Книга: Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2



Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2

Джон Томпсон

Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2

Глава 30

Кэтрин ищет вторую бухгалтерскую книгу. — Дэйл Купер допрашивает в клинике Жака Рено. — Лиланд в полицейском участке пытается выяснить у шерифа Трумена, кто убил его дочь. — Надин Малкастер предпринимает попытку самоубийства. — Одри Хорн в «Одноглазом Джеке». — Смерть Жака Рено.


Кэтрин Пэккард с остервенением сбрасывала с книжных полок, стоявших в конторке, какие-то старые бухгалтерские отчеты — судя по густой пыли, которая летела во все стороны, можно было предположить, что их никто не смотрел вот уже лет десять. — Черт возьми, — ворчала она, — черт возьми, куда же она запропастилась?..

Двери неслышно раскрылись. Кэтрин подняла голову — на пороге стоял Пит. — Что ты хочешь найти? — поинтересовался он у своей жены.

Та вновь принялась за поиски. — Бухгалтерскую книгу… — Но ведь… — начал было Питер, но Кэтрин тут же перебила его:— Ты ведь сам знаешь, а если и не знаешь, то, во всяком случае, нетрудно догадаться — у меня есть еще одна бухгалтерская книга… Когда в доме враг, приходится вести двойную бухгалтерию…

Питер медленно приблизился к жене. — Могу ли я…

Та, не дав ему закончить, махнула рукой. — Ты ничего не можешь, Пит… За время нашей с тобой жизни ты это доказал неоднократно.

После этих слов на пол полетели очередные бухгалтерские отчеты.

Пит, с кряхтением опустившись, поднял с пола книжный том, переплетенный в красный сафьяновый переплет, и локтем смахнул с него пыль. — Никогда не думал, что придется еще раз держать это в руках, — произнес он, медленно приблизившись к жене. — Ты только посмотри, Кэт, — Пит, поправив очки, медленно прочел: — «Твин Пикс 1965 год, справочник». — Питер слегка улыбнулся. — Ты хоть помнишь?.. — он искоса посмотрел на Кэтрин.

Та только отмахнулась. — Не приставай ко мне с пустяками…

Мартелла очень задела эта фраза — «не приставай ко мне с пустяками».

«Неужели ей на все наплевать? — с горечью подумал он, — неужели это — та самая Кэтрин, которую я так любил, ради которой совершал столько глупостей… Неужели у нас не осталось с ней ничего общего, ничего, даже воспоминаний?..»

Раскрыв справочник наугад, он принялся читать:— «Лесопилка является самым крупным промышленным объектом Твин Пикса. Хозяева лесопилки, Пэккарды занимают так называемый „Дом на холме“, который…»

«Домом на холме» в городе называли коттедж, принадлежавший его жене.

Кэтрин, на секунду оторвавшись от поисков бухгалтерской книги, произнесла:— Да, Питер… Зря мы взяли тебя в наш дом… в «Дом на холме». Ты был по рождению и по образу мыслей обыкновенным пролетарием, лесорубом, ты им и остался. — Кэтрин, вспомнив, как сразу после свадьбы, когда Питер впервые уселся за богато сервированный стол, этот лесоруб вытирал грязные руки о скатерти и портьеры, и, брезгливо улыбнувшись, добавила: — наш брак всегда был мучением и для тебя и для меня, Пит… — она вновь сделала небольшую паузу: — Зря я взяла тебя в этот «Дом на холме», Питер… — обернувшись к стеллажам, Кэтрин продолжила поиски бухгалтерской книги.

Питер молча проглотил обиду — Кэтрин не впервые оскорбляла его подобным образом, и за совместную жизнь с ней он привык ко всякому. Несмело подойдя к стеллажам, он аккуратно поставил на полку справочник и со старческим кряхтением опустился на табурет. Кэтрин, поняв, что поиски не приведут ни к чему, бросила книги на пол и, подойдя к мужу, спросила, глядя ему прямо в глаза:— Пит, ты ведь не помогаешь ей. Правда, Пит?.. — Кому?..

Кэтрин уселась рядом. — Ну, ей, этой узкоглазой стерве… Знаешь, Пит, — она прижала ладони к щекам, — знаешь, у меня такое ощущение, что я живу тут, словно в осаде…

Питер покачал головой. — Да-а-а… — протянул он, — да, Кэтрин… Если бы наш Эндрю тогда не…

Кэтрин не дала ему договорить:— Ни слова об Эндрю… Его уже давно нет среди нас… Знаешь, Питер, — ее голос зазвучал неожиданно искренне — настолько искренне, что Питер невольно вздрогнул. — Знаешь, Пит, я иногда бываю с тобой… — она запнулась, подбирая нужное слово, — груба, что ли…

Пит улыбнулся. — Ничего, ничего… Мой папа как-то говорил мне, что на бабские выходки никогда не стоит обращать внимания больше, чем они того заслуживают.

Кэтрин продолжала:— Извини меня, — Кэтрин опустила глаза, — извини… Я стала такая дерганная, такая нервная… Я ведь никогда не была такой, ты ведь хорошо помнишь…

Пит согласно покачал головой. — Конечно…

Кэтрин, поднявшись, подошла к Питеру и, нежно обняв его, продолжила:— Я ведь не была такой… до того времени, пока в нашем доме не появилась эта узкоглазая стерва… Эта Джози… Сидела бы в своем Гонконге… так нет, приперлась сюда. — По тону, которым была сказана эта фраза, Питер понял, что Кэтрин находится в сильнейшем душевном волнении. — Да, — добавила Кэтрин. — Да, Пит, я не ощущаю себя тут хозяйкой, я начинаю чувствовать себя в этом доме чуть ли не гостьей… В собственном доме…

Питер достаточно неплохо знал свою жену — он понял, что она хочет сказать еще что-то, но почему-то колеблется.

Питер внимательно посмотрел на Кэт. — Тебя что-то мучает?..

Та молча кивнула, отведя взгляд. Пит медленно спросил:— Что же?..

Наступила довольно долгая пауза; Кэтрин пыталась сформулировать свои подозрения относительно китаянки. Питер не торопил ее.

Наконец, Кэтрин произнесла:— Пит… Мне кажется, что смерть нашего Эндрю… То есть, я хочу сказать… — она запнулась. — Это не более, чем просто подозрения… Просто эта Джози…

Пит, подавшись всем корпусом к Кэт, произнес:— Что?..

Кэтрин продолжала говорить, запинаясь буквально на каждом слове:— Пит… Наш Эндрю, когда связался с этой Джози… Ну, я сразу же поняла, что она не любит нашего мальчика, что Эндрю нужен ей только для… для достижения своих целей… Я сразу же была против…

Питер пробормотал что-то неопределенное в ответ.

Неожиданно Кэтрин, расплакавшись, бросилась ему на шею. — Питер, Питер!.. — повторяла она, всхлипывая. — Питер, я тебя очень прошу, я заклинаю тебя — не бросай меня тут… Не бросай… Если ты не будешь со мной, эта Джози… Эта стерва…

Питер улыбнулся очень растерянно. — Но, Кэтрин… — попытался было успокоить он жену, — но, очень прошу тебя — не надо… Не надо… Мы что-нибудь придумаем, мы… — он соображал, что бы такое сказать, чтобы ее успокоить. — Хочешь… Хочешь, мы навсегда уедем из этого проклятого Твин Пикса?..

Отпустив Питера, Кэтрин отошла к окну и, вытерев слезы, произнесла:— Нет, — в голосе ее прозвучала неожиданная жестокость. — Нет, Питер. Мы будем сражаться до конца. Я покажу ей, кто тут настоящая хозяйка… — в последний раз всхлипнув, она вытерла слезы (по этому жесту Питер очень хорошо понял, что Кэтрин сейчас стыдиться своих неожиданных проявлений эмоций) и, обернувшись к стеллажам, добавила: — Да, Пит, я буду сражаться до конца… Только куда же запропастилась эта чертова бухгалтерская книга. Неужели?.. Неужели — она?..


После сцены у гостиницы «Флауер», едва не стоившей жизни шерифу Трумену, Жак Рено стараниями Томми Хогга был доставлен в городскую клинику и под его присмотром помещен в отдельную палату. Хотя ранение и было весьма опасным, однако не настолько, чтобы Рено не смог дать показания Дэйлу Куперу. Жак прекрасно знал, что допрос неминуем, и поэтому, лежа в палате, принялся выстраивать в голове возможные варианты самооправдания. Разумеется, он решил все валить на этого идиота Лео…

Жак, услышав, как двери его палаты раскрылись, медленно повернул голову — в дверном проеме появились шериф Трумен и тот самый тип, на встречу с которым он ехал к зданию гостиницы. Жак сразу же все понял.

«Это же надо так обосраться, — подумал он, — и как это я сразу не понял, что это — гнусная „фараоновская“ гадина… Сволочь… Ага, у него был тот самый жетон, которым Лео заткнул глотку Лоре. Значит, ему известно все…»

Поняв это, Жак решил, что только чистосердечное признание облегчит его участь.

Подойдя к кровати Рено, Купер холодно поздоровался. — Рад тебя видеть… Извини, — Купер улыбнулся, — извини, приятель, я не смог прибыть вовремя к условленному месту…

Жак прохрипел в ответ:— И как это я сразу не понял, что имею дело с легавым…

Купер вновь заулыбался. — Ничего, ничего… И на старуху бывает проруха… Я понимаю, что в обязанность хорошего крупье входит и умение разбираться в людях, но коль вместо «Крестного отца» наталкиваешься на агента Федерального Бюро Расследований… — не докончив фразы, Купер подмигнул Жаку; Дэйл находился в превосходном расположении духа.

Поняв, что им будет заниматься не местная полиция, а Федеральное Бюро Расследований, Жак Рено окончательно решил, что лучше всего — правдиво и без утайки рассказать все, что известно.

Купер продолжал:— Надеюсь, ты хорошо понял, что я пришел к тебе в гости, чтобы кое-что уточнить… — Хорошо… — Так вот, — Купер, присев к кровати, посмотрел крупье прямо в глаза. — Так вот, я хотел бы кое-что выяснить у тебя, Жак…

Рено поправил угол подушки. — Что же?..

По выражению лица крупье Дэйл понял, что на этот раз Рено не станет изворачиваться. — Скажи, Жак, — произнес Купер, — скажи, эти девушки, Лора Палмер и Роннета Пуласки — они ведь не в первый раз наведывались в твою хижину?..

Рено ухмыльнулся. — Нет, конечно… Это были самые крутые курвы по всей округе… — вспомнив, что он имеет дело с агентом Федерального Бюро Расследований, Жак тут же поспешил исправить стилистическую погрешность: — то есть, сэр, я хотел сказать, что эти девочки были далеко не монашками… Во всяком случае, не такими, какими им так хотелось казаться тут, в Твин Пиксе… Правда, в нашем городе об этом знали немногие… Буквально считанные люди.

Купер наклонился еще ближе к Жаку. — В том числе и Лео?.. — Да… — Он имел половую связь с Лорой Палмер?..

Жак кивнул. — Да… И не только он один. — А ты?..

Жак, приподнявшись, ответил:— Я? У меня была своя девочка — Роннета… — Жак причмокнул губами — видимо, Роннета вызывала у него какие-то очень приятные воспоминания. — Правда, я трахал несколько раз и Лору, но Роннета… То есть я хочу сказать, что она умеет совершенно потрясающе, фантастически исполнять минет…

На Купера эти подробности интимной жизни крупье не произвели абсолютно никакого впечатления. Тем же бесстрастным голосом он продолжал допрос:— Хорошо. А теперь меня интересует вот что: каким образом Роннета оказалась в районе пакгаузов?.. — Эта Лора сказала ей, что есть возможность сняться в любительском видеофильме стиля «хард-порно»… Лора очень любила такие вещи — Лео несколько раз снимал ее в самых что ни на есть вызывающих позах и отправлял фотографии в очень специфические издания — «Плэйбой», «Пентхауз», «Суперплоть»… Купер кивнул в знак согласия. — Я знаю об этом.

Рено вновь нехорошо ухмыльнулся. — Так вот, Ронни пошла туда… А что случилось с ней в пакгаузах за лесопилкой — мне неизвестно… — Рено на несколько секунд замолчал. — А может быть, все происходило и не там, а где-нибудь в другом месте… Там есть еще несколько очень старых вагонов… Помнится, Лео фотографировал девочек и где-то в одном из них…

Купер, поднявшись со стула, попрощался:— Всего хорошего, Жак, выздоравливайте, чтобы как можно быстрее предстать перед Федеральным судом. Думаю, суд обязательно учтет ваше чистосердечное признание… — Дэйл кивнул Гарри, — пошли…

Уже в автомобиле, по дороге в полицейский участок Трумен поинтересовался:— Дэйл, ты считаешь, этот Рено и убил Лору?..

Купер поморщился. — Нет… — Тогда кто же?..

Дэйл неопределенно пожал плечами. — Не знаю.

Шериф, тем не менее, не отставал. — Но, Дэйл, ты ведь сам только что сказал — «чтобы как можно быстрее предстать перед Федеральным судом»… — процитировал он недавнюю реплику Купера. — Что же ты имел в виду?..

Дэйл притормозил — «ниссан» остановился перед полицейским участком. — А что, думаешь, у Федерального суда будет недостаточно причин признать этого жирного ублюдка виновным как минимум в нескольких преступлениях? Во-первых, — Дэйл, заглушив двигатель, принялся загибать пальцы руки, — пособничество в преступлении. Во-вторых, — он загнул еще один палец, — незаконное содержание притона разврата…

Трумен улыбнулся. — Извини, перебью… Знаешь, когда я учился в Академии полиции, меня всегда бесила бессмысленность этих идиотских формулировок, вроде этой…

Дэйл уже протянул руку к дверце, чтобы выйти, но в последний момент остановился. — Чем же?.. — Ну вот, сам вдумайся — «незаконное содержание притона разврата»… Я не понимаю — разве притон разврата можно держать на законных основаниях?.. Меня это раздражало настолько сильно, что я, не проучившись и трех месяцев, бросил Академию и поступил на юриспруденцию в один хороший частный университет…

Купер расслабил галстук — он всегда имел обыкновение завязывать его по утрам слишком туго. — Ну, ты не совсем прав, Гарри… Во-первых, это традиционная юридическая формулировка, а во-вторых — притоны разврата кое-где в Соединенных Штатах содержатся на целиком законных основаниях… Например, в Алабаме, Миссури и Миссисипи. Совершенно легальные публичные дома. Сам там был… — заметив на лице Гарри понимающую усмешку, Дэйл поспешил добавить: — по служебным надобностям… Ладно, — произнес он, — это еще не все: кроме вышеперечисленного, Жак Рено оказывал сопротивление при аресте, которое, кстати, едва не стоило тебе жизни…

В вестибюле полицейского участка звучал какой-то слишком заводной рок-н-ролл — это Люси вновь принесла на службу магнитофон с любимыми записями Литтл Ричарда. Шериф недовольно поморщился: такая слишком свободная музыка никак не гармонировала, на его взгляд, с серьезностью и официальностью работы в полиции. Трумен, подойдя к столу мисс Моран, попросил:— Люси, сделай, пожалуйста, потише… А еще лучше — выключи этот ящик к чертовой матери… Что-то у меня сегодня голова очень болит…

Люси явно не понравилась эта просьба, но она, не осмелившись ослушаться шерифа, поспешила выключить магнитофон. — Кстати, — произнесла она, недовольно надув губы, — там вас ожидает мистер Лиланд Палмер. Шериф удивленно поднял брови. — Лиланд? У меня в кабинете? Что ему надо?.. — Не знаю… Он пришел сюда полчаса назад, как только вы уехали с мистером Купером в клинику… Вид у него был очень взволнованный… Я сказала, что он может оставить вам записку или позвонить, но мистер Палмер уперся, что у него к вам какое-то очень важное и неотложное дело… Мне ничего иного не оставалось, мистер Трумен, как предложить обождать вас в вашем кабинете… Мне кажется, он очень взволнован чем-то. Может быть, хочет вам еще что-то сообщить о своей погибшей дочери?.. — высказала догадку секретарша шерифа. — Надеюсь, Люси, ты приготовила Лиланду кофе, чтобы тот не скучал в ожидании?..

Люси ответила тоном, в котором Трумен уловил неприкрытую обиду:— Разумеется… Я ведь не первый день исполняю обязанности вашей секретарши…

Трумен, открыв двери своего кабинета, вошел вовнутрь. — Мистер Трумен! — едва завидев шерифа, с кресла поднялся отец Лоры. — Мистер Трумен… Извините, но мне необходимо с вами поговорить…

Раздевшись, Гарри повесил на вешалку куртку и, пригладив волосы, с полуулыбкой обернулся к Лиланду. — Слушаю вас…

Он старался быть с отцом погибшей как можно более доброжелательным и предупредительным, хорошо понимая, как тяжело он пережил смерть Лоры.

Лиланд, подойдя к шерифу, поздоровался за руку. — Мистер Трумен… В городе все только и говорят, что вы задержали убийцу Лоры…

«Черт, — с досадой подумал Гарри, — опять эта Люси всем растрепала… Ничего сказать нельзя — не пройдет и получаса, как об этом знает все население Твин Пикса…»

Трумен указал Лиланду на кресло. — Садитесь, — предложил он, — садитесь, мистер Палмер и успокойтесь… Вы профессиональный юрист, и поэтому должны хорошо понимать, что только суд может решать, убийца ли тот человек, которого мы подозреваем, или же он невиновен… Только суд присяжных, и никто иной…

Лиланд нехотя согласился:— Да, да… «Презумпция невиновности»… Но иногда бывают случаи, когда… — голос Лиланда почему-то приобрел плаксивые интонации, которые никак не вязались с его внешностью, — бывают же случаи, когда всем сразу же ясно, кто убийца… — он сделал небольшую паузу. — Скажите, — при этих словах Лиланд вопросительно поднял глаза на Гарри. — Действительно ли Жак Рено…

Трумен коротким жестом прервал его. — Лиланд, — обратился он к собеседнику по имени, прекрасно понимая, что именно такое обращение наиболее доверительно, — Лиланд… Я очень прошу… Не надо ни о чем думать. Убийца Лоры будет найден и получит по заслугам.

Лиланд повертел в руках стоявшую на столике чашку с засохшей уже кофейной гущей. — Гарри… Меня интересует только одно — правда ли, что Рено подозревается в убийстве моей дочери?..

После небольшого размышления шериф кивнул. — Да. Но говорить о том, насколько это предположение верно, еще рано. Это — не более, чем только подозрение, Лиланд. Знаете что, мистер Палмер? Идите-ка лучше домой…



К удивлению Гарри, Лиланд неожиданно быстро согласился с ним. — Хорошо, — ответил он, — хорошо. Это, собственно, все, что я хотел узнать…


Надин Малкастер, сидя перед телевизором с каким-то отрешенным видом, сжимала в руках чашку с давно уже остывшим чаем. По телевизору в тот вечер крутили старый, пятидесятых годов фильм под названием «Колесо удачи». Невольно внимание Надин привлекла сценка на какой-то провинциальной ярмарке. Она, отставив на стол недопитую чашку, поймала себя на мысли, что точно такие же ярмарки проходили во времена ее детства в Твин Пиксе. По сути, все ярмарки в маленьких провинциальных городках севера Соединенных Штатов, как две капли воды, похожи, и с годами почти не меняются. Паркуешь машину на грязной стоянке, платишь при входе два доллара — причем у кассира, как правило, почему-то никогда не оказывается сдачи с крупных банкнот, и едва оказываешься на ярмарке, как чувствуешь запах горячих сосисок, жареного перца и лука, бекона, леденцов, опилок и сладковатый аромат свежего конского навоза. Слышишь хлопанье ружей в тире, металлический рев репродуктора, который выкрикивает номера для игроков в бинго; репродукторы развешаны вокруг большого тента, заполненного длинными столами и складными стульями из местного похоронного бюро… Рок-н-роллы по громкости спорят с ревом моторов «Маков» и «Рео», грузовиков-трайлеров, нанятых оптовиками из соседних штатов для перевозки закупленных на ярмарке сельхозпродуктов. Они обычно стоят у главного входа, с массой наклеек на лобовых стеклах и хлыстами-антеннами позади. Доносится надоедливый крик зазывал — «господа, всего за две двадцатицентовые монетки вы получаете право на два выстрела в нашем тире!..» Надин умела превосходно стрелять — не хуже иного мужчины. Едва только сойдясь с Эдом, Надин предложила поехать на охоту, пострелять фазанов… От этого воспоминания Надин стало просто невыносимо — потянувшись к пульту дистанционного управления, она выключила телевизор. Эд… Эд никогда не любил ее по-настоящему… Никогда не любил и никогда уже не полюбит… — Ну, что ж, пусть любит, кого хочет, — пробормотала Надин, — его дело… Я не буду ему мешать…

Поднявшись, она прошла на кухню и, открыв аптечку, взяла оттуда две разноцветных упаковки каких-то лекарств — она даже не знала, что это; Эд как-то раз сказал, что в тех упаковках — что-то очень сильнодействующее.

Усевшись за столик, она раскрыла пакет и, вынув инструкцию, принялась вполголоса читать:— «Циклопакс. Средство применяется при нервных срывах, депрессиях, общем недомогании, бессоннице…»

«Да у меня вся жизнь — одна сплошная депрессия, — обреченно подумала Надин, — каждый день, каждая минута, каждая секунда…»

Она читала дальше:— «Применяется перед сном по одной таблетке. Категорически запрещено применять большие дозы…»

«Это как раз то, чего мне сейчас не хватает», — решила она.

Открутив пробку, Надин высыпала все содержимое флакончика в чашку с недопитым чаем и, помешав ложечкой, дождалась, пока лекарство растворится.

Взяв в руки чашку, она подняла ее, как бокал с шампанским и, обращаясь скорее к себе, произнесла:— За твое здоровье, Эд… Будь счастлив… — последняя фраза прозвучала с такой интонацией, какой обычно говорят: «Будь ты проклят!..»

Выпив содержимое чашки, Надин поморщилась и, укрывшись одеялом, легла на кушетку…


Блэкки, в последний раз осмотрев Одри Хорн — на ней было полупрозрачное газовое платье, скорее открывавшее, чем скрывавшее от мужских взглядов женские достоинства, — осталась весьма довольна. — Ну, выглядишь ты прямо, как невеста… — она удовлетворенно хмыкнула, — мужчины, едва увидав тебя, сразу же обкончаются, вот увидишь…

Блэкки знала, что говорила: она умела прекрасно разбираться в том, что действительно привлекает мужчин.

Одри наклонилась и поправила сбившийся чулок. — Честное слово, — продолжала Блэкки, не сводя с девушки взгляда, — ты выглядишь ну просто блестяще, просто неотразимо.

Одри, подняв голову, спросила несмело:— Я смогу приступить к работе прямо сегодня же, или мне придется…

Блэкки многозначительно улыбнулась. — Сегодня же, детка, — произнесла она, — сегодня же ты покажешь все, на что способна… Надеюсь, ты понимаешь толк в хорошем сексе?..

Одри промямлила что-то неопределенное и покраснела.

Это обстоятельство не укрылось от внимания Блэкки.

«А она, оказывается, стеснительна, — с удовлетворением подумала та, — ну очень, очень застенчивая… Как очаровательно краснеет… Может быть, она еще девственница — тогда вообще замечательно. Я знаю множество мужчин, которые от этого просто с ума сходят… Есть множество безумцев, которые за удовольствие „поломать целку“ платят фантастические деньги. Мне кажется, этот Бен — как раз из той категории…»

Думая таким образом, Блэкки продолжала рассматривать девушку профессиональным взглядом.

Одри поежилась — она не любила, когда на нее смотрели именно так. — Скажите, — осторожно начала она, — скажите мне, а кто сегодня будет заниматься мною?.. — А кого бы ты хотела? — Вопросом на вопрос ответила та. — Я хотела бы… — начала Одри и запнулась. — Я бы хотела… Какого-нибудь солидного мужчину лет эдак сорока-сорока пяти… Ну, во всяком случае, не сопливого подростка… Мне кажется, лучшие мужчины — те, кому за сорок…

Блэкки снисходительно улыбнулась. — Ну, до известного предела, дорогая, до известного предела… Ведь старику Хилтону — далеко за сорок… Надеюсь, ты не станешь оспаривать того, что он… как бы это выразиться поудачнее, — она запнулась, подбирая нужное определение, — что он вряд ли способен удовлетворить такую красотку, как ты, дорогая?.. — попыталась пошутить Блэкки.

Чтобы хоть как-то разговорить хозяйку «Одноглазого Джека», Одри зацепилась за эту тему. — Послушайте… А этот старик Хилтон — он что, действительно существует?.. Я слышала о нем еще в раннем детстве — когда я была маленькой девочкой и, капризничая, не хотела есть манную кашу, родители всегда пугали меня — «Вот сейчас придет старик Хилтон с большим мешком и заберет с собой…»

Блэкки внимательным взглядом окинула новенькую. — А, кстати, кто твои родители? — как бы между делом поинтересовалась она. — А то, ведь, понимаешь, если они вдруг сюда завалятся и начнут качать на тебя права… Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать?.. Просто может быть крупный скандал…

Одри сделала вид, что не расслышала ни вопроса Блэкки, ни последовавшей за ним реплики. — Так вот, говорят, что этот старик Хилтон…

Блэкки показалось несколько странным, что эта девушка самым решительным образом проигнорировала ее вопрос — такая манера себя вести была не в правилах заведения. — Ты не ответила, кто твои родители? — более жестким тоном спросила она. Одри замялась. — Так… Отец — бедный фермер, мать умерла несколько лет назад…

«Врет, сучка, — подумала Блэкки, внимательно вглядываясь в глаза Одри Хорн. — Ну ведь врет и глазом не моргнет. Для дочери бедного фермера у нее что-то слишком хорошие манеры…»

Одри, воодушевившись, принялась рассказывать какую-то душещипательную историю о рано умершей матери, разорившемся пропойце-отце и вечно-голодных детях…

Слушая ее, Блэкки укрепилась в своей мысли. — Послушай-ка, а твой, как ты говоришь, отец-пьяница знает, где ты сейчас находишься? — поинтересовалась хозяйка «Одноглазого Джека».

Одри честно округлила глаза. — Конечно…

Блэкки прищурилась. — Ты уверена в этом?.. — Да ведь он сам послал меня сюда…

«А может быть, и не врет, — подумала Блэкки, — может быть, и правду говорит… Чего только на свете не бывает…»— Хорошо, — вновь улыбнулась Блэкки, — хорошо. Значит, тебе нравятся сорокалетние мужчины?.. Одри утвердительно кивнула. — Да… — И много ли их было у тебя?..

Девушка замялась, будто бы подсчитывая в уме количество переспавших с ней мужчин этой возрастной группы. — Не знаю, не считала… — Ну сколько — один, два?..

Девушка смело соврала:— Да. Где-то десятка два… Прежде чем идти в постель, я не смотрю в документах дату рождения…

Блэкки еще раз посмотрела на полноватые губы новенькой и подумала:

«Тут, наверное, не врет… Имея такие замечательные минетные губы, невозможно не соблазнить мужчину… Наверняка говорит правду…»— Можно вопрос? — неожиданно произнесла Одри.

Собеседница наклонила голову в знак согласия. — Если он касается твоих обязанностей тут — то конечно… — Касается…

Блэкки слегка кивнула. — Пожалуйста…

Одри, пряча глаза, произнесла:— Могу ли я узнать, с кем мне сегодня придется… — с губ девушки едва не слетело слово «трахаться», но в самый последний момент она, устыдившись этого термина, поправилась: — с кем мне сегодня придется провести ночь?..

Взгляд хозяйки «Одноглазого Джека» неожиданно для девушки стал необычайно жестким. — А для чего тебе это надо?.. — Ну… — Одри лихорадочно соображала, какая причина прозвучала бы наиболее убедительно, — ну, понимаете… Я хотела бы называть этого мужчину в минуты… интимной близости… — неизвестно почему на ум девушки пришло именно это определение акта, будто бы взятое из научно-популярной брошюры «Гармония семьи и брака». — В такие минуты… называть его как-то ласково… Джорджик… или, например… Джонни… для этого я должна знать, как его зовут. — Никаких имен, детка, — произнесла в ответ Блэкки — видимо, объяснение этой дурочки ее в достаточной степени устроило. — Никаких имен… — Но мне кажется… — Еще раз повторяю — никаких имен. Если мужчина, который захочет тебя, сочтет нужным представиться, он сам сделает это, не волнуйся…

После этих слов Одри сразу же поняла, что дальнейшие расспросы могут вызвать подозрения, и поэтому поспешила перевести разговор в более нейтральное русло. — Скажите, а мне придется делать все, что клиент от меня потребует?..

При слове «клиент» Блэкки поморщилась — так неприятно было для нее это слово. Она произнесла нравоучительным голосом:— Детка, никогда не называй своих посетителей «клиентами». Меня просто коробит, когда я слышу это похабное определение. Ты не в ресторане. — А как же мне говорить?.. — Зови их просто — мужчины.

Одри кивнула. — Хорошо…

Встав со своего места, Блэкки подошла к столу и, взяв запечатанную колоду игральных карт, раскрыла ее и, ловко высыпав их на стол веером, предложила:— Ну-ка, выбери одну…

Это был своеобразный психо-сексуальный тест, с которым Блэкки ознакомилась, читая какой-то дешевый порно-журнал. Испытуемая, выбиравшая короля или валета, согласно этому тесту относилась к сексуальной; выбиравшая даму — к особе, склонной к лесбиянству; выбиравшая прочие карты относилась тестом к бесперспективным в отношении секса. — Возьми карту… — Одну?.. — поинтересовалась Одри. — Да…

Девушка сперва протянула руку к даме, но, заметив в глазах Блэкки неприязнь, взяла валета. — Молодец, — похвалила ее Блэкки. Посмотрев на часы, она произнесла: — Еще целый час… Если тебе скучно, — кивок в сторону подоконника, на котором лежала стопка иллюстрированных журналов, — полистай… Может быть, выберешь для себя что-нибудь интересное…

Подойдя к подоконнику, девушка взяла журналы и, усевшись в кресло, положила их себе на колени. «Астрон», — прочитала она название одного из них. — Ты веришь в астрологию? — поинтересовалась Блэкки, заметив, какое издание взяла Одри. Та ответила что-то неопределенное. — Можешь надо мною смеяться, но я очень верю, — произнесла Блэкки. Как и все женщины в ее возрасте, она верила в гороскопы, заговоры, тесты, хиромантию и прочую дребедень, которую печатают дешевые издания. — Очень верю. — Добавила она. — Особенно в астрологию…

Одри была достаточно умна, чтобы понимать, что все эти гороскопы составляются никакими не «тибетскими мудрецами», а пропойцами-журналистами, сделавшими прогнозы по звездам, может быть, и не слишком доходным, но весьма постоянным приработком в своих прокуренных редакциях.

Она с отвращением подумала:

«Сейчас эта баба обязательно спросит, кто я по гороскопу… Черт бы ее подрал…»

И тут же последовал вопрос:— Под каким знаком ты родилась?..

Девушка поморщилась. — Не знаю…

Блэкки, которая считала всех, не верящих в астрологию, очень недалекими, отставшими от цивилизации людьми, чуть ли не мракобесами, удивленно посмотрела на нее:— Как? Ты не знаешь, под каким знаком родилась?.. Как же ты до сих пор жила?..

Одри пожала плечами. — Жила…

Блэкки продолжала смотреть на новенькую с неподдельным изумлением. — Неужели ты никогда не интересовалась этим? Девушка механически перевернула страницу. — Честно говоря — нет… — Значит, ты действительно не знаешь, под каким знаком родилась?.. Тогда назови мне хотя бы число, месяц и год твоего рождения…

«Она настоящая психопатка, — подумала Одри, — и как ей только удается выполнять в этом „Одноглазом Джеке“ такую ответственную работу?..»— Ну, допустим, первого ноября одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года…

Блэкки на минуту задумалась, будто бы что-то соображая. — Значит, ты — скорпион, — произнесла она, — запомни это, детка… Кстати — это самый сексуальный знак.

Одри улыбнулась. — Может быть… — Не перебивай, — продолжила Блэкки. — А если не веришь, открой журнал и прочитай, что там написано про Скорпиона. Может быть, хоть тогда убедишься в моей правоте… Когда увидишь сходство…

Одри, послушно раскрыв «Астрон», поискала глазами нужную рубрику. — «Скорпион, — принялась читать она таким тоном, будто бы сидя на уроке, выполняла задание учителя по декламации, очень старательно и прилежно, — женщин, родившихся под знаком Скорпиона, нельзя считать легкими в общении. Они очень уязвимы, часто безо всякого на то повода впадают в плохое настроение и даже в длительные депрессии. Однако женщины, родившиеся между двадцать четвертым октября и двадцать вторым ноября, очень чувственны. С точки зрения чувственности со Скорпионами не может сравниться ни один знак Зодиака. Они очень привлекательны, способны вскружить голову даже очень опытному, умудренному жизнью мужчине…»— Вот видишь!.. — Блэкки многозначительно подняла к потолку большой палец руки, — вот видишь!..

Одри продолжала:— «Женщины-Скорпионы, как правило, очень трудолюбивы, без остатка посвящают себя выбранному делу: профессиональной карьере или содержанию дома. Замкнуты в себе, не очень любят открываться другим…»

Блэкки кивнула. — Надеюсь, в «Одноглазом Джеке» ты тоже без остатка посвятишь себя выбранному делу… Не так ли?.. Не отрывая глаз от журнала, девушка произнесла:— Да, мэм… — Ну, читай дальше…

Одри на секунду представила весь идиотизм своего положения. Она, дочь всеми уважаемого бизнесмена, самого богатого человека в Твин Пиксе, пришла под видом какой-то потаскушки, дочери фермера, наниматься в бордель при сомнительном казино, и эта идиотка в довершении ко всему заставляет ее читать какие-то дурацкие гороскопы, которые она, Одри, всегда считала уделом дегенератов… Если бы несколько недель назад ей бы кто-нибудь рассказал, что такое возможно, она бы ни за что не поверила… Сколько все это еще будет продолжаться и что будет дальше, Одри не знала, но, во всяком случае, была абсолютно уверена: настоящие опасности подстерегают ее впереди… Интересно, под кого подложит ее эта Блэкки сегодня ночью?.. Может быть, это будет кто-нибудь из хорошо ей знакомых?.. От одной этой мысли Одри становилось дурно.

Заметив на лице девушки задумчивость, Блэкки поинтересовалась:— Загрустила?..

Одри сделала попытку улыбнуться. — Нет… — Тогда что же?.. — Задумалась… — О чем… О предстоящей ночи?..

Одри с отвращением подумала: «Вот сука… Все ей интересно…»— О гороскопе, — нашлась девушка.

Это была очень грубая лесть — Блэкки прекрасно поняла это. — Тогда читай дальше…

Одри опустила глаза. — «В обществе женщины, родившейся под знаком Скорпиона, выделяются незаурядным интеллектом и умением рассказывать похабные анекдоты. Как никакой знак, они умеют находить себе занятия по вкусу, особенно это касается развлечений на уик-эндах… — Одри тяжело вздохнула. — Чтобы подчеркнуть свою женственность и чувственность, Скорпионам рекомендуется пользоваться духами со сладким или терпким запахом — они очень возбуждают мужчин, причем пользоваться ими можно в одной парфюмерной гамме. Например, все оттенки запаха розы в „Paris“ или ландыша в „Diorissimo“ Dior. Неповторимое сочетание амбры и ванили в „Poison“ также подчеркнут индивидуальность и чувственность Скорпиона.

Одри неплохо разбиралась в косметике, — работа в парфюмерном отделе не прошла бесследно, и эти идиотские советы вызвали в ней отвращение.

«Духи для домохозяек», — с омерзением подумала она.

Одри, подняв голову, с надеждой спросила:— Все?.. — Нет, деточка… На следующей странице…

Одри со вздохом перевернула страницу. «Цветок Скорпиона — орхидея. Орхидеи, как правило — хищные и амбициозные. Однако они умеют долго скрывать свою истинную сущность и терпеливо дожидаться удобного случая, чтобы начать атаковать. Орхидея может сделать все, что захочет. Она достаточно быстро распознает людей и их настоящие намерения, сама оставаясь для других полнейшей загадкой. Орхидея известна своей верностью. Всегда необходима там, где ее ждут. К Орхидее нельзя оставаться равнодушным: ими можно или восхищаться, или ненавидеть, они в равной степени способны вызвать и пылкую любовь, и нескрываемую ненависть… В любви обычно счастлива, о ее отношениях с партнерами можно только мечтать… Как правило. Орхидея целиком и полностью полагается на собственную интуицию…» — закончив чтение, Одри облегченно вздохнула. — Ну, что скажешь? — спросила Блэкки, когда девушка, наконец, окончила чтение. — Ты тоже такая? «Можешь сделать все, что захочешь?..»



Одри с облегчением отложила журнал. — Не знаю… Во всяком случае, пока у меня удается все, что задумываю…

Беседа с Блэкки тянулась вот уже минут сорок и за это короткое время девушка успела возненавидеть хозяйку «Одноглазого Джека» со всей искренностью, на которую только была способна.

«Лучше бы меня оттрахал какой-нибудь из здешних посетителей, — подумала Одри, метнув в Блэкки ненавидящий взгляд, — лучше бы меня изнасиловали в общественном туалете, чем сидеть с этой сучкой… Лучше бы меня трахнула рота морских пехотинцев, во всяком случае это…»

Размышления девушки о том, что было бы лучше, прервал телефонный звонок.

Блэкки подняла трубку. — Алло?..

С того конца провода послышалось:— Ну, что там у тебя?..

Голос звонившего прозвучал громко, и Одри, сидевшая неподалеку от аппарата, невольно вздрогнула — он показался ей очень знакомым… — Все в порядке, — ответила Блэкки успокоительно и, подмигнув Одри, произнесла: — тут для тебя есть один сюрприз…

До слуха девушки донесся, ну, очень знакомый голос:— Новенькая?..

Блэкки заулыбалась и, вновь подмигнув Одри, произнесла:— Очень… — прикрыв рукой мембрану телефона, она заговорщически прошептала девушке: — это о тебе спрашивают… Сам хозяин… — отведя ладонь от трубки, она принялась докладывать: — наивная, молодая… Я ее осмотрела всю, заставила раздеться… Сиськи — просто чудо, не отвисшие, как раз то, что вы любите…

Из трубки раздался все тот же знакомый голос:— Она что-нибудь умеет?.. Блэкки пожала плечами. — Я не проверяла… — Это почему?.. — Во-первых — это не входит в мои обязанности, — ответила та, — а во-вторых — это невозможно по причинам, от меня независящим… — она сделала небольшую паузу и добавила — я же не мужчина…

Одри Хорн внимательно прислушивалась к этому диалогу, пытаясь определить, кому же все-таки может принадлежать этот голос. — Задница у этой девки большая?.. — послышалось из трубки.

Блэкки, повернувшись к девушке, бросила на ее бедра быстрый взгляд. — Да нет, кажется… не очень…

В трубке послышалось:— Хорошо… Ты знаешь, Блэкки, я ведь выполняю в этом «Одноглазом Джеке», кроме всего прочего, и роль дегустатора…

Блэкки понимающе улыбнулась. — Да, конечно… — Точно повар в хорошем ресторане, я всегда первым пробую яства, предназначенные для дорогих гостей…

«Ну кто же это может быть? — лихорадочно соображала Одри Хорн, прислушиваясь к голосу, доносившемуся до ее слуха, из трубки — она была абсолютно уверена, что слышит его каждый день. — Кто же это такой?.. Не может быть, чтобы я не вспомнила…»

Неизвестный абонент продолжал выпытывать у Блэкки подробности:— А кто она — блондинка? Брюнетка?

Хозяйка «Одноглазого Джека» вновь бросила на девушку быстрый взгляд. — Темно-каштановые волосы, — ответила она, — слегка завиты…

Неизвестный на том конце провода был очень словоохотлив; Одри подумала, что он ничем не отличается от тех телефонных маньячек, обычно — пенсионерок, которые, названивая друг другу по вечерам и треплясь о самых последних пустяках, способны вывести из терпения кого угодно.

«Точно такая „телефонная болезнь“ иногда бывает у моего дорогого папочки, — подумала она, — он тоже, как засядет вечером за аппарат, так хоть убегай на улицу, и таксофон… Ни ты не можешь позвонить, ни тебе… Черт бы их всех подрал!..»— Послушай… — невидимый абонент слегка понизил голос. — Послушай, Блэк, а ты не расспрашивала… Может быть, она еще… Ну, я хочу узнать, может быть, у этой новенькой еще не было ни одного мужчины?..

Блэкки на какое-то мгновение задумалась, а потом ответила:— Не думаю… Она утверждает, что перетрахалась с несколькими десятками мужчин твоего возраста, но, скорее всего, детка преувеличивает… Преувеличения свойственны в таком возрасте…

Одри, откинувшись на спинку кресла, вытянула ноги и, взяв в руки какой-то женский журнал, принялась листать его с самым равнодушным видом, всем выражением давая понять, что оценки Блэкки ее ни в коей мере не интересуют. Тем не менее, слух девушки был напряжен до последнего предела. — Значит, не целка?..

Блэкки согласилась. — Скорее всего… — она вновь быстро глянула в сторону девушки. — Босс, имея такой замечательный, такой пухленький ротик, будто бы специально созданный для того, чтобы в него что-нибудь взять, — она мерзко захихикала при этих словах, — я надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?.. Так вот, имея такой ротик, просто невозможно оставаться девственницей…

С того конца провода послышалось несколько опечаленное:— Значит, не девственница… Ну ладно, если она действительно, как ты утверждаешь, свежа и молода, значит, тоже сойдет… Когда можно будет с ней порезвиться, Блэк?.. — Хоть сейчас… Она готова. — Прикрыв ладонью трубку, хозяйка «Одноглазого Джека» обернулась к девушке и произнесла: — ты ведь готова, не правда ли?..

Одри кивнула с нарочито небрежным выражением. — Да.

Из трубки послышалось:— Значит, договорились… Через несколько часов я тут буду.

Положив на рычаг трубку, Блэкки обернулась к Одри и голосом, в котором звучало уважение, произнесла:— Это сам хозяин звонил… Сегодняшнюю ночь ты проведешь с ним. Думаю, вы останетесь довольны друг другом, детка.

За все время этой беседы Одри впервые слышала, чтобы ее собеседница хоть о ком-то говорила с таким уважением.

Отодвинув шуфляду тумбочки, Блэкки вытащила оттуда длинный резиновый жгут — вроде тех, которыми пользуются санитары для перетяжки вен при инъекциях — и положила его на стол. Заметив в глазах девушки удивление, она произнесла успокоительным тоном:— Не бойся, не бойся…

Одри ответила:— А я и не боюсь… Кого я должна бояться?..

Вспомнив о чем-то — видя по улыбке на ее лице — очень забавном, Блэкки произнесла:— Нет, все в порядке… Просто однажды, когда этот жгут увидала одна из девушек — она, так же, как и ты, попала сюда впервые — эта дурочка почему-то вдруг решила, что я сейчас начну ее душить…

Одри осторожно поинтересовалась:— Тогда зачем же этот жгут?.. — Сейчас увидишь… — ответила Блэкки и вытащила из небольшой коробочки, стоявшей у телефона, маленький запаянный пакетик с одноразовым шприцем.

«Видимо, эта сучка собирается ввести мне в вену какую-то гадость, — решила Одри Хорн. — Что-нибудь из нейролептиков… так, на всякий случай. Я как-то читала, что в некоторых публичных домах это принято…»

Блэкки, закатав рукав, тотчас же перетянула жгутом руку пониже локтя — Одри сразу же бросилось в глаза, что кожа испещрена темноватыми точками от предыдущих инъекций.

«Наркоманка!.. — сразу же догадалась девушка. — Она наркоманка…»

Видимо, шприц уже давно был заправлен, и Блэкки все время оттягивала очередной сеанс кайфа. Сделав себе укол, Блэкки подошла к креслу и, плюхнувшись в него, обернулась к Одри:— А теперь — почитай мне что-нибудь в журнале «Астрон»… По астрологическому знаку я — Овен…


Разговор с Гарри Труменом окончательно укрепил Лиланда Палмера в том, что убийца его дочери Лоры наконец-то пойман, что это — не кто иной, как крупье Жак Рено, который после происшествия у гостиницы «Флауэр» под присмотром полицейских находится в отдельной палате госпиталя.

Месть никогда ранее не приветствовалась Лиландом — ни тогда, когда он учился в университете (кстати, его дипломная работа называлась «Кровная месть в штате Оклахома и юридический аспект судебного разбирательства этого преступления»), ни тогда, когда он окончательно обосновался в Твин Пиксе. Однажды он категорически отказался защищать в городском суде одного мелкого хулигана, который, в знак мщения за оцарапанный кузов своего «шевроле», разбил обидчику — это был новый «крайслер» Уильяма Хайвера — лобовое стекло. Лиланд Палмер всегда считал чувство мести низменным и недостойным цивилизованного человека, но, поняв, что убийца его дочери — Жак Рено, точно безумный, помчался в городскую клинику.

«Я тебе отомщу, сука, — мстительно думал Лиланд, сжимая руль автомобиля и вдавливая педаль газа в пол. — Я тебе…»

Впрочем, никто — в том числе и сам Лиланд — не мог точно сказать, только ли желание отомстить за смерть дочери побуждали его мчаться в клинику на расправу с Жаком Рено и не примешивались ли к этому еще какие-то иные причины…

Оставив машину внизу, мистер Палмер натянул перчатки, которые предусмотрительно захватил из автомобильного бардачка и поднялся на лифте на тот самый этаж, где находилась реанимация. Палмеру неожиданно повезло — полицейский, охранявший Рено, куда-то отлучился. Стараясь не скрипеть дверью, Лиланд осторожно вошел в палату. Жак Рено спал.

Вытащив из кармана плаща катушку с лейкопластырем, Лиланд осторожно привязал руки спящего к стойкам кровати. После этого, взяв подушку, аккуратно положил ее на лицо Рено и, убедившись, что тот не проснулся, изо всех сил вмял подушку в его лицо. Конвульсии Жака длились недолго — его руки несколько раз непроизвольно дернулись в локтях, из-под подушки послышалось тяжелое хрипение, и вскоре он окончательно затих. Лиланд посмотрел на осциллограф прибора, контролировавшего работу сердца — спустя несколько секунд, на нем появилась ровная линия, свидетельствовавшая о том, что сердце крупье «Одноглазого Джека» остановилось.

Положив подушку, Лиланд поправил перчатки и произнес, обращаясь то ли к самому себе, то ли к воображаемому собеседнику:— Теперь дух моей бедной доченьки, наконец-то успокоится…

Резко развернувшись, он вышел из кабинета, не забыв аккуратно прикрыть за собой двери. Полицейский, в обязанности которого входила охрана подозреваемого, вернулся буквально спустя несколько минут. Он не очень-то хорошо разбирался в медицинской аппаратуре — во всяком случае, ровная линия на экране осциллографа ничего ему не сказала. Окинув взглядом Рено и, убедившись, что тот тихо спит, полицейский вышел из палаты и отправился на пост — поболтать с медсестрой.

Глава 31

Лекция об организованной преступности, прочитанная Дэйлом Купером перед полицейскими Твин Пикса. —Шериф Трумен находит в бензобаке «Харлей-Дэвидсона»Джозефа Хэрвэя целлофановый пакетик с наркотиками. — Эд Малкастер обнаруживает свою жену Надин вполубессознательном состоянии. — Нападение на Шейлу Джонсон.


За время учебы в Академии Федерального Бюро Расследований в Филадельфии и, особенно, за время службы в Сиэтле, Дэйл Купер прошел неплохую школу психологии и поэтому прекрасно разбирался в людях. Вот и на этот раз, заметив, насколько уважительно поздоровалась с ним секретарша шерифа Люси Моран, он сразу же понял, что сейчас последует какая-то просьба. — Здравствуйте, — кивнул он в ответ Люси, — вы сегодня прекрасно выглядите… Ну просто на редкость хорошо…

Это был дежурный комплимент, но у Купера не было ни времени, ни желания выдумывать что-нибудь новенькое для этой провинциальной девочки — даже в знак благодарности за кофе, который она для него всегда готовила.

Люси подняла глаза на Купера. — Мистер Купер… — она запнулась.

Дэйл ободряюще улыбнулся. — Вы хотите меня о чем-то попросить?.. — Да, — тихо произнесла девушка. — Мистер Купер, я прекрасно понимаю, насколько занятой вы человек, я знаю и ценю ваше время…

«Видимо, просьба связана с Энди», — почему-то решил Купер.

Люси продолжала просительно смотреть на агента ФБР — тот улыбался. — Понимаете, мистер Купер… У меня к вам одна небольшая просьба… Меня оправдывает лишь то, что она относится к моей профессиональной сфере… — в последнее время Люси почему-то очень полюбила это словосочетание — «профессиональная сфера».

«Видимо, много юридической литературы читает, — подумал Купер. — Наверное, хочет как следует подготовиться к учебе на юриспруденции в каком-нибудь университете… Ну-ну, смелее, Люси…»— Так вот, мистер Купер: нам всем очень понравилась ваша прошлая лекция о наркотиках…

«Вот тебе и на», — с некоторой досадой подумал Дэйл. Он ни в чем не любил ошибаться, особенно в своих прогнозах относительно поступков людей.

Купер улыбнулся. — Вы ждете продолжения?.. — Да… И не только я одна. И Томми Хогг, и Фрэнк Заппа из патрульной службы…

Купер загадал: «Если она назовет и своего Энди — тогда обязательно соглашусь». — Да, всем нам так понравилось, так понравилось… — продолжала лепетать Люси. — Ну просто очень понравилась ваша замечательная лекция, мистер Купер. Всем…

Дэйл задал наводящий вопрос:— А где же Энди?..

Люси опустила глаза. — Не знаю… Кажется, в кабинете мистера Трумена. Кстати, этому заместителю шерифа, как мне показалось, тоже понравился ваш рассказ…

«Ловко выпуталась, — подумал Дэйл, — этому заместителю шерифа… ну что ж, придется…»

Купер, если кого-нибудь когда-нибудь и обманывал, то разве что Даяну — и то, делая это с одной-единственной целью: чтобы та не волновалась, не мучилась мыслями, хорошо ли он, Дэйл, сегодня позавтракал и достаточно ли времени спал. Во всяком случае, он никогда не обманывал самого себя — и если он загадал, что назови Люси Энди, он согласится на ее просьбу, то решил поступить именно так.

Дэйл, поправив узел галстука, кивнул в ответ мисс Моран: — Хорошо…

Люси обернулась к своему столику — тамкак разстояли Томми, Фрэнк и еще несколько полицейских, свободных в это время от дежурства. — Ребята, ребята, сюда, — воскликнула она, — сюда, ребята!.. Мистер Купер согласился!..

Взяв из ящика ключ от небольшого зала, где шериф Трумэн иногда проводил рабочие планерки — он делал это не очень часто, предпочитая давать указания подчиненным в собственном кабинете, — Люси направилась к запертым дверям.

Полицейские и Дэйл последовали за нею.

Дождавшись, пока слушатели рассядутся в кресла, Дэйл, откашлявшись, взошел на подиум и, встав за небольшую светлого дерева трибуну («Ель Добсона», — механически отметил про себя Купер), обратился к аудитории:— О чем рассказать вам сегодня?..

Томми, усевшись поудобней, предложил:— Если можно, мы хотели бы услышать об организованной преступности… А то мы только знаем, что это такое по телевизору… В Твин Пиксе пока — слава Богу — до подобных вещей еще не дошло…

Люси поспешила вставить:— Да, я помню, еще когда училась в школе, смотрела классный фильм про гангстеров — «Бонни и Клайд»… — Мисс Моран тяжело вздохнула. — Они так любили друг друга…

Купер, закатав манжетку, посмотрел на часы. «В моем распоряжении, — подумал он, — где-то минут сорок. Думаю, за это время успею…»— Американский гангстер, — начал он сразу же, без подготовки, словно эта речь не импровизировалась на ходу, а была записана на бумажке, которая лежала перед Дэйлом, — Американский гангстер вслед за американским ковбоем прочно вошли в наше массовое сознание. И именно, — он сделал короткий, но очень выразительный жест в сторону Люси, — именно благодаря голливудским кинолентам вроде этого «Бонни и Клайда». Все эти несимпатичные и, по большому счету, если разобраться, Аль Капоне, Багси Сигелы и Счастливчики Лучано обрели громкую, надолго пережившую их славу, стали настоящими героями современной мифологии… — Купер, откашлявшись, продолжил: — все эти малосимпатичные гангстеры являются типичными представителями так называемой организованной преступности, о которой вы хотите услышать рассказ… К большому сожалению, к неорганизованном обществе не существует определения организованной преступности. В результате неудачных попыток найти точную формулировку родилось множество мифов и легенд, написаны миллионы ничего не значащих слов. Только разгадав природу организованной преступности, можно понять, почему до сих пор для нее не удалось найти подходящего определения…

Фрэнк подтолкнул в бок сидевшего рядом Томми Хогга и восхищенным шепотом произнес:— Как он хорошо говорит!.. Дэйл продолжал:— Лично мне кажется наиболее удачным определение Нью-Йоркского объединенного законодательного комитета по вопросам преступности, которое гласит: «Организованная преступность — это постоянный тайный заговор с целью приобретения богатств и влияния путем незаконных методов экономического и физического принуждения, с помощью коррупции общественных структур и частных лиц в условиях системы свободного предпринимательства». — Фраза была сказана Купером на одном дыхании, и он, переведя дух, огляделся. — Мистер Купер, — чуть-чуть привстала со своего места Люси — в этот момент она была похожа на примерную ученицу, обращавшуюся к учителю за дополнительным разъяснением, — мистер Купер, а что это такое — «коррупция»?..

Дэйл слегка улыбнулся:— Использование служебного положения в своекорыстных целях, — серьезно произнес он. — Если, мисс Моран, вы рассказываете что-нибудь интересное о расследовании убийства Лоры Палмер просто так — это просто неосмотрительность… А если вы начинаете вымогать у собеседника за свой рассказ шоколадку — это уже коррупция…

Люси прикусила язык.

Дэйл говорил дальше:— Так вот: во многом организованная преступность — продукт исторической случайности. Человек всегда видел в преступности кратчайший путь к скорому обогащению; возникновение разветвленного преступного синдиката стало возможным в нашей стране только благодаря ряду случайных совпадений… Приток в Соединенные Штаты миллионов голодных иммигрантов, доступность легких заработков в эпоху Сухого закона, Великая Экономическая депрессия, а также утрата миллионами граждан нравственных и религиозных ориентиров…

Поднявшись со своего места, Томми Хогт несмело произнес:— Извините, мистер Купер… А вы не могли бы рассказать нам что-нибудь такое, как бы поточней выразиться… ну, занимательное, что ли…

Дэйл едва заметно улыбнулся. — Хорошо, — согласился он, — насколько я понял, вас интересуют какие-нибудь конкретные случаи?..

Хогг поспешил согласиться:— Да-да, и если это возможно — чтобы было также интересно, как и в прошлый раз, когда вы рассказывали про технологию производства кокаина.

Купер сделал рукой знак садиться — он терпеть не мог этих полушкольных порядков, когда для того, чтобы задать вопрос, обязательно требовалось встать. — Так вот… Лидеры преступного мира — кстати, в официальных документах их именовали «Национальный Преступный Синдикат», — пояснил Купер, — после окончания Второй мировой войны прекрасно поняли, что в стране-победительнице множество людей бросятся наверстывать упущенные в окопах возможности… Началась эпоха казино… Издавна одним из центров организованной преступности считался Кливленд. За несколько лет там возникло множество игорных домов, приобретших в короткое время необычайную популярность. После гибели известного в преступных кругах гангстера по кличке «Немец Шульц» в тысяча девятьсот тридцать пятом году дельцы преступного мира поделили между собой его обширные владения; они прибрали к рукам ипподром «Кони Айленд» на северном берегу реки Огайо, за пределами Цинциннати, и переименовали его в «Ривер Дауне». Кроме того, они вложили деньги в несколько небольших казино поблизости. Зрелище с противоположного берега всегда мутной Огайо открывалось захватывающее. Ньюпорт и Ковингтон, отрезанные от остальной части Кентукки, казались призрачными, хотя на самом деле были вполне реальными культурными центрами. Эта местность еще в эпоху «Сухого закона» получила название «Маленького Мехико»; там царил культ пистолета, а коррупция, — Купер посмотрел на Люси, — коррупция была распространена не меньше, чем во времена покорения Дикого Запада. Конкурентам Синдиката принадлежало самое шикарное заведение — «Беверли-Хиллз-Клуб», расположенное к востоку от города, у дороги, ведущей во Фрэнкфорт…

Фрэнк Заппа шепнул Томми Хоггу:— Он говорит так образно, словно жил в то самое время…

Купер продолжал:— Громадное шикарное казино переманивало клиентов из других мест; разумеется, Синдикат решил уничтожить его… Вскоре оно было сожжено наемными головорезами, а пепелище продано за бесценок. Азартные игры в Кентукки в то время были строжайше запрещены, однако принадлежавшие преступникам казино функционировали также открыто, как закусочные или бакалейные лавки… Преступникам удалось путем подкупа и шантажа добиться, чтобы мэром стал их человек. Параллельно Синдикат решил обуздать проституцию и мошенничество, понимая, что нарушение норм морали может вызвать недовольство местного населения и привести к настоящему взрыву. Правда, главари Синдиката столкнулись с большими трудностями: слишком многое надо было взять под жестокий контроль. К тому же местные полицейские, привыкшие изымать дань с казино, не видели причин, почему бы им не собирать мзду с хозяев борделей и владельцев незаконных притонов разврата, — вспомнив недавний диалог с шерифом по поводу этого словосочетания, Купер улыбнулся. — Публичные дома, впрочем, удалось довольно четко поделить на дневные и ночные. Дневные предназначались для местных бизнесменов, которые наведывались туда во время обеденного перерыва, а ночные предназначались для командировочных. По правилам, ни одну девственницу не брали на службу, если перед этим она не проходила соответствующей проверки у шерифа местной полиции. Тому даже не приходилось далеко ходить — большинство борделей располагалось рядом с полицейским участком… — Купер, мельком глянув на Томми Хогга, заметил, что он расплылся в завистливой улыбке. — Не надо ему завидовать, Томми, — произнес Купер. — Этого шерифа потом застрелили… — Неужели?.. — опешил Томми. — А за что?.. — Видимо, за плохую работу, — бросил Дэйл и продолжил: — так преступники распространяли свое влияние, пользуясь тем, что цены в то время были низкими, а население было в большинстве своем поглощено своими заботами. Люди принимались заново строить жизнь, думая, что и после войны история повторится. Гангстеры также с новым пылом принялись за дело. Знаменитый бандит Багси Сигел, который в период «большой охоты» перебрался в Лос-Анджелес, положил глаз на Лас-Вегас — теперь знаменитый игорный центр в штате Невада. В то время разрешенный законом игорный бизнес необязательно был прибыльнее и безопаснее незаконного, зато имел одно уникальное преимущество: гарантировал уважаемое положение в американском обществе. Начинавших в молодости бутлегерами гангстеров по достижении зрелого возраста потянуло к респектабельности, и Багси остановил свой выбор на Лас-Вегасе — грязном городишке на юге Невады. По окончании войны психология американцев, как и следовало ожидать, изменилась. Люди бросились приобретать все подряд, чего прежде не могли себе позволить — дома, яхты, престижные марки автомобилей; многие стремились проводить отпуск в самых экзотических местах, многие — и таких было немало — стремились к острым ощущениям. На этом и был основан расчет Багси. Спрос необычайно способствовал подъему деловой активности; деньги текли рекой. Америка праздновала национальную победу, и игорные дома стали просто необходимы. Эпоха казино, наступление которой предсказывали социологи преступного мира, по своему размаху и великолепию превзошла самые смелые ожидания. Игорные дома в Ньюпорте, штат Кентукки, и окрестностях процветали. Багси Сигел в Неваде не терял времени даром. В то время, как ветераны войны не могли найти строительных материалов для постройки домов, Багси возвел на трассе, ведущей в Лос-Анджелес, ночной клуб «Фламинго». Кстати, Сигела во всех его начинаниях поддерживала подружка, Вирджиния Хилл… — Купер окинул взглядом аудиторию — полицейские слушали, затаив дыхание. — Так вот, — продолжил Купер, эта Вирджиния Хилл считала себя самой сексапильной женщиной Америки, хотя, правда, не говорила об этом никому, кроме Багси. Другие гангстеры, охваченные золотой лихорадкой, следом за Сигелом устремились в легальный игорный бизнес; сам же Багси по злой иронии судьбы не успел насладиться своим триумфом. Ночью двадцатого июня тысяча девятьсот сорок седьмого года, — у Купера была превосходная память на даты, — в гостиной дома в Беверли-Хиллз, который снимала Вирджиния, в него выстрелил наемный убийца конкурирующей группировки. Роковая пуля попала Багси в правый глаз. Однако этот гангстер открыл в песках Невады поистине золотоносную жилу… — Купер посмотрел на часы.

«Что-то Гарри запаздывает, — подумал он, — у меня уже в горле пересохло… Никогда не говорил так много, как в этом городке…»— Таким образом, — подытожил Дэйл, — таким образом, всемирно известный Лас-Вегас появился в этом качестве стараниями организованной преступности… Как вам известно, казино у канадской границы, популярное в городе под названием «Одноглазый Джек», в котором в качестве крупье до недавнего времени подвизался небезызвестный вам Жак Рено…

В этот момент двери раскрылись. — Привет! — с порога поздоровался с Дэйлом вошедший Гарри. — Привет… Вот вы где!.. — подойдя к трибуне, Трумен обернулся к аудитории и произнес: — мне очень жаль, уважаемые коллеги, но я вынужден прервать замечательную лекцию всеми любимого нами агента Федерального Бюро Расследований Дэйла Купера… У меня к нему неотложное дело, господа…

Пропустив в свой кабинет Дэйла, шериф закрыл двери и выложил перед ним небольшой пакет из целлофана, сквозь который просвечивался какой-то белый, похожий на сахар, порошок. — Это я нашел в бензобаке «Харлей-Дэвидсона» Джозефа Хэрвэя, — произнес он.

Купер, взяв пакет в руки, размял его содержимое большим пальцем. — Кокаин, — задумчиво произнес он. — Гарри, ты действительно обнаружил это в бензобаке мотоцикла Джозефа Хэрвэя?..

Трумен утвердительно кивнул. — Да.

Купер, положив порошок на стол, задумчиво произнес, растягивая каждое слово:— Так… Очень интересно…

Гарри попытался напомнить Дэйлу одну подробность из разговора с Жаком Рено в «Одноглазом Джеке». — Помнишь, этот жирный скот говорил, что наркотики распространяет какой-то школьник… — Шериф сделал небольшую выжидательную паузу. — Школьник… Неужели этот школьник — Джозеф?..

Купер, словно не расслышав реплики Трумена, продолжил размышления:— Так… Действительно, внешне все вроде бы сходится… «Школьник»… — он вспомнил свой последний разговор с Джозефом и отрицательно покачал головой: — что-то мне не верится…

Шерифу тоже очень не хотелось верить в то, что наркотики распространяет Джозеф, однако чувство долга в этот момент было явно выше личных симпатий относительно племянника хозяина бензоколонки. — Я тоже не очень-то в это верю, Дэйл, — подхватил Трумен. — То есть хочу сказать — не могу поверить… Однако факты, как известно — вещь упрямая…

Перед сном Трумен нередко смотрел полицейские детективы по криминальному телеканалу, и по этой причине словесные штампы вроде этого — «однако факты, как известно — вещь упрямая» — крепко засели в его сознании. — Ну, и что ты об этом думаешь?.. — поинтересовался Купер.

Тот пожал плечами. — Скорее всего, я ошибался в этом Джозефе, — ответил шериф. — Люди не всегда представляют из себя то, чем стремятся казаться.

Дэйл прищурился. — А где сейчас этот Хэрвэй?.. — он внимательно посмотрел на Гарри. — Где, где… В каталажке, где ему и полагается быть… Где же еще…

Купер, усевшись в кресло, потянулся к кнопке селектора внутренней связи. — Можно, я распоряжусь?.. — спросил он на всякий случай.

Трумен махнул рукой. — Пожалуйста… — Томми, — мягким голосом произнес Дэйл в микрофон, — Томми, ты уже на месте?.. Из динамика послышалось:— Да, Дэйл… Огромное спасибо за прекрасный рассказ о мафии… Я до сих пор под впечатлением — особенно от того шерифа из Кентукки, который не пропускал ни одной девственницы…

Купер улыбнулся. — Вот и прекрасно, — произнес он так, что Томми не понял, к чему относится эта фраза — то ли к тому, что он уже на месте, то ли к тому, что ему понравилась лекция Купера, то ли — к тому, как проходимец-шериф использовал свое служебное положение. — Вот и прекрасно, Томми, — повторил Купер. — Послушай-ка… Сходи в каталажку и приведи сюда одного парня, Джозефа Хэрвэя… Мне надо бы с ним кое о чем поговорить…

Спустя несколько минут Джозеф сидел в кресле перед Дэйлом. — Что это? — агент ФБР коротким жестом указал на целлофановый пакет с белым порошком, лежавший перед юношей на столе.

Хэрвэй пожал плечами. — Не знаю…

Купер, резко поднявшись из-за стола, взял пакет и подвинул его к Джозефу. — Не знаешь?.. — Нет… — Зато я знаю…

Джозеф с недоумением глянул на Купера. — И что же это такое?..

Дэйл ответил равнодушно, будто бы ему приходилось объяснять подобные вещи едва ли не каждый день:— Наркотик.

Джозеф быстро-быстро заморгал, будто пытаясь отогнать от себя какое-то слишком навязчивое видение. — Наркотик?.. — переспросил он, будто не расслышав слов Дэйла. Тот кивнул. — Да. Кокаин.

Джозеф не верил своим ушам. — Как вы сказали?..

Купер повторил таким же ровным голосом. — Кокаин.

В разговор неожиданно вступил шериф — когда Томми привел в кабинет Джозефа, он намеренно отошел за ширму в конце кабинета:— Может быть, Джо, расскажешь нам, как это оказалось в бензобаке твоего мотоцикла?..

Вид у Хэрвэя был очень растерянный — чтобы не сказать убитый. — Не знаю… — едва слышно ответил он, — честное слово, не знаю… — И все-таки…

«Видимо, мне подкинул это Бобби Таундеш, — подумал Джозеф. — Наверняка он, больше некому… Только какого черта ему понадобилось подставить меня и в глазах Гарри? Мстит за ту драку в „Доме у дороги“? Или за безобразную сцену на кладбище?… А может быть, что-то пронюхал о наших собраниях на книжном складе?..»— Послушай, Джо… — мягко произнес Купер. — Послушай меня…

Хэрвэй поднял голову. — Да…

Купер уселся рядом с юношей. — Джо… Я хочу тебе помочь…

Хэрвэй с благодарностью посмотрел на Дэйла.

Купер продолжал:— Я не сомневаюсь, что эти наркотики тебе подбросили… Я даже знаю, а если и не знаю, то наверняка догадываюсь, кто это сделал… — Дэйл вопросительно посмотрел на Джозефа, ожидая, что тот продолжит его мысль, однако юноша почему-то молчал. — Во всяком случае, — произнес Гарри, — этот пакет обнаружен в бензобаке твоего мотоцикла, Джо… — в голосе Трумена прозвучало: «Извини, но я ничего не могу сделать, приятель…» — А по законам, которые, надеюсь, ты тоже знаешь, я вынужден задержать тебя и держать тут до тех пор, пока все обстоятельства не выяснятся…

Неожиданно для Купера и Трумена Хэрвэй спросил:— Это правда, что доктор Джакоби сейчас находится в больнице?..

Трумен опешил. — Да… А почему тебя это так интересует?..

Хэрвэй махнул рукой. — Так… А что с ним произошло?.. — Он стал жертвой своей болезни, — уклончиво ответил шериф. — А это правда, что на него было совершено какое-то нападение?..

Шериф удивленно поднял брови. — Нападение?.. — Да. — А откуда тебе это известно?.. — Мне сказала об этом Донна…

«Как это я сам не сообразил, — подумал шериф, — конечно же. Донна, кто же еще мог… Ведь ее отец работает в клинике и как раз занимается этим доктором Лоуренсом Джакоби, черт бы его подрал…»— А почему тебя это так интересует?..

Вытащив из кармана куртки кассету, Джозеф положил ее на стол. — Это — последнее звуковое письмо к доктору Джакоби Лоры Палмер… — он указал пальцем на надпись, сделанную на конверте. — «Двадцать третьего февраля», — прочитал он. — Как раз в тот день…

Купер, все это время слушавший диалог шерифа и Джозефа, взяв кассету, аккуратно положил ее в карман и спросил:— Джозеф!.. Что за опасную игру ты затеял? Откуда у тебя это?.. — Я случайно зашел домой к Джакоби — как раз в тот момент, когда он отправился на свидание с Лорой Палмер, после которого и попал в госпиталь… — Это тебе тоже Донна сказала?.. — осведомился Трумен.

Хэрвэй кивнул. — Да. — Значит, ты проник в квартиру доктора Джакоби без его ведома?.. А знаешь, как это называется на языке закона? Кража со взломом.

Джозеф поспешил оправдаться:— Но квартира была открыта… — Открыта?.. Допустим… Скажи, — шериф пристально вглядывался в глаза Хэрвэя, — скажи, ты был в этой квартире один?..

Джо тихо ответил тоном, который, казалось, ни у кого не должен был вызывать сомнений:— Да.

Сделав коллеге жест рукой, чтобы тот замолчал, Купер спросил:— А для чего тебе понадобилось быть в квартире Лоуренса?.. — Для того… — Джозеф принялся оглядываться по сторонам, словно ища подсказки, — для того, чтобы… — В общем, вы, Дэйл, еще не знаете Твин Пикса. Дело в том, что этот доктор Джакоби — известный в городе психоаналитик, к услугам которого прибегает, наверное, добрая половина нашего города… У него очень оригинальная методика — пациенты не записываются на прием, а присылают доктору аудиокассеты… В общем, я знал, что Лора Палмер тоже пользовалась его услугами… — Откуда?.. — Она сама говорила мне об этом, — ответил Джозеф, прекрасно понимая, что теперь проверить правдивость его слов невозможно, — да, Лора говорила мне, что пересылает кассеты Джакоби.. Лучше прослушайте…

Шерифу уже порядком надоел этот разговор — долгий, нудный и бессодержательный. Он, устало проведя пятерней по лбу, произнес:— Ладно… Доктора Джакоби отложим до другого раза… И все-таки — каким образом в бензобаке твоего мотоцикла оказался кокаин? — вернулся он к исходной точке разговора.

Хэрвэй осекся и замолчал. — Не хочешь говорить — не надо, — сказал шериф, — тогда возвращайся в каталажку и подумай хорошенько обо всем, что мы тебе тут сказали…

Дэйл кивнул. — Да, мне кажется, что Гарри прав. Тебе действительно сейчас лучше всего несколько дней просидеть в каталажке… Для твоей же пользы, Джо… — Что вы имеете в виду?..

Купер мягко улыбнулся. — Во-первых, ты, как ценный свидетель, всегда будешь под боком… Во-вторых… — Купер очень любил такую манеру оформления своих мыслей — «во-первых, во-вторых, в-третьих…» — Так вот, во-вторых — если этот кто-то, имя которого ты почему-то так упорно не хочешь называть, способен так подло подставить тебя, подбросив наркотики, никто не может дать гарантий, что в следующий раз он не опустит на твою голову кирпич. Ну, а в-третьих, приятель, это наверняка убережет тебя от новых необдуманных поступков… — Дэйл, нажав на кнопку селектора, произнес в микрофон: — Томми, большое спасибо за услугу… Уведите задержанного обратно в камеру!..


Весь день Эда Малкастера не покидало какое-то тревожное предчувствие беды. Он почему-то думал, что должно случиться нечто очень скверное, из рук вон выходящее… В такие минуты Эд часто вспоминал известный афоризм, приписываемый в Твин Пиксе старику Хилтону — «Плохие времена наступают, когда начинаешь к ним загодя готовиться»… Эд Малкастер, хотя и не любил старика Хилтона, неоднократно имел возможность убедиться в справедливости этого изречения на собственной шкуре.

Подъехав к коттеджу, Эд несколько смутился и удивился одному обстоятельству — несмотря на довольно позднее время, света в окнах не было.

«Что еще такое? — с тревогой подумал он. — Куда же Надин запропастилась…»

Обычно по вечерам его одноглазая жена была дома — Эд знал это наверняка.

Вытащив из кармана брюк ключи, Малкастер вставил один из них в замок и с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. — Это что еще такое?.. — пробормотал он. — Неужели Надин забыла закрыть за собой двери?..

Пройдя в темную прихожую, Эд включил свет и, окинув взглядом вешалку, убедился, что вещи жены на месте. — Странно, — пробормотал он, — очень странно. Может быть, она просто заснула?..

Почти бегом он поднялся по лестнице на второй этаж и, заметив на кушетке прикрытую пледом жену, а рядом, на столике — пустой флакончик из-под «Циклопакса», сразу же все понял. — Надин!.. — принялся он изо всех сил тормошить жену. — Надин!.. Надин!!.. Что ты натворила!..

Голова Надин тряслась, как у тряпичной куклы. Она молчала. — Надин!..

Та не подавала никаких признаков жизни. — Надин!.. Очнись!..

Эд пощупал пульс своей жены — он едва угадывался.

Малкастер, бросившись к телефону, судорожно набрал номер клиники. — Алло!.. Это Эд Малкастер!.. Сейчас же вышлите карету «скорой помощи»!.. Моя жена отравилась…


У Шейлы Джонсон, как и у каждой женщины подобного склада, было в жизни несколько привычек, достаточно постоянных, чтобы ими когда-нибудь поступиться и довольно необременительных, чтобы они успели надоесть. Одной из привычек было мытье головы строго раз в неделю, в понедельник вечером.

Шейла и сама не могла взять в толк, почему для мытья головы она выбрала именно этот день и именно это время суток; во всяком случае, это вошло в постоянную привычку, а собственные привычки Шейла очень любила.

Включив воду, миссис Джонсон полезла в бельевой шкаф за огромным махровым полотенцем. Неожиданно ее рука нащупала на полке пистолет.

«Хорошо, — подумала она, — хорошо. Тот самый…»

Да, это было действительно то самое оружие, из которого она прострелила предплечье своего мужа.

Аккуратно положив пистолет на полочку в ванной, рядом с полотенцем, она, еще раз проверив, подходит ли вода для мытья головы, подставила волосы под теплые струи.

«Черт, — выругалась про себя Шейла — шампунь попал ей в глаз. — Черт… Всегда со мной что-нибудь случается…»

Она протянула руку к полочке — туда, где несколько минут назад положила полотенце, но в этот момент кто-то, схватив девушку за запястье, с силой сжал его — Шейла успела только вскрикнуть:— Ой!..

В лицо Шейлы плеснуло холодной водой — она открыла глаза: перед ней стоял Лео. — Ты?.. — только и смогла произнести девушка. Лео мерзко ухмыльнулся. — Да…

Только теперь Шейла заметила в руках Лео пистолет — тот самый, который она так непредусмотрительно взяла с собой в ванну. — Ну, как жизнь?.. — спросил Лео таким тоном, будто бы говорил не с человеком, который несколько дней назад стрелял в него, а с закадычным приятелем, обычным соседом по столику в пивной. — Как ты поживаешь?..

Шейла растерянно заморгала. — Так…

Лео снял оружие с предохранителя. — А теперь постарайся представить, — произнес он с отвратительной ухмылкой, — постарайся представить, дорогая, — это слово он произнес с такой издевкой, что девушке стало не по себе, — что ты почувствуешь, когда пуля прошьет тебе живот…

Но тону, которым были произнесены эти слова, Шейла поняла, что Лео не шутит — она слишком хорошо знала своего мужа.

Девушка заморгала еще чаще. — Я… — начала было она. Шейла была настолько обескуражена произошедшим, что не знала, что и сказать. — Я… Лео, ты…

Вороненое дуло приблизилось к лицу девушки и уткнулось ей в щеку. — Ну-ка, ну-ка, — продолжал ухмыляться Лео, корча отвратительные гримасы, — ну-ка, дорогая, что ты еще скажешь?.. — он сделал паузу, ожидая ответа жены — та молчала. — Что ты скажешь в свое оправдание?..

Шейла попыталась вырваться из цепких рук своего мужа, однако тот, резким движением вывернув ей руку, заставил вскрикнуть от боли. — Не дергайся, не дергайся, — сказал Лео, — не дергайся, дорогая… Будешь дергаться, я сделаю тебе очень больно… Ты ведь знаешь, как хорошо это у меня получается… Не правда ли?..

Видимо, предвкушение издевательского куража придавало Джонсону необычайную словоохотливость и склонность к своеобразному юмору.

Шейла вновь попыталась вырваться. Короткий взмах кулака Лео — и перед глазами девушки поплыли огромные фосфорические круги. Удар был не очень силен, но пришелся прямо в губы — девушка вместе со сгустком крови выплюнула на пол выбитый зуб.

Заметив это, Лео принялся притворно сокрушаться:— Ай-яй-яй… Зубик выбил…

После этих слов Лео, сняв с крюка бельевую веревку, выволок девушку на кухню и в мгновение ока привязал ее к столбу, подпиравшему потолок.

Шейла расширенными от ужаса глазами посмотрела на насильника. — Лео!.. Ты что?..

Лео, ничего не ответив, потуже затянул узел на ее запястьях.

Лео-Джонсон коротко замахнулся на Шейлу, она вздрогнула. — Заткнись… — заметив на губах своей жены кровавую пену, он вновь издевательски произнес: — Ай-яй-яй… Инвалид ты наш… У тебя всегда была такая очаровательная улыбка…

Шейла наклонила голову — она приготовилась к самому худшему,

Лео продожал свои издевательства:— Твоя улыбка всегда сводила с ума мужчин… И не только мужчин, но и подростков…

«Боже, — в неописуемом ужасе подумала девушка, — Боже, неужели… неужели он и про Бобби все знает… Откуда?..»— Да-да, разных сопляков…

«Откуда?..»

Голос Лео наполнился презрением. — Ты, уличная потаскуха… Ты изменяла мне с самыми последними людьми…

«Откуда он знает?..»

Лео уже не говорил, а кричал:— Ты трахалась со всеми подряд, ты не пропускала ни одного смазливого подростка… Даже этого сына придурка Гарланда…

«О Боже… Что сейчас со мной будет», — подумала Шейла и попыталась высвободить руки, однако эта попытка оказалась тщетной — Лео привязал ее очень сильно.

Джонсон прищурился. — Ну, может быть, ты хоть что-нибудь скажешь?.. — он, вытащив из кармана сигарету, размял ее и, щелкнув зажигалкой, выпустил прямо в лицо девушке струйку сизого дыма, та закашлялась. — Может быть, ты хоть чем-то сможешь оправдаться?..

Шейла, подняв голову, посмотрела в глаза своего мучителя и поняла, что на этот раз пощады не будет. — Я… Лео, ты… — принялась бессвязно лепетать она. — Я не так… Лео… прости меня…

Насладившись беспомощностью жертвы, Лео затушил сигарету и, вытащив из-за пазухи какой-то газетный сверток, ударил им девушку по голове. Шейла вскрикнула и сразу же потеряла сознание…

Глава 32

Ночные разговоры Донны и Гарриет Хайвер. — Джозеф, сидя в камере, размышляет о загадочной надписи на носовом платке Лоры Палмер «Огонь, пойдем со мной». — Лео перевозит Шейлу на лесопилку Пэккардов.


Отношения сестер Хайвер никогда не отличались ровностью, чаще всего они вписывались в эмоциональный диапазон от острой взаимной ненависти до горячей обоюдной любви. «Обычное дело, когда в семье две сестры-подростка», — сказал однажды по этому поводу их отец Уильям и, видимо, был прав.

Живя в одной комнате. Донна и Гарриет ругались и мирились по несколько десятков раз на день — скандалы, причем, как правило, по самым пустяковым поводам, начинались с пробуждения, тлели за завтраком и приобретали взрывоопасный характер по дороге в школу; перемирие, хотя и перманентное, обычно наступало перед сном — девочки не любили засыпать сразу же после того, как родители заставляли их лечь в кровать, и, улегшись, любили поболтать о самых различных вещах.

В тот день все началось, как обычно — Донна и Гарриет вусмерть поругались за завтраком из-за неподметенной вчера комнаты — Донна утверждала, что теперь очередь Гарриет, та со слезами доказывала обратное. Весь день они демонстративно не замечали друг друга, и только оказавшись в постели, одновременно решили восстановить мир — было только одиннадцать вечера, и ни одной, ни другой спать не хотелось…

Донна, как старшая, взяла инициативу на себя. Приподнявшись на локте, она обернула голову к Гарриет и тихо сказала:— Гарри? Ты не спишь?..

Со стороны кровати Гарриет спустя несколько секунд послышалось:— Нет…

Донна вновь спросила:— А что ты делаешь?..

Подумав, младшая сестра ответила:— Ничего… Думаю… — О чем?..

Гарриет обернулась в сторону Донны. — Думаю… — О чем?..

Со стороны кровати Гарриет послышался шорох поправляемого одеяла. — О том же, о чем и ты…

Донна не отставала:— А откуда ты знаешь, о чем я сейчас думаю?..

Гарриет хмыкнула. — Знаю… Об этом сейчас весь наш город думает… — Ну, и о чем же думает весь город?..

Гарриет вновь хмыкнула. — Будто не знаешь… — И все-таки…

До слуха Донны вновь долетел шорох поправляемого одеяла. — Не придуривайся… О гибели Лоры Палмер… В спальне воцарилась тишина.

Первой прервала паузу Донна:— А почему это тебя так интересует?..

«Сказать или не сказать? — подумала Гарриет. — Если скажу, она вновь примется смеяться надо мной, а если не скажу, могу много не узнать… Ведь она наверняка в курсе многих вещей… Нет, все-таки, наверное, лучше сказать… Может быть, Донна и сообщит мне что-нибудь такое… Полезное…»

Донна повторила вопрос:— А почему, Гарри, тебя это так вдруг заинтересовало?.. Ни с того, ни с сего?..

Гарриет, отлично знавшая характер сестры, решила, что сейчас лучше всего прикинуться дурочкой — кстати, Донна всегда с некоторой издевкой говорила, что у нее это настолько хорошо получается, что и прикидываться не надо… — Мне кажется, Лора стала жертвой несчастной любви, — произнесла Гарриет чрезвычайно высокопарно и напыщенно — она часто слышала эту фразу в мелодраматических телесериалах.

«Придуривается, — решила Донна. — Точно так сказала вчера Ребекка Польстер в четыреста двадцать девятой серии „Хроники Дороти Пэгг“, когда Билли Крамер спросил ее о судьбе дочери… Гарриет, кажется, смотрела эту серию… Впрочем, если и нет, она наверняка могла слышать эту фразу в какой-нибудь другой телепрограмме… Наверняка придуривается, наверняка…»— Хорошо. А как ты считаешь, кого она любила? — осторожно поинтересовалась Донна, прекрасно зная, какой ответ последует. Донна была просто уверена, что младшая сестра наверняка назовет имя Бобби Таундеша или Джозефа Хэрвэя, а вопрос этот задала просто так, чтобы еще раз убедиться в своей правоте.

Ответ Гарриет прозвучал для Донны более чем неожиданно. — Мне кажется, она любила Бенжамина Хорна, — произнесла Гарриет.

Донна от удивления приподнялась и пристально посмотрела на сестру — на подушке чернели лишь ее кудри. — Кого?.. Кого?..

Гарриет повторила тем же невозмутимым тоном. — Бенжамина Хорна. Папочку твоей одноклассницы Одри Хорн… — С чего это ты взяла?..

Гарриет замолчала.

Донна знала, что означает это молчание.

«Наверняка думает, стоит мне говорить или нет, — решила она, — значит, ей известно что-то такое, что не знает никто из нас. Даже Джозеф и я…»

Гарриет продолжала тянуть паузу.

Донна не выдержала:— Ну говори же…

Гарриет замялась. — А ты никому не расскажешь?..

Донна поспешила успокоить младшую сестру:— Нет, Гарри, не расскажу… Это только ты у нас в семье способна на такие вещи — помнишь, как рассказала папе о моем бегстве через окно?.. — Неправда, неправда! — принялась оправдываться сестра. — Я ему ничего не говорила… Я только сказала:

«Папа, вот это окно, а вот это — кровать Донны…»

Донна, чувствуя, что нить разговора начинает ускользать, решительно вернула беседу в прежнее русло. — Значит, ты уверена, что Лора была влюблена в Бенжамина Хорна?.. — Нет… — Но ты только что сама это сказала, — с досадой произнесла старшая сестра.

Гарриет ответила несколько обидчиво:— Я так не говорила — что «уверена»… Это только мои предположения…

Донне до смерти надоела эта беседа — подобные диалоги их школьный учитель физики обычно называл пустым сотрясением воздуха». Он был прав, этот учитель — беседа крутится вокруг одного предмета, причем никто из беседующих не решается взять инициативу на себя… — Короче, — произнесла Донна. — Ты говоришь, что мистер Хорн и Лора Палмер… — Ничего я не говорю… — Тогда почему же… — Просто я однажды видела, как они целовались в «линкольне» Хорна…

Донна замолчала, обдумывая услышанное. — Ты уверена?.. Гарриет хмыкнула. — Конечно…

В спальне вновь воцарилась долгая пауза.

«Интересно, — соображала Донна, — что общего могло быть у Лоры с этим Хорном… Что могло их связывать? Ну, допустим, их отцы имели какие-то совместные дела, Лора работала в парфюмерном отделе… И почему она ничего мне не говорила?..»

Молчание прервала Гарри. — Послушай, Дон, — произнесла она таким тоном, что старшая сестра сразу же поняла — сейчас Гарриет ее о чем-то попросит. — Да… — Послушай… Я вот сейчас заканчиваю одну вещичку… ты же знаешь, я иногда пишу эротическую прозу…

Донна кивнула в ответ. — Да, знаю… — И я, насмотревшись на похороны Лоры Палмер, пришла к выводу, что главная героиня недостойна такой смерти и таких похорон… — И что же ты решила? — улыбнулась старшая сестра. — Каких похорон она достойна?..

Гарриет на минуту задумалась. — Мне кажется, наилучшая смерть — это смерть под колесами поезда… Чтобы главную героиню разорвало на мелкие кусочки…

Донна вновь улыбнулась. — Ты, наверное, начиталась Льва Толстого?.. «Анну Каренину»? — Донна не любила этого писателя. — Да… — И что же?..

В ответ последовало:— Как ты думаешь, стоит ли бросить мою героиню под колеса поезда?..

Донна, не раздумывая, ответила:— Ни в коем случае. — Почему же?.. — Понимаешь, — начала старшая сестра, — эта сцена — имею в виду гибель главной героини под колесами поезда — будет выглядеть целиком лживо и неправдоподобно…

Гарриет это объяснение не удовлетворило. — Это еще почему?..

Донна, поднявшись с кровати, сунула ноги в шлепанцы и, подойдя к койке Гарриет, уселась рядом. — Дело в том, что настоящая женщина всегда думает, как она будет выглядеть… Всегда и везде. Даже в гробу… Любая женщина — если она, конечно, настоящая женщина, всегда должна думать, какое впечатление она произведет на мужчин…

«Отличная идея!.. — подумала Гарриет. — Надо будет где-нибудь вставить…»— Кстати, — сказала Гарриет, — недавно я прочитала одно классное стихотворение — правда, так и не выяснила, кто же автор, у книги была оторвана обложка…

Донна вздохнула.

«Сейчас наверняка захочет мне его продекламировать… Ладно, пусть читает, спать все равно не хочется…»— …и оно мне так понравилось, что я решила выучить его наизусть… Прочитать?..

Донна кивнула. — Читай…

Быстро поднявшись с кровати, Гарриет подошла к окну, чтобы на нее падал лунный свет, и принялась замогильным голосом читать:— «Духи смерти»… — это название… — Боже, — прошептала Донна, — опять, наверное, о кладбищах…

Гарриет продолжала:

Среди раздумья стылых плит

Твоя душа себя узрит,

Никто не внидет в сумрак ложа,

Твой сокровенный час тревожа.

Молчи наедине с собой,

Один ты будешь здесь едва ли,

Ведь духи мертвых, что толпой

Тебя при жизни окружали,

И в смерти вновь тебя найдут:

Их воля явственнее тут…

Где их воля явственнее? — не поняла Донна. Гарриет отмахнулась:— Неужели не понятно?.. На кладбище, где же еще… Не мешай. — Она продолжила декламацию:


Погасит мрак сиянье ночи,

И звезды, затворяя очи,

Не обронят с престольных круч

С надеждой нашей схожий луч.

Но звезд померкших отсвет алый

Покажется душе усталой

Ожогом, мукой, дрожью век,

И он прильнет к тебе навек.

К кому прильнет? — вновь не поняла Донна. — Какая разница… слушай дальше:


Не сгонишь этих мыслей с круга,

Круг образов замкнется туго,

Они, в душе найдя приют,

Как росы с луга, не уйдут.

Затих Зефир — дыханье Бога,

И дымка над холмом полого,

Прозрачно, призрачно дрожит,

Как знаменье, она лежит

На деревах под небесами,

Таинственней, чем тайны сами…


Обернувшись к сестре, Гарриет спросила: — Ну как тебе?..

Донна неопределенно пожала плечами. — Красиво написано… Только ничего не понятно… «И он прильнет к тебе навек…» — процитировала она по памяти. — Кто прильнет?..

Гарриет уселась на койку. — Это все потому, что ты прагматик по жизни… — С чего это ты взяла?..

Гарриет, улегшись на кровать, накрылась одеялом. — Так кто прильнет? — повторила свой вопрос Донна, иронически посмотрев на младшую сестру. — Ты мне так и не ответила…

Та, натянув на голову одеяло, проворчала:— Отстань…

Донна пожала плечами. — Хорошо, как хочешь… Я ведь не просила, чтобы ты мне это читала…

Спустя несколько минут из-под одеяла послышался голос Гарриет:— И не забудь, что завтра твоя очередь подметать комнату…

Донна не обратила на реплику сестры абсолютно никакого внимания. Уже засыпая, она подумала: «неужели у Лоры Палмер действительно было что-то с Бенжамином Хорном?.. Если да, а это наверняка так, то что именно?.. И почему об этом никто не знает?..»


Джозеф Хэрвэй был помещен в самую лучшую камеру каталажки. Так распорядился шериф — видимо, авторитет агента ФБР Купера был в его глазах столь высок, что Гарри тоже уверовал в то, что наркотики в бензобаке «Харлей-Дэвидсона» не принадлежат хозяину мотоцикла, а, скорее всего, подброшены с целью опорочить его доброе имя в глазах полиции. Кроме того, Трумен проявил неслыханный для него либерализм — он разрешил свидания для любых посетителей, желавших видеть Хэрвэя, в любое время суток. Джозеф знал наверняка, что к нему обязательно наведаются как минимум два человека — Донна Хайвер и его дядя Эд, хозяин бензоколонки, и с нетерпением ожидал их появления.

В ожидании посетителей Джозеф долго и напряженно думал о некоторых странных обстоятельствах, связанных со смертью Лоры, пытаясь свести концы с концами. В последнее время его более всего занимала загадочная надпись, выполненная почему-то кровью на платке, найденном в районе предполагаемого места преступления — «Огонь, пойдем со мной».

Как и все обитатели подобных заведений, Джозеф довольно быстро приобрел привычку разговаривать самому с собой. — Интересно, — шептал он, механически вертя на пальце ключи зажигания своего мотоцикла — Трумен то ли по забывчивости, то ли по прямому умыслу оставил их задержанному, — интересно, что это могло значить?.. «Огонь, пойдем со мной»… — Хэрвэй внезапно вспомнил, инк однажды, на каком-то пикнике Лора то ли в шутку, то ли всерьез сказала: «Ты не можешь разжечь во мне огонь. Но я знаю одного человека, который способен ни это…» Тогда Джозеф, чрезвычайно обидевшись на свою подругу, прервал ее; теперь он жалел об этом. «Огонь, пойдем со мной», — это наверняка о том мужчине, которого имела в виду Лора, — решил Джозеф. — Наверняка о нем, больше не о ком…»

Размышления Хэрвэя прервал Томми Хогг, принесший в камеру обед.

Джозеф, заметив на подносе большую плитку шоколада — вне всякого сомнения, этот продукт не мог входить в тюремный рацион, вопросительно посмотрел на заместителя шерифа. — Это откуда? Томми улыбнулся. — Подарок Дэйла Купера, — произнес он. — Он сказал мне, что шоколад прекрасно восстанавливает силы… Мы-то знаем, что ты сидишь тут не потому, что представляешь общественную опасность, а только для того, чтобы не наделал очередных глупостей…

Джозеф благодарно улыбнулся. — Спасибо…

Томми принялся собирать грязную посуду, оставшуюся с завтрака. — Не за что… Благодари мистера Купера.

Когда Хогг ушел, Джозеф вновь принялся выстраи-нать логические цепочки:— Хорошо. Допустим, это — какой-то мужчина. — Напряженно думал он. — Кто же это тогда мог быть? Доктор Джакоби?.. Нет… Бобби? — Джозеф поморщился от этой догадки. — Тоже нет… Может быть, тот, в красном «корвете»?..


Очнувшись, Шейла открыла глаза и осмотрелась. Она находилась в каком-то нежилом помещении, скорее всего — дровяном складе или пакгаузе. На полу валялись свежие стружки, обрезки древесины и древесная кора. Пахло свежей смолой. Взгляд Шейлы упал на большую надпись, выполненную на стене помещения масляной краской — «Лесопилка Пэккардов. Сушилка № З».

«Лесопилка? — удивилась девушка. — Интересно, как я тут оказалась?»

Она попыталась было освободиться, но это ей не удалось — руки были заведены назад и привязаны к огромной поперечной балке, подпиравшей потолок.

Двери скрипнули, и на пороге показался Лео — Шейле сразу же бросилось в глаза то, что в руках у него была огромная металлическая канистра. Острый бензиновый запах не оставлял сомнений, что в ней налито.

Подойдя к пленнице, Лео потрепал ладонью ее щеку — обычно так обращаются с маленькими детьми, желая их приободрить. — Не бойся, — процедил он сквозь зубы, — не бойся, все будет хорошо…

Шейла опустила голову. — Сволочь… — прошептала она.

На ее счастье, Лео, который в это время отошел с канистрой вглубь помещения, не расслышал этого слова.

Поставив в угол канистру, Лео открутил пробку и плеснул горючее на пол, устланный стружками, и на стены. После этого он вытащил из внутреннего кармана куртки большой пакет и развернул его. Это была самодельная мина с часовым механизмом.

Заметив в глазах Шейлы удивление, ее муж принялся объяснять:— Как только маленькая стрелка часов подойдет вот к этой цифре, устройство сработает и воспламенит фитиль. — Лео, взяв канистру, вылил из нее остатки дорожкой от пробензиненной стены ко взрывному устройству. — А ты, дорогая, будешь стоять тут, привязанная, и смотреть, как эта стрелка неминуемо приближается к заветной цифре, будешь прислушиваться к тиканью стрелок, отсчитывающих секунды твоей жизни. — Лео улыбнулся. — Последние секунды твоей жизни, — добавил он.

Шейла попыталась сделать последнюю попытку спасти свою жизнь:— Послушай, Лео, — начала она. — Ты совсем не то обо мне думаешь…

Тот, не дослушав, оборвал ее коротким жестом. — Не надо. Все и так ясно…

Заведя часы и еще раз тщательно проверив, все ли сделано так, как следует, Лео на прощание улыбнулся и вышел, аккуратно затворив за собой двери…

Глава 33

Размышления психоаналитика Лоуренса Джакоби на больничной койке. — Одри Хорн по-прежнему в «Одноглазом Джеке». — Бенжамин Хорн успешно завершает переговоры с норвежскими бизнесменами.


Многие окружающие, даже хорошо знавшие доктора Лоуренса Джакоби, считали его если и не немножко тронутым то, во всяком случае, человеком со странностями. Когда где-нибудь речь заходила о психоаналитике, такие люди, многозначительно повертев пальцем у виска, обыкновенно произносили: «А, Джакоби?.. Наш Лоуренс?.. Так ведь он немного того…» Далее обычно следовал какой-нибудь анекдот из жизни доктора. Причин для такого отношения было множество, но главной являлась странная, по мнению многих, привычка доктора разговаривать самому с собой. Привычка эта, свойственная писателям, журналистам, школьным учителям, телекомментаторам и вообще всем, кто имеет какое-нибудь отношение к слову, у многих, как правило, вызывает сомнения в умственной полноценности. Доктор Джакоби, человек достаточно редкой профессии, имел обыкновение не просто беседовать сам с собой; это был не бессвязный монолог, а диалог. Лоуренс, задавая себе вопросы (порой даже малозначащие, на первый взгляд), тут же сам отвечал на них. По мнению психоаналитика это «раздвоение личности», как ничто другое, способствовало правильному самоанализу и выработке устойчивых реакций на многие негативные явления окружающей действительности. А что касается иронического смеха профанов по этому поводу — Лоуренсу на профанов всегда было глубоко наплевать.

Вот и теперь, лежа на больничной койке, доктор не терял времени даром — он в который уже раз выстраивал цепочки вопросов и ответов с целью полного выявления собственной сущности. — Ты спишь? — спросил Лоуренс у самого себя. — Если ты меня об этом спрашиваешь — то нет. — Что ты думаешь о своей теперешней болезни? — Думаю, очень скоро я поправлюсь. — Лоуренс, тебя когда-нибудь печалила мысль о смерти? — Нет. — Разве подобная перспектива прельщает тебя, Лоуренс? — Если бы я бодрствовал, мне хотелось бы умереть… Вслед за несчастной Лорой Палмер. А сейчас, в этот момент мне почему-то все равно. — Объясни мне это, Лоуренс. — Лоуренс, в настоящее время мне явно не по плечу эта задача. — Тогда о чем мне тебя спрашивать, Лоуренс? — О чем хочешь… — Может быть, о Лоре Палмер? — Нет, Лоуренс, мне не хочется сейчас думать об этом. — Тогда о чем же?.. — Лоуренс, давай начнем с самого начала… — Ты же сам знаешь — «В начале было слово, и слово было…» Ты хочешь говорить о Боге, Лоуренс? — Не знаю. — Хорошо. Давай поговорим о Боге. — Давай. — Так что же такое Бог? — Я не знаю, как это объяснить. — Но разве Бог — не дух? — Раньше я знал, что следует понимать под этим словом, но теперь не могу дать вразумительного толкования.

Двери палаты, где лежал Джакоби, раскрылись — на пороге показалась медицинская сестра, которую, видимо, привлек шепот больного. Постояв с минутку и послушав, что пациент объясняет самому себе о Боге, она понимающе хмыкнула и пошла обратно на коридор.

Лоуренс, лежа на правом боку, отрешенно смотрел в стенку и шевелил губами:— Но ведь Бог нематериален? — Нематериальности не существует. Это не более, чем слова. То, что нематериально, не существует вообще, если только не отождествлять предметы с их свойствами. — Лоуренс, значит. Бог — материален? — Нет. — Почему? — Не знаю… Мне так кажется… — Лоуренс, а дух Лоры Палмер, запечатленный видеокассете, был материален? — Я не хочу об этом думать. — Но ведь нематериальное невозможно запечатлеть? — Наверное… — Так что же в таком случае Бог? — Я представляю себе, но словами это передать очень трудно… Он не дух, но, тем не менее, он существует… — Но ведь в прошлый раз ты утверждал, что всякое деяние сводится к движению и мысли, что вторая является прообразом первого… — Лоуренс, я заблуждался… — Вот как? И в чем же?.. — Движение — это действие духа, а не мысли. Нерасторжимая материя в состоянии покоя и есть то, что ты называешь духом. А сила движения как раз и является результатом ее неделимости и вездесущности, — как именно это происходит, мне неизвестно, может быть, я никогда этого не узнаю… Но нерасторжимая материя, приведенная в действие свойством, заключенным в ней самой, и есть мысль… — Тогда ответь мне, Лоуренс, что в твоем понимании есть нерасторжимая материя? — Известные людям вещества, по мере восхождения материи на более высокие ступени развития, становятся все менее доступными чувственным восприятиям. Лоуренс. Возьми, например, металл, кусок древесины, каплю какой-нибудь жидкости, воздух, газ, теплоту, электричество… Ты называешь все эти вещества и явления материей, охватывая таким образом единым и всеобщим определением все материальное; но так или иначе, а ведь не может быть двух представлений, более существенно отличающихся друг от друга, чем то, которое связано у нас в одном случае с металлом и в другом — с газом. Как только ты говоришь мне о втором, я чувствую в себе непреодолимую потребность отождествить его с бесплотным духом или с пустотой. Меня удерживают от этого только знания, полученные в школе — об атомах, из которых состоит этот газ; но даже и тогда я ищу представление об атоме, как о чем-то, хотя бы и в бесконечно малых размерах, но все-таки имеющем плотность, осязаемость, вес. Устрани понятие о его атомистичности — я говорю о газе — я уже не смогу рассматривать газ как вполне реальное вещество, или, во всяком случае, как материю в привычном понимании… За неимением лучшего определения тебе, Лоуренс — согласись со мной! — придется называть его духом. Сделай, однако, от рассмотрения газа следующий шаг и представь себе вещество, которое настолько же бесплотней газа, насколько газ бесплотней металла, — и ты, Лоуренс, наконец приблизишься в своем понимании к массе, единственной в своем роде, — к нерасторжимой материи. Потому что, хотя мы и примеряемся с бесконечной малостью самих атомов, бесконечная малость пространства между ними представляется абсурдом. Ибо тогда непременно возникло бы какое-нибудь критическое состояние, какая-то степень разреженности, когда, если атомы достаточно многочисленны, промежуточное пространство между ними должно было бы совершенно исчезнуть и вся их масса — абсолютно уплотниться. Лоуренс, эти вещи ты должен помнить еще из университетского курса элементарной физики. Ну, а поскольку само понятие об атомистической структуре в данном случае целиком и полностью исключается, природа этой массы неизбежно сводится теперь к представлению о духе. Совершенно очевидно, однако, что вещество по-прежнему остается материей. По правде говоря, мы ведь не можем уяснить себе, что такое дух, поскольку не в состоянии представить себе то, чего не существует. Лоуренс, ты обольщаешься мыслью, будто составил себе о нем какое-то понятие потому только, что обманываешь себя представлением о нем как о бесконечно разреженном веществе. Ты понимаешь свою ошибку, Лоуренс?.. — Лоуренс, твоя мысль об абсолютном уплотнении наталкивается на одно серьезное возражение, которое, как мне кажется, невозможно оспаривать; оно заключено в том ничтожно малом сопротивлении, которое испытывают небесные тела при своем обращении в мировом пространстве. Лоуренс, ты знаешь, что сопротивление тел зависит главным образом от их плотности, это знают даже троечники по астрономии… Абсолютное уплотнение дает абсолютную плотность. А там, где нет промежуточного пространства, не может быть и податливости. И абсолютно плотный эфир был бы для движения звезд преградой бесконечно более могучей, чем если бы они двигались в алмазной или железной среде… Не так ли, Лоуренс?.. — Лоуренс, легкость ответа на твое возражение прямо пропорционально кажущейся невозможности на него ответить. Если уж говорить о движении звезды, то ведь совершенно одно и то же, звезда ли проходит через эфир или же эфир сквозь звезду. И самое главное заблуждение и астрономии, — это попытка совместить постоянно наблюдаемые замедления хода комет с их движением в эфире. Потому что, какую бы большую разреженность эфира ни допустить, он бы остановил все обращение звезд гораздо раньше срока, положенного учеными-астрономами, которые всячески стараются ускользнуть от этого вопроса, оказавшегося гораздо выше их понимания. С другой же стороны, замедление, которое в действительности имеет место, можно было бы предвидеть заранее, учитывая трение эфира, мгновенно проходящего сквозь светило…

В этот момент в палату вновь вошла медсестра. Джакоби, перевернувшись на другой бок, очень недовольным тоном спросил:— Что вам угодно, мисс?

В этот момент Лоуренс был на подходе к доказательству того, что Бог действительно существует — для этого ему пришлось привлечь на помощь все естественные законы, которые ему были известны.

Медсестра подошла к кровати. — Как вы себя чувствуете?..

Джакоби отвернулся к стене. — Хорошо. А почему вы спрашиваете?..

Медсестра замялась. — Мне показалось… Мне показалось, что вы разговаривали с собой, доктор Джакоби… — Да. Разговаривал. Ну и что?..

Медсестра принялась переминаться с ноги на ногу, не зная, с чего начать. — Понимаете… Мне показалось это несколько странным…

Лоуренс, вновь обернувшись, с нескрываемой ненавистью посмотрел на медсестру. — Оставьте меня в покое…

Та, пожав плечами, удалилась.

Лоуренс, поправив сбившееся одеяло, попытался было вновь собраться с мыслями, чтобы закончить свои рассуждения, но понял: нить утеряна безвозвратно…

«Боже, — подумал он, — какими недалекими и глупыми бывают иногда люди…»


Одри, сидя в кресле, смотрела на Блэкки — видимо, доза героина была недостаточной, чтобы та пребывала в состоянии наркотического кайфа слишком долго. А может быть, организм наркоманки был очень стойким и выносливым. Пока еще стойким…

Проснувшись, словно от толчка, хозяйка «Одноглазого Джека» выпрямилась в кресле и мутным глазом посмотрела на Одри — девушку передернуло от брезгливости. Одри отвернулась — она терпеть не могла наркоманов.

Поднявшись со своего места, Блэкки походкой сомнамбулы прошла к столу и, открыв пробку графина, жадно отхлебнула из горлышка; по подбородку хозяйки «Одноглазого Джека» потекла вода, кадык, большой, как у мужика-лесоруба, быстро заходил взад-вперед — от этого зрелища девушку едва не вытошнило. Напившись, Блэкки отставила графин и той же шатающейся походкой направилась к креслу.

Глядя на нее, Одри подумала: «Наверное, хоть сейчас эта старая сволочь не будет расспрашивать меня…» Взяв отложенные на столик журналы, Хорн сделала вид, что читает. — Послушай… — прохрипела Блэкки.

Одри обернулась. — Да, мэм… Я к вашим услугам.

В этот момент Одри очень хотелось послать эту грязную курву к чертовой матери; она с трудом сдерживала себя, чтобы так не поступить. — Это… как там тебя зовут… впрочем, это не столь важно, — по голосу наркоманки можно было догадаться, что каждое слово дается ей с неимоверными усилиями. — Там, в шуфляде стола — заправленный шприц и жгут… Дай сюда.

Резко поднявшись, Одри вытащила из ящичка необходимое и молча протянула Блэкки.

Та, с трудом закатав рукав, попыталась сделать себе инъекцию, однако даже непосвященному было ясно, что ей не удастся этого сделать. — Послушай… — прохрипела Блэкки. — Ты когда-нибудь делала уколы?.. — Да.

Блэкки выставила руку. — Сделай мне укол…

Когда укол был сделан, наркоманке сразу же стало легче. — А теперь, — произнесла она, — почитай мне еще чего-нибудь… Просто я сейчас в таком состоянии, что мне необходимо хоть на что-то переключиться…

Одри, усевшись в кресло, со вздохом взяла кипу журналов. — Что именно, мэм?..

Блэкки медленно повернула голову — в ее взгляде наконец-то появилось что-то осмысленное. — Ну, я же говорю — что-нибудь содержательное… Почитай названия.

Одри вновь вздохнула.

Несмотря на всю тяжесть своего состояния, от Блэкки не укрылось, что ее просьбы вызывают у этой странной новенькой если не явное неудовольствие, то, во всяком случае, скрытый протест. Она произнесла раздраженно — на такое раздражение способен только наркоман, находящийся в состоянии «ломки»:— Послушай, когда тебя старшие о чем-нибудь просят, надо не тяжело вздыхать, а с радостью выполнять любое распоряжение… Понятно?..

Одри опустила глаза. — Да.

Блэкки произнесла еще более раздраженным тоном:— Надо говорить: «понятно, мэм»!.. — Понятно, мэм!.. — повторила Одри.

Блдкки, внимательно посмотрев на девушку, словно пытаясь определить, действительно ли та поняла все именно так, как следует, произнесла:— Читай.

Сдержав вздох, Одри принялась читать названия разделов одного из журналов:— «Эротический массаж», «Здоровый сон», «Под счастливой звездой», — произнесла Одри и на последней рубрике тут же прикусила язык.

Блэкки заметно оживилась. — «Под счастливой звездой»? — переспросила она. — Это, наверное, гороскопы… А ну-ка…


В то самое время, когда доктор Джакоби путем умозрительных заключений и естественных законов пытался доказать самому себе существование Бога, Бенжамин Хорн, к огромному своему удовольствию, наконец-то завершил переговоры с норвежскими бизнесменами — они, несмотря ни на что, согласились финансировать его проект.

Подписание документов проходило все в том же «Одноглазом Джеке», в небольшом кабинете, обшитом полированным красным деревом. За небольшим столиком в центре сидел сам Бенжамин Хорн и мистер Андерсен, уважаемый в Осло финансист. Перед каждым из сидящих лежало по листку бумаги, на которых и предстояло поставить свои подписи.

Улыбаясь, мистер Хорн протянул мистеру Андерсену свой «Паркер» с золотым пером. — Прошу вас…

Тот улыбнулся. — Только после вас…

Хорн продолжал настаивать:— И все-таки…

Андерсен почему-то решил предоставить право первой подписи американскому партнеру. — Извините… После того, как вы…

Хорн продолжал протягивать «Паркер». — Нет, мистер Андерсен… Вы должны подписать этот документ первым…

Это взаимное препирательство, бывшее не чем иным, как просто показной демонстрацией взаимоуважения бизнесменов, также входило в протокол. По собственному опыту Хорн прекрасно знал, что фразы вроде «вы первый», «извините, первым будете вы» и «только после вас» могут повторяться очень долго. — Мистер Андерсен… Убедительно прошу…

Мистер Андерсен отрицательно помотал головой — только теперь Хорн заметил, что норвежский партнер изрядно пьян.

«И когда это он уже успел?» — с немалым удивлением подумал Бенжамин.

Норвежец отвел руку с протянутым «паркером». — Нет, мистер Хорн… Я поставлю свою подпись вслед за вами…

Бенжамина эта излишняя вежливость начинала бесить, однако поставить подпись первым он не решался.

«Мало ли что этот норвежский перец еще обо мне подумает, — промелькнуло в голове Хорна, — может быть, сочтет за проявление крайнего неуважения… Кто их там знает, в этой Европе…»

Как истинный американец, Бенжамин Хорн терпеть не мог Европу, европейцев и все, с этими понятиями связанное, предпочитая исключительно все американское. Однако в силу различных причин мистеру Хорну иногда приходилось иметь дела с европейцами, и он, привыкший к американской простоте нравов и раскованности отношений, всякий раз терялся при процедурных моментах — вроде этого.

Притворно улыбнувшись, он повернул вспотевшее лицо к партнеру и голосом, в котором прозвучало глубоко затаенное раздражение, произнес:— Мистер Андерсен… Очень прошу вас — поставьте свою подпись первым…

Норвежца невозможно было переубедить — этот наследник викингов отличался завидным упрямством. — Нет, вы сперва поставьте…

Наконец, терпению Хорна пришел конец. — Хорошо, — произнес он, — хорошо, мистер Андерсен… Только когда вы приедете в свой Стокгольм… не говорите, пожалуйста, что в Твин Пиксе живут невоспитанные и негостеприимные люди…

Норвежец округлил глаза. — А при чем тут Стокгольм?.. — не понял он реплики Хорна. — Вы ведь знаете, столица моей прекрасной северной родины — Осло… Когда-то она называлась Христианией — мой дедушка Улоф еще помнит те времена…

Бенжамин Хорн замахал руками. — Как же, как же… Как это я мог так непростительно оговориться — конечно же, Осло… У вас еще есть такой замечательный писатель Андерсен…

Норвежец повернул в сторону Бенжамина коротко стриженную голову. — Андерсен, — произнес он, — это датский писатель. Наша национальная гордость — Ибсен…

«Сейчас этот норвежский перец начнет рассказывать мне обо всех достопримечательностях, — с отчаянием подумал Хорн. — Надо скорее закругляться…»

Когда подписи, наконец, были поставлены, и бизнесмены, согласно негласному правилу, пожали друг другу руки, Бенжамин как бы между делом поинтересовался:— Скажите, мистер Андерсен, а как там у вас… в Европе… После подписания таких документов… В общем, мне интересно, у вас принято это как-нибудь отмечать?..

Андерсен улыбнулся. — Еще как!.. И не только после, но и до!

«И зачем я это спросил, — подумал Хорн, явственно ощущая исходящий от партнера аромат „Джонни Уокера“, — и так понятно…»

Встав из-за стола, Хорн с полуулыбкой подошел к Андерсену и, по-дружески приобняв его, произнес:— Ну, а теперь будем веселиться… — он кивнул в сторону двери, за которыми начинался коридор, ведущий в то самое крыло, где находились номера с девочками. — Прошу вас, мистер Андерсен…

Глава 34

Беседа Дэйла Купера и Гарри Трумена о снах и сновидениях. — Телефонный разговор между Хэнком Дженнингсом и Бенжамином Хорном. — Энди Брендон готовится к семейной жизни.


За эти несколько дней Гарри Трумен и Дэйл Купер сблизились настолько, что шерифу порой начинало казаться, что знаком с агентом ФБР очень и очень давно — чуть ли не с самого рождения. Во всяком случае, в отсутствие Купера Трумен начинал скучать — его скуку не могли развеять ни болтовня Люси Моран о последних городских происшествиях, ни даже ее кулинарное искусство. В таких случаях, Трумен, быстренько собравшись, поручал текущие дела Томми Хоггу и ехал в номер «Флауэра». Дэйл то ли в шутку, то ли серьезно сказал по этому поводу: «Мы с тобой как Шерлок Холмс и доктор Ватсон — классическая пара сыщиков, где один не мыслится без другого…» Трумен, прекрасно поняв, что под доктором Ватсоном агент ФБР подразумевает его, только промолчал. Впрочем, за время короткого пребывания Купера в Твин Пиксе все честолюбивые замыслы Трумена и его желание во что бы то ни стало прославиться как-то сами по себе улетучились.

С Купером можно было говорить обо всем на свете и в то же время ни о чем — о нефтепромыслах в Техасе, о выборах последнего Президента, о внешней политике на Ближнем Востоке, о свиноводстве, об эмиграционной политике и о последних моделях «феррари» — Дэйл разбирался абсолютно во всем, о чем бы его ни спрашивали. Гарри, испытывавший в определенной степени дефицит общения, с удовольствием нашел в заезжем агенте ФБР внимательного собеседника.

Однажды речь зашла о снах — Дэйл, кстати, рассказал Трумену о своих странных видениях. Гарри, как человек рациональный и практичный, отнесся к рассказу Дэйла весьма скептически — сны и видения не принадлежали к категории доказательств и свидетельских показаний и по этой причине не могли фигурировать в документах в качестве серьезного юридического аргумента. — Очень зря, — сказал Дэйл. — Очень даже напрасно. — Почему? — насторожился Гарри.

Дэйл, поднявшись со стула и пройдясь по комнате, — беседа проходила в гостиничном номере, — набрал в легкие побольше воздуха (Трумен понял, что рассказ предстоит долгий) и, подойдя к окну, начал свое повествование:— Прежде, Гарри, я не обращал на сны почти никакого внимания… Ну, спится и снится, как говорила одна моя далекая родственница из Нью-Йорка… Я даже презирал сны и все, что с ними связано. Может быть, скорее из прихоти, а не потому, что этого заслуживали те или иные сновидения. Я не доверял снам, как чему-то обманчивому, манящему своей поверхностной глубиной, а на деле оказывающемуся всего только абсурдной, мутной, начисто лишенной смысла, игрой. Я с необычайным презрением относился ко всем, кто верит в сны, кто верит, что из сновидений можно извлечь какой-то смысл, наставление, предостережение или истину. Я всегда потешался с шарлатанских пояснений фрейдистов, вроде этого вашего доктора Джакоби… — Купер, обернувшись к Гарри, сделал несколько шагов к тумбочке и, открыв стоявший на ней термос, налил в чашечку кофе и сделал несколько небольших глотков. — Я испытывал отвращение ко сну; отвращение, подобное тому, которое внушает болото, подернутое прелой ряской… Гарри, именно такие ассоциации у меня возникали: черная, лоснящаяся вода подземного водоема; сумрачное место, в котором вас подстерегают страшные, уродливые твари и многочисленные опасности, невидимые вашему взору… Я сравнивал сон — правда, скорее инстинктивно, чем осмысленно, — со средневековьем. С тем жутким и одержимым средневековьем, которое даже в самом ясном и счастливом сне не в состоянии разродиться большим, чем какая-нибудь готика. Я воспринимал возобновление снов во время моего ежедневного сна как периодический и обязательный возврат в средние века, как периодический приговор к чему-то ужасному: темноте, пустоте, абсурду… А главное — я отказывался признать глубину сна, его черную глубину. Я, который всегда искал глубину в ясности и превращал тайны в сверкающую игру. Сны, и все, что с ними связано, занимали меня настолько мало, что я вообще перестал о них думать и в конце концов вовсе о них забыл. И хотя я знал, что сна без сновидений не бывает, я жил как человек, который никогда не спит, а только перекидывает своеобразный мостик из ничего между одной явью и другой…

Трумен несмело прервал рассказчика. — А что же теперь?.. Дэйл, скажи, теперь ты веришь в сновидения?..

Купер вновь отошел к окну. — Теперь, — после непродолжительной паузы произнес он, — теперь, Гарри, мои сны пробуждаются, они во многом противостоят бденной жизни, обращают на себя внимание. Они, Гарри, наступают на меня и пользуются моей немотой, чтобы занять господствующее положение в этом моем молчании… Мои сны, Гарри, охраняют меня, словно почетный караул. Мои сны разнообразны: случается, они являются мне в виде высоченных конических персонажей, очень выразительных и разговорчивых; случается, они лишены и лица, и дара речи. Раз от разу они становятся все радушнее, все убедительнее, в их манерах нет и тени навязчивости; они ведут себя исключительно по-дружески. Да, Гарри, теперь я уже с нетерпением жду мои сны, жажду их, не могу без них.

Трумен, затаив дыхание, слушал рассказ Купера. — Дэйл, а что все это значит?

Дэйл опустился в кресло. — Сны, которых раньше я так старательно избегал, которые порой с такой легкостью отгонял от себя, теперь нежно льнут ко мне и с любовью напоминают о себе… Гарри, ты не поверишь, но иногда бывает, что и во сне я вижу сон… У тебя случается что-нибудь подобное?.. — Купер вопросительно посмотрел на шерифа.

Тот как-то неопределенно пожал плечами. — Я вообще очень редко вижу сны, Дэйл, — ответил он.

Дэйл с нескрываемым сочувствием посмотрел на него и продолжил:— Чтобы понимать сны, нужно свыкнуться с мыслью, что не всегда шкала ценностей и значений жизни наяву соответствует той же шкале ценностей сна. Наоборот: во сне эта шкала зачастую оказывается совершенно иной. Чтобы понимать сны, нужно допускать, что во сне «А» может и не быть первой буквы алфавита, а дважды два не обязательно дает в сумме четыре. Чтобы понимать сны, Гарри, нужно уважать… — Дэйл запнулся, подыскивая нужное определение, — как бы это поточней выразиться… уважать самостоятельность снов, нужно научиться особой азбуке снов; точно так же, как нужно выучить какой-нибудь язык, чтобы научиться на нем читать. Чтобы понимать сны, Гарри, мы должны принять их собственные ценности и значения. Нужно, кроме всего прочего, уважать независимость сна. Чтобы понимать сны, — Купер сделал какой-то жест, значения которого Трумен так и не понял, — мы не должны привносить в сон наш разум, но давать возможность сну привнести в нас свой. Чтобы понимать сны, нужно очистить их от всего, что не входит в их собственное знание — я достаточно понятно объясняю, Гарри?..

Трумен, который понимал не более половины из монолога Дэйла, тем не менее утвердительно кивнул. — Да… — …а является как бы осколком нашего собственного знания, но ошибке перешедшего в сон. Чтобы понимать сны, — Куперу почему-то очень понравился этот рефрен, — нужно отказаться понимать сны… Воспоминание бденной жизни, переходящее в сон, суть примеси сна, некая мимикрия сна. Загадки сна, однако, не в этом, или не только в этом. Не в этом подлинный смысл. Ты, наверное, спросишь — «каковы исконные воспоминания сна?» Я отвечу: у языка может быть двойное значение — одно для жизни, а другое — для сновидений. Впрочем, это слишком примитивное предположение. К тому же, оно противоречит мысли, в которой я утверждаюсь все больше и больше, что во сне все исконно а, значит, и язык или языки, на которых говорят его персонажи…

Трумен, который почти ничего не понял, тем не менее поинтересовался — скорее, из вежливости, чем потому, что ему действительно был интересен предмет разговора:— А для чего нужны сны?..

Дэйл ответил вопросом на вопрос:— А для чего нужны мысли?.. Для чего нам дана способность мыслить, то есть создавать то, чего нет во времени? Сны воплощают то, что моя мысль — мысль бодрствующего человека — не в состоянии воплотить. Теперь я начинаю понимать, почему сны окружают меня такой необыкновенной любовью и нежностью. Несмотря на мою враждебность к ним, несмотря на все то отвращение, которое я всегда испытывал к снам. Теперь я начинаю понимать, почему сновидения так настойчиво взывают во мне. Для того, чтобы я сумел к ним привыкнуть, чтобы я смог переместиться в сны. Они делают это в преддверии моего полного перемещения в сновидения. Иногда мне кажется, что во снах мои мысли куда естественнее, чем в окружающей меня действительности. Во сне я, как мне иногда кажется, уже вполне могу назвать все факты и воспоминания моей реальной жизни, о которых вне сновидений порой не могу дать отчета. Мне, как никому другому, будет легко умирать — а это случится рано или поздно… — Купер сделал небольшую паузу. — Если сны — это и есть та жизнь, что ждет нас потом. И если бы жизнь наяву не была такой рассеянной, суетной, а, главное — такой скоротечной, возможно, мы смогли бы с помощью небольшого усилия и соответствующей тренировки легко и непринужденно переноситься в сны, как куда-нибудь в Майами-Бич, на курорт или на отдых, и проводить там в общении с самим собой часть отпущенной нам жизни, назначать там встречи с далекими и близкими друзьями, в том числе — теми, которых уже давно нет среди нас, и собираться всем вместе под сенью радушия снов… Под сенью бессмертия снов, — Дэйл нашел более удачное, на его взгляд, определение, — как собираются в уютной, теплой и светлой комнате, когда за окном мороз, а в ночи вас поджидают дымящиеся клыки и горящие злобой глаза волков… — Дэйл немного помолчал, словно оценивая впечатление, которое произвела его речь на шерифа. — Знаешь, Гарри, иногда мне кажется, что в одном из снов я узнаю разгадку смерти Лоры Палмер… Во всяком случае, если и не узнаю, то какое-нибудь сновидение мне в этом поможет…


Идя по коридору «Одноглазого Джека» в обнимку с Андерсеном, Бенжамин Хорн предвкушал предстоящие удовольствия — Блэкки заверила, что культурная программа в предстоящую ночь будет по высшей категории.

«Интересно, кто это может быть, — думал Хорн. — Блэкки утверждает, что застенчивая и неопытная… Наверняка говорит правду. Блэкки очень редко ошибается… Кто-кто, а уж она наверняка знает толк в женщинах…»

Размышления Бенжамина прервал лакей. — Мистер Хорн, — произнес он шепотом. — Мистер Хорн, извините за беспокойство — вас срочно к телефону…

Хорн поморщился. — А кто это?.. — Говорит, — по очень сложному делу, — доложил лакей. — Что-то насчет лесопилки…

Тяжело вздохнув, Хорн с полуулыбкой обратился к Андерсену:— Извините… У меня тут очень деловой разговор… Буквально несколько минут.

Андерсен согласно кивнул. — Пожалуйста, мистер Хорн.

Бенжамин, шепнув что-то на ухо лакею, скрылся в кабинете напротив. — Господин Хори распорядился проводить вас к девочкам, — улыбнулся лакей, — чтобы вы в его отсутствие не скучали…

Норвежец, понимающе заулыбался.

Хорн, взяв со стола отложенную лакеем трубку, огляделся по сторонам и, убедившись, что комнатка пуста, полушепотом произнес:— Слушаю…

С того конца послышалось:— Это Хэнк…

Бенжамин заулыбался. — А, Хэнк?… Ну, привет… У тебя что-то срочное или просто так?..

Хэнк несколько обиделся. — Мистер Хорн, вы же знаете — я никогда не звоню просто так…

Бенжамин насторожился. — Значит, что-то случилось?..

После не очень длительной паузы Хэнк коротко ответил Хорну только одно слово:— Да.

Бен нахмурился — этот вечер он намеривался как следует расслабиться, и поэтому сообщение Хэнка было для него неприятным. — Что же именно… — Я весь вечер следил за коттеджем Джонсонов… — И что же?.. — Только что Лео привез оттуда на лесопилку Пэккардов связанную Шейлу… У меня впечатление, что он хочет сжечь свою жену вместе с лесопилкой…

Бен впервые за весь этот телефонный разговор улыбнулся. — Сжечь?.. Какая приятная неожиданность… А почему ты так решил?..

В трубке послышалось:— Несколько минут назад он зашел в сушилку номер три с большой канистрой…

Это сообщение необычайно развеселило Бенжамина Хорна. Он воскликнул:— Вот и отлично!.. Неплохо было бы отправить на тот свет и этих жучков-короедов…

Хэнк осведомился:— Это приказ?.. — Нет, — ответил Бенжамин. — Нет, Хэнк, это не приказ. Это скорее, просьба… — Хорошо.

После этих слов в трубке послышались короткие гудки.

Положив трубку на рычаг телефона, Хорн в отличном расположении духа прошелся в общий зал — Андерсен, который за это время успел набраться так сильно, что едва держался на ногах, изумленно, будто бы впервые видя, посмотрел на своего партнера. Хорн не обратил на него никакого внимания, только подмигнул девушке, одетой в полупрозрачный купальник:— Займись!..

Та, усевшись рядом с норвежцем, обвила ему шею рукой и, глядя в глаза, томно спросила:— Ты меня хочешь?.. Дорогой, я буду сегодня ночью делать все, что ты мне скажешь…

Бенжамин, довольно потирая руки, все время повторял:— Отлично, отлично.

Неожиданно он вспомнил о самом главном. Пройдя и сторону комнаты Блэкки, он зашел. Поставщица девушек, сидя в глубоком кресле, просматривала астрологический журнал. По пустому одноразовому шприцу, валявшемуся на полу, Хорн понял, что она успела как минимум один раз уколоться героином. Приобняв Блэкки, Хорн произнес:— Ну, где обещанная девочка?.. Стеснительная и неопытная?.. У меня как раз появилось время ее кое-чему обучить…

Блэкки коротко кивнула в сторону двери, ведущей в смежную комнату:— Она там…

Хорн плотоядно заулыбался:— Ну-ка, ну-ка…


Энди Брендона необычайно взволновало сообщение Люси о беременности.

«Значит, я буду отцом, — с гордостью подумал он, — у меня будет сын, — Энди почему-то решил, что обязательно родится мальчик, — я воспитаю его таким же достойным человеком, как и я сам. — Брендон вспомнил свой меткий выстрел в Жака Рено, — он будет таким же мужественным, я научу его так же метко стрелять…»

Вспомнив, что Люси еще не является его женой, Энди окончательно решил, что в самое ближайшее время эту ошибку следует исправить.

«Мы обязательно поженимся, обязательно… У нас будет скромная свадьба, но на нее я приглашу всех своих друзей, — принялся мечтать Брендон, — всех без исключения: Гарри Трумсна, Томми Хогга, Фрэнка Заппу, Дэйла Купера… Может быть, придет даже мэр Твин Пикса мистер Милтон, если мы с Люси его хорошо попросим…»

Энди настолько серьезно отнесся к своему предстоящему отцовству, что решил, не откладывая, сделать два дела: во-первых, добросовестно изучить всю имеющуюся в муниципальной библиотеке литературу, касающуюся семьи и брака, а во-вторых — посетить соответствующего врача, чтобы на всякий случай иметь более полное представление о наследственности будущего ребенка. Брендону повезло — библиотекарша, узнав в чем дело, любезно предложила ему обтрепанный том «Энциклопедии вступающих в брак», добавив с любезной улыбкой, что эта книга имеется только в единственном экземпляре и поэтому выдается лишь в особых случаях…

Открыв том наугад посередине, Брендон принялся читать:

«Не станем забывать, что будущие супруги, прежде чем встретиться, прожили уже определенную жизнь и накопили уже пусть небольшой, но собственный жизненный опыт. Случается, что между молодыми, только что встретившимися, сразу же возникает такая горячая и нескрываемая симпатия друг к другу, что они и слышать не хотят о каких-либо преградах, которые могут помешать их союзу. Опять-таки в этом нет ничего плохого, но, если они проявят хоть каплю благоразумия, это никоим образом не повредит их зарождающемуся или уже зародившемуся чувству. Случается, правда, что за первым решительным шагом следует глубокое разочарование. — Энди улыбнулся и подумал: „Ко мне это наверняка не относится“. — Объясним, — читал он дальше, — почему же возникает это разочарование. Пусть небольшой, но все-таки собственный опыт, накопленный каждым из молодых перед встречей, не всегда совпадает с опытом партнера. Это вполне естественно и объяснимо, как естественно и объяснимо то, что влюбленные, зная о собственных недостатках, никогда не спешат открыть их друг другу. Но, предположим, что чувства, зародившиеся в вас, не вызвали у вас разочарования, а, напротив, укрепили вас во мнении, что вы сделали правильный выбор. Что ж, как говорится — в добрый час! Однако постараемся запомнить: брак, который вы заключили, не просто юридическое закрепление вашей любви, а еще и — быть может, прежде всего — союз двух любящих людей. То, что вы скрывали друг от друга до заключения брака, может против вашей воли раскрыться в браке. Научитесь искренности — это наш настоятельный вам совет. Не той искренности, когда вы режете правду в глаза, хотя и видите, что подобная хирургическая операция доставляет вашему любимому боль. Мы призываем вас научиться той искренности, когда вы почувствуете в себе готовность в любую минуту прийти на помощь партнеру и принять его помощь. Грустно видеть, когда молодые, даже не сделав попытку разобраться в себе, чтобы понять партнера, начинают обвинять друг друга во всех смертных грехах — в том числе и тех, которые никогда не были им присущи. Если до супружества вы привыкли считать что-либо вполне естественным и само собой разумеющимся, то это еще не значит, что то же самое будет считать естественным и само собой разумеющимся ваш избранник. То, что нравится нам, вовсе не обязательно должно нравиться всем. И это не свидетельствует о дурном вкусе всех, и утонченном — вашем собственном. У вас теперь не просто своя семья, одна любовь на двоих, — прочитав эту фразу, Энди едва не прослезился от умиления. „Одна любовь на двоих, — с умилением подумал он, — как хорошо написано!“ — но еще и то, — читал он дальше, — что издавна вмещается в понятие „свой дом“. А это — не только ваша квартира, мебель, ваши любимые книги; это — прежде всего атмосфера взаимного доверия, понимания друг друга, это ваш новый общий мир, в котором вам отныне жить вместе и совершенствовать этот мир тоже вместе».

Отложив книгу, Энди на какое-то время погрузился в раздумья. — Одна любовь на двоих, — прошептал он, — все-таки как хорошо написано…

Спрятав «Энциклопедию…» в ящик стола и закрыв его на ключ — чтобы никто не смел читать ее, — Брендон направился к врачу на обследование…

«Интересно, — думал он по дороге в клинику, — сможет ли доктор определить, по анализам, на кого будет похож ребенок?..»

Глава 35

Новые отношения Бобби с отцом. — Мемуары мистера Гарланда Таундеша о войне во Вьетнаме. — Бобби отправляется на поиски Шейлы. — Хэнк Дженнингс стреляет в Лео Джонсона.


В последнее время Бобби заметил произошедшую в его отце Гарланде перемену: он если и не перестал наставлять его при каждом удобном и неудобном поводе, то, во всяком случае, стал делать это гораздо реже.

Сперва Бобби решил, что это связано с какой-то новой работой Гарланда — мистер Таундеш, получая пенсию от Пентагона, тем не менее продолжал работать в какой-то аэрокосмической программе то ли НАСА, то ли еще какой-то правительственной организации, занимающейся проблемами космоса. Однако вскоре Бобби понял, в чем дело: оказывается, его отец, как большинство офицеров, побывавших на войне, был одержим графоманией. Мистер Гарланд Таундеш писал мемуары. Свои воспоминания он заносил в толстую клеенчатую тетрадь, которую прятал в несгораемый шкаф, стоявший у него в кабинете.

Для Бобби не было секретом, какой именно шифр требуется подобрать, чтобы открыть сейф. Код состоял из девяти букв — «МакКартур». Это была фамилия одного из министров обороны Соединенных Штатов Америки, любимый исторический персонаж Гарланда — фамилия МакКартура повторялась в доме едва ли не чаще всех остальных.

Однажды, скуки ради, дождавшись, пока отец уйдет, Бобби зашел в его кабинет и, открыв сейф, принялся за чтение.

«Джунгли Юго-Восточной Азии, — писал Гарланд, — практически непроходимы для человека, впервые туда попавшего. Многолетние деревья, гигантских размеров хвощи являют собой практически непреодолимое препятствие; лианы обвивают стволы, как гигантские змеи…»— Очень образно, — с саркастической улыбкой пробормотал Бобби, — а главное, как свежо и неизбито — «как гигантские змеи…»

Он читал далее:

«Корневища старых деревьев, сваленных ураганом или подмытых тропическими ливнями, столь частыми в этих местах, торчат из земли, подобно окаменевшим рукам какого-то фантастического существа… Джунгли эти непроходимы разве что для человека, никогда не служившего в американской армии, — Бобби улыбнулся, прочитав это утверждение, — для рейнджера ВВС нет ничего непреодолимого… Прокладывая путь среди труднопреодолимых зарослей длинными, похожими на мечете ножами, мы двинулись вперед. Через несколько десятков метров внимание привлек клекот каких-то хищных птиц — так кричат падальщики-стервятники, слетаясь на добычу.

Я посмотрел наверх и увидал застрявший на верхушках огромных деревьев остов вертолета — это, по-видимому и был тот самый вертолет, о котором говорил генерал. Пончо, изловчившись, ловко закинул наверх «кошку» с тонким тросом. Убедившись, что «кошка» зацепилнсь за остов устойчиво, осторожно полез наверх. Остальные остались ждать внизу.

Первое, что увидал Пончо среди искореженного металла и обрывков разноцветных проводов — начисто обглоданный скелет какой-то хищной птицы с изогнутым клювом. Осторожно балансируя в сторону кабины экипажа, Пончо заметил распластанный труп пилота. Лицо было залито кровью.

Пончо спустился на землю. — Прямое попадание в голову, — доложил он мне. — Пилот мертв. Они, судя по всему, нашли их при помощи теплоискателя. — Что еще можешь сказать? — спросил я. — Это не совсем обычный вертолет. Скорее, вертолет службы наблюдения.

Дилан, наблюдавший до этого за действиями Пончо со стороны, подошел ко мне. — Ну что, след нашли? — Ищем, — ответил тот.

Немного помолчав, как бы оценивая ситуацию, я повернулся к Дилану:— Не было ли тут аппаратуры и оружия? Может, все это унесли вьетнамцы? — Тут было и то, и другое, — вмешался в разговор неожиданно подошедший Билл. — Они все это сняли с вертолета и ушли. Я осмотрел следы и пока могу сказать одно: их было шесть человек, в американских армейских ботинках. Шли с северного направления. Тех, кто остался в живых, видимо, увели в свой лагерь эти чертовы вьетнамцы. — Что на это скажешь? — спросил Дилана я. — Наверное, еще какая-то повстанческая группировка. Их тут расплодилось, как собак нерезаных. Видимо, их рук дело. Надо искать дальше.

Я сделал Биллу знак — мол, надо искать дальше, коль начальство велит.

Постояв немного у дерева, на кроне которого висел остов вертолета, наша группа шла вглубь сельвы в поисках каких-нибудь следов. Мы с Пончо пошли вместе, внимательно осматривая деревья, хвощи и траву под ногами. — Никаких следов, — удрученно констатировал Пончо. — Сбили вертолет, поснимали оружие и аппаратуру, взяли заложников и вернулись на базу. — Помнишь Камбоджу?.. — поинтересовался я. — Стараюсь забыть. — Пончо раздвинул гигантские листья папоротника, и бойцы двинулись дальше.

Билл двигался в другом направлении — туда, откуда явственно доносился клекот птиц-падальщиков. По мере того, как индеец отдалялся от сбитого вертолета, его обоняние раздражал какой-то запах, исходящий из глубины сельвы. Те, кто хоть раз в жизни побывали в морге или на скотобойне, запомнят этот запах на всю жизнь — запах еще не свернувшейся крови и свежеразделанного мяса. Клекот стервятников становился все сильнее, и Билл, подняв с земли обломок ветки, кинул его в птиц. Пройдя еще несколько метров, солдат заметил между вечнозелеными зарослями нечто красное, зависшее, как ему сперва показалось, над землей. Раздвинув ветви руками, Билл, к своему ужасу увидал три трупа со снятой кожей, подвешенные, словно туши разделанных животных, за ноги. И хотя Билл был явно не из слабонервных, да и повидал на своем веку всякого, ему стало не по себе.

Трагедия, по всей видимости, произошла совсем недавно — стервятники успели выклевать только глаза, из пустой глазницы ближайшего к Биллу трупа сочилась сукровица… — Матерь Божья! — тихо сказал Пончо, подойдя к Биллу. — Кто же это…

Стараясь не вдыхать густой смрад свежей крови, исходящий от покойников, Пончо приблизился к ближайшему и срезал висящий у того на шее солдатский медальон. Осмотрев его, он кинул медальон мне:— «Джимми Харпер», — прочитал я. — Он из Форт-Брэга. Я знал этого парня…

Моя команда с ужасом смотрела на висящие трупы. Я кивнул Маку:— Мак, срежь их…

Ужасные трупы опустились на землю. Подавленный увиденным, наш отряд двинулся дальше, вглубь джунглей. Я, как никогда серьезный, шел во главе отряда. Вскоре меня нагнал Дилан:— Гарланд, — произнес он, — тут случилось нечто нечеловеческое, выходящее за всякие рамки. Мне никто не говорил про операцию в этом районе. Я ничего не знал об этом, Повстанцы не должны были быть здесь… — Вьетнамцы сняли с них кожу? — осведомился Хавкинз. — Зачем? — Такие уж они кровожадные, — произнес Мак. — Дети джунглей…

Я подошел к Биллу:— А ты что скажешь?

Солдат задумчиво повертел в руках стреляные гильзы от крупнокалиберного пулемета. — Странно, майор. — Билл протянул мне пригоршню гильз. — Они стреляли без разбору во все стороны. Это не был прицельный огонь. И я не могу поверить, что они напали и засаду… — Я тоже, — ответил я. Билл на минуту задумался:— И вот что еще странно: я не могу найти никаких Чужих следов…

Некоторое время мы шли молча. Как бы подытоживая увиденное, солдат произнес задумчиво:— Они не могли отсюда уйти. Не могли. Кажется, они просто исчезли. — Ладно, пойдем по следу заложников, — попытался успокоить я сослуживца.

И, обращаясь ко всем, скомандовал властно:— Ни звука!..

Блайн, справедливо посчитав команду как сигнал к полной боевой готовности, расчехлил свой многоствольный крупнокалиберный пулемет и, обращаясь то ли к себе, то ли к товарищам, сказал многозначительно:— Да, что-то здесь не так…

Моя группа продолжала идти по следу заложников. По моему замыслу, пленных обязательно должны были отвести в лагерь вьетнамцев. Ну, а как следует поступать дальше, мы знали лучше кого-либо другого…

То ли от увиденного кошмара, то ли от близости предстоящей операции нервное напряжение нарастало. Неожиданно Дилан споткнулся о торчащую из земли корягу и с шумом упал на землю. К нему с перекошенным от злости лицом подбежал Мак:— Да тише ты, козел вонючий, мать твою так! Я тебя убью, если ты нас тут всех подставишь! Вот здесь и подохнешь, ты меня понял?

В иной ситуации майор Дилан в момент бы поставил на место сержанта Мака, да и навряд ли Мак допустил бы себе подобную выходку. Но впереди предстояла серьезная операция, где любая, пусть даже самая незначительная оплошность может окончиться трагедией для всей группы, и Дилан, хорошо понимавший это, забыв о субординации, молча поднялся и последовал за группой.

Через полчаса спецназ, наконец, приблизился к лагерю вьетнамцев.

Лагерь представлял собой вырубленную в джунглях площадку. По периметру ее обрамляли импровизированные укрепления — мешки с песком, а по углам — грубо сколоченные из подручного дерева подобия сторожевых вышек. В каждой из таких огневых точек находился вооруженный «Калашниковым» часовой. Не зная о грозящей опасности, привыкшие за время партизанской жизни в джунглях к относительно спокойной лагерной жизни, часовые, отставив в сторону автоматы, лениво курили. В центре повстанческого лагеря громоздились дощатые бараки — в одних, видимо, располагался командный пункт, или штаб, другие служили складами оружия и аппаратуры. Старый побитый грузовик, неизвестно как оказавшийся в этих джунглях, служил в качестве своеобразной помпы — ременная передача, подсоединенная к ведущей оси машины, приводила в движение устройство, откачивающее воду из глубокой скважины.

Я, профессионально оценив обстановку, мгновенно распределил обязанности: Мак, лучший специалист в команде по взрывному делу, быстро подсоединил взрыватель и вывел его к одной из огневых точек; остальные, под прикрытием растительности, заняли удобные для нападения позиции.

Внезапно наше внимание привлек шум из глубины лагеря: один из командиров повстанцев зверски избивал человека со связанными сзади руками. Избиваемый, насильно поставленный на колени, молчал; ударив его еще несколько раз ногами, насильник выхватил пистолет и выстрелил ему в голову. Но всей видимости, убитый был одним из заложников, насильно захваченный с вертолета, остов которого мы несколько часов назад видели в джунглях. Убив заложника, вьетнамец направился в сторону одного из бараков.

…Вся операция заняла минут пятнадцать, не больше. Мак и Хавкинз со своей задачей справились блестяще — часовые на огневых точках-башенках были ликвидированны абсолютно бесшумно — так, что в глубине лагеря никто ничего не заметил. Убедившись, что огневые гнезда повстанцев ликвидированы, что давало возможность для тактического маневра, я незаметно подкрался к грузовику-автопомпе и, приподняв машину за заднюю ось, толкнул машину в сторону барака, туда, где по-видимому, находились главари повстанцев. В бараке, очевидно, находились еще и боеприпасы — через несколько секунд над лагерем взметнулся столб дыма и огня, вверх полетели щепки, обломки оружия и куски человеческих тел. В воздухе запахло паленым мясом. Повстанцы, не понимая, что же происходит, принялись беспорядочно стрелять во все стороны, однако без особого успеха, не видя перед собой реального врага. Противник был целиком дезорганизован, и поэтому, когда мы ворвались в лагерь инстругентов, то не встретили серьезного сопротивления. В это же время сработало взрывное устройство, подключенное Маком к последней из уцелевших огневых точек, и исход боя можно было считать предрешенным. Сказал свое веское слово и многоствольный пулемет Блайна — последние, слабые очаги сопротивления повстанцев были подавлены в течение нескольких минут.

Видя, что бой безнадежно проигран, главарь повстанцев кинулся к небольшому вертолету, стоявшему в укрытии. Он уже почти достиг цели — залез в кабину и попытался запустить двигатель, но удрать ему не удалось. Вовремя подоспевший Мак в упор расстрелял вертолет из базуки. Заряд попал прямо в кабину и, пробив стекло, превратил главаря в сплошной кусок обугленного мяса. Расправившись с главарем повстанцев, Мак бросился к командному пункту, чудом уцелевшему после взрыва барака с боеприпасами. Из глубины барака к нему метнулся какой-то силуэт с «Калашниковым» наизготовку. Мак опередил врага на какое-то мгновение, кинув в него нож — повстанец оказался намертво пригвожденным к стене. «Не уходи никуда!» — крикнул он поверженному врагу — чувство юмора не покидало его и в ответственные минуты. Ворвавшись в комнату, бывшую, по всей видимости, штабом вьетнамцев, Мак весело представился бородатому вьетнамскому боевику: «Тук-тук-тук. А вот и я!» — после чего расстрелял его в упор. Выглянув в окно, солдат увидал Билла, перезаряжающего свой многоствольный пулемет. — Уходим! — крикнул я ему. — Понял, майор, — ответил Билл и, почти не целясь, пустил короткую очередь в партизана, пытавшегося было прицелиться в его сторону.

Стоя у окна, я каким-то шестым чувством ощутил новую опасность. Едва повернув голову, я боковым зрением заметил человека в полевой армейской форме, — держа наготове небольшой пистолет, человек этот крадучись, бесшумно приближался к майору. Прекрасная реакция и на этот раз спасла мою жизнь: короткий удар прикладом винтовки в голову — и человек с пистолетом распластался на полу барака. Я подошел и отбросил ногой оружие. Перевернув повстанца на спину, я удивился — это была молоденькая девушка лет двадцати, с детским, наивным выражением лица. — Черт возьми! — невольно вырвалось у меня — я привык воевать с серьезным противником, уничтожать профессиональных убийц — в Лаосе, Ливии, Эквадоре, Ближнем Востоке. Видеть своим врагом молодую красивую девушку — видимо, в моей богатой практике это был единственный пока случай. Мне стало явно не по себе.

Однако, несмотря на полный разгром вьетнамцев, операция была выполнена только наполовину. Предстояло найти хотя бы часть уцелевших заложников.

В комнату вошел Мак и, утирая рукавом с лица пот и копоть недавнего боя, вопросительно посмотрел на меня. — Черт возьми, ни одного заложника не видно, — устало произнес тот. — Одного нашли, — в дверном проеме появился невесть откуда взявшийся Дилан, — нашли одного во дворе. Он тоже мертв. Как и те двое, что мы видели. Они были военными советниками, или чем-то вроде этого. — Дилан посмотрел на документы повстанцев, разбросанные по полу комнаты. — Тут что-то ужасное готовилось. И полковника нигде нету, везде обыскали. Видимо, тоже мертв…

За окном послышались короткие пулеметные очереди — это Блайн и Хавкинз достреливали последних, недобитых повстанцев, укрывшихся в бараке на окраине лагеря. — Ты ранен? — спросил Хавкинз Блайна, показывая товарищу его предплечье, задетое то ли пулей, то ли осколком. — У тебя кровь течет… — У меня нет времени истекать кровью! — Блайн улыбнулся, точь-в-точь как рекламный ковбой с плаката «Мальборо». — Я слишком занят! — А укрыться у тебя есть время? — весело поинтересовался Хавкинз и, сорвав чеку, бросил гранату в барак, где укрывались последние оставшиеся в живых повстанцы

Рейнджеры пригнулись, спрятавшись за укрытие — это было сделано очень вовремя — взрывная волна огромной силы, разметала в щепки сложенные прямо под открытым небом ящики с боеприпасами. Блайна и Хавкинза обсыпало градом мелких камней.

Блайн отряхнул от налипшей земли свою ковбойскую шляпу, помог отряхнуться Хавкинзу и только теперь заметил, что во время боя его действительно чем-то зацепило. Наскоро перемотав предплечье какой-то тряпкой, Блайн пошел в центр лагеря — а точнее того, что от него осталось — где среди обгоревшей военной техники, разметанных взрывами бараков и кровавого месива тел повстанцев собиралась моя команда. Хавкинз, повесив автомат за спину, последовал за Блайном.

Хотя операция прошла более чем успешно — практически без потерь, если не считать легкую царапину Блайна, настроение у рейнджеров было не из лучших. Основная цель так и осталась невыполненной — часть таежников со сбитого вертолета была мертва, часть — а вместе с ними и местный министр, столь нужный американскому военному командованию — исчезла, будто сквозь землю провалилась…

Я, стоя у окна и наблюдая, как к центру лагеря стягиваются его бойцы, был суров и сосредоточен. Я еще и еще раз анализировал сложившуюся ситуацию, сопоставлял факты, пытаясь выстроить увиденное, услышанное и пережитое в некую логическую цепочку, но звенья этой цепочки не стыковались между собой. Неожиданное назначение Дилана старшим его группы спецназа, участь заложников, исчезнувших неизвестно куда, трупы экипажа вертолета с содранной кожей и спешка, с которой его команду вызвали на эту забытую Богом и людьми военную базу, беспорядочная стрельба погибшего экипажа по кустам и деревьям вокруг и решение командования, что его группу никто прикрывать не будет.

А что, если… Если дело совсем не в полковнике со сбитого вертолета и не в заложниках, а в чем-то другом?.. — Черт возьми, мать вашу так, ничего тут нету! — мои размышления прервал Дилан, внимательно изучавший архив повстанцев, разбросанные по полу в полнейшем беспорядке. — Ни хрена тут нету…»

Бобби так углубился в чтение, что не заметил, как стемнело.

Захлопнув тетрадь и аккуратно положив ее в несгораемый шкаф, Бобби закрыл его все тем же кодом и, выйдя из комнаты отца, взял в руки телефон…

Боб уже устал нажимать на кнопки — в доме Джонсонов трубку никто не брал.

Вообще-то, Таундеш очень редко звонил Шейле, боясь попасть на Лео. Однако теперь Лео был вне закона, находясь в бегах, и Бобби не рисковал ничем. — Странно, — прошептал про себя Бобби, — где же она может быть… Может быть, в закусочной Нормы Дженнингс?..

Он набрал номер закусочной, однако Норма сообщила, что Шелли уже давно ушла.

«Значит, у нее сломался телефон», — решил Боб и стал собираться.

К немалому удивлению юноши, двери дома Джонсонов оказались незапертыми.

Бобби свистящим полушепотом спросил:— Шейла?.. Ты дома?..

Он зажег в прихожей свет и прошел в полуосвещенную комнату. — Есть тут кто-нибудь?.. — вновь спросил Таундеш. Неожиданно сзади него скрипнула половица. Бобби обернулся и вздрогнул — перед ним стоял Лео Джонсон. — Лео?.. — невольно вырвалось у Боба.

Тот гадко ухмыльнулся. — Да…

Бобби попятился к дверям, но Джонсон с самым решительным видом преградил ему дорогу. — Что тебе надо?.. — по тону, которым была произнесена эта фраза, юноша понял, что надо готовиться к самому худшему.

Он несмело ответил:— Ничего… — поняв, что водителю «Мака» прекрасно известна цель визита, и что, наверное, он знает об их взаимоотношениях с Шейлой если и не все, то, наверняка, почти все, Бобби добавил: — я ищу Шейлу…

Лео улыбнулся еще омерзительней. — Ее больше нет…

Бобби подался вперед, но Лео вновь преградил ему дорогу. — А где же она?.. — Она умерла, — произнес Лео и, внезапно, схватив лежавший у дверей топор для разделки мяса, бросился на Таундеша.

Бобби с трудом увернулся — широкое лезвие почти на дюйм вонзилось в деревянную обшивку стены. — А-а-а!.. — закричал Лео что есть силы и, не успев извлечь из дерева топор, толкнул Бобби — тот повалился, опрокинув при этом телевизор. То ли от сильного толчка, то ли по какой-то иной причине телевизор внезапно заработал — на экране появилось изображение какой-то сцены из вестерна. Бобби попытался подняться на ноги, но в этот момент Лео, вытащив лезвие топора, замахнулся на юношу. Тот зажмурился…

Неожиданно где-то совсем рядом прозвучал выстрел — открыв глаза, Боб увидел, как Лео, отброшенный в сторону, медленно оседает вниз; из левого уголка его рта потекла неестественно-яркая струйка крови…

Вскочив, Бобби посмотрел в окно — ему показалось, что стреляли с улицы. Действительно, в оконном стекле зияло пулевое отверстие… Приблизившись к стеклу, Бобби невольно отшатнулся — на улице, сжимая в руках пистолет, стоял Хэнк… Стараясь не смотреть на истекавшего кровью Лео — Бобби был абсолютно уверен, что у него сейчас начнутся предсмертные конвульсии, юноша боком вышел в двери и, усевшись за руль своей автомашины, на полной скорости помчался домой.

Глава 36

Некоторые размышления Дэйла Купера, надиктованные Даяне. — Загадочный звонок домой к Кэтрин Пэккард. — Пожар на лесопилке. — Самоотверженность Питера.


Всякий незаурядный человек вызывает не только уважение и восхищение, но, подчас, и непонимание, временами переходящее в неприязнь.

Дэйл Купер, безусловно, был человеком далеко незаурядным; у многих, знакомых с его привычкой (давно ставшей потребностью) надиктовывать свои мысли на диктофон, вызывала недоумение не только эта странная, по мнению большинства, склонность, сколько небанальная трактовка многих тем, которые интересовали агента ФБР. И если сослуживцы Купера по Департаменту Федерального Бюро Расследований в Сиэтле к этому привыкли, то люди, не имеющие отношения к профессиональным интересам Дэйла — портье гостиниц, где ему приходилось останавливаться, официанты, таксисты, привратники — относились к монологам Дэйла, мягко говоря, как к чему-то ненормальному…

Вот и теперь, сидя в фойе гостиницы «Флауэр» с диктофоном в руке, Купер совершенно не обращал внимания на многозначительные перемигивания гостиничной прислуги; он никогда не страдал подобными комплексами, справедливо считая их уделом провинциалов, или неуверенных в себе людей, страдающих комплексом неполноценности.

В последнее время Дэйла, как ничто другое, интересовал вопрос человеческих взаимоотношений. Глядя на стоявший перед ним на журнальном столике диктофон, Дэйл негромко надиктовывал очередные звуковые письма:— Даяна, Даяна… В последние дни меня страшно занимает вопрос — как побудить кого-нибудь что-нибудь сделать… И вот в каким выводам я пришел… Сейчас я тебе расскажу, — Купер, вытащив из карманного несессора пилочку для ногтей, принялся обрабатывать свои пальцы. — Понимаешь, Даяна, на свете есть только один способ побудить кого-нибудь что-нибудь сделать. Даяна, ты хоть когда-нибудь задумывалась над этим? Думаю, что нет… Способ этот заключается в том, чтобы заставить другого человека захотеть это сделать. Помни, Даяна, другого способа нет и быть не может. Конечно, если я приду к тебе в кабинет и наставлю на тебя свой револьвер, ты отдашь мне все, что я пожелаю — кошелек, деньги, драгоценности… Наш начальник может заставить тебя работать, угрожая увольнением в случае отказа… Ты сама можешь заставить своего пятилетнего племянника Грэга делать все, что тебе требуется с помощью угроз… Однако эти грубые методы чреваты весьма нежелательными последствиями. Единственный способ, которым можно побудить человека что-либо сделать, — это дать ему то, чего он хочет сам… Даяна, а ты знаешь, чего ты хочешь?.. Ты хочешь того же, чего хочет любой нормальный человек. Почти каждый нормальный взрослый человек хочет: во-первых, — принялся загибать пальцы Купер, на время отложив пилочку для ногтей, — во-первых — здоровья, во-вторых — пищи и сна, в-третьих — денег и вещей, которые можно приобрести за деньги, в-четвертых — жизни в загробном мире, в-пятых — сексуального удовлетворения, в-шестых — благополучия своих детей, в-седьмых — и это один из основных мотивов — сознания собственной значимости. Почти все эти желания удовлетворяются — все, кроме одного. Одно желание, почти столь же сильное и властное, как желание пищи и сна, редко осуществляется — желание стать значительным. Это желание во многом и отличает людей от животных. Это стремление к собственной значимости привело к тому, что необразованный бедный приказчик бакалейной лавки начинает изучать юридические книги, случайно найденные среди какого-то хлама. Даяна, имя этого приказчика ты прекрасно знаешь, ты видишь его лицо практически каждый день, потому что оно изображено на пятидолларовой банкноте. Это — Абрахам Линкольн. Именно это стремление — я говорю о честолюбии — и заставляет нас носить одежду самых последних фасонов, управлять новейшей моделью автомобиля и говорить о своих выдающихся служебных достижениях. Именно это стремление побуждает многих людей становиться гангстерами и убийцами. Один наш преподаватель в Академии ФБР как-то сказал: «В настоящее время молодой преступник целиком и полностью поглощен собственной персоной, и первая его просьба после ареста, как правило, сводится к тому, чтобы ему дали те бульварные газетки, которые делают из него героя. Неприятная перспектива быть казненным на электрическом стуле кажется ему отдаленной, пока он может любоваться своей фотографией, помещенной рядом с фотоснимками Буша, фон Караяна, Саддама Хусейна и Горбачева». Если ты, Даяна, скажешь мне, каким образом добиваешься сознания собственной значимости, — впрочем, это мне и так очень хорошо известно, ты ведь гордишься тем, что переносишь мои диктофонные записи на бумагу, не правда ли? — я скажу, кто ты по характеру. У многих людей путь к достижению собственной значимости зависит от интеллекта и темперамента. Например, известный финансовый магнат Твин Пикса Бенжамин Хори обрел сознание собственной значимости, давая ежегодные взносы в благотворительный фонд по борьбе со СПИДом. А известный головорез из Бостона Риччи Альберти, на совести которого было как минимум несколько десятков кровавых убийств, проникся чувством собственного достоинства в результате того, что грабил, насиловал и убивал людей. Он гордился тем, что был врагом общества номер один. И разница между мистером Хорном и злодеем Альберти состоит в том, каким способом каждый из них добился признания собственной значимости. Даяна, я нередко замечал, что очень многие люди просто завернуты на этом. Люди могут сойти с ума в надежде обрести в мире безумных грез сознание значительности, которого они лишены в этом суровом мире реальности. В специализированных клиниках число пациентов, страдающих психическими заболеваниями, превышает число всех других больных, вместе взятых. Если тебе, Даяна, больше пятнадцати лет, а я знаю, что наверняка больше, и если ты живешь в Вашингтоне — а ты действительно живешь в Вашингтоне, то у тебя, по статистике, имеется один шанс из двадцати провести семь лет своей жизни в психиатрической больнице. Даяна, ты спросишь, какова причина помешательства?.. Я отвечу. Этого не знает никто. Фактически, около половины психических заболеваний можно отнести за счет различных физических причин. А вот вторая половина людей, страдающая душевными расстройствами — и это действительно страшно, Даяна — по-видимому, не имеет никаких дефектов в клетках мозга. Почему же эти люди сходят с ума?.. Как-то я говорил по этому поводу с шерифом Твин Пикса Гарри Труменом. Тот, в свою очередь, сославшись на доктора Джакоби, который не столь давно читал перед полицейскими лекцию на эту тему, сказал, что многие люди, сходящие с ума, проникаются в состоянии безумия состоянием значительности, которого они не могли приобрести в мире реальности. Он высказал интересное предположение касательно сына Бенжамина Хорна, Джонни, который воображает себя вождем краснокожих… Совершенно очевидно, что в реальной жизни он никогда бы не достиг такой значительности — и, прежде всего, Даяна, в собственных глазах. В любом случае, быть вождем индейцев пусть деже и в собственных глазах гораздо привлекательней, чем быть заурядным жителем этого городка. Я думаю, что этот Джонни Хорн куда счастливей нас с тобой… А почему бы и нет?.. Ведь он разрешил все свои проблемы. В собственном мире грез и фантазий он обладает сознанием значительности, которого столь страстно желает… Если некоторые люди так жаждут подобного сознания, что действительно сходят с ума, чтобы обрести его, то, представь себе, Даяна, каких удивительных вещей можно достичь, давая людям подлинное понимание этой стороны безумия…


Кэтрин Пэккард уже в который раз пересматривала все свои стеллажи, в надежде найти вторую бухгалтерскую книгу — поиски, однако, оказались тщетными. Кэтрин это очень злило, и свое раздражение она, как правило, обрушивала на несчастного Питера, который по кроткости своего характера, никогда не отвечал жене грубостью на грубость и раздражительность.

Вернувшись, как обычно, из закусочной Нормы, где Пит пил кофе, в который уже раз надоедая хозяйке фразой о том, что ее заведение — единственное место в городе, где он может чувствовать уверенность, что его не отравят, — муж Кэтрин сидел в своем кабинете с газетой в руках, изучая результаты спортивного тотализатора, когда в комнату ворвалась Кэтрин. По ее растрепанным волосам и злобному блеску глаз Питер сразу же понял, что сейчас она вновь начнет дико ругаться.

Так оно и вышло. — Ты не мужчина! — начала Кэтрин прямо с порога, — ты не мужчина, а пустое место… И зачем только я вышла за тебя замуж…

Питер тяжело вздохнул, он прекрасно знал, что дальше последует фраза о том, как она могла бы быть счастлива, если бы слушалась советов старших.

Кэтрин, брызжа слюной, продолжала:— Нет, вы только посмотрите на него! — это восклицание было чисто риторическим, ни к кому конкретному не адресованным. — Только посмотрите на него!.. Я тут с ног сбилась, разыскивая документы, на которые поставлена вся наша дальнейшая жизнь, все наше благосостояние, а ты тут, — она рывком вырвала из его рук газету, — занимаешься неизвестно чем… — отдышавшись, Кэтрин уселась рядом. В кабинете зависла долгая пауза. Наконец, Кэтрин произнесла: — какая я была дура, что не послушалась тетю… Она, едва только увидала тебя, сразу же сказала: «Это тебе не пара».

Пит попытался несмело возразить:— Но, Кэтрин… Я ведь не…

Та перебила мужа:— Замолчи!.. Я не чувствую себя в этом доме хозяйкой… У меня ощущение, что я среди врагов…

«Сейчас она заговорит о Джози», — подумал Питер и вновь вздохнул — подобные семейные сцены стали в доме настолько привычными, что уже давно перестали выводить старика из себя. Питер стоически относился к тяготам своего положения, находя невинную радость лишь в том, что при каждом скандале загадывал, по какому именно сценарию будет вестись дальнейший разговор и, надо сказать, почти никогда не ошибался.

Кэтрин приблизила лицо к Питу. — Скажи, — спросила она, — скажи, ты не помогаешь этой узкоглазой?..

В последнее время Кэтрин, находясь на грани нервного срыва, почему-то решила, что ее муж находится в тайном сговоре с китаянкой.

Пит помотал головой. — Нет…

Кэтрин продолжала пытливо вглядываться в глаза Питера. — Скажи правду…

Пит повторил с тем же выражением:— Нет… — Тогда каким образом она пронюхала о существовании второй бухгалтерской книги?..

В этот момент Питеру повезло — допрос прервал телефонный звонок. Трубку взяла Кэт. — Алло?.. — послышался в трубке мужской голос. Кэтрин Пэккард произнесла голосом, в котором ее муж уловил нотки безразличия:— Слушаю вас…

В трубке послышалось:— С кем я разговариваю?.. — С Кэтрин Пэккард… — Вы продолжаете поиски?..

Кэтрин вздрогнула. — А откуда вам известно?.. — Известно…

Кэтрин попыталась по голосу определить, с кем же она разговаривает, но ей это не удалось — звонивший намеренно искажал голос; видимо, трубка телефона была обернута какой-то материей, потому что звуки были очень тусклыми, будто бы доносившимися издалека. — Что вы мне хотите предложить?..

В трубке послышался злорадный смешок. — Съездить на сушилку номер три… — Зачем?.. — То, что вы ищете — находится где-то там… Кэтрин решила во что бы то ни стало узнать, кто это звонит. — С кем я разговариваю?..

В ответ послышались короткие гудки.

Положив трубку, Кэтрин резко обернулась и пошла в сторону дверей.

Пит, подняв голову, окликнул ее:— Ты куда?..

Та бросила на ходу:— Не твое дело… — и вышла из комнаты…

Притормозив у сушилки номер три, автомобиль Кэтрин остановился. Хлопнув дверкой, миссис Пэккард решительным шагом направилась в сторону сараеобразного сооружения.

В любой другой ситуации она бы ни за что не поехала на ночь глядя неизвестно куда, она просто не стала бы разговаривать с неизвестным по телефону. Однако бухгалтерская книга — это было важно, и Кэт, плюнув на благоразумие, решила зацепиться за последнюю надежду ее отыскать.

Двери в сушилку, как правило, не запирались — там не было почти ничего ценного; кроме того, кражи в Твин Пиксе были редки. Открыв двери и пройдя в темное помещение, Кэтрин невольно поморщилась от острого бензинового запаха, ударившего ей в нос.

«Наверное, кто-то измазался в масляную краску и чистился бензином», — почему-то подумала она.

Включив свет, она вытащила из кармана маленький женский револьвер, который, отправляясь на лесопилку, прихватила с собой на всякий случай. Пройдя несколько шагов вглубь, она остановилась: к поперечной балке, подпиравшей потолок сушилки, была привязана какая-то женщина; лицо ее показалось Кэтрин знакомым.

«Где я могла ее видеть? — Подумала Кэтрин. — Кажется, она работает в закусочной Нормы?.. Впрочем, это сейчас не важно…»

Женщина, привязанная к балке, едва заметив вошедшую, принялась что-то мычать — говорить она не могла, так как во рту ее был кляп.

Подойдя поближе, Кэт внимательно посмотрела на нее и произнесла:— Извините, но я ничего не поняла из того, что вы мне сказали…

Привязанная, показывая глазами куда-то в угол, принялась вновь мычать что-то нечленораздельное. — Вы не могли бы говорить более внятно? — со скрытой издевкой спросила Кэт.

Поискав взглядом что-нибудь острое, она обнаружила небольшой топорик — наподобие того, которым лесорубы обрубают сучья. Освободив девушку от кляпа и перерубив веревки, Кэтрин, наконец, спросила:— Кто вы такая и что вы тут делаете?..

Та, указала рукой куда-то в угол, крикнула:— Сейчас взорвется!

И действительно, тотчас же небольшое устройство, на которое Кэтрин почему-то сразу же не обратила внимания, сработало: сперва зазвонил будильник, вмонтированный в приспособление, и тотчас же прозрачным синим пламенем загорелся фитиль. В мгновение ока огненная дорожка побежала от самодельной мины в сторону стен — буквально через минуту та оказалась объятой пламенем. Кэтрин, точно очнувшись, схватила недавнюю пленницу за руку и крикнула:— Бежим!..

Однако было уже поздно: высушенная древесина, щедро политая бензином, загорелась: огонь преградил путь к входным дверям. Кэтрин и Шейла бросились к опасному выходу, но тут внезапно перед ними рухнула крыша — обе оказались в западне… Огонь распространялся стремительно — спустя всего несколько минут с того момента, как сработало стоявшее в углу взрывное устройство, вся сушилка была объята пламенем. Дым ел глаза; стало нестерпимо жарко. Кэтрин, сорвав на ходу загоревшуюся было верхнюю одежду, попыталась прорваться сквозь огонь…


Пит, задремавший в кресле, проснулся от пронзительного воя пожарной сирены. Он вскочил, и, посмотрев в окно — из «Дома на холме» прекрасно просматривался почти весь Твин Пике, в том числе и лесопилка — пришел в ужас. Даже не обуваясь, в одних только домашних шлепанцах Пит выскочил из дому и, усевшись в свой старый раздолбанный автомобиль, который давно уже пора было отправить на автомобильное кладбище, понесся в сторону лесопилки. Он почему-то был абсолютно уверен, что его жена Кэтрин поехала туда.

Лесопилка пылала. Яркие языки пламени отражались в блестящих касках городских пожарников. Те, направив пожарные рукава на горящие сооружения, тщетно пытались потушить огонь — это делалось скорее для очистки совести; сухая древесина воспламенялась мгновенно, огонь вздымался на несколько десятков футов над самыми высокими крышами…

Заметив стоявшую неподалеку машину Кэтрин, Пит окончательно убедился в том, что его жена где-то неподалеку.

«А что, если она, — в ужасе подумал Пит; ему сразу же стало не по себе от этого предположения, — а что, если Кэтрин там?..»

В отчаянии он подбежал к начальнику пожарной службы и, стараясь перекричать рев пожарной сирены, заорал тому на ухо, показывая рукой на пылающие сооружения:— Там никого нет?..

Пожарник посмотрел на Питера как на ненормального. — Там никого нет?.. — повторил Мартелл свой вопрос. — Рабочая смена давно закончилась, — ответил пожарник, — думаю, никого… — А мою жену вы тут не видели? — прокричал в ответ мистер Мертелл. — Нет…

Питер, смотря то на пожарника, то на пылающую сушилку, лихорадочно соображал, что ему предпринять. Наконец, выхватив у пожарника пластиковую маску для защиты лица, он бросился в раскрытые двери горящей сушилки…

Глава 37

Беседа Дэйла Купера и Люси Моран по поводу правильной заварки чая. — Звуковые эпистолярии Даяне. — Покушение на Дэйла Купера.


За короткое время Дэйл стал в полицейском участке своим человеком. Гарри Трумен по-хорошему завидовал ему; Томми Хогг и Энди Брендон уважали и преклонялись перед ним; чувства Люси Моран можно было также охарактеризовать, как уважение, переходящее иногда в трепет…

Дэйл относился к секретарше шерифа со снисходительной улыбкой. Он прекрасно видел, что Люси изо всех сил стремится понравиться ему — об этом свидетельствовал и вишневый пирог, с появлением Купера появляющийся на столике в кабинете шерифа, и лучшие сорта чая и кофе, которые Люси, скорее всего, покупала за свои деньги… Кстати, по поводу чая у Купера произошла с секретаршей Гарри любопытная беседа, после которой Люси еще больше зауважала приезжего агента ФБР, хотя раньше ей казалось, что уважать Купера больше, чем есть — просто невозможно.

Сидя в вестибюле полицейского участка, Дэйл, попивая горячий чай, произнес:— Люси, вы превосходно его завариваете… Вы, наверное, пользуетесь поваренной книгой?..

Та отрицательно покачала головой. — Как ни странно, Дэйл, ни в одной из поваренных книг не указано этого.

Дэйл сделал еще один глоток. — Это тем более странно, тем более, что, во-первых, чай всегда являлся в цивилизованных странах одним из оплотов истинной культуры, а во-вторых, Люси, лучший способ его заварки является предметом бурных дебатов. — Допив чай, Купер предложил: — Люси, хотите, я расскажу вам о собственном способе правильной заварки чая?..

Та с интересом посмотрела на Дэйла. — Да…

Купер, повертев в руках пустую чашку, поставил ее на стол. — У меня есть не менее одиннадцати непреложных правил заваривания…

Люси удивленно подняла брови. — Ого…

Купер продолжал:— Чай должен быть или индийским, или цейлонским. Китайский чай обладает несомненным достоинством, которым не стоит пренебрегать — он довольно дешев, его можно пить без молока, но он недостаточно бодрит. От китайского чая не почувствуешь себя умнее, отважней либо просто оптимистичней. Каждый, кому случается прибегать к этим утешительным словам, которые, Люси, вы так часто произносите — «чашка отменного чая» — безусловно, имеет в виду чай индийский. Во-вторых, чай следует заваривать понемножку, то есть в заварном чайнике. Чай, заваренный в большой емкости, обычно безвкусен, — учтите это, Люси. Люси, дам вам хороший совет: выбросите ваш глиняный чайник; настоящий заварной чайник должен быть либо фарфоровым, либо фаянсовым. В серебряных чайниках чай заваривается хуже, и уж совсем плохо — в эмалированных. В-третьих, чайник следует предварительно подогреть, но не споласкивая, как это обычно делается, горячей водой. В-четвертых, чай должен быть крепким. На полный до краев чайник емкостью в одну кварту идет примерно шесть чайных ложечек «с верхом». Все настоящие ценители и знатоки не просто любят крепкий чай, но и с каждым годом любят заваривать его все крепче и крепче. В-пятых, чай нужно класть прямо в заварной чайник. Никаких бумажных пакетиков и мешочков, Люси. Кое-где, на чайник подвешивают ситечко, чтобы улавливать считающиеся вредными чаинки, на самом же деле, чайный лист можно поглощать в любом количестве, безо всякого ущерба для здоровья. Если чай свободно не плавает в чайнике, он никогда толком не заварится. В-шестых, Люси, надо вливать заварку в кипяток, а не наоборот. Но именно в кипяток — запомните это, Люси, потому что вода в момент слияния с заваркой должна по-настоящему кипеть, то есть чайник с кипятком нельзя снимать с огня. Правда, моя секретарша Даяна утверждает, что для чая годится только свежекипяченая вода, но я, честно говоря, не замечал особой разницы. В-седьмых, заварив чай, его непременно следует помешать, а еще лучше — как следует встряхнуть чайник, дав потом чаинкам осесть. В-восьмых… — Купер, заметив, что слишком увлекся, вопросительно посмотрев на Люси, спросил:— Извините, я еще не слишком надоел вам?..

Мисс Моран слушала Купера очень внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. — Что вы, что вы, мистер Купер! — замахала девушка руками, — продолжайте, пожалуйста!.. — В-восьмых, — продолжил Дэйл, — пить чай надо только из высокой чашки цилиндрической формы, а не из плоской и мелкой, как эта, — Купер пальцем указал на стоявшую па столе чашку. — В такой чашке не успеешь распробовать, как чай уже остынет. В-девятых, с молока — если вы любите чай с молоком — следует снимать сливки, прежде чем подливать его в чай. Слишком жирное молоко придает чаю слишком тошнотворный вкус. В-десятых, — улыбнулся Дэйл, — следует сперва наливать в чашку не молоко, а чай. Любопытно, что в Новой Англии это один из самых спорных вопросов — воистину в каждой тамошней семье можно столкнуться со сторонниками обеих платформ. Приверженцы теории, по которой сперва наливается молоко, могут выдвинуть вполне весомую аргументацию своей позиции, но я стою на своем, Люси… Моя позиция неоспорима. Наливая сперва чай и по мере наливания, помешивая, можно предельно точно регулировать требуемое количество молока. В противном же случае его легко перелить. И, наконец, чай — если вы, Люси, не пьете его по-азиатски — нельзя пить с сахаром. Это все равно, что пить разогретую пепси-колу… — Чай с сахаром пьет Гарри, — вставила Люси, — мистер Трумен утверждает, что к этому напитку, вообще-то, равнодушен, а пьет его лишь затем, чтобы взбодриться и согреться, а сахар кладет только затем, чтобы отбить привкус чая…

Дэйл улыбнулся. — Люси, — ответил он, — а вы попробуйте убедить вашего шефа пить чай без сахара хотя бы в течение двух недель… И он наверняка никогда больше не захочет пить чай, подслащивая его…

Люси с нескрываемой благодарностью посмотрела на Дэйла. — Вы так нам помогаете, — воскликнула она, — просто слов не могу найти… Вы делаете из нас настоящих профессионалов…

Купер так и не понял, к чему именно относились эти слова секретарши — то ли к его многочисленным лекциям, то ли к расследованию убийства Лоры Палмер, то ли — в данной ситуации это выглядело правдоподобней всего — к его совету правильно заваривать чай.


Придя вечером в гостиницу, Купер с удивлением обнаружил, что та практически пуста. Выйдя на коридор, он прислушался — не было слышно, ни норвежских народных песен, исполняемых обычно пьяными голосами постояльцев, ни храпа, ни звона бутылок. «Наконец успокоились», — подумал он. Это открытие сразу же улучшило Дэйлу настроение, и он тут же вынул из кармана диктофон, решил сообщить об этом Даяне. — Даяна, Даяна, — произнес он, нажав кнопку «запись», — сейчас поздний вечер. Я нахожусь в гостинице «Флауэр», стою в коридоре. Гостиница на удивление тиха. Я могу предположить, что северные гости либо уснули пьяным сном, либо — а я очень на это надеюсь, — наконец-то уехали. Сегодня был занят целый день, и только сейчас понял, насколько проголодался. Сейчас же закажу себе по телефону ужин прямо в номер… Знаешь, Даяна, находясь в многочисленных командировках и проводя в гостиницах большую часть жизни, я пришел к выводу, что возможность заказать горячий ужин в номер — одно из лучших достижений нашей цивилизации… — Купер, пройдя в номер, набрал номер телефона и, отложив на тумбочку включенный на «запись» диктофон, произнес: — это Дэйл Купер… Попрошу принести мне в номер чего-нибудь горячего… Да, и есть ли у вас горячее молоко?..

С того конца послышалось:— Ваш заказ принят, сэр. Через несколько минут ужин будет подан. — Спасибо, — поблагодарил Купер и положил трубку.

Тот час же раздался телефонный звонок. — Алло…

В трубке послышался взволнованный голос:— Это Дэйл Купер?..

Купера почему-то очень раздражали такие звонки. Он довольно нервно воскликнул:— Да… Ну что там еще?..

В трубке послышалось:— Это говорит Энди Брендон… У меня к вам одно известие…

Совладав с собой, Дэйл голосом, в котором сквозила ирония, поинтересовался:— Вы не могли бы сообщить мне это ваше известие утром?.. — Но это очень важно!..

В этот момент послышался стук в двери. «Это, наверное, уже заказ несут, — решил Купер, — быстро, однако…»— Минуточку…

Видимо, известие, которое Энди собирался сообщить Куперу, действительно было чрезвычайно важным. — Дэйл, не кладите трубку…

В двери застучали еще настойчивее.

Купер произнес:— Энди, извини, мне в номер несут ужин… Перезвони чуть позже… — Дэйл, открой двери и не клади трубку… Дело в том, что… — Хорошо, — Купер положил трубку рядом с аппаратом и направился к двери.

Из мембраны доносился голос Брендона:— Мистер Купер, только что обнаружен Лео Джонсон… У него очень тяжелое ранение, он истекает кровью… Не могли бы вы…

Открыв двери, Купер невольно отшатнулся — первое, что он увидел, была вытянутая рука в черной кожаной перчатке, держащая пистолет. Купер попытался резко закрыть двери, но не успел — тишину гостиницы прорезало три глухих хлопка — пистолет был со специальным глушителем. Все три пули попали агенту ФБР в живот и он, обливаясь кровью, упал на ковер…

Глава 38

Сколько можно пролежать раненым на полу номера в отеле? — Видение специального агента ФБР. — Телефонная трубка. — Старый портье и большие чаевые. — Остывшее молоко. — Как можно завязать фартук на большой бант. — Ночной гость. — Каким был старик Хилтон в молодости? — Загадки великана. — Куда исчезло кольцо с мизинца левой руки Дэйла Купера? — Неземной свет. — Между жизнью и смертью.


Когда Дэйл Купер вновь открыл глаза, он не знал, сколько прошло времени с того момента, когда прозвучали три выстрела.

Над ним расстилался ровно побеленный потолок. Время от времени какой-то странный розовый туман застилал взор специального агента ФБР Дэйла Купера. И в этом розовом тумане как видение проносились картины его детства.

Он видел молодую мать, отца, видел своих сослуживцев. На какое-то мгновение он в разрыве розового тумана увидел лицо своего приятеля по службе в ФБР доктора Альберта Розенфельда. Выражение лица Розенфельда было испуганным. Он моргал глазами.

Вообще Куперу редко приходилось видеть Альберта испуганным и поэтому выражение лица приятеля очень его удивило. Он попытался произнести его имя и спросить у Розенфельда, что же случилось:— Альберт, Альберт, что со мной? — едва слышно пошевелил пересохшими побелевшими губами Купер. — Что со мной?

Альберт молчаливо склонился над ним, поводил перед глазами рукой и исчез.

В розовом разрыве появилось лицо Одри Хорн. Девушка плакала и не стеснялась своих крупных слез. Слезы капали на грудь Купера, на живот. И он ощущал какие они крупные и горячие. Ему хотелось взять девушку за шею, привлечь к себе и утешить. Но у него не было сил даже поднять руку. Мерзкий липкий холодок сковывал движения, парализовал пальцы. А Одри Хорн продолжала беззвучно плакать.

«Странно, — подумал Купер, — почему я не слышу никаких звуков? Почему?».

Но ответить на этот вопрос он не успел. Сознание вновь исчезло и он начал проваливаться в черную бесконечную бездну.

Куперу казалось, что он летит уже целую вечность, цепляясь за что-то острое, в кровь сбивая руки и грудь. Единственное, чего он боялся, и что берег, — это глаза. Он закрыл их как можно крепче, зажмурился, и продолжал падать в липкую холодную темноту.

«Боже, что со мной происходит? Куда я лечу? Это очень похоже на сон, который мне снился здесь, в Твин Пиксе.

А может, это смерть?..

Может, теперь я, наконец, увижу того большого черного человека и смогу задать ему свои вопросы и получить ответы?

И может, он пропустит меня за ту высокую дверь, из-за которой льется такой пронзительный свет?»

И тут Дэйл Купер вздрогнул. Его вырвал из небытия тихий, но настойчивый голос, звучащий из телефонной трубки. И специальный агент ФБР понял, что от того времени, как прозвучали три оглушительных выстрела прошли только мгновения, возможно, несколько секунд.

Но тут же появилась мысль, что прошла целая вечность, и его уже нет на свете.

Купер явственно слышал голос, который рвался из телефонной трубки, лежащей на столе, рядом с черным старомодным телефонным аппаратом. Он хотел дотянуться до трубки рукой, но не мог пошевелить даже пальцем. Острая боль растекалась от живота и сковывала движения. Лицо обсыпал крупный холодный пот, но Дэйл его не видел. Он только ощущал как холодеет кожа, как наливаются свинцом виски.

Наконец-то неимоверным усилием воли Дэйл Купер смог открыть глаза. Розовая пелена исчезла, и он увидел белый потолок своего номера. Вместе со зрением вернулось и понимание того, что он слышит. Дэйл начал разбирать слова и вникать в их смысл. Казалось, что от этого неимоверного напряжения он вот-вот вновь потеряет сознание и вновь полетит в бесконечную бездну, холодную, мерзкую и липкую. — Соберись, соберись, Дэйл, — прошептал он себе, едва шевеля языком. — Соберись, соберись.

И Специальный агент ФБР Дэйл Купер смог собраться, смог напрячь слух и смог услышать все, что говорит Энди. — Агент Купер! Агент Купер! Что случилось? Агент Купер, вы меня слышите? — звучал из трубки резкий испуганный голос офицера Брендона. — Агент Купер! Агент Купер!

Дэйл вновь попытался приподняться, чтобы дотянуться до телефона. Но ему это не удалось, и его голова бессильно опустилась на ковер. На белой рубашке все шире и шире расплывалось большое темно-красное пятно.

Кровь казалась очень горячей, а тело — очень холодным. Страшно болели ребра. Дэйл не мог видеть, что у него чуть пониже грудной клетки еще два пулевых отверстия, вокруг которых обгорела ткань белой рубашки. — Агент Купер! Агент Купер! Что случилось? С вами все в порядке? — звучал голос офицера Брендона. — Да, да, Энди, кажется, со мной все в порядке, — едва шевеля губами, шептал Дэйл Купер.

Белый потолок вновь стал розовым и Дэйл последним усилием воли постарался не закрыть глаза. Розовая пелена медленно исчезала и рассеивалась. Из приоткрытой двери номера слышались веселые голоса туристов, которые, расхаживая по коридору, распевали песни, спорили и веселились.

Потом хлопнула дверь, голоса исчезли. Из глубины длинного коридора послышались тихие шаркающие шаги. Перед самой дверью шаги стихли. — Вот ваш заказ, — послышался скрипучий вежливый голос и в комнату вошел старый портье с шелковой потрепанной бабочкой и с подносом в руках. На подносе одиноко стоял высокий стакан, полный молока.

Дэйл едва слышно застонал. Он хотел обратиться к портье, но вместо слов из его горла вырвался едва слышный булькающий вздох. Его голова вновь упала на ковер.

Моргая подслеповатыми выцветшими глазами старый портье с подносом в дрожащих руках прошел в комнату, долго смотрел, куда бы поставить поднос, наконец, решил, что лучше всего будет, если стакан с молоком будет на тумбочке рядом с телефоном. Он опустил поднос и взглянул на распластавшегося на полу специального агента ФБР Дэйла Купера. — Простите, сэр, я не могу понять, что вы делаете там внизу?

Старый портье моргал подслеповатыми глазами. Его белая рубашка сливалась с потолком, и только черная бабочка траурным пятном медленно покачивалась перед угасающим взором Дэйла Купера. — Теплое молочко я вам принес, — проскрипел беззубым ртом старик, — очень теплое молочко.

Дэйл попытался открыть глаза и хоть как-то привлечь к себе внимание старика. Но тот, кроме того, что был подслеповат, еще плохо слышал. — Агент Купер! Агент Купер! Дэйл! Дэйл! — звучал из трубки перепуганный голос Энди Брендона, — вы меня слышите? Агент Купер!

Старый портье взял телефонную трубку и долго вертел в дрожащих руках.

Наконец, он решил, что телефонная трубка должна лежать на отведенном ей месте. Он пригнулся к аппарату и принялся укладывать ее на рычаги. Но руки не слушались, и трубка соскальзывала, громко ударяясь о тумбочку.

Наконец, старый портье смог уложить двумя руками беспокойную трубку, которая все время вырывалась и не хотела его слушаться. Он облегченно вздохнул. Голос Энди Брендона оборвался на полуслове. Старый портье вновь взял стакан с молоком в руки и слегка склонился к распластавшемуся на полу Дэйлу Куперу. — Ваше молоко, сэр, скоро остынет, — очень вежливо сказал портье.

К Дэйлу Куперу вернулся голос. — Сэр, так куда поставить ваше молоко? — еще ниже склонился к Дэйлу портье. — Поставьте его, пожалуйста, на стол. И еще вызовите, пожалуйста, доктора.

Портье закивал трясущейся головой. Щеточка его серебристых усов шевельнулась. — Сэр, я вас понял и ставлю молоко на стол. Сэр, вы меня, конечно, извините, — старик поклонился лежащему на полу Куперу. — Я у вас немножко прибрал, повесил трубку, вы меня слышите? — Вы вызвали врача? — прошептал Купер. — Да, я повесил трубку, сэр. — Вы доктора вызвали? Доктора? — несколько раз повторил Купер.

Старик смотрел на шевелящиеся губы специального агента, пытаясь прочесть по ним, разобрать, что же такое говорит этот молодой мужчина, лежа на полу. — Я повесил телефонную трубку, — громко выговаривая каждое слово, повторил старый портье. — Доктора, доктора… — шептал Купер.

Он боялся, что вновь потеряет сознание и вновь рухнет в черную липкую бездну. — Доктора, — очень отчетливо тоже выговаривая каждый звук, повторил Купер.

Он сообразил, что старик его не слышит. Но старик понял движение губ Дэйла по-своему. — Мне не трудно, сэр, пожалуйста, мне совсем нетрудно.

Он вытащил из карманчика на красном коротком фартуке счет и протянул его лежащему на полу Куперу. — Доктора, — повторил вновь Дэйл. — Хорошо, хорошо, сейчас, — старик долго рылся в кармашке фартука, наконец, нашел черную перьевую ручку. Снял колпачок, тряхнул ручкой и протянул ее специальному агенту.

Дэйл уже все понял. Когда старик, присев на колени подал блокнот со счетом, он спросил у портье:— А чаевые сюда включены?

Наконец-то старик сообразил. Да и как он мог не понять, ведь это было его любимое слово: чаевые. Серебристая щеточка усов вновь вздрогнула, и старик изобразил нечто наподобие улыбки, обнажив два одиноко торчащие зуба в верхней челюсти. — Конечно, сэр, конечно включены.

Дэйл слабеющей дрожащей рукой подписал счет. Когда блокнот оказался в кармашке красного фартука старик закивал трясущейся головой. — Спасибо, спасибо, спасибо, сэр. Вам хорошо, вы хороший человек. Другие всегда смотрят, что написано в счете и спорят со мной, что там слишком большие чаевые, а вы вот сразу взяли и подписали, даже не взглянув на сумму. — Доктора, доктора, — прошептал Купер.

Старик понял это по-своему. Он решил, что его отсылают из номера. — Сэр, — желая сказать еще что-нибудь на прощанье, прошамкал старик, — ваше молоко скоро совсем остынет и будет как лед, а холодное молоко пить очень вредно. — Хорошо, — уже смирившись со своим положением, со своим бессилием сказал Купер.

Старик еще несколько раз поклонился и целиком удовлетворенный собой и тем, что специальный агент ФБР подписал, не глядя, счет, такой же шаркающей цепляющейся за ровный пол походкой двинулся к двери.

У порога старик развернулся, еще раз поклонился лежащему на полу Куперу, изобразил подобие услужливой улыбки и проскрипел:— А я о вас очень много всего слышал.

Дэйл Купер из последних сил поднял правую руку и показал старику большой палец, дескать «все хорошо, все о'кей, дедушка, можешь быть, наконец-то свободен».

Старик вновь закивал головой и, держась за стену, двинулся к выходу.

«Господи, господи, хоть бы он не закрыл дверь. Тогда может быть, еще кто-нибудь заглянет ко мне в номер и вызовет доктора. Господи, хоть бы он не закрыл дверь».

И его слова были услышаны.

Шаги старика зазвучали в коридоре. Дверь осталась открытой. Но тут старик, как будто что-то вспомнив, остановился посреди коридора, сам себе улыбнулся и вновь зашаркал к номеру специального агента. Он вначале просунул свою лысую голову на длинной морщинистой шее, поморгал выцветшими глазами, а потом уже более решительно вернулся в номер. — Мне о вас очень много хорошего рассказывал старик Хилтон, — закивал головой портье и показал свой желтый как огарок восковой свечи большой палец и на всякий случай подмигнул.

Дэйлу больше ничего не оставалось, как попытаться поднять уже левую руку и повторить жест старика. Тот остался очень довольным отзывчивостью важного постояльца из Вашингтона. Старик, вновь дойдя до середины коридора и вновь оставив распахнутой дверь агента Купера, развернулся. Он ударил себя ладонью по лбу. Звук был похож на шлепок матери по заднице любимого чада. — О, дьявол! Совсем намять потерял! Я же хотел сказать ему кое-что хорошее, — заскрипел старик, разговаривая сам с собой. Он вернулся в номер, показал лежащему на полу Куперу большой палец правой руки и прошамкал:— Мне о вас очень много хорошего говорил старик Хилтон. А ему-то верить можно. Он очень много прожил на этом свете. Таких людей больше в Твин Пиксе не осталось. Он, этот Хилтон, был очень дружен с моим отцом, — старик портье закивал головой, а Дэйл попытался приподнять правую руку и изобразить движение, как будто бы он набирает телефон, поворачивая диск.

Старик закивал головой:— Да, да, Хилтону верить можно. Можно верить. Вы совершенно правы, мистер Купер, Хилтон никогда не ошибается.

Старый портье повернулся и Дэйл Купер увидел, какие худые лопатки у этого старого портье и как сильно они торчат, вздымая его фирменную накрахмаленную рубашку.

Еще Дэйл заметил, как покачиваются ярко-красные хвостики фартука, завязанные на большой бант. Дэйл Купер подумал, что сам старик не смог бы завязать фартук, что, видимо, кто-то завязывает старику-портье шлейки фартука.

Но потом он сообразил, что ведь можно сделать это и по-другому: завязать спереди, а потом повернуть фартук. И от этой мысли, вернее от того, что она появилась в его голове, Дэйлу стало немного легче. Ведь если появляется хоть на секунду чувство юмора, значит не все так уж плохо.

Вновь все закружилось в глазах Дэйла. Вещи принялись менять свои очертания, расплываться и пропадать в розовом липком тумане. Испугавшись того, что потеряет сознание, Дэйл опять закрыл веки. — Я хочу сказать тебе что-то очень важное, — вернул в сознание Дэйла голос, звучащий высоко над ним.

Он открыл глаза. Странный резкий свет ударил по зрачкам, и Купер прикрыл веки. — Я пришел сказать тебе нечто очень важное, — повторил тот, кто стоял над Дэйлом.

«Я уже где-то слышал этот голос. Только где, где? — думал специальный агент. Что-то очень знакомое, какие-то очень привычные интонации, очень специфичный выговор звуков. Но где? Где же я слышал этот голос?»

И вдруг перед Дэйлом в его сознании всплыла встреча в очень шумном ресторане отеля, когда напротив него сидел старик Хилтон и рассказывал о Твин Пиксе и о себе.

«Да, это голос старика Хилтона» — узнал Дэйл и вновь открыл глаза.

Но над ним стоял не старик Хилтон. Это был высокий очень худой мужчина. Руки со сцепленными пальцами он держал перед собой.

«Кто же это? Что это за мужчина? Неужели сознание окончательно покидает меня» — подумал Дэйл. — Я тебе скажу что-то очень важное, — повторил гость и пошевелил пальцами.

Казалось, его голос доносится откуда-то издалека, как будто бы из глубины веков или из очень глубокого колодца.

Дэйл, как бы отгоняя навязчивое видение, пошевелил головой. Мужчина, стоящий над ним воспринял это движение по-своему:— Послушай, но если сбудется сказанное мной, то тогда ты поверишь моим словам?

Гулкий звук его голоса проникал в сознание Дэйла Купера, навсегда отпечатываясь в нем, как будто на магнитофонной ленте.

Едва шевеля губами, Дэйл Купер прошептал:— О чем?

Он уже понял, кто перед ним, кто пришел в его номер в это время и в эти тяжелые для него мгновенья. Перед ним стоял молодой старик Хилтон. Дэйл видел его старомодную рубашку, коричневую провинциальную бабочку.

«А может, старик Хилтон пришел в виде смерти? Или нет, наоборот, смерть пришла за мной в виде старика Хилтона, в виде вечного старика? И вообще, смерть — это не женщина с косой на плече, а это немолодой, худой мужчина с лысой вытянутой головой и гулким голосом? Может, старик Хилтон и есть смерть, которая бродит по Твин Пиксу и по его окрестностям и в последние минуты жизни человека появляется перед ним и ведет вот такие пространные разговоры?»— Можешь считать меня своим другом, — звучал гулкий голос. — Откуда ты взялся? Откуда? — прошептал Дэйл и пристально всмотрелся в потолок, на котором была огромная черная тень от фигуры гостя.

Гость покачал головой:— Вопрос скорее в том, не откуда я, а куда попал ты, Дэйл Купер? — большие выпученные глаза гостя смотрели прямо в лицо Дэйлу не моргая. — Итак, первое, запоминай: в улыбающемся сером мешке лежит человек.

От этой странной фразы Дэйл Купер вздрогнул. Глаза ночного гостя, казалось, пронизывают Купера насквозь, и как острые стальные гвозди прибивают к дубовым доскам пола. — Правильно ли я запомнил, — прошептал Дэйл Купер, — человек в улыбающемся мешке?

Гость согласно кивнул головой. — А теперь второе: совы — не то, чем они кажутся. Только сейчас Купер заметил, какой же высокий этот человек, стоящий над ним. Его голова почти упиралась в белый потолок. Дэйл тут же прикинул: рост ночного гостя будет никак не меньше восьми футов и трех дюймов. — И третье, запомни, — Дэйл шевельнул губами, — он указывает без всякой химии.

Слово «химия», прозвучавшее из уст гостя, поразило Купера. — Что все это значит? — прошептал специальный агент ФБР. — Это все, что мне позволено тебе сказать. Дай мне твое кольцо. Я тебе его верну, когда ты убедишься, что все сказанное мной — чистая правда.

И не дожидаясь ответа Купера, ночной гость склонился к нему. Дэйл последним усилием приподнял левую руку. Холодные шершавые пальцы ночного гостя взяли руку Дэйла Купера и сняли кольцо с мизинца левой руки. Когда кольцо оказалось зажатым в твердых пальцах великана, он вновь принял прежнюю позу, сцепил пальцы между собой и холодным уже далеким голосом проговорил:— Мы хотим помочь тебе. — Кто это «мы»? — слабо проговорил Дэйл. Мужчина, стоящий над Дэйлом, казалось, не услышал его вопроса, или пропустил мимо ушей. — И еще одно. Запомни, Дэйл, Лео Джонсон был заперт в Голодной Лошади. А разгадку ты найдешь в доме Лео. А теперь, — уже другим голосом проговорил мужчина, — теперь тебе понадобится доктор.

И действительно, кровавое пятно расплылось по белой рубашке Дэйла уже почти до груди, а на ковре образовалась изрядная теплая лужа крови. Яркий, пронзительный, неземной свет начал быстро меркнуть. И гость, еще мгновение тому возвышающийся над Дэйлом, растворился в этом свете и бесследно исчез вместе с ним.

На какое-то мгновенье Дэйл Купер увидел над собой сверкающий белый потолок. И вдруг эта белизна начала вновь заволакиваться розовым туманом.

«Господи, неужели я теряю сознание, неужели умираю?»

Дэйл попытался крикнуть, собрав последние силы, но с его побелевших губ не сорвалось ни звука.


В отеле шла своя ночная жизнь. Где-то за стенкой громко безудержно хохотала женщина, слышался раскатистый мужской голос. Потом послышался детский плач, звяканье посуды. Но постепенно все смолкало, затихало и гостиница погрузилась в сон. Никого так и не заинтересовали распахнутые двери в номере специального агента ФБР Дэйла Купера.

Только не спал старый портье с красным фартуком. Он сидел внизу, возле ящика с ключами.

Старик прижался ухом к динамику приемника и слушал все подряд, что передавали по радио. Он был очень доволен тем, что может слушать все сидя на мягком стуле в теплом помещении.

Глава 39

Одри Хорн начинает сожалеть о своем отчаянном поступке. — Больше всего Одри волнует положение дверной ручки в ее комнате. — Продавщица отдела парфюмерии начинает ненавидеть свой товар. — Одри попадает в ситуацию, когда хочется позвать на помощь кого угодно, но только не своего отца. — Чем расплачивается Джерри Хорн с Черной Розой? — Игра в лисичку. — Джерри, сам того не желая, спасает племянницу. — Дэйл Купер, лежа беседует с Даяной, не зная, включен ли диктофон. — Три револьверных ствола нацелены на специального агента ФБР.


Мерцала неоновая вывеска рекламы над ночным казино «Одноглазый валет».

Легко потрескивали светящиеся стеклянные трубки в мелких каплях дождя. Их отсвет слабыми бликами ложился на потолок комнаты, в которой находилась Одри. Она сидела на широкой мягкой кровати, окруженной со всех сторон тяжелым бархатным пологом с черной бахромой.

Одри не терпелось увидеть, кто же хозяин этого заведения, кто же сейчас зайдет в комнату.

Она приблизила свое лицо к щели между портьерами и напряженно смотрела на дверь. Но дверь была неподвижна.

Одри хоть и напустила на себя беспечность и деланную смелость, но на самом деле она ужасно волновалась и переживала.

Она понимала, что у нее сдают нервы. Ей было страшно. Ведь она знала, где находится и для чего создано казино Черной Розы. Об этом заведении ей кое-что рассказывали подруги, кое-что она читала в газетах в разделе криминальной хроники. И конечно, сейчас, все, что должно было произойти с ней, представлялось очень мрачным и угрожающим.

Девушка боялась, что хозяин заведения, — какой-нибудь жестокий грязный мужчина, а даже, возможно, садист и извращенец. Что он начнет ее мучить и, может быть, избивать. И тогда, возможно, ее постигнет судьба Ронни Пуласки. Но любовь к Дэйлу Куперу и страстное желание хоть как-то помочь ему помогало ей сохранять хоть видимое спокойствие.

Она еще не придумала первые слова, которые скажет хозяину. И она еще не знала, как, какими способами сможет противостоять его домоганиям. А то, что они неизбежны, Одри была уверена так же, как она была уверена в том, что ей нравится Дэйл Купер.

Вот если бы пришел он, она бы тогда показала все, на что способна. Она бы встретила его здесь, обняла и отдалась бы ему с радостью и восторгом.

Но такие люди как специальный агент ФБР Дэйл Купер не ходят в столь грязные и гнусные заведения, кроме как по служебной необходимости что-то расследовать, выведать, узнать, собрать необходимые улики и доказательства, чтобы потом задержать преступника и избавить общество от какого-нибудь грязного мракобеса и извращенца.

«Боже, неужели со мной сейчас произойдет непоправимое? Неужели мной воспользуются как обыкновенной дешевой проституткой? Как этого не хочется! Как же мне спастись?»

Одри заерзала на большой, застеленной скользким шелковым покрывалом кровати.

«Неужели мое молодое тело будет принадлежать какому-нибудь грязному извращенцу, ублюдку, мерзавцу? Зачем я ввязалась в эту историю? Кто заставил меня брать телефонный номер Черной Розы? Кто заставлял меня врать ей, унижаться только для того, чтобы она взяла меня на работу? А что будет, если мне ничего так и не удастся узнать? Ведь предупреждал же меня Купер, что мой романтизм может завести меня далеко, и я могу попасть в какую-нибудь очень неприятную историю? Ведь сейчас мне никто не поможет. Ведь рядом нет ни одного знакомого человека, ни одного родного лица. И я осталась один на один с неизвестностью. И если я откажусь быть послушной, то меня могут просто избить и изнасиловать. И ничего с этим не поделаешь, ведь я собственноручно подписала контракт. Зачем? Зачем я это сделала?»

Девушка шептала эти слова. Страшные мысли проносились в воспалённом сознании. Она, не отрываясь, смотрела на бронзовую дверную ручку, боясь ее поворота, как жертва боится взмаха руки палача, которая сжимает остро отточенный топор. Наконец, послышались тяжелые шаги по коридору.

«Он идет. Он идет — пронеслось в мозгу Одри осознание непоправимости своего поступка. Сейчас повернется ручка, он ввалится, пьяный и наглый и начнет меня терзать».

Но мужчина прошел мимо и послышался радостный смех женщины и соседнем номере. — Слава Богу, это не ко мне. Пронесло, — громко сказала Одри.

Она сказала это так, как говорят школьники на экзамене, когда соседка вытаскивает несчастливый билет.

«Господи, какая же на мне мерзкая одежда! Я похожа на вульгарную куклу. Эти противные шелковые белые чулки. Этот шелковый пояс, эти стрелки, туфли, вся эта вуаль… Лифчик, который едва держится на груди… Вся эта косметика… Весь этот грим… Боже, зачем? Зачем? Какие же все-таки мужчины гнусные животные. Не хватает только хрустящего целлофана, как в парфюмерном отделе, и шелковой розовой ленточки, которой мы перевязываем покупки».

Одри хотелось сорвать с себя эту одежду. Но желание помочь Дэйлу Куперу, желание выведать важную информацию удерживало ее. Да она и прекрасно понимала, что так просто ее из этого заведения не выпустят и что ей предстоит долгая, возможно, изнурительная борьба за свое достоинство, за свою честь.

Но радость Одри была недолгой. Распахнулась дверь и ее комнаты.

В узкую щель тяжелых шелковых штор она увидела фигуру сухощавого мужчины. Ее взгляд скользнул по ней и остановился на лице.

«Господи, да ведь это же мой отец!»

От этой мысли кровь хлынула к лицу.

Одри нервно отпрянула и забилась в угол кровати. Она чувствовала, как горят ее щеки, как дрожат руки, как холодный пот струится по позвоночнику.

Бенжамин Хорн застыл в раскрытых дверях. Он галантно чуть-чуть склонил голову и костяшками пальцев постучал в обитую цветастым шелком панель. — Тук-тук-тук, — сказал Бенжамин Хорн, — это я. Одри задернула тяжелый полог. — Выходи, я хочу посмотреть на тебя, — сладким и липким, как патока, голосом говорил Бенжамин Хорн, мягко ступая на полусогнутых ногах по ковру, приближаясь к задернутому пологу кровати. — Выходи, я хочу полюбоваться на тебя. — Ну, что же ты медлишь, лисичка?

Одри недовольно хмыкнула и крепче сжала шторы в руках. — Ты что, лисичка, боишься меня? — таким же приторным голосом продолжал Бенжамин Хорн.

Он просунул руку в разрез полога и принялся шарить. Одри одернула голову, опустила одну руку и принялась колотить по шевелящимся пальцам своего отца.

«Сволочь! Сволочь! Грязный мерзавец! Животное! А он еще хочет, чтобы я к нему хорошо относилась, чтобы я его уважала! Развратник! Грязный развратник! Так это он — хозяин этого гнусного публичного дома! Так это мой отец! Боже, что мне делать?» — все эти мысли вихрем пронеслись в голове Одри.

Она царапнула своими острыми ногтями по холеной руке отца.

Рука нервно исчезла в проеме. — Ах ты какая, лисичка! Своенравная! Царапаешься? Ну, ничего, ничего, я тебя приручу, — растягивая слова, как бы пытаясь ими сломать упрямство девушки и ее боязливость, говорил Бенжамин Хорн.

Он слизнул кровь, выступившую из царапины, причмокнул, потом на мгновенье задумался. Вытащил из нагрудного кармана пиджака толстую гаванскую сигару, щелкнул зажигалкой, затянулся, подошел к пологу и в маленькую щель выпустил клубы едкого синеватого дыма. Одри чихнула. — Что, лисичка, не нравится дым? А ты знаешь, как выкуривают животных подобных тебе из нор? Я тебе сейчас покажу.

Бенжамин Хорн затянулся, насколько мог, и весь дым выпустил в разрез полога. Одри зачихала. — Не нравится? Тогда выходи. Выходи, я уже больше не могу терпеть.

Бенжамин Хорн хищно облизал губы и потер вспотевшие ладони. Ему явно не терпелось поскорее овладеть новенькой строптивой девушкой. У него еще никогда не было подобных сбоев в заведении. Он владел всеми, когда и сколько хотел.

Все девушки радовались, когда выбор хозяина падал на них. А тут какая-то новенькая, неизвестно откуда и неизвестно что из себя представляющая, вообразила из себя принцессу с голубой кровью. — Ну, я ей и задам! Я ей покажу! — шептал сам себе Бенжамин Хорн.

Он явно настраивался на то, чтобы как можно более жестоко разделаться с новенькой девушкой. Но сопротивление девушки не только злило, оно еще больше заводило и раззадоривало мужчину. Он хотел как можно скорее овладеть ею, но в то же время оттягивал удовольствие, пытаясь сделать его как можно более продолжительным, ярким и запоминающимся. — Лисичка, как ты думаешь, еще долго будет длиться наша прелюдия?

Но из-за полога никто не отвечал. И тогда Бенжамин Хорн, крепко сжав сигару в зубах, подошел к пологу, взялся за него и резко дернул тяжелые шелковые шторы в сторону. Красная материя колыхнулась и как два тяжелых крыла разлетелась.


А в это же время младший брат Бенжамина Хорна Джерри расхаживал по кабинету управляющей «Одноглазым валетом» Черной Розы.

На нем был длинный кожаный плащ, очень похожий на одежду гестаповского офицера. Джерри был невысокого роста, этот Джерри, и как все маленькие люди имел о себе очень преувеличенное мнение.

Блэкки сидела за столом, откинувшись на спинку глубокого кресла. Ее глаза подергивала пелена наркотического опьянения. Она улыбалась, изредка прикасаясь руками к своей груди, шее, проводя указательным пальцем по нижней губе. Время от времени она беспричинно принималась хохотать, но через мгновение ее лицо становилось вдруг холодным, неприступным и отчужденным. Она явно витала в облаках дурмана. — Блэкки, в какой комнате Бен? — развязно спросил Джерри, расхаживая по гостиной.

Блэкки от резкого и развязного вопроса вздрогнула. Пелена как бы сползла с ее глаз. Она широко улыбнулась, показав ряд белых аккуратных зубов. — Он там, — женщина вяло махнула рукой в неопределенном направлении. — Где там? — Ну там… — Блэкки повторила движение руки, но показала более определенно, — там, где он и должен быть, в новой цветочной комнате.

Ее улыбка из приторной сделалась злой и недовольной. — Джерри, послушай…— Ну что, говори быстрей, а то ты тянешь слова как нитку. — Послушай, мне кажется, Хорн что-то от меня скрывает.

От этих слов Джерри подпрыгнул, как будто его ошпарили кипятком. Он бросился к огромному столу, перевалился через него и, глядя прямо в глаза женщине, крикнул:— Ты о чем это, Блэкки, кто скрывает?

Черная Роза буквально вжалась в спинку кресла и испуганно схватилась рукой за сердце, как будто оно вот-вот могло остановиться. — Джерри, Джерри, я прошу тебя, — уже совсем другим голосом прошептала Блэкки, — прошу тебя, ты видишь, как мне плохо? — Да? Тебе плохо? — Джерри развязно уселся в кресло напротив большого стола и испытующе посмотрел в глаза женщине. — Тебе плохо? — Джерри, помоги, ты же видишь! — шептала женщина.

Джерри сразу сообразил, что Блэкки требует от него свою очередную дозу наркотика.

Они уже давно вместе с Бенжамином рассчитывались с ней преимущественно наркотиками. Но чтобы позлить и помучить женщину, он развернул торшер, подвинул его к себе и направил прямо в лицо Блэкки яркий желтый свет. Женщина испуганно и недовольно поморщилась и заморгала темными глазами.

Джерри в это мгновение был действительно очень похож на гестаповского офицера, издевающегося над своей жертвой. Его кожаный плащ похрустывал и скрипел. И прическа Джерри тоже была явно скопирована с образцов мужской красоты времен третьего рейха. — Блэкки, — резко выговаривая каждый звук, начал Джерри, — раньше ты была такой красивой и обворожительной женщиной… — Да, — согласная на все шептала женщина. — Ты была такой обворожительной женщиной, что просто пальчики оближешь.

Джерри запустил руку в глубокий карман и вытащил маленький целлофановый пакетик с белым порошком. Он повертел упаковку перед своими глазами. В них появился хищный и одновременно маслянистый блеск.

Блэкки напряглась. Казалось, еще мгновение и она как кошка бросится на мужчину, вернее, даже не на него, а на то, что он держит в руках, на этот маленький шелестящий пакетик. Она следила глазами за движением пальцев Джерри, как следят за движением молоточка психиатра, когда он водит им перед глазами пациента. Казалось, женщину парализовал вид этого белого вещества в целлофановой упаковке. — Ах. Блэкки! Ах, Блэкки! — шептал Джерри, не отдавая наркотик женщине.

Он подносил его ко рту, нюхал, вертел пальцами. Наконец, видимо, ему надоела эта игра в кошки и мышки. Он поцеловал пакет, взглянул на женщину и бросил наркотик на стол.

Блэкки вздрогнула, готовая кинуться как голодная кошка на кусок мяса, но сдержала себя. Видимо, в ней еще оставалась капля женской гордости и достоинства.

Джерри, заскрипев кожаным плащом, поднялся со стула и вразвалочку, лениво двинулся к двери.

Блэкки глядя на этого маленького низкорослого ублюдка прошептала:— Мерзавец ты! Ну и мерзавец!

А Джерри у самой двери остановился, повернулся к женщине и подмигнул ей левым глазом.

Едва за ним закрылась дверь и щелкнул замочек, Блэкки схватила упаковку героина, выдвинула шуфлядку своего письменного стола и буквально вырвала оттуда трясущимися руками резиновый жгут для перетягивания руки.


Когда Бенжамин Хорн отдернул тяжелые шторы полога, он увидел, что девушка спряталась от него под блестящее шелковое одеяло, из-под которого торчали только красивые чуть полноватые ноги в белых чулках. Бенжамин Хорн самодовольно вздохнул:— Вот и хорошо. Вот и правильно ты решила, моя маленькая лисичка. А теперь давай выбирайся из своего укрытия, из своего домика. — Нет! Нет! Уходите! Уходите! Я не готова, — послышался из-под одеяла сдавленный девичий голосок. — Уходите! Уходите! Я вас очень прошу. Я волнуюсь. — Не волнуйся, моя маленькая. Все будет просто очень хорошо.

Бенжамин Хорн снова затянулся сигарой, вновь приподнял край одеяла и выдохнул туда дым. — Что вы делаете? Что вы делаете? Вы меня отравите, и я умру! — Не умрешь, тебе будет просто очень хорошо. Тебе будет сказочно хорошо!

Бенжамин Хорн прищелкнул языком, разглядывая девичьи ноги. — Что такое? — недовольно отозвался Хорн, — что такое, Джерри? — У нас проблемы. — У меня тоже проблема, — уже другим голосом, поигрывая красной атласной лентой, украшавшей маску кошки, ответил Бенжамин. — Что там у вас за проблемы? Вот у меня очень сладкая и приятная проблема, которую я никак не могу разрешить, — Бенжамин Хорн все ближе и ближе на коленях подползал к своей дочери. — Бенжамин, да ты что, с ума сошел! Я же говорю, что у нас очень сложные проблемы, — нервно кричал Джерри колотя кулаками в дверь.

Бенжамин Хори недовольно слез с кровати. — А ты, малышка, молодец, умеешь заинтриговать мужчину. А в нашем деле — это уже почти половина успеха. Может быть, даже больше, — он все так же затягивался сигарой и одергивал полы пиджака как бы пытаясь что-то прикрыть.

Одри, наблюдая за отцом сквозь прорези маски, привстала с кровати. Она прекрасно понимала, почему он одергивает полы своего элегантного отутюженного пиджака. И это ее даже немного забавляло. — Следующий раз мы сыграем эту же игру, но только по моим правилам, — уже остановившись у дверей проговорил Бенжамин Хорн. — Это будет сладкая игра, в которой выиграют все: ты, лисичка, и я — твой хозяин. Так сказать, охотник за дичью.

С его лица так и не сошла приторная липкая улыбка. Он вышел за дверь, щелкнул замок.

Но Одри еще долго не опускала маску, боясь, что отец вновь может вернуться в номер и вновь попытается овладеть своей дочерью. — Ну и мерзавец! Ну и сволочь! — сама себе шептала девушка. — Но зато теперь у меня есть против него очень мощное оружие. Я знаю о нем такое… что не дай бог. Если захочу это рассказать, и расскажу, тогда ему крышка…

И в это же время девушке хотелось плакать. Она почувствовала себя маленьким беспомощным ребенком, ребенком, которого обидел отец. Обидел очень сильно и незаслуженно.

Казалось, что вот-вот слезы брызнут из ее глаз, смывая весь этот вульгарный и пошлый макияж, смывая черную тушь, размазывая румяна, помаду и тени.

Ей было очень противно от ощущения своей униженности и от того, что она знает такую страшную тайну о своем отце.


Специальный агент ФБР Дэйл Купер не знал, что сейчас: утро, вечер или ночь. Он вообще, плохо понимал, на каком свете находится. Но за окном его номера шумел водопад, низвергались тонны пенящейся воды. И это привело Дэйла Купера в сознание. Он понял, что находится в своем номере.

Шторы были задернуты, все так же оставалась открытой входная дверь, все так же горел торшер и светильник на белом ровном потолке. А он все так же лежал на ковре, истекая кровью, с простреленным животом, с поврежденными ребрами.

Дэйлу Куперу не было к кому обратиться за помощью. Но слава богу, что хоть голос к нему вернулся.

Он вспомнил, что на столе рядом с телефоном и стаканом уже холодного молока лежит его неизменный диктофон, который может включаться от звука голоса. Он не знал, кончилась кассета или нет, он не знал, бредил ночью или нет. Но на всякий случай, так как ему больше не к кому было обратиться, он обратился к своему неизменному диктофону. — Даяна, Даяна, — стараясь говорить как можно громче, начал Дэйл Купер. — Мой диктофон лежит на тумбочке. Я надеюсь, что он включится от звука моего голоса и не подведет меня. Ведь он никогда еще не подводил. Дотянуться до него я сейчас не в состоянии. Ты слышишь, Даяна? Но я надеюсь, что он включится. Я лежу на полу в своем номере. В меня стреляли. Даяна, это очень больно. Подо мной очень много крови. Она теплая и липкая. Я ощущаю ее. Я ощущаю, как много потерял крови. К счастью, на мне оказался бронежилет. Ведь мы обязаны надевать его, когда идем на особо опасные дела. А я, как ты знаешь, всегда выполняю инструкции и предписания, хотя часто это мне очень не нравится.

Серый свинцовый свет хмурого утра постепенно заподнял комнату. И уже желтый свет торшера мерк. — Я вспоминаю, Даяна, что приподнял жилет, чтобы избавиться от клеща. Даяна, у меня такое ощущение, что мне на грудь сбросили с огромной высоты три тяжелых шара для боулинга.

Дэйл Купер, распластанный на полу, набрал в легкие воздуха и продолжал:— Даяна, когда в тебя стреляют, это совсем не так страшно, как мне казалось. Самое главное преодолеть страх. Ты меня слышишь, Даяна?

Дэйл Купер слегка шевелил головой. Его пересохшие белые губы шевелились. Глаза были полуоткрыты. Они смотрели в одну точку на белом ровном потолке. — То же самое, Даяна, можно сказать о чем угодно в этой жизни. Пока чего-нибудь не переживешь, не будешь иметь об этом полного и исчерпывающего представления.

И тут Дэйл Купер вспомнил о своем ночном госте. Он медленно, превозмогая ужасную острую боль, попытался приподнять руки. Они неохотно, но послушались. Он оторвал тяжелую как будто свинцовую голову от ковра и посмотрел на пальцы рук. — О, боже! Нет моего кольца.

Он прикоснулся пальцами правой руки к мизинцу левой и ощупал его, как бы не веря в то, что такое возможно. Он не верил своим глазам. К тому же он знал, как нелегко это кольцо снять с пальца. Ведь он сам не снимал его даже в ванной. — Даяна, эта реплика не имела к тебе никакого отношения. В такой момент начинаешь рассуждать о вещах, которые тебе очень дороги. И если быть честным, то я хотел бы с большим уважением, а главное, с большей любовью относиться к людям, — проговорил Дэйл Купер, и его глаза закрылись. — Я бы хотел забраться на большую гору, сесть на прохладную траву под теплые лучи солнца, которые будут светить мне в лицо. А еще я бы хотел раскрыть дело о похищении сына Линборга… А еще хотелось бы стать любовником красивой женщины, к которой испытывал бы искреннюю привязанность… И еще, как само собой разумеющееся, мне бы очень хотелось побывать в Тибете, помочь жителям Тибета сохранить свою страну и чтобы Далай-Лама смог туда вернуться. Мне бы много еще чего очень хотелось…

Дэйл Купер перевел дыхание. Его пальцы поглаживали ворс ковра. — Я думаю, что в Тибете я смог бы приобрести очень интересный опыт, который так бы пригодился в моей жизни.

Когда специальный агент ФБР Дэйл Купер произносил свою длинную тираду утомленным слабеющим голосом, он не слышал, как по коридору быстро и бесшумно двигались шериф Гарри Трумен и два его помощника: Хогг и Брендон.

Он только увидел, как в дверном проеме возникло три черных мужских силуэта с пистолетами в руках. Все три пистолета были нацелены на него. Он из последних сил оторвал голову от пола, глянул на своих друзей и слабеющим, уже угасающим голосом едва слышно прошептал:— А вот и они. Наконец-то.

Его глаза закрылись, свет померк, и он вновь полетел в черную бесконечную бездну.

Диктофон на тумбочке тихо щелкнул и остановился.

Глава 40

Специальный агент ФБР раскрывает секрет своей неуязвимости. — Ошибка секретарши шерифа Люси. — Носки и галстуки. — Для Дэйла Купера нет ничего невозможного. — Человек в улыбающемся мешке — первая загадка великана нашла объяснение. — Шейла Джонсон смотрит не только на экран телевизора, но и в открытую дверь. — Ронни Пуласки могла бы многое рассказать о Лоре, о «Мире плоти», о длинноволосом блондине с крепкими зубами, но… — Мэдлин ищет объяснение своему странному сну. — Кровавый дождь. — Седые волосы и безумство мистера Палмера. — Бормоглот, шарьки, брондошмыг и вновь блондин с крепкими зубами.


Уже через час специальный агент ФБР Дэйл Купер пришел в сознание. Он лежал на операционном столе провинциальной больницы Твин Пикса. Вокруг него стояли шериф Гарри Трумен, доктор Уильям Хайвер, секретарша шерифа Люси. Над ним покачивались хирургические бестеневые лампы. Все трое смотрели на него пытливым взглядом и ждали его слов. Он как бы понял взгляд своих друзей и сразу же начал объяснять, что с ним произошло. — Я почувствовал, что мне щекотно, и понял, что это под мой бронежилет заполз клещ. Я приподнял бронежилет, чтобы избавиться от навязчивого зуда и тут получил три пули в живот…

Люси испуганно вздрогнула и отшатнулась. Казалось, что она сейчас заплачет, и слезы польются прямо на лицо специального агента ФБР.

Доктор счастливо улыбался. На его довольном лице блуждала улыбка профессионала, который хорошо сделал свое дело и вернул пациента к жизни, вырвав его из объятий смерти. — Вот теперь мне все понятно, — сказал доктор Хайвер и длинным пинцетом поднес к глазам Дэйла Купера окровавленную пулю. — Теперь мне все понятно. Вы нашли очень оригинальный способ избавиться от клеща. — Ты разглядел нападавшего? — задал профессиональный вопрос шериф Гарри Трумен. Дэйл Купер напрягся:— Я видел человека перед собой, видел лицо в маске. Все произошло так неожиданно…

Видя, что Дэйлу Куперу тяжело говорить, шериф решил дать ему передышку. — Люси, — приказал он, — расскажи Куперу о последних событиях.

Люси вытащила из сумки толстый блокнот и развернула его. — В Лео Джонсона стреляли. Жака Рено задушили, — принялась перечислять нудным голосом Люси последние события. — Лесопилка Палмеров… Лесопилка Пэккардов, — поправилась Люси, — сгорела. Шейла и Пит надышались дымом. Джози и Кэтрин исчезли, а Надин наглоталась снотворного и сейчас лежит в больнице.

От этого длинного перечня неприятностей и трагедий, которые постигли Твин Пике и его жителей, Дэйлу Куперу сделалось еще хуже. Он пошевелил головой, как бы пытаясь сбросить наваждение:— Сколько времени я был без сознания? — Сейчас семь сорок пять утра, — произнес доктор Уильям Хайвер— Подобных событий у нас не происходило с 59 года, — сказал шериф. — Нужен ордер на обыск в доме Лео Джонсона, — официальным голосом сказал Купер.

Он вспомнил свое ночное видение, вспомнил высоченного ночного гостя так похожего на старика Хилтона н молодости. — В Лео Джонсона стреляли в его гостиной, — сказал шериф. — А обнаружил Лео офицер Брендон, — сказала Люси, на этот раз не заглядывая в свой блокнот.

Шериф бросил на нее недовольный взгляд: дескать, что ты суешься в важные дела.

Дэйл Купер сжал зубы, потянулся, уцепившись за поручни операционного стола, и поднялся.

Доктор бросился поддерживать его:— Вы никуда не пойдете! Вы никуда не пойдете, вам нужно лежать! — Спокойно, доктор, — Дэйл вскинул правую руку с раскрытой ладонью, как будто присягал на Библии. — Доктор, вы что, не знаете, что у человеческого организма есть невероятные возможности восстанавливать свои силы. Была бы только на то его воля.

Шериф и Люси не поняли, чья же нужна воля: то ли бога, то ли того человека, который желает воскреснуть. — Мне надо только пару часов, чтобы размяться, скрипя зубами, Дэйл Купер встал с операционного стола, все еще продолжая за него держаться.

Шериф с изумлением смотрел на этого бравого агента ФБР, которому все нипочем, которого даже пули не берут. Он явно завидовал и восхищался Дэйлом Купером.

Но Дэйл Купер в это время не смотрел на шерифа. Он морщился от резкой боли и ощупывал тугую повязку на своем животе.

Поднявшись с операционного стола, специальный агент ФБР Дэйл Купер два раза присел.

Каждое движение давалось ему с невероятным трудом. Все тело болело. Особенно сильная боль была в области живота и грудной клетки. Не помогла даже анестезия. Обезболивающий укол, сделанный доктором Хайвером, на какое-то время сделал Купера нечувствительным к боли, но уже через несколько минут вязкая ноющая боль вернулась.

Дэйл Купер скрежетал зубами и сделал еще два приседания. Потом он попытался приподнять руки над головой и хлопнуть. Это ему почти удалось. Он слегка улыбнулся, довольный своими успехами. — Осторожно! Осторожно! — приговаривал доктор Хайвер, глядя как этот крепкий молодой человек делал спортивные упражнения. — Осторожнее, у вас могут разойтись швы. — Ничего, доктор, уже не разойдутся. Если я остался живым, то сейчас мне уже ничего не страшно. — Да что вы! Я запрещаю вам делать резкие движения! — Ничего страшного. У вас ведь есть нитки? Значит, можете зашить снова.

Доктор Хайвер недовольно повертел головой и вопросительно посмотрел на шерифа: дескать, Гарри, куда ты смотришь, ведь человек нарушает все мои предписания прямо на твоих глазах, а ты стоишь и улыбаешься.

Но шериф на вопросительный взгляд доктора не ответил. Он продолжал смотреть на Дэйла Купера, который, превозмогая боль, натягивал свежую рубашку, принесенную из номера секретаршей Люси. Крахмальная рубашка похрустывала и Дэйл Купер очень долго возился застегивая дрожащими пальцами пуговицы. — Давайте я вам помогу, агент Купер, — предложила Люси и уже было потянулась к пуговицам. — Не надо, Люси, я должен все делать сам, иначе я не избавлюсь от боли. — Мистер Купер, мистер Купер, но у меня это получится лучше, ведь я же не ранена. — Ну и слава богу, Люси, что ты не ранена.

Наконец, он застегнул все пуговицы рубашки и начал повязывать галстук. Он несколько пренебрежительно посмотрел на галстук, потом на Люси. — Слушай, — сказал Дэйл Купер, — зачем ты взяла этот галстук? Он совершенно не вяжется с костюмом и носками!

Люси с изумлением посмотрела на Дэйла Купера: вот ведь какой мужчина, раненый, почти умирает, а все еще думает, чтобы галстук гармонировал с носками. Такого мужчины в Твин Пиксе она никогда не видела и даже не подозревала, что такой может быть. — Я взяла тот галстук, который лежал сверху. — Ну и зря, надо было выбрать галстук. Ты что, не знала, какие у меня носки?

Люси потупила взор. — Я хотела подобрать галстук похожий на тот, который был на вас. Но он был так залит кровью, что я не смогла определить его цвет. — Ладно, Люси, не обижайся. Просто я немного нервничаю.

Дэйл Купер, наконец, справился с узлом галстука. Он опустил твердый воротник рубахи и несколько раз повернул голову, как бы примериваясь к своей новой одежде и к своему теперешнему состоянию.

Затем он взял пиджак, сунул руки в рукава и, не застегивая пуговицы, медленно, превозмогая боль от каждого шага, покачиваясь, двинулся по коридору. Рядом с ним семенил доктор Хайвер, то и дело заглядывая в глаза специального агента. Он боялся, что этот мужчина может вот-вот потерять сознание от боли. — Что вы так на меня смотрите, доктор? Думаете, что я прямо вот здесь, в коридоре, выкажу свою слабость и растянусь на полу? Этого не будет. — Знаете, мистер Купер, я вас предупреждаю. Я запрещаю вам двигаться. Вы нарушаете все мои медицинские предписания.

Доктор Хайвер размахивал указательным пальцем с аккуратно обрезанным ногтем перед специальным агентом.

На докторе была рабочая одежда: болотная рубаха и такого же болотного цвета брюки. На ногах были мягкие тапки. Марлевая повязка болталась, приспущенная, на шее. На груди висели очки на длинной цепочке. Стекла были забрызганы кровью. — Не беспокойтесь, не беспокойтесь, доктор, — как бы отмахиваясь от беспокойного насекомого говорил Дэйл Купер. — Мистер Купер, но ведь у вас сломано два ребра, поврежден хрящ. У вас ранение в живот.

Шериф Гарри Трумен со своей секретаршей Люси следовали в нескольких шагах за доктором Хайвером и Дэйл ом Купером.

В конце коридора распахнулась дверь лифта, и двое санитаров в белых одеждах выкатили косилки, на которых лежал завернутый в черный полиэтиленовый мешок труп.

За санитарами спешил, придерживая носилки, врач-патологоанатом провинциальной больницы Твин Пикса. Его шелковый галстук раскачивался как язык хамелеона, время от времени задевая за страшный черный мешок. Колеса скрипели от тяжести, которая лежала на носилках. Санитары объехали угол, и носилки оказались в нескольких шагах от Дэйла Купера, доктора Хайвера и шерифа Гарри Трумена со своей секретаршей Люси.

Патологоанатом кивнул доктору Хайверу и приподнял вверх правую руку.

Специальный агент ФБР Дэйл Купер без пояснений понял, что в этом страшном черном мешке лежит труп Жака Рено. Больно уж мешок был огромным. Живот горой распирал его, и казалось, что черная молния вот-вот разорвется. — Жак Рено, — сказал Уильям Хайвер, когда носилки проехали мимо.

Дэйл Купер приостановился, придерживая рукой повязку на животе, посмотрел на удаляющиеся носилки. — Этот мешок улыбается? — вдруг сказал он, ни к кому не обращаясь. — Да, этот мешок улыбается. — Улыбается, улыбается, — подтвердил слова специального агента доктор Хайвер. — Да чему уж тут улыбаться, — грустно проговорила Люси, покачивая на пальце оранжевую сумочку.

Доктор Хайвер, Дэйл Купер и Гарри Трумен посмотрели на девушку.

Она продолжала раскачивать сумочку и смотреть в пол. — Да, повода для веселья, я бы сказал, нет.

Гарри Трумен откинул со лба черные вьющиеся волосы и погладил рукоятку пистолета, торчащего из его кобуры.

Люси все так же беззаботно и задумчиво раскачивала на руке сумочку.

А из глубины коридора еще долго доносился пронзительный скрип и визг коляски, на которой увозили задушенного Жака Рено. Наконец, раздался щелчок дверей лифта, потом двери щелкнули еще раз, опуская тело Жака Рено в морг.

На этаже, где находилась операционная, откуда, превозмогая боль, шел Дэйл Купер, шериф, Люси и доктор Хайвер, в большой просторной палате лежала в одиночестве Шейла Джонсон. К ее лицу были подведены тонкие пластиковые кислородные трубки. Рядом, на тумбочке, лежала ее история болезни с отметками доктора Хайвера.

Работал осциллограф и на его зеленоватом экране пульсирующей точкой вычерчивалась неровная ломаная линия биений ее сердца. Тяжело опускался и поднимался пресс дыхательного аппарата.

Шейле все еще чудился запах дыма. В ушах звучал треск разваливающихся, ломающихся стропил обрушивающейся крыши. Перед глазами мелькали жаркими снопами горячие искры. Слышался рев огня и шум ветра. Когда Шейла открыла глаза, за окном был день.

Шейла открыла глаза. Она хотела избавиться от своих страшных кошмарных видений, хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей. Рядом с ней, на тумбочке у ее кровати, лежал пульт дистанционного управления. Она потянулась к нему, взяла в руку, направила на большой телевизор и нажала клавишу. Экран вспыхнул.

Несколько минут шла незатейливая реклама о пользе апельсинового сока, а затем начались новости. Первым сообщением был репортаж немолодого журналиста о пожаре на лесопилке Пэккардов.

Шейла вздрогнула.

Ей показалось, что она вновь находится в огне.

Журналист с микрофоном в руке, в теплой меховой куртке стоял на фоне сгоревшей дотла лесопилки. За его спиной виднелся искореженный металл, обгоревшие конструкции, остовы автомобилей, разорванные бочки, оборудование, которое тяжело было узнать. Раскачивались, свешиваясь с балок, толстые черные цепи с огромными крючьями.

Журналист, поблескивая стеклами очков, доверительно сообщал телезрителям:— Я нахожусь напротив того места, где был склад лесоматериалов лесопилки Пэккардов, он сгорел дотла.

Камера соскользнула с лица журналиста и принялась подробно показывать результаты страшного пожара. — Причины пожара следователи пожарного департамента характеризуют как загадочные.

Шейла вздрагивала. Она задыхалась.

Она молитвенно сложила руки на груди, закрыла глаза. Ей не хотелось смотреть в тот черный ад, который показывала камера. Ей не хотелось вновь и вновь переживать тот леденящий душу ужас. — Официальный представитель полиции сообщил мне, — звучал голос репортера, — что во время пожара уничтожены не только очень большие материальные ценности, но, и, возможно, погибло несколько человек. Сейчас пожарная команда разбирает завалы и ищет останки возможных жертв. Потому что после пожара, как выяснилось, исчезло два человека — хозяйка лесопилки Джози Пэккард и сестра ее покойного мужа Кэтрин Мартелл. — Бобби, о, Бобби, — зашептала Шейла, еще крепче сжимая на груди руки.

Не в силах больше слушать сообщение диктора о пожаре на лесопилке Шейла разжала дрожащие пальцы и выключила телевизор. Экран замерцал и погас. — Бобби! Бобби! Где же ты? Неужели и ты погиб? Неужели ты не придешь ко мне? — шептала Шейла. — Неужели я осталась совсем одна, всеми брошенная и забытая?

Крупные слезы катились по щекам Шейлы, она всхлипывала, и ее дыхание вновь стало прерывистым, а ломаная линия на экране осциллографа задергалась. — Бобби, Бобби, — шептала Шейла, все крепче сжимая пальцы рук.

Из коридора слышались голоса. Шейла узнала голос доктора Хайвера.

Рядом с дверью палаты проскрипели и проскрежетали колеса каталки. Пронзительный скрип отдался в измученном сознании Шейлы и отозвался острой пронзительной болью. Она.как бы увидела сквозь стену, что по коридору везут чей-то труп. — Бобби, Бобби, Бобби, ну где же ты?

Вновь послышались голоса. Шейла узнала уверенный, но слегка надломленный голос специального агента ФБР Дэйла Купера и голос, который отвечал ему. Второй голос принадлежал явно секретарше шерифа Люси. Это немножко успокоило и обрадовало Шейлу.

«Если здесь шериф и специальный агент ФБР — значит, все будет хорошо, значит, она под защитой и ее сумасшедший муж ничего не сможет сделать».

Шейла открыла глаза. Над ней был белый потолок палаты, на котором большим квадратом лежал свет, льющийся из окна. Шейла, отравленная дымом и до смерти перепуганная! не могла знать, что на этом же этаже, буквально в десяти шагах от нее, лежит Ронии Пуласки.


В ее палате было полутемно. Свет лишь слегка пробивался через завешенные шторы. Девушка до сих пор так и не приходила в сознание. Ее исцарапанное лицо было измученным и бледным, руки казались почти прозрачными — так они высохли, что на них проступили синие прожилки вен.

Ронни вздрагивала, шевелила губами, причмокивала. Извилистые прозрачные трубки тянулись от ее тела к приборам, к датчикам, к капельницам.

Казалось, что жизнь почти покинула эту девушку и только то огромное количество приборов и лекарств поддерживает неровное биение ее сердца. Возле кровати Ронни сидела немолодая сестра милосердия. Она держала на коленях раскрытую книгу и время от времени поглядывала на лежащую девушку. — Ну что ты, милая, успокойся, — говорила сиделка, когда Ронни внезапно начинала вздрагивать.

Конечно, пожилая женщина понимала, что девушка не слышит ее, что в ее мыслях царит сейчас сумятица и беспорядок, но она все равно, поправляя одеяло, повторяла:— Успокойся, милая.

Сиделка вернулась на свое место, вновь развернула книгу и принялась читать. Ее глаза скользили по строчкам, губы беззвучно произносили слова. Женщина за долгие годы в больнице уже насмотрелась всякого, свыклась с чужим горем.

Но то, что случилось с Ронни Пуласки, никак не выходило у нее из головы. Ведь у нее самой была дочь-школьница. И она теперь боялась выпустить свою девочку одну из дому. Сиделка вновь отложила книгу и глянула в приоткрытую дверь палаты. Сквозь узкую щель ей было видно, как прошли специальный агент ФБР Дэйл Купер, шериф Гарри Трумсн, его секретарша Люси и доктор Уильям Хайвер. — Уж скорее бы они словили этого убийцу. Только, по-моему, все они не здесь ищут. Таких извергов у нас в Твин Пиксе, по-моему, нет. Это кто-нибудь из приезжих.

Она вновь посмотрела на Ронни, которая вздохнула и застонала. — Если бы девушка пришла в себя, она назвала бы имя убийцы Лоры. Ведь она-то тоже пострадала от этого ублюдка.

Женщина вслушалась в удаляющиеся шаги. Она только снова собралась вернуться к чтению, как Ронни застонала. Девушка явно что-то шептала, но сиделка не могла разобрать ее слов. — Успокойся, успокойся, — подошла она к девушке.

Ронни вздрагивала, капли пота выступали на ее бледном лице. Женщина принялась гладить девушку по голове и приговаривать, как поступала со своей дочерью. — Успокойся, милая. Все будет хорошо.

Ронни принялась мотать головой из стороны в сторону. И вдруг ее еле слышный шепот стал громче. — Лора, Лора, — явственно проговорила Ронни. — Что? Что ты сказала? — переспросила сиделка, надеясь, что она пришла в сознание.

Она вспомнила, что доктор Хайвер и шериф Трумен просили ее запоминать все, что скажет в бреду Ронни. — Что? Что ты сказала? — Лора, — прошептала Ронни.

Ее глаза, казалось, на мгновение открылись.

Женщина от ужаса прямо-таки отшатнулась. Столько боли и невыносимого страдания она увидела в этих глазах. — Лора, — еще раз прошептала Ронни.

Ее глаза закрылись, и голова бессильно упала на подушку. — Сколько же тебе довелось пережить? — прошептала сиделка.

Она еще раз провела рукой по волосам девушки и вытерла марлевой салфеткой пот с ее лица и слезы, которые катились из глаз.

А Ронни Пуласки вновь впала в беспамятство.

Она вновь бежала по ночному лесу, и острые сучья рвали на ней одежду. Она в кровь сбивала босые ноги, ветви хлестали по лицу. Она спотыкалась о корни деревьев, падала, царапала руки и колени. Но продолжала бежать, все время громко крича:— Лора, Лора! Надо спасаться!

Эхо вторило ее голосу.

Хоть Ронни и знала, что Лора была уже мертва, но она механически продолжала повторять ее имя и звать на помощь:— Лора, Лора! Бежим! Спасаемся!

Наконец, споткнувшись, Ронни упала в глубокую яму, наполовину заполненную ледяной водой. Она принялась выбираться из ямы, но ей не удалось. Пальцы рук разжались, и она вновь почти до шеи погрузилась в холодную воду, в которой плавала ржавая листва. Собрав все силы, девушка, скрипя зубами, выбралась из ямы, испуганно огляделась.

Над вершинами шумящих сосен плыл острый как кусок льда месяц. — Лора! Лора! — Ронни упала на колени и громко истошно завыла.

Холодный свет заливал поляну и одинокую полуобнаженную девушку в разорванной рубашке.

Слезы текли по лицу Ронни, она смотрела на бегущие облака и выла. Ей казалось, что она никогда не сможет выбраться из этого страшного леса, что она навсегда останется в нем, превратившись в дикое животное.

И тут, как за единственное спасение, Ронни схватилась за маленький крестик, который висел у нее на груди. Холодный металл обжигал ей пальцы. Крестик уже успел покрыться тонкой корочкой льда. Но Ронни растопила этот лед своими пальцами. Она поднесла крестик к губам, целовала, дышала на него, как будто согревая дыханием не безжизненный металл, а саму себя.

Ей внезапно стало спокойно. Она почувствовала, что хоть кто-то может ее защитить. Но это состояние было недолгим. Ронни вновь подняла свой взор к небу, туда, где среди раскачивающихся под ветром сосен и елей плыл холодный осколок луны.

Ронни сосредоточенно думала. Она хотела вспомнить слова молитвы и призвать на помощь бога. Но как ни напрягалась девушка, она не могла вспомнить ни единого слона, кроме:— Господи, спаси меня. Господи, помоги.

Она понимала, что нужно прочесть молитву. Но слова проносились в ее воспаленном мозгу, не складываясь в связный текст. — Наверное, я сошла с ума, наверное, я умираю. А может быть, я уже умерла, — шептала она, оглядываясь по сторонам.

С толстых стволов ели свешивались мохнатые пряди мха. Ноги холодила промерзлая земля. И девушке почудилось, что она уже находится на том свете, в аду, заблудившись в страшном лесу. И уже никогда она не сможет выбраться из него, и никто не возьмет ее за руку и не выведет на узкую тропинку, ведущую к дому. — Мама, мамочка! — наконец, закричала девушка, вспомнив слова, которые кричит всякий человек в минуту душевной растерянности. — Мамочка, забери меня отсюда! Спаси!

Гулкое эхо разнеслось по лесу. — Мама! Мама!

Девушка, услышав эхо, подумала, что ей кто-то ответил. Она поднялась на ноги и, пошатываясь, двинулась в ту сторону, откуда, как ей показалось, слышны голоса людей.

Она едва переставляла ноги, спотыкалась на каждом шагу, останавливалась, прижималась щекой к растрескавшейся коре деревьев, тяжело переводила дыхание. У нее уже не было слез, зубы от холода бешено стучали, руки и ноги дрожали. В груди, казалось, сердце так бешено бьется, что вот-вот вырвется. — Мамочка, мамочка, — шептала Ронни Пуласки, вспоминая свою набожную заботливую мать. — Мама, мама, — крикнула Ронни, — прости меня.

Но ее голос уже не отзывался эхом, он тонул в мягком мраке леса. Она напряженно вслушивалась в тишину.

И тут Ронни вновь впала в забытье.

Перед ней проносились огненные спирали, вспыхивали и гасли разноцветные точки. Ее губы только шептали:— Лора, Лора.

Сиделка, не зная, что ей делать, без устали гладила по голове:— Успокойся, успокойся. Ну что такое? — Лора, — шептала Ронни.

И вдруг ее сознание озарил яркий всплеск света, болезненный и резкий.

Ронни вздрогнула. Одна за другой следовали вспышки и высвечивали замершие в неподвижности фигуры, отбрасываемые резкие тени предметов.

Ронни видела прильнувшего к фотоаппарату мужчину. Она видела свое обнаженное тело, залитое пронзительным светом фотовспышки.

«Мир плоти», «Мир плоти» — проносилось у нее в голове.

Она никак не могла понять, откуда к ней пришло это слово. А. вспышки следовали одна за другой, ослепляя ее, не давая опомниться.

«Мир плоти». «Мир плоти».

Ронни видела свое обнаженное тело. И тут перед ее глазами стала глянцевая страница журнала, на которой была она, Ронни Пуласки. Ронни чуть прикрывала лицо рукой. «Мир плоти». Вспышки слепили девушку, казалось, обжигали ее незащищенное тело.


Вот уже который день дом Палмеров был погружен в тишину. Тут не слышно было ни громких разговоров, ни веселого смеха. Все разговаривали только шепотом.

В этот день Мэдлин проснулась первой. Ей и так не спалось всю ночь, лишь на короткое время девушке удавалось забыться сном, но тогда ее навещали страшные кошмары.

Мэдлин быстро подбежала к окну и раздвинула шторы. Ей казалось, что дневной свет вместе с темнотой вытеснит из комнаты все то тягостное и ужасное, что привиделось ей ночью. И действительно, когда Мэдлин взглянула на освещенные тусклым, еле пробивающимся сквозь пелену облаков, светом голые ветви деревьев, ей стало немного лучше. Девушка потянулась, набросила халатик и отправилась в душ. Вместе с сонливостью под горячими струями воды из нее уходил и ночной испуг. Покончив с утренним туалетом, Мэдлин спустилась вниз.

В доме не было слышно ни звука. — Неужели они все спят? — проговорила сама себе.

Мэдлин зашла в гостиную.

Миссис Палмер, крепко сжав виски руками, сидела в углу на диване. Казалось, что она и не ложилась спать. — С вами все в порядке, тетушка Сарра? — спросила Мэдлин.

Миссис Пллмер лишь слегка наклонила голову, даже не взглянув на девушку. — Я принесу вам кофе,предложила племянница. — Спасибо, — только и проговорила миссис Палмер.

Мэдлин быстро приготовили кофе, и внесла поднос с двумя чашечками в гостиную.

Миссис Палмер с благодарностью приняла горячую чашку и сжала ее между ладонями.

Казалось, что женщина греет руки. Легкий пар поднимался над кофе, и миссис Палмер нервно вдыхала его. Изящная ложечка с витым золоченным цевьем стучала о край чашки. И Мэдлин подумала, что сейчас тетя расплещет кофе себе на платье, так сильно дрожала чашка в ее тонких нервных руках. На глаза миссис Палмер то и дело наворачивались слезы, но она как бы прогоняла их, время от времени встряхивая головой. Светлые волосы были всклокочены. Женщина испуганно вжималась в угол дивана.

Мэдлин устроилась напротив нее на низком мягком пуфике и взяла в руки горячую керамическую чашку с жидким кофе. Ее руки не дрожали, она была спокойна. Но ночное волнение, принесенное тяжелыми снами, не покидало девушку. — Что ты молчишь, Мэдлин? — прогнав навязчивые видения, произнесла миссис Палмер и откинулась на спинку дивана. — Ты скучаешь по маме?

Мэдлин не сразу нашлась, что ответить. Она кивнула головой, подтверждая догадку миссис Палмер:— Да, тетя. Я вспоминаю маму.

Мэдлин, не отрываясь, смотрела на длинный ворс ковра, устилавшего гостиную. Она так внимательно смотрела на него, что казалось, вот-вот пригнется и дотронется до него рукой. — Мэдлин, так ты скучаешь по маме? — вновь повторила свой вопрос миссис Палмер.

Девушка вздрогнула. — Тетя Сарра, тетя Сарра, — испуганным голосом произнесла она.

Миссис Палмер подалась к Мэдлин. Она поставила чашку на стол. — Я слушаю тебя, Мэдлин. — Тетя Сарра, мне ночью приснился очень странный сон.

Миссис Палмер обратила внимание на то, что чашка в руке племянницы задрожала. — Что же? Говори, я тебя слушаю.

Казалось, миссис Палмер вновь стала нормальной — у нее появился интерес к тому, что может рассказать племянница. И на ее лице появилось выражение заботы о девушке. — Рассказывай, Мэдлин. — Да, я расскажу… — Не бойся, говори. Бывает, когда что-то страшное расскажешь, поделишься с близким человеком, тогда сразу становится легче, — заботливым голосом произнесли миссис Палмер.

Ей хотелось потянуться к Мэдлин, взять ее руки, поцеловать, погладить, обнять девушку. Но что-то ее сдержало. Скорее всего, это то, что у Мэдлин были длинные черные волосы, которыми она так отличалась от своей кузины Лоры, от ее дочери. — Ковер! Ковер! — испуганно прошептала Мэдлин, так же иступленно глядя себе под ноги. — Что ковер? О чем ты? — миссис Палмер проследила за ее взглядом и тоже посмотрела на ковер, устилавший пол гостиной. — Тетя, мне приснился страшный сон.

Мэдлин поджала под себя ноги, как бы боясь, что кто-то или что-то может ее схватить.

Миссис Палмер с удивлением смотрела на племянницу. Никогда она не видела ее такой напуганной.

Девушка вроде успокоилась, поправила на переносице большие очки и вновь посмотрела на ковер.

Мне приснилось, тетя, что я сплю. — Конечно, такое бывает, — согласилась миссис Палмер. — Да, тетя. Но это было так реально. — Не удивительно, — сказала женщина, — ведь мы столько пережили за последние дни. — И вот мне приснилось, что я проснулась… — Мэдлин запнулась, как бы не находя нужных слов. Она никак не могла перевести свой сон на язык слов.

Миссис Палмер участливо пододвинулась поближе к Мэдлин. — Я услышала голос. Он возникал как бы из ниоткуда. Никто не говорил, но он звучал в моих ушах: «Мэдлин, поднимись и иди».

И я, тетя, как это бывает во сне, послушалась, не задумываясь над тем, куда он меня зовет. — А что это был за голос? — поинтересовалась миссис Палмер.

Мэдлин глянула на нее и немного испугалась. По выражению женщины она поняла, что та хочет услышать, что это был голос Лоры. — Я не знаю, не помню, — немного растерянно проговорила Мэдлин, — это был какой-то небесный голос, потусторонний. Миссис Палмер согласно кивнула головой. — И я пошла. Я спускалась по этой лестнице, — Мэдлин махнула рукой, показывая на лестницу, ведущую к галерее второго этажа, — в гостиную. Я отчетливо слышала, как скрипят ступеньки, я чувствовала под босыми ногами ворс ковра, его ночную прохладу.

Миссис Палмер внимательно смотрела на Мэдлин. — И что же? Куда привел тебя этот голос? — Я спустилась сюда, в гостиную. Тут было тихо и темно. Все было так же, как и сейчас. Но этот ковер… — Мэдлин вновь посмотрели себе под ноги и испуганно под жала под себя ноги.

Испуг девушки как будто бы передался миссис Палмер. Она тоже поджала под себя ноги. — Тетушка, тут на ковре было большое пятно крови, прямо вот здесь, — Мэдлин показала рукой на место возле дивана. — Оно было очень большое и неестественно красное. — Успокойся, Мэдлин. Если тебе тяжело, не рассказывай. — Нет, тетушка. Наверное, в каждом сне есть доля правды, доля какого-то спрятанного смысла.

Мэдлин все так же испуганно глядела на абсолютно чистый ковер. — Вот тут была кровь. Когда я увидела эту кровь, то голос сказал: «Вот ты и пришла. А теперь — думай». И тут, тетушка, этот голос исчез, и я почувствовала себя страшно одинокой. Наверное, так я последний раз чувствовала себя в детстве, когда родители оставляли меня одну. Мне было невыносимо тоскливо и страшно. Я хотела бежать, хотела уйти, но не могла сдвинуться с места. Я все смотрела и смотрела на это страшное кровавое пятно. И тут вдруг пятно стало менять свои очертания. Оно напоминало огромный ярко-красный цветок, который шевелит мягкими лепестками. Казалось, это пятно движется, и я испуганно отходила. Действительно, этот цветок менял свои размеры, становился все большим и большим, пока, наконец, я не вспрыгнула на диван, а этот цветок заполнил всю гостиную. И вот уже его мягкие, кроваво-красные лепестки колыхались на стенах, на окнах, ползли к потолку.

Мне хотелось кричать, но голос куда-то пропал.

Я закрывала глаза руками, боясь смотреть на это красное колыхание. — Мэдлин! Мэдлин! Девочка моя, успокойся, что ты такое говоришь? — запричитала миссис Палмер и участливо положила руку на колено Мэдлин.

Нота так увлеклась воспоминанием своего сна, что даже не заметила горячей руки тетушки.

Она продолжала:— Я стояла на кресле, а кровь шевелилась у меня под ногами, Казалось, еще мгновение и эта кровь заполнит всю гостиную, заполнит весь дом и хлынет на комочек.улицы Твин Пикса. Мне было безумно страшно, безумно больно. Мое сердце сжалось в маленький холодный комочек. Мне хотелось заплакать. Но как я ни старалась, слезы не появлялись на глазах. Потом вновь возник тот же самый голос. Он шел ниоткуда, казалось, он проникает сквозь стены и заполняет теплой волной все вокруг. От этого голоса колыхались лепестки цветка. — Мэдлин, Мэдлин, — говорил голос, — смотри, смотри внимательно и запоминай все, что сейчас увидишь.

Я покорно исполняла то, что говорил этот голос. — Я всматривалась в стены, в этот кровавый туман, который заполнял всю комнату. — Мэдлин, Мэдлин, да успокойся ты, что ты такое говоришь? Что за ужас ты рассказываешь? — встрепенулась миссис Палмер, но продолжала с неослабевающим вниманием слушать рассказ племянницы. — И вот голос заполнил весь дом, и кровь заполнила тоже весь этот дом. Кровь медленно поднималась от пола, колыхалась возле моих ног. Ее становилось все больше и больше. Я даже слышала ее запах.

И вот тетя, капли начали падать с потолка, и мне показалось, что идет дождь. Вначале ни одна из капель не попадала на меня, они сыпались вокруг: на мебель, на стулья, подоконники, цветы.

Я испуганно дрожала в кресле, боясь оторвать взгляд от этого кровавого мельтешения точек, от этого темного колыхания у моих ног. Но потом этой кропи стало так много, что она поднималась все выше и выше и, наконец, мои босые ноги оказались в ней.

Вначале кровь поднялась мне до щиколоток, потом до колен. Я испугалась и приподняла подол ночной рубашки. Но кровь прибывала так быстро, что вскоре она начала доходить мне до груди.

Она была горячей и липкой, а дождь все так же продолжал сыпать с потолка. Эти капли становились все крупнее и крупнее. Если раньше они были маленькими как горошины, то сейчас они стали как боб. Они с шумом падали в эту вязкую жидкость, которая заливала гостиную. Наконец, кровь поднялась мне до груди.

Я не знала, что делать и уже чувствовала, что кровь вот-вот поднимется мне до подбородка, и я утону.

Я попыталась вскочить на спинку дивана. Но знаете, тетя, было такое ощущение, мне было так тяжело двигаться, что я подумала — меня засасывает какая-то трясина, я завязла. Я даже не могла шевелить руками.

И вот, когда эта кровь поднялась до моего рта, я закричала.

Я начала молиться и просить:— Господи, спаси меня!

И в это мгновение кровь перестала подниматься и начала опускаться все ниже и ниже. Я уже видела свои плечи, грудь, руки. После того, как эта кровь исчезла, казалось, что все стены гостиной окрашены багряной блестящей краской. — Да успокойся же ты, Мэдлин, — миссис Палмер схватила свою племянницу за плечи и сильно встряхнула.

Очки упали на колени. — А? Что? Тетя, что такое? — Успокойся! Успокойся, Мэдлин, — на глазах у миссис Палмер стояли слезы. — Это все нервы, нервы, Мэдлин, мы просто все ужасно переволновались, ужасно испуганы. Наша психика не в состоянии сопротивляться. Это все нервы. Да, да, это все нервы.

Мэдлин провела вспотевшими ладонями по лицу, потом она принялась искать очки. Наконец, она надела свои очки и посмотрела на миссис Палмер.

Та вновь сжала руками виски, и вновь на ее глазах появились слезы. — Лора, моя бедная девочка, Лора, — шептала миссис Палмер. — Тетя, тетя, успокойтесь, не надо, а то я сейчас расплачусь.

Мэдлин гладила миссис Палмер по плечам, по коленям. Она хотела уже прильнуть к ней и поцеловать. — Лора, — тихо прошептала миссис Палмер. — Тетя, тетя, Лору мы уже не вернем, но мы всегда, всегда будем помнить о ней, каждый день. Каждый миг будем вспоминать нашу Лору, ведь я ее так любила. — Доченька, доченька, — миссис Палмер оторвала руки от своего лица, и крепко-крепко прижала к себе. — Мэдлин, девочка моя, Лора, — шептала она прямо в ухо Мэдлин, и ее голос был очень испуганным и нервным.

Мэдлин хотела сказать тете как она ее любит, но не успела. Послышались громкие шаги и веселый смех мистера Палмера. Он спускался сверху, ступеньки скрипели, он перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, весело смеялся и хлопал в ладоши. Когда он сбежал в гостиную, миссис Палмер и Мэдлин разомкнули свои объятия и посмотрели на Лиланда.

Его голова была белой как снег. Седые волосы отлипали серебром.


На лице мистера Лиланда то появлялась, то исчезала сумасшедшая улыбка. — Лиланд, да ты совсем седой! — изумленно воскликнула миссис Палмер и приподнялась с дивана.

Мэдлин, сжав в руках чашку остывшего кофе, смотрела на мистера Палмера.

Тот еще шире улыбнулся, его губы растянулись уже не в улыбке: это был страшный оскал.

И тут мистер Палмер взъерошил свои седые волосы, подпрыгнул на одной ноге и принялся бегать вокруг дивана, на котором сидели женщины.

Мэдлин удивленно крутила головой, следя за теми па, которые выделывал мистер Палмер.

Тетя и племянница переглянулись. — Что с ним? — протоптала Мэдлин.

Миссис Палмерприложили палец к губам.

Мистер Палмер заверещал истошным голосом и примялся прыгать па одной ноге, как будто играл в классики.

Казалось, он вообще забыл обо всем, что происходило и последнее время. Казалось, что он забыл о своей дочери, о тягостных похоронах, о том, что его жена очень переживает и вот-вот может сорваться.

Он смотрел на всех веселыми безумными глазами.

Его губы то и дело растягивались в улыбке. Он прищелкивал пальцами как кастаньетами, стучал каблуком, отбивая такт никому не слышной музыки, вертелся волчком, приседал, раскидывал руки в стороны. — Эх! Эх! Эх! — вскрикивал он. — Какая прекрасная жизнь! Как все здорово! Какое яркое солнечное утро! — Дядя! Дядя! — попыталась остановить мистера Палмера Мэдлин. — О! Племянница! Как я рад тебя видеть! Какая красивая девушка! — Дядя! Дядя! Успокойся! — Зачем? Зачем мне успокаиваться? Мне хорошо, у меня прекрасное настроение. Думаете, я забыл, что Лора умерла? Нет, я это помню.

Миссис Палмер испуганно вжалась в спинку дивана. Она прикрыла лицо руками и едва сдерживала плач, который рвался из ее груди. — Лиланд, Лиланд, — дрожащим голосом прошептала она.

Но мистер Палмер не придал никакого значения словам своей жены. Он все так же отплясывал, бегая вокруг дивана, все так же вскидывал руки, и все также задорно хохотал. В уголках его рта появились сгустки пены, на глаза навернулись слезы.

Мистер Палмер приостановился, вытер носовым платком глаза и вновь весело захохотал:— Ах, Лора! Ах, Лора, девочка моя, мы сейчас вместе с тобой потанцуем. Я спою тебе песенку, почитаю стихи. А ты, Лора, споешь свою любимую песенку. Я помню, как ты пела на мой день рождения. — Мистер Палмер! Дядя! — попыталась успокоить и урезонить своего не на шутку расходившегося дядю Мэдлин.

Мистер Палмер жестом попросил Мэдлин замолчать. Та испуганно опустила глаза на ковер. Мистер Палмер остановился прямо напротив своей жены, сложил перед собой руки, поклонился, как будто бы он стоял на сцене, и начал читать стихи. — «Бормоглот», — громко произнес он название стиха. — Читает мистер Палмер, отец Лоры, — поклонился он. — Я читаю эти стихи потому, что сама Лора читать их не может.

Он улыбнулся и принялся декламировать:


Воркалось. Хлипкие шарьки пырялись по наве

И хрюкотали зелюки как мюмзики в наве

О, бойся бормоглота, сын, он так свирлеп и дик

А в гуще рымет исполин, злопастый бормашмык.


От слов женщина вздрагивала, как будто ее хлестали ни щекам.

Mэдлин прикрыла лицо руками, и хотела заткнуть уши. Ей казалось, что то, что сейчас происходит — это издевательство над памятью Лоры.

А мистер Палмер, не обращая внимания на то, какой эффект производит чтение стихов на жену и племянницу, продолжал:


Но взял он меч и взял он щит, высоких полон дум

В глущобу путь его лежит, под дерево тумтум

Он встал под дерево и ждет и вдруг гроахнул гром

Летит ужасный бормоглот и пылкает огнем.


Мистер Палмер на мгновение задумался. По его лицу было видно, что он забыл слова. И тогда он вновь повторил только что прочитанные слова:


Он встал под дерево и ждет, и вдруг гроахнул гром

Летит ужасный бормоглот и пылкает огнем.

Раз-два, раз-два, горит трава, взы-взы стрежещет меч

Ува! Ува! И голова бара-бодает с плеч.


Мужчина развеселился не на шутку. Он уже не декламировал стихи. Он принялся распевать их на мотив детской песенки. Он размахивал руками, хлопал в ладоши, притопывал, подскакивал на месте и без устали кланялся слушателям.

А слушатели испуганно жались на своихместах, боясь поднять глаза и встретиться взглядом с безумным Палмером.


Раз-два, раз-два, горит трава, взы-взы стрежещет меч

Ува! Ува! И голова бара-бодает с плеч.

О, светозарный мальчик мой, ты победил в бою,

О, храброславленный герой, хвалу тебе пою!


Мистер Палмер вновь на мгновенье задумался. На лице вновь появился страшный испуг: он снова забыл слова. Казалось, что сейчас он заплачет, закроет лицо руками и убежит со сцены. Он напоминал маленького ребенка.

Но тут он вспомнил:


Воркалось. Хлипкие шарьки пырялись по маве

И хрюкотали зелюки как мюмзики в маве.


Мистер Палмер окончил читать и несколько раз поклонился, как бы ожидая аплодисментов от своих слушателей. Но, так и не дождавшись, захлопал в ладоши сам.

После аплодисментов мистер Палмер вопросительно посмотрел на двух молчаливых слушателей, развернулся и, вскинув руки, весело хохоча и притопывая ногами, двинулся из гостиной к выходу. — Лиланд, Лиланд! — испуганно закричала миссис Палмер.

Она подхватилась с дивана и побежала за мужем. — Лиланд! Лиланд! — еще долго слышался голос миссис Палмер и безумный смех Лиланда.

Мэдлин поставила остывший кофе на стол и взглянула на ковер. Прямо у нее на глазах на ковре начало проступать и разрастаться огромное колышущееся пятно ярко красной крови. — Господи! Что это такое? — сама себе зашептала девушка.

Пятно становилось все больше и больше. — Кажется, я начинаю сходить с ума. Тетя! Тетя! — крикнула Мэдлин, но на ее голос никто не ответил.

А пятно все разрасталось и разрасталось у ее ног. Вдруг поверхность пятна сделалась выпуклой, как поверхность сферы, и изнутри проступило лицо длинноволосого гладко выбритого мужчины.

Он смотрел прямо в глаза Мэдлин. Его рот скалился, сверкали крепкие белые зубы.

Мэдлин закрыла лицо руками, громко застонала, но тут же стон сменил пронзительный истеричный хохот. И девушка забилась в истерике. Она кусала губы, каталась по дивану, визжала, вскакивала, вновь падала на диван, пытаясь закрыть ладонями уши и как можно крепче зажмурить глаза. Это страшное видение стояло перед глазами Мэдлин, а в ушах все еще продолжал звучать безумный голос дяди Лиланда:


О, бойся бормоглота сын, он так свирлеп и дик,

А в глуше рымет исполин, злопастый брондошмыг…


Наконец, Мэдлин смогла пересилить себя. Она вновь открыла глаза, боясь снова увидеть перед собой пятно крови. И в самом деле, оно было прямо возле дивана: большое и блестящее, как зеркало. На его поверхности изгибалось, извивалось изображение длинноволосого мужчины, который тянул к Мэдлин окровавленные руки.

И тут девушка машинально сдернула со своего лица очки.

Видение тут же исчезло.

Мэдлин недоуменно смотрела на абсолютно чистый ковер, на котором не было даже пылинки. Потом она повертела в руках очки.

Глава 41

Братья Бенжамин и Джерри Хорн общаются укамина. — Коричневая рубашка Джерри. — Подсчет потерь и приобретений. — Почему не снята мерка для могилы подстреленного Лео Джонсона? — Веселый мистерПалмер и козлятки, олешки, барашки… — Танцы на столах. — Удача офицера Брендона и его окровавленное лицо. — Возвращение Альберта Розенфельда в Теин Пике. — Черные очки Лоры Палмер очень к лицу Донне Хайвер. — Девичьи тайны и догадки. — Записка крупными печатными буквами. — Знакома ли с правилами хорошего тона Леди-С-Поленом?


В доме Хорнов, в гостиной, обшитой деревом, ярко пылал камин. Его огромный зев был набит толстыми сухими березовыми дровами. Пламя выло, уносясь в широкий дымоход. Растрескивались угли и один из них, отскочил и выкатился на ковер.

Бенжамин тут же подбежал к камину и взял щипцами тлеющий уголь. Некоторое время он поворачивал щипцы в разные стороны, любуясь тем, как мерцает уголек. Затем достал из кармана своего черного пиджака толстую гаванскую сигару, откусил кончик, сплюнул в камин и прикурил.

Тут к Бенжамину подошел его низкорослый брат Джерри. — Ты что, Бенжамин, решил сэкономить газ в своей зажигалке? Вот уж не думал, что ты такой жадный. — Это я жадный? — сказал Бенжамин. — Посмотри на себя, во что ты одет, Джерри? Что, тебе не хватает денег и ты носишь всякую дрянь, которую я уже собирался выбросить на помойку?

Джерри придирчиво осмотрел спортивную рубашку с коричневыми погонами. — А ты знаешь, Бенжамин, она еще ничего, вполне прилично смотрится. — Ты хоть знаешь, Джерри, когда я ее купил? — Ну? — Тогда, когда окончил колледж. Это знаешь, сколько уже было? — А мне все равно, — сказал Джерри, — главное, она прилично смотрится и в ней можно ходить. — Ладно, Джерри, не стоит нам ругаться, ведь мы с тобой братья, и в общем-то одинаковые. — Конечно! — сказал Джерри, — мы ведь всегда вместе: в бизнесе и в развлечениях. — Так что, Джерри, давай начнем считать, что нам нужно еще сделать.

Бенжамин повернулся к брату и принялся считать. Его младший брат стоял напротив него и повторял все движения Бенжамина. — Итак, первое, — сказал Бенжамин и загнул палец левой руки. — Нужно узнать, где Кэтрин и убедиться, что она нам теперь не помеха. — Конечно, — сказал брат, — но, я думаю, не стоит слишком настойчиво заниматься этим. Еще что-нибудь заподозрят. — Конечно, — согласился Бенжамин и добавил, — а теперь, во-вторых. Мне нужен отчет о теперешнем состоянии Лео Джонсона и о его шансах на выздоровление, — старший Хорн загнул безымянный палец левой руки. — А также, Джерри, у меня есть вопрос лично к тебе: почему до сих пор еще с Лео не сняли мерку для могилы в мемориальном парке?

Попыхивая сигарой, Бенжамин мечтательно посмотрел в потолок. Он явно уже представлял себе могилу Лео Джонсона. — Брат, — сказал Джерри, — ты как всегда рассуждаешь очень правильно. Я всегда восхищался тобой. Ты для меня — настоящий пример. Я всю жизнь хотел быть похожим на тебя, Бен.

Бенжамин снисходительно посмотрел на своего низкорослого брата. — Представляешь, — сказал Джерри, — как были бы счастливы наши родители, если бы увидели нас вдвоем в таком богатом доме, обсуждающими серьезные дела? — Да ну их к черту, наших родителей! — зло сказал Бенжамин, — что, это они тебе дали все это? Это только благодаря мне, это я все тебе дал. — Ладно, ладно, Бенжамин, успокойся. Я же понимаю, что ты среди нас главный, но я хочу быть очень похожим на тебя. — Итак, Джерри, вернемся к Лео Джонсону… — Но ведь половина дела уже сделана, — возразил Джерри. — Половина — это еще не все дело, — парировал Бенжамин. — Все дела нужно обязательно доводить до конца. Поэтому мне нужна мерка с Лео Джонсона. Ты понял, Джерри? — Конечно, конечно, — закивал головой его брат.

Договорить братьям не дал веселый смех и громкая песня, доносившиеся из коридора.

Мужчины удивленно посмотрели на распахнутую дверь гостиной. В ней появился, пританцовывая, Лиланд Палмер. Он подмигнул сначала Бенжамину, потом Джерри и, картинно вскинув руки, встал в дверном проеме.

Несколько секунд Бенжамин и Джерри смотрели на абсолютно седого Лиланда. Но тот, как бы не придав значения их взглядам, вновь вскинул руки, хлопнул в ладоши, перевернулся на месте на каблуке и притопнул ногой. Затем он принялся распевать детскую песенку:


Все олешки, барашки, травку жуют и ромашки

Кудрявую травку едят, хочешь, тебя угостят

Козлятки, олешки, барашки травку жуют и ромашки

Кудрявую травку едят, хочешь, тебя угостят.


Мистер Палмер приплясывал, отбивал чечетку, щелкал пальцами. Казалось, его безумная выходка ничуть не удивила ни Бенжамина, ни Джерри.

Бенжамин и Джерри начали прихлопывать в ладоши, стараясь попасть в такт, притопывать ногами и пританцовывать.

Они бегали по огромной гостиной, прыгали и резвились как дети. А Лиланд Палмер распевал все громче и громче.

Джерри Хорн упал на пол, несколько раз ловко перевернулся, вскочил на ноги, продолжая пританцовывать.

Бенжамин вскочил на свой письменный стол и принялся отбивать чечетку, помогая себе щелчками пальцев. Когда слова песни кончались, Лиланд начинал ее сначала. Бенжамин и Джерри выучили ее слова и уже в три голоса распевали о козлятах и зеленой травке. Они веселились как дети. Но каждый из них веселился по-своему. У каждого из них были свои причины.

Наконец, широко разведя руки, и взмахнув ими как дирижер за пультом, мистер Палмер закончил песню. Он допел последние слова. — Я готов ко всему, — громко сказал он и широко улыбнулся. — Я наконец-то вернулся.

Джерри и Бенжамин захлопали в ладоши.


Ордер на обыск в квартире Лео Джонсона шериф Гарри Трумен получил у окружного прокурора очень быстро. Ведь Лео лежал в больнице в очень тяжелом состоянии.

Брендон и Хогг, два помощника шерифа, занимались поиском наркотиков. А специальный агент Дэйл Купер и шериф Гарри Трумен рассматривали пулевое отверстие в оконном стекле.

Они стояли в комнате друг против друга. На руках Дэйла Купера были белые нитяные перчатки. Дэйл Купер повертел перед глазами осколок стекла с неровными краями, утвердительно кивнул сам себе головой и произнес:— Стреляли явно с улицы. Что ты на это скажешь, Гарри?

Тот подошел к отверстию в стекле и посмотрел сквозь него на улицу. Он увидел Хогга, который расхаживал по двору, явно что-то разыскивая. — Вот теперь картина для меня начинает проясняться, — говорил Дэйл Купер, осторожно ступая.

У него все так же нестерпимо болела грудь и рана в животе. Но он, превозмогая боль, уже вернулся к своим обязанностям. — Сегодня вечером снова прилетали те же гуси, и Лео Джонсон пытался с кем-то разделаться, — Дэйл Купер показал пальцем на стену, где были наклеены фотографии летящих гусей. — Кто-то толкнул телевизор и падая, сдвинул его с места. Видишь, след на ковре, — показал специальный агент шерифу.

Гарри присел на корточки и принялся рассматривать след. — Наверное, это Шейла, — вскинув глаза на Купера, сказал Гарри. — Что? Шейла Джонсон? — Да, Шейла, возможно… — Гарри, послушай, Шейла весит килограммов сорок пять, да и то, если ее намочить. Так вот, а это большой телевизор. Лео наступал с поднятым топором. Так, а потом что?

На мгновение специальный агент задумался. — Лео наступал с поднятым топором… — повторил голосом Дэйла Гарри Трумен. — Правильно, но потом пуля прилетела оттуда, — Дэйл показал на окно, — и Лео был отброшен выстрелом к стене. — Так может, стреляла Шейла? — предположил шериф. — Слушай, Гарри, оставь ее в покое. У нас на нее нет ничего. В то время она, вероятно, находилась связанной на лесопилке. — Послушай, Дэйл, ведь она могла попасть на лесопилку и позже? — Да, могла, но мы этого не знаем. Хорошо бы было точно установить время, когда Шейла оказалась на складе пиломатериалов.

Рассуждения шерифа и специального агента прервал Хогг. Он вошел в комнату и бросил на стол толстый иллюстрированный журнал. — У меня для вас есть небольшой сюрприз.

Дэйл Купер сделал шаг к столу, на котором лежал журнал, но шериф подошел раньше. Он взял толстый журнал в руки и развернул.

Хогг продолжил:— Это журнал «Мир плоти», а вот кокаина нет ни в доме, ни в грузовике. Зато вот что я нашел. — Что это? — спросил Дэйл.

Хогг развернул. В его руках бил большой брезентовый плащ. — Я его нашел в грузовике, — бросил Хогг. — Это плащ Лео? — переспросил Дэйл. — По-моему, да, — Хогг на мгновение задумался, — наверное, его. Я пару раз видел Лео в этом плаще.

Дэйл внимательно рассматривал пятна на плаще. Потом немного сморщился и принюхался:— Пахнет бензином. — Так что тут удивительного, — сказал шериф. — Лео — шофер, вот и пахнет бензином. — Ты никогда ничему не научишься, — сказал Дэйл, — у Лео грузовик дизельный, а пахнет бензином. — Ну так и что? — пожал плечами шериф. — Послушай, Гарри, вот если бы ты собрался поджигать лесопилку, чтобы ты с собой прихватил?

Лицо шерифа прояснилось. — Я взял бы пару канистр бензина, чтобы загорелось уже наверняка. — Вот и я говорю, — сказал Дэйл, — что скорее всего, лесопилку поджег Лео, и когда разливал бензин, немного горючего выплеснулось на плащ. Отсюда этот запах. Ты молодец, Хогг, — приободрил помощника шерифа Дэйл Купер.

Но лицо Хогга оставалось непроницаемым.

Энди Брендон возился во дворе. Он подошел к большой куче песка и лопатой разгребал его, пытаясь отыскать что-нибудь внутри.

Его задело за живое то, что Хогг, походив всего несколько минут, сумел найти еще один номер журнала «Мир плоти» и плащ Лео. А вот ему, офицеру Брендону так ничего и не попалось в руки. Поэтому он не хотел упускать свой шанс и старательно копался в песке.

К дому на большой скорости подъехала и резко затормозила белая машина с вашингтонскими номерами. Брендон удивленно посмотрел на автомобиль.

Дверца открылась, и на землю ступил высокий мужчина в черных очках.

Брендон изумленно смотрел на него и даже выпустил лопату из рук, открыл рот. Прямо перед ним стоял доктор Альберт Розенфельд. — Гарри, Гарри, — испуганно закричал Брендон.

Лицо Розенфельда расплылось в довольной улыбке.

Пятясь, Брендон отступал к дому. — Гарри, Гарри, ты слышишь меня? — Что? — раздался недовольный голос шерифа из дома. — Гарри, тут… приехал Розенфельд, Гарри. — Альберт? — изумился услышав это имя Дэйл Купер, — он же поклялся больше никогда не появляться в Твин Пиксе.

Дэйл, осторожно ступая, чтобы случайно не споткнуться и не затоптать след, двинулся к окну. Он увидел опасливо пятившегося Брендона, который истошно кричал:— Гарри, Розенфельд приехал, ты слышишь меня?

Вслед за агентом Розенфельдом из машины вышло еще трое мужчин в таких же плащах и очках. Хогг, глядя в окно, невозмутимо промолвил:— По-моему, офицер Брендон сильно расстроен.

Гарри Трумен недовольно поморщился. Уже одно упоминание имени Розенфельда вывело его из равновесия. Он зло обернулся и посмотрел на Дэйла Купера. — Что-то, наверное, случилось, — пожал плечами специальный агент ФБР, — сейчас мы выясним.

Офицер Брендон, так и не услышав никакого ответа на свои истошные вопли, развернулся и бегом бросился к дому.

Сходу он наступил на одну из досок крыльца. Он ступил на самый ее конец. И доска, то ли слабо прибитая, то ли гвозди уже давно перержавели, со скрипом оторвалась, взлетела в воздух и с силой ударила Брендона по носу.

Энди изумленно отшатнулся и, теряя сознание, зашатался. Полицейский приседал, широко разводил руки в стороны, как бы цепляясь за воздух, пытаясь найти равновесие и выровнять в пространстве свое тело. Но ему это явно не удавалось. Мир вертелся перед его глазами. Предметы теряли свои очертания.

А он никак не мог сообразить, откуда на него пришелся такой сокрушительный удар. Из носа медленной горячей струйкой полилась кровь. Брендон размазал ее руками по лицу. Он пошатывался, приседал, размахивай руками. На его лице растерянность сменилась блаженной улыбкой, потом испугом, потом вновь улыбка обмобрмшм его окровавленное лицо.

Доктор Альберт Розенфельд сокрушенно покачал головой. — Нет, ничего не изменилось в Твин Пиксе за время моего отсутствия, — он скептично смотрел на офицера Брендона, который на полусогнутых ногах раскачивался у крыльца с вывороченной доской и никак не мог попасть на него ногой.

Шериф, когда выскочил на крыльцо и увидел шатающегося Брендона с окровавленным лицом, сразу же схватился за кобуру, но Дэйл Купер уже положил ему руку на плечо:— Спокойно, шериф, спокойно. — Что случилось, Энди? — громко спросил шериф у своего помощника.

Но тот ничего не отвечал. Казалось, что он балансирует на узенькой доске над бездонной пропастью, боясь, что от малейшего неосторожного движения сорвется и полетит в нее.

Смотреть на удивленного и оглушенного Брендона было одновременно и весело и грустно. Его нескладная фигура вызывала смех и сожаление. Но Дэйл Купер и Гарри Трумен сдержались, только Хогг немного скривил свои тонкие губы в улыбке. — Энди, Энди, ну что с тобой? — громко, как приказ повторил шериф.

Брендон виновато улыбался, пытаясь взмахом руки показать, что, дескать, шериф не беспокойся, все хорошо, все нормально, все отлично.

Доктор Альберт Розенфельд снял темные очки, ехидно заулыбался и громко сказал:— О, я вижу еще один очень знаменательный момент в истории правоохранительных органов города Твин Пикса.

Но тут взгляд шерифа упал на то место, с которого была сорвана доска. В глубине крыльца он увидел пару новеньких черных сапог и большой целлофановый пакет с белым порошком. Шериф и Дэйл Купер пригнулись и заглянули внутрь. — Так ведь это же самый настоящий тайник, — сказал специальный агент ФБР Дэйл Купер. — И ты, кстати, Альберт, — шериф посмотрел на патологоанатома, — очень недалек от истины. Это, в самом деле, очень знаменательный момент в истории правоохранительных органов города Твин Пикса.

Дэйл Купер в нитяных перчатках осторожно взял в руки абсолютно новые сапоги, осмотрел их рифленую подошву с клеймом фирмы, потом заглянул в тайник. — А ты, Энди, в самом деле классный полицейский, — и специальный агент ФБР поднял вверх большой палец.

Энди все также пошатываясь и улыбаясь понял, что похвала относится к нему, и он вскинул вверх большой палец правой руки: дескать, и мы тоже, специальный агент, не новички в сыскном деле. Но, наконец, не удержался и упал на траву.

Дэйл Купер постучал по подошве сапога:— Посмотри, Гарри, тут довольно интересное клеймо.

Трумен приблизился к Дэйлу Куперу и прочитал на рифленой подошве сапога надпись на клейме: «CIRCLE BRAND».

Розенфельд брезгливо обошел растянувшегося на траве офицера Брендона и тоже заглянул в тайник. — Да, это, наверное, поможет нашему следствию. Если бы я не приехал, вы бы этого не нашли. Точно, — сказал Альберт. — Так что ваш офицер Брендон тут абсолютно ни при чем.

И Альберт Розенфельд вновь надел свои черные очки.


В придорожном кафе Нормы Дженнингс было немноголюдно. Да и не удивительно. Публика тут собиралась, в основном, по вечерам.

Хэнк Дженнингс собирал посуду, протирал столы. Он смотрелся очень нелепо: высокий сильный парень в белом переднике официантки и с мокрой тряпкой в руках. Он внимательно осматривал столы, из-за которых ушли посетители, не забыл ли кто-нибудь из них каких-либо вещей. Но на этот раз Хэнку не везло. Кроме полупустой пачки сигарет он ничего не нашел. Тогда Хэнк, так и оставив неубранный стол, вернулся за стойку и принялся слушать магнитофон. — Эй! Норма! — крикнул один из лесорубов, сидящий за угловым столиком. — Что? — отозвалась та, выглядывая из-за своей конторки. — Я хочу тебя поблагодарить за чудесный вишневый пирог. — Приходите завтра, у нас будет новый пирог из смородины. — Э, нет, я буду есть у тебя только вишневый пирог. Так что не меняй рецепта и готовь его дальше.

За одним из столиков, за прикрытием больших разросшихся вазонов сидела Мэдлин. На ней была красная стеганая куртка и черные очки. Она каждый раз поворачивалась на звук открывающихся дверей. Девушка явно кого-то ждала, кому-то назначила здесь встречу. Но ей все не везло. Приходили водители большегрузных трейлеров, лесорубы, туристы.

И каждый раз Мэдлин отводила свой взгляд от двери и разочарованно вздыхала. Она крутила в руках свои большие очки с белыми стеклами. Наконец, она вновь вздрогнула, услышав звоночек входной двери.

Мэдлин даже приподнялась от удивления, потому что в дверях появилась Донна Хайвер.

Донна осмотрелась по сторонам, нет ли кого из знакомых, и заспешила к столику Мэдлин. — Привет, подруга, — бросила она, садясь напротив нее.

Она закинула ногу за ногу, обтянула свою короткую юбку и сбросила с плеч теплую куртку. Потом достала маленькое зеркальце и привела в порядок волосы.

Мэдлин с нетерпением ожидала, когда же Донна будет готова к разговору. Наконец, та спрятала зеркальце в сумочку, положила руки на стол и вопросительно посмотрела на подругу, Мэдлин сняла темные очки и протянула их Донне:— На, держи, это очки Лоры, о которых ты спрашивала.

Донна осторожно, как бы боясь прикоснуться к очкам, взяла их. Она посмотрела на свое отражение в двух темных стеклах,

И одна и другая девушка старались казаться взрослее, поэтому их движения были манерными и вычурными, слова они проговаривали протяжно и немного гортанно. — Спасибо, подруга, — сказала Донна и надела очки. — О, черт, — сказала сама себе Мэдлин, глядя на Донну. — Она ж еще совсем недавно была такой замухрышкой. А вот стоило немного подвить волосы и надеть приличные шмотки, как стала красавицей. Хотя и я сегодня вырядилась что надо.

Мэдлин поняла это по завистливому взгляду Донны, когда та смотрела на нее, приподняв черные очки. Донна поворачивала головой из стороны в сторону, как бы желая, чтобы кто-нибудь увидел, какая она красивая.

Она несколько неестественно улыбалась ярко накрашенным ртом. «Посмотрите же, посмотрите, какая я красивая взрослая девушка. Да даже не девушка, а настоящая женщина». Ее движения немного раздражали и злили Мэдлин, но она сдержалась: мол, ладно, пусть немного покуражится, я ей что-нибудь скажу потом. — Донна, послушай, — обратилась к ней Мэдлин.

Донна лениво повернула к ней голову и откинулась на мягкую спинку дивана. — Тебе нравятся эти очки? — и Мэдлин надела свои большие очки в роговой оправе с прозрачными стеклами. — Да, — равнодушно сказала Донна своей подруге, — в них ты похожа на школьницу младших классов.

Лицо Мэдлин недовольно скривилось, а рот дрогнул. Она небрежно сняла очки, повертела их в руках и с хрустом разломила надвое. — А я их ненавижу и больше никогда в жизни не одену, — и Мэдлин бросила очки в пепельницу.

Но в это время Донна уже вытащила из сумочки пачку дорогих сигарет, запустила в нее два тонких пальца, вытащила сигарету, сунула в рот, щелкнула дорогой зажигалкой, прикурила и выпустила дым прямо в лицо Мэдлин.

Мэдлин чуть завистливо глянула на Донну. Она разогнала дым рукой, подалась вперед и спросила:— Донна, это правда? — Что? — шепотом спросила девушка. — Ну, про Джозефа? — Да, он провел всю ночь в участке.

Мэдлин опасливо огляделась по сторонам. Донна хоть и тоже была напугана, но напускала на себя бравый вид. Она вновь затянулась сигаретой и без надобности принялась щелкать зажигалкой. — Да брось ты эту штуку! — взяла ее за руку Мэдлин, — что же нам теперь делать? — А что ты, Мэдлин, так переживаешь за Джозефа? — Ну как же, ведь это, наверное, из-за того, что мы совершили ночью? — Из-за чего же еще! — Нет, ну конечно, из-за того, что мы сделали ночью.

Донна вновь затянулись сигаретой. — Мой отец говорит, что болезнь доктора Джакоби вызвана нападением, что это просто специально шериф распускает слухи в Твин Пиксе, что у доктора Джакоби больное сердце, а на самом деле на него напали ночью. — Но мы-то тут совсем ни при чем, — попробовала успокоить Донну Мэдлин. — Как это ни при чем? Ведь мы же послали ему пленку. И из-за этого он вышел из дому, — Донна опасливо покосилась на Хэнка, который сидел возле магнитофона.

Ей показалось, что парень прислушивается к их разговору. Тогда она, боясь, что тот сможет прочитать ее слова по губам, прикрыла их рукой и зашептала Мэдлин:— Самое главное, ничего не бойся. — Как это не бойся? — Ведь не пошли мы ему пленку — доктор Джакоби, может быть, был бы здоров. — Ну, знаешь что, Мэдлин, если так рассуждать можно дойти до того, что если ты сегодня помыла голову, то завтра из-за этого может не взойти солнце, да если еще не тем шампунем, что всегда.

И Донна потрепала рукой свои пышные волосы. — Конечно, — сказала Мэдлин, — если так думать, то можно и с ума сойти. — Да ладно, успокойся, — что сделано, то сделано.

Мэдлин упорно молчала. — Знаешь, подруга, если ты допустишь, чтобы такие мрачные мысли преследовали тебя с утра до вечера, то уж лучше сразу ползти на кладбище. — И что ты предлагаешь? — наконец сказала Мэдлин. — Нам нужно всем молчать. Буду молчать я, молчи ты, так же поступит Джозеф. — Да-а-а, — протяжно сказала Мэдлин, — перспектива очень интересная.

Донна вновь припала к сигарете, но, боясь, что закашляется, глубоко не затягивалась и почти сразу же выпустила дым.

Мэдлин заметила это и слегка улыбнулась. Но тут и Мэдлин припомнила кое-что, чем можно поразить Донну. — Знаешь, что дядя Лиланд абсолютно поседел? — Как? — изумилась Донна. — А вот так. За одну ночь стал абсолютно седым. — Нет, ты что, это правда? — Да, говорю тебе. Ложился — волосы были черными, а проснулся — седой как простыня.

Глаза Донны округлились:— Да нет. Ты что? Такого не бывает. — Бывает. Если бы я сама не видела, то тоже не поверила бы. А как он сегодня утром вошел в гостиную, так я даже сразу подумала, что у него на голове перья, пух какой-то.

Донна смотрела на Мэдлин и не знала — верить ей или нет. — Ужасно, — наконец покачала головой Донна и опять неглубоко затянулась.

Мэдлин довольная, что все-таки сумела вывести из равновесия Донну, невозмутимую Донну, откинулась на спинку дивана.

Так они и сидели одна против другой, довольные тем впечатлением, какое они производят друг на друга. Потому что никто из посетителей на них даже и взгляда не бросил. Все были заняты поглощением вишневого пирога, соками и крепким кофе.

Единственный человек, который обращал на девушек внимание — Норма. Она порылась в шуфлядке своего письменного стола, достала оттуда сложенную пополам карточку и заспешила к столику, за которым сидели девушки. — ЭЙ, Донна. — Привет, Норма.

Донна немного смутилась от того, что у нее в руках сигарета. — Да ладно, брось, Донна, я давно знаю, что ты куришь. Но твоему отцу не скажу. — Спасибо, Норма. — Так вот, Донна, — Норма Дженнингс протянула ей картонную карточку, — это оставили для тебя в моем кафе вчера.

Донна недоуменно повертела карточку в руках. — Ну вот, в общем-то и все, — сказала Норма и вновь удалилась в конторку.

Донна развернула карточку и, не показывая ее Мэдлин, принялась читать. — Странно, странно, — приговаривала она.

Заинтригованная Мэдлин взяла подругу за руку:— Что странно, Домна? — Подожди, сейчас дочитаю. — Давай почитаем вместе. — Нет, подожди. Я никак не могу понять, в чем дело. — Ну так, может, я тебе помогу?

Наконец, Донна смилостивилась и отдала карточку Мэдлин. Та с недоумением смотрела на большие печатные, но написанные от руки буквы:— Поинтересуйся обедами на колесах, — медленно вслух прочитала Мэдлин. — Что это такое?

Донна склонила голову набок. — Не знаю. Нужно подумать.

Мэдлин наморщила лоб:— И ни подписи, ничего нет. Кто бы это мог прислать? — Это нам и предстоит выяснить, — сказала Донна, — и вообще, Мэдлин, не морщила бы ты лоб. А то кожу себе испортить, и станешь похожа на одноглазую Надин.

Но тут девушки насторожились и смолкли. Прямо у них за спиной послышалось громкое явственное чавканье. Они обе привстали и заглянули за широко разросшийся вазон. Там в обнимку с чуркой сидела Леди-С-Поленом.

Она запихивала одной рукой в рот вишневый пирог, причмокивала губами и в упор смотрела на девушек. Те смущенно опустились на свои места. — Донна, послушай. А может, это Леди-С-Поленом прислала эту записку? — Да ты что, Мэдлин. Я даже не знаю, умеет ли она писать.

В это время Леди-С-Поленом с шумом выплюнула вишневую косточку. Та пролетела над головами девушек и упала на чисто убранный столик за их спинами. — Ну и ну, — сказала Донна. — Хорошо, что не в глаз, — сказала Мэдлин, — а то, точно стала бы как одноглазая Надин.

Вновь за зарослями вазона подала признаки жизни Леди-С-Поленом. Она зашуршала оберткой жевательной резинки и принялась ее жевать. — Послушай, Полено, — сказала женщина, — что-то эта жвачка мне не нравится.

Она вытащила резинку изо рта и приклеила ее к панели стены. — Тут тебе и место. Правда, Полено? Да ты, смотрю, спишь, — и Леди-С-Поленом постучала косточками пальцев по отполированному сучку.

Глава 42

Доктор Альберт Розенфельд сообщает о своих выводах специальному агенту ФБР во время медицинского осмотра. — «Голодная лошадь» и Лео Джонсон. — Записка офицера Брендона, вытащенная из кобуры. — Убийство Тэрезы Бэнкс в 1988 году. — Вишневый лак на ногтях Люси. — Однорукий гость с огромным чемоданом. — Кассета из кокосового ореха. — «Мальчик, а ты не хочешь поиграть с Боббом?» — Визит Донны к Джозефу. — Поцелуй сквозь стальные прутья. — Изумление парня.


В полицейском участке шла своя обычная жизнь: с чашечками кофе, с бутербродами, с телефонными звонками. Но кабинет шерифа был заперт на ключ. Там сидел обнаженный до пояса Дэйл Купер. Возле него опустился на корточки доктор Альберт Розенфельд и постукивал двумя пальцами по тугой повязке на животе Купера. — Ты какого черта снова появился в Твин Пиксе? Тебе мало неприятностей? — спрашивал Дэйл. — Знаешь, что? — на минутку отрываясь от своего занятия, говорил доктор Розенфельд. — Если стреляют в специального агента ФБР, то это должен расследовать только другой агент ФБР. А я как раз оказался тут неподалеку, и мне поручили это дело. К тому же я знаком с обстановкой. — А я-то думал… — разочарованно протянул Дэйл, — что ты одумался и приехал сюда извиниться перед шерифом, или просто поесть вишневого пирога. — Ничего, Дэйл, я еще попорчу им тут всем нервы, — сказал Альберт Розенфельд, пригнулся и постучал по повязке.

Дэйл Купер болезненно поморщился: постукивание отозвалось легкой болью. — Что-то я не верю тебе, — сказал Дэйв Купер, — и к тому же успеха тут тебе не видать. — Как это не видать? — изумился доктор. — Ну, знаешь, ни в одном из конкурсов на популярность в Твин Пиксе ты не выиграешь. — Ладно, придется тебе признаться, — сказал доктор Альберт Розенфельд, вставляя в уши трубки стетоскопа, — мне приказало начальство, а то бы ты меня здесь больше никогда не увидел.

Альберт Розенфельд вновь присел на корточки перед Дэйлом Купером, приложил к его груди холодный диск стетоскопа и уже приказал: — Дыши.

Дэйл тяжело и немного хрипло вздохнул. — Еще дыши, — доктор Альберт Розенфельд морщил лоб.

Дэйл вдыхал, выдыхал и вновь набирал воздух. Казалось, конца этому не будет. Розенфельд прислушивался ко всяким хрипам, посторонним звукам. Но, наконец, он вытащил трубку стетоскопа из ушей и удовлетворенно хмыкнул:— Знаешь, что, Дэйл? — Я в порядке? — спросил специальный агент ФБР. — Так, слушай меня. Человек, стрелявший в тебя с одного метра, был не левша и рост его примерно сто семьдесят пять сантиметров. — Может быть, — вяло проговорил Дэйл. — А ничего нового ты не вспомнил? — спросил Альберт Розенфельд. — Нет. — Тогда скажи мне одну вещь, зачем ты приподнял бронежилет. — Искал клеща, — просто и невинно ответил Дэйл Купер.

Доктор Альберт Розенфельд зло нахмурил брови. — Вот видишь, Дэйл, что происходит, если начинаешь хоть на пару секунд нарушать инструкции. За то время, пока ты провалялся на полу в номере, одного подозреваемого убили, второго подстрелили в собственной гостиной, две женщины бесследно исчезли, сгорела лесопилка. Тебе этого мало, Дэйл?

Дэйл виновато развел руками. А доктор Альберт Розенфельд продолжал:— И вот, Дэйл, как ты думаешь, что это — самосуд? Или норма местной провинциальной жизни? — Послушай, Альберт, когда ты, наконец, избавишься от ненависти к людям? — Об этом мы поговорим отдельно, — очень официальным голосом сказал доктор Альберт Розенфельд. — Альберт, если ты не хочешь ходить с синяком под глазом, то я думаю, тебе стоит примириться с нормами местной жизни. — Тебе не нравится моя строгость? — спросил доктор Альберт Розенфельд.

Дэйл отрицательно покачал головой. — Ну конечно, по твоему мнению, нужно устроить танцы на главной площади городка?

В дверь постучали. Доктор неохотно пошел открывать. В дверях он нос к носу столкнулся с офицером Брендоном.

Дэйл в приветствии вскинул руку. — Как ваш нос, офицер Брендон? — Вы же сами видели, специальный агент. Только кровь брызнула, — заулыбался Брендон. — Нужно всегда иметь при себе холодную воду, — сухо проговорил доктор.

Энди так и не понял, шутка ли это доктора из ФБР, или один из параграфов инструкции. Поэтому он на всякий случай на эту реплику не ответил, а обратился к Дэйлу Куперу:— Послушайте, специальный агент, я разгадал вашу загадку про голодную лошадь. — Так что, что ты узнал? — переспросил Дэйл Купер. — Я все узнал, — офицер Брендон был очень доволен собой и говорил заговорщицки, шепотом, — я позвонил в Монтану и все выяснил.

Брендон молчал. Дэйл недоуменно смотрел на Энди. — Так что ты выяснил в Монтане? — Ну, как же, — сказал Брендон, — Лео в свое время сидел в тюрьме, Монтане, и тюрьма эта называется «Голодная лошадь».

Брови Дэйла Купера удивленно приподнялись. Он уже сам начинал верить в правдивость слов ночного гостя. Его предсказания начинали сбываться одно за другим. — Когда это было, офицер Брендон? — спросил Дэйл, уже заранее зная ответ.

Доктор Альберт Розенфельд удивленно смотрел на разговаривающих мужчин. Он, казалось, еще не понимал, о чем идет речь. Брендон опустил руку в один карман, но рука оттуда появилась пустой. Энди виновато заулыбался и принялся шарить во втором кармане. Наконец, обшарив почти все карманы в своей форме, он вытащил из кобуры скомканную бумажку, развернул и принялся читать: — Это было 9 февраля 1988 года. — Тэреза Бэнкс, — наконец-то догадался, в чем дело Альберт Розенфельд, вспомнив аналогичное убийство в Монтане, — Да, Тэреза Бэнкс, — проговорил Дэйл Купер, — она была убита точно так же, как Лора Палмер, но только у Лео, как я понимаю, есть алиби. На момент убийства он находился в тюрьме, а тюрьма называется «Голодная лошадь».

Брендон стоял, явно ожидая похвалы. — Ты молодец, Энди, как можно более сердечно сказал Дэйл, ты настоящий полицейский.

Энди Брендон расцвел в лучезарной улыбке. — Да, настоящий полицейский, но только иногда, — ехидно уточнил доктор Альберт Розенфельд.

Улыбка мгновенно исчезла с лица офицера Брендона. Дэйл подмигнул ему: дескать, не расстраивайся, не унывай, ты заработал похвалу от такого строгого критика как Альберт Розенфельд, а это стоит многого.

Энди Брендон вновь заулыбался, решительно развернулся на каблуках, но чуть было не запутался в своих длинных ногах, и только схватившись за дверной косяк, не потерял равновесие.

Альберт Розенфельд тяжело вздохнул и покачал головой. Дэйл развел руками. Секретарша шерифа Люси сидела за стеклянной перегородкой у телефонных аппаратов, которые молчали и, не зная чем себя занять, решила привести в порядок ногти.

Она долго выдергивала и обрезала заусеницы, потом достала пилочку, и начала шлифовать свои ногти. Когда, наконец, она закончила это занятие, сдула белую пыль, протерла влажной салфеткой стол, вытащила из шуфлятки несколько бутылочек с разными лаками и надолго задумалась: каким же цветом ей на этот раз покрасить ногти.

Ярко-красным — это было бы чересчур вульгарно и вызывающе, как считала Люси и как считал офицер Брендон. Бесцветным — это как будто даже ты и не красила ногти, совсем не видно. А вот в третьей бутылочке был темно-вишневый лак. На нем-то и остановила свой выбор Люси: сейчас мои ногти будут как перезрелые вишни. Она открутила крышечку, положила перед собой левую руку и маленькой кисточкой аккуратно принялась наносить лак на ногти, время от времени любуясь проделанной работой. Ей очень нравилось, как поблескивает лак, особенно на ногте большого пальца. Вообще-то ногти у нее были очень красивые, длинные и ровные. Они еще со школы были гордостью Люси. Она очень внимательно следила за их состоянием.

Когда Люси покрасила ногти левой руки, то долго размахивала растопыренными пальцами, отводя руку от себя как можно дальше, любуясь результатом. Едва лак высох, она положила перед собой правую руку и с сожалением подумала: вот левой-то рукой красить не очень удобно. Хорошо бы, чтобы ей кто-нибудь помог. Но вокруг никого не было, да и вообще она была единственной женщиной во всем полицейском участке.

«А что, если взять и попросить специального агента, чтобы он помог ей покрасить ногти?» От этой мысли Люси развеселились

Но окончить работу Люси не дал мужчина, который решительно отворил дверь в полицейский участок и почему-то остановился на пороге. Девушка оторвала взгляд от блестящего лака и посмотрела на дверь. Там стоял мужчина в черных брюках, черной рубашке и черных башмаках. Левый рукав его рубашки был засунут под ремень брюк.

Мужчина придержал дверь ногой, пригнулся и поднял большой тяжелый чемодан. Вместе с чемоданом он и вошел в полицейский участок. Люси вопросительно смотрела на него, ожидая, что мужчина обратится к ней. — Извините, — поймав на себе пытливый взгляд секретарши, сказал мужчина.

Он поставил чемодан у своих ног и повернулся к Люси. — Извините, шериф Трумен здесь?

Люси не нашлась, что и ответить. Но уже через мгновение она, громко выговаривая каждый звук, произнесла: — Шериф Трумен в данный момент занят. Но, может быть, я смогу чем-нибудь помочь?

Люси говорила так, как будто она была самым главным человеком в полицейском участке, вся работа и все остальное держалось на ней. — Знаете, девушка, он, собственно говоря, не назначал мне встречу. — Тогда зачем вы пришли, — изумилась Люси. — Знаете, он просил меня заехать, когда у меня будет свободное время, — мужчина прошелся по холлу полицейского участка. — И вот представился подходящий случай и я здесь.

Мужчина слегка улыбнулся. Его небритое лицо, на первый взгляд такое суровое, сразу преобразилось и стало добродушным и немного утомленным. — Какое у вас к нему дело? — официально спросила Люси. — Знаете, девушка, я приехал предложить ему готовую обувь, — и мужчина сделал движение рукой, указывая на свой большой чемодан, стоящий посреди холла полицейского участка.

Люси взглянула на чемодан, но ничего примечательного в нем не заметила, разве что чемодан был довольно старый и очень вместительный. — Обувь? — сама себе сказала Люси, — готовую обувь? — и вновь вернулась к покраске ногтей на правой руке.

Люси не соврала этому однорукому мужчине. Шериф и в самом деле был очень занят. Он находился в камере для допросов и разговаривал с Джозефом.

На столе между ними лежал диктофон. Из его динамика слышался голос Лоры Палмер. Там крутилась кассета, которую Джозеф нашел в кокосовом орехе доктора Джакоби. — А вот и мама идет. Она, как каждый день заведено в нашем доме, несет мне молоко с печеньем, как будто я маленькая девочка. Я слышу ее шаги на лестнице. Пока, позже договорю, — послышался щелчок. — Это все, — сказал Джозеф.

Шериф выключил свой диктофон. Они были в камере для допросов вдвоем и разговаривали друг с другом вполне доверительно. Ведь шериф и Джозеф давно были знакомы и отношения между ними были вполне приятельскими. — Ты взял эту пленку в кабинете Джакоби? — спросил шериф, глядя в глаза парню. — Да. — А как ты попал к нему в дом? — Дверь была открыта, — невозмутимо сказал Джозеф. — Откуда ты знал, что его нет дома? Ты уверен, что дверь была открыта? — Конечно, я постучал и вошел. — Джозеф, ты знаешь, как это может называться? Это может называться — кража со взломом. — Но я же ничего не ломал, Гарри. Дверь была открыта, и я вошел. — Ты был один? — Да. — Хорошо, Джозеф, я знаю, что ты пытался нам помочь, но некоторые могут посмотреть на это совсем по-другому. В баке твоего мотоцикла обнаружен кокаин.

Джозеф напрягся: — Но ведь вы знаете, что не я положил его туда, — Джозеф, как бы преодолевая барьер, перешел в разговоре с шерифом на «вы». — Гарри, на этой пленке Лора говорит о каком-то таинственном человеке. Гарри, но ты же веришь мне, что это не я положил кокаин в бак своего мотоцикла? — Возможно, ну а кто тогда? — Я думаю, что это Бобби и Майкл сделали. — Возможно, — снова сказал шериф. — Так вот, Гарри, на пленке Лора говорит о каком— то странном человеке. — Красный корвет? — спросил шериф. Джозеф кивнул головой. — Лео Джонсон? — Может быть. Но, во всяком случае, не Жак Рено.

Шериф задумался. Во всем этом деле Лоры Палмер были одни загадки, и Гарри Трумен понимал, что сам ом решить их не сможет.

А Джозеф продолжал: — Гарри, послушай, я вспомнил об этом, когда услышал из диктофона голос Лоры: «этот парень умеет разжечь во мне настоящий огонь» — говорила тогда Лора. — Я помню ночь, когда она только еще начала со мной встречаться, когда еще принимала наркотики. И вот, в ту ночь Лора принялась твердить какие-то странные стихи про огонь. Она была прямо как в дурмане.

Шериф напряженно слушал воспоминания Джозефа, ведь ему предстояло выловить в этом потоке слов именно то, что приведет к разгадке. — Так вот. Лора твердила и твердила, все время повторяя стихи про огонь. Потом она внезапно остановилась и спросила: «А тебе не хочется поиграть с огнем, мальчик? Тебе не хочется поиграть с Боббом?»

Джозеф смолк. А шериф спросил:— Что же хотела сказать этим Лора? — Не знаю, — ответил Джозеф. — Лора вообще говорила много странных вещей тогда. Некоторые из них я даже не помню, тогда не воспринимал. Это теперь некоторые из них всплывают в моей памяти, потому что я знаю, что Лора мертва.

Шериф покачал головой. — А вот эти слова про огонь и Бобба мне запомнились. Они и сейчас звучат в моей голове.

Тут двери помещения, где разговаривали Гарри и Джозеф открылись. Вошли Дэйл Купер и Хогг. Настроение доверительности и спокойствия, которое царило до этого в камере, исчезло.

Дэйл вошел решительно и тут же обратился к Джозефу:— Так, парень, приступим. Я знаю, что вторая половина медальона Лоры у тебя, — Дэйл протянул руку так, как будто хотел тут же получить медальон.

Хогг, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, стал в дверях, как бы преграждая путь к отступлению. — Откуда? — изумился Джозеф.

Гарри Трумен строго посмотрел на парня. Джозеф запустил руку в карман и вытащил половинку золотого сердечка на серебряной цепочке. — Это было в кабинете доктора Джакоби, — признался Джозеф, опуская в протянутую руку Дэйла медальон. — Это было в кокосовом орехе, — уточнил Джозеф. — В кокосовом орехе? — переспросил Дэйл Купер и потом обернулся к Хоггу, — отведите этого парня обратно в камеру, а мы тут немного поговорим.

Хогг потрепал Джозефа по плечу и вывел его в коридор. — Не расстраивайся, все будет нормально, — прошептал он ему в ухо. — Ты думаешь? — спросил Джозеф. — Конечно, ведь ты же ни в чем не виноват. — Мне кажется, — сказал Джозеф, — даже Гарри мне не верит до конца. — Но ты же не говоришь ему всю правду? Он должен ее из тебя вытаскивать, — проговорил Хогг.

Дэйл Купер, оставшись наедине с шерифом, повторил:— Кто бы мог подумать: в кокосовом орехе! Откуда у Джакоби кокосовый орех?

Гарри вскочил из-за стола. — Дэйл, откуда ты узнал, что у Джозефа этот медальон? — Ведь Лора и Джозеф были влюблены друг в друга. Поэтому я вполне справедливо решил, что сердечко Лора разделила с Джозефом. — Но почему же Джозеф сразу не сказал мне, — удивился шериф. — Ну, тут можно рассуждать по-разному, — сказал Дэйл. — А как ты думаешь? — Может, Джозеф слишком дорожил этим сердечком… — Не думаю, — покачал головой шериф. — А может, он был просто кем-то напуган, и поэтому ничего не сказал о медальоне. — Тоже, не очень-то похоже. Джозеф не из пугливых. — Ну, тогда, если хочешь, объясни себе это по-другому, — сказал Дэйл. — Я как не стараюсь — не могу, — ответил шериф. Я слишком хорошо знаю Джозефа. — Ну, тогда я тебе подскажу еще один вариант. Может, он связан с кем-то словом молчать об этом сердечке. Может, у него есть какая-то тайна, которую он не может тебе выдать, Гарри, несмотря на то, что он твой друг.

Шериф согласно кивнул головой. — Такое объяснение мне больше нравится, Дэйл, потому что ты временами начинаешь рассуждать как. — Альберт Розенфельд…— Это не так уж и плохо, — сказал Дэйл. — Если бы я был Альбертом Розенфельдом, может быть, я уже знал бы имя убийцы Лоры Палмер. — Но, послушай, — изумился Гарри, — но медальон-то был не у Джозефа, а у Джакоби. Как ты об этом узнал? — Ну, Гарри, иногда просто везет. Да, этот Джакоби… Ничего себе типчик! Психиатр, психоаналитик… — говорил Дэйл, держа в руках половину золотого сердечка. — Секретарша шерифа Твин Пикса Люси уже добралась кисточкой до мизинца правой руки. Она уже приготовилась провести аккуратную линию по ногтю, когда распахнулась дверь полицейского участка.

Люси недовольно поморщилась:— Вечно отвлекают от важных мероприятий.

Она вскинула свой взгляд от бутылочки с лаком и от кисточки, на кончике которой медленно густела вишневая капля лака.

В дверь не спеша, вошла девушка в черных очках.

Люси с изумлением смотрела на сигарету, дымящуюся в ее пальцах, на короткую юбку, на длинные стройные ноги, на туфли на длинных каблуках.

Девушка небрежно повернула голову вправо, потом влево, небрежно сбила пальцем пепел прямо на пол, еще раз затянулась, выпустила дым и только потом остановила свой взгляд на Люси. Та, не веря своим глазам, оглядывала посетительницу.

Наконец, она узнала, кто перед ней. Но от догадки ей не стало легче. — Донна? — прошептала Люси, удивленная столь экстравагантным видом девушки и ее красотой, — ты? — выдавила она из себя. — Привет, Люси, — сказала Донна голосом, каким обычно обращаются к прислуге в дорогих отелях.

Люси, чтобы как-то избавиться от замешательства, охватившего ее, ткнула кисточкой в мизинец, но промахнулась и замазала лаком нижнюю фалангу пальца. — Черт! — прошептала она в сердцах. — Я пришла повидаться с Джозефом, — сказала Донна.

Она говорила так, будто он ее муж и сидит в тюрьме не менее десяти лет, а ее посещения тюрьмы сделались чем-то обычным и очень привычным.

Не зная, что сказать и как отреагировать на поведение Донны, Люси только нервно кивнула ей головой, показывая, куда той идти.

Донна, не спеша, покачивая бедрами, двинулась по коридору полицейского участка в направлении камеры, где сидел Джозеф.

Но в камеру ее пустили не сразу. Ей пришлось еще несколько минут разговаривать с помощником шерифа Хоггом.

Тот прекрасно понимал состояние девушки и Джозефа. Поэтому он просто не обратил внимания на ее экстравагантный вид и развязное поведение. Он молча провел ее к двери камеры Джозефа и большим ключом открыл ее.

Когда в замке щелкнул ключ, Джозеф приподнялся с жестких нар и подошел к решетке.

«Неужели опять придется разговаривать с Гарри?» — подумал парень.

Но в двери стояла девушка с сигаретой в руке. Джозеф даже сразу не узнал ее, так изменили ее внешний вид очки и распущенные завитые волосы.

Девушка, такой же небрежной походкой, покачивая бедрами, подошла к решетке, у которой стоял Джозеф. Их разделяли толстые стальные прутья, и Донна буквально припала к ним грудью, и уцепилась за них, не выпуская из пальцев дымящуюся сигарету. — Ты? — изумился Джозеф.

Но Донна ничего не ответила. Она еще ближе придвинула свое лицо к Джозефу и зашептала: — Джозеф, как у тебя дела? — она говорила так, будто он был ее мужем. — Ты им ничего не сказала? — сразу же спросил Джозеф.

Это был странный разговор. Он очень походил на разговор главаря мафии со своей женой, к которой перешли все его дела на свободе, которая возглавила клан. — А меня, Джозеф, никто ни о чем не спрашивал, — она затянулась сигаретой и выпустила дым ему в лицо. — Когда ты начала курить? — спросил Джозеф. — Я курю иногда, — держа на отлете сигарету, ответила Донна. — Это мне помогает снять напряжение, — она пропели розовым языком по ярко накрашенным губам. — С каких это пор ты так напряжена? — С тех пор как закурила, — ответила Донна, сведя разговор на нет. — Ты им что-нибудь сказал? — строгим голосом спросила Донна, пряча свой взгляд за стеклами очков. — Ни о тебе, ни о Мэдлин, — ответил Джозеф. — Они думают, что Лору убил Лео? — спросила Донна. — Думают.

Несколько мгновений парень и девушка молчали, не зная о чем говорить дальше. Первым прервал молчание Джозеф. Ему явно все это начинало действовать на нервы, начинала бесить ненатуральность и манерность поведения Донны. — Как там Мэдлин? — спросил он.

Донна несколько мгновений молчала, как бы оценивая всю глубину вопроса Джозефа и думая, стоит ли ей отвечать на такой пустяковый вопрос.

Наконец, она выдавила из себя:— Прекрасно. Она тоже ничего никому не сказала.

Донна вставила сигарету в зубы и слегка затянулась, выпуская тонкие струйки дыма из носа. Затем резким щелчком отбросила сигарету, даже не зная, куда она полетела, и на вдохе прошептала: — Ты не хочешь меня поцеловать? — она вся подалась к парню.

Джозеф тоже приблизил свои губы к губам Донны. Она просунула свои руки сквозь прутья решетки, обняла Джозефа и крепко прижала к себе. Джозеф даже ударился скулой о прут решетки.

Донна, прижав к себе Джозефа, до боли укусила за нижнюю губу. Поцелуй хоть и не был долгим, но Донна тяжело и нервно дышала. Она резко отстранилась от Джозефа, продолжая вытянутыми руками держаться за прутья решетки. — Джозеф, я хочу быть с тобой, — произнесла Донна заученную еще на улице фразу. — Выходи поскорее, я хочу принадлежать тебе.

Она смотрела поверх головы Джозефа, а тот никак не мог придти в себя от неожиданного поцелуя.

Донна слегка прильнула к решетке, склонилась к руке Джозефа и нежно, губами взяла его указательный палец.

Она несколько мгновений покусывала сустав его пальца, потом отстранилась, склонила голову и как прежде, покачивая бедрами, ничего не объяснив и не сказав, направилась к выходу.

Джозеф долго еще стоял ошеломленный за прутьями решетки и, тяжело вздыхая, рассматривал след помады на укушенном пальце.

Глава 43

Щекотливая ситуация. Офицер Брендон закидывает ногу за ногу, пытаясь что-то скрыть. — «Мир плоти» помогает ФБР выйти на след преступника. — Психиатр напрягает память. — Угроза ареста развязывает язык Лоуренсу Джакоби. — Разделенное сердечко и двойная жизнь Лоры Палмер. — Запах машинного масла в реанимационной палате. — Бобби и Шейла играют в доктора. — Тяжелые воспоминания девушки и радужное будущее. — Исповедь Большого Эда. — Дробинка и черная повязка на глазу Надин. — Дэйл уводит любовницу Эда от постели Надин.


В комнате для совещаний полицейского участка Твин Пикса сидела за огромным столом Люси. Перед ней возвышалась объемистая коробка, полная журналов «Мир плоти».

Распахнулась дверь, и в комнату вошел Дэйл Купер. Рядом с ним робко двигался помощник офицер Брендон.

Дэйл взглянул на полную толстых глянцевых журналов коробку, потом на Люси, которая рассматривала свои ярко вишневые ногти и нервно постукивала кончиками пальцев по столу. Офицер Брендон прошел в комнату и сел рядом с Люси. Та немного отодвинулась от него. — Так, Люси и офицер Брендон, вот перед вами — большая коробка, в которой собраны все журналы «Мир плоти» за последние три года. А вот фото Тэрезы Бэнкс.

Агент Дэйл Купер вытащил из кармана небольшую фотографию и положил на стол между офицером Брендоном и Люси. — Это фотография девушки, которая была убита в пришлом году в южной части штата. Она стала первой жертвой.

Дэйл Купер взял верхний журнал из картонного ящика и немного брезгливо бросил на стол. — Фотографии Ронни Пуласки появлялись в этих журналах. — Может, нам поискать в них и фотографию Тэрезы Бенкс? — поинтересовался офицер Брендон, проявляя служебное рвение. — Да ты просто читаешь мои мысли. Абсолютно правильно, — Дэйл Купер запустил руку в карман и достал свой неизменный черный диктофон. — Если кто-либо будет нас спрашивать, мы с шерифом поехали в больницу. А вы тут ведите себя хорошо, — Дэйл Купер погрозил указательным пальцем. — Даяна, только что получил старые номера «Мира плоти», — принялся диктовать Дэйл Купер, покидая комнату для совещаний. — Самое интересное, что организации, спекулирующие и наживающиеся на человеческих слабостях, оказывают помощь полиции. — Люси, мне очень неловко, что ты оказалась в такой ситуации вместе со мной, — извиняющимся голосом начал говорить офицер Брендон, он уже раскрыл один журнал. — Почему? Ведь мы же профессионалы, — ответила Люси и развернула журнал, лежащий прямо перед ней.

Легкий вздох изумления вырвался из ее груди: на развороте журнала был изображен мужской член. Люси тут же отвела свой взгляд от снимка.

Офицер Брендон, уловив боковым зрением резкое движение девушки, мгновенно прикрыл своими ладонями то, что было изображено на развороте журнала, лежащего перед ним. Но Люси успела заметить это. — Какая, в сущности, мерзость! — сказала Люси. — Но мы же профессионалы, нам специальный агент поручил отыскать снимки и мы должны выполнить его приказ. — Да, должны.

Люси перевернула следующую страницу и вновь вскрикнула. Офицер Брендон заглянул через ее плечо и причмокнул. — Да, специальный агент поставил нам сложную задачу. Вот по этому снимку не определишь, кто это такая: Тэреза Бэнкс, Ронни Пуласки или Лора Палмер.

На всякий случай офицер Брендон записал номер страницы запомнившейся ему фотографии и сел на свое место. Еще перевернув несколько страниц, он покосился на Люси и заложил ногу за ногу.

Шериф Гарри Трумен и специальный агент ФБР Дэйл Купер подъехали в полицейском автомобиле к зданию больницы. Дэйлу Куперу казалось, что с утра уже прошла целая вечность. Он вышел из машины и только сейчас почувствовал, как у него болит рана.

Гарри заметил гримасу на его лице. — Послушай, может тебе сейчас следует показаться доктору Хайверу? — Не стоит, — сказал Дэйл Купер, — боль начинается тогда, когда я ничего не делаю. Я даже успел забыть о ней, но вот посидел несколько минут в машине, и все началось снова. Ладно, пошли. Нам еще многое нужно узнать. — С кого начнем? — Я думаю, стоит подойти к доктору Джакоби. Может быть, он сможет рассказать нам что-нибудь интересное.

Дэйл и Гарри поднялись по лестнице к кабинету доктора Хайвера. — Доброе утро, доктор, — сказал Дэйл. — По-моему, мы сегодня уже виделись, но все равно, здравствуйте, — ответил доктор. — Ну, так с кого мы начнем? — По-моему, у меня здесь в больнице собрались почти все ваши подопечные. Так что выбор довольно богатый.

Гарри глянул на Дэйла:— Ты не передумал, начнем с Джакоби? — Конечно, — и специальный агент обратился к доктору Хайверу, — он уже пришел в себя? — Да, сиделка сказала, что с ним теперь уже все нормально. С ним вполне можно разговаривать. Я вас провожу к доктору Джакоби.

Они прошли по длинному гулкому коридору, ярко залитому электрическим светом. Вокруг были белые пластиковые панели, царила стерильность и чистота. Только лишь легкий запах, идущий с кухни, нарушал бесцветную жизнь больницы.

Доктор Хайвер открыл дверь в палату Лоуренса Джакоби, и сиделка тут же вышла навстречу мужчинам.

Доктор Джакоби лежал на большой специальной кровати скосил взгляд на вошедших. — Ему уже лучше, сказала сиделка, обращаясь к Хайверу. — Он даже немного поел.

Доктор Хайвер подошел к Лоуренсу Джакоби, приподнял ему верхнее веко и посмотрел в глаз. — Да, да, — зашептал доктор, — ему уже лучше.

При упоминании о еде Джакоби скривился и бросил взгляд на почти нетронутый поднос с едой, от которого исходил не слишком-то аппетитный запах. — Агент Купер, — обратился доктор Хайвер к Дэйлу, — почему бы вам не рассказать доктору Джакоби о поврежденном хряще и о сломанных ребрах.

Дэйл Купер согласно кивнул головой.

Доктор Хайвер взял санитарку под руку и вывел из палаты.

Дэйл устроился на стуле у изголовья кровати и искоса посмотрел на доктора Джакоби. Гарри Трумен так и остался стоять с закинутой за плечо курткой в ногах кровати. — Так-так-так, — сказал доктор Джакоби, глядя, как морщась от боли, Дэйл усаживается на стул, — что же с вами произошло, мистер Купер? — Доктор Джакоби, мне не нужно ни ваших шаманических трюков, ни магического дара предвидения.

Доктор Джакоби с удивлением посмотрел на специального агента ФБР. — Вы должны сказать нам только одну вещь. — Что? — спросил доктор Джакоби.

Дэйл Купер запустил руку в карман своего костюма и извлек на свет медальон Лоры. — Скажите нам, доктор Джакоби, откуда и когда появилась у вас эта вещь?

Дэйл Купер слегка покачивал сердечком на серебряной цепочке.

Доктор Джакоби следил взглядом за сверкающим кусочком металла.

Купер терпеливо ждал, но доктор Джакоби лишь тяжело вздыхал и ничего не отвечал. Тогда Дэйл сказал довольно жестко: — Если вы нам ничего не скажете, я буду вынужден арестовать вас.

Доктор Джакоби еще раз тяжело вздохнул и принял медальон в свою руку. Он повертел его перед глазами, как бы вспоминая все, что с ним было у него связано. Наконец, его рука опустилась, и доктор Джакоби сказал:— Я уже говорил вам, мистер Купер… — Да, вы мне уже говорили, — сказал Дэйл Купер. — Но на этот раз лучше говорите правду. — Я и тогда говорил правду, — сказал доктор Джакоби, — Я слушаю… — В ту ночь я преследовал человека в красном корвете..

Гарри Трумен напряг слух: он уже второй раз за сегодняшний день слышал о красном корвете. — Доктор Джакоби, вы говорите о Лео Джонсоне? — Да, — тяжело вздохнул доктор Джакоби, — но тогда он ускользнул от меня, — он вновь поднял руку и повертел медальон перед своими глазами.

Казалось, в мыслях доктор Джакоби находится далеко от этой палаты, что он вернулся в тот день, когда преследовал человека в красном корвете. — Я ехал за ним по старой дороге, ведущей к лесопилке, да, — сказал доктор Джакоби, — именно к лесопилке.

Дэйл Купер согласно кивал головой. — Я ехал и мимо меня пронесся мотоцикл. Я даже слышал, как тот парень проклинал неисправный мотор. А следом пронеслась полицейская машина.

Гарри Трумен посмотрел на Дэйла. — Это же были мы тогда в машине. Помнишь, Дэйл? — Конечно, — ответил Купер. — Да, это были вы, — тихим голосом продолжал доктор Джакоби. Но вы их упустили. Они свернули в лес, а вы поехали дальше. Но я-то заметил. Я остановил машину и пошел за ними пешком. — Это были Джозеф и Донна? — спросил Купер. — Да, — чуть заметно кивнул доктор Джакоби, — это были Джозеф и Донна. — Вы были близко от них? — Довольно близко. Они о чем-то оживленно беседовали. — Но вы, конечно, не слышали их слов, — спросил Дэйл Купер.

Доктор Джакоби наморщил лоб. — Кое-что слышал, но разобрать было трудно, дул сильный ветер. — Так о чем они говорили? — Не знаю: я же говорю, дул сильный ветер и в лесу было очень холодно.

Доктор Джакоби прикрыл глаза, стираясь восстановить в памяти то, что он видел в лесу.

Дэйл Купер выжидающе смотрел на него. Казалось, доктор Джакоби больше не проронит ни слова. Тогда шериф отошел от стены и присел на корточки возле кровати. — Доктор Джакоби, так что же вы там видели?

Лоуренс открыл глаза и принялся рассказывать дальше. — Я видел, как Джозеф и Донна зарывали что-то в лесу. Они выкопали неглубокую ямку и положили туда какую-то блестящую вещь. Сверху придавили ее камнем. Наверное, не стоило этого делать, но я все-таки взял эту вещичку на память. Вот она. — Доктор Джакоби приподнял руку с зажатым в ней медальоном. — Это ведь ее медальон, мистер Купер? — Да, я понимаю вас, — сказал специальный агент ФБР. — Это ее медальон, — повторил доктор Джакоби. — Он называется «разделенное сердечко». Лора всегда его носила с собой. Она вела двойную жизнь.

Дэйл Купер понимающе кивнул. Да, и вот одна половинка сейчас у вас в руках. — Да, но когда я видел Лору в последний раз, мне показалось, что она пришла к какому-то примирению сама с собой, — говорил доктор Джакоби, все сильнее и сильнее сжимая в руке медальон. — Но теперь я думаю немного иначе. Может, в этот день Лора решила покончить с собой. — Вы говорите о самоубийстве, думаете, Лора решила наложить на себя руки? — спросил Гарри Трумен. — Нет, Гарри, — решительно отвел такое предположение Дэйл Купер, — Лора не совершала самоубийства. — Конечно, — сказал доктор Джакоби, — но быть может, она позволила себя убить?

Глаза доктора Джакоби заполнили слезы, и он отвернулся от Дэйла и Гарри.

Купер осторожно разжал пальцы доктора Джакоби и осторожно взял у него медальон. Казалось, доктору Джакоби не хочется расставаться с этим медальоном. Он так и остался лежать, повернувшись к ним затылком, когда мужчины выходили из палаты. — По-моему, ты спешишь уйти, — сказал Дэйл Купер Трумену.

Тот остановился в самых дверях. — Но ты же видишь, в каком состоянии сейчас доктор Джакоби? Хайвер просил не очень беспокоить его. — Нет, Гарри, все-таки нужно еще задать несколько вопросов.

Дэйл Купер решительно отодвинул стул и вновь присел возле кровати больного. — Доктор Джакоби.

Тот неохотно повернулся, глаза его были раскрасневшимися от слез. — Я вас слушаю, мистер Купер. — Итак, доктор Джакоби, сейчас мы поговорим о другом. Прошлой ночью вы находились в отделении интенсивной терапии. — Да, но ведь вчера меня накачали транквилизаторами. — Так что? — Я был практически без сознания. — Но вы хоть что-то слышали? — Да, я слышал. Мне кажется, что сквозь забытье до меня доходили звуки пожарной сирены. Но это все происходило как во сне. — А больше вы ничего не помните?

Доктор напрягся. — Да, да, по-моему, было еще что-то. Я что-то помню, — он мучительно соображал.

Дэйл Купер терпеливо ожидал, когда доктор снова заговорит. — Да, и еще был запах… Именно запах. Какой-то очень характерный и резкий.

Дэйл Купер подался вперед. — При удушении кишечник жертвы обычно опорожняется.

И шериф и специальный агент ФБР начали принюхиваться. В комнате стоял не очень-то приятный запах.

Дэйл поискал глазами, что же может его издавать и, наконец, остановил свой выбор на подносе с пищей.

Доктор Джакоби улыбнулся: — Нет, нет, я не хочу сказать, что это приятно пахнет, но тот запах был другим. — Попробуйте его с чем-нибудь сравнить, этот запах, — предложил Купер.

Доктор задумался. — По-моему, это был запах масла. — Какого? — Перегоревшего моторного масла. Да, именно так. Перегоревшего моторного масла. — По-моему, мы не так уж многого и достигли, — склонился к уху шерифа Дэйл. — Не знаю, но быть может это чем-нибудь и поможет нам.

Пока Дэйл Купер и Гарри Трумен беседовали с Джакоби, в больницу вошел Бобби Таундеш.

Он что-то прятал под своей черной кожаной курткой. Оглядываясь по сторонам, Бобби поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Он шел по коридору, вглядываясь в таблички на дверях. Наконец, отыскав нужную, он, стараясь быть бесшумным, отворил дверь и вошел внутрь.

Тут же ему в нос ударил неприятный острый запах, и Бобби чуть не споткнулся на сервировочный столик, на котором стоял поднос с больничной пищей. Он принюхался, склонившись над подносом, потом откатил его за дверь.

Шейла спала, ее руки были сложены на груди, а на лице-то появлялась, то исчезала легкая улыбка. — Шейла, Шейла, — тихо позвал Бобби, думая, что женщина притворяется, будто спит.

Но та и в самом деле спала.

Тогда Бобби вынул из-под полы своей кожаной куртки небольшой букетик цветов. Он склонился над кроватью, где спала Шейла, и принялся щекотать ее по подбородку. — Спящая красавица! Проснись, — чуть громче сказал Бобби Таундеш.

Шейла открыла глаза и всего лишь секунду смотрела, приходя в себя. Но тут же сообразив, что парень ей не снится, тут же обняла Бобби за шею и привлекла к себе. Цветы выпали из руки Бобби, он тоже обнял Шейлу, и прижался губами к ее рту.

Шейла уже прямо-таки начала задыхаться. А Бобби все не отпускал ее. Тогда она схватила его за волосы и, шутя, оторвала от себя. Бобби, засмеявшись, тоже потрепал Шейлу по волосам. — Где же ты был? — Шейла всматривалась в его лицо, счастливая, что видит своего любимого. — Раньше меня не бывало и более долгое время. — А ты не боишься, Бобби, что нас увидят?

Бобби раскинул руки, весело и счастливо рассмеялся: — А меня, кроме нас двоих больше никто и не волнует.

Шейла провела рукой по плечам Бобби, поправила его волосы, будто была и не любовницей, а матерью этого парня. — Бобби, знаешь, в Лео кто-то стрелял? — Да, — кивнул он головой, — я уже слышал, он лежит тут недалеко, в палате, его стерегут полицейские. — И что с ним будет? — спросил Шейла. — Наверное, посадят. Скорее всего, этот подонок попался на чем-то. Шейла, а что произошло с тобой?

Шейле вновь вспомнились рев огня, грохот падающих балок, слоны искр. Ее глаза стали грустными. Она опустилась на подушку. Но что-нибудь объяснять Шейле не хотелось. — Я так боюсь, Бобби, — только и могла она выдавить из себя. — Это из-за меня? — спросил Бобби.

Шейла кивнула головой. — Лео узнал о нас, он хотел убить меня, — женщина устало прикрыла глаза.

Ей было невыносимо смотреть в этот момент в глаза Бобби. — Он отвез меня на лесопилку, связал руки, ноги и поджег ее. — Подонок! — сказал Бобби. — Боб, он сказал, что убьет и тебя.

Шейла вновь потянулась рукой к взъерошенным волосам Бобби. Тот, не отрываясь, смотрел на женщину, как бы любуясь ее красотой. — Ничего у него не выйдет, — сказал Бобби, — потому что я с тобой. Шейла, с тобой все в порядке? — Бобби испуганно смотрел на бледную руку Шейлы.

Та смущенно улыбнулась и поправила пластиковую трубку дыхательного аппарата. — Не знаю, доктор говорит, что все в порядке.

Бобби покачал головой. Он посмотрел на трубку, на приборы и слишком уж самоуверенно заявил: — Шейла, больница — это очень опасное место. — О чем ты говоришь? — изумилась Шейла.

Бобби напустил на себя серьезный вид и сказал: — Во-первых, тут слишком много больных и ты можешь заразиться. Во-вторых, тут способны уморить даже самого здорового человека.

Шейла, наконец, поняла, что Бобби шутит, и счастливо улыбнулась. — Если ты, Шейла, хочешь поскорее отсюда выйти, то позволь Бобби стать твоим доктором.

Бобби взял одну из запасных трубок, лежавших на кислородном аппарате, вставил ее концы себе в уши, изображая из себя доктора со стетоскопом, наклонился над Шейлой. — А ну-ка, девушка, посмотрим, что у вас с сердцем? Все ли там в порядке?

Бобби приподнял вырез рубашки на груди Шейлы, заглянул туда и довольно улыбнулся:— О! Так у вас там все в полном порядке.

И Бобби скользнул рукой с воображаемым стетоскопом под рубашку. Шейла немного поежилась. Рука у Бобби была прохладной, ведь он только что пришел с улицы.

А Бобби все водил и водил рукой под рубашкой, делая вид, что слушает сердце. — У вас слишком учащенное дыхание, девушка, — говорил Бобби.

Шейле было очень приятно. — Это оттого, доктор, что вы слишком быстро водите рукой. Пожалуйста, помедленнее. — Хорошо, хорошо, сейчас сделаем все как надо. — Бобби положил свою холодную ладонь на ее грудь. — По вашей реакции, девушка, я вижу, что дело идет к полному выздоровлению.

И он поцеловал Шейлу в губы.

Может быть, они целовались бы и дальше, если бы на коридоре не послышались голоса. Шейла выглянула из-за плеча Бобби и только сейчас заметила, что парень забыл закрыть дверь.

По коридору прошли доктор Хайвер, специальный агент ФБР Дэйл Купер и шериф Гарри Трумен. — Может, тебе все-таки лучше уйти? — спросила Шейла, — может быть, нас увидят? — Милая моя, — прошептал Бобби, отстраняясь от женщины.

Но Шейла, хоть и просила его уйти, крепко держал за отвороты кожаной куртки. — Бобби! — Что? — Я, по-моему, тебе этого еще не говорила… — Я знаю, что ты хочешь сказать. — Я люблю тебя, Бобби! — Я тоже. Я тоже люблю тебя.

Шейла разжала пальцы, Бобби выпрямился и попятился к двери. Он растерянно разводил руками в стороны, улыбался и повторял: — Кажется, Шейла, я влюбился. Кажется, Шейла, я влюбился по-настоящему. Да.

Шейла счастливо улыбалась.

Бобби вышел в коридор и только тут заметил, что у него из ушей все еще торчит тонкая пластиковая трубка, которой он имитировал стетоскоп.

По большому коридору шагали, выстроившись в ряд, шериф Твин Пикса, специальный агент Дэйл Купер и доктор Альберт Розенфельд.

Альберт Розенфельд и Дэйл Купер были почти в одинаковых костюмах и галстуках. Шериф выделялся своим демократичным видом.

Вообще, они не казались похожими на людей, которые ищут убийцу. Только тяжелый револьвер в кожаной кобуре, который болтался на поясе шерифа, мог подсказать, что эти люди ведут очень сложное расследование.

В конце коридора они увидели: широко размахивая руками и весело улыбаясь, идет в своей неизменной кожаной куртке Бобби Таундеш. — Кстати, а что этот тут делает? — кивнул Гарри Трумен на удаляющегося Бобби. — Знаешь, Дэйл, видеть такого классного следователя, — Альберт Розенфельд кивнул в сторону шерифа, — для меня огромное удовольствие.

Дэйл Купер сразу же встал между ними. Через мгновение они вновь двинулись по коридору, пока не остановились у сидящего на жестком диване Эда Малкастера, который держал в зубах незажженную сигарету и мерно раскачивал головой из стороны в сторону.

Эд услышал приближающиеся шаги, поднял голову и, увидев знакомые лица, поднялся. — Говорят, ты, Дэйл, остановил пару пуль? — Эд осмотрел Дэйла Купера. — Не пару, а три. Как там твоя Надин? — поинтересовался Дэйл. — Она еще в коме, и доктора говорят, что бессильны что-либо сделать, — Эд опустил голову. — Это понятно, ну а ты сам как? — спросил шериф. — Я постоянно думаю, что обязательно должен был что-нибудь предпринять… — В смысле? — поинтересовался Дэйл Купер. — Не будь так суров к себе, — попытался утешить его шериф. — Я никогда, специальный агент, не верил в судьбу, — как бы отвечая на вопрос Дэйла Купера, проговорил Малкастер, — я всегда был уверен, что человек сам прокладывает свой путь, сам создает себя. — По-моему, я уже это где-то читал.

Альберт задумался и продолжил:— Да, «Альманах фермера», — скептично улыбаясь, вставил доктор.

Он стоял, скрестив на груди руки, иронично поглядывая то на Эда, то на шерифа, то на своего приятеля Дэйла Купера. — Розенфельд, Альберт, извини меня, я бы хотел поговорить с Эдом наедине, а не поругаться с ним.

Шериф тоже понял, что сейчас может произойти инцидент. Он попытался улыбнуться Альберту Розенфельду. — Пойдем, приятель, я угощу тебя чашечкой хорошего кофе.

Альберт Розенфельд недовольно скривился, но делать было нечего. В ФБР старшим по званию был Дэйл, и Альберт был вынужден подчиниться его просьбе-приказу.

Когда доктор Альберт Розенфельд и Гарри Трумен отправились пить кофе, между мужчинами возникло какое-то неловкое напряжение.

Дэйл, устало превозмогая боль, опустился на жесткий диван и предложил Эду присесть рядом. Тот угрюмо сел на диван.

Эд сцепил мощные пальцы так, что они захрустели. — Я знал, что это должно произойти, — сказал Эд. — Мне не хочется верить, но я знаю, какая-то часть моей души не хотела ее остановить.

Дэйл смотрел на измученное небритое лицо Эда, на его воспаленные глаза. Ему хотелось как-то утешить мужчину, сказать ему какие-то теплые слова, но ничего не приходило на ум, и он только смотрел себе под ноги. — Когда ты женился, Эд? — чтобы хоть что-то спросить, поинтересовался агент. — Четыре года назад. Но мы знали друг друга еще со школы. Правда, тогда я был с Нормой, и на Надин не обращал никакого внимания. С Нормой у нас было уже все решено. Мы знали, что поженимся. Той весной, четыре года назад, Норма сбежала во время уик-энда с Хэнком…. — Когда я это узнал, — угрюмым голосом продолжал Эд, — у меня все перевернулось в душе, и весь свет полетел в тартарары. А когда я открыл глаза и огляделся, передо мной стояла Надин.

Дэйл Купер всмотрелся в лицо Большого Эда. — Продолжай, я тебя внимательно слушаю. — Так вот, Дэйл, мы проездили с Надин всю ночь и оказались в штате Монтана, у Среднего водопада. Ты должен знать это место, там сказочно красиво… — Да, я там был. — Так вот. Тогда я сделал Надин предложение. Наполовину в шутку, наполовину по глупости. Когда мы нашли мирового судью, уже рассвело. А как выяснилось, Норма даже не спала тогда еще с Хэнком. Ты себе можешь представить, какое у Нормы было лицо, когда она обо всем узнала? — Представляю, — так же угрюмо сказал Дэйл Купер. — Мы как-то с Надин поехали охотиться на Орлиный перевал. Я тогда еще надеялся, что мы с ней сможем договориться о разводе или я хотя бы сделаю попытку. Но я не мог этого сделать. Я даже не мог начать разговор. Надин была так счастлива, она вся просто светилась. Вот тогда я и повредил ей глаз. — Что ты хочешь сказать? — немного испуганно спросил Дэйл Купер. — В тот день мы охотились на фазанов. Знаешь, Дэйл, ведь Надин — прекрасный стрелок. Она стреляет гораздо лучше меня. Она успела тогда подстрелить уже пару фазанов. Знаешь, там, на Орлином перевале такое эхо… Там как приятно стрелять и слышать, как оно перекатывается по перевалу. Я увидел птицу, которая вылетела из травы, и выстрелил. Но одна дробинка срикошетила и попала Надин в глаз. — Да, не повезло… — сказал Дэйл Купер. — Когда мы возвращались домой, Надин лежала у меня на коленях. Она не плакала. Она терпеливо переносили боль. Они даже не сказала мне ни одного плохого слова. Она даже не винила меня, как будто ничего и не произошло на Орлином перевале. А два месяца спустя Норма вышла замуж за Хэнка.

Возможно, Дэйл и нашел бы слова, чтобы утешить Большого Эда, но тут подошли шериф и Альберт Розенфельд. А следом Хогг подвел к Большому Эду Джозефа. — Слушай, Эд, Джозеф хочет тебя видеть. Он хочет с тобой поговорить.

Эд поднялся со своего места, а Дэйл Купер, не найдя слов, слегка похлопал его по плечу: дескать, держись, парень, не все так уж плохо в этом мире.

Большой Эд обнял своего племянника, и они стояли, прижавшись друг к другу, молча.

Доктор Альберт Розенфельд немного скривился, увидев эти скупые мужские нежности.

Дэйл Купер прошел несколько метров по коридору, потом вдруг резко остановился, как бы припоминая что-то, обернулся и увидел в открытую дверь умывальника висящий на стене большой черный полиэтиленовый мешок. Кто-то из персонала повесил его сушиться.

Он был растянут за оба края, молния расстегнута, и казалось, что этот черный мешок улыбается, так его разрез напоминал гигантский человеческий рот. — Человек в улыбающемся мешке, — сам себе сказал Дэйл Купер.

Он обернулся, подошел к шерифу и доктору Альберту Розенфельду. — Когда закончите, — отдал приказ шериф, — отведешь Джозефа назад в участок. — Да, бедная Надин, — сказал Дэйл Купер, — да, не повезло ей.

Доктор Альберт Розенфельд, который слушал горестные рассуждения мужчин, тоже сказал:— Да, бедняжка Надин. Это та, которая с черной повязкой? Не завидую ее мужу. По-моему, бедняжка не она, а этот Большой Эд. — Ладно, ребята, — сказал Дэйл Купер, подождите меня внизу, я скоро спущусь.

Все мужчины отправились вниз, и только один Дэйл Купер остался в коридоре. Он заметил, как мелькнули: клетчатая рубашка, светлые джинсы и длинные волосы Нормы.

Она как раз заходила в палату к Шейле.

Дэйл Купер, хоть и не любил подслушивать чужие разговоры, но все-таки остановился невдалеке от открытых дверей. — Шейла, я принесу тебе отличный бульон. — Зачем? — удивилась Шейла. — Я посмотрела, чем вас тут кормят, и лучше ты к этому не притрагивайся. Могу тебе смело сказать, что эта еда может убить человека скорее всякой болезни. — Но тогда, если ты уж такая любезная, Норма, учти, я еще и сластена. — Хорошо, я уже приготовила для тебя шоколадный пирог с арахисовым маслом. — Дэйл Купер, услышав о ванильном пироге, сглотнул слюну. — Ну, Норма, я тогда жду. Неси свой пирог. — Шейла, может быть, принести два куска? — Норма подмигнула. — Конечно, два, — Шейла показала ей два пальца. — Пока, — и Норма вышла из палаты.

Дэйл Купер сделал вид, что он просто прохаживался по коридору и заспешил к выходу. В полуоткрытую дверь палаты он увидел Пита Мартелла, который принюхивался к пище, поданной ему на больничном подносе и, зажимая нос, недовольно морщился.

Дэйл Купер заглянул в следующую дверь, и тут его глаза чуть не увлажнили слезы: Большой Эд стоит перед кроватью Надин на коленях и гладит ее руку. — Послушайте! — раздалось за спиной Дэйла Купера.

Он обернулся. Перед ним стояла Норма. — Я думаю, не следует им мешать, не так ли, специальный агент? — А я им и не мешаю. По-моему, они сейчас никого и ничего не замечают вокруг. — Ну, тогда тем более, стоит пойти.

Норма грустно смотрела на Большого Эда, который стоял на коленях возле постели своей жены. — По-моему, — сказал Купер, — мне теперь придется просить вас, Норма, отойти от двери. — Конечно, конечно, — кивнула головой женщина. — Я понимаю, вам тяжело. Мне Эд только что рассказал, как вы с ним расстались. — Да. Конечно, тогда получилось все ужасно глупо. Мы были злы один на другого. — Хорошо, хорошо. Дэйл взял под руку Норму, и та покорно пошла за ним следом.

А Большой Эд еще долго сидел возле постели своей жены, сжимая ее холодную руку. — Прости меня, Надин, я не хотел причинить тебе ничего плохого, прости меня, если можешь.

Он говорил, глядя на бледное лицо Надин, на ее растрепанные волосы. Он потянулся к ее голове и отбросил несколько прядей с черной повязки. — Надин, Надин, я не знаю, но мне кажется, что я очень перед тобой виноват. Если можешь, прости меня. Я могу сказать, что больше никогда ничего похожего не повторится. Прости меня, Надин.

Эд держал в своих ладонях холодную руку жены. У него в глазах стояли слезы.

Глава 44

Чтобы раскрыть преступление нужны только: теплые булочки, черный кофе, грифельная доска и мел, во всяком случае, специальный агент ФБР ни о чем другом не упомянул. — Таундеш-старший и Таундеш-младший обмениваются любезностями, повторяя библейскую притчу и, поглощая черничный пирог. — Бобби узнает стрелявшего в Лео Джонсона. — Совещание в полицейском участке немного проясняет картину преступления. — Энди Брендон — вновь герой дня, Люси от него в восторге. — Питер Мартелл пробалтывается шерифу о тайном пороке Джози. — В Твин Пиксе появляется китаец, который любит звонить по телефону за счет вызываемого абонента. — Братья Хорны спорят с Хэнком — можно ли рубить дрова в гостиной.


На первом этаже больницы специальный агент ФБР Дэйл Купер подошел к шерифу:— Значит так, Гарри, слушай меня внимательно. Приготовь, пожалуйста, доску и мел. Я уже все понял. — Я знаю разгадку этого преступления.

Шериф с изумлением вскинул глаза на специального агента. Ему очень нравилась решительность и уверенность, с которой Дэйл Купер сообщал ему о своих открытиях. Он безоговорочно верил, что слова специального агента не далеки от истины. — Послушай, Дэйл, а может, сказать Люси, чтобы она приготовила горячих бутербродов и сладких булочек и много-много черного горячего кофе? — Конечно, скажи. Как же без этого. Без этого я вообще не могу работать.

Шериф довольно ухмыльнулся:— Я так и знал, что без сладких булочек ты ничего не сможешь нам рассказать. — Слушай, шериф, у меня к тебе есть еще одна очень серьезная просьба… — Я слушаю тебя, Дэйл, — шериф внимательно и пристально посмотрел на Купера. — Знаешь что, я хочу, чтобы кто-нибудь из твоих людей поехал в кафе к Норме и привез пару кусков ее ванильного пирога с арахисовым маслом. — Откуда ты знаешь, что у нее сегодня пирог с арахисовым маслом? — Как откуда? Я же ведь специальный агент и мне известно все, что делается у вас в Твин Пиксе.

Шериф изумленно присвистнул.


В кафе у Нормы звучала негромкая приятная музыка. Бобби Таундеш сидел у стойки бара и нервно курил уже третью сигарету.

Он не видел, что за его спиной, за столиком, в одиночестве, ест черничный пирог и запивает его черным кофе отец. Когда он услышал знакомый голос, то от неожиданности вздрогнул и загасил сигарету. — Бобби, — позвал его отец. — Отец? — изумился парень. — Хочешь, — присоединяйся ко мне, — мистер Таундеш обвел рукой стол, указал на место напротив себя. — На столе, конечно, такого изобилия не было, которое могло бы поразить воображение Бобби. Стояло небольшое блюдо с недоеденным пирогом и наполовину пустой стеклянный кофейник. — Хорошо, — сказал Бобби, взял свою куртку, которая лежала рядом на высоком вертящемся табурете, лениво и развязно подошел к столику и не сел, а буквально прилег на мягком диванчике напротив отца.

Он уже предчувствовал, что отец сейчас начнет читать ему морали, вновь будут звучать заученные книжные тирады, а ему придется морщиться и отнекиваться. — Как дели в школе? — спокойно поинтересовался мистер Таундеш, не глядя на сына, и подбирая крошки на большом блюде. — В школе? — пожал плечами Бобби, — вроде бы все прекрасно. А как твоя работа? — чтобы как-то поддержать разговор поинтересовался Бобби. — Работа? — прожевывая кусок пирога, ответил мистер Таундеш, — на работе тоже все хорошо.

Он запил свои слова глотком кофе и вновь принялся вилкой собирать остатки пирога с блюда.

Роберту стало неудобно, что он вот так развалился перед отцом.

Он сел за стол, положив на него локти, взглянул на лицо уже немолодого отца и сказал:— Папа! — Что, сын? — ответил мистер Таундеш. — Послушай, папа, а чем ты там занимаешься, на этой твоей службе? — Знаешь, Роберт, это военный секрет, — отправляя в рот очередную порцию пирога, ответил мистер Таундеш и скосил взгляд на свои наградные колодки. — Понятно, я и не ожидал услышать от тебя другого ответа. — Вот и хорошо, сын, что тебе все понятно. Ведь мы с тобой всегда понимали друг друга, правда?

Роберт вскинул глаза на отца. — Да, папа. Я всегда понимал тебя. — Роберт, попробуй немного пирога. Сегодня пирог с черникой особенно вкусен и необыкновенно свеж. — Нет, — коротко ответил Бобби.

Мистер Таундеш отложил вилку, промокнул салфеткой толстые губы в синеватых пятнах черничного сока, взглянул на сына:— Бобби, я хочу тебе кое-что рассказать.

Парень кивнул головой, дескать, давай, валяй. — Вчера ночью мне было видение. Это был не простой сон, который не более, чем анализ событий дня в подсознании. Это было видение четкое и ясное, как горный ручей. Откровение разума перед самим собой. — В этом видении я увидел себя на веранде огромной усадьбы, настоящего дворца фантастических размеров. Казалось, от этой громады блестящего и сверкающего мрамора исходило сияние. Мне это место было знакомо. Там я родился и вырос, но вернулся туда впервые. Это было возвращение к глубинным истокам моего существа. Я бродил по дому и с радостью отмечал, что его содержат в безукоризненном порядке. Появившиеся несколько новых комнат так безупречно слились с первоначальным строением, что никто бы этого не заметил. Вернувшись в холл дома, я услышал стук в дверь. На пороге стоял мой сын. Было видно, что он счастлив, беззаботен. Его жизнь явно была исполнена гармонии и радости. Мы тепло обнялись с ним. И в тот момент мы были единым целым. Мое видение закончилось, и я пробудился с чувством оптимизма и веры в тебя и твое будущее. Такое мне было видение о тебе. — Правда? — воскликнул Бобби. На его глазах сверкали слезы.

Он подался вперед, как бы готовясь упасть на грудь отца, расплакаться и обняться с ним, как будто они не виделись уже тысячи лет, будто Бобби, как библейский блудный сын, давным-давно ушел из дому, промотал все свои сокровища и, наконец, вернулся, уже не надеясь на прощение своего отца. А старый отец простил его, положив на плечи руки. — Я рад, что сегодня представился случай поделиться с тобой этим волшебным видением.

Мистер Таундеш поднялся из-за стола и еще раз посмотрел на Бобби.

Он понимал, насколько глубоко запали его слова в душу сына. Но какая-то природная сдержанность помешала Бобби обняться с отцом, и мистер Таундеш это прекрасно понимал. Он просто по-мужски протянул сыну свою руку и Бобби крепко сжал ее. — Желаю тебе, Бобби, всего самого наилучшего, — спокойно сказал мистер Таундеш. — Спасибо, папа, — проговорил Роберт. — Увидимся дома. — Хорошо, хорошо. Спасибо тебе, папа. Сегодня я обязательно приду домой. — Хорошо.

Мистер Таундеш развернулся и легко зашагал к выходу из кафе. Уже на самом выходе он приостановился и снял с вешалки свою шинель и фуражку. — Mистер Таундеш, вам понравился наш сегодняшний пирог? — поинтересовался Хэнк, протирая салфеткой стаканы. — Пирог был изумителен, — широко улыбаясь ответил мистер Таундеш. — Спасибо вам, майор, за похвалу, — Хэнк, дурачась, взял под козырек.

Но мистер Таундеш вполне серьезно отдал ему честь и покинул кафе.

По дороге мистер Таундеш разминулся с Нормой, которая с влажными от слез глазами, вбежала и кафе. Хэнк преградил ей дорогу, приостановил ее: — Ну, как там дела у Шейлы? — заглядывая в раскрасневшиеся глаза Нормы, поинтересовался Хэнк, продолжая протирать стаканы. — Я сейчас не хочу разговаривать об этом, — шепотом сказала Норма, обернувшись на Боба. — А ей понравились цветы? — громко на весь зал спросил Хэнк.

Но Норма, зло отвернувшись от мужа, прошла в свою контору.

Хэнк посмотрел на Роберта и беспомощно развел руки в сторону. Роберт ответил ему таким же движением.

И вдруг, как вспышка, как озарение, перед глазами Бобби встала картина того злосчастного вечера, когда он приехал в дом Шейлы.

Он вспомнил, как резко прозвучал выстрел, отбросивший Лео к стене.

Он вспомнил свой взгляд на окно.

И сейчас он уже твердо знал, кто стрелял в Лео, кто стоял на улице, там, за стеклом.

Это непроизвольное движение, которое сделал Хэнк, раскрыло Роберту тайну той ночи: в Лео Джонсона стрелял Хэнк.

Теперь Бобби знал это абсолютно точно, так же точно, как свое имя и фамилию.


А в полицейском участке Дэйл Купер собрал всех, кто участвовал в расследовании загадочного убийства Лоры Палмер.

Все сидели за столом. Только секретарша шерифа стояла у большой черной доски с планом местности.

Дэйл Купер отхлебывал горячий черный кофе и бросал косые взгляды на пончики, разложенные на столе перед участниками совещания. — В ту ночь, когда Лору Палмер убили, у нее было назначено два свидания. В ее дневнике записано: «нервничаю перед встречей с Джозефом». Думаю, речь шла о Джозефе, которому она решила сказать, что не хочет с ним больше встречаться. Но перед тем как Лора ушла из дома, ей кто-то позвонил. — Мы полагаем, это был Лео Джонсон, который назначил ей второе свидание, — уточнил Розенфельд. — Лора встретилась с Джозефом и была с ним до половины первого. Потом на перекрестке шестой и двадцать первой, она соскочила с мотоцикла и убежала в лес. — Мы считаем, что именно там она встретила Жака Рено, Лео Джонсона и Ронни Пуласки. Все вместе они доехали до тропы, ведущей к хижине Жака. Леди-С-Поленом слышала, как они шли мимо ее домика. В хижину Жака Рено они добрались приблизительно к часу ночи. Там у них были наркотики и алкоголь. Лору связали, и она была в интимных отношениях и с Лео, и с Жаком. Из клетки выпустили птицу, и она напала на Лору, — четко, как по писанному, говорил доктор Розенфельд.

Все присутствующие смотрели на него. — Лео с Жаком подрались. Жак вышел наружу и отключился. Когда он пришел в себя, ни Лео, ни девушек не было. Мы полагаем, что Лео спустился вниз по тропе к своему корвету один, а девушек оставил. Причиной тому был третий. Помощник шерифа Хогг обнаружил следы итого третьего у хижины, — так же четко, как будто читал лекцию о кокаине, продолжил развивать версию Дэйл Купер. — Третий отвел Лору и Ронни в железнодорожный вагон, где связал их. Лору во второй раз, Ронни в первый. Убийца тупым предметом ударил Ронни и лишил ее сознания. Наверное, ему очень не терпелось убить Лору, потому он не заметил, как Ронни убежала. Или не заметил, или ему было все равно. Он сделал небольшой холмик из земли и положил сверху Лорин медальон — половину сердечка. После этого он засунул ей под ноготь безымянного пальца левой руки буковку «R». Но под ногтем Тэрезы Бэнкс мы нашли букву «Т». Он также оставил записку, написанную кровью: «Огонь, иди со мной». Интересно, анализ крови на записке показал, что она не принадлежит ни Лео, ни Жаку, ни Лоре, ни Ронни. Поэтому мы решили, что убийца написал ее собственной. Она у него редкой третьей группы, резус отрицательный. В пяти милях дальше по железнодорожному полотну Хогг нашел полотенце пропитанное кровью этой группы. Рядом с ним он нашел обрывки пожелтевшей бумаги. Возможно, эти обрывки оставил убийца. Мы отправили их на экспертизу в Вашингтон, — доктор Альберт Розенфельд изложил все факты и устало занял свое место.

Присутствующие уже в который раз изумились знаниям и умению излагать свои мысли экспертом Розенфельдом.

Специальный агент ФБР Дэйл Купер и доктор Альберт Розенфельд говорили очень быстро.

Сразу было понятно, что все подробности убийства Лоры Палмер хорошо им знакомы, что они посвящены во все самые мельчайшие детали событий этой ночи.

На последних словах Розенфельда офицер Брендон всхлипнул. Люся схватилась за сердце и посмотрела на своего друга. Тот сидел, опустив голову, и в его руках подрагивал цветной фотопортрет Лоры, на котором она была в диадеме первой красавицы, выбранной на школьном балу.

Рядом на столе, перед офицером Брендоном лежали номера журнала «Мир плоти», но он даже не смотрел на них. Его глаза были прикрыты, и он нервно всхлипывал.

Лицо шерифа Гарри Трумена было озабочено. Он сочувственно посмотрел на всхлипывающего Энди.

Даже Хогг остался неравнодушным. Он подошел и похлопал своего напарника по плечу. — Да, я, конечно, понимаю офицера Брендона, — немного ехидно проговорил доктор Альберт Розенфельд, — это убийство ровно на три больших носовых платка.

Офицер Брендон поднял голову.

У него не было сил ругаться с доктором Альбертом Розенфельдом. Но эти выходки чужого в Твин Пиксе человека не на шутку разозлили Энди. Он, пересиливая робость, поднялся из-за стола и срывающимся голосом закричал: — Агент Розенфельд, мне не нравится, как вы тут острите насчет меня и всех остальных. И поэтому заткнитесь! Заткнитесь! — он тыкал пальцем в воздух.

Альберт Розенфельд от удивления приоткрыл рот. Вот такого он никак не мог ожидать от беспомощного Энди Брендона, от этого недотепы. Он посмотрел на Дэйла Купера. Тот наклонился к уху своего приятеля и прошептал: — Если будешь себя вести в Твин Пиксе так и дальше, то дождешься, что даже Энди Брендон заедет тебе по физиономии.

Люси победоносно смотрела на поверженного доктора Альберта Розенфельда. Ее радовало то, что лицо доктора идет красными пятнами.

Она сжимала в руках указку, как древко победного флага. Она стояла прямо на фоне доски, исчерченной мелом, на которой была нарисована карта окрестностей Твин Пикса, как будто бы она олицетворяла собой всю мощь правоохранительных сил этого городка.

Как будто это не Дэйл Купер и не Альберт Розенфельд распутали все детали этого страшного преступления, а именно она — Люси и офицер Брендон были главными героями сегодняшнего дня.

Альберт Розенфельд озирался по сторонам, ища поддержки, но ни у кого ее не находил, даже у своего приятеля Дэйла Купера. Наступило неловкое молчание, которое радовало, казалось, только одну Люси.

Наконец, чтобы как-то разрядить обстановку, слово взял специальный агент ФБР Дэйл Купер.

Он принялся решительно разрабатывать версию дальше и делиться своими умозаключениями с собравшимися.

Альберт Розенфельд благодарно посмотрел на Дэйла. — Лора Палмер умерла, — принялся перечислять Дэйл Купер. — Ронни Пуласки и Лео Джонсон в коматозном состоянии, Жак Рено задушен. Нам остается только этот третий, неизвестный, скорее всего он и есть убийца Лоры Палмер. Нам осталось только узнать, кто он такой, и найти его.


Шериф Гарри Трумен заехал на своей полицейской машине в больницу и забрал оттуда уже вполне здорового Питера Мартелла. Он решил подвезти пожилого человека и заодно кое о чем его расспросить, ведь Гарри никак не мог узнать, что же такое случилось с Джози Пеккард, куда она исчезла.

Гарри все время не покидали тяжелые мысли. Он все время думал, что она могла погибнуть во время пожара.

Мартелл открыл дверь своим ключом, и они с Гарри зашли в столовую. В доме было очень холодно и пусто. Каждый шаг отдавался гулким эхом. — Закрой дверь, — сказал Пит. — Здесь и так холодно. Сейчас я растоплю камин, и мы немного согреемся.

Гарри Трумен послушно закрыл дверь. — Спасибо, что подвез меня, Гарри, — сказал Пит, — Не знаю, как добрался бы домой. — Да нет, что ты, Пит, какие проблемы, мы же знакомы уже столько лет.

В столовой было полутемно. Пит обошел все окна, раздернул шторы. — Да, Гарри, я же помню тебя еще мальчишкой, вот таким, — Пит показал немного выше стола. — Да и я помню тебя немного другим, — прищурил глаза Гарри. — Ну, конечно, я раньше не был таким известным человеком в Твин Пиксе, но и лесорубом я был неплохим. — Да ладно, ты же собирался растапливать камин. Тебе после больницы не стоит переохлаждаться.

Но Пит уже разрывал конверт, который нашел на столе.

Гарри подбежал к нему. — Что это такое у тебя в руках? — Сейчас узнаем. Наверное, кто-то оставил. Ну не мог же почтальон зайти в дом? Тут было заперто. Сейчас все узнаем.

Питер вытащил из конверта небольшую записку. Но он не спешил читать ее. — О, черт! — закашлялся Пит, — надышался дыма, никогда не думал, что это так ужасно. — Да читай же скорее! — говорил Гарри. — Он хотел вырвать записку из рук Пита, но тот остановил его. — Сейчас, сейчас прочитаю.

Но тут Мартелл снова закашлялся. — Ты знаешь, Гарри, у меня такое впечатление, что меня на пару часов приклеили губами к выхлопной трубе автобуса. — Это пройдет, — сочувственно похлопал по плечу старика Гарри Трумен.

Пит уселся в мягкое кресло. — Да, Гарри, ты не зря настаивал, чтобы я быстрее читал записку. Она от Джози.

Гарри настороженно слушал. — Дорогой Пит, — принялся читать Питер Мартелл, — мне пришлось по срочным делам немедленно уехать в Сиэтл. Когда приеду, постараюсь тебе позвонить.

Надеюсь, дорогой Пит, что день на лесопилке прошел хорошо. Возьми в холодильнике имбирное пиво. Целую, Джози. — Так что видишь, Гарри, все вроде бы в порядке.

Питер сложил записку и сунул ее в конверт. Гарри немного облегченно вздохнул:— Ну вот, хотя бы нашлось какое-то объяснение отсутствию Джози. А телефона она там не оставила? — переспросил Гарри. — Нет, — покачал головой Питер. — А где остановится в Сиэтле, не пишет? — Нет, нет, я прочитал все, что было написано. — Да, значит, она уехала в Сиэтл, — медленно проговорил Гарри. — Да, Гарри, чему ты удивляешься. Она ездит туда каждые три месяца. Я думаю, Гарри, — Питер понизил голос, — она ездит туда, чтобы предаваться тайному

пороку.

Гарри снова почувствовал себя не в своей тарелке. Он никак не ожидал от Питера вот такого признания. С какой это стати мистер Мартелл станет ему признаваться в тайных делах Джози, ведь он же знает, что Гарри любит ее. — Какому пороку? — еле слышно проговорил Гарри. — Она бегает по магазинам. И потом привозит сюда чуть ли не половину универмага, — Питер вновь закашлялся.

У Гарри Трумена отлегло от сердца. — Но Питер что-то слишком подозрительно долго кашлял, и Гарри Трумен догадался заглянуть ему в глаза. Оттуда текли скупые мужские слезы. Это был не кашель, это были рыдания. — Послушай, Пит, — сочувственно сказал Гарри, — Кэтрин тоже ведь не нашли. Может быть, она еще жива.

Но Питер махнул головой, как будто хотел сказать: мол, не надо меня утешать, не надо пустых слов. — Да, я так и знал, что ты это скажешь.

Но Гарри вновь попытался успокоить Питера:— Я понимаю, что человек всегда надеется на чудо, и на лучший исход. Но надо быть готовым и к худшему. — О Боже, — прохрипел Пит, и вновь закашлялся. — Знаешь, Гарри, я всегда думал, что умру первым. Если бы мне пришлось спорить, кто из нас остался бы в живых после ядерной войны, я бы, Гарри, поставил на нее, не задумываясь, все свои деньги. И выиграл бы. — Но зачем тебе тогда были бы нужны деньги? — удивился Гарри. — Деньги мне, конечно, были бы ни к чему. К тому же, видишь, я проиграл. — Она была тигрицей, это правда, — сказал Гарри. — Я не буду, Гарри, скрывать. Жить с Кэтрин было сущим адом. Да, Гарри, это был сущий ад.

Пит тяжело вздохнул, а Гарри сочувственно кивнул головой. — Да, Гарри, сущим адом. Но знаешь, мне достался и кусочек рая. Это было в самом начале. — Я не сомневаюсь, Пит, ты не такой человек, чтобы жениться из-за денег. — О, боже! — вновь проговорил Пит Мартелл, — боюсь, Гарри, мне никогда не свыкнуться с этой мыслью. Боже, смилуйся над ее несчастной душой. Ведь я любил ее.

Пит закашлялся, и прикрыл глаза руками. Он содрогался в беззвучном плаче. — Да что ты, Питер, — взял его за плечо Гарри Трумен, — не нужно так убиваться, может, все еще обойдется. — Да нет, не надо меня утешать, — сквозь слезы прошептал Питер.

Но Гарри и сам понимал, что, скорее всего, зря утешает Питера и внушает ему надежду на то, что Кэтрин жива. Скорее всего, она дотла сгорела в огне, ведь пожар был чудовищный.

Но тут на стене зазвонил телефон.

Питер даже не отреагировал на звонок.

И тогда Гарри бросился к телефону. Он надеялся, что это, возможно, звонит Джози. Он буквально сорвал трубку и бросил в нее: — Алло!

Но на том конце никто не ответил. — «Дом на Холме», я вас слушаю! — крикнул в трубку Гарри Трумен.

Наконец, трубка отозвалась скрипучим неприятным голосом. Человек говорил с явно иностранным акцентом. — Можно попросить Джози Пэккард? — Ее нет сейчас дома, — устало ответил Гарри Трумен. — А вы не подскажете, когда она вернется? — Она уехала из города. А кто ее спрашивает? — Но в трубке уже зазвучали короткие гудки.

Мужчина, только что звонивший в «Дом на Холме» и спрашивающий Джози Пэккард, повесил трубку. Он довольно потер руки. Это был средних лет китаец с туго стянутыми в хвостик волосами. На нем был строгий черный европейский костюм. Он немного постоял у телефонного аппарата и вновь набрал номер. — Простите, — сказал он, — я могу заказать разговор с Гонконгом? — Да, да, за счет абонента, которому я буду звонить, — мужчина назвал номер. — Хорошо, я подожду.

Тут на площадке отеля раздвинулись дверцы кабины лифта и в холл вышли братья Хорны.

Бенжамин, как всегда, был одет в строгий костюм, а на Джерри была все та же спортивная одежда с коричневыми погонами. В руках Джерри держал большую картонную коробку и чашку кофе. Он похлопал рукой по коробке и продолжил разговор. — Я, Бен, как-то это пробовал, а потом прочитал во французском журнале, как оно делается. Представляешь, они берут целую голову и закатывают в тесто. Бламанш какой-то получается. Потом они эту голову обкатывают в овсянке, фаршируют грецкими орехами. Затем заворачивают все это в пергамент и запекают. Снова разворачивают, заливают глазурью, посыпают какими-то специями, потом едят. — Неужели так просто? — изумился Бенжамин Хорн. — Нет, весь секрет, Бен, в том, что все это запекают Я глиняном горшке. Иначе получится абсолютно несъедобная вещь. — И ты это пробовал, Джерри? — Просто объеденье, — младший Хорн мечтательно закатил глаза. — Послушай, Джерри, а Одри ты сегодня не видел?

Ведя такой незатейливый разговор, братья Хорны прошли длинным коридором и одновременно взялись за ручки больших двойных дверей, ведущих в каминный зал.

Когда они распахнули створки дверей, то увидели, что на фоне пылающего камина, широко расставив ноги, стоит мощно сложенный мужчина в кожаной куртке.

Он резко повернулся к вошедшим. — О! — воскликнул Бенжамин Хорн, — Хэнк Джеимим. — Да, а передо мной, как вижу, братья Хорны — Бенжамин и Джерри.

Бенжамин Хорн, чтобы придать своему виду больше солидности, закурил длинную гаванскую сигару. Закурил и Джерри. Но с толстой, как сосиска, сигарой, он казался нелепым и смешным.

Бенжамин Хорн подошел к Хэнку и, глядя ему в глаза, спросил:— Что с Джози? — Она уехала еще вчера вечером. — Это было решено заранее? — поинтересовался Бенжамин Хорн, ходя кругами вокруг все так же стоящего Хэнка. Следом за Бенжамином семенил его брат. — Да, Джози хотела быть подальше от запаха дыма. — Разумно, — проговорил Бенжамин Хорн и затянулся сигарой. — После недолгого молчания он добавил: — А следующее дело, Хэнк, будет Лео Джонсон.

Младший брат в это время закатывал рукава рубашки, как будто выполнять это дело предстояло лично ему своими собственными руками. — Как его состояние? — спросил Бенжамин Хорн. — Кажется, поврежден мозг, — ответил Хэнк.

Младший Хорн ехидно заулыбался. — У Лео мозг? Что, эти недоумки врачи обнаружили у Лео мозг?

Хэнк свысока посмотрел на Джерри. С того как ветром сдуло всю его самоуверенность и спесь. Бенжамин Хорн зашел к Хэнку со спины:— Почему он не умер, я тебя спрашиваю?

Хэнк пожал плечами: — В него попала пуля 44 калибра, — и он показал пальцами диаметр пули. — И что же, — спросил Бенжамин Хорн, дымя сигарой. — Зайти в дом и добить я не решился, потому что и так мне пришлось пробираться мимо патрулей. — А Лео тебя успел заметить? — спросил Бенжамин. — Да нет, он рубил дрова, — невозмутимо отвечал Хэнк. — Дрова? В гостиной? — изумился Джерри. — Да, но вы же знаете Лео, это такой человек… Ему что взбредет в голову, то он и делает. Вот захотелось рубить дрова в гостиной, и принялся размахивать топором. Какое мне дело до того, что он и где делает. Свою работу я выполнил. — Подожди, подожди, — взъерепенился Джерри, — как это так, рубил дрова в доме? — Я видел это своими глазами: Лео рубил дрова в гостиной. — Ладно, уймись, Джерри, — сказал Бенжамин Хорн, — в самом деле, Хэнк был там и все видел. Это хоть как-то объясняет то, что у него был топор. — Какое следующее дело? — спросил Хэнк. — Так, следующее у нас Кэтрин. — По моему звонку она пришла на склад пиломатериалов, в сушильное отделение, и, наверное, сгорела там дотла вместе со своим гроссбухом, — Джерри радостно потер руки, грея их у жарко растопленного камина. — После такого пожара навряд ли кто-нибудь найдет даже зубы. — Да, у нее были красивые зубы, — улыбнулся Бенжамин Хорн. — Чудесно, чудесно, господа, — продолжал ходить кругами вокруг Хэнка Бенжамин Хорн. — Если они додумаются повесить этот поджог на новопреставленную Кэтрин и ее сообщника Лео, то все будет отлично. Или же я отказываюсь от секса, — Бенжамин Хорн подошел к камину и стал греться возле него. — Вот это решение! — захохотал Джерри и принялся тыкать пальцем в грудь Хэнка.

Хэнк недовольно отвел руку Джерри в сторону. — А что мы будем делать с книгой?

Бенжамин Хорн повернулся к Хэнку. — А вот творческие решения предоставь братьям Хорн. Расслабься, Хэнк, пока я не скажу тебе: «Напрягись». Ты — наш бицепс, а мы — мозг.

Джерри подошел сбоку к Хэнку и взял его за руку, чтобы пощупать мускулы.

Хэнк легко схватил его за руку и вывернул ее. Джерри попытался вырваться, но только дернулся и взвыл от боли.

Хэнк пристально посмотрел в глаза Джерри и отпустил его руку. Братья настороженно смотрели на Хэнка. Он некоторое время стоял молча. Было не понятно, что он сейчас сделает: то ли бросится на Джерри или же…

Но Хэнк совершил второе: он обнял братьев Хорн за плечи и, засмеявшись, прижал к груди. — Ну, парни, с вами мы свершим великие дела.

Ни Бенжамин Хорн, ни Джерри ничего не ответили на это восторженное восклицание Хэнка.

Глава 45

Черная Роза недовольна услугами Одри. — Донна Хайвер желает заменить Лору в программе «Обеды на колесах». — День рождения: декламация стихов домашнего сочинения, опусы Мендельсона и немного рок-н-ролла в исполнении счастливого мистера Палмера. — Лиланд объясняет причины своего хорошего настроения, но доктор Хайвер имеет на этот счет особое мнение. — Донна и Мэдлин пытаются судить о литературных способностях Гариэтт, но разговор сводится к эротике, как и всегда, когда две девушки остаются наедине. — Может ли забеременеть последовательная лесбиянка? У Гариэтт готов ответ на этот вопрос. — Как не веселились гости, им приходится расходиться по домам.


Управляющая казино «Одноглазый валет» черноволосая Блэкки лежала на невысокой, обитой бархатом кушетке. Две девушки поглаживали ее ноги, ласкали шею, руки и грудь. Блэкки прикрыла глаза. На ее лице блуждала довольная усмешка.

Раздался короткий негромкий стук в дверь. — Входи! — едва приоткрыв губы, сказала Блэкки.

Дверь распахнулась, и мужчина пропустил перед собой Одри Хорн.

Девушка была в коротеньком черном платьице, которое облегало ее фигуру.

Одри спокойно прошла на середину комнаты и остановилась перед Блэкки.

Плечистый вышибала в официальном костюме и при галстуке остановился у двери и скрестил на груди руки. Он был готов повиноваться любому приказанию управляющей казино. Достаточно было Блэкки только моргнуть глазом или кивнуть головой, как этот верзила тут же, не задумываясь, бросится исполнять ее приказ. Ему неплохо платили, и он был доволен своей жизнью и поэтому беспрекословно подчинялся каждому слову Блэкки.

Одри Хорн неуверенно переминалась с ноги на ногу, но избрала тактику нападения. Она недовольно скривила пухлые губки и громко сказала: — Кто этот человек? — девушка ткнула пальцем в грудь вышибалы. — Почему он без моего разрешения ворвался ко мне в комнату? — Знаешь, детка, хозяин был разочарован твоей вчерашней выходкой, — медленно говорила Блэкки.

Девушки продолжали все так же гладить ей руки, шею, грудь. — Знаете, в чем дело, просто хозяин оказался не совсем в моем вкусе, — немного капризно сказала Одри Хорн и провела пальцем по гладкой поверхности стола.

Блэкки неохотно поднялась и прошла на середину комнаты. Она едва заметно махнула рукой, подзывая к себе Одри. Та торопливо исполнила приказ и стала перед хозяйкой казино.

Блэкки провела ладонью по ее щеке, по шее, по плечу, заглянула в глаза. — А кто же тогда в твоем вкусе, детка? — поинтересовалась она.

Ее голос был тих, но в нем слышалась угроза. Одри всматривалась в ее стареющее лицо, в морщинки у глаз, в отвисшую у шеи кожу. — Только не ты, так что не обижайся, — Одри постаралась улыбнуться как можно более развязно, но в то же время искренне.

Кивком головы Черная Роза подозвала вышибалу. Тот быстро подошел и схватил Одри за плечи, крепко прижав к себе.

Одри попыталась вырваться, но это было бессмысленно. Мужчина держал ее своими мощными руками, как будто тисками. — Давай разберемся с тобой, принцесса, — все таким же тихим, охрипшим голосом произнесла Блэкки и взяла Одри за лицо, больно сжав. Она держала девушку так крепко, что ее длинные ногти впивались в щеку. — Я не желаю больше слышать в моем заведении жалобы на тебя, — сказала Блэкки, глядя прямо в глаза Одри. — Если ты тут работаешь, то все, все без исключения, должны быть в твоем вкусе. Ты это понимаешь?

Одри попыталась вырваться, но это ей не удалось. Ее взгляд встретился со взглядом Блэкки, и она поняла, что проиграла.


Вечером пошел дождь. Он был холодный и крупный. Капли барабанили по карнизам окон, и те отзывались глухим звоном. Улицы быстро сделались пустыми и безлюдными. Только поблескивали лужи, в которых отражались редкие фонари и темное как бархат ночное небо. — Норма, это ты? Это звонит Донна Хайвер.

Да, я узнала тебя, Донна.

Слушай, -отозвался из трубки немного усталый голос Донны.-Я звоню тебе насчет программы «Обеды на колесах». Норма, если ты не возражаешь, я хотела бы взять Лорин маршрут.

Некоторое время Норма раздумывала, но потом согласилась. — Да, конечно, я не против. Ты окажешь нам очень большую услугу. — Хорошо, Норма. Это просто прекрасно. Спасибо. Но у меня есть еще один вопрос. Не позволишь ли ты мне воспользоваться фургоном, который есть в твоем кафе? … Спасибо, Норма, спасибо, я так и знала, что ты согласишься. — Донна, ну что ты там разговариваешь по телефону, скорее возвращайся к столу! Ведь тебя все ждут. — Сейчас, я уже окончила разговор, иду.

Донна приостановилась на несколько секунд перед зеркалом, взглянула на свое отражение и улыбнулась сама себе: она явно выглядела хорошо. — Сейчас, мама, сейчас иду, — она откинула со лба темную прядь волос, подвела и без того ярко накрашенные губы и заспешила к столу, где ее уже все ждали.

Сегодняшним вечером в доме Хайверов был день рождения их младшей дочери Джесси. Сегодня ей исполнялось десять лет. Она приехала к родителям от бабушки, где жила последних два месяца. На десятилетней белокурой девчушке было белое газовое платье, в волосах поблескивала корона, в руках она держала серебристый жезл.

Миссис Хайвер, когда Донна села в кресло, обвела всех присутствующих взглядом, останавливаясь на лицах гостей.

А гостями сегодня в доме Хайверов были их соседи: мистер и миссис Палмеры. Они сидели в центре большого стола, а с ними племянница Палмеров Мэдлин, которую пригласила Донна. — Итак, сейчас Джесси объявит нам программу сегодняшнего вечера, — громко известила миссис Хайвер. Джесси вышла на середину комнаты, стала лицом к гостям, поклонилась. — Я, Джесси Хайвер, и я очень рада приветствовать вас сегодняшним вечером в суперклубе Хайверов, -девочка поклонилась гостям. -Сегодня вечером я сыграю для вас несколько музыкальных пьес. Еще у меня есть очень хорошая новость: меня выбрали на роль принцессы в школьном спектакле, и этот костюм сшит специально для предстоящего спектакля.

Джесси поклонилась, гости захлопали в ладоши. — И еще: в этом семестре я получила самые высокие оценки по математике и английскому, как и мои сестры, которыми я очень горжусь. И поэтому я не боюсь посрамиться. Но прежде чем я начну играть, я хочу, чтобы моя сестра Гарриэт прочла свое новое стихотворение о вашей дочери и о нашей подруге Лоре.

Генриэтта тоже вышла из-за стола, поклонилась гостям, заложила руки за спину, как настоящая поэтесса. Ее младшая сестра заняла место за пианино и слегка прикоснулась к клавишам.

Сестры переглянулись и начали. Полилась легкая, немного грустная мелодия. Мистер и миссис Палмеры сидели рядышком, взявшись за руки. Они уже не стеснялись своего горя.


Мне снился большой и темный лес.

Шатались старые деревья

И с них летели листья на землю.

Не слышно было песен птиц,

Лишь только скрип деревьев был вокруг…


Я видела, как на поляне танцует девушка

Она в блестящем белом платье…

Я присмотрелась к ней, и сделала навстречу шаг.


Я поняла, что предо мной танцует Лора,

А рядом с ней, вокруг нее, над ней

Смеется и поет богиня Флора.


Я шла навстречу ей -

Трава склонялась предо мной,

Цветы свои дарили лепестки,

И дивный аромат витал вокруг…

И звезды сыпались на плечи и на руки,

И в волосы ее вплетались…


Смеялась Лора и звала меня.

Я подошла и стала перед нею на колени.

Склонилась Лора, и тогда

Она меня поцеловала.

То был ее прощальный поцелуй,

Последний сладкий поцелуй.

Она его мне подарила и попросила вам всем передать,

Как память о себе…


Доктор Хайвер довольно кивал головой, слушая незатейливые стихи своей дочери.

Донна скептично морщилась. Она не переносила галиматью, которую сочиняла средняя сестра.

Мистер и миссис Палмеры так и сидели, не разжав руки.

На глазах миссис Палмер время от времени появлялись слезы. Но она не вытирала их. Они катились по ее морщинистым щекам и падали на скатерть.

Мистер Палмер улыбался, его улыбка была немного растерянной и странной. Казалось, он улыбался чему-то своему, своим тайнам, глубоко спрятанным в душе, мыслям и воспоминаниям.

Мэдлин тоже скептично кривилась. Она не любила сестру Донны, не любила ее бесконечные рассуждения о литературе, о том, как надо писать романы.

Когда Гариэтта кончила читать свою поэму, она подошла к своему месту, но, увидев растерянную улыбку мистера Палмера, подала ему текст.

Он благодарно закивал головой, привлек девушку к себе и крепко обнял. На глазах Гариэтты тоже заблестели слезы. — Джесси, — обратилась к своей младшей дочери миссис Хайвер, — что ты молчишь?

Джесси как будто вздрогнула, встала от пианино, поклонилась и громко сообщила:— А теперь я попытаюсь сыграть «Рондо каприччио» Мендельсона, опус номер 4.

Она вновь уселась за инструмент, прикрыла глаза и потом опустила пальцы на клавиши.

Зазвучала грустная и светлая музыка.

Казалось, она уносит мечты всех слушателей куда-то далеко, в страну, где нет никаких проблем, где всегда все хорошо, где с людьми не случаются несчастья, где текут ручейки, полные воды, где трава зеленая, где цветут вокруг яркие цветы, витает их аромат, где птицы поют с утра до вечера.

Все слушали негромкую музыку.

Когда зазвучали самые громкие и самые торжественные аккорды, Донна склонилась к Мэдлин. — Послушай, я получила карту маршрута Лоры. — Да? Кто тебе ее дал? — Мне дала ее Норма. — Вот здорово! — И что мы будем теперь делать? — Она сказала, что мы можем начинать с завтрашнего дня, и даже дала нам фургон, который принадлежит ее кафе. — Так что, Донна, мы с тобой будем ездить на фургоне? — Нет, ездить буду я.

За следующим опусом Мендельсона был еще один.

Казалось, Джесси не знает усталости. Она играла и играла. А все присутствующие приступили уже к еде. Но как-то в этот вечер особого аппетита ни у кого не было. Может, Хайверы стеснялись Палмеров, которые пришли к ним в гости.

В общем-то все как-то робко и неуверенно ковырялись в тарелках, хотя ужин был приготовлен отменно.

Миссис Хайвер умела готовить жаркое. Это было ее фирменное блюдо. Единственный, кто ел с большим аппетитом и подкладывал себе в тарелку, был Лиланд Палмер. Он все время нахваливал жаркое, подливал себе в бокал розовое вино и то и дело промакивал блестящие губы белой салфеткой. — Послушай, Лиланд, как прошел сегодня твой день? Наверное, он был очень тяжелым?

Да, сегодняшний день был не из легких.

Знаешь, Лиланд, мне кажется, я прослушал пять опер подряд. — Да, и у меня такое же ощущение, хотя я очень люблю классическую музыку. — А вот мы, когда я учился в медицинском колледже, — начал рассказывать мистер Хайвер, — спали всего по три часа в сутки. — Какой ужасный пожар! — откладывая вилку в сторону, сказал Лиланд Палмер. — Какой ужасный пожар на лесопилке! — Да, возможно, городок потеряет более ста пятидесяти рабочих мест, — сокрушенно покивал головой доктор Хайвер, продолжай намазывать на хлеб гусиный паштет. — Да, ситуация очень тяжелая, — подтвердил предположение доктора Хайвера мистер Палмер. — Знаешь, Лиланд, а ведь это открывает дорогу мистеру Хорну в осуществлении его далеко идущих планов. Ведь он давно уже метил на тот участок, что принадлежит лесопилке. — Знаешь, как адвокат Хорнов, да и твой… — и мистер Палмер вновь промокнул рот белой салфеткой. — А я в свою очередь, как твой лечащий врач, хочу узнать, что случилось с твоими волосами, — сказал доктор Хайвер.

Лиланд Палмер некстати громко рассмеялся. — Странно, не правда ли, Уильям, я проснулся сегодня утром, посмотрел в зеркало и увидел, — мистер Палмер развел в стороны руки, — что поседел буквально за одну ночь.

Ну конечно, Лиланд, если принять во внимание то, что тебе пришлось пережить, -начал доктор Хайвер.

Но Лиланд перебил его:— И когда я это увидел, то понял, что нечто в моей душе уже преодолено, нечто ушло от меня.

Все насторожились. — Конечно, вы понимаете, в моей душе живет глубокая печаль, — Донна осуждающе посмотрела на мистера Палмера, но тот невозмутимо продолжал, — но теперь эта печаль меня уже не угнетает, я абсолютно спокоен.

Сарра Палмер отвела и потупила взгляд. — У меня такое ощущение, что с моей души убрали какой-то тяжкий груз. — Возможно, — проговорил доктор Хайвер. — Мне раньше было так тяжело, а теперь… а теперь, — мистер Палмер вскинул голову и широко улыбнулся, — а теперь мне хочется петь, — громко выкрикнул он и вскинул вверх руки, вставая из-за стола.

Мистер Хайвер недоуменно улыбался. — Нет, Уильям, мне действительно хочется спеть песню.

Мистер Палмер сложил вчетверо салфетку, бросил ее на стул и вышел на середину комнаты.

Он обернулся к Джесси. Та взяла еще несколько аккордов, но остановилась, недоуменно глядя на такого веселого мистера Палмера. — Давайте же все радоваться этой веселой песенке, — радостно кричал мистер Палмер, призывая гостей участвовать в его безумстве. — Джесси, — кричал мистер Палмер, — ты играй какой-нибудь рок-н-ролл, а я обязательно попаду в такт. Я чувствую, что сегодня в ударе. Ну, Джесси, — девочка посмотрела на своего отца, тот замялся, но все-таки кивнул головой.

Джесси взяла первые аккорды. Сначала несмело. Но мистер Палмер уверенно и быстро мотал рукой, задавая ей темп. И, наконец, решившись, Джесси принялась молотить по клавишам, выжимая из фортепиано быстрые мелодии рок-н-ролла.

Мистера Палмер вскинул руки и, прищелкивая пальцами, принялся петь:


Королева Лора на праздник зовет!

Собирайся скорее, твинпикский народ!

На высоком престоле в блестящем венце

Королева Лора вас ждет во дворце.


Так наполним бокалы и выпьем скорей!

Разбросаем по скатерти мух и ежей!

В кофе кошку кладите, а в чай комара

Трижды тридцать — Лоре — ура!


Джесси все так же колотила по клавишам, как будто завороженная этим сумасшедшим ритмом и нелепыми словами песни.

Но Лиланд повернулся к девочке и начал все быстрее и быстрее щелкать пальцами, заставляй ее убыстрять и убыстрять темп.

Гости недоуменно переглядывались, хозяин дома растерянно улыбался, Донна начала вздрагивать от каждого резкого удара по клавишам.

Наконец, разогнав Джесси на новый темп, Палмер запел вновь:


И сказала Лора: Твин-пикский народ,

Счастлив тот, кто с тремя королевами пьет!


Это редкое счастье, великая честь

За обеденный стол с королевами сесть!


Так нальем же в бокалы чернила, и клей

И осушим их залпом за наших гостей!!!


Джесси, наконец, поняла, что происходит что-то не то, и что она сама в этом участвует. Она постепенно сбавила темп и опустила руки. Но было уже поздно. Бешено подскакивая и отбивая чечетку, мистер Палмер с абсолютно сумасшедшими глазами сам допел свою песню:


Вина с пеплом мешай, веселись до утра

Девяносто же девять Ура! Ура! Ура!


Мистер Палмер кричал.

И вдруг он странно вздрогнул, схватился за сердце и повалился на ковер. — Донна, Донна! — закричал мистер Хайвер, — скорее неси мою сумку.

Он бросился к распростертому на ковре мистеру Палмеру и принялся расстегивать ворот рубашки и срывать бабочку. — Папа, с ним все в порядке? — испуганно шептала Джесси, присев на корточки возле суетящегося отца.

Наконец, Донна принесла сумку доктора, тот раскрыл ее, капнул нашатырный спирт на ватку и поводил ею около носа мистера Палмера. Тот недовольно поморщился, закрутил головой и открыл глаза. — Все в порядке, мистер Палмер? — спросил доктор Хайвер. — О боже, боже, — застонал мистер Палмер. К нему подбежала жена и схватила за руку. — Лиланд, что с тобой? Тебе плохо? — Нет, нет, — шептал мистер Палмер. — Лиланд, тебе плохо? — миссис Палмер чувствовала, какие холодные у мужа руки. — Нет, нет, я чувствую себя… — мистер Палмер закатил глаза. — Лиланд! Лиланд! — причитала миссис Палмер. — Нет, вы меня не так понимаете…

Доктор Хайвер приподнял Лиланда и помог ему сесть. — Нет, я просто чувствую себя счастливым… — Ты — счастливым? -изумилась Сарра. — Да, я очень счастлив, я беспредельно счастлив, — глаза Лиланда сверкали сумасшедшим блеском.

Его жена выпустила руку и вернулась к столу. Она села за стол, отодвинула от себя тарелку, взяла полный бокал вина и выпила его залпом. — Я чувствую себя счастливым, слышите, все? Я счастлив! — громко говорил Лиланд Палмер.

Какое-то время в доме Хайверов царило неловкое молчание.

Мистер Палмер сидел на полу, прислонившись к фортепиано.

Джесси так и не встала от инструмента. Она пугливо посматривала на Лиланда и беспричинно листала ноты. Но вновь прикоснуться к клавишам Джесси так и не решилась. Ей все казалось, что все произошло понарошку, что мистер Лиланд, их сосед, разыгрывает какой-то спектакль, так вот, как разыгрывают спектакли они в школе, где на роль принцессы выбрали ее, Джесси. И ей казалось, через несколько минут спектакль окончится и все станет на свои места.

И действительно, как Джесси рассуждала, так и произошло.

Буквально через пять-шесть минут мистер Палмер поднялся с пола, отряхнул брюки, одернул пиджак. Он посмотрел на всех совершенно нормальным взглядом, немного виновато улыбаясь. — Извините меня, извините. Со мной что-то неладное произошло. — Да что вы, что вы, успокойтесь, садитесь за стол.

Доктор Хайвер взял за локоть мистера Палмера, подвел к столу, усадил и несколько мгновений пытливо на него посматривал. Но мистер Палмер уже окончательно успокоился. Он подвинул к себе тарелку, взял вилку и нож и принялся есть, время от времени наполняя свой бокал.

Наконец, все пришли в себя. Казалось, никакого досадного происшествия и не было, вновь послышался смех,

Зазвучали веселые разговоры. Хотя, конечно, какие могут быть веселые разговоры в доме Хайверов, когда у них в гостях Палмеры, у которых погибла дочь, но тем не менее…

— Послушай, Мэдлин, — на ухо шептала Донна. — Да, я тебя слушаю. — Пойдем поднимемся наверх, ко мне, я тебе что-то покажу. — Послушай, Донна, может, это неудобно вот так оставить тетю, дядю, всех их… — Да ну, видишь, все уже нормально, все успокоились. — Ты думаешь? — Конечно. — А мне кажется, с моим дядей опять что-нибудь может произойти. — Да нет, чего ты переживаешь, здесь же мой отец. В случае чего мы спустимся. Пойдем, это очень интересно.

Девушки поднялись из-за стола, извинились, сказали, что им нужно отлучиться на несколько минут.

Они поднялись в комнату Донны. Та подошла к тумбочке у постели своей сестры, вытащила верхний ящик и из него достала большую кожаную тетрадь. — Что это? — спросила Мэдлин. — Ты сядь, сядь вот сюда, в мягкое кресло и потом узнаешь.

Мэдлин несколько секунд медлила, но потом опустилась в кресло. — Послушай, ты знаешь, что моя сестра пишет романы? — Ну да, слышала. Ты как-то рассказывала. — Так вот, сейчас я тебе кое-что почитаю. — Может, не надо, Донна? — Нет, сядь и послушай, это очень интересно. — А твоя сестра не обидится? — А откуда она будет знать? Мы сейчас закроемся, — Донна подошла к двери и повернула ключ.

Мэдлин протерла глаза и пристально посмотрела на большую тетрадь на коленях Донны. Та принялась читать. — Слушай. — Да, я вся внимание. — «Она прекрасна, впрочем нет, гораздо больше, чем прекрасная. Все еще нагая она словно бы забыла об этом. В свете ночника она блистает своей молодостью среди этих смятых простыней.

Быть может, ее налитые груди с коричневыми, чуть шероховатыми сосками, немного полнее, чем следует. Лодыжки и запястья несколько широковаты. Да и шея не такая тонкая, как на средневековых гравюрах, волосы рассыпались по круглым плечам. Глаза, губы, подмышки, пах — все блещет дарами юности. Гибкие суставы, чистота линий. А чудесная кожа, гладкая, свежая, трепещущая, украшенная черной родинкой у шеи. И этот умилительный пупок в форме раковины. Я еще ничего не сказала о ногах, которые она сейчас сомкнула: гибких и гладких до самых розовых пальчиков. Она поднимается на подушке, устраивается поудобнее и, в свою очередь, начинает разглядывать меня. Глаза ее полны невольного удивления.

Нагая женщина подобна мраморной статуе. Нагому мужчине не подходит такое сравнение. Статуе хоть фиговый листок помогает прикрыть гроздь винограда. А если в мужчине вдруг возродится сила, он уж и не знает, как это скрыть. В таком положении взгляд женщины действует как кастрация».

При последнем слове Мэдлин, которая слушала чтение Донны со все возрастающим вниманием, поморщилась. — Ну, как тебе? — поинтересовалась Донна. — Ты знаешь, ничего. Это что серьезно, пишет Гариэтт? — Ну конечно, я это нашла у нее неделю назад. Она забыла на тумбочке. И вот прочла. По-моему, она очень талантливый писатель. Тебе не кажется? — Ну, знаешь, Донна, по-моему, о таланте говорить еще рано. Она ведь еще ребенок. — Ребенок? Да мы с тобой, по-моему, в ее годы уже читали подобную литературу, таскали из библиотеки моего отца. Ты помнишь? — Конечно, помню. Послушай, Донна, у меня такое чувство, что я где-то уже подобное читала. — Читала? — Изумилась Донна, — не может быть. Это же написала моя сестра. — Я понимаю, она могла написать. Но мне кажется, что это она списала. — Да ну списала. Ты знаешь, какие книги она читает? — Я, Донна, могу судить только по себе. В ее возрасте я читала всякое. Но если тебе честно признаться, то нравились мне исключительно сказки. Все те книги, которые ты брала в библиотеке своего отца, мне не нравились. И я делала вид, что зачитываюсь ими только потому, что ими зачитывались мои сверстники. — Хорошо, Мэдлин, — кивнула головой Донна, — но мне-то свою сестру лучше знать. Это отец считает, что у нее настольная книга «Алиса в стране чудес», а на самом деле она тайком читает те книги, которые от нее прячут папа и мама. Это только когда отец входит в нашу комнату, у нее на столе лежит книга «Алиса в стране чудес» или Дюма. — Послушай, Донна, так твоя сестра уже написала роман? — Да нет, она его пишет, сколько я помню. Она все время делает какие-то записи, описания природы, разных сцен. И вот теперь, как видишь, ее заинтересовала эротика. — По-моему все это очень естественно, — сказала Мэдлин. — Не знаю, как на счет натуральности, — не согласилась Донна, — но мне как-то не по себе, что моя сестра пишет такие вот вещи. Ты послушай, Мэдлин, — и она начала читать.

Донна перевернула несколько страниц. — Вот здесь, очень интересно. Тут описание природы, это так себе, а вот тут интересно.

«Ты хоть раз задумалась над тем, в какой строгости нас содержат. Ведь к нам ни один мужчина не смеет зайти. А между тем я много раз слыхала от женщин, которые к нам сюда приходили, что все земные услады — ничто в сравнении с той, какую ощущают женщины, отдаваясь мужчине. И вот что я надумала: коли нельзя с кем-либо еще, так не испытать ли это с немым. Для этого он самый подходящий человек. Ведь если бы он даже захотел, то все равно не смог бы проболтаться. Послушав такие речи, другая пуще нее разохотилась испытать, что это за животное — мужчина. В шалаше он ее не заставил себя долго упрашивать, удовольствовал. Она же, как верная подруга, получив то, что хотела, уступила место той, что караулила». — А вот этот кусок я точно узнала, — радостно вскочила с кресла Мэдлин. — Это — из «Декамерона». У вас есть в библиотеке такая книга? — «Декамерон»? Конечно, есть. Мы же сами с тобой читали. Еще на страницах, помнишь Мэдлин, ты подчеркивала ногтем самые интересные места? — Конечно, помню. Так вот, скорее всего, что твоя сестра списала этот пассаж из «Декамерона». — Ну ладно. Пускай себе списывает. Но ты послушай дальше… Тут самое интересное. И такого даже мы с тобой не читали.

«И вот ее шея, впадинка у горла, плечо, кожа такая нежная, прохладная. Не в силах остановиться, вне себя от страха, как бы она не заставила его остановиться, он одной рукой начал расстегивать длинный ряд пуговиц сзади у нее на платье, стянул рукава с ее послушных рук, стянул с плеч ее шелковую сорочку. Зарылся лицом в ямку между ее шеей и плечом. Провел кончиками пальцев по обнаженной спине, почувствовал, как прошла по ней пугливая дрожь, как напряглись кончики грудей. Он скользнул щекой, приоткрытыми губами ниже, по нежному прохладному телу в слепой неодолимой тяге и, наконец, губы наши сомкнулись вокруг тугого сборчатого комочка плоти». — Знаешь что, Донна, по-моему, это все не так уж интересно. — Меня это тоже не волновало бы, не будь Гариэтт моей сестрой. — Проблема тут не в том, что она твоя сестра, а вообще, в произведениях такого рода. Мне кажется, я знаю, почему все они меня раздражают. — Тебя они раздражают? — удивилась Донна. — Может, ты еще и мужененавистница? — Да нет, тут абсолютно не в этом дело. Сразу видно, что все эти куски твоя сестра списала из книжек, и все эти книжки были написаны мужчинами. Может, мужчинам эти вещи читать и интересно. А женщина, по-моему, все это должна видеть другими глазами. И поэтому, вся эта литература, чтобы она меня заинтересовала, должна выглядеть по-другому.

Донна улыбнулась. — Я понимаю, к чему ты клонишь, Мэдлин. Тебе бы хотелось, чтобы вместо описания женского тела тут было мужское. — Да, но только сделанное женскими глазами. — Я прочитала тебе эти куски не только из-за их пикантности. Тут есть еще одно дело… — Донна замялась. — Какое? -встрепенулась Мэдлин. — Дело в том, что сама Гариэтт, естественно, ничего подобного еще не переживала… — Этого еще не хватало, — сказала Мэдлин. — И, как ты понимаешь, она не могла обойтись без консультаций с кем-нибудь постарше. — Ты бы могла ее проконсультировать, — сказала Мэдлин, — думаю, знаний тебе не занимать. — Но я же ее сестра, и Гариэтт стеснялась меня расспрашивать. — Так кто же ее консультировал? — Лора. — Лора? — удивилась Мэдлин. — Конечно, она часто бывала у нас, и Гариэтт очень любила с ней разговаривать. А Лоре, по-моему, нравилось быть в чьих-то глазах такой опытной и даже, я бы сказала, развратной. — А знаешь, ведь со мной Лора об этом почти никогда не говорила. Так, полунамеками, полуфразами. В общем-то, что-либо понять было очень тяжело. — Мэдлин, послушай. — Донна подошла к ней и села на колени у кресла. — Знаешь, ни отец, ни шериф, ни этот, из Вашингтона, специальный агент, ни о чем не рассказывают, и смерть Лоры, в общем, покрыта тайной. Но мне кажется…

Мэдлин напряглась и поближе придвинулась к Донне, а та продолжала почти шепотом:— Мне кажется, что смерть Лоры связана со всяческими сексуальными извращениями. — Да ты что? Ты что, Донна? Как ты такое могла подумать? — Знаешь, я подслушала однажды разговор моего отца с мамой. Отец говорил какими-то медицинскими терминами. Но я поняла, что там не все так просто, и что как будто бы Лора была в половой связи сразу с тремя мужчинами. Представляешь себе? Сразу с тремя… — Да нет, Донна, ты что-то не так поняла. — Я? Я все прекрасно поняла. Понимаешь, и вот это меня очень испугало. Я об этом никому не говорила, даже Джозефу. Ты — первая. — А почему я? — Ну, как, почему? Потому что ты моя подруга. И потому что мы вместе с тобой пытаемся помочь следствию. — А-а, понятно, — сказала Мэдлин, — то-то я смотрю, что никто ничего о ее смерти не знает. И не было никаких сообщений, даже разговоров в Твин Пиксе не было. Послушай, Донна, это все, конечно, интересно. Но меня волнует другой вопрос. — Какой? — Донна вскинула взгляд на Мэдлин. — Как у тебя складываются отношения с Джозефом?

Донна смутилась. Она несколько мгновений раздумывала, потом посмотрела на Мэдлин, поправила челку и проговорила: — С Джозефом у меня все складывается хорошо. — Послушай, но ведь Джозеф и Лора… Они же любили друг друга? — Извини, Мэдлин, но мне кажется, что нас там уже заждались, -Донна встала с ковра, схватила толстую кожаную тетрадь своей сестры, спрятала ее в ящик и подошла к двери.

Когда она повернула ключ и распахнула дверь, то буквально нос к носу столкнулась со своей сестрой Гариэттой.

Та виновато заулыбалась. — Меня послали пригласить вас к столу, потому что… Потому что… — Ты опять подслушивала! — сказала Донна. — Почему опять? — изумилась Гариэтта. -И вовсе я не подслушивала. Я пришла вас позвать. — Ну, хорошо, хорошо. Тогда мы идем.

Но Мэдлин подозвала к себе Гариэтт, обняла ее за плечи и внимательно посмотрела ей в глаза. — Послушай, Гариэтт, Лора с тобой разговаривала… ну, о чем-нибудь таком… — О чем это таком? — Ну, о всяких… Об отношениях мужчин и женщин. — Конечно, разговаривала. Мы с ней часто говорили о любви. — Нет, я имею в виду другое. — А-а, ты хочешь узнать, разговаривали ли мы о половых связях и о сексе?

Мэдлин смутилась. Гариэтт смотрела на нее и улыбалась. — Конечно, разговаривали. Я задавала Лоре вопросы, она совершенно спокойно мне все объясняла. — Да-а, ну вы и даете. А почему ты не спрашивала обо всем этом у свой сестры? — У кого? У Донны? Да ты что, Мэдлин! С моей Донной разговаривать о половых связях, о сексе, об эротике? Она же в них ничего не понимает. — Послушай, Гариэтт, а тебя что, очень волнуют проблемы секса? — Конечно, волнуют. Ведь я же хочу стать писателем. А писатель должен знать все. Да и к тому же я еще женщина. — Ты женщина? — Ну нет, ты меня неправильно поняла. В смысле я — особа женского пола. — А-а, — успокоилась Мэдлин. — Послушай, Мэдлин, а можно с тобой поговорить откровенно? — Можно. Мы и так с тобой говорим откровенно. — Нет. Можно тебе задать пару вопросов? — Задавай. — Но ты пообещай, что ответишь на мои вопросы правдиво, без утайки. — Попробую, если я смогу. — Конечно, сможешь. — Можно ли забеременеть, если не будешь спать с мужчиной?

Мэдлин задумалась, такой вариант ей в голову никогда не приходил. — По-моему, Гариэтт, это невозможно. — А Лора мне говорила совсем другое. Она рассказала историю, как одна лесбиянка забеременела от другой. — Такого не могло произойти, — покачала головой Мэдлин. — Да нет. Я тоже самое говорила Лоре, но она мне все объяснила. Оказывается, одна из этих лесбиянок только что переспала с мужчиной, а потом переспала со второй лесбиянкой, вот от этого та и забеременела. — Ну, знаешь, Гариэтт, всякое может быть. Но такое… Маловероятно. — Ай, с тобой бесполезно разговаривать, — махнула рукой Гариэтт, — ты такая же зануда, как моя сестра Донна. И никакой у тебя нет фантазии. Вот из тебя, Мэдлин, писательницы точно не получится.

Мэдлин смутилась и покраснела. Донна, которой уже порядком надоел этот разговор, начала торопить Мэдлин: — Ну, давай, пойдем вниз, а то нас уже заждались. — Послушай, Мэдлин, — остановила Гариэтт, — хочешь, я дам тебе почитать одну книжку. Очень крутую. — Зачем это? — удивилась Мэдлин. — Ну, как же. Я поговорила с тобой и убедилась, что ты ничего абсолютно не понимаешь в жизни. — Слушай, Гариэтт, — вмешалась Донна, — ты просто пользуешься тем, что Мэдлин не хочет с тобой ругаться. А вот я не постесняюсь, и обо всем расскажу отцу.

Гариэтт задумалась. — А тогда я расскажу… — Гариэтт, — остановила ее Донна, — ты уже обо всем успела рассказать отцу. — Думаешь про тебя нечего рассказывать еще? — изумилась Гариэтт. — По-моему, ты рассказала даже больше того, что знала. — Но, Донна, я же писательница. Я могу еще и не такое насочинять. — Ладно, пойдем вниз, — заторопила Донна. И они вдвоем сбежали в гостиную.

Оставшись одна, Гариэтт вытащила свою тетрадь в кожаной обложке, уселась в кресло, где только что сидела Мэдлин, раскрыла ее и принялась громко читать:— И тогда эта нежная, доверчиво прильнувшая женщина стала для него бесконечно желанная. Он жаждал обладать этой мягкой женственной красотой, волнующей в нем каждую жилку. И он стал, как в тумане, ласкать ее ладонью, воплощавшей чистую живую страсть. Ладонь его плыла по шелковистым округлым бедрам, теплым холмикам ягодиц, все ниже, ниже, пока не коснулась самых чувствительных ее клеточек. Мужская его плоть напряглась сильно, уверенно и она покорилась ему. Точно электрический разряд пробежал по ее телу. Это было как смерть, и она вся ему раскрылась. Он не посмеет сейчас быть резким, разящим, ведь она беззащитна, вся открыта ему. Если бы он вонзился в ее тело кинжалом, это была бы смерть. На нее нахлынул мгновенный ужас. Но движение его было странным, замедленным, несущим мир. Темное тяжелое и вместе медленное колыхание космоса, сотворившее мир. Она сама была теперь океан, его тяжелая зыбь, раскачивающая свою темную немую бездну. Где-то в глубине бездна расступалась, посылая свои длинные тягучие валы. Расступалась от нежных и сильных толчков. Толчки уходили все глубже, валы, которые были она сама, колыхались все сильнее, обнажая ее, порывая с ней. Внезапно нежное сильное содрогание коснулось святая святых ее плоти. Крещендо разрешилось, и она исчезла. Исчезла и родилась заново. Женщиной.

Гариэтт прочла это громко. — Вот как надо писать! Вот это образец, Я напишу свой эротический роман. Это будет книга, которую все будут читать. И все скажут, что Гариэтт Хайвер — великолепная писательница, великая писательница. И на этой книге будет стоять посвящение Лоре Палмер, которая честно и без утайки объясняла мне все самое интимное, все самое интересное.

Гариэтт закрыла свою тетрадь, спрятала ее в шкаф и спустилась в гостиную, гордо вскинув голову.

За столом сидели все те же. Доктор Хайвер разговаривал с мистером Палмером об обмене веществ в организме человека и об огромной пользе пеших прогулок.

А миссис Хайвер в это время делилась с миссис Палмер секретом приготовления жаркого, который она получила еще от своей бабушки.

Донна немного с опаской посматривала на мистера Палмера. Она все еще никак не могла привыкнуть к его абсолютно седой шевелюре. Как бы перехватив взгляд своей дочери, мистер Хайвер решил вернуться к довольно опасной теме. — Послушай, Лиланд, — сказал он, — неужели ты, в самом деле, не помнишь, что произошло с тобой возле пианино? — Да нет, — пожал плечами мистер Палмер, — я, в самом деле, ничего не помню. Но охотно верю, что такое могло произойти со мной. — Странно, — задумался доктор Хайвер. — Я чувствую, — продолжал Лиланд, — только странную легкость. Такая бывает после долгой лыжной прогулки или после купания в океане. Ты чувствуешь, что устал, но эта усталость очень приятная. И зверский аппетит.

Мистер Палмер постучал вилкой по своей пустой тарелке. — Я один съел уже больше, чем вы все вместе взятые. — На здоровье, мистер Палмер, — сказала миссис Хайвер, — еще есть жаркое. Вам подложить? — Да нет, не стоит, — отказался Лиланд. — Ну вот, — сказал мистер Хайвер, — кажется, все становится на свои места. Успокойся, Лиланд, такое бывает. Это связано с твоим большим нервным напряжением. Вспомни свои студенческие годы, думаю, и у тебя после экзаменов бывал такой зверский аппетит. — О да, — кивнул головой мистер Палмер, — у нас на юридическом было очень много экзаменов. И представляешь, какие сложные? Хотя и на медицинском, наверное, не легче? — Конечно, — согласился доктор Хайвер, — представляешь, сколько нужно было выучить всяких латинских терминов. Это теперь они у меня сами срываются с языка, а тогда приходилось все заучивать.

Мэдлин наклонилась к самому уху Донны:— Послушай, так когда мы вплотную займемся программой «Обеды на колесах»? — Я думаю, — также шепотом ответила Донна, что прямо завтра утром. Норма обещала мне отдать маршрут Лоры. — Это хорошо, — сказала Мэдлин. — Конечно, хорошо, — закивала головой Донна. — Мы получим список всех тех людей, у которых бывала Лора. И, возможно, выйдем на след ее убийцы. — Неужели ты думаешь, — прошептала Мэдлин, — что убийцей мог быть кто-то из этих пожилых людей, кому Лора развозила обеды? — Да нет, конечно же, нет, — возразила Донна, — но может быть, Лора что-нибудь рассказывала им, где-нибудь обронила слово. А у старых людей очень хорошая память на такие вещи. Они же вечно сидят у окна, и какая-нибудь случайно брошенная фраза или подсмотренная сценка будет для них пищей для размышления на целый день. — А Джозеф будет с нами? — осведомилась Мэдлин. — Я еще не говорила с ним об этом, — призналась Донна. — Но, честно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы он нам помогал. — Когда его выпустят? — спросила Мэдлин. — По-моему, довольно скоро. Ведь чего-то конкретного против него нет. Только этот пакетик с наркотиками. — Но шериф же понимает, что наркотики ему подкинули. Как ты думаешь, Донна, это Бобби подбросил кокаин? — Ну, конечно же, он. Больше просто некому. Или его дружок Майкл. Это одна компания.

Доктор Хайвер немного осуждающе посмотрел на дочь, все-таки сидеть в обществе и шептаться — неприлично.

Но Донну это не остановило. — Послушай, Мэдлин, — сказала она, беря яблоко и разрезая ножом. — По-моему, все несчастья последних дней как-то связаны между собой, никогда раньше такого в Твин Пиксе не было: пожар на лесопилке, Лео Джонсона чуть не убили… — Ну, знаешь, Донна, и мы к этому причастны. Если бы не наш ночной звонок, с доктором Джакоби ничего бы не случилось. — Ладно, нам об этом лучше молчать, — сказала Донна. — Ну, все, — наконец сказал мистер Палмер, — по-моему, время уже позднее и нам с Саррой пора домой. Ведь так, Мэдлин?

Девушка согласно кивнула.

Гости еще раз поздравили Джесси с днем рождения, та раскланялась и не забыла пригласить всех на школьный спектакль.

Глава 46

О вреде отказа от вредной привычки. — И вновь вопрос: сколько же лет старику Хилтону? — Психоз американских парней, связанный с бессонницей. — Даяна — лучший слушатель Дэйла Купера. — Молитвы Одри Хорн своему элегантному богу. — Поползновение Джерри Хорна на собственность старшего брата. — Записка под дверью специального агента ФБР. — Эротические фантазии Одри Хорн. — Очередные загадки ночного гостя. — Третий свидетель. — Бред Ронни Пуласки.


Специальный агент ФБР Дэйл Купер лежал в своем номере в постели. Раны все еще продолжали болеть. Поэтому он старался не делать резких движений, не крутить головой. Он лежал, как бы приходя в себя, пытаясь восстановить силы, пытаясь вспомнить все дневные разговоры, проанализировать свои переживания.

Дэйл смотрел в белый потолок, пытаясь сосредоточиться на какой-нибудь одной мысли. Но от усталости голова кружилась и сосредоточиться было очень непросто. И тогда Дэйл Купер понял, что нужно обратиться к неизменному собеседнику, который всегда его выслушает.

Он, превозмогая боль, потянулся к тумбочке и взял свой черный диктофон. Несколько минут он вертел его руках, думая, с чего начать разговор с Даяной. Ведь сказать у него было, в сущности, нечего, потому что едва его переживания и впечатления начинали приобретать словесную форму, как они тут же казались ему недостоверными, фальшивыми. И он уже принялся рассуждать о том как плохо, что двенадцать лет назад он бросил курить.

Сейчас ему страшно хотелось взять хорошую сигарету, щелкнуть зажигалкой и поднести голубоватый огонек к сигарете, затянуться… И может быть тогда мысли приобретут стройность, станут логичными и многие вещи он сможет понять, сделать из них правильные выводы.

Но сигарет у него не было, а спуститься вниз, в бар, он был не в состоянии.

Дэйл понимал, что никакие сигареты не помогут ему сосредоточиться, что это — самообман, самовнушение. Он попытался отогнать навязчивые мысли, которые уже начинали зацикливаться и вертеться вокруг голубоватого табачного облака.

И вот это ему удалось.

За годы работы в ФБР он научился отбрасывать ненужные мысли, которые мешали работать. Он научился подавлять в себе желания, которые могли помешать выполнению поставленной задачи.

Наконец, Дэйл Купер понял, что самое главное и самое тяжелое — это нажать на маленькую черную клавишу. Кассета начнет вертеться, и его речь станет осмысленной и ясной.

Это он и сделал.

Клавиша послушно опустилась под его пальцем. Дэйл поднес микрофон ко рту, прикрыл глаза и принялся диктовать:

«Даяна, ты меня слышишь? Сейчас без пяти двенадцать ночи. Я не мог ни на чем сосредоточиться и поэтому решил поговорить с тобой. Даяна, слушай меня внимательно. Прошло уже более девятнадцати часов, как в меня стреляли.

Как пошутил уже небезызвестный тебе Эд Малкастер по прозвищу Большой Эд, я своим телом остановил три пули, вернее, три пули остановились во мне.

Я их останавливать, скажу по правде, не хотел.

Короче, Даяна, я, специальный агент ФБР, чуть было не отправился к праотцам.

Я почти не спал уже три ночи, а человек, как тебе известно, может обходиться без сна не очень долго. И это очень ярко подтверждают эксперименты, произведенные на солдатах американской армии во время войны в Южной Корее. Ведь ты, я надеюсь, знакома с этими материалами.

Долгое отсутствие сна приводит человека к временному психозу. Этот психоз наблюдался у наших очень крепких парней, у наших «зеленых беретов».

Думаю, этот психоз начался и у меня.

Вчера ночью, когда я лежал на полу в своем номере, мне показалось, что я видел в своей комнате стоящего прямо надо мной человека. Он был гигантского роста и очень странного вида.

Если бы ты, Даяна могла встречаться или быть знакомой со стариком Хилтоном, этой достопримечательностью Твин Пикса, то ты без труда узнала бы в том видении, которое приходило ко мне, того же старика, только лет на восемьдесят моложе.

Честно говоря, я по сегодняшний день не знаю, сколько же лет старику Хилтону.

Но мне кажется, что он более стар, чем весь Твин Пикс, что он даже старше этих огромный елей Дугласа, которые растут вокруг.

Я бы мог тебе рассказать о старике Хилтоне очень много. Так же много я бы мог рассказать о том странном видении, которое посетило меня прошлой ночью, когда я истекал кровью на полу своего номера.

Но эту историю я приберегу до другого раза, потому что я по сегодняшний день не могу в нее окончательно поверить, не могу ее до конца проанализировать и сделать соответствующие выводы.

Поэтому, Даяна, ты меня извини. Рассказывать о молодом старике Хилтоне я на этот раз тебе не буду. Всего доброго, спокойной ночи.

Сейчас я попытаюсь заснуть».

Дэйл Купер щелкнул клавишей диктофона, приподнялся, превозмогая боль, положил его на тумбочку и, морщась, выключил торшер.

Он откинулся на подушку, положив на грудь руки. Он не любил спать на спине. Но сейчас выбирать не приходилось.

Грудь стягивала тугая повязка, наложенная доктором Хайвером. Болели сломанные ребра и хрящ, который был поврежден выстрелом.

Пообщавшись с Даяной, Дэйл Купер мгновенно уснул.


После разговора с Черной Розой Одри Хорн было не так легко выбраться из заведения под названием «Одноглазый валет». Она понимала, что за ней пристально следят. Единственным убежищем, оставшимся для Одри, был ее номер, которые все служащие «Одноглазого валета» назвали «старой цветочной комнатой».

Одри немного успокаивал ключ, торчащий в двери. Ее почему-то успокаивало именно то, что ключ повернут на два оборота. Одри конечно понимала, что она в любой момент может открыться и сказать, что она дочь Бенжамина Хорна, и тогда никто не посмеет к ней и пальцем прикоснуться.

Но открывшись, Одри не смогла бы ничем больше помочь специальному агенту Дэйлу Куперу. А единственное, ради чего Одри находилась в этом гнусном заведении, было желание помочь расследованию убийства Лоры Палмер.

Хотя «помочь расследованию» звучало слишком гордо, скорее всего, она просто хотела помочь специальному агенту в его расследовании, а ведь это не совсем одно и тоже.

Одри хотелось, чтобы Дэйл Купер заметил и оценил ее. Ведь ей было очень важно, чтобы Дэйл относился к ней не как к одной из школьниц Твин Пикса, а как к другу, незаменимому помощнику, тем более, добровольному.

Одри лежала в своем номере на широкой кровати. На девушке был черный шелковый пеньюар. Одри с ненавистью смотрела на все, как ей теперь казалось, пошлые атрибуты разгульной жизни. Ее раздражали шелк, кружева, маски. Ее раздражало все: даже запах, прочно укоренившийся в этой комнате, запах духов, смешанный с запахом пота и табака.

Она словила себя на мысли, что радуется тому, что Дэйл Купер не курит.

Одри лежала на кровати и с омерзением представляла себе, что творилось на этой постели до того, как она легла на нее. Ей представлялись самые ужасные сцены.

«Боже, сделай так, -думала девушка, -чтобы ничего подобного тут не случилось со мной. Боже, сделай так, чтобы я осталась цела и невредима, чтобы я смогла помочь Дэйлу».

Она молитвенно складывала руки и все шептала:— Боже, боже.

Но постепенно слово «бог» в ее устах сменилось словом «Дэйл». Она молилась ему как богу:— Специальный агент, специальный агент, — повторяла девушка.

Вдруг в коридоре послышался веселый смех, потом крики. Послышался топот ног. В соседней комнате громко застонала девушка. Ей вторил мужской голос. — Боже, неужели им это не надоест? — сама себе сказала Одри.

Но оргия в соседней комнате все разгоралась. — Милашка, милашка, давай теперь вот так! — слышала Одри, — а теперь так. Ну, повернись же ты, не будь такой холодной. Вот так, хорошо. — Нет-нет, так я не хочу, — слышался женский голос. — Не хочешь? Да я заплатил за тебя. Давай будем так! — Нет, нет. — Ты что, хочешь, чтобы тебя отсюда выставили? Так тебя выставят. Я за тебя заплатил. — Хорошо, хорошо. Только не так. Только не это, только не это, — девушка начала громко кричать, но никто не приходил ей на помощь, и крики постепенно стихли.

«Куда я попала?» — подумала Одри.

Но она прекрасно понимала, куда она попала и зачем она здесь. Одри вновь молитвенно сложила перед собой руки, прикрыла глаза.

Если бы она могла сделать так, чтобы звуки не проникали в ее комнату. Она пробовала закрыть уши ладонями. Но так же явственно слышались мужские голоса, так же явственно слышалось скрипение пружин матраца сверху, стоны справа и ругань слева. И Одри уже не знала, кому ей сейчас молиться: богу или специальному агенту.

Она вновь и вновь начинала повторять:— Ну, сделайте же кто-нибудь так, чтобы меня здесь не было. Сделайте кто-нибудь!

Вдруг в коридоре послышались шаги. Но это были не торопливые шаги обыкновенных посетителей, которые спешили поразвлечься.

Ручка двери номера Одри дернулась и девушка замерла. За дверью послышался немного развязный самоуверенный голос:— Блэкки, мне нужно знать, кого ты прячешь от меня в старой цветочной комнате, — ручка настойчиво дернулась.

Вслед за мужским голосом раздался голос Черной Розы:— Нет, Джерри, тебе сюда нельзя. — Как это нельзя? — настаивал дядя Одри. — Я хочу именно сюда, ведь я знаю, ты прячешь здесь что-то лакомое. — Нет, Джерри, — рассмеялась Черная Роза, — тебе сюда нельзя. — С каких это пор ты научилась пререкаться со мной? Вот посмотришь. Еще одно слово, и героина ты от меня не получишь. Давай, скорей открывай двери! — Ты что-то больно смелый, Джерри. — Открывай сейчас же! — Конечно, я могу открыть и впустить тебя сюда, и посмотрим, что на это скажет Бенжамин. — А что Бенжамин? — внезапно насторожился Джери.. — В том-то и дело, что Бенжамин запретил сюда впускать кого-либо. Эту красотку он оставил для себя. — Но я думаю, он не обидется, — сказал Джерри, — если узнает, что его брат помог ему. — Не знаю, не знаю, — сказала Черная Роза. — Я думаю, — голос Джерри стал заискивающим, — Бенжамин даже ничего не узнает. — Конечно он не узнает, если я скажу ему, — проговорила Черная Роза. — Ну так давай, открывай скорее дверь. — За себя я могу ручаться, а вот за девушку — вряд ли. — Как это, не можешь ручаться за своих девушек? Кто им, в конце концов, платит? — Эта девушка особая, — сказала Черная Роза. — Ты бы видел лицо Бенжамина, когда он выскочил от нее. — Ладно, черт с ней, — проговорил Джерри, — еще не хватало ругаться из-за женщин со старшим братом. В конце концов, меня ждут дела. — Ну вот, все и устроилось, — сказала Черная Роза. Когда сделаешь дела, я могу тебе прислать кого угодно, кроме этой девушки.

Одри облегченно вздохнула. Шаги стихли в конце коридора.

«Боже, боже, ты услышал меня, ты сделал так, что они ушли. Как я ненавижу их: Джерри, моего отца. Я уже начинаю бояться, что мой отец причастен к смерти Лоры».

Одри сделалось страшно одиноко. Ей нужно было к кому-нибудь обратиться, и она вновь обратилась к специальному агенту ФБР Дэйлу Куперу:— Специальный агент, специальный агент, — шептала Одри, — где вы сейчас?

Девушка как можно плотнее прикрыла веки и старалась представить себе Дэйла в гостиничном номере.

Она представляла себе широкую кровать, слишком широкую для одного Дэйла.

Она вспомнила, как сидела на этой кровати, прикрывшись простыней, и как Дэйл смотрел на нее, не скрывая своей улыбки.

Одри сейчас стало мучительно стыдно за ту выходку. Ведь она хотела поразить специального агента ФБР своей раскрепощенностью, а все получилось ужасно глупо. Он обошелся с ней, как со школьницей, а не как со взрослой женщиной. — Специальный агент, специальный агент, где вы? — шептала Одри.

Она уже очень явственно представила себе Дэйла, лежащего на широкой кровати. — Услышьте меня, специальный агент. Я верю, вы слышите меня в эту минуту. Ведь я оставила вам очень важную записку. Вы не могли не найти ее. Я же подсунула ее под дверь.

И Одри принялась представлять себе Дэйла, входящего в номер отеля. То, как он открывает дверь ключом и останавливается, увидев прямоугольник бумаги, лежащий на полу.

Представляла то, как Дэйл Купер нагибается, поднимает записку и читает ее. Представляла, как изменяется лицо Дэйла, лишь только он начинает понимать, в чем дело, и как он бросается спасать ее, Одри. Как он врывается в этот вертеп, разбрасывая громил Черной Розы в разные стороны, как он выхватывает свой пистолет, как все жмутся в углы, едва завидев вороненую сталь, и как Дэйл гордо шествует сквозь строй онемевших служащих казино к дверям цветочной комнаты. И как Одри бросается ему на шею, благодарно целует в губы.

Одри открыла глаза. Вновь над ней был этот ненавистный бархатный полог. Вновь пахло духами, табачным дымом, алкоголем и потом. Вновь на ней был этот ненавистный черный шелковый пеньюар. — Специальный агент, — зашептала Одри, — я знаю, вы слышите меня. Ведь не может же быть так, чтобы мне было плохо, а вы не слышали моей мольбы. Мне очень плохо, специальный агент. Я сейчас в «Одноглазом Джеке», и мне кажется, что я немного переоценила свои возможности. Не то, чтобы я сама не смогла справиться с трудностями, но я же решилась помочь вам в расследовании, помочь в работе. Я понимаю, что, решив помочь вам, я буду оказываться в очень сложных ситуациях, и, возможно, в более опасных, чем сейчас. Но я же сама пошла на это, правда, со мной в жизни такое происходит впервые, — на глаза Одри наворачивались слезы. — И мне просто необходима поддержка, мне необходимо, чтобы кто-нибудь был рядом, и лучше всего, чтобы это были вы, специальный агент.

Уже полностью поверив в то, что специальный агент ФБР Дэил Купер слышит ее мольбы, Одри продолжала:— Я хочу, чтобы вы знали, существует связь между универмагом Хорна и «Одноглазым Джеком». Ведь и универмаг, и это заведение принадлежат моему отцу, а гнусный мистер Беттис вербует девушек в парфюмерном отделе для работы, если это можно назвать работой, в публичном доме, которым заправляет Черная Роза. Завтра я обязательно попытаюсь узнать, работали ли в этом заведении Лора Палмер и Ронни Пуласки.

Одри сказала это и тут же задумалась.

«А в самом деле, как я смогу узнать, бывали ли здесь Лора и Ронни? Ведь меня, кажется, никто не собирается выпускать из цветочной комнаты. Тут меня держат как пленницу, и наверняка какой-нибудь громила дежурит возле двери. Не мешало бы это выяснить».

Одри поднялась, подбежала к двери и припала к ней ухом: тишина.

Немного поразмыслив, Одри, наконец, решилась и, стараясь не шуметь, повернула ключ на два оборота. Она приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

Коридор был пуст.

Почти что обрадованная Одри заспешила по нему. Но за поворотом тут же нос к носу столкнулась с вышибалой, который раньше держал ее за руки в кабинете Черной Розы. — А ну, назад! — спокойно, даже почти не грозно, проговорил громила.

Но Одри поняла, что это спокойствие обманчиво, и спорить не стала. Она нехотя вернулась в свою комнату, закрыла дверь на ключ и опять бросилась на кровать. — Специальный агент, специальный агент, — зашептала Одри, — я надеюсь, вы не станете думать обо мне хуже, потому что я решила помочь вам. Не осуждайте меня, ведь я все делаю из самых лучших побуждений. Специальный агент, если вы меня слышите, помогите мне, придите сюда. Слышите? Вы же должны меня слышать, вы же прочитали мою записку. Ну почему, почему вас еще до сих пор нет?


А в это время в номере Дэйла Купера происходило следующее.

Дэйл, конечно, не слышал мольбы, адресованной ему Одри. Он провалился в сон.

В его номере вновь появился гость. Это был тот же великан, тот же старик Хилтон в молодости.

Дэйл Купер почувствовал, как теплая волна прокатилась по его телу и ударила в голову. Он вздрогнул и поднял руку, которой прикрывал глаза.

Перед ним был вчерашний ночной гость. Его голова едва не касалась высокого потолка. Взгляд был устремлен прямо на специального агента.

Купер с удивлением отметил, что не чувствует страха, что боль куда-то ушла, исчезла.

Он вновь почувствовал себя легким и невесомым. Ему даже показалось, что он воспарил над кроватью. — Извини, что я разбудил тебя, — скрипучим голосом проговорил ночной гость. — По-моему, я не сплю, — засомневался Купер и ущипнул себя за руку: он в самом деле не спал, гость был реален. — Я забыл тебе сказать что-то важное, очень важное, — проговорил великан. — Спасибо, ты сказал мне правду об улыбающемся мешке, — проговорил Дэйл Купер.

Только сейчас специальный агент ФБР заметил, что на его госте не та бабочка, которая была вчера: сегодня она была ярко-красной. — Все что я говорю тебе — истинная правда, — продолжал ночной гость.

Дэйл Купер хотел задать вопрос и уже приподнялся на локтях, но великан остановил его жестом:— У меня не так много времени. Ты должен слушать. — Я слушаю тебя. — Не ищи все ответы сразу.

Купер согласно кивнул головой. — Когда строят дорогу, камни укладывают один за другим, один к одному, по порядку. — Но я еще не разгадал все твои загадки, — сказал Купер. — Ты ищешь третьего человека, — уклончиво сказал великан, — так вот, этого третьего видели трое. — Кто? — изумился Купер. — Точнее, его видел один человек в телесном обличии, другим было только видение. И только один человек из тех, кого ты знаешь, готов сейчас заговорить, — великан наставительно поднял указательный палец и коснулся им рожка светильника. — Но что, что мне делать? — спросил Купер. — И еще, — ответил великан, — ты кое о чем забыл… — О чем? О чем? — спрашивал Купер.

Но великан молчал. Он поднял руку и вытянул ладонь перед собой. Перед его пальцами возник яркий светящийся шар. Слепящие лучи расходились от него в стороны.

Шар все разрастался и разрастался и, наконец, Дэйл услышал легкое потрескивание, исходящее от этого сгустка энергии. Лучи зашевелились, и шар поплыл прямо к специальному агенту.

Дэйл хотел заслониться от него рукой. Но шар, подплыв к нему, замер на мгновение, и вспыхнул еще ярче. Дэйл прищурил глаза от слепящего света, и вдруг из шара словно брызнуло несколько коротких молний. Одна из них опрокинула Дэйла Купера на подушку.

Когда он вновь открыл глаза, в номере никого не было. Все так же шумел за окном водопад, стучал по карнизу мелкий дождь. Но в номере стоял странный запах, словно после грозы — запах озона. — Что это было? — спрашивал себя Дэйл и не находил ответа. — Или же я начинаю сходить с ума, или же начинаю бредить. Может, это последствие лекарства, которые вводил мне доктор Хайвер? А может, это все правда? Ведь в самом деле, видел же я улыбающийся мешок. И где мое кольцо? — Купер вновь ощупал мизинец левой руки, -его же нет! Но в конце концов, кольцо можно было потерять, ведь я столько времени был без сознания и не знаю, что со мной происходило в эти минуты или часы…

Дэйлу Куперу предстояло совместить несовместимое. Его рациональный ум противился происходящему. Но загадки ночного гостя сбывались. Они ложились в ход расследования, помогали приблизиться к истине, найти разгадку. И Дэйл Купер не мог отмести их как вздор. Он должен был принимать их в расчет. Но тогда он должен был поверить и в существование ночного гостя — великана, поверить в сверхъестественное.

В больнице Твин Пикса в это время ночи стояла глубокая тишина. Во всех коридорах горел дежурный свет. Медсестры у телефонных аппаратов и пультов дремали. Кое-кто из них читал журналы.

Дежурный хирург со своим ассистентом сидели с чашками кофе в руках и рассуждали о дрянной погоде, о погоде, при которой так хочется спать.

В палате Ронни Пуласки горел неяркий свет. На экранах датчиков бежали извилистые зеленоватые линии.

Девушка казалась неподвижной. Сознание к ней еще не вернулось. Дежурная сестра ушла в коридор поговорить по телефону.

Вдруг Ронни вздрогнула. Ее тонкие девичьи руки шевельнулись, пальцы начали сгибаться и дрожать. Она открыла глаза и уставилась в потолок. Потом резко дернулась.

Капельница едва не сорвалась со своего штатива. Но девушка этого не видела. Она смотрела невидящим взглядом куда-то вдаль, на занавешенное окно. Она слышала шум дождя. И вдруг ее лицо исказила гримаса боли и ужаса.

Девушка закричала.

Ей казалось, что она кричит очень громко, но с ее губ слетал только слабый, едва слышный шепот. — Лора, Лора, спасайся! Лора, спасайся, -шептала девушка и вздрагивала.

И вновь из пространства, куда она смотрела, на нее бежал блондин со страшным оскалом. В его руках был огромный топор. Ронни зажмурилась, закрыла глаза, но видение не исчезало, а становилось все более явственным.

И вот уже проступили звуки.

Ронни слышала жуткий смех мужчины, топот его тяжелых башмаков. Она даже слышала запах, исходивший от этого мужчины. Она видела его вытаращенные, налитые кровью глаза, видела слипшиеся от пота белесые волосы. Она слышала хруст разрубаемого тела.

И вновь продолжала шептать:— Лора, Лора, спасайся, спасайся…

Она так резко дернулась, что капельница опрокинулась, жидкость растеклась по полу.

Сиделка, услышав страшный грохот в палате Ронни, бросила телефонную трубку, оставив неоконченным разговор, и поспешила в палату.

Когда она отворила дверь, казалось, все оставалось неизменным. Только прозрачный раствор медленно растекался по полу, а больная лежала в прежней позе с закрытыми глазами.

Сиделка присмотрелась к ней и увидела, как мелко вздрагивают кончики ее пальцев и как кривятся губы. Сиделка тут же бросилась отсоединять иглу капельницы с трубкой, по которой уже начинала течь кровь девушки. Вытащив иглу капельницы, сиделка бросилась к переговорному устройству.

Глава 47

Офицер Брендон не спешит покидать свой кабинет. — Ночная попрошайка. — Журнал, забытый в автомобиле Энди. — Миссис Брендон жалуется на своего сына мисс Брендон. — Энди неисправим. — Отчаянный поступок помощника шерифа. — Все было бы хорошо, но появился Гарри Трумен. — Мать находит журнал в комнате сына.


Этим вечером помощник шерифа Энди Брендон не спешил уходить домой. Он специально оставил дверь своего кабинета приоткрытой и краем глаза следил за Люси, которая сидела за стойкой в приемной и упорно не желала смотреть на него. Помощнику шерифа очень хотелось подойти к Люси, взять ее за руку и попросить прощения за все свои недавние выходки. Но решиться на это Энди никак не мог. Он даже пару раз поднимался из-за стола, даже брался за ручку двери. Но выйти в коридор ему мешала гордость.

«Черт, — возможно, думал Брендон, — ведь Люси тоже не просто так осталась после службы в участке. Она же наверняка ждет, чтобы я подошел к ней, и мы помирились».

Он вновь брался за ручку двери и вновь не решался выйти в коридор.

Наконец, Люси, зло передернув плечами, накинула пальто, схватила сумочку и, встряхнув белокурыми волосами, выскочила на улицу.

Брендон с минуту сидел задумавшись.

Можно было, конечно, выскочить вслед за Люси, но что она подумает? Она решит, конечно же, что во всем виноват сам Брендон. А этого ему очень не хотелось. Он упаковал свои бумаги в папку и все время уговаривал себя, что не спешит, что ему все равно, успела Люси отъехать от полицейского участка или же ждет в машине.

Энди вышел на крыльцо. Дверь, сухо щелкнув, закрылась за помощником шерифа Брендоном. Остановившись на ступеньках, он стал вглядываться в зимнюю полутьму. Шел дождь, и чудилось, что вместе с каплями влаги на улицу опускаются сумерки, кружась над асфальтом как хлопья сигаретного пепла. У воздуха был холодный, горьковатый привкус.

Только что зажженные фонари казались очень печальными, как и огни в домах напротив полицейского участка. Они горели тускло, словно сожалели о чем-то, а редкие прохожие шли туда и сюда, укрывшись под уродливыми зонтами.

И помощник шерифа пожалел, что не прихватил зонтика с собой. Он накинул на голову капюшон плаща, но все же не спешил сойти со ступенек на тротуар. Он почему-то медлил.

В жизни каждого человека, естественно, бывают такие минуты, когда вдруг, он словно бы со стороны начинает смотреть на свою жизнь, словно бы внезапно вылупливается из скорлупы и видит этот мир новым. И это ужасно.

Нельзя поддаваться таким минутам, иначе жизнь превратится в сущий ад, и будет казаться, что ты сам виноват во всех своих несчастьях. Да, нельзя поддаваться таким минутам, надо скорее ехать домой и выпить чаю, кофе или чего покрепче.

И вдруг, прямо из темноты возле офицера Брендона возникла молоденькая девушка: тонкая, смуглая, призрачная. Откуда она взялась, Брендон и сам бы не мог ответить. Она остановилась у самого локтя офицера и шепотом, похожим не то на вздох, не то на плач сказала: — Мистер, можно мне обратиться к вам с просьбой? — С просьбой? — Брендон обернулся.


Он увидел, что девушка очень легко одета для сегодняшней погоды. Она придерживала на шее воротник рукой и так дрожала, словно только что вылезла из воды. Мистер, — снова раздался запинающийся голос, — не можете ли вы мне одолжить пару долларов? — Зачем? — изумился Брендон. — Я бы могла выпить чашечку кофе и что-нибудь съесть, — ее голос звучал правдиво и не был похож на голос попрошайки. — Значит, у вас совсем нет денег? — спросил Брендон. — Ни цента, — вздохнула девушка. — Странно.

Брендон старался разглядеть в темноте девушку, не спускавшую с него глаз. На нее падал лишь свет из дежурного помещения полицейского участка. Свет пробивался сквозь неплотно закрытые жалюзи, и казалось, что лицо девушки расчерчено черными угольными полосами.

Подсветка вывески полицейского участка давно перегорела. Поэтому на крыльце и было очень темно.

И вдруг Брендон решил, что это настоящее приключение. Встреча в сумерках… Все как в кино.

«А что, если отвести девушку к себе домой? Если сделать то, о чем пишут в романах, говорят с экранов. Что тогда произойдет?» — возможно, подумал Брендон.

И он уже представлял себе, как расскажет об этом изумленным друзьям и сослуживцам. Он придет в участок и как бы нехотя остановит шерифа в приемной, прямо перед стойкой, где будет сидеть Люси.

Гарри Трумен спросит его:— Послушай, Брендон, с кем это я тебя вчера видел?

Брендон немного помолчит и скажет:— Знаешь, я с этой девушкам знаком всего лишь два дня, Я встретил ее на улице и просто привез к себе домой.

Брендон настолько размечтался, что напрочь забыл о девушке, которая повторила:— Так вы не сможете одолжить мне пару долларов?

Брендон сошел со ступенек на тротуар и обратился к девушке, чья фигура смутно маячила возле него:— Пойдемте, мисс, ко мне. Выпьем чашечку кофе у меня дома.

Девушка испуганно отшатнулась. На мгновение она даже перестала дрожать. Брендон протянул руку и дотронулся до ее плеча, сам поразившись своей смелости. — Я говорю серьезно, — сказал он, улыбаясь, и почувствовал, какая у него добрая и обаятельная улыбка. — Почему вы не хотите? Я прошу вас. Мы можем поехать в моей машине и выпьем у меня кофе. — Вы смеетесь надо мной? — сказала девушка, и в ее голосе прозвучала боль. — Да нет же, — воскликнул Брендон, мне этого в самом деле хочется, вы доставите мне большое удовольствие. Поедем.

Девушка прижала палец к губам и, не отрываясь, смотрела на офицера Брендона. — Вы… вы не отвезете меня в полицейский участок? -спросила она неуверенно. — В участок? — Брендон рассмеялся.

Он вспомнил только сейчас, что на нем надет плащ, который прячет полицейскую форму, и что вывеска не освещена. — А зачем мне быть таким жестоким? Нет, я просто хочу вас напоить кофе и узнать… — Брендон задумался, что он хотел бы узнать у девушки, -и узнать все, что вы пожелаете мне рассказать.

Офицер Брендон остался страшно доволен сказанной им фразой. Он повторил ее про себя еще несколько раз: «узнать все, что вы пожелаете мне рассказать».

Конечно, замерзшего человека уговорить нетрудно. Девушка еще сильней запахнула полы своего плаща и еще раз посмотрела на Брендона. — Где ваша машина?

Брендон подвел ее к видавшему виды старенькому «Форду». — Садитесь, — он галантно распахнул дверцу перед девушкой.

Сев за руль, Брендон скинул плащ. Лишь только девушка увидела форму офицера полиции, как тут же испуганно вскрикнула, распахнула дверцу и побежала по улице. — Постойте! Постойте! — кричал ей вслед Брендон.

Но девушка от его крика бежала еще быстрее. — Мисс! Мисс! — кричал Брендон, — подождите, я не повезу вас в участок. Я не сделаю вам ничего плохого!

Наконец, Брендон понял, что так просто ему девушку не догнать. Тогда он бросился назад к машине и поехал следом за ней.

Увидев свет фар машины, преследовавшей ее, девушка бросилась в боковую улицу, и казалось, растворилась среди домов. Брендон остановил машину.

«Где же ее теперь искать?» — задумался он.

Приключение явно не состоялось.

Брендон без надежды несколько раз посигналил. Сирена машины отозвалась гулким эхом от стен домов.

Брендон вздохнул:— Ну что ж, ничего иного, в конце концов, и не следовало ожидать.

И только тут Энди заметил, что девушка забыла на сиденье иллюстрированный журнал. Офицер Брендон взял его в руки и чуть не вскрикнул: перед ним был один из последних номеров журнала «Мир плоти».

Он, уже привычный к таким картинкам, полистал журнал. Этот номер был уже знаком ему: он вместе с Люси просматривал большие стопки этих журналов в полицейском управлении. Он уже собрался отложить его в сторону, ведь держать его в руках было не очень приятно — бумага размокла и раскисла под дождем, как вдруг его взгляд остановился на одном из фотоснимков:— Да, что точно она, — проговорил Брендон, — ну конечно же она!

Перед ним на черно-белом небольшом фотоснимке, помещенном почти в самом конце журнала среди объявлений и рекламы, была та самая девушка, которая просила у него пару долларов. Энди сам удивился, как он смог узнать ее на фотографии, потому что перед ним была совсем не уличная попрошайка. На спинку глубокого кресла откинулось совсем преобразившееся существо. Стройная хрупкая девушка с копной растрепанных волос, томным ртом и блестящими глазами. В блаженной истоме она смотрела на бушующее пламя камина и курила сигарету. Энди мучительно припоминал: где-то в Твин Пиксе он уже видел этот камин. Видел то же самое кресло с мягкой спинкой, обтянутой кожей. Но где именно, он никак не мог припомнить. — У Хорна? — прикидывал Брендон, — нет, там камин поменьше, и он, к тому же, не обложен диким камнем. Может быть, у Палмеров? Но нет, у тех камин обложен распиленными каменными плитами, да и кресла у них белые.

Брендон долго перебирал в уме места, где может быть такой камин, но так ни на чем не остановился. Да и как ему было догадаться, где сделан этот снимок, ведь считалось, что в злачных местах Твин Пикса он отродясь не бывал. Все свое время он, казалось, проводил или на службе, или же со своей матерью. Особенно выезжать на задания Брендон не любил, и всегда искал удобного случая отвертеться от них. Всегда у него находилась какая-нибудь срочная работа, не терпящая отлагательства. Энди зло забросил журнал на заднее сиденье машины, но спохватился: — Хорош бы я был, — сказал он сам себе, — если бы приехал домой с этой девочкой с улицы. Представляю себе лицо моей матери. Она даже Люси терпеть не может. А что бы она сказала в таком случае?

Энди счастливо заулыбался. — Это же надо, — говорил он сам себе, разворачивая машину, — я собрался привести какую-то девочку с улицы себе домой. Конечно, с другой стороны хорошо, что мне попался в руки этот журнал и теперь можно будет показать его шерифу. Все-таки, думаю, эта фотография сможет помочь расследованию.

Проезжая мимо дома Люси Брендон притормозил. Он с тоской посмотрел на освещенные окна небольшого дома, где жила секретарша шерифа. Ему даже почудилось, что он видит тень Люси на шторах в гостиной.

«Может быть, стоит зайти — подумал Энди, но тут же посмотрел на часы и увидел, что уже довольно поздно. — Нет, как-нибудь в другой раз, завтра. Конечно, обязательно завтра. Я подойду к ней, и мы выясним наши отношения» — прошептал Брендон, разгоняя свою машину.

Нужно сказать, что у офицера Брендона была очень своеобразная мать. Второй такой матери, наверное, во всем Твин Пиксе не было. И если у этой женщины и были какие-нибудь заслуги, то основной из них, несомненно, являлось то, что Энди и Люси еще не поженились.

Миссис Брендон звали Элеонора, и она очень гордилась своим звучным именем. Гордилась так, как будто это была только ее заслуга, а не родителей или священника, который отыскал это имя в святцах. Миссис Брендон была довольно грузна и малоподвижна. Но из нее исходило столько энергии, что флюиды ощущались на милю вокруг. Ничто не оставляло ее равнодушной: будь то проехавшая за окном грязная машина или детский мяч, залетевший на ее земельный участок.

Миссис Брендон лучше своего сына знала, когда начинается служба в полицейском участке и когда кончается. И стоило Брендону задержаться дольше определенного матерью времени, как миссис Брендон уже начинала строить самые невероятные предположения.

Но в этот вечер миссис Леонора Брендон ожидала Энди не одна. К ней приехала в гости сестра ее покойного мужа мисс Элизабет Брендон.

Старые женщины сидели за столом в гостиной и, как водится, разговаривали. Мисс Элизабет Брендон привело в Твин Пике не столько желание увидеть племянника и вдову брата, сколько слухи о последних событиях в городке. Мисс Элизабет Брендон была достаточно любопытна и легка на подъем, чтобы не искать ответов на свои вопросы в ежедневных газетах и сводках новостей. Ей хотелось быть поближе к месту событий, хотелось все узнавать из первых уст. И тут она вспомнила о существовании своего племянника, служащего в полицейском участке. Мисс Брендон, долго не раздумывая, взяла билет на автобус, и к вечеру уже была в Твин Пиксе. — Ты просто себе не представляешь, дорогая, — говорила миссис Брендон, — как несправедливо поступают с моим Энди. — А что такое? — изумились Элизабет, прихлебывая чай из большой фарфоровой чашки. — Ты, конечно, можешь сказать, что я мать, и переоцениваю своего сына, но, Элизабет, в нашем полицейском участке все держится на Энди. — Неужели на нем одном? — Конечно, никто не может и шагу сделать без Энди, они все толкутся на одном месте, по десять раз обыскивают место преступления, и только мой Энди может обнаружить тайник с кокаином. К тому же ровно через минуту после того, как прибудет на место. — Тайник с кокаином? — изумилась мисс Брендон. — Да. Можешь себе представить: кокаин обнаружили в доме Лео Джонсона. — Это кто? — Сейчас скажу…

Элизабет уже довольно много была наслышана о жителях Твин Пикса и проявила завидную сообразительность:— Это тот, который хотел сжечь свою жену Шейлу на лесопилке. — Конечно, он. И вот представляешь, Элизабет, шериф со вторым своим помощником, с агентом ФБР перевернули все вверх дном в доме, а кокаин нашел мой Энди. А теперь все приписывают этому Трумену, которого-то и шерифом назвать совестно, и ФБР. Это, конечно, не справедливо, Элизабет. — Конечно, — мисс Брендон кивнула головой, — к твоему Энди относятся, я думаю, не очень справедливо, если он находит такие важные улики. — Ну, конечно же, Элизабет, мой Энди сделал все, чтобы приблизить следствие к самой разгадке. Ведь он нашел говорящую птицу, а эти идиоты не смогли уберечь ее. Он обнаружил кокаин, и помнишь, я же тебе рассказы вала… — Конечно, помню, — заспешила с ответом Элизабет.

Но миссис Элеонору Брендон было тяжело остановить, и она в пятый раз принялась рассказывать, как ее сын Энди ранил опаснейшего преступника и негодяя Жака Рено. И если бы не ее сын, то шериф Трумен давно бы погиб.

Элизабет согласно кивала головой, боясь что-нибудь возразить, иначе мать Энди вновь принялась бы перечислять заслуги своего сына перед родным Твин Пиксом. — Но, я думаю, что в этом есть вина и самого Энди, — осторожно вставила мисс Элизабет Брендон. — В чем это мой сын виноват? — обозленно спросила Элеонора. — Ну, в том, что его заслуги не оценили по достоинству. — Да, — сокрушенно покачала головой Элеонора, — мне тоже так кажется. Энди все-таки немного мягкотелый. Не то, что его отец. Тот, хоть и был уже в годах, но в полицейском участке все перед ним трепетали. Это же не шутка, Элизабет, он пять последних лет жизни пробыл на посту шерифа? — Конечно, мой брат был сильным человеком. Я иногда просто-таки удивляюсь, в кого только уродился Энди, — Элизабет искоса посмотрела на Элеонору.

Но миссис Брендон была настолько самоуверенна, что не приняла этой фразы на свой счет. — Именно это я и хочу сказать, — заявила она, — мне нравится, когда мужчина — настоящий мужчина, а не тряпка. И я всю свою жизнь только и прилагаю усилия к тому, чтобы мой Энди был настоящим мужчиной. — По-моему, — сказала Элизабет, — если судить по твоим рассказам, то подвиги Энди говорят как раз о том, что он самый настоящий мужчина.

—Да, — согласилась Элеонора, — но этого мало. Нужно, чтобы твои заслуги признавали, а вот тут-то Энди и не хватает твердости. — Видишь ли, вся беда в том, — сказала Элизабет, — что Энди до сих пор еще не женился. — Конечно, — согласилась Элеонора, — представляешь, мой Энди связался с какой-то девкой, которая работает секретаршей шерифа. Я не могу позволить себе, чтобы они встречались — ведь Энди из хорошей семьи. Я даже присмотрела ему невесту, но эта Люси из полицейского участка, по-моему, прямо-таки околдовала моего сына. Его все время тянет к ней, а я не могу этого позволить.

И миссис Брендон резким движением поставила чашку с чаем на стол так, что немного напитка выплеснулось на скатерть. — Элеонopa, дорогая, — сказала Элизабет, — по-моему, Энди достаточно взрослый, чтобы самому решить с кем встречаться. Может быть, его неуверенность исходит от того, что ты слишком опекаешь его? — Нет, по-моему, я к нему слишком требовательна, — проговорила Элеонора Брендон. — Признайся, тебе, наверное, не хотелось бы, чтобы Энди был очень уж мужественным во всем? — Как это? — изумилась Элеонора. — Я думаю, тебе приятно, когда он ласков с тобой? А ведь это кладет отпечаток и на его службу, — подбирая слова, стараясь не обидеть вдову своего брата, говорила Элизабет. — Нет, — возмутилась та. — Я вовсе не требую, чтобы он был таким всегда, но мне было бы приятно чувствовать, что он способен вести себя по-мужски.

Во входной двери послышался скрежет ключа, и в дом зашел сам Энди Брендон. Пола его плаща была оттопырена, под ней офицер прятал промокший номер журнала «Мир плоти». — Тетушка Элизабет! Как я рад! — просиял Энди. Старая женщина и офицер полиции обнялись. Но Элеонора недовольно скривилась. — Энди, тебе не кажется, что сначала нужно переодеться. И вообще, почему ты зашел в гостиную, не сменив обувь? Посмотри, с твоего плаща уже натекла целая лужа. — Хорошо, мама, — засуетился Энди, — сейчас я переоденусь и приберу за собой, я ведь знаю, как тебе тяжело.

Энди Брендон поспешил подняться наверх в свою комнату. — Я думаю, — задумчиво произнесла Элизабет, — что все-таки сперва стоило предложить ему поужинать, ведь он только пришел со службы. — Ничего с ним не станет, — резко отрезала Элеонора. — Я все-таки думаю, что он очень голоден, — сказала Элизабет, — к тому же ужин мы с тобой приготовили. И надо, не мешкая, пригласить его к столу. — Ну что ж, делай, как знаешь, если думаешь, что я не умею воспитывать детей, — насупилась мать Энди.

Элизабет эти слова неприятно задели за живое. Замужем она никогда не была и никогда не имела детей. Элизабет поднялась и проследовала к Энди.

Мать молча сидела за столом, дожидаясь возвращения родственницы.

Наконец, Элизабет спустилась к столу. — Ты сказала Энди, что ужин готов? — Да, — ответила Элизабет. — И что он тебе сказал? — Сказал, что спустится, как только переоденется. — Никто и не требует, чтобы он спустился раньше, чем переоденется, — заметила миссис Брендон. — Ты просто, Элизабет, не умеешь с ним разговаривать. Эй, Энди, — громко, чтобы ее мог услышать сын наверху, крикнула миссис Брендон.

Наверху заскрипела дверь, и послышался не очень уверенный голос Энди: — Что, мама? — Неужели ты не слышал, что ужин готов? — Хорошо, я уже надеваю рубашку. — То же самое, он ответил мне пять минут тому назад, — сказала Элизабет. — Я думаю, — сказала мать, — что позови мы его через десять минут, он ответит то же самое. Он очень медлительный. — Этому есть объяснение, — заметила Элизабет, — когда я заглянула к нему, он ползал под кроватью и искал револьверную пулю, которая выпала у него, когда он разряжал оружие.

Миссис Брендон задумалась, держа в руке чашку чая, а потом спросила: — А он что-нибудь говорил при этом? — Говорил, — изумилась Элизабет, — с кем? Мне некогда было стоять и болтать. — Сам с собой, — пояснила миссис Брендон. — Может, он ругался?

В ее голосе прозвучала нотка надежды. — Ругался? — пожала плечами Элизабет. — Энди? Разве он умеет ругаться? — Я же говорила, — зло бросила Элеонора, — он слишком мягкотел, он даже не может ругаться. — Возможно, — предложила Элизабет, — он ругался раньше, когда лез под кровать, а я просто пришла позже. — Кончил ругаться, — ворчала Элеонора, — любой настоящий мужчина ругался бы, не переставая. Каждый полицейский ругался бы без передышки. А Энди — просто размазня. — Может быть, — жалея племянника, предположила Элизабет, — он ругался, только шепотом, а я просто не расслышала. У него только ноги торчали из-под кровати, так далеко он залез в поисках пули. Может, он и ругался.

Наконец, по лестнице зазвучали неуверенные шаги Энди, и он вошел в гостиную. На его лице была широкая деланная улыбка. Именно с таким выражением он каждый день выходил к ужину и делал это не столько по собственному желанию, сколько по совету матери. Ведь его мать взяла привычку каждый раз закреплять на зеркале для бритья какое-нибудь мудрое изречение, жизненный совет, как называла их сама миссис Брендон. Но их запас у женщины был довольно ограничен и они повторялись. Почему-то самым любимым ее советом было: «Всегда улыбайся». Именно такое жизненное изречение и увидел офицер Брендон прикрепленным к зеркалу в ванной. — Ты чего так улыбаешься? Ты смеешься надо мной? — спросила Элеонора. — Я смеюсь? — изумился Энди Брендон. — Ты нашел пулю? — еще более строго спросила мать.

Энди замялся:— Всякое случается, — сказал он, садясь за стол. — Я же собственными глазами видел, как патрон вывалился из барабана и укатился под кровать. Возможно…

Но тут его перебила мать: — Только не проси меня приниматься за поиски. Я не буду ползать на четвереньках и стукаться головой о днище кровати. Я воображаю себе, Энди, как бы другие ругались, проделывая это.

Энди задело за живое слово «другие», потому что мать его постоянно упрекала именно другими. Всегда находились какие-то другие люди, которые были лучше и мужественнее ее сына. — Вовсе не так уж плохо воспитывать свой характер и сдерживать эмоции, — заметил Энди. — Мне, по-моему, это с успехом удалось. Я очень сдержан все время, никогда не позволяю себе ничего лишнего и вообще…

Тетушка боязливо его остановила:— Энди, если ты сейчас начнешь разглагольствовать, то запутаешься в какой-нибудь длинной фразе и не сможешь довести ее до конца. — Хорошо, тетушка, я ограничусь тем, что скажу: мне очень жаль, если с патроном что-нибудь произойдет, если он потеряется. — Хорошо, — успокоила его Элизабет, — я поищу его после ужина. У меня просто врожденная способность находить то, чего не может найти никто другой. — Я убежден в этом, — любезно согласился Энди, накладывая себе в тарелку жареный картофель. — Вы, тетушка, такая хорошая, вы просто как никто… — У тебя в распоряжении всего пятнадцать минут, — строго напомнила ему мать, нельзя так копаться с ужином. Долго есть вредно. — Мне бы очень хотелось, — вздохнул Энди, — чтобы ты мне хоть изредка давала закончить начатую фразу. — Пока я твоя мать, тебе придется меня выслушивать, — заверила его миссис Брендон. — Да, дорогая матушка, — отозвался Энди, — я совсем забыл спросить, как ты себя чувствуешь.

Но миссис Брендон не обратила на его фразу никакого внимания. Она уже смотрела на Элизабет. — А ты смотришь телесериал «Приглашение к любви»? — Да, но мне жаль, что я пропустила сегодняшнюю серию. — Да, жаль, — согласилась Элеонора, — но если ты хочешь, я могу рассказать, что там произошло. — Да ладно, не надо, — испуганно сказала Элизабет, боясь, что миссис Брендон начнет монолог на полчаса, — я сама утром все посмотрю, когда будут повторять. Не стоит беспокоиться. — Нет, Элизабет, эта серия, ну просто потрясающая, она была абсолютно иной, чем все предыдущие.

Элеонору было трудно остановить. — Там у хозяев виллы гости, и главный герой был пьян. Что он вытворял! Это было умопомрачительно. — Не знаю, — удивилась Элеонора, — по-моему, в пьянстве ничего умопомрачительного и веселого нет. — Да, но он прямо-таки еле держался на ногах. — Не понимаю, Элеонора, чему ты так радуешься? — Да, он был пьян, но смотрелся гораздо занятнее тех, кто держался на ногах, — парировала миссис Брендон. — По-моему, — вставил Энди, — мужчина может быть умопомрачительным и тогда, когда держится на ногах.

Мать строго посмотрела на него. — Я говорю о совсем другом. Мужчине, Энди, идет, если он позволяет себе что-нибудь лишнее. — Но, мама, ты же сама учила меня… — Энди запнулся, ему явно не хотелось вспоминать то, чему учила его мать. — И ты сам, Энди, — наставительно произнесла миссис Брендон, — только выиграл, если бы позволял себе что-нибудь лишнее. Конечно же, не всегда, а только иногда. Они бы все — и этот шериф Трумен, если только можно его назвать так, и агент ФБР Дэйл Купер признали бы тебя, признали бы все твои заслуги… — Извини, мама, но мне не хочется об этом говорить. Главное — делать свое дело честно, — Энди отправил в рот очередную порцию жареной картошки. — Больше всего меня злит, — воскликнула миссис Брендон, — твое спокойствие. Тебя никто не замечает, с тобой не считаются, а ты так спокойно все это воспринимаешь. — Ничего страшного не происходит, по-моему, — заметил Энди, — не стоит так горячиться. — Это я горячусь? — не на шутку разошлась миссис Брендон. — А по тебе так все хорошо. Ты спасаешь жизнь Трумену, а он? Он чем отблагодарил тебя? И это все, Энди из-за твоей мягкотелости.

Элизабет хотела вставить что-то, чтобы остановить свою родственницу, но махнула рукой. А та продолжала: — И еще эта Люси… Где ты только нашел такую дрянь? Она тебе совсем не пара. — Мама… — пробовал вставить Энди. — Нет, ты будешь слушать меня. Я тебя научу, наконец, быть мужчиной. — Но, мама… — По-моему, ты зря спасал жизнь этому Трумену, — зло говорила миссис Брендон, — если бы его убили, ты бы теперь был шерифом. — Мама, ты сама не понимаешь, что говоришь, — пробовал остановить ее Энди, — долг каждого полицейского защищать своего начальника. — Но ты бы тогда стал шерифом, как твой отец. — Не знаю, мама, даже если бы Гарри не стало… — Энди с трудом предположил последнее, — то думаю, шерифом стал бы Хогг. — Хогг! — мать прямо-таки закричала от негодования, — этот недоучка?

К чести миссис Брендон следует отметить, что среди ее многочисленных недостатков не было одного — расизма, поэтому ее ненависть к Хоггу ограничивалась тем, что он мог помешать сделать ее сыну карьеру. — Ты бы, Энди, уже был шерифом, как твой отец. — У нас должности не передаются по наследству, — робко вставил Энди. — Все из-за твоей мягкотелости, — все время возвращала разговор в прежнее русло миссис Брендон, — ты, Энди, боишься всех. Ты даже мне не можешь резко ответить. — По-моему, мама, это было бы не очень прилично, — заметил Энди. — Нет, ты не мужчина, — с сожалением в голосе произнесла миссис Брендон, — ты даже не умеешь ругаться. Из тебя так и не получился настоящий полицейский. Ты даже не можешь как следует напиться, — привела свой последний, сомнительный аргумент мать.

Энди поморщился. Жареный картофель явно не лез ему в горло. Энди отложил вилку и нож. — Послушай, мама, по-моему, трезвость — это одно из моих немногих достоинств. — Ты не умеешь ничего, — твердила мать.

Энди поднялся из-за стола, пожелал тетушке Элизабет спокойной ночи и ушел к себе. А миссис Брендон продолжала:— Как я хочу, я бы кажется, отдала все на свете, — повторяла она с горячностью, — чтобы Энди хоть немного походил на настоящего мужчину, на настоящего полицейского. — Но ведь он всегда был таким, как сейчас, — напомнила ей Элизабет. — Конечно, я его баловала, но я и не подозревала, что он всю жизнь будет большим ребенком. — Мне кажется, — возразила Элизабет, — что он славный парень. А ты одна из тех, кто всегда недоволен жизнью, не воспринимает людей такими, какие они есть на самом деле. — Я знаю, что он славный, — согласилась миссис Брендон, — я же люблю его больше всех на свете. Но именно поэтому я не хочу краснеть за него. Думаешь, мне легко идти по Твин Пиксу и в каждом взгляде читать, что мой сын смешон. Я хочу, чтобы мой сын был настоящим мужчиной, и делаю для этого все, что могу. Меня раздражает, что тут уже поделаешь, что он не совершает таких поступков, как другие мужчины. — А разве все остальные настоящие мужчины и полицейские постоянно ругаются и напиваются? — Конечно, а как же иначе? Ведь я была женой шерифа. Мне ли не знать полицейских? — с каменной уверенностью в голосе произнесла Элеонора.

Элизабет пожала плечами, но возражать не стала. В конце концов, такой разговор обещал стать бесконечным. — По-моему, у вас в Твин Пиксе очень мило, — сказала она, думая, что на такое ее родственнице нечего будет возразить. — В Твин Пиксе станет очень мило, — ледяным тоном произнесла миссис Брендон, — когда мой сын найдет убийцу Лоры Палмер, и его сделают шерифом.

Энди Брендон сидел наверху в своей комнате, в отчаянии обхватив голову руками. Абсолютно ничего невозможно было сделать с его матерью — она всегда была недовольна своим сыном. Энди никак не мог придумать, чем бы ей угодить. Все ей не нравилось, все ей было не так. Энди не пьет — она недовольна, Энди производят в заместители шерифа — ей не нравится, что не в шерифы. Мать недовольна, что Энди до сих пор не женился, но стоит ему упомянуть имя Люси, как с матерью прямо-таки приключается истерика. Энди поднялся и, стараясь ступать бесшумно, заходил по комнате.

Некоторое время снизу, из гостиной, еще слышались голоса матери и тетушки Элизабет. Но потом женщины зазвенели посудой, убрали со стола и разошлись по комнатам. Энди в нерешительности остановился, ему абсолютно не хотелось спать. — Ах так, — зло проговорил сам себе Энди, — маме не нравится, что я слишком мягкотелый, что я считаюсь с ее мнением. Ну, так вот, посмотрим еще, на что я способен.

Энди подошел к дверям, взялся за ручку, но в нерешительности остановился. — А может не надо, — подумал он.

Но перед его внутренним взглядом вновь предстала его мать: «Из тебя никогда не получится настоящий мужчина, настоящий полицейский, если ты будешь таким мягкотелым».

Энди решительно рванул на себя дверь и прошел через темную гостиную. В прихожей он накинул на плечи еще мокрый плащ и вышел из дому. На дорожке в саду он остановился и оглянулся на свой дом. Окна были потушены, лишь слабый свет ночника пробивался из-за штор спальни его матери. — Извини, мама, — прошептал Энди, — но ты сама этого хотела.

И он зашагал к шоссе. Теперь Энди казалось, что никто и ничто не сможет его остановить. Он шел в незастегнутом плаще по улице. Редкие фонари освещали мокрый асфальт, ветер неистовствовал в соснах. — Я всем докажу, кто я такой, — шептал Энди Брендон, — чеканя свой шаг. — Я всем покажу, они все узнают. Я приду и скажу…

Энди Брендон направлялся к дому секретарши шерифа. Он уже представлял округлившиеся от удивления глаза Люси, когда он, Энди Брендон скажет ей, что хочет на ней жениться, представлял, как растерянная Люси спросит:— А как же твоя мать?

А он беспечно махнет рукой. — А почему я должен с ней считаться?

Пройдя целый квартал, Энди Брендон сбавил шаг, ему захотелось вернуться назад. Первая горячность прошла, и ночной воздух вновь показался ему холодным и сырым. Энди закутался в плащ.

Перед самыми воротами дома Люси он уже почти плелся. Какое-то время Брендон в нерешительности топтался возле калитки и никак не мог заставить себя войти. — Люси, Люси, — шептал Энди, — что тебе приходится переживать из-за меня! Но я докажу, я докажу, что я мужчина и настоящий полицейский.

Энди брался за ручку калитки и вновь опускал руку. — В конце концов, — вновь рассуждал Энди, — почему именно сегодня, почему именно сейчас? Ведь все можно сделать завтра на службе. Можно утром прийти в участок пораньше и поговорить с Люси наедине.

Но тут же Энди обрывал себя:— Нет, нужно именно сейчас, именно сегодня, иначе я перестану сам уважать себя.

Наконец, Энди решился и повернул ручку калитки. Но та не открылась. Она была заперта на ключ. И Энди было уже обрадовался, что можно будет со спокойной совестью вернуться домой, но тут же остановил себя:— Нет, Энди, после этого ты не сможешь уважать себя. Ты должен сделать это именно сегодня, это будет твой второй мужественный поступок. Только теперь, Энди, не заплачь.

Он пошел вдоль ограды, выбирая место, где та была пониже. Наконец, он нашел низкое место и принялся карабкаться на изгородь. Некоторое время Энди никак не мог на нее забраться: срывались то ноги, то руки. Наконец, Энди смог вскарабкаться на самый верх. Он стал на полусогнутых ногах, боясь потерять равновесие, раскинул в стороны руки, пытаясь ими балансировать. Его плащ развевался на ветру. — Люси, — прошептал Брендон, — на какие только жертвы мне не приходится идти ради тебя, — Энди довольно усмехнулся, его самолюбие было почти что удовлетворено.

Он стоял на верху ограды, шатаясь в порывах ветра, и собирался совершить невозможный для его прежней жизни поступок. Но тут, как назло, налетел шквальный порыв ветра. Энди закачался, взмахнул руками и полетел в густые кусты дикой розы, больно раздирая себе лицо и руки о засохшие колючки. Офицер Брендон, чертыхаясь, на четвереньках, принялся выбираться из кустов. Наконец, на лужайке, он поднялся на ноги, выдернул из щеки пару самых назойливых колючек, растер рукавом по лицу выступившую кровь и двинулся к дому.

Услышав возле ограды какой-то шорох, Люси поднялась с кровати и, слегка приоткрыв штору, выглянула на улицу. То, что она увидела, заставило ее сердце бешено забиться. На ограде ее участка стоял в какой-то невероятной позе мужчина. Ветер развевал его плащ как флаг, Взмахнув руками, мужчина исчез на какое-то время из поля зрения Люси, но потом возник вновь. Он явно направлялся к ее окну.

Рука Люси сама потянулась к телефонному аппарату. Она прижала трубку к уху и, не спуская глаз с приближающегося мужчины, почти наугад побрила номер офицера Брендона. Ведь к кому еще она могла обратиться за помощью в такую опасную минуту? К телефону долго никто не подходил. Потом на другом конце провода послышался недовольный голос матери Энди:— Миссис Брендон слушает, — женщина говорила таким тоном, как будто она, по меньшей мере, шериф Твин Пикса. — Извините, — прошептала Люси, -но мне срочно нужен Энди. — А, это вы, Люси? — ледяным голосом проговорила миссис Брендон.

Люси испугалась еще больше, чем тогда, когда увидела на ограде человека, и не очень удачно соврала:— Нет, это не я. — Меня не интересует, вы это или не вы, — зло проговорила миссис Брендон, — но для вас, мисс, моего сына не существует. Он для вас умер.

В трубке послышались короткие гудки. Люси растерянно смотрела на все приближающегося к дому незнакомца. Она тут же набрала номер шерифа. Тот отозвался незамедлительно:— Шериф Гарри Трумен вас слушает. — Гарри, — почти зарыдала в трубку Люси. — Что с тобой? — Меня сейчас убьют! — Кто? Что? Люси, объясни по порядку. — К моему дому идет убийца. Я его вижу в окно. Гарри встревожился не на шутку. — Люси, в чем дело, ты можешь объяснить? — Гарри, приезжай сейчас же, спаси меня! — Слушай, Люси, у тебя же есть пистолет. Бери его в руку и держись. Я еду.

Люси растерянно посмотрела на внезапно замолкнувшую трубку. Но тут до нее дошли слова Гарри. Она бросилась к прикроватной тумбочке и вытащила из шуфлядки свой служебный револьвер. Она лихорадочно проверила, заряжен ли он. А шаги уже слышались на дорожке, ведущей к дверям ее дома. Зажав револьвер двумя пальцами, боясь, что он может случайно выстрелить, Люси притаилась возле дверей. Она направила ствол револьвера прямо на небольшое застекленное окошко в дверях и затаилась. Но вопреки ее ожиданиям незнакомец не стал ломиться в дверь, а нерешительно постучал. Люси не отвечала. Она затаила дыхание и пробовала унять дрожь в руках. Девушка с удивлением услышала какой-то лязг, но только потом сообразила, что это она сама стучит зубами от страха. В дверь вновь постучали. Люси в нерешительности задумалась, как поступить. И тут из-за дверей послышался тихий шепот: — Люси, открой. — Кто там? — Люси сама удивилась собственной храбрости, тому, что сумела выдавить из себя несколько слов. — Это я, Энди. Открой.

И только тут девушка сообразила, что дверь не заперта. — Входи, — чуть слышно прошептала она. На пороге появился Энди Брендон, мокрый, перепачканный. Он сделал два робких шага в прихожую и остановился, растерянно опустив руки. Люси облегченно вздохнула. Револьвер выпал у нее из руки, и так и остался лежать на полу, потому что девушка бросилась на грудь офицеру Брендону. — Энди, ты так напугал меня! — Это я, Люси. Я пришел к тебе… — Энди замялся, он никак не мог решиться сказать то, что хотел. — Люси, как ты поживаешь? — Хорошо, хорошо, Энди, — шептала девушка. — Люси… — Ты меня так напугал… — Я не хотел, — принялся оправдываться Энди.

Но Люси уже крепко держала его за шею. Она прямо-таки впилась в Энди,

Тот, боясь, что не сможет устоять на ногах, взялся одной рукой за вешалку. Вешалка качнулась и они все трое: Энди, Люси и вешалка упали на пол. Наконец-то девушка рассмеялась. Она весело потрепала Энди по мокрым волосам и сказала:— Я думаю, мы помирились, ведь правда, Энди? — Конечно, Люси, мы же с тобой никогда и не ссорились.

Энди еще крепче обнял Люси. И так, продолжая обниматься, боком, они двинулись в сторону спальни. — Энди… — Люси… — шептал Энди.

Наконец они вдвоем протиснулись в узкие двери спальни. — А как же твоя мать? -вспомнила Люси и чуть отстранилась от офицера. — А что мать? — Ты решился оставить ее одну? — А что она мне сделает, — решился наплевать на всю свою прежнюю жизнь Энди.

Люси попыталась стянуть с него плащ, но Брендон воспротивился. — Энди… — Люси…

И секретарша, и помощник шерифа забыли обо всем. Люси забыла, что только минуту назад звонила Гарри Трумену, и просила спасти ее жизнь, А Энди Брендон забыл о разговоре с матерью, забыл о своем желании сказать, что хочет жениться на Люси.

Они лежали на кровати. Люси счастливо улыбалась, все сильнее и сильнее прижимая к себе офицера Брендона. А руки Энди скользили по телу девушки, освобождая ее от одежды. — Ты бы хоть плащ снял, — засмеялась Люси. — А, теперь мне все равно, — прошептал Энди. — Ну, Энди, сними.

Но Энди хотелось теперь настоять на своем, и он, не обращая внимания на просьбы девушки, принялся ее целовать.

Увлеченные своим занятием, ни Люси, ни Энди не услышали, как к дому подъехала машина шерифа. Гарри Трумен выхватил револьвер и, держа его наизготовку, побежал к дому. В прихожей он споткнулся о брошенный Люси служебный револьвер. Лицо Гарри сделалось озабоченным — он посмотрел на лежащее на полу оружие, на перевернутую вешалку, на разбросанные по коридору плащи и куртки. Из спальни донесся сдавленный стон Люси.

Шериф бросился к дверям:— Стоять! Ни с места! — резко выкрикнул шериф, наведя ствол револьвера на насильника в мокром плаще.

В этот момент Энди как раз собирался почувствовать облегчение, но шериф помешал этому. Люси и Энди замерли. — Гарри? Ты? — испуганно произнесла Люси. Энди, запахнув полы плаща, спустился с кровати. — Гарри, что ты тут делаешь? — спросил Энди, недоуменно глядя на шерифа. — Ничего не понимаю, — пробормотал шериф, опуская свой револьвер.

И тут девушка вспомнила:— Ты пришел спасти меня? — Люси принялась по-идиотски хохотать.

Трумен все еще никак не мог сообразить, в чем дело, впрочем, как и офицер Брендон. Энди на всякий случай прикрыл тело Люси простыней. Наконец, Брендон что-то заподозрил: — Гарри, а почему ты приехал к Люси в такое время? — Энди, она сама просила меня об этом, — невпопад ответил шериф.

Люси засмеялась пуще прежнего:— Гарри, Энди решил помириться со мной, а я приняла его за насильника.

Шериф, наконец, понял, что к чему. — Ну ладно, ребята, не буду вам мешать, но впредь лучше договаривайтесь о своих встречах заранее. — Нет, Гарри, если я уж тебя вытащила из дому, то должна чем-нибудь отблагодарить. От чашечки кофе ты не откажешься?

Шериф недолго раздумывал:— Да нет, я же вам помешал, так что поеду. Но тут в разговор вступил Энди: — Послушай, Гарри, останься, посидим, поговорим, выпьем кофе… — А как же ваша любовь? — спросил Гарри. — Я думаю, у нас еще будет не одна встреча, — сказала Люси.

Энди нагнулся к уху девушки и зашептал:— Люси, пусть Гарри останется. Я так напугался, что у меня, боюсь, больше ничего не получится.

Шериф догадался, о чем шепчет офицер Брендон и, подмигнув Люси, сказал:— Ну, хорошо. Я остаюсь, только ненадолго.

Люси, Гарри и Энди прошли в гостиную. — Если вы ничего не имеете против, я сейчас. Только приготовлю кофе и вернусь.

Гарри и Энди некоторое время сидели молча. Энди подозрительно смотрел на Гарри. Наконец, Трумен не выдержал:— Энди, если ты думаешь, что я ехал к Люси с какой-нибудь другой целью, кроме как спасти ее жизнь, то ты ошибаешься. — Нет, Гарри, — тяжело вздохнул Энди. — Я думаю совсем о другом. — О чем же?

Энди хотелось признаться шерифу в том, что ему страшно не хочется возвращаться домой. Не хочется вновь бесконечных споров и разговоров с матерью. Но сказал он совсем другое:— Гарри, спасибо, что ты приехал. — Я с такой готовностью приехал бы и к тебе, попроси ты меня об этом, — искренне сказал Гарри Трумен.

В этот момент в гостиную вошла Люси, У нее на подносе стояла большая бутылка виски, три узких высоких стакана и чашечки с горячим кофе. — Э, нет, — сказал Гарри Трумен, — так мы не договаривались — ты обещала только кофе. — Я думаю, шериф, что офицер Брендон сильно замерз. Посмотри, какой он весь мокрый, — принялась оправдываться Люси. — И думаю, немного виски ему не повредит.

Гарри испытующе посмотрел на Энди. Тому, конечно же, хотелось отказаться. Но он вспомнил разговор с матерью и ее утверждение, что каждый настоящий полицейский должен уметь ругаться и уметь пить. — А, черт, — махнул рукой Энди, и добавил, — наливай, Люси.

Янтарная жидкость полилась в стаканы. И когда сослуживцы уселись за столом, то им сделалось уютно и тепло. Гарри Трумен немного отпил из стакана и отставил его в сторону. Люси лишь прикоснулась губами к напитку. А Энди Брендон, уже решившись на все, одним махом осушил стакан. Его лицо исказила судорога. Он через силу сглотнул и тут же принялся запивать виски кофе. Но кофе был очень горячим и Энди принялся махать рукой, широко раскрыв рот. — Энди, с тобой все в порядке? — забеспокоилась Люси. — Конечно, конечно, дорогая, — через силу выдавливал из себя слова Энди.

Гарри лишь скептично посмеивался и усмехался краешком губ. — Люси, я думаю, что Энди не вредно будет и повторить. Смотри, как он залихватски выпил.

Люси, привыкшая буквально воспринимать все распоряжения своего шефа, еще до конца не сообразив, что делает, вновь налила четверть стакана и подала его Энди. Тот, боясь показаться нерешительным, вновь выпил стакан залпом. Но теперь он не скривился. На его лице появилась блаженная улыбка. Наконец-то, Энди Брендон почувствовал себя настоящим мужчиной, настоящим полицейским.

Гарри не на шутку встревожился. Глаза Энди явственно смотрели в разные стороны. Один был направлен на шерифа, второй — на Люси. Один глаз был строг, второй — радостно светился. — Послушай Люси, — зашептал шериф, — по-моему, мы с тобой переборщили.

Люси была счастлива и, казалось, не замечала превращений офицера Брендона. — А-а, что, босс? — Я тебе говорю, Люси, что мы, кажется, переборщили с виски. Брендон, по-моему, в стельку пьян.

Люси всмотрелась в лицо своего парня. Озабоченность Гарри передалась и ей. Энди хотел что-то сказать, но язык заплетался. И он жестом показал, чтобы Люси налила еще.

Но шериф решительно закупорил бутылку и поставил ее на пол. — Послушай, Брендон, — сказал Гарри. — Сэр, помните, как я спас вам жизнь? — с пафосом произнес Энди. — Конечно, Энди, помню. Только с чего это ты стал называть меня на Вы? — А что, разве мы знакомы? — сказал Энди и поник головой. — Ладно, Люси, — вздохнул Гарри, — это я виноват. — Да что вы, босс, — засуетилась она, — это я во всем виновата. Видите, как глупо все получилось.. Это все мой идиотский звонок. Но я была так напугана. — Давай, Люси, поможешь дотащить мне Брендона до машины, а я уж завезу его домой.

Гарри и Люси подхватили Энди под руки. Тот счастливо улыбался и старался поцеловать Гарри в ухо. Трумен увернулся и сказал, обращаясь к Люси: — По-моему, у вас с Энди теперь все будет хорошо. — Какое уж тут хорошо? — чуть не вслипывала Люси, — только вы, босс, пожалуйста, никому об этом не рассказывайте. Ведь все будут смеяться над Брендоном. — Да нет, что ты, я сам завезу Энди домой и сразу же про все забуду. — Правда? — абсолютно искренне спросила Люси. — Конечно, — отвечал Гарри, таща Энди по плиткам дорожки. Тот невпопад переступал ногами и все время приговаривал:— Эй, Гарри, куда ты меня тащишь? Люси, ты что, хочешь от меня избавиться?

Хорошо, хорошо, Энди, все в порядке, все отлично.

Гарри и Люси погрузили Брендона в машину. — Мне так неудобно, босс, — еще раз попробовала обратиться к шерифу Люси. — Да, ничего, не переживай. Все нормально. Энди настоящий парень.

Шериф вскинул на прощание руку. Его машина резко развернулась и понеслась к дому Брендона. Ехать было недолго.

Наконец, Гарри Трумен дотащил упирающегося Энди к дверям его дома. Энди, казалось, немного протрезвел. Он достал ключ и открыл дверь, — Энди, я все-таки доведу тебя до постели, — предложил Гарри.

Тот пожал плечами и не в силах вымолвить ни слова, просто кивнул головой. Так они и вошли в гостиную — Гарри обнимал Энди за плечи. — Добрый вечер, миссис Брендон, — немного растерянно сказал шериф, заметив, что в гостиной за столом сидит мать Энди. — Доброй ночи, — ледяным голосом проговорила миссис Брендон.

От звука голоса матери Энди встрепенулся. Он вскинул голову и уже окончательно протрезвел, когда увидел, что мать держит в руках номер журнала «Мир плоти», который он по неосторожности забыл на своей кровати. — Доброй ночи, — откланялся Гарри Трумен. — Что это такое, сын? — грозно спросила миссис Брендон и громко ударила журналом о крышку стола.

Энди хотел что-то ответить, но только виновато опустил голову.

Глава 48

Беседа Дэйла Купера и Альберта Розенфельда в закусочной. — Арнольд Розенфельд демонстрирует свои выдающиеся знания криминалистики. — Гарри Трумен рассказывает Дэйлу Куперу о странной истории, произошедшей с ним в Санта-Монике.


Приезд в город Альберта Розенфельда несколько воодушевил Купера — он надеялся, что тот, как классный специалист, поможет разрешить некоторые загадки, поставившие агента ФБР и тупик.

Купер был неплохим психологом, и он знал, причем не только по собственному опыту, но и из курса психологии, пройденного в Академии ФБР в Филадельфии: ничто не располагает так к откровенности, как питье кофе в каком-нибудь тихом заведении. Свой утренний кофе Дэйл пил или в кабинете Трумена, если утро заставало его там, или в кафе Нормы Дженнингс. Помня о несколько натянутых отношениях Розенфельда с местным шерифом, Купер решил избрать кафе, как достаточно нейтральное место.

Сидя за столиком, Купер с улыбкой смотрел на судмедэксперта — тот, не в силах дождаться, пока кофе остынет, ожег язык и теперь выглядел несколько расстроенным.

Розенфельд, отставив чашечку, обернулся к Дэйлу. — Чего ты улыбаешься?..

Дэйл опустил глаза в чашку, чтобы не рассмеяться во весь голос. — Тебе смешно, что я так ожегся?.. — Нет… Теперь ты хоть на какое-то время будешь вынужден воздержаться от слов вроде «козел», «урод», «кретин» и «ублюдок», — объяснил Купер причину своего хорошего настроения.

Альберт улыбнулся в ответ и, попробовав кофе, чтобы убедиться, достаточно ли он остыл, отважился, наконец, сделать небольшой глоток. — Извини, Дэйл, но у меня такой характер… Да, — спохватился он, — а как ты себя чувствуешь?..

Дэйл, сделав еще несколько глотков, ответил вопросом на вопрос: — А почему это тебя так интересует?..

Розенфельд заложил ногу за ногу. — Этот вопрос к человеку, получившему три пули в живот, совершенно не лишен…

Дэйл махнул рукой. — А-а… Нормально… Можешь не волноваться.

Розенфельд допил кофе до половины и решительным жестом отставил чашку. — Все, с меня достаточно… В этом паршивом городишке ничего не могут делать толком, даже кофе варить… — посмотрев на Купера, он произнес: — а я, Дэйл, между прочим, и не волнуюсь… — Тогда зачем же спрашиваешь?..

Розенфельд вздохнул, словно этот вопрос доставил ему какое-то неудобство. — Из вежливости… — Понятно, — протянул Купер, — что ж, спасибо за искренность… — сделав несколько небольших глотков, он отставил кофейную чашку и, обернувшись к судмедэксперту, произнес: — Честно говоря, после этого покушения я расстроился не из-за того, что могу умереть, а из-за того, что могу умереть, ничего так и не увидев,..

Розенфельд улыбнулся. — Ты имеешь в виду Тибет?.. — Альберт прекрасно знал, что Тибет был давней и до сих пор неосуществленной мечтой Дэйла.

При слове «Тибет» у Купера загорелись глаза. — Альберт, ты знаешь, я недавно перечитал одну занимательную книгу… — начал Дэйл.

«И зачем я только ему напомнил? — удрученно подумал Альберт, — сейчас как минимум на полчаса зарядит лекцию о махаяне…»

Розенфельд не ошибся: последующие минут двадцать ему пришлось выслушивать слова Купера о Тибете и тибетской культуре. Розенфельд попробовал было отключиться, однако это не удалось ему полностью — до сознания то и дело долетали обрывки фраз: «В первом веке до нашей эры…» «В эпоху династии Тан…», «Во времена, предшествующие завоеванию Китая маньчжурскими племенами…» «Последний далайлама…»

Наконец судмедэксперту удалось вставить реплику: — Дэйл, все это, конечно же, очень и очень интересно, но теперь мне все-таки хотелось бы отвлечься от событий, произошедших в Тибете двадцать столетий назад, чтобы выяснить, что все-таки происходит в Твин Пиксе в наше время…

Дэйл откинулся на спинку стула. — Как жалко, что так и не удалось тебе всего рассказать…

Розенфельд поморщился, — рассказы Купера ему приходилось выслушивать неоднократно. — Расскажешь в другой раз… Если, конечно, следующий, кто будет на тебя покушаться, будет порасторопней и пометче… А знаешь, — ехидно заулыбался паталогоанатом, я уже готовился к вскрытию твоего трупа,.. Из уважении к тебе я не стал бы затребовать твое тело в Сиэтл, а припыл бы сюда сам. — Немного помолчав, он добавил. — Если честно, я, когда ехал в этот паскудный городок, так надеялся посмотреть, что у тебя там внутри…

Купер не дал ему договорить: — Ладно, мы действительно отвлеклись, а потому — ближе к делу. — Есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Розенфельд— Да. Как я только что узнал, Роннета Пуласки вышла из состояния комы… — А она может говорить?..

Дэйл отрицательно помотал головой. — Еще нет… Уильям Хайвер говорит, что это случится не ранее, чем через несколько недель.

Альберта эти сроки явно не удовлетворяли. — Мы не можем столько ждать,.. — Вот именно…

Судмедэксперт предложил:— Может быть, показать ей портрет?.. — Да, — согласился с ним Дэйл. — Я тоже об этом подумал… Только, если ты не против, я бы хотел отправиться в клинику с шерифом…

Розенфельда это вполне удовлетворило. — Хорошо, — он согласно закивал, — хорошо, Дэйл, делай, как считаешь нужным… Кстати, — оживился он, — я провел вскрытие тела Жака Рено…

Купер поднял голову. — Ну, и каковы же результаты?..

Альберт, словно вспомнив о чем-то приятном — каждое вскрытие человеческого тела доставляло ему довольствие, было настоящим праздником — с необычайно довольным видом заулыбался. — В желудке покойного обнаружено, — принялся он перечислять таким тоном, каким обычно следователи зачитывают реестр похищенного, — автомобильный номер штата Северная Дакота, четыре пустых жестянки из-под пива, наручные часы без секундной стрелки, восемнадцать пуговиц, согнутая чайная ложечка… — Хватит, хватит, — перебил его Дэйл, — твои шутки иногда просто невыносимы…

Розенфельд пожал плечами. — Не нравится — не слушай… Да, кстати, забыл о самом главном — оказывается, Жак Рено был не удавлен, как я первоначально предположил, а задушен подушкой… Убийца был в перчатках. — После небольшой паузы Альберт добавил: — Видимо, кому-то в этом городе была очень нужна смерть крупье… Представляю, какие тайны этот Рено унес с собой в могилу.

Купер заметил:— Удавлен или задушен — какая, собственно, разница? Главное то, что этого Рено уже нет в живых. — Э, нет, — воскликнул Розенфельд, — есть разница, притом иногда — очень даже существенная. — Паталогоанатом очень не любил, когда люди, не понимающие всех тонкостей его редкой профессии, начинали судить о ней таким же образом, как Купер. — Вот, например, недавно…

Дэйл с тоской посмотрел на Розенфельда.

«Ну, сейчас начнет про токсины, алкалоиды, радиологические исследования и прочее, — подумал он. — Ничего не поделаешь — придется выслушать…»

Альберт был очень воодушевлен возможностью рассказать сослуживцу очередной случай из практики — кроме того, это была замечательная возможность своеобразной мести за Тибет. — Так вот, — начал он, — по поводу разницы… Помню, когда я работал в институте судебной медицины — ты ведь знаешь, я не сразу пришел в Федеральное Бюро Расследований, — так вот, когда я работал там, ко мне пришел агент одной крупной страховой фирмы. Он попросил меня переговорить с ним по одному конфиденциальному и действительно неотложному вопросу, так как в капелле на городском кладбище уже был установлен гроб с телом одного двадцативосьмилетнего коммерсанта, чье погребение должно было состояться через час. Из данных прокуратуры явствовало, что этот коммерсант несколько дней назад во время служебной поездки на своем красном «ниссане» на одной из городских улиц на небольшой скорости налетел на дорожный столб. Удар не был силен, но автомобиль все же загорелся, и тело коммерсанта вытащили с водительского места полностью обуглившимся. — А при чем же здесь страховая компания? — осведомился Купер. — Понимаешь, проблема этой страховой компании заключалась в том, что коммерсант застраховался от несчастного случая не только у них, но еще в трех местах, причем на неимоверную, если судить по его финансовому состоянию сумму — что-то около пяти миллионов долларов. Договоры страхования вступили в законную силу всего несколько дней назад. Вдова погибшего сразу же после смерти предъявила претензии на страховые суммы. Многое во всем этом казалось подозрительным. Правда, представитель страховой компании пояснил, что существует, правда, вероятность того, что у коммерсанта было больное сердце, и вследствие сердечной слабости он наехал на дорожный столб. Не исключалось и самоубийство. Во всяком случае, после не слишком-то приятных объяснений он добился у вдовы погибшего разрешения на вскрытие тела и теперь просил меня произвести его.

Дэйл иронически поинтересовался: — И ты, разумеется, согласился?.. — Конечно, — кивнул Розенфельд. — Так вот, никакой возможности привезти труп в лабораторию не было, и вскрытие оказалось возможным только в капелле городского кладбища. — Прямо как в фильме ужасов… — Не перебивай. У меня, как ты знаешь, есть отличное чутье на случаи, когда пахнет преднамеренным убийством…

Дэйл как бы между прочим заметил:— Кроме того, ты очень скромен…

Альберт продолжил:— Разумеется, я немедленно дал согласие и помчался на кладбище. В гробу лежал страшно обугленный торс, к которому прилепились шейный отдел позвоночника с основанием черепа, верхняя половина обоих бедер и части рук. Кроме того, у трупа сохранилась даже часть головного мозга, размером где-то с кулак. Сколь ни безнадежным казалось состояние трупа для патолого-анатомического исследования, оно, тем не менее, было произведено. О том, что применительно к торсу речь шла об останках мужчины, установить было довольно легко: его член хотя и был достаточно обуглен, однако неплохо сохранился… Я даже хотел было заспиртовать его и передать потом вдове как сувенир, но в последний момент передумал, — попытался было пошутить Розенфельд. — Ну, а что потом? — Довольно равнодушным тоном спросил Купер. — Потом я принялся за исследования головного мозга, — с воодушевлением произнес Розенфельд, — он был в поразительно свежем состоянии. Я никак не мог этого объяснить. Ни в полости рта, ни в трахее, ни в сохранившейся части гортани я не нашел никаких отложений сажи. Правда, в сердце было немного сгустков крови. Правая нижняя доля легкого отлично сохранилась…

Слушая рассказ Розенфельда, Купер никак не мог понять, издевается он над ним или действительно говорит всерьез. — Так вот, я поместил кровь из сердца и долю легкого в специальные колбы, чтобы продолжить исследования в лаборатории. Однако при изучении сохранившихся костей я удивился. Они были настолько слабы и до того напоминали легкую костную структуру женщины, что я невольно насторожился. Я начал сомневаться, действительно ли речь идет о мужском скелете. — А как же обугленный член?.. — с неприкрытой издевкой спросил Дэйл.

Альберт оставил этот вопрос без внимания. — Более того, когда я распилил хорошо сохранившуюся суставную головку левого плеча, то без труда узнал остатки хрящевых пленок, которые встречаются только у подростков на стыках суставов длинных трубчатых костей и исчезают к двадцати, самое позднее — к двадцати трем годам… Уверен, Дэйл, что у тебя их давно уже нет… — это был ответный удар за реплику об обугленном члене. — Погибший же был значительно старше этого возраста и, как явствовало из документов, был крепкого телосложения, широкоплеч и коренаст. До моего слуха доносились приглушенные голоса собравшихся, пришедших проститься с телом покойного, когда я покинул капеллу через заднюю дверь. Придя в институт, я приступил к исследованию взятой из сердца крови на предмет содержания в ней окиси углерода. Я применил все возможные химические и радиологические методы, и все они дали отрицательный ответ. Тогда я понял, что мои подозрения относительно того, что этот покойник — вовсе не тот, за которого его пытаются выдать, подтверждаются. Ибо если в дыхательных путях нет сажи, а в крови — окиси углерода, то это значит, что он погиб задолго до того, как сгорел в своем «ниссане»… — Это и есть та мелочь, которая может сыграть решающее значение? — спросил Купер, которого заинтересовал рассказ коллеги. — Да. Рассказывать дальше?..

Дэйл кивнул. — Рассказывай, хотя и так, по-моему, все понятно…— Таким образом, я попытался установить, не стал ли покойник жертвой чьего-нибудь насилия, до того, как сгорел в автомашине. Кстати, это достаточно серьезная проблема — отличить повреждения, полученные человеком при жизни от тех, которые сознательно или случайно получены им после смерти… Изготовив микроскопический срез той части легкого, которое я принес с кладбища, и, положив этот срез под сильный микроскоп, я заметил, что части самых мельчайших сосудов легкого закупорены светлыми, как вода, каплями, по форме напоминающими колбаски. Иными словами, легочные сосуды были закупорены телесным жиром. Всем, даже начинающим практику, патологоанатомам известно, что в ряде случаев, особенно при воздействии ударов по телу человека тупым предметом, вследствие переломов костей, повреждений черепа, садистских пыток, подчас даже при обычных сотрясениях тела жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды, а оттуда через сердце — и в легкое. В результате наступает закупорка сосудов легких, что ведет к нарушению кровообращения и к смерти… Короче говоря, мне стало совершенно ясно, что покойник, захороненный на городском кладбище, был, по всей вероятности, убит прежде, чем сгорел в огне. Разумеется, я сразу же проинформировал о своих подозрениях федеральную полицию. Суть моих выводов сводилась к следующему: во-первых, покойник наверняка не является тем самым коммерсантом. Во-вторых, речь идет о каком-то неизвестном лице, которое было сперва убито, а потом — сожжено. В-третьих, вероятный убийца — коммерсант. В-четвертых — совершенно исключается уничтожение в огне тех частей тела, которые отсутствовали на туловище покойника, захороненного на городском кладбище. Те, разумеется, справедливо посчитав, что разговор идет о страховом мошенничестве, сопряженным с преднамеренным убийством, решили, что тот коммерсант прячется где-то поблизости, и в ближайшее время наверняка попытается войти в контакт со своей женой. Федеральная полиция, получив соответствующее разрешение, подключилась к домашнему телефону жены погибшего коммерсанта. И вот, спустя несколько дней, она засекла звонок из Нью-Йорка. Было установлено, что звонят из гостиницы «Чарлтон». Полицейские мгновенно связались с тамошними коллегами и установили, что там и проживает тот самый коммерсант. Спустя несколько часов он был арестован. На допросе он сообщил, что еще несколько лет назад у него возник план добыть большую сумму денег путем страхового мошенничества, для чего он и намеревался сжечь вместо себя какого-нибудь незнакомца. Предварительно заключив несколько страховых договоров, он принялся охотиться за своей будущей жертвой. В первый раз ему не повезло: заманив в свой автомобиль одного дорожного рабочего, он попытался его убить, но тот оказался весьма проворным и убежал. В следующий раз он подготовился более обстоятельно: он проинструктировал жену, что если в случае удачи его план удастся, он позвонит ей и подробно опишет одежду убитого, чтобы при опознании та назвала ее одеждой, в которой последний раз видела коммерсанта. На следующий день на шоссе он заметил одинокого путника. Правда, тот не был на него похож; впрочем, выбирать было не из чего, и посему это обстоятельство мало смутило преступника. Незнакомец был тщедушным малым и притом — намного моложе коммерсанта. Но злодей решил, что это даже и к лучшему, потому что жертва во всяком случае должна быть слабее. По пути в город попутчик заснул. Тогда коммерсант очень осторожно наехал на столб, а проснувшемуся на миг попутчику объяснил, что произошла небольшая заминка. Выйдя, он облил машину бензином и, бросив спичку, удрал.

Купер поинтересовался:— Тебя, разумеется, не устроило такое объяснение?.. — Разумеется… Этот парень плохо разбирался в медицине… Против него был один факт, одна мелочь — закупорка сосудов легкого телесным жиром. Уже после того, как он получил пожизненное заключение — ведь в нашем штате не предусмотрен закон о смертной казни — он признался, что сперва задушил свою жертву… — Кстати, — произнес Купер, воодушевившись, что, Альберт, наконец-то закончил свой рассказ, — кстати, тела Кэтрин Пэккард до сих пор не нашли… Ты ведь знаешь, как тщательно обыскали полицейские сгоревшую лесопилку… — Мне кажется, его найдут, — ответил Розенфельд. — Насколько я знаю, в огне такой силы от человеческого тела хоть что-то, но все-таки должно остаться. А что касается самого пожара, то, вне всякого сомнения — это поджог. Как ты думаешь, чьих рук это дело?..

Купер прищурился, словно от яркого света. — Вообще-то, честно говоря, я подозреваю Лео Джонсона, — произнес он, — хотя и не уверен до конца… Надо бы допросить Шейлу. — А она где?.. — В больнице, — ответил Дэйл. — Я думаю, в самое ближайшее время она обязательно даст показания.

Розенфельд поднял брови. — Против мужа?.. — А почему бы и нет? Ладно, — произнес Купер, поднимаясь из-за столика, — пошли…

Уже сидя в машине, Альберт сказал таким голосом, которым обычно говорил о каких-нибудь чрезвычайно важных вещах:— Ты знаешь, Дэйл… Я ведь прибыл сюда не только по поводу убийства Лоры Палмер…

Купер насторожился. — У тебя есть еще какие-то причины?.. — Да. — Что-то случилось?..

Альберт произнес очень тихо, почти шепотом:— Эрл. Уиндом Эрл…

Дэйл нахмурился. — Что с ним?..

Уиндом Эрл также был агентом Федерального Бюро Расследований, более того — это был бывший напарник Дэйла Купера. Купер многим был обязан Эрлу в профессиональном отношении — сразу же после того, как Дэйл, выпускник Академии ФБР в Филадельфии прибыл в Сиэтл, Эрла закрепили за новичком. Потом ветеран правоохранительных органов ушел на пенсию, после чего след его затерялся. Все попытки Купера выяснить, что произошло с его бывшим напарником, оканчивались неудачей. — Что с ним? — повторил Купер свой вопрос. — Понимаешь, — начал Розенфельд, — дело в том, что, как оказалось, сразу же после того, как Эрла направили на пенсию, его неизвестно по каким причинам заточили в психбольницу закрытого типа — это что-то вроде тюрьмы… Мне кажется, — Альберт несколько понизил голос, — мне кажется, Дэйл, это произошло потому, что он слишком много знал… Только понятия не имею чего… — Да, — процедил сквозь зубы Купер, — это еще хорошо, что ты понятия не имеешь… Имел бы, так наверняка бы лежал с Уиндомом в одной палате… — Там одиночки, как в тюрьме… — Значит, по соседству… Перестукивались бы сквозь стены… Ну, и что же дальше? — Так вот — из этой психушки он куда-то сбежал… Каким образом это ему удалось — понятия не имею. Что-тo очень странно…

Купер не знал, как ему следует воспринять это сообщение — с радостью ли или нет. — А какое отношение это имеет к Твин Пиксу?.. — спросил он наконец. — Никакого, — тут же ответил Розенфельд. — Абсолюту никакого отношения… Просто мне иногда кажется, что этот город, при всей своей паскудности — в чем-то очень своеобразный и загадочный… Просто он, при всей внешней схожести, отличается от подобных городов.

Купер при этих словах вспомнил о видении, которое он про себя назвал «стариком Хилтоном в молодости» и о загадочном исчезновении кольца. — Да, ты прав, — в задумчивости произнес он, — что-то тут не так… — выставив перед Альбертом обе руки, он произнес: — а ведь у меня пропало кольцо… Оно вот тут было, на мизинце левой руки… Я не мог его просто потерять, это наверняка… — Послушай, а может быть, тут орудует, — Розенфельду стало даже смешно от своего предположения, — может быть, нечистая сила, а?..

Купер махнул рукой. — Честно говоря, я уже ничему не удивлюсь… Ладно, заводи машину, поехали…

Розенфельд включил двигатель. — Куда?.. — К шерифу…


Зная о несколько натянутых взаимоотношениях Трумена и Розенфельда, Дэйл попытался сразу же разрядить обстановку шуткой:— А ты знаешь, — обратился он к Гарри, — вот мой коллега высказал предположение, что в Твин Пиксе орудует — кто бы ты думал? — нечистая сила.

Вопреки ожиданию, Трумен отнесся к этому весьма серьезно. — В Твин Пиксе — навряд ли, — ответил он после некоторого раздумья. — Я неплохо знаю этот город.

Эта фраза была сказана таким тоном, что Дэйл невольно спросил:— Гарри, ты говоришь так, будто бы действительно когда-нибудь имел дела с нечистиками. — Не говори так об этом, — ответил Трумен, нахмурившись, — это не самая лучшая тема для шуток… — заметив, что он еще не предложил им сесть, шериф поспешил исправить эту оплошность: — прошу вас… — он указал на кресла. — Нажав кнопку селектора внутренней связи, Трумен произнес в микрофон: — Люси, будь добра, принеси нам чего-нибудь… например, вишневого пирога.

Розенфельд, стараясь не смотреть на шерифа, уселся в кресло и отвернулся к окну. — Гарри, ты что — действительно веришь в разные сверхъестественные явления? — поинтересовался Купер со скрытой издевкой, — ты, наверное, чересчур часто смотришь на ночь фильмы ужасов… — Не следует над этим смеяться, — вновь произнес шериф. — Тем более, что в своей жизни мне действительно пришлось однажды столкнуться если и не со сверхъестественным, то, как минимум, с совершенно необъяснимым с точки зрения здравого смысла явлением.

Розенфельд неожиданно повернулся к Трумену. — Вот как?.. — Да.

То ли для того, чтобы поиздеваться над шерифом, то ли по причине, что патологоанатому действительно было это интересно, то ли желая насолить Дэйлу, которого, насколько мог судить Розенфельд, подобные россказни приводили как минимум в скверное расположение духа — Дэйл, как истинный логик и рационалист, никогда не верил ни в загробную жизнь, ни в привидения, ни в духов — во всяком случае, так всегда думал Альберт — а может быть, и по всей совокупности причин, патологоанатом спросил:— Не могли бы вы рассказать нам об этом?..

Шериф колебался — ему не очень-то хотелось выполнять просьбу судмедэксперта.

Розенфельда неожиданно поддержал Купер:— Гарри, если это действительно так интересно и необъяснимо, почему бы тебе и не рассказать?..

«И с чего это Купера так заинтересовали подобные вещи? — с удивлением подумал Альберт, — что-то не припомню, чтобы Дэйл проявлял интерес к подобного рода явлениям… Что ж, послушаем…»— Так ты расскажешь нам? — повторил свою просьбу-вопрос Купер.

Отказать Дэйлу Гарри не мог — настолько он уважал этого человека. — Значит, так, — начал он, — однажды, будучи на отдыхе в Калифорнии, я очутился неподалеку от Санта-Моника, небольшого теперь городка, который, однако, во времена «золотой лихорадки» был одним из крупнейших центров старателей. Как назло, не доезжая несколько миль до города, машина моя сломалась, телефона для вызова аварийной службы поблизости нигде не было. Наступил вечер, а с ним — и темнота. Я, закрыв автомобиль и оставив его на трассе, решил добираться до Санта-Моники пешком. Надо сказать, что я достаточно неплохо ориентируюсь на местности, кроме того, мне уже приходилось несколько раз бывать в городе, и поэтому наступившая темнота не слишком пугала. Размышляя о том, как я проведу вечер в городе, я не замечал, куда бреду, пока внезапно хлестнувший мне в лицо порыв холодного ветра не вернул меня к действительности. Оглядевшись, я с удивлением обнаружил, что все вокруг мне незнакомо. По обе стороны трассы простиралась безлюдная равнина, поросшая высокой, давно не кошенной, сухой травой, которая шуршала под осенним ветром. На большом расстоянии друг от друга возвышались громады причудливых очертаний; мне почудилось, что между ними есть какое-то тайное согласие, и что они обмениваются многозначительными зловещими взглядами, вытягивая шеи, чтобы не пропустить какого-то долгожданного события. Тут и там торчали высохшие деревья, словно предводители этих злобных заговорщиков, притаившихся в молчаливом ожидании. Были сумерки. Я отдавал себе отчет в том, что воздух — сырой и промозглый, но ощущал это как бы умственно, а не физически — холода я не чувствовал. Над унылым пейзажем нависали низкие свинцовые тучи. Во всем присутствовала угроза, недобрые предзнаменования. Ветер стонал в голых сучьях мертвых деревьев, трава шелестела, и больше ни один звук не нарушал покоя мертвой равнины. Я заметил среди травы множество разрушенных непогодой камней, некогда обтесанных рукой человека. Камни растрескались, покрылись мхом, наполовину ушли в землю. Некоторые лежали плашмя, другие торчали в разные стороны, ни один не стоял прямо. Очевидно, это были надгробья, но сами могилы уже не существовали, от них не осталось ни холмиков, ни впадин — время сравняло их. Кое-где чернели более крупные каменные глыбы. Эти развалины казались такими древними, что я невольно вообразил себя первооткрывателем захоронения какого-то неизвестного племени. Углубленный в свои мысли, я даже забыл обо всех предшествующих событиях и вдруг подумал: «Как я сюда попал?..» Минутное размышление — и я нашел разгадку: я вспомнил, что меня терзала какая-то болезнь, что в бреду я беспрестанно требовал свежего воздуха и врачи насильно удерживали меня в постели. Правда, это было уже несколько недель назад, и болезнь, вроде бы, отступила… Ничто не указывало на присутствие здесь человека; не видно было дыма, огней рекламы и шума проезжавших автомобилей, — ничего, кроме древнего тоскливого кладбища, окутанного тайной и ужасом. «Неужели у меня вновь начинается болезнь и неоткуда ждать помощи?» — в ужасе подумал я. Шум позади заставил меня обернуться. Ко мне из-за высоких зарослей приближалась какая-то неестественно огромная собака. Я бросился к ней с громкими воплями. Собака невозмутимо пробежала на расстоянии вытянутой руки и скрылась за одним из валунов. Минуту спустя, точно из-под земли, невдалеке вынырнула голова человека, — он поднимался по склону низкого холма, вершина которого едва возвышалась над окружающей равниной. Скоро я увидал и всего человека. Его обнаженное тело прикрывала одежда из шкур. Нечесаные волосы висели длинными космами, борода свалялась. В одной руке он держал лук и стрелы, в другой — пылающий факел, за которым тянулся хвост черного дыма. Видеть подобные вещи в наше время, в эпоху компьютеров и сверхзвуковых скоростей было более чем странно. Человек ступал медленно и осторожно, словно боялся провалиться в могилу, скрытую под высокой травой. Странное видение удивило меня, но не очень напугало, и, направившись ему навстречу, я окликнул его. Как бы не расслышав меня, странный человек продолжил свой путь, даже не замедляя шага. Тогда я попросил его указать мне дорогу в Санта-Монику. Человек прошел мимо и, удаляясь, загорланил какую-то варварскую песню на незнакомом мне языке. С ветки полусгнившего дерева зловеще прокричала сова, в отдалении откликнулась другая. Я присел на корни высокого дерева, чтобы обдумать положение, в котором очутился. Я не чувствовал, что болен; наоборот — ощущал в себе неведомый прилив сил. Обнаженные корни могучего дерева, к стволу которого я прислонился, сжимали в своих объятиях гранитную плиту, уходившую одним концом под дерево. Плита, таким образом, была несколько защищена от дождей и ветров, но, несмотря на это, изрядно пострадала. Грани ее затупились, углы были отбиты, поверхность изборождена глубокими трещинами и выбоинами. Эта плита когда-то прикрывала могилу, из которой много веков назад выросло дерево. Жадные корни давно опустошили могилу и взяли плиту в свои объятия. Внезапный ветер сдул с нее сухие ветки и листья; в лунном свете я увидел выпуклую надпись и нагнулся, чтобы прочитать ее. Я чуть не сошел с ума в тот момент: там было мое полное имя и фамилия, дата моего рождения и дата смерти — предыдущий день!.. Не помню, как я добрался до Санта-Моники — видимо, меня подобрала какая-то попутная машина… Несколько последующих недель я пролежал в горячке. С тех пор я очень серьезно отношусь к подобным явлениям, — закончил свой рассказ Гарри.

В кабинете воцарились тишина — каждый на свой манер обдумывал слова Трумена.

Первым нарушил молчание Дэйл:— Действительно, странно… — он хотел было рассказать всем присутствовавшим о непонятном видении в гостиничном номере, но в последний момент почему-то передумал, — странно и необъяснимо…

Розенфельд с сомнением покачал головой. — Никогда не сталкивался с подобными вещами… — Интересно, кто же стрелял в тебя, Дэйл?.. Неужели какой-нибудь дух или привидение?..

Трумен, не глядя в сторону Альберта, произнес:— Я опросил всех официантов и портье. Как и следовало предполагать, никто в ту ночь ничего подозрительного не видел и не слышал. Патриарх всех официантов утверждает, что ночь была такой же, как и всегда.

Купер поднялся со своего места. — Ну что, — произнес он, обращаясь к обоим собеседникам, — работы у нас хватит. Необходимо побеседовать с Шейлой Джонсон и Ронни Пуласки. Поехали?..

Глава 49

Донна Хайвер, следуя по маршруту Лоры Палмер в фургоне «Обеды на колесах», неожиданно сталкивается с необъяснимыми явлениями. — Шериф Трумен и агент ФБР Купер пытаются беседовать с Ронни Пуласки. — Странное поведение Леди-С-Поленом.


Фургон кафе Нормы Дженнингс остановился перед небольшим аккуратным коттеджем. Донна, вынув из кармана вчетверо сложенную бумажку и развернув ее, прочитала: «Миссис Сильвия Тернер. Заказ — раки в белом вине».

Взяв с сидения никелированный поднос с заказом, она прошла в сторону коттеджика. Девушка подошла к дверям и постучала, — Миссис Тернер! Это из «Обедов на колесах»!.. — представилась она.

С той стороны послышалось негромкое:— Войдите.

Комната миссис Тернер представляла собой нечто среднее между музеем и хранилищем случайных вещей. По стенам висели старинные дагерротипы каких-то молодых людей, портреты, исполненные маслом и акварелью. В углу комнаты стоял патефон с расписным раструбом — Донна видала такой только на картинках да в музее городского быта в Новом Орлеане, когда ездила туда на каникулы с отцом еще маленькой. На подоконнике стояли потрескавшиеся расписные вазы — по толстому слою пыли можно было предположить, что домашние дела не очень-то беспокоят хозяйку квартиры. В книжном шкафу виднелись кожаные корешки каких-то древних фолиантов, золотое тиснение которых потускнело от времени — Донна, обернувшись, попыталась было определить, что это за книги, но ей этого не удалось — надписи были на латинском, греческом и древнееврейском языках.

Сама миссис Тернер — довольно отталкивающего вида старуха с жидкими белесыми волосами, морщинистым лицом и синими, как у утопленницы, губами — лежала на кровати посреди комнаты. Подойдя к кровати, Донна поставила поднос на тумбочку. — Сюда можно?

Старуха кивнула. — Да…

Открыв крышку, старуха внимательно посмотрела на принесенное блюдо, после чего перевела взгляд своих слезящихся глазок на девушку. — Я же уже просила… — начала она весьма недовольным тоном.

Донна всем своим видом попыталась изобразить максимум внимания. — Слушаю вас, мэм…

Миссис Тернер безобразно зажевала полупровалившимся ртом. — Я же просила не присылать мне больше кукурузного пюре…

Донна совершенно точно знала, что на подносе нет кукурузного пюре — более того, ей было известно, что это блюдо никогда не развозилось фургоном «Обедов на колесах». Донна, опустив глаза на поднос, несмело произнесла:— Но, мэм, тут нет никакого кукурузного пюре…

Неожиданно сзади послышался детский голос:— Иногда это делается вот так…

Донна обернулась — перед ней сидел мальчик лет десяти-двенадцати, одетый в миниатюрную фрачную пару. Щелкнув над головой пальцами, он вновь повторил:— Иногда это делается вот так…

Донна в полнейшем недоумении повернула голову к миссис Тернер.

Та повторила раздраженно:— Я же просила не присылать больше кукурузного пюре… Вы видите здесь, — она кивнула на тарелку с раками, — видите ли вы тут кукурузное пюре?..

Из вежливости Донна посмотрела в тарелку — рядом с раками действительно стояло небольшое блюдечко с тем самым продуктом, который миссис Тернер просила больше никогда не присылать.

«Ничего не понимаю», — подумала Донна. — Так видите или нет?.. — Продолжала вопрошать старуха.

Девушка растерянно ответила:— Да…

Мальчик во фрачной паре пришел от этого ответа в необыкновенный восторг. — Иногда это делается вот так!.. — Вновь повторил он фразу, смысл которой Донне был совершенно непонятен и щелкнул пальцем. — Иногда — вот так!..

Донна вновь посмотрела на поднос — блюдечка с кукурузным пюре там не было. Миссис Тернер захихикала. — Хи-хи-хи… А признайтесь честно, дорогая, что вы сейчас подумали?.. Наверное, что сошли с ума, не иначе?.. Не правда ли?..

Девушка перевела ничего не понимающий взгляд на миссис Тернер. — Что это?..

Старуха вновь захихикала. — Это мой внук… Он немного увлекается магией… А ты что, никогда не сталкивалась с людьми, которые увлекаются магией?..

Донна с недоумением пожала плечами. — Нет…

Старуха продолжила:— Многие современные люди не верят в чудеса, они утверждают, что мир логичен и рационален… Хи-хи-хи… Они заблуждаются…

Донна, вспомнив, что цель ее маршрута — не изучение магии и всего, с этим связанного, а информация о Лоре Палмер, попыталась перевести разговор на другую тему:— Извините, миссис Тернер, — робко произнесла она, — извините, а Лора Палмер, которая раньше приезжала к вам, она тоже…

Миссис Тернер не дала девушке договорить:— Лора? Палмер?.. Это, кажется, та, что недавно умерла?

Глаза Хайвер с надеждой заблестели. — Да-да, моя подруга… Вы знали ее?

Старуха с сомнением пожевала губами. — Нет…

Девушка обернулась в сторону мальчика во фраке — тот, улыбаясь, протягивал ей в сложенных горсткой руках кукурузное пюре.

Резко повернувшись к его бабушке, Донна поинтересовалась:— Может быть, вы что-нибудь помните о Лоре?

Старуха ответила совершенно безучастным голосом:— Нет.

Донна в полной растерянности заморгала. — И вы ничем не можете помочь мне?..

Неожиданно внук произнес резким скрипучим голосом, от которого по спине Донны забегали мурашки:— Бабушка… Мне кажется, это — очень хорошая девушка… Может быть, ей стоит чем-нибудь помочь?..

Старуха вновь громко зачмокала:— Да, да, конечно же, я и сама только что об этом подумала… Конечно же, стоит…

Донна с надеждой посмотрела на миссис Тернер. — Вот что… Тут напротив живет один довольно достойный человек, мистер Смит… Может быть, вы о нем что-нибудь слышали?

Девушка отрицательно покачала головой. — Нет, миссис Тернер… никогда не слышала, что в Твин Пиксе есть такой человек… — Так вот… Лора Палмер возила обеды и ему… Мне даже кажется, что мистер Смит может быть вам чем-нибудь полезен…

Поблагодарив, Донна взяла пустой поднос и, выйдя из коттеджика, прошла напротив, в дом мистера Смита. Постучав в двери, она громко крикнула:— Мистер Смит!.. Мистер Смит!.. Это из службы «Обеды на колесах»… Мистер Смит, пожалуйста, откройте, мне надо у вас кое-что спросить!..

Двери никто не открывал, но девушке, тем не менее, казалось, что в доме кто-то есть.

«Может быть, еще спит, — решила она, — надо бы ему записку оставить…»

Вытащив из нагрудного кармана четвертинку бумаги и авторучку, Донна написала: «Дорогой мистер Смит!.. Если вам не составит труда, позвоните мне по телефону… Заранее благодарна — Донна Хайвер».

Подсунув записку под двери, она направилась в сторону фургона. Неожиданно ей почудилось, будто бы со стороны дома мистера Смита донесся какой-то негромкий шорох. Донна обернулась и, не заметив ничего подозрительного, решила: «Показалось, наверное…»

Роннета Пуласки поправлялась; врачи говорили, что она уже вышла из состояния комы, но до полного выздоровления еще далеко.

Перед тем, как Купер и Трумен прошли в палату, доктор Уильям Хайвер предупредил:— Пожалуйста, постарайтесь не задавать ей лишних вопросов… Вы же сами понимаете, что ей пришлось пережить…

При этих словах Трумен, вспомнив, что Роннета сама напросилась сниматься в неприличных позах в журналы вроде «Суперплоть», осклабился. «Сама захотела, — подумал он».

Койка Пуласки стояла посреди небольшой полутемной палаты — шторы на окнах не давали возможность солнечному свету проникать в помещение. Справа и слева от кровати были столики с медицинским оборудованием, назначение которых вряд ли было понятно и Дэйлу, и Гарри.

Осторожно подойдя к кровати больной, Дэйл негромко произнес:— Ронни?..

Та открыла глаза. Купер продолжил:— Роннета, здравствуй… Я очень рад, что ты, наконец, выздоравливаешь… Извини, что я беспокою тебя, но мне необходимо задать тебе несколько вопросов… Ты ведь не станешь возражать, Ронни? — Купер вопросительно посмотрел на девушку. Та выразила глазами согласие.

Дэйл, достав из атташе-кейса два карандашных портрета, сделанных Мэдлин, протянул один из них лежавшей на кровати Пуласки. — Может быть, это лицо тебе знакомо?..

Пуласки, лишь бросив взгляд на лист бумаги, на котором было изображено лицо коротко стриженого человека с чертами лица, напоминавшими черты лица Лео — отрицательно помотала головой. — А этот?.. — Купер протянул ей следующий лист бумаги. Это был портрет длинноволосого блондина с крепкими зубами.

Ронни, едва бросив взгляд на следующее изображение, перекосилась, будто бы от неимоверных мучений. Тело ее пронизали конвульсии: ее трясло, будто бы в сильнейшем приступе лихорадки.

Трумен, испуганный неожиданной реакцией девушки, тут же выбежал на коридор. — Медсестра!.. Доктор Хайвер!.. — с неподдельным испугом закричал он. — Роннете плохо!.. Срочно кто-нибудь!.. На помощь!..

Пуласки несколько успокоилась лишь после того, как ей была сделана соответствующая инъекция. Идя по коридору, Трумен едва успевал за Дэйлом — настолько быстрой походкой тот шел. — Дэйл, значит, этот человек — и есть тот страшный насильник?.. — Спросил Трумен на ходу.

Купер, не оборачиваясь и не замедляя шаг, ответил: — Об этом еще рано судить… Продолжим поиски.

Гарланд Таундеш, отец Бобби, иногда также любил заходить в кафе Нормы — не столько для того, чтобы попить кофе (военные, как правило, не уважают этот напиток, предпочитая ему что-нибудь более крепкое), а несколько по иной причине: Гарланду как ничто другое нравилось появляться «на людях» в своем офицерском мундире, нравилось, когда при встрече горожане обращались к нему не просто «мистер», а «господин майор».

Заказав какой-то коктейль, Гарланд остался тут же, около стойки. Лениво помешивая соломинкой в напитке, он с грустью думал, почему со времен его молодости так измельчали нравы — под измельчением нравов Гарланд подразумевал, прежде всего, неуважение к армии и всего, что связано с этим священным для каждого американского патриота понятием. Размышляя таким образом, он не заметил, как к стойке приблизилась Леди-С-Поленом. Гарланд тяжело вздохнул и отвернулся — эту живую достопримечательность Твин Пикса он не переносил на дух.

Леди-С-Поленом, подойдя к Норме — за стойкой была сама хозяйка, произнесла:— Мне нужна медвежья лапа!..

Гарланд с удивлением повернул голову в сторону женщины.

«Что это еще за такая медвежья лапа? — подумал он. — Может быть, название какого-то коктейля?..»

Норма Дженнингс улыбнулась. — Конечно, мэм…

Леди-С-Поленом повторила:— Мне нужна очень хорошая медвежья лапа!..

Норма ответила голосом, каким опытные психиатры обычно говорят с безнадежными больными — приторно-ласково и спокойно:— Ну конечно же… — заметив, что посетительница двигает челюстями, миссис Дженнингс добавила; — Да, и у меня к вам еще одна небольшая просьба… Я думаю, вам не будет сложно ее выполнить… Леди-С-Поленом перестала жевать. — Какая же?..

Норма улыбнулась, — Если вам наскучит жевать ваш «чуингам», то, пожалуйста, не наклеивайте его на стойку и двери моего кафе… Пожалуйста, пользуйтесь специальными плевательницами.

Посетительница, переложив полено в другую сторону, ответила после небольшой паузы:— Хорошо. Постараюсь…

Гарланд хмыкнул. Леди-С-Поленом обернулась к майору. — Послушайте, — начала она, — вы, кажется, военный?..

Таундеш с нескрываемой гордостью, обернувшись к женщине, ответил:— Да.

Леди-С-Поленом спросила вновь:— Офицер?

Гарланд покосился на нашивки. — Да.

Леди-С-Поленом слегка наклонила голову. — Вы, наверное, воевали?

Гарланд важно выпятил грудь с орденскими планками. — Да. Защищал демократию во Вьетнаме. Наклонившись к орденским планкам, Леди-С-Поленом принялась изучать их. — А это за что?.. — Ткнула она пальцем в первую попавшуюся орденскую ленточку.

Таундеш наклонил голову и посмотрел себе на грудь. — Это — «Виртури Милитари», — иностранный орден, — пояснил он неспешно, — я получил его за операцию во Вьетконге в тысяча шестьдесят шестом году.

«Хоть один порядочный человек в этом городе, — подумал майор, — хоть эта достойная женщина интересуется моими боевыми наградами…»

Леди-С-Поленом восторженно воскликнула:— Вот видишь, какой интересный человек!..

Реплика адресовывалась полену, которое, как и следовало ожидать, ничего не ответило.

Леди-С-Поленом вновь произнесла своим неприятным скрипучим голосом — на этот раз Таундешу:— Вы не хотели бы побеседовать с моим поленом, господин майор?..

Таундеш замялся. — Извините, но мы не представлены…

Леди-С-Поленом улыбнулась. — Это ничего… Хотите, я вас представлю?.. Послушай, — эта фраза адресовалась уже полену — послушай, вот это — господин майор, а это, — она обернулась к Гарланду, протягивая ему обрубок дерева, — мое полено… Можете считать, что вы друг другу представлены.

Гарланд, откашлявшись, пробормотал:— Очень приятно…

«Нет, все-таки она — идиотка, — решил майор, — настоящая сумасшедшая…»

Голос Леди-С-Поленом приобрел заговорщические интонации:— Майор, а вы знаете — мое полено только что сказало, что собирается вам кое-что сообщить…

Гарланд с тоской посмотрел на собеседницу. — Что же оно хочет мне сообщить?.. Женщина вновь протянула Таундешу обрубок дерева. — Вот, послушайте…

Разумеется, майор, как ни силился, так ничего и не услышал. — Наверное, вы не очень хорошо понимаете язык природы — высказала догадку хозяйка полена, — сейчас я вам переведу…

Поняв, в какую идиотскую историю он влип, Таундеш пробормотал какие-то извинения и быстрым шагом направился к выходу.

Глава 50

Нехитрая беседа братьев Хорн о дальнейшей судьбе лесопилки Пэккарда. — Недоумение Энди Брендона по поводу беременности Люси Моран. — Лиланд Палмер узнает в изображении длинноволосого господина своего знакомого.


В камине зала «Одноглазого Джека» горел огонь. Бенжамин Хорн, одетый в строгий костюм и белоснежнуюрубашку, поправил со вкусом подобранный галстук и, опустившись на корточки, подложил в камин несколько сучьев. Его низкорослый брат Джерри, вынув из холодильника кусок копченой поросятины, надел его на длинную щепку и, подойдя к огню, принялся разогревать ее над пламенем. — Зачем ты это делаешь?.. — Удивился Бенжамин. — Копчености никто не разогревает. Тем более — таким варварским способом…

Джерри осклабился. — А я вот хочу — разогреваю… — заметив, что нежная поросячья шкурка начала гореть, он поспешил вынуть мясо и, держа его на весу перед собой, начал осматривать, с какого конца удобней начать трапезу.

Бенжамин, вытащив из шуфляды стола две абсолютно одинаковые книги в зеленых переплетах, положил обе перед Джерри. — Что это? — поинтересовался низкорослый Хорн с набитым ртом.

Бенжамину эта манера обращения с ним совершенно не понравилась. — Джерри, неужели тебя еще в детстве не учили — сперва прожуй, а потом — спрашивай… С набитым едой ртом разговаривать просто неприлично, — знаком ли ты с такой доктриной?..

Джерри, разрывая зубами поджаристую шкурку, замотал головой. — Не учи меня жить, Бен… Так что же это? — он взглядом указал на книги в зеленых переплетах. — Значит, так, — начал Бенжамин, — перед нами — две бухгалтерские книги лесопилки Пэккардов и твой поросенок. Что-то из этого нам необходимо сжечь… — он с улыбкой обернулся к брату. — Что же именно?.. — Надеюсь, это будет не мой поросенок?..

Бенжамин принялся размышлять:— Начнем с того, что Кэтрин умерла…

Джерри перебил брата:— Кстати, а откуда у тебя эти книги?..

Бен с некоторым удивлением спросил в ответ: — А ты разве не знаешь?.. По-моему, я тебе об этом недавно говорил… — А ты уверен, что Кэтрин действительно мертва?.. — вновь поинтересовался Джерри.

Бенжамин улыбнулся — видимо, любое упоминание о смерти Пэккард всегда доставляло ему огромную радость. — Конечно… Куда ей деться — конечно же, умерла… Мы же с тобой об этом уже говорили.

Отложив поросятину, Джерри принялся ковыряться в зубах — видимо, пытаясь извлечь застрявший хрящик или маленькую косточку. — Ну, и что дальше?.. — Так вот, поджог лесопилки мы вешаем на Кэтрин… А ставить в этой ситуации надо на Джози… — Бенжамин наморщил лоб. — Так, так… — обернувшись к низкорослому брату, он прокомментировал свои раздумья: — это я все никак не могу решить, какую же из этих бухгалтерских книг следует сжечь, а какую — оставить…

Джерри, наконец доев поросятину, выбросил кости в камин и, вытерев руки о свои штаны, предложил:— Может быть, стоит сжечь настоящую?..

После некоторого раздумья Бенжамин ответил:— Так. Настоящая показывает, что лесопилка дает неплохую прибыль… Вторая, поддельная — показывает, что лесопилка медленно, но неотвратимо идет к банкротству. Значит, сжигая настоящую, мы сможем убедить Джози продать пепелище и землю по цене, которая нас устроит… Но тогда этот старый пердун Питер должен подписать соответствующие бумаги на этот счет…

Джерри скривил недовольную гримасу. — А это еще с какой стати?..

Бенжамин махнул рукой. — Не перебивай… В завещании покойного Эндрю сказано, что любая купля-продажа должна быть согласована с наследниками Кэтрин… если таковые найдутся. Без этого все признается недействительным.

Джерри, вытащив из кармана пачку зубочисток, вскрыл ее и, взяв одну, принялся ковыряться в зубах. Так какую же мы сожжем?.. — Обожди, дай подумать… Значит, так, если мы сожжем ту книгу, которая показывает, что лесопилка идет к успеху, мы сможем потом перепродать то, что от нее осталось, с наибольшей выгодой для себя…

Джерри нетерпеливо перебил брата:— А Джози?..

Тот поморщился — он очень не любил, когда его размышления перебивали. — Обожди… С Джози разберемся попозже… — Значит, сжигаем настоящую?.. — С другой стороны, подложная бухгалтерская книга может вызвать некоторые сомнения у ревизии — Джерри, подойдя к холодильнику, вытащил следующий кусок поросятины. — Только не надо его держать над огнем, — посоветовал Бен.

Низкорослый Хорн, усевшись рядом с братом, положил мясо на тарелку. — Хорошо, Бен, последую твоему совету и на этот раз съем холодным… Ну, так что же ты скажешь по этому поводу?.. — Он кивнул на бухгалтерские книги.

Бен, некоторое время просчитывая в голове все плюсы и минусы обоих вариантов, только тяжело вздыхал. — Каждый имеет и положительные, и отрицательные стороны, — резюмировал он. — Значит, — произнес Джерри, вонзая свои мелкие зубы в мясо, — значит, дорогой мой братец, я пока на сто процентов уверен только в том, что еще ни в чем не уверен…

Бен молча покачал головой. — И все-таки, — произнес он, — и все-таки, Джерри, что-то надо сжечь…

Джерри, отвратительно чавкая, продолжал есть мясо. Бен, поморщившись, посоветовал брату:— Не чавкай, пожалуйста…

Тот в ответ лишь скривил лоснящиеся от жира губы. — Что, не нравится?..

Не желая вступать с Джерри в долгий и утомительный спор по поводу правил поведения за столом, Бен вернулся к первоначальному вопросу:— Так какую же мы сожжем?..

Джерри, облизавшись, произнес в ответ:— А зачем вообще сжигать? Никак не пойму, какая в этом необходимость?.. — Но, Джерри, ведь мы не можем оставить обе книги, — принялся объяснять Бенжамин, — это не по правилам… Одна из них когда-нибудь да всплывет… Вот увидишь, непременно всплывет…

Джерри замахал на брата руками. — Брось, Бен… Если хорошенько спрятать, то все будет в полном порядке.

Бенжамин с сомнением покачал головой, словно просчитывая в голове последствия этого варианта. — Хорошо. Но тогда какую же мы оставим, а какую — спрячем?..


Энди Брендон каконец-то понял значение слов доктора: «вы абсолютно стерильны». Смысл этого понятия он почерпнул в том самом справочнике, что дала ему библиотекарша. От этого открытия Энди не стало легче — скорее, наоборот. Несколько дней он искал возможность поговорить с Люси, но та, как показалось Брендону, сознательно избегала встреч с ним. Наконец терпение Брендона иссякло: пройдя к столику мисс Моран, он без приветствия заявил тоном, не терпящим возражений:— Люси!.. Мне необходимо с тобой кое о чем побеседовать. Дело в том, что…

Люси, к удивлению Энди, довольно резким тоном перебила его:— Помощник шерифа Энди Брендон!.. — произнесла она официально, чтобы подчеркнуть, что между ними невозможны иные отношения, кроме служебных, — помощник шерифа, отойдите от моего столика!..

Брендон решил проявить максимум настойчивости. — Люси, — сказал он с напряжением в голосе, — Люси, я хотел бы…

Люси отвернулась и начала делать вид, что ей срочно понадобилось что-то в картотеке автомобильных номеров Твин Пикса.

Брендон не отставал. — Люси Моран!.. Ты сказала, что беременна, что ждешь ребенка…

Рука Люси при этих словах задержалась на картонном корешке с буквами. — …и я, — продолжал Брендон, — решил обследоваться у врача, чтобы выяснить, на кого будет похож мой сын… Я был уверен, что ты беременна от меня.

Люси принялась с шумом передвигать стоявшие на ее столе телефоны, всем своим видом демонстрируя, насколько неприятен ей этот разговор. — Так вот, врачи сказали мне, что я стерилен…

Люси, встав из-за стола, попыталась уйти, но Брендон задержал ее. — Я не сказал тебе самого главного, — сказал он, — сперва я подумал, что это означает лишь то, что мне не надо мыться… Я так и поступал до тех пор, пока однажды Гарри Трумен, поморщившись при моем появлении в его кабинете, настоятельно не посоветовал мне принять душ… Тогда я решил справиться в одной книге, адресованной молодым супругам, что же это значит… Люси сделала шаг вперед. — Пусти… — произнесла она. — Пусти меня, мне надо идти…

Брендон, вспомнив, сколь решителен он был при аресте Жака Рено, решил, что неудобно пасовать перед девушкой и, преградив ей дорогу, произнес:— Нет, Люси, ты сперва дослушаешь меня, а потом пойдешь… Я не буду задерживать тебя своими разговорами слишком долго…

Поняв, что иного выхода нет, мисс Моран опустилась на стул. — Так вот, в этой книге я узнал, что это означает, что я не могу иметь детей…

Люси подняла глаза на Энди.

Тот продолжал:— Так вот, я хочу знать — от кого ты беременна?..

Люси, вскочив из-за стола, как ошпаренная, бросилась к дверям — все произошло так неожиданно для Брендона, что он не успел ничего сказать…


Джерри Хорн доедал последний кусок свинины, когда зазвонил телефон. Трубку поднял Бенжамин. — Алло… — протянул он, — алло… Вас слушает Бенжамин Хорн.

С того конца провода послышался дальний, прерываемый шумами голос:— Это Осло… С вами говорит Андерсен, — Лицо Бенжамина растянулось в довольной усмешке. — А, это ты?.. Никак не можешь забыть тот вечер в «Одноглазом Джеке»?..

Андерсен был сосредоточен и угрюм — во всяком случае, таким показался Хорну по голосу. — Что там у вас стряслось?.. — спросил он.

Хорн несколько насторожился. — А что ты имеешь в виду?.. — Я знаю, у вас в Твин Пиксе случился какой-то страшный пожар…

В этот момент трубку из рук Бенжамина попытался выхватить брат — Бен вовремя заслонил телефон корпусом, зная, что тот кроме разного рода глупостей, ни на что больше не способен. Джерри закричал:— Передай и от меня привет!..

Закрыв трубку ладонью, Бен зашипел на него:— Да помолчи ты… — отведя ладонь от мембраны, он продолжил телефонную беседу:— Да, мистер Андерсен… Так что, вы говорите, у нас произошло — пожар?.. — И вы этим, как я понял, сильно обеспокоены?.. Уверяю, все идет нормально… Так и передайте своим компаньонам.

Андерсен напомнил:— Не забывайте, в Твин Пиксе нами был подписан договор о намерениях, который юридически ни к чему не обязывает… — Знаю, знаю, — успокоительным тоном произнес Бен, — все это мне хорошо известно… Что дальше?.. — Я боюсь, что это может не самым лучшим образом отразиться на настроении наших акционеров, — предположил норвежский компаньон Хорна, — мне необходимо знать точные масштабы произошедшего… — Мистер Андерсен, не бойтесь… Небольшой пожар действительно был, но его очень быстро потушили, — на редкость безмятежным голосом сказал Бенжамин, — да и сгорело-то всего ничего — несколько строений какой-то старой лесопилки… Не берите себе в голову разные глупости… Займись-ка лучше чем-нибудь другим… Ты, кажется, говорил, что можешь посодействовать льготному налогообложению?.. — Я подумаю, — угрюмо пообещал Андерсен. — Спустя несколько секунд, в трубке послышались короткие гудки.

Двери раскрылись. Бен и Джерри одновременно подняли головы и у ни дел и входящего Лиланда Палмера. Тот очень непринужденно поздоровался:— Привет, привет… Ну, что нового?..

Бен отодвинул телефон. — Да вот, только что звонил этот норвежский алкоголик из Осло… Какая-то сволочь сообщила, что…

Непонятно почему, сообщение о звонке из Осло вызвало у Лиланда прилив веселости. — Ха-ха-ха!.. — захохотал он, — ха-ха-ха!.. Вот совпадение!.. А я несколько часов назад говорил с этим Андерсеном по телефону… Кстати, он очень расстроился, узнав о городском пожаре… — Так это ты ему сказал?.. — в недоумении воскликнули Бен и Джерри в один голос. — Да, — весело ответил Лиланд и почему-то вновь засмеялся: — Ха-ха-ха!.. Нет, вы бы только слышали, как изменился его голос…

Братья Хорны молча переглянулись. Лиланд продолжал:— Интересно, что он предпримет дальше, этот норвежский бизнесмен…

После этих слов мистер Палмер, пританцовывая от радости, подошел к столу, на котором лежала груда иллюстрированных журналов.

Взгляд его упал на портрет неизвестного длинноволосого блондина с крепкими зубами из кошмарного видения Мэдлин, тот самый, который вызвал столь бурную реакцию Роннеты Пуласки — изображение это, размноженное на ксероксе, было разослано всем жителям Твин Пикса. Лицо Лиланда исказилось в яростной гримасе.

—Я узнаю его!.. — неожиданно закричал он на весь зал. — Я знаю этого человека!..

Бен посмотрел на Лиланда, как на настоящего сумасшедшего. — Кого? Кого ты знаешь?..

Держа в руках листок с портретом неизвестного, мистер Палмер подбежал к братьям Хорнам. — Его!.. Его я знаю!..

Бенжамин удивленно сдвинул брови. — Кого?..

Лиланд, потрясая листком, продолжал кричать:— Его, его!.. — Но откуда?..

Лиланд тяжело опустился в кресло. — Это было довольно давно… Нет, не очень чтобы, но все-таки… — Лиланд путался, сбивался, стараясь совладать с душевным волнением. — Короче, у моего дедушки был небольшой домик на Жемчужных озерах… Так вот, нашим соседом как раз и был этот человек…

Джерри спросил равнодушно: Ты уверен в этом?..

Мистер Палмер, вскочив с кресла, забегал по каминному залу. — Уверен ли я в этом? Конечно!.. Я уверен в этом так же, как и в том, что я — Лиланд Палмер, а вы — Бенжамин и Джерри Хорн… Мне надо немедленно поговорить с Труменом.

Бенжамин, вспомнив недавно сказанную фразу: «я на сто процентов уверен только в том, что ни в чем не уверен», улыбнулся.

—А вот мой брат Джерри недавно сказал, что ни в чем нельзя быть уверенным, — произнес он.

Ничего не ответив, Лиланд, сжав в руке листок с портретом, опрометью выбежал из зала. Джерри вопросительно посмотрел на брата. — И что это с ним?.. — Не знаю, — ответил Бен. — А знаешь, что, Джерри?.. — Что?..

Взгляд Бена неожиданно стал холодным и злобным. — Что? — повторил Джерри. — Мне кажется, — медленно сказал Бен, — мне кажется, этого Палмера придется убить… Убей его, Джерри. — Мне кажется, — ответил тот, — что все это какой-то кошмарный сон…

Глава 51

Бобби и Шейла строят планы на будущее. — Странное открытие, сделанное Одри Хорн в «Одноглазом Джеке». — Дэйл Купер узнает об исчезновении дочери Бенжамина Хорна. — Визит Гарланда Таундеша к Дэйлу; непонятные сигналы из космоса.


Болезнь Шейлы оказалась не столь серьезной, как сперва предположил Уильям Хайвер спустя несколько дней у нее появился аппетит, она смогла самостоятельно ходить. Здоровый цвет лица и уверенность в движениях позволили Уильяму выписать Шейлу из клиники гораздо раньше, чем он предполагал. Перед выпиской доктор Хайвер предложил девушке нанести визит в реанимационную палату к мужу — та согласилась.

Лео напоминал больше покойника, чем живого человека. Об этом говорили и мертвенно-бледный цвет лица, и сиреневого цвета губы, и какой-то мраморной оттенок кожи. Джонсон лежал в кровати; из носа больного к стоявшим рядом с койкой аппаратам, предназначение который Шейле не было известно, вели непонятные прозрачные трубочки. Тело больного опутывали разноцветные проводки, ведущие к другим аппаратам, осцилографы которых выписывали некие зигзаги причудливой конфигурации.

Зайдя в палату, Шейла боязливо покосилась на лежавшего мужа — он внушал ей страх даже прикованный к больничной койке. Заметив боязнь в глазах девушки, Уильям мягко произнес:— Шейла, подойди поближе… Не бойся…

Шейла сделала несколько шагов вперед. — Что с ним?..

Уильям откашлялся. — Пуля попала в позвоночник, мы извлекли ее оттуда. Ваш муж потерял очень много крови, вследствие этого в мозг перестал поступать кислород… Сейчас он находится в состоянии комы.

Шейла с сожалением посмотрела на Лео — несмотря на все мучения, которые она выносила из-за него, ей стало жалко мужа. — А он что-нибудь чувствует?.. Доктор, скажите, ему сейчас больно?..

Хайвер покачал головой. — Не думаю… Он ничего не чувствует и ничего не понимает… — И сколько времени он будет находится в этом состоянии?.. — Этого никто не сможет сказать, — ответил доктор. — Может быть — несколько месяцев, а может — и всю оставшуюся жизнь…

Шейла продолжала с жалостью смотреть на Лео. — Скажите, доктор, — несмело начала она, — скажите, его посадят в тюрьму?..

Уильям всем своим видом попытался выразить Шейле сочувствие — несмотря на свою нескрываемую антипатию к Джонсону. — Я знаю, — произнес он, — что ваш муж подозревается в совершении нескольких тяжелых преступлений… Впрочем, до полного излечения его вряд ли вызовут в суд. А до полного излечения еще очень далеко… — Он и так тут, как в тюрьме, — тихо сказала Шейла. — Подумать только — в таком состоянии провести всю жизнь… Это, должно быть, действительно страшно.

Доктор Харвей проводил девушку на улицу — там, сидя в отцовском «линкольне», ее поджидал Бобби.

После непродолжительного, но нежного приветствия, отъехав от клиники подальше, Бобби, остановив машину, принялся излагать возлюбленной свои планы дальнейшей жизни. — Послушай, дорогая, — сказал он, нежно поглаживая руку девушки, — значит, этого Лео никто и никогда не привлечет к ответственности, пока он находится в таком состоянии?.. — Да… А зачем ты меня об этом спрашиваешь?.. — Дело в том, что Лео положено крупное пособие по инвалидности — что-то около пяти тысяч баксов…

Шейла, которая в это время думала совсем о другом, нехотя спросила:— Боб, а для чего тебе это надо?..

Бобби нетерпеливо перебил ее:— Ты ничего не понимаешь… Мы с тобой сможем прекрасно прожить на эти деньги, даже слишком прекрасно… Этого козла Лео, даже если он и оклемается, можно будет сложить где-нибудь в тихом углу, кормить, поить и вешать на уши разную лапшу… Кстати, мне кажется, у него должны быть деньги, и, притом, немалые… Так что если его хорошенько прижать… — Бобби, ну скажи, чего тебе не хватает?.. — спросила Шейла. — Чего ты еще хочешь — новую машину, коттедж, тряпки, драгоценности?..

Бобби откровенно посмотрел на нее, как на провинциальную дурочку. — Ты ничего не понимаешь, — произнес он, — у тебя нет вкуса к жизни… Я говорю совершенно о другом — нам следовало бы сменить все — привычки, уклад, манеры, все, что люди называют «стиль жизни»… — А если Лео все-таки придет в себя? — с сомнением спросила девушка.

Таундеш нетерпеливо замахал на нее. — Нет, ни за что!.. Я говорил с врачами — они очень удивлены, как ему еще удалось выжить после такой потери крови… Значит, согласна?.. — с надеждой в голосе спросил Бобби. — Не дождавшись ответа, он скривился, словно вспомнив что-то ненавистное. — Знаешь, мне недавно попалась в руки тетрадь моего придурочного папочки, он, оказывается, пишет что-то вроде мемуаров — ты же знаешь, он просто завернут на армии, ВВС, Вьетнаме и генерале МакКартуре… Такой ограниченный человек… — Боб сделал выжидательную паузу. — Просто я не хочу быть таким же, как и он… — А что ты предлагаешь?.. — Знаешь, Шейла, я хотел бы отсюда уехать… — голос Бобби приобрел мечтательные интонации. — Может быть, и не на всю жизнь… Так, попутешествовать… С тобой, разумеется, — спохватился он… — А как же Лео?..

Таундеш поморщился. — Что Лео?.. Разве он мало тебя избивал, мало издевался над тобой?.. Забудем этого Лео, как страшный сон…


Одри за недолгое время своего пребывания вполне освоилась в «Одноглазом Джеке». Блэкки сменила отношение к ней на более благожелательное — видимо, этому в немалой степени способствовали слова Бенжамина: «Эта девушка умеет по-настоящему заинтриговать!». Мистер Хорн, несмотря на то, что ему так и не удалось оценить достоинства новенькой, остался доволен ее манерой возбуждать мужчин.

Как-то утром, слоняясь по коридору, Одри Хорн заметила, что в самый роскошный номер, находящийся неподалеку от апартаментов Блэкки, следует высокая шатенка с чрезвычайно длинными ногами с огромной хрустальной вазой в руках. Этот роскошный номер почему-то сразу же вызвал подозрения девушки — ей несколько раз приходилось слышать доносящиеся оттуда звуки борьбы, не напоминающие те, которые иногда случаются во время соития. Решительным шагом подойдя к длинноногой шатенке и, взяв из ее рук хрустальную вазу, сказала:— Я сама занесу.

Шатенка с необычайным удивлением посмотрела на Одри. — Но ведь Блэкки сказала, чтобы этот лед в номер занесла именно я… — начала было она, но Одри не дала ей закончить:— Я занесу. — Повторила она.

Шатенка заколебалась. Видимо, Одри ей чем-то нравилась, и поэтому она не хотела обижать ее отказом. — Хорошо, — она передала вазу со льдом в руки Одри. — Если ты так хочешь — пожалуйста… Только никому не задавай лишних вопросов относительно того, что там увидишь… Хорошо?..

Одри успокоительно кивнула. — Хорошо…

Увиденное в номере чрезвычайно удивило и озадачило девушку. Посреди номера стояла небольшая кушетка, на которой лежал человек с завязанными черной лентой глазами. Человек этот был привязан крепкими веревками к потолочному крюку для люстры, причем настолько хитро, что при всем желании не смог бы пошевелить ни рукой, ни ногой. Пленник вел себя на удивление спокойно — Одри так и не поняла, пленник ли он на самом деле или связан таким замысловатым образом по своей воле… Рядом со связанным какая-то незнакомая Одри девушка тщательно пылесосила ковер — Одри окликнула ее, но та из-за шума работающего пылесоса ничего не расслышала.

Подойдя к девушке с пылесосом, Одри закричала ей в самое ухо, указывая на вазу со льдом. — Это для кого?..

Девушка молча кивнула на связанного. — Послушай, — Одри, поставив вазу на тумбочку, взяла из рук девушки шланг. — Послушай, мне сейчас все равно делать нечего, иди, отдохни, а я доделаю… — Спасибо… — та, передав шланг Одри, вышла из номера.

Выключив пылесос, Хорн подтащила его к лежавшему и поставила рядом с кушеткой. Взглянув в лицо пленника, она подумала, что лицо его кажется знакомым. Одри решительным жестом сорвала с его глаз повязку. — Кто ты?..

Одри, взяв из вазочки кусок колотого льда, положила его на лоб связанного и произнесла совершенно издевательским голосом:— Снегурочка.

Связанный улыбнулся. — А я — Санта-Клаус. Будем дружить?..

Одри прищурилась, словно от яркого света. — Нет.

Видимо, привязанный к потолочному крюку для люстры человек находился в неплохом настроении, поэтому, изобразив на лице притворное огорчение, спросил:— Это почему?..

Одри жестко ответила:— Потому, что ты мне не нравишься…

С этими словами она, взяв электрошнур пылесоса, быстро обвила его вокруг шеи лежавшего. Тот, посчитав, видимо, движение девушки за начало какой-то шутки, игривым тоном спросил:— Что ты собираешься делать?.. — Сейчас узнаешь, Эмери.

После этих слов девушка резко сдавила шнуром шею Эмери, давая таким образом понять ему, что ей не до шуток. — Одри?.. — В голосе связанного прозвучало необычайное удивление. — Одри?.. Что ты делаешь тут?.. — Эмери закашлялся — видимо, девушка придушила его несколько сильнее, чем того требовали обстоятельства.

Немного расслабив шнур, Одри издевательски заулыбалась. — Эмери… Хочешь, я расскажу тебе одну интересную сказку о Сером Волке и Красной Шапочке?.. — не дождавшись ответа, она начала: — Жил да был в одном лесу Серый Волк. И задумал он соблазнить одну Красную Шапочку… Только у него ничего не вышло, потому что Красная Шапочка оказалась хитрее и проворней, и, узнав кое-что из биографии Серого Волка, сообщила в Федеральное Бюро Расследований, после чего Серого Волка упрятали в тюрьму на несколько тысяч лет… Ну, хорошая сказочка?.. — После этих слов Одри рывком сдавила шнуром шею Эмери -тот захрипел. — Отпусти… — Расслабив шнур, девушка произнесла:— Ну, теперь ты полностью в моих руках… Надеюсь, ты это хорошо понимаешь?.. — Да… — прохрипел в ответ Эмери. — Вот и прекрасно…

Эмери медленно повернул голову к Одри. — Чего ты от меня хочешь?

Девушка произнесла с некоторым вызовом:— Я — Одри Хорн, и то, чего я хочу, рано или поздно исполняется… Я хотела бы выяснить правду…

Эмери закашлялся.

Дождавшись, пока он перестанет кашлять, Одри добавила:— Во-первых, я хочу выяснить все, что касается «Одноглазого Джека»… Кому он принадлежит?..

Эмери в страхе посмотрел на девушку. — Я работаю на хозяина… — начал было он, но та, не дав ему договорить, резким движением сжала шнур вокруг его шеи. — Кто твой хозяин?..

Эмери отвел глаза. — Я не могу сказать этого…

В ответ Одри сдавила шею Эмери так сильно, что тот побледнел. — Кто твой хозяин? — Вновь спросила она, отпустив шнур.

Эмери слегка пошевелил головой. — Твой отец… Бенжамин Хорн. — Так я и предполагала, — произнесла Одри. — Значит, этот притон принадлежит Бенжамину Хорпу — ты это хочешь сказать?.. — Да… — Что входит в твои обязанности?..

Эмери покосился на конец шнура. — Я должен доставлять в «Одноглазый Джек» девушек… — пробормотал он растерянно, — кстати, твой отец ни одной не пропустил, все проходили через него… Он всегда говорил, что тут за дегустатора…

Одри продолжала допрос:— Что ты можешь сказать о Лоре Палмер? Она была тут хоть раз?.. — Да… Один только раз и была… Но она была на столько накачана наркотиками, что Бенжамин Хорн с негодованием вышвырнул ее отсюда…

Одри замолчала, будто бы что-то просчитывая в уме. Так… — Хорошо, Эмери. Мой папа с ней спал?.. — Не знаю… Скорее всего — да. — Что ты знаешь о парфюмерном отделе?.. — Не знаю ничего.

После этих слов Одри резко сдавила шнуром шею лежавшего и, отпустив через короткое время, повторила свой вопрос:— Что тебе известно о парфюмерном отделе?.. — Ничего не известно…

По интонации девушка поняла, что Эмери, скорее всего, говорит правду.

Надев на глаза Эмери черную повязку, Одри произнесла на прощание:— И помни — я слишком много о тебе знаю… Надеюсь, ты будешь благоразумен, не так ли?.. Впрочем, — добавила она, — ты все равно не уйдешь от наказания…

Поставив пылесос в угол и аккуратно смотав шнур, Одри вышла из номера…


Дэйл и Гарри в очередной раз, всматриваясь в черты лица длинноволосого неизвестного с всклокоченной бородой, пытались найти хоть какое-то сходство со всеми знакомыми и незнакомыми людьми, когда на столе шерифа зазвонил телефон. — Алло?..

В трубке послышался встревоженный голос Бенжамина Хорна:— Гарри?.. — Да. — Гарри, у меня неприятности… Исчезла моя дочь Одри…

«Черт, — подумал Трумен, — еще этого не хватало…»— Когда это случилось?..

Бенжамин растерянно ответил:— Точно сказать не могу… Я не видел ее вот уже два дня…

«Хорош папочка — решил шериф. — Целых два дня дочки не видит, и только теперь догадался позвонить…»

Будто бы прочитав мысли шерифа, Бенжамин произнес:— С ней иногда такое и раньше случалось — ну, мало ли что, с подругами за город отправилась или к кому-нибудь на ферму в гости… Но обычно она меня в таких случаях предупреждала…

Трумен, прикрыв трубку рукой, прошептал Дэйлу:— Новость: исчезла Одри Хорн.

Купер, оторвавшись от изучения рисунка, с тревогой посмотрел на шерифа. — Спроси этого Бена, когда и при каких обстоятельствах он ее видел в последний раз, — прошептал он Трумену.

Отведя руку от трубки, Гарри спросил:— Когда Одри была в последний раз дома?..

Бенжамин после небольшой заминки ответил:— Честно говоря — не помню точно… — он добавил извинительным тоном: — Столько событий за это время, а у меня еще и эти идиотские переговоры… Совсем замотался. — Хорошо, — ответил ему Гарри. — Будем искать. Обо всех подробностях мы вас проинформируем.

Положив трубку на рычаг, он обернулся к Куперу. — Ну, что ты по этому поводу скажешь?..

Купер, серьезно посмотрев на шерифа, медленно произнес:— Не знаю… Но, если честно — мне этот ваш Бенжамин Хорн очень не нравится…


Придя в гостиничный номер, Купер, даже не выпив из термоса свой привычный кофе, вынул из внутреннего кармана пиджака диктофон и принялся надиктовывать; — Даяна, Даяна, сегодня очень тяжелый день… Много новостей и все — не очень хорошие… На этот раз я не буду слишком распространяться о своих взглядах на жизнь, постараюсь ограничиться лишь тем, что связано конкретно с расследованием убийства и некоторыми моими соображениями на этот счет… Первая новость — сегодня утром за кофепитием в закусочной Нормы Розенфельд сообщил о загадочном исчезновении из специализированной клиники моего бывшего напарника Уиндома Эрла… Ты знаешь, меня это почему-то очень взволновало. Даяна, ты спросишь, какое отношение это исчезновение имеет к делу расследования убийства Лоры Палмер?.. Я и сам не знаю, какое именно, но мне почему-то кажется, что имеет… Уиндом Эрл, по словам Альберта, просто растворился в воздухе, и никто не может сказать, как это ему удалось… Не знаю, как и за что он очутился в одиночке психбольницы — Розенфельд утверждает, что он будто бы очень много знал… Не имею представления даже, что именно это за знания, за которые можно попасть в такое суровое место… Следующая новость — только что выяснилось, что в неизвестном направлении исчезла Одри Хорн… Меня это известие взволновало больше всего — даже сам не знаю, почему… Даяна, надеюсь, ты не слишком ревнива, но только теперь я начинаю понимать, как дорого я отдал бы только за то, чтобы еще раз увидать ее улыбку… У меня нет ни одной более-менее правдоподобной версии относительно ее исчезновения…

Купер не успел договорить — двери номера раскрылись — Дэйл успел только нажать диктофон на «стоп» и спрятать его в карман.

В комнату зашел Гарланд Таундеш — на нем была парадная офицерская форма, которую отставной майор надевал только в самых торжественных случаях. Подойдя к Куперу, майор важно протянул руку. — Отставной майор Военно-Воздушных Сил Соединенных Штатов Америки, ветеран вьетнамской компании Гарланд Таундеш. — Медленно произнес он свой полный титул, имя и фамилию.

Купер в ответ пожал протянутую руку. — Дэйл, — сказал он просто. — Прошу садиться. — Купер указал на кресло. — Может быть, хотите кофе?.. — Нет, спасибо, — сдержанно поблагодарил его Таундеш.

Купер, который с первого же взгляда справедливо охарактеризовал для себя этого военного как полного дегенерата, придурка и тупого солдафона, мысленно приготовился к длительной беседе. — Мне очень приятно, — начал Гарланд, — очень приятно, что в вашем лице наш город обрел человека, который выяснит все обстоятельства этого ужасного преступления, которое взволновало общественность Твин Пикса…

«Идиот», — подумал Дэйл, с отвращением слушая суконные комплименты Таундеша.

После этой прелюдии Таундеш перешел к делу. — Я работаю в одной организации, название которой не хотел бы раскрывать даже вам по причине строжайшей секретности характера моей деятельности…

«Сейчас он начнет изображать из себя Джеймса Бонда, — почему-то решил Купер, — старый маразматик… Еще похуже старика Хилтона…»— …я должен вам сказать, что эта секретность не совсем оправдана. Вы, наверное, хорошо знаете, что любая правительственная организация, работающая в подобных условиях, рано или поздно подвергается коррупции… Однако я, как военный человек, не могу нарушить взятого на себя слова и поэтому не стану говорить, что именно входит в мои обязанности… Если хотите, скажу только, что эта организация близка к НАСА и что в мои обязанности… м-м-м… как бы это поточней выразиться… входит анализ информации, которая улавливается специальными сверхчувствительными приборами из далеких галактик.

«Куда он клонит?» — подумал Купер. Таундеш, вытащив из нагрудного кармана кителя стопку сложенных бумажек, развернул их, и, протянув одну Дэйлу, произнес:— Эти сигналы поступали из глубин космоса в ночь с четверга на пятницу…

Купер задумчиво произнес:— Как раз в ту ночь, когда в меня кто-то стрелял… — протянув руку, он со скрытой иронией спросил: — это не страшно, что я буду читать секретные документы?.. — Я доверяю вам, — успокоил Таундеш. — Спасибо за доверие…

На бумажке было изображено следующее:


/12Н/345Р/ 57 О/57 Е/6 ЕК/КУПЕР/37 А/37 А/ /80 А/34 Т/ 68 Е/69 С/ 86 А/ КУПЕР/ 09 1/ 03 X/ 32 X/ 03 У/ 57 М/ 80 В/ 66 А/21 IP/ 111 O/77 X/ 181 Н/ 34 В/ 46 X/ КУПЕР/ 51 X/ 32 К/ 03 Е/ 57 Н/ 61 В/28 А/20 А/ КУПЕР/ 36 Т/46 Т/ 51 Т/ КУПЕР/ 334 К/ 555 К/ 03 Р/7^ X/ КУПЕР/


Заметив среди непонятных цифровых символов свою фамилию, Купер, недоуменно повертев бумагу в руках, вопросительно посмотрел на майора. — Что это?..

Тот, взяв бумагу из рук Дэйла, ответил:— Не знаю… Но очень странно, что тут ваша фамилия, не так ли?

Купер с сомнением поинтересовался:— А ошибки тут быть не может?..

Гарланд ответил категорично:— Ошибка исключается.

Дэйл пожал плечами. — Очень странно…

Таундеш, протянув Куперу еще один листок, произнес:— А теперь посмотрите вот на это.

На другой бумаге Купер увидал следующее:


/54 М/41 А/24 М/57 А/707 Е/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 32 А/ 03 Е/57 О/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/36 Т/463Н/36 Е/46 К/16 В/ СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 099 О/21 С/ 808Х/34 Х/60 Х/06 X/ 27 М/08 М/57 М/ 090К/ 443 А/ 999Р/34 А/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 99 К/09 В/21 О/565Е/101Р/ 09 Е/ /01 Н/ СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ ЗЗЗН/812А/77 В/9393/ 67 К/123 О/ 555 Н/908 У/ /ЗЗЗХ/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ /СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 508 А/676Е/ 1ПН/9898/60 С/77 В/ СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 999 Н/196 Е/099 Х/987 Р/756 К/ /101 Х/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/666 Г/

— Совы не то, чем они кажутся, — процитировал майор непонятную фразу из своего листка.

Дэйл исподлобья посмотрел на Таундеша. — А почему вы решили, что это сообщение насчет сов, которые не то, чем кажутся, относится именно ко мне?..

Гарланд молча протянул ему следующий лист. Взяв его, Купер увидел:


/22Е/8787К/КУПЕР/909В/ШН/КУПЕР/999Х//107М/КУПЕР/999К/УПЕР/666Е/018Н/898Е/ /733Р/196К/28760/КУПЕР/99 Н/9910/ СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИКАЖУТСЯ/197Н/222Н/КУПЕР/ /12 С/100С/КУПЕР/ 777Е/254Х/888К/ СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/090 К/1876/КУПЕР/77 Е/ КУПЕР/ /77 Н/000 2/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ /33 Х/707 Р/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ /3876/КУПЕР/21 С/77 А/КУПЕР/971 Р/761 А/ /СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/971 К/876 К/ КУПЕР/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ /777 У/ КУПЕР/087 В/987 У/197 Н/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/8686/КУПЕР/ЗЗЗ Н/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 773 А/889 К/86 Е/ КУПЕР/667 3/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ /909 Х/818 А/КУПЕР/887 Н/777 Н/1И О/КУПЕР/ /117 Х/999 Р/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ /818 А/ КУПЕР / 66 А/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/97 А/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/177 Н/333 Х/119 В/КУПЕР/187 А/ /КУПЕР/387 К/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/186 А/ КУПЕР/ 999А/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/917 А/КУПЕР/886 В/ /КУПЕР/868 У/КУПЕР/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/444 К/


Дэйл, протянув Гарланду Таундешу его бумаги, произнес:— Господин майор, большое спасибо за помощь… Уверен, что это поможет мне разыскать убийцу.

Глава 52

Альберт Розенфельд удивляет полицейских своими знаниями дактилоскопии. — Звонок мистера Смита. — Братья Хорны рассуждают о страховке Кэтрин.


Видя, сколь благоприятное впечатление произвели на полицейских Твин Пикса лекции о заготовке героина и, особенно, об организованной преступности, Дэйл, желая примирить Розенфельда с шерифом и его подчиненными, порекомендовал паталогоанатому выступить с какой-нибудь лекцией из сферы своей профессиональной деятельности. Альберт согласился, предложив в качестве темы «Исследование рвотных масс при отравлении мышьяком», но Дэйл, вспомнив, что лекцию обязательно будет слушать Люси Моран, посоветовал ему избрать что-нибудь более приличное. Наконец, был найден компромиссный вариант — Альберт решил сделать для полицейских небольшое сообщение о дактилоскопии и ее возможностях.

Стоя за небольшой трибуной в зале полицейского участка, Розенфельд, окинув взглядом собравшихся — а на лекцию, кроме полицейских, пришли и обыкновенные граждане, — начал свой доклад так:— Уважаемые дамы, — он обернулся в сторону сидевшей на первом ряду Люси, — и господа! — Альберт небрежно кивнул всем остальным. Сегодня я хотел бы поговорить с вами о дактилоскопии. Я не хочу обращать ваше внимание на историю этого метода идентефикации преступников — все вы люди грамотные, и наверняка знаете, что дактилоскопия пришла на смену устаревшему бертильонажу — что это такое, вам, надеюсь, хорошо известно… Только самый последний невежда не может знать, что означают эти понятия… Так вот, — Розенфельд внимательно осмотрел присутствующих в зале, — сегодня я хотел бы поговорить с вами на тему — «Что может дактилоскопия?»

Дамы и господа! Дактилоскопия может все. Сравнительный анализ отпечатков пальцев — самый надежный способ установления личности. Чтобы не быть голословным, расскажу вам историю одного тягчайшего преступления, которое было раскрыто благодаря возможностям дактилоскопии. — Альберт, поискав глазами шерифа Трумена и, убедившись, что тот внимательно слушает, продолжил: — История эта произошла несколько лет назад в небольшом городке, вроде вашего — Альбервиль, что в соседней Монтане. От руки неизвестного убийцы погиб ребенок — четырехлетняя девочка Джун. За несколько дней до этого происшествия ребенок заболел, и девочку отправили в детское отделение местной больницы. Врачи нашли у нее пневмонию, но в достаточно легкой форме, чтобы девочка была выписана домой. Накануне вечером она спала в своей кроватке в детском отделении. Палата помещалась в цокольном этаже и одной своей стороной примыкала к кухне и ванной детского отделения, другая соседствовала с пристройкой, где в эркере находились туалетные комнаты с большими окнами, которые ради свежего воздуха никогда не закрывались… Дамы и господа, прошу вас обратить внимание на эти детали. Так вот, ночью, в начале двенадцатого медицинская сестра подошла успокоить плачущего ребенка, чья кровать стояла рядом с кроватью Джун. Она крепко и спокойно спала. Медсестра снова ушла на кухню. Спустя полчаса до нее донесся какой-то шорох и ей послышался детский голосок. Войдя в коридор, сестра обнаружила дверь, ведущую в парк, открытой. Так как на дворе было очень ветрено, сестра решила, что дверь распахнул сквозняк и спокойно вернулась к своим делам. Через минут пятнадцать она пошла в обход блока. Когда она вошла в детскую палату и подошла к койке Джун, то обнаружила ее опустевшей. Сестра поспешила в туалет, но Джун не оказалось и там. На обратном пути медсестра обратила внимание, что на свеженатертом полу виднеются какие-то пятна. Похоже, что это были следы ног, но не детских, а взрослого человека, пробежавшего по коридору босиком или в очень тонких носках. Следы вели от одного из окон эркера к детским кроваткам и оканчивались как раз у койки пропавшего ребенка. Под кроватью лежала большая бутыль с дистилированной водой, которая еще в начале двенадцатого находилась на тележке, стоявшей в другом конце палаты. В полночь сестра подняла тревогу. Весь дежуривший в то время медицинский персонал принялся искать ребенка. Этот госпиталь был расположен между большим парком и лугом. Когда спустя два часа врачи так и не смогли найти Джун, они были вынуждены обратиться в полицию. На рассвете неподалеку от больничного забора полицейские обнаружили труп девочки. Стало ясно, что она была зверски изнасилована, после чего преступник взял свою жертву за ножки и ударил о бетонную стенку забора. Исходя из тяжести преступления, дело было передано в Федеральное Бюро Расследований, а те, не имея в распоряжении специалиста, достаточно хорошо разбирающегося в подобных вещах, запросили помощи в нашем штате. Тем более, что несколько подобных преступлений было и на границе Вашингтона. Я немедленно выехал на место преступления. Руководство Департамента прекрасно понимало, что после третьего случая общественность возмутится и потребует от ФБР более решительных мер. Прибыв в Альбервиль, я тут же принялся за работу. По моему распоряжению всю территорию больницы оцепили. Пока мне было ясно одно: убийца проник через открытое окно эркера, предварительно сняв обувь, где-то между началом двенадцатого и полуночью. Судя по всему, он неплохо ориентировался. Осторожно ступая, он походил между рядами, выбирая жертву, пока не остановился на Джун. После чего, вынув ее из кроватки, вылез с ребенком через окно эркера, надел башмаки и потащил свою жертву к забору. Следы его ног в носках четко отпечатались на полу в детской палате. Бутылку, найденную под кроватью Джун, он, видимо, взял с тележки, стоявшей в конце палаты, для того, чтобы в случае необходимости воспользоваться ей как оружием. На одном из окон было найдено несколько волокон ткани. Такие же точно волокна были обнаружены и на трупе ребенка. Но эти находки мало помогли мне, как, впрочем, и допрос служащих госпиталя. Тогда и решил тщательно обследовать палату в поисках отпечатков пальцев, Я осмотрел все стены, пол, окна, кровати, бутылочки с молоком и детские игрушки.

Разумеется, повсюду было несколько сотен отпечатков. Немедленно отпечатки были сняты у всего персонала клиники и всех посетителей, побывавших в детском отделении на протяжении последней недели. Выяснилось, что все обнаруженные отпечатки принадлежат больным детям, посетителям, врачам, сестрам, за исключением отпечатков большого пальца и целой руки, оставленной на бутыли, найденной под кроватью погибшей девочки. Для меня стало очевидным, что это, скорее всего, — отпечатки, оставленные убийцей. Я сверился с централизованной картотекой в Вашингтоне, но обнаружилось, что этих отпечатков пальцев там нет. Тогда я пришел к выводу, что убийца родом из Альбервиля или окрестностей. Кроме всего, в пользу этого предположения говорило хорошее знание местности и, особенно, привычек сестер госпиталя. Тогда я предложил снять отпечатки пальцев у всех мужчин Альбервиля старше шестнадцати лет, а также у всех, кто приезжает в этот город на работу из окрестных поселков. Город насчитывал в то время что-то около ста десяти тысяч жителей, из которых домовладельцами были более тридцати пяти тысяч. Я рассчитывал, что предстоит собрать что-то около пятидесяти тысяч карточек с отпечатками пальцев для сравнения с теми, что были оставлены на месте преступления. Я прекрасно понимал и объем предполагаемой работы, и то, что до сего времени в Соединенных Штатах не предпринималось ничего подобного. Более того, я в тот момент даже не был уверенным в успехе. У меня было достаточно оснований предполагать, что это мероприятие может вызвать беспокойство и волнение общественности, стоит ей только понять, что именно заставляет власти пойти на такую решительную меру. Кроме того, в Соединенных Штатах нет закона, который бы обязывал население подвергаться дактилоскопической процедуре. И вряд ли найдется другая такая страна в мире, как наша, где столь глубоко укоренилось мнение, что регистрация отпечатков пальцев всегда связана с каким-то преступлением, и, следовательно, снятия отпечатков пальцев не пристало требовать от законопослушных граждан. Неизвестно было, сколько жителей захотело бы уклониться от этой процедуры под таким предлогом, а это, как вы, наверное, сами прекрасно понимаете, поставило бы расследование на грань полнейшего срыва. И все ж я решил пойти на этот эксперимент.

Во избежание подобного рода протестов инициатива исходила не от полиции и не от Федерального Бюро Расследований, а от мэра города, очень уважаемого согражданами, который обратился к жителям с просьбой о добровольной помощи. Он заверил, что после того, как все отпечатки будут сравнены с отпечатками убийцы, карточки с ними не останутся в картотеке, а будут уничтожены. Более того, мэр гарантировал, что отпечатки будут сравнены только с отпечатками данного убийцы, а не будут использованы для сравнения с отпечатками пальцев других разыскиваемых преступников. Это означало, что и полиция, и Федеральное Бюро Расследований сознательно отказывалось от шанса раскрытия других преступлений. И, наконец, было решено, что служащие полиции будут сами ходить от дома к дому. Таким образом, никому из горожан не придется являться в полицейский участок. Как бы то ни было, но этот мэр пользовался в городе непререкаемым авторитетом и уважением, и горожане согласились подвергнуться дактилоскопированию. Спустя несколько дней после этого сообщения мэра операция по сбору отпечатков пальцев в Альбервиле началась. В первые дни в управлении городской полиции царило невероятное напряжение. Всеобщее возмущение и горячее желание найти преступника отодвинули на задний план все остальные соображения. По избирательным спискам местного муниципалитета контролировалась полнота охвата дактилоскопированием всего населения города. У приезжающих из окрестных поселков рабочих отпечатки пальцев собирали в соответствии с платежными ведомостями. Многие дома приходилось посещать по несколько раз, так как их хозяева не всегда оказывались дома, но спустя десять дней было собрано около двадцати карточек с отпечатками. Однако разыскиваемых отпечатков среди них так и не обнаружилось. Спустя еще несколько недель полиция собрала еще тридцать тысяч, но цель по-прежнему не приблизилась ни на шаг. Однако отступать было поздно. Спустя месяц дактилоскопированием было охвачено около сорока пяти тысяч жителей города. Надежда на положительный результат упала до нулевой отметки, так как практически все взрослые жители города и приезжавшие на работу из соседних поселков были охвачены дактилоскопированием. Я уже начинал было подумывать, что преступник скрылся из Альбервиля когда местный шериф предложил мне проверить лиц, лишенных избирательного права.

Таких, кстати, оказалось что-то около восьмисот человек. Среди них был и некто Питер Гриффит — худощавый, приятной наружности молодой человек, известный в округе своей необычной любовью к детям. Он оказался сыном эмигранта из Уэльса, и поэтому не прожив в Америке положенных пяти лет, пока не получил гражданства, а с ним — и избирательного права. У юноши были взяты отпечатки пальцев, и спустя несколько часов выяснилось, что они совпадают с искомыми. Большой и указательный палец левой руки Гриффита полностью соответствовал отпечаткам, найденным на бутыли. Таким образом, успех, как это чаще всего и бывает, пришел в самую последнюю минуту. Позади остались все сомнения и разочарования. Проведенные в последующие дни допросы показали, что охота за отпечатками пальцев привела к цели. Гриффит иногда приходил в детское отделение госпиталя якобы для того, чтобы поиграть с детьми, и неплохо знал расположение комнат и коридоров. У него не оставалось иного выхода, как признаться в преступлении. Этот молодой человек с лицом ребенка, неспособный регулярно трудиться, лишенный естественной тяги к женщинам, производил на меня весьма странное впечатление. Возможно, он был убийцей не только Джун, но и двух других девочек, но у меня не было никаких улик, даже косвенных, чтобы обвинить его и в тех преступлениях. Так вот, раскрытие этого преступлении и есть ответ на вопрос — «Что же может дактилоскопия?» Уличить Гриффита в убийстве удалось только благодаря неизгладимой печати на его пальцах…

Закончив свой рассказ о дактилоскопии и ее возможностях Розенфельд медленно обвел взглядом сидящих в зале и спросил:— Есть какие-нибудь вопросы?.. — Нет, — ответил со своего места Хогг.

Альберт чему-то заулыбался. — Может быть, хотите послушать об идентификации трупов?..

При слове «труп» Люси Моран заметно побледнела. — Нет, нет, — замахала она руками, — не надо о трупах, мистер Розенфельд. Как-нибудь в другой раз…


Несмотря на цепь загадочных событий, начавшихся в городе с убийством Лоры Палмер, жизнь в Твин Пиксе шла своим чередом: служащие продолжали каждое утро наведоваться на работу в офисы, бензоколонка Эда Малкастера исправно заправляла автомобили горожан, школьники, как всегда, ходили на занятия.

В средней школе, где училась Донна, готовился вечер, на котором с чтением стихов любимых поэтов собиралась выступить и Донна. На вечере она решила выступить со стихотворением, посвященным старику Хилтону.

Стоя посреди гостиной, она читала Джозефу и Мэдлин с необычайной выразительностью:


Однажды к лекарю старик пришел,

Сказал: «Я стал на голову тяжел!»


Ответил лекарь: «Что ж, твои года

Тому причина, что пришла беда!»


Больной заголосил: «Мой меркнет свет!»

Врач объяснил: «Все от преклонных лет.»


Сказал старик: «Я согнут, словно лук!»

«От возраста и этот твой недуг!»


Старик стенал: «Горька моя еда!»

«Что делать,-лекарь отвечал, — года».


«Вздохнуть мне трудно. Все вокруг темно!»

«Так в возрасте твоем и быть должно».


Заохал Хилтон: «Ослабела похоть!»

Ответил врач: «Ты стар, так что же охать!»


Сказал болящий: «Что со мною сталось!»

Кивнул целящий: «От годов усталость».


Разгневавшись, больной немного ожил

«Ты словно швец, что шьет одно и то же.


Года, года — заладил мне на горе,

Меж тем есть снадобье от всякой хвори.


Не можешь одолеть болезней зло,

«Так избери другое ремесло!»


«Что ж, — врач кивнул, — мне наблюдать случалось,

Как гнев напрасный порождает старость.


От старости твое не только тело,

Но и душа изрядно одряхлела.


Кто, гневаясь, себя сдержать не может,

Тем никакое зелье не поможет!


Произнесла Донна последнее двухстрочье на одном дыхании. — Ну, как? — вопросительно посмотрела девушка на Джозефа и Мэдлин, — Что? — Не понял Хэрвэй. — Старик Хилтон?.. — Нет, как тебе понравилось это стихотворение?..

Джозеф не успел ответить — из комнаты Уильяма послышалось:— Донна, тебе звонят…

Та обернулась. — Кто же?.. — Какой-то мистер Гарольд Смит… Кто это такой?..

Вспомнив о соседе старой миссис Тернер, которому она оставила записку, девушка крикнула отцу:— Не клади пока трубку… Я подойду к телефону, который в коридоре… — Хорошо…

Взяв трубку, Донна услышала:— Это мисс Хайвер?.. — Да… — Вы оставляли мне записку?.. — Я, — согласилась девушка.

Звонивший выдержал небольшую паузу — видимо, обдумывал что-то свое. — Мисс Хайвер, вы что-то хотите у меня узнать?.. — Да, хочу…

Голос звонившего стал несколько резковат. — Что же именно?

Девушка принялась объяснять:— Понимаете, сейчас я участвую в программе Нормы Дженнингс «Обеды на колесах», и так получилось, что мой маршрут совпадает с маршрутом покойной Лоры Палмер. Дело в том, что Лора была моей подругой…

Мистер Смит перебил Донну:— Я знаю…

Девушка продолжила:— В смерти Лоры много таинственного и загадочного. Миссис Тернер, ваша соседка, сказала, что вы были дружны с покойной…

Мистер Смит вновь перебил Донну:— Совершенно верно — После небольшой паузы Донна несмело предложила звонившему:— Может быть, вы могли бы мне помочь разобраться кое в чем?..

Мистер Смит некоторое время молчал, обдумывая просьбу девушки. — А вы уверены, что действительно хотите того, о чем просите?.. — Да, конечно… — Хорошо… Я подумаю… Может быть, и сумею вам чем-нибудь помочь.

После этих слов мистер Смит повесил трубку. Доктор Уильям, выйдя из кабинета, подошел к дочери и поинтересовался:— Что это за мистер Смит?.. Он из Твин Пикса?..

Донна отошла от телефона. — Да…

Уильям пожал плечами. — Никогда не слышал о таком человеке… Во всяком случае, не припомню что-то, чтобы какой-нибудь мистер Смит обращался в нашу клинику за то время, что я в ней работаю… А что ему надо?..

Донна нехотя произнесла:— Так, пустяки…

Уильям Хайвер достаточно хорошо знал свою дочь, чтобы не забывать всякий раз, что под пустяками она подчас подразумевает и самые серьезные вещи.

Уильям попытался улыбнуться. — Так какие же пустяки?.. — Это насчет программы «Обеды-на-колесах», — улыбнулась в ответ девушка. — Там кто-то перепутал заказ или что-то в этом духе… Не обращай на это внимания, папа…


Подойдя к холодильнику, Джерри Хорн открыл дверку и критически осмотрев его содержимое, произнес разочарованным голосом: — А поросятину мы всю доели…

Бенжамин, подбросим и пылающим камин еще несколько сучьев, не оборачиваясь, сказал своему низкорослому брату:— Не мы доели, а ты доел…

Закрыв холодильник, Джерри подошел к Бену. — У нас больше ничего нет?..

Тот, не глядя на брата, отошел к секретеру и, вытащив из него пачку бумаг, протянул их на стол. — Из еды больше — ничего… Зато есть вот это… — Джерри, послюнявив пальцы, принялся листать бумаги.

Бенжамина эта привычка всегда выводила из себя. — Послушай, не слюнявь пальцы… Обязательно посадишь какое-нибудь пятно.

Джерри осклабился в мерзкой улыбке. — Ничего страшного…

Бенжамин закричал:— Кому говорю — не слюнявь пальцы… Они у тебя жирные, гадкие…

Джерри отложил бумаги. — А что это?

Взяв листки, Бенжамин аккуратно сложил их и, полистав, вытащил один. — «Страховой полис», — прочитал он. — Заключен на имя Кэтрин Пэккард Мартелл. Так-так… Почему-то нет подписи…

Джерри, тщательно вытерев руки о скатерть, потянулся к бумагам. — Ну-ка, ну-ка… Да, действительно нет… — Он вопросительно посмотрел на брата. — Что будем делать?..

Бенжамин, взяв страховку из рук Джерри, произнес задумчиво:— Не знаю… Страховой агент, кстати, сказал мне, что Кэтрин смутили и, как ему показалось, даже напугали кое-какие подробности. — Какие?..

Бенжамин, усевшись на стул, заложил ногу за ногу и объяснил:— Она вроде бы удивилась тому пункту соглашения, по которому сумму страховки должна получить китаянка Джози. — Этот страховой агент сам сказал Кэтрин об этом?.. — Нет… Она ведь тоже умеет читать…

Джерри в размышлении наморщил лоб — он соображал, что следует предпринять дальше. — Так… Что же теперь?..

Вспомнив, что ненавистная управляющая лесопилки сгорела при пожаре, Бенжамин заулыбался. — Но ведь мы не знали, что ей суждено погибнуть в таких страшных мучениях… — Тогда не знали, — заметил Джерри. — Тогда, дорогой братец. Во всяком случае, этот страховой полис, насколько я разбираюсь в подобных вещах, заключен на целиком законных основаниях, и никаких юридических претензий быть не может… Бенжамин в ответ протянул:— Да-а-а… — после небольшой паузы он глубоко мысленно заметил: — Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Не так ли?.. — Так, так, — поспешил успокоить его Джерри. — Все именно так. Так что же будем делать с этой подписью?..

Бенжамин сложил бумаги в папку. — Пока нам следует немного обождать. — Чего же?.. Думаешь, Кэтрин воскреснет из мертвых?..

Бен поспешно замахал на брата руками. — Да нет, не того… — Тогда чего же нам еще ждать?.. — Следует еще раз хорошенько просчитать, как мы поступим с Джози… А для этого надо решить, какую из двух бухгалтерских книг мы представим в качестве подлинной… — он перевел взгляд своих маленьких глазок на Джерри. — Понимаешь, о чем я говорю?..

Джерри попытался всем своим видом выразить понимание ситуации, хотя так ничего и не понял. — Значит, Бен, мы ставим на Джози?..

Бенжамин, прищурившись, покачал головой. — Да, конечно… — Значит, она получит всю сумму страхового полиса Кэтрин?.. — Да… — А когда это произойдет?.. Бенжамин протянул ноги поближе к камину. — Как только смерть Кэтрин будет подтверждена официально.

Джерри нетерпеливо перебил брата. — Знаю, знаю… Hе считай меня за полного идиота, дорогой братец… Я спрашиваю, как скоро смерть управляющей лесопилки найдет официальное подтверждение?..

Бенжамин пожал плечами. — Полицейские не обнаружили ее трупа среди пепелища сушилки номер три… Иногда в таких случаях, насколько мне известно, труп сгорает практически целиком, но от него ничего не удается найти… Думаю, все формальности, связанные с оформлением свидетельства о смерти займут буквально несколько дней.

Джерри испытывающе посмотрел на брата. — У меня еще один вопрос, Бен…

Тот кивнул. — Спрашивай. — Никак не пойму, какая для нас выгода в том, что всю сумму страховки получит именно Джози?..

Бенжамин тонко улыбнулся. — Увидишь.

Глава 53

Томми Хогг беседует с Шейлой о Лео. — Некоторые размышления Купера, надиктованные Даяне. — Еще одна встреча Гарланда Таундеша с Леди-С-Поленом — Ночной звонок Куперу.


Несмотря на сильные, хотя и скрываемые симпатии шерифа Трумена к Энди Брендону, он очень редко посылал его на задания, связанные с беседами с людьми по причине, вполне объяснимой — из-за чрезмерной сентиментальности, переходящей иногда в плаксивость последнего. Трумен, как человек обходительный, всегда предпочитал делать подобные вещи самостоятельно. В случае же, если по каким-то неотложным делам он не мог переговорить с человеком, то поручал это Томми Хоггу.

Известие об исчезновении Одри Хорн не позволило Трумену, как он первоначально предполагал, переговорить с Шейлой Джонсон о ее муже с глазу на глаз, и он решил доверить эту беседу индейцу.

Притормозив у коттеджа Джонсонов, Хогг заглушил двигатель и, хлопнув дверкой, подошел к дому. Постучав, он крикнул:— Откройте!.. Полиция!..

Хогг специально избрал такой полушутливый — полусерьезный тон, желая таким образом внести в предстоящую беседу некоторую неофициальность.

Двери раскрылись, и на пороге появилась хозяйка. — Мистер Хогг?..

Томми откашлялся. — Да.

Шейла отошла вглубь прихожей, освобождая полицейскому проход. — Прошу вас…

Пройдя в зал, заместитель шерифа с удовольствием уселся на предложенное Шейлой кресло и, отказавшись от кофе, произнес:— Шейла, мне надо с вами кое о чем поговорить…

Шейла была заранее готова к визиту полицейского. — Видимо, вас интересует что-то о моем муже Лео Джонсоне?..

Хогг наклонил голову в знак согласия. — Да.

Вытерев мокрые после мытья посуды руки о передник, Шейла внимательно посмотрела на Хогга. — Пожалуйста…

Томми откашлялся. — Вам, наверное, известно, что Лео подозревается в совершении нескольких тяжких преступлений… Лора Палмер…

Шейла перебила полицейского:— Насколько мне известно, в смерти этой девушки подозревается крупье Жак Рено…

Хогг жестом руки прервал девушку. — Не перебивайте… Да, крупье «Одноглазого Джека» Рено, уже, как вам наверное известно, покойный, действительно подозревался в убийстве Лоры Палмер… Однако, как мы выяснили, в этом преступлении, равно как и в насилии над Роннетой Пуласки он невиновен… — Тогда о чем же речь?..

Томми, поправив кобуру с кольтом, прикрепленную к поясу, произнес:— Дело в том, что ваш муж имел кое-какие контакты с этим Рено… Может быть, вы скажете, какие именно?..

Шейла наконец поняла, чего именно добивается от нее Хогг. — Значит, — медленно произнесла она, — значит, вы хотите, чтобы я дала против Лео показания?.. — Можете называть это так, — ответил Томми.

Шейла вспомнила слова Бобби о том, что пока Лео находится в состоянии комы, он будет получать медицинскую страховку.

«Значит, — решила она, — значит, если я дам показания против Лео, все может измениться… Его, возможно, по мере выздоровления смогут перевести куда-нибудь в тюремный госпиталь…»

Шейла с самым решительным видом поднялась со своего места. — Извините, — сказала она твердым голосом, — извините, но я не могу давать показания против собственного мужа. Насколько я знаю, заставлять меня сделать это — противозаконно.

Хогг пожал плечами. В этом движении явственно прочитывалось: «Не хотите — как хотите, никто заставлять не будет».

Поднявшись с кресла, Хогг попрощался и, уже стоя в дверях, произнес:— А вы все-таки подумайте над моим предложением…


С недавних пор Купер стал очень внимательно наблюдать за Лиландом Палмером. Он никак не мог понять — действительно ли рассудок несчастного отца помутился после гибели дочери, или в его странном поведении кроется еще какая-то неизвестная пока причина. Купер все чаще склонялся ко второму, однако, войдя в положение Лиланда, устыдился своих мыслей. Отец Лоры Палмер мог вызывать только сочувствие, и, высказывая соображения об этом чувстве, Купер наговорил Даяне целую кассету— Даяна, Даяна… Для того, чтобы понять другого, то есть, чтобы воспроизвести в себе его чувства, я стараюсь, прежде всего, отыскать причину… Например, глядя на отца погибшей школьницы, я спрашиваю себя еще и еще раз — «чем же он опечален?» и, понимая причину, воспроизвожу те же чувства печали. Но чаще всего я опускаю это и воспроизвожу в себе это чувство по тем действиям, которое оказывает оно на других, воспроизводя выражение глаз Лиланда, голоса, жесты, мимику, походку… Тогда сочувствие возникает у меня вследствие ассоциации движений и ощущений. Мне кажется, Даяна, что в этой способности понимать чувства другого каждый из нас ушел очень далеко, и почти непроизвольно, в присутствии человека — в моем случае Лиланда Палмера — упражняемся в этой способности. Даяна, всмотрись как-нибудь в игру черт своего лица, как оно все дрожит и изменяется от непереставаемого подражания и отражения того, что совершается вокруг тебя… Если ты спросишь меня, почему воспроизведение в себе чувств другого для нас столь легко, то ответ, как мне кажется, очень прост: человек, благодаря своей очень тонкой и хрупкой организации духа очень труслив, и учительницей сочувствия он всегда имел только трусость. В течение многих тысячелетий он видел в каждом знакомом и незнакомом существе опасность: при одном только взгляде на него он тотчас же воспроизводил в себе выражение черт его лица и его манеры, и по этим чертам и манерам делал заключение о добром или злом намерении. Эти толкования намерений по движениям и линиям человек применил даже к неодушевленной природе, воображая ее одушевленной: я абсолютно уверен, что те ощущения, которые мы испытываем при виде леса, травы, воды, скал, огня, моря, зверей имеют именно такое происхождение. Радость и приятное удивление, даже смех — это, Даяна, позднейшие дети сочувствия и младшие братья страха… Таким образом, Даяна, вынужден признать, что сочувствие по своей глубинной природе — неискреннее чувство… Мне иногда кажется, что сочувствия следует стыдиться…


Гарланд Таундеш, сидя за столиком кафе Нормы, изучал очередной текст, который зафиксировали самописцы мониторов наблюдения за глубинами космоса. На этот раз самописцы выдали следующее:


/176 Е/889 0/179 В/424 Т/КУПЕР/34 Р/60 Н/06 Е/КУПЕР/565 Е/999 С/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/19 Н/977 А/323 К/335 Р/КУПЕР/667 А/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/751 Р/КУПЕР/987 Р/676 Е/777 Е/995 Т/778 0/919 Н/143 Р/971 С/861 К/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/866 У/КУПЕР/121 Х/888 У/119 А/ /СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 952 К/КУПЕР/1765/КУПЕР/661 Р/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/197 0/777 У/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/197 О/КУПЕР/889 Р/197 Н/756А/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/186 У/КУПЕР/999 Р/1876/КУПЕР/ 660 Р/КУПЕР/197 Р/КУПЕР/188К/КУПЕР/197 Н/667 Н/667К/ КУПЕР/909 Т/876 Е/186 С/148 В/1988/ СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/ 161 А/555 У/КУПЕР/ /991 А/168 У/КУПЕР/876 К/СОВЫ НЕ ТО ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ/222 Н/

— Повсюду одно и то же — Купер и какие-то совы, которые не то, чем кажутся, — растерянно пробормотал Таундеш,

Внезапно на лист бумаги упала какая-то тень. Таундеш обернулся — перед ним, улыбаясь, стояла Леди-С-Поленом.

Гарланда удивило не столько то, что Леди-С-Поле-ном изучала этот, явно не предназначенный для посторонних взглядов текст, а последующие слова странной леди:— А я тоже знаю, что совы — не то, чем они кажутся… Совсем не то… — почему-то добавила она от себя.

При этом Леди-С-Поленом продолжала что-то жевать — видимо, чуингам.

Таундеш, быстро прикрыв листок лежавшей на столе салфеткой, произнес:— Что вы имеете в виду?.. — он был настолько ошарашен словами странной женщины, что не нашел лучшего продолжения разговора.

Леди, погладив ладонью обрубок дерева, который она держала на руках, как заботливые матери держат маленьких детей, улыбнулась:— Мое полено…

«Или она ненормальная, — подумал майор, — или ей действительно что-то известно…»

Леди-С-Поленом продолжала:— Мое полено иногда говорит мне совершенно поразительные вещи… Вот, послушайте…

Гарланд, вспомнив, что отговорка о том, что они не представлены, на этот раз не пройдет, со злобой подумал: «Привязалась эта идиотка на мою голову…»— Послушайте, — вновь произнесла леди, — может быть, оно скажет вам…

Как ни прислушивался майор, ничего, разумеется, не услышал.

Подняв глаза на Леди-С-Поленом, он тихо сказал:— Извините, но я ничего не слышу…

Странная леди удивленно округлила глаза. — Но почему?.. Почему я слышу его голос, а вы — нет?..

Майор пожал плечами. — Не знаю…

К столику подошла Норма — заметив, что посетительница жует чуингам, она поставила на стол плевательницу и просительно произнесла:— Если вас не затруднит, — Норма сделала короткий жест в сторону принесенного предмета, — жевательную резинку, пожалуйста, положите сюда…

Леди-С-Поленом кивнула. — Хорошо…

Когда Норма удалилась, женщина, вынув изо рта чуингам, размяла его пальцами и, прикрепив к донышку плевательницы, со всей силой вмяла ее в столик. Заметив в глазах майора удивление, она объяснила:— Так будет лучше… Мое полено говорит мне, что плевательницу лучше всего прикрепить к столику, чтобы никто не украл… Вы ведь знаете, в этом городе есть опасный преступник… — Это вы насчет убийцы Лоры Палмер?..

Леди-С-Поленом понизила голос.

—Нет… Я говорю о другом преступнике… Только тише, — она приложила палец к губам, — может быть, он сейчас находится где-то рядом… Он может нас услышать. — А при чем тут плевательница?.. — не понял Таундеш. — Это чтобы он ее не украл, — объяснила свой поступок странная леди.

Майор, перевернув лист с показаниями самописца, сложил бумагу вчетверо и, спрятав его в нагрудный карман форменного кителя, обернулся к собеседнице. — Вы, кажется, хотели мне что-то объяснить насчет сов, которые…

Леди-С-Поленом не дала ему договорить:— Да… — она понизила голос до едва различимого шепота. — Да… Я все знаю… Но теперь еще не время об этом рассказывать.

Майор недоуменно пожал плечами.

«Ничего не понимаю», — подумал он.

— Мое полено… — пробормотала странная леди, — вы еще подружитесь с ним, уверяю вас…


Прослушав все надиктованное своей секретарше по поводу сочувствия, Купер остался довольным. Достав из диктофона кассету, он пронумеровал ее и, положив в упаковку, спрятал в тумбочку, намереваясь отослать ее в Сиэтл при первом же удобном случае.

Раздевшись, Купер лег в постель и выключил свет, желая уснуть как можно быстрее — Дэйл решил, что завтрашний день будет тяжелым. Однако сон не брал Дэйла. Он понял, что сегодняшние события — известие об Уиндоме Эрле и исчезновение Одри Хорн — настолько взволновали его, что заснуть сразу вряд ли удастся. Кроме этого, Куперу никак не давали покоя загадки, услышанные от человека, которого Дэйл про себя назвал «старик Хилтон в молодости», и, особенно, последняя — «Совы совсем не то, чем они кажутся». Куперу почему-то показалось, что эта загадка имеет самое непосредственное отношение к тому самому длинноволосому блондину с крепкими зубами, который неотступно преследовал Мэдлин в ее видениях.

Неожиданно на тумбочке зазвонил телефон — так громко, что Дэйл невольно вздрогнул. Подняв трубку, он произнес:— Алло…

К немалому удивлению, Купер услышал голос — как ему показалось — Одри Хорн. — Одри, это ты?.. — Да…

«Значит, не ошибся», — подумал Купер. — Где ты?.. Тебя все ищут… Сейчас же возвращайся домой…

В голосе девушки прозвучали плаксивые интонации:— Дэйл… Мне так плохо…

Купер закричал:— Сейчас же объясни, что с тобой происходит, и где ты находишься!

Одри, будто бы не расслышав вопроса, продолжала:— Дэйл, мне очень, очень плохо… Дэйл, почему ты сейчас не со мной?.. — Одри!.. — Дэйл, у меня неприятности, — эти слова были последними, которые услыхал Купер — из трубки послышались короткие гудки.


Склонившись над телефоном в комнате Блэкки, Одри умоляюще шептала в трубку:— Дэйл… Мне так плохо…

Из трубки послышалось:— Сейчас же объясни, что с тобой происходит, и где ты находишься!

Одри продолжала шептать, будто не расслышав вопроса Купера:— Дэйл, мне очень, очень плохо… Дэйл, почему ты сейчас не со мной?.. Дэйл, у меня неприятности…

Внезапно разговор прервался — на рычаг телефона легла рука Блэкки.

Улыбаясь, она посмотрела девушке прямо в глаза, — Это у тебя-то неприятности?.. — отодвинув телефон в сторону, она повторила вопрос: — говоришь, у тебя неприятности? — Не дождавшись ответа, Блэкки сказала: — Нет, дорогая, ты еще не знаешь, что такое настоящие неприятности…

Глава 54

Загадочный звонок Донне Хайвер. — Письмо, прочитанное ночью Дэйлом Купером. — Беседа Гарри Трумена и Хэнка Дженнингса.


Донна посмотрела на часы, висящие над дверями — было начало двенадцатого. Джозеф перехватил взгляд девушки, поднялся и начал собираться: юноша всегда комплексовал, когда при нем смотрели на часы, думая, что таким образом ему пытаются дать понять, что он своим присутствием отнимает у людей время.

Донна, взяв его за руку, произнесла:— Посиди еще немножко…

Джозеф заколебался, «Может быть, действительно еще минут десять-пятнадцать…» — подумал он. Ему явно не хотелось уходить из дома Хайверов.

В этот момент из кабинета доктора Уильяма послышалось:— Донна!.. Ты собираешься ложиться спать?.. Уже двенадцать!..

Девушка отмахнулась:— Папа, ты всегда преувеличиваешь!.. Еще полчаса!..

Хэрвэй резко поднялся. — Извини, дорогая, мне надо идти… — Хорошо, — согласилась она, не выпуская из своих ладоней руку Джозефа. — Хорошо, Джозеф… Завтра позвонишь, правда?..

Джозеф кивнул в ответ. — Обязательно позвоню.

Надев свою кожаную куртку, Джозеф, поцеловав девушку, направился в сторону дверей.

Сразу же после ухода Джозефа из кабинета отца вновь послышалось:— Донна, тебя к телефону…

Донна подняла голову. — Кто? — Не знаю… Какой-то мальчик, судя по голосу.

Донна удивилась:— Мальчик?.. Не может быть. — Встав с дивана, она подошла к телефону, находящемуся в коридоре. — Папа, не клади пока трубку…

Из трубки послышалось:— Это мисс Хайвер?..

Голос был мальчишеский, ломкий и почему-то показался девушке знакомым. «И где это я могла его слышать?..» — подумала она. — Да, — вежливо ответила Донна. — Вы меня помните?..

Как ни силилась девушка, но припомнить, кому же может принадлежать этот голос, так и не смогла. — Извините, что-то не припоминаю…

Из трубки послышался легкий смешок. — Очень странно… А ведь не далее, как сегодня утром я вас озадачил… Слишком даже, я бы сказал, озадачил…

«Кто же это?» — недоумевала Донна. Звонивший, выждав паузу, произнес только одну фразу:— «Кукурузное пюре»… Ну, вы, надеюсь, вспомнили?..

В этот момент в сознании Донны воскресла картина: полутемная комната… старуха с жидкими седоватыми прядями… книжный шкаф с фолиантами в кожаных переплетах… «Я просила не присылать мне больше кукурузного пюре…» Щелчок пальцев над головой и непонятная фраза: «Иногда это делается вот так!..»

Донну осенила догадка:— Ты — внук миссис Тернер?.. — Да, — важно ответил мальчик. — Ты занимаешься магией?..

Младший Тернер с необыкновенной гордостью в голосе согласился:— Да, занимаюсь…

Девушка, взяв в руки телефон, уселась в кресло. — Ты хочешь мне что-то сказать?.. — Хочу…

Донна вновь поинтересовалась — на этот раз более взволнованно:— Это касается Лоры Палмер?..

В ответ девушка услыхала загадочные слова:— Je suis une ame solitaire… — Что, что?.. — Не поняла она.

Мальчик повторил:— Je suis une ame solitaire, — после чего из трубки послышались короткие гудки.

Донна так и осталась стоять в полном недоумении, забыв даже положить на рычаг телефонную трубку…


После звонка Одри Дэйл понял — в эту ночь заснуть ему не удастся. Одевшись, он пошарил по карманам в поисках сигарет и, обнаружив, что курить нечего, расстроился еще больше.

«Сигареты наверняка есть внизу у портье, — подумал он, — надо бы спуститься…»

Купив пачку «Мальборо», Дэйл уже собрался было уходить. — Мистер Купер, — произнес портье.

Дэйл обернулся. — Да — портье, протягивая Куперу конверт, произнес:— Вам письмо… Извините, забыл передать утром…

Дэйл устало улыбнулся. — Ничего, ничего… — сунув конверт в боковой карман пиджака, он поднялся по лестнице на этаж.

Закрыв двери, Купер уселся на кровать и, вытащив из кармана конверт, прочитал:

«Специальному агенту Федерального Бюро Расследований Дэйлу Куперу. Оскар Глейзер».

Это имя — Оскар Глейзер — невольно заставило Купера вздрогнуть.

…Это было его первое серьезное дело — дело об убийстве и краже из сейфа трехсот тысяч долларов. Случилось оно почти три года назад, и Дэйл уже потихоньку начал забывать подробности того расследования. Именно благодаря профессионализму Купера гравер Глейзер был схвачен и передан в руки правосудия. Преступление было совершено в Кливленде, и по законам штата Огайо преступника неминуемо ждала смертная казнь. Купер никак не мог понять, что же именно побудило Глейзера написать ему письмо — а оно, несомненно, было написано из тюремной камеры, об этом свидетельствовал штампик полицейского цензора.

Вскрыв конверт, Дэйл вытащил оттуда несколько грязно-серых листков тонкой, почти полупрозрачной бумаги, испещренной чрезвычайно мелкими буквами.

«Дорогой мистер Купер, — принялся читать Дэйл, — не удивляйтесь, когда получите это письмо. По моей просьбе мое тюремное начальство выяснило Ваше теперешнее местонахождение в Департаменте ФБР в Сиэтле… Близится день моей казни, и я решил рассказать Вам о всех своих прегрешениях. Таково было мое последнее желание, и начальник тюрьмы, где я сейчас нахожусь, не отказал мне в нем. Возможно, мое письмо отнимет у Вас немало драгоценного времени, и все же, прошу Вас внимательно прочитать его.

Как вы, мистер Купер, наверное, догадываетесь, смертный приговор мне был вынесен за тяжкое преступление — я был признан виновным в убийстве и похищении из сейфа значительной суммы денег. Никому не приходило в голову подозревать меня еще в чем-то, помимо этого и, строго говоря, у меня нет ни малейшей необходимости признаваться еще в одном, куда более страшном преступлении — ведь я и так приговорен к высшей мере наказания, и усугубить мою участь уже ничто не сможет.

Но дело не только в этом. По-видимому, любому человеку перед лицом смерти свойственно тщеславное стремление оставить после себя не самую худшую память. Вот почему все это время я старался, чтобы моя жена ни о чем не узнала. Страшно вспомнить, сколько ненужных страданий я из-за этого перенес!.. Я понимал, что смертной казни все равно не избежать, и, тем не менее, даже на последнем заседании Окружного суда не выдал своей тайны, хотя она так и срывалась у меня с языка.

Но теперь, дорогой мистер Купер, я думаю иначе. Мне хочется, чтобы хоть кто-нибудь узнал всю правду. И поэтому я пишу это письмо из камеры смертников именно Вам — в том деле Вы, хотя и явились моим разоблачителем, но повели себя по отношению ко мне очень гуманно и, даже, сказал бы, человечно. И поэтому в качестве исповедника я выбрал именно Вас. Я был бы последним негодяем, если бы пожелал унести в могилу свою ужасную тайну. Кроме того, я страшусь мести убитого мною человека. Нет, речь идет не о том несчастном, которого я прикончил из-за денег. В этом преступлении я уже сознался, и оно больше не тяготит мою совесть. А вот другое преступление, которое я совешил много лет назад — мысль о нем не дает мне покоя.

Человеком, которого я убил, был мой старший брат. Впрочем, старшинство его в достаточной степени условно. Мы с ним близнецы, и на свет появились, можно сказать, одновременно.

Его призрак и поныне неотступно преследует меня. По ночам он тяжелой гирей наваливается мне на грудь и душит, а среди бела дня то появляется где-нибудь в комнате, и смотрит на меня с неописуемой ненавистью, то заглядывает в окно и страшно ухмыляется, обдавая меня леденящим душу презрением.

Самое ужасное состоит в том, что мы с братом были похожи друг на друга, как две капли воды. Еще задолго до того, как я очутился в этой камере смертников, на другой день после совершенного мною убийства с ограблением, мне стал являться его призрак. Теперь, оглядываясь назад, я порой думаю, что все последующие события — и то, что я совершил второе убийство, и то, что столь виртуозно задуманное мною преступление оказалось раскрытым, — свершилось по воле его мстительного духа.

Убив брата, я начал бояться зеркал. И не только, кстати, зеркал — любая поверхность, способная отражать предметы, внушала мне ужас. В собственном доме я постарался избавиться от всех зеркал и стеклянной утвари. Но и это не помогло: достаточно было выйти на улицу, чтобы увидеть вокруг себя множество поблескивающих в глубине магазинов зеркал. Чем упорнее я пытался не смотреть на них, тем сильнее притягивали они мой взгляд. И всякий раз оттуда на меня глядели налитые ненавистью глаза брата, хотя я и прекрасно отдавал себе отчет, что это всего только мое собственное изображение.

Однажды, проходя мимо лавки, торгующей зеркалами, я чуть было не лишился чувств — не одно, а сотни одинаковых лиц, в каждом из которых я узнавал брата, повернулись в мою сторону, вперев в меня тысячи глаз, налитых страшной злобностью.

Но как ни преследовали меня эти жуткие видения, на первых порах я не падал духом. Меня поддерживала самонадеянная уверенность, что преступление, столь великолепно, как мне в то время казалось, задуманное и осуществленное, никогда не будет раскрыто. К тому же, у меня появилось множество новых забот, не оставляющих времени для пустых и неоправданных, как мне тогда казалось, страхов. Однако, как только я оказался в тюрьме, все резко изменилось. Пользуясь однообразием и беспросветностью моего здешнего существования, дух убитого брата-близнеца полностью завладел мною, а после того, как Окружной суд признал меня виновным и мне был вынесен смертный приговор, наваждение стало совершенно невыносимым.

В камере, как вы, мистер Купер, наверняка знаете, нет зеркала, и каждый раз, когда мне приносят его, чтобы я побрился, или когда попадаю в баню, я неизменно вижу в воде лицо брата. Даже в миске с супом мне чудится его ненавидящий взгляд. Все, что хоть каким-то образом отражает свет — посуда, металлические предметы, даже пряжка на ремне полицейского надзирателя — являет мне его образ, то гротескно увеличенный, то совсем крошечный. Когда сквозь тюремное оконце в камеру пробиваются солнечные лучи, я пугаюсь своей же тени. Дело дошло до того, что даже вид собственного тела стал внушать мне ужас, мы ведь с братом и сложены были одинаково, вплоть до мельчайших складочек и черточек.

Чем терпеть эти невыносимые страдания, лучше умереть. Нет, мистер Купер, не подумайте, я нисколько не боюсь электрического стула. Наоборот, я жду его с нетерпением. Мне уже обрили голову для подключения электродов, и я знаю, что с обритой головой надеяться не на что. Но мне хочется встретить свой смертный час со спокойной совестью. Перед смертью я должен заслужить прощение убиенного брата. Или, на худой конец — хотя бы избавиться от душевных мук, от постоянной необходимости бояться его призрака. А достичь этого можно только одним способом — чистосердечным признанием в содеянном.

Дорогой мистер Купер, не сочтите за труд, прочитав это письмо, рассказать обо всем судье и присяжным, а также сообщить моей жене. Я плохо знаю Вас, но вы почему-то производите на меня впечатление очень порядочного человека. Я уверен, что вы не откажете мне в этом.

А теперь я поведаю вам о своем преступлении.

Как я уже написал, мы с братом были близнецами. Если не считать одной-единственной родинки у меня на бедре, по которой нас различали родители, мы были полнейшим подобием друг друга. Я думаю, что даже количество волос у нас на голове, если кому-нибудь и вздумалось их пересчитать, совпало бы до последнего волоска.

Это-то абсолютное сходство и натолкнуло меня на мысль о преступлении.

И вот, в один прекрасный день я задумал убить своего брата. Скажу прямо, ненавидеть его у меня никаких особых причин не было. Правда, если не считать снедавшей меня зависти: по праву старшего брата и наследника он получил от родителей огромное состояние, не идущее в сравнение с теми жалкими крохами, что достались мне. В довершение ко всему девушка, которую я любил, стала не моей, а его женой — к этому ее принудили ее родители, польстившись на богатство и положение брата. Я завидовал ему, хотя и хорошо понимал, что мой брат передо мной ни в чем не виноват. Если уже и следовало кого-нибудь винить, то только наших родителей, которые щедро одарили одного сына и обделили другого. Что же касается женитьбы брата, то он, судя по всему, даже не догадывался, что его невеста в свое время была моей возлюбленной.

Мистер Купер, я иногда думаю, что, окажись на моем месте кто-нибудь другой, ничего дурного и не случилось бы. Но, на свою беду, я уродился человеком достаточно ничтожным и к тому же совершенно не умеющим обращаться с деньгами. Главное же — в моей жизни не было определенной цели. Дешевый прожигатель жизни, я заботился только о том, как извлечь побольше удовольствий сегодня, а о том, что меня может ждать завтра, даже не задумывался. Вполне возможно, что это было своеобразной реакцией на отчаяние, охватившее меня, когда я понял, что все богатства и любимая девушка достались другому. Что касается моей доли в наследстве, то, хотя она и составляла достаточную сумму, чтобы вести достойный образ жизни, я быстро истратил все.

Мне не оставалось ничего другого, как просить денег у брата. Видя, что моим просьбам не будет конца, что я злоупотребляю его щедростью, брат перестал ссужать меня деньгами и, в конце концов, недвусмысленно дал понять, что я не в праве рассчитывать на его помощь, пока не изменю своих пагубных привычек.

И вот однажды, когда я в очередной раз возвращался от него несолоно хлебавши, в моей голове мелькнула страшная мысль. Она показалась мне настолько чудовищной, что я содрогнулся и постарался как можно быстрее выбросить ее из головы. Но шло время, и постепенно мысль эта переставала мне казаться такой страшной: если действовать решительно и при этом осторожно, думал я тогда, можно без особого риска вернуть себе и деньги, и возлюбленную. Несколько дней я тщательно взвешивал все «за» и «против» и, наконец, почувствовал, что готов к осуществлению этого воистину дьявольского замысла.

Повторяю вам, мистер Купер, мой брат ничем не заслужил моей ненависти. Прирожденный эгоист, я хотел лишь любой ценой обрести богатство и благополучие, Однако я оказался — как теперь понимаю — не только эгоистом, но и порядочным трусом, так что, если бы осуществление задуманного было чревато для меня хотя бы малейшей опасностью, я ни под каким бы видом не пошел на это. Но в том-то и дело, что мой план начисто исключал какой-либо риск. Во всяком случае, мне так казалось.

Итак, мистер Купер, я приступил к осуществлению своего замысла. Для начала я взял себе за правило чаще бывать в доме брата, стараясь примечать и запоминать все подробности, вплоть до мельчайших, связанных с повседневным бытом его семьи. Я не упускал из виду ни единой мелочи и со временем настолько в этом преуспел, что знал даже, как именно и куда мой брат вешает полотенце после купания и автомобильное масло какой именно фирмы предпочитает.

Через месяц с небольшим подготовительная работа была завершена, и тогда, улучив момент, я сообщил своему брату о намерении отправиться на заработки на Аляску — я даже показал ему газетную вырезку, где одна фирма, вербуя рабочих, обещала хороший заработок. Поскольку я был холостяком, то эта внезапная затея не могла показаться ему ни подозрительной, ни сумасбродной. Брат мой, более того, остался очень доволен тем, что я, наконец, решил остепениться, хотя мне, грешным делом, показалось, что в нем скорее говорила радость избавления от обузы. Как бы то ни было, на прощание он оставил мне что-то около десяти тысяч долларов на первые расходы.

Вскоре, выбрав день, наиболее, как мне показалось, благоприятный для осуществления задуманного, я отправился с братом и его женой в аэропорт. Дождавшись, пока объявят посадку, брат с женой ушли, а я, выбросив билет и зайдя в туалет, перочинным ножиком срезал свою предательскую родинку с бедра. Теперь уже я был абсолютно точным подобием брата.

Переночевав в гостинице и переодевшись в заранее подобранный костюм, такой же, какой носил мой брат, я в заранее рассчитанное время подкрался к его дому. Осторожно, чтобы не привлекать к себе внимание, я перелез через забор и очутился в саду. Час был ранний, и опасаться, что кто-нибудь в доме меня заметит, не приходилось. Я беспрепятственно добрался до старого колодца в дальнем углу сада.

Этот заброшенный колодец опять-таки был существенной деталью моего плана. Колодец давно уже высох, и брат, посчитав, что оставлять в саду эту «волчью яму» небезопасно, намеривался в самое ближайшее время засыпать его землей. Земля уже была приготовлена, она горкой высилась возле колодца, дожидаясь, когда у садовника дойдут до нее руки. Накануне своего мнимого отъезда на Аляску я зашел к садовнику и, на правах брата хозяина, велел ему заняться колодцем утром того самого дня, когда было запланировано убийство.

Я затаился в кустах и стал ждать удобного момента. С минуты на минуту тут должен был появиться мой брат — он имел обыкновение каждое утро прогуливаться по саду. Нервы у меня были напряжены до предела, меня трясло, как в самой настоящей лихорадке. Под мышками выступил холодный пот и ручьями скатывался по рукам. Время тянулось мучительно долго. Мне уже начинало казаться, что я провел в своей засаде целую вечность, когда, наконец, двери дома раскрылись, и на пороге появился мой брат. Моим первым побуждением было вскочить и бежать прочь без оглядки как можно дальше, однако колоссальным усилием воли я заставил себя не делать этого.

Когда брат поравнялся со мной, я одним прыжком выскочил из своей засады и оказался у него за спиной. В следующий миг я накинул ему на шею загодя припасенную веревку и принялся в исступлении его душить. Веревка сдавила ему горло, он из последних сил старался повернуть голову, вероятно, желая перед смертью увидеть лицо убийцы. Я со своей стороны пытался не допустить этого. Но голова брата, словно под действием приводного ремня, неумолимо поворачивалась ко мне, и в предсмертной агонии глаза его остановились на моем лице. В эту минуту его налившееся кровью опухшее лицо исказила гримаса крайнего ужаса — этого выражения не смогу забыть никогда, оно, наверное, будет преследовать меня и на электрическом стуле. По телу брата пробежала последняя судорога, он обмяк и рухнул на землю. Мои ладони онемели от страшного напряжения, и мне пришлось долго тереть их, прежде чем я смог начать действовать дальше.

Едва переступая на ватных ногах, я подтащил бесчувственное тело брата к колодцу и сбросил его вниз, после чего с помощью лежавшей рядом лопаты стал присыпать его землей.

Если бы кто-нибудь наблюдал разыгравшуюся сцену со стороны, у него, наверное, возникло бы ощущение чудовищного кошмара: некий человек, словно раздвоившись, в молчаливом исступлении душит своего двойника.

Так вот я принял на душу смертный грех — убил родного брата. Наверное, вам, мистер Купер, трудно представить себе, как это у меня поднялась рука на единственно близкого мне человека. Что ж, подобное недоумение мне целиком понятно. Именно потому, что мы были братьями, у меня и появилась мысль об убийстве. Не знаю, доводилось ли вам испытывать это самому, но, как ни странно, близких людей зачастую связывает не любовь, а, скорее, острая ненависть. Об этом немало написано в книгах, так что, мистер Купер, не я первый, не я последний. Причем вражда к родному и близкому человеку, как правило, куда сильнее и непримеримей, чем к постороннему. Какою же она должна быть к брату, похожему на тебя, как две капли воды!.. Мне иногда кажется, что даже если бы не существовало иных причин, одного этого сходства было бы вполне достаточно, чюбы придти к мысли об убийстве. Не что иное, как ненависть — это я теперь хорошо понимаю! — помогло мне, трусу, совершить это преступление.

Присыпав труп брата землей, я не торопился покидать место преступления. Примерно полчаса спустя на дорожке показался садовник в сопровождении прислуги. Садовник и прислуга, разумеется, хорошо знали о моем отъезде на Аляску. Меня охватило волнение, мне впервые предстояло сыграть роль брата. Но я взял себя в руки и, подражая его голосу, как ни в чем не бывало, сказал: «А-а, вот и садовник собственной персоной. А я встал пораньше и решил вам немного помочь… Надеюсь, за день вы управитесь с колодцем? Что ж, не буду мешать вам…»

И, копируя походку брата, я неторопливо зашагал к моему уже дому.

Все шло как по маслу. Целый день я провел в кабинете брата, усердно изучая его дневники, счета и расходные книги — ведь это было единственное, чего мне не удалось сделать за все время подготовки к убийству. А вечером я уже сидел перед телевизором с его ни о чем не подозревавшей женой — теперь она уже принадлежала мне. Я весело болтал о разных пустяках и смеялся, как это обычно делал по вечерам мой брат. Ночью, набравшись храбрости, я даже рискнул предложить ей близость. Правда, в этот момент я уже не чувствовал в себе прежней уверенности — подробности интимной жизни погибшего брата мне, разумеется, не были известны. Но меня поддерживала надежда, что даже в случае разоблачения я не рискую ничем — ведь, как-никак, она в свое время питала ко мне самые нежные чувства. Однако все было просто замечательно — она не заметила никакой подмены. Так я совершил еще один страшный грех — прелюбодеяние с женой брата.

Целый год после этого моя жизнь лилась нескончаемым потоком наслаждения. И если что и омрачало ее, так это только преследовавший меня дух убитого брата, в остальном же у меня было все, что необходимо для полного счастья — много денег и любимая женщина, которая безраздельно принадлежала мне.

Однако в силу своего характера я довольно скоро пресытился жизнью добропорядочного семьянина. Спустя год я начал охладевать к жене. Ко мне вернулись прежние привычки, и я пустился в разгул. Я сорил деньгами направо и налево, дарил любовницам соболей и бриллианты, проигрывал огромные суммы в Лас-Вегасе и, наконец, обнаружил, что колоссальное состояние, доставшееся мне от брата, промотано, и что я по уши в долгах. Ждать помощи теперь было уже неоткуда, и ради денег я решился пойти на новое преступление.

Собственно говоря, мистер Купер, оно совершенно логически вытекало из первого. Еще в ту пору, когда во мне только зрело намерение убить брата, я учитывал возможность подобного ра-жития событий. Если мне перевоплотиться в своего старшего брата, рассуждал я, то я смогу без особого риска совершать новые преступления. Если вы, мистер Купер, не понимаете, что я имею в виду, то поясню: предположим, что младший брат, о котором после его отъезда на Аляску, ни слуху, ни духу, возвращается в Огайо и совершает убийство или крупное ограбление… То есть, я хочу сказать, что в этом случае искать будут его, а старший брат, разумеется, останется вне всяких подозрений.

К этому следует добавить, что вскоре после убийства брата я сделал одно открытие, которое совершенно поразило меня, и лишний раз убедило, с какой легкостью я могу делать все, что захочу.

Как-то раз я делал записи в дневнике брата, стараясь как можно точнее воспроизвести его почерк. Скажу вам честно, мистер Купер, это было довольно тягостное занятие, но, коль я уж превратился в старшего брата, приходилось терпеть, поскольку он всю свою жизнь, чуть ли не со школы, исправно вел дневник… Если бы я не делал этого, то мог бы вызвать подозрения. Так вот, сделав запись, я, по обыкновению, принялся сравнивать ее с предыдущими, сделанными рукой покойного, и вдруг, на одной из страниц, в углу, увидел чернильный отпечаток его пальца.

У меня похолодело внутри: я прекрасно знал о дактилоскопии и возможностях современной криминалистики, и то, что я не обнаружил этого раньше, было с моей стороны непростительной оплошностью. Обнаружив в дневнике отпечаток пальца брата, я понял, что эта улика может выдать меня с головой.

Я нашел хорошее увеличительное стекло, сделал на отдельном листке бумаги оттиск своего пальца и принялся сличать его с найденным в дневнике. На первый взгляд эти отпечатки казались очень похожими, но только на первый взгляд. Внимательно сравнивая линии, я обнаружил некоторое расхождение. На всякий случай я незаметно взял отпечатки пальцев у жены и прислуги, но их капилярные линии столь значительно отличались от тех, что я увидел в дневнике, что мне даже не пришлось сравнивать их под увеличительным стеклом. Итак, мне было совершенно ясно, что отпечатки пальцев на странице дневника могут принадлежать только моему брату. В том, что наши отпечатки оказались очень похожими, не было ничего удивительного — недаром же мы с ним близнецы.

Опасаясь, что найденный мною отпечаток может оказаться не единственным, я принялся внимательно осматривать окружающие предметы. Тщательно, страницу за страницей я перелистывал все книги обширнейшей библиотеки брата, выворачивал наизнанку все шкафы и ящики, но нигде не обнаружил ничего подозрительного. Теперь, понял я, можно было не волноваться, стоит только сжечь злополучную страницу дневника — и я в полной безопасности. Недолго думая, я приготовился уже бросить ее в огонь, но в самый последний момент передумал. Меня осенила одна идея. Я подумал: «А что, если перенести найденный отпечаток на какой-нибудь трафарет и использовать его, когда я захочу совершить новое преступление?» Предположим, рассуждал я, мне придется по какой-нибудь причине совершить повое убийство. В этом случае вполне сгодится версия о возвращении из Аляски моего беспутного младшего брата — выступить в его роли, в случае чего, мне не составило особого труда. Одновременно я позабочусь об алиби для второй половины своего «я», а именно для старшего брата. Совершая убийство, я, разумеется, постараюсь сделать все, чтобы не оставить на месте преступления никаких улик. Возможно, что всего этого окажется вполне достаточно. Но что делать, если подозрение все-таки падет на меня? Кто сможет поручиться, что мое алиби будет абсолютно безупречным?

Вот тут-то как нельзя более кстати пришелся бы отпечаток пальца моего брата. Одного этого обстоятельства вполне будет достаточно, чтобы доказать мою непричастность к убийству. Полиция будет до скончания века искать человека, которому принадлежит этот отпечаток, не подозревая даже, что его давно уже нет вживых.

От своей догадки я был на седьмом небе от счастья. Эта жизнь приводила меня в такой восторг, которого я не испытывал никогда в жизни.

В то время, однако, я вел еще достаточно безбедное существование, и потому не спешил осуществлять свой коварный замысел. Необходимость в этом возникла несколько позже, когда все, что досталось мне от огромного достояния брата, было окончательно промотано. В качестве первого опыта я выкрал у одного из приятелей довольно внушительную сумму денег, оставив на месте преступления поддельный отпечаток пальца своего брата. Для этого мне пришлось воспользоваться трафаретом, изготовление которого не составило для меня особого труда, если учесть, что в свое время я работал гравером. С тех пор всякий раз, когда у меня возникала нужда в деньгах — а возникала она всегда — я прибегал к этому испытанному способу. И вот что интересно — ни разу подозрение не пало на меня. В ряде случаев пострадавшие просто махали рукой на случившееся, и даже не заявляли о пропажах в полицию. Бывало, конечно, что потерпевший сразу же бежал в участок, но даже тогда, как ни странно, дело сразу же прекращали за отсутствием улик. Вы не поверите, мистер Купер, но совершать преступления оказалось до скуки просто. Полнейшая безнаказанность вскружила мне голову, и, в конце концов, я пошел на новое убийство.

Об этом деле, Вы, разумеется, прекрасно знаете — вы ведь сами принимали в его расследовании самое деятельное участие, поэтому я не стану вдаваться в подробности. Короче говоря, я в очередной раз наделал долгов, и мне понадобилась большая сумма наличными. В один прекрасный день я узнал от своего приятеля, что у него в сейфе хранится целое состояние — почти треть миллиона. Как выяснилось, это были средства, предназначенные для тайного финансирования какой-то политической акции или чего-то в этом роде, точно не помню. Приятель, как видно, считал меня человеком порядочным и доверял мне. При этом разговоре, происходившем в его доме, присутствовали, кроме меня, еще его супруга и несколько человек гостей и родственников. Уяснив для себя кое-какие детали, я в тот же вечер проник в дом приятеля, приняв образ «младшего брата».

Само собой разумеется, мистер Купер, для «старшего брата» у меня было приготовлено надежное алиби. Без каких-либо осложнений мне удалось пробраться в комнату, где находился сейф. Надев перчатки, я набрал шифр — выведать его, как старому другу хозяина дома, не составляло особого труда — открыл дверцу и извлек из сейфа пачку банкнот.

В этот миг в комнате неожиданно вспыхнул свет. Обернувшись, я увидел в дверях хозяина дома. Что мне оставалось делать? Я выхватил из-за пазухи нож и всадил его хозяину в сердце. На все это ушло, как мне показалось, не больше минуты. Он лежал на полу, бездыханный. Я внимательно прислушался. К счастью, все было тихо, никто из домочадцев убитого не проснулся. А если бы кто-то и проснулся, то наверняка застыл бы на месте от страха. Я вытащил трафарет с отпечатком пальцев и, обмакнув его в струящуюся из раны убитого кровь, приложил к стене. Удостоверившись, что на месте преступления не осталось никаких других улик, я поспешно покинул дом своей очередной жертвы.

На следующий день ко мне явились Вы, мистер Купер. Ваш визит меня ничуть не испугал, настолько я был уверен в надежности своего алиби. Словно оправдываясь, в самых почтительных выражениях, Вы объяснили, что по долгу службы вынуждены переговорить со всеми, кому было известно о хранившихся в сейфе убитого деньгах. Вы сказали, что на месте преступления обнаружен отпечаток пальца преступника. Среди известных полиции и Федеральному Бюро Расследований преступников нет ни одного с подобными отпечатками пальцев. Поэтому, если я не возражаю, Вы хотели бы взять у меня отпечатки пальцев, поскольку я нахожусь в числе лиц, которые могли знать о деньгах в сейфе покойного. Едва сдерживая усмешку, я позволил Вам выполнить эту, как Вы говорили, «чистейшую формальность», и задал несколько вопросов, свидетельствующих о моей скорби о безвременно ушедшему от всех нас другу. На прощание я выразил надежду, что Федеральное Бюро Расследований сделает все возможное, чтобы как можно скорее отыскать убийцу. Дня через два Вы появились в моем доме снова — как я узнал впоследствии, вы, несмотря на свою очевидную молодость, пользовались в Департаменте большим авторитетом и уважением. Ничего не подозревая, я вышел к Вам в гостиную. Однако, встретив Ваш холодный, насмешливый взгляд, я едва сдержал вопль отчаяния. С невозмутимым видом Вы положили на стол какой-то листок бумаги. В голове у меня все перепуталось, и я не сразу сообразил, что это может значить. Увы, это был ордер на арест. Пока я разглядывал бумагу, Вы быстро подошли ко мне, и на моих руках защелкнулись наручники. Я заметил, что в дверях стоит полицейский, и понял, что сопротивление бессмысленно. Меня привезли в тюрьму, но даже здесь я еще не терял надежды. Глупец, я по-прежнему не расставался с мыслью, что доказать мою вину невозможно. Представьте себе, мистер Купер, какой сюрприз меня ожидал. Когда прокурор предъявил мне обвинение, я буквально открыл рот от неожиданности. Получалось, что я совершил ошибку настолько нелепую, что мне самому было впору расхохотаться. Да, я допустил чудовищную оплошность. Но кто в этом виноват? Не иначе, как меня настигло страшное проклятье брата. В противном случае разве мог бы я сам допустить такую глупую ошибку? Дело в том, что отпечаток пальца принадлежал не брату, как я наивно полагал, а мне самому. Правда, это был не совсем обычный отпечаток. Ваш коллега Альберт Розенфельд объяснил мне, что это был не совсем обычный отпечаток. Он остался на странице дневника после того, как я вытер запачканные тушью пальцы. Иначе говоря, на бумаге отпечатался след от туши, застрявшей в паппилнрпых линиях кожи. На языке фотографии это называется негативом.

Все это казалось мне сплошным абсурдом, и я не сразу поверил, что такое возможно. Как выяснилось, такие случаи уже бывали и в прошлом — Розенфельд рассказал мне несколько похожих историй. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году в Линкольне, штат Небраска, была зверски убита жена конгрессмена. По подозрению в убийстве схватили некоего человека, однако взятые у него отпечатки пальцев хотя и были чем-то похожи, но все-таки не совпадали с теми, которые были обнаружены на месте преступления.

Следствие зашло в тупик. Когда полиция пригласила в качестве эксперта вашего коллегу Альберта Розенфельда, тот доказал, что отпечатки абсолютно идентичны. Дело в том, что на месте преступления, как и в моем случае, был оставлен, как говорят, негативный отпечаток. Эксперт изготовил увеличенные снимки обоих отпечатков и на одном из них заменил белые линии черными, а черные — белыми. В результате снимки оказались совершенно одинаковыми.

Ну вот, уважаемый мистер Купер, и все. Извините, что этим письмом отнял у вас столько времени. Еще раз прошу, расскажите все, что я вам написал, судье, присяжным и моей жене (я имею в виду жену моего убитого брата). Тогда я со спокойной совестью — если применительно к моему случаю речь может идти о совести — встречу свой смертный час.

С неподдельным уважением к Вам — Оскар Глейзер».


Купер прочел это письмо на едином дыхании. Несмотря на кажущуюся внешнюю невозмутимость, Дэйл отличался впечатлительностью и образностью мышления — за время чтения этого письма он представлял себя и на месте убийцы, и на месте его жертв…

Отложив листки бумаги на тумбочку, Купер подумал: «Еще одно подтверждение того, что любое преступление, как бы хорошо оно не было задумано, всегда будет раскрыто… Да, тогда в Огайо было проще — никакой мистики, никаких загадочных сигналов из космоса… А может быть, все это хорошо продуманная мистификация?»

Купер вспомнил, что сразу же по приезде в Твин Пикс он был поражен необычностью облика и особенно манерами поведения некоторых обитателей города — Леди-С-Поленом, старик Хилтон, а теперь — этот полусумасшедший контуженный во Вьетнаме майор Гарланд Таундеш. Не разыгрывают ли они его?.. Да нет, не похоже, какой уж розыгрыш — за такое короткое время — два явно преднамеренных убийства и насилие над Пуласки.

«Что же с Одри? — вновь подумал Купер. — Интересно, откуда она могла мне звонить?»

Подойдя к телефону, Дэйл набрал номер шерифа Гарри Трумена. — Алло, Гарри?..

Из трубки послышалось:— Это секретарша шерифа Люси Моран.

Дэйл впервые за весь вечер улыбнулся — вспомнив странные отношения этой девушки с заместителем Трумена Энди. — Да, Люси… — произнес Купер. Ему не хотелось огорчать ее, сразу же сказав: «Соедини меня с Труменом». — Как дела, Люси?..

Голос девушки приобрел доверительные интонации. — Только что был Энди… Ты знаешь, — с недавних пор секретарша стала говорить Дэйлу «ты» и очень гордилась этим, — ты знаешь, Дэйл, мне кажется, он наконец-то начинает проявлять себя настоящим мужчиной… Он сегодня очень решителен — наверное, готовится к разговору со своей матушкой…

Справедливо предположив, что сейчас мисс Моран не менее получаса начнет рассказывать ему о тонкостях своих взаимоотношений с Брендоном, Дэйл прервал ее: — Люси, скажи мне пожалуйста, а Гарри все еще у себя?.. Он проводил меня до гостиницы, но в самый последний момент о чем-то вспомнил и, как мне показалось, собирался вернуться в участок…

Люси несколько обиделась такому повороту сюжета — она была уверена, что Купер обязательно выслушает ее жалобы на Энди и его матушку. — Да, — ответила она после недолгой паузы. — Он только что прошел в свой кабинет… Кажется, беседует с Хэнком Дженнингсом. Вас соединить?.. — Нет, — ответил Купер, — если он так занят, то лучше не надо… Скажи ему, что, как только освободится, пусть попробует еще раз связаться с Бенжамином Хорном и побеседовать с ним насчет дочери… Если что-нибудь выяснит, пусть позвонит мне…


Гарри Трумен действительно вернулся в свой кабинет — он вспомнил, что назначил свидание Хэнку. Муж Нормы, как досрочно освобожденный, по закону должен был раз в неделю являться в полицейский участок для освидетельствования благонадежности и законопослушности. Нельзя сказать, что такие регулярные визиты нравились Хэнку, но, помня шаткость своего положения, он предпочитал выполнять все предписания на этот счет.

Войдя в свой кабинет, Трумен поморщился — в воздухе пахло дымом дешевых сигарет. За его столом, развязно развалившись и положив ноги на бумаги, восседал досрочно освобожденный. Подняв голову на вошедшего, он поздоровался таким тоном, будто бы это он был шерифом, а Гарри пришел к нему в гости:— Ну, привет, Гарри…

Трумен, не отвечая, подошел к окну и открыл форточку.

Хэнк с улыбкой наблюдал за действиями шерифа. — Привет, — повторил он. — Гарри, ты почему со мной не здороваешься?..

Подойдя к столу, Трумен кивнул и выразительно посмотрел в глаза Дженнингсу. — Здравствуй, Хэнк… Могу поспорить на что угодно, что Люси Моран просила тебя ждать моего появления не в кабинете, а в фойе… — продолжая смотреть на Хэнка, Трумен добавил, но голосом, в котором сквозило неприкрытое раздражение: — Может быть, ты, наконец, поднимешься из-за стола?

Хэнк нехотя уступил место шерифу. — Спасибо, — кивнул тот, — ну, что скажешь?..

Хэнк уселся в соседнее кресло. — Что ты имеешь в виду?..

Гарри, вытащив из ящика письменного стола пачку бумаг, поискал одну, нужную и, сделав какие-то пометки, протянул ее Хэнку. — Подпиши тут. — Он ткнул авторучкой в какую-то графу в конце листка.

Дженнингс, взяв у шерифа авторучку, вопросительно посмотрел на него. — Что, опять?..

Трумен тяжело вздохнул — по всему было видно, что беседы с Хэнком, видимо, достаточно регулярные, не были любимы шерифом. — Да. Таков закон.

Хэнк, молча поставив свою подпись, отдал Гарри авторучку. — Послушай, я всякий раз подписываю какие-то бумаги, и никак не могу понять — под чем же ставлю свою подпись. Может быть, объяснишь?..

Трумен вновь вздохнул. — По существующему положению, — начал он официальным тоном, каким полицейские обычно разъясняют задержанным их права, — по существующему положению, гражданин Дженнингс, вы, как досрочно освобожденный, обязаны являться в полицию раз в неделю и письменно свидетельствовать в том, что никаких противоправных действий не совершаете и не намереваетесь… Впрочем, — он подвинул Дженнингсу лист, на котором тот только что оставил свой автограф, — все это тут записано… Мог бы удосужиться прочесть сам.

Хэнк ухмыльнулся. — А мне, может быть, лень все это читать… — с конца сигареты, которую курил досрочно освобожденный, упал пепел; это не укрылось от взгляда Трумена. — Тебе вот читать лень, — сказал он, — а моей секретарше потом не лень убирать то, что ты насвинячил в этом кабинете… И вообще, что это за манера — класть ноги на стол?..

Хэнк поспешно загасил сигарету. — Хорошо, хорошо, больше не буду, — произнес он. — И вообще, Гарри, не стоит так нервничать… Ты же видишь, я после выхода из тюрьмы веду себя очень и очень спокойно, всякий раз по первому требованию являюсь к тебе в участок… Мне кажется, — добавил он с улыбкой, — мне кажется, Гарри, у тебя нет поводов для беспокойства…

Гарри поморщился — до того не нравилась ему развязность Дженнингса.

Подняв голову, он сказал:— Для бескопойства у меня есть тысячи других поводов, Хэнк.

Дженнингс прищурился. — Если не секрет, каких же?..

Гарри вновь вздохнул — на этот раз еще тяжелее. Исчезновение дочери Бенжамина Хорна не давало ему покоя.

Он махнул рукой. — А-а-а… — Гарри уже хотел сказать Хэнку об этом событии, помнив, что досрочно освобожденный в свое время был его школьным приятелем, но в самый последний момент передумал. — Все это убийство…

Хэнк, вытащив из нагрудного кармана пачку сигарет, вопросительно посмотрел на Гарри. — Можно?..

Тот с неудовольствием сказал:— Ладно, кури…

Дженнингс, щелкнув зажигалкой, выпустил из легких струйку сизого дыма. — Ты имеешь в виду эту школьницу? Лору Палмер?.. Но я тут наверняка ни при чем — ты же знаешь, что намомент совершения преступления я находился в тюрьме… Лучшего алиби просто не придумаешь, — добавил Хэнк, глубоко затянувшись.

Гарри, медленно поднявшись из-за стола, подошел к окну и растворил его настежь. С удовольствием вдохнув свежий воздух, он произнес: — Да…

Хэнк так и не понял, к чему именно относится это слово — то ли Гарри таким образом высказал согласие со стопроцентным алиби, то ли к тому, что у него и без досрочно освобожденного много всяких других дел, то ли еще к чему-то понятному одному лишь Трумену.

Совершенно неожиданно для шерифа Дженнингс произнес:— А знаешь, Гарри, если бы тебе и мне кто-нибудь сказал лет пятнадцать-двадцать назад, что я, Хэнк Дженнингс, буду каждую неделю приходит к тебе, Гарри Трумену, только для того, чтобы поставить свою подпись на каком-то вшивом обещании, я бы ни за что не поверил!.. — видимо, Хэнку самому стало странно, что в конечном итоге так оно все и получилось, и он улыбнулся. — Ты еще не забыл, надеюсь, что мы были одноклассниками?..

Гарри, обернувшись к собеседнику, согласился:— Как же, как же… Конечно, не забыл, — голос шерифа при воспоминаниях детства приобрел несвойственную ему мягкость, и даже сентиментальность. Однако, вспомнив, что он все-таки — шериф Твин Пикса, а сидящий напротив человек, несмотря и на некоторые общие воспоминания детства, их связывающие — не более, чем досрочно освобожденный, по закону еженедельно являющийся в полицейский участок для оформления некоторых юридических формальностей, Трумен тут же спохватился: — Ты сам выбрал свой путь, Хэнк, — произнес он нравоучительно.

Хэнк помотал головой. — Гарри, но ведь и ты, и весь Твин Пикс прекрасно знают, что преступление, убийство было непредумышленным…

Гарри хмыкнул. — Еще бы… Если бы оно было предумышленным… — он запнулся. — Ты знаешь, Хэнк, если бы оно было предумышленным, ты бы получил…

Дженнингс перебил шерифа:— В нашем штате не предусмотрена смертная казнь. — …ты бы получил если и не пожизненное заключение, так лет тридцать-пятьдесят — это уж точно.

Хэнк, развязно заложив ногу за ногу, произнес:— Сам знаю… Ладно, хватит… Может быть, у тебя есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

Неожиданно для него Гарри сказал:— Да. У меня есть к тебе кое-какие вопросы, гражданин Дженнингс.

Хэнк подался вперед. — Какие же?..

Подойдя поближе, Трумен посмотрел в лицо досрочно освобожденного. — Послушай… Я хотел бы выяснить, что ты думаешь о недавнем пожаре на лесопилке?..

Тот честно округлил глаза. — Ничего не думаю… Ты что, Гарри, подозреваешь меня я поджоге?..

Шериф поспешил успокоить Дженнингса. — Нет, нет, не волнуйся, я тебя ни в чем не подозреваю… — Тогда для чего же спрашиваешь?.. — Просто мне интересно твое мнение на этот счет.

Дженнингс хмыкнул. — Ты хочешь узнать, отчего загорелась лесопилка?..

Гарри согласно покачал головой. — Да, Хэнк, ты совершенно правильно понял мою мысль. Я действительно хотел бы узнать, почему загорелась лесопилка Пэккардов.

Дженнингс улыбнулся. — Я думаю, что от огня.

Шериф досадливо махнул рукой. — Я и сам знаю, что от огня, а не от воды… Просто мне интересно, в результате чего — случайности, неосторожности или… умышленного поджога?..

Дженнингс поднялся с кресла. — Не знаю… Честно говоря, не думаю, что это было кому-нибудь выгодно… Скорее всего — в результате неосторожности.

Трумен, сложив бумаги, в том числе и тот листок, что только что подписал Хэнк, в папку и, спрятав ее в выдвижной ящик письменного стола, поинтересовался:— А как ты думаешь, может быть это Лео?..

Дженнингс неопределенно пожал плечами. В этом движении прочитывалось: «Подписал я то, что от меня требовалось — с меня хватит». — Может быть, и Лео, — равнодушно произнес он, — и вообще, Гарри, для чего меня обо всем этом спрашивать?.. В конце-то концов, ты — шериф, ты и ищи… если кого-нибудь подозреваешь.. — пройдя к дверям, Хэнк кивнул на прощанье: — ну, Гарри, до следующего раза…

Трумен, не оборачиваясь к Дженнингсу, кивнул в ответ. — До следующего раза, Хэнк…

Глава 55

Миссис Брендон и мисс Брендон излагают друг другу некоторые соображения о Твин Пиксе, его обитателях и о своих взглядах на современную жизнь. — Страшные кошмары, преследующие Роннету Пуласки. — Лиланд Палмер продолжает удивлять домашних своим очевидным сумасшедствием.


Миссис Брендон была так обрадована визитом в Твин Пикс сестры ее мужа, что просто не находила себе места от счастья. Мать Энди можно было понять: весь день она в силу различных причин была вынуждена проводить дома, за закрытыми дверями; сын, уходивший в полицию рано утром, приходил очень поздно, случалось, и заполночь. Впрочем, Элеонору это нисколько не удивляло — вдова последнего до Гарри шерифа города, она прекрасно знала, сколь много времени занимает служба в полиции. Правда, Энди, зная, сколь невыносима бывает его мать, иногда сознательно задерживался в полицейском участке, где или слонялся от безделья по фойе, бросая взгляды на Люси, или смотрел телевизор, или — что, к сожалению, случалось нечасто — слушал интересные доклады заезжих агентов ФБР, или, устав от скуки, сам предлагал шерифу задать ему какую-нибудь работу.

К старости у миссис Брендон развилось качество, столь частое у всех людей и, в особенности, женщин ее возраста: она стала необыкновенно словоохотливой. Сидя за столом и допивая очередную чашку чая, Элеонора могла часами разговаривать о чем угодно — о последних моделях сезона, которые никогда не нравились ей своей вульгарностью и пошлостью, о новых кулинарных рецептах, которые она категорически отвергала, предпочитая им старые, о современной музыке, которую она искренне не понимала и, поэтому, разумеется, ненавидела — миссис Брендон вообще была страшным консерватором. Однако более всего Элеонора любила поговорить о распущенности современных нравов, о молодежи, которая начисто игнорирует мудрые советы старших. В лице Элизабет мать Энди нашла достойную собеседницу.

По случаю визита родственницы из Сиэтла миссис Брендон всякий раз накрывала стол для вечернего чаепития новой скатертью — честь, которую Элеонора оказывала только самым дорогим гостям.

Подвигая Элизабет блюдо с вишневым пирогом, миссис Брендон голосом, в котором угадывалась затаенная гордость, произнесла:— Лиз, прошу тебя, попробуй… У вас в Сиэтле наверняка такого не попробуешь…

Отломив кусочек, мисс Брендон положила в рот и, пожевав, ответила; — Да, действительно…

Согласие Элизабет вдохновило мать Энди на некоторые обобщения. — Теперь, — со вздохом произнесла она, — все не так, как во времена моей молодости… Сейчас вряд ли найдется хоть одна хозяйка, которая сумела бы правильно испечь вишневый пирог.

Элизабет, доев ломоть пирога, потянулась за другим. Предупредительно пододвинув к гостье блюдо, Элеонора заботливо спросила:— Может быть, чайку?..

Та с набитым ртом кивнула. — Да, пожалуй…

Элеонора, подлив мисс Брендон чаю, откинулась на спинку стула и продолжила свои размышления:— Все измельчало, Лиз…

Та, отхлебнув из чашки, согласилась:— И не говори…

Миссис Брендон с глубокой благодарностью посмотрела на Элизабет. — А знаешь, дорогая, что меня больше всего раздражает?.. Знаешь, что меня просто выводит из себя?.. — Что?..

Подлив себе в чашку густой, напоминающей по цвету застывший асфальт, заварки, миссис Брендон сделала несколько осторожных глотков. — Больше всего меня раздражают современные мужчины. Да, мужчины…

Элизабет равнодушно посмотрела на хозяйку. — И чем же они тебя так раздражают?..

Миссис Брендон продолжила с необыкновенным воодушевлением:— Это не мужчины… Это просто какие-то тряпки. Они ничего не умеют. Взять хотя бы моего сына Энди…

Элизабет, заметив, что на блюде остался только один ломоть пирога, ножиком разделила его на две половинки, давая таким образом понять, что одна достанется ей, а другая — хозяйке. — Да, так что Энди?..

Обратив внимание на движение Элизабет, миссис Брендон произнесла:— Дорогая, не следует делить… Кушай на здоровье все, у меня еще есть…

Элизабет с удовольствием взяла обе половинки и в знак благодарности поинтересовалась:— Ты, кажется, что-то хотела сказать о моем дорогом племяннике?..

Миссис Брендон энергично тряхнула головой. — Нет, я совершенно не хочу сказать о нем ничего плохого, это все-таки мой сын… Он очень чувствительный, он любит природу, любит детей… — Миссис Брендон с гордостью добавила: — это я его таким воспитала… Все лучшее, что у него есть — это только благодаря мне…

Чувствуя, что собеседница вот-вот потеряет нить разговора, Элизабет попыталась вернуть ее монолог в прежнее русло. — Ты, кажется, начала что-то о современных мужчинах и о моем племяннике… — Да, — спохватилась миссис Брендон, — совершенно верно, спасибо, что напомнила… Так вот, он очень хороший и воспитанный мальчик… Однако я вынуждена сказать, что мой сын — не мужчина, а тряпка. Он не может за себя постоять. Мой покойный муж, наверное, перевернулся бы в гробу, если бы узнал, какой он… — миссис Брендон довольно долго подбирала нужное слово, от которого бы ее покойный муж перевернулся в гробу и, наконец, выдавила из себя: — мягкотелый…

Элизабет, как и обычно в случаях, когда речь заходило о ее любимом племяннике, принялась заступаться:— Нет, Элеонора, мне кажется, ты слишком строго судишь его… Может быть, Энди и несколько… м-м-м… мягковат в обращении, но, как мне кажется, это не от мягкотелости, а от деликатности.

Миссис Брендон в знак несогласия замахала на Элизабет руками. — Нет, нет… Он просто тряпка, просто размазня… Я не хочу сказать, что мне понравилось бы видеть Энди неотесаным мужланом, вроде тех, что работают на лесопилке… Знаешь, я недавно встретила нашего бывшего соседа, Фреда Труа, того самого, которого покойная Кэтрин уволила за что-то… Он был пьян, он говорил мне такие неприличные слова, от которых у меня волосы поднялись дыбом… Нет, это просто ужасно. — Допив чай, миссис Брендон потянулась за заварником и принялась трясти его над своей чашкой, в надежде извлечь из него последнюю влагу, пока крышка чайника не упала в чашку. — Нет, я не то хотела сказать, — уточнила она свою мысль, извлекая крышку, — просто я имею в виду, что настоящий мужчина должен уметь абсолютно все… Все должен уметь настоящий мужчина…

Элизабет с интересом посмотрела на свою собеседницу. — Что ты имеешь в виду? — спросила она, вставая из-за стола и ставя чайник. — Мне кажется, ты хочешь сказать, что настоящий мужчина всегда должен уметь за себя постоять, не так ли?.. — Именно так, — подхватила мысль собеседницы Элеонора. — Именно так, дорогая… Как хорошо, что хоть ты меня понимаешь…

Мисс Брендон доела пирог и вновь спросила:— А что это значит, по-твоему — быть настоящим мужчиной?..

Понятие «настоящего мужчины» и всего, что с этим связано, было любимым миссис Брендон — она могла говорить на эту тему часами. — Настоящий мужчина… настоящий мужчина, — начала она, — ну, словом, это такой мужчина… — не найдя в этот момент определения, наиболее точно выражавшего ее понимание, она решила перейти к конкретному примеру: — понимаешь, Лиз, настоящим мужчиной для меня был мой муж, твой родной брат… — при дорогом воспоминании Элеонора мечтательно закатила глаза. — Нет, ты сама, наверное, даже не представляешь, какой это был мужчина… Как он умел меня взять, какие слова говорил при этом… — миссис Брендон наклонилась к уху мисс Брендон и что-то прошептала ей очень тихо — Элизабет сильно покраснела. — Да-да, но меня это почему-то очень возбуждало… Сама не знаю, почему так случалось, но когда твой брат в кровати говорил мне такие вещи, я просто едва не сходила с ума. То есть, дальше со мной можно было делать все, что угодно… Понимаешь, о чем я говорю?..

Мисс Брендон, у которой на протяжении всей ее жизни никогда не было ни единого мужчины, завистливо вздохнула. — Дорогая, а какие еще слова говорил тебе мой дорогой брат во время… ну, в общем, когда вы были вместе? — поинтересовалась Элизабет.

Элеонора заулыбалась. — Ну, всего не запомнишь… Помню только, что эти слова были… как бы это более точно выразиться… Не совсем приличными… — Все?..

Миссис Брендон утвердительно закивала. — Да, — с некоторой гордостью ответила та. — Да, дорогая… Знаешь, мой муж был до того изобретательным, что из нескольких слов мог придумывать самые немыслимые конструкции… Как жаль, что я уже все забыла… Надо было записывать в свое время… — Надо было, — согласилась мисс Брендон. — Да, так что же Энди? — напомнила она первоначальную тему разговора. — Ах, Энди!.. Так вот, Энди ничего этого не умеет… Ничего. Он не умеет даже напиться, как следует!.. Это тем более странно; что его отец регулярно делал это каждую неделю…

Видимо, напоминание о слабости брата не очень понравилось Элизабет, а может быть, она посчитала слова миссис Брендон не комплиментом, а чем-то совершенно другим, но слова Элеоноры были оценены так:— В этом нет ничего предрассудительного, как мне кажется… Насколько я понимаю, насколько я знаю, очень многие мужчины… — Вот именно!.. — перебила ее Элеонора необычайно воодушевившись. — Вот именно!.. А я что только что сказала! Мне кажется, это даже полезно, если мужчина, придя со службы — а служба в полиции очень тяжела, это я прекрасно знаю, так вот, если полицейский, придя со службы домой, опрокинет рюмочку-другую — по-моему, это в порядке вещей.. Не правда ли?.. Мисс Брендон охотно согласилась:— Правда, правда… — А мой Энди… Нет, ты только послушай, что он мне однажды сказал — «я, говорит, никогда не буду пить виски, потому что он горький и невкусный…» — Элеонора с возмущением обернулась к собеседнице. — Нет, ты когда-нибудь слышала, чтобы мужчина говорил что-нибудь подобное?.. — заметив по глазам Элизабет, что та несколько неудовлетворена столь категоричной оценкой племянника, миссис Брендон добавила: — Я не хочу сказать, что он вообще не мужчина… Ты ведь знаешь, при задержании одного очень опасного преступника, он повел себя просто как настоящий герой… Кстати, а я не рассказывала тебе об этом? Как мой сын спас жизнь нынешнему шерифу Трумену?..

Элизабет давно уже собиралась расспросить хозяйку обо всех перепитиях того мужественного поступка, и, обернувшись к Элеоноре, с интересом сказала:— Нет… Ты как-то что-то говорила, но я, честно говоря, так и не поняла, что это за Жак Рено?..

Миссис Брендон, наконец, оценив, какого благодарного слушателя она обрела с появлением в Твин Пиксе Элизабет, замахала руками на собеседницу — она всегда делала так, когда собиралась рассказать что-нибудь, с ее точки зрения, интересное. — Как? Вы не знаете об этом ужасном преступнике Жаке Рено?.. — Нет…

Миссис Брендон, поудобнее расположившись на своем стуле, начала:— Этот грязный проходимец был настоящим бичом нашего города… Он неизвестно на какие средства купил так называемый «Дом у дороги», это, если ты не знаешь, бывшие казармы морских пехотинцев… Жак Рено превратил этот дом в настоящий дом разврата. Там танцевали женщины и — страшно только подумать! — они были… то есть я хотела сказать, что на них абсолютно ничего не было… Жак Рено говорил, что это какой-то стриптиз. Более того, этот гнусный выродок имел какое-то отношение еще к одному вертепу, недалеко от канадской границы есть один мерзкий притон под названием «Одноглазый Джек». Каких только страшных вещей не рассказывают про него в Твин Пиксе!.. Этот Жак Рено работал там крупье в казино. И вот, в наш город приезжает один очень симпатичный молодой человек, кстати, из Сиэтла, он агент Федерального Бюро Расследований, и зовут его Дэйл Купер…

Мисс Брендон несмело перебила этот эмоциональный монолог:— Извини, Элеонора, я так и не поняла, про кого ты сейчас рассказываешь — про моего племянника Энди или про какого-то агента ФБР?..

Миссис Брендон замахала на слушательницу руками с явным нетерпением. — Обожди, обожди, не все сразу… Ты бы тоже начала рассказывать про этого молодого человека, если бы хоть раз увидала его… Так вот, этот агент Купер под видом одного очень крупного мафиози завлек Рено в западню… — А что этот крупье еще такого совершил, чтобы им интересовался агент Федерального Бюро Расследований?.. — не поняла Элизабет. — Обожди, обожди… Этот Жак Рено ловил на побережье молоденьких девочек, насиловал их, а потом — убивал!..

Элизабет посмотрела на рассказчицу с некоторым сомнением. — Это действительно так?..

Тон миссис Брендон не оставлял сомнений, что это действительно так, — Ну конечно! Мне Энди сам рассказывал… В городе все только об этом и говорят… Впрочем, если я что-то и напутала, это неважно… Важно другое: когда Жак Рено выхватил у одного из полицейских пистолет и прицелился и этого выскочку шерифа — нынешнего шерифа, — тут же поправилась миссис Брендон, для которой шерифом всю жизнь оставался только ее муж; никого другого она не хотела в этой роли воспринимать, — так вот, когда этот матерый преступник выхватил у какого-то разявы-полицейского револьвер и прицелился в нынешнего шерифа, все, разумеется, растерялись. Все, кроме моего сына Энди… Он метким выстрелом ранил негодяя. — Элеонора подняла большой палец. — Если бы не мой сын…

Мисс Брендон, которая слышала рассказ о геройстве своего племянника по крайней мере уже в сотый раз, осторожно перебила рассказчицу:— Извини, но ты, кажется, собиралась мне рассказать об ужасном преступнике Жаке Рено… — Не перебивай… Я и рассказываю тебе о Жаке Рено — о том, как мой сын геройски его задержал… Если бы не Энди, этот мерзавец до сих пор бы насиловал и насиловал…

Элизабет, вновь желая заступиться за племянника, посчитала, что сделать это лучше не напрямую, а косвенно — задав вопрос. — И после этого ты еще утверждаешь, что твой сын — не мужчина?..

Элеонора пожала плечами. — А я этого и не говорю… Прото я хочу сказать, что Энди надо быть более решительным… Ему надо, — миссис Брендон принялась загибать пальцы, — во-первых, научиться пить, как это делал в свое время его отец, мой муж и твой брат… Во-вторых, — миссис Брендон загнула следующий палец, — ему следует обогатить свой лексикон многими словами, которые он, если и знает, то, по свойственной ему деликатности, не пытается применять там, где это необходимо. В-третьих, — миссис Брендон загнула еще один палец, — моему сыну уже давно пора бы подумать, как обзавестись семьей… Он уже все-таки довольно взрослый мальчик… В-четвертых, — продолжила Элеонора, — ему следует по-мужски поговорить с этим выскочкой, шерифом Труменом — чтобы он как следует ценил и уважал его заслуги… А то ведь всегда — мой Энди выполняет за всех черновую работу, а потом появляются какие-то проходимцы, вроде этого Гарри Трумена, и присваивают все заслуги себе…

Упоминание о шерифе придало новый импульс застольной беседе. — Кстати, — как бы вскользь поинтересовалась Элизабет, — вот ты все время говоришь — шериф Трумен, шериф Трумен… А он не родственник того самого Трумена, американского Президента?..

Элеонора возмущенно замахала на свою собеседницу руками. — Что ты, что ты!.. Он сын простого лесоруба!.. Честно говоря, я даже не знаю, как это так получилось, что Трумен был избран на эту должность… Ты знаешь, — она понизила голос до доверительного шепота, — он просто недоучка… В свое время он учился в Академии Полиции, но вскоре его оттуда выгнали… По-моему, он вляпался в какую-то историю… Правда, — она тонко улыбнулась, — правда, он всем говорит, что сам оттуда ушел, но я ему ни за что не поверю!..

Элизабет, пользуясь случаем, решила побольше выведать и об остальных обитателях городка. — Послушай… Когда я в прошлый раз приезжала в ваш город, то заправляла свой автомобиль на бензоколонке… Там была еще какая-то странная одноглазая женщина, и имя у нее какое-то очень странное… Сейчас даже не могу припомнить, как именно оно звучит?.. — Надин? — подсказала Элеонора. — Кажется, да… А почему она одноглазая?

Миссис Брендон, казалось, только и ожидала этого вопроса. — Она всем говорит, что это оттого, что однажды на охоте в глаз ей попала дробинка… Но я-то прекрасно знаю, что она врет. Всем в городе известно, что глаз ей выбил ее муж, Большой Эд за то, что она очень любит читать, — Элеонора, нагнувшись к уху собеседницы, произнесла таким голосом, каким произносят что-то очень неприличное, — она любит читать порнографические журналы… Нет, ты только представляешь?

Глядя на мисс Брендон, можно было предположить, что она не только не представляет, но даже и не знает, что это такое. — А сам Большой Эд, — поинтересовалась Элизабет, — кто он такой?..

Элеонора в явном сомнении пожевала губами. — Не знаю… У меня нет автомобиля, и поэтому я с ним не имею ничего общего… Но по-моему, — предположила миссис Брендон, — по-моему, этот Эд Малкастер — большой дурак.

Элизабет эта характеристика, по всей видимости, вполне удовлетворила. — Да, еще вот о чем хотела тебя спросить, — сказала она, — откуда у вас в Твин Пиксе китаянка… Джози, если не ошибаюсь, ее имя?.. — Джози, Джози, — с презрением произнесла Элеонора, — такая мерзкая узкоглазая тварь — просто передать невозможно, какая она мерзкая… Короче говоря, бывший хозяин лесопилки — он сравнительно недавно погиб — так вот, этот Эндрю за каким-то чертом поехал то ли в Гонконг, то ли в Сингапур… Точно не помню, впрочем, это не столь важно. Так вот, я сама подробностей не знаю, — но, как мне рассказывали, там он соблазнил дочь одного самурая, и тот будто бы сказал — или ты берешь в жены мою Джози, или я сделаю тебе харакири…

Элизабет, отличавшаяся большими познаниями в привычках самураев, попробовала возразить:— Насколько мне известно, харакири — это когда самурай сам вспарывает себе живот… Когда он делает это кому-то другому, то называется как-то иначе…

Элеонора махнула рукой. — Это не столь важно… Ну, в общем, ты меня, надеюсь, поняла… Ну, и этот Эндрю был вынужден взять Джози в жены…

Мисс Брендон покачала головой. — Понятно, понятно… А вот еще — как-то в один из своих приездов я порезала себе палец и пошла к доктору Хай… Хэй… Хой… Совсем вылетели из головы его имя и фамилия…

Миссис Брендон осклабилась. — А, ты, наверное, имеешь в виду доктора Уильяма Хайвера?.. — Наверное, его… По-моему, это очень обходительный человек…

Элеонора скривилась, будто бы съела что-то горькое. — Брось ты… Это настоящий садист. Когда я лет пять назад упала с чердачной лестницы, и у меня был перелом ноги, он, накладывая гипс, едва не отправил меня на тот свет… Кроме того, — Элеонора осмотрелась по сторонам, будто бы их разговор мог подслушать сам доктор Хайвер, — кроме того, мне кажется, он тоже не чист на руку… Мне иногда кажется, что этот доктор промышляет подпольными абортами.

Мисс Брендон, наморщив лоб, принялась вспоминать человека, который в глазах собеседницы мог бы сойти если и не за порядочного, то, как минимум, за пристойного. — А ваш этот… ну как его… местный Рокфеллер?..

Миссис Брендон сразу же поняла, о ком идет речь. — Ты, наверное, имеешь в виду мистера Бенжамина Хорна?.. — Ну да, его… У него, кажется, еще есть универмаг, там в парфюмерном отделе я как-то очень давно покупала крем для рук…

Встав со стула, Элеонора выключила чайник и, заварив чай, подошла к дверям, чтобы проверить, насколько плотно они закрыты. — Ты знаешь, — принялась объяснять она собеседнице, — этот Бенжамин вообще очень гнусный тип… У него есть придурок сын — Джонни зовут, он уже взрослый, а знает только два слова — «хочу» и «индейцы»… Да и еще на похоронах дочери адвоката Лиланда Палмера он выучил новое слово — «аминь». И смех, и грех — бегает между памятниками на кладбище и кричит: «аминь!», «аминь!» У этого Бенжамина Хорна есть еще дочь Одри — никак не могу понять, то ли она действительно дурочка, то ли прикидывается… Как бы то ни было, его дочь при виде мужчин так и виляет задницей… А брат Бена Джерри — терпеть его не могу — ну совсем отвратительный… Такой маленький, такой плюгавенький… — Ну, хорошо, а отец этой несчастной девочки, которую недавно похоронили — Лиланд, кажется…

Элеонора как-то неопределенно пожала плечами. — Так себе… Если честно, мне он никогда не нравился. Тоже выскочка — приехал в Твин Пикс из-за какого-то пустякового наследства, соблазнил бедную девушку — Сарру, она тогда работала делопроизводителем у адвоката Польстера… Родители девушки, как узнали, что дочь подзалетела, разумеется, закатили этому Лиланду страшный скандал… Ну, тому и пришлось жениться…

Элизабет, налив себе в очередной раз чаю, со вздохом спросила:— Получается, в вашем городе нет ни одного порядочного человека? Не считая тебя, разумеется, — поспешно добавила она.

Элеонора также вздохнула. — Получается, что так… Bo-всяком случае, нормальных мужчин я тут что-то не вижу… Так что, дорогая, вся надежда на Энди…


Роннета Пуласки лежит в небольшой палате с зашторенными окнами. Несмотря на яркий, уже весенний день в помещении было сумрачно. В комнате завис тяжелый густой запах лекарств.

Роннета находится как бы на границе яви и сна. Перед ее глазами то и дело возникают какие-то образы, но она не может дать себе отчета, что это — действительность, сон, видения?..

К кровати подходит какой-то человек в красной клетчатой рубахе с закатанными рукавами. Склонившись, он шепчет ей:— Огонь… Огонь… Огонь…

Девушка пытается отвернуть голову, но человек в красной клетчатой рубахе, протягивая к ней окровавленные руки, сжимает голову, словно тисками. В ушах, словно ток крови, продолжает звучать:— Огонь… Огонь… Огонь…

Роннета пытается встать и бежать от страшного человека, но внезапно тот исчезает сам. Девушка вздыхает с облегчением. Из-под кровати выползает какой-то отвратительный грязный старик. Роннета всматривается в его черты лица, пытаясь определить, где она могла его видеть раньше, тем более, что черты лица этого отвратительного старика кажутся ей очень знакомыми. Старик, становится над ней и шепчет то же самое, что и тот, в красной клетчатой рубахе:— Огонь… Огонь… Огонь…

Роннете становится не по себе от его страшных слов. Она вновь пытается отвернуться, но мерзкий старик продолжает шептать, обдавая ее своим горячим дыханием:— Пойдем со мной… Пойдем со мной… Пойдем со мной…

Внезапно старик исчезает, словно растворившись в воздухе. Девушка приподнимается на кровати и видит, как портьера на окне колышится. Она слышит скрип отворяемого окна. Внезапно в комнату врывается порыв горячего, как из пустыни ветра, и через окно залетают огромные летучие мыши — много-много, они шелестят своими крыльями, слетаются к кровати, в этом шелесте Роннета с ужасом угадывает все те же слова:— Огонь… Огонь… Огонь…

Она пытается отогнать гнусных тварей руками, но всякий раз промахивается. Неожиданно появляется еще кто-то; девушка не знает, кто именно, потому что лицо вошедшего закрывает грязная тряпка. Присмотревшись, Роннета начинает видеть на этой тряпке бордовые пятна, расположенные в определенной последовательности. Она не видит, что это за пятна и жестом просит вошедшего приблизиться. Тот медленно подходит, и Роннета начинает понимать, что пятна ни что иное, чем кровь. Кровью написано: «Огонь, пойдем со мной». Роннета в ужасе кричит, она пытается подняться с кровати и бежать от этого страшного человека, но замечает, что ее руки и ноги привязаны к кровати прочными бечевками. Подошедший человек снимает окровавленную тряпку со своего лица. Роннета поднимает глаза — перед ней, ухмыляясь, стоит длинноволосый блондин с крепкими зубами. Роннета отворачивается, чтобы не видеть его страшной улыбки, но тот вытягивает свои необыкновенно длинные руки, с которых на постель капают капли свежей крови…

Роннета пытается кричать, она машет на страшного длинноволосого блондина руками, но тот, очень медленно протягивает свои окровавленные руки к шее девушки… Роннета кричит на всю палату: — А-а-а!..

…Она приходит в себя лишь тогда, когда видит над собой лицо доктора Уильяма Хайвера. Он, держа в руках шприц, успокаивающе произносит:— Ронни, не волнуйся, Ронни, все будет хорошо, Ронни, тебе нельзя волноваться…

Девушка хочет спросить: «А где тот страшный блондин с окровавленными руками?..», но никак не может этого сделать. После инъекции успокоительного она приходит в себя, но ненадолго.

Длинноволосый блондин в то время, когда доктор Уильям Хайвер делал ей успокаивающий укол, наверное, где-то спрятался. Вот он выходит на середину комнаты, медленно приближается к койке…

Девушка пытается закрыть лицо руками, но руки, словно ватные, не слушаются ее. Она пытается позвать на помощь доктора Хайвера, но язык заплетается… Страшный длинноволосый блондин медленно приближается… Внезапно двери раскрываются, и девушка видит заходящих в палату шерифа Трумена в сопровождении какого-то молодого человека, которого она раньше никогда не видела. Этот молодой человек явно нравится девушке, она пытается улыбнуться, но у нее ничего не получается… Она переводит взгляд налево, к окну, и замечает, что за портьерой кто-то прячется — наверное, тот страшный длинноволосый. Роннета хочет открыть рот, чтобы предупредить шерифа и сопровождающего его молодого человека об опасности, но вместо слов получаются лишь какие-то нечленораздельные звуки… Молодой человек, подойдя к ней, садится на стул рядом с кроватью и доброжелательно улыбается. Девушка хочет улыбнуться в ответ, но сил у нее не осталось… Молодой человек ставит на колени атташе-кейс и достает оттуда какие-то рисунки — кажется, портреты… Он что-то спрашивает, Роннета не совсем понимает, что именно, но почему-то согласно кивает головой…

На первом портрете изображен мужчина с очень выразительными чертами лица… Девушке кажется, что это — Лео Джонсон, хотя она и не уверена в этом… Роннета не слышит, какие именно слова произносит молодой человек, но ей кажется, что он спрашивает, не видела ли она его когда-нибудь раньше, не тот ли это человек, который все время преследует ее… Роннета не может разговаривать, она глазами показывает, что нет. Тогда молодой человек протягивает ей следующий портрет. Роннета поднимает глаза — там изображен тот самый длинноволосый блондин со спутанными волосами, что только что, несколько секунд назад протягивал к ней свои окровавленные руки…

Роннета в ужасе кричит:— А-а-а!..

Ее тело пронзает невероятная боль…

Последнее, что она видит — склонившегося над собой доктора Уильяма Хайвера. Он делает ей очередную инъекцию, после чего Роннета проваливается в какую-то черную бездонную пустоту…


Мэдлин, склонившись над столом, просматривала старые письма Лоры — она только недавно обнаружила их в ящике письменного стола. В письмах говорилось о всяких пустяках — о школе, об учителях, о перемене погоды, о покупках, сделанных отцом Лиландом… Впрочем, Мэдлин читала их с особым чувством — теперь, после смерти ее двоюродной сестры, эти ничего не значащие письма воспринимались совершенно по-другому, сквозь призму загадочной смерти Лоры…

Неожиданно совсем рядом, за своей спиной, Мэдлин услыхала какой-то идиотический смех. Обернув голову, она увидела своего дядю Лиланда. Тот, пружинистой походкой подойдя к девушке, приобнял ее за плечи и с каким-то непонятным для Мэдлин смешком воскликнул:— Что, напугал?..

Мэдлин поежилась. — Извини, дядя Лиланд, я была занята и не слышала, как ты зашел…

Лиланд, усевшись на стул рядом с племянницей, продолжал счастливо улыбаться.

Улыбка эта никак не вязалась с трагизмом положения. — Послушай, Мэдлин я тут вспомнил одну детскую считалочку…

«При чем тут считалочка?» — не поняла Мэдлин.

Лиланд продолжал:— Хочешь, расскажу?.. — не дождавшись ответа, он принялся объяснять: — представляешь, как интересно бывает?.. Когда-то я, как и Лора, ходил в школу… Ну, и на переменках мы играли в разные игры… Так вот, никто не хотел водить, и мы придумали считалочку — на кого выпадало, тот и водил. Понимаешь?..

Мэдлин недоуменно кивнула. — Да… — Так вот, считалочка такая:


Одинажды один — приехал господин,

Одинажды два — приехала жена,

Одинажды три — в комнату вошли,

Одинажды четыре — свет потушили,

Одиножды пять — легли в кровать…


Мэдлин, наблюдая за ненормальным блеском в глазах своего дяди, пришла в ужас.

«У него, наверное, действительно помутился рассудок», — подумала она.

Лиланд, заметив, что племянница его не слушает, сказал очень обидчиво:— Ну, не хочешь слушать мою считалочку — не надо… Я хотел, как лучше…

Мэдлин, которой не хотелось обижать дядю, несмело произнесла:— Дядя Лиланд, извини, может быть — как-нибудь в другой раз, хорошо?..

Лиланд, поднявшись со стула, взял со стола несколько лежавших перед Мэдлин писем и, просмотрев их, положил обратно. — Ну, и что она тебе пишет?.. — спросил он с такой улыбкой, что Мэдлин стало явно не по себе. — Кто?.. — не поняла девушка.

Лиланд потер руки. — Ну, как это кто?.. Лора.

По тону, которым он произнес эту фразу, можно было подумать, что он до сих пор думает, что его дочь не захоронена на городском кладбище Твин Пикса, а просто уехала в другой город на какое-то время.

Мэдлин, собрав письма, положила их в выдвижной ящик письменного стола и, закрыв его на ключ, ответила:— Дядя Лиланд, это старые письма… Я их нашла случайно и еще раз захотела перечитать… Вспомнить свою двоюродную сестру…

Лиланд сделал успокаивающий жест рукой. — Все хорошо, все хорошо…

Мэдлин так и не поняла, к чему именно относятся эти слова.

Лиланд, медленно прохаживаясь из одного угла комнаты в другой, продолжал повторять:— Все хорошо, все хорошо…

Эти слова и сам облик дяди, его безумный взгляд и идиотический смех произвели на девушку самое тягостное впечатление. С тоской глядя на прохаживающегося по комнате Лиланда, она с сожалением подумала: «Боже, каким потрясением была для него смерть Лоры, если мой дорогой дядя действительно помутился рассудком!..»

Глава 56

Донна получает известие от Гарольда Смита. — Размышления Альберта Розенфельда по поводу кусочков бумаги с загадочными буквами, извлеченных из-под ногтей жертв. — Бобби Таундеш и Майкл Чарлтон замышляют очередную интригу против Джозефа.


После своего посещения миссис Тернер и знакомства с нею Донна была совершенно уверена, что весь тот квартал, куда фургон кафе Нормы Дженнингс возит обеды, населен преимущественно старыми маразматиками. Это впечатление усилил и звонок мистера Смита — Донне казалось, что тот наверняка преклонных лет. Однако последующий телефонный звонок от незнакомого ей «большого друга Лоры», как охарактеризовала своего соседа миссис Тернер, навел девушку на мысль, что она ошибалась.

Донна, неплохо представляя обычную клиентуру «Обедов на колесах», была уверена, что услугами программы пользуются, как правило, одинокие и больные старики и старухи, вроде старика Хилтона и миссис Тернер, о существовании которых жители Твин Пикса давно забыли. — Простите, — повторила девушка, — мне почему-то казалось, что вы… — она запнулась, на слове «старый», потому что не хотела обижать собеседника.

В трубке послышался сдержанный смех. — Нет, это вам только показалось… — мистер Смит вновь рассмеялся, — я вообще-то неплохо умею имитировать разные голоса… Да, кстати, а внук моей соседки, этот мальчик, занимающийся мистикой, вам случайно не звонил?..

Донна, вспомнив вечерний звонок младшего Тернера, почему-то улыбнулась. — Да… Он еще говорил мне какие-то загадочные слова… — Эй Эн Эм Шай Дэ Тэр? — Подхватил звонивший. — Да, он и мне их говорил… Этот мальчик почему-то уверен, что эти слова не что иное, как какое-то мистическое заклинание… — А старая миссис Тернер?..

Мистер Смит коротко рассмеялся. — Я не хочу злословить, но мне кажется, что эта старая леди — немного… как бы это выразиться — то есть, я хочу сказать, что она составила бы отличную компанию Леди-С-Поленом…

Донна, вспомнив, как бережно прижимает к груди свое полено эта странная женщина, заулыбалась. — Вы хотите сказать, что она сумасшедшая?.. — Нет… Я имел в виду, что она живет в выдуманном мире, в стране снов… Кстати, это слова покойной Лоры Палмер.

Донна поняла, что настал момент сказать мистеру Смиту, ради чего, собственно, она и добивается встречи с ним. — Да, как раз о Лоре Палмер я и собиралась с вами поговорить… Не возражаете?..

Из трубки послышалось:— Нет, что вы… Когда вам удобно?..


Гостиничный номер Альберта Розенфельда находился на том же этаже «Флауэра», что и номер Дэйла Купера. Паталогоанатом также не спал в ту ночь — причина, заставлявшая его бодрствовать, правда, была несколько иной.

Вытащив из целлофанового пакетика бумажный квадратик с изображением буквы «Р», Розенфельд взял его пинцетом и посмотрел на предмет, извлеченный из-под ногтя Лоры Палмер сквозь сильное увеличительное стекло. Впрочем, он мог этого и не делать — лабораторная экспертиза показала, что ничего, могущего изоблачить преступника — отпечатков пальцев, каких-нибудь пятен или прочих особых примет, на бумажном квадратике не было.

Опустив пинцет с вещественной уликой, Альберт погрузился в раздумья.

«Итак, передо мной — вырезанный из журнала кусочек бумаги, — размышлял он, — мне предстоит установить, что это такое и с какой целью убийца оставил эту улику в трупе потерпевшей… Несомненно, это автограф. Никак не могу понять, почему убийцы так часто оставляют на месте преступления автографы?.. И еще тот платок с совершенно непонятной на первый взгляд надписью кровью — „Огонь, пойдем со мной“. Итак, автограф…

Розенфельд осторожно положил бумажный квадратик в целлофановый мешок.

«Допустим, это первые буквы имени или фамилии убийцы… Тогда как же та буква „Т“ из-под ногтя убитой в Монтане? Может быть, это „Т“ — начальная буква имени, а „Р“ — фамилии?.. Или наоборот… Никто не знает».

Розенфельд, вытащив из портфеля бутылку минеральной воды — он никогда не пил водопроводную, предпочитая возить минералку с собой, — налил в стакан толстого стекла и сделал несколько небольших глотков.

Итак, мы имеем в своем распоряжении две буквы — «Р» и «Т». Допустим, это инициалы убийцы… Возможные варианты — начать проверять всех жителей Твин Пикса, имена и фамилии которых совпадают с этими буквами. Впрочем, технически это малоосуществимо… Тем более, что никто не сможет с полной уверенностью сказать, не был ли убийца приезжим… Хотя, и это маловероятно. А, может…»

Потянувшись к телефону, Розенфельд набрал номер комнаты Купера. — Алло?..

Розенфельд произнес голосом, в котором сквозили извинительные интонации:— Дэйл, не разбудил?..

Голос у Купера был какой-то тусклый. — Нет, ничего… Ты что-то хотел?

Розенфельд улыбнулся. — Неужели ты считаешь, что я стану беспокоить тебя в столь позднее время только для того, чтобы выяснить, спишь ты или нет?..

На этот раз Дэйл ответил несколько раздраженным тоном:

—Нет, не сплю…

—Что ты делаешь? — Только что закончил чтение одного любопытного письма — может быть, ты помнишь убийство, совершенное в Кливленде года три назад?..

Розенфельд уточнил:— Ты имеешь в виду Оскара Глейзера?.. — Да…

Альберт, не кладя трубку, поднялся со стула. — Извини, ты не будешь против, если я к тебе сейчас зайду… — Хорошо…

Спустя несколько минут паталогоанатом сидел в номере своего начальника. — Послушай, — обратился он, — что ты обо всем этом думаешь? Я говорю о буквах…

В этот вечер Купер был излишне впечатлительным. — Мне кажется, это дело рук какого-то маньяка, который неизвестно по каким причинам оставляет свои автографы… — А ты не помнишь каких-нибудь подобных историй?..

Купер пожал плечами. — Нет… Только две — убийство Терезы Бэнкс в штате Монтана и еще вот это…

Розенфельд, посмотрев на своего коллегу, отметил, что тот выглядит бледнее обычного. — Что это с тобой такое? — поинтересовался он. — Вид у тебя какой-то не такой, как обычно…

Купер устало махнул рукой. — Сам понимаешь — работа… Ты знаешь, за всю свою жизнь у меня не было преступления более темного и запутанного, чем это…

Альберт, взяв со стола чашечку с уже засохшей кофейной гущей, механически повертел ее в руках. — А знаешь что, — неожиданно сказал он, — я в последнее время за тобой очень внимательно наблюдаю…

Купер обернулся. — Ну, и что же ты заметил?..

Розенфельд всем своим видом попытался показать, что если он и следит за Дэйлом, то лишь потому, что действительно заботится о нем. — Мне иногда кажется, — произнес он, — что за это короткое время, что ты тут, ты как-то изменился… — У тебя есть какие-то основания так считать?.. — Ты знаешь, — начал Альберт, — я как-то проходил по коридору, двери тут не очень толстые, во всяком случае, звук они пропускают прекрасно… Я услышал, как ты надиктовываешь очередное послание своей секретарше на диктофон…

Купер хмыкнул. — Ты ведь знаешь, таков мой метод работы… Об этом известно всем в нашем Департаменте… Неужели ты находишь это странным?..

Розенфельд поспешил успокоить Дэйла:— Нет, нет, все в порядке, я не об этом… Я нашел странным не это, а твои слова… Нет, я прекрасно знаю, что подслушивать некрасиво, что это недостойно, и так далее, и тому подобное… Просто меня очень удивил один момент…

Дэйл испытывающе посмотрел на Розенфельда. — Какой именно?.. — Ты, кажется, говорил что-то о сочувствии, об этом адвокате Лиланде… — Альберт глубоко вздохнул. — Ты, конечно, можешь на меня обидеться, но если бы этот бред Даяна передала опытному психиатру, ты бы наверняка лежал в психушке вместе с Уиндомом Эрлом.

Дэйл, внимательно посмотрев в глаза своему товарищу, произнес с затаенной обидой:— Ты действительно так считаешь?.. — Во всяком случае, мне так показалось… И ты знаешь, отчего произошла в тебе эта перемена?.. — Отчего же?..

Альберт произнес совершенно серьезно:— Мне кажется, в водопроводе этого города вода какая-то странная…

Купер прекрасно знал Альберта — во всяком случае, он был абсолютно уверен, что тот никогда бы не явился к нему поздним вечером в гостиничный номер лишь для того, чтобы шутить подобным образом. — Что ты имеешь в виду? — Все. Эти твои странные видения, эти непонятные фразы, произнесенные человеком, которого ты назвал «стариком Хилтоном в молодости»… Какой-то бред насчет сов, которые совсем не то, чем кажутся…

Купер несколько секунд раздумывал — рассказывать ли Розенфельду о недавнем визите майора Гарланда Таундеша или нет: с одной стороны он боялся, что Альберт, всегда отличавшийся необыкновенной трезвостью взглядов и железной логикой, поднимет его на смех; с другой — Розенфельд был одним из немногих, кто держал все нити преступления в своих руках…

Наконец Купер избрал компромиссное решение — не говорить напрямую о вьетнамском ветеране, а только лишь намекнуть. — Да, вот еще что хотел у тебя спросить — ты, наверное, обращал внимание на этого полусумасшедшего майора, — Купер сознательно употребил характеристику «сумасшедшего», ожидая, как прореагирует на нее Розенфельд, — ну, того самого, что везде появляется в форме…

Альберт согласно кивнул. — Да. — Ну, и что ты о нем можешь сказать?..

Розенфельд пожал плечами. — По-моему, обыкновенный сумасшедший… Насколько я знаю, он был контужен где-то во Вьетнаме. Представляешь, — с улыбкой добавил паталогоанатом, — этот идиот всем доказывает, что работает в какой-то сверхсекретной космической лаборатории, чуть ли не в НАСА… — Альберт коротко рассмеялся, — подумай сам — откуда в Твин Пиксе может быть сверхсекретная космическая лаборатория?..

Дэйл лишний раз убедился в логичности выводов своего приятеля. — Действительно…

«Наверное, все-таки стоит сказать Альберту про визит и про те загадочные послания из космоса», — решил он, наконец. — Ты знаешь, — начал Купер, — несколько часов назад этот Гарланд был у меня тут…

Розенфельд, предчувствуя, что сейчас услышит что-нибудь интересное, потер руки. — Ну, и что же он тебе говорил?.. Наверное, про свои подвиги во Вьетнаме? Или попытался всучить послания от инопланетян?..

Дэйл удивленно посмотрел на своего приятеля. — А ты откуда знаешь?.. — А он и ко мне заходил, — довольно равнодушно сообщил Альберт. — Принес мне какую-то чепуху… Какие-то буквы, цифры, разная галиматья на трех листках… Я ничего не понял. Эти якобы послания напомнили мне ту бессмысленную чепуху, которую выдает что-то компьютерное — то ли принтер, то ли драйвер — я в этом не особо разбираюсь, точно сказать не могу… — Ну, и ты что?..

Альберт пожал плечами.

—Указал этому придурку на двери… Ты знаешь, я как-то видел его мило беседующим в кафе Нормы Дженнингс с Леди-С-Поленом… После этого я все прекрасно понял. Типичные сумасшедшие. — После небольшой паузы Розенфельд резюмировал: — А, впрочем, каждый провинциальный город всегда имел своих сумасшедших… Ими гордились, их показывали приезжим, как какую-то редкую достопримечательность… Ты же сам прекрасно понимаешь, не будь в Твин Пиксе сумасшедших, народ давно бы передох со скуки… А тут — целая галерея старых маразматиков — эти двое, старик Хилтон, какая-то старая миссис Тернер со своим придурочным внуком, который занимается магией… — Хорошо. — Купер, вскочив со стула, забегал из угла в угол. — Хорошо. Допустим, этот майор — сумасшедший. Я говорю — допустим. Но ведь в его текстах, если можно так выразиться, было написано то же самое, что сообщил мне в видениях тот, которого я назвал «стариком Хилтоном в молодости». Ты помнишь — «Совы не то, чем они кажутся». Там даже была моя фамилия — «Купер», «Купер», «Купер»… Не хочешь ли ты сказать, что и я — такой же сумасшедший, как и все они? — желчно поинтересовался Дэйл. — Что ты, что ты, — Розенфельд замахал руками, — что ты, я совсем не хотел тебя обижать… Во всяком случае, это, если пока и не совсем объяснимо, со временем тоже выяснится. Однако факт остается фактом — майор Гарланд Таундеш не мог получать никаких посланий из космоса, от братьев по разуму или еще кого-нибудь… Надеюсь, это ты уяснил?..

Куперу ничего не оставалось делать, как согласиться — доводы Альберта были неоспоримы.

Поднявшись, Альберт направился на выход, но уже стоя в дверях, обернулся и произнес на прощанье:— И все-таки, Дэйл, подумай над тем, что я сказал тебе только что…

—Это о чем же?..

—Не пей местной водопроводной воды… Выпиши лучше себе из Сиэтла минералки.

Розенфельд вышел, оставив своего приятеля в глубокой задумчивости…


Несмотря на вечер, в кафе Нормы Дженнингс было немноголюдно — за столиками сидело всего несколько человек, в основном — строительные рабочие, возвращающиеся с лесопилки Кэтрин Пэккард, где расчистка пепелища шла полным ходом, и несколько заезжих лесорубов. По дороге домой и строительные рабочие, и лесорубы были не прочь завернуть в кафе, чтобы после тяжелого дня пропустить по рюмочке чего-нибудь крепкого.

За столиком в углу сидели, подперев головы руками, Бобби Таундеш и Майкл Чарлтон. Перед ними стояли почти нетронутые бокалы с темным пивом. Боб был молчалив и раздражителен — он всегда бывал таким, когда попадал в длительную полосу неудач.

После почти десятиминутной паузы Таундеш сказал, обращаясь к своему приятелю:— Я сегодня видел в городе этого козла Хэрвэя…

Майкл поморщился при одном только упоминании Джозефа. — А что, его уже выпустили из тюрьмы?..

Подвинув к себе бокал, Бобби сдул пену на пол и, отхлебнув, сказал с нескрываемым отвращением:— Да… Выпустили, — сделав еще один глоток, он продолжил: — Мне кажется, тут не обошлось без вмешательства его дяди, Большого Эда. Никак не могу понять, почему он пользуется таким доверием этого Трумена?..

Майкл, не желая прерывать размышления своего друга, молча смотрел на него, ожидая, что тот скажет дальше.

Боб продолжал:— Этот мотоциклист так нагло улыбнулся мне, что я едва сдержался, чтобы не заехать ему в рожу…

Чарлтон, наконец, спросил:— Неужели наркотики, найденные в бензобаке его «Харлея—Дэвидсона», не явились достаточным основанием для того, чтобы передать дело в суд?..

Таундеш пожал плечами. — В том-то и дело, что должны были, но что-то не сработало…

Чарлтон, наклонившись поближе, произнес полушепотом:— Кстати, о наркотиках… Что мы будем делать с теми десятью штуками баксов, которые должны Лео Джонсону?

Боб посмотрел на своего приятеля, как на ненормального.

—А ты что, собираешься их отдавать?..

Майкл пожал плечами.

—Нет… Просто я спрашиваю…

Таундеш, допив пиво, шумно поставил бокал на стол. — Послушай… Мы с тобой кому были должны? — Спросил он и тут же ответил сам себе: — Мы были должны Лео Джонсону. Так?..

Майкл молча кивнул.

—Лео Джонсон сейчас в мире грез… Скорее всего, он проживет там всю оставшуюся жизнь, а если нет, то в этом ему всегда можно будет помочь… Правильно я говорю?..

Майкл вновь утвердительно закивал. Правильно… — Кто там еще — этот жирный крупье Жак Рено? Он, насколько я знаю, мертв. Насколько мне известно, кроме этих двоих, о тех десяти тысячах никто больше не знал, — Бобби на минуту задумался, — ах, да, знала еще Лора Палмер, которой мы по глупости дали на сохранение деньги… Так ведь и она тоже мертва, не так ли?.. — Так, — согласился Майкл. — Тогда какие же вопросы?

Таундеш, встав со своего места, подошел к Норме и, взяв еще один бокал пива, сел рядом с Майклом.

Тот, обернувшись к приятелю, произнес:— Жаль только, что этих денег мы с тобой так и не увидим… И зачем мы их отдали Лоре?.. Спрятали бы где-нибудь в другом месте, было бы не менее надежно…

Боб молча пожал плечами и опустил голову в бокал — инициатива отдать деньги на сохранение его бывшей любовнице исходила от него, это была ошибка, и Таундешу ничего не оставалось, как признать, что он был неправ. — Ну, кто же знал… Да, так я не договорил о Джозефе, — сказал Боб, желая перевести разговор на другую тему, — мне кажется, следовало бы его как-то наказать…

— Может быть, вновь подсунуть ему наркотики? — предложил Майкл.

Тот поморщился. — Старо… Это уже отработанный вариант, и если он не прошел в одном случае, то наверняка, не пройдет и во втором. Это может только вызвать подозрения… начнут искать, обязательно выйдут на нас, и когда выяснятся наши связи с Жаком Рено и Лео, — Боб, прищурившись, посмотрел на приятеля, — тогда… Ты понимаешь, чем нам с тобой это грозит?..

Чарлтон, наконец, сделал глоток из своего бокала — он не любил пиво, и если и пил его, то только лишь затем, чтобы поддержать компанию Бобу. — Что ты предлагаешь?..

Таундеш заулыбался. — Понимаешь, — начал он, — когда хочешь насолить врагу, не обязательно подставлять его на наркотиках или еще на чем-нибудь подобном… — хитро посмотрев на Майкла, он продолжил: — Как ты думаешь, что бы сказала его новая возлюбленная Донна Хайвер, если бы узнала, что ее дружок встречается с кем-нибудь еще?..

Майкл никогда не отличался быстротой сообразительности, но на этот раз все прекрасно понял. — Ты хочешь сказать, — медленно произнес он, — что Донне следует как-нибудь намекнуть… А что мы скажем?..

Бобби, сделав маленький глоток, объяснил:

Мы можем как-нибудь дать понять твоей бывшей девушке, что этот Джозеф… Кстати, — произнес Таундеш таким тоном, каким обычно произносит что-либо человек, который наконец вспомнил то, что не давало ему жить, — кстати, а ты не замечал, что Джозеф в последнее время крутится около этой Мэдлин, двоюродной сестры Лоры… Мне кажется, это неплохая идея… — И прозвучит вполне правдоподобно, — поддержал друга Майкл. — Ну, вот и решили, — подытожил Бобби, — значит, надо как-то ненавязчиво дать понять этой Донне, что она у Джозефа — далеко не единственная. Майкл от удовольствия потер руки. — Тем более, что это действительно очень даже похоже на правду. Что ж, отличная мысль… Спасибо, приятель!..

Глава 57

Находка красного «корвета». — Бернард Рено мертв. — Новые служебные обязанности Энди Брендона. — Бывший агент Федерального Бюро Расследований Уиндом Эрл прибывает в Твин Пикс.


Из головы шерифа Трумена никак не шла мысль о каком-то загадочном красном «корвете», который якобы преследовал мотоцикл Джозефа. Он перебрал в памяти все возможные варианты, но они упирались в непреодолимое препятствие — такой машины не было ни у одного из жителей города. «Корвет» вообще был достаточно редкой маркой в штате Вашингтон.

Гарри долго ломал голову над этой, неразрешимой, как казалось ему, загадкой, пока он, наконец, не нашел единственно правильное в этой ситуации решение — оно оказалось таким простым, что Трумен удивился, как это он не додумался до такого раньше.

Трумен решил на этот раз не посвящать в свои планы Дэйла — ему очень хотелось показать своему новому приятелю, что и он, как профессионал, тоже на что-то способен. Связавшись по телефону с коллегами по ту сторону канадской границы, Купер запросил, нет ли такой автомашины в каком-нибудь поселке или городе, лежавшем неподалеку от Твин Пикса, и вскоре получил ответ.

В радиусе пятидесяти миль от границы канадская полиция выявила по своей картотеке целых пять красных «корветов». У владельцев четырех из них были стопроцентные алиби: две машины все это время стояли в мастерских, это было подтверждено документально, владелец еще одной вот уже несколько месяцев находился в отъезде, видимо, в Европе, еще одна все это время возила своего владельца где-то вдали от тех мест. Зато Трумен выяснил главное — последний в списке, пятый красный «корвет», был угнан где-то полгода назад и все это время находился в розыске. Впрочем, его владелец не очень настаивал на возвращении ему украденной автомашины, потому что сразу же получил за нее законную страховку.

Однако этим сообщение канадских полицейских не ограничивалось: оказывается, буквально несколько дней назад угнанная машина была обнаружена, точнее, даже не машина, а только ее обгоревший до неузнаваемости остов — краска сгорела почти полностью, и полицейским, нашедшим этот автомобиль, пришлось повозиться, для того, чтобы выяснить, какого он был в свое время цвета. В обгоревшей машине был найден обуглившийся труп — огонь обезобразил его до неузнаваемости, однако по кусочку кредитной карточки, найденной в автомобиле, удалось установить и личность погибшего — им оказался американский гражданин, выходец из франкоязычной части Канады Бернард Рено.

Трумен, получив это известие, был просто вне себя от радости. Теперь многое становилось на свои места. Значит, это брат крупье «Одноглазого Джека» преследовал тогда Джозефа, а потом Джозеф преследовал его в том самом красном «корвете» — Хэрвэй говорил правду. Правда, анализ крови покойного Бернарда Рено не совпадал с тем, которым на найденном платке покойной Лоры Палмер было выведено «Огонь, пойдем со мной», но Трумену казалось — еще вот-вот, и он раскроет и эту тайну.

Энди Брендон вот уже битый час бесцельно слонялся по коридорам полицейского участка, периодически бросая короткие взгляды на Люси — секретарша шерифа при этом всячески делала вид, будто не замечает этого, отворачиваясь в другую сторону — когда к нему подошел Гарри Трумен. — Послушай, — обратился шериф к своему помощнику. -Почему ты до сих пор не дома?.. Брендон кисло заулыбался. — Что-то не хочется…

Шериф, прекрасно понимая, сколь невыносима стала обстановка в семье своего помощника с приездом из Сиэтла тетушки Элизабет, полным участия голосом спросил, чтобы лишний раз подтвердить свои догадки:— Что, матушка с тетушкой совсем достали?..

Брендон махнул рукой. — Ох, и не говори, Гарри… Сил моих больше нет… Они все время меня пилят, по поводу и без повода… Трумен изобразил на своем лице максимум участия. — И что же они от тебя хотят?..

Энди поморщился. — Матушка утверждает, будто бы я — не мужчина, то есть, не настоящий мужчина, — тут же поправился он, заметив легкую усмешку своего начальника. — Они все время ставят мне в пример моего папочку… Хотя, между нами говоря, он-то и папочкой на самом деле мне не был… Сравнительно недавно мама проболталась, что моим настоящим отцом был совсем другой человек— матушка согрешила с ним по глупости, как она сама сказала, по глупости и неопытности… А тут еще тетушка Лиз из Сиэтла приехала — она только в присутствии меня говорит матушке, что я хороший, а за глаза, наверное — совсем обратное… Заладили одно и то же: настоящий мужчина должен уметь пить, настоящий мужчина должен уметь драться, настоящий мужчина должен уметь ругаться, как канадский лесоруб… Гарри, ну скажи хоть ты — настоящий я мужчина или нет?.. Меня этот вопрос очень беспокоит…

Гарри посмотрел на Брендона с явным сочувствием. — Ну конечно же ты — настоящий мужчина, — произнес он и, сделав выжидательную паузу, добавил: -А кроме того, ты отличный полицейский и просто добрый малый… Если бы не твоя находчивость — помнишь, тогда, во время задержания Жака Рено? — так вот, если бы не твоя находчивость, приятель, я бы давно лежал в морге нашего Мемориального госпиталя и этот придурок Розенфельд с удовольствием бы кромсал меня вдоль и поперек…

Энди, переминаясь с ноги на ногу, с надеждой глянул на Трумена. — Значит, ты считаешь, что я — настоящий мужчина? Ты действительно считаешь так?..

Трумен похлопал своего заместителя по плечу. — Конечно, конечно, можешь в этом даже и не сомневаться… Так и скажи своей матушке и своей тетушке… Думаю, у них будет еще не одна возможность в этом убедиться самим.

Брендон, переминаясь с ноги на ногу, принялся изучать носки своих форменных ботинок. — Гарри, — сказал он, — Гарри, ты так убедительно говоришь… Значит, ты считаешь, что я действительно настоящий мужчина?..

Трумен всем своим видом попытался дать понять, что действительно считает именно так. — Ну конечно, конечно… Энди, не бери себе в голову всяких глупостей… Иди-ка лучше домой, отдохни как следует…

Энди просительно глянул на своего начальника. — Извини, Гарри, но мне все равно что-то не очень хочется туда идти…

Гарри ободряюще заулыбался. — Но почему?..

Энди произнес сконфуженно:— Мне что-то не хочется… Понимаешь, когда эти женщины — ну, я говорю о матушке и о тетушке Элизабет из Сиэтла — так вот, когда они начинают меня воспитывать… Извини, Гарри, — Энди поднял глаза на шерифа, — извини, может быть, у тебя найдется еще какая-нибудь работа для меня?..

За время совместной службы с Брендоном Трумен уже привык к такого рода просьбам — во всяком случае, просьба найти еще какую-нибудь работу не была первой со стороны Энди, а Гарри ничуть этому не удивился. Улыбнувшись в ответ, он лишь заметил:— Знаешь, ты самый нетипичный полицейский, какого мне только приходилось встречать за свою жизнь… Нормальный коп сразу же после окончания рабочего дня идет домой, а ты болтаешься в участке, подлавливаешь меня и сам напрашиваешься…

Энди умоляюще протянул:— Гарри, ну пожа-а-луйста… Найди для меня что-нибудь, только бы мне домой не возвращаться… Гарри, будь другом, войди в мое положение.

Трумен наморщил лоб, прикидывая, какую бы еще работу задать своему заместителю. — Хорошо, — сказал шериф после некоторого раздумья. — Хорошо. Тогда будь добр, выполни не одно, а целых два поручения — Энди с готовностью воскликнул:— Какие? Говори, Гарри, я сделаю все, что ты только мне прикажешь…

Шериф, глядя на своего заместителя, с благодарностью подумал: «Какой он все-таки хороший парень, этот Энди Брендон… Если бы все были такими, как он, с преступностью в нашей стране было бы давно покончено. Надо дать ему какое-нибудь легкое и необременительное задание — учитывая склад его психики… — Ну, во-первых, — начал шериф, — во-первых, Энди, тебе следовало бы наведаться на местную водокачку — во время тушения пожара лесопилки там, в спешке, испортили какой-то вентиль, посмотри, как его сделали…

Энди, словно обрадовавшийся этому предложению, с готовностью согласился. — Конечно, наведаюсь, Гарри, можешь не беспокоиться, сделаю все, что ты сказал… Что еще?..

Внезапно в голову Трумена пришла одна мысль. Он подумал: «Этот Энди, конечно, очень хороший парень, но слишком уж сентиментальный… Он не может без слез смотреть на чужие страдания. Для обыкновенного человека это качество, конечно же, очень похвальное, но для полицейского, тем более для заместителя шерифа… В общем, Брендона надо потихоньку перевоспитывать, чтобы стал, наконец, настоящим мужчиной…»

Трумен осторожно предложил:— Послушай…

Энди с готовностью посмотрел на начальника. — Да…

Дружески приобняв Энди, Трумен продолхшл:— Ты знаешь, эта несчастная девочка, Ронни Пуласки…

На глаза Брендона навернулись слезы. — Ох, и ни говори… Мне так ее жалко, просто передать тебе не могу… Ее бедные родители… Они такие забитые, такие… — Брендон на секунду запнулся, — такие… бедные… — Брендон едва не плакал, — они так любят свою дочь… Мне их тоже очень жалко…

Покачав головой в ответ на этот небольшой монолог, Трумен предложил:— Вот и хорошо. Ты, Энди, наверняка не отказался бы помочь этим людям и их несчастной дочери?.. Брендон с готовностью согласился:— Ну конечно!.. О чем может быть речь… Я сделаю все, что ты мне скажешь… — Тогда, Энди, сразу как освободишься после посещения водокачки, сходи, пожалуйста, в госпиталь и смени дежурного полицейского… Там, кажется, сейчас сидит Фрэнк Залпа. Его смена уже заканчивается, так что, — Трумен, закатав манжетку, посмотрел на часы, — так что, приятель, если ты посидишь в госпитале где-то два часа, то к половине второго будешь дома… Наверняка твоя матушка и тетушка Элизабет уже будут спать… — он ободряюще улыбнулся. -Только не плачь, Энди, все будет хорошо.

Неожиданно для Гарри, Брендон согласился с его предложением подежурить у кровати потерпевшей с большой охотой — даже с большей, чем можно было бы предположить, зная чрезвычайную слезливость и чувствительность заместителя шерифа. — Отлично, — воскликнул Энди, — помочь ближнему — это мой долг. Тем более, — он тяжело вздохнул, что эта бедная девочка так много страдала…

Шериф заулыбался — ему очень нравилась исполнительность Брендона. — Ну вот, и прекрасно, — сказал он, — значит, мы с тобой договорились…

Приблизительно в то самое время, когда Дэйл Купер беседовал с Розенфельдом о сумасшедших Твин Пикса, а шериф Трумен давал своему заместителю инструкции относительно его дальнейшего распорядка, в город съехал очень потрепанный «дюранго». Водитель, стараясь не привлекать к себе внимания, избрал для маршрута по Твин Пиксу тихие улицы. Впрочем, для этого были свои причины: за рулем «дюранго» сидел Уиндом Эрл — тот самый бывший агент Федерального Бюро Расследований, отправленный на пенсию, а потом — помещенный в психиатрическую лечебницу закрытого типа, о котором Дэйлу говорил паталогоанатом. Покружив по улицам, «дюранго» наконец остановился около ничем не примечательной гостиницы на окраине города.

В свое время Уиндом Эрл считался в Вашингтонском Департаменте ФБР самым опытным агентом — ему доверялись наиболее сложные и запутанные дела. Зная высочайший профессионализм Уиндома, начальство поручало ему расследование самых безнадежных преступлений, и не было случая, чтобы Эрл чего-нибудь не раскрыл. Эрл пользовался в Департаменте непререкаемым авторитетом; все новички, только что вышедшие из стен Академии ФБР или пришедшие на службу из других мест, как правило, проходили стажировку под его началом.

Дэйл Купер был любимейшим и способнейшим учеником Уиндома — в своих рапортах он неизменно называл Купера в числе наиболее одаренных к сыскной работе, наиболее перспективных и талантливых. Уиндом был настолько высокого мнения о своем стажере, что даже после окончания практики последним, вопреки установленным правилам, взял его себе в напарники.

Последние четыре месяца перед своей вынужденной отставкой Эрл занимался наркобизнесом, и немалого достиг на этой стезе: ему удалось раскрыть подпольную сеть распространения наркотиков в штате Вашингтон, следы которой терялись где-то за канадской границей. Уиндома несколько смутил необычный наркотик, с которым ему пришлось столкнуться: впрочем, это даже не был наркотик в привычном понимании слова, это, скорее, была какая-то синтетического происхождения добавка, которая, примешанная в определенных пропорциях и к героину, и к кокаину, давала довольно странный эффект: усиливала воздействие последних на психику наркоманов в несколько десятков раз… Впрочем, эта добавка и сама по себе, в чистом виде вызывала у подопытных странные грезы, видения и галлюцинации — Уиндом, хотя и не разбирался в наркологии, считал, что она высвобождает подсознание. Обо всех результатах своей предварительной работы Эрл написал в рапорте начальству, не забыв при этом присовокупить и результаты лабораторных исследований. После того, как рапорт прошел по инстанциям, случилось совершенно, с точки здравого смысла, необъяснимое: Уиндом в течение трех дней без каких-либо объяснений был отправлен на пенсию, а позже, когда все-таки попытался выяснить причину, помещен в психиатрическую больницу, откуда ему, правда, в самый последний момент, удалось бежать, переодевшись санитаром.

Уиндом подозревал, что наркотик, которым он так долго занимался перед выходом в отставку, имеет какое-то отношение к Твин Пиксу — во всяком случае, этот город не однажды упоминался в его рапортах начальству. Правда, он еще не мог сказать точно, находится ли в Твин Пиксе какой-нибудь подпольный цех по производству наркотиков, играет ли город роль перевалочной базы или еще что-нибудь — все попытки выяснить это заканчивались безрезультатно.

И поэтому, случайно узнав из газеты о загадочном убийстве в городе школьницы Лоры Палмер и о том, что расследование этого преступления возложено на его бывшего напарника Купера, Уиндом поспешил в город, надеясь разыскать там Дэйла и сообщить тому все, что известно о своих подозрениях.

Эрл оставил свой «дюранго» на стоянке и, пройдя в фойе гостиницы, неспешно подошел к портье. — Извините, — начал он, — есть ли у вас свободные места?..

Портье с готовностью протянул Уиндому ключ. — Пожалуйста… Двести четырнадцатый, Эрл, взяв ключ, хотел было пройти в номер, но в последний момент передумал и решил обеседовать с гостиничным служащим о последних происшествиях в городе. — Простите меня за назойливость, — деликатно начал Эрл, — дело в том, что я — приезжий, видимо, мне предстоит пробыть в Твин Пиксе несколько дней, и я хотел бы кое-что для себя выяснить…

Портье с готовностью наклонил голову — он целый день страшно скучал, сидя на своем месте, и теперь был несказанно рад предоставившейся возможности поболтать с этим заезжим господином. — Слушаю вас…

Уиндом всем своим видом попытался дать понять, что вопросы, которые сейчас последуют, интересуют его просто из чистого любопытства.

—А что это за такое загадочное убийство в вашем городе?..

—Вы говорите об убийстве дочери адвоката Лиланда Палмера?..

Уиндом, который по газетным сообщениям запомнил фамилию жертвы, в знак согласия наклонил голову.

—Да…

Портье удивленно воскликнул: — А вы что, ничего не знаете?.. Эрл пожал плечами. — Конечно, нет… Откуда мне об этом знать — я же приезжий… — Да, — ответил портье, — эту бедную девочку обнаружили на берегу совершенно обнаженной, завернутой в целлофановый пакет…

Уиндом наклонился поближе. — А кого подозревают?..

Портье неопределенно пожал плечами. — Пока неизвестно… Единственное, что могу вам сообщить — несколько дней назад кто-то задушил в местном госпитале крупье казино «Одноглазый Джек» Жака Рено… Если вы когда-нибудь ездили из нашего города в сторону канадской границы, то наверняка проезжали и «Дом у дороги» — он принадлежал покойному, и сам «Одноглазый Джек» — это буквально в нескольких милях от самой границы…

Эрл равнодушно пожал плечами. — Нет, — ответил он, — что-то не припомню.

Уиндом прекрасно знал и о «Доме у дороги», и об «Одноглазом Джеке» — эти заведения несколько раз упоминались в его отчетах начальству. Кстати, фамилия Рено тоже всплывала в документах несколько раз — правда, Эрл точно не помнил имени, фигурировавшего рядом с фамилией…

Вертя на пальце ключ от своего номера, Уиндом равнодушно спросил:— А это правда, что расследованием занимается Дэйл Купер, агент ФБР из Сиэтла?…

Портье уставился на приезжего. — А вы что, — поинтересовался он в ответ, — вы что, знаете его?

Уиндом как-то очень неопределенно, стараясь не смотреть портье в глаза, кивнул. — Да, слыхал о нем… — зная, что в таких городах таксисты, официанты, продавцы и гостиничный персонал более других осведомлены о подобных вещах, Уиндом как бы вскользь поинтересовался:

—Ну, и как идет расследование?.. — Вы знаете, — начал тот, — несколько дней назад этот Купер получил целых три пули в живот…

Это было для Уиндома очень неприятным известием. — Ну, и что? — спросил он куда более поспешно, чем того требовали обстоятельства, — этот Купер, он что, находится в больнице?

Лицо портье выразило восхищение перед выносливостью и стойкостью приезжего агента ФБР. — Что вы! — замахал портье руками, — что вы!.. Спустя несколько дней после происшествия я уже видел его в городе!..

«Слава Богу, — подумал Эрл, — значит, все в полном порядке…»— А вы часом не знаете, — продолжил отставной агент ФБР, — этот Купер никого не подозревает?

Портье пожал плечами. — Убийство произошло около десяти дней назад, — ответил он, — и, насколько я понимаю, расследование только начинается…

Поблагодарив за информацию, Уиндом поднялся на этаж и зашел в свой номер. Не раздеваясь, он прямо в обуви повалился на кровать и закрыл глаза — Эрлу пришлось провести за рулем около шести часов, направляясь в Твин Пике, он сознательно избрал самую запутанную, но, с его точки зрения, и самую безопасную дорогу. Отдохнув, он поднялся и, взяв телефон, набрал номер справочной. — Скажите, — произнес он в трубку, — скажите, где остановился приехавший около десяти дней назад агент ФБР Дэйл Купер?..

Дежурная ответила равнодушно:— Гостиница «Флауэр», второй этаж, комната двести пятая, телефон девятьсот двадцать девять.

«Да, это не Нью-Йорк, — подумал Эрл, — тут даже номера телефонов — и то трехзначные…»

Уиндом уже набрал номер телефона своего бывшего напарника, но в самый последний момент положил трубку на рычаг.

—Не торопись, Уиндом, — сказал он сам себе, — не торопись… Еще рано, еще следует самому во всем разобраться должным образом…

Набрав другой номер — на этот раз гостиничного ресторана — Уиндом произнес в трубку:— Пожалуйста, принесите мне в номер гамбургер средней зажаренности и стакан горячего молока…

Глава 58

Переполох в больнице Твин Пикса. — Клочок бумаги под ногтем Ронни Пуласки, найденный специальным агентом. — Встреча с затворником по имени Гарольд. — «Дамская туфелька» на могилу Лоры Палмер. — Совещание в участке и очередной инцидент. — Кроссворд, разгаданный помощником шерифа Хоггом. — Люси вынуждена открыть причину своего недомогания. — Проблемы Джозефа и Донны — любовный треугольник. — Черная Роза и шприц с героином для Одри Хорн.


На втором этаже больницы Твин Пикса был переполох, Ронни Пуласки в бреду вскочила со своей кровати, вырвала капельницу, посрывала с себя все шнуру, тянувшиеся к датчикам приборов.

Санитары едва удерживали ее в руках — так судорожно вырывалась девушка.

Она кричала так громко, что ее крик был слышен даже на улице.

Наконец, два дюжих санитара схватили девушку за руки и уложили в постель. Подоспевший врач и сестра сделали ей успокаивающий укол.

На счастье в это же время в больнице находился шериф Гарри Трумен, Дэйл Купер и Альберт Розенфельд. Им тут же сообщили, что с Ронни Пуласки случился припадок. Почти бегом мужчины поднялись на второй этаж.

Ронни уже лежала в постели.

Изредка конвульсии пробегали по ее телу, пальцы сгибались. — Я дал ей успокоительное, вернее, я просил, чтобы ей дали успокоительное… — сказал Гарри Трумен Дейлу Куперу и Альберту Розенфельду.

Альберт Розенфельд наметанным глазом заметил, что в капельнице налит какой-то странный раствор голубого цвета. Он взял целлофановый пакет сжал его в руках и внимательно посмотрел. — Послушай, Дэйл, здесь явно какой-то краситель.

Раствор такого цвета быть не может. — Что? — изумился шериф, повернув голову. — Я говорю, здесь какой-то краситель… — тоном знатока сказал Розенфельд. — Но я же приказал, чтобы здесь велось круглосуточное дежурство. Как сюда мог войти посторонний? — в голосе шерифа слышалось негодование.

Взгляд специального агента упал на подрагивающую левую руку Ронни Пуласки. Он заметил, что вокруг ногтя на одном из пальцев виднеется кровь. Он тут же склонился к постели девушки и приподнял ей руку. — Гарри, дай пинцет, — обратился он к шерифу.

Шериф тут же подал маленький сверкающий пинцет.

Дэйл Купер, осторожно взяв посиневший палец девушки, и пинцетом вытащил из-под ногтя маленький клочок твердой бумаги.

Ронни Пуласки от этого, казалось бы не сильного движения, громко, истошно закричала.

На квадратике бумаги была отпечатана латинская буква «в». — Смотри! Быстро микроскоп! — обратился специальный агент к Розенфельду. — Но как он мог сюда попасть? Здесь же было круглосуточное дежурство… — повторился шериф.

Но Дэйл Купер не обратил на его слова никакого внимания. — Гарри, Гарри, это он … — глядя в маленький портативный микроскоп на клочок бумаги с буквой «в», сказал Дэйл Купер. — Это он! — Но ведь она не могла выйти из палаты! Да и сюда никто не мог войти… — оправдывался шериф. — Знаете, ребята, наверное, девушка услышала марш Соединенных Штатов и встала поискать жезл. — Ехидно заметил Альберт Розенфельд. — Ладно, дайте сюда мой микроскоп, а с раствором в капельнице я разберусь. — Кого же мы ищем… Кого? — глядя в белый потолок, сказал Дэйл Купер.

Потом он посмотрел на шерифа и Альберта Розенфельда и подозвал их к себе. Эксперт и шериф встали перед ним. Альберт Розенфельд скрестил на груди руки и смотрел в глаза Дэйлу Куперу, потому что он понимал, что сейчас специальный агент расскажет что-то очень важное, поделится самыми сокровенными соображениями.

И действительно. Несколько мгновений специальный агент смотрел на своих помощников как бы думая, рассказывать или нет. Но потом решительно встряхнул головой и произнес:— Знаете, я не совсем уверен, но кажется, ко мне являлся великан… Он дал мне три подсказки. Первая, — Дэйл Купер поднял указательный палец.

Шериф и Альберт Розенфельд посмотрели друг на друга. — Значит, первая подсказка касалась «смеющегося мешка». Это был Жак Рено, в мешке для трупов. И она оправдалась почти сразу. Вторая подсказка — «совы не то, чем они кажутся». А третья — «о чем-то, что укажет, если не будет ни какой химии».

Альберт Розенфельд скептично покивал головой. На лице шерифа было недоумение. — Приходил великан?.. — недоуменно спросил шериф. — А он не родственник того карлика из красной комнаты? — все так же ехидно улыбаясь, поинтересовался Альберт Розенфельд.


Донна Хайвер остановила фургон Нормы у дома Гарольда Смита. Она ловко выскочила из кабины и заспешила к двери. Ей не терпелось посмотреть на парня, который так ловко разыграл ее, прикинувшись по телефону стариком.

Ей представлялся улыбающийся невысокого роста молодой человек. Ведь только мужчина небольшого роста хочет быть кем-то другим, не самим собой.

Еще, спеша по дорожке, она заметила, как шевельнулись планки жалюзи, и за ними блеснула пара любопытных глаз.

Донне даже не пришлось стучать в дверь, дверь распахнулась, и пред ней предстал, и в самом деле, не очень высокий молодой парень. На взгляд Донна дала бы ему где-то от двадцати до двадцати четырех лет. Девушка решила подождать, что же он ей скажет.

Немного застенчивым голосом, держась за приоткрытую дверь, Гарольд Смит проговорил:— Я… А на вас сегодня другой свитер, по-моему этот цвет вам очень идет…— Другой свитер? — удивилась Донна. — Вы же раньше меня никогда не видели. — Это вы меня не видели, — уточнил Гарольд. — Я часто смотрю в окно и вижу вы как вы часто проходите по улице. А вообще-то эта фраза просто дань вежливости. Давайте познакомимся уже лично. Меня зовут Гарольд Смит. — Донна Хайвер, — девушка протянула ему руку.

Парень, как показалось Донне, немного вяло пожал ее. — Входите, пожалуйста, — сказал Гарольд.

Донна воспользовалась приглашением и вошла в немного странного вида гостиную. Странным ей показалось и то, что Гарольд тут же закрыл дверь и повернул ключ на оба оборота. Он даже не оставил ключ в замке, а положил его к себе в карман.

Донна осмотрелась.

Комната напоминала выставочный зал, где экспонируются экзотические цветы. Нет, конечно, сама гостиная была обставлена абсолютно привычной, самой обыкновенной мебелью, но верхняя часть стен была застеклена и за ними, в многочисленных горшочках, вазонах, кадках росли диковинные растения, пестрели экзотические цветы.

Донна даже не могла вспомнить их названия.

И еще девушку поразило то, что столько цветов вместе она никогда раньше не видела. Разве что на могиле Лоры Палмер.

Сладкий тягучий запах наполнял всю комнату. А еще Донне показалось, что в комнате очень жарко натоплено. — Может быть, выпьете лимонада? А еще у меня есть саленные галеты и мармелад, — предложил Гарольд.

Донна не знала, что ей ответить и нерешительно кивнула головой. По ее жесту было тяжело понять — то ли она согласна угоститься лимонадом, толи она напрочь отказывается. — Так вы не хотите? — уточнил парень. — Нет спасибо. — Тогда садитесь, — Гарольд указал на небольшой низкий диванчик посредине гостиной.

Донна скромно уселась на самом краю дивана, а парень сел на другой край, как бы оставляя между ними место для третьего человека. — У вас так тепло, чтоб не сказать — жарко и душно…— добавила Донна. — Вы волнуетесь? — спросил Гарольд. — Да нет, я не нервничаю, просто мне очень любопытно, — Донна обвела взглядом гостиную, уставленную кадками с цветами. — Вам любопытно узнать о моих отношениях с Лорой? — сразу же задал откровенный вопрос Гарольд.

Донна пожала плечами, нервно перебирая пальцы рук. — Скажите, а почему вы мне послали это письмо? — поинтересовалась девушка. — Лора меня просила, чтобы я сразу же связался с вами, если с ней что-нибудь случится. Она говорила, что вы зададите много вопросов… — растерянно произнес Гарольд. — Скажите, как давно вы знакомы с Лорой? — действительно тут же спросила Донна. — С тех пор, как Лора стала работать в программе «Обеды на колесах». Я… — парень немного замялся, — был ее самым лучшим клиентом.

Убедившись, что Гарольд нашел себе занятие надолго, Донна решилась осмотреть комнату. Ее взгляд скользнул по небольшому письменному столу, по стеллажам с книгами. И вдруг ее внимание привлек белый конверт, торчащий из-под тяжелых томов энциклопедий. Донна, оглядываясь на Гарольда, который перебирал цветы, подошла к стеллажу, присела на корточки и попробовала вытащить конверт.

Она боялась порвать бумагу и поэтому тащила не очень уверенно. Внезапно за ее спиной хлопнула дверь. Донна вздрогнула и быстро поднялась, делая вид, что поправляла застежку на сапоге. Когда она обернулась, перед ней стоял Гарольд с орхидеей в руках.

Цветок был нежно фиолетового цвета. — Это гибрид, — сказал Гарольд, прикасаясь пальцами к нежным лепесткам.

Потом парень приподнял окуляр, который висел у него на шее, и придирчиво осмотрел цветок через увеличительное стекло. — Если вам интересно, то этот цветок называется «Дамская туфелька». — Очень красивый! — восторженно произнесла Донна.

Ей и в самом деле никогда раньше не приходилось видеть таких изысканных цветов. — Возьмите, пожалуйста, этот цветок, — немного грустным голосом проговорил Гарольд. — Это будет мой последний подарок Лоре. — Спасибо вам, мистер Смит.

Слова Донны как будто вывели парня из оцепенения. — Да… вы очень добры ко мне… Почти как Лора …— тихо проговорил он.

Донна почувствовала на себе пристальный взгляд Гарольда, и парень тут же объяснил:— Извините меня, но я столько вас слышал…— Чего же… Хорошего? — спросила Донна. — Или плохого?

Гарольд задумался. — Да, вы такая же, как Лора мне вас описывала.

Донна засмущалась, потупила взгляд и отошла к двери. — Я вернусь… — тихо проговорила она.

А Гарольд, как будто этого и ждал. Он тут же сказал:— Я буду ждать. Простите, простите! — спохватился он, вытаскивая из кармана ключ. — Я по старой привычке закрыл двери. Я же отшельник, — улыбнулся он Донне. — Да, да… — посторонилась девушка.

Гарольд отомкнул замок и широко распахнул дверь. Парень и девушка молча расстались. Возле калитки Донна обернулась, и вновь между разведенных планок жалюзи она заметила любопытный взгляд Гарольда.


В комнате для совещаний полицейского участка Твин Пикса было трое: шериф Гарри Трумен, специальный агент ФБР Дэйл Купер и эксперт Альберт Розенфельд. Он обвел кружком приколотый к доске портрет длинноволосого молодого человека и произнес. — R, B, T, — показывая одну за одной буквы латинского алфавита.

Гарри Трумен стоял возле Дэйла, засунув руки в карманы брюк.

Он мало что понимал из нарисованного на доске. Дэйл уловил его растерянный взгляд и принялся объяснять:— Я думаю, эти буквы и подсказки великана связаны с портретом этого молодого человека.

Альберт Розенфельд, не проронив ни слова, продолжал сидеть, закинув ноги на стол. — Миссис Палмер, — продолжал Дэйл, позвонила мне сегодня и сказала, что дважды видела этого человека в своих видениях. И, Гарри, еще удивительно и то, что я тоже видел его во сне. — А Ронни? — спросил Гарри, указывая пальцем на имя Ронни Пуласки, написанное мелом на доске. — А Ронни видела его в физическом обличии, видела в вагоне. — Итак, — подытожил Гарри, обведя мелом все четыре имени, написанные на доске, — четверо из нас: миссис Палмер, Мэдлин, ты, Дэйл, и Ронни видели этого самого человека. — Он щелкнул ногтем по ксерокопии портрета. — И великан указывал на него, — добавил Дэйл. — Послушай, — начал Гарри, — как выглядит этот великан, как он говорил? Наверное, громовым басом? — Да нет, Гарри, в том-то все и дело, что он говорил тихо, но очень отчетливо. И знаешь, его голос чем-то напоминал мне старика Хилтона.

Но тут в разговор встрял эксперт Альберт Розенфельд, который, естественно,

Ни в какие потусторонние явления не верил. — И ты, конечно же, Дэйл, продал ему свою бессмертную душу за подсказки? — Ты Альберт, будешь смеяться, но я отдал ему не душу, а всего лишь перстень. — Хорошо, — проговорил Альберт Розенфельд, хорошо, что у тебя, Дэйл, хоть что-то осталось в запасе. Но свои выводы я ограничу пределами планеты Земля.

Он развернул пластиковую папочку и одним за другим стал бросать на стол документы, комментируя их:— Кокаин, который мы обнаружили в баке мотоцикла Джозефа точно такой же, как найденный в доме Лео Джонсона и в доме Жака Рено. И как вы понимаете, это, скорее всего, дело рук Лео Джонсона, который сейчас в госпитале. Картина ясна? — спросил Альберт. — Да, — ответил Дэйл, — осталось сделать для нее только рамку. — А теперь поговорим об обуви, — Альберт бросил взгляд на свои ботинки, нисколько не смутившись тем, что до сих пор не убрал ноги со стола. — Рабочие сапоги Лео вполне обыкновенные, а вот те, что мы нашли у него в доме, во-первых, — ни разу не одеванные, а во-вторых — очень редкой марки. А буква «в», найденная под ногтем у Ронни Пуласки, вырезана из журнала «Мир плоти», из того номера, который посвящен клубу любителей пуделей. От комментариев воздержусь. Но добавлю, что портрет твоего длинноволосого мы разослали по всем федеральным агентствам.

Альберт Розенфельд брезгливо отбросил журнал «Мир плоти», и тот проскользнул по столу почти к Дэйлу Куперу. — И что? — спросил Дэйл. — А ничего, — пожал плечами Альберт Розенфельд, — твоего типа нет ни в одной картотеке. — Но ведь четверо людей видели его. — Конечно, — ответил Альберт, — ты же еще, Дэйл, видел великана. Он тоже не числится ни в одной картотеке. А если быть ближе к земле, то я еще могу сказать тебе, что пистолет, из которого в тебя стреляли — Вальтер ППК, а это любимое оружие Джеймса Бонда. И кстати, Дэйл, ты сегодня великолепно выглядишь.

Альберт Розенфельд резко сбросил свои ноги со стола, поднялся и застегнул пиджак на все пуговицы. — Я просто чувствую себя сегодня намного лучше, — улыбнулся Дэйл.

Альберт Розенфельд отбросил крышку своего тяжелого кейса и вытащил пластиковый мешочек, приподнял его и посмотрел на свет. — Мы обнаружили возле твоего номера каике-то волокна, — Альберт вновь забросил пластиковый пакет в кейс и захлопнул крышку. — У меня уже есть обратный билет, так что, если я вам понадоблюсь, я пока что в лаборатории.

Поспешите с вопросами, пока я не уехал. — Так над чем нам стоит поработать особо до вашего отъезда, — осведомился Гарри Трумен.

Альберт Розенфельд забросил на руку свой белый плащ и пошел к шерифу. — Да, кстати, шериф, вам следует поучиться ходить, не опираясь на кулаки.

Гарри в ярости схватил Альберта Розенфельда за галстук, казалось, что он собрался его придушить. — Эй, Альберт, давай-ка поговорим о кулаках. Я отправил тебя в нокаут, и, честно говоря, почувствовал себя неловко, но в следующий раз, Альберт, я сделаю это с удовольствием

Альберт Розенфельд выпустил свой кейс и схватил шерифа за отвороты рубашки. Шериф явно не ожидал этого. — А теперь послушай меня, — ледяным голосом проговорил Альберт Розенфельд, — я хоть и не лишен доли цинизма, но я являюсь противником всякого насилия. Я горжусь шериф, что стерпел твой удар. Запомни — я предпочитаю жить в компании Ганди и Кинга, меня интересуют глобальные явления. Я отвергаю месть, агрессию и возмездие. — Альберт с недоумением посмотрел на свои руки, которые сжимали ворот рубашки шерифа. — И в основе моего метода лежит любовь. — Он разжал пальцы и разгладил воротник рубашки Гарри Трумена.

Шериф, немного поколебавшись, отпустил галстук Альберта Розенфельда. Эксперт надел темные очки и негромко проговорил:— Я люблю тебя, шериф, веришь ты в это или нет.

Альберт резко покинул комнату для совещаний.

Гарри Трумен с недоумением смотрел ему вслед.

Дэйл Купер подошел к Гари, положил ему руку на плечо и, глядя в глаза шерифу, сказал: — Знаешь что, Гарри, по-моему Альберт Розенфельд выбрал для себя необычный и трудный путь. По-моему он достоин уважения. — Конечно, — кивнул головой Гарри.


В коридоре, в нескольких шагах от двери в комнату для совещаний, стоял помощник шерифа Хогг и Джозеф. Они мирно о чем-то разговаривали.

Открылась дверь комнаты, и в коридор вышел специальный агент ФБР Дэйл Купер. Он кивнул Хоггу и сказал: — Ну что, ты можешь идти, а с ним я поговорю.

Дэйл Купер остановился напротив Джозефа. — Знаешь, парень, кокаин, который мы нашли в бензобаке твоего мотоцикла, тебе кто-то подкинул. — Так я же с самого начала пытался вам это сказать…— Знаешь, Джозеф, я тебя больше не желаю здесь видеть. И знаешь что, не надо пытаться самостоятельно в чем-то разобраться. Лучше найди кого-нибудь, с ем можно посоветоваться, и все расскажи… Например, меня… — Дэйл Купер показал большим пальцем правой руки на свою грудь. — Хорошо, сэр. — Ну, вот и договорились. А теперь отправляйся домой.

За всей этой сценой наблюдала Люси.

Казалось, что она составляет какой-то огромный бесконечный кроссворд. — Как дела, Люси? — склонился над перегородкой Дэйл Купер. — Спокойно, спокойно, — девушка подняла указательный палец, — уже, специальный агент, у меня семьдесят пять слов. Подождите, подождите, не семьдесят пять, а семьдесят шесть, семьдесят семь, — весело проговорила девушка. — Ты молодец, Люси, — специальный агент развернулся и зашагал по коридору.

К Люси подошел помощник шерифа Хогг. Он тоже перегнулся через барьер, за которым сидела девушка. — Уже семьдесят восемь, специальный агент, — крикнула девушка вдогонку Куперу. — Знаешь, Хогг, — обратилась Люси к помощнику шерифа, — Дэйл Купер попросил меня найти как можно больше слов с этими буквами: R,B,T.

Хогг недоуменно потряс головой с длинными черными волосами. — Покажи, — он протянул руку к девушке, — когда-то это у меня неплохо получалось.

Пока Хогг читал список слов, в полицейский участок вошел молодой человек в светом пальто, наброшенном на плечи. Он остановился около таблички «Не курить», взглянул на портрет предполагаемого преступника, который был наклеен на стеклянной перегородке и, увидев в ней свое отражение, принялся поправлять прическу. Потом пальцем прикоснулся к бровям. Его движения были похожи на движения девушки, прихорашивающейся перед зеркалом. — А это, — заговорщицким голосом сообщила Люси, — пришел человек, который пригласил меня пообедать.

Хогг с удивлением посмотрел на молодого хлыща, который с первого же взгляда ему не понравился. — Ты знаешь, Люси, что Энди заболел?

Наконец, молодой человек в пальто, наброшенном на плечи, покончил со своей прической, повернулся к секретарше шерифа и деланно-веселым голосом воскликнул: — Привет, Люси! — кончики его губ растянулись в неискренней улыбке чуть ли не до ушей. — Привет Дик, — манерно улыбаясь, воскликнула Люси.

Хогг недовольно поморщился. Ему этот обмен любезностями явно не нравился. Мужчина, которого Люси называла Диком, не спеша достал из кармана портсигар, вытащил из него сигарету, вставил ее в костяной мундштук подошел к стойке. Лишь только он опустил левую руку в карман пальто, чтобы вытащить зажигалку, как Хогг выдернул его сигарету из мундштука, переломил надвое и выбросил в корзину для мусора. — У нас здесь не курят!

Мужчина некоторое время раздумывал как ему поступить и, наконец, закончив рассматривать мощно сложенного Хогга, выбрал следующую тактику. Он широко улыбнулся и протянул помощнику шерифа свою небольшую ладонь. — Кстати, мы незнакомы меня зовут Ричард Тримейн, отдел готового платья универмага Хорна.

Хогг брезгливо поморщился и, не пожав протянутую руку, бросил Люси, отходя от стойки: — Запиши еще одно слово: робот.

Люси быстренько, чтобы не забыть семьдесят девятое слово, принялась записывать. — Извини, Люси, — сказал Ричард, убедившись, что Хогг отошел уже достаточно далеко, — я, по-моему, его чем-то рассердил?

Люси отрицательно покачала головой. А Ричард добавил:— Но, по-моему, эти местные просто не способны впадать в ярость. Так мы пойдем обедать Люси? — Конечно, — секретарша поднялась и сняла с вешалки свое пальто. — Но каждый платит только за себя.

И Люси под руку с Ричардом Тримейном вышли из полицейского участка.


В комнате для совещаний стояли шериф Гарри Трумен, его помощник Хогг, специальный агент ФБР Дэйл Купер. — Послушай, Дэйл, так он доставал головой до потолка, твой великан, — осведомился шериф. — По-моему потолки в отеле, — веско сказал Хогг, — метра три, не меньше.

За открытой дверью комнаты для совещаний послышались шаги. Дэйл выглянул за дверь. По коридору шел, глядя на закрепленные на дверях таблички, мистер Палмер. Шериф, Хогг и специальный агент ФБР Дэйл Купер вышли в коридор. — Извините, что помешал, — сказал мистер Палмер, — но я к вам по делу. — Ничего, Лиланд, — сказал Гарри Трумен, — выкладывай с чем пришел.

Мистер Палмер засунул руку во внутренний карман пиджака и вынул вчетверо сложенный листок бумаги.

Он развернул его и показал портрет длинноволосого блондина с надписью: «Кто знает этого мужчину?»

Такие листки были расклеены по всему Твин Пиксу.

Почтальон их опустил в каждый почтовый ящик городка. — Так вот, мистер Купер, я его знаю, — и мистер Палмер передал листок специальному агенту ФБР. — Откуда вы его знаете? — Уточнил Дэйл Купер. — Когда я был маленьким, — принялся объяснять мистер Палмер, — у моего деда был летний домик на Жемчужных озерах, мы ездили туда каждый год. И я абсолютно твердо уверен, что это был именно он. Одной стороны жили наши соседи, а с другой стороны был незанятый участок. — Мистер Палмер спешил высказаться так, как будто кто-то собирался го остановить. — Вот в этом белом домике он и жил. — Вы не припомните его имя? — спросил Дэйл Купер.

Мистер Палмер на секунду задумался, он даже прикрыл глаза и принялся беззвучно шевелить губами. Потом радостно кивнул головой. — Да, его звали Робертсон. Ну конечно же, Робертсон. Это точно, мистер Купер. — Робертсон… — медленно проговорил Дэйл Купер. — Вот что обозначают буквы: R B, T. Офицер, Хогг, выясните немедленно, кто жил в белом домике, о котором говорил мистер Палмер. — Хорошо, специальный агент, я сделаю все, что в моих силах. — И Хогг быстро пошел по коридору. — Спасибо, Лиланд, — сказал Гарри, — это очень ценная информация.

Он похлопал по плечу мистера Палмера. — И вот что еще, — вспомнил Лиланд, — он вечно стрелял в меня спичками.

Дэйл Купер недоуменно посмотрел на Лиланда.

И тот, чтобы пояснить свои слова, достал из кармана коробок. — Вот так, вот так, — Лиланд чиркнул спичку и поднес ее на уровень своего лица. — И этот Робертсон еще приговаривал: мальчик, хочешь поиграть с огнем?

Мистер Палмер бросил спичку, та пролетела по воздуху и точно попала в пепельницу на металлическом штативе, стоящую в двенадцати футах от мужчин. Дэйл изумлено посмотрел на мистера Палмера. Так точно и метко тот бросил спичку. Он подошел к пепельнице и поднял еще горящую спичку. Некоторое время Дэйл смотрел на огонь, потом дунул. От спички поднялась тонкая струйка синеватого дыма. — Это он, — сказал сам себе Дэйл Купер.


Мест за столиками в кафе Нормы не оказалось. Даже для такой постоянной посетительницы, как Люси. И Норма усадила свою гостью и Ричарда Тримейна за стойку. Вскоре перед ними возникли два небольших блюда с салатом и тарелка жаркого. Мистер Тримейн наклонился к уху Люси и зашептал: — В этом кафе персонал не очень-то поворотлив. А вот мне в отделе универмага Хорна приходится крутиться волчком.

Люси лениво поглощала салат. Ей явно не хотелось говорить о работе и службе. А мистер Тримейн продолжал:— Прямо сумасшедший дом какой-то. Ни на что на работе не хватает времени.

Люси ковырялась в тарелке вилкой. Есть ей абсолютно не хотелось. К тому же Люси слегка подташнивало. Она согласилась пойти пообедать лишь потому, что не хотела обижать Ричарда. Ведь девушка решила поговорить сегодня с ним откровенно. Чтобы наконец расставить все точки над «i». — Мне пришлось ввести на работе систему оформления заказов по определенным признакам, — говорил мистер Тримейн, поглощая салат.

И он принялся долго и путано объяснять Люси, как можно оформить заказ в кратчайший срок, не записывая его полностью, а употребляя лишь условные значки. Мистер Тримейн даже достал ручку и принялся чертить на салфетке схемы. Люси для вежливости время от времени косила туда глазами, но потом вновь скучающе зевала. — Правда, Люси, тут и напутать не трудно, — объяснял мистер Тримейн. — Ну для того человеку и дана голова, чтобы не путать. А она у меня, — он прикоснулся кончиками пальцев к своей шевелюре, — она у меня нормально соображает.

Люси, чтобы как-то остановить поток красноречия своего напарника, уронила вилку. Но ее напарник даже не обратил внимания. И Люси пришлось самой слезать с высокого вертящегося табурета, поднять вилку и с явным неудовольствием на лице вытереть ее салфеткой. — Послушай, Люси, можно тебя спросить, — мистер Тримейн внимательно глянул в глаза девушке.

Люси вся подобралась. Ей показалось, что сейчас мужчина заговорит о своих чувствах к ней и тогда она расскажет ему о том, что с ней происходит. Но мистер Тримейн заговорил совершенно о другом и совершенно серьезным голосом. — Люси, тебе не показалось странным, как я ем? — Что? — не поняла Люси. — Ну, то, как я ем, — уточнил мистер Тримейн. — Ведь я держу вилку левой рукой, как все европейцы. — Я даже и не заметила, — недовольно ответила Люси и отвернулась. — А на самом деле в этом нет ничего странного. Так едят в Европе. — Прошло уже шесть недель, Дик… с того времени, как ты мне обещал мне позвонить. — Да, я знаю, — ответил мужчина. — Я потерял номер твоего телефона. — Что? — Изумилась Люси. — Мой номер — это номер шерифа Твин Пикса. Он есть во всех справочниках. Его знает каждый. — Люси, прости меня, я был так занят, что едва находил время, чтобы покормить своего кота.

И как бы не желая отвечать на неудобные вопросы девушки, мистер Тримейн принялся закуривать сигарету. — Раньше, Дик, целых три месяца мы встречались с тобой каждый четверг, и ты обещал, что пригласишь меня на ужин в «Космический клуб» в Сиэтле, а привел меня в обыкновенную забегаловку. Ведь я-то думала, Дик, что у нас с тобой несколько иные отношения.

Дик скептично глянул на Люси, затянулся сигаретой и долго выпускал кольцами дым. — А особенным в наших отношениях был только тот момент, когда мы с тобой однажды выпили целые две бутылки шампанского и проснулись на кровати мебельного отдела универмага Хорна.

Дик недовольно поморщился и виновато отвернулся. — Я признаю, что это было приключение, но все же… все же я рассчитывала на большее. Ты хотя бы мог позвонить по телефону. — Люси, меня, конечно, все это очень расстраивает…— Это как же? В чем выражается твое огорчение, Дик? — Я помню, я помню, что обещал тебе устроить платье со скидкой на пятьдесят процентов, как для служащих универмага.

Люси изумленно поглядела на Дика. Ведь она хотела услышать совсем другое. — Завтра же я пойду и договорюсь в отделе дамского платья. — На лице Дика вновь засияла деланная улыбка. — Неужели? Ты, надеюсь, говоришь о платье для беременных? — Люси вскочила с высокого табурета и посмотрела прямо в глаза Дику.

С лица мужчины мгновенно исчезла деланная улыбка. — Что? — он изумленно вскинул брови. — Что? Люси, что ты сказала? — Я беременна, Ричард… — уже тихим голосом, в котором слышалась дрожь и слезы, произнесла Люси и медленно опустилась на высокий табурет. — Я беременна, беременна, Ричард…

Казалось, что мужчина вот-вот расплачется. Так он был изумлен новостью. Но он ничего не сказал, только вновь затянулся сигаретой и принялся смотреть куда-то в другую сторону, как будто Люси рядом с ним и не было.

Посетители, сидевшие невдалеке от Ричарда и Люси, прервали свой разговор. Они принялись рассматривать девушку. Но каких-то явных признаков беременности никто из них не обнаружил. Разочарованные посетители вновь принялись ковыряться в тарелках и обмениваться не обязательными фразами. За угловым столиком кафе, вдалеке от Ричарда Тримейна и Люси, сидели Джозеф и Мэдлин. Казалось, что Джозеф наслаждается вновь приобретенной свободой. Его даже не волновало то обстоятельство, что на их столике не было

Ни тарелок, ни стаканов, ни напитков. Джозеф смотрел на Мэдлин и говорил:— Тебе не кажется, Мэдлин, что Донна в последнее время сильно изменилась? — Он смотрел на Мэдлин и все ловил себя на мысли, что она очень похожа на Лору. — Донна? — изумилась Мэдлин. — Ну да, она в последнее время стала курить, да и вообще ведет себя как-то странно.

Джозеф чувствовал какую-то неловкость, разговаривая с Мэдлин о Донне. Мэдлин, уловив это, улыбнулась и вкрадчивым голосом сказала:— Джозеф, ну ты же знаешь Донну лучше, чем я. — Она навестила меня, когда я сидел в камере, и, по-моему, я… — Джозеф смутился, так и не окончив фразы.

Мэдлин, чтоб хоть как-то приободрить парня, подвинулась к нему ближе и спросила: — Что, Джозеф, говори. Я послушаю. — Она вела себя так… — сокрушенно покачал головой Джозеф, — она вела себя так, будто хотела, чтобы я любил ее, был с нею прямо там… в камере. Ее, по-моему, совсем не волновало, есть кто-то рядом или нет. Ведь Хогг смотрел за нами через окошечко в дверях. Джозеф положил на стол руку. Мэдлин смущенно потупила взгляд. — Знаешь, это было совсем не похоже на Донну… Раньше я такого за ней не замечал.

Джозеф перебирал пальцами угол салфетки. — Да, конечно, тебе виднее. Ты же знаешь Донну лучше, чем я. — Знаешь, Мэдлин, я перестал понимать. Иногда мне хочется сесть на мотоцикл и уехать куда-нибудь. Сам не знаю — куда.

Мэдлин стало жаль парня. Таким он был растерянным. Она положила свою руку на его и принялась поглаживать. — Джозеф, Джозеф… Неужели ты не понимаешь, бегством невозможно решить ни одной проблемы.

Джозеф ничего не отвечал. Он как-то весь сжался, ощутив на своей руке руку Мэдлин. Но он не пробовал освободится. А Мэдлин все гладила и гладила его руку и, наконец, Джозеф сжал ее ладонь в своей. Они так и сидели молча, глядя в глаза друг другу. А их соединенные руки так и лежали на столе.

Чуть слышно прозвонил звоночек входной двери, и в кафе вошла Донна. Она туту же отыскала взглядом Джозефа и Мэдлин. Донна зло скривил губы и, покачивая бедрами, направилась к столику, за которым сидели Джозеф и Мэдлин, не заметившие даже как появилась в кафе их подруга. — Успокойся, Джозеф, все будет хорошо, — вкрадчивым голосом говорила Мэдлин. — Конечно, конечно… — шептал Джозеф.

Наконец, они заметили Донну, и Мэдлин пугливо отдернула свою руку. Джозеф приподнял голову и напрягся. — Донна, где ты была? Ты опаздываешь, мы уже заждались тебя. — Я занималась программой «Обеды на колесах». — Встречалась со стариками? — спросил Джозеф. — Нет, — зло ответила Донна, — на этот раз я встречалась с молодым человеком. — А кто это такой? — насторожился Джозеф. — Трудно что-нибудь сказать, — с деланной игривостью произнесла Донна, — трудно что-нибудь сказать кроме того, что этот молодой человек красив, остроумен и умен. Так что, Джозеф, можешь понять, что он не похож ни на одного из моих знакомых. — Она пристально смотрела на парня. — Тогда, что это значит? — смутившись спросил Джозеф. — А вот вы с Мэдлин посидите тут и подумайте, что могут означать мои слова.

Посидите тут, взявшись за руки, и подумайте. Может быть, вам и удастся.

Донна резко развернулась и выбежала из кафе. Мэдлин виновато посмотрела на Джозефа. Тот пожал плечами.


В цветочной комнатке казино «Одноглазый валет» сидела, привязанная к креслу, с завязанным ртом, Одри Хорн. Она корчилась, пытаясь вырваться. Но все ее усилия был тщетны. Она стонала и дергалась.

Черная Роза со шприцем в руке, наполненном героином, расхаживала по комнате и вожделенно поглядывала на острую иглу. Она с преогромным удовольствием, и это было видно по ее глазам, вонзила бы эту иглу себе в вену. Но сейчас они занимались другим.

Управляющий парфюмерным отделом универмага Хорн мистер Беттис с видео камерой на плече снимал привязанную к креслу Одри Хорн. — Беттис, возьми, пожалуйста, план покрупнее. Сделай наезд.

Мистер Беттис послушно выполнял все приказания Черной Розы. На большом экране телевизора появилось лицо Одри Хорн, ее глаза были широко открыты. Казалось, что они вот-вот выскочат из орбит. — Послушай, Черная Роза, от этой девушки надо избавиться, — сказал мистер Беттис, передавая камеру одной из проституток, которая послушно принялась снимать Одри Хорн дальше. — Блэкки, ведь ты понимаешь, в какой щекотливой ситуации мы оказались.

Ведь это же заведение принадлежит ее отцу, — говорил мистер Беттис. — Вот этим Хорну придется заплатить за все! — Блэкки вертела в руках шприц, наполненный героином. — Когда-то Хорн приучил меня вот к этому…— Блэкки смотрела на шприц, — а сейчас я отыграюсь на нем, я ему отомщу! — Послушай, Блэкки, но я не хочу потерять свою работу! — Дорогой, — улыбаясь и растягивая слова, проговорила Блэкки, — ты можешь потерять больше, чем свою работу! — Блэкки, но мы одни с этим не справимся! — продолжал уговаривать Черную розу мистер Беттис. — Знаешь, я выкуплю долю этого ублюдка. — Но мы одни с этим не справимся! Бен Хорн очень опасен. — Слушай ты, безмозглый слизняк! — Черная Роза поднесла шприц к самому горлу мистера Беттиса, — ты в дерьме по самую лысину, так что перестань скулить. — Ну ты понимаешь… — хотел что-то сказать мистер Беттис. — Понимаю, ты должен делать то, что я тебе говорю, и тогда все будет в порядке.

Мистер Беттис нервно отбросил руку с нацеленным на него шприцем и вышел из комнаты. — Пускай Бен увидит, как она оседлала «белого тигра», — Черная Роза оперлась о край стола и с любопытством рассматривала корчующуюся в кресле Одри Хорн, — ничего, ничего, — говорила Блэкки, — через пару дней она сама этого захочет, сама будет просить… Тоже самое ее папочка когда-то проделал со мной. — Мстительно произнесла Черная Роза.

Глава 59

Однорукий Жерар и его выставка обуви. — Шприц, конвульсии и обморочное состояние торговца обувью. — Почему китаец прячется за газетным листом? — Бенжамин Хорн и Дэйл Купер говорят о телеге под чужими окнами. — Находка в туалете полицейского участка — Английская карамель — как раз то, что нужно девушке, выходящей из наркотического забытья. — Преступный заговор Черной Розы, Жана Рено и мистера Беттиса. — Песня о кроликах в исполнении Большого Эда и одноглазой Надин. — Откровение психиатра во время сеанса гипноза. — Монолог над могилой Лоры Палмер. — Как дневник убитой девушки оказался в оранжерее Гарольда Смита?


В кабинете шерифа Гарри Трумена на большом столе стояло около двух дюжин обуви. Однорукий продавец обуви, по имени Жерар, разговаривал с шерифом, демонстрируя преимущество каждого из привезенных им образцов. — Вот это замечательная обувь! Смотрите — это для полевых условий, носки этих сапог армированы сталью, они ничего не боятся. — Нет, — шериф осмотрел тяжелый сапог, — это нам не подойдет. — Тогда вот это, если ваши ребята участвуют в парадах. — Он поднял крепкую легкую пару прочных полуботинок. — Вот в них очень хорошо отбивать чеканный шаг на мостовой. Смотрите, шериф, до чего же они хороши, а если еще вставить в них шнурки с серебряной ниткой, то просто глаз не оторвешь.

Гарри Трумен взял в руки полуботинок и придирчиво принялся его рассматривать. — Знаете, мистер Жерар, они, конечно, очень хороши, но боюсь, что моему департаменту они просто не по карману. — Все понятно, все понятно, шериф. Тогда я подберу вам что-нибудь попрактичнее, на все случаи жизни.

Он вновь склонился над столом и приподнял один из башмаков. Под ботинком лежал портрет молодого длинноволосого мужчины, с броской надписью: «Кто знает этого мужчину?». Единственная рука мистера Жерара дрогнула, он уронил ботинок на пол. — Да, да, мистер Жерар, — сказал шериф, — вот это уже ближе к делу, — он поднял оброненный мистером Жераром ботинок и придирчиво осмотрел его. — Знаете, шериф, это очень популярная модель. И самое привлекательное в них… — мистер Жерар поморщился, как от острой зубной боли, его глаза закатились, он поднес руку к лицу. — Вам плохо? Вам плохо, мистер Жерар? — забеспокоился шериф. — Простите, простите, иногда у меня кружится голова. — Мистер Жерар сжимал переносицу и нервно дергал головой. — Может, вам дать воды? — Нет, нет… Скажите, здесь есть туалет? — Конечно, конечно, есть. По коридору налево, — сказал шериф, явно обеспокоенный недомоганием мистера Жерара, который буквально минуту назад еще весело с ним шутил, демонстрируя образцы обуви. — У меня с собой лекарство… — Хорошо, это немного дальше по коридору, — шериф проводил до двери своего кабинета мистера Жерара.

Тот пошатывался и вертел головой. Пошатываясь, мистер Жерар добрел до туалета, вошел в одну из кабинок и дрожащей рукой запер дверь. Он вытащил из нагрудного кармана кожаный несессер. Трясущимися руками расстегнул замочек, выхватил оттуда шприц, уже наполненный каким-то прозрачным веществом, зубами сорвал с иглы шприца упаковку и, корчась, ударяясь о стены, задрал штанину на ноге и попытался сделать укол в вену ноги. Но его руки так тряслись, и конвульсии так сильно сотрясали его тело, что он уронил шприц на пол и медленно осел, продолжая корчиться и сотрясаться, всем телом на унитаз. С треском и шумом полилась вода.

Мистер Жерар хрипел, хватал воздух побелевшими губами, его глаза закатились и, казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Через несколько минут дверь туалета медленно со скрипом приоткрылась. Белая трясущаяся рука отворила дверь шире, и, пошатываясь, мистер Жерар вышел. Его лицо было бледным, лоб усыпали крупные капли холодного пота. — Боб, Боб… — шептал мистер Жерар. — Я знаю, что ты где-то здесь… где-то рядом… я… я обязательно найду тебя… Боб…

В отеле Хорна было многолюдно. Сновали празднично наряженные музыканты, готовящиеся к очередному празднику. На низкой кушетке сидел в углу холла китаец с тугой косичкой волос на затылке и читал газету, бросая поверх нее взгляды на всех, кто проходил по коридорам.

Мистер Хорн стоял у стойки портье и разговаривал по телефону. — Да, да, я все понял. — Конечно. Нет, нет, это не надо делать. — Хорошо, я скоро буду, ты меня понял, Джерри? — Да? Ну все, тогда я скоро буду. — Правильно. Нет, ни в коем случае. — Джери, я же сказал, без меня ничего… — Я скоро буду.

Мистер Хорн скомкал конец телефонного разговора, увидев, как из лифта вышел специальный агент Дэйл Купер.

Он положил трубку и сделал шаг навстречу сотруднику ФБР. — Мистер Хорн, вы не получали известий от своей дочери? — сразу же спросил Дэйл Купер.

Бенжамин Хорн одернул полы пиджака, поправил лацканы и внимательно посмотрел на Дэйла. — Нет, ничего не получал, но я вчера разговаривал об этом с шерифом Труменом. — Знаете, мистер Хорн, вчера она мне звонила…

Мистер Хорн остановился. — Откуда звонила? — Этого она не сказала, но упомянула, что видела меня в смокинге. И как вы знаете, я был в смокинге в отеле ночью, когда в меня стреляли.

Бенжамин Хорн задумался. Чтобы хоть как-то выйти вновь на разговор, он потянулся к внутреннему карману пиджака и достал толстую гаванскую сигару. — Я уже говорил. Одри и раньше исчезала на день, на два. — Как и две другие местные девочки. — Дэйл Купер пристально посмотрел в глаза Бенжамину Хорну.

Тот на секунду замешкался и принялся раскуривать сигару. — Скажите, у вас в семье какие-то проблемы? — Дэйл смотрел очень внимательно, стараясь заметить малейшее движение на лице мистера Хорна. — Послушайте, мистер Купер, — вертя перед лицом специального агента зажженной сигарой, сказал Бенжамин Хорн, — мне кажется, что я улавливаю в этом разговоре нечто… ну, нечто такое, что выходит за рамки вашего чисто профессионального интереса. — Знаете, у нас с вашей дочерью просто знакомство. — Знакомство? — подхватил последнее слово Бенжамин Хорн, быстро вращая сигару. — Знакомство? Знаете, агент Купер, позвольте мне дать вам самый лучший совет за всю последнюю неделю, — Бенжамин Хорн взмахнул рукой с зажженной сигарой, как бы отметая возражения. — От чар моей дочери Одри мужчины валятся как утки в тире. И если вы не хотите, чтобы заряд дроби потрепал вам нервы, то советую не ставить свою телегу под чужими окнами. — Бенжамин Хорн снисходительно улыбался, глядя в лицо специальному агенту. — Мистер Хорн, если в своем беспокойстве я переступил какие-то границы, то прошу меня извинить. Это я делал с самыми лучшими намерениями. — Я обещаю, что поставлю на окно лампу и позвоню вам, мистер Купер первому, как только моя дочь вернется. — Спасибо, мистер Хорн. — Нет, вам спасибо за беспокойство. — Бенжамин Хорн, затягиваясь толстой гаванской сигарой, двинулся по коридору. За ним тянулись клубы голубоватого дыма.

Китаец, который пристально прислушивался к разговору специального агента с Бенжамином Хорном, вновь прикрылся газетой.

Дэйл Купер, несколько изумленный, пожал плечами, развернулся и неспеша двинулся к выходу из отеля.

Китаец отложил газету в сторону, поднялся и двинулся за ним следом.

Когда специальный агент ФБР Дэйл Купер вошел в кабинет шерифа, тот разговаривал по телефону. И Дэйл услышал только последнюю фразу:— Спасибо тебе, Пит. Я очень признателен за звонок.

Дэйл Купер держал в руках тарелку с домашними пирожными. Шериф медленно опустил трубку на рычаги. — Гарри, мне кажется, что тебе пора перекусить, — веселым голосом предложил Дэйл Купер, поставив на стол тарелку с пирожными и чашку кофе. — Звонил Пит, он сказал, что Джози приедет завтра. — Очень хорошо, очень хорошо, шериф. Значит, завтра ее и нужно вызвать к нам и допросить. — Знаешь, Дэйл, — шериф подошел к столу, взял в руки горячую чашку и как бы на несколько мгновений задумался, не зная с чего начать. — Знаешь что, Дэйл, — он вновь повторил обращение, — вначале я бы хотел с ней увидеться один на один. — Знаешь, шериф, а мне не хотелось бы, чтобы ваши личные отношения мешали работе, — веско, глядя прямо в глаза шерифу, сказал Дэйл Купер. — Дэйл… — Ладно, Гарри, поговори с ней и веди сюда. — Специальный агент отхлебнул кофе и довольно ухмыльнулся. — Послушай, Дэйл, но возможно она непричастна ко всему этому? — Стой, стой, Гарри, я уже дал тебе свое благословение. — Дэйл поднял руку. — И теперь поступай, как считаешь нужным.

Допить кофе шерифу и специальному агенту Дэйлу Куперу не дал Хогг. Он без стука вошел в кабинет, сжимая в руках блокнот. — Знаете что, на Жемчужных озерах, в самом деле есть небольшой белый дом в конце участка. Но там сейчас никого нет, а на почтовом ящике не значится фамилия владельца. — Вы выяснили, кому принадлежит этот дом? — поинтересовался Дэйл Купер. — Выясняем. Выясняем, специальный агент. И к тому же, я попрошу, чтобы электрическая компания подняла свои архивы. И тогда можно будет узнать, кому он принадлежал ранее.

— Послушай, Хогг, а когда будет ответ? — спросил шериф. — Знаете, не раньше завтрашнего дня. — Хогг развел руками. — Послушайте, а мистера Жерара никто не видел? — осведомился шериф. — Мистера Жерара, торговца обувью? — переспросил Хогг.

Лицо Дэйла Купера напряглось. — Торговца обувью? — Он заходил показать мне образцы ботинок. — Однорукий был здесь? — изумился Дэйл Купер. — Да, но он почувствовал какие-то недомогания, и мне пришлось проводить его в туалет, откуда он так и не вернулся. — Неужели ты забыл, Гарри?! Ведь Однорукий знал Боба. Почему ты мне не сказал, что Однорукий появился в Твин Пиксе?

Ничего не объясняя, Дэйл Купер буквально выскочил за дверь кабинета шерифа и побежал по коридору к туалету. Он вошел и принялся открывать одну за другой дверцы кабинок. — Что происходит? — спрашивал шериф, — что здесь случилось?

Хогг, как большая темная тень следовал за шерифом. Наконец, Дэйл остановился. Он увидел на полу возле унитаза оброненный шприц. Он быстро натянул перчатку на руку, склонился, и подмял шприц, заполненный голубоватой жидкостью.

«Если не будет химии — он укажет», — Дэйл Купер повторил слова великана, который приходил к нему во сне.

Шериф и Хогг изумленно смотрели на специального агента. — Послушай, Гарри, мы обязательно, обязательно должны найти Однорукого, — пристально вглядываясь в шприц, не поворачивая головы, приказал специальный агент ФБР Дэйл Купер.

Гарри кивнул Хоггу. Хогг склонил голову.


Одри Хорн медленно выплывала из тяжелого наркотического забытья. Постепенно предметы начинали приобретать свои привычные очертания, цвета. Комната переставала кружиться. Когда Одри окончательно пришла в себя, то она увидела, что рядом с ней на кровати сидит незнакомый ей мужчина. На нем был светло-бежевый пиджак с замшевыми наплечниками. Он пристально всматривался в лицо девушки.

Одри хотела что-то сказать, но язык ее не слушался. Тогда мужчина вынул из кармана пачку английской карамели, оторвал краешек пакета зубами и, взяв одну карамельку пальцами, поднес к губам Одри. Девушка хотела плотнее сжать губы, но те не слушались ее. И тогда мужчина прямо втолкнул в рот Одри конфету. — С возвращением, — проговорил мужчина.

Наконец, Одри еле выдавила из себя:— Где я?..

Но мужчина не ответил на вопрос девушки. Да Одри и сама поняла, где находится. — Я тебе кое-что принес. Это английская карамель. Сахар, Одри, то, что тебе сейчас нужно. — Пожалуйста, не надо… — чуть слышно прошептала Одри. — Не волнуйся, малышка, — говорил мужчина, заталкивая в рот Одри следующую конфету. — Карамель, ой какая вкусная! Тебе не долго ждать осталось.

Одри боковым зрением уловила, что в комнате еще кто-то есть в ярко-голубой одежде. Но перевести взгляд, или повернуть голову, у нее уже не хватило сил.

Она устало закрыла глаза.

Мужчина достал из пакетика еще одну карамель и отправил ее себе в рот. Он смаковал конфетку, перебрасывая ее языком от одной щеки к другой. Заметив, что Одри вновь погружается в сон, мужчина наклонился прямо к ее лицу и громко сказал:— Меня зовут Жан.

Одри чуть заметно кивнула головой. Тогда взмахом руки Жан подозвал девушку в ярко-голубом платье, которая стояла с подносом в руках. На подносе лежал, наполненный героином шприц. По всему было видно, что мужчине не привыкать делать инъекции.

Он взял шприц, выдавил из него остатки воздуха и резко вколол его, с первого раза попав в вену Одри. — Засыпай крепче, детка, — приговаривал Жан, — чувствуешь, как тепло расходится по всему твоему телу?

И Одри в самом деле почувствовала, как горячая волна бежит от руки по всему телу. И Одри вновь провалилась в сладкое наркотическое забытье. На ее лице возникла немного растерянная, блаженная улыбка.

Пока мужчина, назвавшийся Жаном, делал инъекцию Одри, в кабинете управляющей казино Блэкки шел разговор. — Это он, — сказала Черная Роза, указывая пальцем прямо в экран телевизора.

На экране был остановлен кадр. Дэйл Купер в смокинге и очках сидел за игральным столом напротив Жака Рено. — Я попросила, — продолжала Блэкки, — отыскать кассету с записью. — Это он, он, — оживился управляющий парфюмерным отделом универмага Хорна мистер Беттис. — Это он, он — я его узнаю! — Кто? — спросила Блэкки.

В это время открылись двери кабинета и вошли: мужчина, назвавшийся Жаном, и девушка в ярком голубом платье. Жан с интересом посмотрел на экран телевизора. — Он из ФБР. — Тыкал пальцем в изображение Дэйла мистер Беттис. — Я видел его на городском собрании после смерти Лоры. Я точно тебе говорю, Блэкки! Этот парень из ФБР! — Предоставь это мне, — веско сказал Жан.

От неожиданности мистер Беттис обернулся и с удивлением уставился на незнакомых ему мужчину и девушку. — Познакомьтесь, — произнесла Черная Роза, — это Жан Рено. А это Эндрю Беттис. — Жан Рено? — изумленно проговорил мистер Беттис. — Так Жак был твоим братом?

Блэкки перехватила удивленный взгляд мистера Беттиса, который был устремлен на девушку в голубом платье. Ясно, что тот боялся вести разговор дальше, не убедившись, что девушка абсолютно надежна. И тогда Блэкки представила и ее. — А это моя сестра Ненси. — У меня был еще один брат, — сказал Жан Рено, — у меня был еще один брат Бернард, но этот бизнес стоил мне обоих!

Мистер Беттис кивнул головой. — Я очень сожалею.

Жан Рено освободился от объятий Ненси и подошел к управляющему парфюмерным отделом универмага Хорна. — Что касается дела, мистер Беттис, то я готов быть вашим посредником. Папаша Хорн заплатит мне. Тридцать процентов будут моими. Я гарантирую вам, что Бенжамин Хорн никогда не узнает, кто на самом деле похитил его дочку.

Мистер Беттис задумался. А Жан Рено продолжил:— Но за это вы должны будете оказать мне одну услугу. — Какую? — спросил мистер Беттис. — Вы отдадите мне человека, из-за которого погибли мои братья. — Как его имя? — Жан Рено ткнул пальцем в экран телевизора. — Купер, — проговорил мистер Беттис. — Купер?.. — как бы задумался Жан. — Купер. — И потом резко добавил: — Вы, мистер Беттис, должны вывести его на меня. — Может быть, это сделает сам Бенжамин Хорн? — робко осведомился Эндрю. — Но ты ведь, козлик, ему в этом поможешь? — игриво проговорила Ненси и похлопала мистера Беттиса по лысине. — Я сделаю все, как вы скажете, — заспешил с ответом мистер Беттис, — все то, что нужно… Я сделаю все, что вы скажете.

Жан Рено оборвал его. — Где пленка? Принесите ее сюда.

Тотчас же мистер Беттис поспешно покинул кабинет Блэкки.

Черная Роза оперлась о свой письменный стол и, покачивая бедрами, принялась смотреть на Жана и Ненси, которые, обнявшись, стояли у включенного телевизора. — Послушай, Жан… — Что? — Рено недовольно повернулся к Блэкки. — Все будет сделано на юге? Или же она вернется на север?

В этом кабинете явно было принято говорить загадками, не договаривать все до конца, не называть вещи своими именами. Но эти люди были повязаны общим преступным бизнесом и поэтому понимали друг друга с полуслова. — Жан, — кокетливо заглядывая в глаза Рено, проговорила Ненси, — скажи моей сестренке, чтобы не лезла в твои дела. Ведь ты сам во всем разберешься, правда? — Не беспокойся, Блэкки, она останется здесь. Я получаю Купера, вы получаете деньги. И, по-моему, все будут довольны.

— Останется здесь? — переспросила Блэкки. — Конечно, — вздохнул Жан Рено, — девчонку теперь нельзя оставлять в живых.

Никто из присутствующих в кабинете Блэкки так и не возразил ему.


В палате, где лежала Надин, было многолюдно. У постели больной суетились санитары. Они привязывали руки женщины к металлическим поручням кровати. Надин, казалось, впала в забытье. Она лежала спокойно, только пальцы рук нервно подрагивали.

Доктор Хайвер и Эд Малкастер стояли у изголовья. Доктор недовольно кивал головой. — Извините, доктор Хайвер, но неужели это необходимо? — глядя на толстые кожаные манжеты на запястьях Надин и металлические цепи, которые тянулись от них к поручням, спросил Эд Малкастер. — Знаешь, Эд, у нее кровь выбрасывает такое количество адреналина, что это похоже на извергающийся вулкан. Это все сделано для ее же защиты. — Доктор посмотрел на толстые манжеты. — Вчера ночью она разорвала кожаные ремни, как будто они были бумажные. — Это ужасно, ужасно… — согласно закивал головой Эд Малкастер. — Послушай, может, если ты будешь с ней, то расскажешь, или лучше споешь, то она успокоится, — сказал доктор Хайвер. — Что? Что я могу спеть? — Ну, я не знаю, Эд… Что-нибудь, что ей нравится. Эд кивнул головой. — Хорошо, доктор, я попробую. Но только мне бы хотелось, чтобы все вышли из палаты. — Конечно, конечно, Эд. Я прикрою за собой дверь, — сказал доктор Хайвер и неспеша удалился из палаты.

Эд Малкастер присел у изголовья кровати Надин, взял свою жену за руку, крепко сжал пальцы, потом принялся поглаживать ладонь. — Надин, — обратился Эд к лежащей женщине, — доктор хочет, чтобы я спел тебе песню.

Надин вздрогнула, но глаз ее так и не открылся. — Прости, дорогая, я, конечно, не знаю, что бы ты хотела услышать, но я попытаюсь спеть тебе одну незатейливую песенку. — «На вершине древнего вулкана, окутанного белыми снегами, потерял я истинную любовь…», — тихо начал напевать Эд Малкастер.

Надин вздрогнула, медленно повернула голову к Эду. На ее губах появилась странная улыбка. — «А потерял я любовь, потому что был робок. Но как мне было радостно ухаживать за тобой…», — вспоминая на ходу забытые слова, напевал Эд Малкастер, кое-что добавляя от себя. — «Но как грустно расставаться», — запел следующую строку Эд.

В это время пальцы Надин до боли сжали руку Эда. Женщина напряглась и медленно начала приподниматься. Эд едва удерживал руку женщины. Наконец, Надин приподнялась, и стальные цепочки, связывающие манжеты и поручни кровати, лопнули, как будто они были сделаны из слабой пластмассы.

Эд в ужасе отшатнулся от своей жены. Надин сидела на кровати и судорожно хлопала в ладоши. Безобразная улыбка блуждала на ее лице. Глаз открылся. Изо рта текла слюна. Надин хриплым, прерывающимся голосом сказала:— Я кролик и ты кролик, и оба мы с этой горы… — хлопая в ладоши, начала выкрикивать Надин, — Боже, Боже… — шептал Эд.

Он боялся, что женщина схватит его сейчас за горло и задушит. Ему было страшно. Но Надин смеялась, хлопала в ладоши, подпрыгивала на кровати и громко вскрикивала:— Я кролик и ты кролик, мы оба с этой горы… Мы дойдем до вершины, мы взберемся на нее, и это будет наша победа! — Наша с тобой победа! — кричала Надин. Потом Надин внезапно увидела перед собой Эда, улыбка сделалась еще шире, стали видны розовые десны.

Эд вздрогнул. — Ты, муж, ты пришел, чтобы забрать меня домой?! Мы сейчас пойдем домой? — спросила Надин. — Да, — едва выдавил из себя Эд Малкастер. — Я должна быть в группе болельщиков нашего выпускного класса, ты понимаешь, Эд? Ведь восемнадцать лет бывает только раз в жизни! Только раз в жизни бывает восемнадцать лет! — счастливо улыбаясь, говорила Надин.

И Надин вновь принялась подскакивать, сидя на кровати, и греметь цепями.

— Боже, Боже… — только и мог прошептать снова Эд, глядя на обезумевшую Надин.


Когда специальный агент Дэйл Купер и шериф Твин Пикса Гарри Трумен вошли в палату, где лежал психиатр Лоуренс Джакоби, они едва сдержали возглас изумления. Вокруг доктора горели толстые восковые свечи. Их было никак не меньше трех дюжин. Доктор полулежал на большой цветастой подушке в шелковой наволочке. Рядом с ним сидела длинноволосая китаянка и массировала доктору Джакоби ступни ног.

Шериф и специальный агент переглянулись. Доктор Джакоби заметил гостей. — Входите, входите. Это моя жена Иолани. Не смущайтесь.

Китаянка слегка склонила голову перед вошедшими мужчинами. — Она живет в нашем домике в Ханалее. Мы сейчас совершаем с ней своего рода обряд исцеления. — Доктор Джакоби поднял развернутую на груди белую книгу.

Дэйл Купер, как большой поклонник Тибета, с уважением кивнул головой. — Вы готовы к сеансу гипноза? — осведомился Дэйл Купер. — Да, конечно. — Доктор потянулся к тумбочке и взял с нее небольшой, в половину ладони, камень. — Меня в этой жизни много раз гипнотизировали. Вот это программа самовнушения, которой я пользуюсь. — Он протянул специальному агенту сложенный вдвое большой белый лист.

Его жена, с уважением глядя на своего мужа, согласно закивала головой. Ей все эти чудачества были не впервой. — Иолани, включи, пожалуйста, пленку.

Женщина вновь кивнула головой, подошла к магнитофону и нажала клавишу. Из динамиков полилась заунывная восточная музыка. — Шериф, станьте у моих ног и держите этот камень, чтобы я мог его видеть.

Шериф вертел в руках гладко отполированный камень со сверкающим центром. Специальный агент ФБР Дэйл Купер сел у изголовья кровати и развернул сложенный вдвое лист. — Прекрасно, прекрасно, — увидев яркий блик на срезе камня, прошептал доктор Лоуренс Джакоби. — Поднимите его чуть выше.

Шериф послушно исполнил просьбу психиатра. Вы готовы? — поинтересовался агент Купер. Да, я уже готов. Можете начинать. — Доктор Джакоби снял ненужные для сеанса гипноза очки, отложил их в сторону и прикрыл глаза. — Вы стоите на гладком зеленом травяном ковре… — медленно, нараспев говорил специальный агент Дэйл Купер. — Мяч остановился в метрах пяти от лунки… Если посмотреть в сторону, то видны две песчаные ловушки для далеко отлетевших мячей и сверкающее жемчужное озеро.

Дэйл Купер бросил быстрый взгляд на доктора Джакоби. Тот лежал неподвижно. Казалось, что он уснул. — Сухие листья относит ветром к озерцу, и они исчезают вдали, медленно отплывая от берега…

Китаянка стояла с другой стороны кровати, широко разведя руки в стороны, повернув ладони кверху. На левой руке у нее лежал точно такой же камень, что сжимал в руке шериф Гарри Трумэн. — Озеро становится все шире и шире… зелени становится все больше и больше… и она постепенно обволакивает вас, — читал Дэйл Купер.

Гарри Трумен, заинтересовавшийся рисунком на срезе камня, захотел повернуть его к себе. Но, уловив это движение, Дэйл Купер предостерегающе поднял указательный палец, и Гарри Трумен отказался от своей затеи. — Вы слегка бьете по мячу, и он медленно скользит к лунке. И мяч скатывается прямо в лунку… Вы слышите меня, доктор Джакоби? — спросил Дэйл Купер, отложив в сторону лист. — Да, — проговорил Лоуренс Джакоби. — Сейчас вы в больничной палате, — сказал Дэйл Купер, — вместе с Жаком Рено, вы чувствуете запах перегоревшего моторного масла. — Этот запах идет из парка, он вливается в окно… — отвечал доктор Джакоби. — Воздух прямо-таки пропитан им. Я явственно чувствую этот запах. — Доктор принялся глубоко вдыхать, крылья его носа вздрагивали. — Мы снова вернулись в палату, — перебил доктора Дэйл Купер. — Кто-нибудь входит в нее? — Да, — медленно говорил доктор Джакоби. — В палату входите вы, доктор Хайвер и шериф Трумен… — А дальше, дальше? — спрашивал Дэйл Купер.

На лице доктора Джакоби появилась блаженная улыбка. — А дальше я сплю… — И что же?! — спросил Дэйл Купер. — И я во сне снова нахожусь в Ханалее… и я жонглирую кокосовыми орехами на праздничной церемонии… — руки доктора начали слегка подрагивать, как будто он что-то ими подбрасывал. — Так, — сказал Дэйл Купер, слегка улыбаясь, — а той ночью кто-нибудь еще заходил в палату, кроме меня, Гарри Трумена и доктора Хайвера?

Лицо доктора Джакоби напряглось, морщинки потянулись к переносице. — Я слышу звук разрываемого пластыря, — вспоминал доктор Джакоби.

Дэйл Купер внимательно слушал его, боясь пропустить хоть одно слово. Лицо Гарри Трумена наконец-то стало серьезным, наконец-то он поверил в то, что сеанс гипноза может дать какие-то практические результаты и помочь следствию. — На лицо Жака Рено ложится подушка… Этот парень издает такие звуки… как будто лает собака. — Дальше, дальше… — шептал Дэйл Купер. — Жак больше не шевелится… он мертв… — проговорил доктор Джакоби. — Дальше! Дальше! — настаивал Дэйл Купер. — Я поднимаю взгляд и вижу… — Кого? — настойчиво спросил Дэйл Купер. — Я знаю этого человека, — не открывая глаз, проговорил доктор Джакоби. — Кто, кто это был? — Дэйл Купер был само нетерпение, но он боялся вывести доктора Джакоби из состояния транса. — Это был седой мужчина… Я его хорошо знаю… — Кто? — Это был мистер Палмер… — доктор Джакоби открыл глаза. — Спасибо, доктор Джакоби, — устало проговорил Дэйл Купер. — Ты, Гарри, можешь, наконец, опустить камень. — Я что-нибудь вам сказал? — спросил доктор Джакоби. — О да, вы очень помогли нам.

Над ночным Твин Пиксом плыли тяжелые дождевые тучи. Время от времени в разрывах между ними вспыхивал яркий осколок белой луны. Призрачный свет луны заливал кладбище на холме. Скрипели мохнатые ели Добсона. Ветер гнал по земле желтые шелестящие листья. Изредка вскрикивал филин.

У могилы Лоры Палмер остановилась с орхидеей в руках Донна Хайвер. Она несколько мгновений смотрела на надмогильный памятник, читала высеченные слова. — Привет, Лора, — тихо сказала Донна. Она склонилась к памятнику и поставила трепетный цветок. — Это тебе от Гарольда Смита. Ты прости меня, Лора, что я давно тебя не навещала. Но знаешь, тут были такие дела… — медленно и взволнованно говорила Донна, нервно скрестив на груди руки.

— Послушай, Лора, так у тебя было что-нибудь с этим Гарольдом? Он, конечно, несколько странный парень… Хотя, наверное, и любой может показаться таким же странным, если к нему внимательно приглядеться.

Донна встала и прошлась у могилы. Она немного помедлила, как бы собираясь с мыслями. — Знаешь, Лора, нам надо с тобой поговорить. Нам надо с тобой очень серьезно поговорить. — Донна посмотрела на быстро летящие по небу облака, на осколок луны, который то появлялся, то исчезал в разрывах туч, на покачивающиеся высокие ели. — Лора, нам обязательно надо с тобой поговорить.

Но Донна медлила, как бы подбирая слова, с чего начать. Ведь то, что она решила сказать здесь, на кладбище, было для нее очень важным и сокровенным. — Нам надо поговорить… Возможно, ты уже знаешь о нас с Джозефом, но как бы там ни было, когда ты умерла… мы стали с ним близки… Я не чувствую, что мне нужно что-то объяснять тебе, потому что ты, вероятно, и раньше догадывалась о наших чувствах? Как тебе удавалось быть такой проницательной?! А иногда просто дурой! Я так на тебя зла! Когда нас было трое: ты и я, и Джозеф, все, казалось, было в порядке… Теперь тебя не стало… Я люблю Джозефа! Все так запуталось! Здесь твоя двоюродная сестра Мэдлин, и мне кажется, что между ними что-то есть… Но я боюсь, что, в конце концов, потеряю вас обоих! Мне так хотелось быть похожей на тебя, Лора… быть такой же сильной и смелой! Но смотри, что из этого вышло! И что случилось с тобой… Как бы я ни любила тебя, Лора, но до сих пор мы пытаемся решать твои проблемы… И мы продолжаем их решать! Не мои, и не Джозефа! Не Мэдлин, а твои! Ты умерла, а твои проблемы остались с нами! Мне кажется, что тебя недостаточно глубоко закопали!..

Донна потрясала сжатыми кулаками, нервно выкрикивая фразы. Она упала на колени и смотрела на надпись на памятнике. Ветер раскачивал орхидею на тонком стебле, которую она принесла в подарок подруге от Гарольда Смита.


Джозеф безуспешно искал свою подругу Донну по всему Твин Пиксу. Он уже заехал в кафе Нормы, но там Донны не оказалось. И тогда он решил поехать к Мэдлин. Может быть, девушка что-нибудь знает, может быть, Донна ее предупредила, и она скажет, где Джозеф может отыскать свою подругу. Ведь ему тоже очень многое нужно было сказать Донне, о многом с ней поговорить.

Он вошел в гостиную Мэдлин. Девушка посмотрела на парня и ласково улыбнулась ему. По ее виду Джозеф догадался, что девушка очень рада его приходу, что ей уже надоело находиться в одиночестве. — Знаешь, Мэдлин, я нигде не могу ее найти. Но мне необходимо с кем-нибудь поговорить.

Мэдлин поднялась с дивана и подошла к Джозефу. Она прекрасно поняла, кого Джозеф имел в виду, и с кем ему необходимо встретиться. — Знаешь, Мэдлин, она вернулась… — Кто? Почему вернулась? — Вернулась моя мать, она пьяная… Боже, как я ее ненавижу! — огорченно произнес Джозеф. — Не надо, не надо, Джозеф, не говори так, — Мэдлин обняла его за шею и прижалась к парню, пытаясь успокоить и утешить его. — Господи, да ты весь горишь! Джозеф, у тебя наверное жар, — сказала Мэдлин, прикоснувшись губами к его лбу.

Джозеф закинул голову, и их губы встретились. Парень и девушка на несколько мгновений оторвались друг от друга. И здесь с Джозефом произошло что-то невероятное. Ему показалось, что прямо напротив него стоит его подруга Лора Палмер и смотрит ему прямо в глаза. — Обними меня, обними… — тихо попросил Джозеф.

Мэдлин закинула руки ему за шею и крепко прижала к себе. Когда, наконец, Мэдлин оторвалась от Джозефа, чтобы перевести дыхание, они увидели, что прислонясь плечом к дверному косяку, на них смотрит Донна— О, Боже! — сказала Мэдлин.

Джозеф резко обернулся. Донна сорвалась с места и бросилась из дома. — О, Боже! — закричал Джозеф и, сбив настольную лампу, бросился вслед за Донной.

На лестнице он столкнулся с мистером Палмером. Но когда он выскочил на улицу, то увидел, что фургон Нормы, за рулем которого сидела Донна, резко трогается с места и мчится в ночь.

Джозеф остался на дороге. — Донна! Донна! — кричал Джозеф. — Ну, почему, почему все так получается? Почему я не могу с тобой нормально поговорить? Почему ты не хочешь меня слышать? И что, что? Объясни, что с тобой происходит?

Габаритные огни растаяли в бархатной темноте ночи. — Что здесь произошло? — спросил мистер Палмер, глядя на опрокинутую настольную лампу и на расстроенную племянницу.

Мэдлин повернулась к стене и остановилась перед портретом Лоры. — Дядя, дядя, я не понимаю, что здесь происходит! Я ведь приехала только на похороны Лоры… Только на ее похороны… А меня все здесь почему-то принимают за Лору. — Успокойся, Мэдлин, успокойся. Иди ко мне, сядь вот здесь, поговорим. — Дядя, дядя, я ничего не понимаю… Я как будто провалилась куда-то. Я ничего не понимаю! — Успокойся, Мэдлин! — Я провалилась как будто в какой-то ужасный сон… — девушка то ли улыбалась, то ли плакала. По выражению ее лица было очень трудно понять, какие мысли обуревают ее душу. — Но я же не Лора! Я совсем не такая! — уже другим, истеричным голосом вскрикнула Мэдлин, опускаясь на диван рядом с мистером Палмером. — Успокойся, успокойся! — Лиланд положил свою руку на плечо племянницы и прижал ее к себе. — Это так тяжело… Я знаю, знаю, милая! Я все понимаю.

Девушка вздрагивала, слезы текли по ее щекам. Мистер Палмер гладил ее по плечу, нежно прикасаясь к руке, пытаясь успокоить и утешить расстроенную Мэдлин. — Я знаю только одно, только одно… — вновь встрепенулась Мэдлин. — Я знаю, что Лора была только моей двоюродной сестрой и то, что я очень любила ее, и то, что она умерла… Умерла, дядя… Лора умерла. А больше я ничего не знаю, ничего!

Мистер Палмер вновь прижал девушку к своей груди. — Я понимаю, Мэдлин, тебе ведь хочется, чтобы все было как прежде. И всем нам хочется, чтобы все было как раньше. Но из этого, из этого ничего не получится… невозможно вернуть прошедшее. Знаешь, Мэдлин, я мечтаю только о том, чтобы жизнь стала иной. Такой, какой она была летом, там, на Жемчужных озерах, — мечтательно говорил мистер Палмер, глядя в потолок. — Лиланд, Лиланд — громко обратился к мистеру Палмеру шериф Твин Пикса Гарри Трумен.

Он и специальный агент ФБР Дэйл Купер стояли в дверях гостиной. — Лиланд! Дверь была не заперта. И мы вошли в дом. — Лиланд, — как бы не решаясь продолжить свойразговор, повторил шериф. — В чем дело? — немного испуганно и немного нервно поинтересовался мистер Палмер.

Шериф кивнул на специального агента, давая ему понять, что он, как человек не местный, должен сказать мистеру Лиланду эти страшные слова. — Мистер Палмер, вы арестованы за убийство Жака Рено.

Мэдлин вздрогнула на груди мистера Палмера. А он тяжело опустил руки на колени и посмотрел в пол. Потом он поправил свои седые, как снег, волосы и решительно поднялся с дивана. Мэдлин осталась сидеть, вжавшись в угол дивана, бросая оттуда испуганные взгляды то на специального агента ФБР Дэйла Купера, то на Гарри Трумена, то на своего дядю. Она еще ничего не понимала. Она не могла поверить в то, что ее дядя, мистер Палмер, мог кого-нибудь убить.

Мужчины некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец, мистер Палмер решительно кивнул головой. — Да, да, да, господа, — сказал он, — я готов пойти с вами. Мэдлин, вспомни о том, как хорошо было Лоре там, на Жемчужных озерах. Помни, пожалуйста, об этом. И помни о том, что нашей Лоры уже никогда не будет с нами. — Успокойся, Лиланд, — сказал шериф, подойдя к мистеру Палмеру. — Да, да, — сам себе сказал мистер Палмер. — Пойдем, пойдем, Лиланд. — Шериф взял мистера Палмера за руку. — Подождите, господа, я только оденусь, ведь на улице прохладно. — Конечно, Лиланд, оденься.

Дэйл Купер внимательно смотрел на Мэдлин. Он уже о чем-то начинал догадываться. Он чувствовал, что эта девушка, двоюродная сестра Лоры, знает, что-то такое, что неизвестно ему, специальному агенту ФБР. Но расспрашивать сейчас о чем-то Мэдлин Дэйл Купер не решился. Он просто кивнул девушке. И мужчины покинули комнату.

Мэдлин осталась одна, она подошла к стеллажу, на котором стоял цветной фотографический портрет Лоры Палмер. И долго смотрела на улыбающуюся кузину. — Лора, ну почему все так получилось… — шептала Мэдлин, — я хочу быть собой, слышишь?! Я не хочу быть Тобой… Я — ЭТО Я!


Гарольд Смит как всегда делал вечерний обход своей оранжереи. Он разговаривал с каждым цветком, поглаживал его лепестки, обрезал засохшие листья. И тут вдруг раздался громкий настойчивый стук во входную дверь дома.

Гарольд встрепенулся. Даже днем к нему мало кто заглядывал, а тут ночью… Он отложил секатор, отставил лейку с водой и заспешил к дверям. — Кто, кто это? — спросил он. — Это я, — послышалось из-за дверей.

Гарольд узнал голос Донны и открыл дверь. Он изумленно смотрел на взволнованную девушку. Ее глаза покраснели от слез, руки дрожали. — Можно мне войти? — робко спросила Донна. — Конечно, конечно, — засуетился Гарольд. — Извините, мистер Смит, я не знала, куда мне сейчас пойти, мне просто некуда было податься… Извините! И я решила… я… решилась зайти к вам. — Что случилось? — Не знаю, стоит ли об этом говорить, ведь это мои проблемы, и почему они должны занимать вас?! — Донна прошла в комнату. — Успокойся, Донна, — Гарольд слегка подтолкнул девушку к дивану, — проходи, садись.

Донна опустилась на мягкий диван. — Я постоянно себе твердила, что он просто запутался, — сбивчиво начала объяснять Донна.

Гарольд присел возле нее на корточки и внимательно посмотрел в немного напуганное растерянное лицо девушки. — Донна, о ком ты говоришь? — Я думала, что он просто запутался… — Джозеф? Ты имеешь в виду Джозефа? — спросил Гарольд.

Донна кивнула головой. — Да, Джозеф… И вот когда я, наконец, поверила, что во всем разобралась, я вновь должна волноваться, вновь все изменилось… — Успокойся, Донна! Тебя волнует Джозеф только потому, что ты к нему неравнодушна. Но ведь это же так прекрасно! — Гарольд! Я хочу, чтобы все это закончилось! Чтобы я больше не волновалась! Я не могу больше так жить! — вздрагивала при каждом слове Донна. — Донна, прежде всего это должно закончиться в самой тебе, ведь мало ли в жизни происходит несчастий, бед… И главное, как ты к ним относишься. Принимаешь близко к сердцу или нет…

Донна моргала глазами и с благодарностью смотрела на Гарольда. Ей становилось легче от его слов, а парень продолжал:— Вспомни Лору, вспомни, как она любила говорить: «Донна-мадонна всегда будет завтра, завтра всегда наступает». Донна наконец-то улыбнулась. — Как хорошо, ты помнишь любимую присказку Лоры. — Ты вся дрожишь, тебе холодно? — Нет, нет, — сказала Донна, но Гарольд снял с кресла большой теплый плед и укутал им Донну. — Посиди здесь, я сейчас тебе что-нибудь принесу.

— Спасибо, Гарольд. — Посиди, я сейчас. Я тебе принесу чего-нибудь выпить.

Едва Гарольд исчез в своей оранжерее, как Донна поднялась с дивана, придерживая плед рукой, чтобы он не съехал на пол, Донна подошла к огромному цветку, росшему в вазоне. Она любовно погладила пальцем его шелковистые листья, любуясь блеском ярко-пунцового цветка. Потом Донна заметила, что рядом с цветком лежит раскрытая книга, а на ее страницах острый нож.

Донна вздрогнула. Ее взгляд скользнул дальше по столу и остановился на небольшой кожаной тетради с блестящим медным замочком. Она наморщила лоб, вспоминая. Девушке казалось, что она уже где-то видела эту тетрадь. Обложка была немного изогнута, как бы приглашала Донну открыть ее и взглянуть на первую страницу.

Донна так и поступила. Она раскрыла тетрадь и увидела там надпись, сделанную крупными буквами: «Дневник Лоры Палмер». Она сразу же узнала почерк Лоры, и холодок пробежал по спине Донны.

Она вздрогнула, услышав шаги Гарольда Смита.

Донна хотела захлопнуть тетрадь, но ее рука замерла.

Глава 60

Допрос Лиланда Палмера шерифом Гарри Труменом. — Брендон сообщает о своих мужских неприятностях доктору Хайверу. — Жан Рено предлагает свои посреднические услуги Бенжамину Хорну.


Сидя в рабочем кабинете шерифа, Лиланд как-то отрешенно смотрел перед собой — вид у него был совершенно убитый. Он походил на человека, который после того, как выполнил какую-то главную задачу своей жизни, подошел к черте, за которой — безразличие и апатия. Во взгляде адвоката прочитывалось: «Я сделал, что хотел, и теперь вы можете поступить со мной, как считаете нужным…».

Трумен, прекрасно понимая состояние отца убитой, долго ходил из угла в угол, не зная, с чего начать допрос. С одной стороны, ставя себя в положение арестованного, Гарри в чем-то и понимал мистера Палмера, с другой же — чувство профессионального долга все время подсказывало Трумену, что перед ним — убийца, с которым надо обращаться по всей строгости законов.

Наконец Гарри избрал единственно правильное в такой ситуации решение, целиком компромиссное: он решил провести этот допрос не так, как это делается обычно, а, скорее, в форме дружеской беседы.

Усевшись на свое обычное место, Гарри внимательно посмотрел на Лиланда и произнес обычную в подобных случаях преамбулу — это было необходимо:— Лиланд, — шериф сознательно обратился к задержанному по имени, привнося таким образом в обращение доверительные нотки, — Лиланд, как мне не тяжело это говорить тебе, но ты задержан, — Трумен всегда избегал слов «арестован» и «взят под стражу», — ты задержан…

Мистер Палмер совершенно равнодушно кивнул в ответ и произнес деревянным голосом:— Да. Я знаю…

Трумен, склонив голову, продолжал:— Против тебя выдвигается обвинение в преднамеренном убийстве…

Лиланд, не моргая, смотрел в какую-то точку в пространстве перед собой. — Да— В этой связи мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов…

Лиланд никак не прореагировал на эту фразу. — И еще: ты, как адвокат, наверняка хорошо знаешь, что все, сказанное тобой тут, может быть использовано против тебя же самого на судебном процессе… Может быть, вызвать адвоката? — Предложил шериф, прекрасно понимая, насколько глупо звучит этот вопрос: мистер Палмер справедливо считался лучшим адвокатом в Твин Пиксе.

Лиланд едва кивнул. — Нет… — прошептал он одними губами. — Не надо мне адвоката…

Трумен повернул голову в сторону сидевшего поодаль Купера — он о чем-то перешептывался со специально приглашенным в качестве свидетеля доктором Уильямом Хайвером, и вопросительно посмотрел на агента ФБР. Тот ободряюще кивнул. — Скажи, не случалось ли тебе третьего марта сего года быть в госпитале? — Спросил шериф. — Да, — чуть слышно ответил Лиланд.

Шериф покачал головой. — Так… Лиланд, скажи, пожалуйста, что ты там делал, в госпитале?..

Палмер, не поворачивая головы, ответил:

Искал одного человека… Шериф слегка прищурился. — Какого же человека?..

Лиланд, глядя перед собой, с отрешенным видом ответил Трумену:— Убийцу моей дочери… — Лиланд, ты знал имя и фамилию этого человека? — продолжил Гарри.

Лиланд едва заметно кивнул. — Да… Знал. Его звали Жак Рено, это владелец «Дома у дороги» и крупье казино в «Одноглазом Джеке».

Шериф наклонил голову в знак согласия. — Это нам и так хорошо известно… Лиланд, а теперь ответь — ты убил того человека?..

Неожиданно на глаза мистера Палмера навернулись слезы. — Да, — внезапно воскликнул он истерически, — да, да, да, я убил его, и будь моя воля, я убил бы его еще два, три, десять, пятнадцать, сто раз!.. Да, да, это я убил Рено!..

Шериф сделал Лиланду успокаивающий знак. — Тихо, тихо… Лиланд, — сказал он, стараясь вложить в голос максимально мягкие интонации, — Лиланд, мы, все тут сидящие, — шериф, описав рукой полукруг, указал в сторону Купера и Хайвера, — мы все, Лиланд, прекрасно понимаем твое состояние… Не думай, — добавил шериф, немного помолчав, — не думай, что только один ты знаешь, что такое утрата…

Лиланд поднял на Гарри полные слез глаза. — Ты не понимаешь… — по щекам Лиланда текли слезы, но он не замечал этого, — не понимаешь, Гарри, что такое ощущение полной безвозвратности… Что такое пустота, которая копится, копится, копится у тебя внутри… Гарри, у тебя никогда не было дочери, — Лиланд громко всхлипнул, — ты не понимаешь, что значит растить ее, лелеять, связывать с ней все надежды жизни… Чтобы потом ее так вот, запросто, закопали в землю. Гарри, ты не понимаешь, — продолжил Лиланд очень взволнованным голосом, — чем была для меня моя Лора… Она была для меня всем. А что осталось теперь? Я уже стар, я понимаю, что впереди мне не на что надеяться… Я не жду ничего хорошего от будущего, Гарри, — Лиланд отер рукавом бежавшие по лицу слезы. — Гарри, я действительно убил этого гнусного выродка, я и не думаю скрывать этого… И если я о чем-нибудь и сожалею, то лишь о том, что этот подонок, убийца, который, к тому же, надругался над моей несчастной девочкой, принял слишком легкую смерть — Гарри понимал, что во время этого монолога останавливать Палмера бессмысленно — было очевидно, что адвокат находится на грани нервного срыва, и любое невпопад сказанное слово может привести к самым неожиданным результатам.

Дождавшись, пока Лиланд выговорится, шериф, покачав головой, произнес:— Хорошо. Ответь мне тогда, почему ты посчитал, что Лору убил именно Жак Рено, а не кто-нибудь другой?

Палмер, закрыв лицо руками, едва слышно произнес в ответ:— Ты же сам мне об этом сказал… Помнишь — тут, в участке… Я еще спросил, правда ли, что полиция задержала убийцу моей дочери, а ты…

Шериф мягко перебил задержанного:— Ну, положим, я тебе этого не говорил… Я тогда сказал, что Рено всего лишь подозревается в убийстве, не так ли?.. Помнится, Лиланд, мы тогда с тобой еще беседовали о презумпции невиновности… И ты со мной согласился. Знаешь, в тот момент я бы ни за что не подумал, что ты, человек, которого я всегда глубоко и искренне уважал, способен на убийство…

Лиланд всхлипнул. — Я и сам тогда об этом не думал… Все произошло как-то само по себе, будто бы я действовал по чужой воле… Я не готовился к этому специально.

Неожиданно из-за спины Палмера послышался голос Купера:— А как же перчатки — насколько я понимаю, обычно их надевают, чтобы не оставлять отпечатков пальцев на месте преступления?.. — Перчатки, — механически повторил Лиланд, — да, перчатки… — он слегка передернул плечами. — Перчатки… Вообще-то, я даже и не помню, в перчатках ли я был или забыл их снять… Впрочем, — устало махнул он рукой, — какое это теперь играет значение… — Никакого, — согласился Купер,

Шериф, поднявшись из-за стола, принялся ходить по кабинету. — Лиланд, — наконец произнес он, — Лиланд, все-таки тебе не следовало бы этого делать… — походив несколько минут по кабинету, Трумен уселся на прежнее место. — Теперь вот что: твои родственники обратились ко мне с просьбой об освобождении под залог…

Палмер, казалось, никак не прореагировал на это сообщение. — …конечно, окончательное решение — не за мной, но мне кажется, что эта просьба очень скоро будет удовлетворена.

Лиланд как-то вяло пожал плечами, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие к своему возможному освобождению.

Резко поднявшись из-за стола, Трумен сказал:— А пока, извини, тебе придется несколько часов провести в каталажке… Если хочешь, — поспешно добавил он, — я распоряжусь, чтобы тебя кормили принесенным из дому… Если, конечно, хочешь…

Когда полицейский препроводил задержанного из кабинета, Уильям Хайвер, обернувшись к Куперу, осторожно произнес:— Мне кажется, тут необходимо освидетельствование опытного психиатра… В любом случае, Лиланд вполне может быть признан душевнобольным… — Купер, уловив в голосе доктора оправдание поступка адвоката, едва заметно поморщился. — Мне кажется… Я просто уверен, что этот несчастный совершил убийство, будучи в состоянии полнейшей невменяемости…

Купер холодно кивнул. — Возможно… Впрочем, пока рано загадывать. Это будет решаться на суде…

Доктор, тяжело вздохнув, добавил:— Хотя… Будь я на его месте, не знаю, не поступил бы я подобным образом…

Купер с нескрываемым удивлением посмотрел на доктора Хайвера.

Тот, отведя глаза, произнес:— Я могу сказать только одно: родители не должны хоронить своих детей…

Купер довольно резко оборвал доктора:— Вы что, хотите сказать, что оправдываете это убийство? — вскочив, Дэйл принялся нервно мерять кабинет шерифа шагами. — Вы, доктор Хайвер, хотите сказать, что самосуд — нормальное явление?..

Не попрощавшись, Купер вышел из кабинета, хлопнув на прощанье дверью…

Трумен, которому не хотелось портить отношение ни с доктором Хайвером, ни с Дэйлом, сделал рукой успокаивающий жест. — Не надо горячиться, Уильям… Все нормально. Я понимаю тебя, но и ты должен понять Дэйла: у него на этот счет есть свои соображения, свои принципы…

Доктор Уильям, поднявшись со своего места, направился к дверям. — У всех свои принципы, — сказал он Трумену на прощанье.

Уильям Хайвер уже выхолил из полицейского участка, когда услыхал сзади знакомый голос:

— Доктор!..

Он обернулся — навстречу спешил Энди Брендон.

Хайвер почему-то всегда симпатизировал этому заместителю шерифа — он и сам не мог ответить, чем именно сентиментальный полицейский ему нравится. Доктор при виде Брендона заулыбался. — Ну, привет…

После недавней беседы с Купером и допроса Лиланда Хайвер находился в очень тяжелом расположении духа, и предстоящая беседа с Энди обещала, как и всегда, некоторую разрядку.

Подойдя поближе, Брендон протянул руку. — Здравствуйте… — Ну, как твои дела?..

По виду Брендона можно было сразу же догадаться, что он хочет о чем-то посоветоваться с доктором, однако предмет предстоящего разговора не совсем обычный — во всяком случае, заместитель шерифа заметно колебался, начать ли ему рассказ о своих делах или нет… — Так… — Энди неопределенно пожал плечами. Сконфуженный вид Брендона свидетельствовал, что дела его далеко не блестящи. — Ладно, что там еще у тебя — давай, выкладывай!.. — сказал Уильям.

Брендои, осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться, что его слова никто не сможет подслушать, наклонился к уху доктора и прошептал:— Я хотел бы с вами еще раз посоветоваться о своем анализе…

Уильям изобразил па своем лице максимум внимания. — Что, ж, Энди, я тебя слушаю…

Вид у заместителя шерифа был весьма сконфуженный. — Мне сказали, что по результатам того анализа я не могу иметь детей, — застенчиво сказал он, — но я хотел бы попробовать еще разок — Уильям не понял. — Что еще разок попробовать?

Брендон, переминаясь с ноги на ногу, застенчиво произнес:— Сдать анализ…

Хайвер пожал плечами, как бы говоря: «Хочешь сделать это еще один раз — пожалуйста…». Брендон продолжил:— Доктор, я выполняю все ваши предписания, я вот уже четвертый день ношу боксерские трусы… — голос Энди приобрел умоляющие интонации. — Доктор, пожалуйста, дайте мне еще один шанс…

Уильям улыбнулся — это предложение выглядело по крайней мере забавным. — Еще один шанс, говоришь?..

Брендон потупил взор. — Да… Это как на экзамене на водительские права. Если не получается с первого раза, это еще ничего не значит… Может быть, со второй попытки и получится… Доктор Хайвер, я очень прошу вас…

Уильям вытащил из портфеля пробирку с завинчивающейся пробкой. — Ну что ж, — произнес он, протягивая Энди пробирку, — вот тебе для анализа…

Брендон благодарно посмотрел на Уильяма. — Спасибо…

Ободряюще похлопав Энди по плечу, Хайвер сказал на прощанье:— Значит, так — я обожду в машине, а ты найди какое-нибудь место… Договорились?..

В медицине не существует специальных приспособлений для взятия спермы на анализ; единственный способ — мастурбация. Проводив взглядом доктора Уильяма, Энди Брендон повертел пробирку в руках и, сунув ее в нагрудный карман кителя, поминутно оглядываясь по сторонам, пошел по коридору, подыскивая какое-нибудь подходящее место для этого занятия. Неожиданно он нос к носу столкнулся с Люси — та выходила из дверей актового зала, держа в руках какую-то коробку. От неожиданности девушка выпустила коробку из рук, и оттуда посыпались шоколадки в разноцветных обертках.

Брендон, нагнувшись, бросился их собирать. Внезапно взгляд заместителя шерифа упал на глянцевую обложку иллюстрированного журнала с изображением обнаженной девицы. — «Мир плоти», — свистящим шепотом прочитал Брендон и, удивленно подняв взгляд на мисс Моран, произнес: — Люси, откуда это у тебя?..

Та, отвернувшись, выхватила из рук Энди коробку и, не отвечая на вопрос, пошла вдоль по коридору. «Мир плоти» остался лежать на полу. Брендон, подняв его и, отерев рукавом пыль с обложки, приподнялся. Неожиданно он увидел надпись на дверях комнаты напротив: «Для отдыха полицейских».

«Это как раз то, что мне надо, — промелькнуло в голове у Брендона, — и журнал очень кстати пригодился… Интересно, неужели Люси тоже…»

Купер, сидя в фойе, смотрел по телевизору какую-то развлекательную программу, когда к нему подошел Гарри. — Зря ты так с доктором Хайвером, — примирительным тоном произнес Трумен. — Я его тоже прекрасно понимаю… У него ведь тоже есть дочери…

Купер, не оборачиваясь, ответил:— А я — нет.

Наклонившись, Гарри попытался посмотреть в глаза Дэйлу, но тот, заметив это движение, отвернулся — по всему было заметно, что агент ФБР находится в скверном расположении духа. — Дэйл, — начал Гарри, стараясь придать своим интонациям максимум доброжелательности, — Дэйл, ты просто многого не понимаешь…

Дэйл резко обернулся. — И чего это я такого не понимаю? Преступление остается преступлением, независимо от того, какие мотивы двигали преступником…

Поняв, что эту тему сейчас лучше не затрагивать, Трумен поспешил перевести беседу с Купером в несколько другое русло. — После обеда должен подъехать судья, Клинтон Стэрвуд, — сказал он, — мне сегодня утром звонила его секретарша, сказала, что судья уже в пути…

Несколько успокоившись, Купер улыбнулся. — А, судья Клинтон? Я слышал о нем… Говорят, что он — заядлый турист. Это правда?..

Трумен кивнул.

Да…

Вытащив из нагрудного кармана пиджака калькулятор, Дэйл принялся за какие-то подсчеты. — Да, а зачем подъедет этот судья?.. — Дэйл, я родился и большую часть жизни провел в Твин Пиксе, но не припомню, чтобы за какие-то две недели тут произошло так много событий… — Трумен принялся загибать пальцы, — во-первых — убийство Лоры IIалмер, — он загнул один палец; во-вторых — насилие над Роннетой Пуласки, — он загнул следующий; в-третьих — покушение на умышленное убийство, — Трумен кивнул в сторону агента ФБР; в-четвертых, — непонятная история с наркотиками, с «Одноглазым Джеком» и Бернардом Рено, — он загнул еще один палец; в-пятых, — пожар на лесопилке… И кроме этого, множество явлений, которые никоим образом не поддаются рациональному объяснению… Таким образом, Дэйл, событий множество… И вполне понятно, что Клинтон Стэрвуд…

Купер перебил шерифа:— Вообще-то, насколько я понял, судья едет не за этим, а только для того, чтобы разобраться — выпускать Палмера под залог или нет…

— А как ты сам считаешь, Дэйл, это возможно? — поинтересовался шериф.

Купер пожал плечами. — Не могу сказать… Все будет зависеть только от прокурора штата… — Кстати, он, кажется, тоже собирался к нам с визитом, — произнес Трумен.

Купер, закончив свои подсчеты, выключил калькулятор и, положив его в карман, произнес:— А что ты можешь сказать насчет этого загадочного Робертсона?.. — Мы проверили, — кивнул в ответ Гарри, — в округе говорят, что никакие Робертсоны в соседстве с Палмерами не жили, это наверняка точно.

Купер внимательно посмотрел на Гарри. — Тогда откуда же у Лиланда такая информация? — спросил он. — Может быть, он решил нас ввести в заблуждение? — Не думаю… Хогг выяснил адрес одного из последних жильцов дома — его зовут Билл Квелис… — Гарри тяжело вздохнул. — Мы проверим его. — Когда?..

Трумен пожал плечами. — Как только найдем… Мне кажется, он может что-нибудь знать. В любом случае, я отдал распоряжение Томми, чтобы допросил его.

В этот момент в фойе появился Брендон. Держа на вытянутой руке пробирку со своим анализом, он направлялся в сторону дверей. Видимо, Энди был настолько погружен в свои мысли, что не заметил идущего навстречу Фрэнка Заппу — полицейский нес в руках охапку каких-то папок и поэтому не заметил движущегося на него Энди. От столкновения папки полетели на пол, а пробирка, вылетев из рук, закатилась за стоявшие в углу кресла. — Смотри, куда идешь, Энди!.. — воскликнул Заппа.

Энди, очень напуганный, что пробирка с драгоценным анализом могла пострадать при падении, быстро встал на четвереньки, чтобы подобрать ее,

Купер, бывший свидетелем этой сцены, невольно обратил внимание на подошвы сапог заместителя шерифа — они были в точности такие же, как и те, найденные при обыске у Лео Джонсона…

Купер воскликнул:

— Энди, не двигаться!..

Брендон замер на месте.

Поднявшись со своего места, Дэйл подошел поближе и спросил:— Энди, ответь мне, пожалуйста, откуда у тебя это взялось?..

Брендону едва не стало плохо — он посчитал, что агента ФБР интересует его сперма. — О, Дэйл, очень прошу тебя — не спрашивай меня об этих вещах… Пожалуйста, не делай мне больно!.. Это очень, очень личный, очень интимный вопрос, я не хотел бы на него отвечать…

Купер очень удивился такому объяснению. — Что значит — личный? С каких это пор сапоги стали интимной принадлежностью?..

У Энди отлегло от сердца. — А, сапоги? Значит, вас интересуют мои сапоги?.. — Купер кивнул. — Да…

Энди, наконец, отыскав пробирку с анализом и, убедившись, что она цела, медленно поднялся с пола, отряхнул с форменных брюк пыль и улыбнулся. — Что, они вам тоже понравились?..

Купер посмотрел Энди в глаза и медленно произнес:— Энди, я тебя еще раз спрашиваю — откуда у тебя эти сапоги?.. — А я купил их вчера у агента по торговле обувью, этого однорукого, его зовут, кажется, Жерар… Он даже сделал мне небольшую скидку — утверждает, что полицейским и детям всегда немножко уступает в цене, — охотно начал Брендон; успокоившись, что агента ФБР не интересуют его анализы, он неожиданно проявил необычайную словоохотливость. — А вам что, они тоже понравились? Если хотите, я могу связаться с одним небольшим магазинчиком в нескольких милях от города, недавно, будучи на дежурстве, я заходил и видел такие же…

Дэйл коротким жестом прервал это словоизлияние заместителя шерифа. — Хорошо, хорошо… — обернувшись к Трумену, Дэйл произнес: — В моем видении тот, кого я назвал «стариком Хилтоном в молодости» сказал, что в доме Джонсона я найду какую-то подсказку… Может быть, этот призрак имел в виду сапоги, как ты думаешь?..

Энди растерянно смотрел на Купера. — Агент Купер, — пробормотал он, — агент Купер, скажите, могу ли я идти?..

Дэйл коротко кивнул. — Иди, если тебе это так необходимо…

Пройдя к шерифу, Дэйл уселся рядом и продолжил спою мысль:— Нам необходимо как можно быстрее разыскать этого торговца обувью, однорукого Жерара…

Трумен пожал плечами. — Я думаю, речь идет о кокаине

— При чем тут эти сапоги?..

Поднявшись со своего места, Гарри пошел в кабинет, оставив Дэйла в глубокой задумчивости…


Приблизительно в это же время Бенжамин Хорн бодро шагал по коридору гостиницы «Флауэр». Навстречу ему выбежала Барбара — черноволосая девушка лет двадцати трех — двадцати пяти, которую он недавно взял на работу. — Мистер Хорн, мистер Хорн!.. — закричала она на ходу, размахивая руками, — мистер Хорн, у меня для вас новости…

Хорн, похотливым взглядом оценив фигуру Барбары и, остановившись на ее широких бедрах — ему всегда нравились именно такие — заулыбался. — Новости?..

— Да… — Хорошие или плохие?.. — Пока трудно сказать…

Хорн направился к выходу. Барбара последовала за ним, приговаривая на ходу:— Короче, дело вот в чем, у меня есть одна хорошая подруга в Сиэтле, она в свое время училась в одной школе с моей двоюродной сестрой, так вот, теперь она работает

секретаршей в «Сиэтл Ньюс» и говорит, что к нам в город едет Вэнс…

Бенжамин удивленно посмотрел на девушку. — Вэнс? А кто такой Вэнс?.. — Как? — Всплеснула руками Барбара, — как, мистер Хорн, неужели вы действительно не знаете, кто такой Вэнс? — Барбара, недавно поступив на службу к Хорнам, при разговорах с хозяевами стремилась не упустить ни малейшей подробности, чтобы оставить о себе самое благоприятное впечатление. — Вэнс — это очень известный журналист, наверное, самый известный обозреватель в штате Вашингтон… — Вот как?

Барбара лепетала без умолку:— Да-да, мистер Хорн, это очень влиятельный человек… Я думала, что вы наверняка наслышаны о нем… Его читают от мала до велика…

Хорн остановился и, наморщив лоб, попытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь в жизни эту фамилию в газетах. — Что-то не припомню, — произнес он, — что-то не помню, чтобы я читал его… А чем же он так знаменит? — поинтересовался Бенжамин. Барбара округлила глаза. — Как? Вы не знаете, чем прославился этот замечательный человек? — Нет… — Он пишет о путешествиях. Он пишет такие сногсшибательные, такие умопомрачительные очерки… — Бенжамин оборвал ее:— О путешествиях, говоришь?.. — Да-а-а… И теперь он специально приезжает в наш город, чтобы подготовить серию материалов о жизни в Твин Пиксе.

Бенжамин на короткое время задумался. — Та-а-ак, — протянул он, — путешествия — это интересно…

Барбара несмело вставила: — Вот и я о том же говорю… — Я думаю, что несколько очерков о Твин Пиксе нам бы не помешали, — произнес Бенжамин, — особенно — о моих совместных с норвежцами планах и, особенно — об «Одноглазом Джеке»… А то в последнее время вокруг этого заведения создается какая-то нездоровая атмосфера… Будто бы это моя вина, что в казино работал какой-то жирный ублюдок — имею в виду Жака Рено… — Этот Вэнс, как мне сказала моя подруга — очень загадочная личность, — продолжала Барбара, — до сих пор никто не может сказать с полной уверенностью, кто это — мужчина или женщина, об этом неизвестно никому, даже в его газете…

Бенжамин прищурился. — А как же мы его определим?.. — Подруга сказала, что этот человек никогда не пользуется ни чековыми книжками, ни кредитными карточками. Он расплачивается исключительно наличными деньгами…

Бенжамин щелкнул пальцами. — Отлично! — Воскликнул он. — Отлично!.. Значит, так, Барби, я поручаю тебе следить за всеми посетителями, и если кто-нибудь из них станет расплачиваться наличностью, будь уж добра, прояви к нему максимум уважения и внимания, и, конечно, дай понять мне…

Барбара в знак согласия наклонила голову. — Хорошо, шеф!..

Дождавшись, пока Барбара уйдет, Бенжамин развернулся и направился на второй этаж, в номер, который был специально забронирован для конфиденциальных разговоров.

Открыв двери, Бенжамин увидел некоего человека, сидящего в кресле перед камином. Лицо сидящего показалось Хорну чем-то знакомым.

При виде вошедшего тот поднялся и, обернувшись к Бенжамину, поздоровался.

Хорн кивнул в ответ и, подойдя поближе, поинтересовался:— Мы не могли видеться где-нибудь раньше? Тут, например, или в «Одноглазом Джеке»? А, может быть, в «Доме у дороги»?..

Тот медленно произнес:— Да. Я агент по страхованию мелких предприятий. Меня зовут Жан Рено…

Бенжамин улыбнулся, всем своим видом показывая, сколь приятна для него эта встреча. — А, Жан Рено? Конечно, конечно, как это я мог забыть… Конечно, я вас помню…

Подойдя к камину, Хорн уселся в кресло и, обернув к Жану улыбающееся лицо, спросил:— Итак, мистер Рено, насколько я понял, у вас ко мне какое-то дело?..

Жан Рено, вежливо улыбнувшись в ответ Бенжамину, слегка кивнул. — Да, небольшое… — Может быть, агент неправильно оформил бумаги? Проблемы со страховкой?..

Не отвечая, Рено взял лежавший на столе пульт дистанционного управления и, направив его в сторону стоявшей тут же видеосистемы, щелкнул кнопкой.

На экране появилось изображение Одри — во рту у нее был кляп, лицо девушки обезображивали невыносимые страдания, по щекам текли слезы…

Вскочив, Бенжамин замахнулся на Рено, но тот, крепко взяв Хорна за запястье, произнес:— Это было бы ошибкой…

Хорн, бледный от гнева, с трудом сдерживал себя. — Негодяй!.. Подонок!.. Грязная сволочь!.. Где она?.. Где моя дочь?..

Рено чуть ли не насильно усадил Бенжамина в кресло и продолжил:— Не следует на меня обижаться… Мистер Хорн, вы не совсем правильно оцениваете ситуацию… Я всего только посредник… — Чего вы хотите? — Едва слышно спросил Бенжамин упавшим голосом. — Они, — Жан сделал ударение на это слово, — они хотят, как и положено в таких случаях, денег… А я, как посредник, хотел бы получить другое…

Бенжамин поднял голову. — Кто же такие эти загадочные они? — Спросил он. — Я не совсем понимаю, о чем вы тут говорите… Кто уполномочил вас…

Рено тут же перебил Хорна:— Давайте обойдемся без имен. Помня о щепетильности ситуации, давайте не называть конкретных людей. — Он выключил телевизор — изображение на экране исчезло. — Итак, мистер Хорн, есть ситуация: ваша дочь находится в руках похитителей… Правильно?

Бенжамин нехотя кивнул. — Да… — Вы наверняка хотите получить ее обратно, не правда ли?.. — Да…

Жан, внимательно посмотрев на собеседника, продолжил:— Похитители требуют деньги, а я в данной ситуации — всего только посредник…

Это слово — «посредник», более уместное при коммерческих сделках, сильно резануло слух Бенжамина — его любимая дочь Одри превращалась в предмет купли-продажи, и это не могло понравиться Хорну. — Если вы действительно, как говорите, посредник, — медленно произнес он, — то деньги должны требовать не у меня, а у тех негодяев, что вас ко мне сюда направили…

Улыбнувшись, Жан покачал головой. — А меня не интересуют деньги…

Бенжамин с немалым удивлением посмотрел на Рено. — Тогда что же вам нужно?..

Не отвечая на этот вопрос, Рено продолжал:— Меня в настоящее время интересует совсем другое… Вы знаете, что вашим бизнесом — и этой гостиницей, и «Одноглазым Джеком» — управляют полные дебилы и идиоты, которые, ко всему прочему, при любом удобном и неудобном случае обкрадывают вас?.. Вам известно, что из десяти долларов чистой прибыли в ваш карман, мистер Хорн, попадает только пять?..

Бенжамин не совсем понял, к чему это Рено принялся говорить о его доходах, но, тем не менее, ответил:— Догадываюсь…

Рено удовлетворенно покачал головой. — Вам нужен партнер — нормальный партнер, не то, что эти уроды, которые ошиваются здесь вокруг вас.

Взгляд Бенжамина приобрел необычайно злобное выражение. «Ага, так вот куда он метит, — подумал Хорн, — набивается в компаньоны…»— У меня есть нормальные партнеры, — резко оборвал Бен размышления Рено. — И вообще, позвольте мне самому решать, как и с кем мне вести мои дела…

Рено равнодушно пожал плечами. — Хорошо. Ваше право — я его не оспариваю, — произнес он и после небольшой многозначительной паузы добавил: — Пока не оспариваю… Готовьте деньги, мистер Хорн.

Бенжамин, не глядя Рено в глаза, спросил:— Это все?.. — Нет, — после этого Жан взял пульт дистанционного управления и, отмотав кассету назад, нажал на стоп — на экране появилось изображение Дэйла Купера. — Вы ведь наверняка знаете этого человека?.. — Да…

Рено, оставив видеосистему включенной, положил пульт на стол и произнес:

— Так вот, мистер Хорн, я бы хотел, чтобы деньги непременно доставил именно этот человек. Таково мое условие. — Но это же, — пробормотал Хорн, — это же… он ведь агент Федерального Бюро Расследований… Я не понимаю, для чего…

Рено резко оборвал Бенжамина. — Если вы действительно хотите получить свою дочь, вы должны выполнить это требование во что бы то ни стало… Вам понятно?..

Хорну ничего другого не оставалось, как согласиться с Рено. — Да… — Вот и отлично, — произнес Рено, явно повеселев, — значит, мы договорились… Я ведь знаю, что вы, мистер Хорн — весьма неглупый человек, а с любым неглупым человеком всегда можно договориться… Так что, готовьте деньги, — улыбнулся Жан, — готовьте деньги, дорогой компаньон… Думаю, мы найдем с вами общий язык, — фамильярно похлопав Бенжамина по плечу, он добавил: — Бен, не все так уже и плохо, как может показаться

на первый взгляд… Все образуется… Только, — мгновенно тон Рено приобрел угрожающие интонации, — только, надеюсь, обойдемся без глупостей, не так ли? — Так…, — нехотя пробормотал Бенжамин. — Все будет именно так, как вы хотите. — Вот и отлично! — Рено, выключив видеосистему, направился к дверям, — значит, завтра в полдень вам позвонят, мы, возможно, встретимся еще разок, договоримся более подробно об условиях обмена, о месте и прочих вещах…

После того, как Рено, наконец, покинул комнату, Бенжамин дал волю накопившемуся гневу — вскочив, он со всей силы швырнул стул на пол. Отдышавшись, Хорн взял телефон и, набрав номер Барбары, произнес:— Срочно разыщи агента ФБР Дэйла Купера и скажи, что я его разыскиваю… Дело касается моей пропавшей дочери Одри…

Глава 61

Хэнк Дженнингс готовится к приезду в город журналиста Вэнса. — Беседа Донны Хайвер и Гарольда Смита. — Бенжамин Хорн обращается за помощью к Дэйлу Куперу. — Джози узнает о пожаре на лесопилке.


В небольших городках, подобных Твин Пиксу, новости распространяются мгновенно. Поэтому уже спустя полчаса после того, как Барби сообщила Хорну о предстоящем визите Вэнса, об этом знал весь город.

Вэнс действительно был очень популярным обозревателем — настолько популярным, что благодаря его статьям тираж газеты, где он, как правило публиковался — это была «Сиэтл Ньюс» — за последние два года увеличился почти вдвое. Барбара сообщила Хорну сущую правду — Вэнс действительно был фигурой если и не полу-мифической, то, наверняка, очень загадочной. В штате Вашингтон об этом человеке ходили самые разнообразные легенды: одни рассказывали, как будто Вэнс, приехав в какое-то арабское княжество, умудрился целый месяц прожить в гареме под видом евнуха; другие утверждали, что как-то раз этот журналист проник на тщательно охраняемый полигон НАСА на мысе Канаверал, чтобы написать отчет о запуске многоступенчатого «Шатла»; третьи были уверены, что он, никем не узнанный, под видом мелкооптового покупателя наркотиков проник в резиденцию короля кокаиновой мафии Паоло Эскабара, чтобы взять у него интервью и будто бы тот, придя в восторг от отчаянной смелости журналиста, не только рассказал ему все, чего последний от него добивался, но даже рассказал о производстве наркотиков такое, чего не знали даже секретные службы…

Вэнс был настоящим Джеймсом Бондом от журналистики. О его похождениях, о его невероятных успехах слагались легенды. И поэтому вполне объяснимо, что известие о посещении знаменитостью Твин Пикса стало главной темой разговоров горожан, вытеснив на короткое время даже покушение на Купера, пожар на лесопилке и все остальные страшные и загадочные истории…

Стоя в кожаном фартуке на кухне, Хэнк сосредоточенно шинковал капусту. Подошедшая Норма, с удовольствием посмотрев на своего мужа, негромко произнесла:— А ты все трудишься…

В последнее время отношения между Нормой и Хэнком заметно улучшились. Миссис Дженнингс видела, что ее муж изменился, и изменился к лучшему — кафетерий и все, что связано с его содержанием, целиком поглотили его внимание. Норме очень хотелось верить, что и дальше все будет столь же хорошо…

Отерев рукавом лоб, Хэнк произнес:— Тружусь, Норма… Надо же чем-то заниматься… Кстати, все ли счета за прошлую неделю мы оплатили? Кажется, там еще какой-то счет водопроводной компании, надо бы уточнить кое-что…

Ладонь Нормы легла Хэнку на плечо. — Не утруждай себя, я сама обо всем позабочусь… Ты и так слишком много делаешь…

Хэнк обернулся, отложил нож для шинковки и, вытерев о передник руки, сказал:— Нет, все счета должен держать в своих руках только один человек…

Норма, наконец вспомнив, для чего она подошла, произнесла:— Ты знаешь, к нам в Твин Пике едет знаменитый журналист Вэнс…

Хэнк удивленно воскликнул: — Не может того быть!.. — Но это действительно так…

Хэнк слегка наклонил голову. — А ты откуда знаешь?.. — Я только что столкнулась в зале с Люси Моран, а уж она знает наверняка… В нашем городе нет более осведомленного человека, — ответила Норма, — может быть, только доктор Джакоби…

Хэнк на минуту задумался. — Хорошо. Позвони-ка Большому Эду.

Лицо Нормы выразило удивление. — А это еще для чего?..

Хэнк хитро посмотрел на жену. — Ну, мне так показалось, ты по-прежнему продолжаешь с ним встречаться, не правда ли?..

Норма выжидательно молчала. — Так позвонишь? — улыбнулся Хэнк. — Посмотрим, — Норма как-то неопределенно махнула рукой. — Только никак не могу понять, для чего?..

Хэнк прекрасно понял, что сейчас Норма ожидает от него чего-то важного, что она никак не готова выслушивать вещи, не относящиеся к их семейным отношениям. Поэтому, немного выждав, он сказал:— Ну как же!.. Вэнс наверняка приедет сюда на своей машине, в Твин Пиксе только одна бензоколонка, он заправится у Малкастеров, а Эд, в свою очередь, на вопрос этого парня, где лучше всего пообедать, порекомендует нашу закусочную…

Норма облегченно вздохнула— Хорошо. Позвоню. — Да, и вот еще что, — произнес Хэнк, — нам необходимо как следует приготовиться к этому посещению… — он потянулся к стоявшей неподалеку блестящей никелированной кассе и, нажав кнопку, вытащил из выехавшего ящичка несколько крупных банкнот, — я думаю, сейчас следует все отложить и смотаться в универмаг…

Норма, которая следила за действиями мужа с нескрываемым удивлением, поинтересовалась:— А для чего?..

Хэнка несколько обескуражила такая непонятливость. — Послушай, дорогая, — ответил он слегка раздраженным тоном, — во-первых, следует купить новые скатерти, во-вторых, краски, чтобы закрасить царапины на дверях туалета, в-третьих побольше свечей… Насколько мне известно, вечером, если этот Вэнс посетит нас именно вечером — многие любят отдыхать при свечах…

Однако Норму это объяснение так и не удовлетворило. — Ну да, я все понимаю… Я только никак не пойму одного — для чего ты все это затеял?..

Снимая фартук и на ходу одевая кожаную куртку, Хэнк принялся объяснять:— Ну какая же ты непонятливая!..

Норма несмело спросила:— А что я должна понимать?.. — Этот Вэнс, если ему все понравится, в одном из своих отчетов обязательно напишет, как замечательно провел он вечер в нашем кафе… Представляешь, какая это реклама, к тому же — по всему штату, если не по всей Америке… А самое главное бесплатная…

До Нормы наконец дошел смысл сказанного. — Это ты хорошо придумал… — ее рука потянулась к кассе. — Может быть, дать тебе еще немного денег?.. — Спасибо, того, что я взял, думаю, будет достаточно, — кивнул Хэнк и направился на выход.

Проходя через зал, он столкнулся с Донной — в руках девушки был большой поднос, накрытый блестящей никелированной крышкой.

Хэнк бросил ей на ходу:— Что, втянулась в программу «Обеды на колесах»? Не понимаю, что ты там нашла. Все эти старые маразматики вроде трясущегося старика Хилтона, выжившие из ума престарелые леди наподобие миссис Тернер, их бессмысленная старческая болтовня, их зловонные ночные горшки…

Донна скромно улыбнулась. — Ты не прав, Хэнк. Иногда можно повстречаться с очень интересными людьми. Как раз сегодня я и собираюсь на такое свидание…


Донна уже заметила, что хозяин, Гарольд Смит не любил садиться на стулья и в кресла, отдавая предпочтение большому цветастому ковру, расстеленному посреди гостиной. Сидя напротив Смита, Донна держала в руках бокал с каким-то легким вином и, опершись спиной о стену, внимательно слушала Гарольда. — Ну что, — Смит поднял свой бокал, — за что же мы выпьем?..

Донна улыбнулась. — Конечно же, за Лору… За кого же еще?..

Гарольд, сделав небольшой глоток, поставил бокал с недопитым вином рядом с собой и печально сказал: — Она так любила тебя…

Донна посмотрела на тетрадку в кожаной обложке с блестящими медными застежками — ей уже было известно, что это еще какой-то дневник ее покойной подруги.

Перехватив ее взгляд, Смит, протянув руку за дневником, передал ее Донне. — Тут она писала о своей жизни…

Донна поинтересовались:— Но ведь, насколько я знаю, у нее был еще какой-то дневник… Тот, который попал в полицейский участок после того, как… — она запнулась, сознательно не желая произносить слово «умерла», — после того, как ее не стало рядом с нами… — Да, — медленно ответил Гарольд, — действительно так. Но в том дневнике она, по ее собственному признанию, писала разную чушь… Я видел его, я держал его в руках, я читал его — нет, это была ненастоящая Лора… Настоящая Лора, — он помахал тетрадкой в кожаном переплете в воздухе, — вот тут… Она сама оставила мне его… На память… Словно знала, что уйдет из жизни… — голос Смита был тусклый и печальный. — А о чем она писала? — поинтересовалась Донна. — Мне кажется, что…

Гарольд мягким движением руки остановил ее. — Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе что-нибудь прочитал?

Донна опустила глаза. — Не знаю… — Но почему?..

Девушка поджала под себя ноги и, потерев ладонью щеку, произнесла:— Не знаю, как посмотрела бы на это Лора… Ее уже нет с нами. Может быть, в том дневнике она писала про что-нибудь очень личное, про то, что стремилась сокрыть ото всех нас… Мне кажется, читать чужие письма и дневниковые записи не очень-то красиво… по отношению к тем, кто их писал. — Но ведь Лора сама оставила мне этот дневник! — воскликнул Смит. — Она сама оставила его мне на память, значит, считала, что ее записи могут быть прочитаны… Кроме того, мы ведь не были для нее посторонними людьми… Лора очень любила тебя, Донна…

Девушка слегка улыбнулась в ответ. — Спасибо… — Значит, я прочитаю что-нибудь, хорошо? — Смит вопросительно посмотрел на свою гостью и, не дождавшись никакого ответа, раскрыл дневник на первой попавшейся странице и начал читать: «Я очень люблю свою дорогую подругу Донну. В мире так мало людей, которые меня по-настоящему понимают, и Донна — одна из них». — Гарольд мельком посмотрел на сидевшую напротив девушку — та задумчиво улыбалась. — «Мы выросли с ней вместе, у нас есть самое главное общие воспоминания… Иногда у меня бывают в жизни такие моменты, что мне хочется закрыть глаза и бежать куда-нибудь,

бежать, бежать, бежать, пока я не обессилю и не свалюсь… Тогда мне не хочется видеть никого, особенно этих гнусных выродков… Я хочу видеть одну только Донну, которая одна меня понимает…» — Смит, перевернув страницу, читал дальше: «Правда, в последнее время я как-то отдаляюсь от своей лучшей подруги… Нет, я понимаю, что в этом виновата не она, виновата только одна я… Наверняка Донна многого не принимает в моем теперешнем образе жизни… Если честно, я и сама не все понимаю, мне надо много, очень много времени, чтобы как следует во всем разобраться… Эти бесконечные

пьянки, эти наркотики, эти гнусные хари, которые…» — Смит из-за уважения к памяти покойной не стал читать следующие абзацы и перевернул еще одну страницу. — «В такие моменты я боюсь, что чего-то не выдержу, что сломаюсь, что меня просто не станет… Мне страшно только при одной мысли, что если Донна узнает о том, что у меня внутри, то она отвернется от меня… Она не захочет со мной не то, что просто дружить, она не будет со мной даже разговаривать, даже здороваться… Этого я боюсь больше всего в жизни — потерять мою подругу… А внутри у меня — черная зияющая пустота, пронизанная желанием, чтобы мною обладало как можно большее количество мужчин… Я стараюсь выглядеть в их глазах как можно гаже, как можно грубее, как можно вульгарнее, наверное, таким образом я подсознательно стремлюсь оттолкнуть их от себя, но с ужасом замечаю, что им это даже нравится… Я пытаюсь доказать, и, прежде всего, — самой себе, что я гораздо хуже, чем есть на самом деле… Иногда у меня это получается, иногда — не очень. Я с ужасом жду того момента, когда вся моя жизнь раскроется, когда весь Твин Пикс узнает истинное лицо Лоры Палмер…» — дочитав до конца страницы, Смит не спеша закрыл тетрадь в черном кожаном переплете и положил ее на стол.

В комнате повисло тягостное молчание. — А для чего тебе этот дневник? — наконец-то спросила Донна.

Гарольд, взяв с ковра свой бокал, сделал несколько глотков. — Я и сам не знаю… — он печально посмотрел на сидевшую напротив девушку. — Как-то так само собой получается, что мне все вокруг очень доверяют. Ко мне все приходят исповедоваться, со мной все делятся самым сокровенным… И вот Лора тоже…

Донна, вспомнив о докторе Лоуренсе Джакоби, слегка улыбнулась. — И кто же к тебе приходит на исповедь? — поинтересовалась она.

Смит пожал плечами. — Многие, очень многие люди… Друзья, подруги, любовницы, — Гарольд посмотрел девушке в глаза и совершенно неожиданно для нее добавил. — Думаю, что и ты когда-нибудь тоже…

«Он сказал так, будто бы имел в виду — „и ты когда-нибудь тоже станешь любовницей“, — подумала Донна. — …тоже расскажешь мне о своей жизни, — закончил Смит. — Ты хочешь этого? — спросила Донна, подразумевая не сказанное, а то, что собеседник вложил в подтекст.

Тот пожал плечами. — Не знаю… — И часто к тебе приходят люди ну, о которых ты только что сказал — друзья, подруги, любовницы, чтобы рассказать тебе о своей жизни?.. — Нет… Конечно, когда они рассказывают о себе, а они всегда рассказывают только о себе, о своих проблемах и неприятностях — это получается маленькая новелла… Однако если их, эти новеллы, рассматривать в контексте, то слагается огромный роман с совершенно неожиданным сюжетом, с закрученными ходами… И я начинаю лучше понимать людей, — закончил Гарольд…


Купер, стоя в том самом гостиничном номере, где всего несколько часов назад состоялась беседа между Жаном Рено и отцом похищенной Одри, в очередной раз просматривал видеокассету лицо Одри крупным планом, во рту девушки — кляп, по щекам текут слезы…

Резко обернувшись к Бенжамину, Купер спросил: — Так, все понятно… Только почему же вы обратились именно ко мне, а не в полицию?.. Согласитесь, мистер Хорн, куда логичнее было бы, если бы вы сперва обо всем проинформировали шерифа Трумена…

Бенжамин, прекрасно поняв, что теперь без Купера ему не обойтись, произнес с просительными интонациями:— Но, мистер Купер… Послушайте меня, мистер Купер… Эти негодяи сказали, что если я обращусь в полицию, то я больше никогда не увижу мою бедную Одри… Они предупредили, чтобы я ни в коем случае этого не делал… Мистер Купер, войдите в мое положение…

Дэйл выключил телевизор и обернулся к Хорну. — Не вижу логики, мистер Хорн. Значит, похитители сказали, чтобы вы обращались не в городскую полицию, а к агенту Федерального Бюро Расследований, то есть -

ко мне?.. Я правильно понял ход ваших мыслей, или же нет? — В голосе Дэйла сквозило явное недоверие. — Эти похитители, они что, так и сказали — «привлечь к освобождению вашей дочери специального агента ФБР?..»

Поняв свою очевидную ошибку, Бенжамин решил избрать другую тактику. — Мистер Купер, — проникновенно сказал он. — Извините, я не хотел говорить вам этого… Ну, мне показалось, да и сами вы об этом как-то говорили, что между вами и моей дочерью сложились… м-м-м… как бы это поточнее выразиться… Ну, сложились какие-то особые, доверительные отношения… К кому же мне еще обратиться, как не к вам, мистер Купер?

Такое объяснение более походило на правду, но все-таки не до конца устроило Дэйла. — Да, но еще совсем недавно, кажется, вчера или позавчера вы утверждали, что вас не устраивают эти, как вы только что сказали, особые отношения, — произнес Дэйл. — Позвольте же тогда узнать, почему вы так внезапно сменили мнение?.. Может быть, на это есть какие-то свои причины? Я хотел бы узнать, какие именно…

Хорн замялся.

«А что, — подумал он, — а что, если этот тип уже догадался, что по условиям договора, я должен принести его в жертву?..» — Хорн внимательно посмотрел в глаза Куперу и несколько успокоился. «Вроде не похоже, — решил он, — скорее всего, он интересуется этим просто так, из чисто профессионального интереса…»— Понимаете, мистер Купер, — заюлил Бенжамин, — наверное, мы просто не так попили друг друга, может быть, я не точно выразился… Скажу вам вы мне очень, очень нравитесь, более того, я признаюсь, что вы понравились мне сразу же, как приехали в наш город… Я совершенно справедливо считаю, что ваше общество будет полезно и для моей дочери… Если, конечно, вы согласны помочь мне в ее розыске…

Купер перебил бессвязный монолог Бенжамина: — Хорошо, я помогу вам… — Спасибо, мистер Купер, я не ожидал от вас другого ответа… — Что вы можете сказать конкретно по условиям, поставленным перед вами похитителями?..

Бенжамин, отойдя к окну, вытащил из кармана сигару и, закурив, нервно затянулся. — Обмен должен состояться завтра… — Во сколько?..

Хорн, не оборачиваясь, ответил:— Еще не знаю… Мне сказали, чтобы завтра с утра я ждал звонка… — Что они хотят?.. — Мою дочь оценили в сто двадцать пять тысяч долларов, — ответил Бенжамин, — наличными, разумеется, в подобных случаях не пользуются чековыми книжками и кредитными карточками…

Купер, внимательно глядя на стоявшего к нему спиной Хорна, что-то прикидывал в уме. — Хорошо, — ответил Дэйл. — И какова же, на ваш взгляд, моя задача?..

Бенжамин закашлялся дымом и, затушив сигарету, бросил окурок в мусорник. — Мне бы хотелось, чтобы деньги вымогателям передали именно вы…


Питер Мартелл, сидя в кресле-качалке, отрешенно смотрел в окно. Заметив подъехавшую к подъезду машину, он равнодушно подумал: «Вот и Джози…»

Спустя минуту двери его комнаты раскрылись, и на пороге появилась китаянка, приехавшая из Сиэтла. В руках у нее были многочисленные свертки, коробки, пакеты, их было так много, что Джози с трудом удерживала их.

Поставив поклажу на стол, Джози, заметив поднимающегося ей навстречу Пита, воскликнула:— Пит!.. — Джози!..

Обняв Питера, китаянка с печалью в голосе сказала:— Я все знаю… Я прочитала о пожаре на лесопилке в газете.

При упоминании о пожаре на глаза Мартелла навернулись слезы.

Джози со скорбью в голосе произнесла:— Я все время думаю, будь в этот момент тут покойный Эндрю, как бы поступил он…

Питер, отерев рукавом слезу, ответил:— Не знаю… — Хорошо, что хоть Кэтрин была тут… Я думаю, все не так страшно…

Стараясь не смотреть на китаянку, Питер скорбно произнес:— Кэтрин уже нет с нами…

Даже посторонний человек заметил бы, что китаянке едва не стало плохо от этого сообщения. — Не может быть…

Питер всхлипнул. — Она погибла при пожаре…

Китаянка медленно опустилась в кресло. — Как это произошло?.. — спросила она срывающимся голосом. — Загорелась сушилка номер три — теперь трудно сказать, отчего именно… Я не знаю, как Кэт там очутилась, не могу даже догадываться… Узнав о пожаре, я бросился к лесопилке и, заметив стоявшую неподалеку машину Кэтрин, кинулся в огонь… Там была еще одна девушка, Шейла, она работает в закусочной у Нормы Дженнингс, кажется, официанткой, ей удалось спастись… О Кэтрин она ничего так и не сказала — наверное, не видела… — в глазах Питера стояли слезы. — Я едва не задохнулся в дыму, меня чудом спасли пожарники…

Китаянка молча выслушала путаный рассказ Питера и, когда тот, наконец, закончил, спросила:— Может быть, Кэтрин все-таки жива?..

Питер махнул рукой — в этом жесте прочитывалась полнейшая безнадежность. — Куда там… Ничто живое не могло бы выжить в таком страшном пламени… — Когда похороны?.. — вполголоса спросила китаянка, доставая из редикюля платок, чтобы смахнуть слезы, — в какой день?.. Может быть, я уже опоздала?..

Питер тяжело вздохнул. — Я собирался заказать панихиду на воскресенье… Только вот не знаю, что мы будем хоронить…

Глава 62

Одри Хорн готовят к обмену. — Смерть Эмери Беттиса. — Люси Моран объясняет Дэйлу Куперу причину своего разрыва с Энди Брендоном. — Купер просит помощи у шерифа Трумена. — Энди Брендон пытается предстать перед матушкой и тетушкой Лиз настоящим мужчиной.


Сидя за роскошным столом красного дерева в кабинете Хорна на втором этаже «Одноглазого Джека», Жан Рено задумчиво раскладывал какой-то пасьянс — карты никак не ложились в нужной последовательности, и это немного раздражало Жана. Двери открылись, и в комнату зашел Эмери Беттис. — Ее сейчас приведут, — суетливо произнес он, — не волнуйтесь, мистер Рено, ее вот только подготовят как следует и доставят в этот кабинет.

Жан с отвращением посмотрел на говорившего.

«Сразу видно, что это — мерзавец и негодяй, — подумал он и, незаметно опустив руку в карман пиджака, нащупал пистолет с глушителем. — Какая же у этого мистера Беттиса отвратная физиономия…»

Спустя несколько минут Эмери вышел. Рено углубился в пасьянс. Он всегда раскладывал карты, чтобы успокоиться.

«Так, если этого червового короля переложить сюда, а десятку пик передвинуть на один ряд… Не получается. А если туза пик передвинуть… Тоже не получится. Мешает вот этот валет. — Прикидывал в уме Жан. — Валет, Джек…» — его немного удивило совпадение мешавшей в достижении нужной последовательности карты и названия заведения, где он теперь находился.

Размышления Рено прервало вторичное появление мистера Беттиса. На этот раз он был не один — Эмери вел под руку Одри.

С первого же взгляда Жак понял, что с девушкой твориться что-то не то — очевидно, она находилась в состоянии наркотического опьянения. Одри шла очень медленно, осторожно делая каждый шаг, будто бы боясь провалиться в какую-то яму. Страшнее всего Рено показались глаза девушки — они были пустыми и ничего не выражавшими.

Сопровождавший ее заведующий парфюмерным отделом лепетал какую-то чушь:— Ну-ка, ну-ка, спящая красавица, теперь мы будем готовиться ко встрече с любимым папочкой… А ты так плохо вела себя, я даже не знаю, что скажет твой дорогой папочка, когда мы ему об этом расскажем, — говорил мистер Беттис голосом, которым обычно разговаривают с совсем маленькими детьми. — Он страшно, страшно рассердится, он будет на тебя кричать… Ну очень, очень нехорошая девочка… Иди, иди, ступай ножками, ступай… — Жан заметил, что Эмери слишком откровенно заглядывает Одри под блузку. — Жаль, конечно, что мне так и не удастся с тобой поразвлечься, представляю, какое это удовольствие… Ой, какие же у тебя сосочки, — простонал Эмери, — какие замечательные маленькие грудочки, ты не носишь лифчика, это правильно…

Одри, дойдя до стула, уселась, словно заводная кукла. В ее движениях было что-то механическое.

«Наверняка ее обкололи чем-то страшным, — окончательно решил про себя Жан. — Видимо, эти мерзавцы хотят посадить девушку на иглу… Только не совсем понятно, для чего именно им это понадобилось?..

Мистер Беттис продолжал свой идиотский лепет:— Одри, дорогая, не волнуйся, все будет очень хорошо, ты даже представить себе не можешь, насколько все хорошо будет… Только ты не думай, что видишь нас с Блэкки в последний раз, мы еще наверняка встретимся, попомни мои слова, дорогая… — Эмери притворно всхлипнул. — Мы тоже будем скучать без тебя, нам будет очень тяжело, вот увидишь, очень, очень печально, особенно Блэкки — она сказала, что у тебя непревзойденный талант к чтению гороскопов… Кстати, — захихикал Эмери, — кстати, я смотрел твой гороскоп на сегодняшний день, и знаешь, что тебе он обещает? — Мистер Беттис вопросительно глянул на девушку и, естественно, не дождавшись ответа, произнес: — он обещает тебе долгую дорогу домой… А ты еще не веришь… Только не волнуйся, все будет очень хорошо. Мы обязательно встретимся под крышей этого замечательного заведения, только на этот раз, надеюсь, ты не станешь душить меня электрошнуром от пылесоса…

Жану порядком надоела эта бессмысленная болтовня, и он, прищурившись, посмотрел на несносного мистера Беттиса и коротко приказал:— Замолчи!..

Эмери сразу же умолк. — Одри, — начал Рено, — Одри, у тебя действительно были неприятности, тяжелая полоса в жизни, но теперь все самое худшее позади, — Жан специально говорил очень медленно, неторопливо, стараясь придать вес каждому своему слову, прекрасно зная по собственному опыту, что именно такая манера разговора действует на людей наиболее успокоительно. — Да, Одри, все самое худшее позади, так что теперь ты можешь не волноваться… Сейчас ты соберешь свои вещи, и я отвезу тебя к отцу… Надеюсь, я обрадовал тебя этим известием?..

То ли от перемены обстановки, то ли от обстоятельного тона говорившего, Одри постепенно начала приходить в сознание. Хотя и с трудом, но она поняла смысл сказанного Рено.

Жан, участливо посмотрев на девушку, спросил:— Почему ты так плохо выглядишь?.. Тебя, наверное, тут били?..

Одри с неимоверным усилием подняла глаза на Жана и голосом, который, скорее, походил на синтезированный голос автоответчика, произнесла:— Да.

Рено подался корпусом вперед. — Неужели?..

Неожиданно в этот разговор встрял мистер Беттис. — Она… Она говорит неправду!.. Мистер Рено, она обманывает вас, она специально оговаривает меня!.. Ее тут никто не бил, с ней обращались самым лучшим образом!.. Не верьте ей!..

Рено с нескрываемым отвращением посмотрел на лепетавшего Эмери. — Почему же она так скверно выглядит?.. Почему у нее синяки под глазами?.. Почему она так невнятно говорит?..

Мистер Беттис замялся. — Ну, понимаете ли, мистер Рено, она заболела, простудилась или еще что-то там такое, у нее была температура, и потому мы с Блэкки решили дать ей немного лекарств. А синяки под глазами — это от высокой температуры… Верьте мне, мистер Рено, я вас не обманываю… А почему она так невнятно говорит, я даже не знаю, наверное, у нее от рождения плохая дикция…

Одри, с трудом подняв голову, произнесла, указывая глазами на мистера Беттиса:— Он бил меня…

Взгляд Жана стал холодным и жестким. — Ну, что ты на это скажешь?..

Тот принялся оправдываться, закрывая локтями лицо — будто бы в ожидании удара:— Нет, нет, не верьте ей, этого не было… Она хочет оговорить меня, она хочет, чтобы у меня были неприятности… Ничего подобного не было, не было и быть не могло… Ей, наверное, померещилось… — мистер Беттис попятился назад, — этого не было, не верьте ей, мистер Рено… А если ее и ударили слегка один только раз, так это для ее же пользы — я же говорю, у Одри была очень высокая температура, она не хотела принимать лекарства… И ударил ее не я, а Блэкки…

Одри с неимоверным трудом выдавила из себя:— Он бил меня. — Девушка сознательно сделала ударение на первое слово. — Нет, это все неправда, — принялся скороговоркой оправдываться мистер Беттис, — это все неправда, она все врет…

Рука Жана незаметно опустилась в карман пиджака — туда, где лежал уже снятый с предохранителя пистолет с глушителем.

Эмери, ничего не подозревая о грядущей опасности, продолжал:— А если я когда-нибудь и поднял на эту девушку руку, так это тоже только для ее пользы… Вы же знаете, мистер Рено, что я — человек благородный, я никогда не смог бы поднять руку на женщину, на девушку, а тем более — на такую милую и обаятельную, как эта… Вы же знаете, как уважаю я ее отца, всеми нами любимого мистера Бенжамина Хорна, как много он делает для нашего замечательного города… Неужели у меня поднялась бы рука на его любимую дочь, неужели я посмел бы хотя бы в мыслях позволить себе…

Это были его последние слова — произнося весь этот бред, мистер Беттис старался смотреть Жану Рено в глаза и, конечно же, не мог видеть, как из-под стола медленно поднимается рука с пистолетом…

Короткий, похожий на звук протыкаемого иголкой воздушное шарика, хлопок, и Эмери упал навзничь. Во лбу его зияло пулевое отверстие.

Поднявшись из-за стола, Жан подошел к ничего не понявшей девушке и, взяв ее за руки, поднял со стула. Жан про себя отметил, что тело Одри было как будто ватное… — Одри, — произнес Жан, приобняв девушку за плечи, — Одри, не волнуйся, все будет хорошо… — после этих слов Рено слегка потряс ее — голова Одри только болталась на похудевшей шее. — Мне плохо… — наконец произнесла она. — Мне очень плохо…


В последнее время отношения Люси Моран и Энди Брендона стали настолько очевидными, что не замечать их было просто невозможно. Купер, при всей своей занятости, не раз замечал заплаканные глаза мисс Моран, замечал, как при появлении в фойе полицейского участка Энди Брендона та, резко поднявшись, демонстративно уходила. Сперва Дэйл относился ко всему этому с иронической усмешкой, считая, что это — не более, чем очередные капризы секретарши шерифа, однако, когда подобные вещи начали повторяться все чаще и чаще и обстановка в полицейском участке при появлении Брендона накалялась до невыносимой, решил-таки вмешаться и серьезно побеседовать с Моран.

Куперу не пришлось долго ждать подходящего повода — он вскоре предоставился.

Однажды, вернувшись с дорожного патрулирования, Энди решительно подошел к девушке — та, стоя у раковины, мыла кофейные чашечки и, взяв ее за плечи, произнес:— Люси! Мне надо с тобой поговорить.

Брендон пытался выглядеть в глазах мисс Моран уверенным и немножко нагловатым, и это бы у него получилось, если бы не дрожащие руки.

Люси вздрогнула. Первым ее желанием было обернуться и сказать Брендону что-нибудь хорошее, но она усилием воли подавила его и себе и деланно равнодушным тоном ответила:— Заместитель шерифа Энди Брендон! — Люси всегда называла своего воздыхателя именно так, когда хотела, чтобы тот от нее отстал. — Заместитель шерифа Энди Брендон! Прошу вас не прикасаться ко мне!

Однако тот и не думал сдаваться — видимо, сказалась воспитательная работа и постоянные беседы о том, что значит быть «настоящим мужчиной», которые ежедневно проводили с ним матушка и тетушка.

Откашлявшись в кулак, Брендон повторил:— Люси! Мне необходимо с тобой поговорить по одному очень важному делу!..

Люси, вымыв чашки, вырвалась из объятий Энди и, поставив их на поднос, дернув плечом, направилась в сторону кухонного столика. — Люси!..

Мисс Моран, включив плитку, принялась насыпать молотый кофе и сахар в жезвей в тех пропорциях, что учил ее Купер. — Люси, я повторяю тебе еще раз…

На этот раз девушка, наконец, подала голос: — Брендон!.. Ты просто невыносим. Извини, но я не хочу с тобой разговаривать…

По тону, которым была произнесена эта фраза, Энди почему-то подумал, что девушка только изображает из себя недотрогу, а на самом деле по-прежнему неравнодушна к нему.

Ободренный этим успехом, Энди решил усилить натиск:— Люси, неужели у нас с тобой нет ни одной общей темы?..

Мисс Моран хмыкнула, но ничего не ответила. Залив в жезвей воды, она поставила его на плитку и принялась сосредоточенно смотреть на пузырящуюся кофейную гущу. — Люси, неужели у нас с тобой не осталось ничего общего?..

Дождавшись, пока кофе закипит, мисс Моран осторожно взяла жезвей за ручку и, на несколько секунд сняв его с плиты, поставила вновь — на этот раз на очень маленький огонь. Готовить таким образом кофе рекомендовал ей Дэйл Купер. — Люси, неужели ты уже… — голос Брендона предательски дрогнул, — неужели ты меня уже не любишь, Люси?..

Сняв с плитки жезвей, Моран поставила его на специальную подставку и, убедившись, что кофейная пенка достаточным слоем прикрывает напиток, сделала вид, что собирается куда-то идти. — Люси, не уходи, пожалуйста, я очень прошу тебя об этом…

Энди попытался загородить ей дорогу, но мисс Моран, решительно посмотрев на него, прошипела:— Пусти…

Брендон решил предпринять последнюю попытку. — Люси, — пробормотал он, — Люси, скажи мне, неужели тебе действительно так невыносимо мое общество?.. — заметив, что Люси молча его слушает, Брендон приободрился, — неужели оно тебе настолько неприятно?.. Неужели ты забыла, как замечательно проводили мы вместе время — ну, хотя бы тогда, в Сиэтле…

Люси резко перебила своего ухажера:— Заместитель шерифа Энди Брендон! Развлекайтесь, пожалуйста, в обществе своих грязных порнографических журналов!..

После этих слов Люси подошла к Куперу — он, сидя в кресле перед телевизором, был невольным свидетелем этой сцены и, стараясь казаться непринужденной, с улыбкой произнесла:— Мистер Купер, — прошу, — Люси указала в сторону столика с жезвеем.

Энди, поняв, что разговор окончен, в сердцах плюнул и, хлопнув дверью, вышел на улицу.

Купер, поднявшись с кресла, коротко кивнул:— Спасибо…

Налив в чашку кофе, он сделал небольшой глоток, и, внимательно посмотрев на девушку, произнес:— Люси… Я хотел бы тебе кое-что сказать…

Люси с готовностью подняла на Дэйла глаза. — Да… Это касается кофе?.. Наверное, какой-то новый рецепт?.. — Нет, Люси, это касается непосредственно тебя, а точнее, — Дэйл кивнул в сторону дверей, за которыми только что скрылся Энди, — точнее, вас двоих…

Люси ожидала от Купера чего угодно, но только не этого. — Да…

Дэйл, допив кофе, подошел к столику и, поставив чашку, обернулся к мисс Моран. — Люси, я, конечно же, хорошо понимаю, что твои взаимоотношения с Энди — твоя личная жизнь, однако, как старший товарищ, хотел бы помочь тебе, если, конечно же, ты сама не против…

Мисс Моран всем своим видом выразила согласие принять помощь Дэйла. — Скажи честно, что произошло между вами?.. Почему ты стала такая нервная?.. — Понимаете, Дэйл, — от волнения Люси почему-то перешла с Купером на «вы», -понимаете, я вижу, что Энди в общем-то, неплохой парень… — Правильно, — поддержал ее Купер. — Он действительно хороший человек, но, может быть, некоторым он кажется несколько странноватым…

Люси, которая и сама никак не могла сказать, чего же она хочет от Брендона, с готовностью ухватилась за это слово. — Вот-вот, именно странноватым, — воскликнула она, — именно это я и имела в виду…

Купер с улыбкой произнес:— Каждый человек по-своему странен, Люси. Ты, наверное, заметила, как косо смотрят на меня люди, когда я надиктовываю Даяне свои дневники на портативный диктофон?..

Мисс Моран кивнула. — Да… — Они тоже считают меня несколько странноватым… Ничего, каждый сходит с ума на свой лад, на свой манер… Как говорит доктор Уильям Хайвер — у каждого свои

принципы. — Но у Энди странности совсем другие, чем у всех нормальных людей!.. — воскликнула Люси. — Какие же?..

Мисс Моран никак не ожидала, что разговор пойдет о конкретных вещах, как и всякая женщина, она могла часами говорить о чем-нибудь абстрактном, не обременяя своих рассуждений какими-либо конкретными примерами. Вопрос Купера застал ее врасплох. Сделав небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, она, наконец, очень неуверенным голосом произнесла:— Дело в том… Вообще, я заметила, что Брендон совсем не такой, каким я его себе сперва представляла… Он не делает по утрам зарядку… — Люси лихорадочно соображала, что еще такого сказать. — Он очень редко моет свою машину… Он, когда ходит, часто горбится, мне не правится его походка, он как-то очень некрасиво расставляет ступни, когда идет по городу… Мне даже иногда стыдно идти с ним рядом… Бывает, что я ловлю себя на мысли, когда иду под руку с Энди, что выбираю самые темные закоулки Твин Пикса, чтобы не попадаться на глаза знакомым… Еще Энди, как я заметила, иногда разговаривает сам с собой, — вспомнив, что такая же привычка есть и у Купера, Люси поспешно добавила, — однако он делает это не из профессиональных соображений, как некоторые, а… не знаю почему. Наверное, он просто ненормальный. — А я разговариваю не сам с собой, — вставил Дэйл. — Я разговариваю со своей секретаршей Даяной… — Тем более. А он — сам с собой. — Люси, морща лоб, соображала, какие причины могут показаться убедительными. — Да, — вспомнила она. — Еще этот Энди иногда просто вызывающе небрежно одевается… Он не занимается спортом, подумать только, у него ведь до сих пор нет спортивной куртки, у него нет даже кроссовок!.. Дэйл улыбался, слушая оправдания Люси. В этой улыбке ясно прочитывалось: «Ну и дура же ты…»— Значит, — резюмировал Купер, — значит, Люси, ты считаешь, что всех этих причин достаточно, чтобы ты бросила Брендона?.. — Да. Считаю…

Купер, внимательно посмотрев в глаза мисс Моран, осторожно предположил:— Мне кажется, у тебя есть еще какая-то причина, о которой ты умолчала.

Люси потупила взгляд. — Да…

«Так я и знал, — подумал Дэйл, — конечно же, есть еще что-то… Интересно было бы узнать, кто этот несчастный?.,»— И давно вы с ним встречаетесь?..

Люси густо покраснела. — А откуда вы знаете о Дике, мистер Купер?..

Купер с удовольствием подумал, что на этот раз он не ошибся. — Я о нем не знаю, — с улыбкой сказал Дэйл. — Я только догадываюсь… Значит, его зовут Дик?.. — Да…

Лицо Купера приобрело необычайно серьезное выражение. — Кто он?..

Люси, переминаясь с ноги на ногу, ответила:— Работает в универмаге Хорна, в отделе модной мужской одежды… — Так-так, — сказал Купер. — А скажи мне, как это получилось, что ты с Брэндона перекинулась на этого торговца?..

Люси, едва не плача, ответила:— Это произошло как-то случайно… Просто я посмотрела одно телешоу телеканала для феминисток, там говорилось о женской независимости от мужчин и самостоятельности в выборе мужчины… Так вот, после этого телешоу я решила, что пора бы подумать и о себе… И тут мне подвернулся этот Дик… Он мне тогда очень понравился, потому что не горбится, не разговаривает сам с собой, у него правильная походка, а кроме этого, он содержит свои замечательные костюмы и свою спортивную «Альфу-Ромео» в идеальном порядке… — Понятно… — протянул Дэйл. — А теперь скажи мне вот что: ты продолжаешь встречаться с этим парнем я говорю о торгаше из универмага Хорна?.. — Нет… — едва слышно ответила Люси. — Мне показалось, что я ошиблась.

Купер испытующе посмотрел на собеседницу. — А ты хотела бы вернуться к Энди Брендону. Ответь мне, только честно… Ну, отвечай же, хотела бы или нет?..

Люси, отвернувшись, смахнула набежавшую слезу. — Я не знаю… — жалостливым голосом сказала она. По интонации, с которой была произнесена эта фраза, Купер догадался, что мисс Моран очень неудобно за все, что произошло, что ей очень стыдно и что единственное, чего ей теперь хочется — чтобы ее как можно быстрее оставили в покое.

Однако Купер решил выяснить, что собирается предпринимать секретарша шерифа дальше. — Люси, тогда ответь мне, чего же ты хочешь на самом деле?..

Это было уже слишком — Люси, не выдержав давления агента ФБР, некрасиво, навзрыд расплакалась и, цокая каблуками, выбежала из фойе.

В это время из своего кабинета вышел Гарри. — Что это с ней такое?..

Купер, глядя вслед удаляющейся Люси, полуоправдательно-полуиронично произнес: Я лишь пытался помочь…

Гарри усмехнулся. — Что ж, это была не самая плохая мысль… Купер язвительно поинтересовался:— Ты что, также пытался ей помочь?..

Гарри передернул плечами. — Это все равно, что асфальтировать выбоину на третьей миле шоссе номер девять — до первого дождя…

Похлопав шерифа по плечу, Дэйл с улыбкой произнес:— Насколько я понял, ты тоже пытался ездить по этой дороге… — Дэйл сделал небольшую паузу. — Да, вот еще что: у меня к тебе дело…

Купер долго думал, как именно попросить шерифа о помощи, не задевая при этом самолюбия Гарри — а то, что Трумен был скрытым честолюбцем, Дэйл понял уже давно, с первого дня пребывания в Твин Пиксе…

Наконец, Купер решил изложить свою просьбу без обиняков и напрямую… — Послушай, — сказал он шерифу, когда они прошли в кабинет. — У меня к тебе есть одна небольшая просьба…

Гарри наклонил голову в знак согласия. — Пожалуйста… Я сделаю все, что в моих силах, ты же знаешь… — Только вот что — не спрашивай, для чего мне это надо…

Гарри заулыбался. — Значит, у тебя уже две просьбы, одну из которых я уже знаю — не спрашивать о чем-то, о чем ты еще не сказал… — после находки красного «корвета» шериф, очень гордый собой, был в превосходном расположении духа и был склонен все обращать в шутку.

Дэйл, однако, не был склонен шутить — вид агента ФБР был достаточно серьезен. — Мне нужен какой-нибудь мальчик из вашей читальни — ну, я говорю о книжном складе… Притом самый лучший.

Трумен прищурился. — Знаешь, Дэйл, — начал он, — я не спрашиваю, для чего тебе это надо… Я только хочу знать — действительно ли мне не следует об этом знать?..

Купер подумал: «Может быть, хотя бы намекнуть, что это касается исчезновения Одри Хорн?.. Или… — вспомнив слова Бенжамина о том, что любое вмешательство полиции может погубить его дочь, Дэйл решил, — нет, вряд ли… Можно все напортить…»— Ты можешь мне сказать, это действительно серьезно?.. — продолжал настаивать Трумен. — Да. Просто я попал в одну довольно затруднительную ситуацию… — поняв, что он взял немножко несоответствующий тон, Купер добавил: — Я тебе как-нибудь попозже обо всем расскажу…

Гарри, наморщив лоб, что-то обдумывал. Купер выжидательно смотрел на него. Наконец Трумен согласился: — Хорошо. Я не буду тебя ни о чем спрашивать… Но ты точно расскажешь мне обо всем? — Да, — ответил Дэйл. — Конечно же, расскажу… — Только, — добавил он, — если все действительно получится так, как я задумал…


Обескураженный последним разговором с Люси, Брендон медленно ехал на своем потрепанном автомобиле в сторону дома. Вид у Энди был печальный и задумчивый.

«Везде одни неприятности, — со вздохом подумал он, — нигде ни покоя, ни радости… В участке — Люси, которая до сих пор никак не решила, чего же она от меня хочет, с ее капризами, с этой непонятной беременностью… Интересно, что скажет мне доктор Уильям Хайвер?.. Может быть, при предыдущем анализе произошла какая-то ошибка, недоразумение?.. Сейчас приеду домой — там матушка с тетушкой Элизабет… Тотчас же начнут пилить — ты не мужчина, ты ничего не умеешь, вот твой отец, который целых пять лет был шерифом Твин Пикса… Хотя — и это мне известно абсолютно точно — муж моей матушки никогда не был моим отцом. Матушка как-то в припадке откровения сама мне об этом рассказывала…»

Брендон посмотрел на часы и со вздохом отметил, что обычно в такое самое время матушка с тетей Лиз, сидя за чаепитием, наверняка что-то обсуждают — скорее всего обсуждают его, Энди…

«Они обязательно будут мне говорить, что я — не настоящий мужчина, что у меня нет ничего мужского, что я не умею абсолютно ничего — ни как следует ругаться матом, ни драться, ни постоять за себя, ни даже напиться, как следует… А что, если действительно пойти и напиться? — мелькнуло в голове Энди, — я даже где-то читал, что в таких ситуациях, как моя, многие, даже положительные герои, напиваются…»

Энди притормозил и, вывернув руль, поехал в обратном направлении, обдумывая по дороге, где бы лучше нарезаться. Кафе Нормы Дженнингс он отверг сразу же — во-первых, это было слишком многолюдное место, во-вторых — вид полицейского в форменном кителе, распивающего за столиком виски, мог вызвать немалое удивление посетителей… По городу бы мгновенно поползли разные нехорошие сплетни. По той же причине Брендон отверг и «Дом у дороги» — кроме всего прочего, до него было слишком далеко ехать, а возвращаться — еще дальше. Брендон сидел за рулем, и, вспомнив, что ему придется возвращаться домой на машине, решил подумать, где бы он еще мог напиться. Наконец, Энди пришел к лучшему в этой ситуации решению — купить в супермаркете бутыль самого свирепого виски и какой-нибудь закуски, подъехать к собственному дому и распить спиртное, не выходя из автомобиля…

Уже смеркалось, когда Энди ступил на порог своего дома. Он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. При этом Энди все время бормотал какую-то чушь. Наконец, сообразив, что двери открыты, он с шумом ввалился в дом. Спотыкаясь при каждом шаге, то и дело задевая углы мебели, он, балансируя на ходу, минут за десять прошел в гостиную, где матушка с тетушкой Элизабет допивали тридцать восьмую чашку чая.

Стараясь казаться как можно непринужденнее, Энди развязно плюхнулся в кресло и, подмигнув тетушке Элизабет, громко икнул.

Та, с недоумением посмотрев на Элеонору, всплеснула руками. — Энди, что с тобой?..

Энди хотел что-то сказать в ответ, но ему вновь помешала икота. — Энди, тебе, может быть, плохо? — всполошилась тетушка Лиз.

Энди облизал пересохшие губы и, после непродолжительного молчания ответил:— И-и-ик… Мне очень даже хорошо… и-и-ик… Очень даже…

Элеонора Брендон, принюхавшись, наконец-то поняла, в чем дело. — Энди, — очень серьезным тоном произнесла она. — Энди, ты что… выпил?..

Энди продолжал бороться с икотой. — И-и-ик… Ну, допустим, я выпил… и-и-ик… Ну, и что же здесь такого?..

Лицо матушки посерело. — Энди, я не спрашиваю, где ты пил, я не спрашиваю, сколько, потому что и так прекрасно вижу, что очень много… Я спрашиваю только одно — с кем?.. — И-и-ик… матушка… — Энди, вытащив из кармана плаща свернутый в трубочку журнал «Мир плоти», развернул его посредине и указал на фотографию обнаженной фотомодели в чрезвычайно вульгарной позе. — Ты хочешь сказать, что пил… — И-и-ик… Матушка, я пил с Лорой Палмер, — неожиданно для всех произнес Брендон. — И-и-ик… — обведя мутным взором матушку и тетушку из Сиэтла, Энди повысил голос: — Кажется… и-и-ик… кажется, вы мне не верите?.. — рука Энди потянулась к кобуре со «Смит-Вессоном». — И-и-ик… так я вам сейчас докажу…

Лицо Элеоноры Брендон приобрело необычайно испуганное выражение. — Что ты, что ты, сынок, — быстро-быстро запричитала она, — что ты, мы прекрасно знаем, что ты никогда не обманываешь, ты не способен на обман… — поняв, что с Энди лучше не спорить, матушка согласно закивала головой. — Значит, ты говоришь, что был на какой-то вечеринке с Лорой Палмер…

Неожиданно послышалась реплика Элизабет: — Какая еще Лора Палмер?.. Элеонора, ты ведь сама говорила мне…

Матушка Энди, обернувшись, зашикала на свою гостью, делая глазами какие-то знаки:— Тс-с-с… — она, наклонившись к уху Элизабет, шепотом произнесла: — не спорь с ним… не надо… — выпрямившись, она нарочито громко сказала, обращаясь к сыну: — значит, ты был на какой-то вечеринке, я правильно поняла тебя, сынок?..

Энди никак не мог справиться с икотой. — И-и-ик… Я не говорил, что был на вечеринке… Я сказал, что пил с Лорой Палмер…

Элеонора понимающе покачала головой. — Так… Наверное, в Твин Пиксе есть еще одна Лора Палмер, которую я просто не знаю… Значит, ты говоришь, что был у нее в гостях?..

Энди начала раздражать непонятливость матушки. — И-и-ик… Я же понятно, кажется, сказал, что не был ни на какой вечеринке, и Лору Палмер я знаю только одну — ту самую дочь адвоката Лиланда… Неужели непонятно?..

Не выдержав, в разговор вступила тетушка Элизабет. — Ничего не понимаю, — насколько мне известно, Лора Палмер — это та девушка, которая погибла… Как это ты мог быть с ней на вечеринке?

Элеонора принялась делать умоляющие жесты в сторону тетушки Элизабет — «молчи, мол, ну чего ты встреваешь…» — Энди, — сказала матушка, — Энди, а как же эта твоя эта… — она попыталась подобрать какое-нибудь не слишком обидное для Люси определение, но ничего так и не придумала, — эта… ну, с которой ты встречаешься… секретарша теперешнего шерифа?..

Брендон причмокнул губами. — И-и-ик… она — дура… и-и-ик… дура набитая… и-и-ик…

Глаза Элеоноры посветлели. — Наконец-то ты сам это понял… А я давно говорила тебе, что вы с ней не пара, что если бы ты и согласился, то…

Брендон неожиданно перестал икать.

Элеонора продолжала:— Сынок, да ты посмотри на ее физиономию! Сразу видно, что она настолько глупа, настолько глупа… Ну очень, очень глупа!..

Брендон принялся сосредоточенно изучать носки своих сапог. — Я очень рада, что ты наконец порвал с ней… С этой про… — Элеонора очень хотела выговорить слово, вертевшееся у нее на языке, но в то же время боялась обидеть сына; наконец, неприязнь к мисс Моран переборола все остальные соображения, и матушка Энди прошипела: — с этой прошмандовкой…

Энди медленно поднял голову и, не моргая, посмотрел сперва на мать, а потом — на тетушку Элизабет; та поежилась. — Как ты сказала? — спросил он у матушки таким тоном, что ей сразу же стало не по себе. — Повтори, как ты сказала?..

Элеонора, поняв, какую ошибку она допустила, решила тут же перевести разговор в другое русло. — Я говорю, что ты, такой замечательный парень, такой отличный полицейский мог бы найти себе и куда лучшую девушку…

Брендон упрямо настаивал:— Нет, ты что-то сказала об этой девушке, о Люси Моран…

На помощь Элеоноре пришла тетушка Элизабет:— Энди, Энди, успокойся… Не нервничай… Это же дело вкуса: кому-то нравится эта девушка, кому-то — нет… Наверное, ты тоже кому-нибудь не нравишься… — поднявшись из-за стола, она подошла к племяннику и осторожно взяла из его рук порнографический журнал. — Что это у тебя?..

Энди хмыкнул. — Журнал… Это мы с Люси Моран однажды читали в полицейском участке…

Вынув из футляра очки, Элизабет тщательно протерла их и, надев, произнесла:— Ну-ка, ну-ка, посмотрим… — едва пролистав не сколько страниц, мисс Брендон выронила журнал на пол и, всплеснув руками, произнесла: — Господи, какой ужас…

Миссис Брендон встревоженно посмотрела на тетушку Элизабет. — Что с тобой?

Та, мгновенно став необычайно красного цвета, тяжело опустилась на стул и, стараясь не смотреть на лежавший на полу порнографический журнал, указывала в его сторону пальцем так, как обычно пугливые девочки указывают на дохлую крысу. — Там… там… там такое!..

Нагнувшись, матушка Энди подняла журнал с пола и посмотрела изображение на обложке. Поднявшись, она открыла форточку и выбросила «Мир плоти» за окошко. — Энди, — очень строго произнесла она, — Энди, я не буду ругать тебя за то, что ты пришел выпивши, я не буду тебя ни о чем спрашивать, скажи мне только — откуда у тебя этот грязный листок.

Энди, идиотски улыбнувшись, пробормотал что-то нечленораздельное.

Элеонора вспомнила, что журнал упоминался в контексте с ненавистной Люси Моран. — Ты говорил, что эта твоя Люси… Это что, она дала тебе его почитать?..

Брендон почему-то согласно закивал в ответ. Матушка, сжав губы, произнесла: Так я и знала… — Что знала?.. — подала голос Элизабет, оправившись, наконец, от шока.

Она, кроме всего прочего, еще и развращает моего бедного мальчика. — Может быть, это — какая-то ошибка? — предположила мисс Брендон.

Миссис Брендон нахмурилась. — Дорогая, ошибки тут быть не может… Я отлично знаю эту Люси Моран, так же, как и все их семейство… Это семья настоящих уродов, уверяю тебя!.. Ее папочка был каким-то коммивояжером, не знаю, правда, чем он гам торговал, однако после смерти в шуфляде его письменного стола была обнаружена целая коллекция женских трусиков — он, оказывается, был эротоманом… Тетушка Лиз всплеснула руками. — Господи, какой ужас!.. И с дочерью этого человека встречается мой племянник?!.

Миссис Брендон, вспомнив, как когда-то отдыхала в Калифорнии вместе с матерью Люси в одном отеле и что-то во время отдыха у нее, Элеоноры, пропало, решила не упустить и эту возможность. — А ее мать была настоящей воровкой… Помню, в тысяча девятьсот пятьдесят девятом я с мужем отдыхала в Сан-Франциско, так она меня нагло обворовала… Я, правда, уже не помню, что именно она у меня тогда украла, но то, что обворовала — помню прекрасно!

Тетушка Лиз вновь всплеснула руками. Неужели это правда!.. — Правда, правда, — успокоила ее Элеонора, — правда, неужели я буду тебя обманывать?.. Лиз, подумай сама, как может у таких гнусных и распутных родителей родиться нормальный ребенок?.. Она безобразна, вульгарна, капризна, безответственна… К тому же, я только теперь начинаю понимать, за что нынешний шериф, этот выскочка Трумен взял ее в секретарши…

Энди совсем не к месту попытался вставить:— За то, что она хорошо варит кофе и замечательно готовит вишневый пирог…

Элеонора отмахнулась. — Не лезь, не перебивай старших… Он прекрасно понимает, насколько глупа эта Люси, и ему приятно видеть рядом с собой человека, который еще глупее его самого… Да, глупее!..

Это было уже слишком. Энди, не выдержав, судорожным движением расстегнул кобуру и, выхватив револьвер казенного образца, зажмурился и выстрелил, стараясь при этом, однако, не задеть ни матушку, ни тетушку. Стоявший на столе заварной чайник разлетелся вдребезги; один из отлетевших осколков едва не разбил очки тетушки Элизабет…

Энди, поняв, что поступил слишком круто, отбросил оружие в сторону и, схватившись за голову, выбежал из комнаты. Когда шаги убегавшего Энди затихли, и нервное напряжение немного спало, Элеонора, взяв со стола большой осколок чайника и повертев его в руках, обернулась к тетушке Элизабет и с некоторой гордостью произнесла:— Молодец… Настоящий мужчина. Мой муж, будь он жив, поступил бы именно так.

Глава 63

Хэнк и Норма Дженпипгс в ожидании знаменитого журналиста Вэнса. — Откровенная беседа Донны и Мэдлин. — Скандал в полицейском участке.


Дженнингсы, узнав о предстоящем визите в Твин Пикc знаменитого журналиста Вэнса, очень серьезно подготовились к возможному посещению им кафетерия: на столах были разостланы новые скатерти, медная ручка входной двери блестела, как новая, двери туалета сверкали свежей масляной краской. Норма в накрахмаленном и отглаженном фартуке, стоя за стойкой бара, с готовностью улыбалась всем входящим.

Хэнк, одетый по такому случаю не в черный замусоленный комбинезон, в котором он обычно работал на кухне, а в специально купленные в универмаге Хорна рубашку и брюки, вежливо кивая на приветствия посетителей, прикидывал в уме, как может выглядеть этот загадочный журналист.

«Наверняка, он не очень молод, — размышлял он, — скорее всего, значительно старше меня… — вспомнив слова Нормы о том, что до сих пор никто, даже его коллеги не могут с точностью сказать, мужчина этот Вэнс или женщина, он подумал: А может быть, и нет… Во всяком случае, так сразу и не определишь, с первого взгляда… Надо быть со всеми как можно более приветливым…»

Размышления мужа Нормы прервало появление в зале кафетерия какого-то незнакомого человека — по забрызганным грязью голенищам сапог можно было с уверенностью сказать, что ему пришлось проделать немалый путь. Более того, ни Хэнк, ни Норма никогда ранее не встречались с этим человеком. Посетитель — а это был мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, очень грузный, с большим пивным брюхом, с седоватой щетиной на отвисших щеках — держал себя очень вальяжно, как может держать себя только человек, уверенный в своей правоте.

Хэнк и Норма переглянулись. — Это наверняка он, — шепнул Хэнк.

Не сводя глаз с нового посетителя, Норма прошептала в ответ:— Да… Я просто уверена, что это и есть тот самый Вэнс…

Выйдя из-за стойки, Норма с кокетливой улыбкой подошла к посетителю и произнесла:— Я очень рада видеть в нашем заведении такого замечательного человека…

Незнакомец несколько опешил — он явно не был готов, что в Твин Пиксе его знают… Удивленно смотря на хозяйку, он несмело произнес:— Можно ли мне у вас поужинать?..

Норма широко улыбнулась. — Конечно, конечно… Мы будем просто счастливы обслужить вас, дорогой мистер… — Норма вопросительно посмотрела на посетителя, ожидая, что тот представится.

Однако тот почему-то не захотел называть себя и, пройдя к ближайшему столику, уселся и принялся изучать лежавшее перед ним меню.

Подбежав, Норма вновь заулыбалась. — Могу предложить вам замечательные блюда местной кухни, — скороговоркой начала она, — приготовленные по оригинальным рецептам… Знаете, — Норма, наклонившись к самому уху предполагаемого знаменитого журналиста, начала шептать, будто бы сообщая какой-то секрет, — знаете, для самых почетных посетителей мы иногда готовим блюда по рецептам индейских племен, когда-то обитавших в этих краях… Например — мясо под очень вкусным соусом…

Грузный незнакомец с удивлением посмотрел на хозяйку и жестом руки прервал ее. — Я не сомневаюсь, что у вас хорошо готовят, — произнес он, — я наслышан о вашем заведении от хозяина бензоколонки, где недавно заправлялся…

Норма благодарно посмотрела на незнакомца и подмигнула Хэнку; тот сделал рукой знак, означавший, что пока все идет по плану. — Я уверен, что ваша кухня превосходна, — продолжал посетитель, но я хотел бы…

Норма с готовностью вынула из кармана блокнот и авторучку и выжидательно посмотрела на говорившего, — Значит, примите такой заказ: биг-мак средней прожаренности, картофель-фри и бутылочку пепси-колы…

Норма, быстро записав заказ, разочарованно посмотрела на посетителя. — И это все?..

Тот кивнул. — Да. Пока — все…

Пройдя на кухню, Норма сказала своему мужу:— Он какой-то очень странный, этот Вэнс, — она почему-то была абсолютно уверена, что грузный мужчина — именно тот человек, к визиту которого они с Хэнком

готовились целый день, — очень странный…

Хэнк быстро спросил:— Что он заказал?..

Норма вытащила из кармана блокнот с записью заказа человека, которого она приняла за Вэнса, — Вот…

Хэнк прочитал:— Биг-мак средней поджаренности, картофель-фри и пепси… — И это — все?..

Норма передернула плечами. — Он сказал, пока все…

Хэнк покачал головой. — Не расстраивайся, дорогая… Мне кажется, что это — не более, чем уловка опытного ресторанного критика… Мне кажется, он только присматривается, принюхивается… — Ты действительно так думаешь?.. — Ну конечно!.. Не станет же он заказывать прямо с дороги какие-нибудь деликатесы… Кроме того, как мне кажется, этот Вэнс — очень хитер… Если он закажет что-нибудь необычное, это может привлечь внимание… — Хэнк посмотрел в зал и, к своему ужасу, заметил, что за столиком напротив сидит бывший рабочий лесопилки Пэккардов Фрэд Труа — как обычно, пьяный…

Норма немного встревожилась. — Что ты там увидел?.. — Вот так всегда — на мелочи можно погореть… — бросил на ходу Хэнк и рысцой бросился в зал кафетерия.

Подойдя к Труа, он наклонился к нему и зашептал на ухо:— Послушай, приятель, если тебе не сложно, иди доедай на кухню…

Тот, чавкая, поднял на мужа хозяйки глаза и медленно произнес:— Никуда я отсюда не пойду, Хэнк… Мне и тут не плохо…

Хэнк, поминутно оглядываясь на предполагаемого Вэнса, продолжал увещевать Труа:— Ну я очень прошу тебя — иди к нам на кухню… — Поняв, что уговорами ничего не добьешься, Хэнк предложил вариант, который, по его мнению, наверняка бы устроил Труа:— Послушай, если ты сейчас возьмешь свою тарелку и пройдешь на кухню, я подарю тебе галлон виски… Очень тебя прошу…

Труа, поднявшись, вразвалочку направился на кухню, неся в руках свою тарелку.

Грузный посетитель, завидев Хэнка, поднялся со своего места и, подойдя, вытянул вперед руки. — Послушайте, а где тут у вас туалет? Я хотел бы руки помыть…

Хэнк, подскочив, с готовностью принялся объяснять:— Вот, пожалуйста, сюда, направо, потом прямо… Мы там сегодня покрасили, специально к вашему приезду, так что вы не будете разочарованы, вы останетесь весьма довольны нашим заведением… Вот увидите, вам там очень, очень понравиться…

Посетитель, посмотрев на Хэнка, как на ненормального, растерянно произнес:— Спасибо… — заметив, что тот собирается проводить его до самых дверей туалета, посетитель поморщился: — я думаю, вы достаточно понятно объяснили… Я и сам прекрасно найду дорогу.

Вернувшись на кухню, Хэнк, заметив, что Труа полез своими грязными волосатыми пальцами в кастрюлю с соусом, над которым Норма трудилась несколько часов, с негодованием зашипел на него:— А ну, пошел вон!.. Это не для тебя готовилось, а для Вэнса…

Облизав пальцы, Труа поинтересовался:— А почему это какому-то Вэнсу все можно, а мне — ничего?.. И вообще, Хэнк, где обещанный тобой галлон виски?..

Хэнк полез в холодильник и, вытащив оттуда первую попавшуюся бутыль, сунул ее в руки Труа и, взяв его под руку, произнес:— Все, иди отсюда…

Труа, очень довольный, наконец, покинул закусочную.

Выйдя в зал, Хэнк воровато огляделся по сторонам и, заметив, что посетители не обращают на него никакого внимания, присел на краешек места, где только что был незнакомец, и незаметно протянул руку во внутренний карман куртки, которую тот повесил на спинку. Нащупав в кармане что-то твердое, он осторожно вытащил это и, держа руки под столом, наклонился, чтобы осмотреть улов. — «Федеральное Бюро Расследований, — прочитал он, — специальный агент Дарэл Лодвиг. Штат Вашингтон, Центральный Департамент».

Положив удостоверение на место, Хэнк подошел на кухню и молча посмотрел на Норму.

Та, взяв в руки поднос с заказом посетителя, тревожно глянула на мужа. — Что-нибудь случилось?.. — спросила она. — Хэнк, почему ты вдруг стал таким серьезным?.. Скажи мне, что-нибудь произошло?..

Хэнк, присев на уголок стула, обхватил голову руками и после долгой паузы произнес:— Да…


Донна давно думала, как бы поговорить с Мэдлин о ее отношениях с Джозефом и, наконец, решилась это сделать. Позвонив домой Палмерам, она назначила встречу двоюродной сестре своей покойной подруги в «Доме у дороги». По тону, которым говорила с ней Донна, Мэдлин поняла, что беседа будет серьезной.

Сидя за столиком напротив Мэдлин, Донна вертела в руках пластмассовый стаканчик и молча смотрела на девушку, не зная, с чего начать. Наконец, тяжело вздохнув, она произнесла:— Мэд, как ты думаешь, для чего я назначила тебе эту встречу?..

Мэдлин передернула плечами, — Не знаю, — ответила она, — наверное, хочешь со мной о чем-то поговорить?..

Донна поставила стаканчик на стол и пытливо посмотрела в глаза девушке. — И как ты думаешь, о чем же я собираюсь говорить с тобой? Неужели не знаешь?..

Мэдлин опустила глаза. — Догадываюсь… — Значит, так, — начала Донна, — ты наверняка догадалась, что речь пойдет о Джозефе.

Не поднимая глаз, Мэдлин кивнула в ответ. — Да… — Ни для кого не секрет, что твои отношения с этим парнем имеют характер не просто дружественный, а… — Донна запнулась, подбирая нужное выражение, — а, сказала бы я, любовный…

Мэдлин при этом слове вздрогнула. Донна продолжала:— Я не ошиблась, Мэд?..

Девушка едва слышно произнесла:— Не знаю… Наверное, нет, — добавила она после небольшой паузы. — Да, Дон, мне нравится этот Джозеф… И, как мне кажется, я тоже нравлюсь ему… Извини…

Голос Донны стал неожиданно резок. — Не стоит извинений. Я ведь не для этого попросила тебя прийти сюда, чтобы выслушивать какие-то извинения в свой адрес…

Мэдлин молчала. — Я хотела с тобой честно и откровенно обо всем поговорить… — Да, — ответила Мэдлин, — я тоже хотела бы с тобой поговорить…

Донна, поняв, что инициатива ею перехвачена, с чувством некоторого превосходства произнесла:— Вот и прекрасно… — Что прекрасно?.. — не поняла Мэдлин. — Что ты имеешь в виду?.. — Прекрасно то, что нам есть о чем поговорить друг с другом. — А-а-а… — протянула Мэдлин, словно подтверждая какие-то свои мысли, не относящиеся к теме разговора. — Так вот: если тебе так нравится этот Джозеф, если и ты ему так нравишься — это прекрасно…

Мэдлин произнесла срывающимся голосом:— Дон, я знала, что Джо — твой парень… Мне очень неудобно, Дон, но как-то так само собой получилось, что я его у тебя отбила… Я не хотела этого, я, честное слово,

этого не хотела… Ну он действительно мне нравится, и я ничего не могу с собой поделать… Мне так неудобно, так стыдно перед тобой… — вновь повторила она. — Я так

хочу, чтобы все это никак не отразилось на наших с тобой отношениях, я так хочу, чтобы мы по-прежнему оставались друзьями…

Дождавшись, пока Мэдлин выговорится, Донна успокоительно сказала:— А кто тебе говорит, что я на тебя обиделась?.. Откуда ты взяла, что мы и впредь не будем дружить?.. В конце-то концов, нас так много связывает друг с другом, у нас так много общих воспоминаний… Хотя бы о твоей погибшей сестре…

Мэдлин с благодарностью посмотрела на сидевшую напротив собеседницу. — Я очень хочу, чтобы все действительно было так, как ты говоришь…

Донна с усмешкой покачала головой. — Скажу тебе более — я даже очень рада, что все получилось именно так… — Что ты имеешь в виду?..

Донна сделала небрежный жест рукой. — Я говорю о Джозефе… — Но почему, почему?.. — Понимаешь, очень хорошо, что все это случилось именно сейчас, когда я еще не успела к нему как следует привыкнуть… Представляешь, случись все это через полгода или год, не знаю, как бы я смогла… — не закончив свою мысль, девушка полезла в карман и, достав кошелек, встала и направилась к стойке бара. Через минуту она вернулась, держа в руках две жестянки с пепси-колой, одну из которых поставила перед Мэдлин. — Спасибо…

Донна, открыв свою жестянку, сделала несколько небольших глотков. — Так что, Мэд, очень даже хорошо, что ты так неожиданно приехала и помогла мне кое в чем разобраться… Если быть откровенной до конца, я и сама не очень-то была уверена в Джозефе… — Почему? — не поняла собеседница.

Донна, допив напиток, смяла жестянку. — Он обманул меня, он сразу же решил заняться тобой…

Мэдлин несмело возразила:— А что, если во мне он нашел ту, которую искал всю жизнь?..

Глаза Донны загорелись мстительным блеском. — Не будь дурочкой, дорогая… Наверное, это он сам сказал тебе?..

Мэдлин кивнула. — Да…

Донна сделала какой-то очень небрежный жест рукой видимо, относящийся к этому утверждению Джозефа. — Он и мне это раньше говорил… Ты ведь наверняка таешь, что до меня он был парнем твоей двоюродной сестры… — Да… — Сколько всяких красивых слов говорил мне этот Джозеф, — произнесла Донна и, стараясь подражать интонациям Хэрвэя, принялась цитировать: «любимая», «дорогая», «единственная»… — девушка пристально посмотрела на Мэдлин. — Признайся, он ведь и тебе говорил то же самое? Не правда ли?

Мэдлин растерянно кивнула в ответ. — Говорил… Но я думала…

Донна быстро перебила ее:— Ты думала, что это действительно так?.. Что ты и на самом деле «любимая», «дорогая» и «единственная»?.. Он обманывал тебя! — воскликнула Донна. — Он сознательно обманывал тебя — так, как до тебя обманывал и меня, и Лору…

Мэдлин, открыв стоявшую перед ней жестянку, сделала несколько жадных глотков — от всего услышанного у нее пересохло в горле… — Ты действительно так думаешь?.. — Ну конечно!.. Это так и есть!.. — с жаром воскликнула Донна.

Мэдлин растерянно озиралась по сторонам — будто бы кого-то искала. Вид у нее был очень обескураженный, казалось, еще чуть-чуть — и она обязательно расплачется.

Насладившись беспомощностью девушки, Донна с нескрываемым торжеством резюмировала:— Так что, Мэд, как подруга твоей покойной сестры и как, надеюсь, твоя подруга, я тебе еще раз советую — подумай еще раз хорошенько, прежде чем решиться на какие-нибудь серьезные отношения с Джозефом.

Та, с трудом сдерживая рыдания, кивнула в ответ. — Хорошо…

Подсев к Мэдлин и нежно погладив ее по голове, Донна просительно сказала:— Мэд, у меня к тебе есть еще одна просьба…

Мэдлин обратила на Донну полные слез глаза. — Нет, на этот раз разговор пойдет не о Джозефе, а о твоей погибшей сестре… — Да, я слушаю, — ответила Мэдлин, украдкой утирая глаза.

Донна прищурилась. — Я недавно начала встречаться с одним очень интересным человеком, — начала она таким тихим шепотом, как будто сообщала Мэдлин какую-то страшную тайну. -

Это очень интересный человек… — Донна, значит, ты еще с кем-то встречаешься? — то ли с удивлением, то ли с разочарованием спросила Мэдлин.

Донна посмотрела на сестру своей погибшей подруги с нескрываемым удивлением. — А почему бы и нет?.. Я давно с ним встречаюсь…

Мэдлин, которая все еще была под впечатлением предыдущих слов Донны, тихонько всхлипнула. — Но ведь ты же сама говоришь, что этот Джозеф… Ну, насколько я поняла, ты хотела сказать, что он обманывал и Лору, и тебя, и что он обязательно обманет и меня… Значит, ты тоже?.. — Что значит, и я тоже?.. — Ты тоже обманывала Джозефа?..

Донна, поняв, что совершила большую ошибку, употребив слово «встречаюсь» — так обычно говорят не о деловых контактах, а о любовных встречах — поспешила быстренько исправить положение. — Ты не совсем правильно поняла мою мысль, — сказала она поспешно, — дело в том, что я прирабатываю в программе Нормы Дженнингс «Обеды на колесах», и специально напросилась, чтобы меня направили по тому же маршруту, по которому ездила и твоя сестра… Ну ведь я тебе об этом уже сто раз говорила… — Да…

Донна продолжала, стараясь как можно дальше уйти от опасной темы:— Так вот, я хотела побольше узнать о твоей сестре… Пообщаться с теми людьми, с которыми общалась она, пожить какое-то время ее жизнью… Я думала, что это поможет мне найти разгадку и ее жизни, о которой я, как выясняется, знаю очень и очень мало, и разгадку ее таинственной смерти…

Однако слово «встречаюсь» накрепко засело в сознании Мэдлин. — И кого же ты там встретила?.. — Одного человека… Оказывается, это был большой друг Лоры…

Мэдлин с немалым удивлением посмотрела на Донну и произнесла:— Я об этом ничего не знала… Во всяком случае, Лора мне ничего не рассказывала. — Она и мне, как выяснилось, тоже о многом не рассказывала…

Мэдлин внимательно посмотрела на Донну. — Ну, и кто же это?.. — Как выяснилось, у него есть какой-то тайный дневник Лоры…

Мэдлин удивленно воскликнула:— Но ведь, насколько я знаю, Лора вела только один дневник, тот, который у Сарры брал шериф Трумен!.. О втором я ничего не слышала… — Тем не менее, это так…

Мэдлин покачала головой. — Как, все-таки, плохо мы знали Лору… Не говори, — согласилась Донна, — мне иногда кажется, что я не знала ее вовсе… — Чем же я могу тебе помочь? — с готовностью спросила Мэдлин. — Я хотела бы каким-нибудь образом заполучить этот дневник…


Элеонора долго размышляла над странным поведением Энди — с одной стороны, она не без гордости, думала, что ее сын, наконец-то, становится настоящим мужчиной, точно таким, каким при жизни был ее покойный муж, бывший шерифом Твин Пикса целых пять лет; с другой же, каждый раз вспоминая мучительное выражение лица Энди, она горевала, что ее замечательного, воспитанного, нежного, послушного сына довела до такого какая-то Люси. Последней каплей был порнографический журнал «Мир плоти», который Энди, никогда, на взгляд матери, не имевший склонности к подобным грязным картинкам, приволок домой — миссис Брендон была абсолютно уверена, что его подсунула Энди эта злополучная мисс Моран.,.

Не долго думая, Элеонора решила сходить в полицейский участок и как следует с ней поговорить.

До участка было не более пятнадцати минут ходьбы, и Элеонора по дороге взвинчивала себя до последней степени.

«Я покажу этой грязной девке, — с ненавистью думала она, — я покажу ей, как совращать моего дорогого Энди… Подумать только — подсунуть моему ребенку этот грязный листок с изображениями проституток… Если она сама такая, это ее личное дело, но портить невинных мальчиков, я ей не позволю!..»

Миссис Брендон ворвалась в полицейский участок так, как грабители врываются в супермаркет — не хватало только классической фразы — «спокойно, это налет!..» Поискав глазами совратительницу, Элеонора подошла к ничего не подозревавшей Люси — та была настолько занята, что не обратила на мать своего воздыхателя никакого внимания; Люси по заданию Купера вновь занялась подсчетами соответствующих букв в статейках под порнофотографиями, — и, встав перед секретаршей шерифа, произнесла:— А ну-ка, посмотри мне в глаза!..

Люси, оторвавшись от подсчетов, посмотрела на вошедшую и поняла все — судя по виду миссис Брендон, скандал предстоял колоссальный.

Стараясь казаться как можно непринужденней, мисс Моран произнесла:— Слушаю вас… У вас, наверное, какое-то дело к нашему шерифу?..

Элеонора только зашипела в ответ:— Как, ты, грязная прошмандовка, — мисс Брендон решила не стесняться в выражениях, — как ты только смела?..

Люси затравленно посмотрела на мисс Брендон и спросила:— Что вы сказали?..

Та, уперев руки в бока, продолжала наезжать на несчастную:— Как ты только посмела подсунуть моему дорогому мальчику свою гнусную порнографию?.. — В этот момент взгляд Элеоноры упал на лежавший перед мисс Моран журнал, и матушка Энди Брендона еще раз убедилась, что не ошиблась в своих подозрениях.

Она уже не говорила, а громко-громко орала на весь участок:— Моему дорогому сыночку!.. Моему Энди!.. Как ты только могла!..

Люси быстро-быстро замигала глазами — она была готова расплакаться. — Что вы хотите от меня?.. Почему вы меня обзываете всякими нехорошими словами?.. И вообще, что все это значит?..

Слова Люси окончательно вывели из себя мать заместителя шерифа. — Нет, вы только послушайте, — воскликнула она, обращаясь неизвестно к кому — на счастье Люси, фойе полицейского участка было пустынно, — нет, вы только посмотрите па эту порнографистку! — Схватив со стола лежащий перед мисс Моран журнал с карандашными пометками, она угрожающе затрясла им перед носом перепуганной секретарши, — вы только посмотрите, чем это отродье занимается на своем рабочем месте!.. Люси попробовала оправдаться:— Но ведь это для дела!.. Я выполняю распоряжение начальства!..

Потрясая журналом, миссис Брендон закричала:— Нет, вы только послушайте ее!.. Только послушайте, что она говорит — распоряжения начальства!.. — она добавила очень язвительно: — это что, начальство поощряет чтение подобных вещей?.. — Извините, — дрожащим голосом начала мисс Моран, — извините, но я… — Это я-то должна тебя извинять!.. — взъерепенилась Элеонора. — Нет, вы только послушайте…

Наконец, придя немного в себя, Люси собралась с духом и, набрав в легкие побольше воздуха, выпалила:— Чего же вы от меня хотите?..

Миссис Брендон, не отвечая, с удовольствием разорвала журнал на две части, затем — на четыре, после чего принялась рвать его на мелкие кусочки. — Я хочу, — приговаривала она, разрывая лощеную бумагу, — я хочу, чтобы ты, грязное отродье, наконец перестала совращать молоденьких мальчиков… — Это кого?.. — срывающимся голосом поинтересовалась мисс Моран. — Скажите, каких еще молоденьких мальчиков я совращаю?.. — Я хочу, — бумага была довольно плотная и под непослушными пальцами Элеоноры рвалась с трудом, — я хочу, чтобы ты наконец-то оставила моего дорогого

сына в покое… — Так вы говорите о заместителе шерифа Энди Брендоне? — наконец-то дошло до Люси, — вы говорите именно о нем? О своем сыне?..

Клочки мелко разорванной бумаги полетели на пол.

Люси, поняв, что вся ее работа по подсчетам букв пошла насмарку, всплеснула руками:— Мой журнал!.. — жалобно запричитала она. — Моя работа!.. Что вы наделали!.. Я ведь столько работала, я столько…

Элеонора, вытянув шею, с презрением посмотрела на мисс Моран. — Я не ослышалась?.. — спросила она. — Я не ослышалась — ты сказала, что это — твоя работа?.. Я правильно поняла твою мысль?.. — Моя работа, моя работа!.. — Люси, вскочив со стула, принялась подбирать то, что осталось от журнала. Реплики мисс Моран по поводу работы придали новый импульс ходу мыслей Элеоноры — она почему-то подумала, что секретарша теперешнего шерифа Гарри Трумена в свободное от службы в полицейском участке время прирабатывает еще и фотомоделью в порнографических журналах. — Ага, вот теперь я, наконец, поняла, кто ты на самом деле, — с нескрываемым торжеством в голосе произнесла Элеонора. — Теперь мне все ясно… Значит, ты еще и…

Подобрав кусочки бумаги, оставшиеся от «Мира плоти», мисс Моран сложила их в ящик письменного стола и попыталась было уйти, но Элеонора, заметив это поползновение, корпусом загородила ей дорогу. — Нет, дорогая, коль я уже выбралась из дому, коль я уже решила с тобой поговорить, то будь добра, выслушай все, что я тебе скажу…

Люси, опустившись на стул, обхватила голову руками.

Элеонора садистически улыбнулась — вид поверженного противника, этой, как она выражалась, «грязной прошмандовки», вызывал у нее чувство радости. — Так вот, — продолжала она, — так вот, дорогая, — это слово прозвучало очень язвительно, — я бы была тебе очень признательна, если бы ты оставила моего сына

Энди в покое, если бы ты больше не подсовывала моему сыночку разные сомнительные журналы… Оставь их для себя. Если тебе нравится сниматься, — она гадливо усмехнулась, — если нравится — пожалуйста, только не надо впутывать в это моего сына…

Люси громко всхлипнула — за всю ее жизнь на нее еще никто так не кричал.

Элеонора, наслаждаясь видом мисс Моран, продолжала тем же тоном:— А он, дурачок, так переживал, так переживал… Да я бы на его месте плюнула давно, а не переживала… Было бы за кого переживать…

Люси, вытащив из лежавшей рядом сумочки носовой платок, отерла глаза и, высморкавшись, несмело спросила у Элеоноры:— Это правда?..

Та, не ожидая, что Люси подаст голос, а тем более — что будет еще что-то спрашивать, переспросила:— Что, правда?.. — Что Энди из-за меня так сильно переживал?.. — Так я же и говорю, что он — идиот, он дурачок, несмышленыш, он очень доверчивый, его всякий норовит обмануть, обвести вокруг пальца… — начала было Элеонора тем же тоном, каким она обычно характеризовала своего сына при чаепитиях с тетушкой Элизабет из Сиэтла, но, тут же вспомнив, с кем она разговаривает, поспешила переменить тон: — его все обманывают!.. Все — начиная от начальства и заканчивая разными грязными потаскухами вроде тебя, которых хлебом не корми, дай только сняться в каком-нибудь грязном журнале!.. — Это было уже слишком — Люси никогда еще не слышала в свой адрес слова «потаскуха». Вскочив со своего места, она уже занесла руку для того, чтобы ударить мать своего бывшего кавалера, но в самый последний момент с трудом сдержала себя. — Миссис Брендон! — вне себя от ярости воскликнула мисс Моран. — Миссис Брендон, да как вы смеете меня так называть!..

Элеонора отпрянула, но тут же нашлась:— Это еще самое лучшее, дорогая, что только можно сказать о тебе!.. Прошмандовка!.. Подзаборница!.. Грязная порнографистка!.. А еще считает себя порядочной девушкой — вы только посмотрите, — вновь обратилась миссис Брендон к воображаемому собеседнику, — нет, вы только посмотрите, в какой вызывающий, в какой

отвратительный цвет она красит ногти на руках!.. Да разве хоть одна порядочная девушка позволила бы себе это?.. Ты, наверное, только и мечтаешь о мужчинах!..

Мисс Моран, поежившись, спрятала руки в карманы юбки.

Элеонора продолжала неистовствовать:— Я этого так не оставлю!.. Я обязательно сообщу о твоем недостойном поведении нынешнему шерифу — он, конечно, тоже не самый достойный человек в Твин Пиксе, но, во всяком случае, непорядочней, это уж точно… Он выгонит тебя из полицейского участка поганой метлой, вот попомнишь мои слова!..

Мисс Моран, поняв, что миссис Брендон, покуда не выскажется, все равно не уйдет из участка, со стоном опустилась на стул. — Миссис Брендон, миссис Брендон… — начала она и, посмотрев в налитые кровью глаза матушки Энди, запнулась. — Миссис Брендон, — продолжила она, отведя взгляд. — Миссис Брендон… — Ну что ты заладила, как дрозд-пересмешник — «миссис Брендон», «миссис Брендон»… Сколько можно?.. Хочешь что-нибудь сказать в свое оправдание — говори!.. — Миссис Брендон, — несмело начала Люси, — это все неправда… — Что — неправда?.. — То, что вы сейчас сказали… — Люси запнулась на какое-то мгновение, но тут же поспешно продолжила, боясь, что страшная миссис Брендон оборвет ее на полуслове и она не сможет высказаться. — Это все неправда… Ваш сын Энди сам пристает ко мне… Я ему уже не один раз говорила, чтобы он оставил меня в покое, а он пристает и пристает… — Что ты такое несешь!.. — перебила ее Элеонора, — как это мой сын может к тебе приставать?.. — Да, пристает, — продолжила Люси, воспользовавшись небольшой паузой, — он все время подходит ко мне и начинает — Люси, давай, мол, поговорим, — мисс Моран невольно начала перекривливать интонации Энди, — давай поговорим… А сам двух слов связать не может… — А чем тебе не нравится мой Энди? — ледяным тоном спросила Элеонора.

Люси, набрав в легкие побольше воздуха, выпалила на одном дыхании:— Он некрасиво одевается, у него отвратительная походка, когда мы с ним ходим, он выворачивает ступни, он горбится, никогда не моет свою машину и не занимается утренней гимнастикой!..

Элеонора осклабилась:— И это ты о моем сыне такое говоришь?.. Да как ты смеешь!.. Да ты не стоишь его мизинца, подзаборное отродье!..

Пока Элеонора произносила эту фразу, Люси, улучив момент, бросилась вперед — спустя несколько секунд она уже была в комнате отдыха. Миссис Брендон, поняв, что она упустила свою жертву, попыталась поймать ее, но было уже поздно — двери комнаты отдыха захлопнулись перед самым носом матушки Энди Брендона. В замке послышался ключ поворачиваемого ключа. — Вы достойная мать своего сыночка!.. — услыхала миссис Брендон из-за дверей приглушенный голос Люси, а затем — горькие рыдания…

Постояв несколько минут, Элеонора развернулась и пошла в сторону выхода…


Глава 64


Тайная встреча Гарри Трумена с китаянкой Джози. — Приезд в Твин Пикс судьи Клинтона Стэрвуда. — Второй допрос Лиманда Палмера.


Существует интересное утверждение, будто бы иммигранты в первом поколении стремятся походить на коренных жителей больше их самих.

Китаянка Джози была живой иллюстрацией к этому утверждению: за то короткое время, что она прожила в штате Вашингтон, ее ни разу не видели в китайской одежде, она отвергала национальную кухню, предпочитая ей стандартизированные биг-маки и гамбургеры, никто из горожан не слышал от нее ни одного слова по-китайски. Кэтрин с полуиздевкой как-то даже сказала, что Джози и сны видит исключительно по-английски.

Из Сиэтла Джози привезла около десятка туалетов — все они были похожими на те, что одевают на телешоу голливудские звезды. Китаянка была очень довольна приобретениями — стоя в очень декольтированном вечернем платье перед шерифом Труменом, она не без гордости говорила:— Знаешь, Гарри, когда я покупала это платье, продавщица универмага сказала, что они до сих пор не разорились лишь потому, что у них одевается Джози

Пэккард… Представляешь?..

Гарри оценивающим взглядом посмотрел на обтянутую полупрозрачной черной материей миниатюрную фигурку своей любовницы. Шериф, как и большинство мужчин, довольно посредственно разбирался в дамских туалетах — в отличие от моделей оружия и автомобиллей. — Интересно, сколько стоит это платье?.. — поинтересовался Гарри Трумен, не зная, какой бы подходящий вопрос задать.

Джози ответила с некоторой обидой:— У тебя чисто мужское мышление, Гарри. Тебя ничего, кроме денег, не интересует…

Трумен слегка улыбнулся. Л разве это плохо?..

Джози, демонстративно пройдясь по комнате — на этот раз она назначила Гарри тайное свидание в одном из номеров гостиницы — уселась к нему на колени.

Гарри вновь усмехнулся — всякий раз, когда ему приходилось держать китаянку у себя на коленях, он удивлялся, насколько легко ее тело. Это очень льстило мужскому самолюбию шерифа. — А что же тут плохого — что у меня чисто мужской склад ума?.. — вновь спросил он.

Джози передернула плечами. — Не знаю… Мне не очень нравится, что в современных мужчинах не осталось ни капли романтики… Они только и знают, что говорить о деньгах… — Но разве это так плохо?.. — удивился Трумен. — Без денег плохо…

Джози нежно обняла Трумена за шею. — Знаешь, что меня привлекло к тебе с самого начала?.. — спросила она. — Нет…

Джози нежно поцеловала Гарри в щеку. — У тебя такая романтическая профессия… И сам ты показался мне таким возвышенным, таким романтическим, таким необычным…

Шериф ласково погладил коротко стриженную голову Джози. — А что, ты уже успела разочароваться во мне? — с усмешкой спросил он.

Джози вновь поцеловала Трумена. — Нет, что ты… С каждым днем ты мне нравишься все больше и больше… Ты такой мужественный, такой привлекательный…

Шериф, страдавший комплексом скрытого честолюбия, улыбнулся при этих словах. Джози продолжала лепетать — она была в превосходном настроении:— Ты мне так нравишься, Гарри… Ты просто замечательный, несравненный мужчина… Я от тебя совершенно без ума…

Гарри повернулся к окну — ему показалось, что за ним кто-то стоит.

Джози с некоторым испугом спросила: — Что ты там увидел?..

Пересадив китаянку на стоявшую в углу кушетку, шериф подошел к окну и, внимательно посмотрев сквозь жалюзи, уселся обратно. — Что там?..

Гарри махнул рукой. — Так… Показалось…

Джози, поднявшись с кушетки, принялась манерно расхаживать перед Труменом, своим видом и походкой подражая манекенщицам, демонстрирующим последние модели сезона.

Однако Гарри, по всей видимости, не хотел поддаваться соблазнению — совершенно неожиданно для китаянки, он перевел разговор на другую тему — заговорил о делах. — Послушай, Джози, — неторопливо начал он, — я хотел спросить у тебя…

Джози, остановившись, обернулась к Трумену. — Спрашивай… — Мне интересно знать — что ты думаешь об этом пожаре на лесопилке?..

Китаянка тяжело вздохнула. — Мне так жаль бедную Кэтрин… Представляешь, Гарри, Пит говорит, что до сих пор не найдены ее останки…

Гарри искоса посмотрел на Джози. — Пит как-то говорил, что ты иногда вздорила с Кэтрин…

Джози уселась на кушетку. — Неужели… — начала она, — неужели ты думаешь, что я… — в начале этой фразы ясно прочитывалось ее окончание «что я желала ее смерти?».

Гарри, поняв, что взял слишком круто, сделал успокоительный жест. — Что ты, что ты… Просто я понимаю, насколько тебе теперь тяжело, — заметив, что Джози хочет что-то сказать, Гарри продолжил: — у меня тоже был похожий

случай… Когда я учился в Академии Полиции — ну, ты, наверное, знаешь, потом я повздорил с начальством и был вынужден забрать документы, чтобы на следующий год

поступить учиться в университет на юриспруденцию, так вот, когда я учился на полицейского, у меня был один приятель… Как-то однажды я очень обидел его по какому-то совершенно пустяковому делу — как конкретно, уже не помню. Притом виноватым в той истории был именно я. Я не разговаривал с этим другом несколько недель, и непонятно почему дулся на него, а потом, когда понял, что очень не прав, решил подойти первым и

извиниться… Но этого у меня не получилось… И не по моей вине, Джози…

Китаянка, не мигая, слушала Трумена. — Твой друг тебя не простил?.. — наконец, спросила она, — ты что, слишком серьезно его обидел?.. Наверное, из-за девушки, да?..

Шериф скорбно покачал головой. — Нет, не из-за девушки… Так, какая-то мелочь, точно даже сказать не могу… Помню только, что я его очень обидел. — И он тебя не простил?.. — вновь поинтересовалась Джози.

Шериф склонил голову. — Нет. Хотя и простил бы, имей он такую возможность… — Тогда почему же?.. — Он погиб в автомобильной катастрофе, — закончил свой рассказ Трумен. — А я так и остался виноватым и непрощенным…

В комнате зависло тягостное молчание. — Так вот, к чему это я рассказываю, — произнес шериф после продолжительной паузы, — теперь я хорошо понимаю, что нельзя никогда и никого обижать… Джози, — Гарри, поднявшись, подошел к китаянке и, усевшись рядом, приобнял ее, — Джози, я очень хорошо понимаю тебя… Я сочувствую тебе всей душой… Я понимаю твои чувства, твои переживания, Джози…

Китаянка закрыла лицо руками — она была очень впечатлительной, и, слушая рассказ Трумена, могла расплакаться в любой момент. Гарри задумчиво произнес:— Такие вот дела…

Китаянка, обняв шерифа, склонила его голову на свою грудь, и зашептала:— Гарри, Гарри, возьми меня… Гарри… — она полуобернулась, подставляя спину, — разорви его… — Что?.. — не понял шериф просьбы Джози.

Та, закатив глаза, шептала:— Разорви платье… Я так хочу тебя… Я просто сгораю от желанья.

Шериф резким движением разорвал материю — спустя несколько минут он уже лежал в объятиях китаянки…

Естественно, ни Гарри, ни Джози не могли видеть, как в окне на короткое мгновение мелькнул контур какой-то головы…


После скандала, устроенного миссис Брендон, Люси на целый час закрылась в комнате отдыха, чтобы вволю наплакаться. Наконец, после неоднократных просьб Купера, она вышла оттуда, стараясь не показывать свои красные от слез глаза.

Чтобы хоть как-то успокоиться, мисс Моран решила, наконец, заняться своими непосредственными обязанностями — она подошла к кухонному уголку, расположенному в смежной с фойе комнате и, взяв банку с молотым кофе, принялась сосредоточенно отмерять специальной мерной ложечкой коричневый порошок в закопченный от многократного употребления жезвей.

Когда кофе был готов, Люси, подойдя к своему столу, нажала кнопку селектора внутренней связи. — Мистер Купер, — произнесла она, — мистер Купер, я сейчас принесу вам кофе…

Из динамика послышался голос Дэйла:— Люси, сколько раз тебе можно говорить одно и то же — сейчас же прекрати называть меня на «вы»… Я не тюремный надзиратель…

Люси улыбнулась. — Хорошо, Дэйл, больше не буду… — Ты, наверное, хочешь принести мне кофе?.. — предположил агент ФБР. — Да, Дэйл, — ответила Люси. — Можно?..

В этот момент в динамике селектора внутренней связи послышался какой-то звонок. — Люси, — произнес Дэйл, — если можно, зайди ко мне через несколько минут… Я сейчас немного занят, надо срочно переговорить по телефону… Очень важное

дело… Извини…

В полицейский участок звонил доктор Уильям Хайвер. Купер, развалившись на месте шерифа, поднял трубку. — Алло…

Доктор Уильям не так часто слышал голос Купера по телефону, чтобы научиться узнавать его безошибочно, но не услышав в трубке знакомых интонаций Трумена, Хогга или Брендона, он подумал, что ошибся номером. — Это полицейский участок?.. — спросил доктор Уильям. — Я не ошибся?..

Купер улыбнулся. — В Твин Пиксе не так много абонентов, чтобы еще и ошибаться при наборе, — ответил он. — Здравствуйте, доктор Хайвер.

Дэйлу было немного неудобно за свою вспыльчивость на утреннем допросе Лиланда Палмера, и поэтому он старался вложить в интонации как можно больше доброжелательности, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах Хайвера, который, несомненно, имел все основания обидеться на агента ФБР. — Здравствуйте, мистер Купер, — холодно поздоровался доктор. — Скажите, у вас там в кабинете нету случайно Энди Брендона?.. — Нет… Что-нибудь случилось…

Из трубки послышалось:— Нет, все в порядке… Просто я насчет анализов — он знает, каких… — Если у вас какая-то информация, можете передать ее мне, я, как только увижу Брендона, сразу же сообщу все о его анализах…

Доктор Уильям на мгновение замялся. — Понимаете, мистер Купер, есть такое понятие — врачебная тайна. Это профессиональная этика, и я не в праве ее нарушать…

Дэйл постарался вложить в свои слова максимум участия к судьбе Энди — понимая, в каком критическом положении находится теперь заместитель шерифа, Дэйл очень вежливо поинтересовался:— А что, у Брендона какие-то серьезные проблемы со здоровьем?.. Можете сказать мне, это не будет нарушенном профессиональной этики…

Доктор замялся. — Понимаете, со здоровьем у него все вроде бы нормально… — не желая более распространяться на эту тему, доктор Уильям решил перейти на частности: — да, представляете, у этого Брендона очень редкая группа крови — третья, резус отрицательный…

Купер, будто бы что-то вспомнив, на минуту задумался. — Хорошо, передам это Энди, — пообещал он. — Всего хорошего, док… — после этих слов Дэйл положил на телефонный рычаг трубку.

Нажав кнопку селектора на столе шерифа, Дэйл сказал в микрофон:— Люси, а теперь принеси мне, пожалуйста, кофе…

Спустя минуту дымящаяся чашка стояла перед Дэйлом. Сделав небольшой глоток, Купер похвалил бывшую тут же Люси:— В последнее время ты сделала заметные успехи…

Та слегка покраснела — похвала Купера всегда льстила ей.

Заметив, что Люси, переминаясь с ноги на ногу, хочет что-то сказать, но как будто боится, Дэйл одобрительно сказал ей:— Что-то еще?..

Мисс Моран несмело произнесла:— Дэйл, у меня в жизни есть одна мечта… Только боюсь, что она неосуществима без твоей помощи…

«Интересно, — подумал Купер, — что она скажет?.. Может быть, будет просить, чтобы я способствовал ее примирению с Брендоном?..»

Люси опустила глаза. — Понимаешь, мистер Купер… — Просто Дэйл, — поправил ее собеседник. — Дэйл, когда я крашу моим любимым лаком темно-вишневого цвета ногти на левой руке, мне это очень удобно, а вот сделать это на правой — все время не получается… Я ведь не левша…

Купер улыбнулся. — И, насколько я понял, — продолжил он мысль мисс Моран, — насколько я понял, ты хочешь попросить, чтобы это сделал я…

Люси благодарно заулыбалась в ответ. — Да, Дэйл… А как вы… то есть, как ты об этом догадался?.. — Ну, я все-таки — агент Федерального Бюро Расследований, и поэтому обязан неплохо разбираться в людях и мотивах их поступков, — ответил Купер.

Люси, вытащив из кармана флакончик с лаком для ногтей, протянула его Куперу. Дэйл, отвинтив крышечку со специальной кисточкой, принялся сосредоточенно красить ногти секретарше шерифа.

За этим занятием его и застал судья Клинтон Стэрвуд.

Стэрвуд — высокий седовласый мужчина лет пятидесяти пятидесяти пяти, чрезвычайно похожий на героя вестернов, неслышно открыв двери кабинета Трумена, подошел к столу и весело спросил:— Чем это вы тут занимаетесь?..

Купер поднял голову и, отложив отвинчивающуюся крышку с кисточкой, вежливо улыбнулся:— Вот, приходится рассчитываться за хорошо приготовленный кофе…

Клинтон улыбнулся. — А-а-а, — протянул он, — вы, наверное, тот самый

агент Федерального Бюро Расследований Дэйл Купер?..

Дэйл согласно наклонил голову. — Да… А откуда вы узнали меня?..

Клинтон подмигнул мисс Моран. — А мне о вас как-то по телефону рассказывала Люси. Она утверждала, что в своей жизни не встречала большего знатока кофе, чем вы… И как только вы упомянули об этом напитке, я сразу же догадался… — Догадливость — отличное качество, особенно для окружного судьи, — произнес Дэйл. — Кстати, Гарри Трумен мне как-то раз сказал, что вы тоже любите этот напиток… — А как вы догадались, что я судья? удивился Клинтон.

Купер усмехнулся. — По мозолю на указательном пальце правой руки, паша честь…

Клинтон внимательно осмотрел указательный палец и недоумевающим тоном произнес:— Да, действительно… Только никак не могу взять в толк, при чем тут мозоль?..

Купер, взяв со стола крышечку с кисточкой, аккуратно завинтил ее. — Такие мозоли бывают только у людей, которые ловит форель в проводку, — объяснил он, — а не далее, чем сегодня утром Трумен рассказывал мне о вас как о страстном туристе а, значит, и рыболове… Кроме того, кто еще может заходить в кабинет шерифа без стука в такое время?

Клинтона это объяснение вполне удовлетворило. — А вы, оказывается, очень проницательный молодой человек, — сказал он, — честно говоря, я бы ни за что не догадался…

В этот момент в дверном проеме появилась фигура Трумена. — Добрый вечер, ваша честь, — полушутливо-полусерьезно поздоровался он, — ну, как вы доехали?.. Все благополучно, надеюсь?..

Окружной судья, усевшись в кресло, вытянул ноги в высоких шнурованных сапогах. — Спасибо, Гарри, — кивнул он в ответ, — все в полном порядке…

Пройдя в свой кабинет, Трумен остановился около Клинтона. — И что же заставило вас отправиться в дорогу?.. — В вашем городе за каких-то несколько дней случилось столько всего, что не прибыть сюда было бы просто неприличным, — начал окружной судья, — это загадочное убийство, потом — изнасилование бедной девочки, еще одно убийство, пожар на лесопилке, еще одно покушение на убийство… Кстати, а могу ли я видеть подозреваемого в убийстве Жака Рено, адвоката Лиланда Палмера?.. Никак не могу поверить, что он способен на такое…

Трумен кивнул. — Конечно… Он сейчас находится в каталажке… — Гарри, нагнувшись, нажал кнопку селектора. — Энди, — произнес шериф в микрофон, — будь так добр, сходи в каталажку и приведи сюда Лиланда Палмера…

Из динамика послышался голос Брендона. — Хорошо, Гарри, через несколько минут…

Купер, вспомнив, что Энди разыскивал доктор Уильям Хайвер, хотел было задержать Энди, но в последний момент почему-то передумал.

Заметив движение Купера, шериф понял, что у того к Брендону какое-то дело. — Тебе нужен Энди?.. — вскользь поинтересовался Трумен. — Нет, нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, — поблагодарил Купер и тут же поспешил перевести разговор в другое русло: — Кстати, ваша честь, — он обернулся к судье, — а откуда вы знали Лиланда?..

Тот вздохнул. — Помню, когда-то, кажется, лет семнадцать-восемнадцать назад Лиланд, тогда выпускник юридического факультета престижного университета — не помню, то ли Колумбийского, то ли Йельского, приехал в Твин Пикс за каким-то наследством, — начал он. — А, как вы, наверное, знаете, Дэйл, получить наследство — это страшная волокит… Короче, Лиланду надо было разрешить несколько чисто формальных вопросов, оформить

какие-то ничего не значащие бумаги, и поэтому он был вынужден каждый раз мотаться в Сиэтл… Я тогда работал в одной юридической конторе, помогал ему, кроме всего прочего, этот парень сразу же показался мне очень порядочным, честным и открытым человеком… Он мне почему-то очень понравился… Кроме того, он был неплохим профессионалом — помнится, я был свидетелем не скольких процессов, где мистер Палмер проявил себя

замечательным адвокатом — таких в наше время не так уж и часто встретишь… — Клинтон сделал небольшую паузу. — И вот, представьте мое удивление, когда я узнал,

что мой приятель, которого я так уважаю и ценю, обвиняется в преднамеренном убийстве… — голос Клинтона стал печальным, — каким хорошим парнем был этот

Лиланд…

Трумен постарался улыбнуться, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Обернувшись к судье, он произнес:— Ваша честь, а почему вы говорите о вашем приятеле Лиланде в прошлом времени?.. Он что, уже умер?.. Нисколько я понимаю, он если и совершил преднамеренное убийство, то в состоянии аффекта… В состоянии сильнейшего душевного потрясения… Сегодня утром я говорил с доктором Уильямом Хайвером — вы наверняка шлете его, ну это тот самый доктор, который четыре года назад зашивал вам ногу, которую вы по неосторожности пропороли чем-то острым на рыбалке… Так вот, доктор Уильям говорит, что необходимо провести соответствующую медицинскую экспертизу… Более того, — Трумен наклонился поближе к Клинтону, — более того, док сказал мне, что не уверен, не поступил бы ли он сам точно так же на месте Лиланда… — Кажется, у него тоже есть дочери?.. — спросил судья, который всегда отличался превосходной памятью. — Две или даже три?..

Трумен кивнул в ответ. — Совершенно верно, ваша честь… Правда, по этому поводу у нас произошло небольшое разногласие — доктop Уильям, как я уже сказал, в глубине души оправдывает Лиланда, и вот наш друг из Федерального Бюро Расследований Дэйл — тот считает, что самосуд и месть за убийство дочери невозможны… — он кивнул Куперу, — я правильно изложил твою мысль?..

Купер неопределенно пожал плечами — он не хотел возвращаться в утреннюю ситуацию.

Стэрвуд Клинтон, поудобнее устроившись в кресле, произнес:— А сейчас мы узнаем, что думает по этому поводу сам Лиланд…

Трумен, вспомнив, что Энди давно уже пора было привести в кабинет подозреваемого в убийстве крупье «Одноглазого Джека», забеспокоился:— Ну где же этот Брендон запропастился?.. Сколько можно?..

Двери отворились, и в кабинет вошел Лиланд в сопровождении заместителя шерифа.

Шериф после свидания с Джози был склонен к шуткам. — А мы-то уже подумали, — улыбнулся он Брендону, — что ты сбежал с подозреваемым… Почему так долго?..

Энди промямлил в ответ что-то неопределенное — заметив, что в кабинете шерифа стоит Люси, он старался не встречаться с ней взглядами.

Мисс Моран, метнув в Энди презрительный взгляд, резко обернулась и вышла из кабинета.

Купер, прищурившись, обратился к Брендону:— Энди, извини, у нас серьезный разговор с мистером Палмером… Мог бы ты выйти на несколько минут в коридор?..

Энди послушно вышел вслед за секретаршей шерифа. Посмотрев на Лиланда, судья Стэрвуд вежливо предложил ему:— Прошу садиться.

Лиланд, помявшись, сказал в ответ:— Нет, ваша честь, я лучше постою… — Как хочешь, — ответил Клинтон и, тяжело вздохнув, добавил: — послушай, Лиланд, мы с тобой не на судебном процессе, я хочу поговорить как старый приятель… Не надо говорить мне «ваша честь»…

Лиланд опустил голову. — Хорошо…

Поднявшись со своего места, окружной судья принялся медленно ходить по кабинету шерифа. Видимо, он что-то обдумывал. Ни Трумен, ни Купер не прерывали его своими репликами, ожидая, пока Клинтон первым начнет разговор с мистером Палмером.

Наконец, остановившись у окна, Стэрвуд медленно произнес:— Лиланд!.. Выслушай меня внимательно…

Палмер опустил голову еще ниже. — Да…

Клинтон откашлялся, — видимо, он всегда делал так в окружном суде перед тем, как зачитать обвинительное заключение. — Лиланд, нам всем, тут собравшимся, — судья, описав рукой полукруг, обвел присутствующих в кабинете шерифа и агента ФБР, — нам всем очень трудно, очень тяжело говорить с тобой именно сейчас, зная твое горе… Прими от нас самые искренние соболезнования…

Лиланд сдержанно всхлипнул. — Спасибо…

Судья откашлялся еще раз. — Мне очень печально видеть тебя в таком незавидном положении… Я даже не знаю, чем могу утешить тебя, приятель…

Лиланд, отерев рукавом так некстати набежавшие слезы, ответил:— Меня уже ничто не сможет утешить… Я утешаюсь только тем, что своими руками, — Палмер, вытянув руки вперед, потряс ими перед судьей, — вот этими самыми руками задавил гадину…

Окружной судья замахал на Лиланда руками. — Что ты, что ты, не следует так говорить… Ты ведь сам юрист, и должен знать, что мы живем не во времена покорения Дикого Запада, и что самосуд в наше цивилизованное время противозаконен… Виновность или невиновность вправе устанавливать только суд… То же и с тобой — пока суд не признал тебя виновным в убийстве этого крупье Жака Рено…

Лиланд несмело перебил:— Я сам во всем сознаюсь — да, я убил этого гнусного выродка, потому что… — речь Лиланда прерывали едва сдерживаемые рыдания, — потому… потому что… этот подонок убил мою бедную Лору, да, он убил ее, надругался и убил… Я убил бы его еще сто раз, тысячу раз!..

Судья выразительно посмотрел на шерифа — тот развел руками, как бы говоря: «А что я вам рассказывал, паша честь…»

Судья сделал успокоительный жест. — Лиланд, не волнуйся… Я вижу, ты очень, очень взволнован, я понимаю тебя, я очень понимаю и сочувствую твоему несчастью, твоему горю… Не надо так, Лиланд, — продолжал увещевать Палмера Клинтон, — я думаю, все будет гораздо лучше, чем ты думаешь…

Лиланд поднял взгляд на Клинтона. — А я не боюсь никакого суда, — воскликнул он, — то, что я задумал, я уже совершил, и пусть теперь меня даже приговорят к электрическому стулу…

Клинтон мягко улыбнулся. — Такое наказание в нашем штате не предусмотрено, — произнес он, — не забывай, мы, слава Богу, живем не в Нью-Йорке…

Лиланд, махнув рукой, как бы говоря — «делайте со мной все, что сочтете нужным…»

Глядя на адвоката, Клинтон невольно ловил себя на мысли, неужели это тот самый Лиланд, которого он всегда знал как очень доброжелательного, очень оптимистичного человека? Неужели горе может так сломить человека?.. Клинтон только теперь заметил, что Лиланд совершенно седой…

Доброжелательно улыбнувшись, судья продолжил: — Мне кажется, вполне уместно говорить об освобождении тебя под залог… Ты, как юрист, понимаешь, что не представляешь большой общественной опасности… Кстати, — произнес он, — кстати, мистер Трумен сказал мне, что ты отказываешься от услуг адвоката… — Да, отказываюсь, — ответил Лиланд. Клинтон покачал головой. — Значит, ты собираешься сам себя защищать на предстоящем суде?.. — Да… — Вот и хорошо… Тем более, что во всем округе вряд ли можно сыскать адвоката, грамотнее тебя самого… — он обернулся к шерифу: — не правда ли?.. — Да, действительно, — согласился Трумен. — Значит, этот вопрос можно считать решенным… А где обвинитель — кажется, он будет из Федерального Бюро Расследований?.. — Да, мистер Лодвик, он звонил, что приедет в Твин Пикс, но почему-то запаздывает, — ответил Трумен. — Думаю, завтра он обязательно появится… — Значит, как только в Твин Пикс приедет мистер Лодвик, мы разрешим этот вопрос, — подытожил окружной судья. — Во всяком случае, лично я не против… А сегодняшнюю ночь, ты уж извини, приятель, тебе вновь придется провести в каталажке,.. — Хорошо, — безразличным голосом произнес Лиланд. — Хоть всю оставшуюся жизнь… — Кстати, — спросил Палмера судья, — кстати, как ты находишь условия содержания? Удовлетворительные, я надеюсь? Все в порядке?..

Лиланд тихо произнес в ответ:— Спасибо, ваша честь… Ко мне очень хорошо относятся, у меня нет никаких претензий… Мистер Трумен даже предложил мне получать обеды из дому… А его заместитель, мистер Брендон, так тот вообще покупает мне кое-что из продуктов за свой счет…

При упоминании об Энди судья заулыбался, — А, Энди, сентиментальный полицейский, — вспомнил он, — как же, как же… Очень хорошо его знаю… Никогда не забуду, как этот Брендон рыдал навзрыд, когда смотрел по телевизору «Бонн и Клайд»… Да, этот способен на альтруистические поступки.

В разговор вмешался шериф:— Мне кажется, — произнес он, — Энди выглядит как человек, у которого какие-то серьезные неприятности… — Что ты имеешь в виду?.. — быстро спросил Купер, будто бы речь шла не об взаимоотношениях заместителя Трумена и его секретарши, а о чем-то другом, несравненно более важном.

Трумен махнул рукой. — У него очередной виток, — он покрутил в воздухе пальцем, — ну, с Люси…

Клинтон, посмотрев на часы, понял, что беседа с Лиландом затянулась, произнес:— Ну, на этот раз достаточно… Я думаю, завтра тебя обязательно выпустят под залог, — вновь напомнил он, — так что можешь не волноваться…

Лиланд, не глядя в сторону окружного судьи, равнодушно поблагодарил его:— Спасибо, ваша честь…

Трумен уже потянулся к селектору внутренней связи, чтобы вызвать Энди Брендона, как Клинтон жестом остановил его. — Одну минуточку, — сказал он. — Мне необходимо переговорить еще кое о чем…

Трумен с готовностью отвел руку от кнопки селектор и произнес:— Пожалуйста, ваша честь…

Клинтон серьезно посмотрел в глаза Палмеру — он пытался понять, о чем именно думает в этот момент его старый приятель. — Послушай меня, — Клинтон говорил очень медленно, тщательно подбирая каждое слово. — Послушай меня, Лиланд… Вот что я тебе сейчас скажу…

Палмер, не моргая, смотрел куда-то перед собой — казалось, ему совершенно безразлично, что ему сейчас скажет судья. — Я давно замечал, что в этом городе творится очень многое, как бы это сказать… необъяснимое с точки здравого смысла… — судья сделал небольшую паузу, пытливо

вглядываясь в глаза адвоката, чтобы определить, насколько тот понимает значение его слов. — Конечно, наши законы обеспечивают безопасность каждого из нас, но в то же время требуют полнейшего подчинения… Да, Лиланд. И прежде, чем каждый из нас вступит в свою роль в этой продолжительной драме, позволь мне только сказать, Лиланд, что когда эти хрупкие тени, среди которых мы вынуждены обитать, сойдут со сцены, мы обязательно встретимся еще раз и, конечно же, не при таких обстоятельствах, и поднимем бокалы за здоровье и благополучие друг друга… Ты веришь, что это когда-нибудь произойдет?..

Палмер голосом, полным печали, ответил:— Я тоже хочу, чтобы это когда-нибудь сбылось… Только я уже ни во что не верю…

Клинтон, повернувшись к шерифу, сделал знак, чтобы Палмера увели. Спустя несколько минут подозреваемый в сопровождении Брендона покинул кабинет. — Да, — вздохнул Клинтон, — конечно же, ему можно только посочувствовать…

Глава 65

Люси Моран порывает с Диком, торговцем из универмага Хорна. — Подозрения Купера. — Китаец Джонотан, двоюродный брат Джози.


Люси, сидя за столом, делала вид, что сосредоточенно изучает какие-то записи в журнале происшествий, время от времени кидая осторожные взгляды на прохаживающегося взад и вперед Брендона. Люси наверняка примирилась бы с Энди, если бы не недавний скандал, который устроила ей Элеонора…

На селекторе зажегся красный огонек — это шериф вызывал свою секретаршу. — Слушаю вас, мистер Трумен, — произнесла девушка.

Из динамика послышался голос Гарри:— Тут Брендона поблизости нет?..

Люси подняла голову — Энди выжидательно смотрел на нее, думая, пока мисс Моран окликнет его. — Есть…

Скажи ему, пусть пройдет ко мне в кабинет и проводит мистера Палмера в его камеру… — Хорошо…

Демонстративно отвернувшись от Энди, Люси произнесла таким тоном, каким дикторы на вокзалах и в аэропортах дают объявления:— Шериф Гарри Трумен требует к себе своего заместителя Энди Брендона. Шериф сказал, что Брендон должен проводить задержанного по подозрению в убийстве Жака Рено адвоката Лиланда Палмера в камеру.

Энди, бросив на девушку быстрый взгляд, кинулся выполнять распоряжение.

Мисс Моран, посмотрев на ногти правой руки, с удовольствием отметила, что наконец-то они покрыты лаком именно так, как она и хотела.

«Вот что значит настоящий мужчина, — подумала она о Купере, — это не какая-нибудь размазня вроде некоторых…»

Размышление Люси о том, что такое настоящий мужчина, прервало появление Дика, Подойдя к столику мисс Моран, он, глупо улыбнувшись произнес: — Привет!.. Как дела?..

Люси, поморщившись, отвернулась от визитера. — Извини, Дик, — устало произнесла она, — извини, но мне что-то не очень хочется с тобой разговаривать сегодня. Я плохо себя чувствую…

Дик заулыбался. — Понимаю, понимаю… Это вполне естественно, дорогая моя… Именно за этим я к тебе и пришел…

Люси только скривилась в ответ — Дик почему-то стал ее очень раздражать. — Но я действительно плохо чувствую себя. Дик… Может быть, поговорим в другой раз?..

Однако Дик, судя по взятому тону, был настроен очень решительно. — Я пришел потому, что хотел извиниться перед тобой за мое совершенно идиотское поведение в кафетерии… Мне так стыдно, так неудобно… Я понимаю, что вел себя как последний придурок.

Люси посмотрела на торговца с нескрываемым удивлением. — Это ты о моей беременности?.. — догадалась она. — Да, — подхватил с готовностью торговец, — именно поэтому я здесь… — И что ты хочешь мне предложить?..

Дик поспешно полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда стопку замусоленных мелких банкнот. — Это все, что у меня пока есть, — произнес он извинительным голосом, — извини, Люси, но я сейчас в финансовом кризисе…

Люси передернула плечами. — Что это?..

Дик протянул девушке банкноты. — Как что? Деньги…

Люси продолжала смотреть на Дика в полнейшем недоумении. — Я и сама вижу, что деньги…

Дик поспешно принялся раскладывать банкноты перед девушкой. — Тут ровно шестьсот пятьдесят долларов, — скороговоркой начал он, — можешь поверить мне на слово, хотя, конечно, будет лучше, если ты их пересчитаешь сама… Знаешь, это как-то надежнее…

Люси молча отодвинула деньги. — Но я не понимаю…

Дик тут же перебил ее:— Чего же тут непонятного?.. Я предлагаю тебе деньги — заметь, безвозмездно… Люси, я даже не требую с тебя расписки, хотя никогда не поступаю в подобных случаях столь опрометчиво…

Люси эта фраза повергла еще в большее недоумение, чем все предыдущие. — Какие еще расписки, Дик, я не могу понять, о чем ты?..

Дик мотнул головой — непонятливость мисс Моран начала его раздражать. — Послушай… — он взял в свои руки ладонь Люси, но та резко вырвала ее — впрочем, Дика это нисколько не смутило. — Послушай, — продолжил он. — Ты ведь сама мне только что сказала, что плохо себя чувствуешь… И я, зная о причине, решился на благородный поступок — я даю тебе деньги, понимаешь, свои деньги… — он на мгновение задумался и тут же добавил: — а кроме того, я торжественно обещаю тебе, что устрою тебе льготную покупку того платья со скидкой не в двадцать, а в тридцать или даже в тридцать пять процентов… Понимаешь?.. Хотя, — вздохнул Дик, — хотя, признаюсь, это мне очень дорого обойдется… Но я согласен пойти даже на такие жертвы — ради тебя, Люси, я согласен на все… — Но при чем же тут деньги?.. — начала выходить из себя Люси.

Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что его слов никто не услышит, Дик наклонился к самому уху девушки и осторожно прошептал:— На операцию… Я узнал абсолютно точно, что этих денег вполне достаточно…

До Люси наконец-то дошло, чего добивается от нее этот Дик. — Значит, — дрогнувшим голосом произнесла она, — значит, насколько я поняла, ты предлагаешь сделать мне аборт, не так ли?..

Дик согласно закивал головой. — Да…

Рот Люси некрасиво скривился. — Ты предлагаешь мне пойти на это… — она, глядя на Дика, с трудом сдерживала себя, чтобы не ударить торговца, — на это… преступление?..

Дик тяжело вздохнул — он не думал, что беседа с Люси отнимет у него так много времени. — Ну, действительно, я предлагаю тебе сделать аборт, — произнес он. — А что, собственно говоря, тут такого страшного?.. Миллионы женщин делают аборты и — ничего, нормально себя после этого чувствуют… Я, например, знаю много таких женщин… — Дик исподлобья смотрел на девушку, ожидая ответной реакции. — А потом, как мне сказали, эту операцию делают под общим наркозом, так что это совсем не больно…

Люси, тяжело дыша, со стоном опустилась в свое кресло. — Ты хочешь, чтобы я пошла на сознательное убийство?.. — произнесла она.

Дик начал медленно закипать. — Какое еще сознательное убийство, — раздраженно сказал он, — почему ты считаешь, что аборт — это сознательное убийство… Да ни в одном законе не сказано, что подобная операция…

Люси резко перебила его:— Но ведь он уже живой!.. У него есть ручки, ножки, есть душа… Да, у него наверняка есть душа… Дик, как ты можешь…

Дик, тяжело дыша, спросил:— Это о ком ты?..

Люси едва не плакала от возмущения. — И ты еще спрашиваешь, о ком я?.. Как у тебя еще поворачивается язык? — Так о ком ты так говоришь, черт бы тебя подрал!.. — с необычайной злобностью воскликнул Дик. — Кого ты имеешь в виду?..

Люси очень тихим шепотом произнесла:— Нашего ребенка…

Отдышавшись, Дик несколько успокоился и решил еще раз попытаться переубедить Люси. — Ну почему ты такая несговорчивая, — начал он нарочито игривым тоном. — Ну, был у нас с тобой грех — впрочем, ты сама во всем виновата, не надо было меня соблазнять… Ты, наверное, уже ничего не помнишь — выпила две бутылки шампанского и сразу же полезла целоваться со мной… А я тоже живой человек, я не смог себя удержать… Люси… Ну, не дурачься, Люси, будь умницей…

Люси всхлипнула.

Дик, дождавшись, пока всхлипывания утихнут, осторожно начал вновь:— Ну, переспали мы с тобой, каждый получил свое удовольствие… Так что, теперь обязательно надо рожать этого ребенка, вешать себе на шею хомут на всю жизнь?..

Люси, твердо посмотрев на Дика, медленно произнесла:— А я, может быть, хочу родить…

Торговец не унимался:— Ну зачем, зачем тебе это надо, Люси?.. Ты ведь такая молодая, такая красивая, симпатичная и обаятельная… Неужели ты не шутишь?..

Люси тяжело вздохнула. — Какие тут могут быть шутки?.. — Но неужели ты сама не можешь понять, что в будущем ребенок помешает тебе удачно выйти замуж?,.

Люси оторопело посмотрела на Дика. — То есть как… — пробормотала она. — То есть… Ты хочешь сказать, что я… Что ты раздумал жениться на мне?.. Ты хочешь сказать… Что все твои обещания были ложью?.. Что тебе надо было добиться от меня только одного, чтобы потом бросить?..

Дик, явно не готовый к тому, что Люси окажется не просто наивной дурочкой, как он и предполагал с самого начала, а полнейшей идиоткой, как оказалось на самом деле, опешил. — Люси, как ты не можешь понять в свои двадцать восемь лет, что мужчины всегда говорят девушкам подобные слова?.. Неужели ты не смотришь телесериалы про любовь, где все только на этом и построено?.. Люси, да неужели жизнь тебя так ничему и не научила?..

Люси окончательно поняла, что имеет в виду ее бывший возлюбленный. — Значит… — начала она срывающимся голосом. — Ты бросаешь меня, Дик?..

Дик едва сдерживал себя, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь гадость. Он знал, что одно неосторожно сказанное слово может испортить абсолютно все — достаточно было этой идиотке пожаловаться Трумену, у которого она, несомненно, пользовалась симпатией, или этому Джеймсу Бонду из столицы штата — Дэйлу Куперу, как любой из них, набрав номер телефона Бенжамина Хорна, который был вынужден прислушиваться к мнению и шерифа, и агента Федерального Бюро Расследований, вне всякого сомнения выгнал бы Дика с работы… Поэтому торговец, постаравшись улыбнуться как можно более естественно, попытался исправить свою очевидную ошибку. — Люси, — начал он тоном, каким учителя младших классов разговаривают с детьми, — Люси, я, может быть, не совсем правильно выразился, а ты не так поняла мою мысль… Я хотел сказать, Люси, — продолжал Дик почти ласково, — я хотел сказать, что мы с тобой просто не сошлись характерами… Ну, ты же достаточно взрослый человек, чтобы понять, что люди бывают разные, что расстаться — это вполне нормально… Миллионы людей в мире сходятся и расходятся, и только такие глупышки, как ты, делают из этого страшную трагедию… Люси, ты же знаешь, как я тебя уважаю, как я ценю твои превосходные качества — прежде всего твой ум, дорогая… Давай расстанемся, так, чтобы у каждого из нас сохранились друг о друге самые лучшие чувства, самые теплые воспоминания… Люси!..

Люси молча слушала, шмыгая носом.

Дика это приободрило — во всяком случае, на этот раз мисс Моран не возражала.

Обрадованный, он продолжил:— Люси… Послушай меня: нам необходимо расстаться… Я иду на этот тяжелый шаг только по одной причине — я не хочу быть для тебя обузой, не хочу сделать тебя несчастной… Люси, милая моя, не надо шмыгать носом… Я всегда приду тебе на помощь, всегда сделаю все, что ты только попросишь… — Дик, вдохновленный своим враньем, в этот момент действительно свято верил во все, что он говорил. — Люси, тебе не надо расстраиваться… Тебе необходимо взять себя в руки… Ну, ты же не ребенок, — он осторожно погладил мисс Моран по голове — на этот раз та не оттолкнула его руку. — Ну пожалуйста, будь умницей, Люси… Ты еще молода, ты обязательно встретишь свою любовь, ты полюбишь по-настоящему, уверяю тебя, твоя жизнь только-только начинается…

Люси, достав из кармана мокрый еще со времени беседы с Элеонорой платок, поднесла его к глазам. Утерев слезы, она подняла голову. — Хорошо, — произнесла она окрепшим голосом. — Хорошо, Дик… Если ты действительно надумал со мной расстаться — пусть будет так… — Вот и отлично!.. — необыкновенно радостным голосом воскликнул Дик. — Я же говорил, что меня в тебе больше всего восхищает — твой ум…

Люси, скомкав платочек, добавила, не глядя на Дика:— Но рожать я все равно буду…

Дик тяжело вздохнул — он понял, что ему вновь придется начинать свои увещевания. — Послушай, — произнес он, — Люси, я никак не могу понять… — Буду рожать! — упрямо сказала Люси. — Хочу — и буду!.. — Но для чего?.. Для чего?.. — Я не хочу делать никаких абортов!.. — воскликнула девушка. — Я считаю, что аборт — это настоящее преступление, это убийство!..

После этих слов Дик не выдержал. — Да какое, к черту, убийство!.. — закричал он на все фойе, — если бы это было убийство, то врачей, которые специализируются на абортах, сажали бы на электрический стул!.. — Буду рожать!..

Дик решил использовать свой последний, самый весомый на его взгляд, аргумент. — Я тебе только что сказал, — раздраженно произнес он, — я только что сказал тебе, что если ты когда-нибудь надумаешь выйти замуж, вряд ли хоть один нормальный мужчина согласиться взять тебя в жены с ребенком на руках — пойми наконец это своей дурьей башкой!.. Да кто захочет возиться с чужим?..

Люси быстро возразила:— Не бойся… Захочет, если действительно любит… На свете есть мужчины, гораздо порядочнее тебя, Дик… Я знаю, что если такой мужчина полюбит меня, то он ни на что не посмотрит — ни на ребенка, ни даже на то, что я не девочка!..

Вспомнив о деньгах, лежавших перед девушкой, Дик коротко кивнул на них. — В последний раз тебя спрашиваю — берешь ли ты эти деньги?..

Люси злобно зашипела:— Ты что, откупиться от меня хочешь?..

Дик молча сгреб банкноты рукой и, сложив, сунул во внутренний кармам. — Не хочешь — твое дело… Как говорят — была бы честь подана…

Эта фраза — «была бы честь подана» — задела Люси за живое. Медленно выйдя из-за стола, она подошла к Дику вплотную, и, стараясь казаться спокойной, зашипела ему в лицо:— А теперь, негодяй, ты развернешься на сто восемьдесят градусов, пройдешь пятнадцать футов по фойе в направлении вон тех дверей, при этом, пожалуйста, придерживай их, потому что там недавно поставили новую пружину и они сильно скрипят, а беременным противопоказаны резкие звуки… Выйдя из полицейского участка, ты повернешь налево, пройдешь к автостоянке, откроешь двери своей «Альфы» и сядешь в автомобиль… После чего заведешь его и, стараясь не задеть другие машины, поедешь в сторону своего универмага… И больше тут никогда не показывайся… — она сделала небольшую паузу и выпалила на прощание: — негодяй!..

Поняв, что этот разговор начисто проигран, Дик молча развернулся и направился прочь.

Мисс Моран, усевшись на свое место, расплакалась навзрыд — сквозь рыдание можно было различить едва уловимое:— Энди… Энди… Почему я так жестоко с тобой поступила?..


Когда судья Клинтон, наконец, отправился отдыхать в гостиничный номер, Дэйл, откинувшись на спинку стула, обратился к шерифу с довольно неожиданным, по мнению последнего, вопросом:— Послушай… Я давно хотел спросить тебя — что ты думаешь об Энди?..

Гарри удивленно посмотрел на своего коллегу. — А почему тебя это интересует?..

Купер улыбнулся. — Просто так…

Гарри с сомнением посмотрел на него. — Ни за что не поверю, что агента Федерального Бюро Расследований, особенно — такого, как ты, Дэйл, может хоть что-нибудь интересовать просто так…

Дэйл продолжил настаивать:— И все-таки…

Трумен, достав из кармана пачку сигарет, открыл ее и, вытащив одну, принялся разминать пальцами. — Ну, что я могу тебе сказать? Полицейский как полицейский… Хотя многие в Твин Пиксе находят его немножко странным… — щелкнув зажигалкой, Трумен прикурил и, выпустив из легких струйку сизоватого дыма, посмотрел на Купера. — Насколько я понял, тебя интересует мой заместитель в контексте его отношений с Люси?..

Купер неопределенно пожал плечами. — Не совсем так…

Трумен, привыкший, что Дэйл, если и говорит об Энди, то только с легкой иронией в связи с романом Брендона и Моран, насторожился…

«Интересно, для чего он завел со мной этот разговор? — подумал Гарри. — У Дэйла что, нету никаких других тем для беседы?.. А может быть, просто от нечего делать? — бросив на сидевшего напротив Купера быстрый взгляд, Трумен решил: да нет, вроде на него не похоже — слишком серьезный вид у Дэйла… Может быть, он решил помирить Энди и Люси?.. Тоже непохоже — Дэйл достаточно умный человек, чтобы понять, что в их взаимоотношения вмешиваться вряд ли стоит… Может быть, хочет спросить об отце Энди, бывшем шерифе этого города?.. Вероятнее всего…»

Стряхнув пепел, Трумен продолжил:— Ну, парень он, конечно, немного странный, но это от неправильного воспитания…

Купер несмело предположил:— Судя по всему, он вырос один, без отца?.. — И да, и нет… Да, Энди, насколько мне известно, единственный ребенок в семье… Его отец был шерифом Твин Пикса целых пять лет… Это был страшный человек — он в кровь избивал свою жену, мать Энди, миссис Элеонору Брендон потому, что считал, будто бы та родила ему сына не от него, а от кого-то другого… Впрочем, правда это или нет, судить не берусь… Муж Элеоноры мог месяцами не жить дома, даже не находя нужным объяснять жене, по какой причине он отсутствует… Элеонора все это стоически переносила — и побои, и издевательства, и бесконечные пьянки своего мужа — я думаю, она просто любила его… Естественно, что личной жизни у нее не было никакой, и она все свои силы решила положить на Энди… Она сюсюкалась с ним чуть ли не до шестнадцати лет, а потом, поняв, что в свое время избрала неправильный метод воспитания, резко изменила тактику, стараясь быть жестче… Мне кажется, именно поэтому Энди и вырос таким затюканным. Ты, наверное, уже успел заметить, какой Энди чувствительный — он до сих пор не может без слез смотреть диснеевские мультики про Белоснежку и семь гномов… Когда я беру его на какие-то очень ответственные задания, обязательно прихватываю с собой валерьянку, — Трумен похлопал себя по нагрудному карману кителя, — это единственное, что действует на Бреидона успокоительно… Точно так же, как на тебя, Дэйл, хороший кофе и вишневый пирог…

Купер слегка склонил голову. — Послушай, а это правда, что Брендон, едва увидав труп Лоры Палмер на берегу океана, сразу же зарыдал навзрыд? — спросил он. — Да, и я сам тому свидетель… А откуда ты об этом узнал? — От Томми.

Трумен слегка улыбнулся. — Чего это ты так развеселился?..

Гарри, затушив окурок, выбросил его в корзину для мусора. — Так… Значит, сдал Брендона Томми… Энди же умолял его об этом никому не рассказывать… — Почему?..

Трумен пожал плечами. — Не знаю… Наверное, Энди все-таки стыдится своей чувствительности, комплексует на этот счет… Впрочем, меня это не касается.

Купер на минуту замолчал — по его виду можно было с уверенностью сказать, что он что-то обдумывает. — Да, Гарри, а во время обыска в доме Лео Джонсона — насколько я помню, Энди проявил небывалую активность… Как ты считаешь, почему?.. — Он всегда был очень исполнителен, — нехотя ответил Трумен, — чего-чего, а этого у него не отнимешь… Может быть, у Брендона маловато фантазии, но исполнительности — будь здоров… — Я думаю, что и с фантазией у него все в порядке, — неожиданно для шерифа сказал Дэйл. — Можешь не сомневаться…

Трумен, механически отвечая на вопросы Купера, никак не мог понять, почему его так заинтересовал этот слезливый полицейский… Предположение о том, что Дэйла интересует отец Энди, не оправдалось — Гарри ясно видел, что тут что-то нечисто… — Послушай, а зачем ты меня обо всем этом спрашиваешь?..

Купер улыбнулся. — Просто я хочу как можно лучше разобраться в этом человеке, — ответил он, — согласись, что Энди очень интересен по-своему…

Гарри охотно согласился. — Да, конечно…

Поднявшись из-за стола, Купер неспешно прошелся по комнате. — Ну, и чтобы не испытывать твое терпение, хотел бы задать тебе еще один вопрос — не бойся, на этот раз последний… — Задавай сколько угодно… Что, опять что-нибудь о моем заместителе?.. — О нем…

Трумен изобразил на своем лице внимание. — Слушаю… — Ты не припомнишь, кто дежурил в госпитале у постели Роннеты Пуласки в тот день, когда в ее капельницу был залит какой-то краситель — ты, может быть, помнишь, Розенфельд…

При упоминании о патологоанатоме Трумен поморщился — до того неприятно ему было только даже слышать об этом человеке. — Вообще-то я не помню, — растерянно произнес Трумен. — Насколько мне известно, в госпитале дежурили трое: Фрэнк Заппа, Энди Брендон и Томми Хогг… Кто в какой день — не скажу точно… Надо справится по журналу, там это наверняка зафиксировано… — обернувшись к Куперу, Трумен то ли в шутку, то ли всерьез спросил: — это был допрос?..

Купер сделал успокаивающий жест. — Если хочешь, можешь считать — да, допрос… — Допрос окончен?.. Я могу быть свободен?.. — Как тебе угодно… — кивнул Дэйл.

Гарри, поднявшись из-за стола, направился к дверям, но тут же услышал за своей спиной голос агента Федерального Бюро Расследований:— И не забудь, Гарри, что мы договорились с тобой насчет мальчиков с книжного склада…

Обернувшись, Трумен ответил:— Конечно же, Дэйл… Одного, но самого лучшего — как я и обещал…


Несмотря на то, что китаец Джонотан приехал в Твин Пике вот уже как несколько дней, он решился навестить Джози не сразу. На это были свои причины: Джонотан, как истый азиат, был очень хитер и, поняв, что в городе происходит нечто загадочное и необъяснимое, решил сперва не спешить и как следует осмотреться.

Наконец, выбрав подходящий вечер, он, купив по дороге самый лучший букет традиционных хризантем, направился в «Дом на холме».

После долгого звонка в двери с той стороны послышался старческий голос:— Кто там?..

Откашлявшись, Джонотан произнес:— Я из Гонконга… К Джози…

Послышался звук отпираемого замка, и на пороге выросла фигура Питера — после смерти жены он выглядел совершенно убитым. — Значит, вы из Гонконга?..

Джонотан очень вежливо улыбнулся. — Да, из Гонконга…

Отойдя в сторону, Питер Мартелл произнес:— Прошу вас…

Спустя несколько минут с лестницы спустилась Джози — едва завидев Джонотана, она тут же бросилась ему на шею и, сказав несколько слов по-китайски, смысла которых Питер, разумеется, не мог понять, обернулась к старику. — Это — Джонотан, — представила она гостя. — Мой двоюродный брат, или, как любят говорить тут, в Твин Пиксе — кузен…

Джонотан показал в улыбке свои белоснежные зубы.

Мартелл протянул руку: — Пит…

Пожав ее, китаец вежливо произнес:— Очень, очень приятно… Ну, а моя сестра, — он кивнул на Джози, — моя сестра уже представила меня… Ну, как тут у вас дела?..

Питер горько махнул рукой. — Очень плохо…

Покачав головой в ответ, Джонотан с неподдельным сожалением произнес:— Да, да, как же, я знаю, я слышал о вашем несчастье… Мне все известно…

Питер с немалым удивлением посмотрел на гостя. — Откуда?..

Джонотан, с готовностью протянув вынутую из кармана газету, развернул ее. — Я все прочитал…

Заметив, что двоюродный брат Джози неплохо владеет английским, Питер с одобрением сказал:— Вы очень правильно говорите, почти без акцента… Наверное, вам и раньше приходилось бывать в Соединенных Штатах?..

Джонотан согласно покачал головой. — Да, конечно же… Я учился в Америке, закончил университет… Я не в первый раз в вашей замечательной стране… — А в Твин Пиксе?.. — Тут я впервые… Вот, выкроил немного свободного времени, решил проведать сестру…

Питер рассеянно поинтересовался — только для того, чтобы поддержать беседу:— Ну, и каковы ваши первые впечатления о нашем городе?..

Джонотан тут же поспешил ответить:— Тут очень, очень красиво… Мне кажется, это просто райский уголок… Мне Джози несколько раз присылала открытки с местными пейзажами, она даже подробно все описывала — и про ваш знаменитый водопад, и про редкое дерево — ель Добсона, кажется, я не ошибся в названии, мистер Мартелл?..

Питер несколько недовольно ответил:— Ну, если вы действительно считаете это место райским уголком… Значит, в понятие рай, по-вашему, входит зверское убийство семнадцатилетней девочки, изнасилование еще одной, покушение на жизнь федерального агента, поджог лесопилки, в результате чего, — голос Питера дрогнул, — в результате чего погибла моя жена Кэт…

Китаец с нескрываемым участием посмотрел на старика Мартелла. — Я все знаю, — произнес он полным соболезнования голосом, — мне известно обо всем… Это так ужасно… Может быть, вам нужна моя помощь?.. Может быть, у вас

сейчас какие-то финансовые затруднения? — Джонотан с готовностью полез во внутренний карман пиджака за кошельком — Питер жестом остановил его. — Может быть, я все-таки могу вам хоть чем-нибудь помочь?.. Не забывайте, — едва заметно, одними только уголками губ улыбнулся двоюродный брат Джози, — не забывайте, пожалуйста, мистер Мартелл, мы ведь с вами родственники…

Пит нехотя поблагодарил китайца, отметив про себя его навязчивость. — Спасибо, я очень признателен вам, Джонотан… Если мне действительно понадобится ваша помощь, я не премину ей воспользоваться…

Джози, поднявшись со своего места, произнесла не то Питеру, не то Джонотану:— Может быть, я приготовлю кофе?.. Правда, — она посмотрела за окно, — правда, час уже поздний, на ночь глядя пить не следует… — она обернулась к кузену: -

как ты думаешь?.. — Я, пожалуй, выпью, — ответил китаец, — кофе поможет преодолеть мне этот… как он называется… географический барьер…

Джози тут же поправила его:— Не географический барьер, а биологические часы, кузен… — Ничего страшного — от этого суть не меняется…

Питер, с кряхтением поднявшись со своего места, неожиданно для китаянки и ее брата сам вызвался приготовить кофе.

Когда тот ушел, Джонотан, проводив его взглядом, обернулся к Джози. — Не понимаю… — пробормотал он. — Не понимаю этого…

Джози быстро спросила:— Чего ты не понимаешь?..

Джонотан, поморщившись, кивнул в сторону кухни, куда отправился Пит. — И как ты могла здесь так долго выдержать?..

Джози пожала плечами. — И как видишь — выдержала…

Джонотан вновь поморщился — будто бы съел что-то очень кислое. — Тут одни провинциалы и чернорабочие… Достаточно одного взгляда, чтобы это определить…

Джози как-то очень обтекаемо ответила:— Ничего не поделаешь, братец, — она усмехнулась, — ничего не поделаешь, Джонотан… У каждого, как ты понимаешь, своя работа… И каждый из нас должен

выполнять то, что ему предназначено, потому что…

Китаец быстро оборвал ее на полуслове:— Твоя уже закончена…

Джози приподнялась со стула. — Неужели?.. — Да. — Что ж, Джонотан… Я очень рада этому…

Джонотан, привстав, посмотрел в сторону кухни и, убедившись, что Питер действительно варит кофе, полушепотом спросил:— Как у тебя дела?.. — Какие?.. — С продажей лесопилки?..

Джози откинулась на спинку стула. — Нормально… — Когда она будет продана?..

Джози равнодушно пожала плечами. — Я думаю — в самое ближайшее время… Тут еще одна небольшая загвоздка — для продажи лесопилки и земли необходима подпись этого Питера Мартелла — согласно завещанию, он прямой наследник всего состояния покойной Кэтрин Пэккард…

Китаец пристально посмотрел на Джози. — А ты уверена, что она действительно умерла?.. Ты знаешь это наверняка?.. — Конечно!..

Джонотан на минуту задумался. — Значит, остается этот старик… Как ты думаешь, тут могут возникнуть какие-нибудь проблемы — может быть, он не захочет продавать ни лесопилку, ни землю?..

Джози поспешила успокоить кузена:— Я думаю, все пройдет без особых осложнений…

Джонотан прищурился — его и без того узкие глаза стали походить на едва различимые щелочки. — Ты действительно в этом уверена?.. — Конечно… Я несколько часов назад говорила с Питером на эту тему — по-моему, он согласен… — Хорошо. Сколько времени займет оформление документов и продажа лесопилки?..

Джози махнула рукой. — Пустяки… Думаю — дня два или три, максимум — четыре, не больше…

Китаец удовлетворенно кивнул в ответ. — Хорошо…

Джози, обернув лицо к своему брату, озабоченно произнесла:— Знаешь, мне кажется, могут возникнуть некоторые проблемы… — Какие же?.. — С Хэнком… — Это не так страшно, как кажется на первый взгляд. Хэнка я беру на себя… — А ты уверен?..

Джонотан утвердительно покачал головой. — Разумеется… — посмотрев в лицо Джози, он поинтересовался:— А что с этим шерифом?..

При этих словах китаянка вздрогнула — она, судя по всему, никак не ожидала, что двоюродный брат задаст ей такой вопрос. — Он для меня ничего не значит… Я просто так с ним встречаюсь — ты ведь должен понять, что я — взрослая женщина и мне необходимо хоть раз в месяц встречаться с мужчиной…

Джонотан нетерпеливо оборвал ее:— Я не об этом…

Китаянка с испугом посмотрела на него. — Тогда о чем же?..

Джонотан сморщился — то ли от презрения, то ли от непонятливости сестры. — Ты сама прекрасно знаешь, что я сейчас имел в виду… — медленно произнес он…

Глава 66

Инкогнито из Сиэтла. — Брендон делает очередную попытку примирения с Люси. — Дэйл Купер арестовывает подозреваемого в убийстве Лоры Палмер.


Бенжамин Хорн, расхаживая по фойе принадлежащей ему гостиницы «Флауэр», с удовольствием поглядывал на проходящих девушек из варьете — они шли на репетицию, и по этому поводу были одеты в полупрозрачные платья, скорее открывавшие, нежели скрывавшие их формы.

Подойдя к одной из девушек, Бенжамин игриво ущипнул ее ниже спины. — Ой, ну почему вы щиплете меня?.. — кокетливо взвизгнула та, — мистер Хорн, очень прошу вас, не надо меня щипать…

Хорн похотливо улыбнулся. — Дорогая, ну как же тебя не щипать, — произнес он, — как же тебя не щипать, если у тебя такая упругая, такая красинаи попа…

После этих слов Бенжамин вновь ущипнул девушку.

Та пронзительно взвизгнула:— Ой!.. Ну я же просила вас, мистер Хорн… В конце концов, мне же больно… У меня может остаться синяк от ваших щипков, и я не смогу работать на сцене…

Мистер Хорн гадко ухмыльнулся. — А я скажу Блэкки, чтобы она освободила тебя на какое-то время от выступлений, — сказал он и вновь ущипнул девушку — та, кокетливо заохав, убрала руку Бенжамина.

В зале появилась Барбара, и девушки быстро исчезли из фойе — Бенжамин никак не мог понять, почему они так боятся новой сотрудницы.

Барбара, подойдя к Хорну, молча указала глазами на какого-то странного, явно приезжего посетителя — выпирающие скулы и желтоватый оттенок кожи выдавали в нем уроженца Юго-Восточной Азии. — Кто это?.. — прошептал своей новой сотруднице Бенжамин.

Та, осмотревшись вокруг, так же тихо прошептала ему в ответ:— Не знаю… По-моему, он хочет у нас заселиться… Наверняка приезжий. Внимательно осмотрев приезжего, Бенжамин немного засомневался. — Ты думаешь, это и есть тот самый знаменитый журналист Вэнс?.. Он что — японец или вьетнамец?.. Почему ты мне об этом раньше не сказала?..

Подойдя поближе к хозяину, Барбара наклонилась к его уху. — Никто ничего не знает, — таинственно зашептала она. — Может быть, это и есть тот самый Вэнс… Я же говорила вам, что он, как хамелеон, может принимать любые облики… Если уж в гареме арабского князька, где он больше месяца жил под видом евнуха, его никто не смог раскусить, то у нас, в Твин Пиксе…

Бенжамин, обернувшись к Барбаре, в то же время старался держать в поле зрения и загадочного господина из Юго-Восточной Азии. — Попробуй выяснить хотя бы, — произнес он, — как его имя и откуда он приехал… — Хорошо, — бросила Барбара и рысцой кинулась выполнять распоряжение своего начальника.

Зайдя за барьер, отделяющий место гостиничного портье от фойе, Барбара что-то очень быстро шепнула стоявшему там человеку — он быстренько удалился.

Спустя несколько минут к месту портье подошел загадочный постоялец. — Я хотел бы поселиться у вас, — произнес он на довольно хорошем английском. — Не слишком долго, всего на несколько дней…

«Наверняка — это и есть тот самый знаменитый журналист, — подумала Барбара, — думает, загримировался под японца, так никто его тут и не узнает… Эти, в Сиэтле, наверное, считают наш городок забитой провинцией, думают, что в Твин Пиксе одни старые маразматики, вроде старика Хилтона… Они ошибаются, еще как ошибаются… Мы, провинциалы, может быть, и не столько видели на своем веку, но тоже кое в чем разби раемся… Особенно в загримированных под иностранцев журналистах…»

Видимо, у японца были больные глаза, и яркий свет резал их. Достав из кармана большие солнцезащитные очки, он нацепил их на нос.

Это также не укрылось от внимания Барбары.

«Понятно, — подумала она, — еще и очки надел… Я-то прекрасно понимаю, что значит эта уловка… Барбару не обманешь, Барбара отлично разбирается в подобных вещах…»

Японец, постояв у стойки, вежливо поклонился и произнес:— Так могу ли я поселиться у вас?..

Барбара изобразила на своем лице необычайную доброжелательность. — Конечно, конечно… — она, открыв шуфляду с ключами, протянула японцу ключ от самого лучшего номера, — пожалуйста, мистер… — Накамуро, — представился японец. — Меня зовут мистер Накамуро… — Пожалуйста, мистер Накамуро, — любезно продолжила Барбара. — Скажу вам по секрету, этот номер — самый лучший во всей гостинице…

Барбаре почему-то показалось, что японец, который неплохо владел английским, умышленно коверкает слова, чтобы изобразить иностранный акцент.

«Меня не проведешь, — с гордостью подумала она, — Меня не обманешь…»

Слегка наклонив голову, Барбара как бы вскользь поинтересовалась:— А откуда вы прибыли, если, конечно, не секрет?..

Японец ощерил в усмешке мелкие зубы. — Ну почему же секрет, — улыбнулся он, — я приехал из Сиэтла… — Как, из самого Сиэтла?..

Накамуро наклонил голову в знак согласия. — Да… А почему вы меня об этом спрашиваете?.. — Видите ли, — начала Барбара, — вы так хорошо говорите по-английски… — …что вы решили, будто бы я прибыл из Японии, не правда ли?

Барбара закивала в ответ. — Да, именно так я и решила…

Накамуро вновь улыбнулся: — Я действительно японец, я там родился и вырос, но вот уже довольно долго живу в этом штате… У меня в Сиэтле небольшая фирма…

«Как он, однако, складно врет, — подумала Барбара, — и не покраснеет… Он такой же точно японец, как и я…»

Накамуро потянулся во внутренний карман.

«Интересно, как он будет расплачиваться, — с нетерпением подумала Барбара, — насколько я знаю, Вэнса можно узнать только по тому, как он расплачивается… Если он сейчас преложит мне наличные…»— Каким образом вы хотели бы расплатиться? — спросила Барбара. — Чек?.. Кредитная карточка?..

Накамуро покачал головой. — Нет. Я предпочитаю наличные…

«Точно — он, — Барбара окончательно утвердилась в мысли, что перед ней — никакой не японец Накамуро, владелец какой-то фирмы в столице штата, а самый настоящий Вэнс, только загримированный под японца. — И как это ему удалось так загримироваться?..» — подумала она. — Значит, наличные?.. — на всякий случай, для уверенности переспросила Барбара.

Японец протянул ей несколько банкнот. — Этого достаточно?..

Барбара, увидев, что сумма, предложенная клиентом, немного превышает положенную, поспешно ответила:— О, да… Более чем достаточно… — Сдачу оставьте себе, — важно произнес постоялец и, взяв ключи, направился в свой номер.

«Ни за что мне никто не поверит, что сегодня я получила чаевые от самого Вэнса, — с гордостью подумала Барбара. — Жаль только, не догадалась я у него попросить автограф… Ну, ладно, надеюсь, сегодня я его еще обязательно встречу…»

Набрав номер закусочной Дженнингсов, Барбара заорала в трубку:— Алло, Норма?..

С той стороны провода послышался знакомый голос:— Да… Чего ты так громко кричишь, Барби?.. Что-то случилось?.. — Еще бы!.. Только что я разговаривала — знаешь с кем?.. — С кем?.. — Да с самим Вэнсом…


Продолжительная и тяжелая беседа Люси с Диком не укрылась от внимания Энди. За эти несколько десятков минут он успел и страшно расстроиться, и несказанно обрадоваться: расстроиться потому, что узнал, что кроме него, Люси встречалась еще и с этим гадким, по мнению Брендона, типом, а обрадоваться по той причине, что Люси прогнала этого мерзкого типа от себя.

Походив по фойе, Брендон решил еще раз попытать счастья.

Решительно подойдя к рабочему столику мисс Моран, он произнес:— Люси!..

Та отвернулась.

Энди решил действовать до конца. — Люси!.. — произнес он более настойчиво.

Мисс Моран едва заметно кивнула. — Да…

Набрав в легкие побольше воздуха, Энди произнес:— Люси, я так виноват перед тобой…

Люси ожидала от Брендона чего угодно, но только не этого.

Подняв глаза, она тихо-тихо прошептала:— Энди…

Брендон продолжал:— Люси, я хочу извиниться перед тобой за недоразумение, которое случилось по моей вине… Дело в том, Люси, что моя матушка…

Мисс Моран мягким жестом остановила Брендона. — Не надо об этом…

Энди ничего не понял.

«Я ведь хочу перед ней извиниться, — подумал он, — а она даже слушать не хочет… Наверное, все-таки сильно обиделась…»— Энди… — прошептала Люси. — Я хочу сказать тебе, что ты…

Брендон, подумав, что Люси хочет сказать ему что-то о недавнем скандале, который устроила в полицейском участке его матушка, поспешно перебил:— Люси…

В свою очередь Люси решила, что Брендон сейчас выскажет все, что думает по поводу ее измены с этим отвратительным Диком. — Энди… — Люси…

Отерев платком набежавшие слезы, мисс Моран плаксиво произнесла:— Энди, можно я скажу тебе одну вещь…

Брендон часто-часто заморгал. — Не надо, Люси… — Но почему, почему?..

Брендон, украдкой утерев набежавшую слезу, посмотрел на девушку. — Я так виноват перед тобой…

Люси удивленно подняла голову. — Энди!.. Что ты такое говоришь?..

Энди сделал очень серьезное выражение лица. — Да, Люси, то, что произошло тут несколько часов назад, черным пятном ложится на мою совесть…

«Какой же он все-таки, благородный человек, — подумала Люси, — какой он благородный, какой искренний, какой честный… И почему я этого раньше не замечала?.. Где были мои глаза, мои уши?».

Энди с сосредоточенным видом продолжал, стараясь не встречаться с Люси взглядом:— Люси, мне так стыдно…

Люси нежно прервала Брендона:— За что?..

Энди, низко склонив голову, едва слышно произнес:— За тот скандал, который учинила тут моя матушка… — Энди запнулся, со страхом ожидая реакции Люси. — Однако я ей сказал все, что думаю по этому поводу, — тут же добавил Брендон. — Я сказал ей, что если она не придет к тебе и не извинится, я… я уйду из дому!..

Люси благодарно всхлипнула. — Энди, — сказала она, — я тоже во многом виновата перед тобой…

Брендон улыбнулся. — Ты имеешь в виду… того мерзкого типа, что приходил?..

Мисс Моран стыдливо опустила глаза, — Да…

Брендон, подойдя к ней, положил руку на плечо. — Все будет хорошо, Люси, — произнес он, — не волнуйся — все будет хорошо…

Люси подняла глаза. — Я беременна…

Брендон кашлянул. — Я беременна, — с трудом сдерживая слезы, повторила Люси. — Я знаю, — глухо сказал Энди. — Что мне делать… Этот Дик хотел всучить мне деньги, чтобы я сделала аборт… Энди, дорогой, что ты мне посоветуешь?.. — Что ты!.. — воскликнул Брендон. — Что ты, как ты могла подумать!.. Никаких абортов!.. Я буду любить этого ребенка, как своего собственного… Не надо этого делать — я люблю детей, я люблю все живое…

Люси, всхлипывая, повисла на плече Брендона… В этот момент огонек селектора, что стоял на столе миссис Моран, замигал. — Слушаю вас, — произнесла Люси, с трудом оторвавшись от Энди.

Из динамика послышался голос шерифа:— Люси, как ты себя чувствуешь?.. — Спасибо, Гарри, неплохо… — Послушай, а Брендона тут нигде нет?..

Тронув Энди за рукав, Люси прошептала:— Это тебя… И зачем нас Гарри отвлекает в такую ответственную минуту?..

Энди наклонился к микрофону. — Слушаю… — Энди, — произнес Трумен, — не мог бы ты сейчас зайти ко мне?..

Энди с явным неудовольствием произнес:— Мог бы…

Спустя минуту он стоял на пороге кабинета Трумена. По его выражению лица, а также по очень серьезному и сосредоточенному взгляду бывшего тут же агента Купера Брендон понял, что ему предстоит серьезный разговор.

«Наверное, о Люси», — почему-то подумал заместитель шерифа.

Трумен мягким движением указал на кресло. — Прошу…

Энди уселся. Разговор начал Дэйл. — Послушай, Энди, — произнес он, — недавно звонил из клиники доктор Уильям…

Энди вздрогнул.

«Неужели док предал меня?.. — пронеслось в голове Энди, — неужели…»

Купер, стараясь казаться невозмутимым, продолжал: — Так вот, доктор Уильям сказал, что у тебя, оказывается, очень редкая группа крови…

«Слава Богу, не знает», — облегченно подумал Брендон. — …точно такая же, какая была на носовом платке погибшей Лоры Палмер…

В помещении зависла тяжелая пауза.

Наконец, Энди понял, в чем дело. Вскочив с кресла, он воскликнул:— Вы что, подозреваете… меня?..

Купер коротким жестом приказал Энди сесть на прежнее место. — Да, — произнес он. — Да, Энди, я действительно подозреваю тебя в этом преступлении… Все факты говорят, что Лору Палмер убил именно ты… Во-первых, — начал перечисление Дэйл, — этот анализ крови. Экспертиза установила, что группа крови не может принадлежать ни Лео Джонсону, ни Жаку Рено, ни кому-нибудь еще… Скорее всего, это твоя кровь… Далее — вспомни, как горько ты рыдал, едва увидав труп Лоры Палмер… Это еще не все — только что я выяснил, что в тот день, когда в капельницу Роннеты Пуласки был налит какой-то краситель — в тот день в клинике дежурным был именно ты… Следовательно — и это твоих рук дело… Вспомни, Энди, какую необыкновенную прыть проявил ты при обыске в доме Лео Джонсона… И, наконец, главное, — Купер кивнул ил ботинки Брендона, — твои ботинки точно такие же, как и те… Я думаю, этого более чем достаточно…

Энди оторопело посмотрел на Трумена — тот только развел руками, всем своим видом показывая, что факты — вещь упрямая.

Энди попробовал оправдаться:— Но, агент Купер, я не виноват, я действительно не виноват… Скажите, обдумайте… — от необычайного волнения язык Брендона заплетался, — скажите, для чего мне было убивать дочь адвоката Лиланда?..

Купер пожал плечами. — Наверняка у тебя были какие-то скрытые мотивы для этого преступления… — он говорил, как показалось Брендону, таким тоном, будто бы был абсолютно уверенным в его вине. — Это предстоит установить суду…

Неожиданно для Энди Купера поддержал и Гарри:— А потом, — произнес он, — вспомни, кто стрелял в Жака Рено?..

Брендон недоуменно посмотрел на Трумена. — Я…

Гарри покачал головой, — И для чего ты это сделал?..

Брендон замешкался. — Ну как, для чего… Он же выхватил у полицейского пистолет… Он мог кого-нибудь застрелить… Тебя, например. Ты же сам неоднократно говорил мне, что если бы не я, ты бы наверняка очутился на том свете…

Гарри сокрушенно покачал головой. — Энди, Энди… Как я, однако, ошибался в тебе… Как я доверял тебе, Энди, и как жестоко ты меня обманул… — Но, Гарри, я же спас тебе жизнь… — А мне кажется, ты стрелял в Жака Рено только лишь по той причине, что хотел преднамеренно убить его… — Ну да… Он же мог убить тебя, Гарри… Разве не так?.. — Но тогда ты думал о другом — ты хотел убить его раньше, чем он попадет в руки полиции… Наверное, этот крупье слишком много о тебе знал… Просто ты убивал нежелательного свидетеля, только и всего… Разве это не так, Энди…

Перед глазами Брендона поплыли огромные фиолетовые круги, он ничего не видел, не слышал, и, будто бы сквозь сон, до него доносились голоса Купера и Трумена:— …хотел замести следы… — … не выдержал, когда увидел на берегу труп своей жертвы… — …незаметно подлил краситель… — …думал, что в форме полицейского ему удастся осуществить… — …он был в тайном сговоре с наркомафией и имел сомнительные дела с Жаком Рено… — …коррупция… — …честь мундира…

Неожиданно в голове Энди пронеслось: «А как же те видения, о которых говорил Купер?..»

Взяв себя в руки, Брендон медленно произнес, стараясь не смотреть ни на Купера, ни на Трумена. — А как же тот длинноволосый блондин с крепкими зубами, который пригрезился и Мэдлин, и Сарре Палмер, и еще много кому?.. Как же эти странные слова — «Совы не то, чем они кажутся?..»

Купер махнул рукой. — Это из области мистики, Энди… А в Федеральном Бюро Расследований мистикой не занимаются… Оставьте это дело чернокнижникам, магам и старым маразматикам, вроде миссис Тернер…

Энди, поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, как-то сразу сник.

Нажав кнопку селектора внутренней связи, шериф произнес:— Люси?..

Из динамика послышался голос мисс Моран:— Да… — Люси, мне очень неприятно тебе это говорить, но Энди Брендон арестован… — За что?!..

Шериф покачал головой. — Люси!.. Наберись мужества!.. Энди Брендон арестован по подозрению в убийстве Лоры Палмер…

Из динамика послышались горькие рыдания — настолько громкие, что шериф сразу же выключил селектор. — А теперь — попрошу отдать мне оружие, — скомандовал он Энди.

Тот, послушно отстегнув от пояса кобуру с револьвером, протянул ее Трумену.

Стараясь не смотреть Брендону в глаза, Гарри тихо сказал:— Что сделаешь — так уж получилось, — он покосился на Купера, как бы давая понять, что он, шериф, тут ни при чем. — Это всего только подозрения… Надеюсь, суд разберется и все расставит на свои места… — достав из выдвижного ящика своего стола блестящие, еще в заводской смазке, наручники, Трумен расстегнул их и подошел к Энди — тот с готовностью протянул руки…


Купер держал путь в «Дом у дороги». Он ехал не на предельной скорости — одна рука была занята рулем, в другой он держал диктофон. — Даяна, Даяна, — начал он, — у меня за сегодня главное известие — арест Энди Брендона. Я приказал арестовать его по подозрению в убийстве Лоры Палмер, по подозрению в насилии над Ронни Пуласки, мне кажется, что он был связан с Жаком и Бернардом Рено, хотя тщательно маскировался… Все произошло, как в классическом детективе — преступником оказался тот, кого следовало меньше всего подозревать… Не знаю, что скажет на этот счет Розенфельд — он почему-то уверен, что с моей психикой творится что-то неладное, хотя, честно говоря, я думаю, что ему, как никому другому, следует обратить внимание на собственную… Недавно он сказал мне, что я надиктовываю тебе, Даяна, какую-то чушь… Розенфельд утверждает, что это только потому, что я не пью минеральной воды, предпочитая ей кофе, сваренное на той, что течет изо всех водопроводных кранов этого города… Не знаю, мне кажется, я просто переутомился… Со мной действительно происходит что-то не то, мне просто надо как следует отдохнуть, я и сам прекрасно это чувствую… Как бы то ни было, а Твин Пикс — это, наверное, самый странный город из всех, где до сего времени мне приходилось бывать. Тут происходят совершенно невероятные вещи… Очень многое просто не поддается объяснению с точки зрения здравого смысла. Я, например, никак не могу понять, кто загонял жертвам под ногти квадратики бумаги с вырезанными из порнографического журнала буквами — неужели, действительно Брендон? Мои странные видения, одно из которых одтвердилось, также необъяснимо… И кто же, наконец, этот длинноволосый блондин с крепкими зубами, портреты которого висят теперь на каждом перекрестке Твин Пикса?.. Все это по крайней мере странно… Мне сейчас трудно сказать, какова роль того однорукого торговца обувью — видимо, тот призрак, который напомнил мне старика Хилтона в молодости, имел в виду именно его, когда говорил: «Он показывает без всякой химии…» И куда исчез сам торговец — словно сквозь землю провалился… До сих пор не могу понять, кто и для чего поджег лесопилку. Вполне возможно, что Кэтрин не сгорела, а где-то спряталась, выжидая, как будут разворачиваться события дальше… Наконец, мне совсем не ясно, кто стрелял в меня — неужели Брендон?.. Ни за что в это не поверю — ведь как раз в тот момент я разговаривал с ним по телефону… Тогда, может быть, кто-то другой?.. Но кто же?.. И кто мог оглушить в парке доктора Лоуренса Джакоби?.. Даяна, Даяна, сегодня я случайно встретил старика Хилтона — представляешь, он почему-то так нервничает, что вновь начал курить. Так вот, Даяна, самое главное: старик Хилтон сказал мне, что убийца, по всей видимости, еще на свободе… И, как это ни странно, у меня есть все основания верить этому маразматику… Так что основные события еще впереди…

Послесловие

«Расследование Убийства» — вторая их трех книг трилогии новеллизаций Джона Томпсона «Твин-Пикс», опубликованной в начале девяностых белорусским издательством БАДППР. Наверняка, вскоре после публикации этой электронной версии книги на мой почтовый ящик полетят вновь многочисленные вопросы о времени публикации третьей части, и дабы их предупредить, напишу прямо сейчас — я не знаю, когда книга «Кто убил Лору Палмер» появится в электронном формате. J

Конечно, мы будем стараться сделать это максимально быстро, но просим учесть, что процесс очень трудоемкий. Это и сканирование источника, и распознавание текста и последующая работа с ним. На все это уходят часы работы. И, естественно, мы будем очень признательны всем, кто захочет нам помочь! Попутно, приношу благодарность и всем тем, кто уже откликнулся!

Далее — немного о второй книге. В процессе работы над ней о книгах Томпсона удалось выяснить уже довольно много, и если во вступлении к первой части я только лишь предполагал, что книгу писал не американский писатель, а группка отечественных, то на этот раз информация уже проверенная. Так и есть! Никакого Томпсона в природе не существует. Это — проект предпринимательных белорусских бизнесменов. Книга писалась в сжатые сроки, литературного редактора у проекта не было, отсюда очень низкое качество книги. Авторы писали ее только лишь на основе пиратских видео-кассет.

В книге «Расследование Убийства» очень много несуразиц, с которыми мы, по мере работы над электронной версией старались бороться. Это и путанина с названиями казино Бена Хорна — то «Одноглазый Джек», то «Одноглазый Валет». Это и повторяющиеся эпизоды. Это и обилие грамматических и орфографических ошибок, которое мы несколько сократили.

Многие ошибки связаны с тем, что авторам этого творения было лень даже вслушиваться в произносимый текст. К примеру, фраза внука миссис Трэмонд (в книге миссис Тернер) — «У меня одинокая душа», — на французском звучит как “Jesuisuneamesolitaire”. Авторы книги пишут — Эй Эм Эн Шай Да Тэр. При переводе в электронный формат эти слова мы заменили оригинальным написанием.

Больше всего не нравится мне нестерпимое желание авторов увеличить объем произведения, что делается путем ввода «побочных» линий, таких как линия матери Энди. Перекручена и история с Уиндомом Эрлом, напарником агента Купера, который в книге приезжает в город, чтобы помочь Куперу в расследовании, но больше никогда в книге не фигурирует.

И еще очень задевает извращенное отношение к персонажам сериала. Майор Бриггс (в книге — майор Таундеш), один из самых интересных, самых мудрых персонажей, здесь неоднократно называется «тупым солдафоном» и «маразматиком». Вдобавок к этому, еще одна побочная ветка — отрывок из фильма «Хищник», который выдается за автобиографическое произведение отца Бобби (никогда бы не подумал, что лица Шварцнеггера к старости так преобразится!).

Не могу дальше не вспомнить отрывок, особенно мне запомнившийся:


«Поднявшись со своего места, Блэкки походкой сомнамбулы прошла к столу и, открыв пробку графина, жадно отхлебнула из горлышка; по подбородку хозяйки „Одноглазого Джека“ потекла вода, кадык, большой, как у мужика-лесоруба, быстро заходил взад-вперед — от этого зрелища девушку (Одри — прим. редактора)едва не вытошнило».


Еще бы не вытошнило! Бедняжке Одри, пожалуй, впервые довелось увидеть перед собой женщину с адамовым яблоком!

И подобного рода откровенных ляпов в книге много! Она ими изобилует!

Замечательные монологи Купера для Дианы, гениальные высказывания Альберта, монологи майора Бриггса, — все это теряется в вихре графоманской отсебятины!

Арест Энди вообще выглядит нелепо. Купер в книге строит обвинение на одном только факте совпадения группы крови Энди и той, что была на окровавленном платке возле места убийства Лоры Палмер. Ввиду столь неожиданной информации, Купер даже не удосуживается спросить Энди о наличии алиби, а уж как замечательно на общем фоне звучат слова шерифа (которого Томпсон до последних страниц в книге будет называть «карьеристом»): «Энди, Энди… Как я, однако, ошибался в тебе… Как я доверял тебе, Энди, и как жестоко ты меня обманул…» . Как эти слова в духе «Твин Пикса»!

Ну, и на сладкое, фраза от Купера, человека, искавшего ключи с помощью кидания камней, разгадывания снов, видевшего Великана, давшего ему три почти культовые среди поклонников «Твин Пикса» подсказки, верящего в Боба и т.д. в диалоге с Энди:


…(говорит Энди):— А как же тот длинноволосый блондин с крепкими зубами, который пригрезился и Мэдлин, и Сарре Палмер, и еще много кому?.. Как же эти странные слова — «Совы не то, чем они кажутся?..»

Купер махнул рукой. — Это из области мистики, Энди… А в Федеральном Бюро Расследований мистикой не занимаются… Оставьте это дело чернокнижникам, магам и старым маразматикам, вроде миссис Тернер…


Длинноволосый блондин с крепкими зубами, если кто не догадался, — БОБ!

Но, несмотря на все это, злосчастная трилогия Томпсона остается востребованной. Люди по-прежнему стремятся читать ее, потому что это — единственная более-менее полная новеллизация «Твин Пикса». И я знаю, что, дочитав второй том, вы, вероятнее всего, захотите прочесть и третий. И он будет опубликован на сайте «Украинского Клуба Твин Пикс», как и было обещано. Однако, как поклонник сериала и как администратор украинского сайта о нем, я бы все же рекомендовал в первую очередь смотреть именно сериал.

Пожалуй, даже самому талантливому литератору придется серьезно попотеть, чтобы передать хотя бы малую часть тех чувств, тех впечатлений, что рождают в сердце невероятная история «Твин Пикс», великолепные режиссура и игра актеров, прекрасный визуальный ряд и чарующая музыка Анджело Бадаламенти.

Томпсону (пусть группка писак, сотворившая сей продукт, так и называется) это не удалось и подавно…

По многочисленным просьбам, мы продолжим работу над следующей частью книги и ждем помощи от тех из вас, которые желают читать ее дальше! Для этого прошу писать на мой почтовый ящик — [email protected] . Спасибо за терпение и понимание! Спасибо, что вы с нами!



С уважением, XoBIT


на главную | моя полка | | Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2 |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 14
Средний рейтинг 4.4 из 5



Оцените эту книгу