Книга: В человеческих джунглях



Дей Кин

В человеческих джунглях

Глава 1

В низинах дельты Луизианы стояла удушающая жара, неподвижная и влажная. В необозримом зеленом пространстве слышно было только урчание моторов, мчавшихся с наибольшей возможной скоростью, да скрежет механизмов, работающих у нефтяных скважин. Неожиданно раздались два выстрела... Они были произведены из плантации тростника частного владения Лакосты. Пуля пролетела, не причинив никакого вреда, сквозь опущенные стекла в дверцах машины.

На руках Хенни звякнули наручники, когда он беспокойно задвигался на своем месте.

– Господи Иисусе, – прошептал молодой негр.

Латур остановил машину и вынул свой револьвер. Ни малейшей цели на горизонте. Ничего, кроме тростника, зеленого и совершенно неподвижного, и шести или семи метров черной болотной воды между магистралью и его зарослями.

Больше выстрелов не последовало. Невидимый стрелок боялся стрелять, чтобы не выдать своего местоположения. Да, была большая разница, стрелять ли по проезжающей мимо машине или в человека, бывшего настороже и имеющего в руке револьвер, с которым он обращался мастерски.

Хенни немного пришел в себя.

– Пуля пролетела очень близко, – заметил он.

Взгляд Латура перешел с его пленника на трещину в стекле.

– Немного слишком близко, – сухим тоном возразил он.

Латур был высоким темноволосым мужчиной, лет тридцати, французского происхождения. Ему казалось, что он сидит в луже пота. Капли пота стекали на его подбородок и падали на руль. Его машина, его белый полотняный костюм, весь помятый, его пленник – все это распространяло неприятный запах тайной, обнаруженной им, перегонки спиртного. Тени от предметов на земле удлинялись. Наступала ночь.

Латур колебался, стоит ли ему перейти через эту черную воду между дорогой и плантацией тростника, и решил, что это будет глупо с его стороны. Невидимый стрелок держит его под прицелом, и в третий раз он не промахнется. Латур глубоко вздохнул. Это было уже в третий раз за пятнадцать дней. И никому не приятно знать, что кто-то жаждет его убить. Хенни спросил его:

– Что вы собираетесь делать?

Латур пожал плечами.

– Я ничего не могу сделать.

Не спуская глаз с зарослей тростника, он стал шарить ногой по резиновому коврику и в конце концов обнаружил деформированную пулю, которая разбилась о стекло. Металл был теплым. Обе пули были выпущены из карабинов калибра 30. А в Френч Байу эти пушки были столь же распространены, как нефтяные скважины. На каждой плантации была по меньшей мере одна, а также в хижинах фермеров. С полузакрытыми глазами Латур уронил маленький кусочек свинца в карманчик своей рубашки, на которой был прикреплен значок помощника шерифа, и немедленно направил машину снова в сторону Френч Байу. Он не переставал следить в зеркальце за тростниковыми зарослями, пока поворот дороги не заставил потерять их из виду.

Рядом с ним молодой негр прочистил горло.

– Это, должно быть, кто-то, кто вас не очень любит.

– Похоже на то, – согласился Латур.

Хенни продолжал:

– Я лично буду вас очень любить. Даже до такой степени, что предложу вам пятьдесят долларов, чтобы вы зачеркнули мое дело и дали возможность убежать.

Латуру было жарко. Он очень устал и был обеспокоен.

– Нет, – сказал он. – Это мое последнее слово.

Негр был огорчен.

– Шериф Велич и мастер Мулен воспринимают это не так. Они всегда готовы урегулировать дело, они...

– Тогда устраивай свои дела с шерифом или с первым помощником.

Они уже миновали заросли тростника и болото, и Латур мог вдыхать свежий воздух с мексиканского берега и горьковатый запах тины. Было уже совершенно темно: можно было подумать, что на землю накинули черное покрывало, жаркое и влажное. Но тут же засверкали огни мотелей и кемпингов для туристов, оповещающие о том, что они въехали на территорию города. Латур замедлил ход, чтобы не превышать установленную скорость, поэтому ему пришлось остановиться, чтобы пропустить огромные грузовики, наполненные трубами, строевым лесом и другими материалами, нужными для строительства нового порта.

Даже сегодня, два года спустя после возвращения, Латур с трудом узнавал знакомый с детства пейзаж и вспоминал Френч Байу, каким он был когда-то.

Несколько величественных плантаций на берегу, поместий плантаторов, длинный ряд рыбацких хижин и охотничьих домиков на сваях вдоль бухты, темная полоса леса, рыбный базар, кафе Джо Португальца, заправочная станция старого Мариньи и коробка Марии Салоп, которая предлагала, кроме обычных развлечений, еще и удовольствия более интимные.

Когда он был еще ребенком и даже уже молодым человеком, жителям Френч Байу чтобы что-то купить приходилось проделывать долгий путь до Нового Орлеана, но обнаружение нефти, даже только вдоль берега, все изменило. Теперь Френч Байу стал настоящим городом. Новые конструкции, принадлежащие нефтяной компании и отдельным предпринимателям, простирались на километры. Старый магазин казался маленькой лавочкой посреди трех дюжин больших магазинов, торгующих всем, начиная от цыплят и кончая телевизорами с большими экранами.

Джо пришлось увеличить свое заведение и приобрести солидную лицензию, чтобы оградить себя от конкуренции новых баров и ночных коробок. Одна организация из Нового Орлеана, которая раньше совсем не интересовалась заправочными пунктами, приобрела помещение старого Мариньи. Что касается Марии Салоп, она умерла, покинутая своими клиентами, которые перешли к ее более молодым коллегам и которые заставляли платить им дороже.

При зеленом свете Латур продолжал свой путь. На улице Лафит, сильно освещенной разноцветными огнями вывесок, шум кабаков был оглушителен. Рабочие нефтяных промыслов после окончания рабочего дня, рыбаки-спортсмены и морские рыбаки собирались толпами и переходили из бара в бар, из кафе в кафе, в то время как женская часть населения, разодетая, надушенная, в легких открытых платьях, переходила от группы к группе, позволяя угостить себя стаканом вина или чем-нибудь другим. Так не может продолжаться долго. Рано или поздно, но просьбы благоразумных элементов города, авторитет Штата должны будут взять верх. И тогда полетят головы!

Латур проехал по улице Лафит, поставил свою машину в оазисе темноты и тишины, которые царили на небольшой площади у старого строения, служащего одновременно ратушей, казармой для пожарников и тюрьмой.

– Мне отвратительно идти в тюрьму, – проговорил Хенни.

– Не нужно было заниматься продажей самогона, – сказал Латур.

– Но ведь все это делают здесь!

Латур хотел ответить ему, но не нашел, что сказать. Он никогда не чувствовал себя таким униженным, даже когда вернулся из Кореи. Он чувствовал себя как бы вырванным из родной земли, как будто он ошибся городом, как будто все окружающее было не настоящим.

Оттуда, где он стоял, перед большой двустворчатой дверью тюрьмы, до него донеслись запахи нефти, тины, сырой земли, пота, кислоты и дешевых духов. Беспрерывный гул оркестров и гул от криков и смеха мужских и женских голосов смешался с ревом сирен буксиров, тянувших барки с трубами, досками, взрывчаткой и ритмичным шумом механизмов бурения, работающих на берегу.

Латур посмотрел на разбитое стекло своей машины. Теперь у него на плечах новое дело. Кто-то хотел продырявить ему кожу. Был ли это контрабандист, которого он лишил куска хлеба? Или родственник какого-нибудь типа, которого он отправил в острог Анголы? Или опять брат Ольги? Кто же это был такой?

Он провел рукой позади спинки своего сидения и достал темный и белый флаконы с контрабандным алкоголем, которые он привез как вещественное доказательство.

– Ладно, пошли, покончим с этим делом, Хенни.

– Если вы сочтете возможным, мистер Латур, не бросать меня туда внутрь, я буду вам настолько благодарен, что смог бы предложить сто долларов. Это было большим искушением для Латура. Он должен был еще заплатить за телевизор и холодильник. Нужно было сменить железные решетки на окнах и дверях. Старый дом также нуждался в окраске. Сто долларов очень бы пригодились. Тысяча долларов была бы лучше.

– Очень сожалею, Хенни, – наконец сказал он.

Молодой негр воспринял этот ответ философски.

– Вы – начальник, вам и решать.

Ратуша-казарма пожарников и арестованных была одним из самых старых строений в городе. Огромные двери были изъедены термитами. Стены, выложенные из кирпича, имели трещины и были покрыты вьющимися растениями. Внутри пахло старым деревом, мастикой для чистки полов, неисправной канализацией, дешевым табаком и разрушенными надеждами.

Первый помощник шерифа, Том Мулен, сидел за столом шерифа Велича и читал Нью-Орлеанскую газету. Он через стол посмотрел на Латура, когда тот оформлял этикетки к флаконам вещественных доказательств. – Я вижу, что ты, в конце-концов, наложил руку на Хенни.

– Да, это так, – ответил Латур.

Он записал Хенни и повел его по коридору к камере для черных, где снял с него наручники.

Хенни пытался позолотить ему лапу, и это не прошло. Молодой негр не сердился на него. Арест входил в риск его ремесла. К тому же, его проступок не подходил под федеральное обвинение. Самое худшее, что могло его ожидать, это провести несколько месяцев в этой дыре, Анголе. А потом, существовали адвокаты.

– А что вы бы сказали, если бы я попросил у вас одну-две сигареты, капитан? – спросил он.

Латур отдал ему почти полную пачку и вернулся на пост, чтобы помыться. Редкие седые волосы стали просматриваться в его шевелюре. Резче обозначились морщины. Он подумал, что это нелепо, что человек не должен губить свою жизнь из-за таких пустяков. Ну кто же мог знать, что его поместье окажется одним из тех немногих в Френч Байу, в котором не оказалось нефти. Все мечты его разбились, когда он узнал, что в двух скважинах ничего не обнаружено.

Оставив открытой железную дверь, ведущую из конторы к камерам, для лучшего проветривания, он вернулся в кабинет шерифа. Фляга переменила место и Мулен вытирал губы обшлагом рукава.

– Как это случилось, что ты зацапал Хенни? – спросил он.

– У меня был мандат на его арест.

– И у него не было фрика?

– Он предложил мне сто долларов, чтобы я закрыл глаза.

Латур начал расстегивать пояс, потом раздумал.

Первый помощник, толстый краснолицый человек, лет шестидесяти, немного удивился.

– Вот как, ты окончил дежурство, а остаешься вооруженным?

– В меня снова стреляли, – пояснил ему Латур. – Из зарослей тростника, на плантации Лакоста.

– Это риск нашей профессии, – сказал он. – Я был бы очень рад получить доллар за каждый выстрел в меня.

– Но в последнее время с тобой этого не случалось.

– Ну, нет. Не в последнее время, – признался Мулен. Он взял флягу, чтобы отхлебнуть из нее и вместо салфетки использовал тыльную сторону руки.

– Послушай, я могу тебе кое-что сказать, Энди?

– Почему бы и нет?

– Действуй немного полегче. Для нашего всеобщего блага. Старик и я, мы оба тебя очень любим. Мы трое – старые товарищи и все трое родились во Френч Байу. – Помощник шерифа был лишен чего угодно, только не практичности... – Если ты позволишь себя спустить, это будет ужасно и вынудит всех нас действовать очень серьезно. А пока во Френч Байу не кончится кризис, пока женские общества и пастор не овладеют им, я хочу иметь возможность сам решать, когда меня пора хоронить. Ты понял?

– Ты не мог бы пояснить лучше? – ответил Латур. Он подошел к двери кабинета и надел большую фетровую шляпу, которая составляла часть формы помощников шерифа. – Но в настоящий момент, если тебя это интересует, я хочу сказать тебе, что нашел дохлую крысу и две дохлые змеи в баке, в котором Хенни хранил алкоголь. И они сдохли уже давно.

Мулен в этот момент продолжал тянуть из фляги. Латур ожидал увидеть, как Мулен выплюнет выпитое виски в плевательницу, которая стояла у его ног, но Мулен проглотил виски.

– Я проглотил немало крыс за свою жизнь. Я, может быть, даже спал вместе с такими бестиями. Но я хочу сказать тебе одну хорошую вещь, Энди.

– Какую?

– Нет ничего удивительного в том, что люди стреляют в тебя. Продолжай таким же образом, и у тебя скоро не будет совсем товарищей в нашем секторе.

– Я лишь делаю свое дело.

– Не совсем... Это как раз я и хочу сказать.



Глава 2

Пройдя через холл и веранду, Латур спустился по лестнице тюрьмы. Ночь была теплой и какой-то темной, как расслабленная женщина, отдыхающая в объятиях своего любовника.

Латур пытался успокоиться, но это ему плохо удавалось. Он чувствовал себя сбившимся с пути, как будто он пересекал незнакомые джунгли, населенные знакомыми лицами, которые были почему-то ему совсем чужими, и потерял способность правильно оценивать события. «Действуй немного полегче».

Велич и Том Мулен, оба брали взятки. И также поступало большинство их помощников, его коллег. Никакой город не мог бы существовать вдалеке от закона без того, чтобы не тратились бы деньги, большие деньги. Латур подумал, не глупо ли с его стороны отказываться от денег, которые ему предлагали, пока это было еще не поздно изменить. Ему нужно было только протянуть руку. Но при этом ему фактически ничего не давало получение лишней сотни долларов за то, чтобы он закрыл глаза на действия незаконной торговлей спиртным: его жизнь с Ольгой не стала бы слаще, если бы он стал снисходительно относится к пьяницам... Существовали вещи, которые настоящий мужчина не должен был делать.

Латур посмотрел на свои часы. Было восемь часов и было слишком поздно, чтобы возвращаться домой обедать. Но это было неважно. Вот уже два года, как Ольга перестала беспокоиться о том, в котором часу он возвращается домой.

Латур вздохнул. И к тому же, существовал еще Георг!

Поставив свою машину, Латур пешком прошел по улице Лафит к Джо Банко. Когда он шагал, ему еще больше казалось, что он проходит через человеческие джунгли. На улице царил полный разгул. Каждая вторая дверь отворялась в бар, или кафе, или в ночную коробку, откуда доносились завывания саксофонов и шум ударных инструментов. Работающие в кабаках и публичных домах женщины открыто ловили своих клиентов. Маленькие курочки, с их загорелыми плечами, блестящей от переливающихся неоновых огней грудью, с вихляющими бедрами, они сновали среди толпы как хищные звери, добывающие себе добычу.

Латуру хотелось бы знать, сколько денег отложили себе на черный день шериф Велич, Том Мулен и Джек Пренгл за четыре года, в течение которых они закрывали глаза на всевозможные бесчинства, творящиеся во Френч Байу. Как им удавалось продолжать это так долго? Все трое, особенно Велич и Мулен, должны были быть богатыми. Его губы искривились в горькой усмешке. Без сомнения, настолько богаты, насколько, по расчетам Ольги, должен стать богат и он сам.

Двое пьяных, один – рабочий нефтяной компании, другой – морской рыбак, с которым Латур учился в школе, добродушно перебранивались перед кафе Джо Банко. Латур разъединил их, и рыбак, по имени Виллер, плохо воспринял это и решил подраться с ним. Он сильно толкнул его, спихнул с тротуара и хотел прижать к стоящей там машине.

Виллер был пьян, но силен и в отличной форме, и Латуру ничего другого не оставалось, как выдать ему хороший свинг правой рукой прямо в грудь, потом короткой левой в подбородок. Но рыбак, в восторге, что у него появился новый противник, ответил ударом на удар.

Толпа, привычная к подобным зрелищам, расступилась очень быстро, и Латур почувствовал, что холодный пот потек у него с подмышек по телу. Горло у него сжалось и он с трудом мог дышать. Болела спина.

Это совсем не одно и то же, – подумал он, – получить пулю во время войны, или продырявить себе кожу ножом убийцы... Наступая на пьяного рыбака, Латур бросал вокруг себя внимательный взгляд, ища путь для отступления. Стрелок из зарослей кустарника не попал в цель, а вооруженный человек в толпе мог сделать это лучше. Посреди этого шума от оркестров, от криков толпы и шума транспорта, звук выстрела прошел бы незамеченным. Виллер решил, что с него достаточно, и опустил руку.

– Ладно, все в порядке, значит, ты сильней. Ты считаешь себя Господом Богом, не правда ли?

– Нет, – ответил Латур. – Я защищаю порядок и закон. Вот и все.

Красивая молодая проститутка, стоявшая в первом ряду толпы, сделала вид, что очень смутилась.

– Эй, девушки! Вы слышали, что сказал мистер? Нам нужно вернуть деньги нашим клиентам. Ведь он делает здесь закон!

Толпа стала смеяться вместе с ней над Латуром.

Он почувствовал, что покраснел. Это его выступление на улице в городе, где на каждом шагу открыто нарушался порядок, ставило его в смешное положение. Он никогда не корчил из себя святого. Не отказывался от игры в карты. Любил выпить, и напивался, когда предоставлялась возможность. Не отказывался переспать с девицей. Но у него было лишь одно честное слово. И для двухсот восьмидесяти долларов в месяц он это слово дал, подняв кверху правую руку и давая клятву соблюдать закон и следить за его выполнением.

– Я полагаю, что ты собираешься задержать меня, – сказал Виллер.

– Почему? Зачем мне это нужно? Ты мне совершенно не нужен. К тому же, судя по всему, ты все равно еще до завтрашнего дня попадешь в кутузку. О'кей, все в порядке. Уходи! – Он обратился к толпе. – И вы тоже. Идите, проходите дальше. Убирайтесь!

Когда толпа рассеялась, он вошел к Джо Банко. В кафе пахло растительным маслом, пряностями и черным кофе. Мамаша Джо Банко была из немногих фигур в Френч Байу, которая не изменилась. Толстая матрона португало-американского происхождения всегда носила длинные черные платья и белые передники, спереди приколотые булавками и завязанные сзади на шее, которая была в три раза шире нормальной талии. Мамаша Джо видела драку на тротуаре через стеклянную витрину, и когда она принесла ему меню, то также захватила и чистую салфетку, которую намочила, чтобы стереть кровь с лица и рук Латура.

– Во всем виновата нефть, – проговорила она.

Она выговаривала слово «нефть» как что-то значительное. Но Латур сомневался, чтобы она придерживалась того же мнения, что и его жена.

С новым режимом хозяин кабака в восемь дней получал больше денег за свои дела, чем раньше за целый год. Джо имел верный взгляд на вещи и он предлагал многие услуги своим клиентам, а служащие у него были молоды и красивы. Латур подумал, что порок был очень заразителен! Настоящая эпидемия!

Латур заказал стакан апельсинового вина, омлет с луком и томатом. Потягивая потихоньку свое вино, он наблюдал за публикой в кафе. Большинство коммерсантов края привыкли к острой пище и постоянно обедали у Джо.

В одном из помещений в глубине зала, слишком пьяный, чтобы побеспокоиться о том, что его могут видеть, с седыми волосами, упавшими на глаза, шериф Велич одной рукой держал стакан, из которого тянул вино, а другой щупал маленькую блондинку, такую же пьяную, как и он. А вместе с тем, у нее было не глупое лицо и она должна была понимать, на что она пошла. Он вспомнил слова доктора Уолкера: «если они достаточно взрослые, значит, у них подходящий возраст». Она просто делала свой бизнес, и ей было все равно, будет ли это шериф или кто-нибудь другой.

Латур старался не смотреть на старика. В течение тридцати пяти лет Велич был разумным шерифом, честным и плохо оплачиваемым. Его единственным развлечением было задержать время от времени слишком подвыпившего траппера или разбить морду тем, кто оказывался на его пути, или когда кто-либо принимал его старшую дочь за его жену и становился немного слишком предприимчивым. И у Велича тогда было лишь его содержание, а это было немного. Теперь, в последнее время, он оказался посредине настоящего борделя, со сверкающими огнями и полного нефти. Он стал хватать обеими руками билеты по сто долларов и не упускал никакой возможности хапать где только можно, заводил свои порядки на незаконный бизнес во Френч Байу, из которого извлекал немалую выгоду.

За другим столом в одиночестве обедал Джон Шварт. Заметив, что Латур смотрит на него, он ему ласково кивнул головой. Латур ответил ему. Как и мамаша Джо, этот богатый адвокат, который также был и плантатором, относился к редким жителям Френч Байу, которых открытие нефти не изменило. Латур незаметно рассматривал его. Шварт был тем, каким Ольга хотела видеть его, Латура. У него было состояние, которым мог обладать Латур, если бы на его землях была обнаружена нефть. Как и обычно, в этот жаркий сезон человек закона был одет в отличный белый костюм. Все, что он делал, все, что он говорил, было ясно и определенно и совершенно в рамках законности. Он никогда не был ни грубым, ни вульгарным. Он никогда не позволил бы себе плюнуть, даже если бы у него был полон рот слюны.

Адвокат закончил свой обед и подошел к столику Латура.

– Мне очень приятно видеть тебя, Энди. Ты не возражаешь, если я выпью кофе за твоим столиком? – Он вежливо ждал ответа.

– Пожалуйста, садись, – ответил ему Латур. 

Шварт сел. 

– Спасибо. А как поживает твоя жена?

– Ольга чувствует себя хорошо.

– Отлично. Я узнал, что ее брат... как его зовут?

– Георг. – Да, конечно. Я узнал, что ее брат Георг приехал сюда к вам.

– Это верно.

– Из Сингапура? И он проделал такой долгий путь?

– Да, он приехал из Сингапура.

– Это хорошо с его стороны.

Латур был доволен, что Шварт находит это хорошим, но для него брат Ольги был только лишним ртом, которого нужно было кормить на его жалкое жалование помощника шерифа.

Шварт медленно пил черный кофе, который ему принесла мамаша Джо.

– Я очень хотел бы познакомиться с Георгом. Приходите ко мне все трое в один из вечеров. – Шварт задумался. – Нет, лучше приходите обедать, это будет лучше. Вот что я тебе скажу, Энди. Сегодня вечером, когда ты вернешься домой спроси у своей жены, какой вечер ей больше подходит. И мы пообедаем вместе вчетвером.

– Спасибо, – сказал Латур, – я ей не забуду это передать, Джон.

Это приглашение доставило ему удовольствие. Ольга будет очень рада. Она могла проводить несколько дней в обдумывании, что она наденет на обед, а когда этот обед уже будет в прошлом, она несколько вечеров будет вспоминать об этом. Джон Шварт жил на широкую ногу, так, как надеялась жить Ольга до своего замужества. И они оба интересовались одними и теми же вопросами искусства и литературы.

Одна мысль вызвала горькую усмешку на лице Латура. Факт заключался в том, когда он в первый раз привез Ольгу во Френч Байу, он очень приревновал ее к Джону, причем совершенно безосновательно, в чем он сам скоро убедился. Никакой мужчина не мог устоять перед чарующей красотой Ольги, но Джон был слишком джентльменом, чтобы хоть лишнюю секунду задержать свой взгляд на лице Ольги или начать ухаживать за женой своего друга. К тому же, существовала еще одна причина. Причина невозможности измены со стороны Ольги. Это было ее религиозное воззрение. Ее религия запрещала развод. Знает Бог, что после того, как Ольга и Латур провели долгие часы в объятиях друг друга, об этом вообще не говорилось. Ольга, к тому же, была воспитана на Востоке, где с колыбели девушкам внушалось, что их тело после замужества принадлежит только мужу, нравится им это или нет. Короче говоря, факт заключался в том, что разлучить их могла только смерть. Совместная жизнь могла стать для Ольги невыносимой, но они были связаны навсегда. Латур до сих пор не мог сказать, должен ли он быть доволен таким положением дел или нет.

Жестом головы адвокат указал на помещение, в котором шериф Велич развлекался с девочкой.

– Не очень приятно смотреть, не правда ли?

– Да, – согласился Латур, – не очень.

Шварт авторитетно проговорил:

– Мы все же представляем из себя что-то и нам начинает надоедать жить в таком кабаке. И мы собираемся изменить все это. Как только нам удастся достигнуть командных мест. Это займет некоторое время, но это настанет. Шварт подумал немного, потом продолжал:

– И когда мы достигнем этого, место Велича займешь, ты, Энди.

Латур сделал отрицательный жест.

– Нет, спасибо.

Из любопытства Шварт спросил:

– Ты что же, собираешься все время заниматься этим делом? Ловить мошенников? А? Может быть, ты снова хочешь заняться адвокатурой?

– Да, если смогу.

Шварт покончил со своим кофе.

– Ты добьешься этого. Ты человек, который получает то, к чему стремится. Если ты позволишь... – Он немного смутился. – В общем, будь осторожен, Энди.

– Что ты имеешь в виду?

– Только это. Я не знаю ни по какому поводу, ни почему, но идет молва, что кто-то хочет тебя спустить.

Латур вынул из своего кармана расплющенную пулю и бросил ее на скатерть.

– Совершенно верно. Сегодня вечером этот неизвестный «кто-то» попробовал два раза.

Адвокат с интересом рассматривал пулю.

– Стреляли прямо в городе?

– Нет, он стрелял в меня из зарослей сахарного тростника на частной плантации Лакосты.

– Я попробую собрать сведения, – сказал Шварт, выпуская из пальцев пулю. – Возможно, что я обнаружу что-нибудь. – Он слегка улыбнулся. – Как тебе известно, когда адвокат практикует столько времени, как я, у него появляются разные источники информации, которыми официальные следователи не располагают.

– Я знаю, – ответил Латур. – И спасибо. Большое спасибо, Джон, что ты занимаешься мной.

Латур посмотрел вслед адвокату, когда тот выходил из ресторана, потом закончил свой обед с большим аппетитом, чем начал. Было так отрадно думать, что ты не одинок, что существуют еще люди, подобные Джону Шварту, в Френч Байу.

Покончив с едой и выпив второй стакан вина, Латур вышел на улицу Лафит, не слишком торопясь попасть домой.

Его ответ Шварту был искренним. Он не хотел занимать места шерифа. Он принял должность помощника шерифа лишь только из экономических соображений, чтобы заткнуть дырку в бюджете. Если бы он смог, он надеялся, будучи записанным в адвокатское сословие, открыть частную контору. Латур закурил сигарету и глубоко затянулся. Затруднение заключалось еще в том, что для того, чтобы получить диплом, даже учитывая послабления для демобилизованных студентов, Ольга и он были вынуждены жить еще более стесненно, тратя половину того, что тратили теперь. Им пришлось бы считать каждый пенс.

Латур направился в сторону нового порта и остановился, услышав знакомый голос.

Джек Лакоста вернулся во Френч Байу. Его окрашенный в яркие цвета пикап стоял перед баром «Тарпон», а старый ярмарочный пройдоха и шарлатан постепенно собирал вокруг себя группу уличных зевак.

Латур пожалел, что не знал о возвращении Джека. Заросли тростника, из которых в него стреляли, находились на территории Джека Лакосты. И Джек обычно ставил свой «пикап», который, как правило, тащил прицеп, на лужайке перед домом. Было возможно, даже очень возможно, если в этот момент он не был слишком пьян, что Джек Лакоста видел человека или, во всяком случае, машину того, кто дважды стрелял из карабина в Латура.

Помощник шерифа подошел к фургону. Во время своих последних странствий, Лакоста подцепил девушку, новую девушку для выступлений. Ей было максимум семнадцать-восемнадцать лет. Она была рыженькая и очаровательная. Чтобы привлечь еще больше народа к своему фургону, старый человек нарядил ее в платье в виде кринолина с узкой талией и таким большим вырезом, что была видна половина груди. У девицы было что показать. В тот момент, когда Латур поднял на нее взгляд, она стала играть на банджо и петь, чтобы помочь Лакосту привлечь побольше клиентов. Латур надеялся, что малышка знала, на что она пошла. Лакоста когда-то был красивым парнем. У него всегда был золотой голос и хорошо подвешенный язык, но в последнее время, особенно после того, как он стал стареть, у старого мошенника стало обычаем жестоко обращаться со своими женщинами. Одно было совершенно очевидно: как только Лакосте удавалось получить несколько долларов, которые не были необходимы на еду или на бензин, он немедленно напивался.

Латур посмотрел на лицо мужчины, стоявшего на платформе прицепа «пикап».

В настоящее время он был до такой степени пьян, что с трудом держался на ногах, но тем не менее, это был необычный человек. Удовлетворенный количеством окружавшей его толпы, Лакоста сделал знак девушке, чтобы она перестала играть и петь и начал говорить.

Латуру было забавно его послушать. Старый человек опустился еще на одну ступеньку общественной лестницы. Он уже не стеснялся ни в выражениях, ни того, чем торговал. Лакоста продавал панацею от определенного недуга, возвращающую старикам юность и потерянное время. И молодым людям это давало возможность жечь свечу с обоих концов. Это был идеальный товар для Френч Байу, потерянная молодость по доллару за флакон.

Глава 3

Латур терпеливо ожидал окончания речи Лакосты в надежде поговорить с ним. Но на половине своей прекрасной речи, не успев даже начать продажу, колени старого шарлатана подогнулись под ним, и не выпуская из сжатых рук своей продукции, он повалился на импровизированную платформу.

Рыжая девица безуспешно старалась поднять его и даже приподнять. Кто-то из толпы позвал доктора. Его сосед стал смеяться.

– Ему только не доставало доктора! Старик болен. Все, что ему надо, это отправиться домой и выспаться!



Латур протолкался сквозь толпу и влез на платформу.

– Подождите, я это сделаю, – сказал он, обращаясь к толпе.

Девушка с беспокойством посмотрела на него.

– Кто вы?

– Меня зовут Латур. Я помощник шерифа.

– Вы хотите задержать его?

Латур задумался. Задержать Джека Лакоста за невоздержанность в городе, наполненном пьяницами, было также нелепо, как подложить фальшивую грудь Джине Лолобриджиде. Или этой малышке.

После ночи в тюрьме старый мошенник заплатит свои восемь долларов штрафа и снова отправится напиваться. Латур лишь хотел поговорить с Лакостой, если тому удастся хоть немного протрезветь.

– Нет, – ответил он. – Все, что я хочу, это вытащить его отсюда. Я дотащу его до сидения машины и вы сможете устроить его там.

– Спасибо, – просто проговорила малышка. – У нас не было бы возможности заплатить штраф.

Латур потряс обеспамятевшего человека и хлопнул его по щекам. Это не произвело никакого впечатления и положение осталось прежним. Латур удвоил усилия и взял Лакоста под руки. Старый шарлатан немного пришел в себя, достаточно, чтобы понять, что он находится в руках полицейского. Он сразу же превратился в орущего пьяницу.

– Уберите свои грязные руки, полицейское отродье! – закричал он. Затем обратился к присутствующим. – Ну, не стойте так и не дерите горло! – Потом он перестал сопротивляться и стал жаловаться на свою горькую долю. – Не давайте задерживать меня! Вы знаете, почему он хочет бросить меня в яму? Для того, чтобы забрать у меня мою женщину!

Маленькая рыжеволосая женщина стояла неподвижно, потом стала умолять Латура:

– Я прошу вас, не слушайте его.

И, обратившись к Лакосте, она сухо проговорила:

– Закройся, старый дурак, пьяница. Агент просто хочет тебе помочь.

Лакоста указательным пальцем ткнул в молодую женщину:

– Ты так думаешь? – Он уже забыл о том, что просил помощи у зрителей. – А вы, все тут, кто вы такие? Что вы делаете? Что вы думаете, что я болван? Я отлично вижу, как вы тут толкались около платформы, чтобы взглянуть ей под юбку. Потому что она молода и красива, и хорошо сложена, и замужем за старым... и вы все хотите ее...

Пьяные слезы потекли по его щекам.

– И как я прекрасно вижу, она позволила вам делать это. Шлюха. Вот такие все женщины. Ничего, кроме шлюх!

Латур потерял терпение, стащил пьяницу на землю и усадил его на сидение впереди «пикапа». Потом он обернулся и увидел, что рыжая красотка горько плачет.

– Все в порядке, слезы ничего не меняют, – сказал он ей. – Садитесь за руль и увезите его поскорей, иначе я заберу его в кутузку.

Девушка села за руль «пикапа», включила мотор и дала задний ход, вследствие чего с пронзительным скрежетом металла разбила фары сзади стоявшей машины. Все это еще больше развеселило толпу. Потом, не переставая плакать, она включила скорость и дернулась вперед, ударив в бампер машину, стоявшую впереди.

Латур сдвинул свою белую шляпу на затылок и подумал, почему это все несчастия валятся на его голову. Было совершенно очевидно, что эта девушка была не в состоянии вести машину. Если ей удастся свезти машину с тротуара, то все равно не проедет она и ста метров, как произойдет какое-нибудь столкновение... Он просунул руку через открытое окно дверцы и выключил зажигание.

– Ладно, – сказал он. – Прошу вас, подождите минутку. Я найду свою машину и провожу вас обоих.

Один из зрителей закричал ему:

– Позабавься хорошенько, Энди!

Латур открыл рот, чтобы возразить, но не сказал ничего. То, что он делал, в какой-то степени относилось к его работе. Для рыженькой девочки он не представляя никакого интереса. И, видит бог, могла ли она интересовать его! У него и без этого было достаточно неприятностей!

Давно взошедшая луна начала закатываться. Тот небольшой ветерок, который подул, совершенно замер. По дороге, по краям которой была стоячая вода и заросли тростника, было душно, тяжело и сыро. Латур ехал быстрее обычного. Его мало беспокоило то, что могло случиться с Лакостой, который мирно похрапывал на заднем сидении. Возможно, тряска по дороге поможет ему немного протрезветь, чтобы быть в состоянии немного поговорить, когда он вернется к себе домой.

– Как вас зовут? – спросил Латур у малышки.

Все еще плача, она ответила:

– Рита.

– Вы замужем за Лакостой?

– Я не горжусь этим.

– Я спросил вас не об этом.

– Да. Четыре месяца назад мы поженились в Пончатуло.

– Почему?

– Этот вопрос я задаю себе каждый день.

– Сколько вам лет?

– В прошлом месяце мне исполнилось семнадцать лет.

Латур уже перестал сердиться и ему было жаль малышку. Молодая, красивая, хорошо сложена, она могла сделать лучшую партию, чем выйти за этого старого бурдюка с вином – Лакосту.

Как будто догадываясь о его мыслях, она сказала:

– Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. И я была служанкой в обжорке и хлебнула там достаточно. – Она пожала своими голыми плечами. – В то время он путешествовал с королевским цирком Роберта, и он обещал мне, что я тоже буду выступать.

– Да, понимаю. А когда вы оба приехали на Френч Байу? – Сразу же после полудня. Думаю, что около часу дня. – Его машина стоит там же, где обычно стояла до сих пор?

– Этого я не знаю. Это на маленькой лужайке перед старым домом, по этой дороге.

– Это как раз то направление, – сказал Латур, проезжая мимо большого эвкалипта, – когда стреляли из зарослей тростника. А что, вы и Джек находились дома в начале вечера, скажем в семь с половиной часов?

Девушка немного подумала.

– Это было, примерно, время ужина.

– Мы выехали сюда только ночью.

– А вы случайно не слышали двух выстрелов?

– Да, я их слышала. И сразу же после этого двое мужчин проехали в машине по направлению к Френч Байу.

– А вы их не видели?

– Не особенно ясно. Но мне кажется, что один из них был черным. Но почему вы спрашиваете?

Латур пропустил мимо ушей этот вопрос.

– А вы не видели и не слышали другую машину, или кого-нибудь идущего вскоре после выстрелов?

Рита вытерла последние слезы подолом юбки.

– Нет, я никого не видела.

– А Джек был вместе с вами тогда, когда раздались эти выстрелы?

– Нет. Он был на лужайке. Он возился с карбюратором машины. – Рита сделала жест руками. – Это просто удивительно, что машина еще ходит. Я думаю, что она так же стара, как и он сам.

Латур предложил ей сигарету и воспользовался зажигалкой от доски с приборами.

– Теперь скажите мне, когда вернулся домой Джек, он не говорил о выстрелах или о ком-нибудь, кого он видел?

Девушка затянулась и тихонько свистнула:

– Послушайте, мистер, к чему ведут все эти вопросы? Что, Джек, сделал что-нибудь плохое сегодня днем?

Латур честно ответил:

– О, нет! Я этого не думаю. Я спрашиваю только потому, что вы и он были тут, когда раздались выстрелы. Я надеялся, что он сможет мне кое-что объяснить, то, что мне необходимо выяснить.

– Понимаю, – сказала Рита. – Нет, Джек ни о чем мне не говорил, но я слышала, или мне показалось, что я слышу, что он как бы разговаривает с кем-то. – Оборот, который принял их разговор, пробудил в ней воспоминания. – Я только ошиблась, когда сказала, что не слышала никакой другой машины. Я услышала одну. Теперь я вспоминаю. Это было приблизительно пять минут спустя после выстрелов.

– Спасибо, – сказал Латур, – большое спасибо.

Темный домишко Лакосты находился в сотне метров от дороги, под большой магнолией. Латур повернул по узкой дорожке и остановился насколько было можно поближе к дому.

– Я помогу вам внести его в дом.

Девушка потеряла все свои иллюзии, которые у нее были, пока она считала Лакосту способным создать ей определенный уют и положение в обществе. Все исчезло после первого взгляда на дом. Теперь она казалась совершенно безразличной.

– Если вы хотите, чтобы он вернулся в дом, надо помочь ему. Я бы оставила его там, где он есть. – Она открыла дверцу машины. – Подождите, я зажгу лампу.

Латур остался там, сражаясь с москитами, пока желтый свет керосиновой лампы старого фасона не осветил металлическую кровлю, окна и вход в домик. Потом он подобрал инертное тело Лакосты и понес его внутрь помещения в то время, как Рита держала дверь.

Девушка извинялась за плохое освещение.

– У нас есть еще одна угольная лампа, но Джек ее разбил в первую неделю после свадьбы. – Она головой указала направление вглубь домика. – Он спит вон там.

Латур понес старого мошенника в маленькую комнату в конце домика и бросил его на большую кровать. Старик продолжал храпеть. Его, безусловно, нельзя было расспрашивать до завтрашнего утра.

Латур расстегнул ему рубашку, снял с него ботинки и пиджак. Когда он вернулся в другую половину домика в комнату, служащую гостиной, Рита из ведра наливала воду в кофеварку. Ей было очень трудно поворачиваться в этой комнате в своем кринолине.

– Если вы благосклонно примите мое приглашение, – сказала она, – и если у вас есть время, я буду рада, если вы останетесь и выпьете чашку кофе. Это самое меньшее, что могу вам предложить за то, что вы сделали для меня.

У нее был очень приятный вид. Латур не захотел обидеть ее.

– Спасибо, – сказал он. – Чашечка кофе доставит мне удовольствие.

Риту очень смущал ее кринолин.

– Вот эта штука просто невозможна! Я не понимаю, как это женщины могли выносить такое!

Латур снял свою большую шляпу и сел на табуретку около маленького столика, который, вероятно, сколотил сам Лакоста.

– Я тоже часто задавал себе вопрос об этом, – ответил он.

У Риты теперь были зеленые глаза, отливающие серым. На этот раз, когда у него было больше времени, Латур лучше разглядел ее и увидел, что ее носик покрыт веснушками. Она была молода и даже моложе того возраста, за который выдавала себя, и она не была тем, о чем думал Лакоста в своих пьяных рассуждениях, она не была шлюхой. Она спросила его:

– Френч Байу совсем свободный город, не правда ли?

– Свобода – это не то слово.

Рита зажгла горелку под кофеваркой.

– Вы думаете, что женщина сможет здесь найти работу? Работу служанки или может быть, продавщицы?

– Я уверен в этом.

– Тогда, если вы не возражаете, я хотела бы поговорить с вами. – Она провела пальцами по своей рыжей шевелюре и пальцы ее стали совсем потными. – Да, мне хотелось поговорить с вами. – Вытащив из комода ящик, она вынула оттуда шорты и лифчик. – Совершенно очевидно, что с Лакоста я ничего здесь не достигну, а в настоящий момент, я надеюсь, вы меня простите, если я покину вас и переоденусь во что-нибудь не такое жаркое.

Что она собиралась сделать, мало интересовало Латура. Он обмахивался своей шляпой.

– Пожалуйста, ведь вы у себя дома.

Не без усилий, Рита прошла со своим кринолином в другую комнату.

– Я нахожусь у него. Но с этим покончено. Я достаточно насмотрелась на него и не хочу больше иметь ничего общего с Лакостой.

Она старательно закрыла за собой дверь в маленькую комнату.

Латур продолжал обмахиваться. При свете желтой керосиновой лампы снова вернулось ощущение нереальности. Жужжание насекомых, бьющихся об окна, смешивалось с шумом работы насосов на промыслах и это раздражало его.

Неожиданно раздался довольно ощутимый толчок. Нефтяная компания, разрабатывающая недра поблизости, приступала к бурению новой мощной скважины, а это отразилось на пласте земли, на котором стоял домишко. Почва слегка заколебалась и от этого толчка дверь в маленькую комнату бесшумно отворилась.

Движение руки Латура, обмахивающегося шляпой, замедлилось.

Уверенная в том, что дверь закрыта, Рита продолжала раздеваться.

В тот момент, когда Латур посмотрел на нее, она уже успела снять через голову свой кринолин и лифчик, и теперь снимала штанишки. У нее было обольстительное тело. Маленькие крепкие груди оканчивались коралловыми кончиками, живот плавно переходил в бедра. Длинные загорелые ноги заканчивались тонкими щиколотками. Латур подумал о том, что на свете нет ничего прекраснее тела хорошо сложенной женщины, особенно если к тому же она и молода. Это был примитивный инстинкт, и Латур не мог не подчиниться ему. Он глубоко вдохнул в себя воздух.

Услышав этот звук, рыжая девушка обернулась и увидела, что дверь открыта. Одно мгновение она оставалась неподвижной, с глазами, устремленными на него, освещенная желтым светом керосиновой лампы, потом протянула руку и закрыла дверь. Когда она снова открыла ее, на ней были надеты шорты и белый лифчик, но воспоминание в нем было очень свежо.

– Со мной случаются все несчастья, – проговорила она. Сознание того, что Латур видел ее совсем голой и что, если не считать ее мертвецки пьяного мужа, она была одна с ним в ночи, настроило ее на оборонительный лад.

– Поверьте мне, – добавила она, – я это сделала не нарочно.

Латур снова стал обмахиваться.

– Ну, безусловно, я верю вам, – сказал он.

Малютка, казалось, хотела убедить и саму себя.

– Когда я предложила вам остаться, чтобы выпить чашечку кофе, я действительно думала только о кофе.

Латур положил свою шляпу на стул и закурил сигарету.

– Разве я вам навязывал свою персону?

– Нет, – призналась Рита. – Я только хотела сказать вам, что то, что Джек только что говорил вам на улице, не соответствует истине. Я не сплю со всеми парнями, которые строят мне глазки. – Она налила две чашки кофе и поставила их на низенький столик, что стоял перед Латуром. Потом поставила сахар и консервированное молоко. – Я не хочу сказать, что я ангел. Я далека от этого. Но все так ужасно безнадежно, что если я еще некоторое время буду думать об этом, то сделаюсь сумасшедшей.

– Вы имеете в виду ваше замужество с Лакостой.

Ей было совсем некуда сесть и она примостилась на табуретке около Латура.

– Ну, о чем же я могу говорить! Вы даже не можете себе представить, что это такое! К тому же, вы мужчина.

– А почему же вы не покинете его?

Рита положила сахар в свое кофе.

– Я это и собираюсь сделать. Вот почему я вас и спросила, есть ли возможность устроиться на работу во Френч Байу. Если бы дело касалось только денег. У меня их было достаточно в Пончатуло. Вы были бы удивлены, если бы знали, сколько мужчин там хотели играть со мной в папу и маму. Знаете, плантаторы, шоферы такси и даже коммерсанты края, которые околачивались в кабаке, в котором я служила подавальщицей.

Латур пил свой кофе. Он был крепкий и горячий, и сильно пах цикорием.

Впечатление от обнаженной прекрасной женщины было сильнее, чем он ожидал сам. И теперь, сидя рядом с ней так близко, что его бедро касалось ее обнаженной ляжки, ему было трудно сохранить свой хладнокровный нрав.

– Нет, это меня совсем не удивляет, – сказал он. – Вы очень красивы и у вас совершенно чудесное тело.

– Спасибо, – просто проговорила она. – А вы женаты?

– Более двух лет.

– На девушке из этого края?

Латур задумался: было трудно подвести Ольгу под эту категорию.

– Нет. Она, я думаю, то, что можно назвать белой русской. Ее предки эмигрировали, и она и ее родители родились в Японии.

Это, казалось, заинтересовало Риту.

– А как вы с ней познакомились?

Латура смущало говорить об Ольге с другой женщиной, к тому же незнакомой или почти незнакомой.

– Это произошло после войны в Корее. Она работала в британском посольстве в Сингапуре. А я был капитаном С.Д.Д.

– А что это значит?

– Это служба армейской разведки.

– А-а! – протянула Рита.

Она замолчала.

Латур бросил на нее быстрый взгляд. Девушка была молода и она была одна. Ей нужен был мужчина. Это угадывалось в ее глазах, в ее жестах, по тому, как она меняла положение своих ног, как ерзала на своем табурете. Несмотря на все свои заверения, она бы принадлежала ему, если бы он захотел. Она сказала бы «нет» и «я вас прошу» два или три раза, но это была бы только проформа.

Латур испытывал искушение. Было бы очень приятно, хоть один раз, иметь женщину, которая предлагала себя не из милости, а которая жаждала его так же, как и он ее. Без лишних сантиментов и громких фраз. Вместе с тем, связь, даже приключение одного вечера с малышкой семнадцати лет, утомленной невозможным браком, только усложнит дело. Могло произойти столько событий! А жизнь Латура и так была усложнена до крайности.

Он взял свою большую шляпу со стула, на который ее ранее положил, и встал.

Откровенно огорченная Рита встала одновременно с ним.

– Что это с вами сделалось?

– Будет лучше, если я уйду.

Зажмурив с недовольным видом глаза, девушка проводила его до той металлической двери, которой закрывался вход в домишко.

– Это ваше дело. Вы ведь блюститель порядка. Но я еще увижу вас?

– Утром. Мне необходимо будет поговорить с Джеком.

– По поводу тех выстрелов из ружья, которые я слышала?

– Точно.

– Это стреляли в вас?

– Да.

– Кто это был?

– Я надеюсь, что Джек знает это.

– Я буду здесь, – с горечью проговорила она. У нее был вид, как будто она пришла к определенному решению. – Хорошо, идите, – продолжала она. – Значит, я ничего не стоящая девушка. Но вы... вы – настоящий мужчина, Латур. Я вас очень люблю, и даже могла бы любить еще больше. Кстати, вот вам кое-что, что заставит вас немного подумать до того времени, пока мы снова не увидимся.

– Что же это?

– Вы помните, что говорил Джек совсем недавно в городе? В одном он прав.

– В чем?

– Он стар, а я молода. – У Риты появилась гримаса брезгливости. – Ну... и что ж! Представьте себе, что молодость, которую он продает в бутылках, на самом деле не стоит и ржавого гвоздя. Не стоит даже и пробовать. Все ночи он старается до такой степени, что я боюсь, что сойду с ума.

– Другими словами, он неспособен?

– Да, это как раз то, что есть на самом деле.

Латур схватил за обнаженные плечи молодую женщину. Это было напрасно. Влажная кожа притягивала его, как магнит.

– Вы понимаете, о чем вы говорите?

Рита прямо посмотрела на него.

– Да, я понимаю.

Латур выпустил плечи Риты. Он знал, что произошло бы, если бы он этого не сделал. До них доносилось храпение Джека.

– Понятно, – глухим голосом проговорил он. – Понятно. Мы снова поговорим об этом завтра.

– Я буду здесь, – снова проговорила Рита.

Латур должен был сделать над собой усилие, чтобы открыть металлическую дверь и пройти те несколько метров, которые отделяли его от машины. Рита осталась стоять на пороге, слабо освещенная светом, идущим из домика. Она казалась совсем маленькой, совсем одинокой и очень желанной среди темного пространства ночи.

Латур очень сожалел, что не вернулся прямо домой, покинув тюрьму. Он пожалел, что пошел обедать к Джо. Он жалел, что поехал по улице Лафит.

Глава 4

В кабинете шерифа горел свет, но комната была пуста. Фляга с конфискованным Латуром алкоголем, как вещественным доказательством, исчезла. Он прошел по коридору, чтобы достичь камер.

Проститутка, слишком молодая для того, чтобы уметь вовремя подмазать лапу, крикнула ему что-то непристойное из отделения для женщин, в глубине. Латур не обманулся относительно Виллера. Рыбак еще после того не раз дрался и на этот раз его кто-то здорово отделал. Он лежал на спине на цементном полу в отделении для белых. Его лицо и рубашка были покрыты кровью. С другой стороны, в отделении для черных, по разным причинам находились четверо негров. Что касается Хенни, то его там не было.

Мне нужно было взять предложенные им деньги, – подумал Латур. – Сто долларов здорово бы выручили меня.

Когда он вернулся в кабинет шерифа, около него находился Джек Пренгл.

– Что произошло с Хенни? – спросил у него Латур.

Помощник шерифа посмотрел в отчеты.

– Похоже на то, что он заплатил за поручительство.

– Кто дежурил?

Пренгл посмотрел на расписание.

– Том. И я. Но я вынужден был пойти к Эми подбирать одного прохвоста, который нашумел там.

– Рыбак, который там лежит?

– Да, парень весь в крови.

– Мне кажется, что немного перевязать его было бы не лишней роскошью.

Пренгл затянул свой пояс.

– Я пытался воздействовать на доктора Уолкера. Я этим сейчас и занимался.

– У меня были с ним неприятности в начале вечера.

– Ты вынужден был обменяться тумаками, да? – Пренгл улыбнулся.

– Но это – не я.

– Я нашел его таким у Эми. Насколько я понял, он стал немного слишком нежным и укусил одну из тамошних курочек, и ты бы удивился, если бы знал, в какое место. Тогда она подергала у него перья и стала дубасить его каблуком-гвоздиком, высотой в десять сантиметров. – Ночной помощник шерифа смотрел в окно из кабинета. – А ты веселился, а, Энди?

– Да-а, – с горечью протянул Латур, – веселился.

– И все это за двести восемьдесят долларов в месяц!

Латур подумал, зачем к дьяволу, Пренгл думал обмануть кого-то этим заявлением. Он был одним из тех, кто богатели так же, как и Том Мулен и Старик. Они не нуждались в нефтяных разработках. У них повсюду были их маленькие золотые шахты – в течение каждой недели, во всех барах, в кабаках и борделях, остающихся открытыми после положенного часа. Не говоря уж о питании за красивые глазки и о всех курочках, которые услаждали их. День был очень длинным, и Латур очень устал. Ему было пора домой. Он надел шляпу.

– Ладно. Думаю, что больше ничего не случится сегодня.

Голос Пренгла остановил его на пороге двери.

– Итак, какой ты ее нашел?

Латур обернулся, чтобы посмотреть на него.

– Кого это?

Пренгл улыбнулся.

– О, слушай, Энди, не заворачивай и не скрытничай. Весь город говорит об этом.

Латур понял, о чем хотел сказать Пренгл.

– Ты хочешь сказать, что я проводил Джека Лакосту?

– Да. И Лакосту, который напивается потому, что не может удовлетворить свою жену. В таком возрасте мужчина должен быть сумасшедшим для того, чтобы жениться. Парни говорили мне, что она очаровательна.

– Верно.

– Рыжая?

– Рыжая.

– Хорошо сбалансирована?

– Хорошо сбалансирована.

– И молодая?

– Она говорит, что ей семнадцать лет.

Пренгл свистнул.

– Вот кому здорово везет! У тебя, вероятно, веселая жизнь! В то время, как я, когда мне хочется поразвлечься, я должен удовольствоваться профессиональной шлюхой. А у этих девиц ты никогда не знаешь, сколько километров на счетчике.

– Возможно, – согласился Латур. – Это очень возможно.

До оазиса темноты, по которому шел Латур, донесся из одной из ночных коробок, вопль кларнета, более похожий на стон, чем на музыкальный звук, на стон насилуемой женщины. Латуру вдруг надоел этот город. Он задал себе вопрос, зачем он вернулся сюда. Он жалел, что привез сюда, во Френч Байу, Ольгу, что не остался в армии. Он, безусловно, не сделал бы этого, если бы знал, что две пробные скважины на его земле ничего не обнаружили.

Было бесполезно говорить Пренглу, что он не оставался с Ритой. Он просто тогда пожал плечами и пожелал доброй ночи, спустился по ступенькам и углубился в темноту.

Кобура с тяжелым револьвером ударила его по бедру. Первый выстрел по нему был сделан именно здесь. Однажды вечером, после того, как он отдежурил свое время от четырех часов до полуночи, он переходил через парк к своей машине, и в него выстрелили сзади из-за кустов. Благодаря инстинкту, выработанному еще в армии, он бросился плашмя на землю, доставая свой револьвер. Когда он поднялся с земли, таинственный стрелок уже исчез. Он, вероятно, смешался с толпой на улице Лафит. Последующее покушение было не менее драматичным. Четыре шашечки с динамитом были положены и прикреплены к проводам зажигания, но так неудачно и неумело, что они не взорвались, когда он нажал на акселератор. И, наконец, последовали выстрелы из зарослей сахарного тростника. И все это – за четырнадцать дней. Видимо, этот убийца-стрелок очень торопился.

Латур выехал из города и сделал небольшой объезд по берегу. Свет и музыка постепенно замирали вдали. Вскоре он слышал крики сов и шум от работы насосов, выкачивающих черное золото из земли почти всех поместий, кроме его. Латуру было интересно узнать, хороший ли стрелок Георг. Несмотря на все свое фанфаронство и спесь, брат Ольги был лишь лейтенантом в иностранном легионе, пока не решил, что гораздо спокойнее жить за счет своего «богатого» зятя. Георг мог действительно быть легионером, там было немало белых русских. Георг был еще более, чем его сестра, обозлен, когда узнал, что его сестра вышла замуж не за богатого человека, и ничего, кроме смерти мужа, по заветам их религии, не могло позволить Ольге снова выйти замуж. Как только Латур умрет, Ольга сможет снова продать свою красоту. И у легионеров была слава хороших стрелков. Они попадали с лета в муху. Неудачи прежних попыток можно было объяснить темнотой.

Латур подумал о Томе Мулене и о шерифе Величе. Отказываясь от взяток, Латур становился им поперек дороги и служил укором их совести. Но оба мужчины, пьяные или трезвые, были исключительными стрелками. И Латур не думал, чтобы кто-нибудь из них замышлял убить его. Том Мулен даже советовал действовать ему «полегче». Все, что старый шериф и Том Мулен хотели, это не обращать внимания на Френч Байу, Луизиану или вообще Соединенные Штаты. Как только их город станет достоянием прессы, для них все будет кончено: куры перестанут нести золотые яйца, и они сильно рисковали провести остаток своих дней в местах для них не очень приятных. Латур был очень смущен.

Отъехав на шесть километров от Френч Байу, он свернул на дорогу, обрамленную деревьями и ведущую к берегу и к старому строению из белых кирпичей и известняка, которое принадлежало его семье в течение более полутораста лет. Там, по крайней мере, было тихо и темно. Воздух был напоен запахом жасмина и жимолости, которая вилась по источенным временем колоннам, поддерживающим веранду. Здесь находился знакомый ему Френч Байу, который он любил, и фамильный дом, который он так мечтал реставрировать после войны.

Латур подошел к одной из открытых ставень и посмотрел во внутрь помещения. Со светлыми волосами, зачесанными назад и собранными в узел на затылке, одетая в простое белое платье, которое четко обрисовывало контуры ее тела, Ольга смотрела телевизор. Дорогой агрегат, теле-радио-магнитофон, был не по средствам Латуру, но, тем не менее, он купил его, так как ему было стыдно предложить своей жене что-нибудь дешевое.

С Ольги его взгляд перешел на ее брата, и сразу же Латур закипел негодованием, что всегда с ним делалось, когда он смотрел на Георга.

Если все аристократические семьи русской знати были похожи своим эгоизмом и спесью на Георга, ничего не было уже удивительного в том, что большевики прогнали их из своей страны. Основные таланты Георга, если они вообще у него были, заключались в том, чтобы устроиться на дармовом питании и виски, живя на европейский манер с упорным нежеланием работать, и пользоваться положением брата жены. И это, по-видимому, навсегда. Помощник шерифа вошел в гостиную, и Ольга сразу же встала.

– О! Ты вернулся!

Латур положил свою шляпу на стол.

– Да, как будто.

– Тише, прошу вас, – прошипел Георг. – Сейчас самый интересный момент в спектакле.

Латур хотел одернуть его, но воздержался. Каждый раз, когда он открывал рот, он только еще больше раздражался. Было непостижимо, каким образом Ольга и Георг при помощи одного слова или жеста достигали чего-то такого, что он начинал чувствовать себя слугой в своем собственном доме. Ольга не обратила никакого внимания на своего брата.

– Ты, вероятно, голоден. Я держу твой обед в горячем состоянии.

– Спасибо, – сухо проговорил Латур, – я пообедал в городе, в ресторане.

Он зашел в курительную, обшитую панелями, чтобы выпить последний стакан вина перед тем как лечь спать, но Георг уже до него воспользовался бутылкой. Там оставалось едва ли с палец толщиной виски, тогда как утром, когда он отправлялся на работу, она была почти полна.

Весьма возможно, что Георг сделал это нарочно.

Латур снял с полки свой карабин. Он был тщательно вычищен и смазан, и было совершенно невозможно сказать, когда им пользовались. Он положил оружие на место и пришел в комнату, которую занимали они с Ольгой. Здесь было так же жарко, как и в домишке Лакосты.

Латур вынул револьвер из кобуры и положил его на ночной столик, рядом со своим местом на большой старомодной кровати. Потом он расстегнул пояс, разделся, принял душ и бросился на кровать, не удосужившись надеть пижаму. Он безуспешно пытался заснуть. Он так и лежал, устремив взгляд в потолок, когда Ольга вошла в комнату. Она говорила с легким акцентом, как раз с таким, который ее делал еще более соблазнительной.

– А я знала, что ты уже лег спать. У тебя был тяжелый день?

Латур пожал плечами.

– Так себе. А как у тебя?

Ольга сняла через голову свое платье.

– Такой же, как всегда. Я оставалась дома.

Она сняла белье и села перед зеркалом, чтобы вынуть шпильки и расчесать волосы на ночь.

Это был второй стриптиз, на который Латур любовался в течение одного часа. Глядя на свою жену, он удивлялся, как он мог находить Риту желанной, и как той удалось это сделать. Это походило на то, как если бы кто-то пришел в восторг при виде полевого цветка, когда на расстоянии протянутой руки от него находилась орхидея.

Притворщица! Моя прекрасная притворщица! – подумал Латур. Задумавшись, он понял, что даже в первые месяцы их замужества Ольга не испытывала к нему никаких эмоций. Чувство, которое она симулировала, так же, как и ее роскошное тело, просто составляли часть торга, который она заключала, когда думала, что выходит замуж за богатого человека. Долгие годы ее семья была без денег, и Ольга честно в том призналась, а так же в том, что была воспитана в мысли о богатом замужестве, которое позволит позолотить прежний блеск ее семьи.

Когда она узнала, что оказалась обманутой, когда она узнала, что ее американский капитан, член аристократической семьи Юга, был обыкновенным типом, парнем, который ухватился за первое же предложенное ему место, ее чувство иссякло и ее сердце стало таким же сухим, как и те две скважины, на которые они возлагали свои надежды на богатство.

Латур рассматривал тело своей жены. Оно было прекрасно, просто не верилось глазам. Красиво, начиная от светлых волос до розовых пяток. Ольга была достойна богатого мужа. И вместе с тем, он ведь не солгал ей. На его территории бурили пробные скважины и у него были все основания считать себя богатым. И только месяц спустя после их возвращения во Френч Байу Джон Шварт принес плохое известие. Латур дал ему доверенность на ведение его дел, когда его мобилизовали в армию. Адвокат был еще более огорчен, чем он сам.

– Я очень сожалею, Энди, правда, я очень сожалею, – сказал он. – Но по словам экспертов и геологов, с которыми я советовался, такие вещи случаются. Они перестали бурить. Теперь, когда вокруг обнаружена нефть, похоже на то, что твои земли находятся на месте иссушенном и бесплодном.

Вопрос был исчерпан. Две недели спустя Латур должен был удовольствоваться должностью помощника шерифа на двести восемьдесят долларов в месяц, и они с Ольгой должны были удовлетворяться простыми кушаниями вместо куропаток, о которых мечтали.

Ольга завязала свои волосы наподобие конского хвоста, надела прозрачную ночную рубашку и подошла к кровати. Револьвер, лежавший около него, удивил ее.

– Почему ты положил его сюда? – спросила она его.

Латур закрылся простыней.

– Сегодня меня пытались убить. – Он мог поклясться, что в глазах его жены промелькнуло беспокойство, но он подумал, что ошибся.

– О! – спокойно проговорила Ольга. – Тогда мне понятно.

Латур стал ожидать сцену, которая должна была последовать в той грустной комедии, которую они играли каждый вечер. Ольга может быть и презирала его, потому что считала себя обманутой, но она была воспитана в стране, где первой обязанностью женщины было нравиться своему мужу, и даже если это было для нее ужасным, ее тело все же принадлежало ее мужу и должно было служить удовлетворению его желаний. Держа руку на выключателе лампы на ночном столике, с отчетливо просвечивающим контуром тела сквозь прозрачную рубашку, она с непроницаемым видом смотрела на него.

– Мой муж желает что-нибудь прежде, чем заснуть?

Латур испытывал искушение броситься на нее и повалить, только для того, чтобы посмотреть на ее лицо, как оно окаменеет, почувствовать ее тело, пассивное и покорное, все время говоря себе, что она в ужасе от него, что губит свою красоту, стоящую миллион долларов, в объятиях помощника шерифа, получающего в месяц двести восемьдесят долларов.

– Нет, – сухо ответил Латур. – Ничего.

Ольга пожала плечами, погасила свет и легла.

Латуру совершенно не хотелось спать. Желание жгло, сводило с ума. Сперва эта маленькая рыжая, теперь Ольга. Он думал о том, сколько мужчина может вытерпеть, прежде чем совсем опустит педали. И ко всему этому, этот отдаленный шум от насосов, выкачивающий поток нефти, двадцать четыре часа в сутки, толстые пачки денег в карманы всех, кроме него.

Он вспомнил о своей встрече с представителями закона.

– Да, кстати, я встретил Джона Шварта сегодня вечером. Там, где я обедал.

– Да? – тихим голосом проговорила Ольга из темноты.

– Он хочет познакомиться с Георгом. Он пригласил нас троих к обеду в один из вечеров на следующей неделе. Просил узнать, какой день тебя устраивает, и сказать ему об этом завтра.

Ольга долго думала, потом решила, что лучше всего будет собраться во вторник, и Латуру было интересно узнать, почему это вторник, ведь они никуда не собирались идти ни в понедельник, ни в среду, четверг, пятницу или субботу.

– Хорошо, пусть будет вторник, – ответил он. – Я увижу Джона завтра.

– Скажи ему, что это доставит нам большое удовольствие.

– Хорошо.

Латур повернулся и хотел заснуть, но было бесполезно пытаться это сделать. Его желание и так было сильным, но присутствие Ольги, готовой отдаться ему по первому его желанию, еще больше разжигало его. Ему надо было сделать только один жест, но он ни за что на свете не сделал бы этого.

Латур не любил, когда на него смотрят свысока. Он думал, что Ольга давно заснула, когда она неожиданно положила руку на его плечо.

– Ты сказал, что кто-то пытался убить тебя?

Латур повернулся на спину.

– Да.

– Каким образом?

– В меня стреляли из карабина.

– Но тебя не ранили?

– Нет.

– Я счастлива.

Можно было почти с уверенностью сказать, что она была искренна. Латур очень сожалел, что так плохо знал женщин. Беспокойство Ольги могло быть следствием угрызений совести, но могло быть и искренним. Если бы он решил раз и навсегда, как держать себя с ней, он бы подумал, что она действительно очень сильно обеспокоена, что она готова броситься в его объятия.

Из всех существующих на земле существ, на двух или четырех лапах, женщина была самым непонятным, самым странным существом.

Глава 5

Ночь продолжалась, становясь все жарче. Одно насекомое, проскользнув через крошечное отверстие в металлической сетке, проникло в комнату и теперь раздавалось его монотонное жужжание.

Чтобы забыть такое близкое присутствие Ольги, Латур заставил себя думать о Рите. Чем больше он думал о возможном приключении, тем меньше оно ему нравилось, судя по тому немногому, что успела рассказать о себе Рита. Это была просто маленькая девочка, у которой были неприятности. В сущности, она не была испорченной. Она просто нуждалась в ласках, которые старый Лакоста не в состоянии был ей дать, ласках, на которые все молодые женщины имеют право. Она также заслуживала большего, чем случайные встречи на заднем сидении машины или на кровати третьесортного отеля.

Латур не обольщался на свой счет. Если Рита так расположена к нему, то это было по той единственной причине, что он был мужчиной, и что он в тот момент находился с ней. То малое удовлетворение, которое он дал бы ей, не решило бы ее проблемы. Ей скорее нужен был какой-нибудь молодой парень с нефтяных промыслов или рыбак, который мог бы каждую ночь приходить к ней и удовлетворять ее жажду ласк. Без сомнения, она была молода и красива и желанна, и она бы принадлежала ему сколько угодно, пока длилась бы их связь. И, по правде говоря, это было бы лучше, чем находиться здесь и мучиться.

Латур провел рукой по своему потному лицу. К сожалению, он не чувствовал к маленькой рыженькой девушке ничего, кроме физического влечения. Он мог говорить себе что угодно, заводить связь с кем угодно, но все равно он оставался влюбленным в Ольгу и, вероятно, останется таким навсегда.

Он перевернулся на левый бок и сделал это напрасно. Ольга лежала на спине и лицо ее было теперь повернуто к нему. Их тела соприкоснулись. Ольга спросила его:

– Ты не можешь заснуть?

– Нет, – признался Латур. Он постарался немного отодвинуться от нее. Голосом, немного неуверенным, она пробормотала:

– Я тоже. Вероятно по той же причине...

У Ольги был трезвый ум.

– Лучше перестанем быть смешными. В конце концов, мы женаты. Ты – мой муж, а я – твоя жена.

Она завозилась в темноте и присела. Было слышно шуршание шелка и, когда она снова легла рядом с ним, вместо материи ее рубашки он почувствовал прикосновение ее атласной кожи, а ее руки обняли его. Латур схватил ее в объятия жадно и резко, почти стыдясь того, как он быстро капитулировал. Он не в состоянии был владеть собой и был рад, что в комнате было темно и он не мог прочитать в глазах Ольги презрение и неприязнь.

Их объятия длились долго. Голос Ольги уже не был нежным и культурным. Хриплым гортанным голосом она кричала ему незнакомые русские слова... Латуру очень хотелось узнать, что она говорила. Это были, вероятнее, всего, русские ругательства. Прошло ровно два года с того момента, когда Джон Шварт объявил о бесполезности бурения, и Ольга тогда ничего не ответила на это.

В порыве неистовой страсти Латур слишком приблизился к краю кровати и почувствовал, что падает, как в бездну, увлекая за собой Ольгу... Некоторое время она смотрела на него, потом тихонько оттолкнула.

– Прошу тебя... Ты делаешь мне больно.

Ее голос снова стал нормальным, спокойным, размеренным и ровным. Она также могла бы попросить сигарету.

– Дай мне возможность подняться, и, пожалуйста, не зажигай света.

Латур сел на край кровати. Вытирая пот измятой простыней, он прислушивался к знакомым звукам, доносившимся из ванной. Ему показалось, что он слышит, как Ольга плачет и очень удивился, не понимая, что могло вызвать у нее слезы. Она, между прочим, отлично продемонстрировала, к их взаимному удовлетворению, что ей достаточно было щелкнуть двумя пальцами, чтобы ее личный муж немедленно выполнил ее малейшее желание.

Дверь в ванную комнату отворилась, и Ольга вошла в комнату. Латур слышал, как она открывала ящик комода и несколько минут спустя сказала:

– Если хочешь, теперь ты можешь зажечь свет.

Латур прислушался и посмотрел на жену. Если она плакала, то потом хорошо смыла свои слезы. Чистая ночная рубашка, которую она надела, была такой же, как та, которую она сняла. За исключением нескольких волос, выбившихся из узла, можно было подумать, что ничего не произошло.

– Будет лучше, если я перестелю постель, – сказала она.

Латур встал, подошел к окну и стал вглядываться в темноту. Когда Ольга вошла в спальню, она заранее решила, она знала, что произойдет. Она нарочно унизила его, что бы разыграть светскую даму. И теперь все, что она нашла возможным сказать, было: «Будет лучше, если я перестелю постель». Латур продолжал смотреть в окно. Темнота напомнила ему о Рите, такой, какой он ее видел в последний раз на пороге уединенного домика, такой маленькой, такой одинокой и такой желанной в огромной ночи.

Латур задал себе вопрос, хорошо ли он сделал, что проводил Риту домой. Может быть, было бы лучше отправить Лакосту в кутузку, а Риту отвезти в отель?

По крайней мере, человек пятьдесят были свидетелями сцены, происшедшей перед баром «Тарпон». Откровенно признаваясь в том, что он не в состоянии удовлетворить свою молодую жену, и ставя под сомнение ее верность, пьяница, в сущности, пригласил всех молодых бездельников попробовать счастья с его молодой женой.

– Как ты нашел ее? – спросил Джек Пренгл.

Пренгл не мог сомневаться, что Латур спал с Ритой. Вне всякого сомнения, все свидетели, которые видели, как он отправился вместе с рыжей девушкой, думали точно также.

Чтобы не лечь снова в постель и не оказаться около Ольги, Латур продолжал предаваться своим думам.

Большинство мужчин в городе были хорошими людьми. Они здорово много работали. И они здорово веселились, совершенно не задумываясь, чтобы оплатить свои удовольствия, как бы дорого они ни стоили, но проделывали все это в пределах закона. Между тем, как и всюду, существовали и негодяи. В течение двух лет, что он находился на должности помощника шерифа, произошло три случая изнасилования. В первый раз это была красивая маленькая негритянка, другие случаи произошли с двумя ученицами, девочками лет четырнадцати-пятнадцати. Все три девушки были тогда еще девушками. Заняв должность, Латур познакомился и с достоинствами конторы шерифа.

Во всех трех случаях Велич, Том Мулен, Джек Пренгл позабыли о том, что они были нечестными полицейскими, всегда готовыми воспользоваться взятками, и показали, насколько они способны находиться на страже закона, когда того требуют обстоятельства. Со своими помощниками они сделали все возможное, чтобы найти виновных этих насилий, совершенно не считаясь с тем, кто ими мог оказаться. Тюрьма была переполнена подозреваемыми. Все индивидуумы, подозреваемые в аморальных делах, были допрошены, и их приводили днем и ночью, чтобы просеять через решето. Но все три насилия были произведены ночью, в местах, отдаленных от жилищ. Свидетельские показания, которые могли дать девочки, потерпевшие от насильников, были столь неопределенны, что совершенно невозможно было не только задержать виновных, но даже хоть отдаленно представить себе, кто это мог быть.

Он продолжал стоять в тени окна.

Ольга спросила:

– Что ты там увидел?

Латур отвернулся от окна.

– Ничего.

Он подобрал свою одежду и оделся. Может быть, будет благоразумно поехать к домику, чтобы убедиться, что с Ритой все обстоит благополучно. Одно из предположений, высказанных Лакостой, могло как раз осуществиться. Со старым шарлатаном, совершенно пьяным и крепко спящим, Рита была совершенно беззащитна от любого типа, который хотел бы силой овладеть ею. Очень мало женщин, которые в состоянии противостоять мужчине, способному пойти на насилие.

Ольга села на краю вновь застланной постели и теребила свою ночную рубашку.

– Ты снова выйдешь?

– Да.

– В такое время?

– Я как раз подумал кое о чем и решил это сделать.

Латур сел на стул, чтобы зашнуровать свои ботинки. Он подумал, что странно, что это не пришло ему в голову раньше. Он сможет одним ударом убить двух зайцев. Весьма возможно, что тот, который стрелял из зарослей тростника, захочет подобрать гильзы. Джек Пренгл был хорошим специалистом по баллистике. По найденной гильзе он определит марку и модель оружия, из которого стреляли. Это намного облегчит дальнейшие поиски тайного убийцы. Ольга нахмурилась.

– Могу я спросить, куда ты собираешься пойти?

Латур искал свою шляпу, а потом вспомнил, что оставил ее внизу.

– Полицейское дело.

Ольга взбила свою подушку, затем, пробормотав что-то по-русски, легла на спину и уставилась в потолок. Латур сунул револьвер в кобуру на поясе.

– Не все ли равно, какое это дело?

Ольга сделала рукой неопределенный жест.

– У меня это означает: я отказываюсь.

– Отказываешься от чего?

– Отказываюсь попытаться понять.

Стоя на пороге комнаты, Латур обернулся.

– А когда мы были с тобой, что означали те слова, которые ты мне только что говорила? Ты, конечно, понимаешь, когда мы были... ну... – Он колебался. – Ну, только что...

Ольга посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты не понимаешь?

– Нет.

Она протянула свою тонкую руку, чтобы погасить лампу.

– Тогда я советую тебе спросить кого-нибудь, кто понимает русский язык. Предпочтительно женщину.

Латур закрыл за собой дверь. О, эти женщины!

Георг выключил телевизор и стоял в курительной комнате, приканчивая то крошечное количество виски, которое оставалось в бутылке.

Из темноты холла Латур стал разглядывать молодого человека. Георг был таким же светлым блондином, как и его сестра, но он был очень загорелым и мускулистым, как настоящий профессиональный атлет. Что он делал все дни напролет и что собирался делать в Соединенных Штатах, кроме того, чтобы жить за счет своей сестры? Латур не имел об этом ни малейшего представления. В течение тех двух месяцев, что Георг находился во Френч Байу, он уничтожил огромное количество пищи и виски, но никогда и не пытался даже найти себе какое-нибудь занятие. Так же, как он никогда не выразил ни малейшей признательности за оказанное ему гостеприимство Латуру.

– Я должен был бы выбросить его отсюда хорошим пинком под зад, – подумал Латур.

Георг услышал его шаги по холлу и повернулся.

Он стал жаловаться:

– Почти не осталось больше виски.

– А почему бы тебе не купить несколько бутылок? – возразил Латур. – Кстати, ты сегодня пользовался моим карабином?

Георг допил последний глоток.

– Действительно, я брал сегодня его, когда решил прогуляться по этому так называемому лесу, вдоль реки. Как это вы называете такие места? Заросли? И я стрелял по нескольким водяным грызунам.

Он добавил немного хвастливо:

– Но ведь я вычистил его после этого.

– Да, я заметил это, – ответил Латур.

Он взял из ящика комода большую, на четырех батареях лампу, вышел из дома и направился к своей машине.

Было весьма возможно, что он сам был одним из этих «больших грызунов», по которым стрелял Георг. Он знал и таких типов, подобных Георгу. Такие нередко встречались на Дальнем Востоке. Георг согласится делать все, что угодно, ради денег. Латур подумал, но несколько поздно, что он должен был попросить его перевести то, что говорила Ольга по-русски.

Если то были ругательства или презрительное выражение, светловолосый брат Ольги был бы в восторге перевести ему это.

Глава 6

Снова направляясь по направлению к Френч Байу, Латур размышлял над вопросом, был ли Георг автором этих выстрелов. Факт тот, что все эти покушения были произведены после приезда Георга под предлогом повидаться с сестрой. Но с другой стороны, у молодого русского не было машины и никакого другого транспорта. Не считая также того, что он не мог хорошо знать окрестности Френч Байу, тогда как тот, который засел в зарослях тростника, чтобы подстрелить его, хорошо знал местность. Георг знал, что Латур должен был проехать мимо владения Лакосты на обратном пути, после того, как он обнаружил незаконную торговлю Хенни. И он подумал еще, что это должен быть кто-то, кто имел свободный доступ в кабинет шерифа.

Латур остановил свою машину перед главным входом отеля «Плантатор», новым зданием с искусственным климатом. Как он и надеялся, Том Мулен сидел за одним из столиков за азартной игрой в покер. Остальные игроки были городскими коммерсантами и владельцами нефтяных приисков. Судя по тому, что слышал Латур, чтобы получить один жетон для игры нужно было выложить пятьдесят долларов. С полдюжины красивых девушек, совсем молоденьких следили за игрой и давали советы игрокам. Одна из них, очаровательная малышка, которая издевалась над Латуром на тротуаре перед баром Джо, была одета лишь в малюсенькие трусики и прозрачный лифчик. Латур подумал, что время от времени один из игроков, будучи свободным, отправлялся в соседнюю комнату, где занимался делом, не имеющим к покеру никакого отношения.

Когда девушка в таком легком одеянии заметила Латура, она закричала, сделав презрительную мину:

– Проклятие! Вот притащился!

Большинство игроков были достаточно пьяны, чтобы найти замечание смешным. Сидя за стопкой синих жетонов, с толстыми щеками, лоснящимися от жира, Джон Португалец соблаговолил проворчать:

– Салют, Энди!

Он положил стопку жетонов на скатерть и прибавил:

– И на пятьсот долларов больше для вас!

Том Мулен бросил свои карты. Латур спросил его, может ли он сказать ему два слова, и первый помощник бросил свои карты:

– Ну, конечно.

Мулен проводил его в комнату, где сел на кровать.

– Что это тебя так разбирает?

Латур сел верхом на стул напротив Мулена.

– Меня просто интересует вопрос: после того, как я поехал арестовывать Хенни, никто не интересовался в конторе, где я был?

Пьяный или трезвый, сонный или оживленный, Том Мулен всегда был хорошим полицейским.

– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Существует лишь одна дорога, ведущая в Биг Бенд. Но, по правде говоря, я забыл про это: у нас было немало работы сегодня днем. – Мулен снова зажег свою погасшую сигарету, у тебя имеется немало недругов, которые готовы спустить тебя.

– Я стараюсь хорошо выполнять свою работу.

Мулен решил говорить откровенно.

– Тебе совершенно незачем вкладывать в это столько рвения. Возьмем, к примеру, Хенни. Ты отлично мог ограничиться тем, что взял бы положенную взятку. Ты сказал, что он предложил тебе билет в сто долларов, чтобы ты отпустил его. Ты должен был согласиться на это. А вместо этого один из начинающих адвокатов из конторы Джона Шварта, которого он привез из Нового Орлеана, вызволил его из кутузки. За две сотни долларов. Джон, может быть, заработает еще сотню долларов за его защиту. Администрация и Джон Шварт разделят деньги, которые ты мог получить сам.

– Но ведь я не стремлюсь прикарманить нечестные доходы.

Мулен шутя выпустил на Латура целый клуб дыма.

– Именно. Естественно. Я знаю, какой ты. Я тоже таким был очень давно, так давно, что не имею никакого желания вспоминать об этом. Но послушай совет старого специалиста этого дела, Энди. Это не первый город, в котором происходит такое... И он будет не последним. Никакой флик не заработает себе на жизнь, если останется честным. Старик провел тридцать пять лет своего существования в полиции и тридцать из них он честно тянул свою лямку. Но тут наша деревня превратилась в город, и стало очень трудно призывать к порядку зарвавшегося траппера или промышленника.

Первый помощник откровенно продолжал:

– Мне больше нравится, как это делается теперь. Масса света, развлечений, азарт, все это мне нравится. Я люблю чувствовать в карманах фрик. Мне нравится гладить кругленький, хорошенький зад или другие округлости девушки, которая имеет нежную кожу, которые не проводят целый день на солнце, занимаясь полезными работами. Итак, Велич и я держим город с легкой петлей на шее. А кому это приносит вред? Это не хуже того, что было в свое время в Новом Орлеане, или даже здесь в эпоху Джона Лафита и его товарищей, когда они заставили чинить свой корабль или требовали определенную добычу.

– Нет, конечно, – согласился Латур.

– Это не может долго продолжаться, – продолжал Мулен. – Я даю вам срок в один или, от силы, два года до того времени, когда типы, подобные Джону Шварту, Сэму Тайзаду и так называемая элита верхушки города заберут достаточно власти, чтобы взять нас за шиворот и выбросить с наших мест. Они переоборудуют Френч Байу и превратят его в образцовый город, где депутаты будут голосовать за сухой закон и где можно будет выпить лишь в каких-нибудь дырах, и где парни, которые захотят получить девушку, вместо того, чтобы подобрать ее на улице или в борделе, платя за это десять долларов, будут выкрадывать малышек из школ, чтобы воспользоваться ими на заднем сидении машины и делая их беременными в девяти случаев из десяти. – Мулен воодушевился. – Закон не в состоянии изменить человеческую природу, Энди. Во Френч Байу делают именно то, что делает весь мир во всех городах на свете. Единственная разница заключается в том, что мы делаем это открыто. Так что, пересиль себя, Энди, и постарайся не упускать момента. Зарабатывай свой фрик для себя и для прекрасной женщины, которая у тебя есть, пока это еще возможно. Она стоит большего, чем ты можешь ей дать. Ладно, я вижу, что ты один из Латуров, а Латуры в этом краю всегда были почитаемы. Но человек должен идти в ногу со временем. Ты понял?

– Да, – с мрачным видом проговорил Латур. – Я понимаю, что ты хотел сказать.

Мулен встал.

– Поверь мне, старик и я – мы очень любим тебя. Мы очень любили твоего отца. Ты один из немногих оставшихся действительно из этого края.

Ты настоящий парень. Но с того времени, когда на твоих землях ничего не было обнаружено и ты вынужден был, чтобы есть каждый день мясо, занять должность помощника шерифа, ты стал невыносим. Как будто ты ненавидишь весь мир, и все ненавидят тебя. Но это неправда. Почти все люди во Френч Байу тебя любят, или, вернее, они любили тебя, если бы ты позволил им это. Латур сухо ответил ему:

– Почти все люди, которые хотели меня спустить три раза.

Мулен казался обеспокоенным.

– Должен признаться, что меня это очень беспокоит. Мы поговорим об этом утром, когда я протрезвею, и мы посмотрим, что можно будет сделать и как поймать этого типа. Черт возьми! С твоими наградами во время войны в Корее, которые ты получил, не говоря уж об этой великолепной русской, чей дедушка был не то принцем, не то князем или чем-то в этом роде, если с тобой что-нибудь случится, все большие газеты, радио и телевидение не менее чем через двадцать четыре часа оповестят весь мир, что в нашем маленьком городе произошли такие ужасные вещи. – Мулен вытер пот носовым платком, – и что же тогда произойдет? Прощай хлеб с маслом и здравствуй тюрьма! – Он улыбнулся. – Но, боже мой! Это стоило того. Это был бы просто рождественский праздник!

Он проводил Латура в салон, где и уселся на свое место за карточным столом.

– Ну, валяйте, парни. Дайте мне карты.

Латур, в течение нескольких минут понаблюдав за игрой, решил спуститься в холл. Этот разговор с Муленом не помог ему выяснить, кто же пытался его убить. Но он дал ему пищу для размышлений.

Вместо того, чтобы прямо направиться во владения Лакосты, Латур сел на ступеньки кирпичной церкви, находящейся напротив отеля.

Латур стал вспоминать подробности вечера, проведенного с Ольгой. Может быть, во многом он был сам виноват. Никакая женщина не могла любить мужчину физически, если у нее не было никакого к нему чувства. Но тут было больше, чем страсть, это было пламя, взращенное в желании нравиться ему. Латур почувствовал, что краснеет. Он даже не нашел для нее ни одного ласкового слова, не пытался даже объяснить ей, как он любит ее. Всегда это проклятая гордость! Он настолько привык считаться только со своими собственными переживаниями, что даже не поинтересовался, что она чувствует. Те русские слова, может, и не были ругательствами, может, это были слова нежности. Когда она посмотрела на него, она, вероятно, ожидала, что он скажет, что по-прежнему, любит ее, что между ними было больше, чем простое желание. Быть может, это он, а не Ольга, проложил между ними барьер, который разделял их. Он снова вспомнил ту ночь, когда был вынужден повторить то, что сказал Джон Шварт, что то богатство, на которое он рассчитывал, полетело прахом. Ольга не закричала, не стала укладывать чемодана, не стала угрожать, что покинет его. Она только проговорила:

– Как это ужасно для тебя!

И она бросилась к нему в объятия, чтобы утешить его!

Латур встал, покинул церковные ступеньки и сел за руль своей машины. Он медленно рулил по улице Лафит до ее пересечения с основной магистралью, которая вилась между полями тростника и болотистыми укреплениями, чтобы достигнуть плантации Лакосты в районе Биг Бенда.

Как только он удостоверится относительно Риты, он решил после этого поговорить с Ольгой. Он, может быть, неверно ее понял.

– Кто знает? – сказал он себе. – Может быть, это мое дурацкое воображение заставляет меня видеть зло и ненависть там, где этого совершенно нет.

Глава 7

Когда Латур покинул улицу Лафит, ночь, спокойная и тихая, напомнила ему темное, влажное покрывало.

Единственными признаками человеческого существования были раскиданные то тут, то там одинокие хижины, некоторые освещенные, некоторые темные. Освещение осуществлялось керосиновыми лампами и фонарями. Прогресс еще не достиг этих мест. Эта часть берега еще не изменилась. Обитатели этих по-прежнему сажали дикий рис, рыбачили, браконьерствовали или работали на земле, чтобы иметь возможность для существования.

В какой-то момент Латуру показалось, что за ним следовала машина. Он остановился у обочины дороги и стал ждать, пока машина проедет мимо него. Было настолько темно, что он с трудом смог различить силуэт мужчины, сидящего за рулем: казалось, что на нем была надета большая соломенная шляпа, какие носят большинство черных рабочих на нефтяных промыслах.

Латур снова пустился в путь и остановил свою машину на пять километров дальше, перед небольшим кабаком, покрытым рекламами пива и фруктовых соков, известный под названием Биг Бой.

Его хозяин, толстый негр, был одним из тех хозяев в этом крае, которые настаивали на задержании Хенни под тем предлогом, что товар, который он поставлял, был недоброкачественным.

В проигрывателе была поставлена пластинка с Дюком Эллингтоном. Перед баром было полно старых машин, большинство которых были заняты парочками слишком пьяных и слишком влюбленных, чтобы беспокоиться, что их видят.

В машине, стоявшей неподалеку от машины Латура, молодая негритянка умоляла своего компаньона выказать большую активность. Ее голос был хриплым и измененным, каким был голос Ольги недавно. Но ей, безусловно, было совсем не стыдно показывать свои чувства, так же, как ей было не стыдно просить парня показать себя более предприимчивым. Было над чем задуматься.

Латур прошел в бар. Шум человеческих голосов постепенно стих. Кто-то включил проигрыватель. Белый, который стоял возле стойки бара, был представителем власти и порядка.

Биг Бой занимался обслуживанием одной парочки в другом конце помещения. Он немедленно покинул их, чтобы быть в распоряжении Латура.

– Вот и я, капитан, – проговорил он, обнажая в улыбке белые зубы. – Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Я хотел, чтобы ты дал мне, если это возможно, небольшие сведения, сказал Латур.

Биг Бой вытер пот со лба при помощи грязной тряпки.

– Я весь к вашим услугам. И спасибо, что разрушили торговлю Хенни. Вы даже не можете себе представить, как обращался с нами, как с клиентами, Хенни.

Латур закурил сигарету и коротко ответил.

– Не сомневаюсь в этом. Ты знаешь, что он заплатил залог и выпущен из тюрьмы?

– Да, мне это говорили, но даже то, что вы как-то разрушили его черное дело, уже дало свои плоды. Это будет висеть над ним, и если он снова начнет свое дело, это уже обойдется ему намного дороже. – Биг Бой старательно выражал свои мысли. – Это не потому, что я желаю парню зла или хочу, чтобы он был в тюрьме. Это просто потому, что при существующих федеральных ценах на виски честный коммерсант не может конкурировать с типом, который использует сахар, зерно и разные приспособления для изготовления зелья. Здесь некоторые негры и немногие белые пьют все, что угодно, если это недорого.

– Я понимаю.

Существующие правила запрещали Биг Бою предложить Латуру стакан вина. Он сделал все, что мог. Он вытер прилавок бара перед помощником шерифа до полного блеска.

– Итак, какие сведения я мог бы вам дать?

– В котором часу вы открываете свое заведение?

– Как обычно, около семи часов. Между семью и восемью, – ответил Биг Бой. – Раньше не стоит открывать. Нужно, чтобы все парни успели вернуться с полей или с другой работы, успели приготовить себе обед и поесть, прежде чем идти за своими маленькими подружками. Так что, за исключением некоторых очень спешивших парней, заведение обычно заполняется к девяти часам.

– А вы были здесь, я хочу сказать, у бара, без четверти восемь?

– Ну, конечно, сэр, я был. Безусловно, были и Бесси, и я, мы тут живем позади.

– Ты видел меня, когда я проезжал с Хенни?

– Нет, я ничего не видел.

Лицо Биг Боя напряглось от усилия вспомнить.

– Н-нет, и очень сожалею, – проговорил он, наконец. – Мне казалось, что я слышал одну или две проехавшие мимо машины, но я не выходил наружу. Обычно я в это время занят тем, что ставлю свое пиво на холод и все приготавливаю к вечеру. А почему вы спрашиваете об этом, мистер помощник шерифа?

– Чтобы знать, больше ничего.

Было просто необыкновенно, как человеку, который просто хотел убить, везло. Он был невидим. Три раза он пытался убить Латура, и это ему не удалось, но он успешно скрыл свои следы.

Латур отошел от бара.

– Ну, что ж! Благодарю. Это все, что я хотел узнать.

Если правила страны запрещали Биг Бою предложить Латуру стакан вина, они не запрещали предложить ему сигарету.

– А что вы скажете о хорошей «гаване», мистер помощник шерифа? Я сегодня получил большую коробку из Тампы.

Латур подумал: почему бы и нет? Он доставит удовольствие Биг Бою, приняв от него сигару. И если он будет иметь возможность дослужить свой последний год на этой должности и открыть контору вместе с Джоном Швартом, так солидно утроившемся во Френч Байу, ему понадобятся всевозможные клиенты, как белые, так и черные, каких он только сможет подцепить.

– Спасибо, – сказал он. – Сигара доставит мне удовольствие.

Толстый хозяин кабака стал шарить в коробке позади стойки бара, и когда снова повернулся, он выложил на прилавок сигару ценою в пятьдесят центов, обернутую в пятьдесят долларов. С радостным лицом он заявил:

– Поверьте, что мы все очень оценили то, что вы сделали для нас, местные коммерсанты и я.

Латур посмотрел на сигару. Биг Бой попытался подкупить его. Он просто пытался как-нибудь выразить свою благодарность за то, что отделался от нечестного конкурента.

Латур хотел сунуть завернутую сигарету в карман своей рубашки, но не смог этого сделать.

«Так ты встряхнись, Энди, – сказал ему Том Мулен. – Старайся урезать кусок пирога, пока еще есть время. Заработай немного фрика для этой прекрасной женщины, которая у тебя есть».

Латур развернул билет, как будто это была простая целлофановая обертка, потом откусил кончик сигары и зажег ее. Это была превосходная «гавана». Дым от нее был очень ароматным.

– Большое спасибо, Биг Бой, – сказал он, покидая коробку.

Латур не мог себя переделать. Он должен был вести свой путь по намеченному.

Позади него снова раздался гул мужских и женских голосов. Кто-то поставил новую пластинку в проигрыватель, и громкая музыка зазвучала в тишине ночи.

На заднем сидении машины, стоявшей рядом с машиной Латура, парочка дошла до финала в своих излияниях. Парень что-то шептал на ухо девушке.

– Ты самая красивая, самая нежная, дорогая. Я просто не понимаю, как я жил до сих пор, пока не узнал тебя!

Довольная девушка рассмеялась.

– Ты мне говоришь все это, ты просто вкручиваешь мне мозги, чтобы получить еще своего рациона.

– Это тоже возможно, – согласился парень. – Парень, которому от тебя не надо было бы ничего, был просто ненормальным.

Латур задним ходом выехал со стоянки и поехал по утрамбованной дороге до большого эвкалипта, который находился у зарослей тростника, откуда в него стреляли.

Черная вода, которая находилась между дорогой и зарослями тростника, была очень мало привлекательна. Латур осветил своим карманным фонариком темную воду, чтобы не принять уснувшую змею за болотный цветок, и погрузился в воду по самые колени. Ему только не хватало еще быть укушенным змеей. Он с облегчением вступил на твердую землю.

В нескольких метрах от кустарников он нашел нужное направление. Это было не случайностью, что в него стреляли отсюда. Это не было случайно выбранное место после того, как видели, как Латур поехал мимо на машине. Мужчина устроился тут в ожидании.

Латур осветил своим карманным фонариком смятые кусты тростника, подобрал несколько окурков, а также гильзу от пули. Другую гильзу он не нашел, вероятно, она упала в воду или была втоптана в почву подошвами человека, который пытался его убить.

Латур сунул окурки и гильзу в карман своей рубахи, в котором уже находилась пуля, которая разбила стекло в его машине. Джек Пренгл, может быть, сможет что-нибудь сказать по этим предметам, которыми Латур теперь располагает.

Никогда за последние недели он еще не был так доволен. Он не позволил положить себе на лапу. Хорошо. Но Латур все же был настоящим жителем этой страны, своим парнем. Том Мулен и Старик очень любили его. Начиная с этого времени, только для того, чтобы доставить им удовольствие, он станет добавлять немного воды в свое вино. Как об этом заметил Том Мулен, то, что происходило во Френч Байу, существовало также и в других городах. Потихоньку потягивая сигару, Латур снова пересек ров. Он задумался над тем, стоит ли ему ехать в машине до лужайки, но, в конце концов, решил оставить машину на обочине дороги, а туда пройти пешком.

Очарованный теплом и тишиной ночи, он направился по дорожке, ведущей на лужайку, где находился домик Лакосты.

Он с облегчением удостоверился, что рядом не было никакой машины. Он совершенно напрасно беспокоился о Рите. Темнота была совершенной. Рыжая девушка погасила свою лампу: все вокруг дышало спокойствием.

Было слышно лишь храпение Лакосты да крики сов и филинов, жужжание насекомых и отдаленный шум насосов на нефтяных промыслах, извлекающих нефтяной дождь, который в мечтах Латура должен был обогатить его. Действительно, фортуна очень капризная особа. Если ему удастся договориться с Ольгой, удастся убедить ее, что жизнь вдвоем может быть очень приятной, что все еще может наладиться. Всякий брак должен опираться на взаимное доверие и привязанность, и если Ольга смотрит на вещи также, то у них все будет о'кей!

Латур стал вычислять, сколько времени тому назад он отвез Лакосту в его домик. Старый мошенник совсем окосел между восемью и девятью часами. А сейчас было больше двух часов. Прошло более пяти часов – срок отсрочки, которую контора шерифа давала пьяницам за рулем до уплаты соответствующего штрафа. Теперь, когда он отказался от авантюры с Ритой, Латур мог поговорить с Лакостой в любое время. И чем раньше, тем лучше. Если старый шарлатан достаточно протрезвел, чтобы поговорить, Латуру не придется снова проделывать этот путь завтра утром.

Он снова стал размышлять. Лакоста находился у себя, когда дважды раздался выстрел. Немного позже Рите показалось, что она слышала, как он с кем-то разговаривал. Несколько минут спустя она услышала, как проехала другая машина. Лужайка находилась по крайней мере в двухстах метрах от зарослей тростника. Было весьма вероятно, что Лакоста видел этого человека, который стрелял, и говорил с ним, принимая его за охотника, забавляющегося в этой заброшенной местности.

Чем больше думал Латур, тем более вероятным ему казалось, что Лакоста видел того, кто стрелял.

Оставляя за собой след от дымящейся сигары, он прошел по тропинке, заросшей корнями, подошел к домику и тихонько постучал по металлической кровле. Он тихим голосом позвал:

– Рита!

Никакого ответа. Латур приложил руку ко лбу и попытался заглянуть внутрь домика. Он ничего не увидел. Он включил свой фонарь.

Молодая девушка спала совершенно обнаженная на кушетке. Вид этого обнаженного тела оставил Латура совершенно спокойным. Он выключил фонарь и постучал еще раз.

– Рита!

Он услышал, как заскрипела пружина, когда она поднялась.

Она закричала сонным голосом:

– Кто там?

– Это Энди Латур. Откройте и дайте мне войти.

Он заметил неясное белое пятно внутри, вероятно, молодая девушка встала.

– Но я считала, – воскликнула она уже не таким сонным голосом, – что вы вернетесь только утром. Вы сказали... – Латур потерял терпение. Он хотел говорить с Лакостой, а потом вернуться и поговорить с Ольгой, чтобы узнать, наконец, правду, в каких же она отношениях с ним.

– Неважно то, что я говорил, – сухо оборвал он ее. Он перестал стучать, а стал напирать на дверь, отчего старый домик весь задрожал. – Откройте эту дверь и дайте мне войти.

Послышались скрипы других пружин в глубине домика, старый Лакоста стал ругаться:

– Проклятье, что там происходит снаружи? Что там за сволочь? Проклятое отродье дьявола!

Латур открыл рот, чтобы ответить ему, когда внезапно потерял голос. Страшная боль ослепила его и совершенно парализовала.

Удар, который обрушился на него, шел откуда-то сзади. Страшный удар, обрушившийся на него, не лишил его сознания, но он совершенно не был в состоянии сказать хотя бы слово.

Сигара выпала из его инертных губ и покатилась по траве. Потом дубина снова обрушилась на него, ему показалось, что он летит с Ольгой куда-то вниз... После этого, не издав ни звука, он повалился на сырую землю. Сигара, перед тем, как погаснуть, обожгла ему щеку.

И Латур без сознания, безжизненной массой остался лежать плашмя на животе посередине травы, перед самой платформой фургона.

Глава 8

Он снова почувствовал, что куда-то летит. Влажные губы Ольги прижались к его губам и все время повторяли непонятные русские слова.

– Когда мы долетим до низа, – сказал он, – мы умрем.

Умереть таким образом было приятно, хотя мысль о смерти немного опечалила его. Ольга и он потеряли столько возможностей, которыми они должны были воспользоваться!

Но Латуру хотелось, чтобы она перестала целовать его, чтобы он смог обрести нормальное же дыхание. Потом он перестал ощущать неопределенный вкус каучука на губах, и, открыв глаза, он обнаружил, что сидит на стуле с прямой спинкой в кабинете шерифа Велича, посредине знакомых, но суровых и нахмуренных лиц.

Джек Пренгл наблюдал за уровнем на аппарате-показателе опьянения.

– Во всяком случае, мы знаем определенную вещь. Вся эта история с опьянением – простой вымысел. Почти все виски на его одежде.

У Латура губы были как деревянные. Он никак не мог выговорить ни слова.

– Что здесь происходит? – наконец удалось выговорить ему.

Том Мулен с толстым покрасневшим лицом и мокрым от пота, подтянул к себе стул и сел верхом на него около Латура.

– А ты этого не знаешь?

– Нет, – искренне удивился Латур. – Последнее, что я помню, это то, что я постучал в дверь домика Джека Лакосты.

Шериф Велич стоял позади Мулена. Старый человек провел пальцами по своим редким волосам.

– Ну, хоть в этом он сознается, – проговорил он голосом человека, который собирается заплакать. – Не будет никакой возможности замять это?

Мулен бросил на него короткий взгляд.

– Каким образом? Сирена санитарной машины... ведь все ее слышали! Весь город в курсе дела, а завтра – это будет вся Луизиана! Не говоря уж о том, что газеты всех Штатов разнесут это повсюду!

Латуру очень хотелось узнать, о чем они говорили.

Мулен повернулся к нему.

– Ты сознаешься в том, что отправился к Лакосте? Ты туда отправился, когда покинул меня вчера вечером?

Мозг Латура понемногу освобождался от оцепенения, но у него все еще остался вкус металла на губах.

– Да.

– По дороге ты останавливался?

– Один раз.

– Где это?

– У Биг Боя, – ответил он, стараясь освободиться от этого металлического вкуса. – Я могу узнать, не получу ли я чего-нибудь выпить?

Джек Пренгл взял бутылку Бурбона из шкафа и протянул ее помощнику шерифа Тэду Келли.

– Не вижу причины, чтобы отказать ему в этом. Один стакан не причинит ему вреда. Судя по показаниям аппарата опьянения, в его организме нет алкоголя даже настолько, чтобы у него закружилась голова.

Келли поднес горлышко бутылки к губам Латура.

– Валяй. Сделай глоток. Потом ты сможешь объясниться. И, должен сказать, тебе придется немало дать объяснений.

Виски стало течь мимо губ Латура по его подбородку. Латур поднял руку, чтобы взять бутылку и обнаружил, что на него надеты наручники. Не думая больше о питье, он стал рассматривать свои браслеты. Голова у него болела. Прерывающимся голосом он спросил:

– Что это значит?

Келли закупорил бутылку:

– Я спрашиваю, что это значит?

– И это говорит он! Вот чего я совершенно не могу выносить, так это ничтожных, много воображающих о себе людей! Они хотя играть в святого это лучше, чем заработать лишний доллар. А потом они выкидывают подобные штучки, и все для нас летит в воздух из-за этого притворщика.

Латур облизал виски, которое оставалось у него на губах и посмотрел на полицейских, тех что стояли вокруг него. Клебори, Ла Ронд, Даркос, Редди, Джим Руссо, Рафигнас, Луели – все помощники шерифа находились здесь. И все встретили его взгляд с ледяным выражением.

– Что это значит? – повторил Латур.

Том Мулен переложил его кобуру с револьвером на бедро, чтобы придать ей более удобное положение.

– Это тебя надо спросить об этом. Ты признаешься, что отправился к Лакосте?

– Естественно.

– Зачем?

– Я хотел посмотреть на то место в зарослях сахарного тростника, откуда в меня стреляли.

Шериф Велич снова провел рукой по своим волосам. Голосом сухим и резким, похожим на треск раздавливаемых сухих веток, он заметил:

– Мне надоело говорить это тебе, но я начинаю верить, что эти покушения на тебя так же фальшивы, как и твое поведение святого-недотроги, которого ты изображал во время работы с нами.

Латур стал протестовать.

– Это неправда, шериф. В меня стреляли из зала ожидания. Мне подсунули в капот машины бомбу. И еще в меня стреляли два раза вечером, когда я вез задержанного мною Хенни. Пули вылетели из зарослей кустарника на земле, принадлежавшей Лакосте. И я нашел четыре окурка и гильзы в том месте, где мой враг устроил засаду и поджидал мою машину.

– Куда ты их положил?

– В левый карман моей рубашки.

Голова Мулена сделала отрицательный жест.

– Их там нет.

Он показал на предметы, лежащие на столе шерифа Велича.

– Вот твой револьвер, из которого выстрелили два раза, твой бумажник, немного денег, твое удостоверение и половина бутылки алкоголя. Это все, что нашли у тебя.

Латур посмотрел на то, что лежало на письменном столе шерифа. Даже расплющенной пули, которая разбила стекло в его машине, тоже не было исчезла!

– Значит, кто-то взял их!

– Кто?

Все происшедшее с ним теперь прояснилось в его мозгу, полностью освободившись от тумана.

– Я теперь знаю это. Это сделал тот, кто оглушил меня перед домиком Лакосты. Да. Безусловно, это он. – Он поднял свои скованные руки и тихонько ощупал ими свою голову. – Вот почему у меня на голове ссадина.

– О, послушай, Энди, – снова заговорил Мулен. – Ты совершенно уверен, что не ударился о ножку кушетки или стола, валяясь, как это ты должен был сделать на полу домика?

Латур ошеломленно посмотрел на него.

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

– Я верю тебе, знаешь? О, да, я тебе верю, – насмешливо воскликнул Мулен.

В тот момент большая дверь тюрьмы широко открылась. Джек Пренгл пошел посмотреть, что там такое, и громко выругался.

– Ну, что ж! Я думаю, джентльмены, что мы все еще не успели выполнить свои обязательства. Наша последняя надежда замять дело исчезла!

Джон Шварт вошел в кабинет шерифа и прямо направился к стулу, на котором сидел Латур. Это было в первый раз, когда Латур видел законника в таком небрежном виде. Рубашка Шварта была расстегнута и галстук свисал по обеим сторонам. Больше того, он так торопился, что снизу на одной ноге из-под брюк выглядывала пижама.

– Что тут происходит, Энди? – спросил он.

– Я не знаю. Все это очень странно и таинственно.

Мулен встал со стула, на котором он сидел верхом и встал около адвоката.

– Естественно, вы в курсе дела.

Шварт заметил, что у него из брючины вылезает пижама и поддернул ее. – Естественно, – холодно проговорил он. – Я полагаю, что весь Френч Байу теперь уже знает все. Зная, что я друг Энди, один из молодых людей из моей конторы позвонил мне по телефону.

Шериф Велич зажег одну из долларовых сигар, которые он получал в виде взяток.

– Вы находитесь здесь в качестве адвоката Энди?

Латур попытался встать, но Джим Руссо и Билл Даркос толкнули его обратно на стул.

– Не двигайся, – сказал Даркос.

– Почему? – захотелось узнать Латуру. – Какое действие мне приписывают? Почему мне может понадобиться адвокат?

Шварт похлопал его по плечу.

– Осторожнее, Энди, через минуту мы сможем поговорить. – Шварт посмотрел на первого помощника шерифа, Тома Мулена. – В настоящий момент я хочу знать, что вы имеете против него?

– Много чего, – отпарировал Мулен. – В его револьвере не хватает двух пуль, и мисс Лакоста утверждает, что он подошел к двери домика и просил открыть дверь. Я думаю, что было несколько минут до или после двух часов ночи.

– Это правда, Энди? – спросил Шварт.

Латур подтвердил это.

– Я действительно стучал в дверь домика около двух часов ночи.

Шериф Велич стал перекатывать по губам сигару, которую он закурил.

– Судя по тому, что молодая женщина рассказала доктору Уолкеру, после того, как он осмотрел ее и она смогла говорить, Энди стучался так сильно, что разбудил мертвецки пьяного Лакосту в его комнате. Джек, шатаясь, прошел в переднюю комнату, спрашивая, что тут происходит, и тут началась драка.

– Понимаю, – сказал Шварт. – Латур очень хотел бы того же самого.

Велич продолжал:

– Я представляю себе, что двери такого домика не особенно солидны. Во всяком случае, те двери... Шварт застегнул свою рубашку и завязал галстук.

– Я тоже так думаю. – Он убедился в том, что галстук его завязан хорошо и воткнул в него булавку. – Но каким образом так скоро поднялась тревога? Ведь это место настолько уединенное?

Джек Пренгл перебил его:

– Сельскохозяйственный рабочий позвонил по телефону.

– А кто принял это сообщение?

– Я.

– Это был белый или черный?

Пренгл подумал.

– Я думаю, что черный. Вы знаете, они как говорят, когда волнуются. Короче говоря, он сказал, что только что проезжал мимо лужайки, и тут у него спустилась камера. Он остановился у края дороги, поставил машину и только начал ставить запасное колесо, как услышал выстрелы. Потом стала кричать женщина, и он понял, что что-то произошло. Как только он сменил запаску, он быстро поехал до первого телефона и позвонил нам.

– А он не ходил на лужайку?

– Нет, насколько я понял.

– Вы спросили у него имя?

Пренгл покачал головой.

– Нет, как я вам уже сказал, парень был очень взволнован, а потом я подумал, что он вряд ли захочет быть замешанным в подобную историю, связанную с белой женщиной.

– А он сказал вам, откуда он звонит?

– Он не говорил об этом.

Шварт удостоверился, что все пуговицы на его рубашке застегнуты, как следует.

– И что же вы сделали после того, как получили такое извещение по телефону?

– Я связался с Томом и с шерифом, потом я предупредил Луели, чтобы тот дежурил в конторе шерифа. Потом мы все трое отправились на эту лужайку.

– Понятно, – сказал Шварт. – Все, что вы имели для того, чтобы отправиться на охоту, был телефонный звонок неизвестного вам человека, утверждавшего, что он слышал выстрелы и крики женщины?

Пренгл обозлился.

– А разве этого недостаточно? Если бы вы были вместе с нами, вы бы почувствовали себя весьма плохо, войдя в этот домишко.

Шварт достал сигарету, постучал ею по пальцу, не спеша сунул ее в рот и закурил.

– Это весьма возможно, – согласился он. – Откуда вы вызвали санитарную машину?

– Шериф заставил меня вернуться в Биг Бой.

– А где вы обнаружили Энди?

Вмешался Том Мулен.

– Это я его нашел. В двухстах метрах от лужайки, в стороне. Сидя за рулем своей машины, он казался мертвецки пьяным.

Адвокат пожал плечами.

– Это мне кажется довольно нелепым. И все мы отлично знаем, что, чтобы ни случилось, Энди не идиот. Если он виноват в тех преступлениях, в которых его обвиняют, я думаю, что он постарался бы поскорее убраться оттуда.

Мулен ответил, не сердясь:

– Да, но он не мог сделать этого.

– А почему же?

– В момент, когда он торопился, он дал машине задний ход, вместо того, чтобы дать на первой передаче вперед, и завяз в болоте. Машина и сейчас еще там в ожидании экспертов, и вода доходит до порогов машины. Так что он сделал все, что мог. И он казался пьяным.

– Казался?

– Да, судя по показаниям счетчика.

– Понятно, – повторил Шварт. Он сел на стул, с которого встал мулен.

– Теперь расскажите вашу версию. Энди.

Латур честно признался человеку закона.

– Джон, я не понимаю, о чем они говорят, ни кто стрелял, ни почему Рита кричала.

– Прежде всего, что ты там делал?

– Я подумал о миссис Лакоста и беспокоился, в безопасности ли она после того скандала, который учинил Лакоста на улице, когда он прямо говорил, обвиняя ее в том, что она спит с каждым встречным. Тогда я отправился к домику, а потом, если бы Джек был в состоянии говорить, я хотел расспросить его кое о чем.

– А что ты хотел спросить у Джека Лакосты?

Латур должен был делать большие усилия, чтобы говорить. Он очень устал. Голова у него сильно болела. У него все еще был привкус металла во рту и его тошнило. Он ответил:

– Мы говорили об этом у Джо Банко, ты и я. Кто-то пытался убить меня. Последняя попытка была совершена сегодня вечером: в меня стреляли из зарослей тростника плантации Лакосты. И когда я проводил Лакосту и его жену после сцены на улице Лафит, она сказала мне, что видела проезжающую мимо машину, как раз перед выстрелами. Она услышала или ей показалось, что она услышала, что Джек с кем-то разговаривал на лужайке.

– Понятно.

– Тогда я отправился туда. Я, конечно, не загонял свою машину в болото, а оставил ее на обочине дороги, приблизительно в двухстах метрах от лужайки. Прежде чем подойти к домику, я пересек ров и обнаружил там место, в котором неизвестный устроил мне засаду. Я также обнаружил четыре окурка от сигарет и гильзу от калибра 39.

– Что ты сделал потом?

– Я пешком прошел до домика и стал стучать в дверь. В это время кто-то оглушил меня дубинкой.

Шварт ничего не сказал. Помощники шерифа, которые окружили стул, на котором сидел Латур, тоже не пошевелились. Латур стал просить их.

– Хорошо. Теперь перестаньте играть со мной. Умоляю вас, скажите, в чем все-таки дело. В чем меня обвиняют? Что я, по вашему, сделал?

Адвокат глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Джек Лакоста убит двумя пулями в сердце: стрелял, безусловно, тот, который сразу же оглушил молодую женщину, после чего изнасиловал ее.

Все то, что раньше ему говорили здесь в этом кабинете, неожиданно приобрело большое значение. Латур наклонился вперед на своем стуле и стал икать, с трудом удерживаясь от рвоты.

Том Мулен сухо заметил:

– Ты чувствуешь себя теперь не так-то уж хорошо, а Энди?

– Да, – согласился Латур, – не очень хорошо.

На письменном столе шерифа зазвонил телефон. Старый Велич взял трубку.

– Понятно, – сказал он. – Понятно. – Он повесил трубку и сделал знак Латуру встать с места. – Пошли, Энди. Звонил доктор Уолкер из госпиталя. Он сказал, что дал успокоительное миссис Лакоста и теперь она немного спокойнее, и он думает, что она сможет дать показания, прежде чем заснет.

Пренгл и Келли заставили Латура резко встать и толкнули его по направлению ко входной двери, потом на площадку и заставили спуститься по ступенькам тюрьмы.

Небольшая кучка любопытных собралась перед входом.

– Вот он, негодяй! – закричал кто-то. Другой попытался ударить Латура, но Том Мулен оттолкнул его.

– Без этого, не стройте из себя дикарей. Отойдите, парни, и дайте нам пройти.

– А я? – спросил Шварт.

– Вы можете воспользоваться вашей машиной, – ответил ему Велич, садясь рядом с Томом Муленом. – Наконец-то! – выдохнул шериф. – Это долго продолжалось, но следовало проделать это. Я боюсь, что слишком постарел, но я не вижу ничего плохого в том, чтобы подобрать лишний доллар. Я очень люблю ложиться спать с какой-нибудь малышкой: чем она моложе, тем больше она мне нравится. Но с условием, что она добровольно соглашается на это. Я даже убил несколько типов в свое время. Но насилие – это уж совсем не для меня!

– Но я не насиловал никого! – протестовал Латур. – Вы можете мне поверить, шериф.

– Почему? – лаконично спросил он.

Мулен пропустил без сожаления мимо себя строй фургонов нефтяной компании, потом включил мигающий красный свет и помчался по улицам так быстро, как позволяла оживленность движения.

У Латура все больше создавалось впечатление нереальности происходящего. Он позволил вести себя и смотрел на толпу на тротуарах. Никто не кричал, но все оборачивались, чтобы посмотреть на полицейскую машину и следили за ней глазами. В толпе женщины были так же молчаливы, как и мужчины. Даже ритм улицы изменился. Ударные инструменты в оркестре замолчали и была слышна лишь приглушенная мелодия смычковых.

Келли нервно ерзал на своем сидении.

– Мне хочется знать, дадут ли нам повернуть дело, как мы хотим?

– Этого я не знаю, – ответил шериф. – И я не могу сказать, что меня это очень беспокоит. Если бы ты видел эту бедную девчонку, избитую, заплаканную, совершенно голую, лежащую на полу домика, ты, может быть, думал по-другому.

– Как те три тогда, а?

– Еще хуже, если это возможно. У нее было внутреннее кровотечение.

Мулен затормозил и остановил полицейскую машину перед госпиталем нефтяной компании. Келли и Пренгл схватили за руки Латура и вытащили его из машины.

Доктор Уолкер, официальный полицейский врач и главный врач города, стоял перед дверями одной из комнат.

– Как она себя чувствует? – спросил Мулен.

– Она поправится, – ответил врач. Он презрительно посмотрел на Латура. – Но как мог мужчина довести до такого состояния женщину? Это мне непонятно.

Латур хотел протестовать против такого обвинения, но у него слишком пересохло в горле, чтобы он мог говорить.

– Сколько времени сможем мы говорить с ней? – спросил шериф Велич.

– Две или три минуты, – ответил врач, – но не больше, она сильно страдает.

– Он неслабо ее поранил, а?

– Да, немало, – согласился Уолкер.

Велич сделал знак головой обоим помощникам, которые конвоировали Латура, и они провели его в комнату, перед которой стоял доктор Уолкер.

Со старательно причесанными и заплетенными в косы волосами, казавшаяся еще более юной и маленькой, чем она выглядела на платформе, освещенной лампами, молодая вдова убитого человека неподвижно лежала в госпитальной кровати. Ее серые глаза были лишь щелками на ее покрасневшем опухшем лице. Ей сломали нос. Доктор Уолкер и хирургическая сестра только одни были в курсе событий, то есть ее ранений и повреждений. Тело Риты было покрыто простыней и Латур был очень доволен этим. Ни за что на свете он не хотел бы увидеть его.

Старый шериф снял шляпу и представился.

– Я шериф Велич, я знаю, как вы страдаете, миссис Лакоста, и постараюсь быть как можно более кратким. Но до этого времени, когда вы заснете, я бы очень хотел, чтобы вы ответили на несколько вопросов.

Безжизненным голосом Рита ответила:

– Я попробую.

– Вы знаете помощника шерифа Энди Латура?

– Да.

– Это он произвел над вами насилие и убил вашего мужа?

– Да, это он.

Велич старался беспристрастным и спокойным голосом спрашивать:

– Если в домике было так темно в момент агрессии, как это было тогда, когда мы и приехали, как вы можете быть уверенной в том, что это был действительно он?

– Потому что как раз перед этим, как это случилось, он стал стучать в дверь и требовать, чтобы ему дали возможность войти.

– Вы сделали это?

– Нет.

– И что же произошло потом?

– Стук разбудил моего мужа, и Джек встал и вышел из своей комнаты, чтобы узнать, что происходит. – Молодая женщина пыталась говорить твердо, но слабость не позволила ей сделать это. – Тогда он выстрелил в Джека через решетку, потом вышиб дверь и накинулся на меня. И каждый раз, когда я протестовала или пыталась ускользнуть от него, он бил меня кулаками и продолжал делать то, что делал. А Джек лежал на полу около меня мертвый!

– Он вас насиловал не один раз?

– Я не знаю, сколько раз.

– Я считаю, что на сегодня этого достаточно, шериф, – вмешался врач. – Вы еще раз сможете поговорить с ней утром.

Шериф Велич надел свою шляпу.

– Один вопрос, только один вопрос. Латур утверждает, что сразу после того, как он постучал в дверь и назвал свое имя, неизвестный ему человек оглушил его дубинкой и он потерял сознание. После того, как Латур постучал в вашу дверь и вы услышали, как он назвал себя, вы не заметили какую-нибудь возню около фургона или домика?

Рита ответила категорическим тоном:

– Я ничего не слышала.

Джон Шварт ждал в коридоре госпиталя. Латур стал настаивать:

– Джон, я невиновен. Она думает, что это был я, но она ошибается. Я не убивал Лакосту и не насиловал ее. В домике было слишком темно, чтобы она могла разглядеть человека, который насиловал ее. Все, что она могла нам сказать, были лишь предположения.

Мулен добавил сухим тоном:

– И еще то, что у него было много секса!

Доктор Уолкер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Это был не ты, а, Энди?

– Нет, это был не я.

Врач вынул из кармана своей белой рубашки какой-то металлический предмет и протянул его шерифу.

– Тогда, где она нашла это? Это было так сильно вдавлено в ладонь ее правой руки, что сиделки и я были вынуждены с силой разжать ее пальцы, чтобы вынуть это.

Латур внимательно осмотрел металлический предмет, лежащий на ладони шерифа, потом посмотрел на ладони шерифа и перевел взгляд на правый карманчик своей рубашки. В том месте, где он прикреплял свой значок помощника шерифа, теперь лишь было отверстие от вырванного клочка материи. Горло Латура сжалось. Прежде чем он успел заговорить, Шварт предупредил его:

– Не отвечай на этот вопрос, Энди. Ты не должен говорить ничего такого, что может послужить обвинению. С настоящего времени, я, как твой защитник, буду сам отвечать на все задаваемые вопросы.

– Как тебе будет угодно, – согласился Латур.

Глава 9

Жара и тишина царствовали в тюремных помещениях. Сидя на продавленных пружинах, опершись спиной в стену, не в состоянии спать, страшно обеспокоенный, докуривая последнюю сигарету из пакета, оставленного ему Швартом, Латур наблюдал за утренним сверкающим солнцем, высоко стоящем в небе, через слуховое окошко.

Это было в первый раз в его жизни, что он оказался за решеткой, среди задержанных. Латур теперь знал, что должен чувствовать зверь в клетке. Это было ужасное состояние. Джон Шварт сказал ему: «Не расстраивайся, мы выберемся отсюда любым способом».

– Но как это сделать?

Сигарета стала жечь ему пальцы и Латур с сожалением погасил ее. По его мнению, несмотря на весь свой опыт ведения дел в судах, у адвоката был не слишком оптимистический вид.

Латур вновь перебрал все обвинения, выдвинутые против него. Он не убивал Лакосты и не насиловал рыжую девушку. Но ночью все кошки серы, все мужчины похожи друг на друга. Каким же образом со всеми вещественными доказательствами, не считая категорического заявления Риты, можно было надеяться доказать, что он не насиловал молодую женщину, обезумевшую в темноте домика, когда Рита утверждала, что это был он. Он не мог понять, на что надеялся Шварт.

Это была трудная юридическая проблема, но очень интересная, и Латур надеялся, что Шварт сумеет найти выход из этого положения. А пока, в ожидании, одна вещь была ясна: Латур не видел этого выхода. В штате Луизиана только два преступления карались особенно строго: первым было убийство, вторым – насилие.

Латур сперва собирался постучать в дверь или по решетке своей камеры, чтобы попросить у дежурного помощника шерифа пачку сигарет, но потом решил, что черта-с-два он это сделает. Он не хотел просить об одолжении. Все, что он хотел, это поскорее выйти из тюрьмы.

Таракан пробежал по полу его камеры, потом, испуганный ярким светом и шумом голосов заключенных соседней камеры, убежал в свое убежище. Латуру даже стало жалко, что тот убежал, все-таки это была жизнь и движение. Глухой шум от работающих насосов на нефтяных промыслах, завывание сирен в порту, а также музыка на улице Лафит перестали быть слышны. Это время, между начинающейся зарей и полным днем было, как говорят, часом наживы. С этого момента до открытия трибунала простой полиции, ночные дежурные помощники шерифа устремлялись на улицы, чтобы подобрать нетрезвых бродяг и уличных девок, чтобы скрыть их от людских взоров, а на самом деле для того, чтобы получить проценты, которые получала контора шерифа. Каждый раз, когда судья Блекли назначал штраф в десять долларов какому-нибудь пьянице или уличной девке, часть этого штрафа оказывалась в карманах шерифа Велича.

Латур подумал об Ольге, но сразу же пожалел об этом. Теперь Ольга была уже в курсе дела. Добрый друг, вероятно, разбудил ее, чтобы сказать: "Я подумал, что вам будет приятно быть в курсе дела. Вашего мужа арестовали по обвинению в убийстве и насилии.”

Латур стал искать по полу окурок, достаточно длинный, чтобы его можно было закурить, но не нашел такого. В настоящее время Ольга должна быть уверена, что он покинул ее для того, чтобы накинуться на Риту.

Он стал рассматривать этот вопрос.

Физически это было невозможно. Мужчина в расцвете сил мог сразу перейти от одной женщины к другой. Рита в начале вечера разбудила его чувства, когда дверь в его комнату раскрылась и он увидел ее обнаженной. Но после сеанса с Ольгой, считаясь со всеми ее физиологическими факторами, он не смог бы в действительности удовлетворить молодую женщину, даже если бы она лежала рядом с ним и умоляла его об этом.

Вместе с тем, это не было аргументом, который мужчина мог бы использовать перед судом. Он не смог бы даже доказать это Джону Шварту. Мужчина, один из Латуров, никогда не стал бы говорить о своих половых отношениях со своей женой.

По цементному коридору тюрьмы послышались шаги, и Питер Даркос привел, почти таща на себе, какую-то темноволосую девушку и поместил ее в женское отделение тюрьмы, в камеру, находящуюся напротив камеры Латура. Девушка хриплым голосом на все лады проклинала помощника шерифа.

– Проклятое отродье, чертова скотина. Только потому, что я выпила и разбила какое-то паршивое зеркало, тебе понадобилось меня зацапать! Если бы мои дела шли лучше и я смогла бы сунуть деньги, я не была бы здесь, и ты это отлично знаешь!

Латур встал с койки и подошел к решетчатой двери.

– Что она сделала, Питер?

Помощнику шерифа казалось неудобным вести с ним разговор. Он пожал плечами, но все-таки ответил:

– О! Она бросила бутылку виски в большое зеркало в клубе «Хейк Хо». Я пытался заставить ее вернуться в отель, но она ничего не хотела слышать. У девчонки просто кризис темперамента. Ты знаешь, она говорит, что нужно закрыть все кабаки...

– Двадцать долларов и еще добавок, а?

– Похоже на то.

Латур пытался найти в себе мужество и попросить у Даркоса пачку сигарет, но он не смог заставить себя. Он сможет обойтись и без курева.

– А что происходит в городе? – спросил он.

Даркос еще раз пожал плечами.

– Еще не слишком шумно. Город, на мой взгляд, слишком уж спокоен. Знаешь, мужчины собираются маленькими группами, чтобы поговорить.

Отчаяние снова охватило Латура. Он понимал, что хотел сказать этот Даркос. Френч Байу мог быть местом, где проделывались махинации, где все продавалось и покупалось, но, тем не менее, это было место в самом сердце Юга, где женщина пользуется особым уважением, на которое она имеет право. – Ты знаешь, что это не я сделал, Питер, – спокойно проговорил Латур.

– Ты ходил вместе со мной в школу. Ты знаешь, что я не способен на подобную вещь.

Даркос не хотел компрометировать себя.

– Конечно. Я слышал, как ты говорил это Старику.

Он пошел по коридору, чтобы вернуться в кабинет шерифа. В камере, по другую сторону прохода, девушка, которую только что привели, схватила обеими руками подол своей юбки и стащила с себя ее через голову. Под платьем у нее ничего не было.

– Проклятый бордель, сволочи и прохвосты, – ворчала она. – Будь проклят этот бордель для всех шлюх! Могли бы они хоть немного здесь проветрить!

Продолжая все время ворчать про себя, девушка использовала кадку камеры. Латур был смущен. Между тем, он работал помощником шерифа уже два года, но никогда не замечал ни что тюрьма такая ветхая, ни того, что отделение для женщин находится так близко от места, где он сейчас был заключен. По правде говоря, эта изолированная камера использовалась редко. Она предназначалась для тех, преступления которых не могли быть рассмотрены шерифом Величем, а рассматривались трибуналом. Никто из мужчин, крепко спящих в своих камерах, достаточно удаленных, не могли видеть того, что происходило в камере, в которую Даркос посадил девушку. Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.

– Вы уже достаточно насмотрелись на меня, гнусная вы личность!

Латур сел на койку.

– Простите меня.

Девушка забыла или сделала вид, что забыла, что она голая, и уцепилась за решетку своей камеры. Несмотря на свое опьянение, она еще старалась сохранить привлекательность женщины, способной соблазнить мужчину при помощи средств, отпущенных ей природой.

– Держу пари, что вы предпочли бы находится здесь, вместе со мной.

– Не совсем так, – осторожно заметил Латур.

Его безразличие подстегнуло девушку, она принялась издеваться.

– Ты неспособен или что?

Латур криво улыбнулся.

– Нет, совсем наоборот.

– У тебя кто-то есть?

– Нет.

Девица с трудом облизала свои губы.

– Тогда я скажу тебе, что мы сделаем. Ты штраф заплатишь за меня сегодня утром, а вечером я с тобой буду очень мила.

– Нет, спасибо, – ответил Латур.

Девушка продолжала рассматривать его через решетку камеры.

– Нет ничего удивительного, – проговорила она наконец. – Я теперь знаю, кто ты. Ты тот прохвост, помощник шерифа, который спустил старого мошенника и изнасиловал его жену.

– Я не трогал никого, – сказал Латур.

– Я тебе не верю, знаешь! Да, это ты говоришь, а знаешь, что говорят в городе?

– Что же?

– Что это ты также изнасиловал и тех трех девочек. И я в это верю. Они имели тогда страшный вид после работы этого типа. – Девица казалась заинтересованной. – Но что с тобой делается, что у тебя не так как следует? Ты один из тех, которые любят все запрещенное?

Латур не счел нужным ответить. Девушка перестала интересоваться им и растянулась на тощем матрасике своей койки.

– А потом, черт возьми, уж ничего и не поделаешь! Мой дорогой, папаша, ты дошел до конца своего пути!

Латур спросил:

– Что вы хотите сказать?

Девушка приняла таинственный вид.

– Подожди до вечера и увидишь. В городе есть негодяи, но есть и настоящие мужчины.

– Что вы хотите этим сказать? – снова спросил Латур.

Вместо ответа девушка, сломленная усталостью после ночной работы и парами виски, стала зевать и вертеться на своем ложе, потом закрыла глаза и уснула.

Наступление рабочего утра пришлось ждать долго. Оно началось со стука кастрюль и другой посуды на кухне тюрьмы. Там готовился тощий завтрак для обитателей тюрьмы, задержанных ночью. При одной только мысли о еде Латур почувствовал спазмы в желудке, но горячий ароматный кофе с цикорием приятно пахнул. Он с нетерпением ждал того момента, когда служитель появится с чашкой кофе.

Слышался стук металлических ложек и тарелок по всему коридору, но никто не дошел до камеры, в которой сидел Латур. Тогда он вспомнил, почему так было. Так как все прислужники были черными, осужденными на короткие сроки, и так как они были неграми, то не смели преступать черты, отделяющих заключенных черных от камер с белыми женщинами. Латуру придется подождать прихода цветных помощников шерифа, чтобы получить свой кофе. Он подумал, что независимо от того, какое обвинение тяготело над ним, расположение его камеры было совершенно отделено от прочих камер.

Было уже больше восьми вечера, когда Том Мулен, сопровождаемый Гарри Рафигнасом, появился, держа в руках две чашки кофе и две тарелки, полные маисового ризотто.

Рафигнас бросил взгляд на уснувшую девушку по другую сторону прохода и восхищенно свистнул.

– Похоже, она достаточно в теле для своих двадцати двух лет, но манера, с которой она храпит, дает понять, что ее теперь ничем не разбудишь.

Мулен сделал знак помощнику продолжать свой путь.

– Оставь ее, пусть спит до того времени, когда ее пригласят к судье, и дай ей завтрак Хенни.

– А я? – спросил Латур. – Я не имею права на кофе?

– Напротив, – возразил первый помощник с кривой усмешкой. – Твой ожидает тебя в дежурной комнате. – Мулен отодвинул запор. – Я бы очень хотел бы знать, как мне держаться с тобой, Энди?

– О чем ты говоришь?

– Понимай, как хочешь. Я очень давно тебя знаю и всегда считал тебя честным парнем. А теперь вдруг ты делаешь некоторые вещи, которые порядочный парень не делает.

– Насилие, например?

– Точно, – согласился Мулен. – Насилие. А потом, как сказал вчера Старик, мне кажется необъяснимым, как парень, женатый на такой куколке, как твоя, может пойти развлекаться к такой мышке, как та, которая в госпитале.

– Том, я уверяю тебя, что я не делал этого, – протестовал Латур.

Сделав ему знак, чтобы он шел впереди него, Том Мулен, наконец, сказал первые ободряющие слова после ареста.

– Мы стараемся доказать это.

Латур открыл дверь в комнату дежурных. С бледным лицом, но спокойная, с тщательно причесанными светлыми волосами, с большой корзиной в руке, в сопровождении Георга, Ольга стояла у одного из столов, на котором помощники шерифа играли в минуту отдыха в карты.

Мулен посмотрел на часы.

– Время двадцать минут, – сказал он, закрывая дверь.

Ледяным и презрительным тоном Георг воскликнул:

– Итак, вот он человек, за которого моя сестра вышла замуж! И ты могла сделать подобную вещь! Если бы в этой стране это разрешалось, я избил бы тебя, как бешеную собаку до смерти.

На это, безусловно, нечего было ответить. Латур ничего не сказал. Но Ольга повысила голос и проговорила без всякого акцента, как настоящая американка:

– Замолчи и уйди отсюда! – сказала она. – Тебе здесь нечего делать. Это не ты замужем за Энди, а я!

Высокий белокурый парень хотел протестовать, но Ольга бросила на него лишь один-единственный взгляд.

– Я тебе сказала, чтобы ты оставил нас одних.

Георг пожал плечами.

– Как тебе угодно. Я увижу тебя перед судом.

Дверь тяжело закрылась за ним. Латур никогда не думал, что молчание может быть настолько тяжелым. Он страдал от того, что на нем была надета грязная рубашка и что он был небрит. И это как раз тогда, когда он хотел так много сказать, произвести хорошее впечатление на Ольгу.

Она поставила корзину на стол и подняла крышку.

– Ты, безусловно, должен быть голоден, – просто проговорила она. – Вот я и принесла тебе поесть. И сигареты.

– Почему?

– Но ведь ты мой муж, – так же просто ответила она.

Она расстелила на столе салфетку и достала термос с горячим кофе. Потом достала чашку с блюдечком, тарелку с теплыми маленькими хлебцами, завернутыми в салфетку, баночку домашнего варенья и варенные яйца, каждое завернуто отдельно, в надежде донести их теплыми.

Ольга стала извиняться.

– Конечно, здесь немного, я очень огорчена. Но трудно приготовить завтрак, который нужно принести в корзине.

– А как ты добралась сюда? – спросил ее Латур.

– Пешком. Вместе с Георгом.

– Но ведь это больше шести километров!

Ольга пожала плечами.

– Разве это так много, шесть километров! – Она показала на корзину. – Ешь же. У тебя немного времени. Начальник сказал про двадцать минут.

Латуру никогда так не хотелось есть, но он заставил себя съесть несколько теплых еще хлебцов и остывшие яйца, запивая все это горячим кофе. Ему хотелось много сказать Ольге, но он не знал, с чего начать. Со своей стороны, она была тоже совершенно молчалива, но ее ясные глаза, такие синие, не переставали разглядывать лицо мужа.

Несмотря на то, что мы женаты, мы совсем не знаем друг друга, – подумал Латур. – Мы боимся разговаривать друг с другом.

Он вздрогнул, когда Том Мулен открыл дверь и заявил:

– Вот и все, Энди. Время прошло.

Латур не представлял себе, что двадцать минут могли так быстро пройти. Все, о чем он хотел рассказать Ольге, осталось при нем. Он даже не сказал, что любит ее.

Бил Виллер с опухшим и перевязанным лицом стоял около Тома Мулена. Мулен защелкнул на правой руке Латура наручник, который свисал с левого запястья рыбака.

– Это не большая честь для меня, должен сказать тебе, – проворчал Виллер. – Итак, ты кончил тем, что стал разбойником. Это меня не удивляет. Когда ты почувствовал возможность разгуляться, ты и стал действовать. Это всегда так бывает у разнузданных типов, подобных тебе.

Мулен ударил его по щеке.

– Перестань говорить такие вещи, здесь дама.

– Простите, – пробормотал рыбак.

Ольга вынула две пачки сигарет из своей корзины и засунула их в карман Латуру.

– Пожалуйста, позвольте мне задать один вопрос моему мужу? – обратилась он к Мулену.

– Конечно, пожалуйста, – ответил тот.

Тогда Ольга нашла в себе смелость сказать то, что не смогла сказать в течение двадцати минут, когда она была наедине с ним.

– То, что говорят, что ты убил этого человека не имеет значения. – С чисто восточным фатализмом она отбросила мысль об убийстве, как будто, то был не человек, а насекомое. – Очень много людей умирает. А я хочу знать другое.

Латур тоже обрел свой голос.

– Что же?

С высоко поднятой головой, нисколько не смущаясь двух посторонних мужчин, Ольга продолжала пристально всматриваться в лицо мужа.

– Ты отправился к этой девушке сразу после того, как покинул меня?

– Нет, – ответил Латур. – Я клянусь тебе в этом.

Глаза Ольги по-прежнему пристально смотрели на его лицо. Наконец, она ответила:

– Я тебе верю. Этого я бы не смогла перенести.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его мягко и нежно, как бабочка, которая на мгновение садится на цветок.

Он не смог разобрать, что она прошептала.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Пусть бог защитит тебя, – ответила она.

Глава 10

Маленькая зала в первом этаже полицейского участка была наполнена до отказа. Не только все сидячие места были заполнены, но в проходах всюду толпились молчаливые женщины и мужчины, прислонившись спинами к стене, и несмотря на все усилия дежурного полицейского, усадить их не удавалось. Джон Шварт ожидал вместе с Латуром в маленькой комнатке для подсудимых. Адвокат не пытался скрыть серьезность ситуации. Он хотел предупредить Латура.

– Там вам будет очень трудно. Не только все люди края, но и все доказательства против тебя. И с теми показаниями миссис Лакоста, которые она написала и подписала, все, что сможет сделать для тебя судья Блекли это отправить тебя в суд высшей инстанции, где ты будешь судим по этим двум преступлениям.

– Я знаю, – ответил Латур.

У Шварта не было больше его оптимистического вида.

– И, учитывая твои боевые заслуги и твою безупречную службу, как в рядах армии, так и на посту помощника шерифа, я буду просить суд на основании недостаточности доказательств виновности отпустить тебя под залог. Правда, я сомневаюсь, что они на это согласятся.

– Я знаю, – повторил Латур.

Он еще чувствовал на своих губах вкус поцелуя Ольги. Она сказала ему: – Пусть бог защитит тебя.

Для нее безразлично было, что ее муж обвинен в убийстве старика. Единственная вещь, которая в ее глазах только имела цену, это было сознание, что он из ее объятий перешел в объятия другой женщины. Может быть, то было самолюбие или еще более глубокое чувство. Если ему удастся когда-нибудь выбраться из этой ямы, он сразу же выяснит это.

Он заметил, что Шварт продолжает говорить.

– По моему мнению, – говорил адвокат, – мы должны держать свое мнение при себе до процесса. Я хочу говорить о трех покушениях на твою жизнь и о своей гипотезе, что тот, кто пытался убить тебя, убил Джека Лакосту и изнасиловал его жену в надежде, что суд сделает то, что ему не удалось сделать.

Латур чувствовал себя страшно безразличным. Ему почти казалось, что он просто зритель, что это не он будет судим и не его обвиняют в столь тяжких преступлениях.

– Делай, как знаешь, и как можно лучше, Джон. Ведь ты мой адвокат.

Немного подумав, он сказал:

– Кстати, попытайся повидать шерифа. Будет очень любезно с его стороны отдать ключи от моей машины. Для Ольги. Ей пришлось проделать путь до города пешком.

– Она прошла шесть километров?

– Да, чтобы принести мне завтрак.

Шварт поправил узел своего галстука.

– Понятно. Я поговорю с Величем, как только закончится заседание. А твоя почта?

Латур пожал плечами.

– Все послания, которые я получаю – это квитанции на оплату. А с тех пор, как у нас живет Георг, он настоятельно сам ходит за почтой, которую приносят в определенные ящики. Ты так и не познакомился с моим шурином?

– Нет. Еще не удалось этого сделать, – ответил Шварт. – Но я рассчитываю повидать его сегодня утром.

– Постарайся сделать это, – сказал Латур. – А потом скажешь мне свое мнение о нем.

Шварт слегка мигнул глазами.

– Но не думаешь же ты, что брат твоей жены может быть замешан в этом деле?

– Существует кто-то, кто меня очень не любит.

– Да, это совершенно очевидно, – сказал адвокат. – Ладно, я думаю, будет лучше, если я пойду в зал заседаний. Но не забывай, что протоколы этого заседания будут фигурировать в досье твоего дела в судебном заседании и не давай себя запугивать прокурору. Когда он спросит тебя, как ты смог сделать подобные вещи, ответь ему, что ты невиновен в обоих предъявленных тебе обвинениях и предоставь мне дальше действовать.

– Как хочешь, – сказал Латур.

Сторож открыл дверь комнаты для обвиняемых, чтобы Шварт мог выйти оттуда.

И тотчас компания пьяниц и бродяг, которые находились поблизости, воспользовались моментом, чтобы броситься на Латура. Тяжелые кулаки ударяли его по телу и лицу. Ногами его били в низ живота.

Руководил приступом Виллер.

– Ты очень пожалеешь, если тебя отпустят под залог, – злорадствовал рыбак. – Представь себе, что все мы здесь не любим таких парней, как ты. Позабавиться – это да, но сделать то, что сделал ты, это уже совсем другой коленкор.

Вынужденный отбиваться, Латур с трудом выпрямился, в то время, как сторож пытался навести порядок.

– Спокойнее, парни, спокойнее, – говорил он. – Я понимаю, что вы все возмущены, но не следует этого делать здесь.

– Совершенно точно, – сказал какой-то рабочий с промыслов. – То, что нам нужно – это дерево и хороший кусок веревки.

Латур вытер платком рот. Его губы были разбиты, а правый глаз начинал заплывать. Он подумал, правильно ли собрался поступить Шварт, когда думал просить его освобождения под залог. Если большинство жителей Френч Байу были такого же мнения, как и эти люди, у него могли произойти большие неприятности.

Ирония судьбы заставила его улыбнуться. Если бы он овладел Ритой тогда, когда она сама это предлагала, ничего такого не произошло. Но теперь ее избили и изнасиловали, старый Лакоста был убит и это ему, Латуру, приписывали оба преступления. Все это дело производило впечатление хорошо составленного и приведенного в жизнь сценария.

Дело Латура рассматривалось последним. Когда он приблизился к выходу из комнаты заключенных, то по толпе пробежала дрожь. Потом этот легкий шум стих и уступил место полной угрозой тишине.

Я привожу их в ужас, – подумал Латур. Он поискал глазами Ольгу и увидел ее в первом ряду за барьером, ограждающем место заседания от публики. С удовлетворением на лице, в восторге от сложившейся ситуации, рядом с сестрой сидел Георг. Мысли молодого русского ясно читались в его глазах. Если Латура будут судить в высшей инстанции, он будет осужден и казнен, Ольга будет свободной и сможет снова выйти замуж, на этот раз более удачно, за богатого человека, и ему можно будет всю жизнь прожить припеваючи за счет нового мужа Ольги. Может быть, Джону Шварту не мешало бы сунуть нос в его дела, вернее, во времяпровождение Георга в последние недели.

В полной тишине, которая сопровождала появление Латура, секретарь суда прочел обвинительное заключение. Латур думал, что судья Блекли первым делом спросит его, считает ли он себя виновным, но вместо того судья обратился к прокурору, чтобы тот указал на сведения, указывающие его вину. Это было очень мило, но это было приятно Латуру. Как бы теперь они не относились к нему, но все же его бывшие коллеги старались сделать все возможное, чтобы облегчить его защиту.

Недовольный прокурор обратился к шерифу Лаверсу. Несмотря на свои собственные грешки и потрепанную репутацию, старик держался со скромным достоинством, которое тронуло Латура.

Стоя очень прямо перед судом, Велич без всяких прикрас рассказал, как им довелось обнаружить труп Джека Лакосты и его жену, живую, но подвергшуюся насилию.

После того, как неизвестный человек сообщил по телефону, что услышал два выстрела и крики, доносившееся с лужайки Лакосты, его первый помощник, помощник Джек Пренгл и он, все трое, отправились к домику, где и нашли то, что уже упоминалось.

После него свидетельствовал доктор Уолкер. Он заявил, что Лакоста был уже мертв к его приезду, рассказал об увечьях, которые получила молодая женщина, но не старался сгустить краски, рассказывая то, что говорила Рита в бреду. К тому же, это было бесполезно. Как предупреждал Джон Шварт, прокурор позаботился получить письменное доказательство молодой женщины, подписанное ею сразу же, в госпитале. В этом показании Риты говорится:

"Я спала уже более часа, совершенно обнаженная, так как была сильная жара, когда была разбужена стуком в дверь домика моего мужа. Я спросила кто там, и человек мне ответил, что это Энди Латур, помощник городского шерифа, который несколько часов назад проводил меня и моего мужа до нашего дома, потому что он был пьян и упал без сознания на улице Лафит. Вместе со мной, стуком в дверь был разбужен мой муж. Он подошел к двери и спросил у мистера Латура, что тот хочет. Вместо ответа мистер Латур выстрелил два раза через дверь, которую потом вышиб, чтобы войти внутрь. Было слишком темно, чтобы я могла разглядеть его, но когда он дотронулся до меня, и понял, что на мне ничего не надето, он стал, как бешеный. Он стал ласкать меня несмотря на мои протесты, он ударил меня кулаком и повалил на пол, и силой овладел мной. Сопротивление мое еще больше ожесточило его и он избил меня. После его побоев я потеряла сознание. Все это происходило тогда, когда мой муж лежал рядом с нами. Я утверждаю, что все, что я сказала, правда, только правда и ничего, кроме правды.”

Подписано: «Миссис Джек Лакоста».

Когда секретарь прочел это показание, в зале не было слышно никакого движения или звука. Судья Блекли прочистил себе горло и сделал знак Латуру.

– Обвиняемый, встаньте.

Латуру пришлось сделать страшное усилие, чтобы встать. Он теперь знал, что может чувствовать заключенный во время судебного заседания. Он мог быть уверенным в своей невиновности, но чувствовал себя приговоренным. Его разбитая губа и опухший глаз стесняли его. Он с трудом дышал, ожидая вопроса судьи.

– Признаете ли вы себя виновным? – наконец спросил Блекли.

– Нет, я невиновен в двух приписываемых преступлениях, – ответил Латур. – Я не убивал Джека Лакосту. И несмотря на то, что кажется миссис Лакоста, это не я атаковал домик ее мужа.

Он не успел закончить последние слова, как гневное возмущение овладело залом. Латур бросил взгляд назад. Улыбка Георга была еще более довольной. У Ольги расстроенный и обеспокоенный вид.

Судья Блекли стукнул по своему столу.

– Тишина в зале! – приказал он, обращаясь к публике. Потом он повернулся к Латуру. Тихим, сухим голосом он продолжал:

– Совершенно понятно, что сейчас идет речь о предварительном следствии. Но, учитывая все доказательства обвинения, представленные здесь перед судом, у меня могут быть достаточные основания, чтобы сомневаться в невиновности обвиняемого, и потому я принимаю решение предъявить ему обвинение перед вышестоящим судом в убийстве человека по имени Джек Лакоста и в преступном насилии над его женой.

Угрожающий шепот пронесся по залу. Можно было различить отдельные слова, отдельные фразы:

– К счастью!... Это грязный парень! Что он из себя воображает?... Девушка уж должна хорошо знать, а?... Вероятно, тот же подонок, который изнасиловал уже троих... Одна из учениц говорила, что он сделал с нею что-то невероятное... Отлично... Это как раз то, что мне говорили... Наложено шесть швов... – Судья снова стукнул по столу:

– У обвиняемого есть защитник?

– Да, – ответил Латур.

Блекли повернулся к Шварту.

– Адвокат защиты имеет что-либо сказать перед судом, пока обвиняемого не вернули в тюрьму под надзор шерифа Велича до того времени, пока не будет назначен день суда в высшей инстанции?

Шварт вполголоса поговорил с Латуром:

– Мне не нравится реакция публики, – честно признался он. – И еще пятьсот человек, которые находятся около тюрьмы на лужайке. Это должен решать ты. Но я не думаю, что будет благоразумно прямо обращаться с просьбой о твоем освобождении под залог. Я лично считаю, что будет лучше, если ты переждешь в тюрьме, а я постараюсь, пока это немного успокоится, собрать как можно больше убедительных доказательств для последующего следствия. Я боюсь, что сейчас могу только все испортить.

Латур смотрел на Шварта с безразличным видом. Он дошел до такого состояния, что ему все становилось безразличным. Его сердце и разум отяжелели. Он чувствовал себя потерянным в джунглях ненависти, в которой он был неповинен.

– Делай, как лучше, – сказал он. – Ты знаешь закон и ты знаком с реакцией толпы. Ведь ты мой защитник.

Шварт поправил узел галстука и обратился к судье:

– В настоящее время, ваша честь, защита не находит нужным делать никаких заявлений.

По-прежнему сухим голосом Блекли продолжал:

– В таком случае, я приказываю, чтобы подсудимый находился под присмотром шерифа Велича и был препровожден в тюрьму Френч Байу до того времени, пока не закончится следствие и не будут получены все нужные сведения и доказательства обвинения.

Старый шериф Велич, сразу постаревший, встал, подошел к Латуру и, взяв пару наручников, закрепил один на правой руке Латура, а другой на своей левой руке.

Пальцы старого человека немного дрожали, когда он защелкивал наручники.

– Мне кажется, что теперь все, – тихо проговорил он. – Можно подумать, что тебя здорово оглушили, Энди?

Взгляд Латура перешел с судьи Блекли на Джона Шварта, потом с него на Георга, а потом на толпу с угрожающими лицами, позади барьера.

– Да, это можно сказать, – согласился он.

Глава 11

Обнаженная девка из камеры, находящейся напротив камеры для опасных преступников, исчезла, выпущенная без сомнения, после уплаты штрафа в двадцать долларов и фрика полицейским с туманным советом продолжать в том же духе.

Латур сел на пружинный матрац в своей камере и закурил одну из сигарет, принесенных ему Ольгой. Не считая дежурного помощника шерифа и черных прислужников, он был один в тюрьме. Она обычно наполнялась к вечеру.

По его мнению, обстоятельства складывались мало благоприятно и даже опасно... Он мог гнить недели, месяцы в этой дыре, не видя никого, кроме блюстителей порядка. А потом, после бесконечной бумажной волокиты и юридический операций, будет назначен день его процесса. Будет назначен прокурор, выберут судью, и он будет официально судим за убийство и насилие. И, судя по реакции его компаньонов по задержанию и публики, присутствующей в зале судебного заседания, за исключением Джона Шварта и Ольги, у него не было ни одного мужчины или женщины, которые верили бы в его невиновность.

Он стал вспоминать показания Риты, те, что он слышал в суде. Рыжая девочка искренне верила, что он был тем агрессором. Рита не слышала никакого постороннего шума около домика. Последний голос, который она слышала, принадлежал Латуру. Потом раздались два выстрела и началась драка.

Опытный прокурор, вызвав ее к свидетельскому барьеру, заставит рассказать свою историю со всеми подробностями. Все узнают, что после того, как он проводил Джека и ее до домика, он остался там, чтобы выпить с нею чашку кофе. Узнают также, что она сняла свой кринолин, чтобы надеть что-нибудь полегче, в то время, когда она переодевалась, вмешалась судьба и заставила дверь открыться. Он ее увидел голой. Эта деталь могла сильно повредить ему: это обстоятельство могло воодушевить Латура на дальнейшие действия, которые произошли.

Бледная, слабая и очень привлекательная Рита в восторге, что может отомстить, будет рьяно давать показания на суде. Тогда – прощай Френч Байу. В течение нескольких секунд его тело будет стремиться отделиться от пут, связывающих его, а потом... «Здравствуй, Иисус, меня зовут Энди Латур».

По цементному полу раздались шаги, и шериф Велич открыл дверь камеры. Он казался еще более старым, чем на судебном заседании. Черты его лица обострились, кожа стала прозрачной и он выглядел очень старым. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

Латур пожал плечами.

– Я полагаю, насколько возможно, хорошо. В виду обстоятельств и тяжести обвинений, предъявленных мне, Блекли сделал единственную вещь, которую должен был сделать.

Не беспокоя себя закрыванием двери камеры, старый человек сел на лежанку рядом с Латуром и вынул из кармана непочатую бутылку виски.

– Вот, конечно, это все, что я мог сделать. – Он протянул бутылку Латуру.

– Я подумал, что это будет для тебя не вредно.

– Спасибо. Но ведь это немного против правил, а?

Велич слегка пожал плечами.

– Существует множество вещей, противоречащих правилам. Если бы все точно придерживались правил, то все мужчины во Френч Байу, включая также и меня, и Тома Мулена, были бы здесь, вместе с тобой.

Латур вынул пробку, сделал глоток виски, ожидая услышать о том, что привело к нему шерифа Велича.

Старик не торопился:

– Я отдаю себе отчет, что как шериф я не был на высоте, во всяком случае, после того, как была обнаружена нефть. Я был слишком занят возмещением потерянного времени. Но теперь, если ты отдаешь себе в этом отчет, с этим покончено.

– Как это случилось?

– Город наводнен корреспондентами больших газет.

– Понимаю.

– Сегодня вечером, завтра или позднее о нас будет написано во всех больших газетах на первых страницах, по всей стране. Мы станем феноменами Луизианы, самого маленького и отдаленного города в Штатах. И, чтобы спасти свою кожу, люди, стоявшие выше меня, все свалят на мою спину.

Шериф Велич был приговорен. Латур ждал продолжения его рассказа.

– Мы забавлялись, мы здорово забавлялись. И с одной стороны я не жалею об этом. Можешь мне поверить или нет, Энди, но за тридцать лет из тридцати пяти, которые я находился на должности, я был таким же порядочным, как и ты. И я не взял бы доллар за то, чтобы спасти собственную мать.

– Я верю вам, – сказал Латур.

Шериф покачал головой.

– Но совсем не это привело меня к тебе. Безразлично то, что может со мной случиться. Я провел хорошее время и готов за все заплатить. Я пришел, чтобы поговорить о тебе. Я знал твоего отца. Я видел, как ты рос. Я видел, как ты отправился на войну. Я знаю твое поведение, оно делает честь семье Латуров. Я пришел сюда потому, что не верю, что ты убил Джека Лакосту и изнасиловал его жену. Вот проклятие! С мужем, которого только что спустили на ее глазах, и принимая во внимание абсолютную темноту в домике и страх, который она испытывала, нет ничего удивительного в том, что она приняла тебя за агрессора, потому что она последним слышала твой голос...

– Но ведь это не я... Велич зажег одну из своих дорогих сигар.

– Я знаю это, но доказать это уже другой вопрос. Все молодые люди в городе и, немало в окрестностях, уверены, что это ты убил Лакосту, чтобы повозиться с его женой. – Старый шериф был философом. – Но я не думаю, что преступление было необходимо. А потом, с тем десертом, который ожидает тебя в постели, это было бы, как если бы ты отправился к Джо Банко есть сэндвичи, когда тебя ожидает стол у Антуана с устрицами «кардиналь», жареный цыпленок «Бурдолез» и суфле «Мараскин».

– Да, примерно так, – согласился Латур.

Пустые глаза шерифа Велича приняли задумчивое выражение.

– Я вижу больше. Кто-то, без сомнения тот, кому есть, что скрывать и на которого мне не удается наложить руку, теперь мутит головы здешним парням. Судя по слухам, которые распространяются на улицах, ты тот же самый тип, который изнасиловал тех трех девочек. И виски течет рекой, чтобы подогреть уши.

– Понимаю, – спокойно сказал Латур.

Велич стал смеяться.

– И как раз теперь, по случаю этого раздирания глоток, которые только находятся во Френч Байу, он становится самым пуританским городом, какой когда-либо видели. Это всегда бывает так. Это всегда самые непотребные девки кричат больше всех и нажимают на отряды Армии Спасения, а также на пьяниц, которым все равно терять нечего. Так что Том и я много поговорили сегодня утром после судебного заседания. В сущности говоря, эта тюрьма не бог весть какое укрытие. Один человек может ее разрушить ударом ноги. Так что, если это может тебя успокоить, мы сможем перевезти тебя в Морген Сити, или даже в Новый Орлеан, в ожидании, когда все будет готово для процесса.

Латур задумался. Бешенство толпы – это ужасная вещь. Подстрекаемые теми, кто хотел его смерти, с затуманенными головами, люди, о которых говорил шериф, могли попытаться линчевать его. Но с другой стороны, если он останется во Френч Байу, он будет ближе к Ольге и к своему адвокату.

– Большое спасибо, шериф. Я предпочитаю попытать свое счастье здесь. Велич встал и покрепче затянул пояс. Латур был удивлен при виде его таким серьезным, полным достоинства, которое он заметил еще сегодня утром. Несмотря на свои недостатки, шериф Велич был настоящим человеком.

Старик продолжал:

– Я не думаю, что может случиться что-то страшное. В случае, если они достаточно напьются, они могут наделать много глупостей и будут драть глотки. Но у меня еще никогда не было такого случая, чтобы из моей тюрьмы увели заключенного, белого или черного. – Шериф проверил, лежит ли удобно кольт в кобуре. – И есть надежная вещь... Не пытаясь покрасоваться, не принимая трагического тона, с видом, как будто он заявляет о самой простой вещи, он сказал:

– Если когда-либо банда бродяг попытается вытащить тебя отсюда, им придется перешагнуть через мой труп.

Он запер камеру на ключ.

– Еще одно, шериф, – сказал Латур.

В коридоре Велич обернулся.

– Что?

– Эти три случая, которые не смогли быть раскрытыми. На мой взгляд, тип, который мутит воду и который насиловал Риту, проделал и эти три насилия, чтобы свалить все на мою голову.

Шериф ответил:

– В настоящее время этим занимается Том. Он ходил смотреть на эти заросли тростника, о которых ты говоришь и он согласен с тобой, что там кто-то поджидал тебя. Джек, без сомнения, должен был видеть этого человека и потому он так много выпил в то утро. Его убийца, без сомнения, отправился туда вечером с определенным намерением: заставить старика молчать. А, попав в домик, когда обнаружил, что малышка была в своей коже, изнасиловал ее.

Старый шериф конфиденциально добавил:

– Похоже, что тут орудуют два типа. И существуют же подобные типы! Ты знаешь, убивают и получают от этого удовольствие. Как называются такие люди?

– Садисты. В честь маркиза де Сада.

– Вот, вот, это как раз то.

Старик прошел по коридору, и Латур услышал, как стукнула железная дверь, служащая преградой между тюрьмой и службами. Он чувствовал себя немного лучше. До некоторой степени пьяница, игрок и взяточник, шериф Велич все же не отнесся равнодушно к судьбе Латура. И Латур был счастлив от того, что кто-то верит ему.

Теперь за него были Велич, Джон Шварт и Ольга.

Латур чувствовал себя в лучшей форме, чем за предыдущие два часа. Он был совершенно здоров, и единственное, что его беспокоило, было неопределенное будущее.

Он сделал еще один глоток из бутылки, которую ему принес Велич, потом встал и стал ходить по своей камере. Размеры камеры были приблизительно метр восемьдесят на два метра десять сантиметров. В ней находились умывальник и стульчак. Но стульев в ней не было. Единственный предмет, на который он мог сесть, была его лежанка из металлической проволоки. Латур с сожаление отметил, что общество пожалело денег и не положило матраца на кровать в мужских камерах.

Ему не было особенно страшно. В настоящее время он страдал больше от усталости. После недель или месяцев отдыха на этом металлическом ложе, будет достаточно вооружиться карандашом, чтобы играть на позвоночнике как на ксилофоне.

Глава 12

Утро никак не могло закончится. Немногим позже полудня были задержаны нарушители на улице Лафит. Какие-то утренние пьяницы, какой-то коммерсант, задержанный за езду в пьяном виде на машине. Несколько мошенников, занимающихся нелегальным промыслом, задержанные за недозволенными занятиями.

В первый раз Латур задумался о сущности его ремесла, о том, к чему обязывала бляха, носимая на груди. Защитник порядка не мог сохранить свои иллюзии только желая не видеть всего. Полицейский во время исполнения им своих обязанностей в соблюдении правил видел лишь необходимость: пьяницы, уличные женщины, мошенники, воры, бродяги, убогие телом и духом, и разные подонки не должны существовать.

Адвокаты имеют дело с теми же людьми. В действительности не было особенной разницы между этими двумя профессиями, за исключением того, что адвокаты зарабатывают гораздо больше.

В четверть первого Том Мулен, с мокрым от пота лицом, быстро прошел по коридору и остановился перед камерой Латура.

– Итак, ас из асов, как дела? – спросил он.

– Замечательно, – ответил Латур. – В настоящий момент я нахожусь на берегу в пятнадцать миль шириной и наслаждаюсь морем.

Первый помощник не был расположен шутить.

– Ладно, ладно. Закрой свою пасть и слушай меня. То, что я тебе скажу, не доставит тебе удовольствия.

Латур уцепился за решетку своей камеры.

– Что еще я сделал?

– Ничего нового, – ответил Мулен, – но Джек Пренгл и я только что вернулись из того домика.

– И что же?

Мулен закурил сигарету.

– С самого раннего утра, в надежде задушить дело, пока еще не поздно, я просил федералов прислать мне фургон со всеми необходимыми приспособлениями. Джек и я вместе осмотрели домик, сантиметр за сантиметром.

– И что же? – повторил Латур.

– Мы обнаружили лишь три серии отпечатков пальцев: твоих, Джека Лакосты и миссис Лакосты.

– Я был там раньше, когда проводил их до дому. Я уже говорил об этом. – Я знаю, – сказал Мулен. – А эти заросли сахарного тростника действительно находятся там, где ты говоришь. И парень, который находился там, имеет размер ботинка 43.

– Как у меня.

– Это я тоже знаю, – сказал Мулен. – Я попросил у твоей жены пару твоих ботинок. Кстати, – добавил он, – она ожидает тебя в кабинете с корзиной провизии.

Латур не знал, радоваться ему этому или нет. Он не хотел бы, чтобы Ольга видела его в тюрьме.

Мулен вернулся к теме разговора.

– Как ты сможешь объяснить это, Энди? Каким образом Джон сумеет объяснить это судьям?

– Объяснять, что?

– Что в доме лишь три сорта отпечатков пальцев.

– Убийца мог носить перчатки...

– Это возможно... – согласился Мулен. – Но учитывая то, что сказала рыжая женщина, что он, нашарив ее в темноте, почувствовал, что она голая и пришел в раж. Джону трудно будет убедить судей, что этот тип насиловал ее в перчатках!

– Ведь не руками же он ее насиловал!

– Естественно.

– А как она себя чувствует?

– Рита?

– Да.

– Все хорошо, по мнению доктора Уолкера. Он сказал, что она немало перенесла, но если все пойдет так, как он думает, то она сможет покинуть госпиталь завтра.

– И что же она потом будет делать?

Мулен вытер кожу на своей шляпе.

– В своем несчастье она получила небольшую выгоду. Билл Даркос и Джим Руссо сделали для нее сбор сегодня утром в барах и кабаках и собрали триста восемьдесят шесть долларов. Джон Банко, Джон Шварт и старый Джаковик прибавили каждый по пятьдесят долларов. С этими деньгами она прекрасно сможет прожить до процесса. – Мулен пожал плечами. – Если, конечно, Штаты на захотят сами содержать ее, как важного свидетеля.

– Хорошо, – сказал Латур. – Меня беспокоила ее судьба.

Мулен покачал головой.

– Не беспокойся об этом. Она мало беспокоится о тебе. Она продолжает утверждать, что ты и тот человек, который насиловал ее, одно и то же лицо, и она будет все время свидетельствовать против тебя.

– Это совершенно естественно. Она уже спала и ее разбудил мой голос.

– А как ты сможешь объяснить то, что твой значок оказался у нее в руке?

– Тот, который оглушил меня перед домиком, мог сорвать его с меня, вырвав кусок рубашки и сунуть в руку девчонки. А что, она была без памяти, когда вы приехали туда?

– Я бы сказал, что наполовину.

– И мой значок находился у нее в правой руке?

– По мнению врача, – Мулен немного подумал. – Ага. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Это хороший трюк, и он сможет воспользоваться им на суде.

Латур знал, как ему держаться с Величем. Теперь ему хотелось узнать мнение Мулена.

– Итак, что ты думаешь? Это сделал я или не я?

Мулен откровенно ответил ему:

– Я ничего не знаю. Я еще не пришел ни к какому выводу. Я всегда смотрел на тебя как на порядочного человека, Энди. Но когда человек слишком горяч, про него нельзя сказать, что он совершенно нормальный. А потом, как я тебе уже сказал вчера, после того, как твои земли оказались без нефти, ты стал совершенно невыносим, как будто весь мир виноват в этом.

Он немного подумал, а затем добавил:

– Я должен тебе сказать, что я немного поговорил с братом твоей жены. И по его словам, у тебя с женой было не все в порядке.

– Что сказала Ольга?

Мулен надел шляпу.

– С ней почти так же легко разговаривать, как с матерчатой куклой. Она решила нам помочь до известной степени и предела. У меня впечатление, что в ее сознании отношения между мужем и женой касаются только их двоих, а не посторонних людей.

Латур согласился с ним.

– Это действительно так. – Он постарался, как можно деликатнее подойти к вопросу. – Наконец, поставим точки над "и". Когда я приехал в домик Лакосты прошлой ночью, я был скорее, как это сказать, пресыщен...

Мулен смотрел на Латура сквозь решетки.

– Если Джон сумеет это доказать, это здорово, может быть, помогло бы тебе. Рыженькая девушка молода и красива, но по сравнению с миссис Латур это просто обыкновенная курочка, вот и все. – Мулен отошел от решетки. – Ну, ладно! Я увижу тебя завтра.

– Почему завтра?

– Я отправляюсь в Пончатулу, как только закончу здесь свои дела.

– А какие дела в Пончатуле?

– Выяснить прежнюю жизнь и репутацию миссис Лакоста в этом городе. Попробую также определить, до какой степени можно верить тому, что она говорит. Никто из нас не может себе представить, по какой причине она стала бы лгать, чтобы обвинить тебя. Но с этими женщинами никогда ничего неизвестно.

– Ты едешь один?

– Нет. Со мной едет Джек, чтобы сменить меня за рулем. Таким образом мы доберемся быстрее. Это была мысль Шварта. Но я считаю, что это не глупая идея. Как сказал Джон, мы ничего не знаем о ней. Возможно, она старается обвинить тебя, чтобы выгородить кого-то другого.

Все еще цепляясь за решетки двери своей камеры, Латур проговорил:

– Но что? Я может быть, вмешиваюсь в то, что меня не касается, но...

– Но что?

– Мне кажется, что ты делаешь чертову работу, чтобы помешать осуждению человека, в виновности которого ты почти уверен.

Это замечание Латура заставило Мулена продолжить разговор:

– Нет, – проговорил Мулен, наконец. – Я получил немало фрика за то, что закрывал глаза в последние три-четыре года во Френч Байу, но в глубине души я хороший флик. Нарушения порядка в нашем городе не больше, чем в других городах такого же значения. Я протер себе все ноги, разыскивая того негодяя, который насиловал тех трех девочек. Более того, я никогда не допускал до обвинения невиновного. Если ты убил Джека и прыгнул на курочку, я надеюсь, что ты сядешь на стул. Я все сделаю для этого. Но, судя по тому, что я теперь вижу, несмотря на категорическое заявление миссис Лакоста и все обвинения, предъявленные тебе, когда я вспоминаю, какой ты был парень, я невольно сомневаюсь в твоей виновности. И так как это безусловно последнее дело, которое я и Старик проводим, мы будем работать не покладая рук, чтобы все прояснить.

– Почему ты считаешь, что это будет твоим последним делом?

– А ты видел Старика?

– Сегодня утром, недолго.

Мулен снова снял шляпу. Кожа его была так мокра, будто он не вытирал ее.

– Все идет теперь хуже и хуже. По совету Джона Шварта мы помешали им повидать тебя, и их будут сдерживать, пока Джек и я не вернемся из Пончатулы. Но город наводнен журналистами. Есть даже один из «Чикаго трибюн». Есть еще парень с телевидения, с камерой и радиопередатчиком, который болтается по улице Лафит, чтобы получить все сведения, час за часом, что произошло и происходит сейчас у Эми, в отеле плантаторов, у Гарпона, в клубе «Хейк Хо». По его мнению, мы самые мерзкие прохвосты, которые существовали со времен Библии... Я лично еще не видел теле, но кажется, что жена Луанье находилась на своем посту все утро и теперь она хочет, чтобы Гарри отдал свой значок и стал моряком-рыбаком. В противном случае он может не возвращаться домой вечером.

– Интересно бы узнать, как все это окончится для наших парней в центре?

Мулен с горькой усмешкой пожал плечами.

– Для тех, которые ничего не брали, все будет хорошо, а для других будет хуже. Ты можешь быть уверенным в одной вещи: за то время, пока Джек не вернется из Пончатулы, есть шансы обнаружить губернатора и начальника полиции, сидящими в кабинете Старика. Существуют многие, кроме нас, которые будут счастливы не оказаться в казармах Анголы. – Его улыбка стала менее горькой. – Существует одно обстоятельство в нашу пользу. Мы столько раз закрывали глаза на многие вещи, что судьям будет очень трудно решить, за что же нас осуждать. – Мулен снова надел шляпу. – Итак, салют, до завтра!

Он с гордым видом удалился по коридору. Латур проводил его взглядом, невольно восхищаясь им. Замечательный мошенник и исключительный человек. Как и шериф Велич, первый помощник не терял времени даром. И теперь, когда ему предъявят обвинение, он готов заплатить. Долгое время множество людей жили спокойно и безмятежно, пока не наступила расплата.

Немного позднее по цементному полу прозвучали торопливые шаги на каблучках-шпильках, и, нагруженная той же корзиной, в сопровождении Мета Ла Ронда, Ольга появилась перед камерой Латура.

– Твоя жена принесла тебе завтрак, – заявил помощник шерифа.

Ла Ронд открыл дверь камеры, взял из рук Ольги корзину, передал ее Латуру и снова закрыл дверь.

Латур ждал, что тот уйдет и даст ему возможность поговорить с Ольгой. Но вместо того, чтобы удалиться, помощник шерифа закурил сигарету и, прислонившись к двери одной из женских камер, стал любоваться фигурой молодой женщины.

Латур хотел протестовать, но сдержался. Он не был в состоянии спорить с кем бы то ни было.

– Спасибо за завтрак, – сказал он своей жене, – но ты совершенно не обязана кормить меня. Правда, суп здесь немногого стоит, но это неважно. Соединенные Штаты обязаны меня кормить.

Ольга молча пожала плечами. Как всегда, когда она волновалась, ее акцент делался еще заметнее. – Этого я не могла знать. Много раз, когда мы спасались от неприятеля, направляясь на Юг, сперва в Японию, потом в Китай, отца моего задерживали. И тогда моя мать и я ходили к нему и носили ему еду... Иначе ему нечего было бы есть.

Несмотря на то, что после обеда у Джо Банко Латур ни разу по-настоящему не ел, ему совсем не хотелось есть. Даже меньше, чем утром. Он тысячу раз предпочел бы вместо еды поговорить с Ольгой и узнать от нее, что она о нем думает. Но в присутствии Ла Ронда, который прислушивался к разговору, он был вынужден вести банальный разговор. Уничтожая пищу, он сказал:

– Ну, как, шериф вернул тебе машину?

Ольга отрицательно покачала головой.

– Ее держат, как вещественное доказательство, но мистер Шварт был настолько любезен, что предоставил мне в пользование одну из его машин. Он твой защитник?

– Да.

– А что, он хороший адвокат?

– Лучший.

– Тем лучше. – Ольга вынула несколько писем из своей сумки. – Вот что пришло на твое имя сегодня утром. Георгу пришлось пойти за ними к ящику в конце дороги, пока я приготавливала тебе еду.

Латур посмотрел на содержимое трех конвертов. В первом он нашел напоминание о последнем взносе за телевизор. Во втором было аналогичное напоминание от фирмы, в которой он купил холодильник.

В третьем было объявление небольшого общества кредита, которое открылось во Френч Байу, Он боялся спросить у Ольги, сколько у нее осталось денег на текущие расходы. И еще новая проблема ждала решения... Может быть, ему удастся занять у Джона несколько сотен...

– А что ты думаешь об утреннем судебном заседании?

Ольга покачала головой.

– Это было отвратительно... В особенности тогда, когда этот человек читал про то, что эта девушка говорила про тебя, про твои действия.

– Я очень сожалею, что ты была вынуждена присутствовать в зале.

Ольга честно призналась:

– Мне стыдно было находиться там.

– Но это сделал не я. Верь мне, моя дорогая.

Лишенным выражения голосом Ольга произнесла:

– Это то, что ты мне сказал перед тем, как началось судебное разбирательство. Но если ты невиновен, почему они держат тебя здесь?

– Потому что нужно, чтобы суд разобрался во всем этом.

– В том, что ты убил этого старика и сделал то, о чем говорила эта девица?

– Да.

– Но ты не делал этого?

– Нет.

– Тогда, если мистер Шварт хороший адвокат, почему же он не встал и не заявил, что это сделал не ты?

Латур постарался разъяснить ей.

– Он это сделал. Это как раз означает выражение «считаю себя невиновным».

Ольга пристально посмотрела на него.

– Три слова, это не слишком-то много. Когда этот человек читал то, что написала эта девица, почему ты не встал и не закричал: «Это ложь, я невиновен. Я никогда не убивал этого человека, и я не насиловал его жену!»

– Потому что Джон считал, что это будет неуместно.

Ольга продолжала рассматривать его.

– У тебя нет ничего такого, чего бы ты мог стыдиться?

– Я клянусь тебе.

– И эти другие девушки, о которых много говорили в публике? Эти трое, которые также были изнасилованы, как и миссис Лакоста?

– Я абсолютно ничего не знаю о них.

– Ты не имел с ними сношения?

Латур потерял терпение.

– Ну, конечно же, нет! Ты что!

– Ты также клянешься в этом?

– Я клянусь тебе.

С простым славянским практичным умом, не стесняясь присутствия Ла Ронда, Ольга спросила:

– Тогда, если ты не ходил удовлетворять свои желания в другие места, почему ты не обладал мною чаще? Ты молод и ты силен. Я часто замечала, что ты сгораешь от желания, но когда я спрашивала тебя, не хочешь ли ты чего-нибудь перед сном, ты почти всегда отвечал мне отказом.

Латуру было очень неловко, что Ольга затрагивала такие интимные подробности их жизни перед Ла Рондом. Что он мог сказать на это? Что он слишком горд, чтобы воспользоваться предложением, данным против воли? Что каждый раз, когда он близок с ней, ему казалось, что она презирает его, потому что он считал, что потерял права на нее после того, как обманул ее с богатством?

Он ответил:

– Это трудно объяснить.

– Это, может быть, трудно для тебя.

Ольга говорила с отрешенным видом, не сводя с него глаз.

– Но не для меня. Я дала обещание. Я когда-нибудь отказывала тебе?

– Нет.

– Я вчера вечером отказывалась?

Будь проклят этот Ла Ронд, – подумал Латур. Его отношения с Ольгой? Его отношения с Ольгой были, может быть, основным вопросом их совместной жизни. Может быть, все будет хорошо, если он останется в живых.

– Нет, – тихо ответил он. – Нет, ты не отказывалась, и это было чудесно. Одна из самых замечательных минут, которые я когда-либо пережил.

Одно мгновение ему показалось, что Ольга заплачет, но она, плохо или хорошо, сумела взять себя в руки.

– Тогда почему ты мне этого не сказал? Почему ты не сказал мне, что любишь меня? Это было бы лишь началом. Мы могли бы продолжить это в течение долгих часов, как в начале нашего замужества. Почему ты покинул меня в два часа ночи, чтобы одеться? Георг сказал мне, что для этого может быть лишь одна причина.

– Оставь твоего брата вне этого.

– Это мой брат.

– Хорошо, так что же он сказал?

– Что ты меня не любишь. Что ты так же равнодушен в своих чувствах, как и с виду. Что я для тебя вроде домашней утвари, которой при случае пользуются, но что ты предпочитаешь любых других женщин.

Латур схватился за прутья решетки и с такой силой, что пальцы его побелели.

– Это неправда! Ты должна мне верить, любовь моя!

Эти слова странно прозвучали на губах Латура и он вдруг понял, что уже почти два года, даже в моменты самые интимные, он не употреблял нежных слов, что он не назвал свою жену, иначе, как Ольгой.

Ла Ронд посмотрел на часы.

– Вот и все. Визит окончен, миссис Латур.

Молодая светловолосая женщина больше не могла сдержаться. Ее синие глаза наполнились слезами. В голосе ее слышалось рыдание.

– Теперь ты называешь меня своей любовью. Теперь, когда нас разделяет решетка.

Потом, привычная к послушанию авторитетным лицам, она повернулась и последовала за Ла Рондом по коридору тюрьмы.

Не выпуская из рук решетку, Латур следил за ней взглядом до тех пор, пока не потерял ее из виду. Он заметил, что она немного хромала. Если Ольга говорила серьезно, а она всегда говорила то, что думала, он сам погубил два года своей жизни.

Действительно, он был еще более глуп, чем Джек Лакоста.

Глава 13

День приближался к вечеру, и тюрьма наполнилась. Ольга больше не приходила с обедом, и ему пришлось довольствоваться тюремной пищей, которую он с трудом проглотил, запивая жидким кофе.

Было почти восемь часов, и сверкающая ночь Дельты накинула свой черный влажный покров на тюрьму. Слабые лампочки, горящие в тюрьме всю ночь, были уже включены, когда Вил Даркос подошел к камере Латура и открыл дверь.

– К тебе пришел адвокат, Энди.

Человек закона извинился.

– Я очень огорчен, Энди, но сегодня был ужасный день. Кроме приготовления к твоей защите, я был еще занят восемью контрактами нефтяников. Каждые пять минут моя секретарша или один из моих блестящих помощников были вынуждены выталкивать какого-нибудь журналиста или репортера радио или телевидения, которые настаивали на получении информации от твоего адвоката.

– Ты хочешь сказать, любой информации?

– Хотя бы так. Хочешь, чтобы я говорил откровенно?

– Конечно.

Адвокат провел ладонью по складке своих безукоризненных брюк белого двухсотдолларового костюма и ответил:

– Дела у нас идут не блестяще. Люди начинают скапливаться по углам, барам и кабакам и говорить о том, что нужно самим свершить правосудие. Так как ты помощник шерифа и происходишь из одной из самых старых фамилий в стране, они подозревают, что с тобой могут произвести какую-то махинацию...

– Ты отлично знаешь, что это не так.

Шварт пожал плечами.

– Мы оба это знаем, но остальные? Не забывай, что в основе это все рабочие, которые не блещут образованностью. К тому же, должен сказать, интервью, почти насильно взятое с больничной койки у миссис Лакоста и переданное по радио, не улучшили дело.

– Что? Что сказала Рита?

Шварт закурил сигарету и предложил пачку Латуру.

– Чего она только не говорила. Естественно, что я не могу доказать это, но у меня твердая уверенность в том, что репортер, который ее интервьюировал, сунул ей под подушку пакет с деньгами для того, чтобы эта история, которую она рассказала, была достаточно скабрезна и изобиловала подробностями.

Латур прикурил сигарету от сигары адвоката. Шварт пожал плечами и продолжал:

– Проклятие заключается в том, что ее история, в большинстве деталей, является повторением того, что произошло с теми тремя изнасилованными девушками в течение последних двух лет. Что заставляет думать, что когда мы дойдем до судебного разбирательства, у нас на шее могут оказаться все эти четырех дела!

Латуру показалось, что вкус его сигареты стал очень горьким.

– Мулен приходил сюда ко мне в полдень на несколько минут. Похоже, что ты посоветовал ему поехать вместе с Джеком в Пончатулу, выяснить прошлое Риты.

– Да, чтобы иметь представление об ее морали и узнать, какая у нее репутация. Можно ли ей верить, говорит ли она правду, что не могло ли так случиться, что Джек был убит одним из ее любовников, который и постарался спихнуть на тебя свое преступление!

– Но ведь это абсурд!

Встав с лежанки, на которой он сидел, Шварт стал ходить по камере.

– Может быть, но мне необходимо что-нибудь для начала. Ты меня знаешь уже давно, Энди. Ты знаешь также, что я зарекомендовал себя как хороший адвокат, но так, как обстоит дело в настоящее время, с тем малым, чем мы располагаем, чтобы начать нашу защиту, весь этот процесс будет просто фарсом. Судьи приговорят тебя, даже не совещаясь.

Шварт остановился и стал считать факты по пальцам.

– Старик признается перед многочисленными свидетелями, что он импотент. Он падает мертвецки пьяный и ты вынужден проводить его домой. Девушка утверждает, что когда ты приехал в первый раз к ним, она это сказала репортеру, о котором я тебе уже говорил, что, когда она переодевалась, ты случайно увидел ее голой и что это тебя очень возбудило. Я говорю тебе пока только то, что было!

– Пока, да, – ответил Латур.

– Несколькими часами позже, через шесть часов, чтобы быть точным, она проснулась от стука в дверь, от которого также проснулся и ее муж. Ты назвался и просил, чтобы тебя впустили в домик. Она была еще наполовину сонная, ее муж, шатаясь вышел из комнаты и захотел узнать, что происходит, но тут его немедленно убивают двумя пулями через дверь, выпущенными из твоего служебного револьвера. Через несколько секунд после выстрела дверь взламывают. Девушку схватили и стали бить, когда она стала вырываться. Она утверждает, что это был ты. Что касается отпечатков пальцев, то там были обнаружены лишь твои, ее и Джека. Что касается твоего значка помощника шерифа, его обнаружили зажатым в руке девушки. А твоя единственная возможность защиты заключается в том, что ты утверждаешь, что после того, как ты постучал в дверь, неизвестный человек оглушил тебя какой-то дубиной. Ты потерял сознание и совершенно не знаешь, что произошло.

Шварт выронил свою сигарету на пол и потушил ее подошвой.

– И когда обвинитель призовет к барьеру свидетеля миссис Лакосту в одежде, позволяющей видеть ее прекрасные ножки и мало прикрытую грудь, ты думаешь, что судьи проглотят твою историю?

– Нет, – признался Латур, – я этого не думаю.

Адвокат снова стал ходить по камере.

– И к тому же, нам безусловно будут совать под нос все то, что твой шурин говорит повсюду.

– И что же?

– Что его сестра и ты плохо ладили друг с другом.

– Это...

– Он настаивает на том, что между вами невозможна физическая близость.

– Это совершеннейшая ложь.

– У тебя были сношения с твоей женой в ту ночь, когда ты отправился к домику Лакосты?

– Да.

– Она засвидетельствует это?

Латур подумал об Ольге, лежащей в его объятиях, в темноте ночи, в ожидании услышать от него слова любви. Теперь он знал об этом.

– Я бы не хотел просить ее об этом, – сказал он, – даже если бы мне угрожал электрический стул.

Шварт сел рядом с ним.

– Посмотри на меня, Энди. Латур повернулся к нему. – Ты клянешься мне, что не убивал Лакосту?

– Я клянусь тебе.

– И что ты не насиловал его жену?

– Я не насиловал его жену.

– Я тебе верю, Энди, – наконец сказал Шварт. – И я думаю, что мы должны использовать то малое количество времени, которое у нас осталось, чтобы обнаружить того незнакомца, который, по твоим словам оглушил тебя. Латур был в отчаянии, ему казалось, что невозможно будет доказать свою невиновность.

– А как ты собираешься взяться за защиту?

– Мы начнем сразу действовать с самого начала. Нужно будет поднять дело о насилии над девушками здесь, во Френч Байу, почти два года назад.

– А к чему это?

Шварт закурил следующую сигарету.

– Все четыре дела приблизительно одинаковы. У меня был короткий срок для разговора с доктором сегодня, после полудня. И он сказал, что повреждения, полученные четырьмя девушками, и сексуальная манера нападающего – они все похожи друг на друга.

– Я не понимаю, что это может сделать для меня, – повторил Латур.

– Весьма возможно, и даже почти наверняка, что этот неизвестный тот, кто пытался убить тебя в последние две недели. И он, может быть, находится ближе к тебе, чем ты думаешь. Возможно, что он следил за тобой прошлой ночью до домика Лакосты, и так как ему плохо удавались покушения прежде, он решил предоставить эту работу закону штата Луизиана.

Латур позволил себе небольшую надежду.

– Это возможно, но как мы сможем обнаружить этого человека?

Адвокат открыл свой бумажник.

– Я очень много думал об этом. Прежде всего, я не возьму с тебя гонорара. Для меня это вопрос дружбы, Я знаю, что с тех пор, как твои земли ничего тебе не дали, ты не катался в золоте. Но, тем не менее, еще предстоят расходы.

– Например?

– Первым делом, я полагаю, что мы должны связаться с лучшим частным детективом Нью-Орлеана, чтобы обнаружить человека, который нам нужен. И у нас очень немного времени. Осенняя сессия откроется через шесть недель. Детективы дороги. И, хотя я лучший твой друг, я не считаю себя морально обязанным вносить за тебя деньги, когда у тебя есть другая возможность. Латур безнадежным жестом развел руками.

– Тебе это может показаться смешным, Джон, но поверь мне, у меня нет даже ста долларов в банке. И Ольга будет нуждаться в деньгах. В сущности, мне придется занять у тебя денег, чтобы у нее было на что питаться.

Адвокат пожал плечами.

– Для этого я готов тебя ссудить любой суммой. Конечно, в пределах моих возможностей. Но ты ничего не забыл?

– Что же?

Шварт вынул какую-то официальную бумагу из своего бумажника.

– У тебя еще остается твой старый дом и что-то около двухсот гектаров земли.

– Глина. И глина без нефти внутри!

Шварт положил бумаги на металлическую лежанку.

– Я обо всем хорошо подумал. И так как твоя земля находится у самого берега, то она сможет, когда город приблизится к тому месту, стать землей первого сорта. Когда Френч Байу переживет свой кризис, он станет со страшной скоростью расширяться, и возможно, как раз в этом направлении. Потом, поразмыслив об этом, я решил помочь тебе и рискнуть. Какова последняя цена, которую тебе предлагали за твое поместье?

– Восемь тысяч долларов. Шварт вынул ручку.

– Я дам тебе вдвое больше... – Он задумался. – Нет, я дойду до двадцати тысяч долларов. Это полностью покроет расходы на частного детектива, и если мы выиграем, у тебя кое-что останется. Достаточно для того, чтобы ты перестал играть в жандармы и занял положение, приличествующее для твоей жены. А когда ты покинешь тюрьму, я возьму тебя под свою опеку до тех пор, пока ты не сможешь сам открыть частную адвокатскую контору.

Предложение было благородное. Латур был тронут. Он раздумывал довольно долго. Но с другой стороны, плантации Латуров находились в их владении с ХIХ века. Один из предков предводительствовал войсками генерала Джексона во время войны в Новом Орлеане. Латуры относились к аристократии. Большинство из них возглавляли партии.

Он родился в старом доме. Его отец, дед и прадед тоже. Он надеялся, что если у него с Ольгой будут дети, будет сын, который сможет носить его имя, то он наследует старое жилище, обновленное и реконструированное, и плантации, которые будут иметь вид, какой они имели в лучшие времена.

Даже перед перспективой позорной смерти ему было трудно отказаться от своей мечты.

– Спасибо, большое спасибо, Джон, – наконец проговорил он. – Ты настоящий друг. Но, если ты ничего не имеешь против, мне бы хотелось еще немного подумать.

Шварт понял его.

– Старый дом, он напоминает тебе о многом, да, Энди?

– Да, – признался Латур. – Я раньше об этом не думал, но теперь думаю, что это так.

Юрист спрятал ручку и убрал бумаги в свой бумажник.

– Это твой дом и твоя земля, и ты должен сам это решать, Энди. Но не думай слишком долго.

– А что ты слышал там?

– Я лично видел парней в барах и на улицах. Но ты их не видел. У них очень неприятный вид, должен тебе сказать. Надеюсь, их как-нибудь усмирят.

Адвокат стал философствовать.

– Это смешно. Когда он был в живых и проглатывал бутылку виски в день и даже больше бутылки, Джек был просто бродягой. Но теперь, когда он мертв, послушать их, так это был просто какой-то святой, исключительный человек! – С брезгливым видом адвокат довольно резко выругался к удивлению Латура, так как Шварт редко бывал грубым. – Можно подумать, что эта девка, эта рыжая девка, на которой он женился, первая женщина в мире, которая так ужасно сопротивлялась... Ну... Я увижусь с тобой утром, Энди!

Шварт постучал по решетке двери, чтобы ему открыли.

– И помни, что я говорил тебе, Энди. У нас мало времени. Не раздумывай слишком долго. И скажи себе, что это не слишком-то приятно видеть, как поджаривают твоего лучшего друга на электрическом стуле... – адвокат искал сравнение. – Это как если бы у вас изо рта выскользнула сигара, и вы видите, как она потухла, упав в глину. Только все это гораздо быстрее, ты можешь мне поверить.

Даркос открыл дверь камеры Латура. Тот с сумрачным видом задумчиво провожал адвоката, который мелкими шагами шел по коридору, а потом завернул за угол.

Латур задавал себе вопрос: подумал ли Шварт о том, что произойдет, если он будет осужден и, если Ольга останется молодой вдовой, без денег и без друзей.

Когда основные потребности мужчины удовлетворены, он начинает выбирать себе по своим потребностям подругу жизни, считая, что это уже на всю жизнь.

Шварт тоже носил старинное родовое имя, которое хотел продолжить в потомстве. А Ольга была лакомым и всегда желанным для него кусочком.

Глава 14

В тюрьме воздух становился все тяжелее по мере того, как дежурные помощники шерифа подбирали пьяниц, бродяг и уличных девок, нарушивших правила и перешедших границы дозволенного даже в таком городе, как Френч Байу. Время от времени какой-нибудь из этих задержанных проклинал Латура. У убийцы всегда находятся защитники, но садист никогда не пользуется симпатиями толпы.

Толстая, темноволосая девушка с изрытым оспой лицом и волосами, подстриженными под Жанну Д'Арк, очень громко, на всю тюрьму, высказывала свое мнение, когда Даркос поместил ее в камеру напротив камеры Латура.

– Почему ты не истратил десять долларов, чтобы получить удовольствие? – спросила она у Латура. – Или ты ненормальный? Может быть, ты один из тех типов, которым необходимо причинять зло девушкам, избивать их, или даже воспользоваться ножом?

В девять часов шериф Велич появился в коридоре и остановился перед камерой Латура. Старый человек был обеспокоен и сумрачен.

– Мне все это не нравится.

Латур встал со своего ложа, чтобы поговорить с ним.

– Что вам не нравится?

– Атмосфера в городе. Существует кто-то, кто оплачивает выпивку, кто подговаривает толпу. Это продолжалось весь день, и люди совершенно обезумели.

– Кто? – спросил Латур. – Я хочу спросить, кто оплачивает выпивку.

– Первым делом, Вил Виллер, а потом твой шурин.

– Вы смеетесь! У Георга нет в кармане ни пенса!

– Значит, он где-то их нашел, – возразил Велич. – Я только что вернулся от Джо Банко, и он приводит в свидетели весь зал, что видел толстую пачку банковских билетов в его руке! Более того, он рассказывает каждому, кто его хочет слушать, что в продолжении двух лет ты каждый раз силой овладевал его сестрой!

– Но это ложь!

– А по его мнению, наоборот. Он утверждает, что ты не можешь получить удовлетворения от женщины, если не берешь ее силой и не бьешь время от времени. Но почему же он это делает?

– Потому что у меня нет богатства, на которое рассчитывала его сестра, когда выходила за меня замуж. Если я умру, она сможет снова выйти замуж, на этот раз за человека с деньгами. А он сможет всю жизнь прожить за счет мужа своей сестры.

Велич подумал.

– Похоже на то, что ты говоришь правду. Это звучит. Но парни глотают эти штучки, как конфеты. Его слова, говорят мне, соответствуют тому, что случилось с миссис Лакоста. Более того, Вил Виллер утверждает, что одна из тех женщин, которые были изнасилованы раньше, дала описание своего агрессора.

– Которая?

– Лиз Тремоле. Ученица колледжа, которая в настоящее время служит подавальщицей у Джо Банко. По словам Виллера, ты как раз можешь оказаться тем типом, и чем больше она об этом думает, тем яснее ей это кажется.

– Вы говорили с ней?

– Нет. Я не могу приложить к этому руку.

Шериф Велич снял шляпу с широкими полями и провел руками по волосам. – Проклятие! И надо было так случиться, что как раз в этот вечер, когда я отправлял Джека и Тома в Пончатулу, и что это, безусловно, окажется напрасным.

– Другими словами, вы опасаетесь, что существует определенный мерзавец?

– Совершенно точно. Я знаю Френч Байу. Я больше пятидесяти лет прожил здесь. Парни собираются поспорить, и тут какая-нибудь горячая голова теряет педали. – Велич расстегнул кобуру своего пистолета. – И мне стоило немалых трудов не позволить им начать действовать.

В горле Латура образовался маленький комок: он немедленно стал расти и мешал дышать.

– А все товарищи: Вил Даркос, Тэд, Ла Ронд, Редди, Джим Руссо, Луели, Рафигнас? Что они делают?

Старик пожал плечами.

– Вил и Тэд ведут себя отлично. Они находятся в кабинете, где заряжают свои ружья на случай, если в них будет надобность. Но Редди и Луели имеют бледный вид. А Ла Ронд, Руссо и Рафигнас почти такие же плохие, как Вил Виллер и твой замечательный шурин. Они говорят, что не видят причины, почему они должны рисковать своей шкурой, чтобы защитить убийцу и садиста, который все равно приговорен. – Велич с горечью плюнул на пол и заглянул в коридор. – И что самое скверное в них, это то, что они, в сущности, подошли к нулю. Они здорово пользовались обстоятельствами. Они хорошо погуляли. И теперь, когда подошел момент заплатить за все это, они только поджимают лапки и оставляют поле действия нам: Биллу Даркосу, Тэду, Келли и мне.

– А специально приехавшие представители газет, корреспонденты радио и телевидения?

Велич криво улыбнулся.

– Имеется автобус радио, стоящий на лужайке, и камеры направлены со всех сторон на тюрьму. Если произойдет что-нибудь, то процедура линчевания соберет больше зрителей, чем любая демонстрации какого-нибудь фильма. Это будет действительно сенсация, о которой будут говорить во всех уголках Штатов. У Латура комок в горле становился все более невыносимым.

Велич продолжал:

– Я теперь жалею, что не выполнил своего желания и не перевез тебя сегодня утром в другой город. – Старый шериф с решительным видом встал, надел свою шляпу и сдвинул ее на одно ухо. – Ладно. Я подумал, что ты, вероятно, предпочитаешь быть в курсе дела. Но не слишком расстраивайся, Энди. Я немало побывал в передрягах за свою жизнь, и выбрался из них тем или иным способом. Эта проклятая коробка для бисквита – тюрьма – не имеет никакой защиты, если банда разбойников и пьяниц захотят тебя увезти. Но они узнают, что значит потревожить старого лиса в его норе.

Велич прошел по коридору и позаботился оставить дверь, соединяющую отделение тюрьмы со служебным помещением полиции, открытой. Латур мог слышать ропот толпы, бормотание людей в кабинете шерифа, но узники, заключенные в камерах вокруг него, сохраняли полное спокойствие. Можно было подумать, что они боялись привлечь к себе внимание.

Латур облизал губы, но они оставались такими же сухими, как и прежде. Какой-то дух паники заменил и заглушил все запахи в тюрьме, задыхающейся от жары и влажности.

Несмотря на все красивые слова, трое людей, даже прекрасно вооруженные, немного стоили перед огромной и возбужденной толпой. Вместе с тем, напуганный и отчаявшийся Латур невольно чувствовал восхищение Величем. Старик хорошо объяснил глубину своей мысли сегодня утром. Если банда одержимых постарается вытащить Латура из тюрьмы Френч Байу, чтобы линчевать его, они должны будут пройти через труп старого шерифа. Если толпа атакует тюрьму, результат нападения будет зависеть от того, насколько нападающие правильно поведут нападение.

Шум тяжелых сапог раздался в коридоре. Несколько секунд спустя, с ружьем крупного калибра в руке, Тэд Келли прошел мимо камеры, чтобы занять свой пост у задней двери тюрьмы.

– Салют! – коротко проговорил помощник шерифа. – Ты и твое невезение!

– Это ведь не я. Я умоляю тебя, что это не я! – закричал Латур.

– Я начинаю в это верить, – сказал Келли. – Эти толпы людей, которые собираются перед тюрьмой, очень редко собираются без всякой организованности. И можно даже сказать, что этого не бывает без науськивания. Кто-то, видимо, очень хочет, чтобы ты проглотил свой акт рождения.

– Но кто?

– Это старина, двойной выигрыш. Это вопрос шестидесяти четырех тысяч долларов.

Пять минут, потом десять, четверть часа, полчаса... В кабинете голоса становятся все более беспокойными. Из их бормотания Латур мог услышать первые глухие крики из толпы. Они становились все громче и настойчивее по мере того, как небольшие группы людей с улицы Лафит скапливались у тюрьмы и заполняли оазис темноты, окружающей тюрьму. В темном отделении для черных один заключенный стал громко молиться.

Девушка в камере напротив Латура стала громко ругать его, пользуясь совершенно непристойными эпитетами.

– Я надеюсь, что парни проделают с тобой то, что ты заслуживаешь! Мы разве живем не в республике, а? Девушка имеет право сказать парню нет, даже если этот парень и помощник шерифа.

Латур не дал себе труда отвечать ей. До этого момента он думал, что знал, что такое страх. Он ошибался. У него болели поясница и живот. У него было ощущение, что ледяная рука сдавливает его живот. Он был мокрым от пота и слабости и не мог нормально дышать.

Встав на свою металлическую лежанку, он мог видеть небольшой кусочек темного парка вокруг тюрьмы. Пока он смотрел туда, некоторая часть вопящей толпы устремилась к переднему входу в тюрьму, а другая часть бросилась к заднему входу на случай, если шериф Велич попробует выпустить его через этот ход.

В коридоре, с худым лицом, побледневший от страха, Джим Руссо, держа свое ружье, как будто это была змея, готовая укусить его, против своего желания направился к двери в глубине тюрьмы, чтобы помочь Тэду Келли. Через секунду дверь затрещала под мощными ударами. Латур слышал, как Келли спокойно проговорил:

– Не старайтесь, парни, я выстрелю в первого же прохвоста, который только сунет сюда нос.

Руссо остался недвижим. Латур сильно сомневался, что его коллега в этот критический момент, окажется храбрецом.

На самом деле, Джим Руссо очень жалел, что своевременно не сказался больным. Он очень хотел бы сейчас быть в другом месте.

Латур тоже хотел бы этого. Те беснующиеся, которых он видел, почти все были в последней стадии опьянения. Они отступили на несколько метров, чтобы устроить большие костры из старых ящиков и досок, которые хорошо осветили дверь позади тюрьмы.

При свете колеблющегося пламени Латур рассматривал лица людей. Почти всех он знал. Но были и чужие в небольшом количестве. По их виду совершенно точно можно было предположить, что это были не рабочие, а профессиональные грабители. На рыбаков они тоже не были похожи. И эти незнакомцы не были пьяны.

Потом толпа перед входными дверями тюрьмы увеличилась. Они откуда-то достали огромное бревно и воспользовались им как тараном. Дверь тюрьмы была старой и ветхой. Она не сможет противостоять подобному натиску.

В это время Гарри Рафигнас прошел по коридору и открыл дверь камеры Латура. Его руки дрожали до такой степени, что он с трудом мог вставить ключ в замок.

– Старик сказал, чтобы я тебя выпустил, чтобы у тебя был бы хоть маленький шанс выбраться отсюда.

– Дело здесь так плохо? – спросил Латур.

Голос помощника шерифа дрожал так же, как его руки.

– Ты даже себе этого не представляешь. Снаружи по меньшей мере восемьсот бешеных.

Латур немного пришел в себя.

– Тогда, чтобы ты сказал, если бы я попросил у тебя ружье?

– Это может разрешить только Велич, – ответил Рафигнас. – Все, что он мне сказал, это открыть тебе дверь.

– А он вызвал полицию Штатов?

– Полчаса тому назад. Как только он увидел, как начала складываться ситуация. Но они не смогут приехать сюда раньше, чем через полчаса. И в ближайшей казарме их только четверо!

Голос женщины напротив по всей длине коридора следовал за ним.

– Я очень надеюсь, что они сделают тебе то же самое, что ты сделал сам!

Латур прошел в кабинет. С пистолетами в руках Бил Даркос и Ла Ронд охраняли оба окна с решетками. Даркос был очень бледен, но казался уверенным в себе. Латур был менее уверен в Ла Ронде. Ответственность и опасность по разному отражаются на людях. Ла Ронд был в том же положении, что и Рафигнас. Оба мужчины имели такой вид, будто с трудом удерживаются от рыданий.

Такой же равнодушный, как будто он сидел за столом в зале у Джо Банко, шериф Велич зажег одну из своих сигар, ценой в доллар, к которым он так привык за последнее время.

– Я считаю, что из всего происшедшего можно сделать мораль, проговорил он с абсолютным спокойствием. Старик процитировал: – Это же в Основном Положении сказано: «Кто сеет ветер, пожнет бурю». – Раскурив свою сигару, Старик прислушался к ударам тарана в заднюю дверь тюрьмы, и казалось, принял какое-то решение. – Одна вещь совершенно ясна. Эта дверь долго не устоит. А как только они устремятся сюда, это будет конец всему. Тогда я посмотрю, не смогу ли я задержать их настолько, чтобы полиция Штатов успела добраться сюда. – Он поправил свою портупею и стал кричать: – Эй! Там! Типы с тараном! Отдохните пять минут! Я хочу с вами поговорить! Удары прекратились. Велич еще немного подождал, потом вышел на маленькую площадку. Кинув взгляд через плечо шерифа, Латур подумал, что судя по лицам, освещенным колеблющимся пламенем костра, испуганное выражение Рафигнаса было вызвано этим зрелищем. Их было достаточно много, чтобы выполнить свое намерение.

Толпа перестала бесноваться, когда шериф Велич появился перед дверью. В течение короткого времени ничего не было слышно, кроме треска огня и работы насосов на нефтяных промыслах на берегу.

Добрый человек не ошибся, когда говорил, что присутствуют репортеры. Как раз позади массы людей на лужайке стоял фургон радио. Оператор, находившийся на его крыше, старался снимать все, что только попадало в кадр.

Велич затянулся сигарой и, не торопясь, начал говорить.

– Среди вас имеются новые люди, но почти все вы знаете меня. – Он показал на значок шерифа, прикрепленный к карману рубашки. – Я шериф. И был шерифом этой местности в продолжении тридцати пяти лет. В течение всего этого времени мне приходилось задерживать кое-кого из вас, но иногда я просто брал штраф и давал вам возможность ускользнуть. И очень часто я давал вам возможность отсрочки.

Он еще несколько мгновений молчал, чтобы вновь заговорить после затяжки сигарой.

– Произошли два преступления: убийство и насилие. Подозреваемый в этих преступлениях человек был задержан и по постановлению местного суда был направлен в тюрьму Френч Байу, где должен быть в заключении до того момента, когда он предстанет перед судом присяжных заседателей. И что же вам во всем этом не нравится?

Несколько голосов закричали:

– Ничего!

Но в общей толпе царило зловещее молчание. Велич положил правую руку на рукоятку своего пистолета.

– В течение тридцати пяти лет ни один заключенный от меня не ускользнул. И я не собираюсь дать возможность этому заключенному сделать это. Когда день суда будет назначен и закончится следствие по этому делу, я лично провожу его в трибунал. И, если его признают виновным, вы можете быть уверены, что он получит самый суровый приговор и наказание, которое только имеется в своде законов Штата Луизиана, то есть, по тяжести совершенного преступления он будет приговорен к смерти на электрическом стуле.

Велич снова стал курить свою сигару.

– Итак, почему бы вам не прекратить все это идиотство? Возвращайтесь в город и пойдите выпейте. Латур находится здесь, в тюрьме, и он никуда отсюда не денется. Послушайте меня, парни. Вы старые жители нашего города, вы голосовали за меня каждую сессию и дали мне доказательство вашего доверия. Почему вы, к дьяволу, устраиваете подобный шум? Почему вы мне мешаете на законном основании действовать?

На какое-то мгновение бурлящая толпа была безмолвна, и во время этого молчания Латур надеялся, что Велич уговорил их и они поняли, что затевали безумие. Но потом, один человек из толпы, человек, которого нельзя было разглядеть, закричал:

– Совсем неплохо сказано, чтобы обмануть нас, шериф. Но мы, прочие, новые люди здесь, знаем, как обращаются со старыми знакомыми. Предположим, что вы будете держать его в тюрьме, и что он будет судим. Но как мы, остальные, сможем узнать, что он будет судим справедливо за подлое убийство старика и насилование этой хорошенькой малышки? Откуда мы сможем узнать, если судья в трибунале, происходящий из семьи, давно жившей в этом краю, что можно сказать также и о присяжных заседателях, не сделает того, чтобы облегчить участь преступника, потому что тот называется Латуром и принадлежит к старинным семьям Френч Байу? В таком случае мы будем иметь целую серию молодых женщин, которые будут изнасилованы таким же способом! Толпа, до сих пор спокойная и безмолвная, неожиданно заволновалась.

Голосами, которым гнев придал резкость, все мужчины захотели говорить одновременно. Толпа раздвинулась, продвинулась вперед, потом остановилась. Человек в белом костюме, при помощи кулаков пробился в первый ряд и остановился перед шерифом Величем.

– Вы сошли с ума! – заорал Шварт. – Все, что вам сказал шериф – это правда! Латур арестован. Он заключен в тюрьму. Он будет судим. Если его найдут виновным, его казнят. Тогда, к чему же приводить себя в такое состояние? К тому же, старый Лакоста был старым пьяницей. И, судя по всему, что мне удалось узнать, его жена, хоть и молода и красива, но не более, чем маленькая шлюха!

Конечно, это была неудачная тактика защиты! Чудовище с тысячью ногами еще ближе подошло к тюрьме. В тишине, царившей в кабинете шерифа, Латур явно слышал отдельные крики, вырывающиеся из уже снова бурлящей толпы.

– Что за разговоры!... Ты так говоришь, потому что его адвокат!... Здесь, если ты не прожил в этом краю сто лет, ты считаешься дрянью... Пошли вперед... Ну!... Поймаем его!... Сиделка из больницы мне сказала... Девочке вынуждены были наложить шесть швов, настолько он был груб с ней... А если это была бы твоя жена или сестра?...

– Идите, идите прочь! – кричал Шварт, пытаясь оттолкнуть их. – Я вас уверяю... Я не хотел это сказать.

Адвокат неожиданно замолчал, потому что кто-то из толпы бросил в него перезрелый помидор, который забрызгал все его лицо, рубашку, белый костюм, что при неярком освещении казалось, что он забрызган кровью.

Шериф Велич, перестав заниматься уговорами, вытащил свой пистолет.

– Я предупреждаю вас, парни, – хладнокровно проговорил он. – Нас не слишком много, но мы все вооружены и мы все отлично умеем обращаться с оружием. Никто еще никогда не вырывал у меня заключенного и никогда этого не сделает!

В полном молчании, которое последовало за этим заявлением, люди из последних рядов, стали пробираться вперед, в то время, как наиболее близко стоящие пытались удержать их. Потом послышался короткий сухой звук, похожий на звук выстрела из детского пистолета, или карабина маленького калибра. Крошечное красное пятно появилось на лбу у Велича. Он поднял свою свободную руку вверх, как будто хотел дотянуться до своей раны, но это было лишь рефлексом. Он уже был мертв тогда, когда поднял руку. Пуля, которая его сразила, попала ему прямо в глубину черепа. Пистолет с перламутровой отделкой на ручке, выпал из его рук. Шляпа с широкими полями упала и покатилась по ступенькам лестницы. За ней последовало безжизненное тело шерифа Велича. Потом стало твориться что-то невообразимое. Люди в первых рядах, стоящие близко от двери, были втолкнуты через сломанную дверь в коридор и дальше к кабинету шерифа.

Латур видел, как Ла Ронд бросил свое ружье. Он нагнулся, чтобы подобрать его, но был стиснут людьми, обливающимися потом, и прижат к стене. Чей-то кулак ударил его по подбородку. Другой ударил в низ живота. Третий стал бить его по подбородку. Потом два солидных рабочих с нефтяных промыслов, от которых страшно несло виски, с красными потными лицами, схватили его за руки и провели через толпу к порогу тюрьмы.

– Мы схватили его! – заорал один из них.

Громкий, радостный крик толпы последовал за этим заявлением. Потом из гущи толпы какой-то мужчина заорал:

– Скорей на машины, чтобы нас не захватили эти прохвосты из казарм. Отвезем его на лужайку Лакосты и проделаем наше дело с ним там, где он так жестоко обошелся с бедной девочкой!

Латур пытался вырваться, но с дюжину кулаков сразу оглушили его. Он почувствовал, как его волокут по земле, и его ноги перетащили через что-то.

Латур увидел, что это был труп шерифа Велича.

Глава 15

Прижатый к заднему сидению машины телами мужчин, которые захватили его, Латур не имел никаких иллюзий.

Пропитанные потом и виски парни крепко держали его. В романах и кинокартинах, или в телевидении всегда в последний момент совершалось что-то необыкновенное, и герой спасался. Но теперь речь шла не о романе, кинокартине или телевидении. Они крепко держали его. И это было все.

Оба молодых рабочих с нефтяных приисков, потеряли часть своей уверенности.

Один из них заметил:

– Это очень скверно, что какой-то тип пошел на то, что убил шерифа. Это еще нам припомнится.

– Да, на это ты можешь вскоре рассчитывать, – согласился другой.

Один из трех мужчин, сидевших на переднем сидении, это был Вил Виллер, возразил:

– Наплевать нам на старика! А потом, так как половина всех мужчин в толпе вооружены, никто и никогда не найдет виновного!

Это заявление немедленно воздействовало успокаивающе на других спутников:

– А камеры радио и телевидения разве ничего не зафиксировали?

– Их всех разнесли на кусочки, – уверил Виллер. – Ну, во всяком случае те, которые были обнаружены. А потом мы перерезали эти проклятые кабели и телефонные провода.

– За какую ты цену все это сделал? – спросил Латур.

– За какую что? – спросил один из рыбаков. – Кто-то тебе заплатил за организацию всего этого. Организацию линчевания.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – проворчал рыбак.

Латур обратился к другим:

– Я не думаю, что это к чему-нибудь приведет, если я скажу вам, что я не виноват, я не убивал Джека Лакосту и не насиловал его жену.

– Это ни к чему не приведет, – сказал один из мужчин. – Она тебя хорошо узнала.

Потом он добавил:

– Это же потому что она отказалась делать, что ты хотел, но ты сделал это.

Латур открыл было рот. Он не хотел впутывать в это дело Ольгу. А потом, после всего того, что распускал на его счет Георг, никто ему все равно не поверит.

У него было лишь одно утешение. Ольга верила, что он невиновен. Она будет очень горевать, когда узнает о его смерти. Это было очень слабым утешением.

Рабочий, сидевший от него с левой стороны, спросил:

– Тебе плохо, Латур?

– Немного, – признался Латур.

– Хочешь сделать глоток?

– Нет, спасибо.

Он глубоко вздохнул и прибавил:

– Это все от того, что никому не хочется умирать.

– Да, – согласился другой, – ты прав. – Ты ведь был на войне, не так ли?

– В Корее.

– Это тоже чего-нибудь да стоит. Похоже на то, что ты привез оттуда немало наград?

– Я получил несколько знаков отличия. Скажем, несколько орденов, если вы хотите точнее.

– Очень жаль, – проговорил человек. – Я хочу сказать, так плохо кончить. Милосердный Бог так плохо устроил жизнь, что иногда кому-то делается так невтерпеж, что даже такой храбрый тип, как ты, готов убивать и насиловать, не считаясь ни с чем.

– Я вам сказал, что я не трогал ее.

– Ну-у. Да. Ты это сказал, но она-то ведь тебя узнала, не так ли? Неважно, что в домике было может быть темно. Когда мужчина и женщина находятся в такой близости, очень трудно ошибиться!

– Рита ошиблась.

Рабочий, сидящий справа, передал бутылку своему товарищу.

– Ты бы лучше сделал глоток до того, как тебя ждут такие неприятности. Знай, что до того, как сделаться помощником шерифа, он учился на адвоката, этот тип. А все говоруны – мошенники. Они смогут вытащить тебя из любого грязного дела, и все при помощи болтовни. Только из могилы они не могут вытащить. Если ты будешь слушать Латура, то раньше, чем успеешь отдать себе отчет в этом, поверишь, что рыжая малышка сама избила себя и убила своего мужа.

Вил Виллер протянул руку, чтобы взять бутылку.

– Она очень хороша! А, кстати, относительно адвокатов, ты видел Шварта, с томатом на пасти? Вот еще один, который происходит из старых фамилий края. И потому что у него есть немного башлей, а похоже на то, что они у него есть, он воображает, что он лучше всех на свете!

Виллер сделал глоток.

– Надо же иметь мозги, чтобы говорить то, что он говорит! Старый Лакоста пил время от времени здорово. И что же? Кто не делает того же? Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы шлюха просила наложить ей швы после целой ночи работы, даже если клиент ей попался довольно грубый? – Рыбак пощупал свою голову, еще покрытую ссадинами. – Во всяком случае никогда не пытайтесь их укусить. Со мной это случилось, когда-то совершенно случайно, не нарочно, как-то вечером. И, Боже мой, что она со мной сделала при помощи каблучков-гвоздиков!

Трое мужчин засмеялись. А шофер спросил:

– Далеко еще лужайка? Нужно все проделать побыстрей, до того, как подоспеет национальная гвардия.

Виллер отнял ото рта бутылку и попытался разглядеть в темноте окружающую местность.

– Ты видишь этот большой эвкалипт, там, впереди справа? Так вот, это еще на двести метров дальше. Там нет указателя, но ты увидишь дорожку. И если бы я был на твоем месте, я поехал бы помедленнее на повороте, если не хочешь, чтобы с нами что-нибудь приключилось.

Опять мужчины расхохотались, когда шофер сказал:

– Я понял. Ты прав. Особенно важно, чтобы с Латуром ничего не случилось!

– Вот так-то!

Впечатление нереальности все сильнее овладевало Латуром. Подобная вещь не могла произойти с ним. Он кинул взгляд в заднее стекло машины. Насколько он мог видеть далеко, кругом по всей дороге было полно светящихся фар.

Латур попробовал с ненавистью подумать о рыжей девушке и не смог. У Риты не было интереса лгать. Она искренно верила, что он убил Джека. Она была уверена, что это он изнасиловал ее. Сексуальные отношения между мужчинами и женщинами, как бы персональны они ни были, сопровождаются нежными словечками на ушко, которые придают такую прелесть этим отношениям. Но когда эти отношения сопровождаются грубостью и болью, когда инстинкт удовлетворяется во мраке, женщина может легко ошибиться.

Он был последним мужчиной в воспоминаниях Риты. Он стучал к ней в дверь и он сказал ей свое имя.

– Это Энди Латур, – объявил он. – Откройте мне и дайте войти.

Водитель машины свернул на дорожку и остановил машину в нескольких метрах от домика, теперь совершенно темного. Следующая за ними машина остановилась позади них, и лужайка стала понемногу освещаться по мере того, как подъезжали машины и освещали ее своими фарами.

Москиты были также надоедливы, как в тот вечер, когда он проводил Риту и Лакосту к ним домой. Сидя на своем сидении, Латур не переставал их отгонять и давить, все время думая о том, как это убийца мог знать, что он отправится к домику Лакосты в два часа ночи.

Он даже Ольге не сказал, куда он едет. Все, что он сказал ей, это то, что он едет по делам полиции. Латур подумал о своем шурине. Георг был совершенно одет и на ногах, когда Латур вышел из дома. И Георг, если ему хорошенько заплатили, чтобы он следил за Латуром, мог сразу же сообщить по телефону об отъезде помощника шерифа. Он мог позвонить кому-то, чтобы Латур не стал шарить в зарослях сахарного тростника, откуда были сделаны выстрелы, тому, кто мечтал избавиться от него, чтобы получить Ольгу. Так как Джек с кем-то разговаривал на лужайке, значит, этот человек знал, что его видели. И он понимал, что не может себе позволить оставить в живых Лакосту. Эта мысль вызвала тошноту у Латура. Ему показалось, что он догадывается, кто этот человек. И, как говорит Библия, если доброта может скрывать множество пороков, тоже можно сказать и о притворной дружбе. Несмотря на исполнившиеся ему пятьдесят лет, Том Мулен был очень крепким человеком. Джек Пренгл тоже. И тоже можно было сказать и про Джо Банко, и про нескольких мужчин, которых знал Латур. Закон джунглей запрещал желать жену своего соседа. Но законы созданы для того, чтобы их нарушать. С другой стороны обольщенная или нет, Ольга себя считала действительно связанной данным обещанием. Когда она сказала: «Пока смерть нас не разлучит...», она считала это незыблемым.

– Я дала обещание, – повторила она ему.

С другой стороны, после сцены в тюрьме, у него были все основания думать, что он не был для нее совершенно безразличен.

Оба рабочих с нефтяных промыслов вышли из машины, так же, как и остальные пассажиры других машин.

– Ну, вот и готово, Энди, – сказал Виллер. – Так как ты был способен проделать такую штуку, теперь ты сам испытаешь на себе, как это приятно. Латур не пошевелился. Черта с два он добровольно отправится на смерть! Некоторые из только что приехавших и остановившихся за их машиной, подошли, чтобы вытащить его из сидения. Теперь, когда они прибыли на лужайку, большинство народа казалось нетерпеливым и хотели как можно скорее завершить то, для чего они приехали. Кричать и выкрикивать проклятия перед тюрьмой – это совсем не то же, что накинуть на шею человека веревку и самостоятельно свершить правосудие, не имея на это никакого права. В любом случае, это было грязным делом. Старый человек был мертв, человек, носивший звание шерифа. Репортеры газет, радио, телевидения, зарегистрировали всю сцену. И весьма возможно, что не все кабели и провода были перерезаны.

Некоторые стали зажигать огни на лужайке. Бутылки с виски переходили из рук в руки. Латур стоял, предоставленный самому себе, им никто не занимался. Но вот один из приезжих, которого он и раньше заметил в толпе, взял на себя труд распорядителя.

– Хорошо. Давайте покончим с этим делом, – сказал он. – Если среди нас есть люди, которые дрожат от страха, то напрасно. Тот, кто убил шерифа Велича, просто болван. Это понятно. Но не может же Штат Луизиана арестовать четыреста человек. Пока мы держимся друг друга, все будет спокойно. Передайте мне веревку.

Толстая бухта веревки с петлей на конце стала передаваться по рукам. Люди почти боялись дотронуться до нее, совсем как Джим Руссо, когда он держал свое ружье.

Парень, который решил, что пора кончать, надел петлю на шею Латуру так, чтобы узел пришелся напротив левого уха.

– Сколько вам заплатили, чтобы вы сделали это? – спросил Латур.

Вместо ответа, тип раздавил свою ладонь на его лице.

– Закрой пасть! Читай свою последнюю молитву, если хочешь. Тебе остается совсем немного времени, мой дружок.

Он поднял веревку и накинул ее конец на толстый сук, под которым стоял фургон Лакосты.

– Ну, вот. Не стойте вы все тут, пяля на меня глаза. Ну, заставьте Латура влезть на крышу фургона. Потом нужно, чтобы кто-нибудь взял на прицел и этот фургон, чтобы вытащить из-под ног Латура. Таким образом, он упадет на добрых три метра.

Две дюжины людей подняли Латура и поставили на крышу фургона. Какая-то машина быстро подъехала задним ходом и остановилась у фургона. Латур чувствовал себя скорее ошеломленным, нежели испуганным. Было очень трудно стоять на закругленной крыше фургона. Посреди этих четырехсот человек, которые кружились вокруг фургона и кричали, сами не зная что, Латур чувствовал себя одиноким. Человек с жестким лицом, который распоряжался церемонией и дирижировал этой дьявольской сценой, удостоверился, что веревка крепко держится, и прикрепил ее конец к молодому деревцу.

– Вроде бы, держится хорошо, – сказал он.

Латур с большим трудом держался на ногах. Одна нога стояла выше другой, глаза его смотрели на людей с поднятыми головами, глазеющими на него. Георг поехал вместе с толпой до лужайки. Одна деталь, видимо, очень забавляла молодого человека.

– Это как раз в том месте, где все произошло, – заметил он, удовлетворенно кивнув головой.

Распорядитель этой церемонии поднял вверх правую руку, чтобы дать знак водителю машины, к которой был прикреплен фургон, тронуться с места и таким образом выбить опору из-под ног. Но он так и остановился с поднятой вверх рукой, как будто не знал, что ему делать. Том Мулен и Джек Пренгл с пистолетами в руках, появились в свете одного из фонарей и подошли к фургону.

Пренгл предупредил водителя машины:

– Эй! Стоп!... На твоем месте, я бы не двигался!

Что касается Тома Мулена, обычно добродушного, то, лицо его теперь было покрыто красными пятнами от гнева, он спросил:

– Скажите-ка мне парни, вы отдаете себе отчет в том, что вы собираетесь делать?

Оба помощника шерифа прислонились к металлическому порогу фургона. Самым естественным образом Пренгл продолжал:

– Этого достаточно. Теперь необходимо, чтобы кто-нибудь из вас все объяснил, банда негодяев! Вас тут немало, а нас только двое. У нас лишь по двенадцати пуль. Но я вам гарантирую, что первые двенадцать прохвостов, которые попытаются напасть на нас, будут уничтожены. Вы понимаете, что мы остановились у тюрьмы, прежде чем приехать сюда, и мы нашли Старика, который лежал на пороге... Итак, я жду, говорите!

Стоя в первом ряду людей, окружающих фургон, Георг воскликнул:

– Вы не должны быть здесь! Вы должны были поехать в Пончатулу!

– Мы и находились в дороге, – ответил Мулен. – Никогда линчевание не производило столько шума, как это. Мы едва доехали до Нового Орлеана, как по радио стали сообщать о случившемся. Немедленно мы повернули назад. К сожалению, недостаточно быстро. Ну, вы слышали, что сказал Джек? Нужно, чтобы кто-нибудь объяснил все происходящее. Кто этот тип, который убил Велича? А кому это светит линчевать Латура?

Люди в задних рядах двинулись, чтобы приблизиться, люди в первых рядах отталкивали их. Никто не позаботился связать руки Латура. Он немного поколебался, потом расслабил петлю на шее, снял ее через голову и спустил позади себя. Минутой раньше все взгляды были устремлены на него, а сейчас никто не заметил его исчезновения. Теперь он был одним из сотни силуэтов, которым непосредственно не угрожали пистолеты помощников шерифа.

Понимая, что теперь их преступная затея потерпела крах, многие присутствовавшие здесь старались незаметно скрыться на лужайке, чтобы не быть замеченными.

Латур глубоко вздохнул, наполнив легкие свежим воздухом.

Осторожно, маленькими переходами он проходил позади машин, выстроенных на лужайке, по направлению к основной дороге.

Он не собирался уклоняться от ответственности по обвинению в убийстве Лакосты и насилию над его женой.

Но, пока он будет снова заключен в тюрьму, ему было необходимо выяснить некоторые, очень важные для него, вопросы.

Латур никак не мог хорошенько отдышаться.

В длинной очереди машин он обнаружил одну, в которой ключи от зажигания не были взяты. Он влез в эту машину, включил мотор и отъехал. Машина двинулась и влилась в струю многих машин, возвращающихся во Френч Байу.

Если его гипотеза была правильной, единственный человек, который мог ответить на вопросы, которые он себе ставил, был инженер нефтяной компании, который производил бурение двух скважин на его участке. И, если память Латуру не отказывала, тот самый инженер, которому он собирался сказать два слова, жил в помещении, расположенном около леса, в двадцати пяти километрах отсюда.

Глава 16

Ветер посвежел. Дорога шла вдоль берега и было видно, как разбушевалось море. Мотор в двадцать пять лошадиных сил взятой Латуром машины все время чихал, и Латуру казалось, что он вот-вот остановится и ему придется добираться пешком. Но мотор снова начинал работать нормально и машина продвигалась вперед.

Море обрушивалось на берег, выбрасывая куски дерева, тину и водоросли. Рыбаков нигде не было видно. Все рыбаки отправились на представление линчевания, оставив на берегу свои лодки. Латур не увидел даже полдюжины барок, испытывающих удачу в блестящих водах бухты.

Понтон нефтяной компании, к которому он направился, был, как и все сооружения этого рода, которые его окружали, солидными конструкциями. Выполненный из железа, размером, может быть, с хороший док, он располагался на водопроницаемой скорлупе. Понтон имел две палубы. На первой находилась местная электростанция, обеспечивающая освещение, работу подъемных механизмов и откачивания воды. Центр понтона был занят цилиндрическим колодцем, в котором производилось бурение. Кессон опускался до дна моря. Трубопроводы и необходимые для бурения инструменты и материалы углублялись в подпочвенный слой моря. Трубопроводы, проходящие близко от поверхности, были надежно закреплены от зыби и волн.

На главной палубе стоял подъемный кран, вернее лебедки, служившие для подъемника и укладки на место трубопроводов, приборов, определяющих глубину и температуру, а также быстроту и мощность сверления.

Главная палуба была заполнена отвалами зондов и разобранными конструкциями, заботливо сложенными в определенном порядке: здесь было все необходимое для бурения в открытом море.

В каждом углу платформы металлические сваи углублялись в дно моря. По ее краям были сделаны ограждения, защищающие от брызг волн.

На нижней палубе была устроена грузовая пристань. Металлическая лестница соединяла ее с верхней, главной палубой.

Большое металлическое судно стояло вплотную к платформе. Оно служило кухней и столовой, и в нем находились комнаты повара и его помощника, а также комнаты персонала охраны, которая была вынуждена отказаться от удовольствий Френч Байу.

В город отсюда можно было попасть, воспользовавшись одной из моторных лодок, курсирующих между промыслами и городом.

Единственным местом, где можно было спрятаться, был камбуз, полный провизии, приготовленной впрок.

У Латура не было ни малейшего желания прятаться. Когда он подъехал к платформе, он выключил мотор и закричал:

– Эй, там, на понтоне!

Было слишком шумно, чтобы рабочие, занятые бурением на главной платформе, могли услышать его, но повар высунул нос из окошка камбуза.

– Что вы тут шныряете в вашей скорлупе от ореха? – спросил он.

– Я ищу мистера Филдинга, – ответил Латур. Он боялся услышать в ответ, что инженера нет в настоящий момент ни на судне, ни на платформе. Но повар колебался с ответом по другой причине.

– Он здесь, – наконец ответил он. – Но у нас сегодня вечером были неприятности, и он только что вернулся. Если это не очень срочно, я бы на вашем месте не стал тревожить его.

Латур пробежал по мосткам и прыгнул на пристань.

– Это крайне срочно.

Вытирая руки о свой передник, повар приблизился к нему. Совершенно ошеломленный, он воскликнул с удивлением в голосе:

– Я вас узнаю! Я вас видел однажды, когда вы задержали одного типа в Джокер-баре. Разве вы не помощник шерифа Френч Байу, которого эти типы собирались линчевать?

Латур откровенно признался:

– Да, это я.

– Ну, тогда, что же вам нужно здесь? Судя по последним извещениям радио, четыреста или пятьсот парней взяли приступом тюрьму, вытащили вас оттуда и отвезли на лужайку дома старика, которого вы убили, и чью жену вы изнасиловали, чтобы повесить!

Латур вытер пот, заливавший все его лицо.

– Похоже на то, что в программе произошли небольшие изменения. Где находится кабинет инженера Филдинга?

Повар продолжал колебаться, потом он пожал плечами.

– Ладно. Вы хотите видеть мистера Филдинга? Это ведь меня не касается. – Он указал рукой на дверь. – Его кабинет и спальня находятся там. Третья дверь справа. И не следует стучать деликатно, стучите как можно громче. Бедный парень был на ногах семьдесят два часа. Потом еще пришлось заменить целую серию запасных частей. Это была одна из самых скверных ночей.

– Нет, бывают и похуже, – заверил его Латур.

Он снова вытер лоб и обнаружил, что то были не соленые брызги волн. Этот разговор в такой ранний час, может быть, ни к чему не приведет, но он может утвердить его в подозрении. Латур ужасно удивился, как это он, с его знанием людей и человеческой натуры, никогда раньше не думал об инженере. Почему он раньше не повидал его? Это был печальный факт. Когда причиной является женщина, нельзя доверять ни одному мужчине.

Итак, глубоко вздохнув, он сжал кулаки и стал стучать в дверь, на которую указал повар.

Во всем городе Френч Байу чувствовалось, что произошла большая перемена, прошлая ночь была очень скверной. С первыми лучами солнца улица Лафит предстала во всем своем безобразии. На улице валялись банки из-под виски, множество палок и мусора. Музыка, шум, смех толпы в это утро отсутствовали. Бары, коробки, и кабаки, в сущности открытые все двадцать четыре часа в сутки чтобы обслуживать рабочих, работающих в разные смены, были пустынны и молчаливы, если не считать нескольких пьяниц, спящих, положив голову на стол.

Френч Байу испытывал раскаяние. Все остальные рабочие промыслов и рыбаки, которые составляли толпу орущих и беснующихся людей, постарались удрать из Френч Байу как можно дальше, или занимались тем, что внушали своим женам или маленьким подружкам, что, на случай, если их будут расспрашивать о них, интересы семьи требуют, чтобы они утверждали, что их мужья не покидали домов в этот вечер. Лишь только категория особ, привыкших подбирать деньги где только можно, уличные девки и девушки у Эми, у Герты или Мебл, делали себе неплохой заработок, обещая клятву, что некто провел всю ночь у них в объятиях и, безусловно, не мог быть замешан в деле об убийстве шерифа Велича или попытке линчевания Энди Латура. Они обещали отвечать примерно так:

– Кто? Джонни? Нет, нет, это не так. Это невозможно. Он ввалился ко мне в девять часов и вышел только после первого завтрака!

Маленькая тюрьма, сложенная из красных кирпичей, выглядела еще более ветхой и в ней пахло еще хуже, чем обычно. Камеры были переполнены арестованными, по пять-шесть человек в каждой. Были еще и другие, содержащиеся в отдельных камерах, в подвале и в зале заседаний в первом этаже.

С красными от бессонной ночи глазами, с глубокими морщинами на лице, первый помощник шерифа Том Мулен смотрел в одно из зарешеченных окон кабинета, рассматривая старый армейский фургон оливкового цвета, выгружающего перед тюрьмой первую партию контингента национальной армии Штата.

– Ну, вот, – с горечью проговорил Мулен. – Они появились. Теперь, когда все уже кончено. – Первый помощник шерифа глубоко вздохнул. – Ну, что ж! Я все-таки доволен. Я не хочу говорить о линчевании. Но я думаю, что мы не отдавали себе отчета в том, до какой степени все мы здесь прогнили!

– Ты прав, – сказал Пренгл. – Я совершенно перестану протягивать свои лапы и буду работать по-настоящему, если меня не отправят в колонию в Анголу. Я обещаю, что буду одним из лучших помощников шерифа, какие могут только быть в нашем краю.

Все же, с горечью, Том Мулен продолжал:

– У тебя будет немало конкурентов. Я сожалею лишь о том, что мы не успели вернуться вовремя, чтобы спасти Старика. Но он привык ко всему относиться по-философски. Во всяком случае, я надеюсь, что там, где он сейчас, имеются долларовые сигары, старое виски и цыплята по семнадцать лот!

Мулен сел на край письменного стола умершего и перенес свое внимание на Латура и на человека, сидящего рядом с ним и имеющего сонный вид.

– Значит, ты совершенно уверен, что это так, Энди?

– Ты ведь хорошо слышал, что сказал мистер Филдинг.

Мулен качнул головой.

– Я слышал. Есть только один пункт, который я хочу, чтобы мне разъяснили. – Он посмотрел на Вила Даркоса. – Парни были правы: они разбили все камеры. Но мне хотелось бы знать, как мы сможем узнать правду? Это мог быть либо тот, либо другой. Но, без сомнения, тот, который должен был больше выиграть. Доставь сюда Вила Виллера и Георга, Даркос.

– С удовольствием, – ответил помощник шерифа.

Он отсутствовал несколько минут и вернулся, толкая впереди себя моряка-рыбака и молодого светловолосого человека.

– Это безобразие! – протестовал Георг. – И как офицер почетного легиона, я настаиваю, чтобы мне дали возможность говорить с консулом Франции.

– Ну, конечно же, – спокойно ответил Мулен. – Я немедленно напишу ему письмо и отправлю в Касабланку. Или, может, он находится в Аддис-Абебе?... – Он посмотрел на рыбака. – А ты, Виллер? Тебе сегодня утром не хочется поговорить?

– Мне нечего сказать, – возразил рыбак.

– Это была твоя мысль оплачивать всем выпивку, а?

– Исключительно моя.

– И никто не давал тебе небольшую пачку денег?

– Ну, конечно же, нет.

– А ты, Георг?

Молодой человек постарался сохранить свое достоинство.

– Я исполнял лишь свой долг: я был вынужден защищать сестру от типа, который не выполнял своих обязанностей и обманул ее доверие.

– Понятно, – сказал Мулен.

Открыв отделение, в котором хранилось оружие полиции, он достал оттуда автоматический карабин калибра 22. Мулен убедился в том, что он заряжен и, показывая на пустую жестянку из белой жести, лежащую на лужайке, он протянул оружие Виллеру.

– Ну-ка, попробуй попасть в нее, понимаешь?

Рыбак осторожно взял карабин.

– Ты что шутишь?

– Сегодня утром мне не до смеха, – ответил Мулен.

Коробка из жести находилась в метрах в тридцати от окна кабинета шерифа. Рыбак прицелился, нажал на спуск и коробка подпрыгнула два раза. Мулен похвалил его.

– Неплохо. – Потом он взял у него оружие и протянул его Георгу.

– Посмотрим теперь, что ты сможешь сделать.

Светловолосый молодой человек взял оружие, прицелился и выстрелил. Пуля пролетела в добром метре от коробки.

– Ты уверен в том, что действительно состоял в легионе? – спросил у него Мулен. – Ты не был ли разведчиком у французов?

Георг покраснел, но ничего не ответил.

– Я не понимаю, – признался Пренгл, – что ты хочешь этим доказать, Том?

Мулен поставил оружие на место.

– Я хочу доказать только одну вещь. Никто, даже русский, не может так плохо стрелять. Доктор Уолкер сказал, что Старик был застрелен из калибра 22 на расстоянии по меньшей мере в шестьдесят пять метров.

Первый помощник взял свою широкополую шляпу и сделал знак Даркосу.

– Ладно. Отведи их туда, откуда ты их привел. Но перед этим запиши мне Георга в список обвиняемых в убийстве. Я думаю, что это он убил Старика. Я пока ничего не знаю, куда это приведет, но, когда я вернусь оттуда, куда собираюсь отправиться, я, может быть, буду в состоянии доказать это.

Перестав изображать из себя человека с достоинством, Георг стал быстро шевелить губами, внезапно ставшими совсем сухими.

– Я... – начал он, – я...

– Не утруждай себя, – прервал его Мулен с неприязнью. – Когда дело идет о преступлении, я всегда предпочитаю иметь дело с начальником, а не с лакеем. При всех обстоятельствах, ты находишься в грязной луже! И даже, я сказал бы, тебе крышка!

Латур, инженер нефтяной компании и Джек Пренгл последовали за Томом Муленом. Они вышли из кабинета шерифа, прошли мимо стоявших у тюрьмы машин, и подошли к машине, на которой оба помощника шерифа ездили в Пончатулу.

Во время короткого пути никто из четырех мужчин не раскрыл рта. Дом, перед которым Том Мулен остановил машину, выделялся своей белизной и великолепием при свете зари. Черный слуга, волосы которого побелели от старости, открыл входную дверь после настойчивых звонков Мулена.

– Я очень сожалею, – огорченно проговорил слуга, – но я не думаю, что мой хозяин уже встал. Как мне доложить?

Мулен оттолкнул старика и, сопровождаемый тремя компаньонами, направился к лестнице, красиво оформленной скульптурами, которая вела в спальню на первом этаже.

Он открыл дверь хозяина дома и вошел. Совсем одетый, за исключением рубашки и пиджака, Джон Шварт стоял у одного из высоких окон, выходящих на хорошо ухоженную лужайку.

– Могу я спросить, что значит это незаконное вторжение? – спросил адвокат.

Мулен очень устал. Он сел на ближайший стул.

– Вы этого не знаете?

– Нет.

– Тогда я вам это скажу. – Мулен снял свою шляпу и поставил ее на пол рядом со стулом. – Так вот, Джон. Это маленькое убийство с изнасилованием. Четыре случая насилия, чтобы быть точным и два случая убийств. И мы все шесть случаев сваливаем на вашу голову.

Адвокат немного побледнел.

– Вы, вероятно, сошли с ума!

– Я этого не думаю, – возразил Мулен. – У вас всегда был вид порядочного человека, но по существу это было не так. Здравомыслящий человек теряет голову из-за куколки, которая принадлежит другому. Тогда он начинает терять рассудок. И когда его желание становится невыносимым, он бросается на первую попавшуюся девушку. А вы жаждали обладать женой Энди с того момента, когда впервые увидели ее. Тогда вы, с вашей хитростью и умом, стали комбинировать разные трюки. Вы решили, что, прервав исследование, сказав присутствующему здесь мистеру Филдингу, что Энди решил не добывать нефть, и убедив Энди, что в его земле нет нефти, вы создадите такие обстоятельства, что миссис Латур сама упадет в ваши объятия. Но этого не произошло. Хорошо, молодая женщина думала, что будет богатой, но оказалось, что она вынуждена жить на содержание мужа в двести восемьдесят долларов в месяц. Но она заключила договор и уважала закон. А потом, кто знает, может быть, она оставалась влюбленной в Энди. Итак, в то время, как он работал помощником шерифа и имел те же заботы, как и многие другие его товарищи по сведению концов с концами, вы сидели в своей позолоченной клетке и замышляли убийство. Вы чувствовали, что здесь вы ничего не могли изменить, но так было только до той поры, пока из Сингапура не появился ее братец. К несчастью для некоторых людей, он был так же жаден на деньги, как вы на его сестру. Он сообщил вам то, о чем вы и сами начали подозревать, что, богатого или нет, но его сестра никогда не покинет Латура.

Когда она выходила замуж, это было на всю жизнь. Плохо ли, хорошо ли, но она была женой Энди.

– Вы сошли с ума, – повторил Шварт. У него был такой вид, будто он и сам не очень верил тому, что говорил.

Мулен продолжал:

– А потом, в течение последних двух недель, вы стали чувствовать себя очень обеспокоенным. Примерно в это время вы узнали от мистера Филдинга, что Компания, в которой он работает, стала испытывать недостаток в нефтеносных участках, собирается связаться с владельцами новых участков и хотела уговорить Латура разрешить разработку нефти на его участке. Так как вы были его агентом, они обратились с такой просьбой к вам, и так как вы отказались даже выслушать их, они обратились непосредственно к Латуру. Но его шурин, без сомнения, хорошо оплачиваемый вами, ходил за письмами и вынимал их из ящика, так что Латур не мог видеть того, что ему не следовало видеть. Вы не могли допустить, чтобы он прочел эти письма, тогда ему сразу же стало бы ясно, что вы с самого начала ему лгали.

– Вы сошли с ума, – снова повторил Шварт.

Мулен закурил сигарету.

– Это мы предоставим решать судебному разбирательству и судьям. Но вот, что я знаю точно. Несмотря на ваше утверждение, что никогда не видели раньше Георга, вы были с ним друзья, как две свиньи. И, будучи вдвоем, вы пришли к выводу, что будет лучше, если Латур расстанется с жизнью. Его надо было убить. И вы три раза пробовали сделать это. Это были вы. Вы стреляли в него из-за кустов парка, окружающего тюрьму. Это вы или Георг подложили бомбу под его капот. И я знаю, что это были вы, кто стрелял в него из зарослей сахарного тростника. Это я узнал сегодня утром. Днем вы заходили в кабинет шерифа и спрашивали, где находится Энди. И я вам ответил, что он отправился арестовать одного типа в конторе Биг Бенда. А вы знаете нашу страну, как собственный карман.

Шварт взял со стула шелковый халат и направился к двери.

Пренгл положил свою ладонь на грудь адвоката и толкнул его обратно к окну.

– Я полагаю, что это все. Это может быть последнее дело, над которым мы с Томом работаем вместе, и я не хочу, чтобы произошло малейшее упущение. – Мулен стряхнул пепел с сигареты на ковер.

– Но вы лишь мелкий мошенник-убийца, Джон. И плохой стрелок! Когда вы стреляли в Энди в зарослях сахарного тростника, вы допустили ужасную ошибку. Без вашего ведома, Джек Лакоста вернулся домой и поставил свой фургон там, где он обычно ставил. Он слышал выстрелы и он вас видел. В тот момент он не подумал о преступлении. У него не было никаких оснований так думать. Он подумал, что вы просто охотитесь, больше ничего. Но вы не знали, что старик проведет в городе несколько часов и услышит об этой истории с выстрелами, он сделает соответствующие выводы не в пользу вас. Старик был большим пьяницей, но он не был дураком. И вы оказались в еще более невыгодном положении. Если Лакоста заговорит, вы погибнете. Но, к счастью для вас, он последовал своей дурной привычке и напился мертвецки пьяным до того, как получил возможность услышать о чем-либо.

Латур вмешался в разговор.

– Как, например, три попытки убить меня, последняя из которых была сделана из зарослей тростника на его плантации в двухстах метрах от фургона.

Мулен снова стряхнул пепел на ковер. Он стал машинально растирать его концом своего ботинка.

– Тогда, перед последней ночью, или другой, я слишком устал, чтобы уточнять это, словом, в ту ночь, когда в Энди стреляли, брат миссис Латур позвонил вам по телефону и сообщил, что Энди покинул дом в два часа утра по полицейскому делу, и вам пришла в голову мысль, что весьма возможно, он повидает Лакосту, а тот мог уже немного отдохнуть, протрезветь. И вы стали ожидать его у поворота. Потом вы вышли из машины и стали поджидать его у домика. Когда Энди постучал в дверь и назвал себя, миссис Лакоста, вы подкрались к нему и оглушили. Потом вы убили Лакосту, стреляя через дверь. К сожалению, миссис Лакоста не видела вас, но вы заметили ее. Маленькая девочка, которая спала совсем голой. Вы должны были войти в домик, чтобы убедиться, что Лакоста мертв. Но как только вы дотронулись до девушки, кровь бросилась вам в голову и вы стали думать уже о другом. Вы поступили с ней так же, как с тремя другими девушками: вы старались вообразить себе, что это та женщина, о которой вы мечтали, миссис Латур. Шварт сделал усилие, чтобы заговорить, но когда он открыл рот, его слова были также бессмысленны, как и раньше.

– Я ничего никогда не слышал более абсурдного, – сказал он.

Мулен пожал плечами.

– Как я вам уже сказал, это дело следователей и судей. Они будут решать вашу судьбу. Но вы всегда умели воспользоваться обстоятельствами. И вы отлично использовали тот момент, у домика. Вы уже промахнулись по Энди три раза. Теперь представляется случай уничтожить его при помощи закона Штата Луизиана. Итак, покончив с миссис Лакоста, вы стерли повсюду отпечатки пальцев, которые могли вас выдать, сунули в руку молодой женщины значок Энди, как вещественное доказательство, чтобы не было никаких сомнений, что это он убил Джека Лакоста и изнасиловал его жену. Вы еще несколько раз ударили его по голове, всунув обратно в кобуру его оружие, вы поволокли его к машине. Там вы его облили виски и позвонили в контору шерифа, представившись крестьянином, который случайно услышал выстрелы и дикие крики, доносившиеся с лужайки Лакосты.

Шварт повторял, как попугай:

– Я ничего не слышал более нелепого.

– Тогда, – продолжал Мулен, – вы может быть, скажете мне, почему Джека и меня отправили в Пончатулу по ничтожному поводу? Вы, может быть, сможете мне сказать, почему вы предложили Энди некоторую сумму за его земли прошлой ночью, когда компания, в которой работает Филдинг, предложила ему столько, сколько он запросил бы? Быть может, вы сможете объяснить, где Виллер, Георг и еще несколько головорезов из Нью-Орлеана могли взять столько фрика, который они потратили в кабачках Френч Байу, спаивая народ и вооружая его против Латура? И сколько вы заплатили Георгу, чтобы он убил хорошего человека, настолько уважаемого, что он мог воздействовать на людей.

Адвокат повернулся к Латуру:

– Энди, ведь ты не можешь на самом деле поверить в такие вещи? Ты отлично знаешь, как я пытался защитить тебя вчера вечером!

– О! Я отлично тебя понял! – возразил Латур. – Говоря с толпой, ты действовал так, чтобы еще больше возбудить ее, и когда ты убедился, что это не подействовало, тебе оставался лишь один выход: заставить кого-нибудь убить шерифа Велича, чтобы толпа больше не боялась захватить меня.

– Я, лично, держу пари на Георга, – проговорил Джек Пренгл. – И мне кажется, что после нескольких часов разговора в отделении со мной и Биллом Даркосом он запоет нам песенку про то, как это произошло. А если это был не он, то это был Бил Виллер.

Шварт провел рукой по волосам.

– Хорошенько поймите, я ни в чем не признаюсь. Все сказанное совершенно абсурдно. Но мне бы очень хотелось узнать, как вам могла прийти в голову мысль, что я виноват во всех этих преступлениях?

– Это мне пришла в голову эта мысль, – сказал Латур. – В тот момент, когда я стоял с петлей на шее фургона Лакосты. Ты помнишь, когда ты приходил ко мне на свидание в тюрьму?

– Естественно.

– Ты пытался купить у меня мои земли, чтобы я на эти деньги нанял частных детективов, которые бы смогли обнаружить того, кто желал моей смерти. Последняя фраза, которую ты сказал, звучала так: «Всегда очень неприятно видеть человека, в особенности своего друга, умирающего на электрическом стуле. Это как будто ты видишь, как сигара падает в глину и гаснет с легким шипением». И когда я был оглушен перед домиком Лакосты, я выронил зажженную сигару. Это была первая сигара, которую я курил за два месяца. И единственный человек, который вспомнил ее шипение, мог быть лишь человеком, оглушившим меня. И тогда, как я только смог, скажем, освободиться, я немедленно отправился поговорить с мистером Филдингом. Пренгл спросил у инженера:

– Значит, вы действительно уверены, что на земле Энди есть нефть?

– Я знаю, что она есть. Мы должны были дойти до нее через несколько дней, когда нас вынудили прекратить работы по бурению. Даже, начиная с нуля, уверен, что доведу скважину до нефтяного слоя. И через несколько недель следующую. А потом за ними и другие!! По нашим сведениям, поместье Латура более всех других богато нефтью. А ведь у него земли более шестидесяти гектаров!

– Итак, вместо того, чтобы с трудом добывать себе на жизнь, этот парень рискует стать миллионером?

Мистер Филдинг немного задумался.

– Да, я полагаю, что вы можете говорить подобным образом.

– Это как раз я и собираюсь сделать перед судом! – Мулен встал и поднял свою шляпу. – Неплохая идея, Джон. Если бы вам удалось убить Энди, или заставить линчевать его, у вас могли появиться шансы не только овладеть его женой, которую вы так жаждете, но еще и огромным богатством! – Он надел шляпу. – Итак, как говорят в высшем свете, не позволите ли вы мне пригласить вас на вальс?

– Я догадываюсь, что этими словами вы хотели сказать о моем аресте?

– Совершенно верно, – согласился с ним Мулен.

– В таком случае, будет лучше, если я оденусь, сопровождая вас в город.

Человек закона открыл ящик своего комода. Но Мулен с быстротой, которую трудно было ожидать от человека его комплекции и возраста, пробежал через комнату, выхватил из рук Шварта пистолет и выбросил его в окно. Потом он закатил адвокату такую оплеуху, что с обеих сторон его рта появилась кровь.

– Ну, нет! – воскликнул Мулен. – Это было бы слишком удобно. Старик был моим другом. Ты помнишь это? Мы были товарищами в течении тридцати пяти лет... И я хочу узнать об этой истории с сигарой, которая гаснет, упав на глину. Поверь мне, когда тебя будут казнить, я обязательно буду сидеть в первом ряду, даже, если мне придется для этого просить разрешения у губернатора покинуть свою камеру, чтобы видеть, как поджаривают тебя. Мулен толкнул Шварта из комнаты.

– Ну, отправляйся. Уведи его, Джек. Возьмем его так, как он есть. И посади его в самый изолированный угол. Возможно, мне недолго уже придется быть помощником шерифа, но за то немногое время, которое осталось, я хочу быть безукоризненным.

– Да будет так! Все хорошо! Шевелись, Шварт. Ты слышал, что тебе сказали?

Когда Пренгл и Шварт вышли, Том Мулен сдвинул свою шляпу на одно ухо с бесшабашным видом, совсем так, как это делал шериф Велич. Он собирался в свою очередь выйти из комнаты, как внезапно остановился, как будто присутствие Латура удивило его.

– А что ты собираешься тут делать, Энди? Ты ведь сегодня не на дежурстве, а?

– Я это хорошо знаю, – ответил Латур, – но учитывая ситуацию, в которой я нахожусь, считаю, что меня ожидает суд...

– Ты просто не знаешь, что тебе делать?

– Нечто вроде этого.

Мулен обдумал вопрос.

– Ну, что ж! – наконец проговорил он. – Я все же попытаюсь сказать тебе, что тебе делать. Если бы мне инженер из нефтяной компании сказал, что я стану миллионером, и если бы мне было тридцать лет, и я был бы женат на прекрасной блондинке, которая звонила в контору шерифа в течение пяти часов каждые пять минут, чтобы узнать, жив ли ты или нет, ты не знаешь, что я бы тогда сделал? Я думаю, что пошел бы домой, чтобы показать ей, что все идет хорошо.

Глава 17

В гостиной включенное радио передавало информацию, но Ольга там не было. Латур заглянул на кухню и в курительную, потом поднялся в спальню. Сидя перед зеркалом, Ольга пыталась при помощи косметики скрыть следы многочасовых слез.

– Вы собираетесь куда-то идти, миссис Латур? – спросил ее Латур.

При виде его она невольно перекрестилась.

– Мне сказали, что ты спасся, но я не могла этому поверить. Я как раз собиралась отправиться в город, чтобы узнать всю правду. Ты чувствуешь себя хорошо?

Латур бросил шляпу на стул и сел на край кровати.

– Я отлично себя чувствую.

Ольга повернулась на своем табурете и посмотрела на него.

– Они не причинили тебе вреда, те, которые тебя увезли из тюрьмы?

Дневное солнце начинало ощущаться. В комнате стало жарко. Латур снял то, что осталось от его форменной рубашки, и бросил на стул, поверх шляпы. Несмотря на жару, его пробрала дрожь. Воспоминание о том, как он стоял на крыше фургона с петлей на шее, еще долго будет преследовать его. – Нет, – ответил он. – Они не причинили мне вреда. Том Мулен и Джек Пренгл приехали во время, чтобы помешать... ну, скажем... привести в исполнение их желание.

Ольга снова перекрестилась. Но она должна была все знать. Латур решил сразу покончить с этим.

– Но Георг находится в тюрьме по подозрению в убийстве шерифа Велича. И похоже, что Джон Шварт сошел с ума. Он в самом деле без ума от тебя, и они с Георгом сговорились, чтобы убить меня и сделать тебя вдовой. Таким образом, Джон смог бы жениться на тебе.

– Георг пытался убить тебя?

– Это так.

С каменным лицом, безучастным голосом Ольга проговорила:

– В таком случае, у меня нет больше брата. И ты можешь мне поверить, что если бы я могла предположить, что он замышляет убийство, он ни одной минуты не спал бы с нами под одной крышей, не ел бы за одним с нами столом.

Латуру понравилось, как она говорила «наше». В этом слове было что-то интимное, дружеское.

– Я тебе верю.

На Ольге была надета только комбинация. Она пожала плечами.

– А потом, этот другой, мистер Шварт. Ты сказал, что он хотел жениться на мне. Я могла бы предупредить тебя уже два года назад.

– Он делал тебе предложение?

Ольга отрицательно покачала головой.

– Нет. Он всегда вел себя со мной как настоящий джентльмен. Но в делах такого рода мужчине совершенно не обязательно, как ты сказал, делать предложение жениться. Она и так читает это в его взгляде. Итак, это он убил Лакосту и изнасиловал его жену?

Латур обнаружил, что задерживает дыхание. Он медленно выдохнул воздух из легких.

– Да. И это Джон изнасиловал тех трех других молодых женщин. С каждой он представлял себе, что это ты. И бил их за то, что это была не ты.

– Это, – призналась Ольга, – я могу понять. Человечество еще недалеко ушло от животных. А что с ним сделают?

– Казнят, без сомнения.

– Это справедливо.

– Тебя не волнует то, что может произойти с Джоном?

Ольга казалась удивленной.

– Почему меня может беспокоить то, что случится с мистером Швартом? Ведь я не его жена.

– Но у него много денег.

– И что же?

Латур решил в настоящий момент все выяснить, прежде чем сообщить Ольге приятную новость. Он должен был знать. В противном случае, между ними навсегда останется что-то недоговоренное.

– Я спрашивал себя... Как я тебе уже говорил, у Джона очень много денег. Он смог бы тебе дать все, что ты только пожелаешь. А я не смог бы. И когда ты выходила за меня замуж, ты думала, что выходишь за богатого человека... Ольга, немного подумав, встала и подойдя к кровати, села рядом с ним. – Это правда, – призналась она без ложного стыда. – Всю мою жизнь, во всяком случае, с того времени, как мои родители заметили, что я становлюсь красивой, меня воспитывали с определенным намерением. В один прекрасный день, мое тело и моя красота принесут мне много денег. И когда мы приехали сюда, и ты так надеялся, что в этих землях находится нефть, я тоже надеялась на это, – она повторила совершенно откровенно. – Я люблю красивые вещи, я очень бы хотела иметь большой дом, прислугу, несколько машин, пони и множество замечательных вещей, которые ты мне обещал.

Очень осторожно Латур пытался наконец выяснить все.

– Другими словами, я тебе солгал!

Ольга отрицательно покачала головой.

– Но ведь ты тоже верил в это! Твои мечты были так же прекрасны, как и мои! Ну, а когда они не исполнились, почему же мне было на тебя сердиться?

– Тогда почему ты так обращалась со мной, третировала меня в последнее время?

– Но в чем я тебя третировала?

Прежде чем Латур успел ответить, Ольга продолжала:

– Скорей можно было поставить вопрос иначе: почему ты третировал меня? Ты корчил из себя капризного мальчика, как будто я жаждала овладеть тобой. И поверь мне, все это было неверно. То, что должно случиться, случается. – Ее голубые глаза слегка затуманились. – Я всегда вспоминаю своего любовника из Сингапура, того, с корабля, который привез меня сюда. Любовника, которого я еще имела в этом доме, пока не стало известно, что буровые скважины на нашей земле – простые дыры.

– Послушай, Ольга, – сказал Латур.

– Нет, я прошу тебя, – прервала она его. – У меня слишком давно все это лежало на сердце. – Слезы медленно потекли по ее щекам.

Латур, как околдованный смотрел на нее.

Ольга продолжала:

– Ты дашь мне возможность досказать то, что я хочу?

– Естественно.

Она вытерла слезы рукавом.

– И тогда мы обнаружили, что вместо того, чтобы стать богатыми, мы оказались теми, кого в этом краю называют бедными. Что же произошло? Разве ты бросился ко мне в объятия и сказал: «Я огорчен, Ольга. Наша жизнь будет не такой, какой мы ее представляли, но я люблю тебя по-прежнему». – Другая слеза потекла по ее щеке. – Нет, ты ничего подобного мне не сказал. – Чтобы лучше подчеркнуть то, что она собиралась сказать ему, она встала, вытянулась во весь рост и подняла вверх руку. – Нет, ты воздвигнул между нами стену, которую я не могла переступить. Я занималась стряпней, я приготавливала тебе обеды, но в большинстве случаев ты даже не возвращался домой, чтобы пообедать. Ты делал все возможное, чтобы я чувствовала себя камнем, прикрепленным к твоей шее. Каждый вечер не я распоряжалась своими супружескими обязанностями. И три четверти времени ты просто оставлял меня в покое. И я, лежа в темноте, думала, с какой же женщиной ты проводил время. Один Бог знает, сколько раз это было так, и Бог знает, сколько женщин было у тебя!

Слезы Ольги и теперь текли безостановочно, и Латуру хотелось тоже заплакать – о том, что так бессмысленно прошли эти два года. Теперь он понял, что это была ошибка его, а не ее, его сатанинская гордость старинной креольской фамилии. Ольга пыталась не плакать.

– А когда ты выполнял свои супружеские обязанности, я старалась сделать все, чтобы доставить тебе удовольствие, но ты хоть раз сказал мне: «Как это было хорошо!», или «Ольга, я люблю тебя!», или какую-нибудь небольшую любезность, на которую может рассчитывать жена! Нет! Ты создавал у меня впечатление, как будто я проститутка, которая должна удовлетворять мужчину, чтобы заработать себе на жизнь!

Латур никогда не чувствовал себя таким ничтожным. Воспитание Ольги не позволяло ей слишком резко выражать свое негодование. Она перестала плакать, вытерла свои глаза подолом комбинации и извинилась:

– Я прошу тебя простить меня. Мне не следовало говорить тебе подобные вещи. Просто я слишком счастлива, что вижу тебя здоровым и невредимым, поэтому я забыла о своих обязанностях.

С более спокойным лицом она спросила:

– Может быть ты голоден?

Латур расшнуровал ботинки и снял их.

– Нет.

– Ты, вероятно, очень устал?

Латур кончил раздеваться.

– Мне кажется, что я могу проспать дней восемь. Куда, ты говорила, собираешься пойти сейчас?

– В город, – она ответила спокойным голосом. – Мне говорили, что если я лично обращусь к тем людям, с которыми я говорила по телефону, они смогут дать мне больше подробностей о тебе, они скажут больше, чем просто, что тебе удалось ускользнуть от этой толпы...

Латур растянулся на кровати.

– У тебя все еще та машина, которую тебе предоставил Шварт?

– Нет. Ее взял Георг, когда уезжал вчера вечером.

– Тогда как же ты собиралась добраться до города?

– Так же, как тогда, когда я приносила тебе завтрак. Я могу ходить. У меня есть ноги.

Латур посмотрел на них.

– Совершенно верно.

Ольга встала и задернула шторы, потом она подошла к кровати и посмотрела на Латура. Она снова была той послушной супругой, играющей обычную роль в комедии. Только теперь он знал, что это не комедия, он был уверен в этом. Он знал, что она была искренна.

– Ты хочешь, чтобы я легла рядом с тобой?

Латур сделал над собой усилие, чтобы не броситься перед ней на колени и не просить прощения. Он сдержался. Ольга сочтет такой жест недостойным мужчины. Голосом, насколько можно более естественным, он ответил:

– Боже мой, да. Это доставит мне большое удовольствие.

Ольга сняла через голову комбинацию и растянулась рядом с ним.

– Мой дорогой муж!

Латур обнял ее. Ничего нет удивительного в том, что большинство американцев женится на европейских или восточных женщинах. Он заметил на бедре Ольги синяк и тихонько погладил ее кончиками пальцев.

– Где это ты так ушиблась?

Первый раз он увидел, как покраснела его жена.

Тихим голосом она ответила ему:

– В ту ночь, когда мы упали с кровати.

– Но ты не сказала мне, что ты тогда ушиблась!

Грудь Ольги задела его торс, когда она пожала плечами.

– Остальное было настолько хорошо, что я не почувствовала боли.

– И те слова, что ты тогда говорила?

Латур попробовал повторить их.

Ольга немного посмеялась над его произношением и ответила серьезным тоном:

– То были слова любви.

– Повтори-ка их на нашем языке.

– Я никогда не посмею.

– Я умоляю тебя!

Грудь Ольги стала бурно вздыматься и она немного задыхалась. Потом она тихонько проговорила:

– Мой единственный, мой любимый! Счастье моей жизни, отец моих детей.

Латур немного помолчал.

– Это странно, что у нас их нет.

Рука Ольги просунулась между ними, чтобы снова перекреститься.

– Момент еще не наступил, и дело Бога решать, когда этот момент наступит, – сказала Ольга.

Латур еще крепче прижал ее к себе.

– После того, как я был таким дураком, даже не знаю, как это тебе сказать, Ольга. Но я люблю тебя. Я люблю тебя очень сильно. И с того момента, когда я тебя встретил, в моей жизни не было никакой другой женщины. И никогда не будет.

Ольга спросила его:

– Ты позволишь мне поплакать? Ты сделал меня слишком счастливой.

– Не стесняйся, делай, что хочешь!

Она шутя несколько раз шлепнула его.

– Это не слишком-то хорошо – так отвечать мне в такой момент!

Латур снова сделался серьезным.

– А, может быть, мне удастся сделать тебя еще более счастливой!

Ольга немного подумала.

– Нет, это невозможно.

– А если я дам тебе ребенка?

– Ну, тогда да. Я могу иметь ребенка, – уверяла она. – Мне хотелось бы иметь от тебя много детей.

– А если мы заново отстроим новый дом? Отделаем его и обставим по твоему вкусу? Можно будет купить также один или два кадиллака. – Латур стал вспоминать остальные детали их прежних мечтаний. – Ах, да! Яхта, в восемнадцать метров длиной. Знаешь, чтобы прогуливать ребят.

Ольга счастливая удобно устроилась на его руках.

– Как это забавно, воображать все это!

А может быть, все это правда! – подумал Латур.

Он поцеловал ее влажные глаза, губы, нежно, без грубости. Неистовство могло прийти позже. В настоящий момент он испытывал большое счастье. Облегчение было настолько сильным, что прерывалось дыхание. Это было так, будто из непроходимых джунглей, которые он сам себе создал, он вышел на яркий солнечный свет.

В полутьме комната была спокойной и молчаливой. Утренний бриз колыхал занавески, слышался далекий шум работающих насосов. Латур по-прежнему обнимал Ольгу нежно, легко, осторожно, как будто она была бьющимся предметом.

Он подумал, что она заснула, но неожиданно Ольга открыла свои голубые глаза и посмотрела насмешливо на него. Она не спала, а ждала его пробуждения. Еле шевеля губами около губ мужа, она пробормотала:

– Мне казалось, что ты говорил о ребенке?

– Да, – ответил Латур. – Действительно.

Тогда, преследуя свою мысль, Ольга сказала:

– Когда?...



на главную | моя полка | | В человеческих джунглях |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу