ, стоящей на коленях, покажет, насколько Колосс Горных кровожадна и безжалостна, на глазах широкой публики подтвердит слова Хило о ней – что она захватила власть, убив собственного брата во сне. Человек, способный снести голову побежденному и стоящему на коленях сопернику, может нарушить айшо и любым другим способом, даже покалечить ребенка. Образ Айт как патриотки, стоящей на защите страны, тщательно культивировавшийся уже два года, пока она восстанавливала репутацию клана, будет разрушен. И Хило получит оправдание, если он в нем нуждается, для превращения места дуэли в кровавую баню.

В ноздри ударила металлическая вонь от впитавшейся в сухую почву крови. Трясущимися пальцами Шаэ повозилась с застежкой нефритового ожерелья и сломала ее. Две нитки упали с ее шеи, скользнув по коже с легкостью струи крови из вены. Шаэ протянула ожерелье Айт, руки дрожали от малейшего усилия.

За горящим взглядом женщины напротив она Почуяла неуверенность, усиленные попытки просчитать варианты. Айт решала – уничтожить врага или сохранить моральную победу, к тому же она не знала, не нарушит ли Хило кодекс дуэли на чистых клинках, не говоря уже о мирном соглашении между Горными и Равнинными, и это снова приведет к войне кланов. Айт прищурилась. В голове у Шаэ зазвенело, когда она Почуяла растущую тревогу всех зрителей, задержавших дыхание от напряжения.

Айт опустила клинок. Потом протянула руку и сжала нефрит Шаэ в кулаке.

– Ты позорно вела себя в прошлом, Коул Шаэлинсан, – сказала она громко, чтобы все слышали. – И все же было бы досадно убить хорошую Зеленую кость в то время, когда Кекону нужен каждый из нас. – Колосс Горных вытерла обе стороны сабли о шелковые штаны. – Мой клинок чист.

Отовсюду раздались громкие возгласы одобрения и радости. Коллективное лихорадочное напряжение ожидающих Зеленых костей уступило место настороженному гулу. Айт наклонилась ближе, чтобы ее слышала только соперница. Шаэ с ужасом всматривалась в свой нефрит в руке Айт, словно та сжимает в ладони отсеченную часть ее тела – руку, сердце или внутренности. Левая сторона головы Айт без части уха выглядела жутко, но Айт не обращала на это внимания.

– Я ведь обещала тебе, глупышка, что ты увидишь свой клан в руинах, – прошептала Айт. – Было бы нечестно с моей стороны убить тебя до того, как это случится.

Она развернулась и спокойно вышла сквозь строй радостных бойцов Горного клана.

Нефритовая ломка и потеря крови накрыли Шаэ одновременно, словно тайфун оторвал ее от поверхности земли. Все очертания предметов расплылись и закачались, ослабевшее тело рухнуло. Шаэ смутно осознавала поднявшуюся суету – над ней склонились Хило и Маики, семейный врач, доктор Трю, зажимал рану и лечил ее Концентрацией, наполняя дрожащее тело теплом. Где-то вдалеке кто-то сказал:

– Отнесите ее в «Скорую».

Шаэ вдохнула запах травы под щекой, а потом позволила себя впасть в беспамятство.

Глава 32. Запоздалые разговоры

Шаэ потребовалось переливание крови, двенадцать дней она провела в жанлунской центральной больнице, прежде чем хирург и доктор Трю разрешили ей вернуться домой. По ее просьбе в больнице к ней никто не приходил, кроме ближайших членов семьи. Оглушенной обезболивающими и дрожащей от нефритовой ломки, ей меньше всего хотелось отвечать на вопросы репортеров, показаться в таком виде перед коллегами с Корабельной улицы или даже перед виноватым лицом Маро.

И в результате, вернувшись домой, она чувствовала себя совершенно отрезанной от мира и страшилась того, что придется заново учиться ходить и в прямом, и в переносном смысле. Хотя она тренировалась в Академии, дралась и убивала прежде, по стандартам Зеленых костей, а в особенности по стандартам Коулов, ее жизнь была довольно спокойной: избалованная внучка под защитой Лана, которую готовили для работы в деловой части клана, училась и жила в Эспении, а потом работала на верхнем этаже офисной башни. Она никогда прежде не оказывалась так близко к смерти, и Шаэ чувствовала себя униженной.

Она стояла обнаженной перед зеркалом в ванной. Живот изуродован длинным розовым шрамом со стежками, уже побелевшим по краям. Ей по-прежнему было больно наклоняться или поворачиваться в талии. В затылке гудела тупая боль от нефритовой ломки, каждый мускул тела налился свинцом. У Шаэ остались нефритовые серьги и браслеты, которые Хило принес в больницу, когда Шаэ окрепла настолько, что могла их надеть, но шея казалась бледной и голой без нефритового ожерелья.

Шаэ оделась и позвонила Вуну. Он тут же явился, и они обнялись на пороге в порыве обоюдного облегчения.

– Шаэ-цзен, – сказал Вун дрогнувшим голосом, – я понимаю, почему ты так поступила, но в то время решил, что вот-вот тебя потеряю. Если бы это случилось, я бы пошел к Колоссу и попросил его меня убить.

– Даже не думай о таком, Папи-цзен, – ответила потрясенная его словами Шаэ.

Они пошли на кухню. Шаэ оперлась на стол, подвигая стул, Вун взял ее под локоть и помог сесть.

– Все очень плохо, Шаэ-цзен? – спросил он, в тревоге нахмурившись.

– Ломка? – поморщилась Шаэ. – Справляюсь, и долго она не продлится.

Все болело, она чувствовала полный упадок сил, а временами перед глазами словно вставала пелена, но по крайней мере голова осталась на месте. Нефритовые способности все еще при ней. Симптомы ломки были сильнее, накладываясь на телесные раны, но совсем не такими ужасными, как если бы она потеряла весь нефрит, и Шаэ знала по прошлому опыту, что через пару недель они пройдут.

Вун понял ее слова по-другому.

– Я принесу тебе нефрит из запасов клана. Сколько тебе нужно для нового ожерелья?

Шаэ покачала головой.

– Мне не нужен другой нефрит.

Ничто не мешало ей взять нефрит из семейных запасов Коулов, чтобы заменить потерянный в дуэли, но, чуть не погибнув на глазах у публики, она решила, что это будет бесчестно, унизит ее, если ее увидят в новом ожерелье из нефрита, который не завоеван в бою. Будет выглядеть так, словно почти смертельная схватка никак не повлияла на нее, как будто потерянное в тот день с легкостью можно вернуть. Утраченная часть уха у Айт Мады обратно не вырастет. Отсутствие нефрита станет для Шаэ чем-то вроде шрама.

Ее отказ явно не до конца убедил Вуна, но он понял, насколько это личное решение, и не стал спорить. Шаэ попросила рассказать о событиях последних двенадцати дней. Тень Шелеста преданно занял ее место на Корабельной улице. Он принял все необходимые решения, которые она одобрила бы, а в случае сомнений отвечал, что Шелест разберется с этим после возвращения.

Но все же Вун сделал и то, чего Шаэ никак не предвидела. Он пошел к Хами Тамашону и спросил Главного Барышника, не собирается ли тот покинуть свой пост. У двух самых высокопоставленных сотрудников Шелеста за многие годы сложились уважительные, рабочие отношения, еще когда Вун был помощником Колосса, а Хами – старшим Барышником под началом Дору, но Хами не принял вопрос с обычной доброжелательностью, поняв, что за ним стоит обвинение в предательстве.

– Только Колосс или Шелест могут попросить меня уйти в отставку, Вун-цзен, – холодно ответил Хами. – Я испытываю искушение предложить вам дуэль на чистых клинках, но думаю, мы оба согласимся, что еще одна дуэль сейчас была бы совсем не кстати.

Главный Барышник продолжил выполнять будничные обязанности на Корабельной улице с обычным профессионализмом, но после стычки разговаривал с Вуном только в случае необходимости.

Когда Вун ввел Шаэ в курс дел, она подумала, что могла бы остаться в больнице еще на несколько дней.

– Не знаю, как тебя благодарить, Папи-цзен, – сказала она. – Мне жаль, что на тебя свалилось столько дел во время подготовки к свадьбе.

Вун собирался жениться через несколько месяцев. Шаэ не встречалась с его невестой, но видела на столе помощника фотографию симпатичной девушки.

При упоминании свадьбы нефритовая аура Вуна дернулась.

– Это не идет ни в какое сравнение с тем, через что прошла ты. К тому же всем занимаются Кия с моей матерью, я только иногда к ним присоединяюсь. Но все же когда ты в следующий раз вызовешь Айт Мадаши на дуэль на чистых клинках, выбери более подходящее время.

Когда Вун шутил, то сохранял невозмутимое выражение лица, так что Шаэ не знала, стоит ли смеяться.

На следующий день она вернулась на Корабельную улицу, чувствуя себя физически окрепшей, после того как проспала в собственной постели четырнадцать часов. При ее появлении в здании резко установилась тишина. Пока Шаэ шла от лифта к кабинету, стихали все разговоры, люди отрывались от работы. Чутье Шаэ ослабло из-за потери нефрита и ран, но она ощутила волну трепета, распространившуюся по коридору.

Мужчина слева поднял ко лбу сомкнутые ладони и поклонился в приветствии.

– Коул-цзен. С возвращением.

Женщина за соседним столом последовала его примеру, а за ней еще одна, а потом все Барышники поблизости встали и подошли к дверям кабинетов, приветствуя Шаэ, когда она проходила мимо. Шаэ видела улыбки на лицах, и утешающие, и радостные от ее возвращения одновременно. В дуэли она потеряла большую часть нефрита, но защитила себя и клан от наветов. Она боролась изо всех сил, все видели, что она готова умереть ради репутации семьи. И в самой критической ситуации она показала, что способна быть лидером Зеленых костей.

Секретарша Шаэ подскочила со стула и последовала за ней в кабинет.

– Коул-цзен, в вестибюле ожидают член Совета Кови и два Фонарщика, они приходили уже дважды. Хотите их принять или мне отослать их?

– Я их приму, – сказала Шаэ.

Остальные сотрудники как ни в чем не бывало вернулись к привычной работе.

Кови и два Фонарщика вошли в кабинет. Предлогом для встречи стало то, что они собирались ввести Шаэ в курс дел в Королевском совете, в особенности относительно государственного бюджета и позиции Кекона по поводу беженцев из Оортоко, где уже почти год шла война. Но Шаэ понимала истинную причину визита. Они рискнули пойти к Хило и просили снять ее с поста Шелеста. Теперь, когда стало ясно, что у них ничего не вышло и Шаэ останется в своем кабинете, они боялись впасть в немилость.

– Коул-цзен, – сказал член Совета Кови, низко и нервно поклонившись. – От имени всех нас скажу, как мы рады видеть вас здоровой.

Два его спутника энергично закивали. Шаэ приняла их пожелания и двадцать минут развлекала болтовней о делах Королевского совета. Наконец, Кови откашлялся.

– Коул-цзен, отношения моей семьи с Равнинными длятся несколько поколений, так что моя преданность клану непоколебима, и я надеюсь работать с вами многие годы.

В разговор вступил Фонарщик, господин Эо:

– В наши дни новости распространяются как никогда быстро, их печатают в газетах или сообщают по радио, прежде чем подтвердится их правдивость. Стыдно признаться, но я сделал определенные выводы на основе негативных слухов, хотя никогда не терял веру в клан и Шелеста.

– Я готов публично выразить сожаления Колоссу за недопонимание, – пылко произнес господин Орн, хотя написанная на лице боль предполагала, что это далось ему непросто. Отсутствующее ухо не прибавит очков человеку, баллотирующемуся на политический пост.

Шаэ молчала достаточно долго, чтобы Почуять, как в посетителях нарастает беспокойство. С непроницаемым выражением лица она переводила взгляд с одного на другого, и ни один из гостей не мог выдержать этот взгляд дольше нескольких секунд. Шаэ закинула ногу на ногу и положила руки на колено.

– В этом нет необходимости, – сказала она. – Дед учил меня, что если друг просит прощения, нужно его дать.

Посетители заметно расслабились и опустили плечи, на лицах начали появляться улыбки.

Но прежде чем кто-либо успел заговорить, Шаэ добавила:

– Он также учил меня, что если придется прощать во второй раз, это уже не друзья. – Она неспешно поднялась, показывая, что встреча окончена. – Я знаю, что могу рассчитывать на вашу дружбу и преданность.

Несколько дней Шаэ наверстывала упущенное. В пятницу утром она вызвала в кабинет Хами Тумашона.

– Хами-цзен, – без предисловий начала она, – пора поговорить о вашем будущем в офисе Шелеста и в Равнинном клане.

Лицо Хами окаменело, а нефритовая аура ощерилась.

– Мы нечасто встречались с глазу на глаз, с тех пор как я стала Шелестом. Временами вы оспаривали мои решения или давали понять, что я действую неправильно, по вашему мнению.

– Я высказываюсь, когда считаю это необходимым, – резко ответил Хами. – В точности так же я поступал, и когда Шелестом был Юн Дорупон. Он был человеком со слишком местечковыми взглядами, но правда в том, что клану было с ним удобней, ведь он человек из былых времен, товарищ Факела. Вы не можете похвастаться такой роскошью. Даже если я согласен с направлением, в котором вы ведете клан, не могу не указать, когда вы действуете необдуманно или ваши решения могут стоить вам и Равнинным уважения.

– И правильно поступаете. Хотя ваша честность порой задевала мою гордость, должна признать, что вы единственный человек среди Равнинных, кто действительно знает все стороны клана. Вы обладаете внешностью и хладнокровием Кулака, но разумом и опытом хорошего Барышника. Вы понимаете, что мы должны идти в ногу со временем, но при этом оставаться настоящими Зелеными костями. Потому я вас и вызвала. Я хочу, чтобы вы поехали в Эспению и возглавили отделение офиса Шелеста в Порт-Масси.

Хами явно не ожидал от этой встречи ничего подобного. Поначалу от изумления он не нашелся с ответом, и тогда Шаэ продолжила:

– Несмотря на текущие пристрастия публики, реальность такова, что экономически мы зависим от Эспении. Эспенцы покупают наш нефрит, построили на нашей земле военную базу, а наши деловые интересы в этой стране все расширяются. Мы не можем управлять всем из Жанлуна. Нужен представитель там. Преданный клану человек, способный принять новые методы, но ведущий дела как настоящий кеконец.

Хами явно еще пытался переварить эту мысль.

– И какую поддержку я буду получать из Жанлуна? – осторожно спросил он, желая разобраться, серьезно ли Шаэ настроена на расширение деятельности или это просто способ сплавить его за границу в своего рода изгнание.

– Всю, какую я сумею дать. Вы сможете выбрать несколько Барышников, чтобы помогли в обустройстве отделения. У нас есть связи в Порт-Масси, эти люди помогут вам нанять дополнительный персонал на месте. Вы будете отвечать непосредственно передо мной, как и всегда. Клан оплатит переезд семьи и расходы на жизнь. У вас ведь двое детей, Хами-цзен?

Хами кивнул.

– Одному четыре, а другому шесть.

– Если вы согласны, я попрошу вас занять этот пост как минимум на три года. Ваши дети пойдут в школу в Порт-Масси и будут свободно говорить по-эспенски, но, когда вы вернетесь в Жанлун, еще успеют поступить в Академию Коула Ду.

Она видела, что Хами взвешивает предложение. Должность Главного Барышника – венец его карьеры, вариантов двигаться дальше почти не осталось. Несомненно, он ожидал, что останется в этой должности на Корабельной улице еще лет десять и больше. Но он еще довольно молод, всего сорок один, и мысль о том, чтобы жить за границей и создать новое подразделение клана, да еще за неплохие деньги, явно выглядела привлекательно.

– Нас с женой посещала мысль провести некоторое время за границей, – признался он.

– Вам следует подумать и еще кое о чем, – сказала Шаэ, понимая, что это может его разубедить, но все же не могла не упомянуть. – Теперь ношение нефрита в Эспении нелегально для всех, кроме военных. Вам придется снять нефрит. Вы можете хранить его в Жанлуне, или мы найдем способ тайно переправить его в Порт-Масси, но вы не сможете носить его в Эспении. Если бы вы приехали туда на короткий срок, мы могли бы получить разрешение как для иностранца, но вы там поселитесь. Нефрит подвергнет вас и бизнес клана слишком большому риску.

Хами поморщился. Он давно уже покинул боевую часть клана, и Шаэ сомневалась, что все эти годы он поддерживает нефритовые способности на должном уровне, но сама мысль о потере нефрита вызывает у большинства Зеленых костей ужас. Пусть даже это будет временно и по его собственной воле, а не постоянно и по воле врага, Шаэ понимала, что он задается вопросом, сумеет ли жить в том месте, где не сможет носить нефрит, как бы хорошо ему ни платили, как бы привлекательно это ни выглядело с профессиональной стороны и для будущего семьи.

Хами посмотрел на нее.

– Вы ведь уже когда-то снимали нефрит. И насколько это серьезно?

Шаэ задумалась над вопросом, прежде чем честно ответить. Недавние симптомы уже отступали, но воспоминания были еще свежи.

– Нефритовая ломка не слишком приятна, но не так ужасна, как многие думают, – сказала она. – Вы пройдете через нее дома, под присмотром врача, так что она закончится через пару недель. В Эспении без нефрита вы будете чувствовать себя по-другому, не как на Кеконе. Я бы никогда не попросила о таком Зеленую кость на Кеконе, но там через какое-то время вы перестанете скучать по нефриту.

– Это как быть глухим в стране глухих. – Главный Барышник с минуту размышлял над этой мыслью. – Я не могу принять такое важное решение немедленно. Мне нужно поговорить с семьей.

Шаэ кивнула.

– Дайте мне ответ к следующей пятнице.

Шаэ вышла из офиса через час после обеда и за полчаса доехала на метро до Жанлунского королевского университета, чтобы встретиться с Маро. Она взяла книгу, чтобы почитать в пути, но не могла сосредоточиться на словах. Ей ужасно хотелось увидеться с Маро, но Шаэ страшил предстоящий разговор. Когда она в конце концов собралась с духом, чтобы ему позвонить, то в глубине души надеялась, что Маро повесит трубку, как только услышит ее голос, тем самым облегчив ей задачу. Но в этом ей не повезло – после нескольких секунд тишины на другом конце линии Маро сказал лишенным эмоций голосом:

– Можем встретиться сегодня после лекций.

– Я приеду в университет, – предложила Шаэ, словно эта маленькая уступка с ее стороны могла компенсировать несколько недель молчания.

В разгар лета в метро было душно и пованивало, но на территории университета зелень давала щедрую тень. Шаэ увидела Маро – он сидел за уличным столом в кафетерии позади факультета международных отношений. Спиной к ней. Перед ним на столе лежала открытая книга, но он не читал, не переворачивал страницы. Шаэ охватило сильное желание подойти и положить руки ему на плечи, сделать вид, будто ничего не случилось, что все по-прежнему. Но она тут же поняла, что это невозможно, неловко, неподобающе, все равно что обнять незнакомца. Та легкость, которую она чувствовала рядом с Маро, олицетворяющим, как она сейчас поняла, побег от клана и проблем, – это чувство пропало. Шаэ поняла это еще издалека.

Она обогнула столик и села напротив Маро. На Маро она произвела явно неверное впечатление – все в том же деловом костюме, уродливые новые шрамы скрыты, только шея на месте ожерелья пуста. На его лице появилась странное выражение – смесь смущения и обиды, любви, злости и облегчения. От этих чувств лицо как будто дергалось в нерешительности, пока Маро не выдавил осторожную нейтральную улыбку. С такой улыбкой в попытке вести себя цивилизованно подходят к человеку, который только что врезался в твою машину.

– Я рад, что ты поправилась, – медленно произнес он. – И рад, что пришла на встречу.

– Прости, – сказала Шаэ. Похоже, это был единственный способ начать разговор.

– Почему? – Единственное слово с напряженной интонацией, но оно могло означать столько всего, что Шаэ не знала, как ответить. Маро понизил голос: – Почему ты не отвечала на мои звонки? Ни до, ни после?

На мгновение Шаэ запуталась – он имеет в виду аборт или дуэль? Но он не знал об аборте, значит, речь о дуэли.

– Почему вынудила меня узнавать обо всем из новостей? Почему даже не поговорила?

– Прости, – сказала Шаэ. – Слишком много всего навалилось и слишком быстро. Я знала, что если поговорю с тобой, то могу потерять самообладание и не сумею поступить правильно.

– Поступить правильно? – переспросил Маро с явным скепсисом. – Добровольно пойти на публичную смерть, устроив из нее спектакль?

– Мне пришлось, Маро. Горные использовали меня, чтобы ослабить Равнинный клан. – Шаэ обещала себе, что не будет защищаться, но почувствовала в голосе оборонительные нотки. – Я должна была это остановить. Ты сам сказал мне по телефону, что я заслуживаю свой пост. Велел не сдаваться.

Маро покачал головой.

– Я не имел в виду дуэль! Тебя могли убить!

– Да, но не убили. Я все еще здесь. И по-прежнему Шелест.

– Но если бы тебя убили… А тебя чуть не убили… И ты даже не поговорила со мной накануне. Это… – Его лицо исказилось от потрясения и гнева. – Люди, которые дороги друг другу, так себя не ведут. Как ты могла даже не сказать мне об этом?

– А что бы ты ответил? Поддержал бы мое решение? Или попросил бы не рисковать жизнью? Избежать дуэли и просто на нее не явиться?

Она тут же пожалела о своих словах. Глаза Маро округлились, а потом он поморщился.

– Да, – сказал он, – именно это я бы и посоветовал. Я бы сказал, что ты выше этого, тебе не нужно насилие, чтобы показать себя. Что бы ни говорили люди, я бы напомнил о твоих же словах – смелость в том, чтобы быть собой.

– Это и есть я, – тихо сказала Шаэ.

Маро протянул руку, но так и не дотронулся до нее.

– Со мной ты не такая. – Шаэ отвела взгляд, и Маро печально кивнул. – Но я на самом деле тебя не знаю, да? Все время, пока мы были вместе, я видел то, что хотел видеть, что ты хотела мне показать. Но у тебя есть и другая сторона, зеленая, и этого человека я совсем не знаю.

Шаэ почувствовала, как вспыхнули щеки, будто Маро ее ударил.

– Я никогда не хотела тебе врать или о чем-то умалчивать. Я пыталась тебя предупредить, что кое с чем в клане и во мне ты не согласишься.

– Соглашусь я или нет, ты не должна была держать меня в неведении! – Маро повысил голос, но потом сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойнее. – Ты права, может, я никогда не смирился бы кое с чем в твоей жизни и жизни твоей семьи. Я думал об этом, конечно же, думал. Гадал, придется ли мне присоединиться к клану, чтобы жениться на тебе, как мы будем воспитывать детей, когда ты на посту Шелеста, сможет ли когда-нибудь моя шотарская родня встретиться с твоей… Я знал, что нам о многом нужно поговорить, но всегда предполагал, что всему свое время. Думал, что мы доверяем друг другу и пройдем через все трудности вместе. – Он посмотрел на Шаэ с болью в глазах. – Мне нужны только такие отношения с тобой – абсолютно честные. Знаю, ты не можешь рассказать мне обо всем, чем занимаешься как Шелест. Я способен это пережить, но если что-то затрагивает твою безопасность, нашу жизнь… Неужели я не заслуживаю хотя бы этого? Ты можешь пообещать, что не будешь скрывать от меня важного?

У Шаэ пересохло в горле. Она уж точно не могла рассказать Маро об аборте, только не сейчас, когда он и без того задет. А о каких еще будущих поступках она не сможет рассказать?

– В последние несколько лет я занималась тем, на что не считала себя способной, – хрипло призналась она. – Не уверена, что могу дать такое обещание.

Бесконечную минуту Маро не отвечал. Шаэ показалось, что он отодвигается от нее, съеживается в конце туннеля. Маро отдернул руку и отвернулся, уставился на зеленую лужайку, его скулы под бородой напряглись.

– Тогда не знаю, кем мы в таком случае будем друг другу.

– Хотя бы друзьями, – выдавила Шаэ. – Это я по-прежнему могу тебе предложить.

Маро закрыл лежащую на столе книгу, заложив страницу пальцем, и встал. Его губы сложились в слабую улыбку, но совершенно не радостную.

– Конечно. Кто же на Кеконе поступит настолько недальновидно, отказавшись от дружбы Равнинного клана?

Глава 33. Небезопасное место

На второй год жизни в Порт-Масси Анден устроился на неполный день в хозяйственный магазин – заполнял полки, стоял за кассой, помогал клиентам с выбором. Он по-прежнему занимался на курсах, но хотел подзаработать. Так он мог внести небольшую долю в ежемесячные расходы Хианов, скопить немного денег на будущее и кое-что потратить уже сейчас. Всю жизнь он финансово зависел от Коулов, теперь же надежда на карьеру в клане была совсем призрачной, и Анден считал, что нужно проторить собственный путь в жизни.

А кроме того, ему хотелось заняться чем-то помимо учебы. Работа в «Инструментах Старра» улучшит его эспенский, так что можно считать ее частью обучения. Теперь Анден умел ориентироваться в общественном транспорте, читать вывески и разговаривать с незнакомцами. Приятно чувствовать себя независимым. Анден никогда не мог понять, почему несколько лет назад Шаэ уехала за границу и покинула клан, сейчас он начал прозревать.

Всю зиму и промозглую весну он продолжал встречаться с Кори Дауком и приятелями по рельболу в зале для поединков. Когда Анден впервые рассказал Хианам о том, куда ходит по пятницам, он с удивлением обнаружил, что они этого не одобряют. Он-то думал, они обрадуются, что он проводит больше времени с друзьями по кварталу. Вместо этого господин Хиан заявил тоном, в котором явно звучало неодобрение:

– Анден-се, это место плохо влияет на молодежь. Слишком много насилия. Из-за этого у людей складывается о нас плохое впечатление.

– Я уважаю Дауков, – вставила госпожа Хиан, бросив на Андена по-матерински озабоченный взгляд, – но зал для поединков… Я бы туда не пошла. Петушиные бои, азартные игры и дуэли – все это противозаконно. А если в здание ворвется полиция и тебя схватят за незаконную деятельность? Тогда твою студенческую визу аннулируют.

Андену пришло в голову, что если это случится, его немедленно депортируют на Кекон, и Хило придется его принять. Анден не стал озвучивать эту извращенно оптимистичную мысль перед Хианами. Он пообещал, что никогда не будет играть или участвовать в дуэлях.

– Но там всегда полно Зеленых костей, – сказала госпожа Хиан, продолжая упорствовать. – Это небезопасно.

В Жанлуне все знали, что самые безопасные места – это те, в которые часто захаживают Зеленые кости. Не считая необычных обстоятельств типа клановой войны, трудно было найти место более спокойное, чем ресторан «Двойная удача» или мужской клуб «Божественная сирень». И потому Анден счел беспокойство госпожи Хиан бессмысленным, пока не вспомнил, что Даук Лосун упоминал о готовящемся в Национальной Ассамблее законе, согласно которому и сам нефрит станет в Эспении нелегальным.

Анден часто упускал это из виду. Он мог смириться с тем, что многое в Эспении отличается от принятых на Кеконе традиций, но запрет нефрита было слишком трудно вообразить, это все равно что запретить машины или деньги. Конечно, не всем нужно разрешать ими пользоваться, они слишком опасны в неумелых руках, но пытаться полностью от них избавиться – совершенно смехотворно. Как будет функционировать общество?

Анден напомнил себе, что реагирует как узколобый кеконец. Весь остальной мир тысячелетиями обходился без нефрита, а его доступность в нынешние времена нанесла много вреда. Недавний запрет обычным гражданам носить и продавать нефрит ничего не изменит, никто из его знакомых Зеленых костей не носил нефрит открыто. Новый закон лишь выставит кеконцев в негативном свете.

Но господин Хиан имел в виду другие угрозы.

– Бригады давно не трогали наш квартал, но Боссы видят, что здесь устраивают азартные игры и дают деньги в долг, а они это не контролируют. А еще нефрит. – Господин Хиан нахмурился. – Даук-цзен сказал, что уже очень скоро они нарушат договоренность. Не хватало еще очутиться в самом центре заварушки между Зелеными костями и Бригадой Босса Кромнера.

Этот аргумент Анден посчитал более доходчивым. Простым людям всегда лучше держаться подальше от конфликтов, которые их не касаются. Он сидел на кухне Хианов и молча размышлял. Ему не хотелось волновать Хианов, но перестать ходить в зал для поединков и встречаться с Кори он тоже не мог.

Видя его состояние, Хианы смягчились.

– Ты наш гость, и мы несем ответственность за твою безопасность, как за собственного сына, но не нам указывать тебе, что делать, ты уже взрослый человек и способен сам принимать решения, – вздохнула госпожа Хиан. – Ты вырос с Зелеными костями и, вполне естественно, хочешь к ним вернуться. Кто мы такие, чтобы тебе запрещать? Просто будь осторожен.

Анден с благодарностью пообещал, что будет осторожен и им нет нужды волноваться.

Хотя, по правде говоря, ему вовсе не хотелось вернуться к Зеленым костям, как предположила госпожа Хиан. Хотя ему нравились угощения, и напитки, и демонстрация нефритовых способностей, и живая атмосфера в зале для поединков (время от время прерываемая подлинными и серьезными конфликтами), Анден с первого раза понял, что зал совсем не похож на Кекон.

В лучшем случае это нечто совершенно иное, а в худшем – карикатурная копия таверны для кеконских работяг. И это как ничто другое вызывало у Андена еще бо́льшую тоску по родине. Он ходил в зал для поединков лишь потому, что потом Кори предлагал отвезти Андена к Хианам, но вместо этого они ехали в квартиру Кори.

Квартира с одной спальней в десяти минутах от дома родителей не была в собственности Кори. Дауки вложили в нее деньги и планировали отремонтировать и выставить на продажу, как только осенью Кори уедет учиться в юридическую школу. Там постоянно сквозило, котел шумел, а водонагреватель нуждался в замене, но все это – лишь мелкие неудобства. Андену со смущением пришлось признаться самому себе, что он последовал бы за Кори куда угодно, стоило тому позвать.

После той первой поездки в машине Анден всю неделю думал о Кори, о его бледной коже в освещении уличных фонарей, о дразнящей искорке в глазах и улыбке, о точеных руках и изящной линии губ. В следующую пятницу погода так и не улучшилась, Кори позвонил Хианам и спросил, не хочет ли Анден снова пойти с ним в зал для поединков, и Анден согласился. А потом согласился поехать к Кори домой. И согласился на все, что предлагал Кори, в тот вечер и во все последующие.

В любви Кори был таким же, как и во всем остальном – вдохновенным, щедрым, готовым доставить удовольствие и получить его. И Анден был благодарен ему за это, потому что себя считал полной противоположностью, он разрывался между мощным нарождающимся желанием и осознанием собственной неопытности и неловкости. Кори ни к чему не относился слишком серьезно. Он включал в спальне музыку и танцевал в одном нижнем белье, давал Андену слегка насмешливые советы о том, как вести себя в постели, признавался в том, что с мужчинами предпочитает занимать подчиненное положение, но не настаивал, предлагая быть открытыми, и пытался понять, что нравится Андену.

Когда они были вместе, Анден чувствовал нефрит Кори почти так же явственно, как если бы носил его сам, все чувства обострялись до предела. Аура Кори была ясной и солнечной, ему под стать, словно взбитые сливки и весенний свет, сладкой и влекущей, настолько возбуждающей и осязаемой, как пот на коже или запах волос. Иногда Анден гадал, что действует на него больше – сам Кори или его аура, но все вместе просто опьяняло.

Они виделись каждую неделю, а иногда и чаще, если могли ускользнуть от дел. Анден никогда в жизни не пропускал занятий и не опаздывал на работу, а тут вдруг стал пренебрегать своими обязанностями. Когда мозг не был занят ничем другим, Анден думал о Кори, мысленно переносился к эротическим воспоминаниям и предвкушал новую встречу, которую всегда приходилось ждать слишком долго, даже если она была завтра или через час.

Может, это любовь?

Весной они снова начали играть в рельбол. Они потеряли несколько игроков, но появились новые, Анден же стал теперь частью постоянного состава, все хотели взять его в свою команду, здоровались, проходя мимо в квартале, интересовались им и задавали вопросы о курсах, или о работе, или о жизни в Жанлуне.

Пришло лето, и Кори готовился к давно ожидаемой поездке по главным городам побережья залива Виттинг, с рюкзаком по впечатляющим пустынным ландшафтам северо-востока Эспении и обратно в центр страны, в Адамонт, где он будет учиться в юридической школе при Вотерсгардском университете.

– Поехали со мной, – предложил он Андену.

– Я не могу.

Андену хотелось поехать. Мысль о том, чтобы провести полтора месяца наедине с Кори, ужасно притягивала. Но на лето Анден уже записался на продолжение курса «Эффективный эспенский для иностранцев», не мог уйти с работы, да и денег у него не было, а злоупотреблять щедростью Хианов или своих кузенов и просить в долг он не хотел. К тому же Дауки могли бы заподозрить причину, по которой он вдруг решил пренебречь обязательствами и уехать в путешествие с их сыном.

– А что подумают твои родители, если узнают о нас? – спросил Анден.

Кори скривился.

– Какая разница, что думают мои родители?

На Кеконе гомосексуальность считалась естественной, просто неприятным состоянием, поражающим невезучие семьи, не то что каменноглазые или дети с родовыми травмами. Кори объяснил, что в Эспении это считают признаком слабоволия, как наркоманию или неспособность расплатиться с долгами, состоянием, к которому предрасположены некоторые люди, если не будут осторожными, но они могут от него излечиться.

«Неудачу можно отвести» – таково было отношение эспенцев кеконского происхождения, по мнению Кори.

– Слушай, чувак, – объяснил он Андену, – я знаю своего отца. Он традиционалист с острова, прямо как ты. Главная его забота – чтобы сын носил нефрит. Все остальное он спустит мне с рук, лишь бы я носил нефрит, как положено кеконцу. Подозреваю, мама через какое-то время начнет бухтеть про то, что мне пора жениться и завести детей, но мне всего двадцать четыре! Об этом будет еще время подумать.

Летние дни были длинными, жаркими и пахли испарениями из доков и мочой. В небе кружили чайки, испражняясь на газоны. Общественный транспорт заполонили туристы. На улицах стало больше машин и продавцов, мелких преступлений и дорожных работ. Порт-Масси был огромным интернациональным городом, даже рангом выше преуспевающего мегаполиса вроде Жанлуна. Несмотря на то что Анден прожил там почти полтора года, он еще не полностью свыкся с городом. Временами из-за огромных размеров Порт-Масси Андену казалось, что его жизнь словно съежилась, ему хотелось спрятаться в рутине, среди людей, которых он знал и кому доверял.

В пятницу вечером, накануне отъезда Кори, они, как обычно, играли в рельбол на школьном стадионе. Анден постоянно осознавал присутствие друга, чувствовал себя маленькой планетой, захваченной гравитацией звезды и беспомощно кружащейся в ее сиянии. Он смотрел, как Кори прыгает и передает мяч, смеется и шутит, откидывает волосы с глаз и танцует, дурачась, когда проводит мяч между столбами ворот. Анден завозился со следующим пассом, и мяч влетел в сетку. Анден беззвучно выругался.

Когда они пошли в зал для поединков, привратник Сано хлопнул Кори по спине и сказал:

– Теперь мы долго тебя не увидим, да? Доброго пути, и не забывай о жителях Южного капкана, когда станешь адвокатом и большой шишкой.

Внизу друзья Кори составили вместе несколько столов. Мать Дерека испекла пирог с пряными вишнями, и все записывали в тетрадь пожелания для Кори. Анден понятия не имел, что написать, и когда настала его очередь, черканул на аккуратном эспенском: «Спасибо за дружбу. С тобой я почувствовал себя в Порт-Масси как дома. Удачи в юридической школе!» А потом ему показалось, что все не так. Он обернулся на Кори и увидел, что тот обнял Дерека за плечи и громогласно смеется над какой-то шуткой Сэмми. Ревность вонзилась в Андена, как нож в живот. В Вотерсгарде Кори обрастет новым опытом и новыми друзьями, уверенными в себе молодыми эспенцами. Анден отвернулся и взял кусок пирога.

Этим вечером в зале для поединков не было дуэлей, только обычные развлечения. Даук Лосун и Даук Сана отсутствовали, возможно, чтобы Кори мог провести последний вечер в Порт-Масси без родительского присмотра, но Рон Торо сидел в одиночестве за столиком у двери, тихо прихлебывал выпивку и кивал проходящим мимо людям, которые молча приветствовали его прикосновением ко лбу.

– Слыхали про Тима Цзоро? – сказал человек неподалеку двум приятелям. – Умер от внезапного сердечного приступа. Всего-то пятьдесят четыре года. Хотя он пил и вечно был не в ладах с законом, так что я не удивлен.

– А как его бедняжка жена?

– Переехала обратно к родителям.

Разговор продолжился уже полушепотом. Анден снова взглянул на Рона. Время от времени кто-нибудь садился на пустой стул рядом с ним, наклонялся и что-то тихо говорил. Выражение лица Рона почти не менялось, он кивал или задавал вопрос, но сохранял невозмутимый вид отдыхающего зверя, остающегося настороже даже в собственной берлоге. Подходящие к нему люди не задерживались и не болтали о всякой чепухе, а уступали место следующим. Что-то в подчеркнутой серьезности этих мимолетных встреч навеяло Андену мысли о доме, как на территории Равнинных он всегда чувствовал себя в безопасности и воспринимал это как должное.

Сзади подошел Кори и сгреб его в медвежьи объятья.

– Эй, чувак, сегодня здесь классно, правда? – сказал Кори и выпустил его. – Все путем? Ты попробовал пирог? Хочешь еще выпить?

Анден обернулся и заставил себя улыбнуться.

– Нет, спасибо. Отличная вечеринка. – Его голос дрогнул. – Рад за тебя. Просто мне… жаль, что Адамонт так далеко.

– Я же говорил, всего три часа на автобусе, чувак, – воскликнул Кори. – Я с легкостью буду навещать родной город. – Андена это не особо утешило, но Кори добавил: – Давай, повеселись с остальными. – Он потащил Андена обратно в кружок игроков в рельбол и радостно провозгласил: – Эй, а вы знаете, что Анден стал дядей?

Смутившись от внимания, но все равно полный гордости, Анден вытащил фотографии, которые прислала Шаэ. На одной Нико сидел на полу кухни дома Коулов, в зеленой футболке и синих шортах, в правой руке он держал игрушечный пластмассовый нож, а в левой надкусанный крекер. Крекер он протягивал фотографу, вероятно, Вен. Его явно застали врасплох – Нико смотрел немного ошеломленно, на подбородке остались крошки, один глаз был слегка прищурен, и это придавало мальчику такое сходство с Ланом, что Андену было больно смотреть на фотографию.

Новость о существовании Нико его потрясла. Каждый раз при мысли о мальчике, с которым он никогда не встречался, на него накатывал прилив нежности. Нико тоже был сиротой, его воспитывали в доме Коулов после трагедии (мать и отчим погибли в ужасном пожаре, как объяснила Шаэ). Несомненно, он чувствует себя таким же одиноким и потерянным, как когда-то Анден. Если бы он только мог подбодрить Нико, сказать, чтобы не волновался, ведь, в отличие от Андена, он Коул и по фамилии, и по крови.

На второй фотографии был малыш Рю в двухмесячном возрасте, хотя сейчас ему уже почти восемь месяцев. В последнем письме Анден попросил прислать свежие фотографии, но их еще нужно сделать, а ему не хотелось беспокоить Шелеста по пустякам. Рю напоминал ангелочка с копной темных волос, он держал пухлый кулачок под подбородком, а другой вытянул, как будто дерется. Это вызывало у Андена улыбку. Друзья в зале для поединков одобрительно поохали над фотографиями и вернули их.

– Такие милые! – воскликнула Тами, вечно флиртующая девушка, которая училась в колледже Порт-Масси на зубного техника.

– Тод, а своими новостями ты собираешься поделиться? – спросил Дерек.

Тод оглядел кружок собравшихся и расправил плечи.

– Вчера я записался в армию.

После этого объявления последовала короткая пауза.

– Молодец, Тод, – сказал Кори.

– Обалдеть! – сказал Сэмми.

– А что об этом думают твои родители? – спросила Эми, подружка Тами.

– Мама волнуется, что меня отправят в Оортоко, но поддерживает. А папа против, говорит, это предательство – драться на стороне шотарцев после того, что они сделали с Кеконом и нашей семьей.

Большинство кеконцев в Эспении были выходцами из семей, сбежавших от шотарской оккупации еще во времена их отцов и дедов. У многих были дальние родственники из Людей Горы, которых пытали или казнили.

– А мне так не кажется, – с легкой злостью заявил Тод. – Оккупация была тридцать лет назад, да и вообще, я буду сражаться не за шотарцев, а за Эспению, чтобы югутанцы не воображали, будто могут править миром. Рекрутер сказал, что им нужны кеспи вроде нас.

– Я тоже об этом подумываю, – признался Сэмми.

– Теперь это единственный законный способ носить нефрит, – напомнил Тод. – А если в записях из бюро иммиграции записано, что хоть один из родителей приехал с Кекона, тебя направят в спецподразделение. Если получится, для тебя сделают исключение по медицинским показателям – низкую дозу СН-1 или вообще без него, и никакого ограничения в три года. И не станут наказывать за то, что до службы носил нефрит.

– Но свой нефрит все равно носить не получится, – уточнил Кори. – Я слышал, там каждый начинает с нуля. Даже если ты уже занимался традиционными дисциплинами, в армии все сделают по-своему.

Тод сунул руки в карманы и сказал:

– Думаю, оно того стоит. Мне нравится, что люди считают нас патриотами, понимаешь? Они поймут, что нефрит можно использовать во благо, поставить его на службу Эспении.

Анден мог бы возразить, что это не одно и то же, но сдержался и промолчал. С тех пор как он поселился в Порт-Масси, это был самый странный разговор, поставивший Андена в тупик. Зеленая кость на службе у правительства, запретившего ему носить нефрит? Добровольно покинуть родной дом, чтобы воевать в далекой стране за людей, которым ничего не должен, убивать гражданских и нарушать айшо? Совершенно не по-кеконски.

После обсуждений за обеденным столом у Хианов и из кеконоязычной газеты, которую они выписывали, Анден знал, что на кеконском острове Эуман сейчас больше сотни тысяч эспенских солдат. Кекон оказывает экономическую и транспортную поддержку в войне, но эспенское правительство давит на Королевский совет, требуя большего. Понятно, что кеконцев это злит. Шаэ обвинили во всех грехах из-за ее былых связей с Эспенией и вынудили защищать репутацию в дуэли на чистых клинках с Айт Мадой, чуть не окончившейся смертью. Анден с трудом мог такое вообразить, от одной мысли ему становилось нехорошо. Иностранцы и их война доставляли кузенам Андена из Равнинного клана одни неприятности.

Анден с горечью понял, что перестал уважать Тода.

Но Кори явно думал по-другому.

– Какой же ты молодец, Тод. Надеюсь, что…

Он не закончил фразу, потому что его внимание привлекла какая-то суета. Рон Торо вскочил на ноги и застыл с расфокусированным взглядом. Анден знал – это выражение на лице Зеленой кости означает, что Рон напрягает Чутье. Послышались приглушенные хлопки, как будто на улице запустили с десяток фейерверков. Стрельба.

Рон стремглав бросился вверх по лестнице. По тесному залу для поединков прокатилась волна смятения, тревоги, а потом страха. Несколько человек стали подниматься к выходу, но Кори поступил в точности так же, как в случае с женой Тима Цзоро, выбежавшей на оживленную дорогу.

– Не поднимайтесь! – выкрикнул он повелительным тоном, которого Анден никогда прежде не слышал. – Всем оставаться здесь. – Кори посмотрел на Тода и Сэмми. – Зеленые кости идут первыми. Не выходите, пока один из нас не скажет, что это безопасно.

Трое мужчин и одна женщина – Анден уже видел их в зале для поединков, но не запомнил имена – поднялись и побежали вслед за Кори, Тодом и Сэмми к лестнице. Остальные отошли в сторону, освобождая им проход, но несколько человек все-таки попытались выбежать перед ними. Раздались возмущенные голоса. У подножия лестницы Тод развернулся и выпустил широкую и плоскую волну Отражения, прокатившуюся по залу, сбивая шляпы и переворачивая бокалы.

– Мы сказали – оставайтесь здесь!

Зеленые кости бросились вверх по лестнице.

Анден на секунду словно прирос к месту. А потом побежал за ними. Он не понимал, почему так поступил, он ведь не Зеленая кость и не вооружен, не считая небольшого ножа. Но он об этом не думал. В его голове свербила единственная мысль – что Кори скрылся, оставив его внизу.

– Эй, кеконец, а ты куда? Сказали же оставаться внизу! – прокричал ему вслед Дерек, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы его остановить.

Наверху Анден увидел госпожу Цзоэк и других продавцов съестного – те в страхе скрючились под столами. Рона Торо нигде не было видно. Анден догнал Кори, и тот обернулся с округлившимися от удивления и тревоги глазами.

– Что ты делаешь? – шикнул Кори. – Спускайся вниз к остальным!

Из-за металлических дверей донесся приглушенный и полный боли стон.

– Сано, – сказал Тод.

Он бросился к выходу и распахнул дверь. Здоровяк-привратник привалился к кирпичной стене, из пулевых отверстий в его теле с бульканьем хлестала кровь. Тод опустился рядом с ним.

– Ох ты ж…

Еще один мужчина подбежал к Тоду, чтобы помочь втащить Сано внутрь. За ними по бетонному полу тянулась красная река.

– Если бы здесь была мама, она бы ему помогла… – Голос Кори дрожал. – Кто-нибудь еще владеет медицинской Концентрацией?

Все покачали головами, на их лицах была написала паника. Анден в бессилии сжал кулаки. В Академии он обучался азам Концентрации для первой помощи, но сейчас от него все равно никакого прока. Тод попытался, но Анден видел, что уже поздно, Сано потерял слишком много крови, его глаза потухли. Госпожа Цзоэк выползла из-под стола, заглушая рыдания сгибом локтя.

– Нет, оставайтесь там! – велел ей Кори.

– Давайте проверим фасад, – предложил Сэмми хриплым шепотом. – Где Рон, чтоб его?

Они побежали к двойным внутренним дверям без вывески, ведущим к передней части здания, культурному центру. Анден последовал за ними, хотя Кори снова крикнул через плечо, чтобы он остался. В культурном центре было темно, столы, стулья и полки проступали смутными силуэтами. Окна фасада были разбиты стрельбой, осколки стекла блестели на ковре, а уличные фонари подсвечивали пулевые отверстия в двери и стенах. Перед зданием, спиной к нему, стоял человек в обрамлении зубчатого края разбитого окна. Воздух из вентиляционной решетки неподалеку раздувал полы пальто Рона, во всем остальном же он был неподвижен, как фонарный столб.

– Рон-цзен, – сказал Кори, когда они осторожно подошли к нему сзади, осматривая повреждения.

Рон предупреждающе поднял руку в черной перчатке.

– Они возвращаются на новый заход.

За углом взревели машины. Секундой спустя застрекотала автоматная очередь.

Кори прыгнул на Андена и утянул его на пол, а Рон, Тод, Сэмми и другие Зеленые кости выбросили пересекающиеся волны Отражения, так что пули отскочили к мебели, стенам и потолку, разбив лампы и усыпав ковер осколками. Анден врезался в пол плечом. Кто-то крикнул, не то от ярости, не то от боли.

– Не поднимайся! – приказал Кори, а потом спрыгнул с него, чтобы помочь остальным.

Через разбитые окна влетели несколько предметов и покатились по ковру. Еще лежащий Анден прищурился от красной вспышки пламени. Это была подожженная тряпка в горлышке наполненной жидкостью бутылки. Анден понял, что за несколько секунд пламя доберется до бензина и примитивная бомба взорвется и подожжет все здание.

Анден рывком пополз вперед и схватил бутылку, порезав колено об осколок стекла. Он вскочил на ноги и побежал к разбитому окну. Поднял бомбу и швырнул ее обратно на улицу. Горящая тряпка обожгла ладонь, и Анден вскрикнул от боли. Бросок оказался слишком слабым, лишь до тротуара.

Рука в перчатке молниеносно перехватила бутылку прямо в воздухе, как будто это пасс в рельболе. С Силой и Легкостью Рон Торо прыгнул в сторону черных машин, уже удаляющихся по улице, сверкая габаритными огнями. Рон бросил горящую бутылку, она, как реактивный снаряд, врезалась в последнюю машину и проломила капот. На ветровое стекло брызнула стена огня. Машина вильнула, правое переднее колесо уткнулось в бордюр тротуара. С металлическим лязгом радиатор врезался в пожарный гидрант. Передняя дверь машины распахнулась, и из нее вышли, пошатываясь, двое мужчин.

Рон шагнул к ним, на ходу вытаскивая из внутреннего кармана пиджака револьвер, и всадил в грудь водителю две пули. Другой бандит взмахнул автоматом Фуллертона, из которого изрешетил здание. Рон оттолкнул его выпущенным левой рукой Отражением, бандита отбросило к открытой дверце черного автомобиля, и Рон выстрелил ему в голову. Мужчина осел на асфальт, и Рон вогнал еще одну пулю в лицо. Потом Рон посмотрел в ту сторону, куда скрылись две другие машины.

Анден развернулся, пытаясь разглядеть что-либо сквозь красные вспышки и грязь на очках. Кори схватил другую бомбу и выдернул тряпку. Руками с Броней он притушил пламя ладонями, морщась от боли и напряжения.

Еще один из Зеленых костей обезвредил другую бутылку, но остальные безуспешно боролись с огнем. Одна бомба разлетелась на части, врезавшись в бетонную стену снаружи, и выгорела, но другая разбилась о стол внутри, и пламя выплеснулось на ковер. Еще одна закатилась в комнату с дейтистским святилищем и взорвалась там; пламя бушевало перед копией фрески, уже занялись подушки для молитв.

Анден схватил первое, что попалось под руку – синий шерстяной ковер из детского сада, – и набросил его на огонь в святилище, притаптывая ботинками. Вбежала женщина с кухонным огнетушителем и, повозившись с ним пару секунд, выпустила струю пены на оставшееся пламя. Она побежала обратно, помочь Тоду и Сэмми, заливающим пожар водой. Через несколько минут в культурном центре снова стало темно. Анден двинулся обратно в главный зал. Лица Зеленых костей были покрыты потом, у некоторых шла кровь из порезов, на руках ожоги, волосы и одежда в подпалинах.

– Ох, – выдохнул Тод, склонившись и оперевшись ладонями о колени, – это были люди Кромнера из Бригады. Вот подонки.

Рон Торо шагнул внутрь через разбитое окно. Вдалеке завывали сирены.

– Все, кто носит нефрит, уходите до появления полиции, – сказал Рон. – Разделитесь и залягте на дно до поры. Не разговаривайте с копами, вы ничего не знаете о том, что здесь случилось. Когда все утихнет, я позвоню и оставлю сообщение.

– Нужно вывести всех, кто еще остался внизу, в зале для поединков, – сказал Кори.

– Я этим займусь, – отозвался Рон и повернулся к Андену. – Ты останешься и поможешь.

Анден тупо кивнул, хотя понятия не имел, почему Рон решил, что он может быть полезен.

– Не втягивайте в это Андена, – возразил Кори, – его вообще здесь не должно быть.

– Но он здесь, – ответил Рон. – Потом я отвезу его к Хианам.

Сирены завывали уже близко, но Кори колебался.

– Если тебя сейчас сцапают, – рявкнул Рон, – ты не поедешь ни в какой Вотерсгард.

Кори, похоже, все же хотел возразить, но закрыл рот.

– Кори, ты должен уйти, – поторопил его Анден.

Сын Колосса в смятении посмотрел на Андена, а потом на остальных.

– Ладно, вы слышали, что сказал Рон-цзен.

Шестеро Зеленых костей поспешно разбежались в разных направлениях и скрылись на разных улицах. Рон повернулся к Андену.

– Мне нужно время, чтобы вывести всех из здания, прежде чем полиция задержит их и допросит. С копами, которые здесь появятся, будет не так легко справиться, как с теми, кого мы постоянно видим, они воспользуются случаем, чтобы унизить и запугать людей, пытаясь выведать, кто из соседей – Зеленые кости, может, даже выйти на семью Дауков. – Рон изучил лицо Андена. – Кто-то должен взять полицию на себя и задержать ее. Справишься?

– Я это сделаю, Рон-цзен, – сказал Анден.

Рон кивнул и хлопнул его по плечу. Анден на мгновение ощутил его нефритовую ауру, а потом Рон зашагал обратно через обломки.

Анден вышел из здания и пробежал один квартал на звук приближающейся сирены. Увидев красно-синее мерцание полицейских огней, он сошел с тротуара и энергично замахал руками. Машина остановилась прямо перед ним. Анден заслонил глаза ладонью от яркого света фар, открылась дверь машины, и вышел полицейский среднего возраста. У него были густые усы и косоглазие – не один из тех, кого Анден уже видел в зале для поединков.

– Что здесь за проблемы? – спросил полицейский. – Это ты сообщил о стрельбе?

Анден понятия не имел, кто вызвал полицию, но тут же кивнул. Он понимал, почему Рон поручил ему это задание. Анден не носил оказавшийся вне закона нефрит и выглядел как эспенец. Он мог сойти за обычного прохожего, не имеющего отношения к залу для поединков и Даукам.

В приливе вдохновения Анден заговорил с легким степенским акцентом:

– Я видел, как мимо промчались машины, вон по той улице.

Он никогда не был в Степенланде и не знал ни слова из этого языка, но несколько его однокурсников были степенцами. Легко узнаваемый акцент было легко сымитировать, а поскольку эспенский Андена значительно улучшился, но все же не был идеальным, это замаскировало его кеконское происхождение.

– Они ехали очень быстро, а люди внутри махали оружием и стреляли из окон.

– Типичное хулиганье из Южного капкана, – проворчал полицейский. – Ты видел, в каком направлении они уехали?

Анден кивнул и указал на запад, в противоположную от культурного центра сторону.

– Вон туда. Минут пять назад.

Полицейский благодарно кивнул, сел обратно в машину и поехал в указанном направлении. Анден сомневался, что уловка надолго собьет полицейских со следа. Очень скоро они обнаружат трупы, сгоревшую машину, разбросанные на улице гильзы и разбитые окна культурного центра. Но Анден выполнил просьбу Рона – оттянул время.

Анден дождался, пока патрульная машина скроется из виду; другие не появились. Оглядевшись и убедившись, что он один и его никто не видит, он быстро, хотя и не слишком, пошел к культурному центру, обогнул здание и оказался перед входом в зал для поединков. Рон Торо закрывал металлическую дверь. Он был один, все машины с парковки исчезли. Похоже, ему удалось отправить всех по домам.

– Я послал полицию к Пятьдесят четвертой улице, – сказал Анден, подбежав к Рону. Он посмотрел на лужу крови у двери в зал для поединков. – А как насчет Сано?

– Госпожа Цзоэк отвезла его в больницу. Но было уже слишком поздно.

– Да узнают его боги, – прошептал Анден.

– Мой отец тоже всегда так говорил. Но не думаю, что в Эспении есть боги. Во всяком случае, точно не наши.

Рон двинулся прочь от здания, пересек парковку и вошел в переулок. Анден следовал за ним. Снова завыла сирена – видимо, полицейский вернулся и обнаружил трупы и машину.

Рон Торо остановился и повернулся к кирпичной стенке рядом с ними. Он пошарил по ее поверхности руками в перчатках и сомкнул пальцы на слегка выпирающем кирпиче. Рон вытащил его, и в стене обнаружилась небольшая полость. Штырь аккуратно снял черные кожаные перчатки, сложил их почти с благоговением, и сунул в дыру. Потом он вернул кирпич на место, лишь легкая выпуклость отличала его от соседних.

Рон поморщился и на несколько секунд прислонился к стене, словно у него вдруг закружилась голова. Анден опознал причину его мучений – нефритовая ломка. Нефрит Рона Торо был вшит в подкладку кожаных перчаток. При необходимости он мог спрятать их в тайнике, а потом забрать. Если позже его остановит и допросит полиция, то может раздеть донага, но не обнаружит ни кусочка зелени.

Рон выпрямился. Анден предложил ему помощь. Он видел, на что способен Рон, и знал, как нелегко быть Зеленой костью таким вот образом, в одно мгновение надевая и снимая нефрит. Рон был уже не молод, возможно, за пятьдесят, как он это выдерживает? Но Штырь уже пришел в себя, он взглянул на Андена и смущенно пошевелил губами, как будто его застали в самый откровенный момент, когда он расстегнул ширинку и мочился на стену.

Они пошли дальше по переулку.

Глава 34. Дружба клана

Два месяца, последовавшие за нападением на зал для поединков, стали для Андена худшими за все время в Эспении, даже хуже ностальгии после приезда. Кори уехал, только позвонил с вокзала, чтобы попрощаться. Он объяснил, что хотел бы увидеться, но это слишком рискованно, в квартале до сих пор рыщут бандиты из Бригады Кромнера, да и полиция начала наугад останавливать кеконцев на улицах и обыскивать в поисках нефрита. Дауки порадовались, что сын покинул город.

– Прости, что я не послушался и не остался внизу, – угрюмо сказал Анден по телефону. – Я просто хотел помочь.

Кори несколько секунд молчал, а потом вздохнул.

– Знаешь, я волнуюсь за тебя, кеконец. Уж больно ты ответственный, обязательно встрянешь в какие-нибудь неприятности. – Из громкоговорителя на вокзале послышалось объявление, и Кори сказал: – Мне пора, чувак. Вернусь на День урожая. Не делай глупостей в мое отсутствие, ладно?

После того как Кори повесил трубку, Анден погрузился в уныние. Разговор к тому же его встревожил. Когда тем вечером они с Роном покинули зал для поединков, в трех кварталах от места происшествия Рон остановил такси и попросил отвезти их к дому Хианов. Открыв дверь, те были потрясены, но вздохнули с облегчением. Анден подставил обожженную ладонь под воду, открыв кран на кухне, а Рон рассказал о случившемся.

– А ты каким образом в это влез? – укорила Андена госпожа Хиан, вытаскивая из ящика стола бинты и тюбик с бактерицидной мазью. – Ты же просто иностранный студент, почему ты не остался в подвале с остальными, в безопасности? Пусть бы Зеленые кости сами разбирались. Что бы мы сказали твоей семье, если бы тебя покалечили или убили?

Она чуть не расплакалась.

Анден виновато молчал, но Рон возразил:

– Не ругайте его, он не мог с собой совладать. У него нефритовая душа, как и говорил Даук-цзен. И он здорово помог.

Рон рассказал о том, как Анден отвлек полицию, и Рон успел благополучно вывести всех из зала для поединков. Хианы неохотно согласились, что Анден и впрямь поступил правильно. Рон выпил горячего чая и собрался уходить, сославшись на то, что утром ему на работу. Андену порой трудно было осознать, что Рон Торо не Кулак клана, ему приходится зарабатывать на жизнь как обычному человеку – вместе с парой друзей он владел небольшой компанией по перевозкам.

Как только Рон ушел, Хианы снова начали напирать:

– Анден-се, сегодняшние события вызовут большие проблемы. Не приближайся к залу для поединков или к дому Дауков, просто ходи на занятия, на работу и сразу обратно домой. Если полиция опознает в тебе человека, который направил ее по ложному следу, тебя захотят допросить.

Анден послушался их совета, но в следующие несколько дней постоянно вспоминал написанную на лице Кори тревогу, когда тот утянул Андена на пол под автоматной очередью, как Кори рассердился на Рона и просил не вовлекать Андена: «Его вообще здесь не должно быть».

До сих пор Анден считал Кори ведущим в их отношениях, а себя ведомым. Эспения – страна Кори, это его город и его район, он на три года старше Андена, более общительный, более опытный и уверенный в сексе. Это не беспокоило Андена, а лишь делало Кори более привлекательным в его глазах. Но сейчас Анден впервые понял, что он еще и слабее. Госпожа Хиан права, Кори – Зеленая кость, а Анден – нет. Когда он ринулся помогать наперекор опасности, сыну Колосса пришлось его защищать. Если их отношения сохранятся, всегда ли будет так?

Андена это сильно беспокоило. Он родился в семье Зеленых костей, усыновлен и воспитан Зелеными костями, тренировался в школе Зеленых костей. Всю жизнь его учили, что нужно защищать не только собственные честь и репутацию, но и честь семьи и клана, оберегать слабых, людей без нефрита, находящихся под защитой клана.

Даже в изгнании, даже без нефрита он не мог смириться с тем, что теперь его самого нужно защищать. Все, что для него было важно в жизни, все, к чему он стремился, – это быть Зеленой костью. Но он не знал, как быть Коулом, да и как быть кеконцем без нефрита. Анден представил, что однажды Кори пойдет по стопам отца и станет Колоссом Южного капкана, Анден же останется его тайным и уязвимым возлюбленным, который никогда по-настоящему не впишется в эспенскую жизнь, и впервые почти за год Андена затопил стыд.

Уныния добавляло и то, что он лишился привычных развлечений. После событий на две недели отменили игру в рельбол, а после Анден так и не нашел в себе сил пойти на игру, раз там не было Кори. Зал для поединков, естественно, закрылся, однажды днем Анден проходил мимо и увидел полицейскую ленту, крест-накрест пересекающую сломанную дверь.

Полиция Порт-Масси опросила жителей Южного капкана, но мало что выяснила. Никто не признался, что был там во время стрельбы. Никто ничего не рассказал о причинах нападения на культурный центр. В тот же вечер повсюду в Южном капкане были разгромлены многие заведения и магазины, а стены исписаны грязными высказываниями, но никто не указал полиции на очевидное: это преступления на национальной почве, бандиты Кромнера нападают на кеконцев из-за азартных игр и нефрита.

Через Дерека, Тами и других, с кем он сталкивался по пути на курсы и на работу, до Андена доходили слухи. Даук послал Рона Торо и еще несколько человек отомстить Бригаде Кромнера.

Ограбили две букмекерские конторы, а двух членов Бригады, которых подозревали в том, что они стреляли из тех машин, нашли мертвыми, со сломанными шеями. В ответ нападения на магазины кеконцев и жителей квартала участились. Сгорела парикмахерская, в которой господин Хиан стригся уже восемь лет; пожилого кеконца, Зеленую кость, подстерегли на улице и избили, украв его нефрит; на автобусной остановке напали на владельца магазина, которого по ошибке сочли Зеленой костью. Никого не арестовали.

Пришел старший сын Хианов, занудный, хотя и благожелательный человек чуть за сорок, с которым Анден сталкивался несколько раз и разговаривал о всяких пустяках, и стал уговаривать родителей переехать из района в пригород. Анден сидел наверху, в своей комнате, и пытался не слушать, но это было невозможно.

– Южный капкан превращается в этническое гетто, – сказал сын Хианов. – Разве не лучше жить там, где просторней и ниже уровень преступности?

Но Хианы упорствовали в нежелании переезжать. Им нравился квартал, здесь у них были друзья. Где еще можно пройтись до кеконского бакалейного магазина? Может, посетовала госпожа Хиан, если бы сыновья наконец-то подарили им внуков, у них возникла бы причина для переезда, а иначе какой смысл?

Позвонил Даук Лосун и спросил, не мог бы он с женой как-нибудь зайти. Он объяснил, что они пригласили бы Хианов к себе, но полиция знает, что Сана имеет отношение к залу для поединков, и подозревает, что Дауки рассказали им не всю правду о стрельбе и поджоге, а потому пристально следит за их частью района. Дауки не хотят навлекать на Хианов неприятности, но они принесли бы с собой что-нибудь вкусное. Не мог бы и Анден присутствовать?

Хианы с тревогой согласились, хотя госпожа Хиан все равно наготовила кучу блюд, и когда прибыли Дауки с пластмассовыми контейнерами с едой из кафе, стол просто ломился. На кухню принесли дополнительные стулья. Анден почтительно склонился перед Дауками, но находился на грани срыва. Почему Колосс захотел с ним увидеться? Это как-то связано с Кори? Даук-старший о них узнал? Он обвинит во всем Андена и запретит им видеться?

– Как Кори? – спросила Дауков госпожа Хиан. – Он уже устроился в Адамонте? Занятия в юридической школе в Вотерсгарде уже начались?

– Начались на этой неделе, – ответила Даук Сана, передавая бумажные тарелки и пластмассовые вилки. – Похоже, ему там нравится, но это же Кори, он всегда был таким свободолюбивым. Да и усиленно трудиться ему пока не пришлось, так что поживем – увидим. Но я рада, что он там в безопасности и занят делом.

Анден и забыл, что уже начались занятия в юридической школе. Кори пока еще не звонил ему из Вотерсгарда. Наверное, занят. Переезд, выбор курса, новые люди… И все же… Из-за обиды пища казалась Андену пресной.

Во время еды Даук Лосун спросил:

– Как вы поживаете? Никаких неприятностей в последнее время?

С сочувствием кивая, он внимательно слушал жалобы госпожи Хиан на то, что в районе стало небезопасно и сын настаивает на их переезде.

– Отморозки Кромнера нападают на невинных людей и магазины, а полиция и пальцем не пошевелит.

– Это потому что Бригады платят за то, чтобы полиция смотрела в другую сторону, – сказала Даук Сана. – У нас тоже есть кое-какие карманные полицейские, это так, но у них гораздо больше. В конце концов, Кромнер и его люди – эспенцы, а мы иностранцы, и полиция принимает их сторону. А что касается остальных людей, то в новостях постоянно твердят, будто Кекон мешает Эспении воевать в Оортоко, придерживая нефрит. Хотя это и неправда. Иногда нас даже путают с шотарцами.

– Но что же делать, Даук-цзен, – воскликнула госпожа Хиан, – если закон не позволяет людям носить нефрит, чтобы они могли защитить своих, а полиции нельзя доверять? Это так несправедливо!

– Боюсь, – мрачно сказал Даук Лосун, – именно из-за этой проблемы я уже много месяцев плохо сплю по ночам.

– Это правда, – кивнула его жена. – Он принимает таблетки от бессонницы.

Анден слушал этот разговор с нарастающей злостью и негодованием. В Жанлуне участники клановой войны никогда не атаковали мирных людей, даже абукейцев или иностранцев. Если бы кто-нибудь пошел на такое, что помешало бы всем остальным нарушить айшо и погрузить общество в кровавую баню? А полиция! Она брала дань с зала для поединков, Анден видел это собственными глазами, но не охраняла его. Даук Лосун сравнил местных полицейских с кланом, но они были вовсе не кланом, а такими же хищниками, как Бригады. А тем временем именно кеконцев преследуют и обращаются с ними как с преступниками, только потому, что они носят нефрит, пытаясь защититься и сами о себе позаботиться.

Крупная фигура Даука Лосуна словно уменьшилась на кухонном стуле.

– Я уже сорок пять лет в этой стране, – произнес он, как будто смирился с ситуацией. – Вообще-то, я почти эспенец. Может, поэтому я предпочитаю решать проблемы по-тихому, деньгами и влиянием. Но все эти годы я знал, что, если понадобится, мы сможем поддержать слова и силой, ведь только у нас есть нефрит и только мы умеем с ним обращаться. Но все стало гораздо хуже. Когда нефрит оказался вне закона, Бригады больше не видят причин нас уважать. Они знают, что теперь мы не сумеем им отомстить, не поставив себя в уязвимое положение перед законом. Опытные Зеленые кости с Кекона, которые на самом деле внушают страх, вроде Рона Торо, уже постарели, их осталось мало, а родившаяся здесь молодежь не имеет должной подготовки и не воспринимает ее необходимость всерьез. Взять, к примеру, моего сына, как бы я его ни любил. Или кого-нибудь вроде Шуна Тодо, обладающего талантом в нефритовых дисциплинах, но эспенца до мозга костей, он решил уехать из дома и вступить в армию. – Даук Лосун покачал головой. – Боюсь, мы не сумеем справиться с тиранами вроде Блейза Кромнера. Рон – самый зеленый человек в городе, но он всего лишь человек. А я лежу по ночам без сна, боясь, что рано или поздно до него доберутся и убьют моего близкого друга. Похоже, у нас нет иного выбора, кроме как согласиться на условия Боссов – платить им за «защиту», прикрыть зал для поединков, пустить их наркодилеров и сутенеров в наш район.

Все прекратили жевать. Госпожа Хиан в ужасе накрыла рот рукой, а ее муж утешающе поглаживал ее по спине. Анден вяло ковырялся в тарелке, но заметил, что теперь Дауки смотрят на него. Анден медленно поднял голову и встретился взглядом с Колоссом. Даук Лосун продолжал говорить с Хианами, но смотрел на Андена.

– Я долго и мучительно обдумывал положение, в котором мы оказались, и хочу попросить кое о чем нашего юного друга Андена. А раз он живет здесь, то должен попросить и у вас. Ты с Кекона, – обратился он к Андену, – а твоя семья руководит одним из самых известных и могущественных кеконских кланов. У меня еще остались друзья на острове, а слухи легко пересекают даже Амарический океан, а потому я давно знаю, что ты способен на большее. Ты и твои кузены вели войну против более сильного врага, который мог бы уничтожить клан, но победили.

Когда Анден впервые встретился с Дауком Лосуном, то решил, что тот слишком простодушный и дружелюбный для Колосса. Теперь его взгляд был стальным и немигающим. Анден понял, о чем его просят, он предчувствовал это, еще когда ужинал за столом у Дауков и принял их помощь.

– Коулы имеют куда больше ресурсов, чем мы, – сказал Даук. – Нефрит, деньги, люди, даже влияние на правительство. Может, у них и нет причин беспокоиться о происходящем в Эспении, но если есть хоть один шанс, что они могут предложить нам свою дружбу, это нам бы сильно пригодилось. Больше нам рассчитывать не на что.

– Даук-цзен, – тихо произнес Анден, – если бы я мог повлиять на своих кузенов из Равнинного клана, то не жил бы сейчас в Эспении.

Даук Сана подняла палец и скептически фыркнула.

– Я достаточно видела и слышала о тебе и не верю, что твои кузены, если в них есть хоть капля здравого смысла, могли тебя вышвырнуть. Откуда тебе знать, может, тебя послали в Эспению по каким-то другим причинам? В конце концов, это твоя семья.

Госпожа Хиан поднялась из-за стола и достала с кухонной полки зеленый керамический чайник, который привез им в подарок Анден от имени клана и вручил в свой первый день в Эспении – символ дружбы клана, обещание ответной услуги. Она поставила чайник перед Анденом и сказала:

– Ради здешних кеконцев, Анден-се. Если ты хоть немного к нам привязан, как привязаны к тебе мы, умоляю, попытайся.

Глава 35. Иностранные союзники

Через год после того как республика Эспения вступила в войну в Оортоко, секретарь по международным делам впервые приехал на Кекон в рамках своего тура по восьми странам. Его встречал почетный караул у Зала Мудрости, а также молчаливая толпа с антивоенными лозунгами и язвительные статьи в кеконской прессе.

В последний из трех дней визита секретарь устроил на военно-морской базе острова Эуман закрытую встречу с канцлером Соном Томаро, несколькими членами Королевского совета и руководителями Равнинного клана. Эспенское правительство уже понимало, что за политической властью на Кеконе вполне открыто стоят главные кланы Зеленых костей.

При любой возможности Хило старался переложить работу с политиками на плечи Шаэ, но от встречи с эспенским дипломатом такого уровня не мог отказаться под благовидным предлогом, не нанеся оскорбления Эспении, и Шелест совершенно определенно посоветовала ему так не поступать по многим причинам. Хило, Шаэ и Кен прилетели из Жанлуна на аэродром Эумана на частном вертолете. Их встретил начальник базы, Шаэ узнала его и представила как полковника Лиланда Дейлера. С ним был еще один офицер по фамилии Янси, он сопровождал их по территории базы.

Когда они проходили по большому тренировочному полю, внимание Хило привлек неожиданный гул коллективной нефритовой ауры. Перед гладкой десятиметровой стеной выстроилось два ряда солдат в тяжелом обмундировании. По сигналу от инструктора первая шеренга бросилась вперед, солдаты развернулись спинами к стене и присели.

Вторая шеренга солдат побежала к товарищам, и те подбросили их в воздух с нефритовой Силой. Солдаты в тяжелом снаряжении с Легкостью подпрыгнули и оказались на стене, точнее, большинство из них, некоторые упали обратно на землю. Те, кому удалось забраться на стену, развернулись и с помощью Силы подтянули наверх остальных.

Янси заметил интерес Хило и объяснил:

– Кадеты из «Морских ангелов», элитного спецподразделения эспенской армии. Только тридцать процентов рекрутов успешно пройдут ИБНВП.

Янси пришлось почти кричать, чтобы его услышали в порывах ветра.

В ответ на вопросительный взгляд Хило Шаэ перевела и слова офицера, и незнакомую аббревиатуру. Хило слышал об Интегрированной биоэнергетической нефритовой военной подготовке. Этим длинным и малозначащим термином эспенцы называли собственную версию нефритовых дисциплин, созданную на основе кеконских методов, только адаптированную и модифицированную, но прежде он никогда не видел ее собственными глазами.

– Вы сами отдали это эспенцам, – пробурчал под нос Кен. – Они-то уж умеют превращать лом в металл.

Хорошо овладевшие Легкостью Зеленые кости перебрались бы через стену без чьей-либо помощи. Судя по аурам, эспенские солдаты носили больше нефрита, чем успешный выпускник Академии Коула Ду, но в ИБНВП их учили действовать совместно, чтобы увеличить коллективную эффективность. На Кеконе культивировалось превосходство нефритового воина, уважение к победителям в дуэлях, превозносили героизм и патриотизм мятежных Зеленых костей в прошлом, но эспенцы использовали нефрит без сантиментов, как стандартную военную экипировку.

Хило скривился в гримасе отвращения. Он не сомневался, что Зеленых костей провели именно этим путем не случайно – они должны были лицезреть эту демонстрацию на тренировочном поле. О чем бы ни собирались говорить эспенцы после, они подчеркнули значение разговора, устроив встречу на своей военной базе и предварительно напомнив, что тоже умеют пользоваться нефритом.

В главном здании их провели в большую, но по-спартански обставленную комнату для переговоров – с офисными стульями вокруг серого стола и флагом республики Эспения на стене. Секретарь Коррис (Хило узнал его по фото в газетах) был уже там и разговаривал с человеком, чье имя Шаэ быстро прошептала Хило на ухо – посол Грегор Мендофф. Секретарь и посол прервали разговор и повернулись, чтобы пожать вновь прибывшим руки.

Квайр Коррис был типичным голубоглазым эспенцем с широкой грудной клеткой и напоминал Мендоффа, только без усов. Как и многие эспенцы, говорил он энергично, почти без пауз, так что стоящий рядом переводчик едва успевал закончить фразы, но в манерах присутствовала и некоторая сдержанность, а в открытом взгляде читалась доза расчетливости. Не то чтобы эспенцы жадные, подумалось Хило, но им всегда не хватает человеческого тепла, они слишком тщательно обдумывают, как достичь своей цели.

Канцлер Сон и группа членов Королевского совета тоже уже прибыли.

– Коул-цзен, – поприветствовал его Сон.

Если секретарь Коррис и другие эспенцы и удивились молодости Колосса по сравнению с остальными присутствующими или тем, с каким почтением к нему обращается официальный глава правительства, то постарались этого не показать.

Помимо руководства Равнинного клана еще один человек в комнате носил нефрит – генерал Рону Ясугон, старший военный советник Королевского совета, возможно, единственный человек в кеконском правительстве, который был исключением из твердого культурного и официального запрета носить нефрит для политиков. Это нарушение считалось приемлемым, поскольку, как и занятия медициной, преподавание боевых искусств и монашество, служба в армии была одним из немногих способов для Зеленых костей достойно отказаться от присяги клану и избрать другую стезю.

Однако в отличие от других профессий, в армию нельзя было поступить сразу после выпуска из Академии, хотя бы один год следовало пробыть Пальцем. Кланы следили за тем, чтобы большинство талантливых Зеленых костей сначала приходили к ним, а через некоторое время наименее перспективных Пальцев аккуратно или не очень подталкивали к тому, чтобы послужить стране, надев форму. Генерал Рону был исключением, он покинул Горный клан уже Кулаком и начал военную карьеру восемнадцать лет назад, он носил больше нефрита, чем большинство офицеров, – часы с шестью нефритами на стальном ремешке. Генерал поприветствовал Хило, и Колосс тоже прикоснулся ко лбу.

– Генерал.

Когда все расселись, секретарь Коррис завел разговор о том, каким приятным и плодотворным выдался визит, и поблагодарил правительство и народ Кекона за то, какими щедрыми хозяевами они оказались.

Он долго разглагольствовал о важности кеконо-эспенских отношений, о стремлении премьер-министра усилить политический, экономический и военный союз между двумя странами.

– Несмотря на всю разницу в нашей истории и культуре, у нас есть одно общее качество, и это самое главное, – сказал Коррис и сделал паузу для переводчика. – Это пылкое чувство национальной гордости и стремление к независимости, а еще – столь же пылкая верность друзьям и союзникам.

Это два качества, а не одно, хотелось указать Хило, но посол Мендофф кивнул и улыбнулся, соглашаясь, а кеконцы вежливо слушали гиперболы иностранца. Коррис откашлялся и сказал уже серьезней:

– Как вы знаете, господа… и дамы, – добавил он, бросив быстрый взгляд на Шаэ, – Республика Эспения прилагает большие усилия для защиты суверенитета Шотара против экспансии Югутана. К сожалению, сейчас стало ясно, что мы еще не скоро выиграем войну в Оортоко.

Это было довольно важное замечание. Всегда уверенные в своей военной мощи эспенцы предполагали, что выиграют войну в Оортоко в течение года. Но восточная шотарская провинция оказалась твердым орешком. Сухой ландшафт и жара, горы с множеством мест, где мятежники могут спрятать лагеря и слиться с мирным населением. Эспения обладала мощнейшим в мире флотом, а также могла похвастаться многочисленными наземными войсками и бомбами, но эта армия не привыкла сражаться против хорошо окопавшихся партизан.

– Учитывая характер боев, – заговорил полковник Дейлер, – успех в Оортоко зависит от мелких спецподразделений. Физические и экстрасенсорные преимущества биоэнергетического кеконского нефрита позволят нашим элитным силам действовать точнее и эффективнее, минимизировать жертвы среди мирного населения.

Хило нетерпеливо прищурился. Эту встречу затеяли для того, чтобы иностранцы в очередной раз попытались убедить Кекон продавать больше нефрита? Шаэ уже ясно дала понять Мендоффу и Дейлеру, что Кеконский Нефритовый Альянс не увеличит квоту.

Секретарь Коррис поднял руки.

– Понимаю, вопрос об экспорте нефрита уже неоднократно обсуждался, и хотя наше правительство разочаровано тем, что мы не сошлись во взглядах на эту проблему, мы понимаем, какое давление на вас оказывает общественное мнение по поводу сохранения природных ресурсов. Но мы еще не обсуждали возможность для Кекона оказать военную помощь в Оортоко.

Кеконцы смущенно заерзали. Канцлер Сон подался вперед и положил на стол широкие локти.

– Секретарь, – медленно произнес он, чтобы переводчик успевал за ним, – мы польщены вашим визитом и ценим отношения между нашими странами, но вам следует понять – мы маленькое островное государство. Мы никогда не вторгались в другие страны. Генерал Рону объяснит вам, что наши войска вообще не предназначены для подобных операций.

Рону сидел слегка позади и слева от канцлера. Когда последний подал ему знак, генерал выпрямился и сказал:

– У нас всего шестьдесят тысяч солдат для защиты территориальных вод Кекона, воздушного пространства и границы.

И в самом деле скромная цифра даже для страны всего с двенадцатью миллионами жителей. Армию уважали, но едва ли считали жизненно важной организацией.

– Думаю, вы все же недооцениваете свои возможности, канцлер, – заметил посол Мендофф, как только слова Сона и Рону перевели на эспенский. – Ваша армия насчитывает несколько тысяч человек с биоэнергетическим нефритом. Но ваша подлинная боевая сила – обычные гражданские. Если принять это во внимание, не будет преувеличением сказать, что у вас крупнейшая в мире армия нефритовых солдат.

Кеконцы чувствовали все бо́льшую неловкость. Канцлер Сон оттянул воротник рубашки и покосился на Хило, единственного человека за столом, обладающего не меньшей властью, чем Сон. Чуть позади и по обе стороны от себя Хило чувствовал ауру Шелеста, потрескивающую с тревогой и раздражением, и гул недовольства Штыря. Хитрые эспенцы понимали, что подлинная боевая сила Кекона – это кланы Зеленых костей, но говорили с оскорбительным высокомерием.

Хило ненавидел всю эту дипломатическую тягомотину. Он подумывал предоставить слово Шаэ, она привыкла иметь дело с иностранцами и наверняка даст тактичный ответ. Но вместо этого он подался вперед. Кеконские политики отпрянули. Не сводя взгляда с Корриса, Хило сказал:

– Эти нефритовые солдаты, как вы их назвали, живут по кодексу, который вам не понятен. – Хотя на его лице по-прежнему оставалось дружелюбно-нейтральное выражение, в голосе прозвучали нотки, вынудившие переводчика на секунду запнуться, прежде чем заговорить. – Зеленые кости защищают Кекон и дерутся за клан, которому присягнули в верности, а не за иностранное правительство.

– Вы глава клана, господин Коул-цзен, – тут же откликнулся секретарь Коррис. – А значит, именно вы решаете, в чем заключаются интересы вашего клана. Насколько я понимаю, они совпадают с нашими. Ваши люди сотрудничают с нами в борьбе с нелегальной торговлей нефритом и наркотиками, ищут возможности для инвестиций и хотят уменьшить барьеры для международного бизнеса между нашими странами. В отличие от лидера другого значительного клана, чья публичная риторика враждебная и шовинистическая, ваша семья явно желает сохранить хорошие отношения, что мы весьма ценим. Вот почему мы стремимся к открытому диалогу с вами.

От внимания собравшихся кеконцев не ускользнуло, что на встрече не присутствует Айт Мада или ее представители.

– Премьер Гальц, я и глава Промышленного департамента, – продолжил Коррис, – готовы провести реформы в торговле, о которых вы просили. Мы уже сняли ограничение на владение недвижимостью для иностранцев и собираемся уменьшить тарифы на кеконский импорт в определенных отраслях, а также упростить выдачу виз для кеконских эмигрантов, работающих в Эспении или получающих образование. Конечно, преимущества получат определенные кеконские компании и организации, пользующиеся нашим доверием.

Секретарь наклонил голову, давая понять, что эти слова относятся к присутствующим в комнате.

Хило несколько удивился, что эспенцы больше осведомлены о делах кланов, чем ему казалось. Они предлагали Равнинным преимущество над Горными и знали достаточно, чтобы понимать, насколько это важно для Коулов. Хило подозревал, что если проконсультируется с Шаэ, она тут же назовет ему стоимость предложения в дьенах. Только это все равно бессмысленно.

Эспенцы считали, что купить можно все, если предложить хорошую цену.

Хило положил ладони на стол.

– Мой Шелест изо всех сил старается расширить наш бизнес, и естественно, нам бы хотелось, чтобы все это осуществилось. – Шаэ как-то сказала ему, что эспенцы воспринимают отказ просто как стартовую точку для переговоров, и потому Хило сделал паузу, чтобы всем стало ясно – он считает именно так, как говорит. – Но как Колосс клана, я никогда не пошлю Зеленых костей сражаться за иностранцев, что бы вы ни предложили.

Корриса, казалось, резкий отказ Хило совершенно не задел.

– Кекон – это стержень нашего стратегического присутствия в Восточной Амарике. Если мы не можем рассчитывать на ваш военный вклад в наши усилия, то тем важнее ваша четкая политическая поддержка.

Канцлер Сон кашлянул.

– На Кеконе сейчас больше иностранных войск, чем когда-либо после провозглашения независимости с окончанием Мировой войны. Это существенная поддержка.

– Это для обоюдного блага, – сказал полковник Дейлер. – Присутствие эспенских сил на Эумане предотвращает любую агрессию в регионе и обеспечивает безопасность вашей страны.

– Несколько месяцев назад, – тихо, почти безмятежно произнес Хило, – я говорил с парой, чью шестнадцатилетнюю дочь изнасиловали эспенские солдаты. Спросите семью Эюнов, считают ли они, что иностранные военные, играющие в азартные игры, пьющие и посещающие шлюх во время увольнительных, обеспечивают безопасность.

Посол Мендофф недовольно поморщился.

– Несмотря на подобные трагические и единичные инциденты, – сказал он, – мы полагаем, что Кекон рассчитывает на наши силы в поддержании безопасности в регионе, а говоря конкретнее, в сдерживании югутанской угрозы.

– Цель Югутана – любыми способами расширить территорию и сферу влияния, – добавил полковник Дейлер. – Правительство в Драмске и религиозные лидеры, Протеки, огласили государственный манифест, согласно которому Югутанская коалиция должна протянуться по всему континенту Ориусу, от Амарического до Уллирического океана. Если, не приведи господь, Оортоко отойдет Югутану, Драмск осмелеет и продолжит агрессию. Близость Кекона к Ориусу, его уникальные ресурсы и стратегическое положение в Западно-Тунском море превратят его в очевидную цель.

Кеконские политики мрачно переглянулись, но не ответили на предположения Дейлера. Нападение Югутана было возможно, но Хило не сомневался, что эспенцы преувеличивают опасность. Правда заключалась в том, что победа Югутана в Оортоко наверняка повлечет за собой другое последствие – Эспения запаникует и стянет в регион еще больше военных сил, чтобы получить контроль над Кеконом, прежде чем это сделает враг, и все под видом «защиты» союзников.

– Мы в курсе растущего у населения, а также у части правительства желания усилить вовлеченность Кекона в войну, в особенности это касается приема беженцев, – сказал секретарь Коррис.

Канцлер Сон осторожно кивнул. Жертвы среди мирного населения в Оортоко привлекли внимание общественности, людей волновало положение в регионе этнических кеконцев, которых переселили в Шотар несколько поколений назад, где их угнетали и превратили в маргиналов, а теперь они страдают в кровавой стычке иностранных держав. Даже превалирующий стереотип о кеко-шотарцах как о полукровках, бандитах-баруканах с нефритом, не мешал призывам репатриировать беженцев из Оортоко. Вот она, сила телевидения, цинично думал Хило. В какое еще время в истории кеконцы беспокоились о происходящем за границей?

– Человеческие чувства понятны, но влекут за собой риски, которые вы, возможно, не полностью осознали, – сказал посол Мендофф.

Хило раздражало, что эспенцы говорят вразнобой и ему приходится переключать внимание с одного на другого. Секретарь Коррис – наиболее высокопоставленный эспенец, и вроде бы все остальные с ним согласны, так зачем они встревают, когда не просят?

И словно подчеркивая мысли Хило, заговорил полковник Дейлер:

– Оортоко наводнен югутанскими агентами, а наша разведка подтверждает, что существуют связи между мятежниками и кеко-шотарской организованной преступностью. Если Кекон не будет охранять свои границы, сюда могут просочиться югутанцы, что поставит под удар наши военные ресурсы на Кеконе.

– Ваши ресурсы, – задумчиво повторил канцлер Сон.

– В ваших интересах отнестись к этой угрозе всерьез, – отозвался полковник Дейлер. – Сейчас нет никаких ограничений в перемещениях по Кекону. Люди могут свободно посещать остров Эуман и остальную страну. Все было бы по-другому, если бы среди населения существовали югутанские агенты, которые крадут военные секреты, устраивают диверсии или посылают координаты для бомбардировок в Драмск. Они могли бы даже свергнуть правительство и установить более дружеский к Югутану режим. Лучшая линия совместной обороны против таких опасностей – это не допустить их проникновения на Кекон.

Некоторое время все молчали. Потом Хило сардонически улыбнулся.

– Вы хотите, чтобы мы не пускали других иностранцев, чтобы защитить тех, кто уже здесь?

Секретарь Коррис криво усмехнулся и передернул плечами, вроде бы и не соглашаясь с Хило явно, но все же подтверждая его слова.

– Мы хотим получить заверения, что наши союзники на Кеконе сделают все возможное и направят как общественное мнение, так и законодательство в сторону долговременного укрепления наших отношений и взаимной безопасности. Мы хотим быть уверенными, что вы не поддадитесь влиянию близорукой толпы, и готовы вам в этом помочь, предоставив экономические преференции.

Хило кивнул и встал. Эспенцы сказали все, что намеревались, а он быстро уставал от многословия и сладких политических речей, не говоря уже о том, что это просто взятка, предложенная на самом высоком уровне. Боги небесные, прежде чем стать Колоссом, он много лет был Кулаком и Штырем и знал, какое тонкое равновесие требуется между кнутом и пряником, когда хочешь добиться согласия от строптивого. Шаэ и Кен встали вслед за ним, а через секунду их примеру последовали и остальные кеконские политики. В ответ секретарь Коррис слегка приподнял брови.

– Айт Мадаши – мой враг, – сказал Хило, – но это не значит, что вы мой друг. Я имею дело с вами и вашим правительством, пока это выгодно Равнинному клану. Но вы здесь гости. Не просите слишком многого, не думайте, будто контролируете Кекон. Другие иностранцы уже пытались сделать это до вас.

Когда переводчик повторил слова Хило, секретарь Коррис улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и, к удивлению всех присутствующих, прикоснулся сомкнутыми ладонями ко лбу в традиционном кеконском приветствии. Это было проделано так, что выглядело небрежным жестом, но при этом не насмешкой.

– Да благословят боги ваш клан, как говорят в вашей стране, господин Коул-цзен, – сказал эспенский дипломат. – А в моей стране говорят: «И да познаете вы истину».

– Хреновы эспенцы, – выругался Хило после ужина.

Кен одобрительно буркнул и отодвинул пустую тарелку.

– Иметь с ними дело – это как бороться с многоглавым чудовищем. Одна голова улыбается, другая крадет у тебя с тарелки, а третья кусает тебя за задницу. – Штырь скрестил руки на груди. – Они знали, что мы не пошлем Зеленых костей сражаться на их стороне в той адской дыре. Они сказали это, лишь чтобы в итоге выторговать то, на что рассчитывали на самом деле.

– Спенни родную мать выставят на продажу, лишь бы узнать, кто предложит лучшую цену, – сказал Тар.

Он откинулся назад с довольным и скучающим видом, поскольку весь день провел не на военно-морской базе на острове Эуман, а с Йин Ро, с которой время от времени крутил роман.

– Ты должен был позволить мне кое о чем сказать на встрече, – упрекнула Хило Шаэ. – Например, что предлагаемое торговое соглашение пойдет на пользу и их экономике. Производственные мощности в Эспении переключились на военную продукцию, стране нужна торговля с иностранцами, чтобы обеспечить спрос. Так что это не односторонние преимущества, как они пытаются представить.

– В той комнате собралось и без того слишком много людей, пытающихся выставить себя самыми умными, – ответил Хило. – Но в итоге мы в тупике – народу ненавистно присутствие иностранцев на Кеконе, и каждый раз все припадают к груди Айт, когда она произносит очередную речь, но мы не можем обойтись без иностранных денег, будь они прокляты.

В ответ на косой взгляд Хило Шаэ скрестила руки на груди.

– Ты так на меня смотришь, словно это я виновата в том, что эспенцы такие беспринципные и жадные. Да, они пытаются нами воспользоваться, выставляют оскорбительные требования, торгуются и хотят выжать из любой ситуации по максимуму, так уж они ведут дела. Но это все равно наш лучший рычаг против Горных.

Уничтожение югутанских фабрик Горных по производству «сияния» пять месяцев назад нанесло Айт серьезный финансовый удар. Шаэ стремилась усилить преимущество, отрезав противнику доступ к другим инвестициям за рубежом, в особенности в Эспении, отделение офиса Шелеста уже сосредоточилось на экспансии в этой стране.

– Горные до сих пор в лучшем положении по сравнению с нами в том, что касается бизнеса на Кеконе. Но если мы достигнем торговых соглашений, которые отрежут их от эспенского рынка в нашу пользу, то через пять-десять лет станем крупнейшим кланом.

Хило одобрял все экономические победы, которые Шаэ и ее люди одерживали над Горными, поскольку это ослабляло позицию Айт Мады как лидера и усиливало внутреннюю оппозицию против нее, но не хотел ждать результатов пять-десять лет. Фрахтовая компания «Кеконская звезда» процветала, увеличивая влияние семьи Фенов в Горном клане, но противостояние Фена Сандо и Айт пока еще не вылилось в конкретные действия, которые привели бы Айт на кладбище «Небеса ждут», кормить червей.

– В последнее время Айт что-то притихла, – пробормотал Хило. Может, она не хотела показываться на публике после того, как Шаэ отсекла ей половину уха, но Хило не был настроен настолько оптимистично и не считал, что неудавшаяся попытка отделаться от Шаэ и уничтожить тем самым Равнинный клан могла ее обескуражить. Скорее всего, Айт просто собирается с силами для новой атаки. – Деньги – это еще не все, нам нужно постоянно встряхивать Горных, чтобы их дерьмо не успевало осесть. Ты покопалась в делах семьи Иве, как я просил?

Шаэ нахмурилась от смены темы, но ответила:

– На Иве Калундо ничего нет. Он носит два нефритовых кольца на мизинцах и браслет с тремя камнями на левом запястье, насколько все знают, он никогда не влезал в неприятности. – Шаэ развела руками. – Но… два года назад его тетя чуть не умерла от передоза СН-1 и теперь не носит нефрит. Оба младших брата Иве и его двоюродные сидят на «сиянии» и пользуются услугами одного дилера в Перекрестье. По слухам, он по-тихому продает высококачественное «сияние» Зеленым костям.

Хило одобрительно посмотрел на сестру.

– И как ты это выяснила?

– В наши дни повсюду крысы, – сказала Шаэ так самодовольно, что Хило ухмыльнулся.

Он и не думал, что сеть Шелеста может раздобыть сведения о пристрастии к наркотикам и других пороках, но если Шаэ подошла к делу творчески, то грех жаловаться.

Вен улыбнулась и заговорила. Похоже, давно миновали те дни, когда она молчала и высказывалась только наедине с Хило.

– Если мы знаем, кого искать, то Пальцам Кена не потребуется много времени, чтобы найти этого дилера.

– Только по-тихому, – сказал Штырю Хило. – Как найдешь его, скажи, но ничего не предпринимай без моего приказа. У тебя и так дел по горло, нужно разбираться с Ти Пасуйгой.

Жена Кена Лина вернулась в столовую вместе с Рю, поменяв ему подгузник, и вручила его обратно Вен. Потом поцеловала мужа и сказала, что пойдет обратно домой, чтобы закончить курсовую. Кен кивнул, влюбленно посмотрев на нее, как подобает молодожену. Хило улыбнулся, глядя на эту картину. Свадьба в прошлом месяце прошла роскошно, в соответствии со статусом Штыря, огромная семья Лины, а также Кулаки и Пальцы Равнинного клана заняли почти весь отель «Главная звезда». Тар поморщился в притворном недовольстве и бросил в брата салфетку.

Кен кинул салфетку обратно Тару и снова повернулся к столу с привычным суровым выражением.

– Насчет наших рейдов на Ти Пасуйгу есть хорошие новости и плохие, – сказал он. – Хорошая новость в том, что мы перебили несколько десятков каменных рыбок Запуньо, конфисковали тысячи кило сырья и необработанного нефрита стоимостью около пятисот миллионов дьен.

Хило в очередной раз позавидовал шурину. Обязанности Штыря трудны и опасны, но проще и более осязаемы.

– Плохая новость в том, – продолжил Кен, – что Запуньо умен, собака, и выдумывает все новые способы. Нефрит в виде пуговиц, нефрит под видом детских игрушек; спрятанный в замороженных морепродуктах или в консервах. Часть мы находим, но эспенский флот находит больше. Это еще одно подтверждение правоты Шаэ. Нам придется лобызать иностранцев, если мы хотим вышибить увиванского пса из дела.

Тар иронично покачал головой.

– Спенни начали войну, которая создала черный рынок нефрита. Они помогают нам справиться с контрабандой, которую сами же и вызвали, а взамен ожидают, что мы с благодарностью будем выполнять их желания как дети.

Политические требования эспенцев, постоянная угроза со стороны Горных, грязные схемы Ти Пасуйги – любая из этих проблем уже головная боль, но все вместе держали Хило в постоянном напряжении.

– Уже поздно, – сказал он. – Хватит на сегодня разговоров.

Кен и Тар разошлись по домам. Нико спустился по лестнице и сказал, что ему приснился кошмар и он не хочет оставаться один. Вен передала Рю Хило и со стоном встала, чтобы снова уложить малыша в постель. Колосс и Шелест остались в столовой одни, не считая сонного ребенка на руках у Хило и звона посуды из кухни, где убиралась Кьянла. Шаэ погрузилась в размышления, Хило заметил, что у нее появилась привычка рассеянно поглаживать обнаженную шею, где когда-то висело нефритовое ожерелье.

Шаэ опустила руку и повернулась к нему.

– Я съезжу в Эспению на пару недель, – сказала она. – Я тут раздумывала над тем, что сказал Анден по телефону, и решила встретиться с теми людьми, Зелеными костями из Порт-Масси. После сегодняшней встречи на Эумане ясно одно – эспенцы получили рычаг для давления на нас, потому что здесь их армия и они знают о событиях в нашей стране больше, чем мы о событиях в их стране. Похоже, все, связанное с Эспенией, так или иначе затрагивает и нас, а судя по словам Андена, их крупнейший город превращается в поле битвы за нефрит, прямо как здесь. Я должна поехать туда и узнать подробнее.

Хило поразмыслил над ее словами.

– Нет, – ответил он через минуту. – Ты должна остаться здесь. Слишком много сейчас всякой мерзкой политики с Королевским советом, КНА и эспенцами. Ты не можешь находиться вдали от Кекона, а вдруг что случится? Теперь за твоей спиной стоит весь клан, не хватало еще, чтобы ты бросила Корабельную улицу и снова уехала в Эспению. – Шелест уже открыла рот для возражений, но Хило отрезал: – Поеду я.

– Ты?! – не смогла скрыть удивление Шаэ.

– Я Колосс, и раз это настолько важно, как ты говоришь, мне лично следует во всем разобраться. Ты постоянно твердишь, что наши преимущества находятся в Эспении, что мы должны в нее инвестировать. Я хочу посмотреть на эту страну собственными глазами.

Частично проблема в том, решил Хило, что иностранцами и бизнесом всегда занималась Шаэ. Теперь, когда от этого зависит судьба Равнинных, сама судьба Кекона, нельзя перекладывать эти дела на сестру. Когда что-то казалось Хило неясным и он не мог тут же понять, что делать в сложной ситуации, ему нужно было взглянуть на проблему вблизи. Поговорить с нужными людьми, лучше во всем разобраться. Решение всегда прямо на улице, где-то под носом.

Рю заворочался, Хило встал и прошелся, чтобы его убаюкать.

– А кроме того, – тихо произнес Хило, – я уже давно не виделся с Энди. Слишком давно.

Глава 36. Что ты заслуживаешь

Беро и Мадт сидели на полу квартиры Беро, пили и тренировали Концентрацию на паре крыс, которых Мадт заманил в пластиковое ведро в переулке за домом.

– Думаю, нужно научиться самим делать «сияние», – заявил Беро. – Будем продавать его, а то, что у нас осталось, прибережем для себя.

– Точняк, кеке. – Мадт открыл бутылку пива и сделал большой глоток. – У тебя есть лаба для синтеза?

– Мы же не вонючие эспенские вояки, – фыркнул Беро. – Можно делать обычное, уличное «сияние», главное – получить «сироп».

Основной ингредиент СН-1 в малых количествах содержался в растительных средствах, которыми лечились с древности, и если украсть или раздобыть рецепт из больницы или аптеки, их можно перегнать, получить так называемый «сироп» и усилить его с помощью промышленных химикатов.

Беро занес руку над ведром. С закрытыми глазами он Чуял крыс четче, как звенящие и горячие сгустки энергии. Он попытался представить, что его собственная нефритовая энергия распространяется за пределы тела, как острое оружие в руке. Беро Сконцентрировался в одну из крыс, ткнув в ее сторону двумя пальцами. Крыса упала набок, дергая лапками от боли, но выжила.

– Проклятье!

Мадт протянул Беро бутылку пива.

– Можешь допить.

– Я думал, ты сам хочешь выпить.

– Уже нет. Дешевое югутанское дерьмо.

Мадт положил руку на ведро, его лицо сосредоточенно напряглось, так что казалось почти злым. Он прикоснулся ко второй крысе. Та подпрыгнула, качнулась и рухнула замертво. Беро нахмурился и выдул остаток пива. С каких это пор Мадт превосходит его в Концентрации? Он что, тренировался?

Беро признавал, что в последние три месяца больше, в общем-то, и нечем было заниматься. Они ничего не слышали о Сорадийо. Неблагодарный барукан, говноед, отделался от них и, вероятно, передал всю работу Мо и Креветке. А значит, однажды Беро снова придется думать о том, как увеличить денежный поток.

– У меня уже есть постоянные клиенты, – продолжил Беро. – Нужно только наладить поставки.

Он вытер потный лоб ладонью – последний в сезоне тайфун уменьшил летнюю жару, но порвал проводку к дому Беро, и вентиляторы не работали.

– Твои клиенты не придут за разбодяженным дерьмом, сварганенным из жидкости для прочистки труб, от которого можно ослепнуть. Они приходят к тебе за качественным товаром. – Мадт повернулся к Беро, взгляд маленьких глазок был ледяным. – За «сиянием», которое ты спер из кладовки моего отца после его смерти.

Беро уставился на него. Да он пьян! Но взгляд Мадта остался твердым, лицо горело от гнева, а не от спиртного.

– Ты что, назвал меня вором? – угрожающе проревел Беро.

Это было клише, поза, что-то вроде вызова, после которого начинаются драки в барах, и Мадт лишь рассмеялся на необычно высоких нотках.

– Вот умора, кеке. Мы воры, не забыл? Хуже всякого отребья. – В его голосе звучало странное напряжение. – Но ты… Мой отец дал тебе работу и неплохо платил, когда все искали тебя, чтобы прикончить, он спас тебе жизнь. А ты забрал его «сияние», продал его и все время притворялся, будто помогаешь мне за него отомстить, хотя на самом деле и не собирался. Ты держишь меня поблизости только потому, что я тебе полезен, но никогда не хотел отплатить моему папе за все, что он для тебя сделал. Ты ни за что не подставишь шею за кого-то, кроме себя. Ты получил нефрит, но не знаешь, что с ним делать, потому что в твоей жизни нет цели. Может, я и вор, но у меня хотя бы есть для этого причины. У тебя нет ничего. Ты и сам никто.

Это была самая длинная речь, которую Беро слышал от Мадта. Беро изумленно уставился на паренька. А потом взорвался:

– Да кем ты себя возомнил, урод, чтобы так со мной разговаривать? Думаешь, ты мне нужен? Если бы не я, у тебя даже нефрита не было бы. Я разработал план, как заполучить нефрит Коула, я привел нас в «Крысиное логово», я устроился присматривать за сборщиками – все придумал я, это ты никто, а называешь никем меня? Да я…

Беро дернулся, чтобы схватить Мадта за горло, но тот вскочил и выскользнул. Беро бросился за ним, но пол вдруг ушел у него из-под ног, Беро покачнулся и упал на диван. Его окатила волна тошноты, в голове загудело. Он еще столько не выпил, уж точно не больше Мадта, а Мадт спокойно и выжидающе смотрел на него.

И тут Беро осенило, он понял, в чем дело. Он уставился на пустую бутылку пива, валяющуюся на полу. И вспомнил, что однажды признался Мадту, отчего так изуродовано его лицо; с сожалениями, но и долей гордости объяснил, что несколько лет назад ему почти удалось украсть нефрит у пьяной Зеленой кости, подмешав снотворное тому в выпивку.

– Ах ты говнюк.

Беро попытался стряхнуть пелену с глаз, он моргал, матерился и полз к Мадту с желанием его прикончить.

– Крысеныш, говноед.

Желудок Беро горел, кишки сжимались в спазмах боли. Он постарался сфокусироваться и с диким усилием выпустил в Мадта слабую волну Отражения. Она прошла по широкой дуге, сбив со стола лампу и швырнув ее в стену. Мадт даже не пошевелился.

Беро свернулся калачиком на ковре, потея, прижимая руки к животу и высунув язык. Сквозь пелену он увидел, как Мадт подошел ближе и встал над ним с каким-то предметом в руках. Беро не разглядел, что это, пока предатель не наклонился и не вонзил эту штуковину ему в бедро. Мадт нажал на поршень шприца, впрыснув в кровь Беро тройную дозу концентрированного СН-1. Достаточно, чтобы сердце забилось в конвульсиях. Достаточно, чтобы убить.

Беро еще раз попытался схватить Мадта за тощую шею, но паренек подключил Силу и легко избавился от хватки Беро. Потом сел Беро на грудь, прижав его руки к полу, а когда глаза Беро закатились, а губы задрожали, Мадт стянул нитку с нефритом с шеи Беро и надел ее на свою. У Беро потемнело в глазах. Яд в пиве, передозировка «сияния» в крови и снятый нефрит – он не знал, что именно лишило его способности шевелиться, говорить и думать.

Мад снова встал.

– Мне тебя не жаль, – сказал он, но неуверенно, словно пытался убедить в этом самого себя. Он долго смотрел на Беро, а потом добавил уже с бо́льшим убеждением: – На моем месте ты бы поступил так же. Ты получил, что заслуживаешь.

Беро стиснул пальцами лодыжку Мадта. Тот отдернул ногу, и Беро пополз за ним, подскакивая, как вышвырнутая на палубу рыба. Он услышал, как Мадт уходит, открылась и закрылась дверь квартиры. Мадт ушел, забрал нефрит Беро и бросил его умирать. Мадт! Этот слащавый малец, пустое место, мальчишка, который работал в «Еще послужит» и всегда выглядел таким недалеким. Беро убил слабак Мадт, всегда выступавший в роли подручного и ставший единственным человеком, которого Беро мог бы назвать другом. Это было так смешно, что Беро переполняло желание расхохотаться, закричать и треснуть мальца по голове.

В последнем порыве ненависти Беро подполз к двери квартиры и привалился к ней. Державшийся на соплях замок соскочил, и Беро растянулся через порог, а потом ему показалось, что его тащат за ноги вниз, по какому-то очень длинному и темному туннелю.

Глава 37. Угрозы и заговоры

Большой запечатанный морской контейнер, привлекший внимание Равнинного клана, обнаружили на складе в Доках по анонимной наводке. В контейнере, предназначенном для перевозки замороженных морепродуктов, находилось расчлененное тело увиванца – руки, ноги, ступни, ладони, член, туловище и голова. Палец Равнинных по имени Хейке наклонился к воде и избавился от недавнего обеда, Лотт сдержал позыв к рвоте при виде этой жуткой картины и быстро отпрянул.

– Кто это, Маик-цзен?

Кен захлопнул крышку. Казалось неподобающим долго смотреть на куски тела, тем более при мысли о том, что этот человек был жив по крайней мере еще некоторое время, пока его расчленяли.

– Наша крыса в Тиалуйе, – ответил Кен. – Думаю, это он навел нас на «Гордость Амарики».

Кен был не из тех, кто открыто показывает разочарование или злость, еще с детства он привык быть хладнокровным, чтобы не дать Тару впутаться в беду или, если они оба уже оказались в беде, чтобы выпутаться.

Однако теперь он выбежал со склада мрачный как туча. Найти и сохранить информаторов на Увивах было тяжко, Штырю пришлось потратить значительную сумму и много времени. На Кеконе Равнинные обладали серьезными ресурсами и влиянием, но в других странах не так-то просто вербовать, контролировать и оберегать Белых крыс. Когда вопреки всем усилиям Ти Пасуйга раскрыла кого-то и наказала таким театральным образом, это напугает остальных, а отомстить Равнинные не могут.

Кен заварил эту кашу и теперь размышлял, как привлечь к этому делу внимание Колосса.

– Мы и раньше теряли крыс, – объяснил он на следующий день за обедом в «Двойной удаче», – но они просто исчезали. А сейчас Запуньо впервые ткнул нас носом в труп, послав его разрезанным на куски. Контрабандисты всегда были незначительной проблемой, но у Ти Пасуйги хорошая организация, и на своих островах она внушает страх, а теперь не боится в открытую бросать нам вызов. Этот увиванец слишком осмелел.

– Он в бешенстве, – сказал Хило, передавая Тару блюдо с шашлычками из утки. – У Запуньо куча грязных денег и людей, чья жизнь ничего не стоит, но если он не сможет получать нефрит с Кекона и отвозить его покупателям, его бизнес на этом закончится. Югутанцы, мятежники в Оортоко и баруканы, которые их поддерживают, потому что ненавидят шотарское правительство, – вот его главные клиенты, а после всех сложностей, возникших на пути через залив Оригас и Восточную Амарику, он оказался в тупике.

Колосс, похоже, куда меньше расстроился из-за убитой крысы, чем ожидал Кен, или просто был слишком погружен в размышления о предстоящей поездке в Эспению. После его отъезда Равнинными будет командовать Шелест, и хотя Кену нравилась Коул Шаэ, она работала за столом и толком не понимала боевую сторону клана. Кен привык советоваться с Хило по поводу всех своих дел.

– Запуньо начинает поглядывать в сторону других рынков, – сказал Кен. – Он уже варит СН-1 для своих сборщиков, каменных рыбок и шлифовальщиков, чтобы те не получили Зуд. Вполне естественно, если он начнет и продавать «сияние» на сторону, тем более теперь, когда его больше не производят фабрики Горных в Югутане. Мы слышали, что Запуньо пытается наладить партнерство с другими группами – наркокартелями, торговцами оружием и владельцами борделей, чтобы продавать нефрит и «сияние» в другие страны.

– Почему эспенцы не заставят увиванское правительство разобраться с Запуньо? – спросил Тар. – Они знают, где его особняк, почему бы просто его не прикончить?

– Увиванское правительство – это коррумпированная черная дыра, – ответил Хило. – Часть страны вообще никому не подчиняется, а половина иностранной помощи исчезает в неизвестном направлении.

– Ти Пасуйга платит полиции больше, чем правительство, – объяснил Кен. – А Запуньо – человек щедрый, раздает деньги местным городам на строительство дорог, школ и храмов. Он почти неприкасаемый у себя на родине. Мы можем нанести ущерб его бизнесу, но пока он жив, он останется для нас проблемой. – Кен потер челюсть. – Хило-цзен, нужно подумать, как шепнуть его имя.

Хило почти не отреагировал на заявление Штыря. Кен посчитал, что Колосс уже подумывал об этом, но не нашел удовлетворительного решения.

– У нас и дома есть враги, которых мы много лет пытаемся извести. Нельзя одновременно заниматься всем, – сказал Хило.

Двумя неделями ранее по тайным указаниям Колосса жанлунская полиция арестовала и допросила дилера «сияния», о котором упоминала Шаэ, а Пальцы Кена выследили. Торговец пошел на сделку и выдал имена нескольких высокопоставленных Зеленых костей, включая ближайших родственников Иве Калундо, Шелеста Горного клана. Равнинные позаботились о том, чтобы новости об аресте и имена названных клиентов просочились в прессу. Не только Айт Мада использовала газеты, чтобы выставить соперников в нелестном свете. Эта история вызвала публичное обсуждение вреда СН-1, но главное – новые опасения по поводу того, что руководство Горным кланом может перейти семье Иве.

Тем временем Равнинные решили несколько проблем на шоссе Бедняка, переложив их на плечи противника. По приказу Хило Зеленые кости Кена прикрыли проституцию в «золотом треугольнике» азартных игр в Трущобе, сутенеров изгнали и предупредили, чтобы те не показывались вблизи казино.

В игорных домах Равнинные развесили плакаты и распространяли листовки с рекламой стриптиз-клубов и борделей в соседних районах Песья Голова и Острие, находящихся под контролем Горных. Буйные эспенские вояки переместились на территорию Горных вместе со своими деньгами и сопутствующими неприятностями: недавно трое пьяных иностранных моряков устроили потасовку с Зелеными костями из семьи Кобен и очутились в больнице, в результате Айт Маде пришлось унижаться, публично поддержав Кобенов и втихую заплатив эспенцам.

Кена восхитила тактическая хитрость Хило-цзена, хотя он не мог отделаться от мысли, что постоянные попытки Колосса дестабилизировать Горных сродни желанию поджечь мокрую траву – выходит много искр и дыма, но пока что не видно полыхающего костра.

Возможно, Хило думал так же, потому что отодвинул тарелку с оставшейся едой и сказал Тару:

– Нужно убить кого-нибудь из Кобенов. Не парнишку или мать, а Зеленую кость, кого-то близкого. Но чтобы это сделали не наши люди, а какой-нибудь наемник, который никак не приведет к Равнинным. Это должно выглядеть как явное убийство, а не несчастный случай.

– У матери мальчугана есть брат, который носит нефрит, и дядя, – отозвался Тар.

– Хорошо, – сказал Хило. – Любой из них подойдет. Будет лучше, если он умрет, но даже если и не умрет, все равно сгодится. Главное, чтобы они не знали, кого винить.

Маики кивнули. Кобены были многочисленной семьей, но не отличались умом, а теперь, когда они получили преимущество над семьей Иве, их можно спровоцировать на полезное для Равнинных нападение, как они напали на пьяных иностранцев. Тар хотел задать вопрос, но тут подошел выказать свое почтение Фонарщик и владелец «Двойной удачи», господин Юнь, несколько минут они болтали с ним.

Когда улыбающийся ресторатор поклонился и ушел, Хило сказал своему помощнику:

– Торопиться с убийством кого-то из Кобенов не нужно, можно подождать до моего возвращения из Эспении.

Когда они уже встали и собрались уходить, Хило положил руку Кену на плечо.

– Я не забыл о том, что ты сказал про Запуньо. Потеря нескольких крыс вполне ожидаема, но ты прав в том, что это оскорбительно. Сейчас у нас куча проблем, но я согласен, нужно жестче вести себя с Ти Пасуйгой. Мы что-нибудь придумаем, когда я вернусь.

Тау Маро вернулся с полуденной встречи совета директоров «Четырех добродетелей» с ощущением осторожного оптимизма, но вместе с тем и сильно разочарованным. Эта благотворительная организация существовала всего год, но уже успела привлечь больше средств, чем планировала, и получила хвалебные отзывы в прессе. С другой стороны, усилия по лоббированию в Зале Мудрости ключевых вопросов по проблемам беженцев не увенчались успехом. Когда доходило до бизнеса и политики, было чрезвычайно сложно добиться чего-либо без поддержки клана. Видимо, именно слово «клан», размышлял Маро, обозначало комбинацию упорной надежды и неизбежных трудностей, влияющую на все стороны его жизни, от академической карьеры до политики, работы в некоммерческих организациях и даже сердечных дел.

Он вошел в свой кабинет и обнаружил, что там его дожидаются трое. Двое, судя по возрасту, могли быть студентами, но он их не узнал. Третий сидел за столом Маро и медленно раскачивался в кресле, он обладал нефритовой аурой, но нефрита видно не было. В Жанлуне это все равно что оттопыривающийся над нелегальным пистолетом пиджак и означает только одно – этот человек не имеет права носить нефрит и занимается каким-то криминалом.

Маро остановился в дверях, подавив подозрение и тревогу.

– Простите, но это не ваш кабинет, – сказал он.

– Мы ищем доктора Тау Маросуна, – сказал человек в кресле.

– Кто вы? – спросил Маро, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Шотарский полукровка, – ответил мужчина на идеальном шотарском. – Прямо как вы.

Маро напрягся, и тут незваный гость встал из-за стола и шагнул к Маро, на его узком лице расцвела кривоватая улыбка. В его ауре не было угрозы или враждебности, но Маро невольно сделал шаг назад, когда незнакомец мягко закрыл дверь кабинета и сказал:

– Не волнуйтесь, доктор Тау. Я не сделаю вам ничего плохого. Я знаю, сколько у кеконцев предрассудков, и понимаю, почему вы не хотите, чтобы ваши коллеги узнали об истинных причинах ваших многочисленных визитов в Лейоло.

Посетитель не представился. Выглядел он прямо как злодей, только что сошедший с экрана шотарского криминального боевика. Бугристые пальцы и жестокая усмешка. Маро смотрел на него, не веря собственным глазам и с невольным опасением.

– Но вам стоит быть осторожнее, – продолжил незнакомец. – Не так-то просто сделать карьеру в этом городе без связей с одним из крупных кланов Зеленых костей. Люди вроде вас не получают того, что заслуживают. – Он заметил, как Маро покосился на двух его молодых спутников, и добавил: – Не беспокойтесь о них, они не понимают по-шотарски. Скажите, доктор Тау, вы по-прежнему трахаете эту Коул или между вами все кончено?

Маро тряхнул головой и уставился на незнакомца, теперь уже с гневом во взгляде, а не с тревогой.

– Если вы считаете, что можете меня подкупить или шантажировать, то ошиблись. Я не знаю чего-то особенного про Равнинный клан, а даже если бы и знал, не рассказал бы вам ни за какую цену и как бы вы ни угрожали. Давайте, расскажите всем, что я полукровка. Поднимите шумиху, раздувайте ксенофобию, как вы поступили с Коул Шаэ. Я не боюсь потерять работу, мои труды говорят сами за себя.

Человек с узким лицом поднял руки в притворно примирительном жесте.

– Расслабьтесь. Я что, похож на человека Горных? Я и мои друзья не имеем никакого отношения к мерзким обвинениям против вашей подружки. Нам не нужна информация.

– Тогда что вам нужно? – спросил Маро.

– Представьте нас Коулам. Только и всего. Как я и сказал, мы не из Горного клана. Вы лично знакомы с Коулами. Мы хотели бы с ними встретиться.

По спине Маро пробежал холодок. Маро распахнул дверь кабинета.

– Убирайтесь, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – И не вздумайте вернуться.

– Это неразумно, – сказал незнакомец, его голос внезапно стал ледяным. – Чем вы обязаны Равнинным, что так грубо отвергаете просьбу? Подумайте об этом.

Кивком головы он сделал знак двум молодым громилам. Они пожали плечами и отошли от стены, к которой прислонялись.

– Помните, – бесцеремонно заявил их предводитель, по-прежнему на шотарском, – мы знаем о вас больше, чем вы о нас, доктор Тау. Подумайте над этим, прежде чем сделать или сказать какую-нибудь гадость.

Они неспешно удалились. Маро закрыл дверь кабинета и рухнул в кресло. Он вздрогнул от соприкосновения с еще теплой после незнакомца кожаной обивкой.

Глава 38. Ненастоящий

Мадт вошел в пивную «Два кабана» в Монетке и сел у барной стойки.

– Тарелку маринованных креветок и кружку эля «Бревня».

Бармен скептически осмотрел Мадта, оценивая возраст, но, раз Мадт был увешан нефритом как Зеленая кость, спросил:

– Обычную кружку или большую, цзен? По вторникам большая всего на пять дьен дороже.

– Тогда большую, – ответил Мадт.

Принесли маринованных креветок и пиво, и Мадт неторопливо приступил к еде. Он был в приподнятом настроении – сегодня ему впервые удалось совместить Легкость и Броню, он добежал до края крыши над своей квартирой и перепрыгнул на соседнее здание, стоящее в двадцати метрах. Он ударился о бетон, перекатился и упал на спину, сердце бешено колотилось от адреналина, из легких вырывалось тяжелое дыхание, но он был цел, даже ни единого синяка не получил. Долгие часы упорных тренировок начали приносить плоды. Мадт знал, что впереди еще долгий путь, прежде чем он сможет сразиться с кем-то вроде Маика Тара, Зеленой костью, за чьими плечами много лет тренировок. Нужно время, а еще стоит подумать о том, как получить неожиданное преимущество, вроде того случая, когда он отравил пиво Беро.

После убийства Мадта мучили угрызения совести, и даже через несколько недель он скучал по Беро, ему хотелось с кем-нибудь поговорить, поделиться сегодняшним успехом. Его все еще преследовал образ Беро, корчащегося на полу в предсмертной агонии, с вытаращенными в бессильной ярости глазами. Но с каждым глотком эля эти чувства отступали. В этом мире нет места слабости. Достаточно взглянуть на кланы Зеленых костей. Настоящая Зеленая кость ни на секунду не задумается, убивая врага и отбирая у него нефрит. Таким должен стать и Мадт, если хочет отомстить Маику Тару и Равнинным.

Мадт заказал еще одну большую кружку пива и взбодрил себя мыслью о том, что мир не много потерял со смертью Беро. В голове Мадта даже прозвучали отцовские слова: «Наверное, он псих». В их мире это не всегда плохо. Мадт долго старался брать пример с Беро. В отличие от Мадта, тот был таким уверенным в себе и твердым, никого не боялся. Это восхищало в нем Мадта.

Нефрит на шее Мадта был теплым и тяжелым. Камни перекатывались по коже, словно живые, словно давали жизнь. Чтобы все это носить, он увеличил ежедневную дозу «сияния». К счастью, он знал, где Беро хранит заначку, и, в отличие от Беро, знал, где раздобыть еще. Как-то раз Мадт чуть не признался Беро, тому надо было только спросить.

Поначалу в пивной было тихо, но ближе к ночи народ все прибывал. Пришли пять студенток в коротких юбках и на высоких каблуках. Они собирались напоить свою подругу, которую бросил «этот козел, ее приятель».

– Зеленая кость, – воскликнула одна из них, сверкнув жеманной улыбкой, после того как Мадт заказал ей выпивку. – Я тебя раньше не видела, ты же наверняка Кулак. Ты здесь недавно?

– Он не Кулак, – закатила глаза другая девушка в ответ на такую наивность подруги. – Он же слишком молод. Это наверняка подделка, а не нефрит.

– Он настоящий, – возмутился Мадт, вспыхнув.

Никогда прежде девушки не обращали на него внимания, он с ними почти и не разговаривал. В голове уже гудело от выпивки, а живот раздулся от съеденного. С таким количеством нефрита Чутье отвлекало, было слишком сильным. Девушки выглядели стоящими рядом вспышками энергии, Мадту с трудом удавалось сосредоточиться на лицах.

– Я что, похож на какого-нибудь позера-барукана? Каждый камушек настоящий.

– И откуда у тебя столько, тебе ведь и двадцати нет? – спросила вторая девушка, что постарше, притворившись заинтересованной. – Ты выиграл его на дуэлях? Твоя фамилия Коул?

Ее подруга засмеялась. От девушек пахло духами, они были накрашены и похожи на фотомоделей, каких показывают по телевизору, хотя и смеялись над Мадтом. Ему в голову одновременно ударили смущение и злость. С Зелеными костями следует вести себя с уважением. Так полагается, так было всегда. Никто не смеет спрашивать Зеленую кость, каким образом он заработал нефрит, или говорить с ним снисходительным тоном, как эти девушки.

Но в нынешние времена не каждый носящий нефрит заслуживает почтения. Повсюду в Жанлуне и по телевизору можно было увидеть новых зеленых, баруканов, бандитов-иностранцев или эспенских военных, которые убивают даже женщин и детей.

У Мадта был нефрит, но он не Зеленая кость, его не воспитывали и не тренировали как Зеленую кость, и он таким не выглядел. Он вел себя осторожно и нервно, это становилось очевидным любому, кто проговорил бы с ним несколько минут. В глубине души он и сам со стыдом это признавал и знал, что девушки в баре тоже это чувствуют. В это мгновение он вспомнил, как в ту ночь в лесу, когда их должны были убить, Беро поднялся на ноги, вызвав удивление и смех Зеленых костей. Беро был эгоистичным и безрассудным, но он не боялся.

Мадт повернулся к девушкам и буркнул:

– С чего это вы решили, что Коулы какие-то особенные? Хотите знать, откуда у меня нефрит? Я его выиграл. Я лично снял его с тела Коула Лана.

Девушки вытаращились на него. Мадт понял, что зашел слишком далеко. С таким же успехом он мог залезть на стойку и объявить себя реинкарнацией Цзеншу. В отличие от Нау Суэна и других Горных, здесь его бравада ни у кого не вызвала смех, с ним предпочли не связываться. Девушки потихоньку попятились, как будто он признался, что болен страшной заразой, их глаза стреляли по сторонам в поисках настоящих Зеленых костей, которые могли это услышать и тотчас же переломают Мадту ноги за подобную ересь.

Мадт тут же громко рассмеялся и заулыбался. Он не особо умел улыбаться, так что получился скорее оскал.

– Вы бы видели свои лица! – воскликнул он.

– Ты пьян, – сказала девушка постарше, уже не улыбаясь, и потащила подругу обратно к остальным.

Мадт признал, что она, вероятно, права. Он расплатился и ушел, прежде чем успел наговорить еще каких-нибудь глупостей.

Бармен работал здесь всего месяц, но обладал острым слухом и не был новичком в квартале. После ухода Мадта он вернулся на кухню и позвонил со служебного телефона, висящего у туалета.

Глава 39. Встреча Колоссов

Чтобы встретить Хило, Анден поехал в международный аэропорт Порт-Масси вместе с Роном Торо. Рейс задержался на час. Во время ожидания Рон принес из буфета чашку кофе и покопался в книгах на крутящейся стойке в магазине со всякими мелочами. Анден сидел на желтом пластиковом стуле и безуспешно пытался читать журнал. Он не виделся с кузеном со дня похорон деда, когда Колосс изгнал его из Жанлуна, последний разговор Хило и Андена был резким и болезненным. Когда Анден позвонил домой Шаэ, объяснил ситуацию и передал просьбу Дауков о помощи, он меньше всего ожидал, что кузина перезвонит через две недели и скажет, что в Порт-Масси прилетит сам Хило.

Потребовался еще месяц, чтобы получить все необходимые для поездки бумаги и освободить место в расписании Хило. Тем временем в Порт-Масси уже пожелтели листья, а небо потемнело до буровато-серого цвета. Город украсили ко Дню урожая гирляндами из желудей и сушеных яблок, куклами и изображениями Соломенного Джека, в окнах выставляли шеренги желтых свечей. Улицы и стены города усеяли листовки и объявления, магазины и рестораны приглашали на праздники кукурузного пирога и откормленного кролика, универмаги объявляли о крупнейших в году скидках.

В Южном капкане Бригады все так же нападали на кеконцев и их заведения. Когда в реке Камрес нашли тело одного из наркодилеров Босса Кромнера, трое громил с пистолетами ворвались в ресторан, где обедал Рон Торо. Зеленая кость почувствовал их приближение и ускользнул через заднюю дверь, но теперь Анден почти всегда видел на Роне черные перчатки. Они и сейчас были на нем, даже в аэропорту. Рон низко нахлобучил кепку с козырьком и часто отвлекался, чем бы ни был занят, взгляд становился расфокусированным – Рон напрягал Чутье в поисках угрозы.

Чтобы скоротать время, Анден попытался втянуть Рона в разговор.

– Кто-нибудь из родных приедет вас навестить на День урожая, Рон-цзен?

Рон ненадолго оторвался от путеводителя, который листал.

– Дочь приедет на несколько дней.

Анден не знал, что у Рона есть дочь или другие родственники, он был знаком с Роном столько же, сколько с Дауками, но инстинктивно держался на почтительном расстоянии и мало что знал о нем как о человеке.

– Она старше тебя. Живет в Ивенфилде, рядом с матерью. Мне бы хотелось видеться чаще, но это зависит от нее. – Ивенфилд находился в пяти часах езды на автобусе или поезде. Рон на мгновение задумался, а потом передернул плечами. – Наверное, были времена, когда я мог бы стать лучшим семьянином. Но я в долгу перед Дауками. Теперь они – моя семья.

Наконец-то приземлился рейс из Жанлуна, начали выходить пассажиры. Одними из первых появились Хило и Маик Тар. Анден нервно встал и пошел навстречу кузену. Они остановились в десяти шагах друг от друга, словно их одновременно одолели сомнения.

– Коул-цзен, – произнес Анден, опустив взгляд и прикоснувшись сомкнутыми ладонями ко лбу в приветствии.

Потом снова поднял голову. Хило выглядел старше, бурная энергия как будто стала сдержанней, хотя, возможно, это потому, что Анден смотрит на него здесь, посреди оживленного аэропорта в чужой стране, где Хило кажется просто очередным уставшим пассажиром. Хило перебросил пиджак через руку, но пуговицы голубой рубашки были застегнуты до самого верха, скрывая нефритовые вставки в ключице, которые обычно гордо выставлялись напоказ. Колосс не улыбался, но через мгновение в его глаза невольно закралась нежность. Губы нерешительно дернулись, словно он разрывался между желаниями болезненно поморщиться и радостно ухмыльнуться. Хило пересек оставшееся между ними пространство и поприветствовал Андена горячими объятьями.

– Энди, – сказал Хило и поцеловал кузена в щеку.

Андена окатила волна неожиданного облегчения, так что даже коленки задрожали. Ровный гул мощной нефритовой ауры Хило так близко к нему был настолько ослепляюще знакомым, и вместе с голосом Хило, вместе с запахом его одежды – слабым ароматом сигаретного дыма, смешанным с не поддающимся описанию пряным благоуханием Жанлуна – вызвал у Андена острый приступ тоски по родине. Он, запинаясь, начал что-то отвечать, но потом вспомнил о своей роли. Он отпрянул и поприветствовал Маика Тара, который тоже тепло его обнял, пусть и менее пылко, а затем Анден обернулся через плечо и сказал:

– Коул-цзен, это Рон Торо, он… – Тут Анден понял, что не знает официальный титул Рона в клане и есть ли вообще у других Зеленых костей, помимо Дауков, какие-либо титулы. – Считайте его Штырем. Здесь, в Порт-Масси, он второй по старшинству среди Зеленых костей после Даука Лосуньина, с которым вам предстоит встретиться.

– Здесь мы не придерживаемся ритуалов, – сказал Рон, как всегда, ровным, слегка настороженным голосом, – но я польщен, что принимаю вас в Эспении, Коул-цзен.

Он уже начал наклоняться в приветствии, но Хило удивил его, протянув ладонь для крепкого и дружеского рукопожатия. Когда их нефритовые ауры скрестились, Рон и Хило обменялись взглядами, и Анден понял, что Хило тут же признал в Роне Торо человека определенного сорта, который есть в каждом клане, в точности как Анден признал его, когда Рон вошел в столовую Дауков после ужина.

– Я много слышал об Эспении, но впервые сюда приехал, – сказал Хило с улыбкой – дружелюбной и обезоруживающей, но все же достаточно официальной. – Я гость в вашей стране и благодарен, что меня принимают друзья моего кузена. – Он кивнул в сторону Тара. – Это мой помощник и шурин Маик Тар.

Рон и Тар поздоровались с одинаково легкими поклонами, как два пса одного размера.

– Как приятно, что вы сразу откликнулись на просьбу Андена, – сказал Рон.

Улыбка Колосса не изменилась, и он сказал, не глядя на Андена:

– Энди не стал бы просить без причины. Кому же еще доверять, если не родным?

Анден знал, что хотя Хило и рад его видеть, но не простил окончательно.

Хило и Тар получили багаж, и Рон Торо повел их через парковку к взятой напрокат черной машине. Рон объяснил гостям, что Даук Лосун забронировал им номера в отеле «Крествуд» в центре Порт-Масси. Хотят ли они сразу поехать туда и немного передохнуть? Хило с интересом смотрел в окно, пока Рон вел машину по шоссе. Хило ответил отрицательно – он выспался в самолете и сейчас не хочет ехать в гостиницу, заставив другого Колосса ждать, лучше сразу встретиться с Дауком Лосуном.

Рон проехал через центр Порт-Масси, специально выбрав более длинный маршрут, чтобы гости могли посмотреть на городские пейзажи. Бо́льшую часть пути Хило молчал, но несколько раз толкал Маика Тара в бок и показывал на то, что его заинтересовало – знаменитый на весь мир небоскреб «Мачта», пестрые оранжевые автобусы, названия знакомых брендов на рекламных щитах. Андену столько всего хотелось рассказать кузену, он ощущал странное желание выступить гидом, отмечая любопытные факты, которых не знал, когда впервые прибыл в Порт-Масси, но выяснил позже, а Колоссу это может понравиться. Но он не понимал, как вести себя с кузеном, порадуют ли того его комментарии или рассердят.

Анден развернулся на сиденье и сказал:

– Это колледж Порт-Масси, Хило-цзен. А вон те арки – вход на территорию общежитий. – Когда они въехали в Южный капкан, он отметил: – Я живу примерно в трех кварталах отсюда. Если у тебя будет время, ты мог бы навестить Хианов – ту пару, в чьем доме я живу.

Хило не ответил, но когда через несколько минут машина остановилась у дома Дауков, наклонился вперед и похлопал Андена по плечу, а потом открыл дверь и вышел. Анден несколько секунд сидел в машине, чувствуя себя идиотом. Он прожил в Порт-Масси почти два года, хорошо учился, говорил и читал по-эспенски, работал и получал неплохие деньги. У него были друзья и своего рода дом. Но все же в присутствии Коула Хило он снова чувствовал себя пацаном. До сих пор он не осознавал, насколько нуждается в одобрении кузена и его прощении. Вероятно, это было очевидно не только для Хило, но и всем в машине. Анден вылез и последовал за остальными.

Даук Лосун и Даук Сана встречали гостей у двери. Кори тоже присутствовал, он вернулся домой из Вотерсгардского университета на двухнедельные каникулы по случаю Дня урожая.

К счастью, после нескольких месяцев бесплодной слежки полицейские сдались и перестали наблюдать за домом Дауков, а может, тоже ушли в двухнедельный отпуск. Для важного гостя Дауки постарались придать своему скромному жилищу презентабельный вид. Балясины и перила сверкали полировкой, в кухне висела более яркая лампа, на столе стояла ваза с ароматными цветами.

Даук Лосун выглядел более официально, чем обычно. Вместо привычного свитера он надел серую рубашку и красный галстук с золотой булавкой и не был похож на себя. Он поприветствовал Коула Хило почтительным поклоном, сказал, как рад видеть Колосса великого Равнинного клана, и поинтересовался, как прошел полет. Кори сверкнул в сторону Андена быстрой улыбкой из-за отцовского плеча, и Анден ответил собственной, мимолетной, и тут же отвел взгляд. Многие месяцы он сгорал от желания снова увидеть Кори, но сейчас был слишком выбит из седла присутствием кузена и потрясением от того, что такие разные стороны его жизни сошлись под одной крышей.

Хило заулыбался своей фирменной кривоватой ухмылкой, и хозяева тут же расслабились. Он похвалил их дом и пошутил о питании в «Кеконских авиалиниях». Анден заметил, как в дверях столовой взгляд кузена упал на статуи и вазы из бутафорского нефрита. На мгновение губы Хило слегка скривились, но этого не заметил никто, кроме Андена. Когда Даук Лосун принес бутылку превосходного хоцзи и разлил всем перед ужином, Хило рассказал ему о Кулаке, покалеченном во время сражения и потерявшем руки, который теперь возглавлял одну из лучших виноделен в Жанлуне. Даук – ценитель хоцзи? Хило с удовольствием пришлет ему ящик для дегустации. Маик и Рон молча стояли возле своих боссов, наблюдая и обмениваясь взглядами – с уважением и легкой настороженностью.

Даук Сана, одетая в строгое зеленое платье с высоким воротом, приносила на стол одно блюдо за другим, извиняясь за скромность ужина, хотя, совершенно очевидно, горбатилась на кухне целый день. Хило заявил, что и его мать не приготовила бы лучше, и Даук Сана просияла от удовольствия.

– Я хотела приготовить что-нибудь из морепродуктов и сладкий пирог, и приготовила бы с помощью дочери, но одна далеко живет, другая сидит дома с больным ребенком, а третья уехала в командировку. – Она вздохнула и добавила: – Хорошо хоть Кору помог мне на кухне. – И с этими словами она положила на тарелку сына очередную порцию. – Младший сын всегда помогает больше всех.

Хило как будто поразмыслил над этим, разглядывая Кори, Почуяв, несомненно, что он Зеленая кость, как и его родители, и Рон. Где-то глубоко внутри Анден вдруг ощутил дрожь и смехотворный порыв защитить Кори. Хило дружелюбно и игриво улыбнулся и поднял бокал хоцзи за Даука Кору.

– Младший всегда и самый избалованный, ему вечно все сходит с рук.

Кори немного неуверенно рассмеялся и взглянул на отца.

– Не знаю, правда ли это.

– У вас есть дети, Коул-цзен? – спросил Даук Лосун, сидящий напротив.

– Два сына. Одному год, а другому три. Мы с женой ждем еще одного ребенка.

Даука Лосуна и Коула Хило разделяло почти тридцать лет.

– Боги благоволят вам, Коул-цзен, у вас уже два сына, а может, будет и третий, – сказал Даук.

– Это будет девочка, – ответил Хило. – Так заведено в нашей семье.

– В любом случае это благословение.

После ужина Даук Сана унесла посуду и остатки еды на кухню. Еды осталось много; Хило, Анден и Дауки ужинали с аппетитом, но Маик Тар и Рон Торо, сидящие рядом со своими Колоссами, почти не ели и мало говорили. Такова их негласная роль, которую оба понимали, – наблюдать и оставаться настороже. Это дружеская встреча, но все же между незнакомыми Колоссами кланов.

Кори встал, чтобы помочь матери убрать со стола. Анден тоже поднялся, желая помочь, и вдруг почувствовал себя неуместным за столом среди Зеленых костей. Кори поставил стопку тарелок на кухонный стол и прошептал:

– Твой кузен совсем не такой, как я ожидал.

– А чего ты ожидал? – спросил Анден.

– Кого-нибудь вроде тебя, только постарше. Серьезного и грозного. Черный костюм, темные очки, пяток ножей за поясом. Нефрит на золотой цепи, висящий на шее и запястьях.

– Ты смотришь слишком много идиотских шотарских боевиков.

Кори тихо засмеялся, и от этого звука сердце Андена пропустило удар.

– Думаешь, он и правда поможет нам с Бригадами, или он тут по какой-то другой причине?

Андену почудилось в этих словах обвинение, как будто он должен знать, что на уме у Колосса, как будто это он виноват в том, что Дауки так расстарались для сегодняшнего вечера.

– Не знаю, – сказал он.

Даук Сана понесла в столовую чайник, и они остались на кухне вдвоем.

– Когда мы увидимся? – прошептал Кори.

Он положил руку Андену на спину и провел пальцем под ремнем брюк.

Анден отпрянул. Как Кори может думать об этом сейчас, когда в соседней комнате сидят его родители и Колосс Равнинных?

– Может, во вторник, – ответил он, заметив обиду на лице Кори. – Позже поговорим.

Они вернулись обратно в столовую. На столе появились чай, глазированные сливы и сигареты. Маик и Рон отставили стулья и сели чуть позади Колоссов. Анден на секунду застыл в двери, не зная, куда ему деваться, но Маик Тар зацепил ножку пустого стула Андена ступней и осторожно подвинул к себе. Стало ясно, что Андену следует сесть на стороне Коулов, позади Хило.

Так он и сделал. К его удивлению, стулья Саны и Кори остались там же, где и были, по обе стороны от Даука Лосуна.

– Коул-цзен, – начал объяснения Даук, – надеюсь, вы не возражаете, что моя жена и сын тоже примут участие в разговоре. Мы здесь живем без церемоний, и хотя люди в квартале называют меня Колоссом, это скорее дань уважения, чем официальный титул. Кто-то ведь должен возглавить нашу диаспору при необходимости. Я польщен, что такую ответственность возложили на меня, но не стыжусь признаться, что обычно полагаюсь на здравый смысл жены. Из всех наших детей только сын носит нефрит. Он как пчела, которая пьет нектар из каждого цветка, – его все знают и все любят, а кроме того, да помогут мне небеса, учится на адвоката, так что я предпочитаю держать его под рукой.

Анден редко слышал от Даука Лосуна такие пространные и смиренные речи. Однако этим началом Даук очертил условия разговора, свой высокий статус и влияние. Он напоминал леопарда, стоящего перед тигром – у него было гораздо меньше нефрита, меньше денег и меньше влияния в этой стране, чем у Коула Хило на Кеконе, но он настоящая Зеленая кость и не из тех, кто прогибается перед гостем в собственном доме.

– Я никогда не стал бы оспаривать то, как другой Колосс управляет своим кланом, – торжественно произнес Хило, – тем более в другой стране. Я знаю, как важно иметь хороших советчиков.

Даук немного расслабился. Нельзя отрицать, подумал Анден, что Коул Хило знает, как и когда взять нужный тон в беседе. Во время ужина он был приветливым гостем, щедрым на комплименты, улыбался и смеялся. Теперь же сидел почти не шевелясь и слушал с холодным вниманием, как затаившийся хищник.

– У меня много вопросов об Эспении, Даук-цзен, и о нефрите в этой стране. С тех пор как я стал Колоссом, я уделял внимание только кеконским проблемам. Это было необходимо. Но, как и у вас, у меня хорошие советчики, и благодаря им я понял, что теперь нефрит приобрел международное значение, а опасность для Кекона и образа жизни Зеленых костей приходит из-за океана.

– Многие кеконцы в этой стране – выходцы из семей, сбежавших сюда от шотарцев, – пояснила Даук Сана. – Мы сохранили кое-какие старые традиции, но, к сожалению, утратили связи с родными на острове. Некоторые семьи, как, например, моя, привезли с собой нефрит, это никогда не было проблемой, потому что мы хранили его у себя. А теперь, похоже, мир меняется, все ополчились против нас.

– Мы тоже не наладили связей с соотечественниками за рубежом, – посетовал Хило. – Кеконцы никогда не любили смотреть дальше собственных берегов, но друзья и враги научили меня, что необходимы перемены. Вот почему я лично приехал встретиться с вами, Даук-цзен, и разобраться, чем мы, Зеленые кости, можем друг другу помочь.

Разговор длился три часа. Дауки рассказали Коулу Хило о тайной жизни Зеленых костей в Порт-Масси, объяснили, что не могут открыто носить нефрит и должны тренироваться тайно; а с помощью нефритовых способностей разбираются с проблемами внутри кеконской диаспоры и защищаются от хищников из Бригад, а иногда и враждебности и недоверия эспенцев. Такое отношение в последние годы только усугубилось вследствие возникшего напряжения между Кеконом и Эспенией из-за войны в Оортоко, а также правительственной пропаганды об опасности и угрозах нефрита для простых людей.

Дауки поведали, что с помощью взяток полиции им долгое время удавалось держать зал для поединков открытым, но теперь главная угроза исходит от Бригад, которые увидели возможность для расширения рэкета, игорного бизнеса и наркоторговли в районах, издавна контролируемых кеконцами. А еще – возможность красть нефрит.

Вечерело. Даук Сана принесла еще чая и тарелку с жареными орешками. Она открыла окна, чтобы проветрить столовую от сигаретного дыма. Снаружи уже давно стемнело. Хило задавал все более специфические вопросы: сколько Зеленых костей в Порт-Масси? Насколько они скоординированы? Скольких при необходимости может созвать Даук? Что собой представляет Босс Кромнер? А его смотрящий, Тощий Римс? Сколько под его началом шкурников? Каков их главный бизнес? Кто их соперники? Анден знал об этой стороне Коула Хило, но никогда не видел собственными глазами – он мыслил как Штырь.

Анден заметил, что Кори слегка развалился на стуле, взгляд расфокусировался, как и внимание, словно у скучающего студента во время лекции. Мать ткнула его в бок, чтобы выпрямился, он извинился и ушел в туалет, а потом стал мыть посуду на кухне. Анден с легким раздражением услышал плеск воды и звон посуды. Он тоже устал от напряжения, но не считал возможным встать и заняться чем-то другим, когда Колоссы обсуждают стратегию, затрагивающую всех. Даук Лосун не отчитал сына и не позвал его назад, но разочарованно поджал губы.

– Я бы хотел встретиться с этими Боссами, – наконец объявил Хило. – Со всеми одновременно и в одном месте.

Даук Лосун с минуту помолчал. Потом заговорил с явной озабоченностью:

– Коул-цзен, сомневаюсь, что это возможно. Даже если вы их заманите, а я сомневаюсь, что это получится, закон чрезвычайно строг в отношении насилия, даже насилия против преступников, которые заслуживают такой участи. Для вас это будет слишком рискованно и слишком дорого обойдется, как и для всей кеконской диаспоры. Если что-нибудь случится с Боссами во время встречи, Бригады нам отомстят, включая невинных людей из Южного капкана.

Хило откинулся на стуле.

– Друг мой, что, по-вашему, я задумал? Убить всех Боссов собственноручно?

В последующие секунды гнетущей тишины стало очевидно – именно это и подумал Даук. На губах Хило заиграла слабая улыбка; казалось, его забавляет, что, даже будучи Зеленой костью, Даук строит предположения на основе стереотипов о кеконцах – якобы прирожденных буянах и убийцах.

Хило прервал неловкий момент, покачав головой.

– Мой Шелест устроила для меня специальное разрешение правительства носить нефрит во время визита. Мне не дозволено провести в Эспении больше двадцати дней, я должен декларировать каждый ввезенный камушек и обязан вывезти то же самое количество. – Он снова потрясенно покачал головой. – Я вижу, насколько здесь все устроено по-другому, и не собираюсь навлекать на себя неприятности. А что важнее, я не дома и не могу шепнуть чье-то имя или отнимать жизнь на территории другого Колосса, если я уважаю его и хочу остаться его другом. – Он улыбнулся, показывая, что не обижен на слова Даука. – Можно многое узнать о людях, находясь с ними в одной комнате. Вот почему я хочу встретиться с Боссами. Точнее, я хочу, чтобы вы с ними встретились. Я здесь лишь гость.

– Кромнер подозрителен, – заговорила Даук Сана. – Уже несколько месяцев происходят убийства и нападения с обеих сторон. Они чинят нам проблемы, но и мы не беспомощны, ведь у нас есть Рон-цзен. С чего вдруг Боссы согласятся с нами встречаться?

– Я кое-что знаю о войне кланов, – ответил Хило, – к примеру, то, что сражения идут на многих уровнях. Война на улицах между Пальцами – это одно, но война идет и в телефонных звонках, и за закрытыми дверями, и в небоскребах. Если этот Босс Кромнер – настоящий лидер, он не позволит мелкому кровопролитию на улицах встать на пути к его истинному желанию – участию в торговле нефритом. У вас мало нефрита. У Равнинного клана – гораздо больше. Он заинтересован с нами встретиться.

– Вы в самом деле хотите разговаривать с Бригадами о нефрите? – поразилась Сана.

– Посмотрим. – Впервые за вечер Хило взглянул на часы. – Нам еще о многом нужно поговорить и еще больше спланировать, но уже поздно. – Он встал, за ним поднялись Тар и Анден. – Спасибо за великолепные блюда, госпожа Даук. Увидимся завтра. Теперь я угощаю ужином. Предложите место, где мы можем попробовать хорошую эспенскую кухню, мне было бы интересно.

Хило снова обрел прежнее легкомыслие – встреча закончилась.

Дауки проводили гостей к двери.

– Пока вы здесь, Рон-цзен в вашем распоряжении, – сказал Даук. – Он отвезет вас в отель.

Хило с благодарностью принял это предложение. Рон сказал, что забросит домой и Андена. Оглянувшись на Кори, Анден сел в машину.

Когда они остановились перед отелем «Крествуд», Хило сказал Андену:

– Пойдем выпьем в баре, Энди. Потом я вызову тебе такси до дома.

Кивнув на прощанье Рону, Анден вышел из машины и последовал за Хило и Таром в вестибюль отеля. Бар был почти пуст, канун Дня урожая люди проводили дома, с семьей. Колосс опустился в кресло за пустым столиком, а Тар пошел к стойке заказать выпивку. Хило снял пиджак и перебросил через спинку соседнего кресла, а потом расстегнул две пуговицы на рубашке. Под расстегнутым воротничком мелькнула зелень, поблескивая под люстрами бара. Хило провел рукой по лицу. Теперь он выглядел измотанным, хотя несколько минут назад не казался уставшим.

– Садись, Энди, – сказал он, и Анден послушно сел напротив кузена.

Хило качнулся набок, вытащил бумажник, достал оттуда пару маленьких фотографий и передал их Андену.

– Твои племянники, – гордо сказал он, от нежности его голос звучал звонко, несмотря на усталость после перелета и из-за разницы во времени, которая сейчас на него навалилась. – Уже большие. Иногда дерутся, но все братья дерутся.

На одной фотографии Вен держала обоих мальчиков на коленях, сидя на скамейке под деревом во дворе особняка Коулов. На другой мальчики втиснулись в большую игрушечную машину – Рю спереди, Нико сзади. Нико был гораздо крупнее, чем на той фотографии, которую видел Анден. Выглядел он крепким, счастливым и удивительно похожим на Лана.

– Я сказал им, что их дядя учится в другой стране и однажды они с ним встретятся. Рю слишком мал, чтобы понять, но Нико понял. – С каждой минутой Хило выглядел все более уставшим. – Возьми фото, я привез их для тебя. Шаэ никогда не посылает последних.

Анден еще с минуту разглядывал фотокарточки, а потом сунул их в бумажник. Вернулся Тар с выпивкой.

– Не знаю, что это, – сказал он. – Я просто ткнул пальцем в самую дорогую с виду бутылку и попросил три бокала. – Когда они попробовали, это оказалось бренди. – Что ж, неплохо, – сказал Тар, причмокнув. – Сладковато, но сойдет.

– Ну вот, – сказал Хило, – мы вместе на другом краю света. – Он глотнул из бокала, откинул голову на мягкую спинку кресла и на минуту прикрыл глаза. А когда снова открыл, то повернул подбородок в сторону Андена. Немного помолчав, он тихо произнес: – Хорошо выглядишь, кузен. Не такой бледный и недокормленный, как я опасался. Расскажи, как живешь, чем занимался последнюю пару лет.

Глава 40. Боссы

Даук Лосун послал Рона Торо эмиссаром к Блейзу Кромнеру по кличке Бык, чтобы договориться о встрече с тремя самыми могущественными Боссами Бригад Порт-Масси. Рону велели ясно дать понять, что кеконцы устали от стычек в Южном капкане и хотят обсудить условия мира. В качестве подтверждения истинности своих намерений Даук предоставляет выбор времени и места Кромнеру. С собой на переговоры он приведет только трех человек и не требует дополнительных гарантий своей безопасности.

Вернувшись, Рон сказал Даукам и Коулу Хило, что Кромнер согласился и возьмет на себя приглашение на встречу двух других Боссов. Встреча произойдет на холме острова Джонса на заре понедельника. Утром, проезжая по мосту «Железное око», Хило поинтересовался, почему Кромнер выбрал именно это время и место.

– Рассвет понедельника – священный час для Свидетелей Истины, – объяснил с переднего сиденья Даук, глядя на Хило и Тара в зеркало заднего вида. – Они считают, что в это время Пророк завершил семилетнее путешествие к вершине горы Икана и ему открылась Единая Истина. Бог не забудет преступлений, совершенных на холме на заре понедельника. Это самое безопасное время для встречи.

– Они что, не знают, что мы не паства их церкви? – фыркнул Тар.

– Боссы беспокоятся не о нас, – ответил Рон Торо, крутя руль. – Мы будем безоружны и в меньшинстве, так что даже нефрит не уравняет шансы. Они с подозрением относятся друг к другу. Южная Бригада сильнее остальных, но Бригада с улицы Булочника и Вормингвудская Бригада, объединившись, станут крупнее организации Кромнера. Но все будут вести себя прилично, эспенцы с бо́льшим почтением относятся к религии, чем вы могли бы подумать. Того, кто прольет кровь на заре понедельника, подвергнут обструкции не только в Порт-Масси, но и по всей стране, да и сам совет Боссов. И они потеряют влияние на полицию и суды, за которое заплатили.

– Это как привести монахов, – заметил Тар. – Забавно, да? В какую бы часть света ты ни забрался, только страх перед тем, что произойдет после смерти, удерживает людей от кровопролития.

Он хмыкнул и посмотрел на Колосса, словно надеясь услышать от него подтверждение, но Хило молчал и смотрел в окно на парк развлечений, мимо которого они проезжали, аквариум и аттракционы на набережной парка Гилдмана, хотя в этот час все они не работали. Потом они поднялись вверх по холму к особняку Торика – старинный дом главаря пиратов превратили в клуб, широко известный связями с Бригадами, теперь это стало еще очевидней, поскольку в такой ранний час он уже открылся для Боссов.

Рон припарковал машину на некотором расстоянии от полудюжины здоровенных и роскошных машин, включая, как отметил Хило, «Княгиню Прайзу» той же модели и года выпуска, что и его собственная. У дверей здания стояли несколько мужчин в черных шляпах и длинных пальто, и Хило Почуял внутри и вокруг дома еще больше людей, несомненно, хорошо вооруженных. Прежде чем выйти из машины, Хило вполголоса обратился к Тару:

– Не забывай, что Даук – главный во время встречи. Эспенцы не знают, кто мы такие, и лучше пусть так и остается, так что спрячь свой нефрит.

Он заметил, как во время поездки Тар теребил лишенные нефрита пальцы и запястья. Тар надел весь нефрит на цепочку вокруг шеи и спрятал под одеждой, но отсутствие камней на привычном месте его будоражило.

Зеленые кости часто имели привычку крутить кольца на пальцах, поправлять запонки, дотрагиваться или оттягивать ожерелье – мелкие движения, привлекающие внимание к нефриту во время взаимодействия с другими людьми. Трудно отследить и сдержать такие непроизвольные движения. Собственный нефрит Хило скрывался под наглухо застегнутой рубашкой и неудобным галстуком. И хотя они собирались на встречу с иностранными бандитами, которых Хило расценивал не выше Запуньо, ему не нравилось скрывать свой статус и личность, было в этом что-то бесчестное, все равно что прятаться под маской. Но учитывая, как обстоят здесь дела, традицию скрывать нефрит… Неудивительно, что в этой стране так много преступлений.

Они вышли из машины и двинулись к особняку. Охрана остановила их и обыскала на предмет оружия. Тара явно возмутила такая бесцеремонность, но когда Хило без возражений раскинул руки, помощник последовал его примеру. Шкурники уделили им мало внимания, но на Рона Торо поглядели с ненавистью и тревогой, положили руки на пистолеты и держались от него на почтительном расстоянии. Хило это заметил и стал больше уважать Рона и Даука. Хило считал Даука Колоссом в той же степени, в какой старосту деревни Опиа можно сравнить по статусу с мэром Жанлуна, но такое поведение шкурников означало, что Даука боятся и уважают.

Один из шкурников провел их внутрь. На потолке висели хрустальные люстры, на дорогих коврах стояла резная мебель, утренний свет просачивался сквозь витражные окна. В воздухе пахло пыльным духом старого и роскошного здания. Они вошли в комнату с тяжелым дубовым столом в центре и портретами знаменитых магнатов Порт-Масси на стенах.

С одной стороны за столом сидели пятеро мужчин и одна женщина. У стен и дверей стояли с полдюжины шкурников-телохранителей – в расслабленных позах, но держали руки в карманах или у бедер, выставляя напоказ пистолеты, и поглядывали не только на вновь прибывших, но и друг на друга. Кеконцы приехали последними. Очевидно, так и было задумано – Боссы Бригад пригласили Даука на своего рода совет королей, словно иностранного посла. Хило дождался, пока Даук Лосун сядет на пустой стул у стола, а потом занял место рядом.

Блейз Кромнер, он же Бык, родился в бедности, и хотя сейчас был хорошо откормлен и полон самомнения, со стороны его врагов было бы неблагоразумно забывать, что он проделал путь из низов Порт-Масси с помощью хитрости и беспощадности, уничтожив на своем пути множество противников. В соответствии с кличкой, Кромнер был крупным человеком с мясистой красной физиономией.

У него были грубые черты, словно скульптор вытесал его в спешке, легким нажимом пальцев сделав неглубокие глазницы и приставив шмат глины вместо носа. По контрасту с прирожденным уродством, одет Кромнер был безупречно. Сшитый на заказ костюм-тройка в тонкую полоску превосходно сидел на грузной фигуре. Усы над толстыми губами аккуратно подстрижены, а волосы причесаны, золотые часы с хрустальным циферблатом и красный шелковый галстук. Бык контролировал азартные игры и проституцию, а также существенную долю наркоторговли к югу от реки Камрес.

Лишь картели из Томасцио в Западной Спенде, обеспечивающие наркотиками всю остальную страну, могли с ним сравниться. Кромнер был самым известным Боссом в стране и любил фотографироваться для газет, посещая дорогие клубы и театры и ужиная в лучших ресторанах. Он прикрывался несколькими слоями организации, и хотя его слово было законом в Южной Бригаде, будничные операции он оставлял на откуп смотрящим.

Кромнер сидел по центру. Левую сторону стола занимал плотный коротышка по имени Джорен Гассон. Малыш Джо, как его называли, возглавлял Бригаду с улицы Булочника, контролирующую самые богатые районы на северо-востоке Порт-Масси, главным образом остров Джонса, в основном он имел дело со скачками и букмекерством. Гассон был круглолицым человеком с проницательными, слегка косящими глазами, его знали как личность скаредную и замкнутую, редко появляющуюся на публике. У него на зарплате находилось больше полицейских, политиков и судей, чем у остальных Бригад, и те часто обращались к нему и платили за влияние в обществе. Особняк Торика выделили им для встречи благодаря его связям.

Справа сидела женщина зрелых лет с белым шарфом на шее и в шляпке поверх кудрявых волос. Анджа Слаттер выглядела как богатая, но вздорная тетушка, она исполняла обязанности Босса Вормингвудской Бригады, с тех пор как ее муж Рихарт Слаттер, он же Резкий Рикки, сел в тюрьму по обвинению в отмывании денег. Поговаривали, что она замещает Рикки во всех делах и передает его распоряжения из тюрьмы. Вормингвудская Бригада контролировала северо-запад города и ближайшие пригороды. Остальные Боссы потеряли уважение к Рикки, когда он попался по такому пустячному обвинению и не придумал лучшей системы управления, чем передать дело жене. А значит, и к Андже Слаттер прислушивались в меньшей степени.

Каждый Босс привел с собой одного смотрящего. Уилли, он же Тощий Римс, смотрящий Кромнера, сидел слева от него. По контрасту с Кромнером он был худым и с непримечательной внешностью, гладко выбрит, в пепельно-сером костюме и держал в руках фетровую шляпу.

Кромнер с высокомерным любопытством оглядел вошедших кеконцев. Когда все расселись, он обвел рукой стол, словно представляя всех собравшихся. А потом заговорил с другими Боссами.

– Все вы знаете о моих неладах с кеконцами в Южном капкане. – Кромнер был прирожденным оратором, говорил он быстро и живо, а голос оказался тоньше, чем можно ожидать от такого крупного человека. – Как я понимаю, напрямую это не коснулось никого из вас, и вы наверняка спрашиваете себя, с чего это Бык вынудил вас проделать весь этот путь до острова Джонса, да еще на заре понедельника в День урожая. – Он умолк, словно ожидая, что кто-нибудь и впрямь задаст этот вопрос. Никто не спросил, и Кромнер поднял палец и сказал: – Этот спор затрагивает нечто большее, чем несколько проломленных черепов в кеконском квартале. Дело в нефрите. Это большие деньги, а значит, касается всех нас, Боссов. – Кромнер посмотрел на кеконцев и пару секунд изучал всех четверых, прежде чем повернулся к Дауку Лосуну. – Кеконцы считают своим Боссом господина Даука. Он попросил о встрече, чтобы прийти к соглашению.

Все уставились на старшего из кеконцев, который сидел с прямой спиной, облокотившись о стол и слегка сжав кулаки, и явно чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в центре внимания. Даук откашлялся и заговорил на эспенском с легким акцентом:

– За многие годы кеконская диаспора пришла с Боссами к взаимопониманию. Каждый занимался своими делами. Сколько бы мы здесь ни прожили, и даже родившись в Порт-Масси, кеконцы все равно остаются нежеланными чужаками в этой стране. Мы никуда не лезем. Мы хотим быть хорошими гражданами, уважаемыми членами эспенского общества. И в то же время придерживаемся собственных традиций и просим лишь, чтобы в них никто не вмешивался. А потому мы не хотим соваться в ваши дела, а взамен будем сами разбираться со своими. Это касается азартных игр, денег за покровительство и, конечно, нефрита.

– Но теперь все изменилось, верно? – слабым голосом произнес Джо Гассон. – Вы открыли свои игорные дома для людей со стороны, они делают ставки на петушиных боях или дуэлях, вместо того чтобы тратить их на скачках или в игровых автоматах. Это напрямую мешает бизнесу Босса Кромнера.

– Это так, мы открыли зал для поединков для посторонних по определенным дням недели, – признал Даук. – Но только по приглашениям. Вполне естественно, что у наших детей появляются эспенские друзья и эспенские жены и мужья. Несправедливо не пускать на наши собрания тех, кто не на сто процентов кеконцы по крови. В те дни, когда мы открываем зал для поединков, там проходят только петушиные бои, но не дуэли. Доход идет на поддержку культурного центра и помощь нуждающимся. Мы не пытаемся оттянуть людей из ваших заведений.

– Это не главная проблема, – нетерпеливо заявил Кромнер. – Я человек щедрый и готов упустить мелкую сумму, если бы вы, кеки, довольствовались только азартными играми. Но ваш совсем не секретный зал для поединков – не просто дешевое развлечение, там вы показываете нефрит и тренируетесь в своих ловких движениях. Только вы одни торгуете в городе нефритом, а это неправильно. Нефритовая торговля – слишком крупный бизнес, чтобы оставить его вам.

Лицо Даука вспыхнуло гневом, но ответил он спокойно:

– Нефрит – наше культурное наследие. Наши семьи привезли его в эту страну, и мы сохраняем его внутри своей диаспоры. Мы не продаем его в целях наживы. А теперь, после правительственного запрета и негативного публичного освещения, у нас все больше причин скрывать нефрит, чтобы не привлекать внимание полиции. Для кеконской диаспоры нет ничего хорошего в том, если кого-то схватят за продажей нефрита или эспенец совершит преступление с помощью нефрита либо сляжет с Зудом. Вот почему мы тренируемся, чтобы носить нефрит, вот почему платим полиции, если возникают проблемы.

– Звучит совсем невинно, – сказала Анджа Слаттер, поднимая тонкие выщипанные брови. – Как будто вы не нападали на букмекеров Блейза и не убивали его шкурников.

Кромнер одобрительно засопел, но Даук тут же ответил:

– Нападения были с обеих сторон, не стану отрицать. Но главная проблема в том, что мирное взаимопонимание, которое мы поддерживали долгие годы, теперь разрушено. Внимание полиции не нужно никому из нас, но кеконцев меньше, мы не так влиятельны и сильны, как Бригады. Мы знаем, что не можем идти против вас. Вот почему я пришел сюда с просьбой.

– Ну, так выкладывайте свое предложение, – нахмурился Кромнер, уголки его глаз над мясистыми щеками слегка скосились, когда он впервые обратил внимание на молодого человека рядом с Дауком, до сих пор молчавшего. – А кого это вы с собой привели? Он что, немой?

– Коул Хилошудон представляет клан Зеленых костей с Кекона. Он прилетел из Жанлуна по моей просьбе.

Теперь Боссы посмотрели на незнакомца рядом с Дауком с интересом. Он был молод, слегка за тридцать, хотя Кромнеру с трудом удавалось угадать возраст, когда дело касалось кеконца. Во время разговора кеконец внимательно смотрел на собеседников и явно обладал статусом, раз путешествует с собственным телохранителем, таким же молодым человеком сурового вида, который стоял у стены за ним. Кромнер признал, что это говорит в пользу кеков.

Гордый народ, на кривой козе не подъедешь, женщины выглядят высокомерными, а мужчины – так, словно готовы пырнуть ножом в бок ради забавы или если косо на них посмотришь. Блейзу Кромнеру это в кеках нравилось, к тому же они не лживы, это уж точно, вот почему он должен разрушить их монополию на нефрит или выгнать из города их обвешанных камушками громил.

Даук сказал что-то человеку рядом с ним. Гость кивнул, подался вперед и заговорил на кеконском, делая частые паузы, чтобы Даук перевел его слова на эспенский.

– Как я понимаю, ваша организация хочет получить доступ к международному рынку нефрита, – сказал молодой человек. – Кекон – единственное место на земле, где добывают нефрит, а контролируют добычу кланы Зеленых костей, все желающие торговать зеленью должны вести дела через них. Я представляю один из самых могущественных кланов моей страны и обладаю полномочиями вести переговоры по этому поводу.

Кромнер посмотрел на Даука.

– Так вы говорите, этот парень может продать нам нефрит?

Даук медленно кивнул.

– Я буду посредником в сделке, но не претендую на долю. Можете получать нефрит прямо с Кекона, а с моей стороны ценой будет мир в Порт-Масси. Если Бригады согласятся предоставить нам полный контроль над нашей частью Южного капкана, включая свободу вести дела в залах для поединков, как мы считаем нужным, мы можем заключить взаимовыгодное соглашение.

– Мне это кажется разумным, Блейз, – сказал Малыш Джо Гассон, который ничем не рисковал в Южном капкане, но уж точно получит свой навар с подкупа законников и политиков, неизбежного в такого рода затее. Кромнер и ухом не повел.

– Я думал, ваши люди не продают нефрит чужакам, – сказал он, с подозрением переводя взгляд с Коула на Даука.

Даук болезненно поморщился, а потом снова заговорил по-кеконски с соседом. Коул ответил, и Даук перевел его слова:

– Так было раньше. Достойно восхищения, что наши соотечественники за рубежом придерживаются традиций и держат нефрит у себя. Часто именно эмигранты сохраняют традиции, а оставшимся на Кеконе приходится идти в ногу со временем. Правда в том, что мой клан ведет затянувшуюся войну с другим кланом, и нам нужны деньги. Соперники продавали нефрит и «сияние» в Югутане и тем самым получили над нами преимущество. Нам нужны собственные рынки. – Гость терпеливо выждал, пока Даук закончит переводить. – Любое соглашение, к которому мы сегодня придем, будет строго конфиденциальным. Вы должны гарантировать секретность. Видите ли, кеконское правительство продает нефрит эспенской армии, и мой клан будет плохо выглядеть, учитывая его связи с правительством, если начнет одновременно продавать нефрит и Бригадам.

Кромнер помахал рукой, отметая все сомнения.

– Это не проблема, можем обещать, – быстро проговорил он. – Сколько вы можете нам продать и по какой цене?

– Зависит от того, сырой нефрит или резной, – ответил гость. – Государственный картель, Кеконский Нефритовый Альянс, строго регулирует количество добываемого и обрабатываемого нефрита на Кеконе. Так что обработанного нефрита немного, и он очень дорог. Нефритовое сырье можно вывезти с рудников контрабандой, и за те же деньги вы получите больше, но он бесполезен, если нет рабочих, которые его отшлифуют и огранят.

Босс Кромнер впервые обратился к своему смотрящему:

– Тощий, а ты что думаешь?

– Думаю, мы без труда найдем достаточно работников-мигрантов, Босс, – отозвался Римс.

– Нефрит опасен для всех, кроме кеконцев, – встревоженно заметил Даук.

– Мы в курсе, – ответил Кромнер. – Думаете, я бы занялся этим бизнесом, ничего о нем не зная, не разобравшись? «Сияние» создали в Эспении, а не в вашей стране. Учитывая, сколько СН-1 нужно солдатам в Оортоко и ветеранам войны, неужели мы не достанем «сияние»? Если Тощий говорит, что мы найдем работников, значит, не будет проблемой держать их на дозе.

Даук передал это представителю кеконского клана.

– Значит, необработанный нефрит, – сказал тот. – Вы должны понимать, что качество сырья отличается от партии к партии, это вполне естественно. Обычно выход резного нефрита – от тридцати до пятидесяти процентов. – Коул наклонился над столом. – Рыночная цена на сегодня – десять миллионов талиров за килограмм.

Господь, Пророк и Истина, да по сравнению с такой кучей денег даже прибыльная торговля наркотиками выглядела мелочью. Даже Бык Кромнер не мог начать такое дорогое дело в одиночку, и прежде чем ответить кеконцу, он обратился к другим Боссам:

– Теперь вы понимаете, какие это серьезные деньги. Я не прошу ни Бригаду с улицы Булочника, ни Вормингвудскую войти в дело вместе с Южной Бригадой, но все мы видим, какие это серьезные деньги. Если вы хотите подключиться, скажите об этом сейчас. Если нет, так и скажите, но я рассчитываю на старую традицию Бригад, что мы дадим каждому возможность для прокорма.

Малыш Джо Гассон разгладил галстук.

– Моя Бригада не заинтересована собственноручно заниматься нефритом. Слишком рискованно, слишком опасно. Мы букмекеры, а не бойцы, как вам известно. Но мы можем предоставить деньги и заняться финансированием в обмен на обычную долю. И подмажем кого надо, чтобы смотрели в другую сторону.

Именно этого Кромнер и ожидал, без такой помощи ему было бы сложно обойтись. Он тут же кивнул.

– Блейз, – сказала Анджа Слаттер, – ты же понимаешь, Рикки захотел бы хотя бы частично в этом участвовать. Если мы говорим о контрабанде нефрита в страну из-за океана, то любой груз в город проходит через порт, а мы контролируем профсоюз докеров. Давай договоримся о доле в пятнадцать процентов в обмен на доставку товара в гавань. Конечно, сначала мне нужно обговорить все с Рикки, – добавила она, – но я использую все свои женские чары, и он наверняка согласится.

Кромнеру не хотелось отдавать этому идиоту Резкому Рикки или его жене даже один процент, но он поразмыслил и решил, что пятнадцать процентов – приемлемая сумма за гарантию сотрудничества Вормингвудской Бригады, не придется тратить время и энергию собственных людей на то, чтобы провести груз через портовые власти. Кромнер задумался, не захватить ли Вормингвуд самому, когда он наладит торговлю нефритом и Южная Бригада станет достаточно крупной и сильной для экспансии. Таким образом он получит эти проценты обратно, а сейчас можно не спорить по мелочам.

– Скажи Рикки, что я согласен.

Во время этого разговора Даук и его кеконский гость ждали; старший с немного встревоженной миной, а молодой смотрел на Боссов и их смотрящих странным, неподвижным, но слегка расфокусированным взглядом, словно думал о чем-то другом, пока эспенцы переговаривались. Кромнер покосился на него, а потом повернулся к Дауку.

– Передайте своему другу, что я заплачу семьсот миллионов талиров за сотню кило нефритового сырья.

Даук скривился, будто проглотил какую-то кислятину. Он передал слова Босса гостю извиняющимся тоном. К удивлению Кромнера, молодой кеконец не оскорбился такой низкой ценой, он снова сосредоточился и улыбнулся.

– В моей стране важнее всего – заключить соглашение. Лидеры предоставляют договариваться о деталях тем, кому доверяют.

– Но мы не в вашей стране, так? – ответил Кромнер. – Семь сотен.

Он надеялся получить более сильную позицию на переговорах, поставив кеконца в неудобное положение, и был разочарован, когда тот лишь пожал плечами.

– Всем нужен нефрит. Я могу без суеты продать его шотарцам или югутанцам, но с готовностью приехал сюда, потому что мои кеконские друзья в Эспении хотят с вами поладить. Девятьсот.

После предсказуемой торговли они ударили по рукам на восьмистах миллионах талиров за сто кило необработанного нефрита в четырех одинаковых партиях, что уменьшит риск перехвата эспенскими властями. Коул объяснил, что товар пойдет через посредников, на грузовых судах, зарегистрированных на людей, не имеющих отношения к кеконским кланам. Все переговоры относительно сделки должны вестись через Даука Лосуна или его доверенных лиц.

Кромнер был доволен тем, как все гладко прошло. Пусть кеконцы получат свою часть Южного капкана и игорные залы, от них все равно мало прока, но во всей Эспении лишь его Бригаде поставят нефрит прямо из первоисточника. Кромнер уже размышлял о том, какое состояние заработает на черном рынке. Конечно, он придержит немного нефрита для собственных смотрящих и шкурников.

Теперь Южная Бригада станет самой сильной, может, он даже захватит вормингвудцев раньше, чем намеревался. В конце концов, не похоже, чтобы Резкий Рикки удачно вел дела из тюрьмы. Кромнер отдаст территорию Слаттера кому-нибудь из своих смотрящих – Тощему Римсу или Мотыльку Дьюку, к примеру. Тощий лучше соображает, это без вопросов, но он слишком независим, может принять подарок Кромнера и основать собственную Бригаду. Мотыльку не хватит ума на такую сложную интригу, так что ему можно доверять.

Кеконец, этот Коул, все еще говорил, глядя на Боссов. Он вел себя на удивление дружелюбно и беспечно, не то что серьезный Даук или этот головорез Рон. Но Кромнер был не из тех, кого может обмануть внешность. Он подозревал, что Коул всего лишь вывеска, юнец, которого послали опасные люди, обладающие реальной властью на загадочном острове. Кромнер не был на Кеконе, даже близко к острову, но воображение рисовало теневой совет старейшин, замысловатые ритуалы, нефритовые сабли.

Даук снова перевел слова Коула:

– Поскольку вы иностранцы, я должен предупредить: нефрит не похож на наркотики или оружие, им не может с легкостью воспользоваться любой слабак. На Кеконе говорят, что нефрит превращает человека в бога. Только сильные это выдерживают. Вы собираетесь тайно перевезти большое количество нефрита, но удостоверьтесь, что он не попадет в руки уличных хулиганов на вашей же территории, что ваши же люди не попытаются продать часть на сторону. Кто будет отвечать за надлежащее обращение с нефритом?

Кромнеру не понравился намек на снисходительное отношение, который он почувствовал в словах кеконца и в том, как тот сидел, откинувшись на спинку стула и слегка прикрыв глаза.

– Никакой уличный воришка или шкурник не посмеет красть у Южной Бригады, если не хочет отправиться в плавание по реке без лодки.

Анджа Слаттер улыбнулась, Джо Гассон поморщился, но кеконец и бровью не повел.

– Я лично это гарантирую, – добавил Кромнер.

Коул покачал головой.

– Ваше слово как Босса, конечно, весомо, но вы явно слишком большой человек, чтобы лично заниматься малоприятной работой на улицах. – Он махнул рукой, указывая на дорогой костюм и грузное тело Кромнера. – В кеконском клане того, кто занимается этой опасной работой, называют Штырем. Он должен быть абсолютно верным, внушать уважение людям, которыми командует, и страх врагам клана. А в случае, если что-то случится с главой клана, ему доверяют руководство. Я спрашиваю, есть ли у вас кто-то подобный в Бригаде, потому что именно этот человек должен заниматься нефритом.

Кромнер ткнул в его сторону пальцем.

– Слушайте, я готов вести с вами дела, но не нуждаюсь в советах от кеков о том, как управлять Бригадой. Вы сами-то когда-нибудь руководили организацией из сотен человек? – Когда кеконец не ответил, Кромнер сказал: – Так я и думал. Тогда позвольте кое-что сказать. Я бы не стал Боссом Южных, если бы держал некомпетентных подчиненных. Нефритом займется Уилли Римс.

Коул с интересом изучил Уилли, а потом повернулся к Дауку. Кеконцы долго переговаривались на своем языке.

– Что он говорит? – спросил Кромнер.

Даук откашлялся и ответил:

– Он обеспокоен тем, что нефрит попадет на улицы и навредит невинным людям, в особенности женщинам и детям. Видите ли, это противоречит их кодексу чести. И потому он спрашивает, правда ли Римс главный смотрящий в Порт-Масси, давно ли он работает на вас, хорошо ли дерется, сколько человек убил в поединках. Я объяснил, что у Римса есть определенная репутация, но точно я не знаю. – Даук развел руками. – Ну что тут скажешь? Мой друг с Кекона, а там все уважают личную силу и способность проливать кровь.

Уилли неловко теребил в руках шляпу, но Кромнер только фыркнул.

– Ну, так скажите ему, чтобы не забивал свою кеконскую голову. Джо, Анджа, подтвердите ему, что на мое слово и моих людей можно положиться.

– Все знают, что Тощий Римс из Южной Бригады – крепкий парень и рулит самыми крутыми ребятами в городе, – сказал Джо Гассон.

– Это так, – кивнула Анджа Слаттер.

Даук повторил эти слова Коулу, тот снова оценивающе посмотрел на Римса. Потом кивнул.

– Я тоже это слышал, из собственных источников. Я чужой в этой стране и иду на большой риск, заключая сделку от имени клана, так что простите, если я слишком напираю с вопросами. – Представитель клана развел руками. – Я доволен соглашением.

Из особняка Торика Рон Торо отвез Хило, Тара и Даука обратно в дом Дауков, где Сана приготовила всем обед. Когда они расселись за столом только впятером, столовая уже не выглядела такой тесной. Сын Даука проводил время с друзьями, Анден был либо с ним, либо работал дополнительную смену в хозяйственном магазине.

Хило ясно видел, что Тару не терпится задать вопросы, но помощник Колосса знал своего шефа и не стал ничего спрашивать за едой, при посторонних. Хило изо всех сил старался участвовать в болтовне о всяких пустяках, но у него разболелась голова от подъема на заре, к тому же все утро пришлось напрягать Чутье. Он понял не все сказанное чужаками на встрече, но наблюдал за каждым жестом и выражениями лиц, как иностранцы сидели и каким тоном разговаривали друг с другом, он Чуял сердцебиение, пульс, дыхание и едва заметные движения, показывающие мельчайшие изменения эмоций. Так что, пусть его эспенский и не был так хорош, как у Шаэ, Хило считал, что разобрался в тех, с кем имел дело.

Он порадовался, что решил лично приехать в Порт-Масси, а не посылать Шелеста. Как бы ни была умна его сестра, порой ей не хватало проницательности, когда речь шла о людях, она не умела взять подходящий тон с потенциальными друзьями или врагами. Позже в этот день Хило планировал встретиться с Хами Тумашоном, чтобы Главный Барышник знал – даже здесь, вдали от Жанлуна, он может рассчитывать на поддержку клана и внимание Колосса. Нет ничего важнее личных отношений, именно на них держится присяга клану, становится не просто словами, которые может произнести любой.

Хило взглянул на часы – было уже слишком поздно для звонка в Жанлун. Вен и дети наверняка в постели.

Когда обед подошел к концу, над столом повисла напряженная тишина. Хило отодвинул стул и сказал:

– Даук-цзен, не пройдетесь ли со мной по району? Я мало что видел в Южном капкане, но кузен говорит, дальше по улице есть магазин игрушек, я мог бы купить что-нибудь в подарок сыновьям.

Даук встал, и остальные отодвинули стулья, чтобы два Колосса могли выйти из дома и прогуляться наедине. Воздух на улице бодрил, холодный ветер жалил ноздри. Хило прикрыл рукой сигарету, прикуривая, и предложил сигарету Дауку, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что бросил. Они двинулись по улице.

– Вы выглядите озадаченным, Даук-цзен, – заметил Хило. – Думаю, у вас есть вопросы.

– Я пытаюсь понять, для чего вы здесь, Коул-цзен, – сказал Даук.

– От имени приютившей его семьи мой кузен попросил помощи клана в борьбе с Бригадами. Сделка, которую мы заключили сегодня утром, означает, что Босс Кромнер получит желанный нефрит и оставит вашу диаспору в покое. Разве вы не этого хотели?

– Я ожидал не такого решения, – признался Даук. – Продажа нефрита Южной Бригаде на некоторое время удовлетворит Кромнера, но Бык – человек жадный, никогда не будет доволен тем, что имеет, он захочет получить еще больше денег и власти.

Хило кивнул.

– Такой человек не может скрыть свою сущность. Пес, который когда-то голодал, лает на каждого, кто приблизится к его миске, сколько бы еды там ни лежало. И Кромнер считает такими же всех остальных. Люди подчиняются ему из страха или из жадности, но никто не любит лидера, которого волнует только собственная миска.

Даук замедлил шаг.

– Я навел справки о вас и вашей семье, Коул-цзен. Равнинные всегда выступали против продажи нефрита иностранцам. Но сегодня вы согласились продать нефрит из запасов клана Бригадам, самым настоящим преступникам. Мне говорили, что у вас репутация грозного и бескомпромиссного человека, но вы дали Боссам именно то, чего они хотели.

Хило тоже помедлил, чтобы поравняться с Дауком.

– Вы ожидали более драматическую и окончательную развязку.

– Когда я рос на Кеконе, – медленно выговорил Даук, – Люди Горы могли шепнуть любое имя. Даже кого-то из шотарского командования, полицейских, капитанов и генералов.

– Это верно, – согласился Хило. – Но, как вы уже говорили, это не Кекон. Пару лет назад я пролил кровь на островах Увива, и это выросло в проблему, о чем постоянно напоминает мне сестра. Теперь ни я, ни мои Кулаки не можем приехать туда и разобраться с врагами. Шелест снесет мне голову, если я натворю то же самое в Эспении. – Он криво усмехнулся и добавил: – Так что мы разберемся с этой проблемой по-другому.

– И ради этого вы лично проделали весь путь из Жанлуна? Вы могли бы прислать для заключения сделки представителя клана, если с самого начала намеревались продать нефрит.

– Это не было моим единственным намерением. – Хило снова прибавил шагу, ему хотелось побыстрее уйти с холода. – Кеконские кланы годами борются с контрабандой нефрита. Мой Штырь и его Кулаки конфисковали тысячи килограммов нефритового сырья, украденного с рудников страны, которое сидящие на «сиянии» каменные рыбки переправляют за границу. Кое-что из этих партий можно использовать, но большая часть слишком низкого качества, чтобы имело смысл обрабатывать этот нефрит и шлифовать. Некоторую часть можно направить в школы и храмы на тренировочные цели, но Зеленым костям этот дрянной нефрит уж точно не нужен, он может ослабить их способности в критической ситуации.

Хило остановился перед магазином игрушек и заглянул в витрину, затушив сигарету.

– Но большинство иностранцев, за исключением военных спецов из Эспении, не заметят разницы, и я сомневаюсь, что у этого Босса Кромнера найдется под рукой опытный кеконский эксперт по нефриту. Мы продадим Быку и его Бригаде ненужный нефритовый мусор, загромождающий хранилища Равнинных.

Они вошли в магазин. Хило засмотрелся на игрушечный поезд, но он оказался слишком велик для багажа. Хило купил для Нико несколько двуязычных книг, а для Рю – плюшевого тигра. Женщина за кассой поздоровалась с Дауком по имени и спросила у Хило, откуда он приехал. Ей было приятно узнать, что он из Жанлуна, как и ее родители.

По пути обратно к дому Даук сказал:

– Даже если вы продадите Кромнеру низкокачественный нефрит, это все равно сделает Бригады опаснее и сильнее. Это не решение.

– Это на некоторое время отвлечет их внимание, – объяснил Хило. – Даст вам время, Даук-цзен. Время для усиления собственной позиции, чтобы получить больше людей и больше нефрита.

Даук резко остановился посреди тротуара.

– Что вы предлагаете?

Хило тоже остановился и повернулся к Дауку.

– Равнинные снабдят вас нефритом, резным нефритом хорошего качества, и пришлют людей, чтобы тренировать ваших Зеленых костей – нынешних и будущих. Ваш человек, Рон Торо, немолод, а вы сказали, что таких, как он, вам не хватает. Что будет лет через пять? Я могу разобраться с вашей проблемой, помогая вам получить преимущества над Бригадами.

Даук ответил не сразу.

– Вы сумеете привезти сюда столько резного нефрита?

– У меня умный Шелест, – ответил Хило. – Она что-нибудь придумает.

Даук сунул руки в карманы.

– Нефрит так просто не дают, даже другу, – протянул он и с подозрением покосился на Хило. – За все нужно платить, тем более за нефрит. Какую плату потребует с нас Равнинный клан?

Хило положил руку Дауку на плечо.

– Мы познакомились только на этой неделе, и я понимаю, что у нас нет твердых оснований доверять друг другу. Но я тоже навел справки, Даук-цзен. Вы родились в Жанлуне в семье Зеленых костей, ваш отец был героем войны с шотарцами. Вы прибыли сюда как беженец, и теперь люди в этом районе называют вас Колоссом. Вы были добры к моему кузену и защитили его, за что я вам благодарен, а для меня вы были гостеприимным хозяином. Вы быстро организовали встречу с Боссами и отлично сыграли ту роль, о которой я вас просил. Вы мне нравитесь, и я вам доверяю. А потому думаю, мы способны помочь друг другу.

Даук устремил на него долгий взгляд.

– Равнинному клану нужны иностранные данники.

Хило поразмыслил над этими словами.

– Не совсем, но что-то вроде того.

На Кеконе несколько более мелких кланов платили дань Равнинным, пользовались ресурсами и покровительством клана, а также получали от него нефрит. В обмен они либо платили дань со своих заведений, как обычные Фонарщики, либо выступали партнерами клана в определенных отраслях или городах. Крупнейший данник Равнинных, клан Каменной чаши, не контролировал никаких территорий, но владел значительной долей в торговле строительными материалами, а второй по величине, клан Цзо Сан, контролировал значительную часть южной оконечности Кекона.

– Мой клан наращивает деловые интересы в этой стране, – признался Хило. – Мы покупаем недвижимость и планируем продавать в Эспению больше кеконских товаров. Мы хотим помочь Фонарщикам клана расширить их предприятия и попасть на эспенский рынок. Мой Шелест хочет посылать больше студентов вроде моего кузена Андена получать образование за рубежом, прежде чем они приступят к работе в офисе на Корабельной улице. Нам нужна помощь в этом. Нужны связи в этой стране, партнеры и союзники.

Не только партнеры-прагматики, с которыми, как знал Хило, налаживает контакты офис Шелеста – иностранные политики, деловые люди, образованные студенты, – но и подлинные союзники, понимающие значение клана и нефрита, пусть даже на собственный, провинциальный лад. Хило крепко хлопнул Даука Лосуна по плечу.

– Не поймите превратно, но вы не похожи на Колосса, каким его представляют на Кеконе. Хотя теперь я вижу, что в Эспении нужен именно такой Колосс. Вы остаетесь в тени, но добиваетесь своего. Мне хотелось бы, чтобы Зеленые кости были сильны по обе стороны океана. Вы поможете мне в этом, Даук-цзен?

Даук с минуту помолчал, а потом ответил:

– Надеюсь, вы поймете, если я не соглашусь на это предложение немедленно. Мы маленькая, но гордая диаспора Южного капкана, и хотя меня называют Колоссом, но лишь из уважения. Не обижайтесь, Коул-цзен, для нас вы все-таки чужак. Мы не знаем, что произойдет после того соглашения, которое вы заключили с Бригадами, не принесет ли оно еще больше проблем.

Хило убрал руку с плеча Даука и подул на ладони, чтобы согреться на холоде. Даука мороз, похоже, не беспокоил.

– Я вовсе не обижен на вашу несговорчивость, – заверил его Хило. – Вообще-то, я бы изменил свое мнение о вашем благоразумии, если бы вы согласились прямо сейчас, не поговорив с женой и друзьями. Скажу только еще кое-что, а потом давайте вернемся в дом, в тепло. Я не разбрасываюсь обещаниями. Любой, кто меня знает, вам это подтвердит. Но обещаю вам, Даук-цзен. Если вы доверитесь мне и станете союзником Равнинного клана, через пять лет мы, кеконцы, будем иметь больше влияния в этой стране, чем любая Бригада.

Колосс Южного капкана сложил ладони, коснулся ими лба и поклонился.

– Я был бы рад этого добиться, Коул-цзен.

Глава 41. Охренительно зеленый

До отъезда Колосса в Жанлун Анден встретился с Хило еще раз. Хило появился в желтом доме Хианов утром в субботу, он приехал на такси один и был одет в широкие брюки и новый спортивный пиджак, купленный в дорогом магазине у отеля «Крествуд» на улице Бейлис.

– Дядюшка Хиан, тетушка Хиан, – сказал он, – я рад возможности лично поблагодарить вас за то, что вы так заботитесь о моем кузене.

Он преподнес Хианам щедрый денежный подарок и прекрасный рисунок на шелке от известного жанлунского художника. Хианы перепугалась так, что едва могли говорить, только беспрестанно бормотали благодарности и кланялись.

– Давай сходим куда-нибудь позавтракать, Энди, – предложил Хило.

Они пошли в степенскую кондитерскую и кофейню в Лохвуде.

– Когда я ездил в Либон за Нико, рядом с гостиницей было похожее место, – объяснил Хило. – Мне нравятся их пирожные. А в Жанлуне я их не нашел. Кто-нибудь должен открыть у нас такую кондитерскую.

Подошла официантка, и Хило кивнул Андену, чтобы тот заказал, что хочет.

– Все это окупится, Анден, – сказал Хило, когда официантка удалилась. – Я про твою учебу.

– И что, по-твоему, теперь будет с Бригадами? – спросил Анден.

– Я заключил сделку с Кромнером. Это рискованно, потому что придется отдать часть нефрита в руки преступникам. Я делаю это лишь потому, что считаю необходимым и думаю, что это принесет нам пользу, но с ходу никогда не поймешь. Теперь ты должен держать уши востро и рассказывать нам, что происходит, даже если это не кажется важным. Но только ни во что не впутывайся. Хорошо, что у тебя есть тут друзья, но это не семья и не клан, а Равнинные не могут обеспечить твою безопасность, когда ты так далеко.

Официантка принесла заказ. Анден попробовал пирожное. Оно оказалось сладким и слоеным. Хило глотнул кофе, поморщился и сурово посмотрел на Андена.

– Я беспокоюсь о тебе. Если людям здесь приходится скрывать нефрит, это паршивое место. Знаешь ведь поговорку – «Слишком темно, чтобы разглядеть зелень»?

Анден кивнул. Поговорка относилась к таким трудным и отчаянным ситуациям, что даже Зеленые кости не рисковали в них соваться. Сейчас так обычно описывали особенно мрачные книги или фильмы, без морали и с гибелью героя в конце, в отличие от традиционных приключений геройских Зеленых костей. Андена кольнула ирония – Хило в гневе изгнал его из клана и долго отказывался разговаривать, а теперь, когда эти чувства отступили, Колосс был преисполнен братской заботы.

– Ты должен звонить домой почаще, – сказал Хило. – Звони за наш счет, не беспокойся об оплате.

– Хило-цзен, – начал Анден. Он не знал, как приступить к тому, что засело у него в голове, и решил, что лучше высказаться напрямик. – Я старался изо всех сил и преуспел в учебе. Следующим летом я закончу курс с дипломом и сертификатом о свободном владении языком. Может, поговорим о том, что будет дальше?

Хило немного помолчал. Потом повернулся к окну и постучал по стеклу.

– Видишь вон то здание? – На другой стороне улицы строился новый жилой комплекс. – Мы владеем им через одного Фонарщика клана. И не только этим зданием. Впереди большие перемены, Энди. Шаэ открыла в Порт-Масси отделение офиса Шелеста. Он продвигает наши интересы в этой стране и помогает Фонарщикам проникнуть на эспенский рынок. Шаэ поставила во главе отделения Хами Тумашона, но нам нужно больше людей, знакомых с обеими культурами. Для нас важны связи с кеконо-эспенской диаспорой, это одна из причин, по которой я сюда приехал, – наладить личные связи. Получив диплом, ты будешь работать в новом офисе.

В голове у Андена зародился рев недовольства.

– Посылая меня сюда учиться, ты сказал, что я смогу вернуться через два года.

– Я сказал, что мы обсудим возможные варианты. Этим мы сейчас и занимаемся, – ответил Хило.

– Мы не обсуждаем варианты. Ты говоришь, что я буду делать, воспринимая это как должное. – Анден сжал кулаки под столом и теребил край скатерти. – Сколько мне здесь еще оставаться? Еще год? Пять лет? Всю оставшуюся жизнь? Ты хочешь, чтобы я приносил пользу Равнинным, но жил в изгнании, и тебе не придется видеть меня или разговаривать со мной чаще, чем раз в пару лет?

Глаза Хило угрожающе сверкнули, и даже через разделяющий их стол Анден почувствовал горячую вспышку нефритовой ауры Колосса. Анден невольно вздрогнул, но не отвел взгляд и не извинился за свои слова. Все это время в Эспении он вел себя послушно, делал то, что от него требовали. Хило обнял его в аэропорту и назвал кузеном, за ужином у Дауков посадил за столом на сторону Коулов, проводил с ним время и показывал фотографии племянников. Все это обнадежило Андена, он предвкушал прощение клана и возвращение в Жанлун. А теперь не знал, что и думать.

Болезненно долгую и напряженную минуту они смотрели друг на друга, позабыв о слоеных пирожных и остывающем кофе. К удивлению Андена, Хило громко вздохнул и первым прервал тишину.

– Я должен был попросить Шаэ объяснить это тебе. Это ее предложение, а не мое, но она решила, что роль плохого парня сыграю я. И все же я с ней согласен. Знание эспенского полезно, только если ты можешь его применить. Ты же не хочешь потерять последние два года впустую? Что ты можешь сделать для клана в Жанлуне, на что не способен здесь?

– Наверняка мне найдется дело, – не сдавался Анден.

– Скажи мне, что наденешь нефрит, – холодно произнес Хило, – я куплю тебе билет, и завтра утром мы улетим вместе.

Анден сглотнул, но промолчал. Ему следовало знать, что дело по-прежнему в этом.

Хило на секунду прищурился и провел ладонью по лбу. В это мгновение он выглядел гораздо старше, чем несколько лет назад, когда был могущественным молодым Штырем Равнинных и казалось, будто ничто не способно изменить его энергичную натуру. Открыв глаза, он больше не сдерживал гнев.

– Ты думаешь, что я упрямлюсь, наказываю тебя без необходимости, принуждаю тебя быть Зеленой костью. – Анден опять не ответил, Хило угрюмо кивнул и сказал: – Я понимаю, почему ты так думаешь, Энди, но это не так, уже нет. Жанлун – город Зеленых костей. Конечно, большинство его жителей не носят нефрит, но это все равно город Зеленых костей, а ты – не большинство. Прошлого не изменишь. Если ты сейчас вернешься в Жанлун, то навсегда останешься не только самым незначительным из Коулов, но и тем, кого погубил нефрит и кто больше не способен его носить. С тобой будут обращаться как с завязавшим алкоголиком или отпущенным на поруки преступником – с жалостью. Ты этого хочешь? Если ты хочешь быть кем-то бо́льшим, то сам должен проторить себе путь. И здесь тебе это удастся, здесь некому тебя осуждать.

– Ты беспокоишься обо мне или о репутации семьи?

– Моя жена – каменноглазая, из семьи, имевшей ужасную репутацию, прежде чем я сделал Кена и Тара своими ближайшими Кулаками. Думаешь, это имеет для меня значение? – Он снова разозлился. – Тебе двадцать один, Энди, ты слишком молод, чтобы похоронить свое будущее в охренительно зеленом городе вроде Жанлуна.

Подошла официантка, Хило улыбнулся ей и расплатился за завтрак, а потом снова повернулся к Андену.

– Ты уже здесь осел, выучил язык, начал новую жизнь. Как насчет Даука Кору? Разве ты не хочешь остаться с ним?

Анден почувствовал, что краснеет, он не мог посмотреть кузену в глаза. Он чуть не выдавил: «Мы просто друзья», но осекся – Колосс тут же понял бы, что это ложь, Андену стало бы только хуже. Хило не считал, что гомосексуализм приносит неудачу или влечет наказание богов, как не осуждал Маиков за историю семьи, а Вен за то, что она каменноглазая.

Но Анден никогда не разговаривал с кузеном о личных отношениях, да и ни с кем не разговаривал, и первым порывом было все отрицать. Он не хотел остаться с Кори, он просто хотел видеться с ним чаще, чем сейчас. Вопреки всему, Порт-Масси начал ему нравиться, противоречивая натура этого города и странные обычаи, по-своему удивительные и живые. Но Андену хотелось и вернуться домой, услышать родной язык на улицах, оказаться в окружении запахов и знакомых видов Жанлуна, среди которых он вырос и всегда принимал как должное. Неразрешимое противоречие.

Анден заставил себя поднять взгляд.

– Кори знает, что я собирался учиться здесь всего два года. А он некоторое время проведет в юридической школе. Мы не разговаривали о будущем. – Хило упорно смотрел на него, а Анден чувствовал замешательство, но продолжал говорить, решив, что теперь ему все равно: – Я не знаю, захочет ли он жить в Жанлуне, но если у нас всерьез, то он может об этом задуматься. В конце концов, он же кеконец.

– Да, в какой-то степени, – передернул плечами Хило.

– Это еще что значит?

– Энди, может, внешне ты и не отличаешься от местных, но ты больше кеконец, чем когда-либо станет сын Даука. Он носит нефрит, только ему никогда не приходилось убивать ради него или бояться смерти. Он не смог бы стать Зеленой костью в Жанлуне, ты сам это понимаешь. Ты зеленее здесь, – Хило похлопал себя по груди, – и здесь, – он постучал по виску, – вот почему ты нужен клану. Вот почему ты нужен мне… в качестве человека Равнинного клана в Эспении.

Слова Колосса звучали властно, но в них чувствовалась искренность. Когда Коул Хило отдавал трудный приказ, он показывал, что понимает, насколько его трудно выполнить, вот почему люди делали все, о чем он попросит. Анден не знал, что ответить.

Они вышли из кофейни, и Хило остановил такси, чтобы добраться до отеля «Крествуд», встретиться там с Маиком Таром и собрать вещи перед отъездом в аэропорт. Анден не знал, как попрощаться, он даже не знал, увидит ли еще Хило. Обнять кузена, или поклониться ему, либо развернуться и уйти, не посмотрев вслед? Когда перед ними остановилось такси, Анден промямлил:

– Счастливого пути, Хило-цзен. Передай от меня привет дома.

Хило положил руку Андену на затылок и на мгновение притянул его ближе.

– Береги себя, кузен, – сказал он.

А потом сел в такси и захлопнул дверцу, машина тронулась и затерялась в плотном потоке.

Анден стоял на углу улицы долгую минуту, а потом вернулся в кофейню, к платному телефону у двери. Он поднял слегка липкую трубку и опустил в щель монету. После трех гудков раздался сонный голос Кори:

– Алло.

– Это я, – сказал Анден. – У тебя есть сегодня дела?

– Нет, только собираю вещи. – Кори возвращался в Адамонт завтра утром. Что-то в голосе Андена, видимо, звучало странно, потому что Кори спросил: – Что случилось, чувак?

Анден прижался лбом к металлическому корпусу телефона.

– Я в кофейне в Лохвуде, на углу Терлоу и Пятьдесят седьмой. Если ты сейчас не занят… ты не мог бы меня забрать?

– Да, конечно. Только оденусь. – Раздался шорох. – Тебе что-нибудь нужно?

– Мне нужен секс, – яростно выпалил Анден.

Через секунду молчания Кори ответил:

– Я за тобой приеду.

Глава 42. Тяжелое положение

Шаэ потрясло, сколько сложностей создал ее брат за такой короткий промежуток времени. Она решила, что отпускать Хило с Кекона опасно. Каждый раз он возвращался из поездки за границу с новостями о чем-то шокирующем и непоправимом, что он там натворил. В этот раз он хотя бы никого не прикончил, хотя Шаэ все равно ожидала неизбежных кровавых последствий.

– Хорошая была поездка, – сказал ей Хило. – Поговорил не без пользы.

– Ты продал сотню кило нефритового сырья эспенскому преступному боссу и пообещал резной нефрит, людей и, судя по всему, статус Фонарщиков людям, с которыми только что познакомился.

– Ты не согласна с моим решением? – прищурившись, спросил Хило. – Я решил их проблему с Бригадами и получил именно то, чего ты хотела, – информацию и союзников в Порт-Масси. Способ приобрести крепкий плацдарм в Эспении и расширить бизнес клана в этой стране, не полагаясь исключительно на прохиндеев-политиков.

– Продав нефритовое сырье известному криминальному авторитету?

Хило присел, чтобы завязать Нико ботинок.

– КНА контролирует официальную добычу, а благодаря Королевскому совету теперь вся эта деятельность тщательно документируется. Но и Горные, и Равнинные конфискуют нефрит у контрабандистов, а этот нефрит нигде не декларируется. Он проходит через Штыря и считается завоеванным, как после сражения или дуэли. У меня целый мешок в шкафу кабинета. Этот нефрит не отражается в записях КНА. Нау Суэн устраивает рейды на людей Запуньо в точности так же, как и мы, и что, по-твоему, делает Айт Мада со своим нефритом? Думаешь, она перестала производить «сияние», после того как ты выдала ее фабрики на Югутане эспенцам? – Хило покачал головой. Он посадил Нико на качели, установленные на лужайке, и начал раскачивать. – Могу поспорить на собственную зелень, что Горные по-прежнему обогащаются, хотя мы не знаем как и не можем этого доказать. Айт всегда считала, что Кекон должен поставлять нефрит обеим сторонам конфликта.

Шаэ села на каменную скамейку у пруда и задумчиво посмотрела на воду. Хило сказал правду – одна из Белых крыс Вен принесла записи телефонных соединений, показывающие, что Иве Калундо и старшие Барышники Горных звонят в Югутан.

Другой информатор сообщил, что Шелест Горных недавно ездил в эту страну. Айт Мада, безусловно, прекрасно знала о договоре Равнинных с Эспенией и искала пути для расширения бизнеса собственного клана, как законные, так и незаконные. Учитывая прежнюю деятельность и связи Горных в Югутане, вполне естественно, что Айт Мада решила сосредоточить усилия на державе, чей рынок может посоперничать по величине с эспенским. Шаэ не удивило бы, если сейчас Горные заново отстраивают фабрики по производству СН-1, вероятно, в том месте, где их сложнее обнаружить и уничтожить, к примеру, в демилитаризованной зоне на границе Туна и Югутана, а может, Айт замыслила даже более изощренную схему.

Но хотя Шаэ соглашалась со словами Хило, ее беспокоило то, куда это может их завести.

– Айт Мада подрывала деятельность КНА, отдавая нефрит иностранцам и преступникам, которые его не заслуживают и не умеют с ним обращаться, – сказала она. – Но, продав нефрит Кромнеру, ты последовал ее примеру. Мы действуем в точности так же, как и враги.

Хило гортанно хмыкнул.

– Если бы это зависело от меня, иностранцы не получили бы ни крошки нефрита, но это уже невозможно, Шаэ. Дедушкино поколение пошло по этому пути тридцать лет назад, впустив эспенцев в страну и взяв их деньги на восстановление после войны. И посмотри, к чему мы пришли: СН-1, ИБНВП и прочая дрянь.

Он окинул сестру слегка укоризненным взглядом, предполагающим, что это скорее ее вина, раз она принимает решения, еще больше связывающие клан с иностранцами.

– Айт будет продавать нефрит из-под полы, – сказал Хило, – чтобы сделать Горных достаточно сильными, уничтожить нас и править страной в одиночку. Если мы не предпримем никаких серьезных мер, так и случится. – Он посмотрел вдаль, продолжая одной рукой качать сына. – Но, в отличие от Айт, я не собираюсь сохранять своих клиентов. Бригады – это не государство, их люди – не воины. Они похожи на алчных моряков, высадившихся на Кеконе сотни лет назад. У них нет братства, нет верности клану. Они хотят получить нефрит, но не знают, как им распорядиться. Мы возьмем их деньги и вложим туда, куда необходимо, усилим свою позицию, потому что новое нападение Горных – лишь вопрос времени.

– И как мне перевезти столько нефрита через Амарический океан?

Хило криво улыбнулся.

– Кен и его люди уже обучились методам Запуньо, мы конфисковали суда и контейнеры, у нас есть компании и люди по обе стороны океана. Уверен, Шелест что-нибудь придумает.

Шаэ поморщилась. Она и без того чувствовала неловкость, используя влияние клана на Королевский совет в поддержку политических интересов Эспении. Заключенный Хило договор добавит еще одну тему к ее молитве богам о прощении и понимании.

– Черный рынок нефрита – опасная игра, Хило.

– Нужно идти в том же направлении, что и враги, – отозвался он. – И даже еще дальше.

Шаэ смерила брата долгим взглядом. Она привыкла, что именно ей приходится принимать решения о зарубежных делах клана, ее нервировала мысль о том, что Хило повел себя как хладнокровный Штырь в той стране, на которую сделал ставку офис Шелеста. Как бы ей хотелось поговорить с Ланом! Соотнести решения с его твердыми моральными ориентирами, пониманием айшо и трезвым умом. Она представляла себя Шелестом Лана, как они подробно и рассудительно обсуждали бы каждый важный шаг. Хило руководствовался собственными строгими принципами, несомненно верными, но своими, он действовал инстинктивно, с присущим настоящему бойцу хитроумием, а размышлял уже после.

– Я слышала, на прошлой неделе на парковке обстреляли одного из Кобенов, – сказала она.

– Это мог сделать кто угодно, – отозвался Хило и довольно пожал плечами.

Убийцу, человека без связей с кланами и длинным списком преступлений и душевных заболеваний, полиция застрелила при попытке бегства, а Кобен Энто неожиданно и невольно помог делу, публично обвинив бизнес-партнера из семьи Иве, перед тем как скончался от ран в больнице несколько часов спустя. Конечно, возникли подозрения, что сама Айт Мада шепнула его имя или что за этим стоят Равнинные, но противоречивые домыслы были вполне ожидаемы. Важнее всего то, что разные группировки внутри Горных вцепились друг другу в глотки. Каждая считала, что соперники пытаются ее подкосить, и требовала от Айт Мадаши подавить эти волнения, назвав имя своего преемника.

Мимо прошла группа рабочих с нагруженной складными стульями тележкой. Для завтрашнего праздника во дворе расставили большие красные навесы. Свадьба Вуна Папидонвы пройдет в храме Божественного Возвращения, но Хило гостеприимно предложил устроить прием в поместье Коулов, в качестве подарка новобрачным и признания статуса Вуна в клане. С тех пор как Шаэ уговорила Тень Шелеста остаться на своем посту, прошло уже больше года, но Вун больше не выказывал желания покинуть эту должность, возможно потому, что теперь стал куда счастливее. Шаэ порадовалась за него, хотя и с долей сдержанности.

Нико протянул руки, чтобы его сняли с качелей, и Хило повиновался, поставил его на землю и смотрел, как мальчик побежал прочь по садовой дорожке.

– В последнее время я не видел здесь Маро, – сказал Хило. – Между вами все кончено?

Шаэ изо всех постаралась придать голосу безразличие.

– Мы сделали перерыв в отношениях. – Она подозревала, что это заявление звучит неубедительно и запутанно, как все и обстояло на самом деле, и была разочарована, что ей все-таки небезразлично мнение брата по этому поводу. – Мы остались друзьями, – добавила она. – Он придет завтра на свадьбу.

Хило понимающе, почти с грустью посмотрел на нее, словно оценивал, во что обошлась ей дуэль, не считая потери нефрита.

– Если вы друзья, как ты говоришь, тебе следует быть с ним честной, Шаэ.

Шаэ сделала вид, что не слышала.

– Маро входит в состав международной благотворительной организации под названием «Четыре добродетели». Он спрашивал, не можешь ли ты встретиться с ее представителями, которым нужна поддержка клана. Для него это много значит.

Хило раздраженно вздохнул – возможно, из-за того, что Шаэ сменила тему разговора, или из-за того, что Колосса постоянно осаждали с просьбами разные люди, и его это утомляло.

– Ладно, в качестве услуги твоему… другу, – сказал он. – Как-нибудь в этом году, когда я буду немного посвободнее.

Вен ожидала прибавления через месяц. Нико вернулся с горсткой цветной гальки, Хило восторженно поохал над камешками и взял мальчика на руки, чтобы унести домой обедать.

– У Энди все хорошо, – бросил он Шаэ через плечо. – Он не был счастлив, что останется там, но он поймет.

Шаэ посмотрела на удаляющегося к дому брата и окликнула его:

– Ты бы и вправду это сделал? Если бы Айт убила меня на дуэли, ты бы нарушил айшо и развязал войну, замарав клинок?

– Айт решила, что так я и сделаю. – Аура Хило осталась гладкой, как река. – А это главное.

После обеда Шаэ присоединилась к канцлеру Сону на стартовой площадке клуба «Три источника», где политик разогревался перед игрой.

– Коул-цзен, – дружелюбно воскликнул он. – Чудесный день, правда?

Канцлеру осталось три месяца до конца шестилетнего срока на этом посту, и он уже с нетерпением ждал, когда сможет уделять больше времени семейным делам, внукам и игре в чассо.

В чассо играли на пересеченной местности, следовало пройти через обширный вылизанный парк, регулярно останавливаясь, чтобы подстрелить из арбалета фальшивых птиц (резиновые мячики с перьями, выпускаемые из спрятанных устройств). Хотя чассо была иностранной игрой высшего общества, берущей начало в традициях охоты и стрельбы из лука, в предыдущее десятилетие она стала популярным хобби у богатых кеконцев. Самые состоятельные политики и бизнесмены часто вели дела во время игр в недавно построенном клубе «Три источника», расположенном в получасе езды к югу от Жанлуна.

Шаэ игра казалась совершенно неинтересной, но она понимала, чем она привлекает людей вроде Сона Томаро. На острове, где земля стоит так дорого, отдать такую территорию под частный отдых – весьма расточительно, что сказывается и на плате за членство в клубе, и подчеркивает статус. Этот вид спорта требовал хороших рефлексов, верного прицела и дорогого оборудования, но малой физической подготовки, а стареющим кеконцам нравилось по-прежнему притворяться сильными воинами.

Шаэ также подозревала, что Сон с удовольствием ее обыграет, поскольку здесь нефритовые способности не приносили преимущества.

На первых двух площадках для стрельбы они болтали о всякой чепухе, а затем стали подниматься против ветра на низкий холм, на третью площадку, только тогда Шаэ решила перейти к истинной причине, которая ее сюда привела.

– Никто больше вас не заслуживает отдыха от Зала Мудрости, канцлер Сон, но для Равнинного клана будет весомой потерей, если на следующий год мы лишимся такого надежного друга на посту канцлера.

Королевский совет уже определил преемника Сона и проголосовал за Гуима Эна, министра внутренних дел. Гуима считали опытным и ответственным политиком с уклоном в популизм.

Он также был давним членом Горного клана.

– Гуим – разумный человек, – беспечно объявил Сон, занял позицию и приставил арбалет к широкому плечу.

Сон махнул левой рукой, просигналив о готовности. Из кустов один за другим в воздух взмыли несколько мячей. Сон быстро сделал череду выстрелов и довольно хмыкнул, когда три пронзенных мяча плюхнулись на лужайку.

– Сейчас трудное время для страны и Равнинных, – сказала Шаэ. – Клан придерживается мирного соглашения лишь потому, что вокруг нас нет мира. Можем ли мы рассчитывать, что Гуим Эн продолжит нажим на острова Увива в отношении контрабандистов? Заставит ли Горных отчитываться перед КНА? Будет ли возражать против Акта о беженцах из Оортоко, когда придет время для голосования в Королевском совете?

Сон отошел в сторону, и Шаэ заняла его место на площадке. Вылетели мячи, Шаэ попала в два из взятого напрокат арбалета. Она поморщилась, испытывая искушение в следующем раунде сбить стрелы соперника Отражением. Когда они спускались, чтобы собрать свои мячи, Сон сказал уже более мрачным тоном:

– Коул-цзен, я присутствовал на переговорах с эспенским дипломатом и прекрасно осведомлен о беспокойстве иностранцев относительно безопасности. Но Акт о беженцах касается мирных граждан. Равнинные будут выглядеть бессердечными, если станут ему противиться.

Он вытер лоб и наклонил грузное тело, чтобы подобрать упавший мяч, а потом вручил его отмечающему результат служащему, следовавшему за ними на почтительном расстоянии, с оборудованием и водой.

– В конце концов, сострадание – это одна из четырех Божественных Добродетелей.

Шаэ не могла не согласиться с доводами Сона, но все же возразила:

– В идеальном мире люди постоянно вели бы себя в соответствии с Божественными Добродетелями, тогда и Возвращение было бы не за горами. Но наш мир далек от совершенства, и мы оба знаем, что приходится идти на компромиссы.

Сон развернулся и выпустил в воздух стрелу.

– Эспенцы просят нас отвергнуть оставшихся без крова вдов и сирот, потому что боятся, будто некоторые из них окажутся югутанскими шпионами. Должны ли мы пойти на компромисс с моральными устоями из-за иностранного давления?

Слова Сона были полны негодования, но тон остался сдержанным, возражал он скорее в пылу полемики. Он не хуже Шаэ знал, что Равнинные в трудном положении. Война в Оортоко вызвала у эспенцев параноидальное стремление держать все под контролем. К их неудовольствию, Королевский совет твердо стоял на своем и отказывался выделять солдат или дополнительный нефрит для их сил в Оортоко. И все же Шаэ вела клан в сторону расширения бизнеса и торговых отношений с Эспенией и открыла отделение офиса Шелеста в Порт-Масси.

Теперь, когда Хило наладил связь с Зелеными костями в Эспении, и зная, что Горные тоже ищут новые возможности за рубежом, Шаэ как никогда нуждалась в политической поддержке и дома, и за границей. Она нуждалась в благосклонности Адамонта. Как и вся страна, если хотела продолжить быстрый экономический рост. Текстильный бизнес самого Сона и его семьи извлек массу выгод от снижения тарифов.

– Вы занимали высший политический пост во время клановой войны в нашей стране, а теперь к нам подступает война из других стран, – указала Шаэ. – Вам известно, как не поддаваться нажиму и когда следует пойти на компромисс.

Сон покачал головой.

– С этим будет разбираться уже мой преемник, Коул-цзен.

По живописной галечной дорожке они спустились в лесок. Стало прохладно, уже совсем скоро осенний холод и сумерки загонят их обратно под крышу.

– Вы еще не старый человек, канцлер Сон. Только посмотрите, как вы обыграли меня в чассо. – Шаэ остановилась посреди дорожки и посмотрела на Сона. – От имени Колосса я прошу вас еще об одной дружеской услуге Равнинным. Не уходите на пенсию после конца срока. Останьтесь в Королевском совете. У вас будет еще много времени для отдыха, но поработайте в правительстве еще год или два, страна в вас нуждается. – Она сделала многозначительную паузу. – Клан будет благодарен вам и вашей семье.

Как бывший Фонарщик, канцлер Сон знал, что клан не разбрасывается благодарностями, это почти наверняка означает значительную денежную награду для него и его родственников. Если он останется в Королевском совете, Сон по-прежнему будет самым высокопоставленным политиком Равнинных в Зале Мудрости, голосующим в соответствии с интересами клана. В случае равного разделения голосов статус почетного канцлера даст ему те же привилегии, что и у действующего канцлера, – его голос будет решающим, а это может перевесить голос Гуима.

Канцлер Сон сморщил пухлые губы.

– Что ж, – задумчиво, но не без гордости произнес он, – всего год после целой жизни на выборном посту? – Он посмотрел на Шаэ серьезным, оценивающим взглядом, а потом поднял арбалет и вернулся обратно на дорожку. – Я остаюсь верным другом клана, Коул-цзен, но не могу идти против течения. Большинство людей не понимают пользы от торговых соглашений, и им плевать на тревоги эспенцев по поводу безопасности. Многие вообще не видят надобности принимать здесь иностранцев. Мы ходим по тонкому краю. Если вы продолжите отстаивать интересы Равнинных против воли страны, вы не добьетесь своего.

Обычно Шаэ пила мало, но следующим вечером на свадьбе Вуна она выпила несколько бокалов вина. Где-то после полуночи жених и невеста под приветственные выкрики гостей отбыли в лимузине, украшенном красными и желтыми пионами, символом супружеского счастья и плодовитости. Вскоре после этого Шаэ ушла с вечеринки в резиденцию Шелеста. Одетый в синий льняной костюм с галстуком Маро проводил ее до двери. Шаэ помедлила, прежде чем войти, и повернулась к нему через плечо.

– Не хочешь ненадолго зайти?

Она не знала, почему задала этот вопрос – то ли это простая вежливость, то ли пьяное желание, то ли что-то еще. Но в тот момент понадеялась, что Маро согласится. Многие видели, как они вместе ушли с праздника, но, выдержав один публичный скандал, Шаэ больше не беспокоилась об утренних сплетнях.

Сначала Маро отвернулся, а потом с надеждой, но и с опаской взглянул на нее.

– Ненадолго, – сказал он.

Шаэ сняла туфли и села на диван, потирая натертую ступню. Маро налил в два высоких стакана холодную мятную воду из стоящего в холодильнике кувшина. Шаэ с благодарностью взяла стакан и прижала прохладное стекло ко лбу, а потом осушила половину. Хотя дом Шелеста стоял в дальнем конце центрального двора, сюда доносилась музыка, и Шаэ Чуяла энергию оставшихся гостей, словно далекую фоновую пульсацию. Тело уже свыклось с меньшим количеством нефрита, но временами Шаэ казалось, будто ее чувства приглушены, смягчены по краям. Выпитое спиртное усилило эффект, она устала и ощущала все словно сквозь дымку.

Маро сел на другом конце дивана и откинулся назад, ослабил галстук и глотнул воды. Он выглядел трезвее, чем она.

– Твой друг Вун Папи, наверное, очень предан клану, – сказал он. – Твоя семья закатила для него грандиозную вечеринку.

– Он был лучшим другом моего старшего брата. – И моим. – Он этого заслуживает.

– Спасибо, что пригласила меня. – Маро покрутил стакан в руках. – И за то, что устроила встречу «Четырех добродетелей» со своим братом. – И, словно прощупывая почву, он продолжил: – Я уже некоторое время работаю у них в исполнительном комитете. Они делают хорошее дело, но не сумеют добиться большего без высокой поддержки. Если бы главные кланы публично признали, что Кекон должен играть более активную роль в международных гуманитарных усилиях, это был бы огромный шаг вперед. – Он посмотрел на Шаэ в надежде на согласие. – Возможно, мы убедили бы твоего брата поддержать Акт о беженцах из Оортоко.

Шаэ была не в настроении объяснять ситуацию, в которой сплелись интересы клана и давление со стороны эспенского правительства, как и то, что она сделала канцлера Сона и Королевский совет ответственными за продвижение сомнительных интересов иностранцев.

– Давай не будем сейчас говорить о политике, – попросила она.

Маро поправил галстук.

– Как скажешь, – неуверенно выговорил он, словно Шаэ отняла последнюю безопасную тему для разговора. Повисла неловкая тишина. После дуэли минуло почти пять месяцев, но Шаэ и Маро находились в странно подвешенном состоянии, как два предмета, удерживаемые центробежной силой на постоянной дистанции, неспособные ни сблизиться, ни разойтись. Они разговаривали по телефону. Несколько раз вместе обедали. Шаэ по-прежнему советовалась с Маро по вопросам экономики и международной политики, а теперь он надеялся на поддержку кланом благотворительной организации, которой посвящал все больше времени. Они вели себя дружелюбно и сердечно, но осторожно ходили кругами, словно огибая пламя, желанное, но способное опалить.

Маро не раз намекал, что они могли бы преодолеть это напряжение, если бы оба могли снова друг другу довериться. Глядя на него сейчас, такого привлекательного и серьезного, видя в его глазах желание, а на лице легкий румянец, Шаэ больше всего на свете хотелось ему довериться. Сегодня она нуждалась в близости, но не заслужила доверие Маро и не желала возвращать это доверие обманом. Шаэ подумывала поблагодарить его за приход и вежливо проводить к выходу. Или притянуть к себе и устроить секс на полу гостиной. Оба варианта не выглядели ни подходящими, ни справедливыми по отношению к Маро. Она не сожалела о принятом решении, но сожалела о том, что больше не может смотреть на Маро, не видя непреодолимую пропасть между их образом жизни.

– Шаэ. – Маро резко откашлялся, а потом подвинулся к ней ближе. Мягкая аура Маро омывала ее и была наполнена противоречивыми желаниями, почти болью. Его скулы под коротко стриженной бородкой напряглись. – Думаю, теперь я лучше понимаю, почему ты меня отвергла. Я смирился с тем, что на тебя тогда навалилось слишком много проблем и ты не хотела подставлять меня под удар. Но не уверен, что могу… оставаться твоим другом. Тем, кто туманным образом связан с твоей семьей, получает приглашения на свадьбы, но не входит в клан. Это… не лучшая позиция.

У Шаэ защемило в груди.

– Я знаю. Когда-то я и сама пыталась, но ничего не вышло. – Она откинулась на диване. В глазницах зародилась пульсирующая боль. – Ты прав. Я держала тебя на расстоянии и не рассказывала всей правды, как ты заслуживаешь. Я пыталась защитить тебя от моих решений, но это неправильно.

Лицо Маро дернулось.

– Ты не должна меня оберегать. Ты знаешь, что мне не нравится культура Зеленых костей, но ты мне не безразлична. Помнишь, я говорил, что мы должны быть открыты и честны друг с другом? – Он заглянул Шаэ в глаза. – Мне нужно знать, какие у нас отношения. Скажи мне раз и навсегда: у нас еще есть шанс?

Шаэ вспомнила слова Хило: «Если вы друзья, как ты говоришь, тебе следует быть с ним честной». Шаэ распирало от пылкого и мазохистского порыва. Она обняла Маро за шею и поцеловала. Его вкус и запах заполнили рот, Шаэ вздохнула, преисполнившись горькой решимости, такой же сильной, как вкус вина. Отстранившись, она сказала:

– Я сделала аборт, Маро. До дуэли с Айт Мадой я была беременна.

Несколько секунд лицо Маро ничего не выражало, потом он отпрянул, словно его с силой толкнули. Мягкие черты лица затуманились, их исказила боль. Нефритовая аура отвердела и пошла рябью по краям.

– Ты… – выдохнул он хриплым шепотом. – И ничего мне не сказала. Ты все решила, даже не сказав мне. Как и с дуэлью.

– Ты хотел честности. Вот она. А еще я тебя люблю. – Шаэ посмотрела на свои руки – они крепко вцепились в колени. – Ты спросил, есть ли у нас шанс, но теперь только ты можешь ответить на этот вопрос.

Маро поставил стакан на кофейный столик и встал. Шаэ почувствовала болезненный вес его взгляда, пригвоздивший ее на долгую молчаливую минуту. Она откинула голову на подушки. Потолок стал вращаться, Шаэ закрыла глаза и не видела, как Маро вышел.

Глава 43. Семейный нефрит

За три недели до Нового года после часовой поездки в глубь острова Хило остановился у заброшенной фермы, обозначенной лишь указателем у шоссе на плоском участке дороги у подножия гор. Он аккуратно повел «Княгиню» вверх по ухабистой проселочной дороге, пока та не стала слишком узкой и заросшей, тогда он вышел из машины и прошел пешком остаток пути к осыпающемуся кирпичному зданию. Солнце уже скользнуло за лесистые пики, закрывающие небо на западе, и над пустым полем сновали летучие мыши, озаряя Чутье Хило красными всполохами.

На поляне у дома два подручных Тара копали яму, лопаты лязгали о сухую землю, в воздух вырывались облачка дыхания. Зеленые кости сделали перерыв в работе, вытерли пот с лиц и прикоснулись ко лбам в приветствии, когда Колосс прошел мимо и нырнул под покосившийся карниз у входа в разрушенное здание.

Внутри резко светил походный электрический фонарь, свисающий с металлического крюка, сделанного из вешалки для одежды. Каменный пол устилали слои грязи, соломы и птичьего помета. Тар и его помощник Доун стояли рядом, болтали и курили в ожидании Хило. У их ног лежал длинный брезентовый сверток, перевязанный веревкой и напоминающий наспех скатанный ковер. Рядом со свертком находился большой прямоугольный ящик с откинутой крышкой – дорожный ящик для инструментов, купленный Таром в компании по грузовым перевозкам.

Доун поприветствовал Хило, нагнулся и перерезал веревки на свертке. Он потянул за брезент, и из него выкатился грязный мальчишка в синяках и ссадинах. Подросток был связан, во рту у него торчал кляп, но он зажмурился от резкого света, дернулся и попытался сесть. Его нефритовая аура полыхнула в голове у Хило болью, как свист в неисправном микрофоне. Доун выпрямился, и Хило посмотрел на худое потное лицо и широко открытые глаза мальчишки, полные ненависти и страха. Взгляд Колосса скользнул по лицу пленника и остановился на нефритовых бусинах у его шеи, а потом перешел к браслетам на тощих руках. Нефрит Коула Лана. Камни даже не переставили в другую оправу.

Хило затопила ледяная ярость и подспудное беспокойство. Несколько лет назад, когда он служил Штырем под началом брата, Хило ужинал в ресторане «Двойная удача» в Доках. В тот вечер два подростка попыталась украсть нефрит у пьяной Зеленой кости. Хило и Маики остановили воров, но Хило вспомнил, как посчитал этот случай предвестником нарастающего в обществе разложения, знаком, что худшее еще впереди.

Сейчас он чувствовал это еще острее, глядя на пленника – ничтожество, причинившее семье Коулов так много горя и умудрившееся так долго оставаться безнаказанным. Некоторые верят, что с помощью СН-1 нефрит может носить кто угодно, но это неправда. Потому что если любое отребье может носить нефрит Лана, то нефрит ничего не значит. Мир Зеленых костей ничего не значит. Хило был в ужасе и потрясен до мозга костей. Равнинный клан – тигр, а этот вор – крыса, но даже самый крупный и сильный зверь боится нашествия крыс, когда они надвигаются в темноте, острозубые и разносящие болезни. Природный дисбаланс, признак усиления глубинного несовершенства мира, которое невозможно исправить.

Тар открыл вещмешок и вытащил несколько инструментов: беспроводную дрель, кусок пластиковой трубки и клейкую ленту. Хило присел. Подросток отпрянул и напряг Силу в попытке разорвать путы. Он выбросил несфокусированное Отражение, взбаламутившее пыль на полу, она осела на каменных стенах, а фонарь на потолке качнулся, когда Хило смел эту паническую попытку встречным Отражением.

Подошел Доун и прижал плечи мальчишки к полу, чтобы тот перестал брыкаться. Хило расстегнул защелки на нефритовых браслетах и снял их. Потом стянул с шеи мальчишки ожерелье, длинную нить нефритовых бусин, и положил нефрит Лана во внутренний карман пиджака. Он похлопал рукой по выпуклости на пиджаке, убедившись, что нефрит в безопасности.

Вор застонал и закатил глаза, его тело содрогнулось в первом припадке нефритовой ломки. Хило вытащил из его рта кляп. Подросток сплюнул кровавый комок сквозь сломанные зубы и, к удивлению Хило, повернул голову к Тару, с горящим в глазах отвращением, казалось, слишком сильным для такого тощего тела.

– Ты, – рявкнул вор, и его голос дрогнул. – Ты убил моего папу. Перерезал ему горло и выбросил в гавань. Надеюсь, вся твоя семья умрет в мучениях, бездушный кусок говна.

Тар посмотрел на него с интересом и начал вставлять в дрель сверло.

– Как его звали?

– Его звали Мадт Цзиндонон. – Мальчик зарыдал, от слез по грязному лицу протянулась уродливая полоска. – У него был магазин и немного нефрита, вот и все. Ты убил моего папу.

– Я помню Мадта Цзина, – с пониманием кивнул Тар. – Шпион Горных, дилер «сияния», вор нефрита, главарь преступной шайки. Помогал в планировании трусливого убийства Колосса. Обычно я не считаю, что дурная кровь распространяется на всю семью, но боюсь, в этом случае дело обстоит именно так.

Хило смотрел на громко рыдающего подростка, убившего его брата и ускользнувшего, а потом осквернившего семейную могилу ради нефрита. Он не чувствовал радости, его переполняли отвращение и жалость, страстное желание покончить с тем, что нужно было сделать уже давно. Хило расстегнул рубашку до пупка и распахнул ее. Слегка поморщившись, он выковырял три нефритовых камня из собственной груди. Покатал их в ладони – его нефрит, выигранный в юности у противника, чье имя он уже и не помнит. Теперь, вытащив нефрит, Хило почти ничего не почувствовал, но в те времена каждый новый кусочек зелени имел судьбоносный вкус.

– Посмотри на меня, – тихо сказал Колосс и протянул на ладони три нефритовых камушка. – Это семейный нефрит Коулов. Вот ради чего ты убивал, вот что ты хотел украсть. Теперь он твой. Ты унесешь его с собой в могилу, прямо как Зеленая кость.

– Это сделал не я! – выкрикнул Мадт, когда животный страх смел его ярость. – Это другой человек! Все устроил он, это была его идея. Я просто…

Хило схватил вора за челюсть и надавил, открыв ему рот и оборвав пылкие протесты. Один за другим он кинул нефритовые камни Мадту в рот, а потом сжал ему челюсти. Тар оторвал от рулона длинный кусок серебристой клейкой ленты и заклеил подростку губы. Они покрепче связали ему руки и ноги, а потом Тар схватил вора за ноги, а Доун под мышки, они с легкостью подняли его и положили в металлический ящик. Его втиснули туда с согнутыми коленями, и внутри не осталось места, даже чтобы развернуться.

Хило бросил последний взгляд на побелевшее от ужаса лицо, после чего они водрузили крышку на место. Изнутри послышался стук, слабые стоны, вспыхнула нефритовая аура, но все заглушило завывание дрели, когда Тар проделал по краям крышки отверстия и укрепил ее металлическими шурупами. Самым крупным сверлом он сделал дырку в верхней части ящика, достаточную, чтобы просунуть палец. В нее он вставил пластиковую трубку, чтобы проникал воздух.

Они не хотели, чтобы пленник задохнулся. Тар и Доун вынесли ящик наружу. Двое на поляне закончили копать и отдыхали, опершись на лопаты. Увидев выходящего из здания Колосса, они отложили лопаты и поспешили на помощь Тару и Доуну, чтобы опустить ящик в яму. Целый час они впятером закапывали могилу двухметровой глубины, по очереди работая лопатами, пока другие отдыхали. Под конец только клочок свежевскопанной земли отмечал то место, где находился ящик, а оттуда торчала едва заметная пластиковая трубка.

Без регулярной дозы «сияния» наркоман обычно ощущал действие нефрита через двадцать четыре часа. В накачанном адреналином теле это случится быстрее. Вскоре начнется Зуд.

Они забрали с заброшенной фермы походный фонарь и инструменты. Вокруг было тихо. Ночное небо ясное и полное звезд. Сюда не добирался жанлунский смог, в округе не было ни одного дома. Ближайшее жилье находилось в деревне Опиа, в тридцати километрах по горному серпантину. По пути обратно к машинам Хило лично поблагодарил трех Когтей (так теперь назвали помощников Тара, чтобы отличать их от Пальцев Кена) за то, что в такой чудесный вечер они усердно занимались столь неприятным заданием. Все трое – Доун, Тийн и Йону – заверили Колосса, что это их долг в память о Коуле Лане, им жаль, что пришлось так долго искать вора, прежде чем свершилось правосудие.

– Ты позаботился о том, чтобы давший наводку бармен получил награду? – спросил Тара Хило.

– Конечно, – ответил Тар.

В последнее время Тар много работал – сначала шепнул имя Кобена Энто, теперь вот это. Учитывая экспансию клана в Эспению, у Хило появились мысли, как использовать группу Тара в будущем, но пока что не время будоражить помощника. Хило положил руку на спину Тара.

– Знаю, иногда я нетерпелив и срываюсь на тебе, но лишь потому, что ты теперь мой брат, самый близкий, и я доверяю тебе то, что не доверю никому другому, – сказал Хило. – Я рад, что могу на тебя рассчитывать, Тар. Я слишком редко это говорю.

К тому времени когда Хило вернулся домой, было уже за полночь. Он тихо закрыл за собой дверь и не стал зажигать свет, чтобы не побеспокоить Вен и малышку, которой исполнилось всего две недели. Конечно же, родилась девочка. На кухне он накинул пиджак на спинку стула и вымыл руки. Он устал, но проголодался, и потому налил себе стакан воды, взял два апельсина и пакетик орешков. Колосс сидел в темноте, очищал апельсины и шелушил арахис. Он редко бывал в одиночестве, и потому ценил эти мгновения спокойствия и не торопился ложиться в постель.

Хило вытащил из кармана нефрит Лана, положил на стол и уставился на него.

Всполохи Чутья подсказали, что в доме еще кто-то не спит. Хило Почуял приближение Нико, прежде чем услышал нерешительный топот ног вниз по лестнице. Мальчик остановился на пороге кухни. Жалюзи на окнах в сад были открыты, лунного света и уличных фонарей было достаточно, чтобы разглядеть лицо племянника, сонное и слегка озабоченное.

– Дядя? – сказал он. – Почему ты сидишь в темноте?

– Я вернулся домой поздно и не хотел тебя будить.

Хило протянул руки, и мальчик подошел к нему, взобрался на колени и положил голову ему на грудь. Хотя Нико и Рю считали друг друга братьями и звали Вен мамой, Хило настаивал, чтобы Нико называл его дядей и никогда не забывал, кто его настоящий отец.

Хило погладил мальчика по волосам и прошептал:

– Встань, я хочу тебе кое-что показать. – Он поставил трехгодовалого мальчика на ноги (почти четырехгодовалого, напомнил себе Хило) и сказал: – Хочешь знать, где я был сегодня вечером и почему пришел так поздно, что не уложил тебя в постель? Я кое-что искал, кое-что давно потерянное, и наконец-то нашел. – Он взял нефритовые браслеты и ожерелье и позволил мальчику с восхищением потрогать их. Короткий контакт с нефритом в таком возрасте не повредит, даже полезен, чтобы заложить основы переносимости нефрита, прежде чем мальчик будет готов поступить в Академию. – Это нефрит твоего отца, Нико. Принадлежал ему, когда он был Колоссом клана. Однажды, когда ты станешь Зеленой костью, он будет твоим. А до тех пор я его сберегу.

Нико зевнул.

– Сначала мне нужно вырасти большим.

– Совсем большим, – согласился Хило.

Он взял мальчика на руки и понес вверх по лестнице.

Глава 44. Посредник

Уиллум Римс, он же Тощий, стоял у частного лодочного причала в тени моста «Железное око». Была облачная и беззвездная весенняя ночь, в полной темноте лишь фонари освещали шестиполосное шоссе над головой, несущее постоянный поток транспорта через реку Камрес; шуршание шин заглушало даже плеск воды.

Вместе с Римсом груза дожидались шестеро шкурников. Куп и Бэрн Брюэры остались на пирсе у припаркованной машины. Пэтс Руди и Карсон Сантер стояли на стреме, положив руки на рукоятки пистолетов. Римс со своими людьми не впервые принимал судно с контрабандным грузом. Камрес – один из длиннейших и самых загруженных водных торговых путей в мире, реку веками называли Серебряной, но и, куда менее лестно, Каналом Пороков, учитывая, сколько наркотиков и оружия приплыли в Порт-Масси из ее верховий.

Такого рода задачи для Римса были рутиной, но сегодня он волновался – из-за того, какой груз принимал. Уиллум Римс был умным и безжалостным смотрящим, его уважали в преступном мире Порт-Масси, но он всегда вел себя осторожно. В отличие от Босса, Римс не вел роскошный образ жизни и не привлекал к себе внимания, одевался скромно и водил ничем не примечательный и надежный седан «Брок». Он был богат, но хранил деньги в тайнике и умел считать. Босс Кромнер ценил его, потому что Римс никогда не забывал о самой главной задаче смотрящего – приносить Бригаде деньги.

В отличие от Босса, Римс не хотел влезать в нефритовый бизнес. Деньги хорошие, в этом нет сомнений – покупатели на товар кеков уже выстроились в очередь. Богатые коллекционеры, другие Бригады, частная охрана, наемники и даже религиозная секта с севера, чей лидер объявил себя реинкарнацией Пророка, – всем, похоже, нужно заполучить зеленые камни. Нефрит существует тысячи лет, но люди ведут себя так, будто его только что открыли. Римс не верил в мудрость толпы.

Он считал большинство людей идиотами, а нефрит – слишком рискованным бизнесом. Чересчур много шума поднимется. Правительство считает азартные игры и наркотики моральными изъянами, разрушающими личность, но не угрозой реальной власти в стране, то есть Торговым союзам. Нефрит же способен усилить вооруженные и опасные организации, и те превратятся в настоящую угрозу правоохранительным органам и властям. А раз нефрит нельзя использовать без «сияния», это повлечет за собой и всплеск наркоторговли, что чревато последствиями для самого прибыльного бизнеса Бригады.

Однако, по мнению Римса, самой большой проблемой в нефритовом бизнесе было взаимодействие с кеками. Римс мог вести дела с веспами и югутами, даже с шотти и тунами, если понадобится, но кеки ему совершенно не нравились. Какие-то они ненормальные, он им не доверял.

Он видел, что его люди тоже на грани. Подошел Пэтс.

– Вот же хрень, Тощий, – сказал он. – Сколько нам еще тут морозить задницы? Раньше они не опаздывали. Что-то не так.

Римс понимал подозрения шкурника: чтобы уменьшить риск перехвата властями, груз разделили на четыре партии и ввозили в гавань с разницей от трех недель до полутора месяцев, прямо под носом у портовых инспекторов, его принимали докеры Вормингвудской Бригады, а оттуда доставляли Римсу в разные точки на реке. Предыдущие доставки прошли гладко, и не было оснований предполагать, что в этот раз все будет по-другому, если только кеки не задумали их надуть, тогда это их последний шанс.

И тут Пэтса успокоил гул моторной лодки. Из-под мрака моста сверкнули огни лодки и свернули к краю причала, к тому пирсу, где стояли Римс и его люди. Заметно прихрамывая, с лодки сошел невысокий мужчина.

Выглядел он кеконцем, но двое его темнокожих спутников – нет. Возможно, они с какого-нибудь другого тропического острова в Восточной Амарике, в темноте толком не разглядишь. Они вместе подняли тяжелый металлический ящик и перенесли его на берег. Хромой открыл крышку и посветил внутрь фонариком, чтобы показать Римсу содержимое – необработанные камни разного размера, разрезанные, так что виднелся блеск зеленого камня.

– Двадцать пять кило, – сказал он. – Хочешь взвесить?

Римс покачал головой – в первых трех партиях не было недовеса, вообще-то, там оказалось даже больше тридцати кило. Когда Римс указал на это, лодочник пожал плечами и ответил: «Мы привезли чуть больше, чтобы свою долю забрал посредник».

Посредник. То есть он, смотрящий. Тот, кто делает всю работу и принимает на себя риск, пока в такие вечера, как этот, тучные Боссы вроде Кромнера сидят в тепле и безопасности, потягивают бренди и курят сигары. Римс помнил незнакомца, сидящего рядом с Дауком на той встрече, молодого представителя клана с Кекона, который до заключения сделки расспрашивал Римса с пристрастием. В конце концов, кеки оказались не такими уж дикарями, раз они понимают, что компетентный смотрящий на месте – это ключ к успеху операции, и платят ему дополнительно за гарантию, что все пройдет гладко.

И потому, несмотря на свой скепсис относительно торговли нефритом, Римс забрал примерно по пять кило с каждой партии и припрятал их, чтобы в дальнейшем воспользоваться вместе с ближайшими шкурниками, втайне от остальной Бригады. Страховка на случай, если у Кромнера возникнут проблемы. Остальной нефрит отправился на склад в промзоне, где другой смотрящий Кромнера, Мотылек Дьюк, и его шкурники присматривали за иммигрантами в свинцовых рукавицах, которые резали и полировали нефрит, а потом паковали и отсылали клиентам.

Римс закрыл ящик и сказал Пэтсу:

– Сходи за деньгами.

Шкурник пошел к грузовику и несколько минут спустя вернулся с чемоданчиком, поставил его на крышку ящика и открыл. Внутри были уложены пачки с сотенными купюрами в талирах.

– Хочешь пересчитать? – с легкой ухмылкой спросил Римс лодочника.

Тот покачал головой.

– Эспенцы умеют считать деньги.

Он закрыл чемоданчик и пошел с ним обратно к лодке, не прибавив ни слова. Римс жестом велел Купу и Бэрну погрузить металлический ящик в машину. На полпути в глаза им ударил свет фар, и восемь человек выскочили из двух черных машин. Братья Брюэры мгновенно выхватили пистолеты, Римс вытащил свой «анкев», но услышал встревоженный голос Мотылька Дьюка:

– Тощий, это ты?

– Ага, это я, Мотылек. Скажи своим ребятам, чтобы размахивали своими «фулли» в другом месте, мать твою.

Шкурники Дьюка держали весь пирс на прицеле своих автоматов Фуллертона. Куп и Бэрн опустили оружие, но Римс не последовал их примеру.

– В чем дело, Мотылек? Какого хрена ты приперся сюда, а не ждешь нас на складе?

– Мы слышали, что здесь будет жарко, Тощий, что это подстава. – Дьюк шагнул вперед. Он встал перед своими людьми, фары высветили громадный силуэт. Римс всегда считал, что Дьюк напоминает гориллу в костюме. – Ну, вот мы и приехали убедиться, что у вас все в порядке, решили прийти на подмогу, если кеки что учудят. Вы получили камни?

– Ага, получили, – отозвался Римс.

– Все? – спросил Дьюк.

И по одному этому слову, сказанному особым, полным алчности тоном, Римс тут же понял, что его предали.

Он развернулся и побежал к пирсу. Шкурники Дьюка открыли огонь, нашпиговав Купа и Бэрна пулями. Двигатель моторки взревел, словно в панике, свинец прошил ее корпус. Боковым зрением Римс заметил, как кеконец завалился навзничь, чемоданчик в его руке кувырнулся в воздухе и упал за борт.

Римс нырнул в черную воду. Она поглотила его, так резко обдав холодом, что на мгновение он решил, будто его все-таки настиг смертельный выстрел. Потом он почувствовал, как погружается в Камрес, представил свое тело на дне грязной реки, рядом с костями людей, которых отправлял сюда многие годы, и яростный инстинкт выживания вернул его к действительности. Римс избавился от обуви и шерстяного пальто, тянувших его вниз, и поплыл, не видя ни зги и не зная, где выберется на берег, да и выберется ли вообще, не зная, уцелели ли Пэтс, Карсон и остальные шкурники.

Он был уверен лишь в одном.

Мотылек Дьюк не посмел бы напасть на смотрящего без разрешения. А значит, Римса хотел убить Босс Кромнер, человек, которому Тощий преданно служил многие годы.

Глава 45. Обещание в парке

Вен сердилась на мужа. Конечно, она понимала, что Колоссу всегда не хватает времени, а его обязанности в клане неизбежно стоят на первом месте, но она ничего не могла с собой поделать. С семьей Хило был внимательным и веселым, играл с мальчиками, выслушивал их болтовню, как будто ему больше нечем было заняться. Но с некоторыми делами клана он разбирался лично и как можно скорее, а это значило, что никогда нельзя что-либо запланировать.

Ночной ливень приглушил летнюю жару до комфортной температуры, день был идеальным для пикника на природе, но Хило не смог провести с ними время, хотя и обещал. Вместо этого он на несколько часов закрылся в кабинете вместе с руководством небольшого клана Каменная чаша, чтобы обсудить забастовку строителей, подкосившую проекты эспенцев на острове Эуман. После этого он принял представителей гуманитарной благотворительной организации, а затем вместе с Шелестом весь вечер провел в городе, встречаясь с Фонарщиками.

Вен приготовила завтрак для братьев и сыновей, накормила малышку и собрала сумку для поездки в парк. Нико и Рю расстроились из-за того, что отец не поедет с ними, и теперь требовали внимания Кена. Он часто дарил детям подарки и баловал их, пока не видит Вен, но сейчас уселся завтракать, не предложив им ничего интересного, и мальчики устроили стычку из-за водяного пистолета, толкая друг друга, пока Рю не расплакался. Кен как ни в чем не бывало продолжил листать газету, но Тар прикрикнул:

– Эй! – Он разнял мальчиков и усадил за стол. – Никаких драк. Братья не должны драться.

– Он меня толкнул, – пожаловался Нико. – Он всегда забирает мои игрушки!

– Веди себя тихо и слушайся дядю Тара, – велела ему Вен, наполняя бутылки водой.

Тар погрозил Нико пальцем.

– Он твой младший брат. Ты должен хорошо к нему относиться, потому что когда вы подрастете, то всегда будете вместе, понятно? Вы должны друг друга оберегать. Чтобы все знали – если устроить проблемы одному из вас, другой устроит обидчикам ответные.

Нико надулся и уставился в тарелку.

– Думаешь, это не так? – сказал Тар. – Один из убийц твоего отца решил, что это сойдет ему с рук, но твой дядя его нашел. Знаешь, как он поступил с тем мерзавцем?

– Он его убил.

Нико уже слышал эту историю.

Тар взял три виноградины и положил перед мальчиком.

– Он засунул ему в рот нефрит и похоронил живьем. – Тар закинул виноградины в рот Нико и закрыл ладонью, а потом игриво встряхнул мальчика, отпустил его и нежно взъерошил волосы. – Вот почему никто не связывается с твоими дядями. Так что держитесь вместе, и чтоб я больше не видел, как вы досаждаете маме, деретесь из-за ерунды, вы должны быть выше этого.

– Доедайте завтрак, и пойдем в парк, – велела Вен.

Кен предложил их подбросить, у него не было планов, не считая тренировки с несколькими новыми Кулаками, а потом он собирался провести тихий вечер с Линой, она была беременна и лежала в постели, но Вен обещала мальчикам поехать к озеру на автобусе. Парк находился всего в десяти минутах езды вниз по холму, в твердыне Равнинных, районе Зеленое Поле. Вен часто проводила время на игровых площадках парка и у пруда с женами и детьми других Зеленых костей высокого ранга, никогда не беспокоясь о безопасности.

Кьянла взяла выходной, чтобы навестить престарелую мать в абукейской деревне недалеко от Жанлуна, и Вен сама взяла и сумку, и коляску с малышкой. Это было бы не так утомительно, если бы шестимесячная Цзая не оказалась самым непоседливым ребенком Вен. Ее нельзя было оставить одну и на пять минут. Хило шутил, что она вырастет даже более зеленой, чем братья, но Вен раздраженно отвечала, что это нелепое суеверие существует лишь для того, чтобы измученные матери не придушили вышедших из-под контроля детей.

Вен расстелила покрывало в тенистом уголке лужайки у детской площадки и позволила мальчикам играть, а сама следила за ползающей по траве девочкой. Цзая будет ее последним ребенком. Вен уже подарила Хило сына (вообще-то, двух сыновей) и дочь. Кен и Лина поженились и тоже ждали ребенка. Вен еще работала над Таром, но будущее семьи уже было обеспечено. Малышка пока совсем мала (Хило уж точно так считает), но теперь, когда обновили гостевой дом, Коул Ван Риа может переехать обратно в Жанлун и помочь с детьми, а Вен вернется на работу – и как дизайнер, и в любой другой ипостаси, которую подыщет для нее Шелест.

В последние несколько лет она реже встречалась с информаторами в «Небесном сиянии», но чувствовала, что способна на большее. Вен уделяла пристальное внимание делам клана, которые обсуждали ее муж и братья, и даже когда они переходили к другим темам, продолжала обдумывать услышанное. Она редко забывала лица или имена тех, с кем встречалась, и знала почти всех значительных людей в клане. Вен по-прежнему брала уроки дизайна интерьеров и эспенского, изучала предназначенные Хило отчеты из офиса Шелеста и ежедневно читала газеты, даже когда ее изнуряли занятия с детьми и оставалось лишь совсем немного времени перед сном.

Все это она делала потому, что часто по ночам в постели Хило делился с ней своими проблемами и накопившимися в голове вопросами, и тогда она могла сказать: «Вели Кену поручить это задание Лотту Цзину, его ведь в этом году повысят до Кулака, верно?» или «Ты уже назначил встречу с мэром на следующей неделе, почему бы не взять с собой двух этих Фонарщиков и не поговорить об этом вместе?» Хило обдумывал ее слова и отвечал: «Именно так я собирался поступить» или «Это не приходило мне в голову, но идея хорошая, любовь моя». А потом обнимал ее, целовал и тут же засыпал с чистым разумом.

В эти минуты, прежде чем муж засыпал, Вен всегда преисполнялась чувством выполненного долга. Она знала, что по-настоящему полезна семье и клану. Всю жизнь она лелеяла обиду: если бы она не родилась нечувствительной к нефриту, то поступила бы в Академию и стала Зеленой костью. Но если бы она была кем-то другим, размышляла Вен, то не вышла бы замуж за Коула Хило и не родила бы ему детей, а значит, так уж суждено.

Для пикника Вен приготовила салат из холодной лапши, маринованные огурцы, жареные орешки и булочки с начинкой. Когда она позвала мальчиков обедать, они вполне предсказуемо съели самую малость и снова умчались. Вен убрала остаток еды и поменяла подгузники Цзае. На обочине остановилась белая «Княгиня Прайза», и на секунду Вен понадеялась, что Хило каким-то чудом нашел брешь в расписании и решил к ним присоединиться. Потом она увидела за рулем брата и поняла, что Колосс все еще занят и попросил Кена их забрать. Вен позвала мальчиков с игровой площадки и сказала, что им пора домой. Затем усадила Цзаю в коляску и повезла ее к машине, толкая одной рукой, а в другой несла Рю, прижав к бедру.

Кен открыл им дверцу машины.

«Княгиня» взорвалась огненным шаром.

Только что машина стояла здесь, а в следующее мгновение Вен отбросило назад, крик замер у нее в горле. Она машинально схватила Нико и прижала к себе, развернувшись спиной, чтобы защитить его и Рю от адского пламени, которое чувствовала кожей даже за пятьдесят метров. Когда она оглянулась через плечо, то увидела, что окон и дверей у впечатляющего седана Колосса больше нет. На улице валялись искореженные куски металла, от остова машины поднимались пламя и дым. Родители с криками бежали за детьми.

– Нико, держись за коляску с Цзаей и не отпускай ее, – велела Вен старшему сыну. – А теперь мы быстро перейдем улицу, иди рядом с мамой и не оглядывайся.

Вен толкнула коляску в противоположную от горящей машины сторону, не выпуская из рук Рю и следя за Нико. Все трое детей от страха расплакались. Вокруг бегали люди, некоторые – в противоположную от взрыва сторону, а другие наоборот. Вдали завыли сирены. Никто не обращал внимания на Вен. Она знала, что брат погиб. А она и дети еще в опасности.

Она шла вперед с одной только мыслью, сосредоточившись на том, чтобы везти коляску по траве, пока они не добрались до улицы с другой стороны лужайки. Ее ладони вспотели, но Вен поразилась, насколько она спокойна. Они пересекли улицу, и Вен зашла в первый же магазин с белым фонарем в витрине. Это оказался бутик мужской одежды: манекены в витрине щеголяли в сшитых на заказ костюмах, жилетах и фетровых шляпах. У двери стояли два продавца, уставившись на дым и суматоху.

Вен взяла Цзаю на руки, открыла дверь плечом и втолкнула всех детей внутрь.

– Кто здесь Фонарщик? – спросила Вен продавца.

Из подсобки вышел высокий седовласый мужчина. Увидев Вен и троих детей, он смущенно и встревоженно поднял брови. Прежде чем владелец магазина успел произнести хоть слово, Вен сказала:

– Меня зовут Коул Маик Вен. Мой муж – Коул Хилошудон, Колосс Равнинного клана, а это его дети. Мне нужен ваш телефон, чтобы немедленно ему позвонить. Пока он нас не заберет, мы подождем у вас в подсобке, где нас никто не увидит. Если кто-нибудь будет о нас спрашивать, ничего не говорите, если это не Зеленые кости Равнинных. – Когда владелец магазина ошарашенно уставился на нее, Вен напомнила ему: – Вы Фонарщик клана, и я знаю, что вы друг, которому мы можем довериться и который поможет.

Владелец магазина открыл рот и тут же закрыл, громко кашлянул и сказал:

– Конечно, госпожа Коул, идемте со мной.

Он повел Вен в свой кабинет, крохотную комнатку, забитую образцами тканей и каталогами, снял телефонную трубку и протянул ей. Вен набрала номер главного особняка Коулов. Никто не взял трубку. Она позвонила в офис Шелеста. Секретарша Шаэ сообщила, что и Шелест, и Колосс ушли на встречу в клуб «Белый фонарь». Вен велела ей немедленно сообщить им, что произошло нечто ужасное. Она оставила номер магазина и повесила трубку.

Хило прибыл двадцать минут спустя. К тому времени пожарные уже потушили огонь, парк и соседние улицы наводнили десятки Зеленых костей клана и жанлунские полицейские. Вен сидела в подсобке магазина одежды и не вышла посмотреть, нашли ли останки ее брата Кена. Если бы бомба взорвалась на две минуты позже, и Вен, и дети были бы мертвы. Сейчас она думала лишь о том, как уберечь их и не попасть в поле зрения врагов, которые по-прежнему могут наблюдать за окрестностями.

Работники магазина притащили все, что может развлечь детей: бумагу и ручки, упаковку крекеров, старые каталоги, коробку с мелками. Вен сидела на полу и пыталась отвлечь Нико, рисуя вместе с ним. Она укачивала на руках Цзаю и кормила крекерами Рю. Услышав, как хлопнула дверь магазина, а Хило позвал жену по имени, Вен выбежала и буквально рухнула на мужа, содрогаясь от облегчения. Руки Хило слегка тряслись, когда он ее обнял – так крепко, что Вен едва могла пошевелиться. Его лицо побелело от ужаса. Вен никогда прежде не видела мужа напуганным, и это как ничто другое напомнило, что все случившееся реально. До сих пор она сохраняла спокойствие ради детей, не плакала, не выдавала чувств в голосе и только теперь чуть не задохнулась от рыданий.

Выбежали Нико и Рю и прижались к ногам Хило, он наклонился и притянул мальчиков к груди, поцеловал обоих в макушки и щеки, не обращая внимания на взгляды персонала и сопровождающих его Зеленых костей. Когда он выпрямился, его лицо снова обрело цвет.

– Цзуэн, – сказал он привычно властным тоном, – возьми двух Пальцев и отвези мою семью домой. Я доверяю тебе их жизнь.

– Конечно, Коул-цзен, – отозвался Первый Кулак.

– Шаэ ждет тебя дома, – сказал Хило Вен. – Я вернусь, как смогу.

– Тар уже знает? – прошептала Вен.

Хило покачал головой, на его лице было написано потрясение, и Вен почувствовала, как снова подступают слезы. Братья всегда были как две стороны одной монеты, ничто не могло встать между ними. Как будет жить Тар без старшего брата?

– Поезжай домой, – тихо, но твердо сказал Хило. – Позаботься о детях.

Вен с такой силой сжала руку мужа, что это его удивило, это удивило даже саму Вен.

– Обещай, что найдешь тех, кто это сделал. – Она из последних сил держалась на ногах, внутри у нее бушевал пожар, сжигая последние остатки хладнокровия, но все же Вен прошептала: – Не важно, кто они, или где, или сколько времени это займет. Поклянись, что ты найдешь их и убьешь.

Вен посмотрела Хило в лицо и нашла то, что искала, – черный мрак его глаз, в которых ярость и потрясение слились в кровавую угрозу. Хило обхватил ее лицо ладонями и прижался к ее лбу своим.

– Клянусь.

Глава 46. Непростительно

Шаэ помчалась домой из Финансового квартала и обнаружила, что поместье Коулов превратилось в крепость. Внутрь впускали только членов семьи и самых доверенных Кулаков. Судя по времени, когда Кен покинул дом, он поехал на «Княгине Прайзе» прямо в парк, нигде не останавливаясь по дороге, а значит, кто-то получил доступ к машине и разместил в ней бомбу с часовым механизмом, пока «Княгиня» стояла в гараже. Трусливое нападение произошло изнутри.

Это не укладывалось у Шаэ в голове. Все посетители поместья были членами клана или близко с ним связаны. Виновный может до сих пор находиться где-то поблизости. Охрану и персонал допросили, каждого по отдельности. Вызвали руководителей клана Каменная чаша, подчиняющегося Равнинным, которые встречались с Хило в тот день накануне происшествия, как и представителей благотворительной организации. Пару Пальцев отправили за Кьянлой – показалось подозрительным, что абукейка отсутствовала именно в этот день, хотя Шаэ не могла представить, чтобы их давняя экономка могла сделать что-то настолько гнусное.

Вен и дети благополучно вернулись в главный дом, его тщательно обыскали в поисках любых угроз. Шаэ не знала, сообщили ли жене Кена о его смерти. Нетрудно было вычислить, что бомба предназначалась Хило, все в городе знали, что он ездит на этой огромной «Княгине». Кен взял машину, чтобы забрать Вен и детей по просьбе Хило, его собственный крепкий «Виктор МХ-спорт» находился в автомастерской, в машине меняли карбюратор.

Шаэ, конечно же, предположила, что за атакой стоит Айт Мада. Два года так называемого мира между кланами – еще не причина считать, будто Айт Мада забыла о давнем стремлении убить Хило. Из своего домашнего кабинета Шаэ переговорила с Вуном и ключевыми сотрудниками с Корабельной улицы по телефону. Новости о бомбе уже показывали по телевизору, и офис Шелеста засыпали тревожными вопросами, не начнется ли снова война.

Шаэ не знала ответа, но велела персоналу четко дать всем понять, что выводы еще не сделаны. У нее еще оставались сомнения. Когда Айт Мада шептала имена, убийства выполнялись четко и с близкого расстояния. Бомба в машине – слишком скрытный и трусливый способ, годящийся только для людей с водой вместо крови, ведь при этом могут пострадать невинные прохожие, а тем самым убийцы невольно нарушат айшо. Такой путь не для Зеленой кости.

Цзуэн постучал в дверь и вошел в кабинет. Его нефритовая аура взбудораженно вибрировала. Как только Шаэ положила трубку, Первый Кулак сказал:

– Коул-цзен… – Его голос звучал деревянно. – У ворот только что появился человек. Он взял на себя ответственность за взрыв.

От ужаса Шаэ затошнило. Она не хочет видеть то, что покажет Цзуэн, тут же поняла Шаэ, но все же встала и последовала за Кулаком. С полдюжины Зеленых костей столпились у крыльца вокруг стоящего на коленях человека. Еще до того, как Шаэ его увидела, ей в лицо полыхнула знакомая аура. Маро был без оружия, бежевые брюки заляпаны, а голубая рубашка помята. Он сидел на пятках, опустив плечи, и уставился в асфальт перед собой. Видеть его на коленях, в окружении людей с саблями, было настолько немыслимо, что Шаэ не могла поверить собственным глазам и резко остановилась, словно приросла к земле.

Увидев ее, Маро начал подниматься. Один из людей Цзуэна положил руку ему на плечо и резко толкнул обратно вниз.

– Дайте ему встать! – возмутилась Шаэ, но Маро больше не делал попыток подняться.

Он лишь с грустью посмотрел на нее.

Это не имело смысла. Маро не мог заложить в машину бомбу. После расставания они остались в дружеских отношениях, и пусть разрыв огорчал ее и наполнял сожалениями, Маро не мстителен по натуре. Он не интересуется делами клана, не любит насилие и, как бы ни злился на нее, ничего бы не приобрел, убив Хило.

– Они сказали, что больше никто не пострадает, – тихо произнес Маро. – Так они обещали. Я бы никогда не пошел на это, если бы они могли навредить тебе или детям.

Если бы рядом было за что уцепиться, Шаэ сделала бы это, потому что у нее подкосились ноги.

– Та встреча, которую ты просил устроить с Хило несколько месяцев назад. Она произошла сегодня утром. – Понимание врезалось в мозг острым ножом. – Вот как сюда проникли убийцы.

Лицо Маро сморщилось, как жеваная бумага.

– Встреча была настоящей, – сказал он. – Клянусь жизнью, никто из «Четырех добродетелей» не был в курсе плана. Я лишь в последнюю минуту попросил добавить в группу пару липовых аспирантов. Они просили провести их через ворота, чтобы увидеться с Колоссом, вот и все. Меня никогда не посвящали в детали.

Цзуэн выдохнул сквозь зубы. Мысль о том, что враги пытались ударить по Колоссу в его собственном доме, была непостижимой. Все встречи Хило сначала одобрялись его помощником, Шелестом или Штырем. Враждебные намерения убийцы Почуяла бы охрана, враги и близко не подошли бы к Колоссу, да и живыми не вышли бы. Но пара безоружных посетителей с вроде бы достоверными полномочиями и без нефрита, в группе достойных людей, не вызовет подозрений. Очутившись за воротами, они могли найти возможность отлучиться ненадолго и проникнуть в гараж. Судя по убитому горем Маро, несмотря на то что он был сообщником убийц, он знал о бомбе не больше, чем все остальные вокруг.

– Кто они? Кто тебя попросил?

Шаэ чувствовала себя так, будто в нее вонзили нож и медленно проворачивают в груди.

Маро потер глаза ладонью.

– Их было трое. Главный наполовину шотарец и тайно носит нефрит. Другие называли его Сорадийо.

– Барукан, – сплюнул Цзуэн. – Я слышал про Сорадийо. Он вербовщик каменных рыбок и работает на Запуньо.

Выжидательные взгляды и ауры стоящих вокруг Кулаков и Пальцев буквально физически обдавали жаром кожу Шаэ. Она повернулась к Цзуэну.

– Позвольте мне поговорить с ним наедине несколько минут. – Через секунду она шепотом добавила: – Пожалуйста.

Как Шелест Шаэ не имела власти над Кулаками, а после смерти Маика Кена Цзуэн Ню исполнял обязанности Штыря Равнинных.

Цзуэн медленно перевел взгляд на пленника, а потом снова посмотрел на Шелеста. Он сделал знак остальным Зеленым костям отойти и встать на страже поодаль, но сам не сдвинулся с места.

– С моей стороны было бы безответственно оставить вас наедине с этим человеком, Шаэ-цзен, – сказал он, и Шаэ поняла, что Цзуэн не просто заботится о ее безопасности, скорее, напоминает, что как Штырь он ей ровня и имеет право услышать все сказанное, если это имеет отношение к безопасности клана. Шаэ не стала спорить. В горле у нее набух комок, и она боялась, что скоро совсем не сможет говорить. Она подошла к Маро и опустилась перед ним на колени, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Почему ты это сделал? – вырвался из горла сухой и неузнаваемый шепот. – Я так тебя обидела?

Глаза Маро затуманились печалью.

– Да. Но не поэтому. – Он уронил лицо в ладони. – Они не давали мне покоя, Шаэ. Банды баруканов в Шотаре могущественны и беспощадны. Они узнали о моих визитах и телефонных звонках в Лейоло. – Плечи Маро затряслись, а голос звучал приглушенно. – Поначалу они пытались меня этим шантажировать. Когда я отказался и выпроводил их, мне прислали отцовские фотографии. Фотографии сводных сестер и племянниц в окнах домов. Фотографии с близкого расстояния в их квартале, в школе, на детской площадке. Мне сказали, что если я не выполню просьбу Сорадийо, с ними что-нибудь случится. И никто не узнает, по какой причине.

Шаэ схватила Маро за руки и отвела их от его лица.

– Почему ты мне не сказал? Мы бы что-нибудь придумали – защитили бы твоих родных, нашли бы этого барукана…

Маро поднял взгляд, и написанное в его глазах обвинение заставило Шаэ умолкнуть.

– А ты сказала кому-нибудь, когда угрожали тебе? Когда ты поняла, что у тебя нет выбора?

Шаэ не ответила. Маро заметно нервничал тем вечером на свадьбе Вуна, хотел поговорить в надежде на примирение. Но вместо примирения Шаэ сказала ему правду, которой оттолкнула.

Плечи Маро поникли, и он отвернулся.

– Сорадийо пообещал, что если я скажу кому-нибудь хоть слово, барукан рано или поздно доберется до моих племянниц и пошлет мне их крохотные пальчики один за другим. Может, это и блеф, но я не осмелился на это поставить. Хотя мои сестры шотарки, а я кеконец, они меня приняли, сделали частью своей жизни, жизни своих детей. Я никогда не подвергну их опасности. – Его челюсть напряглась, в голосе зазвучала острая боль. – Ты никогда не впускала меня в свою жизнь. Держала меня в стороне, хранила секреты, даже не сказала, когда решила избавиться от… – Он запнулся и покосился на Цзуэна, по-прежнему стоящего рядом и наблюдающего.

Маро стиснул губы. Его ладони сжались в кулаки, так что побелели пальцы. На манжетах его рукавов остались следы мела – привычная деталь, и Шаэ удивилась, что именно сейчас ее заметила, как будто это что-то новое.

– Ты говоришь, что вы защитили бы моих родных, но правда в том, что клан оберегает только своих. Стали бы Равнинные помогать иностранцам, тем более шотарцам? Ты даже не рискнула пойти наперекор эспенцам по поводу беженцев из Оортоко. – Маро медленно покачал головой. – Зеленые кости правят на Кеконе, но только на Кеконе. Если тот барукан решил бы разделаться с моими сестрами в Шотаре, он нашел бы способ. И кому на Кеконе было бы до этого дело, кроме меня? Я не мог пойти на такой чудовищный риск. Я знал, что они попытаются убить твоего брата, зачем бы еще им проходить мимо охраны? Но ты уже предпочла клан, а не меня, а я выбрал безопасность своей семьи, а не твоей. Мне пришлось.

– Почему же ты пришел? – выкрикнула Шаэ почти со злостью. – Если этот барукан так могущественен, как ты говоришь, почему ты не попросил его вывезти тебя из страны?

Маро коротко и беспомощно усмехнулся.

– Кто в здравом уме решит, что сумеет избежать правосудия клана? Зеленым костям нет равных, когда речь заходит о жестоком наказании. Ты это знаешь как никто другой. Как только твой брат шепнет мое имя, всю оставшуюся жизнь я проведу в ожидании смерти, считай, уже мертвец. Так у меня хотя бы есть шанс объясниться лично.

Обида на лице Маро сменилась печальной решимостью.

– Я никогда и не воображал, что со мной такое случится, Шаэ. Смерть от клинка – это для Зеленых костей. Я был счастлив среди книг, разговоров и… дурацких романтических мюзиклов. Наши отношения были подлинными и чудесными… некоторое время. – Он слабо улыбнулся, а потом тяжело выдохнул, вытер рукавом потный лоб и смиренно посмотрел на Цзуэна.

– Пожалуйста, сделайте это быстро.

– Расскажи, что еще ты знаешь о Сорадийо и барукане, который тебя нанял, – без тени сочувствия ответил Цзуэн. – Те люди, установившие бомбу, кто они?

– Пара юнцов, работающих на Сорадийо. Я могу их описать, но не знаю имен. Барукан позаботился о том, чтобы я знал как можно меньше.

В ауре Маро не было заметно попытки обмана. После того как он рассказал немногочисленные известные ему подробности, Цзуэн поманил Пальца – это оказался Лотт – и спросил:

– Ты связался с Колоссом?

– Он в пути, – ответил Лотт.

Цзуэн взглянул на Маро, а потом на часы. Вопросов о виновности пленника не возникало, но это был не просто заговор против клана, а убийство члена семьи Колосса. Любой умный Кулак подождал бы указаний Хило.

Шаэ встала, и внезапно ее охватил ужас.

– Маик Тар с Хило?

– Думаю, да, – ответил Цзуэн.

У Шаэ все внутри перевернулось. Тар вне себя от горя, он разорвет Маро на куски. Растянет его смерть на многие часы и дни. Хило мог бы положить этому конец, но Хило только что потерял Штыря, которого считал своим братом, его собственные жена и дети чуть не погибли. Шаэ не могла рассчитывать на его милосердие.

Прочитав это кошмарное понимание по лицу Шаэ или Почуяв вспышку паники в ее ауре, Маро стал совершенно белым, на его лице отразился ужас.

Ноги Шаэ налились свинцом от захлестнувшего ее чувства дежавю. Она вспомнила, как стояла в хижине в Опии перед Юном Дорупоном. Шаэ рассказывала об этом Маро – как не смогла убить Дору. Она много лет его ненавидела, но в тот момент не сумела вытащить клинок. А теперь, когда она шагнула к Цзуэну, на ее лице застыла маска, скрыв все бушующие внутри эмоции.

– Цзуэн-цзен, – сказала она. – Если вы станете Штырем Равнинных, с этой минуты нам предстоит работать вместе. Мой брат и Маик Кен лестно о вас отзывались, и я хочу начать с правильного шага. – Она сглотнула, чтобы увлажнить горло. – Тау Маро предал не только клан, но и мое доверие. Он рассказал нам все, что знает, и ни у кого нет сомнений, что он должен умереть. Вы не согласны?

Цзуэн смерил ее долгим оценивающим взглядом, но в нем читалось сочувствие. Его еще официально не назначили Штырем, и он перешел бы границы своих полномочий, сделав что-либо после семейной трагедии, не посоветовавшись с Колоссом, но только если речь не шла о Шаэ, а Цзуэн не хотел вступать в конфронтацию с Шелестом.

– Да, Коул-цзен, это так.

Шаэ повернулась к Маро и снова опустилась перед ним на колени. Ей казалось, что иначе она просто рухнет.

– Прости, – выдавила она.

Маро благодарно кивнул. Он взял руки Шаэ в свои большие ладони и поднес их к щеке, словно искал утешения.

– Может, я все-таки трус, но ты – нет, – сказал он.

Он закрыл глаза и наклонился, борода защекотала ее ладони. Шаэ положила сложенные руки на затылок Маро. Под ее прикосновением пульсировала жизнь, рябь ауры пульсировала болью и сожалениями, но в ней больше не чувствовалось бремени страха и гнева.

Шаэ задыхалась. Она зажмурилась и представила себя ледяной колонной, существом вроде Айт Мады, сотканным из непоколебимой решимости и несгибаемой стали. Со сдавленным невнятным криком она собрала всю нефритовую энергию и Сконцентрировала ее в основание черепа Маро. Он не пытался защититься, не подключил даже самую слабенькую Броню. Его энергия поддалась, аура разорвалась и иссякла. Мозг взорвался, и Маро мгновенно умер.

Шаэ подхватила его на руки. Она мягко опустила его на асфальт, а потом рухнула на него в конвульсиях отдачи после отнятой жизни, пробежавших по ее телу. Шаэ на секунду уцепилась за эту волну, пытаясь ее удержать, последовать в ждущее впереди забвение, но волна прошла мимо, и Шаэ осталась лишь с телом Маро на асфальте. Она медленно повернула его на спину. Его глаза были закрыты, а лицо печально, но спокойно. Шаэ поцеловала его в лоб, в закрытые веки. Потом встала. Цзуэн и его люди столпились вокруг, но не заговорили и не двинулись в ее сторону.

Она развернулась и побрела к дому Шелеста. На полпути нахлынули воспоминания, поначалу медленно, как струящийся через щель в стене ручеек, а затем накрыли ее потопом и унесли, словно прорвало плотину. Долгие разговоры и минуты нежности, огонь в глазах Маро, когда его воодушевляла какая-то идея, его мягкая улыбка, тепло прижатого тела. Каким-то чудом Шаэ не остановилась, не споткнулась и не рухнула, даже не побежала, но зрение затуманилось, и она едва разглядела дверь, когда до нее добралась. Оказавшись наконец-то дома и в одиночестве, Шаэ закрыла дверь, сделала три шага по прихожей и опустилась на пол с долгим и беззвучным воем, стиснула кулаки и прижала лоб к деревянному полу, словно в вечной молитве.

Глава 47. Возвращение к работе

Целую неделю Шаэ почти не выходила из дома. Она оделась и пошла на похороны Кена, но все происходило как в тумане – процессия, пение монахов и негодующее молчание. Гибель Штыря выбила Хило из колеи, он крепко сжимал руку Вен и не выпускал детей из поля зрения. У могилы брата Тар не выдержал и рыдал как ребенок. После этого его глаза были пусты, словно он где-то в другом месте, и только когда Шаэ прошла мимо, она почувствовала на себе его взгляд, аура Тара вспыхнула обидой на то, что Шаэ казнила Маро безболезненно.

Шаэ не могла заставить себя поговорить с Таром и сказать ему, что она тоже оплакивает Кена. Поначалу она плохо знала братьев Маик и долго считала их просто лакеями своего брата, но в последние годы ее отношение изменилось.

Она видела, как Кен вырос до роли Штыря, обедала с ним за семейным столом, узнала как преданного и опасного, но спокойного и упорного человека, отвечающего по меньшей мере за половину продуктивного взаимодействия между двумя ветвями клана. Хило настоял на том, чтобы Кена похоронили рядом с мемориалом Коулов, а не на крохотном заброшенном клочке, где лежал его недостойный отец, но, как поняла Шаэ из разговоров, от тела мало что осталось после взрыва. Прах Кена покоился на дне стального гроба тонким слоем. Быть Штырем – опасное занятие, именно он вполне ожидаемо может отдать жизнь за клан, но с клинком в руках. Не так.

Шаэ вернулась в дом. Вун снова взял на себя ее обязанности в офисе Шелеста. Кьянла приносила еду из главного дома и ставила Шаэ в холодильник, блюда в основном оставались нетронутыми. Через несколько дней после смерти Лана Шаэ вошла в свой кабинет на Корабельной улице и сменила Дору на посту Шелеста. Когда скончался дедушка, она глубоко горевала, но вернулась к работе. Эти трагедии разрывали ей сердце, но не вырвали ни клочка души. В этот раз Шаэ просто не могла работать. Ей не хотелось вылезать из постели, одеваться, даже есть. Ей было все равно, что происходит в клане без нее.

Шаэ уже отнимала жизни в сражениях, но никогда не считала себя убийцей, как сейчас. Она лишь пыталась держать Маро на расстоянии от клана, но ее неизбежные решения как Шелеста обидели его, разъярили и привели к гибели. Шаэ любила его. Если бы только он это знал, если бы только она ему сказала… Миру нужны люди вроде Тау Маро, а она собственными руками отняла у него жизнь.

Запершись в одиночестве, она молилась богам, а порой с горечью проклинала их. Она сомневалась во всех своих решениях, размышляла, не уехать ли снова с Кекона. Закрывая глаза, она видела лицо Маро, такое печальное и полное обвинений, и в беспомощном ужасе и сожалениях снова и снова вспоминала момент его смерти. Она вынашивала все нарастающую и пылкую ненависть к трусу Запуньо и его громилам-баруканам.

Несколько лет назад Шаэ спорила с Хило, уверяя его, что есть и более важные проблемы, чем засевший на Увивах контрабандист. Теперь она поняла, что недооценила Запуньо. Кеконцы принимали как должное, что даже во время открытой войны кланов никто не трогает простых обывателей без нефрита. Запуньо и его баруканы – не Зеленые кости. Они не придерживаются айшо, им плевать, если случайно погибнут ни в чем не повинные люди.

На восьмой или девятый день, Шаэ сбилась со счета, она услышала, как открылась входная дверь и в коридоре раздались шаги. Поначалу она решила, что это снова Кьянла напрасно принесла поесть, но потом вялое Чутье сообщило, что это Вен. Невестка постучала в дверь спальни.

– Можно войти, Шаэ? – спросила Вен.

Шаэ подумывала проигнорировать вопрос, но почувствовала, что не имеет права так поступать. Вен видела смерть брата собственными глазами и испугалась за жизнь детей. У нее было не меньше причин, чем у Шаэ, пребывать в прострации, и все же она пришла. Шаэ заставила себя встать с постели и открыла дверь. Она поняла, насколько ужасно, должно быть, выглядит – непричесанная, в одной и той же старой рубашке и пижамных штанах уже несколько дней. Наверное, если она посмотрит в зеркало, то не узнает себя.

Вен оглядела ее, не поменяв выражения лица. Она прошла мимо Шаэ в душную спальню и открыла окно, впустив струю воздуха. Потом повернулась к Шаэ и села на край неубранной кровати.

– Шаэ-цзен, – сказала Вен как ни в чем не бывало, – я хочу вернуться к работе. Не прямо сейчас, но в ближайшее время. Когда Цзае исполнится девять месяцев. Мы вместе с тобой сделали столько полезного, но слишком много всего навалилось. В будущем у нас получится лучше. Я уговорила вашу мать переехать обратно в Жанлун, в гостевой дом, для ее же безопасности. Она может заниматься детьми, а я вернусь на работу.

Слова Вен проникали словно из другой реальности, будто за прошедшие две недели ничего не случилось. Шаэ прищурилась и издала звук, изображающий смешок недоумения, если бы она не разучилась пользоваться голосом.

– Почему ты просишь меня именно сейчас?

– А кого еще мне просить? – воскликнула Вен. – Ты же Шелест, если только не собираешься покинуть свой пост. – Она внимательно, с вопросом в глазах посмотрела на Шаэ. – Ты предпочла бы умереть от рук Айт Мады, чем отступить. Что-то изменилось?

– Сейчас неподходящее время меня о чем-то просить, Вен.

– А когда будет подходящее? Когда ты собираешься выйти из дома?

Шаэ ощутила зарождающееся раздражение.

– Как ты можешь сейчас об этом думать?

Вен скрестила руки на груди.

– Мне бы тоже хотелось спрятаться у себя в комнате на многие месяцы, Шаэ-цзен. Но я не могу. Мне нужно заботиться о детях, они не перестанут нуждаться в матери только потому, что я страдаю. Мне пришлось объяснить Нико и Рю, что их дядя Кен умер. И я должна быть сильной ради Хило, чтобы он сосредоточился на управлении кланом, а не беспокоился о нас. – Она не отрываясь смотрела на Шаэ и говорила будничным тоном. – Кена больше нет, Тар безутешен. Ты заперлась в этой комнате. Колосс остался один.

– У него десятки людей, – пробормотала Шаэ.

– Ему нужна ты. Ты нужна семье, как мы нуждались в тебе после убийства Лана, после смерти вашего деда. Хило нужна твоя помощь в руководстве Равнинными. В такое время ты не должна исчезать на недели. – Выражение лица Вен смягчилось, но все же осталось решительным. Она взяла Шаэ за руку и усадила рядом с собой. – Мы не впервые несем потери, но впервые ты чувствуешь личную ответственность за случившееся, потому что твои добрые намерения принесли столько боли.

Шаэ уставилась на Вен.

– Но я действительно несу ответственность, Вен. – В глазах защипало, и Шаэ закрыла их на секунду, прежде чем с укором посмотреть на Вен. – Разве ты не винишь меня в смерти Кена? В том, что ты и дети чуть не погибли?

– С чего бы мне тебя винить? – сердито отозвалась Вен. – Я виню наших врагов, Шаэ-цзен, за то, что использовали в своих целях дорогого тебе человека, сделали его инструментом, чтобы нас уничтожить. Ты отняла у него жизнь, но не ты причина его смерти. А в нашем мире это большая разница.

– И какое это имеет отношение к твоему желанию вернуться на работу?

Вен встала и выглянула из окна. От солнца у Шаэ заболели глаза, но Вен по-прежнему смотрела куда-то вдаль.

– Здесь, прямо в Жанлуне, в парке на нашей территории, до нас добралась каменная рыбка, барукан, работающий на увиванского контрабандиста с острова в сотнях километров отсюда. У клана повсюду враги. Мы не только боремся с другими Зелеными костями. Мы боремся со всем миром, Шаэ-цзен. А это значит, что айшо не убережет моих детей.

Она повернулась и посмотрела Шелесту в лицо.

– Хило не желал, чтобы я влезала в дела Зеленых костей. Но угрозы клану больше не касаются только Зеленых костей. – В ее голосе звучала знакомая мягкость и резонность, но под ними слышались новые резкие нотки. – Враги готовы ударить нас из-за любого угла. Клан потерял одного Маика, а может, и двух, раз Тар практически не способен ничего делать, но не всех. Дай мне работу, Шаэ-цзен.

Вен подошла к шкафу. Она поморщилась, выбрала блузку и юбку и кинула их на кровать.

– Когда ты вызвала Айт Маду на дуэль на чистых клинках, все были потрясены, даже Хило. Но не я. Нам, женщинам, когтями приходится выцарапывать себе путь в мире, и ты слишком усердно работала ради твоего места на Корабельной улице, чтобы позволить отнять его у тебя. Но все же это может случиться, если ты не оденешься и не выйдешь из этой комнаты. Всегда найдутся люди, ищущие признаки слабости, шанса украсть то, что нам дорого. – Вен прошла мимо Шаэ к двери спальни. – Твои племянники спрашивали, не поужинаешь ли ты с нами сегодня, и я сказала, что ты придешь.

Глава 48. Двойная ставка

Беро провалялся в больнице больше месяца. Даже когда его кровь очистилась от яда и «сияния», он был слишком слаб, чтобы ходить. Так же слаб, как от почти смертельного передоза СН-1. Сокрушающая тяжесть, оглушающая летаргия и паническая испарина от нефритовой ломки высосали из Беро последние силы. Он лежал на больничной койке рядом с другими пациентами – полубезумный, мечтая о смерти, проклиная всех богов и собственное существование.

Врачи сказали, что ему повезло, на редкость повезло. Такая доза убила бы любого, но после долгого употребления «сияния» у Беро выработалась необычно высокая толерантность к СН-1, а мощное снотворное, которое Мадт подмешал в пиво, замедлило метаболизм, и фатальная инъекция не подействовала на организм так быстро, как предполагалось. Соседка Беро, госпожа Вайм, рассердилась из-за шума, прервавшего дневной просмотр мыльной оперы, и вышла в коридор, где обнаружила лежащего Беро, наполовину в квартире, а наполовину снаружи. После нескольких секунд серьезных раздумий о том, спасти ему жизнь или оставить умирать, она все-таки вызвала «Скорую».

Беро ничего этого не помнил, и больше всего его раздражало, что он обязан жизнью мерзкой госпоже Вайм. Из больницы он унес счет на двадцать тысяч дьен с гаком и кипучую ненависть ко всему миру. Беро оставили жизнь, но и только. Нефрит пропал. Беро не сомневался, что Мадт украл его заначку с «сиянием». Он чувствовал себя тощим, беспомощным жеребенком, едва стоящим на трясущихся ногах, с пустой головой и изувеченным во всех смыслах. Потребовались годы – годы! – планирования и расчетов, неуемное желание, густая кровь и смелость, а все, чего он достиг, просто испарилось. Его нефрит и все, что с ним связано, – деньги, уважение, власть, будущее. Опасное будущее, это да, но куда лучше того, что ждет его сейчас. А что его ждет? Ничего…

Он представлял, как выследит Мадта, зажмет его голову в тисках и медленно сдавит, пока глаза Мадта не выскочат из треснувшего черепа. Но Беро был настороже. У Мадта теперь в два раза больше нефрита, а у Беро пусто, и встреча будет неравной, даже если не принимать во внимание, что Беро до сих пор не мог без головокружения преодолеть лестничный пролет. Но у Беро осталось лишь это желание, только эта цель, и он молча к ней двигался. Однако, вернувшись в «Крысиное логово», он обнаружил, что Мадт здесь не показывается. Беро навестил знакомых торчков, места, где собирались и болтали новые зеленые, и выяснил, что Мадта давно уже не видно и не слышно. Пацан забрал нефрит Беро и «сияние» и смылся.

Беро вернулся в квартиру и не выходил оттуда. Тянулись месяцы. Зима сменилась весной, а затем летом. Беро заказывал еду на дом, смотрел телевизор и спал. Оставшаяся после избиения Маиками хромота стала заметней, а от постоянно хмурого вида лицо выглядело еще более перекошенным. В двадцать один год он напоминал мерзкого старикашку, которому незачем жить, да и чувствовал себя так же.

Беро всегда считал себя человеком, которого не так-то легко обескуражить, но теперь неподвижно лежал на диване, поднимаясь, только чтобы поесть, сходить в туалет или переключить канал. Он взвешивал несколько вариантов: прыгнуть под поезд в подземке или сигануть с самого высокого здания, раздобыть пистолет и пустить пулю меж глаз. Он оценивал, какой способ быстрее, надежнее и легче. Что такое передозировка наркотиками Беро уже знал – крайне болезненно, слишком медленно и совершенно ненадежно.

Он посчитал имеющиеся деньги. Год назад он купался в деньгах, но сейчас оказался почти банкротом. Осталось еще на месяц арендной платы, без видимых возможностей для дальнейших поступлений. Беро принял решение. Однажды утром он встал с постели, оделся в самое чистое, побрился, впервые за много дней почистил зубы и вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь. Мир снаружи был солнечным, но лишенным красок и затуманенным, став тусклым без нефрита. Беро направился в банк и снял все до последнего дьена, потом взял такси до шоссе Бедняка, где стояли самые крупные и лучшие игорные дома Жанлуна. Огни на «Двойной ставке» манили, и Беро с минуту постоял на тротуаре, пялясь на них с разинутым ртом, прежде чем войти.

Для Беро в этом поступке была четкая логика. Всю жизнь он пытался оседлать волну удачи. Мадт-старший говорил, что боги осенили его удивительным везением, и Беро знал, что это правда. Неудачи оборачивались удачей, везение превращалось в невезение – капризы богов вечно швыряли его туда-сюда, как рельбольный мяч на веревке. А значит, это будет финальная проверка. Он поставит все оставшиеся деньги, попытает удачу. Поставит все до последнего дьена на карточный стол и рулетку, тогда и поймет, стоит ли жить дальше, хотят ли этого боги.

С рюмкой хоцзи в руке Беро сел за самый большой карточный стол и стал играть в «долю нищего» – эта игра не требовала почти никаких умений, выигрыш зависел лишь от удачного расклада. К удивлению Беро, сразу пришли хорошие карты – пробежка меди, латунный и серебряный сплит и нефритовая пара. Но потом, как и следовало ожидать, удача резко повернулась спиной. На следующих трех раздачах – медная пара, железный холостяк и разбойник – Беро потерял весь выигрыш и продолжал проигрывать – медленно, но верно.

При каждом проигрыше Беро прихлебывал щедрый глоток хоцзи и через два часа, когда у него оставалась лишь четвертая часть взятых с собой денег, был уже довольно пьян. Зато он неплохо провел время. Беро ухмыльнулся с уверенностью фаталиста, заказал еще одну порцию хоцзи, подвинул стопку фишек к центру стола и кивнул дилеру, чтобы раздавал. Тот с легким сомнением посмотрел на Беро и худеющую стопку его фишек и впервые заговорил с ним:

– Уверен?

– Не отвлекайся! – буркнул Беро. Он не чувствовал себя таким живым и уверенным с той ночи, когда они обчистили могилу Коула Лана и забрали его нефрит. – Я почти закончил, кеке. Как только кончатся деньги, я спрыгну с Выездного моста. А может, с крыши этого казино. – Он пересчитал фишки. – У богов есть только один… о нет, может, даже пять шансов меня остановить.

Дилер повиновался, и Беро перевернул полученные карты. Железный холостяк. Беро рассмеялся и глотнул хоцзи.

Дилер убрал карты и откашлялся.

– Если хочешь мое мнение, карточные столы контролируют не боги. Может, тебе стоит сделать перерыв в игре. Что бы так тебя ни расстроило, не стоит выбрасывать все свои деньги и даже жизнь.

– Ну прямо то, о чем я мечтал, – рявкнул Беро. – Жалостливый дилер. Не лезь не в свое дело.

Дилер не ответил, но встретился взглядом с кем-то на другом конце зала и незаметно для Беро взмахнул рукой. Беро проиграл еще две раздачи. С довольным вздохом он подтолкнул оставшиеся фишки к центру стола.

– Уже недолго осталось.

– Погоди-ка, – раздался голос за его спиной.

Дилер застыл, и Беро повернулся к самому странному человеку, какого когда-либо видел: мужчине в белой рубашке и темно-синем жилете в полоску, на ногах у него были кожаные шлепанцы. Только руки у него отсутствовали, короткие рукава болтались пустыми. На его правом плече сидела бурая обезьянка.

– Это что, какая-то шутка? – спросил Беро.

Безрукий резко мотнул подбородком.

– Идем со мной, – сказал он.

– Ты же не можешь меня заставить! – по-детски отозвался Беро.

На лице незнакомца появились суровость и раздражение. Он шагнул к Беро, слегка наклонившись, словно протягивал отсутствующие руки, и толкнул Беро со стула резким Отражением. Беро качнулся и чуть не упал. Он схватился за край карточного стола и выпалил:

– Не смей! Оставь меня в покое, человек-мартышка! Я не нарушал правил. Почему вы ко мне пристаете?

– Шагай, – сказал незнакомец и толкнул Беро еще одним четким Отражением, чтобы оставить его на ногах, но пнуть вперед.

Пьяно шатаясь, Беро пересек главный зал «Двойной ставки» вслед за Зеленой костью, ругая того по пути на чем свет стоит. Картежники отрывались от игр и провожали их взглядами, но, что странно, никого, похоже, это зрелище не удивило. Бурая обезьянка соскочила на пол, побежала впереди и повернула ручку металлической двери с табличкой «Только для персонала». Безрукий открыл дверь ногой, впуская Беро.

– Сверни направо, вторая дверь, – велел он.

Беро подчинился – пожалуй, только потому, что ему стало любопытно, уж больно необычный оборот приняли события. Он оказался в коридоре с красным ковром. Слева доносились звуки с кухни. Справа находилось несколько кабинетов. Безрукий провел Беро в один из них. Внутри стоял большой, но очень низкий письменный стол, как для ребенка, и черный диван, а на стене висели в рамках наградные грамоты. Позади стола на застекленной витрине была выставлена длинная шеренга бутылок хоцзи.

– Садись, – велел Зеленая кость, мотнув головой в сторону дивана. Он вытащил ногу из шлепанца, открыл ею нижний ящик шкафа, вытащил оттуда бутылку воды и подкатил ее к Беро по полу. – Когда протрезвеешь, получишь оставшиеся деньги обратно, и, если пообещаешь не лишать себя жизни, я вызову тебе такси. Тебе есть куда поехать? К кому-нибудь?

– Тебе-то что? – буркнул Беро, но взял бутылку с водой и плюхнулся на диван.

– Время от времени к нам заходят люди вроде тебя, которые хотят немного покрасоваться, прежде чем опустят занавес. А может, просто переживают дурную полосу и надеются все изменить, но делают только хуже. Некоторые пытаются спрыгнуть с крыши казино или вышибить себе мозги в номере люкс. Это плохо влияет на бизнес.

– А ты кто, владелец? Или просто цепной пес казино?

Беро произнес вопрос издевательским тоном, но Зеленая кость только пожал плечами. А поскольку рук у него не было, жест выглядел странным, словно голову на мгновение вдавило в плечи.

– Когда обладаешь хорошим Чутьем, легко заметить отчаявшихся. Но я не владелец «Двойной ставки». Я произвожу хоцзи. – Он кивнул на бутылки, выставленные на полке. Беро заметил, что в рамках на стене висят грамоты разных винодельческих наград. – В «Двойной ставке» находится винодельня. Я ее руководитель и… неофициальный управляющий казино. Приглядываю за тем, что творится на шоссе Бедняка.

– А рук у тебя почему нет? – спросил Беро.

Зеленая кость бросил на него холодный и враждебный взгляд, словно пожалел, что помешал Беро исполнить свой план.

– У меня нет рук, потому что их отрезал Штырь Горных. – Он подвинул стул, развернув его к дивану, и сел напротив Беро. – Когда-то я был на твоем месте. Хотел умереть. Молил о смерти. Я мучился от боли и не видел для себя будущего. Но один друг поговорил со мной в нужный момент и убедил жить. А теперь тот, кто отрезал мне руки, мертв, а я еще жив, моя семья и бизнес процветают. А потому, что бы ни привело тебя сюда, что бы ты ни натворил – дальше все равно есть жизнь.

– Хотя бы нефрит остался при тебе, – пробормотал Беро.

Зеленая кость подался вперед.

– При тебе хотя бы остались руки.

Сам того не осознавая, Беро осушил всю бутылку и поник, откинув голову на спинку черного дивана. В глазницах привычно нарастала боль, спиртное и несколько часов под яркими огнями казино ее только усилили.

– Я попал в эту передрягу из-за нефрита, – сказал он. – Вечно все из-за нефрита.

Беро не знал, почему вдруг так разоткровенничался перед Зеленой костью Равнинного клана, наверное, ему просто на все уже было плевать. Он чувствовал лишь раздражение из-за того, что тот уговаривает его жить, когда у Беро другие планы.

– Я поверил одному козлу-барукану, который наобещал, что если я год проработаю на него каменной рыбкой, то заработаю зелень. Но потом мой отряд перебили Горные, даже не по моей вине, а я не согласился прикончить человека, чье имя он шепнул, и барукан меня вышвырнул. Этот говнюк меня вышвырнул! – При мысли об этом Беро хотелось кричать. Слова выплеснулись из него пьяным потоком. – А потом парень, с которым я работал, ополчился против меня, вонючий крысеныш. Он всем мне обязан, но накачал меня наркотой, украл нефрит и оставил подыхать. Если я когда-нибудь его найду, то убью самым изуверским способом, какой только придет в голову.

Беро открыл глаза и с вызовом уставился на Зеленую кость.

– Ага, я вор и контрабандист. Работал на шайку баруканов и вместе с увиванскими стервятниками крал с рудников нефрит. По-прежнему хочешь оставить меня в живых, цзен?

Усевшаяся на край стола бурая обезьянка таращилась на Беро. Почти минуту на него таращился и безрукий. Потом подвинул ногой телефонный аппарат на столе. Обезьяна скакнула к телефону и поднесла трубку к голове хозяина. Зеленая кость зажал ее между ухом и плечом и набрал номер. Все это время он не сводил глаз с Беро.

Беро услышал щелчок – на том конце линии взяли трубку.

– Лотт-цзен, это Эйтен, – сказал безрукий. – Можешь подъехать в «Двойную ставку»? Тут у меня в кабинете кое-кто сидит, он может заинтересовать Колосса.

Глава 49. Зачистка «Крысиного логова»

Эйтен встретил прибывшего в «Двойную ставку» Хило у входа.

– Что это за парень? – спросил Хило, когда бывший Кулак повел его через зал к задней двери, в прилегающую винодельню.

Посетители казино прерывали игру и кланялись проходящему мимо Колоссу. Хило заметил в баре нескольких эспенцев, но они вели себя прилично. Шоссе Бедняка, за которое Равнинные вели тяжелые бои с Горными, в последние два года оказалось проблемной зоной, но уже некоторое время все было спокойно.

– Сломленная и пьяная каменная рыбка, он рассказал, как его надул барукан по имени Сорадийо, – ответил Эйтен. – Цзуэн и Лотт уже с ним поговорили, но я решил, что ты захочешь сам задать несколько вопросов, Хило-цзен.

Они прошли по сумрачному складу с контролируемой температурой воздуха, мимо рядов больших бочек с выдержанным хоцзи, стоящих в поднимающихся до потолка деревянных рамах. Винодельня «Про́клятая красота» значительно расширила деятельность и теперь экспортировала продукцию за рубеж. Видя, как процветает бизнес друга, Хило нашел повод улыбнуться посреди этих трагических и ужасных недель.

– Я рад, что могу рассчитывать на твои глаза и уши, дружище, – сказал Хило.

Эйтен отмел эти слова, тряхнув головой.

– Я всем тебе обязан, Хило-цзен, и хочу быть еще более полезным. Если пацан говорит правду, может, его появление – это подарок богов, помогающих нам найти и наказать полукостных псов, убивших Кена.

Хило не смел надеяться, что все произойдет так быстро, но кивнул. Он уже отправил всех Кулаков и Пальцев добывать информацию об агентах Запуньо и разыскивать барукана, чье имя назвал Тау Маро, но пока что они преследовали призрака.

Хило жалел, что не прислушался к предупреждению Кена относительно Запуньо. Колосс был занят другим – сеял смуту среди Горных и Бригад. К Запуньо он относился скорее как к постоянной досадной помехе, чем как к опасному врагу. В конце концов, контрабандисты и наркодилеры словно сорняки – выдернешь один, и его место тут же займет другой, так что спешить некуда. Но Запуньо относился к особой категории преступников. Хило понял, что упустил это из виду. Когда Равнинным доставили изрубленного на куски информатора, Хило совершил ошибку, не восприняв смерть увиванца с той же серьезностью, с какой отнесся бы к гибели кеконца; не осознал угрозу и не предпринял немедленного жестокого возмездия. Эта ошибка вечно будет его преследовать.

Эйтен шагнул вперед и распахнул Отражением крутящуюся металлическую дверь, ведущую в большой и чистый зал с бетонными стенами, занятый чанами для ферментации. У маленького деревянного стола стояли Цзуэн и Лотт. На столе были расстелены карты города и страны с отмеченными цветным карандашом точками и пометками от руки. За столом на складном металлическом стуле, сгорбившись, сидел щуплый и бледный паренек с налитыми кровью глазами и кислой миной на лице, выглядящим так, будто его переломали, а потом составили части вместе.

Цзуэн и Лотт прервали разговор, чтобы поприветствовать вошедшего Колосса.

Цзуэн ткнул в карты и заметки и сказал:

– Вот что мы выяснили, Хило-цзен. Те места в городе, где Сорадийо вербовал местных в каменные рыбки, в основном подпольные клубы для нефритовых воров и наркоманов на «сиянии». А еще точки на побережье, откуда вывозили нефрит, и отвалы в горах, где работали сборщики Запуньо. Вуай, Йин и Вин отправили Пальцев на проверку – по-тихому, чтобы никого не вспугнуть, прежде чем мы решим действовать.

Хило был благодарен Цзуэну за то, что тот так быстро и буднично принял на себя роль Штыря. В отличие от Кена, Цзуэн – не ближайший родственник, ему еще предстоит научиться, как выглядеть внушительно на публике и разбираться с чужаками, но он обладал умом стратега, способного учесть каждую деталь, и сейчас оказался особенно полезен. Хило изучил собранные сведения и задал несколько вопросов, пока не убедился, что они сделали все возможное.

Хило повернулся к пареньку, неожиданному информатору. Что-то в его перекошенной физиономии и мрачной решимости во взгляде показалось знакомым.

– Говоришь, работал на Сорадийо? – спросил Хило. – Почему же ты его предал?

Паренек недобро взглянул на Хило, а потом хмуро уставился в пол.

– Этот барукан меня выставил, – пробормотал он. – Я должен был стать крупным псом, как он обещал, и носить нефрит, но он меня вышвырнул. Все новые зеленые – просто щенки. Так и хрен с ними, и пошел в задницу этот Сорадийо. Они не заслуживают того, что получили. Не заслуживают нефрита.

Хило решил, что парень еще пьян – судя по голосу, именно так оно и было. Он что-то зло и неразборчиво мямлил, как будто говорил сам с собой. Если и можно было бы Почуять в его словах хитроумный обман, все заглушалось переполняющей парня горькой обидой. Каждый раз при взгляде на Колосса он вздрагивал и отворачивался. Хило попытался вспомнить, где видел это искореженное лицо, потому что его не покидало чувство – где-то он его уже встречал.

– Ты перевозил контрабандный нефрит, продавал «сияние» и работал на иностранных преступников. Не боишься, что мы тебя прикончим? – спросил он с любопытством.

Парень оглядел гладкие бетонные стены и металлические бочки, словно впервые заметил, что здесь нет окон, а выход только один, и никто в оживленном казино не услышит, что здесь творится. Он фыркнул и пожал плечами.

В нем было что-то настораживающе знакомое. Как Штырь, а потом как Колосс, Хило встречался со многими людьми, и хотя никак не мог вспомнить этого, он не желал отбрасывать подозрения, ведь сейчас так многое зависело от этого парня.

– Посмотри на меня, – потребовал он. Парень напрягся, но с неохотой повиновался. – Откуда я тебя знаю?

На этот раз информатор заметно вздрогнул, словно ему дали оплеуху, и в то же мгновение Хило его узнал.

– «Двойная удача», – сказал он. Когда парень снова дернулся и кивнул, Хило засмеялся. Цзуэн, Лотт и Эйтен вопросительно посмотрели на него. – Несколько лет назад мы с Маиками поймали парочку мальцов в Доках, они пытались украсть нефрит у пьяного Шона Цзю, – объяснил Хило. – Я хотел сломать вот этому шею, но Лан их отпустил. – Хило снова с иронией хмыкнул. – Как я тогда сказал, они подхватили нефритовую лихорадку, неудивительно, что он превратился в каменную рыбку. Но теперь он здесь, выдает нам ключевую информацию о королевстве Запуньо.

Хило покачал головой, позабавленный, но все же ощутив укол печали при мысли о том, что оптимизм Лана и его доброе сердце пришли на помощь в такое время и таким образом. «Нужно давать людям шанс», – сказал тогда его брат.

Хило наклонился над столиком и стиснул подбородок юнца железной хваткой.

– Я сказал, что убью тебя, если снова встречу, помнишь? – тихо спросил он. Запавшие глаза юнца округлились, но Хило выпустил его, слегка тряхнув, и вздохнул. – Кажется, я все-таки не смогу выполнить обещание. Ведь ты помог клану, а Лан следит за нами.

Через несколько часов после взрыва машины Айт Мада выпустила публичное заявление с осуждением атаки и категорически отрицая участие в ней Горных. При взрыве пострадали пятеро случайных прохожих, включая ребенка, хотя их ранения не были смертельными, и Айт непреклонно заверила, что это работа преступников, ни одна Зеленая кость из Горного клана не станет так откровенно нарушать айшо. От имени Горных Айт выразила соболезнования Коулам и Маикам и предложила им всю возможную помощь для наказания виновных.

Весьма убедительное заявление, признал Хило с намерением поймать Айт Маду на слове. Некоторые ниточки привели его людей прямиком на территорию Горных, Равнинным не удалось бы раскрыть всю организацию Запуньо без содействия соперничающего клана. Хило послал Цзуэна на встречу с Нау Суэном и потребовал, чтобы Горные уважали мирное соглашение между кланами и помогли или хотя бы не препятствовали мести Равнинных иностранному контрабандисту.

С разрешения Нау Суэна Цзуэн взял трех лучших Зеленых костей на Фабрику – тренировочный зал Горных в Острие. Сгорая от нетерпения, Хило ждал снаружи в «Викторе MX» вместе с полудюжиной человек еще в двух машинах. Он положил локоть на открытое окно и выкурил две сигареты подряд, глядя на ползущие по небу облака и припаркованные фуры. На этом самом месте четыре года назад Лан дрался на дуэли на чистых клинках. Хило с трудом мог поверить, что это произошло в той же жизни. Теперь Хило считал, что Лану не следовало драться. Нужно было взять гребаное здание приступом, собрав все силы.

Цзуэн и его люди вернулись через полчаса. Хило вышел из машины, чтобы выслушать Штыря.

– Они согласны впустить нас на территорию Горных и помогут схватить тех, кого мы назовем, но только если подключим и их. Мы должны рассказать все, что знаем об организации Запуньо, а Зеленые кости Нау Суэна будут принимать участие в каждом нашем рейде на их территории.

Хило кивнул, он и не ждал, что им помогут без всяких условий. Конечно, Горные могли бы потребовать нефрит, деньги и захваченное на их территории «сияние».

Цзуэн нахмурился.

– Теперь понятно, почему некоторые люди думают, будто Нау умеет читать мысли. Вроде и вид у него – ничего особенного, но все равно мурашки по коже. Он не похож ни на одного Штыря из тех, которых я встречал.

– Потому что он и не Штырь. Он – змея Айт Мады, он бы перерезал нам глотки во сне, если б представился случай. – Хило сел обратно в машину. – Нужно действовать быстро. Придется работать вместе с ним.

На следующий вечер они ворвались в «Крысиное логово». Все, кто видел Колосса в тот вечер и в несколько последующих, могли решить, что вернулся Коул Хилошудон, каким он был шесть лет назад, грозный молодой Штырь с отрядом воинов, усыпанный нефритом и ощетинившийся оружием. И они бы ошиблись, мрачно думал Хило. Приближался его тридцать второй день рождения, и он уже не так молод, да и не чувствует себя юным. Вместо своей излюбленной белой «Княгини» он приехал в Монетку на машине Кена, «Викторе МХ-спорт». Младший Маик бросил на него безумный взгляд, как у потерпевшего кораблекрушение моряка или измученного голодом зверя, но Хило не мог оставить его сейчас одного.

Помимо Тара он взял с собой Лотта, Вина и трех Пальцев. Где-то в другом районе Цзуэн, Вуай и Йин возглавили похожий рейд. Прежде чем войти в клуб, Хило немного постоял на улице.

– Не убивайте никого, пока не найдем Сорадийо, – напомнил он остальным.

Они выбили дверь и вошли. Внутри собралось с десяток человек с незнакомыми нефритовыми аурами, неровными и неуклюжими, нетренированными, полыхнувшими ужасом и враждебностью, когда в зал ворвались Зеленые кости. Несколько человек вскочили с мест и вытащили пистолеты, но с такого близкого расстояния мало кто успел выстрелить, когда на них навалились Зеленые кости. В пелене Чутья Хило отдернул голову с линии прицела, дернул нападавшего за руку и треснул по ней ребром ладони, чуть выше локтя, с хрустом выбив сустав. Пистолет выпал, противник взвыл от боли. Хило пнул его по колену, схватил на лету за волосы и приложил физиономией о ближайший стол.

Хило сделал шаг, потом второй, прыгнул на стул и на стойку бара, с Легкостью развернулся в прыжке, оттолкнувшись от ближайшей стены, в полете вытащил нож и прикрылся Броней, врезавшись в нападавшего, которого Почуял за своей спиной. Они вместе рухнули на бетонный пол. Хило оттянул противнику голову и уже хотел перерезать горло, но вспомнил собственный приказ оставлять всех в живых. Противник барахтался на липком полу, взревел и с отчаянной, несфокусированной Силой попытался сжать Хило голову. Это был крупный и дородный человек, и маневр ему удался бы, если бы Хило не действовал молниеносно: он прижал ладонь к спине соперника и Сконцентрировался в его хребет, разорвав позвоночные диски. Ноги противника одеревенели, и он распластался на полу, больше не сопротивляясь, а Хило встал и отряхнулся.

Еще несколько завсегдатаев притона были без сознания или обездвижены, хотя Хило подозревал, что кое-кому недолго осталось жить. Одному Тар отсек саблей руку до локтя, а другому вспорол живот – тот человек стоял на коленях, постанывал и придерживал вываливающиеся кишки. Остальные новые зеленые корчились на полу, склонив головы и моля о пощаде.

Нефритовые ауры Лотта и Вина настороженно гудели, пока Зеленые кости отбирали оружие и нелегальный нефрит – кольца, подвески, пояса. Хило встал в центре сумрачного зала и осмотрелся. «Крысиное логово» было жалким и тесным заведением – половина зала покрыта матами, сломанными бетонными блоками, мешками с песком и другим оборудованием для тренировок нефритовых способностей, а в другой половине перед баром с удивительно хорошим выбором напитков громоздились потрепанные столы. На стене торчали два сетчатых металлических ящика с написанными от руки листовками о безопасном и гигиеничном способе делать инъекции «сияния».

– Все вы – воры нефрита и заслуживаете смерти, – заявил Хило. – Работаете ли вы на Горных или на иностранных бандитов или просто подхватили нефритовую лихорадку по собственной глупости – вы оказались в таком положении, потому что не сумели наладить свою жизнь, когда была возможность.

Он говорил, медленно расхаживая по залу, рассматривая лица и сравнивая их с рисунками, которые сделали по описанию и раздали каждой Зеленой кости Равнинных.

– Не вижу того, кого мы ищем, – сказал он, дойдя до конца зала и развернувшись. – Даю вам всем одну минуту, чтобы рассказали, где найти барукана Сорадийо. Я знаю, он приходит сюда, чтобы завербовать отбросы вроде вас в каменные рыбки для контрабандных операций Запуньо, так что не притворяйтесь, будто не знаете, о ком речь. А еще я хочу знать, где находятся остальные притоны новых зеленых. Если через минуту я получу нужные ответы, то отберу у вас нефрит, но оставлю в живых. Если нет, потеряете и то и другое.

Йин Ро со своими Пальцами схватили Сорадийо два дня спустя. Все несколько недель после взрыва контрабандист прятался в подсобке спортзала в районе Обрубок, где жили выходцы с островов Увива. Узнав, что Горные пустили Равнинных на свою территорию для охоты на него, Сорадийо попытался сбежать из страны. Если бы он снял нефрит, у него появилось бы больше шансов ускользнуть незамеченным, но в спешке и панике он об этом не подумал. Отряд Йин Почуял безбилетника на судне, идущем на Увивы.

У Сорадийо отняли нефрит, а самого отвезли на склад в Доках, где Тар занялся допросом.

– Этот барукан – гребаный слабак, – сказал Тар, когда несколько часов спустя приехал Хило. – Рассказал все, что требовалось. Имена двух каменных рыбок, которых нанял для установки бомбы, детали операций Запуньо, места высадки сборщиков, рудники, откуда они вывозили нефритовое сырье, имена и адреса других агентов в Жанлуне и руководства организации Запуньо, людей в полиции и правительстве, кормящихся из рук контрабандиста, и все про систему обороны его особняка на Тиалуйе.

– Ты все записал? – спросил Хило.

– Пано записал, – сказал Тар, мотнув головой на Пальца за своей спиной, тот держал блокнот и имел нездоровый вид после присутствия на малоприятной процедуре.

Хило взял у него блокнот и внимательно просмотрел. Потом Колосс довольно кивнул, отдал блокнот обратно и велел Тару и Пано подождать снаружи. Он вошел в комнату без окон, где висел Сорадийо – полуголый, руки над головой обвязаны цепью, весь в крови и синяках и трясущийся от нефритовой ломки. Хило подождал, пока Сорадийо обратит на него внимание.

– Ты пришел меня убить? – с надеждой спросил барукан, его шотарский акцент стал менее заметным из-за пересохшего горла и потрескавшихся губ.

Хило принес с собой две упаковки сока, он всегда держал парочку в машине, как и что-нибудь перекусить – на случай, если сыновья проголодаются или захотят пить по дороге. Душная влажность жанлунского лета на складе без окон была еще гуще, чем снаружи. В затхлом воздухе воняло мочой, оставившей пятно на бетоне под ногами пленника. Хило подошел ближе. Он вытащил из полиэтиленовой обертки крохотную соломинку, воткнул в маленький кружок из фольги на коробке с соком и протянул ту Сорадийо. Барукан впился в соломинку окровавленными губами и одним глотком высосал весь сок, а потом умоляюще взглянул на вторую упаковку, но Колосс не дал ее.

– Еще один вопрос, – сказал Хило. – Кто отдал приказ? Айт или Запуньо?

– Запуньо, – просипел Сорадийо. – С одобрения Горных. – Он попытался сменить позу, переместив вес с саднящего плеча. – В прошлом году со мной связался Нау Суэн. Он хотел, чтобы я выступил посредником на переговорах его клана с Запуньо. Особого выбора у меня не было – эти сволочи убивали моих сборщиков и каменных рыбок с такой скоростью, что я не успевал нанимать новых. Горные сказали, что им приходится придерживаться объявленного соглашения с Равнинными и противостоять контрабанде. Но если Горные получат полный контроль, все изменится. Можно договориться. Вот что они предложили.

– И Запуньо купился.

– Он увидел возможности для торговли. Кланы обложили нас со всех сторон, это слишком дорого обошлось Запуньо. Айт сказала, что если мы избавимся от вас, она разрешит нам кормиться.

Хило кивнул.

– Наверное, обидно, что Айт так быстро тебя сдала и ты очутился здесь.

Сорадийо дернулся, видимо, пытаясь пожать плечами.

– Такова цена неудачи. Ничего удивительного. К тому же не похоже, что я говорю то, о чем вы до сих пор не подозревали.

– Это верно, – согласился Хило. – Куда отправить твое тело? У тебя есть родные?

Сорадийо закрыл глаза.

– Да, в Оортоко, но из-за войны я не знаю, где они сейчас, и не хочу, чтобы они видели меня таким. Пошлите тело моему кузену Ийло на Увивах. Он похоронит меня, пусть почувствует себя виноватым в том, что бросил меня здесь на произвол судьбы, и вот к чему это привело.

Больше Хило ничего не сказал. Он вытащил нож и быстрым движением вскрыл барукану горло. Искалеченное тело Сорадийо расслабилось, подбородок упал на грудь, поверх красного потока. Хило вышел на улицу.

– Обмойте его и отправьте обратно на Увивы, – велел он.

– Этот кусок говна убил Кена, – взорвался Тар, побагровев от ярости. – Почему ты позволил ему так легко умереть? Нужно было утопить его в океане по кусочкам.

Суровым, хотя и не лишенным сочувствия взглядом Хило заставил своего помощника умолкнуть, ясно дав понять, что больше не желает об этом говорить.

– Сорадийо и Тау Маро запланировали и осуществили взрыв, но они лишь марионетки. – Хило вытер нож и убрал его. – Айт Мада играет вдолгую. А что до Запуньо, то я предупреждал увиванского пса, что если он сунет свои грязные лапы на Кекон, я с ним разберусь. Именно это мы и сделаем. – В голосе Колосса появились резкие нотки. – Мы уничтожим все, что он создал.

Глава 50. Терпение

В следующие несколько недель Зеленые кости Равнинного клана провели безжалостную зачистку по всему городу, нацелившись на подпольные нефритовые притоны, где собирались так называемые новые зеленые, каменные рыбки, баруканы и дилеры «сияния».

Десятки преступников были избиты и оказались в тюрьме, если остались живы, нефрит у них отобрали. Два исполнителя, которым Сорадийо заплатил за то, чтобы подложили бомбу, сбежали из Жанлуна и находились на пути к городу Тошону на юге острова, когда их схватили люди из местного клана Цзо Сан. Пленники молили их убить, но клан Цзо Сан передал преступников Равнинным в знак уважения и преданности семье Коул. Цзо Сан не были одиноки в таком отношении – другие мелкие кланы Зеленых костей, жанлунская полиция и даже Горные помогали мести Коула Хило или не препятствовали ей, противодействие Равнинным не принесло бы им очков.

Большинство жанлунцев, судя по настроениям в городе и освещению в прессе, одобряли карательные меры и считали их необходимыми. Все уже знали, что машина взорвалась в результате трусливого заговора шотарского бандита, работающего на увиванского контрабандиста. Кеконцы вполне допускали, даже не возражали против драки между равными по статусу, но их до крайности оскорбляла сама мысль о том, что какой-то подлый иностранный бандюган напал на великую и могущественную семью Зеленых костей и ранил невинных прохожих прямо в центре Жанлуна.

Даже образ Айт Мады как выдающегося патриота померк, когда на улицы Жанлуна вернулся Коул Хило. За четыре года на посту Колосса его репутация скорого на расправу молодого Штыря начала тускнеть. Теперь он не скрывал, что жаждет крови, и люди понимающе кивали. Он сменил уничтоженную «Княгиню Прайзу» на сверкающую новизной «Княгиню Сайну», еще более грозную, чем предшественница, с большей мощностью и огромной серебристой решеткой радиатора. Он постоянно был на ногах, во главе группы Кулаков. Где бы он ни появлялся, люди расступались и кланялись в нервном приветствии.

Было время, когда это доставило бы Хило удовольствие, но сейчас в мозгу свербила лишь одна мысль, лишь одно могло его порадовать – убийство Запуньо.

– Неважно, сколько сборщиков и каменных рыбок мы отправим в могилу, Запуньо всегда найдет новых, – проревел Колосс, швырнув карту Тиалуйи на кофейный столик перед Шаэ, Цзуэном и Таром. Он мерил шагами кабинет. – На Увивах жизнь стоит дешево, меньше чем за год он восстановит все, что мы разрушили. А тем временем будет потягивать коктейли из папайи на балконе перед собственным озером.

– Ему нельзя пить фруктовый сок, он же диабетик, – заметила Шаэ.

В ответ на подколку она получила предсказуемый смешок.

– Можешь придумать, как накачать его смертельной дозой сахара? Нет? Тогда нужно найти другой способ шепнуть его имя. – Хило плюхнулся в ближайшее кресло и обратился к Цзуэну: – Какие у нас варианты?

Цзуэн пессимистично вздохнул, перебирая пачку нечетких фотографий. На них виднелся забор поместья Запуньо, снятый с большого расстояния телеобъективом, фото сделали лазутчики Равнинных на Увивах. Помимо фотографий имелась примерная схема, нарисованная по воспоминаниям Тейцзе Рюно о его продолжительном пребывании в поместье Запуньо. Хотя вряд ли на память Тейцзе стоило всерьез полагаться.

– Это будет нелегко, – ответил Цзуэн. Поместье Запуньо охраняется всеми способами, какие только можно купить за деньги. Караульные вышки, сторожевые псы, датчики движения, камеры и, конечно же, охрана из баруканов. Он владеет всей прилегающей землей и никого и близко не подпускает.

– Должен быть способ заслать кого-нибудь в эту крепость, – напирал Хило. – Или подкупить того, кто уже внутри. Разве у них нет курьеров, горничных, садовников?

– Он не подпускает к себе никого, кроме сыновей, врача и телохранителей. Прислуга в основном работает там многие годы, он нанимает только увиванцев из местных семей и потому уверен, что они его не предадут. Несколько лет назад его конкурент по производству «сияния» попытался отравить Запуньо через повара. Тело бедолаги отправляли родственникам на протяжении недели, в семи посылках. Больше никто не пытался.

– Тогда нужно сделать это самим, – пылко произнес Тар. – Чего стоят все камеры Запуньо и наемные громилы против пары десятков наших лучших Кулаков? Мы пробьемся туда с боем и прикончим его.

– Даже если мы разделимся и прилетим на разных рейсах в разное время, Запуньо об этом пронюхает, – сказал Цзуэн.

На Увивах до сих пор находился в силе запрет на въезд любых Зеленых костей и любых кеконцев, подозревающихся в связях с кланами, то есть практически всех кеконцев.

– Можем приплыть в страну на лодках, в точности как Запуньо перевозит своих сборщиков. Это означает провести в море по меньшей мере пару дней на частном судне. Когда доплывем, придется добираться от побережья до территории поместья на холмах, а это триста километров в глубь страны. Баруканы в любом случае нас Почуют еще до того, как прибудем, и у них будет время перевезти Запуньо в безопасное место и усилить оборону.

Тар повернулся к Колоссу.

– Позволь мне это сделать, Хило-цзен, – взмолился он. – Когда я тебя подводил? Позволь мне взять с собой десять Кулаков, и, клянусь своим нефритом, я отправлю Запуньо в могилу.

– Согласна со всеми, что нужно убить Запуньо, – заговорила Шаэ. Хило подумал, что сестра до сих пор выглядит такой бледной и худой, будто ее может сдуть ветром, хотя она уже несколько дней изучала собранные сведения и фотографии так же пристально, как и все остальные. – Но мы не можем этого сделать, Хило. Не можем нелегально послать отряд Зеленых костей в другую страну и убить человека в кровавой стычке, кем бы он ни был. Запуньо наверняка поступит так же, как и в прошлый раз – прикроется местной полицией, они погибнут в столкновении, и это окажется в новостях.

– Какое нам дело до продажных увиванских полицейских? – воскликнул Тар.

– Это вызовет страшное недовольство эспенцев, и они устроят нам проблемы, – сказала Шаэ, по-прежнему обращаясь к Хило. – Ты же знаешь, у нас и так непростые отношения. Мы ограничили экспорт нефрита и отказались посылать войска сражаться на их стороне в Оортоко, потому что и ты, и канцлер Сон ясно дали понять секретарю Коррису, Зеленые кости защищают своих, но не вторгаются в чужую страну и не убивают мирное население без нефрита. А такая стычка стала бы плевком в лицо и ослабила бы наши позиции перед эспенцами. И подорвала бы наше дипломатическое давление на Эспению в попытках заставить увиванское правительство всерьез бороться с коррупцией и преступностью в этой стране. – Когда Хило нахмурился, она продолжала напирать: – Дело не только в эспенцах, еще несколько стран запретили гражданским носить нефрит. Многие невежественные люди даже не знают, в чем разница между Зелеными костями и баруканами, за это следует поблагодарить шотарские криминальные фильмы. Для нашего же блага нужно постараться не привлекать еще больше внимания иностранцев. Если мы будем действовать безрассудно и кровожадно, без уважения к законам соседних стран, это навредит нам во многих других областях, в особенности нашим зарубежным альянсам и бизнесу, который мы пытаемся расширять.

– Эспенцы! – Тар сплюнул. – Меня уже тошнит от того, как мы… как ты… – Он посмотрел на Шаэ. – Думаешь о том, как иностранцы оценят каждое решение. Понравится ли это эспенцам? А как насчет того, что подумают наши люди? Они рассчитывают на кланы, а ты хочешь, чтобы они решили, будто мы ничего не можем поделать с врагами за рубежом? Если мы побоимся действовать, ответить на атаку только из-за того, что о нас напишут в газетах иностранцы, тогда мы просто шавки, не заслуживающие нефрита.

Шаэ устремила на Тара презрительный взгляд, Тар прищурился, воздерживаясь от брани.

– Я не говорю, что мы должны сдаться. Я говорю, что нужно достать его другим способом, не включающим публичную резню прямо в его особняке в Тиалуйе.

– Шаэ-цзен права, – сказал Цзуэн, обращаясь к Хило. – Запуньо должен заплатить за содеянное, в этом мы все согласны. Но мы не можем рисковать, посылая десяток или больше наших лучших Кулаков, чтобы нанести ему удар прямо в центре его страны. Нам нужны эти Кулаки, они нужны мне как Штырю, здесь в Жанлуне. Мы не можем допустить их гибели, тем более теперь, когда мы знаем, что, несмотря на мирный договор, Горные по-прежнему наши враги и воспользуются нашей слабостью.

Нефритовая аура Тара раздраженно замерцала, и когда он заговорил, то, казалось, вот-вот разрыдается:

– Тогда отпусти меня одного, Хило-цзен. Как иначе я смогу жить дальше? Разреши мне хотя бы попытаться.

Хило посмотрел на своего помощника странным взглядом – одновременно мягким и сердитым.

– Не говори ерунды, Тар. Мы должны быть готовы к смерти, это верно, но не в том случае, если от этого все равно никакого прока. Как ты встретишься с Кеном в загробной жизни, если будешь выглядеть идиотом? Думаешь, я позволю тебе выкинуть жизнь на ветер? Я уже потерял достаточно братьев. Что бы сказала Вен?

Тар открыл рот, чтобы возразить, но потом закрыл его и пристыженно отвернулся.

Хило развалился в кресле и нахмурился, откинув голову назад. За закрытой дверью кабинета он расслышал топот детских ножек, бегущих по лестнице, Вен звала детей обедать.

– Я обещал жене, – тихо произнес Хило, – что отомщу за ее брата и накажу людей, поставивших жизнь наших детей в опасность. Если хотите знать, чего я хочу, так это в точности того же, что и Тар. – Хило сжал челюсти, поднял голову и посмотрел на круг своих ближайших советчиков. – Но Шаэ права. У нее всегда был более хладнокровный взгляд, нежели мой, даже когда она в ярости. Я размышляю и о том, что сказал Цзуэн. Мы многое сделали за эти недели, но Айт хочет, чтобы мы пошли дальше и навлекли на себя проблемы, которыми она могла бы воспользоваться. Она наверняка даже рассчитывает на это, раз Горные поощряли баруканов напасть. Так что мы не можем атаковать Запуньо в лоб, только не этим путем.

Хило сказал это нехотя, но твердо. Он встал, показывая, что встреча окончена, и положил руку Тару на плечо.

– Я пока не знаю, каким способом мы это сделаем, но нам потребовались годы, чтобы отомстить за Лана, помнишь? И в конце концов мы отомстили. Но пока мы не уничтожили Горных, месть все равно не завершена. Так что будем терпеливы.

Следующим субботним утром, когда Фен Сандо по своему обыкновению взошел на борт «Наследия», Хило ждал его на палубе яхты. Президент фрахтовой компании «Кеконская звезда» опешил, увидев Колосса Равнинных в шезлонге и с напитком в руке, который Колосс сам достал из мини-бара. Фен выглядел огорошенным, даже сердитым, а еще – слегка напуганным. Он уже открыл рот, но прежде чем успел что-либо произнести, Хило поднял руку, остановив его. Колосс поднялся одним плавным движением.

– Фен-цзен, я считал нас друзьями.

Слова прозвучали с холодным разочарованием. Фен Сандо побледнел.

– Так и есть, Коул-цзен, – поспешил ответить тучный бизнесмен. – С чего вам могло прийти в голову, что это не так?

– Друзья не дают обещаний, которые не собираются выполнять, – сказал Хило, медленно приближаясь к Фену. – Когда мы в прошлый раз встречались на борту этой прекрасной яхты, вы создали у меня впечатление, что мы будем работать вместе ради улучшения положения наших кланов. Это было больше полутора лет назад. – Хило скривился в усмешке. – Учитывая происходящие ныне в мире события, я понимаю, как все мы были заняты. Но моя самая главная проблема – это то, что Айт Мада все еще Колосс Горных. Мой Шелест говорит, что вы перестали отвечать на звонки. Не могу удержаться от мысли, что вы не восприняли наше соглашение всерьез.

– Коул-цзен, я был весьма красноречив в своей критике Айт Мады как руководителя клана. Я провел плодотворные беседы о будущем клана с многочисленными влиятельными коллегами и заручился серьезной поддержкой в желании перемен, я бы даже назвал это возвращением к более благородным корням. – Фен откашлялся и сложил крупные руки на груди. – Чтобы как следует подготовить такие… бесповоротные перемены, требуется время. За долгую карьеру я провел несколько крупных слияний и могу сказать…

– Это не корпоративное слияние, – прервал его Хило. – Айт Мада когда-то была Шелестом, но после смерти отца всего за шесть дней перебила всех конкурентов и получила контроль над Горными. Вы назвали Айт негодным лидером, честолюбивой женщиной, совершающей одну ошибку за другой. Так скажите, как же вышло, что почти за два года вы не сумели сделать то, что заняло у нее шесть дней? – Фен не ответил, и Хило задумчиво добавил не без сочувствия, но с намеком на угрозу: – Мне кажется, вы теряете решимость. Война в Оортоко плохо сказывается на всем остальном мире, но способствует кеконской экономике. Когда столько иностранцев перевозят грузы вблизи Кекона, бизнес «Кеконской звезды» процветает, и у вас на уме другие дела. Людям и вашим акционерам нравится мир между кланами. И потому сейчас вы менее склонны рисковать жизнью. Может, даже считаете, что пусть лучше все остается как есть, что лучше забыть о нашем разговоре.

Фен отошел от Хило к фальшборту яхты.

– Я не забыл ни слова из того, о чем мы говорили, – резко сказал он, хотя звучало это не так уверенно. – Но для действий мне необходима поддержка клана. У Кобенов есть сторонники, включая Темов и Гамов. Союзники есть и у семьи Иве. После убийства Кобена Энто… – Фен с подозрением покосился на Хило, – с обеих сторон есть люди, которые жаждут крови. Айт созвала срочное совещание с лидерами Кобенов и каким-то образом их умиротворила, но, учитывая все это напряжение, кому-то третьему трудно получить поддержку. А теперь, когда Гуим сменит Сона на посту канцлера Королевского совета, даже противники Айт в Горном клане не хотят разжигать внутренние распри.

– Речь политика, а не Зеленой кости, – презрительно бросил Хило. – Когда я стал Колоссом, не весь клан меня поддерживал. А если бы у Айт была поддержка всего клана, ей не пришлось бы убивать Штыря своего отца и собственных братьев. Если хотите стать лидером, нельзя ждать, пока все выстроятся за вашей спиной.

Колосс шагнул ближе к Фену.

– Может быть, я недостаточно ясно выразился в нашу первую встречу. Я предложил вам поддержку и дружбу Равнинных из-за нашего обоюдного желания сместить Айт Маду и отправить ее в могилу. Если это уже не так, если наши желания больше не совпадают, то нет смысла разговаривать. – Хило задумчиво наклонил голову, его голос стал угрожающе тихим. – Если нет человека, способного бросить вызов Айт, на которого я мог бы рассчитывать, мне стоит перевернуть страницу и наладить отношения со старым врагом, сообщив ей о предателях в клане.

Лицо Фена застыло.

– Вы вынесете моей семье смертный приговор?

– Судьба семьи в ваших руках, а не в моих, – сказал Хило. – Может, если вы отрежете ухо и бросите его к ногам Айт, она пощадит ваших детей, но думаю, логичней предположить, что больше вам не придется выходить в море на яхте. Вы избрали путь, с которого уже не свернуть. Теперь либо следуйте по нему, либо я столкну вас с проторенной дорожки. – Хило поставил стакан из мини-бара на край фальшборта и наклонился к Фену, чьи плечи окаменели, когда Колосс шепнул ему на ухо: – У меня заканчивается терпение. Лучше бы через год в это же время Айт Мада уже кормила червей. Или вы ответите перед нами обоими.

Хило положил руку на фальшборт и с Легкостью перемахнул через него, приземлился на причале и пошел к «Княгине», где ждал его Маик Тар.

Глава 51. Невезучие

Пройдя через эспенскую таможню и пограничную службу, Коул Маик Вен положила жакет и запертый стальной чемоданчик перед рентгеновским сканером и прошла через металлодетектор. Охранник международного аэропорта Порт-Масси взял ее чемоданчик с другого конца ленты и попросил пройти с ним. Он повел Вен во вторую зону досмотра – серую комнату с парой стульев у стены, металлическим столом и висящим на стене флагом Республики Эспения. К ним присоединился другой представитель службы безопасности. Они попросили у Вен паспорт и изучили его.

– Вы прибыли с Кекона? – спросил один. Она кивнула. – Пожалуйста, откройте чемодан.

Вен набрала комбинацию на замке, нажала, защелки звякнули и открылись. Она откинула крышку. Внутри на зеленой бархатной подкладке лежали полированные зеленые камни, некоторые сами по себе, другие в ювелирных изделиях – ожерельях, браслетах, крупных кольцах в золотой оправе. Под светом флуоресцентных ламп яркая зелень отдавала желтизной. Один таможенник при виде камней отшатнулся, другой шагнул вперед.

– Это же… – начал тот, что был в перчатках, но Вен его прервала.

– Нет, конечно же, – быстро заверила она таможенников. Она засмеялась как будто от смущения, что их напугала. – Выглядит как нефрит, правда? Но это обычный полудрагоценный камень. Но очень красиво, да? – Она вытащила ожерелье с бутафорским нефритом и протянула его таможеннику. Тот колебался, но Вен ободряюще улыбнулась и сказала: – Я продаю драгоценные камни. Торговля бутафорским нефритом растет быстрее всего. В наши дни все знают про нефрит и стремятся выглядеть такими же грозными, как кеконские Зеленые кости. В Шотаре этот стиль называется баруканским, но в Эспении – это шикарный стиль милитари. Видите? – Она ослабила шарф на шее и показала три нитки ожерелья, а потом прикоснулась к браслетам на запястьях. – Я прилетела в Порт-Масси на встречу с покупателями.

Таможенник взял ожерелье и осмотрел его.

– А поначалу я и впрямь принял его за биоэнергетический нефрит, – признался он и передал ожерелье своему коллеге. – Ты можешь увидеть разницу?

Судя по выражению их лиц, они явно не могли, поняла Вен. С лупой и натренированным взглядом можно заметить разницу в текстуре зернистости между подлинным нефритом и его аналогом. Конечно, контакт с настоящим нефритом вызовет физиологическую реакцию, но даже не прикасаясь к камням, любая Зеленая кость по одному взгляду определила бы, что камни в чемоданчике – всего лишь бутафорский нефрит, потому что они не такие твердые и блестящие, да и оттенок другой, более тусклый и белесый. Но таможенники были эспенцами, не выросли в окружении подлинного нефрита.

Они не могли отличить камни в чемоданчике от тех, что Вен носила на шее и запястьях, – настоящего нефрита, стоящего в несколько раз больше груды фальшивых камней, и хотя таможенники брали в руки и изучали несколько изделий из чемоданчика, они не рассматривали ее ожерелье и браслеты. Вен рассчитывала на их невежество и то, что они неверно выберут цель – вполне естественно, что таможенники обратят внимание на целый чемодан камней, чем на несколько штук, которые надеты на ней.

В некоторых крупных аэропортах, включая международный аэропорт Порт-Масси, были собаки, натренированные на поиск нефритовых аур, но Вен миновала их без проблем. Каменноглазые не абукейского происхождения довольно редки, и эспенцы не приняли их в расчет, разрабатывая систему безопасности. Но все же Вен предприняла меры предосторожности: нефрит на ее теле покрыли полупрозрачным составом, приглушившим цвет и сияние, так что даже для опытного взгляда камни выглядели как бутафорский нефрит. Позже их можно очистить жидкостью для снятия лака.

– У вас есть документы? – спросил таможенник.

Документы, конечно же, имелись. Вен вручила бумагу на фирменном бланке жанлунской ювелирной компании под названием «Божественные камни», в списке перечислялись предметы и их ориентировочная стоимость. Вен протянула также свою визитку. Один из таможенников взял список и несколько камней и вышел.

– Спасибо за терпение, – сказал другой. – Мы должны убедиться, что проверили все, сами понимаете. Я и сам решил, что это настоящий нефрит.

Вен хихикнула.

– Если бы он был настоящим, я была бы самой могущественной Зеленой костью и путешествовала бы с десятком телохранителей, чтобы оберегали товар стоимостью в миллионы талиров. Мои образцы довольно ценные, но даже не близко к этой сумме. Контрабанда нефрита – серьезная проблема, как я слышала.

Она села на стул и стала ждать. Вен знала, что они рассматривают текстуру камней под увеличительным стеклом и, скорее всего, звонят в компанию «Божественные камни», дабы удостовериться, что Вен и в самом деле там работает. А позвонят они на тайный номер в офисе Шелеста. Взявший трубку человек ответит таможенникам, что Вен действительно старший менеджер по продажам и работает в компании четыре года.

Вен и Шаэ обсудили и отвергли с полдюжины вариантов, как тайно провезти резной нефрит в Эспению, и все они подразумевали способы, при которых возможны кража или досмотр либо передача через чужие руки, ненадежных людей, способных предать или присвоить нефрит. Учитывая безжалостную борьбу Кена с операциями Запуньо, они очень хорошо изучили не только все трюки контрабандистов, но и как легко их дело может провалиться. В конце концов Вен нетерпеливо заявила:

– Это глупо, Шаэ-цзен. Я каменноглазая. Иногда самое очевидное решение и есть самое лучшее.

Шелест еще некоторое время сопротивлялась, но Вен знала, что золовка не устоит против логики.

Таможенник вернулся двадцать минут спустя и вручил Вен ее паспорт, документы и образцы.

– Можете идти.

Вен вытащила из чемоданчика два нефритовых кольца и протянула их таможенникам.

– Возьмите, – сказала она. – Это образцы, у меня их полно.

Один таможенник протянул руку за кольцом, но второй покачал головой и сказал:

– Нам не положено.

– Ну тогда возьмите хотя бы брелоки, – разочарованно протянула она и дала каждому брелок из бутафорского нефрита с эмблемой «Божественных камней».

Она снова затянула шарф на шее, взяла чемоданчик и последовала за таможенником, который повел ее обратно.

Анден дожидался ее в зале выдачи багажа вместе с худым человеком в черной кепке и перчатках, которого представил как Рона Торо. Вен обрадовалась, увидев Андена. Какое-то время она не могла думать о нем без раздражения. Она всегда будет благодарна ему за роль, сыгранную в убийстве Гонта Аша и спасении клана, как и жизни ее мужа, но потом Анден повернулся к семье спиной и уехал – как когда-то Шаэ. Этот поступок разбил сердце ее мужа. Хило никогда не говорил на эту тему, но Вен видела, что он до сих пор винит себя, что бы она ни говорила, как бы мягко ни увещевала, что он поступил как должно.

Но теперь она обрадовалась, увидев юношу. Он стал для Равнинных якорем в Эспении и оказался полезным. И потому Вен тепло его поприветствовала.

– Хорошо выглядишь, братишка, – сказала она.

Анден улыбнулся, как всегда, еле заметно, и спросил, как прошел полет. Вен заверила, что все прекрасно.

Они подъехали к гостинице, и Вен устроилась в номере люкс. Рон уехал, сказав, что вернется через час. Анден остался с Вен в ее номере и дожидался в гостиной, пока Вен принимала душ и переодевалась. Это была вторая поездка Вен в Эспению. В первую, несколько месяцев назад, она привезла чемоданчик с бутафорским нефритом, но ни одного настоящего камня – на пробу и чтобы подтвердить свою легенду торгового представителя «Божественных камней», а также понять, чего ждать на таможне.

Ее до сих пор ужасал холод Порт-Масси, и она была счастлива, что прихватила с собой свитера и шарфы. Вен вернулась в гостиную и отдернула тяжелые шторы, чтобы выглянуть наружу. Внизу растянулся Порт-Масси, туманный и серый в зимних сумерках. Его величественность и чужеродность зачаровывали Вен, хотя в реальности небоскреб «Мачта» выглядел меньше, чем на открытках. Вен с нетерпением ждала, когда выйдет на прогулку и увидит самые знаменитые достопримечательности города.

Анден приглушил телепрограмму, которую смотрел, и спросил, не нужно ли чего Вен. Она покачала головой и села рядом, разглаживая юбку на коленях.

– Анден, – сказала она, накрыв его руку ладонью, – Хило считает, что я работаю в Порт-Масси в проектах по недвижимости, но всего остального не знает. Никогда не говори ему, что именно я ввезла нефрит в страну.

Анден посмотрел на нее, а потом опустил глаза на руки, чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что его попросили хранить тайну.

– Он бы не одобрил, – добавила Вен. – Сам знаешь его отношение к определенным вещам. Для Хило ты либо Зеленая кость, либо нет.

– Я знаю, – ответил Анден. – И пока я не Зеленый, он не хочет, чтобы я возвращался в Жанлун.

– Это не так. Мы все скучаем по тебе. Но у твоих кузенов есть свои причины. Шаэ думает, тебе полезно иметь эспенское образование, говорить на другом языке и получить опыт жизни за границей. Ты воспользуешься этими преимуществами для клана, даже если не носишь нефрит. Разве не стоит потерпеть и пожить немного вдали от дома, пока ты еще так молод? Хило… Что ж… – Вен улыбнулась, словно смирилась с неизбежным. – Для него все люди без нефрита – вроде детей, их нужно оберегать от реальности и опасностей, к которым мы не имеем отношения. Даже я. Я знаю, он меня любит и ценит мое мнение, но я не принадлежу его миру, не вполне принадлежу. Если он кажется тебе слишком суровым и непреклонным, то лишь потому, что он не знает, для чего ты сейчас годишься и как обращаться с тобой, когда ты вернешься.

Анден повернулся к ней с испытующим взглядом, серьезным, но полным надежды. Вен подумалось, что хотя Анден и не Коул по крови, в это мгновение он был больше похож на Лана, чем даже Хило и Шаэ.

– Ты поговоришь с ним обо мне? – спросил он. – И с Шаэ-цзен? Конечно, я в любом случае сохраню твою тайну, но я знаю, они к тебе прислушаются.

– Поговорю, – пообещала растроганная его пылом Вен. Она сжала его ладонь. – Не так ведь и плохо жить в Порт-Масси, верно? Шаэ говорила, у тебя тут что-то вроде приемной семьи, тут целый кеконский квартал, даже рельбол есть. Ты здесь уже почти три года, наверняка появились друзья, то, что тебе дорого, люди, которых ты любишь?

– Да. Ты права, все не так уж плохо. Вообще-то, даже вполне прилично. Я закончил учебу и… я кое с кем встречаюсь.

Он вспыхнул, как будто сам удивился этому признанию, но Вен лишь улыбнулась. Они – двое невезучих в семье, каждый по-своему, так кому ж еще довериться, как не друг другу?

– Я не думал, что найду кого-нибудь в Эспении, а он во многом настоящий эспенец. Хотя сейчас мы видимся реже. – В голосе Андена зазвучало беспокойство. – Дело не в том, что я несчастен в Эспении. Но не думаю, что когда-нибудь буду чувствовать себя здесь как дома. К тому же тяжело находиться так далеко, когда в семье столько всего происходит. – Он повернулся к ней и добавил: – Когда я услышал о том, что случилось с Кеном, мне хотелось быть там. Хотя я ничего и не смог бы поделать, ничем не сумел бы помочь и не был близок со Штырем, но… Мне все-таки хотелось быть там.

Вен печально улыбнулась и потерла глаза.

– У меня была тысяча причин остаться дома. Хило хотел бы именно этого, да и дети еще маленькие. Ты должен увидеть ребенка Лины, это вылитый Кен. Я ужасно по ним скучаю. Но я понимаю, что должна быть здесь, делать что-то большее. Так что можно быть счастливым, но при этом не вполне удовлетворенным.

Раздался стук в дверь. Анден встал, посмотрел в глазок и впустил Рона Торо и еще четверых, они быстро прошмыгнули внутрь и закрыли за собой дверь. В комнате внезапно стало тесно, Вен обрадовалась, что помимо незнакомцев здесь присутствует и Анден. Все гости были Зелеными костями и говорили друг с другом и с Анденом по-эспенски, но с Вен поздоровались на кеконском, уважительно поклонились ей и сказали, что польщены приглашением.

У стола в номере стояли всего два стула, Вен и Анден сели, а Зеленые кости остались стоять. Вен сложила на стол нефритовое ожерелье, браслеты и еще три нитки нефрита, которые в пути прятала под одеждой. В гостинице она отмыла их растворителем в раковине, стерла покрытие и разложила на просушку. Теперь нефрит сверкал, как не сверкает ничто другое в мире – подлинный кеконский нефрит, ни с чем не спутать.

Все наблюдали, как она аккуратно вытащила нефрит пинцетом и разместила каждый камушек отдельно на черной ткани в центре стола. Когда все было готово, там оказалось двести нефритовых бусин одного размера, почти столько же, сколько получает полкурса выпускников Академии Коула Ду. Целое состояние. Мужчины вокруг стола восхищенно заохали. Ни один не прикоснулся к нефриту – такое количество трогать неразумно. Всем, кроме каменноглазых.

Рон достал из своей сумки пять свинцовых коробочек с крышками на петлях. Вен отсчитала одинаковое количество камней для каждой. Потом закрыла коробки, и каждый из Зеленых костей взял по одной. Как объяснили Вен, это люди, которым доверяет местный Колосс: Рон и два его помощника из Порт-Масси, один из Адамонта, а другой приехал аж из самого Ресвиля. Раздача нефрита завершилась, они поклонились и вышли.

– Да благословят боги Равнинный клан, – по-кеконски, хотя и с акцентом, сказал по пути к двери младший из протеже Рона.

Когда-нибудь Равнинные снабдят кеконскую диаспору в Эспении не меньшим количеством нефрита, чем имеется в эспенском армейском взводе. Лидеры раздадут нефрит заслуживающим того подчиненным. Все они согласились взять на себя ответственность за подготовку и экипировку Зеленых костей, понимая, что крайне важны осторожность и скрытность, если они хотят получить существенное преимущество над Бригадами, но остаться вне поля зрения правоохранительных органов.

Под конец Вен принесла стальной чемоданчик с бутафорским нефритом и без церемоний вручила его Рону.

Компании «Божественные камни» не существовало, но недавно открылась фирма «Кеконский импорт», ею управлял эспенский бизнесмен кеконского происхождения, а финансировало его недавно открытое отделение офиса Шелеста в Порт-Масси. Рон собирался отдать зеленые камни «Кеконскому импорту», чтобы и в самом деле продать их эспенским ювелирным магазинам. Рон обменялся несколькими сердечными словами с Анденом и ушел.

Когда в комнате остался только Анден, Вен сделала глубокий вдох и скинула туфли. Она расслабилась на диване и помассировала пятки. Анден не сдвинулся со стула, но на его лице было написано облегчение. Скрытно провезти такое количество нефрита через Амарический океан и передать его в нужные руки – задача не из легких.

– Хочешь сходить куда-нибудь перекусить? – спросил Анден.

Вен встала и подавила зевок. Она подозревала, что не пройдет и часа, как навалится усталость из-за разницы во времени.

– Было бы замечательно. Отведи меня куда-нибудь на свой выбор и познакомь с хорошей эспенской кухней, доверяюсь тебе в этом. А после мне лучше лечь спать пораньше.

На следующее утро Вен собиралась пойти в отделение офиса Шелеста – ее официальная должность консультанта по дизайну недвижимости клана не была просто уловкой, завтра придется просматривать поэтажные планы.

Глава 52. Всерьез

Отделение офиса Шелеста в Эспении находилось в Порт-Масси, на Садовой улице, не совсем в центре финансового квартала, но достаточно близко. Анден каждый день ездил на работу на метро, от двери до двери поездка занимала всего пятнадцать минут. Арендная плата за квартиру-студию была слишком высокой, зато квартира находилась в одном из самых красивых зданий Южного капкана и всего в одном квартале от станции метро, так что Анден проводил меньше времени на улице в самые суровые зимние месяцы.

Хианы заверили его, что будут только рады, если он продолжит жить у них после выпуска.

– Анден-се, ты совсем не доставляешь нам хлопот. Ты лучший постоялец, какой у нас когда-либо был, почти как третий сын, и так нам помогаешь.

Анден испытывал искушение остаться, пожилые супруги ему действительно нравились. Рядом с ними он чувствовал себя в Порт-Масси как дома. Он привык к блюдам госпожи Хиан и к личному уголку в гостевой спальне. Его давно уже перестал беспокоить уличный шум. Но, как он с сожалением объяснил хозяевам, теперь он покинет колледж Порт-Масси и будет работать в центре, а значит, имеет смысл переехать в более удобно расположенное место.

А кроме того, хотя Хианам он об этом не упомянул, Дауки отремонтировали и продали бывшую квартиру Кори, и теперь, когда Анден зарабатывал на жизнь, он считал, что должен иметь место, где сможет ночевать Кори, когда приедет в Порт-Масси. Анден обещал Хианам, что часто будет их навещать, как он и делал, даже чаще, чем их собственные сыновья. Он приносил им продукты, а зимой помогал расчистить тротуар. Он все еще виделся со старыми друзьями по рельболу, но уже реже. Дерек нашел новую работу, Сэмми регулярно тренировался с Роном Торо, Тод на восемь месяцев уехал в военную командировку.

Равнинные разместились в офисном здании вместе с парой мелких юридических и бухгалтерских фирм, рекламным агентством, центром подготовки к колледжу и курсами вождения. На указателе в коридоре и на двери отделения офиса Шелеста висела табличка на эспенском и кеконском: «Общество по торговым связям с Кеконом». Всего там работали двенадцать человек, то есть на четыре человека больше, чем в первый день, когда Анден пришел сюда полгода назад. Официально должность Андена называлась «младший помощник», что не давало ни намека на то, чем предстоит заниматься, но он решил – это что-то вроде начального уровня, Барышника четвертого или пятого ранга. Это повеселило Андена. Учитывая его оценки по математике в Академии Коула Ду, он никогда и вообразить не мог, что однажды посвятит себя бизнесу клана.

К счастью, от него не требовалось проводить много времени с бумагами. Его начальник Хами Тумашон, не так давно бывший Главным Барышником Равнинных, отчитывался напрямую перед Коул Шаэлинсан. Хами прекрасно знал, кто такой Анден.

– Коул Шаэ-цзен предоставила мне свободу набирать персонал, за одним исключением – она велела взять тебя.

Хами говорил напрямик, и в его речи Анден слышал жанлунский акцент, которого никогда прежде не замечал за собой, но теперь понял, что он определенно отличается от языка эспенских кеконцев и Кори. Хами оглядел Андена и угрюмо, хотя и беззлобно проворчал:

– Значит, Коул будет заглядывать мне через плечо и докладывать в Жанлун, не трачу ли я здесь зазря время и деньги клана.

– Господин Хами, – сказал Анден, – я только что окончил городской колледж, и кузены пытаются найти для меня занятие, вот и все. Я должен помогать вам по мере сил, но если я для вас бесполезен, так и скажите.

Анден прекрасно осознавал, как мало он умеет.

Первым делом Хами поручил ему подыскать новый персонал.

– Нам нужны местные, – объяснил он. – Двуязычные, рожденные в Эспении или получившие гражданство страны, знающие рынок, культуру и как здесь ведут дела. Если у тебя есть друзья в кеконской диаспоре Порт-Масси, начни оттуда, посмотрим, куда это заведет.

Анден навестил Даука Лосуньина и объяснил ему ситуацию. Даук задумчиво кивнул.

– Я сделаю все, что поспособствует бизнесу твоей семьи, – сказал он.

В последнее время Колосс Южного капкана находился в приподнятом настроении – его младшая дочь родила девочку, его третьего внука, а полиция больше не следила за ним, разбираясь с кровавыми стычками между тремя Бригадами.

Судя по тому, что Анден слышал от Рона Торо, Босс Кромнер испугался усиления Тощего Римса и подозревал его в утаивании части контрабандного нефрита. Кромнер послал другого смотрящего, Мотылька Дьюка, убить Римса, но последний ускользнул и заключил союз с Анджей Слаттер – та знала, что рано или поздно Кромнер попытается разделаться с Вормингвудской Бригадой, и увидела возможность предвосхитить его действия. Римс и Слаттер получили негласную поддержку от Бригады с улицы Булочника, и Мотылька Дьюка и двух его подручных нашли в лодочном сарае задушенными, с белыми полиэтиленовыми пакетами на головах. Фирменная казнь Бригад, служащая очевидным предостережением для остальных. Кромнер укрылся где-то к югу от города.

Всю весну и лето городские газеты пестрели заголовками о прокатившихся сражениях между Бригадами и драматичном падении знаменитого криминального авторитета Порт-Масси. В разразившемся насилии винили нефрит, ставший популярным товаром на черном рынке из-за внимания всего мира к войне в Оортоко. Четверых членов Вормингвудской Бригады прикончили средь бела дня двое киллеров, которые, как говорят, двигались быстрее, чем любой нормальный человек. Восемь человек попали в больницу с нефритовым отравлением и передозировкой СН-1. Столкнувшись с публичными обвинениями в коррупции и бездействии, полицейский департамент Порт-Масси занялся Бригадами. Был обнаружен и закрыт склад на реке Камрес, где полировали нефрит, мигрантов-наркоманов депортировали.

Пока Бригады ополчились друг на друга, а полицию осаждали со всех сторон, для кеконской диаспоры в Южном капкане настали спокойные времена. Культурный центр отремонтировали, зал для поединков по-тихому переместили на переделанный склад, принадлежащий дяде Дерека. Когда открылся прежний зал, спрос оказался настолько велик, что продолжил работать и новый, теперь возникло дополнительное место, где Зеленые кости могли днем тренироваться, а по вечерам сюда текли деньги от азартных игр и многочисленных посетителей. Через неделю появились новости о том, что Босса Кромнера выследила и задержала полиция по наскоро состряпанному обвинению в эксплуатации работников. Андену позвонил Даук Лосун, без особой причины, только чтобы поинтересоваться, как он устроился в новой квартире и как дела на работе.

– Друг мой, – заговорил Даук, – если тебе или твоей семье что-то понадобится, обращайся без колебаний. Да благословят боги Равнинный клан, как сказали бы на Кеконе.

Через пару недель Анден и впрямь обратился за помощью, и в офис «Общества по торговым связям с Кеконом» прибыла Даук Сана со списком из пары десятков имен. Анден представил ее Хами, и эти двое некоторое время разговаривали о своих кеконских корнях и предках, а потом Сана перешла к сути.

– Госпожа Куни – одна из моих давних клиенток из-за проблем с желудком. Ее сын сейчас занимается ипотекой, и ему это совсем не нравится, его заинтересует новая работа. Он всегда хорошо учился в школе. Наполовину кеконец. – Даук Сана передвинула палец ко второму номеру в списке. – Это подруга моей старшей дочери по юридической школе, она ушла с работы, родив ребенка. А теперь снова хочет найти работу, но прежняя компания уже отдала ее место. Она очень умная, а муж из семьи эспенских военных.

Десять человек из двадцати четырех в списке Саны выказали интерес, когда с ними связались, семерых пригласили на собеседование, а наняли четырех.

Хами был доволен. Анден доказал свою полезность, и его следующим заданием было разузнать все, что можно, о рынке спиртного. Это означало прочитать статьи, касающиеся торговли, пройтись по винным магазинам, ресторанам и барам, чтобы поговорить с владельцами, купить образцы сотен различных алкогольных напитков, упаковать их и отправить в Жанлун для сравнительных тестов. Равнинные считали, что в Эспении можно продавать хоцзи. После этого Андену поручили изучать коммерческую недвижимость.

Когда осенние дни стали холоднее и улицы украсились ко Дню урожая, Анден с удивлением понял, что работа ему нравится. Коллеги были в основном кеконцами, и он легко с ними сдружился, но задания вынуждали по большей части иметь дело с незнакомцами, разговаривать, читать и писать по-эспенски. Поручения зависели от того, что понадобится Хами, и Анден редко сидел без дела, он многое узнал и о том, как работает эта частичка офиса Шелеста, и о различных отраслях эспенской экономики.

Время от времени он получал задания, как тихо сообщал Хами, «от зеленой стороны клана», то есть важные для Штыря, а может, и самого Колосса. Ему велели изучить телефонные книги и правительственные архивы, а также сделать несколько аккуратных звонков, чтобы выяснить местонахождение двух бывших военных, недавно условно освобожденных после годового заключения в тюрьме за похищение и изнасилование кеконской девушки, когда они служили на острове Эуман.

Анден совершил пару поездок – одну в Орслоу, южную окраину Порт-Масси, а другую – в город Ивенфилд, находящийся в пяти часах езды, чтобы уточнить собранные сведения. Он знал, что этих людей накажут, вероятно, убьют. Доложив о полученных результатах, он принял неожиданный междугородний звонок от Маика Тара, тот просил прояснить некоторые детали и поблагодарил за такой подробный отчет.

Несколько недель спустя Анден узнал, что одного из обидчиков подстерегли и избили при попытке ограбления, в результате чего он остался парализованным ниже пояса, а другой получил серьезные ожоги при пожаре, уничтожившем его дом. Анден подозревал, что только ему одному из младших помощников Хами доверяют подобные задания, и принял это как обнадеживающий знак. Когда он впервые приехал в Порт-Масси три года назад, то считал свое положение крайне незавидным: без нефрита и в изгнании ему оставалось мало вариантов. Лишь теперь Анден начал думать, что, возможно, для него все-таки есть выход из тумана.

Анден смотрел, как Кори бреется, стоя без рубашки перед зеркалом, он мурлыкал какую-то незнакомую песенку. Было утро воскресенья, разгар зимы, ни намека на свет за окном квартиры Андена, но Кори собирался уехать обратно на самом первом автобусе, потому что вечером у него были дополнительные занятия. Он учился уже на втором курсе и вечно был занят. Иногда он возвращался в Порт-Масси на семейные торжества, но не успевал увидеться с Анденом, а порой приезжал без предупреждения на день-два, только чтобы провести с ним время.

– Не встречай меня на автостанции, – велел ему Кори по телефону. – Родители не знают, что я приезжаю, и возникнет куча проблем, если кто-нибудь увидит нас вместе. Я приеду к тебе на такси.

Анден постарался найти больше свободного времени. Они занимались сексом, смотрели телевизор, болтали, снова занимались сексом. Когда они хотели сходить в ресторан, кино или торговый центр, то ехали на метро в другую часть города – Лохвуд, Кинс, Атворт, где вряд ли наткнулись бы на кого-то знакомого. Поначалу Кори приезжал каждый месяц, но потом интервалы удлинились до полутора месяцев, а затем и двух. Сейчас, когда Анден смотрел на Кори, ему пришло в голову, что они не обсудили, когда он приедет в следующий раз, ни один не заговорил на эту тему.

– С кем еще ты спишь? – спросил Анден.

Кори удивленно посмотрел на него, комично замерев с намыленной половиной лица.

– С чего ты взял? – спросил он с обидой и негодованием. – Ни с кем. Ну, всерьез.

– Что значит «всерьез»? У нас с тобой всерьез?

Анден никогда не считал себя собственником и поразился, что говорит с такой страстью.

Кори закончил бритье, вытер лицо полотенцем и вернулся к постели. Он растянулся на простыне. На бледной коже вокруг пупка выделялись три нефритовых гвоздика.

– Слушай, юридическая школа – ужасно напряженная штука, мы постоянно заняты и, чтобы расслабиться, устраиваем безумные вечеринки. Я несколько раз напивался, как и все остальные, и однажды оказался рядом с одним человеком. Всего на одну ночь и только один раз, это было в последнем семестре и теперь выглядит глупо. Но это все, клянусь. Я ни с кем не встречаюсь.

Анден промолчал, и Кори потянулся к нему и с мольбой в глазах похлопал по щеке.

– Я с тобой, чувак. Ты настоящий. В смысле, ты моложе меня, но есть в тебе что-то такое, из-за чего ты кажешься старше. Ты серьезно относишься к жизни. А я… – Он пожал плечами. – Я предпочитаю жить сегодняшним днем, действовать шаг за шагом. Я не знаю, чем хочу заняться после юридической школы, но открыт ко всему. – Он наклонился и поцеловал Андена в голое плечо. – Сейчас же нам хорошо, правда?

– Кори, – сказал Анден. Он сомневался, стоит ли начинать этот разговор, но его раздражало, что до сих пор они обходили эту тему стороной. – Ты хотел бы когда-нибудь… жить на Кеконе? Если у меня появится возможность вернуться в Жанлун, я хотел бы знать, мог бы ты… об этом подумать.

Кори приподнялся на локтях и пристально посмотрел на Андена, подняв брови.

– Это гипотетически или действительно может случиться? Семья попросила тебя вернуться?

– Гипотетически, – промямлил Анден. – Я просто решил, что нужно об этом поговорить.

– Ну, гипотетически… – Кори перекатился на спину и закинул руки под голову, уставившись в потолок. – Да, конечно, я бы не возражал провести какое-то время за границей. Посмотреть, откуда мои родители, прикоснуться к корням, все такое. Я никогда не жил в другой стране. Это было бы классным опытом. – Его глаза зажглись оптимизмом при этой мысли. – Естественно, это будет зависеть от времени и обстоятельств, но все возможно, чувак.

– А что подумают твои родители?

Кори раздраженно закатил глаза.

– Почему ты спросил? Ты так волнуешься, словно они твои родители. – Он сел, глубоко вздохнул и откинул волосы со лба. – Слушай, я всегда был хорошим сыном. Делаю все, что они хотят: ношу нефрит, помогаю в делах диаспоры, поступил в юридическую школу. Мама вечно хочет держать меня поблизости, ведь я ее младший, а папа ждет, что я добьюсь успеха, для него это весьма специфическая комбинация Зеленой кости в старых традициях и богатого адвоката. – Кори засмеялся, но в этом смехе слышался намек на раздражение. Потом он посерьезнел и заглянул Андену в глаза. – Я хочу вести себя с предками правильно, но уже достаточно взрослый, чтобы принимать собственные решения, чувак. Если переезд на Кекон для тебя важен, я подумаю над этим. – Кори наклонился и мимолетно поцеловал Андена, а потом перебросил ноги с кровати, встал и потянулся всем высоким и поджарым телом. Собирая одежду, он оглянулся через плечо на Андена. – Ты что-то притих. Эй, спешки ведь нет, правда? Поговорим подробнее в другой раз. Нужно просто понять, чего мы хотим на самом деле.

Позже Анден обдумал этот разговор и почувствовал неудовлетворение. Ему захотелось быть более честным и уверенным, сказать Кори, что он совершенно точно стремится вернуться на Кекон, и когда придет время, надеется, что Кори поедет с ним.

Потом он вспомнил слова Хило о Кори Дауке во время их последнего разговора, и Андена одолели сомнения. «Он не смог бы стать Зеленой костью в Жанлуне, ты сам это понимаешь». Прав ли кузен? Будет ли Кори счастлив в Жанлуне? Там они поменяются местами – Кори превратится в иностранца. Если он будет носить нефрит, то айшо его не защитит. Не слишком ли это опасно? Несмотря на то что Кори знал о делах отца и участвовал в них, он толком не понимал, как кланы управляют Кеконом. И если Дауки не захотят, чтобы сын уезжал, это может вызвать напряжение между семьями, которые теперь союзники, а ведь кузены Андена полагаются на хорошие отношения с Дауками, чтобы выполнить все задуманное в Эспении.

Но сейчас волноваться об этом бессмысленно, твердил себе Анден. В конце концов, нет никакой определенности во времени. Что толку напирать? Лучше жить сегодняшним днем, как и сказал Кори.

Рано утром в субботу, вскоре после кеконского Нового года, в квартире Андена раздался телефонный звонок. Анден встал с постели только пятнадцать минут назад, стоял в ванной, прислонившись к радиатору отопления, и чистил зубы. Его лицо отражалось в маленьком запотевшем окошке, за которым не было видно ни зги, только морозная тьма. По телевизору в комнате передавали выпуск новостей за неделю: премьер Гальц и Национальная Ассамблея подвергаются постоянному давлению со стороны общественности и политиков с требованием покинуть Оортоко; увеличена процентная ставка; последние сплетни о какой-то кинодиве.

Поначалу Анден решил, что телефон звонит в телевизоре, а потом понял, что это наверняка из Жанлуна, ведь кто еще позвонит в такую рань? Дома сейчас уже вечереет. Анден выключил телевизор, взял трубку и сказал:

– Алло!

И все же удивился, услышав голос Хило, приглушенный из-за плохого соединения.

– Нужно поговорить, Энди, – сказал Колосс. – Здесь со мной Шаэ и Цзуэн. Я включаю громкую связь.

После переезда в Эспению Анден мог на пальцах пересчитать, сколько раз разговаривал с Хило по телефону. «Он не любит говорить по телефону», – сказала однажды Шаэ извиняющимся тоном. Анден подозревал, точнее будет сказать, что Хило не любит говорить по телефону с ним, вспоминать об опозорившем семью молодом кузене, живущем так далеко. И уж точно Анден ни разу не принимал участия в конференц-связи с Колоссом, Шелестом и Штырем Равнинных одновременно.

– Что-то стряслось? – встревожился Анден.

– Ничего не стряслось, Анден, – раздался далекий голос Шаэ на том конце линии.

– Нам нужна твоя помощь, кузен, – сказал Хило, – надо кое-что сделать в Эспении.

Анден включил лампу и сел на кровать.

– В чем требуется помощь?

– Нужно убить человека, – ответил Колосс.

Глава 53. Грехи и компромиссы

Многолетний диабет в конце концов настиг Запуньо, и ему потребовалась пересадка почки. Медицина на Увивах была худшей в мире, а деньги для богатого контрабандиста не составляли проблему, и Запуньо договорился, что через полгода отправится в частную клинику Порт-Масси, где оплатил операцию.

Редкую возможность, когда Запуньо покинет свою крепость на Тиалуйе, обнаружил хорошо законспирированный шпион Горных на Увивах. Такого шанса Хило и Шаэ ждали все лето.

Анден пошел к Даукам обсудить ситуацию.

– Даук-цзен, – сказал он, – этот контрабандист Запуньо редко покидает свою крепость на островах Увива. Он возглавляет организацию, которая использует баруканов, каменных рыбок и дешевую рабочую силу, чтобы собирать нефрит с отвалов на рудниках, вывозить его с Кекона и переправлять на черный рынок в Югутан, Оортоко и криминальным организациям вроде Бригад.

Даук понимающе кивнул, но сказал:

– Босс Кромнер ждет суда и, скорее всего, проведет в тюрьме несколько десятилетий. Другие Боссы в бегах. С какой стати мне беспокоиться о Запуньо?

– Даже если Кромнер попадет в тюрьму, его место займут другие. Пока нефрит остается нелегальным и пользуется спросом, в стране, да и повсюду в мире найдутся преступники, желающие его заполучить, а Запуньо продаст им нефрит. Может, газеты и правы, и падение Кромнера означает, что пора расцвета Бригад в Порт-Масси подошла к концу, но может, и нет, или возникнут другие группы, которые будут для нас даже большей угрозой. Решение в том, чтобы перекрыть источник поступления нефрита на черный рынок, то есть прекратить контрабанду с Кекона.

Они сидели в гостиной Даука, Колосс в кресле, Анден на диване напротив. Сана только что закончила лечебный сеанс с клиентом и теперь расхаживала за спиной мужа, убаюкивая на руках внучку.

Даук с легким разочарованием посмотрел на Андена.

– Анден, ты и твоя семья уже хорошо нас изучили, почему бы не сказать прямо, чего вы хотите и по какой причине?

Анден опустил взгляд на чашку чая в руке и поставил ее на кофейный столик. Когда он заговорил, то тщательно подбирал слова.

– В нашу первую встречу я сказал, что всего лишь студент и, несмотря на происхождение, не могу говорить от имени своих кузенов в Жанлуне. Но признаюсь честно, сегодня, придя сюда, я говорю по поручению Равнинного клана. – Теперь Анден встретился взглядом с Дауком. – Этот человек, Запуньо, пытался убить Колосса и несет ответственность за смерть Штыря. Если бы в тот момент в машине сидела моя невестка с детьми, они тоже погибли бы. Это враг моей семьи, но он остался безнаказанным, поскольку живет далеко и обладает ресурсами. Мы должны убить его, пока он в Эспении.

Даук громко выдохнул.

– Ты говоришь, этого человека настолько хорошо охраняют, что даже Зеленые кости Равнинного клана не могут его достать. И как ты предлагаешь это сделать?

– Это будет непросто, – признал Анден. – У моих кузенов есть одна идея, способ пройти мимо его охранников-баруканов, но требуется ваше разрешение и ваша помощь, Даук-цзен. Нам нужен Рон Торо.

Даук Лосун повернулся к супруге.

– Позволь мне переговорить с нашим другом наедине.

Анден удивился – прежде Даук никогда не просил жену уйти. Но что еще удивительнее, Даук Сана с понимающим взглядом поджала губы и положила ребенка в коляску.

– Пойду на прогулку и куплю кое-что в магазине, – сказала она.

Даук Сана вышла из дома, оставив мужа наедине с Анденом.

Даук Лосун снова разлил по чашкам чай и откинулся в кресле.

– С самого первого дня, – сказал он, – когда Хианы привели тебя ко мне домой, я высоко тебя ценил. Я сразу увидел, что ты из тех, кого уважают на Кеконе, из тех, кто не бросает слов на ветер. По правде говоря, я хотел бы, чтобы мой сын был похож на тебя, но он таков, какой есть. Я глубоко уважаю тебя и твою семью. И поэтому, когда ты сказал, что придешь, я был готов дать тебе все, о чем ты попросишь, ведь я ценю дружбу Равнинного клана почти так же сильно, как собственный нефрит. – Обычно открытое и дружелюбное лицо Даука помрачнело. – Но услышав твою просьбу, я не могу тебе помочь. Одно дело – носить нефрит ради самозащиты и защиты друзей и соседей. Так всегда поступали Зеленые кости, ни один писаный закон этого не изменит. Мы крепко держимся за традиции, которых никто больше не понимает, и от этого никому нет вреда. Конечно, иногда мы наказываем людей, покусившихся на нашу диаспору и угрожающих нам преступников. Мы хотим лишь того же, чего хотят все в этой стране: достойной жизни и лучшего будущего для наших детей. – Даук помолчал и потер ладонью затылок. – Этот Запуньо мне незнаком. Может, он дурной человек, но он не сделал ничего плохого нашей диаспоре. До нас доходит рябь от борьбы против контрабанды нефрита на Кеконе и Увивах, но нас разделяет океан. Это не наша борьба. Ты просишь меня убить человека, которого я не знаю, здесь, на земле Эспении, подвергнуть опасности мою семью и моего лучшего друга Рона Торо, рисковать, нарушив эспенские законы.

Ответ Даука Андена не удивил, он предупредил кузенов, что так может случиться.

– Все будет запланировано Равнинными, операцию мы проведем под фальшивыми именами. Отвечать за все буду я, к вам не потянется ни одна ниточка. Колосс это гарантирует. Нам нужен только Рон Торо. А после этого клан вывезет Рона из страны и укроет его на Кеконе или в любом другом месте по его выбору, оплатив его пребывание, пока он не сможет вернуться.

– И ты приехал в Эспению, чтобы не быть Зеленой костью? Послушай сам себя, Анден. Ты рассуждаешь как Кулак. – Даук улыбнулся, но покачал головой. – Прости. Я не стану тебе в этом помогать. – Разочарованный Анден молчал, и Даук добавил: – Если это для тебя так важно, тогда, вероятно, тебе самому следует это сделать. Естественно, я знаю, что ты умеешь носить нефрит.

На скулах Андена заиграли желваки.

– Вы никогда не спрашивали меня об этом, Даук-цзен, но уверен, вы знаете – меня отправили в Эспению, потому что я отказался стать Зеленой костью. Прошло несколько лет с тех пор, как я носил нефрит. Не знаю, способен ли я его контролировать и что он со мной сделает. А потому я слишком непредсказуем и бесполезен для этой миссии. В любом случае я поклялся, что никогда больше не надену нефрит. Я не могу нарушить обещание.

Даук молчал дольше, чем ожидал Анден. Он как будто спорил сам с собой.

– Я это понимаю и ценю твою честность относительно прошлого, – наконец заговорил он. – Так позволь мне тоже быть честным. Теперь поговорим о том, чем не могу поступиться я. Когда я приехал в Порт-Масси вместе с матерью и сестрами, мне было четырнадцать. Моя младшая сестра умерла от воспаления легких два года спустя. Старшая сестра сбежала с мужчиной, которого не одобряла мама, и больше мы о ней ничего не слышали. Вот так получилось, что остались только мы с матерью. Мы жили в квартире над прачечной самообслуживания. Ярче всего я помню запах мыла, которое все тогда использовали, оно называлось «Отмыть дочиста». А еще сырость. Окна всегда запотевали, а краска на стенах пузырилась и слезала. Зимой сырость ощущалась еще сильнее, это было ужасно.

Почти все, кто жил по соседству, сбежали с Кекона, потому что их дома разрушили, а родных посадили в тюрьму или казнили шотарцы. Наши родители были гордыми Зелеными костями или Фонарщиками Людей Горы, но в Эспении мы оказались никем. Просто беженцы, ни кола ни двора. Все смотрели на нас свысока, даже тунские иммигранты, живущие на противоположной стороне улицы Бичера, считали нас ниже по положению. Но мы гордились тем, кто мы и откуда, и придерживались старых традиций.

Когда мне было двадцать с небольшим, я работал курьером в хозяйственном магазине. Владельца звали Ито, и думаю, он был хорошим человеком, но слишком много всего вытерпел и немного свихнулся. Ито был Зеленой костью, его семья, как и у многих других, привезла в Эспению нефрит, но он не осмеливался открыто носить камни на улицах. Нас окружали иностранцы всех сортов, их было намного больше, полно ворья. Дети крали из тележек в магазинах, бандиты обворовывали дома и лавки, Бригады грабили всех. И все без последствий. Мы приехали в страну воров. И потому тщательно скрывали нефрит. Хотя я родился в семье Зеленых костей и тренировался носить нефрит, отца и дядю забрали шотарцы, а с ними и зелень. Так что многие семьи были бедны даже по стандартам нашего квартала.

Как я и сказал, Ито был хорошим человеком, но слегка свихнулся. Однажды он поспорил с клиентом-шотарцем. Ребенком на Кеконе Ито видел, как его сестру изнасиловали шотарские солдаты, а старшего брата избили так, что тот больше не мог ходить и разговаривать, и Ито ненавидел шотарцев даже больше нас всех, почти на грани безумия.

В тот вечер они обменялись оскорблениями, все вышло из-под контроля, и под конец на полу магазина лежал труп шотарца. Только я видел, как это случилось. Ито повернулся ко мне с безумным взглядом, и в то же мгновение я понял, о чем он думает: я единственный свидетель, и если он убьет и меня, никто ни о чем не узнает. Я тут же заверил его, что он не виноват, что его спровоцировал шотарец. Думая о том, как спасти свою жизнь, я предложил ему помочь избавиться от трупа.

Это было ужасно. Мы разрезали тело шотарца на части, погрузили на лодку и утопили части тела в разных местах реки Камрес, привязав к ним куски бетона. Меня много лет мучили кошмары. Иногда они случаются до сих пор.

И хотя я помог Ито с этим кошмарным делом, я по-прежнему опасался за свою жизнь. Случившееся еще больше выбило Ито из колеи. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я понимал, что он пытается Почуять мое чувство вины и размышляет, не заговорю ли я. Он все еще подумывал меня убить. Оглядываясь назад, я понимаю, в каком напряжении он находился, именно по этой причине у него началась ранняя стадия Зуда. На Кеконе кто-нибудь в клане обратил бы на это внимание, заботливый друг или родственник отвел бы его к врачу, но в Порт-Масси он жил один, я был единственным его близким знакомым.

Вокруг шныряла полиция, задавая вопросы об исчезнувшем шотарце. Конечно, никто им ничего не сказал, потому что мы не доверяли полиции, ведь половина полицейских получала деньги от Бригад, но по кварталу расползлись слухи о том, что к убийству причастен Ито. Он решил, что именно я распространял эти слухи, но теперь опасался меня убивать, тем самым подтвердив подозрения в своей вине. Люди забеспокоились. Зеленая кость, потерявшая над собой контроль и обезумевшая, опасна для всех, особенно в Эспении, где люди не понимают, что такое нефрит. Такое происшествие привлекло бы к нам еще больше внимания и враждебности со стороны.

В окрестностях жила еще одна Зеленая кость, молодой человек по имени Рон Торо, он славился как хороший боец, и даже Бригады уважали его и нанимали для некоторых дел. Рону уже случалось вступать в конфликт с законом, и полиция заподозрила, что именно он несет ответственность за убийство шотарца. Полиция пришла его арестовывать, но Рон сбежал и спрятался. Несколько недель он просидел в подвале и не показывался. Мы с Роном были знакомы и жили в одном доме, и пока он скрывался, я носил ему еду.

Люди начали перешептываться об Ито. Ему могли бы простить убийство шотарца и то, что он это скрыл, но неправильно с его стороны молчать и допустить, чтобы вместо него обвинили и, скорее всего, казнили другую Зеленую кость. Ито, однако, думал только о собственной шкуре. Он был слабым человеком и недолго бы протянул в качестве Зеленой кости на Кеконе. Ито узнал, где прячется Рон, и уже был готов сдать его полиции. Как только бы Рона арестовали и осудили вместо него, Ито все сошло бы с рук. Осталось бы только избавиться и от меня.

Поняв, что задумал Ито, я пошел к Рону, и мы решили действовать. Мы вместе устроили засаду на Ито, когда тот уже шел в полицейский участок. Нас было двое, а Рон моложе и сильнее в нефритовых способностях, чем Ито. Мы убили его и забрали его нефрит.

Я не обладал особыми умениями или положением внутри диаспоры, разве что уже тогда меня считали честным человеком, но умел слушать, говорил разумно, и мне удавалось склонять людей к своей точке зрения. После смерти Ито я прошелся по району и объяснил всем, что нужно сделать для предотвращения дальнейших проблем. Когда полиция обыскивала округу в поисках Рона, больше десятка человек сказали, что убийца – Ито и он покинул город. Разумеется, полиция нашла бумажник шотарца, остатки его одежды и кровь в магазине Ито – вот насколько тот был глуп; но так и не обнаружила самого подозреваемого. Самое главное, что полиция больше не преследовала Рона или еще кого-либо.

Истинный убийца был наказан, район избавлен от полицейских обысков, а Зеленая кость, способная доставить неприятности, перестала всем угрожать. Диаспора посчитала это моей заслугой, все начали приходить ко мне со своими проблемами, мелкими или не очень, и со временем меня стали называть Колоссом. Но в глубине души я понимал, что, хотя все только выиграли, боги знают, что я сделал.

Я был сообщником Ито и покрывал убийство невинного человека. Пусть тот и был шотарцем, он не заслуживал смерти и расчленения. Семья не могла захоронить его останки, и он отправился в загробную жизнь по частям. И хотя Ито явно планировал меня убить, на его долю выпало много страданий, и он проявил ко мне доброту, дав первую в моей жизни работу и доход, чтобы я мог содержать маму и молодую жену. Я хладнокровно его убил и избавился от тела. Боги это знают. Думаю, они понимают, почему я так поступил, и не будут ко мне слишком строги. Так что во многом мне в жизни повезло. Кроме одного.

Мы с Саной многие годы не могли завести детей. И когда это наконец-то случилось, родились дочери. Мы пошли в храм и молились богам, чтобы одарили нас сыном, способным носить фамильный нефрит, но лишь через десять лет появился Кори. Он хороший сын, но легкомысленный. Я изо всех сил пытался сделать его настоящей Зеленой костью, но у него сердце ребенка. Он мой единственный сын и получит семейный нефрит, когда нас с Саной не станет. Я люблю его, но он мое наказание за все грехи юности.

Даук поднялся с кресла.

– Я сделаю то, чего ты просишь. Предоставлю Рона Торо в твое распоряжение, чтобы помочь Равнинным убить того человека, контрабандиста Запуньо. Но за это я прошу тебя расстаться с моим сыном. Я смотрел на его отношения сквозь пальцы, но ему пора перестать валять дурака с мужчинами и отнестись к своим обязанностям всерьез. Он единственная Зеленая кость среди четырех моих детей, хотя и не понимает толком, что на самом деле значит носить нефрит и как важны для нас семейные традиции. Он недостаточно зелен для Кекона, но это не имеет значения, он может прекрасно устроиться в Эспении, сделать хорошую карьеру, воспользовавшись дорогостоящим дипломом юриста, и когда-нибудь заведет детей, если боги будут к нам благосклонны. Он не для тебя. Ты наверняка однажды вернешься в Жанлун, а его место здесь.

Анден не сразу подобрал нужные слова.

– Это решать Кори, – сказал он.

– Сейчас я говорю не с ним. Я говорю с тобой. Это и твой выбор, не только его. Ты пришел сюда, чтобы попросить меня совершить преступление ради твоей семьи, и я вправе просить у тебя чего-то взамен. Отдай мне сына, и я поступлюсь принципами, помогу тебе и твоей семье в этом деле. Только на таком условии я готов преступить эту черту.

Анден посмотрел на Даука, который в первую встречу не произвел на него впечатления, но потом вызвал уважение – лидер диаспоры и проницательный человек, по-своему настоящий Колосс, человек, у которого Анден в большом долгу. Но в эту минуту Анден его возненавидел.

Он встал.

– Вы назвали меня человеком, который не бросает слов на ветер. И я не хочу говорить то, о чем потом пожалею, а потому ничего не отвечу вам прямо сейчас, Даук-цзен.

Даук встал и проводил Андена до двери.

– Ты очень мудр для своего возраста, друг мой.

Только поздно вечером на следующий день Анден собрался с духом, чтобы позвонить Кори в квартиру, которую тот делил с тремя студентами юридической школы. К удивлению Андена, трубку взяли после первого же гудка, и взвинченный женский голос произнес:

– Ну что еще? Сейчас же приходи!

Анден вздрогнул и попросил позвать к телефону Кори, на что девушка ответила:

– Пророк меня побери, простите, я приняла вас за другого. Минуту. – Она положила трубку на стол и крикнула куда-то вдаль: – Кори! Это тебя!

Анден ждал. Он слышал фоновую болтовню и выкрики, как будто целая компания смотрела спортивные соревнования по телевизору. Наконец, Кори взял трубку.

– Привет, кеконец! – воскликнул он. – Как там дела в Порт-Масси?

– Мне тебя не хватает, – с трудом выдавил Анден.

– Мне тоже. На следующей неделе начинаются промежуточные экзамены, но постараюсь после этого вырваться на выходные. Ты же свободен, чтобы позависать?

– Поэтому я и звоню, – ответил Анден. – Некоторое время я буду занят.

– По работе?

– Вроде того, – ответил Анден. – Семейные дела.

– То есть дела клана. – Кори прервался, чтобы сказать несколько слов на эспенском кому-то в квартире, а потом снова вернулся к телефону. – Ну ладно тогда, но ты ведь сможешь провести со мной хотя бы один вечер, да?

У Андена вспотели ладони. Он понятия не имел, как справиться с предстоящей задачей.

– Не думаю, что у нас получится встретиться, Кори, – выдавил он. – Ты занят учебой, а я тоже буду занят. Наверное… наверное, нам лучше не видеться какое-то время.

На другом конце линии повисла долгая непонимающая пауза, а потом Кори, похоже, взял телефон и куда-то отошел – фоновые звуки от спортивной игры стали глуше.

– В чем дело, чувак? – шепотом спросил Кори. – Ты что… решил порвать отношения?

Анден не мог вымолвить ни слова, в горле совершенно пересохло.

Кори громко дышал в трубку. А потом сказал:

– Это мой отец тебя заставил, да? Я знаю, что это он. И ты ему поддался. Что он тебе сказал, а? Предложил денег?

– Ничего подобного, – пробормотал Анден.

– А знаешь что? – сказал Кори. – Пошел ты в задницу. Тупой кеконец.

Он бросил трубку.

Анден положил трубку на рычаг, опустился на пол и несколько минут пялился на телефон. Потом схватил куртку и выбежал из квартиры, в слякоть и серость Порт-Масси. Два часа он бесцельно бродил по улицам и в какой-то момент осознал, что плачет. Не громко и не сильно, но зрение затуманилось, а щеки увлажнились. Когда он наконец вернулся в квартиру, было уже за полночь. Обувь промокла, а ноги замерзли. Анден залез под горячий душ, чтобы согреться, и натянул другие носки.

На Кеконе была середина дня, весеннее солнце сейчас высоко стоит над гаванью, люди на улицах поздравляют друг друга с Новым годом и забираются на лестницы, чтобы снять с карнизов красные фонари и гирлянды. Анден взял трубку и набрал междугородный код, чтобы оператор соединил его с Жанлуном – сообщить кузенам, что Даук Лосуньин поможет убить Запуньо.

Третья интерлюдия. Про́клятая красота

Восемьсот лет назад известный первопроходец из Алюсии по имени Гобретт поплыл через океан в поисках легендарного острова с полными драгоценностей горами под охраной гигантов. Благополучно высадившись на южном побережье Кекона, Гобретт с радостью и облегчением не обнаружил никаких гигантов, а наткнулся только на абукейскую деревню. После напряженной, но мирной беседы со старейшинами деревни туземцы принесли полуголодным путешественникам воду и провизию, и Гобретт с командой разбили на берегу лагерь. Как бы ни были они благодарны, моряки с жадностью смотрели на зеленые драгоценные камни, висящие в простых домах племени и украшающие тела местных жителей. Еще до расцвета кеконской касты Зеленых костей нефрит занимал почетное место в культуре аборигенов, они считали этот камень священными останками Первоматери, богини Нимумы, и, поскольку абукейцы генетически не подвержены действию нефрита, носили его как признак статуса и на церемониях.

Гобретт предложил в обмен на нефрит немало товаров из корабельных трюмов, а жители деревни были явно не прочь заполучить инструменты чужаков и разные любопытные штуковины.

Гобретт сложил полученный нефрит в деревянные сундуки в своем шатре и не единожды открывал их, чтобы полюбоваться своим богатством. Когда необходимый ремонт корабля был завершен, Гобретт и команда готовились поднять паруса. И тут первооткрывателю пришло в голову, что нужно получить больше нефрита, а то, выходит, он преодолел весь этот чудовищно долгий путь через океан и отплывает с такой мелочью по сравнению с тем, с каким количеством нефрита беспечно щеголяют простые дикари.

Той ночью Гобретт собрал людей и повел их в абукейскую деревню, они перерезали всех жителей и забрали весь нефрит до последнего камушка. В прекрасном настроении они покинули Кекон. Несмотря на полные трюмы и хорошую погоду, во время двухмесячного плавания корабль охватило необъяснимое безумие. Вскоре после того как Гобретт повесил двух офицеров за измену, команда взбунтовалась. Гобретта и еще нескольких человек убили и выкинули за борт. Матросы взломали замок в сокровищнице и разделили нефрит поровну. За этим последовало еще два мятежа, еще несколько человек погибло.

Шестеро моряков бросились в море, другие бредили в жару и кромсали себя ножами. Один, как говорят, вырезал собственный глаз и съел его. Кучка измученных выживших в конце концов пришла к выводу, что сокровище в трюме проклято, они выкинули весь нефрит в море и сумели кое-как привести корабль в порт на юго-востоке Спениуса. Эта трагическая история быстро разошлась, и за далекой землей с легендарными сокровищами, обладающими загадочной дьявольской силой, закрепилась дурная слава «про́клятой красоты».

Через семьсот пятьдесят лет после путешествия Гобретта шотарский генерал Дамусаро прославился тем, что не согласился с решением государственного Военного комитета оккупировать Кекон, аргументируя это тем, что «проклятый остров как красивая женщина с колючей проволокой в вагине – искушает, но поиметь нельзя». Возможно, в наказание за столь вульгарное возражение его отправили командовать гарнизоном оккупированного Жанлуна во время Мировой войны. Люди Горы шепнули его имя, и, несмотря на все тщательные меры предосторожности, он попал в засаду и был убит средь бела дня молодой Зеленой костью по имени Нау Суэнцзен.

Глава 54. Тело не солжет

Сон Томаро вышел из душа, мурлыча мелодию, и прошел в гостиную своего двухэтажного дома в богатом районе Зеленое Поле. Он вздрогнул, увидев сидящего на диване высокого немолодого человека. Поначалу Сон не понял, кто это, хотя его взгляд тут же упал на нефрит в кожаных браслетах на запястьях незнакомца.

– Канцлер Сон, простите за такой неожиданный визит, – произнес гость, и тогда Сон узнал в нем Нау Суэна, Штыря Горных, и понял, что, вне зависимости от айшо, существует значительная вероятность, что через пять минут Сон будет уже мертв.

За многие десятилетия занятий бизнесом и политикой бывший канцлер Королевского совета не раз попадал в переделки и потому сумел сохранить хладнокровие и собранность.

– Нау-цзен, боюсь, вы застали меня в неподходящий момент. Я был бы рад встретиться с вами и поговорить в другое время, когда я… буду выглядеть не так нескромно. – Он извиняющимся жестом указал на то, что почти обнажен. Помимо полотенца на поясе, на нем не было больше ничего. – Если вы подождете, я бы предпочел одеться.

– Разумеется, – сказал Нау. – Не торопитесь.

Сон ретировался в спальню, где натянул штаны и рубашку. Мозг бешено работал. Как канцлеру ему полагался телохранитель, но теперь он снова превратился в обычного члена Королевского совета предпенсионного возраста и счел, что в охране нет необходимости. В доме имелась система безопасности, и если включить тревогу, в охранной фирме сработает сигнализация, тогда оттуда пришлют… Кого? Нескольких охранников, которые прибудут слишком поздно и не сумеют справиться с превосходящим противником вроде Зеленой кости уровня Нау Суэна. Нет, придется уболтать гостя, чтобы тот оставил его в живых, как Сон уже не единожды делал. Сон пригладил мокрые волосы, чтобы они закрывали лысину на макушке, надел тапочки и вернулся в гостиную. Он улыбнулся Штырю Горных – вежливо, но без радости, как обычно улыбаются политики – и сел напротив.

– Вы пришли меня запугивать?

– Не совсем, – ответил Нау. – Вы уважаемый политик высшего эшелона, который честно служил стране много лет. Со стороны Горного клана было бы невежливо вам угрожать. Простите за внезапное появление, мне нужно было поговорить с вами наедине.

Сон расслабился, но совсем чуть-чуть.

– И чем в таком случае я могу быть полезен Штырю Горных?

Нау откинулся в кресле и забарабанил пальцами по подлокотнику. Он был крепким человеком и выглядел моложе, чем предполагали припорошенные сединой волосы, а проницательные глаза как будто моргали реже, чем у нормальных людей.

– Мой Колосс беспокоится о судьбе Акта о беженцах из Оортоко, – сказал Нау. – Предлагаемый закон вызвал пылкие споры, его мусолят в комитетах уже больше года. Теперь закон наконец-то поставят на голосование, но, похоже, Королевский совет разделился по этому вопросу практически пополам, и в следующем месяце в Зале Мудрости ваш голос, канцлер, может оказаться решающим, когда дойдет до голосования. Вы поддержите закон?

– Обе стороны высказали сильные аргументы, – ответил Сон, тщательно подбирая слова.

Некоторые аргументы постоянно валились на него в виде звонков посла Мендоффа. Война в Оортоко зашла в тупик, эспенцы предвидели, что им придется еще долго воевать без очевидного преимущества, и как никогда озаботились тем, чтобы их союзники в регионе не допустили возможного проникновения югутанцев.

– В конце концов я взвешу все аргументы и буду голосовать по совести, в интересах страны.

– А если я скажу, что Горный клан добивается того, чтобы антииммигрантская истерия не изменила добросердечный характер нашей страны? Мы хотим, чтобы члены Королевского совета предоставили нашим братьям и сестрам кеконского происхождения из Оортоко убежище от жаждущих власти империалистических хищников, как они того заслуживают. Это повлияет на ваше решение?

– Нау-цзен, я готов прислушаться ко всем разумным аргументам, – сказал Сон.

– А если я скажу, что мы готовы щедро вознаградить вас за голосование в пользу этого закона?

– Я работаю в Королевском совете не ради личной выгоды, Нау-цзен, – с негодованием произнес Сон. – Но определенно готов обсудить с вами и Айт-цзен ваши опасения.

Нау опустил подбородок и оглядел Сона со спокойным пониманием.

– Я и не ожидал, что это будет иметь для вас значение, ведь вы уже встречались с Коул Шаэлинсан и обещали ей воспользоваться своим преимущественным положением для отклонения законопроекта в Королевском совете, чтобы Равнинные могли и дальше получать преференции от эспенцев. Это так? Вы до мозга костей остаетесь человеком Равнинных.

Сон покрылся испариной.

– Вы здесь, потому что считаете именно так, верно, Нау-цзен? Голосование уже скоро, как вы сами сказали. Вы можете склонить к своей точке зрения многих членов Совета. – Теперь Сон решил пойти ва-банк, придав интонациям нотку пренебрежения. – А если Горный клан считает, будто добьется своих политических целей, откровенно нарушив айшо убийством, то зачем нацеливаться на человека вроде меня, который у всех на виду, чье убийство будет тщательно расследовано?

– Потому что, – сказал Нау, подавшись вперед, – вы самый главный политический союзник Равнинных. Очень немногие члены Совета обладают хоть толикой вашего влияния, канцлер Сон. И ни у кого нет того же, что и у вас, – блокады левого желудочка сердца, из-за которой доктора держат вас под постоянным присмотром, боясь сердечного приступа. Подозреваю, об этом мало кто знает, вы стараетесь держать это в секрете, что вполне естественно, но тело не солжет, как умеет разум.

Нау встал. Канцлер Сон качнулся, развернулся и бросился бежать. Но убежал он недалеко. Нау с Силой схватил тучного политика за локоть, а другую руку прижал к его груди. Сердце Сона уже бешено колотилось от страха, хватило и легкой Концентрации. Бывший канцлер схватился за грудь и попытался глотнуть воздуха. Нау выпустил его, и Сон осел на пол неподвижной грудой, яростно хватая воздух ртом.

Медицинский осмотр покажет, что Сон Томаро умер естественной смертью. Некоторые в это не поверят, кое-кто в Королевском совете может начать расследование, которое ни к чему не приведет, но люди все равно будут шептаться, и это тоже послужит целям Горных.

Нау перешагнул через тело Сона и направился к двери.

Глава 55. Финальная подготовка

«Кеконские новости» – независимая еженедельная газета, выходящая в Эспении на кеконском языке и популярная среди кеконской диаспоры. Редакторская колонка в ней всегда с почтением отзывалась о кеконском правительстве, но в последние годы, переехав с прежней штаб-квартиры в Южном капкане в более просторный офис на острове Джонса, газета стала печатать все больше критических репортажей и статей о кеконской клановой системе, эспенской международной политике и международном регулировании обращения нефрита.

Под видом родившегося в Эспении журналиста Рэя Каидо Анден от имени «Кеконских новостей» попросил Запуньо дать ему интервью. В переписке с Ийло, помощником Запуньо, он подчеркнул, что кеконские экспатрианты весьма заинтересованы услышать противоположное мнение касательно торговли нефритом, а для Запуньо это будет единственная в жизни возможность поведать свою точку зрения и исправить негативное отношение, созданное другими средствами массовой информации. Легенду Андена тщательно подготовили, используя те же ресурсы, что и для создания подставных компаний вроде «Божественных камней», помогли и Дауки, которым главный редактор газеты был обязан лично – когда-то в прошлом они вытащили его из финансовых неприятностей.

– Все дело в том, – сказал Хило по телефону, – что Запуньо выставляет себя скромным увиванским фермером, ставшим предпринимателем. Когда я с ним встретился, он мог хоть целый день рассказывать свою трогательную историю и вещать о том, что это кланы Зеленых костей – настоящие злодеи, потому что не дают его бизнесу развернуться. Если и можно чем-то заманить его на встречу с глазу на глаз, так это возможностью поговорить с тем, кто готов его выслушать.

Оценка Колосса оказалась верной. После обмена письмами с Ийло Андену назначили время для интервью с Запуньо, на следующий день после прибытия контрабандиста в Порт-Масси, накануне планируемой операции в больнице Носителей Истины в Вигаме.

Встречу решили устроить в маленьком центре увиванского культурного наследия в районе Кинс, откуда открывался вид на мост «Железное око», который послужит хорошим фоном для фотографий. Анден будет безоружен и придет в сопровождении Рона Торо, якобы фотографа. Черные перчатки Рона тщательно спрятали в здании за день до события. Во время фальшивого интервью Рон вытащит перчатки, наденет нефрит и убьет Запуньо.

План убийства выработали во время нескольких обсуждений за обеденным столом Коулов. Самой главной заботой была секретность, поскольку после предательства Тау Маро логично было предположить, что Запуньо наверняка внедрил в Равнинный клан других шпионов, ни одно слово о заговоре не должно просочиться на острова Увива. Чтобы сбить контрабандиста со следа, распустили слухи о том, что готовится покушение на него более очевидным способом – убийство в больничной палате, когда Запуньо будет приходить в себя после операции. Коулы знали, что именно там он постарается принять самые серьезные меры предосторожности. В столовую главного особняка Коулов протянули новую телефонную линию с безопасным соединением, номер знали только члены семьи. Таким образом, Анден, ожидающий назначенного срока у себя в квартире, мог участвовать в семейных обсуждениях.

Для Андена это оказалось непросто – в его часовом поясе собрания всегда проходили ближе к полудню и сбивали все расписание, а кроме того, Анден слышал разговор, но не видел происходящего, от этого он еще острее ощущал одиночество. Он мог представить всю семью за обеденным столом – Хило во главе стола, с сигаретой в руке, рядом с ним Тар, затем пустой стул Кена, Вен разливает чай, Шаэ держит Цзаю на коленях. А в это время Анден сидел один на кровати в своей крохотной квартирке, прижав ухо к трубке и вслушиваясь в приглушенный расстоянием разговор на фоне гудящей в квартире системы центрального отопления. Иногда Анден слышал крики Нико и Рю, играющих в соседней комнате, или дети подходили к взрослым и спрашивали то или иное, либо здоровались с дядей Анденом по телефону, прежде чем их выпроваживали.

Временами Андену казалось почти комичным, что приходится выдумывать предлоги, чтобы пораньше уйти на длинный обеденный перерыв из офиса «Общества по торговым связям с Кеконом», чтобы обсудить с семьей в Жанлуне сценарий убийства человека, которого он никогда в жизни не видел. Андена не мучили моральные сомнения по поводу убийства Запуньо, он не возражал против того, что его попросили сделать.

Он понимал, как это важно для его кузенов и для Вен, которая всегда навещала Андена во время деловых поездок, а потому теперь он сблизился с ней гораздо больше, чем в Жанлуне. Ирония заключалась в том, что именно таким путем он в конце концов вернется на Кекон. После того как все будет сделано, Андену и Рону Торо придется покинуть страну. Андену велели не говорить ничего Хианам, как и своим друзьям и коллегам. Он должен быть готов уехать быстро, а об остальном позаботится Шаэ. Если все пойдет по плану, проведя три с половиной года в Эспении, он вернется домой.

Андену даже до конца не верилось. В каком-то смысле это выглядело нормально, даже поэтично – убийство Гонта Аша разрушило его карьеру Зеленой кости и привело в изгнание, а нынешнее покончит с жизнью за границей и вернет на Кекон, доказав, что даже без нефрита он не бесполезен, по-прежнему нужен клану, все еще Коул. Не так давно Анден только этого и желал, но сейчас погрузился в меланхолию. Ему не терпелось вернуться домой, но и покидать Порт-Масси не хотелось.

Когда он только приехал сюда, то не замечал ничего, кроме безличной бетонной серости огромного чужого города. А теперь видел кипучую и яркую жизнь, пульсирующую, как нефритовая аура, по венам-улицам и хребту стальных зданий. Порт-Масси всегда был и остается мировым торговым форпостом, огромным рынком, где можно найти, купить и продать что угодно, местом, в котором слилось почти все – даже нефрит и Зеленые кости, вместе с другими бесчисленными чудесами, известными и неизвестными. И все же каким-то образом городу удавалось остаться собой, ни с чем не сравнимым.

Анден никогда не думал о своем биологическом отце кроме как с презрением и безразличием, но сейчас решил, что тот, вероятно, типичный представитель своего народа, так что не стоит его винить. Порт-Масси обязан своей уникальностью именно этой стороне эспенцев, славящихся как торговцы и путешественники. По мере приближения встречи с Запуньо Анден обнаружил, что город восхищает его еще больше, чем когда-либо. Вен была права, теперь у него появились здесь друзья, независимая жизнь, которой он во многих смыслах гордился, и он постоянно и с грустью думал о том, что покидает.

Он пытался позвонить Кори, и не раз, в надежде объяснить все лучше, чем в первом разговоре, но его друг не отвечал на звонки. От Хианов Анден узнал, что Кори устроился на стажировку в крупную юридическую фирму в Адамонте и не вернется в Порт-Масси на лето. Временами Анден чувствовал, что совершил чудовищную ошибку, что должен сесть на автобус до Адамонта, найти Кори и сказать ему, как он ошибся. Да какая разница, чего хочет Доук Лосун? Разве имеют значение семейные дела, юридическая школа, хоть весь Амарический океан? Они могут сбежать, это смело и романтично. Лаская себя по ночам, Анден стонал и понимал, насколько это детская мысль, и его тут же охватывала горькая уверенность в том, что он обречен на вечное одиночество, никогда не найдет человека, похожего на Кори, никогда даже не поговорит с ним.

В конце концов Анден написал письмо, прямо-таки клише при расставании, мрачно подумал он, но так тому и быть.

Кори, ты имеешь право на меня злиться, но я знаю, что ты не создан для того, чтобы долго пребывать в дурном настроении, и надеюсь, что через некоторое время мы снова станем друзьями. Не вини своего отца. Это было мое решение. И хотя это одно из самых тяжелых решений в моей жизни, я сделал свой выбор и надеюсь, что это к лучшему для нас обоих. Я пока не могу объяснить тебе всего, потому что это «дела клана», как ты и сказал, но скоро объясню.

Сидя за узким столом у крохотного окна квартиры, Анден изо всех сил старался оправдаться, хотел, чтобы слова звучали искренне, но не слишком сентиментально, он начинал письмо несколько раз и выбрасывал, пока, наконец, не решил – да пошло оно все пропадом, Кори все равно наверняка выкинет его не читая.

Ты был у меня первым. Ты сделал Порт-Масси особенным для меня, и ты лучше меня и великодушнее. Ты заслуживаешь самого лучшего.

Твой друг кеконец,

Анден.

Анден отправил письмо на адрес Кори в Адамонте. Это было болезненно, но как будто избавило его от бремени, после этого он уже с нетерпением ждал встречи с Запуньо. Если все пойдет по плану, через несколько недель Анден сядет на самолет в Жанлун. Конечно, есть немалая вероятность, что он погибнет, его застрелят телохранители Запуньо, но он видел способности Рона Торо в действии и знал, что этот человек заслужил свою репутацию, и потому надеялся выжить. С детства, учась в Академии и воспитываясь в семье Коулов, Анден свыкся с мыслью, что для Зеленой кости смерть – что-то вроде погоды, можно попытаться ее предсказать, но, скорее всего, ошибешься, а никто не меняет важные планы из-за угрозы дождя.

Глава 56. Ничего удивительного

«Восьмой грех» – один из самых оживленных ночных клубов в районе Песья Голова. В четверг вечером очередь модной молодежи слегка за двадцать растянулась от двери до перекрестка и дальше за угол. Миновав вышибал, тусовщики снова выстраивались в очередь, теперь уже к двум залитым неоновым светом барным стойкам, и заказывали напитки, пытаясь перекричать ритм пульсирующей музыки. На главном танцполе под мерцающими огнями толпились потные тела. Желающие поговорить и быть услышанными расположились наверху, на красных диванчиках или, если могли себе позволить, занимали кабинеты со звукоизоляцией, снабженные личным баром и официантом. Один из таких кабинетов постоянно держал за собой Фен Хаку, Кулак Горных и наследник богатств «Кеконской звезды», чтобы развлекать многочисленных друзей, когда ему приспичит.

Хаку развалился на диване, и, несмотря на рюмку хоцзи в руке и двух симпатичных девиц по бокам, на его лице отразилось угрюмое нетерпение. Когда старший Палец пошутил, Хаку не засмеялся вместе с остальными. Все снова выпили, Хаку выпроводил из кабинета официанта и разочарованных девушек и подался вперед, так что пятеро остальных – увешанные нефритом Зеленые кости Горного клана с грозной репутацией – притихли и внимательно уставились на него.

– Все готовы? – спросил Хаку. – План всем ясен? Если на этой неделе что-то пойдет не так, мы лишимся голов, так что ошибок быть не должно. С этой минуты пути назад нет.

Присутствующие закивали.

– Мы не сумели поговорить ни с Сунто-цзеном, ни с Уван-цзеном. Мы не знаем, с нами они или против нас, – сказал один.

– В любом случае, нужно действовать, – сказал Хаку. Его отец ясно дал это понять в недавнем разговоре. Время на исходе. – Не важно, как себя поведут Сунто, Уван или другие Кулаки, как только Айт не станет, Коулы нас поддержат.

Именно так обещал ему Фен Сандо, и Хаку не стал спорить. Он доверял отцу, опытному бизнесмену, и предоставил ему заключать альянсы и привлекать на свою сторону Фонарщиков. Хаку осталось лишь разобраться с непосредственным планом переворота, что само по себе уже почти подвиг.

– Просто не забывайте – сначала нужно убить Айт, – напомнил Хаку. – Как бы она ни была хороша в дуэлях, сколько бы ни шептала имен, если ей устроят засаду шестеро…

Он хотел еще что-то добавить, но его прервал другой Кулак, внезапно встрепенувшись:

– Вы это Чуете?

Все притихли и напрягли Чутье. Поначалу Хаку не заметил ничего необычного – просто фоновый гул энергии посетителей клуба. Именно потому заговорщики и собирались в клубе – среди такой возбужденной толпы даже ауры десятка Кулаков и Пальцев останутся незамеченными. Клуб платил дань Горному клану, сюда частенько захаживали другие Зеленые кости. Хаку не обладал сильным Чутьем, но через минуту понял, что несколько обладателей нефритовых аур движутся с разных точек в здании и собираются на втором этаже, прямо у входа в кабинет. Хаку вытащил нож и распахнул дверь.

– Фен Хаку-цзен, – сказал Нау Суэн, входя в кабинет во главе группы из восьми Зеленых костей. – Я слишком стар для клубов, но мне сказали, что ты закатил здесь вечеринку.

– Нау-цзен, – откликнулся Хаку, убирая нож и почтительно поклонившись. Его взгляд стрельнул в сторону людей Нау, и сердце заколотилось. – Вы меня напугали. – Хаку не понимал, как это удалось Нау, но тот приглушил ауру до низкого ровного гула и двигался незаметно даже для Чутья Зеленых костей, появившись откуда ни возьмись. – Мы с друзьями всегда занимаем этот кабинет. Если бы я знал, что вы захотите к нам присоединиться, я бы вас пригласил.

Нау оглядел приятелей Фена Хаку.

– Нау-цзен, – промямлили они в унисон, коснувшись лбов ладонями.

Нау кивнул им, почесал большим пальцем подбородок и сказал:

– Хаку-цзен, ты один из старших Кулаков клана, но я уже много месяцев тебя не видел. Думаю, пора поговорить о том, сколько времени ты проводишь на вечеринках в клубе «Восьмой грех».

Хаку изо всех сил старался оставаться хладнокровным. Штырь ничего не знает об их замысле, да и как он мог прознать? Самое большее – у него возникли подозрения.

– Я не пренебрегал своими обязанностями, – заявил он, оправдываясь. – Если я редко оказывался на виду, то лишь потому, что помогал отцу. В последнее время у него много дел в «Кеконской звезде».

– Наверняка, – согласился Нау. – Ты послушный сын, Фен Хаку, но, к сожалению, не умеешь врать. Твое сердце стучит, давление поднялось, взгляд дергается, и ты весь взмок. Ты даже не прошел бы тест на простом детекторе лжи, а уж мое Чутье и подавно не проведешь. Совершенно очевидно, что именно поэтому ты меня избегаешь.

Хаку потянулся за ножом. Он нацелил его Штырю в горло, но два помощника Нау уже бросились вперед. Они с Силой сбили молодого Кулака с ног и повалили на пол.

Хаку завопил, что ни в чем не виноват, пытался бороться Отражением и Концентрацией, но на помощь первым двоим пришли еще двое, и все вместе они пригвоздили его к полу.

– Не усложняй свое положение еще больше, Хаку, – сказал Воун Балу, Первый Кулак.

Предатель не внял совету Воуна, и когда его голову стиснули и откинули назад, вложил всю энергию в Броню, так что Воуну пришлось целую кошмарную минуту пилить ему глотку ножом.

Два сообщника Хаку попытались было прийти ему на помощь, а третий решил прорваться к двери. Их обезвредили и поставили к дальней стене, люди Штыря наставили на них пистолеты, а с такой близкой дистанции пули вряд ли получится Отразить. Если кто-то снаружи и услышал шум на фоне грохочущей музыки, то не поспешил выяснять причину. Никто, включая вышибал, не стал бы вести себя так глупо и вмешиваться. Когда Хаку наконец-то был мертв, Нау Суэн с отвращением рявкнул:

– Мало того что нам приходится бороться с преступниками, иностранцами и Равнинными, так еще и со своими же. Неужели нам нужно опасаться предательства и неверности от своих же братьев?

Пять Зеленых костей, участвовавших в заговоре вместе с Феном и его отцом, опустились на колени и уткнулись головами в пол. Все они были Кулаками и Пальцами высокого ранга, уважаемыми бойцами, но теперь, когда заговор раскрыли, а Фен погиб, прекрасно понимали, что не смогут противостоять клану или сбежать от его правосудия.

– Вы заслуживаете смерти, – сказал им Нау, – за попытку убить Колосса и поставить на ее место этого слабака. Вы раскаиваетесь в своем участии в заговоре? Готовы поклясться своим нефритом и жизнью родных, что с этой минуты будете беспрекословно преданы Айт?

Те с жаром заверили его, что именно так и будет, и поблагодарили Штыря за милосердие. Нау Суэн долгую минуту изучал коленопреклоненных Зеленых костей. Потом указал на троих из пяти.

– Этих троих, – сказал он, и Воун Балу со своими подручными, стоящие позади пленников, перерезали трем глотки и толкнули тела лицом на пол. Двое выживших побелели в предчувствии смерти.

– Три ваших друга ответили неискренне, – сказал Нау, – они бы затаились и пожелали отомстить за Хаку или предали клан еще как-нибудь. Но вам можно доверять. – Штырь вперился в них вселяющим ужас взглядом. – Вас изгонят из Жанлуна, будете работать на Горных в другом месте, и если снова подниметесь против Колосса, то знаете, что случится с вами и вашими семьями.

Один из помилованных попросил разрешения вытащить нож. Он отрезал себе левое ухо и положил его на пол, кровь заструилась с поникшей головы. Его товарищ нервно сглотнул.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель, – скороговоркой пробормотал он и последовал примеру своего приятеля.

На следующее утро Фен Сандо проводил совещание руководства «Кеконской звезды», когда дверь в зал заседаний неожиданно открылась и вошла Айт Мадаши в сопровождении Штыря, Шелеста и небольшой свиты. Колосс Горных обвела взглядом длинный стол.

– Господа, прошу прощения, что прервала вас, – сказала она. – Офис Шелеста получил предложение от достойного покупателя о поглощении «Кеконской звезды», и мне нужно обсудить это наедине с Феном-цзеном, прежде чем объявить о новости всем акционерам.

Вице-президенты что-то забормотали, смущенно переглядываясь, но не стали спорить и вышли. Когда они ушли, Фен поднялся с кожаного кресла во главе стола.

– Ко мне не обращались никакие покупатели, – произнес он обиженным тоном. – А кроме того, «Кеконская звезда» не продается.

Он с подозрением покосился на Нау Суэна и двух Кулаков за его спиной, один держал в руках картонную коробку. Если дело касается бизнеса, то зачем здесь Штырь и его люди? Фен знал ответ, и, как бы ни старался держаться как ни в чем не бывало, его руки начали дрожать.

Айт кивнула на двух незнакомцев. Они не были кеконцами.

– Эти люди купят контрольный пакет акций «Кеконской звезды», принадлежащий вашей семье. Иве-цзен подготовил необходимые бумаги.

Иве Калундо, Шелест клана, был смуглым лысым человеком в квадратных очках с темной оправой. Он поставил на стол портфель и вытащил папку с несколькими документами, подошел с ней к Фену и положил перед ним.

Фен швырнул папку обратно через стол к Айт, страницы вылетели и рассыпались.

– Ни за что, – объявил он. – Я никогда не продам компанию. Вы совершаете чудовищную стратегическую ошибку, пытаясь от меня избавиться. «Кеконская звезда» платит Горному клану самую большую дань, это одна из крупнейших корпораций Кекона. Ни у кого не хватит капитала, чтобы нас купить, и уж точно никто в мире, даже эксперт по логистике, не способен взять на себя наши операции. Если я уйду, все руководство компании уйдет вместе со мной. «Кеконская звезда» будет уничтожена, а вместе с ней рухнет и вся транспортная отрасль экономики Кекона. Горный клан нуждается в «Кеконской звезде» и семье Фенов.

– Для предателя, стоящего на пороге смерти, вы потрясающе самоуверенны, Фен-цзен, – сказала Айт Мада. – Да, «Кеконская звезда» – одна из крупнейших компаний на Кеконе, и это как будто делает Фенов незаменимыми. Но в наши дни мир гораздо больше Кекона, и думаю, что человек, занимающийся транспортом, способен это понять как никто другой.

– Вы отдадите «Кеконскую звезду» иностранцам? – ошарашенно воскликнул Фен.

– Пятьдесят один процент компании приобретет «ЮГЛ транспорт» со штаб-квартирой в Бурсвике. Уверена, что новые владельцы способны руководить «Кеконской звездой» и в ваше отсутствие. Оставшиеся сорок девять процентов перейдут под контроль избранных кеконских акционеров из Горного клана.

По кивку Колосса держащий картонную коробку Кулак положил ее на стол.

– Ваш старший сын Хаку, – сказала Айт. – В этой коробке его голова. Я избавлю вас от этого зрелища и не открою ее, но даже с вашим крохотным количеством нефрита, уверена, вы Чуете, что я не лгу. Вы поставили на кон его жизнь, как и свою, когда устроили заговор вместе с Равнинными. Мне показалось, что в последнее время Коул Хило ведет себя на удивление сдержанно, и теперь ясно почему. Подпишите бумаги, Фен-цзен. Вы происходите из семьи Зеленых костей, все это для вас не сюрприз.

Хрупкая маска негодования исчезла с лица Фена, его подбородок задрожал, а плечи начали подергиваться.

– Другие мои дети, – прошептал он. – Они не имеют к этому отношения. Пощадите их, Айт-цзен. Я подпишу бумаги и велю менеджменту остаться в компании после продажи, сделаю все, о чем вы меня попросите, прежде чем умру, только пощадите остальную семью.

– Сыновей – нет, – отрезала Айт. – Ваша жена и дочери могут покинуть страну и жить в изгнании. Я позволю, чтобы вас с сыновьями похоронили вместе с нефритом в семейном склепе. Это все уступки, на которые я могу пойти для человека, предавшего своего Колосса.

Иве Калундо собрал разбросанные документы и показал Фену Сандолану, где требуется его подпись.

Глава 57. Неожиданные проблемы

В тот день, когда, по сведениям шпионов Равнинных, Запуньо прибывал в Порт-Масси, Хило накормил сыновей обедом, а свою тарелку забрал на диван в гостиной и смотрел новости в ожидании звонка от кузена с подтверждением, что все готово. Вен на неделю улетела в Адамонт – для консультации по поводу нового дизайна кеконского посольства и разузнать насчет недвижимости для возможных инвестиций офиса Шелеста. Шаэ часто заходила пообедать в главный особняк Коулов, но сейчас была еще на работе, и Хило остался дома один с сыновьями, не считая матери, которая сажала цветы в саду, и возящейся на кухне Кьянлы.

Телеведущий Тох Кита вещал с экрана, с каким трудом прошел в Совете Акт о беженцах из Оортоко, сделавший Кекон одним из нескольких государств, готовых принимать беженцев из опустошаемого войной региона на границе Шотара и Югутана.

Канцлер Гуим произнес в Зале Мудрости речь о кошмарной стоимости, которую платит человечество за иностранный империализм, и как важно, что Кекон выступает как ответственное государство. Завершил он сожалениями по поводу недавней кончины своего предшественника Сона Томаро, преданного интересам страны государственного деятеля, да узнают его боги.

Хило нахмурился, глядя на экран. Эспенцы не обрадуются принятию Акта о беженцах. Этот дипломатический провал ляжет тяжким грузом на плечи Шаэ, а Хило предпочел бы, чтобы сердце канцлера Сона протянуло бы подольше. Он привык к Сону. Канцлер Гуим показался Хило слишком уклончивым и лощеным, к тому же его поддерживали Горные, а значит, влияние Равнинных на Королевский совет существенно уменьшится. Следователь сказал, что Сон Томаро умер от сердечного приступа, в этом нет сомнений, но Хило не верил в такие удобные случайности.

Цзая выкинула игрушки из манежа и требовала, чтобы ее взяли на руки. Хило знал, что у него есть пять минут, прежде чем она разревется, он закончил с едой – тарелкой со вчерашней тушеной курицей в имбирном соусе – и усадил дочь себе на колени, пытаясь развлечь ее игрушкой. Хило нравилась роль отца, он прекрасно с ней справлялся. Дети всегда честны и живут одним днем, они требовательны, но им легко угодить, им нужна лишь любовь и внимание. Он не возражал бы завести больше детей, если бы Вен так решительно не настроилась сделать карьеру в клане и приносить пользу, Хило поддерживал это начинание ради счастья Вен, но не считал настолько уж необходимым.

Зазвонил телефон. Решив, что это Анден, Хило вручил малышку Кьянле и взял трубку на кухне.

– Хило-цзен, тут… возникли слухи… – сказал Цзуэн.

Прошло уже больше года, но иногда, услышав голос Цзуэна по телефону, Хило на секунду удивлялся, почему вдруг Кен поручил это Первому Кулаку, а не позвонил сам. И тогда он на мгновение умолкал от укола боли.

– Слухи множатся, как крысы, что на этот раз такого особенного?

– Фен Сандолан, крупный бизнесмен, владелец судоходной компании… он мертв. Казнен Горными за измену. Очевидно, он пытался организовать переворот и сместить Айт Маду, но его планы раскрыли. Все потрясены, он ведь был одним из их самых влиятельных Фонарщиков.

Хило приглушил громкость телевизора.

– А что насчет его сыновей?

– Тоже мертвы, как и еще несколько заговорщиков. Говорят, Нау Суэн и его люди схватили Фена Хаку и других Кулаков, когда те строили планы переворота в ночном клубе «Восьмой грех», и перерезали им глотки.

– Айт уничтожила богатейшую семью Зеленых костей в клане? И другие семьи Горных не взбунтовались? – ошеломленно спросил Хило.

– Айт стала опекуном Кобена Ато, – объяснил Цзуэн. – С этой минуты она будет оплачивать его обучение в Ви Лон и частные тренировки в особняке Айтов, в общем, взяла его под свое крыло. Официально она не объявила его наследником, но это серьезные перемены, тем самым она купила поддержку Кобенов и их сторонников.

– А семья Иве?

– Молчит. Говорят, Айт передала ей немалую долю «Кеконской звезды».

– Проклятье, – проворчал себе под нос Хило, разозлившись и растерявшись от того, насколько внезапно все случилось, как мгновенно пошел крахом его замысел.

И все же он не мог сдержать невольное восхищение. Айт прекрасно разыграла карты. После уничтожения Фенов никто из Горных не посмеет ей перечить. Или взять внезапный взлет семьи Кобенов. Встречи Хило с Феном Сандо, тайные платежи и секретные заверения, рассчитанные удары по международному бизнесу Горных, и с помощью физической силы, и с помощью провокаций, – все тщательно выстраиваемые надежды последних трех лет на то, что Горный клан рухнет самостоятельно и развалится на части, – все было напрасно.

– И почему эту суку так трудно убить?

– Дядя! – сказал Нико, дергая Хило за рукав.

– Не сейчас, Нико.

– Дядя!

На этот раз Хило обратил внимание не на голос мальчика, с новой силой тянущего его за руку, а смятение, которое Хило Почуял – сердце Нико колотилось барабанной дробью. Нико не был чувствительным ребенком, не из тех, кто расстраивается по пустякам и боится каждого шороха, но сейчас его глаза округлились от ужаса.

Хило велел Цзуэну разузнать как можно больше и доложить, когда появится что-то новое. Повесив трубку, он сказал:

– Что такое? В чем дело?

– Рю… он… он… Мы играли, и он… Он их проглотил!

– Что проглотил? – спросил Хило. – Где он?

Он последовал за Нико в кабинет и понял все сразу же, как только вошел в комнату. От ужаса у него екнуло сердце. На кофейном столике лежал полотняный мешочек с нефритовыми пуговицами, давным-давно конфискованными в грузе одежды на «Гордости Амарики». Несколько крохотных нефритов рассыпались по стеклянной поверхности. Мальчики, очевидно, обнаружили нефрит в незапертом ящике стола и стали с ним играть. Рю свернулся в комок в углу у дивана, прижимая к груди и лицу подушку, как будто мог загородиться ею от отцовского гнева.

Хило шагнул к нему и отбросил подушку. Он нагнулся и поднял сына на руки.

– Что случилось? – спросил он в надежде, что мальчики улыбнутся и скажут, что пошутили, решив его напугать.

Но, увидев заплаканное лицо Рю, он понял, что это не так.

– Он их проглотил, – повторил Нико.

– Я не хотел! – выпалил Рю, краснея, и бросил на брата укоризненный взгляд за то, что Нико его выдал. – Это ты виноват! Я хотел их выплюнуть, а ты закрыл мне рот рукой!

– Зачем вы это сделали? – закричал Хило.

Мальчикам всегда говорили, что нефрит могут носить и трогать только взрослые, а играть с ним нельзя. Они не послушались.

– Мы хотели только понарошку, – заныл Нико чуть не плача.

Желание Хило отшлепать обоих сменилось злостью на самого себя – ему не пришло в голову, что мальчики будут играть в его кабинете, следовало запереть ящик с нефритом. Почему он оставил камни у всех на виду? Но главным был все нарастающий страх. Нефрит в желудке мальчика опасен. Может подняться температура, возникнет сбой в сердечном ритме, обморок и смерть.

Хило поднял сына на руки. Он крикнул Кьянле, чтобы присмотрела за Цзаей и Нико, схватил ключи от «Княгини» и побежал к двери. Плачущий Нико бросился за ним.

– Я тоже поеду. – Он хватил Хило за пояс. – Не бросай меня.

Хило распахнул заднюю дверь «Княгини Сайны» и усадил обоих детей на заднее сиденье. Рю уставился на отца широко открытыми глазами.

– Я умру?

– Нет, – ответил Хило и завел машину.

В центральной больнице Жанлуна персонал приемного покоя тут же отвел Рю в смотровой кабинет. Рентген выявил два нефритовых камушка размером с пуговицу, к счастью, еще не прошедшие в кишечник, а оставшиеся в желудке. Рю измерили пульс, давление и температуру. Появился седой врач и объявил, что камни можно извлечь без хирургического вмешательства. Рю дадут снотворное, через пищевод введут специальный инструмент для захвата и попытаются вытащить камни. Хило сел у кровати и держал маленькую потную ладошку сына, пока того погружали в наркоз.

– Ты на меня сердишься? – сонно спросил Рю.

– Нет. – Хило слишком испугался, чтобы злиться. – Я тебя люблю.

Он погладил Рю по голове. Лоб мальчика был теплым и влажным, Хило не знал – то ли это из-за нефрита, то ли Рю просто истощен от плача.

– Я хочу к маме, – захныкал Рю.

– Увидишься с ней, когда проснешься, – заверил его Хило.

Он невольно задумался о самом худшем исходе, какой только мог вообразить, – придется звонить жене, когда она за тысячи километров от дома, в деловой поездке, и сообщить ей, что сын умер от отравления нефритом, пока за ним присматривал Хило. От одной только мысли ему стало дурно, и он сказал себе, что такого не случится.

Медсестра принесла стопку детских книжек из картона и игрушечный грузовик для Нико, но тот лишь с любопытством оглядел игрушки и потерял интерес. Он сел на стул рядом с Хило, подтянув колени к груди и обняв их руками. Его глаза уже высохли после плача в машине. Он рассматривал все вокруг заинтригованно и с легкой враждебностью, но молчал с тех пор, как они вошли в больницу.

Хило посмотрел на часы. Близился вечер, они пробыли в больнице почти два часа. На восточном побережье Эспении уже в разгаре утро. К этому времени Анден должен был уже позвонить с подтверждением, что Запуньо прилетел в Порт-Масси и все готово. Не дозвонившись Хило домой, он свяжется с офисом Шелеста. Шаэ забеспокоится, куда делся Колосс, вероятно, сейчас она пытается его найти.

Врачи увезли Рю. Хило последовал за ними, пока сын не исчез за закрытыми дверями.

Седой врач заверил Хило, что процедура не займет много времени.

– Вы не первая семья Зеленых костей, с которой это случилось, Коул-цзен, – сказал он. – Если мы быстро достанем нефрит, с мальчиком все будет хорошо. Детям не рекомендуется давать СН-1, но при необходимости мы можем ввести небольшую дозу.

Хило поблагодарил врача, взял Нико за руку, и они вышли в вестибюль больницы. Хило сел вместе с племянником на стул рядом с шеренгой таксофонов.

– Ты проголодался? В туалет не хочешь?

Мальчик покачал головой. Хило все равно купил в автомате упаковку крекеров и бутылку фруктового сока и, не теряя из виду мальчика, позвонил домой. Заверив встревоженную Кьянлу, что с Рю все будет хорошо, он попросил ее принести из кабинета записную книжку и найти номер отеля в Адамонте, где остановилась Вен. Он записал номер на ладони, повесил трубку и скормил таксофону достаточно монет для междугороднего звонка. Телефон в номере Вен все звонил и звонил, трубку так и не подняли. Тогда Хило позвонил в офис Шелеста на Корабельной улице.

– Где ты был? – Голос Шаэ звучал взволнованно, Хило редко слышал от нее такие интонации и почти чувствовал потрескивание ауры, даже по телефону. Когда он объяснил, что случилось, ее раздражение сменилось тревогой. Что-что, а о детях Шаэ всегда заботилась. – Рю поправится?

– Доктор говорит, что да. Скоро все выяснится. А что слышно от Энди?

– Возникла проблема, – ответила Шаэ. – Запуньо не хочет встречаться в той комнате, которую мы подготовили в увиванском культурном центре. Может, что-то его вспугнуло. Или он с самого начала намеревался сменить место, чтобы отсечь потенциальные угрозы. Он настаивает на том, чтобы дать интервью в номере своего отеля, в присутствии телохранителей. Иначе отказывается встречаться.

Хило выругался. Это все меняло.

– Мы не сможем пронести нефрит в номер Запуньо, – наконец сказал он. – Уже слишком поздно.

– Мы с Анденом это обсудили. Если интервью состоится, кто-нибудь под видом официанта может принести в номер оружие. Скрыть его под салфеткой или подносом, а Рон Торо вытащит его, прежде чем кто-либо спросит, кто сделал заказ…

– Нет, – сказал Хило. – У Запуньо уже возникли подозрения, он тут же все раскусит.

– Других вариантов у нас нет. Интервью должно состояться через шесть часов.

Хило с силой сжал телефонную трубку. Его сын в больнице, жена на другом конце света, а кузен, безоружный и без нефрита, вот-вот войдет в номер отеля и столкнется с врагом клана в окружении бандитов-баруканов.

Если бы сейчас он был на месте Андена в Порт-Масси, если бы сам вошел в комнату к Запуньо, Хило использовал бы любую подвернувшуюся возможность. Он бы попытался пронести в номер нефрит и оружие или отобрать их у телохранителя. Он бы рискнул жизнью, чтобы проткнуть Запуньо глотку шариковой ручкой, если понадобится.

Но Хило не там. Есть много того, чего Колосс не способен добиться лишь собственными усилиями, не полагаясь на других людей, даже когда это касается личной мести. Энди был там один. В последний раз, когда Хило попросил кузена убить человека ради клана, это отдалило Андена от семьи и разрушило его карьеру Зеленой кости. Хило на многое пошел бы ради уничтожения врага и в прошлом уже не раз так поступал, но сейчас, глядя как племянник доедает последний крекер и смахивает крошки с коленей, думал только о безопасности семьи.

– Отмени все, – сказал Хило.

– Если мы отменим интервью, – сказала Шаэ, – Запуньо поймет, что оно было подстроено. Легенда Андена рассыплется, и другого шанса у него не будет.

– Мы не пошлем Андена на двухчасовое интервью без всякого смысла, когда достаточно кому-нибудь понять, что он не тот, за кого себя выдает, и ему тут же выстрелят в голову. Нужно придумать другой путь достать Запуньо. Отзови их, Шаэ.

Хило завершил разговор. Он взял Нико за руку и пошел обратно в палату, куда привезут Рю после процедуры. В голове бурлила ярость от осознания того, что месяцы тщательной подготовки и планирования пошли насмарку. Отойдя от новостей о Фене, он уже решил, что сегодня больше ничего плохого не случится, но когда в палату вошел врач, от выражения его лица Хило похолодел.

– Где мой сын? – спросил Колосс так резко и таким ледяным тоном, что врач побелел.

– Сейчас его привезут, – поспешно ответил доктор. – Процедура прошла успешно, он очнется от наркоза через час или около того. – Врач вручил Хило пластиковый контейнер с красной крышкой, похожий на баночку для анализа мочи. На дне перекатывались нефритовые бусины. – Он полностью поправится, Коул-цзен, но вы должны кое-что знать. Ваш сын нечувствителен к нефриту. При таком количестве проглоченного нефрита мы ожидали изменений в его жизненных показателях, но не отметили никаких. С таким же успехом он мог бы проглотить вишневую косточку.

– Разве он не слишком мал, чтобы судить наверняка? – спросил Хило.

– В первые шесть лет жизни у детей часто бывает широкий диапазон реакций на нефрит, от минимальной до критической, поэтому педиатры рекомендуют строго ограничивать контакт с нефритом. Но совсем никакой реакции… Можно с уверенностью утверждать, что он нечувствителен к нефриту.

Хило раздражало, что врач повторяет слово «нечувствителен», как будто технический термин звучит мягче и слабее, чем «каменноглазый». Увидев на лице врача такое серьезное выражение, Хило уже готовился к худшему. Новости оказались не такими уж плохими. Он не был ошеломлен. Учитывая, что Вен каменноглазая, он всегда знал – такая вероятность существует. Конечно, он надеялся, что этого не случится, и воспринял новость со смесью разочарования, облегчения и родительского стремления уберечь сына.

Значит, его сын – каменноглазый. Но почему врач выглядит таким озабоченным, словно сообщил о смертельном заболевании? От врача и профессионала вроде бы не ожидаешь подверженности старинному кеконскому суеверию, будто каменноглазые приносят неудачу. Или доктор решил, что Хило плохо воспримет новость, что Колосс клана Зеленых костей не будет любить собственного сына из-за того, что тот не носит нефрит?

– В жизни бывают и бо́льшие огорчения, чем родиться каменноглазым, – сказал Хило, выдавив улыбку в надежде, что врач перестанет смотреть на него поверх очков так встревоженно. – Самое главное, что он здоров и любим. А что подумают другие – не имеет значения.

– Вы правы, Коул-цзен, – сказал врач и расслабил плечи.

Рю прикатили обратно в палату. Он был бледным, но грудь поднималась и опускалась в ровном и тихом дыхании. Медсестра наклонилась к кровати и поправила подушку, чтобы спящему мальчику было удобнее. Нико молча наблюдал за разговором Хило и врача. Когда они снова остались одни, он спросил:

– Рю и правда каменноглазый?

Хило попытался избавиться от печали во взгляде, но это ему не вполне удалось.

– Да, – ответил он.

– Это из-за того, что случилось?

Хило вздохнул и посадил племянника на колени.

– Нет, он таким родился. Никто в этом не виноват.

Нико нахмурился, глядя на младшего брата.

– Он навсегда останется каменноглазым?

– Он всегда будет каменноглазым, но все равно способен на многое. Посмотри на свою маму, она сейчас в командировке, приносит пользу семье и клану, пусть и без нефрита. – Хило посуровел. – Но ты должен его защищать. Береги его. Больше не пугай меня, как сегодня. Понятно?

Нико кивнул.

– Да. Я больше не буду над ним подшучивать. С этой минуты я буду хорошим старшим братом.

Глава 58. Решение Белой крысы

Когда Вен вернулась в отель «Панорама Адамонта» в надежде подремать после утренних встреч и осмотра образцов напольных покрытий и краски, администратор сообщил, что уже некоторое время до нее пытается дозвониться муж, он оставил номер телефона в жанлунской центральной больнице и просил перезвонить. Вен побежала в свой номер. Она уговаривала себя не паниковать, но руки тряслись, когда она вытащила телефонную карточку для междугородних звонков, которой ее снабдила Шаэ. На том конце линии ответили и попросили подождать.

Через несколько тревожных минут трубку взял Хило.

– Все здоровы, – тут же сказал он. – Мы немножко перепугались, вот и все.

Он рассказал о происшествии с Рю, а потом передал трубку Нико.

– Привет, мам, – сказал тот, – мы по тебе соскучились. Когда ты приедешь?

Вен заверила, что будет дома через три дня, спросила, занимается ли Нико чтением и письмом каждый день, и попросила вернуть трубку дяде.

– Врачи считают, что это будет иметь долговременные последствия? – спросила она Хило.

– Не будет. Врачи говорят, что Рю каменноглазый.

Вен тяжело опустилась на край кровати. Первой реакцией было удивление из-за того, с каким безразличием сообщил новость Хило, но все же у него было несколько часов, чтобы свыкнуться с этой мыслью, а она услышала диагноз только что.

– Они уверены? – выдохнула она.

– Уверены.

Не похоже было, что Хило расстроен, но в его голосе звучало нетерпение, обычно таким тоном он произносил «Ничего страшного» или «Ну ладно», но Вен-то знала, что под этим скрывается беспокойство или тревога.

Неожиданно Вен почувствовала щекотку слез на щеках.

– Прости.

– Не говори глупости, – отозвался он, а потом, словно осознав свою грубость, добавил уже мягче: – Я же сказал, все здоровы, разве нет? Вот что самое главное. Не волнуйся, я не позволю, чтобы это испортило тебе поездку.

– Чего ты недоговариваешь? – спросила Вен. – Я же чувствую, есть что-то еще.

– Это не имеет к тебе отношения. Дела клана.

Вен взглянула на часы.

– Это имеет отношение к плану убить Запуньо?

Хило вздохнул – похоже, сдался.

– Трусливый увиванец не хочет покидать номер в отеле и встречаться в том месте, которое мы подготовили. Теперь для Энди слишком рискованно что-либо предпринимать. Придется отказаться от плана. В этот раз мы до него не доберемся, Вен.

– В этот раз не доберемся, – повторила Вен. – А когда, в таком случае? В день убийства Кена ты обещал, что отомстишь тем, кто это сделал. Всем. Прошло уже больше года.

– Думаешь, я этого не знаю? – Хило раздраженно засопел. – Ты расстроена, потому что в твое отсутствие я недостаточно внимательно следил за мальчиками и случилось вот такое. Но разве я когда-нибудь не выполнял обещания? Разве когда-нибудь оставлял нападения на семью безнаказанными? Просто иногда для этого требуется больше времени, только и всего.

Что-то отвлекло Хило, он прервался и с кем-то переговорил, а потом вернулся к трубке.

– Мне нужно идти, Рю отпускают, я должен заполнить кое-какие бумаги. – Он помолчал. – Я не хотел тревожить тебя плохими новостями. Но не все так плохо. Могло быть и хуже. Намного хуже, нужно благодарить судьбу за то, что все обошлось. И не беспокойся о делах клана. Поговорим, когда вернешься. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Передай мальчикам, что мама их любит.

Когда Хило завершил звонок, Вен долгую минуту смотрела на молчащую трубку, прежде чем положить ее на рычаг. На ее плечи как будто навалился тяжкий груз. Она машинально встала и переоделась в более комфортный костюм, выпила газировки из мини-бара, бесцельно побродила по номеру и снова опустилась на кровать.

Ей хотелось расплакаться, но все было как в тумане, происходило слишком далеко. Если бы она была рядом с семьей, то и чувства были бы реальнее. «Мой сын – каменноглазый», – думала она. Она представила Рю на больничной койке, как он зовет маму, и с материнским отчаянием Вен захотелось оказаться рядом с ним, крепко обнять и утешить. Но самое странное, при этом она чувствовала и облегчение оттого, что сейчас не там и ей не придется смотреть в доверчивые глаза сына и лгать ему, будто все хорошо. Ведь это не так.

Ей хотелось выбросить из головы неприятные мысли – Рю не поступит в Академию, не станет Зеленой костью, как его отец и дяди, никогда не займет серьезной позиции в Равнинном клане. Как и его матери, всю жизнь ему придется бороться с клеймом приносящего неудачу, от него будут отмахиваться и не обращать внимания, вот только он мальчик, а значит, окажется в еще худшем положении, ведь мужчина должен стоять у руля, чтобы его уважали, а кто последует за каменноглазым?

С болезненной и пронзительной честностью Вен призналась себе, почему с того мгновения, когда увидела фотографию Нико в письме среди бумаг Лана, она так старалась вернуть мальчика в Жанлун, почему настояла, чтобы Хило лично поехал в Степенланд, забрал Нико и воспитал его вместе со своими детьми. Наверное, она с самого начала подозревала, конечно же, такая вероятность тревожила ее во время беременности: ее сын Рю не сможет стать наследником отца.

Нико – вот тот ребенок, которого она не сумела выносить, подлинный первый сын Равнинного клана. Какая ирония, что его родила женщина столь неблагодарная и неверная, как Эйни, но боги обладают жестоким чувством юмора, с этим согласятся даже Хило и Шаэ. Смертным остается лишь принять предназначенную им судьбу и все же бороться за лучшую долю для себя и своих любимых. Вен сидела в одиночестве в номере отеля, так далеко от дома, и ее переполняла странная смесь гордости и стыда, и в конце концов зрение затуманилось от слез.

Она вытерла глаза и снова начала мыслить ясно. Поняла, чего стоит для клана, для семьи, для Хило, но, самое главное, на что она способна, ведь каменноглазые всегда нечто вроде слепого пятна среди сильных нефритовых аур вокруг; пустота, с которой, как масло, стекают все взгляды и ожидания, но Вен многое может сделать для других.

Она не способна носить нефрит, однако работает Белой крысой для Шелеста, передает нефрит тем, кто использует его на пользу клану. Она не сумела родить Колоссу сына, который пойдет по стопам отца, зато позаботилась, чтобы Нико вернули домой и воспитали для его законного места. Она никогда не станет Зеленой костью, хотя и чувствовала себя таковой в глубине души, но все равно мыслит как Зеленая кость. Помощница, скрытое оружие, а это кое-чего да стоит. Наверное, много чего.

Вен взяла трубку и позвонила в офис Шелеста.

Когда Вен закончила говорить, Шаэ молчала долгую минуту.

– Я не могу на это пойти.

– Ты желаешь смерти Запуньо не меньше, чем я, – сказала Вен. – Ты полгода готовилась к такому шансу и знаешь, что лучшего не представится. Если мы его упустим, Запуньо снова скроется в своей крепости.

Аргументы не слишком расходились с теми, которые Шаэ высказала Хило по телефону меньше часа назад, но теперь уже Шаэ пыталась придумать способы отказать в просьбе.

– Ты уже отменила интервью? – спросила Вен.

Шаэ еще не отменила. Она оттягивала этот момент, размышляла, как спасти положение, не раскрывая легенду Андена.

– До интервью еще пять часов, – сказала Вен. – Через полчаса я могу сесть на автобус до Порт-Масси. За три часа доберусь до места. Остается еще полтора часа. – Вен помолчала, а когда снова заговорила, голос был спокойным и убедительным. – Разве я тебя подводила, Шаэ? Когда я впервые сказала, что хочу быть твоей Белой крысой, разве ты не поверила в меня? Разве я не выполнила все твои задания?

Шаэ закрыла глаза и откинула голову, телефонный шнур натянулся.

– Вен, – сказала она, – это гораздо опаснее, чем все то, что ты делала раньше. Даже если все получится, ты не скроешь этого от Хило. Ты рискнешь своим браком, как и жизнью.

Вен помолчала.

– Я к этому готова.

– Не уверена, что готова я, – призналась Шаэ. – Тебе нужно думать о детях.

– Именно о них я и думаю. Пока этот человек дышит, пока враги моей семьи остаются безнаказанными, я боюсь за жизнь своих детей. Ты доверяешь тому человеку, о котором говорил Анден, Рону Торо? – спросила Вен.

– Анден ему доверяет. А Хило сказал, что он самый зеленый человек в Порт-Масси.

– Тогда нам остается только надеяться на него, – сказала Вен. – Хило принял решение отменить интервью, не рассмотрев все варианты. А теперь я предлагаю тебе вариант, и хороший. Именно из-за Запуньо погибли Кен и Маро, а мы до сих пор в опасности. Позволь мне это сделать, Шаэ-цзен, позволь сделать это ради моих детей, ради клана.

Шаэ показалось, будто она смотрит на себя со стороны, не понимая, что творится у нее в голове. Хило – Колосс, и он принял решение. Как Шелест, она обязана его исполнять. Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель. Но Вен права – Хило не обладал всей полнотой информации, а уже не было времени искать его в больнице, где он занимается сыном, и рассказывать о том, что они с Вен делали в прошлом, как Вен тайно помогала клану в жизненно важный период, и пусть Хило никогда бы на это не согласился, но без ее помощи он мог уже не быть Колоссом, да и клан мог бы прекратить существование.

Запуньо и его союзники-баруканы покалечили семью Коулов, убили Маика Кена, чуть не убили Вен и детей, включая Нико, а Шаэ клялась богам, что будет их защищать. Запуньо удалось это провернуть, когда он воспользовался Маро, угрозами семье вынудил его пойти на предательство. Из-за Запуньо Шаэ пришлось казнить своего друга и возлюбленного, достойного человека с добрым сердцем, воплощавшего лучшую сторону Кекона. Контрабандист Запуньо, как и шотарские баруканы, как и эспенские Бригады, олицетворял власть без чести, нефрит без ограничений, насилие без принципов.

«Ты такой же лидер клана, как и твой брат», – говорила себе Шаэ. Когда-то давно так сказал Маро, еще до того, как она поверила в то, что это правда, и чуть не умерла, это доказывая. Сейчас Шаэ цеплялась за эти слова, выковала из них копье решимости такой же сильной, как та, что понадобилась ей для дуэли на чистых клинках с Айт.

– Я пришлю Андена и Рона встретить тебя на автобусной станции, когда приедешь в Порт-Масси, – сказала она Вен.

Глава 59. Из семьи Коулов

Примерно пять часов спустя Вен находилась на заднем сиденье серого седана «Брок Парад LS» перед отелем «Крествуд» в центре Порт-Масси. Машина припарковалась под знаком «стоянка запрещена», прямо напротив главного входа в отель, но дежурящие на ближайших перекрестках полицейские их не побеспокоили.

Дауки и весь Южный капкан хорошо знали этих надежных и прикормленных полицейских, те давно брали деньги и симпатизировали кеконцам, которые редко имели дело с наркотиками, не совершали насильственных преступлений и сами разбирались со своими проблемами. Один полицейский и сам был наполовину кеконец. Им хорошо заплатили за то, чтобы именно они оказались на месте происшествия первыми и отвернулись, когда серый седан будет в спешке уезжать. Полицейские знали, что в отеле остановился Запуньо, но какое им дело, если иностранный контрабандист нефрита, известный ужасающими преступлениями, найдет здесь бесславный конец?

Анден повернулся с переднего пассажирского сиденья и встревоженно посмотрел на Вен.

– Еще не поздно передумать, – сказал он. – Это слишком опасно. Хило не одобрил бы твое участие.

Вен проверила макияж, посмотревшись в карманное зеркальце, и поправила прядь волос, выбившуюся из пучка.

– Мы слишком долго это планировали, чтобы теперь отступить, Анден. Шелест согласилась и рассчитывает на нас. – Она ободряюще улыбнулась. – К тому же моя роль совсем проста.

– Помните, сразу падайте на пол и не поднимайтесь, пока я не скажу, – велел Рон Торо с водительского сиденья. – Не поднимайтесь.

Времени для репетиции было мало, пришлось обойтись имеющимся.

– Спасибо, что согласились на это, – сказал Анден Рону.

– Поблагодаришь, когда дело будет закончено, а мы окажемся в безопасности, – ответил Рон. – Лучше всего где-нибудь в тепле и на другом континенте.

Он вышел из машины и открыл багажник. Анден и Вен тоже вышли. Вен до сих пор поражалась, как изменился Анден внешне. Он щеголял короткой бородкой, сделавшей его лет на пять старше, на нем были очки в смелой черной оправе, костюм модного покроя с узкими лацканами и галстук в бело-голубую полоску. Выглядел он как современный горожанин из Порт-Масси, ничего общего с прилежным студентом Академии Коула Ду, которого она знала в Жанлуне. Анден поправил галстук.

Судя по тому, как часто он бросал взгляды на Вен, она поняла, что Анден до сих пор не уверен в принятом решении, но не хочет все испортить, не подчинившись. Она лишь надеялась, что Анден избавится от всяких признаков нерешительности, как только они окажутся внутри. Рон достал из багажника профессиональную зеркальную фотокамеру, которую повесил на шею, кофр для камеры и штатив. Вен разгладила юбку, взяла кожаную папку и аккуратно вставила перьевую ручку в нагрудный карман жакета.

В вестибюле отеля «Крествуд» они расселись в ожидании на диванчиках возле бара. Их должен был встретить охранник Запуньо, но увиванцы никогда не отличались пунктуальностью. Через полчаса Вен начала волноваться. Она заметила, как Анден поглядывает на часы на стене, вероятно, в его голову закрались те же подозрения – Запуньо все-таки решил отказаться от интервью, и к ним либо никто не выйдет, либо их отправят восвояси. Трудно сказать, какое чувство было сильнее – разочарование или облегчение. Если контрабандист ускользнет обратно на Увивы, Вен снова будет каждый день жить в страхе перед нападением. С другой стороны, она сделала все возможное. Муж никогда не узнает, что она пошла против его воли. Может, они найдут другой способ добраться до Запуньо, как Хило и обещал.

Из лифта вышел человек и направился к ним. Вен никогда прежде не видела баруканов вживую, но этот человек в щеголеватой шелковой рубашке и массивных золотых перстнях с нефритом выглядел донельзя стереотипно. Со смесью презрения и любопытства Вен подумала, что, может, это не баруканы копируют образы из кинофильмов, а совсем наоборот. Когда он приблизился, Анден встал. Вен с облегчением отметила, что нервозность Андена никак не проявляется внешне. Пожимая барукану руку, он заговорил на эспенском уверенно и четко, хотя и с легким акцентом, назвался журналистом Рэем Каидо и представил Рона Торо и Вен под фальшивыми именами как своего фотографа и помощницу.

Барукан кивнул и повел всех троих к лифту. Они поднялись на двенадцатый этаж, где находились самые дорогие номера. Наверху у лифта ждал еще один барукан, моложе. Раскинув руки, баруканы показали, что обыщут журналистов, прежде чем позволят им пройти дальше. Андена и Рона Торо прощупали на предмет оружия, камеру Рона тоже осмотрели. Молодой барукан в замешательстве поглядывал на Вен. Шотарцы – чопорный народ.

Вен развела руки в стороны, и барукан провел ладонями по ее бокам, спине и ногам и тут же отошел. Вен отметила, что зеленые камни, болтающиеся у него на шее, – это бутафорский нефрит, но в ушах настоящий. Барукан на мгновение замер, определив Чутьем, что ни у одного из гостей нет нефритовых аур, а потом повел дальше по коридору к двери номера. Он постучал и впустил их.

Запуньо сидел в широком кресле в центре гостиной. Вен поразил его низкий рост, в большом кресле посреди просторной комнаты Запуньо выглядел почти ребенком. Он был в слегка помятом льняном костюме, из кармашка на груди выглядывал отглаженный платок – попытка выглядеть официально. В коричневых мокасинах виднелись раздувшиеся ступни с проступающими венами. Удивительно, но при взгляде на него Вен охватила жалость, почти сочувствие. Пусть Запуньо и богач с извращенным умом и честолюбием, но он заперт в этом жалком теле. Казалось неправильным, что такой человек обладает нефритом или бросает вызов Зеленым костям.

Старший сын Запуньо стоял у окна за отцовским креслом, рядом с другим телохранителем. То есть всего в комнате было пять человек, из них три барукана.

– Господин Запуньо, – произнес Анден по-эспенски, – благодарю за то, что согласились дать интервью. Это редкая возможность, и я польщен, что вы доверили свой рассказ именно мне. Как вы предпочитаете говорить – по-эспенски или по-кеконски? Я говорю на обоих языках.

Запуньо облизал губы.

– Мой эспенский не особенно хорош. Давайте поговорим на кеконском.

– Обещаю отнять не больше часа вашего времени, – заверил его Анден, переходя на кеконский, и сел в кресло напротив контрабандиста. – Во время нашего разговора моя помощница сядет в стороне, чтобы делать заметки, а фотограф сделает несколько снимков. Не обращайте на них внимания, как будто в разговоре участвуем только мы двое.

Вен улыбнулась и кивнула, поставила чуть поодаль стул и села. Она открыла папку, вытащила из нее пустой блокнот, а из кармана достала толстую перьевую ручку. Рон Торо установил рядом с ней камеру на штатив. Запуньо бросил на них беглый взгляд.

– Откуда ваши родители, господин Каидо? – поинтересовался контрабандист.

– Моя мать кеконка, а отец эспенец.

– Но фамилия у вас кеконская.

– Родители расстались, и меня воспитывала мать, – объяснил Анден и добавил с деланой шутливостью: – Вы сами собираетесь взять у меня интервью?

– Я интересуюсь прошлым любого журналиста, который так настаивает на встрече со мной, – сказал Запуньо. Телохранитель поставил на столик рядом с контрабандистом стакан минеральной воды с соломинкой. Запуньо отхлебнул, прежде чем продолжить. – Вы родились на Кеконе или в Эспении, господин Каидо? Почему ваши родители приехали в эту страну?

– Я родился на Кеконе, – ответил Анден, – но еще ребенком приехал в Эспению.

Это была первая полуправда, и хотя Вен сомневалась, что баруканы сумеют Почуять такую мелкую ложь, с каждым последующим обманом тело Андена напрягалось, и это может вызвать подозрения. Вен сняла с ручки колпачок и поднесла ее к бумаге. Она взглянула на Рона Торо – тот присел по другую сторону от Запуньо и фотографировал.

– Что касается причины приезда моей семьи в Эспению, – продолжал Анден, – думаю, родители искали здесь новые возможности. Они считали, что мне будет лучше в Порт-Масси, ведь я похож на эспенца, а Кекон в то время был опасным местом. А что насчет вас, господин Запуньо? – спросил он, меняя тему. – Как вы стали тем, кто вы сейчас?

– Этот вопрос мы задаем себе каждый день, разве не так, господин Каидо? Как мы оказались на этом месте? – Запуньо пригладил темные жесткие волосы на макушке и задумался. – Как так вышло, что в моей семье, где было семеро детей, но только четверо выжили, именно я из всех четверых выбрался из гетто и кое-чего добился, хотя всегда был самым маленьким и слабым из мальчишек?

Оба барукана и сын Запуньо были вооружены пистолетами, а у двоих имелись и дурбские кинжалы. Рон Торо обошел Запуньо и придвинулся ближе к Вен. Он установил камеру на штатив.

– И в чем же причина, по-вашему, господин Запуньо? – спросил Анден. – Вы думаете, такова была ваша судьба, предначертанная высшей силой, богами?

Запуньо поднял похожий на обрубок палец, а его глаза довольно блеснули.

– Я считаю, что боги играют свою роль, это да, но все-таки люди сами определяют свою судьбу. К примеру, кто может сказать, что сводит двух людей в определенном месте и меняет жизнь каждого из них?

Контрабандист бросил на Андена проницательный взгляд.

– У меня много врагов, и естественно, прежде чем согласиться на встречу с вами, я навел справки. Господин Каидо и в самом деле работает в «Кеконских новостях», написал много статей и взял много интервью. Но вы не Рэй Каидо, не так ли? – Запуньо выудил из кармана пиджака маленькую черно-белую фотографию и поднял ее. Это была фотография из выпускного школьного альбома. – Вы не похожи на него. Но вы настояли на встрече, безоружным и на моих условиях, а значит, пришли не для того, чтобы меня убить.

Вен почувствовала, как взмокла спина. Вен покрутила ручку и уронила ее. Ручка скатилась с ее коленей. Рон нагнулся, чтобы отдать ручку обратно. Анден не смотрел на них, он сидел неподвижно, молча и с каменным лицом.

– Кто прислал вас ко мне? – самодовольно спросил Запуньо. – Горный клан? Или эспенские кеконцы, которым нужен нефрит?

Перьевая ручка Вен легко сломалась. Рон достал из нее тонкую нитку нефритовых камней, и Анден подался вперед.

– Вы ошибаетесь, Запуньо. Я здесь, чтобы вас убить.

Все телохранители Запуньо одновременно выхватили пистолеты в готовности выпустить десяток пуль в Андена. Двое стали поворачиваться к Рону, Почуяв резкую вспышку нефритовой ауры всего за долю секунды до того, как Зеленая кость выпустил волну Отражения, прокатившуюся по всей комнате. Волна сшибла штатив с камерой, расплескала воду из стакана и врезалась в двух телохранителей, отбросив их на стены и мебель.

Прогремели выстрелы. Вен распласталась на полу, в ушах у нее звенело, сердце выскакивало из груди. Она увидела, как Анден кинулся на Запуньо, накрыв его своим телом. Утянув контрабандиста на пол, Анден развернулся, обхватив Запуньо за шею и тощие плечи, а потом перекатился и втянул голову, прижав спину Запуньо к своей груди живым щитом, и контрабандист барахтался, пытаясь вырваться, но телохранители не могли пристрелить Андена, не попав и в хозяина.

Прижавшись лицом к ковру, Вен услышала, как сын Запуньо выкрикнул:

– Нет, папа!

Он в панике выпучил глаза, пытаясь решить, куда прицелиться. Рон с Силой прыгнул на него и ударил по горлу, перебив трахею. Когда сын Запуньо рухнул, Рон вырвал из его руки пистолет и выстрелил – раз, второй, третий. Один телохранитель упал, другой в отчаянной комбинации Брони и Отражения отбросил пулю в окно. Два оставшихся барукана открыли огонь, Рон нырнул на пол и дважды выстрелил, раздробив коленную чашечку ближайшего противника, и тот с воплем упал, еще двумя выстрелами Рон заставил его умолкнуть.

Последний барукан-телохранитель метнулся к двери, в панике отстреливаясь от Зеленой кости. На таком близком расстоянии Рон не мог Отразить пули, одна разорвала его пиджак на плече, другая вонзилась в ковер рядом с Вен. Барукан оказался у двери и дернул за ручку. Рон с Легкостью прыгнул через всю комнату и всем весом рухнул на барукана, приложив о закрытую дверь. Они упали на пол и сцепились, Сила против Силы, Вен слышала удары и тяжелое дыхание, когда оба откатились за диван.

Вен вскарабкалась на четвереньки. Недалеко валялся пистолет, оброненный баруканом при падении. Она подползла к оружию и схватила его, оно оказалось гораздо тяжелее компактных пистолетов, с которыми ей доводилось тренироваться. Крепко стиснув пистолет обеими руками, Вен поднялась на ноги.

Рон еще боролся с баруканом, обхватил противника за шею и сжимал ее, одновременно Концентрируясь, пока изо рта у баркана не запузырилась кровь и он задергался в конвульсиях, вцепившись в прикрытые Броней руки Рона. Анден по-прежнему лежал на полу, обхватив Запуньо сзади. Увиванец брыкался, пытаясь вырваться, но физически не мог соперничать с Анденом. Вен шагнула к ним. Она еще слышала за спиной предсмертные хрипы барукана, но не обращала на них внимания. Лицо Запуньо побагровело, губы шевелились в страхе и ошеломлении, словно он не мог поверить, что после стольких лет и когда он так болен, кто-то все-таки до него добрался.

– Отпусти его, Анден, – сказала Вен.

Полузадушенный Запуньо упал на пол. Он приподнялся на колени и поднял руки, кровь отлила от его лица, когда он увидел мертвого сына и убитых охранников.

– Я богатый и могущественный человек, – прохрипел он. – Я заплачу гораздо больше, чем вам предложили. Кто вас послал?

– Я пришла по своей воле, – ответила Вен, – от имени семьи Коулов из Равнинного клана. – Она нажала на спусковой крючок. Пистолет дернулся от отдачи. Запуньо рухнул обратно на ковер, раскинув ноги под немыслимым углом, из его головы хлынула кровь. Анден уставился на тело, потом на Вен. Он встал, тряся головой, словно в попытке прояснить мысли. Подошел Рон Торо и тоже посмотрел на контрабандиста. Мертвый Запуньо как будто еще уменьшился в размерах, трудно было поверить, что он причинил столько зла.

Рон Торо покосился на Вен.

– Теперь меня не удивляют разговоры о том, как все боятся Маиков. – Он наклонился, пытаясь восстановить дыхание. На его лбу проступила дорожка пота. – Старею, – пробормотал он себе под нос.

Рон вытащил из кофра тряпочку для протирки объективов, вытер рукоятки пистолетов, к которым прикасались они с Вен, и бросил оружие рядом с телами. Рукав его порванного пиджака пропитался кровью, Рон снял его и бросил на пол.

– Надо торопиться, Рон-цзен, – сказал Анден. – Пора выбираться отсюда. Он нагнулся над телом ближайшего барукана – того молодого, что обыскивал их в коридоре. Вырвал из его ушей нефритовые гвоздики и протянул их Рону.

– Что ты делаешь? – спросил тот.

– Собираю ваш нефрит, чтобы побыстрее отсюда уйти.

– Ты что, рехнулся? Не бери ничего, что может навести на тебя как на убийцу. Если мы заберем с трупов нефрит, это железное свидетельство, что замешаны Зеленые кости. Брось его. Возьми только нефрит, который мы принесли с собой.

Он отдал нитку нефритовых бусин Вен, она тут же спрятала камни в фальшивую ручку и сунула ее в карман. На несколько секунд лицо Рона исказилось от нефритовой ломки. Чтобы восстановить равновесие, он схватился за спинку кресла, в котором сидел Запуньо. Потом выпрямился и пошел к двери. Приоткрыв ее, Рон выглянул в коридор и сказал:

– Давайте, живо.

Анден посмотрел на нефритовые серьги в своей ладони и слегка вздрогнул, будто внезапно сообразил, что именно держит в руке. И быстро выбросил их. Вен заметила, как он на прощанье окинул номер взглядом, и они поспешили вслед за Роном. Она гадала, откуда на лице Андена появилось такое выражение – то ли из-за того, что они совершили, то ли ему жаль было оставлять нефрит на убитых врагах, ведь так не поступила бы ни одна Зеленая кость в Жанлуне.

Они закрыли за собой дверь и быстро прошли по коридору. Возможно, в качестве меры предосторожности телохранители Запуньо сняли и все соседние номера, потому что никто не высунулся наружу полюбопытствовать, что там за шум. Вен ускорила шаг, на высоких шпильках она едва успевала за остальными. От прилива адреналина ее слегка мутило, и хотя ей все еще было страшно, а пульс бешено скакал, она с трудом поборола желание улыбнуться. Их могут поймать и бросить в эспенскую тюрьму, но Вен не сомневалась, что Шаэ найдет способ их вытащить. Самое главное они сделали. Это сделала она, каменноглазая. Она не стала полагаться на то, что Хило свершит правосудие клана, а сама наказала преступника. Не всякая Зеленая кость может этим похвастаться.

Они спустились на лифте на второй этаж, а потом по лестнице на первый. По вестибюлю сновали люди, входили и выходили постояльцы и посыльные, никто не знал о случившемся на двенадцатом этаже. Вен подозревала, что перестрелку все же услышали и сообщили о ней в полицию. За стойкой администраторов два человека спешно разговаривали с полицейским, стоявшим раньше на улице.

Рон Торо замедлил шаг, взял газету, сунул ее под мышку и небрежной походкой направился к выходу. Вен взяла Андена под руку, словно они парочка, направляющаяся ужинать. Они шли за Роном в отдалении. Полицейский не посмотрел на них и не подал виду, даже если и заметил. Они без проблем покинули отель и сели в припаркованный в неположенном месте седан. Рон завел машину и тронулся. Отдаляясь от «Крествуда», он поглядывал в зеркало заднего вида, но их не преследовали машины с полицейскими огнями и сиренами. Вен позволила себе с облегчением выдохнуть, но никто не заговорил.

Как они и планировали, Рон проехал пятнадцать километров до «Инструментов Старра» – магазина, где когда-то работал Анден. Магазин час назад закрылся, переулок с парковкой позади торгового центра был почти пуст, не считая черного хэтчбека, который Рон с Анденом оставили здесь днем. Рон припарковался рядом. Он вытащил из багажника хэтчбека вещмешок со сменой одежды для всех троих.

У Андена остался ключ от магазина, когда-то он забыл его вернуть, а теперь воспользовался этим и провел остальных через задний вход в гараж «Инструментов Старра». Он включил свет, и над паллетами с недавно доставленными коробками с товаром зажглись флуоресцентные трубки. Анден выдохнул, его плечи наконец-то расслабились. Вен посмотрела на настенные часы. Через несколько часов они с Анденом сядут на ночной рейс домой.

– Вы полетите в Жанлун с нами, Рон-цзен? – спросила она.

Рон покачал головой.

– Мне бы не хотелось оказаться в незнакомом месте вроде Жанлуна, где столько других Зеленых костей. Найду себе теплый пляж в Алюсиусе. Здесь я натренировал кое-кого, эти люди достаточно Зеленые и способны помочь Даукам держать здесь все под контролем в мое отсутствие.

– Позвоню Дауку-цзену и скажу, что мы готовы к отъезду. Переодевайтесь, туалет вон там.

Анден бросил вещмешок на пол и направился в небольшой офис магазина, где имелся телефон.

Вен расстегнула молнию на вещмешке и вытащила одежду для путешествия. Еще там были свежие рубашки и брюки для Рона и Андена, а в боковом кармане – пара черных кожаных перчаток. Рон жестом пригласил Вен первой переодеваться, она взяла свои вещи, но тут дверь гаража распахнулась, и внутрь ввалились шестеро мужчин.

Вперед выступил высокий человек в фетровой шляпе.

– Эй, кеки, – сказал он, – зря вы полезли на ребят из Бригады.

Когда он выстрелил Рону Торо в ноги, Вен закричала.

Глава 60. Конец договора

Шаэ не спала всю ночь. Она принесла телефон из кухни в спальню и поставила его рядом с кроватью, а потом забралась под одеяло и на несколько часов закрыла глаза, понимая, что она никак не может вмешаться в происходящее сейчас в Эспении, остается только ждать новостей. Анден должен был позвонить, как только все будет сделано и они с Вен благополучно вернутся к Даукам и доберутся до телефона. Если все пойдет по плану, в Порт-Масси это произойдет вечером, то есть как раз перед рассветом в Жанлуне. Шаэ поставила на подоконник два будильника, показывающих время в обоих городах, и всю ночь размеренное тиканье минутных стрелок казалось ей зловещим, словно запущен обратный отсчет до катастрофы.

Небо начало робко светлеть, двор озаряли огни из главного особняка. Шаэ увидела, как Кьянла поднимает жалюзи на окне во двор и суетится на кухне. Из гостевого домика вышла мать Шаэ и занялась неторопливой гимнастикой в саду. Телефон не звонил. Андену уже пора было позвонить. Что-то пошло не так. Шаэ села, прислонившись спиной к изголовью кровати и подтянув колени к груди, страх пополз по телу, до самых кончиков пальцев.

– Уберите его от телефона, – приказал Тощий Римс, махнув пистолетом в сторону офиса, где стоял Анден. Рон Торо корчился на полу, но потянулся к вещмешку за перчатками с нефритом. Римс шагнул вперед и отпихнул мешок подальше. Вен вытащила из кармана перьевую ручку, но прежде чем успела передать ее Рону, один из бригадовцев схватил Вен сзади и поднял, она с криком отбивалась.

Анден набрал последнюю цифру номера Даука и, схватив телефон, нырнул за полуоткрытую дверь офиса, подальше с глаз и от линии огня. Он прижался спиной к спине, диск телефона с щелчком повернулся. Раздались гудки – один, второй. Трубка тряслась в руках Андена. Поторопитесь же! На том конце подняли трубку, и тут телефон вырвали из рук Андена и подбросили в воздух. Провод вырвали из стены.

Анден узнал это раскрасневшееся лицо в веснушках за долю секунды до того, как Карсон Сантер ударил его в живот, а потом дал оплеуху. Анден уже забыл силу ударов Сантера, но теперь вспомнил. Он почувствовал кровь на языке и упал на четвереньки за письменным столом. Он в спешке искал что-нибудь, что угодно, годящееся в качестве оружия, и схватил лежащий на столе серебряный ножик для открывания конвертов. Но его тут же треснули рукояткой пистолета по ладони, сломав два пальца. Анден взвыл. Дуло пистолета прижалось к его щеке.

– Разве я тебя не предупреждал? – спросил Сантер. – Разве не говорил, что найду тебя и убью, вонючий кеконский полукровка? Думаешь, я забыл?

– Все это в прошлом, у нас же договор, – пробормотал Анден сквозь боль.

– У вас был договор с Боссом Кромнером, а Кромнер в кутузке, мы больше не работаем на него. Теперь слово за Тощим, а Тощий считает, что это вы, кеки, с самого начала стояли за всеми этими неприятностями.

Сантер схватил Андена сзади за воротник и, по-прежнему держа на мушке, поволок обратно в гараж.

Сердце Андена готово было выскочить из груди, а ноги подгибались. Рон Торо лежал на бетонном полу, вокруг растеклась лужица крови. Его избили, глаза и губы взбухли от ссадин. Над ним склонились Тощий Римс и еще трое.

– Этот демон может убить пятерых голыми руками, не успеешь даже обмочиться, – сказал Уиллум Рим сухо, почти разочарованно. – Похоже, он все-таки состоит из плоти и крови.

Рон закашлялся и поморщился.

– Как ты меня нашел, Тощий? Кто нас продал?

– Полицейские из отеля, естественно, – ответил Римс. – Сказали, за какой машиной проследить.

Другой бандит хмыкнул и добавил:

– Эти кеки – жалкие любители. Еще до того, как ваше племя прибыло к этим берегам, Бригады держали местную полицию за яйца так крепко, как сутенер держится за целку.

– А с ним что делать, Тощий? – спросил Сантер.

– Поставь его вон туда, к девке, – велел Римс. – И свяжи обоих.

Анден перехватил взгляд Рона, похожий на извинение или сожаление. Вен стояла на коленях у стены, с бледным и ничего не выражающим лицом. Еще один подручный Римса держал ее на прицеле. Андена поставили на колени в паре метров от нее, Вен быстро посмотрела на него, а потом на открытый вещмешок, валяющийся на полу. Рядом лежала и перьевая ручка.

– Держи руки за спиной, иначе прострелю колено, как твоему дружку, – велел Сантер.

Анден тут же ощутил пульсацию боли в сломанных пальцах. Даже когда его руки крепко скрутили, он пытался придумать, как отвлечь бандитов и передать Рону перчатки или ручку со спрятанным нефритом – возможно, это их единственный шанс выжить.

– Он успел позвонить? – спросил шкурника Римс. – Кто-нибудь приедет?

– Я не слышал, чтобы он с кем-либо разговаривал, но точно не знаю, – ответил Сантер.

– Тощий, – заговорил лежащий на полу Рон, его голос дрожал от боли, но звучал спокойно и рассудительно. Возможно, он считал, что сможет убедить Римса их отпустить, или как-то дотянуться до нефрита, или хотя бы отсрочить неизбежное. – Мы знакомы с незапамятных времен. Выросли почти по соседству в Южном капкане. Мы находились по разные стороны, но именно мы двое всегда улаживали дела между нашими боссами.

– Это верно, – согласился Римс. – Мы хорошие смотрящие, правда?

– И по-прежнему можем все уладить, – сказал Рон. Его лицо стало белым как мел, брюки пропитались кровью. – Кромнер был слишком жадным, разбогател и разжирел, но мы с тобой – люди практичные, Тощий, всегда ими были. Теперь ты Босс собственной Бригады. Зачем заводить врагов вместо друзей?

Тощий Римс снял фетровую шляпу и покрутил ее в руках.

– Ты попал в точку, Рон, а знаешь почему? Я тебе скажу, – произнес он с торжественностью школьного учителя на уроке. – Потому что ты не такой, как все кеки. Все шло хорошо, пока Босс Кромнер не сунул голову в петлю, затеяв дела с вами и нефритом. Плевать мне, сколько стоят эти камни, но они противоестественные. Им здесь не место, как и вам. А раз теперь я стал Боссом в этом районе, то собираюсь четко дать понять, что в этом я отличаюсь от Кромнера. А значит, все будет по-моему.

Самый крепкий на вид шкурник Римса вытащил белый полиэтиленовый пакет и связку веревок. Рон уже знал, что за этим последует, он метнулся от своего палача к вещмешку с нефритовыми перчатками. Но он потерял слишком много крови, а в ногах засели пули. Два человека схватили его за руки, чтобы он не добрался до цели. На голову Рону накинули пакет и обвязали шею веревкой.

Анден с отчаянным криком бросился вперед, но руки у него были связаны за спиной, и он ничего не добился. Сантер тут же пнул его, отправив обратно на пол, и поставил ногу ему на спину. Очки слетели с лица и поскакали по бетонному полу. Другой шкурник снял тряпку, висящую на крючке рядом со шваброй, и заткнул Андену рот, приглушив его крики. Анден ощутил вкус масла и чистящего средства, уголки губ начали гореть от соприкосновения с тканью.

Рон Торо боролся как бык, бился и извивался на бетонном полу, пытаясь ослабить веревку на горле, но раненый и без нефрита, он ничего не мог поделать и через несколько секунд обмяк, движения стали реже. Шкурник Римса стягивал удавку с бесстрастной тщательностью настройщика пианино. Прижавшись лицом к холодному бетону, Анден смотрел, как теряет силы самая грозная Зеленая кость Порт-Масси, человек, который защитил зал для поединков от автоматного обстрела и в одиночку справился с целой группой баруканов. Рон молотил ногами по полу, а полиэтилен прилип к его лицу, лишая остатков воздуха. В последние секунды жизни его кишечник опустошился, и по гаражу разнеслась вонь. Палач отступил, полиэтилен больше не раздувался вокруг открытого рта Рона.

Римс дотронулся указательным пальцем до переносицы, а потом поднял его – жест приверженца Единой Истины.

– Да возвысит бог его душу, – пробормотал он.

Остальные послушно последовали его примеру.

Палач направился к Андену и Вен.

– Эту пташку тоже убьем, Босс? – спросил Сантер, глядя на Вен. – Она симпатичная. Нельзя ли просто…

Римс строго и разочарованно глянул на шкурника, и Сантер заткнулся. Перед глазами у Андена все поплыло, он решил, что сердце остановится еще до того, как шкурник его убьет. Когда Вен повернула голову и встретилась с ним взглядом, Анден хотел заговорить, но во рту торчал кляп, и Анден лишь посмотрел на нее в безмолвной панике. Ему показалось, что Вен попыталась улыбнуться, словно из солидарности, чтобы он не терял присутствия духа, ведь они по-прежнему вместе.

Вен повернулась к Римсу и вздернула подбородок, посмотрев бандиту в лицо.

– Ты знаешь, кто я? – спросила она на ломаном эспенском. Ее руки были крепко связаны, и она явно была напугана, но голос оставался поразительно спокойным. – Тебе знакома фамилия Коул? Или Маик?

Римс бесстрастно посмотрел на нее.

– Прости, зайка. Это не играет никакой роли. Если ты важная персона среди своих, тем лучше это для моих целей.

Вен плюнула Римсу под ноги. Она выпрямилась и заговорила по-кеконски:

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель.

Человек с удавкой подошел к ней со спины и накинул ей на голову пакет. Завязал на шее веревку и потянул. Вен не боролась. Она смотрела, как Рона Торо, человека гораздо крупнее ее и сильнее, на ее глазах избили и задушили, и не видела смысла повторять это, потеряв достоинство. Лицо Вен по-прежнему было слегка запрокинуто, и она все повторяла и повторяла эти слова, пока ей хватало воздуха. Только ее губы шевелились. «Клан – моя кровь, а Колосс…»

Ноги Вен дернулись и застыли, а потом она обмякла.

Анден кричал под кляпом, в его разуме остался только звук собственного вопля, и когда пакет оказался на его голове, а веревка на шее, он не сумел остаться невозмутимым, как Вен. Он рыдал в бессильной и горючей ярости, проклинал убийц всеми бранными словами. Он не мог поверить, что умрет так позорно, от рук этих отбросов, беспомощный и именно здесь – на полу гаража в гребаной Эспении. Перед глазами все стало красным, а потом побелело.

Шаэ открыла записную книжку, взяла телефонную трубку и сказала оператору, что ей нужно позвонить в Порт-Масси. Номер квартиры Андена не отвечал. Ей не рекомендовали звонить Даукам, потому что эспенские власти могут до сих пор следить за их домом, но она все-таки позвонила. Там тоже не ответили. Под конец она попробовала связаться с офисом Шелеста в Порт-Масси, вдруг Анден там, но, как Шаэ и ожидала, офис уже закрылся. Она положила трубку, потом снова подняла ее и позвонила в собственный офис, сказала секретарше, что утром не придет на работу, и попросила отменить все встречи.

Шаэ подумывала пойти в комнату для молитв в главном доме, но не осмелилась удаляться от телефона. Она зажгла три палочки благовоний, поставила их у окна и опустилась на колени. В воздух поднимались тонкие щупальца ароматного сандалового дыма, смешиваясь перед оконным стеклом. Шаэ трижды коснулась лбом пола и прошептала:

– Всеотец Ятто. Старый дядюшка Цзеншу. Боги на небесах, услышьте меня. Мой кузен Эмери Анден был усыновлен нашей семьей и воспитан как мой младший брат. Он мог бы стать могущественной Зеленой костью, но отказался носить нефрит, потому что не хочет убивать и обезуметь. Моя невестка Коул Маик Вен – каменноглазая, но это никогда ее не останавливало, она рисковала жизнью и браком ради клана, она мать трех маленьких детей и нужна им. Анден и Вен – Зеленые души, и сейчас они в опасности в Эспении, потому что я их туда послала. Прошу, защитите их и верните домой целыми и невредимыми.

После ее слов установилась такая леденящая тишина, что нарастающая паника взорвалась гневом.

– Почему вы всегда так жестоки? – спросила она резким шепотом. – Каждую неделю я встаю перед вами на колени. Если вы существуете, помогите нам! Наша семья не всегда придерживается Божественных добродетелей, но кто на это способен? Кто был бы на это способен, оказавшись на нашем месте? Молю вас, не наказывайте Вен и Андена за то, что совершили я или мой брат. – Шаэ почувствовала, как ее сложенные на бедрах руки дрожат. – Молю вас своей честью, своей жизнью, своим нефритом.

Анден не сразу услышал шум. А когда услышал, то не понял, что это шуршание шин и хлопанье дверей машины. Но он ясно расслышал слова Карсона Сантера:

– Блин, они здесь.

А потом так же четко Анден услышал резкий приказ Римса:

– К двери!

Удавка на шее Андена вдруг ослабла, и он рухнул на живот, горло и грудь болели так, словно легкие опалили огнем.

Потом раздались новые звуки – стрельба и крики, топот ног, снова выстрелы, отдавшиеся эхом в тесном пространстве. Анден понятия не имел, что происходит и сколько здесь человек. Потом чуть дальше, перед фасадом магазина, что-то грохнуло. Из-за белого полиэтилена на лице, по-прежнему его душившего, Анден не видел ничего, кроме мелькания теней. Он находился на грани обморока, сознание ускользало, как горячее масло.

Его грубо схватили чьи-то руки, с лица сорвали пакет. Воздух хлынул в нос и рот Андена, и он жадно стал хватать его, моргая и давясь. Перед ним опустился на колени Шун Тодоро с пепельно-белым от ужаса лицом. В руке у него был пистолет, но Тод отложил его и принялся вытаскивать изо рта Андена кляп. Анден закашлялся и сплюнул, уголки губ горели. Кто-то другой – Сэмми – разрезал веревки на руках Андена, его усадили, не давая снова упасть. В гараже стояли еще три Зеленые кости, которых Анден знал по залу для поединков.

– Телефонный звонок оборвался… Мы думали, что уже опоздали, – сказал Тод.

– Мы опоздали, – сказал Сэмми, поворачиваясь к Дауку Лосуну, стоявшему на коленях возле тела Рона Торо.

Колосс Южного капкана раскачивался взад-вперед, по его лицу катились слезы.

Анден вскочил, пошатнулся и поковылял к Вен, неподвижно лежащей на бетоне. Он сорвал с ее головы пакет и прислонил ухо к ее груди, молясь всем богам, чтобы услышать сердцебиение. Когда-то он обучался приемам первой помощи и теперь силился вспомнить, что делать, когда человек не дышит. Он запрокинул голову Вен и открыл ей рот, прижался к нему своим и дважды с силой выдохнул. Потом надавил на грудь. Сколько прошло времени? Не больше нескольких минут… наверное… Анден продолжил искусственное дыхание.

– Пожалуйста, – молился он богам, – пожалуйста.

Вен не шевелилась.

Сэмми склонился над Анденом и положил руку ему на плечо.

– Она умерла, – сказал он.

Анден застыл. И тут в отчаянном озарении и с безумным блеском в глазах повернулся и прыгнул к вещмешку, все еще лежащему на полу, слишком далеко от Рона Торо, когда тот в нем нуждался. Анден схватил черные перчатки Рона и поспешил обратно к Вен. Прежде чем кто-либо успел спросить, что он делает, он надел перчатки с вшитым в подкладку нефритом.

Резкая боль в сломанных пальцах пронзила всю руку, и Анден застонал, стиснул запястье и свернулся калачиком, с нетерпением готовясь к более сильной боли. Он так давно не надевал нефрит, что ожидал, как его накроет нефритовый прилив, словно удар кувалдой. Он распрямился, вытянув руки и балансируя на цыпочках, будто с оптимизмом рассчитывал поймать брошенный в него булыжник.

Анден вдохнул, выдохнул, и во второй раз в жизни его охватило чувство полноты существования, закружив в водовороте энергии. Нефрита было не так много, как в финальном сражении простив Гонта Аша, но достаточно для того, чтобы череп как будто развалился на части. Анден откинул голову назад и открыл рот, хватая воздух, но не съежился под этой атакой – несмотря ни на что, он не забывал о времени. Он не мог ждать ни секунды, пока совладает с нефритовым приливом, не мог позволить ни мгновения задержки.

У него был только один шанс, только один миг.

Собрав все силы, он направил нефритовую энергию с еще не забытым мастерством. Подчинил ее своей воле, послал в единственную цель. Его глаза были закрыты, однако он Чуял присутствие людей вокруг, их дыхание, пульс, жизнь – но не обращал на них внимания. Он сосредоточился лишь на одном существе, лежащим перед ним, чье тело было еще живо всего несколько минут назад. Теперь Анден ясно видел, что энергия, еще недавно пульсировавшая в этом теле, ослабевает и быстро покидает его.

Анден приставил кулаки к груди Вен и Сконцентрировался. Энергия вливалась в сердце и легкие Вен. Анден держал ее так, будто пытается трясущимися руками нацелить копье для броска. Собрав всю нефритовую энергию, он надавил кулаком.

Сердце Вен затрепетало. Содрогнулось в конвульсиях и забилось. Один раз. Два. И продолжало биться, качая кровь по сосудам и органам, в мозг. Андена трясло от немыслимых усилий, пот лился по лицу, но Анден не отпускал руку. Легкие Вен сократились. Она резко и глубоко вдохнула, выгнув спину. Ее глаза открылись.

Анден выпустил ее, отвернулся, и его вырвало. Руки слишком сильно тряслись, чтобы он мог снять перчатки, он стянул их зубами и бросил на пол. Вен уставилась на него с потрясением и болью, а потом из ее глаз хлынули слезы.

Нефритовая энергия отхлынула от Андена, тело налилось такой тяжестью, что его как будто потянуло к центру земли. Он был совершенно истощен и пуст, словно бежал много дней или бродил по пустыне. Он прижал к себе Вен и зарыдал, она обняла его, и они вместе рухнули на пол гаража, лишь смутно осознавая присутствие Даука Лосуна и других Зеленых костей Южного капкана, стоящих вокруг и молча глядящих на них в изумлении.

Глава 61. Пересекая черту

Как только зазвонил телефон, Шаэ мигом вскочила с пола и схватила трубку.

Поначалу, услышав голос Андена, слегка приглушенный расстоянием, она с облегчением села на кровать, но у него был такой странный тон, что Шаэ снова встревожилась.

– Шаэ-цзен, – сказал он, – прости, что не позвонил вовремя. Все сделано, как мы и планировали, но после мы попали в засаду, и… Бригады… – Анден запнулся. – Рон Торо погиб.

– А вы с Вен цены? – спросила Шаэ.

Последовала пауза. Анден тяжело дышал.

– Я пока не уверен, – сказал он так тихо, что она едва расслышала, хотя и крепко прижимала трубку к уху. – Если я дам тебе номер, ты сможешь мне перезвонить? Я звоню с платного таксофона в больнице, и у меня кончаются монеты, наверное, разговор скоро прервется.

Когда Шаэ перезвонила, он рассказал о случившемся, постоянно запинаясь – судя по всему, Анден до сих пор не мог отойти от шока и с трудом сдерживал эмоции.

– Как мы скажем Хило? – всхлипнул он.

Шаэ попросила его не беспокоиться об этом, она сама разберется, и велела перезвонить через пару часов, когда он благополучно доберется домой.

Когда Шаэ положила трубку, у нее закружилась голова. Лишь через несколько минут она пришла в себя и сделала еще один междугородний звонок – Хами Тумашону домой. Она застала его как раз перед тем, как он собирался ложиться в постель, и велела немедленно ехать в больницу и воспользоваться всеми возможностями отделения Шелеста в Порт-Масси при необходимости.

Шаэ оделась и пересекла двор по направлению к главному дому. Кьянла сидела за кухонным столом, пытаясь накормить Цзаю кашей. Сидящая на высоком стуле малышка молотила в воздухе кулачками и отбросила ложку на пол.

– Где Хило? – спросила Шаэ.

В ответ на встревоженный тон Шаэ экономка подняла брови.

– Думаю, Колосс в зале для тренировок. Что-то случилось, Шаэ-цзен? Ты не пойдешь сегодня в офис?

Перед входом в зал для тренировок Шаэ задержалась, прислонившись лбом к двери. Она боялась еще сильнее, чем в хижине Дору, еще больше, чем стоя перед Айт Мадаши и понимая, что может умереть. Она Чуяла ауру брата и присутствие племянника и медлила, не желая сделать первый шаг и все испортить.

Она раздвинула дверь. Хило и Нико сидели на полу и играли в «Слепого шахтера», эта игра с детства знакома каждой Зеленой кости, и Шаэ сразу ее узнала. На полу была расстелена ткань, закрывавшая множество камешков, и среди них один нефритовый. Нико ощупывал ткань и камни под ней. Он хлопнул по одному камню, Хило отдернул ткань и заулыбался.

– Еще одно очко!

Это была дурацкая и простая игра, чтобы скоротать время, но помимо этого приучала детей к нефриту и физическим эффектам камней. К какому камню приятно прикоснуться, от какого ты почувствуешь тепло и легкую щекотку?

Нико поднял голову и спросил:

– Хочешь поиграть, тетя Шаэ?

– Нет, Нико-се, не сейчас, – ответила Шаэ. – Мне нужно поговорить с твоим дядей.

Хило сгреб камни вместе с единственным нефритом, высыпал их в полотняный мешочек на завязках и сунул в ящик.

– Пойди поиграй во дворе, – велел он Нико. – Потом я разрешу вам с братом посмотреть телевизор.

Мальчик выбежал из зала, и Хило повернулся к Шелесту.

– Как Рю? – спросила Шаэ.

– Еще спит. Вчера мы вернулись домой уже после полуночи.

Шаэ это уже знала, потому что в то время не спала и видела фары «Княгини» на подъездной дорожке.

– Он сонный после наркоза, и у него болит горло, но он здоров.

Хило как будто хотел еще что-то добавить, но вместо этого прищурился и наклонил голову в сторону. Шаэ знала, что он точно Почуял ее перекатывающуюся от напряжения ауру.

– В чем дело, Шаэ? – спросил он.

– Запуньо мертв, – ответила она. – После нашего с тобой вчерашнего разговора мне позвонила Вен из Адамонта. Мы решили действовать по плану, потому что другого шанса может и не представиться. Вен пронесла в номер нефрит. Она, Анден и Рон Торо убили Запуньо и его охранников… А потом попали в засаду. Анден и Вен живы, но они в больнице.

Позже Шаэ не могла вспомнить, что еще ему сказала, даже не помнила, говорила ли она спокойно или запиналась. В память врезался только контраст: как лицо Хило окаменело, словно его мышцы застыли, а его аура полыхнула жаром и стала перекатываться, пузыриться и дымить, словно Хило превратился в статую, хотя Чутьем Шаэ воспринимала его как костер.

Удивительно, но она припомнила, что много лет получала тайное удовольствие, когда злила брата. В детстве и даже в юности она вечно провоцировала его и внутренне улыбалась, когда он выходил из себя. Сейчас она стыдилась своих поступков, всех тех случаев.

Она продолжала говорить, словно голые факты могут сделать реальность менее болезненной.

– Анден в шоковом состоянии, но он поправится. Насчет Вен врачи пока не уверены. Зависит от того, сколько времени ее мозг оставался без кислорода. Эспенские доктора ее исследуют, и как только она вернется в Жанлун…

Хило в одно мгновение пересек расстояние между ними и ударил Шаэ по лицу. Она инстинктивно прикрылась Броней, но Сила удара все равно сшибла ее с ног. Шаэ приложила ладонь к щеке, зажмурившись от боли. В голове зашумело как будто эхом от гонга. Она скорее Почуяла, чем увидела, что Хило снова ее ударит, в его глазах горела ярость, и Шаэ машинально бросила волну Отражения, так что Хило покачнулся.

Шаэ встала на ноги. Она с трудом могла говорить – лицо онемело и ныло. И все же она попыталась.

– Хило…

Но брат с ревом набросился на Шаэ. Он осыпал ее прикрытые Броней руки градом бешеных ударов, так что Шаэ задрожала всем телом, нефритовые ауры схлестнулись, взрываясь, вспыхивая и сплетаясь, как спутанные искрящиеся провода.

– Как ты могла? – прошептал Хило, а может, выкрикнул – Шаэ точно не знала. Она почувствовала лишь, как они столкнулись и ударились друг о друга с большей силой, чем удары его кулаков. – Как ты могла?

Она покачнулась от его бешеного натиска. Шаэ в отчаянии пнула брата ногой в живот, а затем выпустила еще одно Отражение, отбросившее Хило к шкафчику. Дверцы соскочили с петель, а дерево треснуло. Оглушенный Хило тряхнул головой, но через секунду снова был на ногах, и Шаэ вдруг испугалась – не брата, а того, что может случиться: один из них изобьет другого до полусмерти, прежде чем это закончится. Но тут дверь со скрежетом открылась. Рю и Нико в смятении и пораженно уставились на них, вытаращив глаза и открыв рты.

– Папа? – выпалил Рю.

Хило развернулся к сыновьям, его лицо исказилось от злости.

– Вон отсюда!

Мальчики были так ошеломлены внезапным приступом отцовской ярости, что замерли, как кролики перед удавом. Губы Рю задрожали, он повернулся и с плачем побежал к главному дому. Нико бросился в другую сторону – к Шаэ, крепко обхватил ее за пояс и прижался лицом к ее животу, словно пытался спрятаться. Она машинально взяла его на руки.

В Хило что-то изменилось и рухнуло, как падающий небоскреб; он осел на пол, прислонившись спиной к сломанному шкафчику, и закрыл лицо руками.

– Ступай домой вместе с братом, – прошептала Шаэ Нико на ухо, постаравшись придать голосу спокойствие. Она погладила мальчика по спине. – Мы с твоим дядей тренируемся, и сейчас нам нельзя мешать. Он на тебя не сердится, клянусь. Скоро он придет.

Она мягко расцепила руки мальчика. Нико нерешительно посмотрел на Хило, желая подойти к нему, но его дядя, обычно такой улыбчивый, не взглянул на него и не поднялся с пола. Мальчик неохотно покинул зал. Шаэ тихонько прикрыла за ним дверь и медленно обернулась.

Хило убрал от лица ладони и уставился на нее. Шаэ поразилась, заметив слезы в его глазах.

– Когда-то ты спросила, доверяю ли я тебе, помнишь?

– Ты ответил, что у тебя нет выбора.

– У меня его и не было, – согласился Хило. – Хотя я знал, что ты никогда не хотела принадлежать клану, не хотела быть Коулом, даже не хотела быть моей сестрой. – Его голос стал ледяным и отстраненным. Шаэ уже с таким сталкивалась: взрыв ярости и обиды, а потом отторжение. – Уходи, – сказал он. – Ты больше не Шелест. Ты свободна, Шаэ, как всегда хотела.

Шаэ положила руку на дверь. На секунду она представила, что подчинится брату, откроет дверь и уйдет, вернется в свой дом, упакует кое-какие вещи, пересечет длинную подъездную дорожку и выйдет за чугунные ворота поместья ее деда, ни разу не оглянувшись. Однажды она уже это сделала, много лет назад. Но тогда она была другим человеком. Девушкой, еще не пожившей за границей, а не женщиной с разбитым сердцем, которая управляет кланом и страной. Тогда она еще не дралась на дуэли на чистых клинках, не отнимала жизни ради мести и ради милосердия, не укачивала на руках племянницу и племянников. Тогда она даже вообразить всего этого не могла.

Она сделала несколько шагов к брату.

– Я не ухожу, Хило, – заговорила она дрожащим голосом, но все же уверенно. – Я отдала Равнинным не меньше тебя. Я трудилась и приносила жертвы, проливала собственную кровь и убивала. После всего, через что мы прошли, как ты можешь думать, что мне все равно? Я виновата в том, что пошла против твоей воли, но я никогда бы не пошла против клана.

– Теперь ты говоришь, как Дору.

Когда Хило увидел, насколько ее задел, его губы сложились в безрадостную полуусмешку. Он откинул голову к шкафчику, слегка стукнувшись о дверцу. Теперь Хило казался человеком, признавшим поражение, таким Шаэ никогда его не видела, даже в самые тяжелые моменты, когда враги чуть их не уничтожили.

– Может, я и не верю в богов, в отличие от тебя, но знаю, что кое-что происходит не просто так. Мы Коулы. Мы рождены для такой жизни, нравится нам это или нет. Клан может потребовать у меня всего, что я имею – мое время, кровь и пот, мою жизнь и нефрит, – но только не жену. Она каменноглазая. Единственная в мире, кого не касается нефрит. Ты знаешь, что я никогда не пересек бы эту черту.

Шаэ посмотрела вслед удаляющемуся Нико.

– Мы оба пересекали черту, сами того не желая. Мы принимали решения, с которыми придется жить до конца дней. В этом у нас с тобой много общего. – Она осторожно дотронулась до лица, скула еще ныла, и было больно говорить. Шаэ подошла к Хило и посмотрела на него сверху вниз. – Я никогда не поощряла Вен, никогда не заставляла ее что-либо делать. Несколько лет назад она сама пришла ко мне, Хило. Ты хотел держать ее подальше от дел клана, а она больше всего на свете хотела ими заниматься. Она знала, что ты этого не одобришь, но слишком Зеленая в душе, и потому готова была рискнуть даже твоей любовью. Без нее мы бы не наладили торговлю нефритом с эспенцами, когда так в этом нуждались во время войны с Горными, не получили бы ценные сведения от лазутчиков, которыми она управляла, не перевезли бы нефрит Зеленым костям в Эспению, скрепив с ними альянс. Мы не добрались бы до Запуньо и не убили бы его.

Шаэ села на пол рядом с братом и прислонилась избитой спиной к разгромленному шкафчику.

– Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но я должна остаться, Хило, я нужна тебе. И Вен с Анденом тоже нужны. Ты сам сказал много лет назад: «Мы есть друг у друга, возможно, только этого нет у наших врагов». – Аура Хило потемнела и гневно запульсировала, но он не пошевелился и не открыл глаза. Шаэ опустилась ниже и тоже закрыла глаза. – Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель, – прошептала она. – Я о многом в жизни сожалею, но только не об этой клятве.

Глава 62. Все еще война

Шаэ уже довольно долго сидела в святилище храма Божественного Возвращения, когда Почуяла присутствие густой, расплавленной ауры Айт Мадаши, которая пронзила туман мыслей и по мере приближения Айт разгоралась перед закрытыми глазами Шаэ, как пожар. Айт опустилась на колени на соседнюю зеленую подушку.

– Мне сказали, вы приходите в храм каждую неделю в одно и то же время, – произнесла она как ни в чем не бывало. – Не очень-то благоразумно.

Из-за острого чувства дежавю Шаэ на мгновение застыла. Она мысленно вернулась на пять лет назад, когда встретилась с Айт Мадой в этом же месте, не зная, выживут ли она и клан. Сейчас она не чувствовала страха, хотя сморщенный шрам поперек живота дал о себе знать легкой щекоткой. Шаэ открыла глаза и на секунду невольно скользнула взглядом по голым рукам Айт. Теперь на браслетах красовался новый нефрит – из прежнего ожерелья Шаэ.

Она подняла голову и уверенно посмотрела Айт в лицо.

– Вы уже использовали свою возможность меня убить.

– Это верно, – согласилась Айт. – Мы обе знаем, когда наступает нужное время.

Колосс Горных выглядела, как всегда, устрашающе, но глаза Айт были подчеркнуты тонкими линиями. В последние годы, много выступая с публичными речами и на телевидении, она приобрела привычку использовать косметику.

Шаэ внезапно осознала, как выглядит сама – все лицо в синяках после ударов Хило.

Она снова отвернулась и посмотрела прямо перед собой, на фреску с Изгнанием и Возвращением и на кружок медитирующих монахов.

– Вы не поклонились при входе в святилище, – заметила она. – Вы когда-нибудь приходите сюда, чтобы попросить у богов прощения? Вы вообще верите в богов, Айт-цзен?

– Я в них верю, – сказала Айт, – но не нуждаюсь в разговорах с ними. Когда мне было восемь, они разрушили мой город и убили семью и всех близких. В приюте мне сказали, что это не боги вызвали оползень, это все шотарцы и их бомбы. А значит, не боги определяют судьбу. Это делают люди. Могущественные люди. – Айт бесстрастно взглянула на монахов, которые, как считается, передают все сказанные слова на небеса. – Я никогда не убивала и не приказывала убивать в гневе и из личной мести. Когда я отнимаю жизнь, то делаю это по необходимости, для блага клана и страны. Можете ли вы сказать то же самое о своей семье, Коул Шаэ-цзен?

Шаэ задумалась, не задела ли чем ее лично, быть может, помимо простого желания увидеть победу Горных над Равнинными, Айт затаила обиду и хочет наказать именно Шаэ. Во время предыдущей их встречи в этом храме Шаэ отвергла предложение Айт убить Хило и вместе руководить единым кланом, а вместо этого теперь они борются друг с другом на каждом повороте. Шаэ вызвала Айт на дуэль и по всем правилам должна была умереть, но вот она здесь.

– Поздравляю с убийством Запуньо, – сказала Айт, не дожидаясь ответа на риторический вопрос. – Пусть вы действовали из мести, но это пойдет на пользу всем нам. Запуньо – паразит на теле мира, нетренированный чужак, увиванец, продающий наш нефрит иностранным преступникам. Как кеконцы, как Зеленые кости, мы все согласны, что он заслужил смерть. Его сыновья тоже мертвы. Об этом позаботились Ийло и другие баруканы.

Будничный тон, каким она это произнесла, что-то всколыхнул в голове у Шаэ. Зашевелились подозрения, и все встало на свои места.

– Вы с самого начала с ними сотрудничали.

– Ваш брат хотел уничтожить дело, которое создал Запуньо. Я хотела прибрать его к рукам. Мы с вами пришли к одинаковому выводу, Коул-цзен: если мы хотим расширить свое влияние за пределы нашего острова, нужны союзники за границей. Союзники с нефритом. Ийло возглавлял баруканов на Увивах, и у него есть влиятельные друзья в Шотаре. Теперь они взяли под контроль поместье Запуньо и все его немалые активы.

– А значит, это вы их контролируете, – заключила Шаэ. – Чем вы расплатились с полукостными за этот союз? – Прежде чем Айт ответила, Шаэ понимающе хмыкнула. – Ну конечно. Голосованием за Акт о беженцах из Оортоко. Вы шепнули имя канцлера Сона, чтобы голосование в Королевском совете прошло по вашему сценарию.

– Мы считаем их мелкими бандитами, но баруканы – такие же люди, как любой из нас. Они хотят вывезти своих родных из раздираемого войной Оортоко. – Айт смахнула пылинку с гладких черных брюк. – Королевский совет разрешил въезд в нашу страну семи тысячам шотарцев кеконского происхождения. Противники Акта о беженцах напирали на то, что это угроза безопасности, а расходы лягут тяжким грузом на правительство. К счастью, Зеленые кости придут на помощь стране, как мы уже делали в прошлом.

Айт холодно и довольно улыбнулась – как змея, только что сожравшая огромную добычу.

– Юристы моего Шелеста уже готовят эти важные законы. Горный клан пересмотрит политику помощи беженцам, поможет им найти жилье, достойную работу и место в обществе. Мы покажем им, как забыть иностранные традиции, поспособствуем их интеграции в кеконское общество, научим признавать авторитет кланов.

Шаэ кивнула. Семь тысяч дополнительных членов Горного клана, отобранных и привезенных в страну Айт и ее людьми. Новые Пальцы из баруканов, уже носящие нефрит, которые всю жизнь воспевали Зеленых костей, имеют связи с черным рынком нефрита и прочими криминальными организациями в Шотаре, на островах Увива, в Югутане и других странах региона. Горные не сидели сложа руки. Пока Равнинный клан расширял бизнес за рубежом и укреплял отношения с Зелеными костями в Порт-Масси, Айт строила новую мощную базу, только ближе к дому.

– Вы всегда ставили перед собой грандиозные цели, Айт-цзен, – сказала Шаэ, не скрывая невольного восхищения, – но неужели вы и правда верите, что сумеете контролировать баруканов, которых сюда привезете? Может, они и носят нефрит, но они не Зеленые кости, не тренировались в Ви Лон или Академии, не воспитаны соблюдать айшо. Жанлунские бандиты, которых вы много лет поддерживали, сделав их информаторами на территории Равнинных, а потом вышвырнули, стали городской язвой. Этим и воспользовались баруканы, чтобы красть нефрит с наших берегов.

Возможно, у них с Айт есть кое-что общее, подумалось Шаэ, это способность высокомерно оправдывать даже худшие свои идеи, действовать из гордости, не осознавая в полной мере возможных катастрофических последствий.

– Вы называете себя патриоткой, защитницей Кекона и нашего образа жизни. Но готовы продать и то и другое ради собственной выгоды. Готовы заключить союз с любым, кто приблизит вас к цели. Даже если вы ее достигнете, даже если Горные будут править всем Кеконом, это будет уже не тот Кекон, что мы знаем. Если вы добьетесь своего, Зеленые кости превратятся в ничто.

Айт как будто обдумала слова Шаэ.

– Они станут другими, да, но более могущественными, чем когда-либо. Перемены неизбежны, Коул-цзен, вопрос лишь в том, кто будет контролировать их направление, а кто станет жертвой оползня. Всегда есть люди, сопротивляющиеся переменам, те, кто тянет нас назад. Люди вроде Фена Сандолана, верившего, что родословная и богатство делают его неприкасаемым. – Густая аура Айт испускала спокойный жар старого угля. – Теперь, когда Фен и его наследники мертвы, «Кеконскую звезду» поглотит югутанский транспортный конгломерат, заверивший, что «Кеконская звезда» будет по-прежнему независимой и управляться с Кекона. Мы все предвзяты по отношению к иностранцам, но с каждым днем мир становится все более открытым, и я предпочитаю иностранных союзников Зеленым костям, настаивающим на прежних традициях.

– Вы пришли ко мне в храм, только чтобы позлорадствовать, Айт-цзен?

Впервые с начала разговора Айт ответила раздраженно:

– Хочу, чтобы вы четко поняли – даже через несколько лет позиция Равнинных по-прежнему слабее. Вы расширили бизнес и нашли союзников, но Горные снова получили больше людей и больше ресурсов. Интересы обоих наших кланов простираются далеко за пределы острова, у нас есть свои ячейки и сторонники за границей. Мы давно миновали тот рубеж, когда один из нас мог победить в уличной войне и поглотить другого лишь силой оружия.

Шаэ не ответила, понимая, что это правда.

– Вы наверняка видели новости об объявленном в Оортоко перемирии, – сказала Колосс. – Западная часть провинции останется под контролем Шотара, а восточная отойдет под «защиту» Югутана. Почти четыре года конфликта, и только боги знают, сколько денег и жизней отдано с обеих сторон, а результат мог предсказать любой, еще когда две державы схлестнулись с одинаковой решимостью.

Айт переместила свою подушку, чтобы посмотреть прямо на Шаэ. Впервые Шаэ так близко разглядела левое ухо Айт, верхняя треть которого была четко срезана. Пожизненное уродство, не то знак искупления, не то боевая метка. Но Айт носила отметину без стыда, не пытаясь ее скрыть.

– Мы сидели перед камерами в отеле «Главная звезда», зная, что мир между кланами, который мы объявляем, всего лишь временная мера, основанная на необходимости, – сказала Айт. – Теперь война на чужих берегах окончена, но та необходимость никуда не делась. Военная напряженность между Эспенией и Югутаном не ослабла. Война в Оортоко была неприятным событием для всего мира, но подстегнула кеконскую экономику и повысила нашу значимость. Иностранцы по-прежнему нуждаются в нефрите, но теперь и в наших товарах, деньгах и влиянии. Так давайте сейчас заключим подлинное соглашение, Коул Шаэ-цзен. Наше личное перемирие. Мы обе пытались выиграть войну, тайно манипулируя людьми. Эти попытки провалились и лишь показали, что на чужаков нельзя положиться, когда дело касается Зеленых костей. Я много раз шептала имя Коула Хило, это превратилось в предсказуемую привычку, и я устала от этой игры. В Оортоко мировые державы поняли, что им придется остановиться, иначе они рискуют привести весь мир на порог новой Мировой войны. Может, ваш брат и не способен мыслить так широко, но вы способны. Заставьте его поступить здраво, каким бы ограниченным он ни был. Теперь в вашей семье есть маленькие дети, и вы наверняка не хотите оставить их без отца или дяди. – В голосе Айт зазвучала едва заметная угроза. – Если вы снова пойдете против меня или не сумеете сдержать мстительную натуру Коула Хило, то вспомните, что Фен Сандо был патриархом древней и могущественной семьи Зеленых костей, которая должна была процветать еще многие поколения, но из-за своего предательства потерял все: достижения в бизнесе, жизнь родных, само существование и наследие семьи. Такое может случиться с каждым.

«Да, – подумала Шаэ – Даже с тобой». Победа дорого обошлась Айт. Ей приходится бороться с нападками изнутри собственного клана, и Равнинные постоянно подогревают эти внутренние распри. Она продала крупнейшую компанию Горных иностранцам, заключила союз с преступниками-баруканами, нарушила айшо убийством канцлера Сона и снова запятнала руки кровью своих же Зеленых костей. Ей пришлось признать требования ничем не выдающегося двенадцатилетнего мальчишки и возвысить неприметную семью Кобенов, наделив ее властью, которой Айт никогда не хотела делиться. Шаэ подозревала, что, несмотря на все высокомерие Айт и хвастовство усилением своей позиции, Колосс Горных не хотела делать ничего из перечисленного.

В эту минуту Шаэ ощутила удивительное сочувствие к смертельному врагу. Айт верно сказала – неприкасаемых не существует. Шаэ чувствовала соприкосновение с аурой Айт, как с расширяющейся твердой поверхностью. Она вспомнила ключевой момент их дуэли, когда их энергии сцепились, не в силах перебороть друг друга, и эйфорию, охватившую ее, когда она на мгновение взяла верх. И теперь это повторилось. Айт не стала бы ей угрожать, если бы они не были на равных, а значит, несмотря на все победы, Айт по-прежнему боится того, что Коулы еще живы. Изранены, но живы и собираются с силами, приобретают союзников, ресурсы и полны мстительных планов. С той же очевидностью, как превращение границы между Западным и Восточным Оортоко в болезненный шрам, сражения Равнинных и Горных означают, что в конце концов победит кто-то один – возможно, с помощью клинка, а может, и другим способом.

Шаэ наклонилась и прикоснулась лбом к полу перед подушкой.

– Всеотец Ятто, – сказала она, – молю, узнай всех Зеленых костей, ушедших до нас, особенно моего дедушку Коула Сенингтуна и его товарища Айта Югонтина, и всех нефритовых воинов, сражавшихся за Кекон и стремившихся жить в соответствии с айшо и Божественными добродетелями.

Шаэ выпрямилась.

– Все, что вы сказали, правда. Сейчас ставки как никогда высоки, и в наших интересах сохранять мир. Но мира между нами никогда не будет. Вы по-прежнему добиваетесь своего, а мой клан настаивает на своем. Не заблуждайтесь, между нами все еще идет война, только по-другому. – Она встала и расслабила спину. – Мне нужно забрать племянников с занятий по плаванию. Прошу прощения, Айт-цзен, но меня ждет семья.

Глава 63. Наконец-то дома

Когда самолет Андена приземлился в международном аэропорту Жанлуна, там уже дожидалась машина с водителем. Пока они ехали в утренних пробках по Выездному мосту, Анден смотрел на небоскребы города, который покинул три с половиной года назад. Вид был таким знакомым, но немного другим – помимо привычных зданий появились новые. Вдоль набережной стояли подъемные краны, похожие на оранжевых аистов, и простирали свои стрелы к Летней гавани. Анден опустил стекло и вдыхал жару и запахи Жанлуна, его обтекала музыка автомобильных гудков и крики на кеконском.

Машина проехала по тесным кварталам Монетки и Рыбачьего, мимо многоквартирных домов и роскошных магазинов Северного Сотто, мимо городских парков и модных кафе между Зеленым Полем и Йойойлем, мимо вылизанных фасадов на Дворцовом холме. Анден заметил сломанные последним тайфуном деревья, газеты в киосках, объявляющие об окончании войны в Оортоко, красные фонари Осеннего фестиваля и цветочные гирлянды, украшающие карнизы и фонарные столбы. В витринах у набережной висели зеленые и белые фонари – в зависимости от принадлежности квартала.

В груди у Андена защемило. В Жанлуне было жарко и опасно, он бурлил жизнью и горячил кровь, и Анден знал, что это особенный город, другого такого не сыщешь нигде на свете. В других местах царит обман: там люди прячут нефрит, деньги тайно переходят из рук в руки, а убивают там под покровом ночи. Жанлун не скрывает свою жестокость, он – гордый Кулак среди всех остальных государств, не притворяется кем-то другим. Жанлун честен.

Когда они прибыли в поместье Коулов, Анден осторожно вытащил из багажника чемодан, стараясь не потревожить сломанные пальцы. Из дома вышли два человека, вероятно, после встречи с Колоссом. Анден так давно не видел нефрита, носимого на виду у всех, что первым делом уставился на зелень вокруг запястий и шей и только потом узнал лица. Увидев его, Цзуэн Ню и Лотт Цзин остановились.

– Эмери Анден, – произнес Лотт через мгновение. – С приездом!

Лотт выглядел старше, он был в рубашке с воротником и пепельно-сером пиджаке, за поясом висел нож, волнистые волосы были коротко пострижены, открывая нефритовые гвоздики в ушах. Он не улыбнулся, но подростковая мрачноватость сложенных губ пропала, говорил он медленнее и серьезней. Настоящий Кулак Равнинного клана.

– Цзуэн-цзен. Лотт-цзен.

Анден прикоснулся ладонями ко лбу в приветствии. Потом подхватил чемодан и пошел к дому.

Как и сам Жанлун, семейная резиденция Коулов затопила Андена волной узнавания, но все же кое-что здесь изменилось. Появилась новая мебель, а старую переставили. Анден заглянул в кабинет и не узнал прежнюю комнату Лана. Стол был завален всякой всячиной, стояли новые кресла, на стенах висели семейные фотографии, беззвучно работал телевизор. И самое поразительное – было заметно, что в доме живут дети: в углу гостиной стоял манеж, на полу – наполовину собранная железная дорога, стопка детских книг на кофейном столике, пара маленьких ботиночек у двери. На долгую минуту Анден застыл в коридоре, не в состоянии сделать ни шага, пока из кухни не вышла Кьянла и с радостным криком подбежала к нему.

– Анден-се, наконец-то ты вернулся домой!

Она заметно постарела, волосы поседели, нежное лицо покрылось морщинами.

Анден вышел во двор и обнаружил там Колосса. В его пальцах торчала сигарета, но Хило забыл о ней. Его взгляд был усталым и устремлен куда-то вдаль, а под глазами пролегли темные круги. Анден подошел ближе и остановился перед кузеном, но не сел за стол напротив. Хило поднял голову на Андена, словно только что осознал его присутствие, хотя Анден прекрасно понимал – Хило Почуял его еще несколько минут назад. Они молча смотрели друг на друга некоторое время.

– Как Вен? – наконец спросил Анден.

Хило смял в пепельнице незаженную сигарету.

– Поправляется в Марении. Доктор Трю говорит, что это займет много времени из-за повреждения мозга. У нее частично парализована правая сторона тела. Она понимает, что ей говорят, но с трудом разговаривает. – Голос Хило звучал буднично и без эмоций, потухший взгляд блуждал где-то далеко. Потом он тихо прибавил: – Она жива, и это главное. Могло быть и хуже.

Вен переправили домой из Порт-Масси, как только ее стало возможным перевозить. Хами Тумашон по указаниям Шаэ быстро предпринял несколько тайных и дорогих мер от имени офиса Шелеста. Работники отеля «Крествуд» очень кстати забыли, что видели кого-либо поднимающимся в номер Запуньо.

Согласно полицейским рапортам, контрабандиста убили его же телохранители из внутреннего круга, во время перестрелки погибли все ее участники. Несколько представителей кеконской диаспоры заявили, что Вен – кузина Андена и девушка Рона Торо из Жанлуна, вот почему они втроем оказались мишенью жестокой мести в ту ночь, когда Уиллум Римс пытался воссоздать Южную Бригаду.

Вен была не в состоянии ответить на вопросы местных властей, через сорок восемь часов ее переправили в Жанлун. Хами и адвокатам клана потребовалась еще неделя, чтобы вывезти Андена, за это время он успел прийти в себя в доме Дауков под присмотром Саны. Потрясенный и измученный, он целыми днями спал, свернувшись под одеялом, его кормили костным бульоном, как инвалида, но чувствовал он себя гораздо лучше, чем в первый раз, когда надел слишком много нефрита.

На похоронах Рона Торо он положил в гроб черные перчатки Зеленой кости. Андену хотелось бы спасти и Рона Торо в тот кошмарный день. Он пытался, но Рон перебил себе горло в яростных попытках вырваться, да и времени прошло слишком много. Когда Анден подполз к нему, жизненная энергия уже покинула тело. Он размышлял, не винят ли его Дауки в том, что он не справился, но при попытке извиниться Даук Лосун только покачал головой и положил тяжелую руку ему на плечо.

– Такой зеленый человек, как Рон Торо, не создан для того, чтобы тихо покинуть этот мир, – печально произнес Даук. – Да узнают его боги.

Анден всегда считал Рона Торо самым подлинным кеконцем во всем Южном капкане, и все же он был такой же неотъемлемой частью Порт-Масси, как мост «Железное око». Без него Эспения снова показалась Андену чужой, и он с облегчением попрощался с ней. Даже убитые горем Дауки приехали в аэропорт попрощаться, вместе с супругами Хиан.

Кори среди них не было, он приехал в город на похороны Рона Торо, но остался только на день, а потом вернулся в Адамонт. Даже при таких трагических обстоятельствах Анден рад был еще раз увидеться со своим другом. И лично перед ним извиниться.

– Когда ты сказал, что будешь занят делами клана, ты не упомянул, что тебя могут убить. – В черном костюме с галстуком Кори выглядел необычно угрюмо и не сводил взгляда с гроба Рона. Он провел рукой по лицу и медленно повернулся к Андену. – Папа всегда твердит, что ты зеленый в душе, как будто это что-то хорошее. Ничего подобного, чувак.

– Ты получил мое письмо? – Анден заставил себя оторвать взгляд от пожухлой травы под ногами. – Все, что я написал, – правда.

Выражение лица Кори не потеплело, но появилась знакомая мягкость, так что у Андена заныло сердце.

– Я не простил ни тебя, ни отца, – сказал Кори. – Но я рад, что ты цел, и рад, что возвращаешься домой. Я знаю, ты хотел именно этого.

Анден не был уверен, что это все еще так. Стоя во дворе поместья Коулов, он пожалел, что не носит нефрита и не может Почуять ауру Хило, потому что по его лицу ничего невозможно было прочитать.

– Прости, Хило-цзен, – сказал Анден. – Я не должен был впутывать Вен.

Хило долго не отвечал, и Анден даже засомневался, услышал ли Колосс его слова.

– Вен приняла собственное решение, – произнес наконец Хило. – Я знаю, как она умеет убеждать, настоять на своем, если чего-то хочет. Только благодаря тебе мои дети не остались без матери. – Колосс болезненно поморщился. Его голос стал хриплым и превратился почти в шепот. – Она меня не слушала, действовала за моей спиной многие годы. Как я могу это простить?

Анден опустил взгляд на вымощенную камнями площадку под ногами.

– Ни я, ни Вен никогда не хотели идти против тебя, Хило-цзен. Понимаю, на что это похоже, когда ты не такой, как ожидает от тебя семья. – Он откашлялся, голос приобрел резкие нотки. – Нам нужно не твое прощение. А твое понимание.

Двор накрыла тишина, прерываемая лишь теплым ветерком, шелестевшим в листве вишни и покрывающим рябью пруд в саду.

– Ты должен переехать обратно в дом, Анден, – тихо сказал Хило. – Я по тебе скучаю.

Анден много лет ждал от кузена эти слова. Но теперь не почувствовал ни облегчения, ни радости, только ту тяжесть, которая приходит, когда ждешь чего-то слишком долго и наконец получаешь это через потери, и хотя ожидание окончено, оно стало частью твоей жизни, и о нем не так-то легко забыть.

– Я записался в колледж Биоэнергетической медицины, – сообщил Анден. – Я уже поговорил с администрацией, и если подам документы и оплачу обучение на этой неделе, то приступлю в следующем году. Концентрация всегда была моей сильнейшей дисциплиной в Академии. После убийства Гонта Аша я чувствовал себя кровожадным чудовищем, но… – Он впервые попытался облачить свое решение в слова. – На этот раз, используя нефрит, я не желал его для себя. Я пытался спасти другого. Я думал только о Вен, и нефрит был просто инструментом в руках, чтобы вырвать ее у смерти. – Анден с дрожью выдохнул. Те отчаянные секунды никогда не сотрутся из памяти, эти воспоминания были даже более живыми и четкими, чем смерть Гонта Аша или материнское безумие. – Может, я смогу носить нефрит, но по-другому. Если я чему и научился в Эспении, так это тому, что есть разные способы быть Зеленой костью. Я навсегда вернулся в Жанлун и снова надену нефрит, как ты всегда хотел, но только чтобы исцелять, а не убивать. – Анден помедлил, Хило не прервал его речь ни единым словом. – Я не стану просить клан оплатить мое обучение, – закончил он.

Губы Хило изогнулись не то в гримасе, не то в усмешке.

– Думаешь, меня беспокоит плата за обучение? Ты изменился далеко не так сильно, как считаешь, Анден. – Колосс поднялся со стула и пошел мимо Андена к двери в дом. Когда Анден повернулся, то увидел стоящих за стеклом детей, с интересом глядящих на них. – Идите-ка сюда, – сказал Хило, открывая дверь.

Они нерешительно шагнули во двор. Рю потупился и спрятался за отцовской ногой. Цзая заковыляла вперед с радостным визгом и упала на коленки, чтобы рассмотреть каких-то жучков на плитах.

Анден нагнулся.

– Привет, Нико. Ты знаешь, кто я?

Мальчик с интересом и легким скепсисом посмотрел на него большими и спокойными глазами.

– Ты мой дядя Энди, – сказал он.

– Тот, о котором я столько тебе рассказывал, он учился далеко отсюда, в Эспении, – добавил Хило. – Теперь он вернулся домой, и ты познакомишься с ним получше. Тебе бы этого хотелось?

Эпилог. Ты пришел куда надо

Беро закончил смену на кухне «Двойной ставки». Он работал здесь уже почти год, дольше, чем где бы то ни было, и наконец скопил достаточно денег и съехал из центра реабилитации наркоманов. Эйтен-цзен снабдил его рекомендательным письмом, чтобы Беро мог снять квартиру. Он повесил фартук и вышел из казино, в котором еще недавно подумывал расстаться с жизнью, спрыгнув с верхнего этажа.

Шагая по шоссе Бедняка, он миновал сверкающие огни «Дворца удачи» и фонтан перед «Госпожой Цонг». На другой стороне улицы строилось новое казино. Плакаты на сетчатом заборе вокруг стройки сообщали об открытии казино «Зеленый лотос» компании «Недвижимость Энке» через десять месяцев. В последние несколько лет поток эспенских военных в игорные дома Жанлуна не пересыхал, и хотя многие солдаты вскоре уедут, владельцы заведений в Трущобе с оптимизмом смотрели в будущее, ожидая с окончанием войны в Оортоко наплыв иностранных туристов, еще больший, чем прежде.

Беро шел на юг, и в конце шоссе Бедняка оказался в районе Песья Голова. Контраст был разительным – с одной стороны бульвара Цзанто в Трущобе кипела торговля, хорошо одетые люди охотно расставались с деньгами, с другой же на узких улочках торчали низкие кирпичные магазинчики, из открытых окон квартир над ними тянулись веревки с развешанным бельем.

Беро перешагнул через спящую собаку и вошел в дверь без вывески справа от пса. Поднялся по узкому лестничному пролету к залу на верхнем этаже. Вечером люди наполнят маленький танцевальный зал и будут потеть под музыку джигги или рассядутся на красных скамейках, чтобы поболтать за стаканчиком бренди, но это произойдет только через несколько часов. Сейчас зал был пуст, не считая троих мужчин у стола, играющих в карты и курящих, пока бармен полировал бокалы за стойкой.

Игроки вскинули головы на Беро. Один из них, человек в угловатой шляпе и с густой бородой до груди, что-то буркнул.

Выглядел он весьма сомнительно и был явно смешанного происхождения. Беро вытащил из кармана скомканную листовку, на ней жирным черным шрифтом был написан призыв: «Вступай в революционные силы!»

– Позавчера ты всучил мне это на улице, – сказал Беро.

– Ага, – кивнул мужчина, тут же оживившись, и подвинул стул, чтобы за столом поместился еще один человек. – Если ты на собрание, то пришел куда надо.

Говорил он с иностранным акцентом и представился как Гурихо, а его приятелей звали Отоньо и Тадино.

– Я не рассчитывал увидеть шотти, – сказал Беро, глядя на ожерелье из бутафорского нефрита на шее у Отоньо. Баруканами он уже был сыт по горло.

Мужчины ощетинились, и Беро понял, что совершил оплошность.

– Еще раз назовешь нас шотти, – сказал Тадино, – и я отрежу твои гребаные яйца и засолю их. – Выглядел он как человек, вполне на такое способный, лицо состояло как будто из одних резких углов и твердых линий. – Мы из Оортоко, а это независимая страна, входящая в Югутанский альянс.

Беро передернул плечами – геополитические тонкости ему были до лампочки.

– В общем, вы баруканы.

– Бывшие баруканы. А теперь все в прошлом, мы начали новую жизнь. – Отоньо поддел пальцем нефритовое ожерелье. – Я ношу его как символ. Показывает, что нефрит – это инструмент угнетения, позволяющий власть имущим оставаться у руля и держать остальных в оковах. Здесь, на Кеконе, это кланы Зеленых костей. В Эспении – военные и торгаши. В Югутане – аристократия. И пока нефрит распространяется по миру, везде будет та же история.

– Если только люди не восстанут, – вставил Гурихо, постучав краем игральной карты по столу. – Нефрит в руках народа разбил бы цепи и освободил мир.

– Не нужен мне нефрит. Он сломал мне жизнь.

Слова вырвались у Беро так быстро и без раздумий, что он и сам удивился. Но как только их произнес, он понял, что это правда. Он так долго и больше всего на свете желал нефрит, рисковал всем, чтобы его заполучить, а носил так мало и потерял таким ужасным образом. В последние два года он был пустой оболочкой, не ощущал смысла в жизни. Почти все, кого он знал, пропали или погибли – Щекастый, оба Мадта, Сорадийо, Мо и Креветка, сборщики нефрита, новые зеленые из «Крысиного логова». И все из-за нефрита и кланов, которые его контролируют.

А Беро жив лишь из-за какой-то шутки богов, наградивших его везением. Или, быть может, у него есть иное предназначение в жизни.

– Уничтожить кланы? Звучит неплохо, – сказал Беро.

Благодарности

Я не впервые пишу сиквел, но была совершенно не готова к написанию такого огромного и амбициозного романа, моего самого большого и амбициозного, и только второго в трилогии. И даже огромную радость от того, что я могу показать эту книгу читателям, затмевает облегчение от окончания работы.

Я снова восхищаюсь командой издательства «Орбит», и больше всего своим редактором Сарой Гуан, которая всегда подталкивала меня и добавляла нюансы, углубляла историю и усложняла жизнь персонажам. Если вы переживали из-за трагических событий в семье Коулов, то в немалой степени это заслуга Сары.

Еще раз спасибо за маркетинг и рекламу Алексу Ленциски, Эллен Райт, Лауре Фитцжеральд и Паоле Креспо, кудесникам дизайна Лорен Пейнпинто и Лайзе-Марии Помпилио, редактору Дженни Хилл и публицисту Назие Хатун из Великобритании, внимательному корректору Келли Фродель, картографу Тиму Полу и всем, кто приложил руку к тому, чтобы моя книга оказалась на полках.

Я поделилась ранним, смутным наброском «Нефритовой войны» со своим агентом Джимом Маккарти, прежде чем роман увидела хотя бы еще одна живая душа, и его блестящие предложения и оптимизм убедили меня, что еще есть надежда (у него хорошо это получается).

Спасибо бета-ридерам Куртису Чену, Симоне Купер, Ванессе Маклиллан, Кэролайн О’Доэрти и Соне Томас за отзывы и мозговые штурмы. Тина Конолли проехалась со мной в Сиэттл и помогла с той частью истории, которая вылилась в лучшую боевую сцену книги.

Благодарю своего мужа Нэйтана, моего первого читателя, постоянно оказывавшего мне моральную поддержку. Без него я бы не справилась. Двое наших детей каждый день напоминали мне, что жизнь – это не только писательство.

Поддержка читателей саги о Зеленых костях мотивировала меня на ежедневную работу над романом. Я благодарна за каждое ободряющее письмо, твит, отзыв и личные встречи со сторонниками клана и надеюсь, что все вы еще вернетесь, потому что многое еще впереди.