Книга: Улыбка святого Валентина



Улыбка святого Валентина

Лейни Дайан Рич

Улыбка святого Валентина

Глава 1

Зима никак не хотела сдаваться весне. Пушистые белые хлопья грозили залепить снегом не только карниз, но и все окно моей комнаты. Это, однако, не мешало мне в двадцатый раз смотреть «Гордость и предубеждение» в версии Би-би-си.

Усевшись по-турецки и положив руку на пакет сырных чипсов, вскрыть который я собиралась, как только найду достойный предлог для того, чтобы оторвать свой драгоценный зад от видавшего виды диванчика и достать из холодильника бутылочку шардонне, я следила за развитием драматических событий на экране. И разумеется, не сдержала восхищенного вздоха, когда прозвучала долгожданная фраза: «Позвольте мне признаться вам в своем глубочайшем уважении и пылкой любви!»

Ну кто еще мог так изящно и метко отобразить пикировку влюбленных, как это сделала несравненная Джейн Остен!

То краснея, то бледнея, бедняжка Элизабет с округлившимися глазами слушала высокомерные рассуждения Дарси о том, почему она его недостойна. Но вот Элизабет прищурилась, готовясь дать гневную отповедь его несправедливым упрекам, и я слегка расслабилась, предвкушая сцену их примирения.

Дзинь!

Резкий звонок телефона мгновенно разрушил хрустальный дворец моих грез.

– Проклятие! – в сердцах воскликнула я и с ненавистью посмотрела на аппарат, вот уже третий год криво висящий на стене кухни. Повесить его нормально я так и не удосужилась.

«Насколько мне известно, в подобных ситуациях принято благодарить за мудрый совет, – промолвила наконец Элизабет, взглянув в холодные глаза Дарси. – Но я не нахожу для этого сил».

Дзинь-дзинь!

– Заткнись! – прорычала я, затравленно озираясь по сторонам в тщетной попытке найти пульт, не попадавшийся мне на глаза вот уже несколько недель. – Я дожидалась этой сцены битых три часа, созерцая дурацкие светские вечеринки с их бесконечными пересудами под аккомпанемент фортепьяно.

Пискнул автоответчик, приобретенный мною по дешевке на блошином рынке, и мой простуженный в феврале голос произнес лаконичную фразу:

– Меня нет дома. Советую заняться собственными проблемами.

Такой ответ, однако, не мог удовлетворить мою маму.

– Порция, деточка! – Голос Мэгс был тягучим и сладким, как мед. Я не обращала внимания на ее манеру растягивать слова, пока не перебралась в штат Нью-Йорк, где принято глотать окончания. Чтобы не выделяться, сама я вскоре начала изъясняться скороговоркой. Но стоило лишь мне чуточку захмелеть, как мой неистребимый южный акцент тут же давал о себе знать.

– Ты слышишь меня, деточка? Нужно самой отвечать на звонки, а не заставлять людей разговаривать с бездушной машиной. Это очень вредно, Вера говорит, что это пагубно влияет на нашу карму.

– Вера уверена, что карму разрушает даже лак для волос! – не сдержавшись, пробормотала я, в сотый раз шаря руками под подушками, словно бы многократное повторение этого ритуала могло вернуть мне утраченное электронное устройство.

Мэгс издала театральный вздох, услышать который можно сейчас разве что на спектакле по пьесе Теннесси Уильямса, и промолвила:

– Сдается мне, что тебя действительно нет дома. Ничего не поделаешь! Тогда позвони мне, деточка, пожалуйста, как только прослушаешь эту запись. Дело чрезвычайно срочное!

Слова «срочное дело» в устах Мэгс обретали иное значение, чем у нормальных людей. К примеру, они вполне могли означать, что Мэгс потеряла свои красные шлепанцы и хочет уговорить меня помочь ей найти их. Еще роковое заклинание могло быть ею произнесено в связи с кончиной ее любимой кинозвезды сороковых годов – это требовало немедленного сбора всей нашей семьи и распития бутылки вина по поводу горькой утраты.

Однажды я попалась на эту удочку и в результате битых два часа обсуждала с Мэгс возмутительный поступок Фелиции Каллахан, неизвестной мне служащей местной торговой палаты, выгнанной с работы за кражу четырех дыроколов и тридцати восьми долларов мелочью.

– Непременно позвони мне сегодня же, деточка! Как только вернешься с работы. Хотя непонятно, где это тебя до сих пор черти носят? Ну да Бог с тобой! Буду ждать твоего звонка. Пока!

Швырнув с досады подушку в стенку, я вскочила с дивана, собираясь нажать на кнопку «стоп-кадр». Обычно я трачу массу сил и времени на безуспешные поиски пульта, вместо того чтобы просто подойти к видеосистеме. Но пульт исчез одновременно с Питером, и его поиск стал для меня делом принципа: одна только мысль, что сбежавший от меня любовник объявится на пороге моей квартиры, только чтобы произнести одну фразу «Забери свою игрушку!», приводила меня в ярость, граничащую с неистовством. И я лихорадочно разрывала очередную упаковку чипсов.

– Вот так приличные люди и превращаются в алкоголиков, обжор, невротиков и психопатов, – пробормотала я, тяжело вздохнув.

Автоответчик жалобно пискнул и заткнулся.

Теребя пальцами край пакета с сырными чипсами, я побрела на кухню, чтобы достать из холодильника бутылку и откупорить ее. Мысленно же я продолжала пребывать со своими любимыми героями, замершими в нелепых позах на экране. Швырнув пакет на стол, я достала одной рукой из ящика штопор, а другой взялась за ручку холодильника.

Именно в этот миг я словно бы взглянула на себя со стороны – такое случается, как я где-то читала, с людьми, на которых снисходит прозрение. Картина, явившаяся моему мысленному взору, потрясла меня до глубины души.

В линялом халате, с всклокоченными сальными волосами, в мутных очках, сползших на кончик носа, со штопором в руке, я походила на душевнобольную, не осознающую происходящего с ней кошмара и потому небезопасную для общества.

Нет, подумалось мне, пока здесь жил Питер, все обстояло не настолько скверно. Во всяком случае, я была всегда чисто вымыта, аккуратно причесана и одета, весела и полна оптимизма. И не пила вина ежедневно.

Но вот однажды... Ах, да что уж там темнить, смейтесь, зубоскалы! Вернувшись домой в День святого Валентина, я обнаружила, что вещи моего любовника исчезли, а на титульном листе книги, лежащей раскрытой на диване, оставлено прощальное послание. Не обыкновенной книги, заметьте, а написанной самим Питером.

Здесь уместно пояснить, что свою книгу он писал по ночам в течение двух лет. Я же варила ему кофе и служила музой. И что же, спросите вы, в результате? Я вызубрила его творение назубок, однако все другие люди так и остались его потенциальными читателями, предпочитая покупать в магазине новинки Кунца и Стил, стоящие с книгой Питера на одной полке.

Я протерла стекла очков, водрузила их на переносицу и прочла, склонившись над диваном:

«Прости! Желаю тебе всего хорошего. Люблю. Питер».

И кто мне объяснит, что это должно означать? Что заставило его так странно закончить свое послание?. И куда он подевался, черт его побери! Сбежал с новой любовницей? А может, с любовником? Или же предпочел отшельничество моему обществу и залег в берлогу? А главное – что из всего этого для меня хуже?

На протяжении шести недель последовавшей за этим прострации я терзалась подобными проклятыми вопросами и, жалея себя, обливалась горькими слезами. Постепенно со мной произошла неприятная метаморфоза: из самоуверенной соискательницы докторской степени я превратилась в дрожащую от неосознанного страха, лохматую, неопрятную и частенько пьяненькую неврастеничку, болезненно привязанную к просмотру фильма «Гордость и предубеждение». Любопытно, что оправдывала я эту свою слабость тем, что пишу диссертацию под названием «Влияние Джейн Остен на процесс становления постфеминистской литературы».

Стоит ли говорить, что я не написала ни строчки с тех пор, как Питер меня бросил, выходила из квартиры только на работу и в магазин, а порой задумывалась, не пора ли мне обзавестись котом.

По иронии судьбы в разгар своего романа с горе-литератором я не раз ловила себя на мысли, что было бы неплохо, если бы в один прекрасный день Питер просто исчез из моей жизни, оставив меня свободной. Но вот теперь, когда моя дурацкая мечта наконец осуществилась, я почему-то объявила траур.

Прихватив с собой бутылку и бокал, я вернулась в комнату, где, лавируя между разбросанными по полу блокнотами и карандашами, удобно устроилась на диване.

На телевизионном экране застыла, скорчив смешную рожицу, худосочная крашеная блондинка – кинозвезда славных 70-х, безвозвратно канувших в Лету.

Я вновь оказалась перед дилеммой: возобновить ли мне свои ритуальные поиски пульта или же встать и нажать на кнопку воспроизведения записи.

Мои раздумья прервала телефонная трель.

После звонка Мэгс прошло менее четверти часа. Если это снова она, похоже, что у нее ко мне действительно возник неотложный вопрос.

Я заставила себя встать и прошла на кухню.

– Кто это? – хрипло спросила я, взяв трубку.

– Порция, солнце мое! Я чувствовала, что ты дома!

– Я принимала душ, – слукавила я, отхлебнув из бокала. – Это ты звонила?

– Да, моя славная!

Я машинально рассматривала содержимое мусорного ведра: порой пульты обнаруживаются в самых невероятных местах.

– Деточка! Мне срочно требуется твоя помощь! У меня жутко разболелась спина, малейшее движение вызывает адскую боль. Ты просто не представляешь, как я страдаю! Доктор Бобби утверждает, что мне необходим строгий постельный режим.

Только в городке Трули, штат Джорджия, выпускнику ветеринарного колледжа позволительно было называться «доктором Бобби». Затолкав мусорное ведро под раковину, я выпрямилась и воскликнула:

– Какой ужас!

– Разве я могла такое предвидеть! – огорченно вздохнула Мэгс. – Но раз доктор Бобби настаивает на выполнении своих рекомендаций, дела мои действительно плохи.

– Сочувствую, – сказала я, заподозрив подвох.

– Я тронута, крошка, но одного сочувствия мне мало. «Вот оно, началось!» – подумала я, насторожившись.

– Видишь ли, деточка, – выдержав паузу, продолжала Мэгс. – Мы очутились в трудном положении, Вера не в силах в одиночку управляться в книжном магазине, а Бев уже нуждается в отдыхе, сказывается возраст, как ты сама понимаешь. Вот я и подумала...

Я поднесла бокал к губам и невозмутимо поинтересовалась:

– Подумала? Любопытно! О чем же?

– Честно говоря, это не только моя идея, – призналась Мэгс, уловив в моем тоне иронию. – Так решил наш семейный совет.

– И что же именно вы там решили?

– Ну, что ты могла бы на какое-то время приехать к нам.

– И как долго, по-вашему, я должна у вас находиться? – жестко спросила я.

– Ах, весьма непродолжительное время, деточка! Только лето! Это было бы чудесно!

– Целое лето? – переспросила я, едва не поперхнувшись вином. – Да вы в своем уме?

– К августу я уже точно встану на ноги! – бодро заявила Мэгс. – В крайнем случае к сентябрю...

Издав стон, я обернулась и оглядела свое захламленное жилище, лихорадочно подыскивая причину для отказа. Рушилась моя мечта защитить докторскую диссертацию и к следующей весне получить должность старшего преподавателя. Да что уж там говорить, ко всем чертям летела вся моя личная жизнь!

Скользнув помутившимся взглядом по окну, залепленному снегом, я сглотнула подступивший к горлу ком и взглянула в зеркало.

Лучше бы я этого не делала.

– Ну и чучело! – выдохнула я, потрясенная своим отражением, и, отвернувшись к окну, стала ощупывать лицо, поправлять очки и приглаживать волосы.

– Порция? – с тревогой окликнула меня Мэгс. Она обладала поразительной интуицией и порой пугала меня своей проницательностью.

Я снова посмотрела в зеркало. Бледное, как у покойника, лицо, мешки под глазами, а вокруг головы – светящийся нимб.

Вот до чего довело меня одиночество! У меня похолодело в груди. Еще раз оглядев комнату, я чуть было не лишилась чувств, потрясенная воцарившимся в ней хаосом. Повсюду валялись пустые упаковки из-под продуктов, банки и бутылки. У меня по коже пробежали мурашки.

– Ты меня слышишь, деточка? – раздался в трубке нетерпеливый голос Мэгс.

Все завертелось и замелькало у меня перед глазами. Меня охватил ужас. Одна! Я совсем одна! Какой кошмар! Я на грани сумасшествия.

– Куда ты пропала, Порция! – не унималась Мэгс. Встряхнув головой и сделав успокаивающий вдох, я наконец отозвалась:

– Я слушаю тебя.

– Вот и прекрасно, – удовлетворенно произнесла Мэгс, очевидно, не уловив ноток ужаса в моем голосе. – Мне показалось, что нас разъединили. Телефонная связь в последнее время стала просто отвратительной! Так когда же нам тебя ждать? Приезжай лучше в середине мая!

– Минуточку, Мэгс! – Я прижала трубку к груди, чувствуя, что мне требуется передышка. От вида моего жилища меня тошнило, поэтому я подняла глаза к потолку – единственному месту, пока еще не запятнанному следами моего стремительного скольжения в адскую бездну.

Пора было пошевелить мозгами и сделать наконец выбор своего дальнейшего жизненного пути. Оставшись в своей захламленной квартире, я скорее всего завела бы четырех кошек и уже никогда не написала бы ни строчки, а только, глядя на экран, произносила бы вместе с актерами слова их ролей в фильмах по произведениям Остен. Так, может, действительно лучше бросить все и уехать на лето в Джорджию к своим бойким «барышням»? Разумеется, они далеко не ангелочки, эти старые шалуньи, но их компания все же лучше, чем полное одиночество.

– Порция! Да что с тобой происходит? – раздался из трубки вопль Мэгс, не на шутку обеспокоенной моим поведением.

– Подожди еще минуточку, – ответила я и, подняв с пола монетку, подбросила ее в воздух. Выпадет «орел» – останусь в Сиракьюсе, а если «решка» – отправлюсь в Трули.

Поймав монетку, я припечатала ее шлепком к тыльной стороне ладони. Выпала «решка».

– Ну не томи же меня, Порция! – взмолилась Мэгс. Я вздохнула, швырнула монетку на пол и легонько повертела головой, разминая мышцы шеи, затекшие от напряжения.

Бешено стучавшее до того сердце тотчас же успокоилось, и мне стало легче дышать. Я взглянула на календарь.

– Последняя лекция у меня девятнадцатого мая, – сообщила я затаившей дыхание Мэгс. – Пожалуй, трех дней на сборы и дорогу мне хватит. Я смогу быть у вас двадцать второго. Разумеется, если мне удастся сдать квартиру на время своего отсутствия.

Мэгс обрадованно взвизгнула и разразилась довольным кудахтаньем. Думаю, при этом она даже подпрыгивала, позабыв о боли в спине.

– Это прекрасно, деточка! – воскликнула она. – Я не сомневалась, что ты к нам приедешь. Я просто была в этом уверена! – Она снова залилась радостным смехом.

Я схватила красный карандаш, судорожно перелистала ежедневник, случайно оказавшийся под рукой, и добавила:

– Но мне необходимо вернуться в Сиракьюс двадцать второго августа.

Я обвела эту дату красным кружком. Итак, в гостях мне предстояло пробыть три месяца. Выдержу ли я такой срок? В этом я сильно сомневалась, учитывая состояние своего пошатнувшегося здоровья. Но рискнуть стоило, хотя бы для того, чтобы вырваться из этого порочного круга и начать что-то делать. Уж лучше провести лето в компании бесшабашных «барышень», чем блуждать одной по городским помойкам и кормить консервированной едой бродячих кошек.

Поболтав с Мэгс еще немного, я положила трубку, выключила телевизор и, собираясь посетить туалет, взяла с полки последний рулон бумаги. Под ним неожиданно обнаружился проклятый пульт.

Остолбенев, я тупо уставилась на поцарапанный продолговатый предмет, на поиски которого потратила жалкие остатки своих сил и массу времени. Как надо понимать эту находку? И тут наступило прозрение: я вдруг отчетливо осознала, что Питер ко мне уже никогда не вернется.

Со злости закинув идиотский пульт в дальний угол комнаты, где он, ударившись о стенку, благополучно приземлился на потертый цветастый ковер, я закатила глаза к потолку, сдерживая навернувшиеся слезы. Будь у меня ласковый пушистый котенок, подумалось мне, все было бы нормально. Хотя, рассудила я, наморщив лоб, одной кошки мне, пожалуй, все же маловато. Несомненно, над этой проблемой требовалось еще поломать голову. Но в данный момент у меня для этого не было ни желания, ни вдохновения. Взяв с полки последнее чистое полотенце, я направилась в санузел, отложив интеллектуальные потуги до возвращения из Трули.

Путешествие в автомобиле я предпочла воздушному по двум причинам. Во-первых, легче развернуть на шоссе автомобиль, чем заставить пилота самолета лечь на обратный курс, если вдруг мне вздумается вернуться. Во-вторых, поездка на машине обеспечивала мне своеобразную отсрочку от коллективных объятий моих милых «барышень» – мамочки, тетушки и бабушки. Свое прозвище они получили в Трули не случайно: так уж вышло, что в нашей семейке почему-то не хватало господина Фаллона, причем – хронически. И когда – разумеется, неким волшебным образом – кто-то из «барышень» беременел, то рождалась обязательно девочка.

Помню, когда я была еще крохой, Мэгс частенько говаривала, что.не стоит из-за этого расстраиваться. На все Божья воля. И я свыклась с этим удивительным обстоятельством, как привыкают к своим веснушкам или к дальтонизму. Но не примирилась окончательно, хотя поразительный феномен оказался на редкость устойчивым. Я назвала это явление «эффектом тефлоновой вагины». Кстати, наверное, стоит запатентовать это название, оно весьма оригинально, не правда ли?



На протяжении всех четырнадцати часов поездки до городка Трули, расположенного в штате Джорджия и населенного 6618 аборигенами, я уговаривала себя быть по возможности любезной и не реагировать на шуточки, намеки, уколы и неумышленные оскорбления своих любимых родственников. Я поклялась излучать благожелательность и наслаждаться каждой минутой, проведенной в обществе чудаковатых старых перечниц. Я даже была готова ради их удовольствия пользоваться косметикой и менять наряды. Ну разве стоит из-за мелочей трепать себе нервы? Лето пролетит незаметно, а в конце августа я возвращусь в Сиракьюс. Так что можно и потерпеть.

Опустив стекло, я вдохнула чистый воздух и полюбовалась обагренным закатом горным хребтом. На меня снизошло божественное умиротворение, мне даже немного взгрустнулось, когда я проезжала мимо Бэттлфилд-Парка, направляясь к Мэйн-стрит, где при виде дорогих моему сердцу мест у меня перехватило горло. Особенно остро ощутила я ностальгию, когда вдоль Мэйн-стрит потянулись лавочки и магазинчики. Над входом в один из них, книжный, красовалась деревянная вывеска «Пейдж». У меня возникло желание притормозить свою дребезжащую «мазду» и войти в чарующий мир книг, журналов, канцелярских принадлежностей, открыток и забавных сувениров. Даже защемило сердце: ведь это был наш семейный магазин, с очаровательным крохотным кафетерием, пропитанным волшебными ароматами.

– Как же я соскучилась по тебе, – прошептала я, глядя на витрину, пока на единственном в Труле светофоре горел красный свет.

– Глазам своим не верю! Неужели это Порция Фаллон! – раздался за моей спиной восторженный женский голос.

Обернувшись, я увидела приятную пышную даму в голубом платье, которая махала мне рукой с крыльца аптеки Уайтфилдов. Я рассмеялась и помахала ей в ответ.

– Привет, Мардж! Ну и острый же у тебя глаз! И как это ты меня сразу заприметила! Мы с тобой не виделись вот уже двенадцать лет, – с тех пор как я отсюда уехала. Значит, я не так уж сильно изменилась!

– Рада вновь видеть тебя дома! – крикнула она.

Зажегся зеленый, и я поехала дальше. От центра городка до нашего двухэтажного домика в колониальном стиле всего-то шесть кварталов, однако я не спешила миновать их. Я ехала медленно, вспоминая каждый дуб, с которого когда-то упала, каждый дом, куда я забегала к кому-то из подруг, чтобы одолжить губную помаду или покурить марихуаны.

Все было на своих прежних местах, и это меня чрезвычайно удивляло и умиляло. Согласитесь, немного странно, когда за двенадцать лет в городе не происходит никаких изменений! Просто мистика какая-то.

Наконец я остановилась на дорожке напротив нашего дома и, выбравшись из машины, усмехнулась, удивляясь, что я чего-то опасалась в начале своего путешествия. Старый добрый городок остался прежним, и ничего пугающего в этом не было. Здесь ребятишки спокойно играли на улице, все соседи знали друг друга, а приближающееся лето сулило мне беззаботное времяпрепровождение вроде употребления охлажденного чая на веранде, продуваемой горным ветром, насыщенным хвойным ароматом сосен. И конечно же, мои «барышни» будут милы со мной, хотя Мэгс, возможно, вообще не придется из-за своего недуга покидать кровать. Так о чем же мне беспокоиться? Все будет нормально. А может, даже весело и забавно.

Не успела я открыть багажник, как скрипучая дверь нашего дома распахнулась и раздались радостные вопли. Послышался топот чьих-то ног, и я вздрогнула, увидев сбегающую по ступенькам с завидной резвостью Мэгс. Она была переполнена живостью и энергией, а на ее лице я не заметила никаких следов страданий.

– Рада тебя видеть, Мэгс, – сказала я, переведя дух после ее дружеских объятий. – Как твоя спина?

Она махнула рукой, предлагая мне простить ей этот маленький обман, и проворковала:

– Со спиной у меня все в полном порядке. Мне просто хотелось выманить тебя к нам. И вот ты здесь!

Она одарила меня ослепительной улыбкой, и в ее голубых глазах запрыгали лукавые искорки. Ни уколов совести, ни неловкости Мэгс явно не испытывала, вероятно, будучи совершенно уверенной, что я не взбешусь от ее выходки.

Впрочем, все обстояло даже проще: она просто не дала себе труда задуматься о возможных последствиях своего розыгрыша.

Я перевела негодующий взгляд на крыльцо. С него мне махала рукой моя тетушка Вера, держа в другой бокал с прозрачной жидкостью, в которой позвякивали кубики льда. Даже не пробуя ее напитка, я могла с уверенностью сказать, что это джин с тоником – любимое пойло всех «барышень» Фаллон.

Бог ей судья.

– Поднимайся скорее сюда, – позвала меня она. – Отпразднуем твой приезд!

Без особых усилий подхватив мой саквояж с заднего сиденья, Мэгс укоризненно покачала головой:

– Не понимаю, почему ты не обзаведешься приличным чемоданом, Порция. Или сумкой на колесиках, что еще удобнее.

Я выхватила у нее саквояж, повесила на плечо дорожную сумку, лежавшую в багажнике, захлопнула дверцу – и замерла, пронзенная странной мыслью, что когда-то уже слышала от нее эти слова.

Мэгс отобрала у меня саквояж, похлопала меня ладонью по спине и сказала:

– Ступай в дом, дорогая! Вера и Бев ужасно по тебе соскучились.

Она повернулась ко мне спиной и стала подниматься по ступенькам, давая мне тем самым понять, что разговор окончен. Однако наказать ее за такую бесцеремонность, сев за руль и умчавшись обратно в Сиракьюс, у меня не было возможности, так как свою квартирку я сдала. Поэтому мне поневоле пришлось стиснуть зубы и последовать за Мэгс, убеждая себя, что нет смысла беситься из-за выходки человека, не обремененного моральным долгом и понятием о правилах приличия.

Тем не менее, возмущенно глядя ей вслед, я испытывала жгучее желание прочитать ей нотацию обо всех ее недостатках и пороках. Утешало меня только то, что в доме меня угостят джином с тоником и накормят.

Увидев меня на пороге, Вера радостно всплеснула руками, вскочила и стала приплясывать. Мэгс тем временем поставила саквояж на подставку в прихожей. Вера крепко обняла меня, отступила на шаг, продолжая держать руками за плечи, и воскликнула:

– Ты, как всегда, неотразима!

От нее пахло жасмином, длинные волосы с проседью были заплетены в толстую косу, на цветущем лице почти не было заметно морщин. Она выглядела значительно моложе своих пятидесяти лет. Окинув меня лучистым взглядом, Вера добавила:

– Я так рада вновь видеть тебя дома!

– Я тоже, – сказала Бев, подойдя к нам. – Позволь уж и мне тебя обнять!

Следует отметить, что и ее объятия тоже были по-прежнему крепкими.

Мэгс принесла на подносе два высоких бокала с фирменным напитком и, вручив один из них мне, села на стул. Бев и Вера удобно устроились в креслах, я присела на скрипучий табурет, и мы молча уставились друг на друга, пытаясь разглядеть в знакомых лицах незнакомые черты.

В наступившей томительной тишине, нарушаемой только жужжанием мухи, бьющейся об оконное стекло, и позвякиванием льда в бокалах, у меня вдруг мелькнула удивительная мысль, что мои «барышни» в чем-то похожи на медвежьи кровати, обнаруженные златокудрой героиней детской сказки.

Вера была подобна пуховой перине: наделенная добрым сердцем, она никогда ни о ком не сказала худого слова и горько плакала, найдя на земле под дубом возле нашего дома птенца, выпавшего из гнезда.

Бев была жестокой, но справедливой, к ней можно было прийти поплакаться, если тебя незаслуженно обвинили в списывании или пользовании шпаргалками на контрольной по математике. Однако от нее не стоило ожидать сочувствия, если ты, допустим, распустила нюни из-за того, что на школьной вечеринке Эдди Коллир поцеловал не тебя, а Памелу Скотт.

Что же касается Мэгс, то ее вполне можно было сравнить с наиболее удобной постелью: у нее хватало интуиции, чтобы вовремя поинтересоваться, что тебя гложет; ей доставало смекалки, чтобы понять, когда лучше оставить тебя в покое, а также такта, чтобы не злорадствовать по поводу твоего промаха; она была хороша собой, имела безупречный вкус, не жаловалась на боль в ступнях, какими бы высокими ни были каблуки ее туфель. В общем, Мэгс была бы безупречна, не будь она такой редкой сумасбродкой.

– Итак, дорогая, – нарушила наконец затянувшееся молчание Вера, – мы сгораем от нетерпения узнать, как продвигается твоя диссертация. Мэгс утверждает, что ты практически ее написала.

– Только вчерне, – солгала я. Написанная лишь наполовину, диссертация пылилась на моем письменном столе с февраля, в то время как я вновь и вновь просматривала видеозапись «Гордости и предубеждения».

– Это чудесно! – сказала Вера.

– Мы все гордимся тобой, – с улыбкой добавила Бев. Но мне показалось, что она покривила душой: в ее словах прозвучала некоторая фальшь.

– Когда сюда вновь заявится Мэри Эллис Рейни, чтобы похвастаться своим сыночком, имеющим докторскую степень, я заткну ей рот, сообщив, что моя дочь тоже защитила диссертацию, – проворковала Мэгс и, подмигнув мне, отхлебнула из бокала.

Я глупо хихикнула. Бев кашлянула. Посмотрев на нее, я увидела, что улыбка сползла с ее лица. Поставив бокал на стол, Бев выпрямила спину и строго произнесла:

– После стольких трудов тебе, деточка, нужно хорошенько отдохнуть и развлечься. Ведь наша жизнь состоит не только из одной работы, верно?

Вера и Мэгс обменялись заговорщическими улыбками.

Я сделала большой глоток джина с тоником, поставила бокал на столик и встала, давая понять, что сыта их светской болтовней по горло. Уперев руки в бока, я спросила без обиняков:

– Так что вы задумали? Выкладывайте! Довольно ходить вокруг да около.

– Я не совсем понимаю, что именно ты имеешь в виду, – заявила Бев таким тоном, который не оставлял сомнений в ее осведомленности.

Я сложила руки на груди и закатила глаза к потолку, как делала в отрочестве, когда устраивала дома скандалы.

– Ах, не понимаешь? Мэгс обманом выманила меня сюда на все лето, сославшись на жуткие боли в спине...

– Ну зачем же так нервничать из-за шутки?– перебила меня Мэгс, хохотнув.

– А вам советую помолчать, леди! – Я негодующе проткнула воздух указательным пальцем, вытянув руку в направлении Мэгс. – Вы и так уже проштрафились и попали в мой черный список!

Всплеснув руками, Вера взволнованно воскликнула:

– Нет, я не в силах больше молчать! Я должна все ей объяснить, девочки! Иначе я взорвусь.

Она умоляюще посмотрела на Бев. Та кивнула, благословляя ее на раскрытие секрета. Мэгс хитро ухмыльнулась и отхлебнула из бокала. Вера подалась вперед и выпалила:

– Дорогая, мы нашли для тебя отличный шанс! Я обмерла.

– Этот человек идеально тебе подходит! – добавила Мэгс. – Он писатель...

Покраснев, как морковь, я прочистила горло и сказала:

– Восхитительно! Я счастлива!

Бев робко улыбнулась и ободряюще взглянула на меня.

Но я решительно отказывалась вступать в игру.

– Его зовут Йен Беккет, – просипев, сказала Бев, да так громко, что у меня зазвенело в ушах.

– Он живет на ферме Бэббов в конце Редди-роуд, но осенью вернется в Лондон, – поспешила добавить Мэгс, подавшись вперед.

– Он англичанин! – восторженно пояснила Вера, на случай если сама я не додумаюсь до этого.

Я потерла пальцами виски, пытаясь унять боль от оглушительного хора язвительных голосов: «Так тебе и надо, так тебе и надо, не будь такой дурой!»

Словно сквозь вату я услышала слова Мэгс:

– Порция, ведь он же пишет романы! Ну разве это не удача?

Я закрыла глаза и сделала страдальческое лицо.

Воцарилась тишина: очевидно, мои родственники вспомнили, что у меня уже был один друг-писатель.

Вера подняла бокал, привлекая к себе всеобщее внимание, и загробным голосом произнесла:

– Я гадала на картах. Они указывают, что тебе предстоит торжественная церемония. Ты меня понимаешь?

Я затрясла головой и обвела родственниц ошалелым взглядом.

Все они улыбались, будто делали мне огромное одолжение. Тогда я прямо спросила:

– Неужели вы не понимаете, насколько все это гнусно?

– Разумеется, нет, – ответила за всех Мэгс. – И ты сама поймешь, что мы правы, когда его увидишь. Именно такой мужчина тебе сейчас и нужен!

Она сделала неприличный жест, недвусмысленно выразив им свое уважительное отношение к мужскому достоинству англичанина, и остальные «барышни» покатились со смеху.

Я тяжело вздохнула, в очередной раз удивляясь своей наивной вере в бескорыстную доброжелательность окружающих меня людей. Как глупо с моей стороны было мечтать о том, что это лето прошелестит тихо и безмятежно, словно свежий ветерок с гор, и утолит мою печаль, подобно чаю со льдом. Разве подобная эйфория не доказывает лишний раз тревожное состояние моего переутомленного рассудка? Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли, надеясь, что последствия этого будут разными?

– Вот что я вам скажу, «барышни»! – произнесла наконец я. – Мне приятно, что вы пытаетесь сделать это лето незабываемым для меня, но вам пора угомониться. И как можно скорее!

Девицы перестали хихикать и уставились на меня.

– Как это – угомониться? – спросила Мэгс. – Почему это мы должны угомониться? Мы предлагали тебе такой шанс! Это исключительно сексуальный англичанин! Такие самцы в наши дни нарасхват, его следует покрепче ухватить за причинное место и не отпускать, милочка! А ты советуешь нам угомониться. Такого мы от тебя не ожидали! Нам-то казалось, что ты будешь заинтригована этой новостью и воспылаешь желанием поскорее познакомиться с ним поближе.

– Что? Заинтригована? – начиная трястись от негодования, переспросила я. – Сначала ты лжешь мне, чтобы заманить меня сюда на все лето, потом делаешь вид, что это всего лишь невинный розыгрыш, за который даже извиняться не стоит. А теперь я слышу, что вы хотите сосватать мне какого-то заезжего вертопраха!

Я сделала театральную паузу, предоставляя беспутным «барышням» возможность осознать порочность своего поведения, раскаяться и начать вымаливать у меня прощение. Но никакого раскаяния на их лицах я не обнаружила. Нет, я была не просто идиоткой, а музейным экспонатом, выставленным на всеобщее обозрение в экспозиции «Гримасы природы».

– Все это скверно попахивает, – нахмурившись, строго заявила я Вере. – Тебе ли не знать, как это опасно для кармы.

– Но карты сказали, что это твой суженый! – воскликнула она, передернув плечами.

– Черт бы побрал твои карты и гадание, Вера! – вспылила я. – А если карты прикажут тебе спрыгнуть с моста? Ты им тоже поверишь?

Вера снова пожала плечами, но промолчала, давая понять, что глупо задавать риторические вопросы.

В отчаянии я простерла руки к потолку и воскликнула:

– Вы все спятили! Вы не понимаете, что творите! Вас пора упрятать в психушку.

– Ты заблуждаешься, деточка, – как ни в чем не бывало возразила Мэгс. – Мы отдаем себе отчет в своих действиях. Мы пытаемся наставить тебя на путь истинный.

– Да за кого вы меня принимаете? За бродячую кошку? – в сердцах вскричала я. – Нет уж, увольте меня от вашей опеки!

Вера и Мэгс обменялись выразительными взглядами. Бев выпрямилась и внимательно посмотрела на меня, как врач смотрит на безнадежно больного, не понимающего своего печального состояния. Они явно сговорились и не собирались отступать.

– Мы тебе желаем добра, – тягуче промолвила Мэгс.

– Ты нуждаешься в помощи, деточка, – горестно покачала головой Вера. – Боже, как же у тебя все запущено...

– Хватит с ней разговаривать, пора действовать, – рявкнула Бев и насупилась. Вера опасливо покосилась на нее. Мэгс поджала губы.

– Я тебя чем-то обидела, Бев? – упавшим голосом спросила я.

– Разумеется, нет, деточка! – ответила за нее Мэгс, бросив на Бев предостерегающий взгляд. – Мы просто переживаем за тебя. Ты разительно изменилась с тех пор, как рассталась с Питером. Ты просто сама не своя.

Я вздохнула: в этом она была права. Со мной действительно что-то случилось после внезапного ухода Питера от меня. Но это вовсе не означало, что я должна в этом признаться!

– Никакой помощи мне от вас не надо! – взвизгнула я. – Вы напрасно хлопочете, у меня все замечательно. А по Питеру я совершенно не скучаю. И не надо устраивать мою судьбу!

Три пары глаз просверлили меня испытующим взглядом.

Где-то вдали чирикнула птичка. В квартале от нашего дома звякнул велосипедный звонок. Тявкнула собачонка. Пронзительно мяукнул дворовый кот. И все снова стихло, перенести чего я не смогла, а потому понесла несусветный бред:

– Все чудесно! Я обожаю свою работу. У меня много друзей. По пятницам я вместе с коллегами посещаю пиццерию. И еще я собираюсь обзавестись котом...

Лучше бы я этого не говорила. Глаза Веры округлились, в них явственно читалась жалость. Бев победно выпятила бюст.

– Порция, – одобрительно вздохнула Мэгс, – иногда человеку только кажется, что у него все хорошо. Тогда как в действительности он в беде. В такой ситуации лучше прислушаться к мнению близких и родных тебе людей. Мы все тебя любим и желаем тебе только добра. Будь умницей!



И она легонько стукнула сцепленными пальцами по коленям, давая мне понять, что спорить с ней бесполезно, вердикт окончательный и обжалованию не подлежит.

– Что за чушь ты несешь! – воскликнула я, чувствуя, как у меня задергался левый глаз.

Вера подалась вперед и взяла меня за руку.

– Она хочет сказать, деточка, что, как нам кажется, этот англичанин сейчас тебе просто необходим. Подумай сама, ну что ты теряешь? Ведь флирт с ним тебя ни к чему не обязывает!

– А как насчет моего самоуважения? Чувства гордости? Права самостоятельно строить свою жизнь? – огрызнулась я.

Все трое посмотрели на меня с тревогой.

– Ты слишком долго прожила в северных краях, деточка. Тамошний климат пагубно сказался на твоем рассудке, – безапелляционно заявила Бев.

– Ерунда! – воскликнула я. – У меня все просто супер! Не надо учить меня уму-разуму. Я уже достаточно взрослая девочка.

– Вот именно, дорогая! И не забывай об этом, – прищурившись, язвительно сказала Бев. – Пора забыть о куклах и начать играть во взрослые игры. – Она встала, едва не перевернув стул. – Ничего страшного с тобой не случится, если ты для начала просто познакомишься с этим англичанином и выпьешь с ним джина.

Все «барышни» одобрительно закивали.

– Англичане обожают джин с тоником и со льдом! Поверь, деточка, твои мама, тетя и бабушка знают толк и в напитках, и в мужчинах. У нас у всех солидный жизненный опыт, и мы хотим с тобой им поделиться, глупышка. Ты еще многого не знаешь!

Мэгс подошла к двери гостиной и, прежде чем распахнуть ее, обернулась и сказала свое последнее слово:

– И никаких котов ты заводить не будешь!

Глава 2

– Порция Фаллон! – Едва ступив ногой в босоножке из тонких ремешков на лужайку за домом, я очутилась в объятиях Мардж Уайтфилд. Высокие каблуки моментально погрузились в мягкий грунт. Интересно, подумалось мне, как это Мэгс умудряется постоянно ходить в такой обуви? Я упорно отказывалась от этих «котурнов», но она их мне все-таки навязала. Взамен я выторговала право не накладывать на веки блестки и не носить зеленые контактные линзы, которые, по мнению Мэгс, придали бы моим серым глазам бесподобный изумрудный оттенок.

– Боже! Как я рада снова видеть тебя дома! – с умилением протянула Мардж, взяв меня под руку. – Я слышала, что ты будешь работать в семейном книжном магазине. Это великолепно! Обещай, что как-нибудь придешь ко мне на обед. Я приглашу Фредди. Уверена, что вам будет о чем поговорить.

Ее сынок Фредди прославился тем, что потерял ногу, управляя автомобилем в пьяном виде. Это случилось, когда он учился в десятом классе. Последнее, что я слышала о нем, это то, что он повредил и вторую ногу, пытаясь выколотить из торгового автомата, установленного в местной прачечной, застрявшую банку коктейля. Поэтому, выслушав предложение его мамочки, я только дипломатично улыбнулась, огляделась по сторонам и уклончиво промолвила:

– Я пробуду здесь до конца августа, а летом, как известно, всегда возникает множество непредвиденных дел.

Краем глаза я заметила, что неподалеку от нас уже собралась компания приглашенных, которых я не видела целую вечность. В их числе были: мистер Райан, преподаватель математики; близнецы Фини, владеющие бензоколонкой и закусочной на Ривер-роуд; парикмахерша Перл Макги, которая стригла меня каждые полтора месяца со дня моего рождения и до окончания школы. Все они чуточку располнели, слегка поседели, но в общем почти не изменились. Не узнала я только одного человека – высокого мужчину, разговаривавшего под развесистым.старым кленом с Мэгс и Верой. На нем были бежевые брюки, белая футболка и модные штиблеты.

Судя по его сдержанным манерам и благожелательной улыбке, это был не кто иной, как Йен Беккет.

Прихлебывая вино из бокала, который дала мне Мардж, я слушала последние городские сплетни, которыми она торопилась со мной поделиться. Марк Фини женился, а его братец Грег развелся; Перл Макги получила наследство от своего скончавшегося кузена, но продолжает работать в парикмахерской по вторникам и субботам. Я стрельнула взглядом в англичанина, он тоже посмотрел в мою сторону и улыбнулся. Я робко улыбнулась ему в ответ, покраснев, как школьница.

– Да, еще новость! – Мардж хлопнула себя ладонью полбу. – Сюда приехал английский писатель! Это...

– Знаю, – прервала ее я. – Можешь о нем больше ничего не рассказывать. В писателях я разбираюсь и о нем уже наслышана.

Мардж до боли сжала мой локоть и заговорщически сообщила:

– Говорят, что он нелюдим и почти не выходит из дома на ферме Бэббов. Правда, пару раз его видели в «Пиггли-Уиггли». Интересно, как он попал к вам? Лично я не ожидала встретить его у «барышень». Что ты об этом думаешь?

– А что тут думать? Они его сюда и заманили! – пожав плечами, сказала я. – Если уж «барышни» в кого-то вцепятся, от них уж так легко не отделаться.

Мардж расхохоталась.

– Ты права! Давай подойдем к ним поближе и познакомимся с этим отшельником. Я могу тебя представить.

И она потянула меня к Мэгс и Вере, которые давно уже бросали в мою сторону укоризненные взгляды. Бев, сидевшая чуть поодаль за столиком с напитками, тоже сверлила меня своими глазками, как бы приказывая мне поторопиться, пока почетному гостю из Англии не осточертела глупая трескотня игривых хозяек.

Я вздохнула, как человек, идущий на верную гибель.

– Порция! Солнце мое! – всплеснув руками, воскликнула Вера, когда я приблизилась к ней. – Тебе необходимо познакомиться с нашим очаровательным новым другом.

Я изобразила жалкое подобие улыбки.

Мэгс взяла инициативу в свои руки:

– Йен, это моя дочь Порция Фаллон. Она преподает английский в Сиракьюсском университете, без пяти минут доктор философии! – торжественно объявила она.

– Позвольте мне принести вам еще пива, Йен, – встряла Вера, прежде чем Йен успел открыть рот, и лукаво подмигнула мне, как бы благословляя на флирт.

Я вспыхнула. Йен любезно улыбнулся.

– Порция, позволь мне представить тебе Йена Беккета, лондонского писателя. Он будет гостить в нашем городке все лето, – многозначительно добавила Мэгс.

– Рада познакомиться с вами, Йен, – сказала я, протягивая ему руку.

Он пожал ее, ладонь у него оказалась крепкой, сухой и прохладной, несмотря на жаркий день. Взгляд его карих глаз изучал меня, улыбка словно бы говорила: «Не волнуйтесь, я вас прекрасно понимаю. Они и меня уже замучили».

– Очень приятно, – произнес он тихим голосом, с легкой хрипотцой и характерным акцентом представителя высшего лондонского общества.

Я поспешно высвободила руку, задрала нос и выпрямила спину. К своему ужасу, я почувствовала, что мои груди набухают, а соски твердеют. Покраснев еще сильнее, я переступила с ноги на ногу. Левый каблук при этом завяз в грунте, и я с трудом сдержалась, чтобы не чертыхнуться. В глазах англичанина сверкнули смешинки. Я сделала умное лицо и спросила:

– Скажите, пожалуйста, а в каком жанре вы работаете?

Последовала долгая пауза, после чего он спросил:

– Как? Вы не знаете? Неужели вы не читали моих книг?

Я упрямо вскинула подбородок, решив отказаться от своего первоначального плана соблазнения, родившегося в моей голове, пока над ней колдовала, вооружившись завивочными щипцами, Мэгс. Пусть этот самонадеянный англичанин с его слащавым «правильным» произношением и всепонимающими карими глазами усвоит, что здесь, в провинциальном американском городке, не все готовы поддаться его чарам.

– Йен Беккет, – задумчиво произнесла я. – К сожалению, мне раньше не доводилось слышать о таком беллетристе. Что, собственно говоря, вы пишете? Короткие рассказы, любовные романы, детективы, эпопеи в стиле фэнтези? Дело в том, что я своеобразная литературная чудачка, любительница словесной мерт-вечинки. Большинство моих любимых авторов давно умерли.

Я усмехнулась своей избитой шутке и, к еще большему своему ужасу, услышала, что следом истерически закудахтала Мэгс. Йен изумленно вскинул брови, я чувствовала, что мои щеки пылают. Оставалось лишь надеяться, что тон, щедро наложенный Верой, скроет естественный румянец.

Мэгс взглянула на часы и воскликнула:

– Порция, дорогая, мне надо сбегать на кухню. Уверена, что вы вполне сумеете обойтись и без меня.

Она поспешно удалилась, а я покосилась на Бев, сидевшую возле столика с напитками и закусками. Бев сделала круглые глаза, взмахнув при этом рукой, словно бы подбадривая меня. Несомненно, это не укрылось от глаз англичанина.

– Я слышала, что вы арендовали ферму на лето у Бэбба? – спросила я у него.

– Да, – ответил он. – Я предпочитаю творить в уединении.

– Вы пишете новую книгу?

– Собираюсь написать. – Он пожевал губами и снова спросил, с шумом вздохнув: – Так вам действительно ни о чем не говорит мое имя?

– Нет, к сожалению, – покачав головой, сказала я. – А что, это странно? Вы настолько известны в литературном мире?

– Нет, это не так, – с облегченным вздохом ответил он. – Во всяком случае, коль скоро вы предпочитаете читать романы скончавшихся писателей, я рад, что меня в их числе нет.

Я звонко рассмеялась, на этот раз вполне естественно.

– Иногда я все же изменяю своим предпочтениям и знакомлюсь с опусами пока еще живых писателей. К примеру, мой бывший друг тоже пробовал себя на литературной ниве, и я читала его муру. Но он от этого не умер.

– Приятно это слышать.

Взглянув мне в глаза, Йен усмехнулся. Это притупило мою бдительность, и у меня тотчас же подвернулась нога. К счастью, Йен успел поддержать меня под руку и не дал мне упасть.

Я впервые обнаружила, что локоть у меня тоже эрогенная зона.

И снова покраснела – к своему ужасу.

– Извините, – сказала я и, наклонившись, сняла ненавистные босоножки. Мне сразу же полегчало.

– Меня всегда удивляло, как дамы умудряются ходить в подобной обуви, – рассмеявшись, произнес англичанин.

– Это орудие дьявола, – в сердцах воскликнула я и зашвырнула босоножки в траву под деревом. – Хорошего же вы, наверное, теперь обо мне мнения!

– Ерунда, не забивайте себе голову пустяками! – миролюбиво сказал Йен. – Мне нравятся эксцентричные девушки.

– Вы очень любезны, – отозвалась я, немного расслабившись после таких слов, и отпила из бокала, надеясь унять вожделение, медленно расползающееся по телу.

В карих глазах Йена запрыгали смешинки. Немного помолчав, он произнес:

– Так, значит, ваш бывший парень тоже что-то написал. А как его, кстати, зовут?

– Питер Миллер. Пожалуй, он из той категории писателей, которых расхваливают критики, но игнорируют читатели.

– Если память мне не изменяет, его книга называется «Записки завсегдатая кофейни»?

– Почти так, – с плохо скрытым изумлением кивнула я. – Название его творения – «Воспоминания о китайском чайном домике». Продано всего пять экземпляров, из которых два купила я. Не пытайтесь выразить свое сочувствие, – упредила я утешительные слова Иена, заметив, что он наморщил лоб. – Мы с Питером расстались, поэтому высказывайтесь откровенно.

– На мой взгляд, его книга вовсе недурна, в ней ощущается сильное влияние идей Канта на автора, явно склонного к философскому взгляду на окружающую реальность.

– Так вы действительно прочли его книгу?

Йен сложил руки на груди, с улыбкой посмотрел на меня и сказал:

– Вы – Элоиза, не отпирайтесь!

Залпом, осушив свой бокал, я покачала головой:

– Вовсе нет! Ну разве я похожа на эту взбалмошную неврастеничку?

Йен шутливо погрозил мне указательным пальцем:

– Я вас раскусил, вы точно ее прототип!

Нервно хихикнув, я уставилась на свои босые ступни.

– Элоиза – собирательный образ, вобравший в себя черты многих известных автору женщин. Он сам так мне говорил.

– И тем не менее вдохновили его на создание этого образа именно вы! – стоял на своем упрямый англичанин.

– Уж не пытаетесь ли вы убедить меня в том, что я чем-то похожа на заикающуюся проститутку, «не способную идти строго в северном направлении»? – возмутилась я.

– Я совсем не это хотел сказать! – Йен рассмеялся. – У вас с этим персонажем есть одна общая характерная черта – вы то и дело заправляете за ухо свой непослушный локон.

Моя рука, тянувшаяся к виску, зависла в воздухе. Я уставилась на нее, чувствуя себя полной дурой, и захлопала глазами. Йен пришел мне на помощь и сам пригладил мои волосы огрубевшими кончиками пальцев. И в этот момент я поняла, что пропала.

– Вам не надо стыдиться, – промолвил он чувственным баритоном. По-моему, Элоиза – прелестное создание.

Он опустил руку, но продолжал сверлить меня взглядом.

Я окончательно растерялась. Это я-то – прелестное создание? Меня так еще никто не называл. Вот целеустремленной – много раз, неугомонной – тоже. Профессор однажды даже назвал меня «загадочной», чему я крайне удивилась. Но «прелестной» меня не называли еще ни разу! Какие же, право, оригиналы эти англичане!

Я недоверчиво улыбнулась. Возможно, под воздействием выпитого вина, но скорее – под ласковым взглядом Йена Беккета я вдруг ощутила полную раскрепощенность.

Но расслабляться было опасно, об этом я не забывала, поэтому, сделав глубокий вдох, сказала:

– Это звучит очень странно, однако... – Но тут заговорил Йен, и я осеклась.

– Похоже, мне уже не дождаться обещанного Верой пива, – сказал он с нескрываемой досадой.

Рассмеявшись, я кивнула:

– Да, вряд ли. Но пожалуйста, не обижайтесь на Веру! Она славная женщина. .

– Все ваши родственницы показались мне простыми и приятными людьми, – сказал Йен. – Они абсолютно бесхитростны.

На душе у меня потеплело. Я даже готова была бежать к «барышням» и сказать им, что отказываюсь играть в их фарсе роль легкомысленной стрекозы. Однако, подумав, решила воздержаться от этого опрометчивого поступка. Ведь «барышни» все равно бы не оставили нас с Йеном в покое и продолжали бы под разными благовидными предлогами сводить нас вместе, пока мы с ним не переспали бы или не умерли естественной смертью.

– Я вас перебил, – виновато улыбнулся Йен. – Продолжайте!

– Извините! – сказала я, вскинув указательный палец. – Я покину вас на минуточку.

Сделав несколько шагов, я обернулась, желая проверить, провожает ли он меня взглядом. Йен действительно смотрел мне вслед, но только не на ноги, как это обычно делают мужчины, а словно бы пытаясь прочитать мои мысли. Наши взгляды встретились. Я снова вскинула вверх палец и направилась к Бев.

– Пожалуйста, передай мне мой «любовный набор», – сказала, подойдя к ней, я. – Писатель уже вполне созрел.

Бев вскинула бровь, пошарила рукой под столиком и достала оттуда продолговатую синтетическую сумочку.

– А ты, как я вижу, времени зря не теряешь, – сказала она, вручая ее мне. – Молодец, деточка! Так держать!

Я пошла назад к Йену, бросив выразительный взгляд на Мэгс и Веру, когда проходила мимо них. Йен наблюдал за моими действиями с легким недоумением. Подойдя к нему, я молча подхватила его под руку и увлекла сквозь толпу гостей к дому. При этом я склонила голову ему на плечо и прошептала:

– Я хочу попросить вас об одолжении. Мои родственницы, как вы, должно быть, уже заметили, несколько эксцентричные особы, и...

Я запнулась, не решаясь произнести то, что многократно произносила, стоя в своей комнате перед зеркалом.

– И – что же? – Йен нетерпеливо вскинул брови.

– И... – Я сглотнула ком. – В общем, они заманили меня к себе на все лето с целью... – Я мысленно выругалась, только теперь сообразив, что очень похожа на своих оголтелых родственниц. Но отступать было поздно, я вляпалась в эту зловонную кучу по самые уши. Поэтому я выдохнула: – Они хотят, чтобы я переспала с вами.

Йен очень внимательно посмотрел на меня. Я заправила локон за ухо и добавила:

– Вы только не переживайте, нам совсем не обязательно... То есть это вовсе не то, о чем я хочу вас попросить...

Он криво ухмыльнулся, тряхнул головой и сказал:

– Извините, но я вас не совсем понимаю.

– Им кажется, что после размолвки с Питером я впала в депрессию... А вам наверняка известно, что женщины в таком состоянии начинают слишком много есть, злоупотреблять алкоголем и тратить массу денег на ненужные вещи...

Йен сочувственно кивнул, наморщив лоб. В его взгляде читалась неподдельная озабоченность. Он явно был готов услышать самую невероятную просьбу.

Я зажмурилась и выпалила:

– Обычно женщины в нашей семье в такой ситуации начинают «порхать». Это словечко означает, что в расстроенных чувствах они легкомысленно бросаются в объятия первому попавшемуся мужчине. В моем случае они избрали таким сексуальным партнером вас. Поэтому у меня к вам просьба: проводите, пожалуйста, меня в дом и останьтесь там со мной наедине подольше, чтобы у них сложилось впечатление, будто мы... Иначе они не оставят меня в покое.

Я едва не дала волю злым слезам. Мало того, что я была вынуждена униженно просить незнакомого мужчину о нелепом одолжении. Вдобавок я должна была подавлять желание немедленно отдаться ему, потому что совершенно потеряла голову.

Йен отпрянул и внимательно осмотрел меня с ног до головы, как бы оценивая мои женские достоинства.

Я взглянула на него из-под ресниц и встретила лукавую усмешку.

– Так вы сделаете мне такое одолжение? – пролепетала я.

Он оттопырил локоть, предлагая мне взять его под руку, и произнес:

– Разумеется! Ко мне давно уже никто не обращался с подобной просьбой. Я целиком в вашем распоряжении.

Мы вошли в дом, я заперла дверь изнутри, чуть отдернула жалюзи и увидела, что все глядят в нашу сторону. Ура! Это было великолепно!

– Скажите, пожалуйста, – произнес Йен, – в Америке все женщины с причудами или только принадлежащие к семье Фаллон?

– По-моему, это характерно только для нас, – ответила я, пожав плечами. В конце концов, в сложившихся обстоятельствах я не имела права на него обижаться.

Мы разговаривали, сидя на разных концах кровати лицом друг к другу. Освещавшие комнату свечи источали розовый аромат. Их трепещущие огоньки отражались в зеркале на стене, обклеенной розовыми обоями и эротическими плакатами в стиле 80-х годов. Входя в эту комнату, я всегда чувствовала себя девочкой-подростком и показывала язык обнаженным мускулистым красавцам.

Мы выпили бутылку вина и теперь допивали вторую. Я сделала очередной глоток и припала затылком к спинке кровати.

Прохладный воздух с гор просачивался сквозь жалюзи, наполняя спальню запахом сосновой смолы с небольшой примесью выхлопных газов. Я чувствовала себя разморенной и умиротворенной. Мне давно уже не удавалось так славно расслабиться. Плохо отдавая себе отчет в том, что я несу вздор, я без умолку тараторила:

– Нельзя сказать, что «барышни» испорченные девицы. Нет, они славные люди, только большие оригиналки и порой могут отчудить такое, что позволит себе далеко не каждая американка. Но вы должны правильно меня понять, я их не выгораживаю, только... Короче говоря, они просто душки.

– Вам не нужно извиняться за них передо мной, Порция! – сказал Йен, который тоже был слегка пьян. – Они произвели на меня самое приятное впечатление. Хотя крыша у них у всех основательно поехала... Вы позволите мне задать вам один вопрос?

– Конечно! Задавайте!

– Где ваш отец?

– Он ушел.

– Ушел – в смысле скончался или...

– Нет, просто он давным-давно исчез из моей жизни, я помню его довольно смутно. Кстати, я говорила, что настоящим автором произведений Шекспира является Кристофер Марло?

Йен понимающе кивнул и перестал задавать мне трудные вопросы.

– Это весьма любопытная гипотеза, – сказал он.

– Это не гипотеза, а доказанный факт! – воскликнула я.

На некоторое время в спальне воцарилось молчание.

– Не уверен, что кто-то доказал это предположение, – возразил англичанин. – И пока авторство творений Шекспира по праву принадлежит самому гениальному Уильяму, царство ему небесное. – Он хитро ухмыльнулся, пересел ко мне поближе, взял с тумбочки бутылку и разлил остатки содержимого по бокалам.

Затаив дыхание, я наблюдала за его изящными движениями, получая от этого колоссальное наслаждение. Равно как и от его приятной внешности – мягких волнистых волос, легкой щетины на скулах и подбородке, ладной фигуры и всего остального, что рисовало мне мое воображение. Наконец Йен поставил пустую бутылку под кровать и улыбнулся, давая мне понять, что готов продолжить нашу милую беседу.

– Удивительно, что вам еще не наскучила моя трескотня, – неожиданно для самой себя произнесла я, заерзав на кровати.

Он пожал плечами и ответил, очень отчетливо и приятно для слуха выговаривая слова:

– Мне доставляет удовольствие слушать людей. Именно из таких откровенных разговоров я и черпаю материал для создания своих литературных героев. И не только я один, как это вам известно, Элоиза.

– Однако я способна ходить строго по прямой, – заметила я.

Меня немного коробило, что он упорно называет меня именем девицы сомнительного поведения, которую Питер сделал главным персонажем своей книги. В душе я была даже рада, что эта пачкотня пылится на полках книжных магазинов. Очевидно, по кислому выражению моей физиономии Йен сделал вывод, что мне эта тема неприятна. Он вздохнул:

– Ну ладно, о Питере мы больше говорить не будем. Уже одно только упоминание о нем вас огорчает.

– Ничего подобного! – возразила я. – Можем продолжить этот разговор и перемыть ему все косточки.

– Я бы предпочел, чтобы во время нашей приятной беседы у вас не кривилось лицо. Лучше расскажите мне, к примеру, о своих литературных предпочтениях. Какое ваше любимое произведение? – Йен сделал значительную мину, приготовившись услышать от меня нечто сокровенное.

– Да что мы все обо мне и обо мне! – воскликнула я. – Лучше вы назовите свою любимую книгу!

– Право же, вам это не будет интересно, – уклонился он от ответа. – Вы куда более яркая личность, чем я.

– Возможно, только для вас одного. Но я себя лучше знаю. Так что извольте ответить! – стояла на своем я.

– Любимой книги у меня нет, – вздохнув, сказал Йен. – То, что я в данный момент читаю, то мне и нравится.

– А вы, оказывается, хитрец! – воскликнула я. – Что ж, в таком случае назовите свой любимый цвет!

Йен взглянул на потолок и изрек:

– Голубой.

– Это банально, – огорчилась я. – Голубой предпочитают все мужчины.

– Неправда, моему отцу нравился красный, – возразил Йен.

– Вы были когда-нибудь женаты? – спросила я без обиняков.

Он замер и, сглотнув ком, кивнул:

– Да, был, но давно. Теперь мне даже кажется, что это было не со мной. Кстати, я вам уже говорил, что творения Шекспира приписывают Марло?

– Этот фокус у вас не пройдет, – погрозила я ему пальцем. – Скажите, а как вы относитесь к... – Я не договорила, внезапно отчетливо осознав, что мы сидим настолько близко друг к другу, что почти соприкасаемся носами. Во всяком случае, я явственно чувствовала, что от него пахнет вином.

– Продолжайте, – сказал он, улыбаясь, но глядя на меня вполне серьезно. Мне вдруг вспомнилось, что именно находится в пластиковой сумочке, которую дала мне Бев, и я покраснела.

– Вы помните, что я говорила вам о «порхании»? – грудным голосом спросила я.

– Да, – прохрипел он в ответ, и левый глаз у него странно дернулся. – Такое невозможно забыть...

Я коснулась ладонью его колючей щеки. На ощупь она была похожа на теплую наждачную бумагу. От моего прикосновения Йен вздрогнул и с шумом вздохнул. По телу у меня пробежала дрожь. И как это я раньше не замечала, что обожаю трогать теплые шершавые предметы?

– Если хотите, мы могли бы сейчас отправиться в полет – прошептала я, взглядом умоляя его поцеловать меня.

Йен отреагировал как истинный английский джентльмен: он поцеловал мне руку, встал, забрал у меня бокал и сказал:

– По-моему, пить нам больше не надо.

Он поставил бокалы на столик и задул свечи.

– Не беспокойтесь, Йен, у меня в аптечке есть презервативы, – поспешила сообщить я.

Он рассмеялся, присел на край кровати и сказал:

– Соблазнять будущего доктора философии, воспользовавшись его опьянением, мне не позволяют мои принципы.

– Ага! – только и смогла вымолвить я, не уверенная, что способна отчетливо произносить звуки. Хотя меня так и подмывало оспорить его заявление, будто я пьяна. Что такое для меня выпить бутылку-другую сухого вина? Ерунда!

– Только не обижайтесь, – мягко проговорил Йен, склоняясь надо мной. – Я вовсе не хотел вас унизить или оскорбить.

– Но вы же меня отвергли, – шумно выдохнула я.

– Вы меня неправильно поняли, я вас не отвергал, – отстранившись, загадочно ответил Йен.

– Ладно, как вам угодно! – воскликнула я, схватила плед и укрылась им до подбородка. – Все хорошо. Уходите! Спокойной ночи. – Я повернулась на бок, спиной к нему.

Йен стал нервно метаться по комнате, затем все стихло, и я решила, что сейчас хлопнет дверь. Но вместо этого услышала характерный звук расстегиваемой ширинки. Какая-то неведомая сила подбросила меня на кровати. И я увидела, что Йен снимает брюки.

– Ставки больше не принимаются, сэр Йен! – воскликнула я. – Отправляйтесь на свою ферму, к своим козам.

Он рассмеялся и, переступив через упавшие на пол брюки, стянул с себя футболку. Увидев его в одних спортивных трусах, я тихо охнула. Он был импозантен. , .

– Не в моих правилах оставлять женщину ночью одну, – сказал Йен, откидывая плед и располагаясь рядом со мной. – Но не думайте, что я немедленно перейду к активным действиям. Нам обоим не следует забывать о своей репутации! Во всяком случае, не нужно добавлять к старым пятнам новых. Вы на редкость непростая женщина, Элоиза. – Он положил руки себе под голову.

– Не смейте так меня называть! – прорычала я, вцепившись пальцами в край пледа.

– Ах да. Извините. Не соблаговолите ли поставить будильник на шесть часов? По утрам я имею обыкновение творить.

Издав отчаянный вздох, я неохотно выполнила его просьбу. Йен повернулся ко мне спиной и затих. Я фыркнула, вскочила с кровати и направилась к шкафу.

– Не могли бы вы не смотреть на меня? – на всякий случай сказала я.

– У меня нет глаз на затылке, – пробурчал он.

– Вы что, шуток не понимаете?

– Ах, как смешно! – воскликнул Йен и укрылся пледом с головой.

Я передернула плечами, сняла платье, переоделась в майку и трусики, вновь нырнула под плед и легла на спину, вытянув руки вдоль туловища.

– Мне уже можно открыть глаза? – спросил он. Это был образчик английского юмора, разумеется.

– Да! – ответила я с чисто американским лаконизмом.

Йен выбрался из-под пледа, повернулся ко мне лицом, подпер голову ладонью и, как мне показалось, улыбнулся.

Уставившись в потолок, я спросила:

– Можно задать вам один вопрос?

– Задавайте, – хрипло ответил он. – Нет, определенно вы неординарная женщина.

– Вы не забыли, что я отозвала свое предложение «полетать»?

– Нет, не забыл.

Я закрыла глаза, выдержала паузу и прошептала:

– Я вам настолько противна?

Йен вздрогнул, словно бы его укололи чем-то острым, и воскликнул:

– Что?

Неужели мне на роду написано отпугивать всех мужчин?

Может быть, я сама сделана из тефлона?

– Ладно, я сформулирую свой вопрос иначе, – сдавленно сказала я. – Вы находите меня привлекательной? Да или нет?

– Это какой-то дурдом! – простонал Йен и рухнул на подушку.

– Как вас понимать? – открыв глаза, спросила я. —А так и понимать, что из всех чокнутых женщин, которых мне доводилось встречать, вы самая ненормальная.

– В этом никто и не сомневается, – миролюбиво сказала я. – Но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Вы прекрасно знаете, что я не могу на него ответить!

– Это почему же?

Йен издал тоскливый вздох.

– Я жду ответа! – не успокаивалась я.

– Ответ в любом случае будет не в мою пользу, – неохотно объяснил Йен. – Скажи я, что вы мне понравились, вы подумаете, что я лгу. А если я заявлю, что вы внушаете мне отвращение, то на меня набросится с кулаками вся ваша компания чокнутых нимфоманок. Я дорожу своим здоровьем не меньше, чем репутацией. Понятно?

В спальне воцарилась абсолютная тишина. Разумеется, нарушила ее первой я сама.

– Вы можете солгать, я не обижусь, – произнесла я сдавленным голосом. – Мне важно услышать ваши слова.

Йен тяжело вздохнул и чуть слышно пробормотал:

– Если вы сами не уверены в своей неотразимости, тогда как же я смогу убедить вас в этом? – Он уставился в потолок.

У меня на глаза навернулись слезы. Из груди вырвался утробный стон. Я почувствовала, что Йен повернулся ко мне. Он смахнул своим шершавым пальцем слезу с моей бархатистой щеки. Я зажмурилась и отвернулась от него, охваченная паникой. С собой мне все стало ясно: я пала ниже некуда. Я превратилась в Постельную Плаксу. Что может быть хуже?

Мы пролежали молча целую вечность. Я уже стала засыпать, когда ощутила на своем бедре тяжелую мужскую руку. И затаила дыхание, боясь спугнуть Йена.

– Только полный болван и законченный негодяй способен промолчать о том, что вы прекрасны! – прошептал мне на ухо Йен.

Он убрал локон, упавший мне на лоб.

Его дыхание стало подозрительно шумным и частым. А в мои ягодицы уперлось нечто твердое. Я пошевелилась – Йен отпрянул и перевернулся на спину, издав тяжелый вздох. Я улыбнулась и провалилась в забытье.

Глава 3

Разбудил меня настойчивый стук в дверь.

Открыв глаза, я взглянула на часы. Было 8:17. Я вновь уткнулась носом в подушку и зажмурилась. Дверь скрипнула, и голос Мэгс спросил:

– Ты здесь одна?

Обернувшись, я вытаращила глаза на пустое место рядом с собой, ошалело взглянула на Мэгс и сказала:

– Одна, если только его нет под кроватью.

Мне смутно вспомнилось, как прозвонил будильник на рассвете, как Йен, чмокнув меня в щеку на прощание, на цыпочках покинул спальню и тихо затворил за собой дверь.

Мэгс вошла в комнату, села на край кровати и спросила, сверля меня испытующим взглядом:

– Ну, и как все было? Рассказывай в подробностях!

– Что рассказывать? – Я села и стала тереть пальцами заспанные глаза.

Она схватила подушку и швырнула в меня.

– Ты просто несносная девчонка! Где же твоя благодарность за то, что я родила тебя в ужасных муках? Кстати, и Вера так переживала, что ей пришлось принять успокаивающее. Неужели тебе трудно хотя бы поболтать со мной, как со своей близкой подружкой?

Она укоризненно покачала головой.

Я тихо застонала.

Мэгс обиженно поджала губы.

– Ты просто не знаешь, что матери не следует интересоваться деталями интимной жизни своей дочери, или же не считаешь нужным соблюдать правила приличия?– язвительно спросила я.

– Ах, оставь свои отговорки! – Мэгс махнула рукой. – Лучше скажи, он вел себя в постели как джентльмен? По-моему, он из тех мужчин, которые заботятся о том, чтобы сначала была удовлетворена дама. Скажи, разве я не права?

Я вскричала, ломая руки:

– Прекратите, прошу вас! Вы зашли чересчур далеко в своем нездоровом любопытстве. Вам пора обратиться к врачу!

– Поражаюсь твоему лицемерию, дочь! Ну как можно быть такой ханжой! В наш век бурной сексуальной революции такой разговор вполне невинен, а мой интерес к твоим интимным проблемам объясняется исключительно заботой о твоем здоровье, деточка. Уж если кому и пора проконсультироваться у доктора, так это тебе. И в кого ты только такая?

– Я не ханжа! – возмутилась я. – Просто не желаю обсуждать свои личные проблемы с матерью. Это вполне нормально. И я абсолютно здоровый человек.

– В таком случае, деточка, почему ты нервничаешь из-за пустяков? К примеру, между мною, Верой и Бев нет никаких секретов, мы свободно обсуждаем любые темы. Иначе можно помереть с тоски! Ладно, скажи мне хотя бы, испытала ли ты с ним оргазм, и я от тебя отстану. – Мэгс улыбнулась.

– Я не стану разговаривать с тобой на эту щекотливую тему! – заорала я, багровея. – Лучше скажи, кофе готов?

Она игриво похлопала меня по бедру и встала.

– Именно это я и хотела тебе сказать, деточка. Поторапливайся! Сегодня будешь помогать Вере в магазине!

– Что? В магазине? Почему? Вы неплохо управляетесь там и вдвоем.

– Да потому, дорогая, что это наш семейный бизнес.

Мэгс поглядела на себя в зеркало, поправила прическу и достала из кармана тюбик губной помады.

– У меня сегодня есть дела поважнее, – подкрасив губы, пояснила она. – Ты еще не оделась? Ну что ты такая заторможенная!

Я вскочила и полезла в шкаф за джинсами и футболкой.

Мэгс осталась довольна своей внешностью, отошла от зеркала и промолвила, прислонившись спиной к стене и сложив на груди руки:

– Должна тебе сказать, что я разочарована. Видимо, этот объект не оправдает наших надежд вывести тебя из хандры добрым проверенным способом. А почему бы не привлечь к этому делу Грега Фини? Помнится, он был заядлым гимнастом в юности.

– Все! С меня довольно! – прервала я поток ее мыслей. – Мне ровным счетом ничего не надо. Я здорова и счастлива как никогда. Секс этой ночью у меня был просто потрясающий, я сыта мужчинами по горло. Но вот тебе не удастся отвертеться от ответа на мой вопрос!

– Какой вопрос, деточка? – Мэгс вскинула брови.

– Что за неотложные дела у тебя сегодня?

– Тебе неизвестно, каким тоном следует разговаривать с матерью или тебе просто наплевать на это? – с усмешкой спросила Мэгс.

– Только не пытайся умничать, мама! – ответила я слащавым голоском. – Тебе это не к лицу. Будь попроще!

– Вот это совсем другой разговор, деточка! – Мэгс просияла и смачно шлепнула меня по заднице. – Узнаю родную кровь! Рада снова видеть тебя прежней.

С этими словами она выпорхнула из комнаты, оставив за собой шлейф духов и тревожный вопрос, неожиданно вставший передо мной. Я нутром чувствовала надвигающуюся беду.

Ровно без четверти девять мы с Верой отправились в наш семейный книжный магазин. Почтальон Джимми, совершенно не изменившийся с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз, помахал мне рукой с другой стороны улицы.

Казалось, я попала в заколдованное царство, где время замерло по воле какого-то волшебника, а может, просто сошла с ума. Даже трещины на тротуаре остались прежними, такими же, какими они были, когда я в семь лет впервые вышла на улицу самостоятельно. Я рассмеялась над своими странными мыслями, и Вера с тревогой спросила, покосившись на меня:

– В чем дело, деточка?

Она помахала рукой Белле Томас, которая что-то вязала, сидя в кресле-качалке на другой стороне улицы. Сколько я помнила Беллу, она всегда сидела на этом месте с вязаньем в руках.

– Так, пустяки! – отмахнулась я и ускорила шаг, чтобы не отставать от Веры. – Скажи, а что случилось с Бев? Она все утро молчала и явно была не в своей тарелке.

– Так это ее нормальное состояние, деточка! – с улыбкой ответила Вера. – Ты просто давненько нас не навещала, Не обращай на нее внимания, в ней слишком много желчи. Но это вовсе не означает, что она злится на тебя.

– И все-таки это странно, – сказала я. – И Мэгс с утра какая-то загадочная...

Вера только ухмыльнулась. Мы свернули на Мэйн-стрит как раз тогда, когда Мардж Уайтфилд натягивала тент над аптечным киоском. Отпиравшая дверь своей парикмахерской Перл Макги шутливо погрозила мне пальцем.

– Так что ты говорила о Мэгс? – спросила Вера, когда мы подошли наконец к «Пейдж».

По ее необычному тону я догадалась, что с Мэгс и в самом деле происходит что-то неладное.

– Она показалась мне сегодня утром немного необычной, – сказала я. – Почему она не пошла на работу?

Вера рылась в сумочке в поисках ключей. Но от меня не укрылось, что у нее подозрительно напряглась спина.

– Не делай из мухи слона, крошка! – ответила она. – Возможно, Мэгс просто встала не с той ноги.

– С ней такого не случается, – сказала я.

– Нет правил без исключения. – Вера натянуто улыбнулась. – Но довольно об этом! Лучше расскажи, как у тебя все прошло с англичанином. Только подробно!

– Не в моих правилах хвастаться каждым поцелуем, – фыркнула я.

– Не смеши меня, деточка! Своими амурными победами хвастаются все женщины. – Вера достала наконец ключи и отперла входную дверь. Взмахом руки она предложила мне первой переступить порог: – Прошу!

Войдя в магазин, я сделала глубокий вдох и улыбнулась. В детстве я бывала здесь ежедневно, после занятий часами рылась в книгах на складе, бродила по проходам между стеллажами, дотрагиваясь до книжных корешков и наслаждаясь запахами краски, чернил и бумаги. Когда на меня нападала хандра, спасения от нее я искала в библиотеке либо в кофейном баре при нашем семейном заведении. Вот и теперь, очутившись здесь после долгого отсутствия, я почувствовала облегчение.

– Так и быть, я кое-что тебе расскажу, – улыбнувшись, сказала я Вере. – Но только тебя вряд ли это позабавит.

– Так говори же скорее! – просияла она.

– Йен назвал нашу семейку «компанией чокнутых нимфоманок».

– Чокнутых... – Вера наморщила лоб и положила сумочку на прилавок. – Что именно это означает? Контуженных?

– Это означает, что он считает нас ненормальными.

– А где ты видела нормальных людей, деточка? Все в той или иной степени «сдвинутые», у каждого свои причуды. Я бы сказала, что наша девичья компания состоит из больших оригиналок. И что в этом предосудительного?

Телефонный звонок прервал ее рассуждения.

– Придется ответить, – с досадой сказала она. – Но не думай, что я отстану от тебя, деточка. Я не успокоюсь, пока не узнаю, как этот англичанин целуется. Мне кажется, что он большой проказник! Ох уж мне эти литераторы!

Вера побежала к аппарату, а я, вздохнув с облегчением, направилась мимо ряда стульев к барной стойке, чтобы приготовить себе чаю. Наполняя кипятком чашку, я вспоминала события минувшей ночи и теплую улыбку Йена Беккета.

Вера продолжала разговаривать по телефону. Судя по ее тону, это не был какой-нибудь ее добрый знакомый из нашего города. Следовательно, рассудила я, разговор продлится недолго. Будь ее собеседницей подружка из Трули, она положила бы трубку не раньше, чем через полчаса.

Я вышла из барного закутка и направилась прямиком в секцию художественной литературы, к стеллажу с книгами авторов, чьи фамилии начинались с буквы «Б». Покосившись на дверь конторы, чтобы лишний раз удостовериться, что меня не видит в этот момент Вера, я провела пальцем по книжным корешкам.

Варне. Бакстер. Билз. Бейби. Бедерман. Йена Беккета на полках не оказалось, чему я обрадовалась: значит, в это лето нам не придется устраивать презентацию его романа, с непременным в таких случаях столпотворением в крохотном торговом зале. Наш магазинчик просто не вместил бы всех желающих приобрести книгу с автографом автора. Впрочем, его книги вполне могли залежаться на складе. Следовало это проверить. Но не сегодня, а через пару дней.

Мелодично звякнул дверной колокольчик, потом раздался чей-то радостный возглас. Обернувшись, я увидела направляющуюся ко мне женщину с большим животиком, не оставляющим сомнения в том, что она в положении. Переведя взгляд с живота беременной на ее протянутые ко мне руки и круглое веснушчатое улыбающееся лицо, я обрадовалась: это была моя старинная подружка Бьюджи.

– Порция! Как я рада тебя видеть! – воскликнула она, бросившись ко мне с объятиями.

Я похлопала ее по спине и спросила:

– Что ты сделала со своими волосами? Что это за рыжий ежик у тебя на голове? Ты же всегда носила длинные волосы! Тебя теперь просто не узнать. Слава Богу, хоть что-то изменилось в этом городе за время моего отсутствия.

Бьюджи чуть отстранилась и заявила, проведя рукой по голове:

– Я буду так коротко стричься всякий раз, когда «залечу». Волосы сводят меня с ума. Знаешь, Перл плакала, когда стригла мои локоны.

– Но короткая стрижка тебе тоже к лицу! – сказала я, разглядывая ее расплывшееся в улыбке лицо с ярко-голубыми глазами.

Бьюджи была наделена природной красотой того типа, которая притягивает мальчишек в шестом классе, но к девятому уже становится им неинтересной, вытесненная эффектными сексуальными личиками бесстыдниц, гримирующихся под Барби. Бьюджи это не смущало, она вообще мало беспокоилась по поводу своей внешности, что уже делало ее большой оригиналкой.

– Так-так-так. Что ж, я должна на что-то водрузить свой роскошный зад. – И Бьюджи направилась к высоким удобным стульям у барной стойки. – Надеюсь, материнство окажется приятным состоянием и компенсирует те жуткие муки, которые доставляет мне беременность. По-моему, это даже хуже, чем геморрой.

Я зашла за стойку, чтобы приготовить ей травяной чай. В Трули не было недостатка в беременных женщинах, и многие из них становились нашими постоянными клиентками. В связи с этим у нас имелся запас целебных сортов чая для дам в интересном положении; особым спросом пользовались чай с мятой, способствующий ослаблению тошноты, и чай с листьями малины, весьма полезный для облегчения родовых потуг.

– У тебя какой срок? – спросила я, открыв заветную коробку с заваркой, откуда мне в ноздри ударил чудесный запах.

– Пошла тридцать четвертая неделя, – ответила подружка, поджав губы и сделав круглые глаза.

– Неужели! – воскликнула я. – Так ты на сносях!

– Представь себе! Кошмарная жизнь. Эй, крошка! – Бьюджи шлепнула себя ладошкой по животу. – Прекрати брыкаться, иначе ты переломаешь мамочке все ребра! – Она поерзала на стуле, вздохнула и добавила, запрокинув голову: – Адское мучение!

Я вытянула из коробки пакетик с надписью «успокаивающий» и опустила его в чашку с кипятком.

Бьюджи снова тяжело вздохнула, изменив положение тела, и раздвинула ноги, словно ей от этого могло стать легче.

– Из меня вышла никудышная беременная, – посетовала она, помолчав.

– А мне кажется, что ты молодец, – улыбнулась я.

– Ты неисправимая врунья, Порция Фаллон! Но я все равно обожаю тебя, – сказала Бьюджи, продолжая ерзать на высоком стуле. – Я бы пришла вчера к вам на вечеринку, но мне вдруг представилось, как все станут поглаживать мой живот...

Она покачала головой. Я подвинула чашку с чаем.

– Я не сержусь на тебя! Как поживает Дэви?

– Прекрасно! Он же не таскает в своем брюхе семифунтового беспокойного малыша!

– Мне до сих пор не верится, что Дэви стал полицейским, – сказала я, облокотившись на стойку.

– Если бы он им не стал, я бы не забеременела! – засмеялась Бьюджи. – Это именно в ту ночь, когда он впервые надел новую униформу. Между прочим, ему не терпится увидеться с тобой. В пятницу мы приглашаем тебя к нам на обед. Можешь захватить с собой своего англичанина.

– Боже мой! И ты уже о нем знаешь? – удивилась я.

– Ты издеваешься? Не забывай, милочка, что ты в Трули! Здесь новости распространяются по городу со скоростью урагана. Всем известно, что ты увела англичанина в спальню прямо с вечеринки, на глазах у изумленных гостей. И после этого ты будешь притворяться, что удивлена моей осведомленностью о твоих шашнях? Ха-ха-ха! От кого я это слышу! От одной из «барышень» Фаллон! Переспала с самим Алистером Барнсом и хочешь сохранить это в тайне? Не смеши меня, умоляю, у меня могут преждевременно начаться схватки.

– Послушай, у тебя неверные сведения! – пододвинувшись к ней поближе, прошипела я. – Во-первых, все было совсем не так, как ты думаешь.

– Ах, не вешай мне на уши лапшу! – прервала меня Бьюджи.

– А во-вторых, его зовут Йен Беккет.

Тут я захлопнула рот, явственно вспомнив, как искренне он удивился тому, что я ничего не слышала ни о нем, ни о его книгах. Неужели я снова опростоволосилась?

– Так ты говоришь, он – Алистер Барнс? Тот самый парень, который пишет эти шпионские романы? – спросила я.

– Ну да! Говорят, что на экранах скоро появится фильм по его произведениям, где в главной роли – Тэна Карпентера – снимается сам Брэд Питт. Перл и другие наши девчонки уверены, что актер приедет к нам этим летом, но я в этом сомневаюсь.

– Пей чай, пока не остыл, – сказала я, чтобы выиграть время и хорошенько обдумать услышанное.

Бьюджи сделала глоток. Я выпрямилась и наморщила лоб, но потом решила не перенапрягать свои извилины и заявила:

– Нет, он точно не Алистер Барнс! Потому что этого просто не может быть.

– Послушай, если ты сомневаешься, то сходи взгляни на портрет автора в одной из его книг, – посоветовала мне подруга. – Я тебя здесь подожду, чтобы полюбоваться твоей вытянувшейся физиономией, когда ты вернешься.

Я вскочила со стула и устремилась к полкам, отмеченным карточкой с литерой «Б». Внутри у меня все дрожало.

– Нет, это не Алистер Барнс, – пытаясь успокоиться, твердила я, словно заклинание.

Остановившись возле нужной мне полки, я прищелкнула пальцами и взяла последнюю книгу Барнса в переплете.

– Я знаю, что ты предпочитаешь классиков, – крикнула мне Бьюджи, – но этот парень пишет совсем неплохо, рекомендую почитать. Начни, пожалуй, с романа «Полная победа».

Я раскрыла книгу – с портрета автора мне лучезарно улыбался Йен Беккет. Я поставила книгу на место и вернулась к улыбающейся во весь рот подруге.

– Присядь и переведи дух, – язвительно сказала она.

– Но почему же он сам не признался, что он – Алистер Барнс? – воскликнула я.

– Послушай, ты начинаешь меня тревожить, крошка. Ты, случайно, не с луны упала? Чем ты занималась в последнее время? В какой пещере обитала?

В пещере с Питером Миллером, могла бы ответить я. Либо в пещере под названием «Кафедра английского языка» Сиракьюсского университета. Равно как и в пещере Шекспира, Остен или Марло, на выбор. Я блуждала по катакомбам, а это все равно что побывать на Луне. Усевшись на дурацкий высокий стул апельсинового цвета, я закрыла руками лицо, готовая расплакаться.

– Бедняжка, – пожалела меня Бьюджи. – Очутилась под одним одеялом со знаменитостью и при этом осталась в наивном неведении. Скажи хотя бы, каков этот миллионер в деле!

Я криво усмехнулась. Ее рот вытянулся до ушей.

– Неужели он так хорош, что у тебя даже нет слов?

Я только покачала головой, потупив взгляд.

– Ах, Порция! – сказала Бьюджи. – Какже мне тебя не хватало! Не знаю точно, что именно подействовало на меня столь благотворно, встреча с тобой или ваш фирменный чай, но только мне стало гораздо лучше.

– Рада это слышать, – буркнула я.

– Добро пожаловать домой, крошка! Добро пожаловать!

Лицо Бьюджи сияло.

– Ну, – начала Мэгс, подперев рукой подбородок, отчего ее браслет опасно навис над горкой жареного картофеля на ее тарелке, – как ты себя чувствуешь, Порция?

Я принялась энергично отрезать кусочек от ростбифа, пряча глаза.

– Прекрасно. А ты?

– Великолепно! Ты уверена, что ничего не хочешь нам сообщить?

Я положила вилку и нож на стол и обвела пристальным взглядом всех «барышень», застывших в ожидании моего ответа, позабыв о еде, источающей аппетитный аромат.

Сделав несколько глотков охлажденного чая, я с невинной улыбкою поинтересовалась:

– Что это вы так на меня уставились?

– Нам бы хотелось услышать от тебя пикантные подробности прошлой ночи, деточка, – сказала Мэгс. – Порадуй же нас, крошка, ну что тебе стоит? Или ты чего-то боишься?

– Боюсь, как бы вы не поперхнулись, – с улыбкой ответила я, ткнув вилкой в мясо с такой силой, что из него брызнул сок.

– Вот теперь я узнаю свою дочь, – удовлетворенно воскликнула Мэгс. – Кушай, деточка, восстанавливай силы!

Вера подлила охлажденного чая в мой бокал и вкрадчиво произнесла:

– Твой англичанин наверняка знает толк в поцелуях! Говорят, что все британцы вытворяют языком настоящие чудеса, так что их дамы визжат и рыдают от восторга. Скажи, деточка, он доставил тебе подобное удовольствие?

– А где ты слышала обо всем этом? – спросила я.

– В журнале «Космополитен» пишут и не такое, – пожав плечами, сказала она. – Мы ведь им торгуем! Должна же я знать, что предлагаю своим покупателям. Очень респектабельное издание, пользуется устойчивым спросом.

– Если бы ей прошлой ночью доставили подобное удовольствие, – вмешалась в разговор мудрая Мэгс, – она бы сегодня цвела как роза, а не была такой молчаливой и хмурой. Да ты и сама знаешь это не хуже меня, Вера!

Обе «барышни» захихикали, вспомнив, очевидно, что-то из собственного богатого «романтического» опыта.

Я же укоризненно покачала головой и взглянула на Бев.

Та многозначительно вскинула бровь и сделала глоток охлажденного чая.

Я была вынуждена спросить:

– А чего, собственно говоря, выждали, «барышни»? Что за одну ночь, проведенную с Йеном Беккетом, я превращусь из нормальной женщины в дурашливую хохотушку с детскими мозгами? Так не бывает!

– Много ты знаешь, деточка! – с ухмылкой возразила Вера. – Иной раз случается и не такое. Помнится, когда мне шел двадцать второй год, один ухажер довел меня до такого состояния своими трюками, что я потом еще долго не могла опомниться и постоянно улыбалась, хлопая глазами...

– Я знаю, кто это был! – воскликнула Мэгс. – Маркус, тот парень, что неплохо бренчал на банджо. Да, это был виртуоз!

– Ой, девочки! – Вера закатила глаза к потолку. – Свой коронный номер он исполнял пальцами ног. И как ему только это удавалось, до сих пор понять не могу.

Я замахала руками и закричала:

– Все, Вера! Довольно! Пожалуйста, не продолжай! Ты испортишь мне аппетит. Я тебя люблю, но дай мне спокойно посидеть за столом, а не в туалете, согнувшись в три погибели над унитазом.

Мэгс и Вера переглянулись и прыснули. Бев протянула мне корзинку с теплыми булочками и промолвила:

– Я тебя понимаю, деточка. Ты воспринимаешь секс иначе, чем мы в свое время. Но согласись, что после каждого очередного мужчины женщина слегка меняется. И не надо со мной спорить, дорогая, это правда. Глядя на тебя, я вижу, что ты стала чуточку другой.

Я взяла булочку, и она поставила корзинку на место.

– А вот и нет, – заявила я. – Со мной ровным счетом ничего не произошло. Я осталась такой, какой была. И с меня довольно легкомысленных забав с этим англичанином. Я вполне нормальна, а сейчас хочу отведать жареного картофеля.

– Мне кажется, деточка, что Бев права, – вмешалась Мэгс. – Мужчины меняют нас, в большей или меньшей степени. Вот, например, был у меня некий Рори Манро, мы с ним познакомились на Бермудах. Так вот, переспав с ним один лишь раз, я потом стала даже ходить иначе.

Вера и Мэгс расхохотались. Бев снова вскинула бровь.

Я швырнула вилку на тарелку и воскликнула:

– Как ты можешь спокойно смотреть на это? Да как тебе не противно слышать такое от своих дочерей! Стыд и позор!

Бев невозмутимо промолвила:

– Отчего же, деточка? Ведь они говорят правду, как я их и учила. Я вправе гордиться своими дочерьми. Вот врать нехорошо!

От изумления я открыла рот. Бев уставилась в меня холодным взглядом, и я вдруг поняла: ей известно, что вовсе не переспала с этим англичанином. Пораженная ее проницательностью, я взяла со стола свой бокал с чаем и поднесла его ко рту, надеясь, что Бев меня не выдаст. В противном случае Вера и Мэгс заставят меня «порхать» со всеми холостяками Трули, чего мое слабое здоровье не выдержит.

– Так вы встретитесь с ним еще? – спросила Вера.

– Разумеется, нет! – ответила за меня Мэгс. – Иначе потеряется весь смысл «порхания». Любовные полеты должны быть свободны от оков обязательств, в этом и заключается их прелесть и целебная сила. Верно, деточка?

– Не знаю, – неопределенно ответила я. – Он известный человек, птица высокого полета. Почему бы нам не воспользоваться случаем и не устроить распродажу его книг, пригласив автора на встречу с читателями?

Подав «барышням» эту идею, я принялась с аппетитом уплетать ростбиф. Но Вера не собиралась оставлять меня в покое. Она широко улыбнулась и, подавшись вперед, спросила:

– Ты не шутишь, крошка?

Едва не поперхнувшись, я закатила глаза.

– Какие могут быть шутки, когда речь идет о нашем семейном бизнесе? Все очень серьезно. Странно, что никому из вас это не пришло в голову! Или вы забыли, что у нас книжный магазин, а не лавочка, торгующая канцелярскими принадлежностями и веселенькими журнальчиками? Пора вспомнить о большой литературе!

– Гениальная мысль! – воскликнула Вера и потянулась к бокалу с холодным чаем.

– А по-моему, это скверная идея, – пробурчала Бев. – Он ведь живет в Лондоне.

Я перестала жевать и, проглотив кусок, заинтересовалась:

– Ну и что? Разве это может помешать ему подписать книги, залежавшиеся у нас на складе?

Бев ткнула вилкой в зеленую фасоль и спросила:

– А почему бы тебе не пофлиртовать с Гретом Фини?

– Да потому, что он не пишет книг! – раздраженно пояснила я.

Мэгс подняла бокал и, постучав по нему вилкой, сказала:

– Мне думается, Порция, тебе следует посетить Перл Макги.

– Это еще зачем? – удивилась я.

– Тебе необходимо поменять прическу. Довольно ходить с этим детским «хвостиком»! Пора изменить свой облик на более сексапильный. Ты и теперь выглядишь достаточно соблазнительно, а Перл превратит тебя в настоящую «секси».

Я молча уставилась на Мэгс, раскрыв рот. Она успокаивающе похлопала меня по руке, встала и спросила:

– Ну, кто еще хочет жареного картофеля?

Я проснулась посреди ночи, не успев досмотреть хаотичный сон. Часы показывали 2:34. Я улеглась на спину, уставилась в потолок и стала думать, чем бы заняться до рассвета. Ко мне вновь вернулась бессонница, и бороться с ней было-бесполезно.

Приняв сидячее положение, я стала озираться по сторонам, разглядывая старые вещи. Кубок за победу в турнире по травяному хоккею, полученный мной на первом курсе учебы в колледже. Полочка с книгами, которыми я зачитывалась в средней школе: полное собрание сочинений Шекспира, «Властелин колец» Толкина, «Принцесса-невеста» Уильяма Голдмана и сборник произведений Мелвилла. Самым любимым из них была повесть о писце Бартлби; имевшем обыкновение заявлять своему начальнику, когда тот давал ему поручение, что он предпочел бы его не выполнять, в результате чего и лишился своего места. Попробовал бы он увильнуть от исполнения своих обязанностей, живя с кем-то из «барышень» Фаллон. Ему бы потом не помог никакой доктор...

Я улыбнулась и, встав, провела пальцами по книжным корешкам. Не менее приятными на ощупь оказались и большие толстые свечи, стоявшие на туалетном столике. С удовольствием открыла я и музыкальную шкатулку, подаренную мне Верой на шестнадцатилетие, – она неохотно проскрипела несколько аккордов мелодии «Солнце на моем плече».

Я подошла к шкафу и открыла его. Мой саквояж так и остался нераспакованным, поэтому в шкафу хранились только мои девичьи платья, разложенные по запыленным пакетам для мусора. Среди них была и порванная кофта из тафты – память о нашем с Бьюджи позорном бегстве со спортивной площадки за школой, где преподаватель застукал нас за распитием пива. С такой стремительностью я с тех пор больше никогда не бегала. А кофточку мне и теперь еще жалко, она была совсем новая.

На верхней полке шкафа я обнаружила выцветшую коробку из-под обуви. Туфельки давно износились, а в коробке я хранила письма. Взяв ее, я присела на кровать и долго собиралась с духом, прежде чем решилась ее открыть.

Внутри коробки лежали конверты, на.битые письмами и фотографиями. Адрес отправителя был написан моим почерком, как еще совсем детским, так и более уверенным, но еще не совсем сформировавшимся.

«Мисс Порция Фаллон. Суит-Три-лейн 1232, Трули, штат Джорджия».

Адресованы все письма были Лайлу Джексону Трипплхорну. Самого же адреса указано не было, потому что я его не знала.

Я вытянула наугад одно письмо и развернула его. На колени мне выпала фотография, на которой я была запечатлена шестиклассницей. Округлыми четкими буквами на листке было написано следующее:

«Дорогой Джек! На прошлой неделе мне исполнилось двенадцать лет. Мэгс подарила мне «уокман» с наушниками, а Бев – кассету с записью музыки Билли Джоэла. От Веры я получила в подарок плюшевого белого медведя, набитого опилками. Она славная и милая, но думает, что я еще ребенок. Учусь я на «отлично», мои любимые предметы – английский и обществоведение. Надеюсь, что у тебя все хорошо и ты когда-нибудь приедешь меня проведать. Я хорошая девочка, через три месяца мне снимут скобы с зубов.

С любовью, Порция».

Я положила письмо в коробку, закрыла ее и снова засунула на верхнюю полку, после чего оделась и отправилась в наш книжный магазин, расположенный за шесть кварталов от нашего дома.

– Порция! Ты спишь, крошка?

Я вздрогнула, открыла глаза и, подняв голову, увидела Веру. Смутившись, я заерзала на стуле дурацкого апельсинового цвета, на котором задремала, уронив голову на стойку бара, и сонным голосом промямлила:

– Кажется, я уснула.

– Мы так волновались, детка! Ты могла бы оставить нам записку! – Вера подошла к бару и положила на стойку упаковку со сдобными булочками. – Правда, потом мы догадались, что ты пошла сюда что-нибудь почитать. У тебя опять началась бессонница?

– Я не хотела вас беспокоить, извини, – сказала я, выпрямляясь.

– Ах, выбрось из головы такие пустяки! – Вера подошла ко мне поближе и с улыбкой спросила: – Читала что-то интересное?

Я взглянула на книгу, на которой покоилась моя рука, и, закрыв портрет Алистера Барнса ладонью, отодвинула книгу в сторону. Вера не сводила с меня испытующего взгляда.

– Он пишет довольно сносно, – потянувшись, сказала я и закрыла книгу. – Надо обязательно пригласить его к нам в магазин, чтобы он подписал все имеющиеся у нас экземпляры для читателей.

Вера хмыкнула и насмешливо поглядела на меня.

– Вот что я тебе скажу, малышка. Это замечательная идея. Остается только воплотить ее в жизнь. Почему бы тебе не прогуляться на ферму Бэбба и не поинтересоваться у Йена, сможет ли он выкроить для нас немного времени?

– А разве нельзя туда позвонить? – спросила я, хлопая глазами.

– По-моему, телефон там уже давным-давно не работает, – сказала Вера. – Поэтому тебе придется наведаться туда самой.

– Нет, я не могу! – заявила я. – Мне нужно еще принять душ.

Вера взглянула на потолок.

– Воспользуйся душевой в жилом помещении на втором этаже! Правда, мы давно там не мылись, но я надеюсь, что душ работает.

– Разве тебе не нужна моя помощь в зале? – спросила я.

Вера достала из-под прилавка корзинку, положила на ее дно льняную салфетку, а поверх нее – булочки и с улыбкой вручила все это мне.

– Думаю, что я справлюсь. К тому же попозже обещала Бев прийти. Так что отправляйся к Йену и проведай его – по-соседски...

Когда я была маленькой, я целое лето торговала на базаре яйцами с фермы Морриса Бэбба. По воскресеньям я вдобавок подрабатывала лоточницей на парковочной площадке напротив своей школы. И все это – чтобы купить приглянувшийся мне велосипед с десятью передачами. За то, что я после уроков помогала еще и своим родственникам в книжном магазине, денег мне не давали, они пополняли наш семейный бюджет. Моррис же платил мне пять долларов в неделю, и в конце лета я прикатила к нему на ферму на новеньком велосипеде. Его жена Труди угостила меня чаем с лепешками. А сам хозяин фермы попотчевал забавными историями о похождениях своей супруги в молодости.

– Наша мисс Труди Бейтс была самой красивой девушкой в округе, – начал свой рассказ Моррис, усевшись вместе со мной за стол на террасе. – Все местные парни пытались за ней приударить. – Он рассмеялся и подмигнул мне. – И как же, по-твоему, я, сын бедняка, завоевал ее сердце?

Я улыбнулась и пожала плечами. Он наклонился ко мне и сказал:

– А дело было вот как. Понимая, что мне надо привлечь к себе ее внимание, я в одно прекрасное воскресенье встал в четыре утра и погнал дойную корову по кличке Масло через весь город на лужайку возле дома ее отца. А сам спрятался на другой стороне улицы и стал ожидать, когда проснется все их семейство и всполошится, увидев у себя под окнами чужую корову. В этот момент я собирался выбраться из укрытия и объявиться на лужайке, дескать, вот ищу свою пропавшую корову, сам не понимаю, как она сюда попала. Мне казалось, что я буду выглядеть в их глазах героем.

Из дома вышла Труди и, сложив руки на груди, прислонилась спиной к дверному косяку.

– Он рассказывает, как ему удалось завоевать мое сердце? – улыбнувшись, спросила она. – Только полному идиоту могло прийти в голову выгнать свою корову на чужую лужайку! Увидев ее, мой папаша тут же схватился за ружье. В общем, в первый раз я увидела мистера Морриса Бэбба, когда моя матушка уже выковыривала дробь из его задницы.

Супруги дружно рассмеялись, что получилось у них очень гармонично, словно бы они специально это репетировали. Труди мелодично хихикала, Моррис, напротив, хохотал басом. Я смотрела на них и думала о том, как же все-таки странно устроен этот мир, в котором влюбленные пары, долго живущие вместе, начинают даже смеяться в унисон. Это меня так потрясло, что я поспешила извиниться перед ними, вскочила на велосипед и помчалась к Бьюджи.

В следующий раз я видела Труди на похоронах Морриса, когда училась уже в последнем классе. Я выразила ей свои соболезнования, она вздохнула и промолвила, глядя в стену, что они с Моррисом прожили вместе душа в душу пятьдесят два года, можно сказать, целую вечность, и о большем даже мечтать грешно.

Я пожала ей руку, не в силах хотя бы представить себе мужчину, который смог бы прожить столько же лет со мной.

Теперь, снова оказавшись на ферме Бэббов, куда я прикатила уже на машине, а не на велосипеде, как когда-то, я первым делом огляделась. Коров здесь уже не держали. Курятник опустел. Большой красный амбар, хотя и потускневший за годы упадка хозяйства, стоял на прежнем месте. Его дверь держалась на одних нижних петлях, верхние же отвалились. Однако сам дом абсолютно не изменился с тех пор, как я приезжала сюда на своем новеньком розовом двухколесном красавце. До меня доходили слухи, что за домом теперь присматривает Бридж Уилкиыс, однако так ли это на самом деле, я не знала.

С корзиночкой в руках я подошла к входной двери и позвонила в колокольчик. Дверь распахнулась, и на пороге возник Йен Беккет в голубых спортивных штанах и белой майке, с огромной чашкой в руке.

– Какой приятный сюрприз! – с улыбкой сказал он. – Прошу вас, входите! Выпьем кофе, так сказать, по-соседски...

Улыбнувшись, я вручила ему корзинку со словами:

– Я к вам не с пустыми руками, а с домашней выпечкой!

– Спасибо! – Он взял у меня корзинку. – Очень кстати.

Я проскользнула мимо него, он запер дверь и снова тепло мне улыбнулся. Я показала ему экземпляр его книги в переплете под интригующим названием «Полная победа» и сказала:

– Не могли бы вы подписать это для одной из своих читательниц?

Глава 4

Йен вошел в комнату, поставил чашку с горячим чаем на стол передо мной и сказал, кивнув на тахту:

– Присаживайтесь. Честно говоря, кофе у меня сейчас нет, будем пить чай.

На моей чашке красовалась надпись: «Бабушкина кухня».

На чашке Йена – «Лучшая бабушка в мире». Весьма оригинально, подумалось мне.

– Но я собираюсь пополнить свои кофейные запасы, – сказал Йен, превратно истолковав мое замешательство.

– Не считайте себя обязанным идти на поводу у моих американских привычек, – поспешила успокоить его я и отпила из. чашки, едва не ошпарив при этом язык и гортань. – У Вашего чая такой изысканный вкус и аромат! – добавила я. – Вообще-то я люблю чай не меньше, чем кофе.

– Как говорится, не лезь в чужой монастырь со своим уставом, – сказал Йен, улыбаясь.

Мы помолчали. Взгляд Йена скользнул по книге, лежащей на столе между нами.

– Вы на меня, надеюсь, не сердитесь? – спросил он.

– Естественно, не сержусь. Вы солгали весьма искусно, так что все в порядке, – хмыкнув, ответила я.

– Собственно говоря, ложью это назвать нельзя, – возразил Йен.

– А как же тогда это называется? Я спросила, знамениты ли вы, и вы заверили меня, что нет.

– Вот, оказывается, какая вы! – Он погрозил мне пальцем.

– Какая? – прищурившись, спросила я.

– Злопамятная и коварная! Разве не вы сказали, что моя фамилия вам ни о чем не говорит? – Йен сложил руки на груди.

– Предлагаю заключить мир! – вскинув ладонь, воскликнула я. – И в знак примирения выпить чаю.

Йен улыбнулся и, сделав глоток, миролюбиво произнес:

– Знаете, мне даже нравится знакомиться с людьми, которые не знают, что я знаменит. Чрезмерное внимание к собственной персоне утомляет, иногда хочется побыть простым смертным. Вы со мной согласны?

– Я вас понимаю, – кивнула я.

– Расскажите, как обстоят у вас дела с написанием диссертации, – попросил вдруг Йен.

– Прекрасно! Она почти завершена, – солгала я.

– Если не ошибаюсь, вы занимаетесь творчеством Остен?

Я смущенно потупилась, поймав себя на мысли, что давно даже не прикасалась к рукописи.

– Да, и этим тоже, – уклончиво промямлила я.

– Что ж, желаю вам успешно защитить вашу диссертацию, – подняв чашку, сказал Йен. – И сделать удачную карьеру. После защиты вы сможете претендовать на звание профессора.

Я потупилась, густо покраснев. Мой живой интерес к Остен в последнее время несколько увял под воздействием обуревающих меня тяжких сомнений в правильности избранного мною пути. Похоже было, что Йена мои дела всерьез интересовали, он сверлил меня изучающим взглядом, так, словно бы уже представлял в образе будущей героини своей книги, какой-нибудь пришибленной жизнью кладовщицы книжного магазина.

Собравшись наконец с духом, я подняла голову и сказала:

– Я завидую людям, твердо знающим, чего они хотят. Раньше мне казалось, что я, будучи совладелицей книжного магазина, просто обязана поступить в колледж и серьезно изучать классическую литературу. Но теперь, почти добившись всего на этой стезе, я начала сомневаться в правильности избранного пути.

– Значит, вы на распутье? – участливо спросил он. Я промолчала. Йен привстал, протянул руку и сказал, погладив меня по плечу:

– Ничего страшного, все со временем образуется. Не переживайте.

Я взглянула ему в глаза и поняла, что мне лучше уйти.

– Благодарю за чай, – сказала я, встав из-за стола.

– Не стоит благодарности, заходите! – Он тоже встал и добавил: – Спасибо за булочки.

Мы с улыбкой взглянули друг на друга, я вздохнула и направилась к выходу. Он распахнул для меня дверь – и я пошла к своему автомобилю, не оборачиваясь. И только подъехав к «Пейдж», я сообразила, что забыла взять у него автограф.

– Значит, у вас с Йеном Беккетом ничего не было? – спросила Бьюджи, сделав глоток лимонада из бокала.

Вот уже битый час мы болтали после чудного обеда, которым они с Дэви меня угостили. Разморенная вкусной едой и вином, я разоткровенничалась и поведала им всю историю своего знакомства с английским писателем, чего они, собственно говоря, от меня и добивались.

– Да окажись я в одной постели с таким мужчиной, – воскликнула в сердцах Бьюджи, – нам с ним было бы не до сна.

– Как это ни странно, – флегматично заметил Дэви, – но меня твоя реплика почему-то не возмущает. – Он встал и, взяв со стола бутылку и мой бокал, вылил в него остатки вина. – Я понимаю, что на нее так воздействуют гормоны. Видела бы ты, какими глазами она смотрела вчера на доставщика пиццы!

– Неправда! – воскликнула Бьюджи и хлопнула его ладонью по ягодице, так что Дэви едва не расплескал вино.

Он отдал мне бокал и, лукаво подмигнув, пошел с бутылкой на кухню.

– Я не все тебе рассказала, – тихо проговорила я, когда Дэви исчез за дверью. – Дело в том, что...

– Эй, Дэви! – завопила Бьюджи. – Скорее иди сюда! Порция решила нам еще кое в чем признаться!

Дэви тотчас же прибежал и уселся на тахту, держа в руках новую бутылку вина со штопором, ввинченным в пробку.

– Мне даже самой не верится, что я все это вам рассказываю, – промямлила я, сглотнув ком в горле.

– Это покаяние, – серьезно сказала Бьюджи.

.– Оно облегчит тебе душу, – в тон ей строго произнес Дэви, вытягивая пробку из горлышка. Я зажмурилась и выдохнула:

– Я расплакалась!

Пробка с тихим хлопком выскочила наружу. Бьюджи охнула. Дэви покачал головой. Открыв глаза, я увидела, что оба глядят на меня с искренним сочувствием.

– Как же ему удалось довести тебя в постели до слез? – сдавленно спросила Бьюджи.

Я подняла глаза к потолку и прошептала:

– Он сказал, что я неотразима.

– Вот мерзавец! – в сердцах воскликнул Дэви и подлил вина в мой бокал.

– А он знает, что ты плакала? – спросила Бьюджи. Как и все женщины, она понимала, что от подобного комплимента ничего хорошего ожидать не стоит и лучше на всякий случай насторожиться. От нее, однако, ухажеры никогда не убегали, все они ее страстно любили, и если при этом она и плакала, то исключительно от избытка чувств.

Я отпила вина и сказала:

– Он, конечно, понял, что глаза у меня на мокром месте. Но в отличие от большинства мужчин повел себя как джентльмен: сохранил спокойствие, а не выбежал, чертыхаясь, вон из комнаты.

– А вот со мной такое случалось, – заметил Дэви.

– Один раз! – строго уточнила Бьюджи.

– Может быть, хватит перемывать мне косточки? – спохватилась я, взбодренная вином. – Расскажите что-нибудь о себе. Как вы решили назвать своего малыша?

Бьюджи и Дэви многозначительно переглянулись.

– Мы все еще размышляем об этом, – сказала Бьюджи. – А вот о тебе, дорогая, нам придется еще поговорить.

Удивленно вскинув брови, я пытливо посмотрела на нее.

– Дело в том, что над твоей головой сгущаются тучи.

– Бьюджи! – предостерег ее Дэви.

Она обожгла.его взглядом и продолжала:

– Порция вправе знать! Возможно, Мэгс ей все уже рассказала, так что не затыкай мне рот. Не забывай, что мы живем в свободной стране! Здесь мужской шовинизм не пройдет!

Дэви вскочил и взволнованно произнес:

– Моя жена совершенно не отдает себе отчета в том, что ей дозволено, а что нет. И обожает совать свой нос в чужие дела. – Он подошел ко мне и добавил, поцеловав меня в макушку:

– Я искренне рад, что ты вернулась в родные края! После чего, чмокнув жену в щеку, Дэви направился к лестнице, решив оставить нас с подругой наедине. У меня тревожно заколотилось сердце. Я догадалась, что с Мэгс стряслась беда. Бьюджи молчала, но по выражению ее лица я поняла, что она сообщит мне что-то ужасное.

– В чем дело, Бьюджи? – спросила я. – Мэгс заболела? Или что-то случилось с Бев? Кого-то из моих «барышень» поразил опасный недуг? Умоляю тебя, говори!

– Успокойся, – покачала головой подруга. – Все они совершенно здоровы. Но, по-моему, Мэгс заманила тебя сюда на все лето не без серьезной причины. Разве она тебе ничего не говорила?

Я нахмурилась.

– Ничего, если, конечно, не считать ее стремления как-то отвлечь меня с помощью приезжего англичанина. Ты это имеешь в виду? Нет? Но тогда что же?

– Я имею в виду нечто совершенно другое, – сказала Бьюджи. – В Трули возвращается Джек.

Кем бы ни были твои родители, как бы ни складывались твои отношения с ними, на протяжении всей твоей жизни именно они будут оказывать на тебя наибольшее влияние. Их одобрение ты будешь всегда стараться заслужить. В их силах возвеличить или же унизить тебя всего одним словом. И сколько бы ты ни внушала себе, что твой отец недостоин того, чтобы ты много думала о нем, а мать слишком взбалмошна, чтобы осознавать последствия своих поступков, все равно твои родители останутся людьми, мечущими кинжалы в опасной близости к твоему сердцу. Если небеса окажутся благосклонны к тебе, понимающие родители будут метать свои ножи с осторожностью.

Если же фортуна от тебя отвернется, то ты появишься на свет дочерью Мэгс Фаллон.

– Просыпайтесь, леди! – вскричала я, влетев в ее спальню в час ночи.

Мамочка лежала ничком, с неизменными бигуди на голове – так, как она спала на протяжении всей своей сознательной жизни. На ней была старая майка, в которой она ходила в 80-х на концерт «Леанард Скайнерд» вместе с очередным ухажером.

– Мэгс! – заорала я, рискуя сорвать голос.

Она даже не шелохнулась. Тогда я сдернула с нее одеяло и стала трясти ее за плечи, не переставая кричать:

– Просыпайся, глупая корова! Живо!

В ответ Мэгс промычала нечто нечленораздельное. Наконец один ее глаз открылся.

– Нам нужно поговорить! – заявила я. Она села и спросила:

– В чем дело, Порция? Мы горим? Или ты забеременела?

– Нет! Все гораздо серьезнее!

– О Господи! Тогда объясни все спокойно.

– Это тебе придется кое-что мне объяснить! Зачем ты вызвала сюда Джека? И почему не предупредила меня?

Она зевнула и махнула рукой.

– Ах, ты об этом! Это такие пустяки, деточка.

– Пустяки? – Я пришла в ярость, ожидая от нее чего угодно, только не безразличия и равнодушия. Да как она посмела пригласить сюда моего отца, даже не заручившись моим согласием? Почему не подумала о том, что я буду взбешена? Мэгс снова сладко зевнула, потянулась и выключила свет, пожелав мне спокойной ночи.

– Поговорим утром, дорогая, – добавила она, устраиваясь поудобнее в кровати. – Я хочу спать. Возвращайся к себе.

Оцепенев от поразительной толстокожести своей мамочки, я замерла в столбе лунного света, падавшего из окна, размышляя, как лучше поступить в этой ситуации. Я готова была снова включить настольную лампу и потребовать у Мэгс объяснений. Готова была принудить ее дать мне номер телефона Джека, чтобы немедленно позвонить ему и запретить приезжать к нам. Даже чуть было не схватила графин с водой, мечтая выплеснуть ее на голову спящей, что наверняка закончилось бы грандиозным переполохом во всем доме и пробуждением соседей.

Но вместо всего этого я дождалась, пока мамочка не начала похрапывать во сне, на цыпочках вышла из комнаты, тихонько закрыла за собой дверь и направилась к себе.

В моей памяти сохранился только один эпизод, связанный с отцом, Лайлом Джексоном Трипплхорном – как он прослушивает свой любимый альбом классической музыки в нашей комнате. Осторожно опустив иглу звукоснимателя на пластинку, он обернулся и с улыбкой протянул ко мне руки, приглашая потанцевать с ним. Я обвила руками его шею, и он закружился со мной по комнате. А я почувствовала себя умиротворенной, любимой и защищенной, прижавшись к его груди и вдыхая отцовский запах.

Что я могла тогда понимать? Мне было два года.

Смутные воспоминания у меня остались и о письмах, сохранившихся в моем платяном шкафу, в обувной коробке. Я складывала их туда, как только ставила точку в очередном послании к отцу, и никогда не перечитывала. Эти письма стали своеобразным повествованием о моем взрослении. В них я рассказывала обо всем – об игре в большой резиновый мяч, о наших с Бьюджи забавных приключениях, о своих любимых книгах и фильмах, о происшествиях в школе. Иногда я прилагала к письмам рисунки и фотоснимки, случалось, что я просила папочку рассказать мне хоть что-нибудь о себе.

Интересовало меня, конечно же, все: где он живет, чем занимается, есть ли у него другие дети. Только об одном я никогда у него не спрашивала: о том, почему он покинул меня с той же легкостью, с какой кружился, держа меня на руках, в медленном вальсе.

Очутившись в своей комнате, я включила свет, подошла к шкафу, достала из него обувную коробку и, вытряхнув ее содержимое на кровать, стала расхаживать из угла в угол, йе осмеливаясь даже взглянуть на письма.

Ломая пальцы и кусая ногти, я лихорадочно соображала, как мне лучше с ними поступить. Открыть их и выпустить из конверта дух наивной маленькой девочки, верящей, что однажды папочка вернется к ней? Но имело ли теперь это для меня какое-то значение? Решив, что нет, я сгребла письма в коробку, вернула ее на полку шкафа, спокойно затворила дверцу, положила ладонь на грудь и почувствовала, как гулко стучит мое сердце.

Да чтоб ему провалиться! Мне тридцать лет! Мы с ним не виделись почти двадцать восемь, я совсем его не помню. Так не стоит и волноваться из-за этого человека!

Я подошла к кровати, села и, вздохнув, призналась себе, что это не так, отец все еще продолжал многое для меня значить. И Мэгс должна была это понимать, на худой конец хотя бы догадываться. Почему же она ведет себя так странно?

Я легла и укрылась пледом. Спала я в эту ночь беспокойно, часто вздрагивала и просыпалась. А когда в шесть утра прозвенел будильник, вскочила с кровати и сунула ноги в шлепанцы.

До фермы Бэббов я добралась за час. Когда на пустынном шоссе появлялась редкая машина, я на всякий случай останавливалась в придорожных кустах. Но никто из «барышень» меня не разыскивал. Однако у меня екнуло сердце, когда мимо на дребезжащем фордовском грузовичке проехал мужчина лет шестидесяти. Это вполне мог быть Джек. Узнала бы я его? У меня осталось всего несколько старых фотографий и смутные воспоминания об улыбающемся мужчине, танцующем q девочкой, повисшей у него на шее.

Наконец я увидела фермерский дом, остановила машину, вышла из нее и взглянула на часы – они показывали 7:05. Сделав несколько шагов, я остановилась. Йен, очевидно, уже работал за своим письменным столом. Удобно ли беспокоить его в такую рань? Тем более что я была у него только вчера. И почему я дома не подумала об этом? Впрочем, у меня было оправдание: я забыла попросить его подписать мне книгу. Но все равно обращаться к серьезному мужчине спозаранку как-то несолидно.

Я повернулась и пошла к машине. Однако вскоре остановилась. Все-таки книга осталась у Йена, поэтому причина для раннего визита у меня, пусть и сомнительная, но имелась. Ему было известно, что я знаю о его привычке творить с восходом солнца, поэтому мое внезапное появление не должно было вызвать у него чрезмерного удивления.

Снова повернувшись, я направилась к ферме, представляя себе добрую улыбку и лучистые глаза Йена. Но смелости мне хватило всего на несколько шагов. Я поняла, что буду выглядеть законченной идиоткой. Или того хуже...

– Порция?

Я похолодела. Дверь дома распахнулась, и в проеме возник Йен с большой чашкой в руке и обворожительной улыбкой на лице.

– Я сначала не поверил своим глазам, – доброжелательно сказал он.

– Как же вы меня увидели? – спросила я, хлопая глазами.

Он кивнул на первое окно слева от себя.

– Мне нравится работать, сидя у окна. Окружающий ландшафт меня вдохновляет.

Смутившись, я промямлила:

– Извините меня, ради Бога... Я всего лишь хотела... Нет, оправданий моему дерзкому поступку не было.

Оставалось лишь расплачиваться за него по полной программе.

– Входите, – сказал Йен. – На этот раз у меня есть кофе.

Он поднял чашку и лукаво улыбнулся.

Присев на тахту, я взяла со стола чашку с горячим ароматным кофе и виновато потупилась.

Йен сел напротив меня на стул с высокой спинкой и успокаивающе произнес:

– Не смущайтесь, вы мне не помешали. Мне все равно пора сделать перерыв в работе.

На столике у него за спиной стоял включенный компьютер.

– Вчера я забыла вас попросить... В общем, я хотела бы вас пригласить к нам в «Пейдж» на встречу с читателями. Мы организуем все в лучшем виде, с кофе и домашней выпечкой.

– А булочки с черникой будут? – спросил Йен.

– Возможно. Вера у нас настоящая чудесница в кулинарии.

– Тогда я согласен! – Йен рассмеялся.

Я тоже вымучила улыбку, но отвела взгляд, устыдившись своих запыленных тапочек, взлохмаченных волос и мятой одежды. И еще я пожалела, что не приняла утром душ.

Йен выдержал паузу и спросил:

– Вы не хотите объяснить, что на самом деле происходит?

Я только вздохнула в ответ и плотнее сдвинула ноги. Чашка дрогнула у меня в руке, горячий кофе выплеснулся на колени.

– Хорошб, – сказал Йен. – Если вы хотите поговорить о чем-нибудь другом, я готов поддержать беседу на любую тему.

Сделав судорожный вдох, я попыталась не думать ни о чем, кроме того эпизода в третьей главе его книги, где один русский гангстер угрожает Тэну Карпентеру убить его дочь. Потом я все же собралась с духом и выпалила:

– Ваша книга мне понравилась. Особенно тот момент, когда Тэн использует свой ножной протез для самообороны. Весьма оригинально!

– Вы издеваетесь надо мной? – полоснул меня холодным взглядом Йен.

– Нет, – ответила я, хотя в действительности издевалась, правда, самую малость. – Просто я не совсем удачно поменяла тему.

Он кивнул, встал и, приблизившись ко мне, сказал:

– Следуйте за мной. Я хочу вам кое-что показать. Мне вдруг стало совсем не до издевок.

Сарай, к которому Йен привел меня, стоял в пятидесяти шагах от дома. От земли исходил густой дурманный дух, мои тапочки промокли, пока мы шли по росистой траве. Как ни странно, увлажнились у меня почему-то не только ступни.

Йен открыл дверь и кивком пригласил меня войти. Сердце мое затрепетало, охваченное смутными предчувствиями чего-то необычного. Бывать в сенных сараях мне уже давно не доводилось, в последний раз я была именно в этом сарае вместе с Бриджем Уилкинсом и Моррисом, когда училась в средней школе. Тогда с Бриджем мы помогали Морису ремонтировать это обветшавшее строение. Моя роль заключалась в том, чтобы подавать Бриджу инструменты и следить, чтобы Моррис не слишком переутомлялся – он уже тогда был очень слаб.

Войдя в сарай, я замерла, пораженная произошедшими в нем изменениями. Прелая солома и всяческий хлам, хранившийся там многие годы, были убраны. Цементный пол чисто вымыт, рядом с механической пилой аккуратно сложены свежераспиленные доски. Поодаль стояли козлы, возле дальней стены, темной и ненадежной, высились новые подпорки.

Прочитав изумление на моем лице, Йен пояснил:

– Мой дядя был плотником. Он кое-чему меня научил. Вот я и решил помочь Бриджу Уилкинсу. Но одному мне здесь со всем не справиться. Мне потребуется помощь.

С этими словами он ухмыльнулся, взял с поленницы пояс с инструментами и молча надел его на меня.

– Мой отец любил повторять, что ничто так не просветляет сознание, как физический труд.

– Он, очевидно, был мудрым человеком, – сказала я.

– Да, – подтвердил Йен.

У меня перехватило дыхание, а сердце заколотилось так, что никаких сомнений в том, что я втрескалась в этого человека, не оставалось. Только этого мне не хватало!

– Ну, с чего начнем? – бодрым голосом спросила я у Йена, положив руки на пояс.

Мы прервали работу только в полдень. Угрызений совести в связи с отлыниванием от помощи моим «барышням» в магазине я не испытывала и поэтому с удовольствием осталась с Йеном. С каждым новым гвоздем, который я вколачивала в стену сарая, настроение у меня заметно улучшалось. Поставив еще несколько подпорок у восточной стены, мы, грязные и мокрые от пота, вернулись в дом, чтобы умыться и переодеться.

Йен вручил мне чистый тренировочный костюм и майку и отправил в душевую, находившуюся на втором этаже напротив спальни, а сам отправился на кухню готовить еду. Приятно удивленная непривычной заботой обо мне мужчины, я поднялась на второй этаж и, миновав коридор, стены которого были сплошь заклеены выцветшими семейными фотографиями с хорошо знакомыми мне лицами давно умерших людей, стала с наслаждением мыться.

Спустя четверть часа, чувствуя себя значительно увереннее и бодрее, я сбежала по ступенькам, бросила узелок с грязным бельем у входной двери, стянула влажные волосы на затылке в хвостик и зашла на кухню, где очень вкусно пахло.

Йен что-то мыл в раковине. Прочитав на его переднике надпись «Не сори на бабушкиной кухне!», я рассмеялась: мне представилось, как Труди стоит в этом же переднике, окруженная своими внуками, пришедшими поздравить ее со столетним юбилеем, и принимает от них подарки.

На столе уже стояли две тарелки с сосисками, вареными яйцами и гренками, рядом с ними – два высоких бокала с апельсиновым соком. Я села и положила салфетку на колени.

– У меня уже текут слюнки, – сказала я, вонзая вилку в сосиску. – Просто умираю от голода.

– Ешьте на здоровье, – сказал Йен, снимая фартук. – Я быстренько приму душ и вернусь.

Уплетая за обе щеки, я молча кивнула и проводила его взглядом. Заморив червячка и выпив соку, я откинулась на стуле и оглядела кухню. Овощи и фрукты на выцветших обоях выглядели так, словно сошли с газетных картинок девятнадцатого века. На полочках, подвешенных к стенке, красовались разрисованные тарелочки, забавные фарфоровые статуэтки и деревянные фигурки собачек и кошечек. Наверняка Труди помнила, кто и по какому случаю подарил ей ту или иную безделицу.

Дверь распахнулась, и в кухню вошел Йен. С влажными после душа волосами и веселой улыбкой, он был просто неотразим. Я улыбнулась, насадила сосиску на вилку и отправила ее в рот. Йен последовал моему примеру. Похоже, мы стали понимать друг друга без слов.

– Порция!

Я открыла глаза. Солнце еще не село. На часах было 4:38. Йен привез меня домой около часа дня. И едва я добрела до кровати, как тотчас же уснула. Подняв голову, я посмотрела направо, откуда прозвучал голос.

Возле моей кровати стояла Бев, с руками, скрещенными на груди, и лицом, преисполненным светлой печали. Насторожившись, я стала лихорадочно пытаться проснуться окончательно и вспомнить нечто очень важное, о чем мне следовало срочно у нее спросить.

Но туман в моей голове не спешил рассеяться, и колесики в ней вертелись чересчур медленно.

– Привет, – просипела я, облокотившись на матрац, и потерла костяшками пальцев глаза, надеясь ускорить этим работу своих серых клеточек.

– Мэгс еще не вернулась из «Пейдж», – сказала Бев. – Где тебя черти носили все утро? Я специально пришла домой пораньше, чтобы предупредить тебя, что Мэгс на тебя сердита.

– Неужели? Это почему же?

Я вдруг вспомнила о Джеке и, страшно разозлившись, села на кровати, чтобы Бев не могла глядеть на меня сверху вниз с укором, словно я в чем-то провинилась.

Бабуля поджала губы, прищурилась и скрипучим голосом промолвила:

– Как ты посмела сбежать спозаранку из дома, даже не предупредив нас! Бедняжка Мэгс вся извелась! Мы все изрядно поволновались. Разве воспитанные девушки так поступают?

– Если бы Мэгс соизволила нормально поговорить со мной вчера вечером, ничего бы не было, – сказала я, вставая с постели, чтобы хоть немного отдалиться от Бев, способной парализовать меня одним своим присутствием, не говоря уже о взгляде, особенно когда она злилась, как сейчас. Мне удалось отойти от нее на шаг, но я чувствовала, что спина у меня вот-вот задымится.

– Тебе пора повзрослеть! – продолжала выговаривать мне она. – А не выкидывать номера, подобно избалованной девчонке.

– Ей следовало меня предупредить! – огрызнулась я.

– О чем предупредить? – Бев стояла, уперев руки в бока.

– О том, что она разыскала Джека. И что он собирается сюда приехать! – вскричала я.

Бев укоризненно покачала головой:

– Это с какой же стати она должна тебя предупреждать?

– Ты шутишь? – Я вытаращила на нее глаза. – Он же мой отец!

– А тебе не приходило в голову, деточка, что его приезд вовсе не связан с твоим посещением Трули?

– Это как так? – Я растерянно всплеснула руками. – Но в таком случае зачем Мэгс нужно было заманивать меня сюда? Для чего она наплела мне небылицы о своей больной спине? Ради того, чтобы я переспала с англичанином? Я требую немедленных объяснений, Бев!

– Успокойся, Порция, и послушай, что я тебе скажу, – понизив голос, серьезно проговорила она. – Мама любит тебя. Она всегда тебя любила и старалась вырастить тебя здоровой, умной и счастливой. Атеперь ей пора позаботиться о себе. Поэтому перестань капризничать и начни к ней относиться, как и подобает взрослой разумной женщине.

– Я всегда хорошо к ней относилась – как к своей подруге, – сказала я, с трудом сдерживая гнев. – Но не пора ли ей наконец стать не подругой, а матерью?

Воздух в комнате словно бы сгустился. Мы с Бев с ненавистью уставились друг на друга. И впервые в жизни она первой отвела взгляд, а спустя мгновение вышла, хлопнув дверью. Оставшись одна, я еще долго гадала, что же происходит.

– Ты права, – сказала Мэгс, глядя на свои пальцы, которыми она постукивала по краю стола. – Мне следовало все тебе рассказать.

Сидевшие по обе стороны от нее Бев и Вера обменялись выразительными взглядами и поджали губы.

Я недоуменно взглянула на Веру. Но лицо ее оставалось непроницаемым, а взгляд был устремлен куда-то поверх левого плеча Бев, которая, в свою очередь, всячески выражала сочувствие и поддержку Мэгс.

– Я требую, чтобы мне наконец объяснили, что происходит! – звенящим голосом выкрикнула я.

Мэгс тяжело вздохнула, Бев успокаивающе положила ей на руку ладонь и покачала головой.

– Я не могу, – прошептала Мэгс.

– Какого черта? – разозлилась я. – Раньше вы ничего от меня не скрывали.

– Ты должна мне верить, – твердо сказала Мэгс. – Для меня это очень важно.

– И когда же, интересно, вы собирались предупредить меня о его предстоящем визите? – с дрожью в голосе спросила я. – Когда я, придя домой, увидела бы его на веранде пьющим лимонад? Ну что молчите, словно воды в рот набрали?

– Мы рассчитывали, что он приедет сюда в сентябре, – неохотно проговорила Мэгс.

Мне вспомнилась дата – 22 августа, – обведенная красным карандашом в моем календаре, и в груди у меня похолодело. Собравшись с духом, я спросила:

– И чья же это была идея? Его или ваша?

Мэгс молчала. Я откинулась на спинку стула, почувствовав боль в груди. Мэгс побледнела и прошептала:

– Я ничего не могу тебе сказать. Потерпи немного!

– Да что происходит, черт бы вас всех побрал! – вскричала я, окончательно потеряв самообладание.

Бев укоризненно покачала головой, вновь призывая меня повзрослеть и выказывать своей матери дружелюбие.

– Ну ладно! – прошипела я, отвернувшись. – Тогда я пошла собирать саквояж.

– Но ты же не собираешься вернуться в Сиракьюс? – истерически взвизгнула Мэгс.

– Нет, – ответила я ледяным тоном. – Туда я вернуться не смогу, моя квартира сдана. Но и с вами я больше оставаться не желаю. Я поселюсь на втором этаже «Пейдж».

Бев шлепнула по столу ладонями и уставилась на Мэгс.

Та заморгала, готовая разрыдаться.

Вера сосредоточенно глядела в одну точку поверх ее плеча.

– По-моему, это неплохая идея, – сказала Бев.

Я обмерла. Неплохая идея? Никто из «барышень» не смотрел мне в глаза. Но никто и не отговаривал меня. Хотя иной раз даже невинная просьба налить мне стакан апельсинового сока вызывала бурную семейную дискуссию о пользе этого напитка. Так отчего же все они внезапно притихли, как только я заявила, что намерена перебраться в жилое помещение над торговым залом нашего книжного магазина?

– В чем дело? – спросила я. – Что вы скрываете от меня?

Ответом мне была тишина. На мгновение у меня возникла мысль отказаться от своего намерения, не дразнить гусей и не ворошить осиное гнездо. Но, как известно, норовистую кобылу не остановить, если ей под хвост попала шлея. Закусив удила, я встала и покинула кухню, обронив на ходу:

– Пошла собирать саквояж.

Дверь подалась с громким скрипом. Я вошла в просторную столовую, из которой одна дверь вела в спальню, а другая – в ванную. Дубовый пол был покрыт слоем пыли, как и все прочие поверхности: окна, стойка, отделяющая жилое помещение от кухонного закутка, голая громадная кровать, занимавшая добрую половину спальни, комод. Войдя в кухоньку, я отвернула вентиль под раковиной, затем повернула ручку крана – и, к моей огромной радости, из него с натужным рычанием и громким фырканьем сперва брызнула, а потом и полилась тугой струей вода. Дождавшись, пока она из ржавой стала прозрачной, я выключила воду, окинула взглядом свое новое жилище и удовлетворенно произнесла:

– О'кей. Все, кажется, нормально. По крайней мере на первый взгляд.

Я поставила на пол саквояж, открыла его и стала извлекать постельные принадлежности, захваченные из Дома. Под ними лежала книга Йена с памятной надписью, которую он сделал, пока я принимала душ. Сама я ее еще не читала, поэтому с замирающим сердцем открыла книгу и взглянула на титульный лист, где рукой автора было написано следующее:

«Рад был убедиться, что вы способны действовать решительно и целеустремленно. Надеюсь, что вы не собьетесь с избранного курса. Йен».

Улыбнувшись, я закрыла книгу, положила ее на пе регородку и прошла из кухни в спальню. Силы мои были на исходе, все хлопоты по благоустройству своего нового жилища я решила отложить до утра. А сейчас мне требовалось хорошенько выспаться.

Открыв глаза, я буквально обмерла с перепугу: в столовой кто-то хозяйничал. Я порылась в саквояже, достала очки, водрузила их на нос, рывком вскочила с кровати и направилась в соседнюю комнату.

– Вера! – воскликнула я. – Что ты здесь делаешь в такую рань? Который час?

– Половина восьмого, дорогая, – сказала Вера, продолжая набивать холодильник продуктами, целая гора которых возвышалась на кухонной стойке. В кастрюльке на плите булькала вода, там варились яйца.

– Зачем ты все это делаешь, Вера? Я и сама бы здесь управилась! – сказала я, сев на стул за холодильником, чтобы не мешать ей готовить завтрак.

Вера с улыбкой поставила передо мной чашку с горячим ароматным кофе.

– Пей! – сказала она. – Я стараюсь вовсе не ради тебя. Мне нужна твоя помощь в магазине.

– А чем, хотелось бы мне знать, занята Мэгс? – спросила я.

Вера засунула под раковину последнюю пустую упаковку, взглянула на кипящую воду в кастрюльке, но ничего не ответила.

– Я тебя не понимаю, Вера! – сказала я, теряя терпение. – Ты же умышленно проболталась Бьюджи о Джеке, чтобы она передала эту новость мне. Так что выкладывай все без утайки.

Вера сделала страдальческое лицо. Но я на эту уловку не попалась и продолжала добиваться своего.

– Так что сказали тебе обо мне карты? – спросила я, сделав глоток кофе.

– Можешь издеваться надо мной, Порция, если тебе доставляет это удовольствие. Но карты Таро еще ни разу не солгали! – заявила Вера, не глядя в мою сторону. Руки у нее задрожали.

– Мне кажется, что Бридж Уилкинс мог бы к этому кое-что добавить, – язвительно сказала я.

Вера выпрямилась и сняла кастрюльку с яйцами с конфорки. Выложив яйца на тарелку, она пододвинула мне солонку и гренки, повернулась ко мне спиной и направилась к двери.

– Вера! – окликнула я ее.

– Я подожду тебя внизу, – бросила она через плечо и вышла.

Обескураженная, я скользнула остекленелым взглядом по яйцам, допила кофе и отправилась принимать душ.

Глава 5

– Ах, не забивай себе голову ерундой! – воскликнула Бьюджи и положила ярко-розовый будильник в мою тележку для покупок. Мы разгуливали по секции товаров для дома в универмаге «Уол-Март». – Они с Бриджем расстались, по-моему, лет десять тому назад.

– Одиннадцать, – поправила ее я, поставила часы обратно на прилавок и взяла вместо них другие, черного цвета.

Бьюджи фыркнула, пожала плечами и заявила:

– Тебе не хватает ярких цветов!

Сама она была одета в розовую блузку и желтую юбку.

– Мне достаточно побыть немного рядом с тобой, – сказала я, едва сдерживая смех, – и мир сразу становится ярким.

– Тогда ты еще больше чокнутая, чем я думала, – ухмыльнулась Бьюджи и вперевалку пошла впереди меня, похожая на откормленную утку. – Как ты собираешься обставить свое новое гнездышко? Там есть какая-нибудь мебель?

– Конечно! – ответила я, стараясь не отставать от нее. – Диван, кофейный столик и кровать. Все, разумеется, страшно запылилось за восемь лет, но это дело поправимое. Все остальное, что мне потребуется, я достану из подвала.

Бьюджи скорчила сочувственную мину.

– Что ж, это ведь твое временное пристанище, – сказала она, облизнув губы. – И не переживай так из-за Веры!

– Но она перестала со мной разговаривать! – пожаловалась я. – Ты же знаешь Веру, обычно она вообще не умолкает.

– Из-за чего, собственно говоря, они расстались? – поинтересовалась подруга, разглядывая желтый резиновый коврик в форме ромашки. Я позволила ей положить его в тележку – насчет ковриков я не привередлива. Мне внезапно стало так стыдно за свою колкость и так жалко Веру, что я едва не расплакалась.

– Понятия не имею, – ответила я, шмыгнув носом. Бьюджи обхватила руками живот, прищурилась и сказала:

– Тебе надо с ним повидаться.

– Нет! – вскричала я. – Только не это! Я не могу! Пытаясь отвлечь ее внимание, я схватила пеструю блестящую занавеску для душевой кабинки, однако Бьюджи задумчиво потерла кончик носа, покачала головой и, взяв с полки другую занавеску, в тон коврику, швырнула ее в тележку.

– Но ведь он раньше частенько бывал у вас в доме, верно? – вернулась Бьюджи к щекотливой теме. – Я помню его двусмысленные шуточки и пошлые анекдоты. Но ты должна быть ему благодарна, ведь это он научил тебя водить машину.

– Нет! – отрезала я. – Не хочу даже вспоминать об этом.

Я остановилась, чтобы выбрать наволочку, но Бьюджи не стала мне помогать, она застыла в ожидании извинений, положив одну руку на живот, а другую – на ручку тележки.

– Не сердись, – миролюбиво сказала я, выбрав наволочку и положив ее в тележку. – В нашей семье не принято поступать вопреки общему решению. Мы всегда крепко держимся друг за друга.

Бьюджи сделала круглые глаза и, укоризненно покачав головой, заметила:

– Я понимаю. Настолько крепко, что ни для кого из посторонних места среди вас никогда не остается.

Она повернулась и пошла по проходу, покачивая бедрами.

Я замерла на месте, осмысливая ее слова.

Наконец она обернулась и, помахав мне рукой, крикнула:

– Ну, ты идешь? Нам еще надо выбрать для тебя покрывало! Без меня тебе не обойтись. Пошли же скорее! А то я уже проголодалась.

Я рассмеялась и послушно последовала за ней, толкая впереди себя тележку. И что только я делала бы без такой подруги!

В течение восьми дней я продолжала свое затворничество в квартирке на чердачном этаже «Пейдж», убивая время за чтением рассказов о похождениях Тэна Карпентера. Порой у меня возникала мысль вернуться к работе над своей диссертацией. Окружающая обстановка очень напоминала интерьер моего жилища в Сиракьюсе: такой же старенький диванчик, кофейный столик, заваленный книгами, чашка с остывшим кофе. И все-таки, пожалуй, мне стоило признать, что тридцатилетней женщине в здравом уме не подобает прятаться от своих родственников в сырой мансарде.

Тяжело вздохнув, я встала с дивана и прошла на кухню. Мой взгляд упал на пульт от портативного телевизора с видеоприставкой, который я купила на местной барахолке – на случай, если мне вздумается снова взглянуть на Дарси и Элизабет. Я открыла холодильник. Бутылка сухого вина. Сандвич, купленный неделю тому назад. На верхней полке пакет с чипсами. Пора было что-то предпринять.

Я пошла в ванную, стараясь не смотреть в отражающие поверхности. Быстренько вымывшись и переодевшись, я схватила связку ключей, захлопнула за собой дверь и сбежала по лестнице, готовая даже последовать совету Мэгс, лишь бы снова не впасть в меланхолию. Завернув за угол дома, я направилась в парикмахерскую.

– Мне нравится ваша новая прическа, – сказал Йен, когда мы с ним шли к пилораме в задней половине сарая.

Я вполне сознательно заправила за ухо свой непослушный локон, хотя теперь он и стал значительно короче. Всякий раз, когда я случайно видела свое отражение, я вздрагивала, не узнав себя, и с удивлением всматривалась в незнакомую мне симпатичную блондинку.

– Благодарю, – сказала я, вновь коснувшись пальцами волос. – Мне вдруг захотелось изменить свою внешность.

– Наденьте защитные очки. – Йен протянул мне забавные пластиковые очки. – Вы же не хотите окриветь на один глаз. Не смейтесь, я говорю серьезно.

– Ах, бросьте! Можно подумать, что такое может случиться! – легкомысленно воскликнула я, вертя очки в руках.

– Ну что ж. Можете не надевать их. Некоторым мужчинам даже нравятся девушки с черной повязкой на глазу, они находят их сексапильными. – Йен усмехнулся и стал класть доску под дисковую пилу. Затем он объяснил, как мерить и размечать доску, чтобы распилить ее под нужным углом. Я внимательно блушала, но осознать смысл пояснений Йена мне мешал запах его свежевымытой кожи. Он включил станок, диск завертелся, и Йен плавно опустил его на доску. Закончив работу, он выключил станок, поднял пилу, снял очки и сказал:

– Ну вот и все. Как вам кажется, вы сумеете повторить это самостоятельно?

Я попятилась и воскликнула, вытаращив глаза:

– Может, я лучше буду забивать гвозди в стену? А работу с электрическими инструментами оставлю умелому и сильному мужчине?

– Но сначала нужно изготовить панели определенного размера, чтобы вам было что приколачивать к стенке! – рассмеялся Йен.

– Я, конечно, могу попробовать, – без особой радости сказалая, взяла доску и попыталась аккуратно подложить ее под пилу. – Но только в этих очках я похожа на жабу. Пожалуй, я лучше их сниму.

– А по-моему, эти очки вам идут! Вы смотритесь в них эротично. Особенно с новой прической.

У меня даже мурашки побежали по коже от этих слов. Любопытно, что он имел в виду? Значит ли это, что без таких идиотских очков я ему не нравлюсь? Какой, однако, причудливый вкус у английских писателей! Вот уж не думала, что кому-то может понравиться крашеная блондинка с выпученными глазами! Любопытно, стану ли я героиней его нового романа?

Я выпрямилась и сказала, глядя на Йена:

– Я благодарна вам за то, что вы позволили мне работать вместе с вами. Физический труд меня взбодрил. Думаю, из вас мог бы получиться прекрасный педагог.

– Просто вы способная ученица, – улыбнулся он и надел очки, болтавшиеся у него на шее на тесемках. – Безопасность превыше всего!

Внезапно кто-то окликнул меня от дверей сарая:

– Ты здесь, Порция?

Обернувшись, я увидела мужчину в форме полицейского. Когда он приблизился, я узнала в нем Дэви, мужа Бьюджи, и, сняв очки, пошла ему навстречу, охваченная тревожным предчувствием.

– Что-то случилось с Бьюджи? У нее начались роды?

– Нет-нет, не беспокойся, у нее все хорошо, – успокоил он меня и, протянув руку Йену, представился: – Дэвид Чапмен, помощник шерифа.

– Йен Беккет. Рад познакомиться, – сказал англичанин.

Дэвид окинул его строгим взглядом старшего брата и вновь обратился ко мне:

– Нам нужно поговорить наедине!

– Вот еще! Что за таинственное дело у тебя ко мне? – недоуменно спросила я.

– У Мэгс возникли неприятности, – многозначительно сказал Дэви. – Ты не замечала странностей в ее поведении в последнее время?

– Боже, я так и знала! – воскликнула я. – Она заболела?

– Не совсем... Она в тюрьме. – Дэви сокрушенно покачал головой, однако я заметила, что он с трудом прячет улыбку.

– Что с ней стряслось? За что ее арестовали? – вскричала я.

– За то, что она выпустила из коровника Карла Рейми всех коров, – пряча глаза, сказал Дэви.

– Невероятно! – воскликнула я. – Это какое-то недоразумение. Ни за что не поверю, что животных освободила Мэгс Фаллон.

– Увы, но это факт! – пожал плечами Дэви.

– Ты хочешь убедить меня в том, что моя мамаша, с ее роскошной прической и накладными ногтями, не говоря уже о ее плетеных босоножках на высоких каблуках, отправилась в коровник Карла Рейми и выпустила оттуда всю скотину? Скажи еще, что она гоняла по городу испуганных коров кнутом! Признайся, Дэви, это розыгрыш?

– Может быть, ты присядешь, Порция? —.мягко предложил он.

– Да мама даже не разрешила мне в детстве завести щенка! – воскликнула я, все сильнее нервничая. – Она, видите ли, боялась, что собачка прыгнет к ней на колени и расплескает ее коктейль! А ты говоришь, что она приблизилась к бодливым коровам. Мэгс не настолько глупа, чтобы не знать, что в стаде есть еще и бык!

– Ну как мне тебя убедить, Порция! – Дэви развел руками. – Она уже во всем призналась.

Я попыталась представить себе картину происшествия, но мне это не удалось. Мэгс больше всего на свете боялась животных и грязи. Но при этом она обожала жаркое из телятины, презирала защитников диких животных и клялась, что с удовольствием носила бы шубку из меха какого-нибудь пушистого зверька, если бы в Джорджии не было так жарко. Так с какого перепугу ей вздумалось освобождать из коровника стадо Карла Рейми? Кем она себя возомнила? Уж не хиппи ли 60-х годов, скандально прославившихся своими экстравагантными выходками? Неужели она действительно спятила на почве климакса и злоупотребления выпивкой?

Очевидно, так оно и случилось. Так вот какую тайну скрывали от меня Бев и Вера! Боже, какой ужас! Теперь ее официально признают ненормальной и надолго упекут в психушку. Такой же участи не избежать и мне в ее возрасте...

– Порция, что с вами! Вы изменились в лице! – озабоченно взяв меня за локоть, проговорил Йен. – Может быть, вы хотите навестить маму?

– Да, разумеется! – сказала я, расстегивая свой пояс с инструментами. – Нельзя упустить случай проведать ее в тюрьме.

Я отдала тяжелый пояс Йену, Дэви взял меня под руку и повел к выходу из сарая. Сделав несколько шагов, я обернулась и спросила у Йена, застывшего в растерянности с моим поясом в руках, не желает ли он составить мне компанию.

– Вам этого хочется? – с улыбкой спросил он.

– Да, конечно, – ответила я. – Если, разумеется, у вас нет никаких более срочных дел.

Он молча снял защитные очки, швырнул их вместе с поясом на груду бревен и присоединился к нам с Дэви.

Мы с Йеном двинулись на арендованном им внедорожнике за служебной машиной Дэви. Выехав на Мэйн-стрит, мы увидели трех помощников шерифа, пытающихся загнать упрямую корову в трейлер. Очевидно, это был финал прелюбопытнейшего зрелища, которое мы с Йеном пропустили.

– Как вы назвали нашу семейку? Компанией чокнутых нимфоманок? – спросила у него я, когда мы вошли в участок.

Ответить Йен не успел, ему помешал чей-то возмущенный хриплый возглас:

– Это как же так, я спрашиваю? На каком основании вы хотите ее выпустить? – орал Карл Рейми, небритый толстяк в поношенных джинсах и рваной фланелевой рубахе. Он в ярости метался по коридору и то и дело сплевывал на пол.

Дэви подошел к нему и успокаивающе похлопал по плечу.

– Не волнуйся так из-за пустяков, старина! Она внесла залог и освобождена до суда. Порция! Йен! – обернувшись, крикнул он нам. – Я отлучусь на минутку!

– Плевать я хотел на суд! – крикнул ему вдогонку Карл. – Какой мне от него прок? Кто поможет мне разыскать моих коров? Они разбрелись по всему Трули!

Тут он увидел меня и добавил, погрозив мне пальцем:

– А ты, Порция, приглядывай за своей безумной матерью! Готов поспорить, что она выкинет еще и не такой номер!

Йен встал между ним и мной, расправив плечи и сделав строгое лицо. Карл изумленно вскинул голову и спросил:

– А ты кто такой? Что-то я раньше тебя здесь не видел!

– Меня зовут Йен Беккет. Я друг их семьи! – сказал англичанин, презрительно взглянув сверху вниз на коренастого фермера.

Карл тоже окинул его взглядом, снова сплюнул на грязный пол и нагло заявил:

– Если ты долбишь ее дочку, это еще не дает тебе права называться другом семьи. Здесь полгорода таких «друзей».

Йен сжал кулаки. Я вклинилась между мужчинами и сама дала достойную отповедь дебоширу. Глядя прямо в его поросячьи глазки, я без всяких обиняков предупредила:

– Лучше поберегись, Карл! В тех краях, откуда приехал этот джентльмен, за подобные дерзости негодяи получают по зубам. Возвращайся-ка ты на ферму и не беспокойся о своих коровах. Они сами к вечеру найдут дорогу домой. У них больше извилин в мозгах, чем у их полоумного хозяина.

Глаза Рейми остекленели. На миг мне даже показалось, что он вот-вот бросится на меня с кулаками. Но он только грязно выругался, смачно плюнул на пол, обжег ненавидящим взглядом моего защитника и покинул участок, хлопнув дверью. Я с облегчением вздохнула. И дернул же черт Мэгс поссориться именно с этим нахалом! Он прослыл самым скандальным человеком в Трули, все соседи его на дух не переносили за грубые манеры и злобные выходки.

– Браво! – сказал Йен, положив ладонь мне на плечо.

– У меня есть опыт усмирения местных хулиганов, – самодовольно объяснила я. – Главное – не показывать, что ты их боишься. Тогда они дрогнут и отступят.

В этот момент вернулся Дэви. Йен убрал руку с моего плеча.

– Мэгс должны отпустить домой с минуты на минуту, – сообщил нам Дэви с довольной улыбкой.

– Ты разговаривал с ней? – спросила я. – Что она говорит о мотивах своего поступка?

– Об этом она не сказала ни слова, только повторила, что готова взять на себя ответственность за последствия своей выходки, – ответил Дэви.

– И каковы же эти последствия?

– Ну, во-первых, ей придется возместить расходы на уборку города после нашествия стада перепуганных коров. Во-вторых, оплатить работу парней, которые их отлавливали, чтобы вернуть на ферму. А помимо всего этого – заплатить солидный штраф.

– Ее могут приговорить к тюремному заключению? – с тревогой спросила я.

Дэви ничего не ответил. Я тяжело вздохнула. Он дотронулся до моей руки и сказал:

– Конечно, Мэгс совершила серьезное правонарушение. Судья за такое по головке не погладит. Но поскольку закон она нарушила впервые, а все животные будут, как я надеюсь, найдены и возвращены своему владельцу, в тюрьму ее не поместят. Как ни глуп Рейми, настаивать на этом он не станет, ему от этого никакой выгоды. Скорее всего он остынет и отзовет свое обвинение, если ему возместят убытки.

Общаться с Карлом мне, разумеется, удовольствия не доставляло, однако делать было нечего. И я заверила Дэви, что мы постараемся уладить все дело миром.

– В таком случае, – сказал Дэви, – я сейчас приведу сюда Мэгс. – И, кивнув Йену, помощник шерифа снова ушел в служебное помещение.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – сказал англичанин.

– Спасибо за моральную поддержку.

– Не за что. Я рад, что могу вам хоть чем-то помочь, – улыбнулся он.

Наши взгляды встретились, и Йен протянул руку, чтобы заправить за ухо мой непослушный локон. От прикосновения его пальцев к моей коже у меня перехватило дыхание. Но в этот момент за моей спиной раздался стук женских каблучков.

Обернувшись, я увидела идущую ко мне Мэгс. Волосы ее были взлохмачены, босоножки перепачканы грязью и навозом, Дэви поддерживал ее под руку, следом понуро брели Вера и Бев. Дэви протянул Мэгс какой-то документ, она поставила свою подпись, обернулась и наконец-то заметила нас.

– Порция! Деточка! – всплеснув руками, воскликнула она. – Ты сделала себе новую прическу! Какая же ты умница! Вера, взгляни-ка на нее! Какая она у нас красивая! Что же ты молчишь?

Вера натянуто улыбнулась и кивнула, не проронив ни слова. Лицо Бев осталось каменным. Мэгс снова обернулась ко мне и спросила:

– Как дела, дорогая? Как настроение?

– Ты интересуешься моим настроением? – вытаращила я глаза. – А как ты думаешь, мне приятно забирать свою мамочку из камеры предварительного заключения?

– Только не надо драматизировать! – воскликнула она. – Собственно говоря, своим освобождением я обязана вовсе не тебе, а Бев. И вообще, деточка, напрасно ты притащилась в участок. Здесь скверно пахнет. А за меня не волнуйся, все образуется, вот увидишь. Это просто маленькое недоразумение.

Вера потупилась, пряча от меня глаза. Бев удовлетворенно улыбнулась и кивнула.

– Недоразумение? – переспросила я. – Коровы бегают по всему городу! Я видела их даже на парковочнои площадке у «Пиггли-Уиггли».

Мэгс пропустила мои слова мимо ушей и с улыбкой обратилась к Йену:

– Какая пциятная встреча! Как поживаете, Йен? Рада вас видеть. Как продвигается ваша работа над новым романом?

– Вполне успешно, благодарю вас, – степенно ответил Йен.

– Прекрасно. – Мэгс одарила меня фальшиво-радостной улыбкой. – Мне надо привести себя в порядок. Пока, крошка!

И, подмигнув мне на прощание, она с гордо вскинутой головой величественно покинула полицейский участок, оставив за собой шлейф специфического коровьего аромата.

Переглянувшись, Бев и Вера виновато посмотрели на меня.

– Объясните же мне наконец! – накинулась я на них.

– Пожалуй, я подожду вас снаружи, – сказал Йен. – Здесь немного душно. Всего хорошего, дамы!

Вера проводила его мечтательным взглядом и вздохнула:

– Какой мужчина! Настоящий джентльмен! А ты, дорогая, не беспокойся из-за всякой ерунды, все само собой утрясется.

– Обсудим это позже, дома, – сурово сказала Бев.

– Да, так будет лучше, – поспешно согласилась с ней Вера. – Порция, ждем тебя в воскресенье к нам на ужин. Тогда обо всем и поговорим.

Я не выдержала и порывисто схватила ее за руку.

– Но объясни хотя бы, все ли у нее в порядке с головой! Она, случайно, не наглоталась наркосодержащих таблеток? Я ее просто не узнаю!

– Дело вовсе не в этом, деточка! – потрепав меня по плечу, сказала Вера. – Поверь мне на слово. До воскресенья.

Мне оставалось только кивнуть.

Бев и Вера неторопливо вышли из участка и, как я видела в окно, уселись в наш старенький красный джип. Мэгс плюхнулась на заднее сиденье, как важная персона, следующая в свою резиденцию. Да, она явно сильно изменилась. Вот только я никак не могла понять, чем вызвана произошедшая с ней метаморфоза.

– Значит, он заправил тебе за ухо локон? – уточнила, слушая мой рассказ, Бьюджи во время нашей совместной утренней прогулки, на которую она вытащила меня ни свет ни заря.

– Послушай, не могла бы ты идти помедленнее? – спросила я, все еще сердясь на нее за то, что она разбудила меня в шесть утра. – Я за тобой не поспеваю!

– Быстрая ходьба полезна для женщин в моем положении, – нравоучительно сказала Бьюджи. – Я ежедневно совершаю продолжительные пешие прогулки. На прошлой неделе прошла почти пять миль.

Я прикусила язык. О Боже! Пять миль! Невероятно!

– И все-таки, убавь шаг, милочка, – сказала я. – До родов еще по крайней мере две недели, тебе нужно беречь силы. Да вообще роды могут и не начаться вовремя, ведь человеку свойственно опаздывать!

Бьюджи ахнула и остановилась.

– Типун тебе на язык! Как ты могла сказать мне такое!

Я поспешила сменить тему:

– Как ты думаешь, это был невинный жест с его стороны? Или же он хотел...

– Поцеловать тебя? – просияв, договорила за меня Бьюджи.

– Вот именно. Может быть, это мне померещилось?

Я пытливо уставилась на нее. Бьюджи пожала плечами.

– Откуда мне знать? Эти англичане такие загадочные люди! Но ручаюсь, что он ктебе неравнодушен. Спит и видит, как бы уложить тебя в постель.

– Прекрати! – воскликнула я, заткнув пальцами уши. – Я не могу сейчас это обсуждать.

– Почему? – удивленно спросила Бьюджи. – Не понимаю, что за дурацкую игру в недотрогу ты затеяла! В тебя влюбился миллионер, а ты строишь из себя девственницу.

– Плевать мне на его миллионы! – замахала я руками. Однако не решилась добавить, что обожаю его приятный низкий голос и ласковый, все понимающий взгляд. – Мне просто нравится его общество.

– Так в чем проблема? – спросила Бьюджи.

– В том, что он живет в Лондоне.

– Разве это мешает тебе закрутить летний роман с английским джентльменом? Пока он ведет себя вполне корректно.

– Однажды я уже легла с ним в одну постель, – напомнила я. – И кончилось это тем, что я расплакалась.

Бьюджи остановилась и наморщила лоб.

– Это действительно неприятно! Однако раз он все еще к тебе не охладел, возьми инициативу в свои руки! – изрекла наконец она. – Что конкретно тебя беспокоит? Признавайся!

Я собралась с духом и выпалила:

– Родовое проклятие. Загадочная напасть. Я называю это «тефлоновая вагина»!

– Это шутка? Или ты всерьез намереваешься отвергнуть известного писателя-миллионера из-за своего дурацкого предрассудка? Да ты просто сбрендила! Выкинь эти глупости из головы, Порция!

– Тебе легко говорить! – огрызнулась я. – От тебя не сбежал еще ни один мужчина! Ты в отличие от меня жила в нормальной, полной семье, а затем вышла замуж. У тебя есть братья. А в нашей семье одни только женщины, к нам мужчины почему-то не прилипают. Вот почему я уверена, что причина всех наших бед в «тефлоновой вагине». Я однажды уже обожглась, привязавшись к Питеру, и не хочу обжечься снова.

– Ничего глупее того, что ты сейчас сказала, я в жизни не слышала, – смерив меня презрительным взглядом, произнесла Бьюджи.

Я поддела мыском туфли камушек и в сердцах воскликнула:

– Спасибо тебе за поддержку, подруга!

– Любая правда лучше, чем фальшивая поддержка! – сказала Бьюджи. – Как можно рассуждать о том, в чем ты ни черта не смыслишь! Вот скажи честно, разве ты сделала все, что в твоих силах, чтобы завладеть сердцем Питера? Ты ни разу не пригласила его в наш город, не удосужилась познакомить его со своими родственниками и подругами. Разве не так?

Я тупо уставилась на нее, осмысливая упрек. О чем она говорит? Откуда ей знать, сколько времени и сил я потратила на Питера!

– Мы с ним два года спали в одной постели, – заявила я.

– Ну и что? – не сдавалась Бьюджи. – Этого мало, чтобы всерьез увлечь парня. Тем более что голова у него была занята написанием своего идиотского романа. Кстати, милочка, ты хоть раз говорила ему о своей дурацкой идее, будто бы ты унаследовала от своей мамочки особенность отпугивать ухажеров? Вы с ним обсуждали проблему «тефлоновой вагины»?

– А какое это имеет значение? – спросила я, не понимая, к чему она клонит.

Бьюджи пристально взглянула на меня, молча кивнула и пошла вперед. Я посмотрела на часы и крикнула ей вслед:

– Разве нам еще не пора возвращаться?

– Нет! – не оборачиваясь, бросила она. – До фермы Бэббов еще две мили. А обратно Йен довезет нас на своем автомобиле.

Я догнала ее и схватила за руку.

– Постой! Что ты задумала?

– Я не собираюсь выслушивать твой бред о каких-то выдуманных тобой изъянах, якобы обрекающих тебя на одиночество! – объявила Бьюджи и, высвободив руку, снова затопала своей утиной походкой по дороге. – Можешь продолжать распускать нюни, но только без меня. А я собираюсь проведать господина писателя.

– Как я должен объяснить ваш визит ко мне в столь ранний час? – спросил Йен, садясь за кухонный стол, на который он уже поставил чайник с горячим чаем и блюдо с пончиками. Волосы у него были взъерошены, глаза – усталые и красные от недосыпания, но тем не менее в 6:45 утра, когда незваные гостьи нагрянули к нему, он уже работал, сидя за своим письменным столом у окна.

– Я хочу узнать, каковы ваши намерения в отношении моей подруги Порции, – не задумываясь, огорошила его Бьюджи.

– Прекрати немедленно! – вскричала я, хлопнув ладонью по столу.

Бьюджи невозмутимо откусила кусочек пончика.

– А что особенного? Он уедет отсюда в конце лета. Вам обоим пора либо решиться на что-то, либо прекратить морочить друг другу голову. Вкусные пончики! Откуда они у вас?

Йен ошарашенно сказал:

– Из пекарни Сью Энн.

Бьюджи кивнула, отправила в рот еще кусочек и сказала, блаженно жмурясь:

– Просто объедение! Я лишь теперь их распробовала. – Она выразительно взглянула на меня и добавила: – Подлинный вкус можно познать только с третьего раза. Итак, Йен, я жду ответа на свой вопрос!

Бьюджи пронзила англичанина беспощадным взглядом.

Тот смущенно взглянул на меня и произнес:

– Извините, но я, кажется, не понял вашего вопроса.

– Я спросила, каковы ваши намерения в отношении Порции.

Йен раскрыл рот, закрыл его и растерянно посмотрел на меня. Но я тоже онемела. Бьюджи постучала пальцами по столу и воскликнула:

– Соображайте скорее, сэр! У меня в любой момент могут начаться схватки. И тогда вам придется принимать у меня роды.

Я беспомощно уставилась в потолок. Йен потер пальцами лоб.

– Не обижайтесь на мою подругу, пожалуйста, – промямлила я. – У нее временное помрачение рассудка из-за беременности. Все дело в гормонах... Правда, Бьюджи?

Моя подруга встала из-за стола и со вздохом промолвила:

– Что ж, свою миссию я выполнила, а вы поговорите без меня. Мне же срочно нужно справить малую нужду. Где здесь туалет?

Йен вскочил и вызвался проводить ее.

– Не надо, я сама найду дорогу, – сказала Бьюджи и вышла из кухни, подмигнув мне украдкой.

Йен откинулся на спинку стула и бессильно уронил руки.

Я закрыла пылающее от стыда лицо ладонями. В кухне воцарилась томительная тишина.

– Однажды меня подвергли аресту за то, что я бегала по студенческому городку голой, – наконец глухо сказала я.

– Не понял, – отозвался Йен, глядя на меня с опаской.

Я положила руки на стол и, усмехнувшись, объяснила:

– Я вспомнила об этом, пытаясь сопоставить самые унизительные эпизоды своей жизни.

– Послушайте, Порция, я ведь так могу и помереть со смеху! – Йен неестественно расхохотался.

Я встала из-за стола и воскликнула:

– Бьюджи ненормальная! Я случайно обмолвилась, как вы заправили волосы мне за ухо, и она решила выяснить, что вы хотели сказать этим жестом. Предлагаю забыть это недоразумение и считать, что ничего особенного между нами не происходило.

Йен перестал смеяться, встал и, серьезно глядя на меня, спросил:

– Так вы разволновались из-за того, что я заправил вам за ухо прядь волос?

– Да, – подтвердила я, уже плохо соображая. – Из-за того, что вы мне заправили. За ухо. Прядь волос... – Я стушевалась, потупилась и шумно вздохнула.

Йен протянул руку к волосам, упавшим мне на глаза, и заправил их за ухо.

– Вы не шутите? – шепотом спросил он.

– Какие тут могут быть шутки! – Я отшатнулась. – Не дотрагивайтесь больше до меня!

Он отдернул руку и виновато произнес:

– Ради Бога, не сердитесь! Я не хотел вас обидеть...

– Не надо извиняться, Йен! – истерически закричала я, оттолкнула от себя стул и взлохматила волосы, надеясь, что на шум прибежит Бьюджи и спасет меня от дальнейших необдуманных поступков. – Я понимаю, что вы не собирались подавать мне никаких эротических сигналов. Но поймите и вы, что я тоже не хотела давать вам повод для неверных выводов! И вообще вокруг меня в последнее время творится нечто невообразимое! Мама выгоняет из коровников на свободу чужих коров, словно какая-то «сдвинутая» чудачка из Гринписа; папочка, бросивший меня в двухлетнем возрасте, вдруг надумал посетить наш город.

– Боже мой, Порция! Почему же вы молчали об этом? – воскликнул Йен, вытаращив глаза.

– Отец не хочет меня видеть, – с горечью произнесла я.

Йен сочувственно покачал головой и погладил меня по плечу.

– Может быть, вам лучше присесть и выпить еще чаю? С этими восхитительными пончиками? – предложил он тоном доктора, успокаивающего опасную душевнобольную.

– Не смейте ко мне прикасаться! – вскинув руки, завизжала я. – Все мои родственнички – сумасшедшие! А Бьюджи, добрая душа, хочет мне помочь. Но от ее помощи становится только хуже. – Я перевела дух и взглянула на Йена. Он молчал, сочувственно кивая и скорбно причмокивая языком. – Вы единственный, кто способен еще владеть собой, и я не хочу вас потерять. Вы моя последняя надежда и опора!

Йен согласно кивнул, но не проронил ни слова.

– Я пришла к вам, спасаясь от всего творящегося вокруг меня безумства, – промолвила я, не в силах выносить затянувшегося молчания.

– Вам следовало рассказать мне о своих бедах раньше. Особенно об отце, – наконец сказал Йен. – Мне приятно, что здесь вы обретаете душевное спокойствие. Я всегда готов вас выслушать, Порция.

– Я чувствовала это, Йен. Огромное вам спасибо! Не сердитесь на мою подругу, обычно она вполне нормальная, но сегодня на нее что-то нашло... Право же, мне так неудобно! Простите меня ради Бога! – Я скорбно приложила пальцы ко лбу и потупилась.

Йен ободряюще улыбнулся и сказал, отступив от меня на шаг:

– Все в порядке, Порция! Сегодняшнее утро получилось у меня удивительным! – Он положил руку на спинку стула и добавил: – Не обижайтесь на меня, если я невольно поставил вас в неловкое положение.

– Вам не за что извиняться, Йен! – с натянутой улыбкой сказала я. – Вы пока еще ничего не сделали.

– Нет, я виноват! Извините! – повторил он, сунув руки в карманы штанов.

– Вовсе нет! – теребя свои наручные часики, пролепетала я, не осмеливаясь даже взглянуть на него. – Все было хорошо. Просто я...

Я заставила себя поднять глаза и закусила губу, не в силах признаться, что меня страшит одиночество.

Йен понимающе улыбнулся, и у меня екнуло сердце при мысли, что и он меня покинет, как и те мужчины, в которых я влюблялась прежде. Я надоем ему, как надоела Питеру, и он тоже уйдет от меня, даже не попрощавшись. Внутри у меня все похолодело.

Йен почувствовал мою растерянность и собрался было уже сказать что-то ободряющее, но тут в кухню стремительно вошла Бьюджи. Глаза ее сверкали.

– Ну, вы уже о чем-то договорились? – спросила она.

– Да, все в порядке, – с вымученной улыбкой ответила я.

– Вот и чудесно! – Бьюджи просияла.

Не вынашивай она в своем чреве невинное существо, я бы не задумываясь ее задушила. Взглянув на Йена, она сказала:

– Приятно было поболтать с вами! Не подбросите ли нас на машине до города?

Йен рассмеялся, обошел ее и распахнул для нас обеих дверь. Я прошла мимо него, глядя себе под ноги, но от меня не укрылось, что он слегка дотронулся до моей спины. По дороге в город я решила купить в подарок младенцу Бьюджи самую шумную погремушку.

Глава 6

– Сядь, деточка!

Голос Мэгс прозвучал, едва только я взялась за Дверную ручку, чтобы войти в столовую, где предполагался воскресный ужин. Обернувшись, я увидела ее сидящей в шезлонге на террасе. Руки ее со сцепленными пальцами лежали на коленях. Судя по тишине, Дом был пуст.

– А где же Вера и Бев? – поинтересовалась я у Мэгс.

– Они пошли в кино!

Неяркий вечерний свет удачно затушевал следы прожитых Мэгс лет. В безупречном гриме и чудесном облегающем платье, с тщательно расчесанными и уложенными волосами, она выглядела молодой и бодрой. Сейчас Мэгс разительно отличалась от той женщины, перепачканной с ног до головы грязью и «дарами природы», какой я видела ее в последний раз.

– Нам необходимо поговорить! – Она указала мне рукой на плетеное кресло рядом с собой.

Я села. На столике перед нами стояли запотевшие высокие бокалы, наполненные джином с тоником. Один из них взяла я, второй Мэгс. Мы молча выпили.

Тишина.

– Ну? – произнесла я спустя минуту. – Ты все же намерена объяснить мне, что происходит?

Мэгс вздохнула и, не удостоив меня ответом, задумчиво уставилась на пустынную улицу.

– Ты начинаешь меня пугать, – сказала я. – Меня всерьез тревожит твое поведение. Вера отвечает на мои вопросы уклончиво, Бев и вовсе предпочитает их игнорировать. Мне нужно хотя бы знать, здорова ли ты!

Улыбнувшись, Мэгс снисходительно похлопала меня по плечу.

– Схожу налью себе еще немного джина, – сказала она, украдкой бросив завистливый взгляд на мой почти полный бокал. Как истинная южанка, получающая удовольствие от потчевания гостей, я сделала глоток и протянула бокал ей.

– Спасибо, деточка!

Мэгс залпом допила мой джин, встала и, взяв пустые бокалы, пошла на кухню.

Я рассеянно оглядела улицу и почему-то вспомнила, как в шестилетнем возрасте гоняла по ней на своем первом велосипеде, подбадриваемая восторженными возгласами «барышень», наблюдавших за мной с террасы. Однажды это кончилось бедой: я оглянулась, чтобы помахать им рукой, и на полном ходу врезалась в пожарный гидрант. На мои вопли и стоны прибежали все «барышни», и я продолжала изображать умирающую, пока они не внесли меня на руках в дом. Только на террасе я начала ехидно хихикать.

Мэгс наконец вернулась, протянула мне мой наполненный до краев бокал и уселась в шезлонг.

На террасе вновь воцарилось молчание.

Где-то в соседнем квартале утробно заурчал автомобиль.

В доме напротив истошно закричал грудной ребенок.

– Я не знаю, с чего начать, – вздохнув, объявила Мэгс.

– Может быть, прямо с Джека? – прокашлявшись, подсказала ей я. – Тебе давно пора рассказать мне, что ты затеваешь.

Мэгс уставилась на свои длинные пурпурные ногти.

– Нет, об этом я не желаю говорить!

– Чудесно! – с тяжелым вздохом кивнула я. – Тогда начни с коров. Какого дьявола ты вломилась в коровник Карла Рейми и выпустила оттуда этих бедных животных?

Мэгс поставила бокал на столик и встала.

– Я не могу беседовать на повышенных тонах! Умерь свой пыл, деточка!

– Значит, беседы у нас не получится, – подытожила я. – Как можно разговаривать с тобой спокойно, если ты не желаешь ничего объяснять?

Бросив на меня испытующий взгляд, Мэгс подошла к перилам террасы, сложила руки на груди и устремила взор на пожарный гидрант, в который я врезалась много лет назад, к счастью, отделавшись только ссадиной на ноге и шишкой на лбу. Мэгс покусала губы, покачала головой и проговорила:

– Вот такие-то, значит, дела!

– Дела? – переспросила я. – Какие именно дела? Продолжая стоять ко мне спиной, Мэгс взмахнула рукой и сказала:

– Весьма непростые, деточка! В последнее время я много думаю. О разных вещах. И от этого мне становится грустно.

У меня округлились глаза. О какой грусти говорит эта женщина? Лично я ни разу не видела ее чем-то опечаленной.

– Отказываюсь в это верить! – воскликнула я. – Такое просто невозможно!

Два бокала джина с тоником развязали мне язык. Я сделала еще один большой глоток, решив излить все наболевшее, раз уж осмелилась усомниться в честности Мэгс.

– Но это правда, деточка! – сказала она. – Меня действительно обуревает тоска.

– Так вот, оказывается, в чем все дело! Тебе захотелось развеять тоску! – язвительно произнесла я, лихорадочно припоминая, сколько времени и сил у меня ушло на подобные разговоры. Но пытаться понять Мэгс было бессмысленной затеей. – Выходит, и английского писателя, и чужих коров ты втянула в этот безобразный фарс исключительно потому, что тебе захотелось повеселиться? Ты опозорила на весь город всю нашу семью, обуреваемая хандрой и грустью? Любопытно было бы узнать, куда ты стала исчезать по утрам в последнее время. Тоже пыталась взбодриться каким-нибудь оригинальным способом? Верно говорит Йен, что наша семейка – настоящий бедлам, так они, англичане, называют психиатрическую больницу, к твоему сведению. По-моему, там тебе самое место.

Мэгс не сводила взгляда с гидранта.

– В жизни каждой женщины наступает время, когда ей требуется приглядеться повнимательнее к себе и привести в порядок свои дела, – бесцветным голосом произнесла она.

– К чему ты клонишь? – спросила я. – Перестань говорить загадками! Выражайся просто и понятно!

– Тебе всегда было трудно меня понять, – вздохнула Мэгс и, обернувшись, спросила: – Скажи, деточка, какая кошка пробежала между тобой и Питером?

От неожиданности я растерялась.

– Значит, о тебе мы уже не разговариваем, а обсуждаем мои проблемы? А как же твоя вселенская тоска?

– Будем считать эту тему исчерпанной! – Мэгс подошла к шезлонгу, села и, подавшись вперед, заговорщицки произнесла: – Насколько мне известно, вы с Питером довольно долго жили вместе.

– Два года, – вздохнув, сказала я.

– И что же произошло?

– Послушай, почему ты расспрашиваешь меня о моих отношениях с Питером?

– Потому что мне так хочется!

– Но почему?

– Хочется, и все.

Я пожала плечами, поняв, что внятных ответов от нее мне все равно не дождаться, и сказала правду:

– У нас все шло прекрасно, пока однажды, придя Домой, я не обнаружила, что он исчез, прихватив с собой все свои пожитки. – Горечь воспоминаний я смягчила глотком джина.

Мэгс последовала моему примеру, облизнулась и спросила:

– Вы с ним были счастливы? По-настоящему счастливы? Я это к тому, что счастливые люди, по-моему, просто так не расстаются.

– Наверное, – пожала я плечами. Углубляться в размышления о случившемся со мной и Питером мне не хотелось, а просто признать этот факт и больше к нему не возвращаться.

– Мне кажется, что действительно любящие друг друга люди могут спокойно выяснить свои отношения и обо всем договориться. – В голосе Мэгс звучало столько скрытого чувства, что у меня возникло подозрение, что она имеет в виду вовсе не меня. Мэгс вздохнула и спросила: – Ты любила Питера?

– Не уверена, – сказала я, откинувшись на спинку стула. – Возможно, любила. Пожалуй, да. Во всяком случае, мне стало горько, когда он исчез.

Мэгс кивнула. Я снова отпила из бокала. Впервые в жизни Мэгс выказала неподдельный интерес к моим личным делам, и я с жадностью впитывала это редкое проявление внимания к себе, как сухая губка впитывает влагу.

– Честно говоря, – сказала я, не в силах более ничего утаивать, – порой мне хотелось, чтобы Питер ушел от меня. Но когда он это сделал, мне даже захотелось, чтобы он вернулся. Я не могу этого объяснить! Наверное, это любовь. А может быть, я внушила себе, что он – мой последний шанс.

– Твой последний шанс? Что ты имеешь в виду?

– Замужество. Детей. И мужа, который бы нас не бросил.

Мэгс вновь посмотрела на пожарный гидрант и отпила из бокала.

– Ты думаешь, это сделало бы тебя счастливой? Муж, который бы тебя не бросил?

– Какое это имеет значение? Ведь мужчины не остаются с «барышнями» Фаллон! Разве не так?

Мы уставились друг на друга. И я почувствовала, что речь действительно идет вовсе не обо мне. Но не успела я напрячь свои затуманенные джином мозги и разобраться, о чем же мы все-таки говорим, как Мэгс ловко сменила тему.

– Деточка, я хочу попросить у тебя прощения за то, что сосватала тебе этого англичанина, – с надрывом произнесла она, дотронувшись носовым платочком до уголков глаз. – Теперь мне кажется, что знакомство с ним не пошло тебе на пользу. Только пойми меня правильно! Он интересный мужчина, не спорю! Но, по-моему, будет гораздо лучше, если ты...

– Прекрати! Ни слова больше! – остановила я ее. – Мне тридцать лет! Тебе давно следовало перестать учить меня жить и навязывать мне свою точку зрения.

Мэгс уставилась в свой бокал. Наблюдая смену чувств на ее лице, я уже не в первый раз отметила, что она остается для меня загадкой. Мне было легче завязать доверительный разговор со случайными попутчиками в поезде либо самолете, чем поговорить по душам с родной матерью.

Тем не менее я ее любила. Да, я любила Мэгс, и мне не хотелось видеть ее расстроенной. Поэтому я готова была молча согласиться со всем, что она собиралась предпринять, чтобы развеять свою тоску.

Я протянула руку и положила ладонь на ее плечо. Мэгс удивленно захлопала ресницами и с недоумением взглянула на меня.

– Тебе плохо? – спросила я.

– Нет, это сейчас пройдет, – улыбнулась она. – Не принимай все так близко к сердцу, деточка. Все это суета.

– Прекрати, мама! – воскликнула я. – Скажи мне честно, что с тобой? Куда ты ходишь тайком по утрам? На медицинские процедуры? Надеюсь, в твои планы не входит умереть в ближайшее время?

– Типун тебе на язык, Порция! Я здорова, как дойная корова! – Мэгс звонко рассмеялась.

– Обещай, что не натворишь больше ничего такого, за что тебя опять упрячут в кутузку!

– Обещать не могу, деточка, но постараюсь туда не попадать.

– Значит, ты пропадаешь, улаживая какие-то неотложные дела?

– Именно так, деточка!

– Тогда предлагаю заключить договор! Ты не будешь совать свой нос в мои проблемы, а я не стану выпытывать у тебя, какими такими делами занята сейчас ты. По рукам?

– По рукам! – воскликнула Мэгс. – И это стоит обмыть!

Мы чокнулись бокалами и допили джин. И хотя мы обе и слукавили, этот маленький взаимный обман матери и дочери все равно был для нас очень трогательным моментом.

Я вышла из душевой кабинки в квартире над книжным магазином и с удовольствием ступила на желто-розовый пружинистый коврик, купленный по настоянию Бьюджи. Всякий раз, когда я на него смотрела, у меня улучшалось настроение.

Открыв дверь ванной, я услышала настойчивый громкий стук во входную дверь и, обмотав полотенцем влажные волосы, надела свой старый фланелевый халатик.

– Иду! – крикнула я и побежала отпирать.

На пороге стояла Бев. Она оттолкнула меня от двери и скомандовала:

– Живо одевайся!

Я захлопнула дверь и направилась в спальню.

– Именно это я и собиралась сделать, но мне помешал твой сумасшедший стук в дверь. Что стряслось?

Я швырнула полотенце на кровать и полезла в платяной шкаф за бельем и носками.

– Мы устраиваем вечеринку с фондю, – войдя в комнату, сказала Бев.

Я захлопнула дверцу шкафа и обернулась.

– И по какому же случаю вы пируете?

Бев сочувственно оглядела пустую комнату, вздохнула и ответила:

– Одевайся быстрее, у нас мало времени, поговорим в машине. Я еще должна купить апельсины и шоколад. Не стану тебя отвлекать, подожду в столовой!

Она захлопнула дверь. Я стала натягивать джинсы.

– Право же, вы делаете из мухи слона, – сказала Вера, скомкав салфетку и бросив ее в пустую продуктовую сумку. Глаза у нее покраснели, лицо покрылось алыми пятнами, но плакать она перестала, как только увидела извлеченные из сумки покупки – апельсины и шоколад.

– Ерунда! – сказала Мэгс и, забрав у нее вилку для фондю, насадила на нее одну из апельсиновых долек. – Макай! – Она вернула вилку Вере.

Та наклонилась над темно-зеленой кастрюлей для приготовления фондю и макнула дольку апельсина в жидкий шоколад.

– Вам не стоило беспокоиться, у меня все прекрасно. Я просто не ожидала встретить его там.

– Разумеется, дорогая! Как можно было это предвидеть! – сказала Бев.

Я наблюдала все это, сидя на стуле и рассеянно тыча вилкой в апельсиновую дольку, лежащую у меня на тарелке.

Мэгс легонько толкнула меня ногой под столом.

Я удивленно взглянула на нее и поняла по ее подмигиванию, что мне тоже пора сказать Вере несколько утешительных слов.

– Э-э-э, – произнесла я, перестав терзать апельсиновую дольку. – По-моему, население нашего города не превышает пока шести тысяч человек. Неужели за минувшие после вашей размолвки одиннадцать лет вы с ним ни разу не столкнулись где-нибудь нос к носу? Прекрати брыкаться, Мэгс! У меня все ноги будут в синяках! Что-то здесь непонятно?

Мэгс оставила в покое мои многострадальные ноги, но взглянула на меня с нескрываемым презрением, как на предательницу. Бев хмыкнула и насупила брови. Но в этот момент Вера вскинула вверх ладонь и воскликнула:

– Стоп! Не ссорьтесь, девочки! Да, Порция, мы с ним виделись и прежде, и не один раз. Как правило, в бакалейно-гастрономическом магазине, как это случилось и сегодня. Однажды я видела его в кинотеатре. Но почему-то... – Она вздохнула и положила дольку апельсина, уже побывавшую в шоколаде, к себе на тарелочку. На глазах у нее показались слезы.

Бев покачала головой и промолвила:

– Не надо так убиваться, деточка. Мы понимаем, .как тебе тяжело это вспоминать.

Мэгс наклонилась над кастрюлькой и стала помешивать в ней ложкой.

– По-моему, это наглость с его стороны – появиться днем во вторник в «Пиггли-Уиггли»!

– Откуда же Бриджу было знать, что она придет туда делать покупки именно во вторник после полудня? – удивленно спросила я.

Бев и Мэгс взглянули на меня, как на слабоумную. Но Вера встала на мою защиту. Положив на тарелочку еще дольку, она примирительно заметила:

– Порция права! Прошло очень много времени. Мне давно пора успокоиться и при встрече здороваться с ним, как это делают все нормальные люди. Можно было бы даже поинтересоваться его делами на работе, помочь ему выбрать спелую дыню или арбуз. А я впадаю в истерику, старая дура! – Ее лицо скривилось, по щеке скользнула крупная слеза. Вера достала из кармана новую салфетку и громко высморкалась.

– Надеюсь, ты не стала помогать ему выбирать арбуз? – спросила Бев. – Или выбрала для него насквозь гнилой?

– Я бы на твоем месте, – сказала Мэгс, размахивая ложкой, – притворилась, что не узнала его. Или посмотрела бы на него как на пустое место. Это пошло бы ему на пользу!

Я заерзала на стуле и уставилась в тарелку, в комнате повисла тишина. Утешать Веру мне расхотелось. Но, опасаясь получить от Мэгс очередной болезненный пинок, я собралась с духом и поинтересовалась:

– А что именно стало причиной вашего разрыва?

Вера как-то странно взглянула на меня, и боль, которую я прочла в ее взгляде, сжала мне сердце. Я пожалела о своих необдуманных словах.

– Извините меня, – сдавленно произнесла она и вскочила со стула, мотая головой и едва сдерживая рыдания.

Бев и Мэгс, бледные от возмущения, с укором смотрели на меня.

– В чем дело? – спросила я. – Что происходит? Он что, просто бросил ее? Променял ее на другую? Я не понимаю, почему они расстались, если любили друг друга.

– Ты знаешь, для чего мы устроили эти семейные посиделки с фондю? – спросила Бев. – Нет? Так вот, смысл этой затеи в том, деточка, чтобы успокоить и утешить нуждающегося в поддержке человека. Неужели вам, профессор, вот уже двенадцать лет прячущий свое истинное лицо под вуалью образованности, непонятны такие элементарные вещи?

Я схватила со стола свою тарелку:

– Мне все ясно, Бев! Я только хотела сказать, что... Бев перебила меня:

– Нужно думать, что ты говоришь! Вера сейчас нуждается в нашей заботе, и чтобы поднять ей настроение, уж лучше было бы сказать, что возле «Пиггли-Уигглй» высадились зеленые человечки с Марса, чем задавать идиотские вопросы! Неужели у тебя не нашлось теплых слов для родной тети? А еще без пяти минут профессор! И чему вас только учат в ваших университетах!

Меня затрясло от негодования.

– Да я в Вере души не чаю! – вскричала я. – Но ведь уже прошло одиннадцать лет, как они с Бриджем Уилкинсом расстались! Она бы давно и думать о нем перестала, если бы вы не устраивали для нее эти «сладкие посиделки» и не пестовали ее горькие воспоминания, потчуя при этом дольками апельсина в шоколаде.

– Это не твоего ума дело! – Бев погрозила мне пальцем.

– Нет уж, позвольте мне высказаться! – не унималась я.

Между нами вклинилась Мэгс.

– Хватит! – воскликнула она, схватив Бев за поднятую руку. – Не лучше ли нам охладить пыл холодным джином с тоником?

Я поставила тарелку на стол, почувствовав, что мой нервный желудок вот-вот исторгнет фондю, которое я, сама того не замечая, поглощала в ходе неприятного разговора. Швырнув салфетку в угол, я пулей вылетела из комнаты.

– Стоять! Не двигаться!

Я вздрогнула и выронила молоток. Он со стуком упал на цементный пол, и эхо разнесло звук его падения по всему помещению. Луч яркого света ослепил меня. Я прикрыла глаза рукой и, прищурившись, увидела Йена.

– В чем дело? – недоуменно спросила я.

Он опустил фонарь, и тогда я увидела в его руке ружье.

Пробормотав проклятие, он подошел к козлам и положил на них дробовик и фонарик. Руки у него тряслись. Я подхватила с пола свой фонарь и, вымучив улыбку, подошла к Йену.

– Как вы меня напугали! – сказал он. – Что вы здесь делаете?

– Благоустраиваю сарай, – ответила я.

– Благоустраиваете сарай... – Он тяжело вздохнул. – В час ночи... Благодарите Бога, что ружье не заряжено. Вообще-то я боюсь пользоваться оружием, однажды на охоте я случайно чуть не прострелил себе ногу.

– Я не могла уснуть и подумала, что работа в сарае поможет мне избавиться от бессонницы.

Йен изумленно вскинул брови.

– Мне просто не пришло в голову, что стук молотка вас разбудит, – виновато объяснила я.

Он взъерошил пальцами волосы.

– Мне тоже не спалось.

– И чем же вы занимались?

– Писал роман, – пробурчал он.

– Мне казалось, что вы пишете только по утрам.

– Если уж я приступаю к работе, то не прекращаю ее ни днем, ни ночью. Я пытался ограничиться только утренними часами, но из этого ничего не вышло. – Йен в сердцах махнул рукой.

Я подняла фонарь повыше и сказала:

– Извините меня за то, что напугала вас. Это решение возникло у меня спонтанно... Сама не понимаю, что со мной происходит в последнее время! Какая-то непредсказуемость поступков, порывистость...

Губы Йена растянулись в улыбке.

– И со мной такое случается, в этом мы с вами похожи.

Я тоже улыбнулась и подняла молоток с пола.

– Вы можете вернуться к работе над книгой. А я еще немного повколачиваю гвозди в стенку.

– Пожалуй, я присоединюсь к вам, – сказал Йен и взял из штабеля доску. – Все равно я застрял на одном эпизоде.

Он подошел к стене и щелкнул выключателем. Вспыхнули светильники, закрепленные на дальней стене.

– А я и не знала, что вы провели сюда электричество!

Йен вставил доску в станок и надел защитные очки.

– Вы не единственная, кто использует физический труд для борьбы с бессонницей.

Мы обменялись улыбками. Он стал умело распиливать доску. Звук вращающегося диска и золотистые опилки, разлетающиеся в разные стороны, заворожили меня. Йен уже выключил пилу и снял очки, а я все еще продолжала глядеть на него, раскрыв рот.

– Что с вами, Порция? – с тревогой спросил он.

– Задумалась, – встряхнув головой, ответила я. – Расскажите мне о своей новой книге!

Он взглянул на усыпанный опилками пол, потом на меня.

– Ну пожалуйста, Йен! Может быть, я смогу быть вам полезна? У меня имеется опыт помощи писателям.

Йен засмеялся:

– А не выпить ли нам кофейку? По-соседски.

Разбудил меня кофейный аромат. Открыв глаза, я увидела большую чашку, наполненную горячим бодрящим напитком, перевернулась на спину, поудобнее положила голову на подушку и только тогда заметила, что кто-то заботливо укрыл меня одеялом.

Йен сидел за своим рабочим столом спиной ко мне и пил кофе. Его портативный компьютер был включен, Йен поставил чашку на стол, обернулся и произнес:

– Вы не спите? Я сварил для вас кофе. По-моему, он слегка крепковат, но зато очень бодрит...

– Как продвигается сюжет? – поинтересовалась я. – Ваш герой прыгнул с взорвавшегося судна в море?

– Нет, иначе он погиб бы от переохлаждения, вода в это время года слишком холодная, – улыбнувшись, ответил Йен. – Он уплыл на надувной лодке, прихватив с собой всю базу данных. Кстати, спасибо вам за ценные советы, без вашей помощи я бы не сумел найти верное решение этой проблемы.

– Всегда рада вам помочь, – сказала я, сладко потягиваясь. – Кстати, который час?

Он взглянул на свои наручные часы:

– Четверть восьмого.

– Мне пора возвращаться домой. «Пейдж» открывается в девять утра.

– Пойду принесу вашу куртку.

Он встал из-за стола и вышел в коридор.

Я услышала, как скрипнула дверь стенного шкафа, и, улыбнувшись, сунула ноги в шлепанцы.

Йен вернулся с моей ветровкой, накинул ее мне на плечи и легонько сжал их пальцами, прежде чем отойти от тахты.

– Вы уверены, что сюда не нагрянет ваша беременная подруга с рыжим ежиком волос на голове? – спросил он. – После знакомства с ней я долго не мог прийти в себя.

– Думаю, у нее сейчас хватает собственных забот, – рассмеявшись, ответила я.

Йен улыбнулся и заправил мне за ухо непослушный локон. Мое сердце заплясало чечетку. По спине пробежала приятная дрожь. Йен стоял совсем близко, словно бы собираясь обнять и поцеловать меня. Но, увидев выражение моего лица, он рассмеялся и отступил на шаг назад.

– Вам пора идти. Не стану вас задерживать.

В глазах его прыгали смешинки. Я покраснела.

– Вы придете сегодня ко мне на ужин? – спросил он.

– Да, – с трепетом выдохнула я.

– Тогда я заеду за вами в семь вечера.

– В этом нет необходимости, я доберусь сама! Он дотронулся пальцем до моих губ.

– Молчите! Не произносите больше ни слова!

Тепло распространилось от его пальца по всему моему телу, я даже слегка вспотела. Еще мгновение – и я бы совершенно растаяла и упала к его ногам.

Йен провел пальцами по моему лицу, порывисто обнял меня и привлек к себе. Я прижалась щекой к его плечу и внезапно ощутила умиротворение, как после горячей ванны. Еще ни один мужчина не дарил мне такого прелестного ощущения. Йен выпустил наконец меня из своих нежных объятий, и я воскликнула с легкой досадой:

– Что ж, до свидания!

Уходя по дорожке от его дома, я все же не выдержала и оглянулась. Йен стоял у окна и махал мне рукой. Я улыбнулась: мне давно уже никто не глядел вслед с такой теплой улыбкой на лице. Как, оказывается, это приятно!

Глава 7

– Вера, прости меня за мое поведение на «сладкой вечеринке», – сказала я. – Мне следовало быть более тактичной.

Мы с Верой сидели в конторе «Пейдж» и наслаждались кукурузными хлопьями, фруктами и лимонадом, пока Мэгс и Бев угощали в баре Мардж Уайтфилд кофе вперемежку со свежими сплетнями.

– Не принимай это близко к сердцу, деточка, – вздохнула Вера. – Ты права. Мне давно следовало забыть эту старую любовную историю.

– Но я вовсе не хотела, чтобы ты ее забыла! – воскликнула я. – Мне просто хотелось понять, что тогда случилось.

Лицо Веры снова скривилось горестной гримасой.

– Нет-нет, только не сейчас! – взмолилась я. – Если не хочешь, можешь ничего не рассказывать. Я в последнее время вообще болтаю много лишнего и плохо соображаю.

– В самом деле? – Вера с любопытством взглянула на меня и потянулась к пакету с чипсами. – Нельзя ли поподробнее?

Я, как всегда, не сумела удержать язык за зубами, хотя и знала, что Вера моментально расскажет все Мэгс.

– Ну, например, я никак не возьму в толк, куда исчезает по утрам Мэгс. И зачем она выпустила на волю коров. Может быть, ей нужно изменить свою диету?

Вера внимательно взглянула на меня, словно бы заподозрив, что я над ней издеваюсь, и промолчала. Какое-то время мы молча хрупали чипсы. Затем я сказала:

– О'кей. Оставим эту щекотливую тему. Расскажи мне лучше о Джеке.

– Зачем? – удивилась она.

– Ну, он все-таки мой отец. А я почти ничего о нем не знаю.

Вера стряхнула с блузки крошки и неохотно сказала:

– Ты же знаешь, что я не могу о нем ничего рассказывать.

– Это отчего же? Вы так договорились?

– Послушай, Порция, спроси лучше о нем у Мэгс! А меня избавь от подобных расспросов, пожалуйста! Дай мне спокойно позавтракать!

– Спросить у Мэгс? Ты что, издеваешься?

– Прекрати немедленно, Порция! Пожалей мои нервы! – потребовала Вера. – Спроси о чем-нибудь попроще.

– Хорошо, я не стану спрашивать у тебя о том, почему Мэгс и Джек расстались. Этого я, очевидно, так никогда и не узнаю. Мне только хотелось бы понять... – Я схватила свою бутылочку лимонада, но тут же поставила ее на место. – Понять, что он за человек.

– Он хороший человек, – ответила Вера. – Очень милый.

– Хороший? Даже милый? Он что, любил животных и детей? Давал солидные чаевые официантам в кафе? Был донором? В чем конкретно проявлялись его хорошие душевные качества?

Вера покосилась на дверь конторы, вздохнула и продолжила:

– Он умный, любит музыку, особенно классическую. Много читает. Его любимый писатель – Шекспир. Он даже дал тебе имя героини одной из шекспировских пьес...

– Да, я знаю – «Венецианский купец». Мне говорила об этом Мэгс, – перебила ее я.

Вера обиженно наморщила лоб и стала жевать чипсы.

Я терпеливо ждала, пока она дожует и запьет их водой.

– Еще он любил кататься на лодке и купаться, – сказала она, подобрев. – Ты помнишь, как он брал тебя с собой на пруд, что за Ривер-роуд? Он учил тебя плавать и приносил домой, закутав в полотенце. Ты светилась от счастья. Он утверждал, что ты лучшая пловчиха во всем округе.

Я схватила бутылку и сделала большой глоток. Комплимент, сделанный мне давным-давно отцом, и теперь потряс меня до глубины души. Я была почти готова простить ему все свои обиды. Я вытерла салфеткой навернувшиеся слезы.

– Ну вот, – расстроилась Вера. – Я так и знала! Нам не следовало об этом говорить. Но он очень тебя любил. Это я знаю точно.

– В самом деле? – вдруг разозлившись на отца, спросила я. – Тогда почему же он ушел от нас?

Вера вздохнула и, прикусив губу, горестно покачала головой.

Я встала и швырнула пустую бутылку в мусорную корзину.

– Знаешь, Вера, – сказала я, уставившись на монитор компьютера, – кажется, я поняла, почему Бев так молчалива. Просто у нее такая натура. А Мэгс родилась дурой, дурой и останется. На таких и не обижаются.

Вера как-то странно взглянула на меня поверх очков.

– Но больше всего меня бесит то, что ты притворяешься дурочкой! – с обидой воскликнула я и стремительно вышла из конторы, твердо решив, что отныне я тоже буду стараться не выбалтывать «барышням» свои секреты, раз они что-то скрывают от меня.

– Послушай, Порция! Раз его разыскала Мэгс, то смогу найти и я! – уверенно заявила Бьюджи, усаживаясь на диван. – Ты даже не представляешь, как много сведений можно обнаружить в Интернете. Эй, малыш! Прекрати брыкаться! – Она похлопала себя ладошкой по животу.

Я присела рядом с ней и со вздохом сказала:

– Мне в это почему-то не верится.

– Послушай, тебе нужно только дать мне все известные о нем сведения, остальное я сделаю сама. Чего ты боишься? Если мне удастся узнать номер его телефона, это не значит, что тебе непременно придется ему звонить.

Я задумалась, пораженная логичностью рассуждений Бьюджи. Ее горящие глаза говорили мне, что она от меня не отцепится, пока я не сдамся. И я сдалась: схватила авторучку и написала на листке бумаги все, что знала о своем папаше:

«Лайл Джексон Трипплхорн. Родился 28 февраля 1937 года в Хейстингсе, штат Теннесси».

Бьюджи взяла у меня листок, пробежала его глазами и, припечатав ладонью к столику, воскликнула:

– Считай, что дело в шляпе. Кстати, как твой роман с англичанином?

– Ты лучше скажи, когда появится на свет твой ребенок!

– Через неделю, – уверенно заявила она. – Не уходи от ответа. Как поживает сэр Йен?

– Прекрасно. Спасибо, – лаконично ответила я.

– Ах, прекрати свои штучки, Порция! Если бы не я, то вы бы до сих пор играли с ним в кошки-мышки!

– А может быть, этим мы и занимаемся, – лукаво прищурившись, сказала я.

– Не пытайся водить меня за нос, Порция! Я вижу тебя насквозь. – Бьюджи потянулась к бутылке с водой. – Ну, рассказывай все без утайки. Как развиваются ваши отношения? Я посмотрела на часы.

– Через три часа и двадцать две минуты у нас с ним свидание.

– Класс! Одобряю. Шикарный мужчина!

Я насторожилась: судя по выражению ее лица, она сказала это искренне.

– Тебе стало что-то известно о нем? – спросила я. Глядя мне в глаза, Бьюджи выдержала эффектную паузу и раскололась:

– Он разведен. Ты это знаешь?

– А ты-то откуда об этом узнала? – спросила в свою очередь я, испытав легкий шок.

– Это мое предположение. Ведь большинство мужчин в его возрасте разведены, – не моргнув глазом ответила она.

– Ты что-то от меня утаиваешь.

– Ничего особенного. Просто я справилась о нем в Сети. Из любопытства. Вот, сама посмотри! – Бьюджи пододвинула ко мне сложенный вдвое листок бумаги.

Я схватила его и развернула. Это была распечатка статьи о Йене из журнала «Пипл». Заголовок ее гласил: «Мастер детективного жанра интригует книготорговцев».

– Обрати внимание на второй абзац снизу, – посоветовала мне Бьюджи, тяжело вздохнув.

Я стала читать текст.

«Всегда готовый к живой и увлекательной дискуссии о своем творчестве, Алистер Барнс отмалчивается всякий раз, когда ему задают вопросы личного свойства. Уклонившись от обсуждения своего развода, имевшего место три года тому назад, писатель, однако, сообщил, что не виделся со своей бывшей супругой с тех пор, как ее поместили в больницу Сиэтла в связи с послеродовыми осложнениями».

Я сложила листок и бросила его на столик, почувствовав, что начинаю задыхаться. Руки у меня вдруг задрожали, и я, сцепив их, оперлась о колени. Нервозность, все чаще проявлявшаяся в последние дни, начала перерастать в психоз.

– Мне жаль, Порция, – сказала Бьюджи, – что ты приняла это близко к сердцу. Лучше бы я не показывала. Но меня угнетало, что ты не знаешь о Йене того, что известно мне.

Тронутая искренним сочувствием близкой подруги, ничего не утаивающей от меня, в отличие от «барышень», я воскликнула:

– Не переживай, ты поступила правильно.

– А мне кажется, что я плохая подруга! – Бьюджи закрыла лицо ладонью.

Но я успела заметить слезы в ее глазах. Причиной их, однако, вполне могли быть самые непредсказуемые вещи. Однажды Дэви рассказал мне, что Бьюджи плакала целый час из-за того, что разносчик пиццы доставил им вместо ее любимой «пепперони» пиццу с ветчиной. Поэтому я не стала торопиться с выводами, а осторожно поинтересовалась:

– Что ты хочешь этим сказать?

Бьюджи достала из коробки салфетку, высморкалась и с трагическим выражением лица произнесла:

– Ты не на шутку втрескалась в этого англичанина, а я, дура, все разрушила. Сперва набросилась на него из-за того, что он постоянно заправляет тебе за ухо локон. А теперь еще показала тебе эту распечатку журнальной заметки. Какая же я дрянь после всего этого. Мне жутко стыдно, Порция! Я постоянно порчу тебе жизнь!

– Мою жизнь трудно испортить еще больше, – печально заметила я.

Бьюджи сжала мою руку и заговорила, глядя мне в глаза:

– Но ты ведь понимаешь, что я желаю тебе только добра? Тебе же не надо объяснять, что у меня временно слегка «поехала крыша»? Ты же знаешь, что я абсолютно нормальна, когда не беременна?

– Ты просто чудо, Бьюджи! – Я похлопала ее по руке. – Спасибо тебе за твою заботу, и, по-моему, тебе совсем не из-за чего огорчаться.

Она рассмеялась, промокнула слезы, стиснула мои пальцы и сказала:

– Порция, наплюй на всю эту чепуху! Иначе я никогда себе не прощу этой медвежьей услуги.

– Успокойся, Бьюджи! Ты ничего не испортила! – заверила я ее. – Все будет хорошо, можешь не сомневаться!

– Значит, ты не передумала встречаться с ним сегодня вечером? – допытывалась она.

– С какой стати? Почему бы мне с ним не встретиться, собственно говоря? – пожала я плечами.

– Правильно, Порция! Ведь с тех пор прошло три года! Еще неизвестно, что в действительности там произошло!

– Разве я спорю?

– Он мне определенно симпатичен, этот англичанин. Я сразу чувствую хороших людей. Согласись, далеко не каждый мужчина спокойно примирится с тем, что ополоумевшая беременная женщина ломится на рассвете в его дверь.

– Одно я знаю наверняка, – сказала я, вскинув ровь, и попила воды, пытаясь унять внезапно возникшую икоту.

– Он совсем не похож на твоего отца, – договорила а меня Бьюджи.

– Да, абсолютно не похож, – безмятежно улыбнуась я.

– Только, пожалуйста, не говори ничего Дэви, – попросила Бьюджи. – Он и так постоянно твердит, что я е должна совать свой нос в чужие дела. И он, наверное, прав. А ты как считаешь?

Отступив еще на шаг от большого зеркала, я внимательно осмотрела себя с головы до ног. Волосы я зачесала назад и собрала в пучок. На лицо наложила легкий им естественных оттенков. И надела красное облегающее платье – его мне одолжила Бьюджи, глядя при том на меня с откровенной завистью.

Бродившие у меня в голове непрошеные мысли о больничной палате для рожениц я со вздохом отогнала рочь.

– Разве можно верить этим бумагомаракам из иллюстрированных изданий? Даже если он и оставил вою жену, это еще не означает, что он отказался от ребенка! – сказала я своему отражению. – Не делай скороспелых выводов, дай ему шанс!

Меня вдруг осенило: возможно, он и в Штаты прилетел, чтобы быть поближе к своему ребенку! Что я, собственно говоря, знаю о нем? Мы знакомы всего-то несколько недель. У меня еще будет время выяснить, что произошло в действительности.

– Это пустяки! – ткнула я пальцем в зеркало. – Не стоит из-за этого рвать волосы и посыпать голову пеплом.

Я прорепетировала улыбку. Она получилась недостаточно естественной, но я решила, что глоток вина и приятное общество сделают ее более натуральной. Я прошла на кухню и наполнила бокал водой, размышляя о том, нужно ли мне именно теперь мыть грязную посуду.

Прозвенел дверной звонок. Я взглянула на часы: было без четверти семь. Йен приехал немного раньше. Я выплеснула воду в раковину, поправила на себе платье, схватила с вешалки жакет и побежала открывать.

Распахнув дверь, я увидела на пороге фигуру в знакомой мне футболке, с надписью на груди: «Факультет английского языка Сиракьюсского университета». Точно такая же вот уже второй год валялась на полу моей квартирки возле дивана. Я подняла взгляд. Голубые глаза. Песочные волосы. Едва заметный шрам над левой бровью.

Питер.

– Порция! Это ты? Глазам своим не верю! Вот это класс! – воскликнул он и улыбнулся.

Я смотрела на него, борясь с желанием протянуть руку и ткнуть его пальцем в плечо, чтобы убедиться, что это не призрак и не обман зрения.

– Как ты здесь очутился? – наконец промямлила я, ухватившись рукой за дверной косяк, чтобы не упасть.

Питер сглотнул ком и хрипло произнес:

– Нам нужно объясниться.

У меня глаза полезли на лоб. Он шагнул в комнату, я попятилась. Он остановился и сказал:

– Я не мог поступить иначе.

– Где ты был все это время, Питер? – спросила я, загородив собой проход.

– В Бостоне, – ответил он, пожав плечами.

– В Бостоне. Мне следовало бы догадаться. Как поживают твои родственники?

Питер смущенно повертел головой и пробурчал:

– Спасибо, у них все нормально. Несвойственная ему стеснительность показалась мне подозрительной, и я продолжила допрос:

– А что, у твоих бостонских родственников дома нет телефона?

– Ты права, Порция! – виновато подняв руки, сказал он. – Конечно, мне следовало тебе позвонить.

Слегка успокоившись, я выглянула наружу и увидела припаркованный неподалеку в переулке знакомый серебристый автомобиль.

– Так ты прикатил сюда из Бостона на машине?

– Да, – потупившись, сказал он.

Я нахмурилась, сложила руки на груди и спросила:

– Что тебе нужно, Питер?

– Я хотел вручить тебе одну вещь, – густо покраснев, ответил он.

– И ради этого ты проехал девятьсот миль?

– Вообще-то тысячу, – поправил меня он. – Я могу войти?

– Нет! – отрезала я.

– Порция, вот-вот начнется дождь...

– Это твои трудности, – не сдавалась я.

– О'кей, – обреченно сказал он. – Значит, так тому и быть.

Он тяжело вздохнул и вдруг преклонил одно колено.

– Что ты вытворяешь, Питер! Встань немедленно! – крикнула я. – Что ты делаешь, черт бы тебя побрал!

– То, что должен был сделать еще полгода назад.

– Питер, ты ударился головой? Или съел что-нибудь не то?

– Я люблю тебя, Порция Фаллон! – с пафосом произнес он, приложив одну руку к сердцу, а другую протянув ко мне.

– Опомнись, Питер! Может быть, выпьешь воды?

– Я всегда тебя любил, – бубнил он, выпучив остекленевшие глаза. – И буду любить до конца своих дней!

– Замолчи, Питер! – взвизгнула я. – И сейчас же встань!

– Порция, я прошу вас стать моей женой!

Я захлопнула дверь и в отчаянии уперлась в нее лбом. Это какое-то наваждение! Этого не должно было случиться! Куда подевался прежний Питер, занятый только самим собой, покупавший мне подарки ко дню рождения спустя месяц после этой даты и толком даже не помнивший, сколько мне лет?

Нет, определенно это безумный бред.

Питер продолжал стоять все в той же дурацкой позе, тупо глядя на обручальное кольцо в своей руке, словно бы и сам не понимал, что с ним происходит.

– Питер! Встань! – повторила я.

– Ты мне так и не ответила, – взглянув на меня, сказал он.

Я лишь сердито прищурилась.

Питер тяжело вздохнул и наконец принял нормальное положение. По его скулам забегали желваки, глаза потемнели.

Я отступила в сторону, освобождая для него проход. Он прошел в комнату и сел на диван.

Я швырнула жакет на спинку дивана и, скрестив руки на груди, спросила:

– Как ты меня разыскал?

Питер положил руку на спинку дивана и улыбнулся:

– Вообще-то все получилось очень забавно, мне помогла твоя мама.

– Что? – вскричала я, пронзенная гневом.

– Понимаешь, я постоянно думал о тебе. Ежедневно и ежечасно. Но позвонить тебе не решался...

– Выходит, это устроила Мэгс? А как она тебя нашла? Даже мне не было известно, куда ты подевался.

– Она позвонила моему издателю.

– Я ее убью! – взревела я, сжав кулаки.

– Не надо, Порция! Я так ей благодарен! Ее звонок стал для меня своеобразным сигналом о том, что мне пора действовать решительно.

– Нет, я точно ее прикончу! – повторила я. Питер вдруг встал и, взяв меня за локти, взглянул мне в глаза. Я в испуге отпрянула.

– Порция, я был идиотом! – сказал он, почему-то понизив голос. – Я настолько погрузился в свои проблемы и страхи, вызванные провалом моей книги, что внушил себе, будто я законченный неудачник.

Его дыхание стало учащенным, взгляд – затравленным.

Я высвободила руки, оттолкнула его и воскликнула:

– Наконец-то на тебя снизошло просветление, Питер! Тебе следовало понять это гораздо раньше. Сколько месяцев тебе потребовалось, чтобы наконец-то все осознать? Четыре?

– Ровно двадцать одна неделя, – сказал он, отводя взгляд.

Боже, он, оказывается, даже, сосчитал недели! Нет, это не похоже на просветление, подумала я и язвительно заметила:

– И за это время ты не удосужился ни позвонить мне, ни написать письмо. Оставил только несуразное послание на титульном листе своей книги, теперь я даже не смогу подарить ее библиотеке.

– Ты права, Порция! – с жаром согласился он. – Это ужасно.

– И чего же ты хочешь от меня после всего этого? – спросила я, дрожа от негодования. – Ты трусливо сбежал. Я уехала в Трули. Какого дьявола ты пожаловал сюда?

– Ты должна меня понять! Меня одолела зависть. Я потерпел неудачу на литературном поприще, а ты преуспевала, заканчивала написание докторской диссертации, претендовала на ученое звание профессора... Я завидовал твоему успеху! Твоему уму! И не придумал ничего лучше, чем уехать в Бостон. Мне нужно было все обдумать, чтобы принять окончательное решение...

– Какой же ты тугодум, Питер! – сказала я, подбоченившись. – Тебе было мало времени, которое мы прожили вместе?

– Ах, Порция, ты сыплешь мне соль на сердечную рану! – патетически воскликнул Питер. – Пустья и медленно соображаю, но я все-таки понял, что не могу без тебя жить. Я люблю тебя! – Он снова упал на колени.

– Прекрати этот идиотский спектакль! – с гримасой отвращения вскричала я. – Да как ты вообще посмел заявиться сюда без предупреждения! Да еще с этим дурацким кольцом!

Он зажмурился и прохрипел:

– Да, это так. Я и сам не был уверен, что поступаю правильно. Но твоя мама настояла...

– Моя мама? – крикнула я. – Нет! Только не говори, что это была ее идея! Лучше от этого никому не будет. Значит, это она тебя надоумила устроить такое шоу?

– Не совсем, – промямлил Питер. – Я сам решил на тебе жениться. Во всяком случае, я по тебе скучал. Вспомни, как хорошо нам было вместе, Порция! Будь моей навсегда!

У меня перехватило дыхание и потемнело в глазах. Питер простер ко мне руки. Я не шелохнулась.

– Я понимаю, что все испортил, исчезнув так коварно... Я понимаю, что не заслуживаю второго шанса... Но если ты дашь его мне... Я всю свою жизнь посвящу одной тебе!

Он схватил меня за руки. У меня закружилась голова. Всю жизнь – с Питером? Я с огромным трудом устояла на ногах.

Еще год тому назад я бы пожертвовала своей правой рукой, чтобы услышать от него такие слова. Только об этом я тогда и мечтала. И что же? Вместо клятв в вечной любви, вместо обещаний не расставаться со мной до гроба я находила только записки на холодильнике, в которых он сообщал, что задержится в библиотеке и к ужину не вернется.

– Я знаю, что виноват перед тобой, Порция! – сказал он, дотронувшись пальцами до моей щеки. – Позволь же мне загладить свою вину и сделать тебя счастливой!

Нет уж, мысленно решила я, не позволю. Однако промолчала.

Питер вдруг посмотрел на дверь и спросил:

– Ты кого-нибудь ждешь?

Я растерянно заморгала, только теперь услышав звонок.

– Проклятие! – воскликнула я и торопливо отперла Дверь.

Одетый в синий пиджак, белую спортивную сорочку и джинсы, на пороге стоял улыбающийся Йен. Я готова была провалиться сквозь землю. Ведь если бы не Питер, все могло бы быть так чудесно! Йен протянул букетик ландышей, поцеловал меня в щеку и сказал, входя в комнату:

– Ты сегодня потрясающе красива!

– Спасибо, – сказала я, отступив на шаг.

Йен захлопнул дверь, увидел у меня за спиной Питера, и улыбка сползла с его лица.

– Питер Миллер, – взмахнув рукой, представила я ему своего «бывшего». – Йен Беккет. Познакомьтесь!

Йен вскинул брови, пораженный встречей со знаменитым писателем, и протянул ему руку. Они обменялись рукопожатием, после чего Йен спрятал руки за спину; то же самое сделал и Питер.

– Я, кажется, не вовремя... – Йен вопросительно взглянул на меня.

– Нет-нет, – заторопилась я. – Питер как раз собирался уходить.

Питер даже не сдвинулся с места.

Йен посмотрел на него, потом на меня и сказал:

– Пожалуй, я лучше зайду в другой раз. Он повернулся и взялся за дверную ручку.

– Нет, Йен! – Я схватила его за локоть, с мольбой глядя ему в глаза.

Но он высвободил свою руку, сжал мне пальцы и сказал:

– Желаю вам приятно провести вечер!

С этими словами он вышел и захлопнул за собой дверь. Я с ненавистью взглянула на Питера. Он отвел взгляд, шмыгнул носом и пробормотал:

– Извини, Порция! Этого я не предусмотрел. Мне следовало догадаться, что у тебя кто-то есть. Какой же я болван! – Питер расстроенно покачал головой.

Я схватила со столика сумочку, чтобы достать из нее ключи, и воскликнула:

– До этого момента у меня никого не было. И теперь, очевидно, еще долго не будет. Мне надо догнать его.

Зажав связку ключей в кулаке, я распахнула дверь.

– Хочешь, я подожду тебя здесь? – глядя в пол, спокойно спросил Питер.

Мне следовало бы сказать ему «нет». Но вместо этого я молча выскочила на улицу под моросящий дождь и помчалась на ферму Бэбба объясняться с Йеном.

Когда я приехала туда, его автомобиль уже стоял возле дома. Однако на мой отчаянный стук в дверь никто не отозвался. Я сбежала с веранды и огляделась. В окошке сарая горел тусклый свет. Я сделала глубокий вдох и побежала туда, рискуя промокнуть насквозь под усилившимся дождем.

Где-то неподалеку зашлась злобным лаем собака.

Дрожа от озноба и нехорошего предчувствия, я вошла в сарай и увидела Йена, убирающего со стола посуду. На штабеле досок горели две свечи, их восковые слезы с шипением капали на холодное ведерко с бутылкой шампанского. На козлах красовалась пышная рубиновая роза в высокой узкой вазе. Йен сдернул со столика скатерть и, скомкав ее, швырнул в угол. Дробный стук тяжелых капель по крыше отозвался в полумраке сарая тоскливым эхом.

– Как все это было красиво! – с грустью промолвила я, замерев в дверях.

Йен хмуро покосился на меня и пошел поднимать скатерть с усыпанного опилками пола. Их густой хвойный запах дурманил мне голову. Я собралась с духом, сделала пару шагов и сказала:

– Я даже не знала, что он приехал в наш город. Он объявился буквально за пять минут до вашего прихода.

Йен аккуратно сложил скатерть вчетверо, положил ее на козлы и, не глядя на меня, глухо ответил:

– Послушайте, Порция! Вам абсолютно не за что извиняться. Если вам с Питером нужно объясниться, то возвращайтесь домой и разговаривайте с ним.

– Но нам нечего выяснять! – воскликнула я, почти уверенная, что так оно и есть на самом деле.

Йен обжег меня взглядом и сказал:

– Простите, Порция. Но я позволю себе вам не поверить!

– Клянусь, что это так! – пылко возразила я. – И вы не смеете обвинять меня в неискренности! Быстро же вы, однако, забыли о хороших манерах. Еще утром вы были воплощением вежливости и предупредительности. А теперь торопитесь выставить меня вон, даже не выслушав.

Помолчав, Йен заметил:

– Думаю, лучше повременить с нашим разговоре до утра.

– Нет! – вскричала я. – Мы договорим теперь! По моему, вам тоже пора кое-что мне объяснить.

– Что же именно? – Йен удивленно вскину бровь.

– Бьюджи нашла заметку о вас в «Пипл». Там упомянуты ваша бывшая жена и ребенок, которого вы бросили.

Йен прищурился и хмыкнул:

– Ага! Бьюджи снова сунула свой нос туда, куда не следует! И вы поверили этой клевете в бульварном журнальчике? Как, однако, вы легковерны! – Он раздраженно сорвал с козел скатерть и стал комкать ее в руках, словно бы намереваясь разорвать в клочья. – К вашему сведению, это вовсе не мой ребенок. Его отец – ее коллега по работе. Разумеется, я узнал об их интрижке последним.

Боже, как же я оплошала!

– Простите меня, ради Бога! – запоздало покаялась я. – Мне даже в голову не пришло, что...

– Это я уже понял, – сухо проговорил Йен, сверля меня холодным взглядом.

– Я просто не знаю, что сказать в свое оправдание. – Я закрыла глаза и услышала стук его каблуков по цементному полу. Когда он стих, я открыла глаза и увидела, что Йен стоит со мной рядом. По спине у меня поползли мурашки.

– Мне искренне жаль, Порция, что ваш отец оставил вас, когда вы были еще ребенком. Но из этого вовсе не следует, что его вину вы вправе распространять на всех остальных мужчин. И еще: вы далеко не единственный человек на свете, покинутый в детстве своими родителями.

Сказав это, Йен быстро вышел из сарая. Когда стихло эхо его удаляющихся шагов, я уставилась на догорающие свечи, стоящие рядом с ведерком со льдом. Роза поникла, словно бы не желая больше радовать мой взор. Мне вдруг стало горько и обидно. Я стукнула по цементному полу ногой и в сердцах воскликнула:

– Проклятие!

Распахнув дверь своей квартирки, я крикнула:

– О'кей, Питер! Убирайся! Живо!

Дождь прекратился, но моя одежда промокла, поэтому я торопилась побыстрее выставить за порог незваного гостя и переодеться.

Но столовая оказалась пуста. Я вышла на веранду и взглянула на то место, где должна была стоять машина Питера. Однако серебристого универсала там уже не было. Окончательно обескураженная, я прошла на кухню, села на стул и запустила пальцы в свои влажные волосы.

– Вот дерьмо! – вырвалось у меня.

Я поднялась, подошла к бару и достала из него бокал.

В голове у меня прозвучали прощальные слова Йена.

Я наполнила бокал водой из-под крана, поставила его на стойку и с тоской уставилась в окно на уличный фонарь.

Мне явственно вспомнились слова Питера:

«Я хочу всегда быть с тобой! Теперь я в этом уверен...»

Я судорожно сделал глоток-другой, и мой взгляд затуманился. Я выплеснула оставшуюся в бокале воду в раковину и вдруг обнаружила, что вся грязная посуда уже кем-то вымыта.

Оглядевшись, я заметила и другие перемены, произошедшие в квартире в мое отсутствие. Разбросанные по столу журналы и книги были аккуратно сложены в стопку. Свисавший со спинки стула жакет чудесным образом переместился на вешалку возле двери. Конечно, это постарался Питер. Вот хитрец!

Я невольно улыбнулась. Он всегда подлизывался ко мне таким образом, когда хотел загладить свою вину. Я подперла голову кулаками, облокотилась на стойку – и увидела на ней черную бархатную коробочку. Мне следовало разозлиться и зашвырнуть ее в угол.

Но вместо этого я ее открыла.

Внутри находилось незамысловатое платиновое колечко с бриллиантом в полкарата. Не в силах смотреть на символ вечной любви и преданности, иметь который я мечтала еще год тому назад, до того как наши с Питером отношения начали стремительно ухудшаться и в конце концов достигли пятого круга ада, я захлопнула крышку. В голове у меня все перемешалось – и запутанные отношения со своим «бывшим», и ссора с Йеном, и обида на интриганок-родственниц. Мне требовалось срочно чем-то заняться, покинуть эту квартирку и хорошенько развлечься.

Я выбрала из всех известных мне способов «выпускания пара» самый лучший – закатить скандал своей мамочке.

– Мэгс! – крикнула я, захлопнув за собой входную дверь. – Мэгс! Куда ты запропастилась, черт бы тебя побрал!

Было только восемь часов. Дом был пуст. Я быстро прошла через столовую и кухню к черному ходу и обнаружила всех «барышень» во дворе за карточной игрой: Усевшись вокруг стола под тентом, они с азартом резались в джин-рамми.

– Порция! – увидев меня, радостно улыбнулась Мэгс. – Хорошо, что ты к нам заглянула, деточка. Я сейчас принесу тебе чего-нибудь выпить.

– Мэгс, я должна с тобой поговорить, – звенящим голосом произнесла я, стараясь не выдать волнения. – С глазу на глаз.

Она поцеловала меня в щеку.

– Хорошо. Посиди немного с девушками, я сбегаю за напитком, и мы побеседуем. О'кей?

Мэгс устремилась к дому, не дожидаясь моего согласия.

Бев кисло улыбнулась и кивнула на стул рядом с собой:

– Присаживайся, Порция! Какие могут быть у вас от нас тайны! Мы с удовольствием поприсутствуем при вашем разговоре. По-моему, он будет интересным.

– Может быть, тебе и тема его уже известна? – скрестив на груди руки, недобро спросила я.

Вера деланно улыбнулась, но я заметила обеспокоенность в ее бегающих глазах. Не глядя на меня, она сказала:

– Наверное, ты хочешь поделиться новостью о том, что Питер приехал в наш город? Приятное известие, не правда ли?

Склонив голову набок, я внимательно посмотрела на нее.

Но я не успела и рта раскрыть, как Бев, взглянув на меня поверх своих карт, невозмутимо сообщила:

– Питер спит наверху в твоей спальне.

– Теперь это его комната, – уточнила появившаяся за моей спиной Мэгс. Она похлопала меня по плечу и, всучив мне бокал, уселась рядом с Бев.

– Его комната? – переспросила я.

– Не стой столбом, деточка, – сказала Мэгс. – Присаживайся! Может быть, начнем новую партию с участием Порции, девочки?

– Чудесная идея, – обрадовалась Вера, бросив карты на стол. – Это была худшая раздача за всю мою жизнь.

Бев сложила свой карточный веер и передала карты Мэгс.

– Почему ты не присаживаешься? – обратилась она ко мне.

– Питер сейчас спит в моей спальне? – вновь спросила я.

– Да, деточка, – беспечно ответила Мэгс, тасуя колоду. – Он выглядел таким усталым, когда объявился у нас. Бедняжка!

– Не знаю, что уж ты ему наговорила, Порция, – вставила Бев, – но вид у него был ужасный.

– Значит, по-вашему, это я во всем виновата? – спросила я, не веря, что все это происходит со мной наяву.

Наступила тишина. «Барышни» глядели на меня такими глазами, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что они считают меня «плохим парнем».

– Я вам не верю! – вскричала я.

Мэгс вздохнула и положила карты на стол.

– Я не понимаю тебя, Порция! Что на тебя нашло? Разве не ты говорила мне на днях, что мечтаешь о постоянном мужчине?

– Так, значит, это ты организовала всю эту комедию? – Я в ярости уставилась на нее.

Мэгс раздула ноздри и напыщенно произнесла:

– А что тебя, собственно говоря, не устраивает, деточка? Приятный молодой джентльмен приехал ради тебя в Трули и сделал тебе предложение. Я думала, что ты обрадуешься!

Мэгс фыркнула и снова взяла карты в руки.

С трудом уняв нервную дрожь, чувствуя, что она чего-то не договаривает, я спросила:

– Мэгс! Вы опять что-то задумали?

Она посмотрела на Веру и Бев, улыбнулась и поинтересовалась:

– А разве Питер тебе ничего не сказал? Я почувствовала, что меня мутит.

– Если нет, тогда эту новость сообщу тебе я. Мы посоветовались и решили сделать его нашим управляющим.

– О Боже! – выдохнула я.

– Питер поживет у нас, пока не освободится квартирка над торговым залом, – изучая свои карты, сказала Мэгс. – Или пока его кто-нибудь не приютит. – Она выразительно взглянула на меня.

– Вы меня разыгрываете? – не поверила я. – Это шутка? Или вы наняли для меня мужа?

– А что в этом особенного? – пожала плечами Бев.

– Мы надеялись, что управляющим станешь ты, когда тебе наконец надоест бесконечно грызть гранит науки. Но ты пока не проявила никакого интереса к работе в «Пейдж», поэтому...

– У меня просто не укладывается все это в голове! – простонала я, борясь с позывами рвоты.

– Давайте разбудим бедного Питера, – предложила Мэгс. – У него был такой трудный день! Сам он, разумеется, не объяснил, что именно произошло между вами. Но тебе следовало бы быть с ним более любезной. На мальчике лица не было! Послушай, Порция, ты играешь или нет?

Я раскрыла рот и молча уставилась на всю эту безумную компанию. Вера сокрушенно причмокивала губами и покачивала головой. Бев никогда еще на моей памяти не выглядела такой довольной. Мэгс беззаботно улыбалась, словно бы ничего особенного не произошло.

– Спокойной ночи, «барышни»! – сказала я и пошла назад к дому. Мэгс догнала меня уже на веранде. Я обернулась.

– Он славный мальчик! – выдохнула она. – И он тебя любит!

– У тебя совсем крыша поехала! – вскричала я. – Когда же ты прекратишь подгонять мою жизнь под свои мерки? Разве ты не понимаешь, что из этого ничего не выйдет?

Она погладила ладонью рукав своей шелковой блузы, взглянула мне в глаза и сказала:

– Но у тебя ведь тоже пока ничего не ладится? Не так ли?

Я отвернулась от нее и пешком отправилась в «Пейдж», наступая на каждую знакомую мне с детства трещину на тротуаре. Идти мне нужно было шесть кварталов.

Глава 8

– Значит, ты так и не разговариваешь с ними с тех пор? – спросила у меня Бьюджи во время оздоровительной прогулки.

– Нет, – покачала я головой.

– А как поживает Питер?

– Он сейчас у «барышень». А я к ним не хожу.

– А ведь прошла уже целая неделя, – сказала Бьюджи. – У тебя определенно началась депрессия.

– Ты так считаешь? – Я поддела камушек носком туфли. – А по-моему, я вполне бодра и здорова.

– Ну а что насчет Йена? – поинтересовалась подруга, скептически ухмыльнувшись.

– Его я тоже с тех пор не видела. Ты единственный человек, с которым я общаюсь. Если не считать телефонного разговора с моим факультетским куратором. Эта женщина была достаточно тактична, чтобы сделать вид, будто она поверила, что я почти завершила работу над диссертацией.

– А когда защита? – полюбопытствовала Бьюджи.

– В декабре. Но пока работа готова только вчерне, – неохотно объяснила я.

– Черт бы тебя побрал, Порция! Хочешь перечеркнуть двенадцать лет учебы? – возмутилась Бьюджи.

– Да с чего ты это взяла? Пока еще время у меня есть. Откровенно говоря, я собиралась защищаться в декабре, чтобы получить шанс быть представленной в качестве претендента на одну вакансию, открывающуюся будущей весной. Но теперь...

– Что еще стряслось?

– Даже не знаю, как бы это лучше объяснить... А который сейчас час?

Бьюджи посмотрела на свои наручные часы:

– Восемнадцать минут восьмого. Ну, говори же!

– Нам пора возвращаться, – поторопила я, потому что мы шли в направлении фермы Бэббов. – Послушай, а почему мы гуляем именно по этому маршруту? – спросила я. – Ведь можно пройтись и по Ривер-роуд, там тоже чистый воздух. Мне бы не хотелось столкнуться нос к носу с Йеном.

Разумеется, я покривила душой, но должна же приличная девушка держать фасон!

– Он по утрам работает, – напомнила мне Бьюджи. – Но уж если тебе так этого хочется, завтра пойдем другой дорогой. Если только прогулка состоится, – с улыбкой добавила она, выразительно поглаживая себя по животу. – Мне кажется, это случится именно сегодня.

– У тебя каждый день такое предчувствие, – съязвила я.

Мы гуляли ежедневно, а схватки все не начинались. У меня даже возникло нелепое подозрение, что Бьюджи вовсе не беременна, а просто неприлично растолстела и пытается похудеть.

– Но сегодня предчувствие исполнится, – уверенно сказала она. – Потому что сегодня – мой день уплаты налогов.

– Вчера ты говорила, что в день уплаты налогов нормальные люди не рожают, – уколола ее я. – А позавчера ты собиралась родить, потому что было полнолуние. А...

– Ты хочешь поссориться со своей лучшей подругой? – перебила меня Бьюджи. – С кем же тогда ты будешь общаться?

Я промолчала. Она замедлила шаг.

– До фермы отсюда рукой подать. Неужели ты хочешь повернуть назад?

Мы одновременно замерли и молча посмотрели на север.

Меня так и подмывало дойти до фермы и проведать Иена, угоститься кофе, поболтать о пустяках по-соседски, даже попытаться починить его ограду, давно нуждающуюся в ремонте. И я готова была побиться об заклад, что Бьюджи борется с желанием схватить меня за волосы и, не обращая внимания на мои вопли, волоком оттащить меня туда. Мы разом тяжело вздохнули и переглянулись, уже давно научившись читать мысли друг друга и понимать друг друга без слов.

– Не сердись на меня, Порция, – сказала Бьюджи. – Я не хотела тебя обидеть. – Внезапно она покачнулась, побледнев, и прошептала: – Достань из сумочки мобильник и позвони Дэви.

– Началось? – воскликнула я.

– Звони Дэви! – с перекошенным от боли лицом повторила она и согнулась в три погибели. – Скорее!

Я достала из ее сумочки сотовый телефон и нажала на кнопку, пытаясь его включить. Аппарат не работал.

– Бьюджи, как ты? – Я вновь и вновь нажимала на проклятую кнопку.

Бьюджи с шумом выдохнула, распрямилась и воскликнула:

– Этот чертов засранец решил меня изувечить!

– Терпеть можешь? – спросила я.

– Нет! – Она покачала головой. – На этот раз я угадала, началось.

– Сядь! – сказала я.

Она с опаской посмотрела на грязный асфальт у себя под ногами.

– Нет, я здесь садиться не стану. Что сказал Дэви? Он уже в пути?

– Ты давно подзаряжала аппарат? – спросила я. Бьюджи выхватила у меня телефон, ткнула пальцем в кнопку и расплакалась.

– Вот дерьмо! Мне придется рожать в придорожной канаве!

Я схватила ее за плечи и встряхнула.

– Послушай, Бьюджи! Не волнуйся, все будет хорошо. Я с тобой, я тебя не брошу! Поняла?

Она слегка успокоилась, но тотчас же вновь скорчилась от пронзительной боли и взвыла.

Наконец ее отпустило, я погладила подругу по голове и сказала:

– Может быть, это еще вовсе и не схватки, а ложные позывы.

– Нет, – сказала она. – На этот раз все по-настоящему.

И словно бы в подтверждение этих слов из нее хлынули воды.

Она стала истошно кричать. Я зажмурилась. Мы находились в трех милях от города и в двух – от фермы. Бьюджи не могла уже шагу шагнуть. Внезапно у меня за спиной послышался шум автомобиля.

– Я остановлю эту машину! – крикнула я.

– Мне страшно, – сжав мне руку, прошептала Бьюджи.

– Не бойся, глупенькая! – Я чмокнула ее в макушку. – Ни о чем не беспокойся, у меня все под контролем. Нужно только выбежать на дорогу и попытаться остановить эту машину.

Бьюджи кивнула и отпустила мою руку. Выбежав на середину шоссе, я замахала руками, подавая сигнал водителю знакомого голубого фургона, появившегося из-за поворота.

– Эй, Бридж! – закричала я что было мочи. – Скорее сюда!

Бридж Уилкинс притормозил свой грузовичок и высунулся из окошка.

– Порция? Неужели это ты, малышка? Что ты делаешь посреди шоссе?

– У Бьюджи начались схватки! – объяснила я, указывая рукой на подругу. – Вы можете довезти ее до города?

Бридж посмотрел на место пассажира, заваленное железным хламом и инструментами. Я заглянула в кузов: он был доверху загружен досками, закрепленными тросом.

– Пока я разгружу машину, ребенку уже пора будет идти в школу, – мрачно пошутил Бридж, озабоченно наморщив лоб. – Поступим так: я сгоняю на ферму и вернусь вместе с Йеном. А ты пока ступай скажи ей, что все будет нормально.

Он сорвался с места. Я бегом вернулась к Бьюджи и сказала, обняв ее за плечи:

– Это был Бридж Уилкинс.

– Ты меня разыгрываешь? – не поверила она мне. – Впрочем, Трули – маленький город. Но куда же он помчался?

– За Йеном. Они скоро вернутся и отвезут тебя в больницу.

– Порция, если бы ты только знала, как это дьявольски больно! – снова схватив меня за руку, простонала Бьюджи. – Это невозможно выразить словами. Нас предупреждали на занятиях для молодых мам, что будет больно, но я не думала, что настолько больно!

– Потерпи немного, – упрашивала я, поглаживая ее по волосам.

Бьюджи стиснула мою руку так крепко, что у меня на глазах тоже выступили слезы.

– Не знаю, смогу ли я терпеть, – сдавленно произнесла она, глядя на меня округлившимися от ужаса глазами.

– Сможешь, – сказала я с уверенностью бывалой роженицы. – Ты будешь рожать в прекрасной больничной палате, под опекой опытного медицинского персонала. А Дэви будет стоять рядом с твоей кроватью. Надо только немного потерпеть.

Я обняла ее одной рукой и стала мысленно молиться, чтобы все действительно закончилось хорошо, как я ей и обещала. Время тянулось пугающе медленно. Наконец я услышала шум приближающихся автомобилей. По шоссе мчались машины Йена и Бриджа. Остановившись у обочины рядом с нами, мужчины вдвоем отнесли Бьюджи во внедорожник писателя и уложили ее там на заднее сиденье. Бросив мне сотовый телефон, чтобы я связалась с Дэви, Бридж сел за руль своего грузовичка. Едва я успела прыгнуть на сиденье рядом с Йеном, как он тронулся с места, даже не дождавшись, пока я захлопну дверцу.

– Где находится больница? – глядя на шоссе, спросил он.

– Поезжайте до Мэйн-стрит, на перекрестке сверните налево и вскоре справа увидите здание больницы, – ответила я, набирая номер телефона Дэви.

Бьюджи начала вопить от боли. Я обернулась и протянула ей руку. Она вцепилась в нее с такой чудовищной силой, что, казалось, сейчас захрустят кости. Но мне все-таки удалось набрать другой рукой номер приемной шерифа и сообщить секретарю о случившемся. Йен, порыскав взглядом по сторонам, проехал на красный сигнал светофора – слава Богу, других автомобилей в этот момент на перекрестке не оказалось.

– Ну, как она? – спросил он, прибавив скорость. – Держится?

– Я молодец! – крикнула ему в ответ Бьюджи. – Дави на газ! Мое терпение вот-вот лопнет.

Дэви встретил нас возле дверей отделения экстренной помощи. Йен и Бридж вытащили Бьюджи из машины и усадили ее в специальное кресло на колесиках. Поблагодарив их, Дэви покатил роженицу в больницу. Немного успокоившись, я повернулась к Бриджу и сказала:

– Кажется, все обошлось! Спасибо!

– Мы все старались ей помочь, детка! – тепло улыбнулся он.

Только теперь я заметила, что он почти не изменился со времени нашей последней встречи. Прибавилось только серебра в волосах и грусти в глазах. Мое сердце сжалось: он был мне как родной дядя с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. И все те годы, пока мы с ним не виделись, мне его очень не хватало. Бридж помог мне получить работу у Морриса Бэбба, чинил мой розовый велосипед, смешил меня забавными анекдотами. Но рок, преследующий всех женщин Фаллон, не пощадил и его. Бридж исчез из моей жизни, когда я закончила среднюю школу.

– Как хорошо, что вы случайно проезжали мимо, – сказала я, возвращая ему мобильник.

– Очевидно, так уж было Богу угодно, – пожал он плечами. – Рад был с тобой повидаться, малышка. А теперь ступай к Бьюджи. Позвони мне, когда она разрешится от бремени. Если родится мальчик, попроси ее назвать его в мою честь. Так и передай ей: дескать, я просил назвать мальчугана Бриджем.

– Непременно передам, – пообещала я.

Он кивнул, попрощался с Йеном и уехал. Мое волнение достигло предела. А мне еще требовалось объясниться с Йеном. Глубоко вздохнув, я сказала:

– Спасибо за помощь! Если бы не вы, Бьюджи пришлось бы рожать на обочине. Я пойду проведаю ее.

– Надеюсь, что роды пройдут нормально, – улыбнулся Йен.

У меня затряслись ноги и руки, я почувствовала приближение истерики и снова пробормотала:

– Ну, так я пойду.

– Передайте ей после родов мои поздравления, – сказал Йен.

– Обязательно передам. – Я не в силах была тронуться с места. Мне вдруг вспомнилось, как уютно мне было однажды в его объятиях, пока все неожиданно не полетело вверх тормашками. Пожалуй, я бы пожертвовала чем угодно, чтобы снова ощутить поддержку и сочувствие Йена. Даже своей гордостью.

– Останьтесь со мной, пожалуйста! – неожиданно для себя взмолилась я. И тотчас же прикусила язык, почувствовав себя полной идиоткой. Единственное, что меня оправдывало, это охватившая меня слабость. И еще, пожалуй, страх увидеть его удаляющуюся спину. – У меня дрожат коленки, – призналась я. – И внутри все трепещет. Это все из-за перенесенного стресса. Мы с Бриджем не виделись уже много лет, после одной неприятной старой истории, произошедшей между ним и Верой. Он был для меня почти как отец, другого такого близкого человека у меня никогда не было. И сейчас, после всего пережитого, мне требуется дружеская поддержка.

– Я с удовольствием останусь с вами, – улыбнулся Йен.

– Спасибо! – обрадовалась я.

– Не за что! Честно говоря, мне приятно, что вы попросили меня побыть немного с вами. – Он перевел дух и продолжал: – Знаете, роды, как правило, затягиваются на несколько часов. У моей сестры трое сорванцов, и каждого она рожала в течение почти суток. Может быть вам стоит заскочить домой и переодеться? – Он поглядел на мои ноги, перепачканные водами, хлынувшими из Бьюджи.

– О Боже! Я совсем об этом забыла! – Опершись на плечо Йена, я сняла испорченную обувь вместе с промокшими носками. Оставшись босиком на тротуаре, я с ужасом посмотрела на свои загубленные туфли и содрогнулась.

– Я не смогу к этому прикоснуться, – прошептала я.

– Подождите минуточку! – попросил Йен и, сбегав к машине, принес из багажного отделения мешок для мусора, сложил в него носки и туфли с тротуара и бросил все это в мусорный контейнер.

– Пожалуй, – сказал он, когда мы уселись в его машину, – это самая противная вещь, которую я сделал ради женщины.

Смеяться мне почему-то не хотелось.

– Спасибо, что подвезли меня, – сказала я, выйдя из душа. – И за то, что остались. Подождите, пожалуйста, меня еще минуточку!

Я размотала полотенце на голове, швырнула его на кровать, заколола волосы на макушке и стала переодеваться в джинсы и майку.

– Можете не торопиться, – отозвался Йен из столовой.

Взглянув на себя в зеркало и оставшись довольна своим видом, я вышла в столовую и предложила:

– Давайте заедем в кондитерскую Сью Энн и полакомимся пончиками с кофе.

Йен стоял у кухонного столика и с любопытством рассматривал бархатную коробочку, оставленную Питером. Заслышав мои шаги, он обернулся и с улыбкой кивнул:

– Что ж, поехали!

Но мои ноги приросли к полу. Поигрывая ключами от машины, Йен пристально смотрел на меня.

– Мы с ним не общались почти четыре месяца, – пролепетала я. – И вдруг он, даже не предупредив меня, прикатил сюда из Бостона и попросил моей руки.

Йен сочувственно вздохнул. Последовала короткая, но выразительная безмолвная сцена, в течение которой я лихорадочно пыталась угадать по выражению его лица, что он чувствует и о чем думает в данный момент. Но на лице невозмутимого англичанина не дрогнул ни один мускул.

– Это меня совершенно не касается, – произнес он наконец.

– Я ему отказала, – выпалила я, вытаращив глаза. Йен покосился на футляр, потом снова взглянул на меня, но так и не проронил ни слова. А мне почему-то вдруг подумалось, что я, собственно говоря, и не отказывала Питеру. Хотя и собиралась. Не выдержав томительного молчания, я добавила:

– С тех пор мы с ним еще не виделись. Я хочу вернуть ему его подарок.

Йен окинул рассеянным взглядом мое жилище, покусал губу, хмыкнул и сказал:

– Кажется, мне следует извиниться перед вами, Порция.

– Нет! – шагнула я к нему. – Вы не должны передо мной извиняться. Я сама во всем виновата! Мне ужасно стыдно за все, что я вам наговорила!

– Не принимайте это близко к сердцу. – Йен махнул рукой. – Мне понятны мотивы вашего поступка. Я Немного погорячился и прошу вас меня простить.

– Тогда и вы простите меня, Йен! – вскричала я. Он молча кивнул, не глядя мне в глаза. Я подошла еще ближе к нему и спросила:

– В чем дело? Вы все еще сердитесь?

Йен покосился на меня и вновь отвел взгляд. На мгновение мне почудилось, что ему хочется поцеловать меня.

Но уже в следующую секунду я поняла, что заблуждаюсь.

– Видите ли, Порция, дело в том, что... – запинаясь произнес он. – Короче говоря, тот эпизод навел меня на мысль, что нам нужно остаться добрыми друзьями. И не более того.

– Ах вот как! – Я прикусила губу.

– Как только я завершу работу над своей новой книгой, – сказал Йен, – я тотчас же уеду в Лондон.

По спине у меня пробежал холодок: я знала, что его работа над романом приближается к концу, еще неделя-другая – и все.

Йен пожал плечами и мертвым голосом добавил, не глядя на меня:

– А вы в конце лета вернетесь к себе в Нью-Йорк. Мы просто встретились в неудачное время, к сожалению.

«Если бы дело заключалось только в этом, – подумала я, – то сейчас ты бы смотрел мне в глаза». Впрочем, это ничего бы не изменило, всемогущее «антипригарное покрытие» все равно бы победило.

– Да, конечно, – сказала я. – Вы абсолютно правы.

– Поймите меня, Порция! – воскликнул Йен, взглянув наконец-то мне в глаза. – В этом нет ничего личного.

Любопытное оправдание отказа!

– Разумеется, я все понимаю. Виной всему неудачное стечение обстоятельств.

– Вот именно, – сказал Йен, как-то странно посмотрев на меня.

– Действительно, затевать что-то серьезное не имеет смысла, – согласилась я, заправляя за ухо локон.

– Вот и я о том же! – радостно подхватил он и добавил, теребя ключи: – Что ж, надеюсь, вы еще заглянете ко мне как-нибудь после полудня. Мы ведь славно проводили вместе время! Я скучал по вас всю неделю.

– Я тоже, – вымученно улыбнулась я.

– Так что же, мы едем в кондитерскую? – переступив с ноги на ногу, спросил Йен.

– Конечно! – тряхнула я головой и направилась к двери, размышляя о загадочной напасти, передающейся всем девицам Фаллон из поколения в поколение, наравне с другими наследственными качествами. Если бы ученым удалось открыть ген «тефлоновой вагины», это многое бы объяснило.

Карты сдавал Йен. Мы играли в блэкджек. У меня было шестнадцать очков, у Йена – четырнадцать.

– Еще карту! – потребовала я.

Йен метнул карту на стол. Пятерка червей.

– Ура! – завопила я, радостно захлопав в ладоши. Было два пополудни, но, как и предсказывал Йен, маленький сорванец еще не появился на свет. Мать Бьюджи и Дэви находились в больничной палате. Мы с Йеном резались в коридоре в карты.

– Не спеши ликовать, – охладил мой пыл Йен, вскинув руку. – Посмотрим еще, что выпадет мне.

– Ты все равно не наберешь «двадцать одно», – с Усмешкой ответила я, предвкушая верный выигрыш.

– Как ты можешь быть в этом уверена? – возразил он, постукивая пальцами по рубашке верхней карты в колоде.

– А какие у тебя шансы?

– Не знаю, но все-таки попытаю удачи.

– Бесполезно! – покачала я головой.

– Поглядим! – Йен открыл карту и метнул ее на стол. Я взглянула на нее и вскричала:

– Ты шулер! – Ему выпала семерка треф. Он выиграл.

– Разумеется, нет! И не пытайся увильнуть от расплаты.

– Хорошо, – вздохнула я. – Уговор есть уговор. Говори свое желание!

Йен постучал носком ботинка по полу, задумчиво глядя в потолок, и объявил:

– Расскажи мне о ваших с Питером отношениях.

– Зачем тебе это надо?

– Должен признаться, что я крайне любопытен. – Йен положил колоду на стол. – Я же писатель.

Он был прав, и я была вынуждена сдаться.

– Хорошо. Но только это длинная история. Так что я схожу раздобуду кофе. А ты усаживайся поудобнее.

– Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что твоя идея «тефлоновой вагины» – сущий вздор, игра больного воображения?

Йен выбросил пустой стаканчик из-под кофе в мусорную корзину и, вытянув ноги, снова откинулся на спинку продавленного кожаного дивана. Мы с ним выпили уже по три стаканчика. Я говорила почти без умолку полтора часа и успела выложить ему без утайки всю нашу с Питером историю, со дня знакомства, состоявшегося три года назад, и до спектакля, разыгравшегося в моей квартирке в Трули за считанные минуты до прихода Йена, с которым у меня было назначено свидание.

– Это вовсе не вздор! – стояла на своем я. – По-моему, все дело в каком-то химическом веществе, вроде феромонов...

– А по-моему, твоей вины здесь нет! – заявил Йен. – Подумай сама. Питер оставил тебе прощальное послание на титульном листе своей книги. Случайно ли это? Мне кажется, что он законченный эгоист, думающий только о себе. И внезапная смена его настроения вызвана только его личностными проблемами. Возможно, он страдает комплексом неудачника.

– Нельзя ли попроще? – спросила я.

– Хорошо. Как известно, мужчины, чрезмерно озабоченные собственной персоной, не становятся другими в одночасье. Тебе следовало бы приглядеться к Питеру получше и хорошенько подумать, стоит ли связывать свою судьбу с таким человеком. А ты легкомысленно надеялась, очевидно, что ради тебя он вдруг полностью изменится. Пойми меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что ты того не стоишь!

– Я так и не думаю, – сказала я, хотя, по правде говоря, именно так и подумала. – Значит, по-твоему, люди не способны меняться?

– Я допускаю, что такое возможно, но, к сожалению, в жизни подобные метаморфозы случаются крайне редко. Однако дело не в этом, важно совсем другое – хочешь ли ты рисковать?

Йен вперил в меня проницательный взгляд своих карих глаз, явно требуя немедленного ответа. Я уже раскрыла рот, но ответить не успела – меня кто-то окликнул . Оглянувшись, я увидела папашу Бьюджи, Бью Старшего, бегущего ко мне по коридору. Его лицо приобрело кирпичный цвет, такой же, как и остатки волос на его лысой голове.

– Порция! – воскликнул он, обняв меня. – Рад тебя видеть. Где моя малышка?

– У нее продолжаются схватки, – объяснила я.

– Ну как она? Как моя малышка?

– Пока нормально, – ответила я с улыбкой. – Ждем заключительного акта.

– Я вылетел из Атланты первым же рейсом, как только мне позвонила мама Бьюджи. Разве мог я пропустить день рождения своего внука? – Он лукаво подмигнул мне, посмотрел на Йена и представился, протянув ему руку: – Бью Майлс. Я назвал свою дочь своим именем, внеся некоторое дополнение с учетом разницы полов. Так она стала Бью Младшей, или просто Бьюджи.

– Да вы, оказывается, большой оригинал! – улыбнулся Йен, пожимая ему руку. – Приятно познакомиться! Йен Беккет, друг Порции.

– Ба! Какая честь! Вы тот самый писатель, который пишет увлекательные шпионские романы? Наслышан, наслышан...

Йен скромно кивнул, тщетно пытаясь высвободить из клешни Бью свою руку. Лица обоих побагровели от натуги.

– Вы непременно должны как-нибудь отужинать у меня! – воскликнул Бью. – Я представлю вас своему семейству, включая малышку.

Он неохотно отпустил руку Йена. Тот облегченно вздохнул, покосился на меня и ответил:

– Для меня это большая честь, мистер Майлс. Благодарю вас.

– Зовите меня просто Бью! Вы же друг Порции! Бью по-свойски подмигнул мне, и я густо покраснела.

У меня за спиной послышался звук чьих-то торопливых шагов. Мы все посмотрели в конец коридора и увидели красного и улыбающегося Дэви.

– Мальчик! – крикнул он, подбегая к нам.

Еще не меньше часа нам пришлось ждать, пока Бьюджи и ребенка разместят в отдельной палате. Счастливая мама выглядела чудесно. Лицо ее светилось радостью. Укутанный в пеленки малыш спал в прозрачной пластмассовой люльке рядом с кроватью матери. Его дедушка и бабушка держались за руки, стоя чуть поодаль. Дэви не сводил со своего сына влюбленных глаз, сидя на краю кровати.

– Я подожду тебя в приемной, поздравь от меня Бьюджи, – шепнул Йен, пожав мне руку.

Когда дверь за ним закрылась, Бьюджи улыбнулась и сказала:

– Подойди поближе к малышу, Порция! Посмотри, какой он красавец!

Я приблизилась к люльке и посмотрела на морщинистое розовое личико новорожденного. Оно напоминало мордочку щенка мопса, но все равно показалось мне прелестным.

– Я горжусь тобой, дочка! – сказал Бью Старший и, подойдя к Бьюджи, поцеловал ее в лоб. На глазах у него выступили слезы. – Теперь у меня есть внук!

От избытка чувств я тоже прослезилась.

– Хотя бы ты не плакала, – пробурчал Дэви, обняв меня рукой за плечи.

Я вытерла щеки тыльной стороной ладони и шмыгнула носом. Изобразить на лице улыбку у меня не получилось. Наклонившись к Бьюджи, я поцеловала ее в щеку и сказала:

– Тебе нужно поспать. Я навещу вас завтра. Кстати какое имя ты решила ему дать?

Бьюджи взглянула на своего отца и улыбнулась:

– Майлс Дэвид Чапмен!

Первое, что я почувствовала, отперев дверь своей квартиры, был запах жареной курицы. Потом я увидела, что в комнате горят свечи, а весь пол и диван усыпаны розовыми лепестками. И остолбенела.

– Ты вернулась! – раздался голос Питера из кухонного закутка. – Так Бьюджи наконец родила?

Питер был одет по-домашнему и держался так, словно ничего не произошло. Он хлопотал у плиты совсем по-хозяйски. В этом чувствовалась рука «барышень», с которыми он успел подружиться.

– Да! Мальчика! – сказала я, придя в себя. – Его назвали Майлсом Дэвидом.

– Потрясающе! – воскликнул Питер. – Дэви звонил твоей маме из больницы и предупредил, что ты задержишься ... Вот я и решил здесь похозяйничать, приготовить для тебя ужин. Ты, наверное, проголодалась? – Он заискивающе улыбнулся. – Отведаешь моей стряпни?

Я вздохнула. Чертовски усталая и дьявольски голодная, я была готова съесть что угодно.

– Ты на меня не сердишься? – спросил Питер.

– На это у меня просто нет сил! – Я плюхнулась на диван.

– Бокал вина? – предложил он.

– С удовольствием.

Питер наполнил два бокала охлажденным вином и сел рядом со мной. Я сделала глоток шардонне и тихо спросила:

– Как все это понимать, Питер?

– Пытаюсь завоевать твое доверие, – ответил он, упершись локтями в колени. – Возможно, мне и не удастся тебя вернуть, но я должен хотя бы попытаться это сделать.

Я отпила из бокала, стараясь не смотреть Питеру в глаза, и поинтересовалась:

– Ну и чем же ты будешь меня потчевать?

– Курятиной, приготовленной по рецепту Веры.

– Это же мое любимое лакомство! – Я покосилась на него с подозрением.

– Я знаю! – Питер лукаво улыбнулся.

– Чувствуется школа «барышень»! – бросила я ему с упреком. – Вы что, сговорились против меня?

– «Барышни», как ты их называешь, милейшие женщины, – с обидой возразил Питер. – Все мы желаем тебе только добра и хотим видеть тебя счастливой! Почему тебе повсюду мерещатся интриги?

– Что ж, пожалуй, на этот раз я прощу тебя, – сменила я гнев на милость. – Оставайся на ужин, раз уж сам его приготовил. Но потом тебе придется отсюда убраться.

– Согласен! – Питер с готовностью поднял бокал.

Любая идиотка могла бы догадаться, чем это закончится. Кроме меня. Поэтому когда я примерно через час после того, как была съедена курица и выпито вино, вдруг обнаружила, что сижу рядом с Питером на диване, как в былые времена семейной идиллии, и он уже лезет мне под блузку, меня аж затрясло от возмущения. Резко оттолкнув Питера, я вскочила и воскликнула:

– Ну, знаешь! Это уж слишком! Мы не на фривольной студенческой вечеринке! Веди себя прилично и не смей пользоваться тем, что я расслабилась. Кто тебе позволил распускать свои похотливые ручонки! Разве можно после этого тебе верить?

Я принялась нервно расхаживать по комнате.

– Прости! – Питер откинулся на спинку дивана и театрально прикрыл глаза рукой. – Это получилось у меня машинально.

– Лжец! – вскричала я. – Ты сделал это специально! Именно этого ты и добивался!

Питер положил руки на колени, выпрямился и с пафосом возразил:

– Неправда. То есть в определенном смысле, конечно, ты права, мне этого хотелось. Но если тебе это неприятно, то я не стану настаивать. Не хочу навязываться.

– Неужели? Ну спасибо! А как тогда прикажешь все это понимать? – Я взмахнула руками, указывая на окружающий мелодраматический антураж. – Ты без разрешения проник в мою квартиру, усыпал пол розовыми лепестками, зажег свечи, напоил меня, а теперь имеешь наглость заявлять, что не хочешь навязываться?

– Между прочим, ключи от этой квартиры дала мне Мэгс, – заявил Питер. – Можно сказать, что я действовал с ее благословения.

От ярости я заскрежетала зубами.

– Это только усугубляет твою вину! Зря ты впутываешь мою мамулю в наши отношения.

Питер вскочил и, вытянув руки по швам, патетически произнес:

– Ты абсолютно права! Извини, что я бесцеремонно вторгся в твою обитель, нарушив этим твое законное право на уединение. Мне не следовало так поступать, это непорядочно с моей стороны.

– Немедленно прекрати ломать комедию о пороках и добродетелях! – взвизгнула я. – Речь идет вовсе не об абстрактных моральных ценностях, а конкретно о тебе, Питер! Что с тобой происходит? Я тебя не узнаю! За два года, которые мы прожили вместе, у тебя ни разу не возникло желания позвонить моей тете Вере, чтобы получить рецепт моего любимого куриного жаркого.

Питер устремил взгляд поверх моей головы и прошептал:

– Возможно, на меня снизошло откровение!

– Возможно, – сказала я упавшим голосом. Выдержав драматическую паузу, Питер шагнул ко мне. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела его губы в дюйме от своего рта. Жар его тела обволок меня, и я сомлела. Его рука легла на мое бедро. Он обнял и поцеловал меня. Все затуманилось у меня в голове.

Мы снова очутились на диване.

«Это епитимья! – решила я, почувствовав, как сжимают его пальцы мои груди, теребя набухшие соски и вызывая во мне острое желание. – Несомненно, я наказана за свою непоследовательность самим провидением и приговорена к поцелуям, объятиям и соитию, которое завершится нечеловеческим оргазмом. Так мне, идиотке, и надо!»

– Прекрати! – крикнула я и оттолкнула Питера. – Дай мне собраться с мыслями!

Он погладил меня по щеке.

– Ни о чем не думай, успокойся и расслабься! Я не стану тебя торопить. И если ты решишь наутро, что все это ошибка и я тебе не нужен, то я безропотно смирюсь с этим. – Питер наклонился и поцеловал меня в мое чувствительное местечко возле ключицы. Вот в чем заключается коварство «бывших» – они знают все твои эрогенные зоны!

Шумно вздохнув, я приказала сердцу угомониться и прошептала:

– У меня нет презервативов...

Питер снисходительно улыбнулся и сказал, расстегивая пуговицу и молнию на моих джинсах:

– Об этом не беспокойся! Обойдемся без них... Остальное он объяснил мне при помощи языка и губ.

– А ты? – простонала я, изнемогая от желания.

– Обо мне тоже не беспокойся, – промычал он, прервав на миг оральные ласки, и вновь уткнулся носом в преддверие моего лона, задрав мне ноги. Какое бесстыдство! Так мне и надо!

Я закрыла глаза и представила на его месте другого мужчину.

Глава 9

«Мои чувства так необычны... – промолвила Элизабет, пряча от Дарси улыбку. Они беседовали во время прогулки. – Я бы даже сказала, что они противоречивы!»

Я сунула в рот сигарету, закурила, зажмурив левый глаз от дыма, и потянулась рукой к пульту, чтобы прервать развитие событий на экране в тот момент, когда в глазах Дарси засветилась радость и он облегченно вздохнул, убедившись, что Элизабет наконец ответила взаимностью на его любовь. Сделав глубокую затяжку, я положила сигарету в пепельницу, где уже возвышалась горrа бычков, и коснулась пальцами мыши ноутбука, который я на всякий случай заранее открыла.

В моем нынешнем состоянии лучше было подстраховаться, чтобы не упустить внезапно родившуюся в голове светлую мысль и сохранить ее в памяти компьютера, которой я доверяла больше, чем своей.

Моя диссертация пребывала в том же виде, в котором я оставила ее в феврале – сорок страниц полного бреда, с незаконченной последней фразой, начинающейся так:

«Частые заимствования сюжетных линий Остен современными писателями свидетельствуют, что...»

На этом месте поток моих мыслей внезапно прервал телефонный звонок. Попытка же вспомнить окончание предложения после завершения разговора оказалась безуспешной, и я захлопнула крышку ноутбука, решив вернуться к работе утром на свежую голову. Назавтра, в День святого Валентина, меня бросил Питер. И с тех пор я уже не притрагивалась к диссертации.

Неприятные воспоминания помешали мне возобновить работу над ней и теперь. Тяжело вздохнув, я закрыла ноутбук, подлила в бокал вина из наполовину опустошенной бутылки и взглянула на монитор. Часы показывали 11:15. Утра.

Моя рука потянулась к дымящейся в пепельнице сигарете.

Курить я начала еще в старших классах средней школы, но потом отказалась от этой вредной привычки, опасаясь, что она пагубно скажется на моей памяти и я провалюсь на экзаменах. Вдобавок мне надоело паниковать всякий раз, когда сигареты в пачке заканчивались. Да и перспектива заболеть раком легких меня тоже не прельщала.

После того как прошлой ночью Питер ушел от меня и я, очнувшись от сладкого забытья, открыла глаза и не обнаружила рядом того, кого себе представляла, я в жутком смятении выбежала на улицу и купила в соседнем магазинчике три блока сигарет, стеклянную пепельницу, четыре зажигалки и две бутылки вина. После этого я слегка успокоилась, решив, что своим поступком, пусть и достойным порицания, я все-таки доказала, что порой способна действовать обдуманно и целенаправленно, следовательно, пока еще не окончательно спятила.

Сделав затяжку, я раскашлялась, вскочила и побежала открывать окно. Когда дышать в насквозь прокуренной комнате стало чуточку легче, я снова щелкнула зажигалкой, закурила новую сигарету и вновь включила видеосистему. На экране ожили милые моему сердцу герои. Дарси обернулся к Элизабет с лицом, оживленным игрой эмоций:

«Вы так добросердечны, Элизабет, что все равно не сможете долго подтрунивать надо мной! Так скажите же лучше прямо, не изменились ли ваши чувства ко мне с прошлого апреля. И я никогда больше не затрону этой темы. Но знайте, что мои чувства к вам остались прежними!»

Мое сердце сжалось при виде его взволнованного лица, на котором ясно читалось желание навсегда остаться со своей возлюбленной.

До гроба.

Не совладав с эмоциями, я схватила пульт и отключила видеосистему. С меня было довольно этих любвеобильных англичан.

Закрыв глаза, я откинулась на спинку дивана и шумно вздохнула.

Я уже не сомневалась, что мне наплевать и на гениальную Остен, и на свою недописанную диссертацию. Единственным сексапильным британцем стал для меня вовсе не герой фильма, а тот самый его реальный земляк, которого я себе представляла, когда, зажмурившись, сжимала бедрами голову Питера прошлой ночью. Тот самый англичанин, который даже не подозревал, что это он довел меня до неистового оргазма.

Я потянулась, пытаясь размять уставшие мышцы. В полдень Питер заканчивал работу в книжном магазине и его должна была сменить Мэгс, занятая по утрам какими-то своими таинственными делишками. Хотя Питер даже не пытался строить никаких планов, когда я провожала его до дверей, у меня не было сомнения в том, что он снова придет ко мне.

Я также совершенно точно знала, что еще не готова принять в отношении Питера окончательное решение. Но я не знала, действительно ли с ним произошла чудесная метаморфоза, в результате которой он стал другим человеком. Я просто была пока не в силах осмыслить это.

Футляр с кольцом лежал на прежнем месте, там, где Питер его оставил. Я к нему больше не прикасалась, но была уверена, что лежать ему там осталось уже недолго.

Я докурила сигарету и, затушив окурок, встала с дивана. Мне захотелось прогуляться и проветриться.

Но больше всего мне хотелось заколотить несколько гвоздей в стенку сарая Морриса и Труди.

А почему бы и нет? От этой мысли мое сердце затрепетало. Йен сказал, что скучает по мне. И приглашал меня его проведывать. И еще он сказал, что хочет, чтобы мы оставались с ним только добрыми друзьями.

Бархатная коробочка, словно магнит, притягивала к себе мой взгляд. Я решила, что в данный момент мне просто необходим хороший друг, и пошла в комнату за чистым полотенцем, чтобы принять освежающий душ перед прогулкой.

– Йен, вы здесь? – крикнула я, войдя в сарай.

– Порция, это ты? – отозвался из полумрака Бридж. Мои глаза привыкли к темноте, и я увидела его возле штабеля бревен. Бридж вытирал ладонью вспотевший лоб.

– Какими судьбами, крошка? – Сверкнув зубами, он пригладил свои усы и бородку, усыпанные опилками.

– Я зашла помочь Йену чинить сарай, – ответила я. – А вы что здесь делаете?

– Тоже помогаю ему, чтобы не переутомился. К тому же я теперь присматриваю за этой фермой. Присаживайся на поленницу рядом со мной, побеседуем. Я как раз собирался передохнуть.

Я села рядом с ним на бревна, лицом к восточной стене.

– Жаль, что Труди не видит, как славно мы тут поработали. – Бридж хлебнул воды из бутылки. – Она была бы так рада!

– Это верно, – сказала я, вытягивая ноги. – Вы полагаете, что она когда-нибудь еще вернется сюда?

– Хотелось бы в это верить, – вздохнул Бридж. – Ее сынок, Моррис-младший, живет в Фарго, дочь Бренда – в Уичито. Лето Труди обычно проводит с детьми, а зимой перебирается в Сарасоту, к сестре. В наших краях она не была уже... дай Бог памяти! Да, пожалуй, с того самого августа, когда скончался Моррис. Она, конечно, любит свою ферму, но ей тяжело сюда возвращаться.

– Я понимаю, – кивнула я.

Бридж снял рукавицы, наклонился, достал из сумки упаковку моркови, и мы некоторое время молча похрустывали ею.

– А где же Йен? Работает над книгой? – как бы между прочим поинтересовалась я.

– Нет, – покачав головой, ответил Бридж. – Он отправился улаживать какие-то дела с Карлом Рейми. Скоро должен вернуться.

– А какие могут быть у него дела с Карлом? – испуганно спросила я, вспомнив, как они сцепились в участке.

– Ты, как я погляжу, все такая же любопытная, крошка! По-прежнему повсюду суешь свой нос. Вот вернется Йен, сама у него и спросишь.

– Не надо путать меня с Мэгс и Верой! – обиделась я. Глаза Бриджа на мгновение стали колючими, но тотчас же вновь потеплели. Он спокойно произнес:

– Порция, не пытайся обмануть себя, ты такая же, как все остальные «барышни» Фаллон. И наступит день, когда ты поймешь, что это не так уж и плохо.

Я не стала с ним спорить, чтобы не испортить наши отношения, и сказала только:

– Рада была повидаться с вами! Жаль, что мы редко встречаемся.

Он потрепал меня по макушке.

– Я тоже рад повидаться с тобой, малышка!

– И ты здесь, Порция? – раздался низкий мужской голос у меня за спиной.

Я обернулась, уверенная, что он принадлежит Йену, входящему в сарай. И мгновенно покраснела так, что мое лицо запылало. То был запоздалый приступ стыда за грехопадение минувшей ночью. Мое бедное сердце еще никогда не колотилось в груди так сильно, как в этот миг осознания всей низости своего поступка. Но раскаиваться было поздно, улыбающийся англичанин, которого я себе представляла на месте Питера в минуты умопомрачительных оральных ласк, быстро приближался ко мне.

– Привет! – Я спрыгнула с поленницы на пол. – Ты легок на помине! Мы только что о тебе говорили.

Йен бросил свой пиджак на то место, где я только что сидела, и заметил, кивнув Бриджу:

– Наверное, все косточки мне перемыли.

– Нет, мы просто беспокоились за тебя. Ну, что сказал Рейми?

– Он обещал отозвать свои обвинения против Мэгс.

– Неужели? Даже не верится! Как же тебе удалось его вразумить?

– Мы с ним случайно столкнулись нос к носу в этом магазине с дурацким названием... кажется, «Фигли-Мигли»...

– «Пиггли-Уиггли»! – ухмыльнувшись, подсказал ему Бридж.

– Ну да, в «Пиггли-Уиггли»! Я поинтересовался, вернулись ли его коровы в свой коровник живыми и невредимыми. Мы разговорились, и в конце концов он пообещал, что не станет затевать судебную тяжбу из-за пустяка.

– Вот это по-соседски, – пригладив рукой бородку, одобрил Бридж и кашлянул в кулак.

Я не стала подвергать сомнению правдивость рассказа Йена, понимая, что бессильна против мужской солидарности.

– Извини, старина, что заставил тебя ждать, – повернулся Йен к Бриджу. – У тебя завидное терпение.

– В этом ты прав, – согласился Бридж и добавил, многозначительно взглянув на меня: – Но порой и оно лопается.

Йен улыбнулся, поскольку не знал подоплеки его намека, взял доску и сказал:

– Не пора ли нам дружно навалиться на работу? Порция, ты, надеюсь, пришла сюда, чтобы нам помочь? Тогда надевай свой пояс с инструментами и приступай.

– С огромным удовольствием! – бодро отозвалась я.

– Все! Больше не могу! У меня просто отвалятся руки, если я забью еще хотя бы один гвоздь! – Устало взмахнув руками, я села на штабель досок.

Теплый денек угасал, бледный свет струился сквозь дыры в южной стене сарая, как бы напоминая нам, что работы здесь еще непочатый край.

Бридж ушел еще час назад, мы же с Йеном продолжали трудиться в поте лица до полного изнеможения.

Йен бросил доску на штабель и пристально взглянул на меня.

Я нервно заерзала, рискуя получить занозу в зад.

«Она прекрасна... Сказать вернее – дева чудесных качеств! Порцией зовут сию прелестницу...» – тихо, словно во сне, произнес он.

От изумления у меня раскрылся рот.

Я обомлела.

Йен похлопал глазами и пояснил, стряхнув наваждение:

– «Венецианский купец», Шекспир.

– Да, конечно.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Наконец Йен улыбнулся и все объяснил:

– Я долго не мог вспомнить эти строки, но сейчас когда я тобою любовался, они внезапно всплыли в моей памяти. Просто словно бы сами появились перед глазами!

Он рассмеялся как мальчишка, но вдруг спохватился и уставился на свои ладони. В груди у меня что-то словно бы перевернулось от его смущенного, растерянного вида. Меня так и подмывало спрыгнуть с досок и броситься ему на шею. Но так как мы совсем еще недавно договорились остаться добрыми друзьями, я предпочла сменить тему разговора.

– Мне думается, что когда-нибудь люди воздадут Марло должное, – выпалила я первое, что взбрело мне в голову.

Йен рассмеялся и присел на поленницу.

– Тебе все еще не дает покоя этот Кристофер Марло?

– Ты ведь, наверное, читал его «Доктора Фаустуса». Разве не очевидно, что этому же автору принадлежат и все пьесы, приписываемые Шекспиру?

– Честно говоря, я так не считаю. Как, впрочем, и пять поколений ученых, изучавших творчество великого Уильяма.

Я фыркнула и замахала руками.

– А не кажется ли тебе странным, что свои гениальные творения этот безграмотный мужлан явил миру именно в 1598 году, вскоре после кончины Марло?

– Совпадение – это еще не доказательство! – снисходительно глядя на меня, словно на упрямую девчонку, возразил Йен.

– Я добуду доказательства! – не моргнув глазом заявила я.

– Каким же образом, если не секрет?

– Отправлюсь в Англию и там обнаружу их, – лукаво прищурившись, ответила я. – Преподнесу тебе факты на блюдечке с голубой каемочкой, и ты сгоришь со стыда.

– Буду с нетерпением этого ожидать, – с мягкой улыбкой мудрого доктора сказал Йен, гипнотизируя меня взглядом. Окружающий воздух словно бы наэлектризовался.

Следовало признать, что роль «доброго друга» ни одному из нас пока не удавалась.

– Отец Бьюджи пригласил нас с тобой к себе на ужин в эту пятницу, – сообщила я, чтобы разрядить атмосферу.

– В эту пятницу? – Йен задумчиво наморщил лоб. – Хорошо, в котором часу мне заехать за тобой?

Я покраснела и выпалила:

– В семь! Если тебе это удобно, разумеется. Но только это не будет считаться свиданием! Обыкновенная дружеская встреча, так сказать...

– Дружеское свидание, – поправил меня Йен и, подсев ко мне, добавил: – Пожалуй, я выкрою для него время. Но при одном условии...

– Каком же, интересно? – спросила я, стараясь не выказывать волнения.

– При условии, что ты честно расскажешь мне, какие мысли тебя тяготят, – проговорил он.

Я потупилась и пролепетала, болтая ногами в воздухе:

– Никакие. У меня все чудесно.

– Ну уж брось! Что-то явно не дает тебе весь день покоя! Я не стал расспрашивать тебя об этом в присутствии Бриджа, но теперь хочу предложить тебе свое общество в обмен на твой секрет. Разве это не по-джентльменски?

– Мой секрет не стоит и ломаного гроша, – пожав плечами, сказала я. – Это неравная сделка.

– Я щедрый человек! – с улыбкой возразил Йен.

– В этом я не сомневаюсь. – Я вспомнила о необъяснимой покладистости, вдруг проявленной Карлом Рейми. – Но меня действительно ровным счетом ничего не угнетает.

Йен уставился в дальний угол сарая и глухо произнес:

– Это все из-за твоего бывшего парня?

– Что? Из-за Питера? – Я фыркнула и передернула плечами. – Было бы из-за кого расстраиваться!

– А вот мне кажется, что это о нем ты постоянно думаешь, – продолжал настаивать Йен, глядя мне в глаза.

На этот раз я стыдливо отвела взгляд.

– Вернувшись вчера вечером из больницы, – не поднимая глаз, заговорила я, – я обнаружила Питера в своей квартире. Весь пол был усыпан розовыми лепестками. Горели свечи, вкусно пахло жареной курятиной, приготовленной именно так, как мне нравится, по рецепту тети Веры. Он угостил меня вином, а потом...

После продолжительной паузы Йен спросил:

– Ты поверила, что он стал другим?

– Сама не знаю! – Я покачала головой. – Во всяком случае, раньше он ничего подобного не делал.

Снова последовало продолжительное молчание. Я перестала болтать ногами и сжала их в коленях. Йен покосился на мои ноги, вздохнул и сказал:

– Что ж, надеюсь, что он окажется именно таким, каким тебе хотелось бы его видеть.

«Но мне-то хотелось бы, чтобы мой мужчина походил на Йена!» Поймав себя на этой мысли, я закусила губу и промолчала. Йен дружески потрепал меня по колену, спрыгнул со штабеля досок и протянул мне руку:

– Прыгай! Уже темнеет. Я отвезу тебя домой, если не возражаешь... По-соседски.

Я спрыгнула на пол и благодарно улыбнулась Йену:

– Буду очень признательна тебе за это. Ты настоящий друг.

На этот раз он проводил меня до квартиры и даже заглянул внутрь, чтобы убедиться, что там меня не поджидают никакие сюрпризы.

Оставшись одна, я подошла к телевизору, включила его и нажала на кнопку видеомагнитофона. На экране ожила сцена выяснения отношений между Элизабет и Дарси. Я полезла в сумочку за сигаретами.

«Мои чувства так необычны... – произнесла героиня моего любимого фильма. – Я бы даже сказала, что они противоречивы».

Я щелкнула зажигалкой, закурила сигарету и направилась к холодильнику, чтобы достать из него непочатую бутылку своего любимого шардонне.

Сумерки за окнами стремительно сгущались, обретая лиловый цвет. У меня вдруг защемило сердце. Я поставила бутылку на стойку и задалась вопросом: а что, если Питер и в самом деле переменился? Вдруг мои «барышни» правы? Может быть, я напрасно пытаюсь противиться их^нтригам? Что, если они действительно хотят мне добра?

Был только один способ это выяснить. Я взяла бутылку со стойки, схватила со стола ключи и выбежала из комнаты.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – бодро крикнула я, просунув голову в дверь.

Вся компания сидела за кухонным столом и играла в скраббл.

С улыбкой на лице и бутылкой вина в руке я как ни в чем не бывало впорхнула в комнату.

Питер встал из-за стола, подошел ко мне и чмокнул в щеку.

– Рад тебя видеть!

– Я прихватила с собой бутылочку вина, – улыбнулась я.

Вера и Мэгс тоже заулыбались и помахали мне руками.

Бев посмотрела на меня равнодушно, что уже было доброй приметой – обычно ее взгляд не сулил мне ничего хорошего. Питер принес для меня из кухни стул, все игроки сложили свои фишки на стол и перемешали их, чтобы начать новую партию с моим участием.

– Итак, – вопросила Бев, – чем объясняется твой столь неожиданный визит к нам?

Как истинная представительница славной плеяды «барышень» Фаллон, я изобразила на лице неподдельную радость и проворковала:

– До меня дошли слухи, будто бы Карл Рейми отказался от своих претензий, вот я и подумала, что это следует отметить.

– Он отозвал из суда свое исковое заявление? – переспросила Мэгс... – Кто тебе это сказал?

– Йен, разумеется! – невозмутимо ответила я и стала складывать свои фишки в столбик, чтобы не смотреть на Питера, наполнявшего вином бокалы.

– Что ж, это действительно стоит отпраздновать! – решила Бев. – У меня словно камень с души свалился.

– Вот именно, – с облегченным вздохом поддержала ее Вера. – Как я рада, что ты вернулась к нам, деточка! – добавила она, сжимая мою руку.

– Как приятно снова оказаться в кругу семьи. – Сияя улыбкой, я подняла свой бокал. – Предлагаю тост за воцарение спокойствия в этом доме. Давайте выпьем вина, девушки, и блеснем эрудицией.

Я стояла на веранде и курила, когда у меня за спиной скрипнула дверь. После четырех бутылок шардонне, распитых нашей дружной компанией за то время, пока мы сыграли три партии в скраббл, я пребывала в благодушном настроении, совершенно раскрепостившись.

На веранду вышла Бев. Она отобрала у меня сигарету, сделала глубокую затяжку и вернула мне окурок.

– Бев, – укорила я ее, – разве доктор Бобби не говорил тебе, что...

– Разумеется, доктор Бобби говорит, что курить вредно. Он всем женщинам внушает, что курение чревато для них раком. Но мне уже семьдесят шесть, и в этом возрасте я могу позволить себе закурить, когда мне того хочется.

Спорить с таким доводом было сложно. Я встряхнула пачку и предложила ей целую сигарету. Бев оглянулась, чтобы проверить, не видят ли ее проказ Мэгс и Вера, взяла сигарету и закурила. Мы помолчали, потом она заговорила:

– Питер очень славный молодой человек.

– Да, – согласилась с ней я, – это так.

– Он успешно управляется в магазине. Соорудил чудесную экспозицию в оконной витрине. Он малый добрый и бесхитростный.

– Это точно, – подтвердила я. – Пожалуй, даже простодушный, что в наше непростое время свойственно не многим.

– Я бы советовала тебе перестать затворничать и почаще заходить днем в «Пейдж», – сказала Бев. – В твоем возрасте я была очень бойкой и легкой на подъем, деточка.

У меня возникло желание сказать, что я работаю над своей диссертацией, однако солгать мне не позволила совесть.

– Он порядочный человек, – добавила Бев, впервые взглянув на меня с некоторой долей нежности. – Тебе с ним очень повезло, мог ведь попасться и какой-нибудь прохвост.

– Я знаю, – тихо сказала я.

Дверь на веранду распахнулась, и Бев успела выбросить сигарету во двор, прежде чем к нам вышел Питер.

– Мы тут посовещались и решили, что тебе не стоит садиться за руль, – заявил мне он. – И я вызвался проводить тебя до твоей квартиры.

Я затушила каблуком окурок и сказала:

– Я только схожу за жакетом.

Половину пути до нашего книжного магазина мы молчали. Наконец Питер, явно что-то замышлявший, прервал молчание:

– Послушай, Порция!

– Слушаю тебя внимательно, – откликнулась я.

– Я тут подумал, а почему бы нам не поужинать в каком-нибудь уютном ресторанчике. Скажем, в пятницу?

– Лучше в четверг, – сказала я, вспомнив о званом ужине у родителей Бьюджи.

– Хорошо, – не раздумывая согласился Питер. Мы сделали в молчании еще несколько шагов.

– А где? – спросила я.

– Что ты имеешь в виду?

– В каком ресторанчике мы будем ужинать?

– Это имеет какое-то значение? – недоуменно посмотрел на меня Питер.

– Да! – уверенно сказала я.

– Я слышал, что в Рингголде есть чудесный итальянский ресторан «Вилла Пастоли».

Я прищурилась и с подозрением взглянула на него:

– Похоже, Вера продолжает активно тебя консультировать.

– Почему ты так решила? – Он сделал невинные глаза.

– Это мой любимый ресторан, – объяснила я. – Разве не Вера тебе это подсказала?

Питер потряс головой, потупился и промямлил:

– Нет, просто я вспомнил, что ты предпочитаешь итальянскую кухню. Я не всегда был невнимательным, кое-что я подмечал и запоминал, – многозначительно добавил он.

Я погладила рукой живот, где уже начинало бродить выпитое вино. Питер истолковал этот жест по-своему и поспешно сказал:

– Но если не хочешь, можем и не ходить никуда. Я не обижусь. Не велика беда!

– Отчего же? Я с удовольствием отведаю чего-нибудь итальянского. Где встретимся? У «барышень»?

– Нет, – помотал головой Питер. – Позволь мне заехать за тобой!

В последний раз, когда я позволила мужчине заехать за мной домой, все обернулось некрасивым пассажем. Но коль скоро наши с Питером отношения стремительно обретали авантюрный оттенок, перспектива снова влипнуть в скандальную историю показалась мне даже заманчивой. Очевидно, я исподволь превращалась в искательницу острых ощущений с мазохистскими наклонностями.

– О'кей! – сказала я, громко икнув.

– Великолепно! – обрадовался Питер. – Значит, увидимся в четверг, в семь вечера. – Он многообещающе подмигнул мне и выразительно облизнулся.

Едва не споткнувшись о ступеньку, я взбежала на крыльцо и с деланной бодростью воскликнула:

– Мы чудесно прогулялись. Спасибо, что проводил меня.

– Всегда к твоим услугам! – Питер широко улыбнулся, помялся и добавил: – Ну, спокойной ночи.

– И тебе сладких снов!

Питер сделал несколько шагов и обернулся:

– Да, чуть было не забыл! Тебе звонила женщина, представившаяся Рондой. Я решил, что она временно проживает в твоей сиракьюсской квартире и хочет тебе что-то сообщить.

– Ронда... Ах да! – сказала я, не без труда вспомнив облик этой пятидесятилетней блондинки, секретарши декана кафедры английского языка и литературы Сиракьюсского университета. Недавно она ушла от мужа и была вынуждена снять квартиру. – А что ей нужно?

– Понятия не имею! – Питер пожал плечами. – Она просила, чтобы ты ей позвонила.

– Хорошо, спасибо!

Питер переступил с ноги на ногу, взглянул на меня и сказал:

– Ну ладно, до четверга!

– Пока! – сказала я.

Он наконец-то ушел. Я проводила его взглядом, прислонилась спиной к стене у лестницы и запрокинула голову, пытаясь сосредоточиться на звездах. Но из головы у меня не выходил Питер. Ему нельзя было отказать в привлекательности. И в невинном совместном ужине в итальянском ресторанчике не было ничего предосудительного. Никаких катастрофических последствий для меня не предвиделось, я была надежно защищена от них врожденным дефектом вагины, предотвращающим застревание в ней мужского достоинства на продолжительное время. Доказательством этому феномену могли служить мой родной папочка, оставивший мою мамочку, Питер и Йен. Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что Питер для того и пригласил меня на ужин, чтобы в ресторане сообщить мне, что он передумал на мне жениться.

Я поднялась в квартиру. Меня ужаснул царящий там беспорядок. Первым делом я схватила мусорное ведро и принялась швырять в него пустые винные бутылки, упаковки из-под чипсов и окурки.

Несомненно, это из-за моей неаккуратности Питер бросил меня, подумалая, вытряхивая «бычки» из пепельницы. Что ж, поделом мне, раз я не извлекла из этого для себя никаких уроков и снова превратила свое жилище в хлев. Остается только стоически выслушать прощальные слова Питера, пожелать ему счастливого пути до Бостона и забыть о том, что он приезжал в Трули.

Я выпрямилась, держа мусорное ведерко в руке, вдруг отчетливо вспомнив, что прошлой ночью Питер подозрительно быстро ретировался, доведя меня до бурного оргазма оральными ласками. Как же я сразу не догадалась, что он снова в своем репертуаре: раздразнил меня и бросил, испугавшись непредвиденного развития своего первого успеха.

Он побоялся взять на себя ответственность за возможные последствия наших интимных отношений. Точно так же повел он себя и в своем творчестве. Напрашивался логический вывод, что он и теперь останется верен своим привычкам, то есть отзовет свое предложение. Каким-то шестым чувством я поняла, что именно так и будет.

– Подонок! – в сердцах воскликнула я, отнесла ведро на кухню и закрылась в спальне, кусая костяшки пальцев. Уснула я только под утро с мыслями о Йене и металась во сне, охваченная эротическими фантазиями.

– Почему ты даже не притронулся к лазанье? – спросила я, покончив с пышным омлетом с грибами и помидорами.

Питер вздохнул, прокашлялся и сказал:

– Порция, нам нужно серьезно поговорить. «Началось», – подумала я и вытерла салфеткой рот.

– По-моему, я совершил ошибку, – произнес он.

Иного от него я и не ожидала. Антипенисовое покрытие сработало безотказно, пора было его запатентовать. Открыть свой сайт в Сети и за умеренную плату показывать «реалити-шоу», тем самым извлекая пользу из своего родового проклятия. Сделать из лимона лимонад.

– Я примчался сюда, – продолжал Питер, – окрыленный надеждой осчастливить тебя своим возвращением. Но теперь я понял, что ты мне не рада и не хочешь восстанавливать наши прежние отношения.

Умоляю, только не перебивай меня! – Он вскинул вверх ладони. – Так мне и надо, мне следовало быть более прагматичным. Я лишь хочу у тебя спросить, Порция, не злишься ли ты на меня настолько, чтобы это помешало нам остаться добрыми друзьями.

– Не беспокойся, Питер, все нормально, – успокоила я его. – Свой подарок можешь забрать хоть сегодня.

Он откинулся на спинку стула и произнес:

– Вот, значит, как ты решила?

– Я решила?! – изумленно вытаращив глаза, воскликнула я. – Это ты так решил!

– Ничего подобного! – Он покачал головой.

– Тогда объясни! – потребовала я.

Питер подался вперед и, оглянувшись по сторонам, прошептал:

– По-моему, ты неправильно истолковала мои слова. Я все еще хочу на тебе жениться. Но сомневаюсь, что того же хочешь и ты – после всего, что я натворил...

Я схватила бокал с водой и судорожно сделала глоток.

– Следует ли понимать это так, что ты пригласил меня в ресторан вовсе не для того, чтобы отказаться от своего предложения? – тоже шепотом спросила я.

У Питера вытянулось лицо.

– Ах, вот как, значит, ты подумала...

– Ну да...

– Но почему? Почему?

– Ну... – Я запнулась. – Ты так быстро ушел от меня в тот вечер, оставив меня в трансе...

– Но ведь ты же сама попросила меня об этом, кричала: «Не надо, Питер! Хватит!». И даже рыдала... Я испугался и ушел, решив, что тебе нужно побыть одной и хорошенько все осмыслить...

– О Боже! – простонала я. – Хорошо, тогда ответь мне, зачем ты втерся в доверие к моей семье? Зачем влез в наш семейный бизнес? Тоже чтобы дать мне возможность на досуге пораскинуть мозгами? Пока же ты добился только того, что я раздвинула перед тобой ноги... А потом всю ночь не могла понять, почему я так опрометчиво поступила.

– Прости меня, Порция! – пылко вскричал, он, сжав мое запястье. – Это маленькое недоразумение! Я хотел продемонстрировать тебе совсем иное... Ну почему я снова все испортил! – Он в отчаянии прикрыл лицо рукой.

Я внимательно смотрела на него, надеясь понять истинные мотивы его поступков. Он не отвергал меня, когда я была к этому готова. Но отчего-то убегал, когда я этого не ожидала. Проделал огромное расстояние на автомобиле из Бостона до провинциального Трули и стал администратором крохотного книжного магазина. Все это трудно было назвать логичным поведением нормального зрелого мужчины.

– Как твои литературные дела? – поинтересовалась я в надежде, что его ответ даст мне какую-то зацепку.

Питер выпил глоток вина, облизнул губы и ответил:

– Видишь ли, Порция, после выхода моей первой книги мне стало ясно, что к разряду писателей, живущих на гонорары, я не отношусь. И звонок твоей мамы навел меня на мысль, что...

– Что у тебя появилась возможность убить сразу двух зайцев: обзавестись и семьей, и моим бизнесом! – договорила за него я.

– Ты снова все превратно истолковала, – поморщился Питер.

– Тогда объясни же мне наконец все членораздельно! – потребовала я, стукнув кулаком по столу.

– Ну что же тут непонятного? Я хотел попытаться сделать наконец тебя счастливой. Не мог же я всю жизнь жить за твой счет. Мне хотелось создать крепкую семью, имеющую постоянный доход, и уделять тебе больше времени. Ты же сама понимаешь, что я никудышный писатель, заурядный неудачник, и это тяготит тебя...

Я шумно вздохнула, обескураженная его словами. Нет, я, конечно, и прежде знала, что он считает себя пропащим. Но не предполагала, что он догадывается, что я смирилась с этим.

Оказывается, он все знал, но молчал, втайне страдая от этого вдвойне.

– Порция! – тихо позвал он. – О чем ты задумалась?

– Скажи честно, Питер, это я виновата в том, что ты чувствовал себя неудачником?

– С чего ты это взяла? Нет, разумеется!

– Только не строй из себя джентльмена! Ответь честно, это очень важно для меня: ты был счастлив со мной?

– У нас получается какой-то странный разговор, Порция! – откинувшись на стуле, обреченно произнес он.

В его взгляде сквозила грусть, и я поймала себя на мысли, что фактически никогда и не пыталась угадать его настроение или поговорить с ним откровенно.

– Да, я жалкий неудачник! – вздохнул он.

– Но я никогда тебе этого не говорила!

– Да, не говорила, – кивнул Питер. – Но тебя удручало, что мою книгу плохо покупают.

– Естественно, меня это возмущало! – вскричала я. – Потому что твоя книга хорошая.

– Ты так считаешь? – Питер хмыкнул. – Что ж, тебе виднее.

У меня по спине пробежал холодок.

– Но она действительно хорошая, – повторила я упавшим голосом.

Питер снова вздохнул.

– В чем дело? – строго спросила я.

– Ты почему-то не проронила ни слова, когда в газетах опубликовали похвальные отзывы литературных критиков о моей книге. Но когда позже появились сведения об объемах продажи, ты начала реагировать на них очень бурно, – сказал он, глядя мне в глаза.

Я растерянно заморгала, вспомнив, что действительно вернулась домой вне себя от ярости, взглянув на сведения о реализации его книги в Сети. А когда прочла в журнале «Паблишерз уикли» очередной панегирик в его адрес, начала рассуждать о неспособности среднего читателя отличить подлинную литературу от пачкотни на стенах сортира в студенческом баре. Мне тогда казалось, что Питер воспримет это как мою поддержку. Он же хотел услышать от меня обыкновенную похвалу.

– У меня возникло ощущение, что я не способен что-либо сделать так, как надо. Мне стало казаться, что я теряю тебя. Но я любил тебя, Порция, и страдал от своей беспомощности и несуразности...

У меня подкатил к горлу ком. Прокашлявшись, я спросила:

– А теперь, Питер? Что сейчас тебя мучит?

Он посмотрел на меня затуманившимся взглядом.

– Теперь я, кажется, понял, что смогу сделать тебя счастливой, – хрипло выговорил он. – Я стал другим! Меня больше не терзают сомнения, смогу ли я стать твоей опорой. Я решил остаться в Трули и работать администратором в вашем книжном магазине. И искренне надеюсь, что ты останешься здесь со мной.

«Навсегда», – промелькнуло у меня в мозгу.

Я молча стиснула зубы.

Питер уставился в тарелку. После долгого молчания он добавил:

– Не знаю, хочется ли этого тебе, Порция, но коль скоро это единственное, чего я еще не попробовал, то я это сделаю.

Не помню, как мы закончили ужин и добрались до дома. Помню только, что едва лишь я захлопнула входную дверь, холодно поцеловав Питера на прощание, со мной случилась истерика. Я схватила сигарету, закурила и стала метаться по комнате.

Значит, это из-за меня он чувствовал себя неудачником!

Это я вынудила его сбежать от меня!

Я сама его оттолкнула!

И все-таки ему следовало откровенно мне об этом сказать, прежде чем уйти. А не оставлять мне весьма странную запись на титульном листе своей книги. Но теперь это уже не имело для меня никакого значения. Долгое время я не задумывалась о доле своей вины в разрыве с Питером, мои тефлоновые мозги были заняты смакованием своей беспомощности и жалостью к собственной персоне. Теперь же мне открылась ужасающая истина: я вся состою из этой проклятой антипенисовой субстанции и поэтому сама во всем виновата.

Я прикурила от окурка новую сигарету, готовясь утонуть в желчи нахлынувших горьких воспоминаний. Перед моим мысленным взором один за другим возникали все новые и новые эпизоды нашей с Питером совместной жизни.

Питер, светящийся от радости после выхода в свет своей первой книги. Питер, открывающий упаковку с сигнальными экземплярами, один из которых он вручает мне, словно Священный Грааль. Питер, заявляющий, что его не волнует, будет ли распродан весь тираж. И наконец, он же, погруженный в тяжкие раздумья и самобичевание, страдающий из-за своей самонадеянности.

Но еще больнее жалили меня совсем иные мысли – о том, что ему вовсе не безразлично то, что я его жалею. И о том, что, считая себя неудачником, он страдал больше всего именно потому, что я чувствую себя несчастной из-за его страданий.

А мне было невдомек, что я – главная причина всех его терзаний. Вот такая, оказывается, я «тефлоновая вагина».

И в этот момент меня словно осенило: а вдруг, подумалось мне, этот феномен вовсе никакое не родовое проклятие, ставшее причиной разрыва Веры и Бриджа, Мэгс и Джека, Бев и моего дедушки Генри, и не таинственное химическое соединение, а чисто психологический изъян, приобретаемый в процессе взросления? Особенность поведения, которую все «барышни» Фаллон передавали из поколения в поколение, сами того не осознавая?

– Но если это так, – продолжала рассуждать я вслух, тыча в воображаемого слушателя зажатой между пальцами зажженной сигаретой, – тогда мы можем избавиться от этой порочной поведенческой модели! Отвадить друг друга от вредных замашек! Эврика!

Я радостно рассмеялась и затушила окурок в пепельнице. Сердце мое затрепетало в грудной клетке, словно птичка, почувствовавшая скорую свободу. Я расправила плечи и глубоко вздохнула, согретая и обласканная светлым лучом надежды, рассеявшим мрак отчаяния в пыльных уголках моих мозгов. – Значит, я еще не совсем безнадежна! – воскликнула я.

И, схватив жакет, пулей вылетела за дверь, чтобы кубарем скатиться по ступеням и вихрем ворваться в «Пейдж», где я собиралась созвать экстренное семейное совещание.

Глава 10

– Молодцы, что быстро пришли! – сказала я, разливая в кружки горячий кофе для «барышень», усевшихся на стульях за барной стойкой. Магазин уже закрылся, а включить светильники в зале никто не удосужился, поэтому помещение освещалось только светом уличных фонарей.

Бев от предложенного ей кофе отказалась. Нахмурив брови, она убрала руки со стойки и положила их на колени. Вера не сводила с меня пытливого взгляда, сжав кружку пальцами, словно ей было зябко. Мэгс взяла из моих рук кружку, хотя пить кофе, как я догадывалась, не собиралась, и наградила меня своей коронной жизнеутверждающей улыбкой.

Пока все шло нормально. Я сделала глубокий вдох и объявила:

– Я собрала вас здесь, девушки, чтобы сообщить нечто чрезвычайно важное!

«Барышни» замерли в тревожном ожидании. Прислонившись спиной к барной стойке, я вцепилась в нее пальцами и продолжила:

– По-моему, я разгадала секрет пенисоотталкивающей вагины!

– Секрет чего? – прищурившись, переспросила Бев.

– Пенисоотталкивающей вагины, – ответила за меня Мэгс.

– Порция имеет в виду, что поняла, почему от нас уходят мужчины, – виновато улыбнувшись, пояснила Вера.

– Именно так, – подтвердила я, не сводя глаз с рук Бев. – И в связи с этим мне понадобится ваша помощь.

Совершенно обомлев, «барышни» пораскрывали рты.

Я села на стул за стойку и стала излагать им свою идею, для пущей доходчивости иллюстрируя рассказ выразительными жестами.

– Раньше мне казалось, что над всеми нами тяготеет родовое проклятие; либо что это нечто типа ауры, отторгающей мужчин... На худой конец – специфический душок...

– Душок? – Бев вскинула брови и недоуменно заморгала.

– Да, нечто в этом роде, – кивнула я. – Но сегодня, после мучительных раздумий, я неожиданно поняла, что причина этого странного явления кроется в нас самих: в нашем поведении и в наших предпочтениях. И скорее всего мы этого даже не осознаем! К такому умозаключению я пришла после задушевного разговора за ужином в ресторане с Питером. Это было подобно озарению! Бум – и мне все стало ясно!

Мэгс отозвалась радостным смехом.

– А как прошел ужин? Вы славно провели время? Много ли выпили вина? – отдышавшись, поинтересовалась она.

– Все было замечательно. Но не это главное! Я пытаюсь объяснить вам, что осознала причину своей размолвки с Питером. Я считала, что не виновата в этом, но оказалось, что доля моей вины в нашем конфликте все-таки была. Я совершала такие поступки, которые исподволь отдаляли его от меня, хотя сама этого и не понимала. В конце концов он просто ушел...

Я умолкла, чтобы перевести дух. «Барышни» захлопали глазами. Судя по выражению лица Бев, я окончательно утратила ее благосклонность. А коль скоро такое все равно уже случилось, я решилась закончить свою мысль:

– Короче говоря, мне нужно знать, что произошло с мужчинами у каждой из вас.

Бев заерзала на стуле, прикидывая, как ей лучше покарать меня за эти дерзкие слова. Упреждая ее поползновения, я вскинула руку и воскликнула:

– Выслушайте меня! Поймите, я не смогу избавиться от этого наваждения, пока не узнаю, с чего оно началось. Мне ведь ровным счетом ничего не известно ни об отношениях Бев с моим дедушкой, ни о том, почему расстались мои родители. Кстати, дедушку действительно звали Генри?

Стоило только мне произнести это имя, как глаза Бев стали ледяными. Мэгс потупилась и начала разглаживать ладонями подол юбки. Все складывалось не так, как мне того хотелось, я не сумела подобрать нужный ключик к своим милым родственницам. Я принялась расхаживать перед ними взад и вперед, лихорадочно пытаясь придумать новую тактику подхода к ним, какой-нибудь хитроумный маневр, который позволил бы мне проникнуть в их замкнутый мир, крохотную зацепку, которая помогла бы мне понять логику поступков этих женщин.

Все эти годы мы ни разу не касались этой проблемы, на обсуждение ее было наложено табу. Но теперь настал конец моему долготерпению, я должна была узнать семейную тайну.

Во что бы то ни стало.

Я перестала метаться вдоль стойки бара и медленно обвела всех «барышень» испытующим взглядом.

– Вы всегда уверяли меня, что желаете мне счастья, – наконец произнесла я. – Тогда мне просто жизненно важно понять, почему до сих пор у меня не складывались отношения ни с одним мужчиной, что отталкивало от меня их всех, включая Питера. Расскажите мне свои истории, возможно, я сумею разгадать секрет «тефлоновой вагины». Чего вы боитесь? Ведь у вас все в прошлом, а мне еще только предстоит через это пройти, с Питером или с кем-то другим. Помогите же мне!

После продолжительной мертвой тишины со стула вскочила Бев. Гневно сверкая глазами, она ткнула в меня указательным пальцем и с надрывом воскликнула:

– Вот что я тебе скажу, деточка! Не перекладывай свою вину на нас! Научись налаживать с мужчинами нормальные отношения! Питер хочет на тебе жениться, он тебя любит! А ты продолжаешь отталкивать его своим поведением. И вдобавок имеешь наглость заявляться к нам и нести вздор о каком-то родовом проклятии! Не смей вешать на нас дурацкие ярлыки!

Я замерла, обескураженная отповедью своей бабушки. Мне доводилось и раньше ее злить, но впервые она разъярилась до белого каления. Губы у нее тряслись; едва не заскрежетав зубами, она опустила вытянутую вперед руку и шагнула ко мне. Я уже приготовилась получить пощечину. Но она только посмотрела на меня своими синими, со стальным отливом глазами и добавила:

– И впредь никогда не произноси при мне имя своего деда! Ты поняла?

Я кивнула, словно насмерть перепуганная шестилетняя девочка. Бев одернула на себе свитер и вышла из помещения, хлопнув дверью так, что зазвонили дверные колокольчики. Перед моими округлившимися глазами запрыгали звездочки. Обтерев пылающее лицо рукой, я взглянула на Мэгс и Веру и спросила:

– Ну а что скажете мне вы?

Поколебавшись, Мэгс встала, бледная, с влажными глазами, и тоже покинула «Пейдж», ступая совершенно бесшумно в своих красных домашних тапочках.

Дождавшись, пока стихнет прощальный звон колокольчика, я обратилась к Вере:

– Теперь твоя очередь, милая тетушка! Давай иди, и я запру входную дверь.

Она пожевала губами и промолвила, с грустью взглянув на меня:

– А ведь ты была права, деточка.

– Права? В чем?

– Когда сказала, что мне пора прекратить прикидываться дурочкой. Я не стану рассказывать истории Бев и Мэгс, но готова поведать тебе о том, что произошло между мной и Бриджем. Если, разумеется, это тебя действительно волнует.

– Я вся внимание, Вера! – На радостях я была готова расцеловать ее. – Это мне очень поможет.

– Хорошо. Но сначала объясни мне еще раз, почему это так важно для тебя. Назови мне хотя бы одну причину!

– Ну хотя бы уже потому, что Питер сказал, что он ушел от меня, устав чувствовать себя неудачником.

– Не думаю, что дело только в этом, – покачала головой Вера.

Я заморгала, посмотрела на потолок, пожала плечами и выдвинула еще одну гипотезу:

– Может быть, потому, что я боюсь потерять его, если не раскрою семейный секрет? А терять его я не хочу.

– Это уже больше похоже на правду, – удовлетворенно сказала Вера, даже не уточнив, о ком именно я говорю. Но я все равно была ей признательна, поскольку сама толком не знала, кого имею в виду.

– Мы с Бриджем познакомились еще в школе, – начала Вера, поудобнее устроившись на стуле и сложив на животе свои тонкие пальцы. – Но встречаться стали, когда Бев наняла его, чтобы смонтировать стеллажи в торговом зале.

– Я помню! – обрадовалась я. – Мне тогда еще показалось странным, что он стал часто наведываться к нам и проверять, ровно ли они стоят. Я тогда училась в шестом классе.

– Да, – печально вздохнула Вера. – Незадолго до твоего отъезда в колледж Бридж сделал мне предложение.

– В самом деле? Впервые слышу об этом! – изумилась я. – И ты согласилась?

–Я не знала, как мне поступить, – продолжала Вера, – и решила погадать на картах Таро. Карты дали отрицательный ответ. И я отказала Бриджу. Он спросил, почему я не хочу стать его женой, а когда узнал причину, то пришел в ярость. Мы с ним потом не разговаривали много лет. И только недавно стали приветствовать друг друга при встрече.

– Ты любила его? – выдержав паузу, спросила я. Она мечтательно улыбнулась:

– Да!

– Но тогда почему ты поверила картам? Не разумнее ли было просто взять и выйти замуж за любимого человека?

– Видишь ли, деточка, с этими картами Таро все не так просто! Их расклад можно толковать двояко, определенного ответа на заданный вопрос они ведь не дают. Все решает сам человек.

Вера вздохнула, запрокинула голову и пояснила:

– И я тогда сказала Бриджу «нет». Со страху. Я так боялась, что не сумею спокойно жить, если вдруг мы поссоримся и расстанемся, что предпочла не рисковать... Похоже, что не ты первая задумалась над загадкой «тефлоновой вагины»... – Она рассмеялась, но глаза ее остались грустными.

Ошеломленная ее признанием, я плюхнулась на стул и спросила:

– Неужели и я оттолкнула Питера, потому что подспудно ощущала страх? Какой кошмар! Как ты думаешь, это возможно?

– Тебе виднее, – пожала плечами Вера и встала. – Пожалуй, я оставлю тебя, чтобы ты поразмышляла над этим в одиночестве. Пока!

– Спасибо, Вера! – Я вскочила со стула и прижалась щекой к ее плечу, как маленькая девочка.

Она похлопала меня по спине, отстранилась и спросила, взяв меня пальцами за подбородок:

– Ты ведь расскажешь мне, что ты решила?

– Обязательно расскажу, – улыбнувшись, пообещала я.

Выждав несколько минут после ее ухода, я заперла Дверь и, едва волоча ноги, поднялась в свою квартирку. Чистя на ночь зубы, я размышляла о Вере и Бридже, которые, в чем я была почти уверена, по-прежнему любили друг друга, но одиннадцать лет прожили порознь, отдав свое счастье в жертву мужской гордости и женской трусости.

Впрочем, их любовная история вполне могла обернуться и драматическим разрывом, как это произошло с Мэгс и Джеком, и тогда сердца обоих были бы окончательно разбиты.

Я прополоскала рот и, взглянув на свое отражение в зеркале, произнесла:

– Все это бред.

Но мое отражение было с этим не согласно.

– Да что ты можешь в этом понимать? – разозлилась я, вышла из ванной и, выключив свет, легла спать.

– Порция! Йен! – всплеснув руками, воскликнула мать Бьюджи, Уэнди, открывшая нам входную дверь. – Милости просим!

Она увидела в руке Йена бутылку вина и корзиночку с подарками для малыша, которую несла я, и с умилением добавила:

– Напрасно вы все это принесли, но все равно спасибо. Проходите в гостиную, – кивнула она в сторону большой комнаты. – Все уже там. Я сейчас тоже туда приду.

В гостиной мы увидели счастливых родителей малыша и его дедушку, сидящих на корточках вокруг колыбели. Завидев нас, Бью Старший вскочил, по-свойски обнял и поцеловал меня в щеку, а Йену крепко пожал руку.

– Здравствуйте. Еще раз хочу поблагодарить вас обоих за заботу о моей дочери.

– Не за что! – улыбнулся Йен.

– К сожалению, Бридж не смог прийти, у него дела, – сказала Бьюджи. – Папа послал ему в подарок пять фунтов персиков. – Она указала на диван: – Присаживайтесь.

Но едва Йен собрался сесть, как его схватил за руку Дэви и заговорщицки произнес:

– Должен предупредить тебя, старина, что Уэнди большая поклонница твоего таланта. – Он обернулся и бросил быстрый взгляд в сторону кухни. – Она прочитала все твои книги и за последние полчаса уже четыре раза переодевалась.

– Неужели? – Йен с тревогой посмотрел на меня. Отец Бьюджи подошел к нему и дружески хлопнул по плечу.

– Не волнуйтесь, Уэнди дала мне слово, что будет держать себя в руках. Но скажу вам по секрету, я бы на вашем месте постоянно оставался начеку: от моей прекрасной невесты можно ожидать любых сюрпризов.

Я улыбнулась, услышав, как забавно он назвал свою жену. Бьюджи закатила глаза к потолку.

– В лучшем случае, – вмешался Дэви, – тебе придется подписать стопку своих книг, старина.

– Я думаю, что и фотографирования на память тоже не избежать, – добавила Бьюджи, – чтобы потом хвастаться снимками перед своими подругами.

– У моей невесты неуемный темперамент, – доверительно поведал Йену Бью Старший.

Это было еще слабо сказано. Оценить ее темперамент в полной мере можно было, сходив на футбольный матч на стадионе Трули и посмотрев, как самоотверженно Уэнди поддерживает игроков своей любимой команды с трибуны.

– Я тронут, – сказал Йен, побледнев.

В следующий момент в гостиную вошла, держа в руках поднос с закусками, сама Уэнди. Взгляд ее был устремлен на Йена. Она поставила поднос на столик и тут же схватила Йена за руку:

– Я горячая поклонница вашего таланта! Все ваши романы я перечитывала по пять раз. Отведайте, пожалуйста, моих домашних грибков! – Она расплылась в улыбке. – Объедение!

– Благодарю вас, Уэнди. – Йен с опаской покосился на тарелочку, которую она ему всучила. – Вы чрезвычайно любезны. Надеюсь, вы позволите мне подписать вам какую-нибудь книгу на память? – Очевидно, он надеялся таким образом уклониться от угощения.

– Вы не шутите? Как это мило с вашей стороны! – Уэнди от радости запрыгала и захлопала в ладоши.

Лицо у писателя вытянулось.

– Может быть, прямо сейчас и пройдем в кабинет? – немного успокоившись, предложила Уэнди. Она взяла Йена под руку и потащила его в коридор. Все оставшиеся в гостиной вздохнули с облегчением.

– Мне надо промочить горло, – сказал Бью Старший.

– Что будешь пить, Порция? – спросил Дэви.

– Джин с тоником, – ответила я не задумываясь.

– Прекрасно! – воскликнул Дэви. —А для новоиспеченной мамочки я принесу имбирного эля домашнего приготовления. – Он послал Бьюджи воздушный поцелуй и вместе с ее папашей вышел из комнаты.

Бьюджи подошла ко мне.

– Ну разве мой малыш не самый красивый ребенок в мире?

Мы одновременно взглянули на колыбель.

– Он просто ангелочек, – искренне согласилась я, отметив, что за две минувшие после родов недели личико Майлса уже меньше походило на печеное яблоко, что было добрым знаком.

– А у меня есть домашний телефон и адрес Джека, – шепнула Бьюджи.

– Ты шутишь? – обернулась к ней я.

– Нет, я говорю серьезно, – покачала она головой и, наклонившись к колыбели, достала оттуда лист желтой бумаги. – Он живет в штате Алабама, в городке Тускалуса. Адрес я нашла в Интернете.

Я взяла у нее листок и сжала его в кулаке, не в силах промолвить ни слова.

– Все будет хорошо, – подбодрила меня Бьюджи. – Убери это в карман и пока не думай о Джеке, ты еще не готова к разговору с ним. Расслабься и отдыхай.

Вымученно улыбнувшись, я спрятала листок в карман своего голубого летнего платья. Вернувшийся в гостиную как нельзя более кстати Дэви подал мне бокал, и я, с благодарностью взглянув на него, сделала большой глоток джина.

– Ты была подозрительно молчалива за столом, – сказал Йен, когда мы сели в машину. – Надеюсь, ты не переела домашних грибов? С одним из героев моего последнего романа после их дегустации случилась пренеприятнейшая история...

– Уэнди чудесно их готовит, – сказала я. – Кстати, ты совершенно ее покорил.

Йен пожал плечами и включил мотор.

Автомобиль плавно тронулся с места и словно бы поплыл по дороге в направлении центра города. Йен был прекрасным водителем. Я посмотрела в окно и спросила:

– А почему ты пользуешься псевдонимом? Ты ведь уже не новичок, а маститый мастер, миллионер!

– Кто это тебе сказал? – с удивлением спросил он.

– Это всем известно!

– Вообще-то писатели не зарабатывают бешеных денег, – рассмеялся он.

– А как же фильмы?

– Я все же не настолько знаменит, чтобы получать миллионы, – сказал Йен. – Но почему мы вдруг заговорили не о тебе, а обо мне?

– Просто мне так захотелось, – ответила я.

Краем глаза я заметила, что мышцы его лица напряглись. Он свернул на Мэйн-стрит и вскоре затормозил у «Пейдж». Я продолжала сидеть, не выражая желания выйти из машины. Йен выключил двигатель и, помолчав, спросил:

– А что именно тебя интересует?

Я зажмурилась, ослепленная ярким светом фар встречного автомобиля на шоссе, поморгала и сказала:

– Мне бы хотелось знать, почему тебе не нравится повышенное внимание к твоей персоне... Чего ты стесняешься? Разве стыдно быть известным богатым писателем?

– Во-первых, я всего лишь относительно популярный автор детективов. А во-вторых, мне стьщно за то, что я, сын профессора-филолога, подался в беллетристику.

– Я тоже кое-что смыслю в литературе, – заметила я, – и хочу тебя успокоить: твои книги достойны наивысшей оценки.

– Спасибо, Порция! – улыбнулся Йен. – Ты настоящий друг.

– Мне кажется, что твой отец гордился бы тобой, – добавила я, похлопав его по плечу.

– Спасибо, Порция, – повторил Йен, почему-то помрачнев. – И спокойной ночи.

Я порывисто подалась к нему и легонько поцеловала его в губы.

– И тебе, Йен!

Он стиснул зубы, борясь с охватившим его волнением.

Я заерзала на сиденье, но не отвела взгляда.

– Все в порядке, Йен, – первой нарушила я молчание, пронизанное возбуждением. – Ты был прав, мы с тобой повстречались не в очень удачное время. Но могла же я, одна из так называемых «барышень» Фаллон, поцеловать хотя бы раз именитого английского писателя, пожаловавшего в наш провинциальный городок!

Не дав ему возможности ответить, я открыла дверцу, выбралась из машины, бегом пересекла дорогу и, не оборачиваясь, быстро пошла к дому.

Обернись я, и Йен очутился бы в эту ночь в моей постели, где овладел бы мной. А на следующее утро он бы от меня ушел, что стало бы невыносимым испытанием для моего истерзанного сердца. Не говоря уже об органах с тефлоновым покрытием, травмированных разлукой с Питером.

– Привет, Ронда! Это Порция!

Склонившись над письменным столом, освещенным зеленой лампой, я с тревогой поглядывала на распахнутую дверь конторы. Было уже четверть девятого вечера, магазин закрылся в восемь, но я все равно нервничала, опасаясь, как бы не вернулся кто-нибудь из «барышень». Всю неделю я собиралась с духом, чтобы позвонить по номеру, записанному на желтом листке бумаги. Однако набрать номер Джека так и не осмелилась.

Вчера я наконец подняла телефонную трубку, послушала гудок и положила ее на рычаг.

Сегодня я решилась позвонить Ронде, временно жившей в моей квартире в Сиракьюсе. Согласитесь, это все-таки был прогресс!

– Порция? Тебя плохо слышно. Как твои дела?

– Прекрасно! – соврала я, хотя по большому счету была близка к истине: ведь если не учитывать неудавшийся роман, испорченную карьеру и отсутствие перспективы когда-нибудь создать семью, то дела мои шли просто как в сказке, пусть и страшной. – А как твои успехи?

– У меня все нормально, – ответила Ронда. – Правда, новое жилище я пока себе не нашла, но судья обязал этого гнилого поганца выплачивать мне ежемесячно восемьсот долларов компенсации. Приятная новость, не правда ли?

До развода этого «поганца», ее мужа, звали Джоном.

– Мне передали, что ты мне звонила, – сказала я.

– Да, мне нужно кое-что тебе сообщить. – Послышался шорох бумаги. – Куда же она задевалась, эта бумажка? Ага, нашла! Извини, Порция, у меня на столе такой бардак!.. Вот. Тебе звонил Джек!

– Джек? А как его фамилия? – Я резко выпрямилась, оставив в покое старую чернильницу, которую машинально теребила во время разговора.

– Никак не разберу... Странная какая-то у него фамилия, Триплсек...

– Может быть, Трипплхорн? – сглотнув ком, спросила я с замиранием сердца.

– Точно! – обрадованно вскричала Ронда, так громко, что у меня зазвенело в ухе. – Я ему не сказала, где ты сейчас находишься. Вдруг это сексуальный маньяк или брачный аферист? Сейчас стало так опасно жить... – Она захрустела картофельными чипсами. Впрочем, это могла быть и морковка. – Он оставил номер своего телефона. Будешь записывать?

– Нет, спасибо. У меня есть его номер. Больше никто не звонил?

– Да вроде бы нет, – проглотив морковку, сказала она.

– О'кей! Прекрасно. Пока!

Я положила трубку, вышла в торговый зал и уставилась в окно. Закатное солнце окрасило интерьер магазина в апельсиновый цвет. У меня защемило сердце. Я прошлась по проходу между стеллажами, касаясь кончиками пальцев книжных корешков, как часто делала в детстве, и мне стало чуточку легче.

Итак, дело обстояло следующим образом. Пока я трусливо медлила, не решаясь первой позвонить своему отцу, он сам позвонил мне в Сиракьюс. Вера сказала бы, что это телепатия. Я же была уверена, что это знак свыше.

Пора было действовать, не дожидаясь небесной кары.

Малодушие – тяжкий грех.

– Я тебе не помешаю? – спросила я, когда Йен отпер мне входную дверь и с удивлением уставился на бутылку вина в моей руке. – Составишь мне компанию? Бьюджи временно не пьет...

Йен рассмеялся и отступил в сторону, приглашая меня войти. Я прошла в кухню и стала открывать один за другим ящики стола в поисках штопора. Йен наблюдал за мной, стоя в проходе. Я чувствовала это копчиком.

– Как идет работа над книгой? – спросила я.

– Вполне успешно, скоро закончу.

– И тогда ты вернешься в Англию? – Голос мой дрогнул.

– Да, – сказал он.

– Понятно... – Руки у меня почему-то вдруг задрожали, а в груди похолодело, словно бы это стало для меня новостью.

Где же этот проклятый штопор? Я задвинула ящик, вытянула другой и стала шарить в нем. Однако штопора и там не оказалось. У меня вырвался нервный смешок.

– Только не говори, что мне придется вытаскивать пробку зубами! – вскричала я чуть не плача.

Йен нахмурился и открыл ящик слева от меня. Разумеется, в нем на самом видном месте лежал штопор. Йен взял его, закрыл ящик коленом и протянул штопор мне. От его пронзительного взгляда меня бросило в жар. И неожиданно я расплакалась.

Йен обнял меня и привлек к себе. Я склонила голову ему на грудь. Он приподнял мне пальцем подбородок и спросил:

– Что случилось? Вот уж не думал, что ты плакса! Мои всхлипывания перешли в рыдания.

– Мне звонил отец, – с трудом переведя дух, сказала я. – Мы с ним еще не разговаривали, мне только передали номер его телефона...

– Значит, поговорите, – поглаживая меня по спине ладонью, старался успокоить меня Йен. – И все разъяснится. Не плачь, глупенькая. Вот увидишь, все будет хорошо.

– Ты так считаешь? – с надеждой спросила я.

– Я в этом не сомневаюсь!

Но слезы снова покатились по моим щекам.

– Ты что-то скрываешь от меня? – наклонился ко мне Йен.

– Да, – всхлипнув, ответила я. – Моя бабушка меня возненавидела.

– Этого не может быть, – не поверил он.

– Нет, это правда! Она не захотела ответить-на мой вопрос, почему они с дедушкой поссорились, накричала на меня и вот уже неделю со мной не разговаривает.

Йен сжал мне щеки ладонями и, глядя в глаза, сказал:

– Глупенькая! Бабушка любит тебя. Вот увидишь, скоро она остынет и перестанет сердиться.

Но после таких его слов слезы хлынули у меня из глаз ручьями.

– Теперь ты будешь думать, что я первая плакса в Америке, – прохныкала я и улыбнулась.

Йен провел подушечками пальцев по моим заплаканным щекам и заправил мне за ухо прядь волос. Мне показалось, что в этот момент наши сердца застучали в унисон. О Боже!

– И еще я не знаю, как мне быть с Питером, – пролепетала я, трепеща от страха перед реакцией Йена.

Он уронил руки, отступил от меня и протянул руку к штопору. Я едва дышала, предчувствуя крах нашей дружбы.

– А какие у тебя с ним возникли проблемы? – холодно поинтересовался Йен, сжав штопор в руке.

– Мы с ним... ужинали, – запинаясь, промямлила я, проклиная себя за болтливость. – В итальянском ресторанчике. Было очень мило, мы заказали...

– Это можешь опустить, – перебил меня Йен. – Надеюсь, расстройства желудка не последовало?

Я нервно хихикнула, глубоко вздохнула и покачала головой.

– Слава Богу, – кивнул Йен. – Однако на будущее рекомендую быть осмотрительнее при выборе блюд. Но если в ресторане все прошло нормально, тогда что же тебя огорчило?

– А то, что в разговоре с Питером выяснилось, что я сама виновата в нашей размолвке, – выпалила я.

«Шпок!» Йен с шумом вытянул из бутылки пробку.

– И в чем же именно заключается твоя вина? – спросил он, положив штопор с пробкой на стол.

– Я исподволь подорвала в нем веру в себя, заставила его, сама того не желая, почувствовать себя полным ничтожеством.

Йен стал разливать вино по бокалам.

– Правда, мне он в этом тогда не признался, но я сама должна была догадаться, что веду себя с ним как-то не так. Теперь, осмыслив то время, я просто удивляюсь, почему не поняла всего этого раньше.

Йен протянул мне бокал с вином, поднял свой и сказал:

– Очевидно, этот Питер еще тот гусь.

Я отпила из бокала, выждала, пока вино смягчит мое сердце, и спросила:

– А что это означает?

– Как, тебе непонятно? – Йен удивленно вскинул брови. – Не кажется ли тебе ненормальным, что мужчина, с которым ты прожила достаточно продолжительное время, норовит снять с себя ответственность за разрыв ваших отношений и вдобавок обставляет дело так, что ты охотно принимаешь всю вину на себя?

– Ну, допустим, напрямую он меня ни в чем не обвинял, – не совсем уверенно возразила я, цепляясь за рассыпающиеся звенья своих прежних логических построений. – Но разве я не должна быть ему благодарна хотя бы за то, что он пролил свет на загадку «тефлоновой вагины»?

– По-моему, вовсе нет! – пробурчал Йен и одним глотком осушил свой бокал. – А вот о самом Питере у меня теперь сложилось вполне определенное мнение. Это редкий фрукт!

Он поморщился, как от оскомины.

– Не мог бы ты пояснить свою мысль? – Я выжидательно сложила на груди руки.

Йен взглянул на меня как на законченную идиотку.

– Он ушел от тебя, оставив записку не где-нибудь, а именно в своей книге. Потом четыре месяца не давал о себе знать. И вдруг объявился на пороге твоей квартиры в Трули, чтобы сделать тебе предложение. Причем повел себя так, словно бы он тебя осчастливил. Мало того, этот прохиндей пригласил тебя на ужин в ресторан, где внушил тебе, что в вашей размолвке виновата только ты сама. И после всего этого ты все еще не чувствуешь никакого подвоха?

Ошеломленная ворохом его доводов, я растерянно захлопала глазами, лихорадочно подыскивая аргументы в защиту то ли Питера, то ли самой себя. После продолжительного молчания мне наконец удалось выдавить из себя:

– Ну, все так запутанно, так непросто... Тебе не все известно о наших отношениях... Это целая история...

Йен посмотрел на меня и неожиданно расхохотался.

– Какого черта ты смеешься? – обиделась я. – Что показалось тебе таким уж забавным? Я вовсе не собиралась потешать тебя! В чем дело, Йен?

– У меня-то все в полном порядке, – буркнул он. – Проблемы не у меня, а у тебя. А я всего-навсего пытаюсь заставить тебя проявить благоразумие и взглянуть на ситуацию трезво.

– Трезво? – Я покосилась на бокал в своей руке. – На что это ты намекаешь?

– На то, что ты не понимаешь элементарных вещей! А между прочим, в твоих интересах пораскинуть мозгами и попытаться взглянуть наконец на Питера другими глазами. На мой взгляд, он просто самовлюбленный сноб. И тебе не помешало бы принять это к сведению, прежде чем, закусив удила, выскакивать замуж за психопата, страдающего нарциссизмом.

Йен умолк, тяжело вздохнул и потер ладонями побагровевшие щеки. Я закрыла рот, непроизвольно раскрывшийся во время его пылкого монолога, и попыталась перестать хлопать глазами. Йен поставил бокал на стол и спокойно сказал:

– Извини, я ненадолго оставлю тебя.

Я молча кивнула, и он стремительно покинул кухню, хлопнув дверью. Я зажмурилась, не зная, как мне лучше поступить: догнать его или дождаться здесь. У меня даже шевельнулась мысль выскользнуть из дома через черный ход и удрать домой, а там нырнуть под одеяло, укрыться им с головой и не вылезать из постели до тех пор, пока в моих мозгах не наступит просветление. Или же до глубокой старости, когда мне все будет уже безразлично.

Неведомая сила заставила меня вскочить и выбежать из кухни в коридор. Столовая и гостиная были пусты. Йен сидел в кресле на полутемной веранде. Собравшись с духом, я шагнула на веранду и прикрыла за собой дверь. Йен молчал, погруженный в раздумья. Не в силах долго терпеть эту кладбищенскую тишину, я нарушила ее первой, заявив:

– Я не собираюсь выходить за него замуж!

– Ты вернула ему его подарок? – не меняя позы, спросил Йен.

Что я могла ему ответить? Он уставился на деревья, обрамляющие ферму, и задал мне еще один убийственный вопрос:

– Следовательно, до сих пор определенного отказа он от тебя не услышал?

– Какое это имеет значение? – пролепетала я. Йен бросил на меня косой взгляд и снова отвернулся.

– Мы с тобой друзья, – наконец проговорил он. – Я вижу, что ты совершаешь огромную, возможно, роковую ошибку. И вряд ли ты предпочла бы, чтобы я не высказывал по этому поводу своего мнения.

– Нет, мне бы этого не хотелось, – сказала я. – Как и того, чтобы ты оставался равнодушен ко всему, что происходит со мной.

Сердце бешено застучало у меня в груди. Йен молчал.

– Спокойной ночи! – пискнула я и направилась к выходу с веранды.

– Подожди! – сказал Йен. – Не спеши!

Я замерла и обернулась. Наши взгляды встретились.

– Присядь, пожалуйста, – тихо попросил Йен, кивнув на свободное кресло рядом с собой.

Я подошла и села, уставившись на вершины потемневших деревьев.

На вечернем небосводе вспыхивали звезды. Подул прохладный ветерок.

Йен мягко сказал:

– Извини меня, Порция! Я не должен был реагировать на твои слова так резко. Я повел себя не по-джентльменски.

– Не переживай, – успокоила его я, – все нормально.

– Нет, не нормально, – возразил он. – Но я благодарю тебя за проявленное великодушие.

Мы обменялись улыбками и, не в силах долго смотреть друг другу в глаза, вновь уставились на силуэты деревьев.

– Заканчивай свой роман и не ломай себе голову над моими проблемами, – каким-то чужим, мертвым голосом вдруг сказала я, охваченная странным волнением. – И не беспокойся, что я выскочу за кого-то замуж, никуда я от тебя не денусь, хотя бы потому, что глупею и начинаю распускать нюни, когда тебя нет со мной рядом.

Я в шутку толкнула его коленом. Йен толкнул меня в ответ, улыбнулся, посмотрел на меня и помрачнел, заметив слезу, скатывающуюся по моей щеке.

– Эй, это еще что такое? – Он смахнул слезу кончиком пальца. – Почему мы снова плачем?

Он обнял меня за плечи, привлек к себе и поцеловал в висок. У меня вырвался тихий вздох, я вся вдруг обмякла.

– Мы будем переписываться, – сказал Йен. – Такие трансатлантические заочные друзья. Ты будешь рассказывать мне о своей чокнутой семейке...

Я рассмеялась и положила голову ему на плечо. Он крепче прижал меня к себе и продолжал:

– А я стану посылать тебе подарки из-за океана – настоящий английский чай и печенье. Это будет подлинная идиллия, не правда ли?

Я не знала, что ему на это ответить, потому что уже вообще была не способна соображать. Я просто тихо млела, наслаждаясь окружающей тишиной, покоем и прикосновением его пальцев к моему плечу. Мы еще немного помолчали, потом я встала и, не произнеся ни слова, пошла к машине. Он так же молча проводил меня взглядом – я спиной чувствовала этот его взгляд.

Глава 11

В полночь я вошла в контору нашего семейного магазина, включила свет, подперла дверь мусорным ведром, чтобы стало немного светлее в торговом зале, обернулась и остолбенела – спиной ко мне за письменным столом сидела Мэгс.

И только присмотревшись к ее красному жакету получше, я перевела дух: самой мамы здесь не было, но ее кофта была наброшена на спинку стула. У меня вдруг возникло странное желание снять ее и понюхать, как я порой делала это в детстве. Однако я подавила этот порыв, повернулась и вышла в торговый зал.

Там пахло не мамиными духами, а книгами и старым деревом, и под воздействием этих чудных запахов мои обрывочные воспоминания стали складываться в красочную мозаичную картинку. Касаясь пальцами книжных корешков, я прошла вдоль стеллажей и остановилась в секции научно-популярных изданий, напуганная громким скрипом половицы.

Вот так же пронзительно и жалобно скрипнула доска, когда я сгоряча стукнула в стенку нагруженной книгами тележкой, выйдя из себя во время спора с Мэгс о том, допустимо ли старшекласснице носить мини-юбку. Белый след от удара тележки до сих пор еще оставался на зеленой стене, закрасить его никто из «барышень» так и не удосужился. Размышлять о том, сохранилась бы до сих пор эта известковая отметина, будь в нашей семье мужчина, я не стала и пошла в бар вскипятить воду для кофе.

Поставив на плитку чайник, я достала из-под прилавка фонарик и направилась с ним в отдел беллетристики. Там я сняла с полки роман из серии «Приключения Тэна Карпентера» под интригующим названием «Эстакада». Разумеется, я его уже читала, но мне захотелось просмотреть его снова. Кинув книгу и фонарик на кресло в уголке читателя, я вернулась в контору и накинула на плечи красную кофту Мэгс.

Вместе с волнами знакомого с детства аромата на меня нахлынули трогательные воспоминания о той далекой безоблачной поре моей жизни, которая лишь изредка омрачалась маленькими недоразумениями. Какая бы ни стряслась тогда со мной беда, будь то легкое сотрясение мозга от удара лбом о пожарный гидрант или истерика после размолвки с очередным юным кавалером, у мамы всегда находились для меня слова утешения.

Вспомнив, как нежно она меня обнимала, как ласково поглаживала по спине, я села в кресло, положила книгу на колени и тотчас же уснула, убаюканная сентиментальными мыслями и родным запахом. Мне снились русские шпионы в красных куртках, за которыми крался Йен в комбинезоне и с молотком в руке.

– Порция? – разбудил меня мужской голос.

Я почувствовала чью-то крепкую руку на своем плече. И окончательно проснулась. Открыв глаза и подняв голову, я увидела Питера.

– Привет! – сказала я. – Похоже, я задремала.

– Он ухмыльнулся, склонил голову набок и уставился на книгу, лежащую у меня на коленях. Когда он прочел ее название, улыбка сползла с его физиономии. Ткнув пальцем в переплет, он спросил:

– Ты читаешь шпионские романы?

– Да, – кивнула я и, прижав «Эстакаду» к груди, встала.

– Нравится? – поинтересовался с деланной бодростью Питер.

– Да! – лаконично ответила я, подошла к прилавку и положила на него книгу.

Питер презрительно фыркнул.

– В чем дело? – не оборачиваясь, спросила я.

– Раньше ты ненавидела подобное чтиво!

– Неправда!

– Нет, правда! Ты терпеть не могла подобную белиберду.

– Потому что раньше я просто ее не читала! – логично парировала я.

– Так почему вдруг ты увлеклась ею теперь? Я не удостоила его ответом.

Питер подошел к прилавку, взял книгу, взглянул на фотопортрет автора и положил книгу на место.

– Можешь не отвечать, мне и так все понятно.

– Послушай, к чему ты клонишь? – взорвалась я. – Ты же знаешь, что с Йеном мы только друзья.

– Разумеется! А то как же! – Он отошел к бару. – Давай прекратим этот дурацкий разговор. Лучше сварю-ка я кофе. Ты будешь?

Я кивнула, выразив этим кивком на три четверти свою вину и на одну четверть – негодование.

– Порция! Деточка! – раздался мелодичный голосок Веры, которому аккомпанировал перезвон колокольчика над входной дверью. – Ты пришла, чтобы помочь нам? Какая же ты умница!

– Вообще-то это не входило в мои планы, – хмыкнула я. – Просто я читала здесь ночью роман и уснула.

– Жаль! – Вера переглянулась с Питером и лишь потом улыбнулась мне. – А мы вот именно сегодня хотели сменить экспозицию в витрине. Решили придать ей легкомысленный летний вид – установить там шезлонг с наброшенным на спинку пляжным полотенцем, положить волейбольный мяч и небрежно разбросать вокруг издания легкого жанра.

– Это твоя идея? – поинтересовалась я у Питера. Он засопел, но промолчал.

– Разумеется, все это придумал он! – ответила за него Вера. – У него светлая голова! Он послан для работы в «Пейдж» самим провидением!

Вера подмигнула мне и ушла в контору, на ходу рассуждая о том, что давно пора привести в порядок секцию книг для детей.

– Мне нужно подняться к себе и принять душ, – заявила я Питеру. – Но потом, если вам с Верой действительно требуется помощь, могу составить вам компанию.

– Это было бы здорово! – обрадовался он.

– Получилось чудесно! – воскликнула Вера, придирчиво осмотрев плоды наших с Питером трудов – расставленные в витрине пляжные принадлежности и разнообразные книги для чтения на отдыхе. – Из вас получилась дружная команда, ребята.

Питер легонько шлепнул меня по ягодице и сказал:

– Мне тоже так всегда казалось.

Я сунула руку в карман и нащупала листок бумаги, который давно носила с собой. Мне вдруг подумалось, что сейчас самый подходящий момент, чтобы наконец набрать записанный на нем номер и покончить с этой роблемой.

– Послушай, Вера, мне надо кое-кому позвонить. Я могу воспользоваться телефоном в конторе? Только пусть туда пока никто не заходит, это важный разговор.

– Конечно, деточка! – сказала Вера. – Ступай и болтай по телефону, сколько душе угодно. А мы с Питером тем временем выпьем по чашечке кофе.

– До скорой встречи, – добавил Питер, сжав мне окоть.

Я высвободила руку, стиснула пальцами край красного жакета Мэгс и направилась в контору. Войдя туда, я заперла дверь, села за письменный стол и подняла телефонную трубку. Но тотчас же положила ее на аппарат. И снова подняла, набрала три первые цифры – и швырнула трубку на рычаг. Потом встала, потянулась и снова села.

– Ну же, Порция! Соберись наконец с духом и сделай это! – приказала я себе и стала быстро набирать номер. В трубке послышались гудки. Я отвернулась от аппарата, борясь с искушением снова положить трубку, и стиснула зубы, успокаивая себя мыслью, что мне ответит автоответчик. Однако в трубке раздался мелодичный женский голос:

– Алло? – Точно также произносила это слово Мэгс. На глазах у меня выступили слезы, к горлу подкатил ком. Тонюсеньким детским голоском я пропищала:

– Мне нужен Джек Трипплхорн. Он дома?

– Нет, он сейчас на работе. А что ему передать?

Я услышала звук льющейся из крана в раковину воды и позвякивание посуды. Прочистив горло, я спросила:

– А вы не знаете, когда он вернется домой? Воду выключили, и женщина строго сказала:

– Вы разговариваете с его женой. А кто спрашивает Джека?

Он женат! Значит, у меня есть мачеха! О Боже! Знает ли она о моем существовании?

– Это говорит его дочь! – выпалила я. Собеседница ахнула и, очевидно, выронила что-то стеклянное, судя по звону разлетевшихся осколков.

– Порция? – донесся до меня ее шепот.

Слезы хлынули у меня из глаз: папа рассказывал ей обо мне!

– Может быть, мне лучше перезвонить в другой раз? – спросила я, борясь с желанием положить трубку, пока у меня не лопнуло сердце.

– Девочка, он вечером обязательно будет дома! – взволнованно воскликнула жена Джека. – Неужели это действительно вы, Порция? Как славно, что вы нам позвонили! Сколько раз я твердила ему, чтобы он сам вам позвонил!

Она всхлипнула и высморкалась.

– Он так по вас скучал! Но все не решался набрать ваш номер, глупый упрямец!

– Он мне позвонил, – сказала я, ощутив потребность заступиться за своего отца.

– В самом деле? Мне он ничего не сказал. Впрочем, теперь, когда вы с ним наконец-то нашли друг друга, это уже не важно. Мы с вами можем увидеться?

Тут мои нервы сдали, и затаенная обида прорвалась наружу, словно лава из жерла вулкана.

– Уж если он действительно по мне тосковал, то почему вам пришлось ему внушать, чтобы он позвонил мне? – спросила я.

– Да потому что он упрямец и тугодум! – послышался тяжелый вздох. – Это я в сердцах его так обозвала, девочка. А вообще-то ваш папа добрейшей души человек. Вот только очень ранимый и обидчивый. После того как ваша мама выгнала его и начала возвращать ему письма, которые он вам писал, Джек вбил себе в голову, что ему лучше держаться от вас подальше, раз он малообразованный человек и не говорит по-французски...

– Что? – крикнула я в трубку. – Моя мама запретила ему общаться со мной?

Я почувствовала, что мое сердце дает сбои, а руки начинают холодеть.

После продолжительной паузы я услышала встречный вопрос:

– А вы ничего об этом не знали?

– Он мне писал?

И снова ответом мне стало долгое молчание.

– Я сожалею, что рассказала вам об этом, Порция. Извините меня, – наконец промолвила моя собеседница. – Спросите об этом лучше у своей мамы, это ваше семейное дело. Как жаль, что наше знакомство началось с досадного недоразумения. Но я была уверена, что вам все известно. Я так и не научилась держать язык за зубами. Выходит, Джек прав, называя меня глупой болтушкой... – Она тяжело вздохнула.

Но я не сердилась на нее, потому что почувствовала искренность и неподдельное сочувствие в ее голосе. Чего не ощущала со стороны Мэгс, казавшейся мне воплощением лицемерия, манерничанья и притворства. Внутри у меня закипала злость.

– К сожалению, детали размолвки моих родителей мне неизвестны, – наконец каким-то чужим голосом объяснила я.

– Мне искренне жаль, девочка, – сказала она.

– Благодарю вас за все, мне пора идти... Простите, но я не спросила, как вас зовут...

– Марианна, – тихо сказала женщина. – Меня зовут Марианна.

– До свидания, Марианна!

– Порция, не сердитесь на меня за то, что я вас расстроила, пожалуйста!

– И вы тоже на меня не обижайтесь.

– Порция! – сказала Марианна, шмыгнув носом. – Не волнуйтесь за меня, у меня всегда ручьем льются слезы, когда я режу лук. – Она рассмеялась. Но мне смеяться не хотелось. – Я могу передать Джеку, что вы ему позвоните? Или скажите номер, по которому он сможет вас застать.

– Я сама ему перезвоню, – сказала я, не желая впутывать в эту историю «барышень». – Обязательно.

– Вот и чудесно! – обрадовалась Марианна. – Берегите себя, Порция!

Я машинально кивнула, ничего не ответив, и положила трубку, ощущая легкое головокружение и тошноту. Мои руки сжались в кулаки, внутри у меня все бурлило от злости.

Раздался звон дверного колокольчика, и тотчас же торговый зал наполнился звонким смехом Мэгс и басовитым голосом Бев. Я встала и вышла из конторы, намереваясь закатить им обеим грандиозный скандал.

Одетая в платье василькового цвета, с аккуратной прической и безупречным гримом, Мэгс о чем-то разговаривала с Верой, стоящей по другую сторону прилавка. Увидев меня, она раскрыла рот, собираясь мне что-то сказать, но передумала, поскольку выражение моей перекошенной физиономии не сулило ей ничего хорошего. Без всякого вступления я воскликнула, приблизившись к ней:

– Так, значит, это ты выставила его за порог?

Бев остолбенела. Но я продолжала испепелять взглядом Мэгс и обрушивать на нее все новые и новые вопросы:

– Как ты смела скрывать от меня его письма? Зачем ты возвращала их ему? Почему ты мне ничего об этом не сказала? Какое вообще ты имела право так поступать?

Мэгс затравленно огляделась по сторонам, посторонних в зале не было, не считая Питера, который невозмутимо варил себе в баре кофе, притворяясь, что ничего не замечает.

Бев шагнула вперед и прикрыла собой Мэгс.

– Не смей разговаривать подобным тоном со старшими! – напустилась она на меня. – Веди себя прилично!

– Черта с два! – вскричала я, трясясь от праведного гнева. – Это вам давно пора вспомнить о правилах хорошего тона. Как она посмела помешать мне переписываться с моим отцом? И вообще, Бев, это тебя не касается, так что лучше не вмешивайся в наши дела.

Лицо Бев побагровело, из-за прилавка вышла Вера и сказала, положив ладонь мне на плечо:

– Порция, ты расстроена, лучше поднимись к себе и приляг.

– Ну уж нет, Вера! – прошипела я. – На этот раз я никуда не пойду и выясню все до конца.

Питер молча подошел к входной двери магазина и, заперев ее, повесил на ручку табличку «Закрыто». Я впилась взглядом в Мэгс. Она отвернулась, явно не желая мне отвечать. По щекам ее бежали слезы, но ее голова была гордо поднята.

– Ступай наверх и остынь, Порция! – строго сказала Бев.

– Не вмешивайся! – огрызнулась я. – Это тебе лучше отсюда уйти, бабуля! Ты ведь доводишься мне бабушкой, не так ли? Так какого дьявола я должна называть тебя Бев? Я сама за тебя отвечу! Ты просто не хочешь быть моей бабушкой. Равно как и матерью Мэгс. Тебе хочется приятно проводить время в компании подружек! Вот что я тебе скажу, бабуля! Мне такая подружка не нужна. Мне нужна настоящая бабушка. И мне нужна мать!

Я скинула с плеч красный жакет и скомкала его, глядя в покрасневшие глаза Мэгс.

Она выхватила у меня свою любимую кофту и взвизгнула:

– Не смей портить мои вещи!

– Ты мне не только не мать, – с дрожью в голосе сказала я, – но даже не подружка! Как ты посмела скрыть от меня, что папа хочет поддерживать со мной отношения?

Мэгс промолчала, закусив губу. Повернувшись, я выбежала из магазина через черный ход, резко захлопнув за собой дверь. И не заметила, что следом бежал Питер, так что он получил удар дверью по лбу. Вторую шишку я чуть было не набила ему, когда захлопывала дверь своей квартиры.

– Уйди, Питер! – вскричала я, увидев его на пороге.

– Нет, Порция! – потирая ладонью ушибленное место, сказал он. – В таком состоянии я тебя не оставлю.

– Ладно. В таком случае уйду я!

Я поставила на кровать свой саквояж.

– Куда ты собралась? – спросил Питер.

– Уезжаю в Тускалусу! – заявила я и принялась швырять в саквояж все подряд. – Все эти годы Мэгс убеждала меня, что отец сам ушел от нас! А как выяснилось, она его прогнала! Значит, это она во всем виновата!

– Ты сейчас слишком взвинчена, прими прохладный душ, – заметил Питер.

– Взвинчена? Да я вне себя от ярости! Из-за ее вранья, ее постоянной лжи я столько лет не имела возможности общаться со своим отцом! – Взмахнув от отчаяния руками, я стала доставать свои вещи из платяного шкафа.

– Не заводись, Порция, приди в себя! – Питер смотрел на меня с плохо скрытым беспокойством.

– Не волнуйся за меня, Питер! Лучше пойди успокой Веру, – сказала я, с трудом сдерживая раздражение. – Передай ей, что завтра к вечеру я вернусь. – Я бросила в саквояж косметичку.

– Подожди меня! Я соберусь за полчаса! – попросил Питер.

– Неужели тебе непонятно, что твое общество сейчас для меня нежелательно? – с силой захлопнув дверцу шкафа, буркнула я. – Мне не до пустых разговоров!

Питер схватил меня за плечи и заговорил, глядя мне в глаза:

– Я тоже настроен очень серьезно, Порция! Ты не должна садиться за руль автомобиля в таком состоянии. И тебе лучше не ехать на встречу со своим отцом одной. Жди меня здесь, я быстро переоденусь, уложу дорожную сумку и заеду за тобой. В конце концов, тридцать минут ничего не изменят, позволь мне хотя бы раз тебе помочь!

Я сложила руки на груди и молча взглянула на него. А что, если он действительно стал другим человеком? Может, не стоит снова отталкивать его?

– Ладно, – сдалась я. – Даю тебе ровно полчаса на сборы.

– Вот это другое дело! – обрадовался он. – Я мигом!

Он пулей выскочил за дверь.

– Постой, Питер! – окликнула его я, кое-что вспомнив.

Он обернулся. Я взяла со столика листок бумаги и, написав на нем кое-какие указания, протянула Питеру со словами:

– Обязательно захвати это с собой для меня.

Выйдя из ванной в гостиничном номере, который мы сняли на двоих с Питером, я услышала, что он разговаривает с Верой по телефону, и насторожилась.

– Она уже успокоилась, – говорил Питер. – Да, мы как раз собираемся его проведать. Не волнуйтесь, я за ней присмотрю. Как чувствуют себя Мэгс и Бев? Угу, понятно. Я ей передам...

Услышав эти имена, я поморщилась – настолько была на них обеих зла. Я подошла к Питеру, чтобы отобрать у него трубку и сказать Вере пару слов. Но Питер поспешил закончить разговор и положил трубку прежде, чем я сумела дотянуться до нее.

– Они все о тебе беспокоятся, – сообщил мне он, обернувшись. – Я сказал, что мы собираемся вернуться завтра днем.

Я пожала плечами, взглянула на часы и недовольно сказала:

– Скоро восемь. Ты готов?

– А ты? – улыбнулся он.

– Как всегда! – ответила я.

– Тогда пошли!

Питер взял меня под руку и повел к выходу. У меня возникло ощущение, что меня ведут на эшафот.

Жилище Джека располагалось на окраине города и походило на ранчо. Питер остановил автомобиль перед входом в белое одноэтажное строение, обернулся и спросил:

– Мне пойти с тобой?

В одном из окон дома я заметила женскую фигуру, вероятно, это была Марианна. Дома ли отец? Что я ему скажу?

– Порция! – окликнул меня Питер. – Ты меня слышишь?

– Да, – кивнула я, расстегивая ремень безопасности. – Я не знаю, сколько все это продлится, лучше подожди меня здесь. – Открыв дверцу, я выбралась наружу, сжимая в руках коробку со своими письмами к отцу.

Вечерний воздух, пропитанный сыростью, мешал мне вдохнуть полной грудью. С трудом передвигая ноги, я подошла к входной двери и нажала на кнопку звонка.

– Минуточку! – послышался из глубины дома низкий мужской голос, Внутри у меня все оборвалось. Очень скоро дверь распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я зажмурилась.

Когда же я открыла глаза, то увидела перед собой отца. Того самого мужчину, который кружился в танце по комнате, держа меня на руках, много-много лет назад. Моего отца, который, как выяснилось, не забывал обо мне. На висках у него появилась седина, он располнел, но все равно я сразу его узнала. Беда была только в том, что я совершенно не знала этого человека.

Он с вежливой улыбкой какое-то время глядел на меня, потом улыбка сползла с его лица, и он пораженно проговорил:

– Чтоб мне провалиться! Вы с ней похожи как две капли воды!

Я заморгала, не сразу сообразив, что он имеет в виду Мэгс. Сглотнув ком, я произнесла:

– Прости, что я тебе не звонила. Мне следовало бы давно это сделать... – Голоса своего я не узнала.

– Все в порядке, не извиняйся, это я... – Отец осекся, по его скулам забегали желваки. – Я рад тебя видеть!

– Я тоже рада. – Я протянула ему коробку из-под туфель. – Это тебе!

Он неуверенно взял коробку и открыл ее.

– Здесь письма, которые я писала тебе в течение многих лет. И мои фотографии... А еще детские рисунки...

Он взял лежавшее сверху фото, на котором я была запечатлена шестиклассницей, и с улыбкой сказал:

– Ты носила скобки на зубах.

– Да, – кивнув, подтвердила я, но не улыбнулась.

– Какая же ты красивая! – воскликнул он, и глаза его засверкали.

Я отчаянно заморгала, пытаясь сдержать слезы, но безуспешно. Закрыв лицо ладонями, я разрыдалась. Отец поставил коробку на табурет и обнял меня.

– Только не говори, что ты слышишь это от мужчины впервые, – сказал он, поглаживая меня по голове. – Я в это не поверю.

После этих слов слезы хлынули из моих глаз потоком, способным затопить маленький городок, и сдержать их я бы не сумела даже под угрозой смерти. Ведь почти тридцать лет в моем сердце копились обида и злость на отца за то, что он меня бросил. А теперь он крепко обнимал меня и, поглаживая рукой по волосам, пытался успокоить. Я на него больше не сердилась.

Наконец я перестала рыдать, вытерла мокрое лицо тыльной стороной ладони и, запинаясь, пробормотала:

– Все нормально, 'ты ни в чем не виноват... Но я об этом не знала, пока...

– Я знаю, Марианна все мне рассказала, – договорил он за меня, пытаясь улыбнуться.

Я отстранилась, хлопнула себя ладонями по щекам и с неестественной улыбкой выдавила из себя:

– Ну и видок же, наверное, сейчас у меня!

– Я же сказал, что ты красавица! Ты всегда была для меня самой красивой девочкой на свете с момента своего появления на свет... – Он улыбнулся, вздохнул и посмотрел на меня с тем же умилением, с каким глядел в тот день, когда вальсировал со мной по комнате. Это было настолько трогательно, что на глаза у меня снова навернулись слезы.

– Прости меня, детка, – хрипло сказал отец и заморгал. – Я не должен был затягивать это на столько лет, но я страшно боялся...

– Чего ты боялся? – спросила я.

– Что, разозлившись, ты вычеркнешь меня из своей жизни навсегда...

Лицо у меня перекосилось, я замотала головой и воскликнула:

– Я не злилась на тебя!

– Но имела на это полное право, – криво усмехнувшись, сказал он и кашлянул.

– Джек! – окликнул его из коридора женский голос.

Он обернулся и отступил назад. Я увидела пухленькую невысокую блондинку, вытирающую руки о кухонное полотенце. Она взглянула на Джека, потом на меня и ахнула:

– Это Порция?

– Порция, познакомься, пожалуйста, с моей женой Марианной! – кивнув, произнес Джек.

Глаза Марианны покраснели и увлажнились.

– Извините, – сказала с виноватой улыбкой она. – Джек! Нам всем нужно чего-нибудь выпить! Что вы предпочитаете, Порция?

– Бокал холодной воды, – сказала я.

– Я мигом. – Марианна взглянула на Джека и побежала на кухню.

Мы с Джеком сели в плетеные кресла, стоявшие на веранде, и молчали, глядя друг на друга, пока его жена не принесла нам по бокалу холодной воды. Когда она снова ушла в дом, Джек спросил:

– Ты разговаривала с мамой?

– Нет, – покачала я головой. – Вернее, я закатила ей скандал, и она не проронила ни слова.

– Мэгс в своем репертуаре, – усмехнувшись, заметил он и отпил из бокала.

– Мне трудно объяснить ее поведение, – сказала я. – Какое право она имела возвращать тебе письма, предназначавшиеся мне? Зачем выгнала тебя из дома? Почему не объяснила тебе мотивов своего поступка? Как она могла столько лет обманывать меня?

– Не сердись на нее, – попросил Джек.

– Не сердиться? Это почему же?

– Ты, разумеется, вправе негодовать, – пояснил мне Джек. – Но, как говаривал мой отец, обладание правом на негодование еще не означает, что его следует осуществлять.

– Как ты можешь так говорить? – возмутилась я. – Неужели ты так легко простил ей все ее выходки?

– Раньше я злился на Мэгс, – вздохнул Джек. – А потом подумал, что она, возможно, права. Мы с ней все равно бы не ужились, только довели бы друг друга до сумасшествия. Ты говоришь, что больше не держишь на меня зла. А ведь я знал, как тебя найти, и вполне мог бы прийти и добиться, чтобы мне позволили с тобой увидеться. На худой конец сломать дверь, вломиться в дом. Но я этого не сделал. Так что раз уж ты простила меня, то прости и Мэгс.

– Не знаю, смогу ли я это сделать, – призналась я. – Мне сейчас хочется все крушить и ломать.

– Это состояние мне очень хорошо знакомо! – сокрушенно покачал головой Джек. – Но нужно уметь держать себя в руках.

Мы одновременно посмотрели на небо.

– Твоя мама – самая упрямая и самолюбивая женщина в мире, – тихо продолжил он. – И за любовь к такой женщине приходится платить дорогой ценой. Такие люди живут по своим, только им известным законам, и приноровиться к ритму их жизни дьявольски тяжело. Проще говоря, дочка, твою маму не переделаешь, ее нужно любить такой, какая она есть.

На его лице промелькнула тень улыбки.

– Ты все еще любишь ее? – вырвалось у меня.

– Мое сердце давно уже разлетелось на осколки от любви к Мэгс, – вздохнул Джек.

Это был исчерпывающий ответ. Я вновь взглянула на темное безоблачное небо, усыпанное яркими звездами, и надолго умолкла. Джек тоже молчал, и тогда я сказала:

– Я знаю, что Мэгс приглашала тебя приехать к нам в сентябре. Ты приедешь?

– Пока не знаю, – ответил Джек. – Я подумал, что это как-то связано с тобой, поэтому и сделал попытку разыскать тебя.

– Мэгс говорит, что со мной это никак не связано, – сообщила я.

– Если это так, тогда, пожалуй, мне не стоит с ней встречаться. Теперь я должен считаться с Марианной. Новая встреча с Мэгс... – Он взглянул на свои ладони, потом на меня и договорил: – В общем, по-моему, этого делать не следует.

– А что об этом думает сама Марианна? – поинтересовалась я.

Джек рассмеялся.

– Она уговаривает меня поехать, так как считает, что это поможет мне раз и навсегда закрыть эту тему.

– Марианна мудрая женщина, – сказала я.

– Марианна прелесть. Она очень рада, что познакомилась с тобой, и хочет, чтобы я пригласил тебя к нам на обед в День благодарения.

– Неужели? – Я улыбнулась.

– Она готовит отменный клюквенный соус! Просто пальчики оближешь! – Он подмигнул мне.

– С удовольствием его попробую. – Я поставила бокал на столик и встала. Джек тоже поднялся с кресла. Я взглянула на улицу, где стояла поджидающая меня машина, посеребренная лунным светом. – Меня ждет друг.

Джек посмотрел на автомобиль, потом на меня и улыбнулся.

– Понимаю. Ну что ж, если тебе что-то понадобится, позвони мне обязательно.

– Непременно позвоню, – пообещала я.

– Нет, я серьезно! – Он протянул ко мне руку и сжал мое плечо. – У меня имеются средства, я не бездельничал все эти годы. У меня свой лесной склад и лесопильный заводик. Если тебе потребуется работа...

Я рассмеялась, вспомнив, как практиковалась в распилке бревен в сарае на ферме Бэббов, и сказала:

– Работа мне точно потребуется, потому что я скоро получу докторскую степень.

Джек недоверчиво переспросил:

– Докторскую степень? Ты серьезно?

– Абсолютно серьезно! Вот только я не знаю, чем буду потом заниматься. Надоела мне вся эта литература! – чистосердечно призналась я.

– Ну, тогда дописывай скорее свою диссертацию, дочка, – расплывшись в улыбке, сказал Джек, – и решай, как тебе жить дальше. Место на своем заводике я всегда для тебя найду.

Переселяться в Тускалусу в мои планы пока не входило, но все равно мне было приятно, что отец предложил мне это.

– Твой друг, должно быть, уже заждался тебя. – Джек кивнул на автомобиль. – Рад был повидаться. Не пропадай!

– Не буду, – обнадежила его я. – Попрощайся за меня с Марианной.

– Хорошо. – Джек улыбнулся, вздохнул и крепко обнял меня. – Не сердись на маму! Она такой же человек, как и все мы. А людям свойственно время от времени ошибаться.

Я припала щекой к его плечу и почувствовала, как холодную пустоту в моем сердце заполняет тепло.

Глава 12

– Ты уверен, что мы не влипнем в неприятности? – шепотом спросила я, перелезая с помощью Питера через забор, казавшийся голубоватым в мистическом лунном свете.

– Нет, – пыхтя от натуги, ответил он. – Главное, не уронить пиво.

Я вздохнула и спрыгнула с забора на землю, подняв облако пыли. Питер вполне благополучно приземлился рядом.

– И все-таки нам не следовало этого делать, – покачала я головой.

Питер хохотнул и обтер ладони о джинсы.

– Тебе же самой захотелось совершить нечто нелепое и забавное. Вот и пришлось рисковать.

– Ты прав, – сказала я, оглядываясь на качели и детские горки. – К тому же это двор общеобразовательной школы, на благоустройство которого затрачены средства налогоплательщиков. Так что я тоже имею право развлечься здесь.

– Допустим, именно на эту площадку пошли скорее налоги, уплаченные твоим отцом, – заметил Питер. – Но в принципе ты права.

Он взял у меня рюкзак и перекинул его через плечо. Наконец я смогла вдохнуть полной грудью. Питер обнял меня за талию и увлек на травянистый пригорок под раскидистыми деревьями. Очутившись в укромном местечке, мы расстелили на земле большое одеяло, взятое из гостиницы, и поставили на него коробку с шестью бутылками пива.

Сделав по глотку из горлышка, мы закурили.

– О чем ты думаешь? – спросил Питер.

– Ни о чем конкретном, – соврала я. – Пересчитываю кирпичи в стене школы. Это хорошо успокаивает.

– И много ты их уже насчитала?

– Пока только дюжину, – отпив из бутылки, сказала я. – Скажи мне честно, Питер, ты всерьез намерен продолжать работать в «Пейдж»? Мне почему-то в это не верится.

– Нет, разумеется, – усмехнулся он.

– Я рада. Тебе надо продолжать писать.

– Но ведь я не Алистер Барнс!

– Какое отношение он имеет к нашему разговору?

– Тебе лучше знать! – Питер пристально посмотрел на меня.

– О Боже! – Я вытянулась на одеяле и поморщилась, наткнувшись на камень. – У меня совершенно нет желания говорить об этом сейчас. Давай спокойно попьем пива.

– Да, ты права, извини, – сказал Питер. Некоторое время мы молча пили пиво. Я пыталась пересчитать еще и листья на ветке над моей головой. Но сбилась, досчитав всего лишь до двенадцати.

– Какой смысл ты вкладывал в образ Элоизы? – неожиданно для Питера спросила я. – Почему она была не способна идти строго на север?

– Признаться, я давно уже и вспоминать об этом перестал, – хмыкнул Питер. – Считай, что это просто метафора. А почему ты спросила?

– Скажи мне честно, Питер, ты срисовал Элоизу с меня?

Он уставился на стену школы и не совсем уверенно сказал:

– В ней отразились характерные черты многих женщин, которых я...

– Но главным образом мои? – перебила его я. Он молчал.

– Не отмалчивайся, Питер! Скажи честно, какой смысл ты вложил в эту фразу! Для меня это очень важно!

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Ну ладно. – Он вздохнул. – Смысл ее заключается в том, что ты предпочтешь обогнуть земной шар, двигаясь в южном направлении, чем пойдешь коротким путем, но на север.

– Неправда! – вскричала я, приняв сидячее положение. – И все равно я толком ничего не поняла.

– Все просто: это означает, что ты дьявольски упряма. Ты видишь все так, как находишь нужным, и отказываешься воспринимать то, что тебе не нравится.

– Ты считаешь меня упрямой? – огорченно переспросила я.

– Разве кроме меня тебе никто этого не говорил? – Питер рассмеялся.

Я сделала большой глоток пива, вспоминая слова Джека.

– Тебе кажется, что я не замечаю некоторых качеств Мэгс? – спросила я после довольно долгой паузы.

– Если честно, то будь я ее сыном, я бы тоже вряд ли обращал на них внимание, – ответил он.

– Ну назови хотя бы одну ее любопытную особенность!

– У нее оригинальная походка, – сказал Питер. – Как, впрочем, и у тебя. Но у нее она все-таки другая. Мэгс ходит так, словно бы знает, что кто-то наблюдает за каждым ее шагом. И старается произвести на этого человека потрясающее впечатление.

– А я как хожу?

– Как человек, думающий только о цели, к которой он стремится.

– Но при условии, что эта цель находится где-то в южном направлении! – добавила я, горько усмехнувшись.

Питер взъерошил пальцами волосы.

– Ты всегда будешь попрекать меня этим?

– Нет, только до тех пор, пока ты не напишешь новый роман. – Я подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Питер перестал улыбаться.

– Честно говоря, мне неприятно, что ты хочешь прекратить писать книги, считая, что этого хочу я, – помолчав, заявила я.

– А мне, честно говоря, не нравятся твои отношения с Алистером Барнсом!

Ответить я не успела, потому что меня ослепил яркий свет. Из темноты кто-то сердито крикнул:

– Эй вы, паршивцы! Что вы там делаете? Мы с Питером мгновенно вскочили. Я попыталась затоптать окурок, но Питер схватил меня за руку и увлек к ограде.

– А как же пиво и одеяло? – спросила я.

– Нет времени! Пошевеливайся! Охранник уже рядом!

Питер перебросил меня через забор и сам одолел его с ловкостью обезьяны. Со стороны детской площадки доносился топот сапог, луч фонарика прыгал по прутьям ограды. Мы побежали к машине, оставленной на автостоянке.

– Стоять! – орал нам вслед охранник. – Вы у меня получите, хулиганы!

Мы с Питером успели забраться в автомобиль и сорваться с места прежде, чем он сообразил, что спугнул вовсе не школьников, а взрослых сумасбродов.

– Ну вот ты и получила то, чего тебе хотелось – нелепое и забавное происшествие, – рассмеялся Питер.

– И чрезвычайно этим довольна!

– Всегда готов доставить тебе удовольствие, – многозначительно сказал он и поцеловал мне руку.

Я затормозила на перекрестке и, в ожидании пока загорится зеленый сигнал, взглянула Питеру в глаза. И на мгновение представила, что мы с ним поженились. Навсегда.

Вспыхнул зеленый свет, я резко сорвалась с места и на большой скорости помчалась к гостинице.

Спать мы улеглись на разных кроватях.

В обратный путь мы выехали спозаранку, чтобы Питер успел к началу своей рабочей смены в «Пейдж». Машину вел он, я клевала носом, сидя рядом с ним на пассажирском сиденье. Он разбудил меня легким поцелуем, когда спустя три с половиной часа мы добрались до места.

Я сладко потянулась, взяла с заднего сиденья свой саквояж и сказала:

– Большое тебе спасибо, Питер! За все!

– Не за что, – ответил он, преданно глядя мне в глаза.

– Скажи честно, Питер, – откинув голову на спинку сиденья, спросила я, – тебе хотелось бы остаться здесь навсегда? Нет, не ради меня, а просто остаться в этом маленьком городке до конца своих дней, работая управляющим в книжном магазинчике?

– Я приехал сюда ради тебя, – пожав плечами, сказал он. – И останусь здесь до тех пор, пока ты меня не прогонишь.

– Но почему? Почему ты хочешь потратить свою жизнь на меня? – с недоумением спросила я.

– Я не считаю это пустой тратой времени. Жаль, что ты, Порция, до сих пор так и не поняла, чего ты хочешь от жизни.

Он тяжело вздохнул и отвел взгляд.

Я чмокнула его в щеку, вылезла из автомобиля и побрела в свое временное пристанище. Когда я включила в комнате свет и села на диван, часы на видеомагнитофоне показывали 8:02. Запрокинув голову, я закрыла глаза и попыталась привести в порядок свои мысли, хаотично блуждающие в моих усталых мозгах. О Джеке и его письмах, которых я так и не получила. О Мэгс с ее неподражаемой походкой, в которой выверен каждый шаг. О Питере, предлагающем мне свою «любовь до гроба». О Йене, почему-то не делающем мне никаких предложений. О Вере, продолжающей любить, спустя столько лет, Бриджа. О Бридже, все еще любящем Веру. И о Бев с ее неискоренимой гневливостью.

Мелодичный перезвон колокольчиков, донесшийся снизу, возвестил о приходе в магазин Питера. Я взяла ключи от своей «мазды» и тихонько покинула квартиру, намереваясь уехать от «Пейдж» через переулок, чтобы моего исчезновения никто не заметил, особенно Питер.

Ждать появления Мэгс на нашей улице мне пришлось недолго. Выйдя из дома, она села в свой большой красный джип. Потерять его из виду в транспортном потоке было просто невозможно. Держась от этого автомобильного монстра на некотором расстоянии, я четверть часа ехала следом. Наконец джип остановился возле начальной школы в Рингголде. Из него вышла Мэгс и направилась в здание школы.

Питер был прав относительно ее походки.

Спустя пять минут я тоже вошла в школу. Коридоры ее были пусты. Слева от меня за стеклянной перегородкой сидела рыжеволосая женщина лет сорока. Я толкнула дверь офиса и вошла в него.

– Вы мама Сесилии? – улыбнувшись, спросила у меня рыжая дама. Из-за ее спины на меня с грустью смотрела заплаканная маленькая девочка. Глазки у нее были красные.

– Нет, – ответила я, улыбнувшись девочке, и спросила у женщины: – А что у ребенка с глазами?

– Бедняжка забыла дома глазные капли, а у нее конъюнктивит.

Я сочувственно вздохнула и снова улыбнулась Сесилии. Малышка перестала болтать ногами, спрыгнула со стула и улыбнулась мне. На зубах у нее были скобки.

– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась дежурная.

– Мне нужна Мэгс Фаллон, – сказала я.

– Ах, Мэгс! – Рыжеволосая рассмеялась. – Ну разве она не чудо?

– Да еще какое! Где можно ее найти? Дежурная подошла к расписанию летних школьных мероприятий, приколотому кнопками к стене, пробежала по нему взглядом и ткнула пальцем в квадрат сегодняшнего дня.

– Она сейчас во дворе, занимается с детьми от семи до девяти лет играми на развитие воображения. У вас ребенок в ее группе?

– Нет, – ответила я. – Мэгс моя мама. Меня зовут Порция, рада познакомиться! – Я протянула ей руку.

Женщина рассмеялась и, хлопнув меня по руке ладонью, заключила в объятия.

– Как же я сразу не догадалась! Вы с ней похожи как две капли воды!

Отпустив меня, она объяснила:

– Идите прямо до конца коридора, там будет дверь во двор. Мэгс на самой дальней площадке с оравой из двадцати сорванцов, которые души в ней не чают.

Я поблагодарила ее, помахала рукой девочке с красными глазками и направилась во двор. Едва ступив за дверь, я увидела Мэгс. Она стояла в плотном кольце детей и строила им смешные гримасы. Ребята звонко смеялись и хлопали в ладоши. Я села на скамейку неподалеку, так чтобы Мэгс не было меня видно, и стала слушать, что она говорит своим ученикам:

– А теперь, дети, представьте, что вы большие страшные медведи. – Ее мелодичный звучный голос идеально подходил для задушевного разговора с детворой. – Самые отвратительные, самые уродливые медведи на планете, представили? Молодцы!

Дети рассмеялись. Я невольно улыбнулась.

– А сейчас изобразите это чудовище! – скомандовала Мэгс.

Ребятишки принялись корчить рожицы, растягивать пальцами щеки, высовывать языки и таращить глаза.

– Замечательно! – похвалила их Мэгс. – Сара, деточка, из такой симпатичной девочки, как ты, мог бы получиться медведь и чуточку пострашнее! Ну-ка, оттяни еще немного ушки! И надуй получше щечки. Умница!

Мэгс потрепала маленькую светловолосую девочку по плечу и встала в центре круга, образованного кривляющимися мальчишками и девчонками.

–А сейчас, когда все вы превратились в страшных мохнатых мишек, я попрошу вас на минутку притихнуть и послушать меня. Я должна сказать вам нечто очень важное! Подойдите ко мне поближе!

Дети сгрудились вокруг нее и замерли, готовые ловить каждое ее слово. Выдержав паузу, Мэгс сказала:

– Вы – лесные страшилища, жуткие лохматые мишки. Но постарайтесь представить себе, что вы очень любите какую-то вещь или какого-то человека. К примеру, аленький цветочек. Или свою маму. Или своего одноклассника. Зажмурьтесь и представьте себе то, что вы любите больше всего на свете!

Мэгс и сама зажмурилась, потом приоткрыла один глаз и погрозила пальцем Саре:

– Я всем велела зажмуриться, и тебя это тоже касается! Девочка хихикнула и зажмурилась. Убедившись, что все дети выполнили ее команду, Мэгс снова закрыла глаза. Я тоже их закрыла.

– А сейчас, дети, – сказала Мэгс, – вы должны запомнить эту картинку и открыть глазки.

Я открыла глаза. Мэгс смотрела прямо на меня. Она улыбнулась и вновь обратилась к детям:

– Внимание! Посмотрите вокруг себя. Вы заметили, что из страшных медведей снова превратились в самых красивых детей на свете?

Ребятишки встретили ее слова восторженным гулом и радостным смехом. На их лицах расцвели счастливые улыбки. Лицо Мэгс светилось от умиления. Я послала ей воздушный поцелуй. Она ответила мне тем же.

В этот момент к детям подошел мужчина спортивного телосложения, примерно моего возраста, и велел им перейти на площадку для спортивных игр. Мэгс о чем-то переговорила с ним и, попрощавшись с группой, подошла ко мне и села рядом со мной на скамейку.

– Меня только одно удивляет: почему ты раньше не проследила за мной, – сказала она.

– Мне нечего сказать в свое оправдание, – рассмеялась я. – Видимо, я тугодум.

– Это не смертельно, – успокоила меня Мэгс.

– Я виделась вчера с Джеком, – помолчав, объявила я.

Мэгс и бровью не повела, сделав вид, что увлечена наблюдением за детишками, играющими в мяч. Но от меня не укрылось, что пальцы ее сжались в кулак.

– Правда? – безразличным тоном бросила она. – Ну и как он поживает?

– У него все прекрасно. Он здоров и всем доволен. Мэгс едва заметно улыбнулась.

– Рада это слышать. Он, очевидно, рассказал тебе нашу историю?

– В общем-то нет, – ответила я. – Мне известно только, что ты его прогнала.

– Да. Это правда, – кивнула она.

– Что ж, это ваше личное дело, – вздохнула я. Она недоверчиво взглянула на меня и спросила:

– Разве ты больше не сердишься на меня?

– А какой смысл сердиться? – пожала я плечами. – Как сказал Джек, обладание правом злиться на кого-то еще не означает, что это следует делать.

Мэгс рассмеялась:

– Он в своем репертуаре! Совсем не изменился. Значит, вы с ним все-таки обо мне говорили...

Она повернулась, посмотрела мне в глаза и погрозила пальцем, совсем как проказливому ребенку. Я улыбнулась, хотя в горле у меня внезапно запершило.

– Не стану скрывать, мне по-прежнему любопытно, почему вы с ним расстались, – сказала я. – Но сегодня я приехала сюда не для того, чтобы тебя допрашивать.

– Если так, то напрашивается вопрос...

– Зачем я пришла сюда? Не знаю! Я знаю только то, что больше ни с кем не желаю ругаться. Тем более с тобой...

Я подалась вперед и схватила Мэгс за руку.

– Я хочу наконец тоже иметь маму!

Мэгс улыбнулась и сжала мою руку. И у меня тотчас же стало тепло и легко на душе. Впервые в жизни я не испытывала тягостного чувства, сидя рядом с Мэгс. И не ждала от нее никакого подвоха. Мне просто было хорошо. Ярче засветило солнце, звонче стали детские голоса, ласковее ветерок. Скрывая выступившие на глазах слезы, я запрокинула голову и взглянула на лазурный небосвод. Внезапно Мэгс сказала:

– Я любила Джека. И люблю его до сих пор.

Я судорожно вздохнула, пораженная этим неожиданным признанием, и тихо спросила:

– Но почему же тогда ты его оттолкнула?

– Потому что любила...

Я сильнее сдавила пальцами ее руку и промолчала.

– Тебе известно, что Бев была замужем за твоим дедушкой?

Я покачала головой. Фамилию Фаллон Бев, насколько я знала, носила в девичестве, эта же фамилия потом перешла и ко всем нам. Мне и в голову не приходило, что Бев была замужем. Впрочем, я и не спрашивала у нее об этом.

– Вера была слишком маленькой, чтобы запомнить, как отец ушел от нас. Но я-то все помню! Однажды я вышла к завтраку и не увидела папу за столом на его обычном месте. Бев после его исчезновения замкнулась и целый год ни с кем не разговаривала. Она почти не покидала своей комнаты. Пока Глэдис Чивер не привела к нам в дом преподобного Билли, чтобы тот исповедовал ее и наставил на путь истинный.

– Не может этого быть! – изумленно воскликнула я. – Бев целый год затворничала из-за мужчины? Мне трудно это представить. Что ж, это многое объясняет... – нахмурилась я.

– Мне было тогда всего шесть лет, – продолжала рассказывать Мэгс, – и Бев со мной на эту тему, естественно, не разговаривала. Она заложила дом, открыла «Пейдж» и начала новую жизнь. С тех пор мы и стали неразлучными «барышнями» Фаллон. А когда появилась на свет ты, нас стало четверо.

Мы взглянули друг на друга и улыбнулись.

– Но мне в голову запала мысль, что однажды нечто подобное может произойти и со мной, – пояснила Мэгс. – Я боялась, что не перенесу разрыва с Джеком, поэтому сама прогнала его. Он ушел молча, даже не задав мне никаких вопросов.

Она устремила задумчивый взгляд в небо и умолкла. Но ненадолго. Успокоившись, Мэгс продолжала:

– Относительно писем, о которых ты говорила, мне ничего не известно. Однако вряд ли Джек опустился бы до подобной лжи. Я не исключаю, что их ему возвращала Бев. Или Вера... Вообще-то Джек хороший человек. Поначалу мне его очень не хватало, но потом я привыкла жить без него. В конце концов, у меня была ты... И лишь когда ты уехала в колледж, я вдруг остро ощутила в душе пустоту, утратила вкус к жизни. И вот минувшей зимой Вера и Бев вызвали меня на семейный совет и приказали заняться чем-нибудь, что вернуло бы мне ощущение радости.

– Но ты всегда производила на меня впечатление абсолютно счастливого человека, – заметила я. – Только я не могла понять, чему ты радуешься.

–Я действительно радовалась, когда ты навещала нас, деточка, – с улыбкой сказала Мэгс. – С тобой я всегда чувствовала себя счастливой. Но после твоего отъезда...

Я не верила своим ушам: мне и в голову никогда не приходило, что Мэгс рада видеть меня и счастлива просто потому, что у нее есть дочь.

– Прости меня, – растерялась я, – мне следовало быть более чуткой и внимательной дочерью.

– Не переживай, – отмахнулась она, – дети и не должны задумываться о таких вещах. В общем, Бев и Вера приказали мне найти себе дело по душе. Чего только я не перепробовала, деточка! – Она мечтательно улыбнулась. – Пекла кексы и бублики в пекарне Сью Энн. Работала кассиром в универсаме. Да мало ли... Пока наконец не остановилась на работе в школе. Ну как не полюбить этих малышей всем сердцем!

Она кивнула в сторону площадки, на которой резвились дети.

– Я готова любоваться ими весь день!

Мне вспомнилась ее затея со страшными лохматыми медведями, и в связи с этим у меня возникло сразу несколько вопросов к ней. Но я начала с главного:

– Объясни мне все-таки, зачем ты выпустила коров из загона на ферме Карла Рейми?

Мэгс от души расхохоталась.

– Эта идея принадлежала Вере! – призналась она. – Вера решила, что мне испортила карму косметика, апробированная на животных. И настоятельно порекомендовала совершить для них какое-нибудь доброе дело.

– Так это Вера отправила тебя в коровник Рейми?

– Нет, – снова рассмеявшись, ответила Мэгс. – Она-то имела в виду, очевидно, пожертвование в фонд общества защиты животных. Но я решила эту проблему по-своему. Честно говоря, ни в какие чакры и кармы я не верю, все это бредни, подлинное счастье я обрела здесь, среди детей. Они истинные цветы нашей жизни. Мне предложили стать в этой школе штатным помощником преподавателя. Ну разве это не прекрасно?

– Я рада за тебя, мама!

– Спасибо, дочка! – улыбнулась Мэгс.

Мы еще немного погрелись на солнышке. Наконец я собралась с духом и выпалила:

– А Джек женился. Мэгс изменилась в лице.

– Правда?

– Разве он тебе не сказал, когда ты разговаривала с ним?

– Нет! – Она покачала головой. – Мы ведь недолго с ним беседовали. Он сказал, что сможет приехать к нам в сентябре, и я тотчас же положила трубку. Он счастлив в браке?

– Мне показалось, что да.

Мэгс помолчала, а затем сказала, изобразив на лице свою коронную улыбку:

– Что ж, это чудесно. Я рада за него. Не могла бы ты сделать мне одолжение, деточка? Передай, пожалуйста, Джеку, что нам с ним вовсе и не обязательно встречаться и разговаривать. Скажи ему, что я просто хотела извиниться перед ним. Я могу на тебя рассчитывать?

– Конечно, мама! Он будет рад это услышать.

Мы встали со скамейки и, взявшись за руки, пошли через двор к зданию школы. У дверей нам встретился представительный мужчина с ярко-голубыми глазами и серебром в волосах.

– Гари! – остановила его Мэгс. – Позвольте представить вам мою дочь. Патриция, это Гари, старший инспектор школы.

– Просто не знаю, что бы мы делали без вашей мамы, – пожимая мне руку, сказал Гари. – Все дети от нее в восторге.

– Спасибо, – улыбнулась я, – мне приятно это слышать.

Он придержал дверь, пропуская нас в школу, и затем осторожно прикрыл ее. Мэгс взяла меня под руку и заговорщицки прошептала:

– По-моему, этот мужчина – неплохой шанс. Как ты считаешь? – Глаза ее засветились.

– Не нужно мне никакого шанса! – вспыхнув, воскликнула я.

– При чем здесь ты? – Мэгс шутливо толкнула меня локтем в бок.

Я проводила удаляющегося по коридору джентльмена внимательным взглядом. Судя по его осанке и пружинистой походке, он был в прекрасной форме.

– Если ты решишь воспользоваться этим шансом, – сказала я, – ты должна будешь обязательно отчитаться передо мной.

– Можешь не сомневаться, деточка! – фыркнула Мэгс. – Я не пропущу ни одной пикантной детали.

Глава 13

Не успела я отдернуть руку от кнопки дверного звонка, как Йен отворил дверь. Я показала ему бутылку вина, которую держала в другой руке, и с лукавой улыбкой спросила:

– Не составишь мне компанию?

– С удовольствием! – Он отступил в сторону, пропуская меня в прихожую.

Мы прошли на кухню. Йен взял штопор и стал откупоривать шардонне.

– Хорошо, что ты заглянула ко мне, – сказал он. – У меня для тебя сюрприз.

Я улыбнулась, пытаясь скрыть волнение. К Йену меня, разумеется, привело вовсе не желание распить с ним вдвоем бутылку вина. Я пришла к нему с иной целью и была настроена достичь ее любой ценой. Тайна «тефлоновой вагины» наконец-то была мною раскрыта. Оказалось, что ничего сверхъестественного в этом феномене нет, а в его основе лежат обыкновенные предрассудки и страхи, таящиеся в подсознании. После разговора по душам с Мэгс я пообещала себе, что не повторю ее роковой ошибки, а если и упущу англичанина, то только не из трусости.

Йен передал мне бокал, взял меня за руку и вывел из дома через парадный вход. Смеркалось, мы медленно шли ксараю, любуясь багровыми лучами закатного солнца, пронизывающими лиловые облака. Я перевела взгляд с небосвода на стену сарая и ахнула: она была целиком выкрашена в алый цвет!

– Как это ты сумел, Йен? – спросила я. – Когда?

– Здесь поработала целая бригада рабочих из строительной компании Бриджа, – ответил он. – И это еще не все...

Йен распахнул входную дверь, и мы вошли внутрь. Ремонт в сарае был завершен. Все опорные столбы заменены. Козлы и помосты убраны, пол чисто подметен.

– Теперь этот сарай прослужит своим владельцам еще немало лет, – сказал Йен. – У Труди не будет с ним особых хлопот.

– Она будет довольна, – кивнула я. – Как это мило с твоей стороны, Йен, помочь одинокой пожилой женщине.

– Здесь есть доля и твоего труда, – с улыбкой напомнил он.

Я сделала глоток из бокала и возразила: —Я-то практически ничего здесь не делала. А это еще одно свидетельство твоей тайной благотворительной деятельности!

Йен задумчиво наморщил лоб, отпил из бокала и спросил:

– На что это ты намекаешь?

Обсуждение этой темы не входило в мои планы, но раз уж он ее затронул, я поинтересовалась:

– Сколько ты заплатил Карлу Рейми, чтобы он отказался от своих претензий к Мэгс?

– А кто тебе сказал, что мы с ним заключили сделку? – в свою очередь полюбопытствовал Йен.

– Никто! – сказала я. – Всем известно, что Карл Рейми самый упрямый козел в округе. Вряд ли он отказался бы от компенсации за причиненный ему Мэгс урон из простого человеколюбия.

Йен помолчал, пожал плечами и признался:

– Не слишком много. Какое это теперь имеет значение? Вопрос закрыт, и нам лучше о нем забыть.

– Но мы должны вернуть тебе твои деньги! – возразила я, как и положено гордой добропорядочной южанке.

– Право же, не стоит спорить из-за пустяка! Ты пока еще далеко не богата, я же достаточно состоятельный холостяк, не имеющий ни жены, ни детей. И вообще, я вправе распоряжаться своими средствами по собственному усмотрению.

– И тем не менее, – настаивала я, – сколько ты ему дал?

– Это мой секрет! – заявил Йен.

– Ха! – не сдавалась я. – Этот секрет обойдется мне в одну бутылку виски, которая развяжет Рейми язык.

– Послушай, Порция, ты, конечно, можешь напоить его, если тебе очень этого хочется, – сердито сказал Йен. – Но давай лучше не ссориться. Уж если ты действительно считаешь себя обязанной вернуть мне деньги, поговорим об этом в другой раз, не сегодня. Хотя я все же не теряю надежды отговорить тебя от этой ненужной затеи. Пожалуйста, не обижайся!

Он легонько сжал мое плечо и подкупающе улыбнулся.

Но мне показалось, что он ведет себя чересчур напористо, даже бесцеремонно, чего за ним прежде не замечалось. И я занервничала, хотя и так уже была на взводе.

– Хорошо, – с натянутой улыбкой согласилась я. – Вернемся к этому вопросу в другой раз.

– Спасибо, – сказал Йен, убрал руку с моего плеча и, выпив глоток вина, спросил: – Как прошла твоя поездка в Тускалусу? Удачно?

– Откуда ты о ней знаешь?

– Вчера вечером я заглянул в «Пейдж», и мне сказала об этом Вера.

– Ах вот как! – воскликнула я, заподозрив неладное. Я точно знала, что в магазин он не заходил и с Верой не разговаривал, иначе она бы мне об этом сообщила. – Все прошло нормально. Я собираюсь навестить отца снова в День благодарения.

– Правда? – явно обрадовался Йен. – Это замечательно! Очень рад за тебя.

– А Вера сказала, что меня сопровождал туда Питер? – без обиняков спросила я.

– Да нет, – ответил он, помрачнев. – А с какой стати?

– Он вел машину, да и ехать в такую даль вдвоем веселее.

– Ну и как вы там вдвоем повеселились? – угрюмо взглянув на меня, поинтересовался Йен.

– Честно говоря, мне было не до веселья, – вздохнула я. – Но в целом все прошло хорошо, Питер был очень предупредителен и любезен. Так что жаловаться мне не на что.

– Ну что ж, рад за тебя, – сдавленно сказал Йен. Я сделала глубокий вдох и выпалила:

– Он хочет остаться в Трули. Вместе со мной. Взгляд Йена стал ледяным.

– Но ты ведь этого не хочешь, не так ли? – спросил он.

– Назови мне хотя бы одну причину, по которой я должна отказаться от этого! – Я нервно передернула плечами.

– Я уже называл тебе несколько таких причин! – возмутился Йен.

Я собралась с духом и заявила:

– Они не кажутся мне достаточными для отказа. Ты можешь привести действительно веский аргумент, который убедил бы меня не оставаться здесь вместе с Питером?

Он взглянул так, что у меня перехватило дыхание, помолчал и сказал:

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– А по-моему, тут все ясно, – усмехнулась я.

– Я закончил свой роман. – Йен старался не смотреть на меня. – В субботу вечером я улетаю в Лондон.

Он залпом опустошил свой бокал.

У меня екнуло сердце. Сглотнув ком, я переспросила:

– В эту субботу?

Йен уставился в какую-то точку за моей спиной. Томительную тишину с треском разорвал удар грома. Я допила вино, отдала бокал Йену и сказала:

– Желаю счастливого полета!

После этого мне уже ничего не оставалось, кроме как повернуться и ретироваться, при каждом шаге проклиная себя за малодушие.

Но едва я попыталась утешиться мыслью, что одинокая скучная старость суждена не только мне одной, как на мое плечо легла рука Йена.

– Постой! – выдохнул он.

Я замерла и обернулась. Сверкнула молния, снова прогремел гром. Гроза стремительно приближалась. Порыв ветра хлестнул меня по лицу холодными каплями. Но я даже не шелохнулась.

– Мы еще увидимся до моего отъезда? – спросил Йен.

– Зачем? – Я посмотрела ему в глаза. – Не лучше ли покончить с этим сразу? Какая разница, сейчас мы расстанемся или в субботу? Что от этого изменится?

Йен протянул руку к моему лицу и заправил упавшую на него прядь волос мне за ухо. Внутри у меня все затрепетало, я с трудом устояла на ногах.

– До субботы еще целых пять дней! – прошептал Йен, не отводя взгляда, и порывисто привлек меня к себе.

Я не упиралась.

Его губы скользнули по моей щеке и впились мне в рот.

Он обнял меня за талию и крепко прижал к себе. Исходивший от него запах вина и краски вскружил мне голову, тепло его тела проникло в поры моей кожи. Чувствуя, что погибаю, я из последних сил оттолкнула его обеими руками и гордо вскинула подбородок.

С трудом удержавшись на ногах, он удивленно спросил:

– Зачем ты так, Порция?

– Затем, что ты тугодум! – вскричала я. – Все лето мы играли в кошки-мышки, а теперь, едва ли не накануне своего отъезда, ты вдруг спохватился и решил поцеловать меня!

– Нельзя не признать, что я выбрал не самое подходящее время... – виновато пробормотал Йен.

– В твоем распоряжении было три месяца! – продолжала негодовать я, стараясь не думать о том, что ведь и я строила из себя святую невинность. Но вот сегодня у меня были совершенно другие намерения. И как поступил со мной он? Нет, я имела полное право облегчить душу и высказать ему в лицо все, что у меня наболело.

Мы молча уставились друг на друга, шумно дыша. Йен положил свою ладонь мне на щеку. Я замерла и затаила дыхание. Он прикрыл глаза, наклонился и поцеловал меня в губы. В этот миг я ощутила неземное блаженство.

– Я долго сопротивлялся обуревавшему меня желанию, – прошептал Йен, прижавшись лбом к моему лбу. – Но теперь чувствую, что больше не могу. Возможно, то, что я скажу, покажется тебе нелепым... Но мне это уже безразлично. Я готов наплевать на общественное мнение ради того, чтобы провести с тобой оставшиеся пять дней...

Наши губы снова слились в долгом поцелуе, и я готова уже была забыть о том, что в субботу он улетит в Англию, и отправиться с ним в полет немедленно, прямо в сарае.

Беда была в том, что забыть я не сумела.

– Нет, Йен, я так не хочу... – вырвалось у меня.

– Что? – Он отпрянул и взглянул на меня совершенно безумными глазами. – Но тогда почему ты обозвала меня тугодумом? Или ты ждала от меня клятвы в вечной любви? С чего ты взяла, будто кто-то в этом порочном мире способен обещать тебе любовь до гроба? Сомневаюсь, что на такое решится даже твой Питер!

С каждым словом голос его звучал все громче и громче.

Небеса разверзлись, и на нас хлынул ливень.

Закусив губу, я затрясла головой. Моему отчаянию не было предела: ну как же мне втолковать ему, что я смертельно боюсь навсегда остаться «тефлоновой вагиной»? Разве он, баловень славы и сексуально раскрепощенных англичанок, может понять опасения неискушенной суеверной американки, выросшей без отца и без дедушки?

Йен шагнул ко мне и, перекрывая грохот разбушевавшейся стихии, прокричал:

– Поверь мне, Порция! Однажды мне была обещана вечная любовь. Но это ни к чему не привело! Я не могу поступить так же с тобой!

– Конечно, – откликнулась я. – Ты вообще ни на что не способен.

– Проклятие! – громовым голосом вскричал он. – Чего же ты от меня хочешь? Чтобы я отказался от собственной жизни? И потребовал, чтобы ты тоже отказалась от своей?

Йен перевел дух и провел тыльной стороной ладони по мокрому лицу. Словно в насмешку, дождь хлынул еще сильнее.

– Самое большее, что кто-то может пообещать тебе, это остаться с тобой на неопределенное время. Тот же, кто станет обещать что-то другое, либо лжец, либо идиот. Никаких гарантий вечной любви не существует, и не надо обманывать себя иллюзорными надеждами.

– Но это же цинично! – воскликнула я.

– Зато честно. Так уж устроен этот жестокий мир, – сказал Йен.

Я уставилась на него, потрясенная этими словами.

Раз он превыше всего ставит честность, то не пора ли и мне высказать ему все без утайки? В конце концов, именно с этой целью я к нему и пришла! Пора, решила я, сейчас или никогда.

– Йен! – пролепетала я. – Мне нужно сказать тебе нечто очень важное. Я приходила к тебе так часто вовсе не для того, чтобы помочь отремонтировать сарай. Мне хотелось видеть тебя, хотелось быть с тобой рядом. Потому что ты мне небезразличен. В общем, я хочу быть с тобой... На протяжении неопределенного времени... – Я вымученно улыбнулась.

Побледнев, Йен молча смотрел на меня. Дождь струился по его лицу. Я собрала остатки мужества и добавила:

– Мне безразлично, что ты подумаешь теперь обо мне; можешь считать меня сумасшедшей. Ты вправе не ответить на мои искренние чувства к тебе взаимностью... То есть это, разумеется, чушь, я бы хотела, чтобы и тебя ко мне тянуло. Но все же главное для меня другое... Я не хочу повторять тех же ошибок... – Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги, и поняла, что пора заканчивать. – Короче говоря, я не хочу всю жизнь упрекать себя в том, что я не осмелилась сказать тебе правду.

Йен запрокинул голову, подставив лицо под струи дождя.

Но я чувствовала, что он все слышит и все понимает. Однако он был нем как рыба.

– Ладно, – сказала я, глотая слезы, – это ничего. Все равно ты скоро уедешь, и мы больше не увидимся...

– Порция... – только и произнес он.

Я с замиранием сердца ждала, что он скажет что-то еще. Но он молчал. Очевидно, ему просто нечего было мне сказать. А мне так хотелось услышать, что он не может жить без меня! Увы, этих слов я от него не дождалась!

– О'кей! – пытаясь улыбнуться, произнесла я. – Все хорошо, мы славно провели время. Просто отлично! Прекрасно потрудились в сарае. Я первая куплю твой новый роман...

Я повернулась и пошла к машине.

Йен даже не окликнул меня. Дождь полил с удвоенной силой. Открыв дверцу, я обернулась. Мы долго смотрели друг на друга. Потом я села за руль и, не взглянув в зеркало заднего обзора, двинулась к шоссе. И только вырулив на него, я все же посмотрела в зеркало. Йен стоял на том же месте под дождем и провожал меня взглядом.

Я влетела в дом, роняя на пол большие капли и оставляя за собой мокрые следы. Дождь нещадно барабанил по крыше. В моем воображении Йен по-прежнему стоял там, где я его оставила. В действительности же он скорее всего собирал в дорогу чемодан.

– Мэгс! – с надрывом крикнула я. – Вера! Ответа не последовало. Поджилки у меня все еще дрожали от холода и эмоционального перенапряжения. Я села в старинный шезлонг и снова крикнула:

– Бев? Питер? Где вы?

На лестнице послышался звук шагов, и мелодичный голос Мэгс пропел:

– Порция, это ты, деточка? Что с тобой? На тебе лица нет!

Она застыла на ступенях. Сверху торопливо спускались Бев и Вера.

– Деточка, ты попала под дождь? – поинтересовалась тетя.

– Где он? Где Питер? – хрипло спросила я.

– Он спит, – ответила Бев. – Я могу его разбудить... Я покачала головой и разрыдалась. Мэгс подбежала ко мне, обняла и сказала:

– Тебе лучше лечь на диван и укутаться пледом. Она помогла мне подняться, уложила меня на диван и, заботливо укутав пледом, участливо спросила:

– Что с тобой стряслось, деточка?

– Эффект «тефлоновой вагины» оказался стойким, – шмыгнув носом, произнесла я загробным голосом. – Моя отчаянная попытка избавиться от этого родового проклятия потерпела неудачу. Я пыталась ему сказать, что хочу всегда быть с ним рядом, но из этого ничего хорошего не получилось...

Вера схватила со стола коробку бумажных салфеток и протянула ее мне. Мэгс прижала мою голову к своему плечу. Я вдохнула знакомый с детства запах, и мне полегчало.

– Деточка! – промолвила Мэгс. – Неужели ты влюбилась в этого английского писателя?

– Да! – прорыдала я. – В субботу он улетает в Лондон. Я ему не нужна! Я вообще никому не нужна, потому что сплошь покрыта проклятым антипенисовым тефлоном! Меня никогда никто не полюбит и не останется со мной до гроба...

– Мне думается, что это не так, – вкрадчиво сказала Мэгс, погладив меня по влажным волосам. – Ты призналась ему в своих чувствах?

– Да, – всхлипнула я.

– И что же он тебе ответил?

– Ничего! – пропищала я. Мэгс внезапно отпрянула от меня. Я посмотрела на нее с недоумением.

Она улыбалась!

– Поздравляю тебя, дорогая! – сказала она. Я вытерла ладонями лицо, села и спросила:

– С чем?

– Разве ты не понимаешь? С тем, что ты сделала это! – Но какое теперь это имеет значение? – простонала я.

– Огромное, деточка! Ты совершила смелый поступок!

– И это главное! – присев на диван, сказала Вера. – Остальное не важно, ты ведь не можешь отвечать за его чувства и поступки. А свою роль ты исполнила прекрасно. Браво!

– Мало у кого хватило бы смелости совершить то, что совершила сегодня ты, деточка! – добавила Мэгс. – Я горжусь тобой, малышка! – Она потрепала меня рукой по щеке.

– Правда?

– Разумеется, правда!

Мэгс похлопала меня по коленке, встала и промокнула салфеткой уголки своих глаз. Вера тоже встала и посмотрела на Бев.

Бев пронзила меня сверлящим холодным взглядом и неожиданно улыбнулась уголками губ. Это был добрый знак!

– Схожу-ка я за кастрюлей для фондю! – сказала она и пошла на кухню.

Вера и Мэгс обняли меня и, произнося слова утешения, каждая со своей стороны склонила голову мне на плечо. Как хорошо снова очутиться дома!

– Не важно, сказал он тебе что-то или нет, – безапелляционно заявила Бьюджи, когда мы прогуливались вдоль Ривер-роуд, разумеется, вместе с ее грудным ребенком, коляску с которым она катила перед собой с такой скоростью, что я за ней едва поспевала.

– Я видела, как он смотрел на тебя. Говорю тебе, этот англичанин от тебя без ума!

– Теперь это уже не играет никакой роли, – обреченно вздохнула я. – Все равно все кончено. Он скоро улетит в Лондон, и я больше не желаю говорить о нем.

Краем глаза я видела, что Бьюджи смотрит на меня с явным сомнением. Спустя минуту она спросила:

– А как поживает Питер?

– Понятия не имею! – тряхнула я головой. – Выглядит неплохо. Знаешь, я начинаю думать, что дело вовсе не в нем.

– А в чем же тогда? – спросила Бьюджи.

Я пожала плечами, пока еще не готовая признаться, что все дело во мне самой.

Крошка Майлс подал из коляски голос, и Бьюджи, остановившись, склонилась над ним.

– Ну разве он не красавчик? – в очередной раз спросила она, обернувшись.

Я подошла к коляске и с улыбкой посмотрела на малыша.

С каждым днем он становился все больше похож на нормального человечка, причем довольно симпатичного. Бьюджи достала его из коляски и пошла с ним на зеленую лужайку. Мальчик забавно морщил носик и всем своим видом выражал восторг, предвкушая обед.

– Ты можешь погулять, пока я буду его кормить, – сказала молодая мама, присев на травку и расстегнув блузку. – Он ест на удивление медленно, так что это может затянуться надолго. – Она поднесла младенца к груди, и тот радостно зачмокал.

Я приложила ладонь козырьком ко лбу и огляделась по сторонам. Мое внимание привлекла вывеска с надписью: «Строительная компания Уилкинса». В голове у меня моментально родилась любопытная идея, очевидно, давно зревшая в моем подсознании.

– Я скоро вернусь! – крикнула я Бьюджи.

Она помахала мне рукой, и я пошла вдоль дороги к вагончику, стоявшему рядом с одноэтажным складом стройматериалов. Дверь конторы на мой стук открыла Бетти Джо Аллен.

– Ба! Порция Фаллон! – воскликнула она, узнав меня. – Чтоб мне провалиться! Сколько же лет мы не виделись? Десять? Как быстро летит время!

– Да, – сказала я. – Но ты все такая же.

– Не стой в дверях, проходи! – Она положила на стол папку, которую держала в руке, и спросила: – Тебе нужен Бридж?

– Да. Он здесь? – покосилась я на дверь офиса.

– Бридж! – зычно крикнула Бетти. – К тебе Порция Фаллон.

Из-за двери кабинета выглянул улыбающийся Бридж.

– Заходи, Порция! Рад тебя видеть.

Я вошла в его кабинет и плотно закрыла за собой дверь.

– Присаживайся! – Бридж указал рукой на табурет. – Ты уже видела сарай? Я сфотографировал его для Труди, уверен, что она обрадуется, получив мои снимки. Ну, рассказывай, что тебя привело ко мне? – Он склонил голову набок и облокотился на край письменного стола.

– Я забежала на минутку. – Я продолжала стоять.

– Надеюсь, в вашей семье все в порядке? – спросил Бридж.

– Да, все живы и здоровы, – улыбнулась я. – В эту субботу мы устраиваем вечеринку. Я вас приглашаю.

Бридж потупился, вздохнул и сказал:

– Не уверен, что мне следует у вас появляться, Порция.

– А вот я уверена, что вам у нас понравится, – выпалила я. – И Вера будет вам очень рада.

Это не было стопроцентной ложью, я надеялась заручиться признанием Веры, что ей все еще хочется с ним встретиться, хорошенько накачав ее «сывороткой правды». Времени для осуществления своей авантюры у меня было предостаточно. Надо было только заручиться согласием Бриджа.

Он сложил руки на груди и напрямик спросил:

– Она сама так сказала?

– Ждем вас в эту субботу к семи часам, – проговорила я с загадочной улыбкой. – Если не придете, я разыщу вас, свяжу и сама привезу к ней.

Бридж рассмеялся, помолчал и кивнул.

– Прихватить что-нибудь с собой? – на всякий случай спросил он.

– Не нужно, всего будет в изобилии. Ну, до встречи!

Я выпорхнула из кабинета, помахала рукой на прощание Бетти Джо, которая наверняка уже успела сообщить кому-нибудь из своих подруг о моем неожиданном визите в контору Бриджа Уилкинса, и побежала назад к Бьюджи, жмурясь от яркого солнца.

– Ты виделась с Бриджем? – спросила она, укладывая малыша в коляску.

– Да, – кивнула я. – Теперь мне нужно поскорее добраться до «Пейдж» и сообщить всем «барышням», что в субботу вечером мы устраиваем вечеринку.

Мы устремились в обратный путь. Теперь впереди шагала я, а Бьюджи едва поспевала за мной со своей коляской. С моих губ не сходила лукавая улыбка.

– Не забудь внести в список Бьюджи, Дэви, Бью Старшего и Уэнди, – напомнила я Питеру, который записывал под мою диктовку имена гостей.

В столовую, держа в руках записную книжку, вошла Мэгс и сообщила всем присутствующим, устраиваясь за столом рядом с Бев:

– Я только что разговаривала с Мардж Уайтфилд. Она сказала, что Бетти Джо Аллен растрезвонила на весь город, что сегодня днем ты побывала в их конторе.

– Она слышала разговор Порции с Бриджем? – нахмурившись, спросила Бев. – О субботней вечеринке хотя бы словом обмолвилась?

– Нет. – Мэгс покачала головой. – Иначе она бы в первую очередь рассказала о ней Мардж.

Я ткнула пальцем в листок бумаги, на котором Питер аккуратно записывал имена приглашенных, и сказала:

– Включи в список Мардж Уайтфилд, Бетти Джо Аллен и Элана, ее мужа.

– Элана Аллена? – Питер усмехнулся. – Забавно!

– Пиши! Не отвлекайся! – сурово сказала я. – Главное, никого не забыть. Мэгс! Вы уже придумали, что мы скажем Вере?

– Это же твоя прощальная вечеринка, вот ты и пошевели мозгами, – невозмутимо ответила за Мэгс Бев.

– Моя прощальная вечеринка? – с изумлением глядя на нее, переспросила я.

– Ах, да не все ли равно, по какому поводу устраивается эта вечеринка! – махнув рукой, сказала Мэгс. —Главное, чтобы всем было весело на ней! И чтобы потом в городе еще долго вспоминали добрым словом славную семейку «барышень» Фаллон! – Она мелодично рассмеялась.

– Но ведь ты же действительно уедешь через пару недель, – сказала Бев. – Так почему бы нам не отметить это заранее?

Ответить ей мне было нечего, она всегда сражала меня наповал своей убийственной логикой. Поэтому я пожала плечами и буркнула:

– Верно! Почему бы и нет? Бев хлопнула по столу ладонью:

– Значит, решено! – Она встала, расправила плечи и величественно удалилась.

Мэгс и Питер обменялись многозначительными взглядами.

– В чем дело? – спросила я.

Питер встал из-за стола и сказал, не глядя на меня:

– Схожу-ка я за своим пиджаком, чтобы проводить тебя до дома.

Когда он выскользнул из комнаты, я посмотрела на Мэгс:

– Что вы опять замышляете? Почему у вас заговорщицкий вид?

– Видишь ли, деточка, – промолвила она нараспев, – я бы посоветовала тебе поговорить с Бев. Обстоятельно...

– Поговорить с Бев? И о чем же?

– Возможно, ты этого не заметила, поскольку Бев умело это скрывала, но она очень расстроена тем, что ты скоро от нас уедешь.

– Ты это серьезно? – спросила я, начиная кое-что понимать. – Из-за этого она дулась на меня все лето? Из-за того, что осенью я уеду от вас в Сиракьюс?

– Бев человек старой закалки, она считает, что дети, закончившие учебу в колледже, обязаны вернуться домой. Как я ни пыталась втолковать ей, что теперь другие времена, она упрямо стоит на своем. Ты же знаешь ее характер. Почему бы тебе самой не поговорить с ней?

– Ты готова, Порция? – спросил Питер, вернувшийся в столовую.

– Хорошо, я непременно поговорю с ней! – Я чмокнула Мэгс в щеку и улыбнулась. – Но позже, не сегодня. Сначала мне надо закончить кое-какие другие дела, поважнее. Пошли, Питер!

Почти всю дорогу до моего временного прибежища мы с Питером молчали, лишь изредка выражая свое восхищение густым ароматом клевера, которым был насыщен воздух, и обмениваясь мнениями о списке приглашенных на вечеринку.

И только у дверей магазина я наконец собралась с духом и сказала:

– Питер, не торопись уходить. Нам надо поговорить...

Он кивнул и натянуто улыбнулся:

– Судя по такому вступлению, разговор предстоит не из приятных.

– Извини, – сказала я. – Но тебе придется меня выслушать.

– Ладно, говори! – Питер нахмурился.

Я вздохнула и достала из кармана жакета обитую бархатом коробочку, которую вот уже несколько дней носила с собой, выжидая подходящего момента.

– По-моему, ты сам уже все понял. Он взял у меня коробочку и сказал:

– Да, мне все ясно. Разговаривать в общем-то и незачем.

– Нет, Питер, тебе ничего не может быть ясно! – воскликнула я. – Потому что я сама только недавно все осознала!

– А теперь хочешь просветить и меня? – с кривой ухмылкой проговорил он. – Это для тебя так важно?

Да, черт бы его побрал, это было важно для меня. Я чувствовала себя обязанной все объяснить ему. Набрав полную грудь воздуха, я стала произносить монолог, который готовила с тех пор, как мы вернулись из Тускалусы.

– Ты, Питер, замечательный человек. Ты добрый, всегда хорошо ко мне относился. У меня к тебе нет никаких претензий.

– Начало хорошее, – заметил он. – Продолжай!

– Я долго размышляла о том, что ты мне сказал. Особенно о том, что из-за меня ты чувствовал себя неудачником. И пришла к выводу, что ты прав. Так все и было.

– Мне не следовало обвинять во всем только тебя, Порция! – возразил он, мотнув головой. – Это было нечестно с моей стороны...

– Нет, Питер, все было правильно! – леребила его я.

На глаза у меня навернулись слезы.

– Я поступала так сознательно.

Он молча посмотрел на меня, поморгал и спросил:

– Это как же? Что значит «сознательно»?

– Это значит, что я смалодушничала! – Я запнулась и проглотила ком, подкативший к горлу. Мне было трудно говорить Питеру такие горькие слова, потому что он заслуживал лучшего отношения. – Это значит, что я тебя не любила, но не желала признать, что именно в этом суть всех наших проблем. И постепенно, сама того не осознавая, я вынудила тебя покинуть меня. Мною двигало мое взбунтовавшееся подсознание.

Питер уставился на витрину магазина, которую мы с ним оформляли вдвоем. На его лице читалась мучительная борьба чувств.

– Я не совсем тебя понимаю, – с тяжелым вздохом наконец произнес он. – Ты серьезно говоришь, что никогда меня не любила? Вообще никогда? Ни капельки?

Я бы с радостью утешила его уже только ради того, чтобы он не выглядел совершенно убитым и не чувствовал себя раздавленным моим признанием. Но Питер был достоин того, чтобы знать правду. И я ему ее высказала:

– Я хотела тебя полюбить. Я пыталась. У меня не было видимых причин, по которым я не смогла бы тебя полюбить. Ты достоин быть любимым, Питер!

– Только избавь меня, пожалуйста, от этой чепухи, Порция! – поморщился он. – Обойдемся без сантиментов.

– Извини, – сказала я. – Но лучше тебя у меня никого не было. Я не понимала, что значит любить кого-то. Я была привязана к тебе и думала, что это и есть любовь. Мне просто не с чем было сравнить свои чувства. И я искренне заблуждалась.

– А сейчас, значит, прозрела? Теперь у тебя появился наконец объект для сравнения?

Я промолчала.

– И давно ты поняла это? Я рассмеялась.

– Это любопытный вопрос! Что именно тебя интересует: когда я разобралась в своих чувствах или же когда набралась мужества, чтобы признаться себе в этом?

– Я рад, что даже теперь тебя не покидает чувство юмора, – угрюмо буркнул Питер. – Но мне совершенно не до шуток.

– Прости, – сказала я, уловив неподдельную горечь в его голосе. – Мне действительно жаль, что так получилось.

– Мне тоже, – сказал он, повернулся и пошел в направлении дома «барышень». Проводив его взглядом до угла, я повернулась и стала подниматься по лестнице к себе.

Глава 14

Не успела я сделать и двух шагов по газону, как высокие тонкие каблуки моих плетеных босоножек увязли в грунте. Но отступать к заднему крыльцу было поздно: в саду собрались уже почти все гости. Привстав на цыпочки, я посмотрела поверх их голов на улыбающуюся Мэгс, которая разговаривала с Бриджем, и, поймав ее взгляд, помахала рукой. Она помахала мне в ответ.

Неделя прошла в напряженной подготовке к субботнему торжеству, выстраивании хитроумных планов и плетении интриг. И, как это ни странно, занятая этим непривычным для себя делом, я легко перенесла бегство из Трули своих мужчин: Питера в Бостон и Йена в Лондон.

Отъезд Питера всех огорчил, но был воспринят как неизбежный и своевременный. Исчезновение же англичанина вообще не комментировалось, все притворились, что в скором времени о нем никто и не вспомнит, как об изображении, мелькнувшем и погасшем на экране радара.

Так мне, во всяком случае, хотелось бы думать. На самом же деле мои мысли то и дело возвращались к Йену. Он представлялся мне в полете через Атлантический океан, с бокалом отменного коктейля в руке, в котором он пытался утопить свои воспоминания обо мне. Его мечтательный взгляд был устремлен в иллюминатор.

Чтобы не утонуть окончательно в своих сентиментальных фантазиях, я с головой ушла в гадание на картах Таро о своем будущем, в волнения по поводу обмана своей любимой тети Веры и приготовления к вечеринке.

У меня за спиной скрипнула дверь черного хода, и в сад вышла Бев. На ней был красивый голубой шерстяной жакет.

– Она уже догадалась? – спросила у нее я.

– Пока только что-то заподозрила и теперь гадает на картах.

Я удовлетворенно кивнула: Вера была в своем репертуаре.

– А ты готова?

– А как же! – самодовольно сказала Бев и показала мне «любовную аптечку». После этого, обменявшись многозначительными взглядами, мы в соответствии с планом разошлись по своим позициям: Бев подошла к столу с напитками, а я – к Бриджу.

– Бридж, я так рада видеть вас у нас! – воскликнула я, приблизившись к нему.

– И я тоже рад тебя видеть, малышка! – с улыбкой ответил он. – Сегодня такой чудесный вечер!

– Как по заказу, – добавила Мэгс, подмигнув мне.

– Напитки уже охлаждены, можно открывать вечеринку. – Я по-свойски подмигнула Бриджу.

– У меня такое ощущение, – шутливо нахмурил он брови, – словно вы, дамы, что-то замышляете против меня.

Я похлопала его по плечу и начала было нести какую-то чепуху о погоде, как вдруг у Бриджа вытянулось и слегка побледнело лицо. Я тоже напряглась и обернулась.

На заднем крыльце стояла Вера. Одетая в длинное голубое облегающее платье, подчеркивающее достоинства ее фигуры, она выглядела прекрасно. Ее лучистый взгляд был устремлен на Бриджа. Он тоже не сводил с нее восхищенных глаз.

Я дернула Мэгс за рукав и прошептала:

– Немедленно приведи ее сюда, пока она не струсила и не убежала!

Мэгс выхватила у Бриджа его почти полный бокал с пивом и сказала:

– Позволь мне принести тебе свежего, с пеной!

Он и бровью не повел. Мэгс заторопилась к дому, лавируя в толпе гостей. На полпути к крыльцу она застыла на месте, потому что Вера вдруг шагнула вперед. Мэгс обернулась, улыбнулась мне и залпом осушила бокал, который держала в руке. Бев расплылась в улыбке. Вера подошла к нам.

– Посмотри, кто пришел на мою прощальную вечеринку! – сказала я, изобразив невинную улыбку.

– Вот это сюрприз! – воскликнула Вера, окинув меня выразительным взглядом. Затем она взглянула на Бриджа и с улыбкой проворковала: – Привет!

– Вера, – сдавленно произнес он и машинально поднес руку, только что державшую бокал, ко рту. Но тут же тупо уставился на свои пальцы, сжимающие воздух, вздохнул и закусил губу. На лбу у него выступила испарина.

– Ну где же Мэгс со свежим пивом? – заволновалась я, отступив от него на пару шагов. – Удивительно, как она еще до сих пор не потеряла собственную голову! Я мигом вернусь! А вы пока побеседуйте!

Я побежала к Мэгс, стоящей возле столика с напитками.

– Ну как они там? – спросила я у Бев, чтобы не оборачиваться. – Воркуют?

Бев улыбнулась и кивнула.

– По-моему, дело в шляпе, – удовлетворенно сказала Мэгс.

– Не будем торопиться с выводами! – остановила ее мудрая Бев.

– Наполните скорее бокал для Бриджа пивом! – потребовала я.

– Уже сделано! – сказала Мэгс. – Я сама его отнесу.

– И не задерживайся там, сразу же возвращайся! – крикнула я ей вслед.

Мэгс показала мне жестом, что все будет о'кей, и ускорила шаг, виляя бедрами, но не расплескивая при этом пиво.

– По-моему, наш план удался, – порадовалась я.

– Плюнь, чтобы не сглазить! – нахмурившись, сказала Бев.

Я отступила от нее на шаг, скрестила на груди руки и пристально взглянула ей в глаза.

– Что ты уставилась на меня, деточка? – спокойно заметила Бев. – Говори прямо, что у тебя на уме.

Я не выдержала и улыбнулась, охваченная волной горячей любви к этой старой чокнутой перечнице.

– Вообще-то я собиралась прочесть тебе мораль, – сказала я. – Напомнить, что хватит учить меня уму-разуму и пора прекратить совать свой нос в мои дела. Мне тридцать лет, и я имею право самостоятельно решать, как и где мне жить дальше. Тебе пора понять, что настали иные времена, и перестать на меня злиться.

– Мне все понятно! – кивнула Бев, пожевав губами. – Ты разговаривала с Мэгс.

– Я чувствую, что тебе действительно не помешало бы прополоскать свои мозги! – в сердцах вскричала я. – Ты все лето капризничала, как маленькая девочка!

Бев нахмурила брови, приготовившись дать мне гневную отповедь. Но я упредила ее, вскинув руку.

– Спокойно, Бев, не горячись! Дело в том, что я пересмотрела свои планы на ближайшее будущее. В Сиракьюс я возвращаться пока не собираюсь, разумеется, не ради тебя, а по иным соображениям. Так что не задирай нос и не пытайся и впредь поучать меня.

Губы Бев наконец-то растянулись в улыбке, а ее взгляд потеплел. Она посмотрела в сторону воркующих голубков – Бриджа и Веры – и спросила:

– Ну и каковы же твои планы на ближайшее будущее?

– Пока что весьма неопределенные, – призналась я, дрогнув под ее внимательным взглядом. – Во-первых, я решила изменить тему своей диссертации. Во-вторых, буду вынуждена отказаться от работы на кафедре. В-третьих, уступлю Ронде свою квартиру в Сиракьюсе – в конце концов, сейчас она ей нужнее.

– С тобой все ясно, ты совсем спятила, – подытожила Бев.

Я пропустила эту реплику мимо ушей, сочтя ее за очередную шпильку, и продолжала:

– Я знаю, что вам требуется торговый агент для «Пейдж». Если моя кандидатура вас устраивает, то я с удовольствием поработаю некоторое время с вами. А жить буду там же, где и теперь, в квартирке над магазином. У меня появится наконец время, чтобы на досуге поразмышлять о своей жизни. Мы будем лакомиться фондю на девичьих посиделках. В общем, я стану полноправной «барышней» Фаллон.

Лицо Бев оставалось бесстрастным. Я погрозила ей пальцем и добавила:

– Но все это вовсе не означает, что я останусь с вами навсегда. Если мне когда-нибудь вдруг придет в голову снова сбежать из Трули, советую тебе вести себя, как подобает леди, и не закатывать мне истерик. Мне надоели все эти твои косые взгляды, язвительные реплики, многозначительные вздохи и высокомерные поучения. Нам пора жить дружно! Ты согласна?

Бев величественно кивнула, откинулась на спинку стула и долго молчала. Наконец, когда мое терпение почти иссякло, она кивнула на бутылку джина, стоящую по правую руку от меня, и сказала:

– Надо выпить по глоточку по такому случаю!

Я улыбнулась и поднялась, чтобы приготовить для нас обеих по бокалу джина со льдом и тоником.

– За «барышень» Фаллон! – провозгласила я тост. Бев согласно кивнула, взяла свой бокал, и мы с ней чокнулись. Я обняла Бев за плечи и поцеловала ее в щеку.

– Я люблю тебя, бабушка!

Бев прищурилась, глубоко вздохнула и спросила:

– Это кто здесь, интересно, бабушка?

Мы рассмеялись и сделали по большому глотку.

Предварительную уборку территории, где происходило шумное веселье, мы закончили к двум часам ночи. Встреча Веры и Бриджа не привела к их уединенью в спальне, так что пока аптечка им не пригодилась. Однако Бридж дал нам слово, что придет к нам на ужин в воскресенье. А Вера отправилась спать с улыбкой на лице, что само по себе было доброй приметой.

Пожалуй, даже вещим знаком.

Мэгс и Бев единодушно сочли вечеринку чрезвычайно успешной и уговорили меня остаться у них ночевать. Но даже несмотря на приятные ощущения от нашей победы, я долго не могла уснуть и до рассвета беспокойно ворочалась в постели, осаждаемая видениями о полете Йена в Лондон.

Ему не следовало туда улетать. Почему он не догадался об этом? Неужели он настолько туп? С другой стороны, мне ли рассуждать о тупости? Картины нашей совместной работы в сарае чередовались эпизодами той первой незабываемой ночи, которую мы с ним провели в одной кровати. Может быть, подумалось мне, следовало в тот вечер прихватить с собой не две, а три бутылки вина? Тогда, возможно, дело не ограничилось бы разговорами. Вспомнился мне и поцелуй под дождем, и яркие звезды на темном небосводе, которыми мы любовались, молча сидя на веранде. И многое другое...

Видения не оставляли меня до половины шестого, пока я наконец не поняла, что уснуть уже не смогу и Йен не материализуется из полумрака. Забытье могла принести мне только работа в «Пейдж». Я вскочила, оделась и пешком отправилась через шесть кварталов в наш семейный книжный магазин, аккуратно перешагивая каждую трещину в асфальте.

Погруженная в свои размышления, я не заметила автомобиля Йена, стоявшего напротив «Пейдж», спокойно вошла в магазин и стала варить себе кофе в баре. Звонок колокольчика над входом заставил меня вздрогнуть и обернуться.

В дверях стоял Йен. Его пиджак был помят, волосы взъерошены, глаза покраснели. В общем, он никогда еще не казался мне таким обаятельным, как в этот миг.

– Сейчас только шесть утра, – сообщила я, не придумав ничего поумнее, и приказала своему сердцу угомониться. Но оно продолжало выплясывать в моей груди какой-то дикарский танец.

– Я знаю, – сказал Йен и, кивнув в сторону переулка, добавил: – Я сижу на ступеньках у твоей квартиры с одиннадцати вечера. – Он взъерошил свои волосы и улыбнулся.

Выходит, он тоже не спал этой ночью. Это означало, что шансы у нас равные. Йен пристально посмотрел на меня и отвернулся. Но я успела заметить, что взгляд у него какой-то затравленный.

– Рад, что у тебя все хорошо, – заявил он. – Я немного волновался из-за того, что ты долго ко мне не заглядывала.

– Я была у «барышень», – виновато пролепетала я. – Вчера мы устраивали в саду вечеринку в честь моего отъезда.

– А Питер на ней был? – спросил Йен.

– Нет, – покачала я головой. – Он позавчера уехал. Йен облегченно вздохнул и улыбнулся.

Я шагнула ему навстречу. Он тоже сделал шаг вперед.

– А как же твой самолет? – спросила я.

– Самолет улетел без меня.

– Я ничего не понимаю! – воскликнул я.

– В самом деле?

– Почему ты не улетел в Лондон, Йен? – В моей голове еще не развеялся туман от недосыпания.

Он сунул руки в карманы и стал покачиваться на каблуках, словно провинившийся ученик, вызванный для объяснений к директору школы.

– Понимаешь, – наконец произнес он, – я собрал в дорогу чемоданы, но внезапно вспомнил, что мне надо завершить одно важное дело... – Он выразительно взглянул на меня.

– Какое может быть у тебя важное дело в Трули? – спросила я, пытаясь изобразить на лице удивление, хотя на самом деле начинала кое о чем догадываться. Но мне хотелось услышать это от него. Выставлять себя полной дурой я больше не собиралась. Во всем штате Джорджия не хватило бы фондю, чтобы подсластить очередную пилюлю отказа от Йена Беккета.

Он вынул руки из карманов, что было добрым знаком, и сказал:

– Я вспомнил, что мы так и не провели в «Пейдж» моей встречи с читателями.

– Чего мы не провели здесь? – переспросила я, не поверив своим ушам, которые внезапно запылали.

– Встречи с читателями, – повторил он. – Я ведь обещал, что подпишу все свои нераспроданные книги, имеющиеся у вас на складе. Профессионал обязан держать свое слово. Прости мне мою забывчивость, Порция!

– Мне все понятно, – сказала я, повернулась и стала наливать в чашки кофе. Пододвинув одну чашку Йену, я села на стул и молча уставилась на него. Он продолжал переминаться с ноги на ногу. – Твой кофе остынет, – напомнила ему я.

Йен взял со стойки чашку, подул на кофе, снова поставил чашку на стойку и подошел ко мне поближе.

– Если ты сможешь простить меня, – сказал он, глядя мне в глаза, – то мы прямо сейчас обсудим детали.

– Твоей встречи с читателями? – хмыкнула я. Он кивнул, и я ощутила тепло его дыхания.

– Не стоит откладывать это мероприятие, – добавил Йен. – Не знаю, долго ли я смогу еще ждать.

Он коснулся губами моей щеки.

– И сколько же времени осталось у тебя в запасе для проведения этого мероприятия? – спросила я, погладив его по щеке кончиками пальцев. Щека оказалась колючей.

Йен нежно взял меня за кисть и поцеловал мне руку.

– Видишь ли, Порция, у меня имеются кое-какие обязательства в Англии. Я должен прочитать лекцию студентам университета. Поэтому утром в понедельник мне придется улететь. Но я смогу вернуться сюда через неделю. В крайнем случае через две. Ты сможешь меня дождаться? Без тебя это мероприятие вряд ли будет успешным.

– По странному стечению обстоятельств, – сказала я, – мой отъезд из Трули откладывается. На неопределенное время.

– Как? – Йен удивленно вскинул брови. – Ты не возвращаешься в Сиракьюс?

– Нет, – покачала я головой. – Защита моей диссертации тоже откладывается. Я решила изменить тему.

Он улыбнулся и с очевидным недоверием воскликнул:

– Только не говори, что ты решила писать о загадке Марло!

Я не сдержала улыбки. Йен сжал мою руку и расхохотался.

– В таком случае приглашаю тебя отправиться вместе со мной в Лондон! Уверен, твоя семья сумеет обойтись без тебя, пока ты будешь искать доказательства своей гипотезы.

– А после того, как я их найду, мы все-таки вернемся в Трули и организуем распродажу твоих книг, подписанных автором?

– Книги я могу подписать где угодно, – сказал Йен, лукаво улыбнувшись.

Я покачала головой.

– Нет, так не пойдет. Мне надо знать, что произойдет потом.

– Понимаю! – Йен рассмеялся. – У тебя все должно быть продумано заранее.

Он наклонился ко мне и добавил, понизив голос:

– К твоему сведению, мне предложили взять в аренду ферму Бэббов на любой срок.

– Иными словами, даже на неопределенный? – спросила я.

Йен поцеловал меня и сказал:

– Даже на неопределенно долгий.

И тотчас же в атмосфере произошел разряд. Проклятое тефлоновое покрытие с треском лопнуло и рассыпалось на кусочки. Теперь уже ничто не могло разлучить нас с Йеном!

Обняв Йена за плечи, я нежно поцеловала его в губы и погладила по мягким волосам. Сердце мое билось ровно и спокойно, как бы подсказывая, что торопить события уже не нужно.

И впервые в жизни я ему поверила.

Notes



на главную | моя полка | | Улыбка святого Валентина |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу